/
Author: Гачев Г.Д.
Tags: этнография этнос этникос этническая история культура традиции история цивилизаций народы мира менталитет народов
ISBN: 978-5-699-28541-9
Year: 2008
Text
ББК 63.5
Г 12
Оформление серии Н. Никоновой
Гачев Г.Д.
Г 12 Ментальное™ народов мира. — М.: Алгоритм, Эксмо,
2008.— 544 с. — (Философский бестселлер).
ISBN 978-5-699-28541-9
Посмертное издание известной книги Г.Д- Гачева — крупнейшего
специалиста по менталитету народов мира. Национальный мир и
национальный ум рассматриваются Г.Д. Гачевым на разных уровнях: в быту, языке,
религии, литературе, искусстве, естествознании.
В книге даны портреты многих стран и народов; ее философско-тео-
ретическую часть дополняет основанная на личных впечатлениях автора
«исповедь» «Как я преподавал в Америке».
ББК 63.5
© Гачев Г. Д., 2008
© ООО «Алгоритм-Книга», 2008
ISBN 978-5-699-28541-9 © ООО «Издательство «Эксмо», 2008
ОТ АВТОРА
Национальное — стало жгучей проблемой в современном
мире. Политики разжигают национализм и торопятся
практически «решать», не подозревая, с какой многослойной толщей
бытия и культуры тут приходится иметь дело.
Наш подход—не прагматико-идеологический, но культурно-
эвристический: понять национальное как особый талант зрения,
в силу которого человек (ученый, художник...) из данного
народа склонен открывать одни аспекты в бытии и духе, а выходец из
другой традиции — иные. Наша цель — явить взаимную
дополнительность, как бы разделение исторического и культурного
труда между странами и народами, описать национальный мир
и ум как инструмент с особым тембром в симфоническом
оркестре человечества и так продемонстрировать богатый спектр в
наличном достоянии современной цивилизации Земли.
Возлюбленная непохожесть — этим дорожить надо, это наша
общая ценность. Ценить надо то, что не я и не мы, а значит,
знают и умеют то, что восполняет — мое уникальное тоже
умение и понимание... Таков пафос сей книги. Она призвана
содействовать взаимопониманию между народами и культурами.
Предлагаемая книга — две ее части — как фотография и
рентген. В первой части автор выходит как маститый ученый на
кафедру, мэтр, профессор, и излагает в сжатой форме итоги
своих 30-летних описаний национальных образов мира. Во
второй — дан дневник его жизни в тот осенне-зимний семестр
1991 года, когда он читал этот курс лекций в Весленском
университете в США, дан снимок его внутренних ощущений,
переживаний, мыслей. Предстает он во всей беззащитности как
человек живущий... — «пока не требует поэта к священной жертве
Аполлон...» Прецедент этому —«Доктор Фаустус» Томаса Манна
и его «Роман о романе» — воспоминание о том, как писался
роман. Ното —потом, а тут —сразу.
Итак, первая часть — экстравертность: автор выносит наружу
выношенные в предыдущих трудах мысли об объективных
предметах — в данном случае дает панораму национальных миров и
6
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
их ментальностей. Вторая часть —интравертность: автор
ввернут внутрь себя и исповедуется, как на духу — как перед
понимающим другом, как перед Богом, ничего не скрывая, хоть и
стыдясь... Просто, не имея друга-собеседника, исповедовался
бумаге.
Рацио и Эмоцио. Или, точнее: в первой части —
эмоциональная (ибо образная, художественная) мысль, умозрение, а во
второй — осмысление чувств в то время, как трудился ум в
Слове.
Такой книги еще не было. Ибо или — или: или курс лекций и
трактат, или мемуары, дневник. «Но смешивать два этих
ремесла...»? — вот в этом-то и смысл, и пафос, и открытие жанровое,
на что осмелился автор сей книги.
То есть, Дело — и Как это делается.
И еще одно важное предуведомление.
Национальные образы мира я описывал почти 30 лет. 16 томов
рукописей захватить с собой в Америку я, естественно, не мог, и
когда мне надо было в 3—4 лекциях описать Английский или
Итальянский, или какой другой образ мира, я мог опираться
только на память... Но это и хорошо: вспоминались только
самые важные тезисы, идеи, образы. Так что забвение
выполняло абстрагирующую, отсеивающую работу.
Во-вторых, лекции я читал на английском языке. Не владея
им как родным, я был несколько стеснен в выражении мысли: не
мог предаваться раздольной игре слов и образов... Но это и
лучше: в результате текст — а я был должен писать свои лекции
заранее, не надеясь на экспромт, — вышел более жилистым,
мускулистым. На русском языке я такого сжатого курса лекций
не смог бы написать: соблазнялся бы там и сям порастекатися
мыслию по древу...
Когда же курс был прочитан и вот возникла идея дать его и
для русской аудитории, я принялся — переводить себя... — на
себя же! Предлагаемый текст — это как бы авторизованный
самоперевод с английского. При этом иногда возникали
нечаянно «англицизмы» — совершенно понятные неуклюжести, но
они так освежительны, что я их не правил.
К курсу лекций я присовокупляю несколько национальных
«портретов», которые написаны отдельно. Они добавляют свои
краски к спектру национальных миров, предложенному в этой
панораме.
За сим — пойдем на встречу друг с другом, читатель!
8 июня 1995 г.
Переделкино.
Книга 1
Курс лекций
Часть первая
ОБЩИЕ ВОПРОСЫ
ЛЕКЦИЯ 1
Здравствуйте! Значит: желаю я вам здоровья, мой
слушатель или читатель. Итальянец же бы вас приветствовал так:
Come sta? = «Как стоишь?» Француз же бы поинтересовался:
Comment ça va? = «Как это (нечто) идет?» Подобно и немец: Wie
geht' s? = «Как идется?» Иудей сказал бы «Шалом!», что значит:
«Мир!» Англичанин (и американец) бы спросил: How do you do?
= «Как вы делаете?»
Уже в простом и повседневном акте взаимного приветствия
люди разных народов выражают свои «символы веры»,
подчеркивают, что ценно для них в существовании. Для русских —
здоровье, целостность, для англичан и американцев — работа,
труд, для евреев — мир, для итальянцев — стабильность,
статика, вертикальное измерение бытия, для французов и
германцев — движение, динамика...
Таким образом, уже в повседневной речи мы разговариваем
на языке сверхценностей, используем философские идеи и
принципы, но не осознаем того, употребляя их бессознательно.
И я призываю вас быть внимательными к привычкам будничного
словоупотребления. Многие фундаментальные категории и
понятия там залегают, подразумеваются. Если мы осознаем их,
это даст нам важное средство проникновения в арсенал
архетипов и принципов, в шкалу ценностей, что формируют
национальную ментальность данного народа, его культуру. Корни
слов в особенности содержат ключи к основополагающим
идеям, и в них надо вслушиваться острым слухом, испытывать
их и допытываться.
Я называю мою тему — «Национальные образы мира». Или —
«Этнические картины мира» (Ethnic Pictures of the World) — так
перевели в Америке в 1969 году мою первую статью на эту тему:
«Национальные картины мира», опубликованную в журнале
«Народы Азии и Африки», 1967, № 1. Или — «Национальные мен-
тальности». Я предполагаю (еще до исследования предмета,
так что это — гипотеза), что каждая национальная целостность:
10
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
народ, страна, культура — имеет особое мировоззрение,
уникальную шкалу ценностей. Я не стану настаивать на строгом
определении терминов: «национальный», «этнический»,
«региональный» и т. п. Они практически переплетаются, их границы
размыты. Но и того смутного представления о них, которое
каждый имеет, будет достаточно для нашей цели и работы.
Предаваться изощренным предварительным дискуссиям по
уточнению терминов — эта софистика была бы тратой времени: в ней
завязнешь до дела самого. «On s'engage et puis on voit», —
говаривал Наполеон. «Надо ввязаться в дело, а там видно будет».
А дело наше — конкретные описания, сопоставления и
толкования различных национальных целостностей: Россия, Америка,
Греция, Франция... Одни из них, как Россия и США, —
сверхнациональные образования, а Древняя Греция существует в
настоящее время лишь как культурный феномен, но термин
«национальное» в состоянии обнимать и покрывать все эти реальности.
В предпринимаемой нами работе есть серьезная
интеллектуальная польза: понимание того, как одна идея, та же вещь
может представляться и пониматься различным образом, вариант-
но, — это расширит умы, освободит их от стереотипов. Есть
также и этическая, моральная ценность в такого рода
исследовании: если я буду осознавать ограниченности своего кругозора
и понимания (не только как мои личные, но и как
проистекающие от моего членства в данной национально-культурной
целостности), я буду с большим уважением относиться к другим
народам, которые могут видеть и понимать вещи и идеи,
которых я не понимаю.
Есть даже своего рода психотерапия в такого рода
медитациях. Ведь каждый человек обеспокоен насчет своей
«идентичности»: куда себя отнести, к какой группе? Каждый принадлежит к
той или иной этнической группе или есть дитя смешения
народов, живет или на родине, или в другой стране, на «чужбине».
«Кто же я такой? — это первый и главный вопрос при
пробуждении ума или рефлексии. — Русский, англичанин, грузин, еврей,
американец?» А если американец, то какого происхождения:
ирландского, польского, итальянского, китайского?.. «Познай
самого себя!»—древняя сократова заповедь каждому человеку.
Но реализована она может быть только в процессе познания
окружающего мира. Это двуединая задача и работа: познавай
себя и познавай мир.
Для меня — я должен признать это сразу — проблема
национального самоопределения была одним из главных стимулов,
побудивших меня заняться темой «Национальные образы ми-
12
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ству, я испытал: и любовь, и семью, и красоту в природе и в
искусстве, причастился к сокровищам культуры, испытал
наслаждение свободной мысли и радость творчества... Только вот
мира не видел, не мог путешествовать в другие страны: не
посылали, не пускали, да и денег не было. У нас ведь, в Советском
Союзе, за «железным занавесом», только «проверенным
товарищам» дозволено было выезжать... Я очень страдал от этой
невозможности. Даже такой эпизод был в моей жизни, когда я,
тридцати трех лет от роду, будучи кандидатом наук и научным
сотрудником Института мировой литературы Академии наук,
бросил все и нанялся плавать матросом в Черноморском
пароходстве в надежде попасть в загранплавание и увидеть таким
образом мир. В течение двух лет ( 1962—1963) работал моряком
на Черном море, но мне не открывали визу... Я вернулся в
Институт и принялся читать о разных странах и культурах,
описывать их, сравнивать. Теперь я понимаю, что мои описания
национальных образов мира стали моим способом
путешествовать—умом и воображением. На несколько лет я зарываюсь в ту
или иную страну: в Индию, Германию, Америку и т. п., читаю о
природе, истории, обычаях, кухне, религии, изучаю литературу,
философию, науку и технику, проникаюсь национальным
языком и его логикой — и в результате пишу портрет этой
национальной целостности. Таким образом я удовлетворял свою
потребность видеть мир в течение 30 лет. Много таких портретов
мною написано, целая серия в 16 томах. Некоторые уже
начинают публиковаться, но большинство — еще у меня в рукописях.
Некоторое резюме этих исследований и «дайджесты»
национальных портретов и будут мною предложены в этих лекциях.
То, что я исповедуюсь в личных мотивах своих научных
исследований, нарушает принятый в науке этикет, согласно которому
всякие чувства, психологию, авторскую субъективность следует
оставлять за скобками, а подавать надо объективные
результаты, — а что нам до твоих эмоций и прочих слез и соплей!.. Но
ведь всякая научная теория имеет личностное происхождение,
и отдать себе в этом отчет важно не только для честности
мысли, но и для ее глубины и именно объективности. Ведь при
открытых картах идет тогда научная игра, и слушатель и
читатель может видеть мои ограниченности и где меня заносит
страсть в односторонность идеи, и имеет возможность со
стороны меня судить и выправлять мою мысль. Да и вообще такая
«отчетная» авторская мысль прозревает вещи и сцепления,
которых не зрит мысль безотчетная. Потому я именую такое
мышление Привлеченным (ATtract) — к ответственности, в том числе
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
13
и передо мной как человеком живущим, в отличие от мышления
Отвлеченного (ABStract), которое почтенно и ритуально в науке.
А культурологию, которую я развиваю, я называю
ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОЙ КУЛЬТУРОЛОГИЕЙ.
В экспериментальной физике XX века столкнулись с тем, что
прибор влияет на получаемые данные опыта: потоки
элементарных частиц, пролетая в поле прибора, испытывают из-за него
отклонения, и надо делать поправку на вторжение прибора в
опыт. Ну а в гуманитарной науке что прибор? А вот я — такой-
сякой человек, подверженный страстям, комплексам и
настроениям, которые гнут мысль сегодня в этом направлении, а
завтра, встань я с другой, там с левой ноги, — в ином. На все это и
надо делать поправку — и хорошо, когда сам это делаешь или по
крайней мере не умалчиваешь, а вносишь в текст, а читатель уж
да смекает и судит сам...
Итак, эти мои портреты национальных целостностей
неизбежно субъективны, это МОИ ОБРАЗЫ о национальных образах
мира разных стран и народов. Читатель пусть сомневается,
критикует, моя мысль да провоцирует его собственную, порождает
творческую активность его ума — чего же более может ожидать
автор от своего текста? Уменя нет претензии и амбиции дать
точное понятие (это и невозможно в подобных материях), но
стремлюсь дать идею, представление об избранном предмете,
раскрыть его проблемность.
В последние годы я наконец получил возможность повидать
некоторые из стран, которые я перед тем описывал в своей
манере «интеллектуальных путешествий» (как у Стерна —
«сентиментального путешествия» жанр). С удовлетворением я
обнаружил, что мои основные интуиции оказались верными. Я внес,
разумеется, некоторые поправки в свои описания под влиянием
конкретных впечатлений и наблюдений. Но, к своему
удивлению, я не нашел в душе того творческого импульса, который
двигал моим умом, когда я должен был работать только
внутренним видением умозрения, когда я мог за один год (зимой
1975—1976 гг.) написать тысячу страниц об американском
образе мира — книгу, которую бы я, если издавать, озаглавил:
«Америка глазами человека, который ее НЕ видел».
Так я осознал, что мой интерес и азарт заключается не в том,
чтобы ЗНАТЬ точно, но в том, чтобы, не зная, — УГАДАТЬ
правдоподобно. Вот что возбуждает творческую силу во мне. ЭРОС
УГАДЫВАНИЯ — вот что вдохновляет и ведет в такой работе.
Живые впечатления этому даже мешают. В отличие от
журналиста, который в своих очерках описывает множество любопыт-
14
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ных особенностей и курьезных деталей, я стремлюсь
докопаться до некоего единого принципа, что лежит в основании всего
сооружения национальной жизни, цивилизации, составляет его
динамическую душу, «энтелехию» (= «целевую причину»),
которая, по Аристотелю, в начале и в конце данного организма,
целого, и одушевляет развитие и ведет как бы спереди, из
будущего, и проследить затем ее разветвление в многообразии
фактов здешней жизни и культуры. Платон полагал, что наше
познание есть в сущности ПРИПОМИНАНИЕ того, что душа
врожденно знала, но забыла среди забот и впечатлений
повседневной жизни, а вот в сосредоточении умозрения может
восстанавливать это знание. Подобным образом и наш разум
обладает способностью реконструировать различные
миропонимания как возможности и вариации Мирового Духа, а также и
нашего личного сознания с Ним...
То, чем я и мы будем заниматься, — это не «национальная
проблема», не «национальный вопрос» —эта болезненная,
мучительная и неразрешимая дилемма (ПОЛИ-лемма, лучше
сказать, ибо множество в ней поворотов...), что обуревает
фанатиков и доводит до головной боли политиков во все времена, в том
числе и нынешнее. Для меня это не проблема, которую надо
разрешать бинарным: «или — или» способом, но —
гносеологическая радость, благословенное изобилие интеллектуальных
вариаций, в каких можно представлять идеи и творить вещи.
Индивидуум, выросший в атмосфере определенной национальной
культуры, одарен ею талантом особого видения явлений
бытия —даже в физике, не говоря уж об искусстве и поэзии.
Национальная природа и дух питают интеллект и воображение своих
детей, снабжают особыми архетипами, оригинальными интуи-
циями, неповторимыми образами, странными ассоциациями.
ЭВРИСТИЧЕСКАЯ сила национальной ментальности: дар
открывать и изобретать особым образом — вот что меня интересует
более всего.
Я осознаю, что много возражений можно выдвинуть против
моего подхода, и я сам лучше всех мог бы оспаривать свои же
построения. Мне возражают: так ли уж различны умы народов?
Разве не все мы одинаковые человеческие существа,
способные понимать все? Разумеется, все равные и равноценные. Но
взгляните на инструменты оркестра. Они все — музыка, все
исполняют ее. Но один — флейта, другой — скрипка, труба, фагот,
арфа... Каждый обладает своим тембром и добавляет свою
краску в симфонию Вселенной. И следует ли нам обижаться на
другой инструмент из-за его неравноподобия мне: валторне,
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
15
например, на фортепиано? Напротив, восхищаться надо,
обожать его особый тембр и талант, то особое знание и умение,
которыми он одарен, а я их лишен, не умею так. ВОЗЛЮБЛЕННАЯ
НЕПОХОЖЕСТЬ! Вот что да будет наш пафос в исследовании
национальных особенностей.
Отличия народов друг от друга с самой древности занимали
умы. Для первобытного племени другое — это уже не «мы», что у
славян, например, в отношении германцев высказалось: они —
НЕМЦЫ, то есть то ли «не мы», то ли «немы» = не умеют говорить
по-нашему. Все человечество в примитивном сознании
совпадает с нашим племенем, этносом, а прочие —это уже «нелюди»,
часть природы. (Этноцентризм и национализм у современных
людей — рудимент такого воззрения.) С развитием контактов и
в ходе истории стали понимать, что другие этносы — это тоже
люди, но только иные. Путешественники, торговцы стали
описывать разные страны, так что именно в книгах по
землеописанию — географии находим характеристики народов как
обитателей своих (нам чужих) стран. Знаменита и интересна в этом
отношении «География» Страбона: она сводит и обобщает
знания античности о странах и народах Европы, Азии и Африки. Но
до того в книгах по истории эти данные можно было встретить, в
частности в «Истории» Геродота. И у философа Платона в его
диалогах, например в «Государстве» и «Законах», есть
наблюдения и размышления об образах жизни и понятиях разных
общественных групп, народов и соответствующем им устройстве
государств.
В Новое время классические сочинения, близкие к нашей
теме, следующие. Джамбатиста Вико — «Основания новой
науки об общей природе наций» (1725), Монтескье — «О духе
законов» (1748), Гердер — «Идеи к философии истории
человечества» (1784—1791), Гегель —«Философия истории» (лекции в
1820-е гг.), Данилевский — «Россия и Европа» (1869),
Шпенглер — «Закат Европы» ( 1918—1922), Тойнби — «Исследование
истории» (1934—1961). Собрали богатейший материал и
расширили наши представления о менталитете народов мира
исследования по первобытной культуре — Тэйлора, Фрезера,
Леви-Брюля, Леви-Стросса, Е.М. Мелетинского. Науки,
занимающиеся предметами, входящими в круг наших интересов, —
это этнография, лингвистика, семиотика, социокультурная
антропология, культурология и др. Назову также авторов, труды
которых имеют непосредственное отношение к тому, чем мы
занимаемся: Л.Н. Гумилев, Д.С. Лихачев, Ю.М. Лотман, В.Н.
Топоров, Вяч.Вс. Иванов, С.С. Аверинцев, А.Я. Гуревич и другие.
16
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ЛЕКЦИЯ 2
Нас интересует не национальный характер, а национальное
воззрение на мир, не психология, а, так сказать, гносеология,
национальная логика, склад мышления: какой «сеткой
координат» данный народ улавливает мир и, соответственно, какой
Космос (в древнем смысле слова: как строй мира,
миропорядок) выстраивается перед его очами и реализуется в его стиле
существования, отражается в созданиях искусства и теориях
науки. Этот особый «поворот», в котором предстает бытие
данному народу, и составляет национальный образ мира.
Плодами истории являются как цивилизация, общая для всех
и способная переноситься и строиться, так и культура, которая
вырастает. Нельзя построить дерево. (Хотя тут же ловлю себя
на слове и возражаю: а по-немецки «дерево» = Baum, от глагола
bauen = «строить», так что как раз «построенное» оно буквально
и значит! И вот уже задача для будущего распутывания...)
Цивилизацией современные народы сближены, культурами
различены, и в этом, с одной стороны, возможность взаимопонимания,
а с другой — красота разнообразия.
Но с чем постоянно сталкиваешься в общении? Все
произносят одни и те же слова — и на политических конференциях, и на
международных научных симпозиумах, а ведь люди из разных
культур разумеют под ними очень разные вещи. Знаки — те же
самые: «бог», «права человека», «справедливость», «закон»,
«время» и «пространство», «секс», «хороший вкус»,
«художественное» и т. п., но понимание, комплексы представлений и идей,
что залегают под этими знаками, различны, а иногда и
противоположны. И как могут быть одинаковыми представления,
например, о «свободе» у англичанина, который датирует традицию
личных гражданских свобод еще с «Великой хартии вольностей»
XIII века и для кого «свобода» значит self-madeness,
самостроительство и самоответственность, сдержанность и
самообуздание, способность владеть собой и условиями своего
существования, — и у русского, или, как говорят ныне, «россиянина»,
который только вышел из патерналистских режимов империи и
социализма и который может понимать свободу прежде всего
как развязывание внешних уз и удержей, как волю вольному и
что теперь все позволено?.. Или о «рыночной экономике»: как
могут вкладывать одно и то же понятие в эти слова американец,
у которого его цивилизация уже при ее основании почти четыре
века назад строилась на этом принципе свободными
индивидами и с тех пор постоянно развивалась в одном этом направле-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
17
нии, совершенствуя этот тип производства, — и тот же самый
россиянин, кто после почти века
коллективно-социалистической экономики и воспитания находится сейчас в понимании о
том, что есть рынок, даже не на нуле, а в минусе?.. Но и
напротив: понятия о «братстве», «товариществе»,
«самопожертвовании за родину» — тут русский американцу сто очков вперед
даст. Или в «беседе по душам» и о «высших материях», о
«смысле жизни», не считаясь со временем, не переводя его в деньги...
Беда же — в том, что об этой разности разумеемого и
подразумеваемого под одними и теми же терминами и словами в
большинстве случаев и не подозревают. Чтобы мнимое
взаимопонимание максимально приближалось к действительному,
надо делать поправку на национально-историческую систему
понятий и ценностей, т. е. учитывать, что представитель другого
народа может видеть мир несколько иначе, чем я.
Но как? Что видит он в мире такого, чего я не вижу? И от чего
это зависит? Вот в чем загвоздка. Если удалось бы как-то
прояснить этот вопрос, в наше распоряжение поступил бы словно
некоторый «коэффициент», который облегчал бы контакты
между народами и культурами.
В общем виде решение проблемы национальных
мировоззрений ясно: интернациональное и национальное находятся в
единстве, определяемом единством мирового исторического и
культурного процессов. (Хотя сразу сомнение возникает: есть
ли на самом деле такое «единство» или это —старомодное
гегельянское представление?) Однако, как только мы пытаемся
более конкретно определить, в чем именно заключается
национальное своеобразие данной целостности, культуры, нас сразу
подстерегает ряд опасностей.
Это, во-первых, произвол, импрессионизм и
необязательность суждений. Эту опасность можно постараться
предотвратить с помощью сравнительно-исторического подхода.
Во-вторых, затрагивание национальных чувств, обычно очень
щепетильных к попытке определения, т. е. ограничения своего мира
и понятий (Спиноза говорил: Omnis determinatio negatio est =
«Всякое определение есть ограничение», потому что оно
исключает другие связи данной вещи, идеи с прочими). Здесь
единственное спасение —доброжелательность и объективность
анализа — при той предпосылке, что каждый народ воспринимает и
понимает все бытие в целом и ничье видение не выше и не
ниже, а все неподменимы и необходимы человечеству. Могут
быть различия в историческом уровне развития культуры,
народа, но не в их возможностях.
18
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Но одно дело — иметь общее убеждение, что все народы
воспринимают единый мир, но по-разному его представляют, а
другое — видеть, как это по-разному. И вот, чтобы изучение
национального своеобразия протекало напряженно и дало
больше результатов, исследователю, по-моему, полезно исходить
из, так сказать, ПРЕЗУМПЦИИ НЕПОНИМАНИЯ как рабочей
гипотезы. В самом деле, если я, придя в другую страну и
знакомясь с новым человеком или идеей, заранее полагаю, что здесь
встречу то же самое, что я уже знаю, но с некоторыми
нюансами, — я слишком самоуспокоен, мой мозг ленив и самодоволен
и, естественно, подсунет мне привычную схему мира, и я так и
доложу, что здесь все то же самое, лишь свою расцветку дают
да орнаменты вышивают по одной и той же канве и одному
рисунку главного; ничего существенно интересного и особенного
нет, значит, и поучиться здесь нечему. Но если я войду с
трепетным ожиданием встретить неведомое, парализую свои
привычные схемы, попробую превратить свой ум в tabula rasa (чистый
лист), чтобы новый мир там беспрепятственно писал свои
письмена, и буду вслушиваться — о! тогда больше гарантии, что я
постигну здешний образ жизни и мыслей. Сказав себе: «Я не
понимаю», —ученый всегда в итоге работы добывает более глубокое
знание, чем сказав себе: «Я понимаю». Так что «презумпция
непонимания» не только не ставит преграды реальному
пониманию между народами, которое и так осуществляется жизнью, но
имеет целью расширить это понимание, чтобы оно было более
сознательным.
Главная проблема: есть ли у каждой национальной
целостности некая устойчивая физиономия, структура мира и
мышления, относительно не зависящая от времени, — или все они на
одно лицо, а разнятся лишь тем, что одни находятся на более
ранней, а другие — на более поздней ступени исторического
развития? Конечно, и национальное находится во времени
(вместе с Землей и жизнью на ней), но его период обращения,
его «год» — иной, чем год исторический. При том, что все
народы под одним солнцем и луной и почти одинаковым небом
ходят, вовлечены в единый мировой исторический процесс (и
этот покров, крыша их объединяет и приравнивает друг другу),
они ходят по разной земле и разный быт имеют, из различной
почвы вырастают, жизненными темпоритмами различены. А
отсюда ценности, общие для всех народов (жизнь, свет, дом,
семья, слово, бог и т. п.), располагаются в разном соотношении.
Эта особая структура общих для всех элементов (хотя и
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
19
они в каждом национальном мире понимаются по-разному,
имеют свой акцент) и составляет национальный образ, а в
упрощенном выражении — модель мира. Это можно
рассматривать как определение.
ЛЕКЦИЯ 3
Рассмотрим теперь элементы разнообразия. Что более
важно и как бы врождено данному народу в его культуре?
Пространство или Время? Для германцев — Время роднее.
Согласно Канту, Время есть априорная форма чувственности
человека, a Innere, внутренняя жизнь души, —
привилегированная ценность в германской шкале сверхидей. Sein und Zeit —
«Бытие и Время» — философский труд Мартина Хайдеггера. Для
русских же Пространство более свойско. Недаром в нем тот же
корень, что в слове «страна». Англосаксонское уравнение:
«время = деньги» не могло бы прийти в голову русским. Ну а в
Соединенных Штатах как? Страна столь же обширна, как и
Россия. Но англосаксы высадились сюда с принципом Труда и
Времени как его мерой. Так что отношение Пространства ко
Времени, т. е. Скорость здесь важнейшее: отсюда быстрота,
успех—ценности.
Или возьмем проблему Вертикальной или Горизонтальной
преимущественно ориентации в мире. Для России, которая
«бесконечный простор» (Гоголь), горизонтальные идеи: Даль,
Ширь, Путь-Дорога — превалируют. Германские же архетипы:
Tiefe (Глубь), Höhe (Высь), Stammbaum (генеалогическое
Древо), Haus (Дом) видятся априори в каждом существовании, т. е.
вертикальный акцент.
То же самое — в Италии, где «комната» — stanza, что значит
буквально «стоянка» (ср. французское logement = «лежанка»), а
в приветствии, как уже говорилось выше, спрашивают: Соте-
sta? = «Как стоишь?» Однако здесь обнаруживаются различия
уже в вертикальной ориентации. Италия — космос нисходящей
вертикали, а Германия —восходящей. В итальянской
архитектуре купол, арка есть небо, опускающееся на землю. В
германской кирхе готический шпиль есть усилие земли проткнуть небо,
как и Вавилонский столп. В немецком языке характерны
восходящие дифтонги: auf, aus, ein, а в итальянском —нисходящие: ia
(mia), ua (quanto), ue (questo). В Италии Галилео Галилей развил
в механике теорию «свободного падения тел». И в итальянском
20
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
мелосе часто встречается мелодия типа «вершина-источник»,
ниспадающая секвенциями, как арки в палаццо
(неаполитанская тарантелла, Санта Лючия, ария Чио-Чио-сан и т. д.). В
германской музыке усилие к восхождению, завоеванию выси (ср.
кульминации бетховенских разработок) знаменательны.
Сравните аналогичные по настроению предсмертный дуэт Аиды и
Радамеса в опере Верди и «Смерть Изольды» у Вагнера. В
первом — плавные ниспадания, во второй — восхождение из
глубины в бесконечную высь.
Соотношение Мужского и Женского начал (китайские Ян и
Инь) специфичны в каждом национальном космосе. Россия =
«мать сыра земля», ее главная река Волга — «матушка» и кукла
здесь —«матрешка». В Германии — отчизна Vaterland (в
России — Родина-мать), и ее главная река Рейн — Vater Rhein,
«отец Рейн».
Существуют страстные отношения между странами в истори-
кокосмическом Эросе, во взаимовлечении-отталкивании их
историй. Германия выступала как мужское начало в отношении к
России, как и Англия — к «сладкой Франции» (douce France) с ее
Девой Жанной д'Арк. Вообще страны романско-католического
Юга с их культом Матери-Девы выступают как женские в
отношении к германским, англосаксонским, протестантским
странам Севера, где утрачен культ Богоматери. Зато возрастает в
удельном весе ипостась Святого Духа в Троице, а Бог
акцентирован не как Отец, а как Творец, чем освящает принцип Труда,
«ургии» там. В Америке Соединенные Штаты — мужское начало
по отношению к романско-католической Латинской Америке,
имеющее там свой гарем малых стран. Однако в наше время
вдруг маленькая Япония вонзается в обширные и рыхлые
Штаты, как Давид контра Голиаф... Китай —мужчина при Индии-
женщине и т. п.
Растительный или животный символизм — тоже важный
аспект в различении национальных миросозерцании. Для
кочевых народов, где человек — кентавр на коне, священны
животные: Конь, Верблюд, Лев, Овца. Так это для арабов, тюркских
народов: наши казахи, киргизы... Вспомним образность
киргизского писателя Чингиза Айтматова. И на юге Европы: в Греции,
Италии — животные интимнее душам народов. Греческие боги
Олимпа — животноподобны, с эротическими страстями, и все
разнообразие мира порождено, согласно «Теогонии» Гесиода, в
бесконечных соитиях титанов, богов и богинь. В Платоновом
«Тимее» Бог сотворил Космос как совершенное животное; «ги-
логизм» там распространен — учение о живой материи. В Риме
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
21
священна Волчица, сосцы которой вскормили братьев Ромула и
Рема, и в первой песне Дантова «Ада» три хищника
символизируют человеческие страсти. А вот в России, Польше, Германии
превалирует растительная символика: лес, дерево, трава, лист,
цвет, зерно. В Англии и Франции равномерны животная и
растительная символика: собака, волк, лиса, птицы, цветы, сады.
В Соединенных Штатах фавориты — хищные животные: Белый
Клык у Джека Лондона, Спрут и краб у Норриса и Драйзера,
Акула в «Старике и море» Хемингуэя, Кит в «Моби Дике» — сии
океанные обитатели Атлантики, которую пересекать
приходилось иммигрантам и которые залегли архетипами в их
подсознание. Но главный символ там, конечно — Машина.
Автомобиль — творение искусственное. И там выведен новый
кентавр— man-in-a-car = человек-в-машине.
Культуры и миропонимания различаются тем, как они
понимают происхождение мира и всего в нем. Порождены они
Природой или сотворены Трудом? Генезис или Творение? В
Старом Свете Евразии цивилизации развивались в каждой стране
от натуры к культуре постепенно, но и тут свои акценты. Для
миросозерцания Эллады типичен взгляд на все как на
порождаемое: Теогония и Космогония. Для иудеев характерен
креационизм: Творение мира Богом за 7 дней. Эти принципы я обозначаю
терминами ГОНИЯ и УРГИЯ. Первое от греч. gone = рождаемое,
того же корня, что и «ген», и обозначает то, что порождено
природой, возникает естественно. Второе —от греческого
суффикса деятеля ourgos, означающего «труд», «работу», как в слове
«демиург» (творец, труженик, ремесленник) или в моем имени
«Георгий», которое означает «земледелец». «Ургия» — это
искусственное сотворение, создание трудом, понимаемое как
первоценность в сравнении с бессознательным рожанием
Природы.
В Германии «ургия» преобладает. Немцы знамениты в труде и
чувстве формы (они просто не умеют работать плохо) и в
инструментальной, «ургийной», не вокальной музыке, которая
более натуральна, «гонийна». Ургия тут перехватывает и
продолжает гонию. Даже слово «дерево» — Baum (как уже
говорилось выше) означает вместе и нечто растущее, и
«построенное»: это причастие от глагола bauen = «строить». И
«крестьянин» по-немецки Bauer = буквально «строитель», конструктор на
земле.
Для русского сознания происхождение вещей — вообще не
столь важный предмет для мысли; гораздо важнее —зачем все?
для чего? Но если уж делается выбор, то склонны, скорее, к
22
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
«гонии»: Бог его знает, как все возникает, может быть, рождено
Матерью-Землей...
В Англии обитает self-made man = «самосделанный человек»,
и там спрашивают: How do you do? = «Как ты делаешь
делание?», с двумя do, выражая пристальный интерес к тому, как ты
строишь свою жизнь. И даже в молитве Господней, там, где по-
русски просто «Да будет воля Твоя», в английском переводе
Thy will be done = «Твоя воля да будет сделана». То же по
латыни: Fiat voluntas Tua и по-французски: Que ta volonté soit faite —
ургийный подход. А вот по-гречески: Genetheto to thelema sou =
«Пусть родится воля Твоя», от «генезиса», «гонийный» вариант.
По-немецки же Dein Wille geschehe = «Твоя воля да
произойдет», случится. Употреблен глагол geschehen — того же корня,
что и Geschichte = «история», и Schicht —«шихт», слой в шахте.
Так что идея «глубины», Tiefe, тут залегает, а «история» = «со-
слойность» буквально. Взгляд народа горняков-трудяг, адептов
вертикали бытия.
Ну а в Соединенных Штатах высадился self-made man,
самосделанный человек, и построил себе self-made world,
самосделанный мир. Тут абсолютное преобладание принципа «ургии».
Могут быть отмечены национальные варианты
религиозного чувства, национальные образы Бога. И в христианстве
догматические различия коррелятивны национальным: не
случайно географическое распределение зон православия,
католицизма, протестантизма и его разных течений, — тут созвучие
с национальным Космосом и Психеей... Рассмотрим, например,
символ Троицы: каков удельный вес Отца, Сына и Святого Духа
в разных мирах? В России Троица, хоть и введена Сергием
Радонежским как национальное средоточие, все ж для народного
чувства слишком абстрактно-математична эта идея, и
воспринимается тут милый суффикс «ица», который сразу повлек ее во
Богородицу (Георгий Федотов исследовал эту миграцию
Троицы в Богородицу в народных духовных стихах). И Богородица тут
оттеснила в культе все прочие ипостаси христианского
Божества: Бого-Матерь естественно сблизилась с «матерью сырой
землей» и «Матерью Родиной», «Матерью Россией». Так что в
благотворной, но и в опасной близости здесь оказались
христианское и патриотическое чувства (одно может приниматься за
другое). И в Богоматери-Деве акцент на матери, а не деве.
В католических странах на Юго-Западе роль Бога-Сына
возвышена в силу принципа filioque («и из Сына» исходит Св. Дух).
А в восточном христианстве православия — только из Отца
исходит Св. Дух. Это очень многое значит: Отец, старое, тради-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
23
ция — сильнее нового, молодого. Ведь что есть возвышение
Сына на Западе? Это сопрягается с культом нового, молодого,
динамического в Западной цивилизации. Здесь ценятся
—«новелла» и «новел» (роман), «новости», мода, прогресс. Это
соответствует Эдипову комплексу, что есть мотор Западной
цивилизации (Сын убивает Отца и женится на Матери = на Жизни, на
реальности...).
В Италии пара: Мать —Сын превалирует в религиозных
чувствах, но «мадонна» слишком введена в меру человеческого
существа, умалена ее сакральность: не Бого-Матерь она, а как
mamma mia. To же самое и Бог-Отец секуляризован здесь:
папа — как Его инкарнация. В Польше Богоматерь воспринимается
как Прекрасная Пани, скорее как супруга польского народа, и
она почитается как Королева Польши, соскальзывая с Богова на
Кесарев уровень. Матка Бозка Ченстоховска носит ожерелье,
как колье. Мицкевич уподобляет польский народ Христу, и они
соперничают в претензии на любовь Марии.
Реформация в германском регионе Севера Европы
аннигилировала теплое почитание Матери Бога (как слишком земное и
телесное), умалила роль Сына, но возвысила образ Святого
Духа. Но и Злой Дух появился тотчас, как alter ego Святого
(блестящий Люцифер в «Авроре, или Утренней заре в
восхождении» Якоба Беме, и в «Потерянном рае» Мильтона, Фауст и
Мефистофель и т. п.). А что означает акцентация Духа? Мастер
своего дела исполнен уверенности в своих силах и в себе как
сотрудник Бога в продолжающемся Творении. Его «Я» выходит
на прямой контакт с Богом, как это произошло на
Пятидесятнице, когда Бог в ипостаси Святого Духа излился на лысые головы
апостолов и они принялись спонтанно глаголати языками
разными. Отсюда — разнообразие сект и толков в германских и
протестантских странах: баптисты, методисты, пуритане,
мормоны, квакеры... Отсюда и принцип плюрализма и терпимости к
разному в Англии и США. В этих странах нет тенденции к
монизму и унификации, как в России и даже в Германии (Гегель
—монизм Абсолютного Духа, Бисмарк — объединение Германии
и т. д.).
В США эти английские принципы плюрализма и терпимости
прогрессировали далее. В этой стране предельной «ургии» Бог
чувствуется прежде всего как Творец, а все натуральные идеи:
«отец», «мать», «сын» потухают здесь без любовно-природной
пищи. Только у негров живая теплота к Богу, и Иисуса они
именуют «брат» («brother Jesus»). Англосаксонский и американский
вариант христианства имеет ветхозаветный акцент, приближа-
24
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ется к иудейскому образу Бога как духа и Творца (но не Отца).
То-то и имена ветхозаветные так распространены в Англии
(Исаак Ньютон, Адам Смит, Давид Рикардо, Урия Гипп у
Диккенса, Ребекка Шарп у Теккерея и т. п.). Между прочим, не нашел я
следов дьявола (Сатана, Люцифер...) в американском
религиозном чувстве. И это понятно: дьявол, демонизм —
аристократические идея и образ, и много его в феодальной Европе
изысканных проявлений. А плебеям-пуританам, высадившимся в
Америке, достаточно суеверий и ведьмовства (процесс «Салем-
ских ведьм»...). Однако ныне уже и сатанинские секты
возникают там, но тоже плебейски массовые, как эзотерические
общины, варварски суеверные...
Продолжая перебирать элементы разнообразия,
задумываемся над тем, какой из основных вопросов существен для
нации. Что это за вопросы? Что? Почему? Зачем? Как? Кто?...
Что это есть такое? — главное вопрошение в греческом
умозрении: вопрос о бытии и его членораздельности формой.
Почему? — вопрос важнейший для немцев, их интерес
направлен к происхождению, к причинам (причинению = мастере-
нию) вещей. И они ищут причины в Глубине: в основании, в
фундаменте (Кант полагает фундамент для здания метафизики,
Маркс в германской традиции мыслит о базисе и надстройке,
Шеллинг ищет «основу в Боге» и т. п.), в глубинах прошлого, где
корни древа бытия залегают. Warum? = Was um? = «Что вокруг?»
Мир предполагается состоящим из двух частей: «Я» и «Не-Я»
(как это в философии Фихте), субъект — объект, Haus — Raum
(Дом — Пространство).
Для французов тот же самый вопрос «почему?» звучит как
pour-quoi? = «для чего?», т. е. «зачем?». Цель важнее
Причины. Сущность бытия полагается лежащей где-то впереди, в
будущем. Отсюда французские теории прогресса (Руссо, Кон-
дорсе), эволюции (Ламарк, Тейяр де Шарден), социальные
утопии (Сен-Симон, Фурье, Конт).
Между прочим, польское «почему?» звучит как dla czego? =
«для чего?» тоже. И есть взаимное притяжение и сродство
между Польшей и Францией через голову Германии — в
политике и культуре; напомню о Шопене и Жорж Санд; культ
прекрасной дамы и пани, куртуазность, католицизм и т. д.
А вот для англичан и особенно для американцев главный
вопрос будет «Как» — How? Как вещь работает? Как сделана?
Принцип «ноу-хау» (Know how) распространился по миру
отсюда. Бесконечное количество книг про How to: «Как что
сделать?», «Как добиться успеха?», «Как приобретать друзей и вли-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
25
ять на людей?» (стиль Дэйла Карнеги) выходят в Штатах как
бестселлеры.
Ну а что же будет основной вопрос, интересующий русских в
бытии? Под каким модусом-соусом рассматривается всякое
существование здесь? О, это самое трудное: определить то, что
близко, в чем обитаешь, как трудно определить себя самого.
Может быть — «Кто?», «Кто виноват?» — знаменитый вопрос гер-
ценовской повести. И стиль взаимных подозрений: кто ты?
каков? «А ваши кто родители?» (Маяковский к убийце Пушкина в
«Юбилейном»)... Анкеты, вопросники, расследования твоей
подноготной в отделах кадров и КГБ. Автобиографии, что
пишем... И сейчас мы снова вопрошаем: кто виноват в наших
бедах? Кто бес, искуситель, враг? Но есть и благородный, и
возвышенный аспект в этом интересе к «кто?». Это принцип
Личности. Это гуманизм русской классической литературы, ее
интерес ко внутренней жизни души, духа (Толстой,
Достоевский...).
А может быть — «На кой?» Этот народный вариант вопроса
«зачем?», но без позитивного интереса и к «за», и к «что», как бы
наперед будучи убежден, что и не стоит усилия делать и
интересоваться — все равно не выйдет. Так что уж лучше и не делать
ничего...
Но в последнее время, когда будто выбивается из-под тебя
платформа, на коей стоял, расползается земля, тает льдина,
где Космос твой, где прописан ты и язык, и труд твой, а именно:
российская (и советская) цивилизация, — вслушиваясь в свое
мироощущение, на своем опыте, словно в доказательстве от
противного состояния, убеждаешься, что основной вопрос в
России — «Чей?» Оказавшись теперь «ничей», человек
ощущает, будто стержень и тягу, и смысл жить из-под тебя выбивают.
Недаром и фамилии русские все поссесивны, родительны:
Иван-ОВ, Пушк-ИН... Человеку тут потребно знать-чувствовать
свою принадлежность к какому-то целому больше него: роду,
Родине, Идее, Богу... В разреженном Космосе и сыро-мерзлом,
в бесконечном просторе России он не может самостоять совсем
один, но в некоем «мы»: дома-семьи, села, страны. «Мы —
псковские!..» Человек в «Философии общего дела» Н. Федорова
определяется как «Сын человеческий» и в братстве — по
родству. И патриотизм здесь —живая пуповинная связь. Понимаешь
слова песни: «Была бы только Родина!...» —тогда я прикаян, на
месте, при пространстве-времени. Даже в песенке милой
детской прочибисят: «Ах, скажите, чьи вы?..» —тот же основной
вопрос ставится. А если и могли обличать русскую и советскую ци-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
29
кочевье, скотоводство, земледелие, мореплавание, торговля,
промышленность...), и образ мира: устроен ли Космос как
мировое яйцо, мировое древо (ясень Игдразилль в скандинавском
эпосе); каковы тут священные животные: Конь, Олень, Верблюд
у киргизского писателя Ч. Айтматова, из народа кочевников в
недавнем прошлом, или тело Кита дает модель миру, как
Левиафан (для англосакса Гоббса) или Моби Дик (для американца
Мелвилла). Здесь коренится и образный арсенал
национальной культуры (архетипы, символы), метафорика литературы,
сюжеты искусства — все весьма стабильные. Например, горы
выступают как мировые координаты в искусстве народов
Кавказа (Эльбрус, Казбек...) и для греков = «горцев» буквально
(Олимп, Ида, Парнас...), и в Индии: священная гора Меру в
Гималаях, что послужила богам мутовкою во время пахтанья
Мирового океана, в результате чего образовалась, свернулась
Земля. Для русских в Космосе равнины архетипичны:
«бесконечный простор» (Гоголь), ширь, даль, ровная гладь, «ветер, ветер
да белый снег» (Блок), «разливы рек ее, подобные морям»
(Лермонтов), «за далью даль» (Твардовский), Путь-дорога и роль
образов движения тут: «Медный всадник» (Пушкин), «Русь-тройка»
(Гоголь), «Железный поток» (Серафимович), «Бронепоезд 14—
69» (Вс. Иванов), «Броненосец «Потемкин» (Эйзенштейн) и т. п.
Природа определяет и цветовую символику. Например, для
народов экваториальной Африки недействительны индоарий-
ские соответствия: добра, идеала, истины — цвету белому, а
зла, «низменного», лжи — цвету черному, так что выражение
типа «черная неблагодарность» там будет восприниматься как
противоестественное, как оксюморон, вроде «благодетельное
зло», а восклицание Отелло «Черен я!» может быть понято не
трагически, а одически, как самовосхваление.
Итак, первое, очевидно напрашивающееся соображение:
национальное в народе есть как бы почва его исторического
развития, ему предшествует, в то время как история есть
выравнивание народов. Следовательно, чтобы доискаться до
национального, надо погружаться в древность, в «доисторическую»
эпоху народов, а жизнь национального в последующие века
есть сохранение «завета», так что радеющий о национальном
своеобразии должен заботиться о консервации, о замедлении
исторического развития, ограничения влияний со стороны и
контактов с другими культурами. Так, русский мыслитель конца
XIX в. Константин Леонтьев предлагал «подморозить Россию»,
чтобы удержать ее в состоянии «цветущей сложности», которой
она достигла к этому времени.
зо
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Однако изучение быта и мышления, мифов первобытных
народов, проделанное наукой XX века (Тэйлор, Фрэзер, Леви-
Брюль, Леви-Стросс и др.), обнаружило следующее
парадоксальное соотношение: чем глубже погружаться в древность
народов и их воззрений, тем более на одно лицо начинают они
выглядеть. Сходные орудия производства: топор, игла,
колесо; аналогичные системы кровнородственных отношений;
однотипные мифы о происхождении неба, земли, солнца, человека
и т. п. Разнообразие, выходит, не на этом, древнейшем,
уровне начинается, и, может быть, именно история создает лицо
народа?
Действительно, фундамент истории есть история его труда
по преобразованию природы, среди которой он живет. Это
двуединый процес: человек пропитывает окружающую природу
собой, своими целями, осваивает ее — и одновременно
пропитывает себя, всю свою жизнь, быт (дома из камня или дерева,
или из песка; одежда, пища из чего?), все свое тело и
опосредованно душу и мысль — ею. Приспособление природы к себе есть
одновременно гибкое и виртуозное приспособление данного
коллектива людей к природе. Так что КУЛЬТУРА есть прилажен-
ность —человека, народа, всего натворенного ими,
выплетенного за срок жизни и историю, — к тому варианту ПРИРОДЫ,
который ему дан (и которому он придан, человек и народ, как
соответствующая ему порода существ) на любовно-супружескую
жизнь в браке и на взаимопроникновение. И как жена — не
рукавица, не скинешь, так и природа —народу: нельзя ее
произвольно сменить без потери народом своей субстанциальной сути.
Национальный Космос есть ПРИРОДИНА Народу. Культура
же есть разработанная за жизнь человека и за историю народа
техника, инструментарий любви, объятий Народом Природины
своей и всего разного, что на ней. Нарты, юрта, домна, трактор,
самолет — все это способы общения и взаимопроникновенного
сожительства в любви.
Итак, если Культура есть любовь Народа к Природе своей в
супружестве Истории, то Природа ему выходит — и мать, и
жена, и дитя родимое, взращиваемое и воспитываемое. По
древним мифам, Земля (Гея эллинов) рождала себе Небо (Уран)
в супруги, который таким образом оказывался и сыном, и
мужем. Народ же есть при Природине своей ей сын и муж, и
родитель. Ибо возделанная Природа есть уже чадо, «инобытие»
Народа, зеркало его души, материализация его духа и
характера. Через Труд Народ-сын становится супругом и отцом Приро-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
31
дине своей. Культура же лежит-простирается как
овеществление И ОДуХОТВОреНИе ИХ СОВМеСТНОЙ СемеЙНОЙ ЖИЗНИ;
Выходит, национальное есть итог исторического развития
народа. Человек современный более национально
своеобразен, чем древний. Достоевский — более русский, чем князь
Игорь, Генри Форд более американец, чем Джордж Вашингтон,
генерал де Голль более француз, чем рыцарь Роланд и т.д.
Следовательно, радеющий о национальном своеобразии должен
заботиться о прогрессе, об интенсивном развитии
производства и техники, о цивилизации и культуре, о максимальном
общении с другими народами, ибо лишь в ходе контактов и
сравнений обнаруживается и шлифуется свое —то, чего нету других.
Таким образом, в ходе своей истории каждый Народ не
только обретается в диалоге с Природой своей страны, так сказать,
в вертикальном измерении, но и вступает на поверхности Земли
в горизонтальные контакты с другими странами и народами — в
торговле, войнах, дипломатии, в культурном обмене. Пока
народ существует изолированно, он не имеет возможности иметь
национальное самосознание. Оно начинается лишь в актах
сравнения с другими народами, которые предлагают собой
многостороннее зеркало данному народу для многогранного
познания самого себя в рефлексии.
История — род трения. Когда мы трем кусок дерева или
камень, мы полируем их, делаем их поверхности ровными и
гладкими. Но когда я растираю живое тело, я не только «полирую»
кожу, но и делаю массаж внутренним органам и сосудам,
стимулируя собственную энергию организма. Подобно и
национальные организмы в ходе мировой истории формируются,
отливаются в самосознающие личности: все не только
«самосделанные», но и «другимисделанные».
Самое увлекательное в исследовании — это уловить и
определить особенные национальные черты в современных
произведениях и развитых личностях, которые все многосложны и
многоуровневы и денационализированы под влиянием мировой
цивилизации в той же мере, в какой они цветуще национальны.
Как же уловить национальное в таких явлениях?
По крайней мере три точки опоры для этого необходимы:
архаика (миф, фольклор, эпос, сага, Библия, «Илиада»...),
классика (Данте, Шекспир, Декарт, Гёте, Толстой, Мелвилл...) и
современность (Феллини, Джойс, Сартр, Т. Манн, Цветаева,
Фолкнер...). Движение мысли по этой орбите может дать известную
гарантию, что мы не примем за существенные черты национала
ного миропонимания то, что ему случайно или чуждо.
32
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
В охоте за национальным самосознанием народов важно
находить его в различных сферах жизни, культуры: в языке, кухне,
играх, физике, поэзии... Проецируя одно в другое и
обнаруживая соответствия элементов на различных уровнях внутри
каждого национального образа мира, мы отыскиваем «инвариант» и
обретаем для него род «реле», контролирующий механизм,
который может подтверждать или отвергать наши гипотезы и
положения. Поэтому наше исследование должно преодолевать
рамки современной детальной специализации в культуре, быть
энциклопедическим, имея своей целью —реконструировать
целостность национального бытия. Границы между различными
областями жизни и культуры должны размываться, а предметы
сопоставляться не в их традиционных связях (поэзия — с
поэзией, механика —с механикой...), но все может
рассматриваться в терминах всего другого: нисходящие дифтонги
итальянского языка отражаются в теории свободного падения Галилея (я
уже подчеркивал их соответствие), а германское блюдо
«шницель» (от schnitzeln = «резать») перекликается с теориями
немецких мыслителей о дискретности вещества (кванты Планка).
ЛЕКЦИЯ 5
Итак, объект наших реконструкций — национальное Целое.
Однако сомнение и скептицизм преследуют меня снова и
снова — как извне: в возражениях других людей, так и изнутри, в
моем самокритицизме и рефлексии: как это возможно
вычленить некое «национальное Целое» из универсальной
мировой цивилизации с ее всепроникающим и нивелирующим
излучением?
Да, очевидно, что в ходе мировой истории и особенно в
XX веке все народы сблизились и стали унифицироваться в быту
(у всех телевидение и авто...) и в мышлении (интернационализм
и математизация в науках, компьютеры...) — и тем не менее в
своем ядре каждый народ остается самим собой до тех пор,
пока сохраняется особый климат, пейзаж, национальная пища,
этнический тип, язык... — ибо они постоянно подкармливают и
воспроизводят национальную субстанцию, особый склад жизни
и мысли. Соответственно Единое материальной вселенной
(Космос) или Духа (Логос) приобретает специфический образ у
каждого народа. Инвариант Бытия видится каждым в особой
проекции, в особом варианте, — подобно тому, как единое небо ви-
34
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Но ствол и вся ткань — различны. И до сих пор текут
национальная кровь и сок из корней, подпитывая национальную
плоть.
Национальные культуры и цивилизация XX века — суть
сообщающиеся сосуды. Причем культуры — вертикальны, а
цивилизация действует по горизонтали нынешнего состояния мира
сего. Все существа и вещи возникают вертикальным путем —
через страсть Эроса (Труд —тоже его ипостась); но готовые
изделия поступают в обмен в ходе торговли по расчету, где
работает уже рассудочный, но импотентный создать живое и
новое —Секс (процедура сечения, вивисекции всего: «разделяй
и таким образом властвуй»). Родники и фонтаны национальных
культур втекают в общий резервуар цивилизации XX века, что
содействует распространению их творений. Но творить
цивилизация не может. Она —рынок для уже рожденного и созданного.
Культура = жизнь и творчество.
Искомую национальную целостность я определяю как Космо-
Психо-Логос. Подобно тому, как каждое существо есть
троичное единство: тело, душа и дух, —так и всякая национальная
целостность есть единство местной природы (Космос), характера
народа (Психея), склада мышления (Логос). В Космо-Психо-Ло-
госе три элемента (уровня) национальной целостности
находятся в отношении и соответствия (тождества друг другу) и
взаимной дополнительности (противоположности и
уравновешивания). В описании и анализе тут требуется тонко работать —
ассоциируя и расчленяя, дифференцируя.
Эта концепция напоминает гипотезу Сепира —Уорфа.
Действительно, они, как и многие другие лингвисты в XX веке,
сопоставляя структуры, грамматику и лексику различных языков,
описали много характеристических особенностей
национального мышления. Но их анализ исходит только из языка, тогда как
сам язык вплетен в целостную ткань национального Космо-
Психо-Логоса и отражает его жизнь.
Природа каждой страны — это не географическое понятие, не
«окружающая среда» для нашей эгоистической человеческой
пользы, но мистическая субстанция — ПРИРОДИНА (мой
неологизм: Природа + Родина в одном слове). Мать-земля своему
Народу, кто в отношении ее одновременно и Сын, и Муж — как в
древнегреческой мифологии Гея (Земля) рождает себе Урана
(Небо), который ей и сын, и супруг.
Что же тогда История? История — есть супружеская жизнь
Народа и Природины за смертный срок данного национально-
исторического организма. Культура же — чадородие их брака.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
35
Ныне ахнули: что сделали с природой! — и возникло слово
«экология». Но оно, научненькое, —тоже
гуманистично-эгоистично: станем жалеть природу, как рачительный хозяин жалеет
кобылу: не загоняет конягу вусмерть. Нет, — вернуться к
благоговению перед Природой как сокровищницей сверхидей
тайного разума — вот что надо. Природа — это текст, скрижаль
завета, которую данный Народ призван п(р)очитать, понять и
реализовать в ходе истории на своей земле.
Тут является новый актер в национальной космо-историчес-
кой драме — Труд, который — создатель Культуры на этой
земле. Труд работает в соответствии, в гармонии с Природой — и в
то же время восполняет искусством то, чего не дано стране от
естества. Например, в Нидерландах («низкой земле»
буквально), где Природа отказалась дать достаточно земли своему
Народу, последний расширил себе территорию по вертикали и по
горизонтали благодаря труду.
Другой пример Россия. Она — страна равнин и степей, без
значительных гор, так что Природа как бы отказала ей в
вертикали бытия. И вот, как бы в компенсацию за это отсутствие, в
России в ходе истории выстроилась искусственная гора
гигантского Государства с его громоздким, многоэтажным аппаратом,
и жизнь страны обрела таким образом вертикальное
измерение.
Уникальный случай являет собой Еврейство. В то время, как
другие национальные целостности сочетают Космос, Психею и
Логос, этот народ смог существовать в ходе истории без своей
Природы. Благодаря этой уникальности (в частности) они —
«избранный народ». Еврейский вариант я определяю как «Психо-
Логос минус Космос». И как в математике минус,
отрицательное число есть не просто отсутствие, но значащая величина, так
и «минус-Космос» есть весьма значащее отсутствие. Те
субстанции и энергии, которые в других народах распространяются
экстенсивно на их территориях (уходят в возделывание земли,
постройку городов, тратятся в войнах с соседями...), здесь
удерживаются в Психее и в Логосе, делая их необычайно
активными и дифференцированными. «Тора» — их терри-тора.
Природа Еврейства — это его народ. Космос оказался как бы
вдавлен в этнос. Главная заповедь здесь — жить, выжить: «Быть
живым, живым и только до конца», — как это выражено
Пастернаком. И, кстати, когда в России после разделов Польши
оказались миллионы евреев, тут же возникло метафизическое
«влеченье — род недуга»: минус-Космос привился к такому сверх-
Космосу, как Россия. И этот восторг —в Левитане-пейзажисте,
36
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
а у Пастернака — так просто плотоядная влюбленность в
русскую природу...
Если национальный Космо-Психо-Логос может быть понят
как Судьба данному народу, то Труд, история и культура могут
быть поняты как его Свобода. Или, точнее, — как Творчество в
силовом поле между полюсами Судьбы и Свободы.
Тут важнейший пункт и акцент. Все бытие человека и
человечества совершается между Предопределением (природа, тело,
этнос, смертный срок, традиция...) и Свободой (личность, дух,
воля, творчество...). И то, что я взялся описывать:
национальный Космо-Психо-Логос, — это, в общем, зона Судьбы. Я
пытаюсь понять волю объективного бытия — до моего входа в мир,
предданность, как бы Ветхий Завет каждому народу. Но так же
равномощно действует и Новый Завет —Свободы, Личности —в
каждый данный миг, и будущее созидается в их диалоге. Но
Новый Завет пишется по скрижалям Ветхого, и резец Свободы
гравирует по табло Судьбы. Последнее (как бы ПРЕД-определе-
ние) я и усиливаюсь рассчитать. А значит: только один аспект и
сторону каждой национальной целостности. Об этой
ограниченности открыто заявляю у врат предстоящего путешествия, и о
ней не надо забывать при каждом ходе мысли и положении.
Мой подход— КОСМОСОФИЯ, то есть «мудрость Космоса»
(по аналогии с «историософией», которая — «мудрость
Истории»). Слово «космос» берется в первичном, эллинском смысле:
как «строй мира», гармония, но с акцентом на природном,
материальном.
ЛЕКЦИЯ 6
Самая трудная задача — определить логику мышления
другого народа, национальный Логос. Это была моя первая цель,
когда я начал думать над национальными аспектами Бытия
более чем 30 лет назад. Тогда у меня не было еще терминов:
«национальный образ», «национальный Космос», но я отважно и
опрометчиво атаковал «национальные логики»... Теперь-то это —
не первая, а конечная цель моих исследований в национальной
области. И в ходе их я вынужден был удовлетвориться более
умеренными задачами и понятиями. Сама история моего
наступления и отступления на этом поприще показательна и
может выявить дополнительные аспекты и трудности в проблеме.
В этом пункте я должен сделать еще одно признание. Я не
чувствую себя уверенно в точных науках, в математике, в рассу-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
37
дочной логике, но своей стихией более ощущаю созерцание,
медитацию, интуицию, воображение. Однако, как это часто
бывает, я в молодости испытывал некий комплекс
неполноценности в отношении вещей и занятий, к которым у меня не было
больших способностей, и с тем большим рвением я принялся
изучать философию. С 1955-го по 60-е годы грыз я Гегеля под
руководством нашего замечательного философа Эвальда
Васильевича Ильенкова (1925—1979), еще и Канта, Фихте,
Шеллинга, осиливал их эзотерический язык, философский жаргон,
технические термины, осилил, полюбил и смог созерцать
великолепные здания их философских систем — гармонические, как и
современные им симфонии венской классики: Гайдна,
Моцарта, Бетховена... И все же нечто вроде интеллектуального бунта
поднималось тогда во мне: неужели мне в России середины
XX века, чтобы понять сущность Бытия, смысл Жизни, Истину и
проникать в смыслы всего, обязательно ум двигать именно по
этим траекториям — немецкой классической философии, этого
великолепного, но все же готического собора? Так ли уж
всеобща и универсальна эта претендующая быть таковою логика и
систематика? Не лежит ли на ней локальная печать именно
германского склада мышления? Менее ль глубоки и менее указуют
путь к Абсолюту Платон и Декарт, чей стиль столь прозрачен и
естествен? И так ли уж вообще чист Чистый Разум?... И
зародилось предположение, что у каждого народа, каждой культурной
целостности есть свой особый строй мышления, который и
предопределяет картину мира, что здесь складывается и
сообразуясь с которою и развивается здешняя история, и ведет себя
человек и слагает мысли в ряд, который для него доказателен, а
для другого народа — нет.
Национальных логик, однако, мне выявить не удалось: не по
зубам орешек. Принялся я было сравнивать в лоб логику с
логикой: Аристотеля с Кантом, Декарта с Бэконом и т.п. — все
работают вроде однотипной формальной логикой (силлогизмы,
анализ—синтез, индукция —дедукция...), доказывают свои
положения и строят систему; отличия же могут быть объяснены
разностью и исторических эпох, и индивидуальных
миросозерцании.
Тогда я отступил и с философского синтаксиса перешел на
лексику, что проще. Вслушиваясь в термины философии, науки,
обнаруживаешь, что в их корнях залегают метафоры, образы, и
они не могут не изгибать мысль ученого и философа (осознает
он это или нет) в своем силовом поле и не излучать-изливать
интуиции, диктовать их ему. Но чтоб уловить их, узнать, разли-
38
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
чить, надо читать тексты не в переводах, а на национальных
языках. Ибо перевод текста с языка на язык = перевод с
космоса на космос: незаметно подставляются совсем иные (в)идеи.
И наоборот: то, что кажется таким неестественным в переводе
(как мне показался сперва неким эзотерическим жаргоном язык
германской классической философии), оказывается таким
простым, очевидным и легко понимается — в родном языке.
Например, изучая философию Декарта, русский узнает, что у
него две субстанции предполагаются в Бытии: «протяжение» и
«мышление». Отчего, почему, какая связь? Никакой логики в
этой паре. Но вот открыл французский текст — и что же? Там
Extension и EN-tendement. Оба — от латинского tendere или
французского tendre, что значит «тянуть». Так что — ВЫтяжение и
Втяжение, как выдох и вдох. Материальный мир = такт выдоха
Бытия, саморасширение Духа. Мышление = такт вдоха Бытия,
его вбирание в себя, аннигиляция пространства в точку и
вообще в имматериальность. Как все просто стало — и проступила,
очевидна стала интуитивная основа их спаривания — этих
«субстанций» Декартом. И — красиво: выявились симметрия и
баланс, что есть эстетический критерий во Французстве, и он
метит собой дуализм Декарта, тогда как германский вариант
дуализма — это уже анти-номия = «противозаконие»,
противоположность. И это тоже очевидно в терминах немецкой
философии. «Предмет» по-немецки — GEGEN-stand, т.е.
«противостой», а значит, — враг, противник, которого надо осиливать
Волей — сие Пред-ставление (имею в виду главные идеи-термины
философии Шопенгауэра, чей главный труд — «Мир — как Воля
и Представление»). Тут же припоминается и WIDER-spruch —
«противоречие», что führt = «ведет», по Гегелю, в развитии
всякого явления. А из пространственных координат-ориентировок
в мире Вертикаль акцентирована: «стояние» в Gegen-STAND и в
Vor-STELL-ung —«представление», тогда как у
Декарта-француза, скорее, горизонтальный вектор превалирует в его «тянути-
ях», как и в русском «пред-мет» (калька с латинского ob-jectum
от iaceo — «метать»). Вот сколько разных интуиции содержится
подспудно в элементарном и основном термине научной и
философской рефлексии — «предмет». Еще: германский
Gegenstand, как «противо-стой», подразумевает закрытое
пространство: субъект и объект стоят напротив друг друга, как стены в
германском Haus = доме, что есть модель мира во Германстве.
Латинское же ob-jectum, как и наш «предмет», предполагает
операцию метания, бросания, которой нужно открытое
пространство.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
39
Произнесешь термин «Пространство» на разных языках — и
уже множество интуиции захороводилось вокруг слова, как
мошкара. В русском — страна, сторона, отсыл в бок, в ширь-
даль, в родимую сторонку, где «мое дело — сторона», так что
мое — это «моя страна». Латинское spatium (откуда и
французское espace и английское space) — от глагола spatior = «шагать»
(ср. немецкое spazieren = «гулять»). Spatium — есть
пространство, творимое и меряемое шаганием, т.е. дискретное, рубленое,
а не плавное, жидкостное, континуум, как Декартово extension =
«тянутие», «вытяжение». Так что образ, содержащийся в термине,
обязывает к определенному внутреннему созерцанию,
представлению: в spatium — шагать, переступать твердотельно
через пустоту, что вполне родно для римски-итальянского
ощущения мира, как состоящего из атомов в пустоте (космос
Лукреция): твердые тела-камни-индивидуумы в Галилеевом сухом
безвоздушном пространстве, без сопротивления среды (что
важно, напротив, во французском влаго-воздушном,
континуальном космосе)...
А вот немецкий термин для «пространства» — Raum — со
значением «пусто», «чисто»; ср. räumen— убирать (комнату),
очищать (улицу от снега), уносить (мусор), отодвигать, устранять;
освобождать (это я по словарю уточнил значения). Так что
германское чувство пространства есть как бы «от-странство», у-
странение, а не рас-про-стран-ение — протяжение —
растекание некоей полноты — жидкой среды (как у француза Декарта).
Кстати и о терминах для Времени. В русском оно — от «вере-
мя» = веретено, вращать, идея круга-цикла. А в немецком Zeit —
от ziehen = «тянуть». Так что германская интуиция для Времени
аналогична французской —для Пространства: непрерывность,
континуум...
В терминах застыли также характерные действия. Так, для
понятий «разум» и «рассудок» у немцев —Ver-stand (буквально:
«об-стой», опять вертикаль акцентирована) и Ver-nunft = «об-н-
ятие». А «понятие» = Begriff = «об-хват».
В термине «Материя» — Мать слышится на многих индо-евро-
пейских языках — материнское начало, женское в Бытии — то,
что обожествлялось как Великая Матерь в культах древних,
Мать-земля... Дух же — Свет, Небо, мужское начало. «Идея» =
ВИДея: то, что связано со светом, тогда как МАТЬ = ТЬМА: из
перестановки тех же слогов составлены оба слова, и это важно
Для русского понимания этой философской категории: Материя
= МАТЬМАиТЬМАТЬ...
А акценты в терминах для понятия «Истина» проницательно
40
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
промедитировал еще Павел Флоренский в трактате «Столп и
утверждение истины». Греческое aletheia значит буквально «несо-
крытость», слово того же корня, что и «Лета» — река забвения.
«Несокрытое» = что ОЧЕ-ВИДНО, на свету, зрению, как и ВИДЕИ
Платоновы. В латинской Veritas (французская la vérité) аспект
ВЕРЫ слышится, что есть прерогатива религии. Так что в
западном мире науки — в опасной близости к религии, и между ними
постоянные трения от этого. Русская же ИСТИНА = «естина»: то,
что «есть»: в ней акцент Бытия слышится, и пред-положен
онтологизм русского мышления: всерьез брать и буквально —
построения разума, а не условно, гносеологически, как это более
принято в западной традиции... Английское Truth от true =
«верный»—друг, «лояльный» —к закону... Немецкая Wahr-heit —от
индогерманского корня, означающего «нужда», «забота».
Истина как необходимость, нужда — наставник человека во Герман-
стве; она побуждает к труду. И недаром «Нотунг», Notung (от
Not — «нужда») — так многозначительно назван меч Зигфрида в
«Кольце нибелунга» Вагнера. И т.д.
Итак, чтобы восстановить прерванный обильными
примерами ход рассуждения, — в охоте за национальными логиками как
особыми способами связывания понятий, идей, то есть за
философским синтаксисом, я стал вникать в более мелкие
элементы, в морфологию — в строение самих понятий, терминов — и
обнаружил, что в глубине самых отвлеченных терминов,
обозначающих самые абстрактные понятия и идеи разума, залегают
образы, простые, даже примитивные, жесты, акты, действия
(шагать, тянуть, брать, хватать, бросать, стоять...) и прочее,
понятное и ребенку, и простолюдину каждого народа в его языке.
И это очень важно понимать, ибо мышление, Логос
национальный — это не только операция рассудочного связывания
понятий и идей по правилам логики, но и воображение, созерцание,
медитация...
И вот следующий шаг в восхождении на национальный Логос
был — уловить интуиции, созерцания, видения под системно-
рассудочными выкладками философов и ученых. Они
проступают в наглядных примерах, сравнениях, иллюстрациях, к каким
прибегают мыслители, чтобы пояснить свои логические
построения. Шар, Сферос выступает как модель мира, априорная для
ума эллинов (Пифагор, Архимед, Плотин, Птоломей...). Если что
приведено к шару, кругу или выведено из них, то ты на пути
истинного понятия. И споткнулся эллинский ум-разум как раз на
проблеме квадратуры круга. Квадраты же и прямоугольники —
интимны для мастерового Германства, чья основополагающая
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
41
всемодель мира — Haus, Дом, структура многоэтажная, из
уровней, клеток и ящичков, куда можно разложить все по полочкам,
дискретно, аккуратно. Кант в своей «Критике чистого разума»
закладывает ФУНДАМЕНТ для будущей возможной Метафизики
(так он формулирует свое намерение и предприятие) и строит
ЗДАНИЕ Разума — постоянны у него эти образы, вдохновляющи.
По германской интуиции, развернутой Кантом же в его
«Всеобщей естественной истории и теории неба», Вселенная = Миро-
ЗДАНИЕ. По Шеллингу, даже Бог = Дом: он предполагает
«Основу в Боге» (в «Философских исследованиях о сущности
человеческой свободы»). И Карл Маркс, выросший в лоне-купели
германского Логоса, увидел структуру Общества, состоящую из
базиса и надстройки, — явно модель Дома витала перед его
умом. И по Хайдеггеру, Язык = Дом Бытия.
Кстати, когда я применил слово «предприятие» к затее Канта,
я поймал себя за руку, воспомня, что по-немецки я бы должен
тут употребить слово UNTER-nehmen, a по-английски UNDER-
taking, — в обоих случаях приставкой unter (under) акцентируя
ПОД, низ, вертикаль Бытия, тогда как русское слово имеет в
созерцании — ПЕРЕД, то есть горизонталь. И так на каждом шагу
мышления язык направляет наши мысли, но мы большей частью
не отдаем себе отчета в этих его управляющих импульсах.
Однако мы в нашем предприятии: осмыслении национальных
образов мира — должны особенно приглядываться и
прислушиваться именно к таким безотчетным и неосознаваемым
движениям ума и слова, выражения.
Другой частый образ в германском умозрении — Растение,
Дерево — в том числе и Мировое, и «генеалогическое» —
Stamm-baum, которым лингвисты объясняют родство языков
индогерманских (индоевропейских). А Гегель свою «триаду» —
главный инструментарий в каждом построении — поясняет так:
зерно = тезис; стебель = антитезис, первое отрицание; колос =
синтезис, отрицание отрицания: то же зерно, но «сам-сто».
Зерно, прекрасно круглое само по себе, будучи посеяно, гниет,
становится безобразным, вытягивается — умирает, но дает
жизнь Стеблю. Потом Стебель, дав жизнь Колосу, становится не
нужен, «снимается» в Колосе, содержится в нем «в снятом
виде». Но Колос — есть то же Зерно — на высшей стадии
развития. Имея эту последовательность образов-идей в уме на
заднем плане, легко станешь понимать все изощренные
построения и объяснения Гегелем явлений и процессов и в природе,
обществе, истории, сознании, искусстве и т.д.
Для сравнения: в эллинской мысли убедительны для них ана-
42
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
логии не с растениями, а с животными, и боги там — зооморф-
ны. Так что какой символизм преобладает: растительный или
животный в национальных картинах мира — надо нам тоже
вглядываться и черпать оттуда важные характеристики.
Для Английского Логоса характерные понятия, в которых
постигается Бытие, следующие. Это СИЛА: «Знание = сила»
—утверждение Бэкона; в механике Ньютона идет исследование и
измерение разных сил: действие и противодействие... — и по
силам, исходя из них, объясняются движения тел (тогда как
Декарт обходится в своей физике, системе мира без применения
силы, а с помощью разного вида движений объясняет все); это
БОРЬБА (Дарвин, Спенсер — «борьба за существование»); это
КОНКУРЕНЦИЯ, соревнование, состязание (Адам Смит и Давид
Рикардо в политэкономии этим объясняют бедность или
богатство стран); это СПОРТ (бокс, футбол, волейбол, баскетбол —
прежде всего в Англии развились)... И в теории английского
историка XX века Тойнби главная пара понятий: ВЫЗОВ и ОТВЕТ
(Challenge and Response) — из той же оперы борьбы, силы,
состязания...
Таким образом, каждому народу и его мыслителям как бы
ВРОЖДЕНЫ Бытием определенные идеи=видения, интуиции,
схемы, модели, в которых ему свойственно представлять все
явления. Применить если термин Канта — «априори»: что нечто
предшествует акту познавания, —то налицо существует
ОБРАЗНЫЙ АПРИОРИЗМ. Он залегает под рассудочным априоризмом
(с чем имеет дело Кант в своей «Критике чистого разума») и
понуждает выкладки логики так, а не иначе располагаться —
подобно тому, как железные опилки в электромагнитном поле
разбираются по его силовым линиям. Но это силовое поле — уже
сверх или под логикой: оно истекает из всего бытия данного
народа, включая и особый склад природы (материю, вещество),
быт, язык, историю (культуру), этнос и характер (психику).
Таким-то путем и вышел я к тому, чтобы произвести понятие
НАЦИОНАЛЬНЫЙ КОСМО-ПСИХО-ЛОГОС. И чтобы проступила
национальная логика, надо целостность бытия одного народа
сравнивать с аналогичной целостностью другого. На этом фоне
и национальные логики — как верхушки сих айсбергов —
различимы и понятны станут. Таким же способом и «национальный
характер», и «национальный дух» — эти трудноуловимые
сущности, обычно импрессионистически описываемые, — можно
посадить на более объективные основания: тип природы, культуры,
языка и пр.
Я могу представить это даже чертежом:
44
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
няться и делать заходы в иные народы и мировоззрения. И
русская версия бытия проступит не только там, где исследуется
Толстой, но и там, где анализируются «Приключения Гекльбер-
ри Финна» Марка Твена, — рикошетом отбрасываются в таком
случае лучи познания — как самопознания всегда. Таким
образом, целью познания других образов мира является
самопознание того, на котором мы стоим и изнутри которого смотрим на
мир. Отсюда следует, что предмет наш в общем ограничен, а не
необъятен, а именно: раскрыть в его богатстве смыслов русское
мировоззрение.
Каким инструментом, на каком языке проделывать это
исследование? Один путь —выработка нейтрального языка, условной
знаковой системы, которыми можно было бы описать разные
модели. Другой путь—локальные сопоставления одного образа
с другим. В первом случае —слишком редкое решето, через
которое все проскочит и нуль останется, все одинаковыми завы-
глядят; во втором — частое сито, через которое можно цедить
бесконечно долго и улавливать лишь единичные особенности,
без гарантии их принципиального значения. Мне вообще-то
более по душе второй путь: восписать пестроту каждого образа
и толковать смыслы деталей, микроэлементов быта и языка,
которые ведь сочатся философическими значениями, но они
обычно проглядываются мимо. На этом пути хорошо работает
взаимное удивление языков, их взаимное «дразнение» — те
заусеницы, которыми культуры задирают друг друга при контакте,
что особенно видно при переводах: в осадок и остаток
выпадают некие «непереводимости»... А в них-то — и вкус!...
Конечно, строящиеся на локальных наблюдениях более
общие соображения могут иметь лишь характер гипотез. Но это не
страшно. Ибо конечная цель изучения национальных образов
мира — не в том, чтобы натвердо закрепить какой-то аспект
видения мира за данным народом (всякое утверждение здесь
может быть лишь примерным), но в том, чтобы разглядеть
многовариантность мироздания, используя в качестве точек
наблюдения разные национальные космосы, откуда прозрачнее
проступают те или иные грани бытия.
Вот, кстати, вглядимся в употребленные только что термины.
«Бытие», «миро-здание», «в-селен-ная», «космос» — как раз
пример упомянутого «дразнения» языков, которые обозначают
самое всеобщее «это», икс — в том повороте, в каком данному
народу натуральнее представлять его себе. Очевидно, что идея
«бытия» органичнее в немецком мировоззрении, хотя бы
потому, что слово das Sein проще, народнее, употребительнее, чем в
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
45
русском, где естественнее звучит «в-сел-енная» (даже в песне
встречается). Представление об «этом» как о «миро-здании»
чужеродно звучало бы в мировоззрении кочевого народа.
Таким образом, само наше затруднение: интерференция
национальных миров —открывает и выход. Столкновение
национальных образов мира извлекает искры, которые освещают и
тот, и другой: совершается обоюдопознание. Нельзя,
например, при рассказе на русском языке, в орбите русского же
образа мира, об английском образе мира — полагать, что мы
познаем только то, что у нас является предметом; в той же мере при
этом познается и та точка зрения, с которой мы рассуждаем, —
сам русский образ мира. Мы познаем его как бы рикошетом,
глазами англичан, т.е. обретаем добавочное зрение, каким
получаем возможность видеть уже собственные уши.
Преодолевается «само собой разумеющийся» порог нашего познания — тот
запрет самопознания, что имеет в виду поговорка «не видать
тебе этого, как своих собственных ушей»...
Итак, искры взаимоудивления — вот свет, что проливается на
наш предмет, в котором должно происходить исследование.
Достоинство этого света — в том, что он не извне приходящий, а
излучается, генерируется самой нашей проблемой:
непрерывно самопорождается столкновением национальных
миросозерцании... Так что у нас как бы свой источник света есть: свой
«движок», портативная электростанция...
Отсюда следует, что нашей проблеме внутренне присущ
сравнительный способ исследования. Компаративи-стика!..
Однако при двустороннем контакте мы имеем еще свет
бесцветный. Нации же составляют спектр человечества.
Сравнение, значит, должно быть многосторонним, перекрестным
облучением. Причем каждый новый изученный и описанный
национальный тип культуры становится прожектором-объяснителем
всех предыдущих: вносит поправки к предыдущим тезисам,
бросает на них новый свет и добавляет им в доказательности.
Каждый одновременно — и объект, и инструмент анализа. Но
также и ранее описанные образы мира со своих сторон его,
новенького, облучают, наваливаются мять-тузить-объяснять.
Веселая работа! «Куча-мала»! Так что, когда к 5 уже описанным
национальным образам мира добавляется еще 2, то тут не
сложение понятий происходит в понимании и тех и этих, а умножение,
иль даже возведение в степень: не 5+2, но 5...2, но 52 —т.е. не 7
и не 10, а 25 «битов информации» (как выражаются в теории
последней); иль «на порядок выше» становится общее
понимание.
46
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Национальный характер народа, мысли, культуры — очень
хитрая и трудно уловимая материя. Ощущаешь, что он есть, но
как только пытаешься его определить в слова, — он часто
улетучивается, и ловишь себя на том, что говоришь банальности,
вещи необязательные или усматриваешь в нем то, что присуще
не только ему, а любому, всем народам. Избежать этой
опасности нельзя, можно лишь постоянно помнить о ней и пытаться с
ней бороться, — но не победить.
Менее всего поддается национальное своеобразие лобовой
атаке: когда подступаешь к нему с четкими формулами и
определениями. Ибо суть и назначение формул, определений и
терминов — всеобщность, то есть применимость ко всем случаям.
Значит, они противопоказаны как оружие в охоте за
национальным. Ибо описать национальное — это выявить уникальное. Эта
задача не поддается только рассудочному мышлению. Здесь
образ, символ и миф эффективнее работают. Строгая логика и
«бинарные оппозиции» обесцвечивают: все — на одно лицо
выходят, а национальные особенности — это как выражение
лица, интонация. В этом деле не до-казать, а по-казать —
возможно. Ведь цель-то — сообщить представление (не понятие —
это невозможно) о каждом национальном мире, чтобы оно было
ярко и убедительно. И тут поле ассоциаций из разных сфер
вокруг костяка рассуждения обладает «доказательной» силой и
убеждает более, нежели непротиворечивое выведение звена из
звена. И такое поле залито и воспринимается тем же
«естественным светом разума», как говорил Декарт. Рассудочное и
образное мышление должны у нас работать вместе. Смотреть на
национальное — как на солнце: прямой взгляд и подход
напролом («прямой наводкой») слепит — предмет ускользает. А вот
сбоку заглядывать, подглядывать, вроде случайное
улавливать — глядь! — вдруг некий целостный образ и складывается...
Так что окольный путь — предположений, гипотез, даже
фантазии — здесь оказывается ближе. И это не прихоть автора, а
повеление самой природы изыскуемого объекта, к которому иным
способом не подступишься. Так что, полагаю, такой метод
соответствует предмету.
Такой подход — не структуралистский. Структурализм
предполагает строгие уровни, рассечение на них живого тела.
Сравнения могут делаться строго в рамках соответствующего
уровня. Можно сопоставлять фонетику с фонетикой, архитектуру
итальянскую с архитектурой германской. Но запрещено
соотносить нисходящие дифтонги итальянского языка с архитектурной
формой купола и с Галилеевой теорией свободного падения тел
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
47
в физике, а восходящие дифтонги немецкого языка с
архитектурной формой шпиля (как я делаю). Логика типа «в огороде
бузина, а дядька в Киеве» тут вполне возможна, потому что все
они — члены Бытия как целого.
ЛЕКЦИЯ 8
Для описания национального Космо-Психо-Логоса нужно
иметь некий метаязык, на котором можно было бы выражать как
духовные, так и материальные и эмоциональные явления. В
качестве такового я использую древний натурфилософский язык
четырех стихий. «Земля», «вода», воздух», «огонь» (в двух
ипостасях: «жар» и «свет»), понимаемые расширительно и
символически (и потому я ввожу эти слова-термины в кавычках), —
суть слова этого метаязыка, а его синтаксис — Эрос (Любовь и
Вражда в философии Эмпедокла, притяжение и отталкивание в
естество-знании и т.п.).
Что означает земля как первоэлемент? Это — твердое,
тяжелое, инертная материя, субстанция, инертный человек, тяжкий
на подъем... Вода означает нечто текучее, мягкое, всесвязую-
щее, женское, милосердие, жалость, сентиментальный
характер... Воз-дух —это небо, дыхание, духовное, душа, то, что
легкое и свободное. Огонь —это активность, мужское, воля,
энергия в двух вариантах — позитивном, как творчество, труд,
интеллект, энтузиазм — и в негативном: разрушение,
отталкивание, война... Это наиболее диалектический первоэлемент.
Давно уже в человечестве и многие умы, особенно в XX веке,
бьются над тем, чтобы создать поверх естественных
национальных языков, слишком обремененных п(л)отной, тяжкой
вещественностью, и поверх жаргонов научно-профессиональных,
искусственных языков — метаязык, которым можно бы обозначать
все. И вот изобретают язык условно-договорных знаков: А, В,
С..., система р, элемент g... Но такие знаки —даже не символы.
От них, от этого языка нет перехода к реалиям, к
вещественности, от нашего гнозиса —к логосу...
Язык же первоэлементов не надо выдумывать, — он есть и
незыблемо пребывает в смене времен и прибое племен. Его
термины внятны и эллинским натурфилософам, «досократикам»,
которые называли их «стихиями» (= устоями) бытия, и
индийским Упанишадам, где они выступают как «махабхута» (=
великие элементы); правда, там их пять: еще и «акаша» (= эфир), а в
разных системах философии и еще больше. Но и современное
48
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
научное знание не станет от них открещиваться. Ведь что такое
«четыре агрегатные состояния вещества», как не «земля»
(твердое), «вода» (жидкое), «воздух» (газообразное), «огонь» (как бы
плазма)?
Но «четыре стихии» расширимы и в духовную сторону: языки
обиходный и поэтический непрерывно производят зацепление
явлений Духа баграми метафор, и вся художественная
образность в искусстве и литературе может быть распределима и
классифицируема по гнездам четырех стихий. Но и дальше в
зону духовного можно с ними углубиться. Например,
Аристотелевы «четыре причины» (категории уже чисто интеллектуального
порядка) допускают приуроченье к стихиям, и вероятное
распределение может выглядеть так: «земля» = причина
материальная, «огонь» = деятельная. Это представляется
безусловным. «Вода» = целевая причина, «энтелехия» (ибо— течение,
процесс, откуда и куда). «Воздуху» остается формальная
причина: воз-духовны, невещественны эйдосы, идеи, хотя еще и све-
товы они, «огненны».
Таким образом, на языке стихий можно выразить и физику, и
метафизику, идеальное. Он универсален. Более того, он
демократичен, понятен даже ребенку и простолюдину: каждый может
опереться на вещественный уровень и понимать на нем, о чем
идет речь, позволяя в то же время отвлеченным умам воспарять
по стихиям в эмпиреи духа и мыслить под ними феномены. И
поскольку никто не отлучен от этого метаязыка, и наше сознание
может по его каналам подключаться к любому явлению и тексту
и, «читая» его, как бы сотрудничать в представлении разных
вещей и в толковании их значений посредством некоего со-вооб-
ражения. Сам акт наложения древнего языка четырех стихий на
современность (когда мы будем на нем выражать и модерные
явления и понятия перекладывать), заарканивая и отождествляя
концы и начала духовной истории человечества, есть
фундаментальная мета-фора (= пере-нос) и образует поле, с которого
снимается богатый урожай образов и ассоциаций посредством
дедукции воображения и воображением, — или «имагинатив-
ной дедукции»: обозначим это дело так для любителей
иностранных терминов—тогда оно пребудет в «научном законе»...
Платон дал и геометрические соответствия четырем стихиям
в диалоге «Тимей». Ему согласно, форма «атома» земли — куб,
огня —пирамида (тетраэдр), воды— гексаэдр, воздуха
—икосаэдр. Так что и в математику, и в физику тут выход.
И в культуре гуманитарной четыре стихии значимы.
Например, в философии первокатегории можно приурочить к стихи-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
49
ям. Субстанция = «земля», Жизнь = «вода», Дух = «воз-дух»,
Воля = «огонь»...
И вот как мне видятся соответствия стихий разным явлениям
Бытия. В своих интуициях я опираюсь и на мифологическую
традицию.
Во временах года: зима = земля, лето = огонь, весна =
воздух, осень = вода.
В странах света: север = земля, юг = огонь, восток = воздух,
запад = вода. Эта же мета и в соответствующих цивилизациях:
Востока (откуда воз-духовные религии...), Запада (откуда
«атлантизм» и мореходы, географические открытия, тоска по Ост-
Индии...), Севера (откуда воины, власть, государство, царство
умерших, где «гипербореи»...) и Юга (откуда Жизнь и
размножение, Природа напирает...).
В теле человека: скелет = земля, кровь и нервы = огонь,
легкие = воздух, мясо = вода.
В темпераментах: флегматик = земля, холерик = огонь,
сангвиник = воз-дух, меланхолик = вода.
В цветах-красках: черное = земля, красное = огонь, синее
(голубое, белое) = воздух, зеленое = вода, Жизнь... По
интуиции А. Ф. Лосева, ад —красный, рай —зеленый.
Комбинации цветов = сочетания стихий. Например:
коричневое = черное + красное = земля + огонь. Индустрия = обогнива-
нье земли. Труд (форма) = огнеземля. Германский флаг:
черное, красное, золотое, что в сумме дает — коричневое. И уголь —
бурый там, и кирпичи домов, и коричневорубашечники. И
Вагнер весь —коричнев (так его слышу-вижу). И Рембрандт... Гер-
манство вообще...
Кстати, национальные флаги —важные природно-культурные
тексты, и многое в них прочитывается.
В музыке — голоса: бас (контральто) = земля; тенор
(сопрано) = огонь, свет; альт (меццо-сопрано) = вода; баритон =
воздух. Кстати, Онегин и Демон, и Герман, кто = огнедухи,
демонические персонажи, — баритоновыми партиями выражены.
В струнном квартете: первая скрипка = огонь, вторая скрипка
= воз-дух, альт = вода, виолончель = земля.
В симфоническом оркестре —так мне слышится. Деревянные
инструменты = воз-дух (дудочки древесные, куда дуют).
Струнные, которые из жил, жизни, женские, = вода. Медные,
прошедшие огонь, горнило, — в них звучность огня. Наконец, ударные:
барабаны, литавры — передают глухой звук вещества; в них —
земля-стихия.
Вот почему симфония — в силах звучание Космоса переда-
50
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
вать, мироздание в целом представляет —во множестве
вариантов.
История тоже поддается «чтению» на языке четырех стихий.
Россия — мать-сыра земля, значит, «водо-земля». Над нею
трудятся в ходе истории два мужских персонажа-стихии: огонь
(Государь-ство, Кесарь) и воз-дух (Народ). Русский человек
широк душой, душа — нараспашку, «гуляет, где ветер...»
Русский народ —СВЕТЕР (свет + ветер). Он России,
матери-родине, — Сын. А ей ведь, как бабе-женщине, еще и Мужа надо. И на
то — Государь-ство, Кесарь-царь, Петр, Труд, жар, индустрия,
аппарат, форма, закон — все с Запада, как правило,
пришедшие. Муж России — обычно Чужеземец. Аморфность безбрежно
расползающейся России («бесконечный простор»), матери-сы-
рой земли, призваны стянуть закон и форма, власть и труд =
«огнеземля».
Наводнение Невы, описанное в «Медном (= индустриальном,
огнеземельном) всаднике», — это бунт Матери-сырой земли
против огнекамня Петра (petra = «камень», по-гречески): «в
гранит оделася Нева»... А революция 1917 года, когда «Ветер,
ветер, да белый снег», — это уже СВЕТЕР, Народ русский, сын и
первый муж России, попер на Государя (царя-батюшку) и
овладел Матерью-Родиной. Совершился акт Эдипова комплекса
после ввязыванья России в дела Запада в ходе Первой мировой
войны. А именно для хода истории Запада Эдипов комплекс
типичен: молодое, новое осиливает старое, прогресс, новости,
мода — тогда как для Востока характернее сила Отца и
традиции, «Рустамов комплекс», по имени богатыря Рустама, кто, в
поэме Фирдоуси «Шах-намэ» на поединке побивает сына — Со-
храба.
Ипостаси стихий прочитываются в персонажах русского (и,
естественно, всяческого) романа. Онегин = огне-дух: слышится
«огонь» в его имени и русское мужское «ОН». Татьяна же любила
снег: в ее сне — снег и поток. Она — русалка, ундина-водяная, но
и — Снегурочка. В ней это сюжет: огонь страсти (письмо пишет в
жару-бреду) — и не смеет ей отдаться, ибо — растает... Потому
отдается князю-генералу (из Кесарева мира), кто одел ее
стихию в гранит-форму супружества на долгую жизнь, а Онегина
обдает холодом на рауте.
Обломов —обл, кругл (шар) и «голубь» (так его Ольга
чувствует), значит, «воз-дух». Штольц (Stolz, нем. = гордость = труд)
«огнеземля» германства. Ольга — Волга = вода. Тоже своя
русалка, но «другому отдана» — и в ней динамика разлуки и
русская поэзия несостоявшейся любви.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
51
В «Анне Карениной» снег в начале страсти, а гасит ее жизнь
Железный поток Бронепоезда —тоже Медный всадник = огне-
земля.
В «Докторе Живаго» Лара вся — на фоне снега, и тело ее —
белое чудо. Он же поэт, воз-дух, светер. Но ей нужен и жар —
Кесарь = рас-Стрел ьников-комиссар...
Я и себе АВТОПОРТРЕТ на языке четырех стихий написал.
Я как-то проделал себе самоанализ — не рефлексией на уровне
Психеи, но взглянул на себя как на тело во Космосе и перевел
текст(уру) своего существа на язык вещества. И если
гармоническое во Космосе существо должно в идеале иметь по 25
процентов каждой из стихий, то, вглядываясь в себя очами Бытия,
нахожу, что состав мой таков: 35% земли, 30 — огня, 30 —
воздуха и 15 — воды. Так примерно. Из чего я так заключаю? Телом
сбит я, низ тяжелее верха, ноги стальнее рук. Жёсток. Тяжек.
Телец по Зодиаку, чей знак —Земля; да еще Гео-ргий =
«земледелец», по-гречески, — таково значение моего имени. Налит
земностью и Природу люблю, язычник. Много и огня во мне:
смугл и опален и жестокож я, тощ, сух и поджар, а снизу еще и
дремучеволос. А волосы — черные: уголь — от сожжения земли.
Гееннск я и в лютости часто оцепеневаю. Много, значит, и огня
во мне: еще и творческий огонь, энергия, воля, страсти, гнев...
Но все же огня во мне меньше, чем земли: не вся сгорает — и
чад, и смрад, и сажа, и копоть, и угар во мне остаются:
мрачность и меланхолия — некоторые. Мало во мне, недостача —-
воз-духу. Потому так свежий воздух люблю и сплю в холоде.
Остуда нужна моей огнеземле: «здоровью моему полезен русский
холод» — мне, жидоболгарину по крови, что есть горючая смесь!
И потому так к Духу тянусь — по контрасту: воз-дух нужен и как
тяга для прогорания в печи моего существа. Тянусь и к идеям =
ВИДеям, идеалист и умозритель я: надо лечить и облегчать мое
существо, приподнимать его, тяжкое, — впереньем в Небо и
Свет. Меньше же всего во мне —воды, то есть, мягкости,
жалости: жёсток я и себе и скрежещущ. И потому так к женщине =
воде — Жизни стремлюсь, алчу, жаждущий я — как
«Пантагрюэль» (= «всежаждущий», по-гречески). В чудо Женщины воззрен
я и устремлен — как в диво дивное и невероятное мне, и так
тянусь к ней — как к восполнению.
И повезло мне —любить жену, СВЕТ-лану, большую русскую
лебедь-бабу, чье тело — белое, рассыпчатое, как сугробы:
зарывайся до беспамятства. Хоть и большая она, но стихии земли
в ней мало — процентов 15: провоздушнена плоть, пориста.
Воз-духу в ней — 30%, воды — 30. Так что основной состав в
52
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ней — «вл аго-воздух». А это есть ПЕНА — состав Афродиты,
которая «пеннорожденная» (хотя это та еще пена: из спермы,
брызнувшей из отсеченного Кроном члена отца его, Урана-
Неба...). Еще и огня —25%: на стыке Льва и Девы она, солнцели-
кая, по Зодиаку. Так что в целом у нас на двоих приходится по
50% каждой из стихий, и мы восполняем друг друга — как
контрасты с большой разностью потенциалов. И потому наш союз
гармоничен — при том, что шлемоблещущий Эрос ярится в
нем... СВЕТ-лана + ГЕО-ргий = Небо + Земля.
Советую каждому произвести подобный самоанализ — и
себя, и супружеской пары своей. Это помогает...
Каждый национальный Космос имеет особую иерархию,
пропорцию и структуру этих четырех элементов, и этим один
отличим от другого. Например, Россия = мать-сыра земля, значит:
вода + земля в субстанции своей основной. Франция =
сладкая — douce France — такой постоянный эпитет имеет. А что есть
«сладость»? Это — сок, просолнечный, значит: огонь (жар) +
вода. Национальный флаг Германии трехцветен: черное,
красное, золотое, что символизируют: землю, кровь (человека),
солнце. Но кровь = вода + огонь; солнце = воздух + огонь. Так что
Германство — это космос «огне-земли», по основной
субстанции...
Кстати, стихия «огня» имеет две ипостаси-варианта: жар и
свет. Свет = Небо, Бог, Дух. Жар = труд, индустрия, «ургия»
(огонь ада, в том числе, дьявол...). В России, которая полгода
зимы покрыта снегом = белым светом, стихия огня в варианте
света преобладает. И самоименуется она «Святая Русь», и
«мир» здесь —«свет»...
Иерархия четырех элементов (по моим интуициям,
субъективным, конечно) в национальных мирах может выглядеть так.
Германия: огонь (как жар), земля, воз-дух, вода. Германия —
страна «ургии», которая (труд, индустрия) — обогниванье земли
и придавание ей формы. Огонь = Höhe (высь), земля = Tiefe
(глубь) — основные их координаты. Это страна
инструментальной (ургийной) музыки и философии (воз-дух)...
Франция: вода, огонь (жар), воз-дух, земля.
Россия: земля, вода, воз-дух, огонь (свет).
Италия: земля, огонь (свет), воз-дух, вода.
Англия: вода, воз-дух, огонь, земля.
США: огонь (жар), земля, вода, воз-дух.
Однако в этих иерархиях я смешал две точки зрения, два
подхода: по тому, что есть в избытке, по наличию, — и по тому, чего
недостает, что желательно, в цене. Например, для России той
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
53
же самой, где в изобилии земля и вода, воз-дух и свет, для ее
аморфного, расползающегося тела в «бесконечный простор» и
«апейрон», — особо ценна форма, предел, граница, что
образуется приложением стихии огня как жара — к земле и всему. Так
что явления из оперы огня как жара тут — особо ценятся, даже (в
эпоху Петра Великого и строительства социализма в СССР)
обожествляются: структура, власть, государство, аппарат,
организация, партия, границы, наука, техника, рассудок...
Для космоса пустынь Юга вода занимает по наличию
последнее место в актуальной иерархии стихий, но она — на первом
месте в представлении там идеального Космо-Психо-Логоса.
Вспомните образ мусульманского рая — как оазис с фонтанами
и тенистыми садами...
ЛЕКЦИЯ 9
Естественные национальные языки — могучие инструменты,
позволяющие проникнуть в субстанцию национального Космо-
Психо-Логоса — и со стороны своей фонетики, и со стороны
грамматической структуры. Во рту совершается таинство
перетекания Космоса в Логос, материи в дух: язык еще веществен
(звуки), но уже и спиритуален (смыслы). В фонетике каждого
языка имеем портативный космос в миниатюре: именно —
переносимый (porter = «носить», по-французски), так что можно
и не ездить в чужую страну, чтобы постичь ее менталитет, а
вслушиваться в язык.
Национальные языки в звучности своей — голоса местной
природы в человеке. У звуков языка — прямая связь с
пространством естественной акустики, которая в горах иная, чем в лесах
или степи. И как тела людей разных рас и народов адекватны
местной природе, как этнос — по космосу, так и звуки, что
образуют плоть языка, находятся в резонансе со складом местной
природины. Рот и есть везде такой резонатор, микрокосм — по
космосу.
Сейчас я предложу серию важных уравнений, что будут
работать в реконструкции каждого национального
Космо-Психо-Логоса: какие смыслы содержатся в органах артикуляции, какие
идеи они излучают. Рот —стяженная модель пространственно-
временного континуума, микрокосмос —по Космосу
национальному. В нем нёбо = небо (свод). Язык = человек, индивид,
единица (как математическая и философская идея), потому что
он — один. Он подвижный, живой, аналогичен стихии огня: есть
54
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
такое выражение «язык пламени». И даже загадку могу сочинить
на стих: «Бьется в тесной печурке огонь» — что такое? Ответ:
язык во рту. Язык — мужское начало, самец, как и фаллос: плоть
обоих та же, «пещеристое тело» —так обозначается в анатомии.
Губы = женское (как вагина), мягкое, влажное, формой —
волна, стихия воды; их — пара, и они несут с собой
математическую и философскую идею Двоицы, чет: парность, баланс,
симметрия.
Зубы = кость, твердое, горы, стихия — земля, принцип —
множество.
Дыхание = воз-дух, легкое, дух, энергия, воля...
Нос(оглотка) = труба музыкальная, резонатор, увлажнение
струи воздуха там, так что тут смешение стихий: водо-воздух.
Теперь —о звуках, фонемах: какие особенные идеи, значения
и со-мыслы они в себе содержат и могут излучать сами,
независимо от слогов и слов. Последуем здесь за фонетической
классификацией.
Гласные = чистые координаты пространственно-временного
континуума. А = вертикаль, верх-низ, открытое пространство. Е
и И (Ы) = горизонталь мира, причем Е = ширь, И (Ы) = даль. О =
центр, круг, шар. У = глубь, нутро, недро. Удельный вес этих
гласных в речи на данном языке представляет шкалу
соответствующих измерений, ценностей, идей в национальном Космо-
Психо-Логосе.
Согласные заполняют чистый космос, эту сетку координат —
разнообразием. Глухие смычные ( «п», «т», «к»...), что
образуются, когда струя воздуха с силой прорывает, взрывает
преграду во рту (отчего их еще называют «взрывные»), — звуки
мужские, энергии-воли-усилия, «огне-земля» ими выражается.
Звонкие смычные («б», «д», «г»...) означают то же, но в женском,
увлажненном варианте. Фрикативные («трущиеся» — таков их
буквальный смысл) — стихию воздуха знаменуют, ибо в них
дыхание струится через теснину, свистит, шипит, причем глухие:
«с», «х», «ш», «ф»... — мужские, а звонкие: «з», «гх», «ж», «в»... —
женские. Носовые: «м», «н», = водо-воздух, скорее:
воздуховода, ибо женские они. Из сонорных «л» — женское, звук
мягкости, милосердия, музыки («ля-ля» — напеваем...), любви;
«р» — звук мужескости, активности, воли, энергии, труда,
гордыни, самости, «я»... Полугласные j, w, y... (наше«й») почти
имматериальны, духовные, улетучивающиеся с земли — выражают
«огне-воздух», свет...
Вдумываясь в частоту и пропорции всех этих звуков в языке и
речи; принимая также во внимание, что звуки бывают передне-,
заднє-, верхнє-, нижне-язычные,—удается в лаборатории рта
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
55
просчитать иерархию ценностей в данном Космосе
национальном: что здесь важнее: верх/низ, даль/ширь, перед/зад,
зенит/надир, мужское/женское и т.п. По, так сказать, ландшафту
фонетики можно представить природу данного национального
мира, а изучая иностранный язык, себе как бы иную челюсть
приходится вставлять.
Вот, например, берусь выяснять Польский Космо-Психо-
Логос. В фонетике стихий упираюсь в потрясающее
преобладание шипящих звуков. Это мне — подсказ для стихийного состава
польского Космоса. Что есть шипение? Это огонь в воде, зага-
шение стихии огня влаго-воздухом, драма человеческого
факела здесь, по прогорании которого остаются, в идеале, «Пепел и
алмаз» (знаменитый фильм Анджея Вайды), но это
самоидеализация Польства... Проверяю —Шопеном. Клубление
волнующегося вокруг мелодии, темы — пространства: пассажи, овевания,
мелизмы, дух, дышащий в «аккомпанементе», — все это
активность посреднических стихий: воды и воз-духа. Сравните
щелкающий в пустоте форшлаг сухой, затакт, даже трель на одном
горизонте в германской музыке, в космосе «огне-земли», — с
шопеновскими фигурациями и мелизмами: в них Логос влаго-
воздуха. Пассажи Шопена, фактура трепещущая его, рокотание
и дрожь — это аналог шипящим в фонетике. Даже «р»
превращается в Польше в «ж» (латинское res тут увлажняется в rzecz,
звучащее как «жеч»): это оженствление мужского, ургийного
начала «огне-земли»... Еще и носовые гласные польского, как и
французского языка, — соответствуют активной роли женщины:
пани здесь и дамы там. Ибо носовые — это «вода» + «воз-дух» =
пена (состав Афродиты). Пена — Пани.
На языке фонетики стихий можно описать космос одного
стихотворения. Возьмем, к примеру, «Цицерон» Тютчева.
Оратор римский говорил
Средь бурь гражданских и тревоги:
«Я поздно встал — и на дороге
Застигнут ночью Рима был!»
Так!., но, прощаясь с римской славой,
С Капитолийской высоты
Во всем величье видел ты
Закат звезды ее кровавый!...
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.
Он их высоких зрелищ зрител ь,
Он в их совет допущен был —
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил!
56
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Сразу нас оглушает раскатистыми «Р». Рим = миР истоРии,
боРьбы, тРудов, гоРдыни — идеальный кесарев универсум,
образ людской деятельности, энергии. И недаром он выговорен
«р» — звучностью (как и Лермонтовым в «Умирающем
гладиаторе: «Торжественно гРемит Рукоплесканьями шиРокая аРена...).
Это звук Работы, tRavail, ARbeit, woRk, laboR, всякой res, rei
(вещи), которая состоит из материи природы, коей придан
образ и форма, грань.
Если привести это к стихиям, то, во-первых, видим здесь
землю (твердое вещество, камень), подверженную обработке.
Деятельное же начало из стихий — огонь. Значит, мир, истории
и трудов = мир пылающей земли. И действует в нем
человеческое тело, пылающее страстями, одержимое целями,
стремлениями и идеями и пролагающее себе дорогу в борьбе. Критерий
красоты здесь — героизм. Главное чувство — радость борьбы и
гордость викторией. И люди в этом космосе: Цицерон, Цезарь,
Гораций... Этот мир вводится через пафос; гордость взыскует
патетики: риторика и громогласие царят в первом
четверостишии—оглушительный звук, фортиссимо. И это —улика,
заставляющая нас подозревать, что весь этот пассаж вводится
русским поэтом как тезис-жертва — по формуле русской логики: НЕ
ТО, А... (ЧТО?) Все к этому сходится: и начальное в
стихотворении место — обычно оттолкновенное у Тютчева, и чуждый рус-
скости состав стихий, который мы уловили через звучность, —
огнеземля, а значит: день, шум и суета, когда Абсолют
затемнен у-словиями существования и не может быть выговорено
Слово Истины.
Вторая строфа —опровержение первой и излагает ДА поэта,
наше, русское, при-сущее. Основное слово — «блажен», и оно
повторено в определении богов — «все-благие». «Все» = свет,
«благие» = влага («б» и «в» заменимы, как в «алфаВит» и «альфа-
Бета»). Значит, «всеблагие» —это «свето-вода», свет как
влага, что есть первоматерия Русского Космоса и что еще лучше
передает слово-имя СВЕТЛАНА своим смыслом и звучностью.
Недаром и далее: «зрелища», «зритель», «совет» = свет (из
стихии света все), и «из чаши их бессмертье пил» — как свет пил.
Естественно, что путь от огненной земли истории, трудов,
борьбы и гордости к совету и всеблагости пролегает через влагу, и
тогда смертный полубог — «блажен».
Вся вторая строфа — как бы орошение звучности первой. «Р»
мало, а те, что есть, — безраскатные: смягчены через «е» и «и»:
«мир», «пир», «зрелищ», «зритель», «призвали», «бессмертье»;
лишь в «роковые» — звучность первой строфы, хотя и здесь «р»
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
57
не ударное, и слово истаевает на «ые» (ыи). Вся коробка
челюстей приподнята. Если в первой строфе преобладали гласные
вертикали и глубины: «а», «у», «о», «ы», то во второй — «э», «е»,
«и», «ые», (ыи), «ие». Эти гласные — гласные переднего ряда,
ближе к выходу и воздушности, к истаиванию телесности: при
их произнесении низ рта приподнят, скулы расширяются, и
пространство мира предстает как ширь, даль — плоскость и верх.
Слово-ноумен «всеблагие» не только идею свето-влаги
своим звучаньем выражает, но и русскую огласовку мирового
пространства: je-a-iji. Начинается оно из шири и как продолжение
чего-то. Je —словно из бесконечности слетает тончайший звук;
J — как придыхание, как душа (j — самая тонкая звуковая
материя и соответствует свету и огню). Затем включается «а» =
«высота ли высота ль поднебесная, глубота ли, глубота ль окиян-
море». Но на этом русский глас пространства не
останавливается. Он уводит из вертикали и полной объемной трехмерности
«а» в горизонталь и в верх, а точнее, в даль-высь, что и
выражается истаиванием звука в iji = в свете и воздушности.
ЛЕКЦИЯ 10
Если фонетика языка аналогична национальному Космосу
данного народа (страны), то грамматика языка — средство
проникнуть в национальный Логос. Существует несколько структур
для связывания слов в предложения, но главные и ближайшие
нам (в индоевропейской группе языков) —два типа:
синтетический и аналитический. Синтетические языки — санскрит,
латинский, греческий, русский, немецкий... Аналитические —
французский, английский... Синтетические (от греческого syn-thesis
= со-положение, со-ставление) — более древние,
естественные, «гонийные»: в их странах культура вырастает из натуры,
там синтез «гонии» и «ургии». Аналитические (от греческого
ana-luo = развязывать, разделять) осуществляют принцип
«разделяй — и властвуй!» (через эту процедуру разделения). Таков
был принцип римских императоров (divide et impera), но таким
же методом работает абстрактная мысль и наука: разделить
объект на части — и поочередно орудовать с ними. Так же
действует и принцип разделения труда в производстве — для
большей продуктивности.
Аналитический способ связи слов в языке приспособлен к
«Ургийному» стилю в жизни и в мышлении; он хорошо служит
58
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
более отчетливому и быстрому восприятию команд и приказов,
массовому производству товаров и слов.
Тенденция прослеживается в развитии языков — от
синтетического типа к аналитическому. Английский язык
прогрессировал в этом отношении далее всех, французский — меньше,
немецкий — еще меньше. Русский язык остается синтетическим.
Но и английский язык, поскольку он язык естественный (не
искусственно изобретенный), органиче-ский, содержит черты «го-
нии», природы — в себе. Например, традиционное, не
рациональное правописание, так что иностранцы шутят, что
по-английски пишется «Ливерпуль», а произносится «Манчестер».
Такое правописание подобно упорству англичан в неприятии
рациональной десятичной системы счисления, что принята на
континенте Евразии и в мире вообще; но они придерживаются
своих архаических «дюймов», «футов», «дюжин», «милей»,
«фунтов», «пинт», «баррелей», которые связаны с телом человека как
привилегированной естественной системой отсчета и мер.
— Следовательно, латинский и русский языки примитивны, в
сравнении с английским? —спросил меня студент Весленского
университета Джеймс, когда я излагал эти идеи.
— Да, — ответил я. — Как и Библия, что «примитивна» в
сравнении с компьютером. Как симфония Бетховена, что
«примитивна» в сравнении с сонористикой в современной музыке.
Помедитируем теперь над специфическими чертами
синтетического типа языковой структуры. В таких языках есть
система «склонений» и «падежей». Вслушаемся внимательным
слухом в корни этих грамматических терминов. «СКЛОНЕНИЕ» (лат.
Declinatio) есть наклонение, наклон — вниз, туда, где
Мать-земля распростерта. «Склонение» есть вариант гравитации,
земного притяжения и выражает сыновство Логоса по отношению к
Космосу, что естественно в странах Евразии, где народы
рожались местными природами, а потом стали трудиться среди
родной природы, постепенно созидая Культуру, которая выступает
как продолжение Природы в жизни человеческого Общества.
То же самое и термин «падеж» (лат. casus от глагола cadere =
падать, опускаться) означает некое припадание, поклонение:
словно слово прижимается к груди Земли в поклоне сыновнего
почитания.
Вслушайтесь в названия падежей, — как много идей и эмоций
они излучают! Только Именительный (Nominative) нейтрален,
рационален, есть как бы «нулевой» падеж, означает просто
«наименование». Падеж Родительный (Genitive от genesis) — падеж
«гонии»: выражает отношение к родителям, предкам, родство,
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
59
сыновнее чувство. Он сообщает идею рождения и
принадлежности: чей ты? чья вещь? — на этот вопрос отвечает и потому
именуется и Posessive case (англ.). Падеж Дательный (Dative от
dare = давать) предлагает дары, подарки, это падеж любви,
милости и жертвы, благодарения... Падеж Винительный
(Accusative от accusare = обвинять) означает, напротив, отношение
противостояния, оппозиции, страстное отношение к «врагу»,
противнику как объекту моих усилий, работы. Ведь в процессе
работы над предметом я полагаю его изначально плохим,
сырым — «сырье» он лишь, и вот я преобразую его, воспитываю,
веду к совершенству, возвожу в перл создания, шедевр (что
есть по-французски chef-d'oeuvre = «шеф изделий»). Падеж
Творительный (Instrumentalis — инструментальный) прозрачен в
своей идее: это падеж творения, труда, «ургии»; также данная
вещь, сущность полагается существующей не для себя, но в
служении иному существованию, становясь орудием их жизни и
совершенствования. Это как бы — «христианский» падеж
—служения ближнему и самопожертвования. Падеж Предложный
(Locative от locus = место) выражает уважение к Пространству, к
ложу и лону; слова становятся как бы вместилищами,
восприемниками других сущностей или кланяются куртуазно друг другу.
Еще падеж «Отложительный» (Ablative от ablatere = класть в
сторону, отлагать) выражает тоже некое эмоциональное
отношение к ценности вещи в пространстве и времени. Падеж
Звательный (Vocative от vocare = звать, окликать, голосить) — падеж
коммуникации, приглашение к совместному деланию.
Тенденция развития языков от синтетического типа к
аналитическому шла параллельно и отражала развитие Труда, «ургий-
ного» отношения к Бытию, вытеснение Природы Культурой.
Язык должен был отсекаться от естества и чувства и
воспитываться в направлении от субстанциальности и экзистенциаль-
ности к рациональности и функциональности. Подобно тому,
как спиленное дерево обрубается от сучьев и ветвей, в нем
выпрямляются изгибы и узлы, —так и слово обтесывалось от
суффиксов и флексий и укорачивалось почти до своего корня.
Слова английского языка стали большей частью короткие,
односложные. При этом те идеи и значения, отношения,
которые выражались в синтетическом типе слова суффиксами и
окончаниями, трансформировались в различные операторы,
указатели, вспомогательные знаки (как это в математике...),
которые ставятся перед или после слова — как предлоги, артикли
и т.п. В результате этой длительной хирургической операции
слово стало своего рода стандартной деталью, подобно детали
60
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
механизма в машине, которая способна изыматься и
вставляться с помощью операторов и индикаторов и работать в любой
функции: как существительное, глагол, прилагательное... Так,
слово work может быть a work (работа), to work (работать),
workshop (рабочий-магазин, мастерская)... Было слово
организмом — стало механизмом.
Работа анализа в преобразовании синтетического типа языка
может быть уподоблена технике Геракла в его борьбе с Антеем,
титаном, сыном Геи (Земли-матери). Последний прижимался к
Земле (Склонение! Падеж!) и получал энергию и силу (Смысл!) в
контакте с почвой. Геракл же с великим усилием отодрал Антея
от Земли-матери: отделил, поднял в воздух, где Антей утратил
свою силу и был побежден.
Имя существительное (так было!) стало обстругано =
абстрагировано от своих падежей, их окончаний, уже не имело нужды
кланяться земле и другим существам, но стало
самостоятельным и Self-made (= самосделанным, каков
англичанин-джентльмен) — намеревался сказать, но вдруг осознал, что,
напротив: в английском языке слово не может стоять в предложении
само по себе, и не «само-сделано» его значение, но «другими-
сделано» — предлогами, частицами и т.п.
Строгий порядок слов в аналитическом предложении — это
их дисциплина в гражданском обществе, с разделением труда
между частичными индивидами. Слова же синтетического
языка способны к инверсии — то есть свободны занимать разные
места в последовательности членов предложения, не теряя при
этом свой полный смысл, потому что они снабжены всем, в чем
нуждаются, внутри себя. Так сказать, Omnia mea mecum porto —
латинский афоризм, означающий: «все мое ношу со мной», —
как это в идеале независимой, свободной личности.
Возможность инверсии — это роскошь и красота в стиле литератур,
поэзии на синтетических языках.
Мы в этом размышлении подошли к интересному парадоксу.
Общее место в современном миропонимании —утверждать, что
индивидуум становится в ходе истории более
самостоятельным, тогда как в патриархальном, античном и средневековом
стилях жизни он был более зависим от природы, рода,
общества. Однако сюжет: строгий порядок слов и инверсия — хороший
индикатор как раз противоположного. В самом деле:
современный человек, допустим, великолепный профессионал в химии,
умрет, если профессионал в сельском хозяйстве не произведет
пищи и на него, а специалист в торговле не свяжет их друг с
другом. Архаический же человек, старомодный, сам выращивал
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
61
корм на своей земле, сам строил дом, молился богам (Богу) и
пел, знал секреты лечебных трав и как жить в согласии с
временами года, — такой, целостный человек, был действительно
самостоящим в бытии и «самосделанным» — не то что
современный частичный индивид, раб в системе разделения труда,
от которой полностью зависим.
Строгий порядок слов строит предложение посредством
операции сложения, прибавления значений, которая проще,
нежели умножение значений, что происходит при свободном
порядке слов в синтетическом предложении, с возможностью
инверсии.
Система родов была разрушена в процессе прогресса
языков к аналитическому типу. Священный Эрос претерпел
операцию обрезания или, точнее, стерилизации. Все имена были
сущностями, прикрепленными к Мужскому или Женскому
началам бытия, и таким образом переживались как более
одушевленные и поэтические. Ныне же мы работаем с
кастрированными, выхолощенными словами, в жанре «унисекс», что есть идеал
для современного феминистского движения.
Однако есть свои минусы и в синтетических языках.
Например — та же самая роскошь, неэкономность, сверхизобилие,
когда одно отношение (родовое, к примеру) выражается и в
существительном, и в соотнесенном с ним адъективе
—прилагательном, в глаголе и т.д. Слова аналитического языка
мобильны, оборотисты, а синтетического —неуклюжи...
ЛЕКЦИЯ 11
Теперь давайте спустимся с интеллектуальных высот к
материальному и даже к наиболее земному и телесному — к
национальной еде, пище, кухне, блюдам. Они предлагают нам текст
большого значения и должны быть проинтерпретированы с
национальной точки зрения. Может быть, следует начать с
некоторых общих идей касательно философии еды.
Каждый этнос рождается на своей земле его Природиной —
так же, как растения и животные разных видов и пород здесь.
Все они — инкарнации (воплощения) местного Космоса,
который для них — род божества. Будучи составлены из ткани этого
Космоса, они имеют с ним одинаковую субстанцию и состоят из
аналогичной композиции четырех элементов. В процессе еды
все отдельные существа, в том числе и человеческие,
воссоединяются с целым снова, с национальным Божеством и его бо-
62
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
жественным миром, подкрепляют в себе субстанцию, односо-
ставностьс ним.
Еда — есть религиозный акт. Ведь что такое, в сущности
своей, Религия? Термин re-ligjo происходит от латинского re-lig-
аге, что означает «вос-со-един-ять», «снова связывать», «вос-
связывать», — предполагая, следовательно, тем самым, что
нечто было отделено и имеет нужду вернуться, периодически
возвращаться в свое родное Единство.
Существа: деревья, бабочки, тигры, торговцы — могут
ощущать себя независимыми и совершенными —до момента, когда
голод и жажда возникают в их организмах. Эти чувства — канаты
и цепи, что волокут нас домой, в наше исходное родительское
сообщество. Голод и жажда — это нам — memento mori (=
помни, что умрешь) и memento religare (помни, что надо
воссоединиться)—суть религиозные чувства и сигналы внутри нас. Вот
почему термин comm-unjon («коммуна», «со-един-ение»)
употребляется для обозначения акта «при-част-ия» (и тут идея:
часть и целое — в значении слова). Принятие пищи — всегда
священнодейство, акт сакрального соединения моего тела,
кости и плоти моих, — со вселенной, чтоб состоять в гармонии с
нею. Так что в пище мы съедаем нашего бога, некую часть от
него прикусываем...
В священной книге индусов «Бхагавадгита» есть мистическое
учение о том, что Мир, в своей сущности, есть «жертва Брах-
мо» — тела и духа этого величайшего их божества, равного
Абсолюту. И в самом деле — как функционирует Бытие? Каждое
сущее жертвует собой всякому другому. Смерть дерева есть
жизнь очага, где вы греете тело, или стола, где вы читаете эту
книгу. Бытие совершается как взаимное любезное или
вынужденное и враждебное — служение существ друг дружке. Жизнь
есть жертвоприношение, История — алтарь; развитие = обмен
жизнью и смертью между существами — процессы, что
именуются в науке как «ассимиляция» и «диссимиляция» (оба от корня
simil = «подобный», так что эти заграничные термины можно
проще понимать: как «уподобление» и «расподобление»). Так
что тут содержатся те же идеи единения и разъединения, как и в
«ре-лигии».
Итак, в акте питания некоторые части местной Природы
предложены в жертву, чтобы продлить существование другим
организмам. Однако в акте съедения я в то же время предлагаю
свое тело — как трубу иль туннель, насос, чтоб частицы
окружающей материи трансформировались из одного состояния
вещества в другое, из одного вида и формы (яблоко, мясо, хлеб) —
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
63
в «экскременты», уравнивая все в месиве, выполняя работу
энтропии, возвращая материю в ее первичный статус materia prima,
которая есть потенция для возможного развития в
разнообразные формы и существа.
Теперь, что такое ЕДА? Еда, пища — есть та часть
национального Космоса, внешнего мира, которая пригодна войти внутрь
нас, в святилище нашей тонкой и нежной внутренности,
внутреннего мира. Вот почему диета и ритуальные посты для
очищения заповедуются в любой религии. Некоторые книги Ветхого
Завета («Левит» и «Второзаконие», в особенности) содержат
детальные диетические предписания, различая «кошерную»
пищу, чистую, от грязной, «трефной». Также и возможные
сочетания предусматриваются. «Не вари козленка в молоке его
матери» — эта заповедь блестяще анализировалась антропологом
Фрэзером в его «Золотой ветви». Смысл диетического этого
предписания — в том, чтобы не смешивать молоко с мясом,
потому что они противоречат друг другу...
Для Еврейства диетические предписания, введенные в
библейский период их истории, стали оплотом их этноса, потому
что они утратили свой Космос, Природину, и лишь плоть тел их
народа оставалась родною в течение двух тысячелетий
существования в диаспоре на территории космосов, чуждых их плоти и
крови. Специфическая их диета играла роль границ «страны» из
тел; то были стены и барьеры, что удерживали этнос от
растворения.
Другие народы могут быть более свободны и открыты в своих
диетах, потому что природа, среди которой они живут, обучает
их практически каждый день и корректирует их ошибки — через
болезни и смерти. Но евреи не могли себе позволить такой
экспериментальный метод проб и ошибок: он стоил бы им слишком
дорого; так что они должны были придать законам диетики
сакральный статус, подтверждая их авторитетом Священного
Писания. Прочие народы устраиваются в этом отношении проще —
обычаями и традицией.
Итак, Пища = посредник между нашей внутренней жизнью и
наружным окружающим миром, между большим
Макро-Космосом вокруг человека и его микро-космосом.
Что же может войти в наше тело напрямую в его наличной
Форме, не прибегая к приготовлению пищи, сваренное самой
Природой? Фрукты, орехи, ягоды. Они приподняты над землей
стеблями и стволами и пропитаны солнцем и водой (дождей и
росы). Это значит, что сама Природа подвергает эти куски
земли крещению водой и огнем. Потому что именно такую про-
64
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
цедуру («крещение», баптизм!) должна пройти любая материя и
любое вещество, чтобы приобрести то качество, в каком оно
может получить допуск в святилище человеческого тела. У врат
этого Эдема стоят два херувима с мечами: один — с огнем,
другой—с водой.
Фрукты, ягоды —сладки. Сладость —есть огне-вода, что есть
сок Эроса.
Какие же части животных мы можем потреблять в их
естественной форме? Яйца птиц. Молоко животных, млекопитающих.
Икру рыб. Что общего между всеми ними? Они — семена, так же
как плоды, орехи, ягоды. Все они — результаты жизни и
развития природных существ. Следовательно, человеческое
существо начинает с того пункта, на котором Природа заканчивает.
Здесь — род эстафеты: человек принимает ее от растений и
животных, чтобы продолжать эстафету Бытия не на уровне «го-
нии», а уже на уровне «ургии», искусства (не естества),
изобретения.
Подобное же может быть сказано и о минералах. Соли и
витамины суть результаты химического развития земных элементов.
Они, так сказать, волшебные сказки (английский термин, что я
тут употребил: fiery tales = «огневые сказки», «рассказы
огня», — дает основание для следующего шага мысли...) земли и
солнца. Соль действует подобно огню: она прекращает
органические процессы в плоти. В некоторых языках «соль» и «солнце»
имеют тот же корень.
В области Пищи — два полюса: совершенно естественная и
совершенно искусственная (когда больной получает пищу в
форме раствора через трубку прямо в вены). И в XX веке наука и
техника изобрели множество видов искусственной пищи в
своих лабораториях. ч~~*
Вмешательство в природу, «ургии» в «гонию» нигде не пошло
так далеко, как в Соединенных Штатах Америки. Все эти
продукты без холестерина, витаминизированные, стерилизованные,
«декалоризированные» — все это ухищрения интеллекта и
труда. Человек тут не может съесть фрукт, выпить чай, съесть кусок
мяса, выпить чашку кофе без того, чтобы не почувствовать в
упаковке, дозах, надписях, советах, что неисчислимое
множество людей принимает участие в твоем послеполуденном чае с
хлебом и маргарином, предвкушая их вкус, разумеется,
delicious = «изысканный»! — «Я не могу поверить, что это — не
масло!» — надпись на пакете маргарина...
Даже чай промерен малыми пакетиками. Зачем? Может быть,
я хочу больше или меньше? И что ты суешь свой нос в интимный
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
65
акт моего причащения к Божественному миру? Где свобода,
личный выбор? Их совершенно невозможно иметь тут, в стране
политической свободы. Нет свободы на уровне быта: вся толща
цивилизации тут вяжет вас и окутывает. Даже потребности вам
предписываются агрессивными рекламами: «Ешь это! Купи то!..»
Миллионы новых потребностей изобретаются (дабы дать
работу людям в сфере сервиса) — ради вашего же блага, не
сомневайтесь! Но ведь каждая потребность лишает вас некоей
свободы: новая необходимость, нужда — есть новое рабство. Так что
порабощение современного цивилизованного человека,
живущего в комфорте в свое удовольствие, окруженного сервисом и
услугами, — не менее проникающе в душу и вяжуще твое
существование, нежели грубое порабощение силой и цепями,
которое характерно для деспотических варварских социумов.
Таким образом, режим тоталитаризма и уравниловки тел,
душ и умов до униформы имеет место в США не менее, чем
имел в СССР. Даже когда экологически чистые продукты
рекламируются (например, вода из горных родников в бутылках),
они — то же самое суть изделия труда. И нынешний в Америке
культ Природы, даже некоторое помешательство на ее счет —
пришли сюда как следствие высочайшего развития индустрии,
«ургии». Тут —своего рода «отрицание отрицания» (термин
Гегеля). Первое отрицание Природы произошло тогда, когда
переселенцы из Старого Света уничтожали индейцев-туземцев
и их леса, чтобы пахать и работать самим. Как результат этих
усилий, была выстроена эта грандиозная искусственная
цивилизация, в которой человек начал страдать уже от
искусственных условий существования и испытывать ностальгию по чистой
Природе. Это настроение и склонность к естественному бытию
и пище — есть уже второе отрицание, отрицание отрицания...
Но возвратимся к философии Еды. Итак, первое различение в
ней — пища естественная или приготовленная.
«Приготовленная», «сваренная» — это значит: вещество прошло через стихии
воды и огня, через их цензуру. Следующее различение — между
мужским и женским в еде: пища Ян или пища Инь, если
применить эти термины китайской философии, которые
усматриваемы во всяком бытии. Пища «ян», «мужская» — это рис, зерно,
пшеница, все каши. Также — орехи, мясо, лук, перец. Много
огня, солнца, энергии — в этой пище. Она поближе к Небу и
делает человека активным, динамичным. Пища «инь» — это
картошка, капуста, овощи. Много воды в землях произрастания, в
самой плоти этих растений. Подобная пища экстенсивна,
большое количество инертной материи входит с нею в ваш орга-
66
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
низм. Она делает человека пассивным, вялым и сонным. Он
уподобляется мирным травоядным животным, как коровы, овцы. Не
как звери, мясо-ядущие...
Распределение напитков между странами и народами на
поверхности Земли имеет также свою логику. Не случайно, что
алкогольные пития запрещены в странах исламского региона. Что
такое — вино, виски, водка?.. Это — огне-вода. Но страны
исламского региона расположены большей частью в зоне
субтропиков, тропиков, зоне экваториальной. Солнце мощно там, и
человеческое существо не имеет нужды в получении
дополнительной порции огня. Запрет поглощать свинину (в исламе и
иудаизме) имеет тот же смысл.
Напротив, народы, живущие в более северных широтах, со
сменой времен года, испытывают нужду в огне-воде, чтобы
поддерживать свою кровь против сырой и холодной погоды,
мороза. Я обнаружил даже некое соответствие между градусом
северной широты и градусом алкоголя. В Средиземноморье пьют
легкие вина с 8—10 градусами алкоголя (греки, итальянцы...).
Севернее: испанцы, французы... — пьют более крепкое вино:
мадера, херес, шампанское, портвейн...— с 12—18 градусами.
Горцы на тех же широтах (а чем выше = тем как бы севернее):
народы Балкан, Кавказа... — чередуют вино с бренди (ракия,
чача...). Еще севернее, где немцы, англичане, поляки, русские
обитают, — там пьют водку, шнапс, ром, грог, виски с 40—
60 градусами алкоголя, что соответствует, совпадает с 40—
60 градусами северной широты, где эти народы живут. Между
прочим, свинина, мясо грубое и сильное, снабжающее людей
дополнительной энергией, любима здесь. Бекон тут известен не
только как славное сало (излюбленное блюдо в Англии
—яичница с беконом), но знаменит и в именах Роджера и Фрэнсиса
Бэконов, великих английских философов.
Еще севернее люди, обитающие возле Полярного круга, пьют
чистый спирт (96 градусов). Однажды путешествие вывело меня
на берег Северного Ледовитого океана, и там гостеприимные
хозяева выставили угощение с местным коктейлем. Он состоял
из смеси спирта с шампанским, что равнялось 70 градусам, где
как раз и расположена бухта Тикси. Изобретено ими было и
красивое имя для этого коктейля северных широт, а именно —
«Северное сияние».
Правительства в России периодически предпринимают
очередные кампании, чтобы искоренить или ограничить
употребление водки русским народом. Но эти кампании обречены на
неудачу, ибо они посягают, в сущности, на национальный Космос,
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
67
его устроение. В человеческом существе, обитающем в этом
пространстве Севера Евразии, где царят мать-сыра земля с ее
супругом Дедом Морозом, естественна потребность
дополучить огня-жара в доступной форме огненной воды — спирта,
чтобы одолеть меланхолию, унылость и подавленное
настроение (low spirits по-английски, так что тут я игру слов применяю:
спирт контра low spirits, чтобы поднять душу к небу во
вдохновении— in-spiration). Поэты в России и художники, чтобы одолеть
притяжение низа, гравитацию матери-сырой земли, как
противовес ей, часто употребляют водку, эту огне-воду, что придает
им крылья возлетать в пространство воображения.
Наблюдается резкое различие между кочевыми и
земледельческими народами вообще и в отношении к пище в частности.
Кочевой стиль жизни эксплуатирует Пространство,
земледельческий — ориентирован на Время. Крестьянин, что живет всю
жизнь на одном и том же месте, трудится в координации с
календарем. Он сеет зерно и ждет, пока оно вырастет, то есть,
рассчитывает на работу Времени. Собрав урожай, он должен
заботиться о складах, запасах, чтобы сохранить пищу зимой, и о
холодильниках, чтобы сохранить ее летом.
Кочевник ездит верхом на своей пище; лошади, верблюде... и
пасет стада овец... Он не нуждается в запасах, хранилищах.
Верблюд сам есть запас воды в пустыне; лошади, коровы, овцы
суть самокормленные и самоходные (автомобили!) запасы еды.
Кочевой народ и его стадо — родственники. Архетипы в
мышлении кочевого этноса большей частью зооморфны. Части тела и
органы животных имеют символическое значение. На
праздничных застольях (когда «курбан-байрам», например) хозяева,
угощая своих гостей, часто преподносят им те органы животного
(части головы, в особенности), которые могут связываться с
характером или профессией гостя. Язык может быть предложен
поэту или, напротив, молчаливому человеку. Дар этот может
выражать шутку или насмешку, когда предложен гостю, кто
известен как болтун. Ухо может быть предложено музыканту, глаз —
охотнику или человеку, кто не замечает неверности своей жены,
и т.п. Во всех таких случаях орган есть текст, и его
преподнесение равняется произнесению речи.
Эти обычаи демонстрируют то родство, что существует
между народом кочевым и его стадом. Следы этих обычаев могут
быть найдены в Библии, поскольку древние иудеи были частью
кочевым, частью земледельческим народом. Иисус Христос в
своих притчах говорит о заблудшей овце, уподобляет христиан
овцам среди волков, говорит о стаде свиней в одержимом, — и
68
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
он же говорит о сеятеле, винограднике, горчичном зерне,
смоковнице и т.п. Община христиан уподобляется апостолом
Павлом стаду, пастве, а священник именуется «пастырь», «пастор»
= пастух... И, наконец, символ жертвенного Агнца применяется
к самому Христу.
Что касается американской пищи, то тут ГАМБУРГЕР — очень
значительный текст, рассказ и даже философский тезис о
Бытии. Он есть быстрая еда для занятого человека, который
торопится и для кого время — это деньги. Далее, это
—индивидуалистическое кормление одиночной личности (так гамбургер и
приготовлен) в отличие от ИНДЕЙКИ в День благодарения, что
съедается коллективно, есть общественная трапеза, застолье
(для гамбургера не нужно и стола, Пространство сведено до
минимума, как, впрочем, и Время: аннигилирована округа
Бытия...), род причастия к социуму, блюдо для любви к ближним,
друг к другу, для обмена тостами.
Гамбургер есть абстрактная еда — только для получения
порции энергии в надлежащее время. Как бензин для автомобиля.
Гамбургеру не нужно иметь вкус и запах: его поглощают в
рассеянности, обдумывая при этом свой бизнес. Гамбургер
съедается в молчании. Ибо, если вы разговариваете в это время,
гамбургер, не имея подпоры в виде тарелки или вилки (а это —
помощь от субстанции, от матери-земли снизу, от окружающего
мира), может выпасть из ваших рук. Так что его надо держать
обеими руками, как руль машины.
Питие, скоординированное с такой абстрактной едой, — это
кока-кола (пепси-кола) — тоже абстрактная жидкость, продукт
индустрии и химии. К гамбургеру может подаваться и соус (или
заключен внутри него) — чтобы стимулировать аппетит
бизнесмена, кто может быть вовсе и не голоден (атрофировано это
естественное чувство, природное), но время питания подошло,
и он полагает своим долгом подать порцию топлива в свой
работающий механизм.
Теперь рассмотрим структуру гамбургера: его материю и
форму. Он есть по происхождению —«бутерброд» (Butter-Brot =
масло + хлеб, по-немецки) — на завтрак. В Америке
усовершенствовали бутерброд и поместили во время ланча — на «обед»,
как скорая еда посреди рабочего дня. И он стал
самодостаточным блюдом для самосделанного человека, производящего
самосделанный мир.
Из чего же состоит гамбургер? Между двух ломтей хлеба
помещен кусок мяса (или сыра) в одежде из зелени, — прямо
подобно человеку в машине, который есть тоже животное в одеж-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
69
де, кусок мяса между ломтями железа сверху и снизу.
Американский кентавр — человек-в-машине есть также гамбургер.
И вот: ланч между двумя половинками рабочего дня, человек-в-
машине и гамбургер — все они имеют аналогичную троичную
структуру. Вот —Тринити-колледж! (Trinity = Троица). Подобно
тому, как Человек и его Жизнь есть медиум, посредство, мост
между Духом, Небом, мужским и Материей, Землей, женским.
Так что гамбургер — космическое блюдо, микрокосм, модель
мира, снедаемая американцем в ежедневной литургии.
Одна из моих студенток в Весленском университете, Рэчел
Лонг, дала в своей курсовой работе остроумное сопоставление
национальных блюд. «Одно из необычных французских блюд—
это пылающий (жженый) десерт (flaming dessert). Фрукты и
пирожные поливаются ликером, и блюдо ставится на огонь, — и
сим французы создают осязаемый и снедаемый образец
страсти и огня в их национальном характере... Французская кухня,
когда в других странах практикуется, отличается элегантностью
и великолепием... А неукротимые пузыри шампанского
отображают пылкость (effervescence) французов этого региона,
которые празднуют жизнь — так же, как шампанское пьют по
праздничным случаям.
Понятие «скорой еды» (fast food) уже существовало, но
американский народ возвел его до формы истинного искусства.
Американский гамбургер, горячие сосиски (hot dogs = «горячие
собаки», если буквально), вариации пиццы поглощаются не из-
за их высокой питательности, которая, напротив, весьма низка,
и не из-за их тонкого вкуса, который весьма спорен, но из-за
быстроты, с которой эта еда может быть приготовлена,
приобретена и съедена. Страна усеяна ресторанами Макдональда и
иными вариациями на эту тему, и эти установки для еды (eating
establishments — хорошее выражение для понимания еды — как
тоже производства в Америке. —Г. Г.) всегда находятся вблизи
от магистралей или сквозных проездов, потому что эти
рестораны рассчитаны на людей в автомобилях и для обслуживания на
ходу — так же, как и на тех людей, которые предпочтут вылезти
из своих машин и посидеть в ресторане в компании немного
времени. Скорая еда —прямое выражение американской мен-
тальности. В стране, где эффективность массового
производства — самое важное, соответственно, и подходящая пища,
блюдо, единственно выдуманное американцами, —тоже
массово производится. Гамбургер — идеальная пища для
американца, потому что он всегда в спешке и не хочет быть препятствуем
пожирающим время процессом сидения, чтобы есть с другими.
70
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Скорая пища пахнет подобно обертке, в которой она
предлагается, и гамбургер так же плох для тела, как и его пластиковый
контейнер для окружающей среды.
...Одна из основ итальянской пищи —это «паста» (тесто
макаронное); но что необычно, так это то, что этот, в сущности, один
и тот же материал повторяется снова и снова, но во множестве
дифференцированных форм и фигур. Вы едите спагетти, фетгу-
чини, лингвини, фюзилли, равиоли, зити, тортелини, манакотти
и т.д. Отчего столько форм для одной субстанции? Итальянцы —
народ пластически одаренный, что очевидно в их искусстве и в
скульптуре...
Пища евреев исполнена символики и традиции. Самая
символическая пища на Пасху —это маца, незаквашенный хлеб,
который применяется, чтобы представить ту поспешность, с
которой евреи были вынуждены покинуть Египет. Тот гнет, что народ
испытывал в Египте, символизируется «харосетом»,
комбинацией из орехов, яблок и циннамона, причем текстура харосета
напоминает о цементном растворе, который евреи применяли в
кладке кирпичей, а сладкий вкус яблок и циннамона
представительствует за сладкую надежду и веру, которую народ никогда
не забывал...
ЛЕКЦИЯ 12
Сегодня наш предмет — национальный идеал тела и смыслы
телодвижений: жесты, танцы, игры, спорт.
Антропологические типы человеческих тел находятся в
соответствии с природой, с национальным Космосом (или
развиваются в соответствии с ним, приходят в ходе исторического
развития к гармонии с ним...). И обратно: тело аборигена может
служить матрицей, моделью для познания национального
Космоса.
Тела земледельческих народов отличаются от тел
кочевников — соответственно различаются идеалы красоты человека.
Крестьянин подобен дереву: дубу, ясеню, сосне... Его торс с
руками и ногами должен быть кряжист, подобен мощному стволу с
ветвями. У него должны быть широкие плечи («косая сажень» —
мера русского богатырства) и грудь. Его конечности
—узловаты, он жесток в кости, чтобы быть устойчивым на земле. Его
фигура — из прямых и острых углов: чтобы шарнирами рук и ног
работать лучше, пахать...
Идеал тела кочевника — гибкое, округлое, обтекаемое (не
угловатое), животно-подобное, даже кошачье, не большое, но
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
71
пластичное, не прямоугольное, а шарообразное. Ноги слегка
кривоваты — чтобы обнимать коня.
НОС несет много информации об этническом типе и
индивидууме. Нос — это перед, это угол, наиболее выдающаяся часть
лица. Острый, длинный нос выражает энергию, волю пронзать
бытие в деятельности и агрессии. Римляне, германцы,
норманны (люди Севера), арийцы, семиты (евреи, арабы), грузины,
армяне... Нос выражает волю быть личностью, меру «я»: «задирать
нос» — означает гордость.
«Римский нос» характерен для германцев и соответствует их
прямолинейной воле вперед, однако одновременно
символизирует и недостаток гибкости, склонность к ригидным формам,
стереотипу и шаблону— даже в военных операциях. Толстой в
«Войне и мире» поиздевался над диспозициями штабистов
Пфуля и Вейротера, согласно которым так гладко все писыва-
лось на бумаге: die erste Kolonne marschiert, die zweite Kolonne
marschiert = «первая колонна марширует, вторая колонна
марширует...»—а реальное сражение развертывалось совсем по-
другому.
Носы кочевников (монголы, тюрки...) уплощены. Перед в их
пространстве не более важен, чем бок-сторона или спина:
человек призван быть подвижным и оборачиваемым быстро, иметь
мобильную реакцию во все стороны — подобно кошачьим
хищникам, чьи носы тоже плоски.
Носы русских — картошкой или курносые. Они
свидетельствуют об отсутствии гордости в характере, о слабости
самоуважения и эгоизма, что они — женоподобны, добряки. Курносый
нос (с провалом небольшим там, где в римском носе —
горбинка) — это как искривленный фаллос, пенис-вагина. Вообще
нос — представитель, субститут и посол мужского полового
органа на лице: тот —скрывается, а этот — в открытую. Нос и
фаллос — гомологи в вертикальной симметрии человеческого тела.
И когда в повести Гоголя «Нос» нос разгуливает как
независимая персона, — это означает, что его обладатель, майор
Ковалев,—кастрирован... И повесть —его сон в страхе кастрации —
накануне женитьбы...
ГУБЫ тоже многое рассказывают о народах и характерах
личностей. В губах —наша внутренность, везде сокрытая кожным
покровом, слегка высовывается, заголяется — и тем самым
мистерия наших глубин, недр чуть приоткрывается наружу.
Тайное становится явным — ткань и текстура, из чего мы состоим.
Выпуклые губы означают открытость, доверчивое отношение
к людям и к миру. В то же время они — вагинальны и могут озна-
72
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
чать похотливость. Индивидуумы с узкими сжатыми губами —
замкнутые, центростремительные, с развитым чувством своей
обособленности, «я»-йные, мало коммуникабельные...
Глаза и уши людей тоже скоррелированы с национальными
Космосами. Окно = око. А вот юрта, жилище кочевника, не
имеет окон, тогда как изба земледельца и дом горожанина
богаты окнами = взглядами в мир вокруг, а точнее — перед ними,
ибо именно юрта округла, как и тело кочевника. Кочевники
(монголы, тюрки...) — имеют раскосые глаза, в отличие от
широко раскрытых, озерных, даже как бы вогнутых глаз северян-
земледельцев и от выпуклых глаз (как и губы) жителей
экваториальной Африки и Америки, которые словно притянуты
интенсивным солнцем. Китайцы, японцы — косоглазы: чтобы видеть
вбок, иметь боковой обзор, что необходимо в густоте существ
природы там и в изобильном населении вокруг них.
Земледельческий, статический народ и человек среди полей
и вертикали лесов должны иметь широко раскрытые глаза,
чтобы видеть разнообразие явлений, которые вблизи, так что
тут близорукость распространена, и космос работает на
близком расстоянии. Мысль человека из земледельческого народа
работает в сторону дифференциации вещей и их свойств, его
Логос любит описания и классификации.
Для кочевника окружающий мир более монотонный: степи,
пустыни, горы вдали... Вблизи — особо нечего разглядывать,
зато зрение должно разглядывать горизонт: не появятся ли
вдали враг или дичь, или зверь? Зрение кочевника дальнозорко,
и его глаза — маленькие линзы, стянутые, как у орла или сокола.
И в метафорах: кочевник —джигит сравнивается с орлом,
соколом, а крестьянин —с волом, лошадью...
Национальные жесты, танцы, игры, спорт на свой лад
отображают, каким образом различные народы обращаются с
Пространством, и тем самым их рассмотрение тоже поможет нам в
объяснении национальной Космо-Психо-Логии. Термин «жест»
происходит от латинского gestus, что означает «деяние»,
«действие». Каждый жест, поза есть определенное поведение,
разговор с Пространством, и при этом органы человеческого тела
служат как слова, а телодвижения — как предложения. А уж
«асаны» индийской йоги: позы «Лотос», «Змея», «Свеча» и др., а
также различные позы в соитии, описанные в Кама-сутре, — это
уже целые философемы, определенные мировоззрения. Ибо в
своей позе йог подражает некоей структуре Вселенной,
вызывает ее строй-склад пред очи своей души и ума.
В статических позах человек исповедует свою сущность как
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
73
растения, при движении — свою ипостась как животного.
Своими телодвижениями человек вышивает орнаменты по
пространственному континууму. Каждая национальная культура в ходе
истории развила множество ритуальных телодвижений, что
зафиксированы в национальных играх, танцах, видах спорта, и в
них отражены различные представления о человеке и мире.
Вклад американцев в мировой арсенал поз — это ноги на
стол. Поза эта — оскорбительна в русской шкале ценностей, и у
нас даже есть пословица: «посади свинью за стол — она и ноги
на стол». Однако эта поза представляется американцам
совершенно естественной. Пионеры-первопроходцы, трудяги,
исходив десятки миль, испытывали потребность дать отдых ногам, и
такая поза целительна для оттока крови по венам. Таково
прагматическое объяснение этой позе. Но есть в ней и
метафизический смысл. Стол в обиходе людей Старого Света — место
для трапезы, застолья и беседы, для обмена мыслями, для
чтения книги, —то есть для социально-культурных действий. И вот
на этот уровень, высший для евразийцев, американец...
положил. Американская цивилизация начинает там, где евразийская
кончает, и она служит первой в качестве пьедестала.
Руки, ноги = плавники и крылья человека. Когда мы плаваем,
наше тело определенными взмахами производит
разнообразные волны, и их упругость дает нам ощутить грудь воды.
Подобно этому в танцах и играх наши движения в воздушном
пространстве расписывают его геометрическими фигурами и
созданиями воображения. Пройти расстояние от одного угла
сцены до другого можно за несколько секунд, но выходит
балерина и расписывает телом воздушные замки, и мы, захваченные
изобретательными трудностями преодоления этого
пространства, готовы часами смотреть на сцену...
Ритуальные религиозные процессии и танцы, и пляски в
Африке, где у аборигенов нет специальных храмов, помещений,
где обитают их боги, выполняют функцию спонтанных зданий,
живых домов из человеческих тел, как из кирпичей. Вот почему
африканские танцы столь экстатичны и оргиастичны: они —
акты сакральной литургии, соития со своими богами,
воссоединения, религии.
В танцах имитируются телодвижения в ходе различных работ:
«А мы просо сеяли, сеяли!..» — и хоровод изображает притоп и
прихлоп; телодвижения охотника крадучись, воинственные
марши...
В танце человек уподобляет себя разным животным: даже со-
вРеменный городской танец «фокс-трот» — буквально «лисий
74
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
шаг»; есть и «гусиный шаг», и как медведь-увалень
вперевалочку. Но больше всего уподоблений — с птицами, потому что танец
есть в принципе война с нашей земностью, одоление
гравитации и декларация нашей, человеков, воз-духовной природы.
Русская женщина в танце — выплывает «лебедушкой», есть и
танец «уточка» = птицы водоплавающие, как и сущность русской
девушки — русалочья. Это женщина-мать = водо-земля в этом
Космосе, а девушка = водо-воз-дух. У мужчин главное в
танцах — прыжки, подскоки, а руками — как крыльями себя по
фюзеляжу тела, по бедрам хлопают, словно стимулируя взлет
прочь от земли. То же — и чечетка цыган и стремительный
перебор на носочках в лезгинке.
А вальс — это же целая философия! Это космический танец
Коперниканской эры. Проделываем вращения двух родов:
вокруг своей оси (с партнером мы — воссоединенный целостный
человек, «андро-гин» Платона, что значит, буквально, «муже-
жена) и по кругу зала — то есть в вальсе мы равны Земле,
земному шару, что и вокруг своей оси вращается, и по орбите вокруг
Солнца. В этом — упоение вальса; его захватывающее дух
кружение — той же природы, что и коловращение Земли: мы ей
уподобляемся в танце, ее собой чувствуем. В вальсе мы — само
совершенство. Отсюда и само-и-взаимо-восхищение во время
вальсирования. И недаром в послекоперниканской Европе так
развился этот танец и перешагнул все границы, давая всем
чувство сопричастия к универсуму: чуять себя не немцами и
русскими, а «землянами» и «солнцарами».
Такт вальса на 3 есть троица — совершенное и полное число:
ибо лишь тремя точками можно осуществить поворот кругом (и
окружность лишь через треугольник характеризуема и описуе-
ма). Остальные же такты и размеры-метры в музыке: на 2 и на
4 — парные, квадратные, прямоугольные — выражают уже
машинную цивилизацию, «ургийны»: в танго и фокстроте ходят
граждане — как шатунно-кривошипный механизм в паровой
машине (еще и углами локтей туда-сюда толкают).
Вольные же, импровизационные танцы середины XX века:
рок-н-ролл, твист («расщепляй»), шейк («тряси») и проч. — это
уже бунт естества против машинной цивилизации, бунт «гонии»
против «ургии».
Дробь ногами у испанской танцовщицы и щелканье
кастаньет — это язык птиц.
И у нас в русской пляске своя идет обработка Пространства и
вычерчивание своих фигур и орбит там. Хлопанья в ладоши, по
голенищам, пяткам, по бедрам —это плоскостями (= родимыми
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
75
сторонками), обработка воз-духа (как в бане —духовитым
веничком), а не уколами рапир-шпаг...
Да, еще в добавление к современным танцам: рок-н-ролл,
твист и проч. — понятно, что после того, как человек целый
рабочий день отдал своему боссу, Молоху индустрии,
человеческое существо испытывает потребность — развинтиться
(буквально: ибо у конвейера работник словно привинчен к железной
ленте...), освежить жизненную силу в себе тем, что — броситься
в противоположную крайность: ощутить себя животным, даже
зверем (вот откуда потребность в глазении жестоких фильмов
ужасов с садизмом и сексом)...
Не могу удержаться, чтобы не привести выдержки из работы
моей студентки в Весленском университете Габриэллы Маркус
«Разнообразие миров в национальных танцах». Она
демонстрирует, как вечные проблемы Духа и Материи, Души и Тела
ставятся в танце: его фигуры — это изобретательные опыты победить
Пространство, расширяя применение и диапазоны
человеческого тела.
«Во Франции возник классический романтический
(возможное сочетание! —Г. Г.) балет. Если мы будем иметь в виду
концепцию равновесия, присущую французскому народу, никакой
танец не соответствовал бы этому более. Сама сила, надобная
танцовщикам, сбалансирована с грацией. Балет требует
чрезвычайно мощной физической формы, однако эта форма,
особенно в балерине, едва ли предполагается быть видимой. Цель
балетного танцовщика — развить мускулы, которые не видимы.
Здесь развитие видимых мускулов препятствует развитию тех,
что менее видимы, но более нужны...
Балет может рассматриваться как комбинация
противоположностей: воды и огня. Текучести танца противополагается
огненная страсть; волнообразной эмоции симметричны огонь и
энергия физического движения. Образ Франции — это фонтан и
взрыв. Фонтан есть парящий взрыв; он есть текучий прыжок без
усилия, и этому только классический балет соответствует. Как
пишет танцовщик Эдвин Денби, «только в танце классического
балета танцовщик умеет прыгать сквозь воздух медленно».
Прыгать сквозь воздух медленно! Это значит: применить
упругую пылкую энергию, но демонстрировать безусильную
грацию — как это точно подобно фонтану, который взрывается
каждый миг вверх — только чтоб стекать вневременно вниз...»
Да, ФОНТАН — наиболее адекватный символ для
французского Космо-Психо-Логоса «огне-воды». Хотя он изобретен в
Древности, но усовершенствован и распространен во француз-
76
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ском парковом искусстве вокруг дворцов. Фонтаны Версаля
породили и фонтаны Петергофа возле Петербурга. Фонтан
—постоянный источник вдохновения для французских поэтов:
достаточно вспомнить знаменитую балладу Франсуа Вийона «От
жажды умираю — под фонтаном», — сочиненную как раз во
французском стиле парадоксального баланса между
крайностями.
Но вот как далее Габриэлла Маркус трактует африканские
танцы. «Ряды мужчин и женщин в одинаковых одеяниях танцуют
мерными шагами, топая и прыгая, их взгляды внимательно и
напряженно вперены в землю, которая — их источник... И в самом
деле: бог и земля неотделимы для них, в соответствии с
некоторыми верованиями племени «вуду» все — одно, едино. Итак,
народ —един, танцуя в унисон; небо и земля —единое,
почитаемые одновременно». А вот какое преобразование
претерпели африканские танцы, когда попали на американскую почву:
«В Соединенных Штатах восприняли их огнеподобную энергию,
но сопрягли ее с манифестацией личности. Можно так
интерпретировать каждого танцующего, что он исполняет как бы свою
«Песнь о Себе» (название поэмы Уолта Уитмена. — Г. Г. ), и это
небольшое, но энергичное изъявление его (или ее)
индивидуальности».
Танцы в Азии выражают другую философию: «В воинственных
танцах, несмотря на их очевидный неистовый характер, акцент
полагается на внутреннем спокойствии, так чтобы обезоружить
врага —его же собственной энергией... Таковы танцы в
символике «Инь—Ян»: в них энергия статики и мощь покоя».
Национальные виды спорта —другая область, где
национальные образы мира, идеи о человеке выражены очевидным
образом. В американском футболе поле разделено на ряд
параллельных линий (как ступеней к успеху), и задача команды —
продвигаться упорно к воротам команды противника, захватывая
линию за линией, по-бульдожьи, шаг за шагом, прямолинейно с
силой и волей, брутально, набрасываясь друг на друга и
образуя ужасные кучи из тел. Тут нет элегантного маневрирования —
этих орнаментов, что вышивают по полю, как по ковру,
движения игроков в европейском футболе — нитями своих
траекторий, бегая и танцуя с мячом — именно играя с ним. Виртуозно
обрабатывая мяч, игроки как бы кокетничают с шаром земным,
флиртуют с любимой матерью-землей в свободном и
артистическом отношении к Пространству. В американском футболе
Пространство трактуется более примитивно: оно — в прямых
линиях и барьерах для преодоления, осиливания...
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
77
Интересные идеи о национальных видах спорта выражены в
курсовой работе одной из моих студенток в Весленском
университете — Рэчел Лонг. Она сопоставляет американский футбол с
итальянским (европейским вообще): «Игра — манифестация
идеалов: брутальное торжество победоносной команды
выражает дух американского империализма, а защитная одежда
игроков напоминает об американской зависимости от техники
ради выживания. Футбольная игра развивается очень быстро в
духе американской души, которая чувствует себя при себе в
наиболее скоростных, напряженных ситуациях.
Итальянский футбол называют в Соединенных Штатах «со-
цер». Этот вид спорта запрещает применение рук... Ведь
итальянцы работают руками более, чем нужно, разговаривая между
собой...
Теннис —очень техничная игра, он распространен у англичан.
Движения четки и аккуратны. Правила игры очень специфичны,
и замечания судей редко оспариваются. И это характерно для
английского отношения к миру: человек должен действовать
внутри рамок системы, не оспаривая работу социума и не
стремясь к резким переменам. Уимблдонские корты покрыты
натуральной травой, что отражает любовь англичан к естественным
паркам. В конце игры участники делают поклон вежливости в
сторону судей или королевской семьи, члены которой могли бы
присутствовать...
Французский буль — провинциальный вид спорта, он
разыгрывается между друзьями, а не между организованными
командами. Это очень древнее времяпрепровождение не выходит
за пределы Франции. В паузах между таймами игроки
оживленно беседуют, ибо французы очень говорливы, и время для них —
пропащее, если не заполнено разговором. В конце игры по
традиции победитель покупает вино и угощает остальных
участников (восстанавливая баланс. — Г. Г.), которые поднимают тосты
в честь победителя (честь ценнее во Франции, чем деньги. —
Г. Г.). Щедрость и взаимное уважение характерны для
французов.
Шахматы — игра, изобретенная в Индии, — отражают
Индийский Космос, изобилующий бесконечными комбинациями
элементов и неисчислимыми переселениями, превращениями душ.
И если пешка (= существо низшей касты) следует законам
своей дхармы, то в конце своего существования она имеет шанс
возродиться в высшей касте — явиться ферзем с другими уже
правилами поведения и передвижения. В религии индуизма —
политеизм, там много «главных богов»: Брама, Индра, Вишну,
78
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Шива, Сурья, гандхарвы, асуры и прочие существующие во
множестве миров... И в шахматах любая фигура может тотально
изменить ситуацию своим изобретательным ходом. И когда я
читал в эпопее «Махабхарата» описания сражений между пан-
давами и кауравами, я не мог удержаться, чтобы не сопоставить
их с дуэлями на шахматной доске. Например: Дурьодхана
поразил стрелой возничего Юдхишхитры. Последний в свою очередь
сразил четырех коней колесницы Дурьодханы. Тогда
Дурьодхана послал стрелу с алмазным наконечником... и т.п. Тут
эквивалентные комбинации напоминают меры сил шахматных фигур.
Слон равен трем пешкам, тура равна двум коням; королева =
тура + два слона = тура + слон + конь = слон + 8 пешек и т.п. То
же самое и в эпосе: возничий = 4 коня; стрела с алмазным
наконечником = палица... И т.д.
В играх Западной христианской Европы забавляются с
шаром, который был Сферосом —совершенным телом и моделью
мира для языческой Греции. Европейцы-христиане унижают,
пинают, бьют и давят священный Сферос руками и ногами
(инструментами их «ургии») в своих футболе, волейболе,
бейсболе, гандболе —также, как иудеи насмехались, плевали и
поносили всячески Иисуса Христа.
Часть вторая
ПОРТРЕТЫ НАЦИОНАЛЬНЫХ МИРОВ
Предложенные здесь «портреты» национальных миров
представляют собой резюме, дайджесты многолетних
междисциплинарных исследований автора, целых томов, посвященных
каждой национальной культуре. Букет особенностей каждого
национального мира составлен мною — и состав его неизбежно
субъективен и неполон. Другой автор, в зависимости от своего
образования, эрудиции и интересов, мог бы подобрать иной
набор качеств. Однако даже будучи просто соположены рядом,
описания национальных целостностей облучают друг друга,
доставляют дополнительные значения и смыслы, корректируют —
и в итоге целая панорама выигрывает в объективности.
Предупреждаю, что некоторые примеры из разных национальных
культур, что в первой части иллюстрировали общие положения,
здесь могут быть повторены как элементы в построении
данного национального мира. И сравнения кочуют из портрета в
портрет.
