К ЧИТАТЕЛЯМ

Общественно-политический
и научно-популярный иллюстрированный
журнал Советского фонда культуры
и Госкомиздата СССР
Главный редактор

В.П.ЕНИШЕРЛОВ

Редакционная
коллегия

С. С. АВЕРИНЦЕВ
A. Е. БАСМАНОВ,
редактор отдела искусства
Ю.В.БОНДАРЕВ
Т.П.БУАЧИДЗЕ
B. В.БЫКОВ
Д.А.ГРАНИН
Ю. А.ЗАРУБИН,
ответственный секретарь
И.Я.ЗИЕДОНИС
Д.К.ИВАНОВ,
заместитель главного редактора
B. Я. ЛАЗАРЕВ,
редактор отдела литературы
Д. С. ЛИХАЧЕВ
Д.Ф.МАМЛЕЕВ
Г.В.МЯСНИКОВ
Е .Е .НЕСТЕРЕНКО
Б.И.ОЛЕЙНИК
C. Н. РАЗГОНОВ
А.А.РЮМИН,
главный художник
Т.САДЫКОВ
Г.В.СВИРИДОВ
С.О.ШМИДТ
Э.Ю.ЮСУПОВ

с.в.ямщиков
в.л.янин

Оформление и макет А А .Р ю м и н а, А.Ф.Быкова
при участии Н.Л.Неретиной
Шрифтовое оформление обложки
Е .М .Добровинского
© Журнал “Наше наследие", 1988
119121, Москва, 1-й Неопалимовский пер., 4
Телефон: 244-00-12
Москва. Издательство “ Искусство”
Сдано в набор 10.05.88. Подписано в печать 5.05.88. А06527
Формат 60 х 90 1/8. Уч.-изд.л.28,24. Усл.псч.л. 20
Тираж 200 000 экз.

Журнал печатается
на полиграфической базе корпорации
“Максвелл комьюникейшн корпорейшн” .
Великобритания
Magazine is printed
by Maxwell Communication Corporation
Great Britain
На первой обложке:
Московский Кремль. Вид со Спасской башни
Фото Н. Рахманова

Первый номер журнала “Наше наследие” выходит в свет в
эпоху революционной перестройки, которой живет страна.
Демократия и гласность, базирующаяся на полной истори­
ческой правде, - вот основы этого процесса.
Советский фонд культуры, чьим изданием является но­
вый журнал, призван всемерно помогать активизации и
демократизации культурной жизни страны, способствовать
сохранению и приумножению отечественного культурно­
исторического наследия. Освещение программ СФК, уча­
стие в их реализации - одно из направлений работы ре­
дакции.
Мы видим свою задачу в том, чтобы вести диалог с
минувшим ради будущего, чтобы исследовать значение
культурного наследия в современном мире, добиваться
усиления его влияния и роли в обновлении нашего обще­
ства, в борьбе за перестройку.
Отечественное многонациональное литературное,
историческое, философское, художественное наследие,
фольклор, искусство народных мастеров, архивные публи­
кации, рассказы о личных коллекциях, материалы о про­
блемах сохранения, реставрации, использования памятни­
ков истории и культуры - вот лишь некоторые направле­
ния работы журнала.
Обращаясь постоянно к прошлому, “Наше наследие” не
будет замкнуто в истории. Культурная жизнь наших дней с
ее проблемами, сложностями и достижениями найдет до­
стойное место на страницах журнала. Свою точку зрения
на современный культурный процесс выскажут видные
ученые, писатели, художники, музыканты, деятели театра,
педагоги, журналисты...
Наши читатели познакомятся с произведениями отече­
ственного искусства и архивными документами, по тем или
иным причинам оказавшимися за рубежом. Журнал будет
всячески содействовать выполнению программы Совет­
ского фонда культуры “Возвращение” .
Наше наследие...
Это бесценное народное достояние мы получили от от­
цов, прадедов и далеких пращуров и должны, любовно
сберегая и неустанно приумножая, передать тем, кто идет
нам на смену. Чтобы воспитывались уважение к великому
историческому пути, пройденному нашим народом, и гор­
дость за свою отчизну. Чтобы не прерывалась связь вре­
мен. Чтобы подлинная культура могла вечно нести духов­
ность, красоту, правду, творя добро и утвержая истину.
Ныне все более заметны ростки политики нового мыш­
ления, провозглашенной нашей партией и государством,
укрепляются доверие и связи общественности разных
стран. Практическим проявлением этого благотворного
процесса стало соглашение между Советским фондом куль­
туры и корпорацией “Максвелл комьюникейшн корпо­
рейшн” о печатании журнала “Наше наследие” в
Великобритании.
Хочется надеяться, что новое издание вызовет ваши
отклики. Пожалуйста, пишите нам. Присылайте материа­
лы домашних архивов: воспоминания, письма, документы,
рисунки, фотографии. Мы будем благодарны вам, дорогие
друзья, за критические замечания, анализ наших публика­
ций, за предложения новых тем и идей.
Редакция журнала

ПАМЯТЬ
ПРЕОДОЛЕВАЕТ
ВРЕМЯ
Наше время отличается об­
Клюева, Набокова. . . Еще
острившимся интересом к исто­
не до конца оценен тот вред,
рии и культурному наследию.
который был нанесен ими на­
Это меня очень радует, но и
шей культуре, нашей нравст­
заставляет подчеркнуть, что
венности, нашему патриотиз­
технический прогресс, самые
му. В.И.Ленин призывал обога­
высочайшие достижения ес­
щать память «знанием всех
тественных наук, экономики
тех богатств, которые вырабо­
и так далее в конечном счете
тало человечество», но на пу­
служат развитию человеческой
ти этого обогащения памяти,
культуры, если принять поня­
нравственного совершенство­
тие «культура» в его широ­
вания народа поставлена была
ком, гуманистическом смыс­
стена отрицания истинных ху­
ле. Природа создала челове­
дожественных ценностей, забка с его колоссальными, до сих
É вения и замалчивания целых
пор в большей своей части не­
I исторических периодов и ис­
реализованными творческими
торических деятелей, система
возможностями. Постепенно
бюрократизма. И плодилась
раскрывая эти возможности,
серость, безликость — в ли­
Д.С. Л И Х АЧЕВ,
человечество рождает про­
тературе, живописи, архитек­
академик, председатель правления
изведения высочайшей культу­
туре и т.д. Мне совершенно
Советского фонда культуры
ры. Их мы называем памятни­
ясно, например, почему неко­
ками. Памятники культуры
торые современные писатели
могут быть самыми разно­
активно выступают против пуб­
ликаций тех литературных произведений, которые де­
образными — это и народная песня, и костюм, и тво­
сятилетия не могли найти место в наших изданиях.
рение зодчего, поэта, художника, плотника, камне­
реза, кузнеца. . . Перечислять можно бесконечно. П о­
Да потому, что на этом фоне их собственные произ­
ведения будут выглядеть ничтожно. И об этом следу­
казатель культуры — отношение к памятникам.
ет говорить прямо. Но отрицание прошлого, забве­
Два чувства дивно близки нам,
ние основных нравственных принципов, нравствен­
В них обретает сердце пищу:
ных заповедей оказалось чрезвычайно опасным. Ведь
Любовь к родному пепелищу,
те молодые люди, которые в одной из острых передач
Любовь к отеческим гробам.
цикла «12-й этаж» заявили, что все церкви похожи
друг
на друга и потому их надо уничтожить, оставив
Животворящая святыня!
на память одну, а на освободившемся месте построить
Земля была б без них мертва. . .
дискотеки, — не виноваты. Им не рассказали, их не вос­
питали, им не привили любовь к прошлому, основанную
Мудрость Пушкина, мудрость его поэзии явствен­
на знании.
ны в этих строках. «Животворящая» любовь к «оте­
Есть, конечно, и другая молодежь. Вспомним хотя бы
ческим гробам» — одна из основ культуры. Именно па­
печальную историю, происшедшую с гостиницей «Ан­
мять помогает человечеству преодолевать время, она
накапливает то, что называется культурой. Беспамят­
глетер» в Ленинграде, последним прибежищем Сергея
Есенина. Не посоветовавшись с ленинградцами, старое
ство — разрушительно, память — созидательна.
здание решили снести. И молодежь в этом случае проя­
Агрессивно беспамятны были те, кто в тридцатых
вила себя очень хорошо. Группа «Спасение» организова­
годах взорвали гробницу Петра Багратиона на
ла дежурство у гостиницы, фиксировала все моменты
Бородинском поле и построенный на народные деньги
в честь победы над Наполеоном храм Христа Спа­
разрушения памятника, сделала все возможное, чтобы
разрушение предотвратить, остановить. Не ее вина, что
сителя в Москве, те, кто ломали Собачью площадку,
это не удалось.
запрещали печатать Ахматову, Цветаеву, Гумилева,
Подобные примеры активного отношения к сохранеПастернака,
Платонова,
Зощенко,
Ходасевича,

современность и культ ура

нию культурного наследия, памятников истории и куль­
туры можно приводить и далее. И все же я считаю, что
одной из основных задач недавно созданного Советского
фонда культуры должна стать постоянная, широкая,
последовательная культурно-просветительская работа.
Варианты ее могут быть различны, но в результате
деятельность Фонда культуры должна ощущаться и в
семье, и на производстве, и в вузе, и особенно в школе.
Задача, конечно, необычайно сложна, но лишь ее реше­
ние оправдает существование нашей организации. Для
того чтобы культура вошла в сознание всех людей нашей
страны, и нужна просветительская работа. Недаром ог­
ромное значение и роль культуры для нашего общества
особо отмечалось М.С.Горбачевым на февральском
(1988 года) Пленуме ЦК КПСС. В своей речи «Рево­
люционной перестройке — идеологию обновления» он
напомнил и подчеркнул: «Старая истина гласит: только
на хорошо ухоженной почве культуры вырастает новый
культурный пласт. Сам марксизм возник на столбовой
дороге мировой культуры. Большевизм впитал в себя
передовые гуманистические традиции великой культуры
России. Богатство и гуманизм «старой» культуры— а мы
знаем, как высоко ценил ее В.И.Ленин, — стали круп­
нейшим вкладом в мировую цивилизацию. Именно на
ней воспитывались люди, возглавившие нашу револю­
цию. И сейчас мы должны смело, энергично наращивать
и расширять культурный пласт перестройки, используя и
развивая все духовное богатство, созданное нашими
предшественниками».
Массами должна овладеть идея культуры. Отсюда вы­
текает еще одна цель Фонда — гармоническое развитие
личности, которое явится залогом сознательного и твор­
ческого отношения к культурному наследию. Нашим
будущим владеет молодежь. Надо возродить у молодежи
веру в культуру. Надо возродить у молодежи гордость
своей начитанностью, знанием памятников классиче­
ской литературы, своей эстетической требовательно­
стью. Вот почему молодежные программы я вижу как
важнейшие в деятельности Советского фонда культуры.
Фонд культуры должен все время изобретать новые
формы помощи культуре. Например, в пригородах
Ленинграда, в Архангельском под Москвой и других
старых парках гибнут от внешних воздействий мрамор­
ные статуи. Значит, нужно создать такие совершенные
технологические методы обработки мраморных поверх­
ностей, чтобы защитить, сохранить статуи, украшаю­
щие сады и парки. Следовательно, нам нужно вступать в
контакт с наукой и техникой. Нам потребуются люди
самых разных профессий. Очень важно научиться сохра­
нять старые фотографии. Подлинные фотографии
очень важны, именно подлинные, а не переснимки. На­
пример, подлинные фотографии времен Крымской
войны середины прошлого века — это превосходнейшие
иллюстрации, комментарии к «Севастопольским расска­
зам» Льва Толстого. Необходимо отыскать методы со­
хранения подлинных фотографий.
Вообще проблемы, стоящие перед Фондом, огромны.
И главная задача Фонда — спасать духовно бессмертное
от материальной смерти. Собирать, осваивать, сохра­
нять.
Собирать, то есть оказывать помощь коллекционерам
и в собирании, и в устройстве их коллекций в музеях,
библиотеках, устанавливать самый факт наличия тех
или иных культурных ценностей. Осваивать, то есть
способствовать тому, чтобы люди знакомились с куль­
турными ценностями, получали от них уроки красоты,
мудрости, уважения к предкам, знания истории (истории
культуры прежде всего) — учились. Сохранять, то есть
реставрировать, проводить консервацию, восстанавли­
вать, помещать в музеи.
2

Мы должны открывать новые памятники культуры.
Но нужно помнить, что культура— это не только то, что
создано руками человека. Ведь природные памятники,
сохраненная экология — это тоже памятники, характе­
ризующие нашу культуру. Понятия культуры и понятия
сохранения культуры должны все время расширяться.
Например, разве не чудо — шестигранные соты, создан­
ные пчелами? Или коралловые рифы? Мы должны
сохранить эти и другие чудеса природы для будущих
поколений. Вмешательство в природу должно быть
очень осторожным. Ее нельзя «покорять», с ней надо
содружествовать. Когда мы строим дороги, например,
мы должны заботиться о том, чтобы при этом не испор­
тить пейзаж. Прекрасный образец содружества природы
и архитектуры дает Финляндия. Надо использовать этот
опыт. Мы должны все время помнить о том, что задача
сохранения культуры не сводится лишь к тому, чтобы
запёреть какой-нибудь памятник в музей, что сохранение
морей, рек, лесов, лугов со всеми их обитателями — все
это расширенная задача сохранения культуры, а значит,
и задача СФК.
Затем, необходимо заботиться о развитии вкуса, глав­
ным образом, у молодежи. Это не значит, что я призы­
ваю к утонченным формам искусства. Ведь и хороший
детектив — это искусство. Но посредственных, плохих
детективов не меньше, чем плохих стихов. Художествен­
ный вкус к языку сейчас редкое явление. Язык дегради­
рует, обедняется.
На заседании Отделения литературы и языка АН
СССР я говорил о языке. Я с 1953 года веду записи
ошибок, которые делают ораторы в Академии наук. Я
вижу, как падает интеллигентность академиков и членов-корреспондентов, выступающих в Академии. Нужен
Госкомитет русского языка по типу того, который был
создан де Голлем во Франции. Нужен Комитет по
технической терминологии. Теперь, например, вместо
«доказать» говорят «верифицировать». Зачем это?
«Литературная газета» должна была бы заняться проб­
лемой утраты правильного, грамотного языка, и у писа­
телей в том числе. В свое время прекрасно писал на тему
языковых уродств К.И.Чуковский. В секторе древнерус­
ской литературы Пушкинского дома я вывешиваю спи­
ски выражений, которыми нельзя пользоваться в наших
работах. Сотрудники дополняют эти списки. Нужно, помоему, выпускать широким тиражом популярные бро­
шюры, где печатались бы слова и выражения, которыми
нельзя пользоваться.
Разумеется, необходимо, чтобы на смену малокуль­
турным руководителям, занимающим ответственные
посты в различных отраслях культуры, приходили люди
интеллигентные, которые умели бы свободно и правиль­
но, без ошибок, говорить по-русски или на языке других
союзных республик. Ведь они выступают перед огром­
ными аудиториями, по телевидению или на радио.
Интеллигентность — вот кредо Советского фонда куль­
туры. Я встречал настоящих интеллигентов среди самых
простых людей, а неинтеллигентов— среди академиков.
Интеллигентность есть свойство ума понимать другого.
И деятельность наша должна быть очень разнообразной,
чтобы помогать развивать интеллигентность у людей
разных профессий, разных интересов.
Перед нашим обществом и перед нашим Фондом куль­
туры стоит сейчас огромное количество очень сложных
проблем. Сама организация такого нового для нас об­
щественного института, как Фонд культуры, говорит о
том, что решать их мы должны вместе, сообща, в друж­
ной созидательной работе.
Одна из важнейших проблем современности, на мой
взгляд, — сохранение наших городов, больших и малых,
их лица, их души, их своеобразия.

Я всегда с большим вниманием читаю статьи о Москве.
Я потомственный ленинградец, мои предки жили в П е­
тербурге уже в XVIII веке. Но боль о Москве— моя боль
тоже. Я люблю Москву, и мне неоднократно приходи­
лось писать в защиту Москвы, не меньше, чем в защиту
Ленинграда, Новгорода, Ярославля, Пскова. И не верно,
что ленинградцы сохранили свой город. Не сохранили!
Многое ушло, исчезло безвозвратно. Покушались и на
Невский проспект, сочиняя демагогические лозунги:
«На Невском здания разных эпох, почему лишать Нев­
ский зданий советской эпохи».
Мне приходилось неоднократно писать, что истори­
ческие города имеют свою индивидуальность и надо не
только сохранять отдельные здания, но и эту индиви­
дуальность. Если градостроительные изменения крайне
необходимы, то они должны делаться так, чтобы не
изменять своеобразие города, а в пределах этого своеоб­
разия сохранять лицо города.
А для этого необходим анализ своеобразия наших
городов, анализ искусствоведческий, к которому долж­
ны быть привлечены художники, историки, вообще
люди со вкусом и интеллигентные старожилы.
Мы направляем все наши усилия на сохранение отдель­
ных зданий с их «охранными зонами», а надо изучать
городские ландшафты, городские пейзажи, быт и жизнь
в пределах целых районов, чтобы не менять их карди­
нально, если они достойны сохранения.
Используя возможности Фонда культуры, надо при­
влекать молодых людей к реставрации в городах, селах,
районных центрах хотя бы одного архитектурного па­
мятника и организации в отреставрированном здании
молодежного центра культуры. Пусть там будет видео­
тека, устраиваются передвижные выставки, звучит со­
временная и классическая музыка. Каждый такой спа­
сенный памятник может стать центром консолидации
культурных сил.
Конечно, надо всемерно развивать краеведение. Зна­
ние родного края, любовь к нему, те сведения, без кото­
рых нельзя браться за реставрацию и сохранение памят­
ных мест, дает именно краеведение. В первые годы
после Октябрьской революции оно переживало бурный
расцвет. Выходило много прекрасных изданий краевед­
ческой литературы, создавались краеведческие музеи,
работали различные общества и кружки. Затем эта дея­
тельность была искусственно прервана, что нанесло
очень большой урон памятникам истории и культуры.
Увы, многое исчезло безвозвратно. Сейчас интерес к
краеведению пробудился. Это процесс очень многообе­
щающий, очень важный.
Краеведение следует преподавать в школах, оно долж­
но распространяться и пропагандироваться. Знания в
области экологии культуры молодые люди могут полу­
чить, занимаясь краеведением.
Мне кажется, что было бы очень полезным также
создать молодежное общество «Классика». Надо помочь
молодым людям понять прелесть классической музыки и
классической поэзии, живописи, архитектуры.
Сейчас все большее значение приобретают гумани­
тарные науки. Они исследуют сложнейший «механизм»
— душу человека, обеспечивают уровень интеллигент­
ности общества. Пренебрежение гуманитарным образо­
ванием очень дорого стоит человечеству. И мы начали
понимать это.
Происходит всеобщая гуманизация гомосферы —
сферы, созданной самим человеком и выражающей
гуманистическую сущность общества. Человек живет не
только в среде биологической, где его окружают расти­
тельный и животный мир, воздух, вода, но и в духовной
среде созданных им культурных ценностей (литератур­

ных, фольклорных и пр.), обычаев, норм морали и в
определенной языковой среде.
И сейчас, когда стоит проблема выживания человече­
ства, сохранения цивилизации, на пороге третьего тыся­
челетия надо подчеркнуть, что речь должна идти не
только о выживании “биологических особей”, но о со­
хранении человеческой культуры в ее нравственных,
эстетических, научных традициях. И гуманитарные
науки, искусство играют здесь немалую роль.
Я недавно узнал, что в старейшем вузе страны, МВТУ
им. Баумана, образована новая кафедра — социологии и
гуманитарного образования. Подобной пока нет ни в
одном техническом вузе страны. Идея прекрасна. Нель­
зя выпускать из стен вузов технократов, узких специа­
листов. Надо воспитывать интеллигентных людей, ин­
женеров в старом значении этого слова, с широким
кругозором, знанием иностранных языков, умением
понимать, ценить и сохранять произведения искусства.
Последнее очень важно. Само по себе искусство не знает
старения. Оно преодолевает смерть. Пушкин не отменил
собой Державина. Достоевский не отменил прозу Лер­
монтова. Рембрандт, Гейнсборо, Веласкес — так же
современны нам, как и одновременно жившим с ними
ценителям искусства. Истинно прекрасное остается
прекрасным всегда. В этом отношении искусство ни с
чем не сравнимо. В своем противостоянии смерти — оно
единственно.
Но та материальная форма, в которую облечено
произведение искусства, не только «смертна», но и осо­
бенно хрупка. От этой материальной «смерти» не спаса­
ют ни значимость, ни даже слава произведения искус­
ства. Картина может быть изрезана или залита серной
кислотой каким-либо сумасшедшим. Она может быть
надолго спрятана, украдена, вывезена из той страны, где
ее особенно ценили.
Произведение искусства создает вокруг себя особую
ауру. Оно незаметно, а иногда и заметно влияет на
художников, огранизует традицию в своем окружении.
Картины, собранные в Эрмитаже, нашли отражение в
творчестве русских художников. И это не «влияние» это приобщение. Искусство почитаемо, а вместе с по­
читанием его оно входит в историю той страны, где оно
жило. И бо произведение искусства никогда не замкнуто
в самом себе, создавая вокруг себя общение, критику,
обращаясь к зрителю, воспитывая зрителя — и эстети­
чески, и этически.
Вот почему музеи — это всегда лектории, училища,
центры эстетического и нравственного воспитания.
Что воспитывает произведение искусства? Прежде
всего оно повышает уровень гуманитарной культуры
людей, которая нужна не только для возрождения вкуса
и понимания искусств. С появлением эстетической ин­
туиции развивается и этика. Без эстетического чутья
этика может существовать только по инерции, переда­
ваемой от старших поколений.
Помимо эстетического воспитания мы можем гово­
рить и о воспитании нравственном. Неужели необходимо
каждое произведение искусства создавать как некий
урок — на тему непосредственно связанную с мораль­
ным, социально-нравственным конкретным сюжетом?
Нет! Н о именно по произведениям искусства мы судим о
духе народа, о странах, городах и их жителях.
Восприятие «другого», познание «другой» нации —
есть сознание существования самого себя за пределами
себя, сознание своего народа в окружении других. И это
сознание крайне важно в своих нравственных выводах.
Если мы глубоко понимаем другого, другой народ, — мы
уже не можем быть к нему враждебны.
Могут спросить меня: почему гуманитарные науки я
ставлю так высоко, выше других? Да потому, что худо­

жественное начало невидимо заключено в науках, в
нашем поведении, в технике. Гуманитарная культура
нужна и ученым, ибо она развивает столь необходимую
во всех науках, во всяком творчестве интуицию. В каж­
дой работе — будь то математика, физика, геология или
техника — колоссальную роль играет и н т у и ц и я . Ин­
туиция — это самое действенное, что существует в
человеческом творчестве и что всегда будет отличать
человека от робота. Без интуиции невозможно никакое
истинное творчество. Гуманитарные науки, естествен­
ные науки и техника должны развиваться равномерно.
Если техника и естественные науки продвинутся далеко
вперед, они, как прорвавшие общий фронт, замрут,
зачахнув.
Искусство — это окно в мир. Приведу один пример,
достаточно, на мой взгляд, показательный.
Петру Великому было предложено несколько проек­
тов строящейся им столицы — Санкт-Питербурха: город
как крепость и город, окруженный крепостями. Петр,
разумеется, не мог не думать о военной защите своего
города. Но наряду со сравнительно скромной Петропав­
ловской крепостью и Кроншлотом на морском подступе
к столице, стоявшей на самой границе государства, и при
этом — границе в наиболее опасном ее месте, доступном
для тогдашнего врага России Швеции, Петр строит одно­
временно (единственный случай в мировой градострои­
тельной практике!) город и его окрестности. Одновре­
менно с Санкт-Питербурхом, Питером, как до сих пор
зовет Ленинград коренное население, Петр строит
Стрельну с ее изумительным дворцом, Петергоф, Ора­
ниенбаум, Сарское (Царское) Село, превращает самые
форты Кроншлота в произведения архитектурного
искусства, строит дворец на Петровском острове, в Дуб­
ках Сестрорецка и т.д. Вместо фортов, а кое-где и рядом
с реальными фортами — ожерелье произведений искус­
ства — соцветие искусств. И удивительно: именно на
этих отнюдь не военных форпостах искусства был оста­
новлен враг в 1941— 1944 годах! Произведения искусства
внушали мужество ленинградским бойцам, решимость
не уступить ни одного из близкого их сердцу родимого
места, знакомого им по прозрачным и ясным воспоми­
наниям детского сердца. Искусство защищало Ленин­
град!
Но с такой же уверенностью можно сказать, что искус­
ство внушает уважение к народам— его создателям. Оно
обращено против национализма, ибо глубоко воспри­
нимает национальные ценности, созданные д р у г и м и .
Я бегло перечислил несколько аспектов-* активной
нравственной роли искусства. В связи с этим надо ска­
зать, что охрана искусства, сохранение памятников куль­
туры составляет великую задачу каждого народа и, не
побоюсь сказать, особенно нашего многонационального
народа. Ибо многонациональность нашей страны тре­
бует особенного внимания ко всему, что способствует
взаимопониманию между народами. Без этого невоз­
можна и национальная индивидуальность.
Культуры разных народов развиваются в общении
друг с другом. Если этого общения нет, культура уми­
рает, пропадают даже ее специфические национальные
черты. Сами национальные черты вырабатываются и
обогащаются в общении с другими культурами, представ­
ляя собой, на высшей ступени, переработку предшест­
вующего опыта. Но если этот опыт замкнут сам на себя,

4

не связан с культурой других стран, культурой мировой,
европейской, то он весьма незначителен. Культура —
это прежде всего личность, индивидуальность, и она,
естественно, не может развиваться, эволюционировать в
отрыве от других индивидуальностей, других культур.
История знает тому немало примеров. Русская культура
всегда, с самого начала была культурой различных наро­
дов, объединенных Русью, единой государственностью.
Древняя Русь отличалась полным отсутствием расовой
предубежденности против тех, на кого она распрост­
раняла свое влияние, — половцев, татар, финно-угор­
ские народы. Ни в одном древнерусском документе, а их
сохранилось очень много, нет расовых, шовинистиче­
ских мотивов. Да, происходили сражения с половцами,
татаро-монголами и другими врагами, но к ним не было
расового презрения. Наш исторический опыт позволяет
утверждать, что русская культура была открыта для дру­
гих народов и активно впитывала их опыт. Именно бла­
годаря этому русская культура стала великой культурой.
Об этом пророчески говорил в своей пушкинской речи
Достоевский.
Лучшим представителям русской интеллигенции ни­
когда не было свойственно высокомерное отношение к
другим народам. Вспомним истинных славянофилов.
Они прекрасно знали западную культуру, любили свой
народ, были недовольны его положением, боролись за
отмену крепостного права. Агрессивная нетерпимость к
другим народам свойственна полуинтеллигенции. Во вся­
ком национализме есть отсутствие национального до­
стоинства, отсутствие самоуважения, ведь великий
народ должен, уважая себя, уважать и другие народы.
Это качество, кстати, было присуще русскому крестьян­
ству с его очень высокой, самобытной культурой,
своеобразным жизненным укладом.
То, что культура России складывалась под влиянием
культур разных народов, можно показать на примере
Москвы, которая, вобрав многие народности, все же
столь привлекательна именно своей русскостью. И
Петербург не мог бы стать Петербургом без зданий и
целых районов, построенных итальянцами, голландца­
ми, французами, шотландцами, немцами, без сокровищ
Эрмитажа.
Культурные связи — это наше неоценимое богатство,
на основе которого вырос общечеловечесний характер
русского народа и народов, населяющих нашу страну, —
армян, грузин, украинцев, татар. . . Вглядитесь только в
культуру народов Советского Союза. Она именно интер­
национальна, и этот интернационализм создавался преж­
де всего культурным общением народов. Оно есть у
Ломоносова, Державина, Пушкина. Оно было в русской
летописи, в «Слове о полку Игореве», в «Казанской
истории», в литературе Древней Руси.
А разве картины иностранных художников, храня­
щиеся в наших музеях, мировая литература, ставшая
нашим достоянием благодаря великолепным, недоста­
точно оцененным еще нашими учеными переводам, не
свидетельство того же общения? Своеобразие нации соз­
дается общением, а не замкнутостью, добротой к дру­
гим, а не злостью. И если мы осознаем все это, то разве
мы не поймем всю ответственность, лежащую на нас?
Фонд культуры должен помочь всем нам в освоении
памятников культуры, в сохранении и развитии куль­
туры в наше столь ответственное для истории чело­
вечества время.

ОТКРОЙТЕ BAIIIИ ДУШИ

Фото ;штора

ЛЕВ ШЕРСТЕННИКОВ

1

Uерковь Б011ьШО1'О Воз 11есе1111я.
где ве11•ш1111(.· 1) Л.С.Пу111ки11 и

Н.Н.Го11чщюва

·

Руконодител ь и дирижер
оркестра « ВирТ)'ОЗЬI
Москвы )> Владимир
С11иваков
Поет Зураб
Соткилана

... Уже

ото ш ел

в и стор ию день

25

сентября
ГОЩI.
Ч ем же

1987

б ы л он
прим е ч ате­
ле н .

спустя

столько
време ни мы
вс по м ин аем о

нем? В тот ве­
чер в Государст­
венном Централь­
ном :.~але « РОССИЯ »
состоялась « Премьера
11ремьер » - первый
благотворительный кон ­
церт. орга низ ова нны й
Советским фондом культу­
ры. В год сто пя т идесят и ле­
тия со д ня гибели Алексан­
дра Сергеев ич а П ушк ин а
решено б ы ло весь сбор от
концерта направить на вос ­
становление :.~дан ия церкви

Большого Во:.~несения. сто ­
ящей в центре Москвы у
Ники тск и х ворот. в кото­
рой ве нч ался п оэт.
В прюдничном. сверкаю­
щем огням и фойе « РОССИИ »
крас и вые. прив етливые
женщ ины рюдавали прог­

раммки. Н е мен ее прюднич ­

ная публика . сред и которой
можно б ы ло ув идеть попу ­
ляр ны х арт и стов. и звестны х
художн ик ов. у ч е ных , пи са­

телей , любовалась шедевра-

ми живописи. В одной части
фойе - выставкой
дарен ий Советскому
фонду культуры ,
а в другой - выс­
тавкой и з л ичных
соб раний . Не так
много б ы ло п оло­
те н и рисунков.

Но им ена ав­
торов - К он-­
ста нтин а Ко­
ровина. Александра Бенуа,
Аполли­
нария

В ас не-

в полутьме сцены наноси­
лись последние штрихи

...

Кто из гостей мог знать,
что заболевшая Алла Де­
мидова едва сберегает остат­
ки сил, чтобы все их отдать
во время чтения « Реквие­
ма » вскрика души Ахма­
товой, того вскрика, ко­
торый только через деся ­
тилетия долетел до нас.

К то знал , что Тамара Си­
нявская только что приле­

тела с з арубежных гаст­
ролей , на сутки прер­
вав их , а утром снова
сядет в самолет.

Зал не знал , что ,
когда уже начнет-

ся концерт , бук­
вально после пер­

вого выхода Вла­
димир Васильев ,
режиссер и душа
концерта , негром­

ко скажет Екате­
рине Максимовой :
« Мышцу порвал ... »
Но все выходы
проведет так, слов­

но дикой боли в но­
ге не существует

...

Описывать кон­
церт нет необходи­
мости : печать от­
кликнулась самы-

ми добрыми сло­
вами в адрес участ­

ников и со з дателей
этой удивительной
премьеры. Долго
еще его организа­

Тамара Сш 1явская

торам шли прочув­
ствованные пись­
ма, раздавались

Дмитрия Ле­
вицкого , Ни­
колая Богдано­
ва-Бельского
и ряда других

-

ра з умеется , не мог­
ли оставить рав­
нодушным ни еди-

ного человека. Тем бо­
лее что большинство
этих работ только­
только увидело ши­

рокую публику ,
вырвавшись из
затворов част-

ных коллекций.
Но ГОСТИ ОЖИдаЛИ главно­
го

-

кон­

церта.

За плотно
прикры­
тыми
дверь­
ми за­

ла,

В тот вечер
и фойе ко1щерт1юrо зала « Россия >>
цемо 11стрнровалн сь
шедевры жнооnиси
и з частных

коллекций

телефонные звон­
ки

-

люди

делились
впечат­
ления­
МИ ,

Же11я Кисю1

выступлении советских и

предложения принять

английских ледовых артис­
тов. Представлении, понят­

участие в благотворитель­
ной деятельности люди , ка­

но , благотворительном.
Есть место в планах и для
нового вечера « Премьера
премьер», который может

залось бы , за груженные
сверх головы , замотанные

массой дел и забот. облас­

...

канные вниманием публики
и обогретые славой. Люди

Знакомясь с планами. ви­

давно ждали этого часа еди­

дишь: широко дело зам ыш­

нения, часа общения душ.

состояться в конце года

лено, с азартом.

А еще планы

-

о вечерах,

... И еще один благотвори­
тельный вечер « Венок пос-

проводимых совместно с

зарубежными фирмами. ра­
ботающими с нами в кон­
такте. Где ? В Париже , воз­
можно , или в Лондоне. в

Нью~ йорке. Фантастика?

Почему? Проводились же в
прежние времена з нам е нит-

ые дягилевские « Русские
сезоны». Европа с ин­
тересом внимала им.

Так , может быть,
и сейчас пришло под­
ходящее время? Нет

вящений» - вечер памяти
Владимира Высоцкого.
собранные средства от ко­

торого пойдут на сtндание
музея поэта.

-

отошел в ис-

торию. Друзья Влади­
мира читали сти­
хи
читает

«Реквием»

А 1111 ы
Ахматовой

-

его и о нем.

Пели песни

-

е го п есн и и п ес­
ни, посвящен­

ные ему.

Вспоминали.
Огромный
зал столич­

ных Луж­
ников . вме­

На блаrотиорителыюм вечере
памяти Влад имира Высоцкого
в Лужошках: Валерий Золотухин,

Елена Камбурова, Ллексеоt Козлов,
Александр Градский

сомнений, мы вступили в
новую полосу человеческих

отношений

-

более от­

крытых, дружеских. за ин­

тересованных, благо­

желательных. Люди
больше стали тянуться
друг к другу. Ивета Нико­
лаевна говорила , с какой
радостью откликаются на

щающий

ствовал как один ... И, на­

заклинал: « Откройте свои
- и раскрывал их.
В ту минуту мне вспомнил­
ся разговор с Аллой Деми­
довой , произошедший неза­

верное, не у меня одного

долго до этого. когда вечер

свыше десяти тысяч чело­

век, был переполнен. Но
зал дышал как один чело­
век. слушал как один , чув­

подкатил комок к горлу,

души! »

еще только обдумывался.
У нас закрытые души, -

когда сам Владимир Высоц­
кий запел с экрана « Спа­
сите наши души! » . Он пел о

-

моряках, а обращался к

это, когда выхожу на

нам, собравшимся в зале,

сцену ... А лечить их надо

размышляла Алла Сергеев­
на. - Я актриса и вижу

сердоболием, жертвенно­
стью, открытостью

собственной
души

Активисты благотво­
рительного совета часто

собираются дома
у И.Н.Воро1ювой
Андрей Вознесенский
Родион Щедрин

10

...

й

:: й®

СОХРАНЯТЬ,
ОСВАИВАТЬ,
ПРИУМНОЖАТЬ
14 ноября 1986 года был уч­
режден Советский фонд куль­
туры (СФК) — общественная
организация, призванная со­
хранять и приумножать куль­
турное наследие, веками созда­
вавшееся народами нашей
страны.
В рамках СФК организовано
15 республиканских фондов
культуры и два (в Москве и
Ленинграде) на правах респуб­
ликанских. Во всех автоном­
ных республиках, краях и об­
ластях созданы отделения
Фонда, имеющие собственные
счета в Госбанке.
Создание такой самоуправ­
ляемой организации, как Фонд
культуры, — очередной шаг в
политике партии, направлен­
ной на демократизацию наше­
го общества. Одна из основных
задач Фонда — помочь совет­
ским людям приобщиться к
богатствам отечественной и
мировой культуры. А богат­
ства эти поистине огромны!
Приведем лишь три цифры: в
СССР находится более 250
тысяч памятников истории,
археологии,архитектуры,
монументального искусства; в
музеях страны хранится 48
миллионов произведений худо­
жественного и декоративного
искусства, а в библиотеках —
более пяти с половиной мил­
лиардов экземпляров книг.
Искусство принадлежит на­
роду, и только народ является
его подлинным хозяином —
вот на каком принципе строит­
ся работа Фонда. Главное бе­
спокойство и его учредителей,
и правления, и всех деятелей
Фонда культуры — как увлечь,
заинтересовать подвижниче­
ской работой самые широкие
слои народа.
Поэтому и все свои програм­
мы Фонд строит на открыто­
сти, на демократичности, на
гласности. Практически ни
один важный вопрос не ре­
шается за закрытыми дверями.
Планы, проекты, программы
Фонда — все обсуждается пуб­
лично, в широкой печати.
Будет способствовать такому
обсуждению и наш журнал.
Советский фонд культуры
определил четыре основные
программы, направленные на
полное и достойное проявле­
ние самобытности многонацио­
нальной культуры и духовного
потенциала советского народа.

Программа «Пушкин в серд­
цах поколений» посвящена 200летию со дня рождения велико­
го поэта. Пушкин — это нача­
ло всех начал. Он сумел кос­
нуться так многого, намекнуть
о столь многом, что и поныне
все его произведения и все, что
связано с его жизнью, состав­
ляет, по словам Белинского,
для нас, русских, огромное ис­
торическое и общественное
значение.
Вот почему Советский фонд
культуры горячо поддержи­
вает, например, энтузиастов из
подмосковных мест, где прош­
ло детство Пушкина, Больших
Вязем и Захарова, выступив­
ших с инициативой создания
здесь Государственного Пуш­
кинского заповедника.
Первый общественный совет
содействия Фонду, органи­
зованный в Бауманском районе
столицы, задумал создать в
Москве, там, где родился поэт,
Пушкинский мемориал. СФК
перечислил 20 тысяч рублей на
ликвидацию последствий ура­
гана в Пушкиногорье. А сколь­
ко поступило от советских
людей добровольных пожерт­
вований на спасение святых
пушкинских мест!
Другая программа Фонда —
«Молодежь и культура». Во­
спитание подрастающего поко­
ления в духе преемственности
лучших культурных традиций
— главная цель мероприятий
этой программы. Одна из кон­
кретных акций Фонда осущест­
вляется с января 1988 года: это
стипендии для наиболее ода­
ренных молодых людей, что
поможет их творческому
росту, реализации художест­
венных замыслов и проектов.
Первыми стипендиатами Со­
ветского фонда культуры
стали 17 представителей рес­
публик, Москвы и Ленинграда.
В поддержку прежде всего
творческой молодежи задума­
ны и ставшие традиционными
выставки-аукционы произведе­
ний изобразительного искусст­
ва. Они проходят в старинном
голицынском особняке, что в
самом центре Москвы, на
улице Карла Маркса. Здесь
создан выставочный зал Фонда
культуры.
Кто до сих пор владел моно­
полией на покупку работ из ма­
стерских художников и с вы­
ставок? Министерство культу­

ры, Художественный фонд,
Союз художников. А что было
с этими работами потом?
Сколько горестных строк на­
писано о плачевной судьбе
произведений искусства, осев­
ших в бесчисленных запасни­
ках, складах и скрытых, конеч­
но ж е, от глаз тех, для кого
они были созданы!
Аукционы Фонда культуры
эту монополию потеснили. Ис­
кусство приблизилось к каждо­
му. Трудно переоценить значе­
ние такого сближения. Сама
же возможность приобрести за
свои деньги полюбившееся
произведение очень многое ме­
няет в отношении человека к
искусству. Дать широкой пуб­
лике знание подлинной, не
только духовной, но и мате­
риальной ценности произведе­
ния искусства, его реальной
стоимости — тоже немаловаж­
ная задача аукционов.
«Память» — так называется
самая обширная программа
Фонда, направленная на сохра­
нение, освоение и активное
использование нашего истори­
ческого и культурного насле­
дия. Своей основной целью
программа ставит поддержание
народных инициатив по созда­
нию мемориалов, музеев и па­
мятников, связанных со святы­
ми для советских людей имена­
ми, прежде всего с именем
В.И.Ленина, его соратников.
На народные средства, как
когда-то памятник Минину и
Пожарскому на Красной пло­
щади, будет сооружен мону­
мент в честь Г.К.Жукова.
Деньги на счет Советского
фонда культуры № 702 продол­
жают поступать.
В личном участии советских
людей, в их пожертвовании на
строительство памятников ви­
дится не просто сбор средств,
но и нравственное начало, еди­
нение народа.
Идеями гуманизма, граждан­
ственности, бескорыстного
соучастия притягательна дея­
тельность новой общественной
организации. Каждый день в
Москву, на Гоголевский буль­
вар, дом 6, приходит обильная
почта. Вокруг Фонда культуры
уже складывается система са­
модеятельных объединений,
таких, например, как клуб кол­
лекционеров, совет по русско­
му языку, товарищество ф ото­
графов, совет по библиотекам.
Фонд прилагает усилия для
реализации общественной ини­
циативы по созданию филиала
Музея древнерусской культуры
им. Андрея Рублева в селе
Белая Криница Черновицкой
области. Материально поддер­
жал идею реставрации усадьбы
А.К.Толстого в Брянской об­

ласти. При Фонде работает
группа по реставрации дома
Ф.И.Шаляпина в Москве и пре­
вращению его в центр помощи
одаренным вокалистам. На ре­
монт дома Фонд выделил 15
тысяч рублей.
Сегодня люди в разных угол­
ках земли с интересом прис­
матриваются к тому, что де­
лает Советский фонд культу­
ры. Организация эта не узкая,
замкнутая — она открыта всем
культурным ветрам, всему
миру. Фонд начал сотрудни­
чать с ЮНЕСКО, международ­
ными неправительственными,
общественными организаци­
ями, отдельными гражданами.
Стал важным связующим зве­
ном между советской страной и
нашими зарубежными соотече­
ственниками, которые готовы
предоставить вклады и дары на
восстановление и реставрацию
памятников национальной
культуры в СССР, вернуть на
родину имеющиеся у них ре­
ликвии истории и культуры.
Многие за рубежом видят в
Фонде хорошего партнера для
сотрудничества обществен­
ности в области культуры —
той области, которая так по­
нятна и привлекательна для
людей разных убеждений, воз­
зрений, верований. Сегодня
это особенно важно. Не может
быть мира, разделенного на
кусочки, где каждый сам по
себе, — есть одно взаимоза­
висимое и потому нераздели­
мое целое. И за благополучие
планеты — большой и вместе с
тем тесной — нужно бороться.
Привлекает Фонд культуры и
тем, что для ряда стран, ска­
ж ем, США, где нет министер­
ства культуры, но есть тысячи
различных фондов, он являет­
ся адекватным партнером. По­
могает лучше узнать культуру
многонациональной советской
страны, ее прошлое и настоя­
щ ее, заглянуть в будущее. И у
советского человека благодаря
Фонду, возникает больше воз­
можностей для выражения и
развития своих интересов.
У Фонда с каждым днем появ­
ляется все больше активистов
среди зарубежных соотече­
ственников и иностранных
граждан, пожелавших сделать
ему дар. Среди них — супруги
Соболевы из Финляндии,
А.Москович, проживающий во
Франции, С.Н.Рерих, Всеармянский благотворительный
союз (США). Есть интересные
дары от Г.Тиссена-Борнемиаа
(Швейцария), А.Хаммера
(СШ А), М.Грин (Великобри­
тания). Каждый такой шаг вы­
зывает благодарный отклик у
советских людей, которым хо­
рошо известно, что такое щед­

рость. Взять хотя бы бесцен­
ные шедевры Дрезденской га­
лереи, которые были спасены
Советской Армией и возвраще­
ны немецкому народу после
второй мировой войны. «Воз­
вращение» — так называется
международная программа
Фонда культуры, цель которой
— выявить и вернуть на родину
произведения искусства, прежде
всего украденные и вывезен­
ные из СССР гитлеровцами.
Трудно переоценить роль
международного обмена во
взаимообогащении нацио­
нальных культур. И новая ор­
ганизация вносит свою лепту в
это благородное дело. Так,
создан совместный комитет
Советского фонда культуры и
Фонда американского финан­
систа /1.Сороса. Он будет суб­
сидировать стажировку в США
и Великобритании советских
студентов и аспирантов,иссле­
дования советских и американ­
ских деятелей науки и культу­
ры. В планах программы
«Миссия к планете Земля» —
совместные экспедиции совет­
ских и американских ученых в
СССР, США, другие страны.
Процесс перестройки и демо­
кратизации в нашей стране вы­
звал отклик в сердцах многих
зарубежных соотечественни­
ков. Фонд стал инициатором
создания в Петродворце музея
прославленной в истории рос­
сийской культуры семьи Бенуа.
Фонд культуры становится
важным каналом культурного
сотрудничества. Болыиой
успех выпал на долю первой
выставки даров Фонду. С инте­
ресом познакомились совет­
ские люди с экспозицией теа­
тральной живописи из собра­
ния Н .Д .Лобанова-Ростовского
из Великобритании. Клуб со­
ветских коллекционеров под­
готовил для показа в Финлян­
дии, Норвегии, Дании первую
выставку произведений из ча­
стных собраний страны. В го­
стях у Фонда побывала делега­
ция всемирно известного аук­
циона «Кристи». Наши пред­
ставители посетили ряд стран,
ч тобы изучить опыт аналоги­
чных Фонду культуры органи­
заций.
Память — исток всего. С нее
начинается любовь к родному
дому и родному языку, любовь
к матери, к родной земле. И
дабы не оскудевала наша
память и не разрывалась без­
думно связь времен, дабы не
разрушались исторические и
культурные памятники и не
проявлялось небрежение к свя­
щенным могилам, трудится Со­
ветский фонд культуры.
Но не случаен девиз Фонда:
«Сохранять. Осваивать. Приум­
ножать». Он напоминает, ч то
благородные усилия народа
должны быть обращены не
только к прошлому, но и к
настоящему с его острейшими
проблемами культурной жизни.
И, конечно, к будущему,
которому мы обязаны передать
лучшее из того, что есть в
нашем наследии.

М О С КВ А
Подписан договор Советского
фонда культуры с Междуна­
родным фондом имени Людми­
лы Живковой и Государствен­
но-общественной организацией
«Фонд 13 веков Болгарии».
Согласно договору фонды
будут способствовать инициа­
тивам общественности,
направленным на приобщение
советского и болгарского наро­
дов к мировой культуре, рас­
ширять совместную работу по
эстетическому воспитанию
молодежи. Фонды учредят сти­
пендии и обмен стипендиатами.

ЛИТВА
При Литовском фонде куль­
туры в рамках выполнения
программы «Молодежь и куль­
тура» созданы творческие сту­
дии по организации свободного
времени населения — «Муза» и
академической молодежи —
«Лира», которые 30 процентов
от полученной прибыли за
концертно-просветительскую
деятельность переводят в рес­
публиканский фонд.
Каждый, кто пришел на кон­
церт популярных молодежных
ансамблей, организованный
«Литуаникой» — клубом
содействия Фонду культуры
Литвы. — принес какую-ни­
будь новую книгу. В резуль­
тате этой благотворительной
акции детский дом из Куршеная получил прекрасную биб­
лиотеку художественной лите­
ратуры.
500 томов передал детскому
дому в Утснском районе Кау­
насский клуб содействия Фонду
культуры.

БЕЛОРУССИЯ
В том, что первым коллек­
тивным членом Фонда культу­
ры Белоруссии стали жители
колхоза «Красное знамя» Воложинского района Минской
области и по решению общего
собрания сразу перевели на
счет Фонда культуры пять
тысяч рублей, немалая заслуга
председателя колхоза, доктора
экономических наук С.Г.Шарецкого.
Благодаря его инициативе и
настойчивости в колхозе соз­
дана школа эстетического вос­
питания. Обязательные заня­
тия в ее одиннадцати студиях и
кружках уже стали духовной
потребностью многих сельских
ребят. И эго неудивительно,
ведь любить музыку, живо­
пись, литературу, народные ре­
месла их учат не случайные
люди, а профессионалы, кото­
рых Шарецкий увлек и «сманил
в деревню» из Минска.
Сейчас в колхозе увлечены
идеей создания своей картин­
ной галереи и концертно-выетавочного зала в деревне Ста­
рое С ело,где сохранилась
очень красивая церковь. Но ее

необходимо срочно отрестав­
рировать. Фонд культуры уже
взял на себя заботы по состав­
лению сметы, художественно­
архитектурного проекта, а
также организации в летние
каникулы студенческих отря­
дов на реставрационные
работы.

КАЗАХСТАН

при котором созданы хозрас­
четные предприятия: Комби­
нат по производству сувениров
и изделий художественного
промысла. Лаборатория ин­
формативной графики и худо­
жественной фотографии.
Очень интересна работа Эк­
спериментального комбината
оформительских работ, кото­
рый занимается разработкой
интерьеров и реконструкцией
клубов, музеев, библиотек. Ху­
дожникам комбината была до­
верена и организация в Москве
экспозиции первой выставки
дарений Советскому фонду
культуры. Грузинские специа­
листы выполнили это ответст­
венное и почетное задание не
только превосходно, но и
оперативно.

Художник производственного
объединения «Асфальтобетон»
Азат Акимбек — давний кол­
лекционер. В его собрании
более трехсот предметов быта
уйгурского народа и старинных
произведений уйгурского деко­
ративно-прикладного искусст­
ва. которые экспонировались в
Панфилове. Алма-Ате, Фрунзе,
Москве.
Все свои выходные и отпуска
проводит Акимбек в поисках,
забирается в самые глубинки и
часто возвращается из таких
поездок с новыми находками:
домашней утварью, поделками
из латуни, ткацкими издели­
ями, керамикой.
— Я бесконечно рад, — го­
ворит коллекционер, — что
Фонд культуры так искренне
заинтересован в поиске и труде
собирателей. Горжусь тем, что
могу внести и свою лепту в
замечательные дела Фонда.

В республике родилось дви­
жение «Памятникам — заботу
молодых». Одно из его первых
конкретных дел — установле­
ние комсомольским поисковым
отрядом научно-производст­
венного объединения «Молдавгидромаш» у села Иванча
памятника 2-му кавалерийско­
му корпусу, участвовавшему в
боях за освобождение Кишине­
ва от фашистских захватчиков.

УКР А И Н А

ТА Д Ж И КИ С ТА Н

Первый благотворительный
вечер искусств Украинского
фонда культуры был посвящен
музыке национального класси­
ка Николая Витальевича Лы­
сенко. Открывала концерт
выставка украинской живо­
писи второй половины XIX —
начала XX века и произведе­
ний живописи и скульптуры со­
ветского периода. В фойе был
организован мемориальный
уголок из Дома-музея
Н.В.Лысенко.
Деньги, полученные от кон­
церта, предназначены на
строительство мемориала
Т.Г. Шевченко в Каневе и па­
мятника П.И.Чайковскому в
Ленинграде.
А зрители, побывавшие на
творческом вечере заслужен­
ного деятеля искусств УССР
композитора Ивана Карабицы
и лауреата Государственной
премии ССС Р поэта Бориса
Олейника, получили прекрас­
ную возможность познакомить­
ся с произведениями живописи,
скульптуры, графики, при­
кладного искусства — первыми
дарами Украинскому фонду
культуры. Средства от этого
благотворительного концертавыставки перечислены на со­
оружение памятника Т.Г.Шев­
ченко во Львове.

ГРУЗИЯ
Грузинский фонд культуры —
единственный пока в стране.

М ОЛДАВИЯ

Пример бескорыстия, дейст­
венной заботы о национальной
культуре, просвещении своих
земляков показала председа­
тель правления Фонда культу­
ры Таджикистана известная
поэтесса Гулрухсор Сафиева.
На ее средства построена биб­
лиотека в кишлаке Яхч Комеомолабадского района, где
родилась и выросла Гулрухсор.
Она же положила начало и
библиотечному фонду: подари­
ла около трех тысяч книг и
обратилась к желающим под­
держать ее благородное начи­
нание. К дню открытия биб­
лиотеки было собрано уже
свыше 30 тысяч томов, а книги
продолжают поступать.

ß республике впервые про­
шел День Фонда культуры. Все
тринадцать республиканских
профессиональных театров в
этот день перечислили свои
сборы Фонду культуры. В го­
родах и районах прошли благо­
творительные концерты и ве­
чера поэзии, многочисленные
радио- и телепередачи о дея­
тельности новой общественной
организации и проводимом ею
Дне. Авторы большинства из
них отчислили на счет Фонда
свои гонорары. День Фонда
стал еще и большим суббот­
ником. Около 15 тысяч чело­
век приняли участие в благоу­
стройстве памятных и истори­
ческих мест своего края.

r>eкafipe /()f,() года ШJ Всеросси.i'iп.:о.м J\fyaee
в декоратитю-прил:лад11оzи
11 1-m1uJднozo ис­

н декорт11итщ -11ри-

кусопва состояласъ передп•m н

л и • mых .1наJн е1-тт елы 1ых

.зею

1

u•pe.J

r)ap Jну­

Сrюетскшl фонд кул 1,-

1.:лад110.н искусст щ: ра.1-

oJfiыmurl. Тrн.-.

/N/ 5
zor) JПЩ!fJ/ilCl/UЯ

111уры коллекц и и рус­

zод

ского хуr>ожестве111юго

раVоты Венского кш 1-

опекла от Ады Cepzeermы
Лп.10

дочери леzе11дар-

-

-

2ресса

.. 1Пhре1нити·го

11оzо героя гpaжr>шtch·ml

ее

нml11ы Сергея Лпзо.

()/IОвской Фрmщtlей.

Переданная Aдotl

щ• ­

л и кую 1106er)y России 11

('()J0,311/lKO{J ll(/д Jl{IJ ЮЛе ­

И11111ересен также фужер

Cepzeeвнml киллекция

с 1 и1.мя11111tlко.м Петру /

(iыла собрана ее Jнуже.м

11а Сенатской 11ло щад 11.

11.11. Лefier>eaыAt -

на­

Подобны е и.зr)елия с раз­

родным худоJ101uко.м

ли ч11ы..ми вtlr)a~ш1 Петер­

РС 'ФСР. ЖllШJ//llCЦCJ\f,

бурга -

1paфu1":o.\t, 1тлюоп­

Петр.v

J/tUfЛll/1/ll KO.M

Алекса11дрtю­

/.

рт1101uJ.м детских к1ш1 .

ской KOЛOJlllotl 11a D.r-юp­

Она охаатыrюет пери ­

цoвml 11лоща д tl . зr)т т е.м

од наив ы сшего расцве­

Биржи на Васил1>енскrн1

та оте•1ес111ае111-юzо

острове

худо.wественноzо стек­

ст1нше11ы в 1/'МО-х годах.

лоr>ел 11я .
неh·ов.

ll

-- XV/11- X I X

пклю 1 mет

-

был ll рас11ро­

В закл юче11/l е хот е­

лосъ бы от.метит1" что

цел ый ряr) п ервоклас­

11ереда111тн коллп;ция.

с11ых прои.юеде11ий И.м­

обладаюtt(аЯ 1-1е('(Н111е11-

пертп орского и •mст ­

ных ипеклозавоr)ов
России -

кубки . 1шпо­

фы. бокалы u.J fiесцвет 1юго стекла. декори­
ровт111ые Joлш1uJ1/ 11

.ншлеrюй росnисыо. фи­
л u гра1111ю. г1нишров1;.·ml.
Бол ыmmстr·ю и.здел шl
украитют веп1ели 11ред­

стаrштелей и.лтератор­
скm"i фа.лш.лии -

Ели.за­

неты Петропн ы

u Екатерины 11. Павл а 1
и Александра / .
За.лtет11ое ~\fecmu
н коллекцuu .1ш щ.л1ают

pa.JЛ llЧl/bll' UllllOфЫ
с г1иишровкml 11 J.лшлевой
росписыо. Средu них вы­
r>сляется сrюеобра.111ый
штоф u J бесцвет11rпп
стекла с рос11uсыо белой
.э.лmл ыо. 11р1и)ающей из­
дел ию особую 11.з ы скш1-

ност11. /-/а одной сто­
роне изображен под

ко1иnюй двуглавый орел
с веиJеле.л1 (( П 1>1, а на
оборотной -

падающая

поrkтреленная птuца .
Характер нескол ы.:и 11а­
ишшй

pOCl/llCll 110З6UЛЯem

оп1 11. еип 11 .эттп

1ш110ф к •mстно.л1у про ­

изводству 1н1•шла Х/Х
века .

Строг ие парные бо­
калы с крут1ы.л1 грав 11 -

ровm111ы.л1 ие11зеле.лt Ал ек­
сандра / под коро11т.'i

и дтпой на обороте

fюй художестветюt"i

u ucтopu • 1ecкml цe11 11ucmыo. береж11v хртит­
шаяся на протяже11ии

.л11югих лет А.С.Лпзо.
заняла достойное .мес-

«18 15 » продолжают
традицию оп1ражен ия

13

Жан Лепотр. В дворцовых покоях. 1654

1921 год. Мой родной город Одесса. Мои
родители — люди весьма скромного до­
статка: отец — бухгалтер, мать даже не
знала грамоты, а детей нас было четве­
ро. На первые заработанные мной в
шестнадцатилетнем возрасте десять руб­
лей я приобрел в антикварном магазине
на Дерибасовской улице два рисунка Бо­
риса Григорьева. Это стало началом
моего страстного увлечения коллекцио­
нированием, которое не покидает меня
уже на протяжении двух третей века.
А приступить к осуществлению этой
юношеской мечты я смог благодаря
счастливому обстоятельству — осенью
1923 года я перевелся на второй курс
Ленинградского университета.
Там
через три месяца я подружился с сыном
П.Е.Щеголева, известного пушкиниста и
историка русского революционного дви­
жения, стал часто бывать в этом замеча­
тельном доме. Вскоре Павел Елисеевич
предложил помогать ему в литературных
работах, что явилось для меня превосхо­
дной исследовательской школой. Трудно
назвать тогда в Ленинграде дом, кото­
рый для постепенного осуществления
моей мечты стать собирателем был бы
более полезен. Дело в том, что у Щего­
левых бывали интереснейшие люди той
16

поры: писатели и художники, литерату­
роведы и искусствоведы. Павел Елисее­
вич сам понемногу собирал живопись,
графику. А в числе завсегдатаев его дома
был Степан Петрович Яремич (1869—
1939) — блестящий знаток русского и
зарубежного изобразительного искусст­
ва. Мог ли я тогда думать, что именно
Степану Петровичу, щедрой души чело­
веку, я буду обязан расширением моих
познаний в различных областях истории
живописи и рисунка. Вспоминая об их
службе в Эрмитаже, превосходный гра­
фик Г.С.Верейский говорил: «Работа с
С.П.Яремичем была живым общением с
искусством». К этому можно прибавить,
что радушие Степана Петровича, его не­
вероятная доброжелательность к нам,
молодым, являлась подлинным украше­
нием жизни для тех, к кому он был распо­
ложен.
Сердечнейшую память оставил о себе
С.П.Яремич у многих собирателей раз­
ных поколений, кто имел счастье
общаться с ним. Так, член-корреспон­
дент Академии наук СССР А. А.Сидоров
пишет в своей книге «Записки собира­
теля»: «Вспоминается одна из самых для
меня милых теней прошлого — Степан
Петрович Яремич, художник и искусст­

вовед, один из членов «Мира искусства» в
дореволюционные годы, а после рево­
люции — сотрудник ленинградских му­
зеев. Всегда общительный и к молодежи
относившийся с доверием и приязнью,
Яремич оказал много неоценимых услуг
собирателям Ленинграда и Москвы; в
Москве
поразительное
собрание
И.С.Зильберштейна в том, что касается
старых русских мастеров, обязано Яремичу». Но Степан Петрович нередко пе­
редавал мне и превосходные листы ино­
странных художников, в основном он
отыскивал их в первые годы нашего сто­
летия во время продолжительных
пребываний в Париже. Расставаясь с та­
ким рисунком, он почти неизменно
объяснял, в чем заключаются характер­
ные особенности творческой манеры
данного мастера. Для меня эти встречи
со Степаном Петровичем были самым
благодатным искусствоведческим уни­
верситетом. Одним из свидетельств этих
встреч является дарственная надпись на
его книге «Серов. Рисунки», выпущен­
ной в 1936 году: «Дорогому Илье Самойловичу Зильберштейну на память о
милых беседах на коллекционерские
темы от С.Яремича. 27.11.1937». Неза­
бываемо яркие воспоминания об этом

В.Л.Боровиковский. Граф Н.А. Толстой. 1800-е шды

17

Жерар де л а Барт. Серебренические бани в Москве. Конец XVIII века

замечательном человеке живы во мне до
сих пор, хотя со времени его кончины
уже прошло около полувека.
Говоря о ленинградцах, которые отно­
сились с большим вниманием к моему
собирательству, я с чувством великой
признательности хочу назвать Анну
Андреевну Сомову-Михайлову, сестру
замечательного художника Константина
Сомова. Мне было известно имя их отца
А.И.Сомова (1830—1909). Из посвящен­
ного ему в журнале «Старые годы» не­
кролога я знал, что еще в 1850-х годах он
выпустил первый популярный путеводи­
тель по Эрмитажу, затем редактировал
журнал «Вестник изящных искусств», а в
последующие двадцать пять лет своей
жизни являлся научным руководителем
Эрмитажа. Из того же некролога мне
стало известно, что А.И.Сомов был со­
бирателем, причем его коллекция рисун­
ков и акварелей считалась весьма значи­
тельной и даже одной из лучших в столи­
це. Когда в начале 1930-х годов я стал
бывать у А.А.Сомовой-Михайловой, ее
дом был подлинным музеем. В дальней­
шие годы многие первоклассные листы
из этого собрания поступили в мою кол­
лекцию. В их числе две великолепные
акварели Фрагонара и Гюбера Робера,
18

на обороте каждой из этих акварелей
надпись: «Моему дорогому сыну Кон­
стантину Для начала его коллекции ори­
гинальных рисунков. 29 августа 1896 г.
А.Сомов». Из того же собрания ко мне
поступил автопортрет Элизабет ВижеЛебрену опубликованный А.И.Сомовым
в 1883 году в «Вестнике изящных искус­
ств». А что касается рисунков русских
мастеров, собиранием которых занимал­
ся А.И.Сомов, то ко мне, в частности,
лист за листом на протяжении ряда лет
поступило двадцать замечательных ри­
сунков П. А.Федотова: все они описаны и
частично воспроизведены в книге
А.И.Сомова «П. А. Федотов», вышедшей
в 1873 году в Петербурге. А всего в моей
коллекции 25 рисунков Федотова.
Наконец, в этом весьма кратком
перечне ленинградцев-коллекционеров,
которые относились ко мне с сердечным
расположением, хочу назвать И.И.Ры­
бакова. Если в состав моего собрания
входят пятьдесят произведений Леона
Бакста, то обязан этим прежде всего
именно И.И.Рыбакову. Очень горестно,
что этот чудесный человек погиб безвин­
но в роковом 1937 году. Хочу отметить,
что в моей подборке работ Бакста—три
эскиза декораций и все эскизы костюмов

к балету Роже Дюкаса «Орфей»; балет
должен был быть поставлен в 1914 году в
Мариинском театре в Петербурге, но
этому помешала война. Из других работ
Бакста, мною отысканных, хочется на­
звать портреты Анны Павловой и Айсе­
доры Дункан.
Живя до 1930 года в Ленинграде, я по
предложению основателя журнала «Ого­
нек» Михаила Кольцова стал ленинград­
ским представителем редакции. Сам
много печатался в журнале. Тогда же в
«Библиотеке «Огонек» вышли несколь­
ко моих книжек, первая из которых «Из
бумаг Пушкина. Новые материалы»,
была выпущена в 1926 году.
В последующие четыре года в Ленин­
граде вышли в свет с моими коммен­
тариями книги «А.С.Грибоедов в воспо­
минаниях современников», «А .Н.Вул ьф.
Дневники (любовный быт пушкинской
поры)», «История одной вражды. Пере­
писка Ф.М.Достоевского и И.С.Тургене­
ва», «Несобранные рассказы А.П.Чехо­
ва», «В.И.Ленин в зарисовках и воспоми­
наниях художников». По предложению
М.Е.Кольцова в 1930 году я переехал в
Москву и занялся подготовкой первого
приложения к журналу «Огонек» — со­
брания сочинений А.П.Чехова.

Семен Щедрин. В окрестностях Рима. 1790

19

И.Е.Репин. На мостике. 1879

Но самая заветная мечта тех молодых
лет моей жизни была приступить к выпу­
ску томов, посвященных публикации
неизданных материалов по истории
русской литературы и общественной
мысли.
Этому изданию я дал название «Лите­
ратурное наследство». Благодаря помо­
щи М.Е. Кольцова я получил разрешение
на выпуск такого издания и 1 марта 1931
года, имея в качестве помощницы лишь
машинистку, приступил к подготовке
первых трех книг. И с той поры на протя­
жении пятидесяти семи лет выходят тома
этого издания. Недавно вышла четвер­
тая книга 92-го тома — «Александр
Блок. Новые материалы и исследова­
ния», подготовленная совместно с
Л.М.Розенблюм, в производстве нахо­
дится пятая книга, в которой большие
разделы «Блок и театр», а также «Блок
за рубежом».
28 марта текущего года исполнилось
120 лет со дня рождения А.М.Горького.
К этой знаменательной дате мы выпу­
скаем весьма объемистый 95-й том
«Литературного наследства» — «Горь­
кий и русская журналистика начала XX
века. Неизданная переписка».
20

Вот что писал о «Литературном на­
следстве» глава французской школы сла­
вистов Андре Мазон:
«Не существует в области истории ли­
тературы другого издания, которое уже в
течение двадцати лет принесло бы боль­
ше славы русской науке».
* * *
На протяжении многих лет я был зна­
ком, а порой и дружил с видными деяте­
лями французской культуры. И прежде
всего с академиком Франции Андре Мазоном, который был также иностранным
членом Академии наук СССР. Мы позна­
комились в доме Щеголевых еще в 1925
году и с той поры до самой кончины
Мазона были в самых дружеских отно­
шениях.
Свыше двух десятилетий меня связы­
вала дружба и с Луи Арагоном. Мне даже
удалось помочь ему, когда он работал
над романом «Страстная неделя».
Дело в том, что один из создателей
Одессы, герцог Ришелье, который стал
героем этого романа, оставил после себя
в России огромное количество интерес­
нейших писем, и они были полностью

опубликованы в одном из томов импера­
торского Русского исторического об­
щества. Арагон, конечно, не знал об
этой значительной публикации. И в один
из его приездов в Москву я попросил
тогдашнего директора Государственной
библиотеки имени В.И.Ленина Н.М.Си­
корского подарить Арагону один из лиш­
них экземпляров того тома. Трудно себе
представить, как был счастлив Луи Ара­
гон. Конечно, в том издании все письма
были напечатаны на языке подлинников,
по-французски, к тому же весьма и весь­
ма точно. А когда вышла книга Арагона,
он подарил мне ее с такой надписью (при­
вожу в переводе):
«Илье Зильберштейну, приезда кото­
рого ждут многие в Париже, в благо­
дарность за помощь, оказанную мне при
написании этой книги. Его друг Арагон»
(эту книгу я получил 13 января 1959 года в
Москве).
Именно Андре Мазону и Луи Арагону
я в первую очередь обязан тем, что в 1966
году осуществилась моя первая поездка
во Францию, где я на протяжении трех с
половиной месяцев занимался поисками
реликвий русской культуры. Результаты
этих поисков превзошли все ожидания,

Е.Е.Лансере. Прогулка. 1908

вкратце коснусь этого ниже. В числе тех,
кто пригласил меня в ту поездку, кроме
Андре Мазона были директор Нацио­
нальной библиотеки Жюльен Кэн, а
также Андре Моруа.
Когда я его посетил 20 марта 1966 года
в Париже, он подарил мне свою книгу
«Прометей, или Жизнь Бальзака», на ко­
торой сделал такую надпись (привожу в
переводе):
«Илье Зильберштейну, поскольку он
страстно любит литературу.
Андре Моруа».
Мог бы назвать еще ряд французов, а
также русских парижан, которые одари­
вали меня большим вниманием и даже
заботой, когда я по командировкам Ми­
нистерства культуры СССР ездил во
Францию для научных разысканий и пои­
сков реликвий русской культуры в 1975 и
1978 годах. Их результаты были весьма
плодотворными.
* * *
Ни один истинный коллекционер не
может быть безразличен к дальнейшей
судьбе своего собрания. Между тем по­
давляющая часть личных коллекций, к

тому же нередко первоклассных, сущест­
вовавших в наше время как в Москве и
Ленинграде, так и за рубежом, подверга­
лись или весьма часто подвергаются без­
душному и жестокому распылению, так
как эти коллекции почти неизменно, за
редчайшим исключением, превращались
для родственников лишь в ценность
материальную. Поэтому единственный
правильный вывод, который может сде­
лать серьезный коллекционер, это поза­
ботиться самому о будущей судьбе всего
того, что он на протяжении стольких
лет, а порой и десятилетий, с такой лю­
бовью отыскивал. Если коллекция (я,
конечно, имею в виду не только собира­
ние картин и рисунков) стала значитель­
ной и представляет интерес художествен­
ный или мемориальный, исторический
или познавательный, научный или об­
щественный, неизбежно одно решение:
эта коллекция должна быть сохранена
как единое целое.
И для этого наилучшим вариантом
будет создание Музея личных коллек­
ций, куда войдет множество различного
рода собраний.
С этим предложением я выступил три
года тому назад — 23 января 1985 года —

в № 4 «Литературной газеты», в статье,
которая называлась «О судьбе личных
коллекций», где предложил устраивать в
разных городах нашей страны музеи лич­
ных коллекций, каждая из которых бу­
дет храниться как единое целое.
3 февраля 1986 года я обратился в наши
руководящие инстанции с просьбой пред­
оставить для Музея личных коллекций в
Москве здание, в котором на протяже­
нии последних десятилетий находился
«Автоэкспорт». В прошлом это здание
являлось гостиницей «Княжий двор», в
котором проживал знаменитый русский
художник В.И.Суриков, о чем свиде­
тельствует мраморная мемориальная
доска, здесь останавливались по приезде
в Москву Горький, Репин, Бунин, Леонид
Андреев...
И хотя в тот же день, 3 февраля 1986
года, когда было получено это мое пись­
мо, руководящие инстанции распоряди­
лись отселить «Автоэкспорт» из того
дома и предоставить это здание для
Музея личных коллекций, а промедле­
ние «Автоэкспорта» в этом деле вызвало
в нашей печати около десяти негодую­
щих статей, лишь в ноябре 1987 года, и то
благодаря решительному требованию
23

Питер Борм. Флора. Вторая половина

24

XVll

века

Рембрандт ван Рейн. Авраам и Исаак на пути к жертвеннику. 1643

общественности, «Автоэкспорт» был
выселен из «Княжьего двора». Теперь
дело лишь за ремонтом. И как только он
завершится, в Москве будет открыт пер­
вый в мире Музей личных коллекций.
К счастью, это здание соседствует с
Государственным музеем изобразитель­
ных искусств, и тем самым новый музей
будет не только рядом со старым, но и
руководство будет тем же самым. А ведь
во главе ГМИИ им. А.С.Пушкина нахо­
дится Ирина Александровна Антонова,
человек самозабвенного труда, велико­
лепной культуры, неуемной энергии.
В качестве первоосновы Музея лич­
ных коллекций я передал туда безвоз­
мездно всю свою коллекцию, в которой
около 2300 произведений русской и за­
падноевропейской живописи и графики.
Вслед за мной уже передали свои собра­
ния около десяти коллекционеров Моск­
вы, Ленинграда и Львова.
Но первыми, кто откликнулся на мой
клич принять участие в создании Музея
личных коллекций, были московские
собиратели, научные работники супруги
М.С.Варданян и H.С.Лисициан. Они пе­
редали для нового музея около восьми­
десяти произведений русских и армян­
ских художников, в том числе несколько
картин Айвазовского. Как только будет
подготовлен каталог этого собрания, он
будет издан.
Большой интерес представляет кол­
лекция, в которой около ста интерес­

нейших икон XVI—XVIII веков, собран­
ных живущим под Москвой М.И.Чувановым. Ему девяносто семь лет, и он очень
рад, что коллекция сохранится как еди­
ное целое, будет экспонирована, а не
поступит ни в какой запасник, где никто
никогда не увидит плодов его собира­
тельства. ГМИН организовал научную
реставрацию всех икон.
Сестры Е.С. и О.С.Соловьевы по­
просили включить в состав Музея лич­
ных коллекций около шестидесяти кар­
тин выдающихся русских художников.
Это собрание их родителей, а желание
сохранить в целости всю коллекцию и
привело почтенного возраста детей к та­
кому мудрому решению.
Ленинградским собирателям супругам
А.Н.Рамму и Ю.П.Уринсон также при­
шлась по душе моя идея создания Музея
личных коллекций. И они оставили заве­
щание, в котором именно так опреде­
лили судьбу своего собрания. После их
кончины заведующий Музеем личных
коллекций В.В.Длугач перевез коллек­
цию в Москву. Но если в выпущенном в
1983 году печатном каталоге этого со­
брания даны воспроизведения и описания
175 картин, акварелей и рисунков Бакс­
та, Александра Бенуа, Браза, Виногра­
дова, Головина, Грабаря, Добужинского, Дубовского, Кончаловского, Коро­
вина, Кустодиева, Левитана, Малявина,
Нестерова, Петрова-Водкина, Полено­
ва, Рериха, Сарьяна, Серебряковой, Се­

рова, Судейкина, Чехонина, Шишкина,
Шухаева, Яковлева, то к моменту пере­
возки остались лишь 162 произведения.
Видимо, тринадцать работ были раздаре­
ны владельцами.
Превосходную коллекцию декоратив­
но-прикладного искусства собрал живу­
щий во Львове Н. А.Островерхое. По его
завещанию она должна поступить в наш
Музей личных коллекций.
Отец историка Я.Н.Щапова, недавно
избранного
членом-корреспондентом
Академии наук СССР, собирал сатири­
ческие журналы, выходившие в Петер­
бурге и в Москве в 1905 году, в эпоху
первой русской революции. Ведь каж­
дый из таких журналов существовал неделю-две, после выпуска первого или
второго номера царская цензура запре­
щала дальнейший выпуск журнала; воз­
рождавшийся под другим названием
новый журнал вскоре вновь запрещал­
ся... А ведь в тех журналах помещали
свои антиправительственные шаржи и
карикатуры Валентин Серов, Борис Кус­
тодиев, Мстислав Добужинский, Иван
Билибин и многие другие прославленные
художники. Около семидесяти номеров
таких сатирических журналов 1905 года
получил в дар от своего отца Я.Н.Щапов.
Теперь Ярослав Николаевич передал их
в Музей личных коллекций. Когда он
откроется, эти редчайшие журналы
будут помещены в витрины.
Имеются основания предполагать, что
25

Пьетро Гонзага. Морская пристань. Эскиз декорации. Конец XVIII — начало XIX века

в ближайшие месяцы в Музей личных
коллекций от москвичей и ленинградцев
поступят другие различного рода досто­
примечательности.

Многих даров в Музей личных коллек­
ций можно ждать от наших соотечест­
венников, живущих за рубежом.
В сентябре 1986 года по предложению
заместителя председателя Гостелерадио
СССР В.И.Попова мы отправились в
Швейцарию на поиски реликвий русской
культуры. Заехали, в частности, в Лозан­
ну, чтобы встретиться с Сергеем Михай­
ловичем Лифарем. Дружеские отноше­
ния мои с Лифарем, с восемнадцатилет­
него возраста жившим и творившим во
Франции, а затем переехавшим в Швей­
царию, длились свыше четверти века.
Многочисленны дары Сергея Михайло­
вича Родине. Значительная их часть по­
ступила в наши музеи, архивохранилища
и библиотеки. Так было с картиной Лер­
монтова «Вид Крестовой горы», пода­
ренной поэтом В.Ф.Одоевскому. Полу­
чив ее из рук Лифаря для небольшой
реставрации — необходимо было снять
разложившийся лак, мешавший качест­
26

венному ее воспроизведению в моей
статье, — я затем все же упросил Сергея
Михайловича расстаться с картиной.
Ныне она является украшением пятигор­
ского музея «Домик Лермонтова».
С.М.Лифарь поддержал мою идею
создания Музея личных коллекций и про­
сил первоначально включить в свой —
как мы предполагали — будущий зал два
альбома, ранее присланных им на Роди­
ну. Один альбом принадлежал княгине
М.К.Тенишевой, муж которой был гене­
ральным директором русских павильо­
нов на Всемирной выставке в Париже в
1900 году. В этом альбоме 90 акварелей
русских художников, оформлявших па­
вильоны, — Головина, Коровина, Аль­
берта Бенуа, Малютина, Якунчиковой и
других выдающихся мастеров. Второй
альбом был преподнесен великой бале­
рине Марии Тальони, когда она приезжа­
ла на гастроли в Петербург (1837— 1842
гг.). В альбоме 30 видов тогдашней сто­
лицы. Каждый, кто увидит их, сможет
как бы совершить прогулку по пушкин­
скому Петербургу.
Во время одной из наших встреч в Ло­
занне с Лифарем удалось получить от
него ряд ценных реликвий русской куль­
туры: автографы писем А.С.Дарго­

мыжского, Н.А .Римского-Корсакова,
A. К.Глазунова, И.А.Бунина; воспоми­
нания А.К.Глазунова о Н.А.РимскомКорсакове и музыкальном издателе
B. М.Беляеве, дневник Н.Н.Курова о
встречах с А.К.Глазуновым и его кончи­
не во Франции (1932—1936 гг.). Интерес­
ны письма основателя Театрального
музея в Москве А.А.Бахрушина к жив­
шему за рубежом театральному критику
А. А.Плещееву (1922—1929 гг.). Все это,
вместе с другими материалами, получен­
ными тогда от С.М.Лифаря, передано в
Центральный государственный архив
литературы и искусства СССР.
Во время пребывания в Швейцарии мы
съездили в княжество Лихтенштейн,
чтобы встретиться с Э.А.Фальц-Фейном, с которым я познакомился в 1975
году в Монте-Карло, куда приехал на
аукцион библиотеки С.П.Дягилева.
Один из основателей творческого содру­
жества «Мир искусства», организатор за
рубежом знаменитых «Русских сезонов»,
Дягилев собрал бесценную библиотеку.
Затем ее владельцем стал Лифарь. В
1973 году он решил передать библиотеку
безвозмездно в нашу страну. Но ответа
на свое предложение он не получил. В
августе 1975 года Сергей Михайлович

прислал мне письмо, в котором были
такие строки: «С грустью извещаю, что
мою дягилевскую библиотеку (с XVI до
XIX века) — две тысячи томов я вынуж­
ден «разбазарить» с торгов. На ее содер­
жание не имею средств!» Тогда же я
получил от Лифаря печатный каталог
продаваемой библиотеки. Показал его
Н.М.Сикорскому, директору Государст­
венной библиотеки
СССР имени
В.И.Ленина. Через день получил письмо
Николая Михайловича с перечнем тех
книг, что указаны в каталоге, но отсутст­
вуют в лучшей библиотеке нашей стра­
ны. По командировке Министерства
культуры СССР я поехал на этот аук­
цион.
Там мне удалось организовать приоб­
ретение семи книг, а тринадцать старин­
ных изданий снял с аукциона Лифарь,
подарив их Ленинской библиотеке. Одну
книгу на аукционе купил и подарил
нашей библиотеке Э.А.Фальц-Фейн.
Эдуард Александрович восторженно
отнесся к идее создания Музея личных
коллекций и в качестве первого вклада в
свой будущий зал, который, хочу на­
деяться, в дальнейшем разрастется в два
или даже в три зала, передал два произве­
дения: прижизненный портрет Екатери­
ны II художника круга Левицкого и не­
большой деревянный бюст, исполнен­
ный двадцатилетним Антокольским.
Должно же было случиться так, что
после окончания аукциона в МонтеКарло, когда я приехал в Париж, там в
тот же день мне посчастливилось полу­
чить безвозмездно два ранее неизвест­
ных автографа В.И.Ленина, датирован­
ных ноябрем 1908 года, а также автограф
пространного письма А.М.Горького к
В.И.Ленину, которое относится к началу
февраля 1908 года. Ведь с 1907 по 1916
годы Ленин и Горький вели интенсивную
переписку. От тех лет сохранилось и опу­
бликовано 47 писем Владимира Ильича к
Алексею Максимовичу. Но ответных
писем того же периода было известно
всего лишь три. Таким образом, мне уда­
лось отыскать четвертое из тогдашних
писем Горького. Оно особенно интерес­
но еще и потому, что на это письмо
имеется ответ Владимира Ильича. Все
три мною отысканных и полученных до­
кумента переданы в Центральный пар­
тийный архив Института марксизмаленинизма при ЦК КПСС.
В те же дни пребывания в Париже мне
удалось обрести для наших музеев, биб­
лиотек и архивов много других редко­
стей. Весьма порадовал меня, в частно­
сти, все тот же С.М. Лифарь. Узнав, что
у него хранится экземпляр выпущенных
Пушкиным в 1828 году отдельным изда­
нием четвертой и пятой глав «Евгения
Онегина» с дарственной надписью вели­

28

кого поэта журналисту Оресту Сомову, я
попросил Сергея Михайловича подарить
это издание открывавшемуся в Ленин­
ской библиотеке Музею книги. Мою
просьбу он выполнил. И теперь это изда­
ние является украшением Музея книги.
За рубежом имеется много коллекций,
собранных живущими там нашими со­
отечественниками. Одной из них, наи­
более интересной, является, по-видимо­
му, коллекция произведений русских
декораторов. Ведь еще в 1912 году
А.В.Луначарский писал, что наши мас­
тера театрально-декорационного искус­
ства — Александр Бенуа, Головин, Добужинский, Рерих, в огромной мере Бакст
— произвели в Западной Европе «настоя­
щую революцию». Коллекция произве­
дений такого рода изобразительного ис­
кусства собрана живущими в Лондоне
Никитой Лобановым-Ростовским и его
удивительной скромности и обаяния су­
пругой Ниной. В их собраниии около
1200 первоклассных произведений.
Еще в прошлом году Н.Д.Лобанов
решил стать участником нашего Музея
личных коллекций. Вот первое, что он
уже передал для своих будущих залов в
этом музее: семь эскизов декораций и
семьдесят три эскиза костюмов, испол­
ненных самым прославленным театраль­
ным художником нашего времени Нико­
лаем Бенуа к опере П.И.Чайковского
«Мазепа», поставленной в 1986 году в
Ленинграде в театре имени С.М.Кирова.
Эти эскизы Никита Дмитриевич приоб­
рел у самого художника, жившего в
Италии.
Я признателен Лобановым и за то, что
они передали в мою коллекцию два ри­
сунка, которые оказались вне тематики
их собрания: рисунок Александра Бенуа
«С. А.Есенин» (1915 год) и рисунок Леона
Бакста «И.А.Бунин» (1921 год).
В такой же степени нежданно одарил
меня другой наш соотечественник, живу­
щий за рубежом, — А.В.Мамонов. По­
знакомился я с ним свыше двадцати лет
тому назад в Париже, но постоянно он
живет в Брюсселе и давно собирает рус­
скую живопись: в его коллекции имеют­
ся произведения высокого класса. Узнав
из зарубежной прессы о моем предложе­
нии создать в Москве Музей личных кол­
лекций и о моей готовности передать
туда все мое собрание картин, акварелей
и рисунков, Александр Васильевич напи­
сал мне письмо, в котором предложил
принять в дар и включить в мою коллек­
цию или портрет кисти Репина или два
этюда Сурикова к его картине «Взятие
снежного городка». А так как в моем
собрании свыше пятидесяти работ Репи­
на, но всего лишь две работы Сурикова, я
попросил подарить этюды Сурикова. За
этот подарок я выразил сердечную при­

знательность А.В.Мамонову и его су­
пруге.
И по сей день делаю все наивозможное, чтобы способствовать возращению
на Родину находящихся за рубежом архи­
вов русских писателей, автографов
наших прославленных революционеров
и деятелей общественной мысли, книг с
их дарственными надписями или редчай­
ших отечественных старинных изданий,
отсутствующих в наших лучших библио­
теках, произведений русской живописи и
графики... В крайнем случае стараюсь
получить фотографии всего того, что
представляет интерес для истории сло­
весной культуры и изобразительного
искусства нашей страны. Только в
результате трех поездок во Францию,
одной — в Монако и одной — в Польшу
мне удалось отправить на Родину авто­
графы В.И.Ленина, Г.В.Плеханова, пи­
сателей И.С.Тургенева, Л.Н.Толстого,
А.М.Горького, И.А.Бунина, В.В.Мая­
ковского, около десяти архивов — Арка­
дия Аверченко, А.М.Ремизова, Тэффи,
Константина Коровина, Дон-Аминадо,
Александра Бенуа, Сергея Маковско­
го... Отправил также около двухсот соз­
даний отечественного изобразительного
искусства, и в их числе картину
М.Ю.Лермонтова.
Все это мною отысканное и получен­
ное, к тому же, за тремя исключениями,
безвозмездно, поступило в семнадцать
архивов, отделов рукописей, библиотек
и музеев нашей страны, в том числе
около 18 000 документов — в Централь­
ный государственный архив литературы
и искусства СССР. В известной серии
моих статей «Парижские находки», печа­
тавшихся в «Огоньке», была впервые
опубликована всего лишь малая часть
отысканного во Франции.
Мечтаю завершить книгу «Парижские
находки. Эпоха Пушкина». Если буду
жив, в текущем году обязательно это
сделаю.
Пора Советскому фонду принять ак­
тивное участие в пополнениях Музея
личных коллекций и прежде всего пере­
дать туда все произведения изобрази­
тельного искусства, поступившие в Фонд
культуры.
Москва славится своими музеями, но
убежден, что новый музей — на этот раз
Музей личных коллекций — будет одним
из самых посещаемых. Вот красноречи­
вый пример: когда в 1985 году Музей
изобразительных искусств показал всего
лишь четыреста произведений из моей
коллекции, в течение тридцати дней
было продано 115 000 билетов. Не сомне­
ваюсь, что, когда Музей личных коллек­
ций в Москве откроется, количество его
посетителей будет исчисляться миллио­
нами ежегодно.

НАРОДНОМУ
ГЕРОЮ
Имя Василия Теркина знает каждый из
нас. Замечательная поэма Александра
Твардовского стала одной из самых
ярких и правдивых страниц летописи Ве­
ликой Отечественной войны. Для мно­
гих и многих тысяч советских воинов
«Книга про бойца» была вдохновляю­
щим словом-агитатором и разговором по
душам, присказкой и анекдотом, песней
и поучением. Оттого и неудивительно,
что благород­
ная ини­
циатива
Совет­

ского фонда культуры создать на народ­
ные средства памятник любимому герою
— Василию Теркину — сразу нашла
такой живой отклик в сердцах многих
советских людей.
По просьбе своих читателей газета
«Советская Россия» обратилась в Госком­
издат СССР с предложением выпустить
массовым изданием поэму Твардовского
и всю прибыль от продажи передать на
сооружение памятника. Первым поддер­
жало эту идею недавно созданное изда­
тельство «Книжная палата». Вот что рас­
сказывает его директор, кандидат исто­
рических наук А.Ф.Курилко:
— «Книга про бойца» переведена
более чем на двадцать языков и только у
нас в стране издавалась около ста раз.
Общий ее тираж превысил шесть мил­
лионов экземпляров. Но наше издание
особенное, ведь читатель увидит обра­
щенные к нему слова: «Средства, полу­
ченные от продажи книги, издательство
переведет на счет № 702 Советского
фонда культуры для использования
при сооружении скульптурной ком­
позиции, посвященной Василию
Теркину. Этот памятник увекове­
чит и образ литературного героя,
и собирательный образ воинаv освободителя и отдаст должное
\
творчеству Александра
Трифоновича Твар­
довского».
В сборник во­
шли поэмы
«Василий
Теркин»,
«За далью
— даль»,
«Теркин на
том свете»,
«По праву памя­
ти». Тираж книги
- сто тысяч экзем­
пляров, в Фонд
культуры по решению
всего коллектива
издательства пере­
числено 50 тысяч рублей.
Это уже второй столь
крупный взнос на соору­
жение памятника герою
Твардовского, а первые
50 тысяч рублей (гоно­
рар за издание своей
книги за рубежом)
еще в прошлом году
перевел Генераль­
ный секретарь
ЦК КПСС

М.С.Горбачев. Пять тысяч рублей на
счет № 702 внес Союз писателей СССР.
На строительство памятника уже со­
браны немалые средства. Это и коллек­
тивные взносы от предприятий, учреж­
дений, учебных заведений, и индиви­
дуальные вклады.
Больше всего поступает денег из Смо­
ленска и Смоленской области. Земляки
писателя — и взрослые и дети — дружнее
всех поддержали предложение Советско­
го фонда культуры. Более восьмисот
рублей перечислили А.Н.Цыганкова и
ее друзья из города Починок, по сто руб­
лей перевели H.С.Фирсова из Сафонов­
ского района и комитет комсомола смо­
ленского музыкального училища. Да
разве всех назовешь!
Отрадно, что так много у нас людей,
которые обладают талантом доброты и
искреннего бескорыстия. Один из мно­
гих — ведущий конструктор В.А.Мака­
ров из города Мытищи Московской
области. Что же побудило Василия
Александровича при скромном семей­
ном бюджете передать квартальную
премию, более ста рублей, на памят­
ник?
— Я фронтовик, это, пожалуй, глав­
ное, — говорит Макаров. — И как каж­
дый воевавший могу подтвердить, что
Теркин действительно «в каждой роте
есть всегда, да и в каждом взводе». У нас
таким любимцем был Иван Власович
Чиринда. Мы с ним и после войны дружи­
ли. . . А из «Теркина» мы знали наизусть
целые главы. Я, например, и сейчас мно­
гое помню и внукам своим вместо сказок
читаю «Книгу про бойца».
Уверен, что со мной согласятся не
только ветераны Великой Отечествен­
ной войны: создатели скульптурной ком­
позиции должны отойти от сложивше­
гося стереотипа — Теркина, играющего
на гармони или балагурящего на прива­
ле. Пусть это будет памятник не только
литературному герою, а памятник всена­
родной признательности его замечатель­
ному автору. И пусть каждый, кто при­
дет в Смоленске на площадь Смирнова,
где будет установлен монумент, вспом­
нит слова Александра Трифоновича
Твардовского, обращенные к нам и к
нашим потомкам:
П рош ла вой н а , прош ла ст рада ,
Но боль взы вает к лю дям :
Д авай т е , л ю д и , никогда
О б эт ом не забудем .
м. ( М Ы У РО ВД

хроника СФ К

29

Если мы
пополнить

генофонд
нашей
культуры,
мы должны

отказаться
от всего,

что
унижает
человека

30

«... Можно владеть цветком, можно за­
ставить цветок служить себе, но невоз­
можно присвоить цветенье.

Можно присвоить и человека. Но смех
его,

плач

своишь

или

пенье

-

этого

не

при­

корресп9ндент

СЕРГЕИ
ВЛАСОВ

...

Все звуки и шорохи, печаль и надежда

С председателем правления
Латвийского фонда культуры
ИМАНТОМ
ЗИЕДОНИСОМ
беседует наш
специальный

-

все это время, а время присвоить никто

не может. Ибо время ничье ... »
(Из книги Иманта Зиедониса
« Эпифании»).

Народный поэт Латвии Имант Зиедонис
родился в 1933 году в семье рыбака. Его
первые стихи опубликованы в 1956 году.
Первый сборник вышел в 1961 году.
И.Зиедонис является автором более
двадцати поэтических и публицистиче­
ских книг, среди них: «Смола и янтарь»,
«МОТОЦИКЛ»
(1965),
<<Лабиринты»,
«Дневник поэта» (1968), «Курземите»
(1976), «Мой камень не спит» (1978) ,
«Поэма о молоке. Поэма о хлебе»,
«Сказки» (1987).

истинного энтузиаста перестройки они
кр адут и время идеологическое . Ведь и
они

лигенции,

его

старания

сохранить

для

перетряхивают

мала наша отдача, из -за них мы впадаем в
апатию, стареем , а нередко и погря заем в

их гиблом стиле жизни . Это ведь они до
того нас за морочили словом « Проблема »,
что оно стало нам

казаться неотъемле­

мым при з наком хорошего тона социали­

стической повседневности . Они подняли
слово « Проблема » как флаг , заменив им
слово « работа ». Прячас ь за слово « Проб­
лема», эти хронофаги заставляют н ас
разгребать навороченные ими же неле­
пости , пожирая тем самым наше время,
предназначенное для

созидания

и

твор­

чества.

И еще одна забота. Мне совершенно не­
понятна

логика

ограничения

приема

в

п а ртию интеллигенции. Чтобы получить
возможность более активно участвовать
в

- Тема нашеzо се20дняшне20 разzо­
вора - перестройка культурной жизни
-столь обширна, что нужны какие-то
ориентиры , точки отсчета.
Иначе
можно сбиться, заплутаться. Я пред­
лашю в качестве такой точки отсчета
взяiпь имя Ленина. Что вам как поэту и
активному деятелю культуры более
всеzо импонирует в Ленине?
- Его бережное отношение к интел­

перестраиваются :

свой коррупционно-воровской лексикон,
выкрадывая и з чужих уст благородные
слова и оглашая их первыми. Они грабят
идеологию. Они воруют у каждого из нас
и биологическое время . Из- за них так

жизни ,

творческие

люди

должны

стоять в очереди несколько лет. Это уни­
зительно. При чем тут к акие-то процен­
ты? Для кого мы готовим эту партийную
статистику? Кого может испугать высо­
кий процент интеллигенции в партии ?
Как много тонких, талантливых людей
мы отпугнули от партии , от руководства

культурной жизнью, вводя подобные не­
суразные, на мой взгляд, ограничения!
Если мы хотим пополнить генофонд
нашей культуры , мы должны отказаться
от всех инструкций , которые унижают
человека . Это унижение острее чувст­

отечества лучшие головы и сердца. Се­
годня меня очень беспокоит отсутствие
уважения к интеллигенции в нашей куль­
туре. Я наблюдаю за теми, кто руково­

самые интеллигентные . Я уверен, что
Ленин не допустил бы такого положе­

дит

ния.

различными

ведомствами,

инстан­

циями , и вижу, что люди, которые опре­

вуют
всего

самые
они

ранимые

же

и

из

нас,

самые

но

чаще

талантливые,

У нас с каждым годом растет число

деляют культурную иерархию, которые

выпускников

реш ают судьбы людей культуры , сами
весьма от нее далеки. Если сопоставить
неофициальную иерархию людей куль­

тов . Но образование и интеллигентность
-это не одно и то же. Диплом об образо­

туры

ления о миропорядке . В первые годы
Советской власти мы потеряли очень
много интеллигенции. Потом сталин­
ские репрессии , жертвами которых были

и

иер а рхию ,

созданную

админи­

страторами, то, боюсь, что одна от дру­
гой будет сильно отличаться, а может
быть , даже и полностью противоречить
одна другой.
Те, кто в подлинной табели о рангах
заняли бы далеко не первые места, поче­

вании

еще

институтов ,

не

дает

опять-таки

люди

щие . Потом

-

какая

еще

университе­

истинного

представ­

неординарно

мысля­

война. Какой еще народ ,

нация

в мире

понесл а столь

нашей культурной жизни. И как всякая

сильный урон умственной энергии! Зна­
чит, если мы сейчас не сосредоточим все

посредственность , они

свои усилия н а восполнении этого урона,

му-то

оказываются

на

первых

ролях

в

завидуют истин­

ным талантам, мешают им , иногда даже

потом может оказаться поздно.

сознательно мстят им за свою бездар­
ность. Они укорачивают твой и без того

- Многие латыши эм игриро вали .
Это ведь тоже в основном интелли­
генция. Можно ли ра ссч итывать на их

короткий век всякими тормозами и пре­
пон ам и , вынуждают отстаивать и дока­

помощь

зывать

в

культурном

строит ельстве

мышлением

республики ?
- Конечно, далеко не все из них на­
строены антисоветски . Я встречался со
своими соотечественник ам и в Швеции,
Франции , ФРГ , США, в Канаде и могу

программами (на верхнем уровне идей) и

сказать, что там очень много н а ших дру­

естественной

зей. В последнее время они чаще стали
приезжать сюда, в Латвию , и предлагать
свои услуги. Ведь политика перестройки

очевидное,

выдумывают

неле­

пые требования. И называют все это диа­
лектикой.
А
по-моему ,
это
просто

бюрократическое хамство. Между отме­
ченными

государственным

потребностью

людей

в

справедливости, красоте и порядке (на
житейском уровне) паразитирует сред­
ний эшелон тунеядцев. Они с ожесто­
чением бездарности расхищают госу­
дарственное богатство время. У

взволновала

весь

мир ,

взволновала

не

только коммерсантов , но и тех, у кого в

сердце осталась любовь к родине. У эми-

81Ч13ра-сеzодuя-Завmра _.

грантов, как ни странно, иногда острее
проявляется желание оставить добрый
след на отеческой земле.

Из книги «Эпифании»:
«Учусь этому высокому и тонкому искус­
ству — ладить со всеми. . .
Лампа на столе — она права, но есть своя
правота и у тьмы в углу. . .
С одной стороны, с другой стороны.
Множество правд существует на свете.
Можно сойти с ума, если нет у тебя своей
собственной правды».

— Сегодня, когда мы спохватились,
что наша культура находится в столь
запущенном состоянии, когда у нас
вдруг открылись глаза на бесчисленное
множество прорех и упущений, естест­
венно, возникает желание хвататься за
все сразу. Но объять необъятное труд­
но. Что надо, по вашему мнению,
делать в первую очередь?
— Да, как ни горько сознавать, но
необходимо признаться, что мы умудри­
лись создать особую культуру — куль­
туру бескультурья. И причина тому —
отсутствие единой культурной политики,
во всяком случае, в нашей республике ее
нет. Если говорить о перестройке в куль­
туре, то прежде всего надо восстановить,
точнее, оживить отдельные очаги куль­
туры, в которых еще теплится жизнь. Их
немало, но они существуют сами по себе,
без какой-либо надежной связи.
Раньше и сейчас в этих разрозненных
очагах культуры были и есть замеча­
тельные люди, настоящие личности.
Молодые и старые. Деятели искусства,
литературы, бывшие революционеры.
Но дело в том, что они часто не встре­
чали понимания, чуткого, деликатного к
себе отношения со стороны руководства,
и многие из них отошли от активной
культурной жизни, уединились, замкну­
лись.
— Может, даже озлобились.
— Да, даже озлобились. И сейчас
очень трудно работать с теми, кто озло­
бился. Есть и такие, кто скептически
воспринимает разговоры о демократии,
гласности. Они, возможно, и хотят ве­
рить, но ведь их уже столько раз обма­
нывали, они столько пережили во вре­
мена, когда простая человеческая лич­
ность, без кресла, имела лишь значение
статистической. Слава богу, что сейчас
мы вспомнили об изначальной ценности
человека как такового.
— Имант, а многих ли из тех, озло­
бившихся, отвергнутых, вам удается
уговорить и вернуть к активной куль­
турной жизни?
— Я не слишком стараюсь уговари­
вать. Мы обязаны уважать и заблуж­
дения человека. По-моему, надо идти с
теми, кто сам хочет вместе с тобою идти.
А те, кто озлобился или разуверился? . .
Что же, не надо забывать, что они
остаются нашими строгими судьями —
ведь они нередко большие знатоки куль­
32

туры. И в то же время мы чувствуем их
моральную поддержку: несмотря ни на
что, они не перестали быть патриотами и
им не безразлична судьба национальной
культуры. Это болельщики, готовые в
любой момент сорваться с трибуны и
вступить в игру.
Знаете, я думаю, надо быть достаточ­
но наивным, даже по-детски наивным.
Без такой наивности в нашем перепутан­
ном мире, особенно в сфере культуры,
по-моему, нельзя жить.
— Наивным настолько, чтобы за­
быть все плохое?
— Нет, не забыть, но — не погрязнуть
в злопамятстве. И делать свое дело, и
жить дальше, как будто ничего плохого
не было. Иначе нам никогда не избавить­
ся от озлобленности. Не помню, кто из
мудрых говорил: постоянно требуя спра­
ведливости, теряешь силу любви. Помоему, надо быть наивным до такой сте­
пени, чтобы не замечать черные явления
вокруг тебя. По крайней мере не тратить
на борьбу с ними слишком много сил. Я
думаю, что не меньше чем три четверти
твоих сил должны работать на движение
вперед.
— Мне вспоминается Александр
Блок, поэтический гений, для которого
в миг революционных катаклизмов его
высокое искусство оказалось тесным и
он стал активно помогать работе теа­
тральной репертуарной секции в Пет­
рограде. Ваш пример мне кажется
весьма характерным для нынешней
революционной ситуации. Вы действи­
тельно почувствовали, что сейчас вы
не можете стоять в стороне?
— А я никогда, по-моему, и не стоял в
стороне. Свою перестройку я начал
давно и она была очень нелегкой, из-за
этого я даже поседел. И теперь, глядя на
взрывчатые порывы молодых, на их
скандальный даже задор, я любуюсь ими
и радуюсь за них: насколько им сейчас
легче.
У нас в республике очень многие люди
искусства сейчас активно стали участ­
вовать в общественной жизни, причем
более последовательно, чем я. Но опятьтаки они вынуждены заниматься не
своим делом, потому что не хватает
истинной интеллигентности у тех, у кого
она должна быть по долгу службы в куль­
туре. Лучше самому занять место чинов­
ника и портить себе нервы, делая его
дело, чем портить нервы в споре с ним,
видя, как он портит дело.
— А как же вы поступаете со сти­
хами, когда они вдруг приходят?
— Стараюсь записать.
— А если они все идут и идут, а вам
надо идти на заседание?
— Я иду на заседание. . .
В этот момент зазвонил телефон.
Имант Зиедонис взял трубку и долго
слушал, изредка произнося пару слов.
Потом пояснил: звонила разгневанная
читательница газеты, где вчера напе­
чатана статья о работе Фонда куль­
туры и где есть один бестактный
абзац. . . «Теперь придется самому чи­
тать все, что идет в печать о нашем
Фонде», — сокрушенно сказал поэт.

Из книги «Эпифании»:
«. . .Писателям и художникам дают до­
полнительную площадь. Как вы думае­
те, кому — телу или духу? . .»

— Что вам больше всего мешает сей­
час как председателю Фонда?
— Многие республиканские руководи­
тели не понимают, что Фонд культуры
исключительно важная организация. На­
пример, недавно, когда обсуждался
вопрос о помещении для Фонда, один
чиновник предложил: а давайте все эти
фонды, общества охраны природы, фи­
лателистов, книголюбов и прочие пере­
селим в одно здание и пусть они там себе
занимаются. . .
А мы ведь действительно кому-то ме­
шаем: мы своей деятельностью выяв­
ляем узкие места в их работе. Начали
мы, к примеру, собирать деньги на реста­
врацию крыши Рижского замка. Тут же к
нам обращаются сотрудники Мини­
стерства культуры — зачем, мол, вы это
делаете? Все равно сами не сможете про­
водить реставрацию на научной основе.
Да, пока мы многого не умеем, но что же
нам ждать, пока крыша замка совсем
разрушится? Мы своей активностью
даем импульс дополнительной энергии
—- пусть люди шевелятся, пусть вклю­
чают резервы, пусть хоть как-то стре­
мятся исправить бедственное положение
с реставрацией.
— А как же вы все-таки поступите с
собранными деньгами?
— Мы недавно обсудили этот вопрос
на правлении Фонда, решили найти ре­
ставраторов и под их руководством на­
чать работу самим. Люди должны ви­
деть, что мы не только хотим, но и можем.
— Сегодня мы часто повторяем
слово демократия и подразумеваем,
что это нечто нами уже обретенное.
Но ведь если мы научились произносить
слово, это не означает еще, что мы
научились самой демократии. Подлин­
ная культура без демократии невоз­
можна. Как же сделать, чтобы разви­
тие и той и другой шло вместе и обога­
щало друг друга?
— Я понимаю так: культура — это
создание возможностей. Для развития,
для всего доброго. Чем больше возмож­
ностей у человека, тем выше культура
общества, где он живет. Фонды культу­
ры — это школа демократии, которой
мы сейчас заново все учимся. Конечно,
счастливое устройство общества само не
спустится с неба. Его надо создавать
своими руками, своими мозгами. Сейчас
самый подходящий момент для такого
созидания. В обществе накопился огром­
ный запас человеческой нерастраченной
энергии.
— Но тратить ее надо с умом. А то
можно дров наломать. Я знаю немало
профессиональных художников, реста­
враторов, писателей, поэтов, кто
скептически относится к идее фондов
культуры, опасаясь, что они принесут
больше вреда, чем пользы.

