109

МИЛЛЕР А.И.

ГОСУДАРСТВО И НАЦИЯ В УКРАИНЕ ПОСЛЕ 2004 г.:
АНАЛИЗ И ПОПЫТКА ПРОГНОЗА*
«Оранжевая революция» 2004 г. спровоцировала появление
массы довольно поверхностных книг и статей о политическом развитии Украины как оптимистического, так и алармистского толка.
Среди публикаций 2005 г. трезвым подходом и теоретической основательностью выделяются две работы, написанные известными политологами – Домиником Арелем и Альфредом Степаном1. Обоих
можно охарактеризовать как сторонников «оранжевой революции»,
не склонных идеализировать ее природу и лидеров. Арель давно
специализируется в области украинской проблематики, Степан Украиной прежде специально не занимался, но является признанным
специалистом по анализу авторитарных режимов и различных моделей их демократизации. Статья Ареля публиковалась на русском
языке, поэтому мы ограничимся лишь отсылками к ее основным
тезисам и подробнее остановимся на аргументации Степана, которая представляет интерес не только применительно к украинскому
случаю. В заключительной части статьи мы проанализируем, насколько обоснованными выглядят выводы и прогнозы Степана в
свете событий, происходивших в Украине с момента публикации
его исследования.

*

Статья написана при поддержке гранта РГНФ №08-03-00405а.
Арель Д. Украина выбирает Запад, но без Востока // Pro et Contra. – М.,
2005. – Т. 9, № 1 (28). – С. 39–51; Stepan A. Ukraine: Improbable demoсratic «nationstate» but possible democratic «state-nation»? // Post-Soviet affairs. – Columbia, 2005. –
N 4. – Р. 279–308. (Ссылки на статью Степана далее даются в тексте с указанием
номера страницы в скобках.)
1

110
Для анализа политической ситуации в Украине Степан прибегает к противопоставлению двух идеалтипических моделей. Одна
из них нам хорошо знакома – «нация-государство». Альтернативную модель «государство-нация» Степан разрабатывал в последние
годы на материале Испании, Бельгии и Индии со своим многолетним соавтором Хуаном Линцем и новым сотрудником, политологом из Индии Йогундрой Ядавом1.
Целью политики в духе модели нации-государства является
утверждение единой, мощной идентичности сообщества как членов
нации и граждан государства. Для достижения этой цели государство проводит гомогенизирующую ассимиляторскую политику в
области образования, культуры и языка. В сфере электоральной политики автономистские партии не рассматриваются как партнеры
по коалиции, а сепаратистские партии либо объявляются вне закона, либо маргинализуются. Примеры модели – Франция, Швеция,
Япония, Португалия. Такая политика облегчается, если в государстве в качестве культурной общности с политическим представительством мобилизована лишь одна группа, которая видит себя
единственной нацией в государстве.
Если в государстве есть две или более таких мобилизованных
групп, как в Испании после смерти Франко, в Канаде при создании
федерации в 1867 г., в Бельгии к середине ХХ в. или в Индии при
получении независимости, демократические лидеры должны выбирать между исключением таких националистических культур или
их обустройством в государстве. Все перечисленные государства в
конечном счете выбрали модель, которую точнее описать не как
«нацию-государство», но как «государство-нацию». Они решили
признать более чем одну культурную, даже национальную идентичность, и оказать им институциональную поддержку. Они стремились сформировать множественные, взаимодополняющие идентичности в рамках одного государства. Для этого они создавали
1

Первые их публикации о модели «государства-нации» появились в 2003–
2004 гг. На сегодня наиболее полное изложение концепции в печати: Stepan A.
Comparative theory and political practice: do we need a “state-nation” model as well as
a “nation-state” model? // Government and opposition. – L., 2008. – Vol. 43, N 1. – Р. 1–
25. Монография на эту тему готовится к печати: Stepan A., Linz J.J., Yadav Y. Democracy in multinational societies: India and other polities. – Baltimore; L.: John Hopkins univ. press, 2008.