ГРЕЦИЯ
Радость и благоговение — с такими чувствами приступаю я к
размышлению над образом мира древних греков, над их шкалой
ценностей и системой идей. Прежде всего мы, современные
люди, не должны вводиться в заблуждение Историей: полагая,
что мы, поскольку живем на два-три тысячелетия позднее них,
понимаем в сути Бытия больше и лучше. И ради чего жить и как.
Такое историческое самомнение и высокомерие смешно, как и
национальный шовинизм. Современный человек, конечно,
лучше исследовал многие частности, но что касается Целого
Бытия, —тут мне сдается, что Сократ и Платон имели более
развитое понятие о высших ценностях и как жить в гармонии с миром
и с собой, нежели любой из научных или идеологических героев
и властителей дум нашего века, будь то Дарвин, Маркс, Ницше,
Фрейд, Эйнштейн, которые действительно глубоко проникали в
80
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
тот или иной аспект Природы, Общества или Психеи человека,
но Абсолют, смысл Целого — удалялся от них в той же
пропорции, в какой углублялись, зарывались они в ту или иную
частность... Сократ не знал радио и автомобиля, но он познал себя
лучше, чем мы, и вел совершенную жизнь и совершенным
человеком принял смерть.
Древнегреческая цивилизация была разветвленной и
динамичной, потому что каждый остров, полуостров, каждая область
и т.п. образовывали самостоятельный «полис», то есть город-
государство. А в маленьком государстве каждый индивидуум
должен выполнять много разных функций и должностей и
понимать разные аспекты Бытия. Взгляните на карту; территория
Греции так дифференцирована: горы, долины, побережья, столь
изрезанные морем, острова... Имя «грек» имеет тот же корень,
что индоевропейское «гор», что значит «гора». В русском языке
оба слова звучат очень близко: «греки», «горцы»... Греки —
горцы и островитяне. О том, как себя чувствуют таковые в мире,
проницательно писал Монтескье в «Духе законов»: «В стране
гористой можно сохранить свою собственность, да там немногое
приходится и сохранять. Свобода, т.е. существующее
правление, есть единственное благо, которое там стоит защищать,
поэтому она и царит главным образом в странах горных и
неудобных, а не в тех, которые, по-видимому, всего более
облагодетельствованы природой.
Горцы пользуются более умеренным правлением, потому что
им менее грозит опасность завоевания. Защищаться им легко, а
нападать на них трудно» (кн. XVIII, гл. II). Подобное же замечает
Монтескье и об островитянах: «Островитяне более склонны к
свободе, чем жители континента. Острова бывают обыкновенно
небольших размеров; там труднее употребить одну часть
населения для угнетения другой; от больших империй они
отделены морем, и тирания не может получить от них поддержку»
(кн. XVIII, гл. V). Сопоставим Грецию и Англию —с Римом,
Германией или Россией — и нам очевидна станет справедливость
такого расклада ценностей.
Почва в Греции умеренно плодородна и умеренно жестка и
сурова, что подстегивало трудолюбие в людях. «Бесплодие
земли делает людей изобретательными, воздержанными,
закаленными в труде, мужественными, способными к войне; ведь они
должны сами добывать себе то, в чем им отказывает почва.
Плодородие страны приносит им вместе с довольством
изнеженность и некоторое нежелание рисковать жизнью» (кн. XVIII, гл. IV).
«В Греции все есть», — заявляет персонаж Чехова. И это
верно: РАЗНООБРАЗИЕ — в образах жизни и ведения хозяйства
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
81
(земледелие, пастушество, мореплавание и торговля, ремесло
и градостроение), в образах правления, в типах государств
(монархия, теократия, аристократия, демократия, тирания,
анархия, республика...), в богах и мифах (политеизм...), в учениях
философов..., в видах искусств, в жанрах поэзии и т.д. Живя в
окружении многих вариантов существования, видя в ближайших
соседях нечто совсем иное, чем то, что привычно у них, люди
имели возможность развивать умы, питать любознательность,
ценить плюрализм, терпимо относиться к идеям и взглядам,
отличным от их собственного, и осознавать ограниченность своих
представлений.
УДИВЛЕНИЕ —начало познания, помысли Аристотеля. И
древние греки умели удивляться и выражать, формулировать свои
удивления разнообразному. Это — и в мифах о происхождении
богов и распределении их уделов («Теогония» Гесиода), в
эпических поэмах о деяниях царей и героев («Илиада» и «Одиссея»
Гомера); это и «История» Геродота и «География» Страбона, где
рассказаны чудесные предания и описаны дивные обычаи
разных народов и стран. А книги Аристотеля — это энциклопедия,
компендиум разных знаний и сведений, собранных с заботой и
уважением и к идеям, противоречащим его собственным.
Миропонимание греков могло быть столь универсальным —
благодаря умеренному развитию всего у них. Каждое
поселение должно было заниматься и земледелием, и ремеслами, и
судостроением, и вести войны, и справлять религиозные
обряды... Разделение труда, дифференциация занятий —
развивались у них, но не заходили слишком далеко, так что Одиссей и
Сократ могли быть умелыми во многих видах труда, по крайней
мере иметь ясное представление о них. Человек мог быть
целостной личностью, а не частичным индивидом, односторонне
развитым, как по мере усложнения производства, общества и
цивилизации, мог быть гармоническим.
Принцип МЕРЫ — важнейший в греческом образе мира.
Вблизи него, как его варианты и ипостаси, — Судьба, Гармония,
Ритм, Совершенство, Справедливость, Мудрость и т.д.
Вот гимн Ритму у первопоэта Архилоха (VII в. до н.э.):
Сердце, сердце! Грозным строем встали беды пред тобой.
Ободрись и встреть их грудью, и ударим на врагов!
Пусть везде кругом засады, — твердо стой, не трепещи.
Победишь — своей победы напоказ не выставляй,
Победят — не огорчайся, запершись в дому не плачь.
В меру радуйся удаче, в меру в бедствиях горюй.
Познавай тот ритм, что в жизни человеческой сокрыт.
(Пер. В. Вересаева)
82
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Не надо ничего слишком: быть слишком богатым, слишком
сильным, слишком славным — быть сверхчеловеком (какова,
напротив, амбиция Германской Психеи), основать
сверхдержаву (какова амбиция Русской Души)... Судьба («Ананке») и три
старые Мойры (= «меры», буквально) стоят на страже, наблюдая
жизни и поведение существ и вещей. Бесчисленные мифы и
притчи наставляли греков на этот счет. Например, «Поликратов
перстень» — история, рассказанная в «Истории» Геродота.
Поликрат, тиран острова Самос, был богат, славен и счастлив
сверх меры и гордился этим. Такое —опасно: навлекает зависть
богов. И ему посоветовали пожертвовать чем-то дорогим и тем
как бы откупиться от Судьбы. Он бросил в море любимый
золотой перстень, изукрашенный драгоценными камнями, — и что
же? Наутро рыбак приносит к его столу рыбу, в которой заглотан
сей перстень. Он понял, что от Судьбы не уйти. И
действительно, кончил он очень плохо: держава его была разгромлена, а
сам он принял позорную смерть... Так что не полагай себя
счастливым прежде смерти... Катастрофа ожидает тех, кто перешел
свою меру.
Но не только люди: герои, цари, — но и сами боги и даже
стихии природы находятся под управлением Меры и ее
исполнительного директора — Судьбы. Гераклит сказал: «Этот космос,
тот же самый для всех (принцип равенства, демократии! — Г.Г.),
не создал никто ни из богов, ни из людей, но он всегда был, есть
и будет вечно живым огнем, мерами разгорающимся и мерами
погасающим» (фрагмент 24). «Солнце не прейдет своей меры,
иначе его за нечестивость накажут эринии, помощницы правды»
(фрагмент 29). Это те самые эринии, богини-мстительницы, что
преследовали Ореста, жаля его, как осы, когда он преступил
меру Природы и убил свою мать Клитемнестру — в отмщение за
то, что она, с любовником Эгистом, убила его отца, царя
Агамемнона. Но ведь и последний преступил меру закона Рода,
когда, в амбиции своей как вождя эллинов в походе на Трою,
принес в жертву их с Клитемнестрой дочь — Ифигению...
Справедливость — тот вариант закона Меры, что действует и
среди элементов Природы, в Космосе, и особенно в Обществе.
Платон в диалоге «Государство» всесторонне исследовал это
понятие, которое есть принцип разумного устроения Социума.
Смерть — Мера жизни: они взаимно умеряют и питают друг
друга. Тот же Гераклит полагал, что «Огонь живет смертью
земли, воздух живет смертью огня, вода живет смертью
воздуха, а земля — смертью воды» (фрагмент 25). Такой образуется
цикл = круг, который тоже есть модель мира у греков. А внутри
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
83
него работает диалектика взаимопревращений и
отождествлений. Так Смерть равна Жизни: моя смерть дает место
другому существу жить внутри Целого. «Смерть земли — рождение
воды» (там же)... При такой организации Бытия действительно
может существовать плюрализм субстанций, божеств, идей,
интересов, страстей (а не всеутопляющий монизм и
монотеизм...). Всему свое время и место. Все имеет право на
существование — при условии: не заступать за положенные пределы.
Живи — и давай жить другим. Все ограничивают = определяют
друг друга.
Такой же разнообразный Космос — и в зоне Божества: там —
политеизм. В Элладе были сотни богов, и каждый имел свой
регион, удел управления, которым заведовал в Бытии. В
«Теогонии» Гесиод расписал эти уделы: кому— что положено и за что и
как его почитать. Множество мифов описывают отношения в
обществе богов Олимпа — и там оказывается своего рода
сакральная демократия. Иудаизм, Христианство и Ислам
похваляются своим монотеизмом, усматривая в нем более высокий
уровень абстракции и спиритуальности в Божестве. Это —
верно. Но это —тоталитаризм во Божестве, на поприще
сверхидей и идеалов. Это —монархистский, царистский подход,
подавляющий разнообразие и пестроту Бытия. В Элладе же Зевс,
царь богов и людей, вынужден был страдать от стрел такого
маленького божка, как Эрот, сын Афродиты. Не было
бюрократической иерархии и субординации меж богами, и величайший
должен был считаться с малейшим, а если нет, то и его
наказывала Ананке (Судьба). Права меньшинства уважались на
Олимпе.
Политеистический подход к Бытию учил уважать каждую реку,
ручей, ибо богиня «наяда» обитала там, и бояться срубить
дерево, потому что «дриада» могла избрать его своим домом. Очень
было бы полезно возродить такой подход к Природе и нам, в
конце XX века, когда «окружающая среда» обитания человека
под угрозой и встала проблема экологии. Однако порча и
уничтожение Природы как раз явились следствием христианского
разбожествления ее, которую сочли обителью языческих,
поганых богов и назвали их «дьяволами» и «бесами». Да, эти нежные
нимфы и веселые сатиры были так высокомерно унижены и
приравнены «дьяволам»... Так что ныне, чтобы спасти Природу на
Земле, мы должны возродить благоговейное отношение к ней и
ее элементам, видеть в ней священную, одушевленную
Матерью нашу (как умели чтить ее эллины в своем политеизме), а не
84
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
как бездушную «окружающую среду» для нашей человеческой
эгоистической пользы.
Жанр ТРАГЕДИИ был в Греции род публичного, открытого,
демократического суда над сильными и славными мира сего.
Граждане при этом имели шанс созерцать работу Меры в
жизнях царей и героев — тех, кто в обычной жизни представлялся
счастливее простых людей. Однако эти «действующие лица»
театра человеческой истории — стоят в такой же пропорции к
богам, как простые люди к ним, царям и героям. И та зависть,
которую простые люди испытывают к ним в будничные дни,
переселялась в праздничные дни постановок трагедии в души
богов. Зависть богов обрушивалась на славных смертных,
когда они обнаруживали себя слишком умными, богатыми,
смелыми. Тем самым они оскорбляли Космос, наличный порядок
мира, и заступали в те сферы, где другие сущности: божества,
стихии, законы, идеи—должны проявлять свою суверенность. И
таковые смертные сурово и жестоко карались богами: не только
сами они страдали, но и весь их последующий род — потомки
расплачивались за грех, за «трагическую вину» (важное понятие
в античной драматургии) предков.
Я уже коснулся выше трагедии Агамемнона. Но ведь он не
первопричина, а лишь проходное звено Рока, что действовал
сквозь его род —Атридов. А началось... — впрочем, начало не-
уследимо, ибо в цепи преступлений героями порядка Космоса к
каждому деянию миф приставляет предыдущее, причинное как
бы; но и оно выступает следствием еще более прежнего... Так
вот: перед Агамемноном был отец его Атрей. И тот, в отмщение
за некоторый предыдущий грех, пригласил своего брата
Фиеста к себе на пир и там попотчевал гостя жарким,
приготовленным из его же собственных сыновей. Этот «пир Фиеста» —
ужасное преступление Атрея — послужил ближайшей действующей
причиной цепи страшных событий в роде Атридов. Агамемнон
вынужден принести в жертву свою дочь Ифигению, дабы
укротить гнев-зависть бога морей Посейдона, и тот бы дал попутный
ветер кораблям эллинов в их походе на Трою в отмщение за
похищение троянцем Парисом Елены, супруги Менелая, царя
Спарты, кто — брат Агамемнона и тоже Атрид. Несчастная мать
Ифигении Клитемнестра в возмездие убивает ее отца и своего
мужа; затем их сын Орест во исполнение воли Эвмениды,
богини мести на Олимпе, убивает свою мать — и теперь сам мечется
по миру, преследуемый эриниями, служанками той же
Эвмениды. Где справедливость? — хочется возопить. — И где конец, как
он может быть положен?...
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
85
И все же конец страданиям рода Атридов, предел — был
положен, и о нем гениальная трилогия Эсхила —«Орестея». Когда
Орест, нигде не находящий себе места в Элладе, прибывает в
Афины, собирается ареопаг = совет старейшин, и при
голосовании половина черепков (а ими производилось голосование в
Афинах, так что от этого слова — «остракис» = черепок — и
назван обычай «остракизм» = изгнание опасно сильного человека
из государства Афин) легла во наказание, а половина — во
оправдание Ореста. И тогда невидимо явившаяся на суд богиня
Афина положила лишний черепок во оправдание несчастного
матереубийцы — и это был всемирно-исторический момент
перехода от материнского права Рода, Природы, «гонии» — к
патриархату и мужскому праву Социума, закона, права не
«естественного», а искусственного, права «ургии»: на основе разума
и общественного договора.
И так зрители трагедии, простые граждане Афин, созерцая
эти сверхмерные страдания героев и царей, получали
возможность и утолять, и очищать свои души от зависти — в процессе
КАТАРСИСА = ритуального очищения души страхом и
состраданием. Привести человека —зрителя к катарсису —было
сверхзадачей античной трагедии, игры актеров на сцене. Выходя из
амфитеатра после спектакля, гражданин Эллады мог себя
чувствовать счастливее в скромных условиях своего
существования: его возможные поползновения в душе преступить меру и
притязать на лучший жребий — пресекались. Триумф Меры,
воспитание в духе положительного в парадигме эллинской
шкалы ценностей понятия ПРЕДЕЛА (против идеи
Беспредельного, «Апейрона», что в пифагорейской таблице десяти
противоположных пар стоит в ряду минусовом, наряду с женским,
«четом», «тьмой», «левым», «кривым» и т.п.; кстати, в шкале
ценностей русского сознания Беспредельное — в положительных
понятиях: «безмерное», «бесконечное», «широта души»,
«русский революционный размах»...) — такова моральная цель
эллинского театра.
Трагический герой в период везения, успеха впадал в
психологическое состояние, которое греки именовали hybris =
гордость излишнюю (как это представлялось с точки зрения закона
Меры), самонадеянность, которая — как «самоопорность»,
«самосделанность» (selfmade man!) — есть положительное
качество в английской и американской шкале ценностей:
уверенность в успехе есть уже полпобеды в космосе «открытых
возможностей», каким видится мир для человека «ургии» и в
Американском мифе. Ведь если изобретательный гений трудяги
86
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
наталкивается на предел, на «закрытые возможности» в одном
месте, он прорывается в другом и основывает новое поле
деятельности индустрии, применения ума и энергии.
Но в античном видении мира возможности для человеческой
активности в труде и мышлении были до известной степени
открыты, но именно до некоторой степени и меры, а не
абсолютно. В мифе об Эдипе, гениально разработанном в трилогии
Софокла «Эдип-царь», «Антигона» и «Эдип в Колоне», —
представлена драма человеческой активности и разума. Эдип был очень
умен: он разгадал загадку Сфинкса, и благодарные граждане
Фив пригласили его стать их царем, и он женился на
вдовствующей царице Иокасте. Какой успех для человека, победа и
награда его уму и энергии! — так кажется и нам, и самому Эдипу, кто
впал в самоуверенность, «гюбрис» и слишком полагался в
жизни на свой разум, который, по его надежде, должен помочь ему
избежать той ужасной судьбы, что была предречена при его
рождении оракулом: это существо убьет своего отца и женится
на своей матери! Когда Эдип, уже выросши, узнал об этом
пророчестве оракула, он бежал из родной страны и от родителей
(так ему представлялось). Но он не ведал, что это были не
действительные, а приемные его родители, которые восприняли
случайного подкидыша младенцем, когда подлинные родители,
ужаснувшись пророчеству, велели слуге отнести
новорожденного и убить его... И вот уже взрослый добрый и разумный
молодец Эдип, убегая от своего Рока, приходит в Фивы и там в
случайной ссоре на дороге убивает какого-то старика, о чем он и
позабыл в славе и успехе и мудро правя государством. Однако
через несколько лет ужасная болезнь поразила город и страну,
и оракул устами прорицателя Тирезия объявил, что граждане
должны отыскать ужасного преступника, кто убил своего отца,
женился на матери и прижил с нею детей в кровосмесительном
браке. Чтобы исполнить и эту волю оракула, царь Фив Эдип
предпринимает расследование, как истинный детектив, — с
тем, чтобы в конце концов узнать, что этот преступник —он сам.
Такая демонстрация заблуждений рассудка даже в самом
сильном уме — была выразительно зрелищной школой
диалектики. Успех Эдипова расследования привел его к катастрофе.
Вот как могли быть тождественны счастье и несчастье, царь и
выкидыш из общества, истина и ложь!.. Эдип в отчаянии сам
наказывает свой разум, свет очей, — ослепляет себя. Однако, став
слеп в отношении внешних, рациональных вещей и причин, он
жертвой этой обретает мудрость в уразумении глубинных,
мистических сущностей и причин, и в священной роще Афин, в Ко-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
87
лоне, куда судьба приводит слепца, его уже почитают как
святого, как пророка... Подобным же образом и философ Демокрит
(как гласит предание) в жажде истинного познания ослепил
себя, чтобы внешние впечатления и образы, их агрессивное
множество, наплывающее на ум своими волнами и оболочками
(от каждой вещи они отделяются и наплывают на нас — такова
теория познания в опыте, по Демокриту), не рассеивало его
мысль и не отвлекало от медитации над Единым, над
невидимым, «интеллигибельными» сущностями и началами Бытия.
Греки, существуя внутри активного плюрализма мира, среди
множественности истин, хорошо понимали, что наш ум,
существа срочного и смертного, в состоянии улавливать лишь
короткие части совершенной Истины, что позднее и апостол Павел с
горечью выразил: увы, «по частям познаем, по частям
разумеем». В баснях Эзопа эти иллюзии и ошибки частичного
разумения дали материал для прекрасных притч. Вот, например басня
«Лоза и Коза» — пересказываю ее.
Коза обгладывала виноградную Лозу, ее глянцевитые листья
и нежные усики. «Зачем ты так поступаешь со мною? —
проговорила Лоза. — Разве дурна трава? Но погоди, бородатая Коза:
придет пора сбора винограда — и тогда я буду отомщена.
Потому что это я доставлю к алтарю вино, которое жрец с
благочестивыми речами прольет на тебя, принося тебя в жертву
Дионису, богу винограда».
Коза (подобно Эдипу) воспринимает первую часть истины —
беззащитность Лозы. Но последняя ведает продолжение
события: жертвоприношение Козы. (Кстати, и трагедия возникла
из этого ритуала, и потому буквальный перевод этого
термина — «козлиная песнь, ода».) А Судьба созерцает частичные
истины обоих и связует их: мера —за меру...
Вариант принципа Меры — ГАРМОНИЯ = равномерное
развитие и в человеческом существе его различных способностей:
физических и умственных, так что эллины выдвинули идеал
гармонически развитой личности. Гимнастика, атлетика,
спортивные состязания и состязания певцов и поэтов были столь
священными в Элладе, что греческие полисы, города-государства,
прекращали войны между собой на то время, пока происходили
всегреческие Олимпийские или Истмийские игры. Вы можете
себе представить, чтобы военные операции во Второй мировой
войне прекратились бы на время, пока происходил мировой
чемпионат по футболу?..
Это Рим, а затем Христианство — эти цивилизации за-ступи-
ли за принцип Меры и Гармонии в Бытии и человеке, побуждая
88
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
человека развиваться односторонне и совершенствуя лишь
одну из его способностей. Цезарь, император, становится
сверхчеловеком и таким воспринимается и почитается; христианин
становится аскетом, умерщвляет свою плоть, чтобы
сподобиться чрезвычайных духовных озарений и видений в экстазе
религиозном, и стремится аннигилировать себя как телесное
существо, материальную субстанцию.
Нет, греки почитали тело — как инкарнацию души, высокого
духа, и их боги представлялись имеющими плоть и форму. Вот
почему именно пластические искусства: архитектура,
скульптура, театр и в нем хорея, танец и мимика — процветали в
Древней Греции и столько несравненных шедевров в этих жанрах
было создано там. Идеальные пропорции человеческого тела —
Канон его — в статуе Дорифора (копьеносца), принцип
«золотого сечения» — все это мы получили от эллинов.
Я уже упомянул выше такой обычай в политической жизни
греков, как ОСТРАКИЗМ. Обдумаем его: он очень
мировоззренчески значителен. Когда индивидуум становился слишком
богат, знаменит и влиятелен, он мог подвергнуться изгнанию.
Такие знаменитые полководцы-стратеги, как Фемистокл
(спаситель Эллады в греко-персидской войне), Алкивиад (стратег в
войне между Афинами и Спартой) и другие политические
лидеры, победители в войнах, могли становиться опасны для
демократии, подвергнуться искушению установить тиранию,
опираясь на свою популярность у масс. И чтобы избежать этой
опасности, граждане Афин посылали таких суперменов в изгнание —
на 5, 10 лет посредством голосования черепками («остраками»).
Но они не убивали их, переступая меру гуманности. Афинская
демократия в своем идеальном виде — понимала, что власть не
может рожать, давать жизнь — и потому не имеет права
отнимать ее. Конечно, и там, в Афинах, были казни (достаточно
вспомнить казнь Сократа на закате золотого века Афин), но
само существование такой меры, как остракизм, к возможным
«врагам народа» говорит о многом в отношении к человеку, в
понимании Бытия, в антропологии и логике эллинов. Это
связано, я думаю, с малостью их городов-государств. Греки
осознавали ограниченность свою и своих законов и понятий — это
было именно очевидно: им, мореходам и островитянам, был
очевиден просторный мир и пространство за пределами их
родных государств: Спарта, Афины, Фивы, Коринф, Микены, Милет,
Родос...
Разумеется, такие государства-гиганты, как Египет, Персия,
Рим, Китай, Россия, —думают слишком много о себе и полагают
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
89
себя совпадающими с Бытием вообще, в целом, — и потому не
испытывают сомнений в своем праве отнимать жизнь у своих
граждан. Но греки чтили «гонию»: понимали, что труд и
искусство не могут состязаться с природой — ведь и Космос рождается
(«космо-гония»), и боги («тео-гония»), и мир вообще, может
быть, есть живое существо (такой «гилозоизм» выражен
гипотезой в диалоге Платона «Тимей»).
Таким образом, в воззрениях греков существовала гармония
между самоуважением индивида, совершенствованием
личности (Сократа опять же, к примеру), ее «самосделанностью» — и
почитанием Целого Бытия, Единого, и в нем —Природы. В итоге
греческой цивилизации выработалась гармония между «го-
нией» и «ургией» и во взглядах философов на происхождение
мира, вещей и существ: и через рожание, и через творение (см.
опять же диалог Платона «Тимей»).
Итак, два ряда причин существовало для греков, и они
уловимы во всех явлениях их цивилизации: от эпопей Гомера
(«Илиада» и «Одиссея»), где события идут параллельно на двух
уровнях: на Олимпе, среди богов, где принимаются решения, — и на
земле, среди людей, их царей и героев, — вплоть до
изощренной диалектики (где двоица содержится в самом корне слова:
«диа» = «через», разрез надвое) Платона и Аристотеля:
последний был приверженцем как теории идей, так и материи и опыта.
Вот пример из Гомера. В Первой песне «Илиады» царь
Агамемнон оскорбляет главного героя — Ахилла, отбирая его
наложницу Бризеиду. Ахилл в гневе вытаскивает свой меч... — и
останавливается:
...Могучее сердце
В персях героя власатых меж двух волновалося мыслей:
Или, немедля исторгнувши меч из влагалища острый,
Встречных рассыпать ему и убить властелина Атрида;
Или свирепство смирить, обуздав огорченную душу.
В миг, как подобными думами разум и душу волнуя,
Страшный свой меч из ножен извлекал он, — явилась
Афина,
С неба слетев; ниспослала ее златотронная Гера,
Сердцем любя и храня обоих браноносцев; Афина,
Став за хребтом,ухватила за русые кудри Пелида,
Только ему лишь явленная, прочим незримая в сонме...
Сыну Пелея рекла светлоокая дщерь Эгиоха:
«Бурный твой гнев укротить я, когда ты бессмертным покорен,
С неба сошла; ниспослала меня златотронная Гера;
Вас обоих равномерно и любит она и спасает.
Кончи раздор, Пелейон, и, довольствуя гневное сердце,
Злыми словами язви, но рукою меча не касайся».
(Илиада, 1, 188-211).
90
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Значит, Ахилл и сам был накануне принятия разумного
решения, и в то же время в решающий момент он получил подсказку-
помощь от богини. Вот такая «двойная мотивировка»,
параллелизм причин приемлем для греческой ментальности — и в
наивном Гомеровом варианте, и в изощренном уме Сократа,
который признавался, что некий «демон» сопровождал его с
детства и подавал ему знаки: «Началось у меня это с детства:
возникает какой-то голос, который всякий раз отклоняет меня
от того, что я бываю намерен делать, а склонять к чему-нибудь
никогда не склоняет» (Апология Сократа, 31 d).
Разделение областей и зон тут очевидно: демон, божество,
некая сверхсила — говорит «нет!» (какова и формула
библейских заповедей —декалог Моисея весь на «не»: не убий, не пре-
любы сотвори, не пожелай и т.п.) и тем самым помогает
смертному отвернуться от зла, от неверного направления. Но уже
предоставляется самому человеку, его личности и свободной
воле — найти, выйти своим разумением к некоему «да», к
правильному позитивному решению и ответу.
Ведь в Бытии достаточно места для обоих уровней: для
сверхидей и сверхценностей, воплощенных (или
символизированных) в божествах, — и для разума и умений смертных.
Человеческое существо обладает относительной
самостоятельностью и «самосделанностью», — но лишь относительной...
Философское открытие древних греков —ДИАЛЕКТИКА. Этот
способ рассуждения связан с плюрализмом, разнообразием
(индивидуумов и идей, понятий), динамизмом, подвижностью
людей и их опытов, а также с принципами Меры и
Справедливости. Слово это, производное от глагола «диа-легомай», что
значит «взаимно размышлять», — составное и предполагает
нескольких или двоих (dia ? duo) по крайней мере существ, вещей,
понятий, чтобы и уладить, и разрешить (с помощью мысли и
слова: «legomai» = «говорить»), когда они сходятся — занять
одно и то же место. В тех космосах, где нет густоты жизни и
плотности населения (как в степях, в лесах), так что вещи и
существа не вытесняют друг друга, —там нет нужды в такой
изысканной логической технике, в этом инструменте, вращающемся
в уме с большой скоростью, чтобы успеть координировать
различия и противоположности и справедливо устанавливать меры
всему и каждому. Напротив, в космосах и странах, где люди,
вещи, идеи разбросаны в пространстве и времени (какова
Россия, например), достаточно думать, знать и понимать все
однозначно и позитивно (догматически), статически и
безотносительно друг ко другу, получая понятия из традиции и обычая,
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
91
имея устойчивые верования и не имея нужды в критицизме и
рефлексии, в скепсисе. Но греки, в динамике их контактов,
развития и изменений в одном и том же месте и в уследимом
времени, были принуждены сомневаться, вопрошать, создавать
новые идеи, замещая старые, что и делали философы: они
разрушили наивные верования в телесных и подверженных
страстям и порокам богов Олимпа и населили умственное
пространство Эллады — а затем и всей мировой цивилизации —
множеством систем и принципов, противоречащих друг другу —и тем
не менее имеющих свой смысл, который и надо было уметь
улавливать и согласовывать с прочими.
В философии эллинов почти все возможные начала,
принципы, идеи и подходы открыты, изобретены и выражены:
идеализм (Платон, Плотин), атомизм и материализм (Демокрит),
диалектика (Гераклит, Сократ), монизм (Парменид, Зенон),
плюрализм (Эмпедокл), релятивизм (софисты)... Все
возможные элементы, стихии избирались в качестве субстанции всего,
на роль «материа прима»: Вода (Фалес), Воздух (Анаксимен),
Огонь (Гераклит), Земля (Ферекид). Затем — имматериальные
субстанции: Апейрон (Анаксимандр) = Беспредельное,
Бесконечное, то, что без Меры, что есть ужасное, Хаос, и что, по
закону контраста, свидетельствует о понятии Меры как домашнем,
уютном для эллинов, интимно родном. Еще из имматериальных
субстанций: Число и Гармония (Пифагор), Нус (Разум) —у
Анаксагора, Логос —у Гераклита... А из принципов в этике: аскетизм
(Пифагор), благоразумие (Сократ), гедонизм (Эпикур),
стоицизм (Зенон, Эпиктет), цинизм —у Диогена, кто, по преданию,
жил в бочке, но был высоко чтим, и когда Александр подошел к
нему для философского разговора и консультации о смысле
жизни, тот посмел дерзко ему сказать: «Отойди! Ты мне
заслоняешь солнце!»
У греческих мыслителей был уникальный талант:
гармонизовать Единство и Множество, Единое и Разнообразие, Дух и
Материю. Категория Прекрасного была реализована в искусстве
и эстетике греков, в отличие от категории Возвышенного,
которая характеристична уже для искусства христианской
цивилизации, где Идея, Дух начинают поборать и порабощать
Материю, плоть и тело.
В античных эллинских статуях налицо гармония между
индивидуальным характером и всеобщим идеалом. Зевс, Аполлон,
Афродита, Артемида, Афина, Дионис, Геракл... — каждый
узнает их сразу, их личности, но все они, как и статуи героев и
смертных, носят в себе и реализуют тот же самый канон красо-
92
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ты, который нейтрализует характерные черты и аномалии, что
получат эстетическое право на выражение уже в римском
скульптурном портрете.
Некая легкая меланхолия, однако, выглядывает из лиц
греческих статуй: словно они несколько подавлены принципом
Меры, предустановленным пределом, границами свободы...
Они дают свое согласие сему, как справедливому, но это
ограничивает личность, «я», творчество, свободу, дерзание и
усилие... И это уже свойство «Фаустианской души» (в терминах
Шпенглера) человека Нового времени: преступать через
пределы и принцип Меры, врожденный в «Аполлоновой душе»
грека, — в усилии к абсолютной свободе и в воле к
осуществлению своего «я», личности.
Что же до греческого Логоса, то наиболее ценный вклад
эллинского ума в философию мировую, помимо диалектики, — их
способность выражать свои идеи и понятия в философских
МИФАХ, символах, образах... Миф есть такая форма
человеческой мысли, которая способна постигать Бесконечное Бытие,
Универсум нашими малыми конечными средствами и силами,
примерами, — не впадая при этом в ту «дурную бесконечность»
обоснований одного другим, предыдущим, куда проваливается
рассудочная мысль в цепи своих последовательных выкладок
лричинно-следственных... А миф самоопорен: сразу хватает
быка за рога, цепляет кусок Истины и самодержится в
Познании. Миф есть, с одной стороны, — рассказ, сказочка, чудесная
история, которую можно бабушке рассказывать ребенку на сон
грядущий, а с другой стороны — в нем философическое
видение, прозрение, подход к самым мистериальным глубинам
Бытия, к Абсолюту. Ибо, подобно богам Олимпа, которые
нисходят на землю, окутанные облаком, чтобы не слепить зрение
смертных, так и Абсолют является в притчах и мифах в некоем
«кенозисе» = самоумалении, как и Бог в облике своего Сына,
Иисуса, который тоже притчами глаголал и объяснял это
апостолам тем, что они пока — как дети, кого надо питать молоком и
разжеванной пищей, а когда возрастут во Духе, тогда им можно
будет напрямую вещать тайны царствия небесного. Пока же, в
силу малости и ограниченности, их души и умы не имеют
пространства воспринять, вместить и содержать-усвоить высшую
Истину.
В «Бхагавадгите», философской книге индийского эпоса «Ма-
хабхарата», есть песнь, где герою Арджуне дается откровение-
явление «тысячеликой формы» Брахмо (Абсолюта). И это
оказывается невыносимо очам и психике смертного, так что лишь с
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
93
помощью своего колесничего, в котором бог Кришна
воплотился, смог Арджуна взглянуть на Брахмо и не сгинуть. Те
бесконечные множества существ, уровней и понятий, что мы можем
воспринять по частям, в последовательности, перебором одно за
другим и то с великим напряжением ума, — в таком откровении
даются в одновременности! Представьте дирижера
симфонического оркестра, кто должен сразу слышать 100 инструментов,
умножьте это... — и трудность такого восприятия может
представиться вам. Кстати, Моцарт говорил, что он слышит
сочиняемую симфонию (которая есть последовательность развития и
звучания во времени) сразу, как художник видит картину. Но
это —способность гения...
Итак, перед человеческим умом парадоксальная задача: как
совместить конгруэнтно (как выражаются в геометрии при
наложении фигур друг на друга) Бытие — и «я»? В решении этой
задачи философы изощряют свой гений и создают ту роскошную
ткань многих систем и методов, что нам являет история
человеческой Мысли.
Особенно Платон был несравненен в изобретении
философских мифов. Вообще-то нет более мощного средства сразу
уловить и передать сущность Бытия, философское видение мира,
нежели через миф. Идея дается тут не в абстрактной форме
некоего схоластического рассуждения, но как живой рассказ с
широким, символическим значением. Мифы Платона аналогичны
античным статуям. Миф есть идея-статуя. Кстати, слово «идея»
происходит от индоевропейского корня (v)id, который означает
«вид», «видение».
Миф о ПЕЩЕРЕ в Седьмой книге «Государства» — быть
может, самый известный и характерный для Платонова метода
представлять свои идеи. «Вообрази себе людей как бы в
подземном пещерном жилище, которое имеет открытый сверху и
длинный во всю пещеру вход для света. Пусть люди живут в ней
с детства, скованные по ногам и по шее так, чтобы, пребывая
здесь, могли видеть только то, что находится пред ними, а
поворачивать голову вокруг от уз не могли. Пусть свет доходит до
них от огня, горящего далеко вверху и позади них, а между
огнем и узниками на высоте пусть идет дорога, против которой
вообрази стену, построенную наподобие ширм, какие ставят
фокусники пред зрителями (какая мизансцена сложная с
декорациями вымышляется! И не диво: Платон ведь был и поэт,
автор трагедий, и хорег — их постановщик, «режиссер». —Г. Г.),
когда из-за них показывают свои фокусы. — Воображаю, —
сказал он. — Смотри же: мимо этой стены люди несут выставляю-
94
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
щиеся над стеною разные сосуды, статуи и фигуры, то
человеческие, то животные (вот: животный символизм, не
растительный — характерен для эллинов. — Г. Г.), то каменные, то
деревянные, сделанные различным образом, и что будто бы одни из
проносящих издают звуки, а другие молчат. — Странный начер-
тываешь ты образ и странных узников, — сказал он. — Похожих
на нас, — промолвил я. — Разве ты думаешь, что эти узники на
первый раз как в себе, так и один в другом видели что-нибудь
иное, а не тени, падавшие от огня на находящуюся перед ними
пещеру? — Как же иначе, — сказал он, — если они принуждены
во всю жизнь оставаться с неподвижными-то головами? —
А предметы проносимые — не то же ли самое? — Что же иное? —
Итак, если они в состоянии будут разговаривать друг с другом,
не думаешь ли, что им будет представляться, будто, называя
видимое ими, они называют проносимое? — Необходимо. — Но
что, если бы в этой темнице прямо против них откликалось и эхо
(вспомните эллинский миф о нимфе Эхо! — Г. Г.), как скоро кто
из проходящих издавал бы звуки, к иному ли чему, думаешь,
относили бы они эту звуки, а не к проходящей тени? — Клянусь
Зевсом, не к иному, — сказал он. — Да и истиною-то, —
примолвил я, — эти люди будут почитать, без сомнения, не что иное, как
тени. — Весьма необходимо, — сказал он. — Наблюдай же, —
продолжал я, — пусть бы, при такой их природе, приходилось им
быть разрешенными от уз и получить исцеление от
бессмысленности, какова бы она ни была; пусть кого-нибудь из них
развязали, вдруг принудили встать, поворачивать шею, ходить и
смотреть вверх на свет: делая все это, не почувствовал ли бы он
боли и от блеска не ощутил ли бы бессилия взирать на то, чего
прежде видел тени? И что, думаешь, сказал бы он, если бы кто
стал ему говорить, что тогда он видел пустяки, а теперь,
повернувшись ближе к сущему и более действительному, созерцает
правильнее?..» И далее: если бы кто из них поднялся вверх и
побыл в свете и увидел истинное, а потом вернулся бы вниз в
пещеру и стал бы им рассказывать о том, что видел, «не
возбудил ли бы он в них смеха и не сказали бы они, что, побывав
наверху, он возвратился с поврежденными глазами и что поэтому
не следует даже пытаться восходить вверх?..» (Государство,
514A-517D).
Прекрасно и впечатляюще тут дана экспозиция
идеалистической философии, согласно которой мир и предметы, факты и
понятия, среди которых мы живем, суть не что иное, как тени
истинных сущностей, которые существуют в чистом свете вверху и
могут быть восприняты нами в форме «идей» = Видей!... Эту же
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
95
самую философскую проблему выразит позднее Кант в
различении ноумена («мыслимого») и феномена («явленного»).
Но есть именно греческий акцент в мифологеме Платона.
Греки = горцы знакомы с пещерами. И диалог между Пещерой и
Светом в открытом пространстве — это диалог между Небом и
Подземным миром, между богами Олимпа —богами поколения
Зевса, чья субстанция есть огонь и свет, — и поколением их
отцов и матерей, титанов. Битва между ними описана в
«Теогонии» Гесиода: там боги-олимпийцы под предводительством
Зевса с помощью перунов огня выжгли сыро-земный Хаос, в
каком обитали еще мокрые, хтонические титаны, и образовали
Космос, установив всему меру и зазоры пустот между
существами и вещами. Титанов же сбросили в Тартар, где они обитают
наподобие узников Платоновой «пещеры». Однако они унесли с
собой некое знание о Бытии, которое не может принципиально
быть воспринятым при свете (подобно тому, как некоторые
растения и химические соединения разлагаются, теряют свою
сущность, свою истину на свету). Это сокровенное знание
сообщается земным смертным как некое эзотерическое ведение —
«Веды» — оракулами и
пифиями-сивиллами-ведуньями-вещуньями, «ведьмами», кто обитают в пещерах в испарениях недр.
Это —сакральное, хтоническое (= подземное) знание Матери-и
Природы, Земли, ее души, внутри которой Аид и Персефона
обитают, передавалось также в мистериях — Элевсинских,
Дельфийских, орфических, в дионисиях («вакханалиях» — в
Риме). Это массовые празднества, хоровые, разгульные —обычно
приуроченные к весеннему возрождению Природы, Жизни.
Если оракул — обращен к личности и давал персональное
знание, то мистерии — хорово-общественные акты научения,
образования и воспитания. Но они принципиально нощны: сам
термин «мистерия» = «таинство». И туда допускались не все, но
«посвященные» — особенно в мистерии орфиков,
последователей Орфея, интеллектуалов, пифагорейцев. Хотя точнее бы тут
говорить не «по-свящ-енные», а «при-ТЕМ-ненные»... Это
сокровенное знание влекло и философов, и поэтов. Орфей,
Одиссей — посещали царство мертвых, приникали к его испарениям
и духам-подсказам. И сам Платон был инициирован в
орфические мистерии. Впоследствии Ницше обозначил эти два начала в
бытии и два типа знания — как Аполлоновское и Дионисийское.
Первое —рациональное, световое; второе —иррациональное,
мистическое... Первое —закон, космос, порядок; второе
начало—стихийная жизненная сила Эроса, Природы... И т.п.
96
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Другой вариант картины греческого Космоса дан Платоном в
диалоге «Федон»:
«...Во-первых, если Земля кругла и находится посреди неба
(я подчеркиваю основные идеи греческого миросозерцания. —
Г.Г.), она не нуждается ни в воздухе, ни в иной какой-либо
подобной силе, которая удерживала бы ее от падения, —для этого
достаточно однородности неба повсюду и собственного
равновесия Земли. (Вот почему шарообразная форма
рассматривается как совершенная. Подчеркнутые термины — варианты
принципа Меры, Гармонии. — Г.Г.)... Далее я уверился, что
Земля очень велика и что мы, обитающие от Фасиса до
Геракловых Столпов (так греки именовали Гибралтарский пролив. —
Г.Г.), занимаем лишь малую ее частицу; мы теснимся вокруг
нашего моря, словно муравьи или лягушки (у Аристофана
комедия «Лягушки» есть. —Г.Г.) вокруг болота, и многие другие
народы живут во многих иных местах, сходных с нашими. Да, ибо
повсюду по Земле есть множество впадин (как пещеры! — Г.Г.),
различных по виду и по величине, куда стеклись вода, туман и
воздух. Но сама Земля покоится чистая в чистом небе со
звездами — большинство рассуждающих об этом обычно называют
это небо эфиром. Осадки с него стекают постоянно во
впадины Земли в виде тумана, воды и воздуха.
А мы, обитающие в ее впадинах, об этом и не догадываемся,
но думаем, будто живем на самой поверхности Земли, все
равно, как если бы кто, обитая на дне моря, воображал, будто
живет на поверхности (начинается философская притча-миф,
подобная Пещере в диалоге «Государство». — ГГ.), и, видя
сквозь воду Солнце и звезды, море считал бы небом (подобно
теням от предметов в мифе о Пещере.— Г.Г.). Из-за
медлительности своей и слабости он никогда бы не достиг поверхности,
никогда бы не вынырнул и не поднял голову над водой, чтобы
увидеть, насколько чище и прекраснее здесь, у нас, чем в его
краях, и даже не услыхал бы об этом ни от кого другого, кто бы
это видел.
В таком же точно положении находимся и мы: мы живем в
одной из земных впадин, а думаем, будто находимся на
поверхности, и воздух зовем небом в уверенности, что в этом небе
движутся звезды... Но если бы кто-нибудь все-таки добрался до
края или же сделался крылатым и взлетел ввысь, то, словно
рыбы здесь, у нас, которые высовывают головы из моря и видят
этот наш мир, так же и он, поднявши голову, увидел бы
тамошний мир. И если бы по природе своей он был способен вынести
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
97
это зрелище, он узнал бы, что впервые видит истинное небо,
истинный свет и истинную Землю» (Федон, 108 е—109 е).
Принцип Пропорции работает в этих Платоновых видениях и
уравнениях. А именно: если люди на Земле подобны муравьям и
лягушкам вокруг болота или вообще жителям впадины на дне
моря, то наше «небо» из воздуха подобно плотности их воды.
И следовательно: истинное небо — эфир так относится к
нашему «небу» людей, как наше «небо» людей относится к воде =
«небу» рыб.Так что
вода _ воздух
воздух ~~ эфир
Еще более разработанную систему пропорций можно
встретить в диалоге Платона «Тимей», где рассматривается творение
мира богом-демиургом. Из двух вариантов возникновения мира
и всего — генезис или творение — Греция начинала с первого
(«Теогония» Гесиода, VIII в. до н.э.), но в процессе развития
греческая мысль стала склоняться ко второму, так что у них, в
общем, гармония между обоими вариантами. Философы V в.
н.э. и среди них пифагореец Тимей, да и сам Платон, были чутки
к учениям, приходившим к ним из Египта, а оттуда шло и учение
о переселении душ (метемпсихоз), а из Иудеи рядом — учение о
Творении мира Богом.
«Рассмотрим же, — начинает излагать гипотезу Творения
Тимей, — по какой причине устроил возникновение и эту
Вселенную тот, кто их устроил. Он был благ... Он пожелал, чтобы все
вещи стали как можно более подобны ему самому... Он привел
их из беспорядка в порядок, полагая, что второе, безусловно,
лучше первого... Он устроил ум в душе, а душу в тел. (Вот
пропорция:
ум душа
= ——— Г.Г.)... Следует признать, что наш кос-
душа тело ' J ^
мое есть живое существо».
Взгляд на Вселенную как на живое существо («совершенное
животное» — так определяется наш Космос в другом месте) —
такое воззрение на мир именуется «гилозоизм» — от греческих
корней: «гюле» (= материя, а буквально «лес», «древесина») и
«дзоо» (=жизнь). Так что «гилозоизм» — это представление
материи — живою, одушевленною, а мир, Вселенная понимается
как организм — не механизм, как это естественно представлять
в индустриальном обществе, в цивилизации нового времени,
только «ургийной».
98
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
«Итак, — продолжаетТимей, —телесным, а потому видимым
и осязаемым — вот каким надлежало быть (вот эллинский
априоризм в подходе к пониманию всякого бытия: в нем должна быть
форма — скульптурность, а также — телесность, и все —
видимо, то есть быть «в-идеей» в свете. —Г.Г.) тому, что рождалось.
(Видите: то «создал», то «рождалось» — чересполосно и «ур-
гия», и «гония» идут. —Г.Г.). Однако видимым ничто не может
стать без участия огня, а осязаемым — без чего-то твердого,
твердым же ничто не может стать без земли. По этой причине
бог, приступая к составлению тела (вот! —Г.Г.) Вселенной,
сотворил его из огня и земли. (Здесь можно усмотреть эхо
иудейской концепции Творения мира Богом, изложенной в книге
«Бытие», согласно которой Бог отделил Небо от Земли и создал
Свет. Тогда эта концепция была эзотерическим учением для
греков, но Платон был посвящен в него. — Г.Г.) Однако два
члена сами по себе не могут быть хорошо сопряжены без
третьего (тут важнейший в Эллинстве принцип — медиации,
посредства, «среднего термина»! Такова структура, составленная
из двух противоположностей и среднего, «третейского» звена
между ними, — как бы врожденная в греческом Логосе, и она
априори усматривается во всем. — Г.Г.), ибо необходимо, чтобы
между одним и другим родилась некая объединяющая их связь.
Прекраснейшая же из связей такая, которая в наибольшей
степени единит себя и связуемое, и задачу эту наилучшим образом
выполняет пропорция...
...Телу Вселенной надлежало стать... трехмерным, а
трехмерные предметы никогда не сопрягаются через один средний
член, но всегда через два. Поэтому бог поместил между огнем
и землей воду и воздух, после чего установил между ними
возможно более точные соотношения, дабы воздух относился к
воде, как огонь к воздуху, и вода относилась к земле, как воздух
к воде. (Значит, такие выходят пропорции:
воздух = огонь вода = воздух _ /-;/-.). Так он
вода воздух ' земля вода
сопряг их, построяя из них небо, видимое и осязаемое.
На таких основаниях и из таких составных частей числом
четырех родилось тело космоса, стройное благодаря
пропорции, и благодаря этому в нем возникла дружба, так что
разрушить его самотождественность не может никто, кроме лишь
того, кто сам его сплотил» («Тимей», 29 е — 32 с).
Итак, мы рассмотрели Космо-Психо-Логос античной Греции.
Нынешняя Греция — это особый национально-исторический
организм, но я его не знаю и ничего о нем сказать не могу.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
99
ИТАЛИЯ
Когда принимаешься описывать Итальянский образ мира,
сразу возникает вопрос: а как быть с Римом, с Римской
цивилизацией? Должно ли их совместить в одном национальном
образе мира или смотреть на них как на самостоятельные образы
мира?
Оба подхода возможны. Италия, конечно, — новое
образование, одна из наций новой Европы, Западной цивилизации
Нового времени, христианской эры. Италия адекватна в этом
отношении таким новым странам-нациям, как Англия, Франция,
Германия, которые не имели такой славной традиции в прошлом,
как Италия. Но она-то — имела! Это наследие славного
прошлого — Рима и Римской империи — и было, и сейчас видно
повсюду. И оно — и гордость, и главный элемент новой цивилизации
на той же самой почве. Природа, Космос — не изменились: те
же самые Везувий и Этна —сии вулканы, разверзтые пасти
действующего Ада — все так же дышат и приносят время от
времени катастрофы, как это было и в дни Плиния Младшего в I веке
нашей эры.
Конечно, это потребует от нашей мысли большего
обобщающего усилия: объединить цивилизацию Древнего Рима и
Италии нового времени в некий общий образ мира. Я попытаюсь
это сделать; однако это будет естественно — потом различить
их, дифференцировать.
Без сомнения, это постоянная рана в душе итальянцев —
прежнее величие, что взирает из римских развалин на каждое
новое поколение людей с немым вопросом и упреком: а
достойны ли вы своих славных предков? С точки зрения обширности
территории и славы империи — нет, не достойны, не сравнимы.
Но итальянцы новой Европы сумели развить большое
разнообразие микроцивилизаций и центров культуры: Флоренция,
Милан, Венеция, Генуя, Пиза, Сиена, Парма, Феррара, Болонья,
Неаполь... Эти «города-государства» (как и «полисы» в античной
Греции) — результат интенсивного развития в сфере качества
жизни и культуры — то, чего недоставало Риму (имеется в
виду —на почве Италии, ибо в Римской империи было великое
разнообразие культур в провинциях: Греция, Египет, Иудея,
Сирия...).
Может быть, мне лучше начать с того, что проследить
римские черты в Итальянской цивилизации христианской эры.
Когда она зарождалась на стыке Средневековья и Ренессанса,
Данте определенно идентифицировал себя с традицией Рима:
100
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
недаром взял Вергилия в качестве своего чичероне,
путеводителя по Вселенной.
Рим был центром Римской империи и, в сущности, всего
известного в античности мира. И ныне Рим — центр католического
варианта христианства, к которому относятся сотни миллионов,
почти миллиард людей на планете, и так продолжает царить и
влиять...
Рим породил новый тип человека: индивидуум, человек-атом,
отделившийся от Целого и ведущий частную жизнь (Гораций,
Марциал). И Данте среди свары гвельфов и гибеллинов во
Флоренции говорил о себе: «Я сам себе партия».
Рим выработал jus romanum — римское право, чтобы
защищать и координировать интересы и собственность отдельных
атомов-индивидуумов, которые теперь, видя, что порядок,
закон и справедливость установились снаружи, вне человека и
независимо от него; — получили основание освобождаться от
совести, сей внутренней справедливости, и могли позволить
себе становиться развратными и преступными. Таковы стали
императоры Рима (Нерон, Калигула, Тиберий...), а потом гений
беспринципности в новой Италии — Цезарь Борджиа,
описанный в трактате Маккиавелли «Государь» (II Principe). Но тот же
самый тип безудержной личности — в пресловутых «титанах
Возрождения» —в этих кондотьерах, каковы Сфорца в Милане...
И в художниках, как, например, чеканщик и скульптор Бенвенуто
Челлини, который (как это он сам поведал в «Жизни Бенвенуто
Челлини, описанной им самим»), не останавливался перед
вероломством и убийством. И он рассказывает про эти свои
деяния с таким простодушием, наивностью и без зазрения совести,
как если бы таковые входили в общепринятую норму жизни...
Тут приходят на ум также мафия (ma fia = «моя вера») и «коза
ностра» (= «наше дело»), что именно из Италии
распространились по всему миру и в Америке получили наименование
«гангстеров».
Я связываю это именно с юридическим сознанием, которое
вынесло нравственность вовне человека — в право, во внешние
установления гражданского законодательства, предав
индивидуума своему индивидуализму антиобщественному.
Юридический подход к Бытию очевиден и в «Божественной
комедии» Данте: он сам совершает Страшный суд грешникам в
песне «Ад» и выносит очень детализованные приговоры и
наказания, проявляя при этом чуть ли не казуистику законника.
Римская жестокость, садизм, с каким граждане Вечного
города созерцали сражения гладиаторов в цирке Колизея, их кровь
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
101
и смерти, а также истязания первых христиан, кого бросали на
съедение львам, — не проступают ли они у Данте в тех
пространных описаниях мук, каким подвергают грешников в разных
кругах Ада? Данте Алигьери, сей поэт с вдохновенным
воображением, явил себя и как мелочный судья с казуистическим умом
рационалиста. А строя три царства загробного мира: Ад,
Чистилище и Рай, — он обнаруживает математико-геометрический
талант, расчисляя педантично пространственные меры разным
кругам, мостам, стенам, озерам...
Подобный же синтез присущ и Леонардо да Винчи, кто
сочетал художественный гений с изобретательностью в технике и
математике. Огромные соборы с куполами, как небосводами,
построенные великими архитекторами Италии: Браманте, Бру-
нелески, Микеланджело... в частности, собор Св. Петра в Риме,
было бы невозможно созидать без точного
инженерно-математического расчета.
И вообще: Рим и Италия столь же первенствуют в
архитектуре, как Греция — в скульптуре. И это тоже выдает разность их
национальных образов мира. Человек мог быть «мерой всех
вещей» (Протагор) в греческом Космосе малых обществ на
островах, в полисах = городах-государствах. Человеческое тело
было способно представлять собой универсум в гармонии
между Духом и Материей. Однако эта мера не могла работать в
Риме и Италии. Человеческое существо в огромной империи
становилось или слишком мало значащим частным индивидуумом,
важным только для себя самого, или слишком великим:
императором, Цезарем, сверхчеловеком, которого возвеличивали как
полубога. Октавиан Август даже повелел обожествить себя.
Отсюда две тенденции проступают в искусстве Рима.
Первая — монументализм архитектурных сооружений,
обслуживавших жизнь общества, нужды pec-публики (латинское слово res
publica значит буквально «дело общественное») и ее
учреждения, истеблишмент: Форум, Капитолий, цирки (среди них
Колизей, буквально «Колоссеум», от слова «колосс»), термы (бани),
арки в честь многочисленных побед и триумфов. Вторая
тенденция, характерно римская в мировом искусстве, — это
скульптурный портрет. В нем не тело как целое представлялось: оно
покрывалось тогой и так уводилось в незначимость, в
абстракцию, — но голова (сей «капитолий» тела, от caput «капут» =
«голова») и особенно лицо, которое передавало черты
смертного человека во всех деталях, в его уникальности (так же, как в
стихах Горация, Катулла или Марциала изображались
подробности частной жизни римлянина): с безобразным носом, узкими
102
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
губами, с жирной шеей... Реализм до натурализма в портрети-
ровании облика и характерности человека именно этого.
Сравните с этим обобщенные гармонические головы, лица
греческих скульптур, с их благородной, но нейтральной красотой.
Искусство Итальянского Ренессанса приняло эстафету как от
греческой скульптуры, так и от римского портрета, но уже в
ином роде искусства, а именно — в живописи. Живопись —
вообще более абстрактное искусство, чем скульптура: в нем
отсутствует объем, но это значит: в нем возросла степень
свободы — от третьего измерения. Тенденция к абстрактному
мышлению, которая прогрессировала в Риме, была таким образом
продолжена в искусстве Италии: вспомним законы
перспективы, разработанные здесь для живописи...
Слово «индивидуум», универсальное в Западной
индивидуалистической цивилизации, —латинского происхождения: in-di-
viduum, то есть «то, что не делится» далее. То же самое значит и
греческое слово «а-том» = «не делимое». Но в греческом
мышлении это слово не применялось к человеку, а только к природе,
к материи. И только в Риме эта идея: «далее не делимое» —
была применена к человеческому существу. Это значит, что
индивидуум понимался как последняя часть, частица социума,
империи. Но это относилось — сей предел — лишь к гражданам
Рима. И можно себе представить, как облизывали себе губы
римляне в предвкушении разъятия человеческих тел, сидя в
Колизее и созерцая бои гладиаторов (кого набирали из
пленников, рабов...). Divide et impera! = «Разделяй и (таким образом)
властвуй!» — это был девиз римских императоров в их военной
политике, их стратегия в завоевании стран и народов. Но таков
же принцип и рационального мышления, формальной логики,
анализа: при этом всякая органическая живая целостность
расчленяется на части, они рассматриваются по отдельности (в о-
пре-дел-ениях), а затем собираются уже в новое, умственное
целое — в синтезе. И недаром именно латинский язык стал
универсальным языком для философии и науки при становлении
западноевропейской цивилизации: он наиболее подходящ для
абстрактного мышления и формальной логики — так же, как
английский язык естественно выдвинулся как универсальный язык
для обслуживания «ургийной», технической цивилизации
индустриального общества, где уже даже не опыт (он, наблюдения
научного на-учения — хорошо описываются на естественных
национальных языках, и они процветали в науке «доброго старого
времени» — XVIII—XIX вв.), а конструирование искусственных
объектов выходит на первый план.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
103
Каков же Космос Рима-Италии на языке четырех стихий?
Гений камня обитает на Апеннинском полуострове. Стихия
«земли» в Италии — это не аморфная «мать-сыра земля» (т.е.
«водо-земля»), как в России, расползающаяся вширь плавнями
рек по равнине, но жесткий камень Апеннинского хребта.
Камень! Это хранитель формы! Вечность! (Недаром Рим
именуется «Вечный город».) Определенность! В итальянской
живописи — четкие очертания, а не расплывающиеся пятна, как во
французской дымчатой акварели (от лат. aqua = «вода»). В
итальянской музыке звук берется четко и упруго — в marcato,
staccato, и слово произносится в четкой дикции — не то, как в
плавном русском распеве, где звук, гласный тянется безразмерно,
как и простор тут «бесконечный». Нет, в Риме-Италии принцип
предела, определения суверенен. Недаром бог Термин —один
из важнейших в Римской мифологии — от слова terminus =
«граница», «предел». Так что принцип четкой границы обожествлен
здесь.
Как принцип Меры, пропорции, гармонии в Элладе, — на тех
же правах в ментальности Рима-Италии Термин. И недаром в
науке нового времени первым делом устанавливают термины
для каждого явления: как бы границы действия понятий,
словоупотребления. И на конференциях ученые могут до
бесконечности спорить и договариваться о терминах, их смысле и
значениях — так же, как политики на международных конференциях — о
границах стран. Тоже принцип «разделяй и властвуй!»
—работает и там и сям.
Для нашей цели — характеристики национальной
ментальности — полезно сопоставить греческую и римскую мифологии.
Те же самые божества имеют в Риме иные имена: Зевс =
Юпитер, Гера = Юнона, Афродита = Венера, Деметра = Церера,
Apec = Марс, Артемида = Диана, Дионис = Вакх, Гефест =
Вулкан и т.д. Однако тут нет своих мифов — историй о богах.
Мифами обильна Греция, и оттуда они заимствованы и Римом.
Римская душа и ум бедноваты воображением, слишком земны и
конкретны — без испарений фантазии, в отличие от Греции, где
земля так причудливо и орнаментально изрезана,
выгравирована морем; в отличие и от Англии, где туман, влаговоздух, «фог» и
«смог» («отец сырой воз-дух», так сказать, как у нас «мать-сыра
земля»), и ветер наполняют души мужчин и женщин призраками,
Духами (каку Шекспира —в «Сне в летнюю ночь», например, или
в «Гамлете» — призрак отца...). Ничего подобного в
Риме-Италии. Почва Италии камениста, полуостров Апеннин — монолит
без фантастической изрезанности берегов. Он лапидарен — по-
104
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
добно латинскому языку, который пословичен в
«лаконичности» — в суровой густоте и точности выражения, без излишних
словечек и частиц, которыми так обилен греческий язык —
модальными (эмоциональными) «энклитиками» и «проклитиками».
Хотя сам термин «лаконизм» — от Лаконики, где государство
Спарта возникло, чей дух и весь стиль жизни отличался
строгостью, суровостью и дисциплиной, а речи — немногословием, в
отличие от богатых и изнеженных Афин, где и в словесности
люди изобильны и избыточны...
Между прочим, термин «лапидарность» —от латинского lapis-
lapldis, что означает именно «камень». Так что можно сказать,
что латинский язык как бы выгравирован из камня, высечен. Как
колонны, арки и купола...
Камень, как ипостась стихии «земли», благоприятствует
принципу формы, идее строгого порядка: «ордер» и «орден»
оттуда... Строгий порядок соблюдался в римских военных
формированиях: «легионы», «когорты», «манипулы», «центурии»...—так
же, как и в формулировках законов в римском праве, отчего и
говорится: dura lex, sed lex = «суров закон, но —закон». Он тоже
dura = «жесткий», как и камень. Кстати, именно латинский язык
оказался наиболее продуктивен для формулировки афоризмов,
сентенций, правил, изречений, максим, «крылатых выражений»,
которые вошли в мировой Логос и цитируются образованными
людьми именно по латыни.
В Италии была выработана такая жесткая форма в поэзии,
как сонет —жанр, в котором неотменная структура из 14 строк с
совершенно определенным порядком рифм. Величайшим
мастером сонета был Петрарка (XIV век), чье имя, кстати, восходит к
греческому корню petra, что означает как раз «камень». И папа
римский мыслится как наследник, держатель престола св.
апостола Петра, о котором сам Христос сказал: «Ты — Петр, и на сем
камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мф.
16, 18). И главный собор в Риме посвящен Святому Камню =
Святому Петру.
Терцины «Божественной комедии» Данте — эта триадная
комбинация рифм через стих (oscura — dura — paura...), которою
вся текстура поэмы перевязана, — это арки и своды, что связуют
строки — колонны стихов внутри этого монументального
собора, даже города, с различными кругами-площадями, мостами,
стенами, этажами... Подобное архитектурное видение мира
наблюдается и в концепции современного итальянского физика
Ферми относительно строения вещества. Он представил струк-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
105
туру атома и его ядра — как состоящих из различных уровней
(этажей) энергетических состояний частиц.
И интересная деталь: кто из больших русских поэтов смог
понять Данте наиболее адекватно? Мандельштам, кто написал
книгу «Разговор о Данте» и чья первая книга стихов была
озаглавлена «Камень». Вот — сродство душ и стихий...
Гуляя по улицам итальянских городов, поражаешься
отсутствию деревьев: лишь только камень и камень — во Флоренции,
Венеции, Пизе, Сиене... Деревья, парки находятся вне городов:
они не суть граждане, кому добро пожаловать, — в отличие от
городов центральной и северной Европы, России, Америки...
Принцип Растения тут уступает в ценности Животному. Волчица
выкормила Ромула и Рема, братьев-близнецов, основателей
Рима. И Данте в первой же книге своей поэмы описывает, как
встретил в темном лесу страстей трех символических зверей...
«Божественная комедия» начинается с характерного
противоположения: selva oscura (темный лес) и diritta via (прямая
дорога). Последняя напоминает via romana = «римский путь», что
связывал все части, провинции империи и соделывал мир столь
рациональным и управляемым для римлян.
Лес, что так почитается в космосах северных стран (Россия,
Германия, Англия...) как волшебная мистерия, полная чудес и, в
общем, дружелюбен он к человеку, — здесь, в Италии,
ощущается как нечто совершенно чуждое и лишь опасное. Лес есть
ересь в космосе камня и сияющей пустоты неба,
спускающегося на землю, не имея препятствия в деревьях. И если вы
вглядитесь в пейзажи художников Итальянского Возрождения, то
удивитесь, как условны и безжизненны там деревья в сравнении с
живописанием человеческого тела! Когда припомнишь пейзажи
живописцев из северной Европы: Рюисдаль, Тернер, Шишкин и
Левитан, — испытываешь стыд за Рафаэля и Леонардо, у кого
образы природы —на дальнем плане, как условный фон...
Лазурь, полусфера небосвода объемлет камень Апеннин.
Камень и сияние — вот главные элементы, составляющие
Итальянский Космос. Что же до стихии воды, то она сослана на
периферию Италии, как персона нон грата (подобно тому, как
Овидия сослали из Рима к цыганам в Молдавию), к морю,
которое не играет значительной роли в итальянской жизни, в
занятиях итальянцев и в Итальянском образе мира, — в отличие от
Греции и Англии, где море, вода, моряки — в первостепенной
ценности. В римских акведуках (aqua + ducere = буквально
«проводник воды», ее вождь, «дуче») мистерия стихии воды
упрятана в камень, который более роден, понятен здесь... Можно,
106
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
правда, возразить против такого истолкования: акведук
означает, напротив, великое уважение к воде как к чему-то редкому и
ценному здесь! Да, прагматически, функционально — это так:
для быта и будничной жизни, но не идеологически, как стихия
воды существенна в Греции.
В Греческом образе мира принцип медиации, посредства
играет ведущую роль. В логике Аристотеля «средний термин
силлогизма» связывал две разделенные идеи и был основным
инструментом, рычагом развития мысли, работы мышления.
И демиург, создатель мира в «Тимее» Платона, поместил стихии
воды и воздуха между крайними — землей и огнем и соотнес их
в равных пропорциях («Тимей», 32 в).
Космос Рима-Италии имеет словно вакуум, пустоту между
полярными стихиями: землей и огнем (в ипостаси света, не
жара). Стихия воз-духа в такой же вторичности здесь, как и
стихия воды: к нему лишь прагматическое отношение, особенно
в городах, которые страдают от смрадного воздуха и от
эпидемий холеры и чумы. Однако это не итальянцы, а русский поэт
Тютчев поднял эту ситуацию до идеологемы МаГагіа (в
стихотворении одноименном), объясняя эту порчу жизни действием
Злого Духа, заимствуя эту идею у русского чувства этой стихии,
где в слове «воз-дух» содержится идея Духа.
Святой Дух сопряжен в русском чувстве со стихией воз-духа.
Подобно этому и в Германии (Geist), и в Англии, где Ветер
(Wind) возвышенная стихия (Ариэль —ангел воздуха и света в
«Буре» Шекспира), и вообще Бог как Святой Дух вдохновляющ.
В Итальянском чувстве Бога напротив: Святой Дух —самая
бедная из ипостасей Троицы и не имеет столь богатых ассоциаций
в душе и в уме, как Бог-Отец, Бог-Сын и Богоматерь —Ма-донна
(«моя госпожа» буквально).
Принцип filjoque (и из Сына) оказался такой первостепенной
важности для вселенской церкви Рима, что он выступил как
оселок, на котором раскололись в христианстве два исповедания:
католицизм и православие. В Символе веры Римской
католической церкви утверждается, что Святой Дух «исходит и из Отца,
и из Сына». И это означает усиление удельного веса Бога-Сына
в составе Троицы — в сравнении с православным Символом
веры, в котором утверждается, что Святой Дух «исходит из
Отца» только. Но ведь Бог-Сын — это Богочеловек; таким
образом принцип filioque поднимает престиж человеческого
существа. «Человек» по латыни homo, от humus = земля, почва, пыль.
И это означает, что стихия «земли» тут возрастает в важности за
счет «небес», где Отец... Почитание Мадонны, которая есть обо-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
107
жествленный образ Матери-Природы, дает дополнительное
подтверждение этой шкалы ценностей. Однако образ Мадонны
не содержит в себе такого мистического ореола, как это в
византийской или русской Богородице, не говоря о восточных
культах Великой Матери: Кибелы, Астарты, Исиды... — или как
даже во Франции с ее Notre-Dame de Paris, или в Польше с ее
Маткой Бозкой Ченстоховской... Итальянская мадонна
приземлена и упрощена, как mamma mia, домашняя...
Так же и почитание смертного человека в должности ПАПЫ
имеет определенное целостное сродство с почитанием,
обоготворением человека в гуманизме Итальянского Возрождения.
Таким образом, возвышение «земли» и снижение «неба»,
света ведет к тому, что они как бы придвигаются вплотную друг
ко другу, лицезрят взаимно и не имеют нужды в посреднических
стихиях «воды» и «воз-духа». Тела в Итальянском Космосе
прямо в сияющей пустоте пребывают. Галилей производил опыты
со свободным падением тел с высоты Пизанской башни,
пренебрегая сопротивлением и плотностью воздуха. Нет
пресловутого horror vacui = «страха пустоты» в итальянском
мироощущении, который, напротив, преследовал мысль Декарта в его
концепции Вселенной. Нуда: французский ум не может обходиться
без некоей milieu, «Среды». Подобно и в Греции гностики
видели Бытие — как некую «Плирому» = «полноту».
Но здесь, в Италии, Пустота — приемлемая идея.
Итальянский физик Торричелли проделывал в XVII веке остроумные
опыты по измерению давления Неба (воздуха) на Землю.
Поднявшись на гору, он обнаружил, что давление в его трубке
уменьшилось, и там образовался некий вакуум, что по его имени и
был назван «Торричеллиевой пустотой».
Когда Рим победил Грецию военным образом, последняя
победила Рим своею культурой, и началось мощное влияние
Эллинской цивилизации на римлян. Среди открывшихся им
многоразличных систем греческой философии римские мыслители
могли выбирать что угодно. И каков же был их выбор? Их сухая
душа не испытала симпатии к платоновскому возвышенному
идеализму духовного Эроса. Не привлек их и принцип Единого,
Целостности Бытия. Но Тит Лукреций Кар, единственный
латинский философ большого стиля, автор поэмы-трактата «О
природе вещей», был последователем «атомистов»: Демокрита и
Эпикура с их концепцией мира как состоящего из атомов и пустоты,
без промежуточных посредников.
Атом в обширной пустоте — да это же теоретическая
проекция положения индивидуума в пространной империи Римской
108
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
без того, чтобы нечто малое и теплое окружало его — будь то
род или клан, или малый социум-община, каковы были
греческие полисы = города-государства, или феоды средневековой
Европы. Понятно отсюда, что подобный отдельный индивид-
атом принимает в этике Эпикуров принцип carpe diem = «лови
день, мгновение», наслаждайся мигом быстротекущей жизни.
В одах и посланиях Горация много наставлений и рекомендаций
такого рода. Вот ода «К Левконое»:
Не расспрашивай ты, — ведать грешно, — и мне и тебе какой,
Левконоя, пошлют боги конец, и вавилонские
Числа ты не пытай. Лучше терпеть, что бы ни ждало нас,
Дал Юпитер в удел много ль вам зим иль ту последнюю,
Что в скалистых брегах ныне разит море Тирренское
Бурей. Будь же мудра, вина цеди. Долгой надежды нить
Кратким сроком урежь. Мы говорим, время ж завистное
Мчится: день ты лови, меньше всего веря грядущему.
(Пер. С. Шервинекого)
Скоротечность индивидуальной жизни переживалась с
особенной остротой в Риме — этом «Вечном городе». Вот почему
категория Времени, будучи в контрасте к Вечности, ощущалась
римлянами, как и итальянцами, — словно напрямую стуком
сердца. И если Гораций отсекал себя от Будущего: не надо
рассчитывать человеку на него, —то Марциал не полагается даже
на Настоящее:
Завтра намерен ты жить, и твердишь только «завтра» да
«завтра».
«Завтра»-то это, скажи, Постум, когда же придет?
«Завтра» твое далеко ль? Где оно? Где искать его нужно?
Скрыто ль у парфов оно, или в Армении где?
«Завтра» твое — уж старо: то Приама иль Нестора годы.
Ну, а какой же ценой «завтра» такое купить?
Жизнь твоя завтра... О, нет! И сегодня для жизни уж поздно.
Постум, кто прожил вчера, тот лишь один и мудрец!
(Пер. Н. Шатерникова)
Этот радикализм Марциала в сравнении с Горацием
напоминает мне о подобном ходе мысли в Греции. Если Гераклит
утверждал, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку, то его
последователь Кратил полагал, что и один раз невозможно
войти в одну и ту же реку, потому что вода в реке меняется в то
время, как входящий входит в нее.
Другой большой римский философ Сенека воспринял
стоицизм — иной вариант моральной философии, сосредоточенной
на индивидууме и его благе, как и эпикуреизм. Для обоих не су-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
109
ществует уровня высоких идей и идеалов, которые могли бы
вдохновить личность к Эросу и экстазу — выходу из себя в
любви к чему-то Высшему, будь то Бог, Логос, Истина, Благо.., но
приемлется скучный материалистический взгляд: что я есть
только то, что я есмь вместе и внутри этого тела, и после смерти —
ничто. Так что единственная нравственная цель и ценность, к
которой стоит стремиться, — это самоуважение, а высшая задача —
уйти из жизни с достоинством, чему пример явил сам Сенека...
Так ситуация: атом и пустота, сочетание, в котором
Итальянский образ мира представал применительно к физической
Вселенной, — здесь проступает, как этот принцип работает в
общественной жизни, в психологии, в этике.
Подобное же видение Бытия сказывается и в механике Гали-
лео Галилея. Я уже говорил выше о его опытах с падением тела
с Пизанской башни, когда он вычислил «ускорение свободного
падения» равным 9,8 метра в секунду. И это было
кинематической манифестацией силы притяжения центра Земли (Данте в
видении своей «Божественной комедии» посетил этот центр
Земли за несколько веков до этого и созерцал там Люцифера).
При этом он игнорировал — Галилей — силу трения,
сопротивления воздуха. Эллин Аристотель тоже задумывался над
аналогичной проблемой применительно и к телам, плавающим в воде
(как и Архимед), — и его ум склонен был полагать, что скорость
падения и погружения зависит от формы: плоское,
сферическое или заостренное тела падают будто бы с разной скоростью.
И естественно было так полагать во влажно-воздушном
Космосе Греции, где стихии-посредники (вода, воздух) — образуют
упругую среду и властное посредство Меры меж крайностями.
Галилей же в сухом Космосе Италии мог иметь почти чистый
вакуум и там установить, что скорость ускорения свободного
падения тел не зависит от их формы.
Талант абстракции от окружения, от Среды характеристичен
для итальянской ментальности. Именно в Италии математик
XVIII века Маскерони мог додуматься до новой системы
геометрии, где построения осуществлялись лишь с помощью
циркуля — без линейки. То есть остроумно находились искомые точки
в пустоте листа, и не было надобности связывать их линиями.
Тоже атом и пустота — та же парадигма работает в шагании
ножек циркуля. А классическая геометрия грека Эвклида
осуществляла построения своих фигур с помощью и циркуля (то
есть модель Сфероса), и линейки, что как диа-метр связует
отстояния...
Когда я сказал о «шагании» ножек циркуля у Маскерони, я
вспомнил, что латинский термин для «пространства» — spatium
110
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
от глагола spatior, что как раз и значит «шагать» (ср. немецкое
spazieren). И в обоих космосах — итальянском и германском —
Пространство мыслится не континуумом, а дискретным.
Четко очерчены рельефы и грани всего в Италии — в том
числе и в характерах людей, и в их страстях в жизни, и в их
описаниях в литературе, искусствах. Тут нет интереса к
психологическому копанию в неясных чувствах, дымчатых ощущениях,
нюансах неопределенных, как в более туманно-северных: Германии,
Франции. То-то Стендаль в погоне за сильными характерами и
страстями устремился в Италию («Пармская обитель», «Ванина
Ванини» и проч.) и любил здесь жить. Тут четки этажи и уровни,
и шкалы ценностей. Сам термин «шкала» — оттуда пошел: sca-
la = лестница, и знаменитая опера «Ла Скала» носит это архети-
пическое имя.
В итальянской комедии дель арте — несколько
масок-персонажей (commedia del arte и переводится иначе как «комедия
масок»): веселый Арлекин, меланхоличный Пьеро, плутовка
Коломбина, печальная Мальвина, бравый Капитан, старый ученый
дурак Доктор... И, как в шахматах, бесчисленные игры
разыгрываются спонтанно, импровизируются с этим набором фигур.
В вокальной музыке шкала-лестница голосов тоже
терминологически оформилась в Италии: сопрано, меццо-сопрано,
тенор, альт, контральто, бас. И это не случайно, что «баритон» —
этот смешанный мужской голос, несколько неопределенный,
переходный от тенора к басу, вошел в классификацию вокала не
из итальянского, а от греческого корня barys, что означает
«низкий», «тяжелый», откуда и «бар-ометр».
Артикуляция звуков в фонетике итальянского языка наиболее
чистая: все гласные и согласные здесь — как на своих
классических местах, а не сползают куда-то вбок под влиянием
штормовых влажных ветров исторического развития, как эти
процессы шли и идут в более северных германских странах, где
латинские по происхождению слова будто простудились и стали
произноситься хриплым голосом.
Даже рот человека здесь имеет ясную романскую
архитектуру, в отличие от готической германской или барочной
английской архитектуры ротовой полости. Вот почему итальянский
язык есть «избранный язык» (как есть «избранный народ») для
вокальной, оперной музыки всех стран, и германец Моцарт
писал свои оперы на итальянские либретто (тоже итальянский
термин). То же самое и латинский язык, в силу его отчетливости
и рациональности, был «избранным» языком для
юриспруденции, медицины, философии...
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
111
Итак, Итальянский Космо-Психо-Логос в разных областях
жизни и культуры обнаруживает эту структуру: индивидуум в
пустоте, камень в сиянии. Сила каменной гравитации действует
тут даже на небо, которое притягивается землей и нисходит,
спускается на нее по своей благодати — в форме купола на
итальянские храмы. Италия — космос нисходящей вертикали в
отличие от Германии, которая — космос восходящей вертикали:
сравните готический шпиль с куполом.
Для итальянского языка характерны нисходящие дифтонги:
ua (quarto), ia (via), ue (questo), тогда как для немецкого
—дифтонги восходящие: auf, aus, ein.
Даже буквы латинского алфавита словно так прижаты к земле
силой гравитации, что им пришлось защищать свою вертикаль
чем-то вроде плоского пьедестала, как у колонны: n, m. Фигура
арки характерна для итальянства, и она работает здесь и в
построении букв. Арка, как полусфера на двух колоннах,
может быть принята как эмблема итальянской модели
мира — подобно шару-кругу /^\ для греческой и фигуры
п
Д°ма | | —для германской моделей.
Даже течение жизни человека, согласно суждению,
изложенному Данте в трактате Convivo («Пир»), может быть
представлено в форме арки: жизнь достигает своего пика в возрасте около
35 лет. По этому следу филологи ученые определили год, когда
явилось Данте видение, описанное им в «Божественной
комедии». Это случилось Nel mezzo del cammin di nostra vita
(Посередине дороги нашей жизни) — первый стих его поэмы. Данте
родился в 1265 году, следовательно, это произошло примерно в
1300 году.
Гёте, кто был почитатель Италии (см. его «Путешествие по
Италии», «Торквато Тассо», «Песнь Миньоны» и др.), сделал
однажды любопытное замечание: икры женских ног на картинах
живописцев Итальянского Ренессанса несколько чуть более
нормы тяжеловаты, массивны... Космос нисходящей вертикали
дает объяснение и этой детали.
И в музыке тип итальянского мелоса —это
«вершина-источник» (как это именуют в музыковедении): когда мелодия
начинается со своей высшей точки и затем нисходит волнами, арками.
Вспомните неаполитанскую тарантеллу, Санта Лючия, арию
Чио-Чио-Санит.п.
Домашняя жизнь итальянцев, благодаря сухому и солнечному
климату, протекает большей частью в открытую, на виду: все
соседи вовлекаются в семейную жизнь и скандалы и ссоры обита-
112
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
телей своей улицы (см. фильмы неореализма), невозможны
уединение и тайна, и то, что англичане называют privacy —
«приватная, частная жизнь человека», интимная, куда никто не сует
свой нос. Нет, итальянцы суют свои носы во все дела своих
домашних, ближних и соседей...
Карнавал — самый любимый народный праздник в Италии:
все люди высыпают на улицы, площади, и община может
созерцать себя, всех своих членов. А Рождество божественного
младенца — излюбленный праздник северных, германских
народов. Он протекает в интимной домашней обстановке, освящает
свой очаг. Он обогревает внутреннюю жизнь каждой семьи,
благословляет ее интимность, privacy.
ГЕРМАНИЯ
Попробую эскизно наметить Германский образ мира, или,
применяя их термин, — Weltanschauung. Во-первых, каков тут
Космос, Природа и какие идеи и ценности они подсказывают
стране и народу на их бытие в истории и культуре? В сравнении
с Элладой Германия — континентальная, большей частью,
страна и имеет мало отношения к морю (хотя на севере, на берегах
Балтийского моря, образовался знаменитый Ганзейский союз
портовых городов: Гамбург, Любек, Бремен...). Но немцы — не
моряки, в отличие от греков и англичан. И стихия ВОДЫ мало
весома здесь среди четырех элементов. Но на уровне Психеи она
многозначаща: «душа» по-немецки — Seele = «водяная»,
буквально «морская». И это проливает свет на ту сентиментальность,
что характерна для немецкой души. И даже фашистский солдат,
произведя с механическою душою экзекуцию над женщинами и
детьми, мог прослезиться при виде канарейки в клетке.
Континент, стихия ЗЕМЛИ — вот что преобладает в космосе
Германии. Однако Эрда, богиня Земли, мало сказательна в
древней германской мифологии. Зато Локи, чей элемент —ОГОНЬ,
играет там выдающуюся роль, в том числе и в сказаниях о нибе-
лунгах. Это активный, хитрый бог, который, благодаря своей
негативной и деструктивной функции, стимулирует активность
прочих, иначе инертных, элементов и божеств. Вот он уже — тот
«дух отрицанья и сомненья», в любви к которому признавался и
христианский Бог в «Прологе на небесах» гётевского «Фауста».
В разных вариантах и ипостасях он сопровождает шествие
Германского духа в истории и в культуре. Люцифер изображен как
прекраснейшее из созданий Бога, его гордость, ослепительный
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
113
в своей красоте, соперник Сына, — в книге «Аврора, или
Утренняя заря в восхождении» Якова Бёме, философа-мистика XVII
столетия. Что важно, он — не университетский, а народный
мыслитель (сапожник по профессии), как впоследствии, кстати, и
Людвиг Фейербах (в Германии такого рода умы устремлялись в
философию, тогда как в Англии — плодить религиозные секты,
как Джон Бэньян, автор тоже народной книги «Путь Паломника»).
И Мартин Лютер чувствовал дьявола столь близким и
постоянно активно действующим в своей внутренней жизни
существом, что однажды запустил чернильницей в темный угол комнаты,
где, как ему показалось, он скрывался. Ну а уж у Гёте в «Фаусте»
Мефистофель выступает как такой симпатяга: остроумный и
иронический искуситель сонного германского Михеля, который
иначе бы препровождал жизнь в самодовольстве и
ограниченности, без усилия, повинуясь сильной гравитации низа Земли,
услаждаясь шнапсом и пивом. (Очами Ницше, ненавидевшего
Михеля, обрисовал я его образ тут.)
«Частица силы я, желавшей вечно зла, творившей лишь
благое» — так представляется Мефистофель Фаусту при первом
появлении. И далее:
Я отрицаю все — и в этом суть моя.
Затем, что лишь на то, чтоб с громом провалиться,
Годна вся эта дрянь, что на земле живет,
Не лучше ль было б им уж вовсе не родиться!
Короче, все, что злом ваш брат зовет, —
Стремленье разрушать, дела и мысли злые,
Вот это все — моя стихия.
Идея ТВОРЧЕСКОГО ЗЛА нигде так не развита, как в
германской мысли. И сам Бог благословляет дух отрицанья на его иску-
сительную деятельность среди человеков:
Слаб человек: покорствуя уделу.
Он рад искать покоя, — потому
Дам беспокойного я спутника ему:
Как бес, дразня его, пусть возбуждает к делу!
(Пер. Н. А. Холодковского)
И вот германский вариант разрешения проблемы
ТЕОДИЦЕИ —т.е. оправдания Бога за наличие, допущение Зла в мире.
Оно нужно — как подстрекатель к деятельности, труду, к
УРГИИ, — чтобы мог Фауст, переводя Евангелие от Иоанна,
заменить «В начале было Слово» — на «В начале было Дело» (Im
Anfang war die Tat). Другой вид Зла — Нужда, как стимул к труду.
И в «Кольце нибелунга» Вагнера меч Зигфрида поименован «Но-
114
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
тунг» — от Not = «нужда». Но тут прозрачен также и
индоевропейский корень — «нет», опять же принцип отрицания, нега-
ции — как начало Бытия: из Ничто — Нечто. И у германских
мистиков (Мейстер Экхарт, да и Шеллинг...) Ничто, Небытие — как
неточная глубина в Бытии и в Боге продумывается...
Да, это интересный поворот в решении проблемы
Теодицеи — и отличен от рассуждений на эту тему как в романско-ка-
толическом, так и греко-российско-православном регионах.
Там подходят созерцательно, статически: взвешивают
пропорции Добра и Зла, умствуют над безвинно страдающими
(«слезинка младенца» в провокаторских на отмщение рассуждениях
Ивана Карамазова) — и не приходит в голову поставить
проблему динамически, как вот это сделал протестантский германский
гений УРГИИ, Труда, преобразующего и Богом сотворенный
мир. «Протест» — тоже, кстати, вариант отрицанья и сомненья,
«творческого зла»...
Введя принцип движения, развития в философию, Гегель
смог преодолеть Кантовы антиномии, которые не переступаемы
(трансцендентны) в его статическом построении. И орудием
развития служит творящая ОТРИЦАТЕЛЬНОСТЬ, противоречие,
понятое не как беда разуму и бытию, но как агент-автор
созидания: Widerspruch, der führt = «противоречие — ведет», а не стоит
на месте, как Кантово противостояние и взаимная неисповеди-
мость трансцендентного и трансцендентального, что глядят
друг на друга — как Gegen-stand = «противо-стой», как стены
дома, не сдвигаясь с места, мычат и не телятся. Гегель сделал
антиномию — противоречием, то есть заставил ее работать над
собой, а не созерцать лишь свои непреодолимости и мелочно
кантово окантовывать их и высчитывать. Он сделал антиномию
субстанцией-субъектом и агентом своего собственного
преодоления, переступання. У Канта — запрет на переступание.
У Гегеля — все переступает, трансцендирует, и орган этого —
двойное отрицание, ОТРИЦАНИЕ ОТРИЦАНИЯ. Ну а модель
сего — земляной огонь РАСТЕНИЯ. Ведь как постоянно и
популярно объяснял Гегель свою «триаду»? Образом растения.
Зерно = тезис. Умирает зерно — рождается стебель-пламень,
медленно воздвигающийся к небу. Это — первое отрицание,
антитезис. Заканчивается (умирает) рост стебля — и
образуется колос, в котором снова зерно, но сторицею. И это
—отрицание отрицания, синтезис, поскольку это есть повторение зерна,
начала, но на более высоком уровне развития. Понятие
осуществило свой цикл, совершенство, энтелехия —налицо.
Однако, противопоставляя Канта и Гегеля, не забываю, что
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
115
оба — гении германского Логоса (правда, Кант — с
шотландской, англосаксонской примесью; недаром Юма впитал и
разделение разумов, как разделение властей в Англии, —
установил...), и Кант задал те темы, расставил сюжеты, которые
заработают в динамике всей германской классической философии
(Фихте, Шеллинг, Гегель, Шопенгауэр...). Его — посев, их —
жатва. Да, пожалуй, многоурожайная — из века в век...
Превосхождение меры, границ Природы и Бога — отличает
германский Дух (их огненный — Geist) от греческого принципа
Меры, Гармонии, Прекрасного. Освальд Шпенглер различил их
как Фаустову и Аполлонову души. Для Фаустовой характерна
эстетика Безмерного, Возвышенного (вместо категории
«прекрасного»), в ней действует огонь-жар беспокойства (а не свет
созерцания, как в Элладе средиземноморской), порыв и
стремление (Streben, Drang). И это важнейшие идеи в германстве и
ценности. Вон у Гёте:
Ein guter Mensch in seinem dunklen Drange
Ist sich des rechten Weges wohl bewusst =
Хороший человек и в своем смутном стремленье
вполне осознает прямой (правильный) путь.
Так аттестует Фауста сам Господь.
А ну-ка переведем «смутное стремленье» на язык четырех
стихий: «Стремленье» = огонь, «смутное» = темное, материя =
земля. Получается — ОГНЕ-ЗЕМЛЯ. А Растение — есть «огне-
земля» тоже, только распределенная во Времени, как процесс.
Стремление к превосхождению пределов — динамический
дух германства и объясняет его склонность к бунту, протесту,
атеизму. Мартин Лютер —отец протестантизма, который был, в
частности, и национальным, германским отрицанием
итальянского Космо-Психо-Логоса в лице романо-католического
варианта христианства. Ницше мечтал о Сверхчеловеке, о превос-
хождении меры человека: «Человек должен быть преодолен» и
«Если Бог существует, то как я могу вытерпеть не быть Богом?»
И в то же время немцы пресловуты своим механическим
повиновением приказам любой власти — в том числе и ужасной
власти фашистов в нашем веке: законопослушны и ей были в
массе. Как объяснить таковое противоречие?
Русские путешественники по Германии удивлялись, глядя,
как немцы стоят перед красным сигналом светофора, хотя
никаких машин даже и вдали не видно. Русские пересекают улицы,
немцы же стоят. У немца — априори уважение к ФОРМЕ
закона — а не просто к его конкретному смыслу и применению в
данной ситуации. Вполне Кантов врожденный механизм: уважение
116
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
к форме закона — как самоуважение. Русский же в данной
ситуации рассуждает более субстанциально и экзистенциально:
принимая во внимание само дело и его материю — и не
понимая, не видя «дела» и «материи» — в установлениях Социума и
Разума Целого; не выработана еще у нас традиция таковая, не
взошла в плоть и кровь и автоматику поведения и реакций...
Попытаюсь объяснить это противоречие на моем языке 4-х
стихий. Стремление, восстание, превосхождение мер — это
действие стихии огня, которая побуждает душу восходить в высь, в
Höhe. Инерция же, статика — производятся гравитацией земли,
которая притягивает континентальную, материковую
германскую душу с равной силой в глубь (Tiefe). Немец распялен между
этими двумя полюсами вертикали Бытия. Глубины Земли также
завораживающе влекут этот народ горняков, металлургов,
химиков: таинство превращений земли-стихии силой огня-жара
неудержимо влекло и средневековых алхимиков тут и медиков.
(Парацельс, Фауст —маги и чернокнижники, в сотрудничестве с
дьяволом не случайно подозревавшиеся, ибо в неудержимом
любознании своем и душу готовы были погубить, чтоб утолить
интеллект и проникнуть в тайны Матери-и Природы и ее мужа —
Бога-Отца). И мифические «нибелунги» — не только от «неба» и
туманов (Nebel) «Германии туманной» испарения, — но и гномы
они, божества, связанные с подземьем. А как воспет труд
горняков в романтической повести Новалиса «Генрих фон Офтердин-
ген»! Горный мастер предстает как мудрец, доверенный
фундаментальных (именно) тайн и истин Бытия, знающий язык
Матери-и Земли, подлинно Muttersprache — материнский. А спуск по
штольням и штрекам в пещеры и кладовые недр — изображен
как мистический путь познания мироздания в его основах.
Итак, противотяготения между двумя равно мощными
вертикальными ориентациями: в Высь (in die Höhe) и в Глубь (in die
Tiefe) может дать объяснение этому противоречию между духом
протеста, стремлением к превосхождению мер —и уважением к
порядку, мистическим чувством формы, этим тяжелым
педантизмом (от лат. pes-pedis — нога, тоже низ), неподвижностью,
трудной строгиваемостью на внешние движения: ведь германец
таким образом имеет поприще этих тяготений и своих усилий —
в своем Innere, внутри себя, в напряжениях души. Innere
(внутреннее) есть Tiefe (глубина) в Geist (духе). И германцы
разработали для всего человечества этот регион Бытия: жизнь в Духе и
Переживании, в интеллекте и чувстве. Германская философия и
германская музыка несравненны... Причем не вокальная
музыка, как в Италии (где этот «гонийный» вид музыки развит), но ин-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
117
струментальная = «ургийная» — вот что усовершенствовано в
Германии: орган, клавир, фортепиано, симфонический оркестр —
как звучание самого Бытия, Космоса, минуя плоть человека и
его натуру и ее меры, ограниченности природные.
Здесь мы подходим к проблеме: «гония» — «ургия». Немцы
прославлены в народах как мастера: немец просто органически
не может работать плохо. Труд осуществляет синтез между
двумя главными тут элементами: земля и огонь. Индустрия =
огне-земля. Форма, структура —это земля, прошедшая горнило
огня. Бытие начинает мыслиться как мироЗДАНИЕ. Дом, Haus —
универсальная модель для всего в германской ментальности.
Всякое существо и вещь понимаются как структура.
Структурализм в науках имеет свое происхождение в «Критиках» Канта.
Как он сам объясняет свой замысел: он приступает закладывать
ФУНДАМЕНТ для здания будущей возможной метафизики,
подводит ОСНОВАНИЕ ей. И Хайдеггер писал про ДОМ Бытия.
И Карл Маркс, родившийся в Германии, чья мысль двигалась в
традиции немецкой классической философии, представлял
общество как структуру, состоящую из «базиса» и «надстройки».
Известна в науке гипотеза Канта-Лапласа об образовании и
устройстве Вселенной. Но аргументация мыслителей — вполне
прослеживается в руслах национальных образов мира. Кант
возжигается на мысль так: нестерпимо, что у нас, в доме
Солнечной системы, такой стройный порядок, а во Вселенной —
хаос. И следует порядок и устройство Haus распространить,
проецировать на хаос Вселенной. Лаплас же, француз,
разнообразие и разнодвижение небесных тел выводит из разных
климатов и температур жидкой Среды. Важно всегда разобраться,
к чему апеллирует мыслитель, как к непосредственно ясному.
Для Канта главным работником при вычленении небесных тел
из туманностей является сила ОТТАЛКИВАНИЯ частиц (не
притяжения, которая — Эрос, Любовь, позитивная сила), т.е.
вариант отрицательности, силы «зла». Да и Маркс провозгласил
классовую ненависть движущей силой истории обществ.
И в симфонической музыке РАЗРАБОТКИ (Durch-führungen =
«сквозные проведения») есть как раз труд «противоречия,
которое ведет», по Гегелю. Именно диссонанс, что преступает
гармонию и статику тоники, позволяет развернуть борьбу
противоположных мотивов, стремлений, сил во внутреннейшем нашей
души и явить ее в грандиозных сооружениях германского
симфонизма, которые воочию, а точнее, воУШИю демонстрируют
Werden = Становление, процессность Бытия. Например,
главная тема «Героической симфонии» Бетховена начинается как
118
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
решительные шаги по ступеням тонического трезвучия в Es-dur —
и вдруг эта маршеобразная устойчивость сползает вниз двумя
хроматическими полутонами, потом скачет вверх, образуя
интервалы уменьшенной квинты и септимы, диссонанс ужасный,
кричащее (именно!) противоречие; а на нем настаивается, его
повторяют — и так разверзается пропасть, проблемность,
которую теперь одолевать, и разрешить сей диссонанс удастся
лишь на огромном музыкальном пространстве, развивая в
разработке технику высшего пилотажа. А самый острый диссонанс
в музыке — «тритон» (увеличенная кварта или уменьшенная
квинта) в средневековой традиции именовался diabolus in mu-
sica = «дьявол в музыке» — и не без оснований... Творческое
зло —опять же.
В Космо-Психо-Логосе Германства из осей
пространственных вертикальное измерение преобладает над
горизонтальным. Причем это вертикаль, восходящая из Глуби (Tiefe) в Высь
(Höhe). Об этом свидетельствует восходящий, большей частью,
тип мелодики (особенно в разработках) — в отличие от нисходяї-
щих, арочных секвенций итальянского мелоса, а особенно —
архитектура: кирхи готические со шпилями, которые словно
стремятся проткнуть небо — и выражать могут и высокое усилие
к свету, но также и атеистическое усилие человека, в его гордой
ВОЛЕ К ВЛАСТИ, стать Сверхчеловеком. Сопоставьте с этим
Итальянский Космос нисходящей вертикали, что очевидно в
тамошних соборах, куполах, арках. Они нисходят как благодать-
милость. А их формы напоминают женственную обтекаемость и
даже вагину, тогда как готические шпили торчат фаллосами.
Мужской акцент германского мироощущения выражается и в
том, что родина здесь именуется Vaterland («отцова земля»), а
их главная река — Vater-Rhein (Отец-Рейн). Однако тут же на ум
приходит опровергающее понятие Muttersprache —
«материнский язык» — так родной язык обозначается, «гонийно». А
«Фауст» Гёте заканчивается гимном Вечной Женственности: Das
Ewig-Weibliche zieht uns hinan, «Вечно-Женское влечет нас туда
ввысь», а не просто «к себе». И это очень важный оборот в
Логосе. В других Космо-Психо-Логосах женская субстанция
акцентирована как материальная, мать-земля, здесь же, где
Muttersprache, — спиритуальная субстанция понимается матерински,
как родина внутренней жизни души. Германский Логос огромно
влияется своей сыновностью к матери-языку (а не матери-
земле). Немецкие философы испытывают постоянное влечение
медитировать над корнями слов и открывают там как бы
подсказы от самого Бытия, слова «Основы в Боге» (термин Шеллинга).
И Мейстер Экхарт, и Лютер, и Яков Бёме, и Гегель, и Хайдег-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
119
гер — все имеют «влеченье — род недуга» к философской
этимологии. И язык их щедро при этом одаривает.
И надо сказать, что эта способность немецкого языка
—уникальна среди прочих западноевропейских современных языков,
потому что лишь в нем архаические готические корни
прозрачны, слышимы и современному слуху. Этого нельзя сказать о
французском языке, где латинские корни радикально сменили
звучность, и их маточные значения, первородные, неузнаваемы.
Еще далее прочь от прародства и гонийности ушел английский
язык. Там куча-мала и каша, и смесь готических и романских
корней в словах, да еще претерпевших сильнейшее
фонетическое преобразование в тамошнем промозглом влаговоздушном
Космосе, где от ветров океана все звуки перекошены и
завихрились, лающее и воющее обрели произношение. И английскому
философу не может и прийти в голову идея подвергнуть корни
родного языка медитации, с целью извлечения сверхсмыслов
новых и научения прямо от Бытия. Английские философы
занимают ум комбинациями понятий и терминов, как уже готовыми
продуктами, беря их как таковые, факты уже, не видя смысла в
толковании их происхождения и пуповинной связи с Бытием.
Это же: проникать в слова, буравить их корни — привилегия
мыслителей на первоязыках или близких к ним: на санскрите,
латыни, греческом, немецком, русском, на семитских... Евреи-
талмудисты массу смыслов так извлекают. Вот и немецкие
философы — фавориты духовной субстанции языка, который не
сух или только функционально-инструментален, но природопо-
добен, живородящ. Вот почему великие оригинальные
философы могли рождаться в Германии, как они рождались в Греции.
И, в общем, они — чада «гонии», хотя могли исповедовать «ур-
гию» (как Аристотель — Форму, как Кант...). Женского начала
они исчадия — философы, как правило, маменькины сынки.
Недаром к мистериям недр тяготели и Пифагор (еще и к Ночи), и
Платон, и Сократ — к Диотиме-пифии. Умозрение,
созерцание — это же нега, и ее могут себе позволить нежащиеся — на
лоне, а не суетливые и беспокойные трудяги и борцы. И Плотин
до 8 лет сиську сосал...
Но если в Греции — животный символизм преобладает, то в
Германии — растительный. Дерево здесь модель, равномощная
Дому, — и такая же всеорганизующая и собирающая все под
себя. Генеалогическое древо языков (Stamm-baum)
предложили миру германские лингвисты (Вильгельм фон Гумбольдт) и
Устремились искать его корни в прошлом человечества. А лес
здесь — учитель музыки, родитель симфонического оркестра:
120
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
деревянные инструменты в их разнообразии, голоса птиц и
«Шелест леса» —идиллия в «Зигфриде» Вагнера...
Растительный символизм проявляется в буквах готического
алфавита: вглядитесь — они ж древовидны и стеблевидны!
Здесь нет прямых линий, кругов и полукружий, как в латинском
алфавите Римской империи с ее прямыми дорогами (via го-
mana) и как в романской архитектуре колонн и куполов-арок.
Действительно: п — арка, m — две арки, р — прямая и круг и т.д.
А готическая буква — ветвится изгибами растущего стебля.
В латинских буквах под колоннами вертикалей еще и маленькие
пьедесталы внизу, словно они уплощены под тяжестью
опустившегося купола неба. Или — как животные ступни (в Италии также
животный символизм преобладает, как в Элладе, — вспомним
Волчицу Ромула и Рема и зверей в первой песне «Ада»).
Готическая ж буква — как пламешек снизу вверх, и у нее корень
внизу, да и цветок может быть наверху... Во всяком случае ее
динамика — восходящая вертикаль. Как, кстати, и дифтонги
немецкого языка: auf, aus, ein —они восходящие, тогда как
итальянские—нисходящие: ua, ia, ue...
Итак, в сюжете «ургия» — «гония» применительно к Германст-
ву я начал за упокой «гонии» и во здравие «ургии», однако
прихожу к их взаимопереплетенности. Ургия тут естественно
вырастает над и из Гонии, перехватывает ее импульс и
продолжает ее в своих формах, и на нее же обратно воздействует. Даже
слово Baum = «дерево» означает одновременно и нечто
«построенное» — от глагола bauen = «строить». И «крестьянин» по-
немецки — Bauer, т.е. как бы конструктор на земле. Так что и
«дерево» — тоже «здание». Оба символа гениально совмещены
Вагнером в декорации первого акта «Валькирии»: там
изображена хижина (Haus) Зигмунда и Зиглинды, а посреди нее —
ствол ясеня Игдразилль, что есть германо-скандинавский
вариант Мирового Древа.
Слово немецкого языка — домоподобно: как Haus —гласный,
закрытый стенами согласных: Gans, Fritz, Wolf-gang, Traum,
Verstand. Слово составлено из закрытых слогов. Напротив, слово
итальянского языка в теплом и сухом космосе юга — из
открытых слогов: primavera, lupo, Verdi, marcato, legato...
Открытости жизни и нравов, и жилищ (колоннады, портики) —
все на свету и на виду — соответствуют и открытые слоги слов.
В северном же климате люди скрытны, закрывают двери в свою
внутреннюю жизнь, где сосредоточиваются, как у своего очага;
они более формальны в отношениях, сдерживают эмоции и
прячут их, как душу за стенами тела, — подобно тому, как они
оберегают гласный, окутывая его согласными.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
121
Душу прячут, а вот конструкцию — выпячивают, потому что —
ургия! Ее тут бхакты, адепты и фавориты. Как ощутимы узлы
конструкции в готическом соборе: стрельчатость, сцепления и
замки сводов — как мышцы работающие! — и как все это
упрятано в романской архитектуре: каким-то чудом все связано и
держится; ургия тут — как бы слегка постыдна (как художнику и
поэту, Горацию — стыдно признаваться, сколько потов с него
сошло и свеч, и сала пошло на труд). А всмотритесь в простой
бюргерский дом в Германии: как там плетение косых балок
прямо на фасаде выпячено, покрашено особо — и так красиво
проступает остов сооружения.
Да и в музыке — тоже разность: в опере, которая жанр
итальянский по преимуществу, оркестр упрятывается, спускается в
«оркестровую яму» —- как некий постыд, и лишь певцы красуются
на сцене как герои музыки. А германский ургийный гений
посадил оркестр на сцену — и мы смотрим, как работают
инструменталисты в исполнении симфонии, концерта. Вагнер высмеивал
роль оркестра в итальянских операх, который подобен большой
гитаре. То ли дело — у них, где сам Космос звучит — лесом! А в
Италии Космос голого камня — не звучит сам по себе, и лишь че-
ловеки — голосисты.
Однако Дом как модель я тоже упростил, как и сюжет
«гония» — «ургия» в начале. В Германстве не просто Дом (Haus),
но оппозиция Дом-Пространство (Haus — Raum) работает. Как у
Фихте в философии Бытие поделено на «Я» и «Не-Я», субъект —
объект. И это —резко.
Вся душевность сосредоточена в «Я», в Haus и Innere, а то, что
вне, снаружи, остается голым, чистым, абстрактным,
безжизненным. И вот почему: сказали немцу, что вон за пределами
твоего дома и расы все прочее — «Не-Я» = не люди, не имеют
души, — и как закрылись двери субъективности у немца,
человека и солдата, — и не слышит стонов убиваемых механически, как
бьет неорганическую природу: в ней тоже не предполагается
субъективности, так что не к чему и сочувствие...
Сюжет Haus — Raum — расслышим даже в германском слове
для «почему?». Warum? — это Was um?, т.е. «что вокруг?». Мир
поделен на Haus «что» и Raum «округи».
Кстати, Warum? (Почему?) — главный вопрос в Германстве: в
нем устремленность разума к познанию причин вещей, а видят
их тут — в прошлом, в происхождении. Ум немецких ученых —
как под влиянием магнитного склонения, норовит зарыться в
историю вопроса, в происхождение явления, которое приступает
исследовать...
122
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Поправить мне следует также и то, что сказано ранее о
соотношении вертикальной и горизонтальной ориентации в Герман-
стве. Геополитическое положение Германии — центр Европы и
северо-запад континента Евразии. Ее призвание —быть мостом
между Западной Европой и Восточной Европой, где Россия,
Польша, Балканы (которые уже — в сфере Австрийского
варианта Германства). И Drang nach Osten = Стремление на Восток-
постоянно действующий фактор и тенденция в бытии Германии.
Пруссия — почти Россия (и по равнинности ландшафта тоже).
И естественно, шло перетекание и взаимопроникновение — и
мирное, кормящее опытом и культурой (как немецкое
проникновение в Россию с Петра), но и милитарное. Германия — тоже
перетекание Европы в Азию, как и Россия (которая еще более
эту функцию исполняет). Связь и мост между Европой и Азией —
в индогерманстве, арийстве. У немцев Эрос — к Индии, Персии-
Ирану, откуда арии. У Гёте — «Западно-восточный диван», а
Ницше подхватывает образ Заратустры.
Это евразийское призвание делает Германию и Россию
близкими и понятными друг другу и в культуре, и в типе психики —
внутренне сосредоточенной, рефлектирующей. Недаром
русские интеллектуалы, «любомудры» XIX века, испытывали
наибольшее влияние именно германской философии (Шеллинг,
Гегель) и литературы (Гёте, Шиллер). И «западники», и
«славянофилы» (шеллингианцы) — из сходных родников питались. Да и
марксизм к нам пришел из Германии.
Однако этот Drang nach Osten, горизонтальное «стремление
на Восток», Эрос к «жизненному пространству», Lebensraum,
уравновешены в Германии глубоко вкорененной вертикалью
Haus'a — Дома. Космос Германства составлен из огромного
разнообразия больших и малых микрокосмосов государств,
культур и традиций: Австрия, Бавария, Саксония, Пруссия,
Померания, Швабия, Тюрингия, Рур, Рейнланд. У всех у них «лица
необщье выраженье». И цветущий период германской
культуры — это XVIII век, когда страна была раздроблена на десятки и
сотни королевств и герцогств. Их культурное разнообразие
напоминает и об эллинских городах-государствах, и об Италии в
эпоху Возрождения, когда Тоскана, Ломбардия, Феррара,
Неаполь, Венеция, Рим, Генуя, Болонья — все были седалищами и
очагами уникального творчества. Объединение Германии,
осуществленное Бисмарком во второй половине XIX века, не
содействовало расцвету культуры. Германия становилась великой
силой, но мудра пословица: «сила есть —ума не надо»... И
история Германии в XX веке подтверждает ее, как и история России
в советскую эпоху...
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
123
Между прочим, германцы в войнах чаще всего прибегали к
тактике прорыва, осуществляя его через воинский строй «клин»,
или «свинья» (как тевтонские «псы-рыцари» на Чудском озере),
что есть фаллический образ и акт проткнутия. А русские
побеждали тактикой «котел», «мешок», заманивая в засаду, тактикой
охвата и флангового удара, что есть «вагинальная» работа,
которая и естественна для Матери-России, которая использует
свои огромные пространства, чтобы рассеять и поглотить
агрессора...
Германский национальный флаг состоит из трех
горизонтальных полос (= этажей Дома), причем верхняя — черная,
означает стихию земли, средняя — красная, означает кровь,
человека, который — посредник между землей и небом, а нижняя —
золотая = солнце, огонь. Парадоксальный, противоестественный
порядок! Вся гамма цветов соответствует «огне-земле». Обо-
гненная земля — это индустрия: сырье земли пропускается в
труде через огонь и обретает форму. Результирующий же цвет
из комбинации: черное-красное-золотое —это цвет
КОРИЧНЕВЫЙ, что есть цвет обожженного кирпича. Недаром и уголь в
Германии —бурый, и именно «коричневорубашечники» —такой
цвет одежды избрали тут рьяные националисты в XX веке.
Сюда же и юмор германский: он заднепроходен (в отличие от
французского, что обыгрывает передок человека, мужчины и
женщины): насчет газов и фекалий — полно и в анекдотах, да и
в «Симплициссимусе» Гриммельсгаузена, бурлескном романе
эпохи Барокко. Это приводит к предположению о «садистско-
анальном» комплексе в зоне тутошнего подсознательного...
Чтобы проверить свои и выверить идеи и положения, я
обратился к некоторым классическим, хрестоматийным для
Германии текстам. Во-первых, знаменитый гимн Лютера Ein feste Burg
ist unser Gott = «Наш Бог есть крепкий город». Само это
фундаментальное уравнение Бога с германским бургом,
городом-крепостью, дышит моделью Haus'a. Бог есть дом домов. Он —
стены нашей жизни. И мы, человек, есть Innere, внутреннее, душа
внутри этого дома. И город —строится (принцип «ургии»...). Но
проследим и последуем за развитием мысли Лютера: «Наш Бог
есть крепкий город, / Хорошая защита и оружие; / Он
высвобождает нас от всякой нужды (Not — ото всякого «Нет», Небытия,
Ничто...), / Которая бы нас теперь ни поразила».
Сразу воинственный акцент, настроение на борьбу и войну в
Бытии. Душа германца ориентирована на сопромат =
сопротивление матери-и бытия, осиливать нечто. Она взыскует Врага, и
если бы его не было, германская Психея бы его выдумала (как
Бога —французская душа Вольтера...).
124
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
«Древний злой Враг / Всерьез ныне мнит: / Великая сила и
много хитрости — / Это его ужасающее вооружение / И что на
Земле нет ему подобного».
Вон он явился — возлюбленный враг, главный персонаж
германского мира, родной и интимный. Начав с утвердительной
дефиниции, что есть Бог, следующим шагом мысль делает
модуляцию в противоположность — в негативную идею Врага
Бога, — подобно тому как в экспозиции главной партии в
сонатной форме соскальзывают из консонанса — в диссонанс. И
начинается разработка образа этого персонажа — ему посвящен
главный массив Лютерова гимна. Так что мощь Бога
утверждается не прямо — через любовь и восторг перед Ним (как это в
псалмах Давида), — но через воспевание мощи и силы того
врага, которого Бог сокрушить в силах. То есть через отрицание
отрицания. Такой путь глубоко врожден в германскую менталь-
ность.
Пространство Бытия поделено: город (где Бог и мы) и поле
(где полно бесов, которые грозят нас поглотить, и там Князь
мира сего). И тем не менее Словечко (ein Wörtlein), как нежно
именует Лютер Слово Божие, способно поразить столь
мощного врага. В Лютеровом гимне — мощная воля и усилие духа.
Недаром Энгельс назвал его «Марсельезой Реформации».
Кстати, национальные гимны Германии в последующие
времена: Wacht am Rhein («Вахта на Рейне», или «Стража на Рейне»)
и Deutschland, Deutschland über alles («Германия, Германия
превыше всего») — излучают архетипы опять же крепости — города,
воинственности, а также — высоты, усилия-стремления в высь.
Эта позиция априорной ограды от наружного мира видится
мне и в той закрытой слоговости германских слов, о которой
говорилось выше: гласный (звук души и чистого духа, «я»)
оборонен согласными Burg, Gott, Welt, Fürst, Wort, Dank, Not..., если
вспоминать главные слова-персонажи этого гимна...
Хорошее представление о разности национальных космосов
может дать сопоставление стихотворения Гёте «Ночная песнь
странника» с его возможным предшественником — элегией
эллинского поэта VI в. до н. э. Алкмана.
Спят в покое вершины гор и ущелья,
Утесы и пропасти,
Листья и все создания, питаемые темной землей,
Звери лесные и пчелы,
И в недрах у дна морское чудище,
Спит и птиц быстрокрылое племя.
(Пер. В. Вересаева)
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
125
А вот как у Гёте:
über allen Gipfeln /Ist Ruh',/ In allen Wipfeln/ Spürest du/
Kaum einen Hauch. /Die Vögelein schweigen im Walde./
Warte nur, balde / Ruhest du auch.
Это стихотворение известно в переводе Лермонтова «Горные
вершины». Но он вольный, а мне важна буквальность образов, и
потому переведу сам: «Поверх всех вершин гор / Покой,/ Во
всех верхушках деревьев/ Чуешь ты/ Едва одно дуновение./
Птички молчат в лесу./ Подожди только, скоро/ Отдохнешь ты
тоже».
Литературовед А. Горнфельд, обративший внимание на эту
перекличку между Гёте и Алкманом, замечает: «Что прибавил
Гёте к стихотворению древнегреческого поэта? Немногое — и
все: последний стих — «подожди немного, отдохнешь и ты»... То
есть «я» человеческое, субъективность, отнесение природы ко
внутреннему миру души. Но для нашей цели важны и природные
реалии, и их разность. Космос эллинаАлкмана — камни и
животные. Фигурны формы гор: вершины, пропасти, утесы, ущелья —
детально фиксирует это глаз как важное. Также и три мира:
земля, небо и море, как и три их божества соответственно
заведующих: Аид, Зевс и Посейдон — существенны. И живые
существа: звери, пчелы, птицы, морское чудище у дна... Для
мироощущения же Гёте — Космос леса с взглядом, устремленным в
высь (вершины гор и верхушки дерев), там птицы и дыхание,
дух. Вот что вокруг: Was um (=Warum), каков Raum вокруг Haus'a
моей (= твоей) души. И это ему — Слово Бытия, что льется
внутрь, в его «я».
А вот Лермонтов переводит ощущение Гёте не только на
другой язык, но и на русский Космос. Во-первых, краткие стихи, как
выдохи, и слова рубленые заменены протяжными и как бы
увлажнены. Да, воз-дух тут осырен слегка («мгла»), опущен,
притянут к земле, стал сыроземен, а стих более певуч и плавен.
Горные вершины /Спят во тьме ночной;
Тихие долины /Полны свежей мглой;
Не пылит дорога /Не дрожат листы...
Подожди немного,/Отдохнешь и ты.
Космос выполаживается: от вершин книзу —долины (не
ущелья), дорога, да и «листы» — плоски, не иглы и не макушки.
«Дорога» вносит русский мотив: Путь-дорога, странник;
поворачивает Высь — в Даль, в это измерение Бытия. «Эх, дороги, пыль
Да туман...» («мгла»).
Так бы подытожил: у Гёте — Дух, огненный Geist ищет упокое-
126
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ния, у Лермонтова — Душа болящая, бессонная, завидует сну
природы («Я б хотел забыться и заснуть». Вспомним еще и
«Бессонницу» Тютчева, и «Когда для смертного умолкнет шумный
день» Пушкина...). Если в германстве душа = «водяная», Seele,
более увесиста и самогармонична, то на Руси она более ВОЗ-
душа, ближе к стихии воз-духа и света —летуча, неприкаянна, в
себе свет имеет (русский дух = СВЕТЕР: свет + ветер), и потому
и в ночи видят, как «белые ночи» — зрящие бельма Северного
Космоса...
И еще «все» — два раза alle — генерализация, обобщение у
Гёте: Über allen Gipfeln — как Deutschland über alles.
Философическая склонность Логоса парить поверх частного
случая, человека и ситуации...
Баллада Гёте «Лесной царь» имеет сюжетом как бы Кантову
антиномию двух оптик, которые непереходимы и неисповедимы
друг другом. Бурной ночью всадник мчится лесом, сжимая в
руках сына. Сын видит Лесного царя, слышит его речи, зовы,
видит его чертоги, луга, хороводы дочерей и говорит об этом
отцу —о событиях в своем внутреннем мире, в видениях души.
Отец же видит другое своим материалистическим
мировосприятием фактов и явлений:
— Дитя,что ко мне ты так робко прильнул?
— Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул;
Он в темной короне, с густой бородой.
— О нет, то белеет туман над водой.
— Родимый, лесной царь со мной говорит:
Он золото, перлы и радость сулит.
— О нет, мой младенец, ослышался ты:
То ветер, проснувшись, колыхнул листы.
Вот два мира: ноуменов — и феноменов, и вместе им не
сойтись. Сходятся они — лишь в смерти (по трагическому Психо-
Логосу Германства, где еще прописан и Вагнер с «Тристаном и
Изольдой» и др.).
Ездок погоняет,ездок доскакал...
В руках его мертвый младенец лежал.
Erreicht den Hof mit Müh und Not;
In seinen Armen das Kind war tot.
Опять Not («нет», «нужда») и рифма при нем — tot.
И тут драма — между наружным Космосом и Психеей,
внутренней жизнью души, которую мучится разрешить и
согласовать германский Логос на протяжении всей истории немецкой
культуры.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
127
За душу младенца борются два отца: физический и
метафизический — и последний — соблазном и насилием — берет верх:
«Дитя, я пленился твоей красотой:
Неволей иль волей, а будешь ты мой».
«Рустамов комплекс»: Отец убивает Сына, старое сильнее
молодого, — что типично для Азии и России, проступает и в
Германии. И тем снова сродство по евразийской сущности между
Германией и Россией обнаруживается. То же и в «Кольце нибе-
лунга» Вагнера: гибнет юный герой Зигфрид, а старый Вотан
жив, и ему еще оплакивать свою дочь — Брунгильду-валькирию.
И в «Фаусте» Гёте гибнет Эвфорион, сын Фауста и Прекрасной
Елены (в этом персонаже толкователи усматривают образ
Байрона, погибшего в 36 лет), а Фауст продолжает свой путь,
одержимый стремлением к Прекрасному мгновению, которое бы ему
захотелось остановить и продлить и так выйти из рабства у
Времени, в силках которого барахтается Германство — еще пуще,
нежели в тенетах Пространства.
ФРАНЦИЯ
La douce France — «сладкая Франция» — так она называется
еще в «Песне о Роланде», средневековом эпосе. Значит:
сладкая страна, «дуся», женщина. Но не «Матушка Русь». И не old
merry England — «старая веселая Англия», как бы бабушка
своему народу. Ну и не Vaterland — «отцова земля», как для
германцев. Но как возлюбленная и супруга.
Геополитическая ситуация тут —Запад континента Евразии,
где он лицом к Атлантическому океану. Однако французы — не
нация моряков, в отличие от англичан, их соседа на севере;
также и от Испании (и Португалии), кто страны-соперники
Англии по володению Новым Светом Америки. Правда, в Канаде и в
южных штатах США: Луизиана, Виргиния, Каролина, Новый
Орлеан и др. — есть следы некогдашнего присутствия Франции; но
это не случайно, что французы отказались, сдали эти
территории. Франция —в высшей степени самоцентрированный,
центростремительный Космос и занимается преимущественно сама
собой (как, кстати, и Китай на Востоке Евразии, к кому Франция
испытывает своего рода избирательное сродство, как
Германский дух — к Индии). В своей столице — Париже французы
развили дифференцированное пространство разнообразных
интересов, так что не только обитатели провинций влекутся в Париж,
словно некоей центростремительной силой, но сей город пре-
128
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
тендовал и претендует быть идеологической и культурной
столицей мира.
Если же бывали периоды экспансии в истории Франции, как в
эпоху наполеоновских войн, то это происходило в силу
внутреннего воспламенения Французской революцией, когда в стране
заработал вулкан и принялся изливать свою лаву на
окружающие страны. Ведь не от притяжения их магнетического (от
Эроса володеть их землями и богатствами) вторгались в них
французы, но от собственного избытка энергии: распираемы, а
не влекомы. Не могло быть (и не было) никакого жизненного
интереса у Франции к белоснежной России, чтобы зашвырнутый
туда свои легионы. Но только избыток и прилив
воспламененной крови в организме страны и народа имел нужду в том, чтобы
успокоиться и охладиться. Он и шибанул в головы мужей
патриотическим опьянением и поклонением Императору и, словно
налив им скипидару меж ягодиц, погнал их ноги в это абсолютно
чуждое им, трансцендентное и ненужное пространство, где и
успокоились кровяные тельца солдат французских. Так что не
как практически полезная акция истории, но, скорее, как
незаинтересованная и эстетическая, — затеялась война 1812 года
между Францией и Россией. Но она дала толчок для ряда
событий такого же плана: национально-патриотический подъем в
победившей России и восстание декабристов (тоже не
прагматическое, а эстетическое: оно —- символическая акция в Духе и в
национальной мифологии России); затем Франция выстрелом
Дантеса в солнце русской поэзии отомстила России за
поражение в войне. Однако Россия снова взяла тут эстетический
реванш, создав «Войну и мир», национальную «Илиаду», на
материале этой же войны, необходимый каждой стране героический
эпос, эпопею даже.
Кровопускание как универсальное медицинское средство не
случайно было очень распространено именно во Франции —
вспомним «Мнимого больного» Мольера и проч. И о Декарте
традиция повествует: когда он простудился и смертельно
заболел в Швеции и местный врач приступил к нему с предложением
пустить кровь, философ из последних сил приподнялся на одре
и воскликнул патриотически: «Не смейте проливать
французскую кровь!» — подобно какому-нибудь шевалье иль мушкетеру.
Во французской истории и ментальности наблюдаемо особо
интимное отношение к этому субстанциональному элементу —
КРОВИ. Это первоэлемент не Бытия, но Жизни — витальной (а
не абстрактной) субстанции. И «витализм» как философско-на-
учное течение и якобы объяснение многих феноменов наиболее
развился во Франции XIX века. Однако еще римский историк
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
129
Тацит повествовал о жрецах древней Галлии, друидах, которые
учиняли ритуальные кровавые жертвоприношения под
священным дубом. И симптоматично, что женщина могла быть жрицей
у галлов. Этот обычай нам донесен также оперой Беллини
«Норма»: ее героиня —жрица друидов.
Кстати, Дуб (le chêne) — французский вариант Мирового
Древа. И поэт здесь — Андре Шенье (Chenier = «Дубовик»,
значит), тогда как в Германии на этих же правах выступает ель,
сосна — Fichtenbaum в стихотворении Гейне. И философ там —
Фихте (от пихты). Сравните готическую структуру Ели с
романской архитектурой Дуба.
Ни в одной стране национальный гимн не столько
кровожаден, как «Марсельеза»:
Contre nous de la tyrannie
L'étendard sanglant est levé
(«Против нас поднят кровавый штандарт тирании»). А враги
намереваются égorger nos fils et nos compagnes = «перерезать
горло нашим сыновьям и подругам». И патриоты восклицают в
энтузиазме отмщения: Qu'un sang impur abbreuve nos sillons! =
«Пусть нечистая кровь обагрит наши борозды!» — оплодотворит
их, как спермою. Да, много в гимне крови на душу словесного
населения приходится!
Космос сакральной Жажды — вот Франция. Здесь
Пантагрюэль обитает — герой эпоса Франсуа Рабле. А имя его означает
по-гречески — «Всежаждущий». А его отец, Гаргантюа, получил
свое имя от возгласа удивления родителей своему только что
рожденному дитяти: Que grand tu'as! = «Какую большую ты ее
(глотку. — Г.Г.) имеешь!» Персонажи этой книги затеяли
путешествие к Оракулу Божественной Бутылки за вопросом
философическим о смысле жизни и что в ней делать. И ответ Оракула был:
Drink! = «Пей!» Также некий Тринкуло подвизается там в
персонажах — от того же корня, питьевого, его имя.
Анатоль Франс озаглавил свой роман из эпохи Французской
революции «Les dieux ont soif» — «Боги жаждут». И
действительно: тогда друидоподобные кровавые жертвоприношения
осуществлялись не мистериально,таинственно,эзотерически, но
публично-демократически, как национальные фестивали, на
Гревской площади. И был изобретен даже ненасытный
механический Рот —машина доктора Гильотена —для этой цели:
глотка, про которую тоже можно было б сказать: Que grand tu'as
(«Какая она у тебя большая!»).
Но что есть кровь, если ее перевести на язык четырех стихий?
Что это вода — сие очевидно. Но какого рода вода? Та, что сме-
130
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
шана с огнем. Кровь есть ОГНЕ-ВОДА. Другие варианты и
ипостаси обогненной воды будут — вино и семя, сперма. И Франция
всемирно известна и почитаема как законодатель в этих
областях и отношениях: Вино и Эрос.
Оба варианта «огне-воды» (кровь и сперма) совмещены
здесь маркизом де Садом («садизм»), как и Синей Бородой,
легендарным аристократом Средневековья, кто любил и убивал
своих жен в собственном замке.
Вино, с другой стороны, выступает как метафора Знания —
духовное вино, духовная жажда. И у раблезианских гигантов не,
только неимоверные глотки и животы, но они же — обладатели
просвещенных умов, их черепа наполнены энциклопедическими
знаниями.
В нашем веке долго тянулась тяжба между университетом
Сорбонной и винными складами в Париже: оба претендовали на
одну и ту же территорию в центре города. Рассказывают, что
генерал де Голль (gaul = «галл», древнее имя племени,
обитавшего на месте нынешней Франции, —таков корень имени этого
великого француза) предложил остроумное, поистине
соломоново решение этого казуса: отчего не построить небоскреб,
расположив винные склады в нижних и подвальных этажах
здания, а классы университета поместить в верхних этажах?
Современная архитектура это позволяет сделать. И это было бы
вполне в духе французской традиции совмещения спиритуального и
спиртового: вина земного и вина небесного, что прекрасно
выразил по-русски наш первейший галломан, воспитанник Шенье
и Парни, — Пушкин, сказав:
...Что дружно можно жить
С Киферой.с портиком,и с книгой,и с бокалом,
Что ум высокий можно скрыть
Минутной шалости под легким покрывалом.
(«Каверину»)
Итак, в Космосе Франции следующая композиция элементов
преобладает: огонь + вода. Сравните с русской комбинацией:
вода + земля («мать-сыра земля»), огонь + земля в Германии,
камень + свет в Италии и т.д. Французский Космос центрирован
на Кровь, Эрос, Женщину. Cherchez la femme! = «Ищите
женщину!» — как причину всего. Снова — «douce France = «СЛАДКАЯ
Франция». «Сладость»—это солнечный сок, вариант «огне-воды».
В Римской империи земля нынешней Франции называлась
Галлия, созвучное слово с gallina — курица. И пословичный
символ здесь — «Галльский петух», этот фанфарон-задира, пастух
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
131
стада кур в куртуазности своего двора, подобно набольшему
Петуху — Королю Франции, пасущему гарем своих любовниц
(мадам де Помпадур, де Монтеспан, де Лавальер, де Ментенон...)
при дворе тоже, где «маршалы» — на самом деле «конюхи»...
Петух — птица, интимно связанная с огнем («пустить петуха»
= учинить пожар) и с солнцем: крик петуха означивает конец
ночи, приход утра, восход солнца. И самый славный король
франции —Людовик XIV —был прозван «Король-солнце». И это
не просто метафора, но имеет прямое отношение к структуре
социума во Франции и даже к его администрации. Она устроена
наподобие солнечной системы с планетами-провинциями
(Нормандия, Гасконь, Шампань, Прованс...), вращающимися вокруг
столицы в Париже, или в Версале (что от глагола verser =
крутиться, отсюда —Versaille, центр вращения в обществе, в
«свете» лучей Короля-солнца). И эта централизация совершилась во
франции уже в XV веке, в отличие от других стран Европы:
Англии, Германии, Италии, в которых единение произошло гораздо
позже, так что там Шотландия, Саксония, Тоскана... могут
рассматриваться как подцивилизации со своим собственным
мировоззрением. Франция же завращалась вокруг Парижа,
который действительно «стоит мессы» (то есть ценнее религии:
центр важнее выси Неба в топографии-иерархии мест здесь),
по решению Генриха IV, кто принял католичество, чтобы
воссесть в Париже и стать королем Франции на этом условии.
Между прочим, в «Трех мушкетерах» Дюма д'Артаньян — это
типичный «галльский петух», легко возбудимый, драчливый,
женолюб. Он огнен, легко воспламеняющийся южанин, гасконец.
Даже полная одежда мушкетера — в шляпе с пером и со
шпорами — петухоподобна. Несравненная популярность этой книги по
всему свету обязана, в частности, тому, что ее четыре главных
персонажа четко распределимы по четырем стихиям и
темпераментам. Д'Артаньян = воздух + огонь, сангвиник — «кровяной»,
если буквально перевести с латинского, где sangua = «кровь».
И не случайно он наиболее яркий и родимый изо всех и
наиболее выражает галльскую душу. Аналогичен ему потом Жюльен
Сорель у Стендаля и актер Жерар Филип... Атос = огонь +
земля, холерик по темпераменту. Арамис = вода + воздух,
сентиментален, меланхолик. Портос = земля-стихия, массивен,
флегматик. И все они — как планеты, вращающиеся вокруг солнца —
короля и луны — королевы центростремительным тяготением
чести, что есть тут главная добродетель — пуще совести.
Кесарево (Социум) во Франции роднее Богова: страсти обществен-
132
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
но-политические сильнее интеллектуально-духовных идей и
убеждений.
ВРАЩЕНИЕ — самый всеобщий тип движения во
Французском Космосе, Социуме и Психее, и это — в согласии с
первоэлементом крови в организме, в субстанции страны:
кровообращение предполагает центр —сердце, средоточие и узкий круг —
двор (cour), где людям подобает courir —бегать-обращаться в
Версаль (verser — Versaille) и вращаться там в разговорах (соп-
VERSAtions) и в пробежках рассуждений (disCOURses), и быть
ловкими, обратимыми — versatiles. Вот уж где воистину «хочешь
жить —умей вертеться!»
Все эти общекорневые соответствия — не игра слов, но
соответствуют принципу французского Космо-Психо-Логоса. Рене
Декарт предложил такое видение Вселенной, согласно
которому она состоит из множества вихрей, вращающихся вокруг
своих звезд-солнц как центров.
Каждый вихрь вращается между соседними, и среди них
развивается соперничество: одолеть друг друга и пленить звезду
соседа — подобно тому, как рыцари состязаются на турнирах
(от tourner — тоже verser = вращаться) в присутствии
прекрасной дамы, что созерцает дуэль своих возлюбленных. Особенно
на латыни (на которой первично был изложен Декартом его
трактат о мире) выразительно звучит эта история о том, как
Vortex (Вихрь) пленяет Stella (Звезду) и умыкает ее из дома соседа.
Наши персонажи, так сказать, — Герцог Вортекс и прекрасная
Стелла, —такая выходит романтическая история и адюльтер.
В Декартовом вихре, на центрифуге его вращения,
совершается сепарация, образование разного типа частиц-элементов-
корпускул-индивидуумов, личностей и их распределение и
классификация. Самые большие, грубые, неуклюжие, неотесанные
(= вилланы, простолюдье) получают свое естественное место
на периферии вихря=социума. Декарт назвал их «частицами
третьего элемента», который практически совпадает со стихией
земли. Самые малые, тонкие, мобильные, ловкие, гибкие и
остроумные (esprit!) частицы естественно собираются вокруг
центра, вокруг Стеллы-звезды-солнца вихря, образуя солнце и
двор. Это — частицы «первого элемента», и он соответствует
стихии огня. А между периферией и центром вращаются
частицы «второго элемента», которые образуют «небо» каждого вихря
и соответствуют элементам воды и воздуха. Такая структура
Космоса близка к Платоновой в «Тимее», где элементы-стихии
воздуха и воды рассматривались как посредники («средний
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
133
термин силлогизма» у Аристотеля припомним...) между
крайними стихиями огня и земли.
Три элемента Декартовой физики абсолютно подобны трем
сословиям французского общества: третье сословие —
буржуазия, второе— духовенство и первое —дворянство. И в занятиях
меж ними соответствие. Третье сословие занимается
материей, веществом (= грубые частицы «третьего элемента»).
Второе сословие, духовенство, занимается спиритуальными,
имматериальными субстанциями, которые могут быть
символизированы в стихиях воды (Любовь —сострадание, милосердие) и
воз-духа (Дух, Слово...). Первое же сословие, аристократия,
призвано быть воинством, рыцарством, проливая и жертвуя
кровь — сию огне-воду.
Между прочим, у Декарта «первый элемент» представляется
жидким (не сухим), родом тонкой огненной жидкости,
проницающей повсюду, в том числе и между частицами третьего и
второго элементов. Космос купается в жидкой субстанции.
Бытие — континуум, непрерывность. Первоматерия — жидкость.
У Декарта — панический страх пустоты, horror vacui. Полнота,
непрерывность — да! Пустота, дискретность — нет! И в этом
Декартово, французское видение Бытия сходно с эллинским,
Платоновым и неоплатоническим, да и гностическим, по которому
Бытие = Плерома, Полнота. Такое воззрение естественно
клонит и к гилозоизму (сравните французский «витализм»):
представлять Космос живым существом, кровообращающимся,
дышащим. Это естественно было в эллинском пантеизме и
политеизме — в их тео-и-космо-ГОНИЯХ = происхождение всего
полагалось приРОДным путем Эроса-зачатия и рожания
женским началом. Возникший также в Элладе атомизм недаром на
периферии ее, в Малой Азии и Фракии сложился (Левкипп — из
Милета, Демокрит — из Абдеры, Эпикур — с Самоса) и
откочевал на другую периферию греческого мира — в Сицилию и
Италию — к Лукрецию. Вот в Риме-Италии, в космосе камня и
сияющей пустоты, естественно Бытие представлять дискретным,
состоящим из атомов и пустоты. Во Франции же атомизм не
органичен, чужероден и исповедовался Гассенди — не
французом, но итальянцем, кстати.
Бытие видится и Жаном-Полем Сартром как непрерывное
марево, континуум, сплошняк, тесто, где вязнет дух, «я» в
клейкости: viskeux = «липкое», —таков атрибут Бытия в его
философии. Сартр —атеист в традиции французского либертена,
вольнодумца. Но и у Тейяра де Шардена, католического мыслителя,
в трактате «Божественная Среда» (Le Milieu Divin) основная ин-
134
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
туиция такова: человек плавает в Боге как в Океане, в
сплошняке Бытия. Бог всепроникает извне и изнутри, божественные
энергии и милость окружают и пропитывают нас, как огнежид-
кая субстанция «первого элемента» в вихре, небесном океане
Декарта. И вот Материя у Сартра, Дух у Тейяра — в одном
образе видятся, который как бы врожден французскому сознанию.
Ну а вглядитесь в фактуру живописи Винсента Ван Гога: это
клубление, вихри мазков, кривые, закручивающиеся линии,
словно живчики-сперматозоиды, что стремятся по пространству с
нервно-бешеной скоростью, —да ведь таковы опять же частицы
Декартова «первого элемента», имеющие «желобчатую»
(cannelures) структуру. Каждое тело, предмет у Ван Гога — поле,
небо, лицо человека, одежда — предстает как тело внутреннего
вращения, словно из вихрей-монад в каждой точке.
Вращение — взволнованное у Ван Гога, предстает как плавное и
магическое в «Болеро» Равеля. Вихрь оцепенел в заколдованный
круг. Музыкальный орнамент может варьировать шествие по
нему, но не прорвать и развить. Жанр рондо излюблен и
французским народным танцем, и поэзией — и средневековой, и у
Франсуа Вийона, и у Беранже, и у нынешних шансонье: куплеты
(совокупления парочек стихов), рефрены (возвраты на круги
своя).
Rondeau ведь буквально —«круг», цикл, цирк. Читая рондель
Франсуа Вийона «Диспут сердца с телом», я воспринимаю его
как диалог солнца-сердца со всем протяжением — телом своего
вихря, как красноречивый разговор (con-versation = «со-враще-
ние») между Стеллой и Вортексом.
Внутренняя жизнь французского Общества видится мне в
модели СОЦИАЛЬНОГО РОНДО, где все индивидуумы-частицы
вращаются в тесном соприкосновении (социабельность и
коммуникабельность прославленная и пресловутая французов!) и в
ходе общений-трений полируют (politesse — вежливость,
социальная воспитанность!) острые грани друг друга, так формируя
из себя граждан (citoyens!). Механизм этого процесса хорошо
описан в «Общественном договоре» Руссо. Как я хорошо помню,
он там применяет следующий образ: как речной поток
полирует-обтачивает камешки угловатые в гальку, таким же манером
общество воспитывает граждан из вилланов. Но подобным же
образом Декартов жидкостный вихрь своим
вращением-ротацией, как токарный станок, фрезерует и обтачивает частицы
трех элементов, формируя из них порядочных членов
соответствующих сословий Космоса.
Но я еще недостаточно промедитировал СТРАХ ПУСТОТЫ во
французском миросозерцании, точнее —миро-ощущении, сен-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
135
суалистическом, чувственном здесь, на всекасании
основанном. Вот германский Логос и мировозЗРЕНИЕ (тут на месте этот
корень для их термина Weltan-schauung) не боятся пустоты, но
предполагают бытие диск-ретным, с оппозицией Haus — Raum
(дом —пространство): этимология последнего —от корня,
означающего «пустое», «чистое». И отточки-тверди-формы к такой
же протягивается пунктир-тире-луч зрения. Декарт же даже луч
света уподобляет палке — трубке, в которой кишат частицы
мельчайшие первого элемента и которым мы касаемся
отдаленных предметов, передавая им так давление глаза. И если нам
кажется, что вот она — пустота, вакуум, то мы заблуждаемся:
просто наши чувства и приборы не улавливают населенности
этого места еще более мелкими частичками и энергиями.
Любой зазор-интервал полон кишением частиц, которые
движут, толкают более грубые куски вещества, и так повсюду
разливается и передается единое движение вихря в целом.
Так работает СРЕДА (Milieu) — важнейшая идея во
французском Космо-Психо-Логосе. В Германстве есть
—«опосредование», «посредство» — нечто, происходящее в промежутке, в
зазоре между субъектами бытия. Но во французском
мировоззрении Среда есть в полном смысле то, что Гегель называл
«субстанция-субъект». Она — активный перводеятель, в
отношении которого частицы и индивиды — объекты приложения
сил и энергий Среды: они — пассивнее ее, страдательны.
«Среда заела» — оттуда это выражение. Социальное окружение —
решающий фактор в формировании человеческих интересов,
целей, страстей, мотивов и эмоций —все, кстати,
кинематические идеи (от латинского motus —«движение», откуда и «мотор»),
не статические, что и характерно для французского Космоса и
социума вращения. Люди здесь мыслятся не как АВТО-мобили
= САМО-движимые (как это врождено себя чувствовать
человеку в английском Космосе — self-made men = самосделанных че-
ловеков), но АЛЬТЕРО-мобили = друг другом движимые, а еще
точнее —Целым-движимые, внутри него.
Национальный образ ДВИЖЕНИЯ — эта проблема
вырисовывается теперь перед нами. Ньютон в английском Космосе,
постулируя абсолютное пространство и время, полагая пустоту и
отвлекаясь от механизма действия сил всемирного тяготения:
КАК это совершается, — может брать два или несколько
изолированных тел и высчитывать прилагаемые к ним силы и их
траектории в уравнениях, усматривая причины и импульсы в самих
телах, их движения как бы «самосделанные», как и англосакс-
Джентльмен. В Декартовой картине Вселенной такое невозмож-
136
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
но: существует одно тотальное общее движение внутри данного
Вихря, а уж частицы передают его друг другу, трогая соседа.
Декарт определяет движение — как смену соседства,
ближайшего окружения (соприкасался с частицами А и В, а вот
теперь—с О и Р), а не по шкале расстояния, дистанции. Его
Космос — близкодействия, тогда как дальнодействие в Космосах
Англии (Ньютон) и Италии (Галилей) предполагает пустоту и
дискретность, диалог твердых тел (или математические точек) в
вакууме, как свободных атомов = индивидуумов, самостоящих
сами по себе. Как кот, что ходит сам по себе. Француз же — не
атомарный человек, индивидуалист, самостоящий вертикально,
но прежде всего социальный человек, не вертикальный, но
приклоненный туда или сюда: к даме в реверансе или к цели.
И мышление его — не абстрактное, но ориентированное.
Французский Логос — ситуационный, векторный, считающийся с об-
стояниями. Он — ум Среды, из ее воли. Именно во французских
социологических теориях, столь влиятельных в европейском
гуманистическом XIX веке, человек объясняется как функция
обстоятельств, продукт окружающих условий и воспитания. В
таком же направлении работал и французский реалистический
роман (Бальзак, Золя...), описывая обстановку, условия и быт,
землю и климат-природу как предопределяющие поведение
персонажа субстанции и силы, с чем он сцеплен и чем
пропитан, так что по обстановке жилища можно прочитать характер
человека. В этом плане Стендаль, тяготевший к Италии, где
Космос дискретности атома и пустоты, более налегает на
свободу воли и индивидуализм личности, которая мотивируется
своими страстями и вламывается в обстоятельства со своей
кинематикой (Жюльен Сорель в «Красном и черном», Фабрицио в
«Пармской обители». Кстати, еще и в романе «Красное и белое»
из цветов константен «красный» —цвет крови, первосубстанции
во Французском мире). И он — не бытописатель, но психолог-
рационалист, картезианец...
Социализм, взгляд на человека прежде всего как на члена
общества, — детище прежде всего французского Логоса: Руссо,
Сен-Симон, Фурье, Конт и проч. Недаром и Ленин в
исследовании «Три источника и три составных части марксизма» наряду с
«английской политэкономией», «немецкой философией»
перечислил и «ФРАНЦУЗСКИЙ социализм». И его известная
формула «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя» —
вполне французска по интуиции и интенции.
Русской Психее и уму социализм и близок, и отталкивающ.
Патриархальный «мир» и деревенская община склоняют пола-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
137
гать человека малым сим, мальчиком, не вполне ответственным
за поступки и вменяемым: за него в ответе коллектив, все... Но
оторвавшиеся от земли горожане — и
Достоевский-петербуржец, и даже люмпен-пролетарий Горький, — антиподы во
многом прочем, сходились в неприятии этой теории всевластия
Среды: «Среда, мол, заела! Я не виноват, что есмь такое дерьмо
и гад-подлец!» И Горький даже так красиво сформулировал:
«Человека создает его сопротивление окружающей среде».
Но не так-то просто с этим и у французов.
ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ и СВОБОДА ВОЛИ — постоянная тема и проблема ума
здесь, начиная со споров схоластов в средневековой Сорбонне;
продолжая янсенизмом в XVII веке в монастыре Пор-Руаяль, в
«Письмах к провинциалу» и в «Мыслях» Блеза Паскаля и т.д.
Семя проблемы посеяно еще Августином в трактате «О
ГОСУДАРСТВЕ Божием» (De CIVITATE Dei — у нас традиция
переводить это как «О ГРАДЕ Божием», и при этом теряется важнейшая
идея романского Логоса —Общество, Государство, Целое,
«социальное рондо»). Карфагенец, в Космосе, сходном с Италией,
где жесткая твердь и самость земли — камня-человека и сияние
Света-Духа-Неба вокруг, он чуял этот сюжет именно как
нелегкую разрешаемость, как проблему. Сам французский Космо-
Психо-Логос, который есть клубление теплого влаго-воздуха,
континуум, лиение-влияние климата и Среды, тут бы склонялся
к Предопределению из Целого, тотальности (католицизм — из
греч., «кат — холос» = «при целом»), однако соседство Рима-
Италии с юга и германских Космосов с востока и севера
надоумливало на другое: акцентировать самость «я»,
самодеятельность и самоответственность личности. И во французский
католицизм вторглась из германства ересь Реформации, и вот —
гугеноты тут, и тот же янсенизм. Да и Декартово cogito ergo sum
«я мыслю = следовательно, я существую» — навеяно, как еще
увидим, не без содействия и сотрудничества Германского
пространства.
Итак, Двоица начал: или все предопределено волей и
разумом Бога, или все во мне, я — источник. Эллинский Логос
развил тут виение ДИА-лектики в философском гедонизме-игре
мышления. Германский дух переживает это как антиномию,
кричащее противоречие и ищет выхода, трансцензуса
—переступить через противоречие к синтезу (Кант, Гегель...). А
французская душа не выносит взаимоисключаемости («крайности —
сходятся» — их девиз: les extrémités se touchent — опять же
КАСАЮТСЯ в чувственном сенсуализме, обнимаются!), и ей по
душе—БАЛАНС, РАВНОВЕСИЕ, СИММЕТРИЯ противоположное-
138
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
тей. Повсюду это видим: в приятии КАК Предопределения Бога,
ТАК И Свободной воли человека, в дуализме субстанций
Декарта (протяжение и мышление), в его же «психофизическом
ПАРАЛЛЕЛИЗМЕ» — между душой и телом: в сенсуализме и
рационализме в его же философии; в симметрии как эстетическом
принципе французского классицизма, в статических антитезах
Гюго: Гуинплэн («Человек, который смеется») безобразен
лицом, но ангел душой; то же и слепая Деа, монах-демон Клод
Фролло и цыганка Эсмеральда («Собор...») и т.п.
Однако Баланс принципов и подходов осуществляется во
французской истории и культуре не только статически: так что
всегда все уравновешено, — но и динамически: в непрерывных
колебаниях и биениях, в осцилляции маятника и кренах то в
одну, то в другую сторону между полюсами. Нуда: в
коловращении Социального Рондо должны быть равномощны и
направление-сила центростремительная, и вектор-сила центробежная.
И натяжение-усилие-перекос в одну сторону тут же мобильно и
динамично компенсируется перевесом в другую. Хорошо тут
работает обратная связь: смена МОДЫ, течений и вкусов в
искусстве... Кстати, «обратная связь» —в кибернетике, французском
открытии Винера, — ну да: в Социуме администрации развитой,
поднаторевшей в искусстве управления среди гибко
реактивного народа. («Кибернетика» от того же корня, что и «губерния» —
«управление»...). И недаром из Франции термины пошли:
префектура, мэр, провинция... Там наследие Рима подхвачено —и в
кодексе Наполеона еще — искусство администрации в
централизованной стране.
Детерминизм и свобода — в таком виде сюжет:
Предопределение и Свобода воли — предстает во французской
философии с рационалистической эпохи Просвещения по не менее
рационалистический экзистенциализм, который настаивает на
принципе choix originel = «первичный выбор»: он делается
человеком свободно (как первородный грех), но затем уже
предопределяет всю цепь поступков и жизнь. Абсолютный
детерминизм исповедовал из материалистов XVIII века барон Гольбах,
один из авторов «Энциклопедии». Такое воззрение
перекликается с фатализмом ислама. И у Франции в истории ее культуры
недаром наблюдается «влеченье, род недуга» — к Ближнему
Востоку, к миру ислама и взаимопонимание с ним. «Персидские
письма» Монтескье, «Магомет» и философские повести
Вольтера, которых действие — на территории условного Востока;
Алжир у Доде («Тартарен из Тараскона») и у Альбера Камю;
«Искатели жемчуга» Визе... И ориенталисты французские наиболее
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
139
освоили именно Ближний и Средний Восток, начиная с Шампо-
лиона и т.д.
Лаплас, великий математик и физик, выдвинул идею
Мирового Интеграла, который если вычислить, то можно предзнать все
будущие события в истории человечества и поступки людей, то
есть Причинность овладеет всей Возможностью, и случай и
свобода будут изгнаны из Бытия. Рассказывают, что, когда
Наполеон на одном из приемов выразил Лапласу недоумение, что в его
системе мира не нашлось места для Бога, ученый ответил: «Sire,
je n'avais pas besoin en cette hypothèse» = «Ваше величество, у
меня не было нужды в этой гипотезе», — знаменитое изречение,
mot. И для француза — дело чести (point d'honneur) —
произнести некое mot, остроумное слово, которое, в силу тесного
взаимного прилегания вращающихся индивидов в социальном
рондо салонов и в «со-вращении» конверсасьонов (разговоров)
там зациркулировало бы по Среде и вошло бы в субстанцию и
память Франции. Ориентировка на mot — характерная
установка французского Лог оса.
Во французской душе нет того гордого самочувствия
изолированной личности, которое может иметь германец в глубине
своего внутреннего мира (Innere) и содержать в Haus'e, доме
своего «я», и в силу чего его самость (das Selbst) способна к
самообоснованию и самоопределению в существовании. Для
француза существовать — значит: существовать в глазах
соседа; впечатление, производимое на ближнего, рефлективно
приносит доказательство моего бытия. Сам язык французский
располагает к такому пониманию, усоседив «быть» и «казаться».
От одного они корня être; а «казаться» = par-aître, то есть
«прибыть», «возле-быть», «подле-быть», «чрез-быть».
- Близость и конфликт между Être и Paraître образуют сюжет
знаменитой трагикомедии Ростана «Сирано де Бержерак».
В Роксане, женской ипостаси французского антропоса, две эти
(как и прочие дуализмы) субстанции — совмещены: высокий
интеллект и красота, творчество и грация. Маргарита Наваррская
(автор «Гептамерона»), мадам де Скюдери, мадам де Сталь,
Жорж Санд и т.д. Это единство — прерогатива самой douce
France. В мужской же ипостаси Француза дуализм
субстанций — проблема. И здесь они разведены до предельной
антитезы. Сирано — гениальный интеллект и красноречивый поэт —
безобразен наружностью (его пресловутый НОС!). Юный
Кристиан—херувим внешностью, но бездарен на mot, слово. Сирано
одержим страстью к Роксане, своей кузине, но та очарована
Кристианом; однако тот на свидании не может выдавить из себя
140
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
и двух слов. И вот между мужскими персонажами совершается
своего рода симбиоз: Сирано жертвует собой Кристиану и
пишет для него любовные письма Роксане, исполненные огня и
красноречия, от которых ее целостность (взыскующая от
предмета своей любви того же тождества ума и красоты, духа и тела,
что и в ней самой) тает, внимая Сирано и взирая на Кристиана
(такой там маскарад). Таким образом Сирано становится душой
Кристиана, его духовной субстанцией, его мышлением, cogito,
его être. Кристиан же становится «протяжением» Сирано, его
paraître. В этом симбиозе они образуют одно существо,
функционирующее наподобие Декартова «психо-физиче-ского
параллелизма».
Важнейшесть «казаться» над «быть» во Франции сказывается
в том, что французская Психея склонна к тщеславию, тогда как
германская склонна к гордыне. Различие между этими двумя
из грехов духа в системе семи смертных грехов — в том, что
тщеславие есть род служения ближнему: тщеславный и
честолюбивый выбивается из сил, чтобы его полюбили и почитали
люди, он обращен к ним, зависит от них и в их зеркале видит
подтверждение своему существованию, ценности его, в чем он
сам не уверен, значит. И это — более легкий грех, нежели
гордость, которая более эгоистична, самоцентрична, сатанинска.
Тут человек самоуверен и самодостаточен, и самозамкнут.
Когда я приятелю своему, Юзу Алешковскому, сказал как-то, что
я тщеславие преоборол гордыней, то есть меньший грех —
большим, он живо среагировал: «А, понял — как если бы кто
триппер вылечил сифилисом!»
Сверхчеловек (Ницше), Супермен — идеал германства.
Французский же будет — Сверх-общество, Суперсоциум — вот чего
домогаются французские мыслители: Руссо, Монтескье, Сен-
Симон, Фурье, Конт, Тейяр де Шарден, мечтатель о социуме, о
коммуне в Боге...
Германский дух способен творить в одиночестве, как Фауст и
Кант. Французский мыслитель нуждается в отклике, чувствовать
свое влияние — лиение (inFLUence, где FLUide — «флюид» =
тоже liquide — жидкость!) на умы, на дух века, слыть
«властителем дум», как Вольтер, Руссо, Гюго, Сартр... По крайней мере —
блистать в каком-нибудь салоне, где он развивает мысль в
обществе прекрасных дам, чьи восторженные глаза питают его
дух соком восхищения. Вольтер, Руссо, Дидро — все имели
просвещенных женщин-друзей, поклонниц их таланта. И это было
француз-ское изобретение в культуре — салоны мадамов: Ро-
лан, Рекамье, де Сталь... — как территории, благоприятнейшие
для развития философии, чем кафедры. Даже Декарт вел об-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
141
ширную корреспонденцию с принцессой Елизаветой и не
устоял перед приглашением Христины, королевы Швеции, приехать
к ней и лично излагать ей свою философию. Ион поехал зимой в
эту ледяную страну Снежной королевы — он, теплокровный
француз из Турени, схватил простуду и умер там в возрасте
53 лет...
О, это требует чрезвычайного усилия от французского духа —
прорваться чрез Paraître (кажущееся существование) к Être
(подлинному бытию). Этот прорыв, брешь сквозь Среду—
обволакивающее нас пространство смутных ощущений, чувств,
эмоций, образов, что окружает и пленяет наш разум, — к чистому
Бытию проделал Рене Декарт, когда он пришел к формуле
cogito ergo sum = «я мыслю — следовательно, я существую».
Этот принцип лег в основание философии Нового времени, его
развил Кант в своем «априоризме» и т.д.
И это совершилось, кстати, не без помощи Германского
Космоса: что французу удалось трансцендировать к такому
абстрактному принципу. Как сам Декарт описывает окружение
этого ему откровения в «Рассуждении о методе», — сие
озарение нашло на него, когда он, молодой офицер (прямо д'Арта-
ньян!), оказался в Германии (то есть трансцендируя космос
«сладкой Франции» даже физически) в одиночестве:
«Я был тогда в Германии, куда меня привели события войны,
которая и сейчас еще там не окончилась. Когда я с коронации
императора вернулся в армию, наступившая зима задержала
меня на месте стоянки армии. Не имея ни с кем общения,
которое бы меня развлекало, свободный, по счастью, от забот и
страстей, которые бы меня волновали, я проводил целый день
один у очага и имел полный досуг отдаваться своим мыслям»
(«Рассуждение о методе», ч. II.).
Итак, была зима, и он грелся у очага — типичная ситуация
германского Haus'a, и он уГЛУБлялся (Tiefe —глубина,
важнейший архетип германства, в противовес наружности и
открытости француза) в свое Innere = внутреннее, «я». Благодаря этому
озарению, которое совершилось НОЧЬЮ (тоже
привилегированное во германстве время суток: Фауст, Новалис — «Гимны к
Ночи», тогда как во Франции привилегирован полдень) 10
ноября 1619 года, когда «Дух Истины» снизошел на него, — он и
оправдал свое имя Рене— Re-né, Re-natus = «снова рожденный».
Он стал как «дважды рожденный» (качество брахмана в Индии) и
породил новое направление в мысли Запада.
Подобный же прорыв сквозь Среду к Свободе, к Я, проделал
в нашем веке Жан-Поль Сартр — в трактате «Бытие и Ничто». Он
142
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ощущал Бытие как липкую, клейкую массу, тесто (хороший
образ для Материи, ее континуума, для Среды, для Декартова
«протяжения») — без просвета вакуума, где бы в порах Бытия
могла обитать Свобода. И чтобы освободить дух и «я» от этого
заключения, надо настроиться на Небытие: оно становится
субстанцией, основанием для существования Pour-soi («Я для
себя»). Этим усилием создается пространство Свободы. Но
требуется долгий процесс «феноменологической редукции»,
чтобы победить клейкость Бытия и снова выйти к Декартову
Ego.
Эта тенденция к чистому разуму, рационализм, находится во
французской культуре в балансе с противоположной
тенденцией: сенсуализм, чувственность радостно открыты навстречу
Среде, ее объятиям и проникновению в меня. Природа —блага,
«человек от природы добр», — тезис Руссо, тогда как Кант
напишет «о радикальном зле в человеческой природе». Дух законов
зависит от климата — в социологической теории Монтескье, а
Ипполит Тэн объясняет особенности искусства во Франции и
Англии влиянием местного космоса, географической среды.
И, конечно, в искусстве Франции сенсуализм, приветливость
к окружающей среде жизни — многообразно проявились.
Couleur locale, «местный колорит» в романтизме, натурализм,
импрессионизм. А там — живопись на пленэре: не в дому между
стен «я», но отдаваясь целиком флюидам и радиации среды, —
вот открытие французов. Но что есть plein air? Это же
дословно — «полный воздух». То есть стихия воздуха; но пузырьки его
газа не в сухом вакууме, а между ними — влага. Жидкий воздух.
Влаго-воздух. ВОДОВОЗДУХ. Сравним с субстанцией России,
которая «мать-сыра земля», то есть «водоземля».
Это сочетание элементов оказало мощное влияние на
фонетику французского языка и стиль произношения.
НАЗАЛИЗАЦИЯ сухих и твердых звуков языка латинского, когда он
перешел Рубикон и вторгся в Галлию, — сие есть работа
французского космоса сырого воздуха. Звуки солнечного Итальянского
Космоса словно простудились и им заложило нос после
прибытия и натурализации в новой среде. И вот все эти
характернейшие для французского языка носовые звуки: an, en, in, on, un,
am, em, om...
Далее. Космос Полноты не мог дозволить словам стоять
раздельно в потоке произношения и стал сливать и сплавлять
концы и начала слов в акте lien и liaison (связи, соединения). Так,
в Allons enfants de la Patrie («Пойдем, дети отчизны!» — запев
«Марсельезы») оба слова произносятся одним потоком, как
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
143
единое, и в нем сухое мужское s преображается во влажный
звонкий согласный z. В потоке французской речи мы не можем
различить, где кончается одно слово и начинается следующее.
Воистину Les Liaisons sont dangereuses — «Связи — опасные»
(аллюзия на роман Шодерло де Лакло того же названия).
Космос влаго-воздуха сказался даже во французских интуи-
циях в физике, в теориях, касающихся строения вещества и
света. Так, Френель в XVIII веке выдвинул ВОЛНОВУЮ теорию
света, тогда как англичанин Ньютон в «Оптике» развивал
КОРПУСКУЛЯРНУЮ теорию: согласно англосаксу, свет состоит из
частиц. Френель же видел свет как жидкостную субстанцию и
полагал, что он распространяется волнами, как и естественно
осуществляться движению в континууме, в непрерывности и
заполненности. Передвижение же частиц, телец («корпускула» —
это маленький «корпус», тельце) предполагает пустоту, куда им
двигаться и чье место занимать-стать.
Да, но ведь и в современной, на что уж
интернационализированной науке, внутри квантовой теории германец Макс Планк
выступил с идеей «кванта» энергии, как бы атома энергии: что
она порциями обитает, дискретно, пунктирно; а вот француз
герцог де Бройль выдвинул квантово-ВОЛНОВУЮ теорию
строения атома, вещества.
Если уж мы зашли в физику, то тут же вспоминается
классический трактат Паскаля «О равновесии жидкостей и о весе
воздуха» — тоже ведь выбор характерен: стихии воды и воздуха.
А вот Галилей, современник почти Паскаля, занимается
изучением падения твердых тел в пустоте, абстрагируясь от воздуха
как субстанции, сводя его к вакууму. Опять же классическое
сочетание римско-итальянского атомизма: атомы и пустота.
Кстати, проблема равновесия, которою занимается ум Паскаля, —
это же знакомый нам БАЛАНС снова. Ну а если вслушаться в сам
термин, как он звучит по-французски: équi-libre — да ведь это
сложное слово из двух корней: equus, égal = «равный» и libra, что
может означать и «рычаг», но liber — это «свободный». Так что
«равно-весие» по-французски — это «равно-свободие». Вот как:
принципы 89 года (Французской революции) «свобода,
равенство и братство» словно предзаложены в Логос француза и
могут быть обнаружены даже в наклонении его и физических
исследований...
