ВЛАДИМИР АРАКЧЕЕВ
СРЕДНЕВЕКОВЫЙ
ПСКОВ
ВЛАСТЬ, ОБЩЕСТВО,
ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ
В XV-XVII ВЕКАХ
ПСКОВ
ПСКОВСКАЯ ОВЛАСТПАЯ ТИПОГРАФИЯ
2 0 0 4
ББК 63.3 (2Рос31=Пс)
А 79
Редакционный совет «Псковской исторической библиотеки»:
В. А. Аракчеев, А. А. Бологов, С. А. Биговчий, Г. Н. Василевич,
О. К. Волочкова, Н. А. Гаврилов, Е. П. Иванов, Н. М. Калашник,
Н. Ф. Левин, Е. Э. Михайлов, М. М. Медников, А. А. Михайлов,
А. Л. Налепин, В. И. Павлова, А. Г. Стройло, О. В. Федотов,
С. В. Ямщиков, А. Н. Кирпичников.
Рецензенты: кандидат исторических наук И. К. Лабутина,
кандидат исторических наук З.А. Тимошенкова.
Аракчеев В. А.
А 79 Средневековый Псков: власть, общество, повседневная
жизнь в XV—XVII веках. — Псков, 2004. — 360 с., ил.
ISBN 5-94542-107-3
Книга посвящена истории средневекового Пскова — одного из
крупных военно-политических и экономических центров России в XV-
XVII веках. На основе широкого круга источников, в том числе
архивных, в книге систематически рассмотрена структура местного
общества и влияние государственной политики на его эволюцию.
Особое внимание уделено повседневной жизни горожан, служилых
людей и крестьян, а также ярким событиям XVII века — Смутному
времени и восстанию 1650 года. Книга снабжена картами, иллюстраци-
ями, пояснительным словарем и указателем имен. Издание рассчитано
как на специалистов, историков, студентов, так и на самую широкую
читательскую аудиторию.
ББК 63.3 (2Рос31-Пс)
ISBN 5-94542-107-3
С Аракчеев В. А., 2004
© ГП «Псковская областная типография», 2004
Введение
Историю Пскова и Псковской земли исследуют многие
ученые разных специальностей — археологи, историки,
филологи. Библиография по истории Пскова допетровского
времени насчитывает сотни наименований, начиная с книги
Евгения Болховитинова «История княжества Псковского...»
(1831 г.). Однако столь обширная литература далеко не в
равной мере охватывает этапы псковской истории. Значи-
тельно лучше, подробно и обстоятельно изучена история
Пскова в эпоху независимости (XIV—XV вв.). Во второй
половине XX в. о Пскове этого времени были написаны
фундаментальные монографические труды Н.Н. Масленни-
ковой, Л.М. Марасиновой, Ю.Г. Алексеева, И.К. Лабутиной.
Важным событием в научной жизни стал выход материалов
конференции, посвященной 1100-летию Пскова1.
Однако уже XVI—XVII века исследованы не столь глубо-
ко. Например, со времени выхода книги М.Н. Тихомирова о
Псковском восстании прошло более 60 лет, и до сих пор не
появилось нового монографического исследования этой
проблемы. И введенные в научный оборот источники, и
общепринятая методология подталкивали историков к пер-
воочередному изучению истории народных движений. В
итоге, например, применительно к Пскову XVII в. наиболее
изученными оказались Смута и восстание 1650 г., и почти
совершенно не исследована повседневная жизнь псковских
горожан, дворян и крестьян.
История любого региона неповторима и своеобразна,
однако историческое значение Пскова и его земель обще-
признанно. Псков столетиями защищал западные границы
России от угрозы со стороны государств центральной Евро-
пы. В XII-XIV вв. в Пскове сложилось государство, входив-
шее в состав феодально-иерархических федераций - Новго-
родской республики, Великого княжества Литовского и
Великого княжества Владимирского и Московского. Псков
и его земли и позднее, в XVI-XVII вв., сохраняли многие
черты эпохи независимости. Выявить своеобразие местной
-5 -
истории можно лишь на основе комплексного, системного
анализа основных событий в их взаимодействии и взаимо-
связи.
Событие — по самому своему определению - есть нечто
значительное, экстраординарное, нарушающее привычное
течение жизни. Событию свойственна динамика, и даже
если оно не приводит к качественной реконструкции исто-
рической реальности, то выявляет в этой реальности новые
аспекты. В историческом процессе исследователи вычленя-
ют не только события, но и структуры — социальные
феномены, являющие собой важный и долговременный срез
исторической реальности. Структура не равнозначна обще-
ственному институту, например какому-либо властному
или правовому учреждению. Социальная структура пред-
ставляет собой устойчивые внутренние отношения между
элементами общества. Структуры средневекового общества
были, как правило, инертны и обладали способностью
сохраняться и воспроизводиться на протяжении столетий.
Под термин «структура» подпадает такое фундаментальное
явление, как крепостное право, в возникновении которого
участвовали социальные институты: государство, община.
Можно спорить о том, какой тип исторического знания
предпочтительнее: событийная или, как говорил Э. Леруа
Ладюри, «недвижимая история». В этой книге я попытался
сочетать событийный и структурный анализ местной исто-
рии. Преимущественно «событийными» являются главы 1-я,
4-я, 5-я, 6-я, где я рассматриваю историю Псковского
государства в XV в., присоединение Псковского края к
Москве, эпоху Ивана IV и Смуту начала XVII в. Для
исследования долговременных тенденций в развитии обще-
ства, или социальных структур, первостепенное значение
имеют явления, связанные с производством и системой
распределения материальных ценностей. Преимущественно
«структурными», посвященными исследованию «недвижи-
мой истории», являются главы 2-я, 3-я, 8-я и 9-я. Объектом
анализа здесь стало социальное положение горожан, дворян
и крестьян, их повседневная жизнь и структуры сознания.
Событийно-структурное изложение материала характерно
-6-
для 7-й главы, где идет речь о населении Пскова в XVII в. и
Псковском восстании 1650 г.
Мною двигало стремление показать не столько специфи-
ку местной истории, сколько взаимовлияние тенденций
местных и общероссийских. Псков и его земля в системе
Русского государства — вот лейтмотив моей работы. И
обращение к таким вопросам, как мотивы и направления
бегства холопов, последовательность и смысл действий
посадских людей в годы Смуты, имеет целью не только
раскрыть детали местной истории, но и понять тенденции
развития российского общества в целом. Как писал Дж. Леви,
«микроистория означает не рассматривать мелкое, а видеть
в малом». Ключевое значение при этом имеет угол зрения
историка, его теоретические представления об обществе.
Серьезнейшим недостатком многих работ советской эпохи
по истории средневековья был объективизм, когда теорети-
ческие конструкции воспринимались как истинные реалии.
Особенно явно такой подход виден в анализе структуры
общества: из социальной ткани вычленяются группы людей,
которые получают статус «класса». Сконструированный та-
ким образом «класс» в концепциях и трудах историков
становится «реальным» участником исторических событий,
а противоречия между «классами» трактуются как «причи-
ны» тех или иных явлений. Но еще М. Вебер разработал
теорию «идеальных типов», в соответствии с которой «класс»
понимается как мыслительный конструкт, всего лишь инст-
румент исследователя. В новейших трудах возможность
применения к средневековому обществу России понятия
«класс» подвергается серьезному сомнению2. Я анализирую
социальную структуру средневекового общества, не прибе-
гая к классовому анализу и применяя другие методы иссле-
дования. Многим историческим трудам был свойствен апри-
оризм, когда факты подгонялись под заданные теорией
схемы, а политическая история сводилась главным образом
к классовой борьбе.
Я стремлюсь показать, насколько многообразными и
несводимыми к классовым противоречиям были мотивации
- 7 -
поступков и представления людей прошлого, насколько
важным является постижение их ментальности. Ж. Дюби и
Р. Мандру понимали под ментальностью систему образов и
представлений, которые лежат в основе человеческих пред-
ставлений о мире и определяют поступки и поведение
людей. Во-первых, менталитет общества определяется фун-
даментальными основаниями идеологии, религиозных ве-
рований. Во-вторых, основой ментальности являются усло-
вия существования людей, связанные с производством или
геополитической ситуацией3. В российской исторической
науке имеется опыт постижения прошлого, основанный на
анализе представлений людей. Прежде всего сказанное от-
носится к неоцененному в свое время труду Б.А. Романова
«Люди и нравы древней Руси», автор которого поставил
задачу «собрать и расположить в одной раме разбросанные
в древнерусских письменных памятниках... следы бытовых
черт, житейских положений и эпизодов из жизни русских
людей XI—XIII в., с тем чтобы дать живое и конкретное
представление о процессе классообразования в древнерус-
ском феодальном обществе, сделав предметом наблюдения
многообразные отражения этого процесса в будничной
жизни этих людей»4. В современной российской науке
исследовательская задача такого рода наиболее четко сфор-
мулирована И.В. Нарским, которого интересует, «что проис-
ходило в головах людей, как накапливался опыт и каково
было его содержание, как работала коллективная память,
какие поведенческие коды вырабатывало население и в
какие формы воплощало их»5.
Но любые методы изучения истории общества продук-
тивны лишь тогда, когда автор осознает, что единственной
реальностью, на основании которой он может реконструи-
ровать прошлое, является исторический источник. Эта
книга основана на повествовательных и актовых материалах.
Только сопоставление разнородных, противоречащих друг
другу источников позволяет прийти к надежному представ-
лению об изучаемом предмете. Как писал Н.Д. Фюстель де
Куланж, изучение таких источников «особенно нужно для
-8-
того, кто изучает историю учреждений; он нуждается в
документах, которые осведомляли бы его об их легальной
природе, а также в других, которые показывали бы их
применение в жизни со всеми различиями и оттенками»6. В
работе над источниками мною руководило стремление уви-
деть за стандартными оборотами челобитных и отписок
живых людей с их нуждами и страстями.
Хронологические рамки книги во многом определяются
сохранностью источников. Для истории Пскова XV—XVI вв.
первостепенное значение имеют Псковские летописи. Как
выяснил А.Н. Насонов, псковский летописный свод 1450—
1460-х годов составлялся во многом избирательно, и, напри-
мер, известия середины XIII в. в него включены не были.
Пространное изложение событий в Псковских летописях
идет только с 1323 г., но наиболее обширные погодные
записи относятся к событиям XV в.7 Рубеж XIV—XV вв. стал
нижней хронологической границей для этой книги, хотя в
некоторых случаях сделаны необходимые экскурсы и в XIII—
XIV вв.
В отечественной литературе второй половины XX в.
независимый Псков было принято именовать «Псковской
феодальной республикой». Это определение не находит
соответствия в данных источников: понятия феодализма и
республики были чужды социально-политическим реалиям
средневековой Руси. В международных договорах Псковское
государство называлось «Псковом» или «Великим Псковом».
Это наименование отражало сущность Псковского государ-
ства, вся полнота власти в котором находилась в руках
городской общины и ее вечевых институтов. Поэтому
Ю.Г. Алексеев предпочитает называть Псков вечевым горо-
дом-землей8. Термин «Псковская земля» использовался для
обозначения территории, принадлежащей Пскову как горо-
ду-государству. В нашей работе определения «Псков», «Псков-
ское государство» используются как синонимы для обозна-
чения государства как совокупности политических институ-
тов, а определение «Псковская земля» обозначает террито-
рию, находившуюся под суверенитетом Пскова.
-9-
Вопрос о границах суверенитета Пскова тесно связан с
вопросом о его геополитическом положении и рассматри-
вался в трудах Л.В. Черепнина, Н.Н. Масленниковой,
Ю.Г. Алексеева, В.Л. Янина, С.В. Белецкого. До середины
XIV в. Псков входил в состав феодально-иерархической
системы Великого княжения Владимирского, и, как считают
В.Л. Янин и К.А. Аверьянов, в Болотовском договоре 1329 г.
была подтверждена традиция «посажения» князей на псков-
ский стол только «из руки» великого князя владимирского.
Но с момента появления здесь князя Давыда, а в Изборске
князя Остафия в 1323 г., в Пскове усиливается литовское
влияние, и в 1341 г. он переходит под сюзеренитет великого
князя Литовского и Русского Ольгерда9. Великое княжество
Литовское, объединив западнорусские земли, вступило в
острое соперничество с Великим княжеством Владимирс-
ким и Московским. Не случайно почти одновременно с
включением определения «Русский» в титул литовского
князя (1342 г.) московские князья начинают употреблять
дополнение к титулу — «всея Руси» (1328-1340 гг.)10.
В 1399 г. Псков принял московского наместника и тем
самым признал сюзеренитет великого князя Московского.
Поэтому именно феодально-иерархическая система Велико-
го княжения Московского именуется в нашей книге Русской
землей и Русью, а при описании событий второй половины
XV в. — Русским государством.
1510-й год, когда пало независимое Псковское государ-
ство, я не рассматриваю как непреодолимую грань между
двумя эпохами; он приобретает значение водораздела, стоя
на котором, легче разглядеть и предыдущий, и последующий
периоды. XVII век предоставляет в распоряжение исследо-
вателя интереснейший актовый материал, причем много
архивных документов из фондов РГАДА впервые вводятся в
научный оборот. Правление Петра I открыло новую эпоху в
истории России и роковым образом отразилось на судьбе
Пскова. Поэтому 1700 г. — год начала Северной войны — стал
верхней хронологической границей книги.
Географические рамки Псковской земли в XV—XVII
-10-
веках не везде совпадали с современной нам территорией
Псковской области. Все северо-восточные и юго-восточные
районы области — от современных Струг Красных до Вели-
ких Лук — в то время входили в состав Новгородской земли
или составляли самостоятельные уезды, и здесь им не
уделено сколько-нибудь важного места. Главное внимание я
сосредоточил на истории самого города Пскова и Псковской
земли с ее 14 уездами (см. карту 1).
Отнюдь не претендую на исчерпывающее изложение всех
аспектов истории средневекового Пскова. За пределами
книги осталась внутренняя история церкви, исследованная
в непревзойденном труде Н.И. Серебрянского и в настоящее
время изучаемая Т.В. Кругловой. Сюжеты, связанные с этой
темой, затрагиваются лишь настолько, насколько это необ-
ходимо для понимания структуры общества и его повседнев-
ной жизни.
В основе книги лежат материалы, использованные и в
нашей прежней книге «Псковский край в XV—XVII веках:
Общество и государство». В новой книге представлены и
новые материалы, и новые интерпретации старых, а главное,
были уточнены или исправлены некоторые выводы. Хоте-
лось бы выразить самую глубокую и искреннюю благодар-
ность моим Учителям — Зое Александровне Тимошенковой
и Юрию Георгиевичу Алексееву, чьи уроки в студенческие и
аспирантские годы привили мне вкус к исследовательской
работе. Обращаюсь со словами благодарности к Инге Кон-
стантиновне Лабутиной, сделавшей критические замечания,
исправления и предложения. Горячая благодарность моему
старшему доброму другу Юрию Николаевичу Беспятых,
который провел в высшей степени скрупулезную работу с
черновым вариантом текста моей первой книги. В данном
издании использованы карты, подготовленные Б.Н. Харла-
шовым (№ 1, 2) и планы Пскова из Королевского военного
архива (Швеция), любезно предоставленные автору Г. М.
Коваленко (№ 3, форзацы). Выражаю искреннюю призна-
тельность архивистам Г.А. Победимовой, А.В. Антонову,
А.И. Гамаюнову, А.В. Малову, чью неизменную заботу я
ощущал во время работы в Архиве СПб Института истории
- 11 -
и РГАДА. Автор благодарит руководство и сотрудников
Псковского музея-заповедника О. К. Волочкову, Ю. Н.
Киселева, С. А. Волкову, О. Н. Николенко, Е.В. Салмину за
предоставленные для фотографирования рукописи и экспо-
наты музея, а также руководство Псковской областной
типографии — за архивные фотоматериалы.
1	Масленникова Н.Н. Присоединение Пскова к Русскому централи-
зованному государству. Л., 1955; Марасинова Л.М. Новые псковские
грамоты XIV—XV вв. М., 1966; Алексеев Ю.Г. Псковская судная грамота
и ее время. Л., 1980; Лабутина И.К. Историческая топография Пскова
в XIV—XV вв. М., 1985; Псков в российской и европейской истории:
Междунарордная научная конференция: В 2 т. М., 2003. (Далее —
ПРЕИ.)
2	Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII
- начало XX в.). СПб., 2000. Т. 1. С. 75-77.
3	См.: Гуревич А.Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». М.,
1993. С.168-189.
4	Романов Б.А. Люди и нравы древней Руси. Л., 1947. С. 5.
5	Нарский И.В. Жизнь в катастрофе. Будни населения Урала в 1917-
1922 гг. М., 2001. С. 386.
6	Фюстель де Куланж Н.Д. История общественного строя древней
Франции. СПб., 1910. Т. 5. С. 438.
7	ПЛ. Вып. 1—2; Насонов А.Н. Из истории псковского летописания
//ИЗ. М„ 1946. Т. 18. С. 292.
8	Алексеев Ю.Г. 1) «Черные люди» Новгорода и Пскова (к вопросу о
социальной эволюции древнерусской городской общины) // ИЗ. М.,
1979. Т. 103. С. 242—274; 2) Псковская судная грамота и ее время. С. 12—
41.
’	Янин В.Л. «Болотовский» договор о взаимоотношениях Новгорода
и Пскова в XII—XFV вв.// ОИ. 1992. № 6. С. 4—5; Аверьянов К.А.
Псковские князья первой половины XIV В.//ПРЕИ. Т. 1. М., 2003.
С. 148-149.
1(	1 Каштанов С.М. Интитуляция русских княжеских актов X-XIV вв.
// ВИД. М„ 1976. Т. VIII. С. 82.
ГЛАВА 1.
Псков и его земля в XV веке:
пространство жизни
Топография и административно-территориальное деление
Пскова. - Пригороды и сельская округа. - Русско-ливонские войны
1450-1480-х годов. - Отношения с Ганзой и русско-ливонская
война 1501- 1503гг.-Мор: между жизнью и смертью. - «Обыденная
церковь». - Доминанты повседневной жизни.
Топография и административно-территориальное
деление Пскова
Облик средневекового города и организация его со-
циопространственной структуры определялись условиями
местности. Псков возник на возвышенном мысу у слияния
рек Великой и Псковы. Здесь в VIII-IX вв. были возведены
земляные укрепления, что означает: поселение стало горо-
дом. Топографию Пскова эпохи независимости исчерпыва-
юще изучила И.К. Лабутина'. По мере роста города его
наиболее древняя, укрепленная часть стала выполнять фун-
кции Кремля (Крома) — см. карту 2. За крепостными стенами
рос посад, отдельные участки которого постепенно охваты-
вались новыми укреплениями. Во второй половине XIII в. к
югу от Крома появились стены Довмонтова города; в XIV в.
обширные участки посада были обнесены стенами 1309 и
1374/1375 г. Городская застройка возникла и в районах за
реками, омывавшими Кром, — в Запсковье за Пековой и на
Завеличье за Великой. Постепенное освоение междуречья
Великой и Псковы отразилось в топонимии исторической
части Пскова, где до сих пор сохранились наименования
множества холмов и урочищ — Городец, Буй, Примостье,
Усоха.
В начале XV в. внешний облик даже таких древних частей
города, как Кремль, существенно отличался от сегодняшне-
- 13 -
го. По мере роста города изменялось его административное
деление. Кром находился в совместном владении церкви и
Господина Пскова; в северной части Кремля находились
клети — государственные хранилища оружия и продоволь-
ствия. В южной части Кремля, помимо Троицкого собора,
располагалась вечевая площадь, вмещавшая несколько сот
человек. С юга к Крому примыкал Довмонтов город. К началу
XV в. он утратил оборонительное значение и был своеобраз-
ным церковным центром Псковского государства. Здесь на
небольшой территории располагались 10 церквей и соборс-
кая изба, где «священником и дьяконом копитца».
В междуречье Великой и Псковы в пределах стены 1374/
1375 г., проходившей по трассе современной нам улицы
Пушкина, располагалась основная городская территория.
Здесь стоял и дворы псковских посадников и других горожан,
организованные в особые территориальные структуры —
концы. Территории четырех концов были вытянуты в ради-
альном направлении вдоль средневековых улиц. Админист-
ративными центрами концов были церкви. В церковных
приделах располагались кончанские архивы, казна, трапез-
ные, где по праздничным дням устраивались совместные
пиршества — «братщины». Между берегом реки Великой и
Великой улицей (ныне совпадает с ул. Советской) находи-
лась территория Опоцкого конца с центром в церкви Николы
со Усохи. К Опокам примыкал Городецкий конец с церковью
Михаила и Гавриила Архангелов с Городца. Следом шел
Остролавицкий конец, где стояла церковь Георгия на Бойоте
в Острой лавице, а вдоль реки Псковы тянулся Боловинский
конец с центром в церкви Петра и Павла с Буя. Таким
образом, четыре городских района в 1374/1375 г. были
защищены крепостными стенами, а вне основной городской
территории находился псковский посад.
По мере бурного роста территории города летом 1465 г.
возникла пятая крепостная стена: «...Псковичи здумавши с
посажаны и заложиша стену древяную на Полонищи от
Великой реки, от Покрова святей Богородицы да до Пскове,
а от Пскове, от Гремячеи горы, около всего посада Запсков-
ского, да до Леонтиева огорода и до Великои реки; а делаша
— 14 —
посажани сами своим и запасом»2. Из данного летописного
фрагмента хорошо видна иерархическая структура городско-
го населения: псковичи, видимо, живущие за стеной 1374/
1375 г., внушают посажанам — жителям Полонища и Запско-
вья — мысль о необходимости сооружения крепостной
стены, что те и делают за счет собственных средств.
После постройки новой стены пространственное деле-
ние города сохранилось: в отличие от окруженного стеной
1374/1375 г. Среднего города Полонище и Запсковье стали
именовать городом Окольным (впервые названия Среднего
и Окольного города появляются в летописи под 1510 г., но
маловероятно, что они не употреблялись раньше). Но, как
предполагал М.Х. Алешковский, социальное положение
бывших жителей посада с постройкой новой стены измени-
лось, и они приобрели статус «псковичей», участвовавших в
вечевых собраниях3. Кольцо каменных укреплений было для
Пскова, как и для всякого средневекового города, символом
независимости, а для людей, живших за стенами, знаком их
принадлежности к привилегированной части населения. В
Окольном городе возникали новые концы; на территории
Полонища в XVI в. упоминается Полонисский конец. На
Запсковье в 1480-е годы упоминаются еще два конца —
Богоявленский с центром в церкви Богоявления с Запсковья
и Козьмодемьянский с центром в церкви Козьмы и Демьяна
с Примостья. В XV в. рос посад и на Завеличье.
Пригороды и сельская округа
Государственность средневекового Пскова складывалась
на протяжении XIV—XV вв. Древнейшими административ-
но-территориальными единицами Псковской земли были
губы и засады. На территориях засад основывались пригоро-
ды, и к XVI в. засады как административные единицы
оставались только вокруг Пскова (см. карту I)4. К началу XV в.
в Псковской земле, помимо столицы, существовали 9 город-
ков: Изборск, Остров, Врев, Котельно, Дубков, Велье, Воро-
нин, Коложе, Черница. Два из них — Дубков и Черница —
упоминаются только в «Списке городов дальних и ближних»
- 15 -
1375—1381 гг. и никогда не принадлежали к числу пригоро-
дов. Семь пригородов выполняли как административные
функции, будучи центрами управления и суда для своей
округи, так и оборонительные, укрывая население во время
войн.
Пригороды периодически подвергались разорению, и
многие из них не были восстановлены после походов «лит-
вы» и ливонских немцев. Такая судьба постигла городок
Коложе, взятый Витовтом 5 февраля 1406 г. Недалеко от
городища Коложе и вместо него осенью 1413 г. был «срублен»
пригород Опочка. Датой его основания традиционно счита-
ется 1414 г., хотя в летописи известие о постройке Опочки
приводится под 6922-м сентябрьским годом; «Псковичи
поставиша град Коложе на новом месте, на Опочке; а
сделаша весь оу две недели, в осень, по Покрове». Осенью
1430 г. в Залесье, на восточной границе Псковской земли,
вместо сгоревшего 29 февраля 1428 г. городка Котельно был
сооружен пригород Выбор. И возведение новых пригородов,
и укрепление старых происходило по инициативе Пскова, но
часто за счет местных землевладельцев. Так, в сооружении
новой крепости в Гдове летом 1431 г. активно участвовали
гдовские вотчинники-земцы: «...наяща 300 человеки заложи-
ша город на береге на реке на Гдове, на 5 недели по Велике
дни; а на гдовскых земцах, в кого тамо отчина, взяша 300
рублей в камену стену»5.
Сразу два пригорода псковичи построили в 1462 г. Горо-
док Кобылье на берегу Псковско-Чудского озера (на Узмени,
«на обидном месте»), был сооружен на средства Псковского
государства, а в его строительстве участвовали помимо
псковских мастеров волощане. Таким же путем, видимо,
возвели и Владимирец на восточной (новгородской) границе
Псковской земли. На немецкой границе в 1464 г. был
построен Красный городок на реке Синей, а в 1476 г. —
Вышгород. Среди исследователей нет единства в вопросе о
принадлежности территории, на которой возник Вышгород.
Немецкие историки полагали, что Вышгород был построен
на отторгнутой у Дерптского архиепископства восточной
окраине области Пурнау. Н.А. Казакова, однако, сделала
-16-
вывод, что Вышгород возвели на границе, «на немецком
роубежи»6. В XV в. Орден считал постройку этой крепости
территориальным захватом, и во время войны 1480 г. Выш-
город был захвачен немцами и разрушен.
Система управления пригородами окончательно сфор-
мировалась во второй половине XV в. Краткое сообщение
Псковской 3-й летописи относит важное событие в истории
пригородов к весне 1468 г.: «...всь Псков поделиша по два
пригорода на вси конци, коемоуже концю к старым приго-
родом новья жеребьем делили...* До 1468 г. концы Пскова
осуществляли управление «старыми», существовавшими
издавна пригородами, число которых не указано. По всей
видимости, цитированное сообщение нужно увязывать с
расширением полномочий великокняжеских наместников
при вокняжении Федора Юрьевича в 1467 г.: «...а посадники
псковски и Псков емоу на всих 12 пригородах дашя намес-
тников держяти и соудове соудити его наместником на
которых ни боуди, и из веков княжии наместники не бывали,
колко ни есть княжеи бывало во Пскове на стол оу, а
наместники княжии были толко на 7 пригородах псковс-
кых»7. Из летописного сообщения следует, что князь полу-
чил право держать своих наместников на всех 12 псковских
пригородах вместо прежних 7.
Состав этих пригородов определил А.Р. Артемьев. По его
мнению, древнейшими многофункциональными поселени-
ями на территории Псковской земли были Изборск, Воро-
нач, Остров, Велье, Котельно, Коложе и Врев. Поскольку к
середине XV в. вместо опустевшего пригорода Котельно
построили Выбор, а вместо Коложе — Опочку, именно эти
городки следует рассматривать как изначально распределен-
ные по концам и управлявшиеся совместно городом и
князем. В результате жеребьевки 1468 г. и увеличения числа
пригородских наместников в 1467 г. этот порядок был
распространен на Гдов, Кобылье, Владимирец, Красный и
Городец (с 1476 г. — Вышгород)8.
Территориальная система Псковского государства по-
влияла и на особенности его социально-политического
устройства. Для Господина Пскова не была характерна
- 17-
территориальная экспансия. Восточная граница Псковской
земли оставалась неизменной на протяжении столетий;
западная граница с Ливонским орденом, видимо, уточня-
лась, и территориальная принадлежность ряда участков на
Псковском и Чудском озерах и в районе Вышгорода была
спорной. Но даже если и имело место некоторое продвиже-
ние поселений псковичей на Запад, этот процесс следует
рассматривать не как экспансию, а как заселение неосвоен-
ных пространств.
Русско-ливонские войны 1450—1480-х годов
Когда в 1510 г. псковичам пришлось решать проблему
присоединения к Москве, вопрос был сформулирован таким
образом: если Псков отойдет от союза с великим князем и
присоединится к Литве или Ордену, то на него обрушится
«гнев божии, глад и огнь и потоп и нашествие поганых»9.
Событием, заставлявшим псковичей содрогаться от возмож-
ной вражеской угрозы, стали пограничные конфликты и
войны России с Ливонским орденом в 1480—1481 и 1501 —
1503 гг. Псковское государство воевало с Ливонским орденом
более 200 лет, но предыдущие войны не носили столь
ожесточенного характера. Большинство из них, во-первых,
не выходило из стадии пограничных конфликтов, а, во-
вторых, войны велись не между Москвой и Орденом в целом,
а между Псковом и отдельными государствами орденской
федерации, чаще всего с Дерптским епископством.
Пограничные споры между Псковом и Дерптским епис-
копом тянулись столетиями. Еще в 1365 г. начался пятилет-
ний конфликт «про Жолчь», т.е. из-за деревни Желачка на
южном берегу острова Озолица (Пириссар). Спустя почти
столетие в 1458 г. остров вновь стал камнем преткновения в
отношениях Пскова и Дерпта. Осенью 1458 г. князь Алек-
сандр Чарторыйский с посадниками демонстративно выса-
дились на Озолице и не только ловили рыбу, но и поставили
церковь архистратига Михаила. В начале 1459 г. немцы
сожгли церковь, причем на острове погибли 9 псковичей. В
дальнейшем конфликт приобрел маятниковый характер: на
- 18 -
вторжение немцев псковичи отвечали новыми походами, и
наоборот. Осенью 1460 г. между Псковом и Дерптом было
заключено перемирие, но оно оказалось нарушенным после
постройки псковичами на берегу Теплого озера крепости
Кобылий городок в 1462 г. Наибольшего размаха военные
действия достигли в 1463 г., когда в пределы владений
Дерптского епископа вторглось два псковских отряда. Круп-
ная псковская армия осадила крепость Нейгаузен (Новый
городок), а отряд псковичей на насадах и ушкуях вошел в
устье р. Эмайыги и разорил несколько деревень. Лишь в
конце лета 1463 г. между Псковом и Дерптским архиеписко-
пом было заключено перемирие сроком на 10 лет. Спорные
территории остались за Псковом: «а которое обидное место
по Жолчи, вода и земля, то псковичи отнята»10.
В 1478 г. произошла инкорпорация Великого Новгорода
в состав Русского государства, которое начало оказывать
действенную помощь союзному Пскову. Усилия Ливонского
ордена также нашли поддержку на Западе, и псковско-
орденские войны начали вестись с неслыханной жестокос-
тью. Поводом к войне стали территориальные споры 1470-х
годов. Псковичи укрепили за собой три спорных территории:
юго-восточную часть острова Пийрисаар и земли в бессейнах
рек Кухвы, Утрой и Льжи, составившие впоследствие Бори-
соглебскую и Коровскую губы Вышгородского уезда и Бори-
соглебскую губу Красногородского уезда. Эти территории не
были захвачены в результате агрессии, но были освоены
жителями приграничных волостей путем колонизации и
строительства крепостей.
Обе стороны готовились к войне — немцы с лета 1479 г.,
псковичи с зимы 1479/1480 г. Согласно позднейшему сообще-
нию Б. Руссова, магистр Бернд фон дер Борх «собрал такую
силу народа против русских, какой никогда не собирал ни
один магистр ни до него, ни после». Первое нападение
немцы совершили в ночь на 1 января 1480 г. на Вышгород.
Небольшая крепость не смогла оказать должного сопротив-
ления; ее гарнизон, нанеся немалый урон нападавшим, был
уничтожен и рассеян. Получив известие о нападении на
Вышгород, псковичи «вече ззвонили нощии» и немедленно
- 19 -
выступили в поход, «сроубившися с 4 сох конь». Передовой
отряд застал на месте крепости «городище», и войско
вернулось домой. 20 января немцы попытались с помощью
артиллерии захватить Гдов, но смогли только сжечь посад”.
Нападения Ордена на разных направлениях свидетель-
ствовали о серьезности намерений магистра, и псковичи
решили просить помощи у Ивана III. 11 февраля армия под
командованием князя Андрея Никитича Ногтя вступила в
Псков и разместилась на постой в центральной части города
(в Боловинском и Остролавицком концах) и на Полонище.
Через 3 дня союзное московско-псковское войско выступило
в поход по льду Великого озера. Русские захватили крепос-
тную башню (костер) в устье реки Эмайыги, азатем подошли
к Дерпту. Штурмовать крепость без артиллерии было невоз-
можно, и русская армия отступила к границе, постаравшись
опустошить немецкую территорию. Масса эстонских кресть-
ян была взята в плен и, по московскому обычаю, обращена
в холопство. Летописец заметил, что «воевода князя великого
и его сила много добра повезоша на Москвоу с собою, и
головами Чюди и Чюдак и робят много множество бещис-
ла»12.
Прибыв в Псков 20 февраля, московский воевода «разгне-
вася на пскович» и отъехал в Москву. Положение складыва-
лось критическое: февральский поход не дал стратегических
результатов, вызвав лишь ожесточение немцев: «с немцы
толко роздрав», как писал летописец. Псковский князь
Василий Шуйский не отличался военными талантами; лето-
писец критически заметил, что «бяше тогда в граде Пскове
князь не воискыи, грубый, токмо прилежаше многому питию
и граблению, а о граде не внимаше ни мала...».
Уже 25 февраля армия ливонского магистра подошла к
Изборску и, разорив окрестности, двинулась на побережье
Псковского озера «жгучи и паляче Псковскую волость».
Псковское ополчение выступило навстречу немцам и пере-
крыло им дорогу в Пецкой губе. Стороны ограничились
сражением передовых частей, и после первого столкновения
немцы отошли к границе. Пограничная война продолжалась:
в начале марта они совершили нападение на восточное
-20-
побережье Теплого озера. Были выжжены рыболовецкие
исады, в том числе в Островцах, а 5 марта с помощью
артиллерии немцы взяли Кобылий городок. Многие жители
пригорода погибли, но большая часть (3985 человек, по
сообщению летописи) были взяты в плен13.
Второй этап войны начался на исходе лета 1480 г., когда
18 августа армия магистра вновь подошла к Изборску.
Двухдневная осада не принесла результатов, и немцы по
традиции двинулись к Пскову. Псковичи сожгли постройки
на Завеличье, и 28 августа армия магистра разместилась на
Завелицком поле. В сражении под Псковом активнейшее
участие приняла речная флотилия немцев: к городу подошли
23 боевых шнека из Дерпта. В Пскове началась паника,
некоторые бежали из города за рубеж, в их числе был
посадник Филипп Пукышев. В Кремле был трижды прове-
ден крестный ход, что приподняло энтузиазм защитников.
Несмотря на отчаянные попытки высадиться на правом
берегу или хотя бы поджечь Запсковье, водная операция
немцам явно не удалась. Псковичи сами были неплохими
знатоками речных судов; в схватке у Спаса Надолбина
монастыря один шнек был потоплен, а второй взят на
абордаж. Спустя 5 дней после начала боев немецкая армия
отошла от города14.
Отход немцев совпал с прибытием в Псков рассоривших-
ся с Иваном III его братье в удельных князей Андрея и Бориса
с множеством людей (до 10 тыс. человек). Мятежные князья
были вызваны псковичами из Великих Лук, где они оказа-
лись на пути в Литву. Псковичи «много биша чолом»
князьям, предлагая им совершить ответный поход на Лйвон-
ский орден. Андрей и Борис выдвинули встречное условие
— предоставить им политическое убежище и тем самым
поддержать их в борьбе с Иваном III. Для Пскова, однако,
противодействие великому московскому князю было непри-
емлемо, и мятежников постарались выдворить из города.
Андрей и Борис отъехали из Пскова накануне Воздвиженья
(14 сентября), разорив при этом Мелетовскую волость15.
Помощь от великого московского князя осенью 1480 г. так
и не пришла: армия хана Ахмата подходила к Оке, и все
- 21 -
наличные силы были мобилизованы для отражения татар-
ской агрессии. Лишь после отступления Ахмата с берегов
Угры зимой 1480 г. в Москву был отправлен посадник
Филипп Пукышев с просьбой о военной помощи. Иван III
отправил в Псков сначала новгородских наместников, при-
бывших 16 января, к 11 февраля 1481 г. подошли московские
войска, и общая численность русской армии вторжения
достигла 20 тыс. человек. Воеводы князья Иван Булгак и
Ярослав Оболенский решили направить февральское на-
ступление русской армии против владений магистра в юж-
ной Эстонии. Союзная армия захватила замок Тарваст и
1 марта осадила резиденцию магистра Вельяд (Вильянди).
Артиллерийским огнем была разрушена внешняя стена
замка (охабень), после чего осажденные выплатили москов-
ским воеводам 2000 рублей выкупа16.
Русская армия отошла к границам, подвергнув опустоше-
нию орденские владения в южной Эстонии, «ведуще с собою
множество полона, ово мужи и жены и девици и малыя дети
и кони и скоты... и отмстиша немцем за свое и вдвадесяторо,
але и боле...». 1 сентября 1481 г. был подписан полномасш-
табный мирный договор между Русским государством и
Ливонским орденом. Поскольку магистр Ливонского ордена
был вассалом императора Священной Римской империи,
Иван III счел невозможным вступать в непосредственные
переговоры с дипломатами ордена. Поэтому мирный дого-
вор формально был заключен между Новгородом и Псковом,
с одной стороны, и Ливонским орденом и Дерптским
епископом — с другой. Границы между Псковом и Орденом
признавались нерушимыми; стороны давали гарантии для
защиты чести и достоинства купцов на своей территории17.
Отношения с Ганзой и русско-ливонская война
1501-1503 гг.
Наиболее активные торговые контакты Псков поддержи-
вал с городами ганзейского союза — Ригой, Ревелем, Дерп-
том. В конце XV века существование ганзейского двора в
-22-
Новгороде снова оказалось под угрозой. В 1494 г. в Ревеле
были казнены по приговору ревельского суда двое русских,
обвиненных в уголовных преступлениях: один был сварен в
котле, а другой сожжен. Приговоры были вынесены в
полном соответствии с правом средневекового города судить
лиц, находившихся на его территории, по своим законам. Но
великий князь Иван III, который отныне выступал за права
не только новгородского, но и всего русского купечества в
Прибалтике, в октябре 1494 г. распорядился закрыть ганзей-
ский двор в Новгороде. 49 купцов из городов Ганзы были
арестованы, а их товары на сумму 96 тыс. марок конфиско-
ваны.
Начался затяжной двадцатилетний конфликт Русского
государства с Ганзой. В Ревеле и Риге были арестованы
находившиеся там новгородские купцы с товарами. Однако
Дерпт, поддерживавший интенсивные торговые связи с
Псковом и имевший с ним особый договор о свободе
торговли, отказался прервать отношения с русскими города-
ми. Продолжала торговать с Россией и Нарва, не являвшаяся
членом ганзейского союза и поэтому не обязанная выпол-
нять постановления его съездов. Словом, единый фронт
Ганзы и Ливонии против России так и не сложился.
И Ганза, и Россия неоднократно пытались урегулировать
конфликт. Так, в феврале 1498 г. русско-ганзейские перего-
воры проходили в Нарве, где интересы Пскова представляли
князь Александр Владимирович, оба посадника и по два
боярина от каждого конца18. Восстановление нормальных
отношений российская сторона увязывала с целым рядом
требований; по сути дела, правительство Ивана III выстави-
ло предварительные условия. Россия требовала, во-первых,
улучшения положения русских церквей и жителей русских
концов в прибалтийских городах; в претензиях, предъявлен-
ных российской делегацией, приводились факты запреще-
ния русским освящать церкви и жить в домах при церкви.
Второе требование касалось выдачи «злодеев», виновных
в насилии над русскими в ливонских городах, и оказания
«справы» — удовлетворения пострадавшим от насилия. Пе-
реговоры закончились безрезультатно, и после их окончания
-23-
Россия нанесла еще один удар Ганзе: был запрещен ввоз соли
в русские города. Псковские купцы тщетно добивались от
великого князя разрешить им ввозить соль в русские земли,
но их старания успехом не увенчались. Псков, в общем, не
много выиграл от закрытия немецкого подворья в Новгороде.
Несмотря на то что псковские купцы продолжали торговать
с ганзейскими городами (известны факты торговли пскови-
чей в Риге в 1501 г., накануне войны с Орденом), город нес
ущерб от сокращения транзитной торговли. Летом 1501 г.
между Псковом и Дерптом разразился очередной торговый
конфликт. В Дерпте были задержаны псковские купцы с 25
учанами товара и 150 работниками. Три посла из Пскова не
добились освобождения купцов; более того, купцы были
брошены в погреб, а их товар выгружен из судов на берег.
Псков обратился за помощью к великому князю, и Иван III
прислал в Псков две армии под командованием воевод
В. Шуйского и Д. Пенка.
1 августа русские войска вступили в Псков и были
размещены на Завеличье и Полонище. Содержание армии
взяли на себя псковичи, которым, по выражению летописца,
было «много проторы». И в самом деле, за три недели
великокняжеская армия поглотила 100 зобниц овса, 100
стогов сена, а корм воинам составлял 25 рублей ежедневно,
«а в землю немецкую не идут без государева повеления».
Теперь надлежало отправить эту военную машину в поход,
и после четвертого посольства войска получили приказ
наступать. 22 августа вышел из города первый стяг, а на
следующий день — оставшиеся войска. Союзная армия
включала в себя: псковский отряд во главе с князем Иваном
Ивановичем Суздальским, отряд новгородского наместника
В. Шуйского с помещиками, отряд тверских воевод с мест-
ным ополчением и отряд добровольцев на судах19.
Поход закончился катастрофой. Русская армия не успела
дойти даже до границы, когда в 10 верстах от Изборска на
реке Серице столкнулась с армией Ливонского ордена под
командованием магистра Плеттенберга. Главным преиму-
ществом орденских войск было наличие полевой артиллерии
и многочисленных пищалей, которые активно применялись
— 24 —
в ходе схватки. Летописец сообщает, что «бысть туча велика,
грозна и страшна от стукоу пушечного и пищального».
Первый удар немецкого войска пришелся на псковичей,
которые дрогнули и бежали; вслед за ними побежали мос-
квичи. Союзную армию спасло только то, что орденское
войско, обессиленное схваткой и в условиях наступавшей
темноты, прекратило преследование, и русские смогли без
больших потерь уйти в Псков. Тем не менее на следующий
день немецкая армия осадила Изборск. Изборяне сожгли
посад и сели в осаду, а немцы предпочли совершить марш
вглубь псковских земель20.
Орденские войска попытались переправиться через Ве-
ликую в Колбежицкой губе (ныне — Палкинский район), но
на бродах встретили псковское ополчение, включавшее
конницу и пехоту. Получив отпор, немцы двинулись к
Острову. По правому берегу Великой к Острову подошло и
псковское войско, однако, по признанию летописца, «пско-
вичи островляном не помогоша ничем же... только смотре-
ша». Штурм крепости в Острове был скоротечным: обстреляв
городок пушками и «огненными стрелами», немцы взяли ее
в ночь с 7 на 8 сентября. По сообщению летописца, в Острове
погибло 4 тыс. человек. После столь успешной диверсии
Плеттенберг отошел к Изборску, где его армия расположи-
лась на отдых. Гарнизон Изборска попытался совершить
ночное нападение на лагерь немцев, но изборяне были
отбиты, потеряв 130 человек убитыми и пленными. Немец-
кое войско ушло за границу, посчитав свою задачу по
отражению московского наступления выполненной21.
Для Пскова и великого князя столь высокая боеготов-
ность Ливонского ордена оказалась неожиданной. В Псков
прибыли подкрепления, в том числе касимовские татары, и
24 октября усиленная союзная армия под командованием
нового воеводы князя Оболенского двинулась в глубь терри-
тории Ордена. На этот раз столкновение русских произошло
не с армией магистра, а с войском дерптского архиепископа.
У замка Гельмед немцам было нанесено серьезное пораже-
ние: летописец сообщает, что москвичи и татары били
немцев не саблями, а шестоперами, как свиней. Правда, в
- 25 -
самом начале сражения был убит русский главнокомандую-
щий Оболенский, но в целом русская армия без больших
потерь совершила марш вокруг Чудского озера и вернулась
на Русь через Нарву22.
Активная фаза военных действий на этом закончилась, и
только в марте 1502 г. немецкий отряд безуспешно пытался
захватить Красный городок. Крупные военные действия
вновь разразились в сентябре, когда немецкие войска во главе
с магистром, оснащенные артиллерией, совершили второй
поход на Псков. Штурм Изборска 2 сентября закончился
неудачей, но уже 6 сентября немцы стояли на Завеличье.
Псковичи заблаговременно позаботились об обороне и сами
сожгли посад на Завеличье. Таким образом, немецкие войска
были лишены средств для возможной переправы через реку
и ограничились лишь артиллерийским обстрелом крепости.
На следующий день немецкие войска двинулись к Выбутам
и, несмотря на сопротивление ополчения, форсировали
Великую и двинулись к Пскову.
В течение двух дней под огнем псковичей немцы пыта-
лись подойти к стенам, но в конечном итоге не решились на
штурм и отошли на запад. Подошедшие московские войска
организовали преследование немцев и догнали их обоз у
деревни Озерова в окрестностях современного Палкино.
Грабеж обоза закончился дракой между москвичами и пско-
вичами «о быте немецком», и даже псковский князь был
бессилен навести порядок в войске. 2 апреля 1503 г. между
Псковом и Орденом было заключено шестилетнее переми-
рие на условиях сохранения прежних границ и отпуска
купцов23.
До последних дней самостоятельного политического
бытия Пскова Ливония предпринимала попытки укрепить
политические и торговые отношения с ним. В праздник
Благовещения (25 марта) в 1509 г. был заключен договор
между Ливонией и Псковом на 14 лет, который стал после-
дним внешнеполитическим актом Псковского государства.
Договором предоставлялись важные гарантии купцам обоих
сторон: «...из Псковские земли гостем и купцом... на Ригу и
на Колывань и на Ругодив и на все городы Лифленские земли
-26-
горою и водою путь им чист приехати и отъехати без всякие
зацепки, и купити и продати добровольно всякой товар без
вывеча, опричь соли»24. Ганзейский двор в Пскове был
открыт вновь лишь в 1520-х гг. (точная дата неизвестна).
Подворье на «немецком берегу» действовало до начала
Ливонской войны, а в 1562 г. было уничтожено пожаром.
Немецкий двор в Пскове был восстановлен только после
окончания Ливонской войны, в 1580-х годах, за рекой
Великой, напротив Кремля.
Мор: между жизнью и смертью
Ментальность человека любой эпохи полнее всего рас-
крывается в реакциях на пограничные ситуации между
жизнью и смертью. В жизни средневекового человека было
немало трагических событий: войны, пожары, эпидемии.
Проанализируем летописные известия об эпидемиях в Пско-
ве и попытках предотвратить их разрастание. Одним из
самых страшных проявлений «гнева Божия» были эпидемии
гриппа, оспы, тифа, холеры, чумы. Из-за отсутствия в
средневековой Руси медицинской диагностики характерис-
тики различных болезней в летописях сходны. Результат
эпидемий для общества был один — высокая смертность
среди заболевших, поэтому в источниках эпидемии фигури-
руют под общим названием «мор». Эпидемии чумы были
широко распространены в Европе и на Ближнем Востоке в
I тысячелетии н.э. Но об эпидемиях на территории Псков-
ской земли нам ничего не известно до конца XIII в. Главная
причина этого — неполнота псковских летописей, простран-
ные годовые записи которых начинаются с середины XIV в.,
времени крупнейшей эпидемии в Пскове. Первое упомина-
ние о море в Пскове относится к 1299 г.: «...бяше тогда во
Пскове мор вельми зол; тогда и благоверный князь Тимофей
мало поболев преставися к Богоу в вечную жизнь...»
Пандемия 1348—1349 гг. докатилась до Русских земель
лишь в 1351/1352 г. Псковский летописец довольно точно
описал происхождение и симптомы легочной чумы: «...тот
мор пошол из Индиискыя земля» и «...аще кто отхранет
- 27 -
кровью, то на другим день или на 3-и оумирает». Видимо,
масштабы эпидемии на Руси были действительно неви-
данными, поэтому внимание летописца привлекла возрас-
тавшая религиозность людей в годину испытаний. Ситуация
«между жизнью и смертью» актуализировала заботы о душе,
и, по мнению летописца, именно «черная смерть» 1352 г.
вызвала массовые постриги в монастырь и пожертвования
имущества. «В милостыню» церквам и монастырям перехо-
дили села, места рыбной ловли (исады) в озерах и другая
собственность. Летописец ярко описывает панику среди
горожан: «...тогда бяше мног плач зело и лютое кричание с
горкым рыданием». Заболевшие передавали свое имущество
не только церкви, но и родственникам и слугам, однако те
отказывались принимать наследство. Архиепископ Велико-
го Новгорода и Пскова Василий, посетивший Псков во время
эпидемии, тоже пал ее жертвой: владыка скончался, едва
доехав до реки Узы под Порховом. По поводу смерти
архиепископа летописец скорбно заметил:«.. .сан светлостью
не оумолена бывает смерть: на всех вынизает многоядьныя
своя зоубы»25.
Историки медицины давно обратили внимание на цик-
личность эпидемий, которые имеют свои подъемы и спады,
«когда взрывы эпидемий, а когда продолжительные периоды
дремоты или даже окончательного угасания»26. Видимо,
такой период временного отступления болезней был в 1360—
1390 гг., а в конце XIV в. эпидемии начали новое наступление.
Эпидемический цикл конца XIV — начала XVI в. на Северо-
Западе Руси начался мором 1390 г. Летописец дал весьма
лапидарную характеристику эпидемии: «...мряху бо старыя
и младыя мужи и жены и малые дети; иде же выкопаша
единому гроб, ту пятеро или десятеро вложиша во един
гроб». Вторая эпидемия нового цикла пришла в Псков из
Ливонии в августе 1404 г.: «...почаше мрети с Спасова дни,
мряхут первое малыя дети, и по том старыя и младыя мужеск
пол и женеск; а знадба бяше сицева: аще кому где явится
железа, той на другии день или на третий оумирааше, а
редкий воставаше в той болезни». Жестокая эпидемия свиреп-
-28-
ствовала в Псковской земле с осени 1406 г. до июля 1407 г.:
«...бысть мор велик зело во граде Пскове и по пригородом и
по всей области: мряху же мужи и жены и малыя дети
железою»27.
Эпидемия, кратко обозначенная в летописной статье
6929 г. как «мор велик», пришлась, скорее всего, на осень 1420 г.
и не была слишком масштабной. Но уже через пять лет
Русские земли оказались под ударом мощной эпидемии
черной оспы. Свидетельства летописей о ее распростране-
нии и симптомах расходятся. Вологодско-Пермская лето-
пись утверждает, что эпидемия пришла в Москву на Троицу
(27 мая) 1425 г.: «от Немец во Псков, а оттоле в Новгород,
такоже доиде и до Москвы и на всю землю Рускую».
Псковский же летописец уверенно датирует начало мора в
Пскове Ильинымднем(20июля) 1425 г. Существенно разли-
чаются и описания симптомов болезни: летописи Северо-
Восточной Руси утверждают, что заболевшие «мерли пры-
щом», то есть от язв, а псковские летописи традиционно
поясняют, что «мроша люди во граде и по всей области
Псковской железою». Эпидемия оспы стихла к празднику
Крещения — 6 января 1426 г.28
Новый мор в Пскове начался в канун Николина дня
зимнего (6 декабря 1441 г.) и продолжался до Дмитриева дня
«на осень» (26 октября 1442 г.), «а по пригородом и по
волостем еще мерло и до Крещения Господня». Жестокая
эпидемия обрушилась на Псков в сентябре 1465 г.: «Посла Бог
казнь на град и на люди, за оумножение грех наших: бысть
мор велик зело во граде Пскове и по всей области града
Пскова; начаша мерети месяца сентября, и бысть сам напор,
много падоша християн в рожественное говение, мряху бо
мужи и жены и малыя дети, полагаху бо во едину яму по пяти
и по десяти, а во всех концах на посаде скуделницы
ископаша, и полагаху мертвый. А мроша сице: аще оу кого
явится железа, той на другии или на третий день оумираше».
Мор продолжался недолго и отступил в великое заговенье
1466 г. Эпидемия 1487 г. также была кратковременной и, судя
по летописи, продолжалась с августа по октябрь29.
-29-
Эпидемию 1506 г. летописец охарактеризовал предельно
лапидарно, как «мор безымянной», во время которого «мря-
хоу бо моужи и жены и малые дети, и по пригородом и по
волостем». Весьма любопытным было восприятие в Пскове
эпидемии 1521/1522 г., поскольку к этому времени в городе
появились выходцы из северо-восточных земель, которых
коренные псковичи обобщенно называли «москвичами».
Эпидемия, начавшаяся 20 июля 1521 г., сильно ударила по
торгово-промышленной верхушке Пскова, в значительной
своей части представленной «сведеными москвичами»:
«...мряхоуть бо моужи и жены, старыя и младыя, а от гостей
и от лоутчих людей без мала все не изомроша, а москвичам
то бысть посещение Божие моровое не обычно; а почало
мерети от Ильина дни, а гостей хто приметца у кого за живот,
и тот весь вымрет; и первое почаша мерети на Петровской
улицы оу Юрья у Табулова оу сведеного, и князь Михаило
Кислица велел оулицу Петровскую заперети с обею кон-
цов...»30. Данный пространный фрагмент интересен для нас
еще и первым упоминанием о противоэпидемическом ка-
рантине — «запертой с обоих концов» по инициативе москов-
ского наместника улицы. Следующая эпидемия случилась
осенью — ранней зимой 1532 г., и, наконец, последняя
эпидемия описанного цикла фиксируется источниками в
сентябре — октябре 1551 г.
Итак, в течение двухсот лет (1341—1551 гг.) на Псков и
окружающие его земли 15 раз накатывались опустошитель-
ные эпидемии. Представительных цифровых данных для
суждения о смертности для этого времени в источниках нет.
Только сообщение летописи об эпидемии осени 1551 г. дает
возможность представить масштабы крупнейших демогра-
фических катастроф. По сообщению летописца, в сентябре
1551 г. в Пскове погибло 4800 человек, а в октябре — начале
ноября — 2700 человек31. В течение года число жертв эпиде-
мии, по данным летописи, выросло до 15 тыс. человек, но
эта цифра выглядит сугубо оценочной, и у нас нет оснований
доверять ей безусловно.
Дело в том, что расчетная численность населения Пскова
в середине XVI в. не превышала 15 тыс. человек, и, вероятно,
-30-
даже 7,5 тыс. умерших от эпидемии составили его половину32.
Но такое количество жертв, видимо, было чрезмерным,
обычные эпидемии губили не более трети населения города.
С периодичностью в 15—20 лет эпидемия уносила по не-
скольку тысяч человеческих жизней, и таким образом,
компенсировалась высокая рождаемость, характерная для
старого порядка воспроизводства населения. Подобная са-
морегулирующаяся система была свойственна большинству
средневековых городов, и Псков здесь не представлял исклю-
чения.
«Обыденная церковь»
Обыденная церковь строилась за один день по обету,
данному заказчиком, поэтому называлась еще и обетной. Ее
рубили из дерева и сразу же освящали. Эта постройка была
временной, и впоследствии на ее месте, как правило, стро-
или постоянный храм в дереве или камне. Первая известная
нам обыденная церковь Св. Афанасия была построена в
марте 1407 г. с целью избавления от свирепствовавшей уже
полгода эпидемии: «...в един день совершивше, и освещша,
и службу сотвориша всем священым собором, дабы преста-
вил Бог належащую болезнь смертную»33. Летописные изве-
стия о церкви не информативны и противоречивы: ее
местоположение не указано, да и даты постройки в летопи-
сях разные. Поскольку в Пскове известна лишь одна церковь
с таким посвящением, то очевидно, что как обыденная
первоначально была сооружена церковь Св. Афанасия в
Довмонтовом городе.
Большой интерес для реконструкции мировоззрения
средневекового общества представляют подробности появ-
ления обыденной церкви Спаса Преображения. Ее было
решено соорудить на месте древнего и утраченного к тому
времени храма Св. Власия; с этой целью строители произве-
ли «раскопки» на месте двора Артемия Боротова, где и нашли
престол Власьевской церкви. «И на том месте в един день
поставиша церковь во имя святого всемилостиваго Спаса, и
- 31 -
освящаша, и литургию свершиша месяца септеврия 14 на
Вздвижение честнаго креста». Поиск местонахождения древ-
ней церкви представляется не случайным обстоятельством.
В мировоззрении славян образ св. Власия в христианскую
эпоху вобрал в себя языческого Велеса, который был покро-
вителем богатства и скота, а его балтийский аналог Веле —
еще и богом загробного мира34. Можно предположить, что
воздвигая обыденную церковь на месте храма Св. Власия,
отождествлявшегося с хтоническим Велесом, псковичи вос-
производили языческую модель задабривания загробного
мира.
Третья обыденная церковь сооружается в Пскове во время
эпидемии 1441—1442 г.: «...и князь Александр Федорович, и
посадник Юрии Тимофеевич, и архимарит Григории, и
попы вся три соборы помысливше со псковичи, и единем
днем поставиша церковь Похвалу святей Богородицы на
Романове горке, в Петрово говение, в среду, на память
святого священомученика Дорофея, епископа Тирского».
Память св. Дорофея празднуется 5 июня, именно в этот день
в 1442 г. была построена церковь Похвалы св. Богородицы на
Романовой горке. Четвертая обыденная церковь появилась
в Пскове во время эпидемии 1465 г.: «...посадники псковский
и вси мужи псковичи с своими отцы священники, с пятьми
соборы, священноиноки, священники и диаконы, видяще
належащую скорбь и печаль на людех, по благословению
отец наших священников совершиша церковь преподобнаго
отца нашего Варлама, иже на Хутыне в Великом Нове граде,
в един день и освящена бысть, месяца декабря в 8 день...»
В Погодинском списке Псковской 1 -й летописи содержится
уточнение, что церковь поставили на Званице; ясно, что в
данном случае подразумевается Варлаамская церковь на
Запсковье35.
Эпидемия 1487 г. стала причиной возведения сразу двух
обыденных церквей: Анастасии Римлянки в Кузнецах и
Нерукотворного образа в Козмодемьянском конце. Образскую
церковь построили и освятили 26 августа; сообщение о
сооружении церкви Анастасии фигурирует в летописи уже
- 32 -
под другим сентябрьским годом — 6996-м. Поскольку дальше
в летописи идет речь о кончине князя Ярослава, последовавшей
4 октября, уместно предположить, что промежуток времени
между строительством двух церквей был минимальным, и
церковь Анастасии возникла не позднее сентября 1487 г.36
Еще две церкви появились во время эпидемии 1521—1522 г.:
«Сентября в 15 день смыслиша князь Михаило Кислица с
собором святыя Троица, со священноиноки, и священники,
и дьяконы церковь поставити обыденную, а гости ялися и
роужить, преподобного отца нашего Варлама Хоутынского
чюдотворца, деревяную, и поставиша его за всемилостивым
Спасом на площади, в десять часов, и освящаша...» Седьмая
обыденная церковь строилась на средства великого князя
Московского 2 февраля 1522 г.: «...а церковь начаша рубити
с теремцами на Петровской улицы оу Креста, где Мотыльная
гридница преже бывала, а поветрее оуже нача переставати,
и поставиша церковь Покров святей Богородицы и освящаша
ю...» Последняя из известных нам обыденных церквей
сооружалась во время мора 1532 г. также на государственные
средства. «...Приела князь великии во Псков к своим дьяком,
к Четвертки к Терпигореву, да Колтыре Ракову, и к Иваноу
Шамскому, и повеле им князь великии из своей казны
церковь поставити обыденную, кои храм миру оугож; и паде
жребеи на святого Архистратига Гаврила у Михаиловских
ворот, на Обакумове дворище Можаича сведена, против
дьяских дворов, и поставиша и освяща ю в день един, месяца
декабря в 14...»37.
Исследование традиции церковного строительства в
Пскове XV — начала XVI в. убеждает, что обыденные, или
обетные, церкви сооружались во время эпидемий. С 1407 по
1532 г. в городе было построено 9 таких храмов на средства
государства. Поначалу строительство финансировал Псков,
впоследствии великокняжеская казна. Совершенно очевид-
но, что обетное строительство можно рассматривать как
сущностную черту мировоззрения человека эпохи средневе-
ковья и как важный элемент его жизненной стратегии.
- 33 -
Доминанты повседневной жизни
Человек той эпохи отстоит от нас бесконечно далеко не
только по времени, но и по мировосприятию. Он был не
столь рационален, как наш современник, его сознание было
цельным, нерасщепленным, и он относился к жизни, как к
испытанию. Жизнь средневековых города и деревни лишь
отдаленно напоминала современную нам. Не было столь
разнообразного, как сейчас, потока событий, каждое из них
надолго откладывалось в душе человека и обрастало мифами.
Доминантами повседневной жизни людей в средневековом
обществе были страх, несвобода и труд.
Прежде всего, сознание человека формировалось под
давлением страха. Отчасти по осознанному выбору, отчасти
в силу суровой необходимости человек строил свою жизнен-
ную стратегию. Жизнь делилась на жестко определенные
части: день и ночь, пост и скоромные дни, молодость и
старость, болезнь и здоровье, богатство и бедность3 8. В жизни
средневекового человека не было только одного контраста,
свойственного нашему времени: веры и неверия. В XV—XVII
веках человек верил безусловно и истово. Не ставя перед
собой задачу целостного анализа народной религиозности,
затронем один евангельский сюжет, весьма популярный как
в католической, так и в православной традиции, — притчу о
мытаре и фарисее. Фарисей, ревностно соблюдающий все
нравственные предписания, гордящийся и презирающий
грешников, не удостаивается оправдания перед Богом. В то
же время мытарь, погрязший в грехах, но кающийся и
смиренный, спасает душу. Добрые дела и нравственная
безупречность человека в православной традиции не имели
никакого значения, если они не сопровождались «сердеч-
ным сокрушением»39. Помимо проповеди раскаяния, притча
говорит о непредсказуемости Божьего суда, для которого не
годны мерки расхожей морали. Карающий Господь, пресле-
дующий своих чад почти случайным образом, — вот истин-
ный символ эпохи средневековья.
В ту пору было куда больше, чем ныне, нищенства, выше
смертность, множество болезней. Люди не чувствовали себя
-34-
защищенным перед стихией огня, эпидемий, природными
катаклизмами. В борьбе с ними проходила жизнь, поэтому
столь сильно было стремление людей к объединению. Чело-
век не мыслил себя вне общины и, отрываясь от нее,
чувствовал себя изгоем. Однако община в средневековой
Руси вовсе не была коммуной, основанной на уравнительных
принципах. Это была, в первую очередь, организация терри-
ториальная, объединявшая дворовладельцев одной улицы
или сотни в городе, одной губы или засады в сельской
местности. Ни о каком равенстве в общине и речи быть не
могло: «суседи», конечно, могли оказывать посильную по-
мощь при постройке дома или уборке урожая в страду, но
селяне-смерды или горожане-псковитины сильно отлича-
лись по своей «прожиточности». В условиях экстремального
существования человека не страшила несвобода. Разница
между волей и несвободой ощущалась не столь остро, как
сейчас. Человек легко расставался со свободой, коль скоро
она переставала его кормить, и становился холопом или
поряжался в крестьяне. С другой стороны, любой господин
холопа в Московском государстве сам называл себя холопом
или слугой государевым. Великий князь тоже осознавал себя
«рабом Божьим», причем понятие «раб» было синонимично
понятию «работник».
Эта идеальная иерархия не вполне соответствовала ре-
альному социально-политическому полю, в том числе и
потому, что в Пскове эпохи независимости и Московском
государстве бытовали разные системы представлений о
власти и обществе. В средневековом Пскове категория
«государь» использовалась, в первую очередь, для обозначе-
ния дворовладельца, хозяина, у которого работает изорник
или наймит. В XV веке категория «господарь», а впослед-
ствии «государь» стала использоваться для обращения к
великому князю Московскому. При этом Псков осмыслялся
как суверенная политическая структура, «Господин Псков»,
а понятие государства («господарства») по отношению к
Пскову начало применяться лишь в 1460-х годах40. В Москве
само государство осмыслялось как владение государя, вели-
кого князя, а после того как в состав Русского царства вошел
- 35 -
Псков, формула «государь Псковский» вошла в полный титул
московских великих князей и царей. Осмысление «господар-
ства Псковского» как владения государя основывалось на
устойчивой оппозиции понятий «холоп» и «государь», хотя
лично свободных жителей Пскова XVI—XVII веков невоз-
можно уподоблять холопам. В обществе, всецело покоившем-
ся на авторитете и предании, определявшимися волей госу-
дарей, в том числе владельцев холопов, оставалось мало места
для свободы личности. Всякое легитимное действие человека
обусловливалось волей социума, поэтому в большинстве
своем они были предсказуемыми и стереотипными.
Даже говорящие на одном языке люди были оторваны друг
от друга бескрайними и опасными пространствами. Гонцы от
Москвы до Пскова ехали обычно 7—8 дней; весной или осенью
в распутицу гонец мог ехать до 15 дней, как, например, Яков
Шачебальцев в мае 1471 г.41 Формула «не трудящийся да не ест»
в эпоху средневековья была не моральным императивом, как
сейчас, а отражением жизненной необходимости. Стоило
одно лето не разрабатывать поле, как оно зарастало сорняка-
ми, через пять лет — кустарником, через десять — лесом «в
кол». Природа быстро поглощала результаты труда земледель-
ца. Столь же тяжелым и непрерывным был труд рядового
горожанина. Собственно, образ жизни горожан и селян во
многом был схожим: каждый горожанин имел скот, огород,
нивы за городом. Из-за городских стен каждое утро летом
выходило стадо, а зимой крики животных составляли такой
же фон городской жизни, как шум автомобилей сейчас.
Жителя города отделяла от крестьянина специализация: он
кроме труда на земле или торговал, или промышлял ремеслом,
или служил. Распорядителем общественного богатства делала
горожанина грамотность. Крестьянин вез на городской рынок
или на городской двор своего помещика продукты собствен-
ного труда, где их взвешивали, измеряли, фиксировали имен-
но горожане — приказчики, приставы. Власть шла рука об руку
с грамотностью, и лишенный этого важного преимущества
крестьянин с веками становился крепостным.
1	Лабутина И. К. Историческая топография Пскова в XIV-XV вв.
М., 1985.
- 36 -
2	ПЛ. Вып. 1. С. 72.
3	Алешковский М.Х. Социальные основы формирования территории
Пскова X-XVI вв. // СА. 1978. № 2. С. 122.
4	Янин В.Л. Новгород и Литва: Пограничные ситуации XIII—XV вв.
М., 1998. С. 115.
5	ПЛ. Вып. 2. С. 119-120, 125.
6	Там же. С. 150; Казакова Н.А. Русско-ливонские и русско-
ганзейские отношения: Конец XIV — начало XVI в. Л., 1975. С. 157—158;
Назарова Е.Л. Из истории Псковско-Латгальского порубежья // ПРЕИ.
Т. 1. С. 194.
7	ПЛ. Вып. 2. С. 164.
8	Артемьев А.Р. Города Псковской земли в XIII—XV вв. Владивосток,
1998. С. 120-121.
9	ГВНП. М.; Л., 1949. С. 94.
10	Казакова Н.А. Русско-ливонские... Л., 1975. С. 134; Алексеев Ю.Г.
Кампания 1463 г. на Псковско-Ливонском рубеже // ПРЕИ. Т. 1. С. 179—
189; ПЛ. Вып. 1. С. 67.
11	Сборник материалов и статей по истории Прибалтийского края.
Рига, 1879. Т. 2. С. 287-288; ПЛ. Вып. 1. С. 77; Вып. 2. С. 58-59, 219-220.
12	ПЛ. Вып. 2. С. 220.
13	ПЛ. Вып. 1. С. 77; Вып. 2. С. 59.
14	ПЛ. Вып. 1. С. 78; Вып. 2. С. 61.
15	ПЛ. Вып. 2. С. 61-62.
16	Казакова Н.А. Русско-ливонские... Л., 1975. С. 155—163.
17	Там же. С. 163-170.
18	ПЛ. Вып. 1. С. 82-83.
19	Там же. С. 85.
20	Там же. С. 85-86.
21	ПЛ. Вып. 1. С. 86; Вып. 2. С. 224.
22	ПЛ. Вып. 1. С. 87.
23	Там же. С. 88.
24	Договор Пскова с Ливонией 1509 г. // ВИ. 1983. № 1. С. 90—92.
25	ПЛ. Вып. 1. С. 21-22.
26	Бродель Ф. Структуры повседневности: возможное и невозмож-
ное. М., 1986. С. 103.
27	ПЛ. Вып. 2. С. 18; Вып. 1. С. 24, 27, 29.
28	ПСРЛ. М., 1959. Т. 26. С. 184; ПЛ. Вып. 1. С. 35.
29	Там же. С. 46, 72, 80.
30	Там же. С. 91, 102.
31	Там же. Вып. 2. С. 231.
32	Мержанова КА. Численность населения средневекового города //
СА. 1991. №4. С. 119-120.
33	ПЛ. Вып. 1. С. 30.
34	Там же. Вып. 2. С. 38; Мифы народов мира: Энциклопедия. М.,
1988. Т. 1.С. 227-228.
35	ПЛ. Вып. 1. С. 46, 72.
36	Там же. С. 80,
- 37 -
37	Там же. С. 102, 105.
3li	Хейзинга Й. Осень средневековья. М., 1988. С. 7—33.
39 Дмитриев М.В. Евангелие в польской и украинско-белорусской
культуре Речи Посполитой XVI-XVII вв. // Одиссей: Человек в исто-
рии. 2003. М„ 2003. С. 13-20.
т Алексеев Ю.Г. Под знаменами Москвы. М., 1992. С. 146.
41 Там же.
ГЛАВА 2.
Государство в XV веке:
пространство власти
Князъ и государь: магия власти. - Дар. - Псковские бояре и
посадники. - Вече.
Князь и государь: магия власти
Государственность Древнего Пскова в XIV—XV столетиях
приобрела черты, роднившие его как с Новгородской вече-
вой республикой, так и с княжествами Северо-Восточной
Руси. Исследования государственного строя средневекового
Пскова внесли весомый вклад в становление современной
исторической науки. В трудах Л.В. Черепнина, Б.Б. Кафен-
гауза, Н.Н. Масленниковой, Л.А. Марасиновой, Ю.Г. Алек-
сеева были введены в научный оборот новые источники и по-
новому интерпретированы давно известные. Исследователи
едины во мнении, что Псков эпохи независимости представ-
лял собой городскую общину, господствовавшую над сельс-
кой округой. Вместе с тем многие вопросы нуждаются в
дальнейшем исследовании; к их числу принадлежит пробле-
ма княжеской власти в Пскове.
В отечественной науке второй половины XX в. имел
место схематичный, упрощенный подход к объяснению
места князя в политической системе Господина Пскова.
Утверждалось, например, что в государственном аппарате
«феодального Пскова» князю «отводилась самая незначи-
тельная роль: он лишь предводительствовал конным отря-
дом...». На самом деле, как это показано в трудах Ю.Г. Алек-
сеева, княжеская власть была неотъемлемым атрибутом всех
государств Древней Руси, в том числе Новгорода и Пскова1.
Помимо организации обороны города князь и его предста-
вители выполняли важнейшую функцию судебного арбитра-
жа.
Наконец, князь во mhoihx отношениях был фигурой
сакральной, воплощавшей надежды и чаяния псковичей. В
- 39 -
новгородской грамоте 1305—1307 гг. Псков назван «городом
стольным», что свидетельствует, в первую очередь, о нали-
чии здесь княжеского стола. Город на Руси, и Псков в этом
не представлял исключения, осмыслялся в первую очередь
как место пребывания князя. До настоящего времени в
полном объеме изучен лишь персональный состав псковских
князей в XV в.2 Собственно, задача этой главы состоит в
попытке проанализировать средневековые представления о
княжеской власти, свойственные как рядовым горожанам,
так и правящей элите.
После заключения Салинского договора 1398 г. между
Ливонским орденом и Витовтом последний отказался от
сюзеренитета над Псковом. В 1399 г. из Пскова «отъехал» в
Литву князь Иван Андреевич, и внешнеполитическая ориен-
тация Пскова резко изменилась. Псковичи отправили послов
к Василию Дмитриевичу Московскому и «испросиша себе
князя Ивана Всеволодича, Александра Тверского внука...»3.
За этим стандартным летописным оборотом скрывается
ключевое событие — переход Пскова в вассальные отноше-
ния к великому князю Московскому, который стал присы-
лать в Псков своих наместников. Очевидно, что в конце XIV в.
псковичи еще могли выбирать наместника из числа служи-
лых князей, зависимых от Москвы. Не случайно, что первый
наместник был потомком глубоко чтимого в Пскове Алек-
сандра Тверского, сидевшего на псковском столе в 1327—
1337 гг. и проводившего независимую от Москвы политику.
Однако после Ивана Всеволодовича ни один из тверских
князей в Пскове в качестве наместника не появлялся. В 1399—
1510 гг. в Пскове княжили 26 наместников, представлявших
княжеские роды Рюриковичей и Гедиминовичей, находив-
шиеся на службе великих московских князей. Вплоть до 1462 г.,
когда псковичи изгнали князя Владимира Андреевича, стол-
кнув его с вечевой степени, Господин Псков оставлял за собой
право избавиться от неугодного наместника. В мотивах изгна-
ния князей прослеживается особое отношение вечевого горо-
да к их статусу и ожидаемому от них поведению.
В конце 1406 — начале 1407 г. Псков изгнал князя Даниила
Александровича из рода князей ростовских, занимавшего
-40-
княжеский стол с 1401 г. Конфликт с князем произошел в
разгар эпидемии; более того — само изгнание наместника
было связано с непрекращавшимся мором. Летописец пере-
дал почти прямую речь представителей псковского веча,
обращенную к князю: «Яко тебе ради бысть не престающий
мор сии оу нас, поеди от нас; он же поеха изо Пскова...»
Изгнание Даниила не могло быть связано с военными
неудачами, поскольку незадолго до этого в октябре 1406 г.
псковский отряд во главе с князем и посадником Юрием
Филипповичем совершил успешный поход в глубь Ливонии.
Не могло быть связано изгнание и с общей низкой оценкой
псковичами личности князя, ибо через год на Сретенье
2 февраля 1408 г. Даниил вернулся в Псков и «прия его
честно». Скончавшийся 4 апреля 1409 г., Даниил удостоился
погребения в Троицком соборе и почтительной эпитафии
летописца: «Бысть тогда во Пскове туга и печаль по благо-
любивом князи: бяше бо боголюбец, показася в мире привет-
лив, церкви оукрашаа, попы и нищаа любя и кормя, мило-
стыню вдаа сиротам и вдовицам»4.
Даниила сменил прибывший в Псков 15 марта 1407 г.
новый наместник Константин Дмитриевич — брат великого
князя Московского Василия. В литературе он иногда безос-
новательно именуется угличским князем, хотя Углич Кон-
стантин получил лишь в 1426 г. На самом деле, Константин
к моменту прибытия в Псков стал изгоем, поскольку «за
непослушание» его брат великий князь Василий I отобрал у
него удел — Тошну и Устюжну. Псковичи просили Василия
Дмитриевича отпустить Константина на княжение в Псков,
где он совершил несколько благочестивых поступков, в числе
которых были постройка обыденной церкви Св. Афанасия и
поход за реку Нарву в июне — июле 1407 г. С успешным
возвращением отряда из похода летописец связал и прекра-
щение мора5.
Вторым наместником, не сумевшим достойно выстоять
в дни эпидемии, был Федор Патрикеевич, потомок великого
князя Литовского Гедимина. Отец Федора выехал из Литвы
в Москву в 1408 г. Эпидемия черной оспы, начавшаяся на
Ильин день (20 июля 1425 г.), вызвала в Пскове панику.
-41 -
Летописец отметил, что «князь Федоса Патрикиевич того
мору оубоявся, поеха изо Пскова со всею челядью своею на
Москвоу, августа 22... обаче и тамо смерти не оубежа: не по
мнозе времени оумре на Москве»6. Отъезд Федора Патрике-
евича был связан исключительно с эпидемией и не отразился
на отношении псковичей к литовским князьям: четверо
Ольгердовичей сидели на псковском столе после Федора.
Следствием отсутствия наместника стал опустошительный
поход армии Витовта на южные псковские пригороды в июле
— августе 1426 г.
Многие князья прославились мужеством в дни мора,
подвергаясь опасности, но не желая покидать город. Это
относится к наместнику Александру Ивановичу, который
«преставися в образе ангельстем», приняв постриг во время
эпидемии летом 1442 г. Образцовым для князя было также
поведение Ярослава Васильевича Оболенского в 1487 г.: «Того
же лета князь Ярослав преставися во Пскове в мор, и
положиша его псковичи во святей Троицы; и преставися сын
его да и княгини его; а положени быста на Завеличьи оу
Иванне святем; а преставися князь и сын его месяца октября
в 4 день»7.
Из событий 1407, 1425, 1442 и 1487 гг. вырисовывается
традиционная модель взаимоотношений князя с Псковом.
Помимо военно-политических обстоятельств на отношение
к князю влиял еще и менталитет общества: в общественном
сознании фигура князя осмыслялась как сакральная, наде-
ленная священным содержанием. Об этом свидетельствует и
ритуал вокняжения, проходивший в Троицком соборе: имен-
но так мирская процедура приобретала трансцендентный,
божественный смысл. Речь идет именно о сакральности, а не
о святости князя; свою праведность ему необходимо было
доказать, а важнейшим доказательством была милость Бо-
жия к жителям Пскова. Особую роль благочестие князя
играло во время эпидемий.
Истоки этой сакрализации следует искать в происхожде-
нии княжеской династии на Руси. По мнению М. Блока,
сакральный характер королевской власти в Европе наиболее
сильно ощущался у скандинавских народов, не имевших
-42-
сословия жрецов8. Русская династия Рюриковичей, сканди-
навская по происхождению, восприняла сакральный харак-
тер высшей власти, передаваемый по наследству. Все псков-
ские князья в XV в. происходили из Рюриковичей или
Гедиминовичей, и, как потомки основателей династии, они
в сознании современников также были носителями сакраль-
ного принципа. Кроме того, псковские князья с 1399 г.
являлись наместниками великого князя Московского, пред-
ставляя в Пскове не только его интересы, но и его сакральную
мощь, и даже прежде всего сакральную, поскольку военно-
политической силой Москва в первой трети XV в. не
отличалась.
Согласно духовной грамоте великого князя Василия
Дмитриевича 1423 г., опекуном несовершеннолетнего на-
следника Василия II Васильевича был назначен его дед по
матери великий князь литовский Витовт9. Судьбы Восточ-
ной Европы в 1420-х годах решались отнюдь не в Москве, а
в Вильно. Авторитетным вмешательством Витовта, видимо,
была прекращена борьба за власть между десятилетним
великим князем Василием и его дядей Юрием Галицким
летом 1425 г. О полном подчинении московской великокня-
жеской политики Литве свидетельствуют политические об-
стоятельства войны Витовта против Пскова в июне — августе
1426 г. Вместо «отъехавшего» из Пскова 22 августа 1425 г. князя
Федора Патрикеевича Москва долго не решалась присылать
нового наместника. Осенью — зимой 1626 г. в Псков был
назначен новый князь, Александр Федорович Ростовский,
но он появился в Пскове лишь через два года — 20 февраля
1429 г. Три с половиной года Псков жил без князя, самосто-
ятельно отражая удары армии Витовта, а затем выплачивая
контрибуцию в Литву. Псковский летописец внятно назвал
причину; по которой Москва не вмешивалась в события на
Северо-Западе: «А князь великии Василии Васильевич к
дедоу своему князю Витовту и крест поцелова, что ему не
помогати по Новегороде ни по Пскове»10.
Ситуация в Восточной Европе изменилась только после
смерти Витовта 27 октября 1430 г. В Литве началась борьба
за власть, результатом которой стало жесточайшее сражение
- 43 -
между войсками претендентов на трон Свидригайло и Си-
гизмунда 1 сентября 1435 г., а затем убийство великого князя
Сигизмунда 20 марта 1440 г. Когда на литовском троне
утвердился великий князь Казимир IV, Псков заключил с
Литвой вполне равноправный договор, в котором от прежних
отношений вассалитета не осталось и следа11. В отличие от
Литвы могущество Московского великого княжества в 1430-х
годах укреплялось. 5 июня 1434 г. в Москве скончался
великий князь Юрий Галицкий, и трон вновь вернулся к
Василию II, в феврале 1436 г. был арестован князь Дмитрий
Шемяка, а в мае этого же года разгромлен и ослеплен еще
один претендент навеликое княжение — Василий Косой. По
договору 13 июня 1436 г. Дмитрий Шемяка признал себя
«молодшим братом» Василия II, а в 1439 г. впервые в
политической истории Северо-Восточной Руси был заклю-
чен союзный договор между князьями московского дома
(Василием II, Дмитрием Шемякой и Дмитрием Красным) и
тверским князем Борисом, направленный против татар и
Литвы. Стороны обязались оказывать друг другу военную
помощь в случае, если «пойдет царь ратию или рать татарь-
ская», и совместно договариваться с Литвой, как «один
человек»12.
Видимо, именно рубеж 1430—1440-х годов стал перелом-
ным в отношениях между Псковом и Москвой, когда помимо
признания сюзеренитета великого князя Псков вошел, если
можно так выразиться, в отношения «тесного оммажа» с
Москвой. Свидетельством этому стало управление внешней
политикой Пскова из Москвы. Зимой 1440/1441 г. Василий II
открыл военные действия против Новгорода, потребовав от
Пскова «развергноути мир с новгородци». В ремарке лето-
писца, где говорится о разрыве отношений с Новгородом,
Василий II впервые назван «осподарем» псковичей. Этот
титул повторен и в летописном обращении псковских по-
садников Юрия и Максима к Василию II в январе — феврале
1460 г.: «Чтобы ты, господарь, поборонил свою отчиноу
пскович от поганых немец...» Таким образом, в середине XV в.
складывается понимание Псковского государства как «вот-
чины» московского «господаря». Великий князь московский
-44-
вообще не появлялся в Пскове, не присягал на верность
псковичам. Зато его князь-наместник по крайней мере с
1440-х годов присягал одновременно и великому князю, и
Пскову, как это сделал А.В. Чарторыйский в 1443 г.13
В 1460-х годах положение Пскова в системе великого
Московского княжения оформилось окончательно. В апреле
1467 г. Псков принял московского наместника на условиях
расширения его полномочий, и новый князь Федор Шуйс-
кий получил право держать своих людей (наместников) во
всех 12 псковских пригородах. После марта 1468 г. псковичи
начинают применять в делопроизводстве новую печать, на
реверсе которой содержалась круговая надпись: «Печать
псковская водьчины великого князя Ивана Васильевича».
Новая государственная символика отражала произошедшие
в 1440-х годах кардинальные изменения в отношениях Пско-
ва и Москвы: из союзного государства Псков превратился в
вассала великого князя. Сами псковичи уже в 1470-х годах
осознавали правителя Русского государства как государя и
«царя». Именно так звучит титул Ивана III в договоре
Новгорода и Пскова с епископом Дерпта 1474 г.: «господина
нашего и государа нашего великого князя Ивана Васильеви-
ча, цара всея Руси...»14.
Как показывает дальнейшее исследование, князья влади-
миро-суздальской династии пользовались в Пскове особыми
привилегиями с XIII в.
Дар
Проявлением сложных связей благочестия и благодаре-
ния является феномен поднесения псковичами князьям, в
особенности великому князю и его родственникам, особого
нерегулярного платежа под названием «дар». Как известно,
до нас не дошло ни одного договора между князьями и
Псковом, поэтому для реконструкции договорных отноше-
ний в Псковском государстве целесообразно опереться на
новгородские источники.
Договоры между князьями и Новгородом сохранились с
середины XIII в. В Новгороде также был известен такой вид
-45 -
платежа, как дар, однако он носил регулярный и фиксиро-
ванный характер: «...что волостии всех новгородьскых, тех
волостии, княже, не держати ти своими мужи, нъ держати
мужи новгородьскыми; а дар, княже, тобе имати от тех
волостии»15. По общему мнению исследователей, дар пред-
ставлял собой своего рода жалованье за службу, передавав-
шееся князю «мужами новгородскими», то есть боярами
после сбора дани с северо-восточных владений Новгорода.
Между тем немногочисленные сведения источников о даре
пока не вполне согласуются. В берестяной грамоте XIII в.,
посвященной взиманию дани с волости Бежичи, дар пред-
ставляет собой незначительную сумму (2 гривны), не сопо-
ставимую с общим объемом денежных поступлений в кня-
жескую казну (30 гривен дани и 40 гривен черных кун)16.
Таким образом, вопрос о размерах и сущности дара новгород-
ским князьям до настоящего времени не вполне прояснен.
Проблема передачи дара псковским князьям в историог-
рафии даже не поставлена. Историкам хорошо известны
случаи дарения князей, но они не отделены от схожих с
ними, но иных по природе фактов. Так, Б.Б. КафенгауЗ не
различал дар великому князю, переданный на вече князю
Ярославу в 1475 г., и наместничьи доходы, переданные ему
же в 1476 г.17 Дар, передававшийся псковским князьям, на
первый взгляд документирован хуже аналогичного явления,
известного по новгородским источникам, поскольку в нашем
распоряжении нет нормативных статей договоров с князья-
ми. Но летописные материалы дают возможность для неко-
торых суждений.
Первые сведения о даре относятся к середине XV в., хотя
и в более ранних источниках содержатся сведения о едино-
временных денежно-материальных поставках князьям. Так,
в 1436 г. в Пскове появился князь Иван Андреевич, внук
великого литовского князя Ольгерда. Иван Андреевич был
псковским князем еще в 1390-х годах, по-видимому, унасле-
довав княжеский стол после смерти своего отца Андрея
Ольгердовича. В 1399 г. Иван Андреевич, «крестное целова-
ние сложив», оставил псковский княжеский стол, а в 1436 г.,
появившись в Пскове «в своем безвременьи», получил от
-46 -
города 100 зобниц ржи, 100 зобниц овса и 10 рублей в качестве
кормли18. Однако нигде в источниках это кормление бывшего
псковского князя не названо даром.