111
асимметричные федерации, внедряли практики консоциативной
демократии, допускали более чем один государственный язык, позволяли автономистским партиям сформировать правительство в
некоторых регионах и, порой, войти в коалицию, формирующую
правительство в центре. Задача такой модели – создать у разных
«наций» государства лояльность по отношению к нему на институциональной и политической основе, хотя полития не совпадает с
различающимися культурными демосами.
Недавно обретшие независимость страны могут выбрать настойчивую и энергичную, но мирную и демократическую стратегию построения «нации-государства», если полис и культурный
демос почти совпадают, политическая элита объединена в принятии
такой политики и международная ситуация хотя бы не является
враждебной осуществлению такой стратегии. Ситуация Украины
в момент получения независимости не соответствовала ни одному
из этих условий (с. 282).
При описании культурной и политической ситуации в Украине
Степан во многом опирается на анализ Ареля, который показал, как и
почему Восток и Юг Украины в культурном и языковом отношении
существенно отличаются от Запада страны1. Арель подчеркивает, что
важно не только языковое различие как таковое (преобладание русского языка на Востоке и Юге), но культурные особенности, структура исторической памяти и идентичности. На западе страны Россия и
русские выступают в роли конституирующего «Иного» как однозначно чужие, во многом враждебные. На востоке и юге преобладает восприятие русской культуры как своей, сходны с Россией, и многие
элементы исторической памяти, прежде всего представления о «наших» и «чужих» в ходе Второй мировой войны. Оба кластера регионов имеют представляющие их политические силы. В целом, что неудивительно, Арель, как специалист по Украине, точнее описывает
культурные и идентификационные региональные различия в Украине,
чем Степан, который в этой части опирается на чужие, не всегда
вполне убедительные исследования. Но отдельные ошибки и неточности, которые мы можем встретить в статье Степана, принципиальной
1

Арель Д. Украина выбирает запад… См. также: Миллер А.И. Прошлое и
историческая память как факторы формирования идентичностей в современной
Украине // Политическая наука / ИНИОН РАН: Сб. науч. тр. – М., 2008. – № 1. –
С. 83–100.

112
роли не играют и не обесценивают ни ту аналитическую модель, которую он предлагает, ни то, как Степан применяет ее для анализа украинского случая.
Степан подчеркивает принципиальное геополитическое отличие ситуации Украины по сравнению с теми странами, которые
он и его соавторы рассматривали ранее в рамках модели «государства-нации», т.е. Индии, Бельгии, Канады и Испании. Суть его в
том, что ни одна из этих стран не имела соседа, который представлял бы реальную ирредентистскую угрозу, в то время как у Украины такая потенциальная угроза со стороны России есть (с. 287).
Отметим точность этой оценки – Степан говорит в 2005 г. о потенциальной ирредентистской угрозе, признавая, что на тот момент
ирредентистская тема сколько-нибудь серьезно не разыгрывалась
как со стороны России, так и со стороны русских в Украине1.
Сравнивая модель «нации-государства» с моделью «государства-нации», Степан строит следующий ряд оппозиций: приверженность одной «культурной цивилизационной традиции» против
приверженности более чем одной такой традиции, но с условием,
что приверженность разным традициям не блокирует возможности
идентификации с общим государством; ассимиляторская культурная политика против признания и поддержки более чем одной культурной идентичности; унитарное государство или мононациональная
федерация против федеративной системы, часто асимметричной, отражающей культурную разнородность (с. 283). В других работах Степан также отмечает, что для модели нации-государства более характерна президентская, а для государства-нации – парламентская
республика2.
Степан формулирует как общий теоретический принцип, что
агрессивное проведение политики «нации-государства» в условиях
наличия более чем одной «мобилизованной национальной группы»
опасно для социальной стабильности и перспектив демократического развития (с. 280). Он признает, что идеалтипическая модель
«государства-нации» предполагала бы применительно к Украине, в
частности, наделение русского статусом второго официального
1
Подробнее о теме ирредентизма в российской политике см.: Наследие империй и будущее России / Под ред. А.И. Миллера. – М.: НЛО, 2008 (в печати).
2
См.: Stepan A. Comparative theory and political practice...