ВОДО-ВОЗДУХ на многое здесь накладывает свою «печать»,
а лучше сказать, «взводняет» и «вздувает». В живописи тут
акварель развита, письмо пятнами («ташизм»), а ведь «акварель» от
латинского aqua = вода. Напротив, немцы, в Космосе «огнезем-
144
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ли» и жесткой формы и грани, — расположены к четкому рисунку
(а не размытым пятнам) и мастера в графике (Дюрер,
экспрессионизм...).
Французская кухня изобрела СУФЛЕ — от souffler = «вздуть».
Влаго-воздух вдувается в стихию «земли», делает ее пористой,
невесомой (вспомним также и пирожное «безе», что буквально
значит «поцелуй» — baiser) и таким образом причащает ее к
своей субстанции. Так стихия земли имеет свою евхаристию —
причастие к сакральному в этом Космосе «водо-воздуху».
Земля-стихия тут пария. Иерархия четырех стихий в Космосе
Франции мне видится таковой: огонь, вода, воздух, земля.
Сама ПЛОТЬ французских мужчин и женщин — как «суфле»:
нежная и чувственная. Камень — не чувствен. Стихии земли,
чтобы стать чувственной, надо стать пористой, смешаться с
воздухом, водой и огнем. Жкюая телесность именно такова.
Малейшее прикосновение к плоти, сотканной таким образом,
сочной и наэлектризованной, производит мгновенный ответ.
Сексуальная реактивность и возбудимость французского антропо-
са пословична в народах и их анекдотах.
Но и физика опять же тут как тут: основатель электростатики
Кулон — как додумался до закона, согласно которому
электрический заряд любого тела располагается целиком только на его
поверхности, так сказать, на коже тела? Не острейшая ли
чувственность «откожно» мирочувствующего и мыслящего
француза наводила его на именно такую интуицию? И, кстати: электро-
СТАТИКА — открытие французов, не электроДИНАМИКА, что
уж —дело англосаксов (Фарадей, Максвелл...). А статика —это
закон уравновешивания, баланса опять же и симметрии.
Теперь в нашей шкале ценностей может получить свою
реабилитацию ПОВЕРХНОСТНОСТЬ француза, что пресловута во
мнении о нем чужеземцев, не посвященных в таинство
здешнего Космоса, в особый склад вещества, материи, телесности тут.
Германцы и русские кичатся своей «глубиной» и «внутренним»
человеком, презирают поверхность как бесчувственное и
бездуховное пространство. И это так, справедливо в отношении их
жесткой и суровой нордической плоти и древесной кожи, как
коры. «Чтобы в московите пробудить чувствительность, — писал
Монтескье в «Духе законов», — с него надо содрать кожу»,
которая, по его соображению, состоит из грубых волокон. Потому-то
северяне мужественны и обычно побеждают южан в войнах... Но
все ж показательно это: что Шарль Луи Монтескье и в кожу
поместил окуляр своего умозрения, до чего вряд ли додумался бы
выходец из другого народа и Космоса. Во французском антро-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
145
посе поверхность кожи работает как в высшей степени
чувствительная антенна и мембрана.
Вот почему в иерархии чувств по-французски ОСЯЗАНИЕ —
первочувство. По моей интуиции, пять чувств человека
расположатся в такой тут последовательности по степени важности:
осязание, вкус, обоняние, зрение, слух. Для сравнения,
германская иерархия-шкала мне видится так: слух, зрение
(теоретические чувства дальнодействия, на расстоянии, тогда как во
французском Космосе первенствуют чувства близкодействия,
которое есть принцип и в физике Декарта, в его картине
Вселенной), осязание (труд руки), обоняние (цветы значат в
поэзии), вкус.
Объяснение есть акт приведения чего-то сложного и
неясного—к простому и знакомому, и очевидному. Так вот: Декарт,
усиливаясь дать объяснение сложному явлению СВЕТа и акта
зрения, приводит их к осязанию — как чему-то первородному
здесь. Глаз в акте зрения КАСАЕТСЯ своего предмета, а
посредником служит столб частиц первого элемента. Так что и
зрение ОЩУПЫВАЕТ свой предмет.
И вообще ТРОГАТЬ во Франции очень интеллектуальное
действие, и много качеств от него происходит: «трогательный» —
как эстетический критерий — у нас калька с французского
touchant. Также и характер прикосновения к музыкальному
инструменту — «туше» — оттуда же.
Также и ТОЛКАТЬ здесь многосмысленное действие. Если в
физике Ньютона действует всемирное ТЯГОТЕНИЕ, то в физике
Декарта внутри Вихря идет толчея частиц, такая вселенская
«тусовка», — и так передается движение: трением частиц,
вращающихся в обществе друг друга. Есть такая фигура — Тянитолкай.
Так вот: англосакс Ньютон выбирает для организации своей
Вселенной принцип ТЯНИ! Декарт же, француз,—ТОЛКАЙ!
Из оперы осязания-касания и такой феномен и критерий
социального поведения, как ТАКТ — от латинского tango =
«касаюсь».
«Материя — как щекотка и боль» — так, помню,
сформулировал я Декартов анализ материальной субстанции, его
«протяжения». Оно ведь через осязание-касание становится внятно нам,
через сенсуализм. Мгновенное и сильное касание есть удар и
производит боль. Легкое и плавное касание — щекотка,
сладострастие. Разница между ними —лишь в силе и степени. Зная-
читая Декарта или нет, но на ту же закономерность, на то же
тождество напал другой французский философ, знаток Эроса —
146
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
маркиз де Сад: взаимоперетекаемость сексуального
наслаждения и истязания плоти.
ВКУС и ОБОНЯНИЕ — ипостаси Осязания: тоже ведь от
касаний в близкодействии эти ощущения возникают. В кухне
французы — гурманы и гедонисты, их кухня в разработанности
уступает разве греческой. И с ближним Ориентом в этом тоже
перекличка. Как и в чувственности сексуально-гаремной. Слизистая
оболочка рта у французов столь же нежна и отзывчива, мысля-
ща, как у вагины и у пещеристого тела, и они взаимозамени-
мы —в минете.
Но ВКУС поднят во французском мироощущении из сферы
консумации блюд и дегустации вин и соусов, — ввысь: стал
категорией эстетического «суждения вкуса» — в искусстве,
литературе. И даже германец Кант воспринял это изобретение
французского Логоса и впустил этот термин в свою «Критику
способности суждения».
Утонченность вкуса, finesse, рафинированность чувственной
сферы — качество, присущее французам, и оттуда, как и «вкус»,
вошло в обиход мировой цивилизации. Но вслушаемся в корень
слова: он от лат. finis = конец, цель, острый конец, острие (как и
в «остроумии», что есть качество именно французского ума —
esprit), качество микрочастиц Декартова «первого элемента»,
этой огненной жидкости, субстанции электричества.
ОБОНЯНИЕ прославлено французской парфюмерией и
Бодлером в «Цветах зла», где мы утопаем и в роскошнейших
«Экзотических запахах» (так прямо одно из стихотворений именуется:
Parfums exotiques), и в гиньоли падали (Charogne), из чего
декадентски рафинированный сатанинский вкус извлекает свое
сладострастие.
Кстати, о САТАНИЗМЕ французском. Он остается на уровне
грехов плоти (обжорство и блуд раблезианцев и либертенов;
сребролюбие ростовщиков — «Гобсек» и проч.), на уровне
грехов души: уныние, тоска, печаль, романтическая меланхолия
(ennui, tristesse, nausée, Le soleil noir de la mélancolie) и гнев,
воспламенения революций; ну и из грехов духа —тщеславие, чело-
векоугодничество. Но все это—детские шалости, мелочь и
мелкие бесы во сатанинстве, не дотягивают до Князя Тьмы,
которого как раз германский дух, в грехе гордыни, во множестве
ипостасей породил. Люцифер в «Авроре» Якова Беме, в
«Потерянном рае» Мильтона, «Каин» Байрона и «Манфред»,
Сверхчеловек (и Антихрист) Ницше; пара: Фауст-Мефистофель в
народных легендах и у Гёте и Томаса Манна... И атеизм во Франции —
скорее, просто бытовой, нечувствие, равнодушие к Богу, а не
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
147
воинственное ополчение человеческого Я на Бога. Просто
француз слишком утопает в радостях Жизни и в сюжетах и битвах
внутри Социального рондо, Кесарева универсума, чтобы
оставались силы души и духа на богоборчество. И атеизм
социализма расплывчат: просто рай на земле хотят создать, — а не лич-
ностно-персоналистично антибожь он...
Но что есть ЗАПАХ по своему составу? Он производится
мелкими частицами стихии «земли», несомыми на крыльях анге-
лов=вестников воз-духа, и накатывающимися волнами на
влажную ткань ноздрей. Опять —обогненная земля, пыль, продутая
чрез влаговоздух и вздутая им. Снова суфлеподобная ипостась
вещества, материи.
О ЗРЕНИИ достаточно уж мы толковали в связи с живописью
тут и трактовкой света Декартом. Но вот об иерархии частей
суток и времен года уместно помыслить. Полдень, ночь, вечер,
утро—так мне чувствуется здешняя шкала ценностей, исходя из
космоса и культуры (не из жизни земледельца, для которого
естественно ценить иначе: утро, полдень, вечер, ночь). Полдень —
предельное расширение существа, вскипание крови, солнце в
зените. Ночь — излияние избытка огне-воды-семени во Эросе
или в творчестве: Бальзак и Пруст творили ночью. Вечер —
пространство-время тусовки в Социальном рондо общения и
вращения в «свете».
Из времен года иерархия: весна, лето, осень, зима —
нормальная, не извращенная последовательность (почему-либо).
Весна —время надежды, espérance, что постоянно рифмуется в
поэзии и народных песнях с France —Францией. Весна = кровь,
сангва. Лето = холера (желтая желчь, пережженная жидкость).
Осень = «мелан-хола» (черная желчь). Зима = флегма и лимфа,
первосоки у северян медлительных, трудно возбудимых...
Что же до СЛУХа и МУЗЫКИ во Франции, то тут, во-первых,
такое соображение: латинский язык, назализовавшись во
Французском Космосе влаго-воздуха, зазвучал здесь столь сонорно,
плавно, «музыкально», что во многом отбил почву и потребность
в надобности чистой музыки здесь. Тут говорят, произносят —
как поют, в отличие от немцев, что каркают и лают, и кому, как в
компенсацию, нужна чистая инструментальная музыка —не
вокальная, подальше от резкого голоса своего.
Та же музыка, что есть во Франции, наклонена не к личности
(песнь Innere души, что выпевает германец в своих Lieder:
«песня» от Leid = «страдание»), но к социальности и
публичности: трубадуры Прованса, шансонье — от Франсуа Вийона чрез
Беранже до Эдит Пиаф и Ива Монтана — у всех социально ори-
148
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ентированные песни, исполняемые не камерно, но публично, на
ярмарках, на турнирах, на стадионах, электризуя слушателей и
на политические акции. Так родилась и «Марсельеза» Руже де
Лиля, песня прикладная для марша отряда марселыдев на
Париж, ставшая гимном Франции.
Жест, декламация, патетика, наружный эффект —отличают и
симфонизм Гектора Берлиоза. Его Траурно-триумфальная
симфония (баланс противоположностей, что сходятся, касаются
друг друга уже в заглавии), посвященная жертвам Июльской
революции, с грандиозными размерами оркестра, призвана как
бы сопровождать всенародное действо, шествие. Так же и его
«Ракочи-марш» из «Осуждения Фауста», и «Шествие на казнь»
из «Фантастической симфонии». Музыка тут не чистая, а
программная, прислоняется к литературе, не самостоит. Или —
опера, при дворе короля, с балетом, или «большая опера», как
«Гугеноты» Мейербера, на кровавый сюжет Варфоломеевской
ночи. Ну и Визе — с экзотикой ориентальных «Искателей
жемчуга» и с жрицей свободной любви, цаганкой (как и Эсмеральда
Гюго) Кармен, что подливала огонь движению эмансипации
женщины. Кармен — это любовь, кровь и смерть — так же Fort
comme la mort «Сильна, как смерть» — название романа
Мопассана. Кармен — фонтан страсти, огневода в обеих испостасях:
кровь и сперма, и танец на площади. «Публичная женщина» в
благородном смысле —тоже чадо социального рондо.
А с другой стороны — импрессионизм, музыка чувственных
нюансов, нега слуха, музыкальные акварели Дебюсси (много
сюжетов с водой у него и музыкальная картина «На воде»...) или
густая эротика Мориса Равеля: «Послеполуденный отдых
фавна», «Дафнис и Хлоя», «Павана», то же «Болеро» и т.д. Все это
музыка не внутреннего человека, но обращенного наружу: в
социум-общество или чувственность тела индивида в неге.
Но Верлен-то начинает свой манифест «Поэтическое
искусство» (Art poétique) призывом: «Музыки, музыки, прежде всего!»
(De la musique avant toute chose). Да ведь это — для поэзии, для
словесного искусства: усилить подпитку литературы
развившимся уже самостоятельным искусством музыки. Вообще это
стихотворение Верлена характерно для французского Логоса
по ходам мысли. Оно, во-первых, откровенно полемично против
«Поэтического искусства» Буало, которое было манифестом
классицизма в литературе (XVII век), устанавливая принципы
картезианского рационализма, акцентируя требования меры,
пропорции, симметрии, четкость и рельефность формы, запре-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
149
щая все смутное и низкое. Верлен выдвигает прямо
противоположные критерии.
De la musique avant toute chose,
Et pour cela préfère l'Impair
Plus vague et plus soluble dans l'air,
Sans rien en lui qui pèse ou qui pose.
Музыка прежде всего, И для того предпочитай НЕПАРНОЕ
(отвращение к симметрии и балансу. — Г.Г.), Более смутное и
растворимое в воздухе (космос влаго-воздуха. — Г.Г.)Х Без чего-
либо, что весит или твердит.
Следует также, чтоб ты не выбирал слов безошибочных (sans
méprise).
Ничто не дороже пьяной песни (chanson grise),
Где Неясное с Точным соединяются (Ou l'Indécis au Précis se
joint —и сам сбалансировал пару!— Г.Г.)
Не надо Цвета, только Нюанс! (Pas de Couleur, rien que la
nuance).
Избегай Остроты убийственной (la Pointe assassine),
Остроумия жестокого и нечистого Смеха (L'Esprit cruel et le
Rire impur).
Возьми красноречие и сверни ему шею! (Prends l'éloquence et
tords-lui son cou)
Но ведь все эти Pointe, Esprit, Éloquence составляли
принципы и гордость французской мысли и словесности!
Итак, все рекомендации Верлена происходят из тезисов
Буало — как им антитезисы. Но если Германский Логос не
выносит состояния противоположности и имеет нужду в синтезе: или
трансцендировать антиномии (Кант: его «Критика способности
суждения призвана навести мост между антиномическими друг
другу «Критикой чистого разума» и «Критикой практического
разума»), или через принцип развития, в диалектике преобразить
одно в другое, или свести их в высшем Единстве (Гегель, его
«триада»), то Французский Логос не испытывает жгучей,
жизненной потребности в синтезе, но его удовлетворяет БАЛАНС
КОНТРАСТОВ — или в статическом положении (как статические
антитезы контрастных персонажей у Гюго опять же: слепая Деа
видит светлую душу урода Гуинплэна...), что зафиксировано в
известном французском принципе «les extrémités se touchent» =
«крайности (чрезмерности, экстремы) касаются друг друга»
(не «сходятся», как, меняя статику на динамику, переводят в
Русском Космосе пути-дороги, игнорируя важнейшую во фран-
Цузстве процедуру КАСАНИЯ), — или в осцилляции, колебании,
150
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
в мелких и быстрых шажочках (как у «петиметра») туда-сюда:
«Du grand au ridicule n'est qu'un pas» («От великого до
смешного — только один шаг» — кажется, Наполеона изречение, mot).
Отталкивание от предыдущего (моды в одежде вчерашней,
стиля в искусстве) — просто автоматический механизм
развития французской жизни и культуры, который они, по
влиятельности Парижа как мирового центра цивилизации, навязали миру
и в XIX, и в первой половине XX века. Оттуда все эти «последние
крики» во всем, что призваны сбалансировать предыдущий
последний крик: от импрессионизма к экспрессионизму, от
натурализма — к абстрактному искусству, потом сюрреализм и т.д.
И снова работает сила ОТТАЛКИВАНИЯ, а не проникновения
внутреннего тяготения (напоминаю «Тяни!» Ньютона и «Толкай!»
Декарта...).
Такой механизм дает шанс французам в любой момент быть
на шажочек впереди прогресса и выступать законодателями
вкусов Западной цивилизации.
Французский Психо-Логос — это une demoiselle sur une
balançoire («барышня на качелях» —из известной песенки Ива
Монтана). Для французской модели мира я как-то естественно вышел
к такой эмблеме: ^\j • ТУ1 крест Декартовой системы
координат из прямых, мужских линий и синусоида обвивающей их
женской кривой. И выходит подвижный баланс. Французский Ум
словно не может утверждать нечто, тут же механически не
двинувшись в противоположную сторону. Это производит
впечатление развития, но в сущности это —статика, осцилляция,
равновесие, параллелизм.
У того же Декарта — дуализм субстанций: духовной и
материальной, психо-физический параллелизм (между душой и
телом), рационализм уравновешен сенсуализмом. Вслушаемся,
кстати, в термины. То, что у нас переводят как «мышление» и
«протяжение», у Декарта — entendement и extension: оба от
глагола tendre, что значит — «тянуть» с различными префиксами:
EN = «в» и ЕХ = «вы». То есть «В-тягивание» и «ВЫ-тягивание»,
как «в-дох» и «вы-дох» — вот ведь какие простые интуиции
залегают под сложными категориями Дух и Материя во
Французском Космосе. И в самом деле: мышление — это как бы втяже-
ние пространства в точку и аннигиляция вещественности таким
образом, а континуум мира образуется вытягиванием,
эманацией, вытеканием-расширением из точки Бога, как Вселенная
расширяется (вытягивается опять же) из взрыва первичного
«атома» бытия.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
151
Вопрос «Почему?» по-французски звучит POUR-quoi и
означает буквально: «Для чего?» Если Германский Логос в
аналогичном вопросе делает акцент на Причине, происхождении,
прошлом явления, то Французский Логос — на Цели, призвании
вещи. То есть вперед, в Будущее его вектор. Отсюда —теории
ПРО-гресса, Э-волюции, «жизненного прорыва» (élan vital) —
именно во Франции блестяще развивались умами (Руссо, Кон-
дорсе, Ламарк, Бергсан...).
АНГЛИЯ
Англия— это остров-корабль с «само-сделанным человеком»
(self-made man) как мачтой.
Англия — эпилог Евразии и пролог Америки. Таково ее
призвание на Земле-планете. Но это — ее бытие «для других», их
глазами. Однако сама она себя чувствует центром планеты
(недаром нулевой меридиан проходит здесь, в Гринвиче) и в
высшей степени бытием «для себя».
Англия содержит результаты исторического развития и
культурных процессов, совершавшихся на континенте Старого
Света: она, так сказать, консервы Евразии; в то же время
она — питомник, где семена будущей американской
цивилизации были взращены.
Культура Англии наиболее универсальна изо всех культур
Евразии. Она содержит все принципы, которые рождались там.
Плюрализм и терпимость отличают английскую ментальность от
других, более односторонних национальных миров, жестоко и
страстно принципиальных в подходе к идеям. Но чтобы
сосуществовать вместе и не вытеснять друг друга, все эти принципы и
идеи должны были несколько умалить свою силу, глубину,
ослабить творческую страсть. Они отрекаются от претензии на
Абсолют и мирно сосуществуют во взаимном скептицизме, юморе
и релятивизме. Как овощи и фрукты в статусе
консервированных, так в английском соке чуть меркнут свежесть и аромат
творений с материка. В Англии есть музыка, но не равномощная
немецкой; есть живопись, но не сравнима с итальянской; есть
философия, но не конгениальна с греческой и германской
классической...
Но театр, Шекспир! Да! Уникальная ситуация сложилась в
Елизаветинское время. Со стороны континента наплывали
достижения Ренессанса в их высшем цветугсобирались на палубе
Англии, как на новом Ноевом ковчеге. А тут мощно зрела англо-
152
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
саксонская субстанция уже несколько веков. И вот они
встретились в Шекспире — на взаимное понимание, столкнулись и на
схватку — идей, индивидуальностей, стилей жизни —
беспрецедентную по своей динамике. Это страстно-яростное влюбление
и противоборство отлилось в драмах шекспировых, писанных
будто самим Бытием, анонимно, потому что мы до сих пор не
знаем точно, кто был их автор, словно они были вдохновлены —
кем? Мельпоменой? Иль Богом самим?..
Но Английский Космо-Психо-Логос еще не достиг зрелости в
Шекспирово время. Важнейшие исторические и культурные
события, которые образовали уникальную физиономию Английской
цивилизации и ее вклад в мировую, — еще впереди. А именно:
парламент, разделение властей, Великобритания как
владычица морей и ее империя, с Америкой включительно,
промышленная революция, изобретения в технике, опыт и эксперимент как
путь познания в науке... Вся эта будущая творческая
продуктивность существовала в Елизаветинское время в потенции и
прорвалась вулканом Шекспира, выразившись в художественной
форме, которая, вообще-то говоря, чужда сущности
английского прагматического и утилитарного духа, умеренного и
скептического, без крайностей континентальных пророков.
Правда, в пуританах и Английской революции XVII в. эта
страсть к Абсолюту присутствует. Но это движение было
продолжением извержения того самого вулкана английской
субстанции, которая сперва излила свою лаву — в художественное
русло театра Шекспира. Теперь она стала изливаться в
религиозное русло (пуритане, диссиденты, секты: методисты,
квакеры...); затем в политическое: Гражданская война (1640—1660),
Реставрация (1660—1685), «Славная Революция» (1688).
Далее — законодательное творчество: установление трех
независимых властей (законодательной, исполнительной, судебной).
Параллельно развивается мореплавание и совершаются
великие географические открытия, и Британская империя
утверждается на пяти континентах. Тут же затевается промышленный
переворот (Джемс Уатт), творят великие экономисты (Адам
Смит, Рикардо...), изобретения в технике преобразуют
индустрию, а в науке гениальные экспериментаторы (Фарадей,
Резерфорд...).
Это была, так сказать, «перманентная революция», которая
протекала в Англии в течение трех столетий на различных
уровнях и поприщах. Благодаря своей длительности эта революция
проявилась как эволюция и создала психологию
традиционализма, консерватизма. Умеренность в подходе ко всему, спо-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
153
собность зараз видеть многие стороны в каждом явлении
отличает английский склад ума в сравнении с континентальными
тенденциями к монизму того или иного рода, что отличает мен-
тальность Франции, Германии, России...
Все это: плюрализм, множественность возможных
объяснений — началось с «Гамлета», который написан как раз в 1600
году и был первым мощным откровением Английской сущности,
которая будет развиваться в течение последующих трех веков.
Гамлет — именно в силу развитости своего ума и образования —
ошеломлен многовариантностью Бытия и мотивов в поведении
человека и в оцепенении не может однозначно решать и
действовать. Он — как царь Арджуна в индийской философской поэме
«Бхагавадгита» в миг, когда ему открылась «тысячеликая форма
Брахмо» (Единое в бесконечной множественности форм сразу),
что невыносимо очам смертного.
Становится понятно, почему английский ум склоняется к
принципам опыта (Бэкон), эксперимента, импульса,
«впечатления» (Локк). Ведь в перспективе бесконечного Абсолюта,
теоретически мысля, все возможности и ценности, и идеи равны
(скептицизм Юма). И человек может оцепенеть в медитации над
этим на всю жизнь, как то могут себе позволить делать на
твердом материке индийский йог или германский философ в
рефлексии. Но в Космосе Англии, на острове-корабле, человеку
приходится действовать. И действие-движение, которое я
должен исполнить как раз в этот данный момент (а не во всякий
вообще), может (должно) быть РЕ-акцией на какое-либо
воздействие мира на меня, на мои чувства (напоминаю теорию
Локка об идеях, которые, согласно ему, суть «впечатывания» —
«импрешнз» — impressions окружающей реальности на воске
пружинящем наших чувств). Это ментальность моряка,
действующего во время шторма. Опыт же был произведен в источник
истинного знания Фрэнсисом Бэконом, лордом-канцлером
Англии, современником Шекспира. Есть даже гипотеза в
шекспироведении, что именно Бэкон спрятан под псевдонимом
«Shakespeare» = «Потрясающий копьем», если буквально
перевести.
История Англии с древних времен — это шествие к своей
сути, самосделывание и самопознание. Британия
рассматривалась римлянами как дикая, пустынная и варварская провинция
их империи (так у Юлия Цезаря в «Записках о Галльской
войне»). Во время великого переселения народов в IV—VII вв. гер-
154
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
манские племена англов, готов, саксов пересекли будущий
Английский канал и поселились жить там вместе с туземными
кельтами на земле малоплодородной. Можно полагать, что люди, тут
живущие, не очень требовательны к жизненным условиям, к
комфорту. Тот же тип людей через тысячелетие отважится
переселяться в Америку. Однако, как подчеркивает Монтескье в
своем «Духе законов» (кстати, труд этот вдохновлен его
восхищением перед английской организацией общества в XVIII в.),
«бесплодие земли делает людей изобретательными,
воздержанными, закаленными в труде, мужественными, способными к
войне; ведь они должны сами добывать себе то, в чем им
отказывает почва. Плодородие страны приносит им вместе с
довольством изнеженность и некоторое нежелание рисковать
жизнью» («О духе законов», кн. 18, гл. 4).
Этот суровый стиль жизни сформировал то «йоменри»,
свободных земледельцев с сильным чувством собственного
достоинства, которые образовали собой становой хребет английского
народа. Христианство проникло на остров, одухотворяя грубых
язычников, и так мирно зрела субстанция Англии в симбиозе
кельтов и германцев, англосаксонских баронов с йоменами.
Однако в XI веке норманны оккупировали остров, словно
осуществляя волю континента Евразии удерживать при себе эту
окраинную землю, обратить ее в свою, континентальную, веру и
стиль жизни. Французы были призваны исполнить эту службу
для Матери Евразии. («Континент» = «протяженность»
буквально, был, естественно, недоволен своим «отломанным ломтем» —
островом, где слишком уж самостоятельным становится сын
«материка» = «Земли материнской».) С XI в. и на века
надвинулись французский язык и римская католическая вера, и кровь
французской аристократии, внося новый мощный элемент и
пласт в складывающуюся «английскость». И вот узел, сюжет и
интрига английской истории затеялись с этого момента. Это —
противостояние германоподобных англосаксов (вместе с
туземными кельтами) — и французоподобной новой
аристократии, сконцентрированной вокруг короля и его двора, который
поддерживался папством Рима.
Итак, Остров — против Континента — эта борьба
составляет содержание истории Англии в течение второго тысячелетия,
включая и Наполеона, и Гитлера, кто готовились высадиться на
острове, — вплоть до наших дней, когда англичане стали уже
столь уверены в прочности своей субстанции, в незыблемости и
нерастворимости своей сути, что дали согласие на туннель под
Английским каналом. Французы именуют тот же пролив презри-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
155
тельным словом «Ла-Манш», что значит «рукав» —
второстепенная часть одежды на теле, которое имеет сердцем — само собой
разумеется — Париж.
Таким образом, РУКАВ против РУБАШКИ — в таком образе
можно себе представить историческую битву англичан за свой
стиль существования. Рукав, однако, содержит нечто весьма
ценное, а именно — Руку, инструмент для Труда. И это —
Индустрия, «ургия» — стало главным оружием населения острова в
установлении власти не только над собой — стать
«самосделанными», а не французами сделанными человеками, стать зрелым
джентльменом, а не маменькиным сынком или бастардом
Материка Евразии, — но, по достижении сего статуса (в XVII веке), —
установить свое правление над земным шаром (включая и
Мать-Евразию — Индию) в империи Великой Британии. Даже
после, в общем, мирного распада этой империи
(дружественные отношения между членами Британского Содружества
наций сохранены) англичане, с их принципом труда, индустрии,
экономичного производства, продолжают заправлять
современной мировой цивилизацией— уже руками США, своей
прежней колонии. Потому что эти, американцы, не изобрели
существенно новых принципов бытия, которые не были бы открыты в
Англии.
Принцип «время = деньги», индустриализм, культ техники,
экономичность — это повелось с Джемса Уатта и Адама Смита.
Конституция, «права человека» — пошли с Великой хартии
вольностей (XIII в.) и со Славной революции. Плюрализм и
терпимость в религиозной области и в идеологии — тоже из Англии
XVII века. Прагматизм, утилитаризм — с Бентама в начале XIX в.
Динамизм в конкуренции — с «борьбы за существование»
Дарвина и Спенсера и т.д. Однако ж есть тут и разница с Америкой.
В Англии эти принципы не всепоглощающи, но сожительствуют
в симбиозе с принципами, царствовавшими в прежние времена:
монархия, аристократия, театр... Истеблишмент Англии имеет
толщу и глубину; там, как геологические пласты, залегают
разные стили жизни, идеи и нравы, тогда как в США последнее,
новенькое и модерное, односторонне развивается и заливает
плоскость этой страны без толщи и корней и распространяется
по поверхности и мировой цивилизации. Да, многослойна
цивилизация Англии, и недаром геология как наука именно здесь
первооткрыта (Чарльз Лайель). Американская же цивилизация
плоскодонна.
Но возвращаюсь к образу — Рукав против Рубашки. Эта Рука,
сокрытая в рукаве, набрала однажды столько дерзости, что
156
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
смахнула и Голову с плеч —обезглавив в 1641 году своего
короля, Карла I. Кромвелевский период Великого мятежа (1640 —
1660) был в то же время войной мужского начала (которое
воплощалось в англосаксонских йоменах и в мелкой аристократии
джентри, в нижних классах английского общества) против
изнеженного, женоподобного нобилитета, группировавшегося
вокруг короля и его офранцуженного двора. Король ощущался как
инкарнация чуждого начала МАТЕРИка Матери Евразии, его
женственного духа, что протянул свои французские щупальца
через рукав Ла-Манша править островом, который хотел жить,
петь и играть по своим нотам и скрижалям, что и выработали
тогда пуритане.
Любопытно, что нежная плоть в человеке виделась
идеологически подозрительной пуританам. Джон Мильтон, великий поэт
и публицист в годы Английской революции, в юности тяжко
переживал, что соученики прозвали его «леди» за деликатную
комплекцию, и он так оправдывался в «Предварении»
(Profusion), написанном в 1628 году. «От некоторых из вас я получил
недавно прозвище «леди». И почему ж им кажется, что во мне
так мало от мужчины? Не потому ли, что я не мог заглатывать
огромные порции выпивки, подобно круглобрюхим атлетам, или,
без сомнения, потому, что моя рука не затвердела, удерживая
плуг, или потому, что я не растягивался на спине под
полуденным солнцем, как семилетний погонщик волов?» Черты
простолюдина перечислены здесь. И не комплекс ли неполноценности
перед мужланами подвиг Мильтона написать в свои преклонные
годы драму не о ком-нибудь, а о супермужчине Самсоне
(«Самсон-борец»)?
Отщепление от римской католической церкви и тут же
расщепление пуритан на множество сект — важнейшие события в
формировании Английского бытия и мышления. «Католический»
означает — «вселенский», излучает идею универсума, Единого,
как и Материк. Английский же принцип — плюрализм
индивидуальностей и характеров. А католические священники с их
целибатом и тонзурой выглядели евнухоподобными,
отвратительными в глазах мужественных пуритан.
Однако английский принцип плюрализма сказывается во
всех областях, в том числе и в соотношении мужского и
женского начал тут. Андрогинен Альбион! (За белые скалы Дувра
прозвали римляне так остров бритов: от лат. albus — «белый».) Анд-
рогин же — «муже-женщина», как герма-фродит. Под холодным
северным солнцем и в сыром воздухе не возжечься пламенной
страсти (таковых своих персонажей Шекспир ссылает на юг, в
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
157
Италию: Ромео, Отелло...), и любовь тут склоняется быть как
дружба. Культ друга — и у матросов, и в поэзии Роберта Бернса.
А в пьесах Бернарда Шоу сколь мужеподобны и разглагольны
умные женские персонажи: активнее вяловатых мужчин. В то же
время Оскар Уайльд был осужден за гомосексуализм. А
переодеваться в женщин — обычное дело в шекспировском театре.
И не случайно именно королев (не королей) на своем троне
обожают здесь, и они дают имена эпохам: Елизаветинская,
Викторианская. Ну и «железная леди» Маргарет Тэтчер приходит на ум.
Отталкивание от романо-французского католицизма зашло
так далеко, что отразилось на трактовке христианства тут и, в
частности, в сдвиге от Нового Завета, с его
натуралистическими символами Отца, Сына, Матери, — в сторону Завета Ветхого,
с интимным для самосделанного англичанина образом Бога как
Творца-трудяги, кто создает «самосделанный» мир. Эллинско-
евангельский Генезис (= порождение всего в бытии природным
путем, через Эрос и Бога как Любовь) тут отодвинут, а
придвинут к сердцу и уму иудейский Креационизм (сотворенность
всего трудом, «ургией»).
Сюжеты Ветхого Завета тут переживаются интимнее
евангельских. Вспомним эпос Мильтона «Потерянный и
возвращенный рай». Иудейские имена широко распространены в Англии:
Исаак Ньютон, Адам Смит, Ребекка Шарп (в «Ярмарке
тщеславия» Теккерея), Урия Гипп (у Диккенса)... В других странах
Европы такое не наблюдается. В романе Вальтера Скотта «Айвенго»
(а ведь то же имя, что и у «русского Ивана», у этого
средневекового рыцаря: IVANhoe!) благородные англосаксы и Ричард
Львиное Сердце, в том числе, защищают еврея Исаака и его дочь
Ребекку от притязаний французского рыцаря Бриана де Буагиль-
бера. В Англии даже премьер-министром стал еврей Дизраэли
и получил титул «Лорд Биконсфильд».
И хотя в Англии много «Тринити»-колледжей, однако в Троице
важная перетасовка ипостасей по ценности произошла,
сравнительно с трактовкой Троицы на континенте: в католицизме и в
православии. В связи с ослаблением Природы и Матери-и
здесь и усилением Труда и изобретательности Разума на
первый план выдвигается Бог не как Отец, а как Творец, а также
ипостась Святого Духа, который нисходит на верующих (как в
Пятидесятнице) и изливает на них дар пророчествования, так
что напрямую и без посредства пресвитеров каждый
англичанин сам сообщается с Богом — и так многие там основывают
свои толки и секты, самоопорные и «самосделанные» и в вере.
Культа же Богородицы (как в православии) или Мадонны-Девы
158
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
(как в католицизме) тут нет. И Иисус не столько как Сын
ощущается, а сам по себе, оторванно от Отца и Матери. Как брат
Человеку...
САМ против Целого (SELF contra TOTAL) — такая тенденция
может быть прослежена в формировании английской сущности,
«эссенции». На континенте напротив: тенденция к Единству и
монизму и в религии, и в мировоззрении (католицизм,
социализм, патриотизм...) сильна. В Англии же — культ частной жизни
(privacy): «мой дом — моя крепость». Англичанин хочет сам
определяться, самим собой — и в вере, и в идеях, и в стиле жизни
и быта. (Потому тут уважают чудаков, странных людей, со
сдвигом, идиотов, шутов —- у Шекспира. И термин «джокер» —
«шутник», отсюда пошел.) Нет нормы человеческого характера —
напротив, пестрота чтится! Сколько их, разных —в «Кентерберий-
ских рассказах» Чосера, у Шекспира и у Диккенса!..
Если на континенте в чести Великое и Единое (французский
культ Grand, grandeur), и Высокое, то в Англии — Малое и
Низкое выдвигаются как почтенные. На Материке единый и великий
глава христианства — Папа, а в Англии каждый приход
самоуправен общиной «малых сих». Даже в терминологии
богослужебной это очевидно. «Пастырь» даже в Лютеровой реформации
именовался как «магистер» (от лат. magis —«больше»,
«большевик», значит), а в англиканской церкви священник именуется
«министер» (от лат. minus — «меньше»). Еще Томас Гоббс так
различал англиканскую и лютеранскую концепции: «Мы
смотрим на кафедру — не как на магистерство, а как на
министерство». Тут игра слов — между «большим» и «меньшим», как и Иисус
повелел: кто хочет быть большим в царстве Божием, будь
меньшим, слугою...
Также и «общее» тут в чести: «здравый смысл» здесь
—common sense, а парламент, «Верховный (по
русско-континентальной самоприниженности перед властью) совет» — House of
Commons, «домишко общий»...
Идеал англичанина — ДЖЕНТЛЬМЕН. Это в высшей степени
«самосделанный» человек, зависящий только от себя. Человек-
остров. Но нелегко быть таким, много жертв приходится
принести на алтарь независимости. Надо осознать свою меру,
размеры своих талантов и способностей, и лучше недооценить их, чем
переоценить (в отличие от француза, который склонен к
обратному). Потому что в последнем случае вы можете выглядеть
смешным и узреть презрение в глазах истинного джентльмена.
В первом же случае (когда я сдерживаю свой потенциал) я имею
сопрятанное самоуважение и право иронии.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
159
Итак, самоограничение и воздержание. Но это значит, что
вам надо обрезать свои желания, сдерживать страсти, ибо они
могут вынести за пределы вашей меры и ввести в зависимость
от других людей и вынудят заискивать, унижаться. Может
случиться, что, практикуя самоограничение, вы можете потерять
много шансов, лишить себя успеха, счастья. Вам надо было,
может быть, всего лишь присогнуться малость и попросить... Но
это значило б потерять нечто большее, чем удачу, —
самоуважение. И вы предпочитаете быть скорее умеренным в
амбициях, нежели рисковать и, может быть, выиграть. Джентльмен —
смелый человек, он может рисковать жизнью, но не
самоуважением.
Вот как идеал джентльмена описывается в книге Розенштока-
Хюсси «Из Революции»: «Роберт Пиль сказал однажды:
«Требуется три поколения, чтобы создать джентльмена». В нем нет ни
одной черты, связанной с положением, когда человек зависит
от других или правит другими. Джентльмен —воплощение
независимости. Он твердо держит слово — даже если его обещание
приводит его к проигрышу... Джентльмен выдерживает себя в
моральной дисциплине еще и через отречение от высокоумных
претензий интеллекта. Он предпочитает находить свой путь
инстинктом, через внутренние ощущения, но не логической цепью
дедукции.
Кардинальная добродетель англичанина — присутствие духа.
Если немец в своей речи предложит результат прошлой мысли,
а русский изложит план на абстрактное будущее, то англичанин
полагает невежливым вторгаться в настоящее со своими
прошлыми мыслями или будущими намерениями. Его речь
изобилует преуменьшениями и мягкой иронией. Самоконтроль,
самообладание, самоподавление, самостушевывание,
самозавоевание и т.п. — неистощимый список подобных слов указывает на
это одно из величайших достижений англичанина. «Его
отличала обычная английская тенденция скрывать свой талант,
который мог бы подразумевать притязание на превосходство», —
говорил сэр Джильберт Мэррей о своем молодом друге. Француз
принимает во внимание внезапные повороты колеса фортуны,
англичане берут на себя полный риск и умеют достойно
проигрывать. И это не случайно, что «джентльменское соглашение»
стало надежнейшим гарантом в международных отношениях».
Итак, француза заботит мнение о нем в глазах других, в кругу,
в «социальном рондо» своего общества. Это не САМОуважение,
но ДРУГИМИ-уважение. И лучше, если другие будут более
высокого мнения о моих способностях, нежели они на самом деле.
160
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Чтобы понравиться людям, француз может из кожи вон лезть и
развить способности за пределы своей меры, действительно
превзойти себя. Так тщеславие может стать импульсом ко
благу, к совершенствованию.
Немец обладает самоуважением, как и англичанин, но
заходит в этом за свою меру, чувствуя себя бесконечным,
Сверхчеловеком. Это гордость, высокомерие, что чуждо джентльмену,
хотя он и может выглядеть похоже. Он просто замкнут, потому
что «фамильярность порождает презрение» — английская
пословица.
Еврей заботится не о том, как он выглядит и о самоуважении,
но о результате своих усилий. Для этой цели он не остановится
перед самоуничижением, потому что «я» — совсем не имеет
такого значения для него, но реальные ценности: Бытие, Жизнь,
Любовь, Богатство — эти серьезные сути. И царь Давид, и
иудейские пророки были экстатичны, то есть выходили за границы
своих «я» — чтобы встретить Бога, и не останавливались перед
проклятьями своему «я» (как Давид в своих псалмах покаяния).
В самосделанном человеке-острове естественна тяга к
обособленному житию, иметь свой дом — как микрокосмос: там и
свой огонь — камин (долго сопротивляется англичанин
центральному отоплению, что дышит тотальностью, непрошеным
континуумом континента; он же чтит дискретность — в
Пространстве и во Времени). Ему надо иметь свою крышу — как
свое небо, откуда выходить на прямой контакт с Духом Святым,
минуя посредников. Принцип посредства, напротив, приемлем
континенталам: вспомним «средний термин» в силлогистике
Аристотеля или «опосредствованье» в философии Гегеля... Это
все элементы подчинения единичному всеобщему, целому и
оттуда управления моей малостью. Англичанин же предпочитает,
если подчиняться, то — себе самому (но зато и строг он к себе,
не снисходителен), иметь, так сказать, «хоум-руль» во всем,
самоуправление (о чем Ирландия века мечтает и чего
добивается...)
Когда Англия пришла к своей сущности и установилась в
своем особом сложившемся качестве среди стран и культур
мира (а совершилось это в XVII веке, к концу его), настала пора
ей вспомнить о своем втором призвании: что она не только
остров, но и корабль в ОКЕАНЕ. Джентльмен преображается в
Моряка. Отныне это два главных типа англичанина. Если
Джентльмен весь — самосдержанность в своем доме-крепости у ка-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
161
мина, то Моряк весь — спонтанность и открытость навстречу
всем ветрам и впечатлениям, идеям и действиям. (Такое
настроение и состояние человека выражено в «Оде Западному
Ветру» Шелли.) Робинзон Крузо, Гулливер, Родерик Рэндом,
наугад и наудачу плывущий в мир, Джон Сильвер (из «Острова
сокровищ» Стивенсона) и прочие «джентльмены удачи» —
подлинно!..
Вот Робинзон Крузо. Само имя — от милой птички Робин
(малиновки, что излюблена в английских народных песнях и у
поэтов) знаменует его как того истинного Сына Англии, кого она
выпестовала за предыдущие столетия, кого отлила ее субстанция
и кого теперь можно экспортировать в другие страны и земли,
дабы цивилизовать их в английском стиле. Островитянин сам,
он становится основателем цивилизации на новооткрытом
острове, как новый Бог-Творец, обожаемый язычником Пятницей.
За век до того подобный случай описан в Шекспировой «Буре»,
где Просперо сходен с Робинзоном, а Калибан— с Пятницей. Но
есть и знаменательная разница между ними. Просперо —
волшебник, маг и чародей, тогда как Робинзон — прагматик и
техник, чьи орудия совершенно рациональны. И как раз эта
абсолютная рациональность того, что и как он делает, образует
уникальное очарование и поэзию этой книги. Это просто учебник
для каждого: как быть «самосделанным» человеком и построить
самосделанный космос вокруг себя. «Робинзон Крузо» может
рассматриваться как пророчество о становящейся
Американской цивилизации, которая тоже строилась самосделанными
людьми, пуританами, потерпевшими религиозное и бытовое
кораблекрушение у себя на родине в Англии и высадившимися в
Новом Свете создавать самосделанный мир, — с той только
разницей, однако, что они не вовлекли Пятницу с собой в
творческую работу, но убили, чтоб он им не мешал работать самим.
Такие лютые на работу трудяги, что даже раб им — помеха!...
«Путешествия Гулливера» Джонатана Свифта предлагают
другой вариант архетипа Моряка. Имея тот же изобретательный
гений, что и Робинзон, Гулливер — прежде всего наблюдатель
разных возможных образов жизни и систем ценностей — и не
только у людей, но и у животных: ведь одно из путешествий
привело его на остров благородных лошадей, «гуингмов», кому
человекообразные существа «йэху» прислуживают. Широкий
скептический взгляд, который приемлет плюрализм в стилях
жизни и идеях, стал возможен благодаря встречам англичан с
иными мирами в их мореплаваннях и множеству ОПЫТОВ, что
расширило их знание, как и предполагал Бэкон.
162
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Своими опытами Гулливер натренирован в
ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ, в релятивизме. И это было гносеологическим открытием
в Западном Разуме, который доселе упорно стремился к
Абсолюту и к единой Истине и тождеству (хотя еще грек Протагор-
софист утверждал, что «человек — мера всех вещей», располагая
их относительно человека, а не по своей истине объективной).
В стране лилипутов Гулливер сталкивается с человечками —-
карликами по сравнению с ним. Но при путешествии в Броб-
дингнег он оказывается сам карликом в сравнении с
великанами-туземцами. Эти рациональные математические пропорции
соделаны аналогично Ньютоновым, кто одновременно сочинил
свои «Математические начала натуральной философии».
Правда, сатирический ум Свифта не пощадил и ученых умников: в
«Путешествии в Лапуту» он поднимает на смех рассеянных
интеллектуалов, углубленных в разрешение абстрактных
проблем, не имеющих ничего общего с жизнью.
Вообще сатира и, шире, ЮМОР — излюбленное в Англии
настроение и принцип отношения к вещам и явлениям. У Бена
Джонсона развита целая теория Юмора, и в английской
литературе — многообразнейшие вариации и открытия в этом жанре.
И это вполне связано с многосложностью английской
субстанции. В самом деле: среди множественности пластов, залегших в
поддон английского бытия, в толще Времени и среди
ошеломительных, уму не постижимых открытий иных миров и
представлений в Пространстве, человек мог бы сойти с ума, не имей он и
не развей себе в юморе терапевтическое средство справляться
с мощью наседающих из бытия идей («впечатаний», по Локку,
вдавливаний в нас), смягчая претензии различных феноменов
на абсолютную истину и ценность. Хороший урок по
относительности всего преподал еще Гамлет своему ученому другу
Горацио после философского диалога с веселыми могильщиками на
кладбище:
Гамлет. Как ты думаешь: Александр Македонский
представлял в земле такое же зрелище?.. И также вонял? Фу!.. До какого
убожества можно опуститься, Горацио! Что мешает вообразить
судьбу Александрова праха шаг за шагом, вплоть до
последнего, когда он идет на затычку пивной бочки?
Горацио. Это значило бы рассматривать вещи слишком
мелко.
Гамлет. Ничуть не бывало. Напротив, это значило бы
послушно следовать за их развитием, подчиняясь вероятности.
(Прерву: вот Английский Логос — не необходимости, как у
континентальных «тоталов», германцев, прежде всего, и не воз-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
163
можности, как у более лабильного в этом отношении эллина
Аристотеля, но — ВЕРОЯТНОСТИ — likelihood — «подобия»
точнее. А «вероятность» не железна, а свободна и включает
Случайность. Принцип же «подобия», аналогии действует и в
английском праве и судопроизводстве, основывающемся на
«прецеденте», а не на жестком законе. — Г.Г.). Примерно так:
Александр умер, Александра похоронили, Александр стал
прахом, прах —земля, из земли добывают глину (—ургийный
подход: оптика народа трудяг, индустриалов, переработчиков
сырья, что и будет далее в веках делать промышленность
Великобритании. —Г.Г.). Почему глине, в которую он обратился, не
оказаться в обмазке пивной бочки?
Истлевшим Цезарем от стужи
Заделывают дом снаружи.
Пред кем весь мир лежал в пыли,
Торчит затычкою в щели.
(«Гамлет», акт V, сц. 1, пер. Б. Пастернака)
Или такой силлогизм: Цезарь умер, Цезарь похоронен, червь
ест его тело, рыбак ловит рыбу на этого червя, рыбу ест
нищий—таким образом Цезарь путешествует по кишкам нищего.
Гамлет дурачит, но как мудро! Вообще ДУРАК, ШУТ —
важнейший персонаж в английском театре и литературе. И он в
высшей степени философичен. Ведь люди, кто смертные и
частичные существа, в сущности, обманываются и дурачат друг
друга, когда претендуют знать и управлять реальностью. Так что
честнее и лучше нам жить с презумпцией непонимания: что я
дурак и дурачим. В этом философская мудрость Шута в «Короле
Лире»: он собой представляет зеркало самоуверенному
королю, и в нем тот узнает и себя дураком.
Да, именно юмор (а не сатира) характерен для английского
смеха в художественной литературе. Сатира слишком
рационалистична и жестка, абсолютна в отрицании, а ведь ничто в
бытии не заслуживает такого серьезного отношения, и ни один
человек не может быть абсолютно ужасным. Снова напоминаю о
теории юмора Бена Джонсона, в которой он подчеркивает
умиротворяющую функцию юмора в битвах за существование:
юмор учит прощать и быть милостивым. Шеридан, Диккенс,
Оскар Уайльд («Как важно быть серьезным»), Бернар Шоу... —
сколько их, мастеров юмора в Англии!
— А Свифт, Байрон, Теккерей, Олдос Хаксли, Оруэлл?
Это ж — сатирики! — Да, согласен: в Англии есть все. Я снова
Убеждаюсь в этом и готов признать себя дураком в моих
амбициях утверждать здесь что-либо абсолютно.
164
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Любопытно посравнить тип дурака английского с русским
Иваном-дураком. Русский противопоставляется умным и
работящим братьям; он же лежит на печи, не предусматривает и не
планирует в заботе, — и ему, словно в благодарность за
непосягательство, Бытие само отдается и осыпает благами — «по
щучьему веленью, по моему хотенью»: невеста ему красавица, и
царство... С ним чудеса и волшебства творятся. Восточная
мудрость НЕДЕЯНИЯ, Дао — в нем, как и в толстовском Кутузове,
кто не особо вмешивается в ход событий, а дает им идти своим
чередом, подчиняясь естественности.
Этот аспект чужд английству: тут труд и
предусмотрительность — в чести. Ну да: русский-то Иван — на печи, на каменке,
на твердом материке; англичанин же — на палубе
острова-корабля: тут «хочешь жить — умей вертеться!» Однако
самоуверенная рассудочность и здесь подвергается осмеянию.
Теперь подумаем о национальных пороках: они ведь тоже
специфичны в каждом мире. Лицемерие и Ханжество часто
указываются как специфические пороки джентльменов и джен-
тлледи в английском Социуме. Но они объяснимы и
оправдываемы — как раз исходя из английского плюрализма!
Уникальное и восхитительное качество английского развития, в
сравнении с другими странами, — в том, что ничто не разрушалось там
напрочь и не вытеснялось другим элементом, который вставал
на то же место (как это в России, чья история не ведает
эволюции и терпимости, но идет от одного абсолютного разрушения,
как революция 1917 года, к другому, как «перестройка», и т.д.),
но просто отодвигалось чуть и сохранялось рядом со своим
прежним противником. Так монархия существует рядом с
парламентом, палата лордов рядом с палатой общин, старые
законы и прецеденты действуют рядом с новыми и т.п. Также и
обычаи, и ритуалы, и нравы... Англичане аккумулируют и сохраняют
(«консерваторы» — консервируют!) все хорошие и все дурные
явления во взаимном сосуществовании. Они —гении традиции.
И ритуал вежливого поведения и почтительного обхождения
хоть бы и с отъявленным мерзавцем есть уважение к строю
Целого, к истеблишменту, который призван тут решать уравнение
со столь многими неизвестными, согласовывать столь
противоречащие друг другу интересы и страсти в многоразличных
стратах национальной субстанции. «Лицемерие» таким образом
может оказываться родом скромности и воздержанности от
суждения и осуждения ближнего, с презумпцией возможной и
неправоты своей. Быть искренним и откровенно и напрямую
выражать мнения в столь сложном социуме — такое поведение
изобличало бы, скорее, твою амбициозную самоуверенность и
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
165
глупость. Enfant terrible («ужасное дитя», франц.), персонаж,
столь излюбленный во французской литературе («Кандид» и
«Простодушный» Вольтера...) и в русской (Пьер Безухов в
«Войне и мире» Толстого, князь Мышкин в «Идиоте»
Достоевского), приемлем, естествен в этих относительно прозрачных
реальностях и просто устроенных социумах. Но в
многоскладчатой Англии... — просто умнее держать свои мнения при себе и
улыбаться человеку, которого ненавидишь, соблюдать декорум
и не презирать, и не обличать в открытую. Можешь, пожалуйста,
давать выход этим отравляющим тебя эмоциям — ну, в
сплетнях, сбоку, потом, в своем кругу и слое. Да и как знать: может, я
и не прав? Так что заповедь «не суди!», христианская, может и
через порок лицемерия воспитываться и исполняться.
Ханжество — это когда человек притворяется
нравственным, не будучи таковым в действительности, и укоряет других,
сам будучи гораздо хуже. Однако он ставит нравственный закон
выше себя (раз притворяется и сгибается перед ним) — и то уже
неплохо в человеке. И он не бьет, не убивает, рукам волю не
дает, но остается в рамках слова. Да, и лицемер, и ханжа —
сосуды с ядом, но отрава эта все-таки удержана за стенами этих
существ, в их замке и крепости, как в капсуле, наиболее
отравляя их самих, а не пространство социума. И в пороке —
самосделанный здесь человек, самоотравный. Втисненный в себя,
спрессованный.
Душа человека — не нараспашку в Англии. Не нараспашку и
порок, но сокрыт... Ради Бога: травись им сам — все обществу
лучше, коли он локализован в кастрюле твоего существа;
тушись и душись там, пыхти-испаряйся. Все равно ты — самость
при этом и джентльмен можешь быть. Ибо хуже этих пороков —
фамильярность (а простодушие, искренность и откровенность —
роды фамильярности), ибо она порождает презрение
(повторяю).
Снобизм людей из низших классов и чопорность высших —
в этих отрицательных душевных качествах тоже зрю смысл и
плюс. В них средство против нивелирующей энтропии, они
помогают содержать различные страты многоэтажного общества
герметически закрытыми, сохранять свои качества и не
растворяться в смеси и упрощении. Это — как шлюзы. В частности,
благодаря им английский истеблишмент сохраняется в
состоянии «цветущей сложности» и не впадает в состояние
«вторичного смесительного упрощения» (я употребляю термины русского
мыслителя Константина Леонтьева), как это происходит в более
элементарном социуме чистой демократии (каковы США).
Путь наверх в густо структурированном английском истеб-
166
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
лишменте весьма затруднен: как пробиться в герметически
закрытые клубы, общества, круги? Ребекка Шарп, героиня
«Ярмарки тщеславия» Теккерея, уж какие только не употребляет
средства: хитрость, ложь, соблазн, чтобы выбиться наверх! Но
ее комета, прекрасная даже, сгорает в плотных слоях
атмосферы разных страт, сословий, высших ее, куда она силится
проникнуть. И она вызывает симпатию в своих отчаянных усилиях и
борьбе. И ныне в литературе «сердитых молодых людей» после
Второй мировой войны та же проблема стоит, и один роман так
и назван «Путь наверх», точнее, «По ступеням лестницы» — вот
именно: по пластам. А они запаяны, как переборки между
отсеками на корабле. Нелишняя предосторожность на
судне-острове: если затопит один отсек, другой еще удержит корабль на
плаву. Корпоративность социума может обеспечить его
регенерацию в случае чего, восстановление.
ДЕТЕКТИВНЫЙ жанр, сей мощный вклад-открытие
английской литературы в мировую (Конан Дойль, Честертон, Агата
Кристи) — есть натуральный продукт этой густо сослоенной (как
пирог) английской субстанции и втисненного в себя и
замкнутого человека-крепости здесь. В них надо пробиться, вбуриться,
как рудокопу—в глубокий поддон и каждой жизни, семьи, и
каждого события и человека, в их «андерграунд». И Шерлок Холмс,
как своего рода геолог и шахтер (классическая профессия
среди английских рабочих), поднимает слой за слоем, чтобы
отыскать жилу, напасть на нить преступления, что сокрыта в
мистериальной запутанности событий.
Детективный жанр —хитроумное искусство, ювелирная
микрохирургия. Она не разрушает организм социума, но, напротив:
даже примиряет с ним и преступлениями, обычными в нем, раз
они дают материал для такого изысканного интеллектуального
наслаждения —читателю и публике: созерцать
исследовательскую работу расследования (как ученые-экспериментаторы
мастерски изобретательны в Англии) и тренировать свое
знание законов и как их обходить, как быть преступником и
лояльным гражданином в то же время.
В более грубой Америке изобрели потом «детектор лжи» —
прибор, улавливающий: правду ль говорит человек или ложь?
Какой примитив миропонимания — и человека, и Логоса! Бытие
так сложно и перепутано, что при самых добрых намерениях
узнать истину и говорить правду мы ошибаемся и лжем —
объективно. «Мысль изреченная есть ложь!» — мудро это понимал
русский поэт Тютчев. А уж в Англии, при такой сложности ее
состава и устройства, ложь — как клей сложности, помогающий ей
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
167
не развалиться. Все лгут и знают это — и серьезно, и весело, и
остроумно-играючи — и снисходительны к сему. Как
самозаговорщики и авгуры в этом — англичане.
Между прочим, «Гамлет» — тоже детектив отчасти: принц
датский устраивает хитроумную ловушку своему дяде-королю,
ставя спектакль «Убийство Гонзаго», следит за реакцией короля и
королевы, и они в его сети попадаются, а он удостоверяется в их
преступлении.
Однако детектив, имеющий обычно дело со смертью,
убийством, не дает катарсиса, того очищения души через страх и
сострадание, которое давала и греческая трагедия, и Шекспиро-
ва... В детективном жанре — не удела эмоции, лишь
любопытство и интеллектуальный интерес к логичности расследования.
И не предполагается сострадания к персонажам.
Эмоциональность, в общем, — нечто постыдное для джентльмена, особенно
открытое выражение чувства. Детективный жанр — как
джентльмен среди жанров литературы: он должен быть подтянут,
сухожилен, не иметь ничего лишнего (там пейзажи, лирика и
прочие «сопли» — никакой воды! — и так ее вдоволь в волглом
космосе Британии), почти математически рационален, сдержан.
Да, сыр Космос Англии, тут фог и смог, чахотка и силикоз у
шахтеров, что описано и у Энгельса в «Положении рабочего
класса в Англии», и у Дж. Лоуренса в его романах и рассказах в
нашем веке. Глубины Земли мстят этими болезнями
английскому человеку за вторжение в ее недра, нарушающее ее жизнь в
себе и покой. Англичанам, которые потратили столько усилий,
чтобы оторваться от Матери Земли континента, обособиться в
замок острова от материка, теперь не осталось иного шанса
приумножить себе материю, стихию земли, как выкапывать ее,
поднимать, зарываться вниз в вертикальном направлении.
Шахты — благословение и проклятие Англии. Они добыли уголь
отапливать уютные домики-крепости, питают семейно-рожде-
ственское тепло каминов. Уголь поставил энергию — стихию
огня, волю преобразовывать сырую материю в индустрии и
промышленной революции. Но шахты очернили воз-дух,
превратили его в фог и смог, обуглили-оземлили легкие (а они —
представители стихии воз-Духа в человеческом теле), отравили
жидкости (= воду-стихию) в тканях плоти, окрасив их в черное — в
«мелан-холию», которая в буквальном переводе с греческого
означает «черная желчь». Пресловутый СПЛИН, этот недуг от
застоя соков в теле, принялся преследовать Английскую
Психею: читайте Байрона, Уайльда, да и наш байронический герой
Онегин туда же:
168
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Недуг, которому причину
Давно бы отыскать пора,
Подобный английскому сплину,
Короче: русская хандра
Им овладела понемногу;
Он
...к жизни вовсе охладел.
Как Child-Harold, угрюмый, томный
В гостиных появлялся он;
Ни сплетни света, ни бостон,
Ни милый взгляд, ни вздох нескромный,
Ничто не трогало его.
(Гл. 1, XXXVIII)
В английской гамме выдержана тут онегинская ситуация: и
игра «бостон», и светская «школа злословия», ну и, конечно,
модная тогда модель Чайльд-Гарольда. А причина-то, которую
«давно бы отыскать пора», — анемия недвижности, оцепенение,
холод в крови, меланхола и флегма —- эти жидкости
преобладают в английском антропосе, в отличие от сангвы (что во
французе) и холеры — в итальянце. Цепенит Космос холодного влаго-
воздуха вокруг — и потому «Бэтси, нам грогу стакан!» —
горячительная огне-вода — еще и ром, и джин, и виски — это вливает в
себя человек тут в противодействие сырому окружному
пространству.
Однако чуткость Английства к вертикали земной (геология!)
еще многим явлениям объяснение дает. Пиетет к могилам,
кладбищам, захоронениям милых родных мертвых, кто лежат
тут, внизу, как соседи жизни живых, и соотнесение с ними —
вдохновляет английских поэтов. Знаменита «Элегия,
написанная на сельском кладбище» Томаса Грея. Тут не только глубокие
медитации о жизни и смерти, но впечатляет воскрешающая
дума: подобно тому как церковь трактуется как объединяющая
живых и умерших в одно целое, так тут население Англии, народ
чувствуется двуслойным, по крайней мере:
Ах! может быть, под сей могилою таится
Прах сердца нежного, умевшего любить,
И гробожитель-червь в сухой главе гнездится,
Рожденной быть в венце иль мыслями парить!
Быть может, пылью сей покрыт Гемпден надменный,
Защитник сограждан,тиранства смелый враг;
Иль кровию граждан Кромвель необагренный,
Или Мильтон, немой, без славы скрытый в прах.
(Пер. В.А. Жуковского)
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
169
То есть потенциал жизни и деятельности провидится в
покойных, планы и надежды. Или вспомним Гамлетово
меланхолическое «Бедный Йорик!», когда он над черепом этого королевского
шута, своего друга и воспитателя, размышляет о
переплетенности умерших и живых. Но все ж самое поразительное и
уникальное — мы находим в стихотворении Вордсворта «Нас
семеро». Поэт встречает девочку восьми лет:
«Всех сколько вас? — ей молвил я, —
И братьев и сестер?»
«Всего? — нас семь...
Нас двое жить пошли в село,
И два на корабле,
И на кладбище брат с сестрой
Лежат из семерых,
А за кладбищем я с родной, —
Живем мы подле них».
...«Но вас лишь пять, дитя мое,
Когда под ивой два»
...«О нет, нас семь, нас семь!»
(Пер. И. Козлова)
Память — тоже род геологии. Воспоминания — раскопки в
душе. И в английской все содержащей и все сохраняющей
субстанции память рода и предков придает дополнительное
достоинство живущему. Культ фамильных склепов в аристократии,
замки, населенные призраками живших здесь, — все говорит о
вовлеченности ушедших вниз пластов в существование ныне
живущих на поверхности. Ведь и они тоже в свою очередь (и об
этом помнит англичанин!) станут ушедшими и станут также
питать собою многоуровневую субстанцию Английства.
Густонаселенный это Космос —и внизу, и вверху, над землей, в
воздушном пространстве, где эльфы и сильфиды народных поверий (и
У Шекспира в «Сне в летнюю ночь»), и призраки и духи в романах
(«Готический роман» Анны Радклифф, «Собака Баскервилей»
Конан Дойля...), и теософии (спиритизм в конце XIX в., Анна
Безант...).
Это памятование отличает англичан от американцев, которые
в своих постоянных миграциях по обширной территории США,
меняя места работы и обитания с легкостью, оставляют могилы
предков и родных позади себя, как экскременты, в забвении.
Лишь на первых порах становления американской цивилизации,
когда она еще не порвала пуповинной связи с метрополией
Англии (у Анны Брэдстрит в XVII в., да даже и у Эдгара По, с его па-
170
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
мятью о той «единственной и лучистой деве, кого ангелы
назвали Ленорой...»), аналогичные мотивы и настроения мы
встречаем в литературе.
Итак, Космос Англии уже стал прорисовываться, как его
можно описать на языке четырех элементов: «земля», «вода»,
«воздух», «огонь». Какова тут стихия «земли», я уж пытался
представить. Теперь — о других. Стихия «воды» тут присутствует
прежде всего в виде моря-океана: вода заполняет огромное,
бесконечное пространство, протяжение бытия, которое
континентальные нации (Россия, Германия...) привыкли
воспринимать в виде стихии «земли»-матери-и, твердой суб=стан-
ции=«под-ставке», опоре, фундаменте.
Обитание же на палубе острова-корабля инициирует совсем
другое чувство существования в душах людей, в английской
Психее. Бесконечность, воспринимаемая в форме стихии воды,
имеет в себе нечто мистическое и магическое. Море-океан
столь зовущи, приглашающи и гостеприимны, как обитель
Свободы. Вода так мягка и податлива на человеческое усилие, так
уступает, будто это совсем и не материя, а нечто легкое,
прозрачное, духовное... Как Любовь и Вечно Женское, как
Благодать и жизнь на воле. И в то же время это — Смерть. В этой
«воде», в ее мягкости — жесткость соли. А «соль» — это «огонь-
земля»: ее убийственная острота присутствует в ранге посла в
каждой капле, столь совершенно шарообразной по форме и
улыбающейся. Эта вода не позволяет глотать себя во утоление
вашей жажды, дабы продлить жизнь, но, напротив, заглатывает
вас, предлагая тонущим морякам бесконечную могилу... Такого
чувства и знания не могут иметь народы-материкаты.
Остров Англии, таким образом, окружен мистерией, что
дышит тут в ветрах, в туманах, в испарениях сырого воз-духа,
который населен духами и призраками, фантазиями и утопиями —
всеми этими продуктами воображения, что образуют и
окружающую среду для английской Психеи и питают творчество в
искусстве и науке. Эти испарения конденсируются в «макбетов-
ских» ведьм, в Ариеля из «Бури», в утопии и видения («Утопия»
Томаса Мора, «Атлантида» Бэкона, «Королева Маб» Шелли, в
научную фантастику Герберта Уэллса). Духовидение заразило и
строгих ученых (толкования Ньютона на книгу пророка Даниила,
например). «Естествознание в мире духов» Энгельса —об этом
поветрии в умах английских ученых в конце XIX века. Это может
показаться странным рядом с тем трезвым прагматическим
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
171
подходом к реальности в труде, индустрии, опытном знании в
технике, что так характерен для английской ментальности тоже.
Странное соседство — да. Тем не менее они находятся в
дополнительности друг ко другу: опытная наука и духовидение.
Английский Логос этим как бы платит дань Мировому Разуму за
свой отказ от теоретического подхода к Бытию, за отвращение
от философии большого стиля, которая цвела на материке
Евразии (Индия, Греция, Германия...). Вместо тотальных теорий и
категорий (как Логос, Абсолют, Субстанция, Экзистенция...),
вместо глобалий у них—-теории ad hoc, сочиняемые
применительно к данному случаю -— подобно тому, как тут раскололи
«диссентеры» и «диссиденты» единую христианскую религию и
церковь на множество сект и толков.
Стихия воз-духа, точнее «влаго-воздуха» (в сочетании с
«водой»-стихией) питает поэтическое чувство в англичанине.
Ветры, облака, лучи, радуга, листья, цветы, птицы, озера,
лужайки населяют это поприще. Смена времен года — постоянная
и даже дидактическая тема в английской поэзии: она учит
надежде, продолжать усилия:
Ты — труба пророчества, о ветер!
Если Зима приходит, может ли Весна быть далеко позади? —
такой мажорной интонацией завершает Шелли свою «Оду к
Западному ветру».
Что же обитель стихии «огня» в Космосе Англии? Конечно,
солнце на небе, но и черное солнце недр — каменный уголь.
А более всего — энергия и воля в людях, полыхающий пламень
борьбы (за существование) и труда, индустрия,
промышленность, что пропустила через горнило (именно — кузницу!) труда
и естественную природу, которая стала тут selfmade nature —
«самосделанной», как и человек. И если английский парк
—естественный, в сравнении с французским, то естественный
разброс тут и непринужденность — в высшей степени продуманы и
есть та Природа, что дозволена человеческой Свободой.
Даже язык английский прошел, можно сказать, огонь, воду и
медные трубы в ходе своей тысячелетней истории,
превратившись из синтетического (что еще полуприроден, пуповинен с
женским началом Матери-и) в аналитический, который более
приспособлен к мышлению индивида в индустриальном
обществе: экономичен по средствам, оперирует со стандартными
Деталями и блоками, более функционален, чем
субстанциален...
172
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Ну а теперь продумаем: как английский ум в науке и
философии скоординирован с национальным Космосом, природой
Англии и с антропосом тут —с типом англичанина и его
национальным характером.
Итак, Космос Англии есть НЕБОГЕАН, а в нем
остров-корабль — selfmade man. «НЕБОГЕАН» — это мой
термин-неологизм. Он довольно емок. Тут и Небо + Океан, воз-дух + вода —
как состав стихий; тут и «Бог» — вспомним религиозные искания
в английском Логосе, в том числе и у Ньютона; и «He-Бог» =
богоборчество: Люцифер Мильтона, Каин Байрона и т.д. Небоге-
ан — тот самый Sensorium Dei = «Чувствилище Бога» (термин
Ньютона о Пространстве), в котором происходят все события в
Шекспировой драме Механики Ньютона. Небогеан —это
силовое поле, электромагнетизм Гильберта — Фарадея —
Максвелла, эфир, к которому так долго была привязана английская
физика, что с трудом принимала Эйнштейна.
А в Небогеане —остров-корабль-самосделанный человек.
На материке мать-земля огромная держит человека в бытии,
и ему тут — не усиливаться, а понимать формы, фигуры
наличных тел. Когда же человек в Небогеане — собой всю твердь и
образует, он усиливаться должен и себя, и все создать
искусственно уметь: не в веществе, но в воле и энергии может он
уравняться с бытием. Отсюда сила важнее формы и массы, и
движения. Страсть и энергия выражений, динамика отличают
героев и действие драм Шекспира от, в сравнении с ним, мало-
движных и резонирующих драм французского классицизма иль
драм для чтения Гёте и Шиллера. Если языком Бхагавадгиты
выразиться, то тут в Космосе «тамаса», гуна «раджас» важнее «сат-
твы»: чтоб преодолеть инерцию —эту врожденную силу материи
(так ее определяет Ньютон).
Человеку в Космосе невидали регулировка в жизни возможна
не световая: идеями = видами эллинского Логоса, но на ощупь:
опытно-инструментальная. Потому вместо эллинского термина
«идея» тут Impression Локка — Юма: «впечатыванье» силовое.
Потому Англия — страна опыта и техники: тут опыт
провозглашен Бэконом как принцип добычи знания, а техницизм и
изобретательность англичанина и в русской песне прославлены:
Англичанин-мудрец, чтоб работе помочь,
Изобрел за машиной машину...
В самом деле: где в двух шагах ничего не видно — какие тут
идеи-виды как регуляторы возможны? И Бог —тут не Свет
эллинского по духу Евангелия от Иоанна, но Сила, невидимо дви-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
173
жущая и управляющая векторно, в направлении определенном —
наподобие магнита, что англичанин Гильберт в 1600 г.
исследовал досконально, а за ним и электромагнетизм Фарадея —
Максвелла, — или тяготения всемирного Ньютона. И в этом Небо-
геане двигаться кораблю-человеку можно по силовым линиям
поля бытия, компасно-векторно, но регулируясь
самостоятельно, руками и ногами — как шатунами-кривошипами:
«самосделанный» тут человек, а не «рожденный» матушкой-природою:
тут Космос ургии, а не — гонии.
На материке материнском Евразии, где
континент-континуум, — тут Логос дедуктивно-растительный: развить древо
системы чрез непрерывность и ветвение логических выкладок.
Логос в Евразии — Сын: Неба как тверди света и Матери(и)-
земли.
В Англии же мысль то движется шаг за шагом, цепь за цепью,
бульдожьей хваткой — как в «Началах» Ньютона. А Оливер Лодж
предлагал даже устройство электромагнитного поля и
распространение волн в нем представить наподобие системы
зубчатых шестерен. И вдруг — перескок и прыжок в фантастический
домысел. Тут спиритизм, теософия (Анны Безант)... Да и
Ньютон: в «Началах» архиточен и брезглив к домыслам, даже
гипотезы отвергает («нон финго»!), — а каким еще домыслам
предается в своих толкованиях на книгу пророка Даниила и
Апокалипсис!.. И, кстати: как в Механике предмет его —силы, так и здесь:
власти и царства — все из сферы мира как воли...
Если «гений — парадоксов друг», то английский Логос
парадоксален по преимуществу (напомню парадоксы Рассела,
Уайльда и Шоу).
Если на материке — монизм, дуализм, Троичность, то тут —
плюрализм и терпимость к сосуществованию многого и
разного. Если остров Япония — пролог Евразии, то остров Англия — ее
эпилог. Все, что на материке возникало, развивалось,
превращалось,—тут сохраняется, рядом. Повторяю образ: Британия-
консервы Евразии. Ибо то Небогеан все нажитое в себе хранит-
содержит, и одно вполне может не противоречить другому.
И это —тоже важнейший в логике момент: в Англии не боятся
противоречия, и потому английские мыслители выглядят с
континента как непоследовательные, ребячливые, не умеющие до
конца свои же предпосылки довести, а оставляющие свои же
принципы на полдороге, недодуманными. Тут открывают, а на
континенте развивают в стройную теорию. Юм — и Кант,
Резерфорд— и Бор. Ньютон открыл математический анализ и преде-
174
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
лы, — но изящный аппарат предложил Лейбниц, а теорию
пределов—Коши...
И, напротив, материковая логистика и схоластика и
эллинская математика неперевариваемы в Англии. Рассказывают, что
Ньютон, взяв «Начала» Евклида, «прочитав оглавление этой
книги и пробежав до конца... не удостоил ее даже
внимательного прочтения: истины, в ней изложенные, показались ему до
того простыми и очевидными, что доказательства их как будто
сами собою делались ясными». Понятно, что тут Ньютону
показалось непонятным: зачем столько усилий ума тратится греком
на доказательство само собой понятных вещей? Но для эллина,
воспитанного на Логосе, надо сначала ему, посреднику, угодить
и лишь через него можно общаться с Космосом и Истиной.
А Логос — светов, идеен: не осязаем, а оче-виден. Грек
угождает Пространству между небом и землей, где разлит свет, и все
«в его свете» предстать должно.
Англичанин же живет средь невидали: небо начинается
рядом. Тут волглость на месте Логоса. Истина не далеко, а вот
она, тут, сумей схватить и впечатать в ум и сердце. Англичанин
мыслит рукой и духовным осязанием впечатления — как слепой,
ибо глаза ему здесь не нужны, обманчивы.
Страстный король Лир (этот аналог умно-логосного,
разгадавшего загадку Сфинкса Царя Эдипа в Британии) ослепляется
не логикой («саттвой»), а страстью («раджасом»), гневом,
гордыней, сверхсилием своим.
«Математические начала натуральной философии» — это
космология по-английски, так же, как «Начала» Евклида —
эллинская. Суть последней — геометрия: землемерие. Суть
первой—механика.
Mechanao по-гречески — изготовлять, замышлять,
изобретать, строить. Главное, что механика —это искусственное
орудие освоения бытия. И вот Ньютон вводит ее в высокие права
геометрии. Он не согласен считать ее низшей, неточной,
прикладной, ремеслом: «Так как ремесленники довольствуются в
работе лишь малой степенью точности, то образовалось
мнение, что механика тем отличается от геометрии, что все вполне
точное принадлежит к геометрии, менее точное относится к
механике».
Здесь ведется подкоп — чтобы свергнуть с трона геометрию,
эту царицу естественных наук в эллйнстве, и водрузить на ее
место механику. Геометрия — это глаз и свет, озирающий
землю: взгляд с неба Урана на землю-Гею. Прообраз прямой
тут — луч, а круга и шара — солнце и небосвод. Геометрия — это
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
175
логос по лучу. И как незначащее полагается низовое ручное
дело проведения линий.
Меж тем в Космосе Англии не верный глаз, но верная рука —
основа и опора мысли и суждения. Свет здесь влажен и ложен, и
начать можно и нужно не сверху (озирание, гео-метрия), но
снизу, от человека-тела, от шага-фута его и дюйма пальца
(потому, кстати, так трудно расставались англосаксы со своей
измерительной системой по конечностям тела как по
естественным своим рычагам-шарнирам и переходили на материковую
десятичную) — и далее воздвигаться в стороны и в небо. Так что
если геометрия — наука сверху вниз, то механика — с земли на
небо. Так что самосознание островитянина Земли дает в своей
Механике Ньютон.
Возьмем далее трактовку движения. Сравним корабль
Галилея, корабль Декарта и ведро Ньютона. Как всем помнится,
Галилей брал систему: корабль, отдаленный берег и падение тел
на палубе иль в трюме; если корабль движется прямолинейно и
равномерно, то ничто нам в опыте не покажет: движется он или
стоит, а движется берег? По Декарту, движение есть перемена
соседства: соседствует борт корабля с этими вот каплями иль
сменил на другие? То есть если Галилей в Итальянском
дискретном Космосе атома и пустоты (вспомним Лукреция) не
обращает внимания на среду, посредство, но исключает ее (как и в
опытах со свободным падением тел в пустоте исключил трение)
и рассматривает дистанционно корабль и берег, минуя море, —
то Декарт, в континуально-волновом Французском Космосе
непрерывности и близкодействия, исследует движение — как
сенсуальное касание поверхностей. Так что в рассмотрении
движения нереальна для него система: корабль и берег, ибо от борта
до берега — мириады движущихся частиц надо принять в
расчет. Идея молекулярной механики Лапласа — из той же
французской оперы сплошности и близкодействия.
Ньютон же вообще отводит взгляд от всякой внешности: будь
то Галилеевых относительно друг друга передвижений на
расстоянии (которое — реальность и видно, и необманно в
средиземноморском лазурном Космосе) иль галльских чувственных
касаний-трений тела об тело — и ставит вопрос о внутреннем
Усилии: если мышца иль динамометр испытывают усилие, то
именно я, данное тело, пребываю в абсолютном движении;
когда в раскрученном ведре частицы воды в центробежном
стремлении наползают на борта (в противоречии с
относительным движением ведра и всей массы воды в нем), по силам и их
176
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
векторам можно заключить о том, что движется в абсолютном
смысле, а что — нет.
Если Декарт сводит массу и объем к поверхностям, на ее
язык их переводит, то аскетический Ньютон редуцирует
материк массы до математической точки (= самосделанного
острова), при которой зато прозрачнее проступают силы, их векторы,
сложения и разложения, параллелограммы и
равнодействующие...
Основное понятие Механики Ньютона — сила. А у Декарта —
отказ от применения силы в физике: во французском
континууме полноты всякое малое действие отзываемо повсюду, и не
шевельнуться ни человеку, ни вещи, чтоб через облегающую
среду социального рондо не произвести переворота во
вселенной (ср. и фатальный детерминизм Гольбаха и мировой
Интеграл Лапласа). Если мы припомним также, что для английских
социальных теорий характерно постулирование войны и борьбы в
естественном состоянии (Гоббс —«Левиафан»: «человек
человеку—волк» (= почти «долг»); иль Адам Смит —теория
свободной конкуренции-соперничества; иль Дарвин и Спенсер: борьба
за существование), а для французских социальных теорий
характерно постулирование, что человек рождается добрым и
свободным (Руссо — Дидро) от благой Матери-природы, —то
тут тоже нельзя не подметить некоего национального
априоризма в миропониманиях. И в том, что аскетический Ньютон так
императивно вводит понятие силы в физику, а откожный француз-
эпикуреец Декарт расслабляет ее, растворяет, сращивая и
сводя к разного рода движениям, — есть некое пристрастие и
склонность Психеи местного Космоса. Французу желанно
представлять-чувствовать себя в покое и гарантии на материнском
лоне-ложе природы «сладкой Франции», где можно довериться,
расслабиться в неге, забыться от кесарева мира
социально-наполеоновских насилий, где ты должен быть постоянно начеку.
А островно-туманного, вялокровного англосакса именно
необходимо тонизирует в бытии и в его работе по самосделыванию
себя (self-made-man) проекция на природу динамической
ситуации войны всех против всех, борьбы-спорта (тоже, кстати,
английское изобретение) и усилия.
Противостоя кинематической физике романского гения
(Галилей, Декарт), ньютонова волево-динамическая физика силы
противостоит, с другой стороны, эллинской физике
геометрической формы и фигуры. «Вся трудность физики, —
провозглашает Ньютон в начале «Начал», — состоит в том, чтобы по явле-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
177
ниям движения распознать силы природы, а затем по этим
силам объяснить остальные явления» (6, стр. 3).
Это совсем другая пара понятий, нежели эллино-германские:
сущность и явление, идея и видимость, субстанция=подстанция
и форма... У них —фигуры и формы статические: вглядывайся в
них, остановленные, и себя остановя, в созерцании, — они и
растают, «файномена», и проникнешь в статические идеи, склад
Космоса. Эллины по фигурам представляют бытийственные
сущности: Шар-«Сфайрос», квадрат-Тетрада, треугольник, крест...
Платон в «Тимее» четыре стихии к фигурам приурочил: земля —
куб, огонь —тетраэдр, воздух — икосаэдр, вода — октаэдр. Но
зримость мало говорит уму и сердцу англосакса, напротив,
уводит от интимного прикосновения к ему присущей ипостаси
Истины: в силах и движениях. И Ньютон, истинно английский
теолог и евангелист, создает способ постигать Бога в силах (а не в
формах и видах) — чрез исследование движений. Кстати, не
случайно к математическому анализу на материке подходили от
фигуры (проблема нахождения касательной в точке кривой), а в
Англии —от нахождения мгновенной скорости и силы...
Показательно последующее восприятие ньютоновых «Начал»
на континенте. Операциональную —ургийную истинность
ньютоновой системы мира тут попытались трактовать как
субстанциальную — гонийную истинность. Сам Ньютон в письме к нему
Бентлея учуял эту возможную приписку ему субстанциональности
тяготения и так ответил ему в письме от 25 февраля 1692 года:
«Я хотел бы, чтобы Вы мне не приписывали врожденную
гравитацию (innate gravity)... Тяготение должно быть причиняемо
агентом, действующим постоянно согласно определенным
законам, но судить, является ли этот агент материальным или
имматериальным, я оставил разумению моих читателей».
То есть законы Ньютона положены им так, что они
инвариантны относительно материалистических и идеалистических
преобразований—то, что невозможно для континентальцев-мате-
рикатов, для которых или — или: служба сыновняя или Мате-
ри(и)-земле или «Отцу»-Небу, Духу.
Ньютон так же решительно отвергает врожденность
гравитации в материи, как Локк — врожденность в нас идей, духовный
априоризм. А именно априоризм принципиален для континен-
талов: верующее наделение Материи иль Духа силами и
качествами. Тут никуда не деться от дихотомии. А островитянин в Не-
богеане —андрогинен, мыслит Целым, есть к нему в той же
пропорции фаворит и приближенный, в какой тело острова его
менее Материка Евразии. И в тенденции ньютоновой и преде-
178
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ле — вообще массу свести к математической точке, а континуум
декартова протяжения — выпотрошить и создать вакуум, где бы
силами играть беспомешно с математическими точками — как с
шарами в крокет (тоже, кстати, издевательские над эллинским
божественным Сферосом в Англии придумали игрища: шар
мяча — в параллелограмм ворот загоняют и биют орудиями
разными, пинают: крокет, гольф, футбол, волейбол, баскетбол,
регби...).
И — несколько слов о языке Ньютона. Академик Крылов,
переводчик «Начал», так пишет: «Вообще латынь Ньютона
отличается силою выражений: так, тут (в формулировке закона
инерции. — Г.Г.) сказано «perseverare» — «упорно пребывать», а
не «manere» — «пребывать или оставаться»; когда говорится,
что какое-либо тело действием силы отклоняется от
прямолинейного пути, то употребляется не просто слово «deviatur» —
«отклоняется», a «retrahitur» — «оттягивается»; про силу не
говорится просто, что она прикладывается, «applicatur», к телу, а
«imprimitur», т.е. «вдавливается» или «втискивается» в тело и т.п.
Imprimitur — совсем аналогично основному философскому
понятию у Локка и Юма: impression — от «пресс», «вдавливать»,
«впечатывать» — отсюда «пэттерн», что есть «идея»
по-английски: не от вида она, а от нажима руки.
«В переводе, — заключает А.Н. Крылов, — принята менее
выразительная, но общеупотребительная теперь терминология».
А —- жаль: ибо перевод с языка на язык — это с Космоса на
Космос. И не только на другой, словесный — русский язык, что
уже есть целое иное миросозерцание, — но и на иное
отношение ума к миру, что отличает современного частного
специалиста, ученого физика, от тотального мыслителя, теолога
Творения, состязающегося умом с Целым бытия, с Богом самим.
В языке Ньютона — тот же раджас кипит, воля и страсть, — что и
у Шекспира.
АМЕРИКА
Общая концепция Космо-Психо-Логоса США такова. Это мир
ургии без гонии, т.е. искусственно сотворенный
переселенцами, а не естественно выросший из Матери(и) Природины, как
все культуры народов Евразии, где ургия (труд, история)
продолжает гонию в своих формах и где культура натуральна, а
население = народ. Здесь же население не на-род (нарожден-
ность), а съезд, собирательность иммигрантов ex pluribus
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
179
unum (девиз США: «Из многих—-одно»), но вначале именно не
единое, а самостоятельность индивидов (ср. соборность
России, где формула «Один за всех, и все за одного», с
собирательностью Соединенных Штатов и особей, где формула «Каждый и
все» — Each and All — стихотворение Эмерсона). И поэма
Уитмена «Листья травы» — это обозрение-соединение штатов=состо-
яний человека, это собирательность USA в Myself (Я), — но нет
тут «мы» и «наше». Отсюда вечные жалобы американцев на
недостаток чувства общности, единства в стране.
Переселение через Атлантику — это для человека как
пересечение Леты в ладье Харона: смерть и новое рождение.
Иммигранты — «дважды рожденные», как брахманы в Индии.
Пересечение Атлантики — акт перекрещения (анабаптизм!), инициации
в Америку и забвения прежней жизни. Потому такую роль в
американской символике играют Левиафан, Иона во чреве кита, кит
Моби Дик, «Корабль дураков» — фильм Стэнли Крамера, где
тоже «всякой твари по паре», да и плот Гека Финна — ковчег...
Америка растет как бы сверху и сбоку, а не из земли, без пу-
повинной связи с нею, которую здесь имели индейцы, кого
пришельцы истребили, а не смешались, в отличие от Космоса
Латинской Америки, более в этом смысле натурального. Если бы
они хотя б подчинили туземцев и превратили в рабов, а потом
потихоньку смешались в ходе истории, — как это было в
Евразии: многие ведь там, почти все народы, сложились из
смешения завоевателей с аборигенами (итальянцы, болгары,
англичане— и не счесть всех...), то совершился бы привой-подвой к Ма-
тери(и) Природине и к народу-природе местной — и культура
последующая проросла бы натуральною. Но демократические
переселенцы из низов Старого Света хотели работать сами и
вырубили индейцев, как деревья. Даже национально-расовый
сюжет и конфликт тут не натуральные, а ввезенные: негры ведь
тоже переселенцы, а не туземцы...
Истребление индейцев —первородный грех
«отцов-пилигримов» и залегает в основании Американской цивилизации. Ныне,
когда совесть проснулась и американское общество становится
более гуманным, долг к краснокожим платится, за почти
отсутствием уже таковых... — чернокожим.
США—это Ноев ковчег микронародов, первая составная
внеземная цивилизация — из высадившихся на чужую планету
сильных — хищных и исходно свободных индивидов, порвавших
со своими Матерями-Природинами (в Старом Свете) и
начавших тотально новую жизнь. В Европе — Эдипов комплекс
типичен: Сын убивает Отца и женится на Матери. Отсюда динамизм
180
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
молодости в почете, культ НОВОГО, «новостей», роман-novel,
ПРО-гресс в истории. Для Азии и России типично обратное:
Отец убивает Сына — старое сильнее, традиция, былина. Это я
называю РУСТАМОВ КОМПЛЕКС по имени героя поэмы
Фирдоуси «Шах-Наме» Рустама, кто в поединке убивает своего
сына — Сохраба. То же Илья Муромец — Сокольника. Иван
Грозный и Петр Великий убивают своих сыновей, Тарас Бульба... Тут
еще и снохачество: в «Деле Артамоновых» Горького, да и сам
любил жену сына. А советская история — это интерференция
Эдипова и Рустамова комплексов. Революция 17 года — после
контакта с Европой в Первой мировой войне — по Эдипову
комплексу: молодчики-революционеры убили царя-батюшку и
женились на матери-родине. Но далее они же, став отцами —
когда сыновья их подросли и могли бы их вытеснить, —довели
страну до войны ОТЕЧЕСТВЕННОЙ, где руками немцев сыны
были истреблены, а отцы-кощеи остались, — и после войны
безмужние невесты поступили в их распоряжение. Тогда рядом
с кощеевым царством развилось бабье царство: социально
активная женщина везде...
Для бытия США типичен «комплекс Ореста» (так назовем
его): матереубийство — причем ее убивают дважды: покидая
старую матерь-родину и обращаясь с новой землей без
пиетета: не как с матерью, но как со шлюхой. Потому ее разызнасило-
вали вдрызг, загрязнили окружающую среду — и первые
взвыли-открыли проблему экологии, в чем объявилась
мстительность гонии чересчур уж прыткой трудово-индустриальной
ургии.
Если европейский дух мучительно прорывался из Природы к
Свободе, выискивая себе самоопору и собственную
субстанцию — в Труде, Идее, Мышлении, «Я» (Декарт, Кант, Гегель,
Маркс), то в Америке первична субстанция свободы (=
переселенцы, со всем порвавшие), а инстанция Природы вначале в
иммигрантах ничтожно по смыслу мала: она тут чужая = в ней
видится нуль смысла, есть чисто неорганический бездуховный
объект завоевания и труда; не Матерь и не материя даже, но
материал-сырье труду в переработку, — и лишь с течением
времени тут приходят к открытию понятия Природины как Матери(и) и
ценности женского начала. Американцы — герои и мученики
свободы, не умеряемой природой. Теперь алчут сотворить себе
Мать — ургией гонию добыть... Слабость женского и
материнского начал характерна для американской цивилизации:
отсутствуют тут и куртуазность-галантность, и ars amandi, которые
так уж выпестовали и утончили евразийского индивида от Китая
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
181
до Франции; нет и любовно-психологического романа
европейского типа, вместо которого брутальный секс.
Еще Генри Адаме горько сетовал на это, восхищаясь ролью
Матери-Девы и культом Прекрасной дамы в цивилизации
Европы. Его «Воспитание Генри Адамса» — как «Исповедь» Руссо, и
полезно сопоставить бы ментальность француза и американца
по этим книгам. Американский Логос отчетливо проступает в
главе XXV его книги — «Динамо и Дева». Само уравнение этих
двух символов характерно: Деву, как нечто более далекое, он
приводит к более себе понятному —принципу энергии. Посетив
Всемирную выставку в Париже в 1900 году (рубеж столетий!), он
восхищен лошадиными силами Динамомашины — и все же
бросает их в подножие образу Девы, что вдохновлял строителей
Шартрского собора. «Пар со всего света не смог бы, как Дева,
построить Шартр... СИЛА Девы до сих пор чувствуется в Лурде и
кажется столь же мощной (potent), как и Х-лучи; но в Америке ни
Венера, ни Дева не имели когда-либо ЦЕНУ как СИЛА (value as
force), в лучшем случае — как чувство. Ни один американец не
испытывал когда-либо СТРАХА всерьез перед той или другой».
Какая шкала ценностей и категорий для понимания! Сила.
Потенция (Мощность). Х-лучи (электричество, излучение). Страх.
Чтобы оправдать роль образа Девы в истерии европейской
культуры, искусства, ему требуется приравнять ее к тому, что
естественно внятно Американской душе и духу. И вот —
критерии Силы и Энергии (при презрении к «Чувству»), Динамики —
наиболее говорящи не только простому американскому
механику (как, например, другой Генри, Форд, кстати, в это же время
конструировавший свою «безлошадную повозку», что вослед за
Америкой преобразовала быт мира в XX веке), но и такому
просвещенному аристократу духа из потомственных лидеров
Америки (его дед — из первых президентов САСШ) и джентльмену,
как Генри Адаме.
«Эта проблема в динамике серьезно озадачила
американского историка. (Это сам Генри Адаме. Он, пуританин, не
отваживается говорить о себе от первого лица, как Руссо в «Исповеди»,
чтущий расхристанность эмоциональной жизни, но скрывается,
Целомудренный, под «он». Но тут я прозреваю еще и
инструментальный подход американца к самому себе — как к прибору
опытов и познания, в данном случае. Себя ценит американец как
хорошее или не очень орудие того или иного производства. —-
Г.Г.). Некогда Женщина была возвышена (suprême); во Франции
°на до сих пор кажется могущественной — не только как
чувство, но и как сила. Почему она была неведома в Америке? Оче-
182
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
видно, Америка стыдилась ее, и она стьщилась себя, иначе б не
покрывали ее в таком изобилии фиговыми листками. Когда она
была истинной силой, она не ведала о фиговых листках; но
выделанная ежемесячными журналами мод американская
женщина не имела ни одной черты, которую бы узнал Адам... Во все
предыдущие века пол был силой... Восточная богиня была
божеством благодаря своей силе: она была ОДУШЕВЛЕННЫМ
ДИНАМО (animated dynamo)... Адаме снова обратился от Девы к
Динамо, словно он был Брэнли-когерер (опять технический
термин, некий счетчик, дабы быть понятным американцу как
инженеру. Кстати, сталинское определение писателя как «инженера
человеческих душ» — из оперы модной тогда «американской
деловитости» и ее Логоса. — Г.Г.). С одной стороны, в Лувре и Ша-
ртре, как он знал по отчету о работе (record of work — перевожу
намеренно буквально, чтобы не спрятался Логос американца
под русификацией и метафорами, заради «гладкости». И вот он,
наш «рекорд» любимый, стахановский, столь звучно-манящий —
всего лишь сухой «протокол» в Логосе американской
деловитости, ихней «ургии». — Г.Г.), действительно сделанной и что до
сих пор перед его глазами, была величайшая энергия, когда-
либо знаемая человеком, творец четырех пятых (просчитал! —
Г.Г.) его благороднейшего искусства, упражняющая
неизмеримо большую притягательность человеческому уму (exercising...
attraction — косноязычием перевода сохраняю исходные
технические термины, что пропали б в выражении «оказывающая
влияние», что естественно в Русском Космосе «мати-сырой
земли» = водо-земли. — Г.Г.), нежели все паровые машины и
динамо когда-либо могли мечтать, — и все же эта энергия была
неизвестна американскому духу... Символ, или энергия Девы,
действовал как величайшая сила, которую Западный мир когда-
либо чувствовал, и притягивал деятельность (activities —труды)
человека к себе сильнее, чем какая-либо другая власть
(power—тоже сила, мощь), естественная или сверхъестественная,
это когда-либо делала».
Эта сила — не «секс», но сакральный Эрос, космическая
энергия между Отцом-Небом и Матерью-Землей, между Духом
и Материей (тоже от корня «мать»), и ее не ведает
американский мир. Эрос тут перетек в «Ургос» — в Труд, что делается тут
столь же эросно-яростно, как чувственная страсть в Евразии.
Но в общем Америка — не Мать-Родина чадам-сынам своим,
но фактория своим жителям-трудягам. И философскую
категорию «материи» здесь бы присущее назвать «патерией»
(мужской архетип Отца тут важнее) и даже «факторией»: веществен-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
183
ность бытия здесь вся изготовительна, а не вырастающа, — и
так, сверху, как конфекция из кошелки рога —ургии, засыпается
«манной» этой весь мир... Не отцово, а творцово тут житье-
бытье, а страна — и не родина-мать, и не отчизна, но «творчизна».
Американец чужд вертикали растения как принципа бытия (а
вместе с этим и идее корней, и долготерпению: дай срок! — не
дают здесь срока, но все ускоряют) и уподобляет себя
Животному хищному («Белый клык»), и в почете здесь челюсть и оскал
зубов (на рекламных улыбках). Растение — дело долгое, а тут
все некогда: нет времени выращивать своих гениев в науке и
искусстве — давайте-ка переселим их, переманим-пригласим
из Старого Света, и будет у нас все «самое лучшее»: Эйнштейн,
Чаплин, Стравинский, Тосканини и т.п.
Тут все молодо-зелено: не успевает естественным путем
набухания своей субстанции дорастать до зрелости, но
форсируется -— как свиньи на чикагскую бойню, так и урожай удобрениями
химическими. Тут из травы (а не из дерева) — листья: в
американском евангелии «Листья травы» Уитмена не модель
Мирового Древа, характерная для всех культур Евразии (под древом
Бодхи пришло Будде озарение, и Христос распят на кресте —
схеме дерева): некогда тут дереву вырасти — ни одно
уважающее себя дерево и достойное уважения не выросло за 360 лет
со времени первых пуританских переселений (до модели
Мирового Древа не дослужились еще!), но зато характерно
самоуподобление с травой: у Уитмена и у Сэндберга стихотворения от
лица травы, у которой корни не глубоки и расти может не из
Материи-природы, а из платформы плиты: Форд писал в «Моей
жизни и работе», что в Америке взрыхлен лишь верхний
покров...
Стихотворение Карла Сэндберга «Трава» — архетипично для
американской Психеи:
Громоздите тела высоко при Аустерлице и Ватерлоо,
Закапывайте их вниз — и дайте мне работать.
Я — трава, я покрываю все.
Это общее место в американской поэзии — выражать
пренебрежение к военным ценностям и гордостям европейской
истории, к доблестям ее героев и полководцев, как Наполеон и
Веллингтон, — с точки зрения добродетелей труженика. Найдем это
и у Эмерсона, и у Уитмена. Но что самое поразительное в этом
стихотворении, это находка выражения:
I am the grass, Я — трава,
Let me work! Дайте мне работать! —
184
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
не расти, как это естественно! Даже Природа работает здесь, в
Америке! Гония замещена Ургией.
Отрочески опрометчивый дух царит в американской
цивилизации: тут национальные герои —Том Сойер и Гек Финн, и никто
не достиг возраста возмужалости, тем более — статуса мудрого
старца. И добродетели их — потасовочные, как у
отроков-щенков, что все цапаются (супермены вестернов, ковбои). Дивлюсь
я американцам: такие они бодренькие, словно не отягощены
сознанием первородного греха. Чувствуют себя невинными, хоть и
жестоки порой... И хотя и подхватывают в нынешней Америке
новомодные европейские теории (экзистенциализм, «новые
левые» и проч.) и до пес plus ultra доводят рассуждения о «закате
западной цивилизации», — в их устах несерьезно все это (автор
так чувствует), лепет с чужих слов, чужие это все им
маски-проблемы. Свои же и трудные у них вот: экология, робот-компьютер
против человека, первоот-крытие женского начала и dolce far
niente, созерцание вместо ургии (хиппи, дзен, Сэлинджер...),
ибо в Космосе прагмы созерцательное отношение к бытию есть
трудность и ересь. Но все равно Космо-Психо-Логос здесь
подростковый — оттого и впросак так часто попадают в политике и
на посмешище. Наивность и сентиментальность американцев
сказалась хотя бы в недавнем Уотергейтском деле: подумаешь,
не могли примириться с тем, что президент матерился; вся
Америка ахала, слушая магнитофонные записи. В Евразии давно
понято и принято, что и царь на троне —человек,
снисходительнее к такому...
Невоспитанные дети, непринужденные, фамильярные.
Страна «тинейджеров».
В Евразии в людях сильно торможение: рефлексия германца,
сдержанность англичанина, застенчивость русского,
французский страх быть смешным, китайские и японские церемонии,
индийская дхарма (от dhar —держать) и т.п. Гравитация
Матери-земли проявляется в этом, и она подавляет и частично
парализует людей: священна ведь Природа, к которой они подходят
в труде! Американец же этих задержек не имеет и наслаждается
внутренней и внешней свободой — для труда и изобретения.
Выглядеть дураком рядом с ученым — это не смущает Форда, и
в этом отношении он близок европейскому архетипу
«естественного человека», enfant terrible, или к русскому Ивану-дураку.
Преобладающие состояния психики в Америке —
возбуждение, раскованность, быстрота моментальной реакции шофера
(как в дзен-буддизме). Недаром и вид музыки «джаз» тут
привился (от негритянского слова, означающего «будоражить», «то-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
185
ропить»), тогда как в музыке Европы, еще с пифагорейцев,
цель — гармонизировать, укрощать животное начало в
человеке. Здесь же при преизбыточной ургии и гонию надо
стимулировать соответственно.
Между прочим, моя студентка в Весленском университете
в США, Нэнси Мартин, сравнивая в своей курсовой работе
1991 года национальные танцы Америки и Европы с танцами
Западной Африки, которые она изучала в танцевальном классе,
выражала сожаление и зависть. Сожаление — при
воспоминании о чинных танцах, которым ее обучали в детстве, когда,
одетые в форму, отдельно мальчики и девочки, двумя рядами они
двигались по залу. «В Африке же все тело движется всеми
членами, и очевидна тенденция склоняться от пояса вниз, как бы
стремясь ближе к земле. Бальные же танцы разделяют и
сдерживают все. Группы не существует, но все разделены на
индивидуальные пары. Тело (корпус) движется совсем мало, и
подчеркивается жесткая прямая спина и жесткие и угловатые руки».
Таким образом, тело трактуется как механизм с жесткими
прямыми деталями, которые движутся на счет: два, три,
четыре—тоже механическая ритмика, не произвольная. Это —ур-
гийный, автоматоподобный танец. Таковой стиль мог быть
привлекателен на ранних стадиях цивилизации, в Европе. Однако в
Америке, где человек превратился уже в действительного
автомата в своем труде-работе, — ему требуется в танце
расслабиться и вернуться к природе. Вот почему африканский стиль
танца как вольной импровизации был воспринят в Америке XX в.
Однако и ургия-то тут, в Америке, какая-то хулиганская,
веселая, карнавальная: не мрак работы, но вечный праздник деяния,
без чего не мыслит себе здесь человек существования, так что
безработица — казнь американцу (евразиец заполнит время
ленью, умозрением, любовной игрой, пересудами и проч.).
В этой бесшабашной одержимости трудом, изобретением
потребностей, изготовлением все новых вещей, все лучших, —
открылось автору тождество современного американца,
работающего уже в гигантских корпорациях винтиком, — с
индивидуалистом-фригольдером XIX века в стране «открытых
возможностей», чей образ и душа романтически воспеты в капитане
Ахаве и Геке Финне. В этой безудержной скачке — и в том, и в
нынешнем — ощущается гонка за идеалом, за чудом,
преследуется какая-то несбыточная идея, — так что капитан Ахав на
искусственной ноге (= существо полу-гонийное, полу-ургийное),
Убегающий от уюта в даль труда, — это Психей и современной
Америки. В этом была главная трудность для мысли: как сопрячь
186
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
современного рекламно-улыбчатого среднего американца —с
Эмерсоном и Торо, с героем Уитмена и Мелвилла?
Перехлест ургии над гонией — и в том, что тут искусственно
производятся потребности (а они ведь обычно были
прерогативой природы человека): рекламой навязываются изделия; а
жизнь в кредит и пользование вещами в рассрочку есть явное
житие в настоящем из будущего (а не из прошлого, как это
привычно в Евразии, где отчизны, и отчий дом, и
наследственный сундук).
Сравним «наСЛЕДство», «соСТОЯние» — и «кредит».
Последний — от латинского credo = верю (откуда «Кредо» = «Верую»), и
credit означает «он имеет веру (в меня)», доверяет и подает руку
помощи из моего будущего (ибо только в будущем я смогу
вернуть свой долг) в мое настоящее. А первые термины (что в ходу в
Европе были) означают жизнь за счет прошлого, по его следам
(«наследство») и в статике («состояние»). Да, из ипостасей
Времени (прошлое, настоящее, будущее) в Америке,
порвавшей традиции, не важно прошлое, а важно настоящее,
растущее спереди, из будущего, в него растворенное и оттуда
подтягиваемое. Уолт Уитмен: «Я проектирую историю будущего!» —
писал. И — «Я пою современного человека!».
Уитменово чувство Времени вообще характерно для
американской ментальности. Все третье стихотворение из его «Песни
о Себе» посвящено этому аспекту.
Я слышал, о чем говорили говоруны, их толки о начале
и конце.
Я же не говорю ни о начале, ни о конце.
Никогда еще не было таких рождений, как теперь,
Ни такой юности, ни такой старости, как теперь,
Никогда не будет таких совершенств, как теперь,
Ни такого рая, ни такого ада, как теперь.
(Пер. К. Чуковского)
В христианских странах Европы — в Италии, Франции,
особенно в России — распространены апокалиптические
настроения: ожидание конца света. Подобный эсхатологизм
совершенно чужд Америке. «Должен ли я отложить свое признание и
реализацию?» — вопрошает Уитмен свое «Я». Ответ,
естественно, будет негативным.
«Песнь о Себе» — подлинное американское Евангелие — так
сказать, «Евангелие от Уолта». Здесь зафиксирован акт
откровения и озарения самосделанного человека — самочувствие
себя адекватным Космосу. Словно перед нами Адам, только что
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
187
созданный Богом, ощупывает каждый орган тела в его контактах
с универсумом, изучает свой чудесный механизм, целый завод
себя, и восклицает: «О, Бог! Это хорошо!» Руки, ноги, груди,
вены, половые органы —- все совершенные инструменты для
работы жизни. Он их обозревает поодиночке, а затем интегрирует
в дивное единство. И в результате — как Соединенные Штаты
Меня Самого воспеты, в которых всякий может зреть идеальное
демократическое соединение «каждого и всех».
Я славлю себя и воспеваю себя,
И что я принимаю, то примете вы,
Ибо каждый атом, принадлежащий мне, принадлежит и вам.
Это — интонация Субботы. Словно сам Бог, создав свет иль
человека, после тяжелой работы каждого дня Творения
обозревает созданное и одобряет: «И увидел Бог, что это хорошо».
Библейская интонация — в «Песне о Себе», юбиляция.
Индивидуум осознает себя как Космос.
«Я приглашаю мою душу...» Этот акт коммуникации, жест
обращения характерен для американского стиля в поэзии. И
Лонгфелло (буквально «Длинный Парень, Товарищ» — как и
Линкольн, с длинными конечностями, руками и ногами, годными для
труда и ходьбы) начинает свою «Песнь о Гайавате» в интонации
диалога:
Если вы меня спросите...
Я вам отвечу...
Словно читатель, как потребитель на рынке, хочет иметь
«ноу-хау», знать, как вещь (песня) сделана, добротно ли. А поэт-
производитель рекламирует свой товар. Акт сделки торговой —
вот жанр Вступления к «Песне о Гайавате», — и в высшей
степени поэтично он предстает. Ибо, с другой стороны, не грязное
дело — торговля в Америке, но в высшей степени остроумное,
изобретательное и гуманное может быть. Ведь «сервис» — это
служение!
А уж Уолт Уит-мен (= «Белый человек», если буквально) —
откровенный зазывала на себя: приглашает приходить и
опробовать и вкусить, консумировать его:
Мой язык, каждый атом моей крови созданы из этой почвы,
из этого воздуха,
Рожденный здесь от родителей, рожденных здесь
от родителей, тоже рожденных здесь.
(Это существенно акцентировать гордо здесь — в стране
переселенцев. — Г.Г.).
188
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Я теперь, тридцати семи лет, в полном здоровье, начинаю
эту песню,
Надеясь не кончить до смерти.
Себя он чувствует «гаванью» души (I harbour for good or bad),
добра и зла. Вот —ощущение души океаном: Атлантика в
поддоне Психеи каждого Американца. И пишет о «Природе без удержу
(without chec), с первичной энергией». Американской шкалы
ценностей тут критерии упомянуты.
Но Кредо, Символ Веры в Евангелии от Уолта — изложен в
вводной песне One's Self I Sing. Тут я не соглашусь с переводом
К.Чуковского: «Одного я пою». Нет, здесь главное слово Self,
аналогичное немецкому Selbst —«Самость», или Ichheit —«Яй-
ность». A «One's» — имеет смысл неопределенного
местоимения. Так что: «Самость каждого я пою». Вот фундамент Амери-
канства —одиночка, самостоящая в мире, индивидуум.
Естествен отсюда ход — к равенству и демократии. Он и совершается:
Одного я пою, всякую простую (не аристократа избранного. —
Г.Г.), отдельную (а не некое коллективное или соборное
единство, целое: нутам родина, страна, партия. — Г.Г.) личность,
И все же Демократическое слово твержу, слово En Masse,
Физиологию с головы и до пят я пою (= демократию между
членами тела утверждает. — Г.Г.),
Не только лицо человеческое и не только рассудок достойны
(эти аристократы в иерархии тела и души. — Г.Г.) Музы
(абсолютно чуждое американской поэтике слово, фальшивый
европейский звук здесь. — ГГ.), но все Тело еще более достойно ее,
Женское наравне с Мужским я пою
(тут не Feminine, a FeMALE и MALE, т.е. акцент на самке и
самце, на животном в нас. Не «леди» и «джентльмен» имеются в
виду и не абстрактное «Вечно Женственное» германства и
российской «Софийности». —Г.Г,),
Жизнь, безмерную в страсти, в биении, в силе
(все — категории динамики,энергии. — ГГ.),
Радостную, созданную божественным законом для самых
свободных деяний (свобода и ургия! — Г.Г)
Человека Новых Времен я пою.
(Нет, тут попроще: The Modern Man = Современного,
человека настоящего, моего, значит, времени, которое —первоценно в
США, а не некие «новые времена», что может отсылать к
«светлому будущему» — куда подальше от меня и себя и моего
времени.—Г.Г.)
Итак, перед нами — поэтический манифест Демократии.
Соответственна и поэтика, и стиль: перечисление вещей, каталог
явлений свободных, не связных в некое целое — сюжет. Все
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
189
они — тоже как «отдельные личности» и так видятся с точки
зрения тоже «простой отдельной личности». Они разрозненны.
Между ними нет отношений, проблемы, противоречия — все они
глядят в открытую вселенную, как лучи от центрального солнца
его «я», самости. Универсум открытых возможностей, и он
собой представляет не континуум, но дискретность («сепаратные
персональности») самочинных существ и явлений. Это все
важно для философской картины Бытия в здешнем Космо-
Психо-Логосе.
Какие ж направления, куда ориентирован ум Уитмена? В
сторону Неба, ветров, пространства надземного, к соседям по
существованию (трава, товарищи, женщины); а если земля, то не
зарывается в глубины и корни (где Ад христианства или Глубь
германства), или в глубины Психеи, куда смотрит еврейство
(Фрейд) и российство (Достоевский, «Но старые, гнилые
раны...» — Тютчев. И это —- тоже ценность). No problems! = Нет
проблем! —девиз американства. Оптимизм. Нет Зла в Бытии (и
проблемы Теодицеи тоже, что так мучила европейский ум:
оправдание Бога за наличие зла в сотворенном Им бытии), но
только динамика:
Благостна и безмятежна моя душа, благостно и безмятежно
все, что не моя душа...
Я доволен — я смотрю, пляшу, смеюсь, пою... —
подобно Ницшеву Заратустре.
Кстати, тогда напрашивается проделать сравнение между
двумя Евангелиями современного человека: «Песнь о Себе» и
«Так говорил Заратустра». Два Сверхчеловека — по-германски
и по-американски тут выделаны, напророчены. Однако Ницше-
во провозвестие возросло на фундаменте трагедии бытия: как
усилие, даже истерическое, преодолеть ее. Уитмен же — в
подростковой цивилизации, сам даже как дитя в колыбели (любит
этот образ) и не подозревает о трагедии существования,
недостаточно взросл для того, не имеет чем уловить ее, не созрели
органы. Да, и в интеллектуальном развитии, как и в половом
созревании, есть порог. Американство еще, похоже, не достигло
пуберитета тут.
Принцип УРГИИ преобладает в Уитменовых объяснениях:
Ребенок сказал: Что такое трава?..
Может быть, это флаг моих чувств, сотканный из
зеленой материи — цвета надежды.
Или, может быть, это платочек от Бога,
Душистый, нарочно брошенный нам на память, в подарок,
Где-нибудь в уголке есть и метка, чтобы,увидя, мы
могли сказать, чей?
190
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Частная собственность! Не только РАБОТАЕТ трава, но
подчиняется законам и даже, может быть, платит налоги?
Через Уитмена мы прошли путь от категорий Времени — к
категориям Пространства. Из его координат в США почтенна не
вертикаль (со сверхидеями Глубины и Выси), но плоскость
горизонтальная, а в ней — Ширь (не Даль). Даже фонетика
английского языка испытала влияние обширности Нового Света: звук
а: вертикально-глубинный имеет тенденцию в здешнем
произношении уплощиться и расшириться в к: I can't (а: к). Эта
плоскость Америки служит, чтоб кочевать по ней туда-сюда
неуемным людям в автомобилях, не пуская корней и не прирастая
к месту.
Джон Стейнбек в «Путешествии с Чарли в поисках Америки»
обсуждает проблему КОРНЕЙ с семьей иммигрантов из Италии.
Они живут в «доме-мобиле» — на колесах, что есть характерное
явление американского быта. Они приезжают с домом туда, где
есть работа, а когда кончается, — укатывают в другое место, где
тут же подключают свой дом ко всем коммуникациям: вода,
электричество, телефон и т.д. Вот новые кочевники.
Естественно, исчезают соседство и землячество и «любовь к родному
пепелищу, любовь к отеческим гробам» — святые чувства
(Пушкин): могилы-то будут, как экскременты, не знай — где
разбросаны...
— Мы с малолетства уходим корнями в ту или иную почву, в ту
или иную среду, — начал Стейнбек разговор. — Корни — это чуть
ли не самое дорогое для человека. Как они относятся к тому, что
их дети растут без корней? Хорошо это или плохо? Не придется
ли им когда-нибудь пожалеть об этом?
Ответил мне глава семьи — красивый блондин с темными
глазами.
— У многих ли сейчас есть то, о чем вы говорите? Какие могут
быть корни, когда живешь в квартире на двенадцатом этаже?
Какие могут быть корни в районах новых застроек, где сотни и
тысячи почти одинаковых маленьких домиков? Мой отец
приехал из Италии, — говорил он. — Вырос в Тоскане, в том самом
доме, где его предки жили, может, тысячу лет. Вот вам корни —
ни водопровода, ни канализации, а топливо —древесный уголь
или виноградный сушняк. Комнат в доме было всего две — кухня
и спальня, и валялись они там вповалку— дед, отец и все
ребятишки. Негде ни почитать, ни побыть одному (вот—потребность
быть индивидуумом, самостью — основание американства:
«Одного я пою»! — Уитмена вспомним. — Г.Г.), и так всю жизнь...
Дать бы моему старику возможность выбора (второе основание
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
191
американства — свобода возможностей. —Г.Г.), — порубил бы
он свои корни и стал бы жить, как мы живем... Отец так и сделал:
корни обрубил и приехал в Америку...
— А вам не хочется чего-то более постоянного в жизни?
— У кого оно есть, это постоянное? (Константы в бытии
исчезли.—ГГ.). Фабрика закрылась — двинулся дальше. (Фабрика =
пастбище: выела недро земли = слопало стадо траву, — и айда
дальше. А с землей и делом на ней такого не бывает: вечно
подает... Так что индустриально-фабричный век сходен с
кочевьем, а не с земледелием. —ГГ.). Времена стали получше, где-то
можно устроиться — туда и подался. А с корнями сиди сиднем и
лязгай зубами от голода... Про первых пионеров (вот с кем
тождественны авто-мобилисты. — ГГ.) что написано в книжках по
истории? Эти мохом не обрастали. Поднял целину, участок
продал — и в путь-дорогу».
И Стейнбек, размышляя далее на тему «корней», приходит к
предположению о некоей селекции, естественном отборе:
беспокойные обитатели Старого Света —снялись с места и
переселились в Америку, «а те, кто пустил... глубокие корни, как
сидели дома, так и до сих пор сидят... Может быть, мы
преувеличиваем значение корней для нашей психики?»
В Америке вывелась новая порода человекообразных
существ, новый кентавр — ЧЕЛОВЕК-В-МАШИНЕ (man-in-a-car).
Ковбой (человек-на-лошади) — сему предтеча. Но ковбой — в
Техасе, близ Мексики и гонийного принципа Латинской
Америки. Когда же янки Форд изобрел «безлошадную повозку»,
ковбои были разгромлены. И это была новая победа в Гражданской
войне между плебейско-протестантским Севером и
полуроманским, аристократическим Югом. Так что, сидя в своем
автомобиле, американец может чувствовать себя генералом Грантом в
триумфе над генералом Ли.
Образовался уже и симбиоз между американцем и его
автомобилем. Они уже переплелись тканями. Я был поражен, увидев
вывеску Body shop («Магазин тел»): «Неужто тут уже торгуют
телами человеков?» — «Нет, —успокоил меня друг. —Так
называют кузов автомобиля». В то же время американское
человеческое существо не имеет нужды в ногах — они заменены
колесами. Предтечей была поза «ноги на стол», обычная у пионеров,
первопроходцев Америки. Но ведь стол есть место для верхней
части тела, для еды, для чтения, размена идеями, для общения,
Для симпозиума. И вот на все на это американец... положил: это
ему — пьедестал для работы на более высоком уровне
цивилизации. Американец начинает там, где Евразиец заканчивает.
192
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Автомобиль становится истинным домом, где можно жить, —
с телефоном и компьютером внутри. Завод переселенчества,
как начался с переселения в Новый Свет, так и продолжает
работать уже там. Американцы легко снимаются с места, кочуют,
вечные эмигранты-иммигранты и в самой Америке.
Автомобиль становится наставником в морали и логике даже.
Я понял, почему американцы так, в общем, законопослушны:
ведь они проходят тренинг законами уличного движения, и
нарушение грозит смертной казнью (аварией). А передгкаждым
светофором их обучают бинарной, компьютерной логике: «да —
нет», «третьего не дано».
Вечно движимые. Заведенные на вечное движение. Вот где
«перпетуум мобиле»-то! И обратил я внимание на то, как тут
называют кино — movie, буквально «движ/ущееся/». Все прочие
народы пользуются термином «кино», cinema — от греческого
«кинезис», что тоже означает «движение». Но это-то им
непонятно: корень — чужероден. И лишь американцы испытали
потребность натурализовать это делание и обозначить родным и
понятным корнесловом, будучи сами —movies.
Итак, «Человек-в-машине» есть новое существо на нашей
планете, сотворенное американским гением Генри Фордом. Он
создал тело Америки и стиль жизни здесь. Воистину, Форд =
Лорд (Господь Бог) этого мира: так что закономерно и молятся
ему у Хаксли в антиутопии... Во всяком случае, важнее он
Вашингтона даже...
Америка — страна изобретателей в технике: Эдисон, Форд —
вот специфические гении здесь. Они — не в областях искусства
и теории, которые предполагают долгое созерцание и
сосредоточение—без быстрых практических результатов.
Интересно сопоставить главное американское изобретение —
автомобиль — с часами, главным изобретением цивилизации
Европы, особенно Германии. Часы —это самодвижное Время и
memento mori («помни, что умрешь») нам, смертным существам.
Автомобиль — самодвижное Пространство, творение
американского кинетико-динамичного духа. Часы — движение по
кругу, о-предел-енность, динамика на службе у статики.
Автомобиль — коробка скоростей — на службе у безудержности. В то
время как на часах движение прямых и по прямой ограничено
вечной статикой и совершенством Бытия как Сфероса
(привилегированный образ-видение в греческой философии),
автомобиль попирает идею круга-цикла в колеса и порабощает сферос
служить прямым линиям кубического дома поверх колес и пря-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
193
мым линиям дорог, а вращательное движение служит
прямолинейному.
Если Время, шар и статика часов сопряжены с женским
началом — гонии (не ускоряема беременность!), то прямолинейное
движение и ускорение в пространстве адекватны мужскому
началу—ургии.
Человеческий тип здесь энергийно-заряженный:
электричество в душе у него — недаром в США в науке и изобретении
развито (Франклин, Эдисон). А Вильям Джемс сравнивает
устройство психики и религиозное чувство — с электрическим полем
(«Разнообразие религиозного опыта»).
Про человека, кто исключительно популярен (актер, певец,
спортсмен), тут говорят hot = «жаркий», «горячий», указывая на
огонь-стихию как его субстанцию. Задумался я и над обилием
алого цвета — scarlet в американской литературе, который цвет
есть очевидная комбинация огня с воз-духом, как «кровь», сан-
гва — еще добавляет и воду-стихию к этому сочетанию. И
вообще, если цивилизации и миры по темпераментам распределять,
то американская мне видится пока — как сангвиническая:
бодреньки и юны американы, и широко раскрыты их глаза, и нет
тяготы прежних угрызений и гнилых ран традиций... «Алая
буква» — роман Натаниеля Готорна; Скарлетт О'Хара — героиня
эпоса «Унесенные ветром» Маргарет Митчелл, американской
«Войны и мир»; «Алый знак доблести» Стивена Крейна (правда,
для точности — там «Red Badge», «красный цвет», и это русский
переводчик, очевидно, оттого, что «красный» у нас имеет
сильную и специфическую идеологическую семантику, — чуть
сдвинул краску...). Вообще цветовые названия книг —целая палитра
красок — у этого писателя: «Невеста идет к желтому небу»,
«Синий отель», «Черные всадники»...
ЦВЕТ в Америке — идеологичен: белые, чернокожие,
краснокожие, желтые (расы) —и категориален в познании и
самосознании. От него мне и переход к важной в каждом космосе
иерархии четырех стихий наклевывается. Система цветов в
«Песне о самом себе» Уитмена тоже тут в помощь.
ОГОНЬ как жар (энергия, динамика «я», электричество).
ВОЗ-ДУХ (Небо, Бог как Творец, не Отец).
ВОДА (кровь, жизненная сила, Океан вовне и в груди).
ОГОНЬ как свет (теория, созерцания, идея-вид).
ЗЕМЛЯ.
Как видим, все надземно, небоскребно бытие в Космосе США
на плоской плите Земли. Да и небоскребы тут не как
Вавилонский столп вырастают: из похоти черного солнца недр блудницы
194
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
вавилонской, в чем МАТЬМА земли посягает на небо, — но как
бы сверху НАДставляются на плиту земли.
И это не случайно, что ПТИЦА была избрана американской
душой как символ, чтобы представлять себя среди существ.
«К водяной птице» — хрестоматийное стихотворение Вильяма
Брайанта, «Ворон» Эдгара По... И орел взят как символ
«экспресс-почты» (thunder-mail — гром, напоминает о надземном
воздушном пространстве, о молнии, об электричестве) и
пророчит аэропланы и воздушные линии поверх обширной земли
Америки, чтобы не чувствовать ее гравитации, преодолеть
земное притяжение — опять же корней, природы, матери-и...
И птица избирается крупная — не то, что английский милый и
малый Робин (Робин Гуд, Робин-зон...). Robin — малиновка,
уютная птица, напоминающая о home—доме, моей крепости.
Иерархия же чувств, как мне представляется, может
выглядеть здесь следующим образом.
ЗРЕНИЕ (самое важное для человека-в-машине и для птицы-
самолета).
СЛУХ (не для мелодии-музыки, но для ритма труда и ходьбы).
ОСЯЗАНИЕ (руки, чтоб держать инструмент труда, но не чтоб
обнимать и ласкать чувственную кожу, как это во Франции).
ВКУС (чтоб восклицать в рекламах: «Как это вкусно!» «It tastes
delicious!»)
ОБОНЯНИЕ.
Существует предание, что белые переселенцы были
прокляты и наказаны божествами местного Космоса за истребление
индейцев — тем, что у них отныне отнимутся запахи, и пища и
вода им будут безвкусны. И в самом деле, кажется, что Природа
не пахнет тут так разнообразно и тонко, как в странах Евразии,
но более абстрактна она, словно дистиллированная в ургии.
Спросили меня однажды там: как я думаю, отчего
американцы так любят класть лед в напитки? Я полагаю, лед служит, как
радиатор в автомашине: охлаждать мотор, раскаленность
психеи американца на труд. А с другой стороны, пристрастие к
крепкому кофе целит ускоренно заводить двигатель человека,
как подпитка огненной в нем субстанции, как стартер.
У Эмили Дикинсон, поэтессы, аналогичные находим идеи и
образы. «Когда я читаю книгу, и она делает мое тело таким
холодным, что никакой огонь не сможет меня согреть, я знаю —
это поэзия. Если я физически чувствую, будто верх моей головы
снят (как скальп индейцем. — Г.Г. ), я знаю — это поэзия». Шок от
художнического потрясения выражается оппозицией льда и
огня. Или как разряд молнии в громоотвод головы, как колпак на
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
195
электрическом стуле. А вот какою силою она носит свое тело:
«Как могут большинство людей жить без мыслей?.. Как они
находят силу надевать одежду по утрам?..» Мысль — как топливо,
чтоб завести органы — колеса машины.
Эмили Дикинсон — женская ипостась американской Психеи,
подобно тому, как Уитмен — ее мужская ипостась.
Вот мое письмо к миру,
Который никогда не писал ко мне, —
начинает она одно из стихотворений с проблемы
коммуникации, как и Лонгфелло: «Если вы спросите меня...» или как
Уитмен, приглашая на диалог.
Я проживаю в Возможности...
И за вечную крышу —
Мне двускатность неба.
И у нее — чувство страны открытых возможностей, пища духа
в кредит из будущего. Но не земля и корни, а небо — ее
крепость, и рост сверху вниз.
Успех считается сладчайшим
Теми, кто никогда не успевал, —
как она, писавшая стихи в неизвестности и без отклика,
естественно. Но даже в полемике своего стоицизма она имеет в виду
американский принцип «успеха». То же самое — как она
противостоит тирании большинства, демократии, которую так славит
Уитмен:
Во многом безумии — божественней ший смысл
Для проницательного глаза;
Во многом смысле — полнейшее безумие.
Большинство и в этом, как во всем, преобладает.
Согласись — и ты здоров,
Возрази — и ты прямо опасен
И с тобой обращаются цепями.
В американской концепции души, Психеи, принцип ургии,
работы—доминирует. Иметь работу и успех в ней — главный
стимул в существовании. Безработица — катастрофа для
американца. Как писал в своем реферате мой студент Роберт Рич: «Во
время Великой депрессии люди без работы страдали больше
из-за бездеятельности, нежели от бедности, более от стыда и
самонеуважения, причиняемых праздностью, чем от того, что
им труднее стало кормить свои семьи».
В Евразии человек знает, как распорядиться свободным
временем, умеет наслаждаться им. Он заполнит его dolce far niente
196
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
«сладким ничегонеделаньем» (итальянец), любовной игрой, ars
amandi «искусством любви», «наукой страсти нежной»,
пересудами, сплетнями (как «Веселые Виндзорские кумушки» или в
«Школе злословия»...). Но американцу неведома ars amandi,
куртуазная галантность: тратить на это время, которое—деньги?!
Американские рабочие берут более короткий отпуск, чем
рабочие других стран. А ведь свободное время справедливо
трактовалось Марксом как критерий развития личности и
счастливой жизни. Американец же стремится сузить свое свободное
время, работая на 2—3 работах или используя его для
подготовки к завтрашней лучшей работе: релаксация, спорт, сидение у
ТВ с пивом и т.п. И как моя студентка Бернадетта Бак писала:
«Многие американцы исповедуют принцип work hard, play hard
(«работай здорово, играй здорово»), причем занятия, которыми
они занимают время досуга, тоже заставляют их вставать рано и
могут быть столь же изнурительными, как и работа».
Душа американца одержима работой, озабочена проблемой
занятости и беззащитна против стрессов и неврозов на этой
почве. Однако высадившаяся в Новый Свет пуританская душа
прибыла с сильным оружием и лекарством против этих
недугов — религией Бога-Творца. В протестантской этике Богом
благословлен именно homo faber, человек работающий. Я читал
книгу интересных воспоминаний о своей жизни Конрада
Хилтона (чья сеть отелей покрывает мир) «Будь моим гостем». От
своих родителей он унаследовал две главные заповеди: pray
and work — «молись и трудись». И его обыкновение было: в
6 утра входить в церковь, молиться там и затем приступать к
работе, исполнив душу Богом, и развивать бешеную трудовую
энергию, что и принесла ему успех. Не могу удержаться, чтобы
не процитировать те единственные стихи, что он приводит в
книге, не помня, чьи они, но врезались они ему в сознание как
модель американца и девиз на жизнь:
The man who wins is an average man,
Not built on any particular plan;
Not blessed with any particular luck —
Just steady and earnest and full of pluck.
The man who wins is the man who works,
Who neither labor nor trouble shirks;
Who uses his hands, his head, his eyes —
The man who wins is the man who tries.
Буду переводить буквально, заботясь не о гладкости, а чтоб
не потерять оттенков смысла (хотя все равно, конечно, отпадут
многие).
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
197
Человек, который выигрывает, — это рядовой человек:
Не то, чтоб построен по особому плану,
Не благословлен какой-либо особой удачей —
Но как раз упорный и серьезный,и полный мужества.
Человек, который выигрывает, — это человек,который
работает;
Который не увиливает ни от труда, ни от беды;
Кто применяет свои руки, голову и глаза —
Человек,который выигрывает, — это человек,который
пытается.
Вот она — игровая ургия американца! Выигрывает — через
труд, но не «побеждает» (как воин, европейский идеал и
евразийский), а через упорство и изобретательность, терпение и
труд, и не как шулер, а честно — выигрывает. Американец =
игрок: важно этот эстетический момент иметь в виду в
характеристике его труда и бизнеса, и психики его: не уныние
повседневного труда, но — азарт! И потому — не увиливает от неудачи
и проигрыша, но упорно снова — пытается, уповая, что ни одна
ситуация не закрыта, а есть шансы и возможности открытые,
только сумей умом (голова) и изобретательностью (руки), и
воображением (глаза) — найти эти выходы.
И подчеркивается, что это —средний, обычный человек,
каждый, без особой структуры тела и рода, и генеалогии («особый
план»), и без особой удачи. То есть: ни родовитость, ни талант—
против этих аристократизмов от «гонии», евразийских, восстает
средний американец, упорно «ботая» по своей
демократической «фене».
И характерна логика, по которой построено это определение
идеального американца. Она сходна с формулой русской
логики: «НЕ ТО, А... (ЧТО?) » — тем, что строится через отталкивание
от чего-то, реактивно. От некоего готового образа и клише,
традиционного и пришлого — в Россию, как правило, с Запада, а в
Америку — из Старого Света представление. «Нет, я не Байрон,
я другой...» — начинает самоопределение Лермонтов. «Не то,
что мните вы, природа» — так приступает Тютчев к построению
своей мысли. И т.п. Но есть и фундаментальная разница. В
американском определении отрицания удерживаются внутри
четких определений по логике «ДА!», среди утвердительных
положений. С такого и начинается мысль —«ЭТО ЕСТЬ ТО-ТО» —то
есть по классической формуле западноевропейской логики, и
ею дело заканчивается. Внутри же — развертывание смысла
также и при помощи диалектики отрицаний. Русская же мысль с
этого начинает —с негации, потом долго и мучительно ищет: а
что же есть? — с трудом что-то находит, но в общем оставляет
198
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
вопрос нерешенным, многоточие ставится в конце, а не точка...
То есть —нет достижения, но процесс и незавершенность.
Американец же, хотя тоже любит открытые возможности, но —
посреди своего дела, которое надо дожать до успеха и
совершения.
Итак, «Молись и трудись!» — девиз образцового американца
Конрада Хилтона. Задумался я: при таковом пиетизме
американцев отчего не заметно там глубокой теологии, не развит
идеализм в философии, но так приземленна она и прагматична?
Этот кажущийся парадокс может быть объяснен как раз хилто-
новской комбинацией: он носит и пестует, и питает Бога в
душе — и не имеет нужды держать его в объекте труда. Так они и
дополняют друг друга: субъект и объект. Те же великие
европейские идеалистические умы, которые были заняты Богом и
доказательствами Его бытия, — трудились как раз в силу
сомнения в нем. Паскаль, Декарт, Кант, Гегель... Их вера не была
тверда, они были склонны к атеизму — и вот почему они могли
объективировать Бога, Идею, Абсолют и медитировать над
ними, убеждать самих себя, конструируя доказательства...
Для американца все, что сделано, стало продуктом, прошло
через горнило «ургии», — уже тем самым как бы благословлено,
даже мелочишка бытовая. Меня поразили субботние
распродажи не нужных хозяевам вещей. Прямо перед домом своим их
выставляют хорошо одетые интеллигентные хозяева,
профессора, продают —за бесценок, да и просто отдают добродушно
или передают в благотворительные магазины «Доброй воли».
И здесь нельзя усмотреть корысти, ни даже филантропию
только, но уважение к продукту предыдущего Труда как Бога: чтобы
он не пропадал, но служил, жил...
Удивительно, что в России, которая совсем не так богата
товарами, нет такого обычая, и вещи и изделия, что могли бы еще
служить, просто выбрасываются, ломаются. Люди ведут себя,
как аристократы, кому постыдно торговать, продавать. Но в
основе — пренебрежение к Труду. В Америке богатые люди не
усматривают ничего унизительного в такой процедуре. Напротив,
имморально и постыдно было бы — по их этике Труда —
отсылать в Ничто продукт труда своего, или отцов, или братьев по
бытию, который мог бы еще служить ближним.
Работа — центр, солнце американской жизни и устремлений
человеческой души здесь. Она — средство избежать
страданий и Судьбы — этих чудищ и сверхсил, владеющих душами в
Евразии. И, главное, — это средство —во власти человека. Мои
студенты в Весленском университете, читая русскую литерату-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
199
ру, Достоевского в особенности, выражали крайнее удивление
культом страдания у нас, которое чуть ли не обожествляется. И
как же не делают люди ничего практического, чтобы одолеть
его? Они напомнили мне, что в первых строках Конституции
США провозглашается право человека на СЧАСТЬЕ. А
американская Психея имеет априори оптимистическую ориентацию в
мире: все должно быть OK («о-кей!»). И улыбка — conditio sine
qua non, «абсолютно необходимое условие» для американца,
чтобы показаться на людях: он носит ее на лице, как брюки на
ногах. И обычен, и даже обязателен happy end — «счастливый
конец» в их кино и романах вместо трагических развязок в
произведениях русского искусства...
Кстати, решил я уточнить, что кроется под аббревиатурой
OK —и заглянул в словари, нони наш, ни Вебстер —не
расшифровывают, из чего она, но только — что значит: «Все в порядке».
Стал я досадовать, но вспомнил, что есть у меня Оксфордский
словарь — и там нашел: «первично из американского сленга»:
«oll korrect». И вот разность в Логосах даже в этом сказывается,
национальных. Английский, многослойно-иерархический
истеблишмент, из геологии слоев, — ее, толщу субстанции, и в духе
чувствует, как важную. Евразийский принцип «гонии»
интересуется родословной, генеалогией слова. А американцу это все
равно, без интереса и смысла, как Форду при приеме на
конвейер безразлично: аристократ-профессор ты или ворюга из
тюрьмы, но важно, КАК работаешь и что сейчас значишь... Правда,
для честности, уточню: «Вебстер» у меня сокращенный, а
«Оксфорд» — словарь, хотя и в одном томе, но большом...
Так вот, мои студенты обратили внимание на связь между
русской наклонностью испытывать трагедию существования и
отсутствием культа Труда в здешней ментальности и, напротив:
взаимное соответствие американского оптимизма с принципом
«ургии». Бог благословляет труд человека и живет в его трудах и
так помогает избегать страданий существования.
В Евразии могучая религия буддизма усматривает в
основаниях нашего существования — Страдание. Оно — субстанция
Бытия, И сопряжено — с Желанием. Если хочешь освободиться
от страдания, перестань желать чего-либо и воздержись от
действий. Это воззрение — антиподно американскому: как раз
усилиями труда побивается морока страдания, его анемия и
уныние. А Желание—мотор, стимул, импульс Труда, и оно
обожествляется и важная мифологема в американской культуре. Здесь у
Драйзера — «Трилогия Желания», у Шервуда Андерсона — «По
200
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ту сторону Желания», у Теннесси Уильямса «Трамвай
«Желание»—и т.д.
Особо важно, что эта метафизическая проблема —страдание
или счастье? — обрела и законодательное разрешение там: как
пункт Конституции, согласно которому человек предназначен к
счастью. Это дает легальное основание Американской Мечте,
питает в человеке самоуверенность, оптимизм и право на успех.
Успех, Паблисити («публичность»), Просперити
(«процветание») как американские ценности и идеалы могут быть
сопоставлены с евразийскими: Слава, Победа...
Политика, история и воинские добродетели в человеке здесь
презренны, в отличие от Евразии, где они чересчур почтенны.
Мальчишки тут мечтают стать не полководцами, а дельцами, и
не славными, а мощно работающими. Слава и реклама —
большая разница. И то, и другое — виды известности. Но слава
центробежна: летит птицей, есть
империализм-распространение меня после меня; реклама же центростремительна: есть
стяжение потребительных ожиданий к моему текущему делу,
кредит ему, прикорм из будущего, чтобы оно в настоящем'шире
развивалось.
Принцип истории —«новое», мода, новелла = новость;
принцип ургии — «лучшее» (см. об этом у Форда рассуждение). И
если у Гомера боги хохочут над трудягой Гефестом (= хромым,
как капитан Ахав) и одобряют адюльтер Афродиты с Ареем-пол-
ководцем, —то американский эстетический вкус такого не
потерпит: скорее воин тут осмеян будет (у Уитмена неоднократно,
и Эмерсон по Наполеону прохаживается); да и Афродите такую
волю распоясаться не дадут. Архетип Колумба = открывателя-
изобретателя — в каждом американце, а не европейская модель
солдата, носящего в ранце маршальский жезл: умеют тут в
литературе и философии весело поиздеваться над тщеславными
героями европейской истории и их кесаревыми
добродетелями. Сравнение лиц и статей Наполеона и Вашингтона на
портретах являет разительную разность императора, «двуногих
тварей миллионы» кому «орудие одно», и человека
справедливости — первого среди самостоятельных и свободных
тружеников. Не холен, но жилист и груб конечностями и Линкольн.
Вообще в Америке развиты-усилены конечности: и для труда, и для
ходьбы — словом, для зацепок с миром по его преобразованию
в —ургии. И в драках тело как пятинога действует (включая и
голову). Распущены конечности — и ноги на чопорный стол =
площадь политики и общения социального, а Франклин вытянул
конечность руки аж в громоотвод, и Уитмен любуется-перебирает
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
201
свои конечности и прочие органы = работяги в «Песне о себе».
Если в Англии self-made man = самосделанный человек,
сдержанный, приноровивший себя к готовой социально-культурной
среде, то тут self-made world = самосделанный мир человеком
несдержанным, раскованным.
И в Логосе, в мышлении сюжет ургии без гонии вполне
сказывается. Неспособен американец к женски пассивному
созерцанию платоновского типа, проращивать мысль в гегелевой
филиации (= почковании) идеи (которая есть тоже —гонийная
процедура: триада — Троица, Святое семейство, а также модель
зерна-растения = становления у него), — но их философское
открытие—это прагматизм (В. Джемс), операционализм (Бридж-
мен), бихейвиоризм (Скиннер): умение вещь схватить-понять
сразу в ее работе, без того, чтобы в генеалогическое древо ее
происхождения из причин и начал вникать да так до сути и не
добраться (как это делает европейская научная традиция,
замешанная на гонии и природовитости сословно-аристократичес-
кой). Если в Евразии правило «Смотри в корень», то здесь
акцент «По плодам узнаете их» (на этом у В. Джемса упор). Вещь
берется сразу сверху и технически. Понять, как работает вещь
здесь и теперь, — вот что есть ее суть и критерий истины (вся
гносеология операциональна), а не относить ее к предпосылкам
вовне ее самости. И тут демократия, самоначатие от «я», а не от
рода: тут не спрашивают у вещи: «А ваши кто родители?» Вон и у
Линкольна операционально-ургийное определение
правительства: government of the people, by the people and for the people =
«правительство народа, народом, для народа». Через предлоги:
of, by, for указаны основные отношения в процессе
производства и потреблении данной вещи (правительства): субъект труда,
чья собственность (of), орудие труда, исполнитель работы (by) и
кто потребитель (for).
И Франклином человек определен как животное,
изготовляющее орудия труда, т.е. как субъект —ургии, а не как «животное
политическое» (Аристотель).
И в лингвистике — семиотика, изобретение американца
Чарлза Пирса, вклад в мировую культуру. Здесь
функциональный (а не субстанциальный) подход к слову: как к знаку для
работы сейчас и здесь, на месте, независимо от его
происхождения, истории и строения. Сравните с этим индо-германское
языкознание начала и первой половины XIX века, с его идеей
генеалогического древа (Stammbaum) языков, с поиском
праязыка, общего предка в семьях языков. Гонийный подход.
Европейская научная традиция всегда имеет сильное склонение к НА-
202
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ТУРфилософии, т.е. к «гонийной» философии,
субстанциальной, а не ургийно-функциональной.
И кто американские лидеры? Вашингтон = WASHington, т.е.
тот, кто washed = стирал, т.е. прачка. Или Линкольн = LINKoln,
т.е. тот, кто linked = связал Север с Югом. А в России кто? ЛЕНЬ-
ин — так сладко пришелся тут по душе, суля молочные реки в
кисельных берегах, а нам бы на печи, и по щучьему бы веленью
чтоб скатерть-самобранка нас насыщала.
Замечательный закон был некогда принят в Америке:
иммигрант в США, прибывающий сюда с аристократическим
титулом: принц, князь, маркиз, барон и т.п., если претендует на
гражданство, должен отказаться от своего титула. В этом я
усматриваю не только волю американской демократии к поравне-
нию всех, завистливую к природовитой возвышенности, —- но и
ее дар пришельцам: тем самым они освобождаются от оков
своего рода-клана, традиции-репутации, которые не позволили
б им почувствовать себя только «я», личностью, и заняться
делом, профессией, что им по душе, или любой подручной
работой — для заработка...
В стране Свободы естественно органичен стал в поэтике vers
libre, свободный стих, причем у Уитмена есть единоначатие-
аллитерация: passion, pulse, power — и нет завершающих оков
рифмы, т.е. принцип «открытых возможностей» и в стихе, —
тогда как в европейской и русской поэзии рифма нужна как
социальный порядок и строй, космос над хаосом природно-без-
брежной, активно-расползающейся — гонии. Единоначалие
мира с каждым новым человеком подчеркнуто и у Томаса Пейна:
он корректирует Руссо, выступая с теорией
перманентно-возобновляющегося общественного договора с каждым новым
поколением, для которого не должны быть обязательны
установления предков.
Рифма = рефлексия, предел в конце, закрытие
возможностей, круг и возврат внутрь себя, в Innere, оборот к Сократову
познанию самого себя. Нет культуры этого в американце, но он
весь экстравертен, бешено устремлен вовне себя, одержимый
деятельностью, как капитан Ахав. Но индивидуализм тут не
значит эгоизм (себя-любие, замкнутость, центростремительность),
но включает самоотвержение (центробежность от себя к делу).
Вместо рифмы — анафора (одинаковые слова или
выражения, начинающие стих) широко употребима в американской
поэзии и, в частности, у Уитмена. Вот во Второй из «Песен о
себе» шестистишие, в котором четыре срединных стиха начина-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
203
ются с «You shall (not)» = «Ты (не) будешь», что не соблюдено в
переводе К. Чуковского:
Побудь этот день и эту ночь со мною, и у тебя будет
источник всех поэм,
Все блага земли и солнца станут твоими (миллионы солнц
в запасе у нас),
Ты уже не будешь брать все явления мира из вторых
или третьих рук,
Ты перестанешь смотреть глазами давно умерших
или питаться книжными призраками,
И моими глазами ты не станешь смотреть,ты не возьмешь
у меня ничего,
Ты выслушаешь и тех и других и профильтруешь все через себя.
Кстати, все это построение типично для американской
логики. Оно начинается со stop! (стой!): зовет вас, адресуется в
повелительном наклонении, ошарашивает шоком, как в
рекламе, навязывается, хватает вас, как торговец, предлагающий
свой товар. И далее идет беззастенчивое и гиперболическое
его (= себя) рекламирование.
Второй же шаг в рассуждении, после повелительного
обращения, восклицания, — негация, отрицание-отбрасывание всех
остальных, кто не я, не мы, не наш принцип, американский. И в
роли этих жертв отвержения — культурные установки
европейской традиции: книжное знание, авторитеты отцов, и даже мне,
автору, не верь, но все —сам и из своего опыта, самоначинайся!
А третий акт в «силлогизме» Уитмена — обещание, кредит,
будущее в настоящем. Отчего там, в американстве,
философское понятие «Истина» (которая «ЕСТИна» = то, что есть,
сообщает), адекватнее бы заменить на «БУДЬТИНА»!..
Итак, три звена в американском рассуждении, в их Логосе:
восклицание, отрицание, обещание —твердое, опирающееся
на уверенную в себе личность. А в формуле русской логики: «НЕ
ТО, А... (ЧТО)... — отрицание, проба разных утверждений,
вопрошение, повисающее неуверенно в воздухе. Нет разрешения,
робость в утверждении. Но не оттого ли это, что в Евразии
очевиднее бесконечность и сложность проблем? Ну и замах ведь —
на журавля в небе, тогда как американец предпочитает синицу в
руках...
Но доизвлечем смыслы из сопоставления рифмы и анафоры.
Рифма — это конец, совершенство, продукт труда строки.
Анафора — начальный пункт, и это в Америке всякое «я» как автор
производства. Анафора = самоначатие. И между прочим, Генри
Форд, отличая свой принцип и стиль производства
автомобилей от европейского, вот в чем разницу усматривает: там произ-
204
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
водили ограниченное число совершенных изделий, роскошных
и индивидуальных каждый раз, он же сначала отработал
совершенную модель (знаменитую «Т-модель») и все усилия, и
изобретательность сосредоточил на усовершенствовании
процесса серийного производства уже найденной этой модели.
Каждое «я» в Америке — своего рода «анафора» = единонача-
тие какого-либо дела, производства, приема...
Однако современная Америка — это уже трагедия «ургии». Об
этом вся их научная фантастика (Брэдбери, Воннегут...).
Машины вытесняют людей с работ. Человеческие существа
удваивают, умножают свои усилия, чтобы состязаться с машиной, —
отсюда стрессы у тех, кто временно побеждает в скачке, и
неврозы у сошедших с дистанции. Почему бы не работать умеренно
всем — 3—4 часа в день, прочее время живота посвящая
радости жизни, самосовершенствованию? Так нет же: шофер такси,
молодой человек 23 лет, рассказывал мне, как он работает на
3 работах по 78 часов в неделю, лишь воскресенья имея
свободными, снимает комнату за 200 долларов, не имеет даже
подружки, — и все для того, чтобы скопить 125 тысяч, как он
рассчитывает, к 30—31 году, купить дом и тогда жениться. От жизни
он не имеет наслаждений, становится все примитивнее — и чего
ради?...
Изобретения в «ургии» по переделке мира и человека
начинают ставить и новые моральные проблемы. Это проступает,
например, в юридических казусах, связанных с искусственным
продлением жизни. Несколько лет назад широко обсуждался
следующий случай: приемные (= тоже искусственные, не — го-
нийные) родители Карэн Энн Куинлан, 21 года, подали в суд
Нью-Джерси, чтобы отключить дорогостоящий респиратор,
которым искусственно (= ургийно) поддерживалась жизнь
девушки. Похоже, что «американский бог» повелевает тут занять
сторону — ургии, изъять ее существование из уже
неправомочной — гонии семьи и принять на общественный счет штата как
символическое существо(вание) = дело американского
социума в целом. В этом же сюжете между — гонией и — ургией
понятен и недавно принятый в Сан-Франциско закон о праве на
достойную смерть: волей свободного «я» своего отказаться от
медицинской помощи.
Однако все, что я описал, — это, так сказать, «Ветхий Завет»
Америки. Сейчас же налицо признаки «Нового Завета»:
развивается уважение к Природе (правда, тоже эгоистически: понимая
в «экологии» ее как «окружающую среду» нашего, человечьего
существования, а не как священную сущность, исполненную
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
205
смыслов...). И феминистское движение, уважение к
меньшинствам, принцип качества жизни, а не количества богатств. Это
начало переоценки традиционной американской шкалы
ценностей, национальная самокритика... А самосудная исповедь
Капитана Ахава в главе «Симфония» из Мелвиллова «Моби Дика» сто
лет назад пророчествовала об этой переоценке:
«О Старбек! какой ласковый, ласковый ветер, и как ласково
глядит сверху небо! В такой день — вот в такой же ясный день,
как сегодня, — я загарпунил моего первого кита —
восемнадцатилетним мальчишкой-гарпунером!... Сорок лет назад! Сорок
лет беспрерывных плаваний! Сорок лет лишений, опасностей,
штормов!... Из этих сорока лет я едва ли три провел на берегу.
Когда я думаю об этой жизни, которую я вел, о пустынном
одиночестве, о каменном за-стенке капитанской обособленности,
так скупо допускающем извне сочувствие зеленого мира, — о
гнетущая тоска! о Гвинейское рабство капитанского
самовластия! — когда я думаю обо всем этом, о чем я до сих пор только
наполовину догадывался, ясно не сознавая того, что было, — как
я сорок лет питался сухой солониной — этим символом скудной
пищи моего духа, — когда даже беднейший обитатель суши
имеет каждый день свежие плоды к своему столу и преломляет
свежий хлеб этого мира, покуда я ем заплесневелые корки,
вдали за многие тысячи океанских миль от моей молодой
девочки-жены, с которой я обвенчался, достигнув пятидесяти лет, а
на следующий день после свадьбы отплыл к мысу Горн, оставив
лишь одну глубокую вмятину в моей брачной подушке; жена?
жена: вернее вдова при живом муже! Да, да, Старбек, я сделал
вдовой эту бедную девушку, когда женился на ней. И потом, все
то безумство, все неистовство, кипящая кровь и пылающий лоб,
с какими вот уже тысячи раз пускался в отчаянную, пенную
погоню за своей добычей старый Ахав, — скорее демон, чем
человек! Да, да! каким же отчаянным дураком —дураком, старым
дураком — был старый Ахав все эти сорок лет! К чему надрываться
в погоне? К чему натруживать и выворачивать веслом руки, и
гарпуны, и остроги? Разве стал от этого Ахав лучше или богаче?..»
КОСМОСОФИЯ РОССИИ
И РУССКИЙ ЛОГОС
Удивительно, как гадавшим о судьбах России не приходило
на ум спросить ее природу: чего она хочет, какой бы истории
она могла желать от народившегося на ней человечества? Все
русские мыслители: от Чаадаева до Шафаревича — думали в
206
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
рамках историософии. То есть брали некие схемы развития и
устроения обществ, которые сказались на поверхности Земли
за тысячелетия цивилизаций, и прилагали эти карты к России,
раскладывали ей пасьянсы. «Западники», «славянофилы»,
«соборность», «православие и католицизм»; «Византизм и
Славянство», «Россия и Европа», «народ-богоносец», «Развитие
капитализма в России», «Русская идея», «Евразийство»,
«Социализм», «Русофобия»... — все берут некие надземные готовости
вокруг России и принимаются ими соображать насчет нее. Так
это и в нынешних страстных политико-публицистических
спорах: «Что нам менять и брать?» Будто страна и ее природа есть
некая пассивная безгласность и безмысленность и просто
материал-сырье истории в переработку. Но ведь уже устроение
природы здесь есть некий текст и сказ: горы или море, лес или
пустыня, тропики или времена года — это же все некие мысли
бытия, сказанные словами природы.
«Русь! Куда же несешься ты?» «Что пророчит сей необъятный
простор?» Писатели, художники, поэты чуяли излучения воли и
смысла от Русского Космоса и пытались угадывать их значения.
Пушкин, Гоголь, Тютчев, Блок, Есенин, Пастернак... Но чистые
умники: философы, политики, даже историки (чуть малая есть о
русской природе в начале «Историй» Соловьева и
Ключевского...) как-то решали за Россию без хозяйки. Не говорю уж о
МРАКсизме, который будто уж «МАТЕРИализм», а совсем не
любит «матушки-природы» (слышу это в иронической
интонации Э.В. Ильенкова, гегельянца) и попросту налагает схемы
своих пяти всеобщих формаций и не ждет милостей от природы,
а насилует ее.
Какую же мудрость излучает Космос России? Россия —
«мать-сыра земля», то есть «водо-земля» по составу стихий.
И она — «бесконечный простор». Беспредельность —
аморфность. Россия — огромная белоснежная баба, расползающаяся
вширь: распростерлась от Балтики до Китайской стены, «а
пятки — Каспийские степи» (по образу Ломоносова). Она,
выражаясь термином Гегеля, — «субстанция-субъект»
разыгрывающейся на ней истории. Очевидно, что по составу стихий ее
должны восполнить «воз-дух» и «огонь», аморфность должна
быть восполнена формой (предел, границы), по Пространству
должно врубиться работать Время (ритм Истории) и т.д.
Это и призвано осуществлять Мужское начало здесь. Приро-
дина, Россия-Мать рождает себе Сына — русский Народ, что ей
и Мужем становится. Его душа — нараспашку, широкая: значит,
стихия «воз-духа» в нем изобильна. Он легок на съем в
путь-дорогу дальнюю. Русский народ —СВЕТЕР: гуляет, «где ветер да
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
207
я», летучий, странник и солдат, плохо укорененный. Неважно он,
такой беглый, пашет свою землю, как мужик бабу, — по
вертикали, так что его даже пришпиливать приходилось крепостным
правом, а то все в бега норовил...
Потому второго Мужа России понадобилось завести (уже не
как Матери-Родине, а именно Женщине-жене) в дополнение,
который бы ее продраил по вертикали да крепко
обнял-обхватил обручем с боков, чтобы она не расползалась: заставой
богатырскою, пограничником Карацупою, железным занавесом —
бабу в охряпку... И этот мужик —чужеземец. Охоча
холодноватая Мать-сыра земля до огненного чужеземца плюс к своему
реденькому, как иная бороденка, Народу: он свой, родимый,
любимый, да больно малый да шалый. Воз-дух и Свет (недаром и
мир тут — «белый свет», как снег) он ей подает; но ведь у стихии
Огня вторая важнейшая ипостась —Жар, а сего недодает. Вот и
вынуждена Россия варяга приглашать на порядок-форму и
закон, из грек правостояние православия (тоже прямая,
вертикаль и закон — Божий), половца и турка с Юга притягивает,
татаро-монгола—с Востока. Потом немцы с Петра правили,
социализм западный с Ленина, грузин Джугашвили, в ком
соединились Петр с Тамерланом (догматический марксизм и талмуд
идеологии Запада — и султан «секим-башка» с Востока). Уж он-
то так продраил Русь-бабу, что бездыханная лежала... Потом
полегче: хохлы-малороссы с Хрущева пошли, с выговором на
фрикативное «гх» — и у Брежнева, и у Горбачева. Как бы в
отместку за присоединение к России, Украина в пору «застоя»
своими людьми стала Россиею править: куда ни глянешь в
аппарат власти, армии, культуры — везде от всяческих «енко»
рябило...
Даже стратегия русских войн — от охоты России-бабы на
чужеземца. Она его приманивает (поляка, француза, немца),
затягивает в глубь себя: никогда не на границах ему отбой, а
взасос его вовлекает — и уж тут, во глубине России, самый оргазм
битв: летят головушки и тех, и других, орошают ее топкое лоно
огненной кровушкой, как спермою: им смерть, а ей — страсть да
сласть. Так ведь еще в «Слове о полку Игореве» битва как
свадьба описана, как смертельное соитие. Если германская
тактика — «свинья», «клин» = стержень, то русская — «котел»,
«мешок» — как вагина, влагалище. (Кстати, французская тактика у
Наполеона, — «маневр» — изгиб, волна.)
Да, в каждом национальном Космосе обитает и особый
национальный Эрос. Он определен прежде всего вертикалью: Небо
(мужское) — Земля (женское). Как жгуче прободание в тропиках,
где семиты (иудеи, арабы), и нет среднего рода там в языках се-
208
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
митских, и все формы резко пополам распределены. А в
умеренном и северном климате России: «Здесь, где так вяло свод
небесный / На землю тощую глядит...» — такой, не страстный
Эрос отмечал Тютчев у нас, где вектор Выси переходит в тягу
Дали-горизонтали: возлюбленным сулится дальняя дорога:
«Дан приказ ему на Запад, ей — в другую сторону»; тут разлука,
поэзия несостоявшейся любви, тоска... Родима тут сторонка,
край, косвенное, «косые лучи заходящего солнца» любил
Достоевский...
Итак, в Русском Космосе три главные агента Истории: Россия
= Мать-сыра земля, а на ней работают два мужика: Народ и
Государство-Кесарь. И оба начала ей необходимы. Народ —это
тот малый, что протягивается по горизонтали: из Руси — всю
Россию собою покрыть (и в эротическом смысле слова тоже)
напрягается, хотя и убогий числом-населением: мал да удал!
Но — бегл, не сидит на месте. Потому и понадобилось жесткое
начало власти, формы, порядка — и оно, естественно с Запада
натекло. Оттуда же — индустрия («огне-земля»
промышленности) и город. Народ = воля, а Государь(ство) = закон. Меж ними и
распялена Психея, душа русской женщины. Недаром в русском
романе при ней два героя, что реализуют эти ипостаси. При
Татьяне — Онегин («воз-дух», беглый, охотник до перемены
мест) — и Генерал, князь. При Анне — солдат Вронский, что не
вьет гнезда, и министр Каренин. При Ольге — Обломов
(«голубь» — так его она чувствует, т.е. «воз-дух») и немец Штольц
(«гордость» — его имя значит, в нем труд, рассудок и воля); при
Аксинье — непутевый и бесстанный Григорий и есаул Листниц-
кий. При Ларе — поэт «воз-дух»новенный, доктор Живаго, и
комиссар Стрельников. И т.д.
Теперь — о темпоритмах русской жизни и истории.
Представим эту обширную страну в ее начале, со скудным населением,
обитавшим в лесах северо-западной Руси. Чтобы заселить и
цивилизовать это пространство путем естественного размножения
ее флегматического инертного народа (бегл-то он и
подвижен — от власти стал), понадобились бы десятки тысяч лет.
Однако Россия была окружена более динамичными и агрессивными
народами, особенно с юга, жарко-страстными кочевниками-
степняками, которые вожделели обладать ею и не раз
оплодотворяли холодную русскую красавицу своей огненной спермою.
В защиту от соседей понадобилось выстроить Государство.
Однако призвание его в России не только милитарное, но и
строительное: оно —главный хозяин и предприниматель, толкач
цивилизации в этом пространстве лесов, степей, тундр, тайги,
льдов Океана и вечной мерзлоты, которые, положась на охотку
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
209
индивида, не освоишь. Петр с топором и Ленин с бревном — вот
символы Государства русского типа. Топор, правда, этот
применялся не только на верфях при постройке флота, но и на
плахе: рубить головы населению, не изобильному и так, без
этих петро-сталинских прореживаний...
И вот у Народа и Государства в России разные темпоритмы
во Времени. Народ тяготеет к натуральному развитию
медленным шагом времени, что органично для русского медведя (кому
еще и в спячку надо погрузиться долгою зимою) или даже
мамонта—таким животным телам могут быть народ и страна
русская уподоблены. И это естественно, что ритм сердцебиения и
кровообращения и всех функций в таком огромном туловище
должен быть иным, нежели в средне-нормальных зверях
—таких, как волк Германии, лиса Франции (maître Renard Лафонте-
на) или дог Англии. Но соседство с Западом и вплетенность в
историю Европы подстегивало, и, к страданию для народа и
жизни индивида — капилляра в нем, мера, скажем, волка
(«аршин общий») навязывалась нашему мамонту-медведю — как
нормальный пульс, и вытаскивали его на ярмарку-Рынок
плясать чужемерно и неуклюже, на посмешище. А если не
поспевал, подгоняли его кнутом и насилием: слово «ускорение» у
Государства на устах.
Так и сложилось веками, что русский человек свыкся
трудиться не столько движимый своей охотой к зажиточности (он
привык довольствоваться малым, как и свойственно мудрому:
Сократу, Декарту и Ивану-дураку), но исполняя наряд
организующей воли Державы. Так что «командно-административная
система» есть не прихоть на потеху нынешним острословам, но
работающий костяк-остов, присущий Космосу России.