— Да, такие опасения могут оправ­
даться, если мы с самого начала не су­
меем определить свое место. В самом
деле, союзы писателей, союзы художни­
ков давно и серьезно занимаются искус­
ством. Но тут приходим мы, публика,
демос, народ. Кто мы? Какое место нам
отводится? По-моему, должны быть два
потока, два направления нашей работы:
первое — мы обязаны поддерживать
самое изящное, самое изысканное, что
есть в искусстве. Здесь я даже не по­
боюсь употребить такие определения,
как элитарное искусство, концептуаль­
ное, сверхнормальное. Но нам ни в коем
случае нельзя зазнаваться. Да, Фонд
культуры — это и ремесленники искус­
ства, второй наш поток— ремесленники,
которые связуют небеса искусства с зем­
лей потребления. Ремесленники вообще
связуют мир. И если мир где-то начинает
разрушаться, то потому, что там мало
людей ремесла. В Риге, например, пере­
велись мостильщики, и стали появляться
улицы с исковерканной центральной
частью— разобрать камни сумели, а сло­
жить обратно не смогли.
Примеров таких много. Там, где нет
ремесленника, ничего толкового не вый­
дет. Таким образом, мы должны охваты­
вать существующее искусство с двух сто­
рон — сверху и снизу, питая его свежими
энергиями: сверху — неординарного чудака-оригинала, снизу — серьезного
ремесленника.
— Имант, я слышал, что вы еще лет
двадцать тому назад предлагали соз­
дать Фонд культуры. Так ли это?
— Да, разговоры такие мы с друзьями
вели.
— А что вам тогда помешало или кто
помешал? Само время — конец 60-х?
— Видите ли, идеи витают в воздухе,
но идея, как зерно — чтобы прорасти,
оно должно упасть на вспаханную почву.
Видно, почва тогда была не готова. Но
мне все-таки удалось создать нечто по­
добное: группу освободителей могучих
деревьев. Она существует уже более две­
надцати лет, в нее входят преподаватели,
студенты, школьники, журналисты, ди­
ректор ботанического сада, директор
леспромхоза, рабочий, поэт, художник.
— И чем занимается ваша группа?
Что значит — освобождать деревья?
— В лесных зарослях мы ищём деревья
не менее пяти-шести метров в обхвате и
очищаем их от мелкого кустарника, а
потом даем дереву имя, крестим его.
Получается настоящий памятник приро­
ды, который мы прибавляем к списку
деревьев, охраняемых государством.
Любовь к природе, понимание ее — это,
по-моему, основа культуры.
— А какие еще конкретные дела вы
намерены осуществить под эгидой
Фонда?
— Весной мы начали длительную,
надо думать, кампанию по восстановле­
нию наших кладбищ. Многие из них
представляют тягостное зрелище: от­
дельные могилы разорены мародерами,
которые ищут драгоценности, ордена,
старинное оружие. Студенты добывают
черепа. . .
— Чтобы, глядя на них, как Гомлет,
задавать себе сакраментальный во­

прос? Потрясающее время мы пережи­ гать никого, никакие инициативы, ника­
кое творчество.
ваем!
— Как сказал поэт: почему море
— Такое варварство в цивилизованных
странах всегда пресекалось судом. А мы такое большое? Потому что оно не
разве не цивилизованная страна? Статьи отвергло ни одну даже самую скверную
закона против мародеров у нас вроде бы речку.
есть, но почему-то мы не спешим приво­
— Да, именно так! Мы должны при­
дить их в действие?
вечать всех. Но это не значит, что надо
— Такая же странная ситуация сло­ всех смешивать, стричь под одну гребен­
жилась и с Законом об охране и исполь­ ку. Демократия вовсе не означает урав­
зовании памятников истории и культу­ ниловку. Должно быть множество самых
ры. Он как бы существует, и это удоб­ разных клубов, группировок, объедине­
но, когда надо в очередном докладе ний — так называемых малых социаль­
отрапортовать о борьбе за сохранение ных групп. Это и будет истинная культура.
нашего наследия. Но по сути, закона Здоровье дерева, его сила определяются
нет, по крайней мере за его нарушение степенью его разветвленности.
— То есть чем гуще крона. . .
никто к суду не привлекается. Не так
— Не совсем так. Метла тоже может
давно в Институте государства и
права АН СССР был проведен ситуа­ быть густой, но от этого она не перестает
ционный анализ относительно эффек­ быть метлой. Новые побеги должны
тивности применения Закона СССР об появляться постоянно. В культуре важна
охране памятников. С трудом удалось именно степень разветвленности, то есть
найти два-три примера, не более, когда сочетание самых разнообразных прояв­
за нарушение закона кого-то снимали с лений талантливости народа. Самых раз­
работы. Это максимально возможная в нообразных. И ни одно из них никто не
данном случае мера воздействия. И то имеет права запрещать.
— Даже если оно кому-то кажется
применяли ее, когда газеты поднимали
шумную кампанию по поводу бедствен­ диким?
— Чарльстон когда-то многим казался
ного положения какого-либо памятни­
ка. А в подавляющем большинстве дикостью. Теперь такой дикостью комуслучаев за разрушение памятников то кажется рок. Но, с другой стороны,
Отечества никто не отвечает. Ну, вчера я смотрел телевизор, эстрадную
пожурят кое-кого, поставят на вид, а программу. Это мне показалось проявле­
тут не журить надо, а штрафовать, нием чистой вульгарности, даже нарочи­
бить рублем, сажать на скамью подсу­ той звериности — настолько явно про­
димых. Хорошо бы для начала провести глядывало желание артистов разбудить в
два-три образцово-показательных про­ зрителе животные инстинкты. Но,
цесса, продемонстрировать их по теле­ может быть, эти люди вышли на сцену
видению в передаче, например, «Чело­ именем красоты? Может быть, они не
понимают, что они вульгарны? Тогда
век и закон».
— У нас в Латвии недавно провели кому-то надо деликатно им это объяс­
первый такой процесс над молодыми нить. В Фонде культуры должны рабо­
вандалами, разрушившими памятник на­ тать те, кто способен разбираться в столь
шего знаменитого поэта Александра сложных проблемах, кто умеет связать
Чака. Вместе со всеми я смотрел теле­ концы с концами. Современный мир —
передачу из зала суда. Преступники это клубок оборванных и спутанных
производили
жалкое
впечатление. веревок, тонких ниточек и толстых кана­
Типичные представители поколения ди­ тов. Все в одной куче. Но нам надо на­
скотек. Они понятия не имели, что они браться мудрости и терпения, чтобы свя­
разрушили, кому был памятник и кто зать подходящие концы, а не какие попа­
такой Чак. Не столь важно, какую меру ло. Сегодня нередко получается, что мы
наказания выбрал суд. Главное, что этот связываем канат с ниткой, и не ясно,
показательный процесс многих заставит зачем нужно такое соединение — нельзя
ни шить, ни корабль швартовать.
задуматься.
— Имант, вот вы сравнили культуру
— Знаете, когда я прочел, что
с деревом. Но у дерева помимо кроны
ЮНЕСКО 1987—1997 годы объявило есть и корни. В нашей современной
Всемирным десятилетием развития духовной жизни, мне кажется, ката­
культуры, я подумал: удивительно во­ строфически не хватает живого чувс­
время сделан этот шаг. Сегодня, когда тва единения с прошлым, с корнями на­
человечество зашло в тупик, только шими, не хватает осознания себя как
одна осталась надежда, надежда на очередного звена в длинной цепи
разум, на духовность, на память о поколений. Мы живем как будто сами
наших корнях. . . Перефразируя из­ по себе возникли — ниоткуда, из не­
вестное выражение, можно сказать: бытия, и уйдем в никуда. Как вернуть
«Мир спасет. . . культура». Но — какая утраченное нами уважение к предкам, к
культура может спасти мир? Вот в чем традициям, к многовековому опыту
вопрос — какая? Та, что сегодня вдруг нации?
стала легким достоянием миллионов —
— Надо обращаться к молодежи. К
зрелищная, развлекательная, не тре­ молодежи, которая почти ничего не
бующая работы души? Или рок-куль­ знает о нашем прошлом, и обучать ее
тура, уносящая прочь от болей мира?
посредством общей работы. Другого
— А может быть, вообще не стоит в пути я не знаю. Читать курсы лекций
данной ситуации делить культуры на вы­ бессмысленно. Наша давняя страсть к
сокую и низкую— лишь бы она работала пустословию привела к тому, что моло­
на единство человечества. Понимаете, дежь не верит словам. Кроме того, фи­
мне кажется, мы не имеем права отвер­ зиологически аппарат восприятия мно­

гих молодых людей так устроен, что,
сидя в аудитории, они слушают только
первые пять-десять минут, а потом они
отключаются. И совсем другое дело,
когда ребята собрались для общеполез­
ной работы. Мы стали называть это суб­
ботником, но почему-то забыли хорошее
слово — толока, которое как раз и озна­
чает дружную добровольную работу. С
нашей группой освобождения могучих
деревьев мы именно толокуем. А можно
найти еще сотни разных способов увлечь
ребят хорошим общим делом: восстана­
вливать разрушенные замки, очищать
пруды, ключи, источники и при этом ис­
подволь, ненавязчиво прививать им вкус
к познанию нашего прошлого, к тради­
циям, забытым обычаям и песням, к
навыкам старых мастеров, к полузабы­
тому ремеслу. Когда я со своими ребята­
ми прихожу восстанавливать, например,
городище, где была первая стоянка древ­
них ливов, я им сначала ничего не говорю
и не объясняю. Мы просто начинаем
расчищать заросли вокруг городища. А
потом непременно кто-нибудь спросит:
что мы тут делаем? Должно появиться
любопытство, только тогда человек
усвоит новые знания надежно. Но я рас­
сказываю им не все сразу, а пытаюсь их
заинтриговать. Говорю: здесь был пер­
вый поселок ливов. И все, и мы работаем
дальше, а они, конечно, в это время ду­
мают: как это первый? почему именно
здесь первый? И тут же меня засыпают
вопросами: как и когда здесь жили наши
предки? а куда переселились потом? с
кем воевали?
Урок, усвоенный таким образом, на­
долго остается в памяти, а может быть,
западает и в сердце. Если человек что-то
сделал красивое своими руками, пусть
неумелыми поначалу, пусть сбив их до
кровавых мозолей, он и в другом месте
будет охранять такую же красоту. Он
приведет к тому месту своих друзей, а
потом, возможно, и детей и расскажет им
то, что знает сам.
Толоки могут восстановить разрушен­
ные связи между поколениями. Однаж­
ды, когда мы расчищали городище на
берегу Даугавы, во время первой толоки
Фонда культуры, к нам подбежала девоч­
ка с клочком бумаги, на котором я с
трудом разобрал каракули: «Спасибо
вам. Не могу встать». Оказывается, это
прапрабабушка девчушки написала. Она
увидела в окно, как мы работаем.
— Представляю , сколько интересно­
го могла бы рассказать старушка
вашим ребятам , если б у нее хватило
сил.
— Вот и надо успеть, пока эти люди не
ушли и не унесли с собой то, что нам уже
никогда не восполнить. Кому, как не
молодежи, заняться этим благородным
делом! Но, к великому сожалению, в
среде молодых образовался некий
духовный вакуум. Энергии много, но как
и где ее использовать, ребята не знают.
Вот и появляются самые разные группы,
которые от нечего делать, от избытка
молодых сил порою творят вещи совсем
не безобидные. Но виноваты в этом не
только они сами. Рост их преступности —
это своего рода протест против тех
тупых рамок и ограничений, которые

уже долгое время сдерживают проявле­
ние самостоятельности, личного участия,
самодеятельной инициативы в нашей
культурной и общественной жизни. Мы
держим наших молодых за неразумных
несмышленышей, а они, по-моему, ис­
тосковались по большому делу, по ра­
боте. Вот и надо им это дело предоста­
вить. Наш Фонд возлагает надежды на
энергию в первую очередь молодежи при
осуществлении таких программ, как
«Побережье» и «Даугава».
«Побережье» ставит своей целью вос­
становить и сохранить в памяти народной
те места, где возникли первые морские
школы, где зарождались отечественный
флот и кораблестроение. В «Даугаве» —
самой обширной из программ нашего
Фонда— примут участие, как мы надеем­
ся, и соседние республики, Россия, Бело­
руссия. Даугава — это часть великого
культурно-исторического пути из варяг в
греки. Нам предстоит восстановить
карту древней культуры по берегам
реки. Но это должна быть не мертвая
схема. Это должен быть организм, где
бьется живой пульс культуры. Необхо­
димо восстановить естественную красо­
ту окрестных ландшафтов, памятники
старинного зодчества, например малые
архитектурные формы из тесаного
камня — вот совсем забытый вид строи­
тельства! Придется к этой работе при­
влечь старых мастеров, которых еще
надо поискать. Дел — непочатый край, и
без помощи молодых нам не обойтись.

Из книги «Эпифании»:
«Не ешь, о дитя мое, когда песню
поют! . .
Мы народ едоков, о дитя мое, но
ложку свою положи на стол, когда песню
поют, положи свою ложку на стол, о
дитя мое. Не смотри, о дитя, что этот вот
дядя ест, у него не учись — он давно уже
слопал все песни свои, и уже отличить он
не может картошку от песни.
Одни двери для ложки и песни.
Остановится ль ложка у рта твоего,
когда песня поется? . .»

— Знаете, когда думаешь о той гро­
мадной работе по воспитанию нового
культурного мышления , которая нам
предстоит , то естественно возни­
кает вопрос — кто будет эту работу
проводить? Школа? Но она сейчас на
такое не способна. Придется сначала
воспитывать учителей. А кто воспи­
тает их? . . Нет ли тут оснований для
пессимизма?
— К сожалению, есть. В наших шко­
лах еще столько прагматизма и грубой
властности. Взрослые люди так мало
времени посвящают осознанию мира,
философскому подходу к жизни. Они так
редко открывают детям даже в своей
семье красоту окружающего.
И все-таки я оптимист. Я всегда верил
в правильность мироздания. И в перевес
добрых помыслов. Я верю тому, что порусски зовется подвижничеством. Это
великое, прекрасное и неодолимое миро­

вое движение. При любой сумятице
преобразований, любых шквалах, зигза­
гах и синусоидах пути я верю, что над
всеми смутами царит ритм, порядок.
Великий порядок вещей, уклад. Лад, как
удачно его обозначил Василий Белов.
Сдерживающее начало, которое помо­
гает сориентироваться в историческом и
каждодневном хаосе, усмотреть в нем
лишь игру становления, вернее, один из
туров этой игры, не более. Тур игры,
который предстоит провести. Лад поз­
воляет взглянуть свысока на абсурд и
абсурдность, принимать отрицание не
как отца родного, а как одного из не­
счастных братьев. Впрочем, я отвлекся
невольно.
Года четыре назад я начал воевать за
создание в Латвии центра детской куль­
туры. Меня не поддержали ни здесь, ни в
Москве. А совсем недавно нам все-таки
удалось создать такой центр — Исследо­
вательскую лабораторию детской куль­
туры при педагогическом факультете
нашего университета. Но какую админи­
стративную и «академическую» дремучесть пришлось пробить, чтобы заста­
вить взрослых увидеть ребенка в его при­
родной светлоте!
Сейчас в центре пока семь человек,
это настоящие энтузиасты, подвижники
— дело, за которое они взялись, требует
гигантской работы ума и сердца. Им
предстоит создать вокруг себя братство
учителей, педагогов, способных сдви­
нуть с мертвой точки дело этического и
эстетического развития детей. Воспиты­
вать взрослых людей, да еще тех, кто сам
считается воспитателем, наверное, нет
ничего труднее.
— И вы все-таки надеетесь на успех?
— Конечно, проще быть скептиком. . .
— . . .и повторять за восточными
мудрецами, что характер человека
складывается до пяти лету после чего
воспитание бесполезно.
— Но надо все-таки попытаться совер­
шить невозможное. Зажечь мам и пап,
воспитателей яслей и детсадов, разбу­
дить застоявшееся болото педагогики,
разработать самые передовые методики,
основанные на игре, на совместном
труде, на природной тяге к прекрасному.
Есть в нашем центре физик Эгил Блуме,
который бросил свою науку и занялся
созданием курса эстетического воспита­
ния, основанного на искусстве Ренессанса.
— Культура спасет мир , можно еще
раз повторить. . . Но как донести эту
культуру до мира, до его периферии, до
отдаленных закутков?
— Думаю, что сельским жителям,
сельской молодежи надо прививать куль­
туру через их близость с природой. Мы
сейчас хотим в Тукумском районе, в од­
ном из живописнейших уголков респуб­
лики, на базе трех сельских школ соз­
дать центр экологического воспитания.
Недавно я был в этом районе и говорил с
его руководителями, они согласны вся­
чески нам помогать. Даже отказываются
брать с нас арендную плату за старую
мельницу, которую мы для себя
присмотрели, и согласны для нас обору­
довать в заброшенном старинном замке
лекционный зал, где наш бывший физик
сможет демонстрировать, например,

свои слайд-фильмы по эстетике Ренес­
санса, и, конечно, не только это. Таких
центров экологического воспитания, помоему, надо создать несколько, в самых
красивых местах Латвии.
—
Имант, давайте коснемся еще
одной важной темы, темы практиче­
ски неисчерпаемой. Бытует мнение,
что люди забыли о чести, о достоин­
стве\ о законах нравственности пото­
му, что у них отобрали веру в бога.
— А как веру можно отобрать! Она
либо есть, либо ее нет.
—
Вы сами верите в бога?
— В прямом смысле — нет, не верю.
—
Тогда спрошу по-другому: у вас
есть бог?
— Есть. Как говорил Кант, мой бог —
звездное небо надо мной и категори­
ческий императив во мне. Хотя эту фор­
мулу сегодня поминают часто.
—
Первая ее составляющая понятна,
а вот вторая. . . Поясните, пожалуй­
ста.
— У тебя в душе должен быть какой-то
основополагающий закон, который в
любом водовороте событий делает тебя
стабильным. Необходима сила (я ее на­
зываю Сила Все-таки), которая в любой
ошибочной, конфликтной и даже пани­
ческой ситуации позволяет отойти назад

от этой ошибки и начать все сначала.
Все-таки! И все равно! Независимо ни от
чего. Здесь можно вспомнить Ромена
Роллана: «Герой тот, кто делает все, что
он может. Другие этого не делают».
—
Очень жаль, что сегодня у чело­
века совсем не остается времени поду­
мать о высоком. Уж больно мы стали
приземленными, двухмерными.
Все
куда-то спешим, а суть, суть проходит
мимо. Если бы мы чаще задумывались о
вечности! О том, что наша жизнь и все,
чем мы ее наполняем, принадлежит не
только нам, но и общей цепи поколений.
Но когда ж нам думать об этом?
— Как-то раз на сессии сельского Со­
вета старый депутат в запале восклик­
нул: «Кто может мне сказать, где у нас
хоть одно святое место для всех? Для
всех!»
Всегда во всяком обществе были
места, где человек мог остановить в себе
время. Вне себя он не способен его оста­
новить, а в самом себе может. В старину
латыш приходил в священную рощу и
обожествлял природу: море, ветер, лес,
гром. Он считал священным общее зву­
чание природы, ее охранительный мате­
ринский принцип. Созвучность с ним по­
рождала в человеке «философскую
уверенность», которая в свою очередь

придавала ему силу, определяющую
поведение и выдержку.
А в самом деле, где найти современ­
ному человеку место катарсиса? Куда он
может прийти и осознать себя более
значительным, чем повседневно? Почув­
ствовать над собою возвышение обще­
человеческой устремленности. Осознать
свою причастность к общей идее. Поду­
мать о законах чёловека и законах
чести. . .
—
Таким местом духовной сосредо­
точенности могли бы стать многие
старинные постройки, фундамент
которых соприкасается с историей, с
истоками.
— Беда в том, что мы сами обрубаем
связь с этими корнями и истоками. На­
пример, у нас в республике у всех на виду
гибнет уникальная, складывающаяся ве­
ками архитектура: неповторимые хутора
и комплексы помещичьих усадеб, на гла­
зах гибнут сады, фруктовые, селекцион­
ные. Объекты эти запущены настолько,
что наши администраторы-технократы,
запрограммированные на старое мышле­
ние, не желают, чтобы они мозолили
глаза, и приказывают их снести, этот
немой укор. И ухлопывают миллионы на
свои конторские коробки, а рядом, при
их попустительстве, в обрамлении пар-

ков разрушаются дворцы, один другого
краше. И опять-таки не что иное, как
дефицит интеллигентности, толкает
административную прослойку на бес­
смысленные
действия,
призванные
оправдать существование «деятеля».
Противопоставить такому вандализму
мы должны воинствующую культуру,
сознание своей ответственности перед
потомками.

Из книги «Эпифании»:
«М.К.Чюрлёнису.
Только стремленье, вам говорю, ус­
тремленье и устремленность. . .
Так я чувствую зов.
Говорят — это просто одна устремлен­
ность. Это еще не целеустремлен­
ность. . . просто нет у тебя ближайшей
цели.
Но, может быть, это не называют
целеустремленностью лишь потому, что
цель находится далеко, очень далеко
отсюда.
Стрелец стрелял в небо.
Думаете — бесцельно?»

— Имант, в начале нашего разговора
я спросил, что вам более всего импони­
рует в Ленине. А теперь я позволю себе
сказать, что в этом великом человеке
вызывает восхищение у меня. Скром­
ность, великолепная ленинская скром­
ность. Да и вообще — его этика. Вот
что, по-моему, должно стать нашим
культурным наследием в первую голо­
ву. У Толстого есть такое определение
человека: человек — это дробь, где в
числителе стоит единица, а в знамена­
теле — то, что он мнит о себе. Очень
точно, по-моему, сказано. У Ленина
знаменатель стремится к нулю и сама
дробь — к бесконечности. А мы? . . Не
слишком ли большую величину мы зано­
сим в наш общий знаменатель? Помоему, мы возомнили себя первооткры­
вателями, забыв, что на полках пылят­
ся очень умные книги, где ВСЕ уже ска­
зано.
Знаете, мне кажется, мы сегодня
чрезмерно часто повторяем слово пере­
стройка. Боюсь, что мы его истреп­
лем, затаскаем. И я думаю, какие сино­
нимы можно к нему подобрать? Из мно­
жества разных вариантов мне более
симпатичен термин ВОЗВРАЩЕНИЕ.
Возвращение к тому, что нами утраче­
но. К ленинскому наследию в первую
очередь, к ленинским идеалам, к ленин­
скому кодексу чести, к большевистской
нравственности. В конце концов, рево­
люция была задумана ради красоты и
гармонии в человеческих отношениях.
— Трудно с этим не согласиться. Но не
кажется ли вам, что революция была
задумана и ради гармонии в отношениях
человека с самим собой? Если уж мы
заговорили о точных формулах. . . Вы,
наверное, помните еще со школы форму­
лу третьего закона Ньютона о силе
взаимодействия двух тел. В числителе —
произведение их массы, а в знаменателе

квадрат расстояния между ними. Так вот,
если у человека нет раздвоенности, если
он чувствует себя самим собою, если ему
не надо ничего из себя изображать, то
«два тела» из нашей формулы сливаются
в одно. И тогда расстояние между ними
стремится к нулю, и сама ньютонова
сила, а иначе можно сказать — энергия
человеческих возможностей стремится к
бесконечности.
То есть, умножь себя на себя самого, а
не на проблему. И если ты по сути един,
то твои возможности безграничны. Вот,
по-моему, неплохая формула для пере­
стройки.
— В формуле Ньютона есть еще и
коэффициент. Что бы вы взяли в
качестве коэффициента для своей
формулы?
— Устремленность.
— Из нашего разговора можно сде­
лать вывод, что пора переосмысли­
вать всю нашу жизнь? Философию
нашей жизни. Выходит, мы жили не
так? Не той дорогой шли?
— По-моему, главная беда в том, что
мы отучились думать. Это и неудиви­
тельно: нас долго и старательно отучали
думать. Мы воспитывали поколение за
поколением людей, мыслящих механи­
стически. Культ личности Сталина или
Брежнева — типичное порождение тако­
го механистического мышления. Наша
единственная в своем роде бюрократия
— тоже. Или, например, культ хоккея.
Это же чисто механистический бездум­
ный подход к культуре целого народа! У
нас в республике хоккей грубо потеснил
практически все другие, более деликат­
ные виды спорта. Так грубая механиче­
ская сила преобладает над тонкими мате­
риями. А современный мир намного
сложнее, чем грубая механика со всеми
ее рычагами, ускорениями и противо­
действиями.
— Очень часто я с болью думаю о
том, что в спешке, в бесконечной
суете, среди бестолкового моря цирку­
ляров и показухи мы забываем, что всетаки — все-таки! — цель творения не
кто иной, как ЧЕЛОВЕК, его достоин­
ство, извините, что снова возвращаюсь
к этому слову.
— Вы напрасно извиняетесь, Сергей!
К понятию человеческого достоинства
нам еще предстоит возвращаться много
раз. Самый главный феномен мирозда­
ния — человек, но мы умудрились за­
быть эту простейшую аксиому. Когда же
нам было думать о достоинстве, если мы
не обращали внимания на самих себя?
Мы привыкли повторять: «Воспитание
личности», но ведь это относится к
воспитанию кого-то другого, а не самого
себя. Мы. совсем забыли о программе
самовоспитания и прежде всего — само­
уважения. Человек, присмотревшись к
себе, поняв свой ритм, свой лад, не
может не вспомнить о своем достоин­
стве. Значит, человеку нужна инвента­
ризация внутреннего мира.
— Это уже экология души. Которая,
наверное, намного сложнее природной
экологии.
— И все-таки нам придется ею усилен­
но заниматься. Без этого немыслимы ни
демократия, ни гласность, ни свобода

творчества, ни истинная культура вооб­
ще! Хорошо, что мы сейчас нашли в себе
силы трезво взглянуть на себя. Пере­
стройка не только наша социальная
проблема. Это всемирное, глобальное
переосмысление. Переосмысление ми­
ропорядка. И М.С.Горбачев очень чутко
уловил этот процесс.
На прощание Имант Зиедонис пода­
рил мне книгу со странным немного на­
званием «Все-таки». Придя в гости­
ницу, я раскрыл ее и долго, почти до
утра не мог закрыть. Вот лишь одна
страничка из нее:

«И тут мне пришло на ум прочитанное
в мистической литературе — о законах
повторного рождения человека.
Если человек, живя среди своего наро­
да, связан с ним отрицательными эмо­
циями — ненавидит, завидует, прези­
рает, — ему суждено вновь и вновь
рождаться среди этого народа, пока все
мешающие обстоятельства не будут
преодолены симпатией, любовью и
силой благородной мысли и пока он не
вытравит в своем характере это негатив­
ное состояние. И когда я представляю,
что все обиженно-злые, потерянно­
желчные, неудовлетворенно-взбудора­
женные, апатично-циничные обречены
вновь и вновь рождаться в нашем неболь­
шом народе, то сама собой рука подни­
мается делать все и слово само рвется,
чтобы придать больше светлых красок
нашей жизни. Чтобы этот клубок нега­
тивных мыслей и эмоций растворился
поскорее и не портил вновь нарождаю­
щиеся поколения. Чтобы мы никогда не
уходили от светлой мудрости дайн, к
которым так хорошо подходит понятие
«культура», что в переводе значит
«культ света». И хотя это слово дайнам
было неизвестно, само существо культа
света в дайнах везде и всюду.
И вот так я ищу светозарных, зимо­
стойких людей. Мне необходима вся тка­
нина, вся, от одного конца до другого.
Все это лоскутное одеяло, в которое
пошли и лоскуты от изрезанной бабки­
ной бумазейной кофты, и нейлоновые
чулки внучки, куда и парашют военного
времени пошел, и гимнастерка какого-то
солдатика.
Лоскуты поеденного молью крепде­
шинового платья еще ульманисовского
времени. Та синтетическая ткань, кото­
рую многие дурни выдирают из импорт­
ных дренажных труб и используют для
поделок, а трубы так и укладывают
негодными. Полоски старых лозунгов,
которые сняла с дома культуры убор­
щица Аныня. Все тряпки, которые ба­
буся История спокойно и неторопливо
настригает.
Лоскутное одеяло — документ. Столь
же содержательный, как и протоколы
Тегеранской конференции, как протоко­
лы Нюрнбергского процесса, как «Риф­
мованная хроника», может быть, даже
как скрижали Гермеса Трисмегиста. . .
Лоскутное бабкино одеяло — это заве­
щание. Учись только читать!»

Династия Бенуа известна во всем худо­
жественном мире. Представители этой
большой и богатой талантами семьи
вписали яркие и прекрасные страницы в
историю русской и мировой культуры.
Весной этого года скончался Николай
Александрович Бенуа - большой мастер
театрально-декорационного искусства,
художник с мировым именем, достой­
ный представитель своей династии, пре­
данный друг нашей страны.
Более 30 лет он возглавлял художе­
ственно-постановочную часть мила­
нского театра “Ла Скала” . Но кроме
того за свою долгую жизнь Николай
Александрович Бенуа оформил около
300 спектаклей в театрах Берлина, Буэ­
нос-Айреса, Рима и других городов.
Незадолго до смерти художник побы­
вал в Советском Союзе и нашему кор­
респонденту удалось побеседовать с
ним. Вот что рассказал Николай Але­
ксандрович:
- Мой прадед по материнской линии
Кавос был архитектором “высочайшего
двора”. По его проекту построено зда­
ние Мариинского и других крупнейших
театров в России. А дед - Николай
Леонтьевич Бенуа - участвовал в по­
стройке Большого Кремлевского двор­
ца, главного здания нынешней Сель­
скохозяйственной академии имени Ти­
мирязева в Москве. Он также возводил
дома в Петергофе, Павловске.
С городом на Неве и его окрестностя­
ми, живописными пригородами у худож­

В организации
и создании музея
непосредственное участие
принял Советский
фонд культуры,
а, по словам директора
Государственного
музея-заповедника
Петродворца
В.В.Знаменова,
первым камнем
в основании музея
стала картина Александра Бенуа
“ На берегу пустынных волн” она была передана
Н .А .Бенуа и его племянниками
П. А . Браславским
и Д .И . Вышнеградским.

ника было связано много дорогих воспо­
минаний.
...Дом на углу улиц Римского-Корса­
кова и Глинки. Здесь жил его отецАлександр Николаевич Бенуа, выдаю­
щийся живописец, блестящий мастер
театрально-декорационного искусства,
прекрасный иллюстратор и художе­
ственный критик, автор ряда исследова­
ний по истории отечественной и зару­
бежной живописи. Именно он стал од­
ним из создателей и организаторов
“Мира искусства” .
В это содружество входили и другие
представители замечательного семей­
ства: художники Зинаида Серебрякова,
Евгений Лансере...
Сам Николай Александрович Бенуадостойный продолжатель славных тра­
диций династии. В Большом театре с
успехом идут спектакли, декорации к
которым выполнены им, в том числе и к
одной из последних постановок - опере
“Мазепа” .
Роль, которую сыграла в развитии
отечественного искусства семья Бенуа,
огромна. И поэтому в Петродворце ре­
шено открыть музей, этой семье посвя­
щенный.
Известное многим здание бывших
фрейлинских корпусов, недалеко от
Большого Петергофского дворца, по­
строено по проекту Николая Леонтьеви­
ча Бенуа. Именно здесь разместится бу­
дущая экспозиция.
Н .АЛЕКСАНДРОВА

мосты

конкретные даты проведения Дня памяти. Среди них, пожал й, ~ще всеrо 9 Мая, коrда народ справляет второй

приводить в порядок сады и цветники,
памятники и моrилы. Может быть, апрель и способен соединить всех . в нашем

после Окtября день своеrо рождения.

начинании? Вносится предложение от-

Высказываютq 8\lесте с тем и иные
сообраЖения,
~ые тоже стон
взвесить. Может быть
~одарная память должна шире раздв
Лремен-

мечать всенародный День памяти в последнюю субботу апреля. Давайте
обсудим.
\{ак отмечать День памятм?

к поколениям rееоев революции,

в радостном порыве св~}Ва~!W"и~р~-

ные р~-.кй"и. обрат-пься в•этот День

Это ведь не праздник;ликовани

rражданской и ВеЛикой Отечественной

войн, которым мы так мноrим обяза- "

ны. И к тем молод'ым воинам~интерн~
11V11Rcrн .•~. оналиста111, чь11 моrилы еще,свежн.

•llfcт• в это11 ден~ маша Память кос- '
J1
• 11"те , кто 'па~ .нр:к нк'ЬвОм • Б

ца. Э.то должен 'б'ьt,ть.:ФКой д рь,

r

1

J.'OT·

орому ~аранее .
уr6тоltляе.тся всякое .
сердце, JIO@!f нсходяtцне нз' душИ",ка~ . •

" oro токи СJWТЛОЙ скорби и высоких . 'lf::k
помь.d.оw~ннят общество вокруr свя ~~ "~
' , ~dо~я..,11~ добр11 и сnраведливосiн, ?"'-..:..;
~бвЙ И правды, котоЬым 1 подвижни1 чески· служили о~"" ~ды
прадеды ,!\. ~
наши.
~\·
• },' ' \
1
··: ~~:·
"'1 •
•
.t \.
().r друrих диеif ~.и до.riжеи бы отл и- " t • • .~
JI

обществе. Встретим же

ero,

поможем

о своих родных, близких, дальних род·
ственниках. А ведь есть еще у каждоrо

ему утвердиться.

ПРЕЗИДИУМ ПРАВЛЕНИЯ
СОВЕТСКОГО ФОНДА КУЛЬТУРЫ

В конце минувшеrо rода зто обраще·
ние бь1110 опубликова о в rазете «Извес­
тия» и вызвало мноrочислеиные отЮiи·

кн. Предлагаем вашему вниманицr веко·
торые из них. Наш журнал будет при­
знателен всем, кто пришлет нам свое

мнение.

из нас и дальние предки, ратным и тру·

•

довым свершениям которых мы ,обяза·
ны сеrодня всем, и rлавное, своим суще;
ствованием.

Это очень хорошо, ..io возникла идея

установить День памяти, чтобы в каж- ,

дой семье с чувством светлой скорби

•

вспомнили об ушедших из ;жизни, об Их
добрь•х дел:;~~. ~ •
~ .

•
АХ.Q1ЩРРАК,
инвалид Великой Отечественной 11ойнь't!
'

· '· '.Кн ,

Это письмо передано в дар СФК.
Ezo в числе друш.х рари_тетов пµдарил
А.Я.Поло11ский, проживающий в Париже.
Как рассказал нам Александр Яковл-евич, .
письмо он купил лет пяiпнадцать назад
в Марбурzе на аукционе фирмы Штарzард.
Туда она попало из собра11ия автоzрафов
и~вейцарскоzо колJJекционера Гейи1. Одно­
временно Полонский приобрел друzое
письмо Гоzоля из того же собрания,
адресованное Виелыорскому и касающееся
«Выбранных мест из переписки с друзьями».
Публикуемые впервые строки .великою
русскоzо писателя комментирует

известный советский литературовед,
автор мношх юшz о Гоzоле Ю. В. Манн.

nисьмо Гоголя не имеет
п убликуемое
ни даты, ни обозначения места
наnисания. Но nрежде чем выяснять все
h,,fl<,(,..

это и говорить о содержании записки,

i

остановимся на уnоминаемых в ней

лицах

- Варваре Осиповне И Марии

1.;

Петровне Балабиных и графе и графи­
не Местр.
... В 1831 году, по-видимому в пер­

1.

вые месяцы, Гоголь с nомощью dиса­
теля П.А.Плетнева .получает частные
уроки в ряде nетербургских домов.

Тяготясь чиновничьей службой в.Деnар­
таменте уделов, которая оставляла

мало времени для литературных заня­

тий, стесненный в материальных сред­

ствах, Гоголь охотно принимается за
свои новые обязанности. ОднИм ю
домов, куда nолучил доступ молодой

учитель, был дом Ба.nабиных. Глава
семьи - генерал-лейтенант qетр Ива­
нович Балабин; его жена -францужеf:~­
ка no происхожденИн;> - Варвара

Осиповна (девическая фамилия

Paris).

К ней-то и адресована настоящая заnи­

ска (начальная фраза «ее превосходи­
тельству» - форма обращения к суnру­
ге генерал-лейтенанта или генерал-май­
ора). Ауnоминаемая в конце заnиски

Марья Петровна

-

дочь Балабины)(, с

котороii занимался Гоголь. Ко времен·и·

их знакdмства ей· шел одиннадцатый

год. Между учителем и ученицей уста­
новилис·ь дружеские, теплые отноше­
ния, о чем свидетельствуетИх11осле­
дующая переписка (сокранилось Четыре
письма Марии Петровны и десять писем
Гоголя) . В nисьмах к Ма'рии Петрqвне
Гоголь, давая волю своему остроумию и

веселости, набрась(вал острь1е и коло­
ритные бытовые сценки, беспрестанно
подтрунивал над общими знакомыми.,

случайными встречными, над своей
корресnонденткой,

-

вnрочем, ,он не

делал исключения и для себя, «При сви­
дании с вами, - nисал, наnример, l"о­
rоль 12 октября 1836 г. из Веве, ~я
был-глуп, как швейцарский барi}н,
совершенно позабыл- вам ска~ать о .
прекрасных \\Идах, которые нужно

вам непременно видеть» (Н.В.Гоrоль.
Полн.собр. соч. в 14-ти т. Т. 11, с. 71,
М., Изд-во АН СССР, 1952; да:Лее ука­
зывается лишь том и страница). В дру­

гом письме (от января

1842 г.), говоря

о том, что no возвращении в Москву он
поnал в «родной омут» и чувствует себя
прескверно, Гоголь продолжает тему

18дарФтиJу ~

·

/.