Впервые термин «дар» употреблен в летописи для обо-
значения вознаграждения князю Ивану Дмитриевичу Шемя-
чичу — сыну незадолго до того скончавшегося в Новгороде
Дмитрия Шемяки, не сломленного в борьбе за власть сопер-
ника великого московского князя Василия. В апреле 1454 г.
Иван Дмитриевич перед окончательным отъездом в Литву
посетил Псков. Он был принят здесь с «великой честью» и,
пробыв в городе с 9 апреля по 1 мая 1454 г., получил от
псковичей «дару 20 рублев»19. При анализе феномена дара
важно обратить внимание не только на оппозицию князя
Ивана Москве, но и на его генеалогию. Иван Шемячич был
правнуком великого князя Московского Дмитрия Ивановича
(Донского) и дар от Пскова получил именно как представи-
тель московского великокняжеского дома, хоть и отторгну-
тый от кормила власти.
Следующие известия о даре относятся к 1460 г. После
отъезда Александра Васильевича Чарторыйского в Псков
23 февраля въехал сын великого князя Московского Юрий
Васильевич, провозглашенный верховным сюзереном Пско-
ва вместе со своим отцом Василием II. Под сюзеренитетом
Юрия Васильевича псковским князем-наместником стал
Иван Васильевич Стрига-Оболенский, который, получйв
«всю княжю пошлину, целовал крест ко Пскову по всей
псковской пошлине». В данном фрагменте термин «пошли-
на» употреблен в двух смыслах: во-первых, как кормление,
и, во-вторых, как норма права. Дар тем не менее получил
именно сюзерен Пскова, князь Юрий, которого летописец
называет не иначе как «великим» и сообщает, что «псковичи
чтиша его и дариша, и даша ему на вечи 100 рублев». Стрига-
Оболенский больше года был псковским князем: в неделю
318 святых отцов (конец мая 1461 г.) он съехал с княжения,
и псковичи отправили в Москву посольство с просьбой о
предоставлении наместника «и даша дару князю великому
50 рублев»20.
Однако и после полного политического подчинения
-47-
Пскова Москве (1461 г.) дар мог передаваться не только
великокняжеской семье. В июне — августе 1463 г. в конфликте
с Ливонским орденом союзническую помощь Пскову оказы-
вало войско под командованием московского воеводы князя
Ф. Ю. Шуйского. Перед его отъездом бояре «даша ему дару
от Пскова 30 рублев, а боляром его, что с ним были, даша 50
рублев»21. Любопытно, что 50 рублей, полученные боярами
Шуйского, не названы в летописи даром; таковым, с точки
зрения летописца, является только сумма, переданная кня-
зю. В январе — феврале 1464 г. дар в размере 30 рублей
псковичи вручили великому князю Ивану III; посольство
просило при этом поставить в Псков епископа и оказать
военную помощь.
В октябре 1473 г. дар в размере 50 рублей получила невеста
великого князя Софья, находившаяся в Пскове пять дней22.
12 декабря 1475 г., при отъезде князя Ярослава к Ивану III в
Новгород, наместнику на вече передали 20 рублей дара,
«чтобы он, приехав в Великий Новгород, челом оударил
князю великому». В марте — апреле 1477 г. псковское
посольство в Москве просило великого князя назначить в
Псков нового наместника, а также содействовать возврату 18
губных старост и сотских, которых насильно увез оставив-
ший псковское княжение Ярослав Васильевич. Иван III
благосклонно выслушал послов своей «вотчины», приняв
«поминки псковскыя... что везли сто роублев». В декабре
1479 г. из Пскова в Новгород к находившемуся там великому
князю отправилось внушительное посольство, состоявшее из
князя и посадников, которое передало своему «осподарю»
поминок в 65 рублей23.
В сентябре 1480 г. 20 рублей (по другим данным — 200)
получили братья великого князя Андрей и Борис, которые,
вступив в конфликт с Иваном III, «отъехали» в Псков. Из двух
фигурирующих в источниках цифр наиболее вероятна пер-
вая, поскольку даже дар великому князю по летописным
данным никогда не превышал 150 рублей. В сентябре 1485 г.
в Москву отправилось посольство — князь Ярослав с посад-
никами — просить о прощении псковичей за несанкциони-
рованную казнь смердов во время «брани о смердах» 1483—
-48 -
1485 гг. (подробнее см. гл. 3). Размер поминка великому князю
составил 150 рублей. Наконец, последнее сообщение о даре
относится к ноябрю 1509 г., когда посольство псковичей
отправилось к великому князю в Новгород, с жалобами на
действия наместника РепнитОболенского: «...и даша пско-
вичи дароу великому князю В|асилью Ивановичю полтораста
роублев новгородцкую»24.
Итак, на протяжении второй половины XV — начала XVI в.
в летописях зафиксировано I1 фактов получения князьями
от города Пскова денежных сумм от 20 до 150 рублей под
названием «дар». В шести случаях он передавался великому
князю; кроме того, получателями дара были сын и внучатый
племянник великого князя Василия II, невеста и родные
братья Ивана III. Очевидно, что в летописи зафиксированы
далеко не все факты получения дара князьями, но столь же
очевидно, что перед нами не случайная выборка, а устойчи-
вая традиция. Дар передается, за одним исключением,
князьям московского дома или невесте великого князя; в
одном случае его получил воевода князь Ф. Ю. Шуйский,
происходивший из рода суздальских князей. Установить
происхождение традиции дарений оказалось возможным
именно при исследовании пфлучения дара князем Федором
Юрьевичем Шуйским.
Традиция дарения явно носила династический характер,
и, коль скоро дар в 1463 г. был передан служилому князю,
значит, эта традиция распространялась на всю династичес-
кую ветвь, к которой принадлежали великие московские и
некоторые служилые суздальские князья. Князь Федор
Шуйский был потомком суздальского князя Василия Дмит-
риевича, род которого, как и род московских князей, восхо-
дил к великому князю Владимирскому Ярославу Всеволодо-
вичу (1238—1246 гг.)25. Ярослав был сюзереном Новгорода и
Пскова; поэтому для определения ключевого момента в
эволюции отношений между князьями и Псковом необхо-
димо рассмотреть политическую ситуацию на Северо-Западе
России в ХШ в.
С1208 по 1226 г. Псков находился под контролем смолен-
ских Ростиславичей; большую часть этого времени в Пскове
-49-
княжил брат Мстислава Мстиславича Удалого Владимир
Мстиславич, последнее упоминание о котором относится к
1225/1226 г. Нос 1225 г. в Новгороде утвердился представитель
суздальских князей Ярослав Всеволодович, и ему удалось,
наконец, взять под свой контроль Псков26. Тем не менее
именно в 1228 г. Псков вновь вышел из-под власти Ярослава,
заключил мирный договор с Ригой и отказался участвовать
в военной кампании суздальского князя против Ливонского
ордена. Из Пскова были изгнаны княжеские тиуны («...а кои
и были люди во Пскове Ярославли, тех псковичи выгнаша изо
Пскова»), а вскоре Ярослав утратил и новгородский стол.
Он вернулся в Новгород лишь 30 декабря 1230 г., а в
течение 1231 г. князь смог восстановить контроль и над
Псковом, посадив здесь в качестве наместника тысяцкого
Вячеслава. Однако уже в 1232 г. город был захвачен группи-
ровкой новгородских бояр во главе с бывшим посадником
Борисом Негочевичем, а Вячеслав попал к ним в плен. В
ответЯрослав арестовал оказавшихся в Новгороде псковских
гостей с товарами, и летом 1232 г. между Ярославом и
псковичами шли переговоры, сопровождавшиеся торговой
блокадой Пскова. В конце 1232 г. («на зиму») псковичи
признали сюзеренитет Ярослава и получили в качестве
наместника его шурина — князя Юрия Мстиславича. «Бори-
сова чадь» бежала за границу в Оденпе (Медвежью голову),
но в следующем году во время неудачного нападения на
Изборск Борис и его сторонники были захвачены в плен и
отправлены в Переславль27.
С конца 1232 по 1240 г. Псков находился под безусловным
контролем Ярослава и ставшего с 1236 г. новгородским
князем Александра Ярославича. Лишь в 1240—1242 гг. Из-
борск и Псков были захвачены войском Ливонского ордена
совместно с князем-изгоем Ярославом Владимировичем,
племянником Мстислава Удалого и сыном бывшего псков-
ского князя из рода Ростиславичей. Однако в начале 1242 г.
Александр и Андрей Ярославичи выбили немецкий гарнизон
из Пскова и вновь укрепили его за своим родом. В летописях
приведено обращение Александра Невского к псковичам,
которое без смысловых искажений читается только в Сино-
дальном списке Псковской 2-й летописи: «Аще кто и на-
-50-
последи моих племенник прибежит кто в печали, или так
приедет к вам пожити, а не приимете, не почстете его акы
князя, то будете окаанни и наречетося вторая Жидова,
распеншеи Христа»28.
Ю.Г. Алексеев установил, что «клятву» Александра сле-
дует понимать, как особый политический акт, направлен-
ный «на укрепление связей Пскова со всей Русской землей,
в частности, с политической властью Руси — властью вели-
кого князя». Исследователь также полагает, что с событиями
1242 г. могла быть связана и выдача Пскову грамоты об
основах княжьего суда и управления29. Попытаемся конкре-
тизировать содержание летописной речи Александра Не-
вского. Буквальный перевод его обращения на современный
нам русский язык звучит так: «Если же в будущем кто-либо
из моих родственников или потомков прибудет к вам в Псков
вынужденно или добровольно и вы его не примете или не
окажете ему почестей, приличествующих князю, то уподо-
битесь окаянным евреям, распявшим Христа».
В данном обращении важнейшее место занимает упоми-
нание «племенник», то есть членов племени, рода, к кото-
рому могли относиться все потомки Ярослава, отца князя
Александра — Ярославичи в широком смысле слова. Очевид-
но, что княжеские почести следовало оказывать не только
собственно новгородским и псковским князьям, но и всем
потомкам Ярослава, волею судьбы оказавшимся в Пскове.
Необходимо заметить, что Господин Псков выполнял «заве-
щание» Александра Невского, невзирая на угрожавшие горо-
ду опасности. Так, в 1327 г. тверской князь Александр
Михайлович, изгнанный из своей вотчины, «подъимя мало
дроужине, и поехав во Псков град, и псковичи его приаша
честно и крест к немоу целоваша, и посадиша его на
княжение»30. Следствием появления в Пскове тверского
князя стал конфликт с великим князем Московским Иваном
Калитой, войска которого в 1329 г. шли на Псков и были
остановлены лишь в погосте Опоки на Шелони.
В этой связи представляется закономерным передача
дара в XV в. не только великим московским князьям, но и
таким йотомкам Ярослава, как Иван Дмитриевич Шемячич
- 51 -
и Федор Юрьевич Шуйский. Князья Шуйские вели свое
происхождение от Андрея Ярославича, брата Александра
Невского и участника освобождения Пскова от немцев в
1242 г. Таким образом, можно предположить, что одним из
пунктов договора, заключенного в 1242 г. между Александром
Невским'как новгородским князем и Псковом, было условие
о предоставлении убежища родственникам и потомкам
князя. Вероятно также, что договор содержал пункт о
передаче потомкам Ярослава от имени Пскова нерегулярно-
го и не зафиксированного законодательно платежа под
названием «дар».
В том, что этот реликтовый платеж сохранялся до 1509 г.,
нет ничего удивительного. Последние исследования В.Л. Яни-
на выявляют глубокий архаизм в отношениях между Новгоро-
дом и княжескими династиями Руси и Литвы. Так, правами
на получение доходов («черной куны») с волостей на юге
Деревской пятины с начала XII в. обладали смоленские и
торопецкие князья; после захвата Литвой их территорий
литовские князья узурпировали права на получение черной
куны, сохранив их до 1471 г. Формуляр новгородско-княжес-
кихдокончаний, фиксировавший положение великого влади-
мирского князя в Новгороде, сохранялся до момента утраты
независимости также с начала XII в. (с 1126 г.)31.
Мы предполагаем, что положение князя в Пскове опира-
лось на традицию, заложенную в середине XIII в. Алексан-
дром Невским. Исследованные материалы, как представля-
ется, раскрывают новые аспекты взаимоотношений великих
московских князей и их наместников с Господином Пско-
вом. Князь и его аппарат органично сосуществовали с
институтами города-государства. Политическое влияние
наместника не исчерпывалось его личным административ-
ным и военным авторитетом, но питалось из разных источ-
ников. Социально-политические отношения в эпоху средне-
вековья не исчерпывались эксплуатацией населения и наси-
лием власти. Весьма важным для человека эпохи средневе-
ковья было поведение князя в критических ситуациях, даже
тогда, когда от его личных усилий мало что зависело, и
отсюда рос его авторитет как сакральной фигуры. Однако
-52-
представители разных династий обладали различной сово-
купностью прав на властные полномочия. Так, князья Ярос-
лавичи пользовались в Пскове особыми правами, утверж-
денными еще при Александре Невском. Как подчеркивал
М. Блок, в эпоху средневековья идея династической леги-
тимности была развита гораздо сильнее идеи личной леги-
тимности32. Вышесказанное позволяет охарактеризовать ин-
ститут княжеской власти в Пскове XIII—XV вв. как органич-
но выросший из социально-политической действительнос-
ти русского средневековья. Город на Руси — и Псков не являл
собой исключения — осмыслялся в первую очередь как место
пребывания князя.
Псковские бояре и посадники
Вместе с тем в Пскове, как и в Новгороде, было велико
значение городской общины. Суверенитет города вырастал
из его торгово-промышленной почвы, из боярско-купечес-
ких усадеб и объединенных в концы улиц. Кончанское
самоуправление находилось в руках боярско-купеческих
кланов, выдвигавших своих представителей на должности
посадников, которых утверждало вече — народное собрание,
и его волеизъявление не предполагало альтернативных ре-
шений. На рубеже XIV—XV вв. в системе власти Пскова
появляется новая структура — боярский совет, деятельность
которого во многом подменила функции веча. Как полагает
С.В. Белецкий, совет осуществлял руководство внешней
политикой Пскова и пользовался печатью с изображением
Богоматери на аверсе. С переходом города в 1468 г. под
протекторат Москвы усиливается влияние князя и склады-
вается равновесная система власти33.
Исследований института посадников в Пскове связано с
изучением проблем власти и собственности в средневековом
обществе. Первостепенной и давно поставленной в истори-
ографии проблемой является соотношение институтов бо-
ярства и посадничества. Все занимавшиеся этим вопросом
историки единодушно считают, что посадники избирались
из бояр, но сам феномен боярства в Пскове практически не
- 53 -
исследован. Считается, что бояре были землевладельцами и
составляли некое «сословие»34. Неясно, однако, когда сфор-
мировалось это сословие и насколько оно было замкнутым.
Обратимся к источникам псковского происхождения.
Ни законодательные памятники (Псковская судная гра-
мота), ни частные земельные акты не знают термина «боя-
рин». Этим источникам знаком термин «посадник», носив-
ший официальный характер и обозначавший государствен-
ное должностное лицо. Термин «боярин» употреблялся в
таких письменных источниках, как летописи и государ-
ственные акты. Содержащие этот термин документы можно
разделить на три вида: международные договоры, судебно-
процессуальные (правая грамота) и регистрационно-испол-
нительные акты (ободная или разъезжая грамота). Слово
«бояре» появилось сначала в летописях, применительно к
новгородцам. В сообщении о сражении псковичей с нов-
городцами, пройсшедшем под Ольгиной горой вскоре пос-
ле 8 августа 1394 г., говорится, что новгородцы потеряли
убитыми «инех боляр много». В сообщении о пожаре в
Пскове 31 мая 1406 г. упоминается великокняжеский посол
«болярин» Никита Неелов.
Собственно псковскими боярами впервые названы по-
слы в сообщении Псковской 2-й летописи о заключении
вечного мира с Новгородом в 1397 г.: «Того же лета послаша
псковичи князя Григориа, и посадника Сысоя, и Романа
посадника, и иных бояр в Новгород...». Любопытно, что в 1-й
летописи термин «бояре» заменены определением «дружи-
на» («посадников и дружину их»)35. Погибшие псковские
бояре упоминаются в сообщении о битве с немцами на
Логозовичском поле 18 августа 1407 г. Посадники и «иных
много бояр» участвовали в переговорах с Ливонским орденом
в Кирьипиге и Изборске 20 июля 1410 г. Бояре Ларион, Аким,
Юрий Винков и «иные бояре» входили в состав псковского
посольства в Новгород в 1417 ,г. Наконец, «боляр много»
участвовало в псковском посольстве к Витовту во время
войны с Литвой 25 августа 1426 г.36 Как видим, бояре
упоминаются вслед за посадниками в перечне членов по-
сольств и участников сражений. Псковские мужи названы
- 54 -
боярами в силу их нахождения на государственной службе.
В летописях в конце XIV — первой четверти XV в. термин
«боярин» понимается отнюдь не как сословие или титул; под
«боярином» скорее подразумевается наивысший чин.
Переходя к рассмотрению источников второй половины
XV— начала XVI в., начнем с актов внутреннего управления
Пскова, упоминания о боярах в которых поддаются одно-
значному толкованию. Из известной правой грамоты 1483 г.
следует, что для досмотра спорной воды в реке Перерве
власти посылают «княжого боярина Михаила Чета да и
Климету Семеновича сотцкого». В ободной грамоте, состав-
ленной на рубеже XV—XVI вв., сообщается, что в 1490/1491 г.
земли слободы переписывали посланные по постановлению
веча «боярин псковский» Лаврентий Нестерович и сотский
Фома37. Итак, в актах, выданных судебной и исполнительной
властью Пскова, под «боярином» явно понимается чинов-
ник, который может принадлежать к аппарату либо князя,
либо Господина Пскова.
Употребление термина «боярин» в княжеско-вечевых
грамотах и международных договорах допускает возмож-
ность альтернативных толкований. Наиболее ранним актом,
содержащим этот термин, является грамота 1463—1465 гг.,
направленная «от всех посадников псковских, и от бояр
псковских, и от купцов, и от всего Пскова» городскому
магистрату Риги. Этот стандартный оборот формуляра встре-
чается в еще нескольких псковских внешнеполитических
актах. Так, в посланиях Ивану III1477 г. и польскому королю
Казимиру 1480 г. интитуляция включает в себя перечень
государственных должностей и социальных статусов пско-
вичей, от имени которых составлялись акты: «...посадники
псковские, и степенные, и старые посадники, и сынове
посадничьи, и бояре, и купцы, и житьи люди, весь Псков...»38.
Договорная грамота Пскова с Ливонским орденом 1503 г.
перечисляет состав псковского посольства, в которое входи-
ли двое посадников, пятеро бояр, трое купеческих старост
и городской писец. В отличие от этого акта в договоре 1509 г.
под «боярами» понимаются исключительно выборные или
назначенные должностные лица: «...послы псковские посад-
- 55 -
ники Михайло Юрьевич Ледов, Александр Степанович Ки-
верников, Григорей Яковлевич Котлов, да бояре псковские
Иван Харитонович Пученкин староста купецкий, и вла-
дычнь наместник Василей Игнатьевич Галкин, Алексей
Михайлович старой дияк городцкой и Яков Ермолин старо-
ста гостевной и городской дияк Захарья».
Вернемся к летописным упоминаниям бояр в последней
четверти XV в. В Псковской 3-й летописи содержится
сообщение об отправке к Ивану III посольства, состоявшего
из четырех человек: «2 посадника, Коузмоу Тилкина да
Гаврила Картачева, а с ними 2 боярина, Опимаха Гладкого
да Андрея Иванова сына попова рождьякона»39. Хотя слово
«рождьякон» не поддается толкованию, очевидно, что боя-
рин Андрей Ивднов был сыном священнослужителя. Его
боярство было выслуженным, как и боярство упоминаемых
в договоре 1509 г. городских дьяков Алексея Михайловича и
Захарии.
Перечень бояр в договорной грамоте 1509 г. не дает
оснований считать их аристократическим сословием феода-
лов-землевладельцев. Безусловно, все перечисленные в акте
«бояре» могли быть землевладельцами, но почти наверняка
можно сказать, что ни староста Ермолин, ни дьяк Захарья не
получили свое боярство по наследству. То есть землевладе-
ние упомянутых И, повидимому, других бояр было их
вторичным, производным признаком. Первичным же, ис-
ходным признаком боярства можно считать факт пребыва-
ния носителя этого чина на государственной службе или на
выборной должности. В этом смысле под боярином следует
понимать служебный чин в Псковском государстве.
Данный вывод не противоречит давно сложившимся
представлениям о боярстве Северо-Восточной Руси, где
боярином в узком смысле слова назывался «высокопостав-
ленный служилый человек, получивший чин боярина», а в
широком смысле — любой вотчинник40. До XIV в., периода
консолидации московского боярства, вряд ли правомерно
считать аристократами всех бояр северорусских княжеств.
Закономерно возникает вопрос: можно ли рассматривать
псковское боярство как аристократическое сословие? Ведь,
-56-
коль скоро боярами именуются «гостевной староста», город-
ские дьяки и сын священнослужителя, псковских бояр
можно счесть протосословием, пополняемым за счет выход-
цев из небоярских кругов, выдвинувшихся на государствен-
ных и выборных общественных должностях.
Думается/такая трактовка не противоречит концепции
В.Л. Янин^: «...новгородские бояре составляли непополня-
емую касту аристократов и были обязаны своей сословной
принадлежностью только происхождением от родоплемен-
ной старейшины древнейшего периода новгородской исто-
рии, от той сословной верхушки, которая консолидирова-
лась в замкнутую касту еще на протогосударственной.ста-
дии»41. Ведь генезис городских общин Новгорода и Пскова
отличался в главном: начало государственности последнего
было положено договорными отношениями с метрополией
— Великим Новгородом. Поэтому псковское боярство кон-
солидировалось на протяжении столетий, и его состав
пополнялся за счет демократических слоев населения.
В литературе соотношение посадников и бояр обыкно-
венно рассматривается как соотношение замкнутого сосло-
вия (боярства) и присвоенной этим сословием должности
(посадничества). Как мы попытались показать, псковское
боярство только имело тенденцию эволюционировать в
сословие; юридически же было чином, дававшим его обла-
дателю доступ к государственным и выборным обществен-
ным должностям. Институт посадников, напротив, носил
наследственный характер, так как и в государственных, и в
частных актах фигурируют «сынове посадничьи», «посадниц
сын»42.
С начала XIV в. власть в Пскове концентрировалась в
руках посадничьих кланов, и в XV в. можно было наблюдать
завершение этого процесса и переход к овладению земельной
собственностью. Б.Б. Кафенгауз впервые привлек данные
топонимии для реконструкции «боярского» землевладения
в Пскове XIV—XV вв. Следует признать, что, несмотря на
произвольный характер некоторых сопоставлений, Кафен-
гаузу удалось показать широкое распространение посадни-
чьего землевладения. Но любопытно, что ни в земельных
-57-
актах, ни в писцовых книгах 1580-х годов нет следов соб-
ственно «боярских» вотчин, и это определенно свидетель-
ствует о том, что термин «боярин» так и не утвердился в
Пскове для обозначения землевладельца43. Термин «боярин»
в узком смысле слова обозначал княжеского или городского
чиновника; в широком смысле термин «боярин» использо-
вался как синоним слова «господин». Поэтому дети посад-
ников могли обозначаться в летописях как бояре, как,
например, будущий посадник Юрий Винков в 1417 г., но это
не было общим правилом. Однако источники не дают
оснований усмотреть существование замкнутого сословия
бояр в Пскове. Современные исследователи вообще предпо-
читают говорить о «корпорациях несословного типа» на Руси
XV—XVI вв.
Детальное исследование деятельности посадников осу-
ществили Б.Б. Кафенгауз и И.О. Колосова. В общем, эти
историки согласны в характеристике института посадников
как олигархического и наследственного. «Посадники явля-
лись членами высшего республиканского исполнительного
органа — боярского совета»44. В начале XV в. было консти-
туировано двойное представительство в совете от городских
концов, и число посадников увеличилось вдвое — до 8, а к
середине XV в. — до 16 человек. Кооптация членов боярского
совета происходила путем выдвижения посадников непос-
редственно в концах: нам неизвестны случаи выборов посад-
ников на вече.
Однако степенные посадники регулярно отчитывались на
вече о своей деятельности, а такие вопросы, как внесение
изменений в законодательство, были предметом обязательного
доклада на вече. Об этом говорится в ст. 106 Псковской судной
грамоты: «А которой строке пошлинной грамоты нет, и
посадником доложить господина Пскова на вечи, да тая строка
написать». Деятельность посадника проходила под контролем
городской общины, при вступлении в должность посадник
целовал крест и приносил присягу в том, что «ему судить право
по крестному целованию, а городскими кунами не корыстова-
тися, а судом не метится ни на кого ж, а судом не отчитись, а
правого не погубите , а виноватого не жаловати, а без исправы
человека не погубите ни на суду на вечи» (ст. З)45.
- 58 -
Вече
Парадоксальность феномена веча состоит в трудно со-
вместимом противоречии между теоретическими представ-
лениями и сведениями источников о нем. Теоретически вече
рассматривается как трансформированное в эпоху государ-
ственности народное собрание и считается древнейшим
властным институтом. В псковских источниках оно появля-
ется на два столетия позже князя: прямое упоминание о вече
в Пскове впервые встречается лишь в начале XIV в. в грамоте
1308—1312 гг.: «То воля Господина Пскова у Святой Троицы
на вече»46. На протяжении 1454—1510 гг. в псковских лето-
писях зафиксировано 66 вечевых собраний47. Рассмотрим
летописные известия о наиболее ранних случаях созыва веча.
В апреле 1454 г. в Псков приехал из Новгорода Иван
Дмитриевич Шемячич: при отъезде его в Литву 1 мая «даша
емоу псковичи 20 роублев на вече дару». Летом 1461 г.
«правиша посольство на вечи», то есть отчитывались по
результатам посольства вернувшиеся от великого князя
посадник и бояре. С обострением отношений с Ливонским
орденом в 1463 г. Псковичи «поставиша вече», чтобы назна-
чить воевод. 26 марта 1463 г. «посольство свое правил перед
псковичами на вичи» псковский посол из Москвы, объявив-
ший о назначении на княжеский стол Ивана Александровича
Звенигородского. 5 марта 1464 г. «правиша посольство перед
всеми псковичи на вечи» посадники, ездившие в Москву с
челобитьем об учреждении в Пскове отдельной епархии48.
Во всех перечисленных случаях вече выполняло сугубо
представительские функции, одобряя передачу «дара» кня-
зю, утверждая результаты посольств и назначение воевод. В
большинстве случаев у веча, видимо, не было альтернативы
в принятии решений. Отчет послов во всех перечисленных
случаях носил формально-ознакомительный характер: «веч-
ников» уведомляли о пожаловании сюзерена — великого
князя Московского. Решение о предоставлении «дара» по-
томкам Александра Невского также не нарушало псковской
«старины». Лишь в назначении воевод на вече можно Допу-
стить возможность выбора из альтернативных кандидатур,
-59-
но свидетельств этому нет. Между тем имеются факты
ожесточенной политической борьбы, в которую вече оказы-
валось втянутым. В конце лета 1462 г. было отказано в
княжении князю Владимиру Андреевичу, «а иные невегласы
псковичи, злыя люди, сопхнувше его степени»: в данном
случае явно имеется в виду вечевая степень.
Вече и его решения играли далеко не последнюю роль в
псковских событиях 1483—1686 гг. 13 июня 1484 г. был убит
«всем Псковом на вечи» посадник Гавриил, очевидно, обви-
ненный в замене некоей «грамоты» без санкции города.
Зимой 1484/1485 г. дважды отчитывались на вече посольства
посадников и бояр об итогах своих поездок к великому
князю. Летом 1485 г. (после Петрова дня) псковичам на вече
передавали ответ великого князя с требованиями об отмене
приговора посадникам и освобождении «смердов» участни-
ки третьего посольства (Ивана Агафоновича). Также на вече
«пословаше посольство» посадники, ездившие в Москву в
четвертый раз и урегулировавшие конфликт. Наконец, 8
июля 1486 г. отчитывались на вече о своем посольстве
участники пятой поездки в Москву по делу о «смердах». В
летописных известиях о событиях 1483—1486 гг. вполне
определенно противопоставляются две социальных группи-
ровки — с одной стороны, посадники, бояре, житьи люди,
с другой — черные «молодшие» люди. Как справедливо
заметил Ю.Г. Алексеев, «черные люди сохраняют право
участия в вечевом собрании, более того — составляют, по-
видимому, основной костяк этого собрания»49. Однако ре-
альная власть и влияние сосредоточиваются в руках правя-
щей элиты, прежде всего посадников и городских чиновни-
ков — бояр. Несомненно, это результат длительной эволю-
ции веча, проходившей под влиянием социального рассло-
ения городской общины.
1	Псков: Очерки истории. Л., 1990. С. 47; Алексеев Ю.Г. Псковская
судная грамота и ее время: Развитие феодальных отношений на Руси
XIV-XVbb. Л., 1980. С. 12-19.
2	ГВНП. № 8. С. 18; Белецкий С.В. Сфрагистика средневекового
Пскова. СПб., 1994. Вып. 2. С. 69; Боровик Т.Л. Псковские князья XV —
-60-
начала XVI в. // Археология и история Пскова и Псковской земли.
Псков, 1986. Вып. 6. С. 9.
3	ПресняковА.Е. Образование Великорусского государства. М., 1998.
С. 233-234; ПЛ. Вып. 1. С. 26.
4	ПЛ. Вып. 1. С. 30; Вып. 2. С. 116-117.
5	Томсинский С.В. «Сродственник» княгини Ольги... // Археология
и история Пскова и Псковской земли. Псков, 2001. С. 145; Зимин А.А.
Витязь на распутье. М., 1991. С. 10; ПЛ. Вып.1. С. 30.
6	Зимин А.А. Формирование боярской аристократии в России во
второй половине XV - первой трети XVI в. М., 1988. С. 29; ПЛ. Вып. 2.
С. 40.
’ПЛ. Вып.1. С. 46, 80.
8	ФрэзерДж.Дж. Золотая ветвь. М., 1986. С. 91-92; БлокМ. Короли-
чудотворцы: Очерк представлений о сверхъестественном характере
королевской власти. М., 1998. С. 126—127.
’ДДГ. №22. С. 60-62.
10	ПЛ. Вып. 2. С. 42.
"	Зимин А.А. Витязь на распутье. М., 12991. С.80, 89—90; ГВНП. №
335. С. 321-322.
12	ЗиминА.А. Витязь на распутье... С. 74-77; ДДГ. № 37. С. 105—107.
13	ПЛ. Вып. 2. С. 46, 51, 47.
14	ПЛ. Вып. 1. С. 26; Белецкий С.В. «Печати псковские». СПб., 1994.
С. 53-55; ГВНП. № 78. С. 133.
15	ГВНП. № 1. С. 9.
16	Янин В.Л. У истоков новгородской государственности. Великий
Новгород, 2001. С. 76.
17	Кафенгауз Б.Б. Древний Псков. М., 1969. С. 100.
18	ПЛ. Вып. 2. С. 46.
19	Там же. Вып. 1. С. 52.
20	Там же. С. 59-60,61.
21	Алексеев Ю.Г. Под знаменами Москвы. М., 1992. С. 118-119; ПЛ.
Вып. 1. С. 68.
22	ПЛ. Вып. 1. С. 70, 71, 74; Вып. 2. С. 191.
23	Там же. Вып. 2. С. 201, 208, 218.
24	Там же. Вып.1. С. 78, 80, 92.
25	Зимин А.А. Формирование боярской аристократии в России...
С. 68-69.
26	То, что к 1228 г. Псков находился под контролем суздальских
князей, явствует из сообщения Псковской 3-й летописи о пребывании
в Пскове «людей ярославлих». См.: ПЛ. Вып. 2. С. 79.
27	Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.;
Л„ 1950. С. 70-72.
28	ПЛ. Вып. 2. С. 21.
29	Алексеев Ю.Г. Псковская судная грамота: Текст. Комментарий.
Исследование. Псков, 1997. С. 128.
-61 -
30	ПЛ. Вып. 2. С. 90.
31	Янин В.Л. 1) Новгород и Литва: пограничные ситуации XIII-XV вв.
М., 1998. С. 54—57, 102; 2) У истоков новгородской государственности.
Великий Новгород, 2001. С. 64.
32	Блок М. Короли-чудотворцы... С. 128.
33	Белецкий С.В. Сфрагистика Пскова XIV—XVвв. СПб., 1994. С. 15-16.
34	Кафенгауз Б.Б. Древний Псков. С. 67, 68; Колосова И.О. «...И
посадникам доложить господина Пскова на вече...» // Археологи рас-
сказывают о древнем Пскове. Псков, 1992. С. 85—91.
35	ПЛ. Вып. 1. С. 25, 28; Вып. 2. С. 30, 107.
36	Там же. Вып. 1. С. 31, 37; Вып. 2. С. 37, 115, 118.
37	ГВНП. № 340. С. 327; Марасинова Л.М. Новые псковские грамоты
XIV—XV вв. М., 1966. № 32. С. 72.
38	ГВНП. № 336. С. 323; № 338. С. 324; № 339. С. 326.
39	Там же. № 347. С. 331-332; Договор Пскова с Ливонией 1509 г. /
Вступительная статья и комментарии Н.А. Казаковой. // ВИ. 1983. № 1.
С.91.
40	Кобрин В.Б. Власть и собственность в средневековой России (XV—
XVI вв.) М„ 1985. С. 28-29.
41	Янин В.Л. Новгородская феодальная вотчина. М., 1981. С. 213.
42	ГВНП. № 338. С. 324; Марасинова Л.М. Новые псковские грамо-
ты... № 24. С. 62.
43	Кафенгауз Б.Б. Древний Псков. С. 69~71.
44	Там же. С. 38-42; Колосова И.О. «...И посадникам доложить
господина Пскова на вече....... С. 89—98.
45	Алексеев Ю.Г. Псковская судная грамота: Текст. Комментарий.
Исследование. С. 37.
46	ГВНП. № 333. С. 318.
47	Кафенгауз Б.Б. Древний Псков. С. 92-98.
48	ПЛ. Вып. 2. С. 141; Вып. 1. С. 61, 64, 65, 70.
49	Тамже. Вып. 1. С. 62,79,80; Вып. 2. С. 65,69; Алексеев Ю.Г. Черные
люди Новгорода и Пскова: К вопросу о социальной эволюции древне-
русской городской общины И ИЗ. М., 1979. Т. 103. С. 269.
ГЛАВА 3.
yx>»S^>i«^»*»aBeSSSeSSSSSSSSlSSSflSSSSSSM»S*SW»W^®S9®WS^^
Псковичи на земле и перед судом:
структура и положение населения
в XIV-XV вв.
Землевладение. - Смерды. - «Брань о сллердах». - Псковская
судная грамота как памятник права. - Судоустройство и судебный
процесс.
При изучении общественных отношений в Псковской
земле исследователи сталкиваются с их глубоким своеобра-
зием, проявляющемся в том, что в конце XV в. в летописях
упоминаются смерды, исчезнувшие в других русских землях
еще в XIV в., земли продаются и наследуются «в одерень»,
а само землевладение является мелким и раздробленным.
А.Д. Горский проницательно заметил, что из псковских по
происхождению источников «создается впечатление о зна-
чительной архаичности общественного строя в Псковской
земле по сравнению с остальной Русью, в том числе — с
соседним Новгородом, о какой-то запоздалости Пскова в
развитии феодальных отношений и социально-экономичес-
кой жизни псковичей»1. Действительно ли Псков эпохи
независимости был «феодализирующимся захолустьем» или,
быть может, дело в особенностях источников, язык которых
исследоватеди слишком часто стремятся истолковать бук-
вально? Задача этой главы состоит в реконструкции наибо-
лее спорных черт общественного строя средневекового Пскова,
в том числе с применением методов лингвистического
анализа.
Землевладение
К началу XV в. вся удобная земля в Псковском государстве
была освоена и введена в хозяйственный оборот, о чем
свидетельствует точное и детальное обозначение границ
владений в земельных документах — духовных и купчих. В
-63-
них были учтены и временно выпавшие из оборота «порож-
жие», и неудобные для обработки земли, как, например, мох.
Границами владений были «пути» (дороги), «разгонные» и
«раскладные» межи, приметные деревья и камни В лесах и
на пожнях. Поскольку в деревне сохранялась община, пользо-
вание такими угодьями, как сенокосы, водопои, леса было
коллективным, но любой полноправный общинник мог по
своей воле отчуждать и личную землю, и доли в общинных
угодьях.
В ПСкОвском государстве сложилась устойчивая структу-
ра землевладения: землями владели церкви, монастыри,
посадники, земцы, крестьяне-общинники (в источниках
иногда именующиеся смердами). Характерной чертой земле-
владения в Псковском государстве была дробность, череспо-
лосность и раздробленность. Мы не располагаем сведениями
о крупный феодальных вотчинах; даже земли посадников
состояли из небольших деревень, находившихся в разных,
порой удаленных друг от друга местах. Уникальным источ-
ником по истории землевладения является духовная Акили-
ны 1417—1421 гг.: ей, жене псковского князя и сестре
посадника, принадлежало всего 13 дворов в псковских заса-
дах и пригородах. Кроме того, наблюдалось такое явление,
как землевладение сябров (соседей). Сябрами могли стать
крестьяне распадавшейся общины, земцы, покупатели мел-
ких вотчин из числа горожан.
Для средневекового Пскова было характерно владение
землей «в одерень» — особая форма землевладения, распро-
страненная на Северо-Западе и Севере Руси. Псковские
земельные акты, содержащие формулу о владении землей «в
одерень» начали вводиться в научный оборот с времени
публикации А.Х. Востоковым ободной грамоты на землю
слободы Троицкого собора. К настоящему времени известно
27 таких Грамот, что, в общем, немного по сравнению с
новгородскими актами. До публикации новых псковских
грамот Л.М. Марасиновой именно новгородские акты были
в центре внимания исследователей, интересовавшихся этой
формулой. Одним из первых статью о землевладении «В
одерень» написал Н.П. Павлов-Сильванский. Исследователь
-64-
считал, что эта формула является общей для индоевропей-
ских народов, и, приведя примеры из русских источников об
употребления дерна в земельных делах, сопоставил их с
немецкими свидетельствами, также говорящими о передаче
куска дерна как символическом изображении перехода уча-
стка земли во владение другого лица2.
Л.М. Марасинова обосновала концепцию, согласно кото-
рой владение землей «в одерень» означало «неограниченную
какими-либо условиями собственность, предусматриваю-
щую право дальнейшего распоряжения приобретенной зем-
лей». «Полной и безусловной собственностью» считает фор-
му владения «в одерень» и Ю.Г. Алексеев. В.Ф. Андреев вслед
за С.Н. Валком возводит зарождение формулы «в одерень» «к
доактовому периоду оформления сделки, когда дерн исполь-
зовался в качестве атрибута символического обряда, сопро-
вождавшего переход земли из рук в руки». На Северо-Востоке
Руси, по мнению В.Ф. Андреева, аналогом формулы «в
одерень» был оборот «купил... впрок без выкупа», что
объясняется вытеснением обряда с дерном ритуалом хожде-
ния с иконой по межам3.
Исследование термина «в одерень» предполагает его
анализ как социально осознанного понятия, закрепленного
в специальном слове и обозначавшего правовое основание
землевладения. Изучение такого понятия является состав-
ной частью более общей задачи, которая может быть сфор-
мулирована как исследование образования и внутренней
организации терминологии социальных институтов по пись-
менным источникам. Доказательность выводов в данном
случае впрямую зависит от полноты источниковой базы:
необходимо опираться по возможности на все употребления
рассматриваемого слова. Поскольку псковские акты сохра-
нились в количестве, недостаточном для аналитического
исследования, мы привлекаем также новгородско-двинские
акты, содержащие сходную терминологию.
Классификация 27 псковских грамот с употреблением
формулы «в одерень» такова: 10 купчих, 6 духовных, 4
меновных, 3 раздельных, 2 данных, 1 ободная и 1 рядная
(мировая запись). Все эти акты происходят из архивов
-65 -
14 приходских церквей и монастырей: Спасо-Мирожского,
Варлама с Запсковья, Св. Пятницы из Бродов, Успенского с
Завеличья, Успенского с Полонища, Старо-Вознесенского,
Духовского, Св. Николая из Смолин, Козьмы и Демьяна из
Руссок, Варваринского из-за Петровских ворот, Елизарова,
Георгия с Камна, Никольского Каменноградского, Псково-
Печерского.
Формула «в одерень» присутствует во всех сохранившихся
псковских купчих, кроме одной — купчей посадника Макси-
ма на землю на Бойнице. Однако отсутствие клаузулы о
покупке «в одерень» в данном акте может быть объяснено
фрагментарностью его списка, сделанного в 1684 г. Предме-
том сделки в купчих являются все виды земельных владений:
«земли, лес, стариска и прикреми», «село землю оромую, и
хороме, и зородье, и жердье и весь запас сенные», «пожни»,
деревня «со всем запасом и з жердьем», «смердья земля и
вода» и «пожня и прикремы и пень и колоду и полесья», «два
места вода... и седенье и запас дву мест», «нива»4. Соци-
альный статус продавцов определен лишь в одном акте —
купчей Григория и Федора на землю сельских смердов в
Лисьях. Социальный статус покупателей известен в двух
случаях, когда покупателями были служилый литовский
князь и псковский купец. О статусе контрагентов большин-
ства грамот можно лишь догадываться.
Вторая группа актов — духовные. Из шести духовных
грамот, в которых имеется формула «в одерень», три были
составлены представителями социальных верхов Пскова —
вдовой князя Акилиной, Никитой Ховом и Ульяной. Недви-
жимость, передаваемая Никитой Ховом, состояла из семи
объектов, среди которых два городских двора и четыре села
в разных погостах. Но «в одерень» по духовной Хова переда-
вались лишь те села и дворы, которые оставались во владении
детей завещателя. Три села передавались монастырям непос-
редственно или после «кормли» наследников завещателя, и
в этом случае оборот «в одерень» не употреблялся. Духовные
Анцыпора, Семиона и Павла вряд ли были составлены
представителями верхов: в них завещаются единичные объек-
ты (пустошь, «село земли»). Завещателями в данном случае
-66-
могли быть как мелкие вотчинники, так и крестьяне, В трех
духовных оборот «в одерень» не применялся, и в одном
случае можно предположить, почему в духовной земля
передается без сопровождения формулы «в одерень». По
духовной старосты Вознесенскому монастырю передается
«Иванова земля» с угодьями, которая, видимо, являлась
выморочной5. Староста не мог передать «в одерень» землю,
которой он не владел и претензии на которую могли быть
предъявлены «племенем» прежнего владельца.
Обратимся к типологически сходному, новгородско-
двинскому материалу. С XIII в. новгородским актам знаком
оборот «в одерень», первое бесспорное упоминание которого
содержится в духовной Климента, передавшего в 1255—1257 гг.
два села «одерьнь святому Гергью». В 1333—1342 гг. «одерень
себе и своим детем» купил Тайбольскую землю Лука Варфо-
ломеевич. В Новгороде, подобно Пскову, «в одерень» поку-
пали городские дворы, как это сделал Максим Фалелеев во
второй четверти XV в. Наиболее поздний акт с упоминанием
оборота «в одерень», относящийся к собственно новгородс-
ким (будущим пятинным) землям, датируется 60—70-ми годами
XV в.6
Двинские акты, в которых употребляется оборот «в
одерень», являются наиболее крупным документальным
комплексом эпохи независимости Новгорода, насчитываю-
щим более 140 купчих, духовных, данных и рядных грамот.
Самый ранний двинской акт датирован концом XIV в.
Именно двинские грамоты позволяют проверить некоторые
гипотезы, касающиеся оборота «в одерень». А.И. Копанев
писал о том, что формулы купчих «в одерень» и «впрок без
выкупа» свидетельствует «о неограниченных правах нового
владельца на приобретенную землю». Отождествив оборот «в
одерень» с формулой «впрок без выкупа» из купчих Северо-
Восточной Руси, В.Ф. Андреев также пришел к выводу о
«незыблемости владения купленной недвижимостью», га-
рантированной «дерноватыми» грамотами7.
Единичные акты, тем не менее, свидетельствуют о
реальной возможности родового выкупа проданной «в оде-
рень» вотчины. В 50-х годах XV в. Андрон Леонтьевич
- 67 -
выкупил тоню на берегу Белого моря — «отцину свою... из
дерну и з дерною грамотою». Любопытно, что в заключении
выкупной грамоты стоит клаузула, традиционная для куп-
чих: «А выкупил собе и своим детем одерень»8. Очевидно, что
в данном случае оборот «в одерень» вовсе не гарантировал
первому покупателю незыблемость сделки.
Формула «в одерень» активно использовалась в актах
двинских крестьян и своеземцев и в XVI в. В.Ф. Андреев,
основываясь на факте вытеснения формулы «одерень» из
новгородских и обонежских купчих к середине XV в., сделал
вывод, что «процесс выпадения доактовых элементов из
формуляра новгородских и обонежских купчих зашел в XV в.
дальше, чем на Двине, а значит, новгородские купчие
прошли... более долгий путь развития, чем двинские, что в
свою очередь указывает на более высокий уровень поземель-
ных отношений в центре новгородской земли, нежели на ее
окраинах»9. Такой вывод вызывает определенные сомнения,
так как по ходу интерпретации фактов рабочая гипотеза
выступает в качестве аргумента. Вряд ли «выпадение» таких
формул, как «одерень», происходило путем эволюции акто-
вого формуляра. В отличие от двинских актов, мы распола-
гаем единичными документами подобного типа, относящи-
мися к собственно новгородским землям (шесть актов XIII—
XV вв.), так что в данном случае вполне возможна аберрация,
вызванная недостатком источников в одном случае и их
относительным обилием в другом.
Но даже немногие сохранившиеся акты свидетельствуют,
что формула «одерень» и в собственно новгородских землях
используется вплоть до конца 1470-Х годов. В купчей Есипа
Ивановича на землю на Вишере, датированной В.Л. Яниным
60—70-ми годами XV в., оборот «одерень» употребляется
дважды — и при констатации факта внесения денег, и в
заключительной клаузуле10. Исчезновение формулы «оде-
рень» в новгородских актах этого времени было вызвано,
скорее всего, сменой всего документооборота в результате
инкорпорации Новгорода в состав Москвы. Распростране-
ние на новгородские пятины верховной собственности вели-
кого князя на землю привело к прекращению документально
-68-
оформленного процесса купли-продажи земли. На новго-
родском севере в разряд оброчных земель великого князя
(«княжщинных») были переведены лишь отдельные владе-
ния в нижнем течении Двины и по берегу Белого моря.
Основная масса земель на Двине продолжала оставаться
чернокунскими, а их владельцы до 1560-х годов распоряжа-
лись своей землей на прежних основаниях и использовали
при составлении актов старый формуляр эпохи независимо-
сти.
Обращение к новгородско-двинским актам позволяет
предположить, что зона распространения формулы «оде-
рень», охватывавшая территорию от Пскова до Двины,
представляла собой одновременно регион особых отноше-
ний с сфере землевладения, характеризующийся меньшим
влиянием государства и большей свободой в сфере мобили-
зации земли, нежели на территории Волго-Окского между-
речья. В Псковском государстве владение землей «в одерень»
также существует до инкорпорации в состав Москвы. Судя
по сохранившимся актам, их состав после 1510 г. резко
контрастирует с дошедшими до нас актами эпохи независи-
мости. Абсолютное большинство грамот до инкорпорации —
частные акты, фиксировавшие сделки с землей. После 1510 г.
преобладают жалованные грамоты, затем появляется делоп-
роизводственная документация приказных учреждений.
Отсутствие частных земельных актов в Пскове после 1510 г.
свидетельствует о том, что присоединение к Москве привело
к введению в Пскове верховной собственности на землю
государства в лице великого князя. Логично заключить, что
независимый Псков не знал верховной собственности на
землю и именно с земельными порядками вечевых госу-
дарств связано появление и использование оборота «в оде-
рень».
Когда формула «в одерень» могла войти в формуляр
псковских актов? В формуляре псковских духовных грамот
действительно, как показал Г. В. Семенченко, наличествуют
архаические черты, что говорит об относительно раннем
становлении их формуляра. Первая черта — это оборот
«учиних ряд», который заменяет формулу о составлении
-69-
рукописания. Именно в X—XII вв. слово «ряд» служило, в
частности, для обозначения завещательного распоряжения.
Вторая черта также свойственна актам XII в. — это санкция
за нарушение завещания в виде суда с нарушителем грамоты
перед Богом. Таким образом, формуляр псковских завеща-
ний сложился очень рано — не позднее XII в. Не намного
позднее должен был сложиться и формуляр других разновид-
ностей актов, в частности, раздельных грамот. В раздельной
Ждановых детей с игуменьей Старо-Вознесенского монас-
тыря употреблен столь же архаичный оборот «сеи дель
ряд»11. Раннее складывание формуляра псковских актов
позволяет именно с этим фактом связать универсальное
употребление формулы «в одерень».
О том, что владение землей «в одерень» «не было
монопольным правом или привилегией какой-либо соци-
альной группы», писала Л.М. Марасинова. Она, однако,
полагала, что приобретатели земли не могли быть крестья-
нами, на чью долю оставалось только продавать свои земли,
превращаясь в изорников. Думается, что до настоящего
времени в нашем распоряжении нет данных, позволяющих
сколь-нибудь уверенно обосновать социальную стратигра-
фию непривилегированной части сельского общества Псков-
ской земли. К аналогичным выводам пришел в свое время
С.Б. Веселовский: «В княжеской Руси существовал не менее
многочисленный класс мелких землевладельцев, по разме-
рам своих владений и по характеру хозяйства очень близкий
к крестьянам позднейшего времени... Мелкие вотчинники
владели деревней по жеребьям, т.е. как дольщики или сябры-
крестьяне». По псковским актам мы не можем провести
четкую границу между мелкими вотчинниками-земцами и
крестьянами-чернокунцами. Такие покупатели, как Антон с
братьями, Власий, Никон и Анфим, вполне могли быть как
вотчинниками-земцами, таки чернокунцами12. Землями «в
одерень» могли владеть все категории населения Псковского
государства, кроме холопов. Такую интерпретацию косвенно
подтверждает и западноевропейский материал. Н.П. Граци-
анский писал, что в актах «социальная квалификация»
-70-
собственника земли «в подавляющем большинстве случаев
отсутствует совершенно, и даже лица графского рода сплошь
и рядом фигурируют в бургундских грамотах X—XI вв. с
одними лишь личными именами»13.
Ряд фактов не позволяют принять гипотезу о владении
землей «в одерень» как полной и безусловной собственности.
По духовной Павла движимое имущество («живот») и недви-
жимость («село земли») переходят в пожизненное владение
его вдовы Федосьи. Село переходит к ней, используя терми-
нологию других актов, «в кормлю» («пить ей и есть со отчине
моей до ея живота»). Движимое имущество («живот») пере-
ходит Федосье «в одерень», но тут же выясняется, что она не
может распорядиться самостоятельно «животом», который
должны продать и раздать в милостыню душеприказчики
Павла14. Значение термина «одерень», как нам кажется,
отчасти проясняет список с ободной грамоты на земли
троицкой слободы конца XV — начала XVI в. В отрывке этого
акта, имеющего государственное происхождение, помимо
терминов «в одерень» и «дерноватая грамота», трижды
употребляется термин «дерн» («дерен»). Из ободной грамоты
ясно, что в одном «ободе» с землями, пожалованными
слободе, находились принадлежавшие жителям Изборской
волости и псковичам частные владения (лядины, пожни и
нивы), с которых «Господин Пскову... дерну не имал»15.
Дерн, таким образом, приобретает в этом акте значение
государственного налога или совокупности налогов, кото-
рые взимаются с государственных земель, находящихся, в
частности, в пользовании слобожан. Формула «в одерень»,
по нашему предположению, изначально как раз и должна
была символизировать частное владение лица или рода,
свободное от особого государственного обложения, которое
в Пскове носило название «дерна». Данная гипотеза может
служить лишь одним из подступов к сложнейшей проблеме
изучения социальной структуры средневекового Пскова. В
основе дальнейшей работы над ней должны лежать микро-
региональные исследования, основывающиеся на материа-
лах писцовых книг.
- 71 -
Смерды
Изучение истории сельского населения Псковской зем-
ли в XIII—XV вв. сопряжено с источниковедческими и
терминологическими трудностями. Источниковая база по
аграрной истории чрезвычайно скудна: это 45 актов XIII—
XV вв., Псковская судная грамота и летописные сообщения
XV в. Реконструкция структуры сельского населения на
основании этих материалов может носить лишь гипотети-
ческий характер, тем более что сведения источников часто
противоречивы. Так, смерды упоминаются в договорной
грамоте 1440 г., двух частных актах и в летописных сообще-
ниях 1484—1485 гг. и не упомянуты в Псковской судной
грамоте.
В трудах отечественных историков второй половины
XX в. смерды единодушно признаются лично свободными
крестьянами, платившими дань князю и Господину Пскову.
Правда, оценки положения смердов в структуре сельского
населения существенно различаются. А.Л. Хорошкевич,
опираясь на исследования А.А. Зимина, считает смердов
людьми с низким социальным статусом, своего рода государ-
ственными рабами: они, по мнению исследователя, «пред-
ставляли собой население княжеских сел, передаваемых
городом «в кормлю» князьям, приглашаемым для их оборо-
ны»16 . Села смердов, полагает А.Л. Хорошкевич, — это своего
рода реликт, сохранявшийся лишь в силу архаизма полити-
ко-экономических структур в вечевых городах. На наш
взгляд, в изучении сельского населения Псковской земли
следует применить метод комплексного анализа источни-
ков, когда обращению к летописям должно предшествовать
исследование актового и законодательного материала, а
также нарративных источников, известия которых не допус-
кают двоякой трактовки.
Впервые псковские смерды фигурируют в древнейшем
акте с упоминанием судебного процесса о земле — грамоте
XIII в. великого князя Александра и посадника Твердила
рожитчанам. Жители Рожитцкого острова в Кулейской губе
отстояли свои права на «мох» — по-видимому, заливные луга,
-72-
находившиеся в споре с монахами Спасского монастыря.
Главным аргументом в судебном процессе стала «смердья
грамота» или несколько грамот, упоминаемых в акте и
доказывавших права Лочко, Ивана и других «рожитчан» на
спорные земли: «...аже в грамотах мох Л очков и Иванов и всех
рожитчан»17. По вопросу об упоминаемых в акте «смердьих
грамотах» в литературе существуют две точки зрения.
Л.М. Марасинова считает эти акты документами, фиксиро-
вавшими какие-то предшествующие сделки с этой землей, а
Ю.Г. Алексеев полагает, что они содержали перечень земель,
принадлежавших общине, или описание ее межей. Думает-
ся, что документ дает основания как для первого, так и для
второго суждения, и решить проблему можно лишь сравне-
нием его с другими источниками. Важнее подчеркнуть
другое: «все рожитчане», «выложившие» на процессе смер-
дью грамоту, в акте княжеско-посадничьего суда не названы
смердами18. Можно ли это обстоятельство счесть случайным
следствием несовершенства в оформлении документации
или такое упущение было закономерным?
Термин «смерд» уже в эпоху Русской Правды не исполь-
зовался как специальное наименование определенной соци-
альной группы. Он применялся в памятниках законодатель-
ства с целью подчеркнуть исключительные обязанности
сельского населения либо права привилегированных сосло-
вий, как, например, в Русской Правде или княжеско-
новгородских докончаниях. Лочко, Иван и их соседи осоз-
навали себя, прежде всего, как общину «рожитчан», чьи
права на землю были зафиксированы документально. Кня-
жеско-посадничья власть определяла их как смердов в тех
случаях, когда с «рожитчан» взимали дань, и, возможно, в
самой «смердьей грамоте» (несохранившейся) жители Ро-
житцкого острова назывались смердами.
Для исследования псковских смердов важно обратиться
к типологически сходным новгородским материалам, тем
более что им свойственна подобная терминологическая
неопределенность. Слово «смерд» в Великом Новгороде
употреблялось до конца эпохи независимости, но из всех
источников XV в. оно фигурирует лишь в новгородско-
-73 -
княжеских докончанйях, тексты которых содержали релик-
товую для XV в. терминологию. В более ранний период
истории Новгорода термин «смерд» употреблялся, как пра-
вило, в источниках, происходивших из элитарной боярско-
церковной среды. В берестяных грамотах XII—XIV вв. под
смердами понимаются Платившие дань жители Заволочья, а
также сельские жители, выплачивавшие по разверстке оброк
боярину Онцифору Лукиничу, должники.
Особенно показательно наиболее позднее из известных ё
науке употребление термина «смерды», относящееся к 40-*
60-м годам XIV в., звучащее в переводе так: «Поклон от
Кирика Онцифору. Ты даешь распоряжение о рыбах. Смер-
ды же не платят мне без разверстки, а ты не послал человека
с грамотой. А что касается твоего старого недобора, пришли
жеребьи». Грамота представляет собой отписку приказчика
(Кирика), объясняющего своему господину (Онцифору) при-
чины невыплаты смердами оброка. Она является частью
вотчинной документации посадника Онцифора, а упомина-
емые в ней смерды скорее всего — зависимые крестьяне.
Посадник Онцифор Лукинич, умерший в 1367 г., передал
своему сыну Юрию село Медну под Торжком, которое
наверняка не было единственной вотчиной новгородского
боярина19.
В литературе получили распространение разные сужде-
ния об эволюции понятия «смерд» в XIV—XV вв. Согласно
А А. Зимину, первоначально термин обозначал полурабское
население, но впоследствии «изменил свое... содержание,
превратившись в общее наименование крестьян». Ю.Г. Алек-
сеев считает, что «зависимые крестьяне, жившие на господ-
ской земле, в Великом Новгороде смердами не назывались»;
по его мнению, «новгородские смерды рассматривались...
как податное население, несущее повинности в пользу
города-государства». По ходу исследования Ю.Г. Алексеев
опирается на данные новгородско-княжеских докончаний,
летописные известия и рядную грамоту крестьян Робичий-
ской волости с Юрьевым монастырем 1460— 1470-х годов. Ио
из договоров следует лишь то, что смерд наряду с купцом
«тянет» судом «в свой погост» («потуг»). Неудивительно и то,
- 74 -
что жители Робичинской волости во второй половине XV в.
названы крестьянами, а не смердами — этот термин тогда уже
вышел из употребления20.
Термин «смерд» использовался в источниках до заверше-
ния христианизации сельского населения. В XII—XIII вв.
новгородские бояре получали большую часть доходов в
результате участия в системе государственного фиска и сбора
дани с чернокунцев-смердов. Активный и массовый переход
к вотчиной системе в XII—XIII вв. предшествовал или даже
совпадал с процессом вытеснения из оборота языческих
имен и, следовательно, с христианизацией сельского насе-
ления. Термин «смерд» в последней трети XIV в. тоже не без
влияния христианизации вытесняется терминами «сироты»,
«селяне» и «крестьяне». Таким образом, смена терминологии
могла быть обусловлена как религиозными (христианизация
села), так и социальными (переход к вотчинной системе
эксплуатации сельского населения) причинами.
Любопытно, что смену терминологии и особенности
употребления удается проследить по берестяным грамотам,
относящимся к истории одного боярского рода — Онцифо-
ровичей. Если приказчик Онцифора, как мы видели, назы-
вал сельских подданных смердами, то, возможно, потомки
этих самых смердов, обращаясь к сыну Онцифора Юрию,
именовали себя уже иначе. «Поклон ко Юрью и к Максиму
от всих сирот...» (70—80-е годы XIV в.), «поклон от Кондрата
осподину своему Юрью и ото всех селян...»(40—90-е годы XIV
в.), «бьют челом крестьяне господину Юрию Онцифорови-
чу...» (конец XIV в. — 1400-е годы). Весьма симптоматично,
что и вотчинники переходят к новой терминологии; дальний
родственник Офоноса Онцифоровича Ксенофонт заявлял
своему адресату, что купил земли в Ещерском уезде и
Замолмосовье «и свою сироти в Симовли а на Хвойни» (80—
90-е годы XIV в.)21.
В Псковской земле XIV—XV вв. термин «смерд» также не
получил широкого распространения: до 1484 г. его не знают
летописи, а из 45 известных нам частных актов он употреблен
лишь в одном — в купчей Григория и Федора на землю
сельских смердов: «...се купиша Григоре у братии его Федора
- 75 -
у Якова и у Ермола и у Радиона землю и воду и прикупки их
в Лисьях и у старосте у Радиона и у всего погоста у селских
смердов смердью землю и воду и полтретьянатцата места и
пожня и прикремы и пень и колоду, и полесья, куда смерди
селские ногою стали Якова и Ермола и Радивоня и весь
погост их по земли и по воде и по пожням». Купчая на землю
была официально утверждена прикреплением свинцовой
буллы. По ее описанию («печать свинчатая псковская глазу-
ха») В.Л. Янин датировал грамоту 1425—1469 гг.22
Купчая на «смердью землю» в Лисьях детально исследо-
вана Ю.Г. Алексеевым. Согласно его мнению, продавцом
земли была не вся погостская община, а только Яков, Ермола
и Родион. Сельские смерды владели смердьей землей и водой
(рыболовными участками), которые в общей сложности
составляли 12 с половиной «мест», или жребиев в общинных
угодьях. Кроме того, в распоряжении смердов находились
собственные «прикупки», которые, по мнению Ю.Г. Алек-
сеева, появились в результате частных сделок23. С хозяй-
ственной точки зрения общинные и прикупные земли
представляли собой всю совокупность угодий: пашни и
рыболовные участки в количестве 12 с половиной жребиев,
пожни, прикремы, пень, колоду, полесья. Они находились
в общей меже с землями всего погоста: «а в том ободе чюжая
земля». Все эти земли продаются смердами «в одерень», то
есть в полную собственность, с ведома старосты Родиона и
всего погоста.
Статус покупателей земли в Лисьях не определен: это
могли быть представители верхушки сельских жителей,
мелкие вотчинники, аналогичные псковским земцам, или
даже, как предположила Л.М. Марасинова, посадники. В
любом случае община-погост в Лисьях навсегда утратила
контроль над проданной землей в результате акта продажи,
в котором участвовали смерды. Непременным условием
сделки должно было быть право распоряжения своей зем-
лей, принадлежащее не общине в целом, а отдельным
домохозяйствам смердов, представленным их главами —
Яковом, Ермолой и Родионом.
Отразившиеся в акте реалии несовместимы с представле-
- 76 -
нием о смердах XV в. как о полурабах, проживавших в
княжеских селах, передаваемых городом «в кормлю» князь-
ям24. Скорее, этим реалиям соответствует статус лично
свободного сельского хозяина, чьи земли и «прикупки» легко
выделяются из общинных угодий, в том числе для продажи.
В договорной грамоте великого князя Литовского Казимира
с Псковом 1440 г. термин «смерд» употреблен в контексте
упоминания представителей лично свободного населения:
«А межи собою будучы в любви, за холопа, за робу, за
должника, за поручники, за смерда, за татя и за розбойника
не стояти ни мне, ни вам, а выдати по исправе»25. К тому же
упоминание смерда в этом акте носит явно трафаретный
характер, подобный упоминанию смерда в договорных гра-
мотах Новгорода с князьями. Летописный материал свиде-
тельствует, что в первой половине XV в. в Пскове уже
утвердилось наименование сельского населения крестьяна-
ми: в сообщении 1435 г. о неурожае говорится об «убытке
крестианомхлебом»26. Таким образом, термин «смерд» в XV в.
использовался расширительно, охватывая широкие слои
сельского населения, как лично свободного, так и несвобод-
ного. Это предположение подтверждают и исследования
Псковской судной грамоты.
А.Л. Хорошкевич считает, что смерды не упомянуты в
Судной грамоте потому, что «не принадлежали городскому
суду, а только суду князя, подобно другим категориям
холопов», только, в отличие от княжеской челяди, смерды
«не подлежали вывозу из городской округи». «Статус смер-
дов, — пишет А.Л. Хорошкевич, — находившихся в коллек-
тивной зависимости от псковского наместника, ставленника
великого князя всея Руси, позволял последнему считать себя
единственной высшей судебной инстанцией по отношению
к этой категории зависимого сельского населения»27. Таким
образом, исследовательница полагает, что так же, как вели-
кий князь выносил вердикт по делу смердов в 1485—1486 гг.,
псковский князь-наместник судил смердов наряду со своими
холопами без участия городских представителей — посадни-
ка и сотского, и не по псковскому законодательному кодексу,
а, видимо, на основе норм обычного права.
- 77 -
Но такое положение вещей противоречило бы интересам
вечевого города. Если же под смердами понимать широкие
слои лично свободного населения, то противоречия отпада-
ют, ведь смерд — это житель сельской округи, имеющий те
же гражданские права, что и другие «псковитины». По
мнению Ю.Г. Алексеева, положение «свободных соседей-
смердов» хорошо показывают статьи 9, 10, 103 Псковской
судной грамоты28. В этом убеждает и исследование социаль-
ного состава населения псковских губ, проведенное Б.Н. Хар-
лашовым с опорой на актовые и археологические материалы.
Б.Н. Харлашов полагает, что контрагенты псковских актов
— завещатели Симеон и Павел из Смолинской губы, Трофим,
Осип и Федос из Каменской губы — были черносошными
крестьянами или выходцами из их среды29. Следовательно,
если в одном случае составитель грамоты именует контраген-
та смердом, а в другом не дает ему такого наименования,
можно констатировать произвольный характер употребле-
ния в актах термина «смерд», как обозначавшего крестьян-
ство в целом.
«Брань о смердах»
«Брань о смердах» — один из наиболее полно изученных
эпизодов в истории средневекового Пскова. В первой и
второй Псковских летописях ход событий 1483—1486 гг.
представлен следующим образом30. 6 мая 1483 г. псковичи
«посекли» дворы шести посадников и их сторонников. В
следующем, 1484 г. посадники во главе с Гавриилом, составив
«новую грамоту», перераспределили повинности между
Псковом и «всей землей», включавшей какпсковские засады,
так и земли пригородов. В результате повинности сельского
населения, которое летописец называл «смердами», сокра-
тились. Начавшейся внутриполитической борьбой в Пскове
воспользовался Иван III, решительно вставший на сторону
крестьян.
Обнаружение «новой грамоты» в арХиве вечевой канце-
лярии привело к очередным насилиям и казни по приговору
веча посадника Гавриила и одного из «смердов» — предста-
-78-
вителей сельских общин. За сентябрь 1484 — ноябрь 1485 г.
псковичи отправили в Москву шесть посольств, которые
пытались уладить сложный конфликт. Летом 1486 г., уже
после нового «разруба» повинностей, на севере Псковской
земли, в Наровской губе, сельские жители вновь высказыва-
ли недовольство попытками городской администрации пе-
ресмотреть распределение повинностей, опираясь на «смер-
дью грамоту».
А.Л. Хорошкевич рассматривает события 1484—1486 гг.
как следствие отказа великокняжеского наместника предо-
ставить помощь смердов для строительства крепостной
стены. Проанализировав летописные известия за XIV—XV вв.,
А.Л. Хорошкевич признала, что не располагает прямыми
доказательствами участия смердов в городском строитель-
стве. Поэтому исследовательница привлекла источники,
относящиеся к Новгороду и Великому княжеству Литовско-
му, где крестьяне участвовали в сооружении городских
укреплений31. Однако первостепенное значение имеют именно
псковские материалы о крепостном и ином общественном
строительстве, к ретроспективному изложению которых мы
и перейдем.
Уже в начале «брани о смердах» осенью 1484 г. поставили
новый мост через реку Пскову, «а даша мастером 60 рублей,
а платиша то серебро мясники». Весной 1484 г. соседи
Козмодемьянского конца заложили свой участок стены на
Запсковье от реки Великой. Соседи Богоявленского конца
начали строить свой участок стены от Псковы в 1482 г. и
завершили его осенью 1483 г. Сооружение деревянной стены
Окольного города в августе 1465 г. также осуществлялось
силами самих посажан и их .«запасом». В 1433 г. соседи
Петровской улицы разобрали старую башню у церкви Петра
и Павла, использовав материал на строительство церкви
Бориса и Глеба32. Когда требовалось выполнить высококва-
лифицированную работу, город нанимал мастеров. Так, в
течение трех лет, в 1463—1465 гг., 80 наймитов возводили
«Перси» в Кремле за «мзду» в размере 175 рублей. В 1458 г.
также наемные мастера сооружали новую стену в Кремле на
участке «от захабня до Коутнего костра». Их работа обошлась
- 79 -
городу в 150 рублей. Крупнейшее строительство в 1422—
1424 гг., когда за три года были возведены «Перси кромскыа»,
также осуществлялось двумя сотнями мастеров, взявших 1200
рублей найма33.
Практика крепостного и иного общественного строи-
тельства в XV в. показывает, что Господин Псков прибегал
к двум испытанным способам. Если работы велись на скорую
руку и их характер предполагал использование неквалифи-
цированной рабочей силы, горожане, разверстав работы
между концами, как, например, жители Запсковья в 1482—
1484 гг., строили стены самостоятельно. Если же возводились
объекты большой сложности (Перси, укрепления Крома,
мосты), нанимались мастера-профессионалы, труд которых
оплачивался либо из городского бюджета, либо за счет
корпораций (главным образом, церкви). Ни в первом, ни во
втором случае необходимости привлечения к работе «смер-
дов» не было.
Сама А. Л. Хорошкевич констатирует, что прямых данных
о привлечении сельского населения к исполнению натураль-
ных повинностей по крепостному строительству нет, и
пытается найти соответствующие доказательства, анализи-
руя умолчания источников. Поэтому исследователь доказы-
вает свое мнение методом «от противного», рассматривая
указания летописей о возведении стены силами горожан в
1465 г. как «первый случай в истории города»34. На самом
деле, у нас йет никаких указаний источникрв на характер
выполняемых смердами повинностей, и принять гипотезу
А.Л. Хорошкевич о глубинной причине конфликта 1483—
1486 гг. не представляется возможным. Это, конечно, не
значит, что сельское население Псковской земли не участво-
вало в крепостном строительстве в городе. Дань, взимавша-
яся в том числе и со смердов, шла в первую очередь на
удовлетворение потребностей Псковской земли в обороне, и
укрепления Пскова и пригородов возводились в ТОм числе и
на их средства.
Летописное изложение событий 1484—1486 гг. контрасти-
рует с другими сообщениями Псковской 2-й летописи,
отличаясь от них меньшей конкретностью. Несмотря на
-80-
погодную разбивку текста летописи и объединение с факта-
ми «брани о смердах» других известий, фрагмент с изложе-
нием событий 1484—1486 гг. обладает характерными чертами
летописной повести. О литературном характере нескольких
эпизодов свидетельствуют попытки летописца передать
прямую речь великого князя («давно ли яз вам о смердах вины
отдах»), имена-прозвища освобожденных из-под ареста смер-
дов (Стехно, Сырень и Лежень).
Все это не позволяет интерпретировать сообщения лето-
писи буквально. Метод исследования А.Л. Хорошкевич, в
соответствии с которым летописное известие подвергается
протокольной трактовке, а действия боярской верхушки
трактуются как «политика компромисса», несет в себе явные
черты модернизации. В литературе давно отмечалась нена-
дежность летописных известий в том, что касается соци-
альных характеристик, и Б.А. Романов предостерегал иссле-
дователей от «протокольной трактовки летописных пове-
ствований в наивно-реалистическом роде»35. Само употреб-
ление термина «смерд», единственное в псковских летопи-
сях, контрастирует с более ранним (1435 г.) упоминанием
крестьян и свидетельствует о том, что летописец придал
слову отчетливо выраженный уничижительный смысл. С
нашей точки зрения, это свидетельствует отнюдь не о низком
социальном статусе смердов, но о литературном переосмыс-
лении неполноправного положения сельских жителей Псков-
ской земли. Даже если псковский смерд и обладал всеми
правами лично свободного крестьянина, в глазах и великого
князя, и боярской верхушки Пскова он был прежде всего
данником.
Псковская судная грамота как памятник права
1397 год выдался для Пскова богатым на события. Горо-
жане построили три крепостные башни «на приступной
стене», замостили торговую площадь, а 18 июня заключили
«вечный мир» с Новгородом. Внимание псковского летопис-
ца было приковано к международным делам: отношениям с
Литвой, Орденом, Новгородом, и потому летопись не зафик-
- 81 -
сировала одно из важнейших событий внутренней жизни
города, а именно принятие «всем Псковом на вечи» нового
свода законов.
Как назывался этот кодекс? В заголовке памятник име-
нуется «ся грамота», и по аналогии с другими сводами
законов XIV—XV вв. первые публикаторы назвали его Псков-
ской судной грамотой. Но, по всей видимости, современни-
ки именовали его иначе. В самой грамоте судьям предписы-
валось судить, «взирая в Правду», а в договоре литовского
князя Казимира с Псковом 1440 г. литовских купцов пред-
писывалось судить «по Псковской Правде». По мнению
Л.В. Черепнина, «одно из значений термина правда —
судебник, сборник правовых норм, на основе которых про-
изводится суд»36. Итак, наиболее вероятное название псков-
ского кодекса, употреблявшегося современниками, — Псков-
ская Правда. Она оставалась действующим сводом законовдо
1510 г., когда Псков был присоединен к Москве.
Псковская судная грамота возникла на основе предше-
ствующего законодательства. В Пскове хорошо знали свод
законов Древней Руси — Русскую Правду. Но Русская Правда
— это кодекс, созданный князьями для нужд собственного
суда. В Пскове уже в XIII в. сложилась ситуация, когда князь
был по отношению к городу внешней силой: князей призы-
вали из Литвы, из Северо-Восточных земель Руси. Ведущую
роль в Пскове стала играть городская община, и ее интересы
учитывали самые могущественные русские князья.
Александр Невский, освободивший Псков от ливонских
рыцарей в 1242 г., дал городу первую судную грамоту.
Видимо, она была краткой и лишь в самых общих чертах
определяла пределы княжеского суда. Обыденная жизнь
псковичей до поры до времени регулировалась обычным
правом — «пошлинами», то есть обычаями, шедшими из
старины. В 1397 г. на основе Правды великого князя Алек-
сандра и «псковских пошлин» был создан грандиозный свод
законов, подобный которому тогда имел, возможно, лишь
Великий Новгород. В дальнейшем Псковская судная грамота
неоднократно дополнялась новыми постановлениями: пос-
ледняя редакция относится к 60-м годам XV в.37
-82-
Псковская судная грамота была направлена на защиту
интересов рядового «псковитина», который стоял в центре
внимания законодателей. Правда изображает горожанина в
самых разных ситуациях: на рынке, в семье, на пиру, вводит
нас в круг его интересов и мировосприятия. Образно говоря,
Судная грамота — это путеводитель по средневековому
Пскову. Конечно, он неполон, отражает главным образом
юридические казусы, но все же попытаемся через призму
Псковской Правды посмотреть, как жили псковичи. В эпоху
средневековья человек был немыслим вне корпорации: без
покровительства государя, общины или посадничьего клана
он существовать не мог. Человек, порвавший с общиной или
отчим домом, неизбежно входил в социальные отношения,
регулировавшиеся правом.
Можно было пойти наняться на работу к соседу, посад-
нику или торговцу, причем права наемного работника («най-
мита») хорошо защищались законом. Даже если работник не
выполнял оговоренный объем работ, он мог публично
требовать от государя оплатить ему сделанную работу. Мно-
гие нанимались в «кочетники» (рыболовы), но промысловый
лов рыбы — занятие профессионалов, требовавшее большой
лодки и невода. Необходимо было идти на поклон к госуда-
рю, брать у него «покруту» — лодку, рыболовные снасти — и
работать весь сезон до Филиппова заговенья (14 ноября). До
половины всего улова следовало отдавать государю. Нако-
нец, можно было пойти в «изорники» (пахари) или огород-
ники38 . Изорникам посвящены 16 статей Судной грамоты, но
о них нет упоминаний ни в актах, ни в летописях, поэтому
проблема статуса сельского населения в Псковской земле
оживленно обсуждалась в исторической науке39. Изорник,
огородник и котечник — экономически зависимые люди.
Изорник отдавал за обрабатываемую им землю «оромину» —
долю урожая, составлявшую ‘/з, иногда ’/з часть. Владелец
земли — посадник или монастырь — часто давал изорнику
кроме права на пашню еще и «покруту» (ссуду). Это могли
быть деньги, орудия труда, рабочий скот, жилье.
Изорник все же не был бесправным работником. Во-
первых, он был защищен от произвола государя-землевла-
- 83 -
дельца договором (записью). Во-вторых, изорникимел право
ухода от государя («отрока») после уплаты повинностей и
расчета по покруте в Филиппово заговенье (14 ноября): «А
которой государь захочет отрод дати своему изорнику или
огороднеку, или кочетнику, ино отрок быти о Филипове
заговеине, такоже захочет изорник отречися с села, или
огороднику, или кочетник, ино тому ж отроку быти, а иному
отроку не быти, ни от государя, ни от изорника, ни от
котечника, ни от городника, а запрется изорник или огород-
ник, или котечник отрока государева, ино ему правда дать,
а государь не доискался четверти, или огородной части, или
рыбной части» (ст. 42).
В этой статье акцент сделан не на желании изорника уйти
с земли государя, а, наоборот, на намерениях государя
«выбить» изорника со своей земли. Заключительная часть
статьи и моделирует ситуацию, когда «изорник запирается
отрока государева», то есть отказывается уходить со своего
«седенья», и, доказав в суде свою правоту, имеет право не
платить государю «оромину» — четвертую часть урожая.
Думается, что ст. 42 не может быть свидетельством того, что
псковских крестьян лишали «свободы передвижения»40.
Термин «изорник» существовал до начала XVI в. Так, в
расходной книге псковской церкви Успения с Пороменья за
1531 г. имеется следующая запись: «Дали 30 денег и 2 денги
на хлеб и на рыбу и на мясо, как изорники приезжали к
житнице с хлебом»41. В дальнейшем, однако, псковский по
происхождению термин «изорник» вытесняется общерус-
ским «крестьянин».
Торговый человек — чаще всего встречающийся персо-
наж Псковской судной грамоты. Псков был крупным цент-
ром внутренней и международной торговли, которая велась
вне пределов узкого слоя знающих друг друга людей; для
обеспечения прочности сделки поруки соседей было уже
недостаточно. В повседневном обороте большого торгового
города все большее значение стали приобретать формальные
гарантии, когда сделка подтверждалась актом. Он мог иметь
вид «доски» — неоформленной записи частного характера
или «рядницы» — документа, прошедшего процедуру фор-
-84-
мального утверждения. Особенно важное значение докумен-
тирование отношений приобретало в торговле. Большинство
коммерческих операций осуществлялось путем складниче-
ства — организации торгово-промышленной компании пу-
тем кредитования. Как следует из статей 32 и 38 Псковской
судной грамоты, на досках обозначалась стоимость предос-
тавленного в кредит товара, и именно таким образом заклю-
чался договор. После завершения сделки оформлялась ряд-
ница, где указывалось, что торговая операция завершена и
ни кредитор, ни его контрагент не имеют претензий друг к
другу42.
Нотариального заверения документов средневековый
Псков не знал, но с «записи» обычно снимали копию,
которую сдавали в архив при Троицком соборе. В случае суда
такой официально оформленный документ был наиболее
верным способом выиграть дело. В Псковской Правде нет
развернутых постановлений о заключении сделок при купле
или обмене движимого имущества; видимо, в подавляющем
большинстве случаев дело регулировалось нормами обычно-
го права. Но дважды в тексте грамоты встречаются постанов-
ления на сей счет. Как поступать, если сделка совершена в
пьяном виде? «А кто с кем на пьяни менится чем, или что
купит, а потом проспятся, и одному истцу не любо будет, ино
им размениться».
Таким образом, закон стоит на страже интересов рядово-
го псковитина, которого во время совершения сделки могут
умышленно подпоить, стремясь вовлечь в невыгодную опе-
рацию. Такой же незадачливый покупатель представлен и во
втором случае, когда ему «за слюблено» (по сходной цене)
подсунули больную корову. Закон обязывает вернуть брако-
ванное животное продавцу, а покупателю — деньги. Мелкие
споры в Пскове стремились решать полюбовно, миром, но
ситуация менялась, когда возникал спор по крупным граж-
данским делам. Тогда в дело вступала высшая судебная
Инстанция — Господа.
Псковская судная грамота содержит и нормы уголовного
права. Трудно даже приблизительно оценить масштабы
уголовной преступности в Пскове. Нормы уголовного права
- 85 -
были предельно жесткими, особенно сурово наказывалось
воровство. К вору, совершившему преступление в первый раз
и даже повторившему его, закон относился лояльно: вора
предписывалось «казнити по его вине», то есть наказать
согласно совершенному преступлению, заставив возместить
ущерб потерпевшему. Но если человек совершал преступле-
ние в третий раз, предполагалось, что он неисправим, и
закон предусматривал лишить его жизни: «живота ему не
дати»43.
Псковская судная грамота сделала громадный шаг вперед
в понимании государственного преступления. В Древней
Руси, где государство отождествлялось с князем как его
главой, закон знал только преступления против конкретного
лица или имущества. Псковские законодатели впервые в
истории русского права пришли к осознанию абстрактного
понятия государства и преступления против него. К числу
опаснейших преступлений Судная грамота относила воров-
ство из Кремля и измену — «перевет». Оба преступления
карались смертью. Далеко не случаен тот факт, что именно
законодательство вечевого города выработало понятие го-
сударственного преступления: ведь в законодательстве Нов-
города и Пскова власть князя осмыслялась как элемент
государства, но не отождествлялась с ним.
Особо опасными преступлениями считались также ко-
нокрадство и поджигательство, каравшиеся смертью. Акту-
альность борьбы с конокрадством объясняется легкостью
кражи лошадей, которых было трудно идентифицировать
даже в случае поимки воров. Не случайно в недавно обнару-
женной в Таллинне грамоте князя Ярослава и псковских
посадников 1486/1487 г. речь идет как раз об украденных
лошадях, конфликт из-за которых обсуждался на высшем
государственном уровне44. Прочие уголовные деяния нака-
зывались довольно мягко и преимущественно денежными
штрафами. Как считает Ю.Г. Алексеев, в Пскове в качестве
кодекса законов об убийстве использовались известные
статьи Пространной редакции Русской Правды. Этим обсто-
ятельством объясняется факт, что тема убийства как таковая
остается вне рамок вечевого законодательства.
- 86 -
Судоустройство и судебный процесс
Судебная система Пскова была основана на дуалистичес-
ком принципе — представительстве княжеской и вечевой
власти: «при участии князя решаются все уголовные и
наиболее важные гражданские дела». Менее важные, види-
мо, рассматривались княжеским судебным аппаратом, со-
стоявшим из его холопов. В летописях неоднократно отме-
чается отъезд князя-наместника из Пскова с челядью:«.. .князь
Александр поеха изо Пскова с всею челядью своею на
Москвоу»45. Система княжого управления была построена по
иерархическому принципу, свойственному феодальному
обществу. Сам псковский князь был наместником Великого
князя Московского; в пригороды же Псковской земли назна-
чались наместники псковского князя из числа его людей.
В Псковской судной грамоте отразились все эти уровни
суда: начиная с княжьего человека, «которому... ехат на
пригород наместником», и заканчивая самим князем, «на
сенях» у которого происходит суд. Низший суд в Псковской
земле проходил на местах — в городских сотнях и пригородах
— без участия самого князя. Суд на местах судили мелкие
городские и княжеские чиновники: в пригородах наместни-
ки, в губах — волостели или «губские» старосты. Закон
предусматривал борьбу с вымогательством («посулами») су-
дей: подобные действия приравнивались к грабежу46.
Грамота провозглашала формальное равенство и пред-
ставителей аппарата, и регалий княжеской и вечевой власти.
Это проявляется в ст. 49, из которой видно, что княжеский
судебно-полицейский агент легко мог быть заменен «пско-
витином», и в ст. 50, где устанавливается равная правовая
сила княжеской и Троицкой, то есть вечевой, печати. Право
вынесения смертных приговоров имел только высший суд —
Господа, и в случае покушения местных судов на его
прерогативы население пригородов подвергалось денежным
взысканиям. Так, в 1476 г. жители Опочки «оузвесили татя
коневого, а без повелениа псковского». Казнь конокрада,
-87-
предусмотренная в Псковской судной грамоте и осуществ-
ленная властями пригорода, была признана превышением
их судебной компетенции. На Опочку наложили контрибу-
цию — «продажу» в размере 100 рублей47.
Судебная власть князя уравновешивалась судом посад-
ника: именно эти два должностных лица судили «оу князя
на сенех». Однако посадник не мог быть личным представи-
телем в суде: «А всякому посаднику задруга ему не тягатся...»
Закон предусматривал участие посадника в качестве заинте-
ресованного лица только в делах, касавшихся его лично, или
церковной общины, в которой он был старостой: «тягатся»
ему было разрешено за свое «орудиа или где церковное
старощение држит, ино им волно тягатся»48.
«Тяжба» проходила в закрытом помещении — «в сенях»
или «в судебнице», охранявшихся двумя приставами, кото-
рые назывались подверниками. Ст. 58 прямо запрещала
присутствие в судебной палате помощников истцов — пособ-
ников, за исключением нижеперечисленных случаев: «А на
соуд помочю не ходити, лезти в судебницу двема сутяжни-
кома, а пособников бы не было ни с одной стороны, опричь
женки, или за детину, или за черньца или за черницу, или
какой человек стар вельми или глух, ино за тех пособнику
быти». Из текста видно, что лишь женщина, несовершенно-
летний (детина), монах или дряхлый старик могли пользо-
ваться услугами помощников. Вынесенное судом постанов-
ление было обязательно к исполнению. В тех случаях, когда
не хватало объективных фактов для вынесения приговора,
предписывалось решать дело судебным поединком — «по-
лем».