Позвоночники Государства и Народа искривлены навстречу друг
другу и образуют Арку хозяйства у нас, которая тем и крепится,
что оба устоя не самостоят колоннами, но падают друг на друга.
Отсюда очевидно, что расчет нынешних реформаторов России:
распустить государственную организацию экономики в
надежде, что русский человек враз воспламенится Эросом труда и
станет рыночно вкалывать, вожделея жить, как американец, —
без понимания Космо-Психо-Логоса России и темпоритмов
русской жизни принят. Ведь и среди планет Солнечной системы
различны по величине годы обращения, и нелепо Юпитер
России заставить крутиться с тою же скоростью, как Венера
Франции или Марс Германии. Китай-Сатурн свою меру понимает и не
спешит...
Все процессы и фазы истории в России медленнее должны
бы протекать.
210
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Итак, несовпадение шага Пространства и такта Времени —
вечная судьба и трагедия России, но и закономерность ее
истории. К тому же тут еще расходятся интересы Народа и Личности.
Для индивида, чья жизнь короткомерна, кто «и жить
торопится, и чувствовать спешит» (эпиграф к «Евгению Онегину» из
П. Вяземского), западное склонение, ускорение —по душе: по
мерке человека тот год, более Протагоров... Потому индивид в
России падок на права человека и демократию.
Какие же последствия и особенности Русского Логоса
проистекают из такого именно склада Космоса, Эроса и Психеи здесь?
Русский Логос — функция этих четырех аргументов: Россия —
Мать, Народ, Государство, Личность. У каждого из них — свое
Слово и логика.
Россия есть рассеянное бытие-небытие, разреженное
пространство с островками жизни. «Как точки, как значки,
неприметно торчат среди равнин невысокие твои города» (Гоголь).
Точка жизни — тире пустоты. Пунктир, а не сплошняк
цивилизации: нет связи, дорог, посредства, слабость среднего сословия
и среднего термина в силлогизме. «Умом Россию не понять» =
рассудок (который работает в притирке опосредствования
звено за звеном) теряется. Тут лучше работает образ, который
может перепрыгивать через зияния в мета-форе = пере-носе (вот
наш «трансцензус»!). Потому строгая философия невозможна в
России, но она — на грани с художественной литературой или
религией. Ибо Россия, как Бого-Матерь-я, — религиозный
объект, христианский. Тем более —для крестьянства = почти
«христианства». Потому патриотизм тут — в благой, но и
опасной близости к христианству: одно может приниматься за
другое, понятийное qui pro quo получается.
Государство в России (как осуществляющее принцип Формы
в ее аморфности), напротив, порождает и излучает жестко
рассудочный Логос, догматический, и им обслуживается:
формализм, бюрократия, начетничество синодального катехизиса и
талмудизм марксистско-ленинской идеологии, культ рассудка и
научности, План и Предопределение, неприятие Случая и
Свободы воли. Как alter ego, «свое другое» Логоса Государства, —
Логос антиподной ему интеллигенции, что так же вестернизова-
на, как и истеблишмент-аппарат, и ученическа у Запада, и
боготворит Науку, Разум, логичность (Чернышевский, либералы,
социалисты, марксисты, диссиденты, Сахаров, рыночники ныне,
демократы...).
Ну а Народ русский, СВЕТЕР — каков его Логос? Это — песня,
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
211
поэзия, мат, блатной язык —и безмолвие. «Народ
безмолвствует», «И лишь молчание понятно говорит» (В. Жуковский,
«Невыразимое»).
В силовом поле этих 3 сверхличных субстанций-субъектов
русского бытия бьется Логос русской Личности: Пушкина,
Достоевского, Федорова, Горького, Бердяева... — с «мукой понять
непонятное» и «объять необъятное». Тут есть свои общие черты.
Если формула логики Запада, Европы (еще с Аристотеля): ЭТО
ЕСТЬ ТО («Сократ есть человек», «Некоторые лебеди белы»), то
русский ум мыслит по формуле: НЕ ТО, А... (ЧТО?)...
Нет, я не Байрон, я другой (Лермонтов).
Нет, не тебя так пылко я люблю (Лермонтов).
Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем (Пушкин).
Не то, что мните вы, природа (Тютчев).
Не ветер бушует над бором (Некрасов).
Русский ум начинает с некоторого отрицания, отвержения (в
отличие, например, от немецкого: отрицание — второй такт в
триаде Гегеля, но начало развертывания мысли — «тезис» =
положительное утверждение), и в качестве «тезиса-жертвы»
берется некая готовая данность, с Запада, как правило,
пришедшая («Байрон» у Лермонтова, те рассудочники, кто мнят, что
природа —«бездушный лик», у Тютчева), или клише обыденного
сознания... Оттолкнувшись в критике и так разогревшись на
мысль, начинает уже шуровать наш ум в поиске положительного
решения-ответа. Но это дело оказывается труднее, и долго
ищется, и не находится чего-то четкого, а повисает в воздухе
вопросом. Но сам поиск и его путь —уже становятся ценностью
и как бы ответом.
По этой же логике и «Война и мир»: не Наполеон, а Кутузов; и
установка Достоевского: не Рим, социализм-атеизм, а...
«народ-богоносец»?.. Даже ракета недаром у нас изобретена. Ее
принцип движения — самоотталкивание (= национальная
самокритика): тоже «не то, а...», «От самой от себя у-бе-гу!...»
Мир удивляется: как это у нас критика и полемика такая
жестокая и страстная между собой: западники и славянофилы,
народники и марксисты, демократы и партократы... А я это так
понимаю — как необходимый разогрев: в промозглом Космосе
мати-сырой земли, чтобы не свалиться на обломовский диван,
на Успенье в медвежью берлогу иль в запой («огне-воду»
принимая, как панацею от той же мати-сырой земли), все средства
хороши — в том числе и разогрев злости. Да и работяга русский
когда хорошо работает? Когда разозлится, раззадорится...
212
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Модель-схема Русского Космоса: і >оо — это
«путь-дорога», «Русь-тройка», космодром в однонаправленную
бесконечность. В формуле русской логики «не то, а...» этому
соответствует многоточие, незавершенность. Она и ценность, по
Бахтину: открытость, вопрошание, не сказанность ни о чем
последнего слова. Русские шедевры — незавершены: «Евгений
Онегин», «Мертвые души», «Братья Карамазовы»... Есть
начало — нет конца. Как и на советчине: есть начальники — и
незавершенка (в строительстве). И задушевная мечта русская —
начать все снова, жизнь —сначала! Разрушим —и построим,
наконец, то, что надо! И не устаем —НАЧИНАТЬ!..
С точки же зрения Времени (а пока я русский Логос из
свойств Пространства выводил) — ЗАДНИЙ УМ тут крепок: очу-
хиванье пост фактум и post coitu. В силу несовпадения шага
Времени с шагом Пространства (о чем выше) возникает в
Логосе истерика биений и шараханий односторонних: сначала все
почти полагают одно, затем уразумевают противоположное и
проклинают первое... А Медведь не успевает поворачиваться, и
юркие иноземцы успевают схватить-попользоваться, пока-то
русак расшевелится... Сейчас, правда, не затеяли ль из
мамонта Союза, из медведя России понасечь два десятка собак?...
Напрашивается — сопоставить Россию и Америку. Уж из
соположения рядом портретов разность очевидна. Лишь несколько
пунктов акцентирую. И та, и другая цивилизации искусственны:
в России — наполовину, в США — целиком. Агентом
строительства в России было прежде всего Государство, в Америке —
индивид-трудяга, жадный на работу и заработок (то, что за
работой, за горизонтом). В России первично Целое, а индивиды,
граждане —его функции. В США первичны индивиды,
множество самосделанных энергетических атомов, а уж из них
собирается Целое. Государство —функция индивидов.
Пространством обширным оба Космоса схожи. Чувство
незавершенности в России, «бесконечного простора»; в
США—ощущение «открытых возможностей»: простор для деяния впереди,
тяга. Но Россия границей, передвигая ее, тут же закрывала
себя, чтоб внутри себя жить по своим мерам и потребам и
ценностям, отличным от других миров, как монастырь, или как
дамба плотины охраняет низину от затопления. В США тоже
граница все отодвигалась на Запад, пока не уперлись в Тихий
океан, в четкий предел, и возникла обратная связь, отражение
от предела. В России обратная связь слаба: лишь из центра и
Государства импульсы, но не слышна реакция ни Природы, ни
Народа, ни Личности, ни Жизни... А все шли, да и идут односто-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
213
ронние импульсы; и сейчас реформы — из схем и расчетов
рассудка, не выверяя реакцией Бытия. И кажется: тут так можно
было всегда. Согласие на долготерпение в Психее местной.
Видны начала («начальство» — наши «архай» — приЧИНЫ), а
концов не сыщешь -— и ответа нет (и ответственности: отвечать
некому никогда), как Поэту — в «Эхе» Пушкина: «Тебе ж нет
отзыва...» Потому Суд слаб (как и расСУДок тут слабо работает), и
непонятна ценность и поприще Закона и Судебной власти.
И верно: для их работы нужна определенность Космоса и
социума: чтоб было о что отражаться мерам, актам и
предприятиям, а не беспредел — бесконечность и неслышимость отзвука.
Тут Космос Апейрона = беспредельного, по-эллински, что
аналогично Женскому (с ним стоит в пифагорейских парах). Так что
в России издревле упор не на Закон, а на Благодать (в «Слове»
еще митрополита Иллариона в XI веке), на Милость, что есть,
конечно, «суд» Женского начала, Материнского: Любовь и ее
абсурд, и каприз, а не Справедливость прямолинейная и
мужская, жесткая...
Ну а главная разница — в темпоритмах Времени. Космос
России — Север суровый присоединен к линии умеренных широт.
Космос США — к линии умеренных широт присоединен Юг. Так
что и вегетационный период роста в США почти в круглый год,
два урожая снимать можно, а в России — от силы 5 месяцев.
В США все темпы естественно скоры, да еще и искусственно
ускорены — «ургией». У нас же естественно замедленны все
процессы, а ускоряются-подстегиваются волей Державы,
организатора трудов. На частной инициативе тут далеко не уедешь: ну
как приватизировать тундру?...
Завершая сей текст, должен орудие анализа уточнить. Как в
квантовой механике различны выкладки для частицы или волны,
так и есть «мысль-частица», точная и точечная, рассудочная, а
есть «мысль-волна», «мысль-поле», что работает с
приблизительной истинностью. Но в Бытии полно проблем, тем и
объектов, что размытой мыслью, «мыслеобразом» улавливаются, а от
точной — ускользают. Таков и мой объект — Национальный
Космо-Психо-Логос.
ЕВРЕЙСКИЙ ОБРАЗ МИРА
Когда я приступил вникать в Еврейский образ мира,
случилась осечка: мой инструментарий тут перестал работать. Я ведь
танцую от Природы, ищу соответствия между окружающим
космосом и душой и умом: как они взаимно пропитывают друг друга
214
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
и приводят в соответствие. А тут — феномен диаспоры: две
тысячи лет эта целостность — Еврейство — существует,
сохраняется, но — посреди чужих, не присущих им природ, стран, кос-
мосов. Космос как бы вычитается — как субстанция...
О! да ведь это предлагает как раз и решение загадки
Еврейства. Если все прочие, так сказать, «нормальные» национальные
миры сочетают Космос, Психею и Логос, то Еврейство — это
Психо-Логос минус Космос. И как в математике минус,
отрицательное число есть не просто отсутствие, но значащая
величина, так и «минус-Космос» есть весьма значащее отсутствие. Те
субстанции и энергии, которые в других народах
распространяются экстенсивно на их территориях (уходят в возделыванье
земли, постройку городов, тратятся силы в войнах с
соседями...), здесь со-держатся, сгущаются в Психею и в Логос, делая
их необычайно активными и дифференцированными. «Тора» —
их терри-тора. А также — Этнос. Природа Еврейства, его
материя — это плоть народа. Космос оказался как бы вдавлен в
Этнос. Главная заповедь здесь —жить, выжить. «Быть живым,
живым и только — до конца!» — как это выражено Пастернаком.
И Бог Израиля имеет эпитет «Живой», и они — «избранный
народ Бога Живаго».
В истории Еврейства три главные эпохи: Библейская,
диаспора и государство Израиль ныне. Нынешние идеологи
трактуют это по модели гегелевской «триады»: Библейская эпоха =
тезис; существование Еврейства в изгнании, в диаспоре, =
антитезис; собрание евреев в восстановленном своем
государстве Израиль = синтезис. Правда, насчет последнего у
ортодоксальных иудеев есть сомнения: не преждевременное ли это и
самочинное образование: Мессия-то еще не пришел?..
Итак, наша задача — выявить некую «квинтэссенцию»
Еврейства, что действительна для трех его исторических эпох, некий
инвариант. И, разумеется, основа и корень —эпоха Библейская,
великая и славная меж прочими народами. Но чем прежде всего
славная? Тем, что жизнь этого народа, его история —
перелилась в Слово, в «Книги» (что значит по-гречески слово
«Библия»), в Закон Божий, ставший еще и через христианство
универсальным для половины населения Земли.
А по масштабам-то — мизерный народец, малое племя, на
малой территории, да и то все время передвигалось,
изгонялось, возвращалось —не сращено с землей. То клан Авраама по
обетованию Божию уходит из земли Ур и приходит в Ханаан,
перейдя реку Иордан (так что и самоназвание народа «еврей»
возводят к слову «иври» = «перешедший»: имеется в виду —
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
215
реку). Но и тут уже схвачена и пророчена суть Еврейства — как
вечного кочевника, безместного, среди стран и народов чужих.
Это же продолжалось и дальше: переселение в Египет, исход из
Египта, затем несколько веков золотой поры Иудеи и Израиля:
основание Иерусалима, цари Саул, Давид, Соломон,
построение Храма... Но потом — нашествие персов, изгнание в
Вавилон, плач Иеремии на реках вавилонских, постепенный возврат,
эпоха «второго Храма», собрание текста Библии, завоевание
Иудеи Римом, возникновение христианства, Иудейская война и
разрушение Иерусалима Титом — и изгнание на все стороны...
Уже в этом беглом очерке событий древней истории
Иудейства бросаются в глаза некие черты, общие с будущим
существованием в диаспоре. Константа — этнос, постоянно племя,
семя авраамово, плоть и кровь, что удерживается строжайше
выработанными гигиеническими предписаниями Бога, как
великого медика, врача-диетолога своему избранному народу-
сыну: 613 предписаний Торы = стены Еврейству от распадения
и рассеяния — среди таких предстоящих мытарств и
передвижений между чужих земель и народов!
Факультативна— земля, всякое «где» осесть, обретаться.
Ханаан, земля обетованная, — мерцает: то есть, то исчезает и
постепенно превращается в некое метафизическое понятие,
некое видение идеала, как наш Китеж. Недаром термин «земля
обетованная» стал далее пословичен и в прочих народах в ходе
мировой истории. И Америка выступала как «земля
обетованная» или «Эльдорадо» —другой вариант имени для сего идеала,
и даже Советский Союз на первых своих порах —для
социалистов-интернационалистов.. .
Занятие древнего Иудейства — это главным образом
пастушество, а не земледелие (садоводство, виноградарство...).
Земля-то Иудеи жестка, скалиста — как и народ тут «жестоко-
выйным» становится, в отличие от мягкой, влажной северной
Галилеи виноградарей и рыбаков, откуда Иисус с Новым
Заветом пришел— заветом кротости и орошения воз-души водой...
Иудейство же каменисто и огненно: жара, скалы Иерусалима,
пустыня Негев... «Рыжие камни», как одна художница в
современном Израиле назвала сей космос. «Рыжий» = огненный.
И Бог тут —«огонь поядающий» и является в «не-опалимой
купине»... «Огне-воз-дух» — вот что такое иудей на языке стихий,
таков его состав.
И идеологически: «ам-ха-арец» = «человек земли»,
«земледелец»—презрен в Ветхом завете... (Сопоставим с этим созвучие:
«христианство» = «крестьянство»; это религия умирающего и
216
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
воскресающего бога = зерна...)- Но это уже означает некую
провиденциальную НАД-земность, несопряженность с тягой земли
снизу, отслоенность от нее и, значит: большую причастносїь
себя к выси, к небу, во-первых, что сказалось в том, что главные
силы нации стали устремлены, излились в создание Торы,
Закона самим себе, в Писание священное. («Ам-ха-сэфер» = «Народ
книги» — таково самоназвание евреев в диаспоре в
противостояние, «ам-ха-арецам» окружных народов.) А во-вторых,
самозамкнутость в этносе, в плоти и крови, в теле человека,
который отделен, не есть ни земля, ни небо, а вот он я — живое
существо самодвижное, Жизнь!
На иврите «дам» = «кровь» входит и в понятие «человек» —
А-дам, и «природа» — А-дам-а. По латыни же «человек» — homo
от humus = «земля». А что есть кровь на языке стихий! — «Огне-
вода». И вот такова субстанция человека-еврея. А «огне-воз-
дух» — это символ Бога Израиля. Недаром кроме огня он еще
является в буре и ветре —и в тихом дуновении...
Жизнь — главная ценность и сверхидея во Еврействе.
(Первая женщина — Ева — «Хава» = «жизнь», на иврите.) Не Истина,
не Родина, не Идея, не прочие какие сверхидеи и
сверхценности... Там еще Честь-Совесть, Слава, Бессмертие... — эти все
категории отводны от живого, суть переливы в экстравертность —
Истории, Культуры, в Пространство и Время. Опредмечивание,
объективация, отчуждение = «овнешнение» по-немецки (Entäus-
serung). И все это возможно в космо-исторических народах с
большим «Не-Я» своего Государства, Культуры и т.п... (В
Еврействе же нет отчуждения... — сей муки личности в
новоевропейской цивилизации. Кстати, и Слава не волнует так еврея, не
честолюбив он и довольствуется быть на вторых ролях, в тени, но
быть реальным двигателем и принимать решения, быть тайным
советником и «серым кардиналом». Так и в СССР было, когда
первый секретарь партии — русский или какой узбек или киргиз,
словом, «национальный кадр», а второй — еврей, или
русский...).
Итак, затеян особый народ, вне Пространства, а также и вне
Времени, как «вечный народ»: недаром и Вечный Жид, Агасфер,
не могущий умереть, —тут сей архетип рожден...
Таким образом, уже существование Еврейства в первый свой
славный период, зафиксированный в Библии, когда они тысячу
лет все же в одном пространстве, на территории Палестины
обитали, — имело тенденцию к съемности с земли и к
самозамыканию в Закон и Этнос, и тем самым было как бы приуготов-
лением к существованию Еврейства в последующем образе
жизни — среди чужих земель и государств-народов. Еврейство
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
217
же как бы свернуло себя с земли — в Книгу и ввернуло себя — в
родную плоть и кровь: блюсти несмешанной особую
телесность, пронести через века особое семя и ген — в чистоте.
И тут им в помощь и приказ — сам Бог Израиля. Это бог
страстный, ревнивый, исполненный Эроса и ярости. Он — как
Муж своему народу: Израиль = жена Богу. Аналогично потом и в
христианстве: Иисус понимается как Жених Церкви, что Ему —
Невеста вечная. И так перетолковали страстный Эрос «Песни
песней» Соломона: воспетую там кипяще чувственную любовь
христианские теологи воссимволизировали в свои идеалии,
спиритуальности...
Обрезание — главный закон. Конечно, этот обряд имеет и
гигиеническое значение — в южном космосе, где зараза и
проказа и разные кожные болезни. Но в этом есть и мистический
смысл: крайняя плоть, обрезанная, посвящается Богу. А это
значит, что со всяким вхождением еврейского фаллоса в лоно
израильтянки — Сам Бог туда входит, самолично совокупляется.
Потому как к священнодейству относятся евреи к половому
действу — и оно вершится ритуально, после праздничной вечери
накануне Субботы.
Обоженная плоть так учинилась во человеках. И потому
именно во плоти еврейки смог зародиться Сын Божий.
«Дщери иерусалимские» воспеты в «Песне песней», и «жены
человеческие» соблазнили и ангелов Бога. Вообще в Еврействе
я замечаю явление, которое я бы обозначил — как «Лотов
комплекс»: интимные отношения, особая привязанность Отца не к
Сыну, а к Дочери. У Тевье-молочника в книге Шолом-Алейхе-
ма — 7 дочерей. И Михоэлс знаменит в роли Короля Лира — с
дочерьми. И в «Венецианском купце» Шекспира —Шейлок с
дочерью: чадолюбив скупец. И у Вальтера Скотта в «Айвенго»
Исаак и Ревекка. Писатели чутки — на сущностные архетипы...
Это у евреев взамен Эдипова комплекса — Лотов: с
дочерьми, понесшими от отца. Для Европы это — извращение, садизм:
«Эжени де Франваль» — роман Маркиза де Сада: отец
выращивает себе дочь для дефлорации... А для Еврейства, когда нет
мужей дочерям и нет жен отцам-вдовцам, чтоб род
продолжился — дочь восходит на ложе к отцу. Причина тоже — отрыв от
земли: семья Лота ушла из Содома, а жена превратилась в
соляной столб...
В материковых народах-странах законно вожделение мужей
к Матери(и) Земле: то ли в Эдиповом, то ли в Рустамо-Кащее-
вом комплексе, как на Руси, где Отец убивает Сына и женится на
Снохе... В Еврействе же не земля, а семя — сверхценность.
И потому грех Онана, кто не захотел войти во вдову брата, но
218
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
излил семя не в живую землю Еврейства (= в женщину), а
мертвую для них —землю природы, — величайшее кощунство...
А сыновья, действительно, не очень любимы во Еврействе:
отцы готовы без особого страдания их заклать: Авраам —
Исаака, Иаков —Иосифа (лишиться), Бог—Иисуса... Давид
—Авессалома...
Да вообще женщина важнее в Еврействе, чем муж-отец. И
недаром евреем считается тот, у кого мать — еврейка. Да, в
диаспоре мужчина —постыден: прозевал страну-родину, не
защитник-воин, так что служебен жене-матери-хозяйке быта семьи.
И у Шолом-Алейхема недаром мужчин величают по женам:
этот — «Леи-Двосин», а тот — «Райкин», «Гольдин», «Соркин»,
«Фрумкин», «Миркин». Тоже ответ на вопрос «Чей?» —что пер-
вовопрос для Русского Логоса, но в нем — по отцу
принадлежность, а здесь —по женщине...
Но я увлекся — и отвлекся. Итак — обоженная плоть во
Еврействе смогла сформироваться. Соединимы оказались Тора и
Этнос, Дух и Материя. И христианская идея Боговоплощения—
пророчена уже законом обрезания = освящением соития.
Потому-то нет в иудаизме аскетизма и монашества, целибата,
безбрачия. Напротив, избранному «колену»-клану левитов и коге-
нов, кому предписано быть священнослужителями, следует
быть внимательно брачными и рожать много детей. Так ум и
интеллект передаются по наследству, а не расплескиваются в
воздух, как у черного духовенства и монахов в христианских
народах-странах, где дух через реактивное отталкивание от плоти
набирает силу: жертвой телесности и жизни. И тут могут себе
позволить такую роскошь, ибо есть свой Космос, страна, Мать-
ПРИРОДИНА, что в силах воспроизвести снова наРОД, а в
Истории, проходящей на этой земле, и в Культуре нарабатывает
склад-амбар сокровищ-ценностей — в том числе и из жизней
прошедших личностей...
Раз уж я коснулся христианства, встает вопрос: каков смысл
сохраняться иудаизму — при том, что христианство впитало в
себя и Ветхий Завет и, конечно, есть более универсальная и
высокодуховная религия, нежели иудаизм?
Но что произошло в христианстве? Центральной фигурой
стал Иисус Христос, Сын Бога Живаго, Который уже важен не
сам по себе, а как родитель, Отец Сыну. Более того, появилась
фигура Матери Божией, что стала так любима в народах. И она
постепенно срослась с архетипом Матери-земли, Природы,
Матери-и. И вот пара, тандем: Сын и Мать —стали оттеснять в
религиозном чувстве Бога, Отца. Свершилось — по Эдипову
комплексу, что характерен для стиля бытия стран-культур-циви-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
219
лизаций Западной Европы. Суть его в том, что Сын убивает Отца
и женится на Матери. Значит, молодое сильнее, новое в чести,
отсюда — прогресс, культ нового и новинок, новостей, моды и
проч. И вот христианство — всемирно-исторический акт
свержения Бога Сыном, Ветхого Завета — Новым законом. И тогда,
как паллиатив и примирение, возникла идея Троицы: Бог един в
трех лицах-ипостасях: Отец, Сын и Дух Святой.
Так вот: Еврейство с иудаизмом остается как собственный,
жреческий народ просто Бога (никакого не «Отца», но Творца
лишь) —одного, единого, целостного, не разменянного на
Троицу божеств. Это — партия Бога — при том, что появилась партия
Христа.
Ну и еще: христианство стало строить Дух за счет Жизни,
тела, унижая плоть, кровь, Любовь как Эрос, брак и
деторождение. Для народов с территориями-землями это не так
убийственно опасно, ибо Матерь Божия как бы покровительница их (Ее
Покров и над Россией...) и освящает матерей и деторождение.
А природа-Мать воссоздаст, сохранит свой народ-сын от
вымирания... А у Еврейства такой защиты-инстанции нет.
Еврейство защищено Законом-Торой, что не просто спириту-
альный закон, но своими предписаниями пронизывает быт, до
деталей, распорядок времени и какую пищу употреблять, как и
когда. Так создается этим свое переносимое повсюду,
портативное Пространство-Время, особый «космос» —уже не в
физическом смысле, как Вселенная, а в исконно греческом смысле
слова: как строй-ряд-чин-красота-гармония-стиль
существования. И практикуя его, все евреи пропитывают себя этой особос-
тью: и узнают друг друга («экс нострис!» = «из наших!»), и
узнаваемы извне — как особая порода излучает особую ауру и
различима по флюидам, как по запаху.
Потому обрядовость, что в других религиях — как приложение
к ее спиритуальному содержанию (в христианстве, например,
отчего многие интеллектуалы готовно принимают учение
Христа, но восстают против обрядовости церкви, ритуалов — как
Толстой), тут насквозь обряжает быт и день, и ночь, и неделю
иудея — правоверного. Шутка ли! 613 предписаний Торы надо
помнить и исполнять, и не ошибиться! Их и называют «стенами
Закона», что, как ограда городу, хранит Еврейство от
растворения в окружной среде иных стран и народов-пород.
Таким образом, в Еврействе очень важно различать: как оно
повернуто наружу и оттуда, снаружи, смотрится-выглядит, — и
как оно внутри себя располагается, в отношениях между
своими. То есть: ЭКЗО и ЭНДО. Внутри себя — любовь, нежность,
мягкость, взаимопомощь: тут свое ло-но — расслабления и
220
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
жизни! А другое — обращенность наружу, в мир, где ты — чужак,
пришелец, не свой, весь в странностях обычаев, да к тому же
эти самые «жиды — нашего Христа распяли!» Такова ситуация
Еврейства в христианской Европе почти две тысячи лет.
Естественно, что возникают застарелые привычки осторожности
наружу: заранее, априорно занимать оборону и не раскрываться
(«душа нараспашку» возможна там, «где гуляют лишь ветер да
«я» = в своем космосе-просторе!), замыкаться в себе и питаться
лишь тут — и едой кошерной, и духом, благо он так богато
разработан — в Торе и Талмуде, в Каббале и т.д.
Но снаружи них — растут цивилизации, создаются культуры,
красота искусства, ум науки и философии, а христианство
располагает к развитию Личности и Свободы. И естественно,
чуткие к Духу и интеллекту евреи тянутся включиться в окружную
жизнь — как ее члены и творцы. И тут-то они становятся —
изменниками Закона и рода, и община отлучает Спинозу, Уриэля
д'Акосту и прочих.
И вот проблема такого просвещенного еврея-творца: он
хочет быть Личностью! — но не дает его род-народ, давит,
загоняет назад. Однако и извне не очень-то такого привечают: еврей
ведь! — его уже не как личность, а как народ-породу
воспринимая...
И этот сюжет особенно трагичен стал в Новое время и
новейшее, в XIX—XX вв., Еврейство как народ и еврей как свободная
личность вступили в кричащее противоречие — и даже в
несовместимость. Когда в Европе с XVIII в., века Просвещения, а
особенно после Французской революции в светской
буржуазной цивилизации ослабли религиозные критерии, люди иуда-
истского вероисповедания стали легко переходить в
христианство и без препятствий проявлять себя в разных сферах
деятельности и творчества и втягиваться в проблемы и культуры
стран, где живут, и становились деятелями уже их, а не
еврейской национальной культуры. Немецкий композитор Феликс
Мендельсон-Бартольди, немецкий национальный поэт Генрих
Гейне, космополитический мыслитель крещеный еврей Карл
Маркс, женатый на германской баронессе фон Вестфален,
математик Георг Кантор, английский премьер Дизраэли, Бергсон,
Эйнштейн, Фрейд, Пастернак, Троцкий... — какое им и всем
дело до их еврейства по происхождению? Они в этом смысле
совершенно денационализировались —и были потерей,
беглецами, блудными детьми, уродами в семье, что опасны для
существования их исконной «семьи», ибо по их примеру миллионы
евреев, приникших к мировому просвещению, забывали свою
веру и обычаи и чувствовали себя человеками мира, свободны-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
221
ми личностями. Пастернак в «Докторе Живаго» писал, что после
Христа нет и не нужны народы, а есть личности, кем себя и
осознавал.
Особенно в России, с образованием СССР, при идеологии
интернационализма, когда исчезли все препоны (черта
оседлости, вероисповедание, та или иная национальность),
раскрепощенное еврейство хлынуло во все области деятельности: в
политику, идеологию, науку, искуство — распружинилась та
энергия, что стягивалась-накапливалась две тысячи лет в
диаспоре, — и евреи по происхождению внесли огромный вклад во
все области советской цивилизации. Но они же совершенно при
этом денационализировались: веру предков — иудаизм — с
презрением отбрасывали, отрекались от своих местечковых
родителей, ни языка не знали, ни суббот, ни кошерной пищи;
пошли массово смешанные браки с «гоями»; еще одно-два
поколения — и при таких благоприятных условиях проявления
Еврейство как этнос растворилось бы, исчезло в этой стране...
Вот иронический парадокс Истории: благоприятствование
личностям инородцев (со стороны коренного в данном Космосе
народа) приводит к гибели их народности путем ассимиляции,
тогда как вражда, препоны, отталкивание (запреты, черта
оседлости, сгоняние в гетто в городах), антисемитизм и погромы —
приводят народ к консолидации, воспамятованию о своей
особой сущности, к восстановлению и укреплению ее и к развитию
национальной субстанции и культуры. Так что timeo danaos et
dona ferentes (лат.) = «боюсь данайцев и дары приносящих» —
как троянцы встретили дареного ахейцами Коня...
В самом деле, кто — идеологи сионизма? Теодор Герцль,
австрийский еврей, был преуспевающим журналистом и ни
религии отцов не знал, ни культуры, ни языка: идиш или иврита. Но
когда присутствовал на процессе Дрейфуса, воспамятовал, что
он — еврей сам, воспламенился идеей возродить евреям
собственное государство на древней земле Палестины: лишь там не
будет антисемитизма и еврей не будет стыдиться-скрывать, что
он еврей. Также и Владимир Жаботинский в России:
просвещеннейший интеллектуал, мыслитель, писатель и журналисте
блестящим русским слогом, знаток русской, итальянской,
немецкой культур, и даже украинскую лучше знал, о ней писал,
нежели еврейскую традицию. Но после Кишиневского погрома в
начале XX века резко переориентировался душой — и
нацелился на возвращение евреев из Европы и России в Палестину,
стал писать на иврите и даже возглавил военную организацию
сионистов-социалистов. И стал идеологом воинствующего
национализма. В своей статье «Раса» он суть нации свел к особой
222
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
телесности, крови: «Территория, язык, религия, общность
истории — все это не есть субстанция нации, а только атрибуты,
хотя, конечно, атрибуты громадной ценности, в высшей степени
важные для устойчивости национального существования. Но
субстанция национальности, первый и последний оплот ее
своеобразия — это особенность физической природы, рецепт ее
расового состава... Нация... за вычетом всякого рода наслоений,
обусловленных историей, климатом, окружающей природой,
инородными влияниями, сведется к своей расовой основе».
(Цит. по: Шломо Авинери. Основные направления в еврейской
политической мысли. Библиотека Алия, 1985. —С. 238—239.)
Но ведь общая теория эта выведена из опыта именно
еврейского народа, у которого все обстругано-отсечено, кроме
этноса, сохраненного с помощью гигиенических предписаний в
пище и в браке, благодаря чему телесность еврея не менялась
почти. В логике рассуждений Жаботинского слышится именно
отлученность от Космоса, Природы, Пространства (они для
евреев— «наслоения», в оптике их мыслителя) и от Времени,
Истории («вечный народ»).
Конечно, падение универсализма в этих людях произошло:
были Герцль и Жаботинский — всечеловеками, неангажирован-
ными личностями со свободными валентностями любить и
заниматься, чем хотят, но вогнаны стали в свою породу животную
и вместо Духа развили — нюх: на своих — и не своих.
Тут всеобщий вопрос — увы! — о ценности и сверхценности
снова поднимается. Народ, нация, национальная целостность —
это ценность или сверхценность? Мировая единая
цивилизация, Личность, Свобода, космополитизм-интернационализм,
мировая религия христианство, где «несть эллина и иудея во
Христе», — все это, бесспорно, — выше, ближе к Небу, Духу и
Свету. Но... — то-то и плохо и опасно — для Жизни, Природы,
Земли: отрыв от плоти-крови, тела, Эроса, деторождения. И в
общей ОЙКОНОМИИ1 Бытия, в его шкале ценностей Глубина
(глубокая мысль) не менее ценна, чем Высота. Снизу идет страсть,
энергетика, а «без страсти не делается ничего истинно
великого», — говорил Гегель. А сверху идет — Свет, рассеянный, раз-
вяливает человека к пассивному созерцанию, а не к энергичной
деятельности.
Тут диалектика и баланс-весы: одно — за счет другого идет, и
плюс оказывается минусом. Благоприятствование к евреям в
гуманистической цивилизации Европы рубежа XIX—XX вв. —
вело к расцвету творческих личностей, но к ассмиляции евреев
как народа и к его погибели. Напротив, ужасный «холокост» —
геноцид миллионов евреев гитлеровцами в середине XX века
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
223
пригнал ассимилированных евреев, кому уже сладко жилось во
франции, Германии, Англии, России-СССР, не говоря уже об
Америке, — к воспамятованию о своей этнической субстанции и
вызвал тот энергетический импульс, что привел к образованию
государства Израиль, к превращению евреев в
нацию-государство «как все». Что, в свою очередь, опасно — для их сущности-
призвания как уникальной судьбы и «избранного народа», кем
они были два тысячелетия диаспоры...
Очертив так панораму истории и судьбы Еврейства,
сосредоточимся на особенностях еврейской «ментальности», их Психо-
Логоса, что во всех национальных культурах меня наиболее
интересует. Эти особенности сопряжены именно —с
минус-Космосом. Еврейство по быту оторвано от земли, природы, не
знает простора: дали, выси... — но загнано в глубину, в центр, в
сердце — подобно тому, как оно из Пространства загнано в
Помещение: жить в городе, в скученности гетто и комнаты, где мал
мала меньше детей. Итак, се — Этнос, расположенный не на
пространстве Земли и не во времени Истории, а в комнате
города и в сроке жизни человека, семьи, в ее пульсе-трепете.
Недаром учение о человеке как микрокосмосе развито
именно еврейскими мыслителями Средневековья в Каббале — в
учении об Адаме Кадмоне. Эта идея была еще у пифагорейцев —
«пространственников» и не имела еще такой втянутости
Вселенной в человека, в его органы. А каббалисты в учении об
Адаме Кадмоне — Вселенском Первочеловеке, спроецировали
систему внешних и внутренних органов тела — на строение
Вселенной, приурочили их к созвездиям и развили астрологию.
И акцент у них — на Центре Бытия, что занимает Первочеловек
Адам и его сердце. Стянутость и втисненность всего — сюда.
Эта втисненность тех параметров Бытия, что в других
народах со своими землями-территориями, с государствами и
историями, рассеяны в окружном пространстве-времени, —
порождает в евреях плотность Психеи и нервно-душевной жизни: все
валится сюда, в нервную систему и в сердце — то напряжение,
что в других народах может рассеиваться в природу, времена
года, в путешествие, в дорогу (как русский странник, как Гоголь
рассеивал грусть-тоску...).
Еврей постоянно в окружении родных тел-жизней, в любви-
трепете за них. Ну и плюс к тому еще от Бога завещанные
строгие диетарные законы, правила гигиены и чистоты — все это
самим Богом повелело евреям быть искусными врачами,
диетологами, невропатологами. Психология и психиатрия и в XX веке —
еврейская, по преимуществу, наука и практика (Фрейд и др.).
224
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Кстати, эта втисненность Пространства в Помещение, так что
крест четырех стран света тут сходится в центр, в нулевую точку,
т.е. в сердце человека-микрокосма, — рождает в евреях
сердечность особую, чуткость тут, но и... сердечные болезни. Как и
астма, плод скученности в помещении, страха сквозняка и
чистого воздуха, они — «национальные болезни»: астма и
сердечные... Напротив, желудочно-кишечные болезни им благодаря
строгим законам о кошерной пище и омовениях не присущи —
те язвы, какими мучаются народы, что едят свинину и острые
блюда и напитки...
Да, в библейскую эпоху еще проказа, кожные болезни
донимали иудеев. В книге «Левит» главы 13, 1—59 и 14, 1—54
целиком заняты предписаниями об очищении от проказы. Это
именно — как налипчивость наружного пространства, космоса, от
чего по сути своей призваны отталкиваться евреи; и вот,
ввернувшись в «минус-Космос» в диаспоре, избавились от
накожного контакта с наружным Бытием, и болезни эти исчезли у них.
Как жители городов, евреи отлучены от прямого
производства пищи (что на земле и в пространстве открытом: земледелие и
скотоводство-пастбища) и от созерцания Природы, ощущения
ее. Зато все внутригородское и межлюдское для них стократ
усилено в удельном весе значения и переживается остро.
Превращенные формы Бытия для них, кто обитает не в «базисе», а в
«надстройке» (по Марксу), — основная сфера занятий,
интересов и деятельности. Не первосоздание, а обмен уже
сотворенного другими: значит, торговля, деньги... Кстати, «дамим» —
«деньги», на иврите — того же корня «дам» = «кровь», что и
«А-дам» («человек») и «А-дам-а» («природа»). Так что когда
Шейлок требовал с должника в возмещение — срезать с него
фунт мяса, тут в его сознании — эквивалентность... Евреи —
искусные финансисты, юристы, журналисты — тоже разносчики
чего-то где-то кем-то вертикально созданного. Они же форму
вводят в Ин-форма-цию — для всех, в сферу обмена идеями,
сведениями...
Вообще не сфера-уровень творчества первичного, но
вторичного, ПРЕ-сотворения, — их. Первичное творчество — оно
как продолжение родовой энергии Природы, открытого Бытия,
и это — у народов со своим Космосом. Кто может шелест леса
слышать, пенье птиц, прибой волн, народные песни, — там
великие композиторы: у немцев, итальянцев, русских. Евреи же —
великие, бесподобные исполнители, интерпретаторы...
— А Малер, Шенберг, а ранее Мейербер, Оффенбах, тот же
Мендельсон?...
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
225
— Ну, по уровню они все же не Бах, не Верди и не Чайковский.
Мейербер и Оффенбах —мастера, потрафляющие буржуазной
публике, очень рыночные композиторы. Шенберг —плод
урбанистической культуры, экспрессионист (как и Кафка) и
комбинатор в звукоряде, ПРЕ-сотворитель наличного. Малер —
прежде всего великий дирижер, исполнитель и из исполнительства
вышел к творчеству.
— Но у него же — «Песнь о земле», как и у Мендельсона «Сон в
летнюю ночь» — трепет Природы, великолепно
прочувствованный!...
— Тут и наши живописцы русской природы приходят на ум:
Левитан, Пастернак... У нас «минус-Космос» Еврейства
привился к такому Сверх-Космосу, как Россия, и естествен восторг
человека, выпущенного из темницы хедера и местечка и из
астматического помещения — на бесконечный простор. У
Пастернака—так просто плотоядная влюбленность в русскую природу, в
белое тело ее снегов и трепет листвы, так бы приник к ним
губами!.. Кто-то сказал верно, что его стихи должны быть
лекарственны от туберкулеза (как и астма —тоже легочная болезнь)...
То же и Мендельсон и Малер: в них восторг первооткрытия
природы у выпущенных на простор поля, леса и гор...
Разберем теперь деятельность Еврейства в других
искусствах и в науке. Тут есть один главный, исходный мистико-мета-
физический момент. В религии иудаизма мир же сотворен
Богом. И — хорошо. Он совершенен и не предполагается к
развитию. А Закон — лишь к пониманию и исполнению. В лучшем
случае — к истолкованию: там может человек проявлять
активность свою: ум и изобретательность. Священная история
Ветхого Завета вся из чередования двух тактов: такт благочестивого
исполнения избранным народом Закона, потом такт измены
Богу своему и впадання во грех — идолопоклонничества или
смешения с соседями, содомии и т.п. Следует казнь: потоп,
испепеление — или более мягкая кара: изгнание или иное что...
Затем на время снова восстанавливается благочестие, впада-
ние во грех — и снова кары. Такое — колебательное движение,
но не развитие... Такой принцип отношения ко Времени и
Истории — как к якобы «изменению», скепсис к развитию и
прогрессу—как бы в крови у Еврейства: он еще
Соломоном-Екклесиастом выражен: «И нет ничего нового под солнцем»...
А наивные, простодушные языческо-христианские новые
народы Европы чего-то все изобретают — велосипеды,
философии, науки, поэзию — будто первоначинают собой и мир, и
жизнь, и культуру! Это — от их отсталости, от «молодо-зелено»,
226
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
от невежества и непросвещенности в Торе, где все уже есть и
сказано, так что и буква не прейдет невыполненною. Вот
толковать Тору — это достойное занятие. И гений Еврейства уходит в
начетничество, в выискивание смыслов новых из сочетаний
слов и букв в Торе. Мне в Израиле рассказывали: как ныне с
помощью компьютера через счисление сочетаний букв
обнаружили в Торе имя «Гитлер» и рядом с ним слово «Катастрофа».
Итак, евреи — гении толкования, герменевтики. Талмуд —
толкование Торы и разработка способов, как обходить 613 ее
предписаний, вроде и не нарушая их! Как нынешние поселенцы
в одном кибуце стали разводить свиней и продавать с большим
доходом. Тогда правоверные иудеи возбудили против них дело
в суде: ибо сказано в Торе, что свинья не должна ходить по
земле Израиля. Так кибуцники быстро сделали бетонное
покрытие в свинарниках — и суд их оправдал...
Комбинаторика, пересочетание, переистолкование уже
сотворенного учеными и творцами-художниками космических
народов — вот область проявления еврейского гения в Новое
время (не в Библейское: там-то все — первотворное). Не
геометрия (что от земли — Геи — и простора), но алгебра,
буквенная математика, теория множеств Кантора... Если европейские
физики и математики воспринимали Пространство и Время как
абсолютные инстанции Бытия, то Эйнштейн, из минус-Космоса,
имея свободное отношение к этим субстанциям, смог
перекомбинировать их во взаимозависимость в теории
относительности. А это очень скептическая, «соломонова» теория: вы мните,
что имеете, создали нечно абсолютное? Ха-ха! Все пременчиво
и суета сует... Растравительна и обескураживающа эта теория.
Ну что ж: не надмевайся, человече, деяниями умов и рук своих.
Воспамятуй, что один Абсолют — Бог!..
В гуманитарных науках —структурализм, постструктурализм,
деконструктивизм, семиотика, семантика, герменевтика,
междисциплинарные исследования, математическая лингвистика...
Опять пересочетания и комбинирования, как в
торговле-обмене: воображение работает связать доселе не связывавшееся в
новое сочетание. Но сами первичные элементы для связывания
не ими производятся, берутся готовыми.
Еврейский Логос — великий комбинатор, как Остап Бендер!
Толковательский Логос! Интерпретаторы. Раздумывал я над
тем: какой же главный вопрос для Еврейства? Напоминаю: для
эллинов — «Что это есть?» — вопрос о Бытии. Для немцев:
«Почему?» = вопрос о происхождении, причине. Для французов:
«Для чего?», «Зачем?» = вопрос о цели. Для англосаксов и
американцев: «Как?» — это делается, принцип «ургии». Для рус-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
227
ских — «Чей?» = причастие к Целому больше меня. А для
евреев?... После многих расспросов, чтений и раздумий я пришел к
такому: «Что это ЗНАЧИТ?» Или: «Что это МОЖЕТ ЗНАЧИТЬ?»
На идиш это — «Вое хейсст?» (с немецкого Was heisst?). А на
иврите это будет: «Ma перуш ха давар?»
Когда я произнес это на лекции в Иерусалиме — меня
одобрили: угадал какую-то глубинную интенцию, запрос Психеи
иудейской. И еще напомнили, что «перуш» — того же корня, что
и «перушим» — фарисеи, кто —толкователи Закона. И обратили
внимание на то, что «давар» на иврите значит и «слово», и
«вещь». Это уравнение очень метафизично и многосказуемо.
Вот почему Бог мог сотворить мир Словом, и Слово есть Бог. И в
то же время и мир, творение, всякая вещь как бы тождественна
слову: тождество априорное Материи и Духа в этом. Ну и наука,
познавание может состоять — не в изучении Природы, а в
чтении Торы...
Итак: не «Что это ЕСТЬ?» — не вопрос о бытии, по существу и
субстанции, но вопрос о значении — внутри некоей нашей
системы координат, в междусобойчике условленных, договорных
аксиом-параметров. Об этом и так ныне на международных
конференциях, таков стиль... И то, что Знак и Значение так
увесисты ныне в науках, — из той же ментальности превалирующей...
Ну а в искусстве XX века — абстракционизм, постмодернизм
и художественная критика-эссеистика-истолковательство —
того же ума-разума наклонение. Когда я был в Израиле, меня
поразило отсутствие скульптур в городах, памятников «с
человеческим лицом» и телом. В мемориале Яд-ва-Шем («Память и
Имя»), посвященном жертвам «холокоста», я вглядывался в
фигуру-статую скорбящей матери: прекрасные, выразительные
складки тканей, но на месте лица — какой-то брус выпирает!
Ужаснулся я—дегуманизм!...
И вспомнил: ведь «не сотвори себе кумира!» — из первых
заповедей в декалоге Моисея. Запрет и изображать Бога, и имя
Его упоминать. Возвышен этим Бог —да, но сколь унижен
человек! Лицо! Личность!... И потому вочеловечение Бога в Иисусе и
затем иконопись и живопись Европы = возвышение Человека —
да, но за счет понижения Бога... (Аллаха запретно изображать и
в исламе, но растения и животных — можно, и какие там
орнаменты и газели!..)
Ходил я по музеям Иерусалима и Тель-Авива: преобладают
абстрактные «живопись» и скульптура, комбинаторика из
пластических элементов или из индустриальных, но редки портреты,
пейзажи. Нуда: минус-же-Космос! Все натуральное презренно
в ценности: отстало, несовременно —так диктуется эстетичес-
228
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
кой критикой XX века. А вот коли перед тобой абстрактная
картина — как требуется при ней человечек, что тебе станет
истолковывать смысл, а другой — с ним спорить! Так и нужность
истолкователей в цене поднимается — и страницы масс-медиа ис-
толковательскими эссеями заполняются.
Так что это взаимо-рыночное обслуживание: кунстштюки,
изобретательные пересочетания элементов в
абстракционизме—и надобность критиков-толкователей. Рука руку моет — и
изгоняется всякий реализм и натурализм — как отсталость и
традиционализм, несовременность, не модерность!...
Одновременно в науке — поход на наглядность. Это
европейские физики и биологи «доброго старого времени» свои идеи
и теории иллюстрировали наглядными образами. Но с конца
XIX века стали к этому в науке относиться брезгливо и начали
переводить все на буквенно-алгебраические модели. Они — по
вкусу начетчикам Торы и Талмуда в хедерах, но труднее говорят
душе индивидов из космо-исторических народов.
В науке — не опыт, а теории — преимущественная сфера
приложения еврейских умов: физики-теоретики они блестящие.
Вообще — вкус к априоризму, аксиоматике, к структуре: все
возможности Бытия в них заранее предположить, вычислить,
высчитать... Опыт же и наблюдение, описание частного
разного, разнокачественного— это более удел и домен ученых из
народов, живущих среди своих природ...
«Наглядность»! Это — пространственное внимание. И
предполагает высокую значимость зрения из чувств. Дальнозорки
горцы, степняки — вообще народы высей и далей, кому есть,
куда вглядываться. У евреев же не зрение, а слух — первочувст-
во (и музыкальный «абсолютный слух» в них чаще других...).
Зрение = излучение, выход наружу. Слух = вбирание, втеснение
Космоса — в себя, нутрь свою. Евреи в массе близоруки, в
очках — от многопоколенного чтения в полутьме хедеров.
Вообще иерархия чувств у каждого народа — своя. У евреев я
предполагаю ее таковой: слух, вкус (тоже вбирание, снедание, втис-
нение мира в себя), осязание (чувствен еврей, в близкодейст-
вии тел и вещей; да и пещеристое тело обрезанное — чутко
сенсуально, сексуально), обоняние, зрение. Для сравнения —у
русских (мне так представляется): зрение, слух, обоняние,
осязание, вкус. У французов: осязание, вкус, зрение, обоняние,
слух. У немцев: слух, осязание (труд руки!), зрение, обоняние
(цветы!), вкус...
Склонность же еврейского Логоса к априоризму — в их языке
пророчена. Когда я принялся изучать иврит, я поразился там
многому. Все — внутри происходит. Разной переогласовкой
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
229
внутри согласных корней слово то именем, то глаголом
становится. А гласный = тайна и дух при согласном = теле слова.
Глагол в настоящем времени имеет более смысл
определения, причастия, имени: от «банах» — «бонэ» — это и «строит», и
«строящий» = «строитель». Так что глагол выступает как
средство характеристики того, что внутри человека действующего, т.е.
интравертен, психологичен: Авраам — думающий, строящий,
говорящий и т.п. Так что не на делание вовне направлен глагол:
вещи, природу кромсать, но реактивно внутрь человека
направлен, на действующее «лицо» —скорее: на действующую «волю»,
на субъект. Опять же вворачивание и минус-Космос тут
проступают...
Вворіачивание и опоясывание видятся мне и в построении
будущего времени — с теми же аффиксами, что и в прошедшем;
только они тут ставятся перед корнем, а в прошедшем — после.
В этом—тождество времени, начала и конца, «архэ» и «эсхатон»
(греч.) — вечный народ что значит! Например: «шамар-ну» = «мы
охраняли»; а «ни-шмор» = «мы будем охранять».
Вообще иврит производит впечатление очень логичного,
экономного в средствах языка: используется комбинаторика
перестановок элементов, место их, а не только качество. Нет той
щедрости в веществе языка, как в народах космовладельчес-
ких: у кого поля немеряные — тем и звуков на слова не жалко, и
можно громоздить вещество на вещество в слово и фразу, их
строя роскошно и расточительно. А тут простым переводом того
же аффикса из суффикса в префикс, с заду слова в его перед-
«кэдем», — время иное выражается. Интенсивность в этом,
сбитость, энергийность, тогда как в тех—экстенсивность... Втя-
жение — и в том, что слово «олам» означает одновременно и
мир как вселенную, и бесконечность во времени. То есть сразу
и Пространство, и Время. (Вон откедова Эйнштейн
вылез-предопределен!)
Логичность языка — он как будто нарочно создан мудрецами,
а не естественно сложился...
И какой текст ни возьму — одно к одному: все особый Логос
выражает, склад ума. Читаю «Блуждающие звезды» Шолом-
Алейхема: «Одного из актеров Гольцман попотчевал
совершенно новым, хотя и несколько длинноватым ругательством:
— Сколько дырочек есть во всей маце, выпеченной во всем
мире со дня исхода евреев из Египта и до нынешней пасхи, —
столько прыщиков тебе на язык, мошенник!»
Да это же — Георг Кантор: теория множеств! Тут
устанавливается «взаимно-однозначное соответствие» между двумя
множествами: дырок и прыщей. Язык = табло, компьютер, память обо
230
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
всех дырках на маце. И все здесь характерно: в качестве
бесконечного множества берутся не объекты открытого
пространства: звезды на небе, песчинки на земле, капли в море, — но
пища, съедаемая внутрь антропоса. Космос —кишечно-полост-
ной, природа = пища. Ввернутость. И в проклятье этом
—сексуальная симметричность дырок и выступов (прыщей) = полная
бинарная дополнительность.
Далее: исходным берется моя точка отсчета: нынешняя
пасха — и к ней притягивается Исход из Египта. Что же между
ними — не имеет значения. И тут опять раскрывается еще одна
тайна и качество еврейской логики и самочувствия в мире и
чувства времени: прямая связь нынешнего события, соотнесение
меня — с текстом Писания, событием божественным. Прямое
замыкание, минуя посредство Истории и последовательность
поколений и ступеней = звеньев цепи доказательств.
Действительны лишь две точки в мире: моя жизнь (и окружающих меня,
ныне живущих родных: «Вся мишпохэ») и событие, заповедь и
мысль Священного Писания, Закон Бога. Несть тут
опосредствования и отчуждения (внимай, Гегель!) — столь капитальных
феноменов западноевропейской цивилизации и сознания...
Еврейство и Россия — трудный сюжет. До третьего раздела
Польши в конце XVIII века евреев в России почти не было. Был,
правда, Хазарский каганат до и рядом с Киевской Русью, где
исповедовали иудаизм, но то не были этнические евреи. Когда же
слава русского оружия, Суворов, взял Прагу (предместье
Варшавы), к России отошла территория с 2—3 млн. евреев. Россия-
мать, земля пространная и обильная, привечает многие народы,
приветила и Еврейство, что, развившись, стал ей в конце XIX в. и
в XX в. — как Сын Приемный, энергичный, предприимчивый. Но у
России есть и Сын Родной, Русский Народ, кто по Космосу и
климату северному, не столь спор и скор, но более
созерцателен. Так что естественно возникло некое соперничество меж
Сыном Родным и Приемным за любовь и обладание Россией-
женщиной. Антисемитизма в России нет, но возможен в ее Сыне
Родном, как некая ревность к Приемному...
ПОЛЬША
То, что будет предложено ниже, не претендует быть научно
точной моделью Польского Космо-Психо-Логоса. Это мой
образ Польского образа мира. Мой миф о Польше. Однако это
дело имеет такое же право на существование, как
художественный портрет человека — рядом с его фотографией, подробными
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
231
анкетными данными, отлагающимися в досье исследователя...
Выводы здесь добываются посредством имагинативной
дедукции (воображением).
Во-первых, надо перевести реалии Польши на мой метаязык
четырех стихий: ЗЕМЛЯ, ВОДА, ВОЗ-ДУХ, ОГОНЬ —в какой
пропорции распределены они в Польскости, что здесь
акцентировано?
Вслушиваюсь в Польский язык. Язык — ведь это портативный
космос: в нем материя утончилась в дух, но дух все еще
веществен: звучит. И вот поражают — ШИПЯЩИЕ. А шипение = огонь в
воде. Польский гений путем палатализации тут разработал
неслыханное в прочих языках разнообразие: взрывные = огнезе-
мельные, сухие сделал мокрыми; перевел и смычный «т» в «ч»
(теплый — чёплый, cJeply); a фрикативный, из стихии воз-духа,
«з» — в «ж» (земля — жьемя, ziemia), и даже рокочущее «р», звук
огня, личности, труда-ургии и истории — в «ж» (из лат. res — тут
«жечь», rzecz). Палатализация — смягчение = увлажнение, то
есть к стихии ВОДЫ пригонка.
Итак, шипящие —диалог Огня и Воды, мужского и женского,
их спор и Эрос. Но в воде огонь сразу гаснет, а тут — долго
живет, звучит звонко; чеканно, кузнечно звучат шипящие. (Тут
кузнец польских сказок бьет о наковальню германства.) Значит:
влаго-воздух есть суверен Польского Космоса, и в нем —
факельный человек, поляк: вспыльчивый, в ком гордость =
кресало-огниво, и порывистость, и свобода (ибо при постепенности
обволокнет, загасит все влаго-воздух), и, по прогорании,
остаются Пепел и Алмаз.
Проверяю Шопеном. Сухой форшлаг и мелизм четко ударной
(«огнеземельной») германской музыки им превращен в
божественное мелодическое поприще; все эти фигурации, овевания,
клубление пространства, волнующегося вокруг опорных звуков
темы; дух, дышащий в «аккомпанементе», — се активность
посреднических стихий: Воды и Воздуха между полярными (по
Платону, в «Тимее») — Землей и Огнем. Пассажи Шопена,
фактура тремещущая его, рокотанье и дрожь — это аналог
шипящим в фонетике.
Но что есть влаго-воздух? Это — ПЕНА, состав Афродиты.
Пена = ПАНИ, активная роль женского начала в Польше. Среди
христианских божеств Матка Бозка оттеснила здесь и Бога-
Отца, и Сына, и Дух Свят и стала еще и Королева Польши, — то
есть и Богово, и Кесарево в себе сопрягла. И Мать и Супруга
поляку: вспомним средневековые и ренессансные статуи в жанре
«Пенькна мадонна»; а Матка Бозка Ченстоховска не только ко-
232
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
рону имеет, но и кораллы-бусы, что есть уже атрибут Жены
возлюбленной.
Итак, женское начало тут — не Мать-Земля, как в других
космосах, но —надземно, воздушное пространство занимает.
Женское облегает сверху, а Мужское — снизу в Польстве: столбом
огня из земли. Теперь и символическую фигуру, образ
устроения мира по-польски, попытаться вывести можно. Это —ЛИПА
Кохановского. Она — Мировое Древо в польском варианте.
Тут — и роскошная листва, ее шелест, птицы райские, ветры с
полей сюда доклады доносят, пчелы жужжат на польские
шипящие: ЖЖ, ЖЬЖЬ, ДЖДЖ, ДЖЬДЖЬ, да и на 333, мед-пиво дают.
Вот Древо Жизни! И его я вижу как Польскую модель мира:
Вот рисунок:
Листва = воплощенный влаго-воз-дух: в преизбытке даже
над куполом шара Небо зачерпнуто.
И она — как локоны Пани.
Сравним с моделью Мирового
Древа по-германски: это —Stamm-
Baum. Мы переводим как
«родословное дерево», но тут СТВОЛ —
Stamm задает смысл: сила осевой
опоры, голая вертикаль и ее этажи,
откуда сучья: Кантовы уровни,
балки, перекрытия. Само Древо читается по модели ДОМА:
Stamm-baum это — Haus. Да и слово Baum — от bauen =
«строить»; так что крестьянин (Bauer) в германском сознании — это не
мужик-земледелец-копатель, а именно строитель: труд —ургия
подчеркнута даже среди гонии матери природы.
А в польскости ЛИСТВА важнее Ствола: она в образах поэзии
воспета. Липа — округла, романска, как и Галльский ДУБ
друидов. А между ними — готическое древо Fichtenbaum — ель. И
философ в Германии — Фихте: Логос от Ели, тогда как во Франции
поэт ШЕНЬЕ — от ДУБА (le chêne). В Польше же Липе такое
почтение, что даже месяц целый в году ею поименован: ЛИПЕЦ.
В России же не одиночное Дерево, но ЛЕС будет
моделирующим: артель и собор дерев. Если Липа Кохановского — это
Дерево как Лес: в Дереве, в самости поляка —богатство Польши,
Леса («Еще Польска не згинела, доконд мы живы»:
человек—условие бытия Польши), то в русском сознании одиночное
дерево — это сиротство, а личность отдельная — это малозначи-
мость; и потому Кольцов, когда ему надо аналог Пушкину
взвидеть, рисует ЛЕС (так названо его стихотворение на смерть
поэта).
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
233
Промедитируем еще фигуру ЛИПЫ: Листва = Влаго-воздух;
Ствол = Огонь; Корни — Земля. Женское — сверху, Мужское
снизу: Кордиан-шляхтич-факел — и Хам, Слимак-улитка,
Романтизм-Позитивизм. Польский флаг —Белое над Красным.
Итак, Польский Космос есть некое марево Бытия, надземное
в основном, со стихией ЗЕМЛИ не натвердо связанное, так что
земли может быть тут больше (как в Речи Посполитой) или
меньше (как после разделов), но Польскость — не в квадратных
километрах, а в воз-духе и в сердце, как в «Польском пилигриме»
Мицкевича и у ссыльных в Сибирь поляках. В «Свадьбе» Вы-
спянского Невеста видит сон: бесы везут: «Куда? — в Польшу. —
А где же Польша? — Нигде, — отвечает Поэт. — Она в сердце».
И показательно, что именно бесы мыслят
пространственно-земельно.
Польша геополитически — как гармошка между Западом и
Востоком Европы: то расширяется, то сжимается — и тогда
перебегает в Дух, в Листву, во Влаго-воздух, в романтизм
прыснет — есть куда! Так что Польскость не боится, а даже навлекает
на себя трагедию (с точки зрения земли и тела). Она и
изощренна на трагедию — как на шипящие. Трагедия ведь — дар!
Крестьянин Слимак в «Форпосте» кучу-малу своих бедствий
пересчитывает — и все мало! Но поляк вынесет и будет пировать и
плясать. Недаром «Кулик» Словацкого восстание как свадебный
поезд представляет.
Посредничество Польскости между германством и российст-
вом в том даже проявляется, что в тутошнем бутерброде
колбаса (немецкий Wurst) вместе с сыром (русская Мать-сыра
земля)... То есть в Польском Космо-Психо-Логосе элементы и
того и другого обнаруживаются и синтезируются. Но чтобы не
растопиться именно из-за этой близости, Польскость через
голову соседей союзится и питается романской субстанцией.
Удивился я далее, что предатель земли польской может не
терять героического ореола. Вот Яцек Соплица в «Пане
Тадеуше» — убивает из-за угла Стольника Горешку в момент его
битвы с «москалями». А Ян Белецкий в поэме Словацкого орду
татар приводит на родину — в отмщение магнату. И —
покаялись—и славны. А все потому, что Польскость —не на земле, а в
ЧЕСТИ. Даже парадоксально скажу: чем меньше Польши, тем
больше поляка (и наоборот): вон — Конрад Валленрод!... Да и
сам Адам Мицкевич. И Шопен...
Но за последний кус земли, чтобы было хоть где
похоронить! — будут стоять насмерть: вгрызутся, как мужик Слимак в
«Форпосте», кто один в абсурдном упорстве одолел нашествие
234
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
немцев-колонистов. И в повести видно (как и в «Гражине»
Мицкевича), что национальная воля и ум — в женщинах Польши. Это
Слимакова чует, что земля — не в моргах и деньгах, а в — «Дзя-
дах»: чтобы было где душам умерших кружку поставить.
И вот еще великий в Польше сюжет: взаимоперетекание
живых и умерших: чуянье умерших как живых духов,
действующих и в нашей жизни. Про то — «Дзяды» Мицкевича. А в
«Свадьбе» Выспянского персонажи истории — они же действующие
лица в настоящем: Вернигора, Браницкий, Станьчик и т.д.
Смазаны Прошлое и Будущее в поляке — плывут в мареве
Настоящего; но оно в «Свадьбе» не твердь, а полусон и иллюзия, пир
полупьяного существования...
И в «Солярисе» Ст. Лема реализуются думы и мечтания,
навязчивые идеи людей, их внутренняя жизнь и подсознание:
Солярне их читает, знает — и воплощает... Да это же как и в «Дзя-
дах»: воскрешение образов умерших, живущих в моей памяти.
Кстати, Солярис — это же дышащий и волящий воздушный
океан! Влаго-воз-Дух! Король Влаговоздух — как «Король дух»
Словацкого! Океан — как живое всесущество, демиург. Если по
иудаизму Бог — это «Огнь поядающий», ветер, гром и столп
огня, то польский образ Бога имеет в стихиях себе
соответствием — водо-воздух...
Живость умерших, умение с ними жить в соседстве и
ориентировке на них — и в балладах Мицкевича («Свитезянка» и
упыри), и в «Тренах» Кохановского, и у Броневского «Ясеневый
гроб», и Мацей Борына весь 2-й том «Мужиков» Реймонта лежит
умирающий, как органный пункт на Смерти; и в «Березняке»
Ивашкевича могилы жены и брата — при усадьбе; и
современный прозаик Мысливский пишет «Камень на камень», где
строится—СКЛЕП.
Но отсюда и Польский Эрос: у Марыси в «Свадьбе» два
возлюбленных: живой муж Войтек и умерший жених Призрак.
Эрос русской женщины — иной: ей, Матери-сырой земле,
тоже нужно два мужика: хмельной, разгульный Народ-Светер и
Государство-Кесарь, закон-аппарат. Онегин и Гремин, Обломов
и Штольц, Вронский и Каренин и т.д. И еще — поэзия разлук,
коей препоясана русская земля: происходит перекос вертикали
Эроса — на ширь-даль-горизонталь... чтобы любовь и песня
прокатывались по всему необъятному пространству и его
единили...
В польском Эросе она — наверху (а не внизу, как Мать-сыра).
И у Гоголя-Яновского, кто, на мой взгляд, Конрад Валленрод
польства в русской литературе (разъел пушкинскую цельность
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
235
критическим и сатирическим направлением), Ведьма наярива-
ется сверху на Хому Брута.
Глубинная амбиция поляка — соперничество с Христом:
заменить его собой, Польским народом, на коленях у Пьеты
(=Пенькны Мадонны). Жертвенность, мессианизм Товянского и
Мицкевича.
Разберемся меж персонажами Эроса: Отец, Мать, Сын,
Жена... В одних странах разворачивается Эдипов комплекс:
Сын убивает Отца и женится на Матери (Эллада, Европа
Западная так). На Востоке и в России — то, что я назвал «Рустамов
комплекс»: Отец убивает Сына (Рустам — Сына своего Сохраба,
Илья Муромец — Сокольника, Иван Грозный, Петр Первый и
Тарас Бульба —сыновей своих) и, в варианте, женится на Снохе
(у Максима Горького Эрос Артамоновых —снохаческий). В
Америке—Орестов комплекс: «матереубийство»; переселенцы
покидают Мать — родину Старого^вета, a новую землю не как
Мать, не как Природину, а как пассивный материал-сырье для
труда ощущают, без священного отношения...
А в Польше как с этими ипостасями?..
Отец оттеснен — в ничтожность: и король безгласен при «ли-
берум вето»; и в литературе Отец—слабый персонаж (в
«Границе» Налковской — разоблачение отцов). В «Дзядах» (не Отец, а
Отец Отца тут сакрален — Дед) мятеж Сына на Отца-Бога: его
поливает. А почему? Потому что сам так страдал, как другой сын
Бога —Христос; и чуть ли не превзошел... Потому-то Папа
тогдашний как еретические воспринял книги Мицкевича «Польский
пилигрим» и «Книги народа польского»: как покушение
заместить Христа Польским народом — в любви Матери Божией... Так
что в Польше ревность Сына-Брата — к Брату (и в «Березняке»
Ивашкевича): кто кого пережертвит, «Ромулов комплекс» (не
скажу: «Каинов»...). Горизонтальное соперничество (однопоко-
ленники: Соплица и Горешка), а не вертикальное...
Еще посравним с другими моделями.
Шар и Круг, столь совершенные в эллинстве, отвергаются
Мицкевичем: лимоны Италии — мертвенные шары из золота (в
«Тадеуше»); и «прусский король начертал КРУГ и сказал: «вот
Бог новый» (в «Польском пилигриме»). Также и квадрат и куб
германства — отвратная для польской эстетики фигура; и
орнаменты преобладают тут лиственные, а не геометрические.
Чужд и Итальянский Космос атома-камня-индивида в
сияющей пустоте. Ближе французская milieu — среда, значащая
полнота: тут тоже из четырех стихий не крайние — земля и
огонь, а посреднические — вода и воздух — значащи; также и
236
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
носовые звуки, и роль женщины. Но нет в Польше симметрии и
баланса, а вспыльчивость: прорвать облегание рывком —таков
ритм тут: всполох!
Также и русские символы здесь оспариваются: если у нас
Свет («белый свет»), то тут Цвет почтеннее, радуга — Ядвига!
А Путь-Дорога тоже в минусе: в Польше вертикаль важнее
горизонтали, и этим ближе к германству. «Дорога в Россию»
Мицкевича—ужас, кошмар бесконечности и белизны. И у Марии Пав-
ликовской-Ясножевской «Придорожная Верба» (Wierzba przy-
drozna) — при дороге = при чуждом себе месте, отвернута от
нее руками — вверх! У нас Гоголь — Яновский, кто чуток к тому,
чего в Польше нет, по контрасту восславил и Бесконечный
простор, и Дорогу (Русь-тройка). И внес идею «мертвых душ» — как
живых...
Чуждо и германское древо готическое —ель, кипарис: как он,
чопорный, в сравнении с березой, в «Пане Тадеуше» отвергнут!
Теперь начнем пробираться к Польскому Логосу, т.е. складу
мышления и важным в нем категориям.
В польских образах Пространства и Времени вот что
замечаем. «Для выражения места в русском языке употребляются
наречия «где», «там», «здесь», «нигде», «везде» и др., а для
выражения направления в сторону предмета (с глаголами
движения) — «куда», «туда», «сюда», «никуда» и др. В польском языке
такого различия нет. В обоих случаях употребляются одни и те
же наречия». Но это значит, что не так важны и проработаны тут
в понятии пространственные векторы и страны света, что,
напротив, так важно в ориентированном на горизонталь (даль-
ширь) мира Русском Космосе. Большая аморфность внешнего
Пространства — ибо оно стянуто внутрь, ко мне, при-сут-ствует
здесь и теперь, как и во Времени: Прошлое и Будущее стянуто
ко мне, в сие существование. И потому оно так пышно и
насыщенно цветуще — как Липа! Так ощущается текущая жизнь
человека.
А Время?... Акценты в нем выдает язык: «почему» здесь —
dlaczego (= для чего) и «потому» — dlatego (= для того), то есть
взгляд не назад, в причину, происхождение вещи, в прошлое
(как в германстве), но ближе к французскому подходу спереди,
из цели («почему» — pour-quoi — то же самое «для чего»), к чему
вещь?.. Финализм и предопределение, характерные для многих
французских мыслителей, перекликаются с польским
мессианизмом...
Но еще точнее: любит поляк рассуждать так: «Ах, если бы
тогда все произошло иначе?!» —под Рацлавицами в 1794-м, или
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
237
в Варшаве в 1831-м... То есть, по модусу, так сказать, future in
the past — возможного иного будущего в прошедшем...
Из трех точек: причина (прошлое), центр (настоящее), цель
(будущее) здесь привилегированнее центр, где сердце(вина)
бытия. Об этом говорит и фиксированное ударение на
предпоследнем слоге — в центре слова обычно; и амфибрахий —
польская стопа в шаге на 3 (мазурка, полонез...).
Поляку важно: как себя вести в миг настоящего времени и как
выглядеть (а не победа): умирать красиво (и Броневский
«Смерть революционера», и Пушкин в письме к Вяземскому
1 июня 1831 г. о декоративно-рыцарской смерти польского
командующего Скрженецкого и всей свиты с ним, с гимном «Еще
Польска не згинела» на устах).
Мицкевич в своих лекциях о славянских литературах,
сравнивая Горация и Кохановского, отмечает у первого горловой голос
и вдохновение, идущее от головы, а у второго — голос грудной и
из глубины сердца. Тут топография важна: Рим = Голова, и
головное, капитолийское вдохновение у Горация: рассудок и
мера. Польша — грудь, сердце... Значит, идея «головного» и
«начальства» здесь отступает в ценности перед принципом
Центра, где сердце. (То же и в фонетике: «о» носовое съедает
«а» = высь и «у» = глубь.) А грудь — полость влаго-воздуха,
обитель легких. Так соответствие устанавливается между
Космосом (водо-воз-дух) и Антропосом (грудь), и Психеей (сердце), и
Логосом (центр, настоящее). Также и в Социуме польском:
важна срединная фигура шляхтича, который психикой —
дворянин, магнат, а бытом — мужик, однодворец. Во времена
Мицкевича 18% населения —шляхта... Значит, чувство личного
достоинства: Я сам! я пан! —демократично в Польше, массово. Об
этом же вежливая форма тут — на 3-е лицо (как и в атомарно-
дискретном италианстве — Lei): pan, panstwo, pani есть акт
объективизации, создание ди-станции между индивидами —
против их фамильярного соприкасания в «ты» и утопления во
множественности «Вы» и «Мы». Учтивость, уважение к отдельности
и самости другого. Неслиянность «Я» и «Не-Я», индивида и
Целого. Если Рок России — Единое, нечленораздельность, то Рок
Польши —множественность, неслиянность... Отсюда —
отсутствие эпоса; вместо него лиро-эпический жанр баллады, а также
емкость здесь малой формы: фрашки Кохановского, мазурки
Шопена: каждая —микрокосмос...
В поэме Словацкого «Ян Белецкий» пан Бжезани так
рассуждает: «Наш польский край — готическая башня: В ней тысяча
колонн — подпора в храме; Пусть выпадет одна — какою силой Ты
238
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
сдержишь храм? Все ляжет грудой праха! Я выпаду!..» (перев.
А. Коваленского). Тут уравнение 1 = 1000: значимость Одного!
Все от его свободной воли зависит. Отсюда — «либерум вето»:
Один имеет право преградить путь всем! (Ср. русское: «Один за
всех, все —за одного».)
Кохановский: «Верно, что деды (не отцы — авторитет, а
деды! — Г.Г.) богатств не имели, больше иметь они их не
хотели». То есть не по нужде бедны, а по неохоте убиваться в труде,
понимая, что качество жизни — не в количестве материй, а в
ценностях души: свобода, честь, радость жизни. В германстве и
американстве, напротив: ургийная, трудовая добродетель
ценится. И бытом становится человек барин (нувориш), а душою —
хлоп, тогда как в Польше обратная картина: шляхтич бытом —
хлоп, а душою — аристократ, рыцарь, артистичен, беспечен.
Такое создается впечатление, что тут постоянно пируют и
танцуют и весело жизнь препровождают. Немногозаботливость.
Бесшабашность. Радость бытия вкушается сразу, а не
откладывается на потом, про запас... Недаром и гимн Польши это
мазурка Добровского — плясовой ритм, не марш. И кто-то там
заметил: «Проплясали поляки свободу Польши»...
Самодостаточность в Психее (отсутствие застенчивости,
«комплекса неполноценности», польский «гонор») —
координируется и с отсутствием опосредования в Логосе, которое — от
неуверенности: перелагает на иное, отсылает от себя
подальше, не берет на себя ответственность. Здесь же —
решительность как в отрицании, так и в утверждении. Если формула
эллинской и западноевропейской логики: «это есть то-то»
(«Сократ есть человек»), а формула русской логики: «не то, а... что?»
(«Нет, я не Байрон, я другой...»; «Не то, что мните вы,
природа...»), то формула польской логики: «не это, а вот что!» Она
близка к русской тем, что начинается с негации, отталкиватель-
но, реактивно, но близка к западноевропейской — своей
утвердительностью в итоге, тогда как русская — разомкнута в
бесконечность вопрошения и исследования, есть отсыл в даль...
Вот схема логического построения у Мицкевича:
«На каких людей отчизна наша возлагала... надежды?...
Не на людей, одевавшихся всех красивее...
И не на людей, воевавших где-то...
Но на людей, которых вы назвали добрыми поляками...»
(«Книги Польского пилигримства», VI)
Польский Логос выявляется и из особенностей вклада
поляков в мировую Науку. Он — в отрыве и одолении Земли (Копер-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
239
ник и наш Циолковский, открывший реактивный принцип:
ракета летит самоотталкивательно, как и мысль разгоняется по
логике «не то, а...»); в развеществлении тверди: открытие Марией
Склодовской-Кюри (опять французское склонение, как и у
Шопена...) радиоактивности — ведь тем она гранит атома-камня
(стихия земли) раскрыла как марево-истечение, радугу, влаго-
воздух, поле, континуум...
Подобно и у Юлиана Пшибоса в стихотворении «Материк» —
тут весь польский Космо-Психо-Логос! И одухотворение
вещества, и взмах-порыв; и Листва, и Тень; и волновая теория
строения всего в мире; и кривая-лукавая, женская линия...
* * *
В общем, получилась у меня, так сказать, «романтическая»
модель Польскости. Но недаром в дополнительности к ней
возникла и «позитивистская» модель. Ее raison d'Ktre столь же
бесспорен. Ведь История, Культура находятся в диалогическом
отношении к национальному Космосу и Этносу и антропосу: то,
что не дано последним от Природы, естественно, первые
призваны восполнить, произвести искусственно: через труд и
воспитание в Обществе. Национальная целостность поэтому есть
нечто принципиально открытое, незавершенное.
Но подобно и в оркестре человечества каждый народ, как
инструмент, ценен незаместимостью своего ума-умения: гобой
дорог скрипке тем, что он умеет то, чего она не умеет. Так что не
унификация, а уникальность — вот верный курс. За что мужчина
любит женщину? За то ли, что она похожа на него? Напротив —
за диво совершенной непохожести. Так и соседнюю или
дальнюю нам национальную целостность: ее возлюбленную
непохожесть — вот что да восценим и чем будем дорожить!
БАЛКАНСКИЙ КОСМО-ПСИХО-ЛОГОС
Балканский менталитет я попробую охарактеризовать на
материале знакомых мне культур Эллады и Болгарии.
Балканы — регион материка Евразии, представляющий
собой диалог горного массива и полуострова (еще и с островами в
море). С одной стороны, с севера — вздутие земли на небо, ее
тяжкая гордыня. С другой, с юга — погружение земли в море,
самоумаление тверди перед водой, мужского начала перед
240
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
женским. (Хотя тут — амбивалентно: море — Посейдон, а
земля — Гея и гора — ее грудь).
Конечно, условно впряжены геополитической
классификацией эти два типа бытия: островная Эллада и Болгария, прежняя
Югославия, даже Румыния, эти сугубо материковые и жесткие,
монолитные страны, в одну региональную целостность. Однако
если вдуматься — и субстанционально-качественное можно
обнаружить единство в этой общности. Внутри континента
Евразии здесь перекресток между Европой и Азией, их диалог:
Персидские войны Эллады, Османское иго над Балканами и т.д.
Здесь стык ислама и христианства, динамика между ними:
противостояние и взаимопроникновение, взаимопитание — и в
обычаях (болгарский «кеф» и семейный уклад), и в одежде, в
архитектуре, в языке (турцизмы и юмор турецкий), в мелосе
восточные извивы и ритмы и в Болгарии, и в Греции —лидийский,
миксолидийский, гипофригийский лады, что изгонял Платон из
идеального Государства как разнеживающие. И кухня: ее
многообразие, греческой и болгарской, — от стыка разных
вкусов и их космизация, согласование в пестром единстве: острое,
сладкое, пряности — это тебе не материковая суровость и
простота германо-русская, но мелкая дифференцированность, как
береговая линия Эллады или насеченность гор и ложбин на
Балканах.
Балканы — не плато, плоский монолит, а изрезанность, так
что каждое углубление, долина, где оседает человек на жизнь,
являет особый род и народ, стиль и склад — как особый полис
на каждом острове Греции. Хребтами разделены эти
микронароды и «островные» общины на материковых Балканах,
сохраняющие свой быт и говоры (архаику в диалектах едут сюда
изучать лингвисты), — так же, как морем отделены Родос и Самос,
Хиос и Кипр в Элладе. И как воевали-цапались друг с другом
полисы в Элладе, так и ныне в бывшей Югославии народы
сцепились малые. И вот забрезжило сходство космоустроения меж
Грецией и материковыми Балканами: остров в Греции = долина
(ложбина) на Балканах: и там, и сям — особый мир, община,
полис, стиль. Налицо диалог: остров есть выпуклость стихии
земли в воде. Долина есть вогнутость земли в небе,
уступчивость-смирение земли перед небом и, напротив, выступ Неба в
лоно Земли. В сумме этих двух полушарий получается шар.
Сферос — главная моделирующая фигура в эллинском
миросозерцании. И Эмпедокл, и Платон, и Архимед, и Плотин — для
всех шар есть образ совершенного Бытия, идеал Космоса. Тут
примеров не счесть.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
241
А как с этим на материковых Балканах? Мне они известны
в болгарском варианте. Болгарский Космос — чередование
Горы («Балкан» — он) и Долины: Котел, Клисура (ущелье),
Широка лъка (широкая лука) — так обозначаются поселения, по
рельефу. В итоге получается волна-синусоида из двух полушарий:
• Чаша вверх и вниз дном. Но и в ценностном отношении
между ними диалог: гора, «балкан» — местообитание гайдуков,
свободных духом мужей, тянущихся к небу. Там и овчары с кава-
лом и гайдой, люди музыки (ближе к Парнасу). А в долине —
«стара майка» и «тежки чорбаджии», создатели и хранители
быта, очага, богатства и культуры. Там и «чорбаджийската дъще-
ря» — мечта гайдука. Соответственны и духовные ориентиры:
высота горы по климату соответствует посеверению широты:
там холод, белый снег — свет и ветер вольный; и люди
отвлеченного идеала и воз-Духа высокого тянулись из Болгарии на
Север, в Россию, —туда и Каравелов, и Ботев, и Георгий
Димитров, и отец мой, Димитр Гачев. А люди более
жизненно-телесные, трезвые и прагматические, тянулись на Юг и на Восток, в
Цариград: Петко Славейков, Крыстевич, Богориди...
И тут еще один вектор на перекрестке Балкан проступает:
между Югом (цивилизации Средиземноморья) и Севером
(Германский и Русский миры). Балканы — на пути, на оси «из варяг в
греки», то есть между германо-славянским земледельческим
Севером и торгово-изнеженным Югом (Финикия, Афины,
Венеция...), где живчиком снует мобильный атом-индивид, у
которого принцип «все мое ношу с собой» (как и Данте — «сам себе
партия»). На Севере же Целое первично, а индивид — его
функция. «Жила бы только Родина!..» —поет русский, а южанину «где
хорошо —там и родина».
Но этому вроде противоречит германский протестантизм,
где каждый — напрямую с Богом, свободная личность,
«самосделанный человек» англосакс. Но именно
«самосделанный» — акцент на труде, а на юге — на обмене (и обмане,
лукавстве: Одиссей хитроумный — герой). Там или пастушество, где
еда сама растет (иудеи, арабы), или обмен готовым — там даже
целые торговые народы (финикийцы). Лишь монолит долины
Нила, Египет, где тоже Целое первее индивида. Кстати,
питавшийся и египетской мудростью Платон, у которого наиболее
богатое миросозерцание изо всех древних, являет Эллинскую
модель мира со склонением именно к материковости. В «Законах»,
вычисляя должную пропорцию земли и моря для идеального
полиса, он замечает, что для нравственности народа лучше рас-
<=ъ
242
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
полагать его подальше от побережья, которое плодит
изнеженных и плутоватых людей. Его привлекают Спарта и Фракия,
откуда Орфей и орфические мистерии, где ПЕЩЕРА (в
«Государстве», а и городок такой в Болгарии) и ВПАДИНА, с которой он в
«Федоне» сравнивает местообитание нас, землян: как лягушки в
водоеме, так и люди во впадине, наполненной воздухом. А на
«островах блаженных» — высушенный Космос. И
болгары-фракийцы, блюдя материковую субстанцию, на побережье Черного
моря строили дома спиной к воде, лицом в земле.
Однако учитывать надо, что мое построение — это взгляд из
России, где совсем иной Космос: равнина, нерасчлененность,
монолит и лапидар. А тут — изрезанность, членораздельность
осуществлена Бытием. «Разделяй и (таким образом)
властвуй!» — этим принципом Бытие правит здесь своими
насеченными членами: атомами-индивидами, городами-государствами,
островами-полисами, долинами-«республиками». Все они — не
субъекты, но объекты власти чего-то большего, чем они.
Целого. То-то Сократ призывал к САМОпознанию: стать субъектами,
но в уме, а не в бытии. Не к самообладанию, не к самосделыва-
нию, как северянин-германец-трудяга.
И вот противоречие: эти малые социумы автарктичны, являют
собой мир, закон и самоуправство. Но они очевидно марионе-
точны —среди огромности мира и моря вокруг, неба и Космопо-
лиса. Так что врождено им, балканцам, чувство Целого Бытия,
принадлежности ему. Отсюда Ананке, покорность судьбе, и
лица эллинских статуй излучают не бунт, но смирение. При
этом, однако, каждый индивид тут динамичен, подвижен, как
животное (оно тут модель, особенно в Элладе, в ее мифологии).
СамоДВИЖЕН, но не самоСДЕЛАН, в отличие от германца,
который трудом-производством и на одном месте, по модели
растения, земледелец и бюргер, цеховой мастер, созидает мир и
себя, и его амбиция — прорыв от Судьбы — к Свободе.
Региональность и местный патриотизм характерны для фи-
ванцев и коринфян, шопов и родопчан, боснийцев и хорватов...
Хотя то же и у шотландцев, и в графствах Англии, в землях
Германии... И Померания так же воевала с Австрией, как Спарта с
Афинами. И все же естественная разделенность водой и
хребтами сильнее обособляет и чужеродит, нежели легко
преодолимые рубежи на равнине. Здесь же изолированность,
относительная замкнутость внутри Целого, между Небом и Землей,
островно-горной. Каждый мир —регион тут —шар. Вертикали
во Космосе соответствует в Психее — гордость. Она — у
горцев, черногорцев... А прибрежные — горизонтально
ориентированы на связь, изгибчаты, лукавы. Это подметил и в греках, и в
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
243
болгарах прямолинейный русский Константин Леонтьев. В этом
смысле Византия — сдвиг Эллады на север, материковый ее
оборот и ипостась, тут балканская суть более проступила, как
еще ранее — в Македонии, ее владычестве над Грецией и
миром.
Македония — первый синтез Эллинства и Балканства. Тут
материк Балкан возобладал над Элладой. Но чем? Монолитом,
силой, не умом. А впрочем — Аристотель не случайно откочевал
сюда учить Александра. Да и сам он — Стагирит, с севера. В нем
важный оборот эллинского Логоса. Аристотель — расчленитель
и логик в отличие от умозрителя и диалектика Платона. И
недаром он так по душе пришелся германской материковой
цивилизации центра и севера Европы — как отец науки и предтеча
Канта. Так что Аристотель, как мост между Афинами и
Македонией, прообразует некий балканский синтез во Логосе:
склонность все расчленять, не опьяняться идеями, как Платон,
практицизм, трезвость, умение часть понять из части, выработка
теории «ад хок», для каждого случая, а не всеобщей.
Допускается регионализм во Логосе. Так и стали все науки работать:
каждая свою теорию сочиняет: физика, минералогия, лингвистика.
Итак, РЕГИОНАЛИЗМ — и во Космосе, и в Логосе. Ну и в
Психее: что ни община — то свой характер у ее человечка. То-то
ученик Аристотеля Феофраст характеры описывал, тогда как
великие трагики Афин — судьбы и идеи, перипетии, игру
обстоятельств Бытия. Из характеров трагедия не получится, а лишь
комедия нравов. И, кстати, вот это хорошо умеют балканские
писатели: Нушич, Радичков. Балканский юмор — бытовой,
телесный, домашний, региональный тоже: описывает случаи со
знакомыми, про родню, свояка; нужно знать контекст, чтобы
засмеяться. «Самозадоволяване» (самоудовлетворение, болг.) и
тут. Потому в принципе трудно возникнуть здесь универсально
понятному мировому автору, ибо какая-то региональная
складка на нем, для домашнего употребления. И не провинциализм
это, а микрокосмичность. «Провинция» — от того, что где-то
центр есть. А тут —самоцентрированность и самопонятность —
своим, эзотеричность как бы. Посвященность в данный круг
жизни и быта. Балканы — полицентированный Космос. За
пределами свое очевидное — непонятное, не смешно. Внутри же
все — на высшем уровне. Вот где разница Цивилизации и
Культуры очевидна! Балканские —культуры: их много, самородных,
оригинальных. Но общечеловечность, как признак и свойство
Цивилизации, им трудно достается именно в силу довлеющей
оригинальности культуры здесь. ОРИГИНальность = «рожден-
ность», самородность, вблизи Природы (а не Труда, произвол-
244
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ства). А в больших цивилизациях налаженное производство
идей, понятий, они более унифицированы, в ходе контактов
общий язык полируется. Балканские культуры — мало
сообщающиеся сосуды. Тут каждый мир свой набор архетипов,
символов, идей, язык производит —также подобно, как в Элладе
каждая местность имела свой цикл мифов: Фивы, Лакедемон, Крит,
Афины, Фракия, Иония... Это потом стали собирать местные
культы в единую мифологию Эллады, но она все равно —
искусственное образование, как и всякая цивилизация. Она
обобщает, распространяет, но не рождает.
У Диогена Лаэртского —анекдоты о философах, фрагменты.
Малая форма, как и малые полисы и общины. Да и Аристотель,
обобщивший философскую мысль Эллады, передает, что кто
говорил по каждому вопросу — как малые рассказы, слухи о
знакомых или предках. Так что фрагменты, оставшиеся нам от
культуры Эллады, это не только внешней волей истории
остаток, но и присущее изнутри, свой жанр творчества, изделие
регионального Логоса. Сращенность мысли с человеком: кто что
говорил, как и в какой обстановке — об этом Диоген и всякая
легенда и миф. Тезис — как характер. Не без-характерная,
отвлеченная, отчужденная мысль, что самодержится своей логикой,
но мысль, прорастающая из характера и ситуации и истории
малой с данным человеком. Антропоморфность Идеи — что
Гегель для классической фазы Духа и искусства отмечал. Но и в
текстах болгарина Иордана Радичкова — набор
мудрецов-чудаков сельских: кто где что сказал, повествует, и все дивуются,
хохочут, задумываются...
Из мелкогабаритности космополисов, изделий труда и
мысли, из здешнего стиля довольства малым и домашним кругом
бытия — ненужность на Балканах больших стран. И если они
возникали, то как искусственные образования сверху,
насаженные не своими, а иноземцами: римлянами, турками,
австрийцами, советскими (Югославия и Балканская Федерация, что
замыслили Тито и Димитров). Внутри же там — раздоры, как
между сербами и хорватами, как и между Ахиллом и Агамемноном, и
для примирения нужна Афина, уровень олимпийцев, как ныне —
вмешательство ООН, да и то малоуспешное.
Балканы — «пороховой погреб Европы», но отчего? Оттого,
что лезут туда северяне-материкаты присваивать и володеть,
равнинные Германия, Россия... —и мутят там, страсти и гордую
вспыльчивость малых там народов поджигают. Впрыскивают им
идею самостоятельности, государственности и величия. И вот
уже в ход пошли идеалы: «Великая Сербия», «Великая
Болгария», «Великая Румыния», тогда как их ценность — быть малыми
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
245
и самодостаточными, не иметь Эроса к распространению, как
он автоматичен у континенталов протяженных и
протягивающихся, у равнинных, кому нет естественных преград, как здесь
горы и море. Как моя тетя Руска, приехав в Москву, говаривала:
«У вас тут все БОЛШОЕ: «Болшой театр», «Болшая любовь», а
България — мъничка» (маленькая), «таз шепа земя» («эта горсть
земли»), как любовно о ней поэт Георгий Джагаров писал.
И когда ищут мировые ценности (универсальные) в культуре
балканских народов, чтобы уловить их, надо сменить оптику и
шкалу ценностей, присогнуться, тогда оценим эти самобытные,
острые, терпкие породы культур. Так ведь и с возрождением
Эллинства произошло: присогнулись европейцы Севера и
стали мелочи изучать: «Что ему Гекуба?»—дивился Гамлет на
актера, что рвал и метал в страсти. Что нам наяды, Киприда, Атри-
ды? А —много!.. Потому что мы приникли к ним. Телескоп тут не
работает, а вот микроскоп —да!
На Балканах БЫТ — главное Бытие. И под турками, и под
австрияками, и под советскими, которые царили поверху, внизу
свой родной многовековой уклад функционировал: семейно-ро-
довые обычаи, корчма и кухня, народный календарь и обряды.
«Приземленность» — так для ложбинных сказать, или «восхи-
щенность» — для островитян, кто на пупыре своем как на
Олимпе обитают, небожители. А те, «балканджии», — в пещерах,
орфические мистерии своею жизнию справляют и пифийски
мыслят, как ведьма Ванга или писатель Радичков, кто замысловатые
вышивки характеров и ситуаций творит, орнаменты
причудливые. Узорчат. Ориентален.
Ну, конечно: Балканы есть ОРИЕНТ в Европе. Мусульманская
прививка там по душе пришлась: «ислам» — покорность,
недвижность, не бунтарство во свободе и самосделываемости,
как это германский Север и Запад настроен и нацелен ПРОТЕС-
Тантизмом, что есть антипод исламу-покорству. А там —
революционность.
Тут и симметрия с Пиренеями — Испанией, которые ОРИЕНТ
на Западе Европы благодаря вторжению арабов и
мавританскому вспрыску. Ориент с юга обошел Европу и в клещи взял: на
востоке — Балканами, на западе — Пиренеями. Горы — рубеж
против равнинных континен-талов-северян. И много сходства в
ментальное™ между испанцами и балканцами: вертикальность,
гордость, само-достаточность, довольство малым (тип идальго-
мудреца—Диогена), внутренняя страстность, огненность,
нежелание распространяться вширь и завоевывать. А если и
распространилась Испания через Атлантику аж во Америку
(Латинскую), то тут более — Португалия, а Испания тут просто волю
246
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
континента Евразии к экспансии осуществила. Однако ж и
разность есть с Испанством: нет в балканцах такого острого
чувства смерти, мистерии Бытия, трагичности. Все умереннее,
округлее: шар — модель, а там — эллипс, все вытянутее, как у Эль
Греко фигуры и лица (в нем, кстати, тоже подтверждение
сродства Испанства с Балканством).
В Психее балканцев — гордость. Она — тоже довольство
малым, скудным, но своим. Не производить наружу, на рынок мира
и там получать удостоверение своей ценности и важности
(таково тщеславие в отличие от гордости), но натурально, в своем
круге. Психология вольных, не рабов. Вертикальных, а не
лежачих. Но оттого, что не нуждаются в ближнем (народе), не
ориентированы на него, — самозамкнутость и узкий круг идей и
понятий. Зато —свой, оригинальный, характерный, доморощенный.
Как большая страна-государство, так и большая форма в
искусстве, система в философии — тут не надобны. Не КАК ЭТО
ЕСТЬ тут записывают, а КАК ДУМАЛ ПИФАГОР. Да и у Платона
даром, что ли, диалог — форма? Тут КТО-МЫСЛЬ, а не ЧТО-
МЫСЛЬ, о чем, как это интересует безличную науку нового
времени, германской цивилизации. Тут фамильярность с
сущностями и идеями — как фамильность их = личностность —
характерность, домашность, дома-рощенность.
Отсюда в Логосе —множество разного, противоречия и
несогласия, разнобой. И это было бы какофонией, коли б не было
такой прекрасной пестротой, что согласуется в Космос и
гармонию где-то на высшем уровне, в Целом, демонстрируя изобилие
Бытия. А тут, внизу, и не надо согласовывать: так и удобно жить-
бытовать разным и в отдельностях. Как народцам-общинам-
полисам на островах или в ложбинах меж гор.
Мой эскиз балканской ментальности в связи с характером
природы здесь получился, конечно, субъективен и груб: какой-
то лубок тут намалеван. И все же некоторые свойства, надеюсь,
проступили.
ГРУЗИЯ
(Миросозерцание горца)
Главная интуиция — это горы. Грузия пришпилена горами;
горы — это спасение (оборона) и казнь Грузии. Потому что горы,
во-первых, отняли полнеба. Во всем мире Небо — это Отец,
архетип Отца, Бог-Отец, а земля — Мать. В Грузии ж горами земля
вздыбилась на небо и отняла большую часть его. И, собственно,
поэтому и в культуре: когда я анализировал национальный
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА 247
образ божества, я понял, что из христианской Троицы в Грузии
Отец слабо чувствуется, верх берут другие ипостаси.
Далее: горы—это неизменность, недвижность. И это—твердь.
Одно дело, допустим, русский космос: «мать-сыра земля». Она
мягка, сдобна, рассыпчата, как тело человека. Человек
вообще — срединное существо между небом и землей. Поэтому он
всегда себя моделирует между ними. У равнинного народа
таким архетипом — братом человека по срединности является
дерево. И модель Мирового Древа руководяща в Логосе
равнинных народов, так же, как животные — в Космосе пустынь,
кочевья (Конь, Верблюд и др.). Здесь же аналогичную роль играют
горы. В Грузии недействительна модель Мирового Древа — ее
замещают Горы.
Далее: древо мягко, растет, умирает. Над ним властна смена
времен года, оно несет в себе идею изменения. Горы ж —
неизменны. Идея круговорота, облегчающая существование и
понимание (надежда, выход), здесь не так действует. В Космосе
Грузии все остается, пребывает, потому что некуда деваться:
камениста почва. Остается и добро и зло, грехи. Космос совести.
Сравните равнинный народ, Россию, например. Это же
Космос переселения: нагрешил здесь — переехал туда, никто тебя
не знает — и всё списано. Потому Достоевский мог задаться
метафизическим вопросом: если бы вот ты там, на Луне,
нагрешил, а живешь здесь, и никто об этом не знает, — каково б тебе
было? В России это решается просто: а ничего б не было. Ну, не
для всех, конечно. Но сколько мы имеем случаев: нагрешил где-
то на Дальнем Востоке, а потом живет себе в Центральной
России и возделывает на пенсии свой вольтеровский садик.
В Грузии такое невозможно. Человеку некуда деться. Ему
жить там же, где и грех совершил, — всему здесь и память.
Значит, тут какой выход? Во-первых, в человеке неизбежно
развивается сознание вины, раз ее некуда расплескать. Помните
«колодец совести» царя Аэта в романе Отара Чиладзе «Шел по
дороге человек»? Как царь опускает туда бечеву и чувствует, что
там колхи, которых он изгнал. Все отразится — и с этим надо
считаться.
Равнинные народы могут быть беспамятны: рвется традиция
через переселение или кочевье, напряжение греха
ослабляется. Я не вижу убийцу отца — он переехал, а я переселился.
И дело с концом. Ни у него нет долга совести, ни у меня нет
долга отмщения. А в горах — вендетта. Никуда не девается
добро и зло, действует их накопленная энергия. Но зато тут и
милость прощения требуется. А также — юмор, ослабляющий
напряжение на месте... Это очень хорошо видно в повестях и
248
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
рассказах молодого прозаика Годердзи Чохели. В его «Гудама-
карских рассказах» все проблемы Бытия — в одной деревне.
Нужно провести межу, чтобы по ту сторону поселить
нагрешивших, а здесь чистых оставить. В общем, развертывается своя
книга Бытия и мифологема мировой истории.
Так вот: о милости и прощении. Я вспоминаю, как Алико Ге-
гечкори показывал мне семейную фотографию 1936 года, на
которой изображен и Георгий Димитров: «Вот мы, наша семья.
А вот видишь, этот старик осанистый — это убийца Ильи Чавча-
вадзе». Этот человек 30 лет спустя покаялся сам, и он благодаря
покаянию (фильм «Покаяние» Абуладзе об этом) имеет права.
Поразительная нравственность. Но, с другой стороны,
грузин вне Грузии может утратить удерж и стать гением
бессовестности...
В этом Космосе камня единственно трепетное, живое — это
человек. Поэтому на него особо ложится эта нагрузка
чувствительности, изменения. Грузины вообще —очень хрупкие и
чувствительные сосуды. Это не всегда чувствуется, понимается,
ибо они забронированы ритуалами, воспитанностью своей
родовой, системой общения, выработанной веками, за которой
легко прятать свою суть. До нее трудно добраться. В отличие от
русского, который готов душу свою распахнуть, грузин — нет.
У меня, простите, такая ассоциация: грузин — как то
хачапури, что подают в погребке на проспекте Руставели. Что
представляет это блюдо? Твердь лепешки, крепость лепешки — с
жизнью внутри: яйцо в сыре плавает, как озеро в берегах. И все
искусство — так есть эту ватрушку, чтоб обламывать стены
городские из хлеба и макать эти кирпичи в гущу жизни внутри,
умудрясь не расплескать, не вылить жизнь наружу, надрезав
брешь, проход, туннель. Так и Грузия: тоже не само-держица, а
народом держится, как стенами, имеет стыд и уклад,
ориентирована на суд и взгляд со стороны рода и села и памяти из
прошлого. Грузин тоже есть хачапури: жизнь души в стенах
крепости: одет, вышколен, глядит воинственно, а в душе чувствителен,
даже плаксив. Моя дочь поразилась, как непрерывно плачут
витязи в поэме Руставели. И если вспомнить стих Лермонтова
«Бежали робкие грузины», то тут, увы, даже наш любитель
Кавказа, по русской, равнинной модели «поля Бородина» храбрость
вообще оценивает. Но ведь они не «бежали», а скрывались в
горы, которые их стены и Космос и помогают, дома-то.
В истории Грузии невольно обращаешь внимание на
прозвища: Давид — Строитель, Димитрий II — Самопожертвователь.
Потрясающа эта история: когда Димитрий во избежание
вторжения монголов сам поехал к хану и был казнен. Про это есть и
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
249
поэма Ильи Чавчавадзе. Внешняя, политическая история
Грузии сама по себе однообразна: расширились— сузились, снова
расширились — опять какие-то земли потеряли. Не в этом
смысл истории здесь. А в накоплении нравственных, этических
ценностей, которые создавались в этом шевелении.
Собственно, расширение Грузии при царице Тамаре, быть может, и
совершилось главным образом для того, чтобы была создана
Библия грузинства = поэма Руставели. Ценности Грузии в другой
колодец складываются: нравственно-художественной памяти.
Идея величия Грузии чужда. Тут — «Строитель», «Самопожер-
твователь», Георгий Блистательный: «блеск» —красота,
эстетическая категория. Этика и эстетика, категории невоинственные,
несолдатские, — здесь в почете. А если и воинские категории
чтутся, то ценна тут не победа любой ценой, а нравственное
поведение в битве. Честь важнее славы и победы, достигнутой
коварством. В Грузии цель не оправдывает средства.
Как видите, я все время докапываюсь до Логоса, до некиих
ценностных ориентиров, которые у каждого народа свои. В
Грузии средства важнее цели, ибо внешней цели, собственно, и
нет: некуда развиваться (по территории), стремиться. К чему?
К расширению земель? К величию, славе? К мировой политике?
К власти над соседями?.. Но Грузии извечно даны: ее земля,
горы, Космос; ей не расширяться, а сохраняться надо, расти не
в ширь геополитическую, а в глубь экзистенциальную. Такова, я
чувствую, «энтелехия» народа, целевая причина, его призвание.
Тут нет цели, но есть Целое. Его себе сохранять, осваивать —
вот это задача. Потому тут —самоудовлетворение. Космос
самодостаточности. Фаустовское стремление к эфемерному идеалу,
чем так гордится «германский гений», тут чуждо. Эта
стремительность опасна уничтожением народа и природы, как
основных живых ценностей. Или русское стремление: все
переделать, все переменить, начать сначала! Для этого здесь есть
космо-психический шанс: простор дает возможность уйти
отсюда («от самой от себя у-бе-гу!») и где-то начать новую жизнь. Тут
же переделать все на новый лад — равносильно
самоуничтожению, самовыкорчевыванию. И потому нравственный герой Датз
Туташхиа в итоге приходит к принципу Дао, недеяния,
воздержания от всяческого действия, ибо у него всё хуже получается в
итоге.
И вот к такому я подхожу предуразумению. Есть три варианта
Абсолюта: Истина, Высшее Благо (Добро), Красота. Так вот: для
Грузии именно Красота есть та ипостась Абсолюта, которая
наиболее реализуема. Сюда устремляется духовный потенциал
нации. И именно потому, что Красота есть чувственный и конеч-
250
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ный вариант Абсолюта, дух тут воплощен, телесен. Чистая спи-
ритуальность, рассудочность — это не внемлется грузином.
Недаром и в философии за своего приняли именно Дионисия
Ареопагита, христианского неоплатоника, кто в сочинении
своем «О небесной иерархии» божество представил
многоярусно — как гору. Идея бесконечности чужда здешнему Космо-
Психо-Логосу.
Тут — окоём всего. Небо могло бы быть образом
бесконечности, но ведь оно уловлено зубчатостью гор. Море могло бы
быть таким образом бесконечности для приморской Грузии,
Абхазии (кстати, если посмотреть по карте, Абхазия и Грузия
находятся в перпендикулярном друг к другу отношении, как в
электромагнитной волне, и они создают особый сюжет
грузинской истории). Так вот: море могло бы стать образом
бесконечности для приморской Грузии и Абхазии; но последняя
чувствует себя скорее как Колхиду, место при-бытия, берег, конец
странствия тех же аргонавтов, приход к цели, осуществление,
свершение.
Если для русского пространства-времени, как я чувствую,
архетипы — это берег, порог и канун, причем берег не как приплы-
тие, а наоборот, как отплытие; порог — не как приход а как
выход из дома в путь-дорогу (ибо место Абсолюта на Руси — в
Дали, и Бог — вдали, а не наверху); и канун: душа русского вечно
накануне, в ожидании главного события и разрешения всех
мучительных проблем, она эсхатологична, а символическим
изображением ее может служить геометрический «луч»,
однонаправленная бесконечность: —->оо,то в Грузии мы имеем скорее
пункт прихода Бытия к своему осуществлению, к цели,
свершению. Тут пункт при-бытия, при-сутствия. Тогда как на Руси
вечный ток в даль, от-сюда, куда-то. Психокосмос от-бытия. Вечная
неудовлетворенность. «Не-присебейность». А в Грузии —
самодостаточность.
Теперь перехожу к грузинскому Логосу поближе — и прямо
упираюсь в Логос застолья. Тамадизм — философия застолья.
То, что совершается за грузинским пиршественным столом, —
это совсем не просто насыщение. Это национальная литургия,
домашняя церковь. Тамада — это первосвященник. На столе
распластана сама Грузия, ее плоды. Происходит таинство
пресуществления материи в дух, в логос — речами, великолепными
речами. Застольный Логос Грузии продолжает, конечно,
традицию Платона: «Пир» — «симпозиум», когда происходило это же
пресуществление вещества в дух. В тамадизме происходит
евхаристия «Циск-хари» — «дверь в небо», как назвал свой журнал
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
251
Илья Чавчавадзе. В застолье непрерывно пробивается материя
к духу. Раскрывается эта дверь.
Что происходит в застолье? Речи -— беспардонное
ласкательство. Гиперболическое восхищение. Это тип слова безусловно
восточный, не христианский: не подобают человеку такие
похвалы. Человек-гость тут играет роль одновременно и агнца
жертвенного, и бога. Земной бог! — и каждый поочередно в этой
роли выступает. О дурных качествах умалчивают/Человеку
преподносится возможный идеал его самого, как бы платоновская
идея тебя в наилучшем твоем виде. И получив такое в речах, в
застолье, человек и в будни как-то будет подтягиваться,
стараться соответствовать этому идеалу.
Русское застолье имеет совершенно иной вектор. Когда
собираемся мы, если мало, —так начинается тяга к покаянию,
биению себя в грудь, к исповеданию. Если грузинское застолье —
это «аллилуйя» = «хвалите Господа», то русское застолье —это
«Господи, помилуй!», печалование, покаяние, биение себя в
грудь со слезьми. Но это еще вопрос: что лучше воспитывает
человека? Говорить ли ему, что он хороший, как говорит
Грузия, — или говорить себе, что я плохой, а другой бы меня утешал
и говорил бы: «Ну, не совсем уж ты такой плохой, Гоша, ты еще
не знаешь, какой я мерзкий бываю!» — и так мы взаимно
поочистимся?..
Грузинский Логос моделью своей имеет тост, слово
застолья. Это совершенно очевидно в грузинской поэзии. Но так оно
и в философском умозрении. Я с большим наслаждением
хаживал на лекции Мамардашвили, грузинского философа. Это
действительно философ-тамада: он держит перед очами ума некую
идею, как икону, и описывает ее так витиевато, красиво,
артистически, ходя кругами в слове, применяя все изощрения
диалектики. В Москве двух я таких разных противофилософов
слушал: Библера и Мамардашвили. И так себе я сформулировал: у
одного — талмудизм, у другого — тамадизм.
В философской традиции две главные матки: Платон и Кант.
Кант — это рассудочная аналитика, диалектика; Платон — это
умозрение. Грузинский Логос склонен к платонизму,
умозрению.
Теперь я начну заход к Логосу с другого конца — с языка.
Я был поражен в грузинском языке такой категорией глагола,
как «кцеба», т. е. «версия». Я немного изучал грузинский и был
Удивлен в языке субъектно-объектной формой глагола. Это
значит, что не просто «пишу», не просто «я пишу», но «я пишу
лекцию для тебя». Особая форма, которая учитывает косвенный
объект: «пишу тебе», «шью платье —для тебя». Здесь воплоще-
252
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
на идея взаимности и возврата. Субъект зависит от объекта.
Это есть хоровой, общинный Логос. И в этом мне увиделось что-
то очень философически важное. То, что резко разрубил
европеизм: «Я» и «Не-Я», субъект и объект, и никак из этой
оппозиции не может выйти, — здесь же гармония и имеется способ
мыслить Единство Целого. Это подтверждает ту мою интуицию,
что грузинство располагается как бы в Бытии, в центре Целого,
в Космосе совершения, и поэтому никуда не торопится от себя:
переходить и трансцендировать...
Еще это и в такой черте грузинского глагола, как его
«полиперсонализм», т.е. многоличностность, — сказывается. Не
просто множественное число «мы», где снивелированы всякие «я»,
«ты», «он», — а встречность лиц и душ в одном действии, их
взаимосоотнесенность, увязка. Такое многоличие глагола должно
иметь глубокие субстанциальные корни в национальной сути
грузинства, образует важнейшую черту Логоса. Нет такой
жесткой, резкой тяги у грузина обособиться в чистый субъект, стать
личностью, стать абсолютно свободной личностью.
Это, между прочим, важнейший момент для прозы и
мышления. Главный вопрос для Грузии — развитие личности, а
отсюда—и личностного сознания и рефлексии, чем и рождается
проза. Я вижу, что здесь нет европейской тяги стать абсолютно
свободной личностью, потому что личность грузина связана с
родом; и самый свободный из известных мне образов, Дата Ту-
ташхиа, весь — в перекрестных отношениях, считаниях,
ориентировках на людей: как бы не принесть зло своим, пусть и
нравственным вмешательством в ситуацию, которая всегда ведь
многоперсональна, не учитываема в своих причинах и
последствиях, но каждая ситуация хороша по составу и сути, так что
лучше и не вмешиваться...
Хочу обратить внимание на отсутствие родов в грузинском
языке. Что это значит? Дело лингвиста и науки — как это
появилось. Но что бы это могло значить? — дело мыслителя. Еще и в
английском языке, мы знаем, стерты историей родовые
различия: нет ведь ярого Эроса в Космосе Англии — андрогинен
Альбион. Например, в семитских языках, в древнееврейском,
например, столь резкое расчленение всего поля языка на полы,
что и глагол весь генитален — мощен тут Эрос и противостояние
полов. И у арабов, турок, персов, вообще в зоне ислама и
иудаизма, — резко означены мужская и женская половина, огромная
разность потенциалов, ярое влечение.
В Грузии ж, в сравнении с ними более суровой и аскетичной
по природе, где горы, камень, снег, — Эрос — не ярок. И не
случайно Дружба тут первее Любви. «Витязь в тигровой шкуре» —
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
253
ведь это есть не поэма войны, как «Илиада», не поэма любви-
страсти, как восточная «Лейли и Меджнун»; это, конечно, —
эпопея Дружбы. Или, например, повесть Казбеги «Хевисбери Го-
ча». Там обратный случай: герой, который возлюбил невесту
своего друга, оказался преступен и грешен и отлучен, потому
что он любовь предпочел дружбе. А в «Витязе» недаром Тариэ-
лу, сыну условного Индостана, придано свойство «меджнуна»
(= «исступленного», «неистового», «одержимого»). Это он
безумен и юродив от нестерпимой любви к женщине, любви
метафизической. А вот наш Автандил, сын условной Аравии, а по
сути страны христианской, более северной, как Грузия, — он
«меджнун» не от страсти к женщине, а от страсти к другу.
Любовь же его к Тинатин — более покойная, разумная, как и ее к
нему. Она скорее — сестра ему: не по внешнему положению, а
по сути их отношений, не пылких.
Откуда же это? И как связано с Космосом Кавказа? Чтобы
понять это, вникал в символику стихотворений Важа Пшавелы. Вот
«Гора и долина». Естественно, гора выступает как мужское
начало:
Но взгляни в долину, на дорожки,
На сады, что зреют впереди, —
Это ль не жемчужные застежки
На расшитой золотом груди?
Я уж пишу карандашиком себе па полях заметку: «муж. —
жен.» — имея в виду половую парность, брачную: Гора = муж,
Долина = жена: тут низ и лоно, и даже грудь под лифом застежек
жемчужных. И вдруг:
Не тебе ль сестра (!) она родная —
Та долина, полная плодов?
Значит — не жена, не возлюбленная, а сестра. То есть не
прямо противоположное, не полярность, а некая скошенность
вбок, умягченность Эроса. Не лют он тут и рьян, как где прямо-
противостояние. Даже графически это можно изобразить.
Допустим, если в Космосе ислама, в Аравии, где земля = равнина,
прямолинейно-молнийный Эрос между Небом-Отцом и
Землей-Матерью, перпендикуляр, —то в Грузии по скатам гор
получается некая всемоделирующая наклонная плоскость. Так что
здесь Эрос мягче, ослабленней. Кстати, и лицом и статью
грузинка сходнее с мужчиной: горбоноса и сухощава, не разнежен-
но-колышущаяся ее плоть, как широкие бедра и осиная талия
персиянок или индианок, жриц чувственности. Подруга она, ум
мужу и воля, как Тинатин Автандилу. Энергична, как властная,
мужеподобная Дареджан в одноименном рассказе Пшавелы.
254
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Так что если в послании Иоанна «Бог есть Любовь», то для
Грузии надо переформулировать: «Бог есть Дружба». В «Витязе
в тигровой шкуре» что происходит? Автандил-полководец во
время отечественной войны покидает войско, действует как
предатель родины и едет исполнять любопытную волю своей
возлюбленной Тинатин: узнать, что это за странный витязь там?
Долг побратимства и дружбы превышает для него и отношения
любви, и интерес политики. Императив Дружбы и побратимства
здесь абсолютный, категорический. Об этом свидетельствует и
поэма Важа Пшавелы «Гость и хозяин», где Хозяин идет против
всего своего села на бой и защищает врага своего народа и
убийцу своего брата — только потому, что тот в ночи,
неузнанный, попросил приюта у очага и принят под кров Дома его.
Если для Запада есть такая формула: «Платон мне друг, но
Истина — мне более подруга», то для Грузии это не действует.
Друг дороже Истины. То же самое, кстати, и Достоевский
говорил: «Если бы так случилось, что истина б разошлась с Христом,
я предпочел бы остаться с Христом, нежели с истиной»
(примерно, по памяти передаю мысль).
Горы есть также основа грузинского Этоса. Горное право —
что это значит?
У Акакия Церетели прочел: он, княжич, был отдан в детстве не
просто крестьянской кормилице на грудь (это и русские баре
делали), но прямо в семью крестьянки и до шести лет рос там.
Князь воспитывался в крестьянской семье! И он говорил, что
«обычай отдавать детей на воспитание в семью
крестьянки-кормилицы издавна повелся в Грузии: царские дети и дети
владетельных князей воспитывались в семьях эриставов», эриставы —
в семьях дворян и т. д. Возникали молочно-побратимские узы.
И вот тут мне видится закон обратной связи. Гора (= князь)
добровольно идет вниз на поклон в долину, склоняется на сми-
рение-отождествление-породнение с ней, с низами общества,
с народом простым, — тем, что самое свое дорогое,
наследника,—доверяет долине, народу, женщине-кормилице, Матери-
земле: на наполнение соками и смыслами вещими. А потом,
когда воздымается вверх княжич и становится властителем, он
уже никогда не будет жесток к народу, ибо там его молочные
братья и сестры, побратимы, и узы эти сильнее даже
родственных в Грузии. А в равнинной стране как? Здесь действует
естественная тяга ее Космоса к поравнению всего, к нивелировке, к
смесительному упрощению. И для того, чтобы возникло здесь
творчество культуры, цивилизации, — Истории необходимо
искусственно создавать разность потенциалов, сословные
перегородки, барьеры. Тут История воздвигает каскады, на равнине
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
255
Космоса строит горы социальные, духовные: чтоб возжизнить
склонную ко сну и энтропии Природу, чтоб возникла
напряженность силово-магнитного поля в духе: надо вызвать
искусственно динамизм страстей, яростей, что утепляет Космос. В Грузии
совсем иное: самой природой, естественными условиями
хребтов все партикуляризовано в ее Космосе. Противовесное Кос-'
мосу движение Истории должно быть направлено на
склеивание сословий в общей жизни, психее, преданиях, обычаях.
Русские дворяне, например, даже добровольно чужеземное иго
французского языка приняли — для разговора в свете, лишь бы
от народа своего отъединиться-различиться. Как у физика-
атомщика Ферми, — это «уровни энергетических состояний».
И тут важный закон всеобщей Истории вообще нащупывает-
ся: вектор (направленность) Социума (типа граждански
общественного устройства), его строительства и склада, не просто
гармоничен и в резонансе с национальной Природиной, но
направлен и дополнительно к ней: противоположно к строю местной
природы, складу Космоса образуется.
Еще я хотел сказать, что горы также блюдут права
меньшинств: ведь непрерывны войны в истории Грузии, а в каждой
долине — особый народ... В войнах что происходит? Умыкают
стада, но не вырезают население и не переселяются на земли
побежденных. Вот и в поэме «Гость и хозяин» тоже умыкают
стада, но земли остаются. И в сказке «Цветок Эжвана»: муж и
красавица попадают в чужое царство, выполняют там все
задания, и им, собственно, царство достается. Казалось бы: жить,
поживать, добра наживать. А они — пошли к себе домой. Не
надо им чужое, не жизненное это им, грузинам, пространство,
как бы злачно ни было оно, а у них пусть и горно, и трудно, и
каменисто...
Горы доставляют и эстетическую модель. Есть такой термин:
«гадавардия» у Тициана Табидзе. Это — «очертя голову». Так
поэт обозначил вдохновение: как каскад.
КИРГИЗИЯ
(Мировоззрение кочевника)
«Песни гор и степей», «Повести гор и степей» —так называет
сборники своих повестей и рассказов писатель Чингиз
Айтматов. Одновременно почти каждое произведение обрамлено
образом рассказчика, который ходит по комнате и думает,
думает... наконец, распахивает настежь окно и отдается потоку
воспоминаний, рассказу бесхитростному, а вы уже судите сами...
256
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Помещение и пространство — вот полюсы им ощущаемого
мира, к которым тяготеют все бесконечные сложности,
конфликты бытия.
Это прямое отношение и ощущение человеком открытого
пространства, эта помещенье-боязнь, вероятно, связана с
кочевым прошлым киргизского народа. В одной из сказок о
популярном народном герое Алдаркосе («безбородом»), плуте и
обманщике богатых, рассказано, как он перехитрил глупого сына
бая. Тот приехал на базар продавать баранов. Алдаркос
пригласил его на ужин и оставил ночевать. Когда же наутро сын бая
проснулся, он увидел над собой открытое Небо: оказывается,
Алдаркос с женой ночью сняли юрту, взвалили все пожитки на
байского коня и уехали в степь, уведя его стадо.
Вот эта призрачность помещения, мнимость,
необязательность, так сказать, факультативность крыши над головой, так
что в любую минуту она может исчезнуть, как мираж, и опять
человек прямо в открытом космосе оказывается, — коренной
устой мироощущения киргиза. Этому соответствует и его жилье.
Такое воздушное и легко снимаемое помещение, как юрта, не
создает у человека ощущения закрытости, защищенности (как
дом, изба, камин и кружка, при том, что ветер остается за
окном — у северян): он и в помещении ощущает себя раздетым, —
лучи мирового пространства, беспрепятственно проникая сквозь
«стенки» юрты, всегда облучают человека: он кожей и нутром
чувствует эту свою пронизанность.
Это значит, с другой стороны, что почти не найдешь
осязаемых следов прошлой жизни кочевого народа. Кочевой народ,
принцип жизни которого: «Все мое ношу с собой», не может
опредмечивать себя ни в городах, ни в храмах, ни в статуях, ни в
письменности, ни в удобренной земле, ни в ирригационных
системах. По отношению к этой вещественной форме
опредмечивания кочевой народ играет отрицательную роль. Это — народы-
ферменты, движущиеся в порах истории. Они — орган и орудие
развития, исторического движения. Но сами почти не
развиваются именно потому, что их движение уходит в пространство
(смена мест), а не во время (смена обществ на одной земле).
Отсюда уже априори можно сделать важное предположение
о мировоззрении кочевых народов: понятие пространства у них
должно превалировать над понятием времени (у земледельцев,
очевидно, — наоборот). И наибольшее разнообразие и
расчленение имеют, вероятно, пространственные отношения в их
космосе.
При том, что мал, не плотен предметный посредник между
людьми и миром, более тесны и активны их прямые, непосред-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
257
ственные связи. Жизнь мироздания прямее переливается в
жизнь, поступки и мысли человека. Человек здесь космичнее.
Особой жизненностью, населенностью обладает для кочевого
народа «пустая территория», где вроде «ничего нет»: киргиз не
осязает в степи следов своих предков, но помнит, что они здесь
витают, ощущает их присутствие, видит внутренним зрением.
Это рельефно выявлено Ч. Айтматовым в повести «Верблюжий
глаз». Людей послали осваивать целинную землю. Но ведь
«целиной» назван Анархай! — «колыбель» (если можно таким
домашне-земледельческим предметом обозначить «корень» —
опять земледельческий термин) Киргизии, точнее —
киргизского народа. «Вот он древний, легендарный Анархай!..
Мы гнались за горизонтом, а он все уходил от нас по мягким
размытым гребням далеких увалов, открывая за буграми все
новые и новые анархайские дали». Пустая земля. Ни души.
— Как ни души? Не слышишь разве, что она обитаема?
«Машина мчалась по едва приметной дороге, затерявшейся среди
чуть всхолмленной зеленеющей степи, слегка подернутой
вдали голубоватым туманом».
— Вот они, первые живые обитатели пространства:
«всхолмленная зеленеющая степь», «голубоватый туман». Но слушай
дальше:
«Земля еще дышала талым снегом. Но в волглом воздухе уже
различим был молодой горький запах дымчатой анархайской
полыни, ростки которой пробивались у корневищ обломанного
прошлогоднего сухостоя. Встречный ветер нес с собой
звенящее звучание степного простора и весенней чистоты».
— Какое пестрое население из стихий космоса оказывается
здесь, какая интенсивная и бодрая жизнь идетИ А что, думаешь,
только силы природы здесь обитают? Оборотись в измерение
времени, и ты услышишь, как затаилось прошлое: пути народов
пролегли здесь.
«И чудилось мне, что слышу я голоса минувших времен.
Содрогалась, гудела земля от топота тысяч копыт. Океанской
волной с диким гиканьем и ревом неслась конница кочевников с
пиками и знаменами наперевес. Перед моими глазами проходили,
страшные побоища. Звенел металл, кричали люди, грызлись,
били копытами кони. И сам я (это юноша-рассказчик въезжает в
Анархай. — Г.Г.) тоже был где-то в этой кипучей схватке... Но
утихали бои, и тогда рассыпались по весеннему Анархаю белые
юрты, над стойбищами курился кизячный дымок, паслись
вокруг отары овец и табуны лошадей, под звон колокольцев шли
караваны верблюдов, неведомо откуда и неведомо куда...»
(образ неограниченного космоса. — ГГ.;
258
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Вот ведь какая полная цветущая жизнь бывала здесь. А ты
говоришь: «Целина»!.. Ты, самоуверенный современник, мнишь
себя первым существом, одаренным разумом, что вступает на
эту землю, и едешь «осваивать целину». А еще неизвестно: это,
может быть, Анархай, видавший виды, осваивает тебя и вас —
новое племя и поколение людей: а ну-ка, покажите, на что вы
способны? И это, может быть, Анархай призвал вас, чтобы вами,
как орудиями, возродить в себе жизнь...
Словно чуя эту притягивающую власть одушевленного
Космоса, юноша-рассказчик и себя и современность начинает
видеть со стороны, как бы глазами Анархая: «Протяжный,
раскатистый гудок паровоза вернул меня к действительности.
Закидывая на вагоны густые клубы дыма, паровоз уходил, словно
конь на скаку с развевающейся гривой и вытянутым хвостом».
Да это же «конь-огонь»! Нас подвело к первой конкретизации
нашего исходного общего положения: «пространство»
—«помещение» теперь предстает в своих атрибутах: «конь» —
«железная дорога», — подробнее: образность, связанная с конем и
миром железной дороги. Пространство (физическое и
духовное), в котором происходит действие в повестях Айтматова,
имеет четкие границы: там, где гуляет конь, — и там, где он
шарахается. Черта железной дороги обозначает край айтматов-
ского света. И действие происходит в этих пределах, от сих до
сих, до железной дороги — исключительно. Что там, за ней, в ее
мире — уже словно не нашего ума дело. Она буквально как deus
ex machina, как сила судьбы, все узлы разрешающей, точнее:
разрубающей, — выступает. На станцию, на разъезд спасаются
от погони из аила Джамиля и Данияр. Лишь в обрамлении, в
эпилоге повести «Тополек...» есть поезд и купе, везущие героев
в куда-то...
Анархайская жизнь в «Верблюжьем глазе» начинается в тот
момент, когда люди «пересекли железную дорогу у затерянного
в степи разъезда и двинулись дальше...». Железная дорога
уводит одного за другим детей Толгонаи на войну, и она, вместо
сына, может лишь рельсы обнимать. В повести «Свидание с
сыном» самая впечатляющая сцена — скачки между поездом и
конем: отец догоняет поезд, чтобы увидеть сына.
Но обе грани: и пространство и помещение, и конь и
железная дорога — необходимы: без них нет магнитного поля, в
котором могло бы состояться действие. Ибо это не просто
предметы, но предметы представительственные, из них излучаются
целые системы мировоззрения и принципы жизни. Железная
дорога представляет собой мир цивилизации, новое, будущее,
идейное, духовное, то неведомое, х, открытое, беспредельное,
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
259
куда будут уходить герои. Она нужна —чтобы было куда уходить.
Конь представляет собой Космос естественно-природный,
ведомый, несомый в крови, исходное состояние мира. Киргизу
словно врождено ощущать и мыслить мир конем и о себе через
коня рассуждать.
Каково же гносеологическое, так сказать, содержание этого
мышления о мире через коня? В одной из народных песен
проводится параллель между кобылой и коровой: «Десяток коров —
пустяк, / Десяток коров никак / С десятком кобыл не сравнить. /
От коровы молока попьешь — / И пасешь ее весь день, — /
Кобылу в плуг запряжешь...» — перечисляются все работы, которые
на лошади сделаешь за день; и сама себя кормит, и to же
молоко дает. Разница здесь такова: корова неподвижна, ты
движешься и ее приводишь в движение. Лошадь же сама движется,
а ты можешь с нею быть неподвижным. И это дороже, чем кто
больше или меньше молока дает: корова, конечно, больше,—-но
это может быть дорого земледельцу, который, если сам не в
силах поглотить все молоко, может его продавать или впрок и в
запас откладывать в виде масла, сыра и т. д. Для кочевника же
избыток молока — досада и обуза: доить еще, а девать некуда.
Лучше бы меньше давала — лишь сколько на день нужно (бери
пример с кобылицы, которая кумыса дает столько, сколько
выпить можно, не больше) — зато хлопот бы меньше доставляла,
сама бы себя кормила, неприхотлива была, как вон овца или
верблюд, — и сама бы двигалась. Конь хоть и прихотливее в
корме, чем овца и верблюд, но меньше, чем корова. Да на коня и
не грех человеку поработать, ибо он дает главное—движение.
Корова —это земледельческая скотина, растение. Мало
подвижна, как земля. Только в ней не годовой и сезонный, а
суточный (полусуточный) цикл посева —жатвы: утром и вечером
урожай молока собирают. В ней добро (молоко) вырастает, как
злак, который сеют в неподвижную землю, и через некоторое
время собирают урожай. То есть она —животное, работающее
во времени (так же как вся жизнь земледельца — в опоре и
расчете на время протекает), тогда как от коня ожидается
расстояние, а приплод во времени (кумыс) — вещь более
второстепенная и побочная.
Свинья — уже земледельчески городская скотина. Когда
люди стали стеснены в территории, а от интенсивного
земледелия прибыток начал лавиной наваливаться и некуда стало
загнивающее и отбросы выкидывать, — тут уж свинья незаменима
оказалась: так бы загрязнилась территория от гниющих
отбросов, а теперь валится в эту живую ходячую помойку: свинья же
всё съест. Ее утроба — наиболее абстрактный мыслитель. Она
260
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
производит в мире всеобщую уравниловку: уравнивает тыкву со
своим же только что рожденным поросенком, которого
ненароком съест, картофельные очистки — с курицей и т.д. Она
приводит вещи к единому знаменателю, превращает многое,
различное — в единое. В этом отношении свинья, стирающая качества
всех растительных и животных явлений разных, аналогична
другим всеобщим эквивалентам —таким, как деньги, число,
логическое понятие.
Свинья — чрево Земли, Аид продуктов, Тартар, куда жертвоп-
риносится то, что нам негоже, — и глядь! —добром
возвращается. К тому же она из животных наиболее неподвижна. На Кубани,
например, вообще сажают поросенка в «домушку» и, когда
нальется в борова, его жнут, — т.е. совсем как животное-растение
произрастает...
Итак, для киргиза-кочевника главная добродетель животного
и вообще живого существа (и человека) — самодвижение, а
плодовитость, производительность, прирост — дело второе. Что
это так, видно и в гимне овце: «Не про-падешь нигде с овцой: /
Не замерзнешь в мороз зимой / В юрте, покрытой кошмой, / Или
в пути под пургой. / Не пропадешь нигде с овцой. / Голоден
будешь, овцу зарежь...»
И перечисляются другие блага от овцы: жир —свет, курдюк —
сосуд, молоко, каймак, масло, шерсть. Овца —как передвижной
амбар, сусек, погреб и сундук с одеждой. «Все держится в доме
на ней».
Но, конечно, в иерархии животных конь держит первенство.
Все остальные — только служат человеку, перед конем же
человек не считает за унижение согнуться и быть ему слугой. Потому
что это —живой образ божества, его отблеск, вечно
поражающее чудо: «Быстр, как ветер, горяч, как огонь (скакун — как
единство космических стихий. — Г.Г.), I И легче блохи в прыжке
(в нем и макрокосм: ветер, огонь, — и микрокосм: блоха — из
круга домашней жизни. — Г.Г.)\ / Перепрыгнет любой арык (и
стихия воды зачерпнута. — Г.Г.). / Как шомпол ружья, нога,
Пряма, стройна и тонка. Как бархат, шерстка гладка, Зеркалами
блестят бока. ...Ямки на бедрах—две пиалы».
Все это — область быта, производства: человеком, трудом
сотворенных вещей, — все в дар коню приносится; в нем, его
членах видится для всего образец — идеал всех качеств:
прямоты, гладкости, зеркальности и т.д. Так что не только стихиями
космоса стоит он сотворен, изукрашен и увешан, но и, как
амулетами, — продуктами человеческого производства. Он —
посредник между естественным миропорядком и искусственным
— сотворенным человеком: модельер всех вещей в этом твор-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
261
честве человека. А так как человек —тоже существо срединного
царства: творенье природы и искусства (в старом смысле
слова — как дела ума и труда), то конь наиболее родно, интимно
ощущается: «Грудь — как из гранитной скалы (теперь последняя
из стихий явилась: земля, горы. — Г.Г.), Не угнаться за ним
борзой. Тысяча овец — вот цена За такого скакуна».
Последние стихи рассматривают коня с точки зрения главной
добродетели в мире кочевника —движения; а также
устанавливают его в иерархии человеческого миропорядка через
отношения к другой вещи и числу.
Итак, конь — космос кочевника, его единство, божество,
увешанное всеми атрибутами бытия и мироздания (городской
термин и сюда лишь условно подходящий). Выше подобное же
указывалось в верблюде. Но тот — комический вариант Космоса —
коммос. Скакун же вызывает в человеке пиетет, благочестие.
Потому конь и может стать для киргиза наиболее
всеобъемлющим «телом отсчета» и в мире нравственных максим и
абстрактных понятий. Среди пословиц и поговорок коню
принадлежит «контрольный пакет».
«Не умеющего ценить лошадь — дорога научит, не умеющего
ценить пищу — голод научит. Хорошо накормить — плохой конь
будет скакуном. Хорошая лошадь от смерти не избавит, а от
несчастья спасет».
Конечно, по пословицам можно лишь предполагать, а не
утверждать, ибо, как сказал о пословицах современный
остроумец: каждой пословице есть противоположная — в этом и
состоит народная мудрость, — все же обращает на себя внимание
акцент, поворот: пища—для движения, а не движение—для пищи
(у земледельческого народа поворот пословиц иной: движение,
труд —для пищи, до-статка).
«Коня подковывают, а осел поднимает ногу».
«Кто не спешит, тот и на телеге догоняет зайца».
Конь везде выступает как аристократ в иерархии животных.
И более отвлеченные идеи выражаются через коня:
«Не бывает языка без ошибки, копыт — не спотыкающихся».
«Если джигит бесстыдный болтун, он похож на коня без
узды». Везде здесь язык — атрибут головы человека, источника
мудрости, — приравнивается к мудрости и красоте движения,
меру чего дает конь, его низ — копыта.
Наконец конь — это верхняя часть Космоса. «Пища для
человека — сила, лошадь — крылья». «Упавший по своей вине не
жалуется». Все остальные животные земны, к ней тяготеют, в нее
глядят. Конь— глядит вперед и вверх (грива = крылья) и
отрывается от земли, преодолевает притяжение и взлетает. А вместе с
262
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ним и человек. Человек верхом — уже член неба, верха мира: от
земли и ее тяготений он уже освобожден, опосредован конем.
В народных песнях постоянно рядом светила и конь. В
колыбельной песне —а младенцу поется о самом прекрасном (либо
о самом страшном, что есть в Космосе народа,
рассказывается), так что в этих песнях бытие подается в наиболее очищенном
от побочного, наиболее абстрактном виде, — поется: «Мой
ягненок, мальчик мой... Звякнул звонкой конь уздой. Конь — как
месяц под тобой. Месяц тонкий над горой. Конь — как месяц
золотой, в бок ударь его ногой — Изогнется конь дугой. Понесется
конь гнедой Вскачь над степью голубой».
Пока мальчик мал, он ягненок — низший в иерархии животных
(но и самый домашний и интимный). А вырастет —его
атрибутом станет конь: он будто человекоконь и небесен. Месяц
уподоблен коню: на нем ездят, и эпитет «тонкий» — очевидно, от
стройных тонких ног коня. Из рельефа мира, земли названы
«горы» и «степь» (прав, значит, Айтматов, тоже их назвав
патронами своих произведений); из цветов: золотой (цвет дня,
солнца) и голубой — цвет ночи (не «темная», не «черная» она); из
линий —дуга; из сторон —бок (бок коня), из звуков —звон. Пока
это лишь констатируем. Все это нам позднее еще пригодится.
Не счесть уподоблений с конем и в художественном мире
Чингиза Айтматова. И не только таких очевидных, как в словах
Ильяса: «В те горячие дни не удержался я в седле. Не так
повернул коня жизни». В повести «Джамиля» — еще до того, как Данияр
и Джамиля почувствуют любовь друг к другу, пара коней
Данияра и пара коней Джамили вместе пасутся в ночном на люцерне.
Это просто. Но конем организуются невидимые силовые
линии, напряжения в киргизском образе пространства. В этой
«пустоте» ощущается какое-то вихревое движение и
устремленность. Вглядитесь в те зрительные представления, которые
встают перед внутренним оком подростка, пока он слушает песню
Данияра (в «Джамиле»): «То проплывало в журавлиной выси над
юртами весеннее кочевье нежных, дымчато-голубых облаков; то
проносились по гудящей земле с топотом и ржаньем табуны на
летние выпасы, и молодые жеребцы с нестрижеными челками и
черным диким огнем в глазах гордо и ошалело обегали на ходу
своих маток; то спокойной лавой разворачивались по
пригоркам отары овец; то срывался со скалы водопад, ослепляя глаза
белизной всклокоченной кипени; то в степи за рекой опускалось
в заросли чия солнце, и одинокий далекий всадник на огнистой
кайме горизонта, казалось, скакал за ним — ему рукой подать до
солнца — и тоже тонул в зарослях и сумерках».
Ошибся бы тот, кто увидал в этом наборе только личные вое-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
263
поминания подростка-персонажа или произвольные картины,
вызываемые в памяти по пристрастию этого писателя. Нет, это,
очевидно, типовые, народно-отстоявшиеся зрительные
представления, и если бы пришлось снимать документальный фильм
о Киргизии, эти картины вошли бы на правах
национально-государственных, общезначимых созерцаний: картин-понятий.
Все предметы, атомы киргизского мира, которые здесь
названы, одержимы стремлением — но не в даль, а вбок, вширь.
Особенно это очевидно по всаднику, который летит, как на
экране, «на огнистой кайме горизонта». Кроме прямых линий
(«проплывала», «проносилась», «скакал за»), обилие боковых,
дугообразных движений: «ошалело обегали», «разворачивались» —
и переходные: «срывался», «опускалось», «рукой подать»,
«тонул». Есть и круговое завихрение — «всклокоченная кипень» и
обратно отраженное движение: «ослеплял». Средняя всех
направлений движения — отлого вкось.
И на все космические персонажи (облака, весна, солнце,
заросли чия, водопад и т.д.) — всего лишь один человек, да и тот—
всадник, человекоконь. Вот простор-то и неограниченность!
Безлюдье —да, но не безжизнье...
Взгляд на вещь не вплотную, а на как находящуюся среди
вольного простора, где она не стеснена, — сказывается в
изображении человека. Он берется с дистанции. Вот Джамиля
приехала сдавать зерно на пункт «Заготзерно»: «В этом гомоне,
толкотне, в этой базарной сутолоке двора, среди мятущихся
охрипших людей Джамиля бросалась в глаза («в глаза бросается»
вещь не вплотную притертая, а та, которая на некотором
расстоянии, та, что изъята из «сутолоки», «толкотни» и смятения. —
Г.Г.) своими уверенными, точными движениями, легкой
походкой, словно бы все это происходило на просторе». Джамиля —
дочь пространства, и где она является — словно степь ореолом
вступает с ней, ибо она своей фигурой присущую себе среду
вносит: ее движения — не стесненные, но вольные —
рассчитаны не на сутолоку, предполагают простор: «И нельзя было не
заглядеться на нее. Чтобы взять с борта брички мешок, Джамиля
вытягивалась, изгибаясь, подставляла плечо и закидывала
голову так, что обнажалась ее красивая шея и бурые от солнца
косы почти касались земли». Да это же кобылица! — все это
жесты и позы, свойственные коню, и в нем они также
созерцаются: «легкая походка», спина, шея, грива, изгибы. Это глазами
кочевника воспринято, который вдруг остановился и созерцает
остановившуюся плоть своего скакуна.
«Вот Джамиля идет впереди, подоткнув платье выше колен, и
я вижу, как напрягаются ее крутые мускулы на ее смуглых краси-
264
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
вых ногах, вижу, с каким усилием держит она свое гибкое тело,
пружинисто сгибаясь под мешком» (опять тело кобылицы:
крутые мускулы, пружинистый корпус и круп). Земледелец, узбек,
например, не может так видеть женщину: она в чадре, закрыта
вся, как растение корнями зарыто в земле, а наверху лишь
цветок и плод.
И горожанин, глядящий на женщину из очереди, толчеи, — не
может ее так видеть: его восприятия даже не зрительные, а
осязательные — касания (танец «танго» = «касаюсь», по-латыни),
утратившие от частоты ценность.
Джамиля в приведенном изображении — видится не зрением
живописца, а зрением скульптора, что обращает внимание на
рельефы, пластические объемы, а не на цвета и линии. И это не
случайно. Зрительные впечатления, которые за века и
тысячелетия нагнетались в сознании кочевого народа, связаны в
большинстве своем с движением, пластикой тел (людей и
животных). Увидеть, различить цвет и линию можно уже на
остановившейся предметности — и живопись возникает, как правило, уже
у оседлых, земледельческих народов. Цвет и линия, как более
отвлеченные способы представления пространства и тел,
возникают и развиваются в Киргизии уже в наше время.
Если проследить, какие краски, цвета и в каких случаях
использует Чингиз Айтматов, то это золото или голубизна; и
относятся они не к вещам и людям — например, в описании лица
человека (кстати, лицо очень редко и мало обрисовывается), а к
небу, степи утром, на закате, ночью —словом, к Космосу,
устойчивому фону, на котором движутся формы людей и тел. И
родись в кочевой Киргизии философ, он, очевидно, высказал бы
представление о мире, родственное демокритовскому,
установив в нем как равно бытийственные: атомы и пустоту. А
различия в мире видел бы так же пластически — скульптурно. Так, по
изложению Аристотеля в «Метафизике», «они (Левкипп и
Демокрит. — Г.Г.) говорят, что бытие различается только
«очертанием, соприкасанием и поворотом». Из них очертание есть форма,
соприкасание — порядок и поворот — положение. Например, А
отличается от N формою, AN от NA — порядком, N от Z —
положением».
Но это одна грань в мировосприятии современного киргиза.
Другая — железная дорога, город. Их соприкосновение,
взаимодействие и высекает искры драм и сюжетов в повестях
Чингиза Айтматова.
Вот киргиз приезжает на станцию. Джамиля, подросток и Да-
нияр возят зерно. «Путь нам предстоял дальний: километров
двадцать по степи, потом через ущелье, к станции». Едут полдня
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
265
по степи и ущелью — Киргизскому Космосу. Пространство и
вечность. А там — теснота и спешка: «Солнце немилосердно
палило (сперто вокруг: нет ветра, чтобы донес воздух в загон «За-
готзерна»), а на станции толчея (вот первое, что бросается в
глаза кочевнику, как архипротивоестественное: кругом
простору сколько хочешь, а люди вдруг скопились в точку и толкутся. —
Г.Г.), не пробьешься (теперь искусственные, самими людьми
себе созданные препятствия преодолевать придется:
сантиметры, черепашьим шагом, в очереди — а только что, за
оградой, было: скачи, куда хочешь. —Г.Г. ): брички, можары с
мешками, съехавшиеся со всей долины, навьюченные ишаки и волы из
дальних горных колхозов. (Ярмарка, Ноев ковчег, всякой твари
по паре — и здесь, в этом зеркале, состав Киргизского Космоса
отражен: горы представлены навьюченными ишаками, степи —
бричками. — Г.Г.) Пригнали их мальчишки и солдаты, черные, в
выгоревших одеждах, с разбитыми о камни босыми ногами и в
кровь потрескавшимися от жары и пыли губами. На воротах «За-
готзерна» (диковинное существо с «заморским» именем. — Г.Г.)
висело полотнище: «Каждый колос хлеба— фронту!» Во дворе
(двор — это пространство земледельца, замкнутое:
самозаключение земли и себя. — Г.Г.) — сутолока, толкотня, крики
погонщиков. Рядом, за низеньким дувалом маневрирует паровоз,
выбрасывая тугие клубы горячего пара, пышет угарным шлаком.
Мимо с оглушительным ревом проносятся поезда. Раздирая
слюнявые пасти, злобно и отчаянно орут верблюды, не желая
подниматься с земли».
Паровоз и Верблюд — вот два космических тела, и Верблюд
чует: смерть ему приходит—и, дух кочевья, всем нутром не
приемлет и бунтует — итальянскую забастовку объявляет: не желает
подниматься. Верблюд слюняв: «корабль пустыни», воду в себе
носит — жизнь; Паровоз огнист, жжет воду («клубы горячего
пара»). «На приемном пункте под железной накаленной крышей
горы зерна. Мешки надо нести по дощатому трапу наверх, под
самую крышу. Густая хлебная духота, пыль спирает дыхание».
Вот модель киргизского природного и исторического
пространства, как оно обрисовано в начальных строках повести
«Первый учитель».
«Наш аил Куркуреу расположен в предгорьях, на широком
плато, куда сбегаются из многих ущелий шумливые горные речки.
Пониже аила раскинулась Желтая долина, огромная казахская
степь, окаймленная отрогами Черных гор да темной черточкой'
железной дороги, уходящей за горизонт, на запад, через равнину.
А над аилом на бугре стоят два больших тополя». (Последнее
266
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
звучит уже завязкой — внесением нового, единичного,
человечески общественного — в исходное состояние мира.)
Здесь террасами, сверху вниз, как климатические зоны на
горе, расположились эпохи истории. Высоко в горах— самый
стойкий, старинный родовой образ жизни, почти не доступный
для влияний; ниже, на плато аила, — кочевники, что время от
времени спускаются с гор в долины (подобно шумливым горным
речкам, что набухают летом) и обрушиваются на мирное
оседлое земледельческое население, — это уже третий
исторический слой. И, наконец, железная дорога говорит об
индустриальном обществе, горизонтах современной цивилизации.
Подвергнем, однако, этот силуэт Космоса более подробному
анализу. Нас интересует приуроченность духовных,
мировоззренческих моментов к пространственным.
Это — срединное царство: между небом и землей. Оно
возвышено, приближено к небу, по сравнению с ширью (ширью, а
не далью) долины, где царит горизонталь. Нет, здесь она
непрерывно перегибается, заламывается в вертикали, отрогами и
предгорьями протягивается и ведет душу к небу, пока не станет
чистой вертикалью—двумя тополями. Но это уже — смерть.
Недаром тополя стоят лишь как памятники бывшему, вверх-вниз
ходившему, сталкивавшемуся, бурлившему — ну, как эти
шумливые горные речки, что стекаются на плато. Итак,
схематически киргиз-ский пространственный образ мира можно
изобразить так:
тогда как болгарский, введем, для сравнения:
человек
Это — от-кос. Важна ориентированность с боков. Ясно
отсюда, что и глаза должны быть раскосые — чтобы отвечали
тяготениям пространства: в ширь в одну сторону и в верх в другую. Но
и ширь не горизонтальна, а слегка вниз скошена, и верх не
вертикален: взор ползет по склону.
И это очень важно, как входит в нас свет: кругом
(равномерностью, уравновешенностью) или эллипсом. Глаза круглы ужи-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
267
телей севера и южан. У северян — в глубь ушедшие, плоские,
озерные; у южан — выпуклые, выпученные, вздутые, как плод,
словно притянутые солнцем. Те же, кто живет меж гор и
равнины, должны и то и другое пространство учитывать. Потому их
глаз не кругл, а эллипс: они раскосы, глаза же миндалевидны.
И недаром северяне, когда попадают южнее —жмурятся,
щурятся от многого и резкого для них света (т. е. делают глаза
косыми), переходя от северного к южно-прямому взгляду на солнце.
С чем же ассоциируются в сознании киргиза горы и степи,
верх и низ? Горы близки по образу к человеку: стоят
вертикально; и как индивидуальности — и в массе хребта, снизу вверх
шапками, плечом к плечу, как народ. Недаром в эпических
песнях естественное для киргиза сравнение: батыра с горой, а
членов его тела — с деталями горного пейзажа. Вот Манас: «Его нос
подобен целому холму, а переносица —горному хребту»,
«огромен рот, подобны обрыву веки»; «как будто он сотворен из
подпорки между небом и землей, как будто он сотворен из луны и
солнца, земля выдерживает его мощь только благодаря своей
толщине». Это для мореходных народов важно было, на чем
держится земля, — ибо они видели ее края. А вот для кочевых,
которые видят лишь края неба, а земля — незамечаемая, ибо
неизменная, субстанция, — важно, на чем небо держится. И здесь
человек-гора — естественный образ. Ибо и тот и другая —
срединное вертикальное царство, посредник, «подпорка» между
небом и землей, к обоим мирам причастные. (Правда, у греков
есть Атлант, но грекам вообще был дарован наиболее
расчлененный Космос: они и горцы, и земледельцы, и горожане, и
мореходы...) Однако гора — в отличие от дерева, которое тоже
является аналогом человека у лесных народов, — вертикаль
мертвая. Дерево растет. Гора — мера для человека практически
неизменная: лишь слегка выветривается и разрушается.
Если земледельцы хоронят человека в землю, роют могилу,
то у кочевых, «срединных» народов виды «погребения»
разнообразны: неглубокое плоское захоронение (ибо почва тверда,
отталкивает от себя); подвешивание гроба (так хоронили шаманов
в Бурятии); наконец, и наиболее распространенное, сжигание —
отослание в воздух, вверх. Если для земледельца ад находится
под, внизу, и даже греки-полугоряне там помещали Аид, то
здесь нечисть, черные силы живут в горах: там еще человек—
полуживотное, дикарь (как для жителей равнины — леший или
водяной).
Если Персефону уволакивали вниз, то девушку Алтынай в
повести «Первый учитель» люди гор умыкают вверх; если Орфей
за Эвридикой спускался вниз, то Дюйшен с милиционерами
268
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
будет подниматься за Алтынай вверх. И Алтынай, попав в горы,
казалось бы, ближе к небу и свету должна себя чувствовать, —
однако ощущает себя в колодце и яме и слышит «сопение и
беспробудный храп»—там вечный сон. И когда она хочет вырваться
к жизни, символично, что она подрывает юрту, т. е. выход на
свет земной — вниз (тогда как царевич Гвидон вышиб дно—хоть
«дно», но, очевидно, то, что наверху, — «и вышел вон»).
Однако верх не так-то прост — не сводим к горам (да и горы
еще многое другое выражают). Например, для земледельца,
жителя равнины, плодородие (жизнь) исходит снизу: из земли
все вырастает и родники бьют. У срединных народов, хотя и
родники тоже чтятся, но плодородие, жизнь стекают, наплывают
сверху, талыми водами скатываются. (В России — стекается
вода откуда-то из дали, из простора — кстати: «простор»
понятие горизонтальное, плоскостное.) Из стихий Космоса, как
главный источник жизни, податель благ, наиболее чтится не огонь
(как у северных, лесных и промышленно-городских народов), не
земля — как у земледельческих народов, но — вода. Для
жителей российской равнины «мать» это —«сыра земля», а вода —не
замечается, из-за всегда ее наличности, данности. Переходы
кочевников — от воды до воды.
Вода воспевается в народной и литературной поэзии
наравне с конем (ср. Гимн воде акына Клыча). Вот почему столь про-
тивожизненным показался на дворе «Заготзерно» («Джамиля»)
именно паровоз —т.е. истребитель воды, тот, что превращает
воду в воздух (пар) — то, что и без посторонней помощи делает
здесь сам Космос: жар и солнце. Здесь-то как раз обратное
надо бы: жар и солнце ловить и из огня воду делать... Конечно,
англичанам-островитянам можно было направлять свой ум на
уменьшение воды и паровой двигатель изобретать, но, родись
некогда изобретательско-техническая мысль здесь, — уж ни за
что водяной, паровой, а уж солнечный или ветровой двигатель
сообразила бы... И недаром на паровоз в ужасе взирает именно
верблюд — тот, кто как раз гений экономии воды — семени
жизни.
Какой же вид и образ имеет здесь вода? Это важно выяснить,
ибо образ воды — это представление о жизни, а режим воды —
это ритм жизни, ее длительность и прерывность — словом, ток
времени. Здесь это —«шумливые горные речки», ливень (гроза)
и родник. Все они играют в мире Чингиза Айтматова
исключительно активную роль. В повести «Джамиля» страсть Данияра и
Джамили выступает как заключительный акт притяжения
космических сил, разверстых друг к другу, — и их слияние в ливневом
потоке. «Сенокосы нашего колхоза разбросаны по угодьям в
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
269
пойме реки Куркуреу. Недалеко от нее Куркуреу вырывается из
ущелья и несется по долине необузданным бешеным потоком.
Пора косовицы — это пора половодья горных рек». О! — это
очень многозначительное для ритма жизни явление. В России,
например, разлив рек, половодье отделены от сенокоса: одно—»
весной, другое — летом. Значит, и жизнь души более плавно и
равномерно протекает: весной на человека одно действует и
высвобождает часть его энергии, летом — другое. Здесь же
половодье чувств — то, что обычно проходит весной, — задержано
до лета: пока стает с гор и дойдет до долины. А это значит, что к
уже горячему зною лета добавляется весенний разлив.
Отсюда—ошеломляющий наплыв. По Гиппократу* который
распределял по сезонам полосы наиболее активной жизни жидкостей
в человеке, в такой ситуации сливаются вместе кровь — сок
весны, и желчь — сок лета.
«С вечера начинала прибывать вода, замутненная, пенистая.
В полночь я просыпался в шалаше от могучего содрогания
реки». И в человеке, строй которого —в резонансе с Космосом,
начинают так же прибывать и прокатываться космические
волны. Особенно если он не в помещении, а в пространстве —
как здесь: у самого «пекла» — у реки ночует.
«Синяя, отстоявшаяся ночь заглядывала звездами в шалаш
(т. е. свод шалаша выводит прямо в небосвод — сняты крыши и
шапки — весь верх сразу падает в душу—и она
беспрепятственно вверх поднимается. — Г.Г.), порывами налетал холодный
ветер, спала земля, и только ревущая река, казалось,
угрожающе надвигалась на нас».
Небо и земля здесь спят, спокойны— как полюса мира: они
вызвали движение, но сами неподвижны. Движение возникает в
срединном мире: ветер, вода, человек. Вообще срединное
царство, «подлунный мир» роднее человеку, чем небо и земля.
Точнее — мироздание, то, что есть «подпорка» между небом и
землей, замкнутое (как и сам человек), а не бесконечное
пространство и время. Здесь больше аналогии с людским зданием —
творением: человечеством, производством, обществом. Греки
под Космосом, очевидно, понимали именно организованное
бытие, как мироздание (в отличие от Хаоса). Все, что в
«срединном царстве», — аналогично и созвучно человеку: и деревья, и
облака, и птицы.
«Хотя мы находились не у самого берега, ночью вода была так
близко ощутима, что невольно нападал страх: а вдруг снесет,
вдруг смоет шалаш?» Вода накатывается как истечение семени
мира, и гроза в момент любовного слияния Данияра и Джами-
ли — не просто метафора страсти — это было бы отчужденным
270
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
от Космоса, «помещенским» толкованием со стороны
непричастного — но их тождество. А эта вырывающаяся из теснины
река Куркуреу — как животворящая сила, через свои теснины (в
том числе и стесненную душу Данияра, которого что-то
распирает) прорывающаяся.
В народной песне есть такой образ: «Быть бы светлой мне
водой — И чтоб мучил тебя зной».
Любовь зарождается и совершается возле воды:
озера,родника, на берегу, где утки, ива, камыши, стан-тростник, озеро —
наша чаша: «Золотой стал пиалой Кызыл-Куль для нас с тобой».
Ср. также встречу юноши с девушкой возле родника и
наречение его = порождение его, ибо дать вещи имя, слово —
равнозначно ее сотворению для людей, введению из небытия в круг
жизни человечества1 Верблюжьим глазом — в одноименной
повести Ч. Айтматова.
Итак, вода — не покойная гладь, но — наплыв, бурление,
клокотание, кипение. Аналогичным образом струится и кровь по
жилам человека в таком пространстве. Она то замирает,
спирается (также и дыхание неровное в этом пространстве), долго
задерживается, уж весна кругом, тепло — а кровь сперта: ведь не
оттаяли еще высоко в горах ее источники, ледники небесные, а
уж когда дойдут к лету— тогда ошеломление, и все страсти,
решения, удары совершаются. И происходит это шумно
(«шумливые речки»), враз и на виду, как переполох — как беркут в
национальной охоте «буркутчи» с неба на зверя сваливается.
Проявления киргизского характера — броские, а не в невидной
глубине происходящие, как у более северных народов, где
дела, как правило, тихо и медленно совершаются.
В отношении к источникам и направлению воды, аил
(расположенный на плато), как и в отношении всего пространства,
есть и пуп (стан, средоточие) — и в то же время плацдарм для
скачка: открыт, как в горы, так и в равнины. И когда нахлынет
потоками сверхсила, она, расплескиваясь в человеке, в роде,
бежит то вверх, в горы, откуда истекли реки (ведь именно туда, в
горы, бежит обуянный невероятным счастьем и тревогой
старый отец Манаса в момент, когда жена должна родить. Он,
кочевник, не может вынести, оставаясь на месте: в него дикий зуд
вселился, разметывающий его), — то вниз, в долины, в набеги, в
кочевье. Кочевники в народах — как семя, как мужское начало:
при притоке силы рек они нахлынут, рассыплются по земле-
1 Возможно, и то Творение мира, о котором рассказано в кни ге Бытия, на
самом деле было разданием имен, слов — уже наличным небу, земле, свету,
дню, воде, звездам, человеку, что воспринималось людьми как равносильное
их сотворению, т. е. превращению из хаоса в члены Космоса, мирового уклада.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
271
дельческой степи, которая «раскинулась» — как женщина со
своей «Желтой долиной». Зимуют кочевники в горах, спят себе в
аилах (как в яичниках семя накапливают), а потом низвергаются
в долину равнины неудержимыми потоками. Затем снова
стягиваются к истокам, уходят в себя.
Таким образом, в отношении верха-низа действуют силовые
линии скошенного, бокового движения: клубления, кипения,—
подобные тем, что мы обнаружили и на плоскости (в анализе
пейзажа — аналога песни Данияра, и в описании двора «Загот-
зерна»).
Теперь: «Желтая долина» и «Черные горы». Красок, цветов в
киргизском мире мало: кочевник, как уже говорилось выше,
лучше воспринимает пластику, объемы в мире, т. е. то, что
охватывает движущийся глаз, — а не цвета, предстающие
остановившемуся взору. Но недаром именно эти два цвета отмечает
Чингиз Айтматов. Это — наиболее абстрактные цвета, почти
приближенные к понятиям: свет — тьма. «Желтый» в киргизском
мире играет ту же роль, что севернее «белый», т. е. абстрактный
образ света, здесь равного солнцу и огню. (На севере «свет
—белый», недаром такое окаменевшее сочетание родилось, и с
огнем его не сравнивают: огонь —не небесное, а адское детище —
ср. «Нибелунги»). «Черный» же имеет вариантом —«синий»,
«голубой», т. е. Чингиз Айтматов называет те же цвета, что выше
отмечались и в народной колыбельной песне: «голубой» и
«золотой».
Пространственное распределение черного и желтого —тоже
противоположно русскому, например, где черная — земля, а
свет — с неба. Здесь же мир тьмы, ночи, черноты — горы
(недаром, значит, мы там поместили ад), а свет — внизу: земля,
уподобленная солнцу. Однако нельзя все это «железно»
локализовать: ведь силовые линии киргизского пространства — клубле-
ние, т. е. предметы вверх-вниз по эллипсу носятся и меняются
местами. Солнце встает из-за гор = сваливается с неба,
заходит же в степи = в даль уходит.
«Когда мы погрузили последнюю можару, Джамиля, словно
позабыв обо всем на свете, долго смотрела на закат. Там, за
рекой, где-то на краю казахской степи, отверстием горящего
тандыра пламенело разомлевшее вечернее солнце косовицы.
Оно медленно уплывало за горизонт... Лицо ее (Джамили. —
Г.Г.) светилось нежностью, по-детски мягко улыбались ее
полураскрытые губы».
Отождествились три отверстия: дыра солнца в небе, губы
человека и «тандыр — устроенная в земле возле дома печь с
круглым отверстием, в котором пекут лепешки». Вот оно, клубление
272
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
вещей в киргизском пространстве. Во-первых, космизм быта
кочевника сказывается, где юрта — призрачное помещение, и
печь — тандыр — не очаг в помещении, а прямо на земле возле
дома. А теперь это отверстие, что внизу, видится на горизонте.