1/ •

"

~~~..Ан~
.А

.._

f

~ и~

~

~;-r~-<л

~;п,,._._ r1 144 'К° J

~.~- l°A;~

Jt._ < J'

J:,,, d~н

, . ,t,,.;
~

~

(

1' .:/ /{ • ~
•

µ,.,

,.. ь•(

.7?'°1'<"
lc

;-J-и>

pit.-1.

Л

н·•

рµ .д
-Г)

J

Н<А.~

~'!·

---t,,,.
~/-,~
~

п..о

1

~,,с_"

'('

/
h.o{J.<.<A
h~

~~

"'

"'-~ ~ /

~

fl<,_,r,...,./
;1.0-r,
#

<t

"°"'l

-

'

~..........~'<!:

"-rг_/

tФ'"/""")1.

> •

"'-А-

(_,.. l-.

'
(

\<>с
.

1'-.r W"f..of~..f..

"

't

, /
//./
~ ~· ~?<--7 ./ Д И,,.с/

6u~ Н<'-С;,,;11·~~

(

_l

)~ ?..·> ч.......fs

~;P..•lr
~~1
~
'/
f
,
'

/,...

ГЪ

r

..}А и Х i. ~'\а

1.

И/ l.ц

J

f t ('~lf..,."W~
/

t k ос с ,,.. ,.....,,.?

.
~ ;~•А

:.€J

1~

f',µ"'

U;<

-

и

~с

1-<" .

').~и" у{ t.1-t~ rь z.::>

~

"

.

~

,_,,.~

/

1

Ксавье де Местр (1763—1852), млад­
ший брат знаменитого философа-католика и публициста крайне правого
толка Жозефа де Местра, эмигрировал
в Россию в 1800 г.1. Жизнь его была
бурной и насыщенной событиями, а
деятельность — чрезвычайно много­
сторонней. Он был директором и биб­
лиотекарем Музея Адмиралтейства в
Петербурге. Служил в армии на Кав­
казе, принимал участие — на стороне
России — в Отечественной войне 1812
года и вышел в отставку в 1817 году в
чине генерал-майора. Ксавье де Местр
занимался физическими и химическими
исследованиями, весьма изрядно рисо­
вал, переводил на французский язык
русских писателей (в частности И. Кры­
лова), писал и оригинальные вещи на
родном языке: шутливое «Путешествие
по моей комнате» (1794, русский пере­
вод 1802), две новеллы — «Пленники
Кавказа» (1815, русский перевод —
1894) и «Молодая сибирячка» (1815, пе­
ревод на русский язык — 1840).
Особенно интересно вышедшее в Рос­
сии двумя изданиями «Путешествие по
моей комнате». Тонко пародировавшее
некоторые приемы стернианского по­
вествования, которое строилось на иро­
нии, нарочитых умолчаниях, эта книга
— через произведения А.Вельтмана,
отчасти А.Пушкина — вела к гоголев­
ской поэтической системе.
Словом, интерес, «участие» Ксавье де
Местра к Гоголю не выглядит неожи­
данным. Но было еще одно обстоятель­
ство, о котором нужно упомянуть в
связи с интересующей нас запиской.
Дело в том, что семейство Местров
было связано с Пушкиным. Графиня
Софья Ивановна являлась сестрой На­
тальи Ивановны Гончаровой и родной
теткой Натальи Николаевны Пушки­
ной. В 1800-х годах, бывая в московском
доме Пушкиных, Ксавье де Местр нари­
совал портрет матери поэта, Надежды
Осиповны, — эта работа сохранилась.
Известен и выполненный художником
портрет Льва Сергеевича Пушкина
(см.: Н.Раевский. В замке А.Н.Фризенгоф-Гончаровой. — В кн.: Пушкин.
Исследования и материалы. М.—Л.,
т. 4,1962, с. 393).
Ксавье де Местр поддерживал связи с
Плетневым, Вяземским, А.С.Сиркур
(Хлюстиной), а это все были люди
пушкинского круга. Отношение же Го­
голя к Пушкину и ко всему, что было
связано с его памятью, хорошо известно.
Где и когда написана записка Гоголя?
Поскольку супруги де Местр с 1825 г.
жили за границей, в Италии, то можно
предположить, что письмо написано
весною 1837 года в Риме: в это время
1 Наиболее полно библиографические и биографи­
ческие сведения о К. де Местре приводятся в статье
А .И .Некрасовой «О литературных источниках
«Кавказского пленника» Пушкина» (Сб. статей к
сорокалетию ученой деятельности академика
А.С.Орлова. Л, 1934, с. 160— 163); есть ряд зару­
бежных работ о нем, в том числе монография:
Ungewitter W. X. de Maistre. Sein Leben und seine
Werke. Berlin 1892, которую в библиотеках Москвы
мне обнаружить нс удалось.

42

здесь как раз находились Варвара Оси­
повна и Мария Петровна Балабины, и
Гоголь с ними неоднократно встречал­
ся. Однако никаких сведений о связях их
в это время с семьей де Местра нет.
Следующая возможность встречи —
конец 1839 года, Петербург, где Гоголь
снова виделся с Балабиными. Однако к
этому времени граф и графиня еще не
вернулись из-за границы.
Остаются еще два варианта — Петер­
бург, 1842 г. и Германия, лето 1844 г.: в
это время Гоголь снова виделся с
Балабиными. Поскольку второй вари­
ант отпадает (супруги де Местр прожи­
вали в России), приходится остановить­
ся на первом. И действительно: все
ведет к тому, что письмо было написано
в это время.
В декабре 1841 г., за несколько меся­
цев до приезда Гоголя, Плетнев писал
из Петербурга Гроту о возвратившемся
из-за границы Ксавье де Местре. «Граф
Местр живет здесь как партикулярный
человек. Он женат на русской, а именно
на родной тетке жены Пушкина<. . .>
Весь свет знает его следующие сочине­
ниям . .> (далее перечисляются про­
изведения, три из которых названы
нами выше. — Ю.М.). Он один из луч­
ших в Европе живописцев, химиков и
физиков. Словом, изумительный ста­
рик. Теперь ему более 80 л<ет>, а он не
лишен ни одного из пяти чувств» (Пере­
писка Я.К.Грота с П.А.Плетневым.
СПб., т. 1. 1896, с. 461). Отзыв Плетнева
свидетельствует об интересе к Ксавье
де Местру в петербургских кругах.
Упоминает Плетнев о встречах с гра­
фом и графиней де Местр и в те дни,
когда в Петербурге проживал Гоголь,
причем упоминает наряду с фамилиями
своих и Гоголя общих знакомых: Балабиных, В. Одоевского и других.
Из письма Плетнева мы, кстати,
узнаем, что Варвара Осиповна имела
обыкновение приглашать к себе гостей
запиской: «Были у Балабиных (не за­
стали дома; а сегодня я получил оттуда
письмо-сожаление и призыв)» (там же,
с. 547). Одним их таких «призывов»
была и записка Варвары Осиповны к
Гоголю, на которую он отвечал насто­
ящим письмом. И отвечал отказом.
Почему же Гоголь отказался?
Гоголь остановился в Петербурге
всего на несколько дней (с 25/26 мая по
5 июня 1842 г.) перед новым и надолго
отъездом за границу. Все его письма
этой поры говорят о страшной занято­
сти. «Хлопот было у меня довольно»
(т. 12, с. 66), «Хлопот мне было много,
еще до сих пор не могу кончить» (т. 12,
с. 67), «Ухлопался сильно и едва мог
кое-как обделать главные дела» (т. 12,
с. 67). Гоголь привез с собой экземпля­
ры только что вышедших «Мертвых
душ»; он страшно занят визитами и раз­
дачей экземпляров друзьям; занят пред­
отъездными делами, а главное — подго­
товкой своего первого собрания сочи­
нений, распоряжения по которому он
оставит Н.Я.Прокоповичу. Это застав­

ляет его отклонять лишние визиты.
Гоголь побывал у В.Ф.Одоевского,
А.О.Смирновой, П.А.Вяземского, ви­
делся с П.А.Плетневым. Заходил он и к
Балабиным, как это видно из более поз­
дней переписки. Однако радушной Вар­
варе Осиповне этого показалось мало, и
она пригласила Гоголя снова. Обстоя­
тельства заставили его отклонить пред­
ложение вежливо, но решительно.
Относительно второго дня, а именно
вторника, мы можем добавить дополни­
тельные подробности. Этот вторник
приходился на 2 июня — день, когда
был назначен обед у Местров. Плетнев,
один из приглашенных, перечисляет
всех гостей: Ксавье Мармье, «все Бала­
бины», генерал-майор Л.И.Киль,
Савич, Сен-При и отец «княгини Ольги
Долгорукой». (Переписка Я.К.Грота с
П.А.Плетневым. СПб.,т. 1,с.
549—550). Гоголя не было, а Балабины
присутствовали всем сёмейством. От­
сюда можно заключить, что в своей за­
писке Варвара Осиповна приглашала
Гоголя на понедельник к себе, а на
вторник передавала приглашение
Ксавье де Местра, возможно, с какимто лестным для Николая Васильевича
его отзывом. Поэтому Гоголь и благо­
дарит де Местров за «участие». Помимо
занятости, Гоголь, возможно, отклонил
это предложение и потому, что всегда
стеснялся и избегал незнакомых людей.
Провести день с Килем, генерал-майо­
ром свиты его величества и одновре­
менно адъютантом великого князя, ему
не очень улыбалось1.
В пользу датировки письма указан­
ным временем говорит и пассаж о
статье «какого-то журнала».
Именно Варвара Осиповна, имевшая
обыкновение писать письма по-фран­
цузски, употребила эпитет méprisable
(презренный); Гоголь же его повторил,
но с опиской. По смыслу письма вы­
ходит, что Варвара Осиповна весьма
нелестно отозвалась о статье, Гоголь
же видит в ней положительную сторону.
Такое отношение к критике и чужому
мнению у Гоголя сложилось именно с
конца 1830-х годов: с особенным вни­
манием он готов был прислушиваться к
недоброжелателям. «Записывайте
все,. . . — просит он М.П.Балабину,—
особенно, когда бранят и осуждают
меня» (т. 12, с. 114).
Наконец, последнее: записку можно
датировать с довольно большой сте­
пенью точности. Поскольку упоминае­
мые понедельник и вторник приходятся
на 1 и 2 июня, то ясно, что она написана
около 31 мая 1842 года.
ЮРИЙ МАНН
1 Впрочем, встречи с одним из упомянутых лиц Го­
голь все-таки нс избежал. За несколько дней перед
этим он обедал у В.Ф.Одоевского вместе с Мармье,
разговаривал с ним «наискосок, т.е. Мармье пофранцузски, а Гоголь по-итальянски» («Перепис­
ка. . .», т. 1, с. 547). Останавливаемся на этом
факте, так как тем самым в биографию Гоголя
вводится еще одно нс упоминавшееся прежде и
весьма примечательное лицо. Ксавье Мармье
(Xavier Marmier, 1809— 1892) — французский писа­
тель и путешественник, автор работ о немецкой,
датской, шведской и других литературах.

Я вспоминаю, как летом, не­
привычно жарким для Урала,
мы приехали по письму Ивана
Даниловича в Алапаевск. Са­
мойлов писал:
«Прошу Советский фонд
культуры принять от меня в
дар собранные мной более чем
за тридцать лет произведения
народного искусства: всего
около 800 предметов. Среди
них уникальное собрание
уральских народных росписей
— 235 предметов. Передаю в
Фонд и свой безвозмездный
труд: мной и стариками-пенсионерами проведены рестав­
рационные работы в памят­
нике архитектуры республи­
канского значения — СпасоПреображенской церкви в селе
Нижняя Синячиха. Там же со­
здан музей-заповедник дере­
вянного зодчества под откры­
тым небом».
Как бы предвидя возможное
недоверие, Самойлов прило­
жил к письму справку из
районного отдела культуры,
что все действительности соот­
ветствует: и музей есть, и
отреставрированная церковь
стоит, и все это заслуга Ивана
Даниловича.
Признаться, мы думали уви­
деть какую-нибудь незатейли­
вую церквушку (и то бы до­
брое дело!), но когда еще за
несколько километров до Ниж­
ней Синячихи из-за горизонта
показался вдруг остроконеч­
ный, неожиданно «неславян­
ский» силуэт огромного собо­
ра, мы не сразу поняли, что
это и есть тот самый СпасоПреображенский.
Потом Иван Данилович,
обреченно подчиняясь ф ото­
графу, застывал у ограды
храма. Не позировал, наобо­
рот, опускал голову, и лица
было почти не видно. Так и
получился на всех фотогра­
фиях: небольшой, очень неге­
роического вида человек на
фоне громады памятника, ко­
торый он спас, вернул людям.
Самойлов вовсе не из поро­
ды застенчивых. Он вполне
обладает чувством гордого
достоинства, которое дает ему
сознание недаром прожитой
жизни. Он понимает, что под­
нял огромное дело, и не скры­
вает, что ему приятно восхи­
щение результатами его тру­
дов. Но слава для него не
главное — это точно.
Не много осталось у него
ровесников после войны — из
каждой сотни его одногодков
погибло 97. Он командовал
ротой, был тяжело ранен,
имеет ордена, особенно доро­
жит медалью за оборону
Москвы.
Самойлов лежал в подмо­
сковном Кунцеве в госпитале,
который размещался в старой
школе. Тогда среди сваленных

Иван Данилович Самойлов —
создатель народного музея

подвиж ники м я

Ксавье де Местр (1763—1852), млад­
ший брат знаменитого философа-католика и публициста крайне правого
толка Жозефа де Местра, эмигрировал
в Россию в 1800 г.1. Жизнь его была
бурной и насыщенной событиями, а
деятельность — чрезвычайно много­
сторонней. Он был директором и биб­
лиотекарем Музея Адмиралтейства в
Петербурге. Служил в армии на Кав­
казе, принимал участие — на стороне
России — в Отечественной войне 1812
года и вышел в отставку в 1817 году в
чине генерал-майора. Ксавье де Местр
занимался физическими и химическими
исследованиями, весьма изрядно рисо­
вал, переводил на французский язык
русских писателей (в частности И. Кры­
лова), писал и оригинальные вещи на
родном языке: шутливое «Путешествие
по моей комнате» (1794, русский пере­
вод 1802), две новеллы — «Пленники
Кавказа» (1815, русский перевод —
1894) и «Молодая сибирячка» (1815, пе­
ревод на русский язык — 1840).
Особенно интересно вышедшее в Рос­
сии двумя изданиями «Путешествие по
моей комнате». Тонко пародировавшее
некоторые приемы стернианского по­
вествования, которое строилось на иро­
нии, нарочитых умолчаниях, эта книга
— через произведения А.Вельтмана,
отчасти А.Пушкина — вела к гоголев­
ской поэтической системе.
Словом, интерес, «участие» Ксавье де
Местра к Гоголю не выглядит неожи­
данным. Но было еще одно обстоятель­
ство, о котором нужно упомянуть в
связи с интересующей нас запиской.
Дело в том, что семейство Местров
было связано с Пушкиным. Графиня
Софья Ивановна являлась сестрой На­
тальи Ивановны Гончаровой и родной
теткой Натальи Николаевны Пушки­
ной. В 1800-х годах, бывая в московском
доме Пушкиных, Ксавье де Местр нари­
совал портрет матери поэта, Надежды
Осиповны, — эта работа сохранилась.
Известен и выполненный художником
портрет Льва Сергеевича Пушкина
(см.: Н.Раевский. В замке А.Н.Фризенгоф-Гончаровой. — В кн.: Пушкин.
Исследования и материалы. М.—Л.,
т. 4,1962, с. 393).
Ксавье де Местр поддерживал связи с
Плетневым, Вяземским, А.С.Сиркур
(Хлюстиной), а это все были люди
пушкинского круга. Отношение же Го­
голя к Пушкину и ко всему, что было
связано с его памятью, хорошо известно.
Где и когда написана записка Гоголя?
Поскольку супруги де Местр с 1825 г.
жили за границей, в Италии, то можно
предположить, что письмо написано
весною 1837 года в Риме: в это время
1 Наиболее полно библиографические и биографи­
ческие сведения о К. де Местре приводятся в статье
А .И .Некрасовой «О литературных источниках
«Кавказского пленника» Пушкина» (Сб. статей к
сорокалетию ученой деятельности академика
А.С.Орлова. Л, 1934, с. 160— 163); есть ряд зару­
бежных работ о нем, в том числе монография:
Ungewitter W. X. de Maistre. Sein Leben und seine
Werke. Berlin 1892, которую в библиотеках Москвы
мне обнаружить нс удалось.

42

здесь как раз находились Варвара Оси­
повна и Мария Петровна Балабины, и
Гоголь с ними неоднократно встречал­
ся. Однако никаких сведений о связях их
в это время с семьей де Местра нет.
Следующая возможность встречи —
конец 1839 года, Петербург, где Гоголь
снова виделся с Балабиными. Однако к
этому времени граф и графиня еще не
вернулись из-за границы.
Остаются еще два варианта — Петер­
бург, 1842 г. и Германия, лето 1844 г.: в
это время Гоголь снова виделся с
Балабиными. Поскольку второй вари­
ант отпадает (супруги де Местр прожи­
вали в России), приходится остановить­
ся на первом. И действительно: все
ведет к тому, что письмо было написано
в это время.
В декабре 1841 г., за несколько меся­
цев до приезда Гоголя, Плетнев писал
из Петербурга Гроту о возвратившемся
из-за границы Ксавье де Местре. «Граф
Местр живет здесь как партикулярный
человек. Он женат на русской, а именно
на родной тетке жены Пушкина<. . .>
Весь свет знает его следующие сочине­
ниям . .> (далее перечисляются про­
изведения, три из которых названы
нами выше. — Ю.М.). Он один из луч­
ших в Европе живописцев, химиков и
физиков. Словом, изумительный ста­
рик. Теперь ему более 80 л<ет>, а он не
лишен ни одного из пяти чувств» (Пере­
писка Я.К.Грота с П.А.Плетневым.
СПб., т. 1. 1896, с. 461). Отзыв Плетнева
свидетельствует об интересе к Ксавье
де Местру в петербургских кругах.
Упоминает Плетнев о встречах с гра­
фом и графиней де Местр и в те дни,
когда в Петербурге проживал Гоголь,
причем упоминает наряду с фамилиями
своих и Гоголя общих знакомых: Балабиных, В. Одоевского и других.
Из письма Плетнева мы, кстати,
узнаем, что Варвара Осиповна имела
обыкновение приглашать к себе гостей
запиской: «Были у Балабиных (не за­
стали дома; а сегодня я получил оттуда
письмо-сожаление и призыв)» (там же,
с. 547). Одним их таких «призывов»
была и записка Варвары Осиповны к
Гоголю, на которую он отвечал насто­
ящим письмом. И отвечал отказом.
Почему же Гоголь отказался?
Гоголь остановился в Петербурге
всего на несколько дней (с 25/26 мая по
5 июня 1842 г.) перед новым и надолго
отъездом за границу. Все его письма
этой поры говорят о страшной занято­
сти. «Хлопот было у меня довольно»
(т. 12, с. 66), «Хлопот мне было много,
еще до сих пор не могу кончить» (т. 12,
с. 67), «Ухлопался сильно и едва мог
кое-как обделать главные дела» (т. 12,
с. 67). Гоголь привез с собой экземпля­
ры только что вышедших «Мертвых
душ»; он страшно занят визитами и раз­
дачей экземпляров друзьям; занят пред­
отъездными делами, а главное — подго­
товкой своего первого собрания сочи­
нений, распоряжения по которому он
оставит Н.Я.Прокоповичу. Это застав­

ляет его отклонять лишние визиты.
Гоголь побывал у В.Ф.Одоевского,
А.О.Смирновой, П.А.Вяземского, ви­
делся с П.А.Плетневым. Заходил он и к
Балабиным, как это видно из более поз­
дней переписки. Однако радушной Вар­
варе Осиповне этого показалось мало, и
она пригласила Гоголя снова. Обстоя­
тельства заставили его отклонить пред­
ложение вежливо, но решительно.
Относительно второго дня, а именно
вторника, мы можем добавить дополни­
тельные подробности. Этот вторник
приходился на 2 июня — день, когда
был назначен обед у Местров. Плетнев,
один из приглашенных, перечисляет
всех гостей: Ксавье Мармье, «все Бала­
бины», генерал-майор Л.И.Киль,
Савич, Сен-При и отец «княгини Ольги
Долгорукой». (Переписка Я.К.Грота с
П.А.Плетневым. СПб.,т. 1,с.
549—550). Гоголя не было, а Балабины
присутствовали всем сёмейством. От­
сюда можно заключить, что в своей за­
писке Варвара Осиповна приглашала
Гоголя на понедельник к себе, а на
вторник передавала приглашение
Ксавье де Местра, возможно, с какимто лестным для Николая Васильевича
его отзывом. Поэтому Гоголь и благо­
дарит де Местров за «участие». Помимо
занятости, Гоголь, возможно, отклонил
это предложение и потому, что всегда
стеснялся и избегал незнакомых людей.
Провести день с Килем, генерал-майо­
ром свиты его величества и одновре­
менно адъютантом великого князя, ему
не очень улыбалось1.
В пользу датировки письма указан­
ным временем говорит и пассаж о
статье «какого-то журнала».
Именно Варвара Осиповна, имевшая
обыкновение писать письма по-фран­
цузски, употребила эпитет méprisable
(презренный); Гоголь же его повторил,
но с опиской. По смыслу письма вы­
ходит, что Варвара Осиповна весьма
нелестно отозвалась о статье, Гоголь
же видит в ней положительную сторону.
Такое отношение к критике и чужому
мнению у Гоголя сложилось именно с
конца 1830-х годов: с особенным вни­
манием он готов был прислушиваться к
недоброжелателям. «Записывайте
все,. . . — просит он М.П.Балабину,—
особенно, когда бранят и осуждают
меня» (т. 12, с. 114).
Наконец, последнее: записку можно
датировать с довольно большой сте­
пенью точности. Поскольку упоминае­
мые понедельник и вторник приходятся
на 1 и 2 июня, то ясно, что она написана
около 31 мая 1842 года.
ЮРИЙ МАНН
1 Впрочем, встречи с одним из упомянутых лиц Го­
голь все-таки нс избежал. За несколько дней перед
этим он обедал у В.Ф.Одоевского вместе с Мармье,
разговаривал с ним «наискосок, т.е. Мармье пофранцузски, а Гоголь по-итальянски» («Перепис­
ка. . .», т. 1, с. 547). Останавливаемся на этом
факте, так как тем самым в биографию Гоголя
вводится еще одно нс упоминавшееся прежде и
весьма примечательное лицо. Ксавье Мармье
(Xavier Marmier, 1809— 1892) — французский писа­
тель и путешественник, автор работ о немецкой,
датской, шведской и других литературах.

Я вспоминаю, как летом, не­
привычно жарким для Урала,
мы приехали по письму Ивана
Даниловича в Алапаевск. Са­
мойлов писал:
«Прошу Советский фонд
культуры принять от меня в
дар собранные мной более чем
за тридцать лет произведения
народного искусства: всего
около 800 предметов. Среди
них уникальное собрание
уральских народных росписей
— 235 предметов. Передаю в
Фонд и свой безвозмездный
труд: мной и стариками-пенсионерами проведены рестав­
рационные работы в памят­
нике архитектуры республи­
канского значения — СпасоПреображенской церкви в селе
Нижняя Синячиха. Там же со­
здан музей-заповедник дере­
вянного зодчества под откры­
тым небом».
Как бы предвидя возможное
недоверие, Самойлов прило­
жил к письму справку из
районного отдела культуры,
что все действительности соот­
ветствует: и музей есть, и
отреставрированная церковь
стоит, и все это заслуга Ивана
Даниловича.
Признаться, мы думали уви­
деть какую-нибудь незатейли­
вую церквушку (и то бы до­
брое дело!), но когда еще за
несколько километров до Ниж­
ней Синячихи из-за горизонта
показался вдруг остроконеч­
ный, неожиданно «неславян­
ский» силуэт огромного собо­
ра, мы не сразу поняли, что
это и есть тот самый СпасоПреображенский.
Потом Иван Данилович,
обреченно подчиняясь ф ото­
графу, застывал у ограды
храма. Не позировал, наобо­
рот, опускал голову, и лица
было почти не видно. Так и
получился на всех фотогра­
фиях: небольшой, очень неге­
роического вида человек на
фоне громады памятника, ко­
торый он спас, вернул людям.
Самойлов вовсе не из поро­
ды застенчивых. Он вполне
обладает чувством гордого
достоинства, которое дает ему
сознание недаром прожитой
жизни. Он понимает, что под­
нял огромное дело, и не скры­
вает, что ему приятно восхи­
щение результатами его тру­
дов. Но слава для него не
главное — это точно.
Не много осталось у него
ровесников после войны — из
каждой сотни его одногодков
погибло 97. Он командовал
ротой, был тяжело ранен,
имеет ордена, особенно доро­
жит медалью за оборону
Москвы.
Самойлов лежал в подмо­
сковном Кунцеве в госпитале,
который размещался в старой
школе. Тогда среди сваленных

Иван Данилович Самойлов —
создатель народного музея

подвиж ники м я

в дальней комнате книг он и
нашел еочинсния Николая Ре­
риха. Читал о путешествиях по
русским землям и городам,
особенно запомнились слова:
«Когда смотришь на древнюю
живопись, на старые образцы
или фрагменты, думаешь: какая
красивая жизнь была, какие
красивые люди жили! . .»
Выросшему в расписной
деревенской избе, в окружении
нехитрых, но с любовью и
мастерством сделанных вещей,
эти слова были понятны и
близки. Да, он давно и чувство­
вал и понимал, что в красоте,
созданной руками дедов-прадедов, не одна только радость
глазу, но и душе опора.
Наивно, конечно, думать,
что одна книга перевернула
судьбу Самойлова. Книги вон
сколько людей читает. Но он
сам почему-то ведет отсчет
новой своей жизни оттуда, из
кунцевского госпиталя.
Вернувшись в родную дерев­
ню Исаково Алапаевского
района Свердловской области,
решил Иван Данилович узнать.

Бригада И.Д. Самойлова
Фрагмент резьбы ставня
Комната в уральской избе.
Начало XX века

откуда его корень. До войны
и заботы такой не было, а тут
хватился. Поднял церковные
метрические книги: оказывает­
ся, предки его приехали на
Урал из Пинежского уезда
Архангельской губернии.
На Урале селились пересе­
ленцы со всей России. Оттого
и в искусстве местных масте­
ров каких только мотивов не
сыщешь. Работа у Ивана Дани­
ловича была не сидячая — рай­
онный землеустроитель. И

везде, куда ни приводили его
дороги, он присматривал, соби­
рал изделия народных
умельцев.
Особенно интересовала его
живопись по дереву. Когда-то
в этих местах чуть ни каждый
дом, приземистый, неяркий
снаружи, изнутри был распи­
сан. Разъезжали по деревням
мастера, и фантазия их была
не мерена. Работали, нигде не
повторяясь, без предвари­
тельного эскиза. Оживали под

их кистью цветы и диковинные
птицы, бродили звери.
Дома расписывали и в Воло­
годской. и в Архангельской
областях, и на Украине, и на
Алтае. Но уральская роспись
особенная — покрывала потол­
ки, стены, двери, мебель. Был
у нее свой секрет. На кисть
брали сразу две-три краски: на­
пример, кончик кисти — крас­
ный, середина — желтая, осно­
вание — белое. Мазок ложился
упругий, объемный, с мяг кими
переходами гонов.
Под росписью ставил мастер
имя и дату. Скромно: «Красил
такой-то». Самая старая рос­
пись в коллекции Ивана Дани­
ловича помечена 1869 годом, а
самая поздняя — 1913-ым. Там
война началась — не до роспи­
сей было. А потом уж оказа­
лось, что и мастеров не нлйти.
Вроде и недолгая биография
у уральских росписей, а цветы
их вот уже сколько лет не
вянут. Некоторые говорят, что
расписывали здесь избы отто­
го, что, мол, коротко ураль­
ское лето — не успеешь на
живые цветы насмотреться.
Но. думаю, все же неверно
причиной климатической объ ­
яснять потребность человека в
красоте.
Уже в наше, недавнее время
формула «как у людей» стала
девизом стремления к некоему
стереотипу. Резные шкафы ме­
няли на полированные серван­
ты, домотканые половики на
синтетические паласы, росписи
заклеивали обоями, стесняясь
дедовского уюта.
Был у Ивана Даниловича
особый блокнот, в который он

Ш л : V-

т;

|

¥

sя*

§

записывал, где какая роспись
есть, что за дом, кто хозяин.
Обходил и проверял, может,
хозяин новую избу ставить соб­
рался или в город переезжать.
Бывало, застает лишь распис­
ные дрова в поленнице.
Совсем беда началась, когда
в магазине краска стала сво­
бодно продаваться. Замазыва­
ют росписи — тут только по­
ворачивайся. Как увидит Иван
Данилович цемент, песочек у
дома приготовлены, значит,
вовремя попал: хозяин стены
штукатурить собрался. Дос­
танет Самойлов ему древесно­
стружечной плиты, олифы,
краски, а взамен росписи
возьмет.
Вот только хитрости Ивану
Даниловичу явно не хватало:
— Другие умело себя ведут,
виду не покажут, что понрави­
лось. А я по-честному, сразу
скажу, что вещь хорошая.
Иной уже из расписного
простенка в хлеву для поросен­
ка загородку еделал, а как уви­
дит, что у Самойлова к этим
доскам интерес есть, сразу
цену заламывает.
— Но жена его вовремя по­
дошла и на него напустилась:
«Отдай даром, чего деньги тя­
гаешь!» — рассказывает Иван
Данилович. — С женщинами
вообще легче было догово­
риться — мужики выпить
любят, а они труженицы, все
понимают.

Правда, Дусю Мохееву из
родной евоей деревни Иван
Данилович долго упрашивал
отдать три простеночка. Хоть
и не нужны, а уперлась: так не
отдам, достанешь мясорубку —
бери. В те годы мясорубки
были большой редкостью.
Жена Анна Ивановна увидела,
что муж из-за этой мясорубки
сон потерял, вздохнула: отвези
нашу. Эти простеночки Иван
Данилович потом на еебе три
километра тащил.
Самойлов обладал всеми
чертами истового коллекцио­
нера: мог сорваться с места в
ночь, в пургу, мог отдать пос­
ледний рубль за понравившую­
ся вещь. И все же пополнение
своего собрания было для
Самойлова не утолением страс­
ти. а исполнением долга. Знал
Иван Данилович — рано или
поздно устанет человек от од­
нообразия и стандарта, потя­
нется к рукотворной красоте.
Он собирал не только росписи,
но и утварь, одежду, посуду,
прялки, туеса, вышивки, са­
мовары, старые книги. иконы
местного письма, колокола.
Коллекция Ивана Данилови­
ча приобреталась не от боль­
ших богатств. Весь cm доход —
зарплата. У одной бывшей
монахини увидел он расшитую
золотом плащаницу: не из
дорогого материала, но с боль­
шим искусством вещь сделана.
Той женщине Самойлов не­

сколько лет возил и рубил
дрова. Она ему в завещании
своем плащаницу и отписала.
В собрании Ивана Данилови­
ча есть макет церкви — пре­
красный образец деревянного
зодчества. Когда-то она стояла
недалеко, в Кыртымке в Крестовоздвиженском монастыре,
стояла в полном забвении и
небрежении. Самойлов сделал
все ее фотографии, обмеры.
Вовремя успел: в 1973 году сго­
рела церковь. Но по макету,
который выполнил друг Ивана
Даниловича резчик по дереву
Павел Афанасьевич Хорлов,
можно хоть завтра начать ее
восстанавливать.
Если и была у Ивана Дани­
ловича какая корысть, так
только одна — выставить соб­
ранное им для всебщего обоз­
рения. А до поры пристраивал
он собранные росписи по са­
раям знакомых и родни — самто жил в Алапаевске в обыч­
ном пятиэтажном доме. По­
мещение для своей коллекции
Иван Данилович присмотрел
немаленькое — девятиглавую
церковь в Нижней Синячихе.
Когда-то в этих местах был
железоделательн ый за вод.
Руду давно вею выработали,
завода уже нет, а село и цер­
ковь остались. Возводили храм
около тридцати лет: начали в
XVIII веке, закончили в XIX.
Хоть и не для столицы строи­
ли. а трудов не пожалели.

В 1965 году Самойлов стал
председателем Алапаев­
ского районного отделения
ВООГ1ИК. Первым делом
начал добиваться, чтобы
Нижне-Синячихинскую церковь
поставили под охрану государ­
ства. Ходил везде, доказывал.
Только через четыре года
собор был объявлен памятни­
ком архитектуры республикан­
ского значения.
— По своей наивности
думал, что ее тотчас реставри­
ровать начнут, — рассказывает
Иван Данилович. — Гляжу,
никто не торопится. Что де­
лать — надо самому браться.
Страшно, конечно, но решил,
что жизни на эго не жалко: я
букашка, а этому зданию в
веках жить.
К тому времени как замах­
нулся Самойлов на это дело,
церковь была на грани гибели.
Службу в ней прекратили еще
до войны. На паперти совхоз
разместил электрическую
мельницу, в алтаре — сушилку
для зерна, остальное помеще­
ние использовалось под склад.
Крыша между колокольней и
храмом была раскрыта, купол
второго этажа намок и позеле­
нел, еще бы год-два и мог об­
валиться. Совхоз неоднократ­
но собирался выломать стену в
алтаре, ч тобы можно было в
церковь заезжать на машине.
Сильно был разрушен главный
вход и выломаны отдельные

оконные проемы. Штукатурка
наполовину осыпалась, стен­
ная роспись в нижнем этаже
была побита, в алтаре закоп­
чена паром и сажей от су­
шилки.
Есть две фотографии: собор
до и после реставрации. Ду­
маю, только люди, знакомые с
реставрацией, могут до конца
понять всю-степень невоз­
можности сделанного Самой­
ловым.
Собор он восстановил за
семь лет, истратив на это семь­
десят пять тысяч. Взялся за
дело с тремя тысячами рублей,
которые выделило районное

отделение ВООП И К, и с бри­
гадой стариков-пенсионеров,
самому молодому из которых
шел в ту пору шестьдесят пер­
вый год.
История не сохранила имен
мастеров, построивших СпасоПреображенскую церковь,
зато известны те, кто взялся
вернуть людям ее красоту: сто­
ляр и плотник Александр Ива­
нович Окулов, плотник и
маляр Григорий Артемович
Перовский, штукатур-камен­
щик Яков Павлович Анохин,
кровельщик Иван Никодимо­
вич Зуев, плотники Иван Пав­
лович Немытов и Валентин

Петрович Немытов, штукатурмаляр Иван Александрович
Козлов. Помогал и племянник
Ивана Даниловича — Виктор.
Не сразу удалось Самойлову их
уговорить. Потом, когда дело
пошло, стали появляться и дру­
гие помощники, но вдохнови­
телем всего и всех был и ос­
тался Иван Данилович, только
его воля и вера помогли довес­
ти начатое до конца.
Первым делом начали пра­
вить кровлю. Работали так,
что, как говорится, «и крест и
пояс снимать надо». Платил им
Самойлов по шесть-семь руб­
лей в день. По такой работе и

больше бы надо — не сидели,
не перекуривали — да взять
негде. Теперь не проверишь:
правда или нет, но говорят,
что итальянский архитектор,
строивший храм, разбился,
упав с колокольни. Они же,
старики, не побоялись рабо­
тать на такой высоте, куда
и молодой-то не полезет. А
главный крест Самойлов сам
красил — никто больше не
рискнул.
Все расчеты, всю проектную
документацию делал Самойлов
сам (пригодились знания, полу­
ченные на архитектурном
отделении Московского зем­
леустроительного института).
Работал наравне со всеми, но
денег за работу не брал: боял­
ся, что подумают, будто из ко­
рысти взялся за дело.
Нашлись-таки люди, кото­
рые посылали «сигналы»: на­
живается Самойлов на рестав­
рации, два оклада получает. И
что обидно — свои писали,
местные!
Это сейчас Иван Данилович
чуть ли не первая в районе
достопримечательность, гос­
тей возят — его музей показы­
вают, гордятся. А тогда гово­
рили — «блаженный, церковь
реставрирует». Многие даже
руки не подавали. В те време­
на слова «церковь», «икона»
в любом контексте вычерки­
вались с газетных полос. При­
зывы к охране памятников
архитектуры (а по большей
части они были культового
содержания) ответственные
работники воспринимали как
покушение на их личную ате­
истическую непорочность. Так
что Иван Данилович совершен­
но не подходил под тогдашнее
административное представле­
ние о том, каким должен быть
советский человек.
Нет, его не назовешь «прос­
тым». Он с хитрецой, не ска­
жет лишнего, знает, чего
хочет, умеет ждать и не суе­
тится. Он. пожалуй, смог бы
даже смутить любителей моде­
лировать образы лучезарных
энтузиастов, почти бестелес­
ных в своей положительности.
Самойлов не мог позволить
себе не быть смекалистым,
оборотистым. У него была
цель, и надо было дойти.
И все же в нем есть особая
святость. Святость одержимо­
го. Он верит в правильность
выбранного пути и счастлив,
потому что лишен едва ли не
самых страшных человеческих
сомнений: той ли дорогой я иду.
Иван Данилович — человек,
способный вернуть штампам
их высокое первоначальное
звучание. Да, он действительно
из тех, на ком держится земля.
Он — самородок, вобравший в
себя лучшие черты русского
человека: стремление к добру,
тягу к красоте, готовность к
самопожертвованию.
Сегодня он имеет право
вспомнить прошлые обиды. Но

о всех трудностях, выпавших
на его долю, он говорит с до­
стоинством, без гнева. И в
этой сдержанности Самойлова,
кажется, есть и нежелание
обидеть тех, кто понял его не
сразу, но все же понял. Но
иногда все же проскальзывают
у Ивана Даниловича горькие
ноты — уж слишком долго ему
пришлось идти в одиночестве.
— У меня было такое чувст­
во, — сказал он как-то, —
будто шел я по реке против
течения и конца этому не было
видно.
Совхозное хранилище выжи­
вал из церкви с боем. Надо
было самому доставать деньги,
выбивать фонды, искать спе­
циалистов, транспорт. Был
случай: чтобы расплатиться со
штукатурами пришлось Ивану
Даниловичу отложенные на
мотоцикл деньги с книжки
снимать.
«Впереди основные труднос­
ти, — писал Иван Данилович в
своем дневнике, — если что не
получится, тогда уж злых язы­
ков найдется больше чем до­
статочно, скажут: «Вот ведь!»
Но музей получился. На от­
крытие его 16 сентября 1978
года приехал народ из Ала­
паевска, со всех окрестных
деревень.
«Я видел народ жизнерадост­
ный, все улыбаются, — сделал
запись Самойлов, — глаза
горят, взгляд радостный, уди­
вительный. Я такого народа
давно не видел. Я помню,
такой народ видел в детстве, в
праздники, которые отмеча­
лись с традициями и обычаями
Древней Руси. Например, в
масленицу — катание на лоша­
дях, в пасху качались на круг­
лых качелях или гулянье на­
рода на лугу или на улице, где
десятки гармошек. Или бала­
лайки играют, и за ними ряда­
ми идет народ и поют песни, а
у ворот каждого дома на ска­
мейках и табуретках сидят по­
жилые и смотрят на гуляние.
16 сентября я видел народ жиз­
нерадостный. Произошло
какое-то сказочное, волшеб­
ное явление. Как хочется еще
раз увидеть его! . .»
Праздник прижился у стен
созданного Самойловым
музея. Ежегодно сюда приез­
жают фольклорные коллекти­
вы, устраиваются гулянья с
катанием на лошадях, с каче­
лями, с гармошками на лугу.
Праздник родился не в методи­
ческих кабинетах. Его просто
вспомнили. Вспомнили даже
те, кто по возрасту вспомнить
не мог. Видно, есть генетиче­
ская память,надо ее только
разбудить.
Народ все шел и шел в тот
день в музей. Грязи нанесли.
Жена, Анна Ивановна, не­
сколько раз тряпки меняла.
Потом махнула рукой.
Анна Ивановна — верный
друг и помощник во всех Ивана
Даниловича делах. Если б каж­

дому истовому сердцу такую
опору! Отказывает себе в
покое, в достатке. Сама в
музее полы красила, витрины
расставляла. Одна убирает
весь музей, так что теплеет на
душе от прохлады вымытых
ею половиц.
Накануне открытия музея
сделал Иван Данилович в днев­
нике запись: «Еще много,
много раз себе повторяю: бог
ее мне в окошко подал — как
она много для меня делает».
В экспозиции музея Ивана
Даниловича есть фрагмент
деревенской избы — «белая
горница». «Красили» ее в 1910
году братья Мальцевы, Егор и
Павел. Как бы вобрали в себя
все цвета праздничной этой
росписи половики, вытканные
руками Анны Ивановны. Хоть
и не найти сегодня умельца,
который избу расписать смо­
жет, но не вовсе перевелись
мастера на Урале. Взять хоть
Анны Ивановны рукоделие.
И филейные скатерти, и вы­
шитые ею занавески как будто
от века здесь были.
Есть в хозяйстве Ивана
Даниловича два небольших
музейчика народных художниц
из Алапаевска — Христины
Денисовны Чупраковой и
Анны Ивановны Трофимовой.
Коврики да игрушки Христины
Денисовны и наивную, но
очаровательную живопись
Анны Ивановны теперь и у нас
и за границей знают. А собрал
все это — Самойлов.
Помещение, где хранится им
собранное, — две деревянные
часовенки, привезенные с Се­
вера. Они часть музея деревян­
ного зодчества под открытым
небом. Это уже новая затея
Ивана Даниловича. Не успел
закончить реставрацию церк­
ви, взялся свозить со всей об­
ласти деревянные строения,
характерные для этого края.
Из заброшенных деревень при­
вез три крестьянские усадьбы.
Сначала сам в выходной по­
едет, «распятнает» (сейчас го­
ворят — пронумерует)избу,
потом со своей артелью прие­
дет ее раскатывать. Артель
новая — из прежних стариков в
живых никого не осталось.
Бревна тяжеленные, грузили
сами, без механизации. Так
разобрали и привезли стороже­
вую башню, кузницу, острог,
«пожарку», ветряную мельни­
цу, те две часовенки.
Планирует Самойлов создать
целый музейный комплекс.
Надеется восстановить быв­
шую плотину с водяной мель­
ницей, омолодить кедровую
рощу на том берегу реки.
Многие годы начинался у
Ивана Даниловича после пяти­
шести вечера второй рабочий
день — от обязанностей глав­
ного районного инженераземлеустроителя его никто не
освобождал. Трех лет не дож ­
давшись до пенсии, отказался
Иван Данилович от неплохой

зарплаты, попросил в заявле­
нии «изыскать возможность
оформить его на ставку с окла­
дом хоть бы рублей сто»,
чтобы целиком отдаться сво­
ему Делу.
Теперь Иван Данилович
«подснежник»: оформлен осве­
тителем сцены. В районе из-за
этого переживают, но иначе
сделать ничего было нельзя:
музей-то народный, откуда
взять легальную ставку дирек­
тора? А за труд от зари до
зари, не предусмотренный
штатным расписанием, мы
пока платить не научились.
Спасибо, в районе помогают
чем могут. Грузовичок неболь­
шой выделили. . .
Сегодня, хоть с запозданием,
а иногда почему-то и стыдли­
во, мы признаем, что такие,
как Самойлов, нам нужны, как
воздух. Но не надо делать из
него пример для массового
подражания. Подвижничество
исключает обмен опытом.
Такие, как он, всегда одиноч­
ки. Сила Самойлова в другом.
Мы с горечью говорим сейчас
об утрате нравственных цен­
ностей, о том, что в нашей
жизни появились коррупция,
казнокрадство, стяжательство.
И то, что есть на свете Иваны
Даниловичи, живит веру, что
общество возродится по зако­
нам чести и справедливости,
памяти и красоты.

ОТ РЕДАКЦИИ:
В середине июня Нижнесинячихинскому народному музею
присвоен статус государствен­
ного, даны штаты. Советский
фонд культуры дал обязательст­
во, что коллекция И.Д.Самой­
лова, согласно воле дарителя,
будет неделимо оставаться в
этом музее. Однако, будущее
музея вызывает беспокойство.
Желающих попасть в музей го­
раздо больше, чем он может
принять. Совсем рядом
Алапаевск, недалеко большой
курорт «Самоцветы». От
Свердловска хорошая дорога.
В маршрут могли бы войти и
соседние народные музеи:
Коптеловский, Аромашевский,
Верхнесинячихинский.А в
Нижней Синячихе вполне мог
бы быть настоящий фольклор­
ный центр.

Спасо-Преображенская
церковь
Мельница, перевезенная в
Нижнюю Синячиху из
дальнего села

47

ого
Я не коллекционер, и по-настоящему редкая, с му­
зейным паспортом вещь у меня только одна, да и
приобрел я ее совершенно случайно, без всяких де­
тективных поисков.
Небольшого размера холст (57 х 44) с профильным
изображением девочки привлек мое внимание прежде
всего высоким классом живописного мастерства и
тонкостью портретной характеристики. А казалось
бы, безусловное доказательство ценности находки —
четыре строки факсимиле художника на оборотной
стороне полотна — заставило, наоборот, — некото­
рое время сомневаться в подлинности и портрета, и
самой подписи. Дело в том, что в «окошке», аккурат­
но прорезанном кем-то в дублировочном холсте, ясно
прочитывалось имя Дмитрия Левицкого и дата —
1792 год. (Для тех, кто не знаком с техникой жи­
вописи: дублировочный холст — новое полотно, на
которое наклеивается обветшавшая ткань под­
линника).
Мы, реставраторы, народ тертый, и потому первая
мысль была такой: не специально ли ловкий фальси­
фикатор прибегнул к ложному дублированию и на
якобы авторском холсте почерком, характерным для
XVIII века, изобразил факсимильный текст. Сомне­
ния рассеялись, как только мой коллега В. Танаев
раздублировал матерчатую основу портрета и на
ткани, использованной автором, открылись еще две
строки: «Портрет великой княжны Александры Пав­
ловны. Писан в Петербурхе. . .» Таким образом, под­
линность авторской подписи, соединившись с блестя­
щей манерой живописного исполнения самой вещи,
сделалась несомненной, и я стал обладателем произ­
ведения великого портретиста России Дмитрия Гри­
горьевича Левицкого.
Итак, в 1791 году «Левицкий пишет портрет нес­
частной невесты шведского короля Густава, великой

7Toj>mj>eniiв е л и к о й
Bxemej>syj>3ce еъ x if i г м у

м

каА*ыж1> ju ^ cm eya ^ C b f r o ’B mopfHHbiH

3 ~<>cyu Hcjiï)

' s

i)uxHuo/7p
и

„ . . «T

ш я публикация одного памятника

княжны Александры Павловны (1783— 1801). После
расстройства неудачного сватовства бедная Алексан­
дрина была выдана за эрцгерцога Иосифа Палатина
Венгерского и вскоре умерла в 1801 году, пав жертвой
католической нетерпимости. Художник три раза
писал великую княжну, причем один раз изображена
она на фоне Камероновой галереи». (Здесь и далее я
ссылаюсь на книгу А.Скворцова «Д.Г.Левицкий.
1735— 1822», Москва, 1916). Один из этих портретов,
писанный для Китайской галереи Гатчинского дворца,
экспонировался на юбилейной выставке Левицкого.
На этом большого размера холсте княжна изображе­
на в рост, и весь портрет проникнут атмосферой
особо торжественного и царственного величия. Мой
холст, повторяющий этот сюжет в 1792 году, как
свидетельствует факсимиле на его обороте, отли­
чается большей задушевностью и, я бы сказал, оте­
ческим отношением художника к портретируемой им
девятилетней девочке.
У самого Левицкого и его жены Анастасии Яков­
левны была одна единственная дочь, что по тем
временам, славившимся многодетными семьями, счи­
талось явлением необычным. Слабое здоровье и час­
тичная потеря зрения заставили мастера уже в 1787
году подать прошение в Совет Академии об отставке
и назначении пенсии. Казалось, все лучшее мастер
уже создал. Написан великолепный портрет
А.Кокоринова, исполнена блестящая художествен­
ная сюита изображений смольнянок, привели совре­
менников в восторг и восхищение изображения
А.Ланского, П.Репниной, А.Храповицкого, Ф.Макеровского, Н.и М.Львовых, Г.Державина, Н.Новико­
ва. Аллегорическая композиция «Екатерина II —
законодательница» (1783) стала одним из главных
художественных событий петербургской художест­
венной и культурной жизни.
И вот теперь, несмотря на болезни и постоянную
нужду, у Левицкого в 90-е годы как бы открывается
второе дыхание. Среди других он пишет интимный,
полный тонких нюансов детский портрет графини
Е.Воронцовой, имеющий много общего с новонайденным портретом — начиная с идентичности техни­
ческих приемов, изобразительного художественного
языка и кончая глубоким проникновением в душев­
ный мир ребенка.
Изображения Александры Павловны кисти вы­
дающегося мастера невольно хочется сравнить с жем­
чужиной, оправленной умелым ювелиром в не менее
драгоценное и искусное украшение.
САВЕЛИЙ ЯМЩИКОВ,
заслуженный деятель искусств РСФСР

Акварели и рисунки, их 35, и
более 80 автолитографий вы­
дающегося

ника

советского

худож­

Г .С. Верейского (1886-переданы в Советский
культуры
его сыном,

1962)
фонд

действительным членом Акаде­

мии художеств СССР , народ­
ным
художником
СССР
О.Г.Верейским.
Наш корреспондент М.Сер­
геева встретилась с Орестом
Георгиевичем сразу после под­
писания дарственных бумаг.

РИСУНКИ
Как хорошо, что мы, люди

Русский музей, так как он до сих

старшего поколения, дожили до

пор обладает наиболее полным

времени,

собранием отца.
- Орест Георгиевич, в чем ,

-

Одним
самых

из
заме­

чательных

по

научной ценнос­
ти подарков Со­
ветскому
фонду

АЛЬБОМ

при­

некоторые

украшает

нас и нашу жизнь.

так

всеми

как

я

расстался

хранившимися

у

со

меня

стоянки;

сде­

лана на поверхности разрушен­

переданы именно тем музеям, в

ного

которых , к ак мне кажется , отец

гические исследования шли па­

понат

раллельно

крестьян.

исследованиями

частности ,

широко

известного

памятника Волосовской нео­
литической стоянки.
Все материалы из раскопок и
сборов
ПЛ.Кудрявцева
и

А.С. Уварова

в

окрестностях

Волосова были переданы ими в
Исторический музей. Коллек­
ция эта состоит из 3167 единиц
хранения

-

каменные и костя­

чек

одна

слоя;

-

находка

отсутствие

свидетельствует ,

приобретен

звездо­

что

у

экс­

местных

сиональна , и рисунки сделаны с

исключительной

тщательно­

стью , дают полное представле­
ние о предметах: кремневых на­
конечниках

скребках ,

стрел

ножах ,

и

дротиков,

сверлах, те­

слах, топорах.

В последнее десятилетие так
называемая волосовская проб­
лема находится в центре внима­
ния археологов, занимающихся
изучением неолитических куль­

ва, обломки глиняных сосудов.

тур центральной •1асти Евро­
пейской
территории
СССР.
Именно поэтому дар К.И.Щет­

на таблицах альбома , принадле­
жавшего П.П.Кудрявцеву.

чикова оказался поистине заме­

чательным: таблицы из альбо­
ма ПЛ . Кудрявцева могут счи­
таться

теперь

каталогом

сам бы хотел их хранить. Это
Музей личных коллекций прекрасное

Каждая таблица альбома со­
стоит из 12-15 рисунков, выпол­
ненных китайской тушью в на­
туральную величину. Техника
изображения высоко профес­

ные орудия , предметы искусст­

Около половины их изображено

взгляд,

перспективы

Фондом культуры и теми, кто

ко

на

предметы. Две звездочки озна­
чают , что предмет найден в
культурном слое Волосовской

она

Альбом принадлежал муром­
скому краеведу Петру Петро­
вичу Кудрявцеву, чьи археоло­
с

ваш

нен ,

автор отме­

рисунки сделаны

радует ,

нович Щетчиков.

Ива­

на

ра зв ития сотрудничества между

нанесенного

что все

просто

работами отца. Их достоинст­
во, надеюсь , общеизвестно.
Работы
по
моей
просьбе

Константин

знаменитого А.С. Уварова , од­
ного из основателей Государст­
венного Исторического музея в
Москве . Оба ученых много лет
посвятили раскопкам в районе
муромского течения Оки и, в

полноценным

одного

из

интерес­

нейших собраний, хранящихся в
фондах ГИМ .
И . ЦВ ЕТКОВА.
кандидат истор ических наук

50

нужно

значение своеобразного шифра ,

предисловии

кальный альбом кон­
ца XIX века, содержащий ри­
сунки ПЛ.Кудрявцева . Альбом
этот передал фонду московский
экскурсовод

1

не

Я всего лишь скромный дари­
тель, скромный по масштабам.
Но для меня мой дар драгоце­

В
чает ,

им самим, а также объясняет

стал

когда

бегать к словарю , чтобы рас­
шифровать слово « благотвори­
тельность» творить благо ,
значит творить добро. Такая
благотворительность
нас
не

готов к благотворительной дея­
тельности?
- Советский фонд культуры
не может , да и не должен быть
лишь посреднической организа­
цией. Нас , дарителей , н асколь­

уни-

культуры

OTUA

начин а ние ,

в

кото­

ром я рад принять участие. Это

мне

ведь

известно ,

Фонду

живые

рах и в спектаклях. Писатели
могут отдавать Фонду гонора­
ры или часть их. Что же касает­
ся картин из собраний живописи
и графики, поступивших в Со­
ветский фонд культуры , то мне

но на благотворительных вече­

предст а вляется ,

работы

жела­

ние
приобрести
работы
Г . С. Верейского, экспонировав­
шиеся в Академии художеств.
Это открытый несколько лет
назад

на

родине

отца

мемо­

риально-художественный
му­
зей Г.С . Верейского в городе
Хмельницком на Украине.
Я не указал Государственный

деньги.

Актеры могут игр ать бесплат­

рекция

выражала

но

средства

Третьяковская галерея, ее ди­
давно

немало ,

необходимы

из

что

одна-две

каждого

собрания

(по выбору дарителя) должны
прод ават ься

на

аукц ионах ,

уст раив аем ых Фондом , с обяза­
тельной предварительной вы­
ставко й.
В руках Фонда не может и не

должно быть мертвых ценfrо­

стей. Доступ к ним должен быть
открыт для всех желающих.

журналистка
Американская
Бесси Битти, бывшая вмес­
те с Джоном Ридом и Ал ьбертом
Рисом Вильямсом в Петрограде
в ту октябрьскую ночь семнад­
цатого , когда пал Зимний, автор
одной из немногих на Западе
кни1', н а писанных очевидцами

Октябрьской революции. « Крас­
ное сердце России» - так назы­
вался ее очерк, вышедший нес­
колько раньше , чем «Десять
дней , которые потрясли мир»
Рида и книга Вильямса «Ленин.

каким
увидела

революционный

Петроград
журналистка

из Америки

Человек и его дело» , в конце

1918 года в Нью-Йорке большим

по тогдашним меркам тиражом.

Луначарский назвал « Красное
сердце РОССИИ » « Первой дру­
жественной по России книгой в
Америке».
Что мы знаем об авторе, о ее
жизни и судьбе?

Бесси Б 11тт11 .
М.И . Кали •1и•1
и участн~1ки
а1~итnосздки

1-ы пароходе

БессиБипи

« Сарапулсц)> .

Aurycт

1'!21

г.

РАСНОЕ
СЕРд Е
Родилась Бесси Битти в Лос­

Анджелесе в

1886 году

в семье

к<1лифорнийской аристократии.
Получила образование в приви­

Она жила в казармах вместе

с женщинами-солдатами, сос­

тавившими «батальон смерти » .

«Я была одной из тех , кто горячо

легированном Оксидентл-кол­

верит , что наступит день, ко 1·да

ледже и с

женщинам не придется ни носить

1904 года

начала рабо­

тать репортером , а затем редак ­

оружие, ни рожать солдат , а бу­

тором театрального отдела в га­

дут ОНИ давать жизнь ЛЮДЯМ ,

зете «Лос-Анджелес геральд» .
Через четыре года она пере­
ехала в Сан-Франциско , чтобы

одаренным прекрасным чувст­
вом умения жить в мире и друж­

Франциско бюллетин », вела
там ежедневную хронику, рабо­

бе» , -- писала она.
Как-то раз в дождливый не­
настный день Битти вызвал ась
идти в траншеи под обстрел не­
мецких батарей . Русский офицер

тала специальным корреспонде н ­

стал отговаривать журналистку

том в Вашингтоне , на Аляске , в

от это го отчаянного пред прия ­

странах Востока. В те годы
Бесси Битти начала участвовать
в феминистском движении, вы­

тю1. « Мне очень хочется видеть

у•шствовать в редактировании

херстовского издания «Сан­

ступавшем в защиту равенства

женщин, в том числе и в области
избирательных прав. В годы
войны она написала серию очер­
ков , посвященных теме «Жен­
щина и война».
Весной 1917 г. с удостовере­

все своими глазами »,

-

отмела

возражения Бесси Битти.
Именно этот девиз видеть
все своими глазами

-

воодуш е­

вил в свое время Би1-ги принять
у част ие в э кспедиции , которую

способна осилить не каждая
же нщина ,

-

мно 1 ·оки 1юм етро­

вый конный поход по трудно­

ни е м военного корреспонде нта

проходимым дорогам ам е ри ­

«Са н-Франциско бюллетин »
Битти , преодолев шесть тысяч
верст по сибирским просторам ,

канского Запада.
В этой невысокой. жизнера­
достной женщине, обладавшей

прибыла в Петроград . Она хоте­

мягким и впечатлительным ха­

ла узнать новую и загадочную

рактером , любившей экстрава­

для нее землю - Россию сама , соприкоснувшись с ее на­
родом . Журнал истские дороги
Бесси Битти проле гали на фронт ,
где летом 1917 г. захлеб ывалось

гантн ые наряды, жило удиви­

тельное мужество. Чем, как ни

в окопах русское наступление ,

мужеством , объяснить поступок
Битти - публ икацию книги
о революции в России в ту пору ,
ко1 ·да Америка был а заражена

в лазареты и госпитали , где она

« великим красным страхом » ,

увидела нечеловечески е мучения.

ко1·да тысячи людей. за подоз-

.ме.муары81

ренных в сочувствии «ради­
калам» и схваченных во время
позорных «пальмеровских рей­
дов» — предшественников мак­
картистского психоза были бро­
шены в тюрьмы или подверглись
высылке за пределы страны.
«Бесси была хорошим журна­
листом и веселым товарищем, —
вспоминает Вильямс, — и, хотя
она чувствовала себя прежде
всего репортером, ее симпатии
по мере развития событий силь­
но изменились. Если вначале
она относилась к большевикам
враждебно и защищала Керен­
ского, то теперь она серьезно и
искренне пыталась понять боль­
шевиков». Битти не стала ком­
мунисткой, «красной», но она
была в числе тех, кто первыми
принял Октябрьскую револю­
цию. Кроме названных уже
Джона Рида и Альберта Риса
Вильямса в этом ряду нельзя не
вспомнить имена Билла Хейву­
да, лидера «Индустриальных ра­
бочих мира», Роберта Майнора,
писателя, художника, полити­
ческого деятеля, Линкольна
Стеффенса, главу движения так
называемых «разгребателей
грязи», объявивших войну тому,
что они звали «позором горо­
дов», — коррупции, взяткам,
политическому мошенничеству.
И, наконец, Раймонда Робинса,
капиталиста, религиозного про­
поведника, «делового человека»
из тех, кто «делает» президен­
тов, выполнявшего в России
в дни Октября роль закулисного
посла США. Именно он высту­
пил с первых дней революции за
признание Республики Советов.
В книге Бесси Битти нет такой
глубины, широты охвата и точ­
ности в описании событий, как
у Рида или Вильямса. Она пере­
межает рассказ о важнейших
делах революции упоминанием
малозначащих деталей; дают
о себе знать и предрассудки, и не­
достаточное знакомство с рос­
сийской действительностью, и,
конечно, узость представлений
и обрывочность впечатлений,
связанных с характером событий
и ролью ведущих деятелей ре­
волюции, иногда(как в эпизоде
с выступлениями В. И. Ленина и
А.Вильямса в январе 1918 г.)

приводящая к явно субъектив­
ным оценкам, встречаются и
фактические неточности. Ее
очерки, скорее, напоминают ка­
рандашный набросок, местами
не очень четкий, однако верно
схватывающий контуры собы­
тий. В них присутствовало глав­
ное — искренность, внутренняя
честность. Она всегда старалась
разобраться в невообразимой
сложности происходившего.
Именно эти качества Бесси
Битти ценил В. И. Ленин. Во
время их встречи в Кремле 3 де­
кабря 1921 г. Ленин просил
Битти не приукрашивать того,
что она видела, настойчиво по­
вторив: он ждет от американки
правды и только правды.
Бесси Битти, пробыв в России
восемь месяцев, уехала в США
в январе 1918 г., чтобы вернуть­
ся в августе 1921 г. Она совер­
шила во второй приезд путе­
шествие в районы голодающего
Поволжья на агитпароходе, воз­
главляемом М. И. Кал ининым.
В декабре ей удалось взять
интервью у В.И. Ленина. Текст
этого интервью, выправленного
самим Владимиром Ильичем,
до сих пор не найден.
Это была последняя поездка
Бесси Битти в Россию. У себя
на родине, в Америке, она до
конца жизни не расставалась
с журналистским блокнотом.
Она разъезжала по Америке
с лекциями о Советской России,
организовала лагерь в Калифор­
нии для детей рабочих и бедня­
ков «Хэппи лэнд», основала
Музей искусства костюма, была
директором Центрального
международного женского ар­
хива — идейного центра бур­
жуазно-либерального женского
движения в англоязычных стра­
нах. Битти пробовала себя в но­
веллистике и драматургии. Мно­
го лет она работала радиоком­
ментатором, ведя ежедневные
передачи для женщин, в кото­
рых призывала их к объедине­
нию и борьбе за мир.
Умерла Бесси Битти в НьюЙорке в возрасте 61 года.
Мы представляем читателям
несколько отрывков из малоиз­
вестной у нас книги Бесси Битти
«Красное сердце России».

Вместе с зимой и пронизывающим ветром в Россию пришли
большевики, неся с собой, как и зима, незнакомый, новый мир.
Однажды вечером, в начале ноября 1917 г.1, я, ежась, шла по
серым улицам Петрограда. Было холодно, как в комнате, где
витает смерть, где все кажется заброшенным, уродливым и
отталкивающим. Осень уже скончалась, но похороны ее запо­
здали.
Последняя медно-желтая листва слетела с деревьев и уже
несколько дней лежит, втоптанная в пыль. Серые стволы берез
стоят голые и как бы чувствуют свою наготу. Город окутан в
бесполезную пелену тумана, слишком редкую, чтобы скрыть
его наготу; каждый оголенный куст и разбитый карниз умоляет
сизу скорей прикрыть его.
Я отвернулась от Летнего сада и быстро прошла мимо.
Смерть витала в воздухе. В тот момент я ненавидела город,
который полюбила, как любят непослушного ребенка со всеми
его недостатками и достоинствами, надеждами, страстями, воз­
можностями и неудачами, — за всю бурную неспокойную
сущность.
Я поторопилась обратно в мою бело-голубую комнату, за­

дернула занавески, зажгла свет и свернулась на кушетке,
чтобы уйти с головой в книгу стихов и забыть все.
На следующий день в три часа я позвонила американскому
консулу. Ответа не было. Испытывая судьбу, я постучала по
рычагу, как это делают телефонистки, но ответа все равно не
последовало.
«Неужели началось?» — подумала я и тут же рассмеялась:
уже много недель в Петрограде задают этот вопрос. Как толь­
ко гаснет электричество, не идет вода, кто-то хлопнет дверью
или уронит полено, в Петрограде говорят: «Началось!».
Я повесила трубку, прибрала бумаги на письменном столе и
отправилась к цензору. У входа в гостиницу шагал новый
часовой. Кварталом ниже, на Морской, броневик во дворе
телефонной станции придвинулся ближе к тротуару и угро­
жающе направил свои пулеметы на проходящую толпу.
Я поспешила дальше, чтобы успеть приготовить письма для
отправки с еженедельным экспрессом. Г-н Новомецкий, цен­
зор, любезный настолько, что внушал симпатию ко всему
племени своих коллег, при виде меня в отчаянии покачал
головой.
— Ну, началось, — сказал он. — Опять беспорядки. Настали
плохие времена для бедной России.
Я попрощалась и быстро пошла по направлению к Невскому
в поисках курьера, который доставил бы мою корреспонден­
цию через пол света в Сан-Франциско. На Мойке стоял боль­
шой лимузин. Вокруг собралась толпа. С шофером разговари­
вали три солдата. Вскоре один из них сел на свободное место
рядом с шофером. Дальше по улице была остановлена вторая
машина, затем еще и еще.
Ужинала я в этот вечер с французским летчиком. Потом мы
стояли в вестибюле и смотрели, как батальон смерти гуськом
прошел через вращающуюся дверь и расставил винтовки на
мраморном полу.
В десять часов мы вышли на темные улицы. На Невском
было все спокойно. Дворцовая площадь была почти пуста. На
набережной Невы, у входа на каждый мост, горел костер;
вокруг — группа солдат. Кое-где в центре круга вертелся
мальчонка — радостный, возбужденный. В такой поздний час,
в такой важный момент, и он — среди взрослых! Какой маль­
чишка не гордился бы этим? В нескольких шагах от каждой
группы стояла повозка с патронами.
Вернувшись в гостиницу, я встретила барона Б., титул кото­
рого, поместья и симпатии были связаны с надеждой на возвра­
щение монархии.
— Ну, на этот раз мы их поймали, — сказал он.
Всего неделю назад я сидела рядом с ним за обедом и с
удивлением наблюдала, как поднимали тосты за царя и пели
старый запрещенный национальный гимн. Хозяин дома, англи­
чанин, представил барона как знаменитого офицера и совер­
шенно бесстрашного человека.
— Барон помог остановить отступление из Тарнополя на
юго-западном фронте после июльского наступления, — сказал
он. — Вы бы видели, как он выстраивал дезертиров для рас­
стрела. Быстро он расправился с этими проклятыми трусами.
Я уговорила барона рассказать о себе и содрогалась, слушая
его. Керенского, своего главнокомандующего, он презирал и
мечтал о его падении. Боялся он лишь того, что Советы не
возьмут власть.
— Две недели власти большевиков, и мы сможем вправить
им мозги, — сказал он. — Чем хуже пойдут дела, тем скорее
захотят они внять здравому смыслу. Вы не знаете русских.
«На этот раз мы их поймали» — что это могло означать?
Ничего хорошего для Керенского, в этом я была уверена;
ничего хорошего в конечном счете для русского народа, если
барон Б. смог бы добиться своего.
Этой ночью ситуация была такова, что вряд ли Временное
правительство могло рассчитывать на что-либо хорошее. Ке­
ренский был похож на человека, балансирующего на натя­
нутом канате. Требование «Вся власть Советам!» с каждым
часом становилось все громче и настойчивей. Русские рабочие,
самый молодой отряд пролетариата в мире, были наиболее
классово сознательными ирешительными. К тому же они были
вооружены.

Флот был большевистским, в этом я не сомневалась. Петро­
градский гарнизон был также большевистским. Сведения с
фронта указывали на то, что люди в окопах все более и более
левели. Жажда мира и земли требовала немедленного удовлет­
ворения.
Керенский, как истинный демократ, пытался удовлетворить
всех и не удовлетворял никого. Он потерял контакт с массами.
На него нападали сверху и снизу, извне и изнутри, и для него
осталось мало надежды. Кому следовало бы со всей энергией и
влиянием поддерживать его, те втайне желали его падения, а
некоторые даже плели заговоры против него. Кое-кто из чле­
нов военных миссий союзников, несмотря на провал Корнило­
ва, еще цеплялся за мысль, что Россию может спасти диктатор.
Они собирались за закрытыми дверями и обсуждали вопрос не
как спасти Керенского, а как поставить на его место диктатора.
Как только встречались двое или трое военных, имена Корни­
лова и Савинкова снова были у них на устах.
Темные силы старого режима вместе с немецкими заго­
ворщиками усиливали хаос. А сверху, снизу, со всех сторон
раздавался честный призыв народа: «Мир миру!» и «Землю
крестьянам!».
Большевики обещали мир и землю. Больше того, они обеща­
ли, что рабочие всего мира «восстанут и навсегда покончат с
войной и капиталистической эксплуатацией».
В России в эту ночь мечтали о великих делах, строили
великие планы; и люди знали, что их мечты и планы послужат
всему остальному миру, может быть, как образец, а может
быть, только как ужасный пример и трагическое предосте­
режение.
Настал момент, когда нужна была величайшая вера в посту­
пательное движение человечества, несмотря на большие поте­
ри в пути.
На заре отряд Красной гвардии из Выборгского заводского
района (люди, единственное вооружение которых состояло из
винтовки, перекинутой через плечо, и веры, что час проле­
тариата пробил и что они — защитники дела рабочих всего
мира) остановился на северном берегу Невы. Мосты охраняли
курсанты инженерного училища, поставленные здесь накану­
не, когда Керенский приказал развести мосты. Под угрозой
оружия рабочие приказали офицерам снова их свести. Офи­
церы подчинились, и трамваи побежали туда и обратно через
реку, как будто ничего не произошло.
В то же время два отряда большевистских солдат и матросов,
действуя по приказу Военно-революционного комитета, ов­
ладели телефонной станцией и Генеральным штабом. Все
было сделано так быстро и так тихо, что большевики напо­
ловину выиграли сражение, до того как Петроград осознал,
что гражданская война началась.
Было девять часов, когда Петров, наш коридорный, принес
мне чай и сообщил, что большевики только что заняли гости­
ницу. Услышав эту поразительную новость, я быстро вышла в
коридор и наткнулась на отряд солдат. Молодой командир
задержал меня.
— Американка-корреспондент, — сказала я и выразила же­
лание спуститься вниз.
— Пожалуйста, пожалуйста, — сказал он, низко поклонив­
шись, и жестом показал своим людям, чтобы меня пропустили.
На верхней площадке лестницы собралась группа перепуган­
ных женщин. С беспокойством они глядели вниз, в мраморный
вестибюль. Казалось, никто не знал, что случилось. Батальон
смерти ушел ночью, без единого выстрела. На всех этажах
толпились солдаты и красногвардейцы, которые ходили из
комнаты в комнату, ища оружие и арестовывая офицеров,
подозреваемых в антибольшевистских взглядах. На лестни­
чных площадках стояли часовые, вестибюль кишел людьми в
выгоревших гимнастерках. Два здоровых бородатых солдата
из крестьян были поставлены за стойкой, а один в комнате
кассира охранял несгораемый шкаф. Из входной двери торчали
зловещие дула пулеметов.
Я пошла в городской банк со слабой надеждой застать его
открытым и едва успела. Через час большевики захватили
Государственный банк, а все остальные банки тут же закры­
лись2.

Обратно я шла через Дворцовую площадь. Четыре броне­
вика стояли под сенью громадной гранитной колоннады Зим­
него дворца. Их пушки были красноречиво направлены на окна
дворца. На серой поверхности броневиков были свежей кра­
ской нарисованы огненно-красные флаги, а на одном больши­
ми буквами начертано слово «Пролетариат». Группа примерно
из двадцати механиков и шоферов возилась с пушками и мото­
рами, готовясь к немедленным действиям. Время от времени
они обменивались мнениями о положении дел. Больше всего
всех интересовало, где Керенский.
— Его там нет сейчас, — сказал один из группы, указывая
гаечным ключом в сторону дворца. — Убежал ночью в Фин­
ляндию.
— Нет, он не в Финляндии, — презрительно сказал другой. —
Ушел добывать войска. Вернется воевать с нами.
— Говорят, он убежал на фронт переодетым в платье сестры
милосердия, — сказал третий с издевкой, которая вызвала
громкий взрыв смеха его товарищей.
Был полдень, когда я вернулась на Исаакиевскую площадь.
Мариинский дворец, где заседал Совет республики, где когдато собирался Царский совет, глашатай абсолютизма в старой
России, был окружен матросами, солдатами и красногвардей­
цами. Охрана дворца не оказала сопротивления, когда толпа
матросов потребовала впустить их. Они прорвались через не­
сколько дверей и появились в зале одновременно с разных
сторон. Матрос в бескозырке с длинными развевающимися
лентами, сдвинутой на затылок, подошел к председателю Авк­
сентьеву.
— Хватит разговоров. По домам, — сказал он. — Совет
республики распущен!
Авксентьев и его коллеги с минуту подумали, потом пос­
мотрели на людей в синем, закрыли заседание и один за другим
вышли на площадь. Совет республики — надежда Церетели,
Чхеидзе и других умеренных социалистов, так отчаянно пытав­
шихся предотвратить окончательный крах, — прекратил свое
существование.
Более радикальные социалисты направились в Смольный
институт, куда стекались делегаты со всех концов России на II
Всероссийский съезд Советов.
В три часа я пошла в Смольный. Рядом со мной семенил
маленький старый революционер, которого мы, американцы,
звали «папаша Р.»3.
Мы шли по Морской к телефонной станции. Напротив нее
мы остановились. Навстречу строем шла рота кадетов, под­
тянутых красивых парней из офицерской школы. Не доходя до
здания, командир остановил роту. Половина кадетов реши­
тельно прошла мимо броневика, повернула и подошла с другой
стороны. Вот раздался ружейный залп, и толпа разбежалась,
кто в подъезды, кто в переулки.
Седобородый, добродушный на вид дворник втащил меня во
двор, где уже спрятались еще с десяток человек, и с лязгом
захлопнул за нами громадные железные ворота. Подле меня
оказался безногий нищий.
Снова винтовочные выстрелы — «трах! трах!». Потом тиши­
на. Дворник осторожно приоткрыл ворота, и я высунула голо­
ву. Улица была пуста. У стены на тротуаре кадеты целились с
колена в окна телефонной станции.
Дворник снова закрыл ворота, на этот раз запер их, и зна­
ками позвал нас следовать за ним. Мы пересекли двор и сверну­
ли в темный узкий туннель. Пробираясь по кучам мусора, то
поднимаясь, то спускаясь по каким-то каменным ступеням, мы
вышли на другую улицу.
На Морскую папаша Р. и я вернулись другим путем. Я вышла
на середину улицы посмотреть, что происходит, но какой-то
русский офицер сделал мне знак вернуться.
— Через минуту они снова начнут стрелять, — сказал он. —
Они пытаются отбить телефонную станцию у большевиков. .
Не успел он договорить, как из здания полился поток свинца,
и кадеты поспешно бросились искать укрытия. С другой сторож
ны появился броневик, открыл огонь и завершил разгром
атакующих.
Мы поторопились к Невскому. Мост через Мойку ощети­
нился ружьями. Четыре броневика заграждали путь; толпа
53

солдат и матросов быстро строила баррикаду поперек улицы.
Один солдат лежал на брусчатой мостовой за телеграфным
столбом, готовый открыть огонь из пулемета. Красногвар­
дейцы прогоняли пассажиров с моста, но трамваи беспрепятст­
венно шли в ту и другую сторону. Мы попытались пробраться
через старую гостиницу «Французская», которая раскинулась
на целый квартал от Морской до Мойки, и выйти к каналу из
другого подъезда. Опять нас вернули обратно. Еще один ру­
жейный залп заставил нас поспешно укрыться в магазине,
находившемся в подвале.
Было почти пять, когда мы добрались до входа в Смольный.
Огромное здание, которое всего лишь несколько месяцев назад
было закрытым учебным заведением, где воспитывался цвет
русской женской аристократии, превратилось вдруг в кре­
пость, ощетинившуюся ружьями и кишащую вооруженными
людьми.
Наверху толпились депутаты рабочих и солдат. Они собра­
лись на съезд Советов, чтобы решить, удовлетворить ли требо­
вание большевиков «Вся власть Советам!». Вопрос этот уже
решили ружейные залпы. Открытие заседания было назначено
на пять часов. Однако и в девять депутаты, собравшиеся в
большом строгом белом зале заседаний, еще ожидали откры­
тия. В плохо освещенных коридорах сотни людей, стуча гряз­
ными сапогами, сновали взад и вперед, входя и выходя из
комнат комитетов. В начале десятого делегат от меньшевист­
ской группы заявил, что его фракция еще совещается, и просил
отсрочку еще на один час. Ропот недовольства пробежал по
залу. Нервы были натянуты как струны. Казалось, знаменитое
русское терпение вот-вот лопнет.
Прошел еще час. Вдруг через окна, выходящие на Неву,
послышалось: «бум! бум! бум!»
— Что это? Что это? — спрашивали друг друга депутаты.
Человек с бледным лицом и горящими глазами пробился
через толпу на трибуну.
— Крейсер «Аврора» обстреливает наших товарищей в Зим­
нем дворце. Мы требуем немедленно прекратить это крово­
пролитие.
— Ложь! — крикнул один рабочий.
— Это еще один трюк буржуазии, чтобы разъединить нас! —
сказал другой.
Несколько человек быстро вышли из зала. Однако за день
было так много удивительных слухов, что люди уже не реаги­
ровали на новые.
Опять со стороны Невы донеслось «бум! бум! бум!» — и
опять вопросы и восклицания.
— Это заводят грузовик внизу, во дворе, — сказал кто-то.
— Наверху передвигают столы, — предположил другой.
В этот момент внимание толпы было отвлечено прибытием
человека среднего роста, широкоплечего, худого, с напряжен­
ным взглядом. Его лицо было бледным. Темные волосы, заче­
санные назад с широкого лба, черные усы и маленькая черная
борода, черный пиджак и развевающийся черный галстук еще
больше подчеркивали его бледность. Он стоял в нескольких
шагах от меня, одна рука в кармане. Острым быстрым взгля­
дом он окидывал это странное море лиц.
— Троцкий! — прошептал мой сосед. — Идемте, я хочу вас
познакомить.
Не успела я дать согласие или отказаться, как худая рука уже
сжимала мою в сильном, характерном рукопожатии. Несколь­
ко минут мы разговаривали о несущественных вещах, но каж­
дый из нас остро ощущал напряжение этого момента4.
...В двадцать минут одиннадцатого наш разговор был прер­
ван прибытием Дана, который открыл съезд. Это была его
лебединая песня. Несколько недель назад его слова были бы
здесь законом, но с поворотом рабочих влево сила его была
утрачена. Массы порвали со своими вождями, и каждая репли­
ка из зала подчеркивала непреодолимость этого разрыва.
Дан объявил, что не хочет выступать с речью. Когда наших
товарищей, сказал он, обстреливают в Зимнем дворце и они с
риском для жизни остаются на своих постах, не время для
речей. Затем Дан сообщил, что на съезде присутствуют пять­
сот тридцать делегатов и что новый президиум из двадцати пяти

человек будет иметь в своем составе четырнадцать оольшевиков5.
Затем выступавшие от различных партий объявили имена
своих представителей. Руководители социально-патриотиче­
ских групп, меньшевиков и социалистов-революционеров от­
казались занять свои места в президиуме. Меньшевики-интер­
националисты заявили, что воздержатся от участия в президиу­
ме до разрешения некоторых вопросов.
Большевики с Николаем Лениным6 и Зиновьевым во главе
поднялись на трибуну7.
Депутаты-большевики встретили их бурными овациями.
Ленин и Зиновьев, которые скрывались со времен июльских
беспорядков, в этот день снова появились на сцене, чтобы
сыграть историческую роль в новой революции.
Когда овации стихли, Дан, перед тем как уступить свое место
Троцкому, кратко изложил цель собрания.
— На обсуждение съезда, — сказал он, — вынесены три
вопроса: кризис правительства, вопрос о войне и мире и вопрос
об Учредительном собрании8.
— Сперва вопрос о мире! — крикнули из толпы.
Этого было достаточно, чтобы вызвать возмущение мень­
шевиков.
— Товарищи, прошло уже сорок минут, как мы объявили,
что наших товарищей обстреливают в Зимнем дворце, а крей­
сер «Аврора» продолжает стрелять. Мы требуем немедленного
прекращения этого кровопролития.
— Комиссия уже послана, — заявил кто-то.
Мартов, возможно самый способный из меньшевиков-интернационалистов, поднялся на трибуну и дрожащим от негодова­
ния голосом потребовал немедленного разрешения правитель­
ственного кризиса.
— Если этот съезд хочет быть голосом революционной
демократии, он не должен сидеть сложа руки перед лицом
быстро разгорающейся гражданской войны, которая может
привести к гибельному взрыву контрреволюции, — сказал он.
— Когда вопрос организации правительства решается заго­
вором одной из революционных партий, перед нами стоит
только одна задача — немедленно предотвратить грозящую
нам опасность гражданской войны.
Мартов предложил назначить комиссию для переговоров с
другими социалистическими партиями и организациями, чтобы
предотвратить быстро назревающее столкновение.
Резолюция была принята. Но вместо того, чтобы немед­
ленно назначить комиссию, Троцкий разрешил съезду выслу­
шивать точки зрения одного делегата за другим по ряду вопро­
сов, не относящихся к рассматриваемому.
Это был критический момент в истории русской революции.
Тем временем орудия на Неве продолжали свое красно­
речивое «бум! бум! бум!».
Слово взял Хараш, делегат двенадцатой армии.
— Пока здесь обсуждается предложение о мирном согла­
шении, на улицах Петрограда идет сражение, — сказал он. —
Зимний дворец обстреливается. Призрак гражданской войны
поднимает голову. Меньшевики и социалисты-революционеры
отвергают все, что здесь происходит, и категорически против
всех попыток захватить власть.
— Он не представляет двенадцатую армию! — крикнул какойто солдат с места.
— Армия требует всю власть Советам! — Тут же вскочили
еще человек двадцать.
— Штаб! Штаб! Он из штаба! Он не солдат! — выкрикивали
они злобно, потрясая кулаками в сторону делегата двенадцатой
армии.
Началось прямо-таки столпотворение. Крики в зале заглу­
шали звуки выстрелов, доносившихся с улицы. Среди этого
шума кто-то потребовал и получил слово.
— Мы покидаем съезд, — заявил он. — Мы больше этого
терпеть не можем! Безоружные, мы идем умирать вместе с
нашими товарищами в Зимнем дворце.
Наступила тишина. Она нарушалась лишь шарканьем ног
только что выступавшего, который шел к двери. За ним молча
последовали около сотни консервативных революционеров.
В полночь с тремя коллегами-корреспондентами я покинула

это памятное собрание с его атмосферой напряженной борьбы
и, выйдя из серого от дыма здания, направилась искать пропуск
в Зимний дворец.
В этот вечер в бурном Петрограде велось много разговоров,
но было одно место, где попусту не болтали. Это был ВоенноРеволюционный комитет, внезапно и бесшумно появившийся
на свет и окруженный глубокой тайной.
Алекс Гомберг9, русский, выросший в нью-йоркском ИстСайде и усвоивший американскую привычку не теряться ни при
каких обстоятельствах, заявил, что нечего и пытаться пройти
через большевистские патрули без пропуска от этого комите­
та. У Гомберга странно уживались материализм и идеализм;
под насмешливым цинизмом он не мог скрыть горячей любви к
приемной родине и никогда не упускал случая оказать услугу
Америке или американцам. Он не мог устоять перед зовом
революции, но говорил, что предпочел бы быть посыльным в
Нью-Йорке, чем президентом в России. Поскольку он был в
дружеских отношениях с Троцким и знаком с членами все­
могущего комитета, он взялся достать нам пропуска.
Гомберг повел нас в самый конец слабо освещенного коридо­
ра. В приемной нас встретил светловолосый юноша, записал
наши фамилии, выяснил, зачем мы пришли, и исчез в соседней
комнате, прикрыв за собой дверь. Мы с любопытством смотре­
ли ему вслед. За этой дверью находились люди, руководившие
осадой и захватом Петрограда, и руководившие настолько
успешно, что впоследствии враги большевиков утверждали,
будто комитет состоял из немцев, ибо русские-де не способны
создать такую безупречную организацию.
Затем дверь снова открылась, и белокурый юноша вынес
нам пропуска. Мой пропуск был напечатан на машинке на
листке, вырванном из блокнота, и помечен пятым номером.
Его текст гласил:
«Военно-революционный комитет при Петроградском Сове­
те рабочих и солдатских депутатов разрешает г-же Бесси
Битти свободный проезд по городу».

Этот клочок бумаги еще до пасмурного рассвета распахнул
передо мной много закрытых дверей. На нем стояла синяя
печать комитета — этой ночью только она могла вызвать хоть
какое-то уважение у русского, вооруженного винтовкой.
Смольный служил прекрасным местом уединения для моло­
дых особ института, но нам этой холодной ночью он показался
настолько уединенным, что представлялась почти невероятной
возможность куда-нибудь отсюда добраться. Спускаясь по ле­
стнице, мы строили предположения о том, что в такой час нам
вряд ли удастся найти извозчика.
На дворе шофер заводил мотор огромного грузовика. Его
пассажирами были только трое матросов, молодой казак в
мохнатой черной бурке, доходившей ему до пят, и красногвар­
деец. Мы окликнули их, и Гомберг попросил подвезти нас до
города. Но его слова потонули в шуме мотора. Он повторил
свою просьбу громче. Матрос подозрительно оглядел меня и
Луизу Брайант — вторую женщину из нашей группы.
— Это опасно, — сказал он. — Мы едем разбрасывать
листовки и почти уверены, что нас обстреляют.
Мы переглянулись, решили, что это, пожалуй, единственная
возможность попасть в Зимний дворец, и сказали, что хотим
рискнуть. Две сильные руки подняли меня в машину, и два
матроса, сидевшие на доске, положенной поперек, на борта,
встали и уступили нам свои места. Затем, посовещавшись, они
велели нам снова встать. Слишком опасно было женщинам
сидеть так на виду. Молодой казак в бурке расстелил на дне
кузова листовки и сказал:
— Садитесь сюда, а если начнется стрельба, ложитесь и не
поднимайте головы.
У меня под ногами лежали винтовки. Когда мы поехали по
булыжной мостовой, я ухватилась за цепь и крепко держалась,
чтобы не вылететь из машины. Улицы напоминали черные
ущелья. Казалось, что на них нет ни одного живого существа,
но каждый раз, когда матрос бросал в воздух пачку белых
листовок, из подъездов и дворов стремительно выскакивали
люди и подбирали их.
Около меня стоял казак с винтовкой в руке и внимательно
вглядывался в темноту: нет ли опасности? На перекрестках мы

задерживались, и солдаты, гревшиеся у костров, подбегали к
грузовику, чтобы узнать новости из Смольного. Они с любо­
пытством и удивлением оглядывали нас и бежали обратно к
освещенному кругу у пылающих березовых поленьев. Во
время одной из таких остановок Гомберг взял листовку и
прочитал ее нам:
«К г р а ж д а н а м Р о с с и и !
Временное правительство низложено. Государственная
власть перешла в руки органа Петроградского Совета рабочих
и солдатских депутатов — Военно-революционного комитета,
стоящего во главе петроградского пролетариата и гарнизона.
Дело, за которое боролся народ, немедленное предложение
демократического мира, отмена помещичьей собственности на
землю, рабочий контроль над производством, создание Совет­
ского правительства, — это дело обеспечено.
Да здравствует революция рабочих, солдат и крестьян!
Военно-революционный комитет при Петроградском
Совете рабочих и солдатских депутатов”.
Когда мы выехали на Невский, часы на башне Николаев­
ского вокзала показывали час ночи. Огромная круглая пло­
щадь была пуста. Днем здесь шел бой, но теперь не было видно,
никаких его следов.
— Нагнитесь! — приказал нам казак, заметив впереди группу
каких-то людей.
Мы повиновались, но оказалось, что это большевики —
солдаты и красногвардейцы, — и мы снова осторожно подняли
головы. На мосту через Мойку мы наткнулись на сооруженную
днем баррикаду; остановивший нас часовой сказал, что впереди
только что шла перестрелка и проезд запрещен. Со стороны
Зимнего дворца время от времени доносился звук пушечного
выстрела, за которым следовал короткий, резкий треск вин­
товок.
Мы неохотно повернули назад. У Казанского собора нас
снова остановили часовые. На другой стороне широкой улицы
в темноте виднелась колонна черных фигур. Оказалось, мы
встретили небольшую группу мужчин и женщин, которые шли
из Смольного, чтобы устроить демонстрацию пассивного со­
противления и умереть вместе со своими товарищами в Зимнем
дворце. К ним присоединились городской голова Петрограда,
члены городской Думы и еврейского Бунда. Всего было чело­
век четыреста — пятьсот, и здесь, в нескольких кварталах от
цели, их задержали.
Среди демонстрантов много было тех, кто разжигал в России
огонь революции, — социалистов-революционеров, террори­
стов. Теперь они безоружные, спокойно шли против войск
новых революционеров, потому что считали, что те губят дело
свободы России, за которое многие из них перенесли долгие
годы тюремного заключения и непередаваемые ужасы сибир­
ской ссылки. В колонне можно было заметить то молодого
офицера, то кучку студентов, но в большинстве своем это были
ветераны, поседевшие на службе революции; их лица выража­
ли мрачную решимость.
В нескольких метрах стоял отряд солдат. Командовавший
ими комиссар поднял руку.
— У нас есть приказ Военно-революционного комитета не
пропускать вас дальше, — сказал он.
По толпе пронесся ропот. Седовласые ветераны начали вы­
ражать возмущение; к ним присоединились студенты и офи­
церы.
Солдаты были непреклонны.
— Что вы сделаете, если мы все-таки пойдем? — спросил
городской голова Шрейдер. — Будете стрелять в нас?
— Нет, — ответил комиссар. — Стрелять в вас приказа нет,
но пропускать не велено.
Он подал краткую команду — солдаты отошли метров на
двадцать и выстроились поперек Невского. Плотной стеной
они перекрыли всю широкую улицу от одного тротуара до
другого. Кварталом дальше стояла другая, еще более грозная
стена красногвардейцев. Посмотрев на здоровых молодых сол:
дат, демонстранты замялись.
— Если мы пойдем вперед, — сказал седой террорист, когдато специалист-подрывник, — кого-нибудь убьют и всю вину
свалят на стрелочника. Скажут, что приказ был неправильно
55

понят, и никому не будет пользы от этого. Давайте вернемся и
попытаемся убедить их прекратить бойню.
Организованной колонной они ушли, как и пришли, — пе­
чальная и торжественная процессия людей, беспомощных
перед лицом новых, странных событий, опрокидывающих все
их прежние представления о революции.
Мы проводили их взглядами, а затем, стремясь поскорей
пройти дальше, предъявили наши пропуска комиссару, и он
пропустил нас, сказав «пожалуйста». Живая стена расступи­
лась, и мы молча прошли через нее. Синяя печать Военно­
революционного комитета сделала для нас то, чего не могли
сделать красноречие и доводы старых революционеров.
На Мойке нас остановили красногвардейцы. Здесь наши
пропуска не возымели действия. У нас был подозрительный
буржуазный вид; мы шли к Зимнему дворцу, значит, нас не
надо было пускать. Мы заспорили, и они стали совещаться, не
задержать ли нас. Такая перспектива нас не очень прельщала, и
мы повернули назад к Казанскому собору, где находился дру­
желюбно расположенный к нам комиссар. Он послал с нами
человека со специальным заданием провести нас через загра­
дительные линии к Зимнему дворцу.
Снова рабочие с винтовками за плечами с подозрением огля­
дывали нас; но, выслушав солдата, в конце концов пропустили.
В четверть третьего мы стояли под большой красной аркой и
осторожно вглядывались в темноту. Некоторое время стояла
тишина, затем ее нарушили три винтовочных выстрела. Мы
молча стояли, ожидая ответного залпа, но слышался только
звон разбитого стекла, покрывавшего мостовую, словно ко­
вром. Все окна Зимнего дворца были перебиты.
Внезапно из темноты вынырнул матрос.
— Конец, — сказал он. — Они сдались!
Мы пересекли усыпанную битым стеклом площадь, пере­
лезли через баррикаду, построенную днем защитниками Зим­
него дворца, и вслед за победителями — матросами и красно­
гвардейцами — проникли в колоссальное здание грязно­
красного цвета. Синяя печать наших пропусков действовала
безотказно — нас пропустили без задержки. Матросский
комиссар указал нам на скамью у стены. Отряд матросов
поднялся по летнице в зал заседаний и арестовал Временное
правительство. Наверху слышался треск взламываемых две­
рей. Это матросы обходили одно помещение за другим в пои­
сках спрятавшихся.
В вестибюле были свалены в кучу отобранные у юнкеров
винтовки; множество матросов сновали по дворцу. Им, видимо,
хотелось прихватить что-нибудь с собой в качестве сувенира,
но во дворце явно не было подходящих для этого вещей. Один
матрос спустился сверху, держа в руках вешалку, другой нес
диванную подушку, третий не нашел ничего лучшего, чем
канделябр. В дверях их остановил комиссар.
— Нет, нет, товарищи, — сказал он, протягивая руку. —
Пожалуйста, не выносите отсюда ничего!
Он говорил с ними спокойно и убедительно, как с детьми, и
они, как дети, вернули награбленное. Только один солдат,
взявший одеяло, заспорил.
— Но я же мерзну! — сказал он.
— Ничего не поделаешь, товарищ. Если ты возьмешь это,
скажут, что мы пришли сюда грабить. А мы пришли не гра­
бить, а делать революцию!
В этот момент на лестнице послышался шум. Обернувшись,
я увидела, что по ней медленно, один за другим, спускаются
члены Временного правительства. Первым шел заместитель
председателя кабинета и министр торговли и промышленности
Коновалов, затем председатель экономического совета
Третьяков из Москвы. За ними показалась высокая стройная
фигура молодого красивого министра иностранных дел Тере­
щенко. Проходя мимо, он бросил на меня удивленный взгляд.
Следующим был маленький, хилый, седой Кишкин, министр
социального обеспечения, за ним шли двое в военных мундирах
— исполняющий обязанности военного министра генерал Маниковский и генерал Борисов — и почти все остальные члены
кабинета Керенского.
Некоторые шли твердым шагом, с высоко поднятой го­
ловой, другие были бледны, измучены и напуганы. Кое-кто
выглядел совершенно сломленным и подавленным. Видимо,

напряжение целого дня тревожного ожидания и ночи, прове­
денной под угрозой орудий крейсера «Аврора», в довершение к
нескольким неделям сплошных правительственных кризисов
оказалось выше их сил.
Они молча вышли на площадь и направились к мрачной
Петропавловской крепости, вырисовывавшейся в темноте за
Невой.
Я сидела, не говоря ни слова, провожая их глазами, и думала
о том, что принесет эта ночь России и всему миру. Комиссар,
усадивший нас на скамью, сказал, что теперь мы можем под­
няться наверх, и мы поспешили в зал заседаний. Нам пришлось
пройти через ряд разгромленных комнат, залитых светом хру­
стальных люстр. Шелковые занавеси были порваны в клочья,
местами стена была изуродована следами пуль, но в целом
разрушения были значительно меньше, чем мы ожидали.
Штурмующие твердо решили взять дворец, но хотели взять его
с наименьшим по возможности кровопролитием и во время
затишья между атаками неоднократно пытались брататься,
пытаясь таким образом сломить сопротивление. Из защит­
ников никто не был убит, но шестеро матросов, сражавшихся
на площади, заплатили жизнью за свой революционный пыл;
многие были ранены.
Когда мы проходили мимо кабинета Керенского, где прежде
помещался рабочий кабинет последнего из Романовых, один из
дворцовых служителей обратился к двум солдатам, стоявшим
на часах у дверей.
— Хорошенько стерегите, — сказал он. — Тут очень ценная
библиотека.
Несколько позднее Гомберг, желая проверить часовых, пре­
дъявил пропуск и попросил впустить его.
— Извините, но этот пропуск здесь недействителен, — отве­
тил один из солдат. — Никто не имеет права войти сегодня в эту
комнату.
Николай II, всего лишь несколько месяцев назад сидевший за
этой опечатанной дверью, находился в ссылке. Его преемник
Керенский этой ночью отчаянно спешил на фронт, чтобы
собрать войска для предотвращения того самого события, ко­
торое только что произошло. С некоторым сожалением я
вспомнила, что в этот самый день, в этом самом помещении я
должна была завтракать с русским премьер-министром.
В одной из комнат, где мы задержались на несколько минут, с
любопытством озираясь по сторонам, собралась группа о чемто возбужденно говоривших солдат. Я уловила слово «буржуа­
зия», звучавшее в устах пролетариев как бранное слово, но мне
и в голову не пришло, что речь может идти о нас. Вдруг к нам
подошел молодой комиссар.
— Эти люди не могут понять, — сказал он, — кто вы такие и
почему вы здесь. Они очень раздражены и думают, не грабить
ли вы сюда пришли. Я сказал, что спрошу вас, и если вы не
имеете права быть здесь, мы вас арестуем.
Мы вынули пропуска. Комиссар посмотрел их и затем обра­
тился к солдатам, которые теперь совершенно откровенно
бросали на нас недружелюбные взгляды.
— Товарищи, — сказал он, —на пропусках стоит такая же
синяя печать, как на моем. Смотрите! Ясно, если бы они не
имели права, у них не было бы этих пропусков.
Солдаты внимательно поглядели на пропуска и закивали.
Посовещавшись еще немного, они решили оставить нас в
покое.
Через несколько минут мы вслед за ними последними спусти­
лись по лестнице и вышли на улицу. Во дворце остались только
часовые. На следующий день был издан декрет о том, что
огромное красное здание превращается в народный музей и что
всякая правительственная или политическая деятельность в его
стенах запрещается.
Женщин-солдат я не видела — они находились в другом
крыле дворца. На следующее утро в городе распространилась
масса слухов о насилиях над ними, но в результате расследова­
ния, произведенного госпожой Тырковой — одной из руко­
водящих деятельниц Петроградской думы, настроенной безу­
словно антибольшевистски, — большая часть этих слухов была
опровергнута. Некоторые из этих женщин были отправлены в
штаб Павловского полка, где они оставались до тех пор, пока
родственники не принесли им женскую одежду. Несколько

женщин, не имевших возможности достать одежду, отпустили
в военной форме.
Некоторые девушки сами рассказывали мне об этой ночи.
Видимо, классовые чувства затмили на время все другие ин­
стинкты. Солдаты, конвоировавшие их ночью, в ярости хвата­
ли их за руки и возмущенно допытывались:
— Почему вы боретесь против нас? Почему вы идете против
своего класса? Вы же трудящиеся женщины. Почему вы стали
на сторону буржуазии и контрреволюционеров?
Эта агитация была такой действенной, что тут же в среде
женщин-солдат начался классовый раздор и некоторые из них
перешли на сторону радикалов так же бесповоротно, как и
солдаты-мужчины.
Капитуляция Зимнего дворца знаменовала полную победу
большевиков. Диктатура пролетариата стала свершившимся
фактом. На заре следующего дня единственной властью в
Петрограде была власть народных комиссаров во главе с Нико­
лаем Лениным и Львом Троцким, опиравшаяся на русский
флот, штыки Петроградского гарнизона и винтовки Красной
гвардии.
Этот и следующий день в городе царило абсолютное спокой­
ствие и порядок, какие Россия знала лишь в первые дни мартов­
ской революции, когда все население находилось в состоянии
экзальтации, свободной от всяких эгоистических стремлений.
Всем солдатам было разъяснено, что в их руках находится
честь новой революции. Каждый красногвардеец был преду­
прежден о том, что монархисты, контрреволюционеры и гер­
манские агенты прибегнут ко всем испытанным русским фор­
мам провокации, чтобы дискредитировать рабочее дело. Им
внушали, что необходимо воздерживаться от всякого насилия и
не допускать каких бы то ни было грабежей. На домах были
развешаны плакаты, призывавшие принимать меры предосто­
рожности против беспорядков, на всех перекрестках стояли
солдатские патрули.
...Из самых отдаленных уголков России поступали сведения
о том, что большие и малые города и деревни следовали
примеру Петрограда и поднимались на массовое восстание.
Большевики сами не ожидали такого успеха. Их руководи­
тели, с ног падавшие от недосыпания, подавленные отказом
интеллигенции сотрудничать с ними и понимавшие, что они
чисто физически не способны обеспечить хлебом Петроград,
совершенно не сознавали собственной силы. В Смольном цари­
ла атмосфера полного уныния.
Пришла весть, что на город идут казаки и что на следующее
утро цитадель рабочего класса подвергнется нападению. Пе­
троград поднялся на борьбу. Широко открылись ворота
заводов, и эта необыкновенная армия красногвардейцев, без
обмундирования, не обученная и безусловно не подготовленная
к бою, обладавшая лишь традиционной стойкостью русского
солдата, пошла оборонять «революционную столицу» и от­
стаивать завоевания пролетариата.
Женщины шли бок о бок с мужчинами, за ними бежали
мальчишки. На рукавах тоненьких жакеток некоторых фаб­
ричных работниц были нашиты знаки Красного Креста, и они
несли с собой небольшие мешочки с бинтами и медикаментами
для оказания первой помощи. Но большинство девушек были с
лопатами для рытья окопов. В их глазах горел огонь кресто­
носцев, в душе была непоколебимая вера христианских муче­
ников. Так шли они с песнями по Невскому, не обращая внима­
ния на резкие порывы холодного ветра с Балтики, не испыты­
вая страха перед казаками, самое имя которых наполняло
ужасом многие поколения забитых, угнетенных людей.
В пятницу вечером, 9 ноября, часов в десять, зазвонил мой
телефон, и я услышала усталый голос одного моего друга —
Якоба Петерса.
— Я тут пытаюсь кое-что перевести на английский язык. Это
очень важная вещь, а я недостаточно хорошо знаю язык. Не
найдется ли у вас времени помочь мне?
— Когда?
— Сейчас.
Через полчаса он постучал в дверь моей комнаты. Лицо у
него было серым от утомления. Он не ложился в постель уже
трое суток, и видно было, что он совершенно подавлен и пал
духом.

— Э т о Д е к р е т о м ире — о бр ащ ен и е ко всем вою ю щ им
стр ан ам , — пояснил он . — М ы передадим его по радио на всех
язы ках. М не п о р у ч ен о сдел ать п ер ев од на английский язык.
Н ам н ек ом у пом очь . П р о с т о у ж а с, как мало у нас л ю дей ,
к о т о р ы е м огут вы полнить та к у ю р аботу!
Я сел а за м аш инку, и П ет е р с начал войну с трудны м для него
русским т ек ст о м . О н говорил п о-р усск и , но не оч ен ь-то владел
т он к остям и язы ка. Е м у п р и ходи лось сначала п ереводить в уме
на латы ш ск ий язы к , а зат ем уж на английский, и е го и зм учен­
ный м о зг отк азы вался справиться с этой задач ей .
Я м ед л ен н о наж и м ала на клавиш и. Ч е р е з час плоды наших
т р удов составляли пол овину страницы .
З а г о л о в о к мы написали д ов ол ь н о бой к о:
Д Е К Р Е Т О М ИРЕ
Э т о б ы л о т ол ь к о нач ало. П ет е р с с отчаян ием п осм отрел на
л еж ав ш и й п ер ед ним длинны й д ок ум ен т и п отер устал ы е глаза.
— Н е т , н и ч его не вы й дет, — сказал он . — Мы не кончим
э т о г о и за ц е л у ю ночь. Я н ед о ст а т о ч н о вл адею русским я зы ­
ком . Е сли бы т ол ь к о у нас бы ли переводчи ки ! Если бы у нас
бы ли стен огр аф и стк и !
В о т как н ов ое п р авительство народны х ком иссар ов готовило
д о к у м е н т , к от ор ы й , как о н о бы л о у в е р е н о , р ев о л ю ц и о н и зи ­
р у ет в ою ю щ и й мир. Н ек ом у б ы л о пер евести е го на английский
я зы к , кр ом е р азве л ат ы ш а, не сп авш его т р о е су то к , и ам ер и ­
канской воен н ой к ор р есп он д ен тк и .
П е т е р с встал и пож ал мне руку.
— В о зм о ж н о , — сказал о н , — что мы видимся в последний
раз. Е сли мы п отерп им п о р а ж ен и е сей ч ас, все пр оп ал о. В м оей
стр ан е все взвалят на м еня. М не первом у п е р е р е ж у т гор л о. Н о
все-таки мы д ел аем п оп ы тк у, и если д а ж е будем р а зб и т ы , я
зн аю : п р и дет д ен ь , когда мир с к а ж ет , что тем ная Россия сд е л а ­
ла все, что м огл а, ч тобы дать мир всем изм ученны м войной
народам !
О дн аж ды в еч ер о м , ещ е д о ноябрьских с о б ы т и й , с н еск ол ь­
кими друзьям и я о б е д а л а в н ебол ь ш ом итальянском р естор ан е.
Т ем ой дискуссии в э т о т веч ер — в России всегда бы в аю т
дискуссии — б ы л о п р о и сх о ж д ен и е бол ь ш ев и стск о го движ ени я.
О дин из п р исутствую щ их заяви л, что все э т о — германский
за го в о р . Н а сей раз среди нас бы л новы й член ам ери канской
кол онии А л ь б е р т Рис Вильям с. Типичны й ам ери к ан ец . В ы ­
сок и й , с приятны м отк р ы ты м л и ц ом , с оч ар ов ат ел ь н ой у л ы б ­
кой. О н бы л в Б ельгии во время н ем ец к ого наступления и
написал книгу о т о м , ч то он испы тал в когтях н ем ец к ого орл а.
В ильям с приехал в Р о сси ю ран ьш е, но у езж ал из П ет р о гр а д а ,
ч тобы познак ом иться с крестьянам и и рабоч и м и . Н ек о т о р о е
время он не принимал участия в дискусси и, но нак он ец сказал:
— Х о т е л бы я зн ать , со скольким и больш евик ам и вы зн а­
ком ы ?
М ы п осм от р ел и друг на друга и д ол ж н ы бы ли признать, что
наш и зн ак ом ства в этих кругах д ов ол ь н о огр ан и ч ен ы .
— В иди те л и , — сказал о н , — когда зн аеш ь л ю д ей , все
вы глядит иначе. В о т , нап ри м ер , П ет ер с.
И он рассказал о П ет е р с е и н ек от ор ы х други х, с которы м и
ем у д о в ел о сь встречаться.
— М не к аж ется , см еш н о дум ать, что у бол ьш еви к ов нет
н ем ецк их д е н е г , — сказал он . — В едь н ем ецк ие деньги есть
в е зд е. Н о бо л ь ш ев и стск о е дв и ж ен и е сам о по с е б е гор азд о
с е р ь е з н е е . Н е за б у д ь т е , ч то Т роцкий и Л енин п р оп ов ед ую т в
н аст оя щ ее время ту ж е д ок т р и н у, какую они проповедовали
пятнадцать л е т назад. Я п о л а га ю , ч то отв ер гать бол ьш ев и к ов ,
н е д о ст а т о ч н о зная их и их идеи, бы л о бы б л и зо р у к о ст ь ю и
опасны м д ел о м .
Р ассказ Вильямса о П ет е р с е оч ен ь заи н тер есовал меня. Я
с к азал а, что х о т ел а бы встретиться с ним, и Вильямс п ообещ ал
пригласить е г о к о б е д у на сл едую щ и й в ечер. О ни откры ли мне
глаза на м н огое в р ев ол ю ц и и , что м огл о бы оставаться н еи ­
звестн ы м .
Я к о б у П ет е р с у б ы л о тридцать два года, но выглядел он ещ е
м о л о ж е . О н латы ш . Э н ер ги ч н ы й , п одви ж ны й, нервны й малый
с копной кудрявы х, зач есан н ы х со л ба ч ерны х в ол ос, со в зд ер ­
нуты м н о со м , придававш им е г о лицу в оп р о ш а ю щ ее в ы р аж е­
ние. Г ол убы е глаза бы ли н еобы ч ай н о д обр ы м и . П ет ер с го ­
ворил по-английски с л он дон ск им акц ен том и св о ю ж е н у -а н гл и -

чанку называл «миссис». О маленькой дочке говорил так, как
говорят все обожающие своих детей отцы.
— Почему вы большевик? — спросила я его.
Очень просто, — сказал он серьезно. — Я жил в Лондоне и
видел тех, кто живет в Вест-Сайде, живет в роскоши, ходит в
шелках и атласе, ест изысканную пищу на золотых тарелках;
но я видел и тех, кто живет в Ист-Сайде, кто спит под мостами.
Я мало знаю о вашей Америке, но знаю, что и у вас есть свои
Ист-Сайд и Вест-Сайд. Мы в России боролись слишком долго и
понесли слишком большие жертвы, чтобы примириться с
этим. Мы должны найти лучший путь, в противном случае
грош цена нашей свободе.
— Каков же ваш путь? — спросила я.
— Большевики верят в кратчайший путь к социализму, —
ответил он. — Мы считаем, что люди, которые обрабатывают
землю, и рабочие, которые трудятся в промышленности, долж­
ны осуществлять контроль над этим. Народные массы должны
подняться и положить конец капиталистической и империали­
стической эксплуатации, которая является причиной войны.
Впоследствии я узнала кое-что о жизни Петерса. Она подоб­
на жизни большинства революционеров из прибалтийских гу­
берний, где, несмотря на германский контроль — или, может
быть, под влиянием германского гнета, — революционеры
были более радикальны и более ревностны, нежели в любой
другой части России. Богатые помещики назывались там «чер­
ными баронами», менее богатые землевладельцы — «серыми
баронами». Петерс был сыном «серого барона». Он начал
задумываться над неравенством людей, будучи еще совсем
маленьким мальчиком.
— Работал я как-то в поле, — рассказал он мне. — Началась
гроза, и я стал молиться богу, чтобы он спас меня. Когда гроза
прошла, я начал сомневаться, есть ли бог. Когда снова нача­
лась гроза, я опять стал молиться. Однажды меня послали к
бабушке. По пути я встретил незнакомого человека, и мы
долго шли вместе. Я расспрашивал его обо всем, что тревожи­
ло меня. Он дал мне две брошюры. Одна называлась «Десятый
человек». Меня удивляло, почему мой отец, который отнюдь
не был умнее рабочих, имел право голоса, в то время как у
рабочих был один голос на десять человек. Прочитав бро­
шюры, я рассказал о них моим товарищам в школе. Мы вы­
пустили газету на эту тему, но учитель отобрал ее и послал за
моими родителями. Отец избил меня, и я возненавидел его. С
того момента я стал революционером.
В пятнадцать лет Петерс ушел из дому и стал работать на
фабрике. Он вступил в революционную организацию, четыре
раза сидел в тюрьме, вместе с товарищами стоял у стенки,
когда расстреливали каждого десятого. На его глазах умирали
лучшие его друзья и много других. Каждый акт гнева и репрес­
сий делал его еще более решительным революционером. Пе­
терс бежал из тюрьмы и жил во Франции, Швейцарии и Анг­
лии, всеми силами помогая своим товарищам, находившимся в
России. Когда в марте началась революция, он занимал превос­
ходную должность руководителя импортного отдела большой
английской торговой компании. Это был образец порядка и
респектабельности. По воскресеньям он надевал сюртук и
прогуливался со своей английской «миссис» и маленькой
дочуркой.
Но зов свободной России, зов революции, был слишком
могуч.
Он вернулся, чтобы радоваться и бороться. Он стал руково­
дителем латвийских социалистов и работал день и ночь во имя
дела, в которое верил. Наезжая ненадолго в Петроград, Петерс
обычно ухитрялся уделить несколько минут мне. Однажды
вечером он вынул из кармана небольшую бумажку и спросил,
узнаю ли я подпись. Я была поражена.
— Так это же Ленин, — сказала я. — Значит, он здесь?
Петерс кивнул головой.
— Я видел его сегодня, — сказал он. — Это избирательный
бюллетень в Учредительное собрание. Его дали мне потому,
что наш район относится к числу самых левых, и мы можем
избрать Ленина.
— А вы абсолютно уверены в том, что Ленин — чест­
ный революционер и не работает на Германию? — спроси­
ла я.

Он вскинул голову и вызывающе посмотрел на меня. Голу­
бые глаза метали молнии.
— Если бы я не был уверен, этого бюллетеня не было бы у
меня, — ответил он.
Мы горячо поспорили, но он не выходил из себя, когда я с
ним не соглашалась. Петерс знал, что я честно и сочувственно
стараюсь разобраться в тех силах, которые действовали в
революции, и с уважением относился к моим попыткам. Через
него я познакомилась с другими большевиками; они откровен­
но делились своими мечтами и планами.
Однажды мне показали письмо, написанное Троцким в тюрь­
ме. Он взывал к своим последователям и говорил не о себе, а о
своих идеях. Рассказывали, что он поддерживает постоянную
связь с членами своей партии, что, сидя в тюрьме, он ведет
столь же продуктивную работу, как если бы был на свободе.
Якоб Петерс много рассказывал мне о методах, посредством
которых заключенные общались друг с другом и внешним
миром. Иногда в тюрьму контрабандно передавали газеты, и
тот, кто получал их, читал их тайком, укрывшись с головой
одеялом, следя в то же время за глазком в двери, не идет ли
стража. Потом, выстукивая по стене, он передавал содержание
газеты заключенным соседних камер. С помощью системы
точек, расставленных в соответствии с созданным шифром под
буквами в книге, заключенные были информированы о том,
что делают их товарищи на свободе.
Наиболее тщательно разработанный Петерсом план побега
был осуществлен с помощью одной девушки-революционерки.
При подготовке побега ему мешало то, что он, будучи на
плохом счету у тюремного начальства, был лишен права пере­
писки. И вот Петерс взял кусок черного хлеба, разжевал его —
хлеб превратился в клейкую массу. Тонким слоем он размазал
эту массу на руке. Когда масса высохла, она стала прочной, как
пергамент. Петерс написал письмо на одной стороне этого
пергамента и скатал его в маленький шарик. Когда пришедшая
к нему в тюрьму девушка уходила, он попросил у стражи
разрешения поцеловать ее на прощание через решетку. Стра­
жа, не видя ничего плохого в невинном поцелуе, дала согласие.
Девушка сразу поняла, что следует ждать записку. Петерс
быстро положил шарик в рот, и с поцелуем передал его девуш­
ке. Она выполнила его указания, и Петерсу удалось бежать.
Воскресенье, 11 ноября (29 октября) 1917 г. должно быть
отмечено в календаре как день позора. В этот день без всякой
надобности и без всякой пользы погибли ни в чем не повинные
люди, и виновны в этом были не юнкера и не солдаты и
рабочие, с которыми они сражались, а небольшая группа более
зрелых людей, которые сами держались на почтительном рас­
стоянии от пуль и вместо себя послали в бой мальчиков.
Если число жертв не оказалось еще большим — в этом
заслуга американца, о котором, вероятно, еще вспомнят в
Петрограде, когда павший город снова поднимется.
В это воскресенье незадолго до полудня я сидела в своей
бело-голубой комнате в «Военной» гостинице и наслаждалась
тишиной, нарушаемой только звоном церковных колоколов.
Вдруг раздались два выстрела, затем я услышала возбужден­
ные голоса и топот множества ног в вестибюле.
Я бросилась к лестнице, но на первой же площадке какой-то
офицер остановил меня.
— Внизу идет бой, лучше останьтесь в номере, — сказал он.
Я вернулась, но этажом выше села в лифт и быстро спусти­
лась вниз. Вестибюль был полон людей. Повсюду бегали воен­
ные, солдаты и офицеры, что-то кричали, и никто не мог
объяснить, что случилось. Я подошла к входной двери как раз в
тот момент, когда из-за угла показался броневик и двинулся к
гостинице. Многие увидели его и бросились к лестнице. Маши­
на остановилась у подъезда.
Неожиданно для всех молоденький офицер с папиросой,
небрежно торчавшей изо рта, с револьвером в руке выстроил у
стены большевистский караул и разоружил его. Он знал
пароль Военно-революционного комитета, и бумажка, кото­
рую он вынул из кармана, была скреплена синей печатью.
Никому и в голову не пришло в тот момент, что пароль или
печать могли быть получены обманным путем. Солдаты бе­
спрекословно подчинялись приказам Военно-революционного

комитета. Только оказавшись под арестом в подвале и услы­
шав, как щелкнул замок в двери, они поняли, что их одурачили.
Все спрашивали:
— Кто они такие? Пришел Керенский? Корнилов?
Я задала такой же вопрос одному русскому адмиралу, стояв­
шему неподалеку от меня. Он в недоумении покачал головой.
— Бог их знает, мадам. Я не знаю.
Молоденький офицер и его отряд ушли так же внезапно, как
и появились, унеся с собой большую часть отобранных винто­
вок. В гостинице стало тихо. Старый караул был арестован, а
нового не было. Двое мальчиков взяли с полу по винтовке и
вскинули их на плечи, подражая революционным рабочим.
— Красная гвардия! — сказал один из них, сгибаясь под
тяжестью своей ноши. Какая-то женщина разразилась истери­
ческим смехом.
Я вышла из гостиницы и пошла вслед за офицером по Мор­
ской к зданию телефонной станции, находившемуся в двух
кварталах. Поперек улицы стояло несколько грузовиков и
легковых машин; они преградили уличное движение. Толпа,
отогнанная одетыми в военную форму людьми с винтовками в
руках, держалась на почтительном расстоянии.
В подъезде стоял Альберт Вильямс и разговаривал с группой
военных. Это явно не были большевики; я перешла через
улицу, чтобы выяснить, что здесь происходит. Вильямс по­
спешно увел меня в безопасное место — во двор — и начал
объяснять. Оказалось, что телефонная станция снова находи­
тся в руках юнкеров и они с минуты на минуту ожидают
контратаки красногвардейцев и матросов. Высокий темногла­
зый юноша — один из десяти, стоявших в карауле в Зимнем
дворце при Временном правительстве, рассказал на прекра­
сном английском языке о том, что происходило в этот день
утром.
На рассвете у подъезда остановился автомобиль; из него
вышли два офицера. Они заявили, что Керенский с двумя
полками находится на пути в Петроград и вскоре прибудет в
город. Они снабдили юношей печатью Военно-революционно­
го комитета, сообщили им пароли и приказали подойти к
первому же караулу на перекрестке, захватить его врасплох и
обезоружить, воспользовавшись численным превосходством,
затем с помощью пароля захватить телефонную станцию и
«Военную» гостиницу и удерживать их до прибытия Керен­
ского.
Юноши охотно взялись за дело, убежденные в том, что
подготавливают почву для возвращения к власти Временного
правительства и что через час-другой победоносные войска
Керенского придут к ним на помощь.
— Не понимаю, почему его нет, — сказал один юноша жа­
лобным голосом. — Мы не сможем долго продержаться одни.
Слышались лишь редкие залпы, но к двум часам дня пере­
стрелка стала серьезной. Юнкера, совсем еще дети в военном
деле, соорудили на тротуарах баррикады из ящиков и досок, а