Судебный поединок в феодальном обществе был универ-
сальным способом вынесения приговоров как в гражданс-
ком, так и в уголовном процессе. При неразвитости судеб-
ного следствия явных доказательств часто не хватало, поэто-
му дело решалось «Божьим судом» и отдавалось на волю
случая. Детальное описание судебного поединка дано в ст.
37 Псковской судной грамоты. «А которому человеку поле
будет с суда, а став на поле истец поможет своего исца, ино
-88-
ему взять чего сачил на исцы, а на трупоу кун не имати, толка
ему доспех сняти, или иное што, в чем на поле лезет, а
виноватому платити княжа продажа, и приставное двема
приставом толка побьются по 6 денег, а толка прощение
возмут, ино приставом по 3 денги, а князю продажи нет, ож
истец чего не возможет»49. Из текста видно, что оба истца в
присутствии судебных приставов сходились в бою и победа
в поединке означала выигрыш дела. Поединок мог завер-
шиться и смертельным исходом, но в этом случае победитель
не получал денег по тяжбе, он мог лишь снять с убитого
доспех и одежду. Таким образом, закон прямо не запрещал
смертельный исход на поединке, но косвенно ставил убийцу
в невыгодное положение. Если победитель хотел получить
имущество, из-за которого шел процесс, то он не должен был
доводить дело до смерти противника.
Интересы женщины, несовершеннолетнего или монаха
мог на поединке защищать наемный боец; в этом случае и
другая сторона имела право выставить наймита. Так судеб-
ный поединок зачастую превращался в схватку наемных
бойцов, но его исход имел решающее значение. Кроме
судебного поединка, в качестве доказательств применялось
еще крестное целование, например, в торговых делах.
* * *
Псковское общество XIV—XV вв. предстает перед нами
как динамичйо развивавшаяся система, включавшая в себя
реликты старого, почти родоплеменного быта и элементы
нового феодального порядка. Источники не всегда позволя-
ют жестко разграничить эти явления; языку средневековых
источников свойственны крайне сложная социальная клас-
сификация и множество категорий. Придя к выводу о
недостоверности некоторых летописных характеристик, мы
отказались от характеристики смердов как реликта эпохи
Киевской Руси (государственных рабов), а изорников — как
прототипа крепостного крестьянства. Всякая терминология
статична, и термины «смерды» и «изорники» отражали лишь
-89-
немногие характерные черты тех или иных категорий сель-
ского населения. И на земле, и перед судом свободные
жители Пскова или погостов ощущали себя либо псковити-
нами, либо волощанами.
1	Горский А.Д. Рец. на кн. Ю.Г. Алексеева «Псковская судная
грамота и ее время» // ИС. 1982. № 1. С. 167.
2	Марасинова Л.М. Новые псковские грамоты XIV—XV вв. М., 1966.
С. 72—73; Павлов-Сильванский Н.П. Феодализм в России. М., 1988.
С. 486-492.
3	Марасинова Л.М. Новые псковские грамоты... С. 125—126; Алексеев
Ю.Г. Псковская судная грамота и ее время: Развитие феодальных
отношений на Руси XIV—XV вв. Л., 1980. С. 98; Андреев В.Ф. Новгород-
ский частный акт XII—XV вв. Л., 1986. С. 89—90.
4	Марасинова Л.М. Новые псковские грамоты... С. 46-64.
5	Марасинова Л.М. Новые псковские грамоты... С. 53.
6	ГВНП. С. 162, 175, 290; Корецкий В.И. Вновь открытые новгород-
ские и псковские грамоты XIV-XV вв. // Археографический ежегодник
за 1967 год. М., 1968. С. 285.
7	Копанев А. И. Крестьянское землевладение Подвинья в XVI в. //
Проблемы крестьянского землевладения и внутренней политики Рос-
сии. Л., 1972. С. 117; Андреев В.Ф. Новгородский частный акт. С. 89—90.
8	ГВНП. С. 192-193.
9	Андреев В. Ф. Новгородский частный акт. С. 92.
10	ГВНП. С. 175; Янин В.Л. Новгородский частный акт. XII-XV вв.
М„ 1991. С. 223-225.
11	Семенченко ГВ. Византийское право и оформление русских
завещаний XIV-XV вв. // Византийский временник. Т. 46. М., 1986.
С. 172; Марасинова Л.М. Новые псковские грамоты.... С. 54.
12	Веселовский С.Б. Село и деревня в Северо-Восточной Руси в XIV-
XVI вв. М., 1936. С. 56-57; Марасинова Л.М. Новые псковские грамо-
ты.... С. 51, 56, 60, 61.
13	Грацианский Н.П., Бургундская деревня в Х-ХП столетиях. М.;
Л„ 1935. С. 46.
14	Марасинова Л.М. Новые псковские грамоты... С. 57-58.
15	Марасинова Л.М. Новые псковские грамоты... С. 71-72.
16	Марасинова Л.М. Новые псковские грамоты.... С. 153-162; Алек-
сеев Ю.Г. Псковская судная грамота... С. 204-227; Хорошкевич А.Л.
«Брань» из-за смердов в Пскове в 80-х гг. XV в. // Русский город. М., 1983.
Вып. 6. С. 46.
17	ГВНП. М.; Л., 1949, С. 338.
18	Марасинова Л.М. Новые псковские грамоты... С. 154; Алексеев Ю.Г.
Псковская судная грамота... С. 120.
-90-
19	Зализняк А.А. Древненовгородский диалект. М., 1995. С. 295-296,
415, 457; Акты социально-экономической истории Северо-Восточной
Руси XIV-XV вв. М., 1952. Т. 1. № 2. С. 26-27.
20	Зимин А.А. Холопы на Руси. М., 1973. С. 95, 259; Алексеев Ю.Г.
Псковская судная грамота... С. 206.
21	Янин В.Л. Новгородская феодальная вотчина. М., 1981. С. 229-256;
Зализняк А.А. Древненовгородский диалект. М., 1995. С. 494-497.
22	Марасинова Л.М. Новые псковские грамоты... № 19. С. 59—60, 174.
23	Марасинова Л.М. Новые псковские грамоты... С. 153-156; Алексеев
Ю.Г. Псковские купчие XIV—XV вв. // ВИД. Л., 1976. Т. VII. С. 136—140;
Алексеев Ю.Г. Псковская судная грамота... С. 122-123.
24	Хорошкевич А.Л. «Брань» из-за смердов... С. 46, 52.
25	ГВНП. № 335. С. 322.
26	ПЛ. Вып. 2. С. 131.
27	Хорошкевич А.Л. «Брань» из-за смердов... С. 46, 52.
28	Марасинова Л.М. Новые псковские грамоты... С. 156, 162; Алексеев
Ю.Г. Псковская судная грамота... С. 124.
29	Харлашов Б.Н. О социальном составе населения Псковских губ в
XV в. // Псковская судная грамота и российская правовая традиция.
Псков, 1997. С. 42-43.
30	Греков Б.Д. Движение псковских смердов 1483—1486 гг. и «смердьи
грамоты» // ИЗ. М., 1946. Т. 20. С. 3—23; Алексеев Ю.Г. Псковская судная
грамота...С. 204—227; Хорошкевич А.Л. «Брань» из-за смердов... С. 37—52;
ПЛ. Вып. 1. С. 79-80; Вып. 2. С. 65-69.
31	Хорошкевич А.Л. «Брань» из-за смердов... С. 48—5
32	ПЛ. Вып. 2. С. 65, 63, 161, 44.
33	Там же. С. 160, 50, 39.
34	Хорошкевич А.Л. «Брань» из-за смердов... С. 49—51.
35	Романов Б.А. Люди и нравы Древней Руси. Л., 1966. С. 10—11.
36	ПЛ. Вып. 1. С. 25-26; ГВНП. М.; Л., 1949. № 335. С. 322; Черепнин
Л.В. Из наблюдений над лексикой древнерусских актов: К вопросу о
термине правда // Вопросы исторической лексикологии и лексикогра-
фии. М., 1974. С. 211.
37	Алексеев Ю.Г. Вопросы истории текста Псковской судной грамо-
ты Ц ВИД. Л., 1979. Т. XI. С. 49-57.
38	Алексеев Ю.Г. Псковская судная грамота... С. 145—203.
39	Греков Б.Д. Крестьяне на Руси. М.; Л., 1946. С. 447—493; Алексеев
Ю.Г. Псковская судная грамота... С. 145—203; Шапиро А.Л. Русское
крестьянство перед закрепощением. Л., 1987. С. 146-157.
40	Псков: Очерки истории. Л., 1990. С. 45.
41	Записки отделения Русской и славянской археологии Импера-
торского Археологического общества. СПб., 1851. Т. 1. С. 2—3.
42	Кистерев С.Н. «Рядница» в статьях 32 и 38 Псковской судной
грамоты // Очерки феодальной России. М., 2000. Вып. 4. С. 71-84.
43	Российское законодательство X—XX вв. М., 1984. Т. 1. С. 332.
-91 -
44	Соколовский В., Белецкий С.В. Псковская грамота XV в. из
археологических раскопок в Таллине // ПРЕИ. Т. 1. С. 140.
45	Алексеев Ю.Г. Псковская судная грамота... С. 13, 42; ПЛ. Вып. 2.
С. 44.
46	«А кто почнет на волостелях посула сачить, да и портище соймет,
или конь сведет, а молвит так: в посуле есми снял или конь свел, ино
быти ему в грабежи, хто в посули снял или коня свел». См.: Российское
законодательство... Т. 1. С. 336.
47	ПЛ. Вып. 2. С. 206.
48	Российское законодательство... Т. 1. С. 338.
49	Там же. С. 335.
ГЛАВА 4.
Под властью Москвы:
первая половина XVI века
«Псковское взятие». - Система управления. - Огонь как
граница существования. Крепости и храмы. - Измена большого
дьяка.
Инкорпорация Псковского края в состав Московского
государства продолжалась несколько десятилетий. Посколь-
ку все северо-восточные земли современной Псковской
области составляли часть Новгородской земли, они уже в
1478 г., после присоединения Новгорода к Москве, вошли в
состав Русского государства. Погосты в бассейнах рек Плюс-
сы и Шелони образовали Шелонскую пятину Новгородской
земли. Одновременно, в 1478—1479 гг., в состав Московского
государства вошли Великие Луки и Ржева Пустая. На присо-
единенных землях были образованы новые административ-
ные единицы — уезды. Таким образом, в 1478 г. в руки
Московского государства перешла обширная приграничная
территория, права на которую далеко не сразу признала
Литва. Только после заключения в 1494 г. мирного и брачного
договора между Москвой и Вильно литовцы прекратили
предъявлять претензии на Луки и Ржеву. Однако экспансия
Москвы продолжалась: в 1498 г. московские наместники
захватили волость Пуповичи на границе с Великолукским
уездом и, учредив там наместничество, подспудно продол-
жали присоединять к Русскому государству волости будуще-
го Невельского уезда1.
Наместниками в присоединенных уездах назначались
выходцы из Северо-Восточной Руси. Наиболее ранним из
дошедших до нас актов административного управления в
Псковском крае является кормленая грамота 1491 г., относя-
щаяся к Ржеве Пустой. «Се яз, князь великий Иван Василь-
евич всеа Руси, пожа[ловал] есмы Василья Васильевича
Карамышева [Ржевою] Пустою в кормленье под князем под
-93-
Иваном... И вы все люди ржевичи, чтите его и слушайте, а
он вас судит, и ведает, и блюдет, и ходит по старине, [как
было преж] сего. А дана грамота на Москве л [ета шесть тысяч
девятьдесят девятого февраля»2.
Обычно сразу после присоединения новых земель их
населению выдавалась уставная грамота с перечислением
денежных и натуральных «кормов» в пользу наместника.
Позднее в Судебнике 1497 г. были законодательно определе-
ны нормы судебных штрафов, которые также частично
перечислялись наместнику и его аппарату. В суде могли
участвовать и представители волости — староста и «лутчие
люди», выполнявшие роль свидетелей и знатоков норм
обычного права. Таким образом, наместническое управле-
ние утверждалось на основе земской организации, представ-
ленной старостой и «лутчими людьми».
«Псковское взятие»
В 1478 г. не без помощи псковичей произошло присоеди-
нение Новгорода к Московскому государству, и он стал
частью вотчины великих московских князей. В конце XV в.
с усилением борьбы за власть в семье великого князя
произошло перераспределение властных полномочий между
его наследниками. В феврале 1498 г. наследником Ивана III
и великим князем Московским был провозглашен его внук
Дмитрий Иванович. А 21 марта 1499 г. сын государя Василий
Иванович получил титул великого князя Новгородского и
Псковского. Иван III, по сообщению летописи, «пословал
посольство псковскому князю Александроу Володимерови-
чю и посадником псковским и всему Пскову: что де я князь
великии Иван сына своего великого князя Василья, дал емоу
Новгород и Псков». Если пожалование Новгорода одному из
наследников Ивана III не означало изменения в его положе-
нии, то пожалование Пскова стало покушением на его
независимость, стремлением уравнять статус города-госу-
дарства со статусом других частей великокняжеской «вотчи-
ны». Правящая элита Пскова решительно воспротивилась
такому ходу событий, и в Москву отправилась представи-
-94-
тельная делегация. Целью посольства было добиться «стари-
ны» в отношениях между Псковом и Москвой: «которой бы
был великии князь на Москве, той бы и нам был государь».
Иван III, «опалившись» на псковичей, арестовал двух посад-
ников из состава делегации и отправил в Псков второго
посла, который на вече заявил: «чи не волен яз князь великии
оу своих детех и оу своем княжении; комоу хочю, томоу дам
княжение».
Конфликт между Псковом и Москвой зашел настолько
далеко, что 30 мая 1499 г. посадники отказали в богослужении
приехавшему в Псков стороннику Василия новгородскому
архиепископу Геннадию, заявив ему: «Ты де и хощеш молити
Бога за князя великого Василья, ино наши посадники о том
поехали к великому князю Иваноу Васильевичю, и не имя
тому веры, что быти князю Василью великим князем новго-
родцким и псковским; как придут наши посадники и з бояре
и ты слоужи». На сторону новгородского владыки встали
псковские священники и князь Александр, и архиепископ
провел службу («зборовал»)3.
Осложнение отношений между Псковом и Москвой
вызывало обостренный интерес на Западе. 28 июля 1499 г.
ливонский магистр Вальтер фон Плеттенберг в письме
великому магистру Тевтонского ордена Фридриху Саксонс-
кому сообщал последние новости из Пскова: «...Великий
князь московский своего старшего сына, рожденного от
гречанки, который участвовал в заговоре против него, сделал
государем Новгорода и Пскова, но псковичи не хотят его
иметь государем; и по этой причине великий князь двух
почтенных посадников из Пскова, которые были в посоль-
стве у него в Москве, заточил, и псковичи теперь опять
послали в Москву новое другое почтенное посольство с
большими дарами, чтобы вызволить тех других, и будто бы
они теперь согласились принять его в качестве государя, и
имеется слух, что он в день Варфоломея (24 августа) отбудет
в Псков»4.
Разраставшийся конфликт вызвал серьезные опасения в
Москве, и Василий так и не получил Пскова в княжение:
Иван III решил оставить все «по старине». Однако уже в
-95-
апреле 1502 г. произошла очередная замена наследника:
Дмитрий-внук был брошен в тюрьму, а великим князем
Московским провозгласили Василия III, унаследовавшего в
1505 г. трон и ставшего самодержцем всея Руси. А.А. Зимин
с полным основанием считает, что мстительный Василий III
сохранил недовольство непослушанием псковичей и впос-
ледствии это сказалось на жестких мерах по присоединению
Пскова к Москве5.
Для современников присоединение в 1510 г. Пскова к
Русскому государству казалось катастрофой. Событие это
довольно подробно описано в псковских летописях, а в
исторической литературе было исчерпывающе изложено
еще С.М. Соловьевым. В 1950—1970-х годах о присоединении
Пскова писали Н.Н. Масленникова и А.А. Зимин6. Главной
проблемой для исследователей является крайняя скудость
дополняющих летописные повести источников. Разрядные
книги похода Василия III на Псков не сохранились, и в
распоряжении историков имеются лишь немногочисленные
акты, позволяющие дополнить литературный очерк лето-
писца — повесть о «взятии псковском».
Осенью 1508 г. в Пскове появился новый князь — Иван
Михайлович Репня-Оболенский. Как отмечает летописец,
процедура его возведения на княжение была существенно
упрощена: вместо обычно принятого крестного хода наскоро
отслужили молебен на Торгу, и у Троицкого собора москов-
ский наместник был объявлен князем. И.М. Репня-Оболен-
ский участвовал во внешнеполитической деятельности: он
подписывал договор Пскова с Ливонским орденом незадолго
до Благовещенья (25 марта) 1509 г.7 За два года его намест-
ничества у псковичей накопилось к Ивану Михайловичу
немало претензий. Летописные записи за 1509 г. предельно
кратки и не содержат упоминаний о посольствах псковичей
в Москву, но можно предположить, что попытки жаловаться
на князя предпринимались псковской верхушкой и до нояб-
ря 1509 г.
Между тем осенью 1509 г. для Василия III сложились
исключительно благоприятные обстоятельства, чтобы окон-
чательно решить псковскую проблему. Летом 1509 г. был
-96-
лишен кафедры новгородский архиепископ Серапион, вме-
шавшийся в конфликт Иосифо-Волоколамского монастыря
с удельным князем Борисом. Василий III мог теперь не
опасаться выступления авторитетного Серапиона на сторо-
не псковичей. С Литвой продолжалось перемирие, и Псков
лишился внешнеполитической опоры в защите своих ин-
тересов. 26 октября 1509 г. Василий III прибыл в Новгород
в сопровождении брата — удельного князя Андрея, касимов-
ского царевича Петра и многочисленного двора. «Новгород-
ский поход» Василия III был продуманной акцией, цель
которой состояла в ликвидации независимости Пскова.
Автор «Повести о псковском взятии» считал, что у великого
князя изначально была «мысль, чего ради поехал с Москвы
в Великии Новгород, что емоу превратити Псков на свои
пошлины».
К Василию III с жалобой на наместника отправилось
представительное посольство из псковичей, включавшее в
свой состав двух посадников и «бояр изо всех концов».
Великий князь произнес перед послами пространную речь,
содержание которой передал псковский летописец: «Яз вас
свою отчиноу хощу жаловати и боронити: яко же отец наш
и деды наши великии князи; и что ми повествуете о
наместники моем, а о своем князи Иване Михаиловичи
Репни, аже толки станут на него мнози жалобы, и яз его
обвиню пред вами». По всей видимости, великий князь
попытался уверить псковичей в том, что верховная власть
будет стоять на защите горожан, как это было в 1479 г. в случае
суда между великолучанами и наместником Лыко-Оболен-
ским. Первоначально события действительно разворачива-
лись по такому сценарию.
В декабре 1509 г. псковский наместник Репня-Оболенс-
кий поехал в Новгород «жаловатися на пскович, что де его
псковичи бесчествовали». Для противодействия наветам
наместника посадники стали собирать делегацию челобит-
чиков, имевших конкретные претензии к Оболенскому. По
пригородам и волостям были разосланы вечевые грамоты с
призывом: ехать в Новгород на великокняжеский суд с
наместником. Однако единства в правящей верхушке Пскова
-97-
не было. Как и в Новгороде в 1470-х годах, московскому
государю удалось расколоть псковскую аристократию. Лето-
писец сообщает: «...поехал Левонтеи посадникбити челом на
посадника на Юрья на Копыла, и поехал Юрьи в Новгород
противу его отвечивать и тамо тягалися»8.
Уже из Новгорода Юрий Копыл отправил в Псков
грамоту, призывая посадников в Новгород «говорити проти-
ву князя Ивана Репни», чтобы отвести обвинения от «всей
земли». К великому князю отправились 9 посадников и
купеческие старосты всех рядов, однако «управы» они не
получили. Василий III обещал начать судебные слушания в
праздник Крещения (6 января 1510 г.), и после водосвятия
псковские послы собрались на архиепископском дворе.
Посадники, бояре и купцы были уведены в палаты владыки,
где бояре великого князя объявили «старейших» псковичей
арестованными. «Молодших» представителей Пскова пере-
писали и отправили на постой по дворам новгородцев.
В Пскове узнали об аресте делегации от купца Филиппа
Поповича. В городе немедленно собралось вече, на котором
обсуждался один вопрос: оказывать ли сопротивление вели-
кому князю, «ставит ли щит против государя, запиратися ли
во граде?» Летописец говорит, что псковичи упоминали
крестное целование в качестве довода против сопротивления
войскам великого князя, но, по всей видимости, главной
причиной отказа от сопротивления стало отсутствие в городе
правящей элиты — «посадники и бояре и лутчие люди вси у
него». Вече решилось лишь на очередное посольство — в
Новгород был направлен сотский Евстафий с челобитьем о
том, чтобы Псков сохранил статус «старинной вотчины»
великого князя.
Василий III отправил в Псков своего посла дьяка Треть-
яка Долматова, который объявил волю великого князя на
вече 12 января. Василий III соглашался предоставить Пскову
возможность пожить «в старине» на двух условиях: ликвида-
ции веча и его символа — вечевого колокола, а также
управления Псковом двумя наместниками. Пригороды, как
и прежде, должны были управляться одним княжеским
наместником. Дьяк Долматов фактически предъявил ульти-
-98-
матум, заявив, что если псковичи не выполнят названных
условий, «ино у него много силы готовой, ино тое кровопро-
литие на тех будет, хто государевы воли не сотворит».
Долматов заявил также о намерении Василия III посетить
Псков и «поклониться святой Троице»9.
В летописном рассказе о переговорах Долматова с Пско-
вом не упоминается проблема посадничества: по всей види-
мости, власть посадников трактовалась в ходе переговоров
как атрибут веча. Большая часть посадников в январе 1510 г.
находилась под арестом в Новгороде, и они уже не прини-
мались в расчет как политическая сила. Об этом свидетель-
ствует письмо переводчика из Дерпта Ханса фон Радена,
прибывшего в Псков 19 января: «И великий князь держит
большинство псковских посадников в тяжелом заточении в
Новгороде»10. Решающее событие произошло на вече 13
января, когда посадники объявили дьяку Долматову реше-
ние Господина Пскова: в соответствии с ранее заключенны-
ми договорами с великим государем Псков под его властью
будет по-прежнему «жить по старине в добровольи». Таким
образом, судьба Пскова и его вечевого колокола находилась
всецело в руках Василия III.
Ликвидация независимости Пскова сопровождалась ак-
цией, имевшей большое символическое значение, — снятием
вечевого колокола, который в ночь с 13 на 14 января был
увезен дьяком Долматовым в Новгород. Василий III начал
подготовку своего триумфального вступления в Псков. 17
января в город прибыли московские воеводы с войсками,
которые привели псковичей к присяге — крестному целова-
нию. 24января, после торжественной встречи с посадниками
и боярами в погосте Дубровно, великий князь въехал в
Псков11. Государя сопровождала крупная армия; фон Раден
сообщал в Дерпт, что «...великий князь в прошлый четверг
прибыл в Псков с большим войском, и туда ежедневно
прибывают еще мощные отряды. Я много раз бывал в России,
но такого большого войска никогда не видел, как теперь
здесь»12.
Василия III встречало все духовенство, по случаю его
приезда коломенский архиепископ Васьян отслужил в Тро-
-99-
ицком соборе торжественный молебен. Во время провозгла-
шения многолетия и благословения великому князю прозву-
чали слова о взятии Пскова подобно неприятельской крепо-
сти, что вызвало замешательство у находившихся в церкви
псковичей. Они расценивали свое решение как доброволь-
ное, а не принудительное. «В неделю», то есть в воскресенье,
27 января по приказу великого князя на наместничьем дворе
собрались посадники, бояре, купцы и житьи люди. Воевода
Петр Васильевич Великий по списку вызывал бояр и купцов
в гридню, где они были арестованы. Стоявшим во дворе
«молодшим» людям объявили, что до них «государю дела
нет», а Псков получит уставную жалованную грамоту, где
будет определен порядок наместничьего управления. В ночь
с 27 на 28 января арестованных «начаша скручатися к
Москве... з женами и з детми».
По сообщению летописи, вместе с ранее арестованными
в Новгороде высылке были подвергнуты 300 семей, «и тогда
отьятца слава псковская»13. Высылка псковской правящей
элиты на восток, в пределы бывшего Великого княжества
Владимирского, преследовала своей целью ликвидацию почвы
для местного сепаратизма. Подобные акции великокняжес-
кая власть предпринимала в Новгороде в 1478—1484 гг. и
позднее при присоединении Смоленска. Видимо, часть
псковичей смогла избежать высылки и многие, расторгнув
брак, перешли в монастыри. Существенным приобретением
великокняжеской власти были земельные владения «сведе-
ных пскович»; их вотчины пошли в раздачу детям боярским
из Северо-Восточной Руси.
Система управления
В политическом смысле присоединение Пскова про-
изошло за шестнадцать дней — с 12 по 28 января 1510 г. Но
процесс освоения края Москвой, «переваривания» его не-
повторимой социально-политической структуры растянул-
ся на все XVI столетие. Изживание традиций эпохи незави-
симости требовало радикальной перестройки всей системы
политических и общественных учреждений, а также измене-
- 100 -
ния ментальности псковичей, их представлений о государ-
ственности.
Ключевым административным учреждением единого
Русского государства стали наместничества. Суть реформ
Василия III в Пскове состояла в полной смене местной
элиты. Великий князь «посади наместники на Пскове Гри-
горья Федоровича Морозова да Ивана Андреевича Челядни-
на, а диака Мисюря Мунехина, а другим диаком ямским
Андрея Волосатого, и 12 городничих, и старост московских
12, и псковских 12, и деревни им даша; а велел им в суде
сидети с наместники и с тиуны, правды стеречи... И дал князь
великии свою грамоту уставную псковичам, и послал князь
великой по пригородом наместники, а велел им приводити
х крестному целованью пригорожан»14. Таким образом, Мос-
ква установила контроль не только над главным городом
земли, но и над всеми ее пригородами.
В XVI в. территория Псковской земли была разделена на
пятнадцать уездов: Псковский, Гдовский, Кобыльский,
Изборский, Островский, Вороночский, Выборский, Дубков-
ский, Велейский, Володимерецкий, Вревский, Вышегород-
ский, Опочецкий, Себежский, Красногородский. Северо-
восточная часть современной территории Псковской обла-
сти входила в состав Шелонской пятины Новгородской
земли: Новгородского и Порховского уездов. Наконец, к юго-
востоку от Псковской земли находились уезды с непосред-
ственным подчинением Москве: Великолукский, Пустор-
жевский и Невельский.
Система управления в уездах сильно различалась, она
зависела от статуса территории. Во главе уезда стоял наме-
стник, в Пскове их было два. Псков был одним из наиболее
крупных наместничеств в Русском государстве, поэтому
здесь «годовали» наиболее знатные кормленщики. Чаще
других представителей крупнейших боярских родов Василий
III и впоследствии Иван IV назначали псковскими намест-
никами князей Шуйских. В первые десятилетия XVI в.
наместниками в Пскове были: в 1511—1514 гг. — князь Петр
Васильевич Великий Шестунов и Семен Курбский, в 1514—
1518 гг. — Иван Васильевич Шуйский и А. В. Сабуров, в 1519—
-101 -
1520 гг. — М.В. Кислица и П.Л. Ряполовский, в 1528 г. —
В. Микулинский и Иван Васильевич Ляцкий, в 1534 г. —
Михаил Кубенский и Дмитрий Воронцов, в 1540 г. — князь
Андрей Михайлович Шуйский и В.И. Репня-Оболенский15.
По мнению С.М. Каштанова, псковские наместники
имели больший объем юрисдикции, нежели наместники
других русских городов и псковских пригородов. Это следует
из изучения жалованных грамот, выданных Василием III
Никольскому монастырю из Гдова и Верхнеостровскому
Петропавловскому монастырю 13—16 февраля 1510 г. «А кому
будет чего искати на самом игумене, или на их приказчиках,
ино их судят наши наместники псковские; а тиуни наших
наместников игумена и их приказщиков не судят ни в чем».
Таким образом, псковским наместникам были подсудны
игумены и приказчики даже тех монастырей, которые полу-
чали иммунитетные грамоты. Как полагает С.М. Каштанов,
«только сильный наместничий аппарат имел возможность
обеспечить достаточно всестороннее подчинение Пскова
московскому правительству»16.
Псковские пригороды были гораздо менее доходны и не
столь престижны, поэтому кормления в них получали пред-
ставители незнатного столичного или даже провинциально-
го дворянства. Поскольку территории псковских пригородов
были невелики, шесть пригородов (Велье, Врев, Владими-
рец, Воронач, Выбор, Дубков) были объединены в два
наместничества. В Кобыльем Городище в 1540-х годах пос-
ледовательно наместничали Н. Жеребцов, Ф.Л. Соловцов,
А.И. Соловцов. Род Соловцовых, видимо, пользовался пра-
вом получения кормлений именно в уездах псковских при-
городов. Так, Федор Соловцов в 1545—1546 гг. наместничал
в Кобыльем Городище, а в 1552—1553 гг. получил «под
Василием Сназиным» город Велье с пригородами Врев и
Владимирец17.
Доходы, обязанности и привилегии наместников опреде-
лялись в наместничьих уставных грамотах, выдававшихся
посадским и сельским общинам Псковской земли в 1510 г.:
«И даша князь великий свою грамоту жаловальную пскови-
чам». Эти уставные наместничьи грамоты до нас не дошли,
- 102 -
но их следы сохранились в писцовых книгах псковских
пригородов 1585—1587 гг. Впервые фрагменты книги с упо-
минанием наместничьих доходов опубликовал С.В. Рожде-
ственский, однако с конца XIX в. они до сих пор не вполне
исследованы18. Можно ли на основании этих кратких сведе-
ний 1580-х годов судить о системе кормлений в Псковской
земле в 1510 г.?
Без сомнения, величина наместничьего корма за 75 лет,
прошедших после выдачи грамот в 1510 г., изменилась. Но
номенклатура наместничьих доходов осталась прежней. В
этом убеждает, во-первых, утверждение писцов, что доходы
гдовского наместника в 1585 г. были исчислены «по уставной
грамотелета 7018» (1510 г.). Во-вторых, в пользу высказанного
мнения свидетельствует архаичность некоторых видов дохо-
дов, например, «посадничьей пошлины». Ясно, что этот
термин — реликт эпохи независимости, сохраненный в
уставных грамотах 1510 г. Таким образом, вполне допустимо
реконструировать систему кормов и доходов наместников в
Псковской земле первой половины XVI в. по писцовым
книгам конца этого столетия.
С. Б. Веселовский досконально изучил кормы и доходы
наместников и волостелей центральных уездов России по
сохранившимся уставным грамотам и доходным спискам.
Сравнение псковских материалов, с его выводами наглядно
показывает специфику управления Псковской землей. Дохо-
ды наместника делились на кормы в собственном смысле
слова и привилегии, которые наместнику делегировало
государство. Состав привилегий кормленщика с исчерпыва-
ющей полнотой указан применительно к гдовскому намес-
тнику: «...да наместнику ж корчма медвеная и пивная, да
пятьно, да помер, да курница новоженная, да с приезжих с
торговых людей явки с человека деньга московская»19.
Одной из наиболее доходных привилегий администра-
ции было право изготавливать и продавать хмельные напит-
ки («держать корчму»). На праздники, свадьбы и по иным
поводам «черные люди» получали особое разрешение на
изготовление напитков и выкупали право на корчму. «Кор-
чмой медвеной и пивной» московская администрация рас-
- 103 -
поражалась во всех псковских пригородах. Пошлина взима-
лась людьми наместника с каждой сделки по купле и продаже
лошадей («пятно»). Третий вид дохода — пошлину в размере
московской деньги («явку») — собирали с приезжих купцов.
Доходнейшей статьей была свадебная пошлина, взимавша-
яся с молодоженов в размере двух алтын («выводная или
новоженная куница»). В грамотах, относящихся к централь-
ным уездам России, фигурируют неизвестные в Пскове
«поворотное» и «полавочное», между тем как в псковских
писцовых книгах упоминается неизвестный в центре «по-
мер». Таким образом, номенклатура доходов наместников в
псковских пригородах за некоторыми исключениями была
идентична привилегиям этих администраторов, известным
из уставных грамот центральных уездов России.
Однако основные доходы наместников псковских приго-
родов — собственно кормы — по своей структуре существенно
отличались от кормов, известных из уставных грамот городов
Замосковного края. В центральных уездах «въезжий корм»,
как правило, не регламентировали, и его величина и состав
определялись по усмотрению населения. С.Б. Веселовский
утверждал, что праздничные кормы были однообразны на
всей территории Северо-Восточной Руси и вносились триж-
ды в году — на Пасху, Петров день и Рождество. В.Д. Назаров
откорректировал это утверждение, приведя три примера
двухразового сбора кормов. Дважды в году (на Рождество и
на Петров день) собирали кормы наместникам с вотчин
Троице-Сергиева монастыря в Радонеже и в Галицком уезде;
два раза в год (на Рождество и Петров день) собирали кормы
праведчику, тиуну и доводчику с вотчины Галицкого Вели-
копустынского Авраамьева монастыря до начала XVII в.
Судя по платежной книге Ладожского наместничества 1555/
1556 г., в Новгородской земле кормы, так же как и в
большинстве уездов Северо-Востока, собирали трижды20.
В псковских пригородах структура кормов существенно
отличалась. Въезжий корм был строго регламентирован, и
его размер составлял 2 рубля в Гдове, Изборске и Острове и
160 денег в Выборе и Дубкове. Коммутация въезжего корма
— возможно, позднее явление, но регламентирован он был
- 104-
еще в эпоху независимости. Об этом говорит факт включения
в Изборском, Островском и Выборском уездах в состав
въезжего корма «посадничьей пошлины» в размере 200
московских денег (1 рубль) в Изборске, 100 псковских денег
(1 рубль) в Острове и 60 псковских денег в Выборе21. Из
праздничных кормов в псковских пригородах взимался лишь
один — рождественский — в размере московской деньги с
главы семьи: «да со Гдовского уезда с селских людей со
владычних и монастырских и церковных и с помещиковых
со всех без обмены, чей хто ни буди, со крестьян на год на
Рожество Христово с дву тысеч с пятидесят з дву человек з
женатых людей с человека по денги по московской...». И
строгая регламентация въезжего корма, и поголовный де-
нежный сбор рождественского корма — уникальное явление,
не встречавшееся в центральных уездах России. Причиной
тому были особенности системы управлении Псковского
государства, вечевые власти которого жестко контролирова-
ли доходы московских наместников в Пскове и пригородах.
Таким образом, особенности системы обеспечения намест-
ников доходами в псковских пригородах свидетельствуют о
гибкой политике правительственного аппарата Московского
государства, ради сохранения «пошлины» жертвовавшего
унификацией правовых норм.
Аппарат наместника состоял из его людей, по преимуще-
ству холопов, главная функция которых заключалась в
обеспечении судопроизводства. Так, гдовский наместник
имел право держать «на городе на Гдове тиуна да три
довотчика»22. Они вызывали свидетелей и производили сыск,
наблюдали за судебными поединками и собирали пошлины.
Поскольку смена наместника сопровождалась персональной
сменой аппарата, возникла необходимость создать действо-
вавшие совместно с кормленщиками канцелярии, которые
могли бы осуществлять над ними судебный и финансовый
надзор. Поскольку наместник отвечал главным образом за
оборону пограничных крепостей и суд, управленческая
работа была прерогативой дьяков. Сразу после присоедине-
ния Пскова в городе появились два дьяка: Мисюрь Мунехин
(Мунохин) и Андрей Волосатый. Мунехин стал начальником
- 105 -
канцелярии Псковского наместничества, а Волосатый —
ямским дьяком, в чьем ведении находилась не только почта,
но и важнейшие дела о холопстве — выдача полных грамот
и подтверждение отпускных.
Канцелярия дьяков не была слишком большой; во всяком
случае, летопись упоминает лишь подьячего Ортюшу Пско-
витина, правую руку и любимца всесильного Мунехина.
Дьяки занимались не только управлением, но и судом:
наряду с пригородскимй городничими и старостами они
должны были по слову великого князя «в соуду седети с
намесники и с их тиуны, правды стеречи»23. Мисюрь Муне-
хин управлял Псковской землей 17 лет и, скончавшись И
марта 1528 г., удостоился погребения в Псково-Печерском
монастыре.
Преемником Мунехина стал Владимир Племянников,
который организовал следствие по делу о злоупотреблениях
прежнего дьяка. К суду был привлечен «любезный» Мунехи-
на — подьячий Ортюша, которого подвергли пытке в Москве.
Необходимость контроля над положением дел стала причи-
ной роста управленческого аппарата. Осенью 1532 г. в Пскове
отмечены сразу три «больших» дьяка: Четвертка Терпигорев,
Колтыря Раков и Иван Шамский. Известно даже месторас-
положение «дьяских дворов»: у Михайловских ворот, напро-
тив церкви Архистратига Гавриила. Из контекста летопис-
ной статьи неясно, что имеется в виду под «дьяскими
дворами» — жилые дворы дьяков или присутственные места
(дьячьи избы). Скорее можно предположить первое, и тогда
получается, что все дьяки в Пскове первой половины XVI в.
присылались из Москвы и, сменяя друг друга подобно
наместникам, проживали в казенных «дьяских дворах».
Время от времени дьяки отзывались в Москву, как, напри-
мер, Колтыря Раков в 1534 г., «уставивший» до этого «многие
пошлины»24.
Присоединение Пскова к Москве и появление здесь
новой администрации привело к полной смене всего доку-
ментооборота. Пересмотру подлежали все выданные ранее
вечем и посадниками жалованные грамоты на землю. Сохра-
- 106 -
нились и изданы выданные в 1510 г. новые жалованные
грамоты Никольскому монастырю из Гдова и Верхнеостров-
скому Петропавловскому монастырю, но они не были ис-
ключением; из акта 1623 г. известно, что подобной грамотой
располагал Иоанно-Предтеченский монастырь и монахи,
когда понадобилось, «положили... жалованную грамоту бла-
женный памяти прадеда нашего великого князя Василья
Ивановича всеа Русии, лета 7018 году...» (1510 г.)25.
Освоение Москвой Псковского края серьезно затронуло
и торгово-промышленную деятельность его жителей. Псков
эпохи независимости был своего рода свободной экономи-
ческой зоной, где отсутствовали таможенные пошлины26. В
1510 г. в городе впервые появилась таможня: «прислаша во
Псков с Москвы добрых людей гостей тамгу устанавливати
ново, зане же во Пскове тамга не бывала...». Размер таможен-
ных пошлин с иностранных купцов мог достигать 10 денег
с рубля, то есть 5%. Установление тамги — пошлины,
взимавшейся и с продавца, и с покупателя, должно было
снизить привлекательность местного рынка для иностран-
цев.
Среди выселенных из Пскова 300 семейств имелись
крупные торговцы. Их место заняли купцы, переведенные из
городов Северо-Восточной Руси («приведеныя гости»). По
всей видимости, они внесли в неписаный кодекс торговли
существенные изменения, хорошо заметные иностранцам.
С. Герберштейн, полагаясь на сведения немецких купцов,
писал, что «просвещенные и даже утонченные обычаи
псковитян сменились обычаями московитов, почти во всех
отношениях гораздо более порочными. Именно псковитяне
при всяких сделках отличались такой честностью, искренно-
стью и простодушием, что, не прибегая к какому бы то ни
было многословию для обмана покупателя, говорили одно
только слово, называя сам товар». Суждение Герберштейна
подтверждается и сообщением летописи: «А кои иноземцы
жили в Пскове, и те разыдошася во своя земля, ано не мочно
во Пскове жити, только одны псковичи осташа, ано земля не
расступитца, а вверх не взлететь». Состав населения Пскова
существенно изменился уже после Троицы (19 мая) 1510 г.:
- 107 -
«Того же лета к Троицыну дню поехаша гости сведение
москвичи з десяти городов 300 семей, а пскович только же
сведено, и начата им дворы давати в Середнем городе»27.
Довольно долго купцы из городов Замосковного края
были чужеродным элементом в Пскове, и еще в 1534 г. беглый
дьяк Родион делил население Пскова на две части: «купцов,
который з Москвы приведены, и чорных людей пскович».
Причем, по мнению перебежчика, черные люди не могли
служить надежной опорой наместников, так как горожане,
несмотря на запреты властей, часто собирают вече28. Из
летописной повести «О псковском взятии» известно об
учреждении в 1510 г. должностей «старост московских 12, и
пскович 12» и раздаче им деревень. С большой долей
уверенности можно предположить, что «московские старо-
сты» назначались из числа «сведеных гостей» и представляли
собой некий институт участвовавших в суде выборных людей
(«старост и лутчих людей»), предусмотренный Судебником
1497 г. Старосты выполняли и внешнеполитические поруче-
ния, так как через Псков Русское государство осуществляло
дипломатические отношения с Ливонией. В 1531 г. псковс-
кие старосты С.З. Преподобов, Н.А. Глазатый и Ф. Власьев
заключили мирный и торговый договор с Ливонским орде-
ном29. Кроме того, в Пскове был учрежден институт городо-
вых приказчиков (городничих), назначавшихся из детей
боярских в числе 12 человек.
В 1530-х годах в Русском государстве началась так назы-
ваемая губная реформа: создание сыскных и судебных уч-
реждений по борьбе с уголовными преступлениями. В
большинстве уездов из местных детей боярских избирались
губные старосты. В Пскове же, как и в других торгово-
промышленных центрах — Слободском городке Вятской
земли, Солигаличе, — реформа была проведена с существен-
ными различиями. Выданная Пскову зимой 1540/1541 г.
губная грамота не сохранилась, но ее содержание можно
гипотетически восстановить по текстам Слободской и Соли-
галичской губных грамот, а также по летописному рассказу
о реформе30. Получив губную грамоту у великого князя,
жители Пскова, еще совсем недавно пользовавшиеся обшир-
- 108 -
ними правами самоуправления, избрали целовальников и
сотских, в чьи обязанности входил суд над «лихими людьми»
(разбойниками) на княжьем дворе с правом вынесения
смертных приговоров. Согласно летописи, наместники и их
тиуны были отстранены от суда над разбойниками, чему
несказанно радовались «христиане», страдавшие как от
лихих людей, так и от лихоимства наместников, их недель-
щиков и ездоков. Реконструировать систему уголовного
сыска в Пскове возможно по аналогичным грамотам, выда-
вавшимся другим городам, в частности, Слободскому.
По всей видимости, в Пскове, также как и в Слободском
городке, из числа «крестьян» (христиан) выбирали трех-
четырех целовальников и сотских, «которые грамоте умеют
и которые будут пригожи»31. Выборным людям надлежало
вести розыск разбойников и «татей», равно как и их сообщ-
ников. Лихих людей допускалось убивать во время погони.
Пойманных разбойников пытали в «суднице» на княжеском
дворе и, получив доказательства их вины, били кнутом и
казнили. При допросе составлялся протокол, в котором
излагались преступления, совершенные лихими людьми,
фиксировались их показания, и составлялся список казнен-
ных. Имущество преступников конфисковывали и передава-
ли по искам потерпевшим. Губная реформа не только
способствовала подавлению преступности, но и сделала
борьбу с нею земским, мирским делом. Как свидетельствует
летописец, псковичи страдали и от лихих людей, но и от
«поклепец» — необоснованных обвинений в содействии
преступникам. Наместники, лишившиеся права суда над
уголовными преступниками, утратили существенные источ-
ники дохода. Ктомужесзимы 1540/1541 г. в Пскове остался
лишь один наместник вместо двух — В. Репнин-Оболенский.
Огонь как граница существования.
Крепости и храмы
Псков и под властью Москвы продолжал жить как
типичный средневековый город, так как ритм его жизни во
- 109 -
многом определялся стихией и борьбой с ней. Деревянный
Псков, как и другие русские города, подвергался разруши-
тельным пожарам. Пожар 27 марта 1507 г. охватил большую
часть Запсковья, начавшись в полночь на Лубянском всходе
и дойдя до Жиркова всхода. От огня пострадали две кончан-
ские церкви — Козмодемьянская и Богоявленская, причем у
первой расплавились два колокола и разорвало порохом
придел32. Весной 1514 г., в день св. Егория, серьезно постра-
дал от пожара Изборск. 4 сентября 1520 г. вновь горело
Запсковье, причем на этот раз пожар начался у Жиркова
всхода и распространялся на северо-запад — к Варлаамским
воротам. 15 августа 1532 г. пожар на Запсковье охватил район
строившейся церкви Воскресения со Стадища. Крупнейший
в первой половине XVI в. пожар охватил 5 октября 1538 г.
Полонище. По сообщению летописи, сгорели 12 церквей, в
том числе каменная церковь Анастасии Римлянки. Огонь
был остановлен на подступах к Большому торгу, а пожар
сопровождался мародерством: «животам грабежу было мно-
го»33. Сильнейший пожар охватил 19 сентября 1540 г. Запс-
ковье, начавшись у Примостья и быстро распространившись
до Гремячей горы. Полностью выгорел храм Козьмы и
Демьяна, где огнем уничтожило мощи святых, иконы и
церковную казну; от пожара случайно уцелела деревянная
церковь Нерукотворного образа. Иконы из Образского хра-
ма, подобно чудотворным, были размещены «на оутверже-
ние гражаном» в наиболее почитаемых церквах. 1 апреля
1544 г., спустя 6 лет, вновь горело Полонище. Летописец
сообщал, что пожар, охвативший южную часть Полонища,
включая монастыри Покрова и Иоакима и Анны, уничтожил
более 700 дворов34.
Пожары, воспринимавшиеся как кары за прегрешения,
подвигали горожан на новое строительство. Разраставшийся
город требовал новых укреплений, и в 1508 г., еще до
присоединения Пскова к Москве, началось возведение кре-
постной стены на Гремячей горе. Но масштабные строитель-
ные работы стали осуществляться лишь во втором десятиле-
тии XVI в. В Великий пост 1517 г. обрушился участок
- НО-
крепостной стены в Кремле длиной в 40 сажен — на
протяжении от Троицкого собора до «снетового костра» над
рыбным торгом. Восстановление стены взяло на себя мос-
ковское правительство, выделившее 700 рублей; подвоз кам-
ня был в качестве повинности возложен на местное духовен-
ство. Осенью 1517 г., видимо, впервые, псковичи построили
стену на левобережье Псковы, в Песках35.
Подлинный строительный бум в городе начался на
исходе второго десятилетия XVI в. В 1519 г. в Снетогорском
монастыре завершили возведение каменной Никольской
церкви с трапезной. В этом же году повелением великого
князя были построены три деревянных церкви в центре
города, в районе старого торга и княжьего двора: Евангелиста
Луки, Апостола Фомы и Дмитрия Вологодского. 15 августа
1521 г. освятили едва уцелевший от пожара храм Успения с
Пороменья36,26 октября 1525 г. была освящена возведенная
на месте каменного храма XII в. (приблизительно 1140 г.)
церковь Дмитрия Солунского в Довмонтовом городе. В 1525—
1526 гг. по указу великого князя строили оборонительный
комплекс на Гремячьей горе. В 1525 г. сооружался тайник —
вырубленные в скале и перекрытые сводами подземные
помещения на случай полной блокады гарнизона башни. В
1526 г. была возведена «стрелица» — собственно башня,
полностью господствовавшая над местностью и сделавшая
этот участок обороны Пскова неуязвимым37.
В1527—1530 гг. «приведения гости», то есть переселенные
в Псков москвичи, упорно пытались построить на месте
«обыденной» церкви Варлаама на старом торге каменный
храм. Первое здание рухнуло «небрежением приятелей», то
есть компаньонов, второе было освящено 2 февраля 1530 г.
Осенью 1533 г. поставили каменную церковь Дмитрия Миро-
точивого в Поле„а 5 октября 1534 г. была освящена Пятниц-
кая церковь в одноименном монастыре в Бродах. Новое
оборонительное строительство развернулось в годы Старо-
дубской войны 1534—1537 гг. В 1535 г. был отремонтирован
большой участок стены, шедшей вдоль реки Великой — от
Смердьей башни до Буркова костра. С восточной стороны
- 111 -
крепости закрыли вход в город по течению Псковы, соорудив
верхние решетки. На литовской территории, к югу от Опоч-
ки, на крутом холме у озера была построена крепость Себеж.
Наконец, 6 декабря 1535 г. освятили каменную церковь
Николы со Усохи38.
В 1536 г. на литовской границе, на острове озера Подцо,
была возведена крепость Заволочье, куда из погоста Дворцы
переместился административный центр Пусторжевского
уезда. В 1537 г. в Пскове соорудили каменные церкви
Одигитрии на Печерском подворье и митрополита Алексея
в Довмонтовом городе. Беспрецедентные работы под ру-
ководством итальянского архитектора развернулись летом
1538 г. в устье Псковы. После Петрова дня через реку была
переброшена деревянная стена, включавшая двое ворот с
решетками. В 1540 г. были сооружены сразу три сохранив-
шихся до наших дней каменных церкви в Пскове (Петра и
Павла с Буя, Козьмы и Демьяна на Гремячей горе и Алексея-
человека Божия в Поле), а в Печерском монастыре постро-
или церковь Благовещения Богородицы. В 1543 г. в Пскове
возвели храмы Спаса на площади и Иоанна Златоуста на
Сокольей улице. Тогда же была поставлена Никольская
церковь в Острове. В 1546 г. появились две новые каменные
церкви на Завеличье — Стефановская в Мирожском монас-
тыре и Св. Жен Мироносиц39.
Таким образом, за 30 лет в Пскове и пригородных
монастырях возвели 18 каменных храмов. Помимо этого,
велось активное крепостное строительство. Не случайно
немецкий дипломат С. Герберштейн считал Псков лучшей
в России крепостью: «Город Псков единственный во владе-
ниях московита окружен каменной стеной и разделен на
четыре части, каждая из которых заключена в своих стенах»40.
Измена большого дьяка
Вместо проведения обособленной внешней политики,
отвечавшей главным образом местным задачам самообороны
и экономического процветания, Псков и еГО жители после
присоединения к Москве были обязаны участвовать в разре-
-112 -
шении масштабных внешнеполитических задач, требовав-
ших от края больших жертв. Во время войны за Смоленск
псковское ополчение дважды (в декабре 1512 — феврале
1513 г., и в сентябре — ноябре 1513г.) отправлялось в походы
на юг, где оно не бывало: «а псковичем тот рубеж не обычен,
и бысть им тяжко вельми». Смоленск в 1514 г. взять удалось,
но поход 1518 г. на Полоцк закончился неудачей, хотя был
связан с немалыми усилиями псковичей: в поход отправился
наместник И. Шуйский «со псковскою силою и со всем
нарядом псковским, и с пищальники и с посохою; а з
священников кони и телеги; и повезоша наряд весь в судех
Великою рекою до пристани, а от пристани на псковские
кони и на телеги положиша весь наряд пушечный, и
приставиша к немоу посоху к Полоцку»41.
В обстановке непрерывных военных конфликтов с Лит-
вой (войны 1512-1519 и 1534-1537 гг.) Псков представлял
особый интерес для Москвы как порубежный город. Грани-
цы Псковской земли кишели лазутчиками, выведывавшими
настроения людей, состояние обороны и планы воевод.
Поскольку граница была прозрачной, перейти ее не состав-
ляло труда, и перебежчики поставляли важную информацию
для военной разведки соседних государств. Распространен-
ным явлением были побеги холопов. Так, в 1510-х годах от
псковского купца Юрия Константинова сына Кожевникова
бежали в Ригу два холопа. Там они назвали себя выходцами
из Полоцка, и магистрат долго не желал возвращать их
хозяину, пока в 1517 г. Юрий не отправил в Ригу полную
грамоту на одного из холопов, Семена Федкова42.
4 декабря 1533 г. в Москве умер великий князь Василий
III, передав трон трехлетнему сыну Ивану. Реальная власть
в стране перешла в руки Боярской думы, и по причине
начавшейся борьбы за власть побеги из России многократно
усилились. Летом 1534 г. со службы в Серпухове бежали в
Литву двое видных воевод — князь Семен Бельский и Иван
Васильевич Ляцкий. Последний был тесно связан с Псковом:
в 1517 г. войска под его командованием одержали победу над
литовцами под Опочкой, а в 1528 г. И.В. Ляцкий был вторым
псковским наместником. Бельского и Ляцкого щедро награ-
- 113 -
дили в Литве, и едва слухи об этом достигли России, как
литовскую границу перешли новые перебежчики43.
Перейдя русско-литовский рубеж, в начаде сентября
1534 г. в Полоцк прибыли «три москвитина со Пскова». Двое
служилых людей, по имени Гриша и Тонкий, были ничем не
примечательны, а вот третий оказался «большим дьяком»
псковского наместника Дмитрия Воронцова. Стоит вспом-
нить, что сама депортация псковской правящей верхушки в
1510 г. была предпринята с целью уничтожить почву для
местного сепаратизма и предотвратить переход посадников
и бояр к врагу в случае войны. В 1534 г. предателем оказался
«большой дьяк» Родион — главная опора Москвы в далеком
Пскове. Перебежчики сообщили литовцам ценные сведения
о настроениях людей, состоянии оборонительных сооруже-
ний и планах военного командования в Псковской земле.
Материалы допроса содержат уникальные известия о Пско-
ве, отсутствующие в русских источниках44.
Прежде всего, выясняется, что спустя четверть века после
вхождения Пскова в состав Московского государства в городе
сохранялась непростая обстановка. Дьяк делит население
Пскова на две части: «купцов, который з Москвы приведены,
и чорных людей пскович». Причем, по мнению перебежчи-
ка, черные люди не могли служить надежной опорой наме-
стников, так как горожане, несмотря на запреты властей,
часто собирают вече. Правительство, однако, было не вполне
уверено и в своих служилых людях. Так, сразу после бегства
Бельского и Ляцкого в Псков приехал Михаил Петров
Головин, который привел к особой присяге псковских
наместников «и детей боярских пскович и земцов». Далее,
из материалов допроса ясно вырисовывается структура уп-
равления Псковом. Помимо двух наместников, в Пскове
сидели два дьяка, Афанасий Морин и Степан Скрыпов, а
также 12 поименно перечисленных «городничих» — городо-
вых приказчиков. Кроме Пскова, наместники управляли
Опочкой, Вороначем, Бельем и Красным. Дьяк не упомянул
известных из летописей «старост псковских» в пригородах,
видимо, потому, что выборный аппарат самоуправления не
интересовал литовских воевод.
- 114-
Особенный интерес для литовцев представляла инфор-
мация о дислокации и численности русских войск на Северо-
Западе Руси. К 1534 г. псковское поместное ополчение
состояло из 415 детей боярских и 30 земцев. Большая часть
псковских помещиков — 300 человек во главе с наместником
Дмитрием Воронцовым — стояли под Великими Луками,
прикрывая московскую дорогу. 15 «старых» детей боярских
были размещены в Опочке, 30 земцев — в Велье, по 30
помещиков — в Красном городке и Изборске, прикрывая
границу с Орденом. В Пскове оставался небольшой гарнизон
из 40 детей боярских. К литовской границе были подтянуты
и силы новгородских помещиков, из которых 300 человек
располагались в Великих Луках, а 200 во главе с наместником
Михаилом Воронцовым — в Троице-Хлавицком монастыре
на Ловати, прикрывая дорогу на Старую Руссу45.
Побег за границу большого дьяка псковского наместника
стал для Литвы огромной удачей. Далеко не от всякого
лазутчика удавалось получить такую подробную и надежную
информацию. За полтора месяца до побега псковских служи-
лых людей литовцы с большим трудом получали сведения о
положении в России. Так, в конце июля 1534 г. великолук-
ский наместник в пограничной Заволоцкой волости аресто-
вал священника, подозревавшегося в шпионаже: «доведав-
шися на того чернеца о том ко мне писанью и, пославши,
казали его за то поймати». В Луках священника привели к
крестному целованию и за недостатком улик отпустили.
Через день из-за границы за ним приехали литовские казаки
и увезли в Полоцк к воеводе Яну Глебовичу. «Чернец» смог
сообщить мало нового, сказал лишь, что русские войска
подтягиваются к границе — к крепости Острея в верховьях
реки Великой46. Почти детективная история с чернецом —
агентом литовцев — красочно характеризует способы веде-
ния разведывательной деятельности в то время. И литовцы,
и, видимо, русские знали о развертывании сил противника
у границы и с большей или меньшей вероятностью предви-
дели его планы.
- 115-
* * *
Присоединение Пскова к Русскому государству было
неизбежным, но болезненным процессом. Депортация псков-
ской элиты на восток страны, злоупотребления московской
администрации усугубляли недоверие людей к новой власти.
По мере того как Псков окружали новые башни и стены,
становилось очевидным единственное в глазах московских
властей предназначение города — как ключевого оборони-
тельного пункта на западе страны.
1	Янин В.Л. Новгород и Литва: пограничные ситуации XIII-
XV веков. М., 1998. С. 167.
2	Акты А. Юшкова. М., 1898. № 140. С. 120.
3	ПЛ. Вып. 1. С. 83.
4	Казакова Н.А. Ливонские и ганзейские источники о внутриполи-
тической истории России в конце XV - начале XVI в. // ВИД. Л., 1976.
Т. VII. С. 149.
5	Зимин А.А. Россия на пороге нового времени. М., 1972. С. 113.
6	Масленникова Н.Н. Присоединение Пскова к Русскому централи-
зованному государству. Л., 1955; Зимин А.А. Россия на пороге нового
времени. С. 113—120.
7	Договор Пскова с Ливонией 1509 г. / Публ. Н.А. Казаковой. // ВИ.
1983. № 1. С. 94.
8	ПЛ. Вып. 1. С. 92-94.
9	Там же. С. 93-94.
10	Казакова Н.А. Ливонские и ганзейские источники о внутриполи-
тической истории России в конце XV — начале XVI в. // ВИД. Л., 1976.
T.VII.C. 161.
11	ПЛ. Вып. 1. С. 93-94.
12	Казакова Н.А. Ливонские и ганзейские источники... С. 161.
13	ПЛ. Вып. 1. С. 94, 95.
14	Там же. Вып.2. С. 257—258.
15	Зимин А.А. Список наместников Русского государства первой
половины XVI в. // АЕ за 1960 г. М., 1962. С. 37—38.
16	Две жалованных грамоты 1510 г. псковским монастырям / Публ.
С.М. Каштанова // Гос. Библиотека им. Ленина. Записки отдела руко-
писей. М., 1961. Вып. 24. С. 221-258.
17	Акты служилых землевладельцев XV — начала XVII в. / Сост. А.В.
Антонов, К.В. Баранов. М., 1997. Т. 1. № 263, 264, 265. С. 236—237.
18	ПЛ. Вып. 1. С. 96; Рождественский С.В. Следы уставных грамот в
писцовых книгах псковских пригородов // Записки Императорского
Русского археологического общества СПб., 1897. Т. IX. Вып. 1/2.
С. 309-312.
- 116-
19	Там же. С. 309; Веселовский С.Б. Феодальное землевладение в
Северо-Восточной Руси. М.; Л., 1947. Т. 1. С. 268—269.
20	АСЭИ. Т. 1. № 260, 261; С. 189-190; Назаров В.Д. Жалованная
грамота Лжедмитрия I Галицкому Великопустынскому Авраамьеву
монастырю // АЕ за 1965 год. М., 1966. С. 354—368; Писцовые книги
Новгородской земли / Сост. К.В. Баранов. Т. 2. СПб., 1999. С. 44—46.
21	Рождественский С.В. Следы уставных грамот... С. 310-311.
22	Там же. С. 309.
23	ПЛ. Вып. 1. С. 96.
24	Там же. С. 106
25	Две жалованных грамоты 1510 г. псковским монастырям / Публ.
С.М. Каштанова // Гос. Библиотека им. Ленина. Записки отдела руко-
писей. М„ 1961. Вып. 24. С. 221-258; ААЭ. Т. 3. СПб., 1836. № 133. С. 188.
26	Булгаков М.Б. Сбор таможенных пошлин с иноземных Торговцев
в Пскове в XVI - первой трети XVII в.// ПРЕИ. Т. 1. С. 340.
27	Герберштейн С. Записки о Московии. Пер. с нем. А.И. Малеина и
А.В. Назаренко. М., 1988. С. 151; ПЛ. Вып. 1. С. 97.
28	Памятники истории Восточной Европы. Т. VI. Радзивилловские
акты. / Сост. М.М. Кром. М.; Варшава, 2002. № 46. С. 115.
29	Российское законодательство Х-ХХ вв. Т. 2. М., 1985. С. 59;
Русско-ливонские акты / Собр. К.Е. Напьерский. СПб., 1868. С. 366-367.
30	«Тоя же зиме бысть жалование государя нашего великого князя
Ивана Васильевича всеа Роусии до всей своей Рускои земли, млада
возрастом, 11 лет, и стареишаумом: до своей отчины милосерда, показа
милость свою и нача жаловати, грамоты давати по всем градом боль-
шим и по пригородом и волостем, лихих людей обыскивати самим
крестьяном меж собя по крестному целованию, и их казнити смертною
казнию, а не водя к намесником и к их тивуном лихих людей разбой-
ников и татей; и бысть намесником по городом нелюбка велика на
крестьян; а псковичи такову грамоту взяша, и нача псковские целоваль-
ники и соцкие соудити лихих людей на княжи двори, в соудницы над
Великою рекою, и смертною казнью их казнити». См.: ПЛ. Вып. 1.
С. ПО.
31	Наместничьи губные и земские уставные грамоты Московского
государства / Под ред. А.И. Яковлева. М., 1909. С. 56-57.
32	ПЛ. Вып. 1. С. 91.
33	Там же. С. 97, 98, 101.
34	Там же. С. ПО, 111.
35	Там же. С. 98.
36	Там же. С. 100.
37	Там же. С.104.
38	Там же. С. 104-107.
39	Там же. С. 108-109, 111-112.
40	Герберштейн С. Записки о Московии. С. 151.
41	ПЛ. Вып. 1. С. 97, 100.
- 117 -
42	Хорошкевич А.Л. Псковская полная грамота 1511 г. //Археографи-
ческий ежегодник за 1967 г. М., 1969. С. 68-72.
43	Зимин А.А. Формирование боярской аристократии в России во
второй половине XV - первой трети XVI в. М., 1988. С. 188.
44	Памятники истории Восточной Европы. Т. VI. Радзивилловские
акты / Сост. М.М. Кром. М.; Варшава, 2002. № 45-47. С. 113—118.
45	Там же. №46. С. 115.
46	Там же. № 38. С. 96-97.
9 О
О 9
ГЛАВА 5.	______________
В эпоху Ивана Грозного
Архитектура «грозненского» стиля. - Власть и зелия. -
Ливонская война: победоносное начало. - Опричнина. - Ливонская
война: бесславный конец. - Иван Петрович Шуйский и Псков.
Архитектура «грозненского» стиля
Эпоха Ивана Грозного охватывает время его царствова-
ния: 1547—1584 гг. Гениальный правитель оставил свой след
во всем: внутренней и внешней политике, литературе, и даже
историки архитектуры в последнее время говорят об особом,
«грозненском» стиле в зодчестве середины — второй полови-
ны XVI в. Это время ознаменовалось оживленным строи-
тельством в Пскове, и весьма знаменательно возведение в
1547 г. — году венчания Ивана IV на царство — соименной
царю церкви Иоанна Богослова на Мишариной горе. В июле
1548 г. была освящена церковь Георгия в Довмонтовом
городе, построенная на средства церковной приходской
казны1. К середине XVI в. исследователи относят строитель-
ство Рождественского собора Мальского монастыря, а также
Никольских церквей в погостах Любятово и Виделебье.
Вл.В. Седов сделал вывод о том, что с начала 1550-х годов «в
самом Пскове и пригородах крупного строительства уже не
было, не было надобности и в возведении больших храмов,
что связано с определенным упадком городской жизни
Пскова в середине XVI в.»2.
Такой вывод не подтверждается источниками: 1550-е
годы в Пскове и вообще на Северо-Западе России определен-
но были периодом динамичного хозяйственного развития.
Перерыв в возведении новых храмов был связан с конъюн-
ктурными обстоятельствами, в частности, с беспрецедент-
ным по разрушительным последствиям пожаром в Пскове в
1550 г. Из сообщений летописи известно, что пожар 23 марта
охватил все Полонище от Псковы до Великой и «Старое
- 119-
Застенье» (Средний город). Уцелели лишь 5 дворов у Трупе-
ховских ворот и пушечный сарай на Коневой площади: «А
каменных церквей погорело 31, а в Домантовы стены две
церкви огорело, Ероусалим да Федор... а древяных церквей
15, а Михаила святыи оу Песках церков развалилася; а
Воздвиженье и Власей церкви порасседалися»3.
Очевидно, что все силы псковских каменщиков в 1550—
1555 гг. были брошены на восстановление церковных зданий
и крепостных сооружений. Эти работы не нашли отражения
на страницах летописи отчасти потому, что и ранее их
авторы не фиксировали подобных событий; Кроме того,
начиная с середины XVI в. изменяется характер местного
летописания, и Псковская 3-я летопись главное внимание
уделяет внешнеполитическим событиям. Но косвенные дан-
ные о масштабах работ имеются. По мнению Вл.В. Седова,
второй половиной 1540-х — первой половиной 1550-х годов
следует датировать постройку церкви Василия на Горке.
Скорее всего, это было сделано именно после пожара, и,
таким образом, можно сделать вывод, что в первой половине
1550-х годов заново строились не только развалившиеся или
рассевшиеся церкви, но и многие «сгоревшие», как церковь
Василия.
В 1555 г. по царскому указу в Пскове были «прибраны» 200
каменщиков, «стенщиков»' и «ломцов» для строительства
каменного города в Казани. Вл. В. Седов считает, что «вызов
крупной артели мастеров в Казань почти обескровил стро-
ительство в Псковской земле»4. Этот вывод тоже противоре-
чит известным из источников фактам каменного строитель-
ства в Пскове5. В 1550-х годах продолжалось восстановление
города после пожара. Летом 1557 г. бьио закончено строи-
тельство церкви Иоанна Богослова в Крыпецком монастыре,
и, таким образом, в окрестностях Пскова появилась вторая
после собора Иоанна Богослова на Мишариной горе соимен-
ная царю церковь.
Вл.В. Седов не доверяет прямому указанию летописи об
окончании строительства Иоанне-Богословского собора в
1557 г. и, основываясь на известии Жития Саввы Крыпецко-
го, полагает, что собор строился в 1547—1555 гг. Главным
- 120-
аргументом историка архитектуры является ссылка на спи-
сок настоятелей монастырей П.М. Строева, по сведениям
которого Феоктист управлял монастырем в 1547—1554 гг.
Вл.В. Седов отметил ошибку П.М. Строева в определении
конечной даты игуменства Феоктиста, но категорически
утверждает, что в 1557 г. Феоктист не был игуменом. Однако
у нас нет источников, недвусмысленно об этом свидетель-
ствующих; с другой стороны, псковский летописец утверж-
дает обратное: в 1557 г. «свершена бысть церковь в Крыпец-
ком монастыре святого апостола и еуангелиста Иоана Бого-
слова игоуменом Феоктистом камена»6. Еще одним аргумен-
том Вл., В. Седова является ссылка на его собственное
заключение о том, что «огромное количество мастеров в
1555 г. было вызвано для строительства в Казани, и строи-
тельство в Псковской земле замирает». Однако ссылка на
вывод, который сам нуждается в обосновании, с нашей точки
зрения, некорректна. Полагаем, что Иоанновский собор
Крыпецкого монастыря вполне могстроиться Юлет — с 1547
по 1557 г., ведь затяжное строительство легко объясняется
трудностями доставки материалов через болота и топи.
Начавшаяся в 1558 г. Ливонская война и беспрецедент-
ный по последствиям пожар стимулировали крепостное
строительство в Пскове и его округе в 1560-х годах. 28 апреля
1562 г. Псков вновь оказался охвачен огнем; выгорели
Полонище, территория Торга, Запсковье. Особенно опас-
ным для города оказался пожар в Кремле, где взорвался
порох, хранившийся в погребах; взрывом разрушило крепо-
стную стену, шедшую вдоль реки Псковы7. Характерно, что
немецкий путешественник Самуэль Кихель, побывавший в
Пскове в 1586 г., не отметил разрушений города во время
осады Батория, но упомянул пожар 1562 г., от которого Псков
«полностью сгорел»8.
Вновь не менее пяти лет понадобилось на восстановление
города. Под 1563 г. в летописи содержится запись о строи-
тельных работах: «...заделаща стеноудеревяную в Рыбниках,
а прежняа стена выгорела, да и против Гремячеи горы к
Пескам стену каменноую, что была стена деревянаа через
реку Пскову...» Из цитированного фрагмента видно, что
-121 -
работы первоначально осуществлялись в Кремле, где была
возведена деревянная стена в Рыбниках, и в районе Верхних
решеток, где каменная стена протянулась через реку от
Гремячей башни к Пескам. Стремительно крепла оборонос-
пособность Печерского монастыря, где в 1564 г. соорудили
привратную церковь Николы, а к 1565 г. закончили возведе-
ние крепости. О каменном строительстве в Пскове во второй
половине 1560-х годов можно судить по тому, что в 1567 г. в
важнейшую крепость был назначен специальный воевода «к
городовому строенью и для суда князь Иван Звенигородц-
кой»9. Лишь в 1570-х годах, когда военное напряжение в
Ливонии и северной Белоруссии достигло апогея, а рост
налогов обескровил северо-западные города, каменное стро-
ительство в Пскове стало сокращаться.
Власть и земля
Иван IV в отличие от своих предшественников на престо-
ле не засиживался в Москве, регулярно объезжая крупней-
шие города и монастыри. В Псковском крае царь побывал
шесть раз. Впоследствии поездки были связаны с подготов-
кой и проведением военных операций в ходе Ливонской
войны, но в первый раз Иван IV посетил Псков с целью
«управы» своей вотчины. Его приезд в воскресенье 28 декабря
1546 г. был стремительным: переночевав в Пскове, великий
князь назавтра был уже в Вороначе, на третий день — в
Печерском монастыре, после чего, вновь побыв «не много»
в Пскове, уехал в Москву, «не оуправив своей отчины
ничего». Очевидно, что шестнадцатилетнего правителя ин-
тересовали в Псковском крае не административные дела, а
святые места. Хотя первое упоминание в летописи о чудесах
(«проще») на Синичьей горе под Вороначем датируется 1566
годом, уместно предположить, что первые слухи О чудесах
циркулировали уже 1540-х годах, чем и объясняется скоро-
палительная поездка великого князя в этот отдаленный
пригород. А поездка в Печеры сопровождалась щедрыми
пожалованиями новому монастырю: правитель «деревень
монастырю дал много и исадами пожаловал многими»10.
- 122 -
Симпатии Ивана IV к святым обителям не распространя-
лись, однако, на псковичей. «Управа отчины», видимо,
заключалась в разборе конфликта посадских людей с наме-
стником. Псковский наместник И.И. Пронский Турунтай в
числе других важнейших персон получил приглашение на
свадьбу царя, которая состоялась в феврале 1547 г.11 Когда
весной 1547 г. в городе разразился конфликт посадской
общины с этим наместником, делегация из 70 человек
отправилась с челобитной в Москву к царю. Псковичи, найдя
государя в подмосковном селе, 3 июня попытались подать
ему челобитную, однако «князь великеи осподарь ополелся
на пскович сих, бесчествовал, обливаючи вином горячим,
палил бороды и волосы да свечею зажигал, и повелел их
покласти нагых по земли»12. Ярость царя объясняется не
только особенностями его психики: 21 мая пожар уничтожил
Москву, а 26 мая в столице произошло крупное восстание,
участники которого жестоко расправились с родственника-
ми Ивана IVкнязьями Глинскими. Псковичи, обратившиеся
с жалобой на наместника до окончания срока его правления,
поступили в соответствиями с традициями эпохи независи-
мости, когда Псков мог отряжать к великому государю по
нескольку посольств в год. Теперь молодой царь наглядно
объяснил своим подданным суть отношений в монархичес-
ком государстве.
Как видно из предшествующего изложения, к середине
XVI в. после введения в Пскове института губных старост и
целовальников влияние и компетенция наместников сокра-
тились. В связи с ограничением наместничьего управления
все большую роль в Пскове стали играть городские дьяки,
которые теперь не только заведовали финансовыми делами
и наместничьей канцелярией, но и осуществляли надзор за
всеми отраслями местного управления (см. гл. 4). В первой
половине 1550-х годов в Русском государстве началась зем-
ская реформа, в ходе которой власть наместников ограничи-
валась, а управление и суд на местах передавался выборным
старостам. Непосредственные свидетельства о реформе в
Пскове (уставные грамоты) не сохранились, поэтому для
реконструкции преобразований мы вынуждены опираться
- 123 -
на источники, относящиеся к России в целом или другим
землям.
Как показал Н.Е. Носов, земские реформы в России
начались уже в 1549—1550 гг. Об этом свидетельствует, во-
первых, речь Ивана IV к Стоглавому собору, состоявшемуся
в Москве в феврале — мае 1551г. Вспоминая преобразования
«предыдущего лета» (1549/1550 г.), царь говорил: «Да устроил
по всем землям моего государства старосты и целовальники,
и сотские, и пятидесятские по всем градом и по пригородом,
и по волостем, и по погостом, и у детей боярских и уставные
грамоты пописал. Се и судебник перед вами и уставные
грамоты прочтите и разсудите...»13. Первые инициативы в
сфере местного самоуправления были озвучены на Земском
соборе 28 февраля 1549 г., когда царь «...уложил, что во всех
городех Московские земли наместником детей боярских не
судити ни в чем, опричь душегубства и татьбы и розбоя с
поличным, да и грамоты свои жаловалные во все городы детем
боярским послал»14. Царский судебник был принят в июне
1550 г., и за период с февраля 1549 по июнь 1550 г. до нас дошли
четыре уставных грамоты наместничьего управления. Лишь
одна из них имеет точную дату — Рыльская уставная грамота
27 июня 1549 г. Двинская уставная грамота не датирована, а
грамоты Устюжне Железнопольской и Пермской земле дош-
ли до нас в составе более поздних актов (1553 и 1614 гг.)15.
Н.Е. Носов датировал Двинскую уставную грамоту 1549/
1550 г., а Г.В. Семенченко не только подтвердил его датиров-
ку, но и отнес к периоду с февраля 1549 г. по июнь 1550 г.
тексты еще двух грамот — Устюжне Железнопольской и
Перми Великой. Для всех этих грамот, как показал Г.В. Се-
менченко, характерна общая черта: «...освобождение цело-
вальников и выборного земского дьяка от подсудности
наместнику и его тиуну, кроме дел о душегубстве, разбое и
татьбе с поличным. Выборные посадские и волостные люди
получили ту же привилегию, которую в соответствии с
решением февральского собора 1549 г. имели дети боярс-
кие...»16. Очевидно, тем не менее, что указанные грамоты
имеют существенные различия. В силу утраты наиболее
важного для нашей темы листа с текстом Рыльской грамоты
- 124-
мы не можем с уверенностью сказать, каким вопросам —
судебным и финансовым — был посвящен текст на утрачен-
ном фрагменте. Судя по началу текста на листе 3, в центре
внимания законодателя были проблемы наместничьего суда:
«...стнику боран алтын, то ему и с тиуном»17. В первую
очередь судебные прерогативы наместников и выборных
земских людей отразились в текстах Двинской и Пермской
уставных грамотах.
Структура текста грамоты Устюжны Железнопольской
существенно отлична, ибо список грамоты 1549—1550 гг.
начинается с трактовки вопросов налогообложения: «...и
вперед выбирати себе на Устюжне на посаде иных целовщ1ь-
ников, и сотского, и дьячков самим, и приводити тех всех
людей к крестному целованью на том, что им наши царские
оброки и пищалныя денги и иные всякие розметы розводити
по животом, и по промыслом, и по позему, на себя и на всех
городских людей класти в правду, по нашему крестному
целованью, и другу им в наших оброкех и во всяких розметех
не дружити, а недругом не мстити; а у которых у молодчих
у посадских людей не будет своей собины, а живут своими
дворы, и им на тех людей розводити всякие розметы, смотря
по их двором и кто чего стоит; а что целовалники да сотской
наших оброков и всяких розметов городских положат на себя
и на всех городских людей, и им то по розводу платити без
ослушанья». Лишь после рассмотрения вопросов налогооб-
ложения законодатель переходит к проблемам суда: «А
волостель устюженский и его тиун устюженских целовальни-
ков, и сотского и дьячков земских не судят ни в чем, опричь
душегубства и розбоя и татбы с поличным; а кому будет чего
искати на тех земских целовальниках, ино их сужу яз Царь...
или мой дьяк. А учнет каков суд судити на Устюжне
волостель, или его тиун, и на суде у него сидят дворской
устюженской и те целовальники, и сотской, и дьячки
земские...»18.
Содержание текста устюженской грамоты существенно
важно для реконструкции хода реформы самоуправления в
Псковской земле, поскольку Устюжна и Псков имели схожую
структуру населения (влиятельные посады) и землевладения
- 125 -
(преобладание поместно-вотчинных земель). Как показал
Н.Е. Носов, земская реформа в Псковской земле началась в
1555 г. и носила ограниченный характер19. Институт намес-
тников был упразднен в псковских пригородах с 1 сентября
1555 г. Это хорошо видно по сохранившимся фрагментам
Боярской книги, в частности по наместничеству в Белье. В
1553 г. Велье, Врев и Володимерец «с корчмами и со всеми
пошлинами» получил в наместничество Ф.Л. Соловцов. Он
«съехал с Вельи на Ильин день 62, держал год» (1553—1554 гг.).
Федора Соловцова сменил Б.У. Болтин, который «съехал с
Вельи на Ильин день 63, держал год» (1554—1555 гг.). На смену
Болтину прибыл Л.И. Олтуфьев: «наехал был на Белью на
Ильин день 63, и Белья с Семеня дни 64-го дана в откуп»20.
«С Семеня дни 64-го», то есть с 1 сентября 1555 г., на откуп
было переведено большинство псковских пригородов. Они
получили право содержать свои земские органы самоуправ-
ления вместо прежних наместников. В пригородах, а также
во входящих в состав уездов губах избирались старосты и
целовальники, которые занимались судом по гражданским
делам, раскладкой и сбором налогов. Н.Е. Носову, однако,
не удалось выявить источников, показывающих деятель-
ность земских миров в Пскове и его округе. Исследователь
справедливо предполагал, что «если даже какие-то реформы
в управлении самим Псковом и были проведены, то они
падали на период 1555—1556 гг., а главное, или вообще не
упраздняли институт псковских наместников, или имели в
отношении его лишь временный характер». Тем не менее
Н.Е. Носов сделал преждевременное заключение о том, что
«наиболее действующими органами местного управления в
Псковской земле» были губные старосты21.
В последнее десятилетие были выявлены два комплекса
источников второй половины XVI в., содержащих уникаль-
ные сведения по истории администрации Пскова. Это
документы монастыря Сергия с Залужья 1563—1609 гг. и
комплекс документов о землевладении и налогообложении
монастыря Пятницы из Бродов 1542—1605 гг.22 Они тоже,
разумеется, не дают полной картины административного
поля в Пскове, но содержат важные детали, позволяющие
- 126 -
наметить основные элементы системы управления. Наибо-
лее ранний документ, датируемый 5 мая 1555 г., представляет
указную царскую грамоту псковскому городовому приказчи-
ку Василию Меньшикову сыну Маракушеву о защите («бере-
женьи») земель Пятницкого монастыря от посягательств
соседских черных и частновладельческих крестьян. В акте
отмечены насилия соседей в отношении монастырских
крестьян, которых «обидят, и хлеб деи у них по пашням
травят, и лес деи у них секут сильно, и всяким деи их
дасильством обидят, и в том деи у них деревни запустели, и
крестьяне деи у них розослися, а от сторон деи у них беречи
некому». Цитированная указная грамота имеет прямую анало-
ги^ с грамотой ярославскому городовому приказчику
1538 г. и позволяет утверждать об имевшем место на Северо-
Западе возрастании роли этих должностных лиц после
губных реформ 1530-х годов23.
Важнейшим свидетельством земской реформы в Пскове,
осуществленной после 1549 г., является грамота дьяку
Ш. Билибину и старостам Б. Ковырину и С. Мизинову о
наборе среди горожан каменщиков и посылке их в Казань.
Б.Н. Флоря интерпретирует эту грамоту как свидетельство
сохранения в Пскове организации «гостей», старосты кото-
рых располагали властью над посадским населением24. Рас-
смотрение этой грамоты в контексте с другими документами
1560— 1580-х годов не позволяет признать этот вывод справед-
ливым: более вероятно, что «большие» старосты появились
здесь в результате преобразований первой половины 1550-х
годов. Исходная модель земской реформы в Псковской земле
выглядит следующим образом. На первом этапе в 1549—1550 гг.
Псков получил уставную грамоту, аналогичную Устюженс-
кой, существенно ограничивавшую власть наместников и
вводившую здесь налоговое и судебное самоуправление,- С
1 сентября 1555 г. наместничества в псковских пригородах
были ликвидированы, а реформа самоуправления в них
воплотилась в передаче власти выборным земским старо-
стам, делившим судебные и административные полномочия
с городовыми приказчиками. В связи с важным стратегичес-
ким положением Пскова институт наместников в самом
- 127 -
городе сохранился. В разрядах уже в 1557—1558 гг. упомина-
ются псковские наместники Юрий Михайлович Булгаков и
Петр Иванович Шуйский25. Земская реформа в Пскове,
видимо, ограничилась введением института земских ста-
рост, впервые поименованных в грамоте 1555 г.
Но в пригородах земские учреждения недолго были
единственной властью. Начавшаяся в 1558 г. Ливонская
война обострила положение на западной границе и привела
к реставрации в уездах Псковской земли наместничьего
управления. В конце 50-х — начале 70-х годов кормления
были восстановлены в Кобыльем городище, Гдове, Опочке,
Острове. С февраля 1557 г. по февраль 1559 г. Кобылье
Городище находилось в кормлении у В.К. Сухово-Кобылина.
С августа 1558 г. до сентября 1561 г. в Гдове наместником был
Ф.Л. Соловцов. В феврале 1561 г., когда в Гдове еще намес-
тничал Соловцов, кормленую грамоту на Гдов с последую-
щим продлением до сентября 1563 г. получил уже упомяну-
тый В.К. Сухово-Кобылин. В 1567—1569 гг. в Опочке намес-
тничал Н.П. Клементьев-Чепчугов, а в 1572 г. кормление в
Опочке получил М. О. Адодуров. В 1574—1576 гг. в Острове
наместничал Л.А. Окунев26. Писцовая книга 1585—1587 гг.
фиксирует наместничьи дворы в Гдове, Изборске, Острове,
Кобылье, Вороначе, Велье, Володимирце, Опочке. Намест-
ничьи дворы восстанавливались силами местного населе-
ния: в Изборске «делают тот намеснич двор всем городом и
уездом». Очевидно, что система кормлений пережила войну
и разорение: в Выборе и Дубкове, несмотря на наличие
наместничьих дворов, самостоятельных кормлений как и
прежде не было, и их уезды «тянули судом к Вороночу»27.
Разорение, видимо, сыграло роковую роль в судьбе земского
самоуправления в Псковской земле. После нашествия Бато-
рия число черных дворов в псковских пригородах уменьши-
лось на 90%, что экономически подорвало основу для
существования в них земского самоуправления.
В Пскове земское самоуправление сохранялось и в самые
тяжелые годы Ливонской войны, хотя его функции в основ-
ном были сосредоточены в налогово-финансовой сфере. В
июле — сентябре 1563 г. после разрушительного пожара 1562 г.
-128 -
городские власти собирали деньги на ремонт городовой
кровли и башен, о чем свидетельствуют отписи из архивов
вышеупомянутых монастырей. У казначея Сергиева монас-
тыря деньги брал «приимщик», административный статус
которого не определен, а у старосты и игуменьи Пятницкого
монастыря 50 денег взяли «борцы Олексей Горшок да
Матфей Лутьянов кожевник сотцкой из Бродей». Сотский из
Бродов М. Лутьянов с большой долей вероятности может
быть определен как низшее выборное лицо земской системы
самоуправления. В писцовых книгах 1585 г. зафиксировано
«Броцкое сто» — одна из 33 городских сотен, входивших в
состав более крупного района — Петровского конца. Собран-
ные на ремонт башен и кровли деньги передавались по
инстанциям — от сотского «Броцкого ста» старосте Петров-
ского конца, поскольку документ был написан «конецким
дьячишком» Я. Ивановым. В 1570 г. сборщики Полонищен-
ского конца Т.С. Шаня и И. Яковлев получили у казначея
Сергиева монастыря поженный оброк. В 1585 г. сборщики
Петровского конца Т. Васильев и Ф. Федотьев получали
оброчные деньги у казначея Сергиева монастыря «в писет-
цкой корм и, и в подводы, и в сторожей, и в казаков в наем»28.
Появление в документах 1563 г. «приимщика», представ-
лявшего, скорее всего, Полонисский конец, и «борца»
(денежного сборщика) Бродской сотни свидетельствует о
еще одном аспекте земской реформы, осуществленном,
скорее всего, в январе 1556 г. Именно 10 января этого года в
царской грамоте новгородским дьякам Ф. Еремееву и К.
Дубровскому предписывалось «...во все пятины, и на Луки,
и во Ржеву, и в Пуповичи розослати грамоты, чтобы князи
и дети боярские, и все служилые люди, и игумены, и попы,
и дьяконы, и старосты, и сотские, и пятидесятцкие, и все
крестьяне выбрали из пятин по сыну по боярскому по
доброму, да из пятин же выбрали человеки по три и по
четыре, да ис погоста по человеку, а из малых погостов из дву
или из трех по человеку, да велено тем старостам и выборным
сбирати наши ямские и приметные деньги, и за посошные
люди, и за ямчужное дело, и всякие подати по писцовым
книгам и привозити к вам в Новгород». Н.Е. Носов в свое
- 129 -
время увидел в этом документе «прямой отзвук проведения
в Новгородской земле финансовой и земской реформ 1555—
1556 гг.»29. С большой долей вероятности можно предполо-
жить, что аналогичное предписание касалось и новгородс-
кого посада, а также было отправлено и псковским дьякам,
и властям Устюжны Железнопольской, и тогда получается,
что указная грамота от января 1556 г. свидетельствует не об
«отзвуке», а о реформе, охватившей по меньшей мере Северо-
Запад России.