Оси координат Космоса все заходили ходуном в косовицу —
пору страсти и смерти (косить = умерщвлять), вертикали
поменялись с горизонталями местами (как посеченная трава или
падающая и отдающаяся в любви женщина).
А вот это мироздание по-киргизски в своем становлении.
В повести «Первый учитель» находим следующее описание
весны: «Зима откочевала за перевал. Уже гнала свои синие
(рождается в мире цвет, а не тьма лишь и свет) табуны весна.
(Русская весна гонит птиц■— вспомним «Снегурочку». А Дед
Мороз? — кстати, есть ли аналогичный образ у кочевников? —
Г.Г.) С оттаявших набухших равнин потекли в горы теплые
потоки воздуха (= по откосу вверх. Небу — небово: дух, воздух.
Земля испаряет, испускает дух и дарит небу. Но это земляной
дух, влажный — пар\ как у огня горький, от «горения», дух —
дым). Они несли с собой весенний дух земли, запах парного
молока. (Дух земли — колоритный, не чистый, а напоенный — это
запах. «Святой дух» —чистый снег зимы — не пахнет.) Уже осели
сугробы, и тронулись льды в горах (белизна и снег, атрибуты
неба, «божьи» создания, — вдруг обнаруживают свою земность:
что и они подвластны тяжести — и удрученно оседают,
склоняются), и тренькнули ручьи (= родился звук), а потом,
схлестываясь в пути (киргизское клубление в пространстве и всеобщее
мировое соитие в нем), они хлынули бурными,
всесокрушающими речками, наполняя шумом размытые овраги (вода в страсти
и изобилии пашет землю—так творится рельеф, формы
мироздания)... Земля, словно бы раскинув руки (как птица —
человек), сбегала с гор (земля = кочевник) и неслась, не в силах
остановиться, в мерцающие серебряные дали степи, объятые
солнцем (солнце внизу: распластано в степи — «Желтой долины»)
и легкой призрачной дымкой. Где-то за тридевять земель (уже
множественность миров открылась) голубели талые озерца (эта
вода — уже круглая, как солнце, а не поток), где-то за тридевять
земель ржали кони, где-то за тридевять земель пролетали в
небе журавли, неся на крыльях белые облака (как посланники
всеобщей связи — и все ждет «своего другого»: озера, кони —
может быть, тебя?). Откуда летели журавли и куда они звали
сердце такими томительными, такими трубными голосами?»
Киргиза зовет Космос, но не вверх и не вдаль, а вниз-вдаль.
Все эти элементы Киргизского Космоса допускают взаимное
передвижение в клублении. Но одна его грань остается недвиж-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА 273
ной и определенной — она очерчена «темной черточкой
железной дороги, уходящей за горизонт, на запад, через равнину».
Во-первых, это дорога — т. е. русское начало однолинейно
направленной дали. Во-вторых — железная.
Дорога! Кочевье не знает дорог, а знает пути — как стаи птиц
из года в год пролетают одними и теми же маршрутами — без
того, чтобы они были оформлены в линию. Значит — это
внутренне чуемая нить пространства. И кочевник обладает этим
внутренним компасом пространства, которого оседлый житель
равнины не имеет: ему для ориентировки нужны внешние
пределы, очерченность направления — до-ро-га — и обязательно
должны быть стороны (чтоб хотя бы глазеть по сторонам и
чтобы, «косясь посторанивалисъ другие народы и
государства»). Кочевником же ощущается не сторона, а бок — то, что
видят раскосые глаза.
Железная дорога теперь перенимает на себя и организует
один край Киргизского Космоса: бесконечность как просто
гладь — превращая ее вдаль (тогда как киргиз скорее ощущал
«гладь» как ширь: везде у Айтматова «широкая степь» — ср.
«дальняя дорога» — основной образ России). И сразу стала
путем в иной мир: туда уходят и обычно не возвращаются.
Но, с другой стороны, даль — это естественный выход для
тяги души к бесконечности: туда можно за ее зовом
последовать телом, тогда как по горам к небу — нельзя. И потому
тянущиеся к идеалу — идут на железную дорогу, в иной, просторный
мир. Так и в Киргизии появляется символический
образ—дорога, путь к спасению души. Приглядимся, как все-таки выглядит
этот путь к слиянию с бесконечностью мира. «Если бы сейчас я
нашла ту тропу, по которой мы возвращались с Дюйшеном с
гор, я приникла бы к земле и поцеловала следы учителя. Тропа
эта для меня — всем дорогам тропа, тот путь моего
возвращения к жизни, к новой вере в себя, к новым надеждам и свету...
(Удивительно! свет ведь вверху — а здесь будто низ, равнина
излучает свет. И верно: горы, хоть они внешне и выше, но в
них — среди стен, закрывающих полнеба и полсвета, — человек
ощущает себя опущенным в глуби земли — в ее ущелья, бездны,
пропасти — в дыры, откуда ад выходит наружу. — Г.Г.)
Спасибо тому солнцу, спасибо земле той поры...
А через два дня Дюйшен повез меня на станцию».
Как видим, это не просто спуск с гор вниз в равнину — это
символический путь обновления, очищения души.
Как его представляют себе европейцы? А как раз обратно:
как трудное восхождение на гору, т. е. тоже для себя
диковинным, «заморским» образом. Даже наш Державин оживляет этот
274
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
международный условный образ, обращаясь к Фелице (кстати,
царевне «/шргиз-кайсацкия орды»), «...Которой мудрость
несравненна Открыла верные следы Царевичу младому Хлору
Взойти на ту высоку гору, Где роза без шипов растет, Где
добродетель обитает...».
То же самое для Лермонтова и Пушкина горы Кавказа—это
как раз те линии, те параболы, которые вздымают дух ввысь — к
бесконечности света и мира.
Здесь же, для киргиза, таковым маршрутом выступает
русская «даль», «дорога».
Так в этих сотах, порах мировоззрения: в представлении о
пространственной структуре мироздания — происходит
скрещивание национальных образов мира народов.
ПАНОРАМА ЕВРАЗИИ
Общее для Европы представление об Индии — «страна
чудес». Чудо — то, что сверх меры и рассудка, способности
судить своим людским умом. Следовательно, там —
сверхчеловеческий ум, зона божеств (все религии — с Востока недаром). Ну
да: Восток ведь — это восход солнца, зона первопричин.
Оттуда—начала народов: индоарийцев, гуннов, болгар,
татаро-монголов, тюрков — сгущается там бытие, оседает массами атомов
и пускает их катиться против часовой стрелки (= против ритма
Времени) — вращения Земли с запада на восток.
Все переселения народов и направление кочевий — оттуда,
против Времени, и их призвание — оборачивать историю вспять
(что и делали переселенцы: варвары-готы — с античным миром,
половцы-печенеги — с Русью, с ней же — татаро-монголы,
арабы — с Египтом, Палестиной и Испанией, тюрки — с
Византией...).
История — колесо; ее необратимость — в pendant тому, как на
одно направление заведена, запущена вращаться планета
Земля, если только цивилизация не произведет такой взрыв, в
результате отдачи которого Земля обратит вращение свое (иль
провиснет без вращения в пространстве, нейтрализуется), а
история—течение свое. Во всяком случае, первый признак
Востока в глазах Запада, Европы — большая причастность к свету,
солнцу, огню-теплу, большая отсюда исконная посвященность в
причины и тайны всего сущего, одаренность этим знанием,
тогда как человеку Запада этого приходится добиваться
усилием, напряжением, трудом — тянуться кверху, противоборствуя
более сильной здесь тяге земной. Нуда: житель Востока более
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
275
причастен к выси мира (Восход), а Запада — к падению на
Землю, к стихии земли, к низу мира; и все низости в истории —
творятся с Запада, и оттуда распространялись приземляющие
оковы повсюду (колонизация и империализм).
Отсюда следует ожидать, что из стихий надземных большую
роль здесь играют: воздух, огонь, вода, тогда как на Западе
земля — ось и середина, и столько же бытия видится под нею,
сколь и над нею. Здесь — разработанные представления о хто-
нической сфере подземья: Аид, Персефона, Изида-Озирис;
зерно —умирающий и воскресающий бог; у Платона в «Федоне»
анатомировано нутро земли; вспомним также
дифференцированные представления об аде в христианстве, о царстве тьмы и
геенне огненной; а в германстве — культ глубины, Tiefe в душе и
в мысли.
На Востоке же если и есть противостояние света и тьмы, то
тьма не крепка, не есть земля и недро («твердый орешек»), но
тоже полувоздушна (Ормузд и Ариман). И в индуизме подземье
очень слабо намечено: трудно там локализовать в подземье и
царство мертвых, и его бога Яму. И погребение-то — не в землю
зарывание, но сжигание; иль труп — в воды Ганга; иль, как в
Тибете, где земля камениста, — грифам, т.е. в воздух, в высь мира
иль в бок (когда в воду); иль зверям = демонам, пожирающим
трупы: ракшасам и якшам — опять в надземном уровне. В
Индии — не внедряются в Землю, ее глубь не смотрят; и хоть есть
там глины золотые и серебряные, но богатства свои
предпочитают брать из воды (искатели жемчуга в волнах моря, в
раковинах), а не в разработке недр, куда, напротив, направлено
воззрение горняка-германца1. И то еще верно, чтостихия земли в
Индии не маняща в недра свои, но отталкивающа: каменисты
горы — Тибет, Гималаи, Декан. А если почва там плодородная,
то ведь не земле она этим обязана, но воде: наносы ила поверх
земли могучими реками произведены, а берег накатан прибоем
моря.
Итак, земля там непривлекательна (нет и войн за захват
земли, и противоречий вгрызающейся в низ собственности на
землю); не самость она, но от себя самоотрицательна: ввысь
взор обращает по линиям гор — хребтов их и рамен. Там ведь
высочайшие горы мира, и наиболее земля ввысь устремлена,
грудью выпячена, а не вогнута, засасывающа себя любить, как в
равнинах Европы, а тем более — в низинах, у моря отвоеванных,
Фландрии и Нидерландов. Оттого на Западе — частная собст-
1 И в медицине сопоставим: запрет на анатомирование трупа в Индии,
развитие терапии травяной и внешнего укалывания на Востоке, т.е. не
вскрывая нутра тела, — и развитие анатомии и хирур гии на Западе.
276
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
венность на землю (атомы-тела людей более плотные, плотнее
здесь воплощение рассеянного бытия в точки-индивидуумы —
«неделимые»; на Западе, где свило бытие крылья, где пало оно
и где основной организующий миф — о грехопадении
человека — мифа этого ведь нет в Индии, — атому-телу требуется при
падении место под солнцем, в пространстве, жизненное); а на
Востоке, где воплощение рассеянного бытия более кипуче и ки-
шаще и где массовидны скопища атомов и нет пустот меж
одним телом и другим, —- там не разглядеть под кишением
живых существ и растений земли и невозможна
индивидуальная, но лишь общинная собственность на землю (ср. Маркс о
восточноазиатской общине). В России —«мир». Правда, здесь
просторы, и народу мало, но, хоть и полно места на земле
каждому, община тоже складывается — по слабости в России
вертикальных тяготений и по силе оттягивающих —
горизонтальных: в сторону, в «родимую сторонку».
В Индии конфликты меж людей не из-за того, что один взял у
другого землю, но из оскорбления наземного — например,
коров священных и т.д.
Наука геология сообщает нам, что Мировой океан — воды —
первоначально покрывал землю. А может, вообще земля была
каплей расплавленной жидкости (как мы себе представляем
солнце — шар раскаленных паров), в которой по мере остывания
поляризовались земля и воздух (атмосфера), а связным меж
тремя стихиями был огонь («Джатаведас» = «знающий
существа» — эпитет Агни в Ригведе). То же сообщает Книга Бытия: что
«Божий дух носился над водами»; и по Тютчеву, в Последнем
катаклизме:
...покроют воды,
И Божий лик изобразится в них.
Итак, земля выступает из вод Мирового океана —
проявляется во времени (как в фотографии в ходе «выдержки» —
времени—проступают очертания) рельефами своими. И по мере
превращения капель1, с одной стороны, в атомы,
частицы-песчинки — и в пузыри воздуха — с другой, на землю оседали,
высаживались из просторов рассеянного бытия (= иль на земле
в этих особых условиях возникали, что одно и то же, ибо эти
«особенные условия» устроило само бытие в ходе своего
раскола) истины-сути-существа-идеи-эйдосы-виды-семена-искры
1 Циклы цивилизации, отсчитываемые по воде, потопам, —
мировоззрение средизерноморских народов: эллины, иудеи... Германцы же рассуждают
по огню — видят циклы мировых пожаров: гибель богов в «Эдде» — пожар
Валгаллы; «Закат Европы» Шпенглера —тоже сгорание огня-света.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
277
жизни, огни — словом, живые существа всех родов и видов, как
залоги всеединства расколотого бытия и имеющего быть
воссоединения всего и возврата воплощения в рассеянное бытие.
Это огни, и люди-огни по преимуществу (недаром они
начинаются с откраденного Прометеем огня). Их суть — вгрызаться в
землю (= труд, цивилизация) и стремиться ввысь — к идеалу, к
духу, к свету, что есть возврат в рассеянное бытие, но уже
зачерпнув из земли запрятавшееся туда «Черное солнце» (термин
манихейства) = сопрелый во тьме и без воздуха, под коркой-
тюрьмой, в плену земли, огонь: нефть, уголь, энергию атома. До
людей то же дело делают растения (чья ткань набухает от света,
воздуха и воды и которые суть труба между надземьем и не-
дром-ядром Земли) и животные — разносчики живота — жизни,
уплотнители земли удобрением.
Так что и древние предания: что духи-ангелы, грехопав,
отяжелев, отвердев, породили людей (что душа посылается на
воплощение в тело); и нынешние мифы: что некогда на Землю
высадились разумные существа с других планет, прилетев на
кораблях-эйдосах-архетипах всякого умения, знания и
существования, — варианты одного подсказа бытия.
Этот подсказ дан и нам в карте земного шара. Две трети
поверхности—океан. Потом Запад —землян, Восток —водян: там
Великий или Тихий океан, и солнце, по идее, встает не из земли,
а из воды. Земля ж расширяется и проступает к Западу: на
Востоке узкий мыс Японии; потом разрозненные острова и мысы:
Чукотка, Камчатка, Курилы, тысячи островов Индонезии,
Австралия. Потом собирается в протяжение континента (Китай,
Русь, Индия), кулак и узел гор. И далее распускается в ширь и
ровнь: Европа — Африка, а меж ними лишь рудимент океана —
щель Средиземного моря, т.е. вода среди земель уже пленена,
а не как было на Востоке: земли среди вездесущей воды.
И моря здесь недаром так земельно-каменно называются:
Черное море (от тьмы, а не свето-воздуха), Мраморное, Мертвое,
Красное (кроваво-ржавое, ибо кровь = огне-вода, как и
окисление = сгорание металла), тогда как на Востоке воды — Желтое
море, Тихий (самодостаточный, благой, ибо Великий,
уверенный в себе)океан.
Однако признаюсь, что во всем этом рассуждении я
вчувствовался и проникся эллинским воззрением, по которому в
начале — вода (Фалес). И Платон многократно исходит из древних
мифов о потопах, о гибелях и циклах цивилизации: о
затонувшем материке Атлантиде (в «Тимее»), о началах обществ на
вершинах гор (в «Законах»). «Избежавшими тогда гибели оказались
чуть ли не исключительно горные пастухи — слабые искры
278
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
(люди = огни. — Г.Г.) человеческого рода, спасшиеся на
вершинах» (Законы, 677 В). И Страбон развивает это эллинское
толкование происхождения народов, стран и государств: «По
предположению Платона после потопов возникли три формы
цивилизованной жизни: первая — на вершинах гор, примитивная и
дикая, так как люди испытывали страх перед водами, которые
еще держались как раз на поверхности равнин; вторая
развилась по склонам гор, так как люди уже постепенно стали
набираться храбрости, потому что равнины начали высыхать (таким
образом, храбрость — от большей сухости человека, который
более воспламенен, тогда как страх = сырость, большая
причастность воде: плач, слезы от страха, — нежели огню; страх
гнетет, и душа по артериям, как капля, загоняется в пятки, туда
стесняется. — Г.Г.); третья образовалась на равнинах. Можно,
пожалуй, говорить равным образом и о четвертой, пятой
формах и даже больше; последняя же форма цивилизации возникла
на морском побережье и на островах, после того как люди
совершенно избавились от подобного рода страха. (Ну здесь
Страбон явно как высший образ человеческого бытия трактует
свой родной Эллинский Космос, который есть острова средь
моря: самостоятельные крепкие атомы-индивиды — в пустотах
бытия. — Г.Г.) Действительно, большая или меньшая решимость
приблизиться к морю заставляет, по-видимому, предполагать
также некоторые различия ступеней цивилизации и нравов, так
же как и доблести и дикости, которые до некоторой степени
составляют уже переход к культурной жизни на второй ступени»
(Страбон, География, кн. XIII, 1, 25).
Историк склонен эти отличия расположить по времени и
назвать словами: «лучше» — «хуже», «культура» — «варварство»,
помещая добро в прогресс, а зло — назад. Однако с точки
зрения бытия и его измерений (истина, святость, чернота-грех,
совесть) в отличие от уровня жизни и человечества (правда,
добро-зло, стыд) ни один Космо-Логос не оставлен бытием, и
«ниже» здесь (по склону горы) не значит «хуже», а так данному
народу заповедано: здесь стоять! сей именно необходимый
бытию форпост удерживать и стадию воплощения рассеянного
бытия (иль уже рассеяния воплощенного) собой осуществлять.
С этой поправкой на оценку — т.е. на бесценность — можно и
принять вывод Страбона, по которому цивилизация
распространяется сверху вниз: «Совершавшиеся тогда такие
переселения в нижележащие местности, по моему мнению, указывают
также на различные ступени образа жизни и цивилизации»
(География, кн. XIII, 1, 25).
Осаждение народов на землю (ибо как вода, оседая, нано-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
279
сит ил, частицы песка, так и твари оседают на земле из
рассеянного бытия в ходе его воплощения: народы = наносы, пласты,
слои) идет слоями сверху вниз —с Востока на Запад. Это
сохранено нам в преданиях о смене веков и поколений людей (см., в
частности: Гесиод, Работы и дни). Первыми осели самые
вышние, горние народы, приближенные к солнцу-золоту1: золотой
век и поколение людей. Соответствует ли этому периоду осадок
нынешней желтой расы иль она вторична, судить не берусь,
однако священность желтого цвета (= цвета золота) в Китае и
Агни-огня в Индии на связь с этим слоем указывает.
Местонахождение золота (= представителя солнца из металлов, в зоне
недр — черного солнца) — тоже преимущественно Восток:
Колыма, Аляска, Лена, а также средняя, зенитная полоса,
приближенная к солнцу: экватор и тропики (Атласские горы иль ЮАР);
цветные металлы — в полосе средиземноморской и Средней
Азии: медь — Балхаш и т.д.
Следующий век и поколение и слой — серебряный:
бледнолицые, цвет Луны и Ночи: цвет света, воздуха и снега —
истины—белизны. Таковы индоарийцы, расы Европы и России.
Переходные —бронзовый и медный век: инки, майя, семиты
(творцы архекультур), эллины-римляне, отчасти романские
народы — смуглолицые.
Белые же — выцветшие: свет их — от тьмы и ночи кругом:
бледность. И их упование — низ мира (и тепло им оттуда — огонь
черного солнца, добываемый огнивом: трение железа о
камень — искра!) и что там — железо. Недаром страны Запада
славны железом (и углем): Рур-Эльзас, Англия — им оно больше
всего нужно. Золотым же народам (в частности, Индии) не
нужно железа, и нет там его залежей. По Платону, у первых
народов, осевших после потопа на вершинах, не было надобности
в железе: «Железо, медь и все руды слились вместе и стали
скрытыми, так что было очень затруднительно их извлекать.
Поэтому редко удавалось тогдашним людям срубить дерево.
...Значит, столько же времени не существовали тогда или даже
долее и те искусства, для которых нужно железо, медь и тому
подобное. ...И вот, в те времена совершенно исчезли во многих
местах междоусобия и войны. ...В изобилии имели они одежду,
подстилку, жилища и утварь, как огнеупорную, так и простую.
Ибо ни одно из искусств, касающихся лепки и плетения, не
нуждается в железе» (Законы, 678Д — 679А).
Однако Платон объясняет миролюбие послепотопных людей
1 Недаром и географам бытийственная интуиция подсказала обозначать
горы золотым —желто-коричневым цветом.
280
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
также их малочисленностью и изолированностью: «Ввиду своей
малочисленности люди с удовольствием взирали друг на друга
в те времена» (679С), — что есть типично эллинский взгляд,
видящий в мире атомы (и социальные) и пустоту. В Индии ж
миролюбие — и при кишмя кишении людском.
И то еще характерно, что для Индии тепло — с верха мира, от
солнца падает лучом, а для германцев тепло и жизнь — из низа
мира: вздымается огнем, пламенем очага, который питают
уголь (недро, глубина, черное солнце) и дерево = застывший
язык пламени снизу вверх. Так что северные народы, когда им
жарко, как бы на сковородке поджариваются, в «геенне
огненной» снизу кипят, — а южные народы (иудеи, арабы)
испепеляются гневом Божиим сверху. Огонь на Севере передоверен
Богом черту.
Свет и тепло сверху из просторов даны — в Индии; в
Германии ж — снизу и из точки: из искры-свечи — в ширь и стороны, от
«я» вовне, из Innere: и свет от «Я» сознания возжигает мир,
субъект полагает объект (априоризм, трансцендентальное Канта,
Идея Гегеля, Труд, производящий все, — Маркса). Свет в Индии
обволакивает человека из пространств; в Германии ж от
человека, его очага, Haus'a и Burg'a —«жизненного пространства» —
распространяется в якобы (ими предполагаемое) «мертвое»
пространство Востока; и Drang nach Osten предпринимается —
чтобы воживить его будто и упорядочить.
Вообще если движение с Востока на Запад—оседание слоев
и переселение народов, кочевье, то движение с Запада на
Восток—поход (Александра Македонского, Крестовые, Ермака в
Сибирь, тевтонов в Литву). Поход —сбитый клин, «свинья»-ры-
ло, римская «фаланга», французский строй и маневр. Все это —
способ с малым занять великое, распространиться (=
возжжение искры). Переселение ж народов — это как стекают ручьи
в узкую линию реки и оседают: из бассейна мировых
пространств — на место, на ту или иную землю стекаются и густеют
там.
(О черной расе не берусь высказываться — неясно в этой
схеме.)
Книга 2
Как я преподавал
в Америке
ЙСПОВЕСТЬ
В осенне-зимний семестр 1991 года (сентябрь —декабрь) я
преподавал в Весленском университете в США. Я вел два курса:
«Национальные образы мира» на английском языке и «Русский
образ мира» для славистов по-русски. Это был мой первый
приезд в Америку, и я удивлялся многому. Как мне привычно, я вел
дневник своей жизни там и мыслей об Америке в сравнении с
Россией и нашей ситуацией. Когда я раскрыл эти записи три
года спустя, я понял, что они могут представлять общий
интерес.
Я только прошу читателя иметь в виду, что каждое
наблюдение и мысль —частичны и носят печать момента и настроения, и
могут быть и ошибочны, и что в другой день иной факт и другая
мысль могут опровергнуть их. Но именно так идет процесс
живого мышления. Оно здесь и зафиксировано по ходу жизни.
Это не заметки журналиста. Мои наблюдения имеют
особенную цель: проникнуть в систему ценностей американской
цивилизации в сравнении с российской, понять по деталям быта и
поведения те координаты и ориентиры, какими
руководствуются люди в обыденной жизни, их религиозные и философские
значения и смыслы, хотя люди могут и не подозревать о них.
Весленский университет расположен среди зеленых холмов
Новой Англии, в городке Миддлтаун («средний город» —
буквально) в штате Коннектикут, то есть на востоке Америки, между
Бостоном и Нью-Йорком. Университет небольшой — 2500
студентов, частный и весьма престижный. Еще Диккенс выступал в
нем...
30.XII.94
Державинская «Река времен в своем стремленье уносит» не
только «все дела людей», но и наши понимания этих дел и
оценки исторических событий. И сегодня я, естественно, иначе
думаю о многом. Однако не стану влезать с теперешними —
284
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
тоже односторонними, своими понятиями исправлять
тогдашние. Это было бы нечестно и повредило б достоверности сей
исповести, искренности ее тона, чем дорожу.
25.11.98
19.8.91. В Шереметьево. 4 утра (ночи).
Жду отлета в Нью-Йорк1. Чуждо мне. Устраиваю себе домик
из сих бумажек и скрываюсь в нем: ныряю в записи.
2 суток (или 3) — в предотъездных бегах, делах.
Из сильных впечатлений:
Дочь младшая звонит из Дивеева и советуется со старшей:
старец там сказал ей идти в монашенки. Она смущена. А я — аж
отвратился от христианства: ловят души2.
А вчера рано ввалились молодые: перевезли Ларису из
Дивеева—Андрей Щербаков, Тема Гилянов, Настя. (Молодые
ребята эти — участники Федоровского семинара Светланы и стали
близкие к дому. — 2.7.94.) На кухне засели завтракать — да так
и проговорили до обеда — вшестером! Как бы зятья, мужики в
доме. Я ликовал. Св. объяснила:
— Гоша страдает от отсутствия мужского элемента в доме.
И вот ему — праздник!
Но какая подмога бы — зятья!
Йель, 24 августа 1991
Светлана, Настя, Лариса!
Ой, как не вовремя я уехал! Тут только и приникаешь к
телевизору — ловить новости из Москвы! Уж представляю, как Мам-
мушка лежит и сиськи крутите политическом Эросе, глядя в
телевизор.
Да, ажжаль!.. Опять тотал...
Хотя Ельцин действует, как Петр: варварски — против
варварства.
Ну ладно. Жил я 4 дня у Сукоников (друзья, переехавшие в
США. — 2.7.94) в Нью-Йорке. Вчера они привезли-передали
меня Майклу и Кате в Йеле. (Майкл Холквист и Катерина
Кларк — слависты, авторы книги о Бахтине. Кларк училась в
1 Это был последний самолет в тот день. О перевороте ГКЧП узнал я уже
в Шенноне (Ирландия), когда в аэропорту смотрел международные
новости.-2.7.94.
2 В России обезлюдевающей — не в монахини надо девам и женам
благочестивым идти, а многодетные семьи, как живые церкви вокруг себя, чело-
векородиц, созидать. — 29.Х.95.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
285
Московском университете вместе со Светланой и жила в
соседней комнате общежития. — 2.7.94.) Приехали сегодня Грейс и
Витя. (Виктор Потапов — экономист, увлекся Федоровым, и
Светлана познакомила его с Грейс, подругой Кати, на которой
он женился. —2.7.94.) Посылаю с ним письмо.
Неделю, похоже, буду с Холквистами: они едут на Север в
штат Мэн к сыну и берут меня до пятницы (30?). Потом
переселюсь в Миддлтаун.
Пока осваиваюсь с языком. Для первых лекций материал
есть, а там — буду себя переводить.
Как долго еще впереди без вас - и как скучно!
Записюрек не делаю.
Вчера пытался от Сукоников звонить — поздравить Св. с
50-летием. Пили тут все твое здоровье.
Деревня, полагаю, отпала... Но я понимаю: сам бы торчал в
городе, «Роковые минуты» истории!..
Ох! Путь далек лежит!.. It's a long way to Teperery\
Обнимаю. С оказией буду еще писать и что-нибудь
посылать...
Па-a, Га...
1 сентября 1991. Ничего! Везде одно солнце. И небо. И шум
листвы. Так что считай—дома. Еще вот машиночку раскинул — и
счет страничек продолжать буду московский...
А вообще-то я — в США. Уж 12-й день. Беспамятно — в
смысле: безотчетно, незаписуемо —обитаю. И русский язык впервые
включаю, а то сразу нырнул в английский, чтоб освоиться.
И сейчас со страхом возвращаюсь: как бы не разрушила
русская речь тонкую пленку английской ментальности, которую
начал вокруг себя ткать...
А за эти две недели — заговор правых2 и разгром их
Ельциным. В самолете в Шенноне в Ирландии узнал об этом. В
Москве Светлана от телевизора не отходит. Минуты роковые
истории вершились, пока я тут американствовать привыкал.
Какой-то я — не я. Как некто иной, за кого меня принимают по
ошибке. Вот —за «профессора» Весленского университета, где
я осел — в апартаменте, квартире двухкомнатной, где бы семье
обитать. Кухня, ванна, холл, холодильник и услуги... Я еще
ерепениться было начал: мол, первый этаж, центр города, вида и
воздуха нет: вид во двор, как из камеры в стены тюрьмы... Но
1 «Путь далек до Типерери!» — американский шлягер военных лет.
2 Сейчас их «левыми» именуют. — 27.10.95.
286
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
вот переночевал, сбегал по травке, зарядку поделал, поел
хлопья, молоко, яйцо, кофе, сыр, хлеб —где бы это в Москве?
Правда, на 40 долларов сразу закупил еды — по подсказкам При-
сциллы Майер (славист, заведовала русистикой в Весленском
университете, она меня пригласила, руководила и опекала. —
2.7.94). А это —-1200 руб. по нынешнему-то курсу. С ума сойти!
А там мои — никакой еды не имеют. Я ж на потеху америкашкам
рассказываю анекдот: заходит человек в магазин и просит:
«Отвесьте, пожалуйста, полкило («фунт», по-ихнему) еды». А у них
сотни одного сыра сортов и прочего. «У нас — проблема
отсутствия, здесь — проблема выбора», — как наши эмигранты
формулируют...
Итак, расположился я в своей камере в американском ГУЛА-
Ге — так считай: могли ж тебя изъять в камеру
предварительного заключения хотя бы и держать в ней четыре с половиной
месяца? Вот и смотри так на свое тут пребывание — изъятие из
обычной жизни твоей. И в неведали о своих: как они там?
Деревня, урожай, картошка, яблоки?.. Все на Светлану
навалилось.
...Да, шелест листвы под ветром — все тот же, как и в деревне
моей. И свет осеннего солнца... Только снизу палас на полу
остро гостинно пахнет. Выветривать его сквозняком стараюсь.
Странно — один, на чужбине. Пока был среди знакомых в их
семьях — еще в понятном статусе «гостя», «друга» обретался.
А теперь —сам еду покупать, стирать, убирать1.
А главное — вдруг избыток времени на чтение, писание. Но и
работа — на других растрата: переводить-рассказывать то, что
я уже знаю... Хотя и новое познаю — американство.
НОВЫЕ ОБ АМЕРИКЕ МЫСЛИ
Дороги, покрывшие Америку, —трассы шикарные, где 5
линий только в одну сторону, потом широкая полоса нейтральной
зелени — и снова трасса на 5 полос, а по пути — кольцевые
«развязки» (их именуют «спагетти»: нуда, как макароны, вьются). Да
эти дороги в сумме дадут территорию какой-нибудь
европейской страны — Франции, например! Так и обитает американец—
на дорогах да в машине, что — универсум: тут и печка, и кон-
1 В углу страницы этой новой: «797, Америка 2» и в скобках: «так—
двойным счетом страниц поведу писание: чтоб не прерывать традицию года
сего — и память о России — доме — семье; ну и новый сюжет нумеровать» —
2.7.94.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
287
дишн-прохлада (свой климат), и музыка... Особая страна в
стране—дороги, а американец в машине так и живет, как в отеле: не
соприкасается с природой, убежав от нее, как от греха
первородного, который знали: ужас, трепет — первопоселенцы.
Поразили меня везде улыбки, смехи, веселость. Словно
невинность детей. Будто не знают первородного греха, неведом
он им. А как мы, в Евразии, его чувствуем — натуральные, из
природы растущие! Застенчивые. В России особенно. Так что и
жить-то вроде бы и стыдно. А тут без зазрения совести живут
себе — без памяти о предках. И могил отцов посещать не могут,
ибо переселенцы непрерывно — и сейчас. Как начали
переселяться из Европы в Новый Свет, так и тут все кочуют с места
работы и жительства на другое, не свивая долговечного гнезда, не
имея привязанности к родной деревне и дому и не зная «любовь
к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам». Нет обычая
посещать могилы предков на Пасху. Пасха не важна тут. А вот
Рождество — свое как будто. Хотя нет: слаба вертикаль
родовая—дети от родителей скоро отъединяются, самости
становятся, торопятся стать «самосделанным человеком».
Развивал я Майклу Холквисту о «комплексе Ореста» мысли:
— Если в Европе — Эдипов комплекс (Сын убивает Отца и
женится на Матери), в Азии и России — Рустамов (Отец убивает
Сына...), то в Америке — Орестов: матереубийство. Но Орест,
убив матерь, жало эриний = угрызения совести испытывал.
Отчего же американец — нет? А потому, что, одну землю оставя
(родину— там, Ирландию или Италию...), и новую природу с ее
народом поубивали: минус на минус дает плюс. И вот двух
матерей убив — невинны!
Но изобретатели — неистощимые! Искусственной
цивилизации мастера. Для того и потребности все новые придумывают:
чтобы творческой игре выдумок непрерывный зов спереди был.
Что ни возьмешь — все так остроумно и экономно придумано!
Куртку-плащ мне давала Надежда Петерсен (хозяйка дома, где
мы останавливались с Холквистами в штате Мэн. — 2.7.94) для
восхождения на вершину Вашингтона в горах. Под рукавами —
дыра: можно как «пончо» носить, накидку, — и как плащ с
рукавами. У нас бы две вещи шили: накидку и куртку.
При широте-богатстве —экономия. В ванной пузырьки с
жидким мылом: нажмешь — и выльется чуть, сколько надо. А у нас
весь кусок мыла смыливается в воде нещадно. Разброс душа в
ванной регулируется даже. Плита сама зажигается: спичек не
надо...
Но ведь сразу в рабство к удобству поступаешь: если не
понимаешь в этой технике, сломаешь, — вызывай на ремонт,
288
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
плати... То же и лекарства мудреные. Врачи самые дорогие. Ибо
здоровье — главная ценность тут. Во что себя вкладывать? В миг
жизни сего дня и в успех грядущего.
Скорость — вот первокатегория тут заместо Пространства и
Времени, что в странах Евразии — ориентиры жизни и разума.
Недаром и кино тут обозвали «муви» = то, что движется. Вообще
движение — тут общая атмосфера, но не статика, покой,
созерцание. Американец и есть «муви» (не «муни» = мудрый, в
Индии), номад в машине. То-то и кровь им нужна черная — нефть...
Персидская. Веселы-то — на убиенных индейцах и на черном
солнце арабов, на жидкостях Ада.
Но когда в штате северном Мэн мы в горы, леса и озера
девственные шли, понятен мне стал подвиг и ужас
первопоселенцев, осваивавших эту природу: священный ужас, как перед
божеством, они имели. И у Шервуда Андерсона в рассказе одном
женщина боится вступать в лес за поселком: там в деревьях ей
тени убиенных и изгнанных индейцев мерещатся, и вину она
чует...
...Вдали музыка колокольчиками вызванивается — в кирхе,
может быть, иль в церкви какой пресвитерианской!..
Тут музыкальный центр — в Весленском университете и
малая консерватория, есть и оркестр. Много культуры. Кино за
бесплатно — история кино. И концерты...
ФРАНЦУЗСКАЯ И РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИИ
То, что произошло за эти дни в России, тут именуют «Русской
революцией» и сравнивают с Французской. Муж Присциллы,
Билл,—так.
— Нет, тут не то, — я возразил. — Французская — от избытка
силы и сангвы в народе и стране, так что могли четыре года этот
избыток крови проливать на гильотинах, а потом залить кровью
всю Европу в войнах Наполеона. Вот какая пассионарность и
извержение крови, как магмы вулкана. Россия же — изможденная
страна: целый век самоубиванием-кровопусканием
занималась, так что сейчас в нас не кровь, а лимфа. И даже
переворота-то не смогли порядочного сделать —с малым
кровопусканием — правые силы: не хватило воли-энергии. Анемия и
бессилие, «ущерб, изнеможенье» — во всем.
— А как же — молодые на баррикадах!
— Да победили-то не от своей силы, а от бессилия старых.
И никто не «сэлф-мэйд-мэн», не знает, как за дело свое при-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
289
няться, ибо весь век — под кнутом. Сейчас расшалились дети,
подростки — у одра умирающего отца — вот и «революция».
Пока-то вырастут, возмужают! А сейчас — растерянность,
неумение быть личностью и хозяином, начать дело — самому,
одному, рискуя! На Западе за тысячу лет вышколили такого
индивида смелого, личностного. А у нас — «мы»...
А и антитезис это сейчасное происшествие — Революции
1917 года. Каков же будет синтезис?— Бог весть.
И даже жалко Коммунизма — как веры романтической и утопии
царствия небесного — на земле... А вот оно почти создано—тут,
в Америке, другими путями —эгоистическими, творческими...
Когда мы, промокшие под ливнями, спустившись с горы
Вашингтона, сели в машину, а в ней —печка и музыка Моцарта, я
сказал Майклу:
— Вот рай! Понятно, почему американцам не нужен рай в
загробной жизни. Ведь здесь себе соорудили рай. А разве будет
музыка сфер и пение ангелов звучать прекраснее Моцарта?..
Однако пора за дело — план студентам составлять.
11ч. Прошелся по полянкам — есть тут. Ладно: менять места
не буду, от добра добра не ищут. В другом месте-доме другие
мне неприятности откроются — пожалею об этом...
12 ч. Взявшись готовить список литературы для группы на
«Русский образ мира», стал листать английскую антологию
русской литературы — и незаметно зачитался «Смертью Ивана
Ильича»; потом «Челкаша» раскрыл — и странно: неузнаваемо
свежи вещи и смыслы и сюжеты стали, раз непривычными
словами сказываться им пришлось.
Будто глазами марсианина стал на себя и свое же глядеть. Не
из своей тарелки, с чужой точки опоры. Потеряв инерцию и
равновесие сонно-обломовское привычного ума и сказа.
Так, наверное, Набоков и все эмигранты, ставшие на ином
языке писать, могли чувствовать. И сейчас Эпштейн
(литературовед-культуролог, осевший в Америке. —2.7.94) удобно ост-
раняет советчину и Россию: есть на это спрос, и он процветает.
В ГОСТЯХ У ДЖЕРРИ
2.IX.91. Ой, зачем я здесь? Никчемно заброшен. Там быть —
дома, где душа и темы мои...
В гостях вчера у англичанина Джерри, кто в двухэтажном
доме с дочерью —тоже приглашенный профессор. Присцилла
принесла бутылку водки — и полувыпитую назад отнесла.
290
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Странно: мы 6 оставили хозяину... Но приятна простота —одежд
и отношений.
Дочь Джерри, Кристиана, окликает отца — «Джерри» (как и
меня дома — «Гоша»). На равных дети с родителями — тут
особенно. Я делаю заключение, что отношения родителей и детей
тут—как братьев и сестер: одноуровневы, не вертикальны, в
отличие от евразийских патриархальных, с почитанием
родителей. Это, конечно, вообще стиль века, но пошел он — с Америки.
Как и многое.
Долгое обсуждение вызвало мое уравнение американца —
как «муви» = движущегося. Джерри опровергал, говоря о
миграциях в европейских странах из деревни в город. Но это — не то.
Тут же — как зуд менять места, будто горит земля, вертикаль под
ними.
Спрашивал я про американское национальное блюдо —
каково оно?
— Может быть, кукуруза — «корн»?
— A! Ex pluribus unum1 = из атомов — единое!
Называли еще яблочный пирог с покрышкой. И гамбургер:
он — пища на скорость-спех и нейтрального вкуса: чтоб не
отвлекать вкуснотой, но —чистая заправка человека, как машины.
Да и сам американец в авто = кусок мяса между двух ломтей, как
гамбургер.
— А напиток национальный?
— Кока-кола.
— Каков же ее состав?
— До сих пор — секрет фирмы.
Но во всяком случае — искусственная, химизированная
жидкость. Вся пища —ургийна, пропущена сквозь ум, изобретение,
индустрию, и полуготова: «ургия» уже в продукте заложена.
Пища — не с прямой подачи Природы, но полуфабрикат всегда.
Да, надо будет со студентами национальную пищу толковать,
жилище, жесты, как с аспирантами Института мировой
литературы в 1967 г. я домашний семинар по философии
национального быта проводил.
...А у нас в стране пошла новая дележка, нивелировка
бедности. Снова «вторичное смесительное упрощение»: не дают
аристократии сложиться — хотя бы и из партийных родов.
Ничем не хуже их образование, чем при Петре —дворян «в
случае». А шли бы хоть накопления вертикальные — для капитала и
1 «Из многих — одно» (лат.) — девиз на гербе США.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
291
интеллекта детей... Нет, снова зависть и перераспределение —
вместо создания богатства.
С утра гулял — смотрел дома. Нельзя тут описывать дом — как
характер владельца (как это у Бальзака, у Гоголя): дома часто
перепродаются и меняют владельцев, так что души-характера в
домах нет.
11ч. Да, моя темница. Вернулся с лужайки — везде солнце, а
у меня первый этаж, да во двор смотрит, на стены и асфальт.
И темно.
Вдруг звонок — Юз (Алешковский: он тут живет и мне по
дружбе давней устроил это приглашение. Здесь он в статусе
«писатель-эмигрант». —3.7.94). Сразу поднялся дух.
— Ты, б..., не бзди ностальгией1. Ностальгия — это такое
состояние, когда у человека есть все, кроме нее.
— Прекрасная формула, почти математическая!
4.IX.91. «Не бзди, малютка!» —себя подстегиваю
формулировочкою. Завтра уж —лекции. Вчера измудохался с Присцил-
лою, готовя план и список чтения студентам, которые,
оказывается, ничего из культуры не знают. На х... ж я им —
«культуролог», обитатель высшего этажа культуры?.. Ну ладно: пока
переводить надо...
5.IX.91. 8 утра. Через два чэса с половиной начнется моя
лекция. Мандражу несколько. Но. включил радио, что Юз дал, —
и в подкрепление мне классическая музыка. И снова я в родном
доме души.
6.IX.91 Проклятье! Заел в машинке перевод на малые
буквы — придется так, гигантами шпарить...
Начинаю успокаиваться. Вчера первые занятия хорошо про-
1 В сфере нестандартной лексики надо различать мат и жаргон.
Соблюдая этикет печати, слова первого привожу не полностью, а через точки или
шифруя игриво (»догадайся, мол, сама!»). Но слова жаргона — это
просторечие, понизовый язык грубоватый — вполне впущены в стилистику литературы,
поскольку имеют свою выразительность, живописность, характерность. И как
же вы хотите, чтобы Юз Алешковский, известный мастер маргинального
стиля, выражался языком тургеневской барышни?.. Но в прибегании к
просторечию — заметил это по себе — есть и психологический момент. Находясь за
границей в атмосфере чужого языка, душа требует подкреплять в себе
субстанцию родного слова, — и тут именно поддонный пласт языка, его гумус,
наиболее подпитывают и взбадривают. Черный хлеб и отруби, а не пирожное
и бланманже... — 8.4.98.
292
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
шли. Перестаю бояться студентов и своего английского. Просты
и доброжелательны. Надо теперь подумать: как постараться
себе приятными сделать эти занятия и полезными? Главное —
подобрать тексты для сравниваний. Тогда готовое
пространство английского текста будет на уроке мне подспорьем — и мой
метод конкретных сравнений и анализов будет к месту,
работать.
12 ч. Сегодня расслабляюсь. Гулял— осваивал
пространство, смотрел объявления мирной жизни, босой ходил, потом
сварил сосиску, яйцо и картошку и слушал по радио передачу
музыки к еврейскому Новому году — «Рош хашана». Какая
экстатическая музыка! И насчет еврейского образа Бога — идея: Бог =
Дух = Царь-Мессия — такой тут комплекс. Потому не могли
принять идею Сына и Бога — как вдруг Отца! Оскорблением было
назваться человеку Сыном Бога. И Иисус ими протолкован как
«мессия» и «царь иудейский», на что не претендовал.
И в Польше Богоматерь = Королева...
Позвонил Юзу: тоска и в Москву хочу звонить, хоть и платить
долларовостью. Благодарю его за приемник и музыку:
— Когда заслышишь классическую музыку — будто дома: мир
домашен стал, где бы ни находился ты. Как Бог она при
молитве—близок, в тебе, тут, есть нутренняя твоя...
Буду просто жить, как жил бы и в деревне при себе: своим
ритмом. Не выкладываться. Ато вчера Суконик позвонил и
рассказывал, что Чудаков (Александр Павлович, литературовед. —
3.7.94), когда на лекции в Штаты приезжает, сразу давление
подскакивает... На фуя мне, попу, гармонь?
Звучат божественные звуки симфонического оркестра.
Диалог деревянных — и я дома, душа дома, при себе — в Боге, Духе.
Приедет Юз за мной — грибы собирать поедем после дождя.
А пока стихи американские почитаю — нацелюсь на
сравнения.
ПО ГРИБЫ И ПО МЫСЛИ...
7.ІХ.91. Вчера — жил просто и сладко. Днем приехал Юз и
позвал-повез с его Ириной грибы собирать в национальном
лесу. Сыроежки, опята. Но какие-то все другие тут, как и
деревья: березы, клены — будто той же породы, а не те...
— Знаешь предание? — Юз мне. — Вождь индейцев произнес
проклятье белым: исчезнут запахи в Природе. И верно: все тут
стерильно, и цветы не так пахнут, и все плоды земли.
Вот и от Англии отличие: там чуткость к запахам (и в поэзии),
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
293
обоняние. И вообще в Старом Свете ноздри, носы важны и
тонки. И собаки, и охота. А здесь все погрубее — органы чувств.
Зубы важны: все их показывают в рекламных улыбках—как
хищность свою и волю сожрать тебя в гонке к успеху. Ну и язык
облизывающийся в рекламе пищи все вылезает на разные продукты.
А про грибы Ирина Юзова хорошо заметила:
— Здесь грибы не прячутся, жмутся прямо к дороге, а в
России скрываются.
— Ну что ж, там и грибы застенчивы, не напоказ, а тут
открыты, в рекламе взывают: возьми меня, я наилучший!
ТЕМЫ АМЕРИКАНСКОЙ ПОЭЗИИ
А вечером засел читать Антологию поэзии американской — в
поисках аналогов стихам русским: чтоб сравнивать со
студентами. И — скудновато с поэзией тут. Истинно поэтические
натуры — Эдгар По, Эмили Дикинсон... Роберт Фрост (из тех, кого
читал). А большинство — риторика, без грации. Уитмен — орет,
декламатор. Смесь Бхагавадгиты и газеты — по словам
Эмерсона о нем. А и сам Эмерсон рассудочен...
Но сильна поэзия веры, молитвы — у Джонса Бери и у Брайн-
та. И свой дом, двери, ставни на нем — и у Эмили Дикинсон, и у
первопоэтессы их в XVII в. Анны Брэдстрит. Как у нее сгорел
дом, но ей остался дом мира с крышей неба — теперь выше
смотрит. И любовь ее к мужу — к нему стихи, как и я бы
Светлане — наивно и честно: что так его любит, и он ее, и другого
союза ей — нет, не надо...
Так сладко было читать —три часа незаметно пролетели.
Однако парности темам русской поэзии трудно было найтись. А я
было нацелился: как один сюжет по-разному трактуется —
разбирать со студентами на занятиях. Тут же темы-мотивы иные,
свои. Смерть, могилы. Природа. Нет власти и кесарева мира
политики, толпы людей — и от них отъединения пфэта. Нет
угнетенности. Интересно!..
...Белочка по дереву под окном прямо с асфальта двора
вверх. Хотя не асфальт тут, а плиты: не пахнут в жару, как
асфальт.
Все-то удобно, для жизни без мучений — так эта страна и все
тут затеяны: чтоб сладка сия жизнь шла, была, сложилась. Не то,
что у нас: для страданий и легко чтоб расставаться с сею
проклятою жизнью — и взыскивать Высшего града и рваться к
нему — в идеале, в вере, в утопии.
294
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Тут же вера — не на потом, но Бог — здесь, сейчас, в тебе и
вокруг: прямее и интимнее с Ним здесь и теперь сожительство,
а не отлагание на когда-то и на «тот свет»... Вон как Анна Брэд-
стрит через свой сгоревший дом к Богу выходит. Или как Джонс
Бери: мир Божий вполне везде и во всякой вещи.
...Сказал Юзу, что не знают тут первородного греха, а ведь
вырезали индейцев — и скалят зубы в улыбке, невинны.
— Теперь грех перед неграми, чувствуют, им уступают, с ними
нянчатся: права меньшинства! — а те наглеют...
Так что негры получают дивиденды ныне за индейцев
порубленных. Чернокожие —за краснокожих.
2 ч. Ходил в «шоп»-магазин: накупил овощей, молока,
майонез, чай, соль, пришел домой; поел сациви, что Юз мне принес,
салат разный сделал, кукурузу сварил, Вагнера и Моцарта
слушал.
И слезно пронзила жалость к своим, милым, кто ТАМ — что
едят? Чепуху какую-нибудь. Так и вижу утро на кухне: Лариса
чай пьет, Светлана себе «геркулес» варит —если есть он. Хотя
Настя накупила 16 пачек — на год хватит...
И все дивлюся Америке: в поэзии нет «гражданских мотивов»
(а как их обильно у нас!)—да потому, что нет Власти,
Государства давящего и выжимающего из душ слова, мысли — в оборону
личности, народа. Здесь люди, напротив, заставили
Государство служить себе, своему удобству.
Другие враги в поэзии: Смерть, Природа... Но главное —
наслаждение настоящим — у Уитмена — и собою, каков аз есмь.
Так что не понимал я прежде американцев, когда представлял
их только наслажденцами труда: что не умеют кейфовать. (Вон
как студенты тут кейфуют, мало занимаются.) Не выматываются
из сил на работе, как японцы сейчас. То-то японцы могут
Америку выгребать, как самец — бабу, большую; а он — маленький,
остренький сперматозоид —японец-то.
По телику — передача негритянского ансамбля: стихи и
спиричуэле. Бог им рядом: Святой Дух (Спирит) в тебя входит.
«Брат Иисус» — так негры к Нему обращаются и чувствуют
близко, любят Отца: сами — как дети. (Англосаксам, трудягам, Бог
ближе как Творец.) Наивность и теплота, сердечность в неграх.
Нет затаенности, как в белых: в них субстанция Старого еще
Света.
А Ворон Эдгара сидит и молчит, и одно «Никогда!» — говорит,
как и Флем Сноупс у Фолкнера сидит, свою жвачку жует и
молчит.
...Однако назадал я им Шпенглера читать, а сам и забыл.
Давай...
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
295
9.IX.91 - Уже начинаю житие спокойное вести — как все
американцы: в микроклимате старосветской своей общины. Вчера
Юз повез в русскую церковь в Хартфорде. Воскресенье, служба,
новенькая церковь, построенная в 60-е годы людьми «второй»,
послевоенной эмиграции, из «перемещенных» лиц. Служит
ирландец, перешедший в православие. А поют свои: женщины и
старички — такие чистенькие, уже американцы; тем дороже им
раз в неделю прийти и подкормить родную субстанцию души.
Островок, малое стадо, а все — у Бога в обители. Я аж
прослезился под конец, прошибло меня умилением—жестоковыйного.
Так и все тут, в пространном космосе Америки, живут —
своими микрокосмосами, общинками малыми, филиалами Старого
Света: ирландцы, итальянцы, евреи и т.д. Так что американский
флаг не только механическую звездчатость 50 штатов означает,
но скорее — небо галактики этой в звездах-планетах общин =
стран в стране.
И тогда живут — и в Америке, и в Италии сразу: обеими
субстанциями дышат.
Потому в американца превратиться легко: не надо
расставаться с родиной — в быту, в нравах; не надо резко душевно
преобразовываться, а лишь внешне трудово.
Звучит Моцарт. Симфонии = домы из ткани Времени: так
организовать-построить течение Времени —архитектурно! Так что
здесь Haus германства = проекции структуры души на
Пространство и на Время. Но во Времени они оригинальнее. Время
тут не деньги, а — в симфониях.
А вчера под утро проснулся — и про Англию понял: Гулливер и
Робинзон — вот кого мне надо брать во модели. Оба на кораблях
и на островах, и там — относительность-плюрализм у
Гулливера, а Робинзон — труд, selfmadeness («самосделанность») и
империя — над Пятницей. И Шекспира герой понятнее: Гамлет =
экспериментатор («мышеловка»: представлением актеров
ставит опыт над совестью дяди-короля); а Лир, Макбет и Отелло —
испытывают-исследуют судьбу, провоцируя ее на ответ, — как
Фарадей, Challenge and Response (Вызов и Ответ — термины
Тойнби: механизм истории в них. — 8.7-93), — и Гамлет
вызывает судьбу и мир на противоборство: сразиться. Герои
Шекспира—рыцари на турнире с миром, с космосом.
После церкви — к Юзу на обед, «ланч»; привез священника —
его новый дом освящать. Грибы, что собирали накануне, ели.
— Ланч — не Линч! — говорю.
Потом повез меня в магазин — учить. И обливается душа
жалостью к своим там девочкам, таким прекрасным и тонким: что
296
ГЕОРГИЙ ГАЧЁВ
же едят, сколько сил уходит на неустроенность бытовую жизни,
и на этом прогорают божественные, духовные субстанции!
—- Битов, когда привез я его в такой магазин, — рассказывает
Юз, — расплакался: «За что же это нам такое досталось
мучение?»
И вот думаю: в общей экономии Божьего мира и наше
страдание — небессмысленно. Другие страны и народы глядят — как
дети, слушая страшную сказку, трепещут и лучше слушаются
папу и маму — и Бога: смотрите, если пойдете своей
атеистической дорогой — вот что с вами будет!
Но и пуще и глубже: на страданиях наших —дух
взращивается, как при аскезе и в монастыре. Так и вижу глазки Светланы и
Насти и Ларисы, что-то скверное жующих, — устремленные в
высшее, в бессмертие и воскрешение. И умилен и восхищен, и
касаюсь их душ этим умилением. А эти бесконечные тут
изысканности в провизии, рекламы и варианты чего и как поесть, —
избыточно-земным комфортом дышат, чтобы забыть о Смерти и
главной метафизике человеческого существования. Это ост-
рейше переживали в XIX веке и тут, пока не устроен еще был
американский мир, космос «ургии». А теперь — устроили и
забыли бояться смерти, ибо жизнь сия — совершенный рай и кейф
удобства.
Так что, идя завтра на урок свой, могу это и рассказать — о
взаимодополнительности народов и в судьбах, и путях их:
развал и страдание нынешней России — всему миру это нужно и
истории, как питание уму и духу, и душе: мы — жертвенные
агнцы...
Вспоминается анекдот еврейский, что мне еще Берта1
рассказывала. Подзывает молодая женщина с сыном мужчину на
курорте. Тот радостно подходит, предвкушая
романчик-приключение. Она же, сыну на него указывая, говорит: «Если будешь
плохо кушать, станешь такой же тощий, как этот дядя».
Но какой удар по Духу и Духовности — оскорбление этой
ценности русской жизни, чем мы могли еще гордиться.
Похохатывает мир — и особенно евреи: накормить себя не можете, а еще
Воскрешения взыскуете! — и на бедного Федорова и мою
Светлану ополчаются тут: Борис Парамонов; а Юз намеревается
роман-пародию писать с героем Свет-Семеновым... Мол, у вас
все —идеи, идеалы, идеология! Накормите себя сначала!..
Верно —и накормим. А дальше —что?..
Но теперь, благодаря краху утопии советчины и коммунизма,
обосрана вся область идеалов...
1 Первая жена. — 9.7.94.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
297
10.IX.91. А ну-ка заликуй чуток — прежде чем в ярмо
профессорское впрягаться. 9 утра; через час встречаться со
студентами. Однако «учение не должно быть мучением» — не
только для обучаемых, но и для учащих. Так что настройся на
радость встречи — и от них получить себе научение.
8 веч. Хороший день был. И лекции удались —■ особенно в
русской группе: экспромт непринужденный вышел.
Потом опробовал велосипед, что мне Суконик придал:
поездил по милым улочкам и выехал на холмы. Полтора часа ездил —
осторожно, со страхом: глаз-то один. И память о том, как Эдика
Зильбермана милого задавило в Америке, когда на
велосипедике ехал... Все — техника Запада. На ней русский спотыкается:
вон и Галич — от тока, делая себе какую-то стереосистему,
музыки ради, погиб...
Да, после напряга лекций потребовалось.движение — и вот
так приятно его себе добыл.
Но перед выездом вспомнил, что еще не написал письма
Берте. Звонила Инна Суконик позавчера и сказала, что Берта ей
звонила и рассказала, что у нее была операция — в матке
опухоль, не раковая ли? И Инна побуждала меня — написать.
— Трудно найти интонацию: ведь давно не писал ей.
— Но она же — ГАЧЕВА! — напомнила Инна о моей за нее
ответственности: за душу живу, которую в свой путь вовлек.
И с опаской подумал: если не напишу перед выездом, как бы
мне она не навредила — ее образ проклятием мне?.. И сел и
написал.
Вроде бы письмо — получилось. Не стал сразу на машинке
печатать, ибо от руки —человечнее...
Мидцлтаун, 9.IX.91
Дорогая Берта!
Мне позвонила Инна Суконик и встревожила: у тебя операция
серьезная была. Думаю все о тебе и посылаю тебе куски души в
подкрепление. Верю, что, как и в прежние разы, твоя воля
одолеет напасть.
Я тут — представь! — «прохфессором»! Никогда не
преподавал по-русски, так — по-английски! Но — вроде получается,
Даже интересно маскарадить. Из каких-то давних глубин слова
выскакивают. Целый курс повел «Национальные образы мира»,
где им даю портреты национальных Космо-Психо-Логосов (как
мне виделись...). Тут и Англия, и Франция, Германия, Италия,
Индия, Эллада, Россия, Еврейский образ мира и Американ-
с*ий... На весь осенне-зимний семестр. Лекции два раза в не-
298
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
делю. И еще в те же дни класс на русском языке — о Русском
образе мира.
Так странно — тут налегке жить, когда дома — такие
проблемы, заботы и голод грядет!.. Вылетел я 19 августа: как раз вдень
переворота, узнал о нем в Шэнноне. И вот такие роковые дни
истории пробыл тута. И еще долго! До Нового года...
Это мне Юз Алешковский устроил — разрекламировал. Он
здесь. Конечно, если бы пораньше все это?.. Сейчас сил мало,
да и интересу меньше и толку...
Но ито —ничего...
Когда Дима звонил как-то летом в Москву и узнал, что я на 4
месяца буду в Штатах, сказал, что, может быть, приедет сюда.
Вот бы хорошо!
Как все разбросанно — и как тесно! (Моя семья — в Москве,
Берта, первая жена, — в Израиле, Дима, наш сын, — в Турине в
Италии или в Болгарии... — 9.7.94). Для души же все — рядом,
тут...
А советчину — аж жалко! Все ж всерьез мечтали — и хотели
блага. А что крах — так это трагедия. Потешательство ж и обо-
срательство, ныне столь легкие, — это зубоскальство Хама на
наготу отца своего Ноя.
Напиши мне сюда — быстрей дойдет. КакДодик, Рая, Софа
(родные Берты там. — 9.7.94)?
Обнимаю тебя и желаю одолевать немощь.
Твой Г...
11.IX.91. Ну и курорт я себе заполучил! Не надо Крыма —
Ниццы — Пицунды. Ласковое солнце, зелень, еда прелестная,
сплю, как цуцик, никто и ничто на нервы не давит, не пилит—раз
избавился от страху перед лекциями. И время — полное свое.
Читаю книжечки хорошие. Люди улыбаются, бегают девушки в
шортах. Музыка Моцарта и Шуберта облегает душу...
Да, не ожидал, что санаторий себе тут получу.
То-то русские писатели так любили на уютном Западе
пребывать-творить — и оттуда про беды России так сладко восписы-
вать. И Гоголь, и Тютчев, и Достоевский, да и Ленин — в Цюрихе.
А там, а у нас — какой ужас — представляю! С утра бежать в
какой магазин — очередищу за молоком выстаивать, если есть
еще! В другую — успеть в кассу, если яйца выкинули. Потом
бежать на другой край — в овощной: гнилую картошку доставать...
И дома оттого раздражения друг на друга.
Но отлынивание от жребия — дезертирство.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
299
Да и как без любименьких?..
Ладно, отсанаторишься здесь, заработаешь на прокорм на
текущий год тяжкий — и будет что тратить, силы, —дома.
ПОЛИРОВКА И МАССАЖ
А в ходе лекций-занятий мыслицы недурные приходят.
Вот в русской группе спросила Маша Раскольникофф (в 7 лет
она из России вывезена, литературами Европы занимается):
— Как же национальное искать в XX веке, когда все так
похожи стали?
— История = трение наций друг о друга, —такой образ мне на
ответ пришел. —При этом и обтесывают, полируют—и так
сглаживают различия и становятся похожи снаружи. Но ведь
одновременно идет массаж внутренних органов под кожей: артерий,
сосудов, сущностных энергий — и потому стимулируется
собственное «я», свои творческие силы и суть. И потому сглаживает-
нивелирует национальные отличия (на поверхности), и дает им
импульс к развитию. Так что француз XX века более
национален, чем француз XVII.
А восхищенные глаза студенток —стимулируют на артистизм
мысли. Кокетливо-артистическое дело — преподавание!
Эта русская умненькая Маша еще спросила:
— Почему это страдание так обязательно выпячивается как
ценность русскими? Вон и родители мои — мне. Это
интеллигенты так. Народ-то ведь не хочет страдать. А за него ему
придумали страдание — как его будто, русского, суть! Почему бы не
радоваться жизни и не жить легко и улыбаясь друг другу, как вот
в Америке?..
Начал я было так:
— Смерть все равно предстоит. Страдание — как приуготов-
ление к смерти: чтоб не так было страшно умирать.
Иммунитет...
Хотя почему бы тогда не жить на всю катушку, радуясь, раз
еще настрадаешься? Эпикурейски: «Пить будем, гулять будем,
а смерть придет — помирать будем!»?..
Это — от бедности, неустроенности. Хоть что-то мы во
России как свою сверхценность — должны иметь выдвинуть? Тем
самым — Христос мы, страстотерпкие...
— Но ведь все народы себя во Христы производят. И поляки...
— И евреи — народ избранный — на страдание...
300
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
— Не могу сразу сказать, — сдался я. — Будем вместе
разбираться.
Пришел и математик из России, Саша, кто тут лекции на
математическом факультете читает. Я его и не узнал сразу: на
приеме зарубежных новых преподавателей с ним на днях
познакомились — и он заинтересовался ко мне в класс прийти.
Спросил он:
— Как же так: в Англии — борьба, как Вы говорите, —
принцип. Почему же она — родина демократии? Должен был бы
сильный победить —и подчинить...
— Да ведь не в одну сторону действуют силы, так как все
люди разные, — и получается не подавление, а параллелограмм
сил, равнодействующая. А тем более, раз в самые разные
стороны — то букет сил, как в драмах Шекспира: разные и равно-
мощные характеры. Друг друга умеряют — и динамическое
согласие, нейтралитет демократии получается в итоге.
НАЦИОНАЛЬНЫЕ ОБРАЗЫ БОГА
— тоже неплохо и разнообразно тут развивал я по-английски.
Что новое понял и ввел? Даже в анализе молитвы «Отче наш»: в
русском варианте —«да святится», идея СВЕТа, чего нет в
английском, где Hallowed be = «да будет целым, здоровым», как и в
whole — тот же корень.
У нас: «Избави нас от Лукаваго» — персонифицирован,
громаден дьявол, тогда как по-английски — просто «от зла»,
абстрактно, как и в Греции (tou ponerou), и по-латыни. Но в
итальянском варианте тоже персонифицирован Он — dal' maligno.
Зато в английском добавляется: Thy will be done = «Твоя воля
да будет сделана» (тогда как в русском — «да будет», сама
собой, идея Бытия, а не Труда) —то есть принцип «ургии»,
делания, как и в вопросе-приветствии: How do you do? = «как вы
делаете делание?» — буквально (у нас «как живете?» или
«здравствуйте!»).
В молении о хлебе у нас он характеризуется как «насущный»
(идея сущности, экзистенции), а у англичан (и французов) —
«ежедневный» — т.е. категория Времени работает (как и в
уравнении: «Время = деньги»; и Время — мера Труда, ургийное
уравнение).
Также понял, что в протестантских странах ипостась Святого
Духа в Троице становится основной — за счет Отца и Сына, не
говоря уже об исчезновении там Матери-Девы... Ибо каждый в
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
301
себе чует дар пророчествовать и из себя напрямую в Бога
выходит. Протестантизм — сын пятидесятницы, когда Святой Дух
сошел на лысые головы апостолов (как электричество — на
набалдашники. — 9.7.94), и заговорили они языками, каждый из
себя, — и раздробилась единая церковь на секты, чего обилие в
английстве и в Америке. А где и чем меньше секта, тем более
там удельный вес «я». Возрастает в самочувствии Человек,
личность, а с тем и гордыня и дьявол. Потому в германстве
Сатана — у Мильтона и Байрона могучий образ, и у Гёте
Мефистофель и сам Фауст... Кстати, в России Демон и Бесы — мелкие...
А в Америке нет такого персонажа: не заметил — такого величия
в дьяволе. Есть ведьмы — Салемские. Есть Флем Сноупс =
американский черт — у Фолкнера. А у негров Иисус = брат: очень
тепло, нежно и по-свойски с Ним.
ГЛАВНЫЙ ВОПРОС
Еще это ввел в первоэлементы национальных космосов:
какой вопрос в каждом — наиглавнейший по интересу? Какие
это вопросы? Что? Почему? Зачем? Как? Кто? Чей?.. Что? —в
Элладе: «что есть?» — вопрос о Бытии, настоящее абсолютное.
Почему? Warum? (= Was um?) — взгляд назад, в Причину, в
происхождение вещи — интерес германского ума. Pour-quoi? «Для
чего?» — во Франции и в Польше. «Почему?» превращается в
Pour-quoi? Dia czego? = «для чего?», «зачем?» — идея Цели, а не
Причины. Будущее, Прогресс —туда устремление, там главная
ценность. Утопии, социализм — французского Логоса труды.
«Как?» — вопрос английства и американства: как сделано что?
«Ноу-хау» — из американства по миру пошло это понятие.
Принцип «ургии»: как сделано? Полно книжек на всякое «хау»:
снабжают людей техникой здоровья, красоты, профессии и проч.:
«Как добиться успеха и влияния на людей?» — стиль Дэйла Кар-
неги популярных книжек. (А для русской Психеи главный вопрос
будет —Чей? Да: чей я? Иван-ов, Берез-ин. Патернализм и
инфантильность русского человека. Патриотизм и любовь к
Матери-Родине: без них я — никто и ничто... — Это я позднее
добавил, понял. —9.7.94).
11ч. Босой хожу по всей территории университета — по
лужайкам, дорожкам. Вот на почту. Босой и в шортах — так тут
многие, и никого не смущает. Естественность. Как человеку
Удобно — так и хорошо и можно.
Однако надо назавтра лекцию набросать.
302
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ВХОЖУ ВО ВКУС ЗАНЯТИЙ
13.IX.91. И третий день лекций прошел. Втягиваюсь,
успокаиваюсь: что-то будет выходить каждый раз — так чувствую.
Настраиваться на урок накануне. А пока — жить. Вот 4 дня
свободных пошли: пятница сегодня.
Вчера после лекций на велосипеде часа уже два гонял по
зеленым холмам и даже, зазевавшись, в малую аварию попал на
перекрестке: спускаюсь с холма — и машина наперерез. Он — за
тормоз, я — за руль, свернул его — и упал на правый бок,
коленку ободрал да, как оказалось потом, — и ссадину на боку...
Человек остановил машину, подошел, помог мне руль вывернуть
назад. Но тут выбежала бодрая старушечка из дома рядом и
предложила полицию вызвать, составить протокол и чтобы
человек мне платил — «за увечье». Я махнул рукой: «май фолт»
(моя вина), извинился и уехал — подальше от греха... Но вообще
тут —не зевай!
Юз же потом сказал, что тысяч на пять мог бы я наказать
беднягу.
Удовольствие начинают доставлять занятия-семинары в
русской группе, вольные — как те, что я в 67-м году с аспирантами
И МЛ И вел в их общежитии.
Я им дал на сопоставление «У лукоморья» Пушкина и
Вступление к «Песне о Гайавате» Лонгфелло — и как много
интересного с ними в разговоре раскрылось! Что в России уж старые —
Кощей, Баба-Яга, Дуб-дерево, тогда как в Америке все молодо-
зелено, существование только начинается на пустыре, и
кустарники, а не дерево (Листья — у травы — напомнил я им еще и
Уитмена). Что у нас — витязи и богатырь, царь и царевна,
темница и цепь — все из оперы Государства и Социума. А кот на цепи=
поэт на цепи у власти. Что золото не в почете (Кощей умирает
над ним), а в Америке Клондайк — пища мечты.
Потом Вступление к «Медному всаднику» читали — и
заметили, что город — из стен, без людей. Форсированный гимн
Державе. Предложил прочитать поэму к следующему занятию, кто
может — по-русски, кто — по-английски: пусть увидят великий
диалог Власти и Личности в России.
Позавчера ко мне консультироваться насчет своего диплома
подошел Роберт Рич — умный еврей из Лос-Анджелеса. Он на
историческом отделении и хочет писать «перестройку» по
газетам: «Московские новости» — прогрессивны, «Известия» —
центр, «Советская Россия» —консерваторы. Поговорили.
Предложил ему связать с традицией западников и славянофилов и их
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
303
законных в России споров. Он в позапрошлом году тут Эпштей-
на слушал — как тоже «русского профессора», высоко оценил:
тот читал про «идеологический язык» на советчине.
Оказывается, год учебы тут, в Весленском университете,
стоит 22 тысячи долларов. Я вздрогнул. Такие деньги платят — и
за мой курс! Ирина Алешковская сказала: каждый студент тысяч
пять долларов выкладывает, чтобы слушать мой курс. Мне зябко
стало: а что же я им даю? Взгляд и нечто... Надо постараться.
Вообще анархизм американской системы образования — не
хуже ли савейской запрограммированности? У нас хоть
классику w основные знания в науках дают. А тут может Эпштейн читать
курс про своих дружков «концептуалистов», и бедные студенты
учат Пригова и Рубинштейна, не читавши Лермонтова, Тютчева
и Блока... Так что — издержки Свободы... И в итоге такое
случайное образование приобретают. Особенно пусто у них сзади, в
классике, ибо на современное и на «последний крик»
устремлены. Ну и — политика и авангард. А на этом еврейство пенки
снимает, раздувая своих, «экс нострис», за счет субстанциальных и
серьезных творцов.
Вон и Присцилла дает глубокой русской Маше (другой —
Штейнберг. — 9.7.94) на диплом последнюю книжку Битова
«Человек в пейзаже». Та читает, морщится.
Зачитался Набоковым о Гоголе в английской книге про
«Мертвые души». Вот тебе для Русского Логоса идеальные
примеры — из начала их: «не старый, но и не молодой», «не то,
чтобы сказать,., но» — и тут многоточие разговора мужиков о
колесе... — пустота, простор бесконечный... (Формула Русского
Логоса, как я ее вывел: «не то, а...» — 9.7.94).
14.IX.91. Вчера прозвонился домой — и Ларискин голосок:
«Папа! откуда ты?» — и из нее душа взвилась мне навстречу, и
мое существо все пронзилось. Что сильнее любви родных? Вся
кровь, душа, существо —проняты. Рассказала, как трепыхались
без меня в деревне: 22 августа поехали все в деревню (мамин
день рождения справлять —50 лет), убрали яблоки и картошку.
Шербаков помог, Андрей — он ей полки сделал, и там в деревне
сам будет жить после 15-го.
Сейчас Св. в Переделкине до октября; Настя сегодня летит в
Мексику к Луису; бабушку вывезли из Рузы; сама Лариса едет
одна в Киев на какие-то «мощи»... — вот вдалась в христианство.
Все при деле. Мое государство пока в порядке...
А я тут — свободен — от кровного интереса и зацепления ок-
304
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ругой. Невесом, не переживаю —так непривычно!
Высвобождается интеллект для незаинтересованных наблюдений и
изучений.
Вон Юз возил в прошлое воскресенье в русскую церковь, а
потом три дня назад батюшка (ирландец!) приезжал освящать
его новый дом. И потом за обедом рассказывал свои
впечатления о своей русской пастве:
— Легко обижаются! И подозрительны: все им кажется, что
что-то не так, что на самом деле что-то не то. Вот я им говорю,
одной семье, что в этот час не могу, а они обижаются и
подозревают какой-то мотив, заднюю мысль у меня. А у меня просто
расписано время на другое дело в этот час... Ну и какие-то
интриги между собой...
— Да ведь это микропарламент! — я толковать. — У нас в
России, за неимением открытой политической жизни, она на
работе и в общинах происходит, в «трудовых коллективах»...
— А вообще русские—дети, подростки, «тинейджеры».
По радио — увертюра Николаи к «Виндзорским
проказницам» — с детства, с войны, памятное звучание. Мое
подростковое...
А слева — что это скребется? Да белочка по стволу спускается.
Вчера Юз возил на «парти»: их знакомая, сербка Елена,
замужем за американцем, пригласила, а они и меня подхватили.
Приехали — просто имение помещичье: дом комнат из 25,
двухэтажный, земли — просторы. Живет одна: дети выросли,
разъехались, муж переженился, и это — ее. И так естественно это
тут — просторно жить людям среднего состояния, какими и мы
могли бы быть —интеллигенты, профессора. Она преподает
русский язык в университете Коннектикута — тут их много
рядом, университетов (колледжей).
И вспомнил запустение моей деревеньки, заросли, избу...
Но — на чужой каравай... Да, механична зависть. А органична —
привязанность — к родному, малому, где свои. К русскому,
бедному, в таком опозоре и разрухе сейчас.
Нет, я бы и мог от русского отрешиться: моя страна — Мысль
и Любовь. Но любовь-то — к моим, родненьким, а они —
вросшие в русскую субстанцию. Ну и я с ними...
Была на этой «парти» Ольга Гришина из московского Иняза
тут на месяц. Рассказывала о днях переворота. И меня
спросила: «А Вы вернетесь? Сейчас ведь многие выезжают — и не
возвращаются.» — «Конечно, вернусь: до Нового года лишь я
здесь». И чувствую — как благодарный луч от нее. Да,
возвращаться — в трудную жизнь.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
305
Но — загадочно, интересно! Столько будет действующих сил
и линий! Какой синтезис станет получаться после тезиса
Октябрьской революции и советчины, потом антитезиса
«перестройки», включая и недавний «путч», — и вот что теперь? После
путча синтезис должен начаться. И русское и советское,
поруганное, еще скажется — и не только минусовостью, но и
позитивом своим и идеями.
А пока — дешевый откат идет, и отречение, и посмеяние...
Юз позвонил — зовет на «блошиный рынок» на днях ехать: по
дешевке приодеться — надо и мне, и моим. Вытащил листки, что
мне Св. и Лариса перед отъездом дали с наказом на покупки — и
вот на листе обведена нога (ступня) и написано: «Светлана», а
на другом — «Лариса»... Накатил порыв: ноги эти прижать к
душе, целовать!
А представь — как можно рыдать, коли от жизней их останутся
вот эти обводы босой ноги карандашиком!..
Миддлтаун. 13.IX.91
Ой, любименькие!
Как задрожало все внутри, когда голосок Ларисы
отозвался — через Бог знает какие пространства! Сколько дней
дозванивался — не мог пробиться, а вчера Суконик звонил из Нью-
Йорка и научил: тут есть кнопка механического набора
номера — и за 5 минут прорвался. Но как жаль: голоса Маммушки не
успел услышать — дай Бог ей в Переделкине оклиматься! Что
там за вырезание ?..
Ой, как далеко и давно — и как мило и любимо наше
житьишко! А тут — прямо курорт! Ну — по порядку. Суконики меня в
первые 4 дня опекали: возили в Манхэттен, на Брайтон-бич- Нью-
Йоркскую Одессу, на «парти» к скрипачке, с которой Инна в
ансамбле играет. Как раз шел «путч» — и мы по телеку много
смотрели: небось Ельцина на баррикадах видели раньше, чем
вы в Москве: телевизор-то был еще Кравченковский.
Представляю, как Маммушка лежала и сиськи крутила, на Ельцина глядя и
на все парламенты! А может, в деревню — проклятую вами? —
пришлось ехать? Как Лариска сказала, что 22-го поехали — на
мамин день рождения. А я как раз у Кати был — Суконики
привезли. Два дня у них жил, а потом поехали они и меня взяли на
Север, в штат Мэн, и там жили на вилле в горах, ходили на
восхождение на гору Вашингтон — 2 тыс. метров. Купались в
озере — теплом и пустынном, как во времена Гайаваты.
Так прошла еще неделя, и 31-го Майкл привез меня в
Миддлтаун — это в 30 км от их дома. Передал меня в руки Присциллы
306
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Мейер, та привела меня в мое жилье — это целая двухкомнатная
квартира: холл-кабинет, спальня — две кровати, кухня с плитой
и холодильником. Ее муж привез старый их телевизор, Юз дал
радио — музыку слушаю. Как включил ее — родную,
классическую, — сразу из чужбины в доме души оказался.
Присцилла дала-одолжила 100 долларов и повезла покупать
еду в супермаркете — вышло на 40 сразу. Как Юз потом
рассказывал: Битов, когда с ним зашел в этот магазин, аж
расплакался: «За что же нам, на Руси, такое наказание?..» И когда жру
снедь — все о вас думаю — со стыдом.
Первые дни все трепетал: как пойдет моя лекция на
английском? Кстати, с Катей и Майклом сразу только по-английски
говорил — репетировал неделю, и Катя помогла отредактировать
мой перевод первой лекции. (Как видите, машинка барахлит, а
чинить — дорого. Тут же все перешли на компьютер; даже ленты
не достать). Майкл и Катя успокоили меня насчет моего
английского: произношение нормальное и словарь... Ладно,
разговорюсь тут далее.
5 сентября мои первые классы были. В группу на английском
пришло человек 30 — на курс «Национальные образы мира». А в
группу на русском записались 5, но ходят уже 11.
Первая лекция хорошо удалась на английском: был контакт,
даже смеялись. Присцилла сидела — не ожидала, что так
хорошо... А на русском курсе я было приготовил им «Космософию
России» по-английски, а они меня попросили по-русски, хотя
разные у них уровни; я чуть сник, ибо по-русски мне это же было
скучновато рассказывать. Но — ничего. Что-то все равно
получилось. А следующие два с ними занятия — совсем
непринужденно. Тут есть некоторые дети эмигрантов, вывезенных из
России в свои 5—7 лет, — они говорят, а другие тут выучиваются.
Вчера на занятии сравнили «У лукоморья» Пушкина и
Вступление к «Гайавате» Лонгфелло: призывал удивляться наивно
странностям — и мне самому интересно их слушать. Потом
разбирали Вступление к «Медному всаднику» — и задал им всего
его прочитать: кто — на русском, кто — в переводе. А наперед
думаю: полкурса, а может, и больше, заниматься поэзией, а
потом — про русскую мысль (использую свою «Русскую Думу»).
А на английском — пока общее о национальном говорю, а потом
к описанию отдельных космосов перейдем. Народ — детский,
мало образованный даже в американской литературе. Так что
надо постоянно ликбезом заниматься — факты сообщать и
объяснять.
...Итак, три дня лекций прошло — полторы недели. Уже
успокоился я — вроде получается. И расписание очень удобное:
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
307
вторник и четверг, так что на 4 дня мог бы и уезжать. С10.30 до
11.50 — английская группа, потом час на «ланч», и с 1.10
до 2.30 — русская группа. Просто идеальное расписание по
времени.
Когда успокоился, я почувствовал - да тут же курорт!
Теплынь, студенты ходят в шортах и босые многие. И я. Тут
лужайки, деревья, беру книги и читаю. Мой дом — в полминуте от
«офиса». Маленький университетский городок — мечта так
жить: вся культура тут, а и природа дышит. Набрал книг - читаю
американцев.
14.IX.91. Прерван был вчера: заехал Юз с Ириной — повезли
на «парти» к сербке, что в соседнем университете преподает
русский; день рождения, что-то к 70. Поужинали с выпивоном.
Сегодня хмуро, дождит слегка. Юз заехал — повез покупать
свитер и рубашку по дешевке: по 5 купил два свитера
шерстяных и две рубашки.
Сейчас думаю: ехать на велосипеде кататься или пройтись?
Скользко, не поеду. Пойду отнесу письмо.
Обнимаю.
Сегодня что-то кисло...
Ваш Па Гошка.
НАЦИОНАЛЬНОЕ - ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
Понял, что я восписываю Ветхий Завет —своими «космоса-
ми»: первое слово, что сказала природа и культура древняя и
классическая — для каждой национальной целостности. Но на
этой основе затем — ныне особенно — развивается Новый
завет, пересклад ценностей и понятий. Но это все — с
наследством завета старого и с ним в отношении, питании, полемике...
Это — объяснить моим студентам. А то обидчиво и ревниво они
относятся к моим построениям на основе классики — и
спрашивают: «А что, это изменяется? может ли? и как?»
Вчера читал в хрестоматии американской литературы новей-
Ціих авторов. Вон Алиса Уокер, 1947 г. рожд., — негритянка, —
рассказ Everyday Use («Повседневный обычай»?): про одеяло
бабушки, которое сама сшила из лоскутов, причем один — из
мундира прадеда, кто в Гражданской войне участвовал. Одна
дочь этим одеялом укрывается, а другая приезжает, модерная,
и просит эту бесценность дать ей — и повесить в доме на стене
308
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
как произведение искусства. А для старшей дочери это —
просто одеяло, и она сама умеет так шить: от Бога ей дано это
умение, «ургия» еще живая. А той — это уже искусство. Вот она-то
уже дитя Нового завета Американства.
Старый Завет —завет Судьбы, Предопределения из Природы
и рода.
Новый завет —завет Свободы, творчества Личности.
Еще читал Томаса Пинчона — ну, этот, ученик Джойса и
Набокова, из универсума культуры и всесоциации, какова Америка —
вселенская смазь. Космополитический слог. Стиль Нью-Йорка,
мирового города (хотя живет где-то в провинции). Но он,
умелец и искусник, — не трогает. А в негритянке — субстанция и
нерв.
Отвратился, не хочу читать — Сола Беллоу, Маламуда —
шибко активных евреев в американской литературе XX века.
Еще и Норман Мейлер. Не надо их. А вот Теннесси Уильяме —
прочел его «Трамвай Желание»: кишечнополостно написано,
сердечно и страстно. Настоящее...
15.IX.91. Ну, дружок мой, бумажечка, дай поговорю с тобой:
ты мне —дом и семеюшка, «записюрьки» гошкины чтущая.
«Поговори хоть ты со мной, Гитара семиструнная!» — воззвание
одинокой души.
Вчера день смурной и кислый. С утра милый Юз и Ирина
повезли меня покупать свитер и рубашку — на осень. Привезли в
магазин Good Will («Добрая воля»), где по дешевке хорошие
вещи, еле или совсем не ношенные, — как у нас комиссионный
магазин, только тут не по дорогой цене, а наоборот. Свитер
шерстяной английский, что так бы стоил 100 долларов, тут за 5.
Так что на 25 долларов я купил два свитера и три рубашки — с
расчетом на девочек. А напротив —второй большой магазин
Social Help («Социальная помощь»), где еще дешевле, и тоже
хорошие вещи. И продают люди-филантропы: у меня деньги
принимал — как профессор, элегантный.
Потом поехали на Tag sale («распродажа»), и Юз купил
аккордеон за 10 долларов. А продавал главный бухгалтер Весленско-
го университета — и никакого стыда и снобизма. Спокойно так
сидят вдоль улицы возле своих домов элегантные хозяева,
выставив стулья, велосипеды, всякое, что им уже не нужно: утварь
кухонную, безделушки, игрушки, сумки, обувь... Ни за что
продают; да и так отдают. (Им важно уважение к вещи, к труду, в нее
вложенному: не ломают, не выбрасывают. А у нас, при бедноте
нашей, — какой снобизм! Стану ли я возле дома продавать не
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
309
нужные нам вещи? Сколько их! И сгинут. А кому-то бы
служили...— 10.7.94.)
Дома я стирал — в раковине в ванной. Есть стиральная
машина в подвале, но я боюсь — не соображу...
Вообще несообразительность — все более во мне. Вон вчера
понес письмо на почту и ударился в застекленную стену, не
разглядев, — и очками разбил себе бровь в кровь. Но спасибо — не
разбил очки! Тут неимоверно дороги. А бровь заживает уже —не
так заметна...
А вечером тоже удручение: пошел в кино «Лолиту»
смотреть—и многого не успевал понимать в речи.
Но какие живые, веселые и красивые, оригинальные —лица
студентов! Право имеющие — без вызова (как бы у нас1, от
уязвленности), а спокойно.
Все более чувствую себя человеком старого завета,
старомодным, уже не гибким — понять новое, вместить.
Ну что ж, это тоже ценность: приобретать завершенность и
форму, осуществлять самосознание своего поколения, его дела
и ценностей.
По радио не передают новостей из Москвы: значит, уже
рутина пошла, «роковые минуты» истории миновали...
Зато вот Верди — из «Силы судьбы» та архимелодия мужского
хора, что мы с Настей в деревеньке Новоселки, нарезая яблоки
на сушку месяц назад, слушали перед порогом избы. Тоже ведь
старого завета культуры произведение...
Нет, это было — из «Набукко».
А особенно пронзительно ощущаю высокую одинокость
Светланы и девочек моих с их Федоровской верой — сейчас, когда
все так легко потешаются над идеалами и «утопиями» и
сверхидеями. И Юз поучает отсюда, из сладкого и устроенного мира:
«Картошечку вырастите сперва, поросенка, а потом уж за идеи
высокие беритесь!»
И сейчас, на Руси после советчины, задаваться вопросом: ну
да, а что — потом? — просто курям на смех.
Именно: человек так ниже курицы полагается — на куриный
мозг такие доводы.
Так хочется им переслать: что я — их и с ними, и сейчас «фе-
доровец» больше, чем был там, дома. Какой высокий остров —
мои девочки! Февронии! Сияние глаз и душ. Северное сияние!
Душа России — в них...
Свиваюсь в спору — перезимовать тяжкое для Духа время.
1 «Тварь ли я дрожащая или право имею?» — вопрошал Достоевский
Раскольников. — 29.10.95.
310
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Вот ирония-то! Когда гнали Дух марксистским
материализмом ради стяжания материального блага, Дух чтим был — самим
страхом его. А теперь, когда в Духе оказались, как в пи-де,
голые, — над Духом глумятся. И невдомек, что надо урок-то
обратный извлечь: когда Труд и Материю обожествили и
поставили целью, — их-то и загубили и обосрали, и в нищете и безделье
оказались. Так что теперь как раз Дух надо поставить впереди —
тогда материальное что-то получится. По Слову: «остальное —
приложится...»
Как вижу Светлану — большую, одну, как в коконе хранящую
драгоценное семя уникальной веры.
Приходил ко мне позавчера консультироваться один
студент — Мэтхью: писать тезис хочет свой о коммунизме как
религии в России. Был он год в Москве сейчас и поражен массовым
переходом в православие и строгостью на этот счет
интеллигентов, вопрошавших о его религии и вере. Я поиронизировал:
— В России самостоять не могут — лишь бы к чему
прислониться, инфантильные! Так что самое там редкое и ценное —
самостоящий человек: не прислонившийся к чему-то, а просто
религиозный = чующий нечто сверх себя; так что не эгоист и не
атеист он, но и не верующий во ЧТО-то...
Однако это узко и без любви. Теплохладно. Но я таков. А что
горячо люблю, так это — моих девочек. (Не поставлю здесь
восклицательного знака, ибо что он? внешен! А тут — апофатика.
Невыразимое...)
Но как тут объемлет меня иной Космос — и самовливается,
научает чему-то, мозги поворачивает... Просто вот гляжу во
двор и на деревья не нашенские и на весь склад и аромат, уклад
и уход в каждой мелочи.
Однако — давай работать: сочиняй лекцию на послезавтра.
Но для начала — прогуляйся.
Тут позвонил Юз:
— Все-таки надо съездить на фри-маркет: погода сухая и
можешь купить хорошие вещи дешево.
Взял смотреть листок с заказами девочек — как смиренно
просят, милые! Душа вся дрожит, представляя их возлюбленные
стати.
16.IX.91. Вчера Юз и Ирина возили на рынок-распродажу за
70 миль на Юго-Запад. Милые холмистые пейзажи Новой
Англии в блеске золотой осени начинающейся. Однако Америка
работает — на покупание: все нового и лучшего. Вон Юз теперь
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
311
новый дом устроять-совершенствовать. Заехали в магазин —
что фабрика: можно отсюда с готовым домом выехать — от
фундамента до ночников. Полно стройматериалов и бумаги — при
том, что природа вокруг ухожена, и мусора нету. Даже машинка
для переработки мусора на участке твоей земли предусмотрена.
Категория ВРЕМЕНИ со всех сторон работает и
обрабатывается в Америке. Холодильник-рефрижератор, тут массово в быт
введенный, — для хранения продуктов в замороженном виде,
что значит: остановить природный процесс, время
органической жизни, и на его место поставить время труда, свободы,
независимости от природы.
Туда же — СКОРОСТЬ автомобиля и ЭКОНОМИЯ времени на
покупки: в одном «маркете» все: от маслин до свитеров и
фотопленок. Туловища потребления (как Левиафаны власти: дворцы,
ратуши и министерства в Евразии) — такие «шопы».
К тому же — и тяга к односложным словам: «стоп энд шоп» —
«стой и купи!» — так магазины такие именуются. Некогда
американцам полновесное длинное слово произносить. От них в
Логос мира пошла тяга к АББРЕВИАТУРАМ — сокращениям слов
по первым буквам: США, ЦРУ... И к нам этот американизм после
17-го года перекочевал: ВЦИК, ВЧК, «колхоз» и т.п.
Когда Юзу эту мысль про одоление Времени высказал, он:
— Сэкономят на скорости, а потом сидят у телевизора и
теряют часы жизни, глазея на дрянь.
Имя личности пишут на названии фирмы: «Хилтон», «Макдо-
нальд»... Всякое предприятие отмечено персональностью. Как у
Христа апостолам сказано: заботьтесь, чтобы ваши имена были
написаны на небесах, так здесь — на земле, на изделиях...
ТРУДА НЕТ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
18.IX.91. Не паникуй, что завтра лекция, а ты не готов
(отчасти). Посиди с утра, отмыслись.
Занятия становятся интересны — и мне! Особенно в русской
группе. Они побуждают меня передумывать русское, глядя их
глазами, — и вот пришел к необходимости после «Медного
всадника» дать им русского человека из народа, работягу,
крестьянина — и не мог в нашей великой литературе найти чего-то
тут крупного. Ну — «Хорь и Калиныч» Тургенева. Восценишь
Некрасова: крестьянок дал образы. Потом Горький. Хотя тот
быстро на люмпенство поддался, на разрушение. Но все же у него
работяги — и Булычов, и Васса... А вообще-то русская литерату-
312
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
pa — все среди «героев», что ничего на делают, а думают о
последних вопросах: как Богом стать или Наполеоном? — а еда и
жилье сами, «по щучьему веленью, по моему хотенью», откуда-
то берутся.
Нет труда и работяги — такого, как Робинзон или Гулливер,
как Торо (строитель дома на Уолдене), как Капитан Ахав или
охотники Купера, как персонажи Джека Лондона. Оценишь и
советчину—там заговорили люди из народа, люди труда: у
Платонова, у Шолохова казаки — сласть пахать, делать... У Толстого
есть сенокос в «Анне», ното баловство барина. У Чехова
интеллигенты работают —врачи.
А «Медный всадник» когда разбирали и я налегал на сюжет:
Государство и человек, Петр и Евгений, — Маша обратила
внимание на то, что и царь-то, Петр, бессилен — перед водой.
Беспомощно простирает руку (как Ленин на статуях — вперед).
Маленько, слабо и Государство — перед Россией, природой,
землей сырой, «водоземлей».
Мне пришло в голову — сравнить с «Моби Диком». Капитан
Ахав в погоне за Китом — как если бы Евгений охотился на
Всадника, а не просто разок пригрозил: «Ужо тебе, строитель
чудотворный!..» Но можно и по-иному: Ахав — как Петр: обуздать
стихию... И кто там на кого охотится: Человек на Кита — или Кит
на Человека?..
А здесь, в Америке, — работяги извека — и не над вечными
проблемами Духа, а в Природе, творя жилье и еду — как поэзию
деланья. И писатели — не из аристократов, как на Руси, а из
работяг, из среднего сословия. А тут все таковые — среднее
сословие. И не упрятан Труд в подвал социума, как в России
классической.
Советчина ценна тем, что создала среднее сословие: все — и
в деревне «хлеборобы», и в городе рабочие, и
инженеры-интеллигенты, и «аппаратчики» партийные, хозяйственные
«руководители» — среднее сословие...
3.30. Нашел себе промысел: на велосипеде ездя, обнаружил
яблони у дороги, с которых падают яблоки, их не собирают,
гниют. И вполне хорошие на вкус — даже лучше ухоженных, ибо
эти яблоки черви едят —значит, без химии. Повадился я ездить
туда с толком: собирать — и в холодильник класть. Теперь все
ем их, кожуру счищаю грубую — и вот лопаю.
Вчера там мне встретился мой студент — Адам из Бостона.
Я пытался на багажник велосипеда прикрепить сумку с
яблоками, но багажник придавливался и нажимал на колеса: он был
без крепления с одной стороны, так что лишь без груза нависал.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
313
Пришлось высыпать яблоки. Адам предложил подъехать на
своей машине. Мы вернулись на велосипедах, он подъехал к моему
дому уже на машине, мы съездили за яблоками. Я предложил и
ему набрать себе там (хотя долго колебался: открыватели ему
свой «секрет»?). Но он отказался: «У меня и так много яблок».
Представляю, как ему был смешон я — «профессор»,
набирающий яблоки из падших и гнилых!..
Все легче перевожу лекции свои. Может, к концу так
раскочегарюсь, что сам составлю книгу из них? А пока надо бы на
компьютере научиться работать — их туда переписать.
Даже приятно: предвкушаю, как начну сейчас следующую
лекцию — про национальную еду — прямо по-английски писать,
активизируя выражения, в словарь научительно заглядывая — и
все чаще убеждаясь, что я именно это слово и прикидывал...
Звонили из Вашингтона — на «Голос Америки» записывать
хотят. Я обмолвился: не пригласят ли в город? Но они — по
телефону. Да и неохота,разъезжать отсюда — из милого городка
уютного, где обжился и своим ритмом живу. Что я там увижу?
Внешнее только. А волноваться: аэропорты, не понимать, что от
тебя хотят, — зачем мне эти муки?
Миддлтаун, 19.IX.91
Дорогие мои любименькие!
Сегодня прочитал 5-ю лекцию по-английски и провел пятое
занятие по-русски с другой группой, — и вот уже две с
половиной недели прошли работы тут — и месяц, как выехал от нас, и
месяц с переворота. Как сейчас там? В первые дни от Сукони-
ков смотрели мы, а сейчас тут передают мало. Да и занятия: и
читать, и лекции писать, себя переводить на английский —
время занято.
А вообще тут жизнь милая, тихая. Еще мне Суконикдал
велосипед — ияна часок-другой уезжаю на холмы зеленые,
особенно в дни лекций: после них разогнать ум. Там нашел яблони
осыпающиеся — и навожу себе яблок.
Сегодня, правда, дождь. Вечером Юз завезет меня к себе на
ужин, куда приедет одна из Иняза, Ольга Гришина, и с нею мы
передадим письма в Москву. (Машинка барахлит, но чинить тут
дорого...)
Преподавать оказалось интересно — ведь всю жизнь я без
отклика и обратной связи. А тут — совершенно другие умы, и,
встраиваясь в их зрение, начинаю перепонимать и Россию, и
Советчину. Особенно в русской группе. Там три человека
вывезены из России в 5— 7-летнем возрасте, другие — учили язык и
314
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
жили в Союзе по году, еще один — вообще студент из Иркутска,
юрист, попросился ко мне ходить. Всего человек 12 — мы сидим
и обсуждаем, удивляемся. Сначала я не знал, что с ними делать
и как курс строить. Думал: «Национальная образность поэзии
русской в сравнении с американской» — и так начал... Но после
«Медного всадника» понадобилось мне русского человека из
народа найти — и вот сегодня обсуждали «Хоря и Калиныча»
Тургенева и «Мороз, Красный нос» Некрасова. Я их зову удив-
ляться — и они хорошо удивляются, так что и мне интересно. На
следующее занятие купеческий слой русской жизни ввожу:
Островского дал читать — «Грозу». Так что от стихов отхожу: скучно
мне сидеть и Тютчева анализировать по образам и звукам.
Обсуждая «Хоря и Калиныча», предположили их дальнейшую
судьбу в XX веке и на советчине. Понял я, что Хорь мог стать и
кулаком, и сильным директором завода, аппаратчиком, как
Силаев, вчерашний премьер у нас. А Калиныч — большевиком
Нагульновым (из «Поднятой целины» Шолохова — 11.7.94,),
романтиком коммунизма... Вообще восцениваю советчину и
жалко ее. Большого стиля была цивилизация. А как сейчас —
представляю — улюлюкают насчет «утопии» и потешаются над
«идеалами»! Вон и Юз тут, который ведь весь на пародии на
советчину вырос: она ему материал: «Что бы ты делал без нее, о
чем бы писал?» — ему говорю, — так нет, тыкает: научитесь
картошку выращивать, домик строить, а потом уж «идеалы»... — и
насчет Федорова проехался.
Вижу островок моих возвышенных женщинок — хранительниц
высокого завета Духа — среди похохатывающей толпы
интеллигентов-прагматиков особенно. Как обожаю вас — и как я ваш
совсем! С такой вы «несвоевременной» проповедью Высшего
принципа.
Вот здесь они, люди, все такое сделали: накормили и
построили, — а дальше что? У нас будто совсем запретно стало таким
вопросом задаваться. Но ведь советчина-то ставила целью как
раз материальное: накормить и одеть — и что сделалось?
Нищета и голод. А вот если поставить целью высшее — тогда
косвенно, само собой, как то, что «приложится», и надобное
благосостояние получится... О, Господи!
А так-то живу тут удобно: двухкомнатная квартира... — я
писал и послал письмо по почте, но это, надеюсь, дойдет
раньше. Расписание мне сделала Присцилла очень удобное:
вторник и четверг, с 10.30 до 11.50 группа на английском — курс
«Национальные образы мира», потом — час передохнуть и поесть, а
с 1.10 до 2.30 курс-семинар по-русски: «Русский образ мира».
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
315
Вот сегодня четверг: отчитал — и четыре с половиной дня
свободны. Можно бы и куда съездить, если б пригласили. Надо
написать кому, объявиться. А впрочем — и неохота. Тут
библиотека прекраснейшая, лужайки, потихоньку почитывай, что
хочешь.
Ем утром корнфлекс с молоком и кофе; в ланч — яйцо или
сосиску с кукурузой и салатом; на ужин — подобное. Ем смиренно.
Яблоками добираю даровыми. Юз два раза возил на
распродажи - купил всем джинсы и свитера по пятерке и рубашки...
Фотоаппарат Лариске куплю с Сукоником: он разбирается.
Ой, еще долго как! Хотя месяц уж пролетел - не так заметно.
Как вы там выкарабкиваетесь? Хотя Настя — «поблизости».
(В тот месяц в Мексику ездила. - 11.7.94. ) Разбросалась
держава нашей семейки — когда соберемся?
А вообще тут дом целый дают приезжим профессорам. Если
бы не были так связаны своими изданиями — могли бы со всей
семейкой разъезжать по миру и лекции читать, наниматься в
университеты!
Гром загремел — дождина пошел. А была такая теплынь: в
шортах и босиком ходил. Пошел босиком в магазин (это
позавчера), купил вдобавок к прочему хлеба, молока, лук, салат,
майонез, чай, наклал в коляску (со вкусом сейчас озорное
слово «наклал» вставил. — 11.7.94) — и вдруг меня осаживает
служитель: босиком нельзя — закон штата!.. Но прошел кассу
(на 10 долларов) — не заметили.
Потом мне объяснили: если посетитель напоролся на
стекло — магазину платить.
А приятно снова себя учеником, читающим в библиотеке,
почувствовать, не быть обремененным записюрьками,
рукописями и проблемами отношений. Никого я обидеть не могу, меня
никто не может. Со студентами отношения — любознания.
Спрашивают, удивляются, интересно. Вон Маша из России обратила
внимание, что поэма Некрасова «Мороз, Красный нос»
начинается смертью и кончается ею — и так сладка она вроде, и так
Убаюкивают друг друга, что умерший — отдохнет (и «Дядя Ваня»
Чехова — о том)... Очень трудна жизнь в России — и чутки к
смерти...
Я им еще буду Федорова рассказывать — через месяц,
наверное, когда от литературы перейду к русской мысли. Хотя сам
не знаю: как и что с ними буду проходить, — и интересно
поэтому, и увлекаюсь сам с ними рассуждать на семинарах, так что и
им интересно.
Сейчас скоро 7. В «Русском доме», как тут называют здание,
316
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
где факультеты русского и романских языков, — в7 часов
собираются студенты, бывшие в России: рассказывать и слайды
показывать. Там будет Ирина Алешковская и по окончании
повезет меня к ним ужинать. Там будет эта Оля из Москвы, с кем и
перешлю письмо.
Ну, обнимухиваю любименьких и протягиваю душу аж в
Москву.
Звоните мне: (203) 347 7111. И напишите.
В БОСТОНЕ
22 сентября — О, день весеннего равноденствия! Месяц уж
прошел в чужом пространстве.
Вчера бежал из Бостона, где в милой семье Дианы Витковец-
кой и ее молодого мужа Лени-физика провел два дня: от Юза
прямо с его дня рождения в ночь подхватился ехать с ними,
потому что «уик-энд» у них, а у меня четыре дня свободных; но
провел там лишь полтора дня, чтоб не утомлять хозяев, ходил сам и
вот на автобусе вернулся вчера в свою квартирку в Миддлтауне,
как домой, поужинал свое, успел даже в кино сходить на 10
часов английское про «Мою милую прачечную»: как пакистанец
молодой и англичанин имеют меж собой педерастную любовь, и
она показана...
Осе более чувствуешь себя не от мира сего, архаичным. Что ж,
это — в порядке смены поколений и эпох.
Но в Америке живут деятельно — и за 90 лет. Но кто?
Бизнесмены, евреи, как Арманд Хаммер; а из гуманитариев —проф-
фи, тоже механичные... А кто экзистенциален, органичен —
тот изживает свою тему, как Фолкнер, Хемингуэй, как Селинд-
жер... — и умирает, исчезает...
Но что это? Поддаюсь «влечению к смерти»? «Смертобожни-
честву»1? Опять русскому душенастроению — что жить будто
стыдно как-то... Честно — умирать, освобождать от себя
землю — другим на жизнь...
Это я собеседую внутренне с Дианой Витковецкой: она —
русская, жена художника Якова Витковецкого, еврея, 1938 года
рождения он. Переехали они в Штаты в 1974 году, ехали на
славу, а пришлось ему работать по своей специальности
геолога-кристаллографа. Картины его тут не нужны, и вот в 1984 году
1 Термин русских философов A.K. Горского и H.A. Сетницкого /
Сочинения, М., 1995. Издание подготовила моя дочь —А.Г. Гачева. — 29.10.95.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
317
покончил с собой, 46 лёт от роду. Она только год как очухалась и
вышла замуж за молодого физика. Энергичная, второе дыхание
жизни обрела после ужасов тех. И смеется над вялой
жизненностью русских мужчин. А про своего первого мужа, Якова Вит-
ковецкого, говорила:
— Не надо было ему уезжать из России. Там он имел
самочувствие нужности, а здесь потерял его: если не продаешься — не
имеешь веса, не нужен. А в России художник, поэт имеют ореол
почтения —даже в «неудачниках».
Судили-рядили о здешних: как Наум Коржавин все
продолжает быть мальчиком в коротких штанишках, поучает всех
либерально и не дает говорить никому. Приезжал Фазиль Искандер,
созвали гостей у них в доме, но Коржавин как схватил того за
пуговицу—и стал говорить, плюясь, так весь вечер и занял собой.
Но тоже тема — обсуждать бедных наших эмигрантов —
нескончаемая и горькая, и ироничная. Про всякого можно
компрометирующее и для смеха — найти с лихвой. Вон и про Юза — что
все ругал «американов», не хуже Солженицына поучал. Что —
«бездуховны».
Однако с крахом советчины сейчас — лопнула упругость,
которая на плаву держала все критические и ироничные к ней
сочинения—того же Солженицына и бурлески Юза. Его
фантасмагории из смеси урок и Лубянки, КГБ и воров, — теперь
уходят—в историю литературы.
Также и себя чувствую архаичным — и по сюжетам своих
«жизнемыслей», и по тому, как описываю национальные
космоса.
Правда, все же, поскольку по Абсолюту всегда писал, на него
настроясь, и позитивное рыл (саморабота нравственная и
метафизическая), это положительное жизнетворчество — даже в
ушедших советских условиях — может быть и в другие времена
интересно и добротно. То же самое — и мои национальные
«космоса».
И, оглянувшись, начинаю восценивать литературу
«социалистического реализма» — как некую утопию позитивной жизни,
сросшуюся с реальностью. Даже «Кавалер золотой звезды»
Бабаевского — «лакировочная литература» — и та любопытна. А и
«Годы без войны» Ананьева — эпопея сладкой жизни
обкомовских партаппаратчиков в годы «застоя».
А бедные «деревенщики» русичи? На советчине — в
колхозе — еще оставался дух общины, русский мужик и баба — были.
А теперь, когда на «фермера» ставка, — откуда ему взяться?..
Несоответствие дикое верхушечной сейчас свободы и демо-
318
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
кратии, западных песен—даже ельцинского окружения — и
русского человека, мужика, который — люмпен и не умеет за дело
взяться и эту свободу реализовать.
По радио симфония Бородина: русская крепость, здоровье —
так живительно это чувствовать! Но как опозорено — и куда де-
валося?
Причем даже не советчиной, а уже нынешним буржуазным
прагматизмом.
А за «русских» тут идут евреи-эмигранты из России, и они тут
все — специалисты по России и СССР, по литературе,
культурологи, и свой кагал держат и своих продвигают, и свои
толкования всему дают.
Правда, у русских евреев — двусмысленное положение. Тут
под «евреем» понимается не ген-раса-кровь, а
вероисповедание. А в России — именно как этнос, особая порода-природа
народа, как и в Германии. Так что здешние евреи, как не
исповедующие иудаизма, совсем русскими считаются и так и всерьез
берутся, тогда как у них ген мышления и психо-логос — иной
закваски. Понимание этого сразу подозрительно русским евреям
тут — как разоблачительность им. Потому так с пристрастием
допрашивали меня позавчера о национальном на вечере у
Дианы Витковецкой, куда она собрала нескольких профессоров
по русской литературе из Бостона (все евреи, естественно) —
на предмет организовать мне лекцию у них в университете —
Гарвардском или ином.
Правда, один, Миша Кребс, поэт, преподает в иезуитском
колледже, оказался чуток: понял мою волну — и отвлек, стал
анекдоты на еврейскую тему рассказывать. Например, в гости:
русский — с бутылкой, еврей — с детьми. Из гостей: русский —
на карачках, еврей — с тортом для родственников.
Беседа была — «русская», метафизическая, даже не о
политике. И зашла за ночь. Я спросил наутро: а о чем беседуют
американцы?
— О налогах и куда деньги вкладывать, — ответил Леня. —
Кто-то посоветует своего посредника, который берет 3
процента, а другой — своего, который берет 2,8 процента.
Когда я поиронизировал над бедностью темы, Леня:
— Но ведь имеет смысл подумать головой час, чтобы
заработать те деньги, для которых тебе бы полгода трудиться...
Так что не заносись с «духовностью» русских бесед.
Да и что толку в них?
Хотя — парение Духа, касание Неба хотя бы в эти часы, в нем
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
319
пребывание: как бы заведующими сверхидеями бытия побыть, у
престола!..
А я инфантильно за их столом вчера, когда меня же богатым
завтраком кормили, признался:
— А я боюсь денег — не знаю, что с ними делать:
зарабатывать, а потом мучиться покупать... Как-то прожили жизнь без
денег — ну и хорошо. На советчине можно жить без денег.
5 ч. Сегодня живу по своим нотам — не по предлагаемым —
Юзом в заботе обо мне или еще кем-чем... Утром вот отмысли-
вался, потом ездил снова яблок набрать на велосипеде:
поездка приятная — по солнышку на холмы. Потом обедал у себя
смиренно: сосиска, салат, супец готовый из вермишели, яблоки.
Потом вышел с книжкой национальных гимнов — на солнышке
почитать.
ТЫ СТЕСНИТЕЛЕН, А НУЖЕН АПЛОМБ
23.IX.91. Погорел я на недостатке воображения.
Оказывается, вчера, когда я так тихо и бездарно проводил воскресенье в
чтении, мои знакомые в Бостоне ходили на рыбную ловлю в
океан. Наняли с друзьями целый пароход и наловили много
рыбы: 400 фунтов себе в холодильник забили... Но ведь они же
меня спросили накануне: «Любите ли Вы ловить рыбу?» Я
ответил: «Нет, не хватает у меня терпения сидеть». Я-то воображал
русскую ловлю на удочку, когда сидят работяги и за целый день
пескарика какого-нибудь поймают. А эти наловили тунца и акул.
И такое ушло от меня — не почувствую океана!
А и Юз с Ириной вчера — «на охуительную барахолку ездили,
потом в бане парились у знакомого». А я, приехав, не позвонил
позавчера вечером — и он думал вчера утром, что я еще в
Бостоне, а то бы взял с собой... Тоже бы накупил своим домашним
чего!..
Те же в Бостоне, пока я глазел по улицам, ездили покупать
себе новую машину— тоже бы важно: капитальнейший опыт для
американца; опять же не сообразил с ними поехать, а
предложил свою программу хождения по историческим объектам —
традиционно скучную...
А все — свитость. Смирение. Несмение. Стеснительность —
такое продуцируется в психею из русского космоса.
Над Настей, помню, потешался, когда она в гостях у Эльбер-
тов стеснялась брать фотографии из нашего похода по Кавказу:
«А вам?..» — А у них завались фотографий и пленки еще... Но и
320
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
сам я такой: пуще всего боялся стеснить хозяев и убежал, пока
не в тягость им еще. Даже Диана меня наставляла, причесывая
мне голову и осанке уча: «Надо быть более аррогантным,
смелым, вызывающим!» И это в Америке — критерий активности
человека и надежности: если уверен в себе и даже с апломбом —
значит, несет содержание значительное, и такого надо брать в
дело и верить ему. У нас же ценится обратное: большое
содержание при скромном самодержании — застенчивость, «кено-
зис» = самоумаление. Апломб же — у мошенников, как Остап
Бендер, кто «берет на пушку». В Америке же такой, кто даже
блефует, приемлем, ибо на блефе вначале (набрав первичный
капитал — пусть и блефом) может реально ценное дело
затеяться. Да тут и общество людей достаточно оградило себя
законами от блефующих, зная за человеком такую склонность, арро-
гантную...
Во Франции тоже: «быть» и «казаться» (être и paraître) —
противостояние.
Да, богатая страна —Америка: еще и океан облегающий
кормит. А Россия бесплодными горами окружена и льдом
Северного океана. И хотя земля обширна и богата, но энергия людей
уходила на сцепление и расцепление: на противоборство по
горизонтали, друг в друга вцепившись и разрушая, а не землю
обхаживая. И сейчас последние силенки уйдут на то, чтобы силы
сцепления прежнего, советчины, одолеть, а уж на труд и
творчество не останется. Все в политику и демократию изойдет:
добыть свободу, частную собственность. А что делать с ними —
Бог весть...
Но это притча: рыба на удочку — или сетью в океане.
Психология человека из России — и американца размах. И если
Сталин говорил про «русский революционный размах и
американскую деловитость», то тут и размах, и деловитость. А наш размах
более в негативном направлении: рушить, бунт... Эсхатология.
«Погибать —так с музыкой!»
Что ж, и ты заговорил: «наш»? Заотождествился-то тут — со
всей Россией и советчиной...
И студентов забоялся. Балаболю что-то странное,
несерьезное, да еще на языке, полном ошибок. Задавливаю их
лекциями — боюсь вопросов и обсуждений, ибо боюсь не понять их
речь.
Но, пожалуй, надо будет дать им поговорить, выпустить свои
удивления и вопросы мне —как раз на завтрашнем занятии — с
этого и начать: спросить, что им непонятно, кажется странным в
моем подходе, какие возражения и проч. А потом уже двигаться
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
321
дальше и давать им Америку (Американский образ мира), где уж
будет конкретный материал. Довольно давать им свои шаткие
предпосылки — общие подходы; теперь переходи к конкретным
описаниям образов мира.
Ну а в русской группе? Тоже им надо наперед дать план и
литературу. Давай подумай, посоветуйся с бумажкою этой.
Значит, завтра — «Гроза» Островского и русское
купечество—о нем разговор. Картина, в общем, допетровской Руси, с
Кулибиным-умельцем. Да и сейчас провинция — не такова ли?..
Нет, советчина все превратила в блядство и люмпенство.
Свобода — как «гуляй, Вася!» Заслуга ли это? Цинизм —
разрушения, не созидания. И все на него работали: и рев. демократы, и
Толстой, интеллигенция и поэты...
Созидали лишь —помещики, купцы, кулаки,
партаппаратчики—да. Чиновники. За неимением охоты-силы
создавать-трудиться в одиночку в русском человеке, нужен мотор организации:
Петр, Ленин, Партия — как нефть. Движущая сила развития —
Государство: организовать Народ, что еще — из неличностей.
А как ему, русскому Народу, стать собранием личностей —
свободных и ответственных? Вон пуритане, что в начале США, —
так они Бога в душе носили крепко и нравственный закон. А у
этих — разбито савейское послушание, а Бога давно от них
забрали. Пойдет такое мошенничество и воровство, что
взмолятся о прежнем савейском — хоть каком — порядке и
нравственности...
На этом и путч недавний возрос — на этом желании
населения.
Ладно, поговорим об этом. О слабости созидательных начал.
Следующее бы — Щедрин, «История одного города»... Или
это трудно? Давай тогда «Ревизор»—да: и аппаратчики, и
Хлестаков; страх, морок и нечистая совесть.
Потом бы можно «Что делать?»: утопия личности и
эмансипации.
После — «Записки из подполья» и «Легенда о Великом
инквизиторе». Достоевский — как поворот внутрь от внешнего.
Созидательная деятельность Инквизитора, кто — как Петр Великий.
Затем — «маленький человек»: «Шинель» и «Станционный
смотритель». Гуманность.
«Отцы и дети» и «Ася» Тургенева. «Сон Обломова» Гончарова.
А Толстой — где? и как?
Чехов —«Вишневый сад». Лопахин.
Горький «На дне»: все —люмпены. ГУЛАГ —свобода. Или —
«Челкаш»?
322
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Но надо одновременно давать — и из русской мысли. Или —
под конец курса?*Чаадаев. Письмо к Гоголю. Речь о Пушкине
Достоевского. Блок «Интеллигенция и революция». Синявский:
«Соцреализм».
Параллельно — некоторые анализы стихов — и образность
там, национальная.
Ну да: завтра «Гроза» — и «Проблеск» Тютчева.
4.30. Побывал на занятиях у Присциллы — и понял, что
совсем по-другому надо тут со студентами работать. У нее целый
курс по Набокову, и две девицы делали доклады о его переводе
и комментарии к «Евгению Онегину» — и обсуждали. Было
интересно всем, и Присцилле — лишь корректировать кое-что. А я
напрасно себя так мучаю: все самому думать-говорить. Надо их
организовать работать.
Но и смешно: одна построила доклад на насмешках Набокова
над советским комментатором «Евгения Онегина» Бродским.
И те — бедного всерьез обсуждали — как монстра большевизма
и советского искажения классики. А ведь он еще культурен,
интеллигентен и учен...
БАНК И ОБКОМ
Вспомнилось гулянье по Бостону. Самые громадные
здания — банки. Как у нас в городах — обкомы партии. И то и
другое — моторы развития. У нас — силовая общинная организация
и руководство есть мотор и завод, и нефть-энергия: на
собрании решили (как на миру и на сходе) — и давай делать,
выполнять. Здесь же банк безлично реагирует, распределение
осуществляет капиталов и трудов по наличным уж энергиям людей.
Они всегда есть: энергия и охота людей работать. Их не надо
заводить и подгонять, а лишь направлять туда, где сейчас
требуется сила и какой талант и проч.
СТУДЕНТЫ ПОДСКАЗЫВАЮТ
25.IX.91. Утро, но дождик —даже дождь, и темно. Пришлось
лампу зажечь. Расслаблялся вчера после дня лекций. Уже 6-я на
каждом курсе = четверть дела сделана — и главная, трудная.
Теперь легче пойдет. Особенно важно, что схватил группу на
английском языке. Вчера преподнес им их Америку, и они, видно,
ахнули: как странно и интересно можно ихнюю же страну и
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
323
жизнь увидеть и понять. Уже начали и врабатываться в мое
мышление.
Например, одна студентка проанализировала «Отче наш» по-
испански и обнаружила такое существенное отличие: в
английском — «не введи нас во искушение», а в испанском — «не дай
нам впасть во искушение».
О, это важнейше: «пасть» — это сильнее, выдает острое
чувство греха, как и есть, и было в испанцах, более страстных и
катастрофичных, откуда и инквизиция, и Гойя... И тут —вертикаль:
«пасть» — тогда как в английском «не введи» — горизонталь,
путь по поверхности...
Другая заметила разность в стиле еды: что в Европе сладости
целой массой торта = на коллектив рассчитаны, в Америке же —
«сепаратли»: раздельно-одиночно упакованы = на
индивидуализм рассчитано американца.
^ А когда я толковал позу «ноги на стол», одна продолжила:
— Так американец убирает корни, связь с землей, чтобы
стать более надземным, от нее свободным.
РОССИЯ ГЛАЗАМИ АМЕРИКАНЦЕВ
В русской группе тоже интересные вопросы задавали.
— А что, в России не любят логику? — спросил Феликс...
— Откуда это Вы взяли? Это очень интересно, но что навело
Вас на эту мысль?
— А вот в «Евгении Онегине» — и показал последнюю строфу
4-й главы, где Ленский — в вере, а Онегин — при хладном
рассудке и как ему скучно, и Пушкин проезжается над
рационализмом.
Надо будет мне это место взять в Русский Логос.
Я стал объяснять про «Умом Россию не понять», «В Россию
можно только верить»: она выступает как религиозный объект.
— А почему Пушкин все про друзей — поэтов? — он же задал
вопрос. — Разве не было в России художников, артистов?
И тоже навел на мысль: что бесконечность России не
пластическими искусствами, а словом и музыкой — такого типа
образом берется.
Потом о русской женщине —Татьяне, Катерине из «Грозы»:
— Как они сильно любят! Может быть, это оттого, что
мужчины писали эти книги — и им лестно, что их так любят такие
прекрасные женщины?..
О, это неожиданно интересный мотив и поворот...
324
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
— Но и когда я читала Ахматову и Цветаеву, — продолжала
Маша Раскольникова, — в них та же сила и глубина чувства, что
и в Татьяне. Может, это — плеяда русских женщин, которые
крупнее мужчин?
И тем мне тоже подсказала: мысль развить о России =
матери сырой земле и женщине, при которой два мужика: Народ и
Государство...
— Но какие «экстремы»! Или поклонение женщине — как
богине, или бьют, бросают —как бабу. Нет среднего...
И это верно: в России вообще недостаток среднего звена; и
нет среднего сословья, а или аристократ и утонченный
интеллигент — или мужик и люмпен... И в литературе не изображено
среднее — теплое отношение к женщине в семье, но или
идеальная романтическая любовь — или забитая баба...
— А может, такие в России утонченные — оттого, что не
работали, не знали заботы о хлебе? — тот же Феликс.
Вот тоже полезное удивление — из американской «ургии».
Конечно: для персонажей русских романов еда и дом — откуда-
то сами по себе берутся из мира... А с каким вкусом и эстетично
описано, как Робинзон или Торо себе дом строят и пищу
добывают! Аристократы же Пушкина, Лермонтова, Тургенева, а
потом и Достоевского герои — все на верхнем этаже работают:
в душах и эмоциях, в идеях, верованиях, идеалах — весь век. Но
в этом они тоже профессионалы — наработали на весь мир и на
следующий век даже. Так что это тоже шахтерская работа в
идеях, душах, сверхценностях —ее сделала русская литература
XIX века, и того здесь, в Америке, добыть-выразить не могут.
Тоже разделение труда между национальными мирами — в
духовном производстве...
СНОВА НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЮ
27.IX.91. Еще три месяца чужой жизни! — с таким проснулся
угнетением, некоторым... А вообще-то беззаботно мне, и
заботы—лишь умственные стали.
Вчера, например, вляпался на русском своем семинаре в
разговор о еврействе —и не рад: разбередил в них ретивое (они
наполовину дети евреев или полукровки), и этот острый и
жгучий экзистенциальный интерес начинает перешибать
интеллектуальный интерес к России и литературе, к образам и идеям.
Надо вернуть семинар к работе над текстами, а не спорить об
идеях и сверхценностях.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
325
А вечером еще сходил на фильм Анджея Вайды «Корчак» — об
экстерминации евреев немцами — и вся жуть, о которой стали
позабывать, покрыли эту память, как землей зарыли, — снова
ожила, и стыд ожег за мои рассудочные выкладки насчет
еврейства.
Снова ничего не понимаю...
Но так и надо будет им объявить: что задача наших занятий —
втом, чтобы они в конце концов поняли, ощутили, пережили, что
они ничего не понимают, что все в итоге стало гораздо
запутаннее, чем им представлялось до наших чтений и бесед. И что
много их — правд и красот, так что — не суди!
Ну что ж: привести к Сократу и его идею («я знаю только то,
что я ничего не знаю». — 22.7.94) дать почувствовать — совсем
будет неплохо для прицельно-прагматического американского
ума, заразить его русской нерешительностью — от видения
многого и разного.
То же, кстати, и в английской группе сказать: чтобы взвидели
разнообразие миров. И не надо соглашаться со мною, а мне —
доказывать, что я прав; моя задача — уколоть в болевые точки,
где проблемы торчат, а не разрешать их так или иначе.
Полез в словарь: найти слово для «укол» — и напал на «прик»
(prick). Да ведь так, кажется, в сленге обозначают — половой
член. Если так —то вот еще одно подтверждение ургийной мен-
тальности американства: половой орган обозначают не по
форме, а по делу, по операции трудовой, которую он
производит.
Ло-латыни — «член» (membrum) = целого часть и орган, от
идеи организма. То же по-французски — membre viril — от идеи
единого целого, тотальности, унитарности. В России —
непонятное слово «х...», а дело означается —«кинуть палку». Палка-
форма: как выглядит на глаз и как на ощупь — в пространстве.
Ну да: глянул в англо-русский словарь: там prick (грубо) —
«половой член».
Так что же мне тут дальше делать и ради чего жить-длиться?
Совершенствовать мое непонимание? Совершенствовать
преподавание непонимания? Выступать искусителем спокойных
мозгов милых америкашек?.. Так хорошо они устроились в
здешней земной жизни! Не нужно им подвигов и героизмов —
русских, евразийских...
Когда смотрел вчера фильм про Вторую мировую войну, сидя
в уютной аудитории Весленского университета, сказал потом
Саше Блоху, кто тут математику преподает (сам из Харькова):
326
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
— Вот спасенное пространство — Америка! Оторвались от
ужасных сюжетов народов и стран Евразии: войны, патриотиз-
мы, подвиги, истребления, чума, холера...
— Что значит —- Атлантика! — он дополнил. — Закрылись этим
рвом, как в замке.
— Но закрылись и от сверхидей нравственных,
экзистенциальных, что нам там слышны и ворочаются в душе. А тут какие-то
веселые, легкие, бодренькие —«чиирфул»!
— Что ж, зато другие сюжеты — рабочие, научно-технические,
получили в задачу и на открытие: человека заменить, члены его;
чудо компьютера и проч.
А и верно: для этих проблем надо иметь успокоенную насчет
итогового смысла жизни душу. Ибо если
заболеть-взволноваться этим, ни шагу не ступишь, а будешь лежать на обломовском
или раскольниковском диване, ибо все равно! — и не хрен
суетиться, и все равно помрешь, и все равно ничего не поймешь...
Интересно, как вчера студенты удивились: отчего купец в
«Грозе» не дает денег изобретателю? Ведь изобрел бы что,
усовершенствовал, доход принес!..
— Это вы, Америка — страна изобретателей, — объяснял я, —
и машин (Эдисон, Форд...), и потребностей, даже лишних. Ибо
потребность = нужда, несвобода, вяжет: человек вляпывается в
нее и уже не может обходиться без... А в России изобретатель
беспокоит традицию и сон, к чему страна склонна после
каждого рывка исторического, молодого усилия. Обломовы мы...
Даже нищие воры в «На дне» Горького толкуют: на хрена
работать-то? А рассуждать — так сладко! Вон и сейчас в стране
демократическое толковище — как в «На дне»: блестящие
разговоры, а что до дела?.. — метлу лишь передают из рук в руки: это ты
подмети ночлежку, а не я!.. Мало кто у нас хочет и знает, как
приняться за практическое дело. Ужли снова немец Штольц или
уж американец Форд нужен?..
СОВЕТСКОЕ = БАРСКОЕ
Все думаю: что предложить хорошего из советчины —
советского периода литературы: чтобы чуть представить смогли, как
хорошо о себе могли тут думать люди и жить по идеалу?
«Как закалялась сталь» — советское Евангелие. Надо бы и
какой производственный роман. «Танкер Дербент» Крымова,
помню, хороший. «Люди из захолустья» Малышкина —Суконик
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
327
подсказал. Но вряд ли есть переводы. Еще вспомнил —
«Педагогическая поэма» Макаренко — вот дать бы! А вослед —«Один
день Ивана Денисовича», тоже ведь производственный роман...
Как смахнуло водой целую эпоху — как Атлантиду, материк
этот, в воды погрузило, и уже не ведом он: чем и как там могли
жить люди, а кажется, что лишь —умирать и страдать...
И все более мне прорисовывается метафизическое
тождество наше с барским Девятнадцатым веком — в смысле
метафизической тоски и безнадеги бытия и ненужности пустых дел. Так
что вор и люмпен савейский — тоже барин Обломов: «грязной
тачкой рук не пачкай!» и не будь «мужик»: это понятие
ругательно и для большевиков (крестьянин = кулак, скупец), и для
блатных, воров, с их широкой душой (за чужой счет): «пить —
гулять—помирать!..»
А насчет екклесиастовой тоски — Лермонтова надо взять.
Конечно, зачем я им все большие полотна даю читать: там «Грозу»,
Тургенева и прочего Толстого? Душу русскую надо даже не по
Тютчеву, а по Лермонтову: «Дума», «Парус», «И скучно, и
грустно», «Ангел» — русская Психея тут наисильно... «Дубовый
листок», «Тучки».
А почему так на Руси? Дела-то все затевают и решают —
мировые! Во Духе! Нет чтоб двигатель и клапан
усовершенствовать или придумать подтяжку к штанам или маргарин, про какой
скажешь: «Не могу поверить, что это не масло!» (такая надпись
рекламная на упаковке маргарина. — 23.7.94) — как тут.
Конечно, надо оглохнуть к мировым проблемам и мировой тоске и
забыть о смерти и смысле жизни, чтоб увлечься изобретениями
таких деталей. А отдых иметь — в глазении на телик, рекламу и
рок-танец.
Да, теперь и понял: отчего все эти жестокости, ужасы и
насилия в американском кино? Ведь это — заместо войн тут!
Выпускать из человека гной жестокости, сей поддон в душе, помалу —
как от оспы делают прививку: той же болезни малую дозу
впрыснут— и организм обретает иммунитет, не заболеет уж.
Вполне медицински-гигиенично и прагматично устроились —
так помалу утолять насилие, его жуткую потребность в людях, —
и откупиться таким образом от Диавола — и малой,
сравнительно, кровью. И так спустив из души свою поддонную бесовщину,
человеку уже не надо лезть в социальную бесовщину, как на
Руси, или становиться Раскольниковым.
Все работаю над этой формулой своей задачи: «Чтобы в
итоге моего курса вы перестали что-нибудь понимать». Жизнь
328
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
все равно заставит вас что-то частичное понимать и точно
делать в каждой точке и всякий миг. Подобно так же и Сократ,
первоучитель сего божественного непонимания-«незнания
ученого» (термин Кузанского), ведь как точно и однозначно поступил,
когда его приговорили к казни в родных Афинах: не бежал, а
научил, как принимать смерть!..
МОЙ ВУРДАЛАК
28.IX.91. Ну, смерть моя! Эпштейн1 снова —впился! Вчера
часов в семь вечера звонок — и сладенький такой голосок:
— Георгий Дмитриевич? Это Миша Эпштейн...
Это Юз дал ему мой телефон: хочет, чтобы тот устроил мне
приглашение в его университет — в Атланту, на Юге, с лекцией
выступить.
И вот начал этот меня расспрашивать — обкладывать, как
волка флажками-вопросами, разузнавать: печатаю ли я и что, и
почему не идет? А «Русский Эрос»? А «Зимой с Декартом»?
— Да нет, — говорю. — Большие вещи сейчас не идут.
А когда узнал, что вышла «Русская Дума», — прямо как
взвился в течке-охоте:
— Ой! Не могли ли бы Вы прислать по почте? Я Вам оплачу.
Это поможет и приглашению — убедить коллег... А я как раз
готовлю курс по русской философии...
Высосет, блядина! Знает, у кого насосаться идей и образов.
И не сошлется...
Так и чувствовал, что прицельно расспрашивает: разузнает
мои силы и когда я концы отдам. Очень доволен был, когда я
меланхолически сболтнул, что мое акме уж позади.
— А когда Ваше акме было?
— Лет в 35—50.
Облизывается: он как раз в такой возраст входит.
— А выходит ли у Вас что-нибудь по-английски?
— Да нет, меня трудно переводить — Вы знаете...
1 Эпштейн Михаил Наумович —молодой и талантливый
литературовед и культуролог. В 70-е годы пасся в моих рукописях: все нахваливал и
просил еще дать почитать и... ксерокопировал. А потом глядь — по всем моим
темам пошел печататься: и о национальном в культуре, и перекресток между
гуманитарностью и естествознанием, и жанр «жизнемыслей» («Дневник отца»
издал за границей). И все-то у него в товарной форме и проходимо в печать, а
у меня — расхристанно и в себя, в отчаянии печататься. Так и чую: вот мой
Эдип, призванный отменить меня в культуре. К 1991 году уже три года в США,
и сейчас там совсем укрепился. — 23.7.94.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
329
И доволен: у него-то все тут идет, на мази. Сидит на
компьютере, шпарит эссе за эссе — и печатает свои миниатюрки, по
мерке рынка и по потребе мозгов нынешних.
Потом не мог заснуть; а проснувшись в ночи, первое вонза-
ние сознания снова — «Эпштейн!», — и пришлось читать, чтоб
заснуть. И то не мог. Так что подрочить еще пришлось — на
девку из «Плейбоя», что Юз мне будто для этого дела подкинул.
Хотя не мой жанр — нынешние поджарые лианы. Правда, с
пышными грудями — такое ныне в моде сочетание у фрукта-плода
женского...
Понимаю, как вурдалак-упырь присасывается и сосет кровь —
и вся жизнь из тебя выходит. Так и этот — нетопырь.
Ишь, торопится по почте мою книгу получить: мол, поможет
объяснить там, что меня пригласить должно... — хотя тут же
сказал, что приглашение делается долго: месяцы, а то и год-два...
Ой, противно! Зараза вошла — и нужно мне это: еще на него
тут тратить силы ума и слова, и чувства души?
Юз позвонил — ему выпалил эту свою отраву. Зовет на рынок
проехаться через час. Хорошо. Я как раз Эпштейна пропишу.
Ты жизнемыслями сокращаешь себе жизнь — вдвое: мало
того, что вчера час с этим хитрым дело имел, —так еще и
сегодня на него час потратишь, записывая!..
Верно. Но и освобожусь так — Бог поможет. Гигиена души —
очищение через писание.
Пришлось мне говорить ласково и вежливо. Поздравлял его с
тем, что так вовремя ускользнул из нашего русского поля: уже
два года на Западе, в Америке, с семьей, хотя и там, в Москве,
квартиру все сохраняет: как бы на работе тут бессрочной. И
поздравлять его с тем, что так удачно: тема русско-американских
сравнений сейчас на гребне интереса — и ему тут все карты в
руки.
— Да, —довольно подтвердил он1.
И думаю: бедная, униженная, оплеванная Россия — теперь
предмет для упражнений культурологических, очень уместных и
доходных, для вот самозванцев русских — евреев-эмигрантов
из России. Они ж тут проходят как русские и знатоки России.
1 24.2.98. Теперь благодушнее думаю об Эпштейне. «У Бога обителей
много», всем есть место в Духе, не тесно там. Да и у меня стали книги
выходить, так что след и от меня останется. Ну и — постарел я, ослабла и
гневливость... Однако «строк постыдных не смываю» (как Толстой ошибся, цитируя
последний стих пушкинского «Воспоминания»).
330
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ЛЖЕРУССКИЕ
Вот еще одно гигантское очередное САМОЗВАНСТВО для
бедной России: все время ей подкидываются то Лжедмитрии, то
Лжепетры, то «дети лейтенанта Шмидта» — придумка хитрого
одессита Остапа Бендера. А вот теперь и совсем лжерусские
пошли — отменить целый народ!
Да, какое идет лжетворение и мистификация!
В Америке представление: что евреи бегут от коммунизма.
И пришлось мне в классе своем объяснять, что сейчас
антикоммунизм и антисемитизм в России совпадают—и почему:
коммунизм марксистский = еврейское наваждение на Россию; и вот
соблазнили — и убежали. И это было для них открытие. Я
пояснил: Солженицын — и антикоммунист, и антисемит...
Но, с другой стороны: когда посмотрел вчера «Корчака» и
вспомнился «холокост» — уничтожение евреев немцами в
войну, — понятно стало, отчего так прибыло жизненной силы в
нынешнее поколение евреев: за счет недоживших, погибших и за
их страдания, нынешние: «право имеем!» — могут лезть и
побеждать везде и торжествовать...
Так что терпи. Вон какая бульдожья жизненная хватка у Эпш-
тейна. А ты — расслаблен, анемичен, обломов-онанист в
писании.
— А он твое семя — распрыскивает! — Юз развил этот мой
образ. — Семя-то твое!
Позвонил Питер Реддауэй из Вашингтона — прежний
директор Кеннан-института русских исследований и друг
студенческих лет Светланы. Чистый, высокий норманн-скандинав худой.
А главный был антисоветчик —такой деликатный человек!
29.IX.91. Не дрейфь, старушка! — говорю себе, воссев за
алтарь свой, после муторных мыслей по пробуждении: что
снова растерял язык, общаясь вчера энергично с Юзом — в поле
загребистого русского языка. Удручен был и в кино вчера:
многого не понимал. Правда, и произношение у американцев
грязное и плебейское, из английских низов, не аристократов, —
вывезенное. И лингвисты говорят, что английское произношение
XVII века и диалекты можно изучать по диалектам американства
ныне.
Вчера ездили с Юзом снова на свободный рынок и «тэг-
сэйл» — распродажи («тэг» — от бирки с ценой, что наклеивают).
Опять поражался легкому, жизнерадостному духу и что такие
приличные джентльмены и дамы сидят и распродают свое —
спокойно.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
331
— Вот страна-то! — говорю Юзу, за рулем который. — Как
строили свои коттеджи на земле, фермы — так и продолжали,
ничего не разрушали. И все старинное прикладывается к
новому богатству. А у нас — вместе с аристократами и купцами давай
и все вещи и изделия прошлого века уничтожать!..
Потом тему о евреях тут как «лжерусских» далее стал
развивать. И Ирина Алешковская очень поддержала:
— Ну да: кто тут знатоки России и консультанты по русским
делам — и на радио «Свобода», и везде? Евреи-эмигранты из
России: они и считаются русскими.
— По месту вывоза тут всех эмигрантов считают, а не по
крови, как в странах Евразии, где жители различаются тем —
совпадает ли кровь с почвой (как у нарожденных в сей стране
народов), или этнос где-то в другом месте, на другой
почве-космосе образовался, а сюда лишь приезж. Тоже важная и для
Евразии, и для Америки дифференция: в России, Германии и
Франции инородцами считают нездешних, а в Америке — раз-
ноземельцами, иностранцами. Тут не важно, какой этнос у
тебя, но коммуна-община твоя — по месту вывоза, эмиграции.
Но ведь русские евреи тут, — продолжаю, — и лжеевреи, по
американским уже понятиям, где еврейство понимается как
принадлежность к определенной религии, а именно —к
иудаизму. Ибо эмигранты из России — атеисты в прошлом,
коммунистов ярых дети. Коммунизм для них был распрощанием с
этносом, с родом и кровью —с клеймом «жид»; он прямо был Новым
Заветом: как «нет жида и эллина во Христе», так и в
Интернационале и интернационализме (что есть суть также и коммунизма)
нет кровей, родов и почв, а лишь классы. Городская ибо уже
философия эта — германски-структурная, здание (Haus) социума,
на «базис» и «надстройку» поделенное Марксом.
— Дьявол атома создать не может, а вот идеи — да! — вчера
Юз умно развивал свою эту давнюю философскую мысль,
ополчаясь на идеи и идеологии, на что оказались падки в России и
на советчине, изувечив тем жизнь. — Ведь Дьявол ни капилляра,
ни сосудика живого, ни мухи сотворить не может, как
Бог-Творец, а вот идеи — пожалуйста, это его дело: подкинуть нашему
умишку может какие угодно!
— А ведь верно: так и в сказках нечистая сила золото создает
на ночь, на время морока, а на утро, при свете солнца, это в
прах, пепел и пыль обращается.
— В России обольстились — погнались за идеею: изменять
мир и человека! Нет чтобы пахать, возделывать, украшать — но
преобразовать! радикально! Новую породу людей вывести —
идейно выдержанных и коллективистских!
332
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Кстати, теперь решаюсь: надо дать моим студентам «Как
закалялась сталь» и «Педагогическую поэму» — для понимания
самопозитива советчины, ее идеала и порыва. Как новые
христиане — попытка преобразовать человека.
Вот я пытаюсь положительное понять-искать в русском и
советском. Эпштейн же привел Россию и русского человека тип к
«маниакалько-депрессивному психозу» — по схеме
евреев-психиатров XX века — и логосом комбинаторики еврейской вывел
оттуда тождество Обломова-депрессанта и Корчагина-маньяка.
Красиво и эффектно получилось. Такие вот еврейские
упражнения в объяснении России.
Две обетованные земли у еврейства в XX веке
обнаружились — Америка и Россия1. Америка — уже готовая,
подготовленная англосаксами; только приезжай на готовенькое и живи —
финансируй, торгуй, управляй! А в России — работать пришлось
по приспособлению страны для себя: революцию делать,
аристократов убивать, крестьянство раскулачивать, идеологию мрак-
систскую создавать, структуру партии большевиков, террор
ГУЛАГА сообразить — словом, фундаментально активничать на
земле-почве России, ее под удобство свое (= всемирное, конечно,
в иллюзии!) возделывать. Программа Троцкого —Сталина...
Ну и грех великий на душу был взят тем самым перед Россией
и русским народом. Пока тот увалень-медведь прочухался и
сообразил, что к чему, через семьдесят-то лет, уже он быстренько
пообработан — обратали конягу. Изгнав аристократов, евреи из
местечек быстро заняли эти «святы места» верхнего сословья —
интеллигенции, партаппарата в 20—30-е годы. И руководили,
пока их не стали теснить в 40—70-е. «Космополитизм» — если б
Сталин его не предложил, евреи бы сами себе его выдумали: во
идеологическую подготовку будущего исхода из России и
очищения от греха: снять с себя ответственность —и в своей
совести, и возмездие извне —от разозленных русских. И вот
эмигрируют — от антисемитизма в России, хотя это уже не Россия, а
СССР, сотворенное по их планам и руководству, где русские в
основном исполнителями были, а не идеологами и
управителями, планировавшими структуру и стиль жизни.
Бегут сейчас — от «антисемитизма» и «коммунизма» — так
перевернули соотношения, тогда как
коммунизм-интернационализм и был «семитизмом» в России, так что ныне
антикоммунизм совпадает с антисемитизмом. «Память» — недаром так на-
1 Ход мысли тут односторонен. В иные стороны эта тема раскручивается
мыслью в каскаде самоопровержений в других частях моей серии
«Национальные образы мира» и, в частности, в «Еврейском образе мира» (рукопись,
600 с, еще не издана). — 30.10.95.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
333
звалась — русская национально-почвенная. А евреям память не
нужна: она и долгая (про Палестину библейскую), и короткая —
насчет дел своих в России в XX веке. Помнят лишь
космополитизм свежий и антисемитизм давний, с перерывом в советчину,
где как раз хорошо жилось еврейству: был их
культурно-творческий Ренессанс, и много красоты создано.
А вот в Америке образовалась истинно земля обетованная
евреям, ибо подготовлена уже для жизни подходящей —
англосаксами. Тем пришлось грех на душу брать: выкорчевывать
индейцев, природу, почву готовить. А уж эмигранты-евреи тут
даже от греха и совести избавлены, что должны тут чувствовать
и чувствуют выходцы из стран Европы, «ВОСПы» (WASP= white
anglosaxon protestant)1 — такой комбинации и закваса люди.
Кеннеди-ирландцы должны чувствовать вину перед
индейцами—и чувствуют, и уступают «меньшинствам». А публицисты из
евреев — Норман Мейлер, Сол Беллоу и проч. — им можно быть
в позиции критиканов со стороны и ужучивать ответственных
товарищей из верхов английских.
Снова выгодная позиция...
Но выстрадали же! Века гонений, их холокост середины
XX века. Так что примолкни...
Но ведь анализ-то путей Бытия, господних —делаю, пытаюсь.
Тут не до прагматики-политики и лести тому или иному...
Ведь и страдание и крест — ценность: и нести грехи мира, что
вот еврейству пришлось. Не надо только скидывать с себя грех
и вину. Но и не кичиться, как я чуть не предложил, воспомня, что
Иуда чуть ли не важнее Христа. Христос пострадал и славится, а
ведь Иуда дал возможность Иисусу прославиться, взяв грех
страшнейший предательства — на себя; и повесился, и
проклинается вовеки. Вот кто «понес грехи мира» и «козел отпущения»...
Кино про индейцев вчера смотрел характерное —
«Танцующий с волками». Воочию тут американский комплекс вины
перед индейцами. Главный герой — ариец, нордический тип,
просится служить на «границу» и там с благородным племенем
индейцев сдружается: входит в их жизнь и на индианке женится.
Когда же он был один в своем домике, к нему волк приходил,
приручился — и они кружились в танце. Робинзон новый... Но
потом приходят войска белых, истребляют индейцев — и его,
как предателя...
Такой — совестливый «вестерн». А поэтика — как у
«соцреализма»: своя, местная «лакировка» и идеализация.
1 Белый, англосаксонский, протестантский. Хотя Кеннеди — католи
ки. ..-23.7.Ö4.
334
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
РАБОТАТЬ НАДО...
30.IX.91. Снова взошел страх насчет языка своего
английского. Два дня общения с Юзом на интенсивно-густом русском
опять меня выбили из английскости. И трепещу: как стану
понимать споры своих студентов завтра про американство?..
Пока еще легко шло: тексты по-английски были заготовлены.
А далее — об Англии, Греции, Франции, Германии, Италии...—
надо будет на ходу национальные образы по-новому малевать.
Так что особо-то не поездишь по стране. Работать надо.
Ну и хорошо. Чего метаться-то? Одно и то же везде
встретишь: круг евреев-эмигрантов, занимающихся тут Россией.
Одни и те же вопросы. И утомление переездов; а видеть-то
страны не будешь: те же аэропорты да машины и лекции. Так
что сиди уж лучше спокойнее тут — и работай умеренно и не
нервничая. Ато в каком кошмаре и панике будешь —если
прилетишь, а назавтра тебе читать по-английски — Эллинский,
например, образ мира, а ты не готов?!.
Нет уж, лучше поживи, как сейчас, в милом спокойном
Миддлтауне; по вечерам на бесплатное кино ходи-смотри —
курс старых хороших фильмов. И почитывай, и поучивайся сам.
Да и денег тебе эти лекции принесут мизер — пару сот
долларов, а тревоги, мороки и разрухи организму — много.
Думал засесть и наперед насочинять лекций—да не успеваю:
прошли уж три дня из моего свободного пространства. Первый
день, в пятницу, просто расслаблялся, а в субботу и
воскресенье с Юзом разъезжали и Ириной по рынкам; что-то накупил по
его рекомендации. Хорошо, есть кому посоветовать, а то сам
бы — никак не мог выбрать и решиться на что... А он авторитетно
говорит: «Бери, покупай, мудила! Это девкам нужно, а в
магазине вдесятеро заплатишь». Ну и покупаю.
Тоже важнейшая должность — советчик на решение,
выбирающий! За тебя и вместо тебя.
Уже велит Присцилла о характере экзаменов и работ моих
студентов думать: чтобы написали по 15 страниц — и проверять
надо будет. А я думал слинять после 10 декабря. Нет, еще
неделю надо быть здесь — работа ведь, и за нее тебе платят!
Юз меня опекает, возит, кормит часто. Неловко... Хотя и ты
ему даешь: много идей бросаешь, разговариваем в поездках, он
напитывается от тебя и потом в свои тексты сунет — в жанре
буффонно-бурлескного философствования. Насасывается от
тебя тоже — не меньше, чем Эпштейн. Только Юз — друг и не
конкурент: в другом жанре. И ему приятно свое давать: и он в
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
335
разговоре вдохновляется и выдает и мысли, и слова. Так что
прекрасно и обоюдопитательно наше общение. Вон как сострил
на ходу: его Ирина, разгадывая кроссворд какой-то, спросила:
— Памятник русского деревянного зодчества?
— Рубль! — ответил он.
Нуда: наш деревянный рубль, ничего не стоящий...
Да и осеменять беседою плодородящую почву, как это делал
Сократ, — чем не реализация себя, не посев и продолжение?..
А как лекторы, профессора — не писатели? Рассеивают мысли
прямо в души и умы.
Дал Юз русские тутошние газетки —«Русскую мысль», «Новое
русское слово». Письмо интеллигентов-демократов: Латынина,
Гальцева, Роднянская, Золотусский, Лихачев —против
интеллигентов-разрушителей, за союз с новой демократической
властью; а не мешать ей воплями о новом русском «империализме»
и «диктаторстве» Ельцина.
Правильно, конечно. Чувствуют себя — как Бердяев и «Вехи».
Историю русского общественного сознания движут...
И все же — рыночно и пошло. Не по тебе, не экзистенциаль-
но-внутренне, нечестно.
Хотя — не берут тебя в такие группы и на конференции и
поездки — ты и пострадываешь и завидуешь. И твой скепсис — это
«зелен виноград». Они так реализуются и друг друга умом
питают. А ты в нуду нутри своей смотришь, скучаешь — а утешаешь
себя по-обломовски тем, что ты — глубже, в таинственные
метафизические глубины смотришь, где —неразрешимость. А они —
будто знают, решения находят!
ПЕРВОРОДНЫЙ ГРЕХ
Представляю, как русские евреи — в Бостоне, например, где,
возможно, меня лекцию на дому попросят сделать, — будут
удивляться и расспрашивать. И почему же он, один, еврей или
полукровка, должен отвечать за народ, за грех какой-то? Как
еще Слуцкий бунтовал:
Не торговавший ни разу,
Не воровавший ни разу,
Ношу в себе, как заразу,
Эту (не помню, какую) расу.
Не хочет носить расу и памятовать грех. Хочет быть
личностью и лишь за себя отвечать... Хотя сам-то он вполне советский
человек, коммунист: по таким нотам работал. И в армии, на
336
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
войне, в трибунале сидел и засуживал. А потом и Пастернака
ненароком, встав на горло себе, заклеймил — и мучился, уже
личный, свой грех обретя — и так углубясь и возросши в своем
позднем творчестве.
Так что чувство греха и памятование его — не своего, а
перво-родного = значит, и твоего, на-род-ного, — не вредно, а
углубляет человека, не дает зажить в самодовольстве и вне
метафизики. Памятование то о Смерти, о ее законе — в природе, в
человеке и в мире сем.
А этого-то еврейство памятовать не хочет, но «быть живым и
только, до конца!» И труп проклят, и кладбища не чтимы свои,
разбросаны ибо, как и тут у американов нет этого чувства:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
И вот задумался над тем, что, хотя сюжет грехопадения и
первородный грех прописаны в книге Бытия, в Ветхом Завете, но
будто мимо сознания прошло это всесобытие метафизическое.
И лишь в Новом Завете и во христианской теологии — об этом
дума и проникновение и взятие на себя этого греха и памяти.
Наверное, потому, что во Христе найдено лекарство и
спасение от греха и проклятия смерти, первородного. Так что можно
уже памятовать: не безвыходно это...
Испорченность Бытия — законом Смерти. И это — как
задание на историю и привлечение человека к труду в ней: через
осознание и его вины. Динамика и мотор— любовь и вина.
Любовь друг к другу и предкам — и вина за все, за жизнь на костях и
прахе — и вкушение его (праха — гумуса в плодах Земли. —
29.10.95) аппетитное, как на рекламах американских
облизываются сластями и новыми придуманными яствами... Полная
жизнерадостность в сей жизни и в сей момент в настоящем. Его
культ —у Уитмена в Третьей из «Песен о Себе».
Вот и здесь еврейство русское, эмигранты, — недовольны
либерально-американскими соплями об индейцах, неграх и
мексиканцах ныне: им предоставляют режим наибольшего
благоприятствования, а они наглеют и понижают уровень и
университетов, и труда, и культуры. И в этих либеральных фильмах об
индейцах (с этого меж нас начался разговор) Юз видит моду и
потрафление.
— Но ведь воспамятование о первородном грехе американст-
ва — в этих фильмах, хоть и сентиментально-розовое, —
обращаю внимание я.
Хоть чужой тут грех первородный — англосаксов, но и он
еврейству отвратен и опасен: напоминает вообще о
первородном — и о своем, значит...
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
337
— Зачем свой иметь, народный? — Юз. —Достаточно общего,
первородного.
Но тем каждая страна и целостность дифференцируется —
своей ипостасью и вариантом всеобщего первородного греха.
Это, так сказать, первородный грех второй степени, вторичный.
И у каждой личности, человека —свой вариант, мириадный
уровень, свой осколок... Но его памятовать и осознавать надо, и эта
память — ценность:
Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья!
(Пушкин)
На них и взрастает личность и дух.
— Но тогда грех глубже — в самом Бытии! — Юз.
— Вот именно об этом — Федоров и Светлана: о законе
смерти в природе, в устроении бытия (в «природном порядке
существования» — как это Светлана формулирует. — 23.7.94). А ты
потешаешься — и не хочешь туда смотреть...
ВСТРЕЧА СО СТУДЕНТАМИ
(На этом месте заметок моих — листок-объявление от руки.
Переведу с английского:)
«Русский Дом (400, Хай-стрит)
приглашает вас на наш первый в этом году
САМОВАР - СИМПОЗИУМ
во вторник, 1 -го октября, в 8.00 вечера.
Неформальная беседа с профессором ГАЧЕВЫМ.
Это — ваш шанс разузнать о Русской мысли, культуре
и душе от тамошнего (туземного) ученого.
Дискуссия пойдет по-английски, так что не опасайтесь.
Добро пожаловать всем.
Освежительные напитки будут предложены»
И сверху — мне надпись: «Позвоните мне: 638-1346, если у
Вас возникнут вопросы или проблемы. Светлана Кац».
2.Х.91. Однако интеллектуальное переутомление вчера —
берегись! Мало того, что день лекций был, да еще на вечер ты
согласился сдуру прийти в общежитие студентов и там за чаем
им рассказывать о России по-английски. Перенапряг случился.
Бедные мозги свои пересасываю. Да и глаза: только читать да
338
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
телевизор и кино смотреть — чем еще занимать день? А глаз-то
у тебя— один!
Но, конечно, интересно и мне было беседовать со
студентами. Они попросили сперва: «Расскажите о себе» — и сжато
вместил я себя в справку о жизни и трудах —за полминуты
изложил: про отца, мать, учебу, работу и писания... А что за этим
стоит — какая толща бытия и океан волнений, борений и дум!
Спросили про мой образ Америки — и устало я пересказывал,
уже надоело одно и то же повторять. И понял, что совсем не хочу
ездить с лекциями — об одном и том же. Гораздо интереснее тут
с моими студентами читать тексты и толковать, их удивления и
вопросы вместе обдумывать и обсуждать.
Так что тоже полезно было и мне: жадность умерить, познать
самого себя и свои силы и что подходит им — через их вопросы.
Поразило их про Америку— что нет «матери-земли».
— А нельзя ли создать ее? — мудро-наивный вопрос задали.
— Это — как создать себе Прошлое — то, чем так богаты, но и
обременены страны и люди в Старом Свете.
Одна про новые религии с энтузиазмом говорила. Я
скептически осек: это искусственные, худосочные создания позднего
ума. Зачем? Религия не бывает новой. Чем старые не подходят?
Вы их знаете? Прониклись их глубиной?
— Но ведь и они когда-то были новыми и лишь с течением
времени обрели авторитет. Так и нынешние, — один сказал,
логично будто.
— Американский подход в этом тоже, — я констатировал. —
Изобрести новое. То, что позади, — не интересно, не говорит
душе тут. Ей (американской Психее) нет предания и толщи
бытия, традиции и предков; взгляд лишь вперед, в будущее, а
ощущение —лишь настоящего, себя...
И потом: религия —это особая ткань-субстанция и не всегда
возникает. Тут чудо —откровения, взрыв, некий духовный
протуберанец. И когда случился — тогда это уже силу авторитета
приобретает.
Спрашивали про Россию и нынешнее ее состояние и чем
Америка может помочь. Дать технологию?
— Нет, будет валяться и ржаветь — некому взять. Надо нам в
колонию на время превратиться — или, чтоб не обидно так
называться, в обучение на поколение-другое кто бы нас взял: немцы
или японцы до Урала?.. Но главное —что нет желания
зарабатывать и богатеть. Чтобы это желание пересилило апатию и лень в
работяге и крестьянине. Стать свободным фермером — на свой
страх и риск? Нет уж: лучше прислониться к государству или
колхозу —и воровать.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
339
Так что ЖЕЛАНИЕ —вот ключ! А у нас принцип—довольство
малым: картошка, водка есть — ну и лады, лишь бы не было
войны!
— Но ведь сейчас молодые бизнесмены и торговцы есть!
— Да, но не производители! На втором уровне — перемещать
готовое. А проблема: чтоб на первом уровне — создания
богатства — работали, а на селе — чтоб еду производить хотели.
А там, напротив, не хотят создавать избыток продуктов для
торговли — зачем? Сами сыты, а из города и так ничего дельного не
получишь. Так что город будет голодать, если не рассосется на
землю снова.
— Что же будет?
— Не знаю. Как раб, привыкший работать под кнутом и в
артели, вдруг превратится в свободного, рискующего фермера,
хозяина?
Мы инфантильны, патриархальны — и сейчас чувствуем себя
покинутыми, и куда бы прижаться, сгрудиться в некое «мы»?
Разрозненная стая. Испуганные и толчемся. Толкуем на толко-
вищах демократии — интеллигенты в городах. «А там, во
глубине России, Там вековая тишина...»
Или то — мой старческий уже и обессиленный взгляд на
вещи? Возможно. Они почувствовали некое старчество во мне,
молодые. Так что мои ответы их не утоляли. Спрашивали еще:
— А вот эти работы свои: строить мост из гуманитарности в
естествознание — продолжаете?
— Нет, оставил. Надоело...
Они ждали от меня — подать идею юношеству, зажечь, а я —
тушил. Вот эта идея могла зажечь, а я и ее закрыл, не рассказал
о ней пылко и вдохновенно.
— А над чем сейчас работаете?
— Над собой, над душой. Национальная тема мне уж
надоела—дурная бесконечность разнообразий и множеств. А надо о
главном думать, сузить круг, а то не успеешь...
— А что же это «главное»?
Помолчал я. Залепетал сначала про Бога, Единое на потребу,
Абсолют... А потом:
— Да просто чтоб быть добрым человеком: чтоб людям,
домашним и другим с тобою было неплохо. Быть просто «гуд мэн».
Это им показалось убого и скучно. Я стал пояснять:
— «Дон Кихота» читали? Помните, как его звали?
— «Рыцарь печального образа»...
— Нет: до того, как стал Дон Кихотом, и после?
Один все же вспомнил:
— Алонзо Кехана...
340
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
— ...«Добрый» —с таким прозвищем. Вот и мне таким стать —
задача. А это — после того, как жизнь провел в подвигах и
сверхмерностях, —трудно. После амбиций на мыслителя, философа
и «гения» — просто ввести себя в статус «доброго человека» без
претензий.
Им это убого и скучно, конечно, показалось.
— А чего Вы хотели, когда Вам было 20 лет?
— Любить и быть любимым.
Они радостно рассмеялись.
— Ну, и искать свой путь. Хотя его нельзя найти, а надо
создать. Каждый человек создает свой путь, свою профессию...
Еще искал я тогда Смысл Жизни.
— А сейчас?
— Нет, не ищу. Он мне ясен, познан: быть открытым,
вопрошать (в уме) и быть добрым —душою и поведением. Сейчас
надо понятое — осуществлять.
Какой же выше и лучше «смысл жизни», нежели то, что
христианство и Федоров разработали, и в чем мои милые
любимые девы трудятся, развивают? Тут — найдено. А мне —
примыкать и любить их, и не мешать; помогать — и быть приятным и
любимым ими: чтобы мое существование не было досадно им.
«...И кому-нибудь мое любезно бытие...» Задумался опять над
вопросом одного:
— А нельзя ли создать себе прошлое — и как?
Я сначала отмахнулся:
— Как так «создать себе прошлое»? Прошлое — прошло.
В этом его смысл. И прошло само по себе. Как же можно мне
себе его создать? Это — противоречие в постановке вопроса!
А сейчас думаю: в этом смысл есть — парадоксальный!
Ведь вот Федоров и Светлана и их идеи — это и есть создание
себе прошлого. Когда поворотишься душою назад, туда, к
предкам, в толщу их, и залюбишь это пуще себя, — вот и подключил
себя к питанию прошлым, придвинул его к себе и себя в него
погрузил, как в родник и источник. Усилием установки души и ума
шкалу ценностей туда вдвинул свою — и благодарное прошлое
тебя оросило своим богатством.
И прошлое — не только бремя (как я про страны и души
Старого Света, в отличие от американства, говорил), но и пища,
толща кормящая, субстанция. Американство же растет сверху,
из воздуха, из переди — в кредит будущего. В этом его
свобода—преимущество!—от бремени и традиции. Но нет и питания
из толщи этой. И не чувствуют и не понимают этих великих
накопленных проблем Духа, антиномий и проч., в чем мы возимся,
в Европе и России, все снова их переживая, к себе применяя и
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
341
перерешая: «предопределение и свобода воли», «грехопадение
и искупление» и проч.
Хотя не могу сейчас этот букет перечислить. Раз, два — и
обчелся... И чем это так уж большое богатство, от отсутствия
которого американцам бы страдать? Они — изобретатели! Вперед и
в новое устремленные. И пусть: то их «дхарма».
...Хорошо музыка классическая журчит в соседней комнате
по радио, питает душу субстанцией — как раз прошлого,
европейской цивилизации толщей и ее душой, красотой и духом.