113
языка государства (с. 292). Такие государства, как Швейцария, Испания, Бельгия и Индия, имеют более чем один официальный язык.
Степан отмечает, что у Украины больше шансов создать демократическое политическое сообщество, если она не будет следовать
агрессивной стратегии утверждения модели «нации-государства».
Однако далее он делает оговорку, которая и является главным тезисом его статьи: возможны ситуации, когда линия на «нациюгосударство», проводимая достаточно мягко, также может облегчить создание множественных и комплементарных идентичностей,
которые так важны для государств-наций и для демократии в многонациональных обществах. По мнению Степана, Украина может
служить примером такой ситуации.
Степан приводит следующие аргументы в пользу своего тезиса. В Украине предпочитаемый язык не обязательно является
маркером идентичности. Число людей, идентифицирующих себя
как украинцы, вдвое больше числа тех, кто использует при общении только украинский язык. По данным одного из исследований,
до 98% тех, кто считает себя украинцем, вне зависимости от того,
на каком языке они говорят сами, хотели бы, чтобы их дети свободно владели украинским. Среди тех, кто идентифицирует себя как
русский, процент тех, кто хочет, чтобы их дети свободно владели
украинским языком, также очень высок – 91% в Киеве и 96% во
Львове (с. 293). На основании того, что подавляющее большинство
русофонов хотят, чтобы их дети свободно владели украинским языком, государство может при достаточной гибкости проводить политику насаждения украинского в духе модели нации-государства, не
вызывая напряженности в отношениях со своими русскоговорящими гражданами. Степан также указывает на то, что в 2000 г. лишь
5% респондентов в Донецке и 1% во Львове считали, что Украину
будет лучше разделить на два или более государств, а Россия, как
потенциальный центр ирредентистского притяжения, вела ожесточенную и кровопролитную войну на Кавказе, что служило эффективным ограничителем ее привлекательности.

114
***
С момента публикации статьи Степана прошло три года. Попробуем оценить в рамках предложенных им критериев, как развивалась ситуация в Украине и насколько оправдались его прогнозы.
Период 2005–2007 гг. в политическом отношении был для
Украины весьма бурным. За это время прошли и очередные
(в 2006 г.), и внеочередные (в 2007 г.) выборы в Верховную раду.
В обоих случаях результаты выборов продемонстрировали, что
электоральная база всех без исключения политических сил остается
строго привязанной к тому или иному макрорегиону. Созданное
после президентских выборов правительство Ю. Тимошенко через
полгода было отправлено в отставку. Оно, как и сменившее его
правительство Ю. Еханурова, не включало никого из политиков,
которые воспринимались бы Востоком и Югом как их политические представители. Сформированное после парламентских выборов 2006 г. правительство В. Януковича, в свою очередь, не включало политических представителей Запада страны. Возникшие
тогда было разговоры о возможности коалиции Партии регионов
(ПР) с частью президентской «Нашей Украины» ни к чему не привели. Идея создания различных «широких» коалиций поверх разделительной линии между востоком и западом неоднократно возникала вновь, но так и не была реализована. Правительство Януковича,
как и правительство Тимошенко до него, постепенно также вступило в острейший конфликт с президентом В. Ющенко, что и привело
к неконституционному роспуску Рады и внеочередным выборам
2007 г. В ходе этого конфликта фактическому разгрому подвергся
Конституционный суд, который окончательно утратил возможность
претендовать на независимую роль1. Все конфликтующие стороны
неоднократно использовали в разных ситуациях свои «карманные»
1
Степан указывал как на важную основу для оптимизма на тот факт, что
число «уверенных демократов», определяемых по негативным ответам на вопросы
о желательности и вероятности роспуска парламента в Украине, в 2005 г. составляло 63% как среди тех, кто идентифицировал себя как украинца, так и среди тех,
кто идентифицировал себя как русского (с. 302). И сам факт роспуска Рады в
2007 г., и обстоятельства, в которых это произошло, серьезно подорвали веру граждан страны в готовность всех политических сил придерживаться демократических и правовых норм.