Документы Пятницкого монастыря дают возможность
составить представление о системе земского самоуправле-
ния на территории Псковского уезда. Денежные сборщики
были учреждены в губах, о чем свидетельствует отпись
Маковея Яковлева «ис Смолинской губе», который 16 мая
1569 г. получил деньги «в посоху», т.е. на содержание
посошного ополчения. Денежные сборщики из губ подчиня-
лись старостам и даньщикам засад, которых в псковском
уезде было 7. В документах 1570 и 1574 гг. упоминается
«данщик Иван Срезнев с Завелицкой засады», который
должен был собирать «государевы всякие подати» с деревень
Сергиева монастыря в 1570 г., а в 1574 г. собрал почти два
рубля: «ямских и приметных денег за городовые и за засечные
дела и пищальных демег и с пошлины, и за старост больших
жалованье на нынешней на 82 год денег взял рубль две денги,
да на подьячих данных 10 денег, да за наместничи доходы».
30 декабря 1577 г. староста Завелицкой засады Федор Ермо-
лин получил с вотчины Пятницкого монастыря 40 алтын
денег, которые пошли как на чрезвычайные поборы (мосто-
вое дело, кромский расход и т.д.), так и на содержание
земской администрации: «в тюремных целовальников и
сторожов и земских диаков... их годового найму» и «на
семизасадского дьячка его годового найму». Староста засады
был выборным лицом и периодически сменялся: в 1577 г.
старостой Завелицкой засады был Федор Ермолин, а в
1579 г. — Созон Иванов30.
Документы 1556—1579 гг. свидетельствуют о функциони-
ровании в Пскове и его земле разветвленной земской струк-
туры, чьей первоочередной задачей была разверстка и взи-
- 130 -
мание государственных и земских повинностей. Выборные
земские учреждения сосуществовали с властью наместников,
дьяков, городовых приказчиков, чья компетенция в годы
Ливонской войны все больше оказывалась связана с нуждами
обороны. В ходе войны Псковская земля оказалась в при-
фронтовых условиях, что привело к появлению в пригранич-
ных крепостях воевод и осадных голов. Воеводы сосущество-
вали с наместниками, часто обе должности сочетались в
одном лице, как это было с героем обороны 1581 г. Иваном
Петровичем Шуйским. С 1586 г. в Пскове отмечены только
воеводы, причем это не было связано с персональными
изменениями. В 1585 г. в Пскове сидел «боярин и наместник
и воевода князь Иван Петрович Шуйский» с тремя другими
воеводами, а в 1586 г. И.П. Шуйский обозначен только как
воевода31. По-видимому, этот год и следует считать отправ-
ной точкой в складывании системы приказно-воеводского
управления в Пскове.
Отличие воеводской системы управления от наместничь-
ей состояло не в наличии или отсутствии кормлений. В
дальнейшем и воеводы получали от населения праздничные
кормы, которые носили теперь не законодательно регулиро-
ванный, а традиционный характер32. Главное отличие состо-
яло в составе и функциях аппарата. Если наместники
комплектовали аппарат из своих холопов, то воеводы вынуж-
дены были работать с местным и профессиональным аппа-
ратом. Обычно в город присылали двух воевод, в военное
время их число возрастало до трех, как, например, в 1590 г.
во время войны с Швецией, или в 1615 и 1618 гг. во время
войны с Швецией и Польшей. Некоторые воеводы управля-
ли Псковом по два года, как, например, князь П.И. Буйносов,
который в 1587 г. показан первым воеводой, а в 1588 г. —
вторым- Канцелярия воевод называлась по-прежнему «дья-
чьей избой», а подьячие стали именоваться «четвертными»,
так как канцелярия перешла в административное подчине-
ние центрального приказа — Новгородской четверти. Так, в
середине 1580-х годов в Пскове, как и других городах Русского
государства, появилось приказно-воеводское управление,
опиравшееся на выборные земские структуры.
- 131 -
Ливонская война: победоносное начало
В 1558 г. Россия вступила в длительную и трудную борьбу
за восточное побережье Балтики. Ливонская война первона-
чально рассматривалась как локальный конфликт, формаль-
ной причиной к которому послужила невыплата Ливонским
орденом так называемой «юрьевской дани». Эта «дань»
впервые была возложена на Дер пт князем Ярославом Всево-
лодовичем в 1234 г. и включала в себя подати, взимавшиеся
до начала XIII в. Псковом с племен эстов, покоренных
немцами, а также подати с русского населения Дерпта в
пользу православных церквей33. Однако масштабы и характер
этой войны разительно отличались от военных действий в
1501 — 1503 гг. Помимо глубоких рейдов на территорию При-
балтики, осуществлявшихся с целью уничтожения мате-
риальных ресурсов противника и в начале 1558, и в начале
1559 г., русские войска уже в 1558 г. захватили города Нарву
и Дер пт, продемонстрировав тем самым намерение аннекси-
ровать часть территории Ордена.
Война стала тяжким испытанием для приграничного
Псковского края. Русская армия включала в свой состав
иррегулярные формирования татар, да и командующим
армией в январском походе 1558 г. был касимовский «царь»
Шах-Али (Шигалей). Войска Шигалея и второго воеводы,
князя М. Глинского, безжалостно грабили местное населе-
ние: «И тот князь Михайло людьми своими, едоучи дорогою,
сильно грабил своих, и на рубежи люди его деревни Псков-
ские земли грабили, и живот секли, да и дворы жгли
христианские». Уже в октябре 1558 г. начались нападения
немецких рыцарей на Псковскую землю: немцы «изгоном»
напали на Красный городок и Себеж, жгли посады и
монастыри, грабили волости. После Николина дня (9 мая)
1562 г. литовский отряд совершил диверсию против Опочки:
«...хотели посад зажечи, и гражане не дали зажечи посаду, за
надолбами отбилися; и многых от них постреляли з города;
и они та же Литва воевали по волостям, и семь волостей
вывоевали, и монастыри пожгли». В сентябре 1562 г. новый
литовский отряд из Влеха (совр. Виляка) совершил нападе-
- 132 -
ние на окрестности Пскова, разорив волости Муравейно и
Овсища и захватив много пленных34.
На местное население тяжким бременем ложилась обя-
занность поставлять «посоху» — вспомогательные войска,
использовавшиеся главным образом во время осады. При
неудачной осаде Пайды в сентябре — октябре 1560 г. новго-
родская посоха разбежалась, и ополчение вторично набира-
ли в Пскове: «И Псковоу и пригородам и сельским людям,
всей земли Псковской проторы стало в посохи много, в
розбеглои место посохи новгороцкои посохоу наймовав,
посылали с сохи по 22 человека, а на месяц давали человекоу
по 3 рубли, и иные и по пол-четверта рубли, и с лошадьми
и с телегами под наряд...»35.
Со своей стороны, и псковичи принимали активное
участие в пограничной войне, целью которой было разоре-
ние приграничных территорий. Отряды добровольцев («то-
ронщиков») совершали нападения на орденские земли зимой
1558 и весной — летом 1560 г.: «...ходили торонщики в
Немецкоую землю, и много воевали земли, и полону и
животины гоняли из земли много, а иных немцы побивали».
В августе 1560 г. русские войска совершили успешный поход
в Прибалтику, осадив Вельян (Вильянди) и разгромив две
немецких армии. 2 августа под Валком войско князя Барба-
шина-Суздальского нанесло поражение армии ландмаршала
Ордена Белля, захватив в плен самого ландмаршала и
четырех командоров. К зиме 1562—1563 гг. относится вторич-
ный приезд Ивана Грозного в пределы Псковского края: из
Великих Лук на Полоцк двинулась огромная армия, насчи-
тывавшая вместе с посошным ополчением более 100 тыс.
человек. Посоху вновь собирали в псковских землях, и
летописец свидетельствует, что «посошанам во Пскове дава-
ли коневникаМ по пяти роублев, а пешим по два рубля». В
передовом полку русской армии шли к Полоцку 150 велико-
лукских и 80 пусторжевских помещиков36. После взятия
Полоцка во вновь присоединенных землях начались крупно-
масштабные испомещения служилых людей приграничных
уездов. В Полоцке, Озерище и других литовских поветах
получили поместья многие великолукские и торопецкие
служилые люди.
- 133 -
Когда в 1566 г. на Земском соборе в Москве рассматривал-
ся вопрос о заключении мира с Литвой и возможной уступке
Полоцка, шесть великолукских помещиков — четверо Бол-
тиных, М.В. Сорочнев и М.М. Чириков — высказывались по
двум вопросам: о «литовском деле» и «про Ливонскую
землю». Великолучане выступили за продолжение войны и
сохранение Полоцка в составе России. Текст соборного
приговора передает их темпераментную речь: «Мы за госу-
даря служили, и умирати, и радети, за одну десятину
Озерищского и Полоцкого повету покладем головы свои»37.
Однако десятины чужих земель давались нелегко.
В марте 1565 г. литовские войска осуществили наиболее
успешное с начала войны вторжение в Псковские земли:
«...приходиша литовские люди под Красной городок с наря-
дом, и по городу били и Бог града не предал». Русское
военное командование оказалось совершенно не готово к
отражению противника. Из Великих Лук к Красному городку
двинулся отряд под командованием воевод И.А. Шуйского
и И. Шереметева. Литовцы, отпустив артиллерию на свои
базы, пошли навстречу русским, явно намереваясь вступить
в сражение. Войска сошлись под Бельем и, как пишет
летописец, «потравилися наши с ними немного, да отступив,
пошли прочь к Вороначю». Русские воеводы фактически
отказались от защиты пограничных земель, предоставив
литовцам полную свободу рук. «И Литва за нашими ходили,
за пять верст не доходили до Воронача; и оттуду воротяся
воевали много земли псковской, Красногородщину и Велей-
щину по Сине и Островщину; и вышли из земли к Оулеху,
а воевали полторы недели, полону много вывели, и помес-
щиковы и христианские дворы жгли, церквей не жгли...»
Военное разорение сопровождалось эпидемиями: уже осе-
нью 1565 г. начался мор в Полоцке, а весной эпидемия с новой
силой вспыхнула в пограничных русских городах. «А на весну
прииде мор в Озерища городок, и вымерло много, мало
осталося; потом прииде мор на Луки и в Торопец и в
Смоленске, и по многим местом гнев божии был велик»38.
В третий раз Иван IV прибыл в Псковские земли в 1567 г.
с войсками, участвовавшими в крупномасштабном походе на
- 134-
Литву. По замыслу царя, наступление привело бы к оконча-
тельному разгрому Великого княжества Литовского. Русская
армия несколькими колоннами с берегов Оки, а также из
Новгорода и Пскова начала стягиваться к Великим Лукам, но
продвижение армии было затруднено осенней распутицей,
и осадная артиллерия застряла недалеко от Новгорода.
24 октября 1567 г. царь выехал из Новгорода к войскам и
прибыл на Оршанский ям (совр. д. Орша под Новоржевом).
Здесь расположилась царская ставка и начались совещания о
перспективах похода. Здесь же состоялся откровенный разго-
вор Ивана Грозного со своим двоюродным братом Владими-
ром Андреевичем Старицким, который раскрыл царю содер-
жание бесед с боярами, высказывавшими недовольство оп-
ричниной. Подозрительный царь увидел в словах недавнего
претендента на трон угрозу заговора и прервал поход39.
Опричнина
Разорение страны стало реальностью к концу 1560-х
годов. Военные бедствия усугубились после введения оприч-
нины в 1565 г. Призванный укрепить обороноспособность
страны и власть царя опричный режим на деле привел к
разделению административного аппарата и репрессиям.
Поражения и неудачи русских войск Иван IV относил к
бездарности и предательству воевод и прочих «начальных
людей», а за случайным совпадением обстоятельств видел
множащиеся заговоры. В январе 1569 г. небольшой литовс-
кий отряд под командованием А. Полубенского захватил
Изборск, что произошло из-за небрежности наместника
А. Нащокина, который был введен в заблуждение перешед-
шими на сторону литовцев русскими служилыми людьми.
Изменники Т. Тетерин и М. Сарыхозин ночью потребовали
отворить ворота крепости, «вопрошаясь опричниной». Пе-
ред карательным корпусом царя трепетали все военачальни-
ки, и Нащокин открыл ворота Изборска, который захватили
литовцы.
Утрата Изборска не имела серьезных последствий: через
две недели город был отбит опричниками, но по факту сдачи
- 135 -
Изборска началось следствие. В «Синодике опальных» со-
держится запись: «В изборском деле подъячих изборских:
подъячаго Семена Андреев Рубцов, Оглоблю, Рубцов чело-
век, Петра Лазарев, псковича Алексея Шюбин, Афимью
Герасимов». После возвращения из плена бывший изборский
наместник Нащокин был расстрелян из луков в Александро-
вой слободе. Трагическая участь постигла и литовский
гарнизон, оставленный в Изборске, — более 100 человек
солдат и вспомогательный отряд. Руководители опричного
отряда вступили в переговоры с гарнизоном и обещанием
приема на русскую службу склонили литовцев к сдаче.
Большую часть гарнизона отпустили в Литву уже в течение
1569 г., но 50 человек отправили в Москву в качестве
«обменного фонда» для размена их на русских пленных. В
июле 1570 г. почти все пленные были казнены опричника-
ми40.
Царь, однако, полагал, что корни измены могут тянуться
в Псков и Новгород. В марте 1569 г. из Новгорода и Пскова
были выселены сотни посадских людей. Неблагонадежными
в Пскове были признаны 500 семей, которые отдельными
партиями отправлялись на восток страны. В декабре 1569 г.
сам Иван Грозный во главе опричного корпуса двинулся на
Тверь, Новгород и Псков. В селе Медне под Тверью оприч-
ники застали 190 псковичей с женами и детьми, в Торжке —
30 псковичей — последнюю партию высланных из города. Все
они подверглись казни: согласно синодику, было убито
«пскович з женами и з детми на Медне 190 человек. В
Торжку... пскович з женами и з детми 30 человек»41.
Опустошив Тверь и Новгород, опричная армия в начале
февраля 1570 г. подошла к Пскову. Псковский летописец
сообщал, что царь «восхоте разорити град Псков, яко же
Великии Новград, прииде с великою яростию, яко лев рыкая,
хотя растерзати неповинныя люди и кровь многую пррлити».
Псковичи во главе с наместником Юрием Токмаковым
устроили царю торжественную встречу, сопровождаемую
колокольным звоном. Летописец сообщает, что Иван IV
«умил ися душею и прииде в чювство, и повеле всем воем меча
притупити о камень, и не единому бы дерзнути, еже во граде
- 136-
убийство сотворити...»42. Из летописей, таким образом, сле-
дует, что казней в Пскове не было.
Есть, однако, более надежный источник для суждений о
масштабах репрессий в Пскове. В «Синодике опальных»
Р.Г. Скрынников выделил фрагмент, в котором перечисля-
ются лица, казненные в Пскове. Всего, поданным «Синоди-
ка», в Пскове было казнено 28 человек: игумен Псково-
Печерского монастыря Корнилий и старец Васьян Муром-
цев, два городовых приказчика — Тимофей Оплечуев и
Василий Спячей, подьячий Афанасий Пуговкин, «немчин»
(по всей видимости, переводчик) Иона, помещик Михаил
Сумороков43. Но, без всякого сомнения, казни в Пскове
носили сугубо избирательный характер и не приняли таких
масштабов, как в Новгороде.
Псковский летописец, равно как и иностранные наблю-
датели, приписывали смягчение царского гнева заступниче-
ству псковского юродивого Николая Саллоса («саллос» в
переводе с греческого — блаженный, юродивый). Блажен-
ный, творивший «похаб Христа ради», поучил царя «ужас-
ными словесы, еже престати от велия кровопролития и не
дерзнути еже грабити святыя Божии церкви». Именно
сбывшемуся пророчеству юродивого летописец приписывал
бегство царя из Пскова. Думается, однако, что в реальности
Иван IV хладнокровно довершил свою репрессивную про-
грамму в Пскове. 28 человек предстали под следствием и
были казнены; кроме того, царь «повеле грабити имение у
гражан», «а церковную казну по обителем и по церквам,
иконы, и кресты, и сосуды, и книги, и колоколы пойма с
собою»44. Следовательно, образ действий царя в Пскове мало
изменился по сравнению с Новгородом, где конфискация
сокровищ пригородных монастырей стала одной из главных
целей карательной экспедиции.
Война в Ливонии катастрофически затягивалась. 26 июня
1570 г. Россия и Речь Посполитая заключили трехлетнее
перемирие, которое царь решил использовать для достиже-
ния полной победы над Швецией45. Стремясь предотвратить
вступление в войну Дании, Иван IV согласился на рискован-
ный проект создания в Прибалтике вассального королевства
- 137 -
во главе с братом датского короля герцогом Магнусом. В 1570 г.
Магнус прибыл в Москву, где состоялось его бракосочетание
с дочерью казненного в 1569 г. двоюродного брата царя
Владимира Старицкого. В состав марионеточного королев-
ства датского герцога вошел единственный замок Полчев
(совр. Пылтсамаа) с округой. Однако, согласно условиям
договора с Магнусом, после окончания войны под его
управлением должны были находиться все русские владения
в Ливонии, включая Ригу и Ревель.
Герцог был поставлен под бдительный контроль русских
воевод. В августе 1570 г. к нему были «прикомандированы»
воеводы князья Михаил Лыков и Никита Кропоткин, кото-
рым царь «велел быть для своего дела и земскова во Пскове».
В наказной памяти воеводам предписывалось взять в Пскове
артиллерийские орудия и детей боярских с казаками в
качестве конвоя: «Да изо Пскова велено отпустить с королем
Арцымагнусом четыря пищали полуторных со всем с наря-
дом и с колесы, а к пищали по триста выпусков (зарядов. —
В.А.). И князю Михаилу и князю Никите взять по спискам во
Пскове детей боярских и Козаков и наряд пищали полутор-
ный со всем с нарядом у князь Юрья поимати»46.
Несмотря на перемирие, население Псковской земли
продолжало страдать от грабежей и разбоев с литовской
стороны. В 1570/1571 г. литовские люди напали на велико-
лукское поместье Ф.Я. Чирикова, убив двух крестьян и угнав
16 лошадей. Постоянным грабежам подвергались русские
обозы; нередко литовские люди убивали по 10 и более
человек. После возобновления военных действий крупней-
шие военные успехи России в Ливонии пришлись на 1577 г.
Во главе армии встал сам царь, который 15 июня прибыл в
Псков. Обеспокоенный слухами об измене Магнуса, Иван IV
вызвал датского герцога в Псков. Здесь между царем и его
вассалом был заключен новый договор, по которому за
Магнусом оставалась лишь территория к северу ot реки Аа
и замок Кесь (совр. Цесис). 13 июля 1577 г. Иван Грозный
вместе в царевичем Иваном во главе тридцатитысячного
войска выступил в поход в Латгалию — на замок Улех (совр.
Виляка). Псковский летописец писал: «А во Пскове баидаки
- 138 -
и лодьи большие посохою тянули под ливонские городы, под
Улех и немного тянув покинули по лесом, и тут згнили и
людей погубили»47.
Но, несмотря на потери среди посошных, результаты
похода были впечатляющи: русские войска захватили 24 замка
в Латгалии и вышли на ближние подступы к Риге. Во время
кампании 1577 г. вновь разгорелся конфликт царя с Магну-
сом, который без согласования с русским военным командо-
ванием занял несколько замков к югу от реки Аа, вне
территории своего «королевства». Иван IV написал своему
вассалу послание, в котором упрекал его в нарушении
псковского соглашения: «Как еси был у нас во Пскове,.и мы
тобе тех городов не поступывались, одну есмя тебе поволили
доставати Кесь да те городки, которые на той стороне Гови
реки, и ты в те городки вступился неподельно...» Царь вызвал
Магнуса для объяснений в Кесь, где герцога арестовали и
лишь после получения обещания выплачивать контрибуцию
отпустили.
Уже в 1560-х годах на завоеванных землях Ливонии
получили земли первые русские помещики. К1577 г. русские
служилые люди обжились в Прибалтике: в сохранившихся
источниках упоминаются псковский помещик Л. А. Окунев,
который владел в уезде Алыста (Алуксне) поместьем в 220
четей, великолукский помещик князь А.И. Андомский (176
четей), пусторжевский помещик Я.А. Юшков (100 четей в
Вильянском уезде). Русские землевладельцы были объедине-
ны в «служилые города», а их поместья в 1570-х годах
описывались в писцовых книгах. Содержание войск в Прибал-
тике было чрезвычайно обременительным. В январе 1578 г.
только с Великолукского уезда было отправлено в замок
Куконойс на Двине более 2 тыс. четвертей посопного и
вытного хлеба48.
Ливонская война: бесславный конец
Военные успехи 1577 г. стали последними для России в
Ливонской войне: сказывалась усталость служилых людей от
непрерывных походов и гарнизонных служб. В 1578 г. для
- 139 -
того чтобы собрать новгородских дворян в поход, требова-
лось применять самые жесткие меры. Помещиков Водской
пятины, отказывающихся выступать на службу, царский указ
предписывал «бить кнутьем и высылати на государеву служ-
бу во Псков тотчас», а неповинующихся казнить и «поместья
их, и с животами и с хлебом, имати на государя»49. В
объединенном Польско-литовском государстве новым коро-
лем был избран Стефан Баторий, которому удалось нанять
армию в Германии и Венгрии и перейти в контрнаступление.
Весна 1579 г. еще не предвещала катастрофы, и в июне
1579 г. Иван IV вновь прибыл в Псков. Теперь он намеревался
вторгнуться в Курляндию, для того чтобы отрезать Ригу от
Литвы и захватить ее. 7 июля в разведывательную экспеди-
цию отправилась армия Д. Хилкова и М. Безнина, однако
после получения сведений о походе Батория на Полоцк
выступление в Прибалтику было отменено.
1 августа из Пскова к Полоцку отправились русские полки
под командованием Ф. Шереметева. Но воеводы не успели
помочь гарнизону Полоцка: в начале августа Баторий осадил
город. Русская армия заняла оборонительные позиции в
крепостях Невеля и Сокола, безучастно наблюдая за герои-
ческой борьбой полоцкого гарнизона. Исчерпав все возмож-
ности обороны крепости, воевода П. Волынский сдал По-
лоцк полякам, и 1 сентября 1579 г. Баторий въехал в
захваченный город. Взятие Полоцка польскими войсками
оказалось полной неожиданностью для Ивана IV. Царь был
напуган военной катастрофой и бездействовал в Пскове
более четырех месяцев, с июня по октябрь. Псковский
летописец отметил в статье 1579 г.: «И царь Иван Васильевич
стоял все лето во Пскове»50.
1 октября в Пскове деморализованный Грозный написал
письмо Стефану Баторию. Одно из последних известных
произведений Ивана IV, это письмо представляет собой
разительный контрасте более ранними пафосными и занос-
чивыми текстами царя. Ивану Грозному стоило больших
усилий направить Стефану Баторию, которого он считал
выскочкой «не государского рода», послание, пронизанное
самоуничижением и страхом перед королем. «Или разда-
- 140-
вишь нас как мошку?..» — вопрошал царь Стефана Батория.
«...Мы как христиане по христианскому обычаю со смирени-
ем увещеваем, и браниться с тобою не хотим, потому что тебе
со мною браниться — честь, а мне с тобою браниться —
бесчестье». Уподобляясь иудейскому царю Езекие, Иван IV
обращался к королю со словами смирения: «...И я тебе,
Стефану говорю: “Вот, господин, раб твой Иван, вот,
господин, раб твой Иван, вот, я, господин, раб твой Иван”»51.
Письмо заканчивалось свойственной царю уверенностью в
победе, но моральный дух Ивана Грозного был сломлен.
В полной мере это проявилось в действиях царя на
заключительном этапе войны — в 1580—1581 гг. Поход Бато-
рия в 1580 г. был направлен на город Великие Луки — важный
стратегический пункт на русско-литовской границе, кото-
рый не имел хорошей крепости. От Великих Лук шли две
важнейших дороги: на север — к Новгороду и Пскову и на
восток — к Старице и Москве. В 1560-х годах Луки служили
оперативной базой русских войск, наступавших в северной
Белоруссии. 16 августа войска Батория заняли Усвят и
осадили Невель. Воевода Колычев успел сообщить в Москву,
«что литовские люди у города стоят с нарядом, а наряд стоит
за рекою меж Полотцкие и Заволотцкие дороги и по городу
из наряду бьют розжигальными ядры...»52.
У царя и его воевод не было определенного плана
действий. Войск не хватало; служилые люди целыми отря-
дами покидали театр военных действий, как, например,
нижегородские дворяне, которые ушли из прифронтового
Невеля накануне подхода армии Батория. Иван IV, видимо,
разуверился в победе и предписывал своим воеводам не
вступать в прямые боевые столкновения с врагом: «И вы б в
одном месте не стояли, ходили б есте переходя, чтоб вас
литовские люди не нашли, а на прямое бы есте дело с
литовскими людьми не ставились, промышляли б есте
смотря По тамошнему делу, чтоб вам нашего дела поискать,
а собя уберечь». Войскам князя В.Д. Хилкова, стоявшим в
августе 1580 г. в Холме на Ловати, предписывалось вести
партизанскую войну, приходя «на литовских людей, на
заставы и на загонщики частыми посылками, чтоб литовс-
- 141 -
ким людям помешка чинити, и нашего дела над ними
поискати, а собя уберечи, а от больших бы людей однолично
отходили, а на прямое дело не ставились»53.
Однако поместное ополчение было неспособно выпол-
нять задачи, свойственные казачьим отрядам. Царская став-
ка находилась в Москве, и главное командование с большим
опозданием реагировало на вести с фронта. 26 августа войска
Батория подошли к Великим Лукам, и только 29 августа
воеводе Хилкову было отправлено предписание доставить в
Луки боеприпасы, а 1 сентября великолукскому воеводе
Лыкову был отправлен наказ об обороне города. «А вы б
сидели в городе крепко, а на выласку травитца с литовскими
людьми из города людей не посылали бы, чтоб вам людем
истери не чинить...». Во время недолгой осады Великих Лук
никакой помощи от русской полевой армии гарнизон не
получил. Деревянная крепость Лук, зажженная и разрушен-
ная польской артиллерией, пала в ночь с 5 на 6 сентября
1580 г. От пожара и рук захватчиков погиб не только
гарнизон, но и большая часть мирного населения города.
Маневрировавшая в районе Торопца русская армия не смогла
отойти и была разбита 21 сентября54. 30 сентября Баторий
отдал приказ захватить крепость Заволочье, которую польский
отряд осаждал с 9 по 23 октября. Исчерпав возможности
обороны, гарнизон крепости капитулировал, причем воево-
ды во главе с Сабуровым, опасаясь репрессий после возвра-
щения из плена, отказались сдаваться и потребовали, чтобы
их пленили «силою»55. Военная кампания 1580г. закончилась
полной победой польского короля.
Поход Батория 1581г. начался 21 июля из Полоцка силами
полевой армии численностью 47 тыс. человек. В августе
польские войска овладели крепостями Воронач и Остров, а
26 августа армия Батория подошла к реке Черехе. Силы
Польши и России были вполне сопоставимы. Псков оборо-
нял гарнизон численностью до 15 тыс. человек; крупные
гарнизоны стояли также в городах Ливонии и в Новгороде;
полевая армия численностью до 30 тыс. человек находилась
вблизи от резиденции царя, в Старице на Волге. Но раздроб-
ление сил России обрекло их на пассивную оборону.
- 142-
Псков был подготовлен к длительной осаде. А. Поссевино
писал 12 декабря 1581 г. Стефану Баторию: «Ваше величество
и за 20 лет не возьмет крепостей, к которым стремится... В
Пскове пищи и снаряжения на 15 лет». Во время восстания
1650 г. псковичи в Большой челобитной на имя царя Алексея
вспоминали о продовольственном обеспечении города в
1581 г.: «Апреж; государь, сего блаженные памяти прадеда
твоего государева, великого государя царя и великого князя
Ивана Васильевича всеа Русии указу, за три года до короля
литовского большого осаду, с Москвы и з Замосковных
городов и из Великого Новгорода рожь и всякой хлеб, муку
и сухари и толокно и крупы и свиные полти и соль и всякой
съедобный запас в твою государеву вотчину во град Псков в
твои государевы житницы в кремль привозили, и с тем
государь со всяким запасом стояло во Пскове в кремле 900
житниц, а тот государь всякой запас раздавай был служилым
всяким жилецким людем, которые были в осаду и после
осады во Пскове»56.
К концу 1560-х годов было завершено сооружение стен и
башен Окольного города. Наиболее мощные башни защища-
ли город с юга — несохранившаяся Свинузская и крупнейшая
по размерам (90 м в окружности) — Покровская. Город, на
протяжении двух десятилетий служивший оперативной ба-
зой для военных действий в Прибалтике, имел внушитель-
ный запас артиллерийских орудий и боеприпасов. Наконец,
Псков почти не пострадал от опричных репрессий, и среди
горожан не наблюдалось склонности к измене («шатости»).
Все это делало Псков неприступной крепостью, готовой к
многолетней осаде. Следует напомнить, что в условиях
Смуты начала XVII в. аналогичная по военной мощи кре-
пость Смоленска выдерживала осаду польской армии в
течение 20 месяцев.
Ход обороны Пскова досконально изучен историками57.
Армия Батория вышла на ближние подступы к Пскову 26
августа. Первоначально ставка короля обосновалась в Ни-
кольском монастыре в Любятово, но псковская артиллерия
открыла ураганный огонь по польским боевым порядкам, и
в конечном итоге для штурма был выбран южный участок
- 143-
крепости — район Покровской и Свинузской башен. Ставка
короля разместилась на реке Промежице, а затем перемес-
тилась ближе к городским стенам — к церкви Никитин на
Великой. В непосредственной близости от городских стен
поляки установили пять батарей («туров»), представлявших
собой деревянные сооружения, засыпанные землей.
Город был подвергнут весьма результативному обстрелу
7—8 сентября. Известняковые стены псковской крепости не
выдерживали артиллерийского огня: по сообщению автора
«Повести», серьезным разрушениям подверглись Покровс-
кая и Свинузская башни, полностью были разбиты 24 сажени
стен и частично — 69. Однако командование русского гарни-
зона учло возможность разрушения стен; позади южного
участка крепости псковичи построили деревянную стену, а
на Похвальской (Романовой) горке соорудили батарею со
сверхмощными орудиями — Похвальский раскат Когда 8
сентября польско-венгерские отряды захватили Покровскую
и Свинузскую башни, по вражеским солдатам был открыт
артиллерийский огонь, и после контратаки, организованной
И П Шуйским, штурмовые отряды оставили захваченные
укрепления
Началась долгая и трудная осада города, сопровождавша-
яся минной войной, артиллерийскими обстрелами, схватка-
ми у стен крепости Стены и башни Пскова не выдерживали
огня новейших артиллерийских орудий, но были неприступ-
ны для наемников, имевших опыт штурма крепостей. А.
Поссевино писал о мощи стен: «Осаждающие сбивали только
зубцы, а стену, выступающую из пола от самого основания,
не смогли повредить ни молотками, ни кирками настолько,
чтобы ее разрушить»58. Через два месяца Баторию стало ясно,
что поход на Псков провалился. 6 ноября 1581 г. поляки
покинули траншеи и сняли артиллерию с батарей, а вскоре
король покинул Россию. В течение полугодовой осады
Пскова русские полевые армии оказали городу минимальную
помощь. Несмотря на открывшиеся возможности нанести
поражение полякам в ноябре — декабре 1581 г., в Псков
пришел из Новгорода лишь один стрелецкий приказ под
командованием Н. Хвостова.
- 144-
Иван IV упорно добивался мира с Польшей, стремясь
сохранить завоевания в Ливонии. В наказе князю Елецкому,
ведшему переговоры с поляками в Яме Запольском, предпи-
сывалось отстаивать лишь возврат псковских пригородов.
Предпочтительные условия договора («первая мера») пре-
дусматривали в обмен на сохранение за Россией Юрьева,
Вильяна, Пернова уступку полякам Великих Лук, Невеля,
Заволочья и Холма: «...да Стефану ж королю государь наш
поступается, которые городы Стефан король у государя
нашего поймал государства его, города Велижа, города Лук
Великих, города Невля, города Заволочья, города Холму...»59.
Однако поляки предпочли отказаться от разоренных войной
русских земель, и послы Ивана IV согласились на передачу
Баторию всей Ливонии. 15 января 1582 г. вдеревне Киверова
Гора, недалеко от Запольского яма, русское и польское
посольства заключили перемирие сроком на 10 лет. Россия
выводила все свои войска из Ливонии, в то время как Польша
оставляла Великие Луки и другие захваченные русские
крепости. Процесс реализации соглашения занял два меся-
ца.
Россия должна была эвакуировать своих служилых людей
и мирное население из 10 городов и 23 замков. Предстояло
вывозить не только военных, но и православное духовенство,
в том числе юрьевского владыку. Под артиллерию, «пушеч-
ные и хлебные запасы», «образы и церковное строение»
предстояло собрать латышей «с лошадьми и с саньми».
Уполномоченный царя В.П. Головин докладывал, что еще
5 февраля он не получил требуемых подвод для эвакуации
Юрьева. Другой уполномоченный, Ф.М. Ласкирев, доклады-
вал, что 16 февраля поляки все еще не передали ему Великих
Лук; более того, воспользовавшись заминкой, оккупанты
начали неприкрытый грабеж Великолукского и Холмского
уездов: «Литовские люди, Лопоть с товарищи, посылают на
войну, и Луцкой и Холмской уезд воюют безпристани, села
и деревни жгут и крестьян побивают, и людей в полон берут,
а инших крестьян сбирая, в избах запирая жгут... и многие
крови Христианские проливают, за договором и за присягами
послов твоих такое кровопролитство чинят, чого и в ратное
время не бывало».
- 145 -
Двадцатипятилетняя война закончилась безрезультатно.
Вместе с Ливонской войной заканчивалась эпоха Ивана
Грозного. Псковские летописи, несмотря на внешний пиетет
к особе царя, дают крайне нелицеприятные характеристики
его действиям. Особенно негативное впечатление на Псков
произвело бездействие царя во время осады города Батори-
ем. Даже убийство царевича Ивана псковичи связывали с
конфликтом между царем и его наследником из-за Пскова:
«Глаголют нецыи, яко сына своего царевича Ивана того ради
остием поколол, что ему учал говорити о выручении града
Пскова»60. Несмотря на недостоверность этого мнения, оно
весьма показательно для характеристики самосознания лю-
дей, спасших Россию от грозного врага.
Иван Петрович Шуйский и Псков
Одним из незаурядных государственных деятелей, жив-
ших в эту трагичную и противоречивую эпоху, был Иван
Петрович Шуйский. Его жизнь и деятельность не была
предметом специального исследования. В общих чертах
сведения о князе Шуйском собрал Г.В. Абрамович, однако
его работа носит обзорный характер61.
Князья Шуйские были дальними родственниками мос-
ковской великокняжеской династии. Они происходят от
брата Александра Невского, князя Андрея Ярославина, ко-
торый участвовал в Ледовом побоище и освободил Псковют
немецких рыцарей в 1242 г. Тогда Псковичи дали клятву
Александру и Андрею, обещав всегда принимать их потомков
и оказывать им посильную помощь (см. гл. 2). Потомки
Андрея Ярославина княжили в Суздале, где князь Василий
Кирдяпа получил огромные владения с центром в селе Шуе.
Так, с середины XV в. за его детьми закрепилась фамилия
Шуйских. Киязья Шуйские пользовались доверием пскови-
чей, и в эпоху независимости несколько представителей их
рода побывали на псковском столе в качестве князей-
наместников Москвы. Прямыми предками Ивана Петровича
были псковские князья Ф.Ю. и В.Ф. Шуйские.
- 146 -
После присоединения Пскова к Москве Шуйские вновь
назначаются наместниками в важнейшую порубежную кре-
пость. С 1515 по 1518 г. сын Василия Шуйского Иван (дед
Ивана Петровича) управлял Псковом, а потом командовал
передовым полком русской армии в походе из Великих Лук
на Полоцк. Князь Иван Васильевич Шуйский был одним из
руководителей государства в период малолетства Ивана
Грозного, а умер он в 1542 г. московским наместником62. Отец
нашего героя Петр Иванович Шуйский в 1558 г. был псков-
ским наместником и прославился крупными победами на
фронтах Ливонской войны. В 1558 г. войска под его коман-
дованием взяли Дерпт (Тарту) и 20 мелких замков в восточной
Эстонии, а в феврале 1563 г. после взятия русскими войсками
Полоцка Петр Шуйский остался в завоеванном городе
первым воеводой.
Однако его военная карьера закончилась трагически: в
январе 1564 г. во время наступления на Оршу армия Шуйс-
кого была разгромлена литовскими войсками под местечком
Улла наДвине. Сражение началось во второй половине дня,
в сумерках, когда русские войска едва успели выйти с узкой
лесной дороги на открытую местность. Уставшие после
трехдневного перехода, не успевшие надеть доспехи и под-
готовить артиллерию, воины сражались до наступления
темноты, а затем бежали с поля боя. Князя Петра Шуйского
в схватке сбили с коня, он пешком вышел в соседнюю
деревню, где его ограбили и утопили местные крестьяне63.
Война, начавшаяся столь блестящими победами русского
оружия, катастрофически затягивалась.
Князь Иван Петрович Шуйский родился около 1540 г. и
с молодых лет служил при дворе и в армии. Впервые его имя
значится в Дворовой тетради 1550-х годов, где он возглавлял
список суздальских дворян64. И.П. Шуйский получил в
наследство обширные вотчины и был крупным землевла-
дельцем, владея селами в Московском, Бежецком, Суздаль-
ском уездах. Впоследствии за службу И.П. Шуйский получил
огромные поместья в Муромском уезде, Бежецком Верхе. В
июле 1566 г. он участвовал в Земском соборе, на котором
обсуждались условия заключения мирного договора с Вели-
ким княжеством Литовским. Мир так и не был заключен, и
- 147 -
почти всю свою жизнь князь провел в военных походах. В
1570 г. он впервые выступает как главнокомандующий арми-
ей, прикрывавшей подходы к Москве с юга: «в большем же
полку быти с воеводою со князем Иваном Петровичем
Шуйским сходным воеводам...»65.
В мае 1571 г. русские войска потерпели тяжелое пораже-
ние от крымских татар, в результате которого была сожжена
и разграблена Москва. Летом 1572 г. армия крымского хана
вновь двинулась на Москву, но на этот раз татары были
разбиты русскими войсками в 45 верстах от столицы. Актив-
ное участие в боях с татарами принимал и князь Иван
Петрович Шуйский, командовавший сторожевым полком,
воины которого захватили в плен главнокомандующего вра-
жеской армией Д ивей-мурзу66. Зимой 1572—1573 гг. Шуйский
участвовал в походе на шведскую крепость Пайда в Эстонии,
а в 1573 г. впервые получил наместничество в Пскове67.
За участие в боях под Москвой Иван Петрович Шуйский
получил чин боярина, хотя полного доверия к нему царь не
испытывал. В январе 1574 г. были арестованы и подвергнуты
пытке холопы видных бояр, в том числе Ивана Петровича;
у них пытались выяснить, «кто из наших бояр нам изменя-
ют». Получить компрометирующие князя факты не удалось,
и в январе 1575 г. Шуйский в числе других вельмож присут-
ствовал на свадьбе царя с Анной Васильчиковой68. После
организации особого, «удельного» двора Иваном Грозным
Иван Петрович стал одним из главных воевод и в 1577 г. вновь
стал псковским наместником, с этим титулом он участвовал
в победоносном походе в Лифляндию69. Поэтому далеко не
случайно, что в 1581 г. на князя была возложена миссия по
обороне Пскова от войск Стефана Батория.
Иван Петрович блестяще справился с командованием
осажденной крепостью, и уже накануне снятия осады 9
января 1582 г. литовский канцлер Ян Замойский предпринял
попытку убить князя Шуйского: в расположение русских
войск пробрался плененный русский служилый человек,
принесший ларец, начиненный порохом. В сопроводитель-
ном письме некий немецкий офицер изъявлял желание
перейти на русскую службу и просил принять князя Шуйс-
- 148 -
кого в качестве подарка ларец. Иван Петрович предусмотри-
тельно отказался открывать ларец; при вскрытии мастер
обнаружил внутри ящика 24 самопала, которые должны
были выстрелить при открытии и воспламенить порох.
Адская машина не сработала. Несмотря на заключенное в
январе 1582 г. перемирие с Польшей и перемирие с Швецией
(август 1583 г.), ситуация на западных границах была слож-
ной, и в 1583 г. И.П. Шуйский опять находился в Пскове на
должности осадного воеводы70.
18 марта 1584 г. в своем дворце умер царь Иван Грозный.
Вместе с ним в прошлое уходила эпоха не только великих
войн, но и жестоких казней, обнищания народа. Население
Москвы откровенно радовалось окончанию тиранического
правления. Как писал наблюдательный англичанин Джером
Горсей, «знать стекалась в Кремль, отмечая как бы дату
своего освобождения... Государство и управление обнови-
лись настолько, будто это была совсем другая страна...
каждый человекжил мирно, уверенный в своем месте и в том,
что ему принадлежит»71. Однако аристократия, к которой
принадлежал князь Шуйский, начала борьбу за власть. Трон
занял второй сын Ивана IV, неспособный к самостоятельно-
му правлению Федор, женатый на Ирине — сестре боярина
Бориса Годунова. Борис получил неподобающее его сану
высокое положение и старался сохранить его любой ценой.
Проблемой царствующего дома была не только неадекват-
ность царя стоящим перед страной задачам, но и неудачные
попытки обзавестись наследником. Несколько родов цари-
цы закончились неудачно, и проблема престолонаследия во
весь рост вставала перед правящей элитой. Борис Годунов,
однако, блокировал все попытки найти царю другую жену.
По завещанию Ивана Грозного князь Иван Петрович
Шуйский стал одним из опекунов царя Федора и после его
вступления на трон был вызван в Москву72. Видимо, летом
1584 г. князь получил беспрецедентное пожалование от царя,
который Шуйского «пожаловал великим жалованьем в кор-
мленье Псковом, обема половины и с пригороды, и с тамгой,
и с кабаки, чего никоторому боярину не давывал государь»73.
Это был своеобразный способ откупиться от Ивана Петро-
- 149 -
вича, сделав его сторонником Годуновых. С марта 1585 по
январь 1586 г. Шуйский снова находится в Пскове, единолич-
но управляя городом. И действительно, до 1558 г. Псков
всегда получали в кормление двое наместников, а таможен-
ные пошлины и кабацкие сборы собирали в казну.
Документы подтверждают факт передачи многих доход-
ных статей города в руки Шуйского. В писцовой книге
Пскова 1585 г. зафиксировано, что князь собирал в свою
пользу пошлины на Соляном дворе: «кладьбу» и «подым-
ное». Только доходная торговля солью могла приносить
почти рубль еженедельных доходов74. В Псковской земле
князь также располагал обширными владениями: селом и 12
деревнями в Каменской, Корельской и Пецкой губах Псков-
ского уезда, а также 14 деревнями в Островском уезде75.
В зените могущества в начале 1586 г. И.П. Шуйский
вернулся в Москву. Ситуация в столице была взрывоопасной.
В августе 1585 г. постригся в монашество глава Боярской
думы и опекун царя Федора И.Ф. Мстиславский, а в апреле
1586 г. умер второй опекун царя Н.Р. Юрьев. Князь Иван
Петрович Шуйский остался единственным опекуном царя
Федора, чья судьба была доверена ему Иваном Грозным.
1586 г. стал годом предельного могущества Шуйских. Князь
начал открыто готовить почву для отстранения от трона
царского шурина Годунова. В мае 1586 г. в Москве вспыхнул
мятеж, когда посадские люди ворвались в Кремль и требо-
вали развода царя с бесплодной Ириной и выдачи Годунова:
«восхотеша его со всеми сродницы без милости побити
камением»76. Князь Шуйский сыграл ключевую роль в пре-
сечении беспорядков: пользующийся непреклонным авто-
ритетом, он единственный из бояр вышел ктолпе и уговорил
ее разойтись.
Крайне комплиментарную характеристику дал ему
Д. Горсей: «Шуйский, первый князь царской крови, пользо-
вавшийся большим уважением, властью и силой, был глав-
ным соперником Бориса в правительстве, его недовольство
и величие пугали»77. Правящая элита решила убрать Бориса
путем закулисных интриг. Князь Иван Петрович Шуйский
вступил в союз с митрополитом Дионисием и создал «совет»,
- 150 -
в который входили ряд бояр, столичные гости, влиятельные
иерархи церкви. По всей видимости, в начале осени 1586 г.
И.П. Шуйский и его союзники обратились к царю Федору с
предложением развестись с бесплодной Ириной Годуновой
и вступить во второй брак «царского ради чадородия».
Как говорится в Хронографе 1617 г., «премудрый грамма-
тик Дионисий митрополит, да князь Иван Петрович Шуй-
ский и прочие от больших бояр и от вельмож царских и
купцы московские, и все торговые люди порешили и связали
себя письменной клятвой в том, что будут бить челом
государю... чтобы он согласился вступить во второй брак, а
царицу свою по первому браку Ирину Федоровну пожаловал
— отпустил бы в иноческий чин»78. Никакой крамолы в таком
предложении не было, так как предки Федора разводились
с бесплодными женами: его дед Василий III постриг в
монашество Соломонию, а отец Иван IV вообще двух жен.
Челобитчики были полномочны выступить с инициативой
еще и потому, что И.П. Шуйский был опекуном царя, а
разводить государя имел право митрополит. С разводом
Годунов был бы отстранен от власти, но «блаженный царь»
Федор категорически отказался от развода.
Годунов руками управляемого царя начал расправляться
с противниками. 13 октября 1586 г. митрополит Дионисий и
Крутицкий архиепископ Варлаам (Пушкин) были лишены
сана и сосланы в новгородские монастыри. Наступала оче-
редь Шуйских. 1 октября 1586 г. из Польши вернулось русское
посольство, и дипломаты передали царю циркулировавшие
в Польше слухи о связях Шуйских с польскими.магнатами и
попытках заручиться их помощью79. После расследования
Шуйские были вынуждены удалиться в деревни. Иван
Петрович уехал в село Лопатничи Суздальского уезда, где вел
себя демонстративно независимо: ездил в Покровский мона-
стырь к вдове убитого в 1581 г. царевича Ивана и принимал
ее у себя в вотчине.
Вот тогда-то Борис решился на прямое устранение
непокорного князя: в марте 1587 г. в монастырь были
отправлены Д. Хворостинин и Д. Черемисинов, где они
провели расследование о мо i ивах контактов князя со стари-
цей Прасковьей80. Князь Иван был арестован и отправлен в
- 151 -
ссылку в Кирилло-Белозерский монастырь, где его постриг-
ли в монахи. Однако даже в монашеской рясе князь был
опасен Годунову, и 16 ноября 1588 г. Иван Петрович Шуй-
ский «преставился». Псковский летописец однозначно Об-
винял в смерти князя Годунова, который «вознесся власто-
любием, побежден бысть от диавола, начат великие боярс-
кие роды изводити, но и под самым царем искати царства,
и род свои вынес и с теми восхоте царствовати на многа лета:
первое всех удуши сеном князя Ивана Петровича Шуйска-
го...». И русские, и иностранцы упорно говорили о насиль-
ственной смерти князя, которого отравил угарным газом его
бывший сослуживец князь И.С. Туренин, сделавший по нему
немалый вклад в монастырь81. Жизнь князя Шуйского была
сродни его эпохе — как писал Н. Гумилев, «сильной, веселой
и злой», когда подвиги рассматривались как заурядное
выполнение служебного долга.
* * *
Эпоха Ивана Грозного стала переломной в истории
России. Реформы местного самоуправления осуществить не
удалось, и в стране начала складываться система неограни-
ченной самодержавной власти. До середины XVI в. государ-
ство и общество вели диалог посредством системы подачи
челобитных. Установление самодержавной монархии при
Иване IV привело к тому, что традиция подачи челобитных
Прервалась и у податного населения зачастую оставалось
только одно средство оказания давления на власть — бунт. В
годы правления Ивана IV возможность восстания была
исключена, и реализация этих возможностей приходится на
следующее — XVII столетие.
1	ПЛ. Вып. 2. С. 230-231.
2	Седов Вл. В. Псковская архитектура XVI в.'М., 1996. С. 142.
’	ПЛ. Вып. 2. С. 231-232.
4	ДАИ. Т. 1. СПб., 1846. № 82. С. 136; Седов Вл. В. Псковская
архитектура XVI в. С. 148.
5	Более чем за сто лет до 1555 г. крупнейшее строительство в 1422—
1424 гг., когда за три с половиной года были возведены «перси кромс-
кыа», осуществлялось двумя сотнями мастеров, взявших 1200 рублей
- 152 -
«найма». В 1420-х годах в Пскове, возможно, было не более 200
каменщиков, но нет оснований предполагать, что их число спустя
столетие ограничивалось двумя сотнями человек. Крупномасштабное
каменное строительство в Пскове в первой половине XVI в. требовало
на порядок больше мастеров (ПЛ. Вып. 2. С. 39).
6	Седов Вл. В. Псковская архитектура XVI в. С. 131; ПЛ. Вып. 2.
С. 235.
7	«Выгоре преже Полонище и торги, не оставило ничего, и на
Запсковье перешло, и Запсковье и Застенье выгоре, и мелницы в городе
и Подгорие и за Варламьем посад и до Лазаря и до Гремячиа горы за
стеною; такой пожар не бывал николи же в Пскове. И Кром выгорел
и жытницы великого князя и церковь огоре живоначалныа Троица и все
церкви в Домантовои стене, и колоколы по колоколницам свалялися;
а всех церквей и в монастырех 52 сгорело деревяных и каменых. И зелье
было в Крему в погребах, и как загорелися и стену вышибло к
Рыбникам, и много людей побило и к Запсковью, и пушки огорели, и
ядра каменныа разсыпалися от огня». См.: ПЛ. Вып. 2. С. 242.
8	Кирпичников А.Н. Иностранец о Пскове XVI в. // Труды Псковс-
кого музея-заповедника. Псков, 1994. С. 63.
’	ПЛ. Вып. 2. С. 235, 243, 246; Разрядная книга 1475-1598 гг. М., 1966.
С. 226.
10	ПЛ. Вып. 2. С. 230; Вып. 1. С. 112.
11	Назаров В.Д. О структуре «Государева двора» в середине XVI в.
// Общество и государство феодальной России. М., 1975. С. 45.
12	ПЛ. Вып. 2. С. 232.
13	Российское законодательство Х-ХХ веков. Т. 2. М., 1985. С. 267.
14	Шмидт С.О. Продолжение хронографа 1512 г. // Исторический
архив. М.; Л., 1951. T.VII. С. 295-296.
15	Антонов А.В. Рыльская уставная наместничья грамота 1549 года
// Русский дипломатарий. Вып. 3. М., 1998. С. 65—70; Наместничьи,
губные и земские уставные грамоты Московского государства. М., 1909.
№ 12. С. 32-37; № 15, 16. С. 42-49.
16	Носов Н.Е. Становление сословно-представительных учреждений
в России: Изыскания о земской реформе Ивана Грозного. Л., 1969.
С. 329—330; Семенченко Г.В. Посад и волость в правительственной
политике в середине XVI в. // Генезис и развитие феодализма в России:
Проблемы истории города. Л., 1988. С. 178—183.
17	Антонов А.В. Рыльская уставная наместничья грамота... С. 68.
18	Наместничьи, губные и земские уставные грамоты... С. 42—43;
Акты А. Юшкова. М., 1898. № 181, 189, 200. С. 205—226; Акты служилых
землевладельцев XV - начала XVII в. М., 1997. Т. 1. № 266. С. 237; №
297. С. 289; № 202. С. 169.
19	Носов Н.Е. Становление сословно-представительных учрежде-
ний... С. 502-510.
20	Акты служилых землевладельцев XV — начала XVII в. / Сост. А.В.
Антонов, К.В. Баранов. М., 1997. Т. 1. № 265. С. 237; Наместничьи, губные
и земские уставные грамоты... С. 198—202.
- 153 -
21	Носов НЕ. Становление сословно-представительных учрежде-
ний... С. 503, 510
22	Киселев Ю.Н. Сергиевский монастырь с Залужья в документах
Псковского древлехранилища // Земля Псковская, древняя и совре-
менная. Псков, 1991. С. 32—49; РГБ. Ф. 178. Карт. 10974. № 2—15. Автор
приносит глубокую благодарность С.Н. Кистереву за возможность
ознакомиться с копиями подготовленных к публикации документов из
фонда Российской государственной библиотеки.
23	РГБ. Ф. 178. Карт. 10974. № 5; Исторические акты Ярославского
Спасского монастыря. Публ. И.А. Вахрамеева. М., 1896. Ч. 1. № 12. .
24	ДАИ. Т. 1. № 82. С. 136; Флоря Б.Н. Привилегированное купече-
ство и городская община в Русском государстве (вторая половина XV—
начало XVII в.) // ИС. 1977. № 5. С. 151.
25	Разрядная книга 1475—1598 гг. М., 1966. С. 172.
26	Акты А. Юшкова. М., 1898. № 181, 189, 200. С. 205—226; Акты
служилых землевладельцев XV — начала XVII в. Т. 1. № 266. С. 237; №
297. С. 289; № 202. С. 169. '
27	Сборник МАМЮ. М., 1914. Т. 5. С. 280-281; РГАДА. Ф. 1209. Оп.
1.	Кн. 827. Л. 1294 об., 1391 об.
28	Киселев Ю.Н. Сергиевский монастырь с Залужья... С. 33, 35, 38;
РГБ. Ф. 178. Карт. 10974. № 6.
29	ДАИ. Т. 1. № 94. С. 145—146; Носов Н.Е. Становление сословно-
представительных учреждений... С. 494.
30	Киселев Ю.Н, Сергиевский монастырь с Залужья.... С. 34; РГБ. Ф.
178. Карт. 10974. № 8, 9, 12. Л. 1-2.
31	Разрядная книга 1475—1598 гт. М., 1966. С. 358.
32	См.: Енин Г.П. Воеводское кормление в России в XVII в. СПб.,
2000.
33	Хорошкевич А.Л. Россия в системе международных отношений
середины XVI в. М., 2003. С. 150-151.
34	ПЛ. Вып. 2. С. 235, 242, 243.
35	Там же. С. 235, 239, 240-241.
36	ПЛ. Вып. 2. С. 244; Витебская старина. Витебск, 1885. Т. 4.
С. 35-36.
37	СГГД. М., 1813. Ч. 1. С. 552-553.
38	ПЛ. Вып. 2. С. 247, 248.
39	Сб. РИО. СПб., 1892. Т. 71. С. 563.
40	Скрынников Р.Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 401—402.
41	Там же. С. 533, 536.
42	ПЛ. Вып. 1. С. 115-116.
43	Скрынников Р.Г. Царство террора. С. 539.
44	ПЛ. Вып. 1. С. 115-116.
45	Хорошкевич А.Л. Россия в системе международных отношений
середины XVI в. С. 553.
46	Зимин А.А. В канун грозных потрясений. М., 1986. С. 47-49;
Баранов К.В. Акты XVI - начала XVII в. из местнических дел // Русский
дипломатарий. М., 2001. Вып. 7. С. 40—41.
- 154 -
47	Документы Ливонской войны (1571-1580 гг.) // Памятники
истории Восточной Европы. М.; Варшава, 1998. № 2. С. 31, 40; ПЛ. Вып.
2. С. 261-262.
48	Ливонский поход царя Иоанна Васильевича Грозного в 1577 и 1578
гг. // Военный журнал. 1853. № 5. С. 95-96; Документы Ливонской
войны (1571-1580 гг.)... № 52. С. 132; № 40. С. 113.
49	ДАИ. Т. 1. № 124.
50	Зимин А.А. В канун грозных потрясений. С. 56—57; ПЛ. Вып. 2. С.
262.
51	Памятники литературы Древней Руси: Вторая половина XVI
века. М., 1986. С. 176-177.
52	Документы Ливонской войны (1571—1580 гг.)... № 21. С. 225.
53	Там же. № 6. С. 213; № 18. С. 222.
54	Там же. № 22. С. 227; № 24. С. 229; С. 199.
55	Дневники второго похода Стефана Батория на Россию // ЧОИДР.
1897. Кн. 1. С. 66.
56	Поссевино А. Исторические сочинения о России XVI в. / Пер. Л.Н.
Годовиковой. М., 1983. С. 114; Якубов К.И. Россия и Швеция в первой
половине XVI в. // Чтения ОИДР. 1898. Кн. 1. С. 354-355.
57	Повесть о прихожении Стефана Батория на град Псков. М.; Л.,
1952; Назаров В.Д. Псковское сидение // ВИ. 1971. № 5. С. 117.
58	Поссевино А. Исторические сочинения о России XVI в. С. 45.
59	Успенский Ф.И. Наказ царя Ивана Васильевича Грозного князю
Елецкому с товарищами. Одесса, 1885. С. 14.
60	Книга посольская Метрики Великого княжества Литовского. М.,
1845. С. 255-256; ПЛ. Вып. 2. С. 263.
61	Абрамович Г.В. Князья Шуйские и российский трон. Л., 1991.
62	Зимин А.А. Формирование боярской аристократии в России во
второй половине XV — первой трети XVI в. М., 1988. С. 68-72.
«	ПСРЛ. Т. 34. С. 190.
64	Тысячная книга и Дворовая тетрадь 50-х годов XVI в. М.; Л., 1950.
С. 153.
63	Разрядная книга 1475—1598 гг. М., 1966. С. 231.
66	Разрядная книга 1475-1598 гг. С. 247; Буганов В.И. Новые доку-
менты о сражении при Молодях в 1572 г. // Исторический архив. М.,
1959. Т. 4. С. 180.
67	Разрядная книга... С. 248-251.
68	Допрос царем Иваном Грозным русских пленников, вышедших
из Крыма // ЧОИДР. 1912. Кн. 2. С. 29.
69	Разрядная книга... С. 277.
70	Памятники литературы Древней Руси: Вторая половина XVI в.
М., 1986. С. 472—473 , 624—625; Разрядная книга... С. 338.
71	Горсей Джером. Записки о России XVI — начала XVII в. М., 1990.
С. 87-90.
72	Разрядная книга... С. 346; Павлов А.П. Государев двор и полити-
ческая борьба при Борисе Годунове. СПб,, 1992. С. 30.
73	РГАДА. Ф. 79. Кн. 18. Л. 123-123 об.
- 155 -
74	Сборник МАМЮ. Т. 5. М., 1913. С. 14.
75	Рождественский С. В. Служилое землевладение в Московском
государстве XVI в СПб., 1897. С. 192; Павлов А.П. Государев двор...
С. 164-165.
76	Буганов В.И., Корецкий В.И., Станиславский А.Л. «Повесть како
отомсти» — памятник русской публицистики Смутного времени //
ТОДРЛ. Т. 28. Л., 1974. С. 242,
77	Кореей Джером. Записки о России... С. 101.
78	Памятники литературы Древней Руси: Конец XVI-начало XVII
в. М., 1987. С. 321.
79	Флоря Б.Н. Русско-польские отношения и политическое развитие
Восточной Европы. М., 1978. С. 140.
80	Катаев И.М., Кабанов А.К Описание актов собрания А.С. Уваро-
ва. М., 1905. С. 76-77.
81	Псковские летописи. Вып. 2. М., 1955. С. 263—264; Скрынников Р.Г.
Россия накануне Смутного времени. М., 1981. С. 55-59; Зимин А.А. В
канун грозных потрясений. М., 1986. С. 133—138.
ГЛАВА 6.
Псков в конце XVI -
первой трети XVII века:
от «смуты» к миру
Историография и источники псковской «смуты». - Псков на
рубеже XVI-XVII веков: дела внешние и внутренние. - Предвестники
«смуты». - Псков под властью «тушинского вора». - Аномия. -
«Псковский вор». - Псков в 1620-1630-х годах.
Историография и источники псковской «смуты»
События в Пскове в эпоху Смуты начала XVII в. изучали
многие российские историки начиная с С.М. Соловьева.
Однако дальнейшие исследователи излагали факты, извес-
тные уже Соловьеву, почти ничего не добавив к давно
введенному в научный оборот комплексу источников1. Такая
ситуация хорошо объяснима: в распоряжении историков
имеется один основной источник — Псковские летописи и
почти полностью отсутствует актовый материал. Утрата
архивов смутного времени роковым образом сказывается на
степени изученности этой важнейшей проблемы истории
России. Выводы, сделанные на основе летописного матери-
ала, многократно воспроизводились в литературе, переходя
от одного автора к другому. Свою задачу я вижу в том, чтобы
осуществить анализ событий начала XVII в., опираясь на
псковские летописи, но сопоставив содержащуюся в них
информацию со сведениями других источников, преимуще-
ственно делопроизводственных.
Летописи начала XVII в. как исторический источник
изучал С.Ф. Платонов, который выделил в составе Псковс-
кой 1-й летописи сказание «О бедах и скорбех и напастех».
Он указывал на противобоярскую тенденцию и баснослов-
ность сказания, которые «не позволяют придавать большую
цену его показаниям». Касаясь сведений «о московских делах
- 157 -
и отношениях», в частности, об обстоятельствах избрания
М. Романова в 1613 г., С.Ф. Платонов отметил специфичес-
кий литературный характер сказания: «Глубоко простона-
родное воззрение на ход политической жизни, соединенное
с незнанием действительной ее обстановки и соединенное
слепою ненавистью к сильным мира сего, сообщает псков-
скому сказанию известный историко-литературный инте-
рес, но отнимает у него значение исторического “источни-
ка” в специальном смысле этого термина»2. С.Ф. Платонов,
таким образом, сомневался в достоверности сообщений
Псковской 1-й летописи о событиях начала XVII в., но в
«Очерках по истории Смуты» без предварительной критики
использовал Псковскую 3-ю летопись.
М.Н. Тихомиров выделил из псковских летописей три
«повести о крестьянской войне начала XVII в.», подчеркнув
их литературные достоинства и ценность как важных источ-
ников, однако не проанализировал несоответствия и умол-
чания летописных повестей. Весьма показательно, что,
отмечая антибоярский пафос сказаний, М.Н. Тихомиров
обошел вниманием такое важное свойство летописного
материала, как нечеткость терминологии3. Так, в Псковской
3-й летописи для обозначения верхушки псковского обще-
ства используется клишированный оборот «бояре и все
лучшие люди». Между тем единственными боярами в Пскове
в начале XVII в. были носившие чин боярина воевода
П. Н. Шереметев, казненный в тюрьме в 1609 г., и тушинские
ставленники Ф. Плещеев и А.Ф. Жирового-Засекин. Следо-
вательно, под «боярами» в псковских летописях подразуме-
ваются «дети боярские» — псковские и великолукские поме-
щики, входившие в состав уездных дворянских корпораций
— служилых «городов». Их материальное и социальное
положение часто было хуже, чем у рядовых горожан; многие
были мелкопоместными и беспоместными. Исследователи
же делали на основе летописных ремарок о «боярах» далеко
идущие выводы о размахе классовой борьбы в Пскове.
За этим частным примером, тем не менее, стоит серьез-
ная проблема достоверности социальных характеристик
летописей. Основным источником по истории Смуты в
- 158 -
Пскове является Архивский 2 список Псковской 3-й летопи-
си, составленный по заказу стольника В.Н. Собакина после
1647 г., т.е. спустя четыре десятилетия после описываемых
событий. Летописец наверняка опирался на современные
событиям записи или показания очевидцев, но так или иначе
переосмыслял эпоху гражданской войны начала XVII в. По
принятой в источниковедении классификации, источник,
созданный после того как событие произошло, следует
считать ретроспективным, а «ретроспективные показания
очевидцев неизбежно деформируются давлением протекше-
го времени и той исторически-конкретной обстановкой, в
которой они окончательно оформляются». Поэтому показа-
ния летописи необходимо проверять сведениями из доку-
ментальных источников.
В процессе же решения задач исторического построения
исследователи находились под влиянием марксистской ме-
тодологии, что вынуждало их повсюду искать классовую
борьбу. Класс, как некое абстрактное существо, наделялся
субъективной волей и боролся против таких же абстрактных
врагов — феодалов, которым, по словам Ф. Фюре, «припи-
сывались зловещие намерения и способность к преступным
деяниям»4. При этом совершенно игнорировалось очевидное
обстоятельство, что «народ» и «феодалы» сосуществовали на
протяжении столетий, а восстания в России приобрели
наибольший размах именно в XVII в. Псков же восставал
только в первой половине XVII в., и в историографии до сих
пор нет убедительного объяснения причин, которыми было
обусловлено социальное движение именное 1608—1612и 1650
гг. Настоящая глава представляет собой, таким образом, не
только изложение событий Смуты, но и исследование ее
происхождения в Пскове.
Псков на рубеже XVI—XVII веков:
дела внешние и внутренние
Гражданская война начала XVII в. в России проходила на
непростом геополитическом фоне. Еще в 1560-х годах город
Ревель перешел в подданство шведскому королю, и владения
- 159 -
Швеции появились в непосредственной близости от Пскова.
Соседство с агрессивной и динамичной северной державой
более чем на сто лет определило его порубежное положение.
С 25 июля 1570 г., когда Боярская Дума утвердила решение
о посылке войска под Ревель, Россия находилась в состоянии
войны с Швецией. Лишь в августе 1583 г. было заключено
перемирие на р. Плюссе, прерванное через семь лет новой
войной, целью которой было возвращение Нарвы. Ни Иван-
город, ни Нарву, однако, русским войскам взять не удалось,
и осенью 1594 г. Россия и Швеция начали готовить почву для
переговоров о заключении мира.
Именно в это время в Псков, как и в другие порубежные
города, было прислано предписание «тотчас во Пскове в
тюрмах неметцких языков всех переписати поимянно старых
и новых, где кто взят и в котором году, и которые померли».
По переписи, проведенной 30 октября 1594 г. дьяком Д. Алябь-
евым, в псковских тюрьмах находилось более 30 пленных из
числа шведских подданных, среди которых преобладали
шведы, но сидели также латыши. Многие из полоняников
попали в плен еще в годы Ливонской войны в боях под
Нарвой в 1577 г. и Лялицами в 1582 г.5 Целью переписи
шведских полоняников была подготовка к обмену пленными
после заключения мира. Видимо, шведских подданных ос-
вободили из псковских тюрем после 18 мая 1595 г., когда был
заключен Тявзинский мирный договор.
Однако несмотря на мир, начало XVII века в соседней с
Псковом Прибалтике было неспокойным. Швеция, которой
принадлежала Северная Эстония, и Польша, владевшая
Латвией, ожесточенно воевали за прибалтийские земли. 27
декабря 1600 г. шведы захватили Дерпт и изгнали поляков за
Двину6. В числе захваченных шведами городов был и пригра-
ничный замок Мариенбург (современный Алуксне). Город-
ское население Прибалтики того времени было почти ис-
ключительно немецким или шведским — туземцы-латыши
жили в деревнях. Жители Мариенбурга (русские называли
его Алыст) были частыми гостями в Пскове, куда они ездили
по торговым делам, и не только. Приграничные города в то
время кишели лазутчиками, в роли которых часто выступали
- 160 -
псковские купцы. Одного из них, Григория Богданова,
весной 1601 г. псковский воевода князь Голицын отправил
под видом торговца в Алыст «для вестей» — то есть для сбора
информации.
За рубежом русский агент беседовал с тремя жителями
Мариенбурга, из которых наибольший интерес к России
проявил швед Кондрат Буш. Буш и его немецкие друзья
просили Григория передать псковскому воеводе, что швед-
ский гарнизон Алыста невелик — всего 30 человек, а «иные
свейские немцы стоят по мызам». Кондрат Буш предлагал,
ни много ни мало, сдать город русским войскам в обмен на
российское подданство. Псковский воевода писал царю
Борису Годунову: «И будет де ты, царь, государь и великий
князь Борис Федорович всея Руси, сего Кондрата пожалу-
ешь, велишь взяти к себе, ко государю в службу, и он де тебе
государю служити рад и город Алыст тебе государю отда-
дут...»7. Царь Борис, может, и был бы не прочь присоединить
к своим владениям восточную Прибалтику, но сил воевать у
России не было. Совсем недавно, десять лет назад, русские
войска безуспешно осаждали Нарву и едва смогли отбить у
Швеции Ивангород да Орешек на Неве. В России начинался
Великий голод 1601—1603 гг. и вставал призрак Смуты.
«Свейский немец» Буш так и не стал русским подданным.
Псков и на рубеже XVI—XVII вв. оставался крупным
центром внутренней и международной торговли. Подробное
описание псковского торга «в Петровском и Полонищском
и Запсковском конце и по улицам», содержащееся в платеж-
ной книге 1585—1587 гг., свидетельствует лишь о масштабах
повседневной городской торговли8. Крупные сделки заклю-
чались с иностранными купцами на Немецком и Шведском
гостиных дворах, а также на ярмарках. Ярмарочные торги
собирались один раз в году и приурочивались к церковным
праздникам. В Островском уезде в 1580-х годах существовали
две ярмарки: на посаде Острова и «в Никольской губе у
Воскресения Христова на городище». Ярмарочный торг в
Острове начинался в день Св. Петра и Павла (29 июня), «а
торгуют две недели, а приезжают на тот торг многие люди
московских городов и Великого Новагорода и Пскова, и
- 161 -
литовские, и немецкие люди». Ярмарка в Никольской губе
длилась один день в третье воскресенье после Пасхи9.
Главное отличие ярмарки от еженедельных торгов состояло
в том, что на ярмарках и местные, и иногородние купцы
пользовались одинаковыми правами. Ярмарка притягивала
к себе не только крупных торговцев, но и окрестных крес-
тьян, продававших лен, скот и другие товары собственного
производства.
Торговая активность псковичей содействовала диффе-
ренциации посадской общины. Над массой «меньших» и
«середних» людей возвышались люди «большие», некоторые
из них получали чин «гостя». Гости пользовались обширны-
ми привилегиями, их честь защищалась штрафом в 50 рублей,
они получали населенные поместья и могли покупать вот-
чины. Государство, в свою очередь, требовало от гостей
выполнения «служб»: надзора за денежными дворами, про-
дажи казенных товаров за границей. В середине XVI в. в
Пскове должно было быть немало гостей, хотя мы знаем имя
лишь одного из них — Семена Преподобова. Несмотря на
«выводы» псковских посадских людей в 1569 и, видимо,
после 1571 г., корпорация гостей в Пскове сохранялась
вплоть до середины XVII в.
Наглядное представление о привилегиях гостя дает жа-
лованная грамота Микуле Алексееву Хозину 1614 г., данная
ему вместо «гостиных жаловалных» грамот царей Федора
Ивановича, Бориса Годунова и Василия Шуйского гостям
Хозиным. Гость пользовался судебным иммунитетом и был
неподсуден воеводам на всей территории России, его двор
был освобожден от постоя, а сам он освобождался от
крестоцелования в суде; в отличие от посадских людей гость
имел право повседневно «питье про себя держати всякое во
Пскове и в отъезде», а также топить печи летом10. Помимо
А.С. Хозина, чин гостя носили М.И. Дедков, Ю.А. и С.Ю.
Иголкины, Н. Резалов, И. Максимов, С. Великий, И. Стой-
кое, Е. Китов, Г. Щукин. Все эти крупные купцы сохраняли
розничные лавки в торговых рядах, но облик крупной
торговой деятельности был существенно иным, нежели
занятия массы посадских людей. Гости занимали, по выра-
- 162 -
жению Ф. Броделя, «верхнюю» или «теневую» зону рыноч-
ной экономики, где господствовали не правила свободной
конкуренции, а соглашения с государством, крупные расче-
ты и спекуляция немногих «посвященных»11.
В период времени между 1585 и 1608 годами система
самоуправления в Пскове существенно изменяется. В пла-
тежной книге 1585—1587 гг. перечислено несколько объектов,
ранее находившихся во владении или управлении «больших
старост». Старосты С.М. Сухобоков, С.М. Мизинов, Н. К.
Вышемерный до 1585 г. владели пожнями на Завеличье,
собирали оброк с Гостиного двора, брали на откуп «кладьбу»
и «подымное» на Соляном дворе. В отписи 1574 г. засвиде-
тельствован факт сбора денег с вотчины Пятницкого мона-
стыря «за старост больших жалованье». Б.Н. Флоря считает,
что, если бы институт старост в это время существовал,
формулировка документа была бы другой («старостам боль-
шим на жалованье»). Исследователь сделал заключение, что
«большие» или «купеческие» старосты исчезли в Пскове
после «выводов» 1569 и начала 1570-х годов, когда в провин-
циальных посадах исчез «особый привилегированный слой
городского населения»12. Однако гости в Пскове не исчезли
безвозвратно, их корпорация была воссоздана не позднее
1590-х годов и насчитывала не менее 10 человек.
В ремарках платежной книги, как нам представляется,
следует видеть отражение другого явления: перестройки
выборных земских учреждений. Весьма вероятно, что Сухо-
боков, Мизинов и Вышемерный были переселены из Пскова
на посады Москвы или других городов Северо-Восточной
Руси. Однако это совершенно не значит, что в городе был
ликвидирован сам институт «больших» старост, созданный
в 1550-х годах. Концентрация сбора оброка с Гостиного двора
и откупных статей на Соляном дворе в руках людей намес-
тника объясняется особыми полномочиями И.П. Шуйского
в Пскове в 1584—1586 гг. Не свидетельствует о ликвидации
института земских старост и упоминание налога «за старост
больших жалованье» в отписи 1574 г. В этом документе
отмечена еще одна статья налогообложения с аналогичной
формулировкой: «за наместничи доходы»13, что отнюдь не
- 163 -
означает отсутствия в Пскове этого времени наместников.
Однако земские учреждения в Пскове действительно претер-
певают реорганизацию, ход которой можно восстановить
лишь гипотетически.
Свидетельством такой реорганизации являются факты
исчезновения в источниках одних должностных лиц и
появления новых. В отписи от 1 декабря 1585 г. в последний
раз в известных нам актах упомянуты денежные сборщики
Петровского конца. В летописном сообщении о событиях
августа 1608 г. впервые упомянута «всегородная изба», а в
грамоте от июня 1609 г. — «всегородный староста» Федор
Игнатьев14. Очевидно, что и всегородная изба, и всегородный
староста — это не принципиально новые учреждения, а
новые термины, использовавшиеся для обозначения земс-
кой избы и земских старост. Представляется, однако, что за
изменением терминологии скрываются преобразования в
структуре земского самоуправления. Видимо, в период с 1585
по 1608 г. произошло отмирание среднего уровня земского
самоуправления — кончанского. Названия псковских концов
спорадически встречаются и в документах XVII в., но они
уже не несут прежнего смысла — самоуправляющихся струк-
тур, а имеют исключительно топографическое значение.
Ход преобразований гипотетически можно представить
следующим образом. Псковская посадская община понесла
огромные потери во время бурных событий 1569—1581 годов.
Масштабы запустения могут быть определены лишь оценоч-
но, на основании не всегда достоверных ремарок в кадастре
1585 г.: ссылаясь на писцовые книги Тимофея Хлуденева,
писцы отметили, что «в те поры было у Богоявленья в
приходе 700 дворов, а нынече деи у Богоявленья в приходе
осталось только ЗОдворишек...»15. Скорее всего, 700 дворовдо
разорения было не в приходе, а во всем Запсковеком конце,
но сам факт существенного сокращения населения псковс-
кого посада налицо. В платежной книге 1585 г. еще сохраня-
лась прежняя административная структура: 33 посадских
сотни, объединенных в 5 концов (Средний город, Петровс-
кий, Полонищский, Запсковский и Завелицкий концы). Но
в челобитной псковичей от 14 ноября 1628 г. упомянуты лишь
- 164 -
И сотен во главе с сотскими, и всегородные старосты
Клементий Андреев и Иван Никитин Шамра. В материалах
сыска по делу бывшего воеводы Д.П. Пожарского упомина-
ются 5 концов, но лишь как топографические объекты: сыск
в это время проводился по сотням, которые подчинялись
непосредственно всегородной избе16. Из фрагментарных
свидетельств источников следует, что сокращение населе-
ния привело на рубеже XVI—XVII вв. к объединению сотен,
почти совпадавших с улицами17, в более крупные территори-
альные структуры, сохранившие название сотен, а кончан-
ская администрация в лице старост, денежных сборщиков и
дьячков была упразднена, или постепенно перестала изби-
раться. Судя по сохранившимся документам 1560—1580-х
годов, основная функция кончанской администрации состо-
яла в разверстке и сборе налогов. После 1585 г. определение
тяглоспособности посадских людей и раскладка повиннос-
тей «по животам» перешли в ведение «всего города», то есть
общегородской «избы». Термины «всегородная изба» и «все-
городные старосты», скорее всего, должны были более
четко, чем термин «большие старосты», обозначать новые
функции земских органов самоуправления. Преобразования
1585—1608 гг. оказались эффективными и созданные в ходе
них структуры действовали вплоть до «бурмистерской» ре-
формы Петра I 1699 г.
Предвестники Смуты
Псковский летописец вспоминал, что в 1605 г., накануне
«всеконечного разорения» в городе произошли «многие
знамения», предвещавшие грядущее разделение царства.
«Родила корова теля о двух ногах, дву туловах и двои ноги;
родила жена отроча, тело едино, голова едина, хрепты
вместо, руки двои и ноги двои: прояви в Руси, что разделится
царство Русское надвое и бысть два царя...». В Пскове было
неспокойно уже в первые годы Смуты. Вступивший в 1606 г.
на трон Василий Шуйский объявил сбор «запросных» денег:
«прошал денег з гостей славных мужей и великих... хто
сколько порадеет царю Василью». Псковские гости, однако,
- 165 -
организовали принудительный сбор денег по обычному
раскладу, собрав с Пскова 900 рублей.
С деньгами в Москву были отправлены пятеро рядовых
посадских людей, очевидно, выражавших недовольство чрез-
вычайным налогом. Семь псковских гостей отправили донос
на посажан, везших деньги, и в столице они были арестова-
ны. Их судьба могла бы сложиться печально, если бы не
псковские стрельцы, несшие в это время службу в Москве.
Получив известие об аресте своих посланников, посадские
люди «восташа всем Псковом на гостей на семь человек».
Псковский воевода Петр Шереметев встал на сторону посад-
ской общины и арестовал гостей, но воспользовался их
арестом лишь для того, чтобы вымогать у гостей взятки18.
События 1606 г. были лишь кратковременным эпизодом, но
они красноречиво показывают рост напряжения в городе в
начале Смуты.
К 1608 г. «мятежное и кровопролитное», по выражению
летописца, царствование Василия Шуйского продолжалось
уже два года. В России разгоралась гражданская война,
основным идеологическим двигателем которой было само-
званчество. Феномен самозванчества тесно связан с перело-
мом в общественном сознании и возникновением нового
представления о власти монарха, предполагавшего возмож-
ность устранения «царя-мучителя». Перелом в сознании
российского общества произошел в 1598 г., после пресечения
династии Рюриковичей. Легитимизация царей, представ-
лявших московское боярство (Годуновы, Шуйские), была
обречена на неудачу как из-за их идентификации с «царем-
Иродом», так и в силу острейшего кризиса, поразившего
Россию в начале XVII в.
На первом этапе гражданской войны московскому прави-
тельству пришлось последовательно бороться с тремя про-
тивниками: Лжедмитрием I (1604—1605 гг.), Болотниковым
(1606—1607 гг.), Лжедмитрием II (1607—1610 гг.). Повстанчес-
кие армии трех вождей почти не отличались по своему
составу, включая в себя дворян, служилых людей по прибору,
холопов, казаков, крестьян из южных и юго-западных уездов
страны. Как показал Р.Г. Скрынников, восстание Болотни-
- 166-
кова не носило антикрепостнического, антифеодального
характера. Выводы современных исследователей позволяют
иначе взглянуть и на события в Пскове в 1608—1612 гг.,
отказавшись от одностороннего и предвзятого толкования их
как восстания против «боярского правительства и социаль-
ной верхушки посадского населения»19. Прежде всего, оче-
видно, что массовое движение в Пскове было стимулировано
воздействием извне — захватом города воеводами Лжедмит-
рия II в сентябре 1608 г. Понимание псковских событий как
эпизода гражданской войны в России позволяет объяснить
интенсивность и характер восстания в нашем городе.
Псков находился вдалеке от театра военных действий с
самозванцами и только по мере разрастания повстанческого
движения оказывался втянутым в Смуту. 10 октября 1607 г.
капитулировала Тула — последний оплот армии И. Болотни-
кова. По условиям договора с вождями восстания всем его
участникам была сохранена жизнь, и, по сообщению «Бель-
ского летописца», после принесения присяги Шуйскому
повстанцев «распустили за крестным целованием по горо-
дом». Осенью — зимой 1607 г. партия бывших повстанцев из
400 человек прибыла в Псков, жители которого их «поили,
и кормили, и одевали, и плакали, на них смотря». Реакция
горожан на содержание под стражей бывших повстанцев в
литературе рассматривается в контексте борьбы «больших»
людей с «меньшими». На самом деле сочувствие к заключен-
ным проявляло, видимо, все городское население, ведь в их
составе преобладали служилые люди — «дети боярские
Северских городов»20.
Весной 1608 г. гражданская война вступила в новую фазу.
30 апреля — 1 мая 1608 г. правительственные войска потер-
пели поражение от армии Лжедмитрия II под Волховом.
Часть армии Шуйского попала в плен, но была отпущена
самозванцем по домам; псковские стрельцы вернулись в
город «об Николине дни вешнем», то есть после 9 мая 1608 г.
По сообщению летописца, «вор... во Псков отпустил головой
стрелецким Офонасья Огибалова и сотника Матфея Блажен-
кова со стрельцами псковскими и пригородцкими, и с ними
грамоту... И голову стрелецково Офонасья Огибалова и
- 167 -
Матфея Блаженникова и инех посадиша в тюрьму, а стрель-
цов роспустиша по пригородом, а псковских в слободу жити
за Спаса за Мирожу реку»21. Очевидно, что воевода Шереме-
тев увидел в служилых людях сторонников Лжедмитрия, и
этим объясняется заключение под стражу псковского поме-
щика Огибалова.
Между тем обстановка в стране накалялась. В начале
июня 1608 г. армия Лжедмитрия II подошла к Москве и встала
«табором» у села Тушина. Воеводы «тушинского вора» или
«табарского царя», как стали называть Лжедмитрия, были
отправлены в разные регионы России. На Северо-Западе
появился отряд тушинского воеводы Федора Плещеева, и
уже 12 июля 1608 г. три города с уездами — Великие Луки,
Невель и Заволочье — принесли присягу Лжедмитрию.
Ф. Плещеев стал великолукским наместником и 15 июля
отправил в соседнюю Речь Посполитую грамоту, адресован-
ную усвятскому подстаросте Ю. Каховскому. Сообщая о
приведении к крестному целованию всего населения городов
и уездов, включая дворян, детей боярских и крестьян,
Плещеев требовал от польского администратора прекратить
грабежи пограничных волостей22.
С другой стороны, дворяне и стрельцы псковских приго-
родов — организованная сила, явно симпатизировавшая
самозванцу, — в августе 1608 г. также перешли на сторону
Плещеева и активно участвовали в принесении присяги
Лжедмитрию. У нас нет прямых данных о самоорганизации
псковских стрелецких полков в годы Смуты, но не будет
слишком смелым предположить, что их структура была
организована по типу казачьих сообществ, с «кругом», вы-
борными атаманами и «старшиной». Решающую роль в
переходе Псковской земли под власть самозванца сыграли
помещики и их боевые холопы. Как сообщает автор летопи-
си, «пригородцкие стрельцы с псковскими... пошли на свои
пригороды, на Себеж, да на Опочку, да на Остров, да на
Избореск, и дети боярские по поместьям, и пригороды все
смутили, и дети боярские и холопи их приведоша пригороды
и волости, х крестному целованию табарскому царю Дмит-
рею». Таким образом, южные уезды Псковской земли вышли
- 168 -
из-под контроля правительства Шуйского и на Северо-
Западе России началась гражданская война.
Псков оказался отрезанным от южных уездов и в августе
1608 г. был блокирован отрядами Плещеева. Обстановка в
городе определялась недоверием воеводе Шереметеву и
самоустранением «больших людей» от управления городом.
Как сообщает летопись, «болшие люди во всегородную (избу)
не ходили, гнушалися и смеялися и дома укрывалися, и в
совет позывали, и они не ходили, и давали волю мелким
людем и стрелцом и казаком и поселяном во всем»23. Пассив-
ность городской верхушки объясняется стремлением выж-
дать время для выбора верного решения в обстановке поли-
тической нестабильности. В самом деле, за три года до
описываемых событий на российском троне уже утверждал-
ся самозванец Лжедмитрий I, и это не привело к социально-
му перевороту. «Большие люди» не рассматривали и Лжед-
митрия II как своего «классового врага», тем более что его
поддержала значительная часть псковских дворян. Таким
образом, нет оснований говорить о «делении псковичей на
два лагеря»24 в 1608 г.; население города вело себя соответ-
ственно ситуации смутного времени, пытаясь в целях само-
сохранения угадать, кто из претендентов на трон имеет
наибольшие шансы победить.
В августе 1608 г. под Псковом развернулись военные
операции, однако несогласованность действий отрядов
Плещеева помешала ему сразу добиться явной победы.