когда их не хватило, натаскали еще поленьев с дровяного
склада. Засев за этим ненадежным укрытием, они обстрелива­
ли противника, который наступал со всех сторон. Некоторые
юнкера спрятались за грузовиками, положив винтовки на
капот; некоторые лежали прямо в грязи на деревянной мосто­
вой и стреляли из-под машин.
Я наблюдала за боем — сначала из двора, позади баррикады,
а затем поднялась по лестнице и подошла к окну, откуда могла
видеть улицу.
В одной из комнат второго этажа находился захваченный в
плен Антонов, глава Красной гвардии и член большевистского
комиссариата по военным делам.
Толпа на улице, которой командовал рабочий и к которой
присоединились матросы, узнав о том, что Антонов находится
в здании, была разъярена. Люди готовы были вцепиться в
горло тех, кто арестовал их руководителя. У них было и еще
одно основание возмущаться юнкерами: многие из них были в
свое время захвачены в плен в Зимнем дворце и отпущены.
Теперь юнкера нарушили данное ими слово. Матросам было
особенно обидно, что опять нужно рисковать жизнью, чтобы
снова арестовать их.
В середине дня юнкера предложили начать переговоры. Они
были готовы выдать Антонова, если их отпустят.

— Мы сами освободим Антонова и перебьем вас всех! —
последовал ответ.
Юноши пришли в отчаяние.
— Почему не едет Керенский? Почему не едет Керенский? —
снова и снова спрашивали они.
Ответить им было некому. Офицеры, давшие им указания,
исчезли. Патроны кончались. В половине третьего к зданию
примчался автомобиль Красного Креста, привез ящик ручных
гранат и уехал.
На улице на деревянном ящике стоял пулемет; во дворе
женщина в платке набивала пулеметные ленты. Атакующие
все ближе подходили к зданию. Баррикады на улице опустели.
Группа юнкеров вбежала в дом, поднялась по лестнице и засела
в комнатах, выходивших на улицу. В четыре часа меня попро­
сили освободить место у окна.
— Мы будем стрелять отсюда, — объяснил один юнкер.
Прикладами они выбили стекла и разместились за желтыми
шелковыми занавесями. Перебравшись к другому окну, выхо­
дившему во двор, я увидела, как два юнкера внесли в дом
раненого товарища, который безжизненно повис у них на
руках.
— Уходите отсюда! Они во дворе у лестницы, — закричал
кто-то.
Зал опустел. Военные и телефонистки бросились в заднюю
часть здания. В буфете я увидела, как молоденький офицер
дрожащими руками пытался срезать пуговицы со своего кителя
большим хлебным ножом. Другой офицер неистово срывал с
себя погоны. В комнате за коммутатором трое юнкеров нашли
спецовки монтеров илоспешно переодевались.
Настал момент, когда заветные золотые галуны и медные
пуговицы офицерской формы, к которым так стремились эти
юноши, как к символу превосходства, вдруг стали для них
бедствием. Любой из них отдал бы все на свете за спецовку
рабочего. Потеряв всю свою гордость, забыв о традициях
своего класса, они были охвачены безумным страхом. В лицах
не было ни кровинки, а в сердцах — ни капли мужества.
Я ходила из комнаты в комнату, останавливаясь, чтобы
успокоить то одну, то другую испуганную, заливавшуюся сле­
зами девушку, и наконец очутилась в коридоре, где стоял со
своим переводчиком м-р Вильямс. Юнкерский офицер, ухва­
тившись за отворот его пальто, умолял отдать ему это пальто,
чтобы он мог бежать. Бронзовое от загара лицо юноши посере­
ло от страха, его речь была бессвязной и сумбурной. Я посмо­
трела на американца и прочла в его глазах сострадание и
растерянность. Наступило напряженное молчание — не дыша я
ждала.
Снаружи стрельба прекратилась. Сгущались сумерки. Я за­
была обо всем, кроме человека, умоляющего спасти ему
жизнь, и другого человека, который никогда никому ни в чем
не отказывал и теперь разрывался между своими убеждениями
и желанием помочь. Я понимала смятение, охватившее его
душу.
Пальто американского покроя из толстого коричневого
сукна резко выделялось среди верхней одежды, которую
можно было видеть в России, и его знали в революционном
Петрограде. Обладатель пальто был превосходным оратором;
он выступал перед солдатами на фронте, перед матросами на
кораблях, перед рабочими на фабриках и заводах; укрывшись
своим коричневым пальто, он ночевал в крестьянских избах в
деревнях на всем пути от Москвы до Киева.
Русские рабочие любили его и доверяли ему, и он отвечал им
тем же, веря в искренность их идеалов. Ему было жаль охва­
ченных страхом парней, но он почти так же, как красногвар­
дейцы, был возмущен нарушением данного слова, кражей про­
пусков и незаконным использованием автомобиля Красного
Креста.
— Если я отдам ему свое пальто, они узнают его и подумают,
что я — предатель, — промолвил он.
Я молчала, чувствовала, что не имею права просить, чтобы
он поступил вразрез со своими принципами. От волнения он
совершенно забыл русский язык и обратился к своему пере­
водчику.
— Скажите ему, что я не могу дать пальто, но, может быть, я
смогу помочь ему иначе.

П ер ев од ч и к п ер ев ел , и о ф и ц ер пош ел о т нас, опустив
голову.
М ы с минуту п остоял и , глядя ем у вслед, о с т р о созн авая, что
надо ч то-т о сделать для спасения этих ю н о ш ей , к от ор ы е лиш ь
вы полняли приказ л ю д ей , загнавш их их в л овуш ку.
— О , если бы т ол ь к о я знала их язы к! — сказала я, чуть не
плача о т своей б есп о м о щ н о ст и .
— А что бы вы сделали ? — спросил мой с о б ес ед н и к .
— Н е зн а ю , но ч то-т о о б я за т е л ь н о сделала бы ! — ответи л а я
и пош ла в недавно опустевш ий зал. В ильям с последовал за
мной.
— Н айдите е г о , — сказал он . — Я не м огу дать ем у свое
п ал ьто, но я остав л ю е го зд е сь , и он м о ж е т прийти и взять его .
Я п о б еж а л а по л ест н и ц е, бр оси в по д о р о ге взгляд на тем н ы й
д в ор , где соби р ал ась все б о л е е густая тол п а л ю д ей с улицы ;
б егал а по к ор и дор ам , расталкивая переп уган н ы х муж чин и
ж ен щ и н , и нак онец попала в ком н ату, вы ходивш ую во д в ор , где
со б р а л о с ь бол ьш и н ство ю н к ер ов . О ни п обр осал и о р у ж и е и
ж дали конца. О ф и ц ер а среди них не бы л о .
В ильям с, охвач ен ны й страстны м ж ел ан и ем найти е г о , р ы ­
скал в другой части здания. В т о т м ом ен т для нас о б о и х весь
траги зм п ол ож ен и я сл овн о сконц ен трир овался в судь бе о д н о го
э т о г о с л а б о го ч ел о в е ч ес к о го сущ еств а, пы тавш егося спасти
с в о ю ж изн ь. К а ж д у ю сек ун ду м о ж н о б ы л о ож и д а т ь , что на
л естн и ц у ворвутся о с а ж д а ю щ и е.
— М о ж е т бы т ь , я см огу д оговор и ться с А н тон ов ы м ? —
сказал Вильямс. — Где ребята?
Я повела е г о в ком н ату, где находи лись ю н к ер а. З д е с ь
В ильям с пр едлож и л пойти к п л ен ном у в оен н ом у м инистру и
попы таться договор и ться с ним о б условиях сдач и , к отор ы е бы
гарантировали их б е зо п а с н о с т ь .
— П о ж а л у й ста , господин! П о м о ги т е нам! С п аси те нас! —
хор ом взм олили сь они .
О н уш ел в с о п р ов ож д ен и и двух ю н к ер о в , к от ор ы е дол ж н ы
бы ли указать ем у д о р о гу . Ч уть д ы ш а, мы ж дали минуты две.
З а т е м Вильямс вернулся и вм есте с ним приш ел странны й
маленький тощ ий ч ел о в е ч ек , сутулы й и бл ед н ы й . И з-п од ш и­
рок их полей ф ет р о в о й ш ляпы виднелись т ол ь к о оч ен ь дл и н ­
ный нос и длинная прядь светлы х волос. Э т о т военны й министр
внеш не не походи л на о б ы к н ов ен н ы х русских военны х.
— Т овари щ А н т о н о в , спасите нас! — закричали ю н к ер а. —
Д а й т е сл ов о р е в о л ю ц и о н е р а , мы зн а ем , ч то вы — настоящ ий
р ев ол ю ц и он ер !
— Где ваши о ф и ц ер ы ? — спросил А н т о н о в .
— О ни бр оси л и нас, — бы л от в ет .
У словия сдачи бы ли б ы с т р о о п р ед е л е н ы , и А н т о н о в с
В ильям сом пош ли вниз навстречу т о л п е . К расногвар дей цы
узнали с в о его рук оводи тел я.
— А н тон ов ! А н тон ов ! — закричали они . — Н аш ! Н аш ! Где
ю н к ера?
С этим и возгласам и стоявш ие впереди л ю ди направились к
л ест н и ц е. А н т о н о в остан овил их.
— Я дал ч естн ое сл ов о р е в о л ю ц и о н е р а , что находивш иеся
зд есь л ю ди не б уд ут уби т ы , и вы, как р е в о л ю ц и о н е р ы , д ол ж н ы
п ом оч ь мне с дер ж ат ь э т о слово!
Н еск о л ь к о м атр осов -бал ти й ц ев «Р есп убли к и » узнали ам ер и ­
канца.
— А м ери к ан ск и й товари щ ! — воскликнул один из них.
В ильямс обрати л ся к ним.
— Я зн а ю , что вы и сп ы ты ваете и ск уш ен и е, — сказал о н , —
но если вы поддади тесь е м у , вы зап я тн аете идеалы ваш ей
р ев ол ю ц и и . Если вы н е п р ем ен н о за х о т и т е ун и ч тож и ть всех
ю н к е р о в , эт о б у д ет бессм ы сл ен н ая бой н я , и я оп о в ещ у о б этом
весь мир.
О н рассказал о состояни и пар ен ьк ов, о б ъ я сн и л , что о ф и ­
церы броси л и их, и когда кон чи л, б ы л о п р о в ед ен о го л о с о в а ­
ние. В се м атросы подняли руки, и лиш ь н еск ол ьк о к р асн о­
гвардейц ев не бы ли согласн ы .
А н т о н о в повернулся к ним.
— Я д оговор и л ся о б условиях сдач и, — сказал о н , — и
со б ст в ен н о р у ч н о за с т р е л ю п ер в о г о , кто т р о н ет хоть о д н о го
ю нкера!
Э т о б ы л о ск азан о т о н о м , не д оп уск аю щ и м в озр аж ен и й . К р а ­
сн огвар дейц ы и зум л ен н о п осм отр ел и на н его.

— Вы будете стрелять в нас? — с недоверием воскликнули
они.
— Да, — ответил Антонов. — Пусть лучше все мы погибнем*
но я не допущу, чтобы этот американец назвал русских револю^
ционеров подлыми и мстительными людьми!
На этот раз поднялись все руки.
В этот момент прибыла комиссия от городской Думы, и
когда юнкера начали спускаться по лестнице. Антонов взял
руку первого из них и вложил ее в руку матроса.
— Это — пленный номер один, и я доверяю вам его жизнь.
Охраняйте его во имя чести революции, — сказал он.
Матрос, спускавшийся по лестнице с последним юнкером,
бросил на него презрительный взгляд и сказал: «Последний из
этой сволочи». Другой матрос цыкнул на него, и он замолчал.
Среди топота ног во дворе с Морской донесся звук случай­
ного выстрела:
— Провокатор! Провокатор! — закричали матросы, при­
зывая друг друга не поддаваться на провокацию.
Между тем перепуганные телефонистки бесшумно исчезли в
темноте. В течение долгих часов они ожидали всяческих ужа­
сов, но ничего страшного не произошло. Все служащие теле­
фонной станции бастовали, и когда я опять пришла сюда, то
увидела вместо них матросов, солдат и нескольких рабочих,
растерянно сидевших у коммутаторов и пытавшихся своими
неуклюжими пальцами включать и отключать абонентов.
Только в полночь я вернулась в гостиницу, опять пере­
шедшую к большевикам. На этот раз они приняли все меры
предосторожности. Вестибюль и верхние этажи кишели матро­
сами. Там, где накануне охрана состояла из двадцати человек,
сейчас их были сотни. Они заняли весь второй этаж и поставили
пулеметы в окнах, выходящих на улицу. Обслуживающий пер­
сонал бежал. Постели стояли неубранными. Весь день никакой
пищи в гостинице не готовилось. Большинство проживавших в
ней выехало.
Я нашла на своем письменном столе груду писем от дружески
ко мне расположенных членов американской колонии, задав­
шихся целью спасти меня и вырвать из центра революционной
бури, в котором я оказалась. Я прочла письма с удовольствием,
которое всегда приносит с собой сознание того, что поблизости
от тебя находятся сердечные, всегда готовые помочь ангелыхранители в образе человеческом; но я не имела ни малейшего
намерения последовать их доброжелательным советам или
воспользоваться столь любезно предложенным гостеприимст­
вом. . .
25 декабря 1917 г. бывший царь Николай с помощью двух
дельных приверженцев мог бы вполне успешно осуществить
контрреволюцию. Но что бы там ни говорили о царе, он все же
оставался русским и поэтому в дни рождества был занят други­
ми делами.
В праздники никто в России — богатый или бедный, право­
славный или старовер, безбожник или еврей — не думает ни о
чем, кроме отдыха. Русский календарь, который отстает от
западноевропейского почти на две недели, позволил иностран­
цам повеселиться на праздниках вдвойне. В разгар войны и
революции мы не только праздновали рождество — мы празд­
новали его дважды.
Для меня, выросшей в солнечной Калифорнии, это рождест­
во казалось сказкой, воплотившейся в жизнь. Ленивое солнцележебока встает чуть не в полдень, и не успел еще кончиться
день, как оно, бросив на снег кораллово-красные и розовые
блики, прячется, оставив на горизонте пылающее зарево.
Петроград, пока он не одет в свой белый зимний наряд,
выглядит запущенным. Дворцы, покрытые красной и желтой
краской, не мешало бы заново покрасить. Да и штукатурка во
многих местах обвалилась. Лепные завитки на зданиях похожи
на дешевые поношенные кружева. Но вот на город спускается
красавица зима, и весь он тотчас преображается. На крышах и
трубах — целые горы снега, сосульки свешиваются с карнизов,
как хрустальная бахрома. На фоне белого снега поблекшие
желтые и кирпично-красные краски становятся теплыми и
яркими. Деревья в дворцовых садах с облетевшей листвой,
покрытые теперь лебедино-белым инеем, кажутся невесомы­
ми, почти призрачными.
При такой красоте рождество не может не радовать, даже

если магазины пусты, а у людей столько забот. Ни бушующая
революция, ни треск пулеметов, ни падение правительств не
помешали балету довести сезон до конца. В Мариинском теа­
тре Карсавина и Смирнова боролись против всех новичков за
первенство в танцах, а Шаляпин с обычным для него подъемом
пел те же арии, которые прославили его при Николае. Пришла
пора — и на обычных местах в парках для детей были пригото­
влены санки, а до появления снега огромную прибыль в рус­
ском «Кони-Айленд» приносили «Американские горы».
Есть революция или нет ее — они все равно будут праздно­
вать рождество. Никому и в голову не пришло, что может быть
иначе.
25 декабря по русскому календарю пришлось на понедель­
ник. В этот день по всей Садовой, где крестьянки и инвалиды
торговали селедкой, свечами, яблоками и колбасой, грубыми
игрушками и раскрашенными люльками, несладкими конфета­
ми и уродливыми куклами, я увидела петроградских матерей,
изо всех сил старавшихся украсить этот час. Они платили по
тридцать рублей за дюжину крошечных яблок, по двенадцать
рублей за фунт конфет. Это было скудное рождество, но все же
рождество. Все в мире остановилось на три дня: война, рево­
люция, голод — все это не имело значения. Им пришлось
уступить дорогу рождеству.
В полночь под рождество я отправилась в Исаакиевский
собор на рождественское богослужение. В соборе было пусто.
Я постояла некоторое время одна в темноте, между колоннами,
но никто не явился. Вернувшись в гостиницу, узнала, что
служба состоится в четыре часа утра. В четыре я вернулась,
прихватив кое-кого из своих друзей. На этот раз собор был
освещен и священники в золотых ризах были на месте. Стоял
стол, на котором были выставлены для продажи просфоры и
свечи. Мы купили и то и другое и стали слушать густые низкие
голоса священников, вершивших праздничную службу. В
прежнее время собор был бы набит битком. В это же утро там
было почти пусто. Несколько девушек-служанок, несколько
солдат, две-три усталые матери с четырьмя-пятью детьми —
вот и все. Люди праздновали рождество, но не в храмах.
Праздничную неделю весь Петроград проводил на балете, в
опере или в других увеселительных местах. Устраивались
утренние и дневные представления и всякого рода праздничные
зрелища.
Однажды вечером у нас была ложа в Мариинском театре.
Шел балет «Конек-Горбунок». Эта старинная русская сказка, в
изумительном оформлении Бакста, была поставлена, как
умеют ставить только в Петрограде и нигде больше. В другой
раз мы присутствовали на праздничном представлении оперы
Глинки «Руслан и Людмила» в честь семидесятипятилетия со
дня ее первой постановки. Пел Шаляпин, были великолепные
балетные номера с костюмами, вероятно, вынутыми из сунду­
ков старой знати.
В канун Нового года я очутилась в штабе крестьянского
движения на Фонтанке. В небольшой комнате собралось около
ста человек, приехавших для встречи Нового года в Петроград.
Хозяйкой на приеме была Мария Спиридонова.
Мы сидели на скамьях, за длинными столами и ели суп,
жареную свинину, мясные котлеты и русские пирожки из пше­
ничной муки с начинкой из капусты и рубленого мяса.
Комната была освещена свечами, вставленными в горлышки
бутылок или насаженными на стержни для накалывания бумаг.
В одном углу стояла рождественская елка, грустное на вид
деревце, убранное грубыми украшениями из красной гофриро­
ванной бумаги и жалкими свечечками. За дверью, в вестибюле,
куда мы время от времени выходили, чтобы станцевать русский
вальс или мазурку, горела только одна керосиновая лампа.
Рядом со мной сидела бледная девушка с короткими волоса­
ми; под глазами у нее были глубокие круги, а лицо выражало
крайнее изнурение, характерное для всех революционеров в те
трудные дни, когда они старались добиться того, чтобы дей­
ствительность не расходилась с их мечтами.
В конце стола сидел типичный великорусский крестьянин в
серой подпоясанной рубахе, с нечесаной белокурой бородой и
круглыми, голубыми, полными удивления глазами. Тосты про­
возглашал русский еврей с лицом поэта или музыканта. Еще
год тому назад он мог бы жить лишь в некоторых районах

Петрограда, давая взятки какому-нибудь чиновнику, чтобы на
его национальность не обратили внимания. Но теперь пришел
и его час. Что бы ни принес ему Новый год, он уже был
свободным человеком среди людей. Год тому назад он был в
ссылке в далеком краю, а «свободная Россия» была для него
лишь неясной мечтой. А через год. . . но этого никто не мог бы
сказать, никто не мог заглянуть так далеко вперед. Они жили
минутой, учитывая все ее возможности и торжествуя.
Это был странный вечер — своеобразное, но типично рус­
ское сочетание комедии с трагедией. Произносились речи,
пародировавшие обычные выступления тех дней ; выступавшие
произносили странный и бессмысленный набор слов, с молние­
носной быстротой перескакивая с одной темы на другую и
заставляя слушателей покатываться со смеху. В самый веселый
момент, когда судили министра почты и телеграфа — его
обвинили в целом ряде забавных прегрешений против револю­
ции и постановили лишить сладкого, — кто-то предложил
спеть гимн в память товарищей, павших за революцию. Все
молча встали и под звуки церковных колоколов, вызвани­
вавших реквием великому красному году трагедии и славы,
спели торжественный гимн в честь погибших товарищей.
Мария Спиридонова переходила от стола к столу, стараясь
сделать так, чтобы каждый чувствовал себя здесь как дома.
Она сидела рядом со мной, спокойно разговаривая, когда в
комнате внезапно зашептались и потолок вдруг озарился
вспышкой огня. Подняв головы, мы увидели в дверях пламя. В
лампе вспыхнул керосин. Маленькая революционерка подско­
чила к ней и набросила пальто на горящую массу. Паника с
быстротой пламени охватила всю комнату; не менее половины
присутствующих вскочили на ноги и кинулись к двери. Спири­
донова подняла свои крошечные ручки и стала размахивать
ими, как она на моих глазах делала это много раз на крестьян­
ских съездах.
— Товарищи! Товарищи! Тише! Тише! — взывала она, и все
снова спокойно сели на свои места.
В ночь под Новый год первая революционная армия добро­
вольцев отправилась из Петрограда на фронт. Они собрались
на митинг в здании Михайловского манежа10, повидавшего за
этот революционный год немало странных собраний. В старое
время сюда приезжала аристократия, чтобы посмотреть на
«офицеров и господ», состязавшихся в верховой езде. Когда
началась война, его использовали как гараж для броневиков и
здесь же состоялось немало резких стычек между революцион­
ными лидерами. Митинг был назначен на два часа; сюда для
смотра сил должен был прибыть Ленин. . . Трижды проносил­
ся слух, что прибыл Ленин, и солдаты выстраивались для
приветствия. Каждый раз тревога оказывалась ложной, и они
снова начинали плясать.
Наконец он приехал. Встретили его мощным «ура!». Карие
глаза Ленина сияли, холодный зимний вечер нарисовал на его
щеках яркий румянец. На нем были черная меховая шапка и
черное пальто. Лицо живое, приятное, веселое, чего нельзя
предположить, если судить о нем по тюремным фотографиям.
— Похож на процветающего французского банкира, — заме­
тил стоявший рядом со мной англичанин.
— Нет, — ответила я, — скорее на довольного ирландца со
свеженабитой трубкой в зубах.
Я стояла у трибуны. Прежде чем забраться на импровизи­
рованную трибуну, Ленин остановился и пожал мне руку. В
краткой речи он сказал солдатам, что судьба революции в их
руках и что они должны оборонять ее от всех врагов. Говорил
хорошо, но без того красноречия, которым, как мне прихо­
дилось видеть, Троцкий так часто увлекал толпу.
Когда он кончил, председатель предоставил слово Альберту
Вильямсу. Тот усердно изучал русский язык и решил попытать­
ся выступить перед этими людьми на их языке. Они восхи­
щались его усилиями, как дети, и когда он начинал отчаянно
подыскивать слово, Ленин, смеясь, подсказывал ему. Когда
Вильямс кончил, ему аплодировали так, что дрожало все зда­
ние. Он имел даже больше успеха, чем «комиссар комиссаров»,
и никто не радовался этому больше, чем сам Ленин.
Ленин несколько минут побеседовал с нами, а затем уехал в
закрытой машине, в которой, кроме него, находилось еще дватри человека. Не успел он отъехать, как окно его машины

62

пробила пуля и просвистела над его головой. Сидевший рядом с заснеженная страна выглядела спокойно и мирно, как спящий
ним человек был легко ранен, но Ленин остался невредим. Это ребенок.
было первым из множества покушений на его жизнь. Никто
Город Петра, окутанный серым утренним туманом, остался
так и не узнал, кто стрелял в него.
позади. Трагедия нависла в самом его воздухе. У каждого на
В тот вечер нас было пятеро в маленькой голубой комнате в языке было смутное грозное слово «террор». В глазах у всех
«Военной» гостинице. Это был один их моих последних вечеров светился страх. Глубоко в мозгу у каждого пряталось одно
в Петрограде. Электрический свет, ненадежный и в лучшие слово: «Немцы!» Для некоторых оно означало тайную надежду
времена, совсем погас.
на восстановление титулов, возвращение поместий. Массам же
В свете крошечного пламени шипевшей зеленоватой свечки оно обещало смерть, разруху и разбитые мечты.
в глазах Замятина можно было прочесть мечту о далеких
Будто в тумане передо мной проплывала длинная цепь гряду­
просторах.
щих лет, и я взывала к таинственным, непостижимым небесам:
Замятин был одним из молодых русских писателей: это что унаследует будущий век от века нынешнего?
серьезный спокойный человек, фантазер, который говорил
У времени, по-видимому, свое собственное мерило ценно­
притчами и часто подолгу молчал.
стей. Оно отбрасывает большую часть того, что нам хотелось
Предметом нашей беседы были большевики. Мы спорили до бы сохранить; оно может полностью забыть имена министров и
хрипоты с раскрасневшимися лицами и сверкающими глазами, великих полководцев, но вряд ли оно сбросит со счетов русскую
как спорили все в России в эти лихорадочные дни и ночи революцию.
красного русского года.
Революция — это слепой протест масс против невежества, в
Замятин поставил на стол свой стакан чаю и начал водить котором они пребывают. Она не менее важна для истории, чем
указательным пальцем по красным узорам бухарской ска­ та борьба за существование, которую вели простейшие орга­
терти.
низмы. Это сам человек в процессе становления.
— Когда я был ребенком, — сказал он, — мальчишкой лет
Время сумеет забыть о жалких, трагических, жестоких и
тринадцати-четырнадцати, я прочел книгу — название я забыл нелепых формах, в которых часто проявляется бунт, и будет
— русский вариант чего-то вроде «Романа о двух мирах»11. Она видеть только великолепный порыв, породивший их.
вызвала целую бурю странных образов в моем мозгу. Я ра­
Время будет иметь все преимущества перед нами. Оно смо­
ссказал о них товарищам, и они взволновали их не меньше, чем жет правильно, беспристрастно оценить положение. Оно смо­
меня.
жет расставить по местам большевиков и меньшевиков, каде­
Наверху, в огромном черном небе, над серебряными берез­ тов и эсеров.
ками, находилась планета Марс, населенная, как и наша пла­
Время даст правильную оценку мировой войне, политиче­
нета, человеческими существами. Мы решили наладить связь с ской и социалистической революции. Мы этого сделать не
этими людьми. Нам в голову приходило множество всяких можем. Мы слишком близки к фактам, чтобы увидеть истину.
планов. Наконец мы придумали выложить на земле огромную
Но не увидеть надежды, которую вселяет русская рево­
букву «А» и зажечь ее. Мы считали, что на Марсе увидят ее и люция, — значит уподобиться слепцу, который, даже повер­
ответят нам, что очень скоро мы договоримся об азбуке и нувшись лицом к восходящему солнцу, не видит его.
будем вести длинные разговоры. Как знать, может быть, это
В то утро, когда я покидала Петроград, к моей грусти приме­
вызовет революцию во всем мире? Нас захватила эта идея.
шивалась и какая-то ликующая и в то же время трагическая
Мы рассказали о ней нашим родителям, но они почему-то не радость. Я жила в великий момент и осознавала его величие.
поняли всего ее значения. В этом году деревня голодала, и они
Перевод с английского
Г.КРАСНОЩ ЕКОВОЙ
думали только о том, как достать продукты. Им было не до нас
ПРИМЕЧАНИЯ
с нашим великим планом.
Однако мы не упали духом и продолжали свое дело: срубили 1 Все даты в книге Б.Битти даются по новому стилю.
несколько деревьев в лесу и выложили колоссальную букву 2 Ошибка памяти автора. Государственный банк, находившийся на
«А», которая была еще больше, чем мы задумали. Настала Садовой улице, был занят отрядом гвардейского флотского экипажа в
часов утра 25 октября.
великая ночь. И вот мы подожгли нашу букву, а затем, затаив 63 Скорее
всего, имеется в виду Б.И.Рейнштейн, который в 1901 г.
дыхание и вперив глаза в бархатную черноту неба, стали ждать. эмигрировал с США, был представителем Американской социалисти­
Ждали, ждали, но ничего не случилось. Марс так и не ческой партии во II Интернационале. В 1917 г. он вернулся в Россию,
после Октября работал в Бюро революционной пропаганды и привлек
ответил12.
Замятин перестал водить пальцем по узорам бухарской ска­ к его деятельности Рида и Вильямса.
Л.Д.Троцкий — с сентябра 1917 г. председатель Петроградского
терти и поплотнее уселся на своем месте. С минуту мы все 4Совета.
После Октября — в 1917— 1918 гг. народный комиссар ино­
сидели в безмолвном напряжении, подобно тем ребятишкам на странных дел.
опушке леса двадцать лет тому назад.
5 К началу открытия II съезда Советов на нем присутствовало 649
Осенью 1917 г. в городе Петра также была выложена буква делегатов, которые продолжали прибывать и после начала заседания.
«А». Русские подожгли ее. А затем эти простодушные, довер­ Так как правые эсеры и меньшевики отказались от своих мест в
президиуме, в него вошли, кроме большевиков, левые эсеры и один
чивые, полные надежд дети ждали, ждали. . . Буква «А» про­ представитель
Украинской социалистической партии — всего 22 чело­
должала светиться, но Марс так и не ответил.
века.
Ослепленный планами завоеваний и мечтами о создании 6 Бесси Битти везде так именует Ленина. «Н.Ленин» — наиболее
империи, Марс не смог ничего увидеть.
распространенный псевдоним В.И.Ленина. Он утвердился в печати
«Всеобщий мир; никаких аннексий и контрибуций; самоопре­ США как «Николай Ленин». В.И.Ленин сам иногда так подписывался
под некоторыми документами, адресованными к американцам.
деление наций. . .».
7 Ошибка Б.Битти. Ленин и Зиновьв не присутствовали на первом
Эту азбуку не мог понять Марс, ибо ее породила слепая вера, заседании съезда.
красоту и славу которой Марсу не дано познать; мы же, осталь­ 8 Меньшевик Дан только открыл первое заседание II съезда Советов.
Председательствовал на заседании Л.Б.Каменев, и эти слова, как
ные, можем о них только догадываться.
свидетельствует Рид, принадлежали ему.
Замятин не был большевиком. Он принадлежал к русской 9 А.Г.Гомберг — переводчик американской миссии Красного Креста.
интеллигенции. Как и другие интеллигенты, он проповедовал Служил неофициальным посредником между американским посоль­
революцию в теории, но его напугали жестокие факты свер­ ством и Смольным; вернувшись через некоторое время в Америку, он
стал одной из влиятельных закулисных фигур на Уолл-стрите.
шившейся революции.
10 Митинг в Михайловском манеже, на котором выступил В.И.Ленин,
Вместе с тем впечатления детства и воображение художника состоялся 1 (14) января 1918 г. Ленина сопровождали М.И.Ульянова,
помогли Замятину увидеть эту букву «А» и понять чудесную, Ф.Платтен, Н.И.Подвойский.
трагическую мечту этих людей, вернувшихся из ссылки к сиг­ Ч Очевидно, Б.Битти упоминает роман Г.Уэллса «Борьба миров».
12 Сюжет, рассказанный Е.И.Замятиным Б.Битти, был положен в
нальным огням, ярко вспыхивающим во вселенной.
основу его же рассказа «Огненная А», опубликованного 2 июня 1918 г.
Поезд, умчавший меня из Петрограда, был почти последним, в газете «Новая жизнь».
успевшим благополучно пройти по раздираемой войной Фин­
Предисловие, публикация и
ляндии. Она переживала очень тревожные дни, но внешне эта
примечания А.САВЕЛЬЕВА

XjlLcSdcU<L^j.

«Ялюбилмоюстранупо-своему,..»

Могила II.Я.Чаадаева
в Донском монастыре

Предлагаемые вниманию читателя архивные материалы либо
никогда не издавались, а иные даже не упоминались, либо
цитировались только в извлечениях. М ежду тем они
не только дают новые сведения о личности и творчестве
замечательного русского мыслителя Петра Яковлевича
Чаадаева, но и раскрывают существенные грани его нераз­
рывной связи с «веяниями» времени, общественными или лите­
ратурными течениями эпохи и ее наиболее заметными пред­
ставителями. «Почти все мы знали Чаадаева, — отмечал
А .С .Х омяков после его кончины, — многие его любили, и,
может быть, никому не был он так дорог, как тем, которые
считались его противниками. Просвещенный ум, художест­
венное чувство, благородное сердце — таковы те качества,
которые всех к нему привлекали; но в такое время, когда,
по-видимому, мысль погружалась в тяжкий и невольный сон,
он особенно был дорог тем, что и сам бодрствовал, и других
побуждал, тем, что в сгущающемся сумраке того времени
он не давал потухать лампаде и играл в ту игру, которая
известна под именем: «жив курилка». . . Он не был ни деятелем-литератором, ни двигателем политической жизни, ни
финансовою силою, а между тем имя Чаадаева известно
было и в П етербурге, и в большей части губерний русских
почти всем образованным людям, не имевшим даже с ним
никакого прямого столкновения»1.

отечественная мысль

Словно вторя А .С .Х ом як ову,
Ф .И .Т ю тчев говорил
о Чаадаеве как о человеке,
с которым он менее всего
согласен, но которого
больш е всех лю бит, а поэт
Ф .Н .Глинка писал о нем:
Д р уг Пушкина, любимый,
задушевный.
Всех знаменитостей тогдашних
был он друг.
Умом его беседы увлеченный.
Кругом его ум ов теснился круг2.

П о свидетельству И .С .Г а­
гарина, немецкий ф и лософ
Шеллинг считал Чаадаева
«самым умным из известных
ему умов»3. Идеи автора
«Ф илософических писем»
высоко оценивал Н .Г .Ч ер ­
нышевский. «П етру Яков­
левичу Чаадаеву в знак глу­
бок ого уважения»4, —
написал А .И .Г ер ц ен на эк­
земпляре своей книги «К то
виноват?».
П еречисление лишь ма­
лой части отзы вов ф и ­
л ософ ов, писателей, публи­
цистов, столь отличав­
шихся друг от друга содер­
жанием и характером своей
д ея тельн ости,достаточн о
наглядно показы вает, как
глубоки и многообразны
связи Чаадаева с различны­
ми направлениями русской,
да и не только русской, куль­
туры. «Блестящий диле­
тантизм» (вы раж ение
П .В .А нн ен кова) алексан­
дровской эп охи ,втор и ч н о
прорубивший окно в Европу,
«сгущающийся сумрак»
николаевского времени,
давш его по контрасту
мощный взлет русской ли те­
ратуры, светлые надежды
предреф орменной действи­
тельности, Отечественная
война 1812 г. и Крымская
кампания 1853— 1856 гг.,
европейские революции
30— 40-х гг., православие
и католичество, масонство
и дек абри зм ,сл авя н о­
фильство и западничество,
социалистические и комму­
нистические идеи— все эти
собы тия, течения и пово­
роты в духовной жизни и
истории XIX века так или
иначе нашли свое отр аж е­
ние в творчестве Чаадаева.
Б ез его имени нельзя по­
нять развитие националь­
ного самосознания в этот
период, трудно по-настоя­
щему оценить многие важ­
ные образы , темы и моти­
вы в произведениях А .С .Г р и ­
боедова, А .С . Пушкина,
М.Ю.Лермонтова, Н.В.Гоголя,
Ф.И.Тютчева, И.С.Тургенева,
Ф.М .Достоевского. Практи­
чески не только все крупные
писатели, но и мыслители,
литераторы, ученые выну­
ждены были с тем или иным
знаком реагировать на лич­
ность и философско-публи­
цистическую деятельность
Чаадаева, остро и самобы­

тно поставившего вопрос об
особенностях исторического
развития России и Европы в их
взаимосоотнесенности. «Со­
ставляющую Чаадаева» можно
найти в сочинениях
А.С.Хомякова и И.В.Киреев­
ского, М.П.Погодина и
С.П.Шевырева, В.Г.Белинско­
го и А.И.Герцена, К.Д.Каве­
лина и Б.Н.Чичерина,
К.Н.Леонтьева и В.С.Соло­
вьева. Не введенные еще в на­
учный оборот архивные
данные дополняют известные,
а в ряде случаев открывают
неизвестные страницы его от­
ношений с семейством Аксако­
вых, О.М.Бодянским, М.Н.
Загоскиным, Ф.Н.Глинкой,
Ф.И.Буслаевым, М .А.Дми­
триевым, А. В. Кольцовым,
Н.П.Огаревым, Н.Ф.Павло­
вым, Я.П.Полонским, Е .П .Ро­
стопчиной и многими другими
писателями и историками, что
не только углубляет и уточня­
ет их понимание, но проливает
обратный свет на деятельность
самого Чаадаева.
Прикосновенность Чаадаева
к главным линиям развития
русской культуры XIX века
обусловлена значительностью
его представлений о духовной
высоте и закономерности
бытия. По его убеждению,
человек «отнюдь не существо
обособленное и личное, огра­
ниченное в данном моменте, то
есть насекомое-поденка, в один
и тот же день появляющееся на
свет и умирающее, связанное с
совокупностью всего одним
только законом рождения и
тления»5. Как духовное и нрав­
ственное существо, человек
связан с тысячелетними тради­
циями. И чем объемнее и глуб­
же историческая память, тем
полнее и осмысленнее жизнь
личности. Сказанное об отде­
льной личности распростра­
няется и на целые нации. Ведь
народы, подчеркивает автор
«Философических писем», «в
такой же мере существа нрав­
ственные, как и отдельные
личности. Их воспитывают
века, как отдельных людей
воспитывают годы<. . .> Наро­
ды живут<. . .> могучими
впечатлениями, которые ос­
тавляют в их душе протекшие
века»6.
С точки зрения вековых «мо­
гучих впечатлений» Чаадаев
вынес вроде бы суровый и
безысходный приговор России
в своем знаменитом первом
философическом письме:
«. . .тусклое и мрачное
существование, лишенное
силы и энергии, которое ничто
не оживляло, кроме злодеяний,
ничто не смягчало, кроме рабс­
тва. Ни пленительных воспо­
минаний, ни грациозных обра­
зов в памяти народа, ни мощ­
ных поучений в его
предании<. . .> Мы живем
одним настоящим, в самых тес­
ных его пределах, без прошед­
шего и будущего, среди
мертвого застоя»7.
Подобные обобщения един­
ственной напечатанной при

жизни автора крупной работы
стали источником всевозмож­
ных искажающих легенд, в ко­
торых он представал ненавист­
ником России и безусловным
поклонником Запада. Но ведь
его перу принадлежат и прямо
противоположные выводы,
также вызванные осмысле­
нием древних традиций: «. . .у
меня есть глубокое убеждение,
что мы призваны решить боль­
шую часть проблем социально­
го порядка, завершить боль­
шую часть идей, возникших в
старых обществах, ответить на
важнейшие вопросы, какие за­
нимают человечество. Я часто
говорил и охотно повторяю:
мы, так сказать, самой приро­
дой вещей предназначены
быть настоящим совестным
судом по многим тяжбам, кото­
рые ведутся перед великим
трибуналом человеческого
духа»8.
Между приведенными поляр­
ными высказываниями заклю­
чены богатые и неоднородные
идеи, противоречивая и
пульсирующая логика, обусло­
вленная как собственным ду­
ховным развитием Чаадаева,
так и его диалогическим взаи­
модействием с лучшими пред­
ставителями русской куль­
туры, о чем по мере
необходимости будет сказано в
сопроводительных замечаниях
к публикуемым текстам. Го­
воря об идейных спорах славя­
нофилов и западников, целью
которых было по-разному
понимаемое ими благо России,
Герцен писал: «И мы, как Янус
или как двуглавый орел,
смотрели в разные стороны, в
то время к а к с е р д ц е б и ­
л о с ь о д н о»у. Сложность и
необычность фигуры Чаадаева
состоит в том, что он, сам
будучи внутренне таким
«двуглавым орлом», вобрал в
свое творчество трудные воп­
росы, волновавшие и славяно­
филов, и западников, и многих
других современников, и пред­
ставителей последующих поко­
лений. Одна голова «орла»
смотрела на Запад, ожидая от
всеобъемлющей и
целенаправленной внешней
деятельности лю­
дей благотворного преобра­
жения их внутреннего мира;
другая — на Восток, надеясь,
что углубленная духовная
сосредоточенность и
соответствующее душевное
расположение человека гар­
монизируют весь строй его
отношений со всем окружаю­
щим. И чем пристальнее
становились разнонаправ­
ленные взгляды, тем сильнее
напрягалось сердце. Само
сосуществование в сознании
Чаадаева проблем, связанных с
разгадкой «сфинкса русской
жизни» (выражение Герцена),
становилось сокровенным и
незавершимым диспутом.

1
В публикуемой ниже
фрагментарной статье «Пись­

мо из Ардатова в Париж» (РО
И РЛ И ,ф . 334, оп. 1,№ 272)
своеобразно проявились отно­
шения между Чаадаевым и его
«друзьями-противниками»
славянофилами. В ее названии
отразился нередко свойст­
венный Чаадаеву прием
своеобразной мистификации,
когда Чаадаев сочиняет от
имени И.В.Киреевского
объяснительную записку
А.X.Бенкендорфу по поводу
запрещения журнала «Европе­
ец» или возражает самому себе
от имени М.Ф.Орлова в связи с
отрицательной реакцией на
публикацию первого филосо­
фического письма в «Телеско­
пе», или подписывает отде­
льные свои работы именами
Петр Басманский (по месту
собственного проживания на
Новой Басманной) и Мишель
Хрипуновский. В последнем
случае имеется в виду его брат
Михаил Яковлевич Чаадаев, с
середины 30-х годов безвы­
ездно обитавший в селе
Хрипуново Ардатовского уезда
Нижегородской губернии.
Отсюда и появление в заглавии
статьи провинциального город­
ка Ардатова, в ироническом
подтексте славянофильскозападнических разногласий
противопоставляемого Парижу
как столице европейской
цивилизации.
Сочинение это свидетель­
ствует не только о давних и
тесных приятельских связях
Чаадаева и И.В.Киреевского,
но и отражает сложную и
неоднозначную эволюцию —
как бы два этапа — их отно­
шений. В литературном салоне
А.П.Елагиной, где он был
частым гостем, Чаадаев особ­
енно выделял ее сына,
И.В.Киреевского, который в
юности поставил себе целью
образовываться всю жизнь и
всеми силами «содействовать
просвещению народа». Его-то,
как и многих других современ­
ников, автор «Философиче­
ских писем» также пытался
сделать проводником своей
идеи «царства божия на
земле».
В статье «Девятнадцатый
век», опубликованной в первом
номере журнала «Европеец» за
1832 год, Киреевский вслед за
Чаадаевым уповает на
«просвещение общего мнения»
в деле устроения частной и
социальной жизни по законам
разума и природы. Просвеще­
ние, понятое «как мысль, как
наука», созидающая успехи
общечеловеческой цивилиза­
ции и обеспечивающая
«прогрессию человеческого
ума», становится важнейшим
понятием опубликованной ра­
боты Киреевского.
Такое просвещение, по
убеждению Киреевского, как и
по логике Чаадаева,
наблюдается лишь в Европе и
отсутствует в России, где они
оба не обнаруживают «прогрессистской» образованности,
хотя в объяснениях такого
положения выделяют разные

стороны. Киреевский видит
причину его не в разделении
церквей, как Чаадаев, а в
отсутствии воздействия
«классического древнего мира»
на церковную и социальную
жизнь России, которой необ­
ходимо заимствовать в Европе
недостающие достижения.
Как видим, в 30-х годах,
когда Киреевский, пользуясь
словами публикуемой здесь
статьи, находился на «другом
пути», его мысль развивалась в
границах общей историософ­
ской схемы автора «Философи­
ческих писем», но с достаточно
принципиальными измене­
ниями внутри нее, с выделе­
нием не «католических», а
«языческих» элементов.
Однако в 40-х годах, как
показывает та же статья, их
чаянья и надежды весьма да­
леко разошлись, несмотря на
сохранение неизменно прия­
тельских отношений между
ними. Конкретным предлогом
для написания статьи послу­
жило возвращение Киреевско­
го, возглавлявшего в 1845 году
«Москвитянин», к журнальной
деятельности. Чаадаев пытает­
ся разобраться в новых воз­
зрениях ведущего предста­
вителя уже сформировав­
шегося славянофильства,
весьма далеко ушедшего от
выраженного в статье «Девят­
надцатый век» позитивного
понимания просвещения «как
мысли, как науки», обеспечив­
ающей «прогрессию челове­
ческого ума». Вникая в глав­
ные конфессиональные, духов­
ные и народно-бытовые
различия между Россией и
Европой, Киреевский
подчеркивает особенности их
исторического развития.
Отличительные черты
западного сознания и быта
сформировались во
взаимодействии католического
христианства, мира необразо­
ванных варваров, разрушив­
ших Римскую империю, и
классического мира древнего
язычества, конструктивность
которого Киреевский оцени­
вает теперь иначе, нежели
ранее, как бы в споре и с поло­
жениями своей давней статьи в
«Европейце». «Взаимное про­
растание образованности
языческой и христианской»,
«сопроницание церковности и
светскости» вызвали к жизни
формальное просвещение и
господство рационализма,
породившего за фасадом внеш­
ней образованности скепти­
цизм и эгоистическую
расчетливость и недостаток
высоких убеждений.
Другими путями, по мнению
Киреевского, просвещалось
сознание и создавалась культу­
ра в России, где воздействие
восточного христианства не
смешивалось с влиянием
«римской физиономии». Отсю­
да иной тип образованности,
направленной на «внутреннее
устройство духа силою изве­
щающейся в нем истины», а не
на «формальное развитие разу­

ма и внешних познаний. . .
Первая дает смысл и значение
второй, но вторая дает ей
содержание и полноту». Таким
образом, оба типа
образованности необходимы и
дополняют друг друга. И «все
споры о превосходстве Запада
или России, о достоинстве ис­
тории европейской или нашей
и тому подобные рассуждения
принадлежат к числу самых
бесплодных, самых пустых
вопросов, какие только может
придумать празднолюбие
мыслящего человека<. . .> Все
прекрасное, благородное,
христианское по необходимос­
ти нам свое, хотя бы оно было
европейское, хотя бы африкан­
ское. Голос истины не слабеет,
но усиливается своим созву­
чием со всем, что является
истинного где бы то ни
бы ло»10.
Киреевский подчеркивает,
что не является противником
«внешнего» западного просве­
щения, которое он сам получал
и многочисленными плодами
которого пользуется на каж­
дом шагу. Он призывал не к
невозможному, по его предста­
влению, оживлению русского
прошлого, в котором хорошо
видел отрицательные стороны
и противоречия,а к сохра­
нению корней и духа «внутрен­
ней» восточной образован­
ности, способной в идеале при­
дать цельность лучшим
европейским достижениям.
Речь шла именно о полноте
нравственного закона
человеческого развития (а не
ущербности его исторического
выражения), который следова­
ло бы принять за высокую
норму.
Замечания Чаадаева в
«Письме из Ардатова в
Париж» имеют в виду предпоч­
тение Киреевским принципов
«внутренней» образованности,
полемически характеризуемое
как «скрытая злоба против
всего нерусского», но не
учитывают подчеркнутой раз­
ницы между истинностью
начал и несовершенством их
воплощения. Чаадаев размыш­
ляет о противоречивости
исторического развития основ
русской культуры, и в этом
плане Киреевский мог с ним во
многом согласиться.
Двойственность и постоян­
ная подвижность взглядов Чаа­
даева в отношении к
славянофильству и западни­
честву существенно влияли на
драматическое напряжение
всей его жизни. С одной
стороны, он призывает, не без
влияния «друзей-противников», внимательнее взгля­
нуть на то, что делается в
европейских странах, которые
являются наиболее полным
образцом цивилизации во всех
ее формах и которые он, по
его собственным словам, слиш­
ком превознес: «Там неодно­
кратно наблюдалось: едва
появится на свет божий новая
идея, тотчас все узкие
эгоизмы. все ребяческие

тщеславия, вся упрямая
партийность, которые
копошатся на поверхности об­
щества, набрасываются на нее,
овладевают ею , выворачивают
ее наизнанку, искажают ее, и
минуту спустя, размельченная
всеми этими факторами, она
уносится в те отвлеченные
сферы, где исчезает всякая
бесплодная пыль»11. Социаль­
ное развитие в этих странах все
яснее стало показывать, что ни
благоустроенная жизнь, ни на­
учные открытия, ни форма­
льно развитое право не ведут в
буржуазном обществе к чаемому «высшему синтезу», а
порождают, напротив, «груду
искусственных потребностей,
враждебных друг другу
интересов, беспокойных забот,
овладевших жизнью». В чреде
буржуазных революций XIX
века, когда «бедное человече­
ство впадает в варварство, пог­
ружается в анархию, тонет в
крови», все яснее вырисовы­
валась, как выражается Чаа­
даев, «плачевная золотая
посредственность». «Самодер­
жавная толпа сплоченной
посредственности», «мещан­
ство — вот последнее слово ци­
вилизации», — скажет Герцен
вслед за Чаадаевым.
С другой стороны, это
«последнее слово цивилиза­
ции», явное несовершенство
«зародышей» и «элементов»
взыскуемого земного благо­
денствия заставляли Чаадаева
пристальнее вглядываться в
естественную после «длитель­
ного послушания иностранным
идеям» деятельность славяно­
филов, в которой он находил
«нечто истинное и доброе». Го­
воря об этой деятельности, он
писал: «Новые изыскания
познакомили нас со множест­
вом вещей, остававшихся до
сих пор неизвестными, и те­
перь уже совершенно ясно, что
мы слишком мало походим на
остальной мир, чтобы с успе­
хом подвигаться по одной с
ним дороге»12.
Опять-таки не без влияния
славянофилов Чаадаев иначе
оценивал начала «внутренней»
образованности и вытекающие
из них традиции русской
культуры. Более полное и
глубокое проникновение в суть
национального своеобразия и
собственной истории вместе с
критическим усвоением всего
западного опыта может
служить, по его мнению,
залогом высокой миссии Рос­

сии. В результате он приходил
порою к выводам, диаметраль­
но противоположным тем, что
были сделаны в первом
философическом письме: «Мы
призваны, напротив, обучить
Европу бесконечному мно­
жеству вещей, которых ей не
понять без этого<. . .> Таков
будет логический результат на­
шего долгого одиночества; вес
великое приходило из
пустыни»'3.
Следует, однако,заметить,
что мысль Чаадаева не эволю­
ционировала, а пульсировала,
постоянно возвращаясь к
интонациям «тслескопского»
письма. Так, свое мнение о
провиденциальной роли России
в осуществлении христианских
обетований он называл химе­
рой, славянофилов осуждал за
то, что они приписывают
«нашей скромной, богомоль­
ной Руси» роль наставницы
других народов, хотя сам
неоднократно говорил то же
самое, и замечал, что
«прогресс еще невозможен у
нас без апелляции к суду
Европы. . .».
Подобные логические про­
тиворечия во множестве рас­
сыпаны по страницам
чаадаевской переписки и дру­
гим его произведениям. Они
встречаются не только в преде­
лах одного отрезка его жизни и
творчества, но и внутри одного
и того же сочинения, в том
числе и в «Письме из Ардатова
в Париж», где говорится одно­
временно о «дивном подвиге
нашего исторического про­
хождения» и о «гнилых членах
нашего общественного
здания». Затруднения, возни­
кавшие при попытках строгого
согласования старых идеалов и
новой действительности,
абсолютных норм и
исторического движения,
всемирное™ христианства и
национальных форм его выра­
жения, нередко вызывали у
Чаадаева и такие, например,
вопросы, как в письме 1846
года к Ю.Ф.Самарину: «Да и
есть ли возможность непод­
вижно держаться своих мнений
среди той ужасающей скачки с
препятствиями,в которую
вовлечены все идеи, все науки
и которая мчит нас в неведом­
ый нам новый мир!»14 Затруд­
нения эти нередко разре­
шались также ироническими
интонациями, заметными и в
стиле публикуемого
материала.

ПИСЬМ О И З А РД А Т О В А В П АРИЖ
У ж е давно слышали мы в своей глуши о новом близком возрож ­
дении единственного московского журнала. Сохранив наши преж ­
ние связи со многими московскими литераторами, нам знакомыми
ещ е в то время, когда не обнаруж ивалось прекрасное стремление,
которым они нынче отличаю тся, мы всегда старались не терять из
вида их следов и на тепереш нем их поприще. Таким образом узнали
мы довольно скоро о новой участи «Москвитянина». Новый сот­
рудник*, принявший на себя все бремя будущ ей редакции, нам был
*Иван Васильевич Киреевский.

65

добры й приятель, когда он ещ е на другом пути, вовсе противопо­
лож ном нынешнему своему направлению, испытывал свои м оло­
дые силы при общ ем сочувствии всего тогдаш него грамотного
круга. Мы сохранили к нему с тех пор самые теплы е чувства любви
и уважения, и потому весело нам бы ло слышать о его возвращении
к литературной деятельности. Мы уж е собрались бы ло написать к
нему по этому случаю поздравительное послание с изъявлением
искреннего наш его желания, чтобы его предприятие увенчалось
успехом, как вдруг объявление об издании «Москвитянина» на
следующий год попалось нам в руки. Не знаю , как т ебе выразить
действие, произведенное на меня этими печатными строками. С
одной стороны , живейш ее удовольствие, сердечное умиление при
виде всех благих предполож ений новой редакции, всей пламенной
ее лю бви к древнему нашему бы ту, к древним нашим правам, к
древней нашей общ ественности, одним словом ко всему том у, что,
по выражению одного из наших новых учителей*, «заключает в
себе тайну русского величия»; с другой стороны удивление, грусть
при виде какой-то скрытой злобы против всего нерусского, как
будто нашу добрую терпимую милосердную Россию нельзя л ю ­
бить, не ненавидев всего прочего создания. Я тем бол ее был
поражен этим явлением, что сочинителя объявления лю бил имен­
но за те свойства души и сердца, которых тут бол ее не находил. Как
произош ла в нем эта перемена, каким образом его прекрасная
душ а, неспособная доселе что-либо ненавидеть, могла теперь на­
полниться столь сильною враж дою ко всему человечеству, что, по
условиям приличия, ни желание успеха, ни долговрем енное в ней
пребывание высокого нравственного чувства не могли укрепить
ее? Вот что сказал я себ е , прочитав в перый раз объявление, но
прочитав его в другой раз, новое недоумение возникло в уме моем.
Старый мой приятель владел бы вало хорош о языком; его немно­
гие труды отличались строгою последовательностью , стройно­
стью , светлостью мысли. Куда это все девалось? Насилу р азбе­
реш ь, что он хочет сказать. «Б лагоговение», говорит он, «перед
истинами православного христианства». Что это за православное
христианство? П о сие время слыхали мы только о церкви право­
славной, хотя, впрочем, в строгом смысле и это не что иное, как
плеоназм, ибо церковь не православная не есть церковь, но плео­
назм, по крайней мере, необходимы й, для того чтобы различать
церковь почитаю щ ую себя православною от тех церквей, которых
таковыми не почитает; но какая, скаж ите, была нужда присваи­
вать это прилагательное самому христианству? Разве м ож ет быть
христианство не православное, т .е . л ож н ое, а все-таки христи­
анство? Разве в области вечного духа непременной правды есть
место для какой-нибудь полуправды? Странно, как могли родиться
в той именно духовной сф ер е, которая по праву называет себя
единственно истинной, эта несознательность мысли, эта невнят­
ность христианского понятия, это необдуманное сочетание слов,
допускаю щ ие как будто возмож ность христианства и не истинного,
однако не теряю щ его чрез то права называться христианством.
«Л ю бовь», продолж ает он, «к древней нашей ж изни, сердечное
сочувствие к настоящей». С ледовательно, настоящая жизнь Рос­
сии не заслуж ивает его лю бви, довольно с нее его участия, следова­
тельно, жизнь народа м ож ет быть прервана без чрезвычайного
какого-нибудь потрясения; следовательно, народ м ож ет в одно
д обр ое утро отказаться от своей прежней жизни и начать жить на
новый лад; следовательно, довольно одной какой-нибудь сильной
воли, чтобы оттолкнуть все прош едш ее народа и сотворить ему
какое-то искусственное настоящ ее; и наконец, что эт о за жалкий
народ, меняющий таким образом свое бы тие ни за что, ни про что.
В том нет никакого сомнения, что жизнь не только одного народа,
но и больш ей части рода человеческого м ож ет измениться через
какой-нибудь переворот духовный или политический, то есть чрез
какое-нибудь новое понятие о тех великих предметах, которы е
составляю т нравственное сущ ествование человека, или чрез
насильственное разруш ение общ ественного состава. Н о ничего
подобного с нами не случилось. Мы веруем в то ж е сам ое, во что
веровали наши предки, суеверуем в то ж е сам ое, во что они
суеверовали; та же самая самодержавная власть, из начал на­
родных возникшая, ведет нас на пути предназначенном. Мы тот ж е
самый добры й покорный крестьянский народ, какой и преж де
были. Семена, брош енны е провидением на нашу почву, вышли из
земли, выросли в больш ие дерева, покрылись листом, потом бла­
гоуханным цветом и, наконец, принесли плоды. В этом естествен­
ном произрастании нашем не бы ло никаких сокруш ительных слу­
чаев. Мы шли необходимы м путем к необходимой цели; мы росли,
выросли и созрели. М ногое исчезло из обрядов наш его народного
бы та, но оно исчезло потому, что не могло сущ ествовать. Не
произвол какой-либо разрушил гнилые члены наш его общ ест­
венного здания; их разрушила собственная гнилость. Для этого не
нужно бы ло никакого насильственного действия, достаточно бы ло
*Алексей Степанович Хомяков.

66

одного естественного закона. Само с обою разумеется, что в назна­
ченное время нашлись воля и власть, которы е раскидали все это
тление, но эти воля и власть произросли на нашей зем ле, под
нашим православным небом; они вышли из корня русской жизни
точно так ж е, как и те прекрасные свойства народа русского,
которы е и преж де всегда покоряли его той ж е воле, той ж е власти.
М ож ет бы ть, в истории всемирной нет примера такого строгого
логического развития. Всему тому, что мы видим вокруг себя,
добру и злу, б ез больш ого труда мож но найти начало в наших
летописях; всему том у, что, по словам наших новых учителей, нас
так высоко ставит перед прочими народами мира, всем тем бесчи­
сленным преимущ ествам, которыми мы, по их мнению, пользуем­
ся перед этими народами в деле общ ественном, в области духа,
корень и причины очевидны. Стоит только бросить взгляд на
родовое наше слож ение, вникнуть в наши верования и в их чудное
родство с этим слож ением , чтобы весь дивный подвиг нашего
исторического прохождения озарился самым ярким светом. Бла­
годаря трудам современной учености никто более не сомневается в
огромном развитии нашей общ ественной жизни во времена допетровы. Всякому теперь известно, что народ русский, по примеру
всех прочих отраслей своего великого племени, всегда участвовал
в земской управе своей страны. На первой странице нашего бы то­
писания видим разительный тому пример. Не только обряд на­
родного совещ ания, на котором реш ено бы ло принять веру Хри­
стову, но и самый приговор народный сохранены летописцем:
«Владимир», говорит он, «посла по всему граду глагол, а изще кто
не обрящ ется заутра на реке, противник мне да будет. Сие же
слышавшие лю дие с радостию содяху и радующ ееся глаголяху:
ащ е се не добр о бы ло, не бы сего князь и бояре приняли». И так
очевидно, что народной воле одолж ены мы введением христианс­
тва в наше отечество. В продолж ение всей нашей истории, на
всяком шагу наш его шествия, повторяется то ж е самое явление;
всегда народная воля таким образом выражалась; всегда таким
жил и действовал ум и смысл народный.

II
Письма Чаадаева к брату
Михаилу (РО ИРЛИ, ф. 334,
on. 1, № 406— 417) раскры­
вают новые и важные стра­
ницы их отношений. Они
позволяют предположить
возможное влияние брата
на общее направление фило­
софии Чаадаева, на его
«страсть к прогрессу челове­
ческого разума», «предчувст­
вие нового мира», «веру в
будущее счастье человечест­
ва». В неопубликованном
дневнике Михаила Чаадаева
говорится о «системе или
разделении занятий» под
общим названием «Жизнь»:
«Философия — метафизика
— мораль; человечество,
люди — genre humain — bien
de l’humanité et des indivi­
dus*; гражданское общество
— etudes** — политические
штудии; подданные; лица и
sociabilité*** — отношение к
людям; études indirec­
tes****». В этой схеме под­
разумевается разработка
двух исследовательских на­
правлений: благо всего че­
ловечества и отдельных ин­
дивидов как некая высшая
цель и совершенствование
общественных отношений
как средство к ее достиже­
нию. Это делает понятным
высказывание Чаадаева в
одном из писем 1821 года о
замысле брата, берущего на
себя роль верховного ус­

троителя, создать «новый
мир» социальной гармонии и
всеобщего благоденствия. И
именно такой «новый мир»
является, как известно, ор­
ганизующим центром «Фи­
лософических писем».
Автор их признавался позд­
нее в «решительном учас­
тии» брата с самых ранних
лет в его судьбе.
Письма Чаадаева к брату
начала 20-х годов, как, впро­
чем, и все последующие, по­
казывают также, что денеж­
ные вопросы становились
источником постоянного на­
пряжения и недоразумений в
их взаимоотношениях. В те­
чение первой половины 1820
года он дважды обращается
к Михаилу с просьбой о
деньгах, объясняя большие
расходы своим положением
высокопоставленного офи­
цера, к которому вместе с
тем относится достаточно
пренебрежительно. Все это
в целом вносит существен­
ные дополнительные штри­
хи в неожиданное и до конца
не разгаданное решение
Чаадаева выйти в отставку в
конце 1820 года.
В 40-х и 50-х годах финан­
совые затруднения Чаадаева
принимают катастрофиче­
ский характер, усугубляв­
шийся чувством духовной
неустойчивости, неустрой­
ством домашнего быта, ух­
удшением здоровья. Его

^человеческий род — благо всего человечества и отдельных индивидов
(франц.).
* Исследования (франц.).
* * *общитсл ьность (франц. ).
****косвенные исследования (франц.).

письма наполняются мно­
гообразными жалобами на
«бедное сердце, утомленное
пустотой, произведенной в
нем временем», на пропасть,
куда увлекает его «ужасная
сила вещей», на невольные
мысли о самоубийстве. «Я
готов, — сообщает он двою­
родной сестре, — ко всем
возможным перипетиям, не
исключая той, которую
древние рассматривали как
героическое действие и ко­

торую современники счи­
тают, не знаю почему, гре­
хом». Говоря о жалобах
Чаадаева, Тютчев писал
жене: «Он считает себя уми­
рающим и просит у всех со­
ветов и утешений».
Выбранные для публика­
ции послания являются вы­
разительными вехами,
между которыми заключено
сложное развитие тяжелых
жизненных обстоятельств
русского мыслителя.

П .Я .Ч А А Д А Е В — М .Я .Ч А А Д А Е В У

С. Петербург, 9 февраля 1820

Правда ли, что ты совсем выздоровел? Стану дожидаться под­
тверждения от тетушки. Я полагаю, что ты уже в Москве; Нешгарт обещал по приезде своем сейчас тебя отпустить. Я не знаю,
какой ты просил отпуск, формальный ли? Тогда надобно дожи­
даться высочайшего приказа, это, конечно, долго продлится; кор­
пусной же командир может тебе приватно позволить жить в
Москве, тем более что ты подал в отставку. Нынче едет граф
Толстой, и я нынче же скажу Крестури, чтобы он там понукал
проворнее тебя отпустить.
Я очень рад, что ты хочешь заняться нашими делами, но не
понимаю, зачем ты мне не пишешь. Какими ты деньгами хочешь
жить до трети?
Ты хочешь, чтобы я обстоятельно тебе сказал, зачем мне нужны
деньги. Я слишком учтив, чтобы с тобой спорить и потому согла­
шаюсь, что ты туп, но есть мера на все и на тупость. Неужели ты не
знал, что 15(КХ) мне мало? Неужели ты не видал, что я издерживал
всегда более? Неужели ты не знал, что это происходит оттого, что
я живу в трактире? Неужели ты не знал, что я живу в трактире для
того, что не в состоянии нарядиться на квартире? Итак, вот для
чего мне нужны деньги. Если меня сделают шутом, то мне нужно
будет кроме тех 2000, которые я должен князю, по крайней мере 8,
чтобы монтироваться и поставить себя в состояние жить на кварти­
ре и потому не издерживать более как свой доход. Платить же я
буду из шутовского жалованья. Если же меня не сделают, то деньги
эти мне не нужны. Тогда я выйду в отставку и непременно уеду
жить в Париж, сперва разделившись с тобою и все окончивши.
Если бы меня выпустили в отставку теперь, то я бы сейчас это
сделал; поехал бы к тебе, а на весну уехал бы морем. — Разумеешь
ли ты теперь, зачем мне нужны деньги? Прочти еще раз, может
быть, поймешь. Что же касается до тех, которые я тебя прошу
теперь занять, то это сделает Степан, надеюсь, без тебя. Пойми
одно это, что прежде нежели как я поселюсь совсем в Петербурге
— и на квартире — мне доходов мало; это должно решиться в
продолжении двух третей. Эти 1()(Ю() я не прошу тебя ко мне
посылать, а только приготовить и прислать мне их только тогда,
когда меня сделают шутом; чтобы с того времени жить так, чтобы
не проживать более доходов; а случиться это может и к Пасхе.
Ты меня заставил столько вздору написать, что мне теперь нет
ни места, ни времени написать, что я тебе хотел; итак, до другого
времени. Между тем прошу тебя, мой друг, писать ко мне. Из
Москвы пиши мне, как ты там будешь жить и что твое здоровье?
Расписки я велю отобрать ото всех и тебе пришлю. Что касается
до моей ненависти к правде, это ложь; ручайся, сколько хочешь и
как хочешь.
Обнимаю тебя сто раз и уверяю тебя, что точно нет времени
больше писать, потому что я пишу во вторник, день, в который
отходит почта в 11 часов, а теперь 9.
Твой Петр Чаадаев

П .Я .Ч А А Д А Е В — М .Я .Ч А А Д А Е В У

Басманная, 20 апреля 1849
Получив твое письмо, любезный брат, долго не решался его
распечатывать, угадывая отчасти его содержание; а теперь, взяв
перо, не знаю, скоро ли справлюсь с ответом. Итак, когда полу­
чишь эти строки, то, вероятно, они уже ни к чему не будут годны.
Этот исход делу я предвидел: иначе и быть не могло. Благодарю,
однако ж, сердечно за твое письмо. Одно особенно меня в нем
утешило: очевидно, что ты сохранил не только все умственные, но
и все телесные свои силы; без того невозможно бы было совер­
шить такого многотрудного и многоречивого подвига. Много ты

истощил ума и юмора на то, чтоб доказать мне, что тебе желалось
доказать: труд, кажется, бесполезный в тех обстоятельствах, в
которых находимся, но все-таки постараюсь отвечать на все нуж­
ное как сумею, хотя далеко не пользуюсь тем счастливым располо­
жением духа, каким ты пользуешься.
Очень похоже на то, что ты пишешь, читал мне в 1836 г. москов­
ский обер-полицмейстер, и сколько помню, то слог читанной им
бумаги не уступал твоему слогу ни в уме, ни в остроумии. Маркиз
Кюстин, в книге своей о России, хотя и с добрым намерением,
пишет также подобное, и между прочим утверждает, что с некото­
рого времени я и сам себя считаю сумасшедшим. Н.И. Греч,
отвечая ему, уверяет, что полоумным я был и до того, и потом
продолжает шутить очень забавно в тоне твоего письма. Один
добрый немец, по этому случаю, говорит: «Ist’smöglich dass man mit
einem Menschen wie mit einem tollen Hunde sich betragen hätte»*, а
Головнин замечает, что немудрено сойти с ума, когда человека
каждый день обливают холодной водой, чего, впрочем, не было.
Наконец, в то самое время, как пишу эти строки, ходит по городу
письмо какого-то моего доброжелателя, предлагающего под име­
нем приезжего врача меня вылечить от безумия. Из всего этого
можешь заключить, что мнение твое обо мне, так тщательно и
затейливо высказанное, никак не могло меня удивить, и что ты в
этом случае был предупрежден другими почтенными лицами. К
тому же мне очень было известно, что дружба твоя, с ранних лет
наших имевшая столь решительное участие в судьбе моей, всегда
взирала на меня с каким-то особенным беспристрастием.
XXX умер оттого, что не знал, как сладить с долгами. Это в
Москве всем известно; он даже и мне остался должным. В продол­
жении его болезни врачи не понимали, чем он болен, но после его
смерти очень хорошо поняли. Семейство его осталось без ничего;
сын живет теперь на счет дяди, жена помощию брата, а дочь
получила приданое от чужих людей. Разумеется всего этого мо­
жешь ты не знать, и вероятно, действительно не знаешь; не менее
того теория твоя письменного слога довольно затруднительна в
приложении, налагая на пишущих или бесконечное многословие,
или немое умолчание, предлагая между ними какое-то странное
невиданное отношение, отуманивающее самые простые мысли и
выражения. Не знаю, удастся ли мне достаточно ее изучить, чтобы
по возможности с ней согласовать, когда случится писать к тебе в
другой раз.
Если в письме моем написано «l’emprunt de la banque»**, то это
описка; но «l’emprunt à la banque»*** сказать нельзя, а должно
«l’emprunt contracté à la banque»****, потому что такого рода
выпуски на французском языке не терпятся и оскорбляют слух и
вкус. Так, например, нельзя сказать «l’emprunt à n »*****, а должно
сказать «l’emprunt fait à N»******. Иным, может статься, покажет­
ся в настоящем случае описка очень понятною, а твое замечание
гораздо менее понятным, тем более, что оно обнаруживает, если
не ошибаюсь, некоторую неопытность в том языке, в котором
преподаешь уроки, но все-таки за него благодарю, равно как и за
все прочие твои поучения, из которых однако ж некоторых вовсе
уразуметь не мог. Зато очень хорошо понял, что ты нынче щего­
ляешь французским языком и изящным изложением мысли, его,
помнится, в старые годы за тобою не водилось, и это, разумеется,
меня порадовало, как новое доказательство тому, что ты встре­
чаешь старость бодро и весело.
О действительности, о которой говорю, даст тебе понятие пись­
мо Протасова, при сем прилагаемое. Из него увидишь, на какого
рода спекуляции намерен пуститься. Если б письмо мое дошло к
нему вовремя, то, вероятно, спекуляция моя была бы теперь в
полном ходу, и тебе пришлось бы смеяться не над моим намере­
нием, а над его исполнением. Но я и прежде того извещал тебя о
желании своем вступить в службу и о толках моих о том с покой­
ным князем Щербатовым, которого неожиданное удаление поло­
жило внезапно этому делу конец. Из слов твоих должен заклю­
чить, что ты не обратил внимания на содержание моего письма или
что я дурно выразился, что очень может быть. Впрочем, каждому,
думаю, известно, что здоровый человек может много делать тако­
го, чего больной делать не в состоянии. Ты, например, писал в
1836 г., что желал бы приехать в Москву, но по нездоровью не
можешь исполнить своего желания, а мне именно нужно куданибудь уехать. Теперь в начале того самого письма, в котором
спрашиваешь, про какую деятельность говорю, пишешь, что «сос­
тояние твоего здоровья не дозволяет тебе заняться чем бы нужно
было заняться немедля». Да какая же и есть истинная деятель*Возможно ли, что с человеком обошлись, как с бешеной собакой (нем. ).
**засм банка (ф ран ц.).
***засм в банке (франц.).
****засм, заключенный в банке (франц.).
*****засм у N (франц.).
******засм СдСлаНный у N (франц.).

67

ность, кроме гой, которая дозволяет делать что и когда угодно?
О на-то и была мне воспрещ ена моими недугами в продолж ение
многих л ет, о ней-то и толковал столько времени; невозмож ность
ей предаться и привела меня отчасти в то полож ени е, в котором
нахожусь и из которого без нее нет средства выйти. К этому
долж но прибавить, что продолж ительны е хронические болезни
оставляют в организме глубокие следы , исключающ ие надолго
возмож ность и самой необходимой деятельности.
П очему здоровому мож но издерживать м енее, чем больному,
это мне кажется так ясно, что не нужно бы про это и говорить, но
нельзя однако ж и этого оставить вовсе б ез возражения. Не говоря
про лечени е, дело столь дор огое, что тысячи лю дей , как говорит­
ся, пролечиваются, кто ж не знает, что здоровый человек м ож ет,
например, ходить пеш ком, а больной не м ож ет, что множество
предметов в од еж д е, в диете, необходимы х больному, здоровому
вовсе не нужны, что здоровый человек менее скучает, что поэтому
самому ему несравненно легче переносить всякого рода лишения,
чем больному; что он спокойнее духом и что от этого ему меньше
нужно развлечения и прочего. Болезни, конечно, бы ваю т разного
рода: есть, мож ет статься, и такие, которы е никаких издерж ек не
требую т; но если не ош ибаю сь, то таковых по сие время наука ещ е
не открыла.

П .Я .Ч А А Д А Е В — М .Я .Ч А А Д А Е В У

5 января 1850
Б лагодарю , лю безны й брат, за ломбардный билет и за обещ ание
приступить к закладу имения. Дай Бог, чтоб ты успел это испол­
нить вовремя, но мало в том имею надежды. Т еперь, вероятно,
т ебе уж известно, что до августа месяца казенные палаты оконча­
тельного утверждения ревизии не получат; следовательно, и закла­
дов до того времени по девятой ревизии соверш ать нельзя будет.
П оэтом у, кажется, невозм ож но т ебе будет исполнить своего о б е ­
щания в надлеж ащ ее время. П реж де чем писать т еб е , желал знать
утвердительно полож ение дела: оттого замедлил отвечать, в чем
прошу извинения. Не знаю , почему на повестке надписаны были
М еленки. Т е б е, вероятно, это известно, но я полагал, что не
меш ает тебя о б этом уведомить.
Я уж е не раз писал тебе о своем сож алении, что вовлек тебя в эти
хлопоты . При худом твоем и б ез того здоровий, они могли ещ е
пуще его расстроить, а м ож ет бы ть, и продолж аю т ему вредить:
повторяю ещ е раз мое о том сож аление. Есть положения в ж изни, в
которых одна-единственная мысль м ож ет вполне нас занимать: вот
почему невольно возвращаюсь к старому.
П озволь несколько слов ещ е сказать о старом ж е, о моей б о ­
лезни, то есть о главной причине всего со мной приключившегося в
последнее время. Она, между прочим, состояла в нервических
припадках, которых в первом ее периоде ты отчасти бывал свиде­
телем; по которы е во втором доводили меня почти до безумия:
страш ное подтверж дение слов К юстина. Ц елы е ночи проводил я,
бегая по комнате окруженный своими лю дьми, и успокаивался
тогда только, когда поутру мне ставили мушку на заты лок. Иногда
и целые дни проводил в подобны х же припадках. К этому долж но
присовокупить необходимость восстановить свое преж нее поло­
жение в общ естве, без чего жизнь в Москве, даже самая уединенная,
сделалась бы нестерпимою , а это вынуждало больш ое напряжение
сил, самым вредным образом действовавш ее на мое патологиче­
ское состояние. Все эт о, не говоря про разруш ение семейства
Леваш овы х, про утрату всех лю дей , меня лю бивш их, про квар­
тиру, давно уж е сделавш уюся почти необи таем ою , и про многое
другое, думаю несколько оправдывает то небреж ение к моим
делам, которое при обы кновенном моем неумении с ними ладить
ввело тебя в хлопоты . Что касается до прочих собы тий этого
грустного времени, то объяснение их найдется в моих бумагах,
если успею их передать в верные руки и не постигнет меня скороп о­
стижная смерть. Они, надею сь, удовлетворят суд беспристраст­
ный, а теперь мне не до того. Скажу только, что память твоя, мне
каж ется, иногда т ебе изменяет насчет наших с т о б о ю снош ений, а
свойственное каждому человеку пристрастие, когда дело идет о
себ е , утаивает, кажется, от тебя довольно важные обстоятельства.
Все мною сказанное м ож ет показаться т ебе излишним, но в настоя­
щ ую минуту нашел я очень нужным т еб е это сказать. Впрочем,
чтение этих строк тебя не утомит. Ты в своем письме приглашал
меня к терпению: надею сь, что ты и сам сколько-нибудь им одарен.
Прош у тебя ещ е раз убедительнейш е возвратить мне письмо
Протасова и простить мне, что бесплодно на тебя его навязал. О но
мне необходим о нужно для того, чтоб служить вещественным
возражением на те толкования, которы е б ез того могли б сохра­
ниться ко вреду моему в памяти лю дей мне неблаговолящ их. П осле
всего того что я испытал в эти последние два года, смеш но бы мне
68

бы ло ож идать какого-нибудь себе добра в будущем: возвращение
здоровья возвратило бы ло мне и надежды, столь ж естоко и, поз­
воль сказать, столь неуместно т обою осмеянные. Н о теперь все
пути к лучшему опять предо мною закрылись, жизнь сделалась
почти невозм ож ною ; вместо участия слышу один хохот людей мне
близких; но нельзя ж е мне не подумать о том , что станется с моей
памятью в руках вражды или глупости. Эти безграмотны е строки,
надею сь, тебя не оскорбят и не помеш ают тебе исполнить своего
обещ ания, если действительно ты имел это намерение. Впрочем,
всякий путь, ведущий к концу, каков бы ом ни бы л, me sera le bien
v e n u 11. Благодаря Бога я здоров; болезнь не омрачает более взора
м оего. С полным сознанием совершенной невозможности преду­
предить или ускорить развязку своего странного положения ож и­
даю ее почти с равнодушием.
Поздравляю тебя с новым годом.
Сердечно тебе преданный брат твой Петр

П .Я .Ч А А Д А Е В — М .Я .Ч А А Д А Е В У

15 октября 1852
В письме моем т ебе долж но бы ло бы видеть одно отчаяние, но
ты нашел в нем иное, ты нашел там повод оставить меня в моей
беде. Я написал т еб е , что бол ее ничего от тебя не требую и не
ож идаю , и ты спешишь воспользоваться этими словами, чтобы все
прежние свои обещ ания оставить без исполнения: так, по крайней
м ере, понял я твое письмо, в котором ни слова о них не упоми­
наешь. Бог тебе судья. В надеж де продлить хотя на несколько дней
ещ е сомнение о б ож идаю щ ей меня участи, прошу тебя употребить
полученное свидетельство, которое без того м ож ет утратить свою
силу, и уплатить мне обещ анную сумму. Чего я прошу у тебя?
Чтобы заплатить часть своего долга, а остальную взял себе в
замену Фурсова. Чем буду жить потом, не твое дело: жизнь моя и
б ез того давно загадка. Теперь имеешь такж е в руках своих полови­
ну тетуш кина наследства. Н еуж то всего этого недостанет на возна­
граждение за фурсовскую твою часть? Н еуж то ты решился довес­
ти меня до соверш енной безнадеж ной крайности? Присланных
т о б о ю денег насилу станет на уплату малых бессрочных долгов с
процентами. Что сделал я тебе? Просил помочь в крайности не на
твоем язы ке, а на своем. За это почитаешь себя в праве при всяком
случае возобновлять затруднения и огорчения. А когда, наконец,
невольно выразил оскорбленное свое чувство, то ты лишаешь
меня всякой надежды. Стану ждать недели две, а потом перестану
ждать. Прощ ай.

III
В этом разделе печатаются
письма к С.Д.Полторацкому
(РО ГПБ им. М.Е.СалтыковаЩедрина, ф. 603, on. 1, № 213),
переведенные с французского
автором публикации,
М.А.Дмитриеву (РО ИРЛИ, ф.
334, on. 1, № 324), А. Сиркуру
(Р О И Р Л И ,ф . 334, оп. 1,№
400) в переводе
Д. И. Шаховского.
Сергей Дмитриевич Полто­
рацкий. крупный библиофил и
библиограф, чье имя хорошо
знали в России и за границей,
копировал для потомства
отосланные и неотосланные
послания Чаадаева. «Доброму
моему другу Полторацкому»,
— подписывает Чаадаев эк­
земпляр письма к
П .А.Вяземскому, касающегося
«Выбранных мест из перепис­
ки с друзьями» Гоголя, а в
одной из неопубликованных
записок 1850 года замечает: «Я
немного тороплюсь, как вы ви­
дите, попрощаться с этим луч­
шим из миров. Кто знает, что
станет с моими жалкими
бумагами после смерти, если
вы не дадите им приют, как
нашел приют в вашем добром
сердце их автор».
*будст для меня желанен (франц.).

Чаадаев был признателен
Полторацкому и за денежную
помощь, а также нередко
обсуждал с ним, как видно из
недатированного отрывка,
философско-исторические воп
росы. В этом отрывке выде­
ляется характерное для его
христианского модернизма
подчеркивание неразрывного
единства «неба» и «земли» и
соответственно исторической
необходимости политического
могущества римских первосвя­
щенников, что позволяет
католической церкви соперни­
чать с государством и активно
участвовать в социальном
движении к грядущему
благоденствию. Интересны в
письме от 16 августа 1850 года
и снисходительные оценки Со­
крата и Марка Аврелия, кото­
рые необходимо понимать в
свете резкого
противопоставления
Чаадаевым античной мудрости
христианской. Если христиан­
ские мудрецы, по его мнению,
указывали людям «истинного
Бога», то Сократ завещал им
«лишь малодушное сомнение»,
а Марк Аврелий является
«только любопытным при­
мером искусственного величия
и тщеславной добродетели».

П .Я .Ч А А Д А Е В — С .Д .П О Л Т О Р А Ц К О М У
Что я сказал? Ч то, по-м оему, плохо поняли слова Господа, мое
царствие не от мира сего; что смысл, который им обы чно при­
писывается, совсем не согласовывается с нашим обращ ением к
Богу в Молитве Господней, когда мы просим о пришествии его
царствия на землю, как на небо. Зам етьте, что спор о светской
власти пап был поднят не греческой церковью , но протестантами и
ещ е современными протестантами, детьми ф илософ ов восемнад­
цатого века и отцами сегодняшних рационалистов. И менно они
вздумали первыми учить нас том у, что Иисус Х ристос услышал с
неба слова, будто Царствие Б ож ие невидимо, как и его Ц ерковь,
будто Бог восхотел царить лишь в сердцах лю дей , и другим подоб­
ным вещам. Отцы церковного собора во Ф лоренции ничего такого
не говорили: они оспаривали у папы не светскую власть, а главен­
ство, что все находили тогда вполне естественны м, ибо полезным.
Царствие Б ож ие, несомненно, не будет осущ ествлено по подобию
земных царств, особен но некоторых из них; но и не как земны е
цари папы должны вносить свой вклад в его осущ ествление в этом
мире; не как викарии Иисуса Христа, не как священники царят они
в Риме — просто так проявляется воля истории в интересах о бщ ест­
ва, церкви и цивилизации. Т е, кто считаю т верховную светскую
власть несовместимой с характером священства, долж ны бы были
взять на себя труд доказать нам это иным обр азом , неж ели по­
стоянно повторяя слова Иисуса Христа и не осознавая их смысла.
Эта несовместимость, впрочем, раньше так слабо ощ ущ алась, что
папы, как каждому известно, не являлись единственными носите­
лями верховной митры. И сегодня ещ е мы видим епископа другой
церкви с верховной властью в М онтенегро, логове разбойников,
что не оскорбляет самых пылких защитников несовместимости.
К онечно, приведенный отдельный ф акт составляет исключение в
этой церкви, которое тем не менее соверш енно бесп олезно для
человечества. Верховная светская власть римских пап предста­
вляет собою не что иное, как исторический ф акт, внеш нее обл ач е­
ние их духовного главенства, в чем наиболее выдающиеся и рели­
гиозные умы Запада и вообщ е весь Запад видели необходимость
сохранения высшей власти и распространения ее влияния в мире.
Следовательно, вы защ ищ аете, а мы оспариваем точку зрения
протестантов, а совсем не греческой церкви, соверш енно б езр аз­
личной к этому вопросу. Стало бы ть, раздражающ ий пункт заклю ­
чается не в этом . Думать так — значило бы предполагать задню ю
мысль там, где ее нет, и притязать видеть противоречие в словах
самого Спасителя, тогда как оно, напротив, обнаруживается с
горечью в их лож ной интерпретации. Вот что переносит спор на
скользкую почву субъективности и делает его раздражительным.
Это естественное следствие неразвитого у нас навыка к серьезны м
дискуссиям, а частью и недостаточно учтивых манер в наших
грустных беседах.

П .Я .Ч А А Д А Е В — С .Д .П О Л Т О Р А Ц К О М У

близких — и вы не долж ны в этом сомневаться — моему сердцу. От
всей души обним аю вас.
П рош ло уж е восемь дней с тех пор, как написаны эти строки, не
спраш ивайте, почему они отправлены лишь сейчас. П ечальное
следствие потрясенного существования. Только что получил ваше
письмо, а свое вручаю почте. О твет пош лю в ближ айш ее время.
П ередайте м ою глубокую и неж ную признательность кому
следует.

* * *
Судьба другого корреспон­
дента Чаадаева,известного в
свое время литератора Михаи­
ла Александровича Дмитрие­
ва, автора стихов, рецензий,
мемуарных свидетельств,
тесно связана с Москвой. Его
обширные и полностью не
опубликованные воспоминания
дают красочную картину
умственной жизни московского
общества в первой половине
XIX века. В них, в частности,
есть интереснейшие и
проницательные замечания о
неизвестных обстоятельствах
публикации первого филосо­
фического письма, о Чаадаеве
как «умственной власти» Моск­
вы и о его мучительных вну­
тренних противоречиях.
Философическая склонность
Чаадаева к католицизму,
пишет Дмитриев, ставила его
«в жалкую противоположность
с действительною жизнью, во­
обще чистую и примерную.
Плоды просвещения, которым
Европа действительно много
должна католицизму, меша­
лись в его уме с самими истина­
ми религии, и потому,
приписывая многое единству
просвещения, замечаемого в
Европе, он относил его, как к
одной из главных причин, к
единству видимой главы церк­
ви, то есть к папе. Это был

пункт, который тем более
мучил его, что в душе своей он
был православным, принимал,
однако ж е, православие едва
ли не за схиматизм<. . .> Он не
сочувствовал нисколько зас­
тою нашей старины, но пони­
мал инстинктом всю незре­
лость реформы Петра, не
имевшей корня в прошедшем.
Это поставило его в еще боль­
шее противоречие с самим
собой. Таким образом, этот
ум, ясный и образованный поевропейски, уступал среде, в
которую поставлен был рус­
скою жизнью и толками
московских умников, не нахо­
дил опоры и центра и колебал­
ся между двух крайностей —
отвращения к застою старины
и чувства явной несостоятель­
ности нашего русского европейства. Он пропадал в этом
омуте и был решительно не
способен к практической
жизни, например, к занятиям
гражданской службы или
какой-нибудь другой общ ест­
венной деятельности».
Публикуемое послание
Чаадаева, исполненное груст­
ной иронии, и свидетельствует
как раз о его душевном одино­
честве, а также знакомит с
колоритными деталями
московской жизни этого
времени.

П .Я .Ч А А Д А Е В — М .А .Д М И Т Р И Е В У

Басманная, 16 августа 1850

Басманная, 29 октября 1850

Вы знаете, мой превосходный друг, ближайший результат услу­
ги, которую вы только что мне оказали. И если бы даж е по какойлибо случайности вы не ведали о нем, из этих строк вы бы узнали
об этом результате, прямые и косвенные следствия которого тем
не менее вам неизвестны. Я слишком тороплю сь сейчас высказать
вам свою признательность, чтобы говорить о других вещах: от л о­
жим до другого раза бол ее пространный разговор. Если вы не
вернетесь через две недели, то получите, вероятно, целый том ,
плод восстановленного морального и ф изического здоровья, чем я
вам обязан. Вы найдете в нем предчувствие, если не программу
будущ его, которое стало возможным благодаря вашей друж бе.
М ое сердце, дорогой друг, переполняю т чувства лю бви, уважения
и благодарности к вам, и оставшиеся дни моей жизни будут слу­
жить тому доказательством. Да удастся ж е мне сделать это столь
полно, сколь настоятельна испытываемая мною потребность. Для
меня нет лучш его доказательства бож ествен ного соверш енства
христианских учений, нежели их действие на противящихся им.
Ф илософия как таковая никогда бы не смогла достигнуть п одоб­
ных результатов. Человек делается христианином вопреки себе и
проявляет христианские добродетели , не подозревая об этом , —
вот как Спаситель приходит ко всем. Сократ и Марк Аврелий были
шалунами, сравнимыми с порядочными людьми наш его времени, и
выказывали лишь слабы е потуги к добродетели.
Я жду начала сентября, чтобы знать, как м ож но обеспечить в
конце концов мой завтрашний день. И менно в это время года я
получаю обы чно регулярное письмо моего брата, и мне кажется
невероятным, чтобы он не заговорил сей раз об обсуж даем ом деле.
Пока ж е расскажите, прошу вас, о своих домашних делах, так

И звините, почтеннейш ий Михаил А лександрович, что замедлил
отвечать на милое письмо ваше. И скренне благодарю за вашу
друж бу; она тем для меня драгоценнее, что вижу в ней наследие
незабвенного Ивана Ивановича. П осы лаю вам свой портрет,
вспомнил, что и у него был мой портрет и висел на почетном месте
в гостином его кабинете; вот почему думал, что милостиво при­
мете мой нескромный подарок. День ото дня мир около меня
скуднеет и пустеет; Москва стала для меня тот же Симбирск.
М ногие из чтимых мною отош ли в лучший мир, другие не живут
б о л ее в М оскве. Грустна утрата неставш их, грустна и разлука с
живыми; но тем отраднее друж еское приветствие, посетивш ее нас
издалека. С каж ите, зачем лю ди, друг другу потребны е, не живут в
одном месте, зачем мы должны скитаться между существами, нам
ни к чему не нужными и которым и мы ни на что не надобны;
почему мы лишены удовольствия делить мысли с теми, которые и
сами нашли бы , м ож ет бы ть, некоторое удовольствие разделить с
нами свои чувства. П рекрасен бож ий мир, мир, послушный Богу;
но мир, созданный своеволием человека и во всем Богу непослуш ­
ный, право, никуда не годится. Что тут, например, хорош его, что
вы ж ивете в какой-то Симбирской губернии, а я все-таки на
Басманной? Н е гораздо бы лучш е бы ло, если бы вы по-прежнему
жили у Смоленского рынка, хотя и это уж е бы ло от меня довольно
далеко? В наше премудрое время не велят ж елать лучш его, велят
довольствоваться настоящим, и эт о, по моему мнению, очень
благоразум но, особен н о если настоящ ее так светло и прекрасно,
как у нас; но ж елать возвращения к старому не воспрещается даж е
у нас; и поэтом у не им ею в настоящ ую минуту иного желания, как
видеть вас опять на Смоленском ры нке, вот моя утопия.
69

Но что же сказать вам про нашу л ю безн ую Москву? На улицах,
как всегда бы вает в эту пору, мостят м остовую , а по больш ей части
не мостят, предоставляя зиме покрыть ее неудобства, на углах
стоят будочники, но по больш ей части не стоят, а скрываются в
будках или сидя спят; ночью иногда горят ф онари, но по больш ей
части не горят в ожидании или в память месяца. Впрочем, все
находят, что благодаря попечительному начальству все идет в
городе гораздо лучше преж него, и я вполне разделяю это мнение,
уверен будучи, что если и нет теперь на то ясных доказательств, то
они. конечно, обнаружатся впоследствии самым решительным
образом . Успех особен но ощ утителен в кругу общ еж ития и
умственности и потому, кажется, никаких доказательств не нужно,
cela saute aux yeux*. К тому же об этом предмете доносит вам,
вероятно, М.Г1.Погодин печатным образом ; стало бы ть, мне уж е и
не приходится вам об этом доносить. П риезж айте-ка лучше сами
сюда; все увидите собственными глазами и тогда разделите с нами
наши радости и надежды.

О выразительных переменах
в атмосфере жизни в конце
40-х — начале 50-х гг. заходит
речь в письме Чаадаева к
графу Адольфу де Сиркуру,
французскому публицисту, в
чьем доме собирались избран­
ные парижане. Сиркур был
женат на одной из знакомых
Чаадаева. Анастасии Семен­
овне Хлюстиной, и вместе с
женой не раз приезжал в Рос­
сию, где с живым интересом
изучал ее национальные
особенности и традиции. Его и
посвящает автор письма в те
обстоятельства, для понимания
которых следует иметь в виду
ре зкое изменение обществен­
ной обстановки в России
после европейских волнений
1848— 1849 годов, когда пред­
принимались особые меры по
пресе че н ию расп ростра нения
революционных идей. Был соз­
дан так называемый
бутурлинский комитет для
постоянного контроля над цен­
зурой и направлением
периодических и прочих печат­
ных изданий. Сократилось чис­
ло студентов в университетах.
Закрылся Московский благо­
родный университетский
пансион, в стенах которого
воспитывался скончавшийся в
1851 году поэт В.А.Жуковский,
наставник наследника пре­

стола. Затруднялась выдача
заграничных паспортов.
Приостановлено рассмотрение
вопросов по подготовке отме­
ны крепостного права.
Рассказывая обо всем этом
парижскому корреспонденту,
Чаадаев говорит и о назна­
чении новых министров вну­
тренних дел (Д.Г.Бибикова) и
народного просвещения
(П. А.Ширинского-Шихматова,
сменившего С.С.Уварова), о
расширении прав главы III
Отделения (А.Ф .Орлова) и
деятельности московского гене­
рал-губернатора (А.А .Закревского, назначенного на этот
пост в 1849 году).
Для понимания ироническо­
го, полуодобрительного и
полусатирического тона всего
письма важно иметь в виду
отношение Чаадаева к
«знаменитому перевороту»
Наполеона III, упоминаемому
в самом начале. Насиль­
ственные демократические
преобразования, писал он в
статье «1851», нарушают уста­
новленные традиции «закон­
ной власти», а также «простые
понятия нравственности» и
вносят энтропийный хаос в
общество, что препятст­
вует взыскуемому совер­
шенствованию человечес­
кого рода.

П .Я .Ч А А Д А Е В — А .С И Р К У Р У

Басманная, /5 января IS54
Скоро будет два года, многоуважаемы й, с того момента, как вы
мне прислали интереснейш ее письмо. Э то бы ло в момент вашего
знаменитого переворота. Все хотели его прочесть, так что оно в
конце концов затерялось в руках о соб, интересующ ихся вашим
мнением об этом чрезвычайном происшествии. Ä пока что реак­
ция шла своим порядком, мир входил в новую ф азу, размыш ление
поневоле оказалось прерванным в виду общ его поражения всех
идей, всех принципов, которые ещ е недавно правили умами наро­
дов. Что сказать вам среди всего этого? Вы найдете, м ож ет бы ть,
что мир ещ е далеко не вернулся в свое нормальное состояние, что
настоящий момент не благоприятнее, чем предшествовавшая
эпоха для рационального обм ена мыслями; как бы то ни бы ло, я.
наконец, долж ен вам написать, хотя бы для того, чтобы не про­
слыть в ваших глазах неоплатным долж ником. Я, впрочем, хоро­
шо помню сущность ваших идей и смог бы лихо связать прерван­
ную нить нашей беседы ; но я предпочитаю беседовать о другом, а
J го Оросастся к глаза

70

(франц. ).

не о вашей стране, положение которой остается для меня совер­
ш енно непонятным, начиная с того дня, когда шутовская пародия
великой славы отняла у вас ваши свободы под предлогом возвра­
тить вам спокойствие. Д ело пойдет все-таки немного о вас, по­
скольку мы очутимся лицом к лицу перед вопросами злободневны­
ми, ибо привилегией вашей страны является заставлять все народы
земли принимать участие в ваших домашних делах.
И вот смотрите; вы знаете глубокое спокойствие, которым мы
наслаждаемся, нашу традиционную преданность установившемуся
у нас порядку; и что же? мы тем не менее почувствовали до
известной степени толчок ваших недавних подвигов.
Наш патриотизм вырос. Всегда мы были как нельзя более
удовлетворены реж имом , навязанным нашей стране историей,
географическими условиями, религиозными верованиями: мы сей­
час удовлетворены в тысячу раз сильнее. Никогда еще наше подчи­
нение этому хранительному режиму не обнаруживалось с таким
полнейшим доверием. Естественным следствием всего этого
является т о, что наши правители в настоящее время находят еще
бол ее простора, чем когда бы то ни бы ло в том, чтобы следовать
принципам, которы е ими всегда руководили. Этим они и пользуют­
ся с редкой проницательностью. Вы не м ож ете себе представить,
например, сколько мы видели в последнее время мудрых и сильных
мероприятий, которы е направлены к тому, чтобы предохранить
нас от гибельного влияния ваших идей и ваших переворотов.
Н овы е ограничения, поставленные литературной гласности цензу­
рой, организованной иерархически, вплоть до самого источника
власти, охраняю т нас от роковой распущенности прессы — одной
из главных причин ваших несчастий; гибельное распространение
лож ны х учений — другой источник ваших бед — парализован
новым уставом, который сводит цифру студентов, допущенных в
высшие ш колы, к числу, строго необходимому для государст­
венной служ бы , так ж е как и закрытие одного из этих самых
обш ирных учреждений народного образования, которое, замечу в
скобках, дало стране много выдающихся людей и между прочим
столь популярного наставника августейш его наследника трона,
симпатичного поэта, которого мы недавно потеряли. Кроме того,
ж адное лю бопы тство наших молодых лю дей, стремящихся к по­
знанию множества вещей, бесполезны х для блага страны, сдержи­
вается или самими программами школьной науки, или трудностью
получить разреш ение на выезд за границу. М еры, которые еще
недавно были предназначены к тому, чтобы постепенно подгото­
вить к освобож дени ю наше земледельческое население и которые
питали среди этого населения опасное брож ени е, окончательно
брош ены . Н аконец, — и это я считаю наиболее важным — все
высшие административные посты в империи заняты сейчас людь­
ми, наиболее способными помешать нам сбиться с правильного
пути. В особенности новые назначения отличаются самым счаст­
ливым выбором. М инистерство внутренних дел только что ввере­
но человеку, который управлял интересной областью , колыбелью
России, где в течение продолж ительного времени он был генералгубернатором , отличаясь удивительной энергией, заставляя дур­
ные страсти обнаруживаться в откры тую , чтобы затем подверг­
нуться общ ественному возмездию , подчиняя служ бе государству
усердие господствую щ его дворянства, производя, наконец, с пол­
ным успехом слияние всех в великое национальное единство, что
составляет наиболее заветное желание наших новых патриотов.
М инистерство народного просвещения, вырванное из рук чело­
века, который бол ее чем кто-либо старался развить в наших
молодых людях вкус к пустому и тщеславному знанию, отдано в
руки глубоко благочестивого человека, врага всякого ложного
знания, представляю щ его все самые надежные гарантии того, что
отныне он поведет наше ю нош ество по тому пути скромности и
подчинения, от которого оно слишком долго отклонялось. Из трех
министерств, которым в нашей стране вверено высшее руковод­
ство духом общ ества, одно только министерство полиции, или то,
что его защ ищ ает, не подверглось никакому изменению ни в лице
его главы, ни в остальном его прекрасном персонале, но зато
сф ера его деятельности значительно расширена; оно получило
новые прерогативы, которые помимо наблюдения за фактами
непосредственной области его ведения вручают ему наблюдение
над всеми органами умственной жизни и вверяют ему самую дей­
ственную власть для подавления всякого беспорядочного порыва
мысли. Среди высших чиновников государства, недавно еще при­
знанных к специальному доверию правительства, нужно еще отм е­
тить выдающегося человека, которому поручено представлять
власть в нашем древнем городе. Вы знаете Москву не хуже лю бого
из нас и сум еете оценить его важность как памятника прошлого,
выражение настоящ его, знамя будущ его; вы прекрасно поймете
значение такого выбора. И в самом дел е, в тот момент, когда вся
демократия Европы только что была потрясена по сигналу из
П арижа, где бы ло найти человека наиболее подходящего к этому

важному посту, чем этот выскочка-офицер, вышедший из рядов
мелкого провинциального дворянства, находящегося в непосредст­
венной близости с народом, разделяю щ его его инстинкты, пред­
рассудки, симпатии, говорящий его язы ком, судящий о вещах с его
точки зрения, взирающий, наконец, ревнивым оком на культур­
ную знать столиц — единственный класс общ ества, куда могут
найти доступ европейские идеи. П оэтом у-то результат и оказался
столь быстрым. Вы знаете, что старый либерализм предыдущ его
царствования — бессмысленная аномалия в стране, благоговейно
преданной своим государям, язык которой вы ражает одним и тем
же словом понятия «трон» и «алтарь», искоренен у нас, слава богу,
уже давно: но. к несчастью, кое-что осталось в приемах и в языке
лю дей, которые составляют то, что называют «хорошим общ ест­
вом». И вот, в настоящих условиях даж е это могло представлять
некоторое неудобство в глазах дальновидного администратора.
Итак, салоны нового генерал-губернатора, ещ е недавно место
встреч избранного общ ества, вскоре лишились своих прежних
завсегдатаев и наполнились новым общ еством , столь ж е чуждым
прежнему, сколько послушным благоразумным требованиям тек у­
щего дня. С этой поры там не стали знать другой свободы языка,
как та, которую несет с собой нежная легкость нравов, лишенных
всякой чопорной стыдливости, л ю безн ое наследство эпохи, знаме­
нитой в современной истории Франции. Не могу передать вам все
то благо, которое извлекают наши молоды е люди из нового реж и­
ма, который установился в доме градоначальника. В настоящее
время под властью этих вкусов, слишком прилежных к ученью ,
<...бесп лодная работа мысли питается всякого рода предметами
воображения, и вот лю безн ое гостеприимство семьи наш его гене­
рал-губернатора предлож ило очаровательное лекарство против
этого зла. Веселая фамильярность матери семейства, пленитель­
ные манеры дочери произвели настоящий переворот в пользу
правого дела в привычках нашей молодеж и.

IV
Два письма М.Н.Лонгинова,
литератора и библиографа,
близкого приятеля и биографа
Чаадаева, к С.Д.П ол­
торацкому вносят выразите­
льные штрихи в почти неизве­
стную картину последних дней
жизни замечательного русско­
го мыслителя и не требуют

особых комментариев. Н еоб­
ходимо отметить только, что в
конце второго послания речь
идет о комедии Я.П.Чаадаева
« Д о н Педро Прокодуранте,
или Наказанный бездельник»,
напечатанной в 1794 году в
московской университетской
типог рафии и ставшей библио­
графической редкостью.

М .Н Л О Н Г И Н О В — С .Д .П О Л Т О Р А Ц К О М У

Москва, 15 апрели 1856
Христос Воскресе, милый друг' Сергей Дмитриевич. Ж елаю тебе
от души всего лучш его, а главное здоровья и скорого успеха в
устройстве дел <. . .>
С искренней грустью долж ен прибавить к этим пожеланиям
известие, которое, конечно, опечалит тебя не менее, чем меня.
Вчера мы лишились Чаадаева! Ты знаеш ь, что он уж е несколько
месяцев жаловался на здоровье и особен но последнее время часто
говорил о предчувствиях близкой смерти. В понедельник (послед­
ний ег о прием) я был у нег о , и по случаю Страстной недели никого,
кроме меня, не бы ло. В первый раз застал я его переменившимся.
В среду он обедал в клубе, по обы кновению поздно, и я его увидел
уже часов в 7, в полутемноте, а потому не мог' хорош енько разгля­
деть его лица, тем бол ее, что поговорил с ним только несколько
слов. Он был очень тревож ен, жаловался на уж асную слабость и
недостаток аппетита. В пятницу мы обедали с Соболевским у
Шевалье. Вдруг' является согбенны й, чуть двигающийся старец:
лицо изрыто морщинами, глаза мутны, ввалились и окружились
черными кругами: голос чуть слышный и похожий на предсмерт­
ное хрипенье. Это был Чаадаев. Он объяснил мне чуть дыш а, что у
него страшная простуда и расстройство ж елудка, что Попов два
раза запрещал ему выезжать, но он умирает с тоски и хочет
дышать воздухом. Не мог у тебе передать, какое чувство произвел
на меня вид этого лю безн ого человека, обращ енного в труп в
течение двух или трех дней! Он кое-как проглотил немного супу: я
побеседовал с ним, упрашивал его беречься и простился. Э то была
его последняя беседа и последнее прощание с кем-либо из друзей.

На другой день (вчера) я послал к ггему, но его уж е не бы ло в
живых. Проведя мучительную ночь, он послал за священником,
причастился, и вдруг ему стало очень лег ко. Он хотел, но привыч­
ке своей к движ ению , поехать прокатиться и подышать свежим
воздухом, приказал закладывать экипаж , сел в кресла и тихо
скончался. Мир праху благородног о , исполненног о желаний блага
человечеству и верного в друж бе человека. Память его не умрет
меж ду нами, но тяж ело и горько с ним навек расстаться!
П рощ ай, лю безны й друг П олторацкий: это описание так меня
растревож ило, что на ум не идет болтать о чем-нибудь. Прошу
тебя передать мое рукопож атие общ им друзьям и не забывать
лю бящ его тебя сердечно
Мих. Лонгинова.

М .Н Л О Н Г И Н О В — С .Д .П О Л Т О Р А Ц К О М У

Москва, 1В апрели IS56
Только что послал я в почтовый ящик письмо мое к т еб е,
лю безны й друг Сергей Дмитриевич (это бы ло в самое Светлое
В оскресен ье), как получил твое письмо от 13 числа. М ного тебе
благодарен за это красное яичко — за твои поздравления и
желаниям . .>
Сегодня мы хоронили Чаадаева: отпевание бы ло у Петра и
Павла на Басманной. Странное и утеш ительное что-то бы ло в этой
церемонии. Прекрасный весенний день, пасхальная служ ба, цвет­
ные ризы, цветы на кресте, вместо панихиды пение: Христос
В оскресе и других гимнов Воскресны х, все это как-т о успокоитель­
но действовало на душу. Ни одного погребального пения, даж е
вечной памяти не пою т на этой неделе. Н е знаю , знаком ли ты со
священником этой церкви, который бывал у Чаадаева и служил
сегодня. Э то благородной фигуры просвещенный молодой ма­
гистр: он служит просто, но благолепно. При конце обедни он
сказал коротенькое слово, которое произвело сильное впечатле­
ние. Вот его сущность: «П редстоящ ие в поучении не нуждаются в
этом случае, но душа умерш его порадуется, услышав прощание,
находясь на лестнице, ведущей в вечность. Там празднует она
Пасху, которую покойный по воле Провидения не мож ет праздно­
вать с нами. Усопший брат наш: Христос Воскрес! Все здесь
верую т, что ты находишься ira сей лестнице и т ебе откроются
врата вечности. (Указывая на Царские врата.) Вот они: вступи в
них и прими последнее прощание друзей!» Все это не продол­
ж алось и 5 минут, но бы ло неизмеримо выше всех пресловутых
витийств, так сказанное бы ло тепло, кстати и истинно христианс­
ки. Я никогда не был так тронут надг робным словом, как сег одня.
О бращ ение с христосыванием к покойному нашему друг у и указа­
ние на врата были исполнены неж данного великолепия и умили­
тельной простоты . Д аж е вместо обы чного: «земле еси» священник
сказал: Христос Воскресе! Чаадаев погребен в Донском. Народу
бы ло много, но несколько менее, чем я ожидал.
Покойник очень хотел, чтобы Дон П едро Прокодуранте его
отца был помещ ен скорее в моих записках. Ж елание его исполнено
в июньской книжке Современника, и при этом помещ у мои биогра­
ф ические и библиографические заметки о самом Чаадаеве«. . .>

ПРИМЕЧАНИЯ
I Хомиков Л.С. Поли. собр. соч. T. 1. М., 1861. с. 720— 721.
: РО ГЬЛ, ф. 103, к. 1033. ед. хр. 9.
' Там ж е, к. 1032, ед. хр. 73.
4 Там же, ф. Герцена — Огарева, к. 2, ед. хр. 37.
Ч а а д а ев П .Я . Статьи и письма. М .. 1986. е. 129.
h Там ж е, с. 38.
7 Там же, с. 37.
s Там же, с. 147.
4 Г ер ц еп Л . И . Собр. соч. в 30-ти т. Т. 9. М., 1956, с. 170.
1,1 К и р е е в с к и й В. И . Критика и эстетика. М., 1979, с. 187.
II Ч аад аев П .Я . Статьи и письма. М., 1986. с. 143.
Там же, с. 285.
14 'Гам же, с. 222.
14 Там же, с. 285.
Вступительная статья, публикация
и комментарии Б.Н .ТАРАСО ВА

71

М АРИНА ЦВЕТАЕВА

Д в у х станов не боец...
Д вух станов не боец , а т олько гость случайный.

Двух станов нс боец, а если гость случайный То гость - как в глотке кость, гость - как в подметке
гвоздь.
Была мне голова дана - по ней стучали
В два молота: одних - корысть и прочих - злость.

Вы с этой головы, настроенной как лира.
На самый высший лад: лирический...
-Н е т, спой!
Два строя: Домострой - и Днепрострой - на выбор
Дивяся на ответ безумный: - Лиры строй.
И с этой головы: с лба - серого гранита.
Вы требовали: нас - люби! Тех - ненавидь!
Не все ли ей равно - с какого боку битой,
С какого профиля души - глушимой быть!

Вы с этой головы - к создателеву чуду
Терпение мое, рабочее - прибавь Вы с этой головы - что требовали? Блуда!
Дивяся на ответ упорный: обезглавь.

Бы ваю т времена, когда голов - не надо!
Но с л о в о низводить до свеклы кормовой Честнее с головой Орфеевой - менады!
Иродиада с Иоанна головой!

Вы с этой головы, уравненной как гряды
Гор, вписанной в вершин божественный чертеж ,
Вы с этой головы что требовали? Ряда!
Дивяся на ответ безмолвный: обезножь.

Ты царь: живи один... Но у царей - наложниц
Минута. Б о г - о д и н . Т о т - в пустоте небес.
Двух станов не боец: судья - истец - заложник, Двух - противубоец. Дух - противубоец.
25-го октября 1935 г.

архив

Поэтическое наследие Марины Цветаевой хранит еще
немало неопубликованных произведений. Часть из них
вскоре увидит свет в составе нового “Избранного” ее
стихотворений и поэм, готовящегося к изданию в “Би­
блиотеке поэта” . Среди них и публикуемое стихотворе­
ние 1935 г. (текст печатается по автографу - ЦГАЛИ, ф.
1190, оп. 3, ед.хр. 26, л. 90об.).
Тридцатые годы в творчестве Цветаевой - это годы
духовного кризиса, и философская лирика поэта сосредо­
точена в этот период преимущественно на двух темах,
которые стоят в заглавиях статей Цветаевой 1932 г., “поэт и время” и “искусство при свете совести” . Даже в
мемориальных циклах 1930-1934 гг. - “Маяковскому” ,
“Стихи Максу” , “Надгробие” - эти темы преобладают
над темой смерти. Поэтическим итогом темы “поэт и
время” явилось стихотворение 1935 г. “Двух станов не
боец...” . В нем выражена личная позиция Цветаевой в
отношении к своему “жестокому веку” .
И в этой связи необходимо вспомнить об особенности
отношения Цветаевой к природе и назначению поэзии,
поскольку именно оно определяло ее жизненную пози­
цию. Поэзия для Цветаевой была не просто призванием
или формой самовыражения, поэзия была для нее еди­
нственной реальностью, где она могла существовать,
единственной возможностью быть в разумном и свобод­
ном мире, где все противоречия жизни решались с этиче­
ской, справедливой, истинно человеческой точки зрения.
Именно вера в этот мир поэзии давала Цветаевой силы не
сдаться, выстоять в сокрушительных жизненных обстоя­
тельствах.
Преемственность русской поэтической традиции XIX
века дана в стихотворении Цветаевой двумя прямыми
цитатами - в начале и в заключительной строфе.
“Двух станов не боец, но только гость случайный...” 1.
Жизненная позиция “против течения” была завещана
Цветаевой ее матерью - Марией Александровной Мейн.
В записи 1919 г Цветаева вспоминала “ее любовь к
очень элементарным, но прекрасным - суть пересилила
форму, дошла в о п р е к и форме - стихам Толстого ‘‘Про­
тив течения” , - девиз ее жизни!”23

Присутствие в поэтическом сознании Цветаевой образов
и тем А.К.Толстого сказалось в 1930-е годы и двумя
реминисценциями в стихотворении 1935 г. “Отцам” (вто­
ром из цикла) и 1936 г. “Когда я гляжу на летящие
листья...” .
Тема “рабочего терпения” - высочайшей взыскате­
льности к своему труду - подготавливает введение в
заключительную строфу стихотворения пушкинской ци­
таты. Только эта взыскательность дает поэту прочное
основание внутренней независимости, дает право на поле­
мическую формулу (“Но слово низводить до свеклы
кормовой...”), направленную против сторонников пони­
мания поэзии только как средства решения злободневных
вопросов. В своем “упорном” , “безмолвном” , “безум­
ном” ответе лирического поэта на требования “обоих
станов” Цветаева подразумевает духовный опыт Пушки­
на - выстраданное право “взыскательного художника” на
“свой высший суд” и на “свободную дорогу” “свободного
ума” .
Публикация и послесловие
Е.Б.КОРКИНОМ

Други, вы слышите ль крик оглушительный:
“ Сдайтесь, певцы и художники! Кстати ли
Вымыслы ваши в наш век положительный?
Много ли вас остается, мечтатели?
Сдайтеся натиску нового времени,
Мир отрезвился, прошли увлечения Где ж устоять вам, отжившему племени,
Против течения?”
Други, не верьте! Все та же единая
Сила нас манит к себе неизвестная,
Та же пленяет нас песнь соловьиная,
Те же нас радуют звезды небесные!
Правда все та же! Средь мрака ненастного
Верьте чудесной звезде вдохновения,
Дружно гребите, во имя прекрасного,
Против течения!..7,

В 1930-е годы этот материнский девиз из А.К.Толстого
отозвался (и по сути, и по форме) в обращении Цветаевой
к сыну:
- На смарку твой стих!
На стройку твой лес
Столетний!
-Не верь, сын!
И вместо земных
Насильных небес Небесных земель Синь.
(14.1Х.1931)4

Автограф Б.Пастернака
на сборнике стихов “Две книги”
(М .-Л ., 1927)

1 Толстой А .К . Собр. соч. в 4 -хт. T. 1. М., “Худож. лит.". 1963. с. 144.
2 ЦГАЛИ, ф. 1190. оп 3, ед.хр. 45.
3 Толстой А .К . Указ, соч., с. 195.
4 Альманах “ Поэзия". М .,“ Мол. гвардия", 1983. № 37, с. 140.

73

Биографии
в портретах, фотографиях, документах

ПАВЕЛ ФЛОРЕНСКИЙ

Павел Александрович
Флоренский ( 18821943) - крупны й рус­
ский ученый, философ,
ма тема тик, инженер,
автор ряда изобрете­
ний, в частности в эле­
ктротехнике, mica тель,
искусствовед, историк и
исследователь куль­
туры. Ему в высшей
степени было свой­
ственно системное
мышление, органиче­
ски синтезирующее
многие знания. В
фундаментальном сочи­
нении Флоренского
"Столп и утверждение
Истины" ( 1914) объеди­
няются в стройном уче­
нии изыскания, пред­
принятые им в разных
направлениях и обла­
стях человеческой куль­
туры. При этом охваты­
вающая мысль Флорен­
ского наследовала и
развивала идеи Влади­
мира Соловьева о "все­
единстве ' ' и его учение о
Софии. М ощ ны й луч
как бы освещал Флорен­
скому дорогу в много­
образный мир наук и
искусств. На этом пути
он стремился разгля­
деть первичные симво­
лы. определяющие
изначальное развитие
устоявшихся культур.
Широта и плодотвор­
ность его изысканий не
может не поражать н ы ­
нешнего читателя, даже
основательно воору­
женного специальными
знаниями. Так, книга
"Мнимости в геоме­
трии" ( 1922), моделируя
пространство и время в
космических масшта­
бах, предвосхищает ряд
74

АВТОБИОГРАФИЯ
П.А.Флоренский родился 9-го января
1882 года около м. Евлах
Елисаветпольской губ.