115
суды различной инстанции, продолжая подрывать престиж судебной власти. В 2008 г. страна вошла с новым правительством Тимошенко, не замедлившим вновь вступить в острый конфликт с ослабленным президентом. Все ведущие политические силы страны
согласны в том, что необходим пересмотр конституции, при этом
каждая имеет свое видение и механизма пересмотра, и самой новой
конституционной модели власти. В 2009 г., если не раньше, стране
предстоят новые выборы президента. Нельзя исключить, что до
этого времени произойдут очередные внеочередные парламентские
выборы.
Вплоть до роспуска Верховной рады летом-осенью 2007 г.
власть, в основном, проводила ту самую сдержанную политику в
духе модели «нации-государства», шансы которой на успех Степан
расценивал как весьма высокие. На востоке и юге страны были
предприняты осторожные попытки внедрить некоторые решения в
духе модели «государства-нации». Ряд регионов и муниципий предоставил русскому языку статус официального. Однако по инициативе президентской администрации эти решения были оспорены в
судах и не получили санкции на государственном уровне.
В условиях политического кризиса 2007 г. произошла резкая
интенсификация украинизаторских усилий в культурной и языковой
сферах. Неполный перечень мер последнего времени включает постановление о том, что через три года все высшее образование в Украине будет переведено на украинский язык, уже вступил в силу закон об обязательном дублировании на украинский всех прокатных
копий зарубежных фильмов. В этот ряд следует поставить и заявление президента об информационной угрозе со стороны русскоязычных средств массовой информации, что обещает дальнейшее сокращение русскоязычного продукта на украинских телеэкранах.
В области политики памяти была резко акцентирована тема
Голодомора как геноцида украинского народа. Это как минимум
создает дискомфорт для русского населения Украины, потому что
дискурс Голодомора как геноцида сопровождается рассуждениями
о том, что место истребленных голодом украинцев заняли переселенцы из России. Крайне негативную реакцию везде, кроме Галичины, вызывают настойчивые усилия по героизации Украинской
повстанческой армии (УПА), ее командира Р. Шухевича и лидера
Организации украинских националистов (ОУН) С. Бандеры.

116
Неожиданная резкая активизация усилий по вступлению
в НАТО в конце 2007 г. сыграла весьма провокационную роль как в
сфере внутренней политики, так и для отношений с Россией. Россия в ответ на форсирование Украиной вопроса о вступлении в
НАТО весной 2008 г. явно активизировала ирредентистскую тему
в своей политике в отношении Украины в целом и Крыма в особенности. (Программа празднования 9 мая 2008 г. в Крыму может служить яркой иллюстрацией этого нового качества российской политики.) Угроза ирредентизма из потенциальной, как характеризовал
ее Степан в 2005 г., все более превращается в реальную1.
Один из важнейших вопросов современной украинской политики – это природа идентичности, а точнее – идентичностей населения юга и востока страны. Дело в том, что, когда мы говорим об
особой восточно-украинской идентичности, мы считаем, что она
объединяет и тех людей, которые считают себя украинцами по крови,
но говорят по-русски, и тех граждан Украины, которые идентифицируют себя как русских2. Мы не знаем, что будет происходить в случае дальнейшей активизации украинской политики в духе «нациигосударства». Весьма вероятно, что значительная часть русскоговорящих украинцев ее примут, с большим или меньшим энтузиазмом.
Но не перешла ли уже государственная политика ту грань, за
которой проведение политики языковой украинизации начинает
играть мобилизующую роль для тех более чем 8 млн. человек, которые считают себя русскими? Для них вопрос стоит не об изменении содержания их украинской идентичности, но о потере комфортных условий жизни при сохранении русской идентичности
(насколько можно судить по недавней переписи населения Украины, подавляющее большинство тех, кто по паспорту с советских

1

До сих пор весьма сдержанная в этом вопросе, Москва, как можно предположить, хотела бы создать контролируемую напряженность в Крыму, с тем чтобы усилить и без того серьезные сомнения многих руководителей стран НАТО в
целесообразности приема Украины в альянс и даже предложения ей программы
подготовки к членству в НАТО. Но ирредентизм часто похож на джинна, которого
значительно легче выпустить из бутылки, чем загнать обратно.
2
Таких, по данным переписи 2001 г., более 17%, или 8,3 млн. человек.