Первыми подошли к Пскову стрельцы и литовские наемники
из Изборска, но были отброшены от города отрядом под
командованием Петра Бурцова, потеряв при этом затинные
пищали. Основные силы Плещеева подошли со стороны
Выбут, но «на дело немного не поспели» и разместились под
стенами Пскова «в Песках против Образа в Поли». Воевода
Шереметев настаивал на сопротивлении тушинцам, призы-
вая дождаться помощи из Новгорода, где собирал вооружен-
ные силы М.В. Скопин-Шуйский. Видимо, псковичи были
осведомлены о ведшихся с Швецией переговорах о предос-
тавлении военной помощи. Первый шведский отряд из 15-
тысячной наемной армии вступил в Новгород только в конце
- 169-
марта 1609 г., однако в Пскове уже в августе 1608 г. распро-
странились слухи о прибытии шведов. Воевода Шереметев
уверенно говорил о шведах, «что будут де во Псков», но
псковичи категорически заявили воеводе: «...мы де не хотим
немец, и за то помрем». Положение Шереметева осложня-
лось отсутствием поддержки даже со стороны дворян: Бог-
дан Неведреев, сын боярский, распространял сведения о
том, что в Москву якобы отправлен список из 70 имен
обвиненных в измене посадских людей, которых наряду со
стрельцами ждет смертная казнь25.
1 сентября 1608 г. в Пскове произошел переворот. Народ
«подобно бури восколебашася, яко пьянии, и сказаша, что
немцы на Устье у Николы, а прощаются во Псков, а стрельцы
псковские за городом С Плещеевым; а кои в городе немногие
стрельцы и дети боярские и посадцкие люди и всяких чинов
в осаде не хотят сидети, и поселяне, а не многие люди от
игумнов и попов и болших и середних людей хотят сидети».
Власть была парализована, и вечером 1 сентября ратники
Плещеева вошли в город. 2 сентября Псков, включая «детей
боярских всех розных городов», целовал крест Лжедмитрию
II. Помощь из Ивангорода и Новгорода опоздала, а половина
правительственного отряда, в том числе донские казаки,
перешла на сторону самозванца, оставшись в Пскове. Вре-
менно став псковским воеводой, Плещеев первым делом
освободил из тюрьмы повстанцев Болотникова: «А выпусти-
ли из тюрьмы 400 человек и болыии детей боярских северских
городов и всяких людей, и напоили, и накормили, и одели,
и в таборы пошли под Москву». Таким образом, освобожден-
ные из тюрьмы дворяне продолжали участвовать в граждан-
ской войне. Все антиправительственные движения времен
Смуты подпитывались из одного источника — главным
образом из числа служилых людей, которые переходили из
одного «воровского» лагеря в другой.
Прежнего воеводу арестовали и позднее убили: «боляри-
на же Петра Никитича Шереметева в темницы удавиша».
Вскоре из Тушина в Псков прибыла новая администрация,
литовская по происхождению — Андрей Тронянов Порец-
кий, которого летопись называет «белорусцем», и лютера-
- 170 -
нин пан Побединский. Однако литовская администрация,
не успев «сотворить зла», съехала, и новым псковским
воеводой стал сторонник самозванца князь Александр Жи-
рового-Засекин26. Жирового-Засекин был потомком ярос-
лавских князей, его дед служил в опричнине Ивана Грозного,
и новый псковский воевода, таким образом, был далеко не
рядовым авантюристом, вовремя переметнувшимся к само-
званцу. Как выяснил С.Ф. Платонов, князья Засекины
изменили Шуйскому сразу после Ходынской битвы 25 июня
1608 г., отъехав в Тушино одновременно с князьями Трубец-
кими, А. Юрьевым, Д. Черкасским и другими. По замечанию
С. Ф. Платонова, «родовитые слуги вора бывали обыкновен-
но на воеводствах в городах и войсках», и в их числе
Жирового-Засекин, получивший псковское воеводство27.
Однако наиболее важной фигурой в администрации
Пскова стал дьяк Иван Леонтьевич Луговской, или Льговс-
кий, «добрый муж в разуме и в сединах». Луговской был
опытным приказным дельцом, продержавшимся в Пскове не
менее трех лет. Видимо, благодаря его усилиям в Пскове
сохранилась регулярная система управления, включавшая в
себя сбор налогов для тушинского правительства («поголов-
щина») и оборонительные мероприятия, в том числе отправ-
ку служилых людей в ближнюю полковую службу в Великие
Луки. Итак, события гражданской войны на Северо-Западе
России до весны 1609 г. не привели к дезорганизации
общественной жизни города. Переход Пскова под власть
воевод Лжедмитрия II, с точки зрения псковичей, был
выполнением их морального долга перед «законным» царем,
каковым мог быть только представитель династии Рюрико-
вичей. Если следовать теории дезорганизации А. Коэна,
можно сказать,- что посадские и служилые люди лишь
выполняли конститутивные правила, на которых держалась
система власти в России28.
Псков под властью «тушинского вора»
Захват Пскова, не прерывавшего в это время интенсивной
торговли с Прибалтикой, стал для Лжедмитрия II крупней-
- 171 -
шим успехом, но тушинская администрация Пскова оказа-
лась в сложном положении. Город подвергался усиливавше-
муся натиску новгородского поместного ополчения, твердо
сохранявшего верность правительству Шуйского. И в этот
момент оборонительным возможностям Пскова был нанесен
смертельный удар. 15 мая 1609 г. в городе произошел небы-
валый пожар: «...загорелося на Полонищи в Успенья Бого-
родицы, кисель варили». Пожар охватил большую часть
города, включая Кремль, где «зелием вырвало обе стене на
Великую реку и на Пскову реку, и наряд весь огорел и башни
и раскаты и врата градцкие все просты выгорели, и зелие и
оружие все згорело у всяких людей». Летописец заметил, что
«тогда дети боярские новгородские и псковские выехали в
Новгород»29. Из Пскова начались отъезды служилых людей,
что серьезно подрывало его обороноспособность.
С другой стороны, в Пскове началась внутренняя борьба,
происхождение и характер которой во многом неясны. В
летописи эти события названы «несказанными» — летописец
затруднялся подобрать им точное определение. Часть жите-
лей Пскова — духовенство, «большие люди», оставшиеся в
городе дети боярские — стремились вернуть город под власть
законного царя Шуйского. «Ратные люди, стрельцы и каза-
ки, и мелкие люди и поселяне» сохраняли верность «вору».
Во время нападения на Псков новгородского отряда Шарова
19—21 мая в городе были осуществлены экстраординарные
меры: «...измены для у бояр коней отняли, и стрельцам дали
выезжати против новгородцов, а отъезжих боярынь в полаты
пересажали и животы переписали; и новгородцы прочь
пошли, и бояром кони отдали и боярынь выпустили ис
полаты»30.
Однако репрессии против «больших людей» на этом не
прекратились. Из летописи известно о систематических
пытках, применявшихся по отношению к противникам
тушинского режима: «А пытали у Смердьих ворот, и коих
имали в языках, и оне на пытках сказывали, что де изо Пскова
пишут, и велят приходити ратию на Псков. И бояр многих
мучили и жгли и ребра ломали, поне же бояре ссылалися изо
Пскова в Новгород и большие люди; и пытали священников
- 172 -
и Семена Великого и Омельяна Титова и инех». В литературе
лето 1609 г. в Пскове традиционно интерпретируется как
«высшая точка борьбы классов» и период восстания меньших
людей, в ходе которого «угнетенная масса выдвинула из
своей среды вождя народного движения — Тимофея Кудеку-
шу»31. «Мужик простой Тимофей», по сообщению летописи,
«воеводам указывал и стоял крепко у пыток, и иные к нему
таковии же присташа и овладеша градом». Достаточно ли
этих свидетельств летописца для характеристики событий в
Пскове в мае — августе 1609 г. как «восстания меньших
людей»? Основания сомневаться в такой интерпретации
событий дает анализ документального материала, современ-
ного или близкого описываемым событиям. Эти материалы
можно считать синхронными, возникшими в пределах вре-
мени совершения изучаемого события или упоминающими
участников этих событий. В отличие от ретроспективных
летописных заметок они вполне достоверны, а их исследо-
вание позволяет заметить в летописных сообщениях такие
оценки и интерпретации, которые расходятся с показания-
ми этих документальных материалов.
Из анализа актового материала следует, во-первых, что
ни «перепись животов», ни пытки не применялись система-
тически и целенаправленно. Спустя восемь лет после так
называемого «восстания» в 1617 г. в Пскове проводился
обыск, в котором участвовали гость Семен Якимов сын
Великой и сын также подвергавшегося пыткам в 1609 г.
Омельяна Китова (Титова) Федор Омельянов сын Китов. В
списке псковских купцов, включавшем 33 «лутчих» торговых
человека, Великий и Китов занимали первую и четырнадца-
тую позиции. Этих «больших людей» вряд ли подвергали
пыткам летом 1609 г., скорее всего, они подверглись унизи-
тельному допросу в присутствии палача. И гость Семен
Якимович, и Емельян Китов сохранили свою собственность
и высокий социальный статус. Единственной жертвой внут-
риполитической борьбы среди верхушки посада был гость
Алексей Хозин, убитый стрельцами 18 августа 1609 г. Однако
убийство Хозина не только не сопровождалось конфискаци-
ей, но и, видимо, разграблением его двора. В обыске 1617 г.
- 173 -
на второй позиции среди псковских гостей стоит сын
убитого гость Никуда Алексеев сын Хозин32.
Во-вторых, к периоду так называемого «восстания мень-
ших людей» относится грамота наместника Засекина, дати-
рованная июнем 1609 г. и адресованная польскому наместни-
ку Дерпта Бормовскому. Это единственный известный нам
акт, вышедший из Псковской воеводской избы в период
управления тушинцев, и единственный акт, в котором
перечислена правящая верхушка Пскова: воевода и намест-
ник Засекин, думный дьяк Лговский, дьяк Афонасий Исто-
мин, всегородный староста Федор Игнатьев. Думный дьяк,
которого в литературе с времен С.М. Соловьева называют,
согласно Псковской летописи, Луговским, здесь назван
Лговским (Льговским).
Грамота была отправлена «по суседцкому совету», то есть
после обсуждения с соседями — посадскими людьми, пред-
ставлявшими городские сотни. В документе содержалась
просьба прислать из Прибалтики наемников для отражения
нападений правительственных войск: «...и вам бы и ныне
Великого государя нашего его царского величества отчине,
граду Пскову от его государевых изменников от ноугородц-
ких людей помочь учинити и прислати во Псковской уезд,
на ноугородцкои рубеж, ратных охочих волных конных и
пеших людей, шляхты и гайдуков, расписав ротами, которые
похотят великому государю Нашему служити из найму, и от
его государевых изменников от ноугородцких людей, Псков-
ской уезд уберечи с Великого государя нашего царя и
великого князя Дмитрия Ивановича всея Русии самодержца
ратными людьми заодин...»33.
Весьма интересна лексика документа: своим государем
псковская администрация признает «тушинского вора»
Лжедмитрия II, царь Василий Шуйский и правительствен-
ные войска названы «изменниками», для борьбы с которыми
и приглашаются наемники из-за рубежа. Грамоту доставили
в Дерпт сын боярский М.П. Карповской, стрелецкий сотник
А. Бухвостов и посадский человек Р. Иванов. В акте нет ни
единого намека на бушевавшее, согласно известным иссле-
дованиям, в это время «восстание меньших людей»; посаде-
- 174 -
кая община Пскова, дети боярские и стрельцы консолиди-
ровано выступают под знаменем самозванца против московс-
кого правительства.
В составе земской избы летом 1609 г., видимо, произошли
изменения: всегородным старостой в июне 1609 г. являлся
Федор Игнатьев. Это имя не встречается в числе 33 «лучших»
посадских людей Пскова, участвовавших в обыске 1617 г.
Можно предположить, что всегородный староста Ф. Игна-
тьев был избран из числа «середних» или даже «меньших»
людей, хотя не исключено, что он происходил из верхушки
посада, но впоследствии ушел из Пскова вместе с тушинца-
ми. Наконец, слова летописца о «боярах» и «боярынях», чье
имущество было «переписано», а сами они подвергнуты
пыткам, не следует понимать буквально. В Пскове в это
время был единственный «боярин», имевший соответствую-
щий чин, — тушинский воевода Жирового-Засекин, от чьего
имени наверняка и осуществлялись репрессии.
События лета 1609 г., безусловно, несли на себе печать
социального антагонизма, однако очевидно, что перманен-
тных беспорядков и репрессий в городе не было. Летописец,
как человек своего времени, был склонен к риторическим
эффектам, драматичности повествования и изображениям
нравоучительного характера. Так под его пером возникли
картины стихийно осуществляемых «казней и пыток». В
гечение всего времени так называемого «восстания меньших
людей» во главе города находилась тушинская администра-
ция в лице воеводы князя Засекина и дьяка Луговского,
которые «стояли у пыток» совместно с псковскими староста-
ми, мелкими людьми и стрельцами. Беспорядки и репрессии
в Пскове, таким образом, были скорее вспышками насилия,
как, например, зверское убийство в тюрьме бывшего воеводы
боярина Петра Шереметева и пусторжевского помещика
Петра Бурцова, аресты 19—21 мая или столкновения посад-
ских со стрельцами 18 августа34. Эти эксцессы лишь способ-
ствовали укреплению власти тушинцев в Пскове, который
приобрел твердую репутацию «воровского» города, будучи
одним из бастионов разгоравшейся в стране гражданской
войны. Псков имел первостепенное значение для самозван-
ца, и не только как оборонительный центр.
- 175 -
Лжедмитрий II остро нуждался в деньгах, а большинство
поддерживавших его уездов и городов были разорены. Из
отписок тушинских наместников в Великих Луках ясно, что
тушинская администрация старалась изъять в городах все
наличные налоговые сборы: «что де у тебя на Луках в сборе
томожных и кабацких денег или каких доходов ни буди, что
ни есть, и государь царь и великий князь Дмитрий Иванович
всея Русии... те все деньги велел дати пану Яну Павловичю
Сопеге, кто ему тое государеву грамоту привезет». Псков мог
дать самозванцу на порядок больше средств, нежели Великие
Луки, и отношения Лжедмитрия II и Пскова определялись
обоюдной заинтересованностью. А.С. Мельникова доказала
факт интенсивной работы Псковского денежного двора в
1608—1609 гг., выяснив, что в то время в Пскове чеканились
копейки с повышенной весовой нормой — 0,72 г. Эти
полновесные копейки использовались не только для выдачи
жалованья казакам и польским наемникам, поддерживав-
шим самозванца, но и для привлечения на свою сторону
псковичей. «Для тушинского правительства, — пишет Мель-
никова, — Псковский денежный двор должен был стать
правительственным, центральным двором»35.
Важной опорой самозванца продолжали оставаться Ве-
ликие Луки, где наместником Лжедмитрия оставался Ф. М.
Плещеев. Из опубликованного Б.Н. Флорей письма А. Госев-
ского от 26 июля 1609 г. известно, что власть в Великих Луках
принадлежала «поспольству», т.е. обществу, включавшему в
себя служилых людей и «крестьян». Под последними, види-
мо, следует понимать тяглое население города и уезда в
целом. Наместник Ф.М. Плещеев жаловался Госевскому:
«Наши собственные крестьяне стали нашими господами, нас
самих избивают и убивают, жен, детей, имущество наше
берут как добычу. Здесь, на Луках, воеводу, который был до
меня, посадили на кол, лучших бояр побили, повешали и
погубили, и теперь всем владеют сами крестьяне, а мы, хоть
и воеводы, из рук их смотрим на все»36. Очевидно, что по
сравнению с Великими Луками накал социальной борьбы в
Пскове был гораздо ниже.
К тому же влияние «меньших людей» в Пскове оказалось
кратковременным. 18 августа 1609 г. стрельцы «своим са-
- 176-
мовольством» казнили гостя Алексея Хозина, вызвав немед-
ленный отпор всего городского населения. Псковский лето-
писец отметил, что «божиим строением поднялися всякие
люди, большие и меньшие... и на стрельцов, что без город-
цкого ведома владети хотят и казнити ведут не со всех думы,
сами умысля, самоволием улучаючи, а Псковом того не
ведают...». Посадские люди изгнали стрельцов за пределы
крепостных стен, и те надолго обосновались в укрепленной
слободе за рекой Мирожей. Тюрьмы, где находились против-
ники тушинцев, были «распущены», а в городе взяли верх
«большие люди». Во всегородной избе проводились дозна-
ние и пытки, у которых теперь «стояли» священнослужите-
ли. На активных сторонников тушинского вора обрушились
репрессии: 10 человек казнили, других арестовали («насажа-
ли полату мелких людей полну»)37. Как видно, события в
Пскове в 1609 г. не подпадают под принятое в науке
определение их как «восстания меньших людей». Несмотря
на периодические изменения в руководстве всегородной
избы, случаи насилия по отношению к верхушке общества
были единичными. Имя «ложного царя» Дмитрия продол-
жало выполнять важнейшую функцию консолидации посад-
ского мира как перед лицом внешней угрозы (правитель-
ственных войск), так и перед лицом угрозы внутренней
(стрельцы). Даже летом 1609 г. властные механизмы Пскова
не подверглись дезорганизации.
Аномия
Под аномией в теории социальной дезорганизации пони-
мают ситуации, которые не подпадают под определения,
принятые в данной системе или когда «отсутствует ясное
определение конститутивных возможностей действия»3’.
Ситуация аномии возникла в Пскове, как и в России в целом,
после ликвидации альтернативного центра власти в Тушино,
вступления польских войск в центральную Россию и сверже-
ния строка В. Шуйского, то есть летом 1610 г. Отсутствие или
подозрительная слабость верховной власти побуждали по-
садские и волостные миры к немотивированному насилию.
- 177-
Однако в Пскове первые признаки аномии появились уже
зимой 1610 г. Под натиском армии М.В. Скопина-Шуйского
тушинский режим рухнул. 6 января 1610 г. «вор» вместе с
отрядами казаков перешел в Калугу, и вскоре псковичи
получили «похвальную грамоту» самозванца. Преамбула акта
не сохранилась, в связи с чем мы не знаем его даты. Издатели
датировали грамоту октябрем 1610 г., хотя этому противоре-
чит содержание акта. В грамоте упоминается «боярин наш»,
под которым подразумевается воевода, а Шуйский, отстра-
ненный от власти 17 июля 1610 г., фигурирует как действу-
ющий царь. В связи с тем что после отъезда Жирового-
Засекина из Пскова 19 февраля городом в течение года
воеводы не управляли, полагаем, что грамоту следует дати-
ровать периодом с 6 января до конца февраля 1610 г., когда
в Калуге были уверены в продолжении воеводства Засекина
в Пскове.
В «похвальной грамоте», адресованной всему населению
Пскова — детям боярским, «лутчим, середним и молодчим
людем» и стрельцам, — подчеркивается верность псковичей
Лжедмитрию II, милосердия которого они «поискали...
наперед иных наших городов», «и по ся места нам служите
и радеете». Самозванец предписывал прочесть грамоту «всем
людем вслух» и требовал, чтобы псковичи «нам Великому
государю служили и прямили по прежнему своему крестному
целованию, как есте нам обещалися и души свои дали... и
стояли б есте себе, покаместа мы придем на наше государство
на Москву, и смутным никаким речем не верили, и межсобя
никого не побивали и не грабили, и безчестья и насилства
никому не чинили»39. Тушинский вор, осведомленный о
противоборстве в Пскове летом 1609 г., тщетно призывал
горожан к социальному миру.
Между тем 6 марта Тушино покинули последние отряды
ратных людей Лжедмитрия II. В Пскове известие о разорении
«таборов» было получено на масленице 12—18 февраля. В
«чистый понедельник» 19 февраля в Пскове произошел
переворот. Из изложения событий в летописях вырисовыва-
ется следующая картина. Двое стрельцов прибыли в Псков
с грамотой Шуйского о бегстве вора и предложением при-
знать законную власть: «чтобы псковичи обратилися паки к
- 178 -
Московскому государству и соединились, и стали бы заедино
на воров и на Литву; начальницы же града и нарочитии
мужие восхотеша приклонитися к государству и совокупи-
шася, и хотеша вскоре крест целовати, и вражиим наветом
того часу записи прежней не обретоша в казне, по чему крест
целовати»40. Таким образом, из архива воеводской избы
исчезла крестоцеловальная («прежняя») запись, использо-
вавшаяся обычно во время принесения присяги новому
царю. Изъять из архива документ государственного значения
мог только воевода или дьяк. Судя по тому что воевода
А. Жирового-Засекин после окончания беспорядков оставил
город, он хотел присягнуть Шуйскому и не был заинтересо-
ван в исчезновении документа.
Наиболее вероятным виновником отмены крестоцелова-
ния и очередного переворота следует считать дьяка Ивана
Луговского, который после этого управлял городом больше
года — до лета 1611 г. Личность Луговского (Льговского) не
менее загадочна, чем сами события Смутного времени в
Пскове. Луговской, по всей видимости, происходил из
провинциальной (г. Льгов) приказной среды, которая актив-
но поддержала Лжедмитрия II в 1608 г. Как писал С.Ф.
Платонов, администрация тушинского вора «оставалась по
преимуществу в руках незнатных дьяков, и они приобретали
важное значение в Тушине, так как составляли в нем
правящий делами кружок»41. В то время как воевода Жиро-
вого-Засекин выполнял представительские функции, Лугов-
ской со свойственной приказному бюрократу хваткой на
самом деле управлял не только Псковом, но и псковичами.
Переход города под контроль правительства Шуйского при-
вел бы к устранению Луговского от власти, и изворотливый
дьяк, оставаясь в тени, стал режиссером нового переворота.
19 февраля город разделился на две части: духовенство,
дети боярские и их послужильцы, запершись в Среднем
городе, собрались на бывшей Торговой площади, «хотяще
крест целовати, и мелких людей и до конца смирити и силою
приводити, а непокоривых побити и стрельцов в слободе».
С другой стороны, на Запсковье, у церкви Козьмы и Демьяна,
собрались «всех чинов люди», стремившиеся сохранить
- 179-
верность тушинскому вору. К запсковлянам пришли на
помощь жители Полонища, и сторонники Лжедмитрия
попытались впустить в город стрельцов. Попытка детей
боярских пробиться к Великим воротам на Полонище с
целью заблокировать стрельцам вход в город не удалась.
Осознав, что попытка привести Псков к крестоцелованыо
провалилась, сторонники Шуйского, в том числе воевода
Жирового-Засекин и гость Семен Порываев, покинули го-
род. Всего из Пскова выехало до 300 человек детей боярских
и купцов (в том числе все гости). Из документов новгород-
ского оккупационного архива и кормленых книг известны
имена псковских помещиков М. Ордина-Нащокина, С.
Матюшкина, Ф.Б. Неклюдова, выехавших «изо Пскова с
окольничьим со князем Олександром Засекиным из воров-
ские смуты к царю Василью в Великий Новгород...»42. Види-
мо, уехали далеко не все противники тушинского режима, но
столкновения в городе прошли почти без жертв: «...и стрель-
цов в город пустиша, и... дал Бог без крови разшедшеся, а
чтобы их воля сотворилася, быти было крови много».
Согласно традиционной интерпретации событий этого
периода (после 19 февраля 1610 г.), «признание правитель-
ства Лжедмитрия II было в это время в Пскове чисто
номинальным»43. Это вывод не подтверждается источника-
ми. Во-первых, в «похвальной грамоте» Лжедмитрия II
Пскову имеются недвусмысленные указания на строгое
соблюдение его жителями условий крестоцеловальной запи-
си. Псковичи ожесточенно сопротивлялись попыткам мос-
ковского правительства привести Псков к покорности. «Пос-
ле Петрова дни» (29 июня), то есть в июле 1610 г., к Пскову
подошел из Новгорода отряд В.Т. Долгорукова, включавший
в себя не более 300 детей боярских и шведских наемников.
Сражение на реке Промежице было полностью проиграно
псковским ополчением, не обученным «ратному делу».
Отряд шведов преследовал ополченцев до стен Пскова и
первоначально намеревался блокировать город. Автор Псков-
ской 1-й летописи скептически оценивал шансы осажденно-
го города: «аще бы тогда мало постояли, и град бы им здали»44.
Однако отряд Долгорукова отошел от города под угрозой
столкновения с более опасным противником — Лисовским.
- 180 -
Во-вторых, то, что общая обстановка на Северо-Западе
продолжала оставаться благоприятной для самозванца и под
его контролем оставались Псков и соседние уезды, прежде
всего Великие Луки, ясно из делопроизводственной доку-
ментации пограничных городов Речи Посполитой. В грамоте
великолукского наместника Ф. Плещеева усвятскому старо-
сте Я.П. Сапеге от 7 мая 1610 г. говорится о посылке в Усвяты
к Сапеге гонцов с грамотами «изо многих государевых
городов», поддерживавших Лжедмитрия II. Гонцов отправи-
ли власти Пскова, Ивангорода, ЯМа, Себежа, Опочки, Вели-
ких Лук и Заволочья, то есть всех городов, перещедших под
власть «вора» еще в 1608 г. Более того, в мае 1610 г. ресурсы
Лжедмитрия на Северо-Западе нарастали: 4 и 6 мая в Великие
Луки прибыли «на государево имя» служилые люди из
Торопца, которые обещали Сапеге содействие при движе-
нии его армии на Москву45.
Неожиданную и весомую поддержку Пскову летом 1610 г.
оказала армия бывшего военачальника Лжедмитрия II Алек-
сандра-Иосифа Лисовского. А.-И. Лисовский, лишенный за
участие в мятеже прав состояния в Польше, появился в
России в сентябре 1607 г. и стал одним из наиболее агрессив-
ных и инициативных атаманов тушинского вора. Возглавив
в армии Лжедмитрия казачье ополчение, Лисовский участво-
вал в походах на Рязань, Суздаль, Кострому, Галич. Известие
о появлении армии Лисовского в пределах Псковской земли
в летописи не датировано, однако можно предположить, что
Лисовский появился в Великих Луках после 15 июля 1610 г.
В грамоте великолукских наместников Лжедмитрию II изла-
гается содержание более раннего послания самозванца, где
великолучанам только грозят появлением Лисовского в
Великих Луках для искоренения «смуты»46.
Для руководства Пскова, и прежде всего для дьяка
Луговского, Лисовский был последней надеждой, и «по
челобитью псковскому» отряд воровского атамана не ранее
августа 1610 г. прибыл в Псков для его защиты от «свейских
немец». Разношерстная армия Лисовского расположилась в
пределах крепости (русские отряды) и на посаде, а также в
стрелецкой слободе (литовско-украинские отряды). Пер-
- 181 -
воначально солдат Лисовского в Пскове воспринимали как
защитников от правительственных войск. Информирован-
ный Конрад Буссов пишет о Лисовском, что «псковичи не
только очень хорошо приняли его, но даже просили и
убеждали остаться у них на некоторое время и оказать им
помощь против немцев, которые из Нарвы... ежедневно
нападали и налетали на них»47. Но солдаты Лисовского скоро
стали вести себя на постое, как оккупанты: «Егда же та вся
провороваша и проиграша зернию и пропиша, начаша буе-
стию глаголати и грозити гражаном, что мы убо многие грады
пленили и разорили, тако же будет у нас граду сему Пскову,
поне же убо живот наш весь зде положен в корчме». Тем не
менее Лисовский выполнил условия договора с Псковом и
совершил поход против шведов на Ям и Ивангород.
Между тем Смута в России вступила в завершающую фазу.
Боярское правительство и земский собор неполного состава
избрали, согласно договору с Жолкевским от 17 августа
1610г., русским царем сына польского короля Владислава. В
ночь с 20-го на 21-е сентября польский гарнизон вступил в
Москву и расположился в Кремле и Китай-городе. Однако
поляки нарушили договоренности с боярским правитель-
ством, ввели оккупационный режим и договорились с мари-
онеточным правительством Салтыкова о воцарении в России
самого короля Сигизмунда IV. Зимой 1610—1611 г. в России
началось земское движение за восстановление государства.
Во второй половине декабря 1610г. патриарх Гермоген начал
рассылку грамот, в которых призывал земщину не присягать
польскому королю: «...да и во Псков прислаша грамоту от
Ермогена патриарха и от всех московских бояр болших: как
де вам стояти против московского и литовского и польского
царьства. И псковичи, уповая на живоначальную Троицу,
креста не целовали королевичю». По призыву Гермогена в
Рязани началось формирование первого ополчения. Псков,
отрезанный от юго-восточных уездов России, остался один
на один со своими врагами.
Диверсия Лисовского против шведов оказалась успеш-
ной; по сообщению Буссова, он «не только очистил псков-
ский рубеж от нарвского войска, но тайными хитростями и
переговорами добился того, что 500 англичан и 300 ирланд-
-182 -
цев откололись от них и примкнули к нему, после чего
нарвское войско оставило псковичей в полном покое. Оказав
псковичам эту услугу, Лисовский перешел на сторону польско-
го короля и эту зиму провел в Вороноче». Буссов не говорит,
когда Лисовский заключил договор с Сигизмундом IV, но уже
на обратном пути из Ивангорода в январе 1611 г. его армия
попыталась захватить Печеры. «Олисовской пришед изго-
ном с немцами и с литвою тайно под Печоры, и взя острог
и торги все и много множества всякого богатества, и людей
многих полонил и к городу приступал много, малым сохра-
нил Бог; а пришел врагами меж гор. И под Изборском был
и дрался со псковскими ратными, и под Островом и под
Опочкой, и стал на Вороноче, и воевал Псковщину, а'литвы
и немец 2000 с ним»48. Таким образом, Лисовский совершил
глубокий рейд по уездам Псковской земли и перекрыл пути
сообщения Пскова с центром. 1610-й и начало 1611 года
оказались для Пскова тяжелейшим временем, характеризо-
вавшимся отсутствием воеводы и регулярных войск. Мы
почти ничего не знаем о деятельности в это время посадского
мира, что позволяет интерпретировать этот период как
аномию — ситуацию неопределенности и непредсказуемос-
ти, когда возможность конститутивных, определяемых зако-
ном или традицией действий была исчерпана. Но благодаря
сплоченности посадского мира и появлению на политичес-
кой сцене нового агента — Лжедмитрия III — аномия так и
не переросла в дезорганизацию.
«Псковский вор»
Отказ Лисовского от защиты Пскова поставил город в
тяжелейшее положение. Южные пригороды Псковской зем-
ли были захвачены Лисовским, Великие Луки 25 декабря
1610 г. оказались захвачены и сожжены также перешедшим
на сторону Польши Григорием Валуевым. В марте 1611 г.
Польша начала прямую интервенцию в пределах Псковской
земли: гетман Великого княжества Литовского Ян Ходкевич
попытался захватить Печерский монастырь. Уже 10 марта
передовой отряд гетманского войска смог выбить петардой
- 183 -
ворота крепости и держался до вечера на ее территории. В
вербное воскресенье 17 марта к монастырю подошла основ-
ная армия Ходкевича с крепостной артиллерией. Осада
монастыря продолжалась почти полтора месяца; гарнизон
отбил семь приступов и удержал крепость, несмотря на то
что литовцам удалось серьезно повредить башни и стены.
Впервые за все время Смуты положение Пскова стало
критическим. Как говорит летописец, «и того лета начата
вся злая быти во Пскове: всякой хлеб дорожати в посадех,
поне же осажен бысть отвсюду, з дву сторон немцы, а с
третию Литва, не дающе никамо исходити из градов потребы
ради»49. В этот тяжелейший момент на Северо-Западе России
появился очередной самозванец, принявший имя Дмитрия,
— Лжедмитрий III, или «псковский вор». Это был некто
Матвей, которого псковский летописец называет также
Сидоркой, — беглый дьякон из Москвы, торговавший ножа-
ми в Новгороде. Впервые он объявил о себе как о чудом
спасшемся царе 23 марта 1611 г. За три месяца до этого, 11
декабря 1610 г. Лжедмитрий И погиб в Калуге, и, таким
образом, «псковский вор» получил уникальный шанс возгла-
вить казачье движение в оккупированной поляками стране.
Первоначально Лжедмитрий III укрепился в Ивангороде
и получил поддержку только от казаков. «Апреля в 15 день
казаки псковские поидоша на Олисовского, сказаша, а пошли
на Ивангород к вору». В условиях крушения тушинского
режима псковские тушинцы во главе с дьяком Луговским
совершили очередной политический маневр. По сообщению
летописи, «послаша псковичи челобитшиков ко всей земли
князю Д митрею Трубецкому и Ивану Зарутцкому под Москву,
что Лисовской с немцами, а Хотков под Печерами стоит, а
новгородцы с земцами мало отходят; а от Иваня города вор
наряжается подо Псков на осад; многие напасти отовсюду
сходятся, а помощи ниоткуду нет»50. Видимо, руководитель
ополчения Прокофий Ляпунов оценил важность Пскова и
обещал городу помощь:«.. .июля в 4 день пришли челобитщи-
ки псковские ис-под Москвы от Прокофья Ляпунова и от
Ивана Зарутцково з грамоты». Однако уже 22 июля 1611 г.
Ляпунов был убит, подмосковное ополчение стало распадать-
ся, и Псков вновь оказался предоставлен сам себе.
-184-
С 8 июля по 23 августа Псков осаждал Лжедмитрий III,
но «вор» смог лишь захватить городское стадо. Гораздо
большую опасность для Пскова представляли шведские
войска: 16 июля шведам сдался Новгород, а уже через полтора
месяца они оказались под стенами Пскова. Русско-шведская
армия под командованием Эверта Горна осаждала Псков с
31 августа по 7 октября. В летописи сообщается, что шведам
удалось выбить петардой Взвозские ворота, выходившие на
реку Великую, но на этом их успехи закончились. Тем не
менее осенью 1611 г. в Псков прибыл воевода, командирован-
ный Первым ополчением и его руководителями Заруцким и
Трубецким. Это был приехавший «з грамоты от всей земли»
Никита Дмитриевич Вельяминов. Беспринципный человек,
Н. Вельяминов в 1609 г. служил Лжедмитрию II, а в 1610 г.
перешел на службу к польскому королю Сигизмунду, полу-
чив от него в управление Ямской приказ51. Когда под
Москвой стало собираться ополчение, Вельяминов вновь
поменял политическую ориентацию и, таким образом, по-
лучил ответственное назначение в Псков. Воеводами в
октябре 1611 г. были назначены Н. Хвостов и М. Милослав-
ский, но ключевую роль в городе стал играть именно
Вельяминов. Трудно сказать, как сложились его отношения
с дьяком Луговским, но, во всяком случае, после апреля 1611
г. Имя дьяка в источниках не упоминается52. Вельяминов же
встал у основания новой самозванческой интриги, охватив-
шей не только Северо-Запад, но и центр России.
4 декабря 1611 г. «пройде сквозе немец вор во Псков», и
псковичи целовали крест очередному самозванцу. Псков
находился в критическом положении. Во-первых, город был
блокирован отрядами, подчинявшимися разным политичес-
ким силам. Еще в августе 1611 г. Лисовский покинул соби-
равшихся изменить ему русских казаков «и отправился один
с 800 иноземцев в Красное, взял его... уволил иноземцев,
набрал 300 поляков, с каковыми он остался в той же
крепости, сохраняя ее для короля польского». Получив
операционную базу, Лисовский непрерывно совершал на-
падения на пригороды, по выражению летописца, «яко волк
искрадом хватая и поядая». Зимой 1611—1612 гг. Лисовский «в
нощи изгоном» напал на стрелецкую слободу под Псковом.
- 185 -
Во-вторых, в Пскове с трудом ориентировались в поли-
тических перспективах страны. Как писал С.Ф. Платонов,
«на окраинах государства, вдали от обоих “правительств”,
московского и подмосковного, нелегко было судить о делах.
Довольствуясь слухами или краткими сообщениями грамот,
присылаемых из соседних городов, провинциальные мос-
ковские люди понимали ясно лишь одно то, что государство
гибнет и что необходимо новое усилие для его очищения от
врагов»53. Трудно сказать, верили ли псковичи в то, что
беглый дьякон Матвей на самом деле является царем Дмит-
рием Ивановичем. Полностью такой версии исключить
нельзя, ведь в городе не видели прежних Лжедмитриев, а к
гибели Лжедмитрия II в Калуге псковичи относились, скорее
всего, индифферентно. Л. Февр, анализируя умонастроения
французов в 1789 г., писал: «Огромная восприимчивость,
легковерие, которое пышно расцвело в условиях нищеты и
тревоги, длительного недоедания, смутного, но глубокого
волнения, — все это разрушило у людей, не имеющих
культуры мышления, последние остатки способности рас-
суждать критически»54.
Так же можно объяснить и выбор псковичей, которые
полагали, что если Дмитрий дважды воскресал после объяв-
ленной смерти, то почему бы ему не воскреснуть и в третий
раз? Ситуацию воцарения в Пскове Лжедмитрия III боль-
шинство историков до настоящего времени воспринимали
как анекдот. Вместе с тем стоит задуматься о последствиях
такого выбора псковичей в более широком контексте: общего
положения на Северо-Западе России. Новгород, как извес-
тно, не принял самозванцев, ревностно выполнял указания
московского правительства Шуйского и погиб вместе с ним,
оказавшись захваченным шведами 16 июля 1611 г. Псков
неминуемо оказался бы под властью Швеции в случае, если
бы его жители приняли Шведский отряд. В таком случае,
выбор псковичами комичного «Царика» предстает как спа-
сительная альтернатива всеобщему хаосу, охватившему центр
России. А. Коэн справедливо подчеркивает, что «при опре-
деленных условиях выбор институционально санкциониро-
ванной конститутивной возможности может привести к
- 186-
подрыву организованности, и тогда дезорганизацию предот-
вратит только выбор институционально порицаемой альтер-
нативы»55. Совершенно очевидно, что если бы Псков сми-
рился с гегемонией шведских властей на Северо-Западе
России, город был бы обречен. Посадский мир Пскова
соглашательству предпочел борьбу с шведами, и Е.И. Коб-
зарева вполне обоснованно ставит Псков в один ряд с
Нижним Новгородом, как центром борьбы с интервенцией56.
У нас почти нет данных о порядках, бытовавших в Пскове
после «воцарения» в городе Матюшки. В единственном
сохранившемся от времени «царствования» самозванца в
Пскове акте, адресованном польскому наместнику в Прибал-
тике, псковским воеводой назван князь Иван Федорович
Хованский. Видимо, он, будучи доверенным лицом «вора»,
сменил Никиту Вельяминова. В инвективах против «псков-
ского вора», рассылавшихся Пожарским из Ярославля, каза-
ки обвинялись в том, что они вернулись «к своему первому
злому совету: бояр и дворян и всяких чинов людей и земских
и уездных лучших людей побити и животы разграбити, и
владети бы им по своему воровскому казацкому обычаю».
Созвучны этому и показания П. Петрея, вообще малодосто-
верные: самозванец «поживши несколько времени, стал
очень нахален, при всех позорил жен и дочерей, делал много
других своевольств и злодейств»57. Показаниям Петрея дове-
рять нельзя потому, что дальше он говорит о «мятеже»
псковичей против «вора» и его бегстве из города, хотя на
самом деле все происходило иначе. Вероятно, в Пскове были
случаи насилий казаков из окружения «вора», но системати-
ческие беззакония в городе с влиятельной посадской общи-
ной и крупным стрелецким гарнизоном были невозможны.
Зато появление самозванца оживило казацкое ополчение
под Москвой, и уже 2 марта 1612 г. руководители ополчения
Заруцкий и Трубецкой привели армию к присяге «псковско-
му вору». Новому царю Дмитрию присягнули некоторые
города на юго-востоке страны: Зарайск, Воротынск, Таруса,
Арзамас, Курмыш. Однако большая часть России не хотела
признавать царем «ведомого вора», и даже вожди ополчения
колебались. П.Г. Любомиров заметил, что «грамоты подмос-
- 187 -
ковного правительства от 9 и 13 марта писаны «по государеву
цареву и великого князя всея Русии указу», но от 17 марта уже
от имени бояр только». В середине марта Заруцкий и
Трубецкой отправили в Псков близкого к Лжедмитрию II
человека, Ивана Плещеева, чтобы определить подлинность
царя, объявившегося в Пскове («правда вора досмотреть»). В
Псков Плещеев прибыл 11 апреля и, уверившись в самозван-
стве нового Дмитрия, стал готовить переворот в городе.
Видимо, Плещеев действовал совместно с бывшим вое-
водой Вельяминовым. Преданные самозванцу казаки 10 мая
были отправлены под Порхов, и, почувствовав опасность,
«вор» пытался бежать. Из сообщений летописи ясно, что
Лжедмитрий III бежал вместе с преданным ему Хованским
18 мая, но через два дня его арестовали и посадили «в палату».
Уже 1 июля 1612 г. незадачливого авантюриста повезли в
подмосковные «таборы». По дороге конвой наткнулся на
отряд Лисовского, который «сполох им учинил велик и
разогнал их розно»58, но отбить самозванца не смог, и тот
закончил жизнь на плахе в Москве.
Таким образом, гражданская война на Северо-Западе
России по своему ходу и основным проявлениям отличалась
от событий Смуты на юге и в центре России. Псков проявил
завидное упорство, поддерживая на протяжении четырех лет
самозванцев. Поддержка самозванцев не была обусловлена
социально-классовыми интересами. На стороне Лжедмит-
риев всегда сражалось достаточно много дворян, самозванцы
пользовались поддержкой средних слоев городского населе-
ния, хотя важнейшей опорой самозванчества стали служи-
лые люди по прибору—казаки и стрельцы. Их преимущество
состояло в том, что они были организованы и вооружены. Но
вооруженными было и большинство посадских людей: до
начала XVIII в. они регистрировались в расписных списках
как потенциальные защитники города на случай осады.
Лишь Петру I удалось разоружить гражданское наделение, а
в XVII в. вооруженным представителем государственной
власти противостояли вооруженные штатские люди.
Способы самоорганизации посадского населения Пскова
оставались традиционными: сход посажан под руководством
- 188 -
сотенных и всегородных старост и воеводское управление.
Посадской общине противостояли казаки и стрельцы, объе-
диненные в «круги» во главе с выборными атаманами. В
таком контексте Смута предстает перед нами в большей
степени как архаизация социальной жизни, нежели как
борьба за принципы социального равенства и тем более как
целенаправленные действия по изменению общественного
строя. Ритм жизни в эпоху Смуты определил умонастроения
псковичей на пол века вперед. Когда в 1650 г. Г. Демидов и его
сообщники пытались найти военную помощь за границей,
они явно руководствовались опытом гражданской войны
1608—1612гг.
Псков в 1610—1630-х годах
Смута в умах псковичей к лету 1612 г., в общем, закончи-
лась, но гражданская война стала перерастать в интервен-
цию. С юга непрерывно совершал нападения перешедший на
польскую службу Лисовский, весной 1612 г. он стоял под
Псковом в течение недели. В июне — июле 1612 г. активизи-
ровались шведские отряды, которые трижды подходили к
Пскову, убив и захватив в плен до 90 человек. Представители
Пскова не участвовали в Земском соборе февраля 1613 г., но
вскоре после избрания царем Михаила Романова 21 февраля
город присягнул новому государю.
Даже После избрания царя шведский король Густав-
Адольф не оставил попыток получить русский трон для
своего сЬтна Карла-Филиппа и вел переговоры с представи-
телями новгородского марионеточного правительства в
Выборге. 5 октября 1613г. псковские казаки оказали важную
услугу правительству Михаила Романова, пленив в Копорс-
ком уезде и отправив в Москву возвращавшееся из Выборга
новгородское посольство. Густав-Адольф неоднократно ата-
ковал ПскОв, и наиболее основательной попыткой шведов
подчинить город была осада в июле — октябре 1615 г. Псков
выстоял в тяжелых боях, хотя урон от войны с шведами был
велик. В челобитной 1619 г. посадские люди писали: «Да подо
Псков же, государь, приходил свитцкой король со многими
-189-
с неметцкими людьми и стоял подо Псковом осадою, и о те
поры, государь, на выласках, и на приступех, и от верхового
наряду и достальные посадцкие тяглые людишка многие
побиты...»59.
Итогом Смуты стало катастрофическое запустение Псков-
ской земли и рост цен на хлеб. Летописец констатировал, что
«хлеб во Пскове дорог был, по 30 алтын четвертина, а
четвертина мала была, мало болыпи осмака; а корова по
5 рублев и болыпи». «Хлебную немерную дороговль» в
течение семи лет (1612—1619 гг.) констатировали в своей
челобитной и посадские люди. В новгородских землях в
конце XVI в. шестипудовая четверть ржи стоила 60 москов-
ских денег (10 алтын)60. Если учесть, что в летописном
сообщении имеется в виду четырехпудовая четверть, то
приходится признать, что по сравнению с концом XVI в.
хлебные цены выросли в 4,5 раза. Уже в 1619 г. псковские
воеводы получили из Новгородской четверти наказ, в кото-
ром им предписывалось провести «дозор» посада: перепи-
сать дворы гостей и тяглых посадских людей, «росписав по
выпросу старост и выборных людей, сколько с чего хто по
мирскому окладу во всякие наши подати и в мирские розметы
платит, и сколько по их письму и сыску будет во Пскове
гостей и торговых лутчих, и середних, и меньших посадских
людей...»61.
Дозор 1619-1620 гг., однако, не дал репрезентативных
результатов, и в 1626—1628 гг. в Пскове и уездах Псковской
земли было проведено валовое описание, результаты кото-
рого вызвали недовольство посадских людей Пскова. 14
ноября 1628 г. духовенство, служилые и посадские люди
просили в челобитной царя «положить в сошное письмо
город Псков и засады и пригороды против иных своих
государьских порубежных разоренных городов», мотивируя
свое челобитье запустением города и земли. Впоследствии в
Большой челобитной 1650 г. псковичи утверждали, что
сошное обложение посада по письму Вельяминова семи-
кратно превышало налогообложение тяглого населения псков-
ских засад и пригородов62. У правительства, однако, не было
другого выхода, как пытаться реанимировать деятельность
- 190-
государственного аппарата за счет увеличения налоговых
поступлений с городов.
Одним из способов пополнить казну были откупа. Нор-
мальный способ сбора пошлин с той или иной доходной
статьи (кабаков, извоза, бань) состоял в том, что посадская
община выбирала голов и целовальников, которые «на вере»
собирали пошлины в казну. Разоренные в большинстве своем
посадские миры были не в состоянии ни сами собрать
требуемые суммы, ни выдвинуть из своих рядов гостей,
которые могли бы компенсировать недобор пошлины. Как
пишет А.В. Демкин, «в этих условиях правительство часто
прибегало к отдаче на откуп различных доходных статей,
стараясь привлечь откупщиков, гарантировавших поступле-
ние в казну определенной суммы сборов». Так, в 1626— 1629 гг.
на откуп в Пскове были переданы кабаки, изготовление и
продажа кваса, дегтя, извоз, бани. Особенно привлекатель-
ными для откупщиков были кабаки, которые взял на откуп
крестьянин И.Н. Романова Хмелевский. Гость Н. Хозин
поставил новые кабаки по побережью Псковско-Чудского
озера вплоть до истоков Нарвы63.
Торговля алкоголем была одной из доходнейших статей
государственного бюджета, и производство и сбыт спиртных
напитков были объектами законодательства и в Западной
Европе, и в России. В XVI в. правом на корчму наделялись
наместники, и корчемные доходы составляли весомую часть
их кормов. С ликвидацией наместничьего управления в 1580-х
годах кабаками управляли «верные» целовальники или от-
купщики. Посадские люди Пскова, как и других русских
городов, на основании жалованной грамоты царя Федора
имели право «...питье держати про себя в году две недели,
Святую да Масленую, да три дни о Троицыне дни, безъявоч-
но и беспошлинно». Судя по царской грамоте от 7 апреля
1623 г., после Смуты, когда во время пожара грамота Федора
погибла, воеводы не разрешали посадским людям варить
пиво и вино даже в прежде разрешенные дни, заставляя их
«покупати питье на наших кабакех». В 1623 г. прежняя
привилегия обходиться собственным «питьем» в празднич-
ные дни, а также на родины, крестины и свадьбы была
- 191 -
подтверждена64. Однако сам контекст появления этого доку-
мента красноречиво свидетельствует о тяжелом положении
государства, посягавшем даже на святое право человека
варить собственное пиво по праздникам.
Первая треть XVII в. была периодом становления воевод-
ской власти в Псковской земле. В этот период на воеводстве
в Пскове побывало более 30 человек65. Воевода непосред-
ственно, «головой» отвечал за обороноспособность города и
хранение документации. При передаче города от одного
воеводы к другому составлялся «росписной список», где
детально фиксировалось состояние оборонительных соору-
жений, гарнизон и его вооружение, наличие документации
в съезжей избе. «Из рук в руки» передавались «печать
государства Псковского» и ключи от городских ворот. Особое
значение придавалось исправности документации, находив-
шейся в цриказной избе: «...великого государя грамоты о
всяких государевых и челобитчиковых делах, и прежних бояр
и воевод росписные и наказные списки, и писцовые и
приходные денежные и поместные и отдельные и годовые
сметные книги, и разборные десятки, и списки дворян и
детей боярских... и стрельцов... и всяких чинов служилых и
посацких людей, и всякйе государские и челобитчеЦкие и
губные вершение дела, и приводные записи...»66. В этом
перечне представлены все виды документации, сопровож-
давшей службу воевод: например, «челобитчиковы и губные
вершеные дела» составляли в Ходе судебного разбирательства
воеводы, списки служилых людей также составлялись под
надзором вОеводы с целью военного учета.
Взаимоотношения воевод и посадской общины неправо-
мерно рассматривать только в контексте эксплуатации и
закрепощения населения. В наказах воеводам категорически
запрещалось заставлять Людей «хлеба на себя пахать и
молотить, и сена косить, и лошадем корму не имати, и Вина
курити, и дров сечь, и всяково изделья делати не велети, и
с посаду и с уезду кормов и питья, и за корм и за питье денег
не имати ж, и тесноты никоторые псковским людем не
делати, чтоб на них в обидах и ни в каких насильствах
челобитчиков государю не было»67. Эти предписания отнюдь
не были декларациями, о чем свидетельствуют данные
- 192-
сыска, проводившегося в Пскове в декабре 1630 — марте
1631 г., с целью выяснения злоупотреблений воевод Д.П.
Пожарского и Д.Г. Гагарина. «Кормление» воеводы Пожар-
ского характеризовалось нарушением закона и произволом,
но трактовка методов его управления как типичных для
России XVII в. является неправомерным обобщением68.
Как правило, посадские люди доверяли воеводам, а
деятельный и толковый администратор на должности вое-
воды в Пскове не был редкостью. Псковичи предпочитали
воеводский суд московской «волоките»; об этом свиде-
тельствуют их усилия добиться отмены зазывных грамот в
1633 г. С середины XVI в. зазывные грамоты использовались
для вызова истцов по гражданским делам и обвиняемых в
уголовных преступлениях на суд в московские приказы. Для
небогатого посадского человека вызов на суд в Москву был
чреват разорением, поэтому Псков получил жалованную
грамоту, по которой «велено их, посадцких людей в ысцовых
искех меньши ста рублев судить во Пскове, а больши ста
Рублев велено присылать к суду к Москве».
Следствием такого пожалования стало произвольное
увеличение суммы исков со стороны истцов до 150—160
рублей, что гарантировало им суд в Москве. По челобитью
всегородных земских старост и посадских людей 14 июля
1633 г. Псков получил царскую грамоту с предписанием
воеводам судить посадских людей по гражданским делам
только в Пскове, «чтоб им, псковичем, посадцким людем, в
том лишних убытков и продажи не было»69. Стремление
посадских людей к отмене зазывных грамот ярко характери-
зует не только их доверительное отношение к воеводскому
суду, но и менталитет человека эпохи средневековья, для
которого было свойственно пренебрежение едиными для
всех законами. Правовое пространство в России XVI—XVII вв.
изобиловало многочисленными исключениями из правил и
лакунами.
Власть воевод контролировали всегородные старосты и
сотские. В обыскных речах 1617 г. впервые упомянуты двое
всегородных старост (П. Максимов и М. Федоров), их
избирали на год из числа далеко не самых богатых посадских
людей. Имена всегородных старост 1617—1633 гг. (М. Петров,
- 193 -
К. Васильев солодовник, Г. Демидов, И. Нестеров, Б. Тимо-
феев, О. Беланин, О. Тарасьев, Р. Тимофеев, П. Михайлов,
Т. Васильев) не принадлежат к фамилиям известных гостей.
Сын гостя Н. Резалова Иван в обыске 1631 г. фигурирует как
обычный «сусед» Великоулицкой сотни, в то время как
сотским в этой административной единице был некий
«Максим портной мастер»70. Тем не менее и сотни, и
всегородная изба были погружены в повседневную жизнь
посадского мира. Эффективность выборных органов само-
управления в Пскове хорошо видна и в событиях Смуты
начала XVII в.
1	Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Т. 7. //
Соловьев С.М. Сочинения. М., 1989. Кн. IV; Платонов С.Ф. Очерки по
истории Смуты в Московском государстве XVI-XVII вв. М., 1995;
Смирнов И.И. Восстание Болотникова: 1606—1607 гг. М.; Л., 1951; Псков;
Очерки истории. Л., 1990. С. 84—97.
2	Платонов С.Ф. Древнерусские сказания и повести о смутном
времени XVII в. как исторический источник. СПб., 1913. С. 429;
Платонов С. Ф. Московское правительство при первых Романовых.
СПб., 1906. С. 23.
3	Тихомиров М.Н. Псковские повести о крестьянской войне в России
начала XVII в. // Тихомиров М.Н. Классовая борьба в России XVII в. М.,
1969. С. 11-22.
4	ПЛ. Вып. 1. С. VII; Вып. 2. С. 7; Тартаковский А.Г. Показания
русских очевидцев о пребывании французов в Москве в 1812 г. //
Источниковедение отечественной истории. М. 1973. Вып. 1. С. 243;
Фюре Ф. Постижение французской революции. СПб., 1998. С. 178.
5	Скрынников Р.Г. Опричный террор. СПб., 1992. С. 421; Зимин А.А.
В канун грозных потрясений. М., 1986. С. 79; РГАДА. Ф. 96. On. 1.
1594 г. № 1. Л. 1-2.
6	Форстен Г.В. Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях. Т. 2. СПб.,
1894. С. 45-46.
7	РГАДА. Ф. 96. On. 1. 1601 г. № 2.
8	Бахрушин С.В. Научные труды. Т. 1. М., 1952. С. 144—147.
9	Рождественский С.В. Следы уставных грамот в писцовых книгах
псковских пригородов И Записки императорского Русского археологи-
ческого общества. Т. 9. Вып. 1 и 2. СПб, 1897. С. 311.
10	ДАИ. Т. 1. № 224. С. 390; Сборник старинных бумаг, хранящихся
в музее П.И. Щукина. Ч. 1. М., 1896. С. 129.
11	Голикова Н.Б. Привилегированные купеческие корпорации Рос-
сии XVI - первой четверти XVIII в. М., 1998. С. 40, 51, 62, 77; Бродель Ф.
Игры обмена. М., 1988. С. 6.
12	Флоря Б.Н. Привилегированное купечество и городская община
в Русском государстве (вторая половина XV — начало XVII в.) // ИС.
1977. №5. С. 155-156.
- 194-
13	РГБ. Ф. 178. Карт. 10974. № 9.
14	ПЛ. Вып. 2. С. 269-270; АИ. СПб., 1841. Т. 2. № 238. С. 280.
15	Сборник МАМЮ. Т. 5. М., 1913. С. 8.
16	Акты писцового дела. Т. 2. Вып. 1. М., 1917. С. 105—106; ЧОИДР.
1870. Январь — март. Кн.1. М., 1870. С. 33—135.
17	И.О. Колосова подчеркивает, что «названия сотен почти всегда
находят соответствие в названиях улиц и других объектов топографии
этой группы. Сто в данном случае близко (или тождественно) уличан-
скому объединению». См.: Колосова И.О. Новые данные по историчес-
кой топографии Пскова XI-XVIII вв.// ПРЕИ. Т. 1. М., 2003. С. 366.
18	ПЛ. Вып. 2. С. 266-268.
19	Скрынников Р.Г. Смута в России в начале XVII в.: Иван Болотни-
ков. Л., 1988; Псков: Очерки истории. С. 90.
10	ПСРЛ. М., 1978. Т. 34. С. 247; ПЛ. Вып. 2. С. 269, 271.
21	ПЛ. Вып. 2. С. 268, 269.
22	АИ. СПб., 1841. Т. 2. С. 120.
23	ПЛ. Вып. 2. С. 269, 270.
24	Псков: Очерки истории. С. 89.
25	Платонов С.Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государ-
стве XVI-XVII вв. М., 1995. С. 249; ПЛ. Вып. 2. С. 270.
26	Там же. С. 270-271.
27	Платонов С.Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государ-
стве. С. 237, 273.
28	Социология сегодня: Проблемы и перспективы. М., 1965. С. 544-548.
29	ПЛ. Вып. 2. С. 271.
30	Там же.
31	Псков: Очерки истории. С. 92—93.
32	РГАДА. Ф. 96. On. 1. 1618 г. № 1. Л. 72.
33	АИ. СПб., 1841. Т. 2. № 238. С. 280.
34	Акты служилых землевладельцев XV - начала XVII в. / Сост. А.В.
Антонов. М., 2002. Т. 3. С. 499.
35	Мельникова А. С. Русские монеты от Ивана Грозного до Петра I.
М., 1989. С. 98-100.
36	Флоря Б.И. К истории Смуты на западе России // ОИ. 2002. № 3.
С. 132.
37	ПЛ. Вып. 2. С. 272-273.
38	Социология сегодня: Проблемы и перспективы. М., 1965. С. 545.
39	АИ. Т. 2. № 305. С. 360.
40	ПЛ. Вып. 1. С. 136.
41	Платонов С.Ф. Очерки... С. 273.
42	Смирнов Н.В. Четвертчики Псковской земли в первой четверти
XVII в.// ПРЕИ. Т. 1. С. 336; Кобзарева Е.И. Противостояние Пскова и
Новгорода в период Смуты // ПРЕИ. Т. 1. С. 298.
43	Псков: Очерки истории. Л., 1990. С. 96.
44	ПЛ. Вып. 1. С. 137.
45	АИ. Т. 2. № 285. С. 343; Сборник князя Хилкова. СПб., 1879. №
12. С. 80-81.
46	АИ. СПб., 1841. Т. 2. № 285. С. 345.
47	Буссов К. Московская хроника:1584~ 1613. М.; Л., 1961. С. 160.
4t	Буссов К. Московская хроника... С. 160-161; ПЛ. Вып. 2.
С. 273-274, 276.
- 195 -
49	Там же. Вып. 1. С. 139.
so	Там же. Вып. 2. С. 276.
S1	Платонов С.Ф. Очерки... С. 303.
52	И.Л. Льговский упоминается в 1614—1615 гг. как дьяк Пушкарс-
кого приказа. См.: Веселовский С.Б. Дьяки и подьячие XV-XVII вв. М.,
1975. С. 308-309.
53	Буссов К. Московская хроника... С. 161; Платонов С.Ф. Очерки...
С. 336.
54	Февр Л. Бои за историк». М., 1991. С. 420.
ss	Социология сегодня: Проблемы и перспективы. М., 1965. С. 548.
56	Кобзарева Е.И. Противостояние Пскова и Новгорода в период
Смуты Ц ПРЕИ. Т. 1. С. 300.
57	АИ. Т. 2. № 335. С. 401; ААЭ. СПб., 1836. Т.2. № 203. С. 256; Петрей
П. История о великом княжестве Московском / Пер. А.И. Шемякина.
М., 1867. С. 299.
58	Любомиров П.Г. Очерк истории нижегородского ополчения 1611—
1613 гг. Пг., 1917. С. 99; ПЛ. Вып. 2. С. 277.
59	Замятин ГА. 1) К вопросу об избрании Карла Филиппа на русский
престол. Юрьев, 1913. С. 99~Ю7; 2) «Псковскоесиденье»//ИЗ. Т. 40. М.,
1952. С. 186-200; Акты писцового дела. Т. 1. М., 1913. № 85. С. 121.
60	Акты писцового дела... С. 121; Аграрная история Северо-Запада
России XVI века: Новгородские пятины. Л., 1974. С. 21.
61	Акты писцового дела... С. 125.
62	Акты писцового дела. Т. 2. М., 1917. № 46. С. 104—105; Якубов К.
Россия и Швеция в первой половине XVII В.//ЧОИДР. 1898. Кн. 1. С. 342.
63	Демкин А.В. Откупа как форма накопления капитала в России
XVII в. И Проблемы социально-экономической истории феодальной
России. М., 1984. С. 149-151; ПЛ. Вып. 2. С. 281.
64	ААЭ. Т. 3. СПб., 1836. № 134. С. 191.
65	Тимошенкова З.А Псковские воеводы XVII в.// ПРЕИ. Т. 1. С. 368—373.
66	РГАДА. Ф. 137. Псков. Кн. 29. Л. 1.
67	Сборник МАМЮ. Т. 6. М„ 1914. С. 21.
68	Следственное дело о князе Д.М. Пожарском // ЧОИДР. 1870.
Январь - март. Кн. 1. М., 1870; Енин Г.П. Воеводское кормление в
России XVII в. СПб., 2000. С. 252-254.
69	Архив П.М. Строева. Т. 2. // РИБ. Т. 35. Пг., 1917. № 424. Стб. 846-847.
70	Следственное дело о князе Д.М. Пожарском... С. 39—40.
ГЛАВА 7.	________________
Посадский мир и городской бунт
Городское население: посадские и служилые люди. -
Историографические стереотипы и современные методы исследования
политических событий. - «Норовят все вместе в Немцы». - «Воровской
завод и во граде мятеж». - «Праведная надежа, благочестивый
государь». - Ход событий вмарте-июне 1650 г. - Усмирение «смуты».
Городское население: посадские и служилые люди
Многочисленные исследования по истории Пскова XVII в.
обходили важнейшую проблему — состава и размещения
посадского населения города. Собственно говоря, общая
численность посадского населения Пскова в 1670-х годах
была известна. В 1959 г. И.А. Голубцов опубликовал выпись
из переписных книг 1678 и 1679 гг. о числе посадских дворов
в Пскове*. Я.Е. Водарский, пользуясь сводными ведомостями
из приказной документации конца XVII — начала XVIII в.,
установил численность посадского населения в Пскове по
переписи 1678 г.2 Но социальный состав и размещение
населения в пределах города до сих пор в полном объеме не
изучалйсь. Главной причиной этого было отсутствие в руках
исследователей надежных источников — писцовых и пере-
писных книг.
Поэтому, например, крупнейший исследователь истории
русского города П.П. Смирнов заметил, что переписные
книги Пскова 1646 г. ему неизвестны. Он высчитал количе-
ство населения города в середине XVII в. по окладным
книгам 1638 г., данные которых, в свою очередь, восходили
к писцовым книгам 1626 г. Выдающийся русский архивист
И.А. Голубцов считал, что и переписные книги 1678 г. по
Пскову до нас недошли. Н.Н. Масленникова и Г. В. Проску-
рякова для воссоздания облика Пскова XVII в. также при-
влекли материалы, имеющие, по их словам, «к истории
города лишь косвенное отношение»3.
- 197 -
Обнаружение автором в фонде Поместного приказа
РГАДА переписных книг по Пскову 1646 и 1678 гг. позволило
в 1994 г. ввести в научный оборот рёзультаты исследования
посадского населения по переписям 1640—1670-х годов4. Из
переписной книги Пскова 1646 г. мы использовали лишь
итоговые данные о количестве населения в сотнях и в городе
в целом, а переписная книга 1678 г. была подвергнута
статистической обработке. Что же представляют собой пе-
реписные книги Пскова 1646 и 1678 гг. как исторический
источник? Текст с описанием города занимает 130 листов в
составе переписной книги Пскова и Псковского уезда 1646 г.
и 137 листов — книги 1678 г.5
Описание 1646 г. проводили П.Г. Очин-Плещеев и подья-
чий А. Бобанин, описание 1678 г. — А.П. Давыдов. В
преамбуле кадастра 1678 г. указано: «Генваря в 20 день
Алексей Петрович Давыдов, приехав во Псков, переписал в
Среднем и Окольном городе, и по Загородью, и за Великою
рекою во всех сотнях и в слободах посацкие и розных городов
и чинов дворы, и во дворех людей, и их детей, и братью, и
племянников, и всяких свойственных людей, и подсоседни-
ков, и которые живут в тех дворех во дворничестве имяны с
отцы и с прозвищи, и в каковы кто лета». Перепись посад-
ского населения Пскова проводилась в рамках общерусского
валового описания. В указе о переписи предписывалось
подать готовые книги в Поместный приказ к 1 апреля 1678 г.6
Поэтому писцам приходилось действовать быстро, и А.П.
Давыдов, видимо, справился со своей задачей вовремя.
Составление переписных книг включало два важнейших
этапа работ. Первый — сбор «сказок, каковы сказки подавали
сотцкие и выборные посацкие люди», и второй — проверка
и сведение этих «сказок» в окончательный текст книги.
Время сбора сказок мы можем установить, исходя из ремарки
писцов в описании двора бобыля Омельки Антипова: «тот
Омелька после переписки на Масляной недели убит»7.
Сырная неделя (масленица) приходилась в 1678 г. на 4—10
февраля. Стало быть, сбор сказок проходил в течение двух
недель с 20 января по 3 февраля 1678 г. и переписные книги
Пскова отражают состояние посадского населения города
именно в это время.
- 198 -
Главной целью составления переписных книг было по-
лучение сведений для проведения сыска беглых тяглецов -
посадских людей и сельских жителей. В соответствии с этой
целью формулировались и задачи переписи: полный учет
всего тяглого мужского населения, включая недельных мла-
денцев. В переписной книге Пскова оказались зафиксирова-
ны и женщины — в том случае, когда вдова выступала в роли
хозяйки двора. Кроме того, писцы фиксировали и промыс-
ловые дворы посадских людей. Описанию подлежали и
дворы беломестцев — служилых людей, церковного причта
— в том случае, когда они стояли на тяглых местах или в них
жили дворники из числа посадских тяглецов. Таким образом,
в переписной книге 1678 г. зафиксированы все жилые дворы
города, кроме «белых» дворов, стоявших на «белых» местах.
Это обстоятельство делает переписную книгу Пскова
1678 г. уникальным источником, позволяющим составить
относительно полное представление о городском населении.
В то же время сведения по топографии города чрезвычайно
скудны. В книге не указаны названия улиц, и выяснить
расположение дворов возможно лишь в том случае, когда оно
известно из других источников. Формуляр книги типичен
для переписных книг вообще: он включает обозначение
статуса и имени дворовладельца, имен и возраста его детей,
а также категории дворового места. В качестве примера
приведем описание двора самого известного псковича XVII в.
— Сергея Поганкина: «Двор псковитина посацкого человека
Сергушки Иванова сына Поганкина, дети его: Якимка 25 лет,
Ивашко 20 лет, да меньшой сын его Юрка 18 лет, у Якимки
сын Сенька 8 лет; два места тяглые, да припускных два места
оброчные»8.
Исследование посадского населения русского города
включает несколько проблем, и первая из них — это общая
численность населения. Население города в целом, как
известно, Делилось на две основных категории: тяглых людей
и беломестцев, тягла не тянувших. В 1646 г. в Пскове
насчитывалось 848 дворов посадских людей и 19 двОров
посадских бобылей, в которых проживало 1954 человека
мужского пола. После, подавления восстания 1650 г. воевода
- 199-
В.П. Львов провел в Пскове «посадское строение», т.е.
отписал в посад 46 «белых» дворов, в результате чего число
посадских дворов должно было увеличиться до 9139.
Однако к моменту переписи 1678 г. количество посадских
дворов не только не увеличилось, но, наоборот, уменьши-
лось до 891 двора, в которых проживало 2205 человек (мы
учитывали не только дворы посадских людей и посадских
бобылей, но и вдовьи дворы — см. табл. 1). Таким образом,
общая численность посадского населения Пскова между
переписями 1646 и 1678 гг. оставалась практически неизмен-
ной. Стагнация численности посадского населения во вто-
рой половине XVII в. была характерна не только для Пскова;
в то время снизилось количество посажан в таких крупных
городах, как Кострома, Нижний Новгород, Галич, Вологда,
Устюг Великий10. Главная причина сокращения численности
посадских людей заключалась в том, что население русских
городов XVII в. находилось в движении и масса посажан
переходили в состав служилого сословия.
С одной стороны, псковский посад непрерывно попол-
нялся новыми тяглецами. Во второй половине XVII в.
существовали два источника пополнения городского населе-
ния: выходцы из сельской местности и мигранты «из-за
литовского и немецкого рубежей». И те и другие, как
правило, были не в состоянии основать новые дворы,
поэтому они подселялись в уже существующие посадские
дворы и жили на положении «подсоседников». Удельный вес
подсоседников в посадских дворах и дворников в белых
дворах был очень высок и в 1678 г. составлял 24% от
численности всех посадских тяглецов. Большинство выход-
цев из сельской местности — это главным образом дворцовые
и монастырские бобыли, вышедшие на посад из Новоуситов-
ской дворцовой волости, вотчин Печерского и Святогорско-
го монастырей. «Выходцы из-за литовского рубежа» — это
прежние жители Латгалии — Друйского и Лудзинского
поветов. «Выходцы из-за немецкого рубежа» — это бывшие
горожане, жители Ивангорода и Нарвы.
-200 -
Таблица 1.
Посадское население Пскова по переписям
1646 и 1678 гг.
Сотни	Дворов в 1646 г.	«Людей» в 1646 г.	Дворов в 1678 г.	«Людей» в 1678 г.
Петровская	32	113	40	75
Великоулицкая	37	113	32	71
Жирковская	128	336	122	320
Житницкая	110	281	96	264
Кстовская	104	246	120	293
Никольская	126	293	• 111	264
Пятен ная	109	323	114	249
Мокролужская	131	376	112	287
Раковская	49	133	61	173
Завелицкая	41	101	96	238
Итого	848	1954	891	2205
С другой стороны, наряду с притоком нового населения,
видимо, существовал и значительный отток «старого» посад-
ского населения. В переписной книге 1678 г. не зафиксиро-
ваны беглые посадские люди, что, по всей видимости,
связано с тем, что дворохозяева — ответственные налогопла-
тельщики — как правило, оставались на месте, а наиболее
мобильной частью городского населения были подсоседни-
ки. Определенная беднейшая часть дворохозяев переходила
в состав служилых людей, выбывая из посадской общины.
Двое перешедших в ходе переписи в стрельцы посажан
принадлежали к разряду «бедных бобылей», а об одном из
них переписчики прямо отметили: «ныне от бедности стал
в стрельцы»11. Таким образом, несмотря на усилия прави-
тельства прикрепить посадских людей к месту проживания,
городское население России оставалось мобильным.
Описание Пскова в переписной книге имеет довольно
простую структуру: фиксация дворов велась по сотням. В
писцовой книге 1585—1587 гг. отмечены 33 сотни, хотя,
возможно, их было больше; из документов 1628 и 1631 гг.
следует, что к этому времени сохранились лишь 11 сотен12.
- 201 -
По переписи 1646 г. в Пскове насчитывалось 10 сотен; между
1631 и 1646 гг. исчезла Старолавицкая сотня в Запсковском
конце. Топография псковских сотен XVII в. до настоящего
времени не изучена, однако их примерное местоположение
возможно указать и по доступным нам материалам. В Сред-
нем городе, как и в 1585 г., располагались Петровское сто,
примыкавшее к Пскове, и Великоулицкое сто, выходившее
к Великой.
Территорию бывшего Петровского конца занимали Кстов-
ская, Никольская и Пятенная сотни. В бывшем Полонищ-
ском конце располагались Мокролужская и Раковская сотни.
На левом берегу Великой находилось Завелицкое сто, а на
Запсковье — Житницкая и Жирковская сотни. Из табл. 1
видно, что существенных изменений в размещении посадс-
кого населения между переписями 1646 и 1678 гг. не произош-
ло. Лишь в Завелицком сте удвоилось количество посадских
дворов, но это связано лишь с общим ростом города и
восстановлением его хозяйства после кризиса конца XVI —
начала XVII в.
Таблица 2.
Структура населения Пскова по переписи 1678 г.
Сотни	Дворов посад- ских людей	%	Дворов «бе- лых»	%	Всего дворов	Во дворах посад- ских людей	В «белых» дворах «розных чинов людей»
Петровская	40	23,8	128	76,1	168	75	178
Великоулиц- кая	32	23,8	102	76,1	134	71	250
Жирковская	122	43,7	157	56,2	279	320	256
Житницкая	96	45,7	114	54,2	210	264	155
Кстовская	120	65,5	63	34,4	183	293	109
Никольская	Ш	57,5	82	42,4	193	264	175
Пятенная	114	65,1	61	34,8	175	249	102
Мокролужс- кая	112	37,4	187	62,5	299	287	359
Раковская	61	25,8	175	74,1	236	173	282
Завелицкая	96	37,9	157	62	253	238	383
Итого	891	48	962	52	1853	2205	1648
- 202 -
Рассмотрим структуру и численность городского населе-
ния в этих административно-территориальных единицах.
Описание 1678 г. выделяется тем, что в переписных книгах
помимо тяглых были зафиксированы еще и «белые» дворы
по сказкам, собранным выборными людьми в сотнях. Пере-
писчики отметили, что «...дворян и детей боярских розных
городов и всяких чинов людей дворы и во дворех люди
писаны по наезду сверх сказок земскими старосты и с
выборными людьми всех сотен»13. Соотношение «белого» и
тяглого населения в сотнях отражено в табл. 2.
Из таблицы видно, что население Среднего города (Пет-
ровской и Великоулицкой сотен) было по преимуществу
«служилым»: дворянам, детям боярским и «всяких чинов
людям» принадлежало более 3Д всех дворов, в то время как
на долю посадских людей приходилось меньше 'Д дворов.
Столь же значительный перевес в пользу «белых» дворов
наблюдался в Раковской сотне, примыкавшей к Покровской
башне, где традиционно селились стрельцы и другие кате-
гории служилых людей по прибору. И наоборот, районами
с традиционным преобладанием торгово-промышленного
посадского населения были Кстовская и Пятенная сотни,
где посадские дворы составляли более 65%. В Кстовской
сотне переписчики зафиксировали и промысловые дворы:
шесть «работных дворов посадских людей для промыслу», в
их числе двор братьев Русиновых.
Вопрос о численности населения Пскова в XVII в.
непрост. К.А. Мержанова полагает, что в первой половине
XVII в. в Пскове проживало около 20 тыс. человек. Согласно
подсчетам АБ. Постникова, численность населения Пскова
в 1678 г. составляла 11 491 человек, а к 1709 г. — 19 тыс.
человек14. Общепризнанно, что в середине XVII в. в России
был демографический подъем, и численность населения
Пскова не могла с 1644 до 1678 г. сократиться на 8,5 тыс.
человек, азатем к 1709 г. вырасти еще на 7,5 тыс. Скорее всего,
расхождение в цифрах объясняется различными методами
подсчета населения. Несмотря на то что Мержанова не
работала с переписными книгами, а, следуя В.И. Шункову,
опиралась в своих расчетах на росписные списки, ей удалось
- 203 -
найти достоверный метод. Приняв в расчет среднюю насе-
ленность двора средневекового города в 6 человек, исследо-
ватель, исходя из численности боеспособных людей в 2609,
определила численность светского населения города в 15— 16
тыс. человек. Добавив к этому числу 3 тыс. человек духовен-
ства и приняв в расчет наличие вольных и несвободных
людей, не зафиксированных в описаниях, Мержанова полу-
чила цифру в 20 тыс. человек, что и составляло, по ее
мнению, численность населения Пскова.
А.Б. Постников учел зафиксированные в переписной
книге 167Й г. души мужского пола посадских людей, служи-
лых людей, духовенства, а также вдов-дворовладелиц и,
удвоив сумму, определил численность населения города в
11 491 чел. Прежде всего, заметим, что исходные цифры,
приведенные исследователем, не точны. Численность по-
садских людей мужского пола в переписной книге опреде-
лена в 2205 человек, а служилых—в 1648 (у Постникова—2577
и 1600 соответственно). Но главное даже не это. Имеются
основания полагать, что в переписной книге население
дворов служилых людей и духовенства, не цесшее тягла, не
подвергалось полному подсчету, а значит, удваивать обозна-
ченные цифры неверно. Мержанова в свое время утроила
расчетную численность белого духовенства (700 человек) и
вывела общую цифру белого и черного духовенства — 3 тыс.
Несмотря на то что в данном случае автор занизила исходное
число служителей на приходах, метод подсчета верен.
Материалы переписных книг предоставляют возмож-
ность проверить нашу гипотезу. Исходя из зафиксированной
в кадастрах численности населения двора, высчитаем сред-
нюю населенность двора. По книгам 1678 г., населенность
посадского двора составляла 2,3, а двора служилого человека
— 1,6 человек. Очевидно, что в переписной книге зафикси-
ровано далеко не все мужское население двора служилого
человека: не отмечались дети и холопы. Мы предполагаем,
что средние показатели населенности двора посадского и
служилого человека должны быть близкими. Во дворе поса-
жанина, по расчетным данным, проживали в среднем 4,6
человека; примерно такой же должна быть населенность
двора служилого человека. В этом случае для подсчета
-204-
общего числа населения дворов служилых людей нам нужно
принять коэффициент увеличения, равный 2,$ или — округ-
ленно — 3 (с учетом холопов, которых после 1649 г. не могли
держать посадские люди).
Кроме того, А.Б Постников исходит из того, что во
дворах вдов проживало по одному человеку. Некоторые
вдовы, действительно, могли жить в одиночестве, но, как
правило, в средневековом городе вдовы жили с детьми или
нетяглыми родственниками. Население вдовьих дворов так-
же не учитывалось в полном объеме, поскольку вдовы не
несли полного тягла, ограничиваясь уплатой оброка при
наличии доходов или не платя налогов вообще. Помимо
этого, в переписных книгах городов во дворах служилых
людей не фиксировались холопы, поскольку они были
приписаны к сельским владениям господ. Мы исходим из
того, что количество холопов могло либо равняться коли-
честву дворов служилых людей, либо быть немного меньше.
Кроме того, в любом русском городе допетровской эпохи
жило немало вольных людей, не фиксировавшихся никаки-
ми документами, и торговых крестьян, которые фактически
проживали в городах и не несли тягла. Численность вольных
людей подвергалась сезонным колебаниям, и ее невозможно
определить даже приблизительно. Но в любом случае общая
цифра населения должна быть существенно выше, нежели
это видно из расчетов А.Б. Постникова. Результаты наших
подсчетов отражены в таблице 3.
Таблица 3.
Расчетная численность населения Пскова
по переписи 1678 г.
Категории населения	Исходные цифры (в душах м.п или вдов-дворовладелиц)	Коэффици- ент увели- чения	Всего
Посадские люди	2205	2	4410
Вдовы-дворовладелицы	241	2	482
Служилые люди	1648	3	4944
Духовенство	1448	3	4344
Вольные люди	?	-	?
Холопы	?	-	1000-1500
Итого	5542	-	15180-15680
- 205 -
Как видно из таблицы, численность населения Пскова в
1678 г. вместе с вольными людьми могла достигать 15,1—15,6
тыс. человек. Если к этой цифре добавить расчетные данные
о населении стрелецкой слободы в Бутырках (4 тыс.),
получится 19—20 тыс. человек. Таким образом, численность
населения Пскова на протяжении XVII — начала XVIII в.
оставалась стабильной, колеблясь в пределах близких вели-
чин (19—20 тыс. человек).
Переписные книги, составлявшиеся в разных районах
страны, не имели единой, устоявшейся терминологии. Так,
например, Ю.А. Тихонов, исследовавший посадское населе-
ние Новгорода по переписи 1678 г., отмечает, что «записи
переписной книги поражают сложной и разнообразной
градацией при определении податного состояния жите-
лей»15. Переписная книга Пскова 1678 г., наоборот, имеет
довольно устоявшуюся терминологию. Все посадские дворы
сотни подразделялись на три-четыре категории.
Рассмотрим структуру посадского населения Пскова по
переписи 1678 г. Первая категория — «посадских людей» —
была немногочисленна; их дворы составляли всего 14% всех
тяглых дворов в шести псковских сотнях, но в них проживало
19 % всего посадского населения. Посадские люди представ-
ляли собой верхушку городского общества. В переписной
книге зафиксированы: в Петровской сотне двор Афанасия да
Меньшого Афанасия Михайловых детей Русиновых, в Вели-
коулицкой сотне двор Ивана и Артемия Фроловых детей
Ямских, в Кстовской сотне двор земского старосты Савелия
Игнатьева сына Лялина, в Мокролужской сотне дворы
Сергея Поганкина и Фомы Семенова сына Меншикова.
Именно описаниями дворов этих крупнейших купеческих
семей Пскова открываются перечни посадских дворов в
сотнях. Дворы купцов располагались, как правило, на тяглых
местах, и на долю посадских людей, видимо, выпадала
большая часть государственных повинностей. Дворы посад-
ских людей были и самыми населенными — в среднем надвор
приходилось около семи человек обоего пола.
«Посадские бобыли» составляли более многочисленную
вторую категорию: в шести сотнях удельный вес дворов
- 206 -
посадских бобылей достигал 28%. Третья категория посад-
ских жителей обозначена в книге как «посадские бедные
бобыли», а в Никольской сотне — как «посадские бедные
бестяглые бобыли». Удельный вес дворов низшей категории
посадского населения составлял 40%. Наконец, особую
категорию посадских жителей составляли дворы «бедных и
бестяглых вдов бывших посадских жен»: удельный вес этих
дворов составлял 12%.
Ключевая проблема исследования структуры посадского
населения — это вопрос о статусе посадских бобылей, дворы
которых в 1678 г. составляли 2/з от общего числа всех
посадских дворов. За тридцать лет до этого по переписи
1646 г. в Пскове числилось всего 19 дворов посадских
бобылей, что составляло 2% населения. Известно, что сель-
ские бобыли были наиболее разоренной и неплатежеспособ-
ной частью крестьянства и пользовались льготами при
уплате податей — платили облегченный бобыльский оброк.
А.Л. Шапиро подчеркивал, что и в городах бобыли числи-
лись людьми самыми бедными. Если понимать под посад-
ским бобылем разоренного и неплатежеспособного горожа-
нина, то получится, что большая часть населения Пскова не
несла полного тягла.
Рост численности посадских бобылей по переписи 1678 г.
— это не только псковское явление. Численность городского
бобыльства во второй половине XVII в. росла также в Рязани,
Ррстове, Торопце, Переяславле Залесском, Устюге Великом,
и такое изменение структуры посадского населения было
общероссийской тенденцией. Видимо, посадские бобыли
Пскова, за исключением беднейших «просящих старцев»,
несли посадское тягло. Известно, что некоторые посадские
бобыли, как, например, братья Харлампиевы в 1688 г., вели
большую торговлю за рубежом16. Поэтому статус бобыля в
переписной книге Пскова 1678 г., видимо, отражал лишь
обычное для русского города имущественное расслоение
посадского населения на людей «лучших», «середних» и
«молодших».
Во дворах посадских людей жили и зависимые от них
люди. Согласно Уложению 1649 г., посадские люди могли
- 207 -
держать в своих дворах людей по «жиледким записям»,
которые оформлялись на срок 5 лет. На практике, однако,
зависимость часто становилась вечной, чему можно найти
документальные подтверждения и в переписных книгах.
Так, в Никольской сотне во дворе котельника переписчики
записали еГО «ученика Трофимка, взят в учение котельной
работы георгиевской крестьянской сын с Печок в нынешнем
во 186 году, а жить ему Трофиму у него Афимка вечно». Во
дворе огородника из Жирковской сотни жил холоп: «куплен
человек польской породы»17. Степень расслоения порой
была очень высокой, о Чем свидетельствует распространение
нищенства в Пскове. В переписной книге неоднократно
отмечались «просящие старцы», проживавшие как в своих,
так и в чужих дворах. «Старцами» обозначались отнюдь не
престарелые люди, а именно нищие. Так, в бобыльском
дворе из Жирковской сотни, помимо бобылей-подсоседни-
ков, жила еще вдова солдата красногородского поселения с
детьми: «дети У нее просящие старцы Кондрашко 13 лет,
Бориско 7 лет»18.
Пройдет еще лет 30, и Петр I будет жесткими полицей-
скими мерами преследовать нищих, отправляя их на галеры
и заводы. А в 1678 г. в Пскове еще существует официально
зарегистрированное нищенство: бедняки имели право на
общественную благотворительность. Им дозволялось про-
сить милостыню у церквей после службы или на рынках.
Несмотря на строгую сословную иерархию, средневековое
общество покоилось на истинно христианских ценностях,
когда, как писал Ф. Бродель, «нищий, постучавший у дверей
богача, был божьим посланцем, чей облик мог принять
Христос»19.
Историографические стереотипы и современные
методы исследования политических событий
Восстание в Пскове принадлежит к числу таких событий
отечественной истории, в объяснении которых и поныне
преобладает стереотипы Марксистской методологии. Фун-
даментальное исследование исторйи восстания было выпол-
- 208 -
нено М.Н. Тихомировым еще в 1935 г., и время властно
наложило отпечаток на книгу ученого20. Для своего времени
М.Н. Тихомиров создал уникальную работу, основанную,
главным образом, на архивных источниках, а изложенные в
ней выводы — результат серьезного исследования. Фунда-
ментальный характер труда Тихомирова, а также локальный
характер изученной проблемы стали причиной того, что
десятилетия спустя его исследование остается единственной
попыткой осмыслить драматичные события 1650 г.
Между тем за истекшие годы исследовательская ситуа-
ция в отечественной исторической науке кардинально изме-
нилась. XVII столетие представляется уже не просто «бун-
ташным веком», но сложнейшей переходной эпохой, Соеди-
нившей в себе черты средневековья и нового времени. В
исследовании социально-экономических отношений этого
периода первостепенное значение имеют работы Л. В. Мило-
ва, в которых впервые в отечественной науке поставлена
проблема особенностей развития предпринимательства в
России и преобладания в ее экономике «неадекватных форм
капитала»21. Выводы Л.В. Милова настоятельно диктуют
необходимость вернуться к теме городских восстаний сере-
дины XVII в. Очевидно, что вряд ли нужно искать в
социально-экономической жизни России этого времени
новые явления, свойственные капиталистической экономи-
ке. -Вопреки тому, что писал Тихомиров, В.И. Шунков
показал, что псковские сотни ни в коей мере не несли в себе
черт цехового строя, а были обычными административно-
территориальными единицами22. Очевидно, протест псков-
ских горожан был лишь опосредованно связан с проблемами
городской экономики и не может быть истолкован как
проявление борьбы «предбуржуазных отношений» с фео-
дальными.