(ныне Азербайджан).
Отец мой, инженер путей сообщения,
сын врача, строил участок
Зак<авказской> ж<елезной> д<ороги>,
и вся семья жила в товарных вагонах
железной дороги на месте будущей
станции. Отец мой в раннем детстве
потерял своих родителей и еще
мальчиком должен был существовать
собственным заработком.
Родители матери тоже скончались
до моего рождения. Из родственников
со стороны отцовской у нас была
только сестра отца, жившая
на его иждивении, и сестры матери,
тоже жившие большей частью при нас.
Сведений о родных матери
мы не имели, и я не знаю их
даже по именам.

позднейших открытий в
области математики и
астрофизики. А статья
"Христианство и куль­
тура " (1923) глубоко
анализирует
историко-культурные
проблемы, притягиваю­
щие к себе многие фи­
лософские умы нове­
йшего времени... Впро­
чем, творчество и тра­
гически оборвавшаяся
жизнь П. А . Флоренско­
го, подвергшегося неза­
конным репрессиям,
требуют обстоятель­
ного разговора, к кото­
рому мы надеемся обра­
титься в будущем. А
сейчас мы хотим позна­
комить читателей с ра­
нее не публиковавшейся
его автобиографией.
написанной в 1927 году
при поступлении на ра­
боту в одно из советских
учебных заведений. Х а­
рактерна в ней следую­
щая запись: "Сведений
о родных матери мы не
имели, и я не знаю их
даже по именам". Оче­
видно, Павел Алекса­
ндрович не хотел давать
в то время подробных
сведений о своих род­
ных. На самом деле се­
мейные родовые связи
всегда глубоко интере­
совали его, что нашло
отражение в недавно
опубликованной мему­
арной прозе философа
"М оим детям".
Одновременно впервые
публикуется иконогра­
фический материал, ос­
вещающий в некоторой
степени биографию ве­
ликого человека.
В. ЯКОВЛЕВ

Семья наша была велика
(7 детей и несколько теток) и
жила исключительно на жало­
ванье отца. Материальное по­
ложение семьи стало улучша­
ться лишь в последние годы
жизни отца, который умер в
1908 году.
Отчасти по недостаточной
обеспеченности, отчасти по
убеждению родителей семья
жила очень замкнуто и серьез­
но: развлеченья и гости были
редким исключением, но зато
в доме было много книг и жур­
налов, на что урезывалось от
необходимого. Уровень семьи
был повышенно культурный,
с разносторонними интереса­
ми, причем предметом интере­
сов были знания технические
(отец), естественнонаучные
(дети) и исторические (отец,
мать и отчасти все). Люди, с
которыми соприкасались мы,
были по преимуществу сослу­
живцы отца или товарищи его
по гимназии.
Детство я провел сперва в
Тифлисе и в Батуми, где отец
строил военную БатумоАхалцыхскую дорогу, затем
снова в Тифлисе.
Относительно моего
интеллектуального развития
правильный лишь формально
ответ был бы совсем неверен
по существу. Почти все, что
приобрел я в интеллектуаль­
ном отношении, получено не
от школы, а, скорее, вопреки
ей. Много дал мне отец лично.
Но главным образом я учился
у природы, куда старался выб­
раться, наскоро отделавшись
от уроков. Тут я рисовал, ф о­
тографировал, занимался. Это
были наблюдения характера
геологического, метеорологи­
ческого и т.д., но всегда на
почве физики. Читал я и писал
тоже нередко среди природы.
Страсть к знанию поглощала
вес мое внимание и время. Я
составил себе стенное расписа­
ние занятий по часам, причем
время, назначенное классам и
обязательному посещению бо­
гослужения, окружил траур­
ной каймой, как безнадежно
пропавшее. Но и его я поль­
зовал для своих целей. Маль­
чиком я делал самостоятель­
ные работы по физике, и
часть моих выводов не лише­
на, мне кажется, некоторого
значения и по сей день. Гимназия давала слишком мало, раз­
ве что знание классических
языков, которое я очень
ценю, но и оно могло бы быть
при той же затрате времени
гораздо основательнее.
В чтении моем, несомненно,
была система; но не отвле­
ченная, а создававшаяся самой
жизнью. Чутьем я угадывал.

Неизвестный тифлисский художник.
Портрет Герасима Сапарова,
прадеда П. А.Флоренского по линии матери.
1-я пол. XIX века. Холст, масло

Павел Герасимович Сапаров,
дед П. А.Флоренского по линии матери.
1860-е гг.

что мне нужно и что не нужно,
и не имею побуждений раскаи­
ваться в своем выборе. Но
многое, что мне было необхо­
димо и что я искал.оставалось
недоступным, так как мы
жили в провинции.
Учился во 2-й Тифлисской
классической гимназии. Класс
наш считался выдающимся, и
из него вышло довольно много
деятелей (упомяну Д.Бурлюка. И.Церетели, Л.Розенфечьда (Каменев<а>) и др ). Если
не ошибаюсь, в классе было
получено при окончании курса
6-7 золотых медалей и вдвое
серебряных. Окончил я курс
первым, но, думаю, по недора­
зумению, так как. занимаясь
каждый день до 12 часов ночи
своими делами, я довольно
пренебрежительно отмахивал­
ся от уроков гимназических и
учил их большей частью на
переменах, в классное же вре­
мя над партою обдумывал на
бумаге постановку физиче­
ских опытов.
В конце гимназического
курса я пережил духовный
кризис, когда мне открылась
ограниченность физического
знания. В этом состоянии
мною было восприня т возде­
йствие Л.Толстого (которого
ранее я игнорировал). В даль­
нейшем оно сказалось в стре­
млении понять общечеловече­
ское мирочувствие и миро­
воззрение как истинное
безотносительно - в противо­
положность условным и име­
ющим преимущественно
техническое значение истинам
науки. Моя склонность к
техническому применению
физики была внедрена во мне
моим отцом, но оформлена
лишь тогда, когда наука пере­
стала быть предметом веры.
Далее из того же кризиса вы­
шел интерес к простым людям
с цельным мирочуветвием и
далее - интерес к религии.
Воспитанный в полной изоля­
ции от представлений религи­
озных и даже от сказок, я смо­
трел на религию как на нечто
вполне чуждое мне, а соответ­
ственно уроки в гимназии вы­
зывали лишь вражду и нас­
мешку. Когда впоследствии,
после Октябрьской револю­
ции, в каких-то анкетах
спрашивалось о моем отноше­
нии к прекращению препода­
вания религии в средней шко­
ле, я с полным убеждением
отвечал, что глубоко сочу­
вствую этому прекращению,
ибо эти уроки ведут только к
атеизму. И более, хотя в по­
рядке личного сочувствия, мне
не может быть не жаль людей,
попадающих в связи с вопроса­
ми религии в тяжелые усло75

вия, но в порядке истори­
ческом считаю для религии
выгодным и даже необхо­
димым пройти через трудную
полосу истории, и не сомнева­
юсь, что эта полоса послужит
религии лишь к укреплению и
очищению.
По окончании гимназии в
1900 году я поступил в Моско­
вский университет на Физикоматематический факультет,
по математическому отделе­
нию. Но и в университете
главное значение для меня
имели не лекции, а собствен­
ные занятия в библиотеке,
причем в каждом вопросе
моим стремлением было углу­
биться в него до конца налич­
ных возможностей. В универ­
ситете моими руководителя­
ми были Н.Е.Жуковский,
Б.К.Млодзеевский и Л.К.Лахтин, а влияние испытал я осо­
бенно большое от Н .В.Бугае­
ва. Параллельно занятиям
математикой и физикой я по­
сещал лекции философского
характера и работал на
соответственных семинариях.
Штудировал историю отдель­
ных физико- математических
дисциплин.
Скажу кстати, что на мате­
матическом факультете мне
принадлежала инициатива ор­
ганизации студенческого отде­
ления московского математич<еского> о<бщест>ва
под руководством Н.Е.Ж уков­
ского, причем заседания наши
посещались и некоторыми
профессорами. На историкофилологическом факультете я
участвовал в организации
историко-философического
общества.
По окончании курса в уни­
верситете я был оставлен Жу­
ковским и Лахтиным при ка­
федре математики. Но в наме­
ченную мною еще в гимназии
программу входила еще исто­
рия мировоззрения народов. С
этой целью, не прерывая заня­
тий математикой, я поступил в
Московскую Духовную Акаде­
мию, древнейшее высшее
учебное заведение в России, и
погрузился там в библиотеку,
считающуюся по своей
специальности лучшею в
мире. Мои занятия мате­
матикой и физикой привели
меня к признанию формаль­
ной возможности теорети­
ческих основ общечелове­
ческого религиозного миросо­
зерцания (идея прерывности,
теория функций, числа). Фи­
лософски же и исторически я
убедился, что говорить можно
не о религиях,а о религии,и
что она есть неотъемлемая
принадлежность человече­
ства, хотя и принимает бесчи76

Неизвестный художник.
Портрет Павла Герасимовича Сапарова.
Холст, масло

Неизвестный художник.
Портрет Софии Григорьевны
Платовой (Пааташвили),
бабушки П. А.Флоренского по линии матери.
Сер. XIX века. Холст, масло

сленные формы. Привыкнув с
детства к уединенной жизни
среди природы и в кабинете, я
нашел в Сергиевском Посаде
все благоприятные условия
для научной работы, за исклю­
чением одного, лаборатории,
которую старался частично
возместить разными суррога­
тами. По окончании курса в
академии я остался там в ней
доцентом, а затем экстра­
ординарным профессором по
кафедре, которая сперва на­
зывалась Историей филосо­
фии, а затем Историей ми­
ровоззрения. Параллельно
этому я преподавал некоторое
время физику и математику в
среднем учебном заведении.
После первого переворота
стал читать лекции по физиче­
ским и математическим пред­
метам в Сергиевском педаго­
гическом техникуме,причем
разработал ряд курсов по дис­
циплинам, тогда почти не
имевшим литературы (дидак­
тика геометрии,энциклопедия
математики и др.). Наряду с
этими занятиями в 1918 или в
1919 году Н.М.Троцкою я был
привлечен к организации ме­
стной музейной комиссии в
Сергиевом Посаде и тут
проработал 2 года. Моей зада­
чей было применить неко­
торые технологические и
математические понятия к
анализу и описанию произве­
дений древней художествен­
ной промышленности, особен­
но металлической. Осуще­
ствляя эту задачу, я оставил
службу в Комиссии, тем более
что не чувствовал в себе доста­
точно сил, чтобы провести
сознававшиеся мною вполне
рациональными мероприятия
музейного отдела в его борьбе
с местной властью из-за музей­
ного имущества, тогда еще
юридически не оформленного.
После этого я обосновался в
Москве и стал с 1920 года слу­
жить на московском заводе
“ Карболит” в качестве
констультанта и затем заведу­
ющего испытаниями продук­
ции завода. Кажется, в 1922
г<оду> моск<овское> отделе­
ние завода закрылось, и тогда
я перешел на исследователь­
скую же работу в Технический
отдел Главэлектро, а затем,
после ликвидации его, в про­
мышленный отдел. Кроме
того, нередко работал в ГЭЭИ
по поручениям Главэлектро; я
был избран там в постоянные
сотрудники и с согласия
завед<ующего> пром<ышленным> отд<елом> несу долж­
ность завед<ующего> Лабора­
торией испытания матери­
алов, мною же организо­
ванной.

Мать П.А.Флоренского
Ольга Павловна Сапарова (в замужестве Флоренская).
1880-е гг. Петербург

Справа налево: Ольга Павловна Флоренская
и ее сестры: Репсимия, Елизавета и София.
1880-е гг. Тифлис

Отец П. А.Флоренского Александр Иванович Флоренский
и его сестра Юлия Ивановна.
Фотография 1870-х гг. Петербург

Сидят: Ольга Павловна,
Александр Иванович,
сестра Ольги Павловны
Репсимия Павловна

Тифлис. 1906 год. Семья Флоренских.
Стоят: сестры и брат П.А.Флоренского
Ольга, Александр, Юлия и сестра
их матери София Павловна (?)

Сидят у ног родителей:
сестра П. А.Флоренского Раиса и его брат Андрей
77

В 1921 году я был избран
профессором Высших Худо­
жественных Мастерских по
кафедре “Анализа пространственности в художественных
произведениях" на
Печатно-графическом
факультете. Эту дисциплину
надо было создать, восполь­
зовавшись данными мате­
матики, физики,психологии и
эстетики. Как всегда в моей
жизни,трудность работы
лишь привлекала меня, и в те­
чение 3-х учебных годов я раз­
рабатывал эту дисциплину и
написал соответственный
курс. Но далее повторять то
же самое мне стало неинтерес­
но, и я, хотя и числюсь во
ВХУТЕМАСе, но фактически
два года лекций не читаю.
По вопросам политическим
мне сказать почти нечего. По
складу моего характера, роду
занятий и вынесенному из
истории убеждению, что исто­
рические события поворачи­
ваются совсем не так, как их
направляют участники, а по до
сих пор невыясненным зако­
нам общественной динамики,
я всегда чуждался политики и
считал, кроме того, вредным
для организации общества, ко­
гда люди науки, призванные
быть беспристрастными экс­
пертами. вмешиваются в поли­
тическую борьбу. Никогда в
жизни я не состоял ни в какой
политической партии. Един­
ственный раз, когда я позво-

Павел Александрович Флоренский.
29 июня 1883 г. Тифлис

Публикация
М.С. и А.С.ТРУБАЧЕВЫ Х
и П.В.ФЛОРЕНСКОГО

П. А.Флоренский с сыном Михаилом.
1932 г. Загорск
78

лил себе выступление с оттен­
ком политическим, это была
проповедь против смертной
казни по случаю предпо­
лагаемого расстрела лейте­
нанта Шми<д>та. В свое время
это мое выступление было
истолковано неправильно, т.к.
на самом деле подвигнуто оно
было чисто нравственными
мотивами и убеждением во
внутреннем достоинстве Шми<д>та.
Все время революции про­
вел я в Сергиевом Посаде.
Участия в гражданской войне
не принимал, в армии никогда
не служил.
Из работ внеслужебных на­
писал за это время ряд иссле­
дований по физике и матема­
тике, частью напечатанных.
Участвовал в VIII Электротехн<ическом> съезде, делал
ряд докладов в ВАИ и в Обще­
стве электротехников. Судим
нс бывал.
Что касается по вопросу о
заработке, то я стал зарабаты­
вать уроками еще в гимназии,
а затем зарабатывал уроками
и литературою.
Относительно своей работы
полагаю, что настоящее ее те­
чение, как меня направила су­
дьба, является наиболее под­
ходящим.
<1927>

Николае Степановиче Гумилеве бытия, охватывавшие отъезд из России
и первые дни пребывания в Абиссинии;
как о поэте и основателе школы
акмеизма написаны многие сотни стра­
в последней - некоторые общие сведе­
ниц. Но о нем как о путешественнике и ния о городе Хараре и его истории.
в какой-то мере этнографе известно да­ Увы, о самом путешествии по стране
леко не всем. А между тем какая ред­ не было почти ни слова. Записи об­
кость - поэт, взявшийся за весьма тяже­ рывались на дне, когда маршрут экспе­
лый и опасный труд исследователя, и диции должен был только начаться.
Куда же исчезли остальные главы аф­
притом такой экзотической в те годы
страны, как Африка.
риканского дневника Гумилева? Отвечу
Как ни странно, в биографиях Гуми­ сразу. Они почти тридцать лет хранятся
лева, издававшихся и у нас, и за рубе­ в моей библиотеке, и лишь сейчас сло­
жом, нет достаточно полных сведений о жились условия, благоприятные для их
его поездках на африканский конти­ публикации.
Но прежде чем обратиться к этим
нент. Даже число таких поездок не ука­
зывалось достаточно точно. А ведь да­ уникальным текстам, касающимся по­
льние странствия Гумилева сыграли следней поездки Гумилева в Африку,
огромную роль в его становлении как скажем несколько слов о других его
личности и как поэта. Без них не было путешествиях, которые тоже отрази­
бы создано множества великолепных лись в творчестве поэта и только в своей
его произведений, да и как писатель он, совокупности позволяют воссоздать
часть его во многом искаженного об­
вероятно, был бы иным.
Поэтому то внимание, с которым раза.
наши читатели относятся сейчас ко всем
В Африке Гумилев бывал не раз.
публикациям, касающимся не только са­ Впервые - летом 1907 года, когда ему
мих стихов Гумилева, но и результатов едва исполнился 21 год. Это было не
его увлекательной деятельности иссле­ столько путешествие, сколько мальчи­
дователя, вполне оправдано. Конечно, шеская авантюра, осуществленная тай­
особый интерес вызывали и продолжа­ ком от родителей, почти без денег. Его
ют вызывать его экспедиционные мате­ путь проходил через Стамбул, Измир,
риалы, и в первую очередь полевые Порт-Саид, Каир и заканчивался в Мар­
дневники, долгое время считавшиеся по­ селе. Сохранились записки жены его
гибшими в пламени двух мировых войн старшего брата Дмитрия Александры
Андреевны Гумилевой, в которых она
и революции.
Так, в январе 1987 года в газете “Мо­ сообщила некоторые подробности дан­
сковские новости’' появилась статья ной эскапады:
“ Об этой своей мечте (поехать в Африку)
журналиста Г. Дрюбина под интригую­
щим заголовком “Куда исчезли африка­ поэт написал отцу, но отец категорически
нские дневники Гумилева?” . В ней при­ заявил, что ни денег, ни его благословения
на такое “экстравагантное путешествие” он
водились сведения об организации по­ не
получит до окончания университета. Тем
следней экспедиции поэта в Абиссинию не менее Коля, не взирая ни на что, в 1907
в 1913 году и была сделана правильная году пустился в путь, сэкономив необходи­
оценка ее задач и результатов. Справед­ мые средства из ежемесячной родительской
ливо прозвучал и призыв “похоронить получки. Впоследствии поэт с восторгом рас­
вульгарную легенду о Гумилеве как о сказывал обо всем виденном: как он ночевал
в трюме парохода вместе с пилигримами, как
чуть ли не барде белых завоевателей” .
Спустя три месяца в той же газете разделял с ними их скудную трапезу, как был
в Трувиле за попытку пробраться
была опубликована небольшая заметка арестован
на пароход и проехать “зайцем” . От родите­
О.Н.Высоцкого “Найдены дневники лей это путешествие скрывалось, и они узна­
Н.Гумилева” , где приводились записи ли о нем лишь пост фактум. П оэт заранее
А.С.Сверчковой, сестры поэта. Ее сын, написал письма родителям, и его друзья ак­
Николай Сверчков, был спутником Гу­ куратно каждые десять дней отправляли их
милева в его африканских путешестви­ из Парижа” 1.
В этих воспоминаниях есть ряд неточ­
ях. Александра Степановна пересказала
некоторые перипетии путешествия этих ностей. Неясно, например, каким обра­
молодых людей и отметила, что дневни­ зом, собираясь в Африку, Гумилев ока­
ки они вели оба. Дневник Коли мале­ зался в Нормандии (Трувиль). Может
нького (Сверчкова) был много позже быть даже, поездка в Трувиль была не
продан известному книжному издателю связана с данным путешествием и состо­
З.И.Гржебину и, уйдя за границу, бес­ ялась в другое время. Но тем не менее
следно исчез. Исчезли якобы и все сде­ сам факт африканской авантюры не вы­
ланные им во время путешествия много­ зывает ни малейших сомнений.
Эта поездка заняла, по-видимому, не
численные фотографии и негативы*.
Дневник же Гумилева, хранившийся более двух месяцев, поскольку, судя по
первоначально у его матери, был, по известной переписке с Валерием Брюсо­
мнению Высоцкого, позднее разрознен, вым, Гумилев был в России еще в мае
и от него остались только четыре нача­ 1907 года, а вернулся в Париж во второй
половине июля.
льных главы.
В письме из Парижа от 21 июля 1907
И вот в 14-м и 15-м номерах журнала
“Огонек” за 1987 год появились эти дол­ года* он писал:
“Дорогой Валерий Яковлевич!
гожданные четыре главы африканского
Если бы Вы знали, как глубоко я сознаю
дневника. В трех из них излагались со­

О

* При любезной помощи сотрудницы Музея антро­
пологии и этнографии им. Петра Великого 3 .Л .П у­
гач удалось выяснить, что все негативы Н.Сверч­
кова целы, но до сих пор. к сожалению, не отпеча­
таны.

80

мою вину перед Вами. После Вашего лю без­
ного приема, после всего, что Вы сделали
для меня, не писать Вам в продолжение двух (
месяцев - это преступление, которому нет'
* Все даты здесь и далее старого стиля.

равных. Н о, честное слово, все это время я
был, по выражению Гофмана, <...> “играли­
щем слепой судьбы” . Я думаю, что будет
достаточно сказать, что после нашей встречи
я был в Рязанской губернии, в Петербурге,
две недели прожил в Крыму, неделю в Ко­
нстантинополе, в Смирне имел мимолетный
роман с какой-то гречанкой, воевал с апаша­
ми в Марселе и только вчера, не знаю как, не
знаю зачем, очутился в Париже”2.

Во время своего второго путеше­
ствия, в следующем, 1908 году, Гумилеву
удалось побывать в Египте, но добра­
ться до центральных районов этой стра­
ны он, по-видимому, не смог. В очеред­
ном письме Брюсову от 14 июля он
писал:
“Я помню Ваши предостережения об опас­
ности успехов и осенью думаю уехать на
полгода в Абиссинию, чтобы в новой обста­
новке найти новые слова...”3.

Однако эти планы реализовать не уда­
лось, и в открытке с изображением пи­
рамид, отправленной 19 октября из
Египта тому же адресату, он сообщил:
“Дорогой Валерий Яковлевич, я не мог не
вспомнить Вас, находясь “близ медли­
тельного Нила, там, где озеро Мерида в
царстве пламенного Ра” . Но увы! Мне не
удается поехать в глубь страны, как я мечтал.
Посмотрю сфинкса, полежу на камнях Мем­
фиса, а потом поеду не знаю куда, но только
не в Рим. Может быть, в Палестину или
Малую Азию . Адреса у меня нет. Когда
будет, тотчас сообщу.
Преданный Вам Н.Гумилев”4.

К сожалению, пока нет никаких све­
дений о том, где же все-таки Гумилеву
удалось побывать в эту поездку; судя по
тому, что он вернулся в Царское Село в
первых числах ноября, ее продолжи­
тельность была не более трех месяцев, а
за оставшиеся 10-15 дней далеко уехать
было трудно.
Только третье путешествие в Африку
позволило Гумилеву достигнуть, нако­
нец, столь желанной ему Абиссинии. В
открытке от 3 декабря 1909 года с бол­
гарским штемпелем он написал Брюсову,
что находится на пути в эту страну:
“Приветствую Вас из Варны, куда я заехал
по пути в Абиссинию. Там я буду недели
через полторы”5.

Уже в следующем письме от 24 декаб­
ря того же года он сообщил, что почти
добрался до Абиссинии:
“Дорогой Валерий Яковлевич, как видите,
пишу Вам уже из Джибути. Завтра еду в глубь
страны по направлению к Адис-Абебе*, сто­
лице Менелика.
По дороге буду охотиться. Здесь уже есть
все до львов и слонов включительно. Солнце
палит немилосердно, негры голые. Настоя­
щая Африка. Пишу стихи, но мало. Глупею
по мере того, как чернею, а чернею я с
каждым часом. Но впечатлений масса. Хва­
тит на две книги стихов.
Если меня не съедят, я вернусь в конце
января”6.

Очень характерным было и письмо
поэту Михаилу Кузмину:
“Дорогой Миша, пишу уже из Харрара**.
Вчера сделал двенадцать часов (70 киломе­
тров) на муле, сегодня мне предстоит ехать
еще 8 часов (50 километров), чтобы найти
леопардов. Так как княжество Харрар нахо­
дится на горе, здесь не так жарко, как было в
Дире-Дауа, откуда я приехал. Здесь только
один отель и цены, конечно, страшные. Но
сегодня ночью мне предстоит спать на возду* Правильно писать - Аддис-Абеба.
** Правильно писать - Харар.

хе, если вообще придется спать, потому что
леопарды показываются обыкновенно но*
чью. Здесь есть и львы, и слоны, но они
редки, как у нас лоси, и надо надеяться на
свое счастье, чтобы найти их.
Я в ужасном виде: платье мое изорвано
колючками мимоз, кожа обгорела и меднокрасного цвета, левый глаз воспален от со­
лнца, нога болит, потому что упавший на
горном перевале мул придавил ее своим те­
лом. Но я махнул рукой на все. Мне кажется,
что мне снятся одновременно два сна, один
неприятный и тяжелый для тела, другой
восхитительный для глаз. Я стараюсь думать
только о последнем и забываю о первом.
Как видишь из этого письма, я не совсем
забыл русский язык; здесь я говорю на пяти
языках сразу. Но я доволен своей поездкой.
Она меня пьянит, как вино.
Когда ты получишь это письмо, я буду,
наверное, уже по дороге в Константинополь
и через неделю увижу тебя”7.

Стоит отметить, что предполагавшая­
ся охота состоялась. Она подробно опи­
сана Гумилевым в рассказе, опублико­
ванном много позже в № 8 Ежемесяч­
ных литературных и популярно­
научных приложений к журналу “Нива”
за 1916 год.
Нетрудно видеть, что данная поездка
в Абиссинию носила просто познава­
тельный или, как сейчас принято гово­
рить, туристический характер. Но она
оказалась весьма плодотворной в духов­
ном смысле, поскольку широко откры­
ла горизонты автора, наполнила его
душу новыми, необычайно яркими об­
разами и укрепила его уверенность в
себе. Именно в эту поездку он собрал
местный фольклор, преобразив его в
серию оригинальных абиссинских пе­
сен, вошедших в сборник “Чужое небо”
(изд. “Аполлон”, 1912).
Вот две из этих песен.
ПЯТЬ БЫКОВ
Я служил пять лет у богача,
Я стерег в полях его коней,
И за то мне подарил богач
Пять быков, приученных к ярму.
Одного из них зарезал лев,
Я нашел в траве его следы,
Надо лучше охранять крааль,
Надо на ночь зажигать костер.
А второй взбесился и бежал.
Звонкою ужаленный осой,
Я блуждал по зарослям пять дней,
Но нигде не мог его найти.
Двум другим подсыпал мой сосед
В пойло ядовитой белены,
И они валялись на земле
С высунутым синим языком.
Заколол последнего я сам,
Чтобы было, чем попировать
В час, когда пылал соседский дом
И вопил в нем связанный сосед.
ЗАНЗИБАРСКИЕ ДЕВУШКИ
Раз услышал бедный абиссинец.
Что далеко на севере, в Каире,
Занзибарские девушки пляшут
И любовь продают за деньги.
А ему давно надоели
Жирные женщины Габеша,
Хитрые и злые сомалийки
И грязные поденщицы Каффы.
И отправился бедный абиссинец
На своем единственном муле
Через горы, леса и степи
Далеко, далеко на север.

Автограф стихотворения
Н.Гумилева “Дездемона” (из
собрания П.С.Романова)

‘ s»
- V T V .- * *

fa r '

: ....

r ^

rX > f

a

^ i
>r)

• Г

"
Г

n
A

Y *

3^

fi

f f *л<

/ У/)

J*4л .
Pt X
С*, a

4'

«-О
1

, jj.

>

Г '" J

*„ Г

IJ

Автограф первой страницы
абиссинского дневника
И.Гумилева(из собрания
В.В.Ьронгулеева)

3) jy Jêjc ?, A *ÿ.r «s

«-A

{m,

»---- ffa fo
Ch.

J /.
я.«-—«A,-* Г " * .

n _
— *

.

^

1TZSCZ'Ÿ/yfti/
.1

..

1. Д

I+K'C*. ^

^

—

1W
7^ у

x
/ 7

, 7 ' 4<

*

Ц._л- — v s 9**0*
^
f

/f

Автограф описи предметов
быта, сопранных
собранных .
j оыта,
H .Гумилевым в Хараре 17
i 1913 года (из собрания
Н К
И ^ n / l U I V lO O D ijk
В.В.Ьронгулеева)

Фотография, сделанная И.Гумилевым
во время путешествия по Африке

Страница африканского
дневника И.Гумилева

Открытка, присланная
И.Гумилевым H;J
Константинополя

И.Сверчков

82

Автограф и рисунок
И.Гумилева

На него нападали воры,
Он убил четверых и скрылся,
А в густых лесах Сенаара
Слон-отшельник растоптал его мула.
Двадцать раз обновлялся месяц,
Пока он дошел до Каира
И вспомнил, что у него нет денег,
И пошел назад той же дорогой.

В журнале “Аполлон” за 1910 год, в
№ 7, была помещена критическая ста­
тья Вячеслава Иванова о сборнике Гу­
милева “Жемчуга” . Иронически, но
доброжелательно он писал, что автор “в
такой мере смешивает мечту и жизнь,
что совершенное им одинокое путеше­
ствие за парой леопардовых шкур в Аф­
рику немногим отличается от задуман­
ного - в Китай - в сообществе с мэтром
Рабле, а встреча с Летучим Голландцем
из поэмы “Капитаны” удивила бы его<...>
быть может, не более, чем живописное
общество портовой таверны из той же,
милой своим восторгом простора,
поэмы” .
Как это правильно! Чрезвычайно жи­
вописен мир, созданный поэтом, и очень
большую лепту в его создание внесли
африканские путешествия. Они послу­
жили ему обильным источником впечат­
лений, вылившихся во множество стихо­
творений таких замечательных сборни­
ков, как упомянутое “Чужое небо” ,
“Колчан” , “Костер” и, конечно же,
весь “Шатер”. Этот последний сборник
целиком посвящен Африке. Здесь и
“Красное море” , и “Египет” , и “Су­
дан” , и “Сомали”, и, разумеется, его
любимая “Абиссиния”.
Вот знаменитое “Вступление” к это­
му сборнику:
Оглушенная ревом и топотом,
Облеченная в пламень и дымы,
О тебе, моя Африка, шепотом
В небесах говорят серафимы.
И твое открывая Евангелъе,
Повесть жизни ужасной и чудной,
О неопытном думают ангеле,
Что приставлен к тебе безрассудной.
Про деянъя свои и фантазии,
Про звериную душу послушай,
Ты, на дереве древнем Евразии
Исполинской висящая грушей.
Обреченный тебе, я поведаю
О вождях в леопардовых шкурах,
Что во мраке лесов за победою
Водят воинов стройных и хмурых.
О деревнях с кумирами древними,
Что смеются усмешкой недоброй,
И о львах, что стоят над деревнями
И хвостом ударяют о ребра.
Дай за это дорогу мне торную
Там, где нету пути человеку,
Дай назвать моим именем черную,
До сих пор не открытую реку;
И последнюю милость, с которою
Отойду я в селенья святые,
Дай скончаться под той сикоморою,
Где с Христом отдыхала Мария.

А с каким размахом начинается стихо­
творение “Абиссиния” !
Между берегом буйного Красного моря
И суданским таинственным лесом видна,
Разметавшись среди четырех
плоскогорий,
С отдыхающей львицею схожа страна.

практически никому не известный сей­
час материал.
Очередное путешествие на восток
Африки, судя по дневнику, опублико­
ванному в “Огоньке” сыном поэта О.Н.
Помню ночь и песчаную помню страну
Высоцким, Гумилев задумал еще в 1912
И на небе так низко луну.
году, предложив Российской Академии
И я помню, что глаз я не мог отвести
наук “пройти с юга на север ДанакиОт ее золотого пути.
льскую пустыню, лежащую между
Абиссинией и Красным морем, исследо­
В этот вечер, лишь тени кустов поползли,
вать нижнее течение реки Гаваш, узнать
Подходили ко мне сомали,
рассеянные там неизвестные загадоч­
Вождь их с рыжею шапкой косматых волос
ные племена...” . Однако этот маршрут,
Смертный мне приговор произнес,
в связи с его значительной стоимостью,
И насмешливый взор из-под спущенных век
принят не был. Позднее Гумилевым
Видел, сколько со мной человек.
был разработан другой маршрут - из
Джибути к Харару, потом, составив ка­
раван, на юг, в область, лежащую меж­
И до боли я думал, что там, на луне,
ду Сомалийским полуостровом и озера­
Враг не мог бы подкрасться ко мне.
ми Рудольфа, Маргариты, Звай. Этот
И когда, перед утром, склонилась луна,
вариант академикам понравился бо­
Уж не та, а страшна и красна,
льше, и началась подготовка к выезду.
Понял я, что она, словно рыцарский щит,
На всю поездку Музей антропологии и
Вечной славой героям горит,
этнографии выделил только тысячу руб­
И верблюдов велел положить, и ружью
лей. Однако путешественники получили
Вверил вольную душу мою.
на льготных условиях несколько солда­
тских
винтовок с патронами и необходи­
И совсем по-иному звучит эпически
мое
снаряжение.
Был обеспечен бес­
спокойное и даже благоговейное восхва­
платный проезд до Джибути и обратно.
ление реки Нигер:
Интересно отметить, что организо­
ванная с большим трудом экспедиция
Ты торжественным морем течешь по
Судану,
чуть-чуть не закончилась, еще не начав­
Бьешься с хищною стаей сахарских песков,
шись. Перед самым отъездом Николай
Дышишь полною грудью в лицо океану,
Степанович неожиданно заболел, тем­
С середины твоей не видать берегов!
пература поднялась до 40°, и он периоди­
На тебе, словно бисер на яшмовом блюде,
чески терял сознание. Вызванный врач
Расписные, узорные пляшут ладьи,
сказал, что у него, скорее всего, тиф. И
И в ладьях величавые черные люди
тут, как и всегда, проявился характер
Восхваляют благие деянъя твои.
Гумилева. По словам одного из его дру­
зей, поэта Георгия Иванова, он всю
И вместо обычной карты, где эта
ночь перед отъездом бредил. На следу­
река изображена “виноградною узкою
ющее утро, как записал в своих воспо­
веткой” под “размеренной сеткой сочи­
минаниях Иванов, “жар был так же си­
ненных для скуки долгот и широт” , обе­
лен, сознание не вполне ясно: вдруг,
щает:
перебивая разговор, он заговорил о ка­
Я тебе, о мой Нигер, готовлю иную,
ких-то белых кроликах, которые умеют
Небывалую карту, отраду для глаз,
читать, обрывал на полуслове, опять
Я широкою лентой парчу золотую
начинал говорить разумно и вновь об­
Положу на зеленый и нежный атлас.
рывал.
Снизу, влево, пусть ляжет осколок
Когда я прощался, он не подал мне
рубина, руки: “Еще заразишься” , - и прибавил:
Это край позабытых железных богов,
“Ну, прощай, будь здоров, я ведь сегод­
Что валяются в грозных ущельях Бенина
ня непременно уеду” .
Меж слоновых клыков и людских черепов.
На другой день я вновь пришел его
Вправо, выше, где вольные степи Сокото,
навестить, так как не сомневался, что
Шерсть пантеры и пулю я рядом нашью,
фраза об отъезде была тем же, что
Здесь прекрасны сраженья, привольны
читающие кролики, т.е. бредом.
охоты,
Меня встретила заплаканная Ахмато­
Хорошо здесь скитаться копью и ружью.
ва: “Коля уехал” .
Дальше крупный опал, прихотливо мерцая
За два часа до отхода поезда Гумилев
Затаенным в нем красным и синим огнем,
потребовал воды для бритья и платье.
Мне так сладко напомнит мечети Сотая
Его пытались успокоить, но не удалось.
И султана сонгайского праздничный дом.
Он сам побрился, сам уложил то, что
И жемчужиной дивной отмечен мной будет
осталось неуложенным, выпил стакан
Сердце Африки, город чудес - Тимбукту,
чаю с коньяком и уехал”8.
Где встречается тот, кто сидит на
Так началась четвертая, и последняя
верблюде,
С тем, кто правит рулем на тяжелом плоту. экспедиция Гумилева. Вместе со своим
племянником, семнадцатилетним Нико­
* * *
лаем Сверчковым, седьмого апреля они
Все три перечисленных выше путе­
выехали в Одессу. Девятого они были
уже в этом порту, а десятого на парохо­
шествия не являлись научными в обыч­
ном смысле слова. Но они, несомненно,
де Российского Добровольческого фло­
послужили хорошей подготовкой к по­
та “Тамбов” вышли в море.
Все события последующих дней,
следнему, четвертому, совершенному
Гумилевым в 1913 году. Оно заслужива­
вплоть до второй половины мая 1913
ет более подробного рассмотрения, тем
года, изложены в дневнике Гумилева,
более, что для этого имеется новый,
опубликованном его сыном Высоцким.
Стихотворение, посвященное Сома­
ли, полно нарастающей жутью ожида­
ния фантастического сражения почти
что в духе Густава Эмара:

83

Для того, чтобы у читателей сложилось
более или менее целостное представле­
ние обо всем маршруте, я позволю себе
изложить вкратце содержание этого
дневника.
Двенадцатого апреля наши путеше­
ственники прибыли в Стамбул, где посе­
тили знаменитый храм Айя-София. За­
тем их пароход направился в Порт-Саид,
высадиться в котором, однако, они не
смогли, так как в Стамбуле были случаи
заболевания холерой, и пассажиров в
порт не пускали.
Пройдя Суэцкий канал, они вошли в
Красное море и через несколько дней
стали на рейде перед Джиддой. Не уда­
лось посетить им и этот порт, поскольку
в городе была чума. Через четыре дня,
миновав неприветливый, как записал в
дневнике Гумилев, Баб-эль-Мандебский
пролив, их “Тамбов” прибыл в конеч­
ный пункт своего плавания - в Джибути.
В Джибути путешественники пробы­
ли три дня, осматривая город и выясняя
возможности своего дальнейшего следо­
вания. На четвертый день они погрузи­
лись в поезд, чтобы добраться до абис­
синского города Дире-Дауа. Однако на
поезде им удалось доехать только до
станции Айша, находящейся от ДиреДауа не менее чем в 150 км. Оказалось,
что во время сильных дождей железно­
дорожное полотно было сильно повреж­
дено. Большинство пассажиров верну­
лось в Джибути, но Гумилев со своим
спутником, а также познакомившийся с
ними в пути турецкий консул, ехавший в
Харар, решили остаться, чтобы попасть
в Дире-Дауа каким-либо иным спосо­
бом. Им удалось вначале на двух дрези­
нах, а затем на платформе для камней
благополучно добраться до Дире-Дауа.
Здесь они оставили свое снаряжение и в
тот же день отправились в город Харар.
“ Уже с горы, - записал Гумилев, - Харар
представлял величественный вид со своими
домами из красного песчаника, высокими ев­
ропейскими домами и острыми минаретами
мечетей. Он окружен стеной, и через ворота
не пропускают после заката солнца. Внутри
же это совсем Багдад времен Гарун-альРашида. Узкие улицы, которые то подыма­
ются, то спускаются ступенями, тяжелые
деревянные двери, площади, полные галдя­
щим людом в белых одеждах, суд тут же на
площади - все это полно прелести старых
сказок” .

Приют был найден “в греческом оте­
ле, единственном в городе, где за сквер­
ную комнату и еще более скверный стол
<...> брали цену, достойную парижского
Grand Hotel’a” . Путешественники про­
были здесь не менее трех дней и за это
время с трудом купили необходимых им
мулов. Затем они вернулись в ДиреДауа за своим багажом и вновь направи­
лись в Харар, где в последующие дни
приобретали местные предметы утвари
для коллекций.
Интересны некоторые детали, сооб­
щенные Гумилевым в письме на имя
старшего энтографа Музея антрополо­
гии и энтнографии Л.Я.Штернберга.
“ Прибыв в Дире-Дауа, мы тотчас отправи­
лись в Харар покупать мулов, т.к. здесь они
дороги. Купили пока четырех, очень недур­
ных, в среднем по 45 р. за штуку. Потом
вернулись в Дире-Дауа за вещами и здесь
взяли четырех слуг, двух абиссинцев и двух
84

галласов, и пятого переводчика, бывшего
ученика католической миссии, галласа <...>
Завтра я надеюсь уже выступить, и месяца
три Вы не будете иметь от меня вестей.
Вернее всего, в конце августа я прямо приеду
в Музей. Очень прошу Вас в половине июня
послать через Лионский кредит в Banc of
Abyssinia в Dire-Daoua 200 р. Я на них рассчи­
тываю, чтобы расплатиться с ашкерами и
возвратиться. Русский вице-консул в Джибу­
ти m-r Галеб оказал мне ряд важных услуг:
устроил бесплатный пропуск оружия в Джи­
бути и в Абиссинии, скидку на провоз багажа
на железной дороге, дал рекомендательные
письма.
Искренне уважающий Вас
Н.Гумилев”9.

Чтобы путешествовать по Абисси­
нии, необходимо было приобрести
специальный пропуск. Гумилев телегра­
фировал об этом в Аддис-Абебу русско­
му поверенному в делах. Ему ответили,
что пропуск отправлен начальнику ха­
рарской таможни. Но оказалось, что
дело это сложное, и без приказа из
столицы местное начальство сделать ни­
чего не сможет. Так как такой приказ
мог поступить не скоро, Гумилев решил
налегке отправиться пока в Джиджигу к
сомалийскому племени габаризаль.
На этом заканчивается третья глава
дневника, опубликованного О. Н.Вы­
соцким. Четвертая глава, как я уже от­
метил выше, не имеет прямого отноше­
ния к путешествию. Скорее всего, она
вообще была написана много позже.
Высоцкий считает, что принадлежащий
ему дневник имел продолжение, но оно
затерялось. У меня же возникла уверен­
ность, что никакого продолжения этого
дневника, в той же художественной
форме, не было. Он был просто не
закончен самим Гумилевым. На первый
взгляд, такое заключение кажется рис­
кованным, однако при более вни­
мательном рассмотрении вновь обна­
руженных материалов оно становится
очевидным.
Первоначально Гумилев действитель­
но хотел писать свои путевые заметки
сразу в литературной форме, годной для
публикации. Это подтверждается и его
словами в письме к Ахматовой, послан­
ном еще с дороги:
“Мой дневник идет успешно, и я пишу его
так, чтобы прямо можно было печатать” 10.

Пока они плыли на пароходе и жили в
гостиницах, это было, вероятно, воз­
можно. Однако дальше все стало меня­
ться. Начались трудности, связанные с
подготовкой к маршруту, посыпалось
множество дел - и наем нужных людей,
и покупка мулов, и получение пропуска
на дальнейшее следование, и выручение
временно конфискованных в таможне
ружей, и приобретение экспонатов для
коллекций, и многое другое. Вероятно,
даже экскурсию в Джиджигу, если она
все-таки состоялась, он записать не ус­
пел или поручил это сделать Сверчкову.
Когда же экспедиция тронулась в путь,
тут уж стало совсем не до художествен­
ных описаний, и Гумилев перешел на
обычный способ фиксации только са­
мых главных происшествий, основных
пунктов маршрутов и продолжитель­
ности дневных переходов. И записи при­
няли совсем иной характер - типичного
полевого дневника, который ведется

урывками, на коленях, при свете ко­
стра. Вот этот дневник, приобретенный
мной, как я указал, почти тридцать лет
тому назад, и является единственным
продолжением первого. К тому же
смешно было в тех условиях сразу вести
два дневника. Конечно, можно пред­
положить, что Гумилев продолжил ху­
дожественное описание своего путеше­
ствия уже после возвращения в Россию.
Но если бы это было так, он безусловно
бы его опубликовал. Как известно, это­
го не случилось, а в печати появились
лишь отдельные рассказы с эпизодами,
отчасти взятыми из дневников, и то­
лько. Ведь и на родине было много
срочных дел: оформление и сдача кол­
лекций в музей, составление их описей,
составление отчета об экспедиции.
Вполне возможно, что наш путешест­
венник в конце концов просто потерял
интерес к завершению и изданию своих
дневников. Ведь все же он был не уче­
ным, а поэтом. А потом началась война,
и он пошел на нее добровольцем.
Так или иначе, но сейчас в нашем
распоряжении имеются два совершенно
различных по своему характеру дневни­
ка, не повторяющие друг друга, а рису­
ющие почти непрерывную картину наи­
более значительного и интересного
странствия их автора. Воспользуемся
этим и продолжим вместе с ним весь его
трудный путь до конца.
* * *
Однако прежде несколько слов о том,
как попал в мои руки второй дневник
Гумилева, а также и о самом дневнике.
Много лет тому назад в Москве жил
известный собиратель автографов В.Г.Данилевский. Жил он невероятно
бедно, хотя и был при этом, что называ­
ется, подпольным миллионером. Он
собрал и хранил редчайшую коллек­
цию, в которой подписи русских царей
мирно соседствовали с подписями рево­
люционеров, а также и таких писателей,
как Бальзак, Гюго, Толстой, Достоев­
ский и даже... Пушкин. Коллекции этой
не было цены, хотя уже после смерти ее
владельца она была продана в отдел
рукописей Библиотеки им. Ленина, как
говорят, всего за 47 000 рублей в старых
знаках. Так вот, вряд ли сейчас кто
поверит, что эта коллекция годами ле­
жала в старом чемодане в проходной
Московского карбюраторного завода на
улице Шаболовка. Другого, более на­
дежного места для хранения своих ре­
ликвий, Данилевский, видимо, найти не
мог.
Кажется, в 1961 году он получил мале­
нькую комнатушку в коммунальной
квартире и с большой таинственностью
пригласил меня в гости. В комнатке
площадью около 5 квадратных метров
стоял остов железной кровати, покры­
той досками и застеленной газетами. Ни
матраца, ни белья не было и в помине.
Не было и никакой иной мебели. Но на
подоконнике стоял заветный чемодан,
обретший свое предпоследнее пристани­
ще. Помню, что меня поразила рас­
цветка обоев. Присмотревшись, я
вздрогнул от отвращения - узорами ока­
зались мириады давленных клопов.

Порывшись в чемодане, хозяин
извлек пачку грязных маленьких стра­
ничек и подал мне. Я с опаской взял их в
руки и... не поверил глазам. Это были
страницы
африканского
дневника
H.С.Гумилева. Только страшная нужда
заставила Данилевского решиться его
продать.
Где достал этот дневник Даниле­
вский? Через сколько рук он прошел до
него? К сожалению, узнать это мне не
удалось.
Много лет спустя я узнал, что, расста­
ваясь с дневником Гумилева, этот кол­
лекционер все же сохранил для себя
автограф поэта. Оказалось, перед про­
дажей он вынул из него один двойной
лист. На нем был черновой набросок
сонета, позднее названного Гумилевым
“Дездемона” . Он был опубликован в
существенно иной редакции в 46-м номе­
ре журнала “Нива” за 1913 год. Приво­
жу его здесь по этой публикации.
ДЕЗДЕМОНА
Когда вступила в спальню Дездемона, Там было тихо, душно и темно,
Лишь месяц любопытный к ней в окно
Заглядывал с ночного небосклона.
И страшный мавр со взорами дракона,
Весь вечер пивший кипрское вино,
К ней подошел, - он ждал ее давно, Он не оценит девичьего стона.
Напрасно с безысходною тоской
Она ловила тонкою рукой
Его стальные руки - было поздно.
И, задыхаясь, думала она:
“О, верно в день, когда шумит война,
Такой же он загадочный и грозный!”

Интересна и первая, черновая редак­
ция этого сонета, записанная в африкан­
ском дневнике. Поэтому я помещаю ее
здесь в факсимильном виде с разреше­
ния ее сегодняшнего владельца П.С.Ро­
манова.
Однако что же представляет собой
сам дневник?
Это две тетрадочки без обложек,
сброшюрованные железными скобка­
ми. Текст написан черной тушью в ос­
новном на одной стороне и лишь в конце
простым карандашом. Бумага запачка­
на и по краям обожжена. Размер тетра­
док 10,5x7,5 см.
Описания охватывают период с 4
июня по 20 или 21 июля, причем на весь
дневник есть только одна дата (17/4
июля). Все остальные дни помечены
просто порядковыми номерами. Кроме
хроники путешествия имеются описи
коллекций, собранных в Хараре 17 и 18
мая. Всего здесь названо семьдесят ве­
щей, в числе которых предметы одежды
(головные уборы, сандалии, деревян­
ные башмаки), украшения (кольца, се­
рьги, веер), домашняя утварь (корзины,
глиняные сосуды), оружие (ножи, пали­
ца) и многое другое.
Чтобы разобрать текст дневника, мне
пришлось проделать довольно большую
работу, обращаясь к литературе по
Эфиопии. И все же ряд местных назва­
ний прочесть не удалось. Однако весь
маршрут экспедиции восстановлен пол­
ностью, в том числе и те эпизоды, о
которых упомянула сестра Гумилева

А.С.Сверчкова (“Огонек” , № 14, 1987),
хотя в ее рассказе они были сильно
искажены. Так, например, она сообщи­
ла, что во время путешествия путники
посетили пророка Гуссейна и что он
“принял европейцев с почетом, остался
доволен поднесенными подарками...”. На
самом же деле они посетили могилу
Гуссейна, а подарки сделали, наверное,
губернатору городка, который снабдил
их провизией. Есть и другие искажения.
Поскольку второй дневник для публи­
кации не предназначался, я привожу из
него лишь отдельные выдержки, а опи­
сание путешествия делаю своими сло­
вами.
*

*

*

Как помнит читатель, первый днев­
ник заканчивался сообщением о походе
в Джиджигу к сомалийцам. К сожале­
нию, никаких сведений об этом походе
ни в первом, ни во втором дневниках
нет.
Второй дневник начинается с сообще­
ния о том, что караван вышел из Харара
в свой основной маршрут через Тоанские ворота и вначале двинулся в на­
правлении на Дире-Дауа, мимо озер
Оромайо и Адели, а затем на запад в
сторону Черчерских гор*.
В течение нескольких последующих
дней маршрут проходил по гористой ме­
стности, называемой Мета. Сразу же
начались леса, где путникам приходи­
лось прорубать себе дорогу. Здесь ими
было сделано много фотографий, при­
чем негативы они проявляли тут же, в
полевых условиях. Коля Сверчков по­
мимо фотографирования занимался сбо­
ром энтомологических коллекций.
По дороге Гумилев отмечал много
мелких подробностей их маршрута.
Часть его проходила по высокогорью,
часть - по межгорным долинам, порос­
шим зарослями древовидных молочаев и
колючих мимоз. Кое-где встречались
небольшие поля дурро с редкими убоги­
ми хижинами. По ночам лагерь окружа­
ли гиены, и путникам приходилось стре­
лять, чтобы их отогнать. За первые дни
они миновали несколько крупных гор­
ных вершин - Гол я, Уалджира, Фурда.
Наиболее значительным из встречен­
ных в эти дни селением была деревня
Беддану, в которой жил геразмач** Мозлекие, дядя переводчика экспедиции.
Здесь путники провели целый день. Они
были в гостях у жены геразмача. Обеда­
ли в английской палатке и встретили
некоего русского доктора, имя которого
Гумилев не указал.
На седьмой день экспедиция подошла
к городку Ганами. По высотно­
природным условиям местность, по ко­
торой двигался караван, называлась
дега. Это высокогорье с абсолютными
отметками выше 2500 м над уровнем
моря, характеризующееся относительно
низкой среднегодовой температурой.
Идти здесь было не трудно. Но уже на
подходах к городу начался спуск, и вско* На современных картах - хребет Ахмар.
** В Абиссинии существовала сложная иерархия
рангов и титулов. От низших к высшим: баша,
баламбарас, геразмач, кеньязмач, фитаурари, дедъязмач, рас, рас битуоддет.

ре они оказались в зоне война-дега с
высотами от 1500 до 2500 м. Здесь стало
жарче. В дневнике за 11 июня* Гумилев
отметил:
“ Шли 6 часов на юг; пологий спуск в Аппия; дорога между цепью невысоких холмов;
колючки и мимозы; странные цветы - один
словно безумный с откинутыми назад лепе­
стками и тычинками вперед. Отбились от
каравана; решили идти в город; поднимались
над обрывами полтора часа; спящий город;
встречный вице-губернатор доводит до кара­
вана и пьет с нами чай, сидя на полу. Город
основан лет тридцать назад абиссинцами, на­
зывается Ганами (по-галласски Утренитб,
т.е. хороший); в нем живет начальник обла­
сти фитаурари Асфау с 1000 солдатами гар­
низона; домов сто. Церковь святого Михаи­
ла; странные камни с дырами и один на
другом; есть даже три друг на друге. Одни
напоминают крепостцу с бойницей, другие
сфинкса, третьи циклопические постройки.
Тут же мы видели забавное приспособление
для дикобраза (джарта); он ночью приходит
есть дурро, и абиссинцы поставили род теле­
графной проволоки или веревки консьержа,
один конец которой в доме, а на другом
повешено деревянное блюдо и пустые тык­
вы. Ночью дергают за веревку, в поле разда­
ется шум, и джарт убегает. В дне пути к югу
есть львы, в двух днях - носороги” .

13 июня караван отправился дальше.
Поселки встречались все реже и реже, и
началась так называемая кола - ме­
стность, расположенная ниже 1500 м и
представляющая собой полупустыню,
барху, с редкой растительностью. Здесь
они впервые встретились с леопардом.
Видели и много других более мелких
животных. Воды было крайне мало.
Жара свирепствовала, и их ашкеры (ка­
раванные слуги) начали бунтовать. Что­
бы их успокоить, Гумилеву пришлось
обещать дополнительное питание в пе­
риод перехода бархи.
К 14 июня путники с трудом добра­
лись до небольшого галласского селе­
ния. Гумилев записал:
“Стали просить продать молока, но нам
объявили, что его нет. В это время подъ­
ехали абиссинцы (два конных, пять слуг)
ашкеры А то Надо, которые просились ехать
с нами в Ганами. Они тотчас вошли в дерев­
ню, проникли в дома и достали молока. Мы
выпили и заплатили. Галласские старухи
были очарованы. Абиссинцы не пили, была
пятница, они старались для нас и, отыскивая
нас по следам, заехали в эту трущобу. Мы не
знали дороги и схватили галласа, чтобы он
нас провел. В это время прибежали с пастби­
ща мужчины - страшные, полуголые, угро­
жающие. Особенно один, прямо человек ка­
менного века. Мы долго ругались с ними, но
наконец они ж е, узнав, что мы за все запла­
тили, пошли нас провожать и на дороге,
получив от меня бакшиш, благодарили, и мы
расстались друзьями.
Остановились в 4 часа утра у воды. Вечер­
ом история. Накануне у нас пропал бурнус, и
по абиссинскому обычаю мои ашкеры долж­
ны были платить за него. Они пересмотрели
все свои вещи и, наконец, принялись за вещи
приставшего к нам по дороге ашкера, отбив­
шегося от своих хозяев, Нагода Шангаля.
Тот пришел жаловаться к нам и предлагал
идти к судье. Ему резонно поставили на вид,
что в бархе судей нет; и в то время как одни
его держали, другие вспороли его мешок.
Первой вещью там оказался наш бурнус. Вор
хотел бежать, его схватили и связали.
Пришедшие наши друзья-абиссинцы ссудили
нам кандалы и вора заковали. Тогда он объя* Все даты в дневнике отсчитаны от одной, на
тридцать первый день путешествия.

85

вил, что у него украли 6 талеров. Мне следо­
вало платить, и я объявил, что раскладываю
эти деньги на своих ашкеров. Тогда вора
обыскали и нашли деньги в его платье. Это
всех возмутило” .

Последующие дни путешествие про­
должалось в зоне кола в страшную
жару. Вода встречалась редко. По
дороге продолжали охотиться и снимать
шкуры с убитых животных. В мелких
селениях приобретали предметы мест­
ного быта. Во многих случаях не хвата­
ло сил ставить на ночь палатки и ложи­
лись спать прямо на землю, несмотря на
постоянную опасность быть укушен­
ными змеями и скорпионами.
17 июня Гумилев кратко описал
посещение селения из шести хижин.
“Абиссинцы потеряли своих мулов и пош­
ли их искать. Мои ашкеры требуют их ждать,
так как только они знают дорогу. Я согла­
шаюсь ждать до 12 часов. В страшную жару
выходим. Идем до 5 часов. Барха похожа на
фруктовый сад. Здесь она становится светлее
и реже.
Остановились у деревни. У входа. Чтобы
коровы не бросались все сразу в ворота и не
ломали их, перед ними вырыта большая яма.
Мы вошли в деревню из шести только
соломенных хижин (женщины и дети носят
куски кожи вместо одежды). Посетили шко­
лу. Купили ложку и смолы для чернил.
Учитель страшный жулик. Учился у
сомалей. Дети на каникулах, так как падеж
скота.
Впервые видел молитву Шейх-Нуратукейну” .

Только 19 июня они достигли долины
реки Рамис, перешли ее вброд и спус­
тились до впадения в крупную реку
Уаби. Переправа через Уаби прошла с
большими трудностями. Течение было
быстрым, и в воде кишели крокодилы.
Чтобы их отогнать, кричали и стреляли
из винтовок. Мулы по-видимому с тру­
дом шли в воду, и их начало сносить.
Нужно было их тянуть, а самим плыть.
Мул Коли Сверчкова опрокинулся и,
кажется, погиб. При этом у Коли кроко­
дил ухитрился сорвать с ноги гетру, а
одному из ашкеров поранил руку. После
переправы на правый берег Уаби путни­
ки долго отдыхали, сушили свое намок­
шее снаряжение и ловили рыбу. Потом
в тот же день прошли еще несколько
часов и заночевали, не разбивая лагеря.
Почти всю следующую неделю кара­
ван шел по бархе и постоянно испыты­
вал нехватку воды. В отдельных встре­
чавшихся хижинах и небольших посел­
ках иногда покупали молоко и масло.
Но с провизией было плохо, а самое
главное - кончилась мука. По дороге
путники охотились как для того, чтобы
пополнить коллекцию шкур, так и для
пополнения запасов продовольствия.
Местами дичи было очень много, и им
удавалось подстрелить уток, антилоп и
диких свиней. Однако условия были
очень тяжелыми. От плохой воды,
жары
и переутомления
Гумилев
заболел.
Его
мучили почки
и
периодически лихорадка.
23 июня на горизонте показалась гора
Шейх Гуссейна. Здесь сопровождавшие
экспедицию абиссинцы решили ехать
прямо в Гинир, а наши путешественники
направились в селение Шейх Гуссейн,
названное так в честь жившего в этом
месте святого. Путь был далек, и толь­
86

ко на третий день караван подошел к
этому поселку. В дневнике об этом име­
ется запись:
“Шли три часа до города; остановились на
окраине под двумя молочаями. Пришли два
галласа, которые советовали гнать других.
Аба Муда прислал провизии. Мы пошли к
нему; он принял нас в доме с плоской
крышей, где были три комнаты - одна отгоро­
женная кожами, другая - глиной. Была
навалена утварь. Хотел войти осел. Муда
подражает абиссинским вождям и важни­
чает. Потом после дня ужасной жары пошли
смотреть гробницу Шейх Гуссейна. Это огоро­
женное высокой каменной стеной кладбище
с каменным домиком привратника из Джиммы снаружи. Сняли обувь, камни кололись.
Выбеленные снаружи домики не штука­
турены внутри. Лучший дом - круглый гроб
Ш.Г. Потом есть гробницы его сына, дочери,
шейх Бушера (сына шейха Магомеда), шейх
Абдул Кадира и знатных галласов.
Вечером писали историю Ш.Г. с Хаджи
Абдул Меджидом и Кабир Аббасом” .

На следующий день в сопровождении
Коли маленького и их хозяина Абы
пошли смотреть место чудес, и в том
числе пещеры, где некогда жил Шейх
Гуссейн. В одной из них были дыры в
скале, помогавшие отличать праведни­
ков от грешных. По преданию, через
них мог проползти только праведник.
Если человек там застревал, ему никто
не смел помочь, и он умирал мучитель­
ной смертью. Гумилев, конечно, не мог
не проверить себя, но, к счастью,
пролез.
Приобретя кое-какую провизию, пут­
ники почти пять дней снова шли к югозападу. Местность была высокогорной,
но воды по-прежнему не хватало, что
заставляло делать большие переходы.
Помимо Гумилева заболели и другие.
Идти стало трудно. К тому же накопил­
ся и большой багаж. Тем не менее они
продолжали двигаться и где только воз­
можно покупать местные вещи. В одной
из деревушек им удалось приобрести
машину для очистки хлопка.
Лишь 30 июня они добрались до горо­
да Гинир, но в него не зашли, став
лагерем поодаль. Гумилев отметил:
“ ...у Фасики друг - начальник рынка; мы
обедали у двух сирийцев дома Галеба” .

В течение четырех дней отдыхали,
пополняли запасы продовольствия и
собирали этнографические экспонаты.
Из Гинира путешественники вышли 4
июля. Маршрут шел по высокогорной
дега, и от города Габбы их отделяла
лишь неширокая горная цепь. Здесь
было много поселений. Будучи еще
больным, Гумилев делал по дороге
лаконичные записи. Вот одна из них:
“Базар без деревни; начальник в будке;
объявление о беглом рабе; красавицы; жен­
щина с зобом; купили плетеную вазу из-под
масла...”

Через три дня вновь показалась река
Уаби. Вероятно, на этот раз переправа
прошла благополучно, поскольку в
дневнике никаких особых происшествий
отмечено не было. После переправы
путь шел вначале в зоне колы. Жара
свирепствовала, и, чтобы хоть немного
облегчить переходы, выходили ночью,
шли до утра, а потом разбивали лагерь и
днем отдыхали.
В зоне дега стало прохладнее. Днем
моросили дожди, а по ночам иногда

разражались даже ливни. Из-за них
жители некоторых поселков уходили
вниз в колу, так как в непроходимой
грязи их скотина тонула. Двигаться,
видимо, было трудно, но несмотря ни на
что, караван продолжал свой путь.
К пятнадцатому июля погода устано­
вилась, и Гумилев записал:
“Через три часа прелестной дороги с
павианами и...* палатка; из нее выходит бе­
лый m-r Rey; мы садимся и решаем ночевать,
чтобы завтра вместе пройти таможню: у него
- кобылы, у меня - разрешение. Вечером ему
приносят еды от жены Ато Мандафры. Едим
вместе. Мул кашляет” .

Вероятно, это был какой-то путе­
шественник, но никаких подробностей о
нем Гумилев не сообщил.
Чем ближе экспедиция подходила к
концу своего пути, тем все лаконичнее
делались записи в дневнике. Сказыва­
лись тяжелые условия похода. В послед­
ние дни Гумилев записывал буквально
по два-три слова в день. Под № 43,
соответствующим 16 июля, запись нача­
та словом: “Наутро...” Окончания
фразы нет, но на обратной стороне пре­
дыдущей страницы имеется еще шесть
номеров, начиная с 48, который, види­
мо, был спутан с № 43, и кончая № 53.
Все эти номера написаны почему-то в
убывающем порядке. Против № 52
написано: “Пришли в Лагохардин”**.
Против последнего, 53-го, всего одно
слово: “Дорога” .
Так заканчивается второй дневник
Гумилева, а следовательно, и информа­
ция о его последнем африканском путе­
шествии.
Куда вела эта “дорога”?
Скорее всего, в столицу, Аддис­
Абебу.
Известно, что собранные коллекции
были переданы в Музей антропологии и
этнографии 26 сентября 1913 года.
Поэтому вполне возможно, что путеше­
ственники могли находиться в Абисси­
нии еще около месяца.
* * *
Подведем итоги.
Перед нами обозначились картины
четырех дальних странствий Николая
Степановича Гумилева, и, следователь­
но, оказались отчасти восстановленны­
ми довольно большие и очень характер­
ные отрезки жизни этого крупного рус­
ского поэта, что само по себе весьма
существенно и ценно, так как приведен­
ные сведения могут в дальнейшем цели­
ком войти в его будущую полную и
объективную биографию.
Вполне законен вопрос: каково
значение путешествий Гумилева? Пола­
гаю, что очень большое, причем их
результаты должны оцениваться с двух
совершенно разных точек зрения.
Они оказали огромное влияние на
творчество поэта, необычайно обогатив
его внутренний мир и резко обособив
его от всех русских мастеров рит­
мического слова. Они придали его голо­
су твердое мужественное звучание и
своеобразную ориенталистскую окрас* Текст разобрать не удалось.
** На современных картах - Метахара, железно­
дорожная станция, расположенная между Джибути
и Аддис-Абебой.

ку. Самое же главное, они сделали его
поэзию реалистичной, отнюдь не разру­
шив при этом “узорность садов его
души”. Своими путешествиями с их
постоянными трудностями и опасностя­
ми Гумилев завоевал право писать о
таких высоких вещах, как победа, сла­
ва, подвиг, честь, жизнь, смерть... С их
помощью он сформировался как лич­
ность и как поэт, являвшийся к тому же
основателем целого литературного нап­
равления. В результате русская литер­
атура приобрела великолепные трофеи
в виде оригинальных, очень свежих и
незабываемых стихотворений.
А наука? Были ли полезны
путешествия Гумилева для этнографии?
Разумеется, были, хотя их вклад
сравнительно скромен. Гумилев не пер­
вый исследователь Африки, и в частнос­
ти, Абиссинии. Задолго до него эту
страну посетили многие русские и ино­
странные путешественники.
Среди
первых нельзя, конечно, забывать
таких, как H.С.Леонтьев (1895),
И.П.Бровцин (1897, 1898-1899, 19031905), П.В.Щусев (1900), и многих, мно­
гих других. Они тоже изучали эту древ­
нюю интересную страну и собрали там
обширные коллекции ее быта, куль­

туры и истории. Но все же страницы,
вписанные в нашу этнографию H.С.Гу­
милевым, поскольку он был поэт, име­
ли совершенно особое звучание. В
результате его имя навсегда оказалось
связанным с именем не только одной
Абиссинии, но и Африки в целом. К
тому же ведь и он, как и его предшест­
венники и последователи, передал в
широко известный Музей этнографии
имени Петра Великого несколько цен­
ных коллекций и большую серию нега­
тивов, что, конечно, представляет
особый интерес.
Эти материалы
уникальны уже потому, что собраны
крупным русским поэтом. Но помимо
этого они могли бы дать возможность
взглянуть на народ и природу Абисси­
нии почти столетней давности, если бы,
конечно, были доступны и широкой
публике, и специалистам.
Хочется надеяться, что Музей антро­
пологии и этнографии в конце концов
отдаст должное памяти Николая Степа­
новича Гумилева и создаст специальную
экспозицию всех собранных им коллек­
ций, и особенно фотографий, не видев­
ших света на протяжении многих де­
сятилетий. Это нужно было бы сделать
к столетию со дня его рождения, но и

сейчас для такой экспозиции можно
было бы найти необходимый предлог.
Лишь в этом случае перестанут посто­
янным укором звучать его ставшие
широко известными строфы:
Есть музей этнографии в городе этом
Над широкой, как Нил, многоводной
Невой,
В час, когда я устану быть только
поэтом,
Ничего не найду я отрадней его.
Я хожу туда трогать дикарские вещи,
Что когда-то я сам издалёка привез,
Слышать запах их странный, родной и
зловещий,
Запах ладана, шерсти звериной и роз.

ПРИМЕЧАНИЯ
1 Г умилев Н. Собр. соч. в 4-х т. T. 1. Вашинг­

тон, 1962, с. XII—XIII.
2 РО ГБЛ, ф. 143 (В.Я.Брюсов).
3 Там же.
4 Там же.
5 Там же.
6 Там же.
7 РО ГПБ, ф. 124, ед.хр. 1400.
8 “Современные записки“ . Т.47. Париж,
1931, с. 310—320.
9 Архив Академии наук СССР, ф. 142. on. 1,
№65, л. 371.
10 “Огонек“ , 1987, №4.

87

I
а старинных виньетках часто изображали Африку в
виде молодой девушки, прекрасной, несмотря на гру­
бую простоту ее форм, и всегда, всегда окруженной дики­
ми зверями. Над ее головой раскачиваются обезьяны, за ее
спиной слоны помахивают хоботами, лев лижет ее ноги,
рядом на согретом солнцем утесе нежится пантера.
Художники не справлялись ни с ростом колонизации, ни
с проведением железных дорог, ни с оросительными или
осушительными земляными работами. И они были правы:
это нам здесь, в Европе, кажется, что борьба человека с
природой закончилась или во всяком случае перевес уже,
очевидно, на нашей стороне. Для побывавших в Африке
дело представляется иначе.
Узкие насыпи железных дорог каждое лето размывают­
ся тропическими ливнями, слоны любят почесывать свои
бока о гладкую поверхность телеграфных столбов и, ко­
нечно, ломают их, гиппопотамы опрокидывают речные
пароходы. Сколько лет англичане заняты покореньем Со­
малийского полуострова и до сих пор не сумели продвину­
ться даже на сто километров от берега. И в то же время
нельзя сказать, что Африка не гостеприимна, - ее леса
равно открыты для белых, как и для черных, к ее водопоям
по молчаливому соглашению человек подходит раньше
зверя. Но она ждет именно гостей и никогда не признает их
хозяевами.
Европеец, если он счастливо проскользнет сквозь цепь
ноющих скептиков (по большей части из мелких торгов­
цев) в приморских городах, если не послушается зловещих
предостережений своего консула, если, наконец, сумеет
собрать не слишком большой и громоздкий караван, мо­
жет увидеть Африку такой, какой она была тысячи лет
тому назад: безыменные реки с тяжелыми свинцовыми
волнами, пустыни, где, кажется, смеет возвышать голос
только Бог, скрытые в горных ущельях сплошь истлевшие
леса, готовые упасть от одного толчка; он услышит, как
лев, готовясь к бою, бьет хвостом бока, и как коготь,
скрытый в его хвосте, звенит, ударяясь о ребра; он поди­
вится древнему племени шангалей, у которых женщина в
присутствии мужчины не смеет ходить иначе, чем на четве­

Н

реньках; и если он охотник, то там он встретит дичь,
достойную сказочных принцев. Но он должен одинаково
закалить и свое тело, и свой дух: тело - чтобы не бояться
жары пустынь и сырости болот, возможных ран, возмож­
ных голодовок; дух - чтобы не трепетать при виде крови
своей и чужой и принять новый мир, столь непохожий на
наш, огромным, ужасным и дивно-прекрасным.
II
Красное море - бесспорно часть Африки, и ловля акулы
в Красном море может быть прекрасным вступлением к
африканским охотам.
Мы бросили якорь перед Джеддой*, куда нас не пустили,
так как там была чума. Я не знаю ничего красивее яркозеленых мелей Джедды, окаймляемых чуть розоватой пе­
ной. Не в честь ли их и хаджи-мусульмане, бывавшие в
Мекке, носят зеленые чалмы?
Пока грузили уголь, было решено заняться ловлей аку­
лы. Громадный крюк с десятью фунтами гнилого мяса,
привязанный к крепкому канату, служил удочкой, попла­
вок изображало бревно. Но акул совсем не было видно,
или они проплыли так далеко, что их лоцманы не могли
заметить приманки; акула очень близорука, и ее всегда
сопровождают две хорошенькие небольшие рыбки, кото­
рые наводят ее на добычу и получают за это свою долю они-то и называются лоцманами.
Наконец в воде появилась темная тень, сажени в полто­
ры длиною, и поплавок, завертевшись несколько раз,
нырнул в воду. Мы дернули за веревку, но вытащили лишь
крючок. Акула только дернула приманку, но не проглоти­
ла ее. Теперь, видимо огорченная исчезновением аппетит­
но пахнущего мяса, она плавала кругами почти на пове­
рхности и всплескивала хвостом по воде. Сконфуженные
лоцманы носились туда и сюда. Мы поспешили забросить
крючок обратно. Акула бросилась к нему, уже не стесня­
ясь. Канат сразу натянулся, угрожая лопнуть, потом осла­
бел, и над водой показалась круглая лоснящаяся голова с
маленькими злыми глазами; такие глаза я видел только у
старых, особенно свирепых кабанов. Десять матросов с
* Правильно писать- Джидда. (Прим, ред.)

усилием тащили канат. Акула бешено вертелась, и слыш­
но было, как она ударяла хвостом о борт парохода и,
словно винтом, бурлила им в воде. Помощник капитана,
перегнувшись через перила, разом выпустил в нее пять
пуль из револьвера. Она вздрогнула и затихла. Пять чер­
ных дыр показались на ее голове и беловатых губах. Еще
усилье, и страшная туша уже у самого борта. Кто-то
тронул ее за голову, и она лязгнула зубами. Видно было,
что она совсем свежа и собирается с силами для решитель­
ного боя. Тогда, привязав нож к длинной палке, помощник
капитана сильным и ловким прямым ударом проткнул ей
грудь и, натужившись, довел разрез до конца. Хлынула
вода, смешанная с кровью, розовая селезенка аршина в два
длиною, губчатая печенка и кишки вывалились и закача­
лись в воде, как еще невиданной формы медузы.
Акула сразу сделалась легче, и ее без труда втащили на
палубу. Корабельный кок, вооружившись топором, стал
рубить ей голову. Кто-то вытащил сердце, и оно, пуль­
сируя, двигалось то туда, то сюда лягушечьими прыжками.
В воздухе стоял запах крови.
А в воде у самого борта суетился осиротелый лоцман.
Его товарищ исчез, очевидно, мечтая скрыть в какихнибудь отдаленных бухтах позор невольного предатель­
ства. Но этот был безутешен: верный до конца, он под­
скакивал над водой, как бы желая посмотреть, что там
делают с его госпожой, крутился вокруг плавающих вну­
тренностей, к которым жадно спешили другие акулы, и
всячески высказывал свое последнее отчаянье.
Акуле отрубили челюсти, чтобы вырвать зубы, все
остальное бросили в море. Закат в этот вечер над зелены­
ми мелями Джедды был широкий и ярко-желтый с алым
пятном солнца посередине. Потом он стал нежно-пепель­
ным, потом зеленоватым, точно море отразилось в небе.
Мы подняли якорь и пошли прямо на Южный Крест.

Ш
Там, где Абиссинское плоскогорье переходит в низмен­
ность и раскаленное солнце пустыни нагревает большие
круглые камни, пещеры и низкий кустарник, можно часто
встретить леопарда, по большей части разленившегося на
хлебах у какой-нибудь одной деревни. Изящный, пестрый,
с тысячью уловок и капризов, он играет в жизни поселян
роль какого-то блистательного и враждебного домового.
Он крадет их скот, иногда и ребят. Ни одна женщина,
ходившая к источнику за водой, не упустит случая сказать,
что видела его отдыхающим на скале и что он посмотрел
на нее, точно собираясь напасть. С ним сравнивают себя в
песнях молодые воины и стремятся подражать ему в легко­
сти прыжка. Время от времени какой-нибудь пред­
приимчивый честолюбец идет на него с отравленным ко­
пьем и, если не бывает искалечен, что случается часто,
тащит торжественно к соседнему торговцу атласистую с
затейливым узором шкуру, чтобы выменять ее на бутылку
скверного коньяку. На месте убитого зверя поселяется
новый, и все начинается сначала.
Однажды к вечеру я пришел в маленькую сомалийскую
деревушку, где-то на краю Харрарской возвышенности.
Мой слуга, юркий харрарит, тотчас же сбегал к старшине
рассказать, какой я важный господин, и тот явился, неся
мне в подарок яиц, молока и славного полугодовалого
козленка. По обыкновению, я стал расспрашивать его об
охоте. Оказалось, что леопард бродил полчаса тому назад
на склоне соседнего холма. Так как известие было прине­

сено стариком, ему можно было верить. Я выпил молока и
отправился в путь; мой слуга вел как приманку только что
полученного козленка.
Вот и склон с выцветшей, выжженной травой, с мелким
колючим кустарником, похожий на наши свалочные места.
Мы привязали козленка посередине открытого места, я
засел в куст шагах в пятнадцати, сзади меня улегся с
копьем мой харрарит. Он таращил глаза, размахивал ору­
жьем, уверяя, что это восьмой леопард, которого он убьет;
он был трус, и я велел ему замолчать. Ждать пришлось
недолго; я удивляюсь, как отчаянное блеяние нашего коз­
ленка не собрало всех леопардов округа. Я вдруг заметил,
как зашевелился дальний куст, покачнулся камень, и уви­
дел приближающегося пестрого зверя величиною с охот­
ничью собаку. Он бежал на подогнутых лапах, припадая
брюхом к земле и слегка махая кончиком хвоста, а тупая
кошачья морда была неподвижна и угрожающа. У него
был такой знакомый по книгам и картинкам вид, что
первое мгновенье мне пришла в голову несообразная
мысль, не бежал ли он из какого-нибудь странствующего
цирка? Потом сразу забилось сердце, тело выпрямилось
само собой, и, едва поймав мушку, я выстрелил.
Леопард подпрыгнул аршина на полтора и грузно упал на
бок. Задние ноги его дергались, взрывая землю, передние
подбирались, словно он готовился к прыжку. Но туловище
было неподвижно, и голова все больше и больше клони­
лась на сторону: пуля перебила ему позвоночник сейчас же
за шеей. Я понял, что мне нечего ждать его нападения,
опустил ружье и повернулся к моему ашкеру. Но его место
было уже пусто, там валялось только брошенное копье, а
далеко сзади я заметил фигуру в белой рубашке, отчаянно
мчавшуюся по направленью к деревне.
Я подошел к леопарду; он был уже мертв, и его остано­
вившиеся глаза уже заволокла беловатая муть. Я хотел его
унести, но от прикосновения к этому мягкому, точно
бескостному телу меня передернуло. И вдруг я ощутил
страх, нарастающий тягучим ознобом, очевидно, реакцию
после сильного нервного подъема. Я огляделся: уже си­
льно темнело, только один край неба был сомнительно
желтым от подымающейся луны; кустарники шелестели
своими колючками, со всех сторон выгибались холмы.
Козленок отбежал так далеко, как ему позволяла натянув­
шаяся веревка, и стоял, опустив голову и цепенея от ужаса.
Мне казалось, что все звери Африки залегли вокруг меня и
только ждут минуты, чтобы умертвить меня мучительно и
постыдно.
Но вот я услышал частый топот ног, короткие, отрыви­
стые крики, и, как стая воронов, на поляну вылетел
десяток сомалей с копьями наперевес. Их глаза разгоре­
лись от быстрого бега, а на шее и лбу, как бисер, поблески­
вали капли пота. Вслед за ними, задыхаясь, подбежал и
мой проводник, харрарит. Это он всполошил всю деревню
известием о моей смерти.

IV
То медлительная и широкая, то узкая и кипучая, как
горный поток, река Гавашь окружена лесами. Не лесом
мрачным, сырым, тянущимся на сотни миль, а лесамиоазисами, как те, о которых поется в народных песнях,
полными звоном ручьев, солнечными просветами и пти­
чьим пересвистываньем. Там на просторных лужайках
пасутся буйволы, в топких местах и в глубине кустарников
залегают кабаны. С востока и запада идут поохотиться

люди, с севера, из Данакильской пустыни, - львы.
Встречаются они редко, так как одни любят день,
другие - ночь. Днем львы дремлют на вершинах холмов,
откуда, как со сторожевой вышки, обозревают окре­
стность; если приближается человек, они неслышно спол­
зают на другую сторону холма и уже тогда убегают. А
ночью люди окружают свой лагерь кольцом ярких ко­
стров. Таким образом, взаимные нападения крайне редки.
Как-то в полдень в одном из таких лесов, где я забавлял­
ся, стреляя марабу, мой слуга, бывалый абиссинец, громад­
ный, с рябым лицом, указал мне на след у самой воды.
“Анбасса (лев), - сказал он, понизив голос, - он сюда ходит
пить” . Я усомнился: если лев пил здесь сегодня ночью, то
кто поручится, что он и завтра придет сюда же. Но мой
слуга поднял с земли беловатый твердый шарик, доказыва­
ющий, что лев приходил сюда и прежде; я был убежден.
Убить льва - затаенная мечта всякого белого, приезжаю­
щего в Африку, будь то скупщик каучука, миссионер или
поэт. По зрелом обсуждении вопроса мы решили устроить
на дереве помост и засесть там на целую ночь. Так и лев
может подойти ближе, и стрелять сверху вернее.
Удобное место нашлось неподалеку, на краю небольшой
лужайки. Мы работали до вечера и соорудили неуклюжий
косой помост, на котором можно было, свесив ноги, коекак усесться вдвоем. Чтобы не стрелять лишний раз, мы
поймали аршинную черепаху и поужинали ее печенкой,
изжаренной на маленьком костре. Ночь застала нас на
своих местах.
Ждали долго. Сперва было слышно, как запоздалые
кабаны ворочались в кустарниках, потом беспокойно про­
кричала какая-то птица, и стало так тихо, будто весь мир
разом опустел. Потом взошла луна, и мы увидели посреди
лужайки дикобраза, который к чему-то принюхивался и
рыл землю. Но вот вдали раскатисто ухнула гиена, и он,
семеня, побежал в чащу. У меня страшно затекали ноги.
Мы просидели так часов пять.
Только путешественник может себе представить, что
такое усталость и как может хотеться спать. Я уже раза два
чуть не упал с моей вышки и наконец, озлобившись, решил
слезть. Лучше отложить охоту на следующую ночь, а днем
хорошенько выспаться. Я лег ничком в кустах, положив
рядом с собой ружье, мой слуга остался на дереве. Как
всегда бывает с очень усталым человеком, меня охватил не
сон, а тяжелое оцепенение. Я не мог шевельнуться, но
слышал все дальние шорохи, чувствовал, как склонялась и
бледнела луна.
Вдруг я очнулся как будто от толчка, - я только потом
сообразил, что это мой слуга зашептал мне с дерева:
“Гете, гета (господин, господин)” , - и на дальнем конце
лужайки увидел льва, черного на фоне темных кустов. Он
выходил из чащи, и я заметил только громадную высоко
поднятую голову над широкой, как щит, грудью. В следую­
щий миг я выстрелил. Мой “маузер” рявкнул особенно
громко в полной тишине, и, словно эхо, вслед за этим
пронесся треск ломаемых кустарников и поспешный скок
убегающего зверя. Мой слуга уже соскочил с дерева и
стоял рядом со мной, держа наготове свою берданку.
Усталости как не бывало. Нас захлестнуло охотничье
безумие. По кустам мы обежали лужайку, - идти напрямик
мы все-таки не решались, - и стали разглядывать место,
где был лев. Мы знали, что он убегает после выстрела,
только если ранен очень тяжело или не ранен совершенно.
Зажигая спичку за спичкой, мы ползком искали в траве
капель крови. Но их не было. Лесное диво счастливо
унесло свою рыжую шкуру, громоподобный голос и гроз­
ную негу бархатных и стальных движений.

V
Мой друг, молодой и богатый абиссинец лидж Адену,
пригласил меня погостить в его имении. “О, только два дня
пути от Аддис-Абебы, - уверял он, - только два дня по
хорошей дороге” . Я согласился и велел назавтра оседлать
моего мула. Но лидж Адену настаивал, чтобы ехать на
лошадях, и привел мне на выбор пять из своего табуна.
Я понял, почему он так хотел этого, сделав с ним в два
дня по меньшей мере полтораста верст.
Чтобы рассеять мое недовольство, вызванное устало­
стью, лидж Адену придумал охоту, и не какую-нибудь, а
облаву.
Облава в тропическом лесу - это совсем новое ощуще­
ние: стоишь и не знаешь, что покажется сейчас за этим
круглым кустом, что мелькнет между этой кривой мимо­
зой и толстым платаном; кто из вооруженных копытами,
когтями, зубами выбежит с опущенной головой, чтобы
пулей приобщить его к твоему сознанью; может быть,
сказки не лгут, может быть, действительно есть драконы...
Мы стали по двум сторонам узкого ущелья, кончающе­
гося тупиком; загонщики, человек тридцать быстроногих
галласов, углубились в этот тупик. Мы прицепились к
камням посреди почти отвесных склонов и слушали удаля­
ющиеся голоса, которые раздавались то выше нас, то ниже
и вдруг слились в один торжествующий рев. Зверь был
открыт.
Это была большая полосатая гиена. Она бежала по
противоположному скату в нескольких саженях над лидж
Адену, а за ней с дубиной мчался начальник загонщиков,
худой, но мускулистый, совсем голый негр. Временами она
огрызалась, и тогда ее преследователь отставал на не­
сколько шагов. Я и лидж Адену выстрелили одновремен­
но. Задыхающийся негр остановился, решив, что его дело
сделано, а гиена, перекувырнувшись, пролетела в аршине
от лидж Адену, в воздухе щелкнула на него зубами, но,
коснувшись ногами земли, как-то справилась и опять дело­
вито затрусила вперед. Еще два выстрела прикончили ее.
Через несколько минут снова послышался крик, возве­
щающий зверя, но на этот раз загонщикам пришлось иметь
дело с леопардом, и они не были так резвы.
Два-три могучих прыжка, и леопард был наверху уще­
лья, откуда ему повсюду была вольная дорога. Мы его так
и не видели.
Третий раз пронесся крик, но уже менее дружный, впе­
ремежку со смехом. Из глубины ущелья повалило стадо
павианов. Мы не стреляли. Слишком забавно было видеть
этих полусобак-полулюдей, удирающих с той комической
неуклюжестью, с какой из всех зверей удирают только
обезьяны. Но позади бежало несколько старых самцов с
седой львиной гривой и оскаленными желтыми клыками.
Это уже были звери в полном смысле слова, и я выстрелил.
Один остановился и хрипло залаял, а потом медленно
закрыл глаза и опустился на бок, как человек, который
собирается спать. Пуля затронула ему сердце, и, когда к
нему подошли, он был уже мертв.
Облава кончилась. Ночью, лежа на соломенной цинов­
ке, я долго думал, почему я не чувствую никаких угрызе­
ний совести, убивая зверей для забавы, и почему моя
кровная связь с миром только крепнет от ^тих убийств. А
ночью мне приснилось, что за участие в каком-то абисси­
нском дворцовом перевороте мне отрубили голову, и я,
истекая кровью, аплодирую уменью палача и радуюсь, как
все это просто, хорошо и совсем не больно.

6

Переписка Андрея Белого и Фе­
дора Гладкова впервые появи­
лась в печати в 1977 году ( ‘Во­
просы литературы", № 8), но
одно из писем Л.Белого
(ЦГАЛИ, ф. 1052, оп. 5, ед. хр.
300). самое значительное, не
было тогда опубликовано. Напи­
сано оно в ответ на письмо
Ф.Гладкова от 3 июня 1933 года.
Слова Гладкова о том, как он
понимает задачи искусства, сло­
ва, выстраданные и пронесенные
через все его творчество, как
видно, во многом совпадали с
мыслями А.Белого и потому
вдохновили его на это письмо.
Оно касается проблем творче­
ских и литературно-обществен­
ных и сохраняет свою значимость
и актуальность.
“Вся разница между моим (и
Вашим) пониманием искусства и
“установками" наших критиков
и литераторов в том, - писал
Гладков, - что я искусство мыс­
лю как философию в образе, а

архив

они - как образ в эмпирике. Для
меня искусство многомерно, для
них - двухмерно, для^меня - бе­
сконечность, для них - ограни­
ченность, для меня - бытийность, для них - бытность. Не
знаю, кто из нас прав, но думаю,
что искусство бытия долговеч­
нее искусства быта, хотя оба на­
правления вполне законны и
одно из них исторически в дан­
ный отрезок времени господ­
ствует над другим. Мое (и Ваше)
искусство признается трудным и
маловосприимчивым, а и х -до ­
ступным и питательным. Но диа­
лектически оба искусства живут
все-таки одновременно, в нерав­
номерном движении... Важно
одно: жить в сердце эпохи, чуять
его громы и сливаться с движе­
нием жизни".
Об отношении А.Белого к
Гладкову свидетельствует пи­
сьмо, посланное раньше, в мае
1933 года, из Коктебеля. “Вы
простите мне это признание, -

писал А.Белый, - но хочется от­
сюда, издалека. Вам сказать, что
наше знакомство я несу как бла­
годарность судьбе; в мой возраст
(52 года), имея за плечами сотни
отвеянных знакомств и десятки
разлетевшихся дружб, знакоми­
шься труднее, смотришь угрю­
мей и недоверчивей на тех, кого
тебе шлет жизнь, но и ценишь в
десять раз больше встречу с
теми, кто тебе говорит".
С такой же горячей симпатией
относился и Гладков к Белому.
Андрей Белый и Федор Гладков
были знакомы всего полтора
года: смерть Белого в январе
1934 года прервала завязавшиеся
отношения. Известно, что
познакомились они на заседании
групкома писателей Государ­
ственного издательства худо­
жественной литературы 19 июля
1932 года. Можно также предпо­
лагать вероятность их встречи на
первом пленуме Оргкомитета
Союза советских писателей, про­

ходившем с 29 октября по 3 нояб­
ря 1932 года, где оба выступили в
прениях. Есть и другие свиде­
тельства об их встречах.
Значительную часть публикуе­
мого письма занимают раздумья
А. Белого о предстоящем пер­
вом съезде советских писателей.
Чувствуется искренняя забота
поэта о судьбе советской литера­
туры. И А.Белый, и Ф.Гладков
ожидали многого от предстоя­
щего съезда, но они ясно видели
и некоторые остаточные явле­
ния групповщины, необъек­
тивной критики - все то, что
свойственно было РАППу и еще
не до конца изжило себя в 1933
году. В Оргкомитет были введе­
ны некоторые из бывших руко­
водителей РАППа. Это вызы­
вало опасения у части литера­
торов. Упоминаемый в письме
А.Белого Леопольд Авербах,
один из самых “неистовых
ревнителей" РАППа, в Оргко­
митет введен не был, однако все

еще держался за ускользающую
власть.
В заключительной речи на
первом пленуме Оргкомитета
председатель его, И.М.Гронский
(1894-1985), отметил, что Авер­
бах (а также Макарьев и отчасти
Киршон) “оставили возможно­
сти для маневрирования” , это же
почувствовали и другие участни­
ки пленума. В частности, очень
метко выразился по этому пово­
ду А.Серафимович, который
сказал, что “Авербах каялся в
нужной для него мере... Что то­
варищу Авербаху можно ска­
зать? “Хоть ты и в новой коже,
но сердце у тебя все то ж е” (“Со­
ветская литература на новом эта-

ne” . Стенограмма первого пле­
нума Оргкомитета Союза совет­
ских писателей. М., 1933, с. 138).
Написанное более пятидесяти
лет назад письмо А.Белого зву­
чит достаточно сильно и сегодня.
А.Белый понимает правду как
глубоко выстраданную художни­
ком, прошедшую через его лич­
ность, мучительно рожденную,
почти недосягаемую. Письмо,
написанное за полгода до смер­
ти, не только раскрывает духов­
ные и литературные искания
А .Белого, но и несет огромный
нравственный заряд, заставляя
каждого с предельной взыска­
тельностью заглянуть в свою
душу.

Коктебель. 17-го июня 33 г.

Дорогой Федор Васильевич,
я был радостно взволнован Вашим письмом; но эта радость,
радость отклика (со-вестия: “сердце сердцу весть подает” , “вы
- письмо, написанное в сердцах” , ап. Павел)1 тут же стала
переходить в горечь от мысли, что волнение отклика, мгно­
венно вспыхнувшее, ищет слов, взывает к бумаге, покатится
по железной дороге и т.д.; пройдут дни... Желание тотчас
правдиво ответить Вам есть единственная причина, почему
ответ этот опаздывает.
Я по природе косноязычен. Мне слова, как коктебельские
камушки: надо их долго ловить, долго складывать, чтобы
целое их отразило переживание, лейтмотив которого внятен;
а чисто композиторского умения превратить его в звук - нет:
слова отняты; все эти недели переживаю себя бездарным,
немым; косноязычие - основная мука моя; лишь 16-ти лет
овладел я языком; никому, верно, не давалась способность к
речи с таким трудом. Слово всегда во мне трудно нудится; с
детства я был напуган пустотой обиходных слов; и оттого: до
16 лет все слова были отняты у меня; я вол ил больших слов; их
- не было; нет и поныне.
Может быть оттого, что основная стихия моя есть музыка,
смысл всякого слова виделся мне в нарастании смысловых
модуляций и в их контрапункте; смысл - в жизни смысла иль в
росте его; как зерно, умирая, воскресает в многозернистости
колоса, а колос становится нивою, зыблемой ветром, так
волнение напрягает мне смыслы обиходных слов; так видишь:
смысл смысла, и - смысл смысла смыслов и т.д.; слышишь в
себе музыку строимого смыслового коридора, дверь к которо­
му - смысл обиходный; пересекаешь же тот коридор лишь в
музыкальном напеве; слова - отстают; не обложишь словами
картину прозябания, разрастания, размножения слова до
оправдания его в правде; а всякое неоправданное слово, для
которого нужны усилия творчества, в ответе на письмо,
подобное Вашему, прозвучало бы ложью.
Не умеешь воскреснуть из обыденного словесного смысла;
и бьешься о него, как о стены темницы. И порыв к сказу
разбивается о немоту многих дней. Ведь правда слова не в
совпадении абстракции с предметом представлений, а в пре­
творении этого предмета в такой, каким он встанет в царстве
свободы, в конце огромного истор<ического> периода. Чтобы
сказать правду, мало быть правдивцем в абстрактном значе­
нии слова; и мало себя изживать в “истинах” ; правда “я” - не
истина; она - и путь истины жизни, и жизнь истины; правда творчество над комплексом истин, из которых каждая - моду­
ляция: правда - в данных условиях; правда - тема в вариациях;
истина - вариация темы; как таковая она часть истины.
Слишком рано, почти с младенчества, мне стало понятным
- в напеве, в сознанием не расшифрованном лейтмотиве; и это
же понимание, верней, алкание правдивого слова, надолго
лишило меня всех слов, так что взрослые считали меня
отсталым ребенком; это же алкание делает меня и теперь
“отделенным” ; iôicotsç по-гречески - “частный” , “отделен­
ный” , “обособленный” . И в этом смысле я и по сие время во
многом - “идиот” . Но особенно поднимается во мне тема
косноязычия, когда души касается живое слово, взывающее к
ответному живому, правдивому слову.

Знаю, что все написанное заключат критики в скобки ро­
мантики; но есть романтика и “романтика” (романтика); все
слова многозначны; иные способны “романтикой” обругать и
самую апелляцию к ритму жизни; а для меня нет смысла вне
ритма, нет ритма вне смысла. Я хотел бы из всех словесных
значений создать целое их, окрашивающее каждое значение
новым качеством, качеством правды. Попадаешь часто впро­
сак: меж легко дающейся красноречивою истиной и без­
гласною правдой. Отсюда частые паузы молчания - над жи­
знью моей; отсюда эта пауза в моем ответе Вам.
Дорогой Федор Васильевич! Не думайте, что эти слова “филозофическое” вступление к письму; нет - они вводят in
médias res2, весь месяц отдыха есть пауза молчания, осознавае­
мая как тоска по правде. Хочется быть правдивым; и как это
трудно! Возможно ли? В какой мере возможно, где грань меж
словом как откровением правды и словом как прикровением,
которые в иных случаях правдивей хотя бы тем, что оно честный отказ от правды из сознания, что правда выговарива­
ется много-много два-три раза в жизни; и там она - жест,
синтезирующий всю жизнь человека, порой - без единого
слова (“уход” Толстого, пуля Маяковского); порой она нисхо­
дит и громом слов (Ленин в Октябрьском перевороте) и т.д.
Все это вопросы, которые мучают: “Пишите правду” , сказал Гронский3; писать правду легко-де; но иногда нужны
столетия, чтобы вызрело слово правды; и тогда оно - слово,
дробящее камни.
Обычно охватывает отчаянье от собственного косноязы­
чия, тупости, когда хочешь мыслить правдиво; в руки дается
ворох штампованных, иногда очень красивых истин, не про­
мышленных до корней; летаешь на них, как на коньках,
выписывая прихотливые вензеля с... “легкостью необычай­
ной” , велик соблазн прокататься на “истинах” всю жизнь; они
же ведь... “истины” , а не “лжи” .
Но они не “правда” ; и стало быть: “истины” эти не истинны
до конца.
Часто грешишь ложным пафосом quasi неглупых и quasi
правдивых высказываний; а оставаясь наедине с собой, все ж
ощущаешь себя только вороной в павлиньих перьях; перья не
выращены из тела жизни; истина этих “истин” не истина пути
жизни в “я” ; они заемны; правда - в перетворяющей организа­
ции их: правда есть организм живой жизни, этими “истинами”
рожденный; правда - Феникс, истина - вытяжка, препарат
жизни-ин!
Милый друг (Вы позволите Вас так назвать?), не поза мое
ощущенье себя бесперой вороной в заемных павлиньих пе­
рьях; часто оно приходит, мучает, гнетет, повергает в немоту,
хочется прочь от всех задачливых пестрых слов к тускло
нудящимся словам о правде; всякий раз, когда хочу говорить
правдиво, - я тускл; “яркости” отняты от меня; и это значит:
как далеко еще мне от умения сказаться правдой и ей “оправ­
даться” .
Мне стыдно слышать от Вас, прошедшего такую большую
жизнь, оправдание моей личности4, но принимаю его, относя
его не к выявлению “личности” , судорожно крикливой (воро­
на в перьях), а к безымянному тоскливому стремлению к
правде, не имеющей выраженья ни в тусклых, ни в ярких
“истинах”. Правда в организации “истин” ; организация композиторское искусство, социальность - есть такт (ритм).
Грех моего темперамента: отдаваясь “истине” , я грешу против
“правды” ; вот что ввергает в косноязычие, вот чем мучаюсь я
в правдивейшие минуты бытия.
Я жажду общенья, обмена вестями о правде личности с
теми, кто близок мне; жажду со-вёстия. А что есть совесть?
Правда в отдаче вестей и правда в их восприятии; перед
невозможностью осуществить это поднимаются муки, кото­
рые называют муками совести; я бы хотел, чтоб слово “со­
весть” стало бы истинно социалистическим словом, мне хо­
чется слова “со-весть” , “со-знание” , “со-чувствие” , “со-вет”
сочетать с нам близкими словами “ советская власть ’, мне
хочется видеть слова эти в недре вскрывшихся смыслов их; но
не вскрываются недра вне революции сознания, культуры, вне
царства свободы.
Федор Васильевич, делясь этими мыслями, встающими из
уединения, с Вами, я делюсь лейтмотивом этого месяца,
прожитого в Коктебеле: или волны навеяли мне этот лейтмо­
тив? Или впечатан он в древние очерки Киммерийских земель,
которые пластались в тысячелетьях культурами, лившими
93

кровь за свои “истины” в томлениях искания нам загаданной
правды? Не знаю; и, может быть, брежу немного; может
быть, и слова мои навеяны полусном; что-то шепчет мне:
“Будь правдив” . И я с тоской отвечаю: “Еще не умею, еще не
могу, но... буду, буду: буду правдивым!”
И вот обращаюсь к Вам со смутною вестью о смутном,
потому что знаю, что и Вы хотите правды; и знаете, как она
мучительна, трудна, недосягаема почти. В муках о правде
может быть и правда встречи нас, как людей. Мои слова к Вам
могут прозвучать и как слова “ни о чем” и как слова “о самом
главном” , это делает человека человеку и товарищем, и
другом, и братом; и кроме того: ведь тоска по правде, тоска о
том, что еще нам всем далеко до нее, есть единственное
содержание отдыха. Эта тоска “ни о чем” может стать “ всем,
что есть”; и в каждом жизненном случае она дает печать
“нового качества” . Мне же она по-новому поднимает задания
ближайшего пис<ательского> съезда; не шутка - ответственно
провести пред сознанием твой долг перед съездом, содержани­
ем которого явятся задачи соц<иалистического> реализма; его
лозунг: “пишите и говорите п-р-а-в-д-и-в-о” . Авербахам ниче­
го не стоит оглушить нас треском слов о “правде” . Нам, с
нашим взысканьем, с тоской по правдивости - нелегко подго­
товить себя; и я со страхом рисую картину себя на съезде:
быть или не быть, говорить или не говорить, участвовать или
- только присутствовать? В последнем случае - лучше отсу­
тствовать. Не легко все это вырешить.
Вероятно, И.М.Гронский не был организатором; вероятно,
он не мог справиться со всеми минами и контрминами, закла­
дываемыми неликвидированными группировками и т.д. Но я
ему верил как человеку; и продолжаю верить; пусть его слова
о правде, о реализме были примитивны и нас не удовлетворя­
ли; но сквозь них я слышал порыв к правде в том смысле, в
каком я косноязычно пытаюсь писать Вам; и поверив И.М., я
его полюбил, и я знаю, что во главе Оргкомитета должен
стоять социалист и че-ло-век, а не аппарат: человек правди­
вый, с интуицией момента, а не политиканствующий чинов­
ник. Я знаю, что многим нужно было отстранить И.М. не
потому, что он понимал упрощенно задачи Союза сов<етских>
пис<ателей>, а потому что он был горяч, правдив и неподкуп­
но честен. И я очень, очень скорблю. Более того: как-то не
верится, что на съезде отдельные люди с верой в
соц<иалистическое> будущее и с лейтмотивом правды в душе
дадут нужный тон съезду, опять пойдет чехарда подтасовки,
лозунгов, и заранее переполнен гадливым отвращением.
Мне 52 года, я много испытал превратностей; сквозь года
писательской жизни, верьте, - перегорело во мне все личное;
мне терять нечего; можно и умирать; не страшно, коли
замордуют (и мордовали, и перехваливали), карьера, спекуля­
ция, желание играть роль - все это глубоко отвратительно
мне. Я всегда слышал ритм революции и сам никогда от
сов<етской> действительности не уходил; но всегда свертывал­
ся и уходил, как улитка, в свою раковину, когда люди от имени
революции вдруг начинали меня мордовать; и это не абсенте­
изм, а чувство собств<енного> достоинства и просто отвраще­
ние к трамвайной давке; видя, как озверело бьются, чтоб
вскочить на подножку трамвая, я отходил от трамвая, но от
сов<етской> действительности я не уходил, нося в себе образ
культурной революции, необходимо завершающей социа­
льную; это меня уходили, а потом “приходили” литературные
спекулянты. Боюсь, что уход И.М. отразится на съезде тем,
что неликвидированные группировки и этот значительный
момент нашей жизни превратят в побоище при трамвайной
подножке; опять будут и мордасы, и травли с инсинуациями. И
заранее уж готовлюсь к этому, нащупывая себе зимнюю
квартиру, где бы можно было укрыться от холода, ибо боро­
ться с интригами, вести мины и контрмины не хочу.
Писатель - это звучит гордо; и - да: я писатель; и в иные
минуты я чувствую свой долг высоко держать голову и не
допускать, чтобы тебе плевали в лицо.
* * *
Что сказать о Коктебеле? Дни текут мерно, монотонно;
наш дом отдыха переполнен главным образом служащими
Ленгиза, “Гихла” (Ленинградского), “Дома книги” , публикатихая, мирная; в общем очень симпатичная. Из писательских
94

братий кроме меня, Мандельштама с женой да Мариенгофа никого: оба мне далеки, но с Мариенгофом относительно
легко: он умеет быть любезно-далеким и легким. А вот с
Мандельштамами - трудно; нам почему-то отвели отдельный
столик; и 4 раза в день (за чаем, обедом, 5-часовым чаем и
ужином) они пускаются в очень “умные” , нудные, витиеватые
разговоры с подмигами, с “что” , ”вы понимаете” , “а” ,, “не
правда ли” ; а я - “ничего” , “не понимаю” ; словом: М. мне
почему-то исключительно неприятен; и мы стоим на противо­
положных полюсах (есть в нем, извините, что-то “жуликова­
тое” , отчего его ум, начитанность, “культурность” выглядят
особенно неприятно); приходится порою бороться за право
молчать во время наших тягостных тэт-а-тэт’ов; но это сущие пустяки по сравнению с рядом преимуществ нашего
Дома; администрация исключительно любезная (не за страх, а
за совесть). Кормят нас превосходно, почти до отвала; кухня прекрасная; заведующий проявляет чудеса ловкости в разме­
щении гостей (нас - свыше 30 человек) и развертывании
“Дома” в поселок; в самом “Доме” мало комнат; и заведую­
щий снимает комнаты у частных владельцев около “Дома” ,
что разрешает комнатный кризис; так: мы живем в уютной
комнате сторожа “Дома” , над “Домом” (в 150 шагах), совер­
шенно изолированно, с террасой, с видом на море, горы;
соседи наши - милая пара (муж и жена Канторовичи: он художник, вернувшийся из плавания на “Сибирякове”); с ними
уютно и просто. Я очень люблю Коктебель: в его скромных
очертаниях что-то изящно задумчивое, навевающее думы; в
воздухе разлита спокойная уютная грусть; последняя - от
непогоды, ясных дней - мало; жарких же - почти нет; я даже
еще не купался, а только раз окунулся в море, жена - два раза;
много читаю беллетристики; очень понравился мне роман
“Время, вперед” (В.Катаева); ему, конечно, далеко до “Энер­
гии” , но роман восхищает мастерством иных страниц; и тема
социалистической» соревнования проведена с большим зах­
ватом.
Вот, милый Федор Васильевич, почти все о нашем житие;
оно больше в думах, чем в событиях.
Еще раз простите за глупое, очень разъехавшееся письмо.
Но длина его от потребности насытить желание беседой с
Вами; очень, очень хочу Вас видеть; и надеюсь, что еще раз
увидимся с Вами в Москве до Вашего отъезда в августе.
Крепко обнимаю Вас и остаюсь любящий Вас
Борис Бугаев
P.S. Вашей супруге привет.
Милый Федор Васильевич! Спасибо Вам за хорошие ласко­
вые слова. Их хочется сказать взаимно. Во мне тоже от наших
немногих встреч осталось светлое теплое чувство. Точно мы с
Вами и прежде были знакомы. Может быть, это какой-то
трудно передаваемый в словах ритм русского сознания, очень
широкого, очень глубокого и музыкально свободного. Его
слышу в Вас и в Григории Александровиче5. И он совсем без
слов дает возможность сказать: “Знаю, знаю!” Простите за
эти неумелые строчки.
Всего лучшего
Кл. Бугаева

ПРИМЕЧАНИЯ
1 Второе послание к коринфянам Св. Ап. Павла, гл. 3, ст. 2.
2 In médias res (латин.) -буквально: “в середину вещей” , то есть в
центр, в самое главное, самое важное.
3 Видимо, А.Белый имеет в виду вступительную речь И.М.Гронского
на первом пленуме Оргкомитета: “Что такое реализм? В переводе на
простой язык это - правда. Когда мы говорим писателю - будь
представителем социалистического реализма, мы говорим - пиши
правду” (“Советская литература на новом этапе” . М., 1933, с. 10).
4 Ф.Гладков писал А.Белому в письме от 3 июня 1933 г.: “Вы внесли в
мою душу большое богатство и сознание своей бедности перед Вами.
Чувствую, что общее у нас есть - это внутренний пламень, полеты к
идеалу, возмущения и восторги... Но разница: какой я дикий, неоте­
санный, невежественный человек! Голова кружится, когда обжигает­
ся Вашим умом и знаниями. И талантами” .
5 Григорий Александрович - Г.А.Санников (1899-1969), поэт. Был
связан дружбой как с А.Белым, так и с Ф.Гладковым.
Предисловие, публикация
и примечания С.ГЛАДКОВОЙ.

В.О.Ключевский

(КАСАНИЯ
ИНОСТРАНЦЕВ

О МОСКОВСКОМ
ГОСУДАРСТВЕ
Управление
и судопроизводство

95

Первая монография В .О .К лю чевского не переиздава­
лась при его жизни и не вошла в Сочинения историка,
появившиеся в 1956-1959 годах. Главы из этой работы
представляет доктор исторических наук, профессор Л е­
нинградского университета Р .Г .С К Р Ы Н Н И К О В , автор
популярных книг “ Иван Грозный” , “ Борис Годунов” ,
“ Самозванцы в России в начале XVII века” .
Книга “Сказания иностранцев о Московском государстве” явилась
первой монографией знаменитого русского историка Василия Осипо­
вича Ключевского. Она была написана в 1865 году, когда ее автору
исполнилось 24 года и он был студентом последнего (четвертого)
курса историко-филологического факультета Московского универси­
тета. Студенту-выпускнику надо было завершить выпускное сочине­
ние в течение одного-единственного года и при этом посещать лекции
и сдавать экзамены. Ключевский трудился так, как можно трудиться
только в молодости. Работа была закончена в срок.
Сочинение начинающего ученого было отмечено печатью таланта
и эрудиции. Автор обращался к оригиналам записок иностранцев,
написанным на разных языках. Уже в первом сочинении проявилась
самая сильная черта Ключевского-историка - соединение строго логи­
ческого начала с талантом подлинного художника. Несколькими
штрихами, метким словом Ключевский воскрешал жизнь давно ми­
нувших дней, заставлял источник звучать полным голосом. В “Сказа­
ниях иностранцев” Ключевский искал прежде всего зарисовки живой
жизни.
Талантливая работа была замечена современниками. В университе­
тских записках ее опубликовали по частям, и в том же году “Общество
распространения полезных книг” издало ее отдельной книгой. Недав­
него семинариста одолевали противоречивые чувства. Он не знал, как
общество отнесется к его труду, и не сразу поверил в успех. Упомина­
ния о “детище” , которые находим в его переписке с друзьями,
пронизаны иронией. “Любезному свату и куму” Порфирию Гвоздеву
автор отправил десять экземпляров книги, насмешливо именуемой
“мое недопеченное печенье” . Каждая “книжонка” была снабжена
дарственной надписью. “Раздай их, - наставлял Ключевский кума, по надписям и при этом держи речь на тему, что об ученических
писаниях, как о мертвых aut bene , aut nihil * т.е. читать их не
следует” **. Молодой автор не скромничал и не рисовался. Поставлен­
ный университетом в жесткие рамки, Ключевский, как видно, мог
лишь отчасти осуществить свои планы и замыслы, что и было
источником чувства неудовлетворенности. До конца жизни он неиз­
менно отклонял предложения о переиздании его студенческой ра­
боты.
Ключевский первым составил курс по источниковедению. Именно
это обстоятельство скорее всего и объяснит нам причины неудовле­
творенности автора “Сказаний” . Лишь исследование черновиков,
проведенное архивистами, позволило воссоздать творческую лабора­
торию историка, его источниковедческие поиски, незавершенные и
почти не получившие отражения в “Сказаниях иностранцев о Моско­
вском государстве” ***. Материал, оставшийся за рамками книги,
огромен: он включает не только массу выписок из сочинений ино­
странцев, но и множество заметок об источниках информации ино­
странцев, времени появления записок на свет, сравнительной оценке
их достоверности. Тема, утвержденная факультетом в качестве выпу­
скного студенческого сочинения, была поистине необъятной. Даже
опытному исследователю потребовалось бы десятилетие для ее разра­
ботки. Молодой Ключевский работал, по его собственным словам, до
восемнадцати часов в сутки. Прошел год, сочинение было подано в
совет и принесло Ключевскому первую ученую степень - степень
кандидата. В своем диссертационном сочинении молодой ученый
многократно подчеркивал необходимость использовать “Сказания
иностранцев о России” разборчиво и осторожно, не верить на слово
всему, что они пишут, но проверять источники их сведений и досто­
верность. Однако, по справедливому замечанию М.В.Нечкиной, в
своем опубликованном сочинении автор чаще всего забывает об этом
и оперирует фактами, явно возбуждающими сомнения, - “способов
научной проверки у Ключевского было тогда мало, а времени еще
меньше” ****. Сказанное объясняет, почему Ключевский называл
свое студенческое сочинение “недопеченным” .
Со свойственным ему остроумием Ключевский определяет значе­
ние записок иностранцев, их своеобразие в сравнении с русскими
источниками. “Повседневные явления жизни, мимо которых без вни­
мания проходили русские люди, привыкшие к ним, останавливали на
себе внимание чужого наблюдателя, - писал Ключевский. - Иностра­
нец не мог верно объяснить, часто не мог даже беспристрастно
оценить многие явления русской жизни, но описать их, выставить
заметные черты он мог лучше и полнее, нежели россияне” .
Извлекая из своего источника прежде всего описание “внешних
* < 0 мертвых> или хорошо, или ничего (лат.).
** Клю чевский В .О . Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. М.,
1968, с. 131, 134.
*** Чумаченко Э.Г. В.О.Ключевский - источниковед. М ., 1970, с. 16-45.
**** Нечкина М .В. Василий Осипович Ключевский. М ., 1974, с. 116.
96

г былое

явлений общественной жизни” , историк бережно сохраняет то, что
составляет их главную прелесть: картины жизни, расцвеченной всеми
красками, передающими непосредственные впечатления очевидца.
Было бы неверно сказать, что в диссертационном сочинении Клю­
чевский обходит общие проблемы. В своих воззрениях он прилежно
следует за своими учителями С.М. Соловьевым и Б.Н. Чичериным.
На первом плане у него проблема государства, победы чисто госуда­
рственных начал над всеми прочими.
Ключевский как бы видит русскую жизнь глазами “наблюда­
тельного европейца” , попавшего в пределы “Московской государ­
ственной области” . Как демократ и “западник” , автор сочувствует
своему герою, вместе с ним признает лучшими многие черты цивили­
зованного правового государства Запада по сравнению с самодержав­
ной Россией, вместе с иностранцем мучается вопросом, “дикость ли
народа требует самовластия государя или от самовластия народ так
одичал и огрубел?” Однако критика Ключевского нимало не похожа
на критику бесплодную и разрушительную. Она проникнута верой в
историческое будущее России. “Детские” болезни молодой России
западный наблюдатель приписывал дряхлости страны, “недостатки
неразвитого молодого государства объясняли причинами, которые
действуют в государствах изжившихся и дряхлеющих” , - против этой
“неправильной точки зрения” Ключевский решительно возражал.
Уже в раннем сочинении Ключевского многие признаки указывали
на то, что талантливый ученик пойдет дальше своих учителей. Сохра­
нившиеся черновики показывают, как формировались источниковед­
ческие приемы начинающего ученого, которому суждено было ска­
зать новое слово в науке. Отправляясь в Россию с посольством или по
торговым делам, образованный современник нередко обращался к
литературе, которой было немного. Из литературы он черпал ходя­
чие представления о стране, неизбежно подпадая под влияние мнений,
высказанных предшественниками. В России он всего точнее описывал
наблюдения за “повседневными явлениями” , черпал сведения из бесед
с русскими, в редких же случаях получал возможность ознакомиться с
летописями и другими московскими документами. Оценивая все эти
источники информации своего героя-иностранца, Ключевский прихо­
дил к неутешительному выводу по поводу осведомленности авторов
сказаний: “За немногими исключениями они писали наугад, по слу­
хам, делали общие выводы по исключительным, случайным явлени­
ям ...” Какая-нибудь небылица, случайно попавшая в одно из ранних
сказаний, могла затем в течение столетия кочевать по страницам
книг. Швед Петр Петрей повторил и приукрасил подробностями
“рассказ, впервые пущенный Герберштейном о немце, избившем до
смерти свою русскую жену для доказательства ей любви своей...”*.
Невысоко оценивая записки подобного рода, Ключевский подчерки­
вает превосходство таких авторов, как Адам Олеарий. Приехавший в
Московию с посольством, Олеарий добросовестно сопоставлял то,
что он прочитал в прежних сочинениях о “Московии” , с тем, что
видел своими глазами, поправлял предшественников или указывал на
перемены в московской жизни.
Герберштейн первым выразил удивление по поводу необъятной
деспотической власти московских государей, которым не смеет пере­
чить никто из бояр, “как бы велико ни было их значение” . Его мнение
стало стереотипом, а блеск московского двора ослепил и таких более
проницательных послов, как англичанин Д.Флетчер или голштинец
А.Олеарий. Ключевский, цитируя их отзывы о государственном упра­
влении России, подчеркивает мнение, что, хотя во главе государства
стоял царь с Думой, думное боярство было, скорее, почетным титу­
лом, потому что боярам приходилось больше слушать, чем решать. В
XVII в. Дума оставалась совещательным органом, не имевшим “пря­
мого влияния на ход дел” . Став зрелым исследователем, Ключевский
избрал темой докторской диссертации “Боярскую думу Древней
Руси” , отдав этому труду десять лет жизни. Его новый взгляд на Думу
выразился в образном сопоставлении ее с “маховым колесом, приво­
дившим в движение весь правительственный механизм” . Даже Иван
Грозный, неистово отстаивавший принцип своей неограниченной са­
модержавной власти, в действительности зависел от своей могуще­
ственной знати, представительным органом которой была Боярская
дума.
Немало сведений иностранцы черпали из устных рассказов моско­
витов, но и этот источник часто оказывался столь же обманчивым,
как и внешние мимолетные впечатления. В Московском государстве,
подчеркивал Ключевский, на заезжих иностранцев взирали с подозре­
нием, в их любознательности усматривали коварство. Послам чаще
всего приходилось иметь дело с сановниками и официальными лица­
ми, от медоточивых речей которых иностранцам не было спасения.
“Русские сановники, - писал Рейтенфельс, - .. .охотно беседуют с нами
о разных предметах, но если разговор коснется их отечества, они с
таким умением преувеличивают все в хорошую сторону, что возвра­
тившиеся иностранцы по совести не могут похвастаться знанием
настоящего положения дел в Московии” . Сановники старались вну­
шить собеседникам представления о цветущем состоянии госуда­
рственных дел и управления в стране. Но иностранцы общались не
только с власть предержащими. Жалобы на приказную волокиту,
взяточничество чиновников, их лихоимство и произвол звучали со
* Жена удивлялась тому, что муж не бьет ее, а значит, нс любит, и будто бы
сама попросила отколотить ее.

всех сторон. При этом, не говоря о других авторах, даже ученыйправовед Флетчер имел смутное представление о законах России.
Игнорируя Судебник Ивана IV, Флетчер утверждал, будто един­
ственный закон в Московии есть изустная воля государя. Отметив
несообразности такого рода, Ключевский подчеркивал, что беглые и
отрывочные заметки иностранцев все же имеют интерес, так как
вводят нас “в практику юридических отправлений” .