117
времен числился русским, но готов был сменить идентификацию на
украинскую, это уже сделали1).
По данным опросов, проведенных в начале 2005 г., лишь 17%
русских граждан Украины считали, что «оранжевая революция»
несет им что-то хорошее, против 58% украинцев. Без боязни ошибиться можно предположить, что такая позиция русских граждан
Украины была связана с опасениями ухудшения отношений с Россией и усиления украинизации.
В условиях, когда многие из этих опасений получили свое
подтверждение, а Россия начала разыгрывать карту ирредентизма,
трудно предсказать, как будут меняться настроения в среде украинских граждан с русской идентичностью. В пользу возможного роста ирредентистских настроений в их среде говорят несколько новых факторов. Во-первых, растет экономическая привлекательность
России. Это происходит на фоне серьезных трудностей в экономике
Украины, которые, скорее всего, будут нарастать в обозримой перспективе. Стране предстоит пережить очередное резкое повышение
цен на энергоносители, кредитный кризис, резкий рост инфляции,
негативные последствия постоянного откладывания структурных
реформ2, которые в условиях политической нестабильности и подготовки к очередным президентским (а возможно, и внеочередным
парламентским) выборам будут откладываться и дальше. Экономическая ситуация Украины в 2008 г. сильно напоминает весну-лето
1998 г. в России.
Постоянно растущий разрыв в уровне заработной платы в
Украине и России скоро начнет оказывать опасное для Украины
1

По сравнению с последней союзной переписью 1989 г. численность русских к 2001 г. уменьшилась на 3 млн. человек, или с 22 до 17%, что нельзя объяснить лишь миграцией.
2
В недавней статье «Три года спустя. Теоретические размышления об
“оранжевой революции”» А. Мотыль, пытаясь (весьма неубедительно) описать развитие после «оранжевой революции» как успешное, ставит в заслугу «оранжевым»
лидерам постепенность и неспешность в проведении реформ. Можно сказать, что
«неспешность» и осторожность были продемонстрированы во всех сферах, кроме
той, где она была так нужна, если следовать аргументам Степана, а именно в национализаторской политике и риторике. См.: Motyl A. Theoretical reflections on Ukraine’s
Orange revolution // Harvard international review. – Cambridge (Mass.), 2008. – Vol. 29,
N 4. – Mode of access: http://www.harvardir.org/symposia/78/. Характерно название
этого номера – Failed States, т.е. «несостоявшиеся государства».

118
воздействие на политическую ситуацию. Главный фактор, который
отталкивал от России украинских граждан с русской идентичностью, а именно война в Чечне, устранен. До одного года сокращен
срок службы в российской армии.
Весной 2007 г., т.е. как раз накануне нового обострения политического кризиса, вызванного роспуском Верховной рады и связанного с ним нового витка интенсификации национализирующей
политики, украинский Центр им. Разумкова провел весьма ценное
социологическое исследование1. Оно дает возможность оценить,
какими были на тот момент настроения не только «русскоязычных
граждан Украины», но и более специфических групп, о которых
шла речь выше. Социологи выделили группы «русских», т.е. «граждан Украины, русских по национальности, для которых родным
языком является русский и которые относят себя к российской
культурной традиции и используют русский язык в повседневном
общении»; «украинцев» – «граждан Украины, украинцев по национальности, для которых родным языком является украинский, относящих себя к украинской культурной традиции и использующих
украинский язык в повседневном общении»; а также «русскоязычных украинцев», т.е. считающих себя украинцами по национальности; «двуязычных украинцев» (с украинской национальностью и
украинским языком как родным); и «двуязычных украинокультурных украинцев», декларирующих украинскую национальность, украинский язык как родной, принадлежность к украинской культурной традиции2.
Как верно замечают авторы исследования, при таком подходе
становится очевидным, что «русскоязычные граждане» не являются
воображенным сообществом в том смысле, в котором использовал
это определение Б. Андерсон, т.е. группой с общей идентичностью.
Это воображенное сообщество существует лишь в умах исследователей и комментаторов.
1
Литвиненко А., Якименко Ю. Русскоязычные граждане Украины: «Воображаемое сообщество» как оно есть // Зеркало недели. – Киев, 2008. – № 18 (697). –
Режим доступа: http://www.zn.ua/1000/1550/62942/
2
Между последними тремя группами авторы обнаруживают целый ряд интересных различий, но мы не будем рассматривать их подробно в данной статье,
тем более что в целом группы очень близки по своим ключевым ответам.