В трудах Н.Н. Покровского переосмыслению подверг-
лись и сами восстания середины XVII в., которые, по
мнению исследователя, «дают в самых разных городах госу-
дарства сходную картину стихийного взрыва народного
недовольства, направленного против руководителей приказ-
ного и воеводского управления и их сторонников из числа
-209 -
городской верхушки»23. Здесь необходимо описать полити-
ческую ситуацию, сложившуюся на рубеже 1640—1650-х годов
в Русском государстве. К началу 1650 г. правительство
выполнило основные требования посадских и служилых
людей Москвы и других городов, выдвигавшиеся в ходе
восстаний 1648 г. Было осуществлено прикрепление кресть-
ян к земле, посадские люди получили монопольное право
торговли в городах, и одновременно начался сыск закладчи-
ков и беглых. Таким образом, правовое положение и дворян-
ства, и посажан существенно улучшилось. Восстание в
Пскове в 1650 г. не было предопределено, и поэтому право-
мерным представляется сконцентрировать внимание не на
причинах восстания; они чаще всего моделировались исто-
риками, исходившими из предвзятых представлений о неиз-
бежности классовых конфликтов. Конфликты, в том числе
и с явно выраженным социальным оттенком, имели место
и до, и после восстания. Важнее исследовать сам ход
событий, которые в конечном итоге сделали восстание
необратимым, выявить те пружины, которые привели в
действие взрывной механизм бунта.
Как пишет Ж. Дюби, «изучение политической сферы в
настоящее время — это не исследование простых сцеплений
причин и следствий, как во времена позитивизма, а стрем-
ление рассмотреть всю совокупность многочисленных фак-
торов, приводящих к событию и обусловливающих расста-
новку сил»24. В русской исторической науке еще в 1970-х годах
появились исследования, авторы которых фактически сфор-
мировали альтернативную методику изучения событий,
имевших массовый характер. Это работы А.А. Зимина,
А.Г. Тартаковского и других историков. А.Г. Тартаковский
подчеркивает глубокое своеобразие «периодов, состоящих
из цепи событий, в которых принимало участие множество
лиц и которые непосредственно отражались в сознании
больших человеческих коллективов». Восстание 1650 г. и
было таким относительно недолгим периодом в истории
города, вместившим в себя множество событий, отразивших-
ся в разнообразных источниках.
В изучении событий, или, иначе, конъюнктуры, осново-
-210-
полагающую роль играют информационные системы: спосо-
бы передачи и хранения информации, а также быстрота и
качество ее обработки, осмысления. А.Г. Тартаковский счи-
тает, что «в источниковедческом плане познание информа-
ционных закономерностей имеет первостепенное значение,
ибо от этого зависит понимание глубинных процессов
образования соответствующих комплексов источников, рав-
но как и уяснение их существенных свойств и потенций».
Ж. Дюби подчеркивает значение информации, к которой
открывает доступ изучение события, поскольку «высказыва-
ния современников по поводу события приподнимают заве-
су над обычно скрытыми структурами... внутри которых
разразился и на которых сказался кризис»25. Как пишет
Б.А. Успенский, «в семиотической перспективе историчес-
кий процесс может быть представлен как процесс коммуни-
кации, при котором постоянно поступающая новая инфор-
мация обусловливает ту или иную ответную реакцию со
стороны общественного адресата (социума)»26. Собственно,
задача настоящего исследования и состоит в выяснении
того, как воспринималась информация в Пскове и какие
выводы делали из ее осмысления горожане.
«Норовят все вместе в Немцы»
В 1617 г. между Россией и Швецией был подписан
Столбовский мирный договор, по которому побережье Фин-
ского залива переходило в руки шведов. Но как быть с
православным населением уступленных Швеции районов?
По договору все жители побережья могли уйти в пределы
России в течение двух недель; оставшиеся становились швед-
скими подданными и считались перебежчиками, и в случае
ухода в Россию их надлежало отправлять обратно. Само собой
разумеется, что большинство людей не желали бросать дома
и пожитки и уходить на Родину. Поэтому русские, ижорцы и
карелы предпочли остаться на своей земле до лучших времен.
С течением времени крестьяне Продавали свои дворы и
уходили за границу, причем за тридцать лет таких перебеж-
чиков набралось не менее 50 тысяч.
-211 -
Шведы регулярно напоминали русскому правительству о
необходимости выдавать перебежчиков, но в Москве пред-
почитали тянуть время. В период самостоятельного правле-
ния королевы Кристины (1644—1654 гг.) Швеция находилась
в зените своего могущества. Укрепление позиций Швеции в
Северной Германии и Восточной Прибалтике сделали не-
возможным для России открытый конфликт со шведами27. В
1649 г. посольство Бориса Пушкина и дьяка Алмаза Иванова,
стремясь избежать эскалации конфликта, пошло на уступки
правительству Кристины. Выдать перебежчиков было нельзя
ни по социальным, ни по конфессиональным мотивам. Разве
можно возвращать православных под власть «безбожных»
лютеран? Как впоследствии объясняли суть дела в царской
грамоте от 19 мая, «для избавленья тех християнских душ,
чтоб они в люторской вере не были», в Москве решили
откупиться и за перебежчиков договорились выплатить
шведам 190 тыс. рублей. Помимо этого, в Москве обещали
организованно продать в Швецию 12 тыс. четвертей ржи по
той цене, по которой будут в это время покупать зерно на
псковском рынке.
Правительство поручило «хлебное дело» купцу Федору
Емельянову с негласным предписанием — поднять цены на
хлеб в Пскове. Но зерна в Псковской земле было недостаточ-
но, и большую часть хлеба — 10 тыс. четвертей — правитель-
ство решило взять из «житных клетей» в Кремле. Операция
«хлеб в обмен на православных» началась в феврале 1650 г.
и вызвала рост цен на хлеб в полтора раза и взрыв обществен-
ного недовольства, которое исподволь вызревало в погра-
ничном городе.
Анализ своих действий восставшие предприняли уже
спустя полтора месяца после начала восстания. В середине
апреля 1650 г. в Земской избе представители от разньдс чинов
городского населения составили Большую челобитную, ад-
ресованную царю. 12 мая челобитная была подана Алексею
Михайловичу, а уже 19 мая челобитчики получили ответную
царскую грамоту с приписыо думного дьяка Михаила Воло-
шенинова28. Исследование этих текстов, составленных по
-212-
горячим следам событий, может пролить свет на глубинные
причины конфликта, коренившиеся не только в социальных
противоречиях, но — и прежде всего — в мировоззрении,
ментальности русского общества XVII в.
От шведов в Пскове не ждали ничего хорошего, поэтому
всякий «немец» воспринимался как враг и шпион. В составе
посольства Пушкина находился иностранец, служивший в
России, — Александр Краферт, которому было поручено
оценить боевые возможности псковской крепости. Впослед-
ствии псковичи писали в челобитной, что «тот немчин
Александр по городовой стене ходил, и около всего города
Пскова нарядов, и боев, и слухов, и всякой городовой
крепости высматривал, и наряд мерил, длину и ширину и
писал, и около города щупами землю щупал, а неведомо для
чево; и с теми послы тот немчин Алексадр и в Стеколно
(Стокгольм) ездил». Особую тревогу вызывали частые кон-
такты немецких купцов, останавливавшихся в Гостином
дворе на Завеличье, с псковскими воеводами: «...с немецкого
двора торговые немцы во Псков к твоим государевым окол-
ничим и воеводам на подворье с лошадьми приезжают, и в
хоромы ходят, а о чем они с ними советуют, и мы того не
ведаем».
Иностранцы были частыми гостями в Пскове, но всякие
контакты с ними, тем не менее, считались делом предосу-
дительным. Федор Емельянов, которому правительство по-
ручило осуществить закупку хлеба для Швеции, по мнению
псковичей, «радеет немцам, а нашу православную христиан-
ские веру похуляет, и тем он, Федор, государево крестное
целование нарушил». В закупке зерна участвовал и новгород-
ский купец Семен Стоянов, которого также подозревали в
небескорыстных связях с шведами. «А во всем, государь, —
писали псковичи в челобитной, - у него Федора дума с
Семеном Стояновым, и норовят де все вместе в Немцы; а
племянник де Семена Стоянова Ивашко Коломской поехал
за немецкой рубеж в Ригу для вестей, а товару де повез с робою
для прилики».
Подозрения горожан вызывали и переводчики, служив-
шие в псковской съезжей избе, о чем псковичи писали в
-213-
Большой челобитной. «Да в твою ж, государь, отчину во
Псков присылают к нам некрещеных переводчиков, а в твоей
государеве отчине город Псков с пригороды и уезды стал на
литовском и на немецком рубежах; и будучи, государь, у нас,
те некрещеные переводчики изо Пскова ходят на немецкой
гостии двор и у немец крестят дети и с своими женами и з
детьми с немцы пируют... и о всяких твоих государевых
вестовых делах, что ни делается в твоем государеве Россий-
ском государстве, росказывают, и за рубеж пишут и совет
держат»2’. Подозрения в измене в силу недостатка информа-
ции падали на тех, чья деятельность в той или иной степени
проходила втайне от мира.
Современному человеку трудно представить себе, на-
сколько жадно поглощали информацию люди в эпоху сред-
невековья. Новости приходили по разным каналам, отчасти
официальным: на рыночной площади подьячие зачитывали
царские указы. Но чаще источником информации был
любой приезжий человек; сказанное им передавалось из уст
в уста, обрастая порой фантастическими подробностями.
Как писал Л. Февр, «человеческие группы так или иначе
были достаточно замкнутыми и удаленными друг от друга;
их разделяли довольно большие расстояния или естествен-
ные преграды, и они сообщались между собой лишь через
посредство бродячих элементов, переносивших драгоцен-
ные новости, пришедшие издалека и ставшие от этого еще
более захватывающими»30.
В общем, народ получал информацию не только о
свершившихся событиях — объявлении войны или заключе-
нии мира, но и о готовящихся акциях. В Пскове же, как
городе пограничном, все эти сообщения приобретали осо-
бую актуальность. Горожане прекрасно помнили о нападе-
нии на Псков шведского короля Густава-Адольфа в 1615 г. и
с жадностью ловили известия из-за границы. Посольство
Бориса Пушкина в декабре 1649 г. возвращалось из Швеции
через Псков. Члены посольства, видимо, стремясь приукра-
сить свои достижения перед псковичами, не раскрыли в
частных беседах с подьячими съезжей избы результатов
переговоров, и известия о них стали обрастать слухами.
Как писали впоследствии псковичи в Большой челобит-
- 214 -
ной, обращаясь к царю, «от тех, государь, послов во Пскове
в народе слово пронеслось, что они упословали твоим
государевым счастием и умолением, — королева, де, твои
государевы городы, казну и людей тебе, праведному госуда-
рю, все отдает, и перебещиков, которые из свейского рубежа
перебежав живут в твоей государеве стороне в Руси, а что
денежные и хлебные твоей государевы казны отдачи за
немецкий рубеж, и про то, государь, ничево не сказывали.
И ныне, государь, те их посолские слова нам, богомолцем и
холопем и сиротам твоим, всяким жилецким людем во
Пскове учинились лживы, потому что ныне твою государеву
денежную и хлебную казну и перебежчиков отдают за рубеж
Свейские земли немцам, и твоими государевыми городами
оне владеют».
Из цитированного фрагмента хорошо виден процесс
передачи и обработки информации в городе: неосторожно
брошенное «слово», попав в гущу коммуникации тесно
спаянного коллектива, объединенного потребностью во вза-
имной поддержке, приобретает черты общего мнения. Это
мнение критично по отношению к власти: народ ждет от
правительства защиты национальных интересов, а бояре с
дьяками их не защищают, да еще скрывают от людей правду.
В Москве не смогли внятно объяснить свое дипломатическое
поражение даже спустя три месяца после начала восстания,
и в царской грамоте от 19 мая псковичам было заявлено: «Мы,
великий государь, з Божьею помощию ведаем, как нам,
великому государю, государство свое оберегать и править»31.
Но формула самодержавного правления, обычно оказывав-
шая гипнотическое воздействие на подданных, уже не могла
оправдать ошибки государственного управления.
«Воровской завод и во граде мятеж»
Беспорядки в Пскове начались не позднее 24 февраля
1650 г., и уже 26 февраля представители посадской общины
приходили надвор воеводы Никифора Собакина с просьбой
задержать выдачу хлеба шведам из «государевых житниц» —
стратегических запасов в Кремле. Не добившись внятного
-215 -
ответа от воеводы, псковичи обратились к посредничеству
псковского архиепископа Макария. Встреча главы админи-
страции, главы церкви и «всего города» состоялась на
площади у Троицкого собора 27 февраля. Из того как
восставшие впоследствии излагали ход событий в Большой
челобитной, выясняется, что толпу горожан возглавляли
«лучшие люди», в числе которых были земские старосты во
главе с Семеном Меншиковым и Иваном Подрезом.
«Мы всем градом, как учали ему о том твоем государеве
хлебе со слезами бить челом, чтоб он из города того
кремского твоего государева и купного хлеба свейским
немцам не выдавал, и твой государев околничей и воевода
Никифор Сергеевич Собакин, вшед к Соборной церкви на
папертную ступень, и учал нам богомолцам и холопем и
сиротам твоим, всему миру, угрожать: хлеб де я против твоей
государевы грамоты отдам немцам, а не вам, псковичам; вы,
де, псковичи, изберите из вас лутчих людей, кого из вас
повесить. И угрожаючи, он от соборной церкви пресвятые
Троицы и пошол к твоему государеву богомольцу и учал он
околничей всему миру угрожать ссылкою...»32.
Сход на соборной площади и подача коллективной
челобитной были для псковичей важной и в то же время
рискованной акцией. С одной стороны, на сходе вырабаты-
валось общественное мнение, когда даже сомневающиеся в
необходимости конфронтации с властью могли оказаться
под мощным прессингом со стороны общности и ее лидеров.
Как удачно подметил П. Ю. Уваров, «на этой стадии могли
действовать механизмы как социально-психологического
“заражения”, так и заражения суггестивного: человек улав-
ливал настроение окружающих или подражал лидеру»33. С
другой стороны, подобные коллективные Действия были
противозаконны и подпадали под Статьи только что приня-
того кодекса — Соборного уложения 1649 г. В царской
грамоте от 19 мая содержалась пространная цитата из
уложенйя: «А кто учнет на наших государевых бояр и
околничих и думных и ближних людей и в городех и в полкех
на воевод и на приказных людей или на кого ни буди
приходити скопом и заговором и учнут кого грабити или
-216-
побивати, и тех людей, хто так учинит, за то потому ж казнить
смертью безо всякие пощады»34.
Немаловажное значение имело также упоминание воево-
дой Собакиным ссылки как возможной репрессивной меры
против восставшего «мира». Угроза ссылки несла глубокий
смысл для псковичей, которые в XVI в. как минимум дважды
подвергались высылке в Москву и другие города Замосков-
ного края. Первый «вывод» был осуществлен в 1510 г., в
момент присоединения Пскова к Москве, когда из города
были высланы не менее 300 семей бояр и «житьих людей».
Второйраз псковские посадские люди были депортированы
в 1569 г. по так называемому «изборскому делу». Угрозы
удаления из пограничного торгового города и смертной
казни оказались последними доводами в дискуссии москов-
ской администрации с восставшим городом.
По мере разрастания противостояния возбужденное об-
щественное мнение порождало новые мистификации. Глав-
ной из них были слухи о грядущей войне с Швецией, и по
источникам легко проследить, как генерировалась эта идея.
28 февраля через Псков проезжал шведский посол по особым
поручениям Логин Нумменс. Кортеж посла объезжал город
вокруг крепостной стены, но на льду Великой у Власьевской
башни был задержан отрядом стрельцов и возбужденной
толной посадских людей. В ходе начавшегося импровизиро-
ванного допроса Нумменс, видимо, предъявлял документы,
называл имена московских чиновников, в частности боярина
Морозова, старался предупредить возможную расправу угро-
зами со стороны Швеции. Но каждое слово Нумменса
воспринималось как доказательство его антирусской дея-
тельности и интерпретировалось вопреки намерениям
посла.
Впоследствии в Большой челобитной псковичи так опи-
сывали «речи» задержанного Нумменса; «...он же Логинко
говорил: дал де нам тое твою государеву денежную казну на
Москве твой государев боярин Борис Иванович Морозов без
твоего государева ведома, и с Москвы де его отпустил с тою
казною в шестом часу ночи. И о те поры спросил тот немчин
Логинко псковского гостя Федора Емельянова и говорил: как
-217 -
де мы в Свейскую землю твою государеву денежную казну и
хлеб вывезем, и мы, де, свейские немцы, будем подо
Псковом. Да он же, Логинко, всему народу сказывал, что де
наша королева с своими подданными у себя немец войско
сбирает и иных земель немец же в помочь наймует, а иные
де и понаняты есть, и взяв де ей королевы твоя государева
казна, и отдать наемным немцам, а немцы де, у ней взяв хлеб
и деньги, пойдут войною под твои государевы вотчинные
города, под Великий Новгород и подо Псков и под иные
городы, а то де все твои государевы послы Борис Иванович
Пушкин с товарыщи свейские королевы приваживали, и
такую твою государеву большую казну, денги и хлеб отдали,
и перебежчиков на собя, что под твои государевы городы
нанять немец иных земель для войны»35.
Без всякого сомнения, дипломат и коммивояжер Нум-
менс не мог говорить такие «речи», но для нас важно
подчеркнуть, какие выводы сделали псковичи из путаных
объяснений испуганного посланника. При Нумменсе обна-
ружили деньги: часть контрибуции за перебежчиков; Нум-
менс ссылался на скупавшего хлеб Федора Емельянова. В
сознании восставших горожан эти разрозненные факты
замкнулись в логическую цепочку: хлеб и деньги отправляют
за границу бояре и купцы для того, чтобы шведская королева
смогла собрать наемную армию для похода на Псков и
Новгород. Одновременно из Кремля изымают 10 тыс. четвер-
тей ржи, чтобы лишить город стратегического запаса на
случай осады. Нумменса немедленно арестовали, и на сле-
дующий день во время квалифицированного допроса в
Съезжей избе он говорил уже другие «речи». На самом деле
Нумменс говорил то же самое, но уже не под угрозами и в
присутствии переводчика, однако миф о военной угрозе со
стороны Швеции продолжал обрастать новыми фантасти-
ческими подробностями. Таким образом, насильственные
действия восставших весной 1650 г. были прямо спровоци-
рованы властью - как центральной, так и местной. Но,
помимо конъюнктурных обстоятельств, сложившихся на
Северо-Западе в то время, восстание было связано и с
общими для страны условиями.
-218-
Аналогичная ситуация складывалась и в Новгороде, где
15 марта началось восстание посадских людей и стрельцов,
причиной которого стал также «продовольственный кризис,
возникший в связи с вывозом хлеба за границу»36. Новгород-
ские события были в значительной степени спровоцированы
начавшимся восстанием в Пскове. На это недвусмысленно
указывал в письме боярину Б.И. Морозову новгородский
воевода Ф. А. Хилков: «А и смуту, государь, большую в
Новегороде завели от пскович же, потому что было в
Новгород от них письмо, чтоб также учинить, как оне
учинили». О связях новгородцев с восставшим Псковом
говорил в своих расспросных речах и новгородский помещик
Федор Негодяев, бежавший 7 апреля из Новгорода в армию
Хованского. Как указывал Негодяев, «перед побегом де его,
дни за два, прислали изо Пскова всяких чинов люди в
Великий Новгород в земскую избу заручную грамотку с
казаки з двемя человеки да с двемя ж человеки с служками
монастырскими, а имян их не ведает»37.
Но еще в конце марта неофициальная информация из
Новгорода была для псковичей не только руководством к
действию, но и источником новых мистификаций. 21 марта
из Новгорода вернулся служка Снетогорского монастыря,
который объявил «всему народу» новые «слухи». В Большой
челобитной псковичи так передали речи служки Осипа:
«...как твоя государева денежная и хлебная казна с Москвы
будет, и они, де, свейские немцы, будут твою государеву
отчину Великого Новагорода имать на Христов день, а в Нове
де городе указано на тот день богатым людем вина курить и
пива варить и меды ставить безъявочно, а маломощных де
государь людей велено поить из твоей государевой казны до
пьяна, чтобы все были пьяны для того немецкого приходу.
А Псков де имать на Троицын день»38.
На следующий день, 22 марта, псковский помещик
Богдан Тимашев привез из Новгорода новые вести: «В
Великом Новгороде молвою говорят в народе, что немцы
будут под твою государеву отчину на Христов день, а под
Новгород на Николин день». Входе дальнейших обсуждений
проблемы шведской опасности сложилось мнение, что край-
- 219 -
ней датой шведского вторжения будет Троица. По словам
псковского помещика Никулы Перетрутова, «как де твоя
государева казна придет с Москвы, и немцам было на те
деньги наймовать людей, а идти де было под Великий
Новгород и подо Псков на Христов день, или на Николин
день и кончее под Троицын день».
Источником таких слухов часто становились сами инос-
транцы, а информация проходила через многих людей.
Помещик Никуда Перетрутов, вернувшийся из Москвы
26 марта, получил информацию из третьих рук — от некоего
Сергея Путимцева, видимо, также помещика, который при-
ехал в Новгород из Москвы вместе с «немцем риженином, а
имени его он... не ведает... да того ж немчина человек в народе
сказывал...»39. В данном случае информация поступала от
слуги немецкого купца из Риги, чьи суждения передал
Никуле Перетрутову Сергей Путимцев. Нет ничего удиви-
тельного в том, что миф о шведской военной угрозе, так и
не переросший стадию слухов, обрастал всякий раз новыми
подробностями.
«Праведная надежа, благочестивый государь»
Значительное место в Большой челобитной было уделено
проблемам служилых людей по прибору—стрельцов, казаков,
пушкарей. Поросписи 1647—1648 гг. в Пскове насчитывалось
1300 стрельцов, сведенных в три приказа. Положение стрель-
цов нельзя назвать плачевным; они получали довольно высо-
кое по тем временам жалованье: рядовому стрельцу из «ново-
приборных» выдавали 3 рубля денежного, а также 6 четвертей
ржи и 6 четвертей овса хлебного жалованья. Ветераны полу-
чали прибавку за службы, и денежное жалованье «старого»
стрельца составляло 4 рубля40. Но злоупотребления местной
администрации сводили на нет усилия центральной власти.
Во-первых, многим из стрельцов денежное жалованье в 1648/
1649 и 1649/1650 гг. давалось в половинном размере, а часть
вспомогательного персонала не получала его вообще. Во-
вторых, схема выдачи денежного жалованья была построена
с сугубой выгодой для чиновников.
-220 -
В Большой челобитной служилые люди писали: «А как
государь во Псков твои жаловалные грамоты придут, и твои
государевы околничие и воеводы и дьяки на твои государевы
указные сроки того твоего государева денежного и хлебного
жалованья нам, холопем твоим, из твоей государевы казны
не выдают, а дают, государь, то твое царское жалованье они,
норовя кабацким откупщиком, — под праздники, чтоб то
твое государево денежное и хлебное жалованье сложилось у
них, кабацких откупщиков на кабакех, а от того, государь,
оне, околничие и воеводы и дьяки емлют себе большие
поминки»41. Таким образом, попытки воеводы и приказных
нажиться путем получения взяток от кабацких откупщиков
за выручку от пропитого стрельцами жалованья в конечном
итоге вызвали активное участие служилых людей в восста-
нии.
К тому же, пытаясь отвести от себя обвинение в утайке
жалованья, чиновники распространяли как минимум два
ложных слуха. Первый из них заключался в том, что государ-
ственная казна пуста. Как передавали псковичи в челобит-
ной «речи» воевод и приказных дьяков, последние на все
просьбы отвечали отказом со следующим мотивом: «жало-
валной де мы грамоты не слушаем, емлите де то, что мы вам
указываем, будет де и того не возьмете, и мы де и того вам
из твоей государевой казны не дадим, а бейте де челом о
недодаче тебе государю на Москве; добры де жаловалные
грамоты, да мы вам не дадим, потому что де исходит твоя
государева казна на Москве немцам... а вы, де, природные,
служите государю с воды, и с травы, и с кнута». Приказные
в данном случае имели в виду не только факт выдачи
контрибуции Швеции за перебежчиков, но и начавшееся
формирование полков «нового строя», значительную часть
личного состава которых на первых порах составляли ино-
странцы. Стрельцы в течение всей второй половины XVII в.
крайне ревниво относились к «райтарам и солдатам», содер-
жание которых, по мнению стрельцов, поглощало большую
часть бюджета, и служба «с кнута» стала для них не только
удачной метафорой приказного «крючка», но и жестокой
реальностью.
-221 -
Второй довод воевод и дьяков был банальной угрозой
отправки на службу в Сибирь, на край земли, о котором в
Пскове существовали самые фантастические представления.
По словам челобитчиков, приказные шантажировали стрель-
цов следующим образом: «...будет де начнете о том об
недостаточном твоем государеве жалованье на Москве... бить
челом, и вам де есть на Москве образец Сибирь, так же как
ваша братья, служилые люди, с Москвы посыланы в сибир-
ские города и меж гор в пропастех поустроены. И о том,
государь, о недостаточном твоем государеве царьском жало-
ванье тебе, государю, на Москве и по ся места мы, холопы
твои, не смели бита челом: боимся, государь, таких же
ссылок, как, государь, природные твои государевы люди
москвичи и служилые разных чинов с Москвы в ссылки
поразосланы, и многие християнские души помучены, и
палицами побиты, а иные в воду потоплены». По сообщению
Поммеринга от 18 апреля 1649 г., несколько сот московских
стрельцов были сосланы в Сибирь, и в Пскове могли знать
об этом42. Слухи о зверских расправах со служилыми людьми
в Сибири были нелепостью, однако подобное умонастрое-
ние достаточно характерно для человека эпохи средневеко-
вья, перед взором которого всякая отдаленная территория
представлялась преддверием ада.
Средоточием и центром православной вселенной русско-
го человека XVII в. была особа царя и государя всея Руси. Ход
дел в стране, нравственное состояние общества в представ-
лении людей всецело зависели от царя. Русский царь,
считали его подданные, гораздо выше всех иностранных
государей, прежде всего потому, что он благочестив, то есть
православного исповедания. Смена царствующей династии
в годы смутного времени тяжело отразилась на престиже
царского имени, прежде всего в самой России. Эпоха цар-
ствования Рюриковичей стала восприниматься как эталон,
а подлинным «золотым веком» в исторической ретроспекти-
ве предстало царствование Ивана Грозного. «О славных
временах, когда грозный государь счел возможным догово-
риться» с казаками Ермака, упоминали восставшие жители
Томска в 1649 г.43
- 222 -
Псковичи тоже с именем Ивана IV связывали истинно
национальную политику: «А преж, государь, сего блаженные
памяти прадеду твоему, великому государю царю и великому
князю Ивану Васильевичу всея Руси, служили ему государю
мы ж руские люди дворяне и дети боярские и казаки и
стрельцы, а Литва, государь, и немцы, райтары и солдаты у
него, праведного государя, не служивали, и сам он, государь
под многие государства и городы войною ходил, и государ-
ства и городы имал с рускими людьми, а не с ыноземцы, а
их государь жаловал своим государевым царским полным
жалованьем без убавки». Явно идеализированное представ-
ление об Иване Грозном расходилось с реальными фактами,
и в ответной царской грамоте содержалось разъяснение, что
предкам царя Алексея «служили цари ицаревичи, и король
Арцымагнус и многие иноземцы розных государств, и король
Арцымагнус и городы Лифлянские многие поймал»44.
Царь Алексей Михайлович, по мнению псковичей, уже не
внушал трепета иностранцам. Посадский человек Никита
Иевлев привез из Ивангорода слух о выставленных в Швеции
на всеобщее обозрение плакатах, где были изображены
шведская королева Кристина, стоящая с мечом над «правед-
ным надежей» царем Алексеем. Если уж в челобитной на имя
царя псковичи осмелились намекнуть на его недостаточный
авторитет, то в неподцензурных беседах они давали полную
волю языку. Примечательная сцена произошла в Пскове во
время чтения в городе царской грамоты от 19 мая. Казак
Снякин на следствии рассказал следующее: «И как учели
твою государеву грамоту пред народом честь и до половины
вычли, а народ, все православные християне, молчали. И не
выслушав до конца твоей государевой грамоты, земской
староста Гаврилко Демидов и про тобя, великого государя...
сказал нелепое слово, чево нам страшно и подумать. И я с
своими товарищами, услышав у него, Гаврилки, такое неле-
пое слово, и его учели бита. И воры и мятежники, которые
с ним, Гаврилкою, за него, Гаврилку, стали, и меня били не
на живот, на смерть, обухами и пищальными стволами и
тиннами, и замертво меня, Никифорка, вкинули в тюрьму»45.
Таким образом, несмотря на то что в Пскове 1650 г.
отсутствовало табу на осуждение царя и его политики, в
- 223 -
целом именно фигура Алексея Михайловича была безуслов-
ным лвдером общественного мнения. К нему обращались с
челобитной, наполненной жалобами на плохое управление
городом и ошибки во внутренней и внешней политике.
Самый тон Большой челобитной не оставлял сомнений в
верноподданнической позиции большинства Горожан, да и
задачу челобитной они видели в том, чтобы доказать, что они
не изменники, а, наоборот, «прямят» государю. Как показал
Н.Н. Покровский, аналогичная доминанта была характерна
и для политических взглядов восставших жителей Томска,
которые выражали убежденность, что «настало самое удоб-
ное время, опираясь на поддержку «праведного государя»,
одолеть изменников-бояр, воевод и приказных, заменить их
разорительное всевластие добрым мирским, земским управ-
лением»46. Лидером общественного мнения в восставшем
Пскове являлся и дядя царя Н. И. Романов, которого
псковичи просили прислать к ним «для сыску и расправы»:
«а будет ты, праведная надежа, государь и великий князь
Алексей Михайлович всеа Русии, сему нашему всемирному
градцкому челобитью не поверишь..., и на милость предложи
и для того подлинного дела и сыску пришли, государь, к нам
в свою государеву отчину во Псков своего великого боярина
Никиту Ивановича Романова, который тебе, праведному
государю о всем радеет и о земли болит...».
Сознание средневекового человека строилось на антино-
миях, поэтому каждое позитивное явление социальной
жизни имело изнанку, и всякому герою противостоял анти-
герой. Таким антигероем в России середины XVII в. был
теневой правитель боярин Борис Иванович Морозов. С
именем Морозова связывали рост налогов и злоупотребле-
ния администрации еще участники Московского восстания
1648 г., и псковичи также приписывали Морозову преступ-
ные намерения. В челобитной на имя царя было изложено
содержание «речей» шведского подданного Григория Ами-
нева: «...как де будут немцы подо Псков, из Москвы де было
быть твоему государеву боярину Борису Ивановичу Морозо-
ву на выручку, а ему де было здать Псков немцом без бою»47.
Версия о предательстве Морозова ярко характеризует
менталитет восставших горожан. Обычная монархическая
-224-
идеологема о добром царе и злых боярах в данном случае
трансформировалась в миф о предателе, готовом во имя
сохранения власти разрушить территориальную целостность
страны. В царской грамоте от 19 мая апологии Морозова
посвящен внушительный фрагмент. Дьяки напомнили пско-
вичам, что именно дядя боярина Василий Петрович Морозов
«в приход свейского кораля во Пскове в осаде сидел и от
короля Псков отсидел». Сам же Борис Морозов, как сказано
в грамоте, «будучи у нас великого государя в дядьках, отставя
дом свой и приятелей, был у нас безотступно, и нам служил,
и нашего государского здоровья остерегал накрепко, да и
посяместа нам служит верно и о наших и земских делах
радеет»48.
Сравнение Большой челобитной и ответной царской
грамоты позволяет иначе поставить и решить многие вопро-
сы. В Возникновении и развитии восстания решающую роль
сыграли конъюнктурные обстоятельства, связанные со стра-
хами средневекового человека. Это были страх голода, страх
перёд возможной войной, тотальное недоверие к власти.
Наложившись на извечное недовольство горожан своим
положением, ожидания и страхи породили всплеск эмоций,
что в конечном итоге привело к мятежу. Искаженная инфор-
мация подогревала недовольство и привела к формированию
в сознании горожан неадекватной картины всеобщей крамо-
лы.
Как пишет Б.А. Успенский, «для описания языка неко-
торого Историко-культурного ареала особенно показательны
конфликты, контроверсные ситуации, обусловленные стол-
кновением разных языков по отношению к одной и той же
действительности и обнаруживающие вообще неадекватное
восприятие одних и тех же событий...»49. Дискуссия пскови-
чей и московского правительства представляет собой другой
пример, когда горожане и чиновники основываясь на одних
и тех же понятиях, создавали разные образы действительно-
сти. Истиной в последней инстанции для служилых и тяглых
людей выступал царь, и, таким образом, идеология мятеж-
ного Пскова оказалась не в состоянии вырваться из тисков
средневекового сознания.
- 225 -
Ход событий в марте — июне
В середине марта в Псковской земской избе сменилась
власть. Вместо Семена Меншикова и Ивана Подреза всего-
родными старостами были избраны антимосковски на-
строенные Гаврила Демидов и Михаил Мошницын50. Вес-
ной 1650 г. сложилась структура управления восставшего
города. Формально высшим органом власти был сход посад-
ской общины, называемый в источниках «мир», «скоп» или
«сонмище». Горожане собирались на площади у Рыбницких
ворот на месте старого торга по звону колокола. «В мир»
читали грамоты, привезенные посланниками от царя, мит-
рополита и Хованского; перед «миром» оглашали содержа-
ние грамот, отправляемых от «всего Пскова» в другие города.
Оперативные вопросы решались на заседаниях всегородной,
или земской, избы. В ее состав входили земские старосты и
выборные люди, выбиравшиеся по сословному признаку.
От трех стрелецких приказов выбирались три выборных
человека, три священника представляли духовенство, псков-
ское дворянство представлял помещик Иван Чиркин. По
данным Г. Воронцова-Вельяминова, в земской избе заседали
шесть посадских людей, но, судя по количеству сотен в
Пскове, представителей посажан в Пскове должно было
быть десять. М.Н. Тихомиров писал, что «устройство вос-
ставшего Пскова поражает своим сходством с более ранним
временем эпохи псковской самостоятельности». Он же про-
вел сопоставление мирского схода с вечевым собранием,
всегородной избы с «господой», а всегородных старост — с
псковскими посадниками51. Это, безусловно, весьма произ-
вольное сравнение. За прошедшие полтораста лет псковичи
утратили традиции вечевого самоуправления — и по причине
полной смены правящей элиты в XVI в., и из-за жесткого
давления московской администрации. Ни водном докумен-
те 1650 г. республиканские институты власти не упомина-
лись, а сами псковичи в челобитной называли себя холопами
государя. Восстание 1650 г., скорее, отождествлялось совре-
менниками с событиями Смуты начала XVII в., и опочецкий
казак Мокейко Юрьев в 1651 г. называл его «смутным
мятежом» и «смутным временем».
- 226 -
«Смутный мятеж» усугубила и смена воеводской админи-
страции: 25 марта вместо воеводы Собакина в Псков явился
новый глава администрации князь Василий Петрович Львов.
Смена воеводы дала псковичам легальную возможность
арестовать Собакина, который стал своеобразным заложни-
ком, гарантировавшим неприкосновенность отправленных в
Москву челобитчиков. Уже 28 марта в съезжей избе произо-
шел конфликт нового воеводы с руководителями восстания,
которые потребовали выдать им порох и свинец. Воевода
отказался выполнить требование, сославшись на отсутствие
угрозы из-за рубежа. Стрелец Коза заявил, что псковичи
боятся «московского рубежа»: «с немцами нам войны нет, но
нам те немцы, которые с Москвы будут по наши головы».
Передав под угрозой расправы ключи от городских ворот
старостам, воевода фактически перестал влиять на положе-
ние в городе. 30 марта в Псков прибыл для расследования
причин бунта окольничий князь Ф.Ф. Волконский. Он
остановился на дворе гостя Емельянова, и это обстоятель-
ство стало решающим доводом для обвинения его в измене.
Волконский был схвачен в Троицком соборе и жестоко избит
по дороге на площадь. Изъятый у государева посланника
наказ стали читать вслух и, дойдя до фразы о казни «воров
и заводчиков», прервали чтение из-за того, что толпа горо-
жан и стрельцов попыталась схватить Волконского. Послан-
ника ударили топором, арестовали и подвергли допросу52.
В Москве долго не могли прийти к определенному
мнению о способах борьбы с мятежом. Видимо, Боярская
дума сочла необходимым подавить мятеж военной силой, и
для Подавления восстания на Северо-Запад был отправлен
отряд воеводы Ивана Никитича Хованского. Новгородский
митрополит Никон, при активном содействии которого
подавили мятеж в Новгороде, полагал, что правительство не
должно стремиться к безусловному подавлению восстания и
требовать выдачи руководителей. Еще в начале мая Никон
прислал в Псков своего стряпчего Богдана Сназина с пред-
ложением «принести свои вины государю». В дальнейшем
Никон выступал за полное прощение не только рядовых
псковичей, но и руководителей восстания53.
12 мая псковские челобитчики излагали содержание
-227 -
Большой челобитной перед царем и Боярской думой. Поме-
щик Г. Воронцов-Вельяминов, представлявший псковских
дворян, заявил что они «к челобитной руки приложили в
неволю, потому что мирские люди захватили их врознь,
поневелику». Воронцов же назвал имена «пущих воров
заводчиков»: площадного подьячего Томилко Слепого, семе-
рых стрельцов во главе с Прошкой Козой, трех посадских
людей, двух священников, новых всегородных старост Гав-
рилу Демидова и Михаила Мошницына, трех стрелецких
пятидесятников, двух казаков, священника Георгиевской
церкви с Болота Якова. Большинство же посадских людей,
заседавших в земской избе, по словам Воронцова, «к воров-
ству не пристают, сидят молча»54. Общение с представителя-
ми верховной власти оказалось большим искушением, и
четверо из восьми челобитчиков во главе с Воронцовым
перешли на сторону правительства.
В апреле воевода Хованский подавил восстание в Новго-
роде, и 28 мая его отряд численностью 2700 человек подошел
к Пскову. Понимая невозможность вести правильную осаду
города столь малыми силами, Хованский поспешил занять
ключевые пункты на путях к Пскову. К востоку от города в
Никольском Любятовском монастыре воевода оставил 700
человек, а в Снетогорском монастыре он встал сам с отрядом
в 2 тыс. человек. Между погостом Л юбятово и Снятной горой
Хованский поставил деревянный острог, второй острог
поставили на левом берегу Великой против Снетогорского
монастыря. Псков оказался в затруднительной ситуации. С
одной стороны, было очевидно, что правительственные
войска не в состоянии не только взять Псков штурмом, но
и нанести ему сколько-нибудь существенный вред. В городе
складывалось мнение о необходимости держаться до конца:
«Хотя бы и большая сила ко Пскову пришла, так не сдадимся:
города вскоре не разобьют и не возьмут, а нам в городе есть
С чем сидеть, хлеба и запасов будет лет на десять». Тем не
менее руководители восстания осознавали, что без помощи
извне удержаться будет трудно. Связи правящей элиты с
Швецией подталкивали горожан к завязыванию отношений
с Польшей, и уже в июне псковичи говорили посланному от
Хованского дворянину Бестужеву: «У вас немцы, а нам
- 228 -
псковичам, если какая немера будет, то у нас будут поляки
для выручки». Псковичи составили грамоту к польскому
королю с просьбой о помощи, но она вызвала протест
посадской общины и так и не была отправлена.
Действия восставших становились нелогичными и немо-
тивированными. С одной стороны, продолжались бессмыс-
леннее в своей жестокости эксцессы. Присланных в Псков
двенадцать дворян во главе с Саввой Бестужевым подвергли
допросу во всегородной избе И ограбили. Бестужева казнили,
девять человек из его делегации посадили в тюрьму, а двоих
отпустили к Хованскому”. С другой стороны, Псковичи не
оставляли мысли о примирении с Москвой при условии
выполнения их требований. Военные действия под Псковом
принимали между тем все более широкие масштабы. 18 июня
отряд, состоявший из стрельцов и служилых людей, попы-
тался уничтожить один их острожков Хованского, но потер-
пел прражение и отступил к городу под защиту артиллерии.
Первые неудачи псковичей озлобили руководство восстав-
ших. Гавриле Демидову допрошенные Кузьмины приписы-
вали следующие слова, обращенные к служилым людям:
«увидим, как станете битца, а только станете битца худо, и
всех де побьем до смерти»56.
Усмирение «смуты»
Слабость восставших ярко проявилась в сражении на
Завеличье 12 июля. Отряды псковских казаков, стрельцов и
посадских людей, вооруженных полковыми и затинными
пйщалями, двинулись на штурм острожка, стоящего на
берегу Великой против Снетогорского монастыря. Хованс-
кий Оперативно переправился с главными силами на левый
берег Великой и вступил в бой с «ворами». Поскольку
большая часть восставших двигалась в пешем строю, Хован-
ский приказал спешиться великолукским казакам, которые
вместе с новгородскими и Опочецкими стрельцами защли во
фланг нападавшим со стороны реки. Одновременно по
приказу воеводы конные сотни нанесли лобовой удар по
отрядам восставших и опрокинули их боевые порядки.
- 229 -
Началось паническое отступление псковичей, которых «по-
били и побивали до самого города, и живых многих поймали,
и снаряд и знамена отбили...». По подсчетам Хованского,
возможно, завышенным, восставшие потеряли в бою более
300 человек убитыми и 40 пленными57. На следующий день,
13 июля 1650 г., угроза Демидова была приведена в исполне-
ние и 10 дворян, признанных виновными в неудачной
организации сражения, казнили.
Но в целом классовый конфликт не был определяющим
ни для городского движения, ни в случаях насилия в
сельской округе. Тихомирову, приведшему случаи грабежа
помещичьих усадеб и убийств помещиков, не удалось дока-
зать, что это были крестьянские восстания. Напротив,
источники недвусмысленно свидетельствуют о том, что в
Псковском, Пусторжевском, Порховском уездах действова-
ли казацко-стрелецкие отряды из Пскова, иногда включав-
шие в свой состав холопов тех же казаков. Достоверно
известно об убийстве в своих поместьях дворян Бешенцева,
Неклюдова, Ногина и псковского гостя Никулы Хозина,
который в 1650 г. должен был быть уже очень пожилым
человеком (впервые отмечен в источниках в 1614 г.) Однако
эти расправы скорее всего были осуществлены на почве
сведения счетов, поскольку в записи о заседании Земского
собора говорится, что убийства осуществили сами же «дво-
ряне и дети боярские воры и изменники». О настроениях
крестьянства свидетельствует курьезный случай, о котором
сообщал взятый 12 июля в плен Петр Пивоваров. В Псков
явился дворцовый крестьянин из деревни Севелья, обещав-
ший собрать и привести в город отряд из 500 крестьян.
Псковичи дали ему лошадь, ружье и письмо к крестьянам,
но предприимчивый крестьянин бесследно скрылся, «а
скоро он будет и где станет збирать людей, того он не
ведает»58. Грабежи казаков наносили ущерб не только поме-
щикам, но и крестьянам, и Псков, равно как и пригороды,
поддержавшие восстание, продолжал оставаться в изоляции.
Отдельным сюжетом истории восстания является попыт-
ка руководителей земской избы установить связь с правящи-
ми кругами Польско-литовского государства. М.Н. Тихоми-
ров связал «идеи сепаратизма», обсуждавшиеся в Пскове, с
- 230 -
«эпохой псковской самостоятельности»59. Однако в истории
Пскова был гораздо более поздний эпизод, когда в начале
XVII в., в период Смуты, псковичи признали власть Лжед-
митрия II и пригласили в Псков его воевод — Валуева и
Лисовского. Думается, что Г. Демидов и его соратники в их
попытках связаться с Литвой руководствовались именно
этими относительно недавними событиями. Наиболее дос-
товерно и информативно сообщение площадного подьячего
3. Осипова, служившего в период восстания во всегородной
избе земским дьяком. Судя по его сообщению, первая
попытка Демидова завязать сношения с поляками относится
еще к началу апреля: «Гаврило Демидов... приказал мне,
холопу твоему, позабыв божий страх и отлучився твоего
крестного целования, писать к литовскому королю лист о
помочи ратных людей о пяти тысячах». Из допроса Осипова
следует, что инициаторами измены были четыре человека:
Демидов, Устинов, Климов и Сорокоалтынов. Однако ни
всегородная изба, ни мирское собрание попытку начать
переговоры не поддержали.
Тогда Демидов и его сообщники пошли по другому пути.
Как совершенно справедливо заключил М.Н. Тихомиров, в
июне 1650 г. общественное мнение города подготавливалось
к началу переговоров с Литвой60. В июне расспросам в
земской избе подвергались пришлые люди, в том числе
купцы из Речи Посполитой, распространявшие нелепые
слухи об отсутствии царя в Москве и его отъезде в Литву, о
походе на Псков некоего литовского пана из Лужи (Лудзы).
Неудачное сражение 12 июля ускорило попытки связаться с
Литвой, и в конце июля из Пскова в Литву был отправлен
стрелец нанимать тысячу человек конницы. В Пскове рас-
пространялись сведения, что нанятый отряд уже пришел в
Полоцк. Взятый в плен Марчко Половинкин, участник
грабежей казацко-стрелецкого отряда из Пскова, говорил о
том, что в конце июля некий «литвин» привез в Псков три-
четыре бочки пороха и вместе с другими купцами вел
пролитовскую агитацию. Аргументы литовцев, в понимании
Марка, сводились к тому, что «на Москве от бояр измена»,
поэтому псковичи «стоят за правду», царь же находится в
Литве и нанимает людей для похода на помощь Пскову61.
- 231 -
Однако все эти слухи отошли на второй план после
получения в Пскове грамоты о направлении к ним посоль-
ства во главе с коломенским архиепископом Рафаилом.
Политика Москвы по отношению к Пскову постепенно
смягчалась. Еще в царской грамоте от 20 июня власти писали
«во Псков ко всяких чинов людем, чтобы они б обратились
и ко государю вины свои принесли, и мятежников, которые
их на всякое дурное учат, отдали всего четырех человек». Но
разгоравшиеся военные действия настолько встревожили
Москву, что 4 и 26 июля в Кремле состоялись заседания
Земского собора по поводу усмирения псковского бунта.
Собор 1650 г. был далеко не самым представительным. Его
составили освященный собор, государев двор, выборные
дворяне из городов, приехавшие на летние службы, предста-
вители московских посадских людей.
Собор выработал программу действий против восставше-
го Пскова, включавшую в себя как военные меры, так и
попытки достижения компромисса. При этом Земский со-
бор оказался в сложном положении. Соборное уложение
1649 г. предписывало применять к участникам мятежа ис-
ключительную меру наказания. Статья 21 главы 2 Уложения
гласит: «А кто учнет к царьскому величеству, или на его
государевых бояр, и околничих, и думных и ближних людей,
и в городех и в полкех на воевод, и на приказных людей, или
на кого ни буди приходите скопом и заговором, и учнуткого
грабити или побивати, и тех людей, кто так учинит, за то
потому же казнити смертию безо всякие пощады». Такую же
меру наказания предписывалось применять в статье 13 главы
22: «А которые воры чинят в людех смуту и затевают на многих
людей своим воровским умышлением затейные дела, и таких
воров за такое их воровство казнити смертию»62. Псковское
восстание уже на начальном своем этапе (до конца марта
1650 г.) полностью подпадало под классификацию Уложе-
ния, и его участники подлежали смертной казни. Все
последующие действия восставших, в особенности попытки
Демидова получить военную помощь из Литвы, а также
открытые военные действия против правительственных войск,
в еще большей степени усугубляли вину псковичей. Но в
Москве хорошо понимали, что даже угроза применения
- 232 -
репрессивных мер против Пскова приведет лишь к эскала-
ции конфликта. Поэтому постановления Собора относи-
тельно Пскова были прямым отступлением от закона.
9-м июля 1650 г. датирован список делегации, которая
отправилась в Псков для переговоров с бунтовщиками. Во
главе делегации стоял епископ Коломенский и Каширский
Рафаил, сопровождаемый двенадцатью выборными людьми
из дворян и московских посадских людей. И запись о
заседании земского собора, и наказ епископу Рафаилу от 26
июля предусматривали прощение рядовым участникам бун-
та и «государеву волю» в отношении четырех руководителей
восстания®3. Особую позицию занял новгородский митропо-
лит Никон. Кровно заинтересованный в немедленном пре-
кращении восстания, Никон в своей отписке от 4 августа
попытался убедить царя в том, что «у пскович учинено
укрепленье великое и крестное целованье было, что друг
друга не подать и стоять за одно, а те государь четыре
человека воры во Пскове владетельны, и во всем их псковские
воры слушают». Никон прогнозировал, что псковичи не
выдадут руководителей восстания, что приведет к дальней-
шему разорению северо-западных земель. Отписка митропо-
лита заканчивалась рекомендацией «тем четырем человеком
пущим вором псковичем вместо смерти живот дать и в их
страдничье вине простить»64.
После неудачного сражения 12 июля обстановка в Пскове
стала обостряться. Для большинства посадских людей и
многих стрельцов становилась очевидным безвыходность
положения. Первыми высказали открытое недовольство
стрельцы Полонищского приказа. В ответ на упреки стрель-
цов Рогалевского и Турова приказов в том, что их соратники
«бьются оплошно», стрельцы-полонищане заявили, что «ни
для чего Де нам стоять за воров и кровь напрасная проливать».
В городе назревало недовольство самоуправством Демидова,
который в конце июля был арестован на три дня. Марчко
Половинкин в допросе рассказал: «Да и старосту Гаврилку
Леонтиева сажали в норму за пьянство всем городом.», А
сидел де он Гаврилка в норме всево дня с три и, держав ево,
выпустили и велели ему сидеть во всегородной по прежне-
му»65. В начале августа Гаврилу Демидова и Михаила Мошни-
- 233 -
цына сместили с постов всегородных старост и к власти в
городе пришли умеренные слои населения, представленные
новыми старостами — Михаилом Русиновым, Анкидином
Гдовленином, Львом Бочаром и Федором Сапожником.
Между тем положение города стало критическим. В своей
отписке от 19 августа Хованский докладывал об установле-
нии полной блокады Пскова. 15 августа он получил долгож-
данное подкрепление — 1300 солдат заонежских погостов во
главе со Степаном Елагиным и полковником М. Кормихе-
лем. В течение четырех дней были перекрыты все дороги из
города, и, как писал Хованский, «учинилась Пскову крепкая
осада и большая теснота, не токмо что скотины какой
выгнать из города, никакому человеку никоторыми обычаи
вытти из города было немочно...»66. 17 августа в Псков
прибыло посольство Земского собора во главе с архиеписко-
пом Рафаилом, и военные действия прекратились. Посоль-
ство встречали выборные люди и псковский епископ Мака-
рий у Петровских ворот с чудотворной иконой Богородицы
Печерского монастыря. 17—19 августа между делегацией и
псковичами шли переговоры о будущем крестном целова-
нии, сопровождаемые торжественной службой в Троицком
соборе, чтением вслух царской грамоты с соборной паперти.
Беспокойство горожан вызывали два обстоятельства. Во-
первых, в царской грамоте было написано, что псковичи
просили военной помощи у польского короля и писали к
нему «лист». Горожане вначале категорически требовали
исключить этот пункт из текста крестоцеловальной записи,
и лишь 19 августа согласились оставить «изменную статью о
королевском листу», но сделать приписку, что «де та статья
взведена на них ложно». Во-вторых, псковичи требовали
отвести от города войска Хованского и лишь после клятвен-
ного обещания Рафаила и выборных сделать это после
крестоцелования согласились переприсягать.
Присяга, сопровождавшаяся крестоцелованием в Троиц-
ком соборе, проходила 20—24 августа. 20 августа целовали
крест выборные люди из Земской избы, казаки, пушкари,
подьячие. 21 августа приносили присягу стрельцы и выбор-
ные посадские люди из псковских сотен, которые, по
-234-
выражению Рафаила, «государева указу и нас слушают, чтоб
мятеж утолить». Впрочем, «слушали» царскую волю не все:
некий поп Евсей призывал «креста не целовать», однако
голоса оппозиционеров уже не были слышны. Только после
этого к крестоцелованию пошли рядовые горожане. До 24
августа присягнули на верность государю более 3 тыс.
человек — главным образом главы семей67. В тот же день, 24
августа, Хованский снял осаду и начал отвод войск к
Новгороду. Ключевую роль в усмирении Смуты сыграл
Рафаил, который сформировал делегацию челобитчиков из
посадских людей и служилых людей по прибору. Помимо
нового всегородного старосты Анкидина Гдовленина в со-
став делегации вошел один из городских «старейшин» —
Иван Шамра, впервые упомянутый в материалах обыска
1617 г. и выполнявший обязанности всегородного старосты
еще в 1628 г. (подробнее см. гл. 6).
Таким образом, восстание было прекращено путем дос-
тижения компромисса и полного прощения вины мятежни-
ков. Трудно сказать, предприняло бы правительство арест
руководителей восстания осенью 1650 г., если бы они не
принялись за старое. В докладной выписке 1653 г. содержит-
ся рассказ об антиправительственной агитации, которую
вели прежние руководители восстания осенью 1650 г. «После
крестного целованья прежние воры и заводчики псковские
стрельцы Прошка Коза, Иевко Копыто, Микитка Сорокоум,
Ивашка Клобучков с товарыщи завели прежней свой воров-
ской завод и злой умысел: стали ходить в городе и по улицам
днем и по ночам скопом и заговором с ружьем и говорили
всякие смутные прежние свои воровские слова, и пскович
всяких чинов людей учали наговаривать на всякие злые дела
и на прежней воровской завод, чтоб мятеж завесть и крово-
пролитье по-прежнему, и хотели бить в сполошной колокол
и городе учинить смуту, и стрельцы всех приказов тех воров
поймав привели в Съезжую избу». Всего в ноябре 1650 г. было
арестовано 8 человек: Гаврила Демидов, Томила Слепой,
Прокофий Коза, Иев Копыто, Никита Сорокоум, Иван
Клобучков, Борис Шапошник, Офрем Артемьев Семяков.
Арестованных руководителей восстания заключили под стражу
в тюрьме Новгорода, а их семьи определили на постой на
дворах новгородского посада68.
- 235 -
hit
Восстание 1650 г. в Пскове было одним из наиболее
острых проявлений социальных конфликтов в России XVII в.
Возникшее в значительной степени под влиянием конъюн-
ктурных обстоятельств, связанных с экстраординарной за-
купкой зерна, движение в Пскове к апрелю 1650 г. переросло
стадию бунта и приняло организованные формы. В ходе
вооруженного противостояния с правительственной армией
вожди восстания осуществили казни дворян, заподозренных
в предательстве, произвели временную конфискацию лоша-
дей для вылазок и частичную конфискацию зерна. Само
восстание в большей мере было противостоянием провин-
ции и столицы, где характер претензий определялся степе-
нью насилия, применяемого центром для достижения своих
целей. Все сказанное выше позволяет сделать предположе-
ние о непосредственной Преемственности восстания 1650 г.
и Смуты начала XVII в. Ведущая роль стрельцов в городском
движении, участие в борьбе с правительственными войсками
дворян, попытки связаться с правящими кругами Польско-
литовского государства явно возвращают нас к началу XVII
столетия, где и нужно искать истоки бунта.
1	Голубцов И.А. К истории податной реформы 1679-1681 гг. // ИА.
1959. № 5. С. 163.
2	Водарский Я.Е. Численность и размещение посадского населения
в России во второй половине XVII в. // Города феодальной России. М.,
1966. С. 271-297.
3	Смирнов П.П. Посадские люди и их классовая борьба до середины
XVII в. М.; Л., 1948. Т. 2. С. 712; Голубцов И.А. К истории податной
реформы 1679—1681 гг. С. 158; Масленникова Н.Н., Проскурякова Г.В. К
изучению облика Пскова XVI—XVII вв. // Археология и история Пскова
и Псковской земли. Псков, 1988. С. 7-9.
4	Аракчеев ЛА. Посадское население Пскова по переписи 1678 г. //
Вестник Псковского вольного университета. 1994. Т. 1. № 1. С. 99-103.
5	РГАДА. Ф. 1209. On. 1. Кн. 8498. Л. 294-424; Кн. 8499. Л. 59-196.
6	Там же. Кн. 8499. Л. 59; Седашев В.И. Очерки и материалы по
истории землевладения Московской Руси XVII в. М., 1912. С. 207-211.
7	РГАДА. Ф. 1209. On. 1. Кн. 8499. Л. 59, 112.	,
8	Там же. Л. 152 об.
’ Там же. Кн. 8498. Л. 424; Смирнов П.П. Посадские люди... Т. 2. С. 453.
10 Водарский Я.Е. Численность и размещение... С. 280.
-236 -
“ РГАДА. Ф. 1209. On. 1. Кн. 8499. Л. 135 об.
12	Акты писцового дела. Т. 2. М., 1917. Ne 46. С. 105—106; Следствен-
ное дело о князе Д.М. Пожарском...// ЧОИДР. 1870. Январь - март. Кн.
1. М., 1870. С. 33-135.
12	РГАДА. Ф. 1209. On. 1. Кн. 8500. Л. 1, 156.
14	Мержанова К.Л. Численность населения средневекового города:
Возможности реконструкции (на примере Пскова) // СА. 1991. № 4.
С. 112; Постников А.Б. Население Пскова по переписным книгам Петров-
ского времени // Псков: Памяти Ю.П. Спегальского. Псков, 1999. С. 173.
15	Тихонов Ю.А. Социальное расслоение и классовая борьба в
Новгороде второй половины XVII в. // Города феодальной России. М.,
1966. С. 309.
16	Шапиро АЛ. Бобыльство в России в XVI—XVII вв. // История
СССР. 1960. № 3. С. 54-57; Маньков А.Г. Развитие крепостного права в
России во второй половине XVII в. М.; Л., 1962. С. 295-296.
17	РГАДА. Ф. 1209. On. 1. Кн. 8499. Л. 83, 125.
18	Там же. Л. 93.
19	Бродель Ф. Игры обмена. М., 1988. С. 513.
20	Тихомиров М.Н. Псковское восстание 1650 г. // Тихомиров М.Н.
Классовая борьбв в России. М., 1969. С. 23-138.
21	Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского
исторического процесса. М., 1998.
22	Тихомиров М.Н. Псковское восстание 1650 г. С. 29; Шунков В.И.
Ремесло в Пскове и Новгороде по данным сыска 1639-1640 г. // ИЗ. М„
1939. Т. 5. С. 116-117.
23	Покровский Н.Н. Томск. 1648-1649 гг. Воеводская власть и
земские миры. Новосибирск, 1989. С. 369.
24	Дюби Ж. Развитие исторических исследований во Франции после
1950 года // Одиссей. Человек в истории. 1991. М., 1991. С. 55—56.
25	Зимин А.А. О методике изучения повествовательных источников
XVI в. // Источниковедение отечественной истории. Вып. 1. М., 1973. С.
209-211; Тартаковский А.Г. Показания русских очевидцев о пребывании
французов в Москве в 1812 г. // Источниковедение отечественной истории.
Вып. 1. С. 235, 246; Доби Ж. Развитие исторических исследований... С. 56.
26	Успенский Б.А. HISTORIA SUB SPECIE SEMIOTICAE // Из
истории русской культуры. Т. 3 (XVII - начало XVIII в.). М., 1996. С. 519.
27	Тихомиров М.Н. Псковское восстание 1650 г. С. 50; История
Швеции. М., 1974. С. 191-192.
28	Тихомиров М.Н. Документы Псковского восстания и Земского собора
1650 г. // Тихомиров М.Н. Классовая борьба в России. М., 1969. С. 243.
29	Якубов К.И. Россия и Швеция в первой половине XVII в. // Чтения
ОИДР. 1898. Кн. 1. С. 341-342, 362.
30	Февр Л. Бои за историю. М., 1991. С. 420
31	Якубов К.И. Россия и Швеция... С. 355; Тихомиров М.Н. Псковское
восстание... С. 247.
32	Якубов К.И. Россия и Швеция.... С. 343.
33	Уваров П.Ю. Париж XV и.: События, оценки, мнения // Одиссей.
Человек в истории. 1993. М., 1994. С. 187.
- 237 -
34	Тихомиров М.Н. Документы Псковского восстания и Земского
собора 1650 г. С. 246.
35	Якубов К.И. Россия и Швеция... С. 345—346.
36	Мятежное время: Следственное дело о Новгородском восстании
1650 г. СПб.; Кишинев. 2001. С. 4.
37	Там же. С. 45, 184.
38	Якубов К.И. Россия и Швеция... С. 352.
39	Там же.
40	ДАИ. СПб., 1848. Т. 3. № 36. С. 122.
41	Якубов К.И. Россия и Швеция... С. 359
42	Там же. С. 360, 426-427, 447.
43	Покровский Н.Н. Томск. С. 169.
44	Там же. С. 358; Тихомиров М.Н. Документы Псковского восста-
ния... С. 251.
45	Тихомиров М.Н. Псковское восстание...С. 80.
46	Покровский Н.Н. Томск. С. 371.
47	Якубов К.И. Россия и Швеция... С. 365, 352.
48	Тихомиров М.Н. Документы Псковского восстания...С. 254.
49	Успенский Б.А. HISTORIA SUB SPECIE SEMIOTICAE. С. 519.
50	РГАДА Ф. 141. Приказные дела старых лет Оп. 2. 1650 г. Д. 71. Л. 3.
51	Тихомиров МН. Псковское восстание 1650 г. С. 85.
52	Якубов К. И. Россиян Швеция.. С. 323—324,325—329,335—339,367—369.
53	Тихомиров М.Н. Документы Псковского восстания...С. 275—276.
54	Якубов К.И. Россия и Швеция... С. 366—369.
55	Тихомиров М.Н. Документы Псковского восстания...С. 268.
56	Тихомиров М.Н. Псковское восстание 1650 г. С. 101—103.
57	Тихомиров М.Н. Документы Псковского восстания...С. 260—261.
58	Тихомиров М.Н. Документы Псковского восстания... С. 269, 263.
59	Тихомиров МН. Псковское восстание 1650 г. С. 104.
60	Там же. С. 104-105.
61	Тихомиров М.Н. Документы Псковского восстания... С. 282.
62	Соборное уложение 1649 г. / Рук. авт. колл. А.Г. Маньков. Л., 1987. С. 21.
63	Тихомиров М.Н. Документы Псковского восстания... С. 269, 271.
64	Там же. С. 275-276.
65	Там же. С. 281.
66	Там же. С. 287-288.
67	Там же. С. 291-296, 302.
68	РГАДА. Ф. 141. Приказные дела старых лет. Оп. 3. 1653 г. Д. 116.
Л. 2-4.
ГЛАВА 8._______________________________________
Повседневная жизнь псковичей
во второй воловине XVII века
Система управления. - Торговля и промыслы псковичей. - Дело
Поганкиных. - Городской воздух свободы. - Псковские стрельцы. -
Смутьяны. - «Заслужили своею кровью».
После восстания 1650 г. административное и экономи-
ческое значение Пскова постепенно падает. Связано это
было с появлением в составе России новых земель, активно
осваивавшихся государством и торгово-промышленным со-
словием — Сибири и Украины. Однако именно к этому
времени относятся хорошо сохранившиеся документы при-
казного делопроизводства, позволяющие достаточно полно
охарактеризовать будни городской жизни и двух основных и
наиболее заметных слоев населения Пскова — посадских
людей и стрельцов.
Система управления
В 1640—1690-х годах в Пскове побывало на воеводстве
более 40 человек1. Среди них были и выдающиеся государ-
ственные деятели, как, например, А.Л. Ордин-Нащокин, и
ничем не выделявшиеся из сонма чиновников и приехавшие
в Псков «покормиться». В 1633—1649 гг. в руках псковских
воевод был сосредоточен суд по гражданским делам; до
1679—1681 гг. воеводы собирали стрелецкую подать, оказы-
вали влияние на сбор кабацких доходов. Ключевую роль в
управлении Псковом играла воеводская канцелярия. После
Смутного времени за канцелярией воевод закрепляется
название съезжей избы. Съезжая изба — это, собственно
говоря, расширившая полномочия и численность аппарата
дьячья изба. Чиновники, работавшие в съезжей избе, дели-
лись на присланных из Москвы дьяков (реже — подьячих с
приписью) и местных подьячих. Городовыми дьяками, как
- 239 -
правило, были молодые чиновники из московских приказов,
недавно пожалованные в дьячий чин. В Псков обычно
присылали двух дьяков, один из которых назначался товари-
щем (заместителем) воеводы.
В псковских уездах имелся внушительный фонд дворцо-
вых земель (более 1200деревень во всех уездах, около 8 % всех
дворцовых крестьян России). Для управления дворцовыми
селами в 1631—1632 гг. был создан Псковский дворцовый
приказ2. Термин «приказ» во второй половине XVII в. стал
определяющим для обозначения государственных учрежде-
ний, и Псковская съезжая изба с 1680-х годов стала имено-
ваться приказной избой, а с 15 мая 1687 г. — приказной
палатой3. Изменения в названии канцелярии были отраже-
нием глубоких структурных и численных изменений в
составе администрации.
Подьячие выполняли разного рода поручения по офор-
млению приказной документации, сбору налогов и иным
делам. В 1640-х годах в Псковской съезжей избе служил 21
подьячий. Число этих чиновников низшего ранга сильно
возросло в конце XVII в.: еще в 1687 г. в Пскове было 28
подьячих, в 1695 г. - 38 человек, а в 1699 г. — уже 54. Причина
роста заключалась в усложнении и умножении количества
дел в начале правления Петра Первого. Именно на вторую
половину 1690тх годов приходятся азовские походы, строи-
тельство флота в Воронеже, подготовка к Северной войне.
По своей квалификации и служебному положению по-
дьячие делились на три категории: старые, средней статьи
и молодые. Их квалификация отчасти зависела от срока
работы в приказной палате. Старый и опытный подьячий
был, конечно, ценным специалистом уже в силу своего
опыта. Среди старых псковских подьячих в 1699 г. было
несколько ветеранов с 30—40-летним стажем: так, Никифор
Агафонов служил в Посольском столе с 1664 г., Мартин
Соболев — в Поместном столе с 1663 г., а Степан Федоров —
в Судном столе даже с 1655 г. Но все же деление этих
чиновников на «старых» и «молодых» отражало не их воз-
раст, а прежде всего служебную годность. Среди «старых»
подьячих мы находим лиц, служивших с 1697 г., то есть всего
- 240 -
2 года. И наоборот, среди «молодых» подьячих встречаются
чиновники, служившие более 20 лет.
Подьячие за свою службу получали жалованье из казны.
Приказная служба финансировалась за счет местных нео-
кладных доходов, заключавших в себя разного рода пошлин-
ные сборы с уголовных и судных дел, с торговли и продажи
недвижимости. Так, за 1689/1690 г. в Пскове было собрано
неокладных доходов на сумму 348 руб. 23 алтына 5 денег4. Чуть
менее половины этой суммы поступило на счет пошлин с
оформления крестьянских крепостей и продажи поместий.
Однако неокладные доходы тратились и на другие нужды,
что сильно отражалось на жаловании подьячих. Постоянный
денежный оклад им давался только после значительного
срока службы. Так, подьячий Денежного стола Савва Емчуж-
ников служил с 1676 г. и еще в 1699 г., то есть после 23 лет
службы, оставался неверстаным (без денежного оклада).
Разумеется, отсутствие денежного оклада еще не означа-
ло отсутствия средств к существованию. Во-первых, невер-
станые подьячие время от времени составляли челобитные
на имя царя о пожаловании их «чем Бог известит» и получали
деньги по разным поводам: поминовения скончавшегося
царя, «ради праздника Светлого Христова Воскресенья» и
тд.5 Во-вторых, следует иметь в виду, что все подьячие
«кормились от дел», то есть, попросту говоря, получали
взятки. Для того чтобы дело быстрее продвинулось, чтобы
нужная бумага пришла на подпись дьяку или воеводе,
просители обязательно приносили подношения подьячим -
«посулы» и «поминки». Таким образом, служба подьячего
Псковской приказной палаты была довольно престижной, а
в случае удачной служебной карьеры и доходной. Старые
подьячие получали оклады от 10 до 27 рублей, что при
наличии небольшого поместья создавало для чиновника
относительное материальное благополучие.
В 1690-х годах в Псковской приказной палате было 5—6
отделений, или «столов». Каждый из них представлял собой
своеобразный департамент, заведовавший определенным
кругом дел. О документации столов приказной палаты дают
представление сметные и расписные списки второй полови-
ны XVII в.
-241 -
Из отделений приказной палаты наибольшее значение
имел Разрядный стол, где ведали обороной города и всей
Псковской земли. Соответственно и документация стола
представляла собой большей частью списки «воинских лю-
дей»: дворян и детей боярских, составлявших поместное
войско, казаков, пушкарей, стрельцов и воротников. Кроме
того, в ведении Разрядного стола состояли «тюремные
сидельцы» — заключенные, находившиеся под следствием.
По количеству подьячих Разрядный стол был самым боль-
шим — в его штате в 1699 г. состояло 17 подьячих6.
Штат Посольского стола состоял всего из трех подьячих,
но его значение в приграничном Пскове было не меньшим.
В ведении Посольского стола находились вопросы сноше-
ний с заграницей — в первую очередь с Швецией, с чьими
владениями в Прибалтике граничила Россия, прием евро-
пейских послов и другие вопросы. Подьячие Посольского
стола часто отправлялись в длительные служебные команди-
ровки за границу. Так, Никифор Агафонов в 1695 г. ездил «для
государского дела за свейский рубеж в Ругодив» (Нарву).
Подьячим Посольского стола помогал в работе переводчик.
В 1691 г. в Псков прислали переводчика с шведского и
немецкого языков Тавияса Мейснера. Его работа оплачива-
лась очень высоко: оклад в 20 руб. и поденный корм давали
в сумме 56 руб. 20 алтын за год. Для сравнения: старый
подьячий Посольского стола Никифор Агафонов имел толь-
ко 16-рублевый оклад, а поденный корм давался подьячим
лишь на время служебных командировок7.
В штате Денежного стола состояло 13 подьячих, занимав-
шихся вопросами сбора налогов и отправки денег в столицу,
казенного строительства и т.д. Собранные с города и уезда
деньги укладывали в «полубочья» и отправляли в сопровож-
дении стрельцов в Москву. В1692-1693 гг. старого подьячего
Гурия Дешкова приставили к строительству каменного зда-
ния Приказной палаты, за что его наградили 4 аршинами
сукна. Подьячие Денежного стола вели приходные книги и
сметные списки, книги кабацких и таможенных пошлин.
Функции Поместного стола заключались в контроле за
состоянием помещичьего землевладения в Псковской земле.
- 242 -
Среди документации стола указаны «36 книг писцовых, и
вотчинных, и даточных, и отказных». В писцовых книгах
регистрировались поместья и вотчины, их хозяйственное
состояние и население. Отказные книги представляли собой
копии с документов об оформлении поместья или вотчины
за тем или иным владельцем. Подьячие Поместного стола
также часто отправлялись в командировки по уездам или в
Москву, как, например Яков Семенов в 1695 г.8
Судный стол занимался рассмотрением разного рода
исков частных лиц к государству и друг к другу. Работа в
Судном столе требовала хорошего знания текущего законо-
дательства, поэтому не случайно подьячий Судного стола
Степан Федоров был самым старым среди подьячих Псков-
ской приказной палаты — он служил с 1655 г., и к 1699 г. стаж
его работы превышал 40 лет. Хлебный стол в Псковской
приказной палате существовал до начала 1690-х годов.
В целом в московскую эпоху местное управление харак-
теризовалось умеренным уровнем бюрократизации. В1695 г.
во всех государственных учреждениях Пскова служили 72
чиновника: 38 подьячих в приказной палате, 19 — в дворцо-
вом приказе, 3 - в таможне, 1 - на кружечном дворе и 11 -
на митрополичьем дворе9. Подобную структуру псковская
администрация сохраняла до начала XVIII в., когда про-
изошли радикальные преобразования в системе центрально-
го и местного управления.
Сферой, где тесно пересекались интересы правящей
бюрократии и посажан, был сбор налогов. Государственные
доходы в России XVII в. делились на «окладные» и «неоклад-
ные». Окладными доходами назывались платежи, которые
высчитывались исходя из обязательных для плательщиков
цифр («оклада»); сюда относились как прямые налоги, так
и кабацкие и таможенные пошлины. Неокладные доходы
состояли из пошлин (печатных, судебных и т.д.), выплачи-
вавшихся истцами и просителями в приказной избе, а также
разного рода случайных, непредвиденных доходов от мелких
кредитных операций, продажи ценностей и т.д.10 Сколько же
налогов собиралось в Пскове в XVI-XVII вв.?
Первые достоверные цифры, относящиеся к 1588— 1589 гг.,
- 243 -
привел Дж. Флетчер: по его данным, «город Псков с его
областью платит каждый год тяглом и податью около 18 000
рублей», а торговых пошлин в Пскове взимается 12 000
рублей. Еще С.М. Середонин показал, что исчисленная
сумма таможенных пошлин входила в состав «тягла и пода-
тей», но даже поступления в 18 тыс. руб. впечатляют: это
составляло около 4,5% от общегосударственного бюджета,
размер доходов которого, по оценочным данным, достигал
400 тыс. рублей11. Моделирование псковского бюджета XVII в.
сопряжено со значительными трудностями. Еще в XIX в.
были введены в научный оборот цифры доходов с Пскова и
его пригородов за 1647/1648 и за 1658/1659 гг. Однако эти
данные не вполне сопоставимы: за 7156 г. известен размер
«государевых четвертных» доходов, а за 7167 — всех доходов
помимо прямых налогов (дани). Из документов Новгородс-
кой четверти, относящихся к 1647/1648 г., известно, что с
Пскова и его пригородов с уездами предполагалось собрать
«по окладу» 13 327 руб. 32 алт. четвертных доходов12. По
видимому, этой суммой покрываются прямые налоги (дан-
ные, полоняничные, ямские деньги) и оброчные платежи за
пользование землями или угодьями.
В приходно-расходной книге Пскова и пригородов 1658/
1659 г. сумма оброчных сборов определена в 2 049 руб. 29 алт.13
Размер оброчных платежей, большая часть которых взима-
лась с рыболовецких угодий, в особенности с Наровской
угревой ловли, мог колебаться, но не будет слишком смелым
предположить, что сбор прямых налогов с Псковской земли
в 1647/1648г. составлял 10— 12тыс. руб. Доходы Псковав 1658/
1659 г. за исключением прямых налогов составляли 20 532
рубля. Если к этой сумме прибавить гипотетически исчис-
ленные 10-Н2 Тыс. данных, полоняничных, стрелецких и
ямских денег, мы получим сумму доходов в 30—32 тыс.
рублей. Это, конечно, оценочная цифра, и она не включает
в свой состав многочисленные экстраординарные налоги,
периодически взимавшиеся с Пскова в XVII в. Доходы
Русского государства в 1680 г. фактически оцениваются в
1 млн 470 тыс. рублей14, и совершенно очевидно уменьшение
доли Пскова в бюджете страны за столетие с 1588—1589 до
-244-
1680 г. Заметно ли падение торгово-промышленного значе-
ния Пскова во второй половине XVII в. по документам,
характеризующим торговлю и промыслы?
Торговля и промыслы псковичей
Мы чрезвычайно мало знаем об обыденной жизни псков-
ских горожан. Псков этого времени бурлил подобно котлу,
в городе кипели страсти, приумножались и рушились состо-
яния, плелись интриги. Стремительное возвышение Поган-
киных было скорее уникальным явлением, а в основном
псковского промышленника заботили куда более заурядные
дела, о чем свидетельствуют красноречивые примеры жизни
псковичей во второй половине XVII века.
В ночь с 4 на 5 мая 1663 г. в Пскове вспыхнул пожар.
Насколько можно судить по донесению псковского воеводы
князя Ф.Ф. Долгорукова, пожар начался на торге в третьем
часу ночи в большом мясном ряду. Пожар оказался необы-
чайно губительным для города; как писал воевода, «в то
пожарное время згорело во Пскове: монастыри, и церкви, и
таможня, и кружечной и гостиной дворы»15. Кружечный и
гостиный дворы располагались вблизи от торга — в кварталах
нынешних улиц Некрасова и Гоголя. Кружечный двор был
центром алкогольной индустрии древнего Пскова. Посколь-
ку в России действовала государственная монополия на
производство и продажу алкогольных напитков, Кружечный
двор принадлежал казне. Но государство не располагало
квалифицированными кадрами для управления своим хо-
зяйством, поэтому производство и продажа алкоголя либо
отдавались на откуп, либо им занимались в порядке повин-
ности рядовые горожане. Посадские люди поочередно зас-
тупали На службу в «царевом кабаке» на год.
В1662 г. на службу кабацким головой на Кружечном дворе
заступил Андрей Ларионов с товарищами. Для заведения
дела, или, как говорили, «на завод», из казны кабацкие
головы получили 5 тыс. рублей, на которые были куплены
вино, пиво и мед для воеводы Репнина. Эти напитки шли на
угощение послов иностранных государств, часто проезжав-
- 245 -
ших через Псков. Кроме того, кабацкие головы стремились
получить прибыль, и здесь уже они вынуждены были
действовать на свой страх и риск. Первым делом Ларионов
с товарищами отправились к кредиторам. Семен Меншиков
выдал головам деньги на покупку вина у шведского купца
Федрика (Фридриха) Балсырева. Ананья Меншиков предо-
ставил кредит в 2 тыс. рублей медными деньгами на покупку
хмеля для варки пива. У купца из Любека Юстерка Вилимо-
нова псковские кабацкие головы взяли большой кредит на
покупку вина в Прибалтике. Наконец, много алкоголя и
ингредиентов товарищи купили в долг у мелких торговцев.
Например, у жителя слободы Печерского Успенского мона-
стыря Ивашки Выморского в марте 1663 г. купили «в завод»
200 пудов меда, у жителя Нарвы Ота Фабянова — 800 ведер
вина.
Пожар на Кружечном дворе стал настоящей катастрофой
для псковичей, служивших головами в 1662—1663 гг. Как
писал воевода Долгоруков, «от того пожару кружечный двор
и всякие заводы: вино, и хлеб, мед, и хмель, да пива 2250
ведер, меду цыжоного 160 ведер, и всякие запасы погорели
без остатку, только вынесено 200 ведер вина»16. Убытки
достигали 5 тыс. рублей — сумма астрономическая по тем
временам. Головы и после пожара продолжали изготавли-
вать и продавать алкоголь, но прибыль была смехотворной:
с 25 июня по 1 сентября 1663 г. сбор составил всего 570 рублей.
Деньги немедленно пошли в платеж кредиторам: 500 рублей
Семену Меншикову и 70 рублей Осипу Хлебникову. Но на
голов наседали другие кредиторы, в особенности иностран-
ные. В Псков пришла царская грамота от 18 марта 1664 г. «к
воеводам ко князю к Федору Ромодановскому с товарыщи,
велено иноземцом деньги доправить на голове Андрее Лари-
онове с товарыщи тотчас, и отдать иноземцом, чтоб в том с
иноземцы ссоры отнюдь не было»17. Выражение «деньги
доправить на ком-либо» в XVII в. означало «взыскать с
имущества должника». В этом случае должника заставляли
продавать вотчину и даже дом. У Андрея Ларионова деньги,
видимо, имелись, но другим псковичам, попавшим в долго-
вое ярмо, зачастую приходилось совсем худо. Современники
- 246 -
осознавали недостатки посадских служб, и А.Л. Ордин-
Нащокин в 1665 г. писал в памяти земским старостам: «все
градцкие сборы вручаны чередным посадцким людем сби-
рать, каковы прилучатца в череду, и укинув на их сбор все
посадцкие люди, чем было в полности быть, в государеве
казне споможенья не чинят, а в недоборех, когда год отойдет,
извыкли челобитьем и сроками отбывать»18. Как гласит
поговорка, «займуя — смеются, а платя долг — плачут».
Такая беда приключилась в 1672 г. с посадским человеком
Михаилом Бахаревым, который был поручителем по откуп-
щикам Якушке Петрове с товарищами, которые также не
вполне удачно вели дела. Убытки разложили пропорцио-
нально по откупщикам и их поручителям, и на долю Бахарева
досталась относительно небольшая сумма — всего 23 рубля,
но денег у Михаила не было. Как писал Бахарев в своей
челобитной на царское имя, «описан в твою великого
государя казну во Пскове дворишко мое... а то мое дворишко
оценено было самою малою дешевою ценою, и не допроса
меня, сироты, то мое дворишко из приказу подьячие... за те
за 20 за 3 рубли продали псковскому воротнику Якутки»19.
Прежнего владельца выбросили на улицу. Как указывал
Бахарев, строение в свое время обошлось ему в 150 рублей,
и челобитчик недоумевал: неужели он не заслужил хотя бы
таких денег своими прежними делами. «И я, сирота твой, —
писал он, обращаясь к царю, — ис того дворишка выгнан вон
напрасно, потому что я, сирота твой, те деньги заслужил
тебе, великому государю, что ездил по твою государеву
пушечную казну в Ругодив»20. К сентябрю Бахарев наконец
нашел деньги для выкупа двора, и слезно умолял царя
вернуть ему двор, а воротнику Якушке деньги, уплаченные
в приказе, принять обратно. Осталось неизвестно, как дьяки
Новгородской четверти в Москве решили это дело.
В XVII в., как и сейчас, выплата налогов была главной
проблемой и головной болью псковичей. Порядок сборов
налогов оставался архаичным: горожане самостоятельно
раскладывали налоги между собой, исходя из объема капи-
тала, вложенного каждым в собственную торгово-промыш-
ленную деятельность. Как писал Григорий Котошихин,
- 247 -
«против той их торговли и промыслов положено царское
тягло, на всякой год, со всякого города, что доведется взяти,
окладами; и те все вышеписанные чины, на кого что
положено, сметяся сами меж собою по своим промыслом и
животом, с кого что взяти, положат на себя сами меж собою;
а кому чего не в мочь платить, збавливают и накладывают на
иных, и выбраны у них бывают для таких дел старосты»21.
Раскладкой налогов в Пскове ведали выборные окладчи-
ки, сменявшиеся ежегодно. Окладчиками выбирались наи-
более состоятельные и уважаемые в городской среде люди,
как, например, купцы Сырников, Русинов и другие. Вели-
чина оклада выражалась не в реальной денежной сумме, а в
относительной доле общегородского оклада. Скажем, если
вся сумма налога с посадской общины приравнивалась к 10
рублям, то доля каждого горожанина могла составить 7-10
«денег». Разумеется, это была только доля от общегородского
платежа, скажем, */200 часть, а реальная сумма налога с
каждого горожанина колебалась в пределах от нескольких
рублей до десятков рублей. Такая система раскладки налогов
предполагала доверие общины к окладчикам. Обладая пра-
вом «с иных сбавливать», а на других «накладывать», старо-
сты далеко не всегда пользовались этим правом во благо.
Нередко во внутриобщинные конфликты вмешивались вое-
воды и даже московские власти. Серьезные противоречия в
посадской общине сохранялись десятилетиями и наглядно
проявились в деле Игнатия Колягина.
Посадского человека Игнатия Колягина в 1690-1691 гг.
обложили налогом с 10 денег, и, сочтя, что налог несправед-
лив и его ставка завышена, Колягин написал челобитную в
Москву. 28 декабря 1691 г. псковскому воеводе Петру Апрак-
сину пришла царская грамота с предписанием вмешаться во
внутреннее дело посадской общины и снизить оклад Коля-
гина до 7 денег. Земский староста Пскова Тимофей Балаки-
рев должен был оправдываться перед московским началь-
ством. От имени всех посадских людей Пскова Балакирев
писал, что окладчиков Афанасия Русинова с товарищи
выбрали всем городом, подтвердив свое согласие подпися-
ми, причем свою «руку приложил» и обиженный Колягин:
-248-
«И складывали они, окладчики, нас сирот всех псковичей
посадских людей вправду и ни на кого не посягая»22. Земский
староста от имени псковичей подробно мотивировал свое
несогласие.
«Мы сироты ваши псковичи посацкие многие люди от
частых многих пожаров вконец разорились, а он Игнатей
Калягин з детьми во Пскове товары, и за рубеж свальными
отпуски торгует, да он же Игнатей Колягин з детьми от
частых пожарных разорений уцелел, и перед прошлыми
годы, и перед окладом Якова Сырникова в промыслех у нево
и перед своею братьею гораздо умножило, и промышляючи
своими торги он Игнатей з детьми обогатился»23. Земский
староста просил не верить ложному челобитью Колягина, и
если ему «афонасьев оклад Русинова с товарищи нелюб»,
обложить его вновь с его промыслов. Неизвестно, чем
закончилось это дело, но оно хорошо показывает, насколько
хитроумно, всеми доступными способами, посадские люди
старались снизить налоговое бремя. Но община-мир бди-
тельно стоял на страже городских интересов. Как говорили
на Руси, «мир — дело велико: как всем миром вздохнут, так
и временщик издохнет».
Дело Поганкиных
История купеческой семьи Поганкиных достаточно хо-
рошо Изучена, во-первых, потому что основатель торгового
дома активно участвовал в торговле и городском самоуправ-
лении; во-вторых, до нашего времени сохранилась уникаль-
ная рукопись, представлявшая собой списки с актов на
недвижимость Поганкиных — дворовые и оброчные места и
лавки. Из исследования этого источника становится ясно,
что к середине 1660-х годов С.И. Поганкин сосредоточил в
своих руках финансовые ресурсы, которые позволили ему
перейти к крупномасштабной торгово-промышленной Дея-
тельности. В мае 1671 г. Поганкин купил дворовое место у
Семена Гребнева — последний участок, окончательно сфор-
мировавший Территорию с возведенными в 1670-х годах
каменными палатами24.