Рассмотренные с этой стороны записки иностранцев позволили
молодому Ключевскому сделать важные обобщения: “ Не все классы
общества имели одинаковое значение перед законом, по крайней мере
в его приложении” , - дворянин мог безнаказанно убить мужика, а его
показание значило больше, чем показания многих простолюдинов.
Продажность суда - еще одна тема, которой посвящены, быть может,
самые красноречивые страницы Сказаний почти всех знаменитых
путешественников.
Приказной строй сформировался в России в ходе реформы середи­
ны XVI в., придя на смену обветшалым учреждениям периода ф еода­
льной раздробленности. Приказы обеспечили необходимую для еди­
ного государства степень политической централизации. Со временем
приказная система пришла в глубокий упадок. Но не следует забы­
вать, что у истоков ее стояли такие талантливые государственные
деятели, как дьяк Иван Висковатый, выходец из народных низов,
двадцать лет с успехом руководивший внешней политикой госуда­
рства. Правда, карьеру его увенчала ужасная, мучительная казнь по
вздорному обвинению в измене в пользу всех окрестных иностранных
государств.
В зеркале иностранных сказаний запечатлелись разные лики россий­
ской бюрократии, возникшие вместе с рождением приказного строя.
Несправедливо забытое сочинение молодого Ключевского за­
служивает того, чтобы вновь вспомнить о нем. Читатель, без сомне­
ния, с самым живым интересом прочтет помещенную ниже главу.

УПРАВЛЕНИЕ И СУДОПРОИЗВОДСТВО

От описания устройства служилого класса всего ближе перей­
ти к описанию управления страной. Управление было другой
формой кормления служилых людей на счет черного, неслу­
жилого народонаселения и, разумеется, должно было отлича­
ться особенностями, которые неизбежно вытекали из такой
цели. Боярин или сын боярский за государеву службу получал
наместничество или волостельство; человек меча на известное
время переходил в совершенно другую сферу, вступал в совер­
шенно иные отношения, не переставая быть по-прежнему в
сущности военным человеком, ведал и судил город или во­
лость “для расправы людям и всякаго устроения землям, себе
же для покоя и прокормления” , как определяло правительство
XVI в. цель наместничеств и волостельств. По окончании
срока служилый человек возвращался с кормления до нового
места. Понятно, какой характер должно было иметь его
управление городом или волостью: прежде и больше всего
имелось в виду получение дохода, “чем мочно быти сытым” .
Иностранцы не могли не заметить такого характера областно­
го управления. Герберштейн ставит “префектуры” рядом с
поместьями как средства, служащие для одной и той же цели.
На образованного западного европейца, внимательно всма­
тривавшегося в устройство Московского государства, не мог­
ло, конечно, произвести выгодного впечатления это смешение
совершенно различных занятий и целей, какое представляло
им гражданское управление посредством военных людей. Та­
ковы же были органы и центрального управления, сосредото­
чивавшиеся в Думе и приказах столицы.
В устройстве управления Московского государства в XV и
XVI вв. мы видим важное движение: тогда произошли две
тесно связанные между собою перемены, которые не могли
остаться без влияния на ход управления. Эти перемены состоя­
ли в появлении и развитии приказной системы и в новом
значении дьяков. До этого времени в каждом княжестве
северо-восточной Руси во главе управления стоял князь, как
установитель порядка в земле и страж ее; ему служили бояредумцы и разные слуги; бояре за службу получали от князя
волости и города в кормление; боярин ведал и судил жителей
данной волости, данного города, и тиунам своим ходить у них
велел, а доход брал “на себя” , по “наказному списку” . Таким
образом, известное число наместничеств и волостельств заме­
щалось таким же числом членов княжеской дружины, кото­
рые назначались и сменялись князем, во всем относились к
князю, - и только. Вот все главные органы управления, то
есть в управлении действовали только известные лица, но не
было присутственных мест приказов, - по крайней мере до
XVI в. нет ясных указаний на подобные учреждения. Но

развитие государства и, как его следствие, усложнение упра­
вления делали необходимыми такие учреждения, и в начале
XVI в. мы встречаем известие о приказах. Чем далее, тем
более будут эти приказы размножаться и обособляться вслед­
ствие усложнения правительственного дела, и вместе с тем
вследствие того же более и более будет оказываться несостоя­
тельность служилых людей в деле управления, более и более
будет чувствоваться нужда в людях иного рода, которые
умели бы владеть не мечом, а пером, и с начала XVI в.
одновременно с известиями о приказах встречаем известия об
усилении значения дьяков. Они имели важное значение в Думе
государя; они заправляли ходом дел в приказах, они же отпра­
влялись вместе с наместниками по областям и заведовали там
всеми государственными делами, были представителями госу­
дарственного начала в областях, потому что наместники,
служилые люди, оказались теперь непригодны и непривычны
к правительственному делу при его новом значении, при
новых, чисто государственных потребностях, и этим наме­
стникам предоставили ведать только свои частные интересы
кормления. Чуждые служилым людям по характеру занятий
дьяки были чужды им и по происхождению, потому что
выходили из “поповичей и простого всенародетва” , по выра­
жению Курбского. Были и другие причины, содействовавшие
такому усилению значения дьяков в XVI в.; эти причины
хорошо понимали и ясно высказывали московские бояре,
боровшиеся с самодержавными стремлениями своих госуда­
рей. Но каковы бы ни были эти причины, новые потребности
управления занимали между ними важное место; если посто­
ронние обстоятельства дали дьякам возможность “боярскими
головами торговать” , то этих обстоятельств было мало для
того, чтобы дать им возможность и “землею владеть” , как
выражался один отъезщик XVI в.
Так в управлении государством последовали важные пере­
мены, показывавшие переход его от дружинного порядка к
чисто государственному; явились новые, более сложные орга­
ны и новые, более пригодные к делу деятели. Но высший
правительственный круг. Дума государева, осталась, повидимому, в прежнем положении. По-прежнему высшие чле­
ны старинной дружины по одному из исконных прав своих
считались думцами князя; по-прежнему государь “сидел с
бояры” о всяком земском строении. Еще в начале XVI в. при
дворе считали значение боярина тождественным с значением
советника и первое слово заменяли последним. Так же называ­
ют бояр того времени и иностранцы. Но как дружина XVI в.
не была похожа на прежнюю, так и в Боярской думе, несмо­
тря на ее прежний вид и состав, отношения сильно измени­
лись. В начале XVI в. со стороны государевых советников
слышались громкие жалобы на то, что государь перестал
советоваться с боярами, все дела решает у себя в спальне
сам-третей, - и эти двое поверенных дум были дьяки, “люди из
простого всенародетва, которых отцы отцам тогдашних бояр
и в холопство не годились” . Несмотря на то, что эта перемена
отношений не выразилась ни в каком формальном нововведе­
нии, ее скоро заметили иностранцы: мы видели, как отзывает­
ся Герберштейн об отношении бояр-советников к великому
князю: “Никто из них, как бы велико ни было его значение,
не смеет ни в чем противоречить государю” .
Сделав эти предварительные замечания о государственном
управлении, перейдем к изложениям известий о нем иностран­
цев. До конца XVI в. мы имеем от них немногие отрывочные
заметки об этом предмете и только у Флетчера встречаем
более полный и систематический очерк управления.
Во главе управления стоял государь с своей Думой. Думу
составляли думные бояре, отличавшиеся этим от простых
бояр, которые хотя также назывались советниками государя,
но получали это звание больше как почетный титул, ибо на
общий совет их приглашали редко или и совсем не приглаша­
ли. Кроме думных бояр, в Думе присутствовали (“жили”)
думные дьяки или государственные секретари. Как те, так и
другие получали свое звание по воле государя. Впрочем, и
думные бояре не всегда приглашались на совещание, по край­
ней мере, так бывало, по свидетельству Флетчера, в царство­
вание Федора Иоанновича, когда дела решал Борис Годунов с
5-ю или 6-ю лицами, которых он находил нужным призвать на
совет. Иностранцы ясно дают понять, что Боярская дума
имела только совещательное значение, что дела часто реша­
лись до обсуждения их в Думе и без ее утверждения приводи97

лись в исполнение. На совете, говорят они, боярам приходится
больше слушать, нежели высказывать свои мнения. Дума
была высшим законодательным, административным и судеб­
ным местом. Отсюда исходил всякий новый закон или госуда­
рственное постановление. Здесь с утверждения государя опре­
делялись известные лица на правительственные должности и
решались важнейшие судебные дела. Думе докладывали во
время ее заседаний о внутренних делах государства началь­
ники четей, или четырех главных приказов, ведавших обла­
стное управление. Сюда же входили с доношениями и нача­
льники разных судебных мест. Кроме дел государственных,
здесь разбиралось множество частных по просьбам. Думные
бояре, по отзыву Поссевина, были недалеки познаниями: при
нем только один из членов Думы знал немного по-латыни и
очень немногие знакомы были с польским языком; притом это
были почти все дьяки, многие бояре не умели даже ни читать,
ни писать. Обыкновенно заседания Думы бывали по понеде­
льникам, средам и пятницам, с 7-ми часов утра. Когда нужно
было назначить чрезвычайное собрание в другой день, из
Разряда давался приказ писцу разослать повестки о том чле­
нам Думы.
В чрезвычайные собрания Думы по какому-нибудь особен­
но важному делу на совет призывалось и высшее духовенство.
Флетчер так описывает эти чрезвычайные собрания Думы,
или Соборы. Царь приказывал призвать тех из думных бояр,
которых сам заблагорассудит, человек 20, вместе с патриар­
хом, который приглашал митрополитов, архиепископов и тех
из епископов, архимандритов и монахов, которые пользова­
лись особенным почетом. Обыкновенно такие Соборы созы­
вались в пятницу в столовой палате. Все собравшиеся встреча­
ли царя в сенях, причем патриарх благословлял царя и целовал
его в правое плечо. В палате царь садился на трон; невдалеке
от него за четыреугольным столом помещались патриарх,
митрополиты, архиепископы, епископы и некоторые из знат­
нейших бояр с двумя думными дьяками, которые записывали
все происходившее. Прочие сидели на скамьях около стен по
чинам. Один из дьяков излагал причину созвания Собора и
предметы для обсуждения. Прежде всего спрашивали мнения
патриарха и других духовных лиц, которые всегда и на все
давали один ответ, что царь и Дума его премудры, опытны в
делах государственных и гораздо способнее их судить о том,
что полезно для государства, ибо они, духовные, занимаются
служением Богу и предметами веры и потому просят царя
сделать нужное постановление, а они вместо советов будут
всепомоществовать молитвами и т.д. Потом вставал кто по­
смелее, уже прежде назначенный для формы, и просил царя
объявить собранию свое собственное мнение. На это дьяк
отвечал, что государь, по надлежащем обсуждении со своею
Думою, нашел предложенное дело полезным для государства,
но все-таки требует от них, духовных, богоугодного мнения, и
буде они одобрят сделанное предложение, то изъявили бы
свое согласие и проч. Объявив наскоро свое согласие, патри­
арх удалялся с духовенством, сопровождаемый царем до дру­
гой палаты; затем царь, возвратившись на прежнее место,
оставался здесь для окончательного решения дела, после чего
приглашал духовенство и думных людей на парадный обед.
Дела, решенные на Соборе, дьяки излагали в форме прокла­
маций, которые рассылались по областям.
Характер Думы не изменился и в XVII веке: она попрежнему оставалась совещательным собранием, в котором
редко слышались независимые голоса; советникам внуша­
лось, что если им давалось право высказывать свои мнения, то
царь и даже его любимцы оставляли за собой право исполнять
только то, что находили полезным и нужным. Потому это
собрание не имело прямого влияния на ход дел; мнения у него
спрашивали только для формы, чтобы отклонить от себя
ответственность в случае неудачного исхода дела. Число чле­
нов Думы не определялось законом; как и прежде, царь
назначал в нее кого находил нужным, по своему благоусмо­
трению. Маржерет говорит, что он знал до 32-х членов Думы.
При Мейерберге Дума состояла из 26-ти бояр, 30-ти окольни­
чих, 7-ми думных дворян, наконец, из 3-х думных дьяков;
последних, впрочем, бывало и по два; первый из этих дьяков
заведовал обыкновенно делами посольскими и иноземными,
был управителем Посольского приказа, а второй управлял
Разрядным приказом, заведуя делами военными.
Под Думой, как высшим правительственным местом, стоя­
98

ли приказы, ведавшие отдельные отрасли государственного
управления. По известиям XVI века, дела по этому управле­
нию распределялись между 4-мя главными приказами, или
четями. Каждый из этих приказов управлял одною из 4-х
четвертей, на которые делилось все государство в администра­
тивном отношении. Эти приказы были: Посольский, Разряд­
ный, Поместный и Казанский. По словам Флетчера, все
области государства расписаны были между этими 4-мя четя­
ми, из которых каждая заведовала несколькими областями.
Но на такое значение четей указывает только название Каза­
нской чети; названия остальных могут навести на мысль, что
каждая из них управляла не всеми делами приписанной к ней
части государства, а известного рода делами всего госуда­
рства. В другом месте Флетчер говорит, что начальники четей
делали распоряжение по всем делам, исполнение которых в
местах, ими управляемых, возлагалось на них царской Думой;
эти слова как будто указывают на то, что каждая четь ведала в
своих областях не все, но только некоторые дела; значит, дела
другого рода в тех же областях принадлежали уже ведомству
другой чети. Вообще трудно составить себе не только по
иностранным, но и по отечественным известиям ясное поня­
тие об устройстве и ходе управления посредством приказов
именно потому, что ведомства не были точно разграничены и
определены по известным началам; оттого трудно и распреде­
лить их на какие-нибудь точно определенные группы, отне­
сти, например, одни приказы к дворцовому ведомству, другие
к военному и т.д. Посольская четь, указывавшая своим назва­
нием на то, что мы теперь разумеем под министерством
иностранных дел, вместе с тем ведала внутренние дела неско­
льких городов. Еще более было запутанности в приказной
системе XVII века, когда она усложнилась, когда приказов
было больше 40. Приказы переплетались между собою дела­
ми, однородные дела ведались в нескольких приказах, и,
наоборот, в одном и том же приказе сосредоточивались разно­
родные дела. Эта запутанность отчасти происходила от того
порядка, в каком учреждались приказы; они явились не все
вдруг, а возникали постепенно, один за другим; усложнялись
дела известного рода, - и для них учреждался особый приказ;
между тем дела не переставали ведаться и в тех приказах, к
которым они прежде принадлежали. Так явились приказы:
Стрелецкий, Иноземный, Рейтарский, которые не могли не
перепутываться своими делами с Разрядным. Усложнились
дела по устройству кружечных или питейных дворов, - и
возникла новая четверть; но кабацкое дело ведалось прежде в
других приказах, к которым приписаны были какие-нибудь
города и волости; дела по этой части остались в этих приказах
и по учреждении новой четверти, а к последней приписаны
были кружечные дворы только Московской и некоторых
других областей. Понятно, как много было условного и слу­
чайного в ходе приказного управления и как трудно было
иногда решить, “кто под которым приказом в ведомости
написан и судим” , по выражению Котошихина. Дробность и
неопределенность приказной системы подавала некоторым
иностранцам повод думать, что в Московии столько же судов,
сколько может быть дел, что в одном, напр<имер>, судили
воров, в другом разбойников, в третьем мошенников.
По описанию Флетчера, Разрядный приказ управлял дела­
ми, относящимися к войску, ведал земли и доходы на жалова­
нье ратным людям, получавшим его; Поместный вел список
поместий, розданных служилым людям, также выдавал и
принимал на них всякие крепости; Казанский ведал дела
царств Казанского и Астраханского с городами по Волге. Что
ведал приказ Посольский, об этом Флетчер не говорит ни
слова. Всеми этими приказами управляли при Флетчере дум­
ные дьяки. Управляющий Посольским приказом получал в год
100 рубл. жалованья, Разрядным - столько же, Поместным 500 рубл., Казанским - 150. Эти приказы принимали просьбы
и дела всякого рода, поступавшие в них из подведомственных
областей, и докладывали об них царской Думе, также посыла­
ли разные распоряжения последней в подведомственные
области.
Для управления областями назначались царем известные
лица, по одному или по два в каждую область, которые
должны были во всех делах обращаться к управляющему той
части, в которой числилась известная область. На это указы­
вают слова Поссевина, что наместники знают, к кому из
сенаторов обращаться с донесениями, и что эти сенаторы от

имени царя отвечают им, а сам царь никогда не пишет со­
бственноручно никому, даже не подписывается под указами.
Наместник отправлялся в назначенную ему область с одним
или двумя дьяками, которые заведовали всеми приказными
делами по управлению областью. Областные правители обя­
заны были выслушивать и решать все гражданские дела своих
областей, впрочем с предоставлением тяжущимся права апел­
лировать в царскую Думу; в делах уголовных они имели право
задержать, допросить и заключить в тюрьму преступника; но
для окончательного решения должны были пересылать такие
дела, уже исследованные и правильно изложенные, в Москву
к управляющим четей для доклада Думе. Наконец, наместни­
ки были обязаны в своих областях обнародовать (прокликать)
законы и правительственные распоряжения, взимать подати и
налоги, собирать ратников и доставлять их на место. Обла­
стные правители и дьяки назначались по царскому указу и
через год (по Герберштейну, - через полтора года) обыкно­
венно сменялись, за исключением некоторых, поль­
зовавшихся особенной милостью у царя, для которых этот
срок продолжался еще на год или на два. За свою службу
наместники в конце XVI в. получали 100, другие 50 или 30
рублей жалованья. В их пользу шли пени, которые они выжи­
мали из бедных за какие-нибудь проступки, и другие доходы.
Иногда наместнику вместе с городом отдавались и доходы с
кружечного двора, который находился в этом городе. От
простых наместников отличались наместники и воеводы 4-х
пограничных городов: Смоленска, Пскова, Новгорода и Каза­
ни: их назначали из людей, пользовавшихся особенным дове­
рием, по два в каждый город. Они имели особенное значение,
больше обязанностей и исполнительную власть в делах уго­
ловных. Поэтому они получали большее жалованье, одни 700,
другие 400 рубл. в год.
В таком виде представляют иностранцы устройство обла­
стного управления во второй половине XVI в. Более ранний
путешественник говорит, что московский государь имел
обыкновение ежегодно объезжать разные области своих вла­
дений, но не известно, с какой собственно целью совершались
эти поездки, с целью ли объезда, то есть осмотра областей,
или на богомолье, или же, наконец, для прохлады: ибо таковы
были цели всех государевых поездок. Москва управлялась
особенным образом, именно состояла под прямым ведением
царской Думы, члены которой в известных судебных местах
выслушивали все важные дела городских жителей. Для обык­
новенных дел, например относительно построек, содержания
улиц, определялись два дворянина или дьяка, которые соста­
вляли с подьячими присутственное место - Земский двор.
Каждая часть города имела своего старосту, от которого
зависели сотские, а от последних десятские, каждому из кото­
рых поручался надзор за десятью домами.
Одною из важнейших отраслей ведомства Боярской думы,
приказов и областных правителей было отправление правосу­
дия. Судебная часть была тесно соединена с административной
или, лучше сказать, вовсе не была отделена от нее; одни и те
же органы ведали и ту и другую. Потому на суд, как и на
прочие отрасли управления, смотрели прежде всего как на
статью кормления, дохода. Таков был издавна взгляд на этот
предмет. Суд был не общественной должностью, а частным
владением, делился на части, отдавался на откуп, как частная
доходная статья. С развитием государства необходимо разви­
валось и законодательство, развивались юридические поня­
тия; по крайней мере правительство постепенно расширяло
круг своей деятельности на счет частного права. По двум
Судебникам, великокняжескому и царскому, можно следить,
как законодательство старается все шире и шире захватить
интересы общества, более и более овладеть их нарушителем,
дать больше определений и сделать их более точными и
подробными. В пример того как законодательство постепенно
старалось отнять у преступления против известного лица
характер частного явления и поступить с преступником как с
нарушителем прав целого общества, можно сравнить следую­
щие постановления Судебников между собою и с прежними
постановлениями: в великокняжеском Судебнике месть, само­
управство не допускаются; если у преступника не окажется
имущества, чем вознаградить истца, преступник не выдается
последнему, но подвергается смертной казни; по определению
того же Судебника, вор, пойманный впервые, по наказании и
доправлении иска отпускался на волю. Царский Судебник

относится к делу гораздо строже: по его определению вор,
пойманный впервые, по наказании и доправлении иска, не
отпускался, но отдавался на крепкую поруку, а если ее не
было, сажался в тюрьму до поруки. Мы напрасно стали бы
ожидать от иностранцев оценки этого движения в сфере
законодательства. Иовий со слов русского рассказчика мог
только записать, что Московия управляется простыми закона­
ми, основанными на правосудии государя и бескорыстии его
сановника. Герберштейн приводит в своем сочинении небо­
льшой отрывок из Судебника Иоанна III о судных пошлинах,
но ничего не говорит о самом Судебнике. Флетчер говорит,
что единственный закон в Московии есть изустный, то есть
воля государя и судей: Судебник Иоанна IV не удостоился от
ученого английского юриста названия писаного закона. Но
что дает особенный интерес беглым и отрывочным заметкам
иностранцев, - это то, что они вводят нас в самую прак­
тику юридических отправлений, показывают, в каком ви­
де и в какой обстановке являлся закон на самом деле, а не на
бумаге.
Во второй половине XVI в. судные дела ведали следующие
учреждения: губные и сотские старосты, наместники и воло­
стели с дьяками и, наконец, высшие правительственные места
в Москве, чети и Дума. Всякое дело можно было, по словам
Флетчера, начинать с любого из трех первых учреждений или
переводить его из низшего суда к высшему посредством апел­
ляции. В гражданских делах, например, по взысканиям, суд
совершался в следующем порядке. Истец подавал челобит­
ную, в которой излагал предмет иска. По этой челобитной ему
давалась выпись о задержании ответчика, которую он переда­
вал приставу или неделыцику. Все иностранцы, рассказывая о
московском судопроизводстве, резко отзываются о жестоком
обращении этих неделыциков с подсудимыми и вообще о
суровости форм, в которые облекался суд даже в незначите­
льных делах. По словам Флетчера, иногда из-за каких-нибудь
6 пенсов обвиняемому заковывали в цепи руки, ноги и шею.
Пойманный ответчик должен был дать поручительство, что
явится к ответу в назначенный день. Если никто не поручался
за него, неделыцик привязывал его руки к шее, бил батогами
по ногам и держал в тюрьме дор тех пор, пока нужно было
представить его на суд. Ходатаев и поверенных при суде не
было, каждый сам должен был, как умел, излагать свой иск и
защищаться. Когда истец и ответчик становились пред судьей,
ответчик на вопрос последнего о предмете иска отвечал обык­
новенно запирательством. Судья спрашивал, что он может
представить в опровержение требования истца. Ответчик го­
ворил, что готов поцеловать крест. После того он не подвер­
гался битью батогами до ближайшего исследования дела.
Иногда за неимением ясных доказательств судья сам обращал­
ся к истцу или ответчику с вопросом, согласен ли он покля­
сться и принять крестное целование. Флетчер так описывает
обряд этой клятвы. “Церемония происходит в церкви; в то
время, как присягающий целует крест, деньги (если об них
идет дело) висят под образом; как скоро присягающий поцелу­
ет крест пред этим образом, ему тотчас отдают деньги” .
Флетчер прибавляет, что крестное целование считалось делом
столь святым, что никто не смел нарушить его или осквернить
ложным показанием. Олеарий говорит, что обыкновенно ста­
рались не доводить дело до крестного целования и тяжущиеся
вообще неохотно прибегали к нему, ибо и общество, и цер­
ковь неблагоприятно смотрели на поцеловавшего крест в
судном деле. Если обе стороны готовы были принять крест на
душу, бросали жребий, и тот, кому он доставался, выигрывал
дело. Англичанин Лен подробно описывает порядок решения
дела посредством жеребья, которым решена была в Москве
его тяжба с некоторыми русскими купцами. При суде прису­
тствовало множество народа. Когда истцы не согласились на
мировую сделку, предложенную ответчиком по приглашению
судей, последние, засучив рукава, взяли два восковые шарика
одинаковой величины с именами обеих тяжущихся сторон и
вызвали из толпы первого попавшегося на глаза высокоросло­
го человека, которому велели снять шапку и держать перед
собой; в нее положили оба шарика и вызвали из толпы
другого высокорослого человека, который, засучив правый
рукав, вынимал из шапки один шарик за другим и передавал
судьям. Судьи громко объявляли всем присутствовавшим,
какой стороне принадлежал первый вынутый шарик, та сто­
рона и выигрывала дело. Виноватый платил судной пошлины
99

20 денег с рубля1. Если виновный по окончании дела тотчас не
удовлетворял истца, его ставили на правеж. Правежом, по
описанию Флетчера, называлось место близ суда, где обвинен­
ных по судебному приговору и отказывавшихся платить били
батогами по икрам. Расправа производилась ежедневно, кро­
ме праздников, от восхода солнца до 10-ти или 11-ти часов
утра. Каждый должник подвергался правежу по одному часу в
день, пока не выплачивал долга. По словам Маскевича, перед
Разрядом всегда стояло по утрам больше 10-ти таких должни­
ков; над ними трудилось несколько неделыциков, которые,
разделив между собою виновных, ставили их в ряд и, начав с
первого, били тростью длиною в полтора локтя, поочередно
ударяя каждого три раза по икрам и, таким образом, проходя
ряд от одного края до другого. Судья, между тем, наблюдал из
окна за расправой. Несмотря на это, неделыцики умели извле­
кать выгоду из своего занятия, позволяя должникам за деньги
класть жесть за сапоги, чтобы сделать удары менее чувствите­
льными. Все время после полудня и ночью должников держа­
ли скованными в тюрьме, за исключением тех, которые
представляли за себя достаточное обеспечение, что будут сами
являться на правеж в назначенный час. Маржерет говорит,
что он видал много наказанных, которых везли с правежа
домой на телегах; по его же словам, всадники царской службы
были изъяты из этого наказания, имея право выставить за
себя на правеж одного из своих людей. После годичного
стояния на правеже2, если обвиненный не хотел или не мог
удовлетворить истца, последнему дозволялось брать его с
семьей к себе в рабство или продать на известное число лет,
смотря по величине долга3. По показанию Олеария, годовая
работа мальчика, отданного кредитору за долг отца, ставилась
в 5 рублей, а девушки в 4 рубля; на стоимость работы
взрослых нет указаний.
Относительно уголовного судопроизводства мы видели,
что, кроме 4-х пограничных городов, наместники прочих
областей не имели в XVI в. права окончательного решения в
делах уголовных; решение по таким делам принадлежало
высшему суду в Москве. Обвиняемый в уголовном преступле­
нии задерживался, допрашивался и заключался в тюрьму
правителем области, где совершено преступление. Наместник
посылал дело о нем, уже обследованное и правильно изложен­
ное, в Москву к управляющему своей четверти, а последний
передавал его в Думу, которая на основании того, как изложе­
но дело наместником и его дьяком, произносила окончате­
льный приговор, не делая нового допроса обвиненному. До­
прос состоял в пытке: обвиняемого били кнутом из белой
воловьей кожи, шириною в палец, так что каждый удар
производил рану, или привязывали к вертелу и жарили на
огне, иногда ломали или вывертывали какой-нибудь член
раскаленными щипцами, разрезывали тело на пальцах под
ногтями. Самым ужасным родом пытки была дыба. Подсуди­
мого с связанными назад руками вздергивали на воздух и
оставляли висеть в таком положении, привязав к ногам тол­
стый брус, на который вскакивал по временам заплечный
мастер, чтобы тем скорее заставить члены подсудимого выйти
из суставов; между тем под ногами подсудимого горел огонь
для усиления страданий. Иногда на голове у подсудимого
выбривали макушку и в то время, как он висел, лили на нее
сверху холодную воду по каплям; редкий преступник выдер­
живал это последнее испытание, добавляет Олеарий. Упра­
вляющий четью пересылал приговор Думы в ту область, где
находился преступник, для исполнения. Если по этому приго­
вору преступник присуждался к смерти, его вывозили на место
казни с зажженною восковою свечой, которую он держал в
связанных руках. Виды смертной казни были: повешение,
обезглавление, умерщвление ударом в голову, утопление,
погружение зимою под лед, сажание на кол и нек<оторые>
дру<гие>. По свидетельству Герберштейна, всего чаще упо­
треблялось повешение; другие, более жестокие казни, употре­
блялись редко, разве за какие-нибудь необыкновенные пре­
ступления. За воровство и даже убийство (кроме убийства с
целью грабежа) редко подвергали смертной казни. Герберштейн и Флетчер говорят, что летом москвитяне, занятые
войной, редко казнили преступников, но большею частью
отлагали исполнение смертных приговоров до зимы, когда
преступников вешали или убивали ударом в голову и пускали
под лед. Святотатцев, по свидетельству Петрея, сажали на
кол, и когда преступник умирал, тело его снимали, выносили
100

за городские ворота и здесь, предав сожжению, засыпали
пепел землей.
Вообще иностранцы заметили, что к смертной казни в
Москве прибегали редко; Олеарий замечает, что за воровство
совсем никогда не казнят смертью в Московском государстве;
гораздо охотнее употребляли батоги и кнут4. Иностранцы с
ужасом говорят о жестокости этих наказаний и о равнодушии,
с каким относились к ним москвитяне. Батоги были самым
обыкновенным и употребительным наказанием, которому
одинаково подвергались и простые и сановные люди, за важ­
ные и не важные нарушения закона. По замечанию Таннера, в
Москве редкий день проходил без того, чтобы кого-нибудь не
били на площади батогами5. Часто употреблялся и кнут,
который иностранцы описывают как самое жестокое и варва­
рское наказание. Обыкновенно ему подвергались за воро­
вство. Вора, попавшегося в первый раз, во время Олеария
били кнутом, ведя его от ворот Кремля до большого рынка,
где резали ему одно ухо и запирали на два года в тюрьму. За
вторичное воровство повторяли то же наказание и держали в
тюрьме до тех пор, пока набиралось достаточное число таких
преступников, после чего их ссылали в Сибирь, где они
должны заниматься звериной охотой в пользу казны. Олеарий
видел в 1634 году в Москве, как наказывали кнутом 9 преступ­
ников, воровски продавших табак и водку; между ними была
одна женщина. Кнут был из воловьей жилы и имел на конце
три хвоста, острые как бритва, из невыделанной лосиной
кожи. Преступникам дали по 25 ударов, преступнице 16. Надо
быть москвитянином, замечает Штраус, чтобы выдержать
четвертую долю такого наказания и остаться живым. При
наказании присутствовал подьячий с бумагой в руках, где
означено было число ударов для каждого преступника; всякий
раз, как заплечный мастер отсчитывал предписанное число
ударов, подьячий кричал: “полно”. После того преступников
связали попарно, продававшим табак повесили на шею по
рожку с табаком, а продавцам водки по склянке с этим
напитком и в таком виде повели всех по городу, хотя некото­
рые не могли уже стоять на ногах: при этом их продолжали
бить кнутом. Прошедши с полмили, их повели опять на место
наказания и тут отпустили. Часто наказание кнутом оканчива­
лось смертью наказанного. За употребление табаку во время
Олеария рвали ноздри. Таннер описывает виденное им в
Москве и сильно поразившее его наказание женщины за
убийство мужа. Завязав преступнице руки назад, ее (denudatam*) закопали по пояс в землю; в таком положении она
должна была пробыть трое суток, не подвергаясь далее ника­
кому наказанию6. На ее беду напали на нее голодные собаки,
во множестве бродившие по городу, и после отчаянного со­
противления несчастной, защищавшейся зубами, растерзали
ее, выкопали из земли и разнесли по кускам. Все это происхо­
дило перед глазами многих зрителей, которые не смели подать
помощь преступнице.
Иностранцы XVII в., описывая московское судопроизво­
дство, умалчивают об одном судебном доказательстве, именно
о поле'; у иностранцев XVI в. находим об этом несколько
любопытных известий. Когда дело не уяснялось допросом и
обе стороны представляли равносильные доказательства,
ответчик или истец говорил: “поручаю себя правде Божией и
прошу поля” . Тяжущиеся могли выходить на поединок со
всяким оружием, кроме пищали и лука. Бились пешие; бой
открывался копьем, потом принимались за другое оружие.
Иностранцы, выходя на поединок с русскими, почти всегда
побеждали последних, превосходя их ловкостью и умением
действовать оружием. Оба противника имели по несколько
друзей и доброжелателей, которые, стоя у поля, смотрели за
боем, но без оружия, кроме разве кольев, обожженных с
одного конца. Если друзья одного из бьющихся замечали, что
его противник бьется не как следует, а с обманом, тотчас
прибегали к своему на помощь; за ними вмешивались в дело
сторонники другого поединщика, - и с обеих сторон начина­
лась драка, приятно занимавшая зрителей, по замечанию
Герберштейна: обе стороны дрались чем и как ни попало за
волосы, кулаками, кольями и проч<им>8. Досудившиеся до
поля могли вместо себя выставлять драться наемных бойцов;
Ченслер говорит даже, что тяжущиеся редко бились сами, а
выставляли обыкновённо наемных бойцов. В Москве было
много таких бойцов, которые тем только и промышляли, что
* Обнаженную (лат.).

по найму выходили драться за других на судебных поединках.
Тот, чей боец оставался побежденным, тотчас объявлялся
виноватым и сажался в тюрьму.
Такие известия находим мы у иностранцев о порядке моско­
вского судопроизводства в XVI в. Из юридических понятий и
обычаев они указывают, между прочим, на то, что по взгляду
москвитян только государь со своею Думой мог произносить
смертные приговоры над свободными и несвободными лю­
дьми; из наместников немногие пользовались этим правом.
Никто из подданных не смел подвергать другого пытке. Михалон отдает преимущество московскому суду пред литовским в
том отношении, что “право суда у московитян над всеми
подданными баронов и дворян, как в гражданских, так и в
уголовные делах, принадлежит не частному лицу, а назначен­
ному для этого общественному чиновнику“9. Не все классы
общества имели одинаковое значение перед законом, по край­
ней мере в его приложении: показание одного знатного, по
словам Герберштейна, имело больше силы, нежели показание
многих простолюдинов. Если, говорит Флетчер, дворянин
обокрадет или убьет бедного мужика, то иногда вовсе и не
призывается к ответу; много-много если за мужика его высе­
кут. Иностранцы говорят о “врожденной“ наклонности мо­
сковитян к сутяжничеству и ябедничеству, но с особенною
горечью отзываются они о продажности самого суда. Судьи,
по свидетельству Герберштейна, открыто брали взятки, нес­
мотря на строгость государя к неправде. При этом Герберштейн передает слышанный им рассказ, резко характеризу­
ющий положение дел в тогдашнем московском обществе:
один судья из бояр был уличен в том, что с обоих тяжущихся
взял посулы и решил дело в пользу того, который дал больше.
Перед государем он не запирался во взятке, оправдываясь тем,
что тот, в чью пользу он решил дело, человек богатый и
почтенный, а потому больше заслуживает доверия перед су­
дом, нежели бедный и незначительный его противник. Госу­
дарь, смеясь, отпустил его без наказания, хотя и отменил его
решение. Может быть, замечает на это Герберштейн, причи­
ной такого корыстолюбия и недобросовестности служит бед­
ность самих судей, которая заставляет государя смотреть
сквозь пальцы на их поступки. Флетчер, сказав, что един­
ственный закон в Московии есть закон изустный, т.е. воля
царя, судей и других должностных лиц, оканчивает свой обзор
московского судопроизводства следующими мрачными слова­
ми: “Все это показывает жалкое состояние несчастного наро­
да, который должен признавать источником своих законов и
блюстителями правосудия тех, против несправедливости кото­
рых ему необходимо было бы иметь значительное количество
хороших и строгих законов“ . Мы знаем, как правительство в
XVI в. хлопотало о составлении таких хороших и строгих
законов; знаем, что одно из главных отличий царского Судеб­
ника от великокняжеского в том именно и состоит, что
первый, вооружаясь против несправедливости судей, не огра­
ничивается строгим и грозным запрещением судьям дружить,
мстить и брать посулы, но присоединяет к этому угрозу строго
и подробно определенных наказаний за ослушание. Хороши
или нехороши были эти законы, - нельзя отвергать, что они
были строги. Следовательно, главное дело было не в какихлибо законах, а в исконных привычках и условиях жизни,
создавших эти привычки. Если еще в XII в. с сомнением
спрашивали, какая судьба ожидает тиуна на том свете, потому
что тиун несправедливо судит, взятки берет, людей мучит;
если еще Даниил Заточник советовал не ставить двора близ
княжа двора, потому что тиун его как огонь, а рядовичи его
как искры, - то еще с большею силой можно было повторить
и этот вопрос, и этот ответ в XVI в. и даже гораздо позже,
потому что и в XVI в., и долго после продолжались явления,
вызвавшие этот вопрос и ответ, а явления продолжались,
потому что продолжали действовать причины, их произво­
дившие.
Что касается вообще до характера управления в Моско­
вском государстве, то мы находим у иностранцев XVI в. раз­
личные отзывы об этом предмете. Иовий из рассказов моско­
вского посла заключил, что по всем частям государственного
управления находятся там прекрасные учреждения. Михалон
хвалит московский порядок замещения должностей, говоря,
что государь московский соблюдает равенство между своими
чиновниками, не дает одному много должностей; начальники
лучше обращаются с подчиненными, зная, что осужденному

за взятки придется разведаться на поединке с обиженным,
хотя бы последний принадлежал к низшему сословию; от
этого не так часто слышатся во дворце жалобы на
притеснения10. Но совсем другого рода отзывы находим у тех
иностранцев, которые сами были в Москве и внимательно
всматривались в московские порядки. Правление в Московском
государстве казалось им не слишком тираническим для хри­
стианского государства. По отзыву Флетчера, московская
система областного управления была бы недурна для того
обширного государства, по своему удобству для предупрежде­
ния нововведений, если бы ее не портила недобросовестность
правительственных лиц. Областные правители чужды народу
по своим интересам и не пользуются ни его доверием, ни
любовию. Являясь ежегодно в области свежими и голодными,
они мучат и обирают народ без всякой совести, стараясь
собрать в свое управление столько, чтобы по окончании
срока, отдавая отчет, можно было, не обижая себя, подели­
ться с управляющим чети, который в надежде на это смотрел
сквозь пальцы на действия наместника. За это народ ненави­
дит наместников, видя, что они поставлены над ним не сто­
лько для того, чтобы оказывать ему правосудие, сколько
затем, чтобы угнетать его и снимать с него шерсть не один раз
в год, как владелец с своей овцы, а стричь и обрывать его в
продолжение всего года. Далее иностранцы указывают на
недостаток единодушия и общности интересов не только меж­
ду управителями и управляемыми, но и вообще между служи­
лыми людьми и простым народом. Флетчер в раздумье остана­
вливается на разных элементах Московского государства и
ищет, нет ли где таких общественных сил, которые могли бы
излечить эти язвы государства, но нигде не находит таких
целебных сил, ни в дворянстве, ни в дьяках, ни в войске, ни в
простом народе. Дворянство бессильно пред государем, бедно;
областные правители также не могут достигнуть значитель­
ного влияния, потому что назначаются на короткое время и
чужды, даже ненавистны народу; управляющие частями дьяки, которые хотя и пользуются наибольшим влиянием на
дела, но всем обязаны царю и служат ему одному; войско
безусловно предано царю и настоящему порядку, потому что
этот порядок выгоден ему, доставляя возможность обижать и
грабить простой народ. Эти части общества всею своею тяже­
стью лежат на простом народе; один он несет на себе все
бремя и не имеет средств облегчить его. В заключение англий­
ский наблюдатель дивится, как московские цари, прочно
утвердившись на престоле, могут довольствоваться прежним
неудовлетворительным порядком вещей в своем государстве.
Мы знаем, что в России и вверху, и внизу не менее Флетчера
и всякого постороннего наблюдателя чувствовали неудовле­
творительность и темные стороны управления. Правитель­
ство XVI в. придумывало и пробовало разные меры для улуч­
шения управления; по его распоряжениям подле наместников
и волостелей стали появляться выборные, излюбленные ста­
росты с важным значением, чтобы “судили они беспосульно и
безволокитно“ . И правительство, и общество объясняли эту
меру как противодействие злоупотреблениям наместников и
волостелей с их тиунами. Со второй половины XVI в. все
более и более усиливаются жалобы земских людей на наме­
стников и волостелей, которые “многие города и волости
пусты учинили“ , - и правительство отменяет наместников и
волостелей, объявляет учреждение излюбленных старост об­
щею мерою; всякий город, всякая волость могла, если хотела,
избавиться от наместников и волостелей, получив только
“откупную“ грамоту. Точно так же частное распоряжение
великого князя Василия Иоанновича о введении в суд наме­
стничий и волостелин лучших людей и целовальников утве­
рждено в Судебнике сына его как общий закон. Во всех этих
мерах выразилось стремление удовлетворить усилившимся
требованиям общественного порядка, поставить на место
прежней системы кормлений, основанной на частном праве,
другую систему управления, основанную на государственных
началах. С этою целью начали стеснять власть наместников и
волостелей, как несовместную с возникавшим государствен­
ным порядком: сперва старались положить пределы произво­
лу этих кормленщиков определением и ограничением их прав
на подведомственных им жителей, потом стали отнимать у них
многие права и передавать другим органам управления, вы­
борным дьякам, городовым, приказчикам. Наконец сделан
был решительный шаг: наместники и волостели, пред­
ки

ставители системы кормления, заменены были воеводами,
которые стали появляться во второй половине XVI в. в виде
частной меры, но в царствование Михаила Федоровича сдела­
лись общим учреждением. По основной мысли этого учрежде­
ния воевода был настоящий правитель области, представитель
государственного порядка, а не кормленщик, ведал дела не на
себя, как последний, а на царя. Таким образом государствен­
ное начало делало несомненные успехи; отражались ли эти
успехи заметными улучшениями в практической сфере, в
отношениях органов управления к управляемым? Может
быть, какой-нибудь ответ на это дадут иностранные известия
XVII в., тем более, что они описывают не столько устройство
управления, сколько самое его действие.
В XVII в. система приказов еще более усложнилась, и
потому еще труднее стало распределить их по роду дел на
известные, точно разграниченные ведомства. Олеарий указы­
вает на шесть главных отделений, или ведомств, которые,
собственно, составляли круг деятельности государева совета,
или Думы; это были: дела иностранные, дела военные, дохо­
ды от отчины государя, отчеты с разных прикащиков и
управителей, ведавших кабацкое дело, апелляции и решения
по гражданским делам и наконец решения по делам уголов­
ным. Каждому из этих ведомств соответствовал один или
несколько приказов11. Самыми главными из этих приказов
Рейтенфельс называет: Посольский, Разрядный, Поместный,
Сибирский и Приказ Казанского дворца. Приказами управля­
ли (“сидели” в приказах) бояре и другие думные люди, смотря
по важности приказа, только в двух наиболее важных прика­
зах, Посольском и Разрядном, управление которыми требова­
ло особенных знаний, сидели не бояре, а думные дьяки, как
люди более сведущие и опытные в приказном деле, хотя в
чиновной иерархии они стояли ниже даже думных дворян.
Письменною частью заведывали в качестве секретарей про­
стые дьяки, которых было по одному или более в каждом
приказе; под начальством их находились писаря и подьячие.
Все делопроизводство в приказах было письменное. Коллинс
насмешливо замечает, что там производилось столько бумаги,
что ею можно было бы покрыть всю поверхность Московско­
го государства. Дьяки и подьячие были завалены работой,
которую иногда не успевали окончить днем и должны были
заниматься по ночам. Но управляющие приказами, если ве­
рить Маскевичу, заседали только до обедни, при первом ударе
колокола уходили из приказов, зато строго взыскивали с
подчиненных за упущения. Корб рассказывает, что один дьяк,
проработав целый день в своем приказе, наконец решился
уйти домой отдохнуть; за ним последовали подьячие и писцы.
Но, вероятно, дело было спешное, и на другой день думный
дьяк, управлявший приказом, решил наказать подчиненного
дьяка за самовольный уход батогами, а подьячих и писарей
привязать к скамьям, чтоб заставить их работать всю следую­
щую ночь. Писали в приказах обыкновенно на бумажных
свитках, аршин на 25 или 30 длиной, делая их из нескольких
узких листов, склеенных вместе; во время письма приказный
держал такой свиток не на столе, а на коленях, что очень
удивляло иностранцев. Приказным запрещено было брать
посулу под страхом наказания кнутом, но они мало смотрели
на это. Олеарий рассказывает об уловке, посредством кото­
рой приказные выманивали подарки у иностранных послов,
приезжавших в Москву: они вызывались достать послу за
известную сумму копию какого-нибудь секретного акта или
распоряжения правительства, касавшегося этого посла, но так
как приказным запрещалось брать из приказов бумаги на дом,
то они составляли ложную бумагу и выдавали ее послу за
копию с подлинного акта.
В областях были особые земские и съезжие избы, устроен­
ные по образцу центральных приказов; делами заправляли в
них такие же чиновные люди, дьяки и подьячие, какие сидели
в столичных приказах. Областями управляли в XVII в. воево­
ды. Главным правительственным местом, из которого посы­
лались и в котором ведались воеводы, был Разряд15. Воеводы
посылались с одним или несколькими товарищами, которыми
большею частью были дьяки или подьячие. Воеводства в
XVII в. давались обыкновенно на три года; редкий воевода
правил одною областью дольше трех лет. Олеарий считает
такую краткость срока очень благоразумною мерой, которую
он объясняет чисто государственными соображениями, имен­
но намерением ограничить злоупотребление воевод, не дать
102

им возможности усилиться, предупредить вредные замыслы и
т.п. С тою же целью, по истечении срока, брали с воеводы
отчет в управлении, принимали жалобы на него от областных
жителей.
Посмотрим, насколько все эти меры уменьшали злоупотре­
бления воеводского управления. Прежде всего встречаем из­
вестие, что управители приказов, из которых посылались
воеводы, пользовались этим как выгодною статьею дохода и
торговали воеводствами13. Приехав в область, воевода старал­
ся прежде всего с лихвой вознаградить себя за издержки,
которых стоила ему покупка воеводства, и брал широкой
рукой, зная, что начальник приказа, от которого он зависел,
не даст хода жалобам обиженных. Был особенный, благовид­
но прикрытый обычаем страны способ, к которому обыкно­
венно прибегали воеводы для вымогания подарков у обла­
стных жителей. Каждый год воевода делал пиры, на которые
приглашал наиболее зажиточных служилых и торговых лю­
дей своей области; последние хорошо понимали цель этих
пиров и для избежания неприятностей в будущем старались
щедро отблагодарить воеводу за честь, которую он им делал.
Сытному кормлению, которым пользовались воеводы, подоб­
но прежним наместникам, соответствовал и их наружный вид
и обстановка, которой они окружали себя. Иностранцы по­
смеивались над боярской дородностью, которою отличались
областные правители. Олеарий, описывая прием, который
сделал ему в 1636 г. нижегородский воевода, дивится велико­
лепию и важности, которыми последний окружал себя дома. У
ворот посетителей встретили два дворянина, которые провели
их длинными сенями в переднюю комнату; здесь ждали их два
почтенных старца в богатой одежде, которые ввели гостей к
воеводе. Последний был одет в парчовое платье и окружен
множеством важных лиц. Комната была убрана турецкими
коврами и украшалась большим поставцом, который весь
уставлен был серебряною посудой.
Меры правительства оказывались бессильными против
обычая. Наказания за лихоимство в суде, отличавшиеся осо­
бенною суровостью, не много имели успеха. Если судья брал
подарки, его могли уличить собственные его слуги или пода­
рившие, которые, обманувшись в надежде выиграть дело,
нередко пользовались этим против судьи, чтоб возвратить
свои подарки; даже посторонние люди могли доносить на
взяточника. Уличенный в лихоимстве должен был возвратить
взятые подарки и подвергнуться правежу, пока не выплачивал
назначенной пени в 500, в 1000 или более рублей, смотря по
сану. Незначительного дьяка, уличенного в лихоимстве, нака­
зывали кнутом, привязав лихоимцу к шее взятую в подарок
вещь, кошелек с деньгами, мех, даже соленую рыбу, потом
отправляли наказанного в ссылку. Взятки, однако ж, не истре­
блялись, хитрецы придумывали способ обходить закон: чело­
битчик входил к судье и привешивал подарки образам будто на
свечи. Были в ходу и другие уловки. Олеарий говорит, что он
знал в Москве сановников, которые сами не брали посулов, но
не мешали принимать их своим женам14. Впрочем, и закон
вынужден был делать некоторые уступки укоренившимся
обычаям: в продолжение Святой недели судьям позволено
было вместе с красными яйцами принимать в дар малоценные
вещи и даже деньги от рубля до 12; но это не имело вида
посула. Все судьи и чиновники должны были доволь­
ствоваться годовыми окладами и землями, назначенными от
государя. Эти известия не позволяют считать преувеличенны­
ми отзывы иностранцев XVII в. о продажности суда в Моско­
вском государстве, о том, что судьи открыто торговали свои­
ми приговорами, что не было преступления, которое не могло
бы при помощи денег ускользнуть от наказания; и такие
отзывы простираются не на один суд и не на одни второсте­
пенные или отдаленные от центра органы управления:
иностранец, приехав в Москву, прежде всего узнавал, что
здесь посредством подарков можно всего добиться, даже
при дворе.
Таким образом черты, которыми описывали московское
управление иностранцы XVI в., повторяются в описаниях и
XVII, с тою разницей, что последние больше говорят о
строгости, с которой преследовались злоупотребления. В этих
описаниях ясно видна борьба двух противоположных стремле­
ний, господствовавших в московском управлении того време­
ни: с одной стороны, правительство старалось ввести понятие

Наказания батогами, кнутом и т.п. прежде не считались
позорными; в обществе не чуждались людей, побывавших за
преступления в руках заплечного мастера; наказание кнутом
за неуголовные преступления считали даже царской мило­
стью, и наказанные благодарили за него царя; кто попрекал их
кнутом, тот сам подвергался за это такому же наказанию.
Последнее продолжалось и в XVII в., но в обществе, как
видно из слов Олеария, уже не так снисходительно смотрели
на людей, побывавших под кнутом или батогами. Подобная
же перемена произошла, по словам Олеария, и во взгляде на
исполнителей наказаний. Должность заплечного мастера
была очень выгодна: кроме царского жалованья он получал
значительные доходы, тайно продавая водку содержавшимся
под его надзором арестантам и принимая от них посулы за
обещание полегче наказывать. Эта должность считалась даже
почетною; оттого значительные купцы охотно покупали ее и
через несколько лет с выгодой перепродавали другим. Олеа­
рий говорит, что в его время, когда москвитяне начали ближе
знакомиться с более мягкими нравами своих соседей, звание
палача не пользовалось уже прежним почетом и находило себе
гораздо меньше охотников.

о службе государству как об общественной должности, с
другой - старый обычай заставлял смотреть на нее только как
на источник кормления. Само правительство, не вполне осво­
бодившись от влияния старых обычаев, делало иногда уступки
в их пользу. Это видно и на важном нововведении, сделанном в
чисто государственном духе, на утверждении воеводств: вое­
воды не получали корма, собирали судебные пошлины в
казну, а не на себя; но служилый человек, просясь на воево­
дство, обыкновенно писал в челобитной: “прошу отпустить
покормиться” , - и правительство принимало такие просьбы,
не видя в этом противоречия с характером воеводского управ­
ления; а известия XVII в. показывают, что приведенные слова
не были одною только формой, удержавшейся по преданию от
прежнего времени.
Но если органы управления, под влиянием старого обычая,
не во всем точно отвечали новым стремлениям и началам,
которые проводило государство, то по крайней мере взгляд
общества на разные общественные явления делается неско­
лько яснее и строже. Олеарий и здесь не изменяет своему
правилу отмечать явления, которых не находили или не заме­
чали предшествовавшие ему путешественники в Московию.

ПРИМЕЧАНИЯ
1 Русские купцы, проигравшие Лену тяжбу, заплатили царю 10% с
суммы, бывшей предметом иска, за такой “грех” , как они называли
проигрыш.
2 В 1555 г. определено было стоять на правеже во 100 руб. месяц, “а
будет иск больше или меньше, то стоять по тому же расчету” .
Дозволялось переводить правеж еще на один месяц, но не больше.
3 Это называлось “выдать истцу головой до искупа” .
4 Маскевич рассказывает, что в 1610 г., когда Москва занята была
поляками, один из них увел дочь у боярина. Наряженный польский суд
приговорил похитителя, по польским законам, к смерти. Но один из
судей предложил судить преступника московским судом, на что охот­
но согласились и поляки, и москвитяне: виновного высекли кнутом на
улице (“Сказания современников о Димитрии Самозванце”).
5 Батоги имели широкое приложение в частной сфере и не всегда
считались позорным наказанием.
6 По Уложению, она должна была оставаться в земле, пока умрет.
7 У одного Петрея находим известия о поле, но они не представляют
ничего нового в сравнении с известиями писателей XVI в. и даже,
может быть, заимствованы у последних.
8 Если действительно так происходили судебные поединки при Герберштейне, то во второй половине XVI в. поле должно было принять
несколько лучший вид: по царскому Судебнику, у поля могли стоять
только стряпчие и поручники бьющихся, и то без всякого оружия;
сторонних людей велено было отсылать, а кто не послушается, не
пойдет, сажать в тюрьму.

9 Села и деревни жаловались служилым людям иногда с правом суда,
кроме душегубства и разбоя с поличным, но в XVI в. это не было
общим правилом, как говорит Ченслер.
10 Московское правительство при Иоанне IV жаловалось между про­
чим, на то, что, “как съедут наместники и волостели с кормлений, и
мужики многими исками отыскивают и много в том кровопролития и
осквернения сделалось” (Соловьев, “История России”).
11 Наиболее полный список приказов первой половины XVII в. сооб­
щает Олеарий, насчитывая их 32. Определение ведомства каждого
приказа у него неполно и часто неточно. За вторую половину века у
иностранцев не находим такого списка. Рейтенфельс списывает имена
и определения приказов у Олеария, не упоминая о новых приказах,
явившихся после Олеария. М ейерберг насчитывает 33 главных при­
каза.
12 Маржерет говорит об одном Разряде; но были и другие приказы, из
которых посылались воеводы. Воеводы назначались царским указом,
выдававшимся из того приказа, в ведомстве которого состоял город,
куда посылался воевода.
14 В Разряде и Казанском дворце, по словам Татищева, были положе­
ны оклады, что за каждый город взять; кто платил их, тот получал
воеводство.
14 Ср. Котошихин: “наказания не страшатся (судьи), от прелести очей
своих и мысли содержати не могут и руки свои ко взятию скоро
допущают, хотя не сами собою , однако по задней лестнице чрез жену
или дочерь, или чрез сына и брата, не ставят того себе во взятые
посулы, будто про то и не ведают” .

\Н1ИПП»11
^

г

103

(A. Srédine: Polotniany Zavod, château de M. Gontcharofï).

Среди немногихъ уцЪлЪвшихъ барскихъ гнЪздъ, еще полныхъ от­
звуками былого, одно не изъ послЪднихъ мЪстъ занимаетъ маюратное
имЪше Гончаровыхъ, въ Медынскомъ уЪзд'Ь Калужской губернш.
Полотняный Заводъ возникъ въ первой четверти восемнадцато
вЪка по волЪ Петра Великаго и уже около двухсотъ лЪтъ находится
во владЪнш одного рода. СовсЪмъ особенное впечатлЪше испытываешь,
когда послЪ неровныхъ булыжниковъ заводской мостовой подъезжаешь
къ монументальнымъ зеленымъ воротамъ. З т0 ц'В.юе двухэтажное
здаше; съ каждой стороны пролета стоятъ по три довольно стройныхъ
колонны, подъ крышей — икона съ лампадой; вотъ гулко проносится
подъ ними тройка, слЪва мелькнетъ приземистая башня колокольни съ
церковью, построенной основателемъ фабрики при ИмператрицЪ АннЪ
1оанновнЪ, минуешь пристроенную къ ней каменную «палатку», усыпаль­
ницу Гончаровыхъ и по наши дни, и по мягкому дерну двора подъез­
жаешь подъ гулме своды на тяжелыхъ столбахъ стариннаго подъезда.
Начало XX столетия называют
“серебряным веком” русской
культуры - живопись, музыка,
литература, театр, проведение
богатейших художественных вы­
ставок, издание таких журналов,
как “Мир искусства”, “Апол­
лон”, “Столица и усадьба”, “Ху­
дожественные сокровища Рос­
сии”, “София”...
1907 год ознаменовался выхо­
дом знаменитых “Старых годов”,
ежемесячника для любителей
старины, ставшего популярней­
шим буквально в день своего
рождения.
В основу публикаций здесь
была положена строгая науч­
ность, редакцию составили луч­
шие художнические и искусство­
ведческие имена того времени:
А.Бенуа, П.Вейнер, В.Вереща­
гин, Н.Врангель, С.Маковский,
С.Тройницкий,
А.Трубников,
кроме того, самым активным об­
разом сотрудничали И.Билибин.
И.Грабарь, С.Дягилев, В.Курба­

тов, Н.Хасере, Э.Липгарт, В.Лукомский, П.Муратов, Н.Рерих,
А. Ростиславов,
П.СеменовТян-Шанский, С.Эрнст, С.Яремич и многие другие.
Чему был посвящен этот еже­
месячник? Капитальному изуче­
нию искусства прошлых эпох,
знакомству читателей с много­
численными частными собрания­
ми, восстановлению забытого и
неизвестного, наконец, спасению
нашего национального наследия.
В этой связи журнал впервые в
отечественном искусствознании
обратил внимание общественно­
сти на красоту усадебной архи­
тектуры, образцов которой уже
и в то время оставалось крайне
мало. “Нигде не гибнет столько
произведений искусства, как в
России. Памятники художествен­
ной старины, последние остатки
былой красоты исчезают бес­
следно, и никто не поддержит
того, что некогда составляло
предмет восхищения современни­

ков”, - писал Н.Врангель в од­
ном из первых номеров.
“Старые годы” протестовали
против поругания старины, при­
зывали хранить и защищать ее.
Так,
например,
Рерих рас­
сказывал о гибели Батуринского
дворца и живописи в ярославской
церкви Иоанна Предтечи. О
варварских переделках петер­
бургских цепных мостов писал
Маковский. Ростиславов восста­
вал против перестроек интерь­
еров Таврического дворца. Вран­
гель бил тревогу о разрушениях
мемориальной скульптуры Шу­
бина, Мартоса, Гордеева в Александро-Невской лавре. И именно
благодаря выступлениям такого
рода были спасены от сноса то­
лько в Петербурге Пеньковый
буян, Новая Голландия, кордегарии Инженерного замка, предот­
вращена перестройка универси­
тета.
Сегодня мы предлагаем внима­
нию читателей перепечатанную с

некоторыми сокращениями ста­
тью А. Средина “Полотняный
Завод”, опубликованную в 1910
году (июль-сентябрь) в журнале
“Старые годы” и рассказы­
вающую о родовом имении Гон­
чаровых, родственников жены
А.С.Пушкина, в котором бывал
поэт. Фотографии интерьеров
имения Полотняный Завод и по­
ртретов, хранящихся там, взяты
из того же номера журнала “Ста­
рые годы”.
Каково положение усадьбы се­
годня? Затянувшаяся реставра­
ция, которая ведется уже неско­
лько десятилетий, близка к за­
вершению, на втором этаже
главного дома уже идут отделоч­
ные работы. Вскоре там будет, в
соответствии с приказом Мини­
стерства
культуры
РСФСР,
открыт
филиал
Калужского
областного краеведческого му­
зея. В возрожденном здании,
кроме того, разместятся библио­
тека и школа искусств.
105

А.Средин.Полотняный завод.
РЕДИ немногих уцелевших барских гнезд, еще полных
отзвуками былого, одно не из последних мест занимает
С
майоратное имение Гончаровых в Медынском уезде Калуж­
ской губернии.
Полотняный Завод возник в первой четверти XVIII века по
воле Петра Великого и уже около двухсот лет находится во
владении одного рода. Совсем особенное впечатление испы­
тываешь, когда после неровных булыжников заводской мо­
стовой подъезжаешь к монументальным зеленым воротам.
Это целое двухэтажное здание; с каждой стороны пролета
стоит по три довольно стройных колонны, под крышей икона с лампадой; вот гулко проносится под ними тройка,
слева мелькнет приземистая башня колокольни с церковью,
построенной основателем фабрики при императрице Анне
Иоанновне, минуешь пристроенную к ней каменную “палат­
ку”, усыпальницу Гончаровых и по наши дни, и по мягкому
дерну двора подъезжаешь под гулкие своды на тяжелых
столбах старинного подъезда.
Дом - огромный, трехэтажный, с бесконечными рядами
окон и двумя тяжелыми выступами - не ласкает глаз преле­
стью линий; но от него все же веет напоминанием о лучших
днях, безвозвратно миновавших; в настоящем поражает смесь
былого барства и запущенности. Но все же хорошо смотреть с
открытой веранды над подъездом на монументальные ворота
и церковь, когда живописно рисуются они на фоне нежного
вечера, а прощальные лучи озаряют их багряным золотом,
словно одевая на миг былою славой. Хорошо слушать тогда
тихие вечерние звоны, которые будят неясную мечту и манят
куда-то.
Дом вместе с парком и фабрикой занимает обширную пло­
щадь до семидесяти десятин; небольшая, но глубокая река
Суходрев полукольцом огибает владение. Дом с фасада, обра­
щенного к реке, имеет два выступа, а вдоль него тянется
длинная терраса, крытая сравнительно недавно и покоящаяся
на ряде тяжелых колонн.
Вокруг двора уцелела часть зданий полотняного завода, где
теперь “воловня” и конюшни; огромный конный двор с воро­
тами еще и теперь окружен высокими стенами; от бывшего
манежа уцелели одни жалкие развалины. Над воротами кон­
ного двора высится островерхая башня. Все владение огоро­
жено высокой стеной от соседей Прохоровых, которым при­
надлежит также старинный дом, когда-то бывший Щепочкина, “компанейщика” Гончарова. Остатки огромных оранже­
рей указывают еще на былой широкий размах жизни, но уже
давно не подстригаются дико разросшиеся столетние липы
парка, а дороги зарастают травой и несут глубокие шрамы от
перевозки дров из когда-то заповедной рощи, где в старину
держали стадо оленей. Давно уже сгорела и беседка, где
отдыхал Пушкин и где на стенах, говорят, были стихи, писан­
ные его рукой. Но все же и в таком виде имение представляет
большой художественно-исторический интерес. Его проис­
хождение тесно связано с историей самого завода, как показы­
вает и самое название. История его - постепенное возвышение
одного рода из довольно темных глубин, домостроительство,
вплоть до конца XVIII века, когда жизнь Гончаровых достига­
ет яркого блеска; дальше уже звезда их начинает меркнуть,
следует быстрый упадок благодаря расточительности внука
основателя завода. Получив в наследство огромные богатства,
он к тридцатым годам прошлого столетия сумел оставить
имение своим наследникам при неоплатных долгах. Под бре­
менем долгов пал старший из них, наследник майората при
душевнобольном отце, а сестры его, между ними и Наталья
Николаевна Пушкина, выросли бесприданницами.
Сведения наши о роде Гончаровых восходят до второй
половины XVII столетия по летописям города Калуги; они
были в то время зажиточными посадскими людьми. Так, сама
собой, падает легенда о крестьянском происхождении Гонча­
ровых, а также о приходе их предка из западного края.
Писанный доморощенным художником его портрет, с которо­
го имеются две копии, расположенные по разным комнатам
дома, изображает его уже в преклонном возрасте; на нем
черный бархатный камзол; в руках письма Петра Великого,
его гордость, которые он получал от царя при основании
106

фабрики. Его бледное старческое лицо обличает непреклон­
ную волю, ум, известную хитрость. Умно и немного насмеш­
ливо глядят небольшие глаза; в осанке чувствуется уверен­
ность хозяина; такой же образ его возникает перед нами, если
мы начнем перелистывать бесконечные указы, начиная с 1718
года, с основания фабрики.
Афанасий Абрамович Гончаров, основатель Полотняного
Завода, родился в 1699 году в г. Калуге; с юных лет он начал
проявлять незаурядную энергию. Девятнадцати лет от роду он
является уже инициатором крупного предприятия, во главе
которого числится капиталист Тимофей Филатов. Начало
фабрики относится к 1718 году, когда по именному указу
императора Петра Первого велено “Калужскому купцу Тимо­
фею Филатову сыну Карамышеву, для делания полотен по­
строить заводы в том месте, где приищет, с платежом за оные
места и мельницы оброку, для оного завода сколько понадо­
бится нанимать рабочих людей и покупать всякие нужные для
того припасы; продавать оные полотна в Российском Госуда­
рстве и посылать также для продажи в чужие края с платежом
пошлин свободно, и состоять ему Филатову под ведением
Мануфактур-коллегии” . Во всем деле руководящая роль при­
надлежит Гончарову; ему пишет Петр Великий из Голландии,
что “поелику он не имеет у себя хорошего плотинного масте­
ра, то он для него наняв искусного посылает при сем, прописав
за какую плату он его нанял и заключает: а буде ему тягостно
производить такое жалованье, то он Государь будет ему
платить свое” . Эти письма Петра Великого к Афанасию
Гончарову до последнего времени свято хранились среди се­
мейных бумаг, но теперь утрачены...
Перелистывая старые отчетные книги 50-х годов XVIII
века, мы находим более правдивую картину. В то время
заводы были окружены со всех сторон непроходимыми леса­
ми, где было раздолье для всяких темных людей. До сих пор
по пути от Полотняного в Товарково указывают громадный
курган, заросший косматым лесом, где хозяйничал Кудеяратаман. “Невозможно проехать было; когда в Товарково кому
идти, то молебен служили” , - говорят старики; а в Товарково
надо было проходить бором, хоть село и в близком расстоя­
нии. Разбойничьи шайки пополнялись разными отпетыми лю­
дьми, преимущественно беглыми. На Полотняном Заводе
были очень часты случаи побега; этому, вероятно, содейство­
вал и суровый режим заводов. В иной день бегут зараз три,
четыре фабричных ученика. Народ, недавно закрепощенный,
не мирится с железной ферулой, и в 1752 году дело доходит до
открытого возмущения. Наказание за это следует примерное
согласно желанию Афанасия Абрамовича.
Но, несмотря на принятые меры, глухое брожение среди
рабочих не утихает, и 22 февраля 1754 года обнаруживается
злой умысел - покушение взорвать фабрику. Найден был
горшок, полный пороха, в амбаре и “понеже та фабрика
состоит близ того анбара с немалым деревянным строением,
то она от того без остатка сгореть могла”. Деревянные
стройки того времени не сохранились, а из каменных еще
стоят останки. Это часть надворных строений, где теперь
“воловня” и каменные амбары, в которых сортируют тряпку,
вдоль реки у плотины. Подозрение пало на одного из фабрич­
ных учеников, о чем чинится розыск в Ярославецкой воевод­
ской канцелярии.
Но все эти внутренние настроения не мешают Гончарову все
шире развивать свою деятельность. Не ограничиваясь делами
Полотняного Завода, он “размножает” фабрики и заводы в
других губерниях. Правительство все так же ему покровите­
льствует.
В своих начинаниях Гончаров остается баловнем судьбы; в
1760 году он бьет челом в берг-коллегию о том, что “в
Полесском уезде, подгородном стану, вотчины Лаврентьева
монастыря поближе к Угре реке людьми его обыскана желез­
ная руда, которая Песочному заводу Серпейского уезда очень
способна” . Следует указ о том, что велено руду опробовать и
об отводе помянутой руды для песочного завода Гончарова. В
1770 году приобретается с торгов имение княгини Одоевской,
село Катунки Нижегородской губернии. Из него впоследствии

А.Средин.Полотняный завод.

Большая гостиная
Крепостной оркестр Гончаровых. Восковая группа
107

А.Средин.Полотняный завод
дается приданое дочерям Николая Афанасьевича, между ними
и Наталье Николаевне Пушкиной.
Екатерина Вторая по вступлении на престол особенно по­
кровительствует Афанасию Гончарову. В силу того, что,
согласно указу 1762 года не дозволяется фабрикантам поку­
пать деревни, она делает для него исключение и посылает ему
о том именной указ от 17 февраля 1763 года.
Но зенита славы достиг Афанасий Абрамович, когда сама
великая императрица, путешествуя по России и будучи в
Калуге, выразила желание посетить его на Полотняном Заво­
де. Так как достоверных описаний этого посещения не имеет­
ся, приходится обратиться к устным преданиям, еще остав­
шимся в народе, сохраняя, по возможности, яркость изобра­
жения. К этому времени, вероятно, приурочивается
окончательная отделка дома, которому старались придать
вид, достойный к приему высокой гостьи. Расположение ком­
нат и, в главных чертах, даже отделка их осталась нетронутой
и до наших дней; поэтому остановимся на этом подробнее.
Самая обширная комната в анфиладе - это огромная гостиная,
где теперь висят портреты. Эта очень длинная зала, с целым
рядом окон, производит впечатление некоторой придавленно­
сти благодаря, по размерам ее, низкому потолку. Стены ее
обтянуты парусом, оштукатуренным в бирюзово-зеленый
цвет; букеты довольно аляповатых роз с зелеными листьями
наклеены в виде “cimaise” *, время привело все это в красивую
гармонию. Устроены были затейливые лепные карнизы,
выше разрисованные, и причудливые арабески украсили пла­
фоны. Полукруглая зала была превращена, согласно вкусу
того времени, в китайскую комнату; пестрые ситцы с яркими
цветами и курьезными фигурами китайцев украсили стены и
полукруглый диван, их окаймляющий. Маленькой мраморной
комнате, предназначавшейся для опочивальни, постарались
придать вид, отдаленно напоминающий спально императрицы
в Царском Селе; была водружена перегородочка с легкими
белыми колонетками, с золочеными капителями и зеркалом
посредине. Был устроен помост, обитый сукном, а на нем, под
зеркалом, поставлен маленький, довольно неудобный, диван с
балюстрадой по обеим сторонам. Сколько, вероятно, было
приготовлений, сколько хлопот! Наконец, 16 декабря 1775
года, все готово к приему императрицы, когда она въезжает
со свитой во двор; издалека встречает ее без шапки престаре­
лый хозяин; не слышит он ног под собою от радости. Импера­
трица милостиво беседует с Гончаровым; ей предложен ро­
скошный обед, причем в памяти стариков сохранилась молва,
как потчевали государыню в Филипповки свежими белыми
грибами.
Чтобы видеть весь “coup d’œil”** заводов, глаголем замы­
кающих широкий двор, Екатерина проследовала на веранду и
здесь, увидав громадные здания, милостиво обратилась с во­
просом к хозяину: “Что это у тебя, Гончаров, куда я ни
взгляну, так много каменной стройки?” Стал на коленки
Афанасий Абрамович и говорит: “На меня, Ваше Величество,
три дня золотой дождь шел” . - “Встань, старичок!” - улыба­
ясь сказала она. - “Я перед Вашим Величеством не старичок,
а семнадцати лет молодчик” , - нашелся Гончаров; в ту пору
ему было ровно семьдесят шесть лет. Екатерина, по преда­
нию, ночевала на Заводах; еще сохраняется стул, нарочно для
нее сделанный и крытый алым бархатом с серебряным позу­
ментом.
Тут дела Гончарова достигают зенита славы; они позволяют
ему вновь и вновь делать крупные земельные приобретения.
Но на старости Гончарову приходится пережить ряд больших
несчастий; одного за другим он теряет трех взрослых детей в
цветущем возрасте; именно, дочь Христину, бывшую в заму­
жестве за лейб-гвардии Преображенского полка сержантом
Петром Фаддеевичем Хитрово; затем дочь Евгению, восемна­
дцати лет, а впоследствии - сына Афанасия двадцати лет. Все
это наводило на мысль о смертном часе и о том, чтобы
упрочить за своим родом приобретенные трудами всей жизни
несметные богатства; лучшим средством для этого предста­
* верхняя часть карниза в помещении
** в данном случае - панорама, общий вид

108

влялось учреждение майората за старшим в роде. В то время
бесчисленные заводы и фабрики - полотняные, бумажные,
чугунолитейные - были разбросаны по разным губерниям;
число вотчин достигало семидесяти пяти. Бумага его счита­
лась лучшей в России...
Необычайно ярко рисуется нам образ внука основателя
завода, Афанасия Николаевича; кажется, что в его личности
сосредоточивались, как в фокусе, все недостатки русского
барства екатерининской эпохи.
Широко гостеприимный, нерасчетливый, не могший никому
отказать в просьбе, “милостливый” , как его называл народ,
влюбленный в блеск и роскошь, он постоянно окружен гостя­
ми, ведет жизнь шумную и праздную; по своему мировоззре­
нию, будучи от природы недальнего ума, он является типич­
ным выразителем правила “après nous le déluge” *. За сорок
семь лет управления громадным наследством, ему доставшим­
ся, он сумел оставить после себя около полутора миллиона
долгу. Жизнь его проходит среди шума и блеска на Полотня­
ных Заводах, а зимою - в Москве. Женат он был на Надежде
Платоновне Мусиной-Пушкиной. В народе еще сохранилась
память о Надежде Платоновне; молва говорит, что она была
царского рода (?), а крестница она была самого митрополита
Платона. Ее портрет-миниатюра, находящийся на Полотня­
ном Заводе, изображает бледную женщину с довольно краси­
вым, надменным и своенравным лицом, со жгучими, немного
тоскливыми, темными глазами. Прихотливо разметались ку­
дри, чуть тронутые пудрой. Шея тонет в складках тончайшего
батистового воротника; ее облегает красивое платье “пюсоваго” цвета, а фоном служат растрепанные кущи деревьев с
беспокойным небом. Миниатюра тонко написана и красива по
фону. А вот и супруг ее, “дедушка” Афанасий Николаевич, с
подслеповатыми глазами и взбитым коком, в белоснежном
галстухе и синем рединготе; он имеет вид только что пробу­
дившегося от сна; с художественной стороны миниатюра сла­
ба. С таким же, как бы недоуменным, выражением смотрит он
и со стены большой портретной на том портрете, который
был им заказан в бытность его в Вене в десятых годах и
отослан из-за границы с “дилижансом” сыну его Николаю
Афанасьевичу II на Полотняные Заводы...
Юный Афанасий Николаевич младший рос, окруженный
любовью и самыми нежными заботами; кроме названных
раньше учителей, у него были учителя рисования, музыки,
танцев и верховой езды. Устраивались очень веселые домаш­
ние спектакли из маленьких детских пьес г-жи Жанлис и
Флориана. Автор воспоминаний (имеются в виду записки А.П.
Бутенева. - Ред.), так как был меньше ростом и более белокур,
то исполнял часто женские роли, <...> Аржантину в “Арлеки­
не” Флориана и молочницу в пьесе “Два охотника” . Парк с
рощей служил любимым местом прогулок; его окружала, как
полуостров, река, в нем водилось стадо оленей, а иногда
сажали на цепь волков и лисиц, приготовленных для охотни­
чьих целей. Любимым развлечением того времени была охо­
та. До переезда в Москву, осенью, проводили месяца два в
каком-нибудь дальнем небольшом имении, куда отправлялся
целый поезд подвод. Заранее посылали человека откупать
зеленя по деревням, где собирались охотиться. Уезжали,
обыкновенно, за Медянь, где еще были непроходимые леса и
расположены были дальние вотчины Гончаровых. Такие по­
ходы иногда длились по нескольку недель; забирали с собой
палатки, ковры, всю кухню и обильные припасы на случай
ночевки под открытым небом.
Еще более пышно шла жизнь у Гончаровых в Москве, где у
них был в то время не один дом. Там у них не проходило дня
без гостей; ежедневно обедали за столом два, три человека.
Дети обедали за общим столом; по праздникам их возили
кататься по городу, а в будни они играли в обширной зале. На
масленицу, в воскресенье, их возили в маскарад, устраивае­
мый англичанином Медоксом в одной из зал театра; это
* после нас хоть потоп

А.Средин.Полотняный завод

Неизвестный
художник XVIII века.
А. А. Гончаров
Неизвестный
художник начала XIX
века. Н.И.Гончарова
Неизвестный
художник конца XVIII начала XIX века.
Н. А. Гончаров

Неизвестный
художник XVIII века.
И.Б.Бибиков
Д.Г.Левицкий. Конец
XVIII века.
В.А.Бибикова
109

А.Средии.Полотняный завод.

110

выходит нежная длинная шея из газового высокого ворота, а
на плечо накинута опалового цвета “дымка”, расшитая раз­
ноцветными шелками. А вот крошечный розовый мальчик, их
первенец Митинька, родившийся в Москве 1 мая 1808 года.
Темные глаза красиво выделяются на его бело-розовом
правильном пухлом личике; он сидит на красной бархатной
подушечке, а в руках его зажата погремушка. Глядя на эту
детскую миниатюру, не хочется верить, какая тяжелая, пол­
ная огорчений и волнений жизнь была ему уже предначертана
в книге судеб. А рядом - маленькая миниатюра, изображаю­
щая трех старших детей - Дмитрия, Екатерину и Александру;
они в темных костюмчиках, в руках держат клетку, откуда
только что выпорхнула птичка... Апрельское солнце, проходя
сквозь радужные от времени стекла старых рам кабинета,
освещает тихим, умильным светом эти старые образы милого
прошлого...
В 1815 году мы уже находим Николая Афанасьевича с
семьей в Москве, где у него родился сын Сергей Николаевич,
а через три года (в 1818) - дочь София, которая умерла в том
же году. Маленькую Наталию Николаевну, любимую внучку,
дедушка упросил оставить у него на Полотняном, так как в
ней души не чаял; мать, обремененная семьей, скрепя сердце,
согласилась на это. Эти годы, проведенные у дедушки, оста­
лись самым светлым воспоминанием в жизни внучки. Угады­
вались ее малейшие желания и капризы, все домочадцы и
многочисленные прихлебатели, жившие в доме, наперерыв
баловали ее, но этому благоденствию скоро суждено было
прекратиться; уже на шестом году ее привезли из Полотняно­
го в семью, но до конца дней Афанасия Николаевича (1832 г.)
Наталья Николаевна оставалась его любимицей.
Что же делал тем временем Афанасий Николаевич, разлу­
чившись с любимой внучкой? Стал “громко жить” , по выра­
жению стариков; резиденцией своей он избрал Красный дом,
ныне уже не существующий, где жил впоследствии Пушкин.
Дела Афанасия Николаевича все больше запутывались;
причиной кроме его “широты” и жажды роскоши было еще и
то, что он никому не умел отказывать; слишком “милостивый
был” . В 20-х годах дела его приходят все в большую запутан­
ность; этому, вероятно, служит причиной и его крайная неос­
ведомленность и неумение вести обширное заводское хозяй­
ство. Вскоре на семью обрушилось крупное несчастье. Нико­
лай Афанасьевич, насильственно отторгнутый от деятель­
ности своей, начал временами впадать в меланхолию, иногда
полную апатию, чередовавшуюся приливами раздражения, а в
1823 году это состояние перешло в острое, буйное
помешательство. Рассказывают, будто причиной было паде­
ние с лошади, но более вероятным представляется годами
длившееся подавленное состояние духа, в силу ничем не устра­
нимых неприятностей...

развлечение особенно любили дети, так как за завтраком, там
сервировавшимся, давали конфеты “â discrétion” *. Любимым
развлечением служили высокие ледяные горы, устраиваемые
на обширных огородах за домом; это считалось полезным. На
воспитание Николая Афанасьевича было обращено много
внимания; но оно не было чуждо главных недостатков того
времени. У него рано стало обнаруживаться замечательное
музыкальное дарование, не покидавшее его впоследствии и в
долгие годы тяжкой душевной болезни. На памяти стариков
еще то, как останавливались, бывало, экипажи под окнами
Гончаровых, когда молодой виртуоз играл. Чтобы развить
вкус, дома устраивались часто отличные концерты, где иногда
принимали участие выдающиеся артисты. Что касается препо­
давания предметов, то это было время, ярко изображенное в
“Недоросле” . Французские гувернеры менялись: первым был
Martinet из Оверни, который заставлял учить историю по
Роллэню; книга сохранилась и по сие время. Затем был
родной брат Марата, приехавший в Россию раньше револю­
ции и носивший имя Будри, своего родного города в Швейцаии. Последним был Монтолье-д’Арпавон, кавалер ордена
t.-Louis. Немец был - Вареш, очень педантичный, а затем
Бергман, сделавшийся впоследствии в Риге знаменитым про­
поведником и писателем. Русским учителем был студент П.И.
Турбин, преподававший географию, математику и словес­
ность. Читали Ломоносова, Сумарокова, Карамзина; но осо­
бенно скучным казался Телемак Фенелона, как орудие пытки
детей, сохранившийся почти во всех русских богатых уса­
дьбах. Автор воспоминаний очень ярко рисует картину того
времени; тогда переживались смерть Екатерины, а затем эпоха Павла. Следуют далее восторженные описания первых
дней после коронации Александра Благословенного. Это вре­
мя было решающим для автора записок и молодого Гончаро­
ва. Пользуясь протекцией графа Салтыкова, приехавшего на
коронацию в Москву, юного Николая Афанасьевича записали
пажем, и начались сборы в Петербург.
Уступая настояниям родителей, нежно любивших своего
единственного сына, юный Гончаров отказался от своей меч­
ты о военной службе и уже в 1804 году зачислился в Коллегию
иностранных дел. Гончаровы, переехав в Петербург, продол­
жали вести широкую жизнь, много бывая в свете и принимая у
себя. Их сыну, от природы одаренному красотой, живым,
ярким умом, вдобавок воспитанному и по тому времени бле­
стяще образованному, были открыты двери самых строгих
гостиных. Он широко пользовался удовольствиями столицы;
уже один театр должен был привлекать его, как человека с
развитым художественным вкусом. В то время там процвета­
ли русский, французский и немецкий театры. В библиотеке
сохранилась книга Льва Цветаева - «Панорама Парижа»,
видимо, одна из любимых книг Гончаровых. В ней находим
много описаний французского театра самого начала прошлого
века. В трагедии выделялись: Дмитриевский, Яковлев, Семе­
нова. Пожинали лавры m-lles George и Bourgoing. В балете
отличался Дюпор. В комической опере гремит имя компози­
тора Мартини с его Cosa Rara; в водевиле отличается несрав­
ненная Филис.
В вихре светской жизни Гончаров встретился с красавицей
Натальей Ивановной Загряжской, сразу был увлечен и уже в
1807 году было “Генваря 27 дня в С.-Петербурге венчанье во
дворце Зимнем в Придворной церкве” , как записывает Афа­
насий Николаевич. Взгляните на миниатюры Николая Афана­
сьевича и его жены. Первая, может быть работы Босси,
изображает красивого молодого человека с тонким,
выразительным лицом с голубыми мечтательными глазами.
Девически нежное лицо обрамляют темно-каштановые воло­
сы. Белоснежный батистовый галстух строго подпирает розо­
вые щеки, фоном служит синее небо с тучами. Наталья
Ивановна спорит красотой и изяществом со своим мужем.
Жеманно склонив кокетливую голову, она слегка улыбается,
пожалуй немного стереотипно; ее выхоленное нежное личико
грешит немного деланым выражением; усиливает его и преду­
мышленно небрежно распустившийся локон. Как стебель,

После выхода замуж Натальи Николаевны жизнь на Полот­
няных Заводах стала еще печальнее. Сестры находились как
бы в затворе; вот как пишет об этом Пушкин Нащокину (надо
сказать, что в то время за Александру Николаевну сватался
некто Александр Юрьевич Поливанов). Письмо Пушкина
помечено второй половиной июня (1831 г.): “Что-то будет с
Александром Юрьевичем? Твое известие о нем насмешило нас
до сыта. Воображаю его на Заводах en tête à tête* с глухим
стариком, а Наталью Ивановну ходуном ходящую около доче­
рей крепко накрепко заключенных” . Из-за этого Поливанова
вышла целая распря у него с Натальей Ивановной.
Положение Афанасия Николаевича наконец становится
безвыходным. Он решается на последнее средство окончательную продажу заводов; но тут он нашел скрытое
противодействие в лице своего старшего внука, Дмитрия Ни­
колаевича, будущего наследника майората. Прошение деда
поступает в Комитет министров. Оттуда получена бумага от 7
июня 1832 г.; это был замаскированный отказ; он свел его в
могилу через два месяца - 8 сентября 1832 года. Тело его было
перевезено на Полотняный Завод с большой торжественно-

* в данном случае - россыпью

* наедине

А.Средин.Полотняный завод.

Малая гостиная
Гробница А . А . Гончарова

Одна из комнат бывшего дома Г.И.Щепочкина
Лампада в фамильной церкви
111

А.Средин. Полотняный завод.
стью. Везли его тело по дороге на Медынь, а на Шаровой горе
его встретила толпа народа, повалившего из Полотняного
проститься с “милостивым” барином. У многочисленных дво­
ровых были “шляпы большие с флёром и кафтаны легкие, а в
руках - факелы” . Везли его так “деликатно” ! В ярком осен­
нем уборе “одетые в багрец и золото” встретили старые
деревья Полотняного Завода своего старого владельца, так
возлюбившего пышность и блеск и скончавшегося при вели­
ком разорении огромных богатств, полученных им от деда.
Много лет читали по нем псалтирь в часовне при церкви, где
он был погребен.
Тяжелое наследство оставил он своим внукам; после него
юридическим владельцем майората остался сын его, Николай
Афанасьевич, хотя он уже был невменяем в силу душевной
болезни, сломившей его еще в 1823 году; но долго спустя
кончил он свое земное странствование, пережив своего стар­
шего сына.
К этому времени старший внук и будущий наследник майо­
рата, Дмитрий Николаевич, был всего 24-х лет, но имел уже за
собою несколько лет государственной службы.
1834 год ознаменован на Полотняном Заводе вторичным
пребыванием там Пушкина осенью.
Еще летом этого года он мечтал об этой поездке. “Боже
мой” , писал он жене в июне:” ... кабы Заводы были мои, так
меня бы в Петербург не заманили и московским калачом. Жил
бы себе барином. Но вы, бабы, не понимаете счастия незави­
симости... Ух, кабы мне удрать на чистый воздух” .
Об этом пребывании известно нам очень мало, хотя еще
недавно живы были несколько старых дворовых, помнивших
Пушкина.
“Жили они тогда в Красном доме”, - рассказывал один из
них: “бывало, маленькие бегаем около крыльца, и господа
там сидят; такой черный был Пушкин, словно конопатый,
страшный из себя” . Раз его видели несущим целый ворох
старинных книг из Красного дома; он, вероятно, тогда много
читал. Сохранилось предание довольно занимательное: од­
нажды Пушкин работал в кабинете. Он, видимо, был очень
сосредоточен над своей рукописью, как вдруг резкий стук
рассыпавшихся ножей в соседней столовой заставил его очну­
ться и выбежать из кабинета. Это маленький казачок нашу­
мел, накрывая на стол. Увидев растерявшегося виновника,
Пушкин бросился ему вдогонку, и мальчик от ужаса юркнул
под стол. Видя это, Пушкин рассмеялся и вернулся продол­
жать работу в кабинет. Темный тогда был народ; сочинил он и
фантастическую легенду о том, что Пушкин ведался с нечи­
стой силой, потому и писал так хорошо, а писал он когтем.
Курьезно то, что пресловутая басня о “le baiser noir” *, даже
обошедшая в свое время заграничные газеты, отразилась в
памяти народной на Полотняном Заводе.
В то время еще топор промышленника не касался столетних
деревьев заповедного парка; аккуратно подстригались шапка­
ми липы и дорожки усыпаны были красным песком, а вверху
зеленого склона к реке, обрамленного молодыми соснами и
липами, высилась беседка, где по преданию любил отдыхать
Пушкин. Она была деревянная, красная и представляла собою
две осмигранные башенки с длинными, сверху закругленны­
ми, окнами и островерхими кровлями. Башенки соединялись
крытым переходом с белыми столбами. По преданию, внутри
стены беседки были исписаны стихами рукой Пушкина. Вто­
ричное пребывание его у Гончаровых длилось недолго. В
дневнике от 28 ноября мы читаем: “В Заводе прожил я две
недели потом привез Наталью Николаевну в Москву...”
Среди портретов, находящихся на Полотняном Заводе, имеют­
ся два, изображающие Екатерину Николаевну. На одном -

бледной акварели - она представлена молоденькой девицей;
быть может, он близок ко времени первого пребывания Пушки­
на в Полотняном, в средине мая 1830 года, вскоре после того как
он стал женихом Натальи Николаевны.
Вторая акварель-миниатюра, по преданию, была прислана
на Полотняный Завод при отъезде баронессы де Геккерн из
России после катастрофы. Взгляд ее вдумчивый и чрезвычай­
но печальный; серое шелковое платье открывает слегка пока­
тые плечи, темные волосы гладко причесаны. Фон - темно­
малиновая драпировка. Это именно тот ее облик, который
получается у нас при просмотре документов того времени,
когда ее свекор писал за границу раньше уехавшему приемно­
му сыну: “она очень мила, кротка, послушна и очень благора­
зумна” .
Жорж Дантес представлен в галерее богато. Вот он блестя­
щим гвардейцем, с завитым небрежно коком и довольно
пошло-завоевательным видом. А вот - перед нами уже по­
чтенный отец семейства в красиво сшитом рединготе, на
рисунке Вагнера; и тут же рядом акварель-портрет его трех
маленьких дочерей, в белых кисейных платьицах, с куклами.
Пушкин и его жена с живописной стороны совсем не пре­
дставлены. Наталия Николаевна после кровавой развязкидрамы с сестрою Александрой Николаевной и детьми уехала к
брату Дмитрию Николаевичу на Полотняные Заводы и про­
жила там два года...
Дмитрий Николаевич вышел в отставку в 1835 году и вскоре
женился на княжне Елисавете Егоровне Назаровой...
Из домашней ведомости от 1853 года мы узнаем подробно­
сти о домашнем хозяйстве Полотняного Завода. Сохранился
еще довольно большой конный завод. Имеются десять жереб­
цов с самыми типичными именами, как Гектор, Апол, Патрокл, Приам, Ибор и т.д., еще восемнадцать кобыл: Земфи­
ра, Таврида, Фенелла, Альзира и т.д.
Дом, сильно запущенный, с опустелым концертным залом в
два света, где уже испорчены полы и печи не прогревают,
вновь приводится в порядок. Потолки расписываются заново
крепостными художниками, отцом и сыном Макаровыми; в
Китайской старые китайские ситцы копируются ими тщате­
льно и стены расписываются вновь “под ситец”. Среди дворни
имеются искусные столяры и паркетчики. По старинным
образцам изготовляет столы очень искусной “marquetterie”* с
перламутром мастер Олимпиев. Все в доме блестит чистотой и
порядком. Заботливость хозяев простирается и на фабрич­
ных. Фабричным не запрещают посещать парк, еще весьма
тщательно сохраняемый; для них даже отводится другой,
небольшой, за рекой, называемый сад-липник с прудами и
мосточками. Встретятся господа - люди поклонятся и идут
дальше. На страстной неделе, по традиции, водружают на
широком дворе четверо качель; господа с веранды бросают
фрукты и сласти, а народ внизу набрасывается на них, “как
воронье” . Но количество рабочих сокращается.
Дмитрий Николаевич скончался в 1860 году, и с его кончи­
ной начался новый период жизни Полотняного Завода; о нем
говорить было бы преждевременно. Много и в нем мы нашли
бы трагических, тяжелых страниц. Теперь, когда безжало­
стный топор уже коснулся вековых лип заповедной рощи и
аллей, где бродил Пушкин, и прибрежные ивы, так романтич­
но склонившиеся над тихими водами Суходрева, уже пали под
его ударами, мы присутствуем при начале конца. Дом с его
обветшалыми залами, еще блещущими роскошью былых вре­
мен, уже обречен на медленное умирание; но еще живы в нем
старые тени, да еще уцелевшие липы шелестом своим рас­
сказывают тихо о былом, как слезы, роняя свой золотой убор
на запущенные аллеи старого парка в грустные осенние ве­
чера.

* дословно - черный поцелуй (франц.)

* маркетри - вид инкрустации дерева

ВСТУПИТЕЛЬНАЯ ЗА М ЕТКА И ПУБЛИКАЦИЯ А .Б А С М А Н О В А И Л.ЛУКЬЯНОВОЙ

-------------— Q 8 S > — •----------112

Tpu

11pltмepa из м1юг их м осковских утрат

Храм Христа Спасителя. (Вид с Кроп откинской утщы) .
Сл ева: фото на •1 ала века . С права: снимок
месте храм а

-

1975

1-ода. На

плаватслы1ый 6асссй1 1 « М ос кв а »

Церковь Рождества Богородицы XVll века н а Бутырской
улице . Слева: фото на•tал а века. Сп рава: на с11 имк с 198 1
года остатк и разрушс~нюй колокольни ; здание церкви

при с11 особлено под фабр•1•1ное помсще 1-111 с
Собачья площадка, Арбат . Слева : tta с 1шмках 1950-х годов
особ няк первой п оловю1ы X IX века 11 фонта н работы
И . П . Витали . Спра ва: К ал ининск111; проспект в том месте .
где н аходилась Соба чья площадка
ФотоматершlЛы любеJ1ю предт:тавлен ы

коллекционером старых открыток и фотографий
МОСКОВСКILМ 1тженером В.А. llpuбmteКILМ

И з заметок худож ника

zop

Осенью прошлого года
было опубликовано Поста­
новление Совета Минист­
ров СССР «О комплексной
реконструкции и застройке
в период до 2000 года исто­
рически сложившегося
центра Москвы». Необхо­
димость новой программы
сохранения культурно-исто­
рического достояния все
разрастающегося города
обусловлена тем, что важ­
нейшие для страны функ­
ции главного промышлен­
ного и культурного центра,
гигантского транспортного
узла, столицы огромного
государства получили
в последние десятилетия
взаимно противоречащее
развитие. В этих условиях
особенно важно услышать
и учесть мнение обществен­
ности, чей голос впервые
столь громок при обсужде­
нии настоящего и будущего
столицы. Большой и всесто­
ронний разговор о Москве,
который планируется раз­
вернуть на страницах
журнала в дальнейшем,
начинает не теоретик архи­
тектуры, не историк градо­
строительства, не скрупу­
лезный исследователь
старинной Москвы. Народ­
ный художник РСФСР
Е.И. Куманьков по профес­
сии сценограф. В его
статьях и выступлениях
последних лет звучит оза­
боченность судьбой родного
города, глубоко личная боль
за его утраты и потери.
В предлагаемых заметках
важен именно этот голос
подлинного патриота сто­
лицы — как выражение
активной гражданской пози­
ции, как конкретное про­
явление гласности.
асто, почти непрерывно думаю: что
Ч
же это такое, почему, по какой ло­
гике, в силу каких обстоятельств и на­
мерений случилось так, что Москва, не­
когда источник радости и гордости,
вдруг (а может, и не вдруг?) — и чем

дальше, тем больше, быстрее — стала
превращаться в источник боли и раздра­
жения? Почему неинтересно и скучно
стало ходить по ее улицам? Почему уга­
сает потребность любоваться ими? По­
чему вчера веселые и говорливые, всег­
да идущие навстречу человеку, они
сегодня отворачиваются от него и пре­
вращаются в немые мрачные простран­
ства, где не на чем остановить взор, в
которых негде (да и незачем) задер­
жаться? Почему уютные ансамбли, сос­
тавлявшие город, — пусть нескладные
порою и кому-то казавшиеся несовер­
шенными, но ансамбли! — стали стре­
мительно превращаться в скопище несообщающихся между собой, отчужденных
друг от друга и от человека коробок,
магистралей, пустырей и брандмауэров?
Почему, глядя на московские преобра­
зования, порою испытываешь почти
физическую боль?
Что это? Особенности возрастного
восприятия? Ностальгия? Плач об
ушедшем? Ведь, казалось бы, проис­
ходит нормальный процесс приспоса­
бливания старого города к новым непо­
мерно разросшимся нуждам. Не пони­
мая этого, можно отстать от жизни. А
жизнь идет: что-то рождается, что-то
умирает — и люди, и здания. Новым
людям нужны иные жизненные ус­
ловия. Старое в чем-то неизбежно ме­
шает. Уход его трагичен всегда, но
процесс этот естествен.
Но не плач об ушедшем и не неуме­
ние восторгаться нарождающимся поро­
дили тревогу москвичей. Другое. То,
что Москва перестает быть Москвою.
Предлагаемые заметки, написанные в
разное время, — желание осмыслить
процесс, попытки ответить на неотвра­
тимые вопросы. Разумеется, они лишь
желание разобраться и ни в коей мере
не претендуют на исчерпывающее осве­
щение проблемы.
Два года назад я изложил некоторые
свои взгляды на московскую градо­
строительную ситуацию в статье «Ради
будущего», опубликованной в газете
«Правда». В ответ пришли тысячи от­
кликов-писем, в подавляющем боль­
шинстве солидарных с мыслями, выска­
занными в ней. Порою авторы писем
излагают мысли лучше, чем я, и потому
я позволил себе воспользоваться неко­
торыми выдержками.
Город — удивительное творение че­
ловеческих рук — мое давнишнее при­
страстие. Устойчивое, прочное, неиз­
менное. Не могу объяснить истоки моей
привязанности, не могу вспомнить,
когда и почему она возникла. Помню
одно: очень рано, и чем дальше, тем
больше и острее, я стал чувствовать и
понимать, что дом не просто строение,
что он — след человека, его душа, его
отголосок, памятник ему наконец. Что
дома не похожи один на другой, что они
несут в себе характеры, биографии,
неуловимые особенности, нравы, при­
надлежности. Что наблюдать эти осо­
бенности, постигать их так же интерес­
но и увлекательно, как всматриваться в
человеческие лица. Что лица старых
домов притягательны особо, так как
хранят отпечатки большого сложного

опыта, необыкновенных судеб и исклю­
чительной непохожести. Точно так же,
как нет двух одинаковых лиц (даже у
близнецов), нет двух абсолютно похо­
жих домов.
И больше всего я люблю Москву.
Совсем мальчишкой увидел город впер­
вые. Он навсегда поразил и заворожил
меня своей фантастической, ослепи­
тельной и вместе с тем бесконечно тро­
гательной красотой. От этой красоты
перехватывало дыхание и учащеннее
билось сердце. Сначала такое происхо­
дило почти бессознательно. В восторг
приводило все: простор Красной площа­
ди, панорама Кремля, московские дали
с Ленинских гор, красочные, ни на что
не похожие городские ансамбли, площа­
ди, улицы, переулки, уголки, дворы.
Разнообразие домов и домишек, их хи­
тросплетение, их затейливые детали,
ограды, решетки, крыльца. Все воспри­
нималось как чудо, как дивная сказка.
Переполняло радостью и гордостью.
Гордостью теми, кто создал эти богат­
ства. Гордостью тем, что такое создано
и существует, что досталось нам, что
оно наше. Каждый уголок города
щедро дарил свое, неповторимое и
единственное. Мне довелось впоследст­
вии повидать много разных городов
мира, понять, оценить и полюбить их
красоту, но это ни в малой доле не уба­
вило ощущения величия Москвы, не
убавило и чувства гордости ею. И не в
квасном патриотизме тут дело, а, повто­
ряю, в том самом несходстве облика,
который возводил нашу столицу в раз­
ряд красивейших городов мира, в той
гордой извечной памяти, что она несла.
Лучшие сыны Отечества признава­
лись Москве в любви. Достаточно
вспомнить строки Пушкина, Лермонто­
ва, Толстого. «Я люблю этот город вязевый», — написал Сергей Есенин. И в
этом «вязевый» для меня заключено
удивительно точное и емкое образное
определение особенностей сложнейше­
го архитектурного орнамента Москвы.
В нем вязь эпох, времен, столетий: Ва­
силий Блаженный, кремлевские терема
и многочисленные шедевры нарышкин­
ского барокко, где ее следующими вит­
ками становятся и гениальные творения
Баженова (дом Пашкова), и универ­
ситет Казакова, и манеж Бове. В ней же
многообразные ампирные сооружения
послепожарной Москвы, и врубелевские мозаики Метрополя, и узорочье
красных кремлевских стен, и белизна
Китайгородских, и Третьяковская гале­
рея, и Музей изобразительных искусств,
и Сухарева башня, и МОГЭС, и храм
Христа Спасителя, и радиобашня Шухо­
ва, и клуб имени Русакова, и Киевский
вокзал, и Бородинский мост, и многое
другое. Думаю, что и высотные здания
50-х годов, которые Есенин, разумеет­
ся, не видел, — тоже в ней. Таков был
сложный многовековой сплав москов­
ской архитектуры, таково было ее
своеобразие, такой она была до поры
решительной реконструкции, начав­
шейся в 30-е годы и безудержно развер­
нувшейся где-то в конце 50-х — начале
60-х. К тому времени произошло много
крупных, обидных и непростительных

п о т ер ь : и с ч езл и С и м о н о в и С т р а с т н о й
м о н а с т ы р и , и с ч езл и С у х а р е в а б а ш н я ,
с о в е р ш е н н е й ш а я ц е р к о в ь У с п е н и я на
П о к р о в к е, храм Х р и ста С п аси тел я ,
Т риум ф альны е и К расны е ворота, бы ла
с н е с е н а К и т а й го р о д ск а я с т е н а , н о , н е ­
см о т р я на б о л е з н е н н ы е п о т е р и ,г о р о д
со х р а н я л с в о е л и ц о , т .к . зн а ч и т е л ь н а я
доля ста р о го и л у ч ш его ещ е су щ ест в о ­
вала, п р ео б л а д а л а , и е ю о п р ед ел я л ся
о б л и к г о р о д а . К о е - ч т о из н о в о г о у с п е л о
а сси м и л и р о в а т ь с я и с т а т ь м о с к о в с к и м .
И в д р у г. . .
Ч т о ж е п р о и з о ш л о в э т и 6 0 -е г о д ы ?
О т к у д а в о зн и к л а н е о б х о д и м о с т ь б и т ь
тр ев огу по п оводу потери св о ео б р а зи я
а р х и т е к т у р н о г о о б л и к а М о ск в ы ?
Я оч ен ь лю би л переулки А р б а та .
С р ед и д о м о в , их н а с е л я в ш и х , б ы л о
м н ого д р узей . В С т а р о к о н ю ш ен н о м
всякий р а з за д е р ж и в а л с я в о з л е о д н о г о
н е з а м ы с л о в а т о г о на п ер в ы й в згл я д
у го л к а : м а л ен ь к и й о д н о э т а ж н ы й д о м ,
не д о м — п р о и з в е д е н и е и ск у с с т в а . П я т ь
о к о н , р а з д е л е н н ы х к р у ж ев н ы м и п и л я ­
ст р а м и . Г л у х а я , в с л о ж н ы х ф и л е н к а х
д в е р ь , у к р ы т а я к о з ы р ь к о м на м е т а л л и ­
ч еск и х к р о н ш т е й н а х . Г л у х о й з а б о р . З а
за бор ом — вы сокие м огучие топ ол я с
гр а ч и н ы м и г н езд а м и и б р а н д м а у э р с о ­
с е д н е г о в ы с о к о г о д о м а с за т е й л и в ы м и ,
и з я щ н о г о р и су н к а а р к а м и . К а к у
П а ст е р н а к а :

ш их, сам обы тн ей ш и х, сов ер ш ен н о уни­
кальны х го р о до в мира — т о т , ч то с о с т а ­
вляет х у д о ж ес т в е н н о е п он яти е « М о ск ­
в а » , — в д р у г о ш е л о м л я ю щ е б ы с т р о на
гл азах у ж и т ел ей и п р и езж и х стал н еу ­
м ол и м о, к атастр оф и ч еск и и сч езать и
ф ак ти ч еск и и сч ез. С егодня в н еп о м ер н о
разросш ем ся гор оде т о , ч то о п р ед ел я л о
е г о и с к л ю ч и т е л ь н ы й о б л и к , т о , ч т о мы
п о д р а зу м ев а ем , когда говор им « М о ск ­
ва», с о ст а в л я ет л и ш ь два п р о ц ен т а е г о
т ер р и тор и и . Э то крайне м ал о, но и в
оставш и хся двух п р оц ен тах зо л о т ы е
крупицы м о ск о в ск о го , н а ст о я щ его у т о ­
н ул и в п о с т о р о н н е м — г р о м о з д к и х н е ­
вы р ази тел ьн ы х к о р о б к а х , с у п о р ст в о м ,
как г о в о р и т с я , д о с т о й н ы м л у ч ш е г о п р и ­
м е н е н и я , и б е з в ся к о й на т о н а д о б н о с т и
втиснуты х в эт у н и ч тож н о м ал ую т о л и ­

н а д о л и д л и т ь « п е р е ч е н ь в за и м н ы х
б ол ей , бед и обид»? Зач ем бередить
раны ? У т р а ч ен н о го не вернуть. В и н о­
ваты х м н о г о , в том ч и сле и к аж ды й из
н а с , м о с к в и ч е й , — в ед ь н е п о т р е б с т в о на
наш их гл азах п р о и с х о д и л о . М н оги х ви­
н оваты х н ет в ж и вы х. Т ак не п о л езн ее
л и с е г о д н я в сем с о о б щ а п о д у м а т ь и п о ­
гов ор и ть о бу д у щ ем го р о д а , о планах
е г о дал ьн ей ш ей п ер естр ой к и ? О п ози ти ­
в е , к ак п р и н я т о в ы р а ж а т ь с я ? » Ч т о т у т
в озр ази ш ь ? К о н е ч н о ж е , ц ел ь л ю б о г о
с о з и д а т е л ь н о г о п р о ц е с с а — п о зи т и в !
Н о , с другой сто р о н ы , к аж дом у м алом а л ь ск и п р и ч а с т н о м у к ф о т о г р а ф и и
я сн о , ч то хор ош и й п ози ти в б е з х о р о ш е ­
го н егатива не пол учи ш ь. Я сн о и д р у ­
гое: ч то б ы усп еш н о л еч и ть б о л е зн ь ,
н уж ен точн ы й ее ди агн оз. О дн о д ел о л е ­

Будни в Столешниковом

чить н асм ор к , д р у го е д е л о — д в у ст о р о н ­
н ее в осп ал ен и е легк и х. Э та аксиом а
п р и л о ж и м а и к о в сем п р о б л е м а м м о ­
ск ов ск ого стр ои тел ьства. О дн о дел о
исправлять « о т д ел ь н ы е н ед о ст а т к и » ,
к ак ч а с т о п ы т а ю т с я о х а р а к т е р и з о в а т ь
си туац и ю , и совсем д р у го е — вы прав­
лять к атастр оф у.
О дн ой из причин тр агеди и столи цы

Где, как обугленные груши,
С деревьев тысячи грачей
Сорвутся в лужи и обрушат
Сухую грусть на дно очей.
Н о зап еч атл еть э т о т пол ю бивш ийся
м н е м о т и в к а к -т о не у д а л о с ь . Б ы в а е т
так: ж и в е ш ь и ж и в е ш ь в п о л н о й у в е р е н ­
ности, что у тебя есть надеж ны й стар и н ­
ны й д р у г . В и д и ш ь ся с ним н е ч а с т о . О д ­
н а к о с о з н а н и е , ч т о о н е с т ь , в ы зы в а е т
ч ув ст в о п р о ч н о с т и . Т е б е д о с т а т о ч н о
уверенности в т о м , что стои т лиш ь за х о ­
т е т ь , и ты в сег д а м о ж е ш ь о т п р а в и т ь с я к
д в е р я м , за к о т о р ы м и ж и в е т б л и зк и й
т е б е ч е л о в е к , и в с л у ч а е к р а й н ей н у ж д ы
п р и н ест и е м у с в о ю б о л ь . Э т а у в е р е н ­
ность п ри дает т е б е си лы . Н о вот нуж да
н а с т а е т , ты о т п р а в л я е ш ь с я . С п е ш и ш ь .
Д в е р ь о т к р ы в а ю т , и. . . т ы у з н а е ш ь ,
ч то т в о ег о друга нет. О н ум ер . . . Т ак и
я о д н а ж д ы п о с п е ш и л с к р а ск а м и на С т а ­
р о к о н ю ш е н н ы й . Д о б р а в ш и с ь , ув и д ел
пусты рь, о го р о ж ен н ы й стр ои тел ьн ы м
з а б о р о м , за к о т о р ы м в о р о ч а л а с ь с т р е л а
э к с к а в а т о р а , б р а н д м а у э р с ар к а м и и т о ­
пол я с г р а ч и н ы м и г н е з д а м и , к о т о р ы м
о с т а л о с ь ж и т ь н е д о л г о . Н о д о м а не
б ы л о . . . Т е п е р ь на м е с т е у н и ч т о ж е н н ого сто и т уны лая восьм и этаж н ая кор о б к а . О н а в ы зы в а е т л и ш ь о д н о ж е л а ние: п о с к о р е е п р о й т и м и м о , не гл я д я ,
т .к . в зо р о с т а н о в и т ь не на ч ем .
В эт ом м ален ьк ом и вроде бы ч аст­
н ом — и д а ж е л и ч н о м — э п и з о д е , к ак в
к а п л е в о д ы , о т р а з и л а с ь вся о г р о м н а я
к ар т и н а б е д с т в и й м н о г о с т р а д а л ь н о г о
гор ода. В м ест о ста р о го стал о приходи ть
н о в о е . Н о в о е , как п р а в и л о , о к а з ы в а ­
л ось хуж е ста р о го . В оп р ос: « А п оч ем у
вместо? Р а зв е н е л ь зя вместе? В м е с т е
н овое и стар ое? В едь в гор оде пол но
п у с т ы р е й !» — д а ж е и не в о зн и к а л . Т а к
п ол учи л ось , что один из п р ек р асн ей ­

|
В
^
5

ку м о с к о в с к и х к р а с о т . Н е о б х о д и м о ,
к атегори ч еск и
необходим о
вспом ­
н и т ь , что п р и в е л о М о с к в у к е е н ы ­
н е ш н е м у с о с т о я н и ю и к ак п р о и с х о д и л
траги ческ ий п р оц есс е е разруш ен ия.
« А надо л и , — доводи тся сл ы ш ать, о с о ­
бен н о от п ереустр ои тел ей гор ода, —

115

я в и л и сь т а к н а з ы в а е м ы е к р а сн ы е
линии. Т о т , ком у д о в ел о сь видеть Г ен е­
р а л ь н ы й п л ан р е к о н с т р у к ц и и М о ск в ы
1935 г о д а , п о м н и т , ч т о на н ем г о р о д б ы л
и зо б р а ж ен в два ц в ета. Ч ер н ы м о б о з н а ­
ч ен а е г о с у щ е с т в у ю щ а я п л а н и р о в к а ,
к р а сн ы м — п р о е к т ы п е р е с т р о й к и . К а к
п р а в и л о , ч е р н ы е л и н и и и к р а с н ы е не
совпадали. В с е, о т м еч ен н о е ч ер н ы м ,
о с о б ен н о т о , что м еш ал о к р асн ом у,
подл еж ал о ун и чтож ен и ю .
Г е н е р а л ь н ы й п л ан и м ел о п р е д е л е н ­
ную осн ов оп ол агаю щ ую и дею . К этой
и д е е м о ж н о о т н о с и т ь с я п о -р а з н о м у —
н ек от ор ы м он а к азал ась в ар в ар ск ой , —
н о о д н о н е с о м н е н н о : и д ея б ы л а .
Ц ен тр ом гор ода становился гр ан д и оз­
н ы й Д в о р е ц С о в е т о в , в и д и м ы й с о в сех
г о р о д с к и х т о ч е к , — си м в о л с т р а н ы ,
си м в о л с т о л и ц ы . К Д в о р ц у С о в е т о в , о т
окраин к цен тр у, п р едп олагали сь м аги­
с т р а л и , с м е т а ю щ и е в с е , с т о я щ е е на их
пути. П р ед у см а т р и в а л о сь , ч то о б л и к
стол и ц ы б у д ет оп р едел я т ься н ов ы м и ,
как т о г д а к а з а л о с ь , п р е к р а с н ы м и с о о р у ­
ж е н и я м и . С ч и т а л о с ь , в за м е н с т а р о й ,
к р и в о й д в о р я н с к о -к у п е ч е с к о й М о ск в ы
д о л ж н а в ы р а ст и н о в а я , с о в е р ш е н н а я и
п р ек р а с н а я с о ц и а л и с т и ч е с к а я М о с к в а .