119
На вопрос, считают ли себя респонденты патриотами Украины, три последние категории, т.е. люди с украинской этнической
идентичностью, но пользующиеся русским языком в повседневности, отвечали практически одинаково. Уверенное «да» – от 37 до
42%, «скорее да» – от 41 до 45, «скорее нет» – от 11 до 6, уверенное
нет – 3% или меньше. Затруднились ответить – 6–7%. Положительные ответы в этой группе в сумме (80% и более) почти равны сумме
положительных ответов «украинцев», с той разницей, что в этой
группе уверенное «да» составляет 59%, а «скорее да» – 30%. Совсем иначе выглядят на этом фоне ответы «русских». Уверенное
«да» давали 20,4%, «скорее да» – 29%, т.е. менее половины считали
себя патриотами Украины. 14% русских открыто декларировали,
что не считают себя патриотами Украины, 27% давали ответ «скорее нет», еще 9% уклонились от ответа.
Еще резче выступают различия в ожиданиях развития языковой и культурной ситуации. Лишь 4% русских согласны с тем, что
украинский язык должен быть единственным государственным
языком Украины, 13% удовлетворились бы тем, чтобы русский был
официальным языком в некоторых регионах, а 70% считают, что
русский должен быть вторым государственным языком. Еще 10%
вообще считают, что русский должен быть единственным государственным языком страны. Практически зеркальная ситуация в
группе «украинцев», где 71% настаивают на том, что украинский
должен быть единственным государственным языком, лишь 6% согласны предоставить русскому статус второго государственного
языка, а 20% – официального языка в некоторых регионах. Русскоязычные украинцы в этом вопросе оказываются довольно близки к
русским – 49% респондентов в этих группах выступают за два государственных языка. Однако среди тех русскоязычных украинцев,
которые владеют украинским языком, лишь чуть более 20% согласны предоставить русскому статус второго государственного языка.
В вопросе, какая культурная традиция будет преобладать в
Украине в будущем, лишь 6% русских готовы смириться с безраздельным доминированием украинской культуры, 50% считают, что
в разных регионах будут преобладать разные традиции, и 24% – что
преобладать будет русская традиция. В группах, владеющих украинским языком, неизменно преобладают те, кто согласен с домини-