Вливает квинтэссенцию жизни прошлых поколений, их трудов и
борений, — и как это теперь пластично в превращенном виде
музыки! Как будто душа прошлого поет и голосит, и как мать
тебе колыбельную песню, вливая свою прекрасную душу,
напевает, —так и вот эта музыка: Моцарта, Шопена, Вивальди,
Генделя — и всех... Журчат они; то — как птиц райских пение — в
эдеме культуры.
Да, прямо в сердце тебе вливается эта живительная влага
музыки, подкрепляя силу и охоту жить, радость и разум
восхищенный—-в тебе.
Всплыл образ Насти —духовный, сосредоточенный,
задумчивый. Как Эмили Дикинсон, кого вчера со студентами
толковал.
И странная мысль пришла: вот ты оторван в пространстве от
своих — и живешь. Но и во времени мог бы: вот Эмили Дикинсон
тебе бы могла заместо Насти стать — отчего же нет? Мог бы —
через создание себе прошлого — ее привить к душе и
возлюбить не менее интенсивно. Как вон Светлана моя любит
Федорова, умершего век назад, — интенсивнейше, живейше и пре-
даннейше.
ТРУД ДУХОВНЫЙ
Вчера в русском классе моем разбирали «Обломова», и когда
они весело потешались над ничегонеделаньем русским: пыль
не уберут, а мечтают: «Подайте мне Человека!» — я вдруг
обиделся и встал на защиту русских байбаков и мечтателей, вплоть
до чеховских, кто мечтают «работать, работать!».
Да ведь они уже работают, работали, наработали — и
интенсивнейше! В душе и над душой, тонкость чувств и переживаний,
и проблем духа в себе прокручивая, выговаривая, продумывая,
выписывая, — все эти Онегины и Печорины, и Лермонтов, и
Обломов, и говорящие и спорящие герои Достоевского. И чем это
меньше «работа», чем изобрести новую модель подтяжек или
маргарин и на нем надпись: «Не могу поверить, что это не
342
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
масло!»? Конечно, и это —дело, и, ради Бога, пусть делается.
Но и утонченность душевной жизни, копание духом в высях
сверхидей и сверхценностей — есть та часть мировой Работы,
что в разделении труда между странами-народами и
культурами выпала Старому Свету и России.
Так что же лучше?
Оба лучше. Восполняют друг друга — и Америка, и Россия.
А кто же еду будет создавать, кушать что?
Но ведь Эйнштейн не должен выращивать себе капусту.
И труд русских думателей и спорщиков, лежа на печи или за
бутылкой в трактире или на кухне, — как труд математиков:
имматериальный, но — труд! Так что русские баре и интеллигенты,
что вздыхали о деле и работать бы!., —уже этими вздохами и
упреками себе (Лермонтов, «Дума») величайше и наработали в
Духе.
А и советские: в утопиях и мечтах, в их крахе, в муках и
заблуждениях, — тоже за все народы потрудились, так что наш
опыт — всем наука. Так врач-эпидемиолог прививает чуму себе,
проверяя экспериментально, — и сам полубездыханный лежит.
Конечно, не специально так захотели в России себя в жертву и
службу принести. Но в Божьей экономии бытия объективно так
вышло: будто нарочито, и призваны на то — русские, жители
России и советчины...
Они были ошарашены моим патриотическим взрывом за
Россию и советчину. И, видно, открылось им — иное измерение
бытия, и труд там, и ценности, не подозревавшиеся ими. А то
все «работу» считали созданием материальных изделий,
вещей.
А культивировать душу? «Наука страсти нежной»?.. Конечно,
можно — раз-два, ложись, «сунул, вынул —и бежать!», —а
французы тут наворачивают какие галантные ритуалы игр любовных,
ухаживаний, соблазнений, переживаний! Также и русские —во
Психее...
Один обратил внимание на то, что Обломов в халат —одежду
Востока одевается, привольную... И верно: евразиец, русский
человек — в просторы, как в шаровары, облекся, прямо в них,
как на диване, разлегся, широкая душа...
— А имя-то! — им я раскрываю. — Все из «о», а это — гласная,
означающая центр; так что Обломов — при оси Бытия: куда же
ему еще сдвигаться-то? Он — шар и кругл и совершенен. К нему
тянутся и приходят.
Спрашивали: почему к Обломову приходят люди? Он ведь не
богат, хотя что-то от него берут...
— Да ведь он — центр бытия: О — О — О...
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
343
И так получается панорама характеров: Чичиков — ездит,
Одиссей — тоже, Обломов — лежит, а к нему приходят. Но по
теории относительности это все равно: кто, кого считать
движущимся. Ну а итог — один: панорама образов. Хотя это тоже
важно, что Обломов лежит — как бог на месте, как Перводвига-
тель (Аристотеля идея и термин: сравнивал его с прекрасной
статуей: она стоит, но все влекутся к ней, и так недвижное
производит и заводит движение в мире. — 24.7. 94): к нему
влекутся и приходят, рассказывают...
...Воркует Субстанция — вон музыкой. Сама! Ее
благословенное величество— как резвится! как глаголет!
РАЗБИЛ ОЧКИ В СУХОДРОЧКЕ
4.Х.91. Разбил очки — беда! И в какой ситуации постыдной!..
...Досада. Правда, разбилось то стекло, которое на слепом
глазу, так что можно любую стекляшку вставить, без диоптрий.
А все ж — хлопоты, доллары... Ну и — постыд...
А вернулся с какого интеллектуальства —вечером-то! В
«Рассел-хаузе», доме с колоннами, еще 1828 года постройки, такой
особнячок аристократический, — феминистка из Нью-Йорка
читала эссеи свои, что у нее еще в работе. Присцилла пригласила.
Хорошая дикция — понятно было почти все, кроме юмора. Это я
для языка пошел — чтобы себя в атмосфере английского
удерживать. Ну и глаза не портить, как смотря кино или телик.
Потом беседовали за кофеем, и я был представлен как
профессор и мыслитель из России и что-то умное трекал...
Зачем это пишу? Да ведь это же у меня очередно болит — и
«кому повем печаль мою?» Чего уж хитрить-то, коли наедине с
собой и бумагой и Богом: ему-то видно. Я ж не на людей эссей
пишу, как вон та журналистка, чуя публику и ее запрос, угождая
и развлекая юмором и сленгом.
Она давала зарисовки горожан, наматывая их на себя —
женщину, вышедшую в город лечиться от тоски одиночества —
разглядыванием множеств людей и разных картин и сцен. И все
оказывается целительно и интересно. Привела два варианта
чувства города: Уитмена — восхищение и гордость, и Сэмюэля
Джонсона, который выходил в город лечиться от тоски (как и
Чайковский в программе к финалу Четвертой симфонии, где «Во
поле березка стояла», писал: выходи в народ, когда
невмоготу... — так примерно) и говорил: если кто устал от Лондона —
значит, устал от жизни... Сюжет, конечно, хороший,
экзистенциальный — для панорамы сценок. «Кто эта женщина? Зачем она
344
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ходит по городу?» — себе адресует писательница вопрос
глазами встреченных — и получается живо. Серия коммуникаций,
общений; и город выходит сказочен, и люди все — как персонажи
из чудес...
Нормальная литература.
Ну ладно: ты тоже запиши то интересное объективное, что
вчера в занятиях со студентами тобой и ими намыслилось.
ЛЕРМОНТОВ
Лермонтова вчера разбирали. Удачно сообразил дать его
после Обломова — во явление той интенсивнейшей работы духа
и души, которую делает русский человек, ничего видимого и
материального не делая, а даже лежа на диване. Вулкан работы
открылся — в этом маленьком желчном1 человечке в
офицерской форме (ничего о нем не знали).
Я начал с «Ангела»: душа, посланная на воплощение, тоскует
по небу, плохо заземлена; нет корней — все наверх обращена, в
воздушное пространство, где Парус и Листок дубовый, Тучки и
Демон — как и «Недоносок» Баратынского: «Я из племени духов,
Но не житель Эмпирея...» Одинок — насчет «коммуникации».
Но нет: он —любит, но все далекое: природу, небо, родину; а
вот коснуться живого человека, любить реальную женщину
боится, — одна студентка, Мелисса, заметила — так четко и
прагматически.
Да, у русских это так: легко любить дальнего, а ближнего —
нет, трудно, воняет, слишком жестко и резко — материальное,
телесное...
Я даже расплакался, когда перечитывал перед лекцией
«Ангела», — о нем, о нас, о моих девочках — такие души присланы
хрупкие на воплощение тяжкое.
И как каждое состояние души передается Лермонтовым —
абсолютно, мощно, как единственно возможное. И
самоубийственная тоска, когда «И скучно и грустно», и восторг, «Когда
волнуется желтеющая нива»... Но то все — природа, дальнее. А
невыносимы—люди, рядом, толпа, социум — «Как часто, пестрою
толпою окружен...» То-то и в «На смерть поэта» и свое личное
отвращение от всякого человека передал, ближнего, себе
подобного. Милы лишь дальние: мужики в «Родине», солдаты в
«Бородине». Еще —природа, кавказцы, демон и мцыри... Но не
свои. Сплошное НЕ им.
1 Ерунда! Неправда! про Лермонтова! — Голос Первочитательницы.
Март. 1998.
МСНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
345
Маша Раскольникова обратила внимание на то, что Парус и
Листок —это плоскости на ветру:
— Это подтверждает Ваш СВЕТЕР, — сказала. — Еще и
«Тучки»... (СВЕТЕР = СВЕТ + ВЕТЕР в одном слове —мой
неологизм, каким я означаю душу русского народа. — 24.7.94).
И все ведет диалоги со своею душой: «И скучно и грустно», и
«Дума»... Завод работы — этот Лермонтов: сколько наткал из
материала своей души переживаний, состояний!..
Поразились они его идеалу-мечте («Выхожу один...»): ни
жить, ни умирать, но быть погребенным под дубом — и спать.
И все время мечта о покое.
— Как будто устал, не живши еще! — они воскликнули верно.
— И у Тютчева «Усталая природа спит», — привел им я
подобное.
Вот это отсутствие Желания — Desire, которое столь важно в
Американской архетипии как мотор деятельности. (У
Драйзера — Трилогия Желания; у Шервуда Андерсона роман «По ту
сторону желания»; у Теннесси Уильямса пьеса «Трамвай
«Желание»»... — 24.7.94.) Хотя нет: оно напирает — «Огонь кипит в
крови» все же. Но «царствует в душе какой-то холод тайный».
Оцепенение (Кащеево ль, Берендеево ль царство?..). Немочь
бледная выходит. Паралич воли. На корню засыхает. Не
плодоносит. Бесплодная смоковница. Рок какой-то бесплодия... Но
опять же — бесплодия в материально-телесных, физических
проявлениях. Зато жертвою сего, как в аскезе монастырской, —
какая интенсивная деятельность в пространстве ангельско-де-
монском — в воздушном пространстве между небом и землей,
где, по Порфирию, —Князя духов царство...
Тоже — «царствует»: корень-то — от «царя». Англичанин, а
американец тем более, — так бы не выразился. Ведь даже в
безобидном вроде бы пушкинском «У лукоморья дуб зеленый» —
сколько там царей! И «королевич», и «царевна», и «царь Кащей»;
богатыри и витязи — воинство Державы: ее образ и статус
просвечивают.
И — ПОКОЙ на Руси желанен. «Как будто в бурях есть покой».
И у Пушкина: «На свете счастья нет, но есть покой и воля»...
Будто покой врожден человеку. А по Генри Форду, работа —
естественное состояние человека, первое: ему присуще — быть
деятельным. А на Руси — будто лежать и ничего не делать и
видеть сны... Как Иван-дурак на печи — чудеса к нему и идут.
Что это? Откуда такая закваска? Из барства — или из сказок
еще? Или от Бога: проклятие труда в поте?.. Труд — как
проклятье?.. Американец так не может понимать: в этом он — «атеист»:
любит труд.
346
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
И герои Платонова Андрея — задумывающиеся. Вот их труд —
думанье, а кругом — хоть мерзость запустения и трава не расти.
Зато — нежность к товарищу...
УНИСЕКС
Кстати, ослабление полярного (= полового) Эроса в этом — и
в России, и на советчине. Дружба пуще любви. В партии и в
артели — товарищество (гимн ему — в «Тарасе Бульбе» Гоголя)
славится. Оно не гомосексуально, без телесного соития, но —
общение душ. На советчине и в партии понятие «товарищ» — в
универсальное воздвигнуто («товарищ» контра «товар», т.е.
душевность — и рынок. — 24.7.94). В партии и женщина — тоже
«товарищ», мужеподобна становится. Ослаблен контраст полов.
(А вот еврейство — его хранит: весь язык Иврит насквозь
рассечен половым делением. Энергия Эроса. — 24.7.94.)
Но и в Америке современной —движение к «унисекс»:
превратиться всем в один пол. Женщины и девушки ходят в штанах,
и прически мальчиковые, а у ребят — волосы в косу...
7.20 веч. Кому повем печаль мою?
Но — о, радость! — как машинка запечатала! Починил мне ее
грек-мастер всего за 5 долларов, да и лента новая — 5. А мог бы
и раньше я это сделать, да боялся Америки. Как, впрочем, и
сейчас боюсь. Юз повел в оптику — и там запросили 35 долларов,
чтобы вставить пустое стекло в оправу!<...>
О, это важная бы техника — самопреодоления хмари в душе.
Посмотри на себя со стороны, увидь смешную сторону — и
рассмейся, как смеялись бы другие, не заинтересованные лица.
Ведь можно же!
Да и что тебе? Даже удача еще: в очках-то тех же сидишь и
печатаешь: стекло под нужным глазом ведь1 цело же!
ЛИТЕРАТУРА - КАК САМООБСЛУЖИВАНИЕ
Вот поправил: два «ведь» в одном предложении. Вычеркнул
одно и на «же» заменил. И вспомнил, как Юз, читая мои «Жизне-
мысли», пытался дать себе отчет: что же его раздражает?
Стиль?
і «Это «ведь» зачеркнуть, но оставить!» — велю наборщику на полях. Этот
прием я называю «значащее отсутствие»: исчезновение, но с указанием, ЧТО
исчезло в небытие. Тут «да — нет» сразу, Бытие — Небытие. — 30.10.95.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
347
— Интересно! — я отозвался. — У тебя ведь более
вызывающий стиль!
— Да... — продолжал он вдумываться. — Что тут человека,
причастного к литературе, коробит? Вот: ДО-ЛИТЕРАТУРАэто —
у тебя. Может, в этом твоя сила и уникальность, и так потом
писать будут?..
— Это ты важное понял. Верно: ДО- или ВНЕ-литература.
Нуда: слово —для обслуги жизни моей, а не жизнь
—служанка слова: чтоб оно красиво и оригинально было — рассказ,
стиль, сюжет — на читателя, ему услужение.
А тут — себя обслуживаю словом.
Литература — как самообслуживание.
Да, эта интонация. И она — главное и уникальное в моих
писаниях. Ее нет тут, в Америке: на рынок ведь пишут, в печать.
Нет — почти — и у нас: обличители власти, диссиденты-самиз-
датчики нуждаются в читателе, и политики-литераторы. Также и
эстеты — как Битов и проч.
Однако скорбно ходил я сегодня с торжествующим Юзом — я,
как пошехонец, растерянный перед тутошними
цивилизованными порядками. Он мне велит новые очки заказать— 100
долларов одна оправа!
— А ты знаешь, сколько тут час работы стоит у мастера?
40 долларов. А ты сколько получаешь в месяц? 2 тысячи? Что ж
ты, не можешь себе позволить починить очки за 35?
— Да ведь не за что! Пустое стеклышко вставить.
— А ему все равно целую пару портить стекол.
— Нет, не надо. В Москве сделаю. А то стану дрожать над
этими очками, как Акакий Акакиевич над новой шинелью...
А Юз ловко устроился с Богом. Рассказывает, как на встрече
со студентами его спросили:
— А как Вы понимаете Свободу?
— Доверяться Богу во всем, — ответил.
— А как понимаете Счастье?
— За все Бога благодарить. Постоянно быть благодарным.
— Хорошо ты устроился! — моя первая реакция была. — На
Бога все переложил, и сам —как мальчик-паинька, при папеньке!
Но потом вник я — и увидел в этом смысл. И вполне.
Нуда: Свобода —это не иметь основания, судьбы, а
держаться за небо. Свобода «основывается» на Ничто — так это и у
Мейстера Экхарта, и у Бердяева. Свобода — просто благое
волеизъявление: пожелание Богу — быть, и утверждение сего
верой. Ну а быть в состоянии благодарности — чего ж
радостнее-то?
Пойди побегай. Закис сегодня.
348
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ДЕМОКРАТИЧЕСКОЕ БОГОСЛУЖЕНИЕ
5.Х.91. Ну что ж, начнем обращать беду — в победу. Если б
не униженность твоя перед самодовольным превосходством
Юза, разве имел бы такое острое переживание разности нашей
жизни и Америки, разве ощутил бы себя ископаемым
чудовищем, дивнозавром или индейцем, подлежащим искоренению?..
Да, с состраданием оглядываюсь уже на советчину и ее
патриархально-инфантильный стиль (в котором я заквашен и
который имеет свои благости и мудрости) — и вижу это как стиль
жизни племен индейских, где Гайавата и Навадага = Федоров и
Светлана, и я возле них... Ведь и Федоров — за благое
самодержавие и руководство народом, как и Платон в «Государстве»;
ибо сам по себе человек на благо не пойдет, а будет падать и
звереть.
Однако опровержение этому вчера поразительное взвидел —
нет, вслышал. Когда вышел промяться, закисши, и двинулся по
направлению к кино, услышал пение в церкви. Захожу — поют
хором на многие голоса гимны. Люди и пожилые, и молодые, и
средние, интеллигентные, —да с такой радостью, увлечением и
красиво! Поочередно выходят дирижировать. Одна —так просто
ликовала, танцуя и улыбаясь: именно такой радостный танец
перед Богом было это ее дирижирование. С развевающимися
седыми волосами, она была прекрасна, как от земли оторвана,
летела — и все с нею. Такая «осанна!» звучала... У всех перед
собой толстые книги, и там на четыре голоса расписаны партии
и тексты. Они поют — и душу свою изливают и питают красотой,
умащают божественным миром. Будто ангелы славу в вышних
поют —такими себя тут чувствуют дневные клерки и
профессора, секретарши и продавщицы. В углу мальчик мирно складывал
кубики на полу. Потом отец его, полумексиканской наружности
(а большинство — англосаксы), взял сына на руки и понес в
центр: пришла его очередь дирижировать. Он объявил номер
гимна и с ребенком на руках стал дирижировать. Мальчик
улыбался, и всем было так радостно! Так вот оно — самодержание
личностей себя в Боге — общиной, без посредника —
священника-наставника! Напрямую с Богом — и друг с другом, братия
равнорадостных тружеников и в материи (днем), и в духе-Боге и
музыке (по субботам-воскресениям).
Мне самому захотелось петь с ними — и я имел позыв и
предчувствовал: как бы душа моя, свитая во мне и угнетенная
одиночеством, расправилась, окрылилась, полетела — выпустилась
бы на волю и радостно плескалась в небе и в сиянии славы Гос-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
349
подней! Побыла бы душа в ангельском чине — в этом пении, в
процессе его. И это они все испытывали — эту купель-омовение
в сиянии славы, душу свою в ангельстве, как в ванне, искупав, —
и так на всю неделю зарядку Божьего питания получают.
И вот подумал: пуритане-переселенцы в Новый Свет были
уже вышколены Богом и цивилизацией: не звери, а человеки с
Богом в душе и потому не нуждались в ином руководстве —
властей и полиции, чтоб сохранять и развивать человеческий
облик в себе и вокруг — вносить его в природу, ее цивилизуя.
«Молись и трудись!» — эти две заповеди вынес Конрад Хилтон
из детства в семье — и достиг успеха в бизнесе: по всему миру
теперь отели «Хилтон».
Да ведь самые крепкие индивидуалисты были эти
плебеи-пуритане в Англии. Даже аристократы — еще коллективисты:
родами-кланами жили и вокруг трона-двора-короля
сплачивались, пуповину родовую не оборвали, инфантильны. А эти —-
самостоятельные работяги, все умеющие сами, опирались на
себя и на Бога, ни на что более. И потому отважились пересечь
океан и на тот свет выйти.
Такой образованный уже цивилизацией и Богом индивид —
Робинзон. И его, кстати, —в модель англичанина дай...
В России подобны были старообрядцы, а и новообрядцы:
баптисты, молокане... все секты. Но стояли человеки
—общинами, а не сами по себе. Хотя были так воспитаны строго и высоко,
что и сами по себе могли стоять достойно — и в лагерях, и проч.
А так-то лишь пастырством церкви и власти русский человек,
вечный отрок, не муж, недоросль, удерживался от падений во
вора и зверя. Самостоять — не мог. И на такого человека
рассчитано было и самодержавие, и советская власть, и Общее
Дело Николая Федорова — это высшее проявление
патриархального принципа: со святой организацией людей вокруг
высшего дела, а не тратя силы на новую вариацию бикини или
зубной пасты, или очковой оправы... В этом возможна простота и
аскеза. А в Духе — варьируйся!..
Хотя одно — к одному, связано все. Тогда
эстетически-художественный подход покажется излишним, ненужными
вариациями. И пойдет Савонарола жечь картины Ренессанса, а
пуритане — рушить театр Шекспира...
И тем не менее по простору России, с реденьким ее
населением, неестествен принцип робинзонов-фермеров, но
общинами-отрядами (как деревни, села, сходы, колхозы, заставы...)
присуще осваивать сей Космос. И нужна благая власть и руко-
350
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
водство из центра и хозяйничаньем —оттуда импульсы,
направление...
А броуново движение индивидов без царя в голове — не
приведет к самоорганизации рынка. Оно к этому приводит в
индивидах, заряженных ЖЕЛАНИЕМ —работать, разбогатеть, делать
что-то. А у нас — лишь негативный заряд: или ничего не делать,
тяга к покою, забыться и заснуть, созерцать — или, у
деятельных, — своровать, расхитить, разрушить...
И даже «путчисты»-переворотчики недавние — больше с
типом русско-советского человека сообразовывались, нежели
победившие демократы-западники, что глаголят о «рыночной
экономике», которую некому у нас развивать. Просто так всем
опизденело все, что на этой волне отвращения легко снова
рушить все и на этом быть популярными. Но строить берутся — без
учета метафизики страны и психики человека, каков он тут
сложился — по космосу, психее и логосу. Это мне в удивлениях
России со стороны моих американских студентов — особенно
чувствительно.
Наш крестьянин в деревне — выработает на себя, но излишки
производить не станет; на х-я ему уродоваться? Он себя
обеспечил: еда есть, телевизор есть, водка есть, а лучшей жизни ему
не надо. Зарабатывать же деньги на поездку за границу или на
расширение хозяйства — ему не надо: еще рисковать, вызывать
зависть и навлекать вора и убийцу?..
И вот почему город — голод получит. Ибо наш заквашенный
на руководстве крестьянин избытка продуктов по своей воле
производить не станет. Нет стимула и желания в психике —жить
лучше. А лишь бы и абы — жить! Особенно глядя, как горожане
подыхают с голоду, а все равно никакого путного товара
произвести не могут.
...Что-то такое влечение к своим пронзило, что побежал
звонить — и пробился сразу, однако, никого дома нет. Хочется
крикнуть:
— Все чужое! Только с вами в семейке — жизнь! Хоть и
подыхать вместе — обнявшись и глядя в глаза и в душу — вас, таких
возлюбленных и высоких!
Так и вижу души моих девочек вытянутыми вверх — как на
фресках Дионисия, удлиненными, грандиозно крылатыми...
— Не могу, МОЗЬМУ! — хочется Светлане застонать. Слово
Ларисина детства употребляя: «возьму» как «мозьму»
произносила.
Чувствую, что и там по папину голосу истосковались — и так
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
351
же навстречу мне рванется чья-то душа из них, как тогда Лариса
вскричала: «Папа! Гоша! — это ты?!»
Подтверждение существования — только в родных, семье
имеем. И так все — каждый «простой человек».
А потом прошелся дальше — и там студенческий театр: легко
и весело какой-то спектакль ставили. Я не преминул смотреть
(«примкнул» в оригинале: не разглядел слово. Но и так можно. —
25.7.94). Так мило, когда юноша играет пятидесятилетнего, а
девушка — бабушку.
Да тут, не выезжая из Университета, можно страшно
интересно жить. Только разгляди все афиши. Бесчисленное множество
разных собраний по интересам и группам! Цветение культуры.
Так что нечего тебе стремиться выезжать куда-то смотреть
Америку. Тут она — в интенсивности своей и в позитиве. Только
приникай и приглядывайся.
И студенты — такие свежие и легко отзывающиеся умы! Вот в
английской группе позавчера занимались Генри Фордом (он
важнейшая во американстве фигура, важнее Вашингтона и
Линкольна), и я предложил им подумать над философией
человека в автомобиле. И сразу отозвались:
— Приводит к разделению семей — сепаратизм. Можно не
жить вместе.
— Все время переезды, переселения.
— Исчезло Пространство, понятие Дали.
— Ну а минусы какие? — им я. — Учитесь и негатив видеть во
всяком явлении.
— Окружающая среда отравлена — воздух.
— Человек уж и живет в автомобиле: там и телефон, и
компьютер, и спальня. Зарылся...
— И ног ему не надо!
«А вместо сердца — пламенный мотор», — припомнил я
советский авиамарш тридцатых годов. Вместо ног — колеса. Так
что обычай пионеров-первопроходцев: ноги на стол — был как
бы заявка-воление американской психеи: отменить их! — в
ответ на что и изобрелся автомобиль...
Но, конечно, не знают студенты европейского наследия
культуры — мифов и проч. И вот что еще мне объяснила хозяйка
салона в Рассел-хаузе:
— Сейчас движение к равенству меньшинств и их культур
приводит к тому, что мифы Греции уравнены в правах с мифами
племени — банту, например; а литература Сенегала претендует
равняться с литературой Франции. И вот — калейдоскоп
культур, множество мелочей...
352
ГЕОРГИИ ГАЧЕВ
— Да, европейской культуры наследие — как общий язык
было. А теперь что же — пропасть ему из-за демократии и
равенства? Нечем понимать будет друг друга.
Сейчас здесь помешались на правах меньшинств — и такие
они агрессивные стали: черные, цветные, женские и проч.
Последнее-то, впрочем, — не меньшинство, а «половинство» рода
человеческого, так что...
Читаю Дерида.
РАЗБИЛ ВТОРЫЕ ОЧКИ - УЖЕ СМЕЮСЬ
6.Х.91. ... Но тут приехал Майкл Холквист — и увез к себе в
Йель на уик-энд... Но доскажу мысль, что тогда пришла.
Эти Дерида и постмодернисты — это с жиру бесение Духа:
кастальские игры — сытых и пресыщенных — и благами житья, и
культурой. А вот наша савейская ныне сирость и нищета —
всяческая: и телом, и хлебом, и духом — побуждает нас страдать и
писать; и если писать, то снова о существенном и
экзистенциальном, серьезном; так что наше писание снова веско, как и
тексты прежних времен. Напоены субстанцией.
Ну а теперь — о том, что меня ныне е-ет, треплет... Ведь
разбил и вторые очки — запасные! А ведь подвесил их на
специальный шнурок вокруг головы, что мне Суконик дал для катанья на
велосипеде, — и сидел на террасе у Майкла и Катерины и читал
газеты, сняв очки. Они висели передо мной на шнурке на шее.
В это время проходил их мальчик Себастиан с тарелкой и что-то
замешкался у двери, затрудняясь открыть. Я рванулся помочь
и — трах! — очки от резкого движения сорвались и упали на пол.
Я со страхом припал смотреть — разбились! И теперь уже
именно левого, зрячего глаза стекло... А мальчик тем временем себе
дверь открыл и прошел. Напрасен был мой порыв!.. И тут я уже
не мог страдать, а был так поражен целесообразностию ударов
по мне в одно место, что увидел в этом некоей Высшей силы
вмешательство — Судьбы, или, бери выше — Бога самого! — что
даже некое эстетическое удовольствие от последовательной
логичности сего — получил.
Напомнило это анекдот, или притчу: как некий правитель
шлет брать подать с села или города. Когда первый раз пришли
с податью, он спросил: «Ну как они?» — «Плачут», — ответили
ему. — «Идите снова и берите далее». Когда второй раз пришли:
«Ну как?» — «Ревут!» — «Идите и берите еще!» Когда вернулись:
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
353
«Ну как?» — «Смеются!» — «Ну вот теперь у них ничего нет —
более не ходите!»
Так и со мной ныне. Почти. Ибо еще могу смотреть в левое
стекло одних очков при разбитом правом. Да и во вторых очках
левое стекло так удачно разбилось, что фокус зрения не
повредился в центре (а стекло в нем особое: его еще лет 5 назад в
прародинной мне Болгарии с цилиндриком специально
сделали), так что еще можно, если никто не видит, в темноте — кино,
например, смотреть. Но— опасно: единственным глазом гляжу
в разбитое стекло!..
И вот сегодня Катерина предложила поехать в мастерскую
оптики и сделать очки на «молл-маркет», там дешево, —
говорит. Приехали. Подошел лощеный хлыщ, проверил мои диоптри
и говорит, что он может делать только очень хорошо, и надо
сразу делать новые очки на два глаза — иначе ему этика
мастера не позволяет: человеку с одним глазом даже малый риск
опасен... И каждая пара будет стоить—136 долларов!..
А я как раз прочитал сегодня в «Нью-Йорк-тайме» про трех
советских рабочих в Польше, кто нанялись подпольно и
получают 10 тыс. злотых в месяц, что равно 128 долларов, или
4000 рублей!.. Да это же и 8 месяцев моей зарплаты в Академии
наук!
Я обомлел — и отошел... Но как перебиваться? Я б и так
ходил — с зиянием в оправе, да постыдно перед студентами...
Нет, эта жизнь не для пошехонца!
А что такое очки у нас были? Пустяк! Незаметность! Ну — 6—
7 рублей. Я и носил-то их без футляра в кармане и небрежно
клал-бросал куда ни попадя. А тут — о, суки! — знают у людей
уязвимые места и дерут монопольно. Какая тут может быть
себестоимость стекла да оправы — при нынешней-то технологии?
Смешно —небось, центы. Как у нас спирт-водка...
Вот как медики наживаются на дрожи людей за свое
здоровье. Особенно еще — психиатры! Сначала запугают человека
всякими «неврозами» и «комплексами» а-ля Фрейд (тоже, кстати,
еврейская форма господства над сознанием и жизнью людей в
XX веке, наряду с капиталом и марксизмом-социализмом) — и
тогда уже человек попался: на их беседы и якобы лечения
ходи — и плати, раскошеливайся! К психиатру, как к
духовнику, ходи исповедуйся! Вот перекос-то религиозный христиан:
вместо молитвы «да будет воля Твоя!» — ходи исповедуйся
еврею-психиатру, в атеизм и «науку» опадай; хотя тут тоже
мифология и морок. Сотворение себе кумира, наваждение и отвод
глаз.
354
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
О, б..., как подсовывает бес «логичное» умозаключение: мол,
«Евреи! Кругом одни евреи!» —аж боюсь...
Ладно, сойди с этой маниакально засасывающей темы...
Может, тебе положена какая-то медицинская тут помощь
бесплатно? Завтра проверь. Хотя смеются тут над русскими, что
так боятся платить долларами своими заработанными. При-
сцилла и Юз... Потешаются. А я себя пошехонцем чувствую и
сострадаю себе подобным бедным русакам...
А с каким щегольским пренебрежением этот, в оптике, хлыщ
высокий выбросил в корзину листок с данными о моих стеклах,
которые, отойдя, проверил на каком-то приборе! Я попросил
дать мне, он — нет! и выбросил. Ну, понятно: не давать этим мне
облегчения и где-то в другом месте справить себе стекла...
И все же у нас запросто бы дали — жалко, что ли? Чего
мелочиться-то? Да и не свое — государственное!
Все понятно. Однако же...
НОВЫЕ УРАЗУМЕНИЯ ПРО АМЕРИКУ
Ехали с Майклом в кино, и когда выстроилась очередь у
светофора и все послушно ждали при красном свете, я понял: так
вот почему так законопослушны американцы и математико-ло-
гичны! Потому что ежесекундный тренинг на законопослушание
проходят, дрессируются, сидя в своем автомобиле. Тут уж
железный закон и смертная казнь за непослушание. А также в
кровь и подкорку и автоматику им вгоняется
бинарно-компьютерная логика; «да — нет». Ибо так правила уличного движения,
«трафика», построены: на два лишь варианта.
Так что и правосознание, и логика американца во многом —
функция его жизни в автомобиле в качестве нового кентавра:
«человек-в-машине» — man-in-a-car. A ну, как прозвучит
новообразование это по-русски? МЭН-ИН-Э-КАР. Неплохо.
Заморски...
И мышление их вышколено на прямолинейно-бинарные ходы,
а не по бокам глазеть и причудливо петлять, как по тропам и
ложбинам природы и в лесу русаки еще чудесят, где «у нас
дороги плохи» —вечно: от Пушкина до наших дней...
Кстати, Катерина Кларк сейчас взяла тему «ПРОМЕТЕИЗА-
ЦИЯ ЯЗЫКА» — об учении Марра и в ладу с Троцким — о едином
новом языке: чтобы там, как и в сознании и в человеке,
переделать все, и логично и ясно мыслить и говорить, без крестьянских
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
355
диалектов и мата. Тут и Горький был согласен — пурист. Чистки
партийные — и в языке!.. Взыскание единодушия и единоумия.
И тут я понял, почему так барочно пишу — с инверсиями и
неологизмами и образами, и витиевато: да убегая от
прямолинейности идеологии и советского воляпюка казенного.
Порезвиться на пажитях языка вольного, как на лужку природы, на
воле — конь гулял! На незанятом пространстве слова. Сбоку от
шоссе и магистралей.
АМЕРИКАНСКИЙ ФУТБОЛ
Потом ходили на американский футбол, и дивился я. Стоят
команда против команды, набычившись, и даже как
орангутанги: длинные руки-конечности спустив к земле, как на старте для
бега. Потом бросаются на мяч, наваливаются друг на друга,
куча-мала. Если кто успеет с мячом вырваться и убежать — на
него бросаются, валят за ноги. Задача —продвигаться
поступательно с линии на линию на поле противника.
— Да это ж бульдожья хватка! — говорю.
— Верно: и патрон этой игры — Бульдог, — сказал Майкл. —
Видите: на нашей стороне, где команда Йеля, — черный
бульдог: это человек в маске и шкуре. А на той — белый.
Прямолинейное упорство в достижении цели — шаг за шагом.
Но не маневренная игра с пространством, как артистичен в этом
европейский футбол. С воображением. Английским, русским,
итальянским. Как и войны в Европе маневренны. Наполеон...
Тут же — обезьяньи членистоноги, как у Линкольна узловатые
конечности, — в цепком ходу. Много динамики, напряжения
энергии — и меньше кинетики, движения. Ну да: человек тут =
мотор, электричество, воля. А движение — это уж не ему, а
машине...
— Спорт вообще очень большое место в американской жизни
занимает, — Майкл отметил.
Ну да: тренировка упорства в достижении цели. И школа бру-
тальности и соперничества —не мягкости, галантности и
взаимности, как любовная игра во французстве, например...
Но как перерабатывают! Переутомляются в работе. Об этом
кино, что вчера смотрели: «Кинг Фишер» — о том, как Чашу
Грааля сумасшедшие искали в Нью-Йорке. И видишь, как
перенапряжены нервы работой у них. Стрессы. Сгорают —до видений
и чёртиков, до психопатии и наркотиков.
О, американцы —это люди-огни. Языки пламени. Заряды. То-
то с легкостью снимаются с мест переселенцы и преодолевают
356
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
тягу матери сырой земли в Старом Свете, а в Новом она уже им
не мать, так что легко орудуют с нею — без священства и
пиетета. И легки, веселы, бессовестны, энергетичны, заряды...
А русский человек—- понял! — не может преодолеть
ГРАВИТАЦИЮ = притяжение Матери сырой земли — и гасится: не хватает
огня взлететь —лишь «рыцарь на час» (Некрасов), «проблеск»
(Тютчев), «недоносок» (Баратынский). И тянет к покою —сразу:
«забыться и заснуть»...
И европейская механика закон инерции априорно приняла:
стремление тела к покою или равномерному
(монотонно-сонному) движению, тогда как американская механика бы по крайней
мере в аксиому равноускоренное движение положила: ибо
человек тут за жизнь разгорается на работу — разрастается его
дело в объеме.
8.30. Позвонил математику из России — Саше, и он обучал
меня: как тут чеки и страховки и что вряд ли мне за очки
заплатят. Вообще — темный лес для пошехонца, но все-таки
прояснил что-то.
А когда я сказал, что собираюсь заработанную сумму — в 9,
ну —в 7 тыс. долларов ввезти в Союз, он:
— Да там же криминогенная обстановка! И где хранить?
Дома? Узнают — ограбят, убьют... Во всяком случае, пусть Вас
встретят с машиной, а то таксисты или ограбят, или наведут на
след, и к вам потом придут...
Ой, страх!
Но вот включил музыку классическую — и снова питание
чистое получил, страхи разгоняются. Вот где все без обману —
среди этого лживого и криминального мира —что тут, что там...
Ну, давай лекцию сочинять садись.
ГДЕ ВЫ, МОИ ЛЮБИМОСТИ?^
7-Х. 91. Вчера — как к горлу подступило: позвоню! МОЗЬМУ!
И вот услышал вас — где вся моя жизнь и место. А тут —
чужбина. Таким нелепым пошехонцем себя тут чувствую —
особенно с разбитием двух очков подряд за три дня, за два даже! Очки,
о которых и не думаешь: кладу в карман или бросаю-забываю,
где угодно, — ведь у нас 6—7 рублей будут стоить, — тут 100-
136 долларов! То есть 15 тысяч на наши! Я взмаливаюсь: я
одноглаз, и, слава Богу, в одних очках разбилось стекло перед гла-
1 Начинается письмо домой. — 30.10.95.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
357
зом, которым не вижу. Оно и было-то простое, без диоптрий, —
так вставьте стекляшку простої
Нет, так не берутся, а лишь очковую пару делать! Ну, по
снисхождению один кореец — за 35, потом — за 27долларов.
Наконец, сегодня в одной оптике мастер взялся за 20 простую
стекляшку вставить — просто чтоб дыра не была перед глазом,
чисто декоративно-косметично. И за это заплачу 700 рублей по-
нашему, то есть полтора месяца моей академической зарплаты!
Как тут не рехнуться и не заугрюметь?
А местные, привившиеся, как Юз, еще и потешаются над тем,
как я жмуся. И чувствую себя постыдным и одиноким.
А так-то мне ничего не нужно — лишь бы девочкам! мамочкам!
Несколько раз Юз возил на распродажи, и купил джинсов,
джинсовых юбок, рубашек, свитеров. Но главное — впереди.
Хорошо, что помогают выбирать. Еще Суконики в Нью-Йорке
помогут.
Ой, еще два, почти три месяца!
А работать — приходится. Перечитывать произведения — и
писать английские тексты. Можно себе облегчить, если заранее
заказать ксероксы текстов студентам для чтения и разбора, но
по русской неорганизованности запаздываю, и больше
нагрузка на меня ложится — рассказывать. А так бы — прочитали и
сами что-то бы говорили. Завтра попробую поисправить...
С русской группой легче. Позапрошлый раз «Обломова»
разбирали. И я вдруг разобиделся за лежащего и ничего не
делающего русского: Вы что думаете — только вещи делать
материальные — это работа? А в Духе, а в чувстве — в этой «материи»
гигантскую работу сделали русские. Давайте на следующий
раз — Лермонтова почитайте!
Подобрал им десятка полтора стихов — и, кажется, проняло
их: поняли, какой труд тут может делаться, какие энергии и
перенапряжения. Завтра «Ревизора» будем разбирать. Давал
«Грозу» — купечество почувствовать, «Хоря и Калиныча» — для
русского мужика и «Мороз, Красный нос» — для крестьянки.
Хочу дать положительный русский Завет — почти школьный
набор. Еще «Отцы и дети», «Что делать?» (отрывки) и из
«Записок из подполья».
И советчину хочу в позитиве ее чтоб поняли — ее миф о себе.
«Как закалялась сталь» и «Педагогическую поэму» дам. А то тут
все воспитываются на Пастернаках да Набоковых, Ахматовых и
Солженицыных — ругательно.
Сегодня понедельник. В субботу в 12 заехал Майкл и привез к
ним на «уик-энд» — месяц с лишним не виделись. Все более
358
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
оцениваю их — и Катю, честную труженицу и мать. Постарался
минимально их собой занимать — просто побыл при их жизни.
Правда, вот очки у них разбил, и Катя возила в оптику...
Да, отдал ей твой долг —100 долларов. Она сказала: «Не
надо». Но я настоял и оставил. Мало ли что в будущем будет
надо — тебе или мне!..
Вчера в полпятого Катя привезла меня сюда, и с тоски я
взалкал — и позвонил вам — у вас ночь, 12. И сразу прорвался — аж
не поверил! А ты и не узнала сперва...
Еще возникла идея: поездить мне по разным
городам-университетам в эти 4 дня мои между классами, почитать лекции и
еще заработать. Попросил меня рекомендовать — ной
забоялся: не помешает ли моим тут регулярным занятиям? Пока лишь
их и успеваю без натуги делать... Питер Реддауэй звонил и
устраивает мое выступление в Кеннан-центре. Еще у Майкла в
Йеле прочту.
Однако оторвусь. На завтра надо досочинить. 9 вечера уже.
9.Х.91. Ну вот — сообразил устроиться: подложил еще
экземпляр под копирку — я так и письмо вам, и записюрьку себе
стану сразу писать. Давно бы так! А второй экземпляр буду вам
посылать, потому что там бумага легкая — под ихней копиркой,
что специально с бумагой соединена, — так что больше
страничек в конверт войдет.
Ой, снова немного успокоился. А то вчера лекция и занятие с
английским классом было мало удачное. Я им не подготовил
текстов на предыдущем занятии, так что они не читавши
пришли, и пришлось мне больше вякать; а потом, когда попросил
их высказывать мысли, и они начали, — они опять забыли мне
медленнее и отчетливее говорить, как я просил раньше, — и
торопились, и комкали слова, да еще и сидели в разных местах
отдаленных просторного класса; я подходил к каждому и не все
понимал, — и было у них разочарование, что я не всегда
реагировал, а у меня — угнетенность... Так что я под конец устал
душой.
Зато через час взял блистательный реванш в русском классе:
разбирали «Ревизора» — и вместе думали, и хохотали, и я на
ходу нападал на новые уразумения и увлеченно развивал.
Но тоже выдохся под конец. И решил теперь сделать, как тут
профессора делают: подобрать книги, из них нужные мне
страницы указать, отнести на ксерокс — и там сделают, а студенты
придут и купят, как и было с текстами Уитмена, Адамса, Фор-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА 359
да, — и тогда занятия хорошо проходили: у них копии были
исчерканы их пометками, они рвались говорить — ис меня
нагрузка спадала. Так что минут 45 обсуждали, и минут 45 я им новое
читал иль говорил. Так легче.
Вот с утра уже сходил, подобрав книги со вчера, — на
ксерокс. Буду Россию в английском классе на нескольких занятиях
давать. И даю им переводы на английский: «Медного всадника»,
из «Обломова» главу I и «Сон», «Ревизора», набор стихов
Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Блока, «Легенду о Великом
инквизиторе», «Челкаша». Песни о Соколе и Буревестнике и
«Двенадцать» — да почуют благородный заряд советчины. А из мысли
русской — нашел тут кусок из Федорова в Антологии «Вопрос о
братстве» — страничек 30. Раньше собирался давать Чаадаева,
«Письмо к Гоголю» и Речь Достоевского о Пушкине, но раз
выбирать (а много им давать нельзя, времени мало), то что выше и
характернее?.. Так сделаю и в русском классе потом. Так что я
тоже ваш и наш — и свой (Федоров тоже мне уже свой!).
Успокоился несколько насчет комплекса пошехонца тут.
Вчера уроки проводил с одним стеклом в оправе очков (второе мне
мастер, разбитое, вынул подальше от греха, пока найдет
замену и вставит — сегодня должен...) — и забыл про это, и они,
может, не заметили.
А вообще неприятно — и мне: какой-то взрыв — жадности или
растерянности? Но еще об этой моей «проблеме» узнала вся
кафедра, и, верно, смеялись над очередным советским русским,
или, как Юз презрительно называет, над «совком» («совок» =
советский человек). А я, напротив: сначала пострадав, начинаю
облекаться в «у советских собственная гордость, на буржуев
смотрим свысока!» И все более себя чувствую НАШИМ и задним
числом восцениваю бедную советчину, так уж наповал
поруганную, которой я ведь — сын! С этим ведь родителем провел всю
жизнь. И пусть он промотался и вышел дурак и пьяница, да так
ведь и сын может быть вор, а мать его любит, и тот выкалывает
«не забуду мать родную» — на руке.
1.20. Ну и жизнь! Прервался в без десяти 12 и пошел по
приглашению на ланч профессоров с докладом одного историка на
тему: «История — описание или «нарратив» = рассказывание»?
А там — ланч сервирован: вино, соки, сыры, булки, фрукты,
виноград... И я набрал и ел, и слушал их умности. Пришлось и
представиться: «Я — приглашенный профессор из Москвы,
читаю курс «Национальные образы мира»».
Сейчас вернулся к себе по лужайке: все тут рядом. Выпил
кофе — оно в свободном доступе в офисе для сидящих там; но я
360
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
не сижу, а захожу из домика рядом. Вот выпил — и к себе, и
тюкаю.
Но как эти холеные ученые шутят, улыбаются, свои профи-
игры разыгрывая! История реальная их не касается —
американцев вообще (они одни и те же, уже двести лет, лишь
заполняют и совершенствуют структуру; история — занятие Старого
Света. — 28.7.94) и профессоров гуманитарности, в частности.
А у нас-то! Чтоб шаг практический сделать, надо историю
понять, историософию: где мы? на каком витке и какой
траектории? Экзистенциальный интерес имеет для нас история, а там
она — случайно прагматиками делается, реагирующими на
просто жизнь, — и хорошо получается; историкам же — лишь играть
в свои кастальские игры. У нас же решит один волевой
правитель: что виток истории именно такой и вот что надо делать, — и
пошел корежить страну и людей! И Петр знал, чего хотел, и
Ленин, и Сталин... — а что вышло?..
Да, у нас все равно сверху и державой история делается:
иное — не по русскому космосу, броуновым движением ему не
упорядочиться, как вон в Америке вышло. Так что идея нам
нужна — понятие, чего хотеть, делать и как... И тут сразу —
конфликт с чудесной реальностью России: какой-нибудь фортель
непредсказуемый да выкинет.
Тут вот студенты удивляются: у русских что — нелады с
логикой? И у Пушкина нашли бунт против нее.
Вчера толковать «Ревизора» начали, и они нашли, что все
там — «имморал» = безнравственны.
— Да, конечно, — говорю. — И все забавны и прекрасны — эти
плуты и мошенники — как гномики из Диснейленда, живчики!..
Стали искать все же положительных там персонажей. Одна
нашла:
— Марья Антоновна! У нее ясный взгляд, и не дала соврать
Хлестакову: «Маменька, «Юрия Милославского» господин
Загоскин написал!»
— Она моральна, потому что молода, еще не успела... — я,
было.
— Нет, она и потом маменьке умно перечит, — настаивала
дева. Она же нашла, что и Осип — положительный, умный, в нем
здравый смысл. И тот учитель, что про Александра
Македонского со страстью рассказывал.
Я восхитился этим американским наклонением ума, видения.
Я сам включился искать тут положительное. Напомнил, что сам
Гоголь сказал, что СМЕХ — вот главное положительное «лицо» в
его комедии.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
361
Но еще и так понял: ведь в этих плутах жизненная сила,
витальность, они чего-то хотят, они живчики. А это в русском
космосе роковой усталости и анемии с детства, где паралич воли —
от земного тяготения матери сырой земли, — любая
жизненность тут есть ценность. Хотеть чего-то — уже плюс. В Америке
Желание — великая категория. А у нас она — в отпаде. Эти же, в
«Ревизоре», мошенники, бутузы — как детки: чего-то хотят,
пусть животного и примитивного. И в том городе — кушают
люди! Завидноупорядоченное то гнездо-утопия — в сравнении с
нынешним-то хаосом, энтропией и выморочностью.
Полножизненны!
Кто-то обратил внимание на то, как много и разное у Гоголя
едят. Я припомнил, что и в «Мертвых душах» им отмечено, как
кушают «господа средней руки», какой у них аппетит. То у
Гоголя, возможно, — оральный секс, детский, так как женщины,
похоже, он не знал. И тут же припоминаю, что умер-то Гоголь —
оттого, что заморил себя - голодом! По идее-науке-вере! И это —
он-то, такой поэт яств!
Характеристику Гоголем Хлестакова — как «без царя в
голове» перевели по-английски: scatter-minded = «с разбросанным
умом». Вникнув, я понял: «без Царя» = Свободный!
Свободный — от личности, от центра «я». Но все же свободный
человек— вот он!
Припомнил, как моя жена прозвала Горбачева «помесью
Чичикова с Хлестаковым» (такой же хитренький-обтекаемый
прагматик, как Чичиков, и такой же розанчик-балаболка, падкий на
лесть, зарапортовывается, как Хлестаков. — 30.7.94;, и о
сегодняшнем поговорили. И завиден предстал их, в том городке,
«застойный» порядок и жизнь. Ведь даже чудаку — учителю
истории жить давали (как мне, интеллигенту, в брежневские,
нежестокие времена).
— А отчего же все боятся друг друга? Страх?
— Может, потому, что лгут?
Я тут было попытался углубить: в подспуде — первородный
грех, метафизическая ложь человеческого существования
вообще, так что Совесть = главный Ревизор... А потом попроще
понял: ведь в причудливом российском складе бытия —
прямолинейность не работает. Вот и приходится всем
изворачиваться, то есть, кривить, лукавить = лгать по-разному. (Жизнь есть
ЛЖИЗНЬ — такое словцо-понятие у меня на этот счет изобре-
лось. - 30.7.94.; Вот и я всю жизнь лгу: обворовываю
Академию наук — ничего-то на нее не делаю, пишу — в себя, а
зарплату беру... И вот эти забавные живчики — хотят чего-то, интересы
362
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
имеют; да ведь не жестокие они: не убивают, а лишь плутуют —
ну и ради Бога! Они — милые!
На это одна меланхолично:
— Вы говорите: «Милые»! А каково Лермонтову жить среди
таких вот «милых»?
И с этого новый виток споров пошел — весело, интересно!
Полезно, конечно, в старости и закисании выйти на цепляния
молодые и обратную связь идей... Но сил уж мало —
преподавать, и поздно. Опять придется засесть дома — и старое делать,
а не новое... Ну ладно, пока. Надо очки ехать чинить. 2 часа уж,
А потом — к завтрашним лекциям готовиться: «Отцы и дети»
освежить, а главное — буду начинать Россию по-английски
рассказывать, и надо написать про нее — людям, которые ничего не
знают: ни о варягах, ни о Петре Великом и проч. Попробуй-ка!
Только о Горбачеве что-то слышали.... Зашел в «офис»
напротив — сделать один ксерокс. Встретил Юза. Матюкается —
артистично. Понял: МАТ = Логос Матери сырой земли. Мы матом
греемся, как водкой = огневодой.
Ну, обнимаю. Отошлю. А то заложу—и будет лежать.
У-м-м-м-у-у. Целую. Ваш Па-Гоша.
ПЕРЕДУМЫВАЮ РОССИЮ АМЕРИКАНЦАМ
11.Х.91. Дорвался, наконец, —до излияния души: ее
попитать на своем просторе. А то — переработался эти дни. Вчера аж
чуял, что жизненная прана стала меня покидать. Это не шутка —
выкладываться перед студентами — как актеру,
музыканту-импровизатору на ходу. И не выходит обоим классам быть хорошим.
Вчера английский был удачен, а русский победнее — с «Отцами
и детьми». Надо самому напирать, источать идеи — тогда и они
загораются. А тут я, выдохшись на английском классе, ждал от
них удивлений — и лишь реагировал, а не заводил.
Но удивил позавчера и самого себя: настроясь на
американских студентов, написал вечером некое Введение в Россию —
9 страниц, и шпарил, как по-русски почти быстро — так
расписался. Конечно, слова —примитивные и без игры ума, но мысль
удавалось выразить. Аж жаль, что этот текст — на английском:
там есть идеи и построение, что на русском бы хорошем
пошли...
Войдя в класс, попросил я теперь их задавать мне вопросы о
России и советском, их удивления и непонятности. Посыпались:
— А что: Советский Союз и Россия — одно?
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА 363
— Да, Союз — продолжение России.
— А как с рыночной экономикой?
— Как с КГБ — что это такое?
— Почему у вас говорят: «Они (власти) притворяются, что нам
платят, а мы притворяемся, что работаем»?
Им непонятно нежелание зарабатывать.
— Да ведь чтобы ЗАработать (= за работой, после нее хорошо
жить. — 30.7.94) — работать надо, усиливаться! — говорю. —
Быть беззаботным — тоже радость, не меньше, чем быть
богатым: ведь с богатством заботы связаны. А русские
предпочитают быть беззаботными — эту форму удовольствия жизнью
выбирают. Ну, скорее, за них так выбрали История, склад и судьба
России, с кнутом власти и государства.
И вот сейчас допираю: русским присуще было
самоудовлетворение: производить лишь сколько нужно на себя, свой дом и
семью. Без излишка, так что даже не товарное хозяйство. Как
вон в Обломовке или в провинции, где «Ревизор».
Самозамкнутые организмы — не открытые наружу, в мир, на обмен и
любопытство, и обогащение.
Значит, городам и власти, и культуре, и литературе
невозможно было бы тут возникнуть — при самотеке. А лишь при
нажиме и форсировании — со стороны государства, при его
цивилизующей роли.
Сейчас распустили Государство, играя в демократию и
Запад, — и будет голод и воровство, и смерть. Позвал меня
русский студент из Иркутска Алексей, что по обмену тут, смотреть
программу «Время» — ужас! Голод, а силы тратят на отделение
республик: взяли у Ленина принцип «самоопределения» и
шпарят в эту дуду, все силы наций на одоление сил сцепления
тратя, а не на вертикаль — производства. Столько веков
создавалось Государство — как орган цивилизации и культуры в
России — и вот все в кашу.
А все более — еще и сравнивая с Америкой и ее основанием
на самостоятельном активном индивиде — вижу, что нуль этих
качеств сейчас в советском мужике и работяге; даже не нуль, а
минус, ибо запуган и изувечен веком советчины, так что хуже,
чем в начале века, — много хуже и бессильнее, и растленнее.
И потому: чтобы не погибло все, а медленно переходило на
новые рельсы, нужно постепенное воспитание — при
сохранении сильной власти и ее роли в экономике и культуре. Это — по
Русскому Космосу.
Да, это важнейше: русский человек на земле и на заводе
сейчас — минус-работник и добытчик. Уже хорошо, если себя и
364
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
семью-то прокормит. А то и того нет — у пропойцы и вора.
Как вон Васька Воробей (мой сосед в деревне. Ну, не вор он...—
30.7.94). И никакого избытка и товарного производства, что
будто накормит города и индустрию, от него такого ждать
нечего...
Так что то, чего хотел неудавшийся ПУТЧ, — правильно, по
стадии России: прекратить полный развал и смерть
переходного периода в его самотеке, а приорганизовывать. И естественно
партии и аппарату, где все же самые дельные и работящие
организаторы сосредоточены, стать капиталистом
государственным — и основывать предприятия, и становиться
бизнесменами. Но это разрушили: отняли у партии капиталы и роль,
дискредитировали — и теперь в асах ходят хитрые торговишки, а не
производители.
И похоже, что мягкая диктатура неудавшегося путча скоро
заменится жесткой диктатурой — после дикого развала и
прекраснодушной болтовни демократов-западников, которые хорошо
устроились в перестройке и вечно бы раскачивали бедный
корабль России.
Да, невольно перехожу на сторону русофилов.
Хотя надо было дать демократии и националам поиграть в
свое — чтобы узрели и свою бесплодность, способность лишь
разрушать —тут...
Итак, передумывая для американов русскую историю всю,
вижу, что если бы дать нормальным темпом (без
подстегиваний) России жить и себя осваивать — при малом населении
центральной Руси, где она зачалась, в ее лесах и прогалинах,
при мало пассионарном населении, довольствующемся малым,
не много производящем и не много рождающем, — то чтобы
заселить натуральным расширением и охозяйствить этот
бесконечный простор, понадобилось бы тысяч 50 или 100 лет. Но
такое — не по темпоритму окружным народам и странам, и они
стали нападать и тем стимулировать организацию и
структуризацию Руси — в социум, государство и цивилизацию. И так и
пошло: под ударами извне и нажимами — и при форсировании
уже со стороны Государства мощного.
Так что если американское развитие — искусственно-ургий-
но, то есть не по органике-воле матушки-природы здешней, то
русское развитие тоже искусственно-усильно; но не через Труд,
а через Власть. Не через Злато, а через Булат. И это — наш
стиль, и ничего тут не поделаешь. Только меру, конечно, надо
тут находить. Но с принципом МЕРЫ у нас слабо всегда:
заходим в раскачке в крайности...
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
365
То есть очередная эпоха СМУТЫ пришла. И как раз после
жестокого Грозного мягкий Годунов-Горбачев —и развал. И та
же ситуация нечистой совести — только теперь у Партии, у
Власти. И потому ослабла в нажиме и руководстве.
Но в этот период нам — не созерцать, а жить, выживать, как
последней инфузории, придется, глодая лебеду. Так что
запросишь Власти — чтобы не бродили орды воров и грабителей
тебя, и убийц запросто, на понравившиеся ботинки позарясь.
Так что и на «подпольных человеков» Достоевского с их пер-
сональностями и гонорами: не хочу быть вошь и инфузория! — у
нас ныне контраргумент de profundis (= «из глубины»—жизни. —
30.7.94). С голоду ведь вы не дохли! Да, придется выбрать
Великого инквизитора, ибо хоть хлеб при нем будет... Лучше все ж
быть — хотя бы инфузорией и вошью (Бог и в этом состоянии
даст тебе ощутить Божий мир и его благо), нежели с высокими
своими гонорами и запросами: считаться с моей личностью и
левой ногой и ее капризами, — не быть вовсе.
Разумная теократия (о чем и Соловьев, и Федоров) — вот что
подходит как режим для России.
Да, для России. Не для Грузии и Казахстана — пусть
отваливаются. Там другие принципы и типы человека и его психики.
Гулял вчера после русского своего класса и смотрения
удручающей программы «Время» (тут в 3 часа дня) нашей — с
Алексеем. И он, юрист, опасается, что не провезти мне
денег-долларов в Союз. Или на таможне налог возьмут огромный, а
таможенник даст знать таксисту, тот завезет — и ограбят, и убьют.
А и дома держать — приманка: слух разнесется, что человек из
Америки приехал и у него могут быть доллары, — ворвутся,
ограбят, убьют —запросто. И детей...
Вот и зарабатывай — на чужбине. Думаешь сделать хорошо
своим: на обмен квартиры заработать, Ларисе на мастерскую, —
а выйдет хуже: приманка на убой и смерть — всем.
Он, Алексей, из Иркутска в Москве проездом, свои
впечатления рассказывал: крысы бегают! Что этот демократ Попов
сделал хорошего?
Да, в России — не до жиру демократии, а быть бы живу!
Худо ли, хорошо ли — тот порядок, при «застое» — работал...
Вон и Форд — про американскую власть и денежную систему:
все ж работают и как-то справляются. Так что — не ломать, а
Усовершенствовать, точнее — исправлять постепенно. Так и
хотела партия, начав перестройку: поисправиться; но не удержала
Руль — и вот все летит.
А тут публицисты — с логикою: или-или? Рынок или наше?
366
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
«Нельзя быть немножко беременной». Давай вали на всю
катушку—и сразу!
Базаровщина, нигилизм.
Но ведь и подпольный человек Достоевского — тоже
нигилизм, антикультурность, чистый бунт —уже из самолюбия и «я».
«Я» иметь хочешь, а кусок хлеба?.. И нечего Достоевскому
потешаться в «Великом инквизиторе» над человеками,
избравшими хлебы. Ибо до предельного голода при Христе не доходило,
а «хлебом» символизировался избыток и материальный уклон
души.
АМЕРИКАНСКИЕ СТУДЕНТЫ
12.Х.91. Да, куда тебе разъезжать?! В эти четыре дня между
лекциями: только успей очухаться — в первые два дня. А потом
подготовиться. Так хоть — не прогоришь. А представь: после
полудня занятий еще скакать на аэродром, куда-то лететь,
нервничать, не понимая: туда ли едешь, в то ли окошко, проход
и самолет?.. Нет, это не по нервам моей уж изношенности.
А так — ничего... Сегодня уже вроде бы пришел в себя. Вчера
с утра пописал, потом сходил в банк — взял 100 долларов,
собираясь вечером в магазин «Гуд уилл» («Добрая воля»). Потом на
ксерокс ходил — забрал книги и отнес в библиотеку. Набрал там
четыре тома «Войны и мира» — юбилейное издание. Надо
подобрать минимум на чтение своим —вот с приятностью займу
время этих дней. И Монтескье «Дух законов»: им главу надо на
ксерокс выбрать —о влиянии природы и климата на законы и
устройство.
Пришел в 2 домой, обедал: две сосиски сварил, а то все — по
одной. Нечего себя мучить. Правда, несчетное количество
яблок ем. Потом подремал. В 4 зашел в наш «департамент» —
выпил дарового (для членов факультета) кофе — и пошел в
магазин. Там рылся медленно: синие вельветовые брюки
подбирал девочкам и свитер. Вроде выбрал, но боюсь сейчас: не
тесноваты ли? Но — по пятерке. И кеды — кроссовки себе и пару
носков — все на 19 долларов.
Но хватит дешевое покупать. Надо им что-то уж и дорогое.
Потом в 7 ужинал, а затем — в кино (тоже даровое) на «Шута»:
американский простодушный юмор — от неловких
телодвижений, от примитивного клоунства смех.
Рассказывал мне позавчера Алексей из Иркутска про
студентов-американцев, с кем вместе живет, как проводят день. Вста-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
367
ют в 8.30. Классы — в 9, но немного их: обычно два в день. Потом
много спортом занимаются — часа три. После ужина, в 6—7,
принимаются за чтение — под музыку. Но тут же телефоны,
долго говорят. Потом друг с другом общаются, смешат, могут
брызгалкой поливать, шутить — развлекаются так. Главное:
ищут и делают «фан» = что-нибудь смешное. Готовы
откликнуться на все: простодушны, инфантильны. Потом —в кино. После
полуночи начинают слоняться просто: ни спать, ни делать что.
Засыпают в 3 ночи.
Самое влиятельное у них — феминизм! Девушки — как
мужчины, да еще мужественнее хотят быть. Знакомятся сами.
Ухаживаний не принимают. Вообще все весьма пуритански, хотя
могут и изнасиловать мужчину. Нас стараются презирать. Ничего
романтического, ироничны и к любви. А —товарищество,
дружба. (Наверное, как и на советчине в 20-е годы, думаю.) Но
занимаются мало, и непонятно, какое добудут образование.
— Так их японцы обгонят, что старательно штудируют, —
говорю. (В английской группе у меня студентка была: Ямаширо.
Она написала курсовую работу на тему «Уитмен и Ницше. Два
национальные варианта Сверхчеловека» — сама тему
предложила и ярко сделала! —30.7.94.)
— Тут, в Весленском университете, — оплот либерализма.
И студенты что хотят, то и выбирают: классы, курсы. Но и могут
выйти отсюда совсем без фундаментального образования.
Например: запишется на курс классической музыки, сидит и
слушает симфонии — без анализа и музыковедения. Другой курс —
какую-нибудь генетику он же возьмет. Конечно: причудливые
сочетания — и это интересно. Но ведь дети поступают — и что
могут выбирать?..
— Выходит, наше государственное программное обучение
все же некий фундамент общей культуры лучше дает. А затем —
разнообразь сам. Тоже разница: тут сызмала, сразу, человек
себя отличным формирует. А у нас лишь потом: как вариация
Единого «мы».
Хотя разве здесь не унифицируют друг друга — общением
компаний? То же феминистское движение...
Вчера, проходя по дорожкам «кампуса», вижу расклеенное
везде: «Если хочешь лизать мою «пусси» (п...), надень гондон».
«Если хочешь сосать мой «кок» (х...), намажься помадой». И
прочие веселые. Объявления везде сами клеят, спроса не нужно.
Еще раньше, после предыдущего русского занятия, гулял с
Машей Раскольниковой (у нее отец —тоже профессор
литературы — в Индиане, кажется; но тут стиль — отдельно от родите-
368
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
лей учиться и жить). — Тут, в Весленском университете, — она
говорила, — все элита, так себя считают. Это очень
привилегированный университет, высокого класса и дорогой. И все
—личности, высокого мнения о себе.
Две Маши после моего русского класса со мной два часа
беседовали (поодиночке). Одна — Маша белая (Штейнберг), что
лишь три года назад из России, в возрасте 15 лет выехала,
никак не может одолеть тоски и критична к американцам. Эта,
Маша черная, положительное во всем находит. Та говорит:
какие разные — американцы и русские; эта ищет равное,
единое: чтоб все понимали друг друга.
— Потому я настороженно к Вашим лекциям отношусь, где Бы
так резко различаете народы и психики.
— Да, конечно, я утрирую — для выпуклости. Да мне и самому
это надоело — разное усматривать. Но все же — и то, и то
правда. И не только две, но и больше частичных истин о всяком
можно высказать.
— Так что не противоположности, а плюрализм? — она.
— И более того. Знаете, в «Бхагавадгите», индийской
философской поэме, есть «явление тысячеликой формы Брахмо»:
зараз предстает тысяча вариантов Бытия; это невыносимо
смертному зреть и понять...
И все же возможно и разное, и единое. Вот гобой и скрипка, и
орган — все разные по тембру, а все — музыка, согласное друг
во друге слышат и производят.
Говорила, как мои классы им интересны:
— Вы нестандартны — это нравится американцам. А мой
отец —более «профессор»: лекции читает, академичен.
Сетовала, что не знает своего будущего: не светит оно тут
гуманитариям. Не чтут их (в отличие от нас — и доныне...).
— У нас и «неудачник», — говорю, — поэт или художник,
чтится: как за высокое взявшийся, избранник, хоть и поражение
потерпел. И его любят женщины. А тут — лишь признание и успех,
и чековая книжка... Та Маша, белая, недавняя тут, — вообще в
меланхолии. Утешаю:
— Ну ничего: женский организм гибче. Полюбите, выйдете
замуж, детей родите...
Да, тут о праве на аборты споры — средь феминисток особо!
Даже в классе английском я с ними обсуждал это, толковал:
— Ну да: это — по американской ментальности: знаю только
настоящее и мое «я». Без отношения к предкам и потомкам. Без
«гонии»; не даю на себя смотреть, как на сосуд-передатчик
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
369
рода, природы. А —личность. И «ургия» хирурга, аборта —мое
орудие самоутверждения в настоящем...
— Ладно, — говорю им далее. — Но хоть грех-вину в совести
помните, вырезав возможную жизнь, убив. Ведь эти
чувствования — греха, вины и страдания от них — тоже богатство
человека, а не только чеки и машины... Вот русская душа и литература,
Достоевский, — это очень чувствуют; это богатство и развиваем
мы. И ныне — катастрофой своей и новыми загадками и
биениями духа и ума...
Вижу: задумались. У меня в классе английском — больше
девы...
РУССКОЕ СНОВА ОБДУМЫВАЮ
Продолжаю проталкивать умом Россию, советчину и
нынешнее. Да, я на верное напал — о темпоритмах истории. Коли
своим бы, натуральным России, прирожденным темпоритмом —
сто тысяч лет бы подтягивалась к миру: пока-то размножится
народонаселение — естественным расширением
распространится — на Сибирь и тайгу, и тундру!.. Вот тут-то, как орган
всемирной истории, у нас — Государство. Оно мотор и толкатель, и
кнут («России нужен царь и кнут»). Народу и человеку на труд тут
и усилие. А так, коли сам по себе, — спал бы на печи и
производил только на себя, самодостаточно... Так что излишек
производить — уже на это приходилось заставлять: собиранием дани,
барщиной, оброком: ведь раз отобрали, то приходится
усиливаться и больше работать — на себя чтоб что-то было. А коли
дадут только на себя — собой и ограничится: на х-я
усиливаться-то? НА КОЙ? — вот русский вопрос («На х-я попу гармонь?»),
основной, рядом с КАК? англосаксонским, ПОЧЕМУ? (немцы),
ЗАЧЕМ? (французы)...
На кой? — внешне похоже на французское pour-quoi («для
чего?», «к чему?»), которое выражает заинтересованность в
будущем, туда обращенность (откуда Эволюция, Прогресс —
французские идеи и сверхценности). Но русский задает себе
этот вопрос, заведомо отвечая отрицательно: «Ни к чему», не
стоит, ничто не светит, нигилизм априорный, наплевать. Лучше
не будет. И потому — нечего и усиливаться и стараться-то. И так
хорошо, а точнее — НИЧЕГО (тоже из оперы НИЧТО слово, из
nihil): терпимо, подходяще...
Итак, чтобы расшевелить и подвигнуть на расширение
производства и поприща жизни, — усилие извне потребно, тогда как в
370
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
американце оно изнутри человека-трудяги: desire («желание»)
англосаксонское, Streben («стремление») немецкое, élan vitale
(«жизненный порыв») французов. А у русских если и есть
стремление в даль, то это —убежать («от самой от себя у-бе-гу!») — от
дома, порога, брега, дела, ответственности — в бега, в поле
широко и чисто, в волю. То есть — быть «беглым», «вором». Прочь
от усилия труда и от тяги вертикали матери-земли. Такой —
холостой: в дружбу, гомосекс мужской, «братва» и «артель», а не
гетеросекс...
Значит: нет двигателя и мотора расширять себя в русском
человеке. И потому — извне кнут и мотор: Государство. И они уже
срослись в симбиозе, друг на друга ориентированы (как
категории рассудка у Канта — на возможный опыт). Они, Народ и
Государство, — как арка: только вместе, упершись друг во друга,
стоять могут, не падать...
А вот теперь, когда разрушена одна опора, колонна —
Государство, — рассыпается и Народ, его структура и ценности.
Полагают: зато Личность проснется, возникнет Желание — и
образуется западный индивид-фермер...
Х-я! Вся психика — уже в индивидах — на такой симбиоз
ориентирована: быть в «МЫ» трех: Родина-Мать, Народ,
Государство. И теперь — нет упругости, а шаткое состояние: как в
невесомости будет русский человек, не зная, за что и как взяться. Дитя
растерянное. Безотцовщина снова. И ясно, куда такой
естественно клонится: не к труду, а к грабежу и воровству. Так что
снова придется через некоторое время Власть укреплять и
недоросля кнутом воспитывать. Стержня-то нет, не развилось.
Ну да: стержень в человеке — свой — развивается в эпохи
исторического затишья: когда перестает больно активничать
Государство и политика (войны, революции и проч.). Так и стало
после Реформы 1861 года в России. И у нас — в эпохи нэпа и
застоя. Да, в эти двадцать лет, когда — коррупция. Но она и есть —
проявление желания людей обогащаться, жить лучше, что-то
начать производить — излишек, при покое инертной, приза-
снувшей и насосавшейся уже власти.
В «Жизнеописании Эзопа» — пришли родосцы спрашивать
его: следует ли им свергать тирана? Он им — басню. Стоит
Лисица в пруду. Ее сосут пиявки. На берегу Еж: «Дай отдеру от
тебят пиявок. Тебе легче станет!» — «Нет, — отвечает Лисица
мудрая. — Эти, что меня сосут, уже насосались, стали жирны и
не так уж сосут. А коли отдерешь их — видишь: там плавают
тощие, множество. Они присосутся — и тогда мне уже каюк».
Так и у нас: не следовало «свергать тирана» = партию и совет-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
371
чину (коли рассуждать материально-бытово, а не
духовно-метафизически, где уж другой расклад ценностей и пружины, где
страдание и голод —нужны: как аскеза или что еще...), а дать им
постепенно коррумпировать (с советски идеологической,
«нравственной» точки зрения) и близиться к капитализму.
Насасывались бы партийные бонзы, капиталец пускать начинали бы
вдело. В народе тоже бы постепенно разворовывали
государственное имущество и колхозы — и так органически и медленно
переросло бы савейское — в государственный капитализм, а
там и во что иное...
А теперь у нас — Смута, распад. Что-то выкристаллизуется,
конечно. Но когда и какими жертвами — меня и моего
поколения...
Душа русского индивида даже не на нуле — с точки зрения
рынка и демократии и умения там ориентироваться — а на
минусе: еще хуже не умеет и не знает, чем перед Революцией.
Тут Федоров вспоминается, его мысль, что русский народ
принял христианство без оглашения, т.е. без предварительного
воспитания, обучения в Законе. Вот и сейчас снова «без
оглашения» — к рынку и демократии. Там-то, на Западе, к сему шел
пуританин, с Богом-совестью в душе, саморуководный мог
быть, самостоящий и самосделанный. А наш привык
держаться подпорой извне, тычком власти, оттуда иметь упругость — и
так не падать. А вот убрали оттуда нажим — и человек-народ
падает...
ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ = ТРЕТИЙ МУЖИК
Но — теперь это отчетливо понял: в России, при ней — Бабе,
не только два главных мужика-соперника: Народ и
Государство, — но и третий проклюнулся и затесался, зашебуршился, а
именно: Слово, Интеллигенция, Литература. Поэт-пророк,
учитель жизни, идеолог. Как голос Общества, что есть прослойка
между Народом и Государством. И хочет, чтоб ее пуще всех
любила Россия, Баба-Родина, и претендует быть ее чаяний
выразителем.
А ей бы, Интеллигенции, Слову России, —только
порассуждать о вечных проблемах — на полигоне России и народа,
страданий и судеб личности.
Но это пока так и есть самое общемирово ценное, что вышло
из России в мир: опыт страданий, поисков и его осмысление.
372
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Достоевский. Вот и теперь много —урожай большой будет миру
снят с краха советского эксперимента над человеком и бытием.
И перестройка главную положительную пищу дала именно
интеллигенции: ей поприще для толковищ и для базара —
«базарить».
Кстати, задумались мои студенты над именем «Базаров»: не
от «базара» ли? Толкует, торгуется, «базарит»... Я посомневался
и привел просто к фонетической звучности — тюркской, как и в
«Карамазов». И что тут полемика с Пушкиным: даром, что ли,
назвал его Евгением? Чтобы Тургенев не отдавал себе в этом
отчета — исключено.
И как они по звучностям распределены интересно:
Евгений Онегин — «не белы снеги» =
даль-ширь-горизонталь, СВЕТЕР, демон^ дух, летуч, как пух, мягок, нежен...
Обломов — все на «о», звук центра бытия и оси. Никуда не
двигаться. Все так,кругло, шар, нет достаточного основания
переваливаться в ту или иную сторону, так что — на месте, на
диване, лежач камень.
Базаров, Карамазов (звучности конца века) = вертикали
«а», трудово-ургийное «р», страсть жить в них, особенно в
Карамазовых, сила-воля-энергия. И в Достоевском — цепкость,
живучесть — после казни-то, и Иван — про «карамазовскую»
живучесть и «клейкие листочки». Но это в нем — истерично,
самозаклинание, а на самом-то деле—тоже головное горение в них. Ну
и упырье-страстное влечение к женщине — как у того, кто — дух,
недочеловек, недовоплощен, вурдалак. Как и Достоевский
присосался к молоденькой Анне Григорьевне. Как и Карамазов. Как
и все вокруг Настасьи Филипповны.
Ну, пожалуй, хватит —и мне умствовать. Солнышко. Давай на
велосипед...
Так что садомазохистский комплекс — в отношениях между
Народом и Государством: кнут — Пугачевщина, русский бунт и
вор — против начальника-понукателя, руководителя. Но оба
гребут друг друга.
ГОЛЬФ И ФУТБОЛ
13.Х.91. О, перешагиваются числа! Близится дом.
Правда, что тебя ждет там, дурень? Пыль твоих давящих на
душу рукописей, беготня по магазинам в поисках еды... Но
зато — свои, своя судьба — и любименькие, и если трата сил —
то на свое дело, неотменное. А тут расплескиваю силы в —
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
373
куда?.. Да ведь и им тоже полезно, и мне: на них настроясь, мир
иначе видеть —и Россию, и Америку познавать, и многое... Нет,
все — благо. Да и вот записюрьки свои продолжаю писать — и
интересное в них появляется: новая сюжетика жизни и мыслей,
которая у себя дома, в закисоне и монотони, не родилась бы, не
оживила твои писания. Так что все — путем и нормалёк!
Кстати, это народное выражение: «все — путем» выявляет,
что «путь-дорога» в русском Логосе —символ и правильности,
нормы бытия.
Вчера воскрешал себя: целый день на велосипеде по холмам
окрестным ездил, с 12 до 6. И внял тутошнюю прелесть и
благодать. Выехал на лужайки для игры в гольф — на холмах,
зеленые, выкошенные, с дорожками для специальных открытых
машин для переезда туда, куда шарик забросили: чтоб ножки не
утомлять!
Аристократическая игра! Ведь для нее кем-то должны быть
так выкошены лужайки, чтобы шарик пингпонговый катился по
траве, как по асфальту, и попадал в лунку = вагину. Тоже
эротика сублимированная в этой игре.
Гольф — антипод плебейскому футболу. Тут шар большой и
грубые физические движения — ногой, головой, беготня — не
для голубой крови. И — индивидуальная игра, не командой.
Можно и самому с собой играть.
Да, чудо диспропорциональности! Малюсенький шарик, для
столика пингпонгового, — и по грудям земли, по холмам летает,
катается! Как корабль — по океану. Умение — щегольство им —
одолеть Давидом Голиафа природы: малым — большое. И
тоже — как праща Давидова. Ветхозаветный инструмент. То же и в
бейсболле: вид лапты-пращи и бег.
Играя в гольф, плебеи Новой Англии себя в аристократию
производили.
А почему в карты не играют в Америке? (Не знаю, но
предполагаю.) Как и в шахматы. Наверное, потому, что —не
прагматическая трата сил мозговых, комбинаторных. Сидячая игра —
шахматы. Так лучше изобрету что полезное: телефон или
компьютер—а потом побегаю в спорте.
Карты же — европейская игра: с королями, дамами и
рыцарями слугами-валетами, феодальная. А и игры с судьбой,
расклады-преферансы; гадания цыганские. Тоже комбинаторика, как и
шахматы. Из Индии идея. Как и цыгане = ромеи...
И шахматы, и карты — эстетика, бескорыстный интерес.
Впрочем, в карты и на деньги играют.
Интересно бы историю карт узнать, игр вообще...
374
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Но уж шагреневая кожа срока жизни сокращается, не даст
тебе праздно любопытствовать дальше. И американское
расширение понятий — тебе излишек, гратис: да, новое узнал,
понял—да в воздух расплескаю это, в слова студентам, силы
последние тратя. Раньше бы.
Но не ропщи! Что за прирычка — оспаривать текущий момент
живота? Будто Бытие тобою не так распорядилось, а ты бы знал
и мог —лучше...
А почему сказал «Бытие», а не «Бог» или «Господь», или
«Судьба»?
Да потому что «Бытие» — наиболее нейтрально из сверхсил,
сверхсутей. Все остальные нагружены дополнительными
смыслами, требующими веры и приверженности тому или иному
выбору. Скажешь «Судьба» = тупой фатализм несвободы будто
исповедуешь. Скажешь «Господь» = больно уютно устроился, как
вон Юз тут все свое адресует в писаниях к Богу: будто так
возлюбил Бог его персонально и устраивает сласть и удачу его
жизни. Без вины и страдания, и совести.
Подобны тут и проповедники. Слушаю их по радио (так как
четким языком говорят, — тренировка мне). И все талдычат:
«Спасены мы верою в Иисуса Христа, потому что Он пострадал
за нас, грехи принял, так что мы уже избавлены. И когда умрешь
и тебя призовут на суд-ответ, тебе уготован рай, коли ответишь,
что веровал в Иисуса». Гарантировано спасение!..
И так живут, будто право на все имея. Без вины и чувства
первородного греха и вробще, и что он и через меня проходит. Себя
чуют лишь личностью свободной, а не потомком и предком,
через кого и род людской шествует. Не задумываются, что
жизнь-то получили — даром и что долг имеют ее и передать
дальше, сию эстафету. Вообще Долг чувствуют американцы, но
на горизонтальном уровне — к себе подобным, к работе, к
властям и обществу, к законам. Честные. Не совестные. А в
России — «больная совесть наша» (Горький о Достоевском). И
Толстой, и Федоров...
Все-таки чту атеизм — за смелость стоять самостоятельно,
ответственность брать и самодержать себя, а не Богом дер^-
жаться. Ато ишь: «Если Бога нет, то все позволено» может быть!
А вот я себе — не позволяю все: из самодостоинства и благой
воли.
Хотя такое тоже узко. Пожалуй, наиболее богатая установка
будет: «Верую, Господи! Помоги моему неверию...» Как шатучая
позиция, на волнах, в тревоге и в страдании — и оттого в усилии
себя поднять за волосы самому; а на крайний случай, убедясь в
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
375
Сократовом своем ученом незнании, припасть к ногам Божиим.
Но — не в начале, не будучи инфантом сладеньким и
нахлебником, клиентом и иждивенцем, но усилясь и исчерпав свой
талант и данные человеку силы — до предела. Таковой — угоднее
Богу как сотрудник в благообразовании и испытании Бытия.
ВЗГЛЯД НЕЛЕСТНЫЙ НА МЕНЯ СО СТОРОНЫ
Что-то Юз не звонит — уже около 11. Сегодня воскресенье, и
к нему должны приехать — на обед? — Борис Парамонов и Лев
Лосев (так Ирина сказала) и что меня тоже позовут, если я не
уеду на уик-энд куда-нибудь. Вот я тут, не уехал, а не звонят. Не
думают ли, что уехал, нет меня? Может, вчера звонили, а я весь
день катался, так что решили, что меня нет. Не позвонить ли
самому, объявиться? Но и напрашиваться?..
Вот у меня уже — местный сюжет психологический тут
затеялся. Явно, Алешковские охладели ко мне — разочаровал их:
проявив себя как «совок» — в неприспособленности к тутошнему,
так что еще нянчиться со мной! Водить за ручку! Учить чекам да
что тут тратить деньги надо по-иному. И что даже стиральной
машине не могу научиться, а стираю сам в раковине. Небось
запаршивел тут и не стрижется, доллары экономя!.. Велел Юз
постричься, а я как раз коротко остригся перед приездом, так что
ращу и отвечаю ему, что мне, при носе большом, нужна копна
волос, для гармонии. Но он усмехается, трактует: жадничаешь!..
И на что мне, в самом-то деле, деньги, если и провезти не
смогу, а привезу —так станет наша семья приманкой и убьют?..
А с другой стороны, шикарничать мне и тратить на себя, на
выгляд для людей, на вне, стараться? И так хорош — натурален.
Своей мерой живу. Не хочу денег ни иметь-зарабатывать, ни
тратить. Тоже —забота. Не моя.
Думают Алешковские, что я и не ем тут путем, деньги
экономя, и только жду от них приглашения, чтоб у них отъесться, на
дармовщинку.
Хотя какая ж «дармовщинка»? Я ему сколько идей и ума
подал! Прочитал у меня рукопись «Еврейский Космос»,
рукопись, 200 страниц выдержек; «Американство», «Фантасмагорию
об организме», «Русскую Думу» вот читает, про Тютчева из
книжки «Национальные образы мира». Да и когда ездим и
обедаем, в разговорах я идеи щедро выдаю. Кормят же Сократа и
Сковороду.
376
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Но все равно неприятно: даже интонация и нюанс нахлебни-
чества и приживальства...
Не выдержал — позвонил. Ирина: «Ты здесь? А они уже
приехали. Приезжай. Они пошли гулять». Я изображаю, что
позвонил Юзу спросить про «играют ли американцы в карты?» Она:
«Да, любят».
Так что я не туда понесся в размышлениях.
Тоже обидно: гуляют, выговорятся сами. А меня начнут
расспрашивать.
Ладно, не форси. Собирайся — и поезжай. (На велосипеде к
ним минут за 18—20 доезжал.— 2.8-94.)
СЕКСУАЛЬНОЕ ПРИСТАВАНИЕ
14.Х.91. О, спал сплошным куском — с 12 до 7. А то вставал
чуть ли не через час в ночи (раза три-четыре) отливать. Понял:
то от охлаждения крестца, ибо голый спал. Хотя и в три одеяла
покрою, а тело все равно в холоде. Вчера же лег в рубашке и
трусах — и вот тепло прилегло к тазу, и не бегал я, как собака,
помалу отливать, но смог спокойно накопляться пузырь...
Да, техника проживания нужна — на старости лет это
понимать начинаешь. Считаться с организмом и вдумываться в его
нужды. В расслаблении — тоже. Хорошо проводил эти три дня
после лекций той недели — прийти в себя дал существу своему.
Сегодня начну полегоньку напрягаться: готовиться к
завтрашним занятиям —успею. Нет, никуда ездить нельзя мне. Хорошо,
что вчера сам свет приехал сюда, к Юзу — гости у него: Борис
Парамонов и Леша Лосев с женами.
Сидели, слушали-смотрели по телику разбор дела кандидата
в Верховные судьи Кларенса Томаса, негра, кого его
секретарша прежняя обвинила в sexual harrassment — что склонял ее к
сексу, намекал предложениями. А всего-то, оказывается, делал
ей некоторые легкие комплименты, говорил: мы подходим друг
другу — и приглашал в кафе; но она не пошла.
Когда же президент Буш выдвинул кандидатуру Томаса в
Верховный суд, лобби демократов развернуло бешеные поиски
компромата на Томаса — и вот склонили эту секретаршу. Есть и
негры-демократы, лютые враги Томаса (как Джесси Джексон и
др.), так как он — консерватор и против искусственных
привилегий неграм при приеме на учебу и на работу, как это сейчас
распространяется: привилегии —меньшинствам; и так понижается
общий уровень культуры...
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
377
А сама эта секретарша Хилл — сейчас 35 лет, одинокая; тогда
звонила кое-кому из знакомых и конфиденциально сообщала,
что ее шеф к ней сексуально пристает. Это было 8 лет назад — и
она не замужем до сих пор. И потом говорила случайным людям,
что ушла с прежней службы, потому что шеф к ней приставал...
И очень похоже, что это льстило ей, давало
самоутверждение — и потому рассказывала об этом даже случайным людям,
повышая свои карты. Так это бывает: знакомство с кем-то
важным становится тем единственно, что в определение своего «я»
может сказать человек. Так, я вчера, например, в застолье
хвастливо подавал себя как человека, который уводил жену одного
известного (мимоходом вспомнил: как прелюдию-причину
своего ухода на флот тогда, но — важничая...).
И эта негритянка-секретарша Хилл может так себя «дефини-
ровать»: «Аз есмь сексуальное приставание Томаса».
И вот уже полмесяца вся Америка только и спорит об этом:
было это приставание или нет, и в чем заключалось, и можно ли
легкие намеки и комплименты, заигрывания —считать
«принуждением к сексу»? По телевидению, в газетах — непрерывно и
часами.
Правда, тут сошлись разом два кардинальных сюжета:
феминистское движение, которому этот звон о сексуальном
неравноправии важен, и негритянское — как расистский подкоп под
судью-негра. Айв негритянском тоже свои струи и
соперничества.
Но в какой мелочишке роются — носами и вопросами! То, что
есть элементарный, легкий —даже не флирт, а просто
комплимент, на взгляд европейца, француза, например, простая
галантность, — тут тупо и всерьез как прямо секс —трактуется!
И в этом — ментальность! Не понимают «амуров» — любовной
игры; а раз комплимент — то сразу практичен, к цели, ибо не
могут себе представить бесцельного комплиментирования
женщине. Работяги утилитарные — и в этом.
БОРИС ПАРАМОНОВ, ЛЕВ ЛОСЕВ, ЮЗ И Я
Борис Парамонов, ведущий «Русскую идею» по радио
«Свобода», оказался большим, рыхлым, как Пьер Безухов или купец
русский; не злой и желчный, каким по голосу интонации
представлялся мне, когда частенько нападал, на его передачу в
своей деревеньке Новоселки. И жена, Таня, тоже большая
женщина. Они, оказывается, совсем русские. И выперли его из Ле-
378
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
нинграда — пристало КГБ — за диссидентство его
политическое: уматывать предложили. А он и не собирался — и так бы и
жил там. Когда я рассказывал о своей неработе в Академии
наук, они завидовали: тут — вкалывать приходится. В нем
меланхолия проскользнула: тоскливо им в Нью-Йорке.
Оказывается, не выезжал и страну не видел. А город — тяжек, и распри
среди эмигрантов.
Ко мне — весьма почтителен (передача была года два назад
по «Свободе» его про мою книгу «Национальные образы мира»,
1988, и статья «Вариант Гачева (О новом почвенничестве в
советской культуре)» — в «Новом русском слове» от 3 ноября
1989 г. — 2.8.94). Сказал о впечатлении на него моей статьи о
Болотове «Частная честная жизнь» в «Литературной учебе».
— Вы заметили? — я удивился. Даже не указал ее в списке
избранных статей тут для «резюме» о себе.
— А как же: «Альтернатива русской литературе» — хороший
там подзаголовок. И против героизмов. Я эту идею использовал
в своей статье (не помню, какую назвал).
— А вот с женой Вашей я спорю, — он. — Раз шесть уже
выступал против ее Федорова. Сначала, когда прочитал его —аж
звенело в мозгу.
— Наверное, от оригинальности и смелости? — я.
— А потом, когда перечитывал... — да он же
гомосексуалист!—понял.
Постепенно выяснилось в разговорах, что Фрейд —его
главный учитель (как и я назвал троих: Гегель, Бахтин и Юз Алешков-
ский: Бахтин освободил от Гегеля, а Юз — от гипноза
серьезности. Парамонов: «Запомню, это серьезно?..» Я подтвердил —
«Да»). Стали они с Лосевым перебирать деятелей «Серебряного
века» с этой точки:
— Мережковский был педик или бисекс. А Зинаида Гиппиус —
лесбиянка. Но тогда они не были еще образованы на этот счет, и
она сочла, что у нее хороший роман может получиться с мужчи-
ной-гомсом. И попробовала с Философовым. Но оказалось —
бяка, не вышло. Потом к Берберовой на Капри приставала —к
молоденькой. Так что Ходасевич не знал, куда деваться...
— А Бердяев кто же, — спросил я, — по сексу?
— Конечно, скрытый, латентный гомосексуалист.
— Вообще творческая одаренность, замечено это, —
Лосев сказал, —связана с какими-то сексуальными ненормаль-
ностями.
— Ну, тогда я не одарен. Нормален. Разве что — онанизм
отроческий. Но у кого его не было? Это — нормально. (Последнее,
про онанизм, я тогда не сказал, а сейчас досказываю.)
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
379
— И я, — Юз присоединился, — нормален: бабу хочу.
— Да и Пушкин нормален был, — я вспомнил.
— Ну, у него было влечение к Деве Марии: «Гавриилиада» и
«Рыцарь бедный», — Парамонов. — И верно: мать его не так
любила, не утолен. Эдипов комплекс. Правда, слабый.
— Это распространенное явление — Эрос к Деве Марии — у
средневековых монахов, —Лосев.
Потом я запустил другую тему:
— Как сейчас обсасывают все детали жизни и идей людей
Серебряного века и диссидентства советского, —так скоро, с
уходом советской эпохи в «преданье старины глубокой», она станет
вырастать в своем величии, монументальности и интересе, и
станут раскапывать ее деятелей. Целая ж цивилизация!
— Культура, — уточнил Парамонов, по Шпенглеру дефини-
руя. — Верно! Я уже вместо надоевшей мне «Русской идеи»
предложил 20 передач о советских. И вот одна будет — про
Гайдара, Аркадия.
— Я ищу: как дать студентам понять советский миф изнутри,
как ценность: как он виделся теми, кто вдохновлялся им. Вы
кого, что посоветуете? Например, хочу «Как закалялась сталь»
дать — это же советское Евангелие.
— Андрея Платонова — вот гений единственный тогда.
— Кстати, Федоровым вдохновляем был. Не читали статью
Светланы (Семеновой), моей жены, в «Новом мире» о
«Чевенгуре»?
— Читал. И сам писал о нем. (Что-то назвал...)
— Но Платонова не поймут: слишком тонок. Надо что
попроще. «Педагогическую поэму», может?
— Все хорошее в советскую эпоху—со скосом, не правоверно.
— А мне нужно, чтоб и советский вполне, и художник
настоящий.
— Отсутствие сего, — тут Юз, —доказывает, что червоточина
в ней.
— Может быть, в поэзии, а особенно в песне — такое
хорошее,—Юз.
— «Гренада» Светлова, — Парамонов.
— Верно: песни сильные есть, их много было, душа пела, — я.
— «Широка страна моя родная», — Юз.
— Стану петь им. Я уж и пел, сравнивая «Тристана и Изольды»
германский мелос и дуэт Аиды и Радамеса —итальянский...
Было приятно, не натужно — выпивать, есть, толковать... Но,
видно, у них уж усталость на сверхтемы в свой уик-энд еще
спорить!.. Ведь для Парамонова это уже просто профессиональная
380
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
работа — не то, что для нас и меня: экзистенциальная проблема,
как для «русских мальчиков». Я думал: мы сойдемся — и так
заспорим! Но у них не горит, и задор повыдохся.
Про Юза я:
—- Ишь как уютно устроился с Господом Богом и женой! Какой
мальчик-бутуз, огурчик кругленький! Нуда: каждое вхождение в
жену = новое рождение. Так что он всю дорогу — как
новорожденный...
Несколько фривольно по отношению к Ирине, но
улыбались. —Так что ты его возрождаешь.
Однако позвонил Суконик: приедет сегодня сюда днем. Так
что надо написать лекцию на завтра, а то времени не будет.
Продолжить про Россию...
6.30. Слава богу, не приехал Суконик. Это было бы такой
перегрузкой в день накануне занятий и во время их, если бы
остался ночевать. Сорвалось у него приехать с его черной
женщиной. Позвонил, говорит: как в России домогался простой бабы,
так тут — негритянки. И — вышло, стал у них своим в офисе
среди большинства «блэк».
Так что веду свою жизнь: поел, подремал, поездил полтора
часа на велосипеде. Сейчас стану читать и дописывать
завтрашнюю лекцию. Как хорошо — не переутруждаться!
9.10. веч. Ой, как тяжело, надоело — мозглячитъ тут — на
чужих, на чужом языке! А мозги-нейроны и глаза-взгляды уходят
на это.
Читал по-английски «Легенду о Великом Инквизиторе» —
странно, отвлеченно зазвучала.
15.Х.91. Против ожидания день прошел легко — особенно в
русском классе разошелся и импровизировал, и смеялись.
ПРОШЛА ЛИ АМЕРИКА СТАДИЮ
СОКРАТА - ДЕКАРТА - КАНТА?
16.Х.91. Жизнь мозглявая: только ум гружу да глаза мучаю —
даже в развлечениях. Вчера глазел телевизор много:
голосование в сенате по Кларенсу Томасу в Верховный суд — после
обвинения его в «сексуальном принуждении» своей сотрудницы.
Молодцы — американцы: отстояли независимость от толпы,
от давления прессы. Достоинство власти. Хотя кругом ревели
феминистки, негры и демократы, раздувая страсти.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
381
Даже у меня в классе, когда «Что делать?» Чернышевского
разбирали, об этом заговорили, и мои студентки доказали мне
серьезность этого дела для Америки.
И даже в том контексте, что я им развил применительно к
Достоевскому: что он в России = стадия Сократа, Будды, Декарта,
Канта: поворот в «я», во внутренний мир и отворот от внешнего.
— А в Америке как? — Маша Раскольникова спросила. — Был
ли такой период, процесс, и кто его осуществлял?
— Эмерсон, Торо? — начал прикидывать я. — Нет, то еще
европейские слепки. И вообще молода страна для этого, в ней
оптимизм еще; а для подобного поворота нужно сомнение в
основных ценностях, пессимизм и критика. Так, может, ныне как
раз женское движение, обрушиваясь на ценности американской
брутально-мужской цивилизации, этот поворот колеса дхармы
и осуществляет?..
Ну да: тут было затронуто «я». Ведь Томас был начальник,
босс своей секретарши Хилл, что подняла голос протеста, — и
его ей комплимент — не просто нейтрального человека с улицы,
а по субординации, и, естественно, мог ею восприниматься как
нажим власти и принуждение. И эта щепетильность «я» и
достоинства личности (в самой мелочи — легкого заигрывания)
аналогична чуткости Декарта и Канта к ощущениям наружи,
влияющим на самостояние разума; так что вопрос для них
острейший встал: как его (разума и «я») самость отделить от помех и
иллюзий наружи?
Звучит квартет Бородина. Как обмывает душу и крепит
благородством русской культуры — в ее богатырско-цветущем
состоянии!
Но какие американцы все же милые пуритане — при том, что
так много индустрии секса тут! Вон и студенты мои: когда я мат
затронул и стал его артистизм иллюстрировать, — так
засмущались... А я поясняю, что на Руси мат — как водка: греет и сушит
среди мороси матери сырой земли. Водка = огневода. Мат = ог-
неязык: как перец и приправы в пище, иначе безвкусной, так и
мат в речи...
Маша говорила:
— Мне по душе устремления героев «Что делать?» — к
хорошему, к добру и морали, делать-работать. Но как-то скучно в их
мире! А вот с Достоевским, с человеком из подполья не
соскучишься.
— Да, какие миры и замки выплетает человек тут из себя!
Если американец творит из внешнего материала: машины,
382
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
вещи, дома, —то русский — из материала имматериального: из
души переживаний и проблем духа.
Но с другой стороны: ведь все, что наплетает человек из
подполья, —это все ответ, ре-акция на какое-то предложение идей
и решений извне — тем же Чернышевским или Западом. В нем
своего — лишь этот родничок «я», его свободной воли и духа
противоречия. И на этом импульсе — все перетряхивает и
передумывает, что наработано историей идей и созданием
ценностей.
Тоже по схеме Русского Логоса: «НЕ ТО, А... — ЧТО?..»
Однако читал я накануне этот текст, да и «Великого
Инквизитора» по-английски (не было русского под рукой) — и вдруг в
иной оптике завидел: «не х... собаке делать — так она яйца
лижет» (так старший матрос Пилипенко отозвался, прочитав
мои флотские записки летом 1963 года. — 3.8.94) = от
безделья да на готовом откуда-то хлебе, «по щучьему веленью» — как
Иван-дурак сидит на печи, так и герой Достоевского в углу и
думу думает, не работая и издеваясь над умом и
озабоченностью рассудочных «братьев» = людей Запада/
Да, это важное уразумение: Иван-дурак продолжен в герое
Достоевского — человек из подполья, Князь Мышкин и проч.
Ну, а ядро личности, «я», свободы воли, «различение добра и
зла» — ведь от Змия, в соседстве с диаволом, с чертом это все
рождается. Пришлось И Грехопадение вспомнить и толковать, и
диавола: как слугу Бога принять — или самость?
— От Природы человек —никакой (как и тигр —не злой, а
просто такой) или зол, по Канту; да и по Федорову: закон смерти —
от Природы. Зато реактивно от нее — шанс человеку свободного
усилия ко Благу, в Дух, в совершенствовании себя и бытия. Да и
Адам — никакой, просто двуногое животное; ну — хозяин над
ними, пока был в руках Бога. А вот поступив на испытание к
Змию, узнал добро и зло — и получил падение = разность
потенциалов образовалась, ас тем и импульс для истории рода
человеческого, чей смысл и призвание —одоление зла и падения.
И все же снова взирая глазами американцев на всю эту
мудню разбирательств, что из выеденного яйца устраивают
русские, валяясь на диване или сидя в углу, отворотясь от мира
и дела, — их никчемность узреваю. Горячечность воспаленного
мозга — в Петербурге, в этом климате и фантастическом городе
белых ночей и бессонниц. Гофманиана...
Кстати, не забыть — о Гоголе и Тургеневе. Когда читал «Отцы
и дети», прицельность характеристик, рассудочно выверенная,
бросилась в глаза. У Павла Петровича, у Базарова жесты, одеж-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
383
да, слова — все в лад с собой. И подумал: нет, не гений —
Тургенев, не то что Гоголь, у кого брызжущая роскошь
непредсказуемых деталей, слов, жестов...
А потом — контрмысль: но ведь Гоголь ни одного
нормального человека не нарисовал — все уроды. Не мог. А вот Тургенев —
нормального рисует, среднего, позитивного, в чем — своя
трудность...
А «Легенда о Великом Инквизиторе», с предпосылкой о
человеке, выбирающем хлебы и жертвующем свободой воли, —да
это чисто русская проблематика: подачками от власти и свыше,
а не сам стоит работник и себя кормит, своей свободной волей
трудясь. Тут психика толпы, стада — и героя. Великий
инквизитор — как Данко Горького: вызволитель и спаситель — жертвой
спасения своей души, сердце вынув, — так возлюбил! Как
Христос...
И это, конечно, искусственно; явно в нем не любовь, а
гордыня и презрение к стаду двуногих, кого он кормит и спасает —так
же как и в сверхчеловеке горьковском — Данко.
Да, надо будет в чтение студентам эту легенду дать. Во
всяком случае, оба: и Достоевский, и Горький — берут тут челове-
ков скопом, не персонально, что странно американцам =
самоначальным индивидуальностям.
Сейчас в России попытка — искусственно пробудить
индивидуумов из массы, сброда, во что превращен народ: не в
органическое единство-образование, а разрозненное множество.
В своем английском классе, объясняя Россию, пояснил пару:
Народ-Власть аркой: падая друг на друга, укрепляют арку. А вот
в период советчины Власть разрушила Народ. Теперь Народ
(уже не народ, а люмпены и интеллигенты) разрушает Власть —
и все в развалинах.
Во всех странах шло за историю накопление богатства и
культуры. У нас же каждая новая полоса начинает с разрушения
предыдущих накоплений ценностей. Как у Щедрина — бросать с
колокольни очередного Ивашку. И страсть переименовывать...
Но и подтверждает она силу и волю Слова в России.
Кстати, если уж по фонетике русского языка слушать, то
название «Ленинград», с певучими носовыми, гораздо
подходящее, чем жестко германское «Петербург».
Переименовывания — как магические действия: чур меня!
Как когда Смерть идет за больным, то его переименовывают:
она идет за Иваном, а вот —уже Петр на его месте...
384
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ЧТО ГОВОРИТЬ ПО «ГОЛОСУ АМЕРИКИ»?
Позвонил Фрумкин из «Голоса Америки», Владимир. Хочет
провести разговор со мной и Лосевым, когда буду у него в
Дартмуте лекцию читать через неделю. Просит дать сравнения
Америки и России и прогнозы.
Боюсь, что придется выступить как консерватор и защитник
линии, которую брал «путч», — государственный вариант
перехода к рынку. Как в XVII—XVIII вв. в Англии через «джентри», а в
России — в конце XIX в. через дворянство шла капитализация
страны, так и тут через боссов партийного аппарата: пусть они
разворовывают имущество государства и основывают
предприятия, — все же в их среде более сильные и ответственные и
производящие люди, чем в просто махинаторах рынка торгового,
что сейчас перенимают капиталы.
Но вообще-то несколько неприличным слышится мне:
отсюда выступать и поучать, когда там идет тревога, развал и поиск.
С этого, пожалуй, и начни свой разговор: неприлично и что
сейчас сколько людей —столько и советчиков и поучателеи. Так
что неловко мне — отсюда что-то соображать и вякать. Но
ничего: вернусь домой в конце этого года и буду разделять судьбу.
А пока — вот какие соображения, на что меня надоумило
смотрение на Америку и контакты и анализы на занятиях со
студентами...
Ну да: сейчас демократы предлагают «американский» путь,
как и Чернышевский век назад в тогдашней Реформе. Но он не
мог состояться; лишь при Столыпине отчасти дозрели до него —
хутора. И нэп.
А теперь именно медленная коррупция = обволакивание
механизма — органикой, камня — мхом и лишайником — подходила
бы; что и шло при Брежневе-«застое». А ныне — снова обвал и
снова механика, не органика предлагается.
Также и русский нынешний крестьянин-механизатор: дайте
ему полуворовски, работая в колхозе, обогатиться,
приворовывать, приторговывать — и так постепенно переходить к рынку,
как ему органично, приучаться, не сжигая корабли, не рискуя, не
в пустоте, но подстрахованно.
И надо будет сказать, что советчина была все-таки
цивилизация высокого стиля. Сейчас она уходит в миф и все более
вырастать станет в ценности. Как дворянская культура —при
переходе к разночинской.
Ладно... Там — как выйдет. Однако пикантно будет —отсюда
латентным сторонником идей «путчистов» выступить —и кому?
Мне, интеллигенту-либералу, демократу...
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
385
И, во-первых, надо будет предварить признанием, что я —
ничего не понимаю, а только буду вопрошать, соображать на
ходу...
СРАВНЕНИЕ ЯЗЫКОВ - РУССКОГО И АНГЛИЙСКОГО
18.Х.91. О, уже полсрока почти! Скоро — к своим. И в наш
развал. Чего торопишься-то? Ведь все интереснее тебе
становится со студентами.— перепонимать все. Даже с английским
классом, хотя там еще дети почти.
Вчера сравнение русского и английского языков производил
в русском классе. Задал им и себе вопросы: что англичанину
трудно в русском, а что русскому в английском, — и что бы это
могло значить? Разделил доску пополам и стал собирать от них
реплики. Благо, ко мне все народ прибывает ходить, и студенты
из России: Алексей и девица из Узбекистана.
И вот: англичанам в русском трудны —падежи, виды
(совершенный и несовершенный), частицы, «бы», роды, безличные
предложения, суффиксы, смягчение согласных.
Русским в английском — артикли, времена глаголов,
произношение г, th; удивляет бедность пунктуации.
Накануне, готовясь к лекции, я попросил побеседовать со
мной профессора Роберта Уитмена из Калифорнии, кто тут
русский преподает: чтобы рассказал, что трудно дается в русском
студентам. И так он стал говорить:
— У русских — более физическое отношение к языку: всем
телом, нутром произносят, грудью и животом даже. А
американцы —лишь горлом, верхушечно. Не имеют склонности вкушать
(savour) слово, говоря его, а лишь бы передать значение, и
мямлят монотонно.
— Да, я удивился, слушая американцев, — встрял я. — Ведь в
английском, когда я его учил и как слышу из Англии, — развитые
«тьюны» (тона), вертикали вознесения и падения в интонациях.
А тут — так ровно и мало красочно.
— Верно; не так эмоционально говорят. Лишь у негров, на
Юге вообще, — более глубокое отношение к слову и произносят
грудью и диафрагмой живота и медленнее. Вы послушайте
негритянских проповедников — прямо поют!
— Да, я тоже заметил: теплое, грудное звучание их речи.
— А белые американцы — для них язык «транспарантен»-про-
зрачен, функционально-инструментален. Произнося
предложение, могут остановиться, не договорив: или смысл уже переда-
386
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ли, или просто устали говорить. Не чуют воли в предложений —
совершиться, закончиться. В русском же есть некая химия
между словами и частями в слове: между корнем и
суффиксами, — а тут слова просто прибавляются друг ко другу,
плюсуются—в четком порядке. Так что и лишняя пунктуация не нужна:
смысл воспринимают прибавлением слов-знаков, а не через
соотношения внутри фразы в целом.
— Ну да: потому у нас возможна инверсия, и смыслы глядят
через голову блоков речевых, так что нужна инструментовка
пунктуации: двоеточия, тире...
( — А многоточия у них нет, — потом мне Алексей из Иркутска
заметит.)
— К тому же русские слова —живые, в них чувствуются корни.
И более длинные слова, певучие. Вот я прохожу Лермонтова, из
«Героя»: «туман разливался». У нас переводят fog spread —
односложными словами и теряя образ. А там ведь — «лить», и
надо бы перевести poured, а «раз» = «вокруг», во все стороны.
Так что в русском живее сохранен образ в словах.
— И вообще там много читают, — продолжал он, — как я
видел: в метро, поезде, и читают —книги, стихи. А у нас —лишь
газеты. И когда поэты выступают —у вас на стадионах, а у нас
лишь специалистов узкий круг их приходит слушать.
Я его благодарил — милого Боба Уитмана. И потом стал
переводить на свои термины и философический лад эти его
наблюдения.
И так вчера говорил в классе:
— Тут капитальная разница — языка гонийного,
естественного, природного, синтетического (каков русский и другие на
материке Европы, в Индии) и аналитического, ургийного,
инструментального, каков английский.
Начнем с падежей, склонений. Вслушайтесь в корни:
«падеж» — от «падать» (как и в латинском casus от cadere, откуда
и английский термин case). И «склонение» = клониться. Все —к
низу, где Мать сыра земля, природа. Тут—ГРАВИТАЦИЯ,
притяжение Логоса к Космосу, к Природе. Как это и естественно в
культурах Евразии, где народы рождались на землях и
постепенно стали работать и затевать историю, и где ургия
продолжает гонию, культура — натуру.
Смотрите: в самих названиях падежей — сколько природы,
души, эмоций! «Родительный» = рожать: родителей поминает —
падеж гонии. «Дательный» = давать. «Винительный» = обвинять.
Везде переживания, Психея, отношения! «Творительный»=
делать. «Предложный», или «Местный» = уважение к локусу, мес-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
387
ту, к Пространству — ему кланяются, изгибаются слова — в
поклонах, как в менуэтах-реверансах, — Земле-женщине.
Когда же язык был взят в оборот Трудом, ургийным
отношением к бытию, всему в нем, то он стал обтесываться от природ-
ности и эмоциональности в нем — в сторону рациональности и
знаковости лишь. Подобно тому, как срубленное дерево
обтесывается от коры, ветвей и выпрямляется, так и слово стало
укорачиваться в обработке от «лишнего» —до совпадения с
корнем. Таковы английские слова стали —односложные, как
правило. А то, что выражалось внутри живого слова суффиксами и
прочим, стало выражаться приставляемыми к слову перед ним и
после —операторами, указателями функции: артикли,
предлоги... Слово же само стало некоей стандартной деталью, которую
можно переставлять и к нему приставлять разные операторы,
так что оно будет то именем существительным, то глаголом, то
прилагательным. Например, слово work: a work — работа, to
work —работать, work-shop — рабочий магазин (инструментов).
Итак, разница: слово-организм и слово-механизм. В
русском — субстанниально-экзистенциальное отношения,
переживание слова, а тут — инструментальное, функциональное.
Отсюда — и порядок слов. В русском возможна инверсия, ибо
слово живое само с собой несет пучок своих смыслов и
отношений внутри себя, так что его поймешь в любом месте: и в начале,
и в середине фразы. А в механическом языке функция
обеспечивается соблюдением порядка, четкой последовательностью
приставления слова к слову и к оператору (пророча
компьютер...). Тут фраза-сложение, а не фраза-умножение, как когда
блики идут от слова к слову («химия»-магия слов, о чем Боб Уит-
ман, взаимовлияние).
Но, конечно, язык аналитический (от греческого «аналюо» =
развязывать, разделять — и таким образом властвовать: как и в
империи, как и в разделении труда между операциями
индустриального производства) более приспособлен к работе, к
быстрому пониманию команд, без лишних слов и эмоций, к
массовому производству товаров и слов.
Путь всех языков: от синтетического типа — к
аналитическому. Английский прошел этот путь далее всего, менее —
французский, еще менее — немецкий, еще менее — русский... Но и в
английском, как языке живом, все равно черты гонии, природ-
ности есть —хотя бы в написании традиционном, в массе
«исключений»...
— Значит, русский язык —примитивный? —спросил один.
— Да, как примитивна Библия — перед компьютером.
388
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
— А что, так и есть —примитивна...
Тут я не нашелся сразу, что ответить. Надо будет подкатить и
развить: что в разных отношениях. И про прогресс = регресс
(Руссо). И что позже —. ведь ближе к смерти, к разрушению.
Примитив — здоровее. И Бетховен — «примитивнее» в
сравнении с электронным джазом...
О гонийности в языках и роды говорят: отнесение предметов
к мужскому или женскому. А английский от этого обстругал
слова. Слово в Англии словно преодолело гравитацию,
всемирное тяготение (недаром тут его понимать принялись первые —
Ньютон), и оно стало самостоятельным вертикально
джентльменом, «сэлф-мэйд» который. Как мачта на корабле-острове
Англии.
А и языкознание разнонациональное — интересно. В
Америке — семиотика, Пирс. Тут отношение к слову — как к знаку, а
не как к живому существу из плоти. И важны — отношения, на
уровнях горизонтальных, в настоящем времени. А индогерман-
ская лингвистика искала родословное древо языков и праязык,
язык-предок, родитель, от кого все прочие, как дети,
ответвились. Взгляд —в происхождение, в генезис.
И в американском стиле —слова-обрубки, cut-words, и тяга к
аббревиатурам: называть по первым буквам: Си-бй-эс, Ю-Эс-
Эй и т.п.
— Но это же — и в советском языке! — мне из класса. — СССР,
КГБ...
— Да, американизм этот пошел по свету. Все — скорости
принцип; время = деньги, так что некогда произносить целое
слово, коли и так понятно. А до Революции не было сокращений
в русском языке.
Сейчас додумываю: не семитский ли тут еще уклон и вкус —
во всех этих ЦК, ЧК, ВКП(б), КПСС?.. Там ведь слово — по
согласным означается. Так что еврейство коммунистов в России и
на язык повлияло... Русский же язык, слово—держится гласными.
И раздольность протяжного слова, как песня. И ударение —
на втором и третьем слогах, да и далее. А в английском — на
первом норовят скорее, ибо время = деньги. Потому и система
времен развита в языке — как оттенков трудовых операций.
Continuous = сейчас вот вещь изготовляется. Perfect = сделана
в прошлом — и вот налицо она, результат и т.д.
Определенность и дифференция большая. А у нас в этом —
неопределенность, не жесткость. Вот и артикль нам трудно
дается. А это = вычленение индивидуума из рода, из класса имен.
Персонализация.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
389
Тут Бернадетта — о безличных предложениях мысль подала:
— Мы говорим по-английски: I think (я думаю), а в русском:
«мне думается» или просто «кажется». Это говорит о
безличности Космоса и Логоса, о невыделенности достаточной
индивидуума.
— Верно. У нас как бы само Целое так глаголет-думает.
— И у нас «я» пишется с большой: буквы — І, а у русских оно —
последняя буква в алфавите.
— Хотя была первая тоже—Аз в старославянском. Но потом в
русском пришел йот и отпало «з» и откочевало слово на конец...
Да, еще Уитман напомнил, что Сепир говорил, что слова в
английском — islands = слова-острова. Ну да: а в синтетическом
языке слово — континент, материк.
И вот парадокс: синтетического языка слово —более
самостоит: ибо все свое носит с собой. А слово-остров-обрубок —
потенциальное: его значение — в зависимости от места и
оператора.
Однако и минус в синтетических языках и словах — изобилие,
неэкономия, щедрость, избыточность: одно и то же отношение
выражается на несколько ладов. Например, женскость — через
окончания и в имени, и в глаголе, и в прилагательном, хотя
достаточно бы лишь в имени его иметь: «Умный Лисица спросил
Ежа»... Хотя сказал так — и пропала плазма слова и
предложения атмосфера.
«НЕТ ПРОБЛЕМ!» = НЕТ И МЫСЛЕЙ
19.Х.91. (Ишь симметрично как дата построена! И ровно два
месяца, как тут). Начинаю день в жанре слабого существования.
Напугался, проснувшись в ночи: в боку колет волнами — не
аппендицит ли? Тогда операция сожрет весь мой заработок.
Старался заснуть; утром лежал — укротить нутро. На зарядку не
выходил: боюсь сейчас двигаться. Есть — не ел: поголодаю,
почищу себя. Ато вчера еще перепил и переел, наверное, на обеде у
президента университета.
Кстати, оказывается, лекции мои имеют успех — студенты
умные ему доложили. Он меня посадил по левую руку (справа —
дама) и тост подымал. Разговаривали с ним. Правда, я пару
ошибок допустил: сказал, что никогда не преподавал, а лишь
изучал, писал. Он рекомендовал поездить по Америке —
увидеть Калифорнию, на что я: приходится готовиться к занятиям,
чтобы быть интересным. И что, если пригласят лекцию читать —
390
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
можно бы; да на короткий срок — утомительно: ведь 62 года
мне. Он: «Не может быть!» — выгляжу-то я черноволос и легок.
Но в Америке такая искренность глупа: человек такого возраста
уже бесперспективен...
Ну, ладно: не жить с ними. Да именно искренность —
оригинальность и составляет мою. И на лекциях-беседах потому так
живо...
Димка (сын от первого брака — 4.8.94) только звонил из
Турина. Предлагает брать право на жительство — «зеленую
карту», поскольку сын —американский гражданин.
Вроде рассосалось, успокоилось в боку.
Давай начинай Русскую часть послезавтрашней лекции в
Дартмуте — впиши.
А может, кофе тут слишком много пью, даровое ибо (в
департаменте рядом с домом) — вот и колет в боку какая-нибудь
печень. Хотя все путаю: на какой стороне аппендикс, на какой —
печень. Сколько раз уточнял — и все забываю.
Вчера (в ночи то есть) представлял разных женщин,
студенток тут... И все равно ни на кого лучше не распаляюсь, как на
Светлану— жену, ее представя. Вот это—да!
3 ч. Неусильно день провожу. Два часа посидел на солнышке,
написал Россию для лекции. Потом слегка обедал, лежал;
теперь поеду часа на два-три на велосипеде: прекрасная теплая
осень; на поле гольфа заеду — смотреть. Так — не особо весело,
но безусильно и здорово, сохраняя армию (= себя) для жития, —
препровождаю время живота... (Кутузовской тактикой,
которая — русский стиль выживания и победы: тянуть время,
уклоняться от клинча сражений — и так само собой. — 4.8.94.)
8 ч. Кажется, подвоскресил себя. Три часа на велосипеде по
осени ездил, на огород-сад выехал, наелся малины и
помидоров, груш набрал. Приехал, поужинал, дреманул. Сейчас
вечер — мой. В животе — кайф. За окном шум-шелест. От
дождя? Нет, от сухой листвы...
Теперь допишу кусок про Америку в лекцию.
20.Х.91. Да, жизнь спасенная тут идет. Воскресший я. Орга-
низмус юн и свеж. Праздную утро. Птичечка на солнышке
крылышками щебечет, к окну моему подлетев. Из спальни кларнет
благородный с оркестром свои игры с бытием выводит.
Выспавшийся в холодке, промялся в зарядке, душ принял; сейчас
яблочков пару очистил. Присел у теплой батареи отмыслиться.
Благодать! Жизнь!
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
391
Ничего не мучит. Нет проблем.
Но нет и мыслей... И вот уже это —завязь на мысль: требует
себя расхлебать. Хотя это ясно — уже сотни раз такое
расхлебывал я: из страдания Дух завязывается, растет.
Но так это и для стран-народов-эпох. Отчетливо про Россию
мне это ясно. О том — пророчество Тютчева:
Всю тебя, земля родная,
В рабском виде Царь небесный
Исходил, благословляя.
Россия — сестра Христа. Страдный крест несла и снова
вынесла в XX веке под советчиной. И из сока страданий —Слово
России, дума, литература... И сейчас будет.
Хотя что это я так — преувеличиваю? Толстой — не страдание.
Пушкин — не страдание. Это все под Достоевского
подстроено — «страдание»! Ну и, конечно, — под советчину. Чем
оправдать и восценить позор самоистребления, которому Россия
предалась в веке сем? Вот и приходится святить страдание и
славу ему посылать. И цветы из крови превозносить. Россия
вся — храм Спаса на крови, как в Ленинграде на месте убийства
царя Александра-Освободителя.
А почему называли себя цари так монотонно: Петры,
Александры, Николаи?.. Так что «Вторыми» и «Третьими» себя
приходилось уточнять. Правда, последнего цесаревича назвали
Алексеем, но —и не вышло... Мало, что ли, русских имен:
Сергей, Семен?.. Да, еще Иваны были —перед Петрами...
Но пора и позавтракать.
Корнфлекс с молоком. Кофе с медом. Поешь ты такое дома, в
Москве голодной? Так что наедайся — в аванс... В животе и во
рту —комфортно.
Юза Алешковского дочитал «РУРУ (Русская рулетка)»: как
пьют самогон в деревне и на спор и на слабо всаживают в
барабан пистолета одну пулю. Стрелялись Степан и участковый
милиционер, а умер другой — Федя, просто от перепоя самогону...
Ну и травлю давали обычную, Юзову, барочную.
А главная интонация (чувствую) — ликование человека,
который вышел на счастье, дорвался до нормальной жизни — и
лично счастлив. Как и я: я ведь тоже дорвался до живой вагины,
до любимой жены, до нормальной семьи, чего уж и не чаял!
И все —ликую: «Ликуй, Исайя!» —моя главная интонация.
Потому и восписываю этот быт и будни счастливого на Руси
человека — как чудо и невидаль и небываль. И право чувствую так
писать—такие «жизнемысли».
392
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Но вон и Юз миниатюры в китайско-японском стиле милые
выдает:
«В холодном нужнике императорского дворца
размышляю о совершеннейшем образе домашнего уюта.
Зимним утром, в сортире,
с шести до семи,
присев на дощечку,
уже согретую фрейлиной И,
газетенку читать,
презирая правительственную печать,
и узнать,
что... накрылась династия —
Ах, Юз-фу, бесполезно мечтать
о гармонии личного
и гражданского счастия».
Прелестно! И эта «дощечка, согретая фрейлиной И»...
Дорвался до нормальной жёны и семьи — Юз, богемой бывший...
И вот здесь, в Штатах, в нормальной не жестокой стране, как
сладко отсюда все припоминать и восписывать готические
романы из савейской жизни ужасов на дне бытия!
Так что у него — положительный герой, мечта советской
критики, осуществлен: счастливый человек!
— Просто нормальный, — поправил он, когда я ему в порыве
позвонил. И ему было приятно — встретить «разделение» чувств
и позиций.
— Как бездарно всякое критиканство! — он сказал, и я вполне
согласен.
ИСПУГАЛСЯ ВЫСТУПАТЬ ПО РАДИО
22.Х.91. Вернулся из поездки в Дартмут: Юз и Ирина возили
меня туда лекцию читать к ихнему другу Лосеву Леше и Нине
Моховой. Милые, тонкие люди. И лекция мне удалась —
чувствую. Некоторые ошибки в артиклях и в произношении греческих
слов на их манер. Но дикция у меня ясная, и текст интересен, и
читал я с некоторым артистизмом интонаций в голосе... Но —
так мало вопросов. Представляю, какую бучу бы моя концепция
Америки, России и Еврейства вызвала у нас! А тут —академично
послушали, пару профессиональных вопросов задали,
улыбались—и разошлись.
Потом ужинали — пировали. Разговорился с ними. Однако
переел свинины — не было гарнира, картошки или вермишели, а
одна запеченная свинина с вином — хоть и нежная, но давило в
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
393
ночи. Сегодня ел и пил мало, очищался. Но все равно
—утомление. Дорога назад —тоже три часа. А главное: когда видишь их
две семьи, уже тут спаявшиеся в здешнем образе жизни, в
заботах своих и сюжетах, чувствуешь, насколько ты иной, не ихний,
отслоен...
Особенно — в следующем сюжете. Накануне мне звонил из
Вашингтона Фрумкин Владимир и, зная, что я буду у Лосева в
Дартмуте, предложил нам с ним провести разговор, а он
запишет, передаст по «Голосу Америки» на Россию и пришлет чек...
Переночевав у Лосевых, я с утра сегодня отходил от
вчерашнего и освежался, готовясь на эту беседу днем и на встречу за
ланчем с профессорами-русистами Дартмута. Юз с Лешей
ездили куда-то к немцу, готовящему какие-то исключительные
сосиски, зальц немецкий и колбасы, запасать себе. А я сел
почитать в их доме «Огонек» после путча, сентябрьский. И там — про
преступность в Москве. И вдруг дошло до меня: что же ты
делаешь? Наведешь на себя, на след: что ты сейчас в Америке и
возвращаешься к Новому году—так ведь собирался начать, чтоб не
подумали, что я тут застреваю, остаюсь, но что возвращусь
делить судьбу: это я собирался сказать во извинение, что стану
что-то говорить-соображать про нынешнее, хотя и не знаю, что,
да и неловко отсюда поучать: сколько людей — столько сейчас и
поучателей, и потом что-то вякать?..
Да ведь чудак-человек! На заметку возьмут там услышавшие:
на семью, на жену-дочерей наведу след, засвечусь. Мы-то в
доме от соседей скрываем, что я в Америке, а тут во
всеуслышание—нате вам!
И Светлану спросят: «Так Ваш муж в Америке —
зарабатывает? И когда приедет?..» И какая этим Ларисе и Насте свинья
будет подложена — девочки же боятся! И вот я отсюда засвечу
всю семью; приглашу: грабьте нас, убивайте, у нас доллары
есть, привез!..
Когда дошло до меня это и каким идиотом и гадом меня мои
девочки обзовут, если такое совершится, —то понял, что
никакие 200 долларов не возместят возможных страхов. И когда они
приехали с покупок, я вышел и сказал: прошу извинения, но я
боюсь и говорить не буду. Надо отменить. Они посмеялись, но
позвонил Лосев в Вашингтон, отменили разговор, и мы сидели,
тихо обедали, беседовали.
Но этот казус, конечно, меж нами водораздел дал ощутить:
они тут, в безопасности, а мы там — в стране преступности
будем жить и в голоде. И так мне жалко и мило стало все НАШЕ,
тамошнее: ибо там мои девочки русские, и никуда они не тро-
394
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
нутся, и я с ними. И какое-то благородство и возвышенное пре-
терпение отделило меня от Юза, тут все покупающего и
меняющего и даже меня слегка наебывающего, хотя — ласково и
умеренно. Вон сказал по пути, что Гачеву надо Лосеву бутылку
поставить и что он бы сам, но лучше от нас всех я — и на
15 долларов купил бутылку ирландского виски. Ботинки свои
сношенные мне за 5 долларов сбагривает, говорит, что раза два
всего надевал, а там подметка от стертости потоньшела. Но все
равно возьму, хотя и тесноваты...
Чужеродность моя — и им неприятна: как бы некиим укором
их благополучию...
Да, как тутошние, особенно Юз и Борис Парамонов,
заводятся бранить и потешаться над всем советским и над нашим
несчастием — от глупости. Юз говорит: «ВЫ там это наделали.
А еще воскрешать умерших (это он над Федоровым и Светланой
потешается) — вместо того, чтобы хлеб растить да картошечку,
падлы!» И когда я пытался охладить его, объяснив, что это
(концепция воскрешения у Федорова — 30.10.05) — как у Канта:
«регулятивная идея разума», так что не делает пусть
карикатуру, — он так уцепился за этот термин и стал вертеть на лады
всякие и сокращать: «РеИРа», как «РуРу» — «Русская рулетка», его
рассказ, что только прочитал. (Сейчас вслушавшись, нахожу,
что аббревиатуру-то Юз сделал как бы транзитную,
промежуточную между американством и русскостью: сократил, но с
сохранением гласных: талант и слух поэтический навели его так
сделать. — 4.8.94.)
С ожесточением поносят и издеваются — как бы совесть свою
не совсем чистую успокаивая тем: что тут они в холе живут, а все
темы и сюжеты — там, где мы, про что их критиканство,
поношение и сатира, — и с того они живут и зарабатывают...
Но ты тоже не будь ругателем неблагодарным. К тебе
относятся хорошо, вот лекцию устроили, довезли, кормили, ночлег
дали, заплатят. Но и Юзу, что привез меня, надо будет отсыпать
70 долларов. Так что и себя не обидел он.
Да, хорошо, что не стал говорить по радио. Такая сейчас
раздраженная обстановка и так ловят неудачное слово! А у тебя они
бы были наверняка; потом пережег бы все нервы ты от
раскаяния.
Ведь твое сейчас размышление — что «путч» был прав и
более подходил к нынешнему этапу и психологии народа, чем
фанфаронная «победа» демократической общественности...
Да, потешили себя интеллигенты в эти года, ругая
государство, партию и историю. И все это — тешенье себя в своей значи-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
395
тельности, но совсем не ответственность положительно
строящих деятелей.
И факт: «крестьянин» корма-еды производить не будет, если
его не заставят так или иначе. С барщины — да на рынок? — не
тот опыт и психология. Надо постепенно: на оброк переводить.
А буржуазию выращивать — из партаппаратчиков, что все же
активны и практичны, хватка деловая и уже опыт власти, и
накопленные капиталы — без пустых перетряхиваний в другие руки
того же решета — пошли бы: в дело. А так — у них отберут, а
схватят —еще худшие, мошенники... Не производители (как все
заводчики и аппаратчики), а перепродающие все то же самое
мизерное «богатство» производства.
Так что будет голод и вымирание горожан и интеллигентов —
и это именно нас, с семьей. Потому доллары, что тут
заработаю, — не тут оставлять, чтобы рост в год давали еще 500, как
Димка советует: на его книжку положить, а когда нам нужно
будет — перешлет. Нет, именно сейчас нам будет нужно
—чтобы не сдохнуть, перетянуть год-два...
Вот тебе и культурология и твои интеллектуальные игры и
национальные космоса! Тут на жизнь-смерть ставка...
И чую безнравственность счастливой жизни тут — их. То-то
они так выебываются, Юз особенно, доказывая наш «мазохизм»
и идиотизм «культа страданий». Бесит Федоров и память
предков.
— Предки — во мне! — настаивает Юз. — Вот в руке моей, в ее
клетках; они мною живы — и все!
Значит, ради того, чтобы он жил и наслаждался, они жили и
умерли.
Почитаю-ка Платона «Федон». На Элладу настраиваться
надо.
ПЛЕБС ТЫ ЖАЛКИЙ!
23.Х.91. Ну, благословляй течение дней — ибо близит к лю-
бименьким и к своей тарелке. А тут не к своей все присоседива-
юсь —и нелеп.
Конечно, и к смерти близит это течение. Но чуешь —
ближайшее.
А раз ближайшее, то отчего бы не вникать в сиюминутное
благо? Что ты с утра здоров, зарядку сделал, под душем стоял,
ел. Сидишь у окна при солнечной погоде снаружи.
Звучит-мурлычет какая-то классика XVIII века.
396
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Однако сиротливое чувство у меня от посещения Лосевых в
Дартмуте — к ним. И почему? Не понятно. Ведь так хорошо
устроены в своем доме-имении двухэтажном с садом, на берегу
реки. Оба хорошо зарабатывают, дети устроены; машины...
Себя бы тебе жалеть, а не их. Ездит по конференциям по всему
мира, а ты —нет.
И все же—-островок русскости в Гэмпшире, в Новой Англии,
на севере...
И что за «русскость», когда он — еврей, она — русская?
И куда ты возвращаешься? По радио: Украина отделяется,
забирает армию на ее территории, Черное море и
Черноморский флот...
Так что просто сиротство людского жребия — и своего — в них
тебе предстало, отразилось. То же и Юз: хорохорится тут и
уговаривает себя, как он счастлив... Но как держатся за свой круг —
среди кружков других маленьких! И тут уж не задень — его
Бродского, например. Да и друг другу надо лишь хорошее говорить и
ласкать. Ибо узок круг —не плюй в свой колодец...
С другой стороны, все — под Богом. И здесь Он не дальше, а
ближе даже, чем в родном Космосе, что перенимает на себя
любовь и отчего, в близкодействии блага и родности, — язычество
усиливается, заземленность — от Дуба, Березки... «среди
долины ровныя...»
Понимаю пуритан — переселенцев лишь с Богом в душе и в
небе.
А с другой стороны, у эллинов, греков в малых космополисах
их, где все так рядом и одушевлено, где близкодействие
божеств, многих, — там демократия в Божестве. Ну да — вот что
такое политеизм и язычество. А монотеизм = деспотизм,
монархия...
Однако до Греции тебе надо еще Россию-СССР кончить.
Но как уж надоело, как омерзело — «моделировать»! Будто
сытые игры и забавы — над стонами, кровью и смертью. Сколь
благороднее занятие Светланы и Насти и Ларисы, кто смертный
жребий наш не упускают ни на миг от сердца и ума...
Толстой — перечитывавшийся («Война и мир») — засел в
душе и уме: положительная жизнь! Не паразитарная — на
выедании наработанного, как даже у Достоевского.
И думаю дальше о Роке русской и советской истории.
Лезут — в зону предпосылок, условий: сначала расчистить,
условия создать, а там уж и абсолютное будем хорошо и
по-настоящему делать!
А другие народы и люди, каждый индивид, — сразу делают
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
397
свое дело, вертикальное —жизни и богатства, без-у-словное; а
из этого постепенно, для координации этих усилий и творчества
в безусловном, образуются и Общество, и законы как
медиаторы их —самостных и абсолютно творящих ценности индивидов.
У нас же — все вбок, вкось, не на то.
«Иди туда — не знаю, куда. Принеси то — не знаю, что!» — вот
формула Русского Логоса в сказке — гениальная!
Чего-то хотят, хорошего, но не знают и не понимают, чего.
В то же время пытаются делать — вслепую. ДЕЛАТЬ НИЧЕГО.
Активничают.
И сейчас: вместо работы каждого на себя собираются на
митинги и советы — рвать силы сцепления с Россией и Союзом.
Будто индивиду под властью домашнего сатрапа легче будет.
Прежде хоть могли апеллировать к центральной власти.
Личность легче давить в малом государстве. Хотя
индивидуальность развивается там сильнее, энергичнее, во все стороны, и
телесность. Больше удельный вес на единицу— в малом целом.
1.15. Но что за пугливость? Вот ходил на гуманитарный ланч —
с сыром, вином и фруктами — и с докладом о том, как в XIX веке
фотографами формировался образ классики — Афин и Рима.
Молодой человек легко и с юмором рассказывал и показывал —
Афины, Рим, где легко и неоднократно бывал: и люди все — в
курсе дела: бывали. Ну, даже и я в Риме был. И все же какую
ущербность я, сидя, чуял! То ли — от скованности в языке? То ли
от того, что вообще я — русский «совок», забитый человек, а
они — раскованные хозяева мира? То ли моя личная это сви-
тость пугливого в обществе человека?.. То ли оттого, что, придя
раньше других, нарезал себе сыру и наложил масла в булку,
стакан вина налил и дыню с виноградом взял — наесться на
халяву, казенного, — и как, сравнительно со мной, мало брали
они: чуть сыру, стакан воды, кисть винограда?..
И по всему по этому так натянут я сидел, и к интересу
интеллектуальному, к любознанию добавился обертон — и даже тон, и
основной то был — душевного неудобства, исторической
униженности. От судьбы.
Но ведь так всегда бывало. Разве плебей третьесословный,
приглашен будучи в салон аристократии, — не так же униженно
себя чувствовал? Жюльен Сорель и проч... Это давало пружин-
ность и динамику — и для внутреннего сосредоточения в себе, и
на уход в себя, как главного собеседника и друга, понимающего
(внутренние монологи Жюльена Сореля и героя Достоевского;
дай мне —как хорошо прийти домой, уединиться!), —и для
распрямления и раскрута наружу: в действовании, в империализме
398
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
на мир. «Желанье славы» (пушкинский стих. — 7.8-94) и
самоутверждение. Как еврей, какЭпштейн... (Вчера у Лосева
проговорился: когда —об Иакове, как он обманом отнял первородство у
наивного Исава, я сказал: «Эпштейн — Иаков», меня тут же усек
Лосев и спросил: «А что, Эпштейн у Вас что-то похитил?» — и
пришлось мне в ламентации унизительные вдаться...)
Ой, как тяжело среди людей!.. «И притворяться не
погибшим»...
Как хорошо прийти в свою тишину — к раскрытому Платону и
Монтескье!.. Глянуть на красное дерево и желтое, и на зеленое
за окном. Сразу снимаются социальные натуги и перенапряги
отношений. Нет отношений. А есть Истина и Красота. Не
вклинивается помехою самочувствие «я», «не-я»... Психология.
Политика. Дипломатия.
Но какие америкашки раскованные! «Чиирфул»! Бодренькие.
А евразиец —окован: немецкая рефлексия, русская
стеснительность, французский страх быть смешным, английская
сдержанность, китайские церемонии...
Надо будет про это — в лекцию добавить.
6 ч. Такой ты плебс жалкий! только вернулся с велосипедной
поездки. Рюкзачок захватил — на всякий случай. И наехал на
убранное кукурузное поле. Там вижу — кочаны валяются. Стал
ходить-набирать. Приехал домой — вот варю. Но — не то: жесткие.
Небось уже для свиней на корм. А ты взялся себя кормить. Свой
желудок мучаешь. Вон валяются груши и яблоки. Так ты
хорошие кладешь в холодильник, а обрезаешь и ешь плохие. Когда
их съешь — уже те, в холодильнике, становятся плохие. Так ел
бы сразу только хорошие!..
Мужик! Без широты. Так и в писаниях своих: не умеешь
лучшее выбирать — и кучу-малу устраиваешь, где сор перемешан с
добром.
Однако завтра надо завершать Россию — и объяснить
Революцию и Коммунизм — с великодушной точки зрения.
Записка от Присциллы:
«Дорогой Георгий! Имейте в виду, что Вы приглашены на
обед с Станкевичем — не с тем (= не нашим политиком из
молодых, а профессором Йельского университета. — 7.8.94) —
24 октября, у нас дома, вместе с кафедрой.
— Присцилла.
Вы неправы насчет нашего Томаса!!» (кандидата в Верховный
суд, обвиненного в «сексуальном понуждении»... — 7.8.94).
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
399
ПОРТЯТСЯ ОТНОШЕНИЯ С АЛЕШКОВСКИМИ
25.10.91. Но как не владеешь собой — рукой своей жадной!
Вчера у Присциллы на ужине спросила она, что мне налить, и я
для тонуса: «Виски», — сказал (потому что предстояла лекция
лингвиста Станкевича после этого ужина в 8 часов, а от вина я
раскисаю). Она предложила мне достать бутыль с виски и
самому налить. И я — плюхнул, слишком. Но не выливать же назад!
И вот к лекции — прикосел, а такая была она прекрасная, мне же
пришлось все время себя усиливать, чтоб что-то понимать.
Такая жалость!..
И какое глупое саморазрушение: окосение от виски
пытаешься нейтрализовать крепким кофе. И все на печень иль на что там
нагрузкой ложится — и в ночи болит.
Так вот падаешь. От плебейства своего, несамовладения.
Вообще противен ты — в повадках своих, автоматических
реакциях.
Вон вчера Ирина Алешковская подъехала на машине к
департаменту, а я с зарядки возвращался. Она открыла дверь машины
и сказала: «Вот тебе суп Юз передает». Я гляжу: суп в сумке с
яблоками двумя. Беру сумку. Она: «Нет, только суп...» Конечно,
яблоки она себе взяла на день — любит грызть, обычное ее
дело. Но как постыден был мой жест —загребущий и
унизительно ее меня удержание!
И чувствую, как постепенно тонкая антипатия начинает
занимать место начальной симпатии меж нас — как раз из-за моих
нежеланий тут раскошеливаться, тратиться... С презрением
начинает она видеть во мне не «гения», как со слов Юза подавала
меня американским знакомым, а свинью, которую посади за
стол — она и ноги на стол.
Ошибка последняя была — просить ее подшить штанину у
джинсов, что внизу стали отходить у одной брючины. Пустяк,
полминуты. И Юз мне все говорил: дай Ирине — она тебе из
джинсов шорты в два счета сделает. А тут — совсем меньше
работы.
И все же — что она, жена мне? По какому праву прошу? И
вообще нагрузка опекать меня, тут не приспособленного,
начинает, чувствую, досаждать им.
Ну и во мне взаимно назревает —легкое охуждение их, ропот:
— Вот, мол, устроились, мещане — от культуры! Юз —
практичный торгаш — и вещами, и своими произведениями:
отработал прием —и выдает вещицы на рынок, на его потребу...
400
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
А она — довольная, спокойная, эгоистическая бюргерша. Без
сверхидей, не то что мои женщины...
Вот видишь, как уже по-свински за добро тебе платишь:
охуждением втихаря. Прекрасные, добрые люди, щедрые,
дружественные. Нормально, в меру эгоистичные. А ты что — нет,
что ли?
Однако и тут у тебя психологические отношения начали
завязываться — как мох-лишайник органики на камнях и льдах
стерильных, когда только высадился на этой новой планете... И вот
уже через два месяца — завязь органики. И она — гнильца, вонь-
ца, смрадец-душок, грязнотца, перегной-удобрение...
Одно хорошее (как было в начале: улыбки, приветы,
симпатии) — это еще не органика, это всего лишь один слой, моно-
тонь, одна линия. А вот когда эта волна вспять пошла, себя же
обвивая и погашая, — это уже минус, смерть — ее перца
добавок, отрицательности,■— и это уже стоячая волна, уплотнение,
плоть; и это уже —жизнь, погуще замес и настой.
Там, у Присциллы, были два русских художника — пожилых:
Евгений Расторгуев и Тамара Гусева —с 1920 и 1918 гг.
рождения. С выставками своими тут ездят. Сразу так домашне
разговорились. И — Федорова чтут: как же! Достали зеленый том
Светланина издания, читали! Голубоглазые. Светятся души
русские. Написал через них письмецо Лариске и Светлане — через
5 дней будут в Москве.
24X91
«Дорогие, любименькие!
Случайно в застолье у Присциллы встретился с русскими
художниками: Тамарой Гусевой и Евгением Расторгуевым. И
сразу мысль: послатЬ вам скорый привет — с оказией.
Слава Богу, уже полсрока прошло. Сегодня в 3 часа тут
смотрел программу «Время» и понял, что хлебные бунты уж в
Москве. Но все равно скорей домой!
Тут отказался выступать по «Голосу Америки». Что я могу
сказать? Да и безнравственно: вякать что-то и «советовать» и
соображать отсюда.
Своим студентам я даю Федорова — как главную русскую
мысль.
Выпивали тут у Юза с Парамоновым; поклонник Фрейда и во
всем видит «гомсов», так что трудно было мне его понять...
Обнимаю. Позвоню.
Папа Гоша».
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
401
МЫ - СОВЕТСКИЕ ЛЮДИ
Маленький островок советских мы у Присциллы были...
Не знаешь, как и называться теперь: «русским»? —ты не
можешь, ибо какой же ты «русский» по крови? А по державе? Она
еще не созрела. Так что «советский» — это как раз подходило к
тому образованию геополитическому, что из разных этносов за
этот век сложилось. Неплохое и слово — «совет», «союз»...
Мы с ними, конечно, уже старые люди, обломки прошлого,
где вся жизнь прошла, — и той структуры. И сразу поняли друг
дружку — по роптанию на резкие перемены.
И как по-ленински поняли Свободу ныне! Как право наций на
самоопределение, а не как свободу Личности. Как свободу
сбиваться в животные стада по породам! Какое падение — даже
после советского «интернационализма» — провозглашаемого и
все же соблюдавшегося! При нем личности — внутри большого
Целого —легче, чем в сбитом стаде из своих вонючих, животно-
пахнущих плотей и кровей. А сейчас —такая «свобода» пошла,
идет. Такая, что философу Мамардашвили из его родной Грузии
дает понять новый диктатор Гамсахурдиа: что его возврат в
Тбилиси нежелателен, — и он, узнав, умирает на аэродроме
Внуково от разрыва сердца.
...Звонил Юз — заботится, спрашивает: как харчо, что мне
передал? И Ирина: «Зайди, я зашила тебе штаны».
Видишь, гад-мерзавец ты, уж начавший шипеть-вонять охуж-
дением!
...И эти, взбесившиеся сербы и хорваты, палят друг во друга
и разрушают старинный Дубровник, чего даже немцы-фашисты
не делали. Или у нас — чечены и ингуши, молдаване и придне-
стровцы русские. Теперь Украина — отделяться и прихватить
Крым да с Черным морем. Так что уж и не поедешь туда и в
поход на Кавказ! В чужие державы...
Ну что ж: как на развалинах Римской империи и эллинизма —
разные государства образовались — Египет, Иудея и прочая
Сирия... Но для Духа, конечно, светлая эпоха была — в большой
империи: когда обмен идей, мирная жизнь и далека
центральная слабая власть.
Так и на советчине было — в эпоху «застоя», тихую,
органическую, где живая плесень стагнации = органика лишайников
коррупции — нарастала, и стал трансформироваться
«коммунизм» в некий «капитализм». Так бы и шло — постепенное
превращение и приручение народа к торговле «народным
достоянием» и к рынку —органическое и умеренное воровство. И его
сподручно делать — именно партаппаратчикам: присваивать
402
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
имущество и в уже частные предприятия производящие
превращать. Они все же — ответственные товарищи, привыкли делать.
Ведь наиболее активные элементы социума шли в партию — и
через нее делали. И теперь бы — так. А то отбирают сейчас у
них, а кто получит? Уже чистые воры-махинаторы, только
спекулянты, не производящие, а перепродающие наличное уже
«богатство».
А интеллигентский карнавал гласности и обличений —
безответствен перед страной, народом и хозяйством. На голод и
наведут всех, отчего и обратный поворот — к диктатуре и
перевороту; но уже гораздо более жесткому, чем собирались мирные-
милые «путчисты» — как персонажи из «Ревизора», умеренно
коррумпированные и патриархальные. Не жестокие еще. А
придет какой-нибудь Гитлер-Жириновский...
Если только Ельцин не поймет, что надо самому закручивать
гайки... Но его советчики-«демократы» сразу — вопить! Да и
идет он пока на разрушение партийно-государственных
структур старых, а ему бы.затормозить и на них поопереться, откуда и
сам-то он вышел такой-сякой...
А то — за правду, чистоту и «жить не по лжи»!
Да как же в таком перепутанном и ЛЖИЗНенном государстве,
которого «умом не понять», —добиваться рационалистической
логичности всего происходящего и устроения законов? Тут —
кривить и жить! Только поспевай подделываться под извороты
живые бытия! Переходный ведь — вечно! — период...
Главный простой очевидный факт: «крестьянин» не хочет
производить лишнее, а лишь на себя. Вот и все — и просто.
Значит—вымирание горожан и культуры, и свободы, и общества, и
законов...
Должно быть частичное принуждение. А то из барщины
колхоза — прямо на свободный рынок, который им и на х... сдался.
Без стадии «оброка», который бы дал и городам жить,
цивилизации, и крестьянам постепенно на рынок воспитываться. Ато
захотели сразу Ваську Воробья, моего пьянчугу-соседа милого, —
в американского фермера превратить!
Вот утописты-то! Хуже коммунистов!..
Прагматики и эволюционисты были нужны России. Таковые и
были в «застое»: и Горбачев — прагматик, и Лигачев, и
«путчисты». Консерваторы полезнее радикалов — всегда так на Руси.
Так нет: консерваторы — в реакционеров имеют тенденцию, а
радикалы — в революционеров превращаться. И пошла
очередная разруха! Перетасовка всей колоды карт. Без традиции и
накоплений. И прерыв — л беспамятство. И не знаем: в каком
городе и на какой улице ныне живем — и в какой стране?..
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
403
ИГРАЮ В КУКЛЫ
Все продолжаешь малевать свои куклы — образы мира и
«модели». Вон для России — набор из трех персонажей: Мать
сыра земля, Народ-Сын и Государство-Муж. А вот и третий
лишний затесывается — Интеллигенция. Общество и как бы
средний класс: «А вот он я!»— тоже мужчина!
Но у Государства и Народа — одна косточка (ныне). А эта — из
вестернизованной стороны Государства, из цивилизации
Запада, оттуда наросла. И ничего не поделаешь. Все чужие модели
несет-предлагает. Даже славянофилы и Достоевский — все
равно из Запада выросли (Киреевский и др.)
Кстати, разбирал вчера «Великого Инквизитора» —три
искушения Христа в пустыне. И так объяснял предложение стать
царем земли:
— А разве плохо было бы? Бог — он же и царь на земном
шаре. И нет многих государств, из чего войны и растрата сил
на горизонтальные экстерминации наций — как вон сейчас. Об
этом и в псалме Давида, № 80, кажется, что Державин перевел
как «Властителям и судиям»:
И будь един царем земли!
Всем бы оттого лучше, а вот Христос отказался... Обрекши на
глупые трагедии истории. На эту динамику взаимных масса-
жей — и массакрей (от франц. massacre — бойня, истребление. —
7.8.94).
О теократии как идеальном мироправлении — и В. Соловьев
мечтал... Во главе с Россией...
РУССКИЙ ВОПРОС - «КТО?»
Понял, что у нас —этим интересуются: «Кто ты?» (= с «нами»
или против «нас»), «Кто я?» — вошь или Наполеон?
Самоидентификация. Так же и «Кто виноват?» — это уж вечно: причину в
человеке искать — и свергать. Тут же — и анкеты: «А ваши кто
родители? Чем они занимались до Семнадцатого года?»
И интерес к человеку и его нутри — Достоевский, и вообще в
русской литературе этот акцент: не что сделал? а кто сделал?
И кто подумал и сказал. От личности — краска главная и на
мысль.
(Это я все ГЛАВНЫЙ ВОПРОС додумываю. Для греков — «Что
есть?» Для немцев — «Почему?» Для французов — «Зачем?» Для
англичан-американцев — «Как?»)
404
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
(Позднее я пришел к выводу, что главный вопрос для
русских — ЧЕЙ? К чему принадлежу? И фамилии отвечают на этот
вопрос: Чей? —Иван-ов, Кррез-ин... —7.8.94.)
...Но все же — прекрасно и нормально! Кто же не падал и не
просыпался в отвращении к себе? Блок, Есенин? С похмелюги-
то... А постепенно в себя приходишь — и взвидишь свет и благо
вокруг — и даже в .себе.
Сейчас вот пойду — книжки с ксерокса возьму. Потом — в
библиотеку: надо на Италию уж будет тексты набирать.
Приятная ж работа!
Но каково! За час лекции — куклу Греции, куклу Италии потом
намалевать! Как это нелепо тут выглядит — среди узких тем и
специалистов! Тот же лингвист Станкевич, когда меня
расспрашивал о моей специальности и я назвал — «культуролог», он:
«А, это — как Аверинцев? Или как тот, кто Бахтина
критиковал... — Лосев? Вот был культуролог. Но это у вас — широко.
Мы — поспециальнее».
Но хорошо и точно себе ниву прокладывают. Вчера один
историк России (забыл фамилию) рассказал, что его тема
—«Субкультура — в политике». Как идеи: дарвинизм, марксизм,
фрейдизм, ницшеанство и др. опускаются в субкультуру — и оттуда
выплывают наверх лидеры харизматические: они уплощают
идеи, но и делают по ним. Также и нигилисты в России. И вот
уже тема для пожизненной специализации — хорошая. Как
производители помады или маргарина или оправы очков —мастера
своего ремесла! В разделении труда проложили стезю своей
фирмы.
7.10 веч. Как хорошо одному! Не напрашиваться на общение
и развлечения, в которых —натуга, все время шанс сделать faux
pas — ложный шаг, слово не то сказать, жест...
Катался на велосипеде — два почти часа по холмам, среди
пиршества осеннего. Потом долго ел дома: кукурузу, набранную
позавчера, еще жесткую все же, дожевывал; суп клейкий в
подмогу, вермишелевый, варил, радио слушал —язык двигал. Что
еще надо? Вечер — мой. Книги тут — прекрасные.
26X91.
Любименькие!
Вчера опять подступило к сердцу: невмоготу без вас! Как
пуповиной потянуло — и вот прозвонился! Свои голосики! Как
Ларисы волосики, что где-то, отрезанные, храню. Маммушкино
«МУ-у-у-у...» Получила психея моя еще питание — подлиться.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
405
Какое же это чудо: что мир так велик, а держишься в жизни
лишь вот этим «Му-у-у... », сердечной привязью к такой же
малости и хрупкости, как ты сам... Вот и сейчас чувствую, как из
сердца что-то вырывается и тянет-несет — к вам, к нам, на
кухоньку — позавтракать (хотя было б, чем?) с Маммушкой долго,
протяжно, с говорением и миловзорами... И как Маммушка, уев
свое, уже мне помогает с тарелки... — как белая медведица,
владычная сих мест госпожа. А я, инородец, сладостно
покоряюсь. Правда, временами рыпаюсь прекословить... — но
поднимается большая белая лапа — и... я улыбаюсь — перед
Абсолютом. Ибо лишь его душа взыскует — нас обоих, и белая лапа
стирает случайные черты моей мелочности — и помогает и мне
воздыматься превыше себя, своей протагоровой меры. О,
восторг и восхищение!..
Кстати, уж перехожу Грецию им промышлять на следующей
неделе. По дню на космос — щелкать образы в панораме.
Портреты писать — как в «Русской Думе». Но облегчил себе — из
опыта прежних занятий: даю-выбираю им по нескольку
страничек из текстов — для анализа в классе. И мне легче — время
идет; и они втягиваются рассуждать и понимать. Для «Греции»
выбрал из Антологии мировой поэзии пару «гомеровских
гимнов», Эсхила из «Орестеи» хор о Судьбе, Архилоха — о Ритме, а
главное — мифы из Платона: «пещеру» из «Государства», «анд-
рогинов» из «Пира», про душу — как упряжку из двух коней и
возничего из «Федра», про мир как котловину, где люди = лягушки
из «Федона», и из «Тимея»: как Демиург закрутил два колеса-
шара навстречу друг другу. Всего-то вышло 15 страничек, а
какие!
Но главное событие вчера — письмо из Дартмута, отклик на
мою лекцию там: читал 21, написано письмо — 22, и вот уже 25
пришло. Надо будет его перевести. На лекции сидело 5
взрослых мужчин, человек 12 студентов и еще, как оказывается,
пожилая дама, которой я и не припомню. Когда я кончил лекцию и
воззвал к вопросам и обсуждению, было два-три вопроса
задано, но не обсуждали, хотя я взывал, говоря, что я ведь
провоцировал — резкостью... Удивила подпись — не совсем мне
разборчивая: «Ульрика фон Мольтке». Кто это? Как мне разъяснил Лев
Лосев, кто меня представлял там, и я вчера ему звонил
выяснить: кто это? - это оказалась жена сына маршала фон
Мольтке, кто был казнен Гитлером за участие в заговоре 1944 года.
Они с мужем, Kor'i^m^ni, ж^зут у них з Дартмуте.
406
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ПИСЬМО ИЗ ДАРТМУТА
Октябрь 22, 1991
Дорогой Георгий Гачев,
как один (в английском нет родов, так что, читая, я не сразу
понял, кто пишет: мужчина или женщина. — Г.Г.) из слушателей
Вашей лекции вчера, я сожалею, что не заговорила сразу после
нее: я медлительна в артикуляции. Ваш страстный доклад
заслуживал действительно сильной реакции. Но, может быть,
безответность нашей группы могла быть частично обязана факту
(люблю переводить буквально, не сглаживая неуклюжести:
тогда прямее проступает чужой склад мышления. — Г.Г.), что это
очень трудно — войти извне в этот тяжело сложенный дом идей.
(Прямо германскими архетипами мыслит: «извне — внутрь»,
«структурированный дом»! — Г.Г.). И я тоже чувствовала, что
мне нужны были по крайней мере все мои энергии, чтобы
слушать, удивляться, стараясь схватить. И только позднее вопросы
и сомнения медленно возникают. Сомнения также
фундаментальной природы, касающиеся Вашей ошеломляющей
систематизации и детерминации мира. Это очень сильно, как каменные
скульптуры, но мне сдается, я предпочитаю мелодии (снова
германский ход: от пластики — к музыке! — Г.Г.), когда
приходится описывать изменчивые пути народов сквозь время (опять
Время! — германский акцент в паре: Пространство и Время. —
ГГ.).
Что же до специальных вопросов, я недоумеваю: правильно
ли я расслышала, когда Вы говорили о первородном грехе
белых поселенцев — в том, что они вырезали индейцев, как
деревья, вместо того, чтобы сделать их рабами, а потом
смешаться с ними и образовать общую культуру? Да, большее
количество индейцев могло бы остаться в живых, но... Что
хорошего могло когда-либо выходить из рабства? Но и помимо
этого: можем ли мы представить себе симбиоз белых и
природных американцев, в котором бы европейская культура не
подавляла индейскую?..
Но вопросы и сомнения — в сторону; я ^чарована
неортодоксальным способом, каким Вы стягиваете связи (очерчиваете
отношения), соединяя широкое разнообразие аспектов, чтобы
осветить национальные характеры. В Вашем прибегании к «более
широким параметрам, чем ваша (= наша) бинарная манера
мыслить», а особенно в том, как Вы даете языку вести Ваши
проникновения — die Sprache ist kluger, als der sie spricht («язык
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
407
умнее, чем говорящий на нем» — цитируется изречение того, о
ком дальше. — Г. Г.), — это мне напоминает и в этом я вижу
некоторое родство между Вами и Юджином Розенштоком-Нюсси.
Он тоже не давал себя «категоризировать»: философ, историк,
социолог, теолог, профессор права, он был всем этим и чём-то
другим и превыше всего — вдохновенным страстным
человеком. Мне интересно: знаете ли Вы о нем? Я посылаю Вам его
книгу, которая, я полагаю, созвучна Вашей речи, отдельно по
почте. Вы можете найти его провоцирующим, но, конечно,
заслуживающим Вашего времени.
Дорогой мистер Гачев, я ободрена узнать, что есть такие
сильные личности, как Вы, в России сегодня, чтобы
противостоять Западной тенденции постоянно производить и работать,
удовлетворяя желания, со все возрастающей скоростью, — за
счет других...
С наилучшими пожеланиями
Ульрика фон Мольтке.
1.40. Фу, устал. Еще Питер Рэддауэй позвонил —
спрашивает: как дела, пригласили ли меня в Кеннан-центр по его
рекомендации? — Пока нет. Спрашивал про Москву, и я сказал, что
вчера звонил.
— Как Светлана? Процветает?
— Ну, работает. А с едой... — там не попроцветаешь.
Ладно, пора подвигаться. Поеду на велосипеде, что мне Су-
коник, слава Богу, дал, по холмам и по осени — и пособираю
какой фрукт: яблоки, груши, кукурузу — подножно
подкармливаюсь тут.
10.30 веч. Бесконечно кушаю тут: яблоки, на дороге
набранные, кукурузу развариваю — вместо хлеба хорошо идет с сыром
и маслом из земляного ореха. Будто в аванс ем — и читаю с
печеньем жестокий анализ Питера Рэддауэя (прислал свои
статьи) нашей экономики и перспектив — голода, и похваливаю:
как точно и трезво, в отличие от прекраснодушных демократов и
прочих ихних советологов. Похваливаю, будто страшную сказку
читаю, под чай с тортом на сон в постельке: будто про других,
будто не мне, не нам подыхать придется, скрежетать-бегать в
поисках мерзлой кукурузы. Добро бы еще — из мерзлой земли
выкапывать. Но ведь на асфальте она не растет...
27.10.91. О, какой это яд — читать про Россию отсюда —
американские газеты на английском и русском языках!
Особенно на русском — «Новое русское слово», которое, конечно, — ев-
408
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
рейское слово на русском языке: голос вовремя уехавших и
спасшихся от нашей разрухи на готовенькое милое
американское житье, — и с удовольствием смакующих бедствия
тамошние, откуда и чего избежали, даже сгущая: подкармливая тем
свой уют и блаженство — зрелищем избегнутого ада. И все
похохатывают, трунят над дураками и России, и советчины, и весь
век сей двадцатый у нас освистывают. Будто не поимели тут
еврейского культурно-творческого Ренессанса в 20—40-е годы.
Да и сейчас — откуда же, разве не из атеистических и
коммунистических семей чада-деятели нынешнего расставания:
Аксеновы, Ерофеевы и проч. ?
А наши газеты, наверное, — мазохистское расчесывание
ран...