-249-
В середине 1670-х годов Поганкин продолжил скупку
лавок и лавочных мест как у посадских людей, так и у тех
владельцев, которые не имели права владеть оброчными или
лавочными местами — монастырей, стрельцов. 20 октября
1675 г. С.И. Поганкин купил за 40 рублей лавку в большом
ряду у посадского человека Евдокима Фурсеева. Через два
дня, 22 октября 1675 г., Поганкин оформил купчую на три
лавки посадского человека Поликарпа Бахорева в новом
суконном ряду. В 1676 г. Поганкину удалось получить у
псковского воеводы П.В. Шереметева три данные на оброч-
ные лавочные места25. Таким образом, покупка недвижимо-
сти Поганкиным в 1670-х годах хорошо документирована и
изучена.
Этого нельзя сказать о другой стороне деятельности
купца — процессе привлечения на свои предприятия рабочей
силы. В фондах РГАДА нам удалось обнаружить неизвестную
прежде жилецкую запись, которую Поганкин оформил в
приказной избе на своего должника в ноябре 1675 г. Жилые
записи появились в практике найма в XVII в. и представляли
собой документ, оформлявший трудовое соглашение кабаль-
ного типа. По жилым записям нанимали работников посад-
ские люди или крестьяне, которым с 1641 г. было запрещено
владеть кабальными холопами. Службу по жилым записям
регламентировала статья 44 главы 10 Уложения 1649 г.: «А
которые люди учнут у кого жити во дворех по записям, а в
записи написано будет имя того одного, кому запись будет
дана, а жити им у них по их живот или урочные лета, а не
доживут урочных лет, и на них взять по записи заряд»26.
Таким образом, согласно Уложению 1649 г., продолжитель-
ность работы по жилой записи могла быть либо обусловлена
конкретным сроком («урочными летами»), либо заканчива-
лась со смертью хозяина.
Жилецкую запись от 28 мая 1673 г. дал на себя выходец
из Ивангорода Лучка Тимофеев сын Врагов, который в
«роспросе» сказал: «В прошлом де во 181 году дал он на себя
жилецкую запись за долг кабальной отца своего бывшего
иванегородца посадцкого человека Тимофея Врагова за 400
рублей...» Неоплатный долг отца вовлек разорившегося
- 250 -
посадского человека в пожизненную службу, и Лука Врагов
в своей записи обязался выполнять принятые условия служ-
бы. «Жити мне Лучке у него Сергея Ивановича Поганкина за
отца своего долг во дворе по его Сергееву смерть, и жены его
Февроньи, и после их смерти спустя год тот мне Лучке жити
у его Сергеевых детей у Якима, да у Ивана, да у Юрья, или
кого Бог даст им природу, а пить и есть мне Лучке и обув и
одежа верхняя и исподняя все его сергеево. И живучи мне
Лучке з женою своею, на которой он Сергей пожалует женит,
быть у ево Сергея и жены ево Февроньи и у детех ево в
послушании и в покорении, и жити тихо и смирно, не пить
и не бражничать, и никаким воровством не воровать и с
ворами не знатца, и воровскою татиною рухлядью самому не
промышлять, и ни у ково не приимать; и пократчи ево
Сергеевы лавки и живота ево, сидя в лавки, не збежать, и
лихих людей не подвесть...»27. Жилая запись 1673 г. наверняка
не была единственной, поскольку благосостояние Поганки-
ных стремительно росло.
Богатейшие псковские купцы, тем не менее, не стреми-
лись взять на себя основные расходы по выплате городских
налогов, и посадские люди «середней и мелкой статьи» в 1679 г.
«ударили челом» царю Федору на купцов С. Поганкина,
А. Русинова, С. Лялина, П. Зарубина и М. Венедиктова. Из
челобитной посадских людей известно, что в 1676/1677 г.
«выборной голова Куземка Зюзин с товарыщи своими з
богатыми людьми складывали их тяглом не против их
статков и промыслов, прибавливая вдвое, и втрое, и в пятеро,
а себя богатые люди облехчили и збавили того окладу многое
число»28. О далеко зашедшем конфликте в Пскове известно
из частной переписки отца и сына Поганкиных лета 1679 г.
и судного дела 1685 г. 6 марта 1679 г. новым псковским
воеводой стал князь Семен Андреевич Хованский29. Боярин,
видимо, проявлял недовольство господством в Пскове таких
«сильных» людей, как Поганкины и Русиновы, которые
приходили к воеводе в съезжую избу отстаивать свои инте-
ресы. Хованский написал на имя царя донос, где заявлял о
том, что посадские люди С. Поганкин, Ф. Терентьев,
А. Русинов и С. Лялин «в съезжую избу приходили бунтом,
-251 -
и говорили непристойный слова, что де таких воевод наперед
сего за бороду драли...»30.
После восстания 1650 г. любой намек на бунт вызывал
немедленную реакцию власти, и в Москве решили наказать
участников конфликта: «сковав, выслать к Москве, и живо-
ты... переписать и запечатать...». Псковские купцы опереди-
ли события, и в Москву были отправлены старший сын
Сергея Поганкина Яким и Фома Терентьев. Прибыв в
столицу 14 июля, Яким писал отцу: «естьли бы мы не
захватили, и великого государя грамота сей почты скоро б
была, что животы запечатать и вас пять человек выслать, а
половина животов взять на великого государя у пяти человек:
у Сергея Поганкина, у Афонасья Русинова, у Якова Сырни-
кова, у Фомы Терентьева, у Саввы Лялина, а досталь
запечатать»31.
В приказе Новгородской четверти Яким и Фома получи-
ли доступ к информации как о действиях их противников в
Пскове, так и о мерах, которые планировали предпринять
власти. Помимо воеводы Хованского, недовольство засильем
«олигархов» высказывали И широкие Слои посадских людей
Пскова: по словам Якима, «ведомые воры пытанные» и
«бражники» составили челобитную с требованием новой
раскладки налогов. В челобитной от 14 июля 1679 г. «середние
и мелкие статьи» посадские люди действительно указывали
правительству на несправедливый оклад К. Зюзина. В Мос-
кве решили отправить в Псков новгородского гостя Максима
Воскобойникова, Который с помощью пятнадцати выбор-
ных посадских людей должен был «лутчих и середйих и
молотчих посацких людей в Земское тягло обложить в правду
не норовя и не мстя никому»32. Яким и Фома «изсорили» 50
рублей на взятки дьякам и добились пересмотра решения о
конфискации «половины животов» у лучших людей: для
расследования дела к 30 августа в Москву должен был
приехать сам Сергей Поганкин33. В то же время гость М. Воскобой-
ников осуществил новую раскладку тягла, и оклад С. Поган-
кина увеличился с алтына до 10 денег34.
Яким Поганкин еще в июльском 1679 г. письме отцу
уверенно заявлял: «...а за твою... тебе не пробыть без гостив-
ства, за то по тобя посылают государеву грамоту до десятой
- 252 -
деньги, здесь никоими мерами нельзя нас окладать, будто у
нас на 200 000 животов». Таким образом, в Москве шли толки
о фантастическом богатстве Поганкиных и о необходимости
привлечь его в состав гостиной сотни. По словам Г. Котоши-
хина, стоило правительству узнать, что кто-то из провинци-
альных купцов сколотил себе состояние, как его вызывали
в Москву и включали в состав гостиной сотни. Положение
гостя было престижным, но и обязанности обременитель-
ными. Как писал Г. Котошихин, «а бывают они гостиным
имянем пожалованы, как бывают у царских дел в верных
головах и в целовальниках у соболиные казны, и в таможнях,
и на кружечных дворех»35. Эти казенные поручения сопро-
вождались большими расходами и личной имущественной
ответственностью, так как в случае недоборов по доходным
статьям гость должен был компенсировать недостачу из
своих капиталов. Несмотря на то что звание гостя не было
наследственным, купцы этого ранга могли приобретать
вотчины и получать за службу поместные оклады.
С.И. Поганкина включили в гостиную сотню 18 декабря
1679 г.: «Великий государь указал псковитину посацкому
человеку Сергею Поганкину з детми его и со внучаты,
которые с ним живут не в розделе, быть в Гостиной сотни
и судом и расправою ведать его в Приказе Большие Казны»36.
Тем временем в Пскове случился очередной пожар, и псков-
ский посад получил освобождение от выплаты основных
налогов (стрелецких, ямских, полоняничных и ямских де-
нег) натри года: с 1 сентября 1680 по 1 сентября 1683 г. В 1684/
1685 г. последовала новая льгота, когда с псковичей была
снята выплата половины стрелецких денег (440 рублей). В
общем, у Поганкина были все основания прекратить выплату
налогов в Пскове, тем более что в 1680—1683 гг. он успешно
служил таможенным головой в Москве, где увеличил при-
быль на Мытном дворе на 2725 рублей37. В 1682 г. псковские
земские старосты С. Белев и С. Калашников от имени всего
посада вновь били челом новому царю Петру об отказе
Поганкина платить налоги в земскую избу и подробно
описали торгово-промышленную деятельность псковского
олигарха.
- 253 -
По словам старост, в Пскове у Поганкина имелись «на
тяглых местех 5 дворов промышленных, двор с каменными
полаты, двор солодовой, двор мылнои, двор снятовои, двор
кожевнои, да у него де во Пскове во всех рядех 13 лавок и
болыпи, на хлебной ниве анбары и клети с хлебом, и байдак
большой промышленной, в чем соль и лен и пеньку возят,
а дети ево три сына приказщики сидят во Пскове в Сурож-
ском ряду в трех лавках за сукнами и за локотными всякими
товары, и промышляет с детьми своими и с приказщики
льном и пенькою и солью, и огородные промыслы держит,
и мыло варит, и солод ростит, и снятки сушит, и хлебом
торгует, и чистого и трепленого льну и пеньки за немецкой
рубеж в Ругодев отвозит в байдаках берковцев по 600 и по 700
и по 800 и по 1000 на всякой год, а из Ругодева привозит соли
ластов по сту и по полтора ста, и сады, и вотчину со
крестьяны держит, и всякие торговые промыслы и лавочные
места з детьми своими и с приказшщики насильством у них
пскович посацких людей отнял, а с своих с тяглых с
промышленных дворов и с лавок и со всяких своих торговых
промыслов своим насильством тягла с ними посацкими
людьми з 10 денег по окладу гостя Максима Воскобойникова
с товарыщи не платит четыре годы, а довелось де им
посацким людем на нем Сергее на те четыре года ямских и
стрелецких и за всякие земские росходы взять 535 рублев»38.
Челобитная, однако, была отправлена не вовремя; в
Москве шла ожесточенная борьба за власть, и только после
третьей по счету челобитной псковского посада 19 января
1685 г. правительство предписало воеводе Б.П. Шереметеву
доправить на Поганкине долги и зачесть их посаду в счет
платежа стрелецких денег. Сергей Иванович проигнориро-
вал и этот указ; неизвестно, сколько денег он «изсорил» в
московских приказах, но через год Поганкин одержал пол-
ную победу над своими врагами. 4 января 1686 г. в Псков
пришла государева грамота, в которой объявлялось пожало-
вание гостю: он мог платить тягло либо в Москве (чего он так
добивался), либо в Пскове «по прежнему мирскому окладу»,
долги по платежам ему были зачтены в сумму налога за 1683/
1684 г., так как Псков был освобожден от налогов на три
- 254 -
предшествующие года39. Тяжба об уплате налогов 1679—
1686 гг. великолепно иллюстрирует методы торгово-про-
мышленной деятельности Поганкина и схемы, по которым
он выстраивал отношения с посадом и властью. Не церемо-
нясь с посадскими людьми, гость знал все тайные пружины
московской бюрократической машины и умело пользовался
ее административными ресурсами.
Статус гостя позволил Поганкину купить вотчину на
территории Псковской земли. Об этом говорят и упоминание
его «вотчины со крестьяны» в цитировавшейся челобитной,
и составление Поганкиными крепостных актов на крестьян
в 1683 г. Документы были оформлены на внука Сергея —
Семена Якимова сына. В переписной книге 1678 г. зафикси-
рован восьмилетний сын Якима — «у Якимки сын Сенька 8
лет»40. В 1683 г. Семену исполнилось 13 лет, и от его имени
старшие Поганкины вели свои дела, связанные с крепостны-
ми. 23 июля 1683 г. Семен Поганкин заключил сделку с
пусторжевским помещиком Климентием Бороздиным, по
которой «поступился» двумя крестьянами, видимо, давно
сбежавшими с пожалованных Поганкиным земель и обосно-
вавшимися в поместье Бороздина. Один из крестьян успел
убежать за границу и от Бороздина, и в поступной оговари-
валось, что если «он Ивашко вышед из-за польского рубежа
похочетжить за мной Семеном Поганкиным, и ему Клемен-
тью у меня того своего крестьянина Ивашка не отнимать»41.
27 августа 1683 г. Семен Поганкин оформил порядную
запись на эстонца, вышедшего из-за границы, Петрушку
Индрикова сына Чюхна. Порядная была составлена по всем
правилам, не оставляющим сомнений в факте владения
Поганкиными вотчиной или поместьем: в ней содержалась
ссылка на «Семеновых крестьян» и «иные вотчины». «С
нынешнего 191 году августа 27 числа и впредь вечно порядил-
ся я Петрушка за него Семена жить во крестьянство, где он
Семен поселит, и жить за ним Семеном мне Петрушки тихо
и смирно, никаким воровством не воровать и ворам пристани
у себя не держать, деревня строить, пашня пахать и поля
городить, и великих государей всякие подати платить, и ево
Семеновы доходы по вся годы с ево Семеновыми крестьяны
вместе, и из-за него Семена ис крестьянства не збежать»42.
- 255 -
Поганкин и в дальнейшем не раз оказывал финансовые
услуги правительству; в январе 1689 г. «за прибор псковских
таможенных пошлин» его пожаловали ковшом от имени
царей Ивана и Петра, и был гостем до своей кончины в
1699 г.43 «Гостивство» Поганкиныхне спасло их от разорения,
и после смерти Сергея Ивановича могущество торгового
дома пошло на убыль. Падение Поганкиных лишь отчасти
связано с упадком Пскова после мора 1710 г. и переноса
столицы в Петербург. В доиндустриальную эпоху и в Запад-
ной Европе купеческие семейства сохранялись непродолжи-
тельное время: два-три поколения. Как пишет Ф. БроДель,
даже если торговые дела шли удачно, купец предпочитал
занять «менее рискованное и более почетное положение»,
купив должность или земельное владение44. Ибо для государ-
ства даже разбогатевший посадский человек оставался тяг-
лецом.
Городской воздух свободы
Проблема прикрепления посадских людей к тяглу во
второй половине XVII в. давно находится в поле зрения
отечественных историков (М.А. Дьяконов, А.Г. Маньков). В
научный оборот введены царские указы 1650—1690-х годов,
их постановления детально изучены, а также показан про-
цесс применения указов на практике. А.Г. Маньков рассмот-
рел четыре дела 1680—1686 гг. о приписке к посаду Пскова
бобылей церковных вотчин. Анализ этих дел, равно как и
правительственной политики по крестьянскому вопросу,
привели исследователя к выводу о том, что побудительным
мотивом законодательной деятельности была «борьба поса-
да с' феодалами за крестьян>-тяглецов»45.
В целом ряде случаев и монастыри, и помещики оказы-
вались не в состоянии вернуть крестьян из посада. Любопыт-
ный пример этого рода представляет собой договорная
запись 1668 г. невельского помещика Лаврентия Лаврдва с
псковичом Алексеем Кузнецом. Из записи следует, что в 1665 г.
Лавров пытайся доказать, что Кузнец - его старинный
крестьянин, но помещик потерпел неудачу в результате
- 256 -
розыска псковского воеводы А.Л. Ордина-Нащокина. «И у
роспросу он Алешка был, а от роспросу он Алешка посажен
был в тюрму, и с тюрмы он Алешка по указу великого государя
и по приказу боярина и воеводы Афонасья Лаврентьевича
Ордина-Нащокина с товарищи свобожен...». Через три года
помещик и посадский человек «полюбовно договорясь по-
мирились, что Алексей Кузнец за помещиком и его родней
«во крестьянех не живал»46.
Действительно, противостояние посадских общин и круп-
ных землевладельцев, в особенности монастырей, как, на-
пример, Иверского и Спасского, диктовало правительству
необходимость урегулирования вопроса о беглых. Но далеко
не все землевладельцы были заинтересованы в возвращении
своих крестьян из города. В правительственных указах 1684
и 1688 гг. фигурирует одинаковое обоснование отказа феода-
лам в их исках: «И для того им отказано, что они нам, великим
государем, не били челом многие годы»47. Представляется,
что многие землевладельцы не предъявляли иски посадским
общинам по негласному уговору со своими крепостными»
которые, живя в городе и ведя крупную торговлю, приносили
своим владельцам существенный доход. В данном случае
государство отчасти отступало от категорического требова-
ния Уложения 1649 г. о возращении беглых их прежним
владельцам.
Рассмотрим другую сторону проблемы — борьбу посада за
включение пришлых крестьян в общинное тягло. Определя-
ющую роль в конце XVII в. сыграл указ от 19 октября 1688 г.
об оставлении за посадом Ярославля и других городов
крестьян, бобылей, закладчиков и захребетников, поселив-
шихся на посадах в период с 1649 по 1684 г. Как выяснил А.Г.
Маньков, этот указ приобрел общегосударственное значение
и рассылался по городам. Посадские люди Новгорода,
Старой Руссы и Нижнего Новгорода, куда указ не был
послан,, запрашивали его в челобитных. В 1692—1693 гг. эти
города получили грамоты с изложением указа48. В аналогич-
ном положении оказался Псков, и 2 сентября 1692 г. посад-
ские люди Пскова отправили челобитную, инициировавшую
составление особого указа. Дело о приписке в тягло пришлых
- 257 -
людей в Пскове составило источниковую основу настоящего
сюжета49. Челобитную от 2 сентября 1692 г. подписали 33
человека, среди которых двое земских старост, сотские всех
10 сотен, С. Поганкин, А. Русинов и другие представители
верхушки посадской общины.
По структуре документ состоит из трех частей. В начале
челобитчики в деталях описали конфликтную ситуацию,
сложившуюся на посаде в результате перемещения в город
«изо псковских пригородов и из уездов, и из сел и из деревень
розных чинов из вотчин» крестьян, бобылей, гулящих и
вольных людей. Как можно судить по челобитной, посадских
людей не беспокоили тяжбы с владельцами беглых. Предмет
их жалобы — нарушение монополии посадских людей на
торгово-промышленную деятельность и отказ пришлых людей
нести тягло. «И живучи те всякие люди во Пскове и около
Пскова и в посадех и меж посадов промышляют всякими
сирот ваших посацкими промыслы, торгуют льном и пен-
кою, и всякими товары, и в лавках сидят, и всякими
рукодельными промыслы промышляют, и с тех своих торго-
вых и всяких промыслов нам сиротам вашим в земскую избу
во всякие ваши государские подати и во всякое градское
строение и в платежи и в мелкие и всякие росходы ничего
в помочь не дают, и всяких ваших государских и городовых
и отъезжих служеб не служат: чинятся сильны»50.
Вторая часть челобитной представляет собой близкое к
тексту изложение царского указа от 19 октября 1688 г.
Существенное отличие изложения указа в челобитной от
текста самого указа состоит только в одном: в челобитной
опущено последнее предложение указа 1688 г., трактующее
проблему сыска крестьян, пришедших в посад после указа 17
декабря 1684 г Таким образом, посадских людей Пскова
принципиально не интересовала ситуация, связанная с
исками землевладельцев о беглых. Третья часть челобитной
открывается заявлением, что в Псков не была выдана
царская грамота, разрешающая взять пришлых людей в
посад. Соответственно, псковичи просили прислать им
грамоту «против государских именных указов», аналогичную
уже присланным в Ярославль и другие города. В грамоте, по
- 258 -
мнению посажан, должно было содержаться распоряжение
о приписке в посад пришлых людей и сборе «по них»
поручных записей51.
Псковский воевода П.М. Апраксин получил из Новгород-
ской четверти грамоту от 10 октября 1692 г., черновик
которой сохранился в деле. Текст грамоты близок по своему
содержанию к царскому указу от 19 октября 1688 г. Как и в
указе, в грамоте предписывалось пришлым людям, пришед-
шим в посад в период с 1649 по 1684 г., занимающимся
торгово-промышленной деятельностью и породнившимся с
посадскими людьми, вне зависимости от факта их записи в
переписных книгах 1678 г., «быть во Пскове в посаде по
прежнему бесповоротно». Новым членам посада предписы-
валось «службы служить, и подати, и во всякие платежи и в
росходы велеть платить по окладу со псковскими посацкими
людьми в ряд». Общине разрешалось собрать поручные
записи по новым тяглецам52.
В царской грамоте псковскому посаду 10 октября 1692 г.
отсутствуют важнейшие положения указа 1688 г. о разреше-
нии споров с владельцами крестьян. В указе 1688 г. запреща-
лось отдавать пришлых людей, пришедших на ярославский
посад до 17 декабря 1684 г., помещикам и вотчинникам в
крестьянство и холопство потому, что они «не били челом
многие годы». Поместных же крестьян, пришедших в Ярос-
лавль после этого срока, разрешалось «искать судом». Таким
образом, грамота Пскову от 10 октября 1692 г. посвящена
всецело вопросу вовлечения пришлых людей в тягло и не
затрагивает проблемы владения спорными крестьянами. Это
говорит о специфике процессов закрепощения, протекав-
ших на Северо-Западе России в конце XVII в. Здесь, в
пограничных регионах, землевладельцы не испытывали не-
достатка в рабочих руках, поскольку на всем протяжении
XVII в. из-за границы шел постоянный приток «выходцев».
В псковских порядных записях, переписных книгах фикси-
руются выходцы из Белоруссии и Прибалтики, поражавши-
еся в крестьяне и бобыли. В этих условиях тяжбы с посадом
не были привлекательными для большинства церковных и
светских землевладельцев.
- 259 -
С другой стороны, псковский посад, тяглое население
которого в XVII в. значительно уступало по численности
служилому, испытывал определенные сложности в несении
служб и тягла. Поэтому тенденция усиления противостоя-
ния между посадской общиной и землевладельцами, хорошо
прослеживаемая на материалах городов центральной Рос-
сии, на Северо-Западе отходила на второй план.
Псковские стрельцы
На южной окраине Пскова, за дамбой, перекрывшей
течение реки Мирожи, на территории частного сектора
городской застройки стоит церковь Успения Богородицы в
Бутырках. Существующий храм построен в 1777 г. на месте
несохранившейся церкви XVII в., которую, по преданию,
возвели на деньги казаков, несших службу в Пскове. Возмож-
но, что происхождение храма было иным. Успенская цер-
ковь стоит на небольшом возвышении в центре площади, от
которой отходят шесть улиц и переулков, очевидно, суще-
ствовавших столетия. Одна из них носит название Бутырс-
кой. Бутырками в России, согласно словарю Даля, называли
часть поселения, отделенную от основного населенного
пункта, а конкретно — подгородные слободы в Москве,
Рязани и других городах Замосковного края. Бутырская
слобода под Псковом могла появиться только после его
присоединения к Москве, а во второй половине XVI в. в
Бутырках были поселены стрельцы.
О псковских стрельцах мы знаем чрезвычайно мало, как,
впрочем, и о стрельцах вообще. Будучи людьми служилыми,
стрельцы находились под управлением Стрелецкого прика-
за, подчиняясь последнему по всем сколь-нибудь существен-
ным вопросам. Стрельцы не платили основных налогов,
поэтому их поселения именовались слободами (свободными
от налогов) и не описывались писцами. Все документы^ где
отражалась жизнь стрелецких слобод, уходили в Москву и
хранились там в архиве Стрелецкого приказа. Но-во время
восстания в Москве в мае 1682 г. стрельцы и холопы
- 260-
разграбили и сожгли Стрелецкий приказ, и его архив полнос-
тью погиб. Поэтому любое известие о жизни стрельцов для
нас на вес золота. Мы лишь отчасти затронем особую тему
об участии стрельцов в военных действиях. Попытаемся
реконструировать жизнь стрельцов в системе средневекового
города, в данном случае — Пскова.
Стрелецкое войско в России было организовано в 1550 г.
на основе отрядов пишальников. Московские стрельцы
жили в особых слободах со своими семьями, несли постоян-
ную караульно-полицейскую службу, а в свободное от служ-
бы время занимались промыслами и торговлей. В Острове
стрелецкая слобода, где жили 100 стрельцов и сотник, была
образована после описания 1556—1557 гг., скорее всего в
начале Ливонской войны. В Пскове стрельцы появились,
вероятно, тоже в первые годы войны, хотя впервые в
источниках упомянуты в 1581 г., когда они принимали
участие в обороне города от войск Батория. Тогда, по данным
С. Пиотровского, в городе находились 2500 стрельцов53.
Трудно сказать, существовала ли в то время Бутырская
слобода или она возникла позднее. Но в 1609 г. стрельцы уже
жили за Мирожей, в Бутырках. Именно тогда они впервые
становятся важной силой в социально-политической борь-
бе, развернувшейся в отрезанном от остальной России
Пскове. После пожара 15 мая 1609 г. стрельцы вместе с
псковичами «начата чюжая имения грабити» и взяли под
свой контроль город. Но уже 18 августа после убийства гостя
Алексея Хозина стрельцов выдворили из псковской крепо-
сти и до весны 1610 г. «во град их не пущали». Позднее в
стрелецкой слободе разместились войска авантюриста Ли-
совского, служившего «тушинскому вору».
Таким образом, положение стрельцов в городе было
двойственным. С одной стороны, они представляли цент-
ральную власть и подчинялись воеводе. С другой стороны,
стрельцов набирали из среды посадских людей и они сохра-
няли тесную связь с посажанами. Основная обязанность
стрельцов состояла в несении караульной и гарнизонной
службы в Москве и других городах страны, участии в военных
-261 -
походах. Стрельцы проверяли въезжающих в город, охраня-
ли башни, стены, арсенал, в ночное время патрулировали
улицы. Кроме того, они строили и чинили крепости, сопро-
вождали казенные деньги и запасы, тушили пожары.
Караульная служба в мирное время не очень обременяла
стрельцов: в 1667 г., например, четыре псковских приказа
(полка) заступали в караул на два дня, сменяя друг друга
поочередно, через каждые шесть дней. В свободное от
службы время стрельцы занимались торговлей и промысла-
ми. Стрельцы обладали настолько ощутимыми привилеги-
ями, что многие посадские люди искали возможности по-
пасть в их ряды. До закрепощения сделать это было неслож-
но, а вот после 1649 г. — лишь в порядке исключения,
например, по причине разорения. В 1678 г. писцы Пскова
отметили двор бобыля Кирилки Васильева, который «ныне
от бедности стал в стрельцы»54.
Численность населения стрелецкой слободы в Бутырках
можно определить лишь приблизительно. Дело в том, что
стрельцы жили и в дворах на территории собственно города
Пскова, причем в Раковской сотне, видимо, до середины
XVII в. располагалась стрелецкая Полонисская слобода,
сведения о местоположении которой сохранялись еще в
1755 г: «...идя от Красного Креста по улицы к Екиманскому
монастырю на правой стороне»55. Однако ко времени пере-
писи 1678 г. в городе оставалось лишь 59 стрелецких дворов,
причем основная их масса — 25 дворов — располагалась в
Житницкой сотне на Запсковье. Таким образом, во второй
половине XVII в. большинство стрельцов жило на террито-
рии Бутырской слободы за пределами крепости.
Основными учетными документами для стрельцов были
сметные списки, в которых учитывались все боеспособные
члены стрелецких семей, включая «детей, братью, племян-
ников, приимышей, захребетников». До середины XVII в.
численность псковских стрельцов, видимо, не превышала
цифры, приведенной в росписи 1647/48 г.: 1300 стрельцов,
сведенных в три стрелецких приказа56. Но после начала
войны с Польшей в 1654 г. и особенно со Швецией в 1656 г.
- 262 -
стрелецкий гарнизон увеличился до 1880 человек. К 1687 г.
численность стрельцов в Пскове достигла своего предела,
составив 2322 человека, из которых 348 были еще недоросля-
ми, не поспевшими в службу. Поскольку не все служилые
люди имели семьи, а часть стрелецких семей проживала в
городе, численность населения Бутырской слободы можно
определить приблизительно в 4 тыс. человек. Если учесть,
что в городе Пскове проживало не более 20 тыс., и считать
стрелецкую слободу частью Пскова, то получается, что
стрельцы составляли около 20% населения города57.
Располагая временем, свободным от службы, стрельцы
активно занимались торгово-промышленной деятельнос-
тью, что было удобно еще и потому, что их освобождали от
посадского тягла, то есть, живя и торгуя на территории
города, стрельцы не платили основные налоги. При возник-
новении гражданских исков до 12 рублей служилые люди не
платили судебных пошлин. Если стрелец не выплачивал в
срок занятые деньги, он избегал кабалы, и долги вычитались
из его жалованья. Активно занимаясь мелкой торговлей,
стрельцы составляли мощную конкуренцию посадским лю-
дям. Правда, стрельцам было запрещено осуществлять
крупнооптовые операции, и если служилый человек покупал
на посаде амбары и лавки, его ждали неприятности —
торговые помещения заставляли продавать посадским лю-
дям, а его самого могли просто исключить из состава
стрелецкого полка.
Посадские люди засыпали правительство челобитными с
жалобами на привилегии стрельцов, которые вместо службы
сидят в лавках. Так, в марте 1696 г., накануне второго
азовского похода, псковский земский староста Кирилл Иль-
ин изложил недовольство посадской общины местными
стрельцами. «...Псковские стрельцы Иванова полку Кокош-
кина Михейка Петров, Першка Порозов, Гаврилка Пахомов
торгуют и промышляют их посадцким всяким торговым
промыслом, и в лавках сидят, и построены у них свои
товарные анбары, и тем своим торговым промыслом чинят
их братье, посадцким людем в их посадцких торговых
- 263 -
промыслах великую помешку, а в их де в Земскую избу с тех
своих промыслов тягла и десятые деньги и никаких податей
не дают»58. По царскому указу от 23 марта трех стрельцов было
велено отдать в посад, «а вместо их приписать в стрельцы их
братью стрелецких детей».
Смутьяны
Само место стрелецкой слободы подталкивало стрельцов
к осознанию своего особого положения в составе города.
Первоначально они вербовались из местного посадского
населения, но после закрепощения и сыска беглых в 1651—
1652 гг. обособились в практически замкнутое сословие,
пополнявшееся путем естественного воспроизводства. Сы-
новья стрельцов, как правило, шли в стрельцы. Жизнь
вооруженной, хорошо организованной массы в отдельных
слободах чем-то напоминала быт позднейших военных по-
селений. Часть стрельцов, особенно во время войны, отсут-
ствовала. Тяготы полувоенного быта формировали у стрель-
цов почти наследственные качества взаимовыручки и спаян-
ности.
Правительство всегда настороженно относилось к стрель-
цам, и, прекрасно осознавая свою силу, стрельцы были
готовы отстаивать свои права. Особенно ярко это проявилось
во время восстания в Москве 15—17 мая 1682 г., когда
стрельцы, умейо управляемые Милославскими, фактически
осуществили дворцовый переворот, посадив на трон сразу
двух царей - братьев Ивана и Петра и приведя к власти
царевну Софью. Отголоски московского восстания разнес-
лись по всей стране. Так, в мае 1682 г. в Псково-Печерском
монастыре появился странный монах, объявивший, что на
самом деле он стрелец московского полка Пушечникова.
Стрелец Сенька пришел в Псков, «чтоб наговорить во Пскове
стрельцов и казаков, чтоб побить дворян всех, а на Москве
побить бояр всех на Семен день. А как де бояр всех побьют,
и чернь обладает, и после де того побьют царицу Наталью
Кирилловну и царя Петра Алексеевича»59.
Восстание на Семен день (1 сентября) организовать не
- 264 -
удалось; начальник Стрелецкого приказа князь Хованский
был казнен в августе 1682 г. и с мятежными стрельцами
быстро расправились. Поскольку слухи в народе, и в частно-
сти среди дворян, распространялись стремительно, уже
осенью осмелевшие дворяне стали всячески угрожать стрель-
цам. 19 октября 1682 г. во время сыска во владениях Елиза-
ровского монастыря помещик Ногин, залепив пощечину
стрельцу Пашке Фирсову, заявил ему, что «прислана великих
государей грамота во Псков, велено вашу братью, псковских
стрельцов, рубить во Пскове в пень». Дворянина Ногина
пытали и наказали кнутом за попытку внести смуту в
отношения с «надворной пехотой», как после восстания
1682 г. именовали стрельцов.
Стрельцы в ответ проявляли не меньшую дерзость. В их
среде тоже не всегда было единство. Во-первых, среди
стрельцов распространялось старообрядчество, и многие из
них были настроены весьма критически к «никонианской»
церкви. Так, 10 апреля 1683 г. стрелец Сидор Антипов
«бранясь пьянским обычаем» с причтом церкви Воскресенья
со Стадища, заявил им, что если «учнут по городу у церквей
в колаколы хто звонить не в указные часы, и мы де тех людей
бить и сечьучнем». Разумеется, ни о каком атеизме стрельцов
в данном случае говорить не приходится, но их антиклери-
кальный настрой очевиден.
Усиливались противоречия и между рядовыми стрельца-
ми и их командирами — десятниками и пятидесятниками.
Стрелецкое начальство, пользуясь своим привилегирован-
ным положением, попросту наживалось за счет рядовых
стрельцов. Стрельцы, конечно, не отваживались на откры-
тый протест, как в 1682 г., но дерзость их переходила
всяческие границы- 15 апреля 1683 г. сотник Устин Рудаков
и пятидесятник Сидор Насонов стояли на карауле у Петров-
ских ворот (на пересечении современных улиц К. Маркса и
Свердлова). В это время мимо их караула шел пьяный стрелец
их же приказа Евтифей Игнатьев, который «бранил сво,
пятидесятника, и называл ворами пятидесятников и говорил
непристойные слова, что де вы пятидесятники будете напе-
- 265 -
ред на копьях...»60. Конечно, и оскорбивший священников
Сидор Антипов, и угрожавший своим офицерам Евтифей
Игнатьев были биты кнутом. Недовольство псковских стрель-
цов во второй половине XVII в. так и не приняло органи-
зованные формы.
«Заслужили своею кровью»
Несмотря на закрепощение, многие крестьяне уходили от
помещиков и на свой страх и риск становились стрельцами.
Нужда в бойцах во время войны 1654—1667 гг. заставляла
правительство смотреть сквозь пальцы на беглых. Псковские
стрельцы принимали участие во многих боевых операциях
русско-польской войны. Так, в 1654 г. 500 псковских стрель-
цов во главе с Ермолаем Ломановым принимали участие в
успешном походе на Лужу (современная Лудза в Латвии),
проходившем с 24 сентября по 20 ноября. Летом 1660 г.
псковские стрельцы в составе армии Хованского воевали в
Белоруссии и понесли тяжелые потери в неудачном сраже-
нии под Ляховичами 18 июня, где в плен попал командовав-
ший русской пехотой князь Щербатый.
На свои заслуги и заслуги своих предков ссылались
стрельцы при возникновении разного рода конфликтных
ситуаций, подобных той, что приключилась со стрельцом
Андреем Залосенским. В 1691 г. псковский помещик Семен
Гаврилович Харламов позвал стрельца к себе надвор и напоил
допьяна. Стрелец в челобитной писал: «...напоя, привел в
Приказную палату, и велел говорить, будто я, Андрюшка, его
Семенов крестьянский сын...»61. Незадачливого стрельца от-
дали помещику в крестьянство с женою и с детьми. Лишь через
два года Андрею удалось подать челобитную, в которой он
писал, что даже отец его не жил в крестьянстве за Харламовым
и не давал ему на себя крепостей.
Неся в Пскове стрелецкую службу, его отец, пройдя с
боямй Белоруссию и Прибалтику, погиб в июне 1660 г. под
Ляховичами. Сам Андрей начал служить во время второго
похода на Чигирин в 1679 г., затем участвовал в одном из
- 266-
крымских походов. Исход дела был благоприятным для
стрельца: его вернули из крепостной неволи согласно царс-
кому указу от 8 февраля 1683 г. Указ гласил: «...из московских
стрелецких полков и иных городов полков стрельцов поме-
щиковых и вотчинниковых беглых людей и крестьян по суду
и по сыску и по крепостям отдавать не велено, потому что
служили нам, государям, многие годы, а иные ранены, и то
они заслужили своею кровью...»62.
В популярной литературе со времен издания романа
А.Н. Толстого «Петр Первый» получило распространение
мнение о том, что стрелецкие полки не обладали необходи-
мыми боевыми навыками и были расформированы после
восстания 1698 г. Это ничем не подкрепленное суждение до
сих пор доминирует даже в научно-популярных исследова-
ниях. Между тем все последние годы своего существования
псковские стрелецкие полки провели в боях на театре
военных действий. Оба псковских полка под командованием
Юрия Вестова и Даниила Загоскина участвовали в осаде и
штурме Дерпта и Нарвы в 1704 г. Более того, поскольку в
солдатские полки добровольцы шли неохотно, правитель-
ство организовало новые наборы в стрельцы в 1701—1703 гг.
В Пскове в 1703 г. были набраны новые стрелецкие полки
Башмакова и Руха, которые после взятия Дерпта в 1704 г.
переформировали в солдатские полки дерптского гарнизона63.
Изменилась и жизнь стрелецкой слободы. По мере запол-
нения солдатских полков новобранцами, как правило, не
имевшими семьи, бывшие стрельцы выбывали из строя по
ранениям или старости. Бутырская слобода стала обыкно-
венной пригородной слободкой Пскова, но местные преда-
ния навсегда связали ее историю со стрельцами.
* * *
Псков во второй половине XVII века переживал не
лучшие времена. Торговые коммуникации смещались на
север и восток, взрослевшее городское общество проходило
процесс становления корпораций и бунтовало против бю-
- 267 -
рократизировавшегося государства. И все-таки эта «осень»
псковского средневековья обладает для нас невероятной
притягательностью, поскольку через традиционные струк-
туры пробивались ростки нового общества и регулярного
государства.
1	Тимошенкова З.А. Псковские воеводы XVII в. // ПРЕИ. Т. 1.
С. 368-378.
2	Аграрная история Северо-Запада России XVII века: Население,
землевладение, землепользование. Л., 1989. С. 102; Гневушев А.М. Нов-
городский дворцовый приказ. М., 1911. С. 111.
3	Сборник МАМЮ. М., 1914. Т. 6. № 40. С. 199-200.
4	РГАДА. Ф. 137. Г. Псков. Кн. 26. Л. 37.
’	ОР РНБ. Ф.120. Оп. 2. Д. 125. Дело Псковской съезжей избы...
1676 г. Л. 1.
6	РГАДА. Ф. 137. Г. Псков. Кн. 28. Л. 113 об.
’	Там же. Кн. 26. Л. 54.
’	Там же. Кн. 34. Л. 38 об.
9	Демидова Н.Ф. Служилая бюрократия в России XVII в. и ее роль
в формировании абсолютизма. М., 1987. С. 50.
”	Милюков П.Н. Государственное хозяйство России в первой чет-
верти XVIII столетия и реформа Петра Великого. М., 1905. С. 3-10.
11	Флетчер Дж О государстве Русском. СПб.; 1906. С. 45; Середонин
С.М. Сочинение Джильса Флетчера «Of the Russe common wealth» как
исторический источник. СПб., 1891. С. 331-335.
12	ДАИ. Т. 3. СПб., 1848. № 36. С. 121-124.
13	Шмелев Г. Годовой бюджет Пскова и его пригородов // Древности.
Труды Археографической комиссии Императорского Московского
археологического общества. Т. 1. Вып. 2. М., 1898. С. 347. ’
14	Милюков П.Н. Государственное хозяйство России... С. 74—77.
15	РГАДА. Ф. 141. Оп. 5. № 351. Л. 4.
“ Там же.
17 Там же.
« ДАИ. Т. 5. СПб., 1855. № 1. С. 3.
19	РГАДА. Ф. 141. Оп. 5. № 351. Л. 4.
20	Там же.
21	Котошихин Г.К. О Московском государстве в середине XVII
столетия // Русское историческое повествование XVI—XVII веков. М.,
1984. С. 287.
22	РГАДА. Ф. 141. Оп. 7. № 30. Л. 1.
23	РГАДА. Ф. 141. Оп. 7. № 30. Л. 1.
24	Лабутин В.И. Сергей Поганкин*, владелец каменных палат //
Псков через века: Памятники Пскова сегодня. СПб., 1994. С. 58—59.
- 268 -
25	Книги псковитина, посадского торгового человека Сергея Ива-
нова сына Поганкина. Псков, 1870. № 15. С. 20-21; № 14. С. 19-20;
№ 16. С. 21-23; № 13. С. 14-17.
26	Соборное уложение 1649 г. / Рук. авт. колл. А.Г. Маньков. Л., 1987.
С. 108, 330.
27	РГАДА. Ф. 1209. Оп. 3. Кн. 17 761. Л. 317 об.~321.
21	РГАДА. Ф. 159. On. 1. 1685 г. № 2229. Л. 139.
29	Барсуков А.П. Список городовых воевод и других лиц воеводского
управления Московского государства XVII столетия. СПб., 1902. С. 186.
30	Старина и новизна: Исторический сборник. М., 1905. Кн. X.
С. 459-462.
31	там we С 45О'~4бО
32	РГАДА. Ф. 159. Оп. 3. № 2229. 1685 г. Л. 139.
33	Старина и новизна: Исторический сборник. М., 1905. Кн. X.
С. 459-462.
34	РГАДА. Ф. 159. Оп. 3. № 2229. 1685 г. Л. 137.
35	Котошихин ГК. О Московском государстве в середине XVII
столетия. С. 287.
36	РГАДА. Ф. 159. Оп. 3. № 2229. 1685 г. Л. 149.
37	Там же. Л. 154, 155, 165.
” РГАДА. Ф. 159. Оп. 3. № 2229. 1685 г. Л. 141-142.
39	Там же. Л. 163-168.
40	РГАДА. Ф. 1209. On. 1. Кн. 8499. Л. 152 об.
41	Там же. Ф. 1209. Оп. 3. Кн. 17 769. Л. 329-330.
42	Там же. Л. 335 об.
43	Голикова Н.Б. Привилегированные купеческие корпорации Рос-
сии XVI — первой четверти XVIII в. М-, 1998. С. 348.
44	Бродель Ф. Игры обмена. С. 482, 513.
45	Маньков А.Г. Развитие крепостного права в России во второй
половине XVII в. М.; Л., 1962. С. 295-296.
46	РГАДА. Ф. 1209. Оп. 3. Кн. 17 761. Л. 65-65 об.
47	Российское законодательство Х-ХХ вв. М., 1986. Т. 4: Законода-
тельство периода становления абсолютизма. С. 147.
4*	Маньков А.Г. Развитие крепостного права в России... С. 284.
49	РГАДА. Ф. 141. Оп. 7. № 95. 1692 г. Л. 1-35.
50	Там же. Л. 1.
51	Там же. Л. 4.
52	Там же. Л. 35.
53	Сборник МАМЮ. М., 1913. Т. 5. С. 282; Назаров В.Д. Псковское
сидеиие // ВИ. 1971. № 5. С. 117.
54	РГАДА. Ф. 1209. On. 1. Кн. 8499. Л. 135 об.
55	Там же. Ф. 615. On. 1. № 8813. Л. 25-25 об. Автор выражает
признательность И.О. Колосовой, предоставившей копию документа.
“	РГАДА. Ф. 1209. On. 1. Кн. 8500. Л. 156; ДАИ. СПб., 1848. Т. 3.
№ 36. С. 122.
- 269-
”	Сборник МАМЮ. М., 1914. Т. 6. С. 154, 203; Мержанова К.А.
Численность населения средневекового города: возможности реконст-
рукции (на примере Пскова) // СА. 1991. № 4. С. 112.
«	РГАДА. Ф. 141. Оп. 7. № 238. Л. 4.
55	ДАИ. СПб., 1869. Т. XI. С. 210-211.
60	Сборник МАМЮ. М., 1914. Т. 6. С. 194.
61	Новосельский А.А. Исследования по истории эпохи феодализма.
М., 1994. С. 129—130; Соловьев С.М. История России с древнейших
времен // Сочинения. М., 1991. Кн. VI. Т. 4. С. 81; РГАДА. Ф. 141.
Оп. 7. № 146 Л. 127.
62	РГАДА. Ф. 141. Оп. 7. № 146. Л. 128.
63	Рабинович М.Д. Стрельцы в первой четверги XVIII в. // ИЗ. М.,
1956. Т. 58. С. 280-290.
ГЛАВА 9.__________________________________________
Вне города: крестьяне и дворяне
в XVI-XVII веках
Земля и люди. - «Чтоб государевой казне было прибыльнее». -
Барин и лгужик. - В бегах. - Круг жизни дворянина: недоросли и
новики. - Воины и землевладельцы: становление служилого города.
- Служилые города в XVII веке.
Крестьяне - это «мелкие сельскохозяйственные произво-
дители, использующие простой инвентарь и труд членов
своей семьи и работающие на удовлетворение своих соб-
ственных потребительских нужд и выполнение обязательств
по отношению к обладателям политической и экономичес-
кой власти»1. Крестьянская жизнь в специфическом понима-
нии этого определения с каждым годом уходит все дальше
в прошлое. Зарастают кустарником и лесом сельские дороги,
связывавшие деревни еще во времена Ивана Грозного. Вме-
сте с исчезновением деревень уходит в прошлое образ жизни
их обитателей. Что означало быть крестьянином? Как писал
Ф. Бродель о французских крестьянах, они «пекли хлеб не
чаще раза в неделю, всю жизнь довольствовались одним
парадным костюмом, производили пищу, строили дом,
изготавливали мебель и одежду своими руками. А еще зимой,
в холода, спали рядом со скотиной, согреваясь ее теплом, не
имели никаких удобств, предпочитали не разжигать лишний
раз лучину, а шли за солнцем, вставая на рассвете и ложась
с первыми сумерками»2.
Не многим отличалась от крестьянской жизнь мелких
помещиков, чьи владения были разбросаны по долам и лесам
Псковского края. Еще в XVI в. многие помещики сами
работали на своих жеребьях, не располагая никакими сред-
ствами для принуждения крестьян к барщине. Наш рассказ
— о жизни этого воинственного, работящего и самобытного
мира в XVI—XVII веках. Российские исследователи в своих
трудах уделили немало места истории псковских крестьян.
- 271 -
В значительной степени на псковских материалах была
построена монография М.А. Дьяконова; в 1970-1980-х годах
аграрная история Псковской земли подробно изучена Н.Н.
Масленниковой3. ДО сих пор, однако, не вполне выяснены
особенности положения отдельных категорий сельского
населения в Псковской земле и соседних уездах; почти нет
исследований об особенностях становления крепостниче-
ства.
Земля и люди
Псковская земля в то время была так же неплодородна,
как и сейчас. Скудные почвы, довольно суровый климат
приводили к частым неурожаям. Деревня страдала от «хлеб-
ного недорода» иногда по два раза в десятилетие. Случались
и «голодные» годы, вызванные природными катаклизмами,
как, например, осенью 1539 — весной 1540 г., когда погибли
озимые хлеба. «Бысть осень дождива вельми, не дало солнцу
просияти и до заговеина Филипова за две недели, и яровой
хлеб На полех и гоумнех изгнил; а зима была снежна, а весна
студена, и вода велика и через лето, и рожь не родилйся,
вызябла с весны, и пожни по обозерью и по рекам поотня-
лися».
К гибели урожая приводило холодное дождливое лето,
как, например, в 1562 г. «Весне вода была велика в реках, и
не памятят люди таковой поводи, и мелниц много теряло,
а на лете было дождиво в сенокос и в жатву; а рожь жати
починали в Богородитцкой пост поздно, и рожь худа роди-
лася, с весны были севериКи ветры и мразы и до Петрова
говенья; а яровой хлеб был добр, да не дало обряжати хлеба
и яри и ржи дождами, ни сеяти хлеба ржы, после Оуспениева
дни преЧйстыа да до Въздвижениева дни честнаго креста
дджди»4. В этой подробной сводке представлены вееклима-
тические отклонения лета Северо-Запада России: северные
ветры и заморозки до 18 июня (Петровский пост)» дожди в
сенокос и жатву, так что жать рожь начали в Успенский пост
(1-14 августа), дожди с Успенья до Воздвиженья (с 15 августа
до 14 сентября, которые не давали посеять озимые. Таким
- 272 -
образом, весь годовой агротехнический цикл оказался нару-
шенным. Поскольку подобные климатические отклонения
случались нередко, номенклатура выращиваемых хлебов
была небогатой.
На полевых наделах крестьяне веками сеяли влаго- и
морозоустойчивые рожь, ячмень, овес, лен. Все остальные
культуры произрастали на «усадище» — огороде, окружав-
шем двор. Приоритет отдавали малотребовательным репе и
капусте, хотя и эти культуры часто оказывались уязвимыми.
Под 1565 г. в летописи сообщается о гибели урожая овощей
от вредителей: «по огородам черви капусту поядоша, и нет
памятухов таково не бывало, и по репищам те же черви
нятину объели». В качестве универсального пахотного ору-
дия крестьяне использовали деревянную соху с железной
оковкой лемеха, которой они вспахивали землю на глубину
до двух вершков (9 см). Русским крестьянам давно был
известен плуг с отвалом, но применяли его на неплодород-
ных землях Северо-Запада довольно редко: плуг переворачи-
вал и погребал тонкий плодородный слой почвы, и в таком
случае сеять семена приходилось в глину или песок. Поэтому
неглубокая культивация почвы сохой была оптимальным
способом ее обработки.
Борьба с природой шла с помощью рабочего скота,
которого всегда не хватало. Рассмотрим обеспеченность
скотом крестьян Псковского края. В Вязовских дворцовых
селах Великолукского уезда в 1672 г. на крестьянский двор
приходилось в среднем по одной-две лошади, на городовой
стороне Спасо-Никольской волости под Великими Луками
надвор в среднем приходилось почти по две лошади. Во всех
дворах, даже беспашенных бобылей, имелась корова, в
Спасо-Никольской волости на двор приходилось более чем
по две коровы. Достаточно было мелкого скота: по три-
четыре овцы и по три-четыре свиньи на крестьянский двор.
В доступной записи 1683 г. содержится подробное опи-
сание крестьянского хозяйства из поместья Кузьмы Глазова
в Островском уезде, в том числе роспись скота: «Мерин ворон
летам росл, а другой мерин шерстью бур трех лет не кладей,
да роговой животины: корова дойная шерстью черна, да две
- 273-
коровы шерстью белыя яловые, да два быка: один четырех
лет, а другой трех лет, один шерстью черн, а другой шерстью
бел, пестринье по нем черное, а оба кладеные, да нетелка дву
лет шерстью краснобелобока, да бычок летошней шерстью
красной некладенои, да нетелка однолеток шерстью бура, да
свинеи: боров белой кладеной трех лет пестринье по нем
черное, хвост резан, да свинья черная трех лет, да двое
поросят нынешних, да овцы: овца шерстью сера с двямя
янятами»5. Подобное крестьянское хозяйство, располагав-
шее двумя лошадьми и двумя быками, могло без труда
обрабатывать до 10 десятин земли.
Маломощные крестьянские хозяйства зачастую находи-
лись в затруднительном положении. Только на легких пес-
чаных почвах соху тащила одна лошадь; чтобы сдвинуть соху
на тяжелых глинистых почвах или на переложных землях,
требовалась упряжка либо из двух лошадей, либо из двух
быков, которую можно было снарядить далеко не в каждом
хозяйстве. К XVII в., когда экономическое состояние крес-
тьянских хозяйств ухудшилось, ощутимый перевес в обра-
ботке земли получили барские хозяйства, в которых на
пашню ставили несколько упряжек.
Урожаи зерновых были низкими, как правило, сам-3. Это
компенсировалось обширными распашками. Вспахать на
одной лошади больше 6 четвертей земли в одном поле было
невозможно. Поэтому на крестьянский двор в среднем
приходилось не больше трех десятин пашни и собранного
хлеба едва хватало, чтобы рассчитаться с государством,
помещиком и оставить себе, как говорили, «на семена и
емена» (питание). Еще в большей степени крестьянские
наделы уменьшались во время кризисов, сильнейший из
которых поразил Россию в 1570—1610-х годах. Начавшись из-
за резкого роста государственных налогов, разорение особен-
но сильно ударило по крестьянским хозяйствам, оказавшим-
ся в зоне военных действий в 1580—1581 гг. В Псковской земле
запустело 93% всех земель, в Великолукском уезде — 96%, в
Пусторжевском — 80%. Как можно судить по писцовым
книгам 1580-х годов, средний размер крестьянских наделов
составлял в Порховском уезде 3,1 десятины, в Великолукс-
- 274 -
ком — 3,75 десятины, в Псковской земле — 4,5 десятины, в
Пусторжевском уезде — 6,6 десятины6.
После Смутного времени начала XVII в. крестьянские
наделы на Северо-Западе России вплоть до 1620-х годов не
превышали 1,5 десятины. Хозяйственная реставрация при-
несла свои плоды только во второй половине XVII в. В это
время величина наделов крестьян Вязовской дворцовой воло-
сти колебалась от 3,75 десятины в д. Харитоновой до 15 де-
сятин в д. Садибе. Надел в 15 десятин было уже трудно
обработать семьей, поэтому во дворе зажиточного крестьяни-
на писцы отметили бобыля, жившего на положении захребет-
ника (работника), так как «животов и пашни под ним нет»7.
«Чтоб государевой казне было прибыльнее...»
Из века в век государство совершенствует свой фискаль-
ный аппарат, изобретая все более и более изощренные
способы взимания налогов. Как осуществлялись переписи
народного хозяйства на Руси и когда появились первые
писцы на Псковщине? Когда в 1478 г. Новгород был присо-
единен к Москве, северо-восточная часть современной тер-
ритории Псковской области вошла в состав Шелонской
пятины и, оказавшись в Московском государстве, первой
подверглась переписи. Приходится удивляться тому, как
при отсутствии даже начатков геодезии, без карт писцы
составляли полный кадастр всех хозяйственных объектов.
Описанию подлежали пашни и сенокосы в деревнях, озера
с рыбными ловлями, запустевшие поселения, а учету и леса.
Размеры пашен измерялись в коробьях посева, размеры
сенокосов — в копнах сена, собираемого обычно с данного
участка, площадь лесов — в верстах. Способность той или
иной деревни платить налоги и выполнять повинности —
нести тягло — выражалась в особых единицах налогообложе-
ния — обжах и сохах.
В наказах писцам правительство подробно инструктиро-
вало Их о том, как проводить описания и исходя из каких
принципов учитывать хозяйственные объекты. Все угодья,
приносившие доход, облагались оброком. Владельцам уго-
- 275 -
дий, «корыстовавшимся безоброчно», предписывалось вып-
латить прежние недоимки. Но в то же время в инструкциях
писцам правительство рекомендовало соблюдать меру, взыс-
кивая оброки, чтобы «до конца тех людей не оскорбити».
Авторы писцовых наказов исходили из интересов государ-
ства: «как бы государевой казне было прибыльнее» и «как бы
впредь было прибыльнее и стоятельнее». Эту «стоятель-
ность», или устойчивость, экономики региона и должны
были видеть своей конечной целью государевы писцы.
Приведем в качестве примера описание одной из сотен
деревень — Плюсы. В 1498 г. деревня Плюса находилась во
владении помещика Даниила Малого Нащокина. Писцы
отметили в деревне помещичий двор, где жил «сам Данило»,
а также дворы холопов Нащокина: «во дворе Овсяник, во
дворе Захар, во дворе Мишук, во дворе Ларивоник, во дворе
Кирилко плотник, пашни 12 коробей, сена 500 копен, 3
обжи». Как видим, Плюса была типичным для Северо-
Запада России малодворным поселением, а в ее окрестностях
Даниле Нащокину принадлежало еще 15 деревень, большин-
ство которых не сохранились до нашего времени8.
По подсчетам историков, в конце XV в. крестьянин
отдавал государству и помещику 25—30% произведенного им
совокупного продукта. Остальное шло на собственные по-
требности и воспроизводство. С середины XVI в. государ-
ственные налоги стремительно растут и становятся непо-
сильными для разоренных крестьян. По расчетам Г.В. Абра-
мовича, в 1552—1556 гг. крестьяне Бежецкой пятины платили
по 64 денги с двора. В середине 1550-х годов в России было
осуществлено валовое описание земель, проходившее и в
Псковском крае. Под 1556/1557 г. в летописи указано: «По-
чаша писцы писати город Псков и пригороды, и земли
мерити, и оброкы великы на оброчныя воды и пожни и на
мельницы наложиша»9.
Начавшаяся в 1558 г. Ливонская война многократно
увеличила повинности тяглого населения Псковской земли.
Псков и Великие Луки стали оперативными базами для
наступления русских войск в Ливонии и северной Белорус-
сии. Помимо обычных тягот, связанных с постоем войск,
-276 -
население несло и посошную повинность, а именно выстав-
ляло ополченцев—«посоху», использовавшуюся как вспомо-
гательные войска. Так, осенью 1560 г. в Псковской земле
собирали посоху «под наряд» (артиллерию) из расчета 22
человека с сохи; содержание каждого посошного человека
обходилось в 3—3,5 рубля в месяц. В 1561—1562 гг. крестьяне
Северо-Запада России платили государству уже не менее 83
денег с двора10.
Первоначально тяглые общины были в состоянии соби-
рать деньги для найма посошных людей на стороне, однако
прогрессировавшее разорение посадских и крестьян приво-
дило к тому, что они сами шли в посоху. Поход русских войск
в Ливонию в 1577 г. сопровождался масштабными инженер-
но-техническими работами, которые легли на плечи местно-
го Населения: «Повеле правити посоху под наряд, и мосты
мостити в Ливонскую землю и Вифлянскую, и зелеиную руду
сбирати; и от того налогу и правежу вси людие новгородцы
и псковичи обнищаша, и в посоху поидоша сами, а давать
стало нечево, и тамо зле скончашася нужно от глада и мраза
и от мостов и от наряду. А во Пскове баидаки и лодьи
больший посохои тянули под ливонские городы, под Улех и,
немного тянув, покинули по лесом, и тут згнили, и людей
погубили»11.
После окончания Ливонской войны правительство про-
водит описания наиболее разоренных территорий: в 1582-
1583гг. - Пусторжевского уезда, в 1584—1585 гг. — Великолук-
ского; в Пскове и Псковской земле в 1585 г. началось
описание под руководством Г. Морозова и И. Дровнина.
Содержание писцовых комиссий, выплата так называемого
«писецкого корма», также ложилось на местное население.
В отписи сборщиков оброчных денег Петровского конца
города Пскова от 1 декабря 1585 г. указаны расходы на
содержание писцов: «...в писетцкой корм, и в подводы, и в
сторожей и казаком в наем, что с веревки на поле ходят, и
в дрова и в лучину, и в свечи на пять дворов, и в бумагу и во
всякой розход... денег рубль 20 алтын и 3 алтына»12.
Описания 1580-х годов выявили опустошение и упадок
крестьянских хозяйств. Крестьяне резко сокращали облагае-
- 277 -
мую запашку, и если в начале XVI в. крестьянский надел
нередко достигал целой обжи, то к концу столетия на обже
сидели по 2—4 крестьянских семьи. В этих условиях собрать
прежние налоги было невозможно: в 1582—1584 гг. государ-
ственные повинности с крестьянского двора на Северо-
Западе России снизились до 76 денег13. Стремясь уменьшить
бегство крестьян, правительство царя Федора в 1584—1585 гг.
принимает постановления о сыске ушедших с тяглых мест
черных и дворцовых крестьян. В 1594 г. новгородские воево-
ды получили указ о пятилетием сроке подачи челобитных по
поводу завладения чужими крестьянами. Но намечавшееся
в конце XVI в. восстановление хозяйства свела на нет
гражданская война начала XVII в.
Огромное влияние на жизнь порубежной земли всегда
оказывала граница. Псково-Печерский монастырь, основан-
ный в конце XV века на границе с Ливонским орденом, был
обречен на бесконечные приграничные конфликты. Польша,
которой в конце XVI века принадлежала Восточная Прибал-
тика, была бессильна пресечь беспорядки на границе, тем
более что границы как таковой не существовало. Разумеется,
пограничные межи имелись, но сама граница была прозрач-
на и легко преодолима в обоих направлениях. Надо полагать,
что и русские крестьяне «заходили» в Эстонию по торговым
или прочим делам, однако гораздо серьезнее были «обиды»,
которые причиняли поляки и эстонцы Псково-Печерскому
монастырю и его крестьянам.
В марте 1599 г. игумен Иоаким отправил канцлеру
Великого княжества Литовского Льву Сапеге «обидную гра-
моту», в которой предъявлял претензии к польским властям.
По словам игумена, 15 марта 1596 года шесть поляков во главе
с неким Войцеховским, собрав отряд из 40 человек, напали
на монастырскую деревню Райкино «воинским обычаем».
Двух крестьян, которые пытались оказать сопротивление
грабителям, «убили из самопалов до смерти, а иных ранили».
Главной целью грабителей были крестьянские «животы», то
есть пожитки: деньги, платье, лошади, коровы и «всякая
рухлядь». По подсчетам монахов, поляки ограбили бедных
крестьян на 196 рублей, и даже три года спустя не вернули
«животы» и не наказали разбойников.
- 278 -
Немногим отличались от своих хозяев и эстонские кре-
стьяне. Игумен Иоаким жаловался канцлеру, что некий
«чухно Федоско» договорился о покупке у печерского крес-
тьянина Сеньки гнедого мерина (мерином в России называ-
ли холощеного коня) за 7 рублей. Мерина эстонец взял, да
потом еще и перепродал, а деньги Сеньке не отдал. Но самое
интересное в этом деле другое — мерин оказался ворован-
ным; Сенька купил его у беглых холопов псковских помещи-
ков Сумороцких. Помещики предъявили монастырю иск в 20
рублей — штраф за покупку краденой лошади, и монахи
понесли непредвиденные убытки. Иоаким слезно просил
канцлера дать «управу» на своих крестьян и вернуть либо
мерина, либо деньги14.
После окончания Смуты в 1619 г. правительство подтвер-
дило свой прежний курс на закрепощение сельского населе-
ния и приняло новый указ о пятилетием сроке сыска беглых
крестьян. До середины XVII в. сыск беглых начинался только
по челобитной землевладельца, который был обязан также
указать место нового жительства беглеца. Возвращение кре-
стьянина осуществлялось по суду, и далеко не все помещики
решались на длительные и разорительные тяжбы. Однако
отважившимся на иск помещикам беглых возвращали даже
в том случае, если поместье переходило из рук в руки.
Так, в 1619 г. из поместья И. Карпова Великолукского
уезда ушел крестьянин Афонька Есин и обосновался в городе
Великие Луки на посаде. После его ухода поместье перешло
в руки Семена Дубровского, который и подал челобитную о
возвращении крестьянина «на старое его печище». Тяжба
длилась несколько лет: крестьянин вначале отпирался от
своего «крестьянства», и даже когда помещик представил
показания пяти свидетелей, Афонька отвергал их на том
основании, что «те дети боярские Семену племя и друзья».
30 сентября 1623 г. великолукский воевода получил указную
грамоту из Устюжской четверти, в которой содержалось
предписание: «Семена (Дубровского. — В.А.) пожаловати,
велеть ему того его крестьянина Офоньку Есина по нашему
указу по летам и по судному делу и по распросным речам
отдати ему Семену на старое его печище дер. Бобылево во
- 279 -
крестьяне по прежнему». Любопытна ссылка приказных
дьяков на указ царя Михаила, видимо, 1619 г.: «а по нашему
де указу, тех крестьян, которые избегаючи от них не зажили
пять лет, отдают им на старые их печища»15.
Одновременно правительство начало новое валовое опи-
сание земель: в 1623 г. — Псковской земли, в 1626 г. —
Великолукского уезда, в 1627 г. — Пусторжевского уезда.
Главная задача, стоявшая перед писцами, — учет всех
налогооблагаемых статей, и прежде всего живущей пашни.
Но писцы также обязаны были искать и возвращать на
прежнее место жительства черное городское и сельское
население. В писцовых наказах 1622—1627 гг. важно подчер-
кнуть главное: несмотря на то что большинство писцов
описывали все земли, в том числе монастырей и служилых
землевладельцев, сыску подлежали только посадские люди
и черносошные или дворцовые крестьяне.
Данное положение варьировалось в зависимости от того,
существовали ли в данном уезде черносошные или иные
«государевы» земли. В Псковской земле в 1620-х годах не
осталось черносошных крестьян, но имелись дворцовые
волости. Соответственно, изменялись и формулировки на-
каза. Наказ писцам посада и уезда Пскова от 22 июля 1623 г.
предписывает: «...а вывозити им псковских пригородов по-
садцких людей и дворцовых волостей крестьян за государя
тех, которые довелись по государеву указу, до 128 году за 10
лет, сыскивая про то накрепко...» Таким образом, согласно
писцовому наказу, в Псковской земле сыску и вывозу подле-
жали только посадские люди и дворцовые крестьяне, не-
смотря на то что описаны были все категории земель16.
Описания 1620-х годов показали катастрофическое поло-
жение русской деревни. Как писали псковичи в своей
челобитной от 14 ноября 1628 г., «а в волостех... в засадех и
в пригородех и от литовских и от немецких людей и от
русских воров крестьяне побиты и во полон розведены, -и
дворишки их позжены и разорены до основанья». Спустя 40
лет после описания 1580-х годов большинство земель оста-
вались пустыми: в псковских уездах запустело более 94%
пашни, а в Великолукском и Пусторжевском — 98—99%.
- 280 -
Однако численность населения в некоторых уездах росла, в
особенности в Псковской земле, где количество дворов
увеличилось в 1,3 раза — с 2,5 тыс. в 1580-х годах до 3,2 тыс.
в 1620-х годах. Источниками роста численности населения
были как естественный прирост, так и миграция17.
Таблица 4.
Расчетная численность населения
в уездах по переписям XVI—XVII вв. (в тыс. чел.)
Административно- территориальные единицы	1580-е гг.	1620-е гг.	1646 г.	1678 г.
Псковская земля	22,0	42,0	84,0	96,0
Великолукский уезд	7,2	5,4	21,8	38,0
Пусторжевский уезд	9,7	6,3	13,7	28,7
Итого	38,9	53,7	119,5	162,7
После заключения перемирия в 1618 г. на территорию
Псковского края хлынул поток «выходцев из-за литовского
рубежа» — бывших пленных, а также населения Невельского,
Себежского и Красногородского уездов, отошедших к Польше.
В Псковской 3-й летописи под 1631/1632 г. отмечено: «...вы-
ходили выходцы многие из литовские земли, всякие люди
руские з женами и з детми, для великие нужи и правежу и
гладу и1 литовского насильства, православные християне; и
тех власти многих насильством отдавали детем боярским во
крестьянство, а многие скованы ходили по граду милостыни
просили, а кои не хотели, тех в тюрьмах держали, чтобы к
ним шли служити с кабалами»18.
Для регистрации пленных в приказных избах Великих
Лук и ЗаВолочья составлялись специальные «записные кни-
ги». До нас дошли лишь четыре записных книги за 1630—1631 гг.,
но и они позволяют представить масштабы миграции. Толь-
ко за период с 16 апреля 1630 г. по 13 октября 1631 г., то есть
за полтора года, в Великолукской приказной избе было
зафиксировано 146 «выходцев». Если учесть, что записные
книги велись и в Великих Луках, и в Заволочье на протяже-
-281 -
нии 1620—1630-х годов, то масштабы миграции «из-за литов-
ского рубежа» за 20 лет могут быть приблизительно опреде-
лены в 4—5 тыс. человек.
История их скитаний красочно характеризует бедствия
смутного времени. Приведем запись от 13 октября 1631 г.:
«Октября в 13 день вышел на Луки Великие из-за рубежа
детина Ромашко Федоров, а в роспросе сказался: роДом
Пусторжевского уезду, а где жил, того не упомнит, взят в
Литву в полон мал, а в кою пору, того не упомнит же, жил
в Полоцких волостях, кормился по деревням и вышел на
государево имя в прошлом во 138 году в Пусторжевский уезд,
и пожил в наймех у Никольского крестьянина у Ондрюшки
Пыхалова, да в прошлом же 139 году бил челом во двор
пусторжевцу Якову Щербинину, и Яков де меня привел на
Луки Великие к записи. И Ромашко на Луках к государеву
крестному целованию приведен. А по государеву указу и по
его челобитью отдан Якову Щербинину во двор, а в житье и
в измене взята на нем крепкая поручная запись»19.
Вышедшие из-за границы «на государево имя» подавали
челобитные о позволении им жить за тем или иным поме-
щиком. В подавляющем большинстве случаев выходцы отда-
вались «по старому крестьянству» прежнему помещику.
Старое крестьянство сохраняло свое действие и в тех случаях,
когда выходец был «взят в плен мал» или «взят в полон во 119
году», т.е. за 20 лет до выхода из-за границы. Многие выходцы
прежде жили на территории Речи Посполитой или Невель-
ского уезда, отошедшего от России в 1618 г. Таким людям «по
государеву указу» давалась воля, и они имели право поря-
диться в крестьяне, бобыли или во двор к тому или иному
помещику.
По мере восстановления крестьянского хозяйства госу-
дарство постепенно усиливало налоговый пресс. После
Смуты первостепенное значение получил налог на военные
нужды, называвшийся «стрелецким хлебом». Рос оклад
налога на содержание ямов — так называемые «большие
ямские деньги». С 1649 г. ежегодным и обязательным для
большинства населения стал налог на выкуп пленных —
полоняничные Деньги. С1638 г. с определенного количества
- 282 -
дворов начали взиматься «деньги ратным людям на жалова-
нье» — чрезвычайный налог на содержание солдатских
полков. По подсчетам исследователей, в 30-х годах XVII в.
монастырские крестьяне центральных уездов России плати-
ли налоги в размере 60 копеек (120 денег) с двора20.
После воцарения Алексея Михайловича его новое прави-
тельство в 1646—1647 гг. провело первую подворную перепись
населения. Перед переписчиками ставились ограниченные
задачи — максимально полный учет мужской части тяглого
населения с целью прикрепления крестьян и бобылей к
землевладельцам. В преамбуле переписной книги Пустор-
жевского уезда 1646 г. обозначены все категории населения,
подлежавшего переписи: «... переписать села, и деревни, и
починки, и дворы, и в них крестьян, и бобылей, и их детей,
и братью, и племянников, и соседей, и подсоседников, и
захребетников по имяном с отцы и прозвищи...» Отдельному
учету подлежало население помещичьих дворов — холопы и
другие крепостные люди. Переписные книги Пусторжевс-
кого уезда были названы переписчиками книгами «дворян,
и детей боярских, и вдов, и недорослей дворовым их
старинным, и крепостным, и кабальным, и задворным
людем с детьми и с братьями и с племянники»21.
Перепись выявила стремительный рост численности
населения. По расчетам Н.Н. Масленниковой, в 1640-х годах
в Псковской земле проживало не менее 80 тыс. человек; в
Великолукском уезде проживало более 20 тыс., в Пусторжев-
ском — более 13 тыс. Таким образом, на территории трех
административных единиц, охватывавших большую часть
территории области, проживало 110—120 тыс. человек. Зри-
мые черты хозяйственной реставрации давали возможность
государству наращивать сбор налогов. В 1670-х годах, по
подсчетам исследователей, частновладельческие крестьяне
платили с двора уже не менее 1 руб. 20 коп. в год.
Двукратный рост налогов часто был непосилен для
крестьян, и они всячески старались облегчить налоговое
бремя. Наиболее простой способ ухода от налогов - объеди-
нение дворов, что давало экономию на выплате хотя бы
подворных податей («стрелецкого хлеба»). В вотчине бояри-
- 283 -
на Ивана Богдановича Милославского, в деревне Июдино,
стояли два крестьянских двора: Омельки Ларионова и Наум-
ки Яфимова. В поданных писцам «сказках» боярские люди
пытались представить два крестьянских двора как один, «а
по досмотру он, Наумка, живет своим особым двором,
пригорожен двор его к Омелькину двору ныне вновь»22.
Перепись 1678 г., осуществленная в начале царствования
Федора Алексеевича, выявила существенные изменения в
численности и составе населения. По расчетным данным,
тяглое население Псковской земли, Великолукского и Пус-
торжевского уездов в 1678 г. составляло не менее 160 тыс.
человек. С одной стороны, численность населения выросла
существенно, с другой — помещики успешно уходили от
уплаты налогов за своих подданных, переводя их во двор —
на положение холопов и разного рода «крепостных людей».
В Великолукском и Пусторжевском уездах удельный вес
дворовых и задворных людей достиг 22—24%. Очевидной
стала необходимость налоговой реформы, и 2 сентября
1679 г. царь с думой издал приговор о включении задворных
людей в подворное тягло23. Таким образом, по мере восста-
новления хозяйства жернов государства давил на крестьяни-
на со все большей силой.
Барин и мужик
После присоединения Пскова и соседних земель к Мос-
кве местные землевладельцы - посадники и житьи люди -
в большинстве своем лишились вотчин и были выселены в
Замосковье. Конфискациям не подверглись лишь церковно-
монастырские земли: в XVI в. их удельный вес в структуре
землевладения псковских уездов составлял 40% — больше,
чем в среднем по России. И в 1678 г. монастыри были
крупнейшими землевладельцами Псковского края: Печерс-
кий монастырь владел 1088 дворами, Снетогорский - 384,
Мирожский — 15024. Конфискованные земли посадников с
конца XV в. пошли в раздачу новым землевладельцам —
помещикам, владевшим землями на условиях службы. Кре-
стьяне были обязаны платить в пользу помещика денежный
- 284-
и натуральный оброк. Помещик Данило Нащекин, владев-
ший деревней Плюсой, с 24 крестьянских дворов! получал
«доход» в размере 2 рублей, 2 гривен и 3,5 денег. Продуктовый
оброк помещику включал 8 полтей мяса, 24 барана, 15 куриных
туш, 15 сыров, 4 чаши масла, 70 яиц, 19 пятков льна, 16 возов
сена, 36 возов дров, 8 коробей ржи, 9 ко робей солода,
3,5 коробьи хмеля, коробью пшеницы25.
Отношения крестьян с помещиками невозможно рас-
сматривать вне контекста их военной службы. Рядовой боец
поместного ополчения, помещик, получавший от прави-
тельства населенную землю, чувствовал себя хозяином на
ней. Землевладельцы игнорировали законы о свободном
переходе крестьян, принуждая их оставаться в поместье. В
1555 г. черные крестьяне Пусторжевского уезда жаловались
в челобитных на имя царя: «Дети боярские ржевские и
псковские и лутцкие и из иных присудов вывозят за собя во
хрестьяне жити наших хрестьян из ржевских ис черных
деревень не по сроку по вся дни беспошлинно. А как деи изо
ржевских из наших ис черных деревень приедут к ним
отказщики с отказом в срок хрестьян из-за них отказывати
в наши в черные во ржевские деревни, которые крестьяне
похотят идти жити в те наши в черные деревни, и те деи дети
боярские тех отказщиков биют и в железа куют, а хрестьян
деи из-за себя не выпущают, да поймав деи их мучат, и
грабят, и в железа куют, и пожилое деи на них емлют не по
Судебнику, рублев по пяти,, и по десяти, и отказати деи
крестьянина из-за тех детей боярских немочно»26. Ситуация
в Ржеве Пустой, конечно, отнюдь не свидетельствует о
фактическом закрепощении крестьян. Черносошные крес-
тьяне Ржевы добились признания их прав «отказывать»
крестьян из-за помещиков, и в царской грамоте было предпи-
сано не отступать от норм Судебника» Но реальные отноше-
ния в поместье далеко не всегда определялись законом.
К концу XVI в. черносошные земли в Псковском крае
исчезли, перейдя во владение помещиков и монастырей, и
все крестьяне стали жить «за господином». После Смуты
начала XVII в. в деревне особенно остро ощущался недоста-
ток рабочих рук, и между помещиками часто возникали
- 285 -
острые конфликты из-за дворовых и крестьян. Так, в 1630 г.
вышедший из-за рубежа «детина» Степашка Григорьев был
приведен в Великих Луках к крестному целованию, «а по
государеву указу дана ему воля». Степан недолго наслаждал-
ся свободой: вскоре он попал в компанию дворовых людей
помещика Я. Щербинина, которые по приказу своего поме-
щика повезли его «к записке во Псков». Запись в крепостные
книги сделала бы вольного человека крестьянином или
холопом Щербинина. Но по пути в Псков Степана «на дороге
выбил» другой помещик, Семен Кокошкин, во двор к
которому и был временно («до указу») отдан «спорный
детина»27.
Распространенным, хотя и противозаконным способом
закрепощения было спаивание вольных людей. Дворовый
человек Гришка из пусторжевского поместья Семена Лиха-
рева так объяснил переписчикам в 1646 г. свое холопство: «...в
допросе сказал: старинный его крестьянской сын, да запоя
де его Гришку пьянова, да и женил на дворовой своей девке,
да женя и посадил на той деревне жить на пашню». Основа-
нием для отдачи человека помещику часто служил невыпла-
ченный долг; в этом случае должник «до искупа» — полной
выплаты долга — работал на кредитора. Именно за долг попал
в бобыли к великолукскому помещику Ивану Веригину
Лазарко Осипов, «а отдан он Лазарко ему Ивану в прошлом
во 154 году за кобальной долг, пока оплатитца». «Застарев-
шие» за помещиком крестьяне оказывались в его полном
распоряжении; он мог переводить их в другие деревни, в том
числе в другом уезде. Так, псковский помещик Посник
Неелов перевел две крестьянских семьи «от разорения
польских людей» из своего пусторжевского поместья в
деревню Каменской губы Псковского уезда. В 1662 г. кресть-
яне были вновь переведены «в старые деревни в Пустую
Ржеву»28.
Однако значительная часть крестьян сохраняла личную
свободу, и землевладельцам приходилось выполнять усло-
вия крестьянского поряда, т.е. привлечения в состав населе-
ния вотчины «новых приходцев». Условия поряда получили
отражение в порядных и ссудных записях, дошедших до
- 286 -
нашего времени за период с середины XVI до начала XVIII в.
В настоящее время на порядную запись установился взгляд
как на крепостной акт, функция которого сводилась к
первоначальному оформлению крепостной зависимости на
еще не закрепощенные или временно освободившиеся от
крепостной зависимости элементы общества.
Однако такую функцию порядная запись приобрела по
мере развития крепостничества во второй половине XVII в.,
и содержание порядных этой функцией не исчерпывалось.
На первом этапе развития крепостничества порядная запись
по преимуществу представляла собой договор, который,
определяя отношения между землевладельцем и новопрряд-
чиком, не может быть точно определен в терминах новоев-
ропейского права. Как писал Б.Д. Греков, «это договор
средневекового феодального права о вступлении вольного
человека в сеньориальную зависимость»29.
Основные условия договора крестьянского поряда следу-
ющие: 1) срок, на который поряжается крестьянин и условия
выхода по истечении срока; 2) подмога, или ссуда, предос-
тавляемая землевладельцем; 3) трудовые обязательства по-
рядчика; 4) податные обязательства порядчика; 5) льготы,
предоставляемые землевладельцем; 6) обязательство не на-
рушать общественный порядок в вотчине; 7) санкции за
невыполнение обязательств и нарушение порядка. В тексте
Уложения 1649 г. не встречается термин «порядная запись».
Уложению известны лишь ссудная и жилецкая записи,
которые предписывалось брать на вольных людей и регис-
трировать в правительственных учреждениях — Поместном
приказе в Москве и в приказных избах Казани, Новгорода и
Пскова (гл. XI, ст. 20).
Между тем в записных книгах крепостных актов Псков-
ской съезжей избы порядные записи фиксировались с 1626
по 1696 г., а в Новгородской приказной избе — с 1637 г. до
конца XVII в. Таким образом, Уложение 1649 г. не ввело, а
лишь узаконило давно существовавшую практику оформле-
ния частноправовых актов в государственных учреждениях
и не оказало сколь-нибудь существенного влияния на фор-
муляр крестьянских записей. С одной стороны, еще до
-287 -
Уложения (с 1619 г.) в порядных записях появились формулы
о невыходе крестьянина из вотчины; с другой стороны, и
после 1649 г. в порядных встречаются формулы о выходе
крестьянина от землевладельца.
Исследование записных книг крепостных актов Псковс-
кой приказной избы за 1671—1683 гг. показывает, что из 385
изученных актов преобладают порядные записи с крестьяна-
ми (114 актов), а следом за ними по численности идут
отпускные из холопства (101 акт). Конечно, и порядные, и
отпускные свидетельствуют о мобильности населения вот-
чин, и эта тенденция до начала 1680-х годов наличествовала
на территории Псковской земли, равно как и на других
окраинах России. Но следует иметь в виду, что в записных
книгах были зафиксированы сделки на крестьян, которые
составляли менее 1% населения Псковской земли. Большин-
ство земледельцев здесь, как и ранее, не покидали своих сел.
Широкое распространение в Псковской земле получили
срочные порядные, предполагавшие освобождение кресть-
ян после смерти землевладельца. 9 июля 1673 г. выходец из
Динабургского уезда порядился жить в поместье Т. Реутова
в Вышгородском уезде. В его порядной записи наряду с
обычными условиями поряда имелся пункт об освобожде-
нии крестьянина после смерти помещика: «А живучи мне
Ивану з женою и з детьми своими им на той пустоши пашня
пахать, и суки розсекать, и поля городить, и деревенные
хоромы устроить, и пятинной хлеб отвозить по вся годы ему
Терентею во Псков, и к выделу и к умолоту позывать, и
пятинной хлеб обряжать и молотить впору, и никуде с той
его помесной пустоши не збежать, и за иные ни за которые
вотчины нам во крестьянство ни в бобыльство не задаватца
и не поряжатца, и жить мне Ивану з женою и з детми своими
за ним Терентьем во крестьянстве по ево терентьеву смерть,
и после ево терентьевой смерти я Иван, и жена и дети мои
от того крестьянства свободны, а его терентьевой жены и
детем и роду и племяни ево, и кому ево терентьево поместье
ни достанитца, никому до меня Ивана и до жены и до детей
моих в том во крестьянстве дела нет, и не обневоливать...»
Иногда в порядных оговаривался отпуск на волю одного
- 288 -
из членов семьи. Так поступил поражавшийся в 1675 г. к
пусторжевскому помещику Б. Бородину выходец из Полоц-
кого повета: «А впредь ся порядная запись на меня Семена
з женою и з детьми во крестьянстве ему Богдану вечно
крепка, а дочь моя Семенова Овдотьица девка отпустить ему
Богдану на все четыре стороны...»30.
Отпускали помещики своих крепостных и священниками
на приход, как это сделал пусторжевский помещик И. Сумо-
роков в 1677 г. Правда, землевладелец отпустил своего
бобыля в свою же вотчинную церковь и позаботился о его
прикреплении на манер кабального холопа — до смерти
господина: «Отпустил есми из государева жалованья Пустор-
жевского уезду с сельца с Полиста вотчинного своего бобыль-
ского сына, а ныне он в попех по моему Иванову челобитью
в государеве жалованье в выслуженной моей вотчины в
сельце Сторожки у церкви Воскресения Христова, а именем
его зовут Василеи Дементьев сын, а отпустил я Иван ево
Василья з женою ево и з детми на все четыре стороны, а жити
ему Василью и служити ему в попех по мою Иванову смерть,
а как господь Бог по душу мою Иванову сошлет, и ему
Василью меня Ивана и душу мою грешную поминать, и
родителей моих поминать же, а после смерти моей до него
Василья и до жены ево и до детей никому дела нет»31.
Более четверти из числа исследованных актов составляют
отпускные из холопства (101 документ), и 60 актов являются
служилыми кабалами, оформлявшими холопство. Отпуск
холопов на свободу, безусловно, еще не свидетельствует об
изживании холопства как социального института. Холопов
отпускали чаще всего по завещанию после смерти владельца,
и, как свидетельствуют кабалы, в большинстве своем отпу-
щенники возвращались в холопство к родственникам или
соседям своего бывшего господина. Среди отпускных неред-
ки документы, по которым на волю выходило до десятка
холопов: в 1674 г. по духовной помещика Петра Татищева
были отпущены 9 человек.
В числе закабаляемых преобладали бывшие военноплен-
ные, нередко стремившиеся облагородить свое происхожде-
ние. Так поступил в 1679 г. «гулящий человек польской
- 289 -
породы Федька Кузмин сын Домжин», заявивший, что «в
прошлых де годех отец ево федькин Куземка был в Полоцке
еноралом (курсив мой. — В. А.), и в прошлых де годех тому назад
25 лет как был боярин Василеи Петрович Шереметев с
товарыщи под Полоцком с полком в воинское время, и ево
де Федьку вывез ис Полоцка в малых летех луцкий казак
Юшко Вавилов...»32. При всей недостоверности известия о
генеральстве отца Федьки отметим точность сообщения о
походе Шереметева на Полоцк в 1654 г., сопровождавшемся
взятием города и большого числа пленных.
Противоположная тенденция, набиравшая силу после
всеобщей переписи 1646 г., состояла в стремлении прави-
тельства учесть весь наличный состав вотчинного населения
и прикрепить его к личности землевладельца. Но до середи-
ны 1680-х годов оборот в сфере владения крестьянами был
развит слабо. Свидетельством того, что крестьяне станови-
лись объектом сделок, являются так называемые поступные
записи. К периоду 1672—1682 годов относятся 15 псковских
поступных, в большинстве которых сделки заключались
между старыми и новыми владельцами беглых крестьян, что,
с одной стороны, свидетельствует о мобильности сельского
населения. С другой стороны, помещики поступались кре-
стьянами уже после их бегства, а значит, практика купли-
продажи крестьян лишь внедрялась в жизнь деревни в конце
XVII в.