И д ея с о х р а н е н и я к у л ь т у р ы п р о ш л о г о ,
х о р о ш о и з в ес т н а я л е н и н с к а я и д е я , я в о ч но отм ен я л ась. П о у т в ер ж д ен н о м у п р о ­
екту развер нул и сь б ур н ы е р а б о т ы .
В о й н а з а т о р м о з и л а их.
П осл е войн ы , когда стр ои тел ь ств о
Д ворца С оветов бы ло отм ен ен о, о сн о­
в о п о л а г а ю щ е й и д еи н е с т а л о , и п л ан
п р одолж ал осущ ествляться уж е п р осто
п о и н е р ц и и , т .к . н и к а к о й н о в о й г е н е ­
р а л ь н о й о с н о в ы не о б р е л . Н е о б н а р у ­
ж ил ее и ск орр ек ти рован н ы й вариант
Г е н п л а н а 1976 г о д а . С о з д а л а с ь с и т у а ­
ция, о ч ен ь нап ом и н аю щ ая и ст о р и ю
В ави л он ск ой баш ни: стр о и т ел и стали

116

забы в ать, как ую ар хи тек тур н ую за т е ю
они осу щ ест в л я ю т , что стр оят. И х уси­
л и я с о с р е д о т о ч и л и с ь на о б с л у ж и в а н и и
м елких сию м ин утн ы х за б о т . М аги стр а­
ли к Ц е н т р у с т а л и , т а к и м о б р а з о м , м а ­
ги ст р а л я м и в н и к у д а , и б о в се о н и , о с у ­
щ е с т в л е н н ы е в т о й или и н ой с т е п е н и ,
у п и р а л и с ь , к ак п р а в и л о , в т у п и к и . О б
обл и к е гор ода в целом дум ать п ер еста­
ли. О тсутствие генеральной ар хи тек ­
т у р н о й и д еи у ж е н и к о г о н е т р е в о ж и л о .
В д о б а в о к , к эт о м у врем ени стала о ч е ­
видной чудовищ ная н уж да в ж и л ь е. Ж и ­
ли щ н ое стр ои тел ьство — пр ом ы ш лен ­
ное стр ои тел ьств о — отодви н ул о архи­
т е к т у р у на за д в о р к и . С т р о и т е л и с т а л и
«править бал ». З а б о т а о б ар хи тек тур ­
н о м о б л и к е за н е а к т у а л ь н о с т ь ю о т п а л а .
М а л о т о г о , а р х и т е к т у р а как и с к у с с т в о
ф ак ти ч еск и бы ла о т м ен ен а .
« К р а с н ы е л и н и и » , н е с м о т р я ни на
ч то, оказались ж ивучим и. П о р а зи ­
тел ь н о ж ивучим и. О ни п р отивостоят
в сем д о б р ы м ч е л о в е ч е с к и м н а м е р е ­
ниям , п р о д о л ж а я св о ю п а г у б н у ю для го ­
р ода ж и зн ь . Н аходя тся и сей ч а с гор яч и е
гол ов ы , сч и таю щ и е, что надо «п р ор у­
бать» все, что ещ е « н едоп р ор убл ен о».
Н ы н еш н и й так н азы в аем ы й П р о ек т д е ­
т а л ь н о й п л а н и р о в к и Ц е н т р а (с о к р а щ е н ­
н о « П Д П Ц е н т р а » ), к отор ы й д о л ж ен
л еч ь в осн ов у всего б у д у щ его стр о и ­
тел ь ств а, сохр ан я ет п р есловуты е «крас­
ны е ли н и и », узак он и вая п р о д о л ж ен и е
п р о ц есса ун и ч т ож ен и я М оск в ы .
О чень тон к ое н абл ю ден и е обнаруж ил
я в п и сь м е в « П р а в д у » П .С .Ж и л к и н а :
«М одн ое сл ов еч к о “рекон стр укци я”
появилось сравн и тель н о н едав н о, а М о ­
ск в а ж и л а с т о л е т и я и с т о л е т и я . Ж и л а ,
р а з в и в а л а с ь , в ч е м -т о м е н я л а с ь , н о с о х ­
р а н я л а с в о й , т о л ь к о ей п р и су щ и й

На Полянке

Тенистый уголок

о б л и к , и в и д ел и э т о н е т о л ь к о р у с с к и е ,
н о и и н о з е м ц ы , д а ж е в р аги . И о д н о й из
х а р а к т е р н е й ш и х о с о б е н н о с т е й М о ск в ы
б ы л о ц ел о ст н о е слияние п остр оек р а з­
ны х, п о р о ю о ч ен ь дал ек и х врем ен.
Д е л о в т о м , ч т о в се эт и с т о л е т и я р у с ­
с к и е з о д ч и е н е “ в ы к о р ч е в ы в а л и ” и не
п е р е д е л ы в а л и , а п р о д о л ж а л и М о ск в у с
л ю б о в ь ю к н ей и у в а ж е н и е м к д е л у
своих пр едш ествен ни ков». О чень точн о
с к а з а н о : « п р о д о л ж а л и » , «с у в а ж е н и е м к
д ел у своих п р ед ш ествен н и к ов»! К огда
мы с е й ч а с с о к р у ш а е м с я п о п о в о д у у т ер и
М оск в ой е е а р хи т ек тур н ого с в о ео б р а ­
з и я , т о н а д о п р я м о п р и з н а т ь , ч т о вся
гр адостр ои тел ьн ая политика в М оск ве,
е е г е н е р а л ь н ы е п л ан ы и их о с у щ е с т в л е ­
н и е и м е н н о на у н и ч т о ж е н и е м о с к о в с к о ­
г о с в о е о б р а з и я , а не на е г о п р о д о л ж е ­
ние бы ли ори ен ти рован ы . Ч его д о б и ­
в а л и сь , т о г о и д о б и л и с ь .
В с п о м н и л о с ь , как р ан н и м -р а н н и м
п е р в о м а й с к и м у т р о м я в о зв р а щ а л ся
д о м о й с п рогулк и . Н а пусты нн ой н а б е­
р е ж н о й я у в и д ел ч е л о в е к а , к о т о р ы й ,
н е е с т е с т в е н н о и з б о ч е н я с ь , пи лил м н о г о ­
л е т н и й я с е н ь , р о с ш и й в в ер х о в ь я х л е с т ­
н и ц ы , с п у с к а ю щ е й с я к д в ер я м н а с о с н о й ,
р а с п о л о ж е н н о й м е ж д у д о р о г о й и М о ск в о й -р е к о й . Н о ж о в к а , к о т о р о й о н о р у д о ­
в а л , в и д и м о , о т р о д я с ь н е зн а л а н а п и л ь ­
ни к а и п о т о м у в и зг л и в о ш л еп а л а в р а з ­
б о л т а н н ы е п р о р е з и , п о ч т и не в гр ы за я сь
в др ев еси н у . Я спросил у пильщ ика,
зач ем он губи т краси вое д ер ев о , к о т о ­
р о е , к е м -т о п о с а ж е н н о е , п р о ж и л о не
м е н е е 5 0 — 6 0 л е т . О н о т в е т и л р е зк о :
— Н адо!
— А за ч е м
надо? —
п ои н тересо­
вался я.
— М еш а ет отк р ы в ать калитку.

*С мая этого года Главмосархитсктура.

юмьдк
ФОН).’!

— Ч е м ж е о н о м е ш а е т , е сл и э т а к а ­
л и т к а в о о б щ е в и си т на е д и н с т в е н н о м
с то л б е и потом у не сп особн а ни чего
за к р ы т ь ?
— Н ет , м еш ает! — ещ е р езч е ответил
о н , п р о д о л ж а я д в и г а т ь не п о -х о р о ш е м у
о ж е с т о ч е н н о й п и л о й . Я п р ед п р и н я л е щ е
одну попы тку объ я сн и ть пильщ ику, что
он д е л а е т зр я ш н о е н е д о б р о е д е л о , н о
м ои уси л и я о к а з а л и с ь т щ е т н ы м и . Я в ы ­
нуж ден бы л п ри бегн уть к у гр о зе и п о с­
тращ ал е г о м и ли ц и ей , п р о т о к о л о м и
ш тр аф ом в пятьдесят р убл ей . Э т о п о ­
д е й с т в о в а л о , о с о б е н н о , в и д и м о ,п о с л е ­
д н ее. О н вы тащ ил из р а сх л я б а н н о го
за п и л а н о ж о в к у и ст а л у д а л я т ь ся в н и з
по л ест н и ц е, врем ен ам и ози р ая сь . О д н а ­
ко э т о у д а л е н и е т р е в о г и н е у б а в и л о —
е г о в згл я д не п р ед в е щ а л н и ч е г о
х о р о ш е г о . И т о ч н о : п р о х о д я на с л е д у ­
ю щ ее утр о, я обн ар уж и л — дер ев а нет.
С п и л е н н о е , о н о в а л я л о с ь на о т к о с е , и
хр уп к и й б и с е р е д в а н а ч а в ш ей р а с п у с ­
каться л и ст в ы н е я р к о и ск р и л ся на н е м .
Я п р ед ст а в и л к а р т и н у . П е р в о м а й с к а я
дем он стр ац и я , ч ер ез К р асн ую пл ощ адь
идут к о л о н н ы , и г р а ю т д у х о в ы е о р к е ­
с т р ы , на п л еч а х г о р д ы х о т ц о в си д я т м а ­
л ы ш и , р а д о с т н о р а зм а х и в а я ф л а ж к а м и
и в о зд у ш н ы м и ш а р и к а м и , а э т о т н е б р и ­
ты й н а д с а д н о х л я б а е т с в о е й т у п о й н о ­
ж о в к о й п о н е ж е л а ю щ е м у с д а в а т ь ся
д ер ев у, одер ж и м ы й одним неистовы м
ж е л а н и е м — за г у б и т ь !
Я не п с и х о л о г и , н а в е р н о , н и к о г д а не
с м о г у п о н я т ь , к а к и е си л ы д в и га л и эт и м
ч е л о в е к о м . Ч т о р о д и л о в н ем и д е ю с п и ­
л и ть д е р е в о , н и ч ем не у щ е м л я в ш е е е г о
и н т е р е с ы , как ая си л а п о м о г л а е м у в ы ­
ч и сл и т ь , ч т о л у ч ш е о с у щ е с т в и т ь з а д у ­
м а н н у ю а к ц и ю с п о з а р а н к у и в п р а зд н и ч ­
ны й д ен ь . Э т у о д е р ж и м о с т ь б ы д а в
д е л о , п о д у м а л я. М о ж н о с о в е р ш и т ь
чудеса. . .
П рош ло нескольк о л ет. П очерн ел
щ е р б а т ы й с р е з на о с т а в л е н н о м п н е. Н а
о д и н о к о м с т о л б е б о л т а е т с я на в е т р у
н и ч е г о не з а к р ы в а ю щ а я к а л и т к а , т а
са м а я , к о т о р о й п о ч е м у -т о о ч е н ь м е ш а л
зд о р о в ы й к р еп к и й я с ен ь .
Н о как ж е ч а с т о о б с т о я т е л ь с т в а в ы ­
н у ж д а ю т в с п о м н и т ь и н е д о б р ы й в зг л я д ,
и зави дн ое уп ор ств о ч ел о в ек а , к о т о р о ­
му э т о т в згл я д п р и н а д л е ж а л !
М оск ов ск ую к р асоту а т ак ую т р азн ы е
м и н и с т ер ст в а и в е д о м с т в а . М о щ н о , р е ­
ш и тел ь н о, с н ап ор ом . Н уж д м н ого.
Н уж ны новы е адм инистративны е зд а ­
ни я, н у ж н ы н о в ы е п р ед п р и я т и я .
Н уж н ы , и в огр ом н ом к ол и ч естве,
новы е ж илы е дом а. Н уж ны м осты , т о н ­
н ели , новы е п р о езж и е м аги страл и ,
н овая с л у ж б а б ы т а . Н а д о , н а д о и н а д о .
З а к а ж д ы м « н а д о » с т о и т за щ и т а — в е ­
до м ств о , тверды й о х р ан и т ел ь , м ощ ны й
п ок р ови тел ь и н т ер есо в , эгои сти ч н ы й и
б езж а л о ст н ы й , н и ч его, к р ом е своих
н уж д, пл анов, ср о к о в и вала, не видя­
щ и й , я р о св о и и н т е р е с ы о т с т а и в а ю щ и й .
И лиш ь К расота б езза щ и тн а . У архи ­
т е к т у р н о й к р а со т ы н е т с в о е г о в е д о м с т ­
ва за щ и т ы , с п о с о б н о г о на р а в н ы х п р о ­
ти востоя ть атак ую щ и м . Н ет Глав­
к р а со т ы !
Г л ав А П У *, к отор ом у к азал ось б ы .

Новоспасский монастырь — два столетия
московского зодчества
н а д л е ж и т е ю за н и м а т ь с я , п о с у т и д е л а
давно у ж е н и как ого отн ош ен и я к кра­
с о т е н е и м е е т . И о н а , к ак р о с т о к х р у п ­
к ого р астен и я, зак аты в аем ого а сф а л ь ­
т о м , б о р е т с я за с в о ю ж и з н ь с а м а . Р а з
за к а т а л и — х р у п к и й р о с т о к п р о б и л с я
ск в озь п л о тн у ю т о л щ у асф ал ь т а. Д ва
за к а т а л и — п р о б и л с я . М н о г о р а з з а к а ­
тали — увы , пр оби ться не см ог. П о ги б .
И ж дать е е м ож н о лиш ь в другом м есте.
О на п р обьется там . О бя зател ь н о
п р о б ь ется . Н о когда эт о п р о и зо й д ет ?
К р а с о т а н е и м е е т ц е н ы (и э т о в о о д у ­
ш е в л я е т м н о г и х п е р е у с т р о и т е л е й ), н о
он а б есц ен н а и н еп ов тор и м а. Б е з н ее не
и м е ю т с м ы сл ни к в а д р а т н ы е м е т р ы
ж и л ь я , ни н о в ы е л и н и и м е т р о , ни ш и р о ­
к и е м а г и с т р а л и , ни п р е к р а с н ы е м а г а з и ­
н ы , ни н о в ы е ф а б р и к и -п р а ч е ч н ы е и
х и м ч и с т к и , ни к а ф е и р е с т о р а н ы . Б е з

к р асоты они ни что — ли ш ь средства
сущ ествован и я. Ж ал к ого сущ еств ов а­
ни я. Б е з д у х о в н о г о .
Э т о т р ев о ж и т л ю д ей . О ни не хотят
сущ ествовать. О ни хотят ж ить. Ж аж да
к д ухо в н о й ж и зн и н еи ст р еб и м а . П о э т о ­
м у на за щ и т у п о г и б а ю щ е й , т е с н и м о й и
ун и чтож аем ой К расоты вы ходит о б щ е ­
ст в ен н о ст ь . Ч ем д а л ь ш е, тем б о л ь ш е.
Н ы н е ш н е е в р ем я э т о м у , к с ч а с т ь ю , п о ­
м о га ет . С м о т р ю по т ел ев и зо р у о ч е р е д ­
н у ю в с т р е ч у в О с т а н к и н е . Т о т , с к ем
в с т р е ч а ю т с я , о т в е ч а е т на в о п р о с , ч т о
б у д е т с т е х н и к о й в X X I в е к е при т а к о м
е е б у р н о м р а зв и т и и : « П о м е н ь ш е т е х н и ­
ки . Г л а в н о й за д а ч е й ч е л о в е к а д о л ж н о
с т а т ь украшение з е м л и » . Т а к о т в е ч а е т
а к адем и к , вы даю щ и йся д ея тел ь т ех н и ­
ки, тв о р ец сл ож н ей ш и х м аш ин. И я
д у м а ю , п о ч е м у ж е на с о б р а н и я х а р х и ­
т е к т о р о в и в их п е ч а т н ы х в ы с т у п л е н и я х
н е в о з н и к а ю т ни с л о в о « к р а с о т а » , ни
е г о с и н о н и м ы ? К о м у ж е , как не и м , д у 117

с к о в с к о й п р а в д е» ч и т а ю : “М о ск в а л е п и ­
л а с ь , к ак л е п и т с я п р о и з в е д е н и е п о д л и н ­
н ого искусства, — убирая л и ш н ее, о с ­
тавляю т п р ек р асн ое».
Х о р о ш а « л е п к а » , д у м а ю я , в сп о м и н а я
2 2 0 0 у н и ч т о ж е н н ы х п ам я т н и к о в и в с п о ­
м и н ая « п р е к р а с н о е » — к о р о б к и , ч т о эт и
п а м я тн и к и с м е н и л и .

Доходный дом на Остоженке
м ать о б «ук р аш ен и и зем л и » ? К ак ж е
т а к о е сл уч и л ось ?
В п р о ц ессе р азруш ен и я стар ой М о ск ­
вы , вер н ее — в п си хол оги ч еск ой п о д о ­
сн ове э т о г о п р оц есса, обн ар уж и в ается
одна л ю боп ы тн ая осо б ен н о сть . П он ач а­
лу х у дож еств ен н ы е и архи тек тур ны е
ц е н н о с т и у н и ч т о ж а л и с ь к ак о л и ц е т в о ­
рен и е ста р о го мира. И з таких с о о б р а ­
ж е н и й в зо р в а л и п а м я т н и к К у л и к о в с к о й
битвы — С и м он ов м он асты р ь , а ш едевр
з о д ч е с т в а — ц е р к о в ь У с п е н и я на П о ­
к р о в к е — р а с с м а т р и в а л а с ь к ак « к у л ь т о ­
вое соор уж ен и е», м еш аю щ ее дви ж е­
н и ю . С п и с о к и с ч е зн у в ш и х п о э т о й п р и ­
чине ш ед ев р о в велик . Т ем не м ен ее э т о
сам о по себ е тя ж к ое обстоя тел ьств о
м ож н о понять, даж е объ я сн и ть. Н о т о ,
что стал о пр ои сходи ть вп оследстви и ,
объ я сн и ть н ев озм ож н о.
118

О б и л и е сн осов и разруш ен и й п о ст е­
пенн о стал о привы чны м. О н о стало
н ор м ой . З а т ем норм а п ер ер осл а в
с в о ео б р а зн у ю б о л е зн ь разруш и тел ьства. К б о л езн и стали отн оси ться сп о ­
к ой н о. М ал о т о г о , — п ор ази тел ь н ое
д е л о ! — о н а п р е в р а т и л а с ь в п р и зн а к
д о б л е ст и , п р ести ж н ости д а ж е. П р о и ­
зо ш л о сер ь зн ей ш ее п р еобр азов ан и е
п си хол огии со зи д а т ел ей . М оск овск и е
зо д ч и е ны не д ей ст в у ю т б е з о гр а н и ч е­
н и й . И х д е й с т в и я с т а л и п о х о ж и на о д н у
ч асто встр еч аю щ ую ся к он ф ли к тн ую
си ту а ц и ю — двух п р о х о ж и х , идущ их
н австречу др уг другу. Е сть р азн ы е ва­
рианты реш ен ия э т о г о н есл о ж н о го кон ­
ф ли к та: остан овиться и уступ ить д о р о ­
г у , о б о й т и . Н о е с т ь и д р у г о й — идти
н а п р о л о м . И двин уть в стр еч н о го п л е­
чом . Б л аго ты м огуч , а «к он траген т»
с л а б е е . М ы сл ь о т о м . ч то м о ж н о под р у г о м у , д а ж е не в о зн и к ает . В « М о ­

С и ж у на у ю т н о м П е т р о в с к о м б у л ь в а ­
р е , на т о й е г о о к о н е ч н о с т и , ч т о у п и ­
р а е т с я в Т р у б н у ю п л о щ а д ь . С м о т р ю на
д ом а п р оти в о п о л о ж н о й сто р о н ы . О ни
м е р т в ы . В д о м а х н и к т о не ж и в е т . О н и
о б р е ч е н ы . Л и ш ь м а г а зи н « Г а с т р о н о м »
на у г л у Ц в е т н о г о б у л ь в а р а е щ е с у щ е с т ­
в у е т с в о е й п р е ж н е й ж и з н ь ю , и е г о д в ер ь
н еп р ер ы в н о отк р ы в ается входящ им и и
в ы х о д я щ и м и п о к у п а т е л я м и , м н о г и е из
к о т о р ы х х о д я т в э т о т м а г а зи н в сю
ж и зн ь. Д в ер и д ом ов за б и т ы , ч тобы
в п у с т ы е д о м а не п р о н и к а л и м а р о ­
дер ы .
С к о р о , а м о ж е т б ы т ь , и не о ч е н ь
с к о р о (п р о е к т е щ е н е у т в е р ж д е н ) д о м а
с н е с у т и на их м е с т е п о с т р о я т ф и л и а л
м о его р од н ого М ал ого театр а.
С и ж у и д у м а ю : е с т е с т в е н н о или н е е с ­
т е с т в е н н о п р о и с х о д я щ е е ? Ж а л ь или не
ж ал ь эти х о б р еч ен н ы х дом ов ? О ни д ей ­
с т в и т е л ь н о н е п а м я т н и к и , не ш ед е в р ы
— о б ы к н о в е н н а я ср е д н я я с т а р а я М о с к ­
ва. Н а п р о т и в о п о л о ж н о й с т о р о н е Ц в е т ­
н о г о к в ар т ал п р и м е р н о т а к и х ж е и с ч е з.
Е г о п р о с т р а н с т в о за н и м а е т м а л о в ы р а ­
зи тел ьн ы й по ар хи т ек тур е Д ом п ол и т­
п р осв ещ ен и я . М оск ве так ой дом н уж ен .
М ал ом у т еа т р у к атегори ч еск и н е о б х о ­
ди м о н ов ое п о м ещ ен и е — ста р о е в ава­
р и й н о м с о с т о я н и и . З а т е м , е сл и у ж
п остр оен Д о м п ол итпр освещ ени я, ем у
н уж ен ар хи тек тур н ы й «п ар тн ер ». К ак
в и д и т е , в о в сем св о я д ей ст в и т е л ь н а я
н е о б х о д и м о с т ь . И п о т о м : т а к о г о , как
обр еч ен н ы й квартал, сн есен о столь
м н о г о , ч то п отер я е щ е о д н о г о квартала
н и ч его прин ци пиал ьно не изм ен и т в
о б щ ей ситуации. У ш ли те д о м а , уйдут и
эт и . К а т а с т р о ф ы , в р о д е, и нет. . .
А вм есте с тем Т р убн ой не б у д ет . Н е
стан ет ещ е одн ой бол ьш ой м осковской
П а м я т и . Т а к н а д о ли в э т о м в и д е т ь д о ­
блесть?
В с т а е т все т о т ж е н а зо й л и в ы й в о ­
п р о с: н е л ь зя ли б ы л о в се « н а д о » р а ч и ­
т е л ь н о р а с с т а в и т ь п о м е ст а м и о с у щ е с т ­
влять, поставив ж ес т к о е усл ови е — с о х ­
ранить Т р убн ую площ адь? В озн и к ает
п р о б л ем а , м осковским и п ер еу стр о и т е­
лями со в ер ш ен н о н еп он и м аем ая , —
п р обл ем а ж естк и х условий. П р обл ем а
огр ан и ч ен и я . И з м н огов ек ов ой практи­
ки и з в е с т н о , как м н о г о ш е д е в р о в и с к у с ­
ств а, в том ч исле и ар хи т ек тур ы , и м ен ­
н о и з о г р а н и ч е н и й и р о д и л о с ь . Р а зв е
к о м п о зи ц и я р о с п и си п о т о л к а С и к с т и н ­
с к о й к а п ел л ы и « С т р а ш н ы й су д » М и ­
к е л а н д ж е л о не п р о д и к т о в а н ы а р х и т е к ­
т у р о й ? Р а зв е н е в о г р а н и ч е н и и ч ер н ы м
и б е л ы м р о д и л и с ь в се ш е д е в р ы м и р о в о й
г р а ф и к и ? И н е и з о г р а н и ч е н и й — из
ж е с т к и х к а н о н о в и к о н о п и с и — в о зн и к л а
«Т р ои ц а» Р убл ев а? И р азве Д вор ц овая
п л о щ а д ь Р о сс и — о д н а и з л у ч ш и х п л о ­
щ адей мира — не р о ж д ен а Зи м н и м
д в ор ц ом Р астрел л и ?
У в е р е н , ч то есл и бы п ер ед т ем и , кто

пр оек ти ров ал т р еть е т р а н сп о р т н о е
кол ьцо, б ы л о п оставлен о н еп р ем ен н ое
твер дое условие — сохранить Л е ф о р т о ­
в о , и м а г и ст р а л ь д а в н о б ы л а б ы з а в е р ­
ш е н а , и н ад з а п о в е д н ы м р а й о н о м н е
в и сел б ы д а м о к л о в м е ч .
« А как п р и к а ж е т е о т н о с и т ь с я к
стар ью »? — ч асто сп раш и в аю т в аза р те
п о л е м и к и . « Л ю б о в н о » , — о т в е ч а ю я.
У б е ж д е н , е сл и б ы б ы л о « л ю б о в н о » —
бы л бы и новы й Д о м п о л и тп р о св е­
щ ен и я , и н о в о е з д а н и е М а л о г о т е а т р а , и
е щ е на д о л г и е -д о л г и е в р е м е н а о с т а л а с ь
бы ж ить Т рубн ая. Н адо п р еж де всего
о б щ и м и у си л и я м и о п р е д е л и т ь и о б о з н а ­
чи ть « л у ч ш и е м е с т а » М о с к в ы . П р о и ­
зв е с т и с в о е г о р о д а « п е р е у ч е т » . Ч т о
б ы л о , но уш ло; что остал ось. К ак уп р а­
виться с у ц е л е в ш и м . Ч т о в о зв р а т и т ь и з
у ш е д ш е г о . В о з в р а т и т ь , как в о зв р а т и л и
« С т а р е м я ст о » в а р ш а в я н е. В е р н у в , с о з ­
д ав а т ь н о в о е , т а к о е , ч т о б ы п р е в з о ш л о
« л у ч ш е е » и л и , во в ся к о м с л у ч а е , б ы л о
не х у ж е . Т .е . р е ч ь и д е т о т о м , ч т о б ы
х о т ь в к а к о й -т о м е р е в о с с т а н о в и т ь н о р ­
мальны й тв орч еск и й п р оц есс е ст ес т в ен ­
н о г о р а зв и т и я г о р о д а . Б е з э т о г о н и ч е г о
п у т е м п р о и з о й т и н е м о ж е т . А е сл и
в сер ьез заботиться о св о ео б р а зи и , то
н о в о е, кон еч н о ж е , д о л ж н о бы ть « м о ­
сковским ». Р а зу м еет ся , эти м новы м
«м осковски м » дол ж н ы бы ть не н е б о ­
с к р е б ы с к о к о ш н и к а м и , к ак н е к о г д а
п р ед л а г а л о д и н л и т е р а т о р ! (Д о л ж е н
п р и з н а т ь с я , ч т о д о л г о е в р ем я сч и т а л
н ев озм ож н ы м придать со о р у ж ен и я м
сов р ем ен н ой архи тек тур ы н ац и он ал ь­
ны е ч ер ты , но недавно мне д ов ел о сь ви­
деть в Р оттер дам е обр азц ы со в р ем ен ­
н ой а р х и т е к т у р ы , т я г о т е ю щ е й к X X I

Осень на Рождественском бульваре

веку и в м есте с тем «гол л ан дск ой », — и
я п о н я л , ч т о я о ш и б а л с я .)
Д у м а ю , что р еальн ость сегодн яш н ей
м оск овск ой гр адостр ои тел ьн ой си туа­
ци и д о л ж н а к р у т о м е н я т ь с о з н а н и е з о д ­
ч и х . К и н ы м п о с т у п к а м п о б у ж д а т ь их.
В сп ом и н аю од н о го талантли вого ар­
хи тек тор а, котор ы й бы л среди т ех , кто
в с в о е в р ем я р а з р у ш и л С о б а ч ь ю п л о ­
щ адк у и п р и л ега ю щ и е к ней ул и ц ы ,
в о з д в и г на м е с т е у н и ч т о ж е н н о г о г р о м а ­
ды К ал и н и н ск ого п р о сп ек т а , а зат ем
так ж е активно и дея тел ь н о сокруш ил
уникальны й рай он М ещ ан ск и х улиц.
О дн аж ды дек абрь ск и м в еч ер о м м не
дов ел ось п ересеч ь огр ом н ое пустое п р о­
стр ан ство, обр азов ав ш ееся там о т у гол ­
ка Д у р о в а д о м е т р о « Щ е р б а к о в с к а я » .
Н и д у ш и , п о ч т и ни о д н о г о с в е т я щ е г о с я
ок н а. Н и к ак и х п р и зн ак ов ж и зн и , т о л ь ­
ко м р ач н ы е н е о с в ещ ен н ы е гл ы бы О л и ­
м п ийского ком п лек са. Я поч увствовал
себя гоголевск и м А к ак и ем А к ак и ев и ­
ч ем н а е д и н е с « б е с к о н е ч н о ю п л о щ а д ь ю
с е д в а в и д н ы м и на д р у г о й с т о р о н е е е
д о м а м и , к о тор ая гл ядел а с т р а ш н о ю п у­
с т ы н е ю » . И э т о т а м - т о , п о д у м а л я , гд е
ещ е сов сем н едавн о ш ла вп ол н е усто я в ­
ш а я ся , б у р н а я , т е п л а я , н о р м а л ь н а я в
о б щ ем -т о ч ел о в еч еск а я ж и зн ь . . . И
ещ е я подум ал : х о р о ш о б ы л о б ы , есл и
б ы о д н а ж д ы з д е с ь , на э т о м с а м о м
м е ст е , ок азал ся т о т сам ы й а р х и т ек т о р .
О г л я н у л ся б ы в о к р у г , п о с м о т р е л на
д е л о с в о и х р у к , п о д у м а л б ы : « А п р и ч ем
тут М оск ва? З а ч то я е е так ?» П о т р я ­
сен н ы й , испы тал бы н е и з б е ж н о е в
т а к и х с л у ч а я х ч у в ст в о к а т а р с и с а , н а з а в ­
т р а п р и ш ел б ы в с в о ю а р х и т е к т у р н у ю
м а стер ск у ю и реш ил: « Н е ст о и т п одн и ­
м а т ь р у к у на е щ е о д н у м о с к о в с к у ю п р и ­
м ету — С р етен к у и ее ок р естн ости ».

Деревянный особняк — самое хрупкое
в градостроительном наследии Москвы

i
i
^
?
i

О т с т а в и л б ы в с е у ж е с о ч и н е н н о е в св я зи
с та м о ш н ей п еш ех о д н о й зо н о й и, о т б р о ­
си в о б и д ы , в зял б ы н о в ы е ч и с т ы е п л а н ­
ш е т ы и с о ч и н и л б ы на ни х в п о л н о м
б л еск е таланта п еш ех о д н у ю улицу в
о д н о м из н овы х р ай н ов М о ск в ы , где он а
о й как н у ж н а и г д е н и ч т о е й м е ш а т ь не
буд ет . С очинил бы ее так , чтобы бы л о
к уд а х о д и т ь (н е д л я о з д о р о в и т е л ь н о й ж е
х о д ь б ы с о з д а ю т с я п е ш е х о д н ы е у л и ц ы !),
ч т о б ы он а стал а пр и тягател ьн ы м ц ен ­
т р ом и ч тобы е е п о л ю б и л и м оскви чи .
И м о л о д еж ь , и старик и, и дети . Ч тобы
к а ж д ы й и з н и х н а ш е л на э т о й у л и ц е
ч т о -т о с в о е , е г о п р и в л е к а ю щ е е : к и н о ­
т еа т р ы , т еа т р ы , м агази н ы и м агази н ч и ­
к и , р е с т о р а н ы , к а ф е , к л у б ы д л я в с т р еч
по и н т ер еса м . У го л к и , где м о ж н о б ы л о
бы п р о ст о п о си д ет ь у ф о н т а н ч и к а под
сен ью цветущ его дер ева и п о б е с ед о ­
вать. Д ети ш к а м — свои « Б у р а ти н о » и
«М ой доды ры ». П одум ал бы о ком натах
с в о сп и т а т ел я м и , где р о д и тел и м огли
б ы на в р е м я о с т а в и т ь д е т е й . С д е л а л
т ак , ч тобы эт а улица бы л а к р аси в ой , к
н ей х о т е л о с ь б ы с т р е м и т ь с я . П о д у м а л
б ы , к ак к э т о й у л и ц е п о д ъ е х а т ь , г д е и
к ак у с т р о и т ь с т о я н к и л и ч н ы х а в т о м о б и ­
лей и гор одск ого тран сп орта. П одум ал
бы и о ск в ер и к ах, ц ветн и к ах, кам ер ах
хран ен и я в ещ ей и т у а л ет а х . М о ж е т
б ы т ь и е щ е ч т о -н и б у д ь и н т е р е с н о е
п р ед л о ж и л , п о л езн о е и ор и ги н ал ьн ое.
И п ов тор я ю : н и что не м еш а ет созд ав ать
т а к у ю ул и ц у, и сн оси ть н и ч его не надо,
и п р о ст о р для ф а н та зи и беск р ай н и й .
Б ел ы й л и ст , чисты й л и ст — зав и дн ей ­
ш ий п о д а р о к а р х и т ек то р у !
М не вспом и нается о д н о ч удесн ое
п и сьм о. «Б о л ь ш и н ств о м оскви чей
ж и в ет в м и к р ор ай он ах, там у ж е вы р ос­
л о свое н овое пок олен и е. К ак ое оно?
Н а ч ем в ы р о с л о ? — п о д н и м а е т и н т е ­
р е с н ы й в о п р о с м о с к в и ч к а Б .И .Т у р б и н а
и п р о д о л ж а е т , — м н е к а ж е т с я , е сл и
м альчи ш к а не м о ж е т ск азат ь др угом у:
« В о т у н ас в О р е х о в о - Б о р и с о в е ! Ч т о
т в о е Ч е р т а н о в о !» — а д р у г о й ем у : « Д а
ч то т в о е О р е х о в о -Б о р и с о в о ! У нас в
Ч е р т а н о в е ! . . .» — т о т р у д н о у ч и т ел я м
119

в о с п и т ы в а т ь п а т р и о т и з м , к о т о р ы й , как
в се з н а ю т , н а ч и н а ет с я о т л ю б в и к м а л о й
роди не. Х оч у сделать п р ед л о ж ен и е, —
за к л ю ч а ет о н а , — назн ач и ть к ом и сси ю
по к аж дом у м и к р ор ай он у и сдел ать вот
ч то : у л и ц а М . Д ж а л и л я — н ай т и к у с о ­
ч ек зе м л и и п о с т а в и т ь т а б л и ч к у : « К о г д а
мы б у д е м х о р о ш о р а б о т а т ь и с т а н е м б о ­
г а ч е , з д е с ь б у д е т с т о я т ь п ам я т н и к п о э т у
М .Д ж а л и л ю » . К у с т а н а й с к а я у л и ц а . Т а ­
б л и ч к а : « К о г д а -н и б у д ь зд е с ь б у д е т с о з ­
дан уеди н ен н ы й у го л о к с ф о н т а н о м и
ц в е т н и к о м . . .» и т а к д а л е е . Д а т ь н а ­
д е ж д у , ч т о и наш р а й о н ч е м -т о о с т а н е т ­
ся д л я п о т о м с т в а . А в д р у г э т о б у д е т ? »
Д е й с т в и т е л ь н о — в д р у г? Н о э т о
« в д р у г» м о ж е т с о с т о я т ь с я т о л ь к о т о г д а ,
к о г д а п е р е у с т р о и т е л и М о ск в ы н а к о н е ц
п ой м ут, ч то н ов ую п р о б л ем у стары м и
с р е д с т в а м и не р е ш и т ь . Н у ж н а р а д и к а л ь ­
н ей ш а я л о м к а в зг л я д о в . Р е в о л ю ц и я
в зг л я д о в . . .
В н еп р ер ы в н о в озр астаю щ ем обил ии
одо л ев а ю щ и х с о в р ем ен н о го ч ел овек а
п о т р е б н о с т е й и н е о б х о д и м о с т е й мы
п о ч т и за б ы л и о б о д н о й , и з в е ч н о й , о б я ­
зател ьн ой и н е п р ел о ж н о й , — п о т р е б ­
н о ст и л ю б о в а т ь с я . М а л о т о г о , м н о ги м
она каж ется о т ж и в ш ей , см еш н ой и н е о ­
б я з а т е л ь н о й . М е ж д у т е м , и м е н н о из
э т о й п о т р е б н о с т и (и с п о с о б н о с т и ) и с х о ­
д я т м н о г и е л у ч ш и е к а ч е ст в а ч е л о в е ч е с ­
к ой л и ч н о с т и . П ы т л и в о с т ь , ж а ж д а з н а ­
ни я, с п о с о б н о с т ь с о з и д а т ь и м н о г о е
другое.
Б о л ь ш е д р у г и х о ней за б ы л и с о в р е ­
м енн ы е ар хи тек тор ы . Их с о о р у ж ен и я ,
о т в е ч а я во м н о г о м у т и л и т а р н о й н е о б х о ­
д и м ост и , со в ер ш ен н о не о т в еч а ю т э с т е ­
т и ч е с к и м за п р о с а м . В и т о г е ч е л о в е к у ,
и д у щ е м у или е д у щ е м у п о М о с к в е , не на
120

Садовническая набережная

ч ем о с т а н о в и т ь в зг л я д , н е ч е г о р а с с м а ­
три вать, слиш ком м ало инф орм ац ии
н есут новы е д о м а , а то ст а р о е, что ещ е
у ц ел ел о , п р едстает в таком и ск аж ен ­
н ом , о б о л в а н ен н о м , у щ ер б н о м виде,
что т о ж е «м олчит». Э том у «п ом огла»
д е я т е л ь н о с т ь д в у х н е у п о м и н а в ш и х ся
ещ е ведом ств: п о ж а р н о го и ж и луп равлени й. П ер в о е активно сп особств ов ал о
и сч езн ов ен и ю дв ор ов , огр ад, р еш еток ,
в о р о т , дв ор овы х и дер евянны х с т р о е ­
ний. В т о р о е у н и ч т ож ал о ба л к о н ы , л е п ­
н ы е у б р а н с т в а , к а р н и зы , н а л и ч н и к и ,
б ы л у ю ок р аск у и п р о ч ее, и п р оч ее. В
р е з у л ь т а т е м н о г и е б ы в ш и е к р а са в ц ы
п р е д с т а ю т с е г о д н я ч е л о в е ч е с к о м у г л а зу
в виде ск уч н ы х, р а зр о зн ен н о стоящ их
к о р о б о к , на к о т о р ы е т о ж е н е х о ч е т с я
с м о т р е т ь . Е с т ь ш утк а: « Т е л е г р а ф н ы й
сто л б — хо р о ш о отредактированная
сосн а». С го р еч ь ю п риходи тся о т м е ­
ти ть, ч то и м ен но так «редактир овалась»
М оск в а.
«Р едак ти ровани е» привело и ещ е к
одн о й ого р ч и т ел ь н о й п от ер е: в М оск в е
и с ч е зл и д в о р ы . Н е б у д у г о в о р и т ь о с о ­
циальны х и пси хол оги ч еск и х п о сл ед ­
ствиях эт о й у т р а т ы , но эст ети ч еск и й
у р о н с о в е р ш е н н о о ч е в и д е н . Г о р о д стал
сп л ош н ы м п р оходн ы м д в о р о м . И деш ь
м еж ду о т д ел ь н о , п ош т уч н о стоящ и м и
стр оен и я м и . К ак бы н аск в озь. И м и м о.
А ведь э т о сер ь езн ей ш а я п р о б л ем а —
м им о! Н е г д е п о с и д е т ь и о т д о х н у т ь ,
н егде п о б е с ед о в а т ь с друзья м и , н еч ем
л ю б о в а ть ся . Я понцы м аленьки е клочки
зем л и п р ев р ащ аю т в ср ед о т о ч и е к р асо­
ты — сады и цветн и к и . М ы у н и ч т о ж а л и

и п р ев р а щ а л и г о р о д с к и е о а зи с ы в г о л ы е
п р о х о д н ы е п у ст ы р и .
П о тер я д вор ов — ещ е один торны й
п ут ь к о д н о о б р а з и ю .
Н а м и н о гд а г о в о р я т , ч т о М о ск в а
с т р о и л а с ь 8 4 0 л е т и д о л ж н а с т р о и т ь ся
в п р е д ь , с л о в н о е с т ь к т о -т о , д у м а ю щ и й
и н аче.
Г о р о д - э т о в сегд а с о е д и н е н и е э п о х ,
о п р е д е л е н н а я , в ек ам и с л о ж и в ш а я ся с и ­
т у а ц и я . П о н и м а я и уч и т ы в ая э т о , к в ал и ­
ф и ц и р о в а н н ы е г р а д о с т р о и т е л и в с ег о
м и р а о б ы ч н о с т р ем я т с я с о х р а н и т ь
о т л и ч и т е л ь н ы е п р и зн а к и э т о й с и т у а ­
ции: с и л у э т г о р о д а , х а р а к т е р н ы е е г о
п р и м еты , оч ер тан и я улиц и п л ощ адей ,
н а и б о л ее типичны е сочетания о б ъ е м о в ,
ф а к т у р и о к р а с о к . В св я зи с эт и м во
м н огих и стор и ч еск и х гор одах сущ еств у­
ю т ж е с т к и е у сл о в и я в о зв е д ен и я н ов ы х
зд а н и й , т р е б у ю щ и е с о х р а н я т ь р и т м ,
о б ъ е м ы и планировку. Э то п озв ол яет,
н е с м о т р я на м а с с о в о е н о в о е с т р о и т е л ь ­
ство, бер еч ь неповторим ость
а р х и т е к т у р н о г о о б л и к а г о р о д а , р а зв и ­
вая е г о и с о в е р ш е н с т в у я . Т а к п о с т у п а ю т
культурны е лю ди. П ер еустрои тели М о­
ск в ы с д е л а л и в с е , ч т о б ы м о с к о в с к у ю
си туац и ю р азруш и ть.
Р а зр у ш и л и в ек ам и с л о ж и в ш и й с я ри тм
г о р о д а и не с у м е л и о р г а н и з о в а т ь н о в ы й .
Р а зр у ш и л и м о с к о в с к и й с и л у э т , о с т р ы й ,
в ы р а зи т е л ь н ы й , м н о г о о б р а з н ы й , и з а ­
м ен и л и е г о п л о с к и м , н е и н т е р е с н ы м ,
уны лы м соч етан и ем п р ям оугольни ков,
в к о т о р ы х л и ш ь к о е -г д е з а т е р я л и с ь о с ­
к ол к и б ы л о й м о с к о в с к о й г а р м о н и и .
Р а зр у ш и л и во м н о ж е с т в е с у щ е с т в о в а в ­
ш ие тип ич но м оск овск и е ансам бли , на­
п р о ч ь з а б ы в о ч е в и д н у ю с т а р у ю и сти н у
— а р х и т е к т у р а не т о л ь к о с о ч и н е н и е
зд а н и й , н о и их с о ч е т а н и е в п р о с т р а н ­
с т в е , — и г о р о д стал п р ев р а щ а т ь ся в
н а г р о м о ж д е н и е зд ан и й . Э т о о б н а р у ж и ­
в а ет ся и в б о л ь ш о м , и в м а л о м . О д н о й
из и с к л ю ч и т е л ь н ы х п р и м е т М о ск в ы
б ы л е е ун и к а л ь н ы й к о л о р и т . О н а б ы л а
в п ол н ом см ы сл е слова ж ивоп исна.
« Ж и в о п и с н о зн а ч и т р а з н о о б р а з н о » , —
л ю б и л п о в т о р я т ь П .П . Ч и ст я к о в . Ж и ­
в о п и с н о с т ь п о ч т и у ш л а . Е е см ен и л а
у н ы л а я м у т н о -м ы л ь н а я о д н о ц в е т н о с т ь .
О на приш ла с новы м и дом ам и , е ю м ас­
с о в о п о к р ы л и с ь к в ар т ал ы с т а р ы х д о м о в
(а в ед ь к о г д а -т о в се он и и м ел и с в о е
л и ц о !). М о ск о в ск и й к о л о р и т и с ч е з.
(В р я д ли м о ж н о п р и зн а т ь у д а ч н о й п о ­
п ы т к у в е р н у т ь ц в е т на п е ш е х о д н о м А р ­
б а т е — ни чего о б щ ег о с М оск в ою т а ­
м о ш н е е м н о г о ц в е т и е не и м е е т .)
С М о ск в о й п р о и з о ш л о е щ е о д н о н е е ­
стест в ен н о е п р ео б р а зо в а н и е — оп устел
Ц ен тр . П ер еп ол н ен н ы й д н ем , к вечеру
о н с т а н о в и т ся н е ж и в ы м , н е о с в е щ е н н ы м
о к н о м , п устой , б е зл ю д н о й ули цей.
П р о и з о ш л о э т о п о т о й п р и ч и н е, ч т о н а ­
ч и н ая с I9 6 0 г о д а н а с е л е н и е ц ен т р а
ста л о о щ ути м о р ед ет ь . К сегодн я ш н ем у
д н ю о н о у м е н ь ш и л о с ь б о л е е ч ем в тр и
р аза. П ричин том у неск ольк о: р а ссел е­
ние «к ом м ун ал ок », сн ос сотен ж илы х
д о м о в , но главн ое — б е ссм ы сл ен н о е
п р е в р а щ е н и е их в р а з н о г о р о д а а д м и н и ­
стр ати в н ы е п ом ещ ен и я .
П ер еч ен ь п отер ь м о ж н о п р одл и ть, но
н е в т о м д е л о . Я е щ е р а з в сп о м н и л о б
утр атах с еди н ств ен н ой ц ел ь ю — под-

ч е р к н у т ь , ч т о все п е р е у с т р о й с т в а М о с к ­
вы ш ли в о д н о м н а п р а в л е н и и — о т
м н огообр ази я к о д н о о б р а зи ю , о т с а м о ­
б ы т н о с т и к у с р е д н е н н о с т и , т .е . к т о м у
ж е од н о о б р а зи ю .
Н еп овтор им ость архи тек тур н ого о б ­
л и к а не п р а зд н ы й и не ч и с т о т е о р е т и ч е ­
ский в о п р о с . Г о р о д -у н и к у м н е т о л ь к о
национальное сокрови щ е и националь­
ная г о р д о с т ь . Э т о е щ е в о ч е н ь б о л ь ш о й
степени среда ф ор м и рован ия ли чн ости.
Б е зл и к и й г о р о д — и с л е д с т в и е , и в т о
ж е в р ем я и с т о ч н и к б е з л и к о с т и .
В э т и х о б с т о я т е л ь с т в а х на р е д к о с т ь
н ел еп ой представляется д ея тел ь н ост ь
к о м и сси и М о с г о р и с п о л к о м а , п р и з в а н ­
н ой р а з р е ш а т ь Г л а в А П У или н е р а з р е ­
ш а ть ( ч т о б ы в а е т к р а й н е р е д к о ) с н о с
« с т а р ы х с т р о е н и й » , не я в л я ю щ и х с я « п а ­
м я т н и к а м и » . В о -п е р в ы х , о п я т ь ж е в
си л у с л о ж и в ш и х с я о б с т о я т е л ь с т в у п о м я ­
н утая к о м и сси я не ч т о и н о е , как п о п ы т ­
ка у за к о н и т ь б е з з а к о н и е , о п р а в д а т ь с о ­
к руш аю щ ую политику Г л авА П У . В овторы х, сом ни тельн а пр авом ерн ость са ­
м о г о д е л е н и я на « п а м я т н и к и » и « н е п а мятники» (К т о устан ов и т границу
м е ж д у н и м и ? ).С е г о д н я н а д о о х р а н я т ь
М оск в у, ее уц ел ев ш и е угол к и , а не «п а­
м ятники», иначе со в ер ш ен н о р еал ьн о ее
п р е в р а щ е н и е в с п л о ш н о й К а л и н и н ск и й
п р осп ек т с редки м и вы ставочны м и
в к р а п л ен и я м и « п а м я т н и к о в » .
Т р ет ь я к о в ск а я г а л е р е я , как и з в е с т н о ,
с о с т о и т из р а з н о в е л и к и х х у д о ж е с т в е н ­
ны х п р о и з в е д е н и й . Е с т ь Р у б л е в , е с т ь
И ванов, есть В р убел ь и С ер ов , но есть и
В лади м ир М аковский . Т ак ч то ж е? Н е ­
т р удн о п р едстав и ть, ч то п р о и зо й д ет ,
е сл и т а м п р о в е с т и п е р е у с т р о й с т в о п о
принципу «ц ен н о — не цен н о».
С к о л ь к о ж е п о т е р я л а М о ск в а о т
так ой вот «к ом и сси он н ой » оц ен к и ее
богатств !
П р е д ст а в и м с е б е « к о м и с с и ю » на Н е в ­
с к о м . О н с о с т о и т , как и з в е с т н о , и з « п а ­
м ятников» и «непам ятн ик ов», о с о б е н н о
бл и ж е к О к тя бр ь ск ом у в ок зал у и д а л ь ­
ш е , к А л е к с а н д р о -Н е в с к о й л а в р е . Р а з ­
р е ш ен и я « к о м и с с и и » , д у м а ю , п о с л е ­
д у ю т , а буд ут р азр еш ен и я — б уд ут и
с н о с ы . Н а м е с т е с н о с о в в о зн и к н у т п у ­
с т ы р и и к о р о б к и о б ы ч н о й или у л у ч ш е н ­
н ой п л а н и р о в к и . Б у д у т и б л о ч н ы е к о ­
робк и. . . Н о сов ер ш ен н о очеви дн о —
Н е в с к о г о не б у д е т . Ф а н т а зи я ? И п р е д ­
п о л о ж и т ь с т р а ш н о . В М о с к в е мы н а ­
бл ю даем так ое повсем естн о. Ни одной
«н ер ек о н стр у и р о в а н н о й » улицы в М о ск ­
ве с е г о д н я н е т , п о э т о м у и п р и м е р п р и ш ­
л о с ь и ск а т ь в Л е н и н г р а д е . Ч т о - т о с л о ­
м а н о , ч т о -т о л о м а е т с я , ч т о -т о д о л ж н о
бы ть сл ом ан о. В резул ь тате уп ор н о
и д е т г у б и т е л ь н ы й дл я к у л ь т у р ы п р о ц е с с
усредн ен и я . Х ар ак тер н о: м оск ов ск и е
ул и ц ы ст а н о в я т ся п о х о ж и м и о д н а на
д р у г у ю — ул и ц ы в о о б щ е .
Е сл и д е й с т в и т е л ь н о п р и з н а т ь , ч т о
М о ск в а как г р а д о с т р о и т е л ь н ы й ш е д е в р
н а х о д и т с я на гр ан и к а т а с т р о ф ы , е сл и
п остр ои ть б е з пристрасти й и о б и д д о ­
бротн ы й полноценн ы й «негатив», п р о а ­
н а л и зи р о в а т ь п о т е р и , о п р е д е л и т ь « л у ч ­
ш ие м ест а», сохран и вш и еся и у т р а ч ен ­
н ы е, — вернуть норм альн ы й п р оц есс
«продолж ен и я» М оск вы , — н еи зб еж н о
обн ар уж атся прим ерн ы е контуры « п о ­

зи т и в а » . П о с л е т о г о , ч т о д о в е л о с ь в и ­
д ет ь , сл ы ш а т ь , ч и тать, д у м а т ь , эти к о н ­
туры вы рисовы ваю тся п р и бл и зи тел ьн о
так.
П р е ж д е в с е г о н у ж е н о т в е т на г л а в ­
ны й в о п р о с , к о т о р ы й п о с т а в и л о в р ем я :
ч то в о зр о д и т утер ян н ы й ар хи тек тур н ы й
п р е с т и ж с т о л и ц ы ? К а к и м в и д и тся в б у ­
дущ ем со ч ета н и е ста р о го и н ового? И ,
г л а в н о е , к а к о в о о н о , э т о н о в о е , т .е .
к ак ую эст ет и к у мы п р и зн аем наш ей и
б у д е м о т с т а и в а т ь , к ак и м б у д е т н о в о е
о т н о ш ен и е гор ода к ч ел овек у?
В оп р ос, кон еч н о ж е , архитруднейш и й . О т в е т в о з н и к н е т н е в д р у г. Н о он
к а т е г о р и ч е с к и н е о б х о д и м . Б е з н е г о в се
д а л ь н е й ш и е уси л и я о к а ж у т с я б л у ж д а ­
н и ем в с л е п у ю .
О ч еви дн о и д р у го е — новы м а р х и тек ­
турн ы м задач ам н уж ен и новы й а р х и ­
тек ту р н ы й гени й. Н уж н ы н ов ы е а р х и ­
т е к т у р н ы е с и л ы . А гд е их в зя т ь ? —
м огут спросить. О твеч у вопр осом : а
р а з в е их н е т ? Р а зв е а р х и т е к т у р а у м е р л а
сов сем ? Н ео б х о д и м ы к он к ур сы . М о ж е т
б ы т ь , и м еж д у н а р о д н ы е (п о ч е м у бы и
н е т ? ). Н о п р е ж д е в с е г о н у ж н ы р а д и ­
кальны е п ер ем ен ы в архи тек тур н ом
м ы ш лени и и у сам их зо д ч и х , и у т е х , кто
зак азы в ает стр о и т ел ь ст в о , — о с о б ен н о .
П о к а т а к о е не п р о и з о ш л о , н у ж н а ш и р о ­
кая п р о с в е т и т е л ь с к а я р а б о т а , н у ж е н н а ­
стоящ ий дей ств ен н ы й к он тр ол ь не с к о ­
в а н н о й в е д о м с т в е н н ы м и ц еп я м и о б ­
щ ествен н ости , н еобходи м ы настоящ ие
в сен ародн ы е обсу ж д ен и я и в п р ессе, и
п о т е л е в и д е н и ю (ш о у , ч т о мы с м о т р и м
п о р о й , с р а б о т а н н ы е по стары м ш а б л о ­
нам , никакой д ел о в о й осн ов ы пока не
и м е ю т ) . С у д ь б а М о ск в ы д о л ж н а с т а т ь
в сен ар одн ой за б о т о й , а не св о ев о л и ем
б ю р о к р а т и ч е с к о г о а п п а р а т а . А е с л и не
т а к , т о в ч ем о н а , п е р е с т р о й к а , п р и ­
м ен и тел ьн о к п р обл ем ам архи тек тур ы
М о ск в ы ?

О кно

« XVII

век

<

2
<
г

П р оц есс пр едстои т длительн ы й, и
пока не о б н а р у ж а тся и не с о зр е ю т
н о в ы е и д е и , в се си л ы а р х и т е к т о р о в , как
мне каж ется, долж ны бы ть со ср ед о ­
т о ч е н ы на к о с м е т и ч е с к о м б л а г о у с т ­
рой ств е Ц ен тр а: в осп ол н ен и и утр ат,
п р и веден и и в пор я док п уст ы р ей , о р г а ­
н и за ц и и на их м е с т е м а л ы х а н с а м б л е й ,
ликвидации н еп р и стой н о торч ащ и х в
н еп о л о ж ен н ы х м естах бр ан д м ауэр ов ,
у л у ч ш е н и и в н е ш н е г о вида зд а н и й , п а р ­
ков, ск вер ов, дв ор ов , доведени и ж и л ого
ф о н д а Ц ен тр а д о сов р ем ен н ы х
требований.
Н о са м а я п е р в е й ш а я , н е о т л о ж н а я и
гл ав н ая за д а ч а в с о зд а в ш и х с я у сл о в и я х
в и д и тся в т о м , ч т о б ы п о б о р о т ь б о л е з н ь
разруш и тел ьств а и губи тел ьств а, о ст а ­
новить лавину уни чтож ен и я м осковской
с т а р и н ы , с т е м ч т о б ы не п о т е р я т ь все
м оск ов ск и е п рим еты о к о н ч а т ел ь н о —
р азр уш аю щ ая м аш ина н абр ала сл и ш ­
к о м у г р о ж а ю щ у ю и н е р ц и ю ! И п о к а ей
п р е г р а ж д а е т п у т ь л и ш ь н р а в ст в е н н ы й
зак он — п р о т ест о б щ ест в ен н о ст и . Е го
я в н о н е д о с т а т о ч н о . Н у ж е н за к о н .
З а к о н , п р и н я т ы й на с а м о м в ы с о к о м
у р о в н е, зап р ещ а ю щ и й д о оп р ед ел ен н о й
п о р ы в ся к и е « с н о с ы » и в о зв о д я щ и й их в
р азр я д п р ест уп л ен и я . Т о л ь к о т о гд а ,
к о г д а с т а н е т о ч е в и д н ы м , ч т о разру­
ш е н и е - это престу пление , с м о ж е т
н ор м альн о продолж иться стр ои тел ьство
М оск вы .
В с в я зи с э т и м « к р а с н ы е л и н и и » — все
б е з и ск л ю ч ен и я! — до л ж н ы бы ть о т м е ­
н ен ы и д а л ь н е й ш е е с т р о и т е л ь с т в о
д о л ж н о вести сь в соо тв ет ст в и и с и ст о­
ри ческой планировкой Ц ен тр а. Д олж н ы
б ы т ь о т м е н е н ы и в се п р о е к т ы , с в я за н ­
н ы е с о с н о с о м , а « к о м и с си я п о с н о с а м »
ликвидирована.
О т р а д н о , ч т о за п о с л е д н е е в р ем я
стал а у д ел о м гл асн ости та м н огол етн я я
б о л ь , ч то таи л ась в сер дц ах м оскви чей
(д а и н е т о л ь к о и х !), с о т ч а я н и е м
н а б л ю д а в ш и х за п р е о б р а з о в а н и я м и ,
н азы в аем ы м и « р ек о н ст р у к ц и ей » , что
п р ои сходи л и в наш ей сто л и ц е. О н еб л а ­
г о п о л у ч и и с « р е к о н с т р у к ц и е й » ст а л а
ш ироко говорить общ еств ен н ость, пр ес­
са и д р у г и е с р е д с т в а м а с с о в о й и н ф о р м а ­
ц и и . О т р а д н о , ч т о п о -н а с т о я щ е м у з а з в у ­
ч а в ш и й г о л о с н а р о д а в сел и л в м о с к в и ­
ч ей н а д е ж д у , ч т о п р о ц е с с у н и ч т о ж е н и я
с в о ео б р а зи я М оск вы , ее гр адостр ои ­
тел ь н о го п р ош л ого, ее истории, ее
пам яти не д о й д е т д о с в о е г о л о г и ч е с ­
к ого конца и б у д ет разум н о п р и оста­
новл ен .
О т р а д н о , ч т о за п о с л е д н е е в р ем я п р и ­
н я т и р а з р а б а т ы в а е т с я ц ел ы й ряд о р г а ­
н и за ц и о н н ы х м е р с ц е л ь ю в ы п р а в л ен и я
с и т у а ц и и . К их ч и сл у о т н о с я т с я п р е ж д е
в сего кон цепц ия к о м п л ек сн о го соц и ал ь ­
н о - э к о н о м и ч е с к о г о р а зв и т и я г. М о ск в ы
на п е р и о д д о 2 0 0 0 г о д а с в ы д е л е н и е м
о с н о в н ы х н а п р а в л е н и й д о 2 0 1 0 го д а и
р азвер н утая п р ограм м а с о б н а д е ж и в а ю ­
щ им н а з в а н и е м « А р х и т е к т у р н о е н а с л е ­
д и е » . О т р а д н о , ч т о на р е а л и з а ц и ю э т о й
п р ограм м ы б у д у т п р и вл еч ен ы о г р о м ­
ны е д ен еж н ы е средства.
Н ачалось р еш и тел ь н ое в осстан овл е­
н и е п р е с т и ж а а р х и т е к т у р ы как в е д у щ е й
п р оф есси и стр ои тел ьства, находи вш ей­
ся д о л г и е г о д ы в з а г о н е . В а в г у с т е 1987

года принято постановление ЦК КПСС
и Совмина СССР о дальнейшем разви­
тии советской архитектуры и градо­
строительства. Создан Государствен­
ный комитет архитектуры, сменилось
руководство Союза архитекторов, в
ГлавАПУ произошли некоторые изме­
нения, и его возглавляет зодчий, мысля­
щий иначе, чем его предшественники.
Разрабатывается «Проект детальной
планировки Центра». Закончено «Зада­
ние на выполнение историко-архитек­
турного опорного плана в пределах
Камер-Коллежского вала», который
должен стать основой будущих реста­
врационных и строительных работ.
Архитекторы начали работать не за
закрытыми дверьми, как было до по­
следнего времени, а в условиях гласно­
сти, привлекая общественность к об­
суждению общих и частных проблем
московского строительства. Создан об­
щественно-консультационный совет при
главном архитекторе города. Судьбы
Москвы все больше становятся поисти­
не всенародным делом, и в том одна из
радостных примет времени.
Отрадно. . . и тем не менее тревога
не ушла. Тревога за судьбу Москвы,
озабоченность тем, какой она доста­
нется нашим предкам, не исчезла. Эта
тревога не оставляет меня. . .
Телефонный звонок. Взволнованный
незнакомый голос:
— Вырубают Рождественский
бульвар!
— Не может быть!
— Уже вырубили. Сегодня. Начисто.
— Что-то не так. Вы, вероятно, преу­
величиваете.
— Нет, нет!. . То же грозит Петров­
скому и Цветному.
Положил трубку. Подумал: не может
быть, не то сегодня время. Такое ис­
ключено. Но стало не по себе. Вспом­
нил Рождественский — один из краси­
вейших бульваров Москвы, горделиво
сбегающий от Сретенки к Трубной. Его
могучие величавые деревья, которые
доводилось наблюдать и в зрелом рас­
цвете лета, и в горении осенней листвы,
и в кружевах пробивающейся весенней
зелени, и в причудливых очертаниях
голых ветвей, запорошенных снегом.
Почти тридцать лет я рисую Москву.
В деталях знаю все ее более или менее
примечательные уголки, но Рождест­
венский — один из самых любимых.
Слишком многим ему обязан. Вспомнил
необыкновенную Память, стоящую за
ним! Баратынский, Мицкевич, Герцен,
Огарев, Гоголь, Фет. . . Это они часто
и подолгу бывали здесь в доме поэтессы
Каролины Павловой. Это здесь в доме
Фонвизиных собирались члены дека­
бристского «Союза благоденствия». На
этом бульваре отдыхал Чайковский!
Этот бульвар был излюбленным местом
многочисленных совместных прогулок
Л.Н.Толстого и И.Е.Репина. Стало еще
неспокойней. Тревожней. На следую­
щий день помчался посмотреть в на­
дежде, что звонок — ошибка. Но, увы,
никакой ошибки — страшная картина
открылась взору. Начисто спиленные
деревья центральной аллеи, жалкие ос­
татки у оград. Все вычищено, убрано,
122

вывезено, даже мелких сучьев и листвы
не осталось (умеют иногда работать!).
Только пни многолетних, абсолютно
здоровых деревьев и вагончик прораб­
ской, запертый на замок. Как издева­
тельство— табличка: «Работы по бла­
гоустройству и озеленению объекта
ведет. . .»
Бред, вздор, чушь какая-то! В городе
полным-полно неухоженных пустырей,
масса московской детворы ведет свои
бесконечные игры в пыли дворов и пло­
щадок — озеленяй! А тут при помощи
пилы на долгие годы превращают в пу­
стырь существующий прекрасный
источник озона. Вздрогнешь! . .
Пытаюсь выяснить, как происходит
такое. Выясняю — без ведома главного
архитектора города, без ведома. . . на­
чальника отдела озеленения Мосгорисполкома. Просто какие-то темные
силы запустили в ход разработанный и
утвержденный в 1980 году план «озеле­
нения» бульваров, по которому должны
уничтожаться все деревья старше ста
лет!
Комок подступил к горлу, вспомнился
«пильщик», дикий огонек его недобрых
глаз. Подумалось: сколько же их, энер­
гичных, настырных «пильщиков» разно­
го ранга и положения, еще окружают
нас и как много зла могут они при их
энергии принести обществу. Как непро­
сто победить их, избавиться от них. Я
по-прежнему не смог разобраться в пру­
жинах, движущих этими людьми, но
одно мне стало ясно: невежество — ос­
новной их двигатель. Именно невеже­
ство разрушает наши города и нашу
землю! Невежество ведет армии разру­
шителей. С ними воюет здравый смысл,
но «пильщики» не сдаются. Три поста­
новления на самом высоком уровне
было принято по проблемам Байкала.
Три! Но одни «пильщики» тянут трубу
для новых сбросов, губя заодно и близ­
лежащую реку, другие «пильщики»
сбрасывают в прозрачное озеро 20 тонн
яда!
Здравый смысл продиктовал разум­
ные постановления во имя спасения
Москвы — «пильщики» крушат Лефор­
тово, Каляевскую, Преображенскую,
Спартаковскую, Ново-Басманную,
улицу Чехова, Карла Маркса, подби­
раются к кварталу у библиотеки Лени­
на, разгребают Поклонную, уничто­
жают парк Победы. Список не кончает­
ся. В комиссию по сносам идут новые и
новые заявки «пильщиков» — Москва
им по-прежнему «мешает».
Адвокаты «пильщиков» пытаются
убедить нас, что «излишняя сохранность
среды может вступить в конфликт с
жизнью города, и потому снос неизбе­
жен», что Москву ломали и до 1917
года, что Поклонная была не Поклон­
ной, что парк Победы был лишь
питомником. «Красные линии» еще
продолжают свою жизнь на «ПДП
Центра». До победы здравого смысла
еще далеко. А пока она не произошла,
не исчезнет и тревога москвичей. И по­
тому, когда я иногда просыпаюсь
ночью, я напряженно вслушиваюсь в
тишину: не раздается ли скрежет
бульдозера?

О Б Щ Е С Т В О
З А Щ И Т Ы
Д Р Е В Н О С Т Е Й
еотразимо обаяние древнего Таллина.
Замок Вышгорода, крепостные стены и
башни Нижнего города, ратуша, здания
гильдий, жилые дома, хозяйственные строе­
ния — такое обилие сохранившихся поздне­
готических построек уникально в СССР.
Старый город взят под охрану с 1966 года.
Нужно подчеркнуть, что в Эстонии еще в
1961 году (впервые в Советском Союзе) при­
нят закон «Об охране памятников культуры
ЭССР», созданы охранные зоны в историче­
ских центрах городов и поселков. Такое от­
ношение стало образцом для многих, своео­
бразной точкой отсчета в столь благородном
деле. Достижения республики заслужили и
международное признание: в 1980 году Тал­
лин награжден золотой медалью Междуна­
родного фонда FVS. В постановлении Фонда
сказано, что, «являясь большим портовым и
торговым городом, Таллин сохранил свое
архитектурное наследие, имеющее европей­
ское значение».
Специфика Старого города состоит в том,
что он одновременно и объект многотысяч­
ного туризма, и среда обитания для пяти
тысяч жителей, и место работы 25 тысяч
таллинцев. Таким образом, деятельность по
охране и использованию этого музея под
открытым небом заключается и в макси­
мальном сохранении духа и плоти Старого
города, и в создании среды, приемлемой, с
современной точки зрения, для всех здесь
живущих и работающих.
Это две противоположные задачи, и в ре­
альной жизни выполнить их очень и очень
трудно. Жители продолжают покидать Ста­
рый город: его достоинства — расположен­
ность в центре, красота архитектуры, разви­
тая торговая сеть — привлекают меньше,
чем коммунальные удобства (центральное
отопление и ванная) в новых жилых районах.
Директивные же документы по этому вопро­
су, предполагающие регенерацию жилья в
Старом городе, не выполняются, поскольку
вязнут в бюрократической круговерти.
Помочь Старому городу выстоять и сохра­
ниться должно созданное в Эстонии Общест­
во защиты древностей. В основу его про­
граммы легла идея сохранения памятников
культуры. Председателем Совета Общества,
впервые собравшегося 12 декабря 1987 года в
Таллине, избран журналист Тривиме Веллисте. Совет состоит из 35 человек, среди них
рабочий совхоза и сельский учитель, лесни­
чий и пастор из Торма, директор Историко­
художественного музея из Нарвы и директор
Литературного музея имени Оскара Лутса,
писатели, искусствоведы, университетские
профессора из Тарту и члены республикан­
ской Академии наук.
Известный писатель Яан Кросс так сфор­
мулировал задачи Общества: «Проявлять за­
боту о памятниках культурного наследия на
местах по всей республике, а не только в
решении задач Старого города. Находить и
фиксировать забытые памятники, органи­
зовывать работы по их спасению и сбереже­
нию. В этом духе неустанно проводить вос­
питательную работу среди населения и преж­
де всего среди молодежи, прививая понятия о
высоких духовных ценностях памятников
культуры». В программе Общества отраже­
ны также аспекты восстановления забытых
имен и творчества деятелей культуры эстон­
ского народа.
ВЛАДИСЛАВ КОЗЛОВ

Н

- Удача, которая улыбается каждому ва­
шему
замыслу,
это
энтузиазм,
любознательность, трудолюбие или еще ка­
кой-нибудь секрет?
- Наверное, это просто в крови у моей
семьи. Мои предки брались за самые неожи­
данные предприятия. При Екатерине Вели­
кой Иоганн-Георг Фейн эмигрировал из Гер­
мании в Россию и стал колонистом в степях
Таврической губернии. Русской царице нуж­
но было укрепить южные границы страны, и
она решила создать там форпосты, населен­
ные иммигрантами. Указ-приглашение был
издан и обнародован во многих странах Евро­
пы. И мои предки оказались в самой первой
волне приезжающих. Это было труднейшее
путешествие - сначала Петербург, потом Са­
ратов и все дальше и дальше на юг. Указ
существовал, но на месте жизнь нужно было
начинать с самого начала. Однако поражен­
ные красотой северной столицы, ее мощью,
Иоганн Фейн и его друзья решили остаться в

- Об этом рассказано в увлекательной кни­
ге “Аскания-Нова. Приключения семьи
Фальц-Фейн” .
- Да, эта книга вышла в Англии, Франции
и Германии, и везде она была нарасхват,
потому что люди сейчас очень интересуются
всем, что связано с Россией. А моя семья
корнями ушла в вашу землю, и мой дядя
Фридрих там, в Аскании-Нова, своими рука­
ми эту землю холил, и она стала для всех нас
родной.
- Бернгард Гржимек сказал, что зоологи
всего мира идут в Асканию-Нова, как му­
сульмане в Мекку. С таким же восторгом
отзывались о создателе зоопарка и его творе­
нии современники Фридриха Эдуардовича.
Вот что пишет о нем журнал “ Природа и
люди” за 1911 год: “Владелец Аскании-Нова
- натуралист по образованию, страстный лю­
битель животных и знаток их, тонкий наблю­
датель и человек с недюжинными организа­
торскими способностями, он личной энерги-

Она замечательна тем, что это зоопарк без
клеток и вольеров, животные там живут на
воле. Их привозили в свое время из Азии,
Америки, Африки и даже Австралии. Снаря­
жались экспедиции. Из Азии вывезли тогда
несколько лошадей Пржевальского, а сейчас
их в заповеднике больше, чем на их родине в Монголии. Когда я несколько лет назад
приезжал в Москву на заседание междуна­
родной группы экспертов под эгидой ООН,
мы думали, как помочь Монголии восстано­
вить поголовье этих лошадей. И еще в Аска­
нии-Нова занимались гибридизацией живот­
ных, и это было очень интересно для науки
того времени, и журналы с восхищением об
этом писали, как вы правильно говорите,
потому что дядя Фридрих вывел совершенно
новые виды фауны - зеброидов и других. А в
своем доме он тоже создал музей, только
зоологический.
У нас в роду много смелых начинаний постройка, например, летательных аппара­

Н . П . Богданов-Бел ьский
Читающие девочки

этой стране навсегда и злоключений не испу­
гались. Уже второму поколению Фейнов уда­
лось купить в 1856 году разоренные земли,
названные Новой Асканией, - всего 42 345
десятин земли - и сделать их образцовым
хозяйством. П озже, соединившись с такими
же колонистами Фальцами (первоначально
эта фамилия писалась Пфальц), семья полу­
чила от Александра II особый указ с разре­
шением носить двойную фамилию. Это было
знаком отличия за помощь войскам, участво­
вавшим в Крымской войне. Фридрих ФальцФейн давал кров солдатам, проходившим че­
рез его земли, устроил дома что-то вроде
лазарета. Приходилось и рыть братские мо­
гилы. Тогда же он познакомился со Львом
Толстым, еще молодым офицером. Они
встречались и позже и много говорили о
войне. Отношения с писателем не прервались
у моей семьи и после смерти Фридриха
Фальц-Фейна. Сохранилась фотография То­
лстого, сделанная Николаем Фальц-Фейном
в 1910 году. Одна из Фальц-Фейнов, Софья
Богдановна, интереснейшая личность и пре­
успевающая предпринимательница, построи­
ла возле Херсона порт Хорлы. Но более
всего стал известен мой дядя Фридрих основатель заповедника “Аскания-Нова” .
124

ей и любовью к делу создал среди глухой и
мелководной степи этот удивительный оазис
в каких-нибудь 20 с лишним лет. Интересно
здесь и то, что Фальц-Фейн работал один” . И
дальше - о самом зоопарке: “Он представля­
ет собой учреждение огромной научной цен­
ности и является чем-то совершенно
исключительным по замыслу и выполнению.
Ничего подобного нет нигде в другом месте
России, и даже в других странах Европы и
Америки можно указать лишь на две-три
затеи, приблизительно сходных с тою, какая
осуществлена
Фридрихом
Эдуардовичем
Фальц-Фейном” .
- Заповедник начинался с одной стаи птиц,
медведя, волка, оленя и лани. А к четырна­
дцатому году там уже было 58 видов млеко­
питающих и 402 вида птиц. Я помог теперь
устроить в Аскании-Нова небольшой музей,
отдал туда мои документы, снимки и другие
вещи, касающиеся дяди Фридриха и всей се­
мьи. На доме, где он жил, теперь установле­
на мемориальная доска. Это очень инте­
ресный дом, там бывали многие извест­
ные люди, художники, среди них Айвазов­
ский. Я подарил музею и картину Айва­
зовского.
Асканию-Нова называют островом в степи.

тов, когда авиация только зарождалась. А
мой брат, который учился вместе с Туполе­
вым, на этих аппаратах летал. Это тоже есть
на фотографиях, которые я подарил музею.
Так что мы всем, всем связаны с русской
землей и культурой, и хотя мне всего пять
лет было, когда мы уехали из России, но я ее
не забыл. И моя мама так и не приняла
никакого подданства, когда мы после долгих
путешествий по разным странам останови­
лись в Лихтенштейне.
- Эдуард Александрович, вы хорошо изве­
стны в нашей стране как знаток русской
культуры и коллекционер. Расскажите, по­
жалуйста, как начиналось ваше собрание,
что оно включает в себя.
- Россия всегда звала меня к себе. Знаете,
хотя я кончил сельскохозяйственный инсти­
тут, но деньги начал зарабатывать как спор­
тивный журналист и поэтому много ездил по
свету. По-русски я говорил неплохо - меня
научила мама (как видите, я могу разговари­
вать хоть и не так, как вы, но все же понят­
но). В разных городах в свободное время я
начал заходить в антикварные лавки, на все­
возможные распродажи и в первую очередь
обращал внимание на предметы и докумен­
ты, связанные с Россией. Я просто с ума

сходил, когда видел, как эти реликвии уплы­
вают в чужие руки в то время, когда их так
ждут на родине. Тогда еще русское искусство
за границей не вошло в такую моду, как
сейчас, цены были относительно невысоки, и
я понемногу начал коллекционировать. Те­
перь у меня уже большое собрание. Своей
вилле в Лихтенштейне я тоже дал имя “Аскания-Нова” , так вот ее называют русским
музеем и даже просто русским домом, что
мне особенно приятно. Каждый день, когда я
прихожу с работы, я как бы оказываюсь в
России. А мой прямой контакт с Советским
Союзом начался с такого любопытного слу­
чая. На распродаже в Монте-Карло я купил
около сотни книг дягилевской библиотеки
(потом почти все я подарил Академии наук
Украины). А на второй день распродажи
приехал из СССР Илья Самойлович Зильберштейн. Это очень энергичный человек,
но в тот день он был расстроен. Ему нужно
было купить одну определенную книгу. Но

дятся. Когда я вам их передам, вы сами
выясните, кому что пойдет. Думаю, что жи­
вопись - в Музей личных коллекций, а доку­
менты - тем архивам и музеям, которым
будут нужны.
Шесть-семь моих даров есть в Третьяковке.
Я купил портрет Кутузова работы Доу - двой­
ник того портрета, который находится в Га­
лерее Отечественной войны 1812 года в Эр­
митаже. Доу тогда написал два портрета один для галереи, другой для самого полково­
дца. Эта картина проделала длинный путь,
прежде чем попала к вам. Я получил ее от
Ильи Толстого, он - от своего дяди Георгия
Коцебу, а тот - от родственников из США,
купивших ее на аукционе в Лондоне. Но
наконец-то она вернулась на свое место.
На распродаже “Сотби” я купил полотно
художника-передвижника Клавдия Лебедева
“Любование узором” , или, как его еще назы­
вают, “ Боярыня выбирает узор для вышива­
ния” . Эту картину я подарил Советскому

нужно не только реликвии, нужно бережно
относиться к людям, которые хотят вам по­
могать. Чтобы не получилось второй такой
истории, как с Сергеем Лифарем, который
обожал свою родину, уважал вас, мечтал
работать вместе - и не был понят. Жемчужи­
ной его коллекции были письма Пушкина к
жене, Наталье Гончаровой. И они должны
были вернуться в Россию, он мне сам это
говорил и писал в своей книге “Моя зарубеж­
ная пушкиниана” . Лифарь ждал, что вы при­
едете поговорить с ним - ну, так, как русские
люди умеют разговаривать друг с другом. Он
хотел все передать на родину, только просил
одно - поставить на родине свой балет. Но с
Большим что-то не выходило - почему? Ведь
Сережины балеты - это высочайшее искус­
ство, как признано, выдающегося балетмей­
стера мира. И он очень страдал, а незадолго
до смерти продал свою балетную коллекцию
и собрался уже продавать на аукционе “Сот­
би” пушкинские письма. Мы с ним тогда

Л.Ф.Лагорио
У р е к и .1852

он на день опоздал, и когда стал расспраши­
вать о ней, то ему показали на меня как на ее
нового владельца. “Голубчик, - говорил он, в стране нет ни одного экземпляра. Просто
не знаю, что делать, если я ее не привезу” . И
тогда я ему эту книгу отдал и сказал: “Вот
тебе книга, передай, что это от одного рус­
ского, который не забыл свою родину” . Он
меня в слезах благодарил. А потом мне прис­
лали из Министерства культуры чудесное пи­
сьмо, тоже с благодарностью.
- Это было начало сотрудничества с нашей
страной. А с тех пор вы передали советским
музеям и организациям множество работ рус­
ских мастеров, среди которых полотна Коро­
вина, Айвазовского, рисунки Репина, Бенуа,
Ларионова, Шервашидзе, а также книги и
документы. Интереснейший архив Епанчиных вы подарили Морскому музею в Лени­
нграде. Это ведь тоже ваши предки?
- Да, по материнской линии. Двое из них
были адмиралами и участвовали в сражении
при Наварине. Они похоронены в Невской
лавре, я недавно посетил их могилы. Дедуш­
ка служил трем императорам и написал об
этом удивительные мемуары. Ну и, кроме
того, у меня есть много других документов. Я
покупал их, еще не зная, для чего они приго­

Фонду культуры, как и рукописный оригинал
заключения комиссии по поводу расследова­
ния обстоятельств смерти императора А ле­
ксандра 1 и связанной с этим таинственной
легенды о старце Федоре Кузьмиче. Хорошо
бы собрать все эти вещи и поместить в Музей
личных коллекций. Я уже передал туда по­
ртрет князя Г.А.Потемкина работы неизве­
стного художника XVIII в., который я купил
в США. Эта картина не очень хорошо сохра­
нилась, но ваши замечательные реставрато­
ры смогут ее восстановить.
- Мы слышали, что в Советском Союзе
может быть выставка вашего собрания.
- Да, меня просили об этом, и я тоже был
бы рад показать свою коллекцию. У меня
есть что показать на родине. Самая большая
моя гордость - это эскиз Репина к картине
“Запорожцы пишут письмо турецкому султа­
ну” и икона “Богоматерь Грузинская”. Я бы
хотел, чтобы выставка тоже прошла в Музее
личных коллекций. Это отличная идея - соз­
дать такой музей. Она показывает, что вы
понимаете людей, которые хотят сохранять
русскую культуру, и я знаю много моих дру­
зей русских, живущих за границей, которые
согласны преподнести туда свои дары.
Я хочу сделать на этом акцент - хранить

рассорились. Но все же, когда я сказал: “Ты
не имеешь права продавать их, они должны
вернуться на родину” , - он меня понял и
согласился. Только человек не знает, когда
придет его последний час, и бедный Лифарь
умер, а что теперь будет с письмами - неизве­
стно, и это главная моя боль. Так что траге­
дия этой коллекции - всем нам предупреж­
дение.
Теперь, когда я приехал в Советский Союз,
я с радостью узнал, что в Большом театре
поставлена его “Федра” . Конечно, она будет
иметь большой успех. И хоть все немного
поздно, но это будет хорошая память Сер­
гею. Очень надеюсь, что нам удастся сделать
что-нибудь и для возвращения писем, потому
что теперь мы можем действовать вместе:
Советский фонд культуры назначил меня
своим эмиссаром в странах Европы - во
Франции, Англии, Германии, Швейцарии, и я
вижу, что вы действительно хотите сотрудни­
чать с теми людьми, которые за границей
заботятся о русской культуре.
- Имя Сергея Лифаря широко известно в
нашей стране. Память о нем как об артисте и
представителе русской культуры за рубежом
сохранится и в его балетах, которые будут
идти у нас, и в материалах, посвященных его

жизни и творчеству, которые появляются в
нашей печати. Вы были его близким другом.
Продолжите, пожалуйста, рассказ о нем, о
его последней выставке.
- Последняя выставка состоялась в Лозан­
не, куда он переехал из Франции, и обещала
быть очень успешной. Люди съехались со
всего мира. Вы не можете себе представить,
сколько было народу - половина не могла
войти в здание и оставалась на улице. Ожида­
ли выступления Лифаря. Но в этот день с
Сережей случился сердечный приступ и его
отвезли в больницу. Так что открытие вы­
ставки получилось мрачным, хотя и были
речи и все происходило как полагается. З о ­
лотую звезду города Лозанны вручали его
близким, а надо бы, чтобы ее получил сам
Сережа. Через месяц он умер.
Лифарь был удивительный человек и
очень любил свою родину. Родился он в Кие­
ве, ему потом удалось там побывать, разы­
скать могилу родителей.
- Эдуард Александрович, возвращаясь к
пушкинской теме, хочу спросить вас о других
пушкинских реликвиях, кроме коллекции Ли­
фаря, которые находятся за рубежом. Про­
шедший год был отмечен знаком скорбной
даты 150-летия со дня смерти поэта, и это
вызвало еще больший интерес к его жизни и
творчеству. Все, что связано с Пушкиным,
бережно собирается и хранится в нашей стра­
не. Мы знаем, что вы тоже прилагаете уси­
лия для поисков различных материалов. Что
вы можете об этом рассказать?
- Несколько лет назад, когда я был здесь, в
СССР, мне сказали, что Пушкин был знаком
с князем Лихтенштейна, и просили узнать,
нет ли в Лихтенштейне каких-нибудь доку­
ментов, связанных с поэтом. Мой дом нахо­
дится недалеко от дворца князей в Вадуце, в
архиве этого дворца я обнаружил дневник
принца Фридриха, который в пушкинские
времена был австрийским послом в Петер­
бурге (ведь Лихтенштейн тогда входил в со­
став Австрии). В этом дневнике описаны его
встречи с Пушкиным, как они вместе обеда­
ли, пили кофей, ездили танцевать, кататься
на санях. Однажды заехали на озеро, на кото­
ром лед был тонок, и начали тонуть. Все, как
вы знаете, закончилось благополучно, пото­
му что Пушкин после этого еще долго жил и
писал свои прекрасные стихи. Полностью
содержание дневника я еще не знаю - он
написан старым, готическим шрифтом и вдо­
бавок трудным почерком, так что пришлось
его отправить на расшифровку. Но скоро все
будет готово, и мы сможем познакомиться с
неизвестными до сих пор свидетельствами о
жизни нашего великого поэта.
Кроме того, в Англии живут потомки
Пушкина, с ними была знакома моя жена. У
них, несомненно, есть пушкинские реликвии,
но это вопрос щекотливый. Во всяком слу­
чае, нужно начинать с ними переговоры.
Больше связанного с Пушкиным я пока
ничего не видел, хотя очень часто бываю на
аукционах “Сотби” и “Кристи” и на других
распродажах, где появляются русские мате­
риалы. Больше всего я боюсь, что когданибудь письма или другие ценные документы
поэта опять появятся на торгах. Нужно по­
стараться, чтобы этого никогда не было.
- Недавно в Англии была делегация наших
писателей и литературоведов. Ее приняли
потомки Пушкина, так что можно надеяться,
что наши контакты с ними будут установле­
ны. Но вернемся к вашей деятельности. Мы
знаем, что она не ограничивается коллекцио­
нированием и возвращением на родину пред­
метов русской культуры. Вы много делаете
для увековечивания памяти русских писате­
лей, художников и исторических лиц за рубе­
жом. Пример этому - памятник Суворову.
- О переходе Суворова через Альпы знают
все. Недавно я с группой туристов повторил
этот маршрут в память великого полководца.
А в архивах дворца в Лихтенштейне я нашел
126

документы, из которых становится ясно, что
11 и 12 октября, после знаменитого Швейцар­
ского похода, Суворов со своей армией оста­
навливался в Бальцерсе. Когда он уходил из
Италии, у него было тридцать тысяч солдат,
а после перехода осталось пятнадцать. На
свои средства я поставил в Бальцерсе памят­
ник Суворову и сделал на нем надпись не
только по-немецки, но и по-русски. И еще
при моем содействии в Лихтенштейне выпу­
щены марка и почтовая карточка с изобра­
жением полководца. Это кое-что значит, по­
тому что наши марки очень ценятся любите­
лями и расходятся по всему свету. А на них
написано “Александр Васильевич Суворов” .
- Не так давно в Москву был перенесен
прах Федора Ивановича Шаляпина. Одним из
инициаторов этой акции были вы.
- Я очень рад, что вы об этом вспомнили,
потому что, когда захоронение состоялось,
меня забыли на него пригласить. Я так и не
понял, почему. Наверное, это чья-то
оплошность. Несколько лет назад у меня в
гостях был писатель Юлиан Семенов (потом
он написал книгу “Лицом к лицу” , где я стал
прототипом главного героя; по ней снят
фильм). Тогда же я пригласил в гости сына
Шаляпина - Федора Федоровича. Он приехал
из Рима, и мы втроем составили и подписали
документ о перенесении праха певца на роди­
ну. Федор Федорович подписал его от своего
имени и от имени своей сестры Татьяны. С
этой бумагой я поехал хлопотать в Париж,
дело было нелегкое. В конечном счете все
уладилось, но парижский муниципалитет все
же немного обиделся. Ведь Шаляпин был
великим певцом, которым гордилась ГрандОпера. Он пел там “Бориса Годунова” , и это
была такая сенсация, которую помнят до сих
пор. Так что им тоже хотелось иметь память
об артисте, и тогда было решено установить
на доме, где Шаляпин жил и умер,
мемориальную доску.
- Во время своего прошлого приезда в
нашу страну вы говорили о том, что вас
беспокоит судьба надгробия жены Репина Нордман-Северовой. Мы знаем также, что
вы поставили памятник на могиле дочери
Достоевского.
- Последнее не совсем верно. Памятник на
могиле Любови Федоровны уже был, но на­
ходился в ужасном состоянии, никто о нем не
заботился, потому что родственников за гра­
ницей нет. А я немножечко в родстве с
Достоевским, правда, в очень дальнем, ну вот
и взялся за восстановление надгробия. Моги­
ла находится в Мерано, в Италии. Там очень
запущенное кладбище. Надпись я тоже сде­
лал на русском языке, так что теперь каждый
год, когда я езжу туда положить цветы, я
думаю, что мои соотечественники, если были
тут, могли прочесть на родном языке про
русскую писательницу, которая была биогра­
фом своего великого отца.
Могилой жены Репина в Локарно я дей­
ствительно занимался. Но здесь, к сожале­
нию, опоздал. В Швейцарии такое правило по истечении тридцати лет со дня захороне­
ния, если могилы не регистрируют род­
ственники или заинтересованные лица, уби­
рают надгробие. Но в муниципалитете я до­
бился разрешения поставить при входе на
кладбище мемориальную доску, на которой
будет написано, что здесь похоронена Нордман, жена великого русского художника
Репина. Я недавно писал в муниципалитет,
узнавал, как там все продвигается. Пока
ответа не получил, но скоро поеду туда сам и
все сделаю.
Теперь самое главное для меня - дома
Ивана Сергеевича Тургенева и Полины Виардо в Буживале. Чтобы их не снесли, мне
пришлось разговаривать с министром куль­
туры Франции. Он обещал помочь сохранить
памятники русской истории. Но это я еще
буду контролировать.
- Эдуард Александрович, вы являетесь

президентом общественного комитета, соз­
данного в Европе для выявления похищен­
ных фашистами произведений русской и
советской культуры и возвращения их на
родину. Многое вы помогли вернуть в нашу
страну, но загадкой века остается Янтарная
комната. Насколько продвинулись поиски,
которыми и вы занимаетесь вот уже десять
лет?
- Наши поиски строго документированы,
мы опираемся на точные справки, реальные
факты. Путь Янтарной комнаты ведет через
Кенигсберг (ныне Калининград), куда она
была вывезена в 1943 году из Екатеринин­
ского дворца под Ленинградом. Есть план
дворца в Кенигсберге, и мы можем показать
на нем то место, где находилась комната.
Потом эта часть дворца сгорела, но русские
шедевры были переправлены до этого в За­
падную Германию. Спрятаны они были 10-11
апреля 1945 года, и с тех пор след Янтарной
комнаты затерялся. Мы располагаем ф ото­
графиями, на которых изображены автомо­
били Красного Креста. По нашему мнению,
она была увезена именно на них. Теперь
нужно поднять архивы Красного Креста, по­
говорить с людьми, которые были там в
момент, запечатленный на снимках (у нас
уже есть их имена). Так что скоро я поеду в
Женеву, может быть, там удастся что-нибудь
выяснить.
Янтарной комнатой занимался удивитель­
ный человек - Георг Штайн, мой друг и
главный помощник. Этим поискам он отдал
несколько десятков лет, и без него мы не
узнали бы ничего. Во время войны Штайна
взяли в армию, и он собственными глазами
видел, какие ужасы творили фашисты на
русской земле. Ну и он решил показать, что
фашисты и немцы не одно и то же. С тех пор
он всю жизнь искал и возвращал русским
городам то, что у них украдено. Я ему немно­
го помогал, потому что Штайн не был богат,
не мог на свои средства совершать дальние
поездки. Сейчас Георга уже нет в живых,
судьба его сложилась несправедливо тяжело
- умерла жена, дом описали за долги. Перед
смертью он написал статью в крупный
германский еженедельник, она произвела
впечатление на правительство, и теперь оно,
по-моему, начнет нам помогать в этом деле.
Редактор этого еженедельника - бывший ка­
нцлер ФРГ Гельмут Шмидт, и если уж такой
орган начинает писать про Янтарную комна­
ту, то это большая поддержка для нас. Мо­
жет быть, реликвия находится в Западной
Германии. Были следы, которые вели в
Австрию и Швейцарию, но мы их проверили,
и они оказались ложными. По последней
версии, Янтарная комната может оказаться в
США.
Надежды мы не теряем. Кроме того, во
время этих поисков удалось разыскать много
других шедевров, увезенных из России во
время последней, страшной войны. В подва­
ле одного дома в ФРГ были найдены сотни
икон, и правительство немедленно приняло
совершенно травильное решение вернуть их
в Советский Союз.
Я очень надеюсь, что Фонд культуры по­
может нам в наших поисках. В вашей стране
сейчас настали прекрасные времена для
сотрудничества и взаимопонимания. Давайте
использовать их для нашего общего дела сохранения русской культуры.
Беседу подготовила
Г. Б Е Л К О В А

Преамбулы" - так называ­
ется новая книга выдаю­
щегося советского дирижера
Геннадия Николаевича
Рождественского, которая
готовится к выпуску в изда­
тельстве “Советский ком­
позитор". Жанр этой книги
необычен: не мему­
ары, не статьи, не заметки
по тем или иным музы­
кальным вопросам, а именно
собрание преамбул, пред­
варяющих концертные выступления-“беседы” музы­
канта со своей аудиторией.
Итак, замечательный
дирижер и исполнитель,
виртуозно владеющий
“словом" музыкальным, вот
уже скоро сорок лет
радующий отечественных и
зарубежных ценителей
музыки (около 2000
концертных выступлений с
крупнейшими оркестрами
нашей страны и мира),
обращается к слову устному.
Первые “преамбулы” Рожде­
ственский предложил
слушателям камерных
концертов в 1974, 1975 и 1977
годах. Позднее прибегал к
такой форме концертов
эпизодически. Но вот с 1982
года, когда он получил свой
оркестр. Государственный
симфонический оркестр
Министерства культуры
СССР, “преамбулы" все
чаще становятся интерес­
ным компонентом его вы­
ступлений.
Что же такое эти “преамбу­
лы" Рождественского?
Лекции, комментарии? Нет.
Это, скорее, актерское дей­
ство: дирижер как бы раз­
мышляет вслух, он стремится
не только истолковать,
объяснить исполняемую му­
зыку, но вспоминает любо­
пытные факты, связанные
с созданием того или иного
произведения, с жизнью и
судьбой его автора, а порой
он ставит слушателя перед
некоей творческой
проблемой, провоцируя
внимание и активное
сотворчество. То это эссе, то
экспромт-новелла, то нечто
вроде памфлета, но всегда в
органической связи со
следующей вскоре музыкой.
Тут как раз и создается
потрясающий эффект цело­
стного спектакля.
Несколько “преамбул”
Г.Н.Рождественского мы
предлагаем сегодня
вниманию читателей.
ИРИНА МИНЕЕВА

ГЕННАДИЙ РОЖ ДЕСТВЕНСКИЙ

шеяклассика

СТРАВИНСКИЙ
КОНЦЕРТ ДЛЯ СТРУННОГО ОРКЕСТРА
М УЗЫ КА БАЛЕТА “ОРФ ЕЙ“
МУСОРГСКИЙ - ДЕНИСОВ
ВОКАЛЬНЫЙ ЦИКЛ “БЕ З СОЛНЦА”
МУСОРГСКИЙ - СТОКОВСКИЙ
“КАРТИНКИ С ВЫ СТАВКИ”

нашей сегодняшней программе музыка двух русских ком­
позиторов - Мусоргского и Стравинского, двух огромных
В
новаторов, творчество которых оказало колоссальное воздей­
ствие на музыку XX столетия. Жизнь Мусоргского оборвалась
в 1881 году, Стравинский родился в следующем, 1882 году, как
бы переняв эстафету своего великого предшественника. Стра­
винский не много говорил и писал о Мусоргском, однако
хорошо известно, как высоко ценил он музыку Мусоргского, с
каким удовольствием работал над оркестровкой “Хованщи­
ны” вместе с другим страстным почитателем Мусоргского Морисом Равелем.
При жизни Мусоргского и Стравинского о тех или иных
сочинениях как того, так и другого было высказано множе­
ство резко критических суждений. Можно сказать, что по
количеству ругательных отзывов, а также по их “качеству”
Мусоргский и Стравинский могут быть поставлены на первые,
“призовые” места среди своих коллег по профессии. Однако в
наши дни эти же композиторы занимают “призовые” места по
своей популярности во всем мире. Согласно международной
статистике, их сочинения звучат на земном шаре в той или
иной форме почти каждый день. В чем же здесь дело? Попы­
таемся разобраться в этом вопросе на примере Мусоргского.
Гений Мусоргского - явление совершенно экстраординарное.
Словесно определить, вернее, конкретизировать, в чем
особенность его искусства, рассказать о самой душе его,
объяснить, откуда исходит сила его всепокоряющего обаяния,
- задача почти невыполнимая. Однако можно попытаться
определить источники этого поистине испепеляющего излуче­
ния при помощи метода, на первый взгляд, может быть, и
дискуссионного, но порой весьма результативного. Метод
этот заключается в принятии за основу при попытке проник­
новения в тайны творчества великого мастера противоречи­
вость, парадоксальность его натуры. Надо поверить в эту
парадоксальность и, более того, полюбить ее, отождествив с
тем, что принято называть гениальным. Тогда многие непо­
нятные явления станут, по крайней мере, более понятными.
Этот метод может быть применим как к Мусоргскому, так и к
Стравинскому.
Наша программа начинается с Концерта для струнного
оркестра Стравинского. Сочинение написано в 1946 году по
заказу швейцарского дирижера Пауля Захера и посвящено ему
и возглавляемому им Базецьскому струнному оркестру. Поэ­
тому этот концерт иногда называют “Базельским” . После
премьеры Концерт очень много и с большим успехом испол­
нялся в разных странах. Его “биография” вышла за пределы
концертной эстрады, он появился на балетной сцене под
другими названиями - “Аттис и нимфа” , “Клетка” и др.
Острые ритмические контрасты внутри крайних частей и
утонченная простота средней части - лирического “Ариозо” очень естественно “переводятся” на язык хореографии.
Другое дело произведение, включенное в программу кон­
церта, - музыка Стравинского к балету “Орфей” . Балет этот
написан в 1947 году, через год после Концерта для струнного
оркестра, и впервые поставлен в Нью-Йорке 28 апреля 1948
года. Премьерой дирижировал автор, балетмейстером был
Джордж Баланчин, оформлял спектакль японский художник
Псами Ногучи. В основе либретто балета - античный миф о

легендарном певце Орфее, о его путешествии в подземное
царство в поисках возлюбленной Эвридики, о его обете выве­
сти Эвридику из царства Плутона, ни разу не взглянув на нее,
о нарушении им этого обета и о всех последовавших вслед за
этим печальных событиях - исчезновении Эвридики и гибели
самого Орфея, растерзанного вакханками. В эпилоге балета,
повторяющем музыку вступления, на сцене появляется бог
Аполлон, приносящий увитую цветами лиру Орфея, которая,
символизируя собой его творчество, возносится на небеса...
Баланчин и Стравинский очень дружно работали в процессе
создания спектакля, хотя иногда, по свидетельству очевидцев,
между ними возникали такие диалоги:
Стравинский: Сколько должен длиться этот танец?
Баланчин: Около двух с половиной минут.
Стравинский: Нет, в нашей работе не может быть места
этому “около” , дайте мне точное время.
На другой день:
Стравинский: Сколько музыки нужно для этого танца?
Баланчин: Тридцать три секунды.
Стравинский: Нельзя ли обойтись тридцатью двумя?
Во время своих московских гастролей в 1962 году Страви­
нский дирижировал в этом зале музыкой балета “Орфей” и во
время репетиций, в антрактах рассказывал много интересного
об этом балете. “Мой “Орфей” , - говорил он, - имел очень
большой успех во многом благодаря прекрасным танцовщи­
цам труппы Баланчина - его настоящим и будущим женам...”
А про медленное “Па-де-де” он сказал: “Движения танцовщи­
ков здесь были совершенно изумительны, они напоминали
движения омаров в ресторанном аквариуме” . И еще очень
важную вещь я помню: “Этот балет, - говорил Стравинский, мимированная песня” . По-моему, это очень хорошо сказано!
Вокальный цикл “Без солнца” написан Мусоргским в 1874
году. В этом же году состоялась премьера “Бориса Годунова”
и были написаны “Картинки с выставки” .
Цикл состоит из шести романсов на стихи друга Мусоргско­
го - поэта Арсения Голенищева-Кутузова. В посвящении
значится: “Поэту-музыканту” . Мусоргский очень любил сти­
хи Голенищева-Кутузова. “После Пушкина и Лермонтова, писал он, - я не встречал того, что встретил в Кутузове. В нем
почти везде брызжет искренность, почти везде нюхается
свежесть хорошего теплого утра, при технике бесподобной,
ему прирожденной” . Цикл “Без солнца” - ценнейшая лириче­
ская исповедь Мусоргского. Гармоническая и мелодическая
смелость совершенно ошеломительны. Поразительные мини­
атюры насыщены острым ощущением драмы одиночества.
Насколько мне известно, в отличие от других вокальных
циклов Мусоргского, этот цикл до сих пор не имел орке­
стровой транскрипции. Недавно Э. Денисов оркестровал его и
добился замечательных результатов. Дело не в том, что он
преодолел значительные трудности по превращению очень
своеобразной фортепианной фактуры Мусоргского в орке­
стровую партитуру. Дело не в том, что ему удалось, пользуясь
довольно большим составом оркестра, соблюсти точный и
необходимый баланс между певцом и оркестром. Главная
заслуга Денисова в создании чрезвычайно выразительной те­
мбровой драматургии, дополняющей авторский замысел.
Даже, казалось бы, совершенно неожиданный саксофон ока­
зался удивительно к месту...
Фортепианный цикл “Картинки с выставки” Мусоргский
посвятил памяти друга, архитектора-орнаменталиста Виктора
Александровича Гартмана, с которым он познакомился в доме
Стасова. После смерти Гартмана в 1874 году в залах петербу­
ргской Академии художеств была организована вы­
ставка-распродажа его работ. Под впечатлением этой вы­
ставки и родился у Мусоргского замысел фортепианного ци­

129

кла “Картинки с выставки” . Пожалуй, ни одно сочинение во
всей необозримой фортепианной литературе не вызывало
желания оркестровать его у столь различных мастеров, как
ученик Римского-Корсакова Тушмалов (ему принадлежит пер­
вая оркестровая транскрипция “Картинок с выставки”), Мо­
рис Равель (безусловно, самая известная транскрипция),
англичане - Греевилл Бэнток, Генри Вуд, финский дирижер
Лео Фунтек, советский дирижер Сергей Горчаков и, наконец,
Леопольд Стоковский. Такое количество оркестровых тра­
нскрипций убедительно объясняется одной из суще­
ственнейших сторон дарования Мусоргского - концентрацией
воображения, концентрацией фантазии. Фортепианные сочи­
нения Мусоргского насыщены тембром, яркий пример чему “Картинки с выставки” . Этот “скрытый тембр” и улавливался
чутким ухом авторов оркестровых транскрипций “Картинок с
выставки” , среди которых транскрипция Леопольда Стоко­
вского занимает далеко не последнее место. В ней много
оригинальных оркестровых эффектов, оркестр трактуется во
всей своей полноте, так же как и у Равеля, в оркестр введен
саксофон, только он выступает в “сплаве” с английским
рожком и альтовой флейтой; чарующе звучат флажолеты
струнных в пьесе “Старый замок” , контрастно обрисованы
зловещие “Катакомбы” , в “Богатырских воротах” к торже­
ственному медному хору присоединяет свой голос орган.
Транскрипции Леопольда Стоковского и Эдисона Денисова
исполняются в нашей стране впервые.
МЯСКОВСКИЙ
ПЯТАЯ СИМФОНИЯ

половинкин

“ТЕЛЕСКОП II”
Ш АПОРИН
СЮИТА “ БЛОХА”
МОСОЛОВ
“ЗА В О Д ”

В этом зале, в двадцатом ряду, на крайнем месте от прохода
слева в течение нескольких десятилетий почти на всех концер­
тах можно было видеть красивого человека, мгновенно при­
влекавшего внимание выражением лица, глубиной и
проникновенностью доброго взгляда, особой сосредоточенно­
стью при слушании музыки... Человек этот прослушал в
Большом зале консерватории огромное количество самых
разных произведений, включая свои собственные. Он шел
сюда, в этот прекрасный зал, из небольшого, типично арбат­
ского переулка, носящего название Сивцев Вражек, где он
жил. Он шел по Гоголевскому бульвару, погруженный в свои
думы, часто снимая шляпу, отвечая на приветствия знавших
его людей...
Звали этого человека Николай Яковлевич Мясковский.
“Художественная совесть нашей музыки” - так называли его
не только многочисленные ученики, но и его сверстники, его
современники. Сила и масштаб таланта, значительность твор­
ческих устремлений, редкая музыкальная эрудиция, постоян­
ная готовность прийти на помощь каждому своим советом
завоевали ему авторитет наставника и главы московской ком­
позиторской школы.
Возможно, что при жизни композитора, несмотря на оче­
видное общественное признание, его личность не была по
достоинству оценена, что позволило Д.Д. Шостаковичу ска­
зать: “Значение Мясковского в истории советской музыки
еще ожидает своей настоящей оценки...” Настоящая же оцен­
ка может родиться и фиксироваться, утвердиться в сознании
только при более близком ознакомлении с огромным творче­
ским наследием Николая Яковлевича. Достаточно вспомнить
о том, что им создано 27 симфоний, беспрецедентный в
истории русской музыки цикл, своеобразная хроника жизни,
охватывающая период с 1908 года по год 1940-й. Я пользуюсь
понятием хроника, потому что, помимо отражения личных
переживаний, симфонии Мясковского отражали и значитель­
ные события в жизни общества. Так его Двенадцатая симфо­
ния посвящена 15-летию Октябрьской революции, Восемна­
дцатая симфония - 20-летию революции, а Девятнадцатая - к
21-й годовщине Красной Армии... Трудно переоценить
деятельность Мясковского-педагога. Из его класса в Москов­
130

ской консерватории вышли такие мастера, как Хачатурян,
Шебалин, Кабалевский, Голубев, Пейко, Старокадомский,
Половинкин и Мосолов. Мясковский создал целую
композиторскую школу, ценность которой заключается в
богатом собрании индивидуальностей, перенявших от своего
учителя не чисто внешние приемы письма, даже не его интона­
цию, а его культуру, в свою очередь взросшую на благодатной
почве русской музыки XIX столетия. Даже не зная фактов из
биографии Мясковского, при слушании его музыки можно
безошибочно сказать, кто учил его - Римский-Корсаков, Ля­
дов, Глазунов. И это особенно ярко слышно в исполняемой
сегодня Пятой симфонии. По поводу этой симфонии, сочинен­
ной Николаем Яковлевичем в 1918 году, вскоре после возвра­
щения с фронтов первой мировой войны, я не могу не сказать
об одном весьма примечательном явлении, заслуживающем
просто-напросто поклонения, - о творческой дружбе между
Мясковским и Прокофьевым. Помимо тесных личных связей,
начавшихся на консерваторской скамье, этих двух громадных
и притом абсолютно разных художников связывала
настоятельная потребность во взаимной критике. Обширней­
шая переписка Мясковского с Прокофьевым (более 450 пи­
сем!) есть не что иное, как страстная, нелицеприятная полеми­
ка о своих сочинениях. Вот что писал Прокофьев Мясков­
скому по поводу Пятой симфонии Николая Яковлевича в 1923
году: “Я не только не в восторге от нее, но от многого просто
в ужасе. Да! В этой симфонии нескладное, мертвящее влияние
Глазунова! Как объяснить влияние этого кадавра? <...> Ведь
известно, что Глазунов не классик - ибо классик есть смель­
чак, открывший новые законы, принятые затем его последо­
вателями... Нападая так на Вас, я ни слова не говорю про
музыку Пятой симфонии, я говорю только про приемы письма
и оркестровку. <...> Это бледно, неуклюже, старо и без
малейшего вожделения к звуку, без малейшей любви к орке­
стру, без всякой попытки вызвать его к краске, к жизни и
звучанию. Должен ли я у вас извиниться за это письмо? Мне
кажется - нет. Ибо мною руководит не только горячая любовь
к Вам, но и такая же вера в вас, - и я не хочу думать, чтобы Вы
могли понять меня как-нибудь иначе”. По-моему, это совер­
шенно поразительные строки, образец, если не “инструкция
по взаимоотношениям” между коллегами-композиторами! В
высказываниях Прокофьева есть много спорного, но не в этом
суть дела. Что же ответил ему Мясковский? “Вся Ваша ругань
по адресу моей Пятой симфонии нисколько меня не обидела и
не взволновала. Вы совершенно правы... в ней бездна Глазу­
нова, в ней бездна плоских звучностей и, вообще, она для меня
не представляет ничего объективно ценного, а первая тема
финала даже просто отвратительна” . И это пишется об одной
из лучших симфоний Мясковского, об одной из значительных
симфоний нашего времени!
Я прекрасно понимаю, что, сообщив вам такие оценки
Пятой симфонии, принадлежащие ее автору и его лучшему
другу, я вас несколько расстроил. Может прийти в голову
мысль: “Зачем же мы сюда пришли слушать такое слабое
сочинение?” Я вижу ваши разочарованные лица...
Чтобы немножко развлечь вас, я прочту отрывки из других
писем Прокофьева, тоже имеющих отношение к Пятой сим­
фонии Мясковского. Письмо из Нью-Йорка (8 января 1926
года): “В Нью-Йорк я попал удачно: как раз 5 января Стоков­
ский исполнил Вашу Пятую симфонию... исполнение было
превосходно. ...У публики симфония имела успех: аплодиро­
вал не весь зал (ползала), но очень долго... Что касается моих
впечатлений, то я продолжаю ругать Вас за старые вещи: за
глазуновские... приемы и за длинноты. <...> Я бы головотяпнул всю первую половину второй части и начал бы ее с
фугато” .
Письмо из Парижа (10 февраля 1934 года): “Малько сыграл
в Ливерпуле Вашу Пятую, а в Лондоне Седьмую, одновремен­
но с которыми шли “Портреты” и сюита из “Носа” Шостако­
вича, что дало повод одной газете ошибиться следующим
образом: “Нос Мясковского, музыка Шостаковича”. К Шо­
стаковичу, кстати сказать, Мясковский относился с
исключительным пиететом. 22 декабря 1936 года, прослушав
Четвертую симфонию Шостаковича в переложении для двух
роялей в доме своего друга Павла Александровича Ламма,
Мясковский записал в дневнике: “Восьмиручие у Ламма.
Играли Четвертую симфонию Шостаковича - сочинение
изумительное. “Новый мир” ...”

Все три сочинения, исполняемые во втором отделении на­
шего концерта, написаны в 1928 году. В этом году композитор
Леонид Алексеевич Половинкин пишет оркестровую сюиту
“Телескоп И” . Леонид Алексеевич - художник оригинальный,
своеобразный, мало на кого похожий. Он прожил довольно
большую жизнь и оставил нам богатое и разнообразное насле­
дие, среди которого совершенно особое место занимают дет­
ские оперы и балеты, написанные в тесном содружестве с
Московским детским театром и его основателем, вдохновите­
лем и по сей день руководителем - Натальей Ильиничной Сац.
Для театра Натальи Сац Половинкин написал оперу “Сказка о
рыбаке и рыбке” и балеты - “Негритенок и обезьяна” и “Я мало, мы - сила” .
Леонид Алексеевич Половинкин - автор девяти симфоний,
Концерта для фортепиано с оркестром (он сам был отличным
пианистом), множества камерных произведений. Я очень хо­
рошо помню Леонида Алексеевича, он был моим соседом в
доме на 3-й Миусской улице, в котором я прожил около
двадцати лет. Он был даже более чем соседом. У нас с ним
был общий балкон, который назывался “Балкон наполовину с
Половинкиным” . Когда я занимался на фортепиано в
Центральной музыкальной школе, мой профессор Констан­
тин Николаевич Игумнов задал мне несколько пьес Половинкина, которые имели странное название - “Постлюдии” , в
отличие от привычных нам “Прелюдий”. Мне эти “Постлю­
дии” очень нравились, и, выучив их, я попросил Леонида
Алексеевича прослушать меня, на что он любезно согласился.
Через “половинчатый” балкон я прошел в его квартиру и
поиграл ему. Он сделал ряд очень тонких, конкретных указа­
ний и, как я помню, в некоторых хитроумных пассажах
предложил свою аппликатуру. В заключение нашей встречи
он подарил мне партитуру оперы Вагнера “Парсифаль” в
исключительно изящном издании, напечатанную на тончай­
шей, типа папиросной бумаге, отчего я, естественно, пришел в
полный восторг... В то время я уже начинал подумывать о
дирижировании и много раз, раскрыв партитуру “Парсифаля”, подаренную Леонидом Алексеевичем, и мысленно дири­
жируя, как говорится, уносился в сферы заоблачные...
Что такое “Телескоп II”? Половинкиным было написано
четыре произведения под названием “Телескоп” . Все они
представляют собой род неких оркестровых фантазий, напи­
санных для разных составов оркестра, но имеющих в основе
своей определенную идею. Это, с одной стороны, наблюдение
за отдаленным, в частности, “Телескоп И” насыщен интона­
циями латиноамериканскими, музыкальными интонациями
стран, находящихся от нас на большом расстоянии. В то же
время “Телескопы” Половинкина позволяют различить неко­
торые детали, неразличимые глазом невооруженным. Это
относится к неожиданным “выводам” на первый план некото­
рых политических линий, к построению полифонических
фрагментов на материалеf казалось бы, для того вовсе не
предназначенном. В “Телескопе II” Половинкин показывает
себя настоящим мастером оркестра, владеющим сокровенны­
ми тайнами этого организма.
Автор оперы “Декабристы” , симфонии-кантаты “На поле
Куликовом” и замечательного романса “Заклинание” Юрий
Александрович Шапорин родился в 1887 году в небольшом
городке Глухове. Музыкой он начал заниматься очень рано.
Поступив в гимназию, Юрий Александрович играет в
гимназическом симфоническом оркестре на виолончели и
ударных инструментах. Поворотным пунктом в его музыкаль­
ной биографии была встреча в Киеве с композитором Лысен­
ко, автором классической украинской оперы “НаталкаПолтавка” . Лысенко посоветовал молодому человеку поехать
в Петербург и поступить в консерваторию в класс Н.А.
Римского-Корсакова. По ряду причин Шапорин не смог вые­
хать в Петербург сразу же, а появился там несколько позже,
уже после смерти Римского-Корсакова, и его консерватор­
скими учителями стали Н.Соколов, Я.Витоль, М.Штейнберг и Н.Черепнин.
По окончании в 1918 году консерватории Шапорин с голо­
вой окунается в профессиональную композиторскую деятель­
ность, сочиняя музыку для драматических спектаклей. За
сравнительно короткое время он пишет музыку более чем к 70
спектаклям - от пьес Шекспира до водевиля Лабиша “Соло­
менная шляпка” . Среди театральных работ Шапорина -

музыка к пьесе “Блоха” . Что это за пьеса? Это интересная
литературная композиция, созданная Евгением Замятиным,
тем самым Замятиным, который был одним из либреттистов
шостаковичевского “Носа” . Пьеса написана по материалам
тульских народных сказов о туляках и блохе и рассказа Леско­
ва “Левша” о замечательном народном умельце, тульском
оружейнике Левше, подковавшем миниатюрную игрушечную
“аглицкую” блоху, которую можно было разглядеть только в
микроскоп, или, как это говорится у Лескова, - “в мелкоскоп” .
Пьеса “Блоха” была поставлена во МХАТе 2-м Алексеем
Денисовичем Диким, который сам блистательно играл в этом
спектакле роль атамана Платова. Другая постановка была
осуществлена в Ленинграде режиссером Монаховым. Офо­
рмлял оба спектакля художник Кустодиев, музыку к москов­
ской постановке написал Виктор Оранский, к ленинградской Юрий Александрович Шапорин. Вскоре после премьеры Ша­
порин составил из театральной музыки концертную сюиту для
очень необычного состава оркестра. Здесь, собственно гово­
ря, два оркестра - симфонический и оркестр русских народных
инструментов, в состав которого входят домры и баяны.
Сюита Шапорина состоит из шести частей, каждой из которых
предпослан эпиграф из пьесы Евгения Замятина:

2
Собирайся, бабы, девки,
Под гармонью пой запевки!
В Туле праздник. Тула - я,
Тула - родина моя.

4
Англичанин хитер, а мы
хитрее,
Молоточки - стучи веселее,
Он построил блоху из стали,
А мы взяли, да блоху
подковали...
5
Подковать хоть блоху
подковали,
А она - раз, два...
Танцовать-то уж будет едва

3
Удивительная штука,
Англия - чудес полна.
Эх, разлука ты разлука,
Эх, чужая сторона...

Эх, голова.
6
В пляс пустилась ассамблея,
Даже царь забыл свой сан.
Эй, музыка - веселее,
Закрываем балаган!

1
Трубы, дуды, сопели
На разные лады запели.
Начинается веселая игра
С Петербурга, с царского
двора.

Мы заканчиваем наш концерт исполнением симфоническо­
го фрагмента Александра Васильевича Мосолова - “Завод” .
Несколько слов о композиторе. Он ровесник века, родился
в Киеве в 1900 году. Первые шаги в музыке сделал под
руководством матери. Она была певица, несколько лет пела в
московском Большом театре.
В 17-летнем возрасте Мосолов бежал из родного дома на
фронт, где вскоре вступил в знаменитую конную дивизию под
командованием легендарного Григория Котовского, участво­
вал в боях против белогвардейцев и, проявив незаурядную
храбрость, был награжден двумя орденами Боевого Красного
Знамени. Ему было всего 18 лет!
По окончании гражданской войны Мосолов приехал в Мо­
скву, где вновь начал заниматься музыкой. Начинать приходи­
лось с самых “азов” . Уроки композиции он брал у Рейнгольда
Морицевича Глиэра, они нужны ему были как воздух, ведь
свои первые сочинения, не имея никаких познаний в области
теории, он писал “белыми” нотами и не пользовался тактовы­
ми чертами! Через три года Мосолов занял одно из видных
мест среди московских композиторов.
С 1924 по 1927 год Мосолов написал очень много, создав все
то, что сделало его известным композитором. Здесь и чудес­
ный вокальный цикл “Детские сценки” , и ошеломительные
сатирические “Газетные объявления” , и Фортепианный кон­
церт, и музыка к балету “Сталь”. Балет был заказан Мосолову
Большим театром, но постановка по каким-то причинам не
состоялась. Однако 4 декабря 1927 года в Колонном зале Дома
союзов, в концерте, посвященном 10-летию Октябрьской ре­
волюции, под управлением неутомимого пропагандиста всего
нового в музыке дирижера Константина Сараджева была
исполнена сюита из балета “Сталь” , которая состояла из
четырех эпизодов. Один из них назывался “Завод” . Неверно
было бы говорить только о звукоизобразительности

мосоловского “Завода” . Здесь прежде всего - энергия, причем
не внешняя, а внутренняя, это энергия формы. Энергия самой
материи, взрывчатая энергия ритма, усиленная богатым
тембральным арсеналом.
“Завод” Мосолова, кроме всего прочего, пьеса ярко
театральная, не только потому, что она была частью балета,
но и потому, что сама музыка заключает в себе элементы
театрального действа. Наши слушатели, которые сидят на
балконах, увидят, как действуют, к примеру, артисты группы
ударных инструментов, а “партерные слушатели” тоже коечто увидят, если будут внимательно смотреть в правую сторо­
ну (в кульминационном моменте пьесы валторнисты играют
стоя).
ПРОКОФЬЕВ
ТРЕТЬЯ СИМФОНИЯ

Шел 1919 год. “В декабре, - писал в своей “Автобиографии”
Прокофьев, - я увлекся новым сюжетом - “Огненным анге­
лом” Валерия Брюсова. После легко-веселых “Апельсинов”
интересно было взяться за страстно мятущуюся Ренату. Сред­
невековая обстановка, с путешествующими Фаустами и про­
клинающими архиепископами, была тоже заманчива... Над
“Огненным ангелом” с большими перерывами я проработал
семь лет” . “В марте 1922 года, - читаем в другом месте
“Автобиографии” , - я поселился на юге Германии, на склонах
баварских Альп, около монастыря Этталя и в трех километрах
от Обераммергау, знаменитого своими фестшпилями - сред­
невековыми библейскими представлениями, разыгрываемыми
каждые десять лет. Это был живописный и тихий край,
идеальный для работы. Я засел за “Огненного ангела” , кста­
ти, и ведьмовские шабаши, описанные в нем, происходили
где-то по-соседетву”.
Повесть Валерия Брюсова “Огненный ангел” представляет
собой любопытный пример единения высокохудожественной
прозы, я бы даже сказал, “прозы-поэзии” с научным
историческим исследованием психологической и философ­
ской атмосферы Германии эпохи Реформации, Германии XVI
века. Брюсов разворачивает перед нами фантастическую па­
нораму тевтонского средневековья с его чернокнижием, маги­
ей, инквизицией, “охотой за ведьмами” . На фоне этой панора­
мы действуют реально существовавшие персонажи, такие, как
философ Агриппа Неттесгеймский, легендарные доктор
Фауст и Мефистофель, а также созданные Брюсовым герои
повести - Рената, Рупрехт и Генрих.
Особо интересно здесь то, что под масками Рупрехта, Ген­
риха и Ренаты Валерий Брюсов вывел на страницы повести
себя и своих современников. Рупрехтом был сам Валерий
Брюсов, Генрихом - один из его ближайших друзей и соратни­
ков - поэт Андрей Белый, Ренатой - писательница Нина
Петровская, а сюжетным стержнем стал любовный инцидент,
имевший место в действительности, и возникшие в связи с
этим весьма сложные взаимоотношения между Ниной
Петровской, Валерием Брюсовым и Андреем Белым.
Нина Петровская, будучи совладелицей известного
символистского книгоиздательства “Гриф” , печаталась, есте­
ственно, в знаменитых альманахах этого издат§льства, ее
рассказы появлялись и в издаваемом Брюсовым журнале
“Весы” . Александр Блок, приезжавший в 1904 году в Москву
знакомиться с московскими символистами, писал о Нине
Петровской своей матери: “Очень мила, довольно умная...” У
Андрея Белого мы читаем: “Брюсовым осуществлена “мифизация” наших отношений в эпоху 1904-1905 годов в его романе
“Огненный ангел” , где меня он удостоил роли графа Ген­
риха” .
Обострение отношений между участниками “любовного
треугольника” чуть не привело к дуэли, поэтому и цен­
тральный эпизод книги Брюсова - дуэль; Нина Петровская
пыталась застрелить Андрея Белого во время его выступле­
ния в московском Политехническом музее, но пистолет дал
осечку.
Повесть Брюсова изобилует ассоциативными моментами;
так, в одной из ее глав Рупрехт дарит Генриху молитвенник
Ренаты с надписью “Память вражды и любви” , дословно
совпадающей с посвящением Брюсовым Белому сборника
рассказов “Земная ось” ...
Я не знаю, что было известно Прокофьеву и было ли

вообще известно что-нибудь о “треугольнике” Брюсов - Бе­
лый - Петровская; несомненно одно - музыка “Огненного
ангела” совершенно свободна от каких бы то ни было стилиза­
ций, от экскурсов в интонации прошлого, интонации средневе­
ковья, эта музыка глубоко современна. Поэтому мне кажется,
что было бы очень интересно попытаться поставить “Огнен­
ного ангела” на оперной сцене, базируясь на истории Брюсо­
ва, Белого и Петровской, как бы надевших на себя “маски”
Рупрехта, Генриха и Ренаты. Я сознательно задержался на
истории создания оперы Прокофьева, так как, минуя ее,
невозможно понять и ощутить саму суть музыки Третьей
симфонии - родной дочери “Огненного ангела” - симфонии,
построенной целиком на музыкальном материале этой оперы,
а следовательно, совершенно неотделимой от ее музыкальной
драматургии и интонационного склада. Мысль о создании
симфонии на материале “Огненного ангела” возникла у Про­
кофьева, как говорится, не от хорошей жизни. Он потерял
надежду на постановку оперы, на пути которой к сцене уже в
который раз встала преградой обычная, увы, косность и
рутина как театральных администраторов, так и исполни­
телей.
В июне 1928 года Сергей Александрович Кусевицкий проди­
рижировал в Париже вторым актом оперы в концертном
исполнении; а полностью сочинение прозвучало уже после
смерти Прокофьева в 1954 году в Париже, в радиопередаче
под управлением Шарля Брюка, первая же театральная поста­
новка состоялась в 1955 году в Венеции, откуда, собственно
говоря, началась подлинная биография этой превосходной
оперы.
Прокофьев же, желая обнародовать свою музыку, учиты­
вая ее глубокий драматизм, контрастность и способность к
симфоническому развитию, предполагал первоначально сде­
лать на материале “Огненного ангела” нечто подобное
симфонической сюите из его более ранней оперы “Любовь к
трем апельсинам” , но, как он писал в “Автобиографии”:
“ ...Примерив, я увидел, что темы эти довольно послушно
ложатся в экспозицию сонатного аллегро... план первой части
симфонии родился легко” .
Музыкальный материал оперы “расселился” в прокофьев­
ской Третьей симфонии так: первую часть образовали лейтмо­
тивы Ренаты и Рупрехта, вторую часть - вступление к пятому
акту и сцена с Фаустом, третью часть составили спиритиче­
ский сеанс, вызов духа, а финал есть не что иное, как портрет
философа Агриппы Неттесгеймского.
О процессе созревания плана нового сочинения свидетель­
ствуют письма Мясковскому: “Я еще не решался назвать это
месиво симфонией, - писал Прокофьев, - полетят в мою
голову камни... хотя как будто выходит стройно...” Компози­
тор делится своими сомнениями по поводу жанра нового
сочинения с Николаем Яковлевичем Мясковским, который
высказался определенно: “ Что касается “Огненной сюиты” ,
то я, конечно, на стороне симфонии” . На что Прокофьев
заметил: “Ваши настоятельные директивы делать из “Огнен­
ного ангела” не сюиту, а симфонию оказались очень вескими,
я так и поступлю и чрезвычайно доволен этим. Главное
преимущество симфонии заключается в том, что, сочиняя ее,
я гораздо тщательнее работал над материалом, чем если бы я
стал кромсать из оперы сюиту” .
Третья симфония Прокофьева была впервые исполнена в
Париже 17 мая 1929 года под управлением Пьера Монте превосходного дирижера, тонкого интерпретатора многих
произведений русских композиторов.
Прокофьев,
сообщая
о
премьере
симфонии
и
подготовительном к ней периоде, вспоминает: “Я между репе­
тициями всячески кромсал скерцо, но зато на исполнении оно
имело больше всего успеха и у Дягилева, и у Стравинского.
Монте был добросовестен” .
Мне пришлось дирижировать в Париже Третью симфонию
Прокофьева через 33 года после ее премьеры, но в моем
распоряжении оказался тот самый комплект оркестровых
партий, по которому она была исполнена в первый раз. Я
обнаружил в скерцо множество изменений, выполненных ру­
кой автора, - сокращения, вставки и так далее, к счастью, я
имел время восстановить первоначальный вид скерцо и, таким
образом проследить хЬд работы композитора, заглянуть в его
творческую лабораторию, и это были очень и очень волную­
щие минуты, а на пульте у меня лежал экземпляр партитуры,

в свое время принадлежавший Николаю Яковлевичу Мясков­
скому, кстати сказать, сделавшему мастерское четырехручное
переложение Третьей симфонии Прокофьева.
В заключение я хотел бы посвятить несколько слов интер­
претациям этого сочинения и его записям, выполненным мои­
ми коллегами. Пожалуй, лучшими следует признать работы
американского дирижера Мориса Эбревенела и итальянского
дирижера Клаудио Аббадо; первый записал Третью симфо­
нию с оркестром штата Юта, второй - с Лондонским
симфоническим оркестром, и если в интерпретации Эбревене­
ла смысловой акцент находится в крайних частях, Аббадо,
наоборот, перемещает центр тяжести на третью, может быть,
наиболее звукоизобразительную, наиболее театральную
часть симфонии, что и естественно, - он очень хорошо чу­
вствует театр, стоит во главе миланского Да Скала и, может
быть, поэтому так верно воплотил театральность произве­
дения.
ПЯТАЯ СИМФОНИЯ

Над Пятой симфонией Сергей Сергеевич Прокофьев работал
летом 1944 года в Ивановском Доме творчества композито­
ров. “Из окон моей рабочей комнаты, - вспоминал компози­
тор, - открывался вид на просторные поля, густые хвойные
леса, и это располагало к сосредоточенной работе. К моменту
начала сочинения симфонии в моих музыкальных записных
книжках накопилась значительная доля тематического мате­
риала для всех четырех частей симфонии. Работал я напря­
женно, а в перерывах любил навещать красивые ивановские
леса...”
26 августа 1944 года в Иванове Прокофьев сыграл на рояле
свою новую Пятую симфонию коллегам - композиторам.
Первыми слушателями симфонии были Шостакович, Мясков­
ский, Кабалевский и Мурадели... Вот какие впечатления оста­
лись от этого первого прослушивания у Дмитрия Борисовича
Кабалевского: “Играл он очень хорошо, убедительно переда­
вая на фортепиано оркестровый характер музыки. Симфония
произвела на всех нас превосходное впечатление, и мы от всей
души высказывали ему свое восхищение. Прокофьев был
очень доволен - ведь Пятую симфонию он считал всегда
одним из лучших своих произведений (он, конечно, был прав в
этой оценке)” .
Да, конечно, Прокофьев был прав, считая Пятую симфо­
нию одним из лучших своих произведений.
Пятая симфония - сочинение совершенное, ее партитура
представляет собой совершенство пропорций. Пропорций
чувств, эмоций, пропорций форм как между частями, так и
внутри их, пропорций оркестрового баланса и тембров орке­