Что же делать и как жить? Мы, конечно, все равно остаемся в
России: наше дело там и вся структура психики — тамошня. Но
вот Димка предлагает «зеленую карту» добывать для всей
семьи — на основании, что у меня сын — американский
гражданин: чтобы имели возможность на время сюда приехать —
работать и пожить. Это — стоит. И Св. по телефону одобрила. И для
этого мне надо бы себе тут побольше сделать рекламу и
прозвенеть. А у меня уж нет Эроса на это: все пути тут перекрыл
Эпштейн: он прекрасно вписался по жанру и быту. Печатается
везде. А я уж — архаичен, и мне трудно даже компьютер
освоить, и в ужасе непонимания — перед всей техникой их счетов,
чеков, машин...
Кстати, подумал: вот они потешаются над развалом
советско-русской империи и хаосом в быте и корме. Да: оттого, что
развалились опоры, стержень, на чем жизнь и быт держались.
Ну а вот — прекратись, исчерпайся нефть в мире — что они будут
делать, как жить, коли их «кары» замрут, окажутся хламом?
А ведь весь их быт и инфраструктура страны на аксиоме
вечности автомобиля и бензина построена: все эти расстояния и
отдельные домики. Придется все бросать — и сжиматься в стайки
деревень на земле, где ходить пешком и лошадей снова
разводить.
Ну ладно. Пока целую. Эти два листочка отошлю письмом.
А надо уже наперед лекции наготовить. И ответ даме Мольтке
переписать, что вчера накатал. Тоже — работать приходится.
Только и успеваю в эти четыре дня перерыва отойти от
предыдущих дней работы — и подготовиться.
Обнимаю. Ваш Гошка.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
409
ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЙ ТРЕПЕТ
Однако неплохо я пристроился с кормом тут, набрав кукурузу
на поле и яблоки у дороги: забит ими холодильник. Вот и
завтрак из яблок и каши кукурузной и кофе с молоком — и хлеба не
надо. И живот не болит: пища здорова, примитивна — не то что
их «бесхолестерольные» яйца да сосиски и сласти: чтоб жрать
избыточно — и не жиреть. О, как много лишнего производится —
и на что ум и изобретательность интеллекта тут тратится!
А ты (размышлял об этом на днях, катаясь на велосипеде и
созерцая пир красок осеннего всплеска природной красоты) —
уже вышел из стадии-ашрамы самоутверждения в мире сем: что
мог —уже сделал, имя кой-какое имеешь, а суетиться на
большее пробивание и впечатывание себя — уже не стоит, нет
Эросу-энергии, как она вполне есть у 30—40-летних ныне
идущих в гору (Эпштейн, Ерофеев и проч. — подфартило им с
эпохой...). Хотя у них не будет того качества, что само собой
сложилось у меня: они рыночны, продажны, а я — нет. Так что
успокойся: и продолжай жить и мыслить-писать, как жил: прослеживая
со вниманием происходящее в тебе и вокруг — в ключе
положительном, не ругательном, в разуме восхищенном и адресуясь
внутрь, к некоей благой сущности Бытия, а не к читателям тем
или иным и покупателям из мира сего...
И в этом плане — кукурузка да яблочки, подножным кормом
обхождение — это как про Робинзона нам вечно интересно
читать, как и Розанов про мучицу стенал, чтоб прислали
умирающему в 1918 году...
А культурологические диагнозы и модельки — Бог с ними,
надоели — сии тщеславного интеллекта порождения и игрища на
ярмарке культуры.
Экзистенциальный трепет и самоощупь — вот что вечно
серьезно. Хотя название и слово «экзистенциальный» — тоже из
культуры стибрено. Как бы попроще это выразить? «Трепет
жизни? жизнепрохождения»? Можно, да не то, и не звучит, как
парадоксальное сочетание загранично-латинского слова — со
искоренно славянским.
А зачем тебе звучание? Тоже ведь—тщеславное красование.
Как честно и серьезно у Толстого («Войну и мир» перечитывал
на днях немного) — домогание до простого выражения
сверхидей! И о главном пишет: умирание, влюбление, мышление,
охота, война, вальс, опера...
А ты, мерзавец, все собой занимаешь страницы! Нет —
описать хотя бы быт Весленского университета: этих студенток, что
410
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
в шортах босые сидят и попивают из большой кружки на
лекции...
Как взбунтовались твои студенты в английском классе, когда
их ты вынудил покупать ксерокопии русских текстов — отрывки
из «Обломова» и «Челкаша», которые сам же не использовал на
лекции, а им б долларов трать! Теперь, боюсь, не купят нужные
мне наперед отрывки из Монтескье и Платона.
Вообще — как волчата смотрят уже, разочарованные: и зачем
это им мучиться слушать мою косноязычную речь и фривольные
(= «вольно-вольные», ибо «фри» — тоже «свободный» значит),
не методичные, образные ассоциации и фантазии? Чему они
научатся? Как им писать мне экзаменационные «тезисы»-рабо-
ты на 15 страниц? Я и сам не знаю и увиливаю, а они уже
подступают в тревоге и хотят консультаций... Надо сообщить им часы,
когда я буду сидеть в офисе и их консультировать.
Но надо им все же доказать мою ценность: развитие их
мозгам даю.
И вот на Греции — шкалу иную ценностей явить: МЕРУ,
нестяжание, что не надо больше, чем надо... Демокрита и Сократа,
Диогена и Антисфена (как тот, ступив на ковры Платона
грязными ногами, сказал: «Так я попираю гордыню Платона». — «Но
другой гордыней», —так же хорошо ответил Платон). И
восславить созерцание, его превосходство над работой.
Вот и начинай, заведись. Кстати — и к России и русской
шкале «нестяжания» привести от Греции-Византии можно...
11.30. Однако погода обещает портиться. Пока сухо, съезди-
ка снова на кукурузное поле и набери рюкзачок: будет тебе на
два месяца, до конца пребывания тут, — основной корм хлебный
и кашный. Да и устал уже умствовать — часа полтора с утра.
Перерыв пора.
12. Нет: постирал носочки — солнышко подсушит, пока езжу.
МЕРА И ПЕРЕБОР
28.10.91. Как сладостно вчера было про Грецию
соображать-писать! В 4 часа, после поездки за кукурузой, взял бумагу,
словарь и, на спортивном поле на солнышке усевшись,
накатывал текст на завтра. Прямо как по-русски, с тою же почти ско-
ростию писал —правда, примитивным, конечно, языком. МЕРА
предстала как главный принцип Эллинства: на ее страже и
Судьба (Ананке), и мойры, и эринии — карают за преступание в
чрезмерность. И ею осуществляется гармония, справедли-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
411
врсть, демократия даже среди богов — права меньшинств: Эрот
не слабее Зевса.
Однако сам ты меру преступил — с кукурузой своей: перешел
на нее, вместо хлеба, и на яблоки — и вот в ночи живот
побаливал: небось засорил грубостью. ПЕРЕБОР (как в игре «в очко») —
твоя как раз ошибка в жизни и мысли: заносишься в
чрезмерность—в каждом образе и идее, в уравнении-ассоциации. Ну
и — в поступке, в деле.
Но это и вдохновляет и питает. Ведь и у Платона
«неистовство», одержимость в «Федре» хвалится — как Эрос и его действие
в человеке. В влюбленном, в поэте вдохновенном душа летит
торе и производит высшее, что в нормальном состоянии ей
неподъемно.
Чрезмерность — преодолевает гравитацию, тягу земли и
смерти.
Потом и свой регулятивный механизм есть в чрезмерности —
диалектика! Когда зайдешь в мышлении дальше меры в некую
одну сторону, как раз и выходишь к самоабсурду — и получаешь
импульс назад или в иную какую сторону: ослепительно ярка
тебе становится односторонность предыдущего хода мысли, —
и раскручиваешься с той же энергией в противоположную
сторону и реализуешь потенции этой иной точки зрения,
обратной... Пока и тут не зайдешь дальше меры — и тебя понесет уже
в иные идеи. Так в итоге и осуществляется МЕРА в познавании
данного явления — через переборы, выходы за его границы. Но,
значит, при этом не только изнутри его, но и извне его, со
стороны получаешь возможность глянуть, его же тем самым
ограничить и об-мер-ить. То есть самокритикующим развитием мысли
познающей—теорему Гёделя превзойти: что будто невозможно
изнутри явления его познать, а надо выйти к более широкому
уровню, объему.
Да, механизм Нового времени во всем: мера — через
чрезмерности. Так и страсти, и история, ее колебания и течение
жизни — устрояются. Так что ПОКАЯНИЕ в захождении за меру,
что зарвался, — необходимый исправительный механизм.
Преступление — и наказание.
Но в общественном мнении чрезмерность возносится:
величие! В гении и преступлении: что посмел! «Вошь я или
Наполеон?», «Житие ВЕЛИКОГО (обязательно!) грешника» — замысел
Достоевского.
Да и у Христа: против умеренных он, «тепло-хладных», за
крайности и превосхождение меры: «О, если бы ты был холоден
или горяч!..» Атак —«пройди —и мимо!»
412
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Но помеха покаянию и мере — «я»: оно срастается с
импульсом чрезмерного превосхождения в данную одну сторону — и
это становится как мой состав и амбиция. И ослепляется
человек: маньяк, параноик, одержимый, бес входит — как винт,
мотор и штопор в идею —и тебя несет...
Потому обсуждения и конференции требуются — как
обтачивание темы, уточнение меры в каждой вещи.
Но твое дело — идею подавать, будить мысль, будоражить,
провоцировать на ответную реакцию. То есть — первый и
энергичный ход мысли давать, функцией которого и следствием
будут всякие возвратные умерения и поправки — уже
автоматическим путем. Тебе ж — родить идею. Дело гения — генезис.
Ошеломить неожиданностию и яркостию. Сгладить-то потом —
это пустяк: тут автоматика заработает «умеренности и
аккуратности» — редактура других умов-людей.
Так что дорожи даром одностороннего проникновения.
Однако тщеславно и рыночно это стало. Ницше:
«сверхчеловек», «человек должен быть преодолен»... А и всякие приемы в
искусстве —характерные, рекламно-торгашеские
односторонности: кубизм, дадаизм и проч., что так легко усваивается
частичным индивидом-профессионалом односторонним: по его
умишку...
А мудрый — сам себя осаживает, знает меру.
То не благородно -- все эти кричащие односторонности
«гениев»: заявления своей «манеры», «оригинальности»... Дешевка.
Нет, продолжу: припаду к грекам — за мудростью. Как там
политеизм, так и в философии все возможные первоподходы,
принципы, точки исходные разработаны и уважены. У того же
Платона разные диалоги = разные яркие персонажи и системы
философии: Парменид —Единое, Протагор —софист, Тимей —
креационист... и прочий Теэтет с теорией познания... Также и
Аристотель: честно всех пересказывает...
Эту мысль, пожалуй, надо будет сейчас в лекцию
подать-вписать.
ОБИДА = БОЛЕЗНЬ
30.10.91. Да и начинаю день болезно, ненормально для
себя: на улицу не вышел зарядку делать, а — в ванну: голову
мыл, потом ячмень промывал на единственном здоровом
глазу — опасно, застудил. Так что решил не выходить на
утренний холодный воздух.
Ну и в животе какая-то неприятность не проходит.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
413
А обида — что оставили меня знакомые на себя, перестали
опекать. Но с какой стати им тобою заниматься? Что за
инфантилизм российско-советский, чающий «ЗАБОТЫ партии и
правительства», к патернализму и семейности привыкший «совок»?
Такой подростковый рессантиман — и в человеке на 7-м десятке!
Вон Катя Кларк и Майкл Холквист так и не устроили мне
приглашения выступить с лекцией у них в Йеле, престижном
университете, где оба работают. Казалось бы, проще пареной
репы: сказать там обо мне, дать рекламу... Но —забыли. И
понятно: он весь — в конференциях, она — с детьми одна, хлопоты,
все понятно. Однако в тебе яд упрека нагноился: вот, мол,
«друзья»! Не могут простейшего сделать! Или не уважают, не
считают меня персоной достойной? Вроде нет. Или чем им не
понравился?.. Так и хочется спросить -— но не надо... Это —
аберрация. Просто люди заняты, и им не до тебя, как и вообще
американцы: каждый сам по себе делает свои дела энергично.
А ты, по российской обломовщине и коллективке-коммуналке,
ждешь, чтобы тебя подтолкнули, вывели, вспомнили, за тебя
твое усилие бы сделали!..
И от вони своей и слабости — начинаешь приписывать
дурные помыслы к тебе, а потом и дурные качества вообще людям,
с кем имеешь дело и в психейные отношения вступил.
Вот вчера пример. У Присциллы был обед в честь «тэньюра»
(утверждения на постоянную работу) Сюзанны Фуссо, члена
кафедры тут русской. Она пригласила меня за два дня. И этого в
общем достаточно: люди знают срок и час и сами приезжают на
своих машинах. Но у меня-то нет. И меня надо или захватить
кому-то по пути, или сам я на велосипеде подъеду, но о том
тоже мне надо сказать, что машины не будет, езжай сам. Но —
просто забыли, ибо особый случай. А я сидел и ждал звонка.
Уже вечер идет, уже 7, поесть-выпить хочется. Поехал сам.
А там уж середина обеда, все веселы, смеются, стоя группами
беседуют, стол «а-ля фуршет». Я мрачно один наедаюсь — ну и
слава Богу: все группами заняты, и вроде никто не смотрит, как
я хаваю —семгу, белую рыбу, маслины и проч.
Но главная неловкость— одет-то я не на прием, а на
велосипед: кеды, джинсы. Белая ворона и нелеп. А тут еще и президент
университета Чейс — с бабочкой на шее, ласково приветствует,
меня заметя. Раскаты хохота в кружке, где Чейс, Присцилла,
Ира Алешковская. Но я туда не иду: боюсь не понимать юмора —
самое трудное на чужом языке.
414
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
АМЕРИКАНЕЦ НЕ РАСТЕКАЕТСЯ
МЫСЛИЮ ПО ДРЕВУ
Но вообще заметил, что «мэйк фан» = делать смешное,
забавное — вот о чем забоятся американцы в разговорах и даже в
лекциях. Вот на днях была лекция англичанина Джерри в
Рассел-хаусе о постмодернизме. И главное, о чем заботился
лектор, — сострить, чтоб посмеялись. Не о глубине мысли и инте-
ресности, а вот чтоб приятно было людям слушать, понять без
усилий, легко, посмеяться, себя при этом чуя превосходно —как
американцев. Ибо априорно в них уже некоторое высокомерие к
Старому Свету, к старью Европы и Азии и России, с их вечно
«серьезными проблемами» в жизни и духе и в философии, что и
яйца выеденного не етоят — на их взгляд (легкий, плебейский,
все упрощающий...). Где так все просто —там что-то
выдумывают, турусы на колесах! Особенно в России: берите землю и все в
частные руки, переходите к рыночной экономике — и все будет
о-кей!.. И почему-то не могут, какие-то затруднения находят —
эти нелепые русские!..
...Итак, обиженный сидишь. Полежал сейчас с яйцом крутым
на глазу.
И еще что понял в американцах: короткими четкими
отрезками действуют — и в делах, и в разговорах. Сказал то, что
нужно именно сейчас и для ЭТОГО дела — и кончил разговор.
А русский подступает обиняками к главному зерну, а если с него
начнет, то продолжит: «ну как вообще?.. У тебя. И что
слышно?..» — и тянется нескончаемый разговор обо всем, о целом.
Разговор-континуум. А у тех—дискретность. Ты только
разговоришься, а те молчат/им уже не нужно длить беседу. Как вон
Питер Рэддауэй тебя обсекал: сам тебе позвонил, по делу
поговорил твоему же, ты оттаял и начал про «вообще...», а ему это
странно, не нужно, а нужно уходить...
Таков и Американский Логос — не размазня, а корпускуля-
рен-дискретен: четко знает, какую часть дела сейчас надо
сделать — и делает. Так же — и что понять. Так что представляю, как
непривычны мои занятия и лекции студентам. Но ходят:.чуют
интересное...
Так же и ученые: прицельно-профессионально нацеливаются
на частицу культуры и ее досконально изучают — в отрыве от
Целого. И — не понимают в итоге, ибо текст вне контекста берут.
То же и «советологи» и специалисты по русской истории и
литературе. Возьмут какую-нибудь носящуюся в воздухе, модную
ныне европейскую или американскую схему культуры, понима-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
415
ния — и прилагают к этому отрезку, ими знаемому, — и плетут
исследования, с доскональными описаниями часто, а все мимо
понимания, не о том... Живца не хватают, ядра...
Кстати, то-то им из русских писателей более всего ко двору и
понятен пришелся — Чехов, с его рыночным жанром коротких
рассказов. Где им читать полотна-фрески Толстого и
Достоевского? Нет времени.
Но зато какая производительность труда — в тех областях,
где они гении: в изобретательстве, производстве! Как мне
говорил муж Присциллы Билл-физик: сделать автомобиль — на это
ныне уходит 5 человеко-дней. Вот себестоимость! Так
усовершенствовали-упростили производство! А кормят страну всего
3 процента населения — сидящие на земле «крестьяне»-ферме-
ры. Да и миру всему, и нам продают излишки... А у нас — голод.
И на «трудодень» 200 грамм ржицы получал крестьянин в
сталинские годы. Тут же — за 5 трудодней — автомобиль, что
продается за 10—15 тыс. долларов, ну — за 6—8. Дешево купить,
раз заработки большие...
Что значит — страна не знала войн и революций =
разрушений! А только накопляла добро, аккумулировала труд и ценности
предыдущих поколений и структур. А в России, что накопила
дворянская цивилизация —сметено советской, и снова-здоро-
ва... А ныне, что накоплено советской цивилизацией, сметается
вместе со структурами — и снова-здорова начинать, на пустом
месте, заботясь о «расчистке»...
«ПРОТИВОПОЛОЖНОЕ ОБЩЕЕ МЕСТО»
Почитал вчера газеты советские в библиотеке: «Известия»
три часа читал — и как отравленный вышел: хоть вой волком.
И поплакаться не с кем: Юз только злорадствует над бедами
глупых «совков», вот, мол, до чего себя довели — ВЫ! Он уже
дистанцировался.
Только русские студенты тут: Алексей из Иркутска, Малика из
Ташкента — свои души и понимают и страдают. С ними вчера
душу отвел слегка. Говорил: Ельцину самому надо сейчас
диктатуру вводить — и он мог бы. Но ведь пришел на волне
демократии, и они теперь ему не дадут: помешают вопияниями о
нарушениях! И доведут до кровавой диктатуры. Вон там Скурлатов и
Жириновский собирают силы, заседают... Власть ослаблена, а
русский человек ныне, во-первых, люмпенизирован, не работа-
416
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ет, а во-вторых, ворует, грабит, убивает. Так что уж захочешь
какого угодно порядка от власти, чем природного зверства.
А евреи тут в «Новом русском слове» еще и подзуживают
американцев не помогать России—даже «гуманитарной помощью».
Какой-то публицист обратил внимание на то, что
самораспустившийся Съезд народных депутатов СССР бывшего назначил
всем двум тысячам депутатов депутатские зарплаты и
привилегии до 1994 года, на срок, на который выбраны. «Так вот куда
пойдут наши с вами денежки, американские
налогоплательщики, если будем помогать!» Подсчитали...
Да, конечно, рабы и воры... Но не помирать же...
А почему нет?.. Миру-то что? Становитесь враз — как мы! —
советуют. Но разве это совет — с пониманием?..
Да, Перестройка = опять «разрушенье до основанья, а
затем...» что и как?..
Только интеллигенция попировала — в свободе слова и
разоблачений. Тоже разрушительное дело делав, а не
созидательно-ценностное. Наша «общественность» и Общество
российское снова свой паразитизм и люмпенство доказали и
далекость от народа и хлеба и понимания России. Похохатывали,
западными моделями пробавляясь и применяя их к нашему —
«нелепому»...
Да и литература времен «перестройки» вся в «застой»
создана—и тогда имела смысл и страсть: ее таковой создание — как
выпускание пара и гноя. Но вообще-то она —«противоположное
общее место», как говорил герой Тургенева. Сказать, что
советская власть — хороша, это официальное общее место. А
сказать, что советчина — плоха, это зависимое от первого
«противоположное общее место». И — не творческо. А тем и заняты —
осмеятели и разоблачители: Аксенов, Алешковский и проч.
Вот ты уже выражаешь обиду России, рессантиман русского
народа и человека там: «Братцы! Мы ж за все человечество
коммунизмом перестрадали — и за вас тоже, америкашки и евреи!
Что же покидаете? Поматросили — и бросили?..»
А эти — самодовольны-то как! Капитализм победил — тихо,
терпением. Американские левые, социалисты тоже страдают:
идеалы и их разбились...
Тут как раз про Маркса на днях лекция всерьез была — под
названием завлекательным: «про постмодернизм».
В чем была мысль лекции англичанина Джерри? Он взял идею
Соссюра про язык и речь: что язык — структура и относится к
«референту» реальности: привычка у нас так полагать и соотно-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
417
сить. А на самом деле референт исчез, и постмодернизм в эту
щель вклинивается и там создает свое искусство. И показал
фотографии одной женщины на разных фонах: вот она —
завлекательная особа; вот — неприглядная прачка в кухне; вот
аристократическая дама в вилле с пейзажем. Все делает антураж...
Очередная перетасовка культурологических карт, как делают
Дерида и проч., на кого ссылался. Без экзистенции и боли и
жизни, которую не чувствуют, и из всего делают — «фан» =
забавное.
Тоже и понятно —для стиля послевоенной культуры и
еврейского отпечатка на ней: после жуткой серьезности «холокоста» и
его невыносимой экзистенции — требуется отсмеяться,
легкость жизни испытать.
А на Руси во советчине — опять серьезность и экзистенция!
Сколько же можно? Вот и над нею хороший повод смеяться без
конца — над экзистенциально влипшим русским дурачьем!..
Читал в «Нью-Йорк ревью» от 7 октября 1991 г. рецензию на
книгу «Революционный антисемитизм в Германии от Канта до
Вагнера» Поля Лоренса Розе. Рецензия называется:
«Идеалисты против евреев». Там автор: что Кант и Вагнер еще со
средневековым и грубым евреем-ростовщиком боролись, его имели в
виду. А за полтора века свободы, когда евреев приняли в
европейскую культуру и сообщество, — какой совершился взлет их
творческий и вкладе цивилизацию! Верно. Реванш за два
тысячелетия подпольного существования изгоями в диаспоре.
А силы-то накоплены какие!..
Русские же все растрачивались впустую — и на чужие, не
свои дела и идеи... Вот яд-то и обида ныне!..
Свобода!.. «Как, Вы —против свободы?!»
А ведь коварное понятие. Сейчас свободу поняли — как
свободу стад, малых народов — от большой империи. А не как
свободу личности. Напротив: в малом стаде личность еще более
угнетена-сдавлена, удушена — вонью национальной солидарности.
Так что не надо национального и социального освобождения:
все это массы, толпы, «мы» всякие. А дай прорваться к личному
пути ко Абсолюту.
Но это-то как раз в американстве и есть: сам ты по себе —
соображай и ищи... Зато давит другое — общий механический
стиль жизни и работы — плоскодонный, улыбчатый. Вот и
профессора — как телеведущие: стараются улыбаться на лекциях и
доставлять пищу улыбкам студентов.
418
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ЗАВОЖУСЬ НА СПОР СО СТУДЕНТАМИ
Вот мне вчера в английском своем курсе пришлось осечь их
высокомерные, ну снисходительные критики на Монтескье.
Я им дал прочесть из «Духа законов» две главы: о климате,
местности и почве — и наивно спросил вначале:
— Ну как, понравилось вам его читать?
— Нет, — осекла меня Мередит. — Устарел, не понимает.
— Он когда писал? Какими материалами пользовался? Что он
мог понимать в Востоке, южных народах, в исламе? —
забросали меня.
— И какое высокомерие северянина Европы!
— Южные народы —ленивы, трусливы!.. А арабы и проч.?..
Да, попал Монтескье в атмосферу прав меньшинств!..
Стал я его отбивать — и анализировать текст, выявляя его
остроумные отождествления материального — с психическим и
духовным.
— Конечно, у него — часть истины. Но мы эту часть как раз и
изучаем, и его наблюдения — в помощь. А про «героизм
рабства» —у азиатов! Разве не красиво выражено?
— Пусть и красиво, но это не может влиять, раз я не
согласна, — маленькая Габриэла тут.
— «Не согласны!» Мало ли с чем! Мы, не учась ничему, — не
согласны со всем: можем это поставить барьером всякому
усилию понять иное!
— Это верно, Вы правы, — согласилась Габриэла.
Не знаю: от души или испугавшись, что я вдруг такой
сердитый профессор обнаружился и не терплю противоречия и могу
снизить оценку?.. Потому что под конец ко мне и другая
студентка подошла, Дженифер, и, как бы извиняясь за то, что нападать
первая стала на Монтескье, сказала: «Нас так учили: подходить
ко всему критически».
— Конечно, — соглашаюсь я, — но сначала поняв и другую
сторону.
— Вообще у вас, — говорил я им, — американский, «ургий-
ный» подход: мол, цивилизация все уравняла и сгладила
различия. А у Монтескье — «гонийный» подход: тогда Природа была
еще сильна и обступала, и влияла, была могуча, и ее
предопределения народам и странам были очевидны, прозрачны. Потом
они позакрылись — под пологом одинаковой городской
цивилизации. Тем нам дороже эти свидетельства доцивилизованных
времен — для наших национальных миропонимании: то, что под
спудом машин, дорог, телефонов и проч.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
419
— То же самое, чтобы вам было понятно, — продолжал
пояснять я, — и Фрейд делает, врач-психиатр: раскапывает глубину
досознательного бытия. Вы ж это принимаете! Так и Монтескье
читайте — всерьез и с поучением...
Ну что ж: можно начать свой день —на улицу выйти. Уже 10.
Во всяком случае, успокойся и в «американку» не лезь
вживаться, вписываться: не удастся — ни издать себя тут, ни
понравиться реакциями, чтоб пригласили тебя, да еще и Светлану, на
следующий год, как ты проговорился о своем желании Кате
Кларк. Она сразу намотала на слух: конкуренты! Нечего
привечать и помогать, еще и рекламировать меня!..
Отторгнут чудака-дурака непрактичного, еще такое
говорящего простодушно.
Нет, тебе сюда взойти — разве что, как Бахтину: как уже
русско-советской культуры монументу, кого когда-то изучать и
конференции организовывать, и на этом себе нишу научную
сделать, как вон Кларк и Холквист на Бахтине, другие — на
Булгакове, Набокове и проч. Так что делай свое чудаковатое дело —
там, у себя. И не соблазняйся рыпаться. Хотя полезно было
побыть — и примериться и понять: не тае! не твое! не для тебя!..
Тут Эпштейнам пировать —с остроумными эссеями.
МЕЛАНХОЛИК С ФЛЕГМАТИКОМ...
30.10.91. А вообще-то работаешь ты тут как славно!..
...О, какое ядовитое змеение в глазу слева —единственном,
да еще и ячменном со вчера! И что ты суешься-рыпаешься?
Замри! А то — еще расширяться лезешь! Солитер ведь! А
лезешь себя в мир преподносить и проситься размножаться — в
печать!..
Сократом утешался на ночь. Но он все — на людях:
совершенно городской и социальный человек, человек общения и
разговоров. Один, наверное, и не думал, а в разговорах —
раскалялся. Как я — в писании.
Был приятный человек — в общении. А ты вот оказался не
приятный человек в общении; еще и над американцами
потешаешься, что они стремятся друг дружке приятными быть: вон как
президент Чейс что-то все время вчера веселое рассказывать
старался, умелец, и Присцилла заразительно похохатывала.
Под конец остались вчетвером: Ирина (ждала, что Юз за ней
заедет), Присцилла, ее Билл и я. Я заметил: — Четыре темпера-
420
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
мента тут меж нас все: Присцилла — холерик, Ира — флегматик,
я — меланхолик, а Билл — сангвиник, легкий человек.
И подумал: тяжкое бы, невозможное сочетание — меланхолик
с флегматиком, как бы ты с Ириной, тяжко-ровной, не
возмущаемой: как бы с инерцией тупой матери-земли. Оказалось, что
это она должна была меня захватить-подвезти, но забыла.
У меня столько от этого переживаний и расстройств, а она
смеется, как над забавным запамятованием. Антипатия легкая меж
нас от этого случая нарастает. А почему? Красивая женщина,
помогала тебе на первых порах, опекала — мало? Еще в
претензии!..
Что ж ты: на встрече в «русском доме» со студентами месяц
назад говорил, что хочешь быть Алонзо Кеханой Добрым —
просто приятным человеком людям, своим, домашним. Так
постарайся и для чужих. Что ж снова в Дон Кихоты лезешь,
активничаешь?
31.10.91. Ох, раскачиваю себя с утра — обессиленного.
Накачал воздухом, душем, завтраком — кажется, ничего! Ячмень
прошел, в животе вроде тоже комфортно. Только голова бедная
тут перерабатывается. Ну ладно — восхитись! Ведь сегодня
Платона философские мифы подавать будешь!
Веч. Закончил и переписал начисто письмо Ульрике фон
Мольтке в Дартмут. Трудоемкое дело!..
ПИСЬМО В ДАРТМУТ
(самоперевод с английского)
Октябрь. 26, 31. 1991
Дорогая Ульрика фон Мольтке!
Ваше письмо, этот Schwung («порыв», нем. — Г.Г.)
спонтанных чувств и идей, сильно впечатлили меня. Событий такого
рода нельзя ожидать, они могут лишь случаться: это поражает,
как некое сверхъестественное вторжение в твою жизнь и как
духовный дар. Я осмеливаюсь объяснить это каким-то
Wahlverwandschaft («Избирательное сродство», нем. — название
романа Гёте. — Г.Г.), которое Вы могли чувствовать, слушая мою
лекцию, — так же, как я испытываю эту родственность, читая и
перечитывая Ваше письмо. Я бы выразил мое ощущение при
чтении Вашего письма стихами нашего русского поэта Тютчева
(которые в моем топорном переводе могли бы звучать так:)
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
421
Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется, —
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать...
Американцы — бесплодная почва для синтетического
способа мышления, которым работаю я и что применял, как я
предполагаю, Юджин Розеншток-Хюсси, книгу которого я ожидаю
получить, благодаря Вашей любезности (и уже получил ее —
благодарю Вас. - 31.10.91). Метафизический интерес чужд
американцам — тот интерес, который так глубоко прирожден
Германской и Русской душам. И только представьте себе! Надо
было случиться такому совпадению, что одна прибывает в
Америку из Германии (Ваше имя напоминает мне знаменитую
немецкую аристократическую и военную семью — не ошибаюсь ли
я?), другой — из России, чтобы искра взаимного понимания и
симпатии пронизала нас!..
И какое же жестокое историческое qui pro quo
(«недоразумение», лат. — Г.Г.) бросало нас в войны друг против друга, вместо
того, чтобы работать вместе в созидании Евразийской
цивилизации, как это было так естественно для Петра Великого, для
русских шеллингианцев и гегельянцев в XIX веке, для
Шпенглера и Рильке, которые любили и понимали Россию!.. В наши дни
Россия в высшей степени нуждается в германской помощи и
обучении, и я предвижу период нового полезного германского
влияния...
Между прочим, читая Ваше письмо (даже если бы не знал
Вашего имени), я расслышал германский акцент в Вашей мысли:
как «войти извне внутрь этого тяжело структурированного
дома идей»... Разделение между Äussere (внешним) и Innere
(внутренним), видение во всякой вещи структуры Haus (дома) —
это характеристично для германской ментальности. И то, что
Вы «предпочитаете мелодии (каменным скульптурам), когда
речь идет об изменчивости народов во времени... Германская
музыка превалирует здесь над средиземноморской пластикой.
Что же до Вашего недоумения: лучше ли было б поработить,
нежели уничтожить индейцев и «что хорошего когда-либо
выходило из рабства», — я бы апеллировал к истории как процессу,
потоку изменений, в котором рабство может быть лишь
переходным состоянием данного народа. Живой — может
развиваться, мертвый — нет. Но, конечно, здесь есть проблема:
личность, самоуважение, самопожертвование и т.п.
31.10.91. То, что выше, было написано сразу по получении
Вашего письма. Но я намеревался переписать набросок и доба-
422
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
вить что-либо... и отложил письмо в сторону. Но пришла новая
неделя занятий, я должен был готовить свои лекции, и только
сейчас я могу вернуться к разговору с Вами. Признаюсь, что
моя душа предвкушала этот диалог на протяжении прошедших
дней, но я боялся испортить его, интонацию — спешкой...
Теперь вечер, я один в своем покое, и моя душа in seinem dunklen
Drange («в своем смутном стремлении» — цитата из «Фауста»
Гёте. —Г.Г.) обращается к Вам...
Я уже раскрыл книгу Юджина Розеншток-Хюсси (Out of
Revolution = «Из революции» — Г.Г.). Я пленен ею. И это чтение ее
полагает естественный конец моему письму Вам.
Для лучшего знакомства я посылаю Вам список моих работ.
Напечатанные — разве что 5 процентов того, что я написал.
Когда я отчаялся печатать мои рукописи под советским
идеологическим контролем и внутренне отказался от надежды на
издания, я вышел к абсолютной свободе мысли и творчества и
наслаждался ею уж более 30 лет: писал для себя и путешествовал
умом и воображением в разные страны и эпохи... Я был бы
счастлив получить от Вас новое письмо.
С наилучшими пожеланиями
Георгий Гачев.
ХЛЕБ И ДУХ
1.11.91.'«Вперед, вперед, моя исторья!» Уж ноябрь
пришел — треть осталась. Мой марафонский бег входит в
спокойную инерцию — и так надеюсь дотянуть, не обессилев. Хотя
позавчера какой-то коллапс приступал — запаниковал я... Но
вчера снова неплохие занятия прошли, успокоился я, поездил
на велосипеде, потом долго ужинал, глядя на телевизор,
расслаблялся. Сел ответ написать Ульрике фон Мольтке, наконец.
Тоже часа три заняло — только письмо... Прогулялся на ночь,
потом вспомнил, что пора бы и трухануть ритуально, дабы
потенцию и охоту на бабу поддержать: как раз и прошлые
четверги, после натуги занятий недельных, себя подпускал к этому
делу. Но что-то не вкушается так никакого уж наслаждения, а
механика одна: медицина-гигиена... Ну ладно: скоро на живую
женушку-бабищу взгромоздимся...
Что же вчера впечатлило?.. Да, после русского класса, где
«Вишневый сад» разбирали, староста группы, Бернадетта,
пошла со мною в библиотеку—помочь подобрать книги на
дальнейшее чтение: Горького, Блока ксероксы сделать — и по пути
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
423
разговорились. Она из семьи, где 5 братьев, 3 сестры — и не
упомнит сразу всех! И говорила, что ничего хорошего
американская жизнь уж не породит в Духе. Она участвует в движении за
бедных и меньшинства, и женщин. — Но как же: у вас какой шанс
великий! — я ей. — Раз разрешена проблема «хлебов», нижнего
этажа, материального, на котором все бьются другие страны и
никак не могут высокому Духу предаться, а их все затягивает
назад, вниз, как вон Россию сейчас: кусок хлеба — проблема, и
люди Духа, как моя жена и я, должны снова-здорова силы на это
тратить! А вы можете уже утончать душу, дух, там развивать
человека и проблемы — в мире Духа, идей, высоких ценностей!
— Нет, не получается так. Надо, чтобы за живое брало, где
есть необходимость борьбы. И дух развивается — где о хлебе
насущном вопрос!
— Значит, у нас, в России, снова почва для Духа высокого — в
нашей сирости и нищете, —заготовлена?
— Выходит, так.
Да, сытость всеобщая. И гаснет стимул, нет страсти к
прорыву материально-телесного уровня в обществе и душах людей.
Значит, нужна и тут аскеза — в телеорганизме
страны-общества, чтобы высокий Дух и идеал зажил, зажегся факел. Отощать
должна страна...
Церковный звон раздается. Разве не Дух в этом? Спиритуаль-
ность — в ургийной страсти американцев, в изобретательстве, в
несмирении с природной данностию устроения всего — как
есть, но — переделать!
Но душа при этом — механизируется, груба, мало
эмоциональна, у мужчины особенно. И женское движение... — хотел
сказать: за утончение душ и сложность эмоций... но, напротив:
сама женщина добивается права так же одеревенеть и
механизироваться на работе и в спорте и в армии, как мужчина...
Но все же вопрос — метафизический: тут снова
психофизический параллелизм. То есть, не выходит Духу развиваться
одному: гаснет, если не связан с телом. В успокоенном теле и
Дух спит, инертен. В Божестве — нет движения. Потому и надо
было Богу, Слову — воплотиться (во Христе), и тогда динамика
истории и восхождения Духа человеческого началась.
Или — у девы Бернадетты узкое представление о Духе,
идеале и грубое, и не зрит на чистой почве Духа потенций к развитию
и не находит там интереса?
И тот же вопрос воскрес — о «хлебах», которым дух зла
искушал Христа в пустыне и который в «Легенде о Великом
Инквизиторе» подхвачен. И когда Христос ответил: «Не о хлебе едином
424
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
сыт будет человек, но и о Слове...» — он же не оторвал Слово, но
дал в контексте: «Не только хлеб, но и слово», —оставляя хлеб
как безусловно правомочный и нужный член сего сочетания.
Ибо без ориентации на Хлеб — и Дух не тот, гаснет и киснет...
Надо будет на следующее занятие вынести это — на
дискуссию.
«ВИШНЕВЫЙ САД» ЧЕХОВА
— разбирали, и интересно Маша Раскольникова:
— Когда я читала первые два действия, представляла, как это
хорошо можно поставить в сумасшедшем доме! Все говорят,
друг друга не слушают, одно и то же бубнят... Театр абсурда...
— Это ново и живо: верно, там все как в мании какой, своим
пунктом одержимы и не сообщимы, голосят в воздух! Как и ныне
в полемиках плюралистических, демократических: каждый свою
дуду-ноту-линию тянет... Но, конечно, автор поверх всего и
вяжет гармонию...
А Лопахин, с его предложением разбить Единое Целое
Вишневого сада на парцеллы-участки дачникам, — прообраз
Столыпина и хуторов и нэпа.
— А Вишневый сад — как Россия! — Роберт Рич сказал.
— Ей тоже распадаться, что и происходит сейчас.
Но завязалась у меня мысль отсюда: при барах имение —
единое целое. И при советчине в колхозе — мир и скоп, без пар-
тикулярности. Восстановлены целые, было распадаться
начавшие при «буржуйстве». Это дополнительное показание о том,
что советчина — из барства дворянской цивилизации, и тут
лакеи и слуги — из грязи в князи: тот же в них идеал жизни:
ничего не делая, а заставляя других, будучи начальником, не находя
в труде-работе радости, а лишь в бонвиванстве. Как лакей Яшка
тут при Раневской.
Отметил, что любовь вялая тут: не проскакивает искра между
Лопахиным и Варей, Трофимовым и Аней... Тут я было бросил
мысль о вялом русском Эросе и поэзии разлук и
несостоявшейся любви в литературе, —но они весело меня опровергли...
— Конечно, Эрос есть, — поправился я, — и дети рождаются;
но речь не о реальности, а об идеальности и моделях и
ценностях в культуре. И тут так уж сложилось, что возвышена и
воспета — несостоявшаяся любовь...
— И это очень сильно влияет на души людей, — тут Маша
другая, Штейнберг, что из России всего лишь 3 года как и вся еще
там. — Так что заранее безнадега какая-то априорно при влюб-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
425
лении даже тебя осаживает: все равно, мол, ничего не
получится!.. Так что это страшное вредительство русская литература
причинила во России: эстетизируя несчастье и страдание. Вот
почему большевики, что все же решительно взялись строить тут
земную счастливую жизнь, — правильно настроены и за ними
пошли.
Я присутствовал между двух Маш в их споре: Маша Расколь-
никова, как феминистка, возмущалась, что американский
мужчина так все занял, добытчик средств в семье, что женщине
трудно работу найти и вырваться из семьи. А Маша «русская»: о,
как русская баба-женщина мечтала бы иметь мужика-хозяина,
кто бы семью обеспечивал! А то — и не зарабатывает, и пьяница,
и придет—- валяется с газетой. Ни денег, ни секса, ни помощи.
На кой он нужен?..
— Все там в пьесе: «Кто я?» спрашивают (Шарлотта...) —
вопрос самоидентификации: понять себя, узнать, а то —
растеряны, будто не в себе и не свои все, и не свою жизнь живут! —
Феликс об этом.
Да, снова вопрос: КТО? — как превалирующий в русском
Логосе.
БОРОДА И ОБРЕЗАНИЕ
Обратил я внимание, что у Пети Трофимова борода не растет:
его укорила Раневская, когда тот гордо заявил: «Мы выше
любви!» «Облезлый барин» — таким выродился русский
дворянин за два века...
А какие бороды были, когда Петр их резал = оскоплял бояр и
из шуб долгополых во чулочки со штанишками вдевал! Из
растений — животными их делал, выводил из русского леса — на
площадь-город социум-«ассамблею» — собрание, митинг.
Кастрация то была...
— Но ведь брить бороду стали первые римляне, — кто-то
сказал, —так как мешала в бою: голову рубили.
— А солдаты — лучшие мужчины, самцы! — Маша Раскольни-
кофф.
— А евреи обрезание делают, бороду же сохраняют, — Маша
Штейнберг. Она полурусская, но иудаизм исповедует — так мне
Юз сказал...
Значит, во античную веру Петр приводил россиян,
скульптурным тело делая и тем античную поэтику в литературу русскую
вводя, что при Пушкине разовьется, а при Тютчеве начнет
отходить...
426
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
«ВОЙНА И МИР»
Два занятия проводили по Толстому, но не вошли в него, не
прониклись, а лишь по поводу его говорили: на какие идеи он
наводил. Одна — удивление выразила: как там по-французски
говорят русские аристократы? И я задумался:
— Ведь с Петра введен немецкий стиль в государство, труд:
голландцы и немцы званы на русскую службу и хорошо тут
трудились и учили хозяйничать — миллионы в итоге. Но как же
проник французский язык в высшее общество? Почему заговорили
не по-немецки, а по-французски? И такое трио языков
получилось в XIX веке: народ и литература — на русском,
государство — немецкое (в царях ни капли русской крови), а
аристократия — на французском говорила.
Тоже «всепонимание» оттуда — и две главные ориентации:
Нам внятно все: и острый галльский смысл,
И сумрачный германский гений.
(Блок, «Скифы» —уточнять приходится, помогать возможному
будущему непосвященному в святые слова нашей культуры...)
Предложил я им подумать: а какое возможное будущее в
XX веке у героев Толстого?
— Пьер Безухов мог бы увлечься Революцией, но потом тоже
разочароваться.
— А Андрей Болконский был бы белый офицер.
— Но мог бы потом стать и красный. Как в «Хождении по
мукам».
— А почему Пьер в Революцию мог бы увлечься? Потому что —
бастард! Неприкаянный, без семьи, корней. А Болконский,
человек истеблишмента, ответственный, опора, князь, дуб
рода, — отвечает за землю и страну, человек чести и службы...
А Долохов мог бы быть террорист: ничего не любит, но мстит!
— А как же — мать-старушку любит?
— Ну, это как и «Не забуду мать родную!» — наколка у воров и
блатных. Последний рубеж человечности и связи с жизнью.
А так бы — и в ЧеКа мог работать.
— А Анатоль Курагин — комсомольский работник мог бы быть.
— Верно, секретарш бы соблазнял, бонвиван циничный.
Но я все налегал: что вот тут, в «Войне и мире», —
положительная жизнь, дворянская цивилизация в цвету! Сколько
разного тут, и как интересно можно жить! Язычество Толстого, нет
христианского налегания на одно, этику. Потому — «Илиада»
русская это...
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
427
РЕВНОСТЬ К МОЦАРТУ
3.11.91. Ишь, заскочил уж как в ноябрь! Как не повникаешь в
себя денек — так уж кажется: ничего не происходит там, и
вообще писать не об чем. Быстро сходятся створки внутри — как
волны над затонувшим судном иль человеком, как створки ямы
крематория за опустившимся гробом. Так что сажусь вбуривать-
ся — и выволакивать.
А для того сперва — вгляжусь в что за окном, в природе:
благодать сухой поздней теплой осени и свет — рыжий («рыжий
свет» — это уже неплохо, что-то в сем есть...). И вслушаюсь в
звук —Бетховена 5-й сонаты медленную часть узнаю—Анданте.
Какие благие клещи Бытия обступают! И влекут: НАШЕ делай!
Люби! Восхищайся! Претворяй — и страдания свои — в красоту!
Как это умеет Природа: всякое дерьмо и навоз — в ДОБРО
удобрений и в цветы превращать. И как композитор: свои мучения —
в гармонию!
Тебе же — в мысли, понимания, в слова — живые.
Ну, доложи, что было...
Нет, невозможно: божественные восхождения-воспарения
души — там, у Бетховена! Замри...
О, какой стыд! Как бедны мои категории-улавливатели, в кои
втискивать пытаюсь — например, национальные музыки, типы
мелодии! «Восходящие» — германские, «нисходящие» —
итальянские. Фу!.,
Однако какой-то бунт воздымается на Моцарта, кого пуще
всего крутят. Да и на Гайдна и Бетховена — вообще на все имена
первого ранга знаменитости. Когда вдруг редко сыграют кого-
то не столь славного из той же эпохи или стиля — какая
прекраснейшая музыка бывает — и даже лучше иных произведений сих
знаменитостей! А имен тех и не упомнишь: слух забит
Моцартами и Бахами!..
Это я, конечно, себя проецирую: свою канувшесть в массу
забвенных, забитый шумом-рекламой более звонких и
удачливых...
Ну ладно: моя жизнь-работа все равно так сладка! И ты ведь
уже получил свое!
Вчера закончил лекцию, что буду читать тут в среду 6-го в
Рассел-хаусе: уже афиши висят. Отвез Присцилле (милая и
глубокая и добрая, при том, что холерическая еврейка!) — про-
428
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
смотреть на предмет ошибок — в артиклях и еще в чем, и
поправить, чтоб нам не очень стыдиться.
Кстати, вдруг, готовя страничку «моделей»-эмблем, понял,
какие нужно для Еврейства и Англии, что до сих пор мне не
светило.
Для еврейства — семиподсвечник — ^U одна опора на
земле, т.е. ничто почти = «минус Космос». Зато в верх, в дух и
небо — как воздеты руки и адресованность-открытость небу!
Тогда как в Италии, где купол и арка, — закрытость от неба: но
оно само нисходит в Италии, благословляя...
А для Англии:— і остров-корабль с мачтой = сэлф-мэйд-
джентльменом. И эта схема — в эмблеме фунта стерлингов: £ .
Потом к Юзу поехал: он меня филантропически пригласил на
обед к 5 часам: мол, как питаешься? — справедливо
предполагая, что на это трачу минимум. И вот уж и запор — от сухой
кукурузы, что жую. Пошел вчера в магазин — купил пучок свеклы, и
поразительно: то, что у нас ни х-я бы не стоило (шесть малых
свеколок), тут дороже баночки меда —полтора доллара!
Он хотел сгладить некую мою возможную обиженность — от
того, что его Ира позабыла взять меня подвезти на днях к При-
сцилле на вечер. И я тоже — погасить в себе этот рессантиман
решил, не заедаться — как было б, если б не поехал, а
изобразил бы, что и без его подачек обойдусь!
А сейчас звучат итальянские брутальные подпрыгиванья —
Россини... Ну, конечно! Наворачивает динамику
кровообращения, прилив сил и мышц, разгоняет кровь своими повторами —
все громче и быстрее! Чистая сангва = животная
жизнерадостность от перегрева и переигры жизненных сил!
А вот поползло что-то внутренне-германски-европейское
квартетное: между статикой стен стоячих звуков снизу и
сверху—срединный голос, альт или вторая скрипка, ползет,
завоевывает высоту, исповедуется... «Иннере», душа... Но какая
сразу смурная звучность понадобилась для этого, в отличие от све-
то-солнечной яркой и резкой — италианской! И ровные звуки:
ползучие, не скачущие — вприпрыжку, пружинные...
Сэмюэля Барбера оказался струнный квартет. Прекрасно!
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
429
ОБЕД С ЮЗОМ АЛЕШКОВСКИМ
Итак, о чем же толковали с Юзом? Приятно выпивали и
кушали и беседовали вдвоем. Избегали касаться русско-советских
тем. Понимали оба, что будет слишком страстно, не этично и
сведется к двум интонациям: ты, сука, успел убежать и хорошо
устроиться и созерцать отсюда, как мы там будем с голоду
подыхать! — это с моей стороны. А с его — ко мне презрение, с
моим жалким лепетом оправданий советчине и «идеям», и
государству, и порядку —и презрение к моей неприспособленности
и тут: не человек — «совок»!
Он водочкой своего настоя —- на перце угощал, а закуска —
баклажаны с орехами! Потом борщец свекольный — восторг.
И шпигованное чесночком мясо, котлеты со спагетти. И хлеб
особый, что японская машинка для домашней выпечки делает:
засыпь муку — и через три часа хлеб готовый. Но все равно вкус
и запах — механический, не живой, не теплый. И нарезан хлеб
сразу на ровные доли. Зачем? Также и чай расфасован в
пакетики — может, я больше иль меньше хочу...
— Дура ты: чтоб время экономить, быстрее...
— А, это уже понимаю: идея есть — скорость. Это уже
интереснее, — подстегиваю я на разговор отвлеченный от нас и
житухи...
— Вот я думаю: чем бы американцев в их самодовольности
перед нами ужучить можно, — я начинаю тему. — И понял: нефть!
Откажи мать-земля подавать свою кровь — и что станется с так
уютно устроенной жизнью, связанной хайвеями и бродвеями?
Вся эта Фордова = Лордова или Чертова цивилизация и Жизнь —
куда полетит?..
— Так арабы это давно поняли, — Юз, — вот и война из-за
того... А ты как: душой или умом на это вышел — американов
подъебнуть бы чем можно за яйца, за самое живое, в сердце?..
— Ну конечно, от души: наши мучения когда на ихулыбчатость
приложил и как они смеются над нами, душа заискала: чем бы их
ужучить можно? Но тут и уму интересно: где слабое звено, пята
Ахиллесова — откуда и свет на все устроение сего мира
прольется...
— Да, я тоже думаю: ведь на нефти все! Даже отопление — к
каждому дому подведены трубы — и там нефть. А прекратись,
прервись!.. Что будет? Или вот приходится ночью откуда-то
издалека возвращаться — и гляжу: несутся в 3 ночи по хайвеям без
конца машины! Чего носятся-то? Чего не спят, не сидится? Ведь
и я тоже мог бы вообще не вылазить отсюда и славно и хорошо
430
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
тут дома жить — так нет, несусь зачем-то... Лошади б так дорог
не занимали!.. Но какая-то энергия в американах есть —
лишняя, что ли? Вот и расплескивают во все новые дела и
изобретения. Изобрести бы что? — вот их дума.
— Да, их гений — изобретательство техническое. Форд
сделал лицо Америки.
— А ты читал его против евреев статьи? Тебе бы надо — знать.
— Да что я, нанялся про евреев думать? Да и нет уж времени
жизни это прочитать. Ты скажи, в чем там дело...
— «Скажи»! Иди и прочти? Что я тебе — информашку давать
буду? Ты что меня расспрашивать начинаешь, как вон Глазов
Юра — знаешь? Пристанет: «А ты как, что думаешь об этом?» — и
вытягивает.
— Как Эпштейн — тоже вытягивает расспросами и себе
мотает на ус.
— Вот и я не хочу, чтоб ты меня расспрашивал, а просто
болтать... Этот Юра Глазов —ученый, а дурак. Жена же его —умная.
В Канаде они.
— Но ты что, пидорванец, меня заподозрил, что я из тебя
вытягивать начну информашку? Да я тебе вдесятеро больше идей
навалю, сука!..
— О, как разгневался! Даже приятно тебя таким видеть...
Он наливает еще —себе виски, мне водку. Вижу на горизонте
глаза — вдруг вырастает лезущая рюмка на чоканье...
— О, какп... вдруг —на ошаление выплыла! —говорю.
— После этих баклажанов с орехами три дня стоять будет!..
— Ну мне-то — на фуя эта энергия тут?..
И вот —сейчас додумываю: если прозреть симбиоз
прекрасно-либеральной Америки с феодально-деспотическими
режимами ислама в Персидском заливе, где паранджа и никаких
прав человека, —так отчего же не примириться с симбиозом в
России-советчине какого ни на есть, но все же порядка в
накормленной стране с партократией брежневского, не жестокого
уже типа, с ее медленной коррупцией, что есть уже
органическое гниение, — и с потихоньку врастанием в капитализм, без
слома, эволюционно, что так и нужно и редко во России?..
Да, глупое и дурное государство партаппаратчиков и
солдафонов лучше терпеть, чем чтобы Россия стала ледяная пустыня,
а по ней бы гулял лихой человек, — какою ее видел
Победоносцев, если ее предоставить самой себе, без власти...
Да и в самом благородном учении России — в Федорове —
тоже предусмотрена организаторская и рабочая роль власти,
царя, армии: направляют людей на высокие делания...
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
431
Но таких ассоциаций не делают демократы, а достаточно им
узкую линийку вытянуть: гуманности-либеральности и прав
человека и «норм цивилизованности» — будто они не разные
везде! —да еще обопрут на горы ненависти и злобы после
грехов и вин власти, дурной да и злой, злодейской бывшей! — и вот
готовы силы разрушения всякой структуры! А структура, какая
ни на есть, но выработана уже была — и ее не ломать, но
перерождать в коррупции — наилучший путь.
Юз прицепился к советской мифологии, что в песнях:
— «Мы покоряем пространство и время,
Мы молодые хозяева земли»!
— А что? Чем плохая мечта? Благая цель... — я.
— Ишь! И зачем «покорять»? Будто Бог не устроил так хорошо!..
— Да ведь американы, с карами-авто — это же и есть
покорение пространства и времени! Что же не высмеиваешь их
надменность тут?
Он смягчился — тоже ведь в советской мифологии вырос.
Предложил мне студентам дать разговор Ленина с Уэллсом —
как материал для уразумения благих мечтаний советчины.
О Сталине завел речь: «бездарная мандавошка!», — говорит.
Пришлось мне напоминать стиль его речей: клятва на могиле
Ленина и вообще тяжеловатая лапидарность пунктов; была в
нем эстетика инфернальная, что и привлекала... Ну и дьявол:
низость человеческой натуры по себе зная, принялся
экспериментировать всех на предельное оговнение душ. Тоже не
бездарен — в зле и воображении.
Ну и —хитр...
Ира слушала вдали, что-то шила-плела. Потом принесла
шоколадных конфет: вывалила — Гачеву — великодушно.
Но я глянул на часы: уже без десяти — 7, а я в кино собирался
на 7.30. Поблагодарил — и встал ехать. Юз даже опешил: что так
быстро и вдруг?.. Но хорошо вовремя, на хорошем еще,
прервать вечер, а то закиснуть может, и в гной стекать беседа
может начать — и такой осадок останется, что тошно будет.
А пока — приятно вспоминать — и ему, и мне.
У него лежала книжка его «Синенький скромный платочек» на
буфете. Видно, хотел мне ее дать почитать... Я-то увиливаю тут
читать на русском языке. И он стесняется тоже меня
обременять. Видно, хотел дать, но для того нужна была раскачка
беседы, а я ее вдруг прервал.
Но верно: ведь мне подвыпившему еще ехать на
велосипеде — в темноте по трассе среди мчащихся машин... Ничего, про-
432
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ехал. Хотя потом сердце прижимало: водка ведь, а я нагрузку
телу задал сразу большую...
Ну ладно: солнечный и сухой день сегодня — надо
использовать: на велосипеде погонять. А то скоро лить начнет. Сейчас
12 — поеду.
4.40. Хороша была вылазочка — на сады-огороды, уже
брошенные. Там же — видимо-невидимо добра, малина
плантациями — недособранная. Яблоки, помидоры. Я уж наелся малины, а
набрал-навез — помидоров. Яблок и так у меня завались!
По пути продолжал додумывать благоденствующее амери-
канство в симбиозе с деспотическим исламом и его нефтью.
Тайна сия не очень вдомек среднему американцу, но политики
хорошо это понимают.
Однако теперь и у них — матовая ситуация. Надо
поддерживать Израиль — еврейское американство давит. Но арабы тоже
нужны — нефть! Нельзя так уж злить. И показательно — как
прервали войну с Ираком, в какой момент? Когда пробудились там
национальные движения и подняла голову демократия. И тут
американцы смекнули: если демократы возьмут власть —тогда
они не будут платить по репарациям, а их самих придется
кормить. Они же, когда укрепятся, захотят нефть иметь для себя...
Так что лучше иметь тирана Саддама — и порядок там.
То же и с СССР. «Перестройка» им хороша развалом этой
сверхдержавы. Но теперь — десятки клиентов с протянутыми
руками: в демократы выбиваются — тоже еще, со свиным
рылом!
Да еще евреи — перебрали эмиграцией в Израиль: там
теперь их защищай! Землю от арабов отобрали — опасно, чревата
пружина эта распрямлением.
А зря евреи из Союза удрали: погромов не будет, а вот нужны
их рыночные таланты...
Хотя нет! Они хороши в самопроизводящих странах, где
англичане и американцы и проч. сами хорошо работают,
организуют производство. А уж рынок и банки и торги — предоставлять
могут им. А у нас именно нужны бизнесмены, а не банкиры и
торгаши. Так что... — партаппаратчики бы нужны.
Да, и вот что думал: чем партия сейчас и советская власть
были еще хороши? Тем что — битые, уже совесть имеют, грехи
помнят. А за битого двух небитых дают. Уже Власть не жестока,
не давила так. Что совесть знали — это и в путче проявилось: не
поднялась рука стрелять, кровь лить. Власть с нечистой
совестью — лучше, мягче, покаяннее, — как Борис Годунов.
МЁНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
433
Не понимают этого демократы-плебеи, кому все так просто...
И как перебрали в разгроме и поношении коммунистов-то!
Вон читал на днях «Правду»: секретарь Украинского ЦК КПСС
Гуренко сетует, что не раскусила партия игру Горбачева и что
надо было разделить посты генсека и президента. А то теперь
генсек предал свою партию: сдал без пленума и съезда —
распустил партию! Вот прохвост-то! Ловкач. А те обескуражены и
преданы своим же аппаратом. Что значит излишняя
централизация! Партию в 18 миллионов один генсек мог вмиг
уничтожить, распустить!
И думал я — продолжая — о русском медведе иль мамонте1!
Теперь хотят его нарезать на кусочки и чтоб вместо одного
большого животного — несколько волков и лис образовалось.
Но что делать клеткам этого животного — вот нам, людишкам,
составлявшим медведя? Нам же помереть и сгнить— пока
перекомбинируется вся эта масса — в набор новых малых
животных...
А впрочем, в истории давней и недавней — разваливались
империи. Вон была Австро-Венгрия —и не стало ее в 1918-м, а
вместо нее — зажили неплохо малые державы: Венгрия,
Австрия, Чехословакия, Югославия... Так и у нас, на территории
Евразии-России...
А жаль. И не помереть бы пока —нам, «населению»...
9 ч. Ой как хорошо одному! Два часа посочинял про Италию-
Рим по-английски. Потом ужинал с телевизором протяжно.
Позвонила Маша —которая русская, Штейнберг: хочет зайти
—интервью для их студенческой газеты брать. Ой, снова в русский
язык с нею впадать! И что-то напрягаться умное говорить и
опять про Россию думать. Да и двусмысленно—девице поздний
вечер сидеть у профессора: мне самому неловко как-то. Да и
затянется, не прогонишь. Чаи распивать... Конечно, и
интересно: юная душа, готовилась решиться предложить прийти, а ты —
отсек. Какой шанс возможного исповедания, открытия
потерял!..
Но нет, напрягаться еще!.. Нет, неестественно это мне будет.
Не надо... Лучше продолжи — в Рим-Италию улетать, да
по-английски мыслить-писать...
1 Что в сравнении с нормальными размерами стран-млекопитающих
Европы: Германия = волк, Франция = лиса, Англия = дог, Россия = медведь или
даже мамонт. Это уравнение я для публичной лекции приготовил тогда. —
4.12.94.
434
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ДУША И РАБОТА
4.11.91. Сегодня — нейтрален: без проблем душа.
Пригодный инструмент для работы — над внешним чем, над объектом.
И вот уже и завязь мысли: у работника должна быть
нейтрализована душа, чтоб там ничего не болело, не хотелось — и тем бы
не отвлекало энергию на себя, вовнутрь.
Американцы на этот счет, похоже, хорошо приспособленные
автоматы: отключать умеют дом, и жизнь, и заботы — придя на
работу, за станок или компьютер. Но это вырабатывает навык и
после работы, придя домой, не приходить В СЕБЯ, а и душу
свою препоручать — телевизору, кино, врачу-психиатру на
работу над нею — специалисту-роботу, как и сам; но не самому ею
непрофессионально-лично заниматься: переживая, думая,
рефлектируя, как мы в Европе и России.
Да, особая порода людей создана — ургией: с выносом души
вовне, с отчуждением от себя. Потому такие «чиирфул»=бод-
ренькие, улыбаются, приветливы: это просто рабочий халат на
жизнь всю, спецодежда лица. Ибо если ты — «глуми», мрачен,
озабочен своими проблемами, значит, ты — плохой работник
можешь быть, испортишь деталь на конвейере труда, и тебя не
примут на работу.
Абсолютно противоположная установка — моей: я именно
вглядываюсь в душу и там корни и отвлеченных мыслей
отыскиваю, их заземляю — подлинно ГЕО-ргий, в земле роющийся,
«земледелец», волю гравитации матери-земли
осуществляющий прибор... Потому и от наших профессионалов: семиотиков
и писателей отличен и не принят —как «грязный», смешанный.
Да, мое дело — смешивать ремесла: ургии и гонии, в частности.
(Аллюзия на слова Чацкого:
Когда служу, я от веселья прячусь,
Когда дурачуся — дурачусь.
А смешивать два эти ремесла
Есть тьма искусников, я — не из их числа).
Итак, функциональный и
субстанционально-экзистенциальный подходы и выборы тут налицо: функциональный у америка-
нов (как и язык в семиотике понимается — как знак, язык «фор
информэйшн, нот инспирэйшн»1, перефразируя тутошнюю
радиостанцию, Миддлтауна, проповедническую, что себя так
обозначает: «Мы — ваша станция для информации и вдохновения»).
Потому на верное я напал различение, когда в главный во-
1 Для информации, не для вдохновения (англ.).
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
435
прос во России вывел КТО?, а у американов — КАК? «Кто?»— это
приведение к личности, к ее составу и воле-выбору, а все
внешнее — не так важно; тоже и в ценностях жизни личности и для
общества вокруг: кто ты? чем дышишь? с нами или против? —
главное. А для себя —тоже: «Кто я —вошь или Наполеон?»...
Потому, если на душе хорошо и любовь — все прочее не важно:
вещи, обстановка —«сойдеть!», абы как!..
«НИЧЕГО!» — тоже критерий для внешнего важный: не взыс-
куется совершенство, а средненькое пойдет, как «троечка» в
школе, как глаза у любимого парня (или девушки):
Быть может не прекрасные,
Но, в общем, подходящие.
Американец же из кожи вон лезет, чтоб совершенства
достичь—в частном, избранном деле-профессии-изделии,
жертвуя при этом всею связию этой части внутри целого. При
посредственном же — часть не оттягивает на себя субстанцию
Целого, не перекашивает все так на себя, а и боковой обзор
соседей и учет их важности сохраняется.
Еще припомнил, как мой ученик из Брянска Трегубое, когда я
ставил ему тройку, ухмыляясь, говорил:
— Ничего! Троечка —оценка государственная!..
То есть приемлема, проходной балл на советчине для
главного босса — Государства.
Но как бы мы были рады сейчас иметь посредственный хлеб и
яйца, и сыры, и помидоры, и диван-кровати, и зубную пасту, как
было!..
Сейчас погнались за «мировым стандартом» — нам его вовек
не нагнать и не иметь, но зато быстро потеряли свое добротное
середненькое, чем можно было на земле жить и предаваться
высшим интересам в более существенных областях — в духе и в
душе. А теперь — помирай голодной смертию, пока
безнадежная перекомбинация клеток в организме страны и хозяйства
будет проходить.
Хозяйству, еде придана такая небывалая важность, как не
было весь век...
И — главное: это и не нужно — иметь все внешнее так уж
совершенным для всех: мясо, машины и проч. Мудрец
довольствуется малым. А тут именно не мудрецов производит эта гонка за
совершенствованием в мире вещей-изделий, а функционеров
производства (работников) и потребления: чтобы моя пасть и
нутро, и потребы, и желания — представляли собою постоянную
тягу, бездонную бочку данаид —для все нового производства...
Вот дурость-то — в этом совершенном устроении ценностей
436
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
по-американски!.. Зачем Сократу «сириал»1 новой марки, без
холестерола?.. Но скажут: «Не всем же быть Сократами»! Но
зачем же всем быть воронками жрачки и роботами работы?
Лучше установку на Сократа иметь!..
9.45. Пора пришла сходить мне рядом в офис — казенного
кофею дарового попить с молоком. Вот пришел. Пожевал
вдогонку кофею — кукурузные зерна разваренные, с маслом из
земляного ореха. Имею запас кукурузы и яблок, и помидоров,
дарово набранных, на зиму. На семью бы!
Вину чувствую: не делаю шагов по оформлению права на
жительство тут и работу (так как сын — американский гражданин)
для всех наших: на всю семью — надо бы! Но ехать в Хартфорд,
не зная, куда!..
Но надо усилиться: чтобы Светлана, Настя, Лариса имели
возможность сюда приехать — вообще, и когда там голод
клещами сожмет... А для того надо бы еще с кем тут подружиться, а
то солитером живу и на Юзе повис — обо мне попечение иметь.
Зря я Машу вчера отшил. У нее родители в Хартфорде: могла
бы отвезти на своей машине и помочь... У нее ведь, у девочки
19 лет, своя машина тут...
О, пережадничал на даровое, казенное: от кофе сердце
давит!.. Ну хватит: оттаскивайся от себя — начинай на мир
работать.
4 ч. Распад державы чреват не только хаосом и бесхлебием,
но и утратой историко-культурного тела: чей я? как теперь будет
классифицировать мои, например, писания: ЧЕЙ я мыслитель-
писатель? Советский? Российский? Ничей?..
Все куда-то относимы: даже карфагенец Августин — к Риму.
И поздние поэты на латинском языке, когда уже и Рима-то не
было.
А теперь, когда сотрется название СССР — потеряно и
гражданство, и куда вписаться. Зачеркнуто прошлое. Сыны убили
Отца. Обратная связь аннихиляции... Потеря имени —не говорю
уж «доброго»! Хоть бы какого!
МАША ОБ АМЕРИКАНЦАХ
6.11.91. Ой, сегодня лекцию читать вечером в Рассел-хаусе
для профессуры и студентов: «Национальные образы мира
(Американо-Русские сравнения)». Та же, что в Дартмуте читал —
успешно. Но тут еще попросил Присциллу прочитать и попра-
Serial — комплексный полуфабрикат для скоростного завтрака.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
437
вить ошибки — спасибо, сделала. Правда, к моему удивлению,
не так их много оказалось: две-три на страницу, в основном — в
артиклях и порядке слов: мои инверсии тут не идут. Ну и
некоторые в лексике поправки. Теперь текст чист, и надо будет
сегодня еще переписать и прорепетировать произношение и сколько
минут: пока многовато —минут 65...
Но выспался, и настроение— спортивное... Только вот
колеблюсь: стричься или нет сегодня? Конечно, лохмоват. Но коли об-
карнаю — совсем себя не собой зачувствую. Как-нибудь
причешусь. И студенты вчера в моем русском классе — а они мне уже
как свои дети — подтвердили, что вполне нормально выгляжу,
не надо стричься.
Ну пойдем даровой кофеек попьем — в офисе.
Ой, райские же деньки! Снова солнце вовсю на осенней
листве, уже опадающей. Но свет — золотой, вздымающий душу
вверх, огнитее...
Вчера после лекций Маша русская, которая Штейнберг,
подошла, прося интервью, и даже предложила: давайте я Вам
обед сварю! Ну, пошли домой и вместе готовили и говорили:
пригодились мои набранные яблоки и груши, и кукуруза. Было
приятно: живой человечек возился в доме. Ну и разговаривали.
Такая хрупкая, печальноватая.
3 года, как тут. Оказывается, в 15 лет ее вывезли родители
(так что уж совсем сложилась русскою) — в самый хрупкий
возраст. И тут одинока.
— Приходится как маску надевать, вступая в общение с
американцами-студентами. Они не имеют потребности
исповедоваться, рассказывать о себе. Все индивидуалисты, уверены в
себе, бодры. А мы — вместе, подружки, рассказывали друг
другу, делились заботами душ. Тут этого нет... И удивляюсь, как
много времени на спорт тратят —студенты, мужчины. Нет,
чтобы читать, как мы. Чувствовала себя сначала неполноценной —
из-за языка. Теперь уж с языком нет проблемы, но все равно не
могу, как они, своей себя тут чувствовать. И язык какой-то
чужой. Мне легче по-французски думать, ближе душе...
— Ну да: английский — механический, а наш и французский —
эмоциональные, сердечнее, экзистенциальнее. А этот
—рубленый какой-то, приставной.
— И потом — тревога материальная обступает. У меня
понятно: мы приезжие, только начинаем, и уже волнение —о работе
будущей и проч. Но и у них, хоть кто и богаты: поддерживать
уровень и подниматься — вот их завод души: престиж!
438
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
— Да, а мы на Руси забот сих и тревоги не знали:
безмятежность существования на нижнем и среднем уровне.
А вообще: чем полна-занята душа американца? Так
совершенно механически выработан мир и быт снаружи, что там,
кажется, тоже в душе какая-то механическая препоясь должна
быть, без иррациональности...
— Бог их знает, они не делятся своими душами.
— Ну а во что общественное увлечены? Феминистское
движение? За права меньшинств?..
— Да, феминистское —это серьезно, их увлекает...
— О, вот мне что непонятно : почему американцы, при своем
эгоизме и материальной гонке, детей много рожают? Ведь
дети — обуза, нагрузка. Вон наши интеллигентные семьи — без
детей или один ребенок, чтобы дети не мешали культурно жить,
читать, развиваться самим....
— Ну, сейчас меньше будут рожать: женщины работать сами
хотят. А раньше ведь они дома сидели в основном... И потом они
ведь не имеют этих тут амбиций интеллектуально развиваться,
иметь для того свободное время. И дети входят в материальный
антураж и престиж: много детей — значит, могут себе
позволить, есть деньги врспитать, дать образование. К этому
серьезно относятся. И дети включены в эгоизм — как продолжение
самих себя...
— О, это Вы мне важное разъяснили: дети = материальный
уровень; как еще одна машина, более шикарный дом!.. Теперь
понятнее...
1.30. Вернулся с ланча и очередной короткой лекции в
обеденный перерыв: сейчас композитор свои вещи показывал.
Мило... Но главный вопрос — финансирование музыки,
исполнения...
— Продавать себя надо! — Юз учил.
Кто-то должен дать средства. Личность убедить труднее, чем
державу и ее комитет какой... Уныло стало. А еще глянул на
полки английских книг в Гуманитарном центре — и тоже
отчаялся: всякая серость, если на английском издалась, —уже член
культуры мировой. А ты — на «провинциальном» языке, да еще и
не имеешь паблисити... — куда тебе? В навоз, в перегной, в от-
падаль...
Ладно, готовь свою малую офанзиву — лекцию. Чем
американцы молодцы — это тем, что не максималисты: не
пренебрегают малым и узким деланьем, но постепенно, через упорство —
прожимаются вверх и к успеху.
Со мной разговорился Директор Гуманитарного центра за
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
439
ланчем. Я, описывая ситуацию в России, сказал, что моя жена
бегает, чтоб кусок хлеба достать в магазине, молока. И с
улыбкой сказал, что я тут ем в аванс...
Теперь думаю: напрасно. Нельзя тут искренничать.
Они не понимают благородства юродства.
ЖИЗНЬ В ИНОМ ЖАНРЕ"
(Интервью с Г.Д. Гачевым)
Георгий Дмитриевич Гачев — ведущий сотрудник
Академии наук СССР, доктор филологических наук, ученый и
писатель. Он автор 12 книг и около 200 статей по
вопросам истории культуры, литературы, эстетики,
естествознания. Главный труд его жизни — «Национальные образы
мира», серия исследований в 16 томах, лишь частично
напечатанная.
Георгий Гачев приехал в Wesleyan на семестр и читает
здесь два курса: «Национальные образы мира» на
английском языке и «Русские образы мира» на русском. К Новому
году он вернется в Советский Союз к своей работе и
творческой семье. Его жена Светлана Семёнова — философ и
литератор, дочь Анастасия — аспирантка МГУ по русской
литературе, дочь Лариса — студентка художественного
училища.
— Как бы Вы охарактеризовали свое дело?
— Я — человек живущий и обдумывающий и жизнь свою, и
общее бытие, и культуру. Уже тридцать лет мой главный жанр —
жизненно-философский дневник. Я давно понял, что на уровне
теории и науки я, в сущности, решаю свои
жизненно-эмоциональные проблемы, — и соединил все в сплошной текст, внутри
которого я применяю не Отвлеченное от жизни и чувств
мышление, а Привлеченное. Так что текст получается не строго
научный, а и литературно-поэтический, где равно работают и
рассудок, и воображение, понятие и метафора. И дело, которым я
занимаюсь, можно назвать экзистенциальной культурологией,
это может быть наукой нового типа — без отрыва от личности
ученого.
— Приходилось ли Вам когда-нибудь преподавать?
1 Для студенческой газеты Весленского университета «Echo» («Эхо»).
440
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
— Нет, не приходилось, преподаю первый раз в жизни, и,
можно сказать, первый раз в жизни работаю, потому что до
этого я жил как барин в Академии наук, а работаю я дома, читаю,
пишу... И здесь я впервые выношу свои идеи на прямой контакт,
и это мне даже очень интересно: я получаю обратную связь и
стимул. Но, с другой стороны, приходится готовиться, работать.
— Но Вы, наверное, проверяли свои идеи на советских
людях молодого возраста?
— Нет, не проверял, никогда... Во-первых, мои идеи,
национальные образы мира 6 предыдущий период были очень
опасны. У нас же интернационализм, а не подкармливаю ли я
национализм этими идеями? Так что меня не печатали и никуда не
приглашали, и я писал просто по своему интересу. Сейчас, я
знаю, это очень всём нужно и полезно, но даже сейчас у нас
опять боятся этих идей, потому что теперь они как раз
действительно разжигают национальные страсти. А здесь, поскольку
это интерес чисто теоретический, никого это не разожжет на
разделение государства и выстрелы, это можно обсуждать, — и
мне интересно, и студентам.
— Как американцы воспринимают Ваши идеи?
— Национальные идеи для американцев — это как бы...
Plusquamperfect, прошедший день, потому что американцы уже
как бы денационализованы, национальные их корни остались в
Италии, в Польше, в России. Американец живет как бы в двух
мирах: в единой, безнациональной, универсальной
цивилизации Америки и в какой-то своей частной общине, — то есть в
двух communities. Национальное — это как какое-то прошлое,
это не то, что жжет сердце в настоящем, как жжет это каждого
человека в Евразии. Там это вопрос, в общем, жизни и смерти,
потому что там народы живут среди своих природ, а американец
живет среди природы, с которой он не связан корнем.
Американская цивилизация вообще поверхностная, а не корневая.
Корни здесь имели индейцы, для которых земля — это мать, а
для американцев земля не мать, а материя для работы. Поэтому
национальный вопрос здесь не так болезнен, правда есть его
расовый вариант: вопрос minorities (меньшинств). Но это
вопрос внешне чисто юридический, вопрос прав, а не
определения особых качеств. А моя работа — определить особые
качества каждого народа, его субстанцию, характер мышления,
психики и особых талантов, потому что народы —- как музыкальные
инструменты, с особыми тембрами: один — скрипка, другой —
гобой, третий — орган и т. д. Все музыканты, но тембр разный.
Вот я этот тембр и определяю.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
441
— Что Выдумаете об американских студентах?
— Американские студенты мне нравятся своей живостью,
раскованностью, открытыми мозгами, не замусоренными
лишним образованием (это мне не нравится, конечно, хотелось бы
чтобы образованны были больше). Такой живой ум, задают
неожиданные вопросы, вообще бодрые, радостные. В общем, мне
интересно работать с американскими студентами, потому что у
них совсем другой склад и психики, и ума, и они индуцируют
даже меня своим полем вопрошения, мне самому уже приходят
в голову те идеи и соображения, которые там, в России, мне бы
в голову не пришли. Так что это для меня какой-то очень
творческий процесс — такое здесь преподавание.
— Вы первый раз за границей, первый раз в Америке.
Какое было у Вас о ней представление, изменилось ли оно
и как? Были ли Вы подготовлены к восприятию Америки?
— Подготовлен я был, потому что я себе пятнадцать лет назад
устроил «американское путешествие», в котором я находился
полтора-два года, то есть не выезжая из Москвы, не выезжая из
своей деревни Новоселки, я обложился книгами по Америке, ее
природе, истории, литературе, семиотике, религии, сектах,
читал Форда, Пирса, Франклина, Мелвилла и прочих. Поскольку
я эти национальные образы мира пишу уже почти тридцать лет,
в 1974—75 году дошло дело и до Америки. И я решил
попробовать, не выезжая из своей деревни Новоселки, поехать умом и
воображением в Новый Свет. Я писал, и в итоге у меня
получилась в тысячу страниц книга, которую я, правда, до сих пор не
издал, но некоторые отрывки уже вышли, — «Американский
образ мира, или Америка глазами человека, который ее не
видел». И в общем, какие-то основные вещи я угадал, потому
что пользовался добротным материалом: Генри Адамсом,
Уитменом, Стейнбеком, Фолкнером, историей, мемуарами.
Основные мои догадки подтвердились: это страна «ургии», то есть не
выросшая натурально цивилизация, а искусственно
сотворенная, и тем принципиально отличается от всех культур Евразии.
Здесь «комплекс Ореста», т.е. матереубийство, так как
американцы рвут связь со старой землей, т.е. матерью-родиной, а
новая земля им не мать, а материя, то есть нет природного
приращивания. Переселение через Атлантику — это как смерть и
новое рождение: американец умирает и воскресает.
Американец— герой и мученик свободы. Первородный грех
американцев—это истребление индейцев. Сейчас совесть проснулась, и
вина перед индейцами искупается... перед черными.
Но как практически, действительно живет Америка, я,
конечно, представить заранее не мог. Особенно меня поразило то,
442
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
что все так разбросано, что все имеют особнячки, живут на
природе, щадят ее, любят. И то, как в своем роде совершенно
отработана эта цивилизация в плане рынка, отношений, законов.
— Расскажите, пожалуйста, о своей литературной судьбе.
— Я, видите ли, из породы обычных русских искателей
смысла жизни. Поскольку я родился в семье интеллигентов,
родители мои — музыканты, я, естественно, в книгах искал этот смысл.
После университета я стал литературоведом, но
литературоведение меня не удовлетворило, я стал заниматься философией,
религией, музыкой, мыслить, писать об этом. Особенно во
время хрущевской оттепели расширились возможности, и тогда
я написал первую свою крупную работу по истории образа в
мировой литературе от первобытных фольклоров через Гомера,
через Шекспира до Томаса Манна, Горького и т.д. Большой
тогда был духовный подъем, потом вдруг он стал сжиматься,
когда Хрущева скинули, все стали бояться, а я-то разогнался на
полную свободу мыслить. Мой разгон и то, что можно было
печатать, пришли в противоречие. К тому же в 1968 году крепко
разгромили мою книгу «Содержательность художественных
форм», состоялось заседание Комитета по печати, в
«Известиях» появилась разгромная статья, у меня рассыпали два набора
книг и потом 15 лет не печатали. Конечно, я страдал, но, с
другой стороны, стал продолжать писать и тогда совсем перестал
ориентироваться на рынок, на печать — и советскую, и
западную — а только на истину, на абсолют. В общем, удар этот
пошел мне на пользу: я ушел в себя и двадцать лет писал в
никуда, но зато в полной свободе. А свободен я оказался потому,
что, хотя меня и не печатали, я продолжал оставаться в системе
Академии наук, а советская система эта такова, что на работу
даже ходить не надо, только раз в неделю появиться. Какой-то
дается условный план, который никому не нужен. Ну, велят
писать про соцреализм. Я говорю, что про соцреализм не могу, не
умею, я хочу писать про национальные образы мира. Они
говорят, нет, мы не дадим, грозят. Оставляют мое дело «до особого
рассмотрения». Я ухожу, год проходит, кончается, у меня
спрашивают план. Я план не выполнил: у меня его и не было. И так
было восемь лет. А зарплата, маленькая, но шла. И я понял эту
игру. Если бы я стал качать права и пошел в диссиденты, то
много бы накричал, но ничего бы не написал. И я решил власти
не дразнить, а использовать этот шанс мыслить и писать для
себя. А главное — что жена, которая тоже мыслитель, меня
поняла и дети приняли такого. А чтобы подкормить семью, я завел
в деревне дом и огород, и полдня работал умом, полдня —
руками. Когда я в своих занятиях задумался: сказывается ли
национальное в естественных науках? —то перевелся со своей штат-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
443
ной единицей в Институт истории естествознания и техники —
тоже внутри Академии наук — так сказать, переехал на своем
осле, со своим куском хлеба. Там я опять пишу что хочу, они
меня не печатают, я к ним не хожу, зарплата идет. И так
тринадцать лет. Наконец, я защитил докторскую диссертацию.
Защитил в 1983 году по работам, которые написал в 1959-м и
которые только в 1981-м вышли.
Потом я перешел в другой институт, где работаю и сейчас.
Там милый народ, со мной мирятся, не мешают.
Так я всю жизнь жил как Обломов, как свободный мыслитель,
не знал службы, писал что хотел. Вот, представьте себе,
условия советского «застоя»... Так-то и написал я за 25 лет свои 16
томов «Национальных образов мира», которые только теперь
начинаю распечатывать.
Интервью вела Маша Штейнберг.
Russian
ОБЪЯВЛЕНИЕ О ЛЕКЦИИ
В бумагах — несколько афиш на мою лекцию. Вот одна.
Весленский Университет
Миддлтаун, Коннектикут
Рассел-хаус Октябрь 1991
РУССКИЙ УЧЕНЫЙ СРАВНИВАЕТ РУССКОЕ
И АМЕРИКАНСКОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЯ
Приглашенный профессор Георгий Гачев прочитает
публичную лекцию 6 ноября в 8 вечера в Рассел-хаусе кампуса Веслен-
ского Университета. Он будет говорить на тему: «Национальные
образы мира. Американо-русские сравнения».
Профессор Гачев — старший научный сотрудник Института
славяноведения и балканистики Российской Академии наук в
Москве. На осенний семестр он — приглашенный профессор
Весленского Университета. Его позднейшие работы посвящены
природе культуры и в особенности национальным образам
мира— Индии, Америки, кочевых народов и России.
Его книга «Ускоренное развитие культуры» (на болгарском
языке) получила премию имени Паисия Хилендарского
Болгарской Академии наук в 1979 г. Он — автор двенадцати книг и
более ста статей и эссе на русском, болгарском и английском
языках по проблемам естествознания, эстетики и теории лите-
444
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ратуры. Он окончил Московский Университет (романо-герман-
ская и славянская филологии), он доктор наук в Институте
мировой литературы.
Спонсор лекции — отделение русского языка и литературы
Университета и Рассел-хаус. Вход свободный, и аудитория
приглашается на прием после программы. Рассел-хаус расположен
на углу Вашингтон-стрит и Хай-стрит в Миддлтауне.
Для более подробной информации
Конни Камфорт, директор, 203-347-9411 х 2260
МОЙ ВУРДАЛАК СНОВА...
8.11.91. Ой, много праны утекло — за эти два дня. Вроде
поднабрал за ночь и за утро. Присядем на душевный разговор.
А тут ведь никто и не ведет таковых: не прагматично! Пустая
трата времени! Ну а мы — побарствуем по-российски,
по-обломовски. Как по утрам с Маммушкою на кухоньке за завтраком
протяжным...
Нет, еще-ка себе с сыром хлеба намажу — подкреплюсь.
Дорасскажу расклад событий позавчера дня. Только я
собрался в четвертом часу выйти на солнышко,
почитать-порепетировать лекцию—звонок телефонный.
— Это Миша Эпштейн! Как у Вас дела?
— О, знаете, работать приходится. Не ожидал... Так что от
затеи тогдашней ездить лекции читать отказываюсь....
— Как так? А я как раз уговорил Вас пригласить — трудно
было, Вас не знают, книг нет. Но все же уговорил: заплатят
200 долларов за лекцию и по 30 в день. Дня на три-четыре
можете приехать, а жить у нас — сэкономите...
— М-да...
Нет, думаю. Ему в лапы — последнюю прану высосет! Ведь
это он для себя делает, раз никто меня там не знает. Книгу ему
мою привези — насосется. А беседами выпытает. Вампир... Нет
уж. «Боюсь данайцев, и дары приносящих!»
— Нет, простите, трудоемко. Сил нет.
— Но так это не делается, — стал он мне выговаривать. — Я их
долго склонял, объяснял — и вот добился. Сейчас надо билет
заказывать— тоже 380 долларов туда-обратно...
— Да, виноват, конечно, Миша, но не рассчитал сил. По
крайней мере они еще не потратились на меня...
— А книгу Вашу я не получил...
— Да экземпляров не хватает. Я Присцилле, Юзу, тут обещал
подарить в библиотеку Университета — и нет. Простите уж.
— М-да... А где она вышла, в каком издательстве?
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
445
— «Новости»... Ну а Вы как живете, Леля, дети?.. Что Вы —
имеете «зеленую карту», право на жительство и работу,
оставаясь советским гражданином?.. Да, это в настоящее время
удачный вариант... Вы уж простите. Привет Леле. Будем надеяться,
что, может, сведет еще жизнь...
Так отбоярился — вроде вежливо и с юмором — и осадка не
осталось.
Но какой подножкой бесенок выскочил — мне лекцию
испортить своим образом! Слава Богу, удалось отбить наваждение.
Вышел — тут Присцилла:
— А прийти-то надо в 6 — я подумала, что Вы не сообразите.
Ведь сначала там мы ужин в Вашу честь устраиваем — в задней
комнате в Рассел-хаусе. А то мы придем, а Вас нету...
— О, а я собирался к 8, к началу лекции...
Почитал на воздухе— 70 минут. Многовато...
Дома, когда одевался в сбрую парадную, — подарок от Бытия:
из кармана вельветовых штанов — крест с образком Богородицы
на цепочке, что Настя мне сделала, — появился. Снял когда-то.
— О, Божья помощь! И — Настина. Повеселел и окреп.
Оделся, причесался — ничего! Пришел — на доске нарисовал
схемы, эмблемы: круги и проч. Потом пришли профессора — за
стол белый — ужин. Но лишь каплю виски — и то подразвезло.
Кофеем бодрил потом.
Разговорился с одним — специалист по буддизму в Южной
Корее... Вот какие тут дробные специалисты и предметы! Потом
еще один: историк, а специальность: пресса эпохи перестройки
в СССР... И так живут и печатают, и ценятся — как незаменимые
узкие специалисты, с узенькой одной идейкой на всю жизнь...
Так что мой глобальный, синтетический подход им дивен и
ошарашил, как вино, — я почувствовал сразу, как начал лекцию. И я
сам был весел и артистичен, читал — как декламировал; и
хорошо прошло, был и хохот в местах, где я рассчитывал. И 70 минут
прошли, как кажется, — незаметно. Долго аплодировали.
Подошел президент университета Чейс с женой — светился
восторгом, поздравлял и попросил у доски пояснить еще чертеж
еврейского семиподсвечника — как их модель: «Психо-Логос
минус Космос»: связь с землей-то какая минимальная, зато
сколько вверху, в Духе, в душе!
И, чувствую, язык мой английский был неплох — и в тексте
(слава Богу, Присцилла кое-что поправила!) — и в ответах
устных. Так что — успех. Завалил их идеями. Жена президента
сказала: «О, сколько Вы подали идей — для работы!» — той самой,
над которой я иронизировал в отношении американцев.
446
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ОБОКРАЛИ = ДАЛ МИЛОСТЫНЮ
Все время заедать тянет волнение: поклевать то кукурузы
зерна с маслом земляного ореха — нашим бы в Москве такое!..
Вчера в 5,- при притоке тоски, позвонил своим: ой, как любовь
полилась оттуда сюда и отсюда туда!
— Что едите?
— На рынок ходила, купила. А у Лары с того лишаями тело
покрылось—там же не проверяют, исчез медицинский контроль...
Ой, она меня бьет, что тебе рассказала!
— Ой, бьет — какое родное! Меня бы кто из вас побил!
Лариска! Дай мне ее! Тебе кисти нужны? Тут дорогие, правда.
— Нет, привези карандаши «кохинор» и ластики стирать.
Бабушку поздравь — завтра у нее день рождения!
Вот ведь — и забыл: матери — 87 лет! Во — дай Бог!
Настя — в Мексике до конца ноября. Семья в разрыве, рас-
хлесте. Так тянет свиться всем в гнездо.
А там, в стране, грядет ужас и хаос — энтропия и смутное
время.
— Ничего, — утешает Юз: ему-то легко отсюда! — Смутное
время переживете —на пути из ада советского в рай...
— Да уж где рай-то?
— Да, и здесь не рай.
— И лучше хоть какая власть, чем совсем никакая: каша воров
и бандитов...
Холодно становится. Надо пойти хоть что-то купить — в
магазине «доброй воли» по дешевке. Не просить же у Юза, как
хотел, — на время, потому что настоящие вещи собирался
покупать при отъезде, в Нью-Йорке. И так
обостренно-настороженны к моим звонкам: опять чего-то просит: как тут постричься или
на аэродром добраться — не намекает ли, чтоб его подвезти?
Неприятно быть клиентом. А приходится: не знаешь же
здешних порядков...
5 ч. Обокрали! Ну —легко. В магазине «доброй воли» оставил
я сумку на полу и пошел искать зеркало — шапочку меховую
примерять. Вернулся, а сумочки и нету. Засуетился я, а и объяснить
толком не могу! Может, и не украли, а служители просто
прибрали беспризорную сумочку, что я на распродаже за 2 доллара
в сентябре купил, и в ней рюкзачок лежал — за доллар
купленный: много покупать я собирался!.. Ой, как в уныние впал сразу,
хотя и мелочь!.. Но потом, разгоняя тоску на велосипеде,
повеселел и понял: ну что ж, подарил сумочку в магазине «доброй
воли» кому-то. Туда же люди ТАК сдают вещи, а ты разве что
когда жертвовал, милостыню какую? Вот и берет с тебя Господь
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
447
дань — забывчивостью, рассеянностию, глупостию. Она же —
тоже роскошь в этом мире, и за дар этот надо хоть
немножечко — платить!
Так рассудив, утешился.
ВЛАСТЬ С НЕЧИСТОЙ СОВЕСТЬЮ - НАИЛУЧШАЯ
Но все не оставляет прозрение глупости уже нашей общей —
демократической эйфории в Советском Союзе. Как ликовали
мы, созерцая развал партии и неуклюжие маневры ее боссов
сохранить себя!.. Но вот развалилось все — и теперь видно, что
не только себя они спасали, а были плотиной — хоть какой — к
разрухе и голоду, и преступности. Хоть какая — а структура.
А как она создается трудно! И создалась в итоге довольно
широкая, и можно в ней было жить — на советчине эпохи
коррупции, Брежнева. Как говорил Мераб Мамардашвили (сравнивая
немецкий фашизм и русско-советский строй): если дурной
порядок, злая система работает хорошо — тогда жить нельзя. Но
когда плохо —тогда еще можно: щели, поры, гниение! — живое
состояние, органическое...
Или как я на днях студентам сказал: лучший строй был в
России дважды: царская Россия в 1913 году и брежневский
«застой». То есть оба — накануне развала. И тогда-то система самая
широкая и удобная: всем в ней жить удается — и марксистам, и
евреям при царе. И купцам и ученым. А тут — и диссидентам, и
чудакам, как я, при «застое»-то.
И что значит «нравы и обычаи»! Недаром философы (Декарт)
рекомендовали уважать их, считаться. Вот развалились сейчас
все обычаи и нравы — и растерян ты, не знаешь, куда пойти за
чем. А раньше —знал. «Заявку» в издательство нести. До пенсии
доработать... Устроились мы под конец со Светланой — оба в
академических институтах, на какую-то спокойную старость.
И вот —каша, и незачем тебе пенсию иметь, ничего снова не
издать—некому.
И как Победоносцев о России, коли ее отпустить: «Ледяная
пустыня, а по ней ходит лихой человек» — так и будет.
Как история сложна и хитра —и как мало мы можем понимать,
чего-то хотя и добиваясь! Себе ж на погибель — интеллигенция
расшатала советскую власть и партию и ее аппарат.
Попировала в ругани 5—6 лет, ничего не создавая творческого. А теперь —
валится вразнос все —и их журналы, уже либеральные,
выписывать не будут. И книги издавать не будут. И еды не будіет. И
начнется разгул кровавый. Ничего не будет стоить взломать
448
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
дверь, убить, забрать, уйти; никто и не спросит, не поймает и
ловить не будет... И вот приеду— ЖИРНЫЙ! насосавшийся
долларов. Вот кого потрошить-то сам Бог велел!
О, бедная моя семья!.. А и Светлана растеряна: как ликовала,
театр демократизации созерцая!
Как хороша власть — которая с нечистой совестью! Мягка
тогда. Как и партия на закате. А кто с чистой совестью? Гитлер!
Ленин! Сталин! Все вины —до них и вне них. Так что могут
лютовать — набирать вины на свою «табула раса» чистой совести!
Да, снова: «Кто я? Где я? В какой стране живу?» Как Шарлотта
в «Вишневом саде».
ВИРУС СЕПАРАЦИИ
Еще думал — что тут, в Америке, какой-то вирус сепарации.
Вот жду, что меня заберут Злобины — Грета и Марк — на обед.
Их со мной связала Катя Кларк. Но с Присциллой они не говорят,
как она мне сказала утром. Ну —понятно: соперники-русисты!
Но ведь и между мною и Юзом и Ирой — какое охлаждение!
Я им неприятен должен видеться — во всем уже: в повадках. Уж
не скажет Ирина, как вначале, меня кому-то рекомендуя:
«Гачев — джиниус». И мне она такою в глазах стоит: вчера зашел
к ней в офис, когда она огромное яблоко зеленое в маленький
ротик влагала; и ей неприятно, что я зашел в такую ее интимную
минуту — вкушения маленькой детской радости. И оба еле
удерживали нелестные взгляды...
1,40 вечера. Только сейчас разгулял, кажется, напитки
вечера: водка, вино, кофе. Почему воды у них нет за столом —
минеральной или соков? Ведь пить просто хочется жидкости, а
наливаться приходится виски, вином и кофе. И фруктов не дают.
Такой ритуал — сухой. Грубость это...
КАЛЬВИНИЗМ АМЕРИКАНСТВА
9.11.91. Опять утро, солнце, ты за машинкой, в своем
пространстве и времени — веселей! Все просто — как поднять
тонус: выйти на воздух и подвигаться, разогнать кровь — раз.
А во-вторых, скинуть набор дел с головы-души: перенабрав их,
удручаешься от тяжести и уныния, душа теряет легкость,
летучесть, свободу. Тверди Демокрита: «Кто хочет иметь хорошее
расположение духа, пусть делает мало дел — как для себя
лично, так и для пользы общества»... И так ты вона сколько дел де-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
449
лаешь: одних страничек тут уж полторы сотни накатал — жизне-
мыслей. А еще и лекции, и чтение, и проч.
Вчера был в гостях у Злобиных, Марка и Греты: он — этному-
зыковед по Востоку, она — из России и Польши, русский язык и
литературу преподает. Он был на моей лекции — вот что
добавил важное за столом:
— Американцы северные, как пуритане, глубоко вняли
предопределение к спасению и погибели. И простой критерий
приняли: кто преуспевает в делах-трудах — тот спасен, а кто
беден — к погибели назначен, отринут. Это еще Вебер
(«Протестантская этика и дух капитализма») хорошо объяснил. И
потому напрягаются изо всех сил работать, подниматься вверх —
тогда они христиане спасенные. А спасутся ведь мало!..
— Но ведь это противно евангельской диалектике: «И будут
первые последними» и «блаженны нищие...»
— Да, в католицизме так понимается.
— И в православии. Включается Чудо преображения души
покаявшейся. Нет линейности ПРАВА и прямой линии. Но
—Благодать...
Все более с узостью мозгов тут сталкиваюсь:
линейно-рационалистические выкладки — без воображения перемены,
превращения и преображения. И —душа порабощена таковым
рассуждением. Несвобода!
— Да, в поддоне американской души — вот этот страх, мрак...
— Как интересно! А отчего ж такие «чиирфул», все улыбаются?
— Это маска, чтоб не подать виду, наружу выглядеть
преуспевающим = значит, спасенным, богоугодным, отмеченным.
— Это совсем лучше, — говорю. — Повышает американство в
моих глазах: значит, есть метафизическая глубина и в них —
этот страх, что гонит...
ТИРАНИЯ ПОСЛЕДНЕГО КРИКА
За столом были милые, относительно молодые Андрей
(венгр) и Эльжбета (не знаю, кто), оба — классики. Она только
родила и кормит грудью. Тут движение — к натуре, дольше
кормить. Я вспомнил про Плотина, кто до 8 лет сиську сосал.
Оказывается, как «Плотайнус» произносится. А когда говорили о
нашей стране — даже не знаю уж, как называть: «Союз»?
«Россия»? — и я развивал мысль, что плохой порядок и власть все же
лучше никакого, — я вспомнил Сократа:
— Ведь он подчинился неправедному суду плохой власти —
тирании Тридцати.
450
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Как мудрец, понимал, что просто уважение к априорной
форме законности, ритуал этот — важнее, чем правильное или
несправедливое его, закона и власти, употребление в
конкретном случае — даже его собственном. И не давать примера и
соблазна толпе. А и ученикам-интеллигентам высокоумным,
которые вполне могли бы, как наши нынешние демократы (да и мы
со Св.), рассудить-судить-разрушать право и власть, обвиняя в
неразумности. И доразрушались бы — до энтропии и хаоса...
Потом повели на концерт —новейшей формы джаза. Я
покривился: я и классического-то джаза невеликий любитель... Но
пошли. Билет оказывается 10 долларов (а сегодня концерт: Бах,
Малер, капелла и оркестр — всего за 3 доллара билет!) — и там
три персоны: пианистка = «вулкан импровизации» (как ее
аттестуют в «Нью-Йорк-Тайме»), негр-контрабасист и один белый на
ударных. И пошли такие децибелы! Все импровизируют свое.
Она громко и аккордами лупцует по клавишам — лишь
ритмические комбинации, без линий мелодии, иногда лишь —
мотивы. И так как не предполагается тональности и гармонии, то
каждый в какой угодно: созвучие уж не имеет значения, —
приноравливается и сам накаляется — и шумит, ну, разнообразя
лишь ритмические группы и способ извлечения звука... И вот
заполнен зал — «прохфессурой»: быть в курсе должны!
Новейшее, раз разрекламировано, —тиран! И два часа этой заразой
облучались. А я скоро вышел — на воздух. И когда потом дома
Моцарта слушал, — усмехнулся: «Примитивен» он! — по их
понятиям, так как «стар», прежен, — как мой ученик Джеймс про
синтетический тип языка в сравнении с аналитическим, когда я
различал их, так понял: что латынь и русский, как синтетические, —
примитивны.
— Ну да, как греческие статуи и музыка Бетховена, —
поддакнул я иронически...
Насколько изобретательны американы в технике (вон в
машине, в которой меня Марк подвозил, защитный ремень
прикреплен к двери и автоматически уже тебя прикрывает и
выпускает — движением двери! — и тут усовершенствовали,
додумались к удобству), настолько в гуманитарной области они
попугаи Европы, Парижа или Германии, или России (Бахтин,
Лотман...). Эта Грета преподает и теорию литературы — и
говорит, что теперь требуют, чтобы автор-профессор сам объяснил
свою «интенцию»: что его на эту тему навело? Так ЛАКАН-фран-
цуз предложил подходить — и вот уже все стараются: свое
подсознание анализировать в связи с научной темой.
— Да я еще 30 лет назад — на это вышел и
развил-осуществил (в «60 днях в мышлении», что так и не опубликованы еще)!
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
451
— Да? Неужели! Как интересно... Слушай, Марк, а Гачев еще
до Лакана додумался и сделал...
И горюет, что ей теперь — по новым требованиям — надо
раскрываться.
Но опять ведь это НЕ ТО! Прием уже стал бездушный — у них,
а не экзистенциальное перворождение спонтанное, как у меня.
Да и у того же Лакана (не читал, но предполагаю, зная
французский стиль развития идей) мотив: что бы еще такое
новенькое придумать, ибо уж структурализм надоел, и его обновление
Дери да —тоже?..
Рынок моды идей. Как Пьер Карден — модельер!
А и тут —до меня год Эпштейн преподавал им «русский
концептуализм», неоавангардизм: Пригов там и прочие иронисты
мелкие... И всерьез изучали они, американы, не зная Блока и
Есенина. Потому что последний крик!
И грузная ученая Сюзанна Фуссо, специалист по Гоголю и
проч., всерьез меня спрашивала о Пригове — и его принимала
как звезду.
И в классе моем английском я, готовя материал к
последующим «космосам», спросил их: ну какое произведение
французской литературы или мысли им известно, многим — как
«Гамлет» мне послужит для Англии?..
— «Стрэйнджер», —Дженифер Уайт сказала. Это Камю
«Посторонний».
Я поморщился: опять новейшее. Хотя и можно бы его, но
забыл, еще перечитывать!.. Предложил им «Сирано де Берже-
рака» — фильм тут недавно был — хоть на этой основе
поговорить...
Погуляв по морозному воздуху после джаза, зашел я вечером
в кино. Там переполнено: знаменитая ихняя Мадонна играет —
себя: эстрадную —даже не скажу «певицу», а —«орунью» и
прыгунью. Длинноногая, тощая, как мужчины тело, и только ротик
женственный и личико — и все время разевается рот и язык
вылезает...
Озорная, конечно. Вон пила из горла бутылки — и изобразила
coitus с бутылкой — все хохотали.
Вокруг нее целое движение маргиналов: гомсов,
лесбиянок—все карнавальны, раскованны, веселы, читают проповеди,
и она с крестом — новое явление Мадонны-Девы! Откровение
свободы, озорства и радости... И это бы симпатично вообще-то.
Но так плоско и так мне физиологически противноваты все эти
типажи, что тошнило, и лишь любопытным умом себя удерживал
некоторое время в зале.
452
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
А как беснуется толпы на стадионах — прыгают, воздевают
руки! Экстаз. Вот МОБ-то, толпа!
Не вижу, чем такое лучше советской идеологически
накачанной толпы — коммунистов... Хотя в России она — жизнеопасна, а
тут более безобидна.
ЗАТЕВАЮ КНИГУ ПО-АНГЛИЙСКИ
10.11.91. Однако вчера —удача: как присел сутра —так за
два с половиной часа накатал по-английски 8 страниц
Германского Космоса. А потом, покатавшись на велосипеде, с 4 еще
два часа писал — и вот у меня почти 20 страниц по-английски,
готовы лекции на два занятия, а главное — дайджест
Германского образа мира, которого у меня не было. Даже по-русски бы
такой текст надо заделать —уже перевести.
Так что — могу! — оказывается. Конечно, язык беден мой, но
зато одни мысли и образы, густо, кости и сухожилия и мышцы —
без жира всяких красот стиля и игр образа и словом.
И значит, смогу подготовить книжицу Национальных образов
мира по-английски, по лекциям моим — сжато. Но как
превратить в печатный текст? Научиться самому на компьютере? — не
успею.
Надо Присциллу завлечь-заинтересовать собою: чтобы
взялась за издание меня — открыть новое имя. И дам тысячу
долларов иль сколько — на подготовку издания, а если гонорар —
пополам.
И вот готовлю речь — как сагитировать Присциллу на меня.
Вообще изо всех тут — даже русских своих друзей-знакомых
(кроме Суконика) Присцилла оказалась самая добрая и
душевная. Бескорыстно многое делала и делает, в отличие уже от
Юза, который жесток оказывается. Вон позвонил мне утром
позавчера — напомнить, что из гонорара за лекцию в Дартмуте
ему положено 70 долларов за доставку меня...
— Да я помню, но еще не пришло ничего. — Он что-то слегка
пошутил — и повесили трубки. А насчет издания — я на
следующий день после лекции говорил Присцилле так:
— Нельзя ли использовать то, что президент Университета
Чейс был на лекции и так восхищен —для издания моих лекций
тут?
— А при чем тут Чейс?
— Ну как же — президент Университета!..
— Никакого отношения и влияния на издания иметь не может.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
453
Надо искать издателя, писать проспект, прислать пробную
главу...
— О, я по-русски-советски рассудил: раз начальник — то
может!
— И Юз, когда у меня жил, если испортилось отопление,
говорил: «позвать президента!» Начальник—универсал, по-вашему...
— Но как превратить мои рукописные страницы по-английски
в машинопись? Кто бы перепечатал?
— Брали доллар за страницу, — Присцилла. — Попросите
Машу Штейнберг. А я с компьютера еще считаю и сделаю
исправления... Можно попробовать в «Ардис». Хотя они ДАЖЕ Би-
това не взяли сборник рассказов — издавать... Еще есть
издательство Игоря Ефимова в Нью-Джерси — можно туда...
Университетские издательства Вас не издадут — по тем же причинам,
что и Лотмана: не «научно». Так что надо искать более
свободные, широкие.
— Хотя и для университетских, для штудий «ин хьюмэнтиз» (в
гуманитарных областях), мой текст — это же вулкан идей. Из
одной идеи иль ассоциации можно книгу писать. Ведь именно
про это после лекции моей говорили: сколько идей для работы
получили! — и жена президента, и наша Мэри Лу (секретарша
факультета).
Так вот — готовлю разговор следующий с Присциллой.
— Я хочу посоветоваться с Вами насчет возможного издания
небольшой книжки моих «Национальных образов мира» по моим
лекциям. Мне это очень важно: выйти по-английски, показать
верхушку моего айсберга. И я хочу финансировать это —
подготовку рукописи и хлопоты. Сколько? Тысячу долларов? Сколько
надо?.. Сам я успею только подготовить текст — рукописный.
Будет страниц 300 машинописи. Значит, надо будет
перепечатать и потом — отредактировать, переписка с издателями и
прочие хлопоты. Я хотел бы просить Вас взяться за организацию
этого дела и оставлю Вам эту тысячу долларов.
Я понимаю: Вы заняты, и Вам это лично не нужно. Но я хотел
бы пробудить в Вас амбицию — вывести в свет новое имя. Ведь
Вы уже вывели многих — и они уже идут: Битов, Аксенов и ...
В культуре же — после Бахтина — я следующий для открытия
в России: кто там, под спудом, еще лежит? Прочие ныне
славные — уже реализовались: Лотман, Аверинцев — они рыночны и
неэнигма.
Мой же текст — генератор идей: будит мысль и дает темы.
Даром, что ли, Эпштейн так присосался ко мне —и 15 лет назад
сделал ксероксное издание моих рукописей —себе иметь! И
говорил: «Гачев важнее, чем Бахтин». И сейчас —добился пригла-
454
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
шения меня в его университет, хотя там меня не знают. Значит,
так ему нужно от меня насосаться: чует поживу идей — из них
насечет себе статеек и эссе и проч. А он-то имеет нюх.
Так что я полагаю: и прочим гуманитариям будет моя книга
полезна. Сейчас же все «профи» начинают ко синтезу идти! Да
не умеют. А у меня — сам собой, естественно: синтез и
научного, и образного мышления, теории и дневника личной жизни, —
и все дышит свободой... Ну и темы мои: «национальные», «мост
между гуманитарностью и естествознанием» и личный жанр —
все входит в потребу и моду.
Ну а задел у меня — 16 томов национальных миров, да еще
столько же прочего. Так что можно делать ставку на
выкапывание меня — как следующего гигант-монстра русской культуры
под советчиной.
Вот Вы бы и взялись — первая. Потом появятся всякие Хол-
квисты и Кларки, что будут книги писать о Гачеве, как о Бахтине.
Но надо мне хоть высунуться — до смерти-то. А там — «САМА
пой деть!»...
Еще есть вариант — Боб Эдварде, мой поклонник,
переведший «Космос Достоевского» 12 лет назад, и начал переводить
«Зимой с Декартом» — аспирант Майкла Холквиста. Но он
далеко—в Карбондэйле в Иллинойсе. И погряз в семье 3 детей.
И служит в Университете — ишачит. И — тёха, не пробивной. Но
он чтит меня — и может хоть текст подготовить. Да и «Космос
Достоевского» туда присоединить можно — его перевод.
Но Присцилла Мейер —авторитет для издательств. И она тут.
Если бы она загорелась —лучше всего.
Надо Бобу позвонить.
Да, есть же английская машинка у меня под рукой — что Юз
мне за 15 долларов продал. Можно и самому — хотя бы текст
лекций напечатать. Но лучше бы на компьютере. Хотя пока
научишься, да и сидеть в душных помещениях! Тут хоть у себя, у
окна можешь — долго работать, не уставать. Так что —
попробуй. А пока сходи-ка в свой «офис» и позвони оттуда Бобу.
2 ч. Ну вот и яснее стало. Позвонил тут математику Саше из
России — и он многое объяснил. Во-первых, что компьютер
влияет на зрение —считается вредная работа: вглядываться
приходится. Так что для тебя это отпадает: учиться работать с
компьютером. И — слава Богу: одним делом-соблазном меньше.
И, конечно, если найти кто бы печатал мне, — это лучше, без
всякого сомнения.
У него умер дедушка 87 лет. Страдает, что не мог лететь на
похороны... Тут моли Бога, чтоб ничего не случалось: как
вылетишь и вернешься?..
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
455
«ПРОРОК СМЕРТИ»
11.11.91. Льет. Даже не выходил зарядку делать, а дома
прыгал. Темно, развернул стол к окну, открыл створку, дышу...
Ухты, как припускает!
Вчера днем приходила Маша Штейнберг — согласовывала
текст нашего разговора с нею для студенческой газеты.
Проникновенна, понимающа, поразительное чутье языка и стиля и
знаков препинания. Но по-английски печатать не умеет быстро,
так что не берется мне помогать готовить текст. Но указала на
Дана Буччи — моего студента, у него жена — машинистка. Вчера
переписывал для этого начисто текст лекции — чтоб не
отпугивать.
Вот интересно-то — по телевизору! Публика обсуждает суд
над «пророком Смерти», Дженгреном, кто убил несколько
детей, считая, что Бог требует жертвоприношений. Его казнили.
В передаче — его жена — прямо из тюрьмы по телевизору, его
любовница и публика.
Тот уже казнен. Но как последователи страстно объясняют,
что пророк Смерти был пророк Бога и имел право, раз верил,
что прав! Субъективная убежденность — как опора объективной
истины! Тогда сумасшедший — самый Богу близкий.
Но и в Библии: безумцы в мире сем = блаженные и Божьи! На
этом мог основываться... — маньяк...
Но как находятся нормальные христиане и обыватели, что
увлекаются и искренне следуют—и сами себя убивают, и других?..
Потребность — в преодолении мира сего и его порядка,
выпрыгнуть! То же, что и в высшем виде — у Ницше, у Федорова:
преодолеть меру и запрет, пределы, сии греческие и римские
понятия: в Греции — Мера, в Риме — Предел (терминус).
Но почему не чувствовать именно сей мир — как Божий: как
он есть — в любви, красоте природы, искусства? Разве мало —
мне и Светлане — радости и восторга, пищи им? Зачем
превозмогать—и жертвовать этим прекрасным наличным малым
(которое, в сущности-то, — огромно: талант нам и дар любить
взгляд жены, глядеть не отрываясь, или плакать над музыкой!!!
Это же малое — как мала живая клетка и семя в их чуде жизнеда-
рения и порождения! Попробуй-ка такое «малое» сотворить!) —
ради абстракта одоления Смерти?
Ведь Смерть действительно — абстракт для меня; отвлечена
от меня, потому что при моей смерти — меня не будет (анализ
Эпикура). Но я вижу чужую смерть — и она конкретна и ужасна...
И конечно, тайна — переноса: трансполяции чужой смерти — на
себя.
456
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Вот этот «пророк смерти» — верил, что не умрет. И за ним
потянулись исполнять его волю.
Мои тоже вперились в Смерть — как главный факт: Св.,
Настя...
Но, может, на этом экране, в контексте ее, усиливается
переживание каждого мига живота и радости? Так что это, может,
техника гурманства, гедонизма прожития — в них,
бессознательно? Однако надо идти работать: ксероксы делать.
САМОНАСЛАЖДЕНЧЕСТВО КУЛЬТУРОЛОГОВ
10 веч. Вот паразиты-то! Просто классовую ненависть
испытываю к этим социологам-культурологам, собравшимся на
междусобойчик в этом же Рассел-хаусе, где я лекцию читал (на что
они, надменные социологи и антропологи и специалисты «ин хью-
мэнитиз», не пришли), — на обсуждение лекции «Конец
Американской цивилизации». Остроумный мужчина-бонвиван Чарльз
элегантно начал: «Эх, сболтнул я название темы в сентябре, а
теперь пришло время платить; я же не знаю, что это такое, что я
сказал». И пошел элегантно раскручивать: Кант, Руссо, Фуко,
Дерида. Культура-цивилизация...
Потом вопросы дамы задавали. И одна: что не Кант, а
Аристотель—об отличии практического и теоретического разумов, что
у разума не может быть практики. И каждый чем-то щеголяет, но
главное — вызвать «фан», быть остроумным и чтоб мило
засмеялись... Такой приятнейший салон. И собираются на
конференции в разных милых местах света все те же знакомые между
собой люди, для милого времяпрепровождения с помощью
культуры. А все эти термины: «культура», «цивилизация» — им
помочи, подаяния и средства длить свой гедонизм. Ничего тут у
них не болит, никакого экзистенциального волнения и
интереса — как когда Светлана или я думаем, толкуем...
Толстого нет на них — напустить на этих пустоплясов, сладко
устроившихся в сей жизни. Как тогда — аристократы, теперь —
ученые, элита паразитов.
А там: во глубине России —там развал и стыд, и ни
цивилизации, ни культуры. А развалили-то —с помощью вот этих
высокоумных политологов: демократов и социологов: чтобы и у нас —
КАК ВСЕ, как у всех нормальных было!..
Да не может у нас быть, как у всех: на то мы и есть особые!
Хоть у китайцев бы нам несколько занять
Премудрого у них незнанья иноземцев!
(Грибоедов)
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
457
Как еще вчера Маша говорила: Присцилла поучала: теория
должна быть ЭЛЕГАНТНОЙ. Вот именно: покрасоваться, а не об
истине и сути болеть. Над этим, серьезным, —только смех...
А сам ты? Твои национальные построения? Тоже ведь — не
игры ли ума?.. Нет, игра там есть, но интерес —
экзистенциальный двигал.
ХОХОТ ХАМА НАД НАГОТОЙ НОЯ
12.11.91. Простое уразумение осветило нашу ситуацию!
После всех мучений советской истории страна и население
заслужили, награждены были мягкой, слабой, прогнившей
властью, при которой каждый мог, в общем, делать, что хочет, и
жить, как хотел, — брежневский вариант советчины, где все ж
таки была власть и порядок и свобода. Также и перед
Революцией 1917 года в стране сложилась самая мягкая и либеральная
и широкая власть за всю историю России, с полным цветением
Общества под нею! Так нет — вместо того, чтобы жить и
радоваться такому состоянию и процветать далее, — надо было
наброситься кромсать эту старую и глупую власть (как и Римский-
Корсаков потешался над царем Дадоном: «Царствуй, лежа на
боку!» — так ведь это наилучший вариант царствования для
трудолюбивых граждан — не милитарных: не ретивая власть: сама
живет с Шемаханской царицей — и другим дает работать,
мыслить и торговать, а не гонит их на поля сражений ради славы
отечества!). И Брежнев такой — царь Дадон глуповатый. Да ведь
и Николай Второй был не гений и не мед, а слабый царь, и при
нем коррупция и Распутин. А теперь ведь как великомученика
христианского славят!
Так нет же! Злой и глупый Хам захохотал над наготой
ослабевшего отца своего Ноя и стал припоминать, все вины и беды и
прошлых времен ему приписывать! Сверг, сменил — и остался
наедине и накоротке со своей уже глупостию и неспособностию
и безответственностию.
Сим и Яфет стыдливо и с пиететом отвернулись и занимались
своими делами, а этот — как пес и Калибан, набросился
хохотать.
Так и интеллигенция подростковая наша — набросилась на
царизм и науськала народ и человека с ружьем — и получили мы уж
такой ужас разрухи и потом такую свеже жестокую власть:
Ленина—Сталина—Троцкого, что кровь носом и отовсюду потекла.
Так и теперь: нет чтобы наслаждаться постепенной
трансформацией страны в буржуазно-гуманное общество, но
разгромили все до основанья — а что за тем?..
458
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Вчера по телевизору смотрел советское «Время», час с 9 до
10. Там «авторское телевидение» — какое убожество мальчиков,
пляшущих и улыбающихся, и реклама советов по маркетингу.
Ранее была чинная информация, потом искусство — высокое...
И ради этого плебса — все борения и надежды! Так же и Блок
после упоения и обольщения прелестью узрел быдло — и умер.
Сегодня как раз «Двенадцать» и «Интеллигенцию и Революцию»
будем анализировать.
Конечно, это уразумение — не мудрое: прозорливость
задним числом. Но что делать? «По частям разумеем» — апостола
Павла горечь ума. Так хоть взвидеть новую часть и понять ее
сказ...
Ладно. Давай — работать. Через час лекция: Италия — конец,
и дам образ Германии — начало.
Да, нам не надо просто инквизитора — нам подавай Великого!
Потому что при слабой власти — больше
самоответственность и риск человека, и его свобода. А тут — патриархально,
освободил от «я» и совести — как Гитлер: «Я освобождаю вас от
совести!»
Тоже ведь — человек с чистой совестью он, не обременен
грехами прошлыми; зато может с чистой совестью делать свои
новые — уже гекатомбы грехов, чего не сделает человек с
нечистой совестью: Годунов Борис —тоже мудрый царь и мягкая
власть, гуманная, и процветание народа было! Или Брежнев,
когда у партии уже рыльце в пушку и не жестока была, не могла
таковою быть, что и в путче недавнем проявилось: не хватило
решимости стрелять, кровь лить...
Да, любая структура хороша — в сравнении с энтропией,
«естественным состоянием войны всех против всех» (Гоббс), что у
нас опять. Особенно в России — гигантессе, что к
самоорганизации неспособна, в отличие от малых общин Швейцарии и
(или) городов-государств Греции, где самоутверждается
порядок—просто обычаем и сходом людей общины.
УКОЛОТЬ В ПРОБЛЕМУ
13.11.91. Подышим свое! А то вчера заработался: Италию
переписывал — главу в книгу английскую. Убогий до чего мой
все же английский язык! Но, с другой стороны — одни идеи и
образы с прокладками необходимых слов-операторов. Прямо
математический текст получается. И в этом есть свой резон —
особенно у меня, размашистого на игры слов и речистого. Тут
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
459
голый скелет и костяк обнажается. И он, оказывается, тоже
мощен и рационален.
Вчера в английском классе, когда рисовал я им Итальянский
образ мира и про стихию воды: что ее мистерия запрятана в
акведук, в камень, и что это можно двояко толковать: и как отвод
ее, и как ценение великое, — Габриэла выразила сомнение:
доказывает ли это неважность стихии ВОДЫ (как идеи, не
практической ценности) в итальянском мышлении?
— Я не настаиваю на точности, — объяснялся я. —Я же даю
не понятия, а идеи. А идеи — проблемны, амбивалентны,
диалектичны, превращаемы. Важно на чувствительный пункт
указать, уколоть туда, а он уже сам далее заработает, порождая
идеи.
А в русском классе — Блока «Двенадцать» и «Интеллигенцию
и Революцию» толковали. Спросил Дан Буччи:
— Значит, Блок поддерживал социализм, коммунизм?
— Нет, это не значит. «Революция» — событие сверхмерное:
божественное, дьявольское или природное — и эстетическое
торжество над серостью буден и мещанством. И потому она —
музыка и поэзия. А «социализм» и «коммунизм» — это скучные
рационалистические системы понятий, такие же прозаические;
их Блок не знал, и его поддержка Революции с ними не связана.
Развил я им мысль о слабом государстве — как
благоденствии для граждан, как вон и в Америке: слабое же у вас
государство — и хорошо вам! А мы, как быдло: слабое — так вали, хами,
потешайся, разрушай!..
Но как второй раз (или многий?) Бог над нашим разумом
историческим потеху учинил: не можем довольствоваться малым,
а «все или ничего?» (и Блок так) — и получили, конечно,
очередной НИХИЛЬ и кукиш и х-й. Желали лучшего — потеряли
хорошее.
И СВОБОДА, которой, смутной, добивались, — оказалась
свободой для стад, племен, «трайбз» национальных — глушить
личность. Как сейчас в Грузии, Осетии, Чечне — да и в Израиле
евреям, и в Литве... В просторной Империи, где власть далеко,
Личности меньше помех развиваться, быть внутренне и даже
внешне свободной. А тут — «мы», тирания масс: «Ты с нами или
против нас?» — выбирай, убьем!
Однако сегодня ехать в Амхерст в 4 часа, читать лекцию; а
пока — назавтра к классам подготовиться. Германию
продолжим домысливать.
460
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ЗАСТОЛЬЕ В АМХЕРСТЕ
14.11.91. Во развратился-то как —успокоился со своим
английским! У меня лекция через час, а я сажусь записюрьку себе
делать «налево»! Вчера возили меня в университет Амхерста в
штат Массачусетс, за полтора часа на машине отсюда, —
лекцию читать и вернули к 12 ночи, так что еще погулять-подышать
перед сном смог. Там было легко: Джейн Таубман — такая
породистая женщина! — начальница; и мне знакомая еще по Москве
Виктория Швейцер, что 5-томное издание Цветаевой сделала.
Было застолье в ресторане итальянском. И вот навалили такое
огромное блюдо телятины — ну как 5 порций наших! Я даже
возмутился и спросил: «Вы когда заказывали —знали,
предполагали, что такое количество навалят — неподъемное?» — «Нет, но у
нас можно оставшееся завернуть и с собой взять!» — «Как, и это
не неудобно?» — «Почему? Вполне удобно. Я вот скажу и Вам
завернем с собой. Раньше это как бы для собак бралось, а потом и
вообще». — Ну, это замечательная американская черта —
непринужденность и нецеремонность! Это запишу в свои таблички!
Еще и за столом Стэнли Рабиновиц: когда я сетовал на
огромность порции (а у него было другое, совсем малое блюдо —
спагетти), — вилочкой с моей тарелки попробовал кусок
мясца—и одобрил: «О, гуд!» —тоже такая милая нецеремонность...
На лекции моей так живо реагировали, смеялись во многих
местах, что мне даже не по себе стало: они, похоже, за
нестандартной, образной формой не понимают
серьезно-философского содержания! И уже проскальзывают движение мысли и
ждут очередного местечка, чтоб получить себе повод на
«фан» — на смех.
Да, они —профи узкие. И привыкли, что научное —скучно
вообще-то, так что профессора время от времени разряжают
шуткою. Но когда весь поток мысли — нестандартный, образный,
они теряются. Ну да — как «чернь» в стихотворении Пушкина
«К Каверину»:
Она не ведает, что дружно можно жить
С Киферой.с портиком,и с книгой,и с бокалом,
Что ум высокий можно скрыть
Минутной шалости под легким покрывалом.
Но — милые американы и америкашечки, с этой их «тинейд-
жерской» (подросточнои) открытостию, расположенностию, с
простодушием!
Два серьезных вопроса задали. Один — Стэнли Рабиновиц:
— Нация ли Америка?
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
461
— Нет, это сверхнация, это —цивилизация особая.
И Джейн Таубман:
— Вот Вы призвание России очертили, а есть ли призвание у
Америки и какое?
— Американцы — герои и мученики СВОБОДЫ! Построить
заново мир из себя, внеземную цивилизацию, вызов
Богу-Творцу — все своим умом! И это — риск и подвиг, и вас «еще судьбы
безвестные ждут», ибо путь только начался —и неизвестно, как
обернется. Ведь и советские начали с мечты построить новый
мир и желали блага, а вон как обернулось!.. Может, и вас
впереди трагедия ждет, ибо большой вызов Природе бытия и
человека творите! Из Работы — мир соделать. Природу загнать в
угол — и в себе тоже...
И тут про Американский Эрос — про это тоже спросили:
каков он?
— Эрос это что? Это — связь, взаимопроникновение, коитус.
И у вас — Работа есть превращенная форма Эроса: в работе с
предметом труда работник получает утоление своей страсти в
обработке и проникновении. Так что не хватает страсти уже на
живую женщину — жену. Тем более что и она — тоже хочет быть
работником, мужчиной, становится жестка. Движение к
«унисекс» = однополости есть иной вариант Единого —
«единодушия» и «единомыслия», что в России и СССР. А тут — как бы
«единотелие» создать, вывести новую породу человека, рода
людского — из работников «ургии»: ликвидировать природный
контраст, естественный закон.
Если у Платона в «Пире» Аристофан про АНДРОГИНОВ — миф
об их рассечении на полы-сексы-половинки поведал, то вы
тут — сотворить безлюбовного человека, что только работает —
в ургии и креационизме, а не расходует свою силу на природное
порождение рода людского. И тем — новый вызов богам: опять
человек слишком усилился, как и когда шаром был — андроги-
ном, и боги рассекли его, чтоб умалить его силу...
Так что и у Америки есть свои судьба и призвание и — может,
трагедия...
6 часов. Сейчас пойдет мое тихое время. После лекций
бросился на велосипед —уже в 3 часа —дышать! — и вот вернулся
через два часа, попил казенного кофею дарового, но уже
холодное оно, так что дома, придя, кипяточком себя долил, согрелся...
Думал, что меня теперь на мысль потянет—сел писать. Нет—
даже наоборрт: прилечь, что и сделаю. Вечер-то велик еще!
6.35. Вот и полежал. И захотелось — нет, не мыслить, а по-
переписывать аккуратно буковки — про Италию: доведу сей
космос дочиста сегодня.
462
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
СОВЕТСКИЙ МИФ И АМЕРИКАНСКИЕ РУСИСТЫ
15.11.91. Не годится: 10 часов — только начинаю! Поздно
лег. Сдвинуться надо — в светлое время. Вчера до 12
переписывал «Италию». Ладно, начнем восстанавливаться!
Однако какое наклонение тут в изучении России и советской
литературы! Разговорился со студентом старшего курса, что
меня отвозил и который будет преподавать русскую и
советскую литературу аж в Гарварде.
— А что Вы читали, проходили из советской литературы?
— Замятина «Мы», Олеши «Зависть», Пастернака «Доктор
Живаго», Булгакова «Мастера и Маргариту».
— И все? Но тогда вы не можете понимать советской жизни и
ее мифа. Ибо вы знаете АНТИ-утопию, не войдя в саму утопию
изнутри. Как если бы о христианстве вы знали по блестящей
критике его Цельсом и прочими античными философами и не
читали бы Евангелия. Конечно, то — высокохудожественные
произведения литературы, но ведь советская цивилизация —
это религиозная эпоха и сознание. И тут другого рода тексты
формирующи: «Как закалялась сталь» Островского,
«Педагогическая поэма» Макаренко и проч.
Это я и стараюсь давать своим: вчера рассказывал про
советский миф в его положительном измерении — про «Хорошо!» —
это самочувствие. Маша Раскольникова — не верила: как можно
было, когда такие ужасы? А литература ей казалась лицемерной
и нарочитой: уподобила сладким сказочкам-открыточкам
рождественским у них:
— Правда, трогают душу — так все хорошо получается:
любовь удается, и добродетель вознаграждается. Аж плакать
хочется! Однако ж —сахар, приторно!..
— Но ведь в душе-то есть потребность в Благе и его
реализации в жизни! Эта же потребность — реальность, настоящая. Ее
обозначаем как Веру, Надежду, Любовь. И это полностью жило в
душах советских людей — в первые 30 лет. А об ужасах или не
знали (монополия на информацию), или отгоняли слухи, или
рассуждали: «Не без греха», «Лес рубят — щепки летят!» —
стараясь сохранить сосуд веры:
Для сердца нужно — верить!
И писателей — не два вида, как Вы, Маша, делите: советские,
чье это свое, или несоветские, кто подлаживался и лгал, — а сто
два варианта! И большое искусство и литература возникли.
И еврейский Ренессанс.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
463
— Как, а антисемитизм?
— Не было его 30 лет —до 1947 года, и еврейство
панствовало в культуре и идеологии, и таланты, сдерживавшиеся прежде,
распружинились.
И про себя рассказал — детство 30-х годов, и комсомольская
романтика, и песни: душа пела и мелодии возникали, а не бум-
бум сухое и механическое, как сейчас. И это показатель настоя-
щести — мелодия, кантилена, распев.
Как американцы бинарно мыслят и механичны-упрощающи!
Понятно: им надо редуцировать всякую ситуацию и проблему,
чтобы сделать прагматический следующий шаг. Но такою
методою понимать наши евразийские религиозно-философские
глубины?..
И тоже показательно: мой тот студент-шофер из Амхерста
пишет диплом по «Бесам» Достоевского. Я попытался разговор
по существу идей затеять — не клюет. Оказывается, избрал
аспект: «Наррэйтор» — «Рассказчик»: проследить его голос. То
есть — КАК это СДЕЛАНО? Подход из Формы и Техники —
американской Психее роден. Потому так клюнули тут на Русский
формализм именно — и на Бахтина, упростив его по-своему.
У него-то за КАК — метафизика и мистика Личности,
Персонализм, Личное творчество мира. А тут услышали только
ДИАЛОГ — и поняли по бинарности опять...
Вон и здесь мой сосед Боб Уитман преподает Русский
формализм и о нем публичную лекцию читал.
А существо идей, что так волнует русских в «Бесах» и в чем
ныне провидчество находим, — им скучно, не понятно...
АМЕРИКА = ИКАР
А в Американстве — начинаю нечто трагическое
предчувствовать: ИКАРы! Дерзкие! Юные! Переделать мир и Божий замысел
и Природу — на основе своего человечья разумения! А оно
ведь — слепое, узкое, по частям видит и разумеет! Мы-то уж в
России обожглись о сложность Бытия и месть Истории. Битые —
и смиренные. Как и немцы-германцы. А они — как мальчики
наивные, думают, что у них все будет О-КЕЙ! — как это сейчас, в
сравнении с прочим миром. Но ведь Рок есть, и зависть богов, и
уровень ноуменов, созерцающих это резвление. И не ведомо, в
какой момент и обо что обожгутся и крах пойдет. А пока
—ликуют, играют в Труд, в Унисекс: переделывают Природу снаружи и
в человеке, выводят новую породу человеков — односексуаль-
464
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ных... Эрос поругивают, оскорбляют разность
полов-потенциалов... Не тут ли погибель?
Так вот где таилась погибель моя!..
Погибель —не поебель (прости, Господи! И Смерть, прости...
Хотя — близко они друг ко другу...).
Мои студенты в английском классе задумались над моим
пророчеством будущей трагедии Америки.
— Но разве не такие же мы, как и европейские нации, когда
они были юны?..
— И такие, и не такие... Вообще учу вас о всяком — минимум
два полярных суждения иметь. Чтоб прийти к «ученому
незнанию» как итогу наших занятий...
— Зачем же тогда и заниматься-образовываться, коли в
конце прийти к Незнанию?
— Но это — Сократово незнание: об Абсолютном и высшем.
А относительное-то знание по пути обретается: и как самолет
летать может, и как его построить и проч. Так что для
прагматики жизни мы довольно познаем. Но не забывать, что в устроении
Абсолюта и складе высших ценностей и законов Бытия и
Истории мы все равно — во мраке. Да не будем надменны, да будем
смиренны и да уважаем сложившиеся законы, обычаи и
нравы, — как и Сократ, что подчинился неправедному суду своего
государства...
6 ч. Смотрел советское «Время» днем — показывали попытку
подписания Союза Суверенных Государств (ССГовна): за тем
же столом в Ново-Огареве, где раньше была толчея от глав
республик, — теперь прогалины: просто реденько где кто сидит.
Пустое пространство. И лица Горбачева и Ельцина —стыдные.
Еще Назарбаев, Акаев и Белоруса сумели вытащить. Вот тебе и
Держава!
Я = КОНСЕРВАТОР
16.11.91. Сегодня — получше, сдвинулся: сажусь в 9.10.
И бодр, погода вдруг снова теплая и сухая. Хорошо!
Дожевываю свою кукурузу — варю в зернах, за хлеб служит,
уж давно хлеб не покупаю. И яблок полон холодильник, и
помидоры дозревают в шкафу — все даровое. Как мужик
хозяйственный подобрал. Таков я: по мелочам сквалыжничаю, а больших
денег не жаль (вон Присцилле собираюсь оставить тысячу
долларов—на издание книги). Наверное, потому, что не знаю, что с
ними, с большими деньгами, делать, а с малыми — знаю. Ум
близкодействия. Как у Плюшкина.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
465
Нуда, большие деньги тревожны: что-то соображать,
предпринимать с ними надо, а малые — понятны, и ясно, на что
потратить. Патриархален я, и архаичен ум мой. К новому уж не
приладиться мне. И становлюсь консервативен. Все более
оцениваю бывшее благо свергнутой советчины.
Вчера видел эти унылые лица, растерянные жесты и слова
наших вождей — в пустынном зале для подписания договора
сошлись реденькие остатки разгромленной армии. Горбачев еще
изображал улыбочку, но в Ельцине особо чувствовалась
неловкость и стыд даже. Он не прямо смотрел в камеру, отвечая на
вопрос, а вбок, пряча глаза, и торопился закончить и
ускользнуть. И потому со сверхнажимом произнес слова: «Союз
должен, будет сохранен!» — как бы убеждая себя и не веря, —
увильнул бочком своей грузной фигуры, вобрав голову в плечи.
А потом показывали митинги в Чечено-Ингушетии, Осетии —
стоят люди злые, чего-то орут и не работают — чего кушать
будут? И в Донецке — озлобленные и голодные шоферы, кому
не подают бензина из России, и стоят десятки тысяч машин и
автобусов — и нет подвоза еды и даже для скорой помощи
машин. Озверевает народ.
А потом «парламент» Белоруссии: вопрос о собственной
армии обсуждает — на х-я? И сидят те же партийные головы,
крепкие люди, собакевичи, раньше знавшие, как управлять, что
делать, а теперь играющие в демократическую игру — нелепо
им, и стыдно. И я думаю:
— И зачем потревожили сон медведей-бояр? А у них такая
стать — у Лигачева, да и у Ельцина: широкая кость и плечь у
могучих партаппаратчиков, кто могли быть мотором жизни в
энтропийной иначе России. Ибо предоставь ее самой себе, самотеку—
уснет, умрет, а народишко разворует все, пропьет—и погибнет.
Нет в атмосфере России Эроса, вожделения к творению, к
труду. Его заимствовать приходилось из стран окрестных — и
твердо держать властию этот повышенный уровень
энергетического состояния: как в подводной лодке герметичны отсеки,
так и тайны и уровни знания и информации, и посвящения в
масонской ложе Партии, с ее иерархией.
Вышли с Машей Штейнберг со смотрения телевизора
советского днем — и я уныло, а она:
— Но: ведь мог же русский народ в нэп так быстро
возродиться и рынок развить и хорошо жить!
— Девочка! — удивленно я. — Какой тогда народ был и какой
теперь? Тогда 90 процентов — крестьяне на земле и с жаждой
работать на себя и с умением. А теперь — растленный люмпен
466
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
везде, что только под кнутом работать будет. Это как морибун-
дусу напоминать его юный возраст и ободрять на бег на
стометровку: ты же сможешь — ведь мог же?!
— Но ведь недаром развалилась власть: слаба была,
естественно.
— Вот слабой властию и особо дорожить надо в такой стране,
как Россия энтропийная. С одной стороны, все же — Власть и
порядок, а с другой — не жестока уж, не давит так сильно и дает
жить всем профессиям и формам деятельности: цветущая
сложность и разнообразие тогда в стране (как было при царе в
1913-м накануне... — как и при царе Дадоне Брежневе). И еда
была, и деньги тверды, и люди знали, куда за чем идти и
обращаться и что делать. А теперь ведь все дороги-пути-траектории
перепутаны. И как кутята вслепую будем тыкаться не в те двери.
Одни мошенники сразу словчат-сообразят, как
жить-объегоривать. И уж ни книги не издашь, ни на пенсию не получишь денег,
ни глазных капель не купишь...
Так вот: слабую власть-то особо поддерживать надо в
России — ибо грядет Хам ее валить и поживиться на развалинах,
мародер. Что и происходит сейчас. То-то интеллигенты в
«Вехах» возопили: надо поддерживать власть, ибо только она
своими штыками защищает от растерзания толпами...
И возьми мудрецов и святых: никто из них, занятых в Духе
высшим и главным: внутренней жизнью, — не звал менять строй
общества и обычаи, а успокаивал и давал пример подчинения
наличным законам и нравам, какие бы скверные даже ни были.
Сократ подчинился неправедному суду, ибо — пусть и ошиблись
люди, но по закону действовали, а закон он уважает пуще
жизни...
Декарт не покушался на изменение власти, а себя увел от
нее — в Голландию, и писал в «Рассуждении о методе», что
правилом положил себе соблюдать обычаи страны, где живешь, —
дабы нарушение их не мешало тебе заниматься твоим высшим
делом.
Сам Христос — отдал монету Кесарю: платить дань! — велел.
А у нас — интеллигенция ринулась мутить воду идей и волновать
народ. И я сам поддался зрелищам и театральности
разрушения гиганта: как забивали партийного быка на демократической
корриде!
Ну что же, насытился зрелищами? — оставайся без хлеба,
люмпен-интеллигент, безответственный созерцатель!
Хоть какой порядок —лучше, чем бездарная энтропия и
естественное состояние войны всех против всех — и воровства.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
467
И дабы избежать этого наибольшего зла, люди отдают часть
своей свободы — государству. А у нас об этом забыли и
захотели полной и всесторонней свободы: и национальной, и
идеологической, и лично-частной, и делать, что хочу. А оказалось, что
одна форма свободы начинает порабощать другую. Например,
национальная — давит на личностно-персональный выбор еще
сильнее, чем империя и ее идеология. А получив свободу
делать, что хочу, ничего не делаю — и митингую, ору. Или ворую и
гуляю. Ведь падать долу легче, чем усиливаться вверх...
Положились на естественные тяготения. Так они ведь — книзу, к
падению. Не к организации. Свобода — это усилие себя вверх, а
поняли ее как — безудерж падать — рабски, как зверь, кого
выпустили, и раб...
Свобода —самоограничение и ответственность... Из себя я,
из разума себя ограничу, а не по свистку кнута извне. Но ведь
мы под кнутом выросли — и пока-то психика перестроится! Да и
невозможно это — утопия! Известно из христианства и
монашества: природа, плоть тянет ко греху, и держать надо в узде, в
аскезе потребности низа, чтобы дух в тебе возрастал. Так что
советская узда — была не советская, а просто всегдашняя дисциплина
общественного порядка по отношению к произволу
индивидуума. А мы ослепленно видели, что она лишь —«советская», пар-
тейная, коммунистическая (сейчас перечисляю — и удивляюсь
себе же: и чего дурного даже в словах этих? «Совет» — да
любовь. «Коммунизм» — чтоб все общее. А «партия» — часть; да
ведь и я не понимаю всего, а лишь по частям разумею!) и что вон
они, обожравшиеся бонзы аппарата, невежественные! Ату их!
Обличай, вали!
А они — порядок держали и работали — пуще тебя! В
кабинетах душных сидели, заседали, решали. А председатель колхоза
бегал-умолял тракториста на работу выйти, хоть кусок поля
вспахать! Мотором был хлеба насущного...
Да, плохой порядок — и лечить терапией его надо и эволюци-
онно воспитывать — но не убивать, а потом, заколов медведя
России, из него двадцать собак понаделать — разных
государств. А клеткам-то прежнего тела что делать — вот мне и
семье моей, пока прекратится биение сердца и
кровообращение и работа тканей? Помирать ведь!..
Так ведь — терапевтически самолечатся страны и строи
Европы: и марксизм использовали: рабочим, профсоюзным
движением ограничили эксплуатацию — и заставили
предпринимателей больше мозгами шевелить, технику двигать — и всем от
того легче и богаче. Но — подзаконно, не нарушая порядка и ис-
468
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
теблишмента. Как и Форд Генри говорил: «Плоха ли наша
финансовая система? Да, плоха. Но она ведь — работает. Так пусть
работает, и надо ее использовать, и при ней жить, и ее лечить,
поправлять, а не разрушать в надежде сразу новое хорошее
сделать».
Нуда, так и в обществе, и строе: все равно хорошо не будет,
идеально. А просто по-другому сложно и тоже скверно. Земное
же устроение! Только тебе, человеку Духа и внутренней жизни,
который уже надрочился жить при прежнем порядке «как бы в
рассеянности» (как, по Плотину, положено мыслителю:
минимум тратя сил на внешнее устроение и движения), — теперь
придется все силы души и ума тратить на то, чтоб
переобучиться и разбираться в новом устроении мелочей жизни: в какие
двери теперь толкнуться, как тебе новый закон велит... Снова-
здорова. Раньше шел к начальнику, теперь — к адвокату...
А впрочем, не ропщи — по своему же правилу: уважай
порядки сего времени, как складываются, не бунтуй обо внешнем и не
полагай там смысла.
11.10. Пробежался по благодатному «кампусу», подышал
вином осенних листьев. Понарезал яблочек себе, включил
Моцарта — и сажусь работать дальше. Но уж стыдно — про наше
промышлять, сам пребывая в такой неге. Так что продолжу
вчерашнее портретирование Греческого образа мира
по-английски, для книжки возможной.
Миддлтаун, 16.XI.91
Милые мои возлюбленные!
Сижу я вечером, сочиняю Греческий образ мира
по-английски — и вдруг звонок. Я: «Хэллоу, Гачев». — «А, Гачев, Георгий
Дмитриевич? Сидоров Евгений Юрьевич! Я был на Мандельшта-
мовском конгрессе, и Юз меня вот приволок сюда, в Миддлтаун,
на два дня. Приезжайте завтра к 12...»
Я взволновался — живой человек, только что от вас!.. Дай-ка
письмо пока напишу — с ним перешлю!
Моя жизнь теперь имеет три потока. Еще идут лекции —
осталось вообще-то 6 из 26, так что финиш близко; я разговорился
по-английски, уже не мандражу. Второй поток — поездить в
несколько мест с лекцией «Национальные образы мира.
Американо-русские сравнения» приглашен: 4 декабря в Йель (где Кларк
и Холквист), 6—7 в Толедо, штат Огайо, а 12 — в Кеннан-Центре
в Вашингтоне (Питер пригласил). С этой лекцией по-английски
я уже выступал три раза и имел успех. Так что не тревожусь.
А вот третий поток: начал я превращать мои лекции в книгу по-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
469
английски: чтобы высунуть тут верхушку моего айсберга, как ты,
Св., и рекомендовала попробовать. Но до сих пор я не
чувствовал себя в силах это сделать, а вот теперь — осмелел, пишу.
Надеюсь заразить Присциллу азартом вытащить еще одного
русского и открыть новое имя — чтоб подредактировала, как она
помогла мне с этой лекцией. Оказалась сердечная, теплый
человек. Здесь это редкость.
Так что теперь уже и в кино не хожу, а только проветриваюсь
на велосипеде, мозги чтоб рабочие были, — и все пишу по
вечерам и дням. Конечно, язык у меня выходит примитивен, но я
даже плюс в этом нашел: не могу предаваться словесной игре, а
лишь голые мысли и образы даю, так что мускулисто выходит, а
бедный мой язык обслуживает их, как математические
операторы. Даже увлекла меня такая задача. По-русски мне бы такой
дайджест было скучно писать. Надеюсь за оставшийся месяц
дожать текст. Пишу от руки, надо будет оставить деньги на
перепечатку на компьютере и прочее.
Тут были дожди и даже снег. Но опять тепло, и сегодня ездил
на велосипеде. В прошлую неделю заехал на сады-огороды, где
уже прекратили продавать, и все готовится на зиму; поднабрал
помидоров — желтоватых и зеленых: теперь у меня доходят на
кухне и ем. А еще ранее кукурузы с поля набрал. А еще ранее —
яблок. Так что как и положено мне, мужику-сквалыге-Георгию,
питаюсь с земли и минимум покупаю. Но все равно, конечно,
обжираюсь, в сравнении с вами, как опять по телевизору
посмотрел вчера: растерянные лица Горбача, Назарбаева и даже
Ельцина на подписании «Договора» за пустым по-сиротски
столом, где недавно ломилось от глав республик. И даже Ельцин
как-то неуверенно смотрит, увиливает от камеры теле,
бодрость изображает: «Союз должен быть сохранен!» — и убегает.
Стыдно и ему, конечно, ибо не знает, что делать. Обманулся — и
«обманул» (Приходится! Куда теперь?..).
Мне такой образ видится: взялись из мамонта Союза
(медведя России) понаделать 20 собак, по масштабам прочих стран
мира, Европы... Только куда за это время клеткам организма
прежнего (нам, человечкам) деваться-тыкаться, раз перестали
работать органы, подающие кровь и соки: сердце, печень,
легкие и проч. ? И когда-то заработают новые? Клетки за это время
благополучно подохнуть могут, брошенные в энтропию и
естественное состояние войны всех против всех...
Ну ладно, скоро вместе. А пока побегу побегаю — возДуху
насосусь.
470
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
17.11.91. Без происшествий жизнь моя. Даже без
интеллектуальных. Вчера кейфовал, промышляя Грецию, Элладу милую.
Сладкий сон и греза Духа с детства. Кое-что нового надумал. Но
главное — сама процедура: из нашей дали и ямы (не вершины),
из отдаления от Блага и Красоты вглядываться в близь эту, в за-
пазуху Бытия. И так иконно выходит писание мое.
Через два часа собираться ехать к Юзу на встречу с
Сидоровым Евгением: милый человек, критик, мне радевший, сейчас
ректор Литинститута. Но даже неохота в наше впадать и
обнажать свои понятия. Еще водки напьешься, сердце заболит —
назад ехать, колеса вращать. Так бы и не вылезал из своего
труда и кельи.
Ну ладно, пока поработаю — продолжу! Платона беру!
12. Приготовился — оделся. Присцилла за мной заедет:
ветер сильный, на велосипеде трудно.
Пока брился, одевался, причесывался, подумал о своей
прическе. Зарос, конечно, стричься бы пора. Да ведь обкорнают на
американский приличный офисный манер — потеряю свою
дремучую стать и антенны волос. Я ведь — романтический
персонаж и ум. Мне и подобает гриву волос иметь — как Листу, как
Бетховену. Так я себя лучше чувствую — как осененный своим
нимбом, мне присущим. Тем более что мой нос большой так
начинает выпирать, когда волос мало. А при копне —
соответствующие пропорции общей крупности на голове. Так что не
поддавайся — и юзовым насмешкам, что вот — «совок»: долларов
жалеет!.. Да на х-я мне стараться подделываться под мне не
присущий канон?..
ПАТРИОТИЗМ - ОБОГРЕВ РОССИИ
5.45. Вернулся от Юза — прекрасный день — встречи и
беседы! Приходится отвлекаться от Греции —записать.
О России я новое для себя сформулировал — красиво:
— Россия = мать сыра земля—летом. А зимой —белая
красавица под снегом лежит. Она нуждается в любви — как
обогреве—больше, чем какая-либо другая страна. Потому так ревнива
и в то же время благодарна и за малую теплоту — от иноземцев
и инородцев, коли восценят.
Но и понятно, отчего свой народ — русский, сын ее, понимая
ее, так сам ее любит и ревностно настаивает на своей любви, и
кажется ему, что чужие, примазывающиеся, любят ее мало,
неискренне.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
471
ЮЗ И ИРИНА НА ЯЗЫКЕ СТИХИЙ
Я, напившись и задохнувшись в помещении, выбежал на их
балкон побегать и помахать руками, возДуху хлебнуть. Юза это
привело в раздражение, и он занавесил даже балкон, чтоб не
видеть. Я вспомнил, что и Юрий Трифонов иронически к моему
флоту и — не спортивности, а к тяге к движениям относился и
высмеял в Гере Гартвиге в «Предварительных итогах». И оба они
по комплекции сходны — рыхлы телом, с брюшком, бабье есть,
добряки. Я же —жёсток.
Стал я Юзу объяснять свой состав из 4-х стихий и
дополнительность Светланы ко мне, так что на 200 процентов у нас по 50
выходит вместе на стихию. Потому наш брак удачен. Они
выслушали серьезно, и Юз о себе: «А я — баня! Так себя чувствую!»
Ну что ж —это правдоподобно. Баня = Огне-Водо-Воздух, без
Земли. Ира же сказала: «А себя я чувствую — на 75 процентов
Земли и 25 Воды — и больше ничего. Так бы я лежала и никуда
не ходила. Все, что мы делаем, это Юз поднимает, затевает».
Так они тоже дополняют друг друга. И, как я его помню, — в
нем мало Земли, устойчивости; потому всегда он тянулся, куда
и к кому бы приткнуться: к компании, к бабе, не мог один, а
социален, в общении — пузырь-колобок круглый. То-то у него весь
мир друзей — сотни приятелей — и искренних; и я его считаю из
лучших своих друзей, и прочие из сотен так могут...
Я же — земля обогненная и тяжкая и жесткая, нуждаюсь в
воде и воздухе; и как только их получил в Светлане
—остановился и застыл — у нее под юбкой. И так 25 лет прекрасно прожил и
сочинения писал.
— «25 лет под юбкой» — хорошее название для романа или
мемуаров, — Юз отозвался и продолжал: —А какие стихии там,
под юбкой?
— Все.
— А Американский Космос из каких стихий?
— Он надстихиен, они здесь не важны. Стихии — из натуры,
природы, а тут все — из Труда, — ургии. Ну, конечно, Огонь —
главная. Огне-Воздух. Надземность, во всяком случае.
АППАРАТЧИК ЕВГЕНИЙ СИДОРОВ
Восхитил меня Женя Сидоров! Вот непотопляемый! Колобок!
Василий Теркин! Всех устраивает. Добрый малый. Юрист,
оказывается, по образованию. Потом — в Академии общественных
наук. Стал в Союзе писателей критиком — с талантом и
прогрессивными идеями. Стал возглавлять секцию критики во времена
472
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
застоя, член партии. Секретарь Союза писателей СССР.
Персона грата и для либералов, и для власти. Знает меру и
дипломатичен и хитер. Сейчас ректор Литературного института. Сюда
приехал с докладом на конференцию по Мандельштаму: «Мотив
Бабочки у Мандельштама и Бродского» — и Набокова
прихватил. Что ему Бабочка и Мандельштам?! (Как «Что ему Гекуба?» —
вопрос Гамлета). Но это сейчас модно и платився западными
либералами — и он приглашает в свой Литературный институт
преподавать поэзию — Коржавина (хотя что тот напреподает,
тщеславный самолюб!..) и Бродского, и еще кого. Обмен
предлагает Присцилле студентами и преподавателями. Я его
спросил:
— А каков сейчас контингент студентов?
— Более интеллигентный, чем 5 лет назад. Более молодые —
из школы и институтов, из городов, из интеллигентной среды.
Хорошее мастерство формы... модерность.
— И нечего в этой форме сказать — не о чем писать.
Субстанции нет.
— Да, пожалуй, так.
— Да ведь это публика, кому наименее всего и нужен-то
Литературный институт, ибо они и так в литературе выросли, и
если есть что — само скажется. А надо бы из деревень и из
народа...
Когда поднимали тост за него — я добавил: как он во времена
застоя помогал тем, кто «нон грата». Вот и мне: написал
Предисловие1 в жанре: ГРУДЬ — ЗА ЖОПУ.
— Как так? Что такое? — ахнули.
— В смысле редакторска страха иудейска: чтоб редактора не
схватили за жопу за издание опасной или странной книги, он
ищет: кто бы написал предисловие или стал Ответственным
редактором, то есть подставил бы свою честную Грудь — под его
редакторскую Жопу.
— О, это хорошая формула! — Юз. — Знали мы «Око за Око», а
теперь войдет «Грудь за Жопу!»
Юз пытался перебирать что-то на баяне. Тут Сидоров взял —
и так хорошо и музыкально заиграл — как гармонист, первый
парень на деревне. И они с Юзом исполнили «Окурочек» —
уникальное событие, и Ирина сняла и записала на видео: теперь
бестселлер может быть. А мы с Присциллой слушали. Вот какой
универсальный парень —Женя Сидоров!
— Вот каким может быть советский аппаратчик! — говорю
Присцилле, когда уезжали. — Ведь он все время функционер в
1 К моей книге «Национальные образы мира». — М.: Советский писатель.
1988.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
473
культуре. Коммунист и ответственный государственный
человек. Такими и власть и порядок в стране держится. Ими и
переходить к рынку: чтоб партийные боссы и аппаратчики — как
ранее феодалы превращались: лорды в джентри, — так и им
чтоб передавались заводы и институты как бы в получастную
собственность, и они становились бизнесменами. Но не гнать и
не отбирать, сажая горланов-«демократов» безответственных и
не умеющих управлять...
И я славил брежневский «застой», и Женя в душе соглашался,
но помалкивал — ведь и сейчас он на коне.
И умный и понимающий. Светлану высоко ценит и защищал
от Юза, все нападавшего на «Федоровщину». Вспомнил, как она
в одной статьв( писала, что не надо КОНЧАТЬ — в соитии, и он с
ней поспорил.
— А, это в «Метаморфозе пола»? — я. —Да, как в тантризме:
перегонка энергии Эроса — в мистическое усилие к
преображению природы человека.
Юз опять на Федорова напал: что страшный вред России
будет сейчас от этой снова сверхидеи, вместо картошечки и
торговлишки.
— И не —бал ли он Петерсона, молоденького? — книжку
Светланы читает.
— Ну вот, ты — как Парамонов: Бердяев — гомс, Федоров —
гомс, будто и объяснил что! В идеях. А тогда, в России, стыд —
это же не сейчас, когда везде ГЕИ в открытую толкуют. Могла
быть нежность стыдливая — и все...
Ну ладно — давай про Платона! А то ведь еще Димка утром
звонил — грозится в конце ноября приехать. Может тебе
сорвать написание книги. Так что нажимай сейчас.
Нет, минут на 10 —за воз-Духом давай. 6.40 сейчас. Для ума
надо...
ВЫДЫХАЮСЬ...
19.11.91. (Ух ты, симметрия какая в дате!)
6 ч. Однако ж — выдыханс! Истощен — сегодня. Уж и
покатался на велосипеде, и чай попил, а все —обессилен. Вечер— мой.
Буду что-то писать? Французский ли образ, на который
раскочегарился вчера с утра? И который мне еще докладывать
послезавтра? Или оставлю его на завтрашнюю свежую голову, а стану
переписывать начисто Германский, который вчерне написан и
который сегодня уж кончил с ними разбирать? Пожалуй,
последнее будет вернее — на усталую-то голову...
474
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Но новая трудность: правая рука начинает от ручки скоро
окостеневать, и почерк становится плохим. Так что и
переписывать начисто — уже мне проблема... Но что ж делать? Будем
прерывать, массажировать.
21.11.91. Что-то я себя загнал. Перерабатываюсь. Уж и
Французский Космос описал почти. Паникую, что не успею.
Вчера утренний сок ума решил не на себя, а на Францию
потратить—и вроде оправдалось: вьется мысль легко. Но и вправду:
своих ситуаций нету меня, что промышлять. А бедную
советчину и Россию —оставь. Не суди. Терпи. Свой русский класс
потихонечку запускаю — не готовлюсь, и их не понуждаю читать. Так,
болтаем. Все равно ничего, но все же...
6.30 веч. Ой! Вымотан. Да еще дождь — подвигаться
подышать не удается. Много говорить пришлось сегодня в
английском классе. Хотя и подкреплен был написанным текстом, но
даже читать его — прану выдыхаешь жизненную. Вот
американцы умеют говорить верхушкой горла и не тратиться на язык, а
мы, евразийцы, субстанцию сжигаем, корневые, гонийные.
Так что потом в русском классе завел на собственный
разговор — ни о чем, обо всем. Правда, весело было. Я сам начал так:
расписался, что ничего не понимаю в России и Советчине и
истории их: что считать хорошо, что плохо? Вот был демократом,
считал, что хорошо это делали: давили партию. И Ельциным
восхищался. А теперь — консерватор я и понял, что Путч был
прав: России нужна эволюция, а не очередная революция,
разрушение всего и построение нового.
Потом Роберт Рич хорошо сравнил лагерь, где Иван
Денисович, с Весленским университетом: тоже порядок и не выходи из
строя; будь, как все; подавляется индивидуальность, хотя будто
бы к ее развитию призывают. Тут спор загорелся.
Еще я удивился, что тут с любовью трудно: трудно им
полюбить одного, а ходят хором. А ведь индивидуалисты! А у нас в
Союзе, среди коллективизма, любви бывают: студенты уже на
первых курсах парочками начинают долгими ходить и жить.
— Тут — как у нас в супермаркете: большой выбор, и трудно
на чем-то остановиться, — Маша Раскольникова.
— Да ведь и у нас выбор есть. Только короткое замыкание
любви индивидуальной — происходит. Может: от одиночества в
коллективе — так мы дорожим индивидуальным
взаимопроникновением вдруг?..
А тут души, видно, не распускают на чувство, не дают себе
размякнуть. Ибо —борцы. Потому есть секс и брак по расчету —
не так ли?
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
475
Ну последнее — это я сейчас договариваю. Когда сказал, что
я знаю любовь — одну, долгую, Маша сказала: «А я Вам не
верю».
В общем, права: у меня все же было 4 любви — с ее возраста
начиная, а не одна.
Потом заглянул на семинар культурологов на тему: что
изменилось за 20 лет? И вот Кристина, преподаватель английской
литературы, говорила:
— Раньше вопросы задавали: какой герой, какая идея,
форма? А теперь: какова концепция, что есть литература? Что
считать литературой?..
А я сижу —бросивший эти игры. А зачем пишу? Да поговорить
не с кем. А и с кем лучше, чем со Словом Божьим и
человеческим? Не произведение на рынок писать, а душу излить, выды-
шать.
Дай-ка вон отвлекусь — посмотрю, что там на родине?
Газеты последних дней принесли...
ПЕРЕПИСКА С УЛЬРИКОЙ ФОН МОЛЬТКЕ
Ноябрь, 13,1991
Дорогой Георгий Гачев,
столь быстрого и теплого ответа на мое неуклюжее письмо я
даже не ожидала. Благодарю Вас. После того как я отослала
книгу Розенштока, я несколько опасалась, что она может
оказаться некийм нажимом: в конце концов она весьма объемна;
все же я надеюсь, что Вы ее не ощутите как бремя. Но я знала,
что, будь Юджин Розеншток жив, я бы рассказала ему о Вас, и
вы бы встретились вдвоем. Это ему мы обязаны нашим
переездом в Штаты, на земле которых мы теперь живем, поскольку моя
свекровь Фрейя была его близким другом в последний период
его жизни. Она осталась здесь и после его смерти в 1973 году, и
сейчас мы живем дверь к двери с ней уже 7 лет. Вы правы,
ассоциируя мое имя с «древним аристократическим и военным
родом», однако традиция, с которой мы себя отождествляем
ныне, — это линия Гельмута Джеймса, мужа Фрейи, кто был
членом «Круга Крайзанера», группы сопротивления, в которой
разрабатывались планы для Германии после того, как Гитлер
потерпит поражение, и кто был убит — так же как и мой отец,
нацистами — в 1945 г.