120
рованием украинской культурной традиции, хотя лишь среди украинцев такие люди составляют абсолютное большинство (59%).
Интересно, что в вопросе о том, какое определение украинской нации они считают предпочтительным, во всех группах наиболее популярный ответ – «гражданская нация, включающая всех
граждан Украины» (русские и русскоязычные украинцы – 43 и 42%,
остальные группы – по 35%). Однако сумма остальных ответов, поразному акцентирующих этнический характер нации, во всех группах украинцев больше, чем процент ответов, акцентирующих гражданский принцип.
В целом эти данные подтверждают, что русскоязычные украинцы хотели бы равноправного статуса для русского языка и культуры, но готовы смириться с политикой в духе «нации-государства»,
в то время как русские решительно такую политику отвергают. Логично предположить, что в их среде за последний год выросли уровень дискомфорта и потенциал для политической мобилизации в
ирредентистском духе.
Отметим также очевидное разочарование в политике ПР среди тех избирателей, которые придают первостепенное значение вопросу о статусе русского языка и культуры. ПР не продемонстрировала настойчивости в реализации своих лозунгов в этой сфере и во
многом по этой причине постепенно теряет поддержку электората.
Возникает ниша для новой политической силы, которая может позиционировать себя как «русская партия»1. В Крыму, где русские
преобладают, такие организации уже есть, и многие из них выступают с русской ирредентистской программой.
Итак, по истечении трех лет со времени публикации статьи
Степана можно констатировать, что в результате активизации политики в духе «нации-государства», а также шагов России по использованию ирредентистской темы в отношениях с Украиной риски
сильно возросли. Причем можно уверенно сказать, что хронологически именно усиление политики в духе «нации-государства» в Украине предшествовало активизации ирредентистского фактора в
российской политике, создало для нее определенные условия и, от1
Учитывая, что русские составляют 17% населения, такая партия вполне
могла бы рассчитывать на получение фракции в Верховной раде даже в том случае, если проходной барьер будет выше сегодняшних 3%.

121
части, эту активизацию спровоцировало (что вовсе не нужно понимать как индульгенцию для России).
Кто виноват в таком развитии событий? Это как раз тот случай, когда ответ на вопрос не представляет большого труда. Главные дестабилизирующие импульсы исходят сегодня от президента
страны В. Ющенко. Все перечисленные выше шаги по усилению
украинизации были инициированы президентом и теми небольшими партиями, на которые он еще опирается. Именно Ющенко является главным действующим лицом в проведении описанной выше
политики памяти. Он даже пытается провести через парламент такую редакцию закона о Голодоморе, которая предусматривала бы
уголовную ответственность за отрицание характеристики Голодомора как геноцида. Именно Ющенко был инициатором обращения
к НАТО о предоставлении Украине Плана действий по подготовке к
членству в НАТО (ПДЧ) и настойчиво проталкивал это решение
накануне Бухарестского саммита альянса как внутри страны, так и
на международной арене.
Ющенко, не имея большинства в парламенте, правит через
указы, многие из которых явно противоречат конституции. Растеряв
популярность и отчаянно стремясь сохранить власть, именно президент выступает инициатором всех дестабилизирующих шагов в
институциональной сфере. Список этих шагов только за последний
год включает неконституционный роспуск парламента, попытку
протащить собственный вариант новой конституции (резко усиливающий полномочия президента) через референдум в обход парламента, дискредитацию Конституционного суда, который до сих пор
не работает в полном составе1, постоянное вмешательство в сферу
прерогатив правительства.
Две крупнейшие политические силы Украины – Блок Юлии
Тимошенко (БЮТ) и ПР – как будто демонстрируют понимание тех
механизмов, которые описаны Степаном и его коллегами в модели
«государства-нации». Обе выступают за парламентскую (или парламентско-президентскую) республику. ПР выступает против форсирования отношений с НАТО, БЮТ не демонстрирует активности
1

Сегодня судьи Конституционного суда настолько неприкрыто ассоциируются с той или иной политической силой, что его решения предсказуемы на уровне арифметических действий, – достаточно выяснить, сколько судей в суде у тех
сил, которые пытаются провести то или иное решение.

122
в этом вопросе. БЮТ не акцентирует в своей риторике темы Голодомора и УПА, ПР выступает против реабилитации УПА и против
политизации темы Голодомора. Ни для БЮТ, ни для ПР до сих пор
не была характерна риторика в духе «нации-государства». ПР выступает за существенное расширение полномочий регионов, в кризисные периоды даже выдвигая требование федерализации, которое
силы «оранжевого» лагеря рассматривают не иначе как сепаратистские. Впрочем, есть все основания предполагать, что для ПР идея
федерации имеет не принципиальное, а ситуативное значение. Все
это свидетельствует о существовании реальной возможности существенного переформатирования украинской политической сцены,
которое позволило бы затормозить опасные тенденции 2007 г. Однако в условиях острого политического противостояния и глубокого взаимного недоверия различных политических сил, в том числе
ПР и БЮТ друг к другу, шансы на дальнейшее углубление кризиса
заметно выше.
Важным дестабилизирующим фактором является то, что главный соперник Ющенко и лидер БЮТ Ю. Тимощенко имеет в своей
политической биографии целую цепь популистских шагов, и никто
не возьмется гарантировать соблюдения ею демократических методов ведения политики в случае получения полноты власти. Очередное подтверждение эти опасения получили в марте 2008 г., когда
БЮТ добился смещения неугодного мэра Киева Л. Черновецкого с
вопиющим нарушением демократических процедур1.
Демократический характер ПР также вызывает обоснованные
сомнения. Строго говоря, ни одна заметная политическая сила Украины не демонстрирует надежных гарантий, что признает демократию «единственной игрой в городе». У всех в «послужном списке» более или менее длинный ряд действий, демонстрирующих
неуважение к базовым демократическим принципам, нормам и
процедурам.