стра. В ее музыке эпический лиризм, насыщенный значимо­
стью авторского высказывания, глубокой мудростью боль­
шого мастера, гармонично соединяется с озорным юмором,
которым буквально искрится вторая часть симфонии. Острый
трагизм, буквально пронзающий слушателей в кульминации
медленной, третьей части симфонии, сменяется беззаботной
праздничностью улыбающегося финала, завершающегося
фейерверком взлетающей кодой... В Пятой симфонии Проко­
фьев суммирует, обобщает в форме музыкальной саги пере­
житые нашим народом страшные военные годы, повествует о
тяжелейшем пройденном пути, приведшем через страдания и
лишения к долгожданной победе над гитлеровским фашиз­
мом. Премьера Пятой симфонии состоялась в Москве, в
Большом зале консерватории 13 января 1945 года, за четыре
месяца до окончания Великой Отечественной войны, когда
победа советского народа была уже совершенно очевидной.
Я прекрасно помню концерт в Большом зале консервато­
рии. В первом отделении мой отец, Николай Павлович Ано­
сов, дирижировал Классическй симфонией и сказкой “Петя и

волк” , а во втором отделении за дирижерский пульт встал
Сергей Сергеевич, однако начать дирижировать он не мог раздался гром артиллерийского салюта, возвещающего оче­
редную победу Советской Армии при форсировании Вислы...
Присутствовавший в этот вечер в зале Святослав Теофилович
Рихтер вспоминает: “ ...он ждал, и, пока пушки не умолкли, он
не начинал дирижировать. Что-то было в этом очень
значительное, символическое. Пришел какой-то общий для
всех рубеж... и для Прокофьева тоже. Пятая симфония пере­
дает его полную внутреннюю зрелость и его взгляд назад. Он
оглядывается с высоты на свою жизнь и на все, что было. В
этом есть что-то олимпийское...
В Пятой симфонии он встает во всю величину своего гения.
Вместе с тем там - время и история, война, патриотизм,
победа...”
В июне 1945 года Пятая симфония прозвучала в Ленинграде
под управлением Евгения Александровича Мравинского, а в
ноябре этого же года ее исполнил Бостонский симфонический
оркестр под управлением Сергея Александровича Кусевицкого. В одной из рецензий на это исполнение мы читаем: “С
нетерпением ожидавшаяся Пятая симфония Прокофьева раз­
разилась подобно разрыву бомбы над музыкальным горизон­
том... Трудно описать, не впадая в преуменьшение, произведе­
ние столь прекрасно оркестрованное, так мудро сконструиро­
ванное, сочетающее в себе талант и изобретательность” .
Вскоре Кусевицкий записал Пятую симфонию на пластин­
ки, и мне кажется, что это одна из лучших записей симфонии.
Мне довелось дирижировать Пятую симфонию очень много
и с разными оркестрами - в Москве, Берлине, Лондоне,
Токио, Белграде, Филадельфии, Париже, Хельсинки. Записа­
на Пятая симфония Большим симфоническим оркестром Все­
союзного радио и телевидения под моим управлением в 1965
году, восемнадцать лет назад. Вероятно, кое-что я играл бы
сейчас иначе...
СЕДЬМАЯ СИМФОНИЯ

Я живу на Николиной Горе - это небольшой поселок на берегу
Москвы-реки, в 45 километрах от Москвы. В полукилометре
от моего дома провел свои последние годы Сергей Сергеевич
Прокофьев. Здесь он написал свой последний балет - “Сказ о
каменном цветке” , здесь работал над Симфонией-концертом
для виолончели с оркестром, здесь написал он свою послед­
нюю симфонию - Седьмую...
Он закончил ее, уже смертельно больной, - 20 марта 1952
года, первоначально задумав симфонию как “Юношескую”.
Она и есть юношеская; эта симфония - воспоминание о
собственной юности, эта симфония - прощание в предчу­
вствии близкого конца...
Впервые прозвучала она И октября 1952 года в Москве, в
Колонном зале Дома союзов, в исполнении Большого
симфонического оркестра Всесоюзного радио под управлени­
ем чудесного дирижера, столько сделавшего для пропаганды
прокофьевской музыки, - Самуила Абрамовича Самосуда. К
сожалению, в этот вечер симфония прозвучала с так называе­
мым “бодрым хвостом” , быстрым и громким окончанием,
полностью разрушавшим авторскую концепцию финала с ее
возвратом к сказочному эпизоду из первой части. Автор очень
хотел успеть услышать свою симфонию, поэтому и сказал
инициаторам идеи “бодрого хвоста” : “Хорошо, будь повашему, но, я думаю, мой, первый вариант - лучше”.
Русский поэт Константин Бальмонт как-то назвал Проко­
фьева “солнечным богачом” . И действительно, его музыка
ярка, как солнце, тепла, как солнце, величественна, как
солнце... Я счастлив, что мне довелось множество раз дирижи­
ровать симфониями Прокофьева и записать их все на пла­
стинки.

133

134

Все говорят: “Аввакум-Аввакум ”.
А знаем мы о нем только то,
что он сгорел здесь
на костре.
Из разговора в Пустозерске

ремя настойчиво зовет нас вглубь веков отечественной
истории и культуры, к творчеству, жизни и подвигу талан­
В
тов истинных, исполинов духа, которые еще недавно были
отделены от нас всякого рода духовными, нравственными и
общественными ограничениями. Настала пора преодолеть не­
дуг - открыть духовные кладовые...
Вот и мы с моим давним другом и коллегой, фотомастером
Павлом Кривцовым, отправились прошедшим летом в путе­
шествие, давно нами задуманное и облюбованное, которое
возвращало нас к событиям более чем трехсотлетней давно­
сти. А толчком послужила поездка, которую мы также совер­
шили вместе два года назад в село Григорово Горьковской
области.
Конечно, далеко не все читатели, наверное, знают, что
здесь родился, вырос и жил до зрелой поры великий писатель
земли русской протопоп Аввакум. Поездка эта произвела на
нас тягостное впечатление. Земляки Аввакума Петрова пока­
зали на полуразвалившуюся церковь, освященную в 1690 году,
уже после гибели протопопа, построенную на месте бывшей
деревянной, в которой служил священником отец Аввакума, а
потом и сам Аввакум.
Григоровцы хлопочут, чтобы поднять ее из руин и создать
музей, в котором видное место занял бы и знаменитый земляк,
но хлопоты их не находят пока ни поддержки, ни понимания...
Горьковский облисполком, Министерство культуры РСФСР,
да и наш Союз писателей глухи к памяти великого творца
российского слова.
Уместно было бы напомнить искреннее признание Алексея
Николаевича Толстого: “ ...в омертвелую словесность, как
буря, ворвался живой, мужицкий, полнокровный голос. Это
были гениальные “Житие” и “Послания” бунтаря, неистового
протопопа Аввакума...”. Или вот еще не менее восторженное
слово академика В.В.Виноградова, нашего современника и
тончайшего знатока и ценителя российской словесности:
“...любовь к национальному русскому языку, вырываясь из
глубины горячего сердца, рождает своеобразный религиоз­
ный гимн “русскому природному языку” у протопопа Авваку­
ма” . И столь же эпически высоко ценили творения Аввакума
Лев Толстой и Федор Достоевский, Максим Горький и Иван
Бунин...
А председатель григоровского колхоза, степенный и доб­
рый Василий Андреевич Цапаев показал нам мемориальную
доску, которую он заказал по воле односельчан из
патриотических и земляческих чувств их к протопопу Авваку­
му и не может длительное время обнародовать, поскольку
районные власти считают, что на Дом культуры вряд ли
уместно помещать поминальник священнослужителю...
Вот когда заболела у нас душа, и захотелось нам посмотреть
и на другие места, где бывал, где долгие годы страдал в
ссылках протопоп Аввакум.
У ДОРОГИ
Когда-то в утешение души и нрава новгородские и москов­
ские люди шли в неизведанные северные земли, богатейшие
тайболы, на рыбные реки, ставили свои островерхие терема и
начинали вольное житие-бытие, не предполагая, что в скором
будущем этими же санными путями российские господари
отправят в остудные края горячие русские головы на страш­
ное, унизительное суровое изгнание... Вот и ссыльная
пустозерская дорога Аввакума проходила через архангельское
село, где я родился и вырос. А потому и имя непослушника
царева у меня на устах с раннего детства и столь же давний
интерес к деяниям его земным.
Село наше рождением своим на берегах Мезени обязано
новгородским повольникам-ушкуйникам, появившимся здесь в
веках ХН-ХШ. Они же проложили сначала торную тропу, а
потом и дорогу на Печору. А уж в более поздние века сами
мезенцы прорубили бойкий, особенно зимой, Печорский

тракт - торговый путь на Урал и в Сибирь. Этим трактом
поздней осенью 1667 года везли в пустозерскую ссылку и
протопопа Аввакума. Потому и не быть в нашем Койнасе он
никак уж не мог. Был, сказывают народные предания, и даже
молился в белой Никольской церкви, срубленной койнестянами из вековых лиственниц в 1657 году. Возле самой конной
дороги стоит она и до сих пор. Знающие люди по-прежнему
называют ее “Аввакумовской” . А был еще крест Аввакумов
на въезде в село, да бедовые люди спилили более двадцати лет
назад. А вот церковь как-то уцелела, и разорители не ра­
скатили, и пожар не взял, правда, прежней красоты и величе­
ственности, которой гордились наши деревенские мастера,
поднявшие ее литой шатер под самое небо, уже не имеет.
- Глянь, какой она была, любушка, - Алексей Васильевич
Попов подает мне старую истершуюся фотографию, - в 1928
году порушили эдакую рукотворную красоту. Помню, как
шатер-то стаскивали. - Попов, ныне самый старший среди
койнасских долгожителей, еще мальчиком пел на клиросе
Никольской церкви. - Глянь, вон, как она видно стояла... На
всей Мезени ни одна церковь с ней сравниться не могла. И
прадедки твои тут тоже руку приложили, - поясняет он мне. Дед твоей матери, Петр Кузьмин, штукатурил ее изнутри в
прошлом веке и так связал бревна, что больше ста лет
прошло, а хоть бы где какое звено выпало, стены оголило.
Другой твой прапрадедко, по отцу, Иван Ларионов, из цилемского монастыря алтарь привез, спас от разорителей, - дивной
древней красоты... Слышал я, что те иконы теперь в Ленин­
граде и Архангельске, а одна - в Эрмитаже!.. Может, перед
теми иконами памятными и поклоны клал наш Аввакумушко,
страдалец народный...
Судьба Никольской церкви меня давно занимает, даже обез­
главленная, она стоит, как могучий корабль. А ведь ей - 330
лет! Во всей Архангельской области наберется ли десяток
таких деревянных строений? А в церкви этой бывал в прош­
лом веке Сергей Васильевич Максимов - выдающийся
писатель-этнограф и путешественник, к произведениям кото­
рого вновь возник огромный общественный интерес, и не
случайно. Ведь не только быт, но и дух людей его интересовал
повсеместно. В своей книге “Год на Севере” он помянул и
нашу Никольскую церковь. А в начале нынешнего века вели­
кий северный сказочник Степан Писахов отстоял здесь вечер­
нюю службу и написал новеллу “В Койнасе” , рассказав о
нравах койнестян, столь поразивших его своим суровым бла­
гочестием. Несколько лет назад вместе с Юрием Василь­
евичем Бондаревым мы осмотрели старую церковь, заботливо
размышляя о будущей судьбе ее. Тогда-то и возникла мысль
открыть в ней сельский музей, выселив склад и приведя в
порядок. Тем более что благодаря стараниям местного учите­
ля и неутомимого краеведа Александра Васильевича Непомилуева музей такой уже существует при школе, но по возмож- >
ностям ему в самую пору вселиться в здание, достойное
славной истории села.
Казалось бы, за чем же дело? Но нет, нетороплив наш
чиновный держатель. Спрятавшись в дальней глубинке, он
действует совсем неэнергично, без оглядки на перестройку и
обнадеживающие призывы. Целый год крутилось письмо по
канцеляриям, но безрезультатно. Когда желания душевного
нет, тогда и денег нет, и руки не поднимаются, и топоры
дедовские молчат. Досадно. Сказал я о судьбе Аввакумовской
церкви в облисполкоме, где письмо из Лешуконского райкома
КПСС и райисполкома с просьбой позаботиться о сохранении
ее рассмотрели формально: надоело им с церквями возиться.
Да, разрушать - не восстанавливать. Гоп-кампанией тут вряд
ли что-нибудь содеешь. Попенял, конечно, и землякам за
нерадивость. На что директор нашего совхоза, человек зре­
лых лет и вполне культурных представлений, заметил: “Надо
ли всякую раскольничью рухлядь хранить, не проще ли раска­
тать ее до первого венца, место хорошее освободится...” Как
жива в нас психология разрушителей родительского гнезда!
Триста тридцать лет стоит дедовское деяние, хлеба не про­
сит. Но вот, наконец, попросило, помочь надо, и простоит оно
еще не один десяток лет. И великую службу сослужит, воспи­
тывая в детях любовь к отцовскому очагу, столь необходимую
сегодня, столь потребную народу, истомившемуся по душев­
ному теплу... Но нет, опять тратятся пустопорожние слова на
заседаниях в сельсовете, райисполкоме, облисполкоме...
Словно все ждут, когда рухнет дедовское рукомесло на краси-

память à

w m

п р и г о р к е , на д р е в н е м п о г о с т е , гд е н о в г о р о д с к и е у ш к у й н и ­
ки х о р о н и л и с в о и х м у ж е с т в е н н ы х д р у з е й -т о в а р и г ц е й ...
К а к ж е т у т не о п е ч а л и т ь с я ? А в е д ь Н и к о л ь с к а я ц е р к о в ь на
П е ч о р с к о м т р а к т е - л и ш ь п ер в а я в е с т о ч к а и з н а ш е г о п у т е ш е ­
ств и я .
Ч т о ж е , п о ж а л у й , с а м о е в р ем я п о д у м а т ь : п о ч е м у ж е наш
в зо р с н о в а с т о л ь п р и с т а л ь н о о б р а щ е н к А в в а к у м у ? П о ч е м у
с т о л ь н а с т о й ч и в о н а ш е в н и м а н и е к е г о поискам* и с т и н ы ? В
к о н ц е к о н ц о в , не и с т о р и ю ж е ц е р к о в н ы х д о г м а т о в м ы х о т и м
п о с т и ч ь , а см ы сл е г о с т р а д а н и й , е г о д у ш е в н о й б о л и , к р и ч а щ ей
с б ер ест я н ы х л и стов п уст озер ск и х “ П осл ан и й " . Д а , мы хотим
зн а т ь , п о с т и ч ь и п р и м е р и т ь с и л у н а р о д н о г о д у х а , с п о с о б н о г о
вы стоять и утвер ди ть себ я в сам ы х ж ест о ч а й ш и х условиях
н е ч е л о в е ч е с к о г о н а с и л и я , к о г д а р о т за к р ы в а л и , в ы р ы в а я з л о ­
о с т р ы й я зы к , к о г д а к а зн ь с о в е р ш а л и н е п р о с т ы м у б и е н и е м , а
со ж ж е н и ем за ж и в о , ч тобы у ж асаю щ и й стр ах подавил всякое
с в о б о д о м ы с л и е ... В о т в к а к у ю п о р у А в в а к у м у в л е к за с о б о й
п о л зе м л и р у с с к о й и, д а ж е за с л а н н ы й т у д а , к уд а в о р о н к о с т е й
не з а н а ш и в а л , п р и в о д и л в с у д о р о ж н ы й т р е п е т ц а р ск и й д о м
св о и м и с о ч и н е н и я м и , о к а з а в ш и м и с я с а м ы м х о д о в ы м т о в а р о м
у т о р г о в ц е в на К р а с н о й п л о щ а д и и в О х о т н о м р я д у ... О н
п рош ел сотн и верст босы м и ногам и по о б ж и г а ю щ ем у л ьду, по
го р я ч и м у гл я м н е у г а с ш и х п е п е л и щ , в ы д е р ж а л с е б я д о к о н ц а ,
н и гд е не о т с т у п и л и б ы л в п р ав е в т я ж к и е м и н у т ы с т р а д а н и й
в зы в а т ь к св о и м м у ч и т ел я м : “ Р у б и т е г о л о в у , н а д е в а й т е на н е е
венец нетлен ны й , а гр ехов н ое и м ер зк о е тулови щ е - долой!
Б удет - потаскал я его: хоч у один вен ец носить б е з т ул ов и ­
щ а ..." И с т о л ь ж е с м е л о ц а р ю : “ П е р е с т а н ь -к о т ы н ас м у ч и т ь
т о в о !" И к н а р о д у с с о ч у в с т в и е м и ж а л о с т ь ю : “ О х , о х , б е д н ы я !
bom

136

Р у сь , ч е г о -т о т е б е з а х о т е л о с я н е м е ц к и х п о с т у п к о в и о б ы ­
ч а ев !"
К т о ж е о н , ч ей р о д о м , э т о т б е с с т р а ш н ы й за щ и т н и к п р о ст ы х
л ю д е й , э т о т о г н е н н о я з ы к и й о б л и ч и т е л ь царя и в сел е н с к и х
патриархов?
А в в а к у м П е т р о в р о д и л ся в н и ж е г о р о д с к о м с е л е Г р и г о р о в о в
1620 (1 6 2 1 ? ) г о д у в с е м ь е д е р е в е н с к о г о с в я щ е н н и к а , н о г л у б о ­
к о е р е л и г и о з н о е ч у в ст в о е м у в н у ш и л а м ат ь - н е и с т о в а я “ п о ­
с т н и ц а и м о л и т в е н н и ц а " . О н р а н о о с и р о т е л , о т е ц у м е р , м ать
у ш л а в м о н а с т ы р ь . С а м п о д н и м а л на н ог и м л а д ш и х б р а т ь е в .
Ж е н и л с я в с е м н а д ц а т ь л е т на ч е т ы р н а д ц а т и л е т н е й с и р о т е
А н а с т а с и и М а р к о в н е , с т а в ш е й на в сю е г о м н о г о с т р а д а л ь н у ю
ж и з н ь в е р н о й , с т о й к о й с о р а т н и ц е й , р а з д е л и в ш е й с ним е г о
д о л ю п о с т о я н н о г о и з г н а н н и к а ...
“ Э то бы л вы сокий, ш ирок оплечий м уж чина с длин ною
а п о с т о л ь с к о й с е д о ю б о р о д о ю и т а к и м и ж е с ед ы м и к у р ч а в ы м и
в о л о с а м и , с д л и н н ы м , т о н к и м , к р а си в о о ч е р ч е н н ы м н о с о м , с
с е р ы м и , б о л ь ш о г о р а з р е з а и д л и н н ы м и г л а за м и и н и зен ь к и м
л б о м , на к о т о р ы й к р а си в о п а д а л и с е д ы е к у д е л ь к и , - т о ч ь -в т о ч ь с в я т и т ел ь ск и й л и к , к а к и е м о ж н о в и д ет ь на ст а р и н н ы х
и к о н а х с у з д а л ь с к о г о п и сь м а . С е р ы е , с д л и н н ы м р а з р е з о м и
д л и н н ы м и р е с н и ц а м и г л а за с м о т р е л и л а с к о в о и п о в р е м е н а м
з а ж и г а л и с ь п р е к р а с н ы м , к а к и м -т о с о г р е в а ю щ и м с в е т о м . Э т о
б ы л и с о в с е м о т р о ч е с к и е гл а за п о д с ед ы м и б р о в я м и ..." Т а к и м
е г о зн а л и в ш е с т и д е с я т ы х г о д а х , в п о р у г р о м о г л а с н ы х п р о п о ­
в е д е й в М о с к в е , к о г д а т о л п ы в е р у ю щ и х х о д и л и за ним с л е д о м .
В о с х о ж д е н и е ж е е г о в н ар одн ы е проп оведн и к и началось в
кон ц е со р о к о в ы х годов , к огда о н , будучи уж е свящ енн ик ом ,
в ст у п и л в с т о л и ч н ы й к р у ж о к “ р е в н и т е л е й б л а г о ч е с т и я " , ц ер -

ковных и светских единодумов, жаждущих исправления нра­
вов в России по высочайшей воле царя и при их активном
участии. Поначалу совсем простодушны были их советы
царю: “Ты ведь, Михайлович, русак, а не грек. Говори своим
природным языком; не уничижай ево и в церкви, и в дому, и в
пословицах...” Собственно, здесь, в кружке “ревнителей” , и
вспыхнула в Аввакуме та искра божья, которая осветила всю
его жизнь и смутила умы миллионов людей...
В бурные и “тяжелые шестидесятые годы русская земля
раскололась надвое - разорвалось надвое русское народное
сердце, надвое расщепилась, как вековое дерево, русская
народная мысль, и самая русская жизнь с этих несчастных
годов потекла по двум течениям, одно другому враждебным,
одно другое отрицающим... Это и есть начало раскола в
русской земле, величайшее в истории внутреннего развития
русского народа событие...” (Д.Л.Мордовцев, “Великий рас­
кол” , 1901 г.).
Среди самых стойких и бесстрашных расколоучителей был
протопоп Аввакум, который не отступился от своих пропове­
дей о благочестии, как бы тяжко ему и его многодетной семье
ни приходилось, и в одиннадцатилетней сибирско-байкальской
ссылке, и восемнадцатилетней тундряной, пустозерской... За
стойкость и неукротимость мятежного духа вместе с товари­
щами своими он был отправлен царем на костер и сожжен
заживо. Случилось это в пустозерском остроге триста пять
лет назад. А слава протопопа Аввакума лишь набирает силу, и
грядут, грядут еще его святые, громкопохвальные дни...
Но вернемся к нашему путешествию. Отправимся в дом на
архангельской набережной.

РЕВНИТЕЛЬ “ДРЕВНЕГО БЛАГОЧЕСТИЯ”

Ксения Петровна Темп уже крепко заступила на вековой
десяток. Бывшая выпускница Бестужевских курсов в Петер­
бурге, она занялась изучением творчества протопопа Авваку­
ма еще в 1912 году у известного исследователя старообрядче­
ства Я.Л.Барскова, а год спустя отправилась в первую
самостоятельную беломорскую экспедицию. Тогда живы еще
были старообрядческие скиты, а в поморских деревнях были
устойчивы старообрядческие нравы... Но книга “Сказ о Беломорье” Ксении Петровны, куда вошли и легенды об Авваку­
ме, появилась лишь семьдесят лет спустя, и то благодаря
настойчивым стараниям Федора Абрамова и Дмитрия Лиха­
чева...
“Правду он искал для народной жизни” - это, пожалуй,
наиболее полное и точное определение, - пишет Ксения
Петровна, - которое слышала я о жизненном подвиге Авваку­
ма. Помнят трагедию сожжения Аввакума, Епифания, Лазаря
и Федора. “Живыми сожигали” , и некоторые сразу добавля­
ют: “а не горели” , реже объясняют: “чисты цомыслы их
были, оступятся в чем, перед всеми признают свою вину” .
Лучше помнят и чаще вспоминают облик Аввакума, его
одежду: “ремня не было, опояской веревка была, трепаная,
старая” . Вспоминают его голос, его слова, жесты. А не
слыхивали, не видывали его. Вот запись, сделанная со слов
одной старой скитницы-поморки: “Силен был, росту саженно­
го, а телом худой. Борода была большая, клочья росли. Руки
длиннущие, долони большие, как говорил, так взмахивал има.
Плохое ему житье было. Одежонка плохонькая, своедель,
кой-из-чего. Еда того хуже. Ноги в тряпье, а то и боском. От
худобы не озверел. Человеком был... Слово знал, говорили,
жгло оно, что так жгло, рану кровоточную оставляло. Мы не
слыхали его жизни, давний он. По писанию жизни и страданий
его содрогаешься...”
И вот таких страниц, чудных по языку, мудрых по мысли и
состраданию, немало в книге Ксении Петровны. Когда я писал
в своем романе “Лидина гарь” образ протопопа Аввакума, то
опирался прежде всего на ее записи, а кое-где и дословно
привел немеркнущие слова старых скитниц, уж больно они
своеобычны и неповторимо точны.
Наша встреча с Ксенией Петровной этим летом была, как
всегда, памятной. Она только что закончила объемистую
рукопись “В воспоминаниях поморцев - воспоминания об
Аввакуме” и передает ее для издания в сборнике Пушкинского
дома. В рукопись вошло все наиболее интересное, собранное

ею за семьдесят пять лет исследовательской работы. Пожа­
луй, сегодня Ксения Петровна - единственный на земле чело­
век, располагающий таким уникальным собранием народных
легенд об Аввакуме. И разговор начался с вопроса давнего,
который возникает при каждой встрече во все годы нашего
знакомства.
- Стал ли Аввакум по мере исчезновения старообрядчества,
которое чтило его, сохраняло память о нем, ближе и понятнее
современным людям, - спрашиваю я у Ксении Петровны.
- Ближе?! Вряд ли, - не по возрасту бойко ответила она. Ведь скитники, староверы, с которыми я встречалась в 10-20-х
годах, уже реже в 30-40-х годах, от поколения к поколению
передавали “списки” жития Аввакума и легенды о страданиях
его. Чаще это были грамотные люди, способные не только
прочесть дедовские книги, но и столь же мудро истолковать
прочитанное. Помню слова одного старца: “Всем един покров
- небо, едино светило - солнце. Учитель Аввакум это сказал, продолжал он, - теперь не вырубить их, все знаем. По всей
Руси завелись свои Аввакумы. От несчастного народа шел
учитель наш, сам был без доли; за него шел без страху; к нему
пришел на вечную память...”
И так в прежнее время говорили повсеместно, в скитах, в
поморских деревнях. Люди хорошо знали, что Аввакум всю
свою жизнь был нищим только потому, что всегда заботился и
думал о других, за них болел душой. “Правда сытому в руки не
идет” , - часто слышала я от поморцев. Аввакум был для них
учителем жизни, борцом за правду народную, душеприказчи­
ком, каждое слово и каждый жизненный шаг которого откры­
вал им истину. Такого поклонения и почитания теперь, конеч­
но же, нет и быть не может. Однако, особенно в самые
последние годы, появилось другое, возможно, более ценное в
культуре нашего народа - нарастающий интерес среди образо­
ванных людей, ученых, писателей к самой личности Аввакума
и его мудрому творчеству. И не только у нас, но и за границей.
Этим летом у меня в гостях были ученые-философы из Индии,
Польши, Болгарии, были из Москвы и Ленинграда. И все
непременно заводили разговор об Аввакуме и, что самое
приятное, говорили-то со знанием дела, угадывалось знако­
мство с “Житием” Аввакума.
- А что вас особенно поразило в разговорах с ними?
- Серьезность, с которой они вели речь о нем и его произве­
дениях. Отрадно, что они их знают.
- Но много ли таких?! Большинство пока, даже образован­
ных, вполне интеллигентных людей, склонны судить о нем
понаслышке и охотнее говорят об упрямстве и мракобесии
протопопа, якобы ставшего на пути патриарха Никона и царя
Алексея Михайловича, стремившихся повернуть Россию к
христианскому миру, к общечеловеческим знаниям Греции и
Византии...
- Таких я тоже встречаю постоянно. Они сердятся, что он
хулил Платона и Аристотеля... Но сами-то книг Аввакума
Петрова никогда не читали, не знают его замечательных
мыслей и не коснулись сердцем его мятежной, огненной души.
Более ста двадцати лет назад было издано впервые “Житие”
Аввакума. Но переиздавалось редко и крайне скупо, так что
оно и сегодня еще практически малодоступно даже специали­
стам, уже не говоря о массовом читателе. А ведь имя и
творения великого русского писателя XVII века с благогове­
нием должны бы изучаться в школе. Еще Лев Николаевич
Толстой желал видеть аввакумовское “Житие” в хрестомати­
ях. Подумайте, разве явили патриарх Никон и царь Алексей
Михайлович образец мудрости, стойкости, благонравия? Нао­
борот, со всей беспощадностью, со всем вероломством и
кровожадностью своего века они обрушились на основы рус­
ского “древляго благочестия”. А кто им противостоял, кто
поднял на Руси честь непослушников, кто словом высоким,
образным укрепил их духовные силы?! Аввакум Петров! Вот
как еще в прошлом веке писатель-историк Мордовцев оцени­
вал Никона и Аввакума: “И тот, и другой - борцы сильные, с
железною волею. Одному почти всю жизнь везло счастье - да
такое, какое редко кому выпадает на долю в истории, и
только под конец жизни сорвалось, потому что самое счастье
слепое, ослепило и своего любимца... Другого всю жизнь
колотили - буквально колотили... Никон несколько лет само­
властно правил всею Россиею, жил в царской роскоши, счи­
тался “собинным” другом царя. Аввакум почти всю жизнь
был нищим, как апостол... Но едва власть ускользнула из рук
137

Никона - он раскис и измельчал... Аввакум выдержал себя до
конца - до мученического костра, на который он всходил,
крестясь двумя перстами...” А наши студенты, да и вполне
образованные люди, о патриархе Никоне и его реформах
знают больше, чем об Аввакуме и его творчестве, справедли­
во относимым к мировым явлениям. А “почести” ему воздают
все еще как раскольнику, даже сейчас, когда церковь уже не
имеет в нашей жизни прежнего значения. Вот что горько!
Жизнь и литературные деяния Аввакума Петрова - редкий
пример истинного патриотизма, которого ой как нам сегодня
не хватает...
ЭПИТАФИЯ

Ранним августовским утром вылетели мы в Нарьян-Мар, с
тем чтобы оттуда уже добраться до Пустозерского городи­
ща... На архангельской земле протопоп провел последние
восемнадцать лет своей жизни, а его семья - около тридцати...
Лишенный возможности проповедовать с паперти, заключен­
ный в Пустозерске сначала в деревянный сруб, а потом заживо
закопанный в земляную тюрьму, он взялся за перо-лучинку.
Так появилось бессмертное “Житие” и “Послания” . “Писано
моею рукою грешною, протопопа Аввакума, и аще что реченно просто, и вы, господа ради, чтущии и слышащий, не
позазрите просторечию нашему, понеже люблю свой русской
природной язык, виршами философскими не обык речи кра­
сить, понеже не словес красных бог слушает, но дел наших
хощет...” И страстное слово его, вырвавшееся из земляной
тюрьмы, понесли ходоки-единоверцы по всей России, сло­
во правдивое и деятельное, возбуждавшее ум и чувства
людей... В Пустозерске явился нам великий писатель земли
русской...
Редкий библиограф, неутомимый собиратель древних руко­
писей и книг, преданнейший исследователь творчества Авва­
кума, ленинградский ученый, ныне покойный, Владимир Ива­
нович Малышев сделал больше, чем кто-либо и когда-либо
для священной памяти писателя. Его стараниями в 1964 году
был воздвигнут единственный в своем роде памятник Авваку­
му. Небезынтересно привести целиком надпись, сделанную на
белокаменной стеле: “На этом месте находился г. Пустозерск,
основанный в 1499 г., - экономический и культурный центр
Печорского края, сыгравший важную роль в освоении Край­
него Севера и в развитии арктического мореплавания. Отсюда
выходили промышленники на освоение Новой Земли, Шпиц­
бергена и сибирских рек.
Пустозерск был местом ссылки борцов против крепостного
гнета и царского самодержавия - участников восстаний Кондратия Булавина, Степана Разина, Емельяна Пугачева и др.
Здесь в XVII в. находились в заключении писатель протопоп
Аввакум Петров (сожжен в 1682 г. за “великие на царский дом
хулы”) и дипломат Артамон Матвеев. На мысе Виселичном
казнили ненцев, восставших против пустозерских воевод.
Весной 1918 г. в Пустозерске состоялся первый волостной
съезд Советов, провозгласивший Советскую власть в низовьях
Печоры”.
Я не без умысла привел эту эпитафию целиком... И здесь
память об Аввакуме - лишь краткое упоминани£ в истории
Печорского края. Она по существу отражает нынешнее отно­
шение к Аввакуму - столь же стыдливо-скромное, без оценки
его главных заслуг в отечественной и мировой литературе.
...Прилетев в Нарьян-Мар, мы попытались найти Виктора
Федоровича Толкачева, старого нашего знакомца и старожи­
ла этих мест, неутомимого пропагандиста творчества и
подвижнической жизни Аввакума. Человек городской, он
закончил Московский университет, но из-за Аввакума прирос
к этой остудной, тундряной земле, по крохам собирает все о
ссылке протопопа на Север и по мере своих сил (последние
годы он работает инженером, хотя журналист по профессии)
пытается утверждать память о великом писателе. Он показы­
вал свои публикации в местной газете - призывы к действию.
Но первый существенный шаг за долгие десятилетия удалось
сделать только в прошлом году. По его настоянию Ненецкий
окружной исполком объявил Пустозерское городище истори­
ко-природным заповедником. Толкачев вместе с товарищамиединодумами спешно выставил металлические таблички,
ограждающие охранную зону.
138

- Появились любители копать городища, - поясняет Виктор
Федорович, - а мы были беспомощны против них. Земля-то
была ничейная, брошенная... А ловцов легкой наживы столь­
ко развелось... Разве за всеми успеешь... Теперь наконец-то
проявили интерес к Пустозерскому городищу археологи. Це­
лое лето на древнем городище, где был основан городок,
работала группа во главе с Олегом Владимировичем Овсянни­
ковым. Они очень довольны своими находками, но пока еще
это доаввакумовское время. Мы ждем, когда настанет его час
и что дадут раскопки. Подлинные предметы всегда толчок к
мыслям и новым поискам. Пустозерск - место исторически
уникальное, исток русской мысли и культуры средних веков.
За эти двадцать лет я сросся с именем Аввакума. И мне больно
глядеть, как мало делается для увековечения его памяти даже
здесь, где он написал почти все свои сочинения и где взошел на
огненный костер... В окружном краеведческом музее есть
разрозненные экспонаты, но нет ничего подлинного. И нет,
конечно, улицы его имени, и в здешних школах не говорят о
нем, и нет туристского маршрута к Пустозерскому городищу,
и место это по-прежнему богом забытое. Словно из пепла его
не взошел ярчайший гений и патриот земли русской...
Мы согласились с Виктором Федоровичем Толкачевым,
проведя световой день на пустозерской земле. Утром верто­
летчик высадил нас, зависнув недалеко от стелы. И очень
удивился, услышав, что прилететь за нами надо в конце дня.
“Что же вы тут делать будете столько времени?! Ведь пусто
кругом. Более десяти лет я летаю над этим местом, над
обелиском, а никогда не возникало у меня желания посадить
вертолет и походить по этой земле как священной... Не
чувствую я этого...” . Собеседнику моему, должно быть, уже
под сорок (не хочу называть имени его, вины его в отсутствии
любопытства мало), и человек он русский, волгарь,
национальные святыни чтить умеет, как понял я по разговору.
А ведь не тянет его посадить свой вертолет возле аввакумовского кострища... Есть над чем подумать...

ИЗМ ЕНЧИВЫ Е ТЕНИ

Мы остались с Павлом Кривцовым вдвоем среди
оглушительной тишины. Полярное солнце низкими лучами
скользило по вершинам покосившихся крестов на последнем
пустозерском погосте. Сиротливо поглядывали пустыми глаз­
ницами выбеленные дождями черепа, выдернутые из земли
раскопщиками-расхитителями... Свистел ветер, набирая силу
и поднимая грозную волну в зелени трав. Жутковато, тоскли­
во и одиноко... Мы разбрелись с Кривцовым в разные сторо­
ны. Каждый отыскивал согласие своим чувствам и настрое­
ниям.
Я пошел осматривать кресты на продавившихся могилах.
Еще с прошлого века находила тут последний приют семья
Кожевиных. Единственный подновленный крест поднимался
над могилой Марии Петровны Спирихиной, умершей в 1934
году. Виктор Федорович говорил мне, что ее сын, Александр
Михайлович, живущий в Нарьян-Маре (уже тоже человек в
возрасте, семьдесят три ему), - один из последних пустозер­
ских жителей и наведывается сюда постоянно. Он и скамеечку
поставил возле могилы матери.
Я присел на теплую, нагретую солнцем доску и кинул
глазом вокруг. И удивился, увидев вдалеке пару лошадей.
Меня потянуло с погоста к живому. Душа затрепетала, и я
бросился, будто вплавь, по густой траве. Стебли змейкой
оплетали ноги, сдерживали бег... Но я рвался к лошадям... А
они, не подпустив меня близко, задрав хвосты, ходко метну­
лись к низкорослому бору. Я еще бежал за ними и дивился их
вольной игре, свободному галопу... Дыхание вдруг перехвати­
ло, и я глядел, как, кося на меня глаз, они вздымались над
перекатами зеленых волн... Прямо передо мной блеснуло
округлым блюдцем озерко, как потом я узнал, по названию
Бёсово. В нем и правда было что-то таинственно-магическое.
Оно лежало тяжело, как собранная ртуть, темное и непод­
вижное...
Под ногами тихим шелестом звенели синие колокольчики.
Нежная красота и здесь уместна, среди хладных вод и скудных
трав. А душу вдруг пронзает неотступная мысль: и на этом

пронизывающем ветру, среди тундряной суровости жизнь так
же кратка и безвозвратна... Внутри что-то тревожно заби­
лось, затуманило взор, я крикнул своего товарища и, не
услышав отклика, кинулся на крутолобый косогор, где в
низкое небо упирался свежеструганный столбик. И не без
удивления прочел, что в 1956 году здесь стоял дом Спирихиных... Значит, один из последних трех домов, которые закан­
чивали пятый век опустевшего пустозерского городка, оказав­
шегося в стороне от новых дорог... А в семнадцатом веке, в
аввакумовскую пору (скользя ладонью по столбику, вспоми­
наю когда-то прочитанное), здесь была крепость-острог с
пятью башнями, тюрьма с несколькими караульными, девяно­
сто один жилой дом, шесть церквей и кладбище... Отойдя чуть
в сторонку, я неожиданно споткнулся о сгнивший венец было­
го подворья и полетел в крапиву. Закружилась земля...
“Вы снова здесь, изменчивые тени, меня тревожившие с
давних пор... Но вы, как дым, надвинулись, виденья, туманом
мне застлавши кругозор...” И Аввакум Петров будто плыл
впереди меня, раздвигая траву, окутавшую его до плеч, лишь
косматая борода летела по ветру... “Насущное отходит вдаль,
а давность, приблизившись, приобретает ясность...” Звучит
бессмертный стих Гете из посвящения к “Фаусту” ... Виденья,
виденья... Летит над землей Аввакум, летит над землей
Фауст...
По-северному неожиданно заморосил дождик - легкая водя­
ная пыль. Я поторопился к ближайшему стогу, оказавшемуся
становищем косцов... Тут мы вновь столкнулись с моим това­
рищем. Обрадованно сели возле стога, защищенные от холод­
ного ветра и дождя. Достали из сумки большой термос с
горячим кофе. Дохнуло теплом, жизнью, вкусной едой. Гло­

ток-другой кофе с молоком, обжигающий жар ударил в лицо,
вернул реальность. Мы оба затихли, наслаждаясь кофе и
сладким домашним печеньем...
А мир Аввакума с его неустроенно-скитальческой, аскетически-голодной жизнью, с его беспокойно-тревожным вопро­
сом: “Во что веришь?” - будто отступил от нас, оставив
наедине с природой, с задутым костром косцов, с небрежно
брошенным чайником, ложками, кружками... Мы поглядыва­
ли из-под своего уютного навеса и погружались в другую
жизнь, которую мы привезли с собой... От сена к спине шло
летом скопленное тепло, оно легко нас сморило на краткий
миг, вернув силы и бодрость... Дождик пролетел, хотя тучи
по-прежнему висели мрачновато низко... Мы снова двинулись,
теперь уже вместе, вдоль Городецкого озера. И наткнулись
возле самого берега на глубокий земляной балок. И разом
обоим пришла одна и та же мысль, когда мы глянули в черную
пропасть земли. Возможно, в таком же земляном балке заму­
рован был на много лет Аввакум. Лишь скудную пищу подава­
ли ему через отверстие, вскрываемое раз в неделю... Но в
балке том жил могучий дух, лучинкой на бересте писались
великие слова: “Жизнь всем дана для равного пользования” .
Можно только подивиться, находясь тут, на краю земли, в
стылой тундре, продуваемой океанскими арктическими ветра­
ми, как стоек человек, одержимый мечтой. Пустозерский
узник Аввакум Петров поднял свой голос апостола правды
народной и бесстрашно оспорил самодержавную власть, нена­
вистно-себялюбивую,
заносчиво-нетерпимую,
вертко­
изощренную в карах жестоких, которой одинаково опасны
инакомыслящие - что царская родственница - боярыня, что
юродивый безумец, что своевольный страдалец - протопоп.

Царские “волцы" разводили для них костры возле самой
Красной площади.
...Выглянуло солнце, и засверкала вода на травах, вспыхну­
ла пустозерская земля, будто запылал смоляной сруб и выр­
вался вечный голос Аввакума: “Зри житие чистое и не сквер­
ное и безгрешное, мудрость, и честь, и слава, и старость
честная человеку".
Можно ли не припасть к такой земле, можно ли не покло­
ниться ей в пояс, памятуя, что хранит она образ мученика и
героя, талантливого и бесстрашного обличителя “тишайше­
го" самодержца и порядков его. Аввакум для нас - фанатик не
по безумию, а по редкому, могучему уму.

ВЕЧЕВОЙ КОЛОКОЛ

Посещением пустозерского городища не закончилось наше
путешествие, хотя мысль уже прояснилась, и стало очевид­
ным, как забывчив и непамятлив современный человек. По­
бывали мы и на Соловецких островах. Сам Аввакум не посе­
щал Соловецкую обитель, но дух его тут мятежно витал в
пору Соловецкого восстания в 1668-1676 годах. Восемь лет
стояли монахи и трудники неприступной крепостью. Несмотря
на царский гнев, стрельцы не могли сломить соловецкую
твердыню, только предательство одного из защитников при­
вело к поражению. Дерзкие, дружеские грамотки Аввакума
попадали в Соловецкий монастырь, к главе восставших архи­
мандриту Никанору, укрепляя их мужество и дух. Ведь они
были единодумами протопопа. “В Соловки те, Феодор, наказывал он из пустозерского подземелья, - хотя бы подъе­
хал, письма те спрятав, в монастырь вошел как мочно тайно
бы, письма те дал..." И гонцы, рискуя жизнью, проходили
через кордоны стрельцов, перед ними расступались непри­
ступные стены. Не случайно, когда восстание было жестоко
подавлено, Аввакум изрек, что бог покарал царя, лишив его
жизни через два дня после взятия монастыря.
Соловецкое восстание - событие по тем временам огром­
ное. О нем знала вся Россия. Не зря же в народе издавна
ведется, что Соловки - вечевой колокол всей старой Руси. И
естественно, что в разговоре с Львом Евгеньевичем Востряко­
вым, директором Соловецкого музея, зашла речь и об Авваку­
ме. Вполне уместно было спросить, какое место он занимает в
музейной экспозиции, учитывая, что Соловки сегодня наибо­
лее посещаемое туристами место из всех удаленных беломор­
ских мест... Двадцать пять тысяч ежегодно со всей страны!
Тут ли не поведать о могучем богатыре духа!
На мое замечание Лев Евгеньевич недовольно обронил:
“Собственная история Соловецкой обители довольно объ­
емная. Нам бы справиться со своими заботами. Аввакума мы
упоминаем, но не более..." “Но как же, - возразил я, - ведь
руководитель и вдохновитель восстания был Аввакумов това­
рищ и единодум. В действиях восставших все было согрето
мыслью Аввакума, который в своих посланиях *в Россию
вдохновлял непослушников героическим примером соловец­
ких иноков и трудников. Вот когда Соловки были истинно
вечевым колоколом. А восстание - самой яркой страницей
обители". “Вы этому придаете слишком большое значение, не согласился директор. - Мы формируем экспозицию Солов­
ков. Это не мало..." Я искренне посожалел, что организатор
музейного дела, человек образованный, знающий отечествен­
ную историю, столь запальчиво может отвергнуть необходи­
мость более близкого знакомства с Аввакумом.
Вот я и думаю, как бы нам избавиться от мелкопоместной
психологии и оценивать исторические события, роль
исторических личностей по тому влиянию, которое они оказа­
ли на формирование русской мысли. А ведь приспело такое
долгожданное время, когда ценить надо по заслугам. И лич­
ность не укорачивая, а возвеличивая...
Вернувшись из поездки в Архангельск, я поделился с Ксени­
ей Петровной Темп грустными наблюдениями и печальными
мыслями. Она согласилась со мной... И рассказала, как сама
ездила в Пустозерск летом 1940 года. “Конечно, городок уже
тогда доживал свой век, - сказала она, - домов оставалось
мало... Но дух Аввакума был еще крепок. Жители знали о
протопопе и верили в его правду... Такая земля не может быть
забыта, она осенена духовной гениальностью Аввакума...".
140

Да, многое еще надо сделать, чтобы приблизить к нам имя
Аввакума. Ксения Петровна назвала мне маршрут (перечень
сел, деревень, городов Архангельской области), по которому
везли в пустозерскую ссылку Аввакума. Но карты этого
маршрута в областном краеведческом музее нет, как и нет
развернутой экспозиции, посвященной пребыванию на
беломорской земле великого русского писателя.
Беседуем с Евгенией Даниловной Диваковой - заместителем
председателя Архангельского облисполкома. Мы с ней давние
знакомцы и не раз объяснялись, то из-за непомерно затянув­
шейся реставрации на Соловецких островах, то из-за аварий­
ного состояния музея Ломоносова, то из-за плохого сохране­
ния деревянной архитектуры. Как человек пишущий, я дол­
жен всегда вести такой диалог, уж таково призвание. Конеч­
но, что-то находило у нее и ее подчиненных поддержку,
понимание. Но далеко не все... Поскольку не сегодня утверди­
лось у аппаратчиков мнение, что пишущая братия часто сует
свой нос куда негодя. Я, правда, за это свою судьбу не кляну,
вон, еще со времен Аввакума слово праведное не всем слух
ласкало...
Но вот что меня огорчило на сей раз. Евгения Даниловна, не
скрывая своего удивления, недоумения, как говорится,
по-свойски, по-землячески заметила: “Да что вы, право, со
своим Аввакумом?! С ним еще разобраться надо, что к чему!
Мы вон с музеем Ломоносова справиться никак не можем...
Вы же сами об этом писали..." Что правда, то правда, писал,
что музеем в селе Ломоносово все еще служит старенькая
деревянная школа, построенная на общественные сборы бо­
лее ста лет назад. Приезжают наши известные академики,
охают, ахают, обещают помочь, но только умолкает отъездной колокольчик, а с ним и вновь оседают, как снежная
пыль, обещания.
Да, вроде бы кому-то может и показаться, что не ко време­
ни разговор об Аввакуме и хлопоты о памяти... Но ведь как на
это опять же посмотреть.
Перед нами сегодня во всем объеме и огромном масштабе
встала проблема воспитания человека, воспитания трудолю­
бивого отношения ко всему, к чему прикасаются его руки, его
неуемная мысль. Как нам тут необходим и дорог опыт трудо­
любцев из народа! А есть ли образцы выше, чем Ломоносов и
Аввакум - истинные дети своего народа! Почему же наша
народная власть на местах до сих пор столь слабо опирается на
нравственный и самоотверженный опыт этих двух гигантов из
народа? Горько! И уж совсем трудно предположить, что мы
легко одолеем, может быть, и неодолимое, если не позабо­
тимся о тех, кто питал наш дух на протяжении столетий...
Мысль эта, право, не новая, но столь трудно выполнимая, что
приходится писать и писать, набравшись терпения...
Наши предки явили такие высочайшие образцы свободо­
мыслия и трудолюбия, что грех их заимствовать у других.
Надо только укреплять память и любовь к отеческим гробам,
любовь к родному пепелищу. Мысль, взлелеянная еще Пуш­
киным. Но укреплять вместе, не полагаясь слепо и всецело на
казенных людей, укреплять кто чем может - кто умелым
пером, а кто и мастеровитым топором, кто крепким плечом,
кто доброй сноровистой рукой, а кто хорошей доброй мы­
слью. Наша память - нам ее строить и беречь!
Как тут не вспомнить вещие слова Аввакума из его “Книги
бесед": “ ...Душе моя, душе моя, восстйни, что спиши!"
Восстань, душа, чтобы потрудиться, хватит спать, хватит
равнодушно взирать на затхлое духовное прозябание, хватит!
Дел много, слишком долго спали, не один великий пост...
Если уж сумели разрушить, бросить, испоганить (не будем
забывать, ведь это делалось руками и наших отцов), тогда
давайте поднапряжемся, чтобы внуки хотя бы знали, что
история беззаветно трудолюбивого и мастерового народа на­
шего могутно продолжилась Октябрем 1917 года, продолжи­
лась, но не началась... Обворовывать себя хватит. Нам надо
памятью вооружаться, и не только на словах и в мыслях, а
более всего материально, сохраняя то немногое, что еще
уцелело, освященное именами великих сынов Отечества. И не
только в столицах, больших городах, но и в каждом даже
самом глухом и удаленном уголке, которого коснулся указую­
щий перст великих сынов Отечества.
Нарьян-Мар - Беломорье - Москва

SS
SS
ВЛАДИМИР ПОТРЕСОВ, ф ото М ИХАИЛА САВИН А

Автограф стихотворения М.Ю. Лермонтова “Желание” с надписью
редниково, вечер на бельведере, 29 июля” , 1831 г.

Произнесите “Ясная Поляна” , “Михайловское” ,
“Спасское-Лутовиново” - сразу ясно, о ком будет идти речь.
Литературная география в обыденном сознании тяготеет
к монополии на великого человека: если Толстой,
то только Ясная Поляна, хотя значительный период
творческой жизни писателя связан с Москвой;
если Пушкин, то лишь Михайловское, хотя есть
и пушкинская Москва, и пушкинский Петербург.
Тургенев неотделим от Спасского-Лутовинова,
но есть и не менее значительная
тургеневская Франция...

о же и с Лермонтовым. Хотя литературная известность
пришла к поэту в Петербурге, а практически половина его
Т
молниеносно короткой жизни прошла в Тарханах, в литера­
турной географии имя Лермонтова в первую очередь связано с
Кавказом. Можно сказать, Лермонтов открыл Кавказ русско­
му читателю, “присоединил” его к русской литературе.
Очень важное и совершенно особое место в жизни и творче­
стве Лермонтова занимает Москва. Но и она явно в тени
лермонтовского Кавказа. А ведь Москва - это начало его
творческого пути, исток его славы. Он любил ее “сильно,
пламенно и нежно” , тосковал по ней, как, пожалуй, никто из
русских поэтов. Четырнадцатилетним воспитанником Моско­
вского университетского благородного пансиона постигал он
первые серьезные литературные уроки. Его наставниками
были поэты и преподаватели А.Ф.Мерзляков и С.Е.Раич.
Московский период - это первые светские знакомства, первые
романтические увлечения, первый хмель светской суеты. И
самое главное - здесь Лермонтов написал больше, чем за всю
остальную жизнь.

- Все это верно, но надо помнить, - рассказывает старший
научный сотрудник дома-музея М.Ю.Лермонтова, филиала
Государственного литературного музея в Москве, Светлана
Андреевна Бойко, - что лермонтовская Москва это не только
дом на Малой Молчановке, снятый на время учебы внука его
бабушкой, Елизаветой Алексеевной Арсеньевой, это в не
меньшей степени и подмосковная усадьба Середниково, где
Лермонтов провел целых четыре лета (1829, 1830, 1831, а
возможно, и 1832 года) своей московской жизни, где его
окружала та же атмосфера жизни, те же люди, что и в
Москве.
Хозяйкой Середникова была Екатерина Аркадьевна, вдова
Дмитрия Алексеевича Столыпина (о нем мы еще скажем) брата бабушки Лермонтова. За прекрасную игру на фортепья­
но Екатерину Аркадьевну в обществе сравнивали с Фильдом знаменитым в те годы музыкантом и преподавателем. Зимой в
своем московском доме она устраивала музыкальные вечера;
уроки танцев, которые посещал Лермонтов, давал известный
танцмейстер Петр Иогель, в свое время учивший танцам и

Пушкина. В Середникове Столыпина сумела создать особую
атмосферу непринужденности и гостеприимства. Сюда съез­
жались родственники, друзья и знакомые со всех окрестных
подмосковных поместий.
Много было молодежи: Варенька Лопухина с братом Але­
ксеем и сестрами, Сашенька Верещагина, жившая у родствен­
ников в соседней деревне, “умница и насмешница” , сестры
Бахметевы, Катя Сушкова, кузина будущей поэтессы Евдокии
Ростопчиной. Все это люди, сыгравшие в жизни Лермонтова и
в судьбе его творчества подчас очень важную роль. Сашенька
Верещагина увезет из России свои альбомы, заполненные
лермонтовскими стихами и рисунками. Ей, впоследствии баро­
нессе Хюгель, обязаны мы сохранением на чужбине дорогих
нам реликвий, в том числе автопортрета поэта. При ее содей­
ствии в Германии впервые будет издана посвященная ей поэма
“Ангел смерти”. Катя Сушкова окажется прототипом Негуровой в написанном уже в Петербурге романе “Княгиня
Лиговская” . Крепкая дружба свяжет Лермонтова с Лопухи­
ной: “милую, незабвенную” Вареньку будет хранить он в
памяти всю свою жизнь, посвятит ей самые сокровенные
строки. Середниково наверняка посещала и Аннет Столыпина
- ее подмосковная Ховрино находилась буквально рядом.
Впоследствии муж Аннет, А.И.Философов, примет активное
участие в хлопотах о судьбе Лермонтова, а после его смерти в издании запрещенной в России поэмы “Демон” . Таким
образом эти четыре середниковских лета неразрывны с да­
льнейшей судьбой поэта.
- Известно ли точно, какие именно произведения написаны
Лермонтовым в Середникове, описано ли Середниково в про­
изведениях поэта?
- Определенно выделить из московского творчества то, что
было написано именно в Середникове, не всегда пред­
ставляется возможным, за исключением стихотворений, на
которых он сам сделал более поздние пометы. С уверенно­
стью можно сказать, что летом 1830 года, “сидя в Середнико­
ве у окна” (как записал он сам), Лермонтов создал заключите­
льное стихотворение из философского цикла “Ночей” “Ночь III” .
Темно. Все спит. Лишь только жук ночной
Жужжа в долине пролетит порой;
Из-под травы блистает червячок
От наших дум, от наших бурь далек.
Высоких лип стал пасмурней навес,
Когда луна взошла среди небес...

Стихотворение “Желание” 1831 года имеет помету: “Средниково, вечер на бельведере, 29 июля” . К этим стихам можно
прибавить “Кладбище” , “Завещание” , “Сижу я в комнате
старинной” , “Блистая, пробегают облака” , “Пан” . В Серед­
никове продолжалась начатая в Москве работа над третьей и
четвертой редакциями “Демона” , здесь Лермонтов приступил
к драмам “Испанцы” и “Menschen und Leidenschaften” (“Люди
и страсти”). С Середниковом связано стихотворение “Нищий”
и другие. Было бы наивным стремиться педантично вычиты­
вать в этих произведениях указания на середниковский пейзаж
или описание усадьбы, хотя, например, “высоких лип стал
пасмурней навес” достаточно определенная деталь середниковского парка. Зная, что это написано именно здесь, мы
открываем нечто большее, чем простое описание природы как преломлялось окружающее в поэтических образах, как
оно присутствует, отсутствуя.
Самые ранние попытки осознанного мемориального отно­
шения к свидетельствам жизни Лермонтова в Середникове
были сделаны в конце прошлого века последней хозяйкой
усадьбы Верой Ивановной Фирсановой. Человек тонкий и
образованный, она была горячей поклонницей творчества
Лермонтова. От Столыпиных в ее владение перешел не то­
лько дом, но и вся обстановка, включая и уникальную столы­
пинскую библиотеку, которой, по свидетельствам, пользовал­
ся Лермонтов. Практически она создала музей. В комнате, в
которой, по ее мнению, жил поэт, она установила его бюст,
выполненный знаменитым скульптором А.С.Голубкиной, а к
столетию со дня его рождения - черный гранитный обелиск
под окнами “его” комнаты.
О том, что Середниково в то время привлекало внимание
культурной общественности России, говорит и то, что уже в
первом номере нового журнала “Столица и усадьба” , специа­

льно посвященного ознакомлению с замечательными места­
ми, архитектурными памятниками и усадьбами (он вышел в
конце 1913 года), были помещены воспоминания одного из
потомков Дмитрия Алексеевича Столыпина о пребывании
Лермонтова в усадьбе.
Сам усадебный комплекс в Середникове представляет собой
выдающееся произведение архитектурно-паркового зодчества
последней трети XVIII столетия эпохи высокого классицизма,
золотого века русской усадьбы. Удивительна строгая пропор­
циональность и одновременно одухотворенность архитектур­
ных форм, то, как ансамбль вписан в окружающий ландшафт.
Впечатляют масштаб и уют главного архитектурного ансам­
бля, парадный дом с бельведером соединен галереями с четы­
рьмя флигелями, также украшенными бельведерами, - они
образуют внутренний двор усадьбы. Великолепная лестница
спускается к пруду, в стороне - отдельный комплекс хозяй­
ственных построек, скотного и конного двора, трехарочный
белокаменный мост, манеж, живописные в своем романтиче­
ском умирании остатки когда-то великолепного парка, в нем и
сейчас еще стоят двухсотлетние деревья.
Кто же создатель усадьбы?
- Сейчас мы не располагаем сведениями о том, кто проекти­
ровал архитектурный ансамбль Середникова, пока не удалось
обнаружить в архивах ни одного документа, донесшего до нас
фамилию зодчего, - поясняет ведущий архитекторреставратор усадьбы Середниково Наталия Борисовна Панко­
ва. - Существует предположение, что автором проекта являл­
ся один из лучших представителей высокого классицизма
Иван Егорович Старов. Планировочные решения интерьеров
главного дома середниковской усадьбы - овальные гостиные в
центре дома, лестница сбоку - напоминают композиции усадеб
Богородицкое и в Бобриках графов Бобринских, автором
которых был Старов. Владелец усадьбы Всеволожский как
влиятельный вельможа вполне мог привлечь к работе Старо­
ва, который как раз в это время (1773-1776) выстроил неско­
лько известных подмосковных усадеб.
За два века интерьеры дома и его облик постепенно изменя­
лись. Современная архитектура главного здания усадьбы и
вспомогательных помещений отличается от первоначальной.
И здесь у реставраторов проблема - законсервировать то, что
мы видим сейчас, восстановить ли ансамбль на конец XVIII
века или на время пребывания в Середникове Лермонтова?
- Благодаря тем исследованиям в Середникове, которые мы
проводим, и находкам искусствоведов, - продолжает Н. Пан­
кова, - мы в состоянии отреставрировать усадьбу на первона­
чальный период. Так, мы нашли, что лестница в главном доме
перенесена на новое место, обнаружили остатки старых израз­
цовых печей, во флигелях - срубленные позже винтовые
лестницы. Но поскольку заказчиком реставрации является
расположенный в усадьбе санаторий “Мцыри” , которому не
нужна реставрация усадьбы в том виде, в котором она была и
при Всеволожских, и при Лермонтове, мы вынуждены практи­
чески заниматься текущим ремонтом, который администрация
санатория выдает за реставрационные работы. Мы, напри­
мер, собираемся восстановить старый камин, а выясняется,
что в этом помещении планируется кабинет для специальных
процедур, или предусматриваем отреставрировать галерею в
конном дворе, а там находятся гаражи, которые никто не
собирается выводить. В не лучшем состоянии пребывает садо­
во-парковая архитектура, требуется расчистка прудов, разра­
ботка проекта сохранения старого парка. Могу сказать опре­
деленно, из-за того, что цели арендатора-заказчика и рестав­
раторов не совпадают, усадьба обречена на гибель в течение
ближайших десяти-двадцати лет!
В более чем двухвековой жизни усадьбы Середниково мож­
но выделить четыре основных периода.
Первый период - классицистский, долермонтовский. В Але­
шине - так называл сенатор В.А.Всеволожский будущее Се­
редниково - была создана образцовая по тем временам хозяй­
ственная усадьба, которая приносила значительные доходы.
Здесь был конный завод с манежем, откуда к высочайшему
двору поставлялись выездные лошади; скотный двор, на кото­
ром содержались дойные коровы, овцы решетиловской и
крымской пород. Оранжереи давали фрукты - груши, сливы,
персики, виноград; в теплицах и парниках вызревали арбузы,
дыни, огурцы (в то время - экзотика).
Здесь работали две фабрики: одна - для выпуска полотна и
143

салфеток на четыре стана, другая - “для деланий разной
железной посуды под лаками и живописью, паяния из меди,
английской жести и железа". Всеволожский наладил обшир­
ные связи с Англией, в частности, фирма “Тортон" покупала
его железные изделия. Однако процветание продолжалось
недолго.
В июне 1796 года В.А.Всеволожский скончался, и Середниково, не вошедшее в духовное завещание, осталось без
владельца. Имение мгновенно захватил племянник Всеволо­
жского - Всеволод Андреевич. Не имея никаких прав на
Середниково, он фактически разграбил усадьбу: вывез ме­
бель, ценные вещи, породистых лошадей, скот. Были разо­
рены и прекратили существование фабрики, мастера были
отпущены на оброк в Москву.
Лишь в 1801 году суд окончательно решил дело в пользу
брата покойного, а наследник-самозванец частично компенси­
ровал потери. Тут выяснилось и одно прискорбное
обстоятельство: захватчик ухитрился уничтожить все планы,
межевые книги, записи по фабрикам и всему хозяйству. В том
числе и документы по строительству главного дома - так и
пропало имя архитектора усадьбы. Не сохранились, не дошли
до нас и многие каменные хозяйственные постройки, возмож­
но, также спроектированные Старовым, поэтому, где находи­
лись фабричные корпуса, реставраторы могут только гадать.
С 1811 по 1825 год в Середникове сменилось несколько
хозяев. Одновременно изменился и “профиль" усадьбы - из
хозяйственной, доходной, она превращается в место летнего
времяпрепровождения. В 1825 году Середниково приобрел
генерал-майор Южной армии, участник кампании 1805-1807
годов, отличившийся под Аустерлицем, Дмитрий Алексеевич
Столыпин. Друг П.И.Пестеля, один из тех передовых людей,
которых декабристы прочили в состав Временного правитель­
ства, Дмитрий Алексеевич не пережил арестов друзей и посто­
янного ожидания собственного ареста и скоропостижно скон­
чался в январе 1826 года в своей подмосковной усадьбе.
Столыпины владели усадьбой до 1869 года, но этот период
не отмечен какими-либо новыми постройками. Конечно, раз­
растался и изменялся парк. Известно, что в их владении были
посажены в парке и вокруг пруда липы, большая часть кото­
рых уже погибла. Этот второй период состояния усадьбы
можно назвать столыпинско-лермонтовским.
В 1869 году имение покупает почетный гражданин Алексей
Гаврилович Фирсанов, а в августе 1882 года оно переходит к
Вере Ивановне Фирсановой. Вера Ивановна была человеком
большой культуры, увлекалась творчеством Лермонтова и
приложила немало сил, чтобы благоустроить Середниково.
Она приглашает художника В.К.Штемберга для росписи пла­
фона зала второго этажа главного дома на тему “Демона", к
100-летию поэта устанавливает в парке стелу. На ее средства
восстанавливается и достраивается середниковская церковь,
на Николаевской железной дороге открывается новая плат­
форма, через Горетовку перекидывается мост, связавший
Середниково со станцией.
В Лигачеве В.И. Фирсанова организует школу, выстроив
для нее двухэтажное кирпичное здание. Для усадьбы это был
третий, и мемориальный, и капиталистический период.
В послеоктябрьское время судьба Середникова в сравнении
с судьбами многих других архитектурных ансамблей и усадеб
сложилась благополучно. Ее пощадили революционные бури,
она не пострадала в последнюю войну, которая прошла совсем
рядом. Она не была ни разрушена, ни заброшена. Усадьба
оказалась в числе тех архитектурных памятников, которые
продолжили полнокровную жизнь в новых социальных усло­
виях не в качестве памятников и музеев, а как живой функцио­
нирующий всем своим материальным и духовным достоянием
архитектурный организм.
Многие десятилетия, вплоть до настоящего времени, в архи­
тектурном ансамбле Середникова располагается туберкулез­
ный санаторий “Мцыри". Само название санатория указывает
на преемственность мемориального отношения со стороны
лечебного учреждения к усадьбе. И это отношение не было
показным. Вплоть до шестидесятых годов в санатории сохра­
нялись старинная мебель, интерьеры, библиотека, оберегался
парк. Было осознанное отношение к усадьбе как единому
ансамблевому целому архитектурных построек и местности.
Поэтому сегодня при всех утратах впечатляет сохранность
усадьбы.
144

Но, увы, то, что когда-то спасло жизнь усадьбе, сберегло ее
целостность, сегодня уже встает прямой угрозой ее даль­
нейшего существования. Благотворный в течение многих де­
сятилетий союз старинного архитектурного памятника и ле­
чебного учреждения уже давно вступил в период непримиримо
противоречивого существования. Залы дворца уже слишком
велики и неудобны для современных санаторных норм боль­
ничной палаты, а, с другой стороны, сам архитектурный
ансамбль уже слишком мал для размещения санатория,
рентабельность которого требует большего количества мест.
Медицинское оборудование с трудом размещается в неприспо­
собленных для него старинных постройках. Практически все
меры, предпринимаемые для развития и усовершенствования
лечебного учреждения, оказываются во вред памятнику архи­
тектуры, в котором он размещен. Современные нормы усло­
вий содержания и лечения больных требуют нового оборудо­
вания, оно в свою очередь - перестроек, а это ведет к прямому
разрушению ансамбля.
Администрация санатория, стремясь улучшить условия
больных, всеми правдами и неправдами старается где-то чтото пристроить, расширить, переделать, убрать, а в итоге
усадьба постепенно теряет первоначальный облик. Уже на
самом видном месте вырос бетонный куб санаторного пище­
блока, буквально подавивший строения XVIII века.
Все эти противоречия вроде бы понимает и разделяет глав­
ный врач санатория Валерий Михайлович Сиряков.
- Конечно, санаторий в Середникове не отвечает современ­
ным требованиям, - говорит главный врач, - но, посудите
сами, от нас требуют обеспечения необходимого числа койкомест, ведь это наша основная работа. Большие сложности
также будут связаны и с переводом санатория в новое место,
да и некуда его пока переводить: строительство нового корпу­
са в Московской области все время откладывается.
В.М.Сиряков безусловно всей душой поддерживает идею
сохранения памятника, но, с другой стороны, по сути дела,
идет на завуалированное разрушительство, которое порой
ничуть не лучше неприкрытого: “в порядке исключения", “в
силу производственной необходимости" сломать то-то, при­
строить это - я ж не для себя, для дела.
Середниково - это ведь не просто лермонтовское место или
прекрасный архитектурно-ландшафтный ансамбль. В совре­
менном, исторически углубленном сознании оно предстает и
территориально обширнее, и в неразрывной связи с разными
эпохами. Давно исследованием Середникова и его окрестно­
стей занимается журналист Людмила Антоновна Фирсова:
- Подходить к Середникову только как к памятнику - лите­
ратурному или архитектурному - это значит не оценить глав­
ного: что это край, то есть некая живая куль­
турно-историческая непрерывность, с далекого, еще доусадебного прошлого по теперешние дни наполненная многими
событиями, именами, судьбами.
Один из ближайших к Середникову населенных пунктов деревня Лигачево. Сюда как раз привез Всеволожский своих
крестьян-столяров, которые создали интерьеры усадьбы. Они
образовали династию краснодеревщиков. В конце XIX века
мебельное искусство крестьянских мастеров Лигачева не зна­
ло себе равных. Особо славился торговый дом братьев Зениных. Петр Зенин, например, пригласил в Лигачево известного
московского краснодеревщика Егора Сидорова, работы кото­
рого отличались высочайшим качеством.
Неповторимая и сейчас, какая-то реликтовая здесь, под
Москвой, красота Лигачева привлекла сюда в начале нашего
века известного русского живописца Константина Федоровича
Юона. Тут познакомился он с местной девушкой, с которой в
1903 году обвенчался в церкви Николая Чудотворца в Николо­
песковском переулке на Арбате. А в 1914 году художник
покупает у последней владелицы Середникова Веры Иванов­
ны Фирсановой в Лигачеве участок и дом.
Несмотря на то, что Юон много путешествовал по Европе,
бывал на Кавказе, картин там он не писал. Кроме старых
русских городов он оставил нам лишь виды Лигачева и окре­
стностей, а это уже не просто произведения изобразительного
искусства, но и документы историко-ландшафтного содержа­
ния. Хотя и загадочным кажется то, что среди его работ нет
ни одной с видом усадьбы Середниково, лежащей буквально
напротив Лигачева.
Не только Середниково, но и целый ряд окрестных мест

Вид на главный дом усадьбы через въездные ворота
Вид на дом из Середниковского парка
Галерея усадебного ансамбля, соединяющая флигели с главным
домом

А.И.Клюндер. Портрет М.Ю.Лермонтова.

1839- 1840 гг.

Церковь Алексия Митрополита
вв.)

(XVll-

XIX

Пруд в Серсдникове
"Чертов" мост в Середникове
Вид на главный дом усадьбы со стороны
флигеля , в котором по предположению
останавливался Лермонтов

• -// ( t'ч: J

. ")

ь •r-,.tbl"~: ~i> .;,·~.....;~
,,> ,,"_... L

'?' ~/'t • ,..,..н,J(' .Л.с7~~4"~ t•
"),

Rn"",... ~,./..r..A.

·..,,f·4l.~

."

~ . r"f'r'.~~~~ .:Иt ... с

и,..IJ.,.'kJ "-.~,!;;,.

Середниковский парк

Манеж в Середникове, часть ансамбля
хозяйстве нных построек

Спуск с системой лестниц и пандусов от
главного дома усадьбы к Большому пруду
Эмилия , героиня драмы "Испанцы " , работа
М . Ю.Л ермонтова , 1830--1831 гг.
(предположительно портрет

В.А.Лопухиной)

147

Миниатюрный портрет
А.М.Верещагиной. Работа
неизвестного художника
Дом-музей
М.Ю.Лермонтова в Москве
на Малой Молчановке.
Большая гостиная
Автограф стихотворения
М.Ю. Лермонтова
“Стансы", посвященного
Е.А.Сушковой. Рядом
предположительно портрет
Сушковой ( 1830 г.)

148

с в я за н с и м е н е м Л е р м о н т о в а . Э т о и Б о л ь ш а к о в о , к уда к
Е .А .С у ш к о в о й п р и е з ж а л п о э т , и Ф е д о р о в к а , у с а д ь б а р о д и т е ­
л е й А .М .В е р е щ а г и н о й - д р у г а Л е р м о н т о в а .
Н е п о д а л е к у о т гр ан и ц ы п а р к а , на в ы с о к о м б е р е г у Г о р е т о в ки, ви дн еется ны не д ей ств ую щ ая церк овь. В ы стр о ен а она
з а д о л г о д о у с а д ь б ы , в 1693 г о д у , к о г д а С е р е д н и к о в о , т о г д а
С е р е д н е е , п о с л е п о л ь с к о -л и т о в с к о г о н а ш ест в и я б ы л о п е р е д а ­
н о в п о м е с т ь е р о д у Е г у п о в ы х -Ч е р к а с с к и х . З а к л а д к а к а м е н н о ­
г о х р а м а С п а са П р е о б р а ж е н и я , о т к у д а и п о ш л о н а зв а н и е с ел а
“ С п а с с к о е , С е р е д н и к о в о т о ж " , и м е л о б о л ь ш о е з н а ч е н и е для
в сей о к р у ги : д о э т о г о в о к р е с т н о с т я х С е р е д н и к о в а с т р о и л и сь
лиш ь дер евя н н ы е храм ы . Ц ер к овь н еодн ок р атн о перестраива­
л а с ь . В X I X в е к е к н ей п р и с т р о и л и дв а п р и д е л а и т р е х ъ я р у с ­
н у ю к о л о к о л ь н ю ...
С о с т о я н и е о к р е с т н о с т е й С е р е д н и к о в а в ы зы в а е т б о л ь ш у ю
т р е в о г у . У с а д ь б а о к а з а л а с ь п р а к т и ч е ск и вн ут р и М о ск в ы ,
м еж ду двум я е е районам и: Ш ер ем етьевы м и З ел ен о гр а д о м .
С ей ч ас М о сп р о м п р о ек т п л ан и р ует в З е л ен о г р а д е нов ую п р о­
м ы ш л ен н ую зон у с ц ел ой си стем ой п о д ъ ездн ы х путей. В о зл е
д е р е в н и Р о ж к и , на с а м о й гр а н и ц е с п а р к о м , п р е д п о л а г а е т с я
в о зд в и г н у т ь с к л а д с к и е п о м е щ е н и я . Н е л у ч ш е и в д р у ги х м е ­
стах: в П о д о л и н е м о л о ч н о -т о в а р н а я ф е р м а с л и в а е т в Г о р е т о в ку н е ч и с т о т ы ...
П р о б л е м ы С е р е д н и к о в а у ж е ст а л и д о с т о я н и е м п еч а т и и
т е л е в и д е н и я . О с е н ь ю 1986 го д а “ Л и т е р а т у р н а я Р о с с и я ” о п у ­
б л и к о в а л а о ч е р к “ Т у ч и н ад С е р е д н и к о в о м ” , а ч е р е з п о л г о д а
п о д з а г о л о в к о м “ В р е м я д е й с т в о в а т ь ” п о я в и л и сь о т к л и к и ч и т а ­
т е л е й , о т в е т ы о ф и ц и а л ь н ы х л и ц , в ч ьих р ук ах н а х о д и т ся
судь ба С ер ед н и к о в а . Л ет о м п р о ш л о го года Ц ен тр ал ь н ое т е л е ­
видени е п о д р о б н о р асск азал о о п р обл ем ах С ер едн и к ов а в
т е л е а л ь м а н а х е “ Н а с л е д и е ” . Н о , н е с м о т р я на э т о в н и м а н и е
о р г а н о в м а с с о в о й и н ф о р м а ц и и , п о л о ж е н и е с С е р е д н и к о в о м не
ул уч ш ается,
а, с к о р е е ,
усугубляется
с каж ды м
днем .
Р а с п л ы в ч а т о -п о л о ж и т е л ь н ы е з а в е р е н и я в у ч а ст и и в с у д ь б е
у с а д ь б ы , в ы с к а за н н ы е М и н и с т е р с т в о м к у л ь т у р ы Р С Ф С Р , В с е ­
росси й ск и м о б щ ест в о м охран ы пам ятн ик ов, м естн ой адм ини­
с т р а ц и е й , т е м не м е н е е не п р е д у с м а т р и в а ю т к о н к р ет н ы х ш а ­
гов в р е ш е н и и п р о б л е м .
З а п о с л е д н е е в р ем я С е р е д н и к о в о о б р е л о ш и р о к у ю п о п у л я р ­
ность у сам ы х разн ы х сл оев насел ен и я. С ю да п р и езж аю т
т у р и с т ы , м н о г о ч и с л е н н ы е э к с к у р си и . З д е с ь у ж е в о зн и к л и
Л е р м о н т о в с к и е ч т е н и я , на к о т о р ы е с ъ е з ж а ю т с я с о в сех к о н ­
ц ов с т р а н ы т ы ся ч и п о к л о н н и к о в т в о р ч е с т в а Л е р м о н т о в а . П о ­
с т у п а ю т п р е д л о ж е н и я (и к ним с т о и т о т н е с т и с ь са м ы м с е р ь е з ­
н ы м о б р а з о м ) о б о р г а н и з а ц и и п о ж е р т в о в а н и й на в о с с т а н о в л е ­
н и е С е р е д н и к о в а и с о з д а н и е з д е с ь м у зе я .
Ш и р ок и й и н т е р е с к С е р е д н и к о в у ф а к т и ч е с к и е с т ь у ж е вы ­
р а ж е н и е т р е б о в а н и я с о с т о р о н ы о б щ е с т в е н н о с т и п р ев р а т и т ь
у с а д ь б у в л е р м о н т о в с к и й ц е н т р . Т а к о й ц е н т р м о г б ы ст а т ь
м н о г о п р о ф и л ь н ы м к у л ь т у р н о -э к с п о з и ц и о н н ы м к о м п л е к с о м ,
в к л ю ч а ю щ и м не т о л ь к о м е м о р и а л ь н о -л и т е р а т у р н ы й м у зе й
Л е р м о н т о в а , н о и у с а д ь б у как п ам я тн и к а р х и т е к т у р н о ­
л а н д ш а ф т н о г о з о д ч е с т в а X V III в е к а , а т а к ж е э к с п о з и ц и и ,
п о с в я щ е н н ы е м е с т н ы м д о с т о п р и м е ч а т е л ь н о с т я м , н а п р и м ер
п р о м ы с л у к р а с н о д е р е в щ и к о в или т в о р ч е с т в у Ю он а. В за л а х
д в о р ц а м о ж н о б ы л о б ы п р о в о д и т ь к о н ц е р т ы , р а зл и ч н ы е
п р о с в е т и т е л ь с к и е п р о г р а м м ы , о р г а н и з о в ы в а т ь в ы ста в к и .
В р е м я е щ е е с т ь . П р а в д а , о н о у ж е не ж д е т . У С е р е д н и к о в а
н е т о т к р ы т ы х в р а г о в , и б ы л о б ы а б с у р д н о , е сл и б ы у с а д ь б а
п о г и б л а п о д ш ум к ам п ан и й и п у ст ы х р а з г о в о р о в о е е сп а с ен и и .
Ч то и п р о и сх о д и т в п о сл ед н и е годы .

МУЗЕЙ...
КОТОРОГО НЕТ?
азвание этого музея без труда можно отыскать в любом
путеводителе по Москве. Более того, он - одна из достоприме­
Н
чательностей нашей столицы. Международный авторитет. Се­
рьезный штат научных сотрудников. Двадцатипятитысячная кол­
лекция, в которой представлена вся история художественного
фарфора, керамики и стекла.
Фаянсы Востока и итальянская майолика. Китайские селадоны
и стекло столь популярного сейчас модерна. Изделия прославлен­
ных керамических и стекольных заводов Англии. Произведения
венецианских стеклоделов. Одна из лучших в мире коллекций
русского фарфора.
Здесь хранится Портландская ваза великого английского кера­
миста Дж.Веджвуда, “сельские глины” выдающегося мастера
французского Возрождения Б.Палисси, конфетница, помеченная
личной маркой изобретателя отечественного фарфора Д.И .Вино­
градова, знаменитый Египетский сервиз - подарок Наполеона
Александру I...
Речь идет, как вы, наверное, уже догадались, о широко изве­
стном Государственном музее керамики. Грустно, что он оказался
сегодня в весьма странном положении. Практически все собрание
спрятано в запасники, значительная часть упакована, скрыта от
глаз не только зрителей, но и специалистов, остальное хранится в
недопустимых условиях.
Музей был создан в 1919 году специальным декретом, под
которым стояли подписи В.И.Ленина и В.Д.Бонч-Бруевича, на
основе национализированной коллекции А.В.М орозова в его
особняке во Введенском (ныне Подсосенском) переулке. Сам
Алексей Викулович, большой знаток фарфора, стал его первым
хранителем. Собрание быстро росло. Благодаря А.В.М орозову
оно комплектовалось грамотно, планомерно. В те годы сложи­
лось, например, уникальное собрание агитационного ф арф орагордость музея.
В 1932 году музей перевели в усадьбу Кусково. В 1938 оба музея
были слиты в один и получили свое нынешнее название - Госуда­
рственный музей керамики и “Усадьба Кусково ХУШ века” .
Сложилась противоестественная ситуация, таившая в себе зерно
будущего конфликта.
Два совершенно различных музея оказались под одной крышей.
Оба росли, пополнялись параллельно и одновременно. В Кускове
появились образцы старинной мебели, картины, предметы усадеб­
ного быта. Стало возможным восстановление целостных интерье­
ров. Естественно, экспонаты музея керамики уступили им свое
место в зданиях ансамбля.
Усугубили ситуацию развернувшиеся с середины 1960-х годов
обширные реставрационные работы, имевшие своей целью вер­
нуть архитектурным памятникам первоначальный вид. Тогда-то и
пришлось большую часть коллекции упаковать в ящики, перене­
сти в запасники, под которые были отведены случайные, не­
приспособленные помещения. В ходе реставрации постоянно воз­
никала необходимость перемещения фондов. За последние десять
лет коллекция переезжала шесть раз. Естественно, не без ущерба
для сохранности экспонатов. До нынешнего дня вопрос фондов
самый больной и острый. Теснота и скученность парализуют
нормальную хранительскую работу, предметы бьются, рас­
сыхается старая склейка, профилактическая реставрационная ра­
бота не ведется.
Не менее актуальна проблема экспонирования. В настоящее
время при использовании всех возможных площадей музей кера­
мики может представить в лучшем случае лишь сороковую часть (!)
своего собрания. Можно, конечно, организовывать временные
экспозиции, передвижные выставки. Такая работа ведется. Но это
потребительский подход к коллекции как к складу возможных
экспонатов. Он лишает музей главного - перспектив развития, не
дает реализоваться его огромным возможностям.
Предлагаются половинчатые, компромиссные решения, главная
опасность которых - возможность раздробления коллекции. Это­
го допустить нельзя! Главная ценность этого единственного в
своем роде собрания в его удивительной целостности и завершен­
ности. Оно само по себе является уникальным художественным
феноменом, своеобразным памятником собирательского искус­
ства.
Очевидно, музей должен быть выведен из Кускова и получить
помещение, достойное его коллекций. Необходимо создать по­
дробнейшую ретроспективную экспозицию, которая станет и

источником интересной информации, и местом знакомства с высо­
кохудожественными произведениями, и кладезем исторического
опыта. В 1920-30-е годы при музее существовали керамические
мастерские, где изучались старые технологические приемы и
творческие достижения мастеров прошлого. Одновременно шли
опыты по созданию новых форм, техник, способов декора. Экспе­
риментировали профессиональные художники-керамисты, пробо­
вали свои силы любители, был детский кружок. Как необходим
сейчас Москве такой центр! Во всем мире сильно возрос интерес к
декоративно-прикладному искусству, оживилась собирательская
деятельность, стремительно возросли цены аукционов. В высшей
степени странно, что столица нашей родины, располагающая
такой солидной базой, как собрание музея керамики, до сих пор
такого центра лишена.
Уже десять лет судьба Государственного музея керамики нахо­
дится в бесконечном “процессе разрешения” . Администрация му­
зея и Главное управление культуры исполкома Моссовета, в чьем
ведении он находится, преступно пассивны. Быть может, причина
- в нежелании вникнуть в существо проблемы, отдать себе отчет в
ее действительной чрезвычайности? Или же у Главного управле­
ния не хватает сил и средств, чтобы самостоятельно справиться с
этим вопросом. В этом случае музей нужно передать в ведение
союзного или республиканского министерств, при которых не так
давно были организованы два музея декоративно-прикладного
искусства - всесоюзный и всероссийский. Музею керамики логич­
но было бы стать филиалом одного из них. Это отвечало бы и
современному уровню музея, который справедливо обладает ста­
тусом государственного, которого удостоены лишь очень немно­
гие художественные музеи нашей страны.
Решение должно быть найдено. Гибнет уникальная коллекция,
скрытая от людей. Только радостью зрительского открытия жив
каждый музей. Без нее он мертв. Печальный пример т о м у сегодняшнее состояние Государственного музея керамики.
Мы обращаемся в редакцию журнала “Наше наследие” с надеж­
дой на помощь и содействие в столь благодарном деле сохранения
общего культурного достояния.
Н .А .А Ш А Р И Н А ,
зам. директора Государственного Исторического музея
по научной работе,
кандидат искусствоведения
И .И .С Е РГЕ Е Н К О ,
зав. отделом керамики и стекла ГИМа
М .А .Б У Б Ч И К О В А ,
ст. научный сотрудник
отдела керамики и стекла ГИМа
Л .В .А Н Д Р Е Е В А ,
зав. отделом Государственного музея
декоративно-прикладного искусства народов СССР,
кандидат искусствоведения
Э .Б .С А М Е Ц К А Я .
гл. хранитель того же музея
Е .В .Д О Л Г И Х ,
зам. директора по научной работе
Всероссийского музея декоративно-прикладного
и народного искусства
Т А .М О З Ж У Х И Н А .
зав. отделом русской и зарубежной керамики и стекла
Государственного музея керамики
и “Усадьба К усково Х У III века"
Т .Д .К А Р Я К И Н А ,
ст. научный сотрудник
отдела русской и зарубежной керамики того же музея
Н .В .С И П О В С К А Я ,
научный сотрудник
отдела русской и зарубежной керамики того же музея
От редакции
Публикуя это письмо, мы надеемся
получить ответы на него от всех заин­
тересованных лиц, в первую очередь
от тех. кто решает судьбу музея. Кро­
ме того, этим письмом мы хотим на­
чать разговор о запасниках наших му­
зеев вообще. Проблема насущней­
шая, но очень непростая. И как ее
разрешить - давайте думать вместе.

тк храним?i

ники уже широко испош,­

Например, негат ивы ю1 ·отав­

совмещали •1уть ли нс 30
нс1 ·ативов . Монтажность

·ювали фотографию под­

лщшл сам фотограф. зали­

получс11ных таким способом

вая стекло светочувстви­

1пображсний давала себя
3нать, и недаром на Между­

К тому времени худож­

спорьем в своем деле

на­

пример. известная картина

тельной эмульсией 11епо­

В . Маковского « Игра в

средстве11но перед съемкой.

народную выставку в Эдин­

бабки » была написана со

Снимать было необходимо ,

бурге еще с шестидесятых

снимка В.Каррика , но фото­

пока слой оставался вл аж-

годов принимались только

графия воспринималась ими
лишь как техни•1еский
фокус. И потому недаром
почетное звание Академии
было присвоено Карел1111у
за «особый способ фотогра­
фии » , который « Возводит
фотографию в действитель­

11ым . Весьма ограничен был
выбор оптики . невел ики се
во·.1можности . но Карслин .
применял «добавочные етек­
Ш1 » насадочные лин з ы ,

фотоr · рафии, отпечатанные
с одного негатива. В 1876

ное, важное и вполне по­

году Карслин был удост(1ен

там золотой медали '3а
« Портрет супругов

увеличивающие 1 ·лубину

Зеленецких '"

резкости объектива , что

художественных эффектов ,

И вот Париж, 187~ гоц,
Всемирная выставка . <'Каре­
лин , ю Нижня1 ·0-Новгоро­

лс ·шос пособие для худо­

вызывавших во всем мире

да, выставил свои комнат­

жественных работ», то есть

восхищенное недоверие.

ные 1· pynr1ы , сделанные

мvJсях , б11бшютсках и
в ча'стных
собраниях не­

за изобретение. а не з а худо­

усовсршснствованнои им

жественные результаты,

На фотографиях конца
века персонажи обычно

редко встре•1аются листы

полу•1енные с сп1 помощью .

выстроены в одну линию ­

ложением объективных сте­

плопю1 ·0 картона с наклеен­

Да и сама ~fысль о воз мож­

шаг вперед или назад моде­

кол. Некоторые сн11мки эти ,

ными коричневатыми фото-

ности « ТеХНИЧеСКОГО » искус­

ли означал потерю ре:Jкости

судя по освещению , без вся­

1 ·рафиями и надm1Сью : «Ху­

ства даже в 70-е 1 ·оды. спус­
тя сорок лет после шобрете­
ния фотографии, была

юображс.ния. Так сняты

коп) сомнения сняты в па­

даже 1· руппы в несколько

вю1ьонс с устройством деко­

десятков человек , напри­

рации и аксессуаров. подхо­

революционной. Эту идею
утверждал Андрей Осипо­

мер , ювестная фото1· рафия
« Спор пей з ажистов и жан­

ЗАПЕЧАТЛЕННОЕ
ВРЕМЯ

дожественный альбом фото-

1·рафиИ с натуры ». И"Щание

позволило ему добиваться

с11стемои или особым распо­

11ека 1111же1 ·ородский фото 1 ·раф А.О.Карелии . Числ о

вич Карслин своим « Худо­

ристов » , изображающая ху­

дящих к обыкновенной
комнатной обспl/jовке. Вер­
ность перспективы. общая

жественным альбомо.м » и

дожников-передвижников .

отчетю1щ1сть, несмотря 11а

сохранившихся снимков,

всем своим творчеством.

Хитроумные английские

большое расстояние в пла­

нходивших в р:нные выпу­

Хотя в 70-е годы XlX века
фотография прочно вошла в

мастера снимали на отдель­

нах. обра'D!ЛИ внимание з!fа­
токов; глядя на большую
1·руппу госпоюrна с дамоИ';"

этого « Аш,бома» предпри­

нял в 7(~0-с годы

XIX

ск11 « Альбома » . превышало

ные негативы разные планы

сотню; опрсдсли1ъ то•11ю ,

быт всего мира , техниче­

и при печати с помощью

скшfько было таких выпус­

ское се оснащение было

сл ожнейшего маскирования

многие эксперты спрашива­

ков. еще предстоит . В 1878
пщу русский эксперт фото1·рафи•1сскоr·о rк1 ·щела Все­
мирноИ выставки в flариже
С.Л . Jlе1нщкий гюкюывал

ли меня , сколькими нС'l·ати­
вами эта группа отnс•tатана,
и тош,ко после долгих уве­

рений и самого тщательного

осмотра уб.ед1Ц1ись, что это

коллегам из дру1 · их стран

оттиск с одн(>1·0 цельного

« Полный аш,бом работ

негатива » ,

Карслина , который прою­

вовал С.Л.Ле11ицкий.

всл вы1 ·од1юе · впсчатление ,

Знаток фотоr·рафии
В.И.Срс·1невский ск<пал в
19<Ю году: «Фото1·рафи­

око11•1ившееся присужде­

нием .

..

"JОJютой медали » .

Двумя годами раньше « Аль­
бом фото1·рафий » был пред­

ставлен в Совет Академии
художеств , и <~втора удо­

стоили 'JВания фото1·рафа
Императорской Академии

-

свидетельст­

ческая композиция ·.1ароди­

лас1, в России, и первый, кп1

показал Европе..новый путь.
был КарСJ1ин в Нижнем
НовгоJJ9дС». В этом утвсrж­
дении нет преуне

ичсниst

-

художеств, что было равно

это были пути становления

'JВанию Поставщика Пвора и

эстетики фотоискусства.

давало право « иметь на вы­

Громmдкая arntapaтypa,

веске июбражсние Гос

малая чувствителыtость

-

дарственного 1 ·ерба » . Пока

коллоnиона и потому ·шачи­

нс и ·.1веспю, каков был

тельная, до минут доходив­

тираж « Лш,бома » , однако

шая «эксгюнировка», ка~

он опрелс;1снно прсдна:~на­

тогда говорили. отсутствие

•1ался нс только для подар­

еще нс изобрстсннон> затво­

ков , но и для реалюации .

ра создавали специфи•tсскис
условия .съемки. Фотограф

К семидесятым годам
прош;юm века 11со·1·1,см ­

тщательно вьктраивал 1·руп­

лемой принадлежностыо го­

пу, .:Jаоотясь нс только о

спшых ст;urи аш,бомы д.l)JI

выра·ттельности компtr:т­

больших « кабинетных » пор­

~tии, но и об уl\обствс для
позирующих. Н.Н.Ге JЦIЯ
своей картины «Тайная ве·
•1еря» лепил фигурки героев
и искал КОМПО'JИЦljЮ, lf'с~­
двигая и освещая их. Нечто
подобное происход11ло в па­
вильоне Карелина~ правда,

третов и мале11ьких

-

« ВИ­

шток » . Появилис1, альбомы
псlпажей и видов знамсн11тых <~рхитсктурных соору­

жсю1й, фоторепродукций

живописи' ~·рафики' фото1·р;1фии скульптуры.

150

-

весьма 11ссовсршен11ым.

ю~игалисr, нс глиняные фи-

1·урки. а живые люди . Сами
КОМRОЗИЦИОННЫС приемы

фотография выи1·ра11а у
портретной живописи .
Карелии занялся портрет-

художника Карелина по­

1ю11 фото1 ·раф11ей. Он посе­

•rсрпнуты из арсенала акаде­

ляется в Нижнем Новгоро­
де . городе Всероссийской
ярмарки , где ему была обес­

мнчсскш:о искусt-тва. Но нс
только Академия художеств
предопределила с1 ·0

пече11а обширная клиенту­

твор•rсство .

ра. И , снимая каждый день

Под вл11янием романти­

портреты . он постепснrю

•tеских идей художники.

приходит к созданию фото­

архитекторы. модсл~.сры и

картины.

даже ремесленники в р<l'!­

Себя 011 всс1щ1 •1увствовал

ных странах обращалис1, к

и 11ме1ювал художн11ком. а

стилям прошедших эпох .

не фотографом . Хотя одно

С1ндавасмыс на основе 11с­

IП ИНтерВЬЮ С ШtМ нчваНО

тори•1сских обращов пред­

« Фото1'Рафия , оfiещщощая

меты. книги. украшения .

убить живопись » , и . видимо,

тиражирова11ные посредст­

на :ша11ие это rюдска ·iано

вом новейших технолопtй.
сво·1ились 11а всемирные и

самим художником. он имел

региональные выставки. где

·шмену стщю1·0 рукотвор•1е­

в виду не смерть картины , а

мил:Лноны посетителей и бу­

ства новым . более совер­

дущих покупателей моr ·nи
видсп, их . К·арсш1н был ис­

ления картины

тинным сыном своего вре­

чсским.

мени. Когда он окон•1ил
Академию, где учился к<~к
портретист и истuр11•1еск11й

бом » входят так 11а:~ывае­

живописе11. специалист по

снятые на Вtпдvхс . пейзажи.

шенным способом изготов­

-

тсх1111-

В « Художественныи иль­
мые « ЦJМНЭПIЫС tрупnы »

11

сюжетам Священной исто­

портрстн~.rс этlоды. Зна•1и­

рии. СТё.1110 очевид110, что

тельное число снимков иJо·

а2итеть1

из Парижа
, ,..,,,,,,
,,rt.-

Четыре nисьма Алексея Ремизова nринес в
дар СФК московский врач Олег Всево­
лодович Чижов. Письма носят бытовой ха­

этот эпизод так. Однажды Ремизов принес
ему свою книгу " Что есть табак " и рассказал

ства. Работая во Франции шофером , он воз­
главил профессиональное общество русских
шоферов в этой стране.
Впервые Холмский и Ремизов встретились в

историю ее создания. Холмский посоветовал
автору записать ее. "Хорошо , -ответил тот ,
- я сделаю это для вас " . Прошло два года ,
Ремизов подарил Глебу Владимировичу руко­
пись под названием " О происхождении моей
книги о табаке" и попросил издать ее когда­
нибудь непременно ограниченным тиражом.
Просьба эта была выполнена. Сейчас Чижо­
ва-Холмского уже нет в живых , он похоро­
нен на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа , неда­
леко от могилы самого Ремизова.
Олег Всеволодович Чижов рассказал, что в

1933 году.

рактер. но интересны тем , что наnисаны свой­
ственной Ремизову стилизованной вя з ью.

Все о ни адресованы его дяде , Глебу Влади~и­
ровичу Чижову-Холмскому , nроживавшему в
П а риже , и датируются 1934-м , 41-м, 42-м и
44-м годами : Глеб Владимирович - музыкант
и композитор, коллекционер русского искус­

дол го исче зли и з поля зрения исследователей
творч е ства Реми з ов а.
Еще д о того как был орга низован Фонд куль­
ту ры. Олег Всеволодович п е редал музею де­
кабристов в Москве nисьмо генер а ла Ермо­
лова. А от сво е го родств е нника, та кже nро­
живающе го в Париже , он недавно nолучил
ценны е документы , свазин н ые с именем

Пушкина. Среди них прижизненные издания
поэта , а также книги о Наталье Николаевне
Пушкиной , изданные за рубежом, ни одного

экземпляра которых нет в Советском Союзе.

архиве его дяди кроме этих четырех писем

Этот дар , в который кроме книг входят кол­
лекция старинного оружия , икона XVI века ,
гравюра " Русские в П а риже " и другие релик­

в дружбу, длившуюся до самой смерти писа­

хранились неизданные рукописи писателя ,

вии , передан Чижовым мемориальному му­

теля, и Холмскому пришлось даже стать
и здателем книги Ремизова. Сам он описывал

которые , одна к о , были проданы другими

зею А . С.Пушкина в Москве.

Впоследствии знакомство перешло

111r дар Фон(}у кул1!Jmуры

наследниками частным лицам и , видимо , на-

Г . МАКСИМОВА

У БЕСКОРЫСТИЯ ЕСТЬ ИМЕНА
Так называлась первая выставка
даров Советскому фонду куль­
туры. Живопись, графика, книги,
автографы, письма, произведения
декоративно-прикладного искус­
ства. .. Еще недавно все они были
семейными реликвиями. Теперь же
станут народным достоянием.
Был на этой необычной вы­
ставке и необычный день-Д ень
дарителя. Состоялась встреча с
реставраторами, художниками,
книговедами, экспертами по
искусству и литературе, словом,
с теми, кто составлял научное
описание даров, кто продлил
жизнь многим памятникам куль­
туры, переданным в Фонд.
У каждого дара своя интерес­
нейшая судьба, за каждым - судь­
бы людей, бескорыстных и пре­
данных нашей культуре. Сегодня
многие дары уже поступили сог­
ласно воле их прежних владельцев
в известные столичные, в неболь­
шие периферийные или во вновь
создающиеся музеи.
У бескорыстия есть имена. ..
Вот первые из них.
ВАГРИНА
ВАЛЕНТИНА
ГРИГОРЬЕВНА
(1909-1987),
заслуженная артистка РСФСР,
вдова художника Н.И.Осенева
Передала около 300 работ своего
мужа, заслуженного деятеля
искусств РСФСР Николая Ивано­
вича Осенева (1909-1983).
Согласно воле дарительницы в
1988 г. в выставочном зале СФК
состоится персональная выставка
Н.И.Осенева. Затем работы по­
ступят в музеи Советского Союза.
ХАММ ЕР
АРМ А Н Д,
известный американский
общественный деятель
и предприниматель, коллекционер
Фонд Арманда Хаммера поддержи­
вает обмен произведениями искус­
ства, финансирует медицинские ис­
следования, содействует взаимопо­
ниманию между народами всего
мира в интересах прогресса.
Передал в дар полотно русского
художника Н.Богданова-Бель­
ского “Деревенский мальчик,
играющий на скрипке” , картину
И.Куликова “У околицы” (переда­
на во ВМО Государственная Тре­
тьяковская галерея), полотно
П.Верещагина “Вид города
Яссы” , картину И.Айвазовского
“ Берег Крыма в лунную ночь” , 5
рисунков И.Репина и факсимиль­
ное издание рукописи Леонардо да
Винчи.
НИКОЛАЕВА
ГАЛИНА
Н И КО ЛАЕВНА,
вдова художника С.Николаева
Передала более 120 живописных и
графических работ своего мужа,
Сергея Филипповича Николаева
(1889-1973) - театрального худож­
ника, ученика К.Коровина, народ­
ного художника БССР, лауреата
Государственной премии СССР.
Его эскизы декораций к оперным
спектаклям находятся в Централь­
ном театральном музее им.
А.А.Бахрушина, Центральном

музее музыкальной культуры им.
М.И.Глинки, Государственном
Историческом музее, музеях
Минска и других собраниях.
ТА У Б Е Р
ВИКТОР
И С А ЕВИ Ч ,
советский художник-иллюстратор,
участник всесоюзных и
зарубежных выставок
Передал в дар 45 своих работ иллюстрации к сказкам Г.-X. А н­
дерсена, Ш .Перро, к произведе­
ниям С.Маршака, к русским народ­
ным сказкам.
СОКОЛИКОВА
ОЛЬГА
ИВАНОВНА,
пенсионерка, живет в Москве
Передала предметы ювелирного
искусства конца X I X - начала XX
века, среди которых пасхальное се­
ребряное яйцо с многоцветной эма­
лью по сканому орнаменту и
уральскими самоцветами, имею­
щее клеймо мастерской Ф.Рюккерта и товарный знак О.Курлюкова; брошь с полосой мелких ал­
мазных роз фирмы К.Болина; по­
двеска в стиле модерн; брошь из
металла с лепсетковыми розетка­
ми из гранатов работы иешских
мастеров.
М ЕЖ ДУНАРОДНЫ Й
ФОНД
имени Людмилы Живковой,
учрежден 20 сентября
1982 года в НРБ
В рамках Фонда развивается дви­
жение “Знамя мира” , цель которо­
го поощрять и содействовать раз­
витию дарования детей и юноше­
ства под девизом: “Единство.
Творчество. Красота” .
В связи со 150-летием со дня гибе­
ли А.С.Пушкина Фонд передал
Собрание сочинений поэта на бол­
гарском языке в 10-ти томах, выпу­
щенное книгоиздательством Игна­
това в Софии; издания произведе­
ний А.С.Пушкина в Болгарии кон­
ца XIX - начала XX века; издания
произведений А.С.Пушкина 1980-х
годов и 16 оригинальных литогра­
фий заслуженного художника, про­
фессора Румена Скорчева к книге
“Александр Пушкин. Стихотворе­
ния и поэмы” , 1981 год.
Дар поступит в Государственный
музей А.С.Пушкина.
АЖ ИКМ АА-РУШ ЕВА
НАТАЛЬЯ
ДО Й ДА Л О ВН А ,
одна из первых балерин Тувы,
пенсионерка
Передает большую часть художе­
ственного наследия своей дочери,
безвременно ушедшей из жизни
юной художницы Нади Рушевой.
Поступило уже более трех тысяч
рисунков. По воле дарительницы
часть работ передана в Тувинский
краеведческий музей им. АлданМаадыр (г. Кызыл) и в Государ­
ственный музей А.С.Пушкина.
В сентябре 1988 года Советский
фонд культуры организует
персональную выставку Нади Ру­
шевой, а также планирует издание
альбома ее графики, набора
открыток и репродукций.

оссовский
ПЕТР
П А ВЛ О ВИ Ч,
народный художник РСФСР,
лауреат Государственной
премии РСФСР имени
И .Е.Репина,
член Правления Всероссийского
фонда культуры
По воле дарителя его произведе­
ния переданы Болгарскому фонду
“ 13 веков Болгарии” и Междуна­
родному фонду им. Людмилы Жив­
ковой; 12 живописных работ было
передано на родину художника - в
Кировоград, в Картинную галерею
и в музей М.Кропивницкого.
ТЕР-АРУТЯН
Х О РЕН ,
американский живописец
и скульптор
Передал авторские работы: скуль­
птуру “Голова принцессы” и кар­
тину “Девушка Ямайки” в Госуда­
рственный музей изобразительных
искусств им. А.С.Пушкина.
КВАСОВ
А Н АТОЛ ИЙ
СЕРГЕЕВИЧ,
резчик по дереву
треста “ Центрреставрация”
С его участием выполнены работы
по реставрации и восстановлению
резного декора зала в здании
М оссовета, в Музее-усадьбе
Кусково, в Доме-музее МуравьеваАпостола, в Доме-музее
М.Н.Ермоловой и др.
Передал резную раму для зеркала
орехового дерева, выполненную
им по собственному рисунку.
ИЛЬИЧЕВ
ЛЕОНИД
Ф ЕДО РО ВИ Ч ,
заместитель министра
иностранных дел СССР,
академик А Н СССР,
член Правления
Советского фонда культуры
Передал библиотеку художествен­
ной литературы в 2155 томов.
Согласно воле дарителя 63 книги с
автографами поступили в
Краснодарский музей истории ком­
сомола, 71 - в Краснодарское
станкостроительное объединение
имени Седина, 2021 - в сельсовет
станицы Пластовская Динского
района Краснодарского края.
А Н Б И Н Д ЕР
САМУИЛ
И ЗРА И Л Е ВИ Ч ,
пенсионер, живет во Львове
Передал около ста работ своей се­
стры Суламифи Израилевны Анбиндер (1904-1977) - ученицы
скульптора А.Матвеева. Она окон­
чила ВХУТЕИН в 1929 году, вы­
ставляться начала в 1932 году.
По воле дарителя произведения по­
ступили в Харьковский художе­
ственный музей.
ЧЕРНЕГА-БАЛ Л А
ЕЛЕНА
М ИХ А Й Л О ВН А,
искусствовед,
живет и работает в Ужгороде
Передала автолитографию народ­
ного художника РСФСР Г.С .Ве­
рейского.

ГЛЮК
РАИ С А

Ф И Л И П П О ВН А ,
АЛЕКСАНДРОВА-ГЛЮ К
ВАЛЕН ТИ Н А
ГА ВРИ Л О ВН А ,
живут в Ужгороде
Передали в дар работы заслужен­
ного деятеля искусств УССР ху­
дожника Гавриила Мартыновича
Глюка.
ЛАБУДСКАЯ
ОЛЬГА
ИВАНОВНА,
пенсионерка, живет в Москве
Передала бронзовую статуэтку
буддийского божества Махакола.
ЛУЧИШ КИН
СЕРГЕЙ
АЛ ЕК С ЕЕВИ Ч,
заслуженный художник РСФСР,
закончил ВХУТЕМ АС, входил в
общество станковистов (ОСТ)
Его работы “остовского” периода
находятся в крупнейших музеях
СССР.
Передал 100 своих живописных
этюдов 40-60-х годов.
ПРУТ
ИОСИФ
Л ЕОНИДОВИЧ,
заслуженный деятель
искусств РСФСР, драматург,
ветеран Великой
Отечественной войны
Передал коллекцию поделочных
камней.
СОБОЛЕВА
АЛЕК С АН ДРА
А Л ЕК С А Н ДРО ВН А ,
СОБОЛЕВ
ЕВГЕНИЙ
ПАВЛОВИ Ч
(Финляндия)
Передали в Государственный му­
зей-заповедник г. Петродворца се­
ребряный кубок - приз императора
Николая II победителю парусной
гонки 1898 года в Петергофе рабо­
ты фирмы Фаберже, а также книгу
и цветную репродукцию автопор­
трета И.Е.Репина 1863 года с ав­
тографами художника в Музейусадьбу И.Е.Репина “ Пенаты” .
КЕРБЕЛЬ
ЛЕВ
ЕФИМ ОВИЧ,
советский скульптор,
народный художник СССР,
действительный член А Х СССР,
Герой Социалистического Труда,
член Правления
Советского фонда культуры
Передал скульптурный портрет
В.И.Ленина.
ЛОСЕВА
И ННА
Н И КО Л А Е В Н А ,
старший научный сотрудник
ВНИИгаз,
кандидат экономических наук
Передала виолончель французской
работы XIX века.
ДВО Й Н И КО В
НИКО ЛАЙ
М ИХАЙЛОВИ Ч,
инженер-конструктор, ветеран
Великой Отечественной войны,
художник-любитель,
живет в Липецке
Передал свою живописную работу
“Вид на город Задонск от села
Волховское” .

IN TH IS ISSUE
ÉCX Д ето гу Prevails over Time” : with this thought AcademIVXician Dmitry Likhachev opens our first issue. “The future
belongs to the young,” writes this noted scholar and President of
the Soviet Cultural Foundation. “We must revive in the young the
faith in our culture, and restore their pride in their learning,
knowledge of the classics, and aesthetic standards.” This contribu­
tion is the first in our regulär section “Culture Today” .
Two gala concerts hâve now been sponsored by the Soviet
Cultural Foundation to raise funds for various projects. Lev
Sherstennikov’s photo feature “Open Your Hearts” in the “Face
of Our Times” section reports on these novel events.
The Cultural Foundation’s motto is “Preserve, Cherish and
Augment” . Under this title news is given of recent donations to the
Foundation, and its programme of activities. See such items as:
“Unpublished Gogol”, “Old Glassware”, “Rarities from Paris”, “A
Unique Album”, and “Generosity Is Remembered”. There are also
items about the Cultural Foundations of the different Soviet
Republics and about public initiatives in the arts and culture.
Among many “Enthusiasts” is Ivan Samoilov who singlehandedly restored a magnificent 19th-century church in a remote
village in the Urals. He also presented the Foundation with a fich
collection of folk art.
An unknown portrait of the famous 18th-century Russian
painter Levitsky appears in this issue for the first time.
In an interview with our correspondent Sergei Vlasov, the
Latvian poet Imants Ziedonis speaks of the changes taking place in
Soviet cultural life. Не describes new forms of educational work
and stresses the significance of moral values.
A richly illustrated article, entitled “The First in the World,”
about the Museum of Private Collections now being established in
Moscow, will be found under the regulär heading “Art Collectors” . The author is the initiator and organizer of the muséum, Dr
Ilya Zilberstein: an eminent art collector and scholar, his gift of a
large collection of Russian and world graphie art formed the
nucléus of the muséum.
Largely unknown and hence of particular interest are the items to
be found in the sections devoted to literature, history and philosophy.
There is an excerpt from the documentary “The Red Heart of
Russia” by Bessie Beatty, an American journalist. With John
Reed and Albert Rhys Williams she was an eyewitness of the
events of the October Revolution in Petrograd.
The issue also contains an unpublished article by the eminent
Russian thinker Pyotr Chaadayev, “Letter from Ardatov to
Paris,” which describes the philosopher’s attitude to the views of
the Slavophiles, and also a number of his unpublished letters.
The first publication of the р о ет by Marina Tsvetayeva, “No
Fighter Сап Serve in Two Camps,” Professor Vadim Bronguleyev’s essay on Nikolai Gumilev’s African travels, as well as

excerpts from the poet’s hitherto unknown travel notes and his
story, “Hunting in Africa” are of unquestionable interest.
Another feature of this issue is the hitherto unpublished autobiography of the eminent Russian scholar and philosopher Pavel
Florensky. “Toward the end of т у scholarly studies I experienced
a spiritual crisis when I became aware of the limitations of our
knowledge of the physical world,” wrote Florensky. “This state of
mind brought me under the influence of Lev Tolstoi (whom I had
previously ignored). Later it was expressed in a striving to perceive
the world in its universality as the truth - irrespective of, and contrary
to, the conventional scientific truths which are predominantly of
technical significance.” The article is accompanied by unknown
photographs of the scholar’s immédiate family and ancestors.
Of topical interest is Andrei Bely’s letter to Fyodor Gladkov
(also published for the first time), written at the time when the
Union of Soviet Writers was being organized.
Excerpts from Alexander Sredin’s article “Polotnyany Zavod”,
first published in the pre-revolutionary periodical “Bygones” tells
the story of the estate that formerly belonged to the Goncharovs,
relatives of Pushkin’s wife. It will be found in the section “From
Old Journals” .
There is also an excerpt from a little-known monograph by the
renowned Russian historian Vasily Klyuchevsky “The State of
Muscovy as Seen by Foreigners”.
The “World of the City” section opens with an article by Evgeny
Kumankov, “Once More About Moscow”. Kumankov deals with
the pressing problems of modem urban development and the need
to preserve the historical character of the Soviet capital.
Gennady Rozhdestvensky’s stories about Musorgsky, Stravin­
ski, and Prokofyev are printed in the section “Classics” . With
these stories the famous conductor used to introduce his concerts
of their works.
“Russian House in Liechtenstein” is an interview with the
well-known collector of Russian art Baron Eduard von Falz-Fein
whose family performed many services for Russia in the 18th and
19th centuries.
In a travelogue entitled “Avvakum’s Road to Calvary,” the
writer Arseny Larionov and the photographer and journalist Pavel
Krivtsov reconstruct a vivid image of one of the most remarkable
figures in Russian 17th-century history, the chronicler and
preacher Archpriest Awakum.
Serednikovo near Moscow was once the country home of
Mikhail Lermontov’s family. It is now time to make it one of the
attractions of the Moscow région and a worthy monument to the
great poet.
Magnificent old photographs accompanied with a story about
the photographer Andrei Karelin, one of the first art photographers in Russia, open the section “Captured Time” .

OUR HERITAG E, No. 1

NOTRE H ERITA G E, No. 1

UNSER ERBE, N r. 1

CONTENTS

SOMMAIRE

INHALT

Dmitry Likhachev: Memory Prevails
overTime / 1
Lev Sherstennikov: Open
YourHearts / 5
Preserve, Cherish and Augment /1 1
OldGlassware / 13
Ilya Zilberstein: The Moscow
Museum of Private
Art Collections / 14
To a Populär Него / 29
Shooting into the Heavens:
a Conversation with the Poet
Imants Ziedonis / 30
Benois Family Museum / 37
Remembrance Day / 38
YuriMann: Unpublished Gogol / 40
Irina Smirnova: Single-handed
Restoration l 43
Savely Yamshchikov: An Unknown
Portrait of Levitsky / 48
Father's Paintings. A Unique
Album / 50
Literature, History and Philosophy
Bessie Beatty: The Red Heart
ofRussia / 51
Pyotr Chaadaev: Letter
from Ardatov to Paris
(unpublished) / 63
Marina Tsvetayeva: “No Fighter
Can Serve in Two Cam ps...” / 72
Pavel Florensky:
Autobiography / 74
Vadim Bronguleyev: Gumilev’s
African Notebook / 79
Nikolai Gumilev: Hunting
in Africa / 88
Andrei Bely: Letter to Fyodor
Gladkov / 92
Vasily Klyuchevsky: The State
of Muscovy as Seen by
Foreigners / 95
From Old Journals: “Bygone Years”
Alexander Sredin: Polotnyany
Zavod / 104
Evgeny Kumankov: Once More About
Moscow / 113
Society for the Defence
ofRarities / 122
A Russian House in Liechtenstein:
a Conversation with Eduard
von Falz-Fein / 123
Gennady Rozhdestvensky:
Introductions / 128
Arseny Larionov: Avvakum's Road
toCalvary / 134
Vladimir Potresov: Serednikovo:
Lermontov's Country Home / 142
A Museum... that Doesn't
Exist? / 149
Anatoly Semyonov: Photographer
from Nizhny Novgorod / 150
Rarities from Paris / 158
Generosity Is Remembered / 159
In this Issue / 160

Dimitri Likhatchov. La mémoire
est plus forte que le temps / 1
Lev Cherstennikov. Ouvrez
vos âmes / 5
Préserver, mettre en valeur,
enrichir / 11
Verreries anciennes / 13
Ilya Silberstein. Le premier
au monde / 14
Hommage à un héros / 29
Quand l’archer prend le ciel pour
cible. Entretien avec Imants Ziedonis / 30
Musée Benois / 37
Mémoire / 38
Youri Mann. Inédits de Gogol / 40
Irina Smirnova. Un bon guerrier
vaut toute une armée / 43
Savéli Yamtchikov. Un portrait
de Lévitski / 48
Un album unique. Tableaux
d’un père / 50
Belles-lettres, histoire,
philosophie
Bessie Beatty. Le cœur rouge
de la Russie / 51
Piotr Tchaadaïev. “J’aimais
mon pays à ma m anière...” / 63
Marina Tsvétaïéva: “On ne saurait
défendre deux camps à la fois” / 72
Pavel Florenski. Autobiographie / 74
Vadim Brongouléïev. Notes
d’un voyage de Nikolaï Goumiliov
en Afrique / 79
Nikolaï Goumiliov. Safari / 88
Andréi Biély. Lettre inédite
à Fiodor Gladkov / 92
Vassili Klioutchevski. Mémoires
des étrangers sur l’Etat
moscovite / 95
En lisant les vieilles revues:
“ Les Années passées”
Alexandre Srédine. Polotniany Zavod / 104
Evguéni Koumankov. Moscou,
toujours Moscou /1 1 3
Société de la protection
des antiquités / 122
Une maison russe au Liechtenstein.
Entretien avec Eduard
von Falz-Fein / 123
Guennadi Rojdestvenski.
Préambules / 128
Arséni Larionov. La trace laissée
par les fers de l’archiprêtre
Avvakoum / 134
Vladimir Potressov: Sérednikovo
de Lermontov / 142
Un musée... qui n'existe pas / 149
Anatoli Sémionov. Un photographe
de Nijni Novgorod / 150
Des raretés en provenance
de Paris / 158
Les généreux donateurs ne restent
pas anonymes / 159
Résumé en anglais / 160

Dmitri Lichatschow.
Das Gedächtnis ist stärker als
die Zeit / 1
Lew Scherstennikow.
Wohltätigkeitsveranstaltungen / 5
Erhalten, erforschen,
vervielfachen /1 1
Altes Glas / 13
Ilya Silberstein. Museum
für geschenkte Privatsammlungen / 14
“Wassili Tjorkin” ein Volksheld / 29
Der Schütze schoß in den Himmel
Gespräch mit Imants Ziedonis / 30
Das Museum der Familie Benois / 37
Der Tag der Erinnenrung / 38
Juri Mann. Unbekannte
Gogol-Briefe / 40
Irina Smirnowa. Unschätzbare
Verdienste / 43
Saweli Jamstschikow.
Ein unbekanntes Porträt
von Lewizki / 48
Unikales Album. Werke
des Vaters / 50
Literatur, Geschichte, Philosophie
Bessie Beatty. Das Rote Herz
Rußlands / 51
Pjotr Tschaadajew. “Ich liebte
mein Land auf eigene W eise...” / 63
Marina Zwetajewa. Unveröffentlichtes
Gedicht / 72
Pawel Florenski. Autobiographie / 74
Wadim Brongulejew. Das afrikanische
Tagebuch Nikolai Gumiljows / 79
Nikolai Gumiljow. Afrikanische
Jagt / 88
Andrej Bely. Ein unveröffentlichter
Brief an Fjodor Gladkow / 92
Wassili Kljutschewski. Ausländer
über das Moskauer Reich / 95
“Staryje G ody” (“Alte Jahre”)
Alexander Sredin. Polotnjany
Sawod / 104
Jewgeni Kumankow. Noch einmal
über Moskau / 113
Gesellschaft zum Schutz
von Altertümern / 122
Ein russisches Haus
in Liechtenstein. Gespräch mit
Eduard von Falz-Fein / 123
Gennadi Roshdestwenski.
Präambeln / 128
Arseni Larionow. Spuren
der Fesseln Awwakums / 134
Wladimir Potressow. Lermontow
in Serednikowo / 142
Museum... ja oder nein? / 149
Anatoli Semjonow. Meister
der Helldunkelfotografie / 150
Raritäten aus Paris / 158
Selbstlosigkeit hat Namen / 159
Resümee / 160

Современность и культура

11

Д.С.Лихачев
П амять преодолевает время
Ликдня

Подвижники

По страницам старых журналов

/ 43

Ирина См и р н ова
И оди н в поле вои н
Публикация одного памятника

15

Лев Ш е р стенников
Откройте ваши души

1 48

Савел и й Я мщи ков
П ортрет кисти Левиц к ого
Дар Фонду культуры

1 50

Ун и кальный альбом

Рисунки отца

Город как мир

1 51

Бесси Битти
Красное серд ц е Росс и и
Публикация А.Савельева
Отечественная мысль

1 63

П.Я. Ч аадаев
" Я любил мою страну п о-своему"."
Публикация Б.Тарасова

Классика

1 128

Геннадий Рождественский
П реамбулы
Память

1 134

Арсений Ларионов
Кандальный след Аввакума

1 142

Владимир Потресов
"Высоких лип стал пасмурней навес ... "
Середниково лермонтовское

1 11

Сохра н ять , осваивать, приумножать
Дар Фонду культуры

1 123

Русский дом в Лихтенштейне
Беседа с Эдуардом фон Фальц-Фейном

Пенаты
Хроника СФК

1 122

Общество защиты древностей
Мосты

Мемуары

/ 113

Евгений Куманьков
И снова о Москве
Хроника СФК

Литература , история, философия

1 104

" Старые годы"
Александр Средин
Полотняный завод

1 13

Старинное стекло
Среди коллекционеров

1 14

И.С.Зильберштейн
П ервый в мире

Архив

1 72

Марина Цветаева

"Двух станов н е боец"."
Публикация Е. К оркиной
Биографии в фотографиях, портретах,
документах 1 74

П авел Флоренский
Автобиография
Публикация М. и А.Трубачевых
и П .В.Флоренского
Архив

Хроника СФК

Народному герою
Вчера

-

сегодня- завтра

/ 30

Стрелец стрелял в небо
Беседа с Имантом Зиедонисом
Мосты

1 37

Музей ди н астии Бенуа
Хроника СФК

1 38

Де н ь П амяти
Дар Фонду культуры

1 40

Ю.Манн
Н еизвестные строки Гоголя

2 рубля

1 79

Николай Гум и лев / 88
Африканская охота
Архив /

92

Андрей Белый
Неопубликованное письмо Ф. Гладкову
Публикация С.Гладковой
Былое

1 149

Запечатленное время

1 150

Анатолий Семенов
Нижегородский светописец
Дар Фонду культуры

1 158

Раритеты из Парижа
У бескорыстия есть имена

/ 159

In this lssue / 160

Вадим Бронгулеев
Африканский дневник Н .Гумилева

1 29

Как храним?

Музей". которого нет?

1 95

В.О.Ключевский
Сказания иностранцев
о Московс к ом государстве
Предисловие Р.Скрын н икова

В следующем номере:
Образ русской женщины
Портреты в личных собраниях.
Святослав Рихтер
" Врываясь в мировой оркестр".
Из Философского наследия

Владимир Соловьев

Статьи. Воспоминания.
Три рассказа
Владимира Набокова.
Страницы дневника
Корнея Чуковского .

ISSN0234-1395Индекс70645"Нашенаследи е " , 1988.Nо

1.1-160