Я очень сожалею, что не знаю русского языка. Мы искали Вас
в библиотеке Дартмута, ноу них лишь две Ваши книги. «Русская
476
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Дума» — заказана. Но нет ничего по-английски. Могу ли я
попросить, нет ли Ваших статей на английском, и нельзя ли
прислать нам фотокопию хотя бы той лекции, которую Вы читали в
Дартмуте, — так, чтобы я разделяла ее с Конрадом, моим
мужем, кто был болен в тот день, когда Вы выступали здесь, — и
с моими друзьями?
Прежде чем я кончу, я должна подхватить сюжет с индейцами
еще раз, поскольку меня смущает: неужели мои слова
прозвучали так, будто я занимаю сторону экстерминации — против
рабства? Я не вижу в этом альтернативы. Ни то, ни другое
неприемлемо. Нелепо даже подчеркивать это, но Ваша реакция
показывает, что я написала об этом двусмысленным образом.
Мне интересно услышать, как Вам представляются
перспективы Вашей работы, когда Вы вернетесь в Россию? Будете ли
Вы способны, наконец, опубликовать Ваши многие рукописи?
Будет ли интерес и будут ли средства на это? И каково Вам
здесь, как Вас принимают в Весленском университете?
С теплым приветом
Ульрика фон Мольтке.
Ноябрь, 22, 1991
Дорогая Ульрика фон Мольтке!
Получать письма от Вас в моем одиночестве здесь — такое
чудо! Словно от некоего Ариэля, духа воздушного
пространства. Потому что я, будучи взволнован во время лекции, не помню
Вашей внешности. Ваша жизнь теперь озарена для меня
благородными душами, что ее окружают. Мой отец, кто был
философом искусства и музыкантом, стал жертвой сталинских
репрессий и умер в концентрационном лагере на Колыме (Сибирь) в
1945 году тоже.
Книга Юджина Розенштока — это вулкан, генератор идей.
Особую родственность между нами я нахожу в личной,
экзистенциальной интонации. Я откровенно объявляю об этом (как и
он, рассказывая о своем шоке от опыта Первой мировой
войны): что мои теоретические концепции имеют свое
происхождение — ß проблемах, ситуациях, чувствах моей
повседневной жизни. Я не прячу их за абстрактным, Отвлеченным
мышлением, но исповедую мышление, ПРИ-влеченное к моей личной
жизни.
Кстати, в студенческом журнале Весленского университета
опубликовано интервью со мной, и я посылаю его для нашего
лучшего ознакомления.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
477
Я сейчас решил превратить мои лекции в книгу
«Национальные образы мира», в которой дать панораму национальных мен-
тальностей на основе моих уже изданных книг и статей и
неопубликованных рукописей. Книга не будет большой: 250-
300 страниц, но ею я бы высунул верхушку моего айсберга. Если
Вам придет на ум идея, где бы ее было можно опубликовать,
будьте любезны сообщить мне. Я посылаю Предложение на
книгу и текст моей лекции, который может послужить как
резюме книги.
С теплым чувством Георгий Гачев
ЖИЗНЬ - ИСКУССТВО САМОВОСКРЕШЕНИЯ
22.11.91. Кажется, подвоскрес. Жизнь = искусство
воскрешения. Самовоскрешения. Снова СТОИТ на писание — книжки
английской. Сегодня, пожалуй, начало стану писать. За четыре
дня свободных подведу фундамент сей.
24.11.91. Ну, допрыгался я — до геморроя! Именно
допрыгался: вчера решил не на велосипеде растрясать голову свою, а
бегом и скоком. Потому что на велосипеде руки скованы, а мне
их надо двигать, ибо жестянеет ладонь после часов писания
ручкой, что приходится сейчас делать, пиша книгу
по-английски. И с большим нажимом вчера бегал и прыгал — и вот утром
просыпаюсь: что это за неудобство в заду, в анале? Уж не
полезло ли что само? И вот — блямба выскочила! Как ее теперь
загнать назад? Помню, как в 1978 году я ее загнал — голоданием
8 дней. И с тех пор не было. А тут как?
Вот как организмус уже — что Тришкин кафтан: начнешь
латать одно: вот руку —отдерешь другое: вот жопу... Ну ладно, все
ж сидеть можно, и начну писать. Вчера аж 25 страниц написал за
день — начало книги. Продолжим.
Созвонился вчера с Виктором Потаповым — наш внешторг-
экономист, кто, захваченный Федоровым Светланы на ее
лекции, переменил жизнь. Св. его свела с Грейс — и вот он
американец, бизнес с Союзом делает. Говорит, что скоро доллар
будет стоить 200 руб., так что везти туда деньги, и не бояться.
Видел Светлану неделю назад: выглядит хорошо, слава богу!
Моя страна она!
Тут появилась Дубровка, хорватка любовница N. (говорят); на
мое место в следующий семестр заступит и в квартире будет
478
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
жить после меня. Милая женщина, большая баба — как
Светлана; моего романа. Но как представишь, что чужой заповедник,
что N. туда ходил, сразу тошнит ее представлять с собой. Только
свое, милое, чистенькое, Светланино лоно!.. А эта, видно, не
прочь. Когда шли в театр на «Дон Жуана» позавчера (Присцилла
милая вела), Дубровка как бы между прочим спросила: «А у Вас
в Москве кто — есть?» — видно, полагая меня одиноким. И так
бы тут естественно сойтись на время двум одиноким...
— Да, жена, двое дочерей. Жена — просторная белая баба!
Из пены, водо-воздух, как Афродита. Много женщины в ней.
— Как говорил один человек: «Хорошего человека должно
быть много», — она, усмехаясь.
Я догадываюсь, кто бы это мог сказать: N., перефразируя
«хорошенького —понемножку». И представляю ситуацию, в
какой он мог это сказать: обнимая ее, большую белую женщину.
Хотя она —не белая, а смугловатая, балканка...
Ой, хорошо уже! Сегодня переспал — с помощию тазепама,
взял реванш за вчера, когда проснулся в 5 — и с 6 сел работать.
Вот: верху весело от выспавшести, и ум бодр. А жопа — в
страдании. Так вот —баланс добра и зла. Ну что ж: порядок вещей.
«Се ля ви». И как мои студенты удивились, осознав, что сами
французы так не говорят, а это иностранцы свое филистерство
сей формулой означают.
РАБОТА «НАЛЕВО»...
25.11.91. Все-таки немножечко отдумаюсь сперва. А то уж
разогнался работать сразу на сторону—от себя ! Вот ведь как уж
в моей бухгалтерии стало: то, что для всех — истинная РАБОТА:
писание книги для людей, — для меня — НАЛЕВО, так себе,
отлынивание от главного делания! Но увлекает, азарт появился —
вроде получается. Уже половину начала, первой части — общей,
похоже, накатал: 45 страниц уписистых. Может, и успею. Давай!
Геморрой тоже поумалил за вчера: стал вгоняться внутрь —
особенно выжиманиями на руках: сразу внутренние мышцы
жопы врабатываются и всасывают. Ничего! Живем! Солнышко.
Поехали!
11ч. Сейчас проект письма напишу в «Ардис».
25 ноября 1991
Миддлтаун
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
479
Глубокоуважаемая госпожа Эллендеа Проффер!
По совету Присциллы Мейер, на кафедре которой я в сей
осенний семестр веду два курса: «Национальные образы мира»
по-английски и «Русский образ мира» по-русски, обращаюсь к
Вам с предложением об издании книги «Национальные образы
мира» на английском и русском языках. Ее текст будет готов на
английском к концу моего пребывания здесь (20 декабря).
Я более всего заинтересован в английском издании: пора
высунуть верхушку моего айсберга на мировую ярмарку. Но такая
книга, где компактно дана панорама национальных миров
зарубежных (для России) стран, может разойтись и на русском
языке — ив, «Союзе», и в Европе, и в Израиле, и в США: у меня
уже есть достаточно широкий читатель и в «метрополии», и в
«эмиграции». Если эта затея заинтересует Вас, дайте мне,
пожалуйста, знать (адрес указан, телефон: (203) 347-71-11).
Русский текст я сам сделаю по возвращении в Москву 30 декабря —
за два месяца и мог бы переслать.
К Заявке я прилагаю текст лекции, которую я здесь уже читал
в Дартмуте, Амхерсте, Миддлтауне. Еще буду в Йеле и
приглашен 12 декабря читать ее в Кеннан-центре в Вашингтоне. Эта
лекция дает представление об идеях и стиле книги. Прилагаю
также ряд материалов о себе —для ознакомления.
Сердечно Ваш
Гачев Георгий Дмитриевич.
26.11.91. О, милое мое дело! Как я тебя забросил! Все —
«работаю!» Ох, америкашки! Сегодня, докладывая Французский
мир и нежно про их кожу, столь сенсуальную, электрическую,
рассказывая, — про этих грубых работяг с презрением подумал:
их кожа — груба, дубова, все тело — орудие труда, а не утех.
Дурачье грубое! И — профессионалы узкие! Вон позвонил в
издательство «Шарп», где кусок из моего «Синявского»1 переводят.
Патриция Кольб посетовала: у нас специалисты, что на
компьютерах социологию считают, а у вас — Ренессанс!
В русском классе — Чаадаева Первое философическое
письмо разбирали. Какой гениальный текст — на все времена
России! И сейчас — как про нашу ситуацию.
Я начал так: мы — как в детективном романе: нам уже дан
конец России: персонаж —убит. Теперь начинаем разматывать: как
же это случилось, какие действовавшие силы и идеи привели?..
1 Из моего текста: Андрей Синявский — Абрам Терц и ихний роман
«Спокойной ночи». Исповесть. — Московский вестник. — 1989. — № 1.
480
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Но также и понял, что то, о чем сетовал Чаадаев: отсутствие
преданий страстной молодости, — уже Россия заимела: три
века с Петра, включая и советчину, — вот будет эпос России,
включая и Ленина, и Сталина. Вот пассионарная полоса,
мифология и преданья, золотой набор на легенды и мифы. Как и в
Греции — жестокие ж дела тоже вошли в мифы: Пир Фиеста —
как наш ГУЛАГ. Минотавр = Сталин и т.д.
Но как быстро все и глупо разрушили — преемственность!
И снова без преданий и с нуля. Как Чаадаев: может, мы не
способны к историческому процессу? Нуда: процесс = эволюция, а
у нас —революция, разрушения, разрывы.
Ладно. Все жевать хочется что-то. Кукурузы зерна, яблоки.
То-то американцы все время жуют — «чипсы» от нервов в
работе, верно...
27.11.91. Неужели удача? Позвонил вечером Боб Эдварде и
сказал, что он уже положил на компьютер две мои главы:
Грецию и Италию — за два дня. Ему нравится, ждет еще — и
загорелся энтузиазмом, а о деньгах и говорить не хочет. Вот русский
человек в Америке! Неужели заразился, занимаясь Россией,
жертвенностию? Присылает приглашение от своего
университета. Слишком густо у меня получается в декабре. Но к нему—
надо. Удивился он даже, что у меня так хорошо по-английски
написано.
11.20. Стоп! Не безумей! А то уже признаки появились — в
азарте дел проталкивания себя в печать — как бывало с тобой:
терял разум и влипал в неудачи... Уговариваю себя: и так дела
двинулись, как ты и не ожидал. Можешь даже притормозить, а
не подгонять еще, как нацелился. Знай Меру! Действуй не по
французской модели Баланса: когда крайность в одну сторону
потом уравновесится откатом в другую — серией тычков тебя и
толканий, но изнутри себя продуцируй меру и самообуздание,
«ристрэйнт» — уже английский. Следующий Космос — Англии
тебе медитировать-писать.
О, горячечность залила мозги и сердце. Сейчас пойди
остуди — посиди на «ланче» в центре «Хьюмэнитиз», где под вино и
сыр дама будет рассказывать о женщине в современном Китае.
А ты — кейфуй под Китай. Тоже ж надо! Ты что заразился от аме-
риканов — роботом работы становишься?
6 ч. Отказываю себе в уме: что я способен понимать что-то!
Получил письмо из дому — и плакал. Во-первых, как я все же
отслоился от них: абстрактны, далеки, раз не каждый день трешь-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
481
ся друг о дружку. Тут свои микропроблемы и отношения
обволокли, и уже живу среди них — прижился, могу. Конечно, все
корни — там и ими держусь в жизни, но все не так конкретно. Как
Бог вдали. Вон даже о матери своей забыл — в письмах ей не
писал ничего. Лариса даже меня пожурила: «Ты бы хоть в
письме ей привет, что ли, передал или что-то в этом роде. А то ей
даже нельзя твои письма показывать: ни слова о ней —
обидится. А она все о тебе спрашивает».
Ну вот — каково? И как Ларисой просто и сильно и картинно
написано! А ты мерзавец... Правда, обращение в письмах моих
вроде ко всем, неопределенное, но все же мама-то—трепещет!
Я-то у нее —самое!.. О, Боже! Одеревенелость!
А мама-то в записочке мне пишет, как читает мою главу о
Тютчеве — vi проникается и так со мною живет. И пишет, что в
«Русской думе» портреты неравноценны. И так со мною она и
этим чтением... Ой, скот!
И мои милые — там где-то трепыхаются в жути повседневной.
Нет, чем мою мелочишку записывать, перепишу-ка их письма.
ПИСЬМА СВЕТЛАНЫ, ЛАРИСЫ И МАМЫ
(переслали через Виктора Потапова. Даты не ставят ни Св.,
ни Лара. Хотя вон у мамы — порядок: 12.XI.91.)
Письмо Светланы
Дорогой наш любимый, далекий, Гоша-геша, надеюсь, еще и
ЗАЯ! Мы тут живем «под собою не чуя...» («страны», как в стихе
Мандельштама о Сталине. — Г.Г.), поскольку просто бьемся
день ото дня в почти военной обыденности: отстоять в хвосте,
что-то урвать, а в последнее время и вовсе нечего, — так, для
примера, любого масла, допустим, сливочного, вообще в
торговой и пайковой природе уже не существует. Так и живем,
вообще ничего не подмасливая. Правда, появился уже маленький
коммерческий отдел в магазине на углу у аптеки: люди заходят,
рассматривают цифры на трех выставленных продуктах:
сосиски, ну самые наши мерзейшие, — 100 руб. 1 кг, ветчина —
299 руб. и колбаса что-то за 300 руб. (за кг). Если бы был за
такую же астрономию сыр, я, м. быть, бы и купила вороний
кусочек для Лары, но, увы, сыр вообще — продукт марсианский.
Я тебе уже мельком рассказывала по телефону, что с две
недели назад решила ухнуть имевшуюся наличность на рынке, и от
этих лакомств у меня начались желудочные боли сильнейшие, у
482
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Парки даже россыпи вдоль талии чего-то красного, бугристого
и гнойного. До сих пор не проходит, хотя и стала она есть только
кашку без масла и яблоки (их тоже нет в магазине, а у бабок
редких 18-25 за кг).
Так что повыбрасывали груши, орехи рыночные пока храним,
но боимся брать в рот, и еще глядим с опаской на странное тем-
ное подсолнечное масло. Про все это тебе расписываю, чтобы
радовался там, ел и нам привез хотя бы сыру, масла, а ежели
и хлопьев, то не таких, как ты переслал: в них много овсянки (и
Пара их не ест, а все ведь для нее), а надо, чтобы были чистые
хлопья пшеничные, с орешками, изюмом, как я привозила.
А так что мы делаем еще? Парка мучается с дипломом, ей,
естественно, замысел в целостности, и лучший ее центральный
эскиз, — зарубили, и она нервничает, что-то ищет более для них
приемлемое. Ей, как всегда, совершенно некогда, цены на все
ее материалы, холсты, краски растут каждую неделю, а ведь их
еще и не «отпустили». Но не привози ей ничего такого: это, во-
первых, тяжело, во-вторых, и у вас дорого.
Я сидела чуть ли не месяц над какой-то 1-й халтурной,
компьютерной, совершенно слепой версткой тома Федорова для
«Раритета». Издохла, только сегодня окончила... Возилась и над
1-м (томом) Полного собр(ания), но куда и как он выйдет —
повисло. Младший Яковлев (Анатолий, сын советника Горбачева,
был секретарь журнала. — Г.Г.) ушел из «Вопр(осов)
философии», вроде организует свой журнал «Путь», и там планируется
и небольшая филос(офская) биб-ка, очевидно, туда (но когда? и
будет ли?) он и хочет нашу работу. А мы и без договора даже.
В Институте тоже дышим на ладан.
Четыре воскресенья подряд читала курс лекций (осталась
еще одна) в Воскресных чтениях, организованных общ(ество)м
христианской культуры «Погос» (Регельсон) в клубе
гуманитарных факультетов МГУ на Герцена. Устала, надоело, народ ходит
сейчас плохо на любые мероприятия, бегают по магазинам и
рано запираются по квартирам, где (нерзбр.) только «голубые
огоньки». На улицах с 7—8 часов совершенно пустынно и
страшно. Каждый день новые сюжеты и страсти в масштабах
огромной нашей сцены-страны, что разваливается кусками. А какова
Чечня! Обрели себе нового Шамиля, а у нас над российским
парламентом восседает чеченец Хасбулатов, изображает
сверхпапского католика и мутит патриотическую русскую воду.
Я, конечно, и гляжу в экран, и слушаю в ночи, но уже и
надоело. Главное — все и от всего УСТАЛИ. И, наверное, много всякой
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
483
токсичной дряни в (нелегкой?) еде и в воздухе, отчего вроде и
немотивированная злобность всех на всех.
Ладно, когда приедешь, будем разговаривать, а сейчас
некогда, надо бежать туда-сюда; тебе позванивают, но все
больше хотят захомутать на какие-нибудь конференции,
выступления, поездки... Чего-нибудь серьезного, насчет председателя
земного шара (дразнит меня термином Хлебникова. — Г.Г.), —
пока не было.
Очень ждем.
Теперь, что привезти. Лучше всего нечто действительно
сейчас, прямо сейчас нужное.
...Вообще ноги сейчас совершенно голые: ни чулок, ни
колготок НИКАКИХ нет. Одним словом, пройдись от гребенок до пяти
постарайся меня утеплить.
. ..Я думаю, бабуся пишет о ВАТЕ — тоже не волоконной, даже
и бинтов нет.
В большой чемодан, который будешь сдавать в багаж,
положи что похуже, набей особенно сверху старыми вещами, а с
собой в две сумки в руках и на плечо бери что получше, в
самолет. Да, может быть, стоит — сам реши — купить один большой,
хороший, тщательно на КЛЮЧ закрывающийся неприступный
чемодан, без которого сейчас путешествовать нельзя, а то у нас
все так легко распахивается.
Гошенька, должна бежать, вроде все деловое успела, а
остальное — silence'1. Целую, обожаю, радуемся твоим успехам...
(На следующем листе «нога Лары — левая» — нарисована.
О, любовь! И на обороте ещедопись. — Г.Г.)
P.S. Гоша, уже по дороге, выйдя на улицу, вытащила — как
специально — твое письмо, такое оно у тебя возвышенное,
умное — аристократ! — перед нашим материальным
плебейством. Все волнуемся и расписываем тебе желанные шмотки.
И еще чувство и протест на ихнюю реакцию НА НАС. Все равно,
у нас лучше, и нам хорошо, а когда будем все вместе, — тем
более...
Кстати, рядом с «Дарами Кубани» открыли маленький
валютный магазинчик, в нем народу нет вовсе, а только охраняет
западные блестящие сласти милиционер. Я заглянула и спросила
только: есть ли сыр, сказали — «да», что-нибудь плавленое,
наверное, есть. Я это к тому, что не навьючивайся чрезмерно
сластями и тем же сыром. Будут у тебя доллары — зайдем и что-
нибудь там залежалого, перекочевавшего к нам купим.
Уф! Все. Целую, обожаю, жду. Твоя Доммушка.
1 «Остальное — молчание» — конец «Гамлета» Шекспира. — 28.XII.94.
484
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Пока я перепечатывал письмо Светланы, как раз звонок —
Катя Кларк из Йеля интересуется: есть ли мне где проводить
завтра «День Благодарения», а то привезли бы к себе. Я ей письмо
Светланы рассказываю. Она удивляется, сострадает:
— Да, сейчас момент тяжелый...
— Какой «момент»! Это —эпоха. Мы в ней и умрем...
— Ну что Вы так мрачно! Запад поможет...
— Помощь до нас не дойдет — разворуют по пути. Сейчас
же —эпоха первоначального накопления у нас начинается. В
Европе она была три века: 12, 13, 14, и тогда бандиты — все эти
Медичи, скапливали капиталы. Это потом они стали
просвещенные и покровители искусств. Так что скулил я в эпоху застоя: что
не печатают, не езжу!.. Да зато писал себе свободно, и еда
была. А сейчас и издавать тебя не будет никакой рынок, ни еды
нет, с голоду помрем. А и спрашивать не с кого. Сам ликовал,
когда разваливался такой слабый и милый и терпимый
истеблишмент, что был в конце застоя, — жить было можно! И
правители, с рыльцем в пушку, были мягки и жить другим давали. А
теперь все новички — Попов, Пияшева — с них взятки гладки: за
все нехватки кивнут на прежнюю власть — и так надолго. И рожи
пришедших управлять ничем не лучше партийных ряшек — те
же, только худее и злее. Как тощие пиявки в басне Эзопа «Еж и
Лисица»: почему родосцам не следует свергать тирана...
Вот почему и я на свой глупый ум сержусь: как же так было не
предположить последствий развала порядка в России, в
Союзе? И это — ты, национальным занимавшийся пристально!
Какой же спрос с «советологов» из Америки, типа Кати Кларк
или Питера Реддауэя, что они не понимали нас и все гнули в
дуду демократии и ругали партию и советскую власть за зажим
интеллигенции и психушки?..
Да ведь уже поослабло все к концу застоя — заслужили
мягкую власть, ценой мук прежних поколений. Вот бы ценить власть
с нечистой совестью, с чувством своей вины, —так нет, свалили
и теперь получили чистеньких безвинных — ни за что не
отвечающих, не умеющих и безвластных...
И зло было в моем голосе, когда я часть этого высказывал.
Русисты! Советологи! Собираются на конференции в Майами:
только что там был собор американских профи по России:
доклады, купались в океане — сладко как Россией заниматься и
закорючки «к вопросу о»... какой-нибудь мелочи в
стихотворении Мандельштама обсуждать! И будто они знают, что хорошо и
что плохо для России и что ей желать.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
485
Ничего-то не понимают — контекста Целого не имеют. Но
ведь и ты, олух, узко глядел.
А сейчас вот буду Письмо Белинского к Гоголю разбирать —
на сторону Гоголя встану. И в «Ревизоре» застойная, спокойная
власть милых мошенников, что воруют, но и жить дают — даже
учителю-интеллигенту про Александра Македонского стулья
ломать... И верно Гоголь за ответственность дворян: чтобы
помещики стали воспитателями крестьян... Навстречу друг к другу.
А не «к топору зовите Русь!» — как потом тотовно
Чернышевские...
Вот была лучшая для России «перестройка» — Реформа
1861 года: нормальная эволюция, с сохранением, без
разрушений. А нам — снова революцию и смуту подавай!
А эти все —книжные: Белинский... Деревни не знают,
мужика... Как и наши демократы: Сахаров, Афанасьев. Давай к нам
западное хорошее, вали наше плохое совсем — не видя блага
тут хоть какой власти и порядка...
Яблочки лопаю — и кусок в горле встает: Лариске бы!
Сами-то американцы жестко блюдут иммиграционную квоту и
не «напуськивают» к себе заразы чужих идей и принципов
устройства. А мы — нате! Берите нас за рубь за двадцать! — так и
есть! Сняли все заслоны — и как подводную лодку затопит без
герметики границ, так и нас. То-то китайцы усилили границы и
контроль: видят на примере Союза, как может погибнуть
цивилизация целая, и ихняя, пятитысячелетняя!
Как раз сегодня в «ланч» рассказывала пожилая милая дама о
творчестве женщин в средневековом Китае — в XIV—XVII веках:
из джентри, и куртизанки слагали великолепные стихи и прозу;
и была культура аристократического истеблишмента, где в
сложной и цветущей системе и этому было место... А сейчас —
плебейство одинаковости все заливает...
ПИСЬМО ЛАРИСЫ
Здравствуй, Гошище!
Прости сразу за короткую записочку, я не мастак (в отличие
от вас) писать.
У нас все с мамой хорошо — и любовь и неженство. Так что
приезжай скорей, очень скучаем.
Ты теперь не заййа! Зая — я, а ты — псевдозаййа, это мы так с
мамой порешили. Я конечно шучу.
У нас тут объявилась мышь! Мама в панике, я вчера все углы
на кухне перерыла, дыры забивала. Мама ходит теперь по дому
486
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
с палкой и на ночь баррикадирует двери: затыкает снизу щели
полотенцем.
Я мучаюсь с дипломом. Большие оказались проблемы.
Много перепробовала вариантов, часть мне запретили, вернее
(громко сказано), намекнули, что это делать не надо. Я тут
целых 2 недели ничего не могла делать — дрянь какая-то
выходила. Сейчас вроде,., тьфу,- тьфу,., тьфу... не сглазить... что-то
стало выходить.
Бабуся периодически достает. Настя ее избаловала
вниманием, и чуть его уменьшить, так сразу обиды. Нуда жалко ее. Ты
бы хоть в письме ей привет, что ли, передал или что-то в этом
роде. А то ей даже нельзя твои письма показывать, ни слова о
ней — обидится! А она все о тебе спрашивает.
Ну вот и лист кончается, новый начинать не буду, напишу
только еще, что мне привезти. Ну целую и крещу. Целую. Уа...
Уа... Уа... С Богом, приезжай скорее. Лариса. 13.1.91.
Какой мускулистый слог — и картинность. Вот художник-то!
Напор и воля, упругость!
Какие все женщины мои разные! Вот еще мамы письмо —
тоже шедевр в своем роде —такой гуманистической советской
классики; таким стилем и отец мне письма писал. С Колымы.
Однако ты так запорешь свою книгу — отвлекшись на «жизне-
мысли».
Да, еще Кате по телефону с сарказмом я сказал, когда она
меня за мрачность прогноза пожурила:
— Ну что ж, это как раз хороший фон для блаженства завтра
вам в День благодарения: острее ощутить свою устроенность и
благополучие — ваш свет на фоне нашей тьмы (не тени даже...)
ПИСЬМО МАМЫ
12/Х191Г.
Дорогой Генаг
(А почерк какой — ровный, ясный — не то что у меня, и у
Светланы, и у Ларисы-левши... Порядок в душе у мамы!)
Спасибо за твой звонок ко дню моего рождения, я была
растрогана, когда Светлана передала мне об этом (это они
придумали, я звонил им, и Лариса напомнила, что как раз назавтра
бабушкин день рождения — звонил я 7-го. Милые, выручили! —
Г.Г.). Я ведь была дома, но из-за шума воды.в ванной не сразу
услышала телефонный звонок.
1 Домашнее имя с детства — 28.X.2003.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
487
Я рада, что с большим успехом проходили твои лекции и
семинары в университете... Ты к тому же, очевидно, стал серьезно
овладевать английским языком... (Вот стиль отца — и далее:
совет и ободрение, как он ей писал - читать лекции. - Г. Г.). Не
пора ли, наконец, тебе читать лекции и в наших вузах, в Москве
и в других городах...
Последний месяц я стала читать, перечитывать из твоих книг,
тот громадный раздел, который я скоро два года собиралась
читать и глубоко понимать. Речь идет о «25 романсах на
стихотворения Тютчева» (Их 45. — Г.Г.). Масштаб, объем подходов,
глубина и интенсивность творческой мысли равносильны —
самостоятельной книге. Читаю, постигаю (там ведь более
200 стр.) и прочла (изучаю) почти 3/4, но чуть не задохлась от
напряжения, требуется передышка (как в многочастной
симфонии остранение, разрядка, после чего можно подойти к
восприятию кульминации и финала цикла...). Через неделю дочитаю до
конца. Все это так сильно, так здорово, полно большой
внутренней концентрации. Кстати, в книге «Русская Дума»
очерки-портреты не равноценны по «концентрации» мысли и изложения.
Наряду с сильнейшими лаконичными портретами есть
размытые многословием... Ну, об этом, когда увидимся, я тебе
расскажу.
Дорогой Гена, давно уже соскучилась по тебе (вот я и «про-
слезываюсь», как отец писал с Колымы нам... — Г.Г.), хочется
скорее увидеться. Не раз и ты передавал, что скучаешь, хочется
домой в свое семейное гнездышко, где тебя любят и ждут...
Хотя бытовое житье-бытье за эти месяцы осложнилось... Но
несмотря на все Светлана и Ларочка в творческих трудах
непрестанных. .. А также Настенька в далеких краях продвигает свою
диссертацию. Пишет, что много над ней работает. Скоро
приедет-27/XI...
П. С. Если сможешь купить для меня летний плащ, дамский
зонтик... Себе купи глазные лекарства. Из продуктов сыр, сухое
молоко. Тебе купи непременно на голову БЕРЕТ, шапку или
кепку и зимнюю к твоему теплому пальто-куртке. Еще раз
целую — мама.
Большие сердечные приветы Алику, Инне, сыну. (Не
забыла!-Г. Г.).
О, Мама! Какая ясность! 88-й год жизни пошел! О, Дай Боже!
Приеду и расскажу о своих новых пониманиях и о восценении
советчины и партии — вот порадуется-то!
Ну ладно! Зарвался я сегодня — с жизнемыслями.
488
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Но импульс получил — на Англию — от советчины — по
контрасту: вот космос аккумуляции, умение многоэтажно всем жить
в плюрализме, не отменяя, не вытесняя... Проникнись.
Почитай — как раз Юджина Розенштока-Хьюсси об Английской
революции...
ДЕНЬ БЛАГОДАРЕНИЯ
29.11.91. День Благодарения — какое прекрасное название
национального праздника, самого важного в США, важнее
Рождества и Пасхи!
Но что под этим? Сюжет: как переселенцы-пилигримы
умирали с голоду, и индейцы добрые им дали тыквы; по Коннектикут-
реке они приплыли, и пришельцы спаслись. Зато потом они этих
же индейцев отстреливали, как волков, — ну, не они, а в
следующем поколении. Как рассказывали за праздничным столом,
поедая ритуальную индейку, за голову индейца даже платили
охотникам — как у нас за отстрел волков.
Кстати, «индейку» тут называют «турка», не имея к туркам
касательства, а мы ее —«индейкой», тоже не имея уже к индейцам
касательства. Присцилла говорит, что это Линней Карл
поименовал так...
И подумал я: американцы же не ниспровергают власть за то,
что когда-то отцы-пилигримы индейцев отстреливали, а мы
бедных коммунистов нынешних запретили за то, что деды их
расстреливали священников, счеты с Ленина за Сталина
требуем. Дурачье!..
Англичанин Джерри был там. Англия не переходит на
правостороннее движение транспорта, как во всем мире. Говорит:
переход на новое будет стоит три четверти национального
дохода. И так — меньше туристов. Хотя от этого много катастроф. Ну
да: у шофера же автоматика реакций, а тут ее на обратную
перемени! Как?
И подумал я: Англия сохраняет барьер от иностранцев, блюдя
свое; что же мы так распахнулись на все чужое, и границы и
обычаи, защитные для культуры и стиля, отменили? Цивилизация
так, с лица необщим выраженьем, растаяла — в смутной
надежде построить что-то хорошее. Но построим очередного уродца,
как уж и построили — советского... Но зачем тварину было
убивать? Ничем она не хуже прочих устроений жизни, зато уж хоть
какой строй и порядок выстрадали — что лучше, чем ничего, и
снова-здорова с азов порядка и цивилизованности, со зверства
и воровства начинать.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
489
Ну ладно. А впрочем, и весело и смешно даже — над своей
способностью разумения потешиться. Тоже нашему разумишку
урок от Бытия, от Бога.
По радио песнопения сладкие, терапевтические душе, и про
Бога проповеди и размышления.
И простое понял: нужна, должна быть сконструирована такая
инстанция всепонимающая и всеразрешающая — для души.
Такой концепт-конструкт. Чтобы порядок в душе навести и
можно было бы в хаосе существования космосок себе
построить и в нем жить, как в доме. Когда адресуешь ум и душу к чему-
то Всезнающему и благому, то и переносить легче. Как вон и
нашу советчину в хаосе — я сейчас: сделал выкладку, что это
Бытие для нравоучения нашему и моему разуму такой урок и
парадокс исторический учинило, — и повеселел, «разумное»
нашел объяснение, хотя оно и нелепо...
Ну, давай за «Англию». Неплохо сегодня: еще без десяти 9.
4.30. О, мои милыя! Всякий раз когда ем и кусок подношу, о
них, бедных, обливаюся. Вместо прогулки на велосипеде пошел
в магазин Доброй Воли — что-нибудь своим купить, взял
записочки Ларисы и Ножку ее на листе бумаги — с надписью
Светланы: «Нога Ларисы — левая» — ну как не умиляться?..
И, кажется, удачно купил на сей раз: свитер с высоким
воротником серо-лиловый за 5, куртку осеннюю за 7, сумку дорожную
за 4.50 (можно теперь не унижаться, не просить Юза что-то в
дорогу и на время холодов, пока не куплю в Нью-Йорке нечто
нормальное... Хотя какие тут «холода»! Вон в рубашке сегодня хожу.
Как говорит англичанин Джерри, здесь широта Флоренции...).
Еще ветровку синюю — за 5, две рубашки — одну себе и Ларисе
серую, как джинсовую — по 5, и джинсы Ларисе — за 2.50!
С ума сойти, какие цены! Вообще — и еда: меда огромная
банка, наверное, полтора кг, — 3.30, и кг хлеба ржаного — 1.50.
Теперь надо колготки теплые своим купить, сыру и сухого
молока и послать с Майклом 6-го. И сотен 5 долларов — на еду там.
Ну, а теперь — в работу. А то скоро много ездить придется:
уже билет пришел на Вашингтон — 11 -го, потом оттуда — к Бобу
Эдвардсу в Иллинойс —до 17-го ездить...
Немного чувствую себя — как на отхожем промысле, куда
мужики на зиму уходили на заработки — «на гурбет» (в Болгарии).
Вот и я на заработки долларов: вроде пригодится моя поездка
семье — на прожитие. Даже на ПЕРЕжитие зимы и года сего...
490
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
1 декабря 1991. А тут — как лето, в рубашке ходи.
Самочувствие хорошее: все в порядке. В душе проблем нет. Гнать надо
дальше писание. Вчера уж и Англию окончил — в основном.
Жаль тратить утро на доделывание. Потом. Что ж, поворачивать
голову к последнему «Космосу», который мне давать-писать, —
Еврейство? Время еще есть: на 10 декабря, на последний день я
его наметил, чтоб, если возмущу «общественность», то уж и
бежать скоро.
Странно-интересное самочувствие: в последний месяц,
когда один за другим по неделе восписываю такие миры: Греция,
Италия, Германия, Франция, Англия — будто поворачиваю душу
и перенастраиваю на такие разные волны и уподобляюсь на
время им. Ибо когда начинаю, кажется, ничего не помню; а как
сконцентрируюсь — сразу из запасов души vi ума и памяти
выплывают главные вещи и идеи. Все ведь по памяти пишу — все
эти образы, без книг. И так и лучше: забвение работает как
абстракция-отвлечение от лишнего, так что выплывает из
закромов памяти самое главное, и из него тку образ.
Пишу, а все звучат горькие слова Светланы в письме: ты все
про умное, а нам бы хлеба достать, урвать в очереди что... Ну,
скоро воссоединюсь — и разделю судьбу.
Завтра у Насти 25 лет! Четверть века. Это значит — как я, уже
поработавший в Брянске в школе и поступающий в аспирантуру
ИМЛИ! Сколько важной жизни уже к сему прожито! И
университет, и первая любовь, и ее крах, и работа уже, и горы —
Эльбрус... А тебе она все—дитя, дочь, абстракт любви. Так и
родители им — даль и неразличимость, не детальность жизни и
сюжетов. Как и мне —мать моя...
Нет, все же буду доделывать Первую часть и Англию сегодня.
Не могу так с ходу врубиться; надо поворачивать жерло
медитации, этой гаубицы своей, — не вмиг же!
7 ч. Ну, прозвонился, наконец, в Москву: Настю с днем
рождения поздравить и проч. Было трудно лробиться, а как
пробивался два раза — так там занято. Наконец, во втором ихнем часу
ночи пробился. Светлана сразу: «Получили твое сухое письмо —
и расстроились: ты там с Присциллой смотри! Если что
сделаешь—то катастрофа! Она со всеми гуляла, а ты ее в письме
хвалишь!..» И Лариска тут же: «Гошка, мы решили: как ты приедешь,
тебя на анализ СПИДа послать». — Ох, и дура ж ты! — я
Светлане. — Что у меня в жизни есть, кроме семейки нашей, и чтобы я
это поверг? Есть простое средство: «Возьмешь, бывалоча, меж
двух корявых пальцев...» — «Это вернее», — смеется Светлана.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
491
Все ж справляли Настин день рождения —у бабушки. Чего-то
едят, достают... Тут Майкл едет —хочу с ним денег переслать и
посылку: сыру, сухого молока, колготки... И Катя тут звонила:
Майкл еще возьмет ли деньги? Обыщут... И лекцию мою в Йеле
в среду отменяют — забастовка как раз в среду! Катя: «Вы
знаете, что у вас? Государство объявилось банкротом, и Ельцин
взялся платить все долги? Значит —деньги печатать...»
Тут же и Димка звонит из Турина — я ему напомнил про
Настин День рождения. Он им тоже позвонит. А мне говорит, чтобы
я не вздумал доллары везти в Союз: 30 процентов возьмут на
таможне, а дома держать — ограбят, а положить куда — не
выдадут. Советует оставить у Суконика и чтоб тот перевел на счет
Димки в Щвейцарский банк, а тот уж найдет средство мне
переправлять по надобности...
— Но мы ж подохнем! Деньги на еду на этот год пойдут! — я
ему.
— Ты слушай меня. У меня есть в Москве люди; они тебе будут
давать, а у тебя будет рост идти. У тебя сколько будет? 7 тысяч?
Ну вот за год будет нарастать 700.
— А что мне толку, если тут будут деньги нарастать, а мы там
будем асфальт грызть? Ты хоть помни, что у тебя там родня;
подкидывай сестрам и бабушке да отцу посылочки какие.
— А ты привезешь и дома хранить будешь — так тебя там
пощупают...
— Да ведь и так «пощупать» могут: откуда им знать, что у меня
нет ничего, раз приехал из Америки?
Вот такие-то проблемы. Еще и с деньгами. Перевозить или
нет? Юз считает, что от сыновей ничего отцам не получить
—зажмут.
Ну ладно: давай остужайся — работою.
2.12.91. Настин день рождения — 25 — сегодня! Что
важнее?! Все ж надо было вчера и до нее дозвониться — голос
услышать мне ее, ей — мой. Не очень-то я хорош сегодня, не так
выспался, но давай работай. А то паника обступает, что не
успею.
2.12.91
Ой, любименькие!
Щелкаю дату — и опять дивлюсь: Насте — 25! Четверть века!
Жаль, что не вышло с ней соединиться: я ведь и туда звонил, но
не пробился. Ну, дай Бог нам скоро живьем — тьфу-тьфу-тьфу,
чтоб не сглазить, — свидеться!
492
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Сегодня я что-то мал-мала «ако луд» — ошалелый
(по-болгарски). После звонка вам тут же Димка звонит и говорит, чтобы
я денег в Союз не ввозил, потому что сдерут 30 процентов, да
и если дома хранить (а в банк класть нельзя — не выдадут
назад) - навлеку на семью воров и злодеев (тьфу, тьфу, тьфу,
чтоб не накаркать1.). А оставил бы Суконику, а тот бы переслал
ему в Швейцарский банк, и там расти будут на его счете мои
деньги, а он найдет способ нам пересылать — и тутошними
получать через свои каналы.
— Да ведь, — говорю, деньги-то нам на прожитие нужны,
чтобы не подохнуть в этот год. Что толку, что там проценты
будут идти, а мы у себя асфальт грызть будем? Да и если кто
узнает, что жирный, из Америки приехал, грабить могут прийти и
не зная, что у меня дома ничего нет...
— Нет, говорит, бери 500, а остальное оставь...
Сомневаюсь очень. Юз еще раньше говорил, что детям-
сынам не надо оставлять, назад не получишь. Потапов говорит,
что можно ввозить и объявлять. Правда, у нас каждый день
правила меняются. Но считаю, что нам надо это дома иметь, так я
нацелен. А ты еще там узнай и в письме через Майкла передай
знать мне. Хотя у кого тебе так уж узнавать? Тут я и сам узнаю —
у Потапова перед его отъездом. Считаю, надо везти домой все.
Может, сотню оставить, чтобы у меня тут свой счет был, на
который вдруг какой гонорар перечислять.
Сегодня утром Юз приходил. Я ему сказал, что Майкл
согласился перевезти тебе посылку и «зелененьких» толику, и он, как
человек практичный, так меня наставлял:
— Не стоит особо прямо на доллары покупать. Лучше их
поменять на рубли: сейчас за 1 — 80 дают, а будет еще больше.
И потом покупать на рынке или как. Конечно, чего нет — в
валютном брать, но, как правило, лучше менять... Для обмена он мне
дал свой канал — через Ольгу Битову (это вторая жена Б.). Ей он
пересылает 20 д. — скажи, как гонорар за ее статью в «Новом
русском слове», так что из 400, что берет М., твоих 380. Позвони
ей, и пусть она тебя свяжет с его людьми: Эдик (у бензоколонки
на углу Ленинского просп. и ул. Обручева) и Саша... Но и к этому
лучше через нее: что тебе надо поменять «зелененькие».
В общем, сама сообразишь. А то действительно: если там за
1 дают 80 или 100 — то вот я тут на посылку вам купил сыра,
масла, орешки с корнфлексом — на 20; вот и считай. А за
2000 все же на базаре, небось, и брынзы, и творога, и проч.
можно... Еще тебе накупил рейтузы и колготки — на 45; спасибо,
Ира Алешковская помогла выбрать.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
493
Боюсь, как бы не перебрал я с весом — уж килограмм 5—6
получается: еще ведь накупил в магазине «Чистая еда,
натуральная» этих же корнфлексов с орешками — 2 кг и сухого молока...
Потом ходил в банк деньги брал — в общем, подсуетился «для
дома, для семьи». Это-то что? А вот «инкогнито проклятое»! —
что взялся книжку написать — не успеваю. А тут как назло —
разом три приглашения с билетами на поездки с лекциями — по
два-три дня. Вот и замандражил я. Но - ничего. Сейчас
поуспокоюсь и, похоже, могу успеть.
Сегодня 2-е 5-го вечером лететь в Огайо в Толедо на озеро
Эри. Возвращаюсь — 8 днем. 9-го лекция в Йеле у Кати. 10 —
последний день лекций. 11 лечу в Вашингтон: там 12 лекция в
Кеннан-центре и ночую у Питера. 13 оттуда лечу к Бобу Эдвард-
су в Иллинойс —до 16. Но Боб взялся мне подредактировать
текст и перевести на компьютер, так что главный он мне и
милый — человек.
Так что вот моя напряженка. А еще, когда вернусь, читать
рефераты студентов и отметки ставить. Думаю тут быть до 20—23,
потом неделю в Нью-Йорке у Алика и там покупки делать.
Фу, ну ладної Главное, посылка готова. Еще переслать ее
Майклу с оказией...
Пока. Целую. Посылаю...
Па-а
Милая Сьюзон!1
Вот посылка моей голодающей и холодающей семье в
Москве. Передайте, пожалуйста. Ваш Гачев, 288-93-65.
И ПРЕЗИРАЮТ УЖ НАС...
3.12.91. Сегодня все пока удачно. Проснулся без четверти 9:
под тазепамом спал — и восстановился. Потом лекции прошли
спокойно и мило — благо, Англия уже написана была. А в
русском классе — письмо Белинского к Гоголю: с удовольствием
рассказывал им о них, и потом разбирали. Зачитал я и письмо
Светланы к Гачеву. Вот результат — через полтора века — их
споров и мечтаний.
— Но Россия не кончается, — справедливо заметил Джеймс-
киношник.
— Сколько процентов населения — за рыночную экономику и
1 Майкл Холквист улетал тогда на неделю в Москву, и я через Сюзанну
Фуссо, кто жила с ним по соседству, пересылал еду, колготки и доллары. —
14.12.94.
494
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
западный путь? — один спросил, Дональд Буччи. Это после того,
как я им снова развил промежуточное положение России между
Востоком — Китай и Византия (через православие Гоголя) и
Западом (через Белинского).
— Ну славянофилы сейчас малы, — один сказал.
— Но дело не в славянофилах, а кто за порядок и
истеблишмент.
И таких — процентов 90: партия, рабочие, крестьяне. А за
западный путь —тонкий слой торговцев-мошенников и
интеллигенты-демократы: за рыночную экономику.
— Да ведь и интеллигенты эти не знают, что такое «рыночная
экономика», — справедливо заметил Роберт Риччи.
— Именно, и я не знаю, — я про себя. — И что же выходит:
«западники» у нас не знают ни Запада (каков он на самом деле; и
Белинский не знал), ни России, крестьянства, как это знают по
крайней мере коммунисты, которые из народа, с ним все дело
имеют, как руководители. Так что тонкий слой демократов всю
бучу в Обществе раздул и попользовался эфемерно: на Запад
поездили, везде публицисты понаопубликовались,
раздразнили народ, а теперь — и сами не знают, и ни за что не отвечают.
Да, такой парадокс. Тот же Сахаров Андрей, гуманист: ратовал
за западные права человека, Запада не зная. А крестьянства он
и подавно не знал.
Теперь же, при начале «рыночной экономики», только воры и
мошенники попользуются и проявятся, наберут капиталы в
мутной воде переброски ничьих ценностей. Но никакого
производства они еще затевать не будут. Пока-то на соблазн зарабатывать
деньги подымутся крестьяне и рабочие! А пока все идет
по-ленински: право наций на отделение —и во главе с коммунистами,
которые теперь — националисты. И шахтеры — право на
забастовки. Все негативные процессы. Не производительные...
Ну а пока порассудим с собою, что мне делать эти дни.
Послезавтра улетать в Толедо в Огайо на 3 дня. В дороге могу:
«Еврейство» взять перечитать и написать — к 10-му. И уже
написанные «Германию» и «Францию» считывать. Так что сейчас
надо взяться переписывать «Америку» и «Россию» — для этого
надо на месте сидеть и материалы разные сводить вместе и
цитировать. За что и принимаюся.
4.12.91. Опять было не выспался, с 5 стал мандражить:
голова завинчена, собрался было встать и писать — да ошалею,
стану «ако луд»1 и что-нибудь хуже сделаю; стал себя усып-
1 Как безумный (болг.).
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
495
лять... в 8 встал — все в порядке. Вспоминается Архилоха стих,
когда он щит бросил в бою и бежал:
Носит Салиец теперь мой щит безупречный.
Сам я зато уцелел — и не хуже другой
могу себе сотворить.
Так и мне — армию надо беречь (= себя сиречь), а не
сражения выигрывать частные.
Вчера правильно сходил на лекцию о еврейских
погребальных обрядах — такая, кстати, Суламифь делала — глаз не от-
весть!
Понял, что я могу на этом куске споткнуться: очень осторожно
надо, а может, и вообще не надо. Еврейство почует душок и —
книга накроется. Как вон Юз почуял душок — и отошел от меня и
Бродскому не стал меня рекомендовать (как Суконик
предполагал, что будет): не хочет дискредитироваться об меня.
А Американство — пошло: главный текст есть, а в него —
инкрустации цитат и отдельных рассуждений вписывать.
4 ч. Еще и презирают нас! Вон встретил русских студентов:
Алешу и Малику — и они: что американцы уже презирают
русских...
И верно: кто мы теперь? Побирушки. Нищие. Развалили,
дурачье, такую страну, с которой считались, — и с ихней помощью:
только и помогали дуракам демократам разваливать.
Принадлежать к почтенной стране — достойно. А сейчас потешаются:
«Вы откуда? — Из Союза. — А, из страны, которой нету!»
Но вот я — личность, а ведь не перестаю говорить: «мы» —
есть общая судьба!
Да, со «славянофилами» и коммунистами считались —эти
собаки западные, плебсы. Потому что сила. А вот эти «демократы»
(меня прежнего включая, отчасти тоже), кого использовали
хорошо, чтоб развалить страну, теперь не нужны — над ними и
потешатся: над Сахаровыми, Афанасьевыми. Еще —Герберы, Ко-
ротичи...
Своих-то, евреев, успели повывезти — как специально,
«погромами» будущими напугивая.
Ой, как тяжко и стыдно! Постыдно!
Ловкенькие хорошо попользовались на развале державы:
Аксеновы, Алешковские, Эпштейны, Ерофеевы, Татьяна Толстая—
и прочий Войнович.
Быть нелюбимым чадом родины (кем я отчасти был) лучше,
ибо все ж Родина есть, чем быть мировым никем, люмпеном,
побирушкой. Меня не печатали, но содержали и уважали. А
теперь— ни того, ни другого.
И смотрю мрачно в хитрые глаза новых юрких (и тут эти глаза
496
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
вполне вижу — у того же Алешковского) — предвижу, знаю их.
Угрюмею: тонуть! Погибать с моим ворохом писаний! Как Храму
Христа Спасителя — огромному и неуклюжему, не
портативному, не компьютерному, — мне...
Присциллу встретил: нет в ней оптимизма насчет издания
меня. «Ардису» уже не выгодно стало на русском языке книги
издавать — бум прошел. А прочие охладевают к России и к
мысли из России.
Им вот шпарить-цитировать: «Дерида! Фуко!» — как
социологи их. Французская модняшка —по мозгам и плечам их.
В центре гуманитарном с директором Ричардом Отманом
говорил. Прочитал он мою лекцию о национальных. Говорит:
— А Вы — поэт.
Я его спрашиваю: кто подобно тут так работает? Не нашел.
— Я не могу сказать про себя даже, что я «маргинален».
Я централен — сердцевинным занимаюсь и в целостном жанре.
Это вы — профи — периферия культуры и Духа, кусошники
мелочные, по краям духовной области. Но я-то и не могу среди вас
иметь места: Центру его не найти среди периферийных...
А и книжка, что я делаю-пишу, нелепа: ни на английском, ни
на русском. Да еще и сырье; одно дело — студентам такое
читать, а другое — читателю. Повторения, неточности!.. Но
взялся — продолжу.
А и то, что я так вчера эффектно к Письму к Гоголю приложил
Письмо к Гачеву, — на презрение же к нам и мне работает.
Жалости не вызывает, а пренебрежение. Ахают Маша и Джеймс,
ходя по кампусу: «Семья Гачева не видит сыру!» Это Малика мне
сейчас рассказала. А я им: «Ну и что? Я в Ташкенте уже 7 лет
сыру в магазине не видела. Это Москва была
привилегированная, а мы сыр — на базаре покупали!»
Но у них базар живой и народ работящий на еду. А русские —
нет.
На дверях объявления о лекциях: «Маккиавелли и Вико»,
«Ронсар» — учатся люди! Университет ведь! А ты о чем?..
Тебя ж раздражает, когда они все со своими «майноритиз»
(меньшинствами) возятся и с феминизмом и не хотят знать Духа
и проблем культуры. А ты сам — со своим «жизнемышлением» —
в какой жопе и глупости оказался, какие предметы
промышляешь! На какую землю спустился!
Взялся читать Пушкинскую речь Достоевского к завтра. И как
снова — все в походе: беспочвенный человек тогда — в
социализм, теперь —в демократию и рынок и права человека вдался и
зовет, и ведет...
Одновременно едкая мысль: бедные русские теперь — в диа-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
497
споре! В Украине, в Литве, Казахстане — второсортные — они,
бывшие римлянами! Еврейский жребий теперь — им
испытывать! Но закала-то нет еврейского и чем обороняться: Торы,
Веры! Бедняги!
ПРИМЕРНАЯ ПРОГРАММА ПРЕБЫВАНИЯ
ГЕОРГИЯ ДМ. ГАЧЕВА
В ГОСУДАРСТВЕННОМ УНИВЕРСИТЕТЕ В БОУЛИНГ-ГРИН:
12/5/91 - 12/8/91
12/5. Четверг
9.10 веч. — прибытие в аэропорт Толедо; встречает Анеса
Миллер-Погачар; переезд в Панксепп-хоум, в Боулинг Грин.
12/6. Пятница
9.00 — приезд в Университет в Боулинг Грин.
9.15—10.15. Посещение Германского и Русского отделения в
сопровождении Цинтии Граф.
10.30—11.45. Посещение праздника «Славянский День» и
участие в жюри, оценивающем самодеятельность студентов;
или свободное время.
12.00 — обед в Союзе студентов.
12.45—2.30 — посещение праздника «Славянский День» (про-
долж.)
2.30—4.00 (?) — лекция «Национальные образы мира» с
ответами на вопросы — в Союзе студентов — в корпусе Огайо.
4.30—5.30 — возвращение в Панксепп-хоум, отдых,
переодевание.
5.30 — отправление на банкет в Общество аутизма.
6.00—9.00 —банкет. Возвращение в Панксепп-хоум.
12/7. Суббота — свободное время до —
4.30—6.30 — прием в кафе «Основания для Мысли» в Боулинг
Грин.
6.30—7.20 —обед или свободное время.
7.20 — Опера «Дидона и Эней» в зале Бриана в Университете
(билеты —у входа).
12/8 Воскресенье
6.20 утра — отправление в аэропорт Толедо.
7.10 — отлет в Хартфорд (Коннектикут).
30.12.94. Переводя и перепечатывая эту программу,
удивляюсь американской последовательности в датах: сначала
месяц, потом число, затем год: 12/5/91 (у нас же: 5.12.91), тогда
как в адресах — у них: от личности — к стране, у нас же: от
общего (страна, город, улица, дом) — к имени и фамилии человека.
498
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
В ТАКСИ И САМОЛЕТЕ
5.12.91. Ой, девоньки, лечу!
Внутри Америки —сам. Боялся, что запутаюсь. Но
организовано четко и для дураков, как я, понятно. Лечу в Огайо-штат на
озеро Эри, в Толедо —филиал испанского, где Эль Греко...
Упоминаю эту эрудицию и с ужасом вспоминаю своих
студентов, у которых такие ассоциации никак не возникнут.
Невежественны в гуманитарной культуре! А все потому, что на профессию
и работу настроены, а не чтобы ловить кайф жизни.
Меня вез шофер такси Питер — 23 лет. После школы 1 год
учился в Университете (не Весленском, он дорогой), но и тот
бросил, стал зарабатывать на дом. Работает на 3-х работах:
шофер такси, шофер автобуса, механик в гараже — 78 часов в
неделю, кроме воскресенья, — по 13 в сутки! Это — чтобы
скопить на дом. 5 лет нужно. Имеет 25 тыс. в год. Потом женится.
Что же такой видит из радостей жизни? Хочет иметь счет
в банке, чтобы спокойно оплачивать счета. Снимает комнату в
2-комнатной квартире, рядом 2 девицы в другой. Выходит им по
200 долларов в месяц. Имеет машину и мотоцикл — на нем
дешевле летом ездить: бензин и страховка.
Спросил его, что думает о России.
— О, it's great! Здорово! Люди получили свободу делать, что
хотят.
— Но они не знают, что делать со свободой! — говорю. —
Ничего не видели другого...
8.20. Пересел в Питсбурге — на Толедо. Глядел на лица, пока
ждал. Лица профессионалов. Жесткие, острые,
сосредоточенные, четко знающие свое. Ни шагу вбок! Нет той
расслабленности, как у индейцев, русских, знающих задумчивость и
медитацию. Я им совершенно не нужен и дик: типичный не
профессионал, дилетант. Своровал в том самолете (с Харфорда до
Питсбурга) журнальчик, где полезные советы, как бороться с
унынием:
ДЕЛАЙ ДЕЛО ПОНЕМНОГУ
Прочти все же материал по Еврейству, что взял, хотя решил
не делать этого образа мира в книгу: забьют, а книгу всю
дискредитируют. Но занятие 10-го проведу. Даже интересна
реакция студентов на мою модель.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
499
в САМОЛЕТЕ НА ВАШИНГТОН
11.12.91. «Давненько я не брал в руки шашек» = не писал
своего. Отбился от рук Духа и Принципа своего. Поддался
рабочей лихорадке американцев и гоню успеть книгу докончить.
А теперь лечу в Вашингтон: лекция завтра в Кеннан-институ-
те, А предыдущие дни: 5-го в Огайо летел. Там 6-го лекция в
Университете «Боулинг Грин»: человек 50—70 было. Потом
Анеса Погачар интервью с меня брала: диссертацию о
советской культурологии пишет — про Аверинцева, Эпштейна и меня.
Слава Богу, удержался хаять Эпштейна и выдавать свои страхи,
что он у меня сворует «Русскую Думу» в свой курс русской
философии. Будет охотиться за книгой и, конечно, у нее выманит.
8-го вернулся в свой милый Миддлтаун, а 9-го возили в Иель-
ский университет делать лекцию, и потом был ужин у Кати
Кларк —с милым цадиком Виктором Эрлихом и Робертом
Джэксоном (у первого книга — «Русский формализм», у второго — о
Достоевском). Катя поразилась, как я складно стал
по-английски трекать.
Вчера последняя лекция — «Еврейство» в классе английском:
вместе промышляли; а в русском — Федорова давал и раскрыл
книгу Светланы — и умилил их нашей семьей. Расставались со
светлой печалью. Я им оставил адрес московский. Они хотят
проводить меня — вечер устроить. Я сказал, что полюбил их: они
мне —как дети.
Лечу на 5 дней: из Вашингтона еще к Бобу в Иллинойс.
ФРАНЦУЖЕНКА-ТАКСИСТ
По дороге на самолет — с женщиной-таксистом разговор.
Она —Линда, из французской Канады, ругает Америку:
— Вы не видите, сколько у нас бездомных, умирают от
голода. А государство платит фермерам.
— Но, может, в вашей системе этот страх надо держать — как
импульс, кнут большинству: работать, совершенствоваться в
профессии, чтоб не оказаться на их месте. А у нас свой кнут:
идеология, лагеря...
— Здесь живут лишь с 25 по 55. Потом — в мусор: со старыми
не считаются. С 21 до 25 молодой человек может пить в
компаниях. Потом уже работает и не пьет — на людях, а дома. До 25 и
после 55 —«ты ничего не понимаешь!»
— А что же за жизнь с 25 до 55? Ведь только работа. Как
наслаждаются?
500
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
— Не наслаждаются, а развлекаются: футбол смотрят по ТВ —
под пиво. Другие — с вином. Или в карты с женой и друзьями.
— А для любви, любовных приключений — нет времени?
— Все расчетливо — так и женятся. Не знают любви,
общения. Я выросла во французской семье в Канаде, в дом приходил
story-teller, рассказчик. И все присоединялись: рассказывали и
о предках, вспоминали, все знали много. Весело.
— Конечно: ведь разговор — это же радость душевного
общения, тоже любовь!..
— Я и не рада, что купила «ящик» — ТВ. Предпочитаю радио,
музыку.
— А я заметил, что тут любовь плохо знают: нет атмосферы
ценения ее, как во Франции. За любовные истории принимают,
когда муж убьет жену из ревности. Но ведь это он не от любви, а
от злости, что собственность вышла из-под контроля.
— Да: не люблю, а —убью!
В ВАШИНГТОНЕ
13.12.91. И уже из Вашингтона отлетаю. В душе и башке —
коллапс всяческого. Главное — духота их помещений в офисах.
Как живут? Выбегают в шортах и кедах подышать по МОЛЛу—
зеленой прогалине в центре города. «Педестриан» —пешеход—
гонимое существо. (Около Кеннеди-центра переходил трассы —
и там угрозы пешеходам.) В центре-то он — почтенен.
И галереи искусства и музеи — бесплатны: «Искусство
принадлежит народу», — шутил Фрумкин из «Голоса Америки».
Однако с деньгами я накрылся. А разогнался — на такси
гонять. Оказывается, ничего не заплатят за лекцию — и даже в
некотором минусе я. Ну ладно. Сутки в гостинице за их счет —
100 долларов = 20 тыс. руб. по-советски.
Что-то получаю отвращение к американской улыбчивости и
комфорту и просперити. Все так телу потакает: его неге и
забвению Духа. Нет аскезы и страдания. Ведь сама по себе
природа человека его к падению влечет.
(Из календаря на декабрь —объявление о моей лекции: «Кен-
нан-институт для продвинутых русских исследований. Вудро
Вильсон-центр. Вторник. Декабрь 12. Семинар: 3.30—5.30.
Комн. 429.
«Русские образы мира. Личный взгляд (перспектива)»
Георгий Гачев
Институт славяноведения и балканистики, СССР, Академия
наук. Москва.)
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
501
Наверное, шокировал я политологов из Кеннан-центра,
сказав, что сейчас бы я поддержал «путч»: они хотели
эволюционного пути. Стагнация и коррупция были органикой эволюции.
А получили мы опять механику революции. И развал
коммунизма — по коммунистическим идеям идет: право наций на
самоопределение — по Ленину осуществляют. А личность давить —
новым коллективизмом —нации.
И снова: мы разрушим до основанья и построим наш новый
мир! Снова «светлое будущее». Только на это свято место
вместо Коммунизма — Рыночная Экономика. А пока.—страдай и
подыхай с голоду.
Ну вот: добились они: разрушили державу, соблазнили —
открыли мы двери. Сами-то держат крепко и не впускают. А нам за
жизнь одного поколения (вон моей матери) — три тотальных
разрушения: 1917 —Революция, 1941—1945 —Война, с 1985 —
Перестройка...
— Еще и Четвертое разрушение: 1929 — Коллективизация! —
уточнил Питер Рэддауэй.
Сами-то 300 лет только в одном направлении развивались и
только аккумулировали богатство. А мы чуть накопим —
перекинуть в другие руки, а по пути все ценности разбить, как посуду.
Ну да: ведь Америка — прямая трасса: на ракете Европы,
Англии, в ее разгоне вынесена, как спутник, —лететь дальше. На
них поработала Европейская традиция первоначального
накопления — две тысячи лет. А мы сейчас — с XII века начинаем, со
Средневековья — по ихней шкале если...
(6.30. Вот уже в Чикаго — на пересадке в Сент-Луис)
Сказать бы им вчера на моей лекции — им, так уютно
смеявшимся: — Вот бы нам всем вместо этого «симпозиума» сейчас —
в очереди 3 часа простоять за куском хлеба, озверев друг на
друга, и не досталось чтоб!
А ведь так мне и моей жене, которая умнее и меня, и многих,
придется — годы, если выживем...
Да, назревает злоба на умных, хитрых и практичных
—американцев, евреев, что успели улизнуть... А мы, по глупости своей,
поддались на ихние соблазны: сначала Коммунизьму строить
(Марксы соблазн: морок МРАКСа наведен...), а потом свою же
страну разваливать — на американский уж соблазн:
демократии, «прав человека», рынка-достатка.
А теперь мы — никто: без страны, без гражданства, без
порядка, без хлеба, в естественном состоянии войны всех против
всех...Звери друг на друга и презираемые всеми странами: от
Китая, Ирака —до Англии и США, и Польши...
Такую хрупкую платформу над Хаосом — как беречь было надо!
502
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Нет, опять ничего иного не остается, как гордиться
христианской избранностью на страдание.
Так Федоровым под конец проникся: на что тут тратится
изобретательность мозга и энергия рук! Производить все больше
разного ненужного! И менять и обновлять вещи. А
душу—запустить.
Хотя хороший мне вчера вопрос задал один:
— Почему в американцах —живая религиозность, много
церквей и их посещаемость, а совсем это не отразилось в их
философии; тогда как в Европе —о Боге, идеализм, теология как
развиты?!
— Да потому, что у американцев Бог — в душе. Я читал книгу
Конрада Хилтона «Будь мой гость» — того Хилтона, чьи отели,
его имени, — по всему свету, —так он из детства, от родителей
вынес два правила-принципа: Pray and Work = «Молись и
трудись!». Он шел с утра в церковь, молился, заряжался энергией,
а потом полный день работал мощно. А европейские умы:
Декарт, Кант, Гегель в душе —сомневающиеся, и потому ищут
ДОКАЗЫВАТЬ Бога, его бытие. Атеисты потенциальные — потому
им потребно держать Бога, Дух — в объекте, не имея его в
субъекте.
Я буду в очередях стоять и зубами ляскать, а тут Эпштейн
будет меня культурологически доканывать.
Надо было не быть толпою и уважать страты в Социуме:
власть партийной аристократии понимать как меньшее зло.
А сам будь аристократом Духа, кем и был. А теперь надо мной
будет надругиваться худший, чем партийный
идеолог-аппаратчик (который в душе-то меня уважал), а — рыночное мурло,
который цинически отшвырнет мою неуклюжую рукопись и
предпочтет то, что на тупой уровень публики больше сработает.
И, конечно, отбор шел сюда и идет — самых эгоистически
сильных и бессовестных. На них и ими росла Америка, ее
субстанция и богатство.
Но Бог отмщает — скукой и механикой. (Хотя вру: вон как
смеются!)
Вон какой сервис в аэропорте!
Да ведь по-еврейски устроились: оторвались от земледелия!
Лишь 3 процента сидят на земле! Все прочие — горожане!
Обслуживают друг дружку! Торговлица!
Это бедный Федоров земледельческим населением думал, а
тут все сорвались с земель и кладбищ.
И жить только настоящим и для себя. И Бог нам да помогает и
освящает нас таковых, самодовольных.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
503
УЖИН С ОЛЬГОЙ МАТИЧ
Но с какой деловой, хищной женщиной позавчера имел в
ресторане ужин!.. Только я приехал в Кеннан-центр, мне
секретарша передает message — «сообщение»: Ольга Матич приглашает
меня после лекции завтра на обед. Я позвонил, сказал, что
после лекции меня заберет Питер Рэддауэй, — и договорились
на тот же день вечером встретиться у «Замка».
Она занимается Зинаидой Гиппиус и связывает с «новыми
людьми» Чернышевского. А про меня слышала, что «Русским
Эросом» занимаюсь. Я обрадовался: с кем-то вечер провести и
поужинать на халяву.
Оказалась сухощавая, высокая, потомок Шульгина, из первой
эмиграции ее родители, — в Сербии. Повела во французский
ресторанчик. Я растаял:
— С прекрасной дамой, да об Эросе беседовать — под вино и
французский ужин!
Но когда увлекся есть суп и на время замолчал, она
раздраженно подстегнула:
— Вы что: не можете есть и говорить?
Потом я разговорился под вино и кучу ей идей надавал. Она
вытащила блокнотик и записывала. (Подобно как Эпштейн:
когда мы ходили с ним и его женой втроем на уроки Иврита — в
то время, как я думал — писал «Еврейский образ мира» в
1977 году, — он пригласил к себе на ужин с вином, я раскукаре-
кался, а на ближайшем занятии он показал мне блокнотик, где
43 пункта с моей беседы записал. — 24.12.94).
Оказывается, она — 4-я жена Алика Жолковского (и он у нее
не первый и не второй ...), оба в Калифорнии, в Лос-Анджелесе
она. Зав. кафедрой литератур. Здесь имеет «грант» на полгода
и гонит свою тему: «Ритуал любви в России с 60-х годов XIX по
40-е XX» — что-то такое. Зинаида Гиппиус (по ее пониманию)
разыгрывала Клеопатру и была девственница. Жизнь
экспериментальная — втроем: с Мережковским и Философовым. Те —
педерасты. Тема фиктивного брака.
Я ей еще подал — Лосева: монастырь домашний. В советских
условиях его Валентина не могла пойти в монастырь, так он
предложил «целибатный брак» — и вместе так
пресуществляться в Дух! С Соловьева это...
...Уж на полтора часа опоздание. Там Боб Эдварде приехал
встречать — в Сент-Луисе. А я и не вылетал еще. Пилот время от
времени извиняется за задержку: что-то чинят. А публика до
чего спокойна! Не нервничают.
504
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Так вот: хищная женщина — высасывает идеи. А я ей подкинул
на следующий день еще ксероксы из «Русского Эроса» и про
«Национальный идеал женщины в болгарской литературе» и
«Жизнемысли». И стал унизительно предлагать — пригласить
меня бы им на курс лекций или на конференцию какую: я ж
универсал и что-то могу интересное обо всем сказать... Она пожала
плечами. Мне самому противно себя стало. Но какая жесткость!
Я перед лекцией послал гулять по рукам две свои книги, она уже
заметила из «Русской Думы», что ей нужно: «Вы оставьте книгу!»
Я собирался подарить ее в Кеннан-центр. Но оставил Питеру
Рэддауэю распорядиться: вроде обещал пристроить мою книгу
в какое издательство. Его покровитель —библиотекарь
библиотеки Конгресса Биллингтон (?) — на должности как бы первого
интеллигента Америки. И для него отзыв обо мне Лихачева,
первого интеллигента СССР, важен будет.
ЭДВАРДСЫ
16.12.91. Жду на пересадке в Чикаго. Устал. Душновато.
Есть хочется. Еще час ждать отлета в Нью Хэйвен — «домой», в
Миддлтаун. Надо бы работать: «Россию» дописывать. Но лишь
на свое, интимное, рука подымается писать.
3 дня и 3 ночи был в семье Роберта и Молли Эдвардсов — с
тремя детьми. Благоухание. Святое семейство. И чую их
семейную идиллию — как посев и продолжение нашей со Светланой,
Настей и Ларисой. Ведь они год жили в Москве в 1980-м и
ходили к нам часто, и ужинали, и мы друг другом проникались. Они ж
были молодожены, без детей. Он — аспирант Майкла Холквиста
и перевел мой «Космос Достоевского» и взялся переводить
«Зимой с Декартом» и уже перевел страниц 200. И переслал
рукопись в Америку. Но не нашел издателя, пошла их жизнь,
переезды... Она ж серьезно занималась детским театром и писать
пьесы собиралась. Но вот пожертвовала собой для детей: сама
их учит. Джеймсу — 9, Чарли — 6, Хане — 2: сосет еще грудь,
прикладывается.
А в доме все дышит любовью, душой и умом: детские рисунки
наклеены, карты географические, нравственные изречения,
алфавита буквы.
Приняли католицизм 8 лет назад (а были в методизме).
Серьезно к выбору религии относятся (чуют себя вправе —
выбирать). Их основания: в католицизме больше мистических эле-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
505
ментов, красоты и праздника. В то же время он достаточно
рационалистичен, в нем уму пища, как и в протестантизме. В
православии же ум забыт и забит: ему мало пищи.
Вчера в местную католическую церковь с детьми на
воскресную мессу и в воскресную школу ездили (и я). Понял
притягательность католической мессы: и пение, и молитва, и
проповедь...
Однако Молли и о методизме ласково вспоминает: какие там
проповеди! И коли вдохновится кто — 45 минут говорить может!
Вечером вчера у них на дому лекцию я делал: пришли на
обед-ужин человек 13—14, преподаватели их университета. Так
избыточно накормили людей, что отяжелели и одна пожилая
дремала.
Но было весело, зажглись, спрашивали. Один даже выразил
сожаление, что Коммунизм погорел: теперь этот
урод—Капитализм — торжествует, созерцая крах Коммунизма в СССР и
Восточной Европе! Нет альтернативы? Это —скучно, уныло...
Мне тоже жалко. Особенно когда Боб, представляя меня,
зачитал из книжечки моих «Жизнемыслей» про моего отца: как
писал в письме родным в Болгарию, что его с моей матерью
соединили—Бах, Мусоргский, Коммунизм, Природа...
И когда ехали с ним в аэропорт Сент-Луиса, он о жестокости
американства рассказывал: профсоюзы не защищают,
выброшенные с работы разлагаются: наркотики разлагают и детей
преуспевающих, из «миддл-класса». Не стрелять же
маргиналов, общество должно о них заботиться.
— Да, жестокость скапливается в душах успешливых и
отравляет их. И зачем так бешено работать успешливым, уничтожая
не только соперников на работе, но и свою душу, и свое
свободное время? Маркс верно говорил, что свободное время
работника = мера счастья общества. Время для развития,
самосовершенствования. А в Америке знают только необходимое рабочее
время и раздувают его до бесконечности — и до бездыханности
себя же, до бездуховности.
Все приговариваю: clever country = «умная страна!», — когда
на какое-нибудь новое удобство рациональное натыкаюсь.
Бесчисленны они. И надо know how —знать, как взяться...
А у нас — «глупая страна», и все хорошее мы увечим, портим.
Вон как — и брежневский режим, не жестокий и
разнообразный...
506
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ИСПОВЕДЬ АМЕРИКАНСКОГО СТУДЕНТА
17.12.91. Ну вот я и дома —в милом Миддлтауне. «Дома»?!
А что? — привязался уже к этому тихому месту, где я сам по себе
в покое души, с милыми студентами, уже не боясь их, и с
книгами и мыслями. И с непроблемной едой.
Вчера вот один из студентов — Бреннен встречал меня с
машиной своей в Нью-Хейвене, и говорили и гуляли потом, у меня
чай пили. Он — высокий белый англосакс, и вот ищет, хочет
свою религию найти, придумать, ибо готовые не утоляют: их
объединить. Два года в школе любил и хотел жениться; потом
тут год любил — и тоже разошлись. Чует, что СЕМЬЯ, ее
развал — больная проблема в Америке. Родители пужают: не
женись, пока не будешь твердо устроен; а когда это? Все
отодвигается, и детей не рожают, женщины — одиночки, 50 процентов
уж разводов. И нет стимула у молодых работать — впрягаться в
эту эгоистическую скачку конкуренции! Так быстро жизнь
проходит— ничего не видя, радости.
Испорчены дети уж телевизором: он — нянька с детства — и
примитивизирует, формирует души и умы, и цели все в угодном
социуму направлении: мы — лучшие в мире, американцы, у нас
все правильно! А русские — хотят нас завоевать (вырос в
холодной войне и среди кошмаров погибели — и это у них, где войн и
не было! А психологически — все пужают!). Теперь русские
провалились со своим коммунизмом, значит, НАШЕ одержало
полную победу, как оптимальное устроение жизни! А он-то знает,
что тут своя червоточина и проблемы, и нет радости.
Предполагает крутые изменения, даже революцию в
Америке — не классовую, а вот от женщин: от их движения и перемены
морали и вообще установок жизни. А за это время —
уменьшится население, побивать их начнут японцы...
— Ну да: у них же мораль крепка, и детей рожают, и не
эгоистичны, и работники точные и без особых претензий к уровню
жизни...
Его собственный сюжет...
Отвлекся — понабрать еще кукурузцы из кастрюли — своей,
подобранной на полях, а до того еще яблоки ел, тоже
запасенные месяца два назад, — приятно! Экономно! Хотя в поездках на
такси деньги нашвыряны: долларов сто до аэропорта! — и
сомневаюсь, что оплатят. Звучит классическая музыка в
спальне—моя милая «рутина» Миддлтаунская. Чувствую, что не прочь
бы так существовать и потом—далее. А что? Что меня хорошего
ожидает в Москве — кроме семьи? Мученья бытовые и пустые
волнения и размышления о «судьбах России» и что будет и «КАК
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
507
ЖИТЬ ДАЛЬШЕ?» — как мне позавчера на лекции у Боба один
предложил в качестве главного вопроса в русской душе.
Так вот: Бреннена — 23 лет — что манит? Его сосед по дому —
сын Сорора, богача, чей фонд помогает ныне СССР и Восточной
Европе — культуре. (И даже я по Соросу сюда прилетел —
обещают оплатить билет.) Жить богачом —филантропом,
меценатом в культуре. Сам — из среднего класса, даже выше — таковы
тут все в Весленском университете: потому что он частный, и
оплата — 24 тысячу долларов в год (тогда как в Боулинг Грине —
6 тысяч, а в Карбондэйле —10 тысяч: университеты штатов). Так
что лишь обеспеченные родители сюда посылают детей. А они
тут не так уж и учатся: всякие «движения» охватывают умы —
зачем становиться профессионалами и продолжать гонку
родителей?
У него самого такой набор курсов за 4 года: Рисование.
Введение в социологию. Психология. Философия искусства (читали
Платона, Аристотеля, Канта...). Американская общественная
мысль — история. Мировая литература. Астрономия. Вот и мой
курс — «Национальные образы мира». Еврейская литература
(сам германского и ирландского происхождения, ариец). Спорт.
«Дон Жуан» Моцарта. Проза — писать рассказы и эссе.
Недоволен, как это ведут: все тренируют в стиле, а ему—мысли дороги...
Так что близок мне: недаром почувствовал и тянется, вот
предложил с ним вечер провести; а я и использовал его — для
доставки меня на дом, но зато и говорили больше.
Но как все здесь — постоянные переселенцы! Вон я спросил
вчера Боба: из тех 15 человек, кто пришли меня слушать, — кто
родился в Карбондэйле? Никто: все с разных мест приехали
работать и жить — и разъедутся. Так что даже неважно и не
спрашивают: где вы родились, а где учились, какой колледж кончили
и где получили степень «пи-эйч» — «доктора»-профессора?..
Спросил Боб: «В какую цену Лариса ценит свои картины? Он
бы купил». И я подумал: как же расставаться — с единственным
экземпляром? Нет же тиража, как в книге... Жалко.
А ведь Лариса может стать и доходной: уникальная у нее
оптика и сила! Может, еще и нас содержать сможет. Приедет сюда
с выставкой?..
Надо ей мастерскую — за мои деньги сделать.
Но как здесь плошаешь — без экзистенциальных-то проблем!
И ум не внимателен становится к шевелениям в душе, раскопок
не ведет. А отвлеченные уразумения: об Американстве, о Рос-
сийстве — это дешевка! Культурологические игры... Эпштейну
оставь их вести.
Ну ладно. А пока надо свои игры довести. У меня уж лежат эк-
508
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
заменационные работы студентов: читать их и отметки ставить,
и комментарии писать — моя последняя работа тут. А их много:
работ 25, по 10 страниц, наверное, в среднем. А еще
«Америку» — тут мне дописать надо, и главу про Игры и Позы, и
Введение. Надо чередовать: давать руке отдых писать — и читать
тогда. Так что сейчас — садись писать.
Еще ведь в 2 часа должны приехать Мольтке — Ульрика и
Конрад— из Дартмута — 2 часа езды. Он был на моей лекции в
Вашингтоне — высокий очень немец и благородный. Вот на КОФЕ
приедут поговорить — часа на три. Убрал я вчера — немцы же! —
хаос мой. Посуду вымыл почище. Вон ведь— немцы! Почуяли
Дух странный и нездешний — и едут на родное.
Однако как тут обособляешься! Вот и я привык уж один
жить — без семьи и любви: отвлеченно вдали где-то они, но
тяготение есть... Уплощаешься в проблемах бытия — и только
настоящим начинаешь жить —делом и мигом. Без корней-памяти
и без будущего и вопросов. Так и живут оторванные от
субстанции американцы.
ЗАПИСКА СТУДЕНТКИ ИЗ АНГЛИЙСКОГО КЛАССА
Уважаемый профессор Гачев, 16.12.91
Я хотела бы написать и поблагодарить Вас за интересный и
информативный семестр в Вашем классе. Я понимаю, что Вы
бывали часто обескуражены нашими трудностями научиться
мыслить новыми путями, которые Вы предложили нам, но Вы
должны понять, что большая часть из фундамента нашего
образования не ободряет нас мыслить путями, чуждыми нам. Вот
почему я рада, что Вы прибыли в Весленский университет и
показали мне альтернативный способ смотреть на мир.
Я надеюсь, что Вам было хорошо (наслаждались) здесь и
желаю Вам удачи в будущем.
Искренне
Мередит Хэйри.
КОПЫТОК АЛЕКСЕЙ
(реферат-письмо)
Здравствуйте, уважаемый Георгий Дмитриевич! Вот, пишу
«paper» (курсовая работа. — Г.Г.), которую Вы задали нам. Пишу
по-русски, с русскими ошибками и с русским недовольством
самим собой. Эту работу я решил написать в виде письма,
потому что мне с малых лет отбили всю охоту к свободному
творчеству на бумаге в школе. В течение 10 лет мне пытались что-то
привить к литературе или, наоборот, отучить и, по-моему, это
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
509
им вполне удалось. Я очень люблю читать и прочитал не одну
сотню книг, поэтому мне не нужно было практически ничего
читать специально для Вашего курса, как другим американским
или русско-американским студентам нашей группы.
Хотя я почти уверен: они читали многое (но не все!), что Вы
говорили нам прочитать, они не всегда понимали то, о чем Вы
говорили на занятиях. Здесь сказывается разница в
мышлении - русском и американском. Иногда они понимали больше,
чем я в книге, здесь опять же, по-моему, разница в mentality.
Вообще, если честно, то я очень разочаровался в
американцах, точнее, я был более высокого мнения об американских
студентах до того, как я сюда приехал. Мы очень часто и очень
много времени провели в спорах. Мы спорили буквально обо
всем: о дружбе, о деньгах, о любви и сексе, о «голубых», о
свободе и т.д. И практически везде наши взгляды расходились. Мы
с Маликой (она намного больше русская, чем узбечка) всегда
оказывались на одной стороне, американцы, кто бы это ни
был, — на другой. Не подумайте, ради Бога, что мне не нравятся
американцы, нет, они, как говорится, О'Кей, и среди них очень
много хороших и разных людей, но все-таки. Разница есть
разница. Может быть, здесь сказывается не только психология
нации, а и политика и экономическое положение страны. Не знаю.
Американцы говорили, что и здесь, в Америке, люди были очень
близки, открыты друг другу во времена «большой депрессии», а
сытые, бешеные восьмидесятые годы своим благополучием
испортили «несчастных» людей, подросло новое, совсем другое
поколение. Может быть. Но ведь и Россия не всегда была
бедной, забитой, забытой Богом страной, а иностранец с трудом
понимал русскую душу, а иногда и совсем не понимал тогда.
Вот и сегодня я полчаса кричал в столовой Маше Раскольнико-
вой о разнице между американским и русским мужчиной, она,
то есть Маша (не разница), в принципе поняла, в чем она, эта
разница. Все началось с того, что Маша сказала: «О русских
мужчинах можно написать или сказать так мало хорошего».
Если уж о нас ничего хорошего не скажешь, то что можно в
американцах (мужиках) найти хорошего? То, что они заботятся о
себе в первую очередь, потом о женщине, и феминизм, в
принципе, им выгоден, на руку, так сказать? Что американский
мужчина считает каждый доллар и становится все женственней, не
может держать своего слова, не ценит мужской дружбы, как
русский мужчина?
Нет, конечно же, есть здесь и настоящие мужики, но
ненастоящих гораздо больше. Опять же с точки зрения русского челове-
510
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ка. Кстати, Малика тоже разочаровалась в американских
мужчинах. Нет, наверное, это слишком смело — говорить обо всех
мужчинах Америки, лучше сказать = мужчины Wesley an
University, то есть студенты.
Очень интересно наблюдать за изменением взглядов и
наклонностей тех русских, которые приехали в Америку лет 10
назад, иммигрантов. Это русско-американский гибрид. Иногда
получаются очень хорошие люди, те, которые оставляют себе
лучшие русские качества и приобретают новые, американские.
Очень хорошо заметно это в литературе. Не все писатели
меняются, конечно, но некоторые — да. Некоторые называют себя
«мы, американцы», как Аксенов («В поисках грустного бэби»), но
если человек любит поп-корн (жареная кукуруза. — Г. Г.),
американский футбол и говорит «упс!» вместо «блядь!» (извиняюсь),
это еще не значит, что он американец. Недовольство Советским
Союзом он высказывает совсем по-русски, преувеличивая
иногда и не умея вовремя остановиться. Юмор тоже у него
советско-русский, да и материться он себя никогда не отучит.
У меня есть один друг в Иркутске, он русский (еврей?), родился
в Сибири, но он 100% американец, даже смешно. Абсолютно
американское мышление, вид, некоторые привычки. А здесь я
встречал многих людей, которые, имея нормальных родителей-
американцев, прожив всю жизнь в Америке, очень похожи на
русских в мыслях, отношениях с людьми и делах (мой друг Билл
в Иллинойсе, миссис Присцилла Майер и другие). Язык,
конечно, играет очень много в этой трансформации. Я стал
чувствовать себя больше американцем, когда мой «инглиш» стал чуть
лучше, чем раньше.
Человек живет в Нью-Йорке, не знает английского языка,
7лет (к примеру) посылает всех нах.., недоволен своим
положением, какое бы оно ни было. Но чем дальше, тем он лучше
знает язык, меньше грубит, меньше пьет, становится
предпринимателем в душе, делает детей — стопроцентных
американцев, которые стесняются своего русского происхождения
(особенно в школе), становится сам больше американцем, чем
русским, но никогда не будет думать на 100 процентов, как думал
бы человек, который родился и вырос в Америке.
Здесь к проблеме отцов и детей добавляется еще одна —
разный менталитет отцов и детей.
Все течет, все изменяется и образ мышления нации, конечно,
тоже. Остаются неизменными, может быть, только наиболее
глобальные, основные принципы, столпы. Хочется надеяться,
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
511
что бытЬ плохим примером для других — не один из этих
принципов.
Сегодня мне объяснили, что слово друг (friend) в Америке ни-
чего не значит. Если люди говорят на улице привет друг другу,
это значит они друзья. Для слова «друг» в русском смысле они
употребляют выражение the best friend. Для нашего слова
«лучший друг» в Америке нет эквивалента. Отношения не идут дальше.
Это я к тому, как относятся американцы здесь к русским, в
частности ко мне. Ну, во-первых, естественно, почти все здесь
считают, что американцы — лучшая нация на земле, намного
лучше нас, русских. Некоторые думают, что мы дураки и
нечистоплотные, некоторые думают, что мы пьяницы и любим
драться; многие считают, что русские грубы, невоспитанны и
чересчур навязчивы. Очень многие думают, что мы crazy
(сумасшедшие, чудаки. — Г.Г.). Наверное, они правы. Зато почти все
они — эгоисты или индивидуалисты, лучше сказать. Кстати,
насчет crazy. В Америке чем человек больше должен делать на
работе, тем он меньше получает (так говорят сами американцы).
Хотя все здесь работают, как чокнутые, до изнеможения (взять
хотя бы учебу). Пока русский мужик не начнет работать также, у
нас ничего в стране не изменится.
И в заключение несколько слов о мате. Недавно прочитал
статью в «Правде» о том, какие мы плохие, что мы материмся.
(Там упоминается имя Юза Алешковского как один из
наихудших примеров.) Мы, к сожалению, очень мало говорили о
русском мате. Здесь серьезно занимаются этой проблемой
филологи, литераторы. Американец, если ему перевести русский мат
дословно, никогда не поймет, насколько смешной мат у нас, как
он (мат) оживляет речь. Все эти слова практически сейчас
потеряли изначальный смысл. А оскорбить человека и шокировать, и
обидеть можно и без мата, литературным языком. Конечно, мат
как таковой исчезнет из нашего языка, когда мы будем жить
лучше. Я имею в виду, эти слова начнут звучать реже и совсем
не с таким смыслом, как сейчас. Как слово fuck в США: раньше
это было нецензурное выражение, но все так часто употребляли
его, что легче было сделать вид, что это просто нормальное
плохое литературное слово (как «дерьмо» или «сука» у нас).
И сейчас это слово стало как бы беззубым, не кусается, не
согревает больше. Да и согревать не нужно себя им так часто, как
нам.
Вот такие дела, значит. Позвольте, Георгий Дмитриевич,
сказать еще раз Вам огромное спасибо за изумительно
интересные часы, которые мы провели на Ваших занятиях. Я ничего по-
512
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
добного не видел дома, да и не увижу. Действительно, было
очень необычно и интересно. Спасибо! С наступающим
праздником Вас и Вашу семью!.. Исполнения всех желаний в Новом
92 году. Всего Вам хорошего! Привет Москве.
До свидания!
Завтра я еду в Чикаго, так что увидимся в Союзе.
Счастливого возвращения домой.
Алеша
17.12.91
Мой адрес в Союзе:
665836 Иркутская обл.
г. Ангарск
17 микр-он, дом 26, кв. 128
Копыток Алексей
ПИСЬМО-ОТЗЫВ НА ЭКЗАМЕНАЦИОННУЮ РАБОТУ
СТУДЕНТА ИЗ ИРКУТСКА:
19.12.91
Дорогой Алексей!
И я Вам пишу «отзыв» на Ваш «пэйпер» в жанре письма,
потому что душе требуется тут излиться, в американской
прагматической суши, — душе родной, ДРУГУ (не в американском
смысле, как Вы хорошо расслышали разницу), а в нашем, а такими я
Вас и Малику (она вчера приходила прощаться, и мы пили чай и
говорили) почувствовал: какая-то единая душевная плазма,
субстанция нас пронизывает, а мы, каждый, — ее ответвления и
разные воплощения, ■— так что нам с полуслова понимание
дается — в нашем, конечно, ключе и стереотипе тоже,
ограниченном, но — родном... и теплом...
Простите и меня за ошибки — не туда попадаю иногда, а
правая рука сохнет, и потому на машинке шпарю.
Во-первых, сам жанр, который Вы избрали — или сам собой
он к Вам пришел (может быть, навеянный искренностью и моих
«лекций»), жанр письма, — оказался естественен, чтобы
отомкнуть и Вашу душу и дать мыслям излиться в свободном слове.
И Вы так много точного и интересного высказали, сопоставляя
нас и американцев, что обогатили мое понимание новыми
элементами, Вашим опытом.
Но и мне требуется исповедаться и даже повиниться — вот в
чем. Сейчас я читаю «пэйперс» студентов и в нашем русском
классе, и в классе, что я вел по-английски, — и получаю, так ска-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
513
зать, плоды своего посева за эти три с половиной месяца.
С одной стороны, я очень рад: такие интересные и на
разнообразные темы: кто сравнивает национальные танцы, кто — еду,
кто — столицы, кто — кино, кто — Ницше и Уитмена, кто —
напитки и алкоголь и что они значат, и т.п.—и я чувствую, что я
воспламенил мысль студентов, и они просто забрасывают меня
своими яркими идеями и наблюдениями о «ментальности»
разных народов и культур. Но, с другой стороны, я чувствую,
особенно в нашем русском классе, что дал односторонний образ
России и Русского образа мира и души, и характера русского
человека. Все пишут о культе страданий у нас,
бездеятельности, лени, апатии, обломовщине. А если и активность высокая —
то лишь в Духе, как у подпольного и прочего героя
Достоевского, и жизнь химерами, а в реальной — глупость и
неприспособленность и скорей убежать — куда угодно, хоть в смерть...
Конечно, отчасти материал литературы, над которым мы
работали, в этом «повинен»: русская дворянская классика XIX
века, где персонажи оторваны от забот материального
существования, так сказать, абстрактную жизнь лишь в Духе и Душе вести
могут. И прямо оттуда — прыг-скок к бедственному состоянию
России и Советчины через век, ныне, над чем мир смеется,
слегка жалеет, а больше презирает и получает повод кичиться
собой и своим достатком и «совершенством», — особенно
американцы, в своем самодовольстве...
И вот-де, мол, нам, русским и советским, не остается ничего,
чем бы «гордиться», как находить положительный смысл в своих
бедствиях, выпадающих страданиях, хотя на самом-то деле мы
завидуем-облизываемся на их благополучие и готовы бы
отречься от всего, что было и есть с нами, и перенять ихнее, да —
не укусишь!..
И мне тошновато — от этих торжествующих сравнений и
выводов милых студентов нашего класса.
Вы помните: пытался я им показать советский период в его
положительных мечтаниях и ценностях, но текстов они не
читали, и пришлось проскочить — опять к разрухе нашей...
Хотя нет, не совсем я прав и в этом самоуничижении:
самокритика и американских понятий и идеалов тоже очень сильно
там, в работах студентов, звучит — и именно благодаря
сравниванию с иными мирами. Так это особенно в моем другом
классе, где я давал им и Германию, и Грецию, и Италию, и Англию, и
Индию, и Еврейство, и Россию, и Америку...
Ладно. Уж душа нацелена на возврат. Но, конечно,
замечательно полезный это был период жизни и опыт и расширение
514
ГЕОРГИЙ ГАЧЁВ
понятий. Радуюсь за вас с Маликой, что вам повезло это в
молодые годы осуществить и тем расширить ваше миропонимание —
и себя тоже развить.
Однако чувствую, как душа СУШЕЕТтут. Даже впечатления и
новые уразумения ума развивают какую-то поверхность
существования человека, но не его сердцевину и душу и глубину —
это все упрощается: верно, для того, чтобы эффективнее
РАБОТАТЬ в разделении труда, профессионалом, — и чтобы душа, ее
глубина и сомнения в ценностях («А НА Х-Я все это?») — не
мешали бы? Так что с радостью возвращаюсь домой — в свою
родную глубину и любовь семейную и разделять судьбу, и
претерпевать вместе с ними и с чем-то НАШИМ, родным, хотя и не
знаю, как обозначить: «народом»? «страной»?.. Обнимаю Вас и
желаю всего благого. Напишите. Приезжайте.
Ваш Т.Д. Гачев
ШЕРШАВОЕ ЖИВОТНОЕ МИРА ЛЕЗЕТ-ТРЕТСЯ
19.12.91. 6 веч. Смута. Хотел сказать —«последняя», но нет,
это только здесь; а еще сколько их тебе будет!
Позвонил Юзу — советоваться, как деньги со счета брать и
какими купюрами и как везти — он адресовал к Ире и позвал на
обед, я поехал, и потом он предложил ящик купить для
провоза — не взрежут воры на таможне. Еще 50 долларов потратил.
Еще за телефон завтра — 60. А на наши деньги если (= в 200 р.
доллар) — 20 тысяч ни за что! Витамины, кассеты, печенье...
20.12.91. 8 веч. Закругляюсь. Хламу и тут накопил — и
бумаги! Жадюга!.. Звонок — Юз придет, посылку передавать.
22.12.91. Уже у Сукоников я в Нью-Йорке: вчера переселе-
ние-транспортация меня им состоялась с мелочным моим бу-
мажно-многим скарбом и велосипедом. Потом у Инны день
рождения — как 29 лет назад на таком же в Одессе (я — тогда
моряк Черноморского пароходства у них гостил). Все ж живем —
слава Богу!
Узнаю о развале нашей страны и всего в ней — газеты,
рассказы. — Зачем это мне?—душа вопиет. — Зачем снова перено-
равливаться к миру внешнему и учиться заново ходить по каким-
то его ненужным мне новым путям, назойливо отвлекая меня на
себя — от мне присущих занятий: душой, любовью, духом?
Вдруг взвидел мир — как шершавое грубое животное
панцирное, что лезет и трется о тебя — наглое в этих двух своих ипоста-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
515
сях: ликующей американской, где столько нужно тебе узнавать
ненужных тебе «ноу-хау» — как и что делать (как открывать
что...), и сыплющейся нашей, где уж и не знаешь, как это «наше»
и назвать, где уже никто ничего не знает, как и что и куда, — и
никакого «ноу-хау».
Раньше уж приноровился как-то к внешности мира у нас, и не
мешал он, инерционно ты в нем мог существовать, усилия делая
в мире абсолютных ценностей. А теперь —снова впадай...
Однако что, собственно, тебя так прижало? —- отдай отчет.
■—Что печатать не будут. Вон в «Московских новостях»: что
«мы» перестаем быть самой читающей страной. Тиражи
журналов—пали, «Знамя» —25 тысяч... и проч.
Так ведь тебя и так не печатали — в тех же «Знаменях» в бум
«перестройки». Ты думал, отхлынут временные — и тебя
приветят? Нет уж — снова шершавое временное лезет и будет лезть и
теребить раздраженность в людях. И в тебе...
Так ты не раздражайся! В чем дело-то? Твое-то — не отменно:
себя наблюдать-содержать в бытии при компасе на Абсолют.
А там уж это его собачье дело — мира-то и океана: шевелиться,
бушевать, дергать тебя. А ты — будь при благе — вот и все! Как
вон еще в Миддлтауне напал на советское телевидение, и там
Отец Андроник, игумен Соловков ныне, спокойно так отвечал на
вопросы корреспондента о буче в России и развалах: что для
Церкви это обычное дело, и она не торопится. Бог не торопится.
Пятьдесят, тысяча лет, какой «строй» — не важно. У
христианства задачи ясные: терпеть, радоваться и любить — в любых
условиях это возможно: и на Майами-бич на пляже, и в камере
смертников перед расстрелом.
Ну и ты тоже — стыдись: как пал низко, возмечтав о
паблисити и успехе, и публикациях своих текстов — в последние годы.
И исполнился зависти и раздражения к «успешливым» и
проскочить успевшим, вроде Битова, Алешковского, Эпштейна и проч.
Ты же почему имел золотые себе годы — застоя? Потому что
внутренне отказался от печати, освободился. Сейчас же снова
поманили тебя — и ты ввергся в надежду — и снова сверзиться
сейчас приходится. Ну что ж, — обычное дело. А ты свое —
продолжай.
...Сидели в кухне с Инной Суконик, завтракали, звучал Бах —
Французская сюита. Сарабанда, что я играл в детстве. Она
говорит:
— Приятно Баха слушать это снова на фортепиано. А то его
ныне на все электронные и прочие инструменты перелагают —и
хорошо звучит все равно. Он же не придавал значения тембру,
как другие, новые.
516
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
— Что значит абсолютная музыка = душа, независимая от
тела: в любой наряд и плоть облеки — будет божественна.
Инвариант. Как христианство (о чем ты выше). Как и тебе
быть-существовать: инвариантно к преобразованиям
шершавой кожи мира.
— А как твои дети относятся к событиям? — Инна меня.
— Да как и зачем? Лариса занята своими задачами в
живописи. Настя — любовию и отношениями с мужем и помогает Маме
с Федоровым. В Абсолютном пребывают — и им заняты; а это
шевеление —помеха, оттягивает. Ну, конечно, развлекает, но —
зачем? Есть более существенные занятия...
— Но мы же в мире живем. И тут люди участвуют...
— Да ведь тут-то все в одном направлении — тысячу лет, с
Англии. С Хартии вольностей. Пуритане-то сюда уже эту
культуру внесли и продолжили триста лет — и шло только расширение
и гармонизация разного. А в России четыре тотальные
разрушения — и новоначатия — за сто лет! И все пересаживаемся —
играть квартет! Слишком много внешне лезущего и соблазнов по-
новому рассесться. Будто это так уж и важно!
— А что, ты с самого начала перестройки так полагал?
— Да нет, увлекся вместе со всеми — созерцать, как забивали
Быка государства, партии — неуклюжего, огромного. А теперь,
когда забили, вижу, что им и в нем мы жили и дышали, и беречь
было надо и лечить, а не забить, хамски хохоча и надругива-
ясь, — и начинать строить нового уродца... Что тебе Бах лучше
играется при бесхолестерольной пище и при компьютерах
кругом, нежели в Одессе иль в Москве при «застое»?
Итак, спокойно, мой друг, Га-ЧЕВ! Мой «ШЕФ». Илья —твой
«шеф»? Генерал-аншеф?
Прошелся утром по улочкам зеленым Нью-Йорка —
представь! и вот ввел себя в РИТМ свой.
Вчера, когда мимо кладбища проехали, я перекрестился,
увидя кресты, и Суконик меня:
— Ты что —ВЕРУЕШЬ?
— Ну — кладбище, воздать, знак опамятования — это
крещение.
— Нет, ты скажи: веруешь или нет? Если да —то ведь целиком
надо: со Вторым пришествием и проч.
Я рассердился:
— Почему «надо» и «целиком»? Всякий символ Веры —
рационализация религии. Я человек религиозный — в смысле
восхищения Бытием сверх меня. А какие там уставы мне попредписа-
ли — это ихнее дело учено-богословское, синагогальное. А мне
достаточно просто — ЛЮБИТЬ! А их уставы — просто в некую по-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
517
мощь. Так что у каждого человека — свой вариант религии и
образа Бога.
— Ну, это не ВЕРА. Это — эстетическое отношение...
— Да нет, и этическое. Когда зачую себя в страдании или
вине, тогда душа заплачет и закается — и Христос помогает.
— «Эстетик» и «этик» — это я в смысле Кьеркегора.
— «Эстетик» более христианок. Эстетик — любит. Этик —
судит.
Вон Суконики Баха с утра — Мессу крутят. Как звучит чисто!
Здесь, в отлаженном мире быта, способнее своим делом
заниматься и совершенствоваться и не замечать внешнего. Правда,
и здесь Мир ЛЕЗЕТ, но соблазняя сластью новой: удобством
или продуктом, впутывая в себя, и на него работать и деньги для
новой утехи зарабатывать. У нас же мир жуток и неуклюж — весь
нелеп и мучает своими шевелениями-перетасовками — этого
животного, нелепо скроенного, — и снова его перешивать!
Новые лоскутья тасовать...
Да, профессионалами и совершенствами быть тут
способнее. Если мир тебя признает и оценит... А если нет — как тебя
бы, конечно, нелепого утописта-нарциссиста, — то пришлось
бы бегать искать работу...
Когда вчера в магазин за овощами-фруктами заехали, и все
ломится, и кругом мирная сладкая жизнь, — во мне вздымалась
злоба плебея: все это — на бедности несчастных, как мы. Или в
Африке, Азии и везде... Хотя и везде своим порядком живут. Это
лишь мы такие нелепые и глупые — все перестраиваемся.
И опять это МЫ навязывается.
На столе (Иннина дня рождения) были —семга, брынза козья,
маслины, яйца под майонезом, язык, помидоры-огурцы, икра
баклажанная, сыры, ветчины-салями, соусы, суп, торт,
шампанское, вино, виски, чай, салаты...
И я нашими оттуда глазами на все это смотрел.
Но ведь и у нас почти такое же было в «застой» — чуть хуже, но
ведь могли пировать и застолья делать.
Обожравшися я всего — и с утра: сыр, ветчину, торт. Где моя
кукуруза и яблочки — в Миддлтауне, здоровая пища, бедная?
Осталась кошелка кукурузы — будут там смеяться надо мной
Присцилла и Дубровка, что в мой апартамент вселяется: вон,
оказывается, чем Гачев-жмот питался!
Откинулся —смотрю: рояль, пианино, кресла, мебель. Чужой
дом, чужой уют.
Ну дай-ка газеты посмотрю — раззадорюсь «Россию»
писать...
518
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
НЕТ ДЕНЕГ = БЕДА. ЕСТЬ = ТОЖЕ БЕДА
23.12.91. Мое сладострастье! Начинается! Присесть поутру
у окошечка за машиночку — и очухаться, отдуматься на
приволье и беззаботье. Волнения во мне мелкие и мыслишки: что
делать с восемью тысячами долларов, что вот у меня сейчас есть
заработанные? Везти туда — там надо на прожитие, и, может,
Ларисе мастерскую или на обмен: нам улучшить жилье — с
приплатой. Тогда все надо туда. Но —сомневаюсь, что мы
расшевелимся сразу на обмен и поиск квартиры; а где держать деньги?
В банке — не выдадут. Дома — страшновато: как бабки в
кубышке. И как провозить — на таможне чтоб не мигнули, если
объявлю—и нас не выследили и?.. «Трэвел-чеки» — выход; но опять
же провоз и где держать?..
Другой вариант: раздробить сумму — оставить тут часть у Су-
коника: мне на книгу тысчонку, может; потом Светлана приедет
в следующем году — и я, может. Значит, тысячи две у Суконика
оставить. Или три? Димка вообще звонил вчера и говорит: с
собой 500—800, а прочее чтоб Суконик ему в швейцарский банк
перевел. Но ведь не докличешься его, коли надо будет: всегда
он найдет предлог, что лучше у него держать. Да и через кого —
переправлять будет? Суконики надежнее. Или три и даже
четыре у него оставить? В сущности, сколько мне надо сразу туда?
Чтоб год этот и другой пережить? Две-три. Если затеем что с
квартирой — тогда дадим сигнал — переведут...
А с другой стороны — связываться? Проситься? Каких-то
им людей искать? А у меня дома что делать двум тысячам, что
пяти, — один хрен, одна опасность. Так что оставлю-ка 2 у
Суконика — как резерв, а на тысячу куплю и провезу, на 5 тысяч —
трэвел-чеков.
Да, так, пожалуй, надо поступить.
Вчера тут, у Инны, на день рождения Яновы приходили: он —
политолог-историк, с моделями насчет России. Жена его, Лида,
тоже говорит: с детьми в денежные счеты входить —только
портить отношения. Как Димка ни хорош, но ведь не проявлял
интереса к сестрам и мне эти годы, уже трудные. Мог бы и Насте
на полеты в Мексику долларов подкинуть: знал, что там бедные,
и мы...
Алик Суконик ликует: «Оказывается, ты — трус! Как мой
папочка!» Да, фобия вступила: что таможенник мигнет через
барьер своему человечку, те выследят — и придут
грабить-убивать... Навлеку беду на себя и семью —жидким нашим
«богатством».
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
519
Естественно, о Союзе и России говорили.
— Ну, теперь русские узнают, что такое быть
меньшинством — на других землях-странах: судьбу еврейства испытают.
Поплатятся теперь!..
Видно, с детства унижение помнится. Мне же, с женой
русской и детьми, — жалко и сострадательно.
Вообще у эмигрантов из России есть такой нажим: честить ее
и казнить —в оправдание эмиграции, дополнительные
аргументы во успокоение совести все время подыскивать. Я бы — тоже
мог. Но завяз там, пророс, как гниющее зерно в сыром амбаре:
и ни посева, ни корма на будущее сухого. Так и я со своими
писаниями: в свое время не посеяны и не взошли, а на будущее
уже годиться не будут: протухнут от сырости жизни в них, что
уже уйдет, умрет. А с другой стороны, — много слишком, и не
транспортабельно для переезда, и никому не нужно в такой
глупой форме — многословных дневников...
А вообще-то в Америке можно жить приезжим людям — легко:
все — приезжие, одна судьба, в отличие от европейских стран,
где чужак —чужак и есть, маргинал...
Как на судне-пароходе экипаж: нет никому дела, кто ты был и
откуда, а важно, каков в деле текущем.
А был я — из Союза ССР, даже не из России, как Светлана.
Мое эфемерное государство-цивилизация пролетело самумом
над землей и Россией, наделав бед и детей-ублюдков, как я, на
огонек утопии завлекши болгар и евреев в эту страну.
И скучно, и уныло впереди: приеду домой — о СУДЬБАХ
РОССИИ бессмысленные и бесконечные беспокойства и толковища...
Американская логика уже в меня тоже вступает: отрезанный
ломоть прошлого, оставленной земли. И все архивы — труха. И
все корни и предыстория... А вон гляжу над пианино — милое
лицо молодой женщины с прической 20—30-х годов. Да это
мама Инны! Как и моя, такого же типа: умные, светлые,
активные. И улыбка-то — не стандартная американская улыбчивая
маска, а чуть застенчивая, радость надежды...
Лица религиозной веры — в построении земного рая.
Светская религия. Этические лица — как и у пуритан.
И каково бы тут моим девам — с Федоровым, кто весь — в
корни и в память отцов, и в земледелие любовное, не рыночно-
эгоистическое!? За общину вокруг кладбища. А прет
американский стиль забвения о корнях и предках, и только настоящим
жить и проявляться при жизни целиком, чтоб потом не
вспоминать тебя и не служить отцам и памяти.
Ощущение обломков погибшей цивилизации. И я, и Светла-
52Q
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
на, и дети наши — как античных статуй отломки: торсы, головы,
руки...
И начинается естественная в нас идеализация бывшего —
строя жизни и «истеблишмента» советской цивилизации.
Вот прет язык гнусный — переводный: зачем «истеблишмент»
сказал ты? Ведь можно: «склад общества», «устройство». Суко-
ник говорит: читает советские журналы и газеты — такой язык
попер из американских заимствований терминов! Такая смесь
какофоническая!
Вон уже и воспевание начинается задним числом советской
жизни: «У нас была великая цивилизация» — Эдика Лимонова
статья где-то у нас: в «Знамени» иль где. Вот эмигранты —
главные теперь издаля поучители и эксперты: как нам себя
понимать и жить и делать. Уютно им. И паблисити и у себя, и у нас.
А ты сиди — непроявленным. И тошно и вылезать на эту ярмарку
и пытаться вровень пищать и поучать: мол, и я могу, умею,
понимаю, умный!
К БАХУ ПРИЕ-АЛСЯ
25.12.91 — и с чего бы это? Целый день звучит в доме у Су-
коников — в исполнении Гульда и проч. Так душу чистит и
бодрит... И все же задумался я: с чего бы это так по психее он
пришелся современному человеку и в Америке? — Да потому что
моторика, механика секвенций, предсказуем его следующий
шаг. Как хорошо работающий завод Форда, выпускающий
серии продукции со стандартными деталями. Особенно
СЕКВЕНЦИИ — механичны. Уж как завелась (секвенция)—так может
без конца продолжаться, самонаращиваться, длительность
музыки увеличивая. И так плавно и утешительно рационалистично
наперед ожидается событие музыки — ну, с некоторыми
вариациями...
Оценишь романтиков —с их поиском и взбрыком,
непредсказуемостью следующего шага.
Спросил Суконик: как просто бы можно отличить
классическую музыку —от нынешней: рок-н-ролла и шлягеров и проч.?
— Нынешняя массовая эстрадная музыка — прикладная: к
танцу, к экстазу, к массовому гипнозу и призвана объединять
толпу. А классическая музыка —жизнь в себе, ей надо служить,
ее слушая, событию ТАМ, смиренно замереть и созерцать,
наблюдать, а не участвовать. Ныне музыка — в подножие: танцу и
моему движению. Там я — подножие для музыки.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
521
Еще — длительность музыкального события. Ныне —
короткие, рваные блоки, гипнотически повторяющиеся и с шумом.
Там — мир и жизнь в себе, событие.
А в отличие от длительности джаза и его потока
импровизации—там форма, структура, архитектоника, организующая эту
длительность.
Вчера сочельник был —канун «Кристмас», Рождества. Повела
Инна Суконик в храм Св. Томаса: там была литургия — и
Бриттена сочинение на Рождественские песнопения. Текст раздается,
все знают и поют. А заводит — хор мальчиков и орган и
проповедник. Даже с юмором байку какую-то рассказал. Ведь
детский же праздник: все — как дети!
Рядом со мной певица Франческа, Инны напарница по
концертированию: сопрано прекрасным пела — я аж прослезился
от восхищения красотой. Умилился. И все же какой-то твердый,
жесткий комок в душе, во мне, не растопляемый, — «я» своего:
как шарик планеты какой, с чем я связан и забыть не могу и
отдаться, растопиться, радоваться простодушно!
— О, если б «я» свое забыть! — возопил Инне, когда водила по
ущельям Манхэттена, которые — в огнях и елках и толпах
веселящихся.
— Тебе бы Алик ДАЛ — за такое поползновение: бремя «я»
скинуть! —она.
— Да, растопиться тянет, истаять. А он — за мужество
трагедии: пусть страдание расковыривает твое «я» — терпи, ибо это
твой главный инструмент бытия и признак... И потом он,
прочитав мою лекцию, сказал:
— Ты убегаешь от трагедии — в восхищение. Я же — в ней. Да
и Светлана — про «Преодоление трагедии» (название ее книги).
— Ну, Алик тоже убегает — в увлечения, — Инна его выдала. —
То фотографией, то увлечен черными...
— Ну да: как Паскаль про divertissements (отвлечения) — как
способ убегания от лицезрения двух бездн.
КОМОК «Я» = ОСАДОК НЕРАСТВОРИМЫЙ
Да, этот комок «я» — трудно растворимый... Ощущаю его,
вижу — как тот коричневый липкий сгусток, что остается, когда в
«политуру шеллачную» № 13 бросают горсть соли и
взбалтывают: она превращается в спирт, из желтой — в относительно
прозрачную, а желтизна собирается в липкий, коричневый комок-
осадок, нерастворимый в бутылке.
522
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Это я — зимой 1967 года на две недели в Коломну поехал:
проветрить мозги, поработать-наняться на физическое что — и
попал на овощную базу грузчиком, и там в обед и вечером
выпивали так с грузчиками. Закуска — даровая: овощная база ведь!
Капуста, огурчики. А бутылка «политуры шеллачной», №13,
помню — стоила 87 копеек. А это почти литр водки — пол-литра
спирту (не чистого) — дешевка!
Так вот: это «я» мое — грязно-бурым комком липким в
груди ощущал вчера — на детском простодушном празднике
Рождества.
А что бы не ликовать простодушно, как в сказке пребывая —
чужой страны, чужого города, интересуясь странными
обычаями!.. Но захлопываешь себя, уныло озабоченного собою и
своим продлением: старость, исчезновение грядущее — тебя и
всего твоего делания-писания...
Постыдно — маниакально с этим носиться и только это иметь
как свою беду и «трагедию».
Кстати, тут живя полгода уж, в холе и еде и без проблем, —
чувствую, как не глубок и беден становится мир моей души и
проблем экзистенциальных, решаемых мною. Уплощаюсь и
механизируюсь тоже — как «профи».
От того ли это, что ем хорошо-сытно и залит дух плотию
тяжелой? При аскезе-тощести духу продышать легче и о себе
заявить.
То ли от того, что один я, без жены и детей и интенсивных меж
нас отношений? Не к чему тут в себе и прислушиваться-то, ибо
нет ближних, что за душу и за живое-ретивое хватают?
СУКОНИК И Я
Братствуем — и дифференцируемся. Он нападает кусать идеи
религий, философий — как самоуспокоительные человекам во
убегание от трагедии. Кусает иудаизм, христианство,
самодовольное еврейство — и самодовольное славянофильство. Как
Ницше, Кьеркегор: его интонация —бередящая. Кусает
—потому что искусан в душе мучениями-метаниями во психее.
Я же не нападаю на идеи и теории и религии, а стараюсь
настроиться на них и пережить-понять как позитивные —все.
Благие. Ипостаси Истины! Как Душечка —чеховская. Все возлюбить
и понять-принять — и «зло», в том числе. Наслажденческое ми-
роотношение, без борьбы и бунта. Ласковое теля — я: всех
маток сосать норовлю.
Вот Суконик нападает-кусает одни принципы; потом ему
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
523
стыдно за страсть отстаивания «неправды» — и рвет и
выбрасывает написанное — как свои нападки на коммунистическое,
комиссарское еврейство в «Вестнике христианской культуры» — в
конце 70-х. И говорит: Но Ницше же правду увидел — про
христианство!
— Какую «правду»! — я тут. — Больной человек, без семьи и
радости, чему мог учить, что он знал? Сам слабый и
тщедушный — Сверхчеловека-бестию хищную и бессовестную
воспевал, сам весь такой хрупкий и совестный! Мухи не обидящий...
Да, в себе я не нахожу азарта спорить, какие-то регуляторы
человечества, общества, ума, культуры — оспаривать, что так
любят и на что бросаются, как новое слово и мода. Там
«концептуалисты» или «постструктуралисты» — Дерида, рекламно-еба-
ный... Перекрыли пути к спокойному, любовному промышлению
блага и богатства бытия и духа.
Да, я не ИХ оспаривать, а СЕБЯ ими просвечивать
(христианством, умом культуры...) и лечить: я ли им соответствую, а не из
себя, из своего комка бурого взвиваться обличать и
критиковать что-либо из бытия или идей и культуры.
Да, я — гедонист, наслажденец бытием и духом, «эстет» — не
«этик»; не сужу, а восхищаюсь телячьим восторгом — и плачу: от
красоты и роскоши всего и своей перед этим — малой достой-
ности.
Но у Суконика — своя струна и правота и интонация. Вчера
увлекся читать его — статью «Христианство и иудаизм». И про
Чехова... Стиль-дыхание захлебывающееся, прерывистое,
страстное. Вопросы, восклицания. Мысль бросает, прерывает,
подхватывает. Жертвуется логической последовательностью, и не
доводится мысль, и не понятно, что имел сказать, ибо прервал;
но можно натужиться и догадаться; напор же чувства несет
дальше — как и говорит он, торопясь и невнятно, несколько в
себя, не разбери-поймешь...
— Для меня весь мир — абсурд! — он только что. — Нет у тебя
такого?..
— А для меня весь — разумен. И я частичную разумность
всего — и даже абсолютную — хочу понять, пережить, привить к
ней себя, ее к себе, себя напитать и подключить к току Бытия.
Разум Восхищенный во мне. И —Гегель...
Ну и разность наша с Сукоником: ему человек интересен, он
охотится за человечками, контактен, вступает в отношения,
экспериментирует—как писатель характеров и жизней и выборов
людей, путей и идей. Они (идеи) —функции человечков, а сами
по себе — абсурдненьки.
Мне же человек, в него вникать, вонючего, как я, — не инте-
524
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ресно. А влечет к возвышенному —себя чем почистить,
приподнять, дать подышать, оторвавшись от низа. Или — к себе
привлечь это все высокое —с ним пожить-полюбиться наедине. По-
вздумать.
Ну, конечно, кагален он — одессит, человечен, тепел, добр,
заботлив. Я же — замкнут и эгоист и неконтактен, мало
контактен. Потому мне — с идеями легче жить, чем с людями:
задыхаюсь в их кишках и вони жизненной...
ПЕРЕЖИВАЮ СМЕРТЬ СОВЕТСКОГО СОЮЗА
26.12.91. А—жалко! Сообщения: «Советский Союз перестал
существовать!» Ликующие лица американских комментаторов:
торжествуют, что теперь лишь их принцип бытия правит миром.
— А что ты так уж переживаешь? — Инна Суконик. — Ну,
Россия теперь...
— Но какой же я «русский»? Я — советский, там рожден и
сформирован — даже в оппозиции к советчине — ее сын. А
теперь хоронят родителей — пусть и плохих и пропойц, и даже
бандитом был и жесток, а все ж папа и мама, имя и корень. А
теперь ты — ничей, потерял имя и звание и свои заслуги — даже в
противостоянии сему. Теперь там — вакуум, пустота, зияние,
как где зуб вырван — и дымится.
Тьфу! Начнут снова сказку про белого бычка —
переустраивать земное государство и всерьез все и со страстью
принимать—эти шевеления... Тогда как чем меньше там шевелений
на этом, внешнем уровне, тем лучше для жизни по существу — в
Любви и в Духе. В Безусловном. В Абсолюте... Так нет же —
снова ввергайся в относительное и там вертись и принимай
стороны и позиции и что-то желай и доказывай!..
«Скучища!» — как справедливо черт Достоевского бы
потешился над этими кружениями — исторической белки в колесе.
И теперь, когда умер Отец, и имя его вдруг приятно для слуха
становится: слова-то хорошие: «совет» = «свет», «Союз»!
И все растеряны в стране — умер миф, при ком-чем
держались в бытии: Коммунизм, Светлое будущее человечества!..
А теперь что? «Россия» как идея? Она имела смысл — как
Великая, объединявшая Евразию. А теперь —американский подонок
она и нищий. Лишилась первородства. Смешана с грязью. Зато
евреи свое первородство утвердили — и через Америку, и через
Израиль. И уничтожив Россию — на приманку Коммунизма ее
поймав в сей век.
А ты-то проинтегрировал свою жизнь — на длительность Ma-
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
525
монта, Кутузовской тактикой медлительно жить и мыслить и
писать в расчете на то, что придет твоя пора. Она бы и пришла —
коли гигант продолжал жить. Ты уже почтенен был: уважали твое
тихое противостояние — без диссидентской истерики
ярмарочной, рыночных «Метрополей» и проч. А оказалось, что они —
успели и правы в стиле мира сего, а ты — и погребайся в своем
Мавзолее из кирпичей своих сочинений.
А впрочем, может, и придется остаток лет заняться
самоизданием: научиться на компьютере —и в нескольких экземплярах
свои тексты издать и в библиотеки разослать... По мере
перепечатки вклинивать нынешний свой голос — вот и будет диалог и
уникальный жанр — как у Пруста, наподобие...
Да, а чем «болеть» теперь? Какой сверхидеей? Включаться в
гонки современного и новейшего модного, по-французски и
американски? Пусть этим Эпштейны занимаются — они рыноч-
ны и приспособлены.
А мне теперь — меланхолия и идеализация советчины
выпадает. А то, что отца сгубила?.. Так ведь и притянула его, и дала
ему восторг и самореализацию. А к тому же в мученики попасть
еще! То же самое и я: имел героический статус «сына врага
народа» и мыслителя-нонконформиста, с упругостью
осмысленного противостояния. А теперь и противостоять-то нечему:
дыра там и Дура (где была Сила и Ум свой, хоть и сатанинские...
А впрочем, Рынок и Американизм — тоже сатанински, только по
иной фене ботают).
Короткодыханные, на покупку публикой-чернью
рассчитанные идейки и паяцы новых мод, типа Дерридыыы! Как им
сподручно в еврейском скепсисе-иронии лишать смысла и
содержания, субстанции всякие высказывания и тексты души и страсти!
Все, мол, — игра и майя.
Ворчу. Консерватор. Ретроград. Как и естественно это в
старости. Как человек Восемнадцатого века — в Девятнадцатом,
романтическом. А я уж — классик, архаист.
Да, с травмой уеду отсюда: лица американских
комментаторов, быстрой скороговоркой сообщающих о конце Советского
Союза, с их светлыми улыбками беспроблемных, марсиански
технических существ, — над милым, родным покойником:
глупым, архаическим, старомодным зверем... Да — и надо мной.
Только не «Равнодушная Природа» у твоего «гробового входа»
(та хоть «красою вечною сиять» может), а роботы...
И теперь — эти диктуют. И профи американских
университетов: Присциллы и Эпштейны, и Майклы —законодатели. Раньше
хоть приезжали в СССР как в силу и субстанцию и там с
почтением искали встреч с писателями в успехе или с писателями в под-
526
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
полье — все имели смысл и дух, и интерес. А теперь — мы
богадельня, толпа нищих и каша. А лучшие из наших —вроде меня —
только и мечтают, чтобы их пригласили сюда лекции читать или
на конференции и издали хоть что-то по-английски пискнуть о
себе. И Буш хвалит Горбачева как человека, кто проложил
дорогу к победе Свободы и Демократии, общемировых ценностей
(читай — «американских»). Лицо уверенное — в своих истинах:
что ихнее —абсолютно и всем хорошо...
Да, ты уж только в стиле РЕТРО — если когда-нибудь
вылезешь в культуру-печать.
Однако ж говорят тебе: жизнь идет, история, молодые, новое!
Назад не вернешь и зачем?
Все правильно. И надо бы отрезать «я» свое и забыть про
писания = детей своих — и засуществовать новым, открытым,
вневременным... Как и научает христианство: не роптать,
радоваться, принимать. И не влагать душу в суетные произведения
времени — как ты, увы, уже вложил: всю силу и жизнь свою — в
никчемное уже?.. Вот что гложет... Коли б забвение нашло на
меня и нашло меня! Стать блаженненьким. Но таковой же — не
строитель, а на помощь других рассчитывает, нянька нужна.
И так тебе уж скоро — старику, в немощи, понадобится услуга...
Вот что не дает отрезать прошлое и открыться новому: зубы
порченые, глаз ослепший, рука сохнущая. Как память и грех —
твоя плоть пожившая. И душа — источенная.
Обломки старых поколений!
Вы, пережившие свой век,
Как ваших жалоб, ваших пеней
Неправый — праведен упрек!
Это Тютчев — уже про меня сказывает. Не слышал это так
лично раньше, а к кому-то другому относящееся...
Вот уж предвижу — как собидаемся, прежние антагонисты по
идеологической борьбе: партийный идеолог, Кожинов-славяно-
фил, кагэбэшник какой, и я — и вспоминаем с умилением
прошедшую эпоху... А впрочем, что ты так унываешь, вляпался в
вескость? Твое ж дело — тенью промелькнуть: поверх иль в
глубине, не затрагиваясь водами преходящего и текущего
момента. Что же ты так низко падаешь ныне? Заволновался. Парение
свое предаешь. Неотмирность.
Я — не рыночен! — горжусь! Но — и страдаю, что не проникну
туда. И втайне жду, надеюсь, что придет время, когда мое
нерыночное станет новым словом и бестселлером — на рынке и
модным, и расхватываемым...
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
527
КАМЕНЬ ПРЕТКНОВЕНИЯ
27.12.91. 2 ночи — экзистенциальный момент —
используй —- бессонница! Редкость ведь у тебя в жизненном хозяйстве.
А все от того, что дал Суконикам читать свой взрывчатый
текст —про «Еврейство». И всё: взволнованы, не могут вынести,
допрашивают: «Ты что, действительно считаешь, что евреи
пахнут? Есть приличия, и я такому бы указала на дверь!» —
побледнев, Инна, в час ночи, прочитав слова Св., вспомнившей, что
студент один издавал какой-то запах.
Как все дороги ведут в Рим, так все разговоры в еврейской
среде приведут к еврейству и антисемитизму. Ходили мы в
гости к Жене Беркович, кто Диму пригрела и была ему матерью
тут. О разном говорили, но в конце сцепились они с Аликом про
комментаторшу по теле о сексе —Доктор Руф, маленькая
карлица-еврейка. Алик рассказал, как о ней — любя и добродушно
негры и желтые высказываются, а Женя узрела негритянский
антисемитизм в этом. Ведь лет двадцать назад они вместе
боролись за гражданские права, и евреи-демократы
поддерживали Мартина Кинга. Но когда движение победило и все уравнены
в правах, евреи стали притормаживать продвижение негров
наверх. «Права дали, а власти — нет». И в неграх назревает злоба.
Евреи, правящие тут общественным мнением через масс-
медиа, приручают меньшинства прочие, давая им привилегии и
квоты в колледжи и на службы. Но так понижается общий
уровень — к энтропии, — объяснил мне потом Алик.
Но какая реакция — на «запах»! Юз тоже, когда прочитал, это
помнил и сказал, что-то вроде: «Чтоб не говорили, что евреи
пахнут». Как раздули это мизерное место в моем 700-странич-
ном тексте!
— Нет, ты скажи! —Алик мне, —ты действительно так
считаешь?
— Да какое «считание»! Это эпизод-кирпичик в соборе моем!
Что ты придрался? Это ложится в рассуждение о
минус-Космосе; теория, при чем тут отнесение к человеку?
— И не ново это, общее место в антисемитизме. И у Толстого
об этом.
— Да не знаю я этого. Не читал. Что знаю и читал — там видны
эти тексты.
Неужели дружба погорит на этом «запахе»? А что? Как раз из-
за таких невыносимых мелочей рушились у тебя,
экспериментатора безоглядного, — отношения. И когда Лариса Яковлевна
подглядела какой-то текст. И Светлана: когда в Щитове запись
про то, как я шел с косой с Настей и мелькнул бесов соблазн, —
они бежали от изверга. А и сейчас, когда стояли с Сукоником в
528
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
метро и электричка подходила, мелькнуло бесовское: «А
толкани!» — и я тут же от него и от края отошел. Но ведь мелькнуло же!
Как и мелькали о самоубийстве мысли: с этажа броситься, с
моста — всю жизнь нет да нет, а вспыхнут!..
— Только посредственность не выношу в человеке, — Инна
сказала вчера, когда мы глубоко разговаривали, исповедно. Но
вот я превзошел меры приличия и возможного в
высказывании — и она интеллигентный прием осуждения вспомнила:
указать на дверь! Так думающего — не принимать в приличном
доме. Есть пределы и правила приличия! И мой проходящий
разговор со Светланой 13 лет назад, совершенно мимоходная
ее реплика, которую и Алик правильно понял: совсем не из ее
нутра, а просто из памяти — курьез, — запоминается и
вырастает до небоскреба в значении: будто человек все эти 13 лет, и у
них бывая и общаясь, только об этом гнусно и тайно и
предательски думает! И я еще хуже — на этом фиксирую ум и строю
теории расистские!
Вот так мой поиск в себя оборачивается, когда дашь читать
даже самым просвещенным и понимающим и тебя любящим
людям.
Как сильно шибает абсолютная вопросительность!
Ведь видят, что это шажочек-элемент в движении мысли, но
задевает нерв, струну— и помнится как главный.
И так во всех моих «космосах» — заинтересованные объекты
найдут поношение какое-нибудь себя: и русские, и американцы,
и армяне, и грузины, и болгары мои, и проч.
Но нелепое положение — что я в доме у Сукоников застрял
еще на неделю почти. А мне бы уметывать отсюда. Им тяжело, и
мне может стать, если они так травмированы этим местом и
объяснениями по его поводу — лучше бы их не было, да еще в
два ночи!
Я завишу от их любезности—ходить со мной и покупать
Светлане вещи и девочкам. А в душах — может, такая трещина! Но
ведь Алик сам — провокатор людей: добраться и задеть
экзистенцию человека, и радуется смотреть, как тот завопит от
кишок! И вот сам — от меня завопил! Вынесут ли наши
отношения этот удар, экспериментум круцис?
О, как бы не зависеть друг от друга! А вот беспомощен тут без
них, и приходится проситься, и им тратить свое время и
предоставлять дом и еду. А с другой стороны — не было б этого
экзистенциального прорыва, испытания и узнавания, чего мы стоим.
А это —ценность!
Ой, просить друг у друга!.. Печатаю в ночи на машинке Алика,
потому что утром пришли Яновы и попросили мою, и я дал.
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
529
С другой стороны — отношения роют душу и рождают мысли,
пища им... Так что терпи, не ропщи.
А тема о «запахе» болезненна теперь прежде всего — для
меня. Я в чужом доме, со своим скарбом, не могу постираться,
сплю на их простынях, и хотя я сух и по утрам душ принимаю
мощный, однако ж при сосредоточении ноздрей — и сам могу
«пахнуть». Во как! Переплетец! Как у трагикомического героя.
Даже любопытно, как назавтра станут развиваться отношения.
Драма в доме. Сюжет появился. Как-то мы разыграем эту
ситуацию в импровизации?.. Отписал — и уже повеселел: сюжет!
Азарт — превыше даже прагматики хороших отношений и риска
их потери.
Но я — хам, конечно. А они — люди нежные и тонкие,
деликатные...
И вот мы вступаем в кажимости: им станет казаться, что я все
время, всю жизнь, 30 лет, что их знаю и люблю, был неискренен
и только и делал, что принюхивался. Хотя они — одни из самых
чистоплотных людей и аристократичнее меня, варвара...
Воспитаннее.
КУДА МНЕ ВЗРОСЛЕТЬ НА СТАРОСТИ-ТО ЛЕТ?
— вырвалось из меня уже по другому поводу, когда Алик
рассказывал про то, как они ходили два года к психиатру с Инной, и он
помог им наладить отношения с сыном. Например: когда он
пропил первые заработанные деньги, опытный психиатр им
объяснила: «Это он не хочет взрослеть, стать самостоятельным,
отодраться от папы-мамы». Опытна, знает автоматику
реакций... Я тут же отнес это к себе:
— Я тоже боюсь взрослеть: прячусь за папеньку-маменьку
советчины; даже будучи ее блудным сыном, все ж на нее
ориентирован, и в ее нутри я и мое дело. И вот не хочу делать усилия
рвать пуповину и переходить к жестокому стилю рыночной
экономики, а свиваюсь в писание внутрь, не напоказ. А насколько
это сильно — вот мой текст, в котором я им дал подглядеть свое
тайное. Хотя нет — не тайное оно, открытое — только не людям,
а Богу, перед Кем ничего не стыдно, никакого помысла!
Завтра про это им придется рассказывать, свой метод
объяснять. Что ж, послужи, отблагодари так — за их тебе помощь и
хлопоты. Развей, чем можешь...
Во как: полчетвертого ночи! Уж и не упомню, когда так
писывал нощно! Попробуй спать.
27 же, 9.30 утра. Вроде все мирно и любовно.
530
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ВЕЧЕР У ВДОВЫ БОРИСА ШРАГИНА
28.12.91. Вчера многопокупочный день — бросался
долларами, будто богатый. И верно, лишнего купил. И — плохого. Вон
пальто Светлане — грубое по виду. Но нет других на ее размер,
и бедным Суконикам надоело водить очередного советского
друга по магазинам и терять время своей жизни.
Вчера вечером были у Наташи Шрагиной — вдовы уже
Бориса, к чьему камню на кладбище я тут позавчера приходил,
прогуливаясь по воздуху: наилучший — на кладбище соседнем,
рядом.
В застолье и разговорах как видно, что якобы общая позиция,
теория каждого — есть его личный интерес! У меня тоже — мой
консерватизм и воздыхание по брежневской стагнации...
Был там живой человечек — историк Юрий Бессмертных, по
средневековью, тут в Принстоне на «феллоушип» —-то есть
просто полгода занимается в библиотеке и проч. Говорили о
политике американцев по отношению к тому, что в «бывшем СССР»,
и как и они понимают только то, что им выгодно: чтоб не было
беспорядка и предсказуемость была...
А Бессмертных, демократ-либерал-еврей круга Баткина и
Библера, развивал такую мысль: что самое главное — чтобы
американцы поддерживали вот их, светлых людей новой
демократии, и их изданиям давали б средства, «спонсорами» были, а
также и кушать, не дали б помереть с голоду в сии годы...
Начав писать это с иронией, вижу, что и я за: ведь прочие
слои как-то смогут — грубые и земные — приспособиться и что-
то урывать. А мы — нежные, нас содержать надо... Если только
вот — как нам с ним — не выпадет еще и шанса — подработать
долларов на Западе. Этот резерв, кстати, как раз интеллигенты-
демократы уж поиспользовали, я — и то случайно — позже
приложился к сему пирогу...
Шрагина Наташа вспоминала их героический диссидентский
период: что именно это сопротивление породило Перестройку,
а вот забыли, не ценят... Что они герои и мученики: как им тут
тяжко вьтало врезаться, вживаться в чужой стиль...
Суконик поначалу тоже как писатель с миссией эмигрировал,
вывозил Дух творческий, — но потом вжился в новую
реальность, и теперь его сюжеты — черные, он им сострадает,
работая с милыми черными женщинами в больнице. А тут вдруг один
за столом с женой, более пожилой еврей — обрушился на
негров:
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
531
— Я бы Джесси Джексона повесил! (Лидер негров после
Мартина Лютера Кинга.) Всякую шпану собирают и
давят-запугивают нормальных белых и негров, кто своим трудом добивается
успеха, но требуют привилегий меньшинствам, а иначе, мол, —
берегитесь!
— Но негры действительно беззащитны: нет традиции,
собственного достоинства, — Суконик, их знающий. — И вот они с
детства в бандах и наркотиках и стреляют, и убивают друг друга
в своих гетто —запросто...
Суконик — от человека подходит, сострадая, а не строит
теорий, как другие — и я, кто конкретной жизни и души и боли
другого человека не чувствую.
И мои переживания и заботы сейчас — и ропоты — конечно,
глупы и безгоризонтны. Наташа Шрагина вспомнила, чем я ее
поразил — лет 20 с лишним назад. Они только поженились с
Борисом и стали диссидентствовать, и за ними слежка, и Бориса
увольняют с работы...
— Гена выслушал наши рассказы — и сказал одно слово:
«ИГРОВО!» и помолчал. Потом уточнил: «Игрово надо
относиться—к происходящему и к себе».
— Ну что ж, и сейчас это подходит, и лучше не посоветуешь
другим и себе, — я тут поддакнул—себе же прежнему. И дивлюся,
что был умнее себя сегодняшнего, кто ноет и боится перемен...
Молодая жена этого гневного, что учится еще в колледже, с
ужасом рассказывала о терроре черных в университетах и
профессуре: как им боятся поставить плохие оценки, и как низится
качество преподавания из-за страха их обидеть, и квоту черных
профессоров расширяют — просто из принципа, а не потому,
что хорошие...
— Это как в советской школе: тянуть плохих учеников, отчего
умным приходилось скучать на уроках — и недообразовываться.
А с другой стороны — гуманность в этом. И действительно
общий уровень культуры, средний, повышался. И к плохому
ученику относились как к человеку, с терпением, к душе, и это — по-
христиански, а не волчье соперничество, как здесь и в Европе.
«Быть может, не прекрасные, но, в общем, подходящие» —
были у нас и продукты, и вещи, и культура, и наука, и
литература. Так в песне — про глаза девушки1 возлюбленной. А и зачем
иметь все всем «экстра кволити»? Как тут...
1 «Глаза у парни ясные...» — по радио «Ретро» на днях эту песню
слышал — и вот поправочку вношу. — 10.11.96.
532
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
ЭПОХА СМУТЫ
И ГРАБЬ-ОТРЯДЫ ИЗ ВОЕННЫХ
Еще вчера насчет будущего прогноз я экспромтом выдал:
— Будут, во-первых, отделяться области, регионы, города в
России, где народ и партия едины и коммунисты вместе с
работягами возьмут власть в свои руки и наведут порядок: воров
прижучат и проч. А еще армия, 4 млн. вооруженных людей, —
неприкаянные. Организуются в отдельные батальоны, отряды и
пойдут грабить, налетами, как анархисты Махно — на тачанке, а
тут — на танках. Налетят на какой город, как партизаны иль бен-
деровцы, или пугачи-воры — и награбят и уйдут, а власти не
держат порядка и не могут справиться с мобильными, летучими.
Вспомнил, как в Министерстве культуры у Золотова
рассказывали о грабеже бесхозных музеев. А теперь, при передаче
ценностей из Союза в республики, — сколько будет разграблено!
И надо ж психологию народа иметь в виду — воровскую!
И была-то в России, где народ — ВОР (Пугач, и беглый, и
блатной...); а еще и в советчину, где все ничье, — это укрепилось.
И теперь, когда все плохо лежит и никто не хозяин и не
следит, — чтоб Вор превратился в Хозяина?.. Сначала разворовать
все надо. Переходный период — наилучш для воровства: его
тянуть — им лафа! Человек человеку — вор!
Ну ладно: надо закруглять свое пребывание в Америке. Какие
еще дела? Послать почту — Роберту Эдвардсу, Питеру Рэд-
дауэю, Льву Лосеву, Бессмертных в Принстон. Наташе Шраги-
ной — статью. Звонить в изд-во Шарп.
Зайти: к Юрию Кашкарову — в «Новый Журнал»; к Карен
Фалькон — рукопись моей «Америки» забрать.
КУКУЮ В НЬЮ-ЙОРКЕ
30.12.91. Уже устал подвешенно существовать приживалом.
Суконики — милейшие, конечно. Но все равно перекошены их
свои ритмы жизни из-за гостя.
Как хороши неотменные обязанности — как утишают психею
и обороняют от множественности возможностей в
существовании, что набрасываются тебя терзать — аки бесы рыкающие!
Вон Инна сейчас урок на дому проводит — 10.30 утра. Алик
вчера вернулся поздно с работы. Я же чем занят? Ищу щель, как
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
533
покорить мир — своими текстами: статьей и книгой — куда б
просунуть! Безумным себя чувствую.
Чем еще Работа дорога и почему без «джоб» американец
несчастен? Работа как раз есть стены, обороняющие человека от
напора дурной бесконечности бытия и соблазнов, и искушений:
это все не для тебя, отсечено, потому что с 8 утра там до 6
вечера ты должен делать вот что и вот где. И душа —успокоена, не в
пытке выбора.
Особенно богатый Западный и Американский мир, с
избытком предложений и соблазнов заняться то тем, то другим,
желать-утолить одну потребность, другую, купить эту вещь или
ту, — в сумасшествие приводить может.
Как все помалу делается — вон разучивается за стеной
пассаж на фортепиано! Продавливается, совершенствуется. А
тебе — сразу все! Статеечку сначала малую напечатай, но такую,
чтоб обратить внимание. Как вон Суконик со своим спорным
«Болотиным» в «Континенте» и со статьей «Христианство и
иудаизм» в «Вестнике». Или как Эпштейн свои эссейчики в «Новом
русском слове». Потом уж тебя знают, волнами расходится
реноме — и приглашают. А ты — сидел себе в Миддлтауне и лишь
на лекции усиливался, не занимаясь своим паблисити, а
теперь—прозевал!—видишь. И не догонишь...
А ты сразу — книгу совать, когда тебя не знают издатели?
И вообще та модель, под которую ты себя подстраивал: при
жизни жить незаметно, зато сделать свое существенное дело —
творчество, чтоб потом уж открывали-откапывали тебя и дело
твое (как было с Бахтиным и Лосевым...), — это модель времен
застоя и медленного развития России и СССР. Сейчас же все
сорвались на скорости, «как у всех» чтоб было! Но это — не
впервой, затихнет... Не беги. Ты ж сам понял, что темпы России —
мамонтьи или медвежьи. Но страх быть за бортом навсегда —
вдруг охватывает. Барин ты, Обломов; нуждаешься в Захаре-
слуге-последователе, кто б тебя воскресил. Но и съесть может,
как Эпштейн. Вот кто ловок постепенно просачиваться и шаг за
шагом расширять поле и паблисити свое!
Но сейчас интерес — не старца воскрешать-раскапывать
мудрого (допустим), а кого новенького и молоденького бы найти
со свежим голосом и словом и идеей. Так что будь доволен, что
прожил-продлился со своими писаниями уж немало времени
живота.
«Скажи еще спасибо, что живой!» — как у Высоцкого поется.
За стеной берутся аккорды. Сколько надо работать, чтобы
534
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
звук вычистить, удар, темп! Как это прелестно, что есть такое
русло энергиям нашим: не взрыв и убийство (как в войне или
революции, или переделе), а труд и ремесло с постепенным
наращиванием совершенства!
Подчинить пальцы надо пианисту! Плоть чтоб безотказно
служила Духу и воле, и музыкальной идее в душе, и образу. Как
балерина свое тело тренирует.
Но ведь и ты — тоже профессионал — редчайшей профессии:
саможизния вдвоем со Словом. Его не на рынок и на службу
наруже употреблять, как Литература, — но Литературу себя
делать. Литерой дышать, как воздухом. Чтоб сопровождала
каждый вдох и шаг...
Но перестань болеть отринутостию от рынка и славы — и не
собой занимайся, монотонным, а разнообразные предметы
бытия и духа вноси и живи ими, и интересуйся, и толкуй.
Предметы или Идеи?
Вон все славные — Ницше, Федоров — общие идеи
обсуждали, взрывали и тем интересны... Но для того надо быть
социальным и близко к сердцу принимать споры идей и ценностей.
А это — майя и блеф и ловушка... Нет, цветочек описать, впечат-
леньице от музыки, человека, от конкретного — вот что
безошибочно ценно, не майя...
Суконик — когда идет спор идей, человечка видит. Как вон
позавчера у Наташи Шрагиной — о неграх. А он видит милых
негритянок, с кем работает в госпитале, — и понимает их изнутри,
и душу, и жалеет.
Так и христианство велит. Общие идеи и задачи просты и
ясны: любить, сострадать, помогать. Нечего и выяснять
заново — как вон Ницше или даже Федоров — пророки новые. А вот
ты одного малого обогрей, вылечи от тоски и проч.
Или живописец! Яблочек несколько на столе воспиши — как
Сезанн. Или старушку какую, как Рембрандт! И — навечно!
Абсолют тут схвачен, обитает и излучает свою божественную
энергию.
Это вчера мы с Инной в Метрополитен-музей ходили,
искусство калейдоскопом стран и эпох снова навалилось.
Саскию Рембрандт —и в обличий Беллоны, богини войны, в
доспехах рыцарских нарисовал, как натуру используя. И себя —
автопортреты. Так и ты все Светлану да себя — восписываешь,
анализируешь.
По Мэдисон-авеню проходили, где галереи. Японские
карликовые деревца продают в одном магазине: формой — сосна, а в
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
535
горшке! Но ведь вывести было надо сорт такой— столетиями,
микросовершенствованиями выделывалось существо.
Но так же подобно и мать детей выхаживает — любовию и
лечением. Вижу Светлану с дочерьми нашими — сколько вложено!
Вся ткань их тел и чувства душ — Светланою пропитаны,
воспитаны, сочатся.
Вижу, как трепещет в кухоньке — Лариске еду какую
поднести. А до того — в магазинах отстоять, «достать». А вечером На-
стину душу выслушивает, гармонизует.
Покорны глаза и лица у Рембрандта: не заносятся, а терпят и
сострадают и понимают. Все смотрят слегка вниз, наклоненно,
смиренно.
О, как ценю малое делание — на фоне все время великих
потуг что-то великое делать — в России, в СССР, в политике и
переустройке сейчас! И снаружи быть, красоваться — вон он,
какой я, смотрите!
1.45. Присяду. На миг — и то хорошо: одуматься, дыхание
души нормализовать словом, мыслию.
Позвонил Ллойд Фишель из Калифорнии -— сказал, что слух
прошел, что в Москве не принимают доллары. А я собирался
везти «трэвел-чеками» — оберут 5 долларов с сотни, да еще и не
получишь. Так что решил поступить, как Димка велит: тут
главную сумму оставить. И ведь если мне квартиру там — так
продают уезжающие, и они заинтересованы даже получить не там, а
за рубежом эти доллары...
FINITA LA COMEDIA,
или ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ОКОНЧЕНО
1.1.92. В аэропорту Нью-Йорка. Рад, что выскребся от Суко-
ника. И он рад, что отделался от меня.
Наказан на 108 долларов: перевес ящика на 8 фунтов! Мог в
сумку отложить, если б вес знал. Взяли в благодеяние третью
сумку в багаж. Я ее хотел с собой: она беззащитна, на молнии, а
там фотоаппарат, и я собирался его с собой в кабину нести.
Готовься не досчитаться там фотоаппарата.
Зато везу дерьма полно, что накупил на распродажах и в
филантропических магазинах за 5 долларов. Теперь они обойдутся
в цену новых. Лучше бы новых вещей накупил — и меньше
весом.
Что ж: мой принцип — количества, как ив писаниях моих.
536
ГЕОРГИЙ ГАЧЕВ
Но как мы раздражали в последние дни с Сукоником друг
друга! Два «писателя», маменькиных сынка непрактичных.
Каждый норовит свалить на другого решение и дело. Я — на него,
лезу советоваться. Он — отбрыкивается; сам решай! — чтобы не
нести ответственности за совет. Как капризный мальчик
отбрыкивается. А я навалился на них: помогать мне.
В общем — разгром под конец и глупость.
Теперь вопрос: рассказывать ли своим или утаить?.. Зачем
еще расстраивать потерей 20 тысяч рублей под конец, ни за
что?
Тяжко видеть в другом зеркало себя и своей беспомощности
и невзрослости. Мы «достали» друг друга, надоели. Слишком
надолго я насел на них.
И как решительно он отказался заниматься моими делами!
Как Юз. Фу! Ладно! Как вчера голоса милых звенели, когда им
прозвонился! «Скажи еще спасибо, что живой!» (хотя тьфу-тьфу,
чтобы не сглазить!)
И посадка запаздывает. И еду с дурным настроением — еще
сутки! Но переломи. «Игрово!» Учись терять!
И даже рассказывать, писать ему в письме нелепо, что дурак
я: малюсенький дорогой фотоаппарат оставил в беззащитной
сумке, а мог взять в карман вместо дурацкой бутылки шампуня,
что Юз навязал вместе со сковородкой.
Ну что ж?! Едешь на мучения. Вот они и начинаются.
Мучения — от глупости — тебя и всей страны. От незнания меры. Но
какое зло — к практичным, к умельцам!
ПОСТСКРИПТУМ
18.4.95. Перечитал вчера: интересно, конечно, но и —
совестно. Односторонние уразумения тогдашнего «текущего
момента», пришпиленные печатью, завыглядят как то, что я
ВООБЩЕ считаю, «как думаю по данному вопросу», тогда как и во мне
все текуче — и самоопровергаюсь постоянно, роскошь себе
противоречить позволяю: ведь смертен, срочен мой умишко и
по частичкам лишь постигать и высказывать Бытие и Сомысл в
силах — в том числе, и что к чему в Истории, и в России, и в
Америке, и каков человек каждый...
И человеческий образ мой вырисовывался
малопривлекательным, а где —и отталкивающим. И мысли многие неверны, и
прогнозы ошибочны. Особенно стыдно за характеристики и
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
537
суждения о людях, что ненароком попадают в орбиту моей
жизни и настроения —- естественно, трепетного и
переменчивого... И если о ком-чем сказал неверно, недружелюбно или
плохо, — это о МОЕЙ плохоте свидетельствует, а не об объекте
моего высказывания злого. Прошу принять мое повинение. Жгут
меня эти места. Но жанр «исповести» не допускает ретуши.
И потому:
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю.
А кто отвечать, опять же, будет — Пушкин? — Да, Пушкин...
ЛИТЕРАТУРА
Монтескье Шарль. О духе законов.
Гердер Иоганн Готфрид. Идеи к философии истории человечества.
Гегель Георг. Философия истории. Эстетика.
Данилевский Николай. Россия и Европа.
Федоров Николай. Философия общего дела.
Шпенглер Освальд. Закат Европы.
Тойнби Арнольд. Исследование истории.
Шубарт Вальтер. Европа и душа Востока.
Гумилев Лев. Этногенез и биосфера Земли.
Книги Г. Д. Гачева из серии
«НАЦИОНАЛЬНЫЕ ОБРАЗЫ МИРА»
Ускоренное развитие литературы. M., 19Ç4.
Содержательность художественных форм. Эпос. М., 1968. Лирика.
Театр. Жизнь художественного сознания. Очерки по истории
образа. М., 1972.
Образ в русской художественной культуре. М., 1981.
Национальные образы мира (Общие вопросы. Русский. Бол гарский.
Киргизский. Грузинский. Армянский). М., 1988.
Русская Дума. Портреты русских мыслителей. М., 1991.
Книга удивлений, или Естествознание глазами гуманитария, или
Образы в науке. М., 1991.
Наука и национальные культуры (Гуманитарный комментарий к
естествознанию). Ростов на Дону, 1992.
Образы Индии (Опыт экзистенциальной культурологии). М., 1993.
Русский Эрос. М., 1994.
Национальные образы мира. Космо-Психо-Логос. М., 1995.
Национальные образы мира. Америка в сравнении с Россией и Сла -
вянством. М., 1997.
Национальные образы мира. Курс лекций. М., 1998.
Национальные образы мира. Евразия — космос кочевника,
земледельца и горца. М., 1999.
Музыка и световая цивилизация. М., 1999.
Вещают вещи. Мыслят образы. М., 2000.
Национальные образы мира. Центральная Азия: Казахстан,
Киргизия. Космос Ислама. — М., 2002.
Национальные образы мира. Кавказ. Интеллектуальные
путешествия из России в Грузию, Азербайджан и Армению. — М., 2002.
Национальные образы мира. Соседи России: Польша, Литва,
Эстония. М., 2003.
Национальный космо-психо-логос. — «Вопросы философии»,
1994, №12.
СОДЕРЖАНИЕ
От автора 5
Книга 1
КУРС ЛЕКЦИЙ
Часть первая
ОБЩИЕ ВОПРОСЫ
Лекция 1. «Кто я такой?» Проблема и драма национальной
идентичности. Смешанный индивид —как «пересечение
множеств». Этнос, народ, нация, регион. «Познай самого себя»
и «познай мир» — двуединая задача и работа. Экзистенциальная
культурология и привлеченное мышление. Предстоят
интеллектуальные путешествия. Эрос угадывания.
Эвристическая ценность национального представления мира.
История вопроса 9
Лекция 2. Нас интересует не «национальный вопрос»,
не «национальный характер», но особая шкала ценностей,
логика, картина мира. Национальное понимание универсальных
терминов в политике, в науке. Презумпция непонимания
и коэффициент ошибки. «Год» исторический и национальный.
Константность национального образа мира 16
Лекция 3. Национальные варианты Инварианта Бытия.
Элементы разнообразия. Везде все есть, но нас интересуют
акценты: что преобладает в данном национальном образе мира?
Пространство или Время? Вертикаль или Горизонталь? Мужское
или Женское? Растительный или животный символизм? Генезис
или Творение? («Гония» или «Ургия»?). Национальные варианты
религиозного чувства и образы Бога. Акценты в Троице.
Преимущественные вопросы: Что? Почему? Зачем? Как? Чей?..
Символическая фигура, эмблема национального мира 19
Лекция 4. Природа — первое основание национального
разнообразия. История —унификация или дифференциация:
нарастание корпуса национальных качеств? Диалектика
уподобления и различения при контактах стран и народов.
Трение — полировка снаружи, но и массаж внутренних ор ганов.
540
Три точки опоры для характеристики: древность (миф,
фольклор), классика и современность. Междисциплинарность
в реконструкции национального Целого 28
Лекция 5. Национальные организмы внутри мировой
цивилизации. Космо-Психо-Логос. ПРИРОДИНА. Народ —
ее Сын и Муж. История — супружество Народа с Природиной.
Культура — чадородие их брака. Труд — в соответствии
и в дополнительности к местной Природе. Космософия
и историсофия. Национальный Космос = Судьба.
Личность = Свобода. Культура как творчество меж Судьбой
и Свободой 32
Лекция 6. Национальный Логос. Проблема национальной
логики. Видения и интуиции мыслителей. Метафоры внутри
«строгих» терминов философии и науки. Анализ национальных
вариантов основных понятий: Идея, Истина, Материя,
Пространство, Время и др. Образный априоризм 36
Лекция 7. Сравнительный метод. Национальная
компаративистика. Через познание разных миров точнее
уясняется родной. Каждый национальный Космос — как предмет
познания и инструмент описания прочих. «Дразнение» языков.
Интерференция национальных миров. Не до-казать,
а по-казать. Не структурализм, а принцип «все — во всем»... 43
Лекция 8. Проблема языка описания национальных миров.
Метаязык четырех стихий. «Земля», «вода», «воз-дух», «огонь»,
понимаемые расширительно и символически, позволяют читать
природу, физику и метафизику, поэзию, музыку. Естествознание
Истории. Национальные символы, флаги. Иерархия элементов
в национальном Космо-Психо-Логосе. Автопортрет на языке
четырех стихий 47
Лекция 9. Национальные языки — как голоса местной природы.
Фонетика стихий. Язык —портативный Космос. Рот —
микрокосмос. Гласные — координаты пространственно- л
временного континуума. Как читать иерархию ценностей
в национальном Космосе по удельному весу тех или иных звуков
в языке. Физика поэзии. Космос одного стихотворения 53
Лекция 10. Грамматика языка и национальный Логос.
Синтетический язык ближе к Природе, «гониен». Аналитический
язык — ближе к Труду, «ургиен». Смыслы падежей. Тенденция
в развитии языков: от синтеза к анализу. Инверсия и стро гий
порядок слов. Система родов и Эрос 57
541
Лекция 11. Философия национальной пищи и питья. Еда —
как религиозный акт воссоединения: причастие человека-
микрокосма к Космосу вне его. Бытие — как взаимное
жертвоприношение. Диета — как ограда Жизни среди энтропии
Вселенной. Что вхоже внутрь человека в естественной форме?
Семена: яйцо, икра, орех, ягода. Варение — цензура огня
и воды. Напитки. Соответствие градусов алкоголя и северной
широты. Водка = огневода в космосе матери сырой земли.
Пища кочевых и земледельческих народов. Кочевник — верхом
на своей еде = стаде, стрижет Пространство. Земледельцу —
Время сотрудник. Национальные блюда. «Гамбургер» =
= американец: скорая еда для человека-в-машине 61
Лекция 12. Тело — как текст. Нос, губы, глаза. Национальные
телодвижения: жесты, позы («асаны» = философемы), танцы.
Философия вальса. Национальные игры, виды спорта 70
Часть вторая
ПОРТРЕТЫ НАЦИОНАЛЬНЫХ МИРОВ
ГРЕЦИЯ 79
ИТАЛИЯ 99
ГЕРМАНИЯ 112
ФРАНЦИЯ 127
АНГЛИЯ 151
АМЕРИКА 178
КОСМОСОФИЯ РОССИИ И РУССКИЙ ЛОГОС 205
ЕВРЕЙСКИЙ ОБРАЗ МИРА 213
ПОЛЬША 230
БАЛКАНСКИЙ КОСМО-ПСИХО-ЛОГОС 239
ГРУЗИЯ (Миросозерцание горца) 246
КИРГИЗИЯ (Мировоззрение кочевника) 255
ПАНОРАМА ЕВРАЗИИ 274
Книга 2
КАК Я ПРЕПОДАВАЛ В АМЕРИКЕ (Исповесть) 281
Литература 538
Георгий Гачев
МЕНТАЛЬНОСТИ НАРОДОВ МИРА
Редактор П. Ульяшов
Художественный редактор Н. Никонова
Технический редактор Н. Носова
Компьютерная верстка А. Пучкова
Корректор И. Анина
ООО «Издательство «Эксмо»
127299, Москва, ул. Клары Цеткин, д. 18/5. Тел. 411-68-86, 956-39-21.
Home page: www.eksmo.ru E-mail: lnfoOeksmo.ru
Подписано в печать 19.05.2008.
Формат 84х1081/з2- Гарнитура «Прагматика». Печать офсетная.
Бум. тип. Усл. печ. л. 28,56. Уч.-изд. л. 34,6.
Тираж 3100 экз. Заказ №4007.
Отпечатано в ОАО «Можайский полиграфический комбинат».
143200, г. Можайск, ул. Мира, 93.
Оптовая торговля книгами «Эксмо»:
000 «ТД «Эксмо». 142700, Московская обл., Ленинский р-н, г. Видное,
Белокаменное ш., д. 1, многоканальный тел. 411 -50-74.
E-mail: reception@eksmo-6ale.ru
По вопросам приобретения книг «Эксмо»
зарубежными оптовыми покупателями обращаться в 000 «Дип покет»
E-mail: forelgnseller@eksmo-sale.ru
International Sales:
International wholesale customers should contact «Deep Pocket» Pvt. Ltd. for their orders.
foreignseller@eksmo-sale.ru
По вопросам заказа книг корпоративным клиентам,
в том числе в специальном оформлении,
обращаться в 000 «Форум»: тел. 411-73-58 доб. 2598.
E-mail: vipzakaz@eksmo.ru
Оптовая торговля бумажно-беловыми
и канцелярскими товарами для школы и офиса «Канц-Эксмо»:
Компания «Канц-Эксмо»: 142702, Московская обл., Ленинский р-н, г. Видное-2,
Белокаменное ш., д. 1, а/я 5. Тел./факс +7 (495) 745-28-87 (многоканальный).
e-mail: kanc@eksmo-sale.ru, сайт: www.kanc-eksmo.ru
Полный ассортимент книг издательства «Эксмо» для оптовых покупателей:
В Санкт-Петербурге: 000 СЗКО, пр-т Обуховской Обороны, д. 84Е.
Тел. (812)365-46-03/04.
В Нижнем Новгороде: 000 ТД «Эксмо НН», ул. Маршала Воронова, д. 3.
Тел.(8312)72-36-70.
В Казани: 000 «НКП Казань», ул. Фрезерная, д. 5. Тел. (843) 570-40-45/46.
В Ростове-на-Дону: 000 «РДЦ-Ростов», пр. Стачки, 243А.
Тел. (863) 268-83-59/60.
В Самаре: 000 «РДЦ-Самара», пр-т Кирова, д. 75/1, литера «Е».
Тел. (846) 269-66-70.
В Екатеринбурге: 000 «РДЦ-Екатеринбург», ул. Прибалтийская, д. 24а.
Тел. (343) 378-49-45.
В Киеве: 000 ДЦ «Эксмо-Украина», ул. Луговая, д. 9.
Тел./факс: (044) 501-91-19.
Во Львове: ТП 000 ДЦ «Эксмо-Украина», ул. Бузкова, д. 2.
Тел./факс (032) 245-00-19.
В Симферополе: 000 «Эксмо-Крым» ул. Киевская, д. 153.
Тел./факс (0652) 22-90-03, 54-32-99.
В Казахстане: ТОО «РДЦ-Алматы», ул. Домбровского, д. За.
Тел./факс (7272) 252-59-90/91.
Мелкооптовая торговля книгами «Эксмо» и канцтоварами «Канц-Эксмо»:
* 117192, Москва, Мичуринский пр-т, д. 12/1. Тел./факс: (495) 411 -50-76.
127254, Москва, ул. Добролюбова, д. 2. Тел.: (495) 780-58-34.
Полный ассортимент продукции издательства «Эксмо»:
В Москве в сети магазинов «Новый книжный»:
Центральный магазин — Москва, Сухаревская пл., 12. Тел. 937-85-81.
Волгоградский пр-т, д. 78, тел. 177-22-11; ул. Братиславская, д. 12, тел. 346-99-95.
Информация о магазинах «Новый книжный» по тел. 780-58-81.
В Санкт-Петербурге в сети магазинов «Буквоед»:
«Магазин на Невском», д. 13. Тел. (812) 310-22-44.
По вопросам размещения рекламы в книгах издательства «Эксмо»
обращаться в рекламный отдел. Тел. 411-68-74.