1

БЮТ вообще активно подрывает позиции мэров крупных городов, если они
не входят в число его сторонников. Между тем Степан отмечает, что в условиях,
когда федерализация Украины затруднена из-за ирредентистского фактора, страна
могла бы воспользоваться опытом скандинавской модели, где отсутствие федерации
отчасти компенсируется очень широкими полномочиями муниципалитетов.

123
Нужно отметить, что в борьбе вокруг механизма принятия новой конституции и принципов, которые должны быть в нее заложены, все политические силы руководствуются прежде всего своими
сиюминутными политическими интересами. Важно, что в дебатах о
желательной форме устройства тема федерации не обсуждается вовсе, а при обосновании предпочтения парламентской республики
перед президентской мотив «государства-нации» не звучит ни со
стороны БЮТ, ни со стороны ПР.
Таким образом, мы видим, как за три года, прошедшие с момента публикации статьи Степана, оправдались многие его прогнозы и предостережения. К его анализу можно сделать два важных
дополнения. Во-первых, он недостаточно учитывал идентификационную неоднородность населения Востока и Юга страны (хотя Степан больше, чем многие исследователи, уделил внимания различиям в позиции русскоязычных украинцев и русских).
Во-вторых, соблюдение должной умеренности в политике
украинизации оказалось весьма сложной задачей. Умеренная политика в духе «нации-государства» в условиях, когда построение нации-государства невозможно, а выбор модели «государства-нации»
затруднен внешнеполитическими обстоятельствами, – так описал
Степан в 2005 г. возможную успешную стратегию для Украины.
Такая политическая конструкция успешно работала при сравнительно централизованной системе во времена Кравчука и Кучмы,
но она оказалась довольно хрупкой. Слабеющая президентская
власть при Ющенко принесла этот умеренный курс в жертву в условиях обострившейся борьбы за власть.
Если политическая мобилизация русских граждан Украины
выльется в создание «русской» партии, то Киев столкнется с трудной
проблемой. Удовлетворение требований по повышению статуса русского языка и проведению других мер в духе модели «государстванации» будет затруднять успешно протекавший до сих пор процесс
«мягкой» украинизации русскоязычных украинцев. Продолжение же
украинизаторской политики в духе «нации-государства» будет способствовать росту и без того усилившегося дискомфорта 8 млн. русских и создавать новые возможности для усиления ирредентизма.
При оценке современной ситуации и тенденций ее развития
на первый план выдвигаются два вопроса. Во-первых, как и когда
будет преодолен кризис власти и какая конфигурация политических

124
сил возникнет на выходе из кризиса? Нет сомнений, что политика
«нации-государства» сохранится, но неясно, будет ли новая властная коалиция продолжать линию на ее активизацию или попытается вернуться к прежнему умеренному курсу. Пока шансы на скорое
завершение политического кризиса в Украине выглядят очень
скромно. Во-вторых, можно ли будет к тому времени, как кризис
завершится, вернуться к прежней политике или срыв 2007–2008 гг.
уже запустил процессы, которые заставят списать стратегию, описанную Степаном, в разряд упущенных возможностей? Сегодня
уверенно ответить на эти вопросы не может никто.