Нередко крестьян передавали другому помещику вслед-
ствие уголовного преступления. Так, в августе 1682 г. крес-
тьянин островского помещика Глазова «поколол ножем до
смерти» крестьянина другого островского помещика Бухво-
стова. В поступной записи Кузьма Глазов писал: «И в
нынешнем во 191 году бил челом великим государем Воин
Бухвостов в убивстве того крестьянина своего Кирилку
Дмитриева на того моего кузмина крестьянина на Нефедку
Макарьева, и я Козма с ним Воином договорил меж себя, что
мне Кузмы Глазову ему Воину Бухвостову дать вместо того
убитого его крестьянина ...с моего кузмина поместья Остро-
вского уезду Михаиловскои губы с деревни с Лелявина
поместную свою старинную крепостную крестьянку вдову
- 290 -
сидоровскую жену Макарьева Марфушку Ермолкину дочь с
детьми ее...»33.
Выдача крестьян производилась вместе со скотом и
собранным осенью хлебом, который крестьяне Глазова обя-
заны были обмолотить для вдовьего хозяйства. Процитиро-
ванная поступная запись от 9 октября 1682 г. является
великолепной иллюстрацией ст. 73 из главы XXI Соборного
уложения, где говорится о выдаче помещику взамен убитого
крестьянина «того крестьянина, о котором он бьет челом, з
женою и з детми и со всеми животы и с хлебом стоячим, и
которой сеян в земле...».
Владельцы вотчин гораздо раньше помещиков стали в
полной мере распоряжаться своими крестьянами как соб-
ственностью. Среди поступных выделяется купчая на вот-
чинного крестьянина, составленная 3 января 1681 г. Вдова
Авдотья Съянова продала своему брату Василию Лодыгину
крестьянина своей вотчины в Углицком уезде. Терминология
купчей абсолютно прозрачна: «...тот наш вотчинный кресть-
янин опричь сеи купчей и ево Василья иному никому не
продан и не заложен, ни у ково ни в чем ни в каких крепостех
не укреплен и не написан»34.
В конце XVII в. предметом купли-продажи становится
поместная земля с крестьянами. 1 марта 1691 г. помещик
Холмского уезда Михаил Коведяев «поступился» великолук-
скому помещику Комаю Креницину за 20 рублей своей
поместной деревней Чертеж и пустошью Нивки в Хлавицком
стану. В проданной деревне Чертеж стояли пять населенных
крестьянских дворов, которые, таким образом, тоже прода-
вались новому владельцу: «те записанные крестьяне и со
внучатами и со всем крестьянским животом и хлебом сто-
ячим и с молоченым и засевным и со всем хоромным и
огуменным строением»35. Превращение крестьян в принад-
лежность помещичьих владений означало окончательное
оформление крепостнических отношений.
Но столь крутая перемена в жизни сословия почти не
отразилась на представлениях крестьян о своем месте в
обществе. Несмотря на то что историки ввели в оборот целые
комплексы источников, до настоящего времени не удалось
-291 -
обнаружить зримых следов «классовой борьбы», которую
вели бы крестьяне Северо-Запада в XVI-XVII вв. за землю
или свободу. Противостояние крестьян и помещиков носило
архаичный характер. Нам удалось обнаружить свидетельство
использования крестьянами магии против соседнего поме-
щика в 1665 г.
Жили в великолукской деревне Желудево, принадлежав-
шей помещику Евсею Пущину, в одном дворе два брата —
Афонька и Ивашка Григорьевы. Однажды их лошадь задрал
медведь. Как писал в своей челобитной помещик Комай
Креницын, «как та их лошадь от таея медвежья порчи
пропала, и он Ивашко той своей лошади отсек голову, и
кости тае лошади собрав перенес со своей земли на мою. И
тае голову и кости, складчи в груду на моей земле, сжег...»3®,
Креницын вполне справедливо усмотрел в действиях
крестьян колдовской ритуал, сохранившийся еще с язычес-
ких времен. В русской народной традиции медведь, как
правило, выступал в роли «коровьего врага». Перенеся костй
погибшей лошади со своей земли на соседскую, крестьяне
«наводили» медведя на скот соседнего помещика. Видимо,
великолукские крестьяне, повздорив из-за земли с соседним
помещиком, решили его наказать, вызвав духов согласий
языческим обрядам своих предков. Причем «классовую
борьбу» крестьяне вели не со своим, а с соседним помещи-
ком. Как бы то ни было, укрепление помещичьего землевла-
дения государством не оставляло крестьянам права на сво-
боду. «Угодило зернышко промеж жерновов» — эта поговорка
как нельзя лучше характеризует положение русского кресть-
янина в XVI—XVII вв.
В бегах
До конца XVI в. крестьянин не был прикреплен к земле
или землевладельцу. Однако начиная с указов Ивана Грозно-
го о «заповедных летах» петля крепостничества Все туже
стягивалась на шее крестьянина, и главная цель законодате-
лей состояла в том, чтобы остановить бегство крестьян. По
Соборному уложению 1649 г. сыск крестьян стал бессроч-
ным, но бегства это остановить не могло.
- 292-
В какое время года чаще осуществлялся побег, готовился
ли он или происходил спонтанно, в силу экстремальных
обстоятельств, какова была реакция сельского общества, что
брали с собой беглецы, где находились их пристанища — все
эти вопросы изучались историками на материалах главным
образом южных уездов России37. Бытовавшие в XIX в.
представления о бегстве крестьян замечательно изобразил
М.Е. Салтыков-Щедрин в «Диком помещике»: «...куда девал-
ся мужик - никто того не заметил, а только видели люди, как
вдруг поднялся мякинный вихрь и, словно туча черная,
пронеслись в воздухе посконные мужицкие портки». С
неподражаемой иронией Щедрин писал и о возвращении
крестьян в поместье: «...как нарочно, в это время чрез
губернский город летел отроившийся рой мужиков и осыпал
всю базарную площадь. Сейчас эту благодать обрали, поса-
дили в плетушку и послали в уезд».
Как же происходил побег в конце XVI — XVII столетиях,
в эпоху становления крепостного права? На побеги крестьян
Псковского края сильно влияло его приграничное положе-
ние. Уйдя за литовский рубеж, крестьяне и холопы безнака-
занно совершали оттуда разбойничьи нападения на родные
места. В 1589 г. беглые крестьяне пусторжевского помещика
Салтана Дубровского разграбили двор соседнего землевла-
дельца Дмитрия Лодыженского, захватив лошадей и полот-
но38. Конечно, несвободный человек мог исподволь вынаши-
вать мысль о побеге, но осуществлял он свое намерение, как
правило, по определенным мотивам.
Иногда причиной было преступление, после которого
крестьянину только и оставалось, что податься в бега. Так,
например, сложилась судьба Якима Швалева из Пусторжев-
ского уезда. В Великий пост 1650 г. Яким взял «украдом для
своей скудости» копну сена у своего помещика Семена
Лихарева. Покражу заметил приказчик и холоп Лихарева
Данила Третьяков, который примерно наказал крестьянина
кнутом и взял с него 20 алтын, да еще и требовал рубль в
качестве штрафа. Уже тогда озлобленный крестьянин гово-
рил своему брату, что он помещичьему холопу «побойство
свое хочет мстить». Когда же угрозы приказчика повтори-
лись, 29 апреля Яким подкараулил его на дороге к Оршан-
- 293 -
скому погосту (близ современного Новоржева) и убил «из
пищали двумя пульками по животу до смерти».
Приказчик ехал в село, собрав 150 рублей оброчных денег,
которые присвоил Яким перед бегством. Об убийстве поме-
щичьего холопа Яким тут же рассказал своим родственникам
— братьям, свату и тестю — и некоторое время спустя ушел
в «Новгородчину». Все это происходило, когда помещик был
на службе в Москве. Через год в Великий пост в деревню к
своим семьям вернулись одновременно помещик и его
беглый крестьянин — «вор и убойца». Якима убедили, что
помещик простил его, но, явившись на двор к Лихареву,
беглец был подвергнут пытке, а затем посажен «в железа».
Через две недели он вновь ушел, на этот раз в сторону
литовской границы39.
Масса людей бежали «из желез», то есть из кандалов.
Таким образом, например, бежали в 1669 г. дворовые люди
великолукского помещика Комая Креницына. Часто причи-
ной бегства был распространенный людской порок — пьян-
ство. Именно «убоясь гневу государя своего», бежал от
помещика Ивана Батюшкова немилосердно битый им за
пьянство холоп Ивашка Кашин.
Как реагировало сельское общество на побег? Иногда
крестьяне сдавали подозрительных лиц властям, но в боль-
шинстве случаев бегство крепостных вызывало у соседей-
крестьян безусловное сочувствие и поддержку. В первую
очередь беглым помогали их родственники, и Якиму Шва-
леву в 1651 г. его братья, сват и тесть «платье и хлеб на дорогу
дали, и его проводили», отлично зная об убийстве приказ-
чика. Бежавшим в 1669 г. из великолукского села Алексеев-
ского дворовым людям помогали крестьяне из соседних
поместий, несмотря на то что люди помещика Креницына
повсюду «заказывали про беглых, чтоб их переимали». Тем
не менее крестьянин помещика Сумарокова перевез беглого
человека в челне через реку Л окню и дал ему на дорогу хлеба.
Крестьяне помещика Бешенцова продали хлеб беглым, а
крестьянин помещика Карповского даже просил у беглых
разбитые кандалы, чтобы их «сковать себе на топор».
Чем ближе к границе находилось поместье, тем легче
- 294 -
было крепостным убежать. В сельце Махново Пусторжевс-
кого уезда, принадлежавшем Ковере Пушечникову, в 1678 г.
жили 35 дворовых людей, и при этом почти столько же — 31
человек — находилось в бегах40. При явном сочувствии
крестьян к беглым борьба с побегами могла стать эффектив-
ной лишь с введением полицейских мер, но это удалось
сделать только Петру Великому.
Нет большего заблуждения, чем представлять себе рус-
скую деревню XVI—XVII вв. неким медвежьим углом с
грубыми нравами и варварским бытом обитателей. Государ-
ственная система держалась на деревне; без ее хлеба и денег
был невозможен рост городов и могущество государства.
Русские крестьяне веками приноравливались к суровому
климату, безжалостной государственной машине, своенрав-
ному землевладельцу. Но крестьяне жили в условиях крепо-
стного права еще и потому, что подчинение помещику и
властям расценивалось как послушание и отказ от своей
воли, что вполне соответствовало этосу православия.
Круг жизни дворянина: недоросли и новики
Власть помещика над крестьянами находила моральное
оправдание в том, что помещик был прежде всего воином.
Характер службы дворян, их материальное обеспечение разли-
чались, но объединяло их нечто более важное — служба
Отечеству. История дворянства в последнее время стала пред-
метом пристального внимания историков. Из наиболее значи-
тельных публикаций и исследований отметим фундаменталь-
ное издание «Актов служилых землевладельцев XV — начала
XVII в.» и другие публикации А.В. Антонова и К.В. Баранова,
работы В.Н. Козлякова, посвященные истории провинциаль-
ных служилых людей41. Сейчас очевидна громадная роль,
которую играли в политической жизни страны дворянство и его
специфическая организация — «служилый город».
* * *
О русском дворянстве у большей части наших современ-
ников сложилось впечатление как о крупных землевладель-
- 295 -
цах, живших в роскошных усадьбах. Имения Строгановых в
Болышове, Философовых под Бежаницами стали символа-
ми эпохи Российской империи. А как было раньше, до
времени Петра I? «Не хочу учиться, хочу жениться» — это
крылатое выражение из комедии Фонвизина давно стало
определяющим для представлений о молодости мелкого
помещика из сельской глухомани. Однако в XVI—XVII веках
слово «недоросль» вовсе не несло негативного смысла — оно
обозначало просто «не доросшего» до службы юношу.
Рождение мальчика в дворянской семье встречали с
двойственным чувством. С одной стороны, рождался на-
следник поместья, с другой — воин, которому, возможно,
суждено было сложить голову на войне. Мальчики-дворяне
получали наряду с крестильными именами некалендарные
имена, под которыми они иногда известны по документам.
В Пскове, например, известны помещики с именами Воро-
нец, Соловец, Тонай; в Великих Луках — Воин, Дружина,
Ишук, Окул. Часто среди некалендарных имен встречаются
образованные от простого счета детей в семье: Меньшой,
Первый, Третьяк.
Сын был наследником поместья, кроме того, на нем
лежала обязанность кормить и обеспечивать престарелых
родителей до их смерти. Если в семье было несколько
сыновей, поместье отца оставалось за одним или двумя из
них, а другие «верстались» в отвод, то есть могли претендо-
вать на получение других поместий. В обязанности сына,
которому переходило отцовское поместье, входило содержа-
ние родителей в старости, а также выдача замуж сестер. Если
сын не заботился о матери и сестрах, последние могли
требовать часть земли себе «на прожиток», то есть для
обеспечения «житья». Сохранилось дело 1626 г. по челоби-
тью вдовы великолукского помещика Ивана Нелединского.
Вдова заявила, что ее сын Крик Нелединский, получив
отцовское поместье, «забыл» о матери и сестрах: «Тот мой
сын Крийко меня не слушает и не кормит, сестер своих замуж
не выдает. ...Бью челом тебе, государю, я бедная вдова, чтобы
ты, государь меня пожаловал и дочеришкам из того мужа
моего поместейца велел дать на прожиток...»42. В XVII в.
- 296 -
поместье стало фактически наследственным, и если сына у
помещика не было, то после его смерти поместье переходило
дочери, а служить с него в дальнейшем мог ее муж43.
С момента рождения мальчик включался в списки слу-
жилых людей, которые назывались десятнями. Таким обра-
зом, служба его начиналась с пеленок, но в этом не стоит
видеть мнимые привилегии. Десятни — это военно-учетные
документы, и одна из их задач заключалась в учете детей как
потенциальных воинов. По достижении совершеннолетия
молодой дворянин вставал в строй. Совершеннолетие по
каноническому праву наступало в 15 лет, когда можно было
жениться. В этом же возрасте помещик впервые поступал на
службу и являлся на смотр. Смотр служилых людей проходил
периодически в феврале — марте в уездном городе, под
командованием воеводы. Вступая на службу, дворяне и дети
боярские принимали присягу, целуя крест царю и его детям.
С новиков брали крестоцеловальные записи, содержав-
шие стандартный текст: служить «не щадя головы своей, до
смерти; и в Крым, и в Литву, и в Немцы, и в иные никоторые
государства не отьехати; и из городы, и ис полков, и ис
посылок без государева указу и без отпуску не съехать, и
города не здати, и в полкех воевод не покинуть, и с их
государевы изменники не ссылатися, и не на какие прелести
не прельститца, прямити, и добра во всем хотети вправду,
безо всякие хитрости и до своего живота»44. В крестоцело-
вальной записи были перечислены, таким образом, основ-
ные воинские преступления: отъезд в другое государство, а
также участие в «смуте» — агитация в пользу другого госуда-
ря, участие в заговоре или «умысле» на царя и его семейство.
За все эти преступления Соборное уложение 1649 г. предус-
матривало исключительную меру наказания — смертную
казнь.
На смотре воевода осуществлял «разбор» служилых лю-
дей: оценивал вместе с выборными дворянами их боеспособ-
ность, вооружение и назначал оклад - денежное довольствие
и земельное жалованье. Все эти сведения заносились в
десятню — официальный список служилых людей, отсылав-
шийся в Разрядный приказ. Наиболее ранняя из подобных
-297 -
сохранившихся документов по Северо-Западу России —
десягня новиков 1596 г. — включает в свой состав молодых
дворян из Великих Лук, Ржевы Пустой, Невеля. Новиков
жаловали только поместными окладами размером от 300 до
100 четвертей, и само пожалование означало лишь признание
потенциальной возможности наделения поместьем45. Насе-
ленной земли всегда недоставало, и молодые дворяне начи-
нали службу с поместий отцов. Новики были мобилизаци-
онным резервом поместного ополчения и, вступая в насле-
дование поместьем отца или близкого родственника, обре-
тали полные права, в том числе на денежное жалование и
прибавки к окладу за успешную службу.
Воины и землевладельцы: становление служилого
города
Присоединение псковских земель к Москве в конце XV—
начале XVI в. привело к существенным изменениям в
структуре землевладения и в отношениях землевладельцев с
государством. Прежних землевладельцев — бояр и житьих
людей — лишили вотчин и переселили в Замосковный край
(см. гл. 4). До середины XVI в. в псковских уездах еще имелись
владения земцев — потомков местной правящей элиты, но
вскоре земцы слились с новыми землевладельцами — поме-
щиками. Поместье выдавалось служилому человеку под
условием службы, главным образом военной. Большая часть
доходов помещика, взимаемых с крестьян, также шла на
исполнение службы — покупку вооружения, обмундирова-
ния, лошадей.
Первые поместья были значительными по размерам:
например, поместье, пожалованное в 1504 г. Васюку Иванову
с братьями в Великолукском уезде, включало в свой состав
56 деревень Бологоцкого стана46. В дальнейшем, в связи с
сокращением свободных земель, пожалования стали не
столь щедрыми. Изначально поместье считалось государ-
ственной собственностью: оно передавалось по наследству
лишь в том случае, если у помещика был совершеннолетний
сын, годный к воинской службе. В противном случае поме-
- 298 -
стье возвращалось в государственный фонд и передавалось
другому служилому человеку.
Далеко не каждый желающий мог получить поместье. По
всей видимости, уже к середине XVI в. на территории уездов
возникли особые корпорации землевладельцев — служилые
города. Служилый город объединял всех служилых землевла-
дельцев уезда, которые фиксировались в десятнях и имели
преимущественное право получать поместья на территории
уезда. На современной территории Псковской области вла-
дели землями помещики пяти служилых городов: в псков-
ских уездах — служившие «по Пскову», в Пусторжевском —
«по Ржеве Пустой», в Великолукском — «по Великим Лукам»,
в Невельском — «по Невлю», в Порховском уезде и погостах
на р. Плюссе — «по Великому Новгороду». Псковские и
великолукские дворяне принимали активное участие во всех
войнах России на Северо-Западе, начиная с русско-литовс-
кой 1534—1537 гг. Военные действия на Северо-Западе ве-
лись, главным образом в зимнее время, когда устанавливался
санный путь. В феврале 1535 г. новгородские и псковские
помещики во главе с кн. Горбатым совершили глубокое
вторжение в пределы Великого княжества Литовского, разо-
рив окрестности и посады Витебска, Полоцка, Браславля, и
вышли на подступы к Вильне47.
В начале царствования Ивана Грозного в Русском госу-
дарстве была осуществлена масштабная реформа государева
двора, цель которой состояла в испомещении под Москвой
тысячи отборных дворян из уездов, всегда готовых к выпол-
нению правительственных поручений («посылок»). В ок-
тябрьском указе 1550 г. говорилось: «А которым бояром и
околничим быти готовым в посылки, а поместей и вотчин
в Московском уезде у них не будет, и бояром и околничим
дати поместья в Московском уезде по 200 чети; а детем
боярским: в 1 -й статье дати поместья по 200 ж чети, а другой
статье детем боярским дати поместья по 150 чети, а третьей
статье дати поместья детем боярским по 100 чети...»48. В
Московском уезде получили владения 62 помещика Псков-
ской земли, 34 из которых получили чин детей боярских
дворовых, а остальные — городовых. А.П. Павлов считает, что
- 299 -
зачисленные в состав «избранной тысячи» псковские и
новгородские землевладельцы вошли в состав государева
двора, хотя и служили в основном в городах Северо-Запада
и в Ливонии49.
Поскольку служилый человек владел поместьем на пра-
вах собственности, оно могло быть изъято у землевладельца
в силу государственной необходимости. В последний период
царствования Ивана IV (1565—1584 гг.) перемещения служи-
лых людей из одного уезда в другой стали нормой. Псковский
край первоначально не затронули опричные мобилизации,
но и здесь многие помещики лишились земель. В 1575—
1576 гг. Псков вместе с уездами, а также Порховский уезд
Новгородской земли вошли в состав «удела» Ивана IV —
особой территории, подчинявшейся лично «князю москов-
скому, псковскому и ростовскому». Дворян вновь, как и в
годы опричнины, поделили на две части, и началось форми-
рование нового, «удельного» двора царя, куда включались
служилые люди не только уездов, составивших «удел». «Те,
кто после расследования были бы признаны заслуживающи-
ми доверия, должны были оставить свои поместья в земщине
и переселиться на территорию удела... дети боярские Обо-
нежской пятины, которых царь взял в свой двор, должны
были оставить свои поместья на территории пятины и
переселиться в Порховский уезд»50.
Массовый вывод помещиков из Великолукского уезда
был также осуществлен в 1575—1576 гг. Об этом свидетель-
ствует ремарка в писцовой книге Великолукского уезда
1620-х годов: «Горецкого ж стану помесные порозжие земли
списаны с приправочных книг письма князя Дмитрия Елец-
кого 92 году, за которыми помещики объявились в тех книгах
Горецкого стану в розных станех под перечнями, а в подлин-
нике их в Горецком стану нет, потому что старые писцовые
книги в Московское разоренье попорчены, а те помещики с
Лук Великих выведены к Москве, и во Псков и во Ржеву
Володимерову давно»51. Поскольку определение на службу во
двор производилось зачастую по принципу родства, среди
«выведенных» из Великих Лук было немало однофамильцев
видных опричников и дворовых. Это и Роман Евсюков сын
- 300 -
Милюков, и Юшко Семенов сын Зюзин, и Андрей, Ждан и
Макар Болтины. Все они лишились своих поместий в
Великих Луках и получили взамен поместья в «удельных»
уездах: Чиркины, например, обосновались в псковских уез-
дах.
Изменения в землевладении уездов Пскова и его пригоро-
дов также были весьма существенны. Видимо, в 1575-1576 гг.
в связи с переходом Пскова в удел поместий здесь лишились
большинство бывших «тысячников». В писцовых книгах
1585—1587 гг. обнаруживаются владения потомков лишь трех
помещиков, включенных в состав «избранной тысячи» в
1550 г.: в Пецкой губе поместьем владел М.И. Быков (сын
«тысячника» И.Т. Быкова), в Колпинской губе поместьем
владели сыновья «тысячника» М.А. Шишкина, а в Володи-
мерецкомуезде — И.К. Вышеславцев (сын «тысячника» К.Н.
Вышеславцева)52. Зато повсеместно в тексте книги обнаружи-
ваются следы бывших поместий «тысячников», например,
рыбные ловли под Изборском, некогда принадлежавшие
Я.С. Бачманову, бывшее поместье А.Л. Соловцова в Остро-
вском уезде53.
Псковские землевладельцы и во второй половине XVI в.
активно участвовали в боевых действиях на Северо-Западе.
Тяжелейшая военная страда началась в 1558 г., когда Россия
втянулась в длительную двадцатипятилетнюю войну с Ливо-
нией. Уже в сражениях 1558—1560 гг. погибло немало служи-
лых людей: в некрополе Псково-Печерского монастыря
находятся датированные погребения четырех дворян — И.Ф.
Чихачева, Ф.М. Григорьева-Невзора, К.С. Шевелева и Г.Ш.
Ододурова54. В зимнем походе 1563 г. на Полоцк 150 велико-
лукских и 80 пусторжевских помещиков находились в составе
передового полка русской армии. Война для дворянина
отнюдь не была бедствием, определяя весь смысл его суще-
ствования. На переговорах с польско-литовскими послами в
1562 г. бояре изложили, как метко определила А.Л. Хорош-
кевич, «философию войны» русского служилого человека.
Не стоит удивляться, говорили бояре, тому, что подданные
царя хотят воевать, ведь «из давных лет повелося, тогда
воинам веселие и пожиток, егда рать воздвигнетца»55. Вели-
- 301 -
колукские дворяне участвовали в Земском соборе 1566 г.,
созванном для обсуждения условий перемирия с Польско-
Литовским государством. Текст соборного приговора пере-
дает темпераментную речь великолучан: «Мы за государя
служили, и умирали, и радели, за одну десятину Озерищского
и Полоцкого повету покладем головы свои»56. Многие служи-
лые люди из северо-западных городов получили поместья в
Ливонии и под Полоцком, и им было что терять в случае
уступки завоеванных территорий Литве. Тем не менее Ливон-
ская война закончилась поражением и выводом успевших
обжиться на завоеванных землях псковских помещиков.
Правительство не могло бросить служилых людей на
произвол судьбы, и в первой половине 1582 г. царь издал указ
или серию указов о выделении владений «новым помещикам
розных немецких городов» на Северо-Западе России. Служи-
лым людям отделяли земли преимущественно на территори-
ях черносошных волостей и дворцовых сел; в раздачу также
шли запустевшие поместья, оставшиеся без владельцев.
Правительство решило разместить большинство выведен-
ных служилых людей в Великолукском (227 человек) и
Пусторжевском (82 человек) уездах. Они получали деревни,
населенные черносошными крестьянами, находившиеся,
как правило, на окраинах уездов и в меньшей степени
разоренные войной. Среди новых землевладельцев Пустор-
жевского уезда выделялись четверо Бороздиных, четверо
Бурцовых, двое Толстых, двое Пушкиных. В Великолукском
уезде получили поместья князь А.И. Лобанов-Ростовский,
князья Андомские, князья Шаховские57.
Усадьба провинциального помещика была небольшой по
своим размерам. Помещичий двор состоял из деревянного
барского дома, почти не выделявшегося своим внешним
видом из крестьянских домов и служебных помещений —
холопьих дворов, конюшни, скотного двора. Обычно дворя-
нин получал поместье в уезде не в виде целостного комплекса
земель, а в виде различных по размерам поместных «дач» в
разных частях уезда.
Первые помещики в Псковском крае, как и на всем
Северо-Западе России, были довольно крупными землевла-
-302 -
дельцами. Из материалов обыска, проводившегося в помес-
тье князя Ивана Бабичева после его гибели в 1572 г.,
вырисовывается впечатляющая картина помещичьей усадь-
бы в селе Озерцы Которского погоста на территории совре-
менного Плюсского района. «Двор большой, на дворе хором
две горницы с комнаты, да повалуша, сени одны, поварня,
другая поварня естовная, две житницы, дворец конюшен-
ной, на нем четыря конюшни, да сенник, да челяденной
двор, на нем два подклета, да изба, да за двором пять
дворъцовлюцких...»58. Вусадище стояли 14 построек жилого
и хозяйственного назначения. В 1572 году двор князя Баби-
чева опустел: во второй половине XVI века на Северо-Западе
России бушевал тяжелейший социально-экономический
кризис.
Катаклизмы конца XVI — начала XVII в. приводили к
тому, что помещики погибали, бросали разоренные помес-
тья в приграничных районах. В результате многие служилые
люди получали в качестве поместья пепелище. После окон-
чания Ливонской войны в 1582 г. русские войска были
выведены из Прибалтики, служилые люди сразу лишились
своих поместий и помещики «розных немецких городов»
стали вновь осваиваться в России. Субота Степанов сын
Пушкин, например, получил поместье из земель Тулупа
Вельяминова во Влицком стану Пусторжевского уезда и в
Коротайском стану Невельского уезда. Его поместный оклад
составлял 500 четей, «да ему ж по государеве грамоте велено
придати за службу к 500 четям 50 четей». Основной участок
поместной дачи Суботы Пушкина находился на территории
современного Локнянского района Псковской области.
Владение помещика занимало территорию северного
колена р. Локни в районе современных деревень Иваньково,
Дрехово, Малый и Большой Бор, Орехов Брод. Усадьба
Пушкина располагалась в селе Иваньково, где «стояла без
пения» деревянная церковь Николая Чудотворца, сожжен-
ные «литовскими людьми» помещичий и людские дворы.
Всего в поместье Суботы Пушкина числились 4 холопьих, 25
крестьянских и 9 бобыльских дворов59. Такого «состояния»
едва хватало на покупку вооружения и лошадей для службы.
- 303 -
Не отличались состоятельностью и помещики псковских
уездов. В 1599 г. псковский помещик Степан Беклешев
получил взамен сгоревшей в усадьбе новую ввозную грамоту
на деревни в Красногородском и Вышегородском уезде.
Полученное из состава бывших помещичьих и земецких
земель, поместье на две трети состояло из пустошей. Если
же служилый человек был на плохом счету, он мог получить
еще более скромное владение. Помещик Богдан Сеславин не
явился в поход на Ивангород в 1590 г., и «по ивангородским
нетом» лишился своего поместья. Спустя 11 лет, в октябре
1601 г., он получил ничтожное поместье в Изборском и
Псковском уездах, состоявшее из четырех деревень и пусто-
шей60.
Кризис конца XVI — начала XVII в. и Смута привели к
массовому разорению тяглого населения. Новый импульс к
развитию в первой половине XVII в. получило холопство.
В.М. Панеях выяснил, что в качестве владельцев кабальных
людей в Пскове преобладали служилые люди, в особенности
воеводы61. Холопы жили как в городских, так и в сельских
дворах помещиков. Но даже после хозяйственной реставра-
ции 1620-х годов поместное землевладение в Псковском крае
оставалось по преимуществу мелким. До конца XVII в. далеко
не все землевладельцы имели обустроенные усадьбы. По
переписи 1678 г. в Псковском уезде числилось помещичьих
102 двора, в уездах псковских пригородов —120 дворов. Лишь
некоторые дворяне обзавелись приказчиками, и большин-
ство помещиков управляли своими крестьянами сами62.
Служилые города в XVII веке
Серьезным ударом для служилых людей Северо-Запада
оказалась гражданская война начала XVII в. Уже с начала
борьбы с первым самозванцем помещики отправились на
войну. Служилые люди несли потери: так, в боях под
Кромами (декабрь 1604 — апрель 1605 г.) был ранен, а
впоследствии умер от раны великолукский помещик Неле-
динский. Псковский служилый город почти в полном соста-
ве участвовал в подавлении восстания Болотникова. Более
- 304 -
восьмидесяти псковских помещиков получили добавочные
земельные и денежные оклады за «тульскую и калужскую
службу», т.е. за осаду и бои под Тулой и Калугой в 1607 г.
Например, помещик Андрей Шишкин бился с отрядами
Болотникова под Калугой и Тулой, а за рану в бою на реке
Вырке в феврале 1607 г. получил в придачу к окладу 50
четвертей земли. Еще 50 четвертей Шишкин получил «за
приход, что пришел от Колязина монастыря от боярина и
князя Шуйского к Москве с грамотами»63.
Смута расколола русское общество на два лагеря —
поддерживавших царя и присягавших самозванцам. Раскол
страны коснулся и псковских дворян. Весной 1608 г. псков-
ские дворяне были призваны в Москву на защиту столицы
от войск самозванца Лжедмитрия II. Но 1 сентября в Пскове
произошел переворот в пользу самозванца, и псковские
дворяне, невзирая на возможные наказания, осенью 1608 г.
стали возвращаться домой (подробнее см. гл. 6). Позднее,
когда князь Михаил Скопин-Шуйский начал собирать в
Новгороде армию для освобождения страны от интервентов,
псковичи активно участвовали в военных действиях и многие
получили награды. В августе 1610 г. на московском троне
формально утвердился избранный боярами сын польского
короля Владислав. 6 декабря 1610 г. в Псков, Ржеву Пустую,
Невель и Великие Луки были отправлены грамоты от «гос-
подаря», и началась присяга дворян северо-западных уездов
новому царю. Многие «перелеты», как позднее называли
изменивших помещиков, стремились любой ценой увели-
чить свои владения. Так, псковский помещик Иван Симан-
ский получил новое поместье «во вревском пригороде Во-
ронцове», принадлежавшее некогда Никите Карамышеву.
Поместья отбирались у служилых людей, оставшихся
верными Москве. 17 августа 1612 г. в раздачу было пущено
пусторжевское поместье Григория Зеленого: «а Григорей
ныне крестное целование нарушив живет в Торопце, а нам
(полякам. — В.А.) не служит и не прямит, а поместье за ним
в Торопце и на Луках Великих есть опричь того». Известный
авантюрист и великолукский помещик Григорий Валуев
получил в Завелицкой засаде Псковского уезда деревню
- 305 -
Колпино, а в Невельском уезде — целую Никольскую волость
из состава дворцовых земель64. После восстановления цент-
ральной власти лишь Г. Валуева, перешедшего на сторону
Польши, лишили своих поместий, большая же часть вели-
колукских и пусторжевских служилых людей сохранила свои
владения, полученные от Владислава IV.
Печальным было положение псковских помещиков во
втором десятилетии XVII в. В 1615 г. попытку захватить
Псков предпринял шведский король Густав-Адольф. Когда
в 1615 г. правительство осуществило первый после Смуты
полноценный разбор местных дворян, выявилась большая
убыль и недисциплинированность служилых людей. Многие
погибли в гражданской войне, как, например, Борис Руда-
ков, погибший во время осады Пскова Густавом-Адольфом
в 1615 г.: «...после денежные дачи во Псковской осаде убили
его, Богдана, на приступе немецкие люди». Зачастую служи-
лые люди не являлись на службу, как, например, Федор
Неелов: «...а сказали, что он ныне живет на Опочке, а во
Псков на государеву службу не едет»65.
По мере восстановления страны восстанавливался регу-
лярный порядок службы, определявшийся во время смотра,
или разбора. Рассмотрим основы службы помещиков по
материалам великолукских и пусторжевских десятен 1631 и
1649 гг. Разбор производил чаще всего воевода уездного
города: в 1631 г. это был Федор Васильевич Бутурлин, в 1649 г.
Даниил Степанович Великого-Гагин. В феврале — марте в
Великие Луки съезжались из своих поместий служилые люди
с холопами. Из их среды выбирались окладчики — наиболее
состоятельные и заслуженные люди. Великолукские поме-
щики в 1649 г. выбрали 13 окладчиков, пусторжевские — 5.
Окладчики приносили присягу, и, руководствуясь имен-
но их сведениями, разборщик определял род службы для
каждого служилого, а также назначал им оклады. Воеводу,
руководившего разбором, интересовало, каков служилый
человек «своею головою» и «своею службой». Если окладчи-
ки давали характеристику «служилый человек головою своею
добр», это означало, что он имеет достаточное для несения
службы поместье, в состоянии купить хорошее оружие,
- 306 -
лошадь и содержать боевых холопов. Если помещику дава-
лась характеристика «службою своею добр», это означало,
что он имеет достаточный боевой опыт, приобретенный в
походах. «Добрые» службой и головой помещики имели и
наивысшие земельные и денежные оклады.
Дворяне приезжали на смотр на ногайских лошадях
(«конях»), на турецких и польских лошадях («аргамаках»),
или на местных лошадях («на мерине»). Оружие и обмунди-
рование не было унифицировано, но в XVII в. стало почти
единообразным. Средства защиты использовались самые
различные: чаще всего латы или кольчуга и шлем («шишак»).
Вооружение совершенствовалось на протяжении одного
поколения: в 1631 г. многие великолукские помещики выез-
жали на службу с саблей и пищалью, а в десятне 1649 г.
фигурируют более удобные для конного боя пистоль и
карабин.
Помещика в походе сопровождал его холоп («человек»),
живший в полковом обозе («в кошу»). Вот как, например,
описано снаряжение великолукского помещика Петра Лу-
комского в 1631 г.: «Головою своею и службою добр, на
государеву службу будет на коне, в збруе, в латах, и в
зарукавье, да в шишаке; ружья: пищаль, сабля; да за ним
человек на мерине, с пищалью да саблею при копье». В
десятне 1649 г. П. Лукомский охарактеризован следующим
образом:«.. .Поместья за ним в Луцком да в Островском уездех
в даче 500 четвертей, 47 дворов крестьянских и бобыльских,
а вотчины и прожиточного угодья за ним нет, служит старо.
На государеве службе бывает на коне, бою у него сабля да
карабин, да пара пистолей, да человек на мерине с простым
конем, бою у него сабля да пищаль»66.
В зависимости от боеготовности служилого человека его
назначали на дальнюю, ближнюю и осадную службу. Полко-
вая дальняя служба для псковских и великолукских помещи-
ков проходила в мирное время в городах Засечной черты,
защищавшей центр России от вторжений татар, или в
Москве, где служилые люди поступали в распоряжение
Государева двора. В военное время полковая дальняя служба
предполагала походы в глубь неприятельской территории.
- 307 -
Походы на защиту южной границы от нападений крымских
татар начинались после окончания Великого поста; служи-
лый человек оставлял свое поместье на полгода и больше и,
с окончанием весенней распутицы и половодья, выступал в
поход. С собой служилые люди везли приготовленные за
зиму съестные припасы и корм для лошадей.
Многие служилые люди «за бедностью» были не в состо-
янии нести полковую конную службу, так как «поместья их
пусты». Другие помещики не могли выезжать в полки «за
старостью и увечьем». Таких дворян оставляли на «городовую
осадную сужбу» в Луках, Заволочье и других порубежных
крепостях. Дворяне, входившие в состав псковской корпора-
ции, чьи поместья располагались в уездах Псковской земли,
в 1651 г. составляли отряд в 180 человек. К Пскову были
приписаны некоторые помещики Пусторжевского уезда и
бывшие помещики Невельского уезда, который отошел к
Польше в 1618 г. Вместе с ними псковская дворянская
корпорация состояла из 333 человек.
Великолукский служилый город в 1649 г. включал в свой
состав 189 детей боярских. Кроме того, в Луках проходили
верстанье 29 пусторжевских помещиков67. К исчисленным в
десятнях владельцам поместий следует добавить почти сот-
ню новиков. Таким образом, общая численность служилых
людей Псковского края составляла более 600 человек. Это
была отборная, в каком-то смысле профессиональная армия.
Не обладая признаками регулярности, поместное ополчение
в общем решало задачи охраны границ и гарнизонной
службы. Боеспособность русского войска усилилась в ходе
формирования полков «нового строя» в середине XVII в.,
когда часть воинов поместного ополчения стали нести
службу в составе новых формирований в качестве гусар,
рейтар, драгун и солдат. Как выяснил В.М. Воробьев, на
смотре в Пскове в 1665—1666 гг. обнаружилась, во-первых,
значительная убыль служилых людей, убитых и раненых на
фронтах войн с 1654 г. Во-вторых, часть служилых людей
была включена в состав полков «нового строя», поэтому на
смотре присутствовали лишь 132 дворянина из Пскова, 103
из Ржевы Пустой и 148 из Великих Лук. Многим из служилых
- 308 -
людей удалось продвинуться по службе, как, например,
лучанину М.П. Караулову, ставшему «полуполковником гу-
сарского строю»68.
После воцарения Романовых служилые люди псковских
и великолукского уездов вновь вставали в строй всякий раз,
когда начиналась война. Большинство дворян служило ря-
довыми бойцами поместного ополчения, и на них с особен-
ной силой отразилась военная страда, испытывавшаяся
Московским государством в XVII веке. В годы Смоленской
войны в 1632—1633 гг. великолукские и пусторжевские поме-
щики участвовали в походе на Полоцк. Во время русско-
польской войны 1654—1667 гг. служилые люди участвовали в
походах в северную Белоруссию и Латгалию.
В армии В.П. Шереметева, наступавшей из Великих Лук,
насчитывалось более 600 псковских, пусторжевских и вели-
колукских помещиков. Военные действия начались в мае
1654 г., и уже 1 июня русским войскам сдался Невель.
Шереметев сообщал об успешных действиях под Невелем
лучан и пусторжевцев под командованием головы Алексея
Бибикова: «...под Невль пришел наперед всех сотен и город
Невль осадил и путь литовских людей отнял, стал на
полоцкой дороге и никого из литовских людей с Невля и к
Невлю не пропустил»69.
Не менее трети времени от общего срока службы поме-
щиков проходило в военных кампаниях, и служили они до
40—50 лет, пока не становились непригодными. В десятнях
можно найти немало указаний на состояние служилых
людей. Великолучанин Иван Олферьев сын Креницын атте-
стован как человек старый, «и от ран увечен, и в полону в
Литве был пытан. На государеве службе за увечьем быти ему
нельзе, спина вся и хрястец выжжен». Его сослуживец Борис
Прокофьев сын Валуев был «стар, и от ран увечен, пытан на
Луках за царя Василья»70. Но и после отставки дворян
привлекали к службе в губных старостах, а также на других
должностях гражданского управления.
XVII столетие стало временем постепенного укрепления
поместного землевладения. После Смуты правительство
переходит к пожалованию за выдающиеся заслуги поместий
- 309 -
в вотчины. Эта процедура ничего не стоила государству:
помещику не давали новых деревень, а всего лишь повышали
статус его владений. Первоначально удельный вес таких
«выслуженных вотчин» был невелик, но уже к 1678 г. в
Великолукском уезде было 36, а в Пусторжевском — 28
вотчин. В конце XVII в. в уездах Псковского края появились
представители столичной знати, получавшие поместья и
вотчины своих дальних родственников.
Так, в 1684 г. «за Чигиринские службы», т.е. за участие в
войне с Турцией 1678—1679 гг., получил вотчину из части
своих поместных земель отец первого русского историка
Никита Татищев. В жалованной грамоте, выданной от имени
царей Ивана и Петра, перечислены села и деревни, составив-
шие вотчину Татищева: «Во Пскове в Выборском уезде в
Крекшинской губе сельцо, что была пустошь Копытово, а
ныне зовут Барсуково, да к тому ему припущено в пашню:
деревня Гридино, пустошь Паладино, Петрово тож, пус-
тошь, что была деревня Моисеево, Спицыно тож, пустошь,
что была деревня Кошкино, а ныне зовут Каменка, деревня,
что была пустошь Строгино, а ныне зовут Кобылово, дерев-
ня, что была пустошь Кишкино, а ныне зовут Лобозино,
деревня, что была пустошь Юрино Воробьево тож... да в
Козьмодемьянской губе деревня Стремино, да к ней припу-
щено в пашню: деревня Исаево, а ныне зовут Лугини,
деревня, что была пустошь Андромаево, да к ней припущена
в пашню пустошь Котелово, а ныне зовут Алолье... А на ту
вотчину ему Миките Татищеву жалованная вотчинная грамо-
та дана...»71. Вотчину Татищева составили сельцо с помещи-
чьим двором и 7 деревень: всего 140 четвертей земли.
Дворянство стремительно превращалось в замкнутое сосло-
вие, единственной обязанностью которого оставалась служ-
ба государству.
1	Шанин Т. Понятие крестьянства // Великий незнакомец: Кресть-
яне и фермеры в современном мире. М., 1992. С. 11.
2	Бродель Ф. Что такое Франция? Люди и вещи. М., 1997. С. 12.
3	Аграрная история Северо-Запада России XVI в: Север. Псков.
Общие итоги развития Северо-Запада. Л., 1978. С. 91—137; Аграрная
история Северо-Запада России XVII в. Л., 1989. С. 29—38, 97—105, 154—
159; История крестьянства Северо-Запада России. СПб., 1994. С. 104—124.
- 310 -
4	ПЛ. Вып. 1. С. 109; ПЛ. Вып. 2. С. 243.
8	РГАДА. Ф. 1209. On. 1. № 9. Л.105, 283, 442; Оп. 3. № 17769. Л. 277
об.-278.
6	Аграрная история Северо-Запада России XVII в. С. 154; Аракчеев
В.А. Аграрная и социальная история Великолукского и Пусторжевско-
го уездов во второй половине XVI — XVII в.: Автореф. дисс.... канд. ист.
наук. СПб., 1994. С. 16.
7	РГАДА. Ф. 1209. On. 1. № 9. Л. 788, 790.
8	Новгородские писцовые книги. СПб., 1905. Т.5. Стб. 126.
’	Аграрная история Северо-Запада России XVI в.: Новгородские
пятины. Л., 1974. С. 26—27; ПЛ. Вып. 2. С. 235.
10	ПЛ. Вып. 2. С. 241; Аграрная история Северо-Запада России XVI
в... Л., 1974. С. 26-27.
11	ПЛ. Вып. 2. С. 261-262.
12	Киселев Ю.Н. Сергиевский монастырь с Залужья в документах
Псковского древлехранилища // Земля Псковская, древняя и совре-
менная. Псков, 1991. С. 38.
13	Аракчеев В.А. Аграрная и социальная история... С. 15—16; Аграр-
ная история Северо-Запада России XVII в. Л., 1989. С. 154—155; Аграр-
ная история Северо-Запада России XVI в. Л., 1974. С. 12—13, 26—27.
14	ИА. 2002. № 5. С. 200.
1S	РГАДА. Ф. 137. Оп. 2. № 154. Л. 28-31 об.
16	Акты писцового дела. М., 1913. Т. 1. № 120. С. 238; Масленникова
Н.Н. Писцовые и переписные книги XVII в. — основной источник по
истории псковских крестьян // ВИД. Л., 1990. Т. XXI. С. 202.
17	Акты писцового дела. М., 1917.Т. 2. №46. С. 104; Аграрная история
Северо-Запада России XVII в. С. 29-31; Аракчеев В.А. Аграрная и
социальная история... С. 9.
18	ПЛ. Вып. 2. С. 281-282.
19	РГАДА. Ф. 210. Книги Новгородского стола. № 2. Л. 77 об.-78.
20	Горская Н.А. Монастырские крестьяне Центральной России в
XVII в. М., 1977. С. 330-331.
21	РГАДА. Ф. 1209. On. 1. № 8561. Л. 16, 161.
22	Там же. Кн. 8570. Л. 206 об.
23	Аграрная история Северо-Запада России XVII в. С. 36-38, Арак-
чеев В.А. Аграрная и социальная история... С.75, 144—146; Голубцов И.А.
Кистории податной реформы 1679-1681 гг. // ИА. 1959. № 5. С. 155-167.
24	Плигузов А. И. О размерах церковного землевладения в России
XVI в. // ИС. 1988. № 2; Водарский Я.Е. Церковные организации и их
крепостные крестьяне во второй половине XVII - начале XVIII в. //
Историческая география России XII - начала XX в. М., 1975. С. 89.
28	Новгородские писцовые книги. Т. 5. Стб. 126.
26	ДАИ. СПб., 1846. Т. 1. № 56. С. 120.
27	РГАДА. Ф. 210. Книги Новгородского стола. № 2. Л. 36.
28	РГАДА. Ф. 1209. On. 1. № 8561. Л. 181 об.; № 8393. Л. 396 об.; № 8499.
Л. 333.
- 311 -
29	Маньков А.Г. Развитие крепостного права в России во второй
половине XVII в. М.; Л., 1962. С. 222; Греков БД. Крестьяне на Руси с
древнейших времен до конца XVII. М., 1954. Ч. 2. С. 185.
30	РГАДА. Ф. 1209. Оп. 3. № 17 761. Л. 105-105 об., 282 об.
31	Там же. Л. 514 об. — 515.
32	Там же: Л. 210; № 17 762. Л. 85.
33	Там же. № 17 769. Л. 274 об.-275.
34	Соборное уложение 1649 г./ Рук. авт. кол. А.Г. Маньков Л., 1987.
С. 125; РГАДА. Ф. 1209. Оп. 3. № 17 761. Л. 617-619.
35	Псковский объединенный историко-архитектурный и художе-
ственный музей-заповедник. Древлехранилище. № 11.
36	Чтения ОИДР. М., 1897. Кн. 1. С. 4.
37	Новосельский А.А. 1) Побеги крестьян и холопов и их сыск в
Московском государстве XVII в. // Труды института истории РАНИОН.
М., 1926. С. 337; 2) Отдаточные книги беглых как источник для изучения
народной колонизации на Руси в XVII в. // Труды Историко-архивного
института. М., 1946. Т. 2. С. 127-152; Булыгин И.А. Беглые крестьяне
Рязанского уезда в 60-е гг. XVII в. // ИЗ. 1953. Т. 43. С. 140.
38	Анпилогов ГН. Новые документы о России конца XVI — начала
XVII в. М., 1967. С. 97.
39	РГАДА. Ф. 396. On. 1. Ч. 27. № 42 233. Л. 1, 2, 6, 9.
40	Архив СпбИИ РАН. Кол. 238. Оп. 2. Карт. 89. №. 22; РГАДА.
Ф. 1209. On. 1. № 8176. Л. 278.
41	Акты служилых землевладельцев XV - начала XVII в. Сост. А.В.
Антонов, КВ. Баранов. М., 1997. Т. 1; 1998. Т. 2; 2002. Т. 3; Козляков В.Н.
Служилый «город» Московского государства XVII века. Ярославль, 2000.
42	РГАДА. Ф. 1209. Столбцы неоклеенные. г. Великие Луки. № 23051.
43	Петров К.В. Некоторые виды земельной собственности и система
русского права до начала XVIII. Прожиток // Российское государство
в XIV—XVII вв. Сборник статей. СПб., 2002. С. 115—153.
44	Козляков В.Н. Служилый город Московского государства XVII
века. С. 119.
45	Известия Русского генеалогического общества. СПб., 1909. Вып.
III. С, 145-147.
46	Каштанов С.М. Из истории русского средневекового источника:
Акты X-XVI вв. М., 1996. С. 131-132.
47	Кром М.М. Стародубская война (1534—1537 гг.) // Очерки феодаль-
ной России. Вып. 3. М., 1999. С. 119—121.
48	Законодательные акты Русского государства второй половины
XVI — первой половины XVII в.: Тексты. Л., 1986. № 4. С. 31.
49	Павлов А.П. Государев двор и политическая борьба при Борисе
Годунове. СПб., 1992. С. 92—94.
50	Флоря Б.Н. Иван Грозный. М., 1999. С. 310—311.
S1	РГАДА. Ф. 1209. On. 1. Кн. 599. Л. 616 об.
52	Сборник МАМЮ. Т. 5. М., 1913. С. 141, 146, 390.
53	Там же. С. 134, 305; Масленникова Н.Н. Присоединение Пскова к
Русскому централизованному государству. Л., 1955. С. С. 120—123.
- 312-
54	Плешанова И.И. Керамические надгробные плиты Псково-Пе-
черского монастыря // Нумизматика и эпиграфика. М., 1966. Вып. VI.
С. 152, 153,169.
55	Витебская старина. Витебск, 1885. Т. 4. С. 35-36; Хорошкевич А.Л.
Россия в системе международных отношений середины XVI в. М., 2003.
С. 317.
«СГГД. М., 1813.4. 1. № 192. С. 553.	t
57	Подробнее см.: Аракчеев В.А. Великолукский и Пусторжевский
уезды во второй половине XVI века: землевладение и землевладельцы //
STUDIA HUMANISTICA: Исследования по истории и филологии 1996.
СПб., 1996. С. 47-64.
58	Самоквасов Д.Я. Архивный материал: Новооткрытые документы
поместно-вотчинных учреждений Московского царства. М., 1909. Т. 2.
С. 438-440.
» РГАДА. Ф. 1209. On. 1. Кн. 8183. Л. 456.
60	Баранов К.В. Новые документы по истории новгородской и
псковской служилых корпораций XVI - начала XVII в. // Русский
дипломатарий. М., 1999. Вып. 5. С. 121-122,149.
61	Панеях В.М. Холопство в первой половине XVII в. Л., 1984. С. 115—116.
«	РГАДА. Ф. 1209. On. 1. Кн. 8499. Л. 1329; Кн. 8501. Л. 582 об.
ы	РГАДА. Ф. 1209. Столбцы неоклеенные. г. Великие Луки. № 23051;
ОР РНБ. Эрмитажное собр. № 394. Л. 139 об.
64	АЗР. СПб., 1851. Т. 4. С.348-414.
65	РГАДА. Ф. 210. № 236. Л. 18-19.
66	Там же. № 28. Л. 5; № 32. Л. 4.
67	Там же. № 32. Л. 1—298; Дворянство России и его крепостные
крестьяне: XVII - первая половина XVIII в. М., 1989. С. 12.
68	Воробьев В.М. Новгород и Псков — два важных центра военно-
политической истории России XVII в. // ПРЕИ. Т. 1. М., 2003. С. 315—319.
69	Новосельский А.А. Исследования по истории феодализма. М., 1994.
С. 121.
70	РГАДА. Ф. 210. № 28. Л. 40-41.
71	РГИА. Ф. 878. Оп 2. № 16. Л. 34 об. - 35.
Заключение
Псковское государство выросло из городской общины,
утвердившей свою власть в бассейне реки Великой. Дуали-
стический строй Пскова в XV в. был немыслим без полити-
ческого господства великого князя Московского. Правитель-
ственные полномочия князя и его наместников воспринима-
лись как сакральные, а сам он — как защитник города и
предстатель перед Господом. Материальным выражением
подчинения Пскова власти князя был обычай поднесения
дара и обязанность предоставлять убежище потомкам Ярос-
лава Всеволодовича.
Общественный строй независимого Пскова покоился на
архаичном делении социума на протосословия, отношения
между которыми строились не только на антагонистической
основе. Правящая элита в лице посадников и выдвинувшихся
на выборных должностях бояр концентрировала в своих
руках власть и собственность, позволявшие землевладельцам
жить за счет труда зависимых крестьян. Псков сам нес
функции столицы небольшой земли, и, как показала «брань
о смердах», взаимоотношения непривилегированного сель-
ского и городского населения зачастую сопровождались
неприязнью и недоверием. Средневековый город, по выра-
жению Ф. Броделя, «составлял как бы особый мир, стихийно
враждебный по отношению к крестьянам»1.
Включение Пскова в состав Московского государства не
сразу изменило представления местного общества о власти.
«Правда», по выражению летописца, «взлетела на небо», и
искать ее теперь надлежало в Москве. Общество города-
государства, не знавшее до этого самодержавной власти
великого князя, лихорадочно перестраивалось. Местную
правящую элиту сменили переведенные из центральной
России служилые люди, от которых власть могла ожидать
преданности и «работы». Но процесс «переваривания» Пско-
ва Москвой растянулся на все XVI столетие. К концу XVI в.
окончательно исчезли горизонтальные связи между городс-
кими и сельскими общинами, Псков прошел через горнило
централизации и стал типичным средневековым городом
-314-
России. Социальные страты в Псковском крае XVI—XVII вв.
были уже подчинены центральной власти и, несмотря на
некоторое своеобразие, не отличались по своему положению
от общерусских сословий.
Нивелирующая политика центра ни в чем не проявлялась
так явно, как в системе налогообложения. В конце 1580-х
годов Псков с областью, по данным Д. Флетчера, платил в
государственную казну около 4,5% от общегосударственного
бюджета2. Разорение города и края в годы Смуты, перенос
основных торговых потоков в Верхнее Поволжье и Архан-
гельск привели к упадку Пскова и Новгорода. В середине
XVII в. налоги с Пскова и его пригородов составляли уже
только 2% от доходной части общегосударственного бюдже-
та. Налицо явное падение роли Пскова в экономической
жизни страны.
Существенно изменилось к концу XVII столетия и поло-
жение различных сословий. Взаимоотношения между крес-
тьянами и помещиками первоначально не определялись
точными нормами, а скорее основывались на обычае. Закре-
пощение сельского населения изменило положение и крес-
тьян, и дворян. Последние обособились не только от подвла-
стных им земледельцев, но и от своей «братьи» — служилых
людей. Несмотря на общие черты, свойственные всем слу-
жилым людям, умонастроения дворян и стрельцов стали
диаметрально противоположными. Еще в 1650 г. помещики
и стрельцы могли быть союзниками, совместно выступая за
свои права, но уже во второй половине XVII в. между
служилыми по отечеству и служилыми по прибору все чаще
возникают конфликты. Обзаведшись крепостными крестья-
нами, дворяне начинают ощущать себя правящей элитой.
Утрата традиций независимости роковым образом сказа-
лась на отношении к власти. И в XV, и в XVI веках
сакральность фигуры князя и царя не подвергалась сомне-
нию; выступать против царя было немыслимо, и даже
перечить ему могли только юродивые. Перелом в обществен-
ном сознании произошел на рубеже XVI-XVII вв. Пресече-
ние легитимной династии Рюриковичей лишило других
обладателей трона даже тени законности. В годы Смуты
- 315 -
начала XVII в. Псков поддерживал самозванцев, но следов
борьбы с унитарной политикой Москвы в действиях пско-
вичей не прослеживается.
Псков вплоть до петровской эпохи был главным оборо-
нительным пунктом и торговыми воротами на западе Рос-
сии. Общественные отношения в бывшем вечевом городе
отличались сложностью и порой приводили к острым
столкновениям интересов. Но это была, по выражению
Й. Хейзинги, «цветущая сложность», и новые люди XVII века
— купцы и промышленники, реформаторы — стали фермен-
том России Нового времени, чьи контуры просматривались
в бурных событиях «бунташного века».
' Бродель Ф. Что такое Франция? Люди и вещи. Ч. 2. М., 1997. С. 152.
2 Флетчер Дж. О государстве Русском. СПб., 1906. С. 45, Середонин
С.М. Сочинение Джильса Флетчера «Of the Russe common wealth» как
исторический источник. СПб., 1891. С. 331—335.
Список сокращений
ААЭ — Акты Археографической экспедиции, собранные
в библиотеках и архивах Российской империи. СПб., 1836.
Т. 1-4.
АЗР — Акты, относящиеся к истории Западной России,
собранные и изданные Археографическою комиссиею. СПб.,
1846. Т. 1; 1848. Т. 2.
АИ — Акты исторические, собранные и изданные Архе-
ографическою комиссиею. СПб., 1841. Т. 1.
Акты А.И. Юшкова — АктыXIII—XVII вв., представлен-
ные в Разрядный приказ представителями служилых фами-
лий после отмены местничества. / Собр. и изд. А. И. Юшков.
М., 1898. Ч. 1.
ВИ — Вопросы истории.
ВИД — Вспомогательные исторические дисциплины.
ГВНП - Грамоты Великого Новгорода и Пскова / Под
ред. С.Н. Валка. М.; Л., 1949.
ДАИ — Дополнения к Актам историческим, собранные
и изданные Археографическою комиссиею. СПб., 1846. Т. 1;
1848. Т.З; 1853. Т. 5.
ИА — Исторический архив.
ИЗ — Исторические записки.
ИС — История СССР.
МАМЮ — Московский архив Министерства юстиции.
НПК — Новгородские писцовые книги, изданные Архе-
ографическою комиссиею. СПб., 1859. Т. 1; СПб., 1862. Т. 2;
СПб., 1868. Т. 3; СПб., 1886. Т. 4; СПб., 1905. Т. 5; СПб., 1910.
Т. 6.
ОИ — Отечественная история.
ОР РНБ — Отдел рукописей Российской Национальной
библиотеки (Санкт-Петербург).
ПЛ — Псковские летописи / Подг. А.Н. Насонов. М.; Л.,
1941. Вып. 1; 1955. Вып. 2.
ПРЕИ — Псков в российской и европейской истории:
Международная научная конференция: в 2 т. М., 2003.
ПСРЛ — Полное собрание русских летописей.
- 317 -
РАНИОН — Российская ассоциация научно-исследова-
тельских институтов общественных наук.
РГАДА — Российский государственный архива древних
актов (Москва).
РГИА — Российский государственный исторический
архив (Санкт-Петербург).
СА — Советская археология.
Сб. РИО — Сборник Русского исторического общества.
СГГД - Собрание государственных грамот и договоров,
хранящихся в Государственной коллегии иностранных дел.
М„ 1813-1894. Ч. 1-5.
Чтения ОИДР — Чтения в Обществе истории и древно-
стей российских при Московском университете.

Таблица!*
Потомки Ярослава Всеволодовича
в XIII-XIV вв.
* Генеалогические таблицы не являются полными. Их задача -
показать происхождение и родственные связи некоторых псковских
князей.
- 320 -
- 321 -
Таблица 2
Московский великокняжеский дом
во второй половине XIV - XV вв.
- 322 -
- 323 -
Таблица 3
Суздальско-нижегородские князья
во второй половине XIV - XV вв.
- 324 -
- 325 -
Таблица 4
Князья Ростовские
- 326 -
- 327 -
Таблица 5
Князья Оболенские
Юрий Тарусский и Оболенский	—	Константин Юрьевич	—	Иван Константинович		 Ш||«
- 328 -
Андрей
Ноготь
Никита
Иванович
Василий
Иванович
—	Иван Стрига кн. псковский 1460-1461	—	Александр Иванович Стригин псковский наместник 1536
			
	Ярослав Васильевич кн. псковский 1473-1477, 1481-1482, 1484-1487	—	Константин Ярославич кн. псковский 1487-1488
Михаил
Иванович
Иван Михайлович Репня- Оболенский кн. псковский 1508/1509-1510	—	Василий Иванович Репнин псковский наместник 1539-1541
- 329 -
Пояснительный словарь
Алтын — денежная единица; в алтыне считалось 6 денег,
или 3 копейки.
Белые места — частновладельческие земли в городах,
освобожденные от налогов.
Берковец — большая мера веса, употреблялась в оптовой
торговле и соответствовала 10 пудам.
Боярин - 1) представитель правящей элиты в Древней
Руси; 2) в вечевом Пскове чин человека, занимавшего госу-
дарственную должность или выполнявшего дипломатичес-
кое поручение; 3) В России XVI—XVII вв. высший чин
Государева двора.
Братчина — совместная трапеза членов городской или
сельской общины.
Велик день — праздник Пасхи.
Вече — высший орган законодательной власти в Древнем
Пскове.
Воевода — командующий отдельным войсковым соедине-
нием; в конце XVI — XVII в. — глава администрации Пскова
и Псковской земли.
Волощане — жители сельской административно-террито-
риальной единицы — волости, в Псковской земле — губы.
Вор — обобщенное наименование уголовного преступни-
ка, совершившего государственное преступление, должнос-
тное преступление или преступление против личности (кро-
ме «татьбы»).
Воровской завод — преступный сговор.
Всегородный (земский) староста — высшее выборное дол-
жностное лицо в самоуправлении Пскова XVII в.
Выборные люди — 1) высший слой провинциального
дворянства, отобранные для службы в Москве; 2) посадские
люди, занимавшие выборные должности — кабацких и
таможенных голов, окладчиков и т.д.
Говение — пост.
Голова — обобщенное наименование администраторов
среднего звена в армии (стрелецкие головы) и на выборных
должностях (кабацкие и таможенные головы).
- 330 -
Гоньба ямская — почтовая служба на Руси XV—XVII вв.
Гости — высший слой купечества, ведший крупную
оптовую торговлю за рубежом и выполнявший финансовые
поручения государства; пользовались привилегиями (непод-
судностью воеводам и т.д.).
Государь — 1) обобщенное название землевладельца или
дворовладельца в Древнем Пскове; 2) владелец холопа; 3)
элемент царского титула («Государь всея Руси»).
Губа — 1) административно-территориальная единица в
Псковской земле; 2) судебно-административный округ, как
правило, совпадавший с территорией уезда и находившийся
в ведении губного старосты.
Губной староста — выборное лицо из местных дворян,
ведавшее судебно-административными делами в уезде (губе).
Дар — нерегулярный платеж Господина Пскова князьям
владимиро-суздальской династии.
Дворяне городовые — низший чин провинциальных дво-
рян.
Деньга — денежная единица, полкопейки.
Дети боярские — обобщенное наименование низших раз-
рядов служилого дворянства.
Дьяк — высшая приказная должность в Псковском госу-
дарстве (дьяк городской) и Московской Руси (начальник
канцелярии).
Ездок — должностное лицо, назначавшееся из числа
тиунов наместника; в их обязанности входил вызов истцов
на суд из других городов.
Живот — движимая собственность («пожитки»).
Закладчик — человек, вышедший из посадского тягла и
поселившийся во дворе дворянина или монастыря, зависи-
мый от него.
Засада — административно-территориальная единица в
Псковской земле.
Земцы — непривилегированные вотчинники в Псковской
и Новгородской землях.
Зобница — хлебная мера в Древнем Пскове; соответство-
вала бочке или кади зерна и включала в себя первоначально
9, а затем 14 пудов ржи.
Изба всегородная (земская) — местное учреждение, являв-
шееся присутственным местом для органов земского само-
управления.
- 331 -
Изорник — крестьянин, поряжавшийся на владельческую
землю и обязанный выплачивать землевладельцу повинно-
сти. Аналог новгородского «половника».
Исад — место рыбной ловли на берегу озера или реки.
Клети — обобщенное наименование государственных и
частных подсобных хозяйственных помещений - хранилищ
продовольствия и товаров.
Князь — носитель верховной власти в Древней Руси; в
средневековом Пскове приглашаемый из Литвы или Москвы
воевода и судья, принадлежавший к династиям Гедимино-
вичей и Рюриковичей.
Конец — городской самоуправляющийся район в Новго-
роде и Пскове.
Котечник (кочетник) — наименование рыболова, исполь-
зовавшего владельческий инвентарь; происходит от назва-
ния лодки-однодеревки («котцы»).
Лавица — переход через топкие места и рвы.
Мор — эпидемия.
Наместник—представитель великого князя Московского
в городе; до 1510 г. в роли наместников выступали князья;
после 1510 г. — назначенные на кормление члены Государева
двора.
Наряд пушечный — артиллерия.
Наряжать — приготовлять.
Неделыцик—должностное лицо, назначавшееся из числа
тиунов наместника; в их обязанности входили вызов в суд
истцов, арест и допрос обвиняемых, организация судебных
поединков и исполнение судебных решений.
Недоросли служилые — дети служилых людей, не достиг-
шие пятнадцатилетнего возраста, с которого начиналась
обязательная служба.
Нетчики — лица, уклонявшиеся от обязательной службы
или повинности.
Огородник (городник) - экономически зависимый труже-
ник, занимавшийся огородным промыслом на владельчес-
кой земле, по-видимому, в непосредственной близости от
города или на территории посада.
Одерень — форма землевладения, предполагавшая право
свободного распоряжения землей.
Окольничий — второй после боярина чин в разряде
думных людей, носители которого занимали ключевые дол-
жности в системе управления, например, городовых воевод.
- 332 -
Отрок (отрод) — законный уход изорника с владельческой
земли после Филиппова поста (14 ноября), сопровождав-
шийся уплатой повинностей и расчетами по ссуде. Отрок
аналогичен процедуре «отказа» крестьян Северо-Восточной
Руси.
Палуба — крыша, потолок, накат, настилка.
Пеня — вина.
Подьячие — основные канцелярские работники, делились
на старших и младших.
Полк — корпус; русская армия включала пять полков
(корпусов): большой, передовой, правой и левой руки,
сторожевой.
Полоть мяса — полтуши, разрубленной вдоль.
Посадник — высшее должностное лицо в Древнем Пскове,
выбиравшееся из состава аристократических «посадничьих»
семей.
Посадские люди — часть городского населения (торговое
и ремесленное), участвовавшая в несении посадских повин-
ностей и в платеже налогов.
Посошная служба — временная мобилизация населения
на нестроевую службу в войска или замена ее натуральными
отработками на строительстве крепостей и дорог.
Приговор — определение, постановление.
Пригород — укрепленный пункт на территории Псковс-
кой земли, центр уезда.
Приказы — высшие центральные учреждения в Москве,
соединявшие в себе судебные и административные функ-
ции.
Продажа — судебный штраф, налагавшийся на преступ-
ника или общину, члены которой нарушили закон.
Разводить — распределять между плательщиками налоги,
натуральные повинности.
Расспросные речи — показания на допросах.
Саадак — стрелковое оружие, состоявшее из лука с
налучьем и колчана со стрелами.
Свальный — общий.
Сказка — показание, сведение, объявление.
Скудельницы — кладбища, места массовых погребений во
время эпидемий.
- 333 -
Сотские черных сотен — органы самоуправления, выби-
равшиеся населением сотен и слобод, представлявшие ин-
тересы непривилегированного населения и одновременно
являвшиеся низшими органами правительственной власти
на местах.
Таможенный голова — выборная должность из зажиточ-
ных посадских людей для взимания торговых пошлин.
Тать—уголовный преступник, совершивший кражу («тать-
бу»).
Теснота — стесненное, тяжелое положение, в том числе
в сражении.
Тиун — обобщенное наименование должностных лиц из
аппарата наместника; тиуны выполняли обязанности следо-
вателей, судебных исполнителей и даже судей.
Толмач — переводчик устной речи в отличие от перевод-
чиков письменных документов.
Торги — торговый капитал.
Тягло — податная обязанность, от которой освобожда-
лись дворяне, священнослужители и холопы.
Хоз — сафьян, выделанная козловая кожа.
Целовальник — выборная от посадского населения дол-
жность для отбывания различных государственных повин-
ностей, например, продажи вина, сбора торговых пошлин.
При вступлении в должность целовальники давали присягу
и целовали крест.
Черные сотни — административно-территориальные еди-
ницы, на которые подразделялось торговое и ремесленное
население Пскова, жившее на «черной», т.е. обложенной
налогами посадской земле.
Четь (четверть) — 1) хлебная четверть была мерой сыпучих
тел, эквивалентной 6 пудам ржи; 2) единица измерения
площади (около 0,5 га); 3) живущая четверть в XVII в. была
единицей налогообложения, включавшей в себя определен-
ное количество крестьянских и бобыльских дворов.
Шестопер — булава с шаром из поставленных ребром
щитков («перьев»).
Юфть — коровья кожа, выделанная на чистом дегте.
Явка — 1) сообщение и объявление о чем-либо на суде или
начальству; 2) торговая пошлина.
Указатель имен
Абрамович Г.В. 146, 156, 276
Аверьянов К.А. 10, 12
Агафонов Н., подьячий 240, 242
Адодуров М.О., наместник 128
Акилина, жена псковского кн. 64, 66
Аким, боярин 54
Александр Васильевич Чарторыйский, кн. Псковский в
1443-1447 и 1456-1460 гг. 18,47
Александр Владимирович Ростовский, кн. Псковский в
1496-1501 гг. 23,95
Александр Иванович, кн. Псковский в 1439—1442 гг. 42
Александр Михайлович Тверской, вел. кн. Владимирский,
кн. Псковский в 1327-1337 гг. 40, 51, 321
Александр Федорович Ростовский, кн. Псковский в 1409—
1411,1421-1423,1429-1434 гг. 32, 87
Александр Ярославич (Невский), кн. Новгородский, вел. кн.
Владимирский 50—53, 59, 72, 82, 146, 320
Алексеев Ю.Г. 5, 9-12, 37-39, 51, 60-62, 73, 74, 76, 78, 86,
90-92
Алексей Михайлович, царь 143, 212, 223, 224, 283
Алексей Михайлович, дьяк городской 56
Алешковский М.Х. 15, 37
Алябьев Д., дьяк 160
Аминев Г., шведский подданный 224
Анд оме кий А. И., помещик 139
Андреев В.Ф. 65, 67, 68, 90
Андреев К., всегородный староста 165
Андрей Васильевич Большой, кн. Старицкий 21, 48, 323
Андрей Иванович, удельный кн. 97
Андрей Ольгердович, кн. Полоцкий, кн. Псковский 46
Андрей Ярославич, вел. кн. Владимирский 50, 52, 146, 320
Андрон Леонтьевич 63
Анпилогов Г.Н. 312
Антипов О., бобыль 198
Антипов С., стрелец 265, 266
- 335 -
Антонов А.В. 11, 116, 154, 195,295, 312
Анцыпор, контрагент акта 66
Апраксин П.М., воевода 248, 259
Аракчеев В.А. 237, 311, 313
Артемьев А.Р. 17, 37
Ахмат, хан Золотой Орды 21, 22
Бабичев И., кн., помещик 303
Балакирев Т., земский староста 248
Балсырев Ф., шведский купец 246
БарановК.В. 116,117, 154,155, 295, 312,113
Барбашин-Суздальский, кн., воевода 133
Барсуков А. П. 269
Баторий Стефан, король Речи Посполитой 140—146,149,261
Батюшков И., помещик 294
Бахарев М., посадский 247
Бахарев П., посадский 250
Бахрушин С. В. 194
Бачманов Я.С. 301
Башмаков, стрелецкий полковник 267
Безнин М., воевода 140
Беклешев С., помещик 304
Беланин О., всегородный староста 194
Белев С., всегородный староста 253
Белецкий С.В. 10, 53, 60, 62, 92
Белль, ландмаршал Ливонского ордена 133
Бельский С., кн., воевода ИЗ
Беспятых Ю.Н. 11
Бестужев С., служилый человек 229
Бешенцев, помещик 230, 294
Билибин Ш., псковский дьяк 127
Блаженков (Блаженников) М., стрелецкий сотник 167, 168
Блок М. 42, 53, 61, 62
Бобанин А., подьячий, переписчик 198
Богданов Г, купец 161
Болотников И., холоп, руководитель повстанцев 166, 167,
170,304
Болтин Б.У., наместник 126
- 336 -
Болтины Андрей, Ждан и Макар, великолукские помещики
134,301
Болховитинов Е. 5
Борис Васильевич, кн. Волоцкий 21, 48, 97, 323
Борис Негочиевич, посадник 50
Бормовский, наместник Дерпта 174
Боровик Т.Л. 60
Бородин Б., помещик 289
Бороздин К., помещик 255
Борх Бернд, фон, магистр Ливонского ордена 19
Бочар Лев, земский староста 234
Бродель Ф. 37,163,195, 208, 237, 256, 269, 271, 310, 314, 316
Буганов В.И. 156
Буйносов П.И., воевода 131
Булгак И., князь, воевода 22
Булгаков М.Б. 117
Булгаков Ю.М., наместник 128
Булыгин И.А. 312
Бурцов П., воевода 169, 175
Буссов К., немецкий ландскнехт, хронист 182, 183, 196
Бутурлин Ф.В., воевода 306
Бухвостов А., служилый человек 174
Бухвостов В,, помещик 290
Буш К., житель Мариенбурга 161
Быков И.Т., помещик 301
Быков М.И., помещик 301
Вавилов Ю., казак 290
Валк С.Н. 65
Валуев Б.П., служилый человек 309
Валуев Г., воевода, помещик 183, 231, 305, 306
Варлаам, архиепископ Крутицкий 151
Василий, архиепископ Новгорода и Пскова 28
Василий Андреевич, кн. Нижегородский 320
Василий II Васильевич (Темный), вел. кн. Московский 43,44,
47,323
Василий I Дмитриевич, вел. кн. Московский 41, 43, 322
Василий Дмитриевич (Кирдяпа), кн. Суздальский 49, 146
- 337 -
Василий III Иванович, вел. кн. Московский 49,94—102,107,
113,152
Васильев Конон, всегородный староста 194
Васильев К., бобыль, стрелец 262
Васильев Т., денежный сборщик Петровского конца 129
Васильев Тимофей, всегородный староста 194
Васильчикова А., царица 149
Васьян, архиепископ Коломенский 99
Вахрамеев И.А. 155
Вебер М. 7
Великого-Гагин Д.С., воевода 306
Великой С.Я., посадский, гость 162, 173
Вельяминов И., писец 191
Вельяминов Н.Д., воевода 185,187,188
Венедиктов М., посадский 251
Веригин И., помещик 286
Веселовский С.Б. 70, 90, 103, 104, 117
Вестов Ю., стрелецкий полковник 267
Вилимонов Ю., шведский купец 246
Винков Юрий, боярин 54, 58
Витовт, вел. кн. Литовский 16, 43, 54
Владимир Андреевич, кн. Псковский в 1461—1462 гг. 40, 60
Владимир Андреевич, кн. Старицкий 135, 138
Владимир Мстиславич, кн. Псковский 50
Владислав IV, король Речи Посполитой 182, 306
Власьев Федор, староста псковский 108
Водарский Я.Е. 197, 236, 237, 311
Войцеховский, польский шляхтич 278
Волконский Ф.Ф., кн., окольничий 227
Волосатый А., дьяк 101, 105
Волошенинов М., думный дьяк 212
Волынский П., воевода 140
Воробьев В.М. 308, 313
Воронцов Д., наместник 102, 114, 115
Воронцов М., наместник 115
Воронцов-Вельяминов Г., служилый человек 226, 228
Воротов А., «псковитин» 31
Воскобойников М., гость 252, 254
- 338 -
Востоков А.Х. 64
Врагов Л.Т., посадский 250, 251
Выморский И., слобожанин 246
Вышемерный Н.К., земский староста 163
Вышеславцев И.К., помещик 301
Вышеславцев К.Н., помещик 301
Вячеслав, тысяцкий 50
Гавриил, посадник 60
Гагарин Д.Г., воевода 193
Галкин В.И., владычный наместник 56
Гамаюнов А. И. 11
Гдовленин Анкидин, земский староста 234, 235
Гедимин, вел. кн. Литовский 41
Геннадий, архиепископ Новгорода и Пскова 95
Герасимов А., пскович 136
Герберштейн С., австрийский дипломат 107, 117, 118
Гермоген, патриарх 182
Глазатый Н. А., староста псковский 108
Глазов К., помещик 273, 290
Глинские, князья 123
Глинский М., кн., воевода 132
ГневушевА.М. 268
Годовикова Л.Н. 156
Годунов Борис Федорович, царь 150—152, 161, 162
Голикова Н.Б. 195, 269
Голицын А.И., воевода 161
Головин В.П., воевода 145
Головин М.П., воевода 114
Голубцов И.А. 197, 236, 311
Горбатый-Суздальский И.И., кн. Псковский 24
Горбатый-Суздальский М.В. (Кислица) кн. наместник 30,
33,102
Горбатый Б.И., кн., воевода 299
Горн Э., шведский полководец 185
Горсей Дж., английский дипломат 150, 151, 156
Горская Н.А. 311
- 339 -
Горский А.Д. 63, 90
Горшок А., денежный сборщик Бродской сотни 129
Госевский А., воевода 176
Грацианский Н.П.1Ъ,9Ъ
Гребнев С., посадский 249
Греков БД. 91, 287, 312
Григорий Остафьевич, кн. Изборский 54
Григорий, архимандрит 32
Григорий, контрагент акта 66, 75
Григорьев С., холоп 286
Григорьев-Невзор Ф.М., служилый человек 301
Григорьевы А. и И., крестьяне 292
Гриша, служилый человек 114
Гумилев Н. С. 153
Гуревич А.Я. 12
Густав-Адольф, король Швеции 189, 190, 214
Давыд, князь литовский 10
Давыдов А.П., переписчик Пскова 198
Даль В. И. 260
Даниил Александрович, кн. Московский 320
Даниил Александрович Ростовский, кн. Псковский в 1401—
1407 гг. 40, 41
Дедков М.И., гость 162
Дементьев В., бобыль, священник 289
Демидов Гаврила, посадский, земский староста в 1650 г. 189,
223, 226, 228-231, 233, 234, 236
Демидов Григорий, всегородный староста 194
Демидова Н.Ф. 268
Демкин А.В. 191, 196
Дешков Г., подьячий 242
Дивей-мурза, татарский полководец 149
Дионисий, митрополит 151
Дмитриев К., крестьянин 290
Дмитриев М. В. 38
Дмитрий Иванович (Донской), вел. кн. Московский 47, 322
Дмитрий Иванович («Внук»), вел. кн. Московский 94, 96
- 340-
Дмитрий Константинович, кн. Нижегородский 321
Дмитрий Юрьевич (Шемяка), кн. Галицкий и Звенигородс-
кий 44, 47, 323
Довмонт (Тимофей), князь Псковский 27
Долгоруков В.Т., воевода 180,181
Долгоруков Ф.Ф., кн., воевода 245
Долматов Третьяк, дьяк 98, 99
Домжин Ф.К., холоп 290
Дровнин И., писец 277
Дубровский К., новгородский дьяк 129
Дубровский Салтан, помещик 293
Дубровский Семен, помещик 279
Дьяконов М.А. 256, 272
ДюбиЖ. 8,210, 211,237
Евстафий, сотский 98
Езекия, царь Иудеи 141
Елагин С.П., воевода 234
Елецкий Д., кн., воевода, писец 145, 300
Емельянов Ф., гость 212, 213, 217, 218, 227
Емчужников С., подьячий 241
Енин Г.П. 196
Еремеев Ф., новгородский дьяк 129
Ермак, казачий атаман 223
Ермола, смерд 76
Ермолин Ф., староста Завелицкой засады 130
Ермолин Я., староста гостевой 56
Есин А., крестьянин 279
Есип Иванович, контрагент акта 68
ЗКеребцов Н., наместник 102
Жирового-Засекин АФ., кн., воевода 158,171,175,178—180
Жолкевский С., коронный гетман польский 182
Загоскин Д., стрелецкий полковник 267
Зализняк А. А. 91
Залосенский А., стрелец 266
Замойский Я., канцлер Великого княжества Литовского 149
-341 -
Замятин Г.А. 196
Зарубин П., посадский 251
Заруцкий И., казацкий атаман 184, 188
Захарий, дьяк городской 56
Звенигородский И., воевода 122
Зеленый Г., помещик 305
Зимин А.А. 61, 72, 74, 91, 96, 116, 118, 155, 156, 194, 210, 237
Зюзин К., посадский, окладчик 251, 252
Зюзин Ю.С., помещик 301
Иван, житель Рожитцкого острова 73
Иван Агафонович, посадник 60
Иван Александрович Звенигородский, кн. псковский в 1463—
1465 гг. 59
Иван Алексеевич, царь 256, 264, 310
Иван Андреевич, кн. псковский 40, 46
Иван III Васильевич, вел. кн. Московский 20—24,48,49, 55,
78,93-95,323
ИванIVВасильевич,царь3,101, ИЗ, 119,122—124,133—141,
143,145,146,149,150,152,153,155,171,222,223,271,292,300
Иван Всеволодович Холмский, кн. псковский 40
Иван Данилович (Калита), кн. Московский, вел. кн. Влади-
мирский 51,321
Иван Дмитриевич (Шемячич), кн. 47, 51, 59, 323
Иван Иванович, кн. Московский 321, 322
Иван Иванович, царевич 146, 152
Иванов А., боярин 156
Иванов Алмаз, дьяк 212
Иванов Васюк, помещик 298
Иванов Р., посадский человек 174
Иванов С., староста Завелицкой засады 130
Иванов Я., дьяк Петровского конца 129
Игнатьев Е., стрелец 265, 266
Игнатьев Ф., всегородный староста 164, 174, 175
Иголкины Ю.А. и С. Ю., гости 162
Иевлев Н., посадский 223
Ильин К., земский староста 263
Иоаким, игумен Псково-Печерского монастыря 278, 279
- 342 -
Иона, переводчик 137
Ирина Годунова, царица 150—152
Истомин А., дьяк 174
Кабанов А. К. 156
Казакова Н.А. 16, 37, 62, 116
Казимир IV, вел. кн. Литовский, король Польский 44,55,77,82
Калашников С., всегородный староста 253
Карамышев В.В., наместник 93
Карамышев Н., помещик 305
Караулов М.П., служилый человек 309
Карл-Филипп, принц Швеции 189
Карпов И., помещик 279
Карповский М.П., служилый человек 174, 294
Картачев Г., посадник 56
Катаев И. М. 156
Кафенгауз Б.Б. 39, 46, 57, 58, 61, 62
Каховский Ю., усвятский подстароста 168
Кашин И., холоп 294
Каштанов С.М. 12,102,117, 312
Киверников А.С., посадник 56
Кирик, приказчик 74
Кирпичников А. Н. 154
Киселев Ю.Н. 12,154, 155, 311
Кистерев С.Н. 91, 154
Китов (Титов) Е., посадский, гость 162, 173
Китов Ф.Е., посадский 173
Кихель С., немецкий путешественник 121
Клементьев-Чепчугов Н.П., наместник 128
Климент Семенович, сотский 55
Климент, контрагент акта 67
Климов Г., посадский 231
Клобучков И., стрелец 235, 236
Кобзарева Е.И. 187, 196
Кобрин Б.Б. 62
Коведяев М., помещик 291
Ковырин Б., псковский староста 127
Кожевников Ю.К., купец 113
- 343 -
Коза Прокофий, стрелец 227, 228, 235, 236
Козляков В.Н. 295, 312
Кокошкин И., стрелецкий полковник 263
Кокошкин С., помещик 286
Коломский И., купец 213
Колосова И.О. 58, 62, 195, 269
Колычев М., воевода 141
Колягин И., посадский 248, 249
Кондрат, приказчик 75
Константин Васильевич, кн. Нижегородский 321
Константин Дмитриевич, кн. Псковский в 1407,1412—1414 гг.
41,322
Копанев А.И. 67, 90
Копыл Ю , посадник 98
Копыто Иевко, стрелец 235, 236
Корецкий В.И. 90, 156
Кормихель М., полковник 234
Корнилий, игумен Псково-Печерского монастыря 137
Котлов Г.Я., посадник 56
Котошихин Г., подьячий, автор сочинения о России 247,253,
268,269
КоэнА. 171, 187
Краферт А., полковник 213
Креницын И.О., служилый человек, помещик 309
Креницын К.Н., помещик 291, 294
Кристина, королева Швеции 212, 223
КромМ.М. 117,118, 312
Кропоткин Н., воевода 138
Круглова Т.В. 11
Ксенофонт, землевладелец 75
Кубенский М., наместник 102
КудекушаТ., посадский 173
Кузнец Алексей, посадский 256, 257
Курбский С., наместник 102
Лабутин В.И. 268
Лабутина И.К. 5, И, 12, 13, 36
Лаврентий Нестерович, боярин 55
- 344-
Лавров Л., помещик 256
Лазарев IL, пскович 136
Ларион, боярин 54
Ларионов А., посадский человек 245, 246
Ларионов О., крестьянин 284
Ласкирев Ф.М., воевода 145
Леви Дж. 7
Ледов М.Ю., посадник 56
Лежень, смерд 81
Леонтий, посадник 98
Леруа Ладюри Э. 6
Лжедмитрий I, самозванец, царь 166, 169
Лжедмитрий!!, самозванец 166—171,174,176—181,184—186,
188,231,305
Лжедмитрий III (Матвей, Сидор), самозванец 183—188
ЛисовскийА.-И., польский полковник 181—186,188,189,231
Лихарев С., помещик 286, 293, 294
Лобанов-Ростовский А.И., помещик 302
Лодыгин В., помещик 291
Лодыженский Д., помещик 293
Ломанов Е., стрелецкий голова 266
Лопоть, литовский шляхтич 145
Лочко, житель Рожитцкого острова 73
Луговской (Льговский) И.Л., дьяк 171,174,175,179,181,184,
185,196
Лука Варфоломеевич, боярин 67
Лукомской П., помещик 307
Лутьянов М., сотский Бродской сотни 129
Лыков М., воевода 138
Лыков Ф.И. воевода 142
Львов В.П., воевода 200, 227
Любомиров П.Г. 188
Лялин С.И., земский староста 206, 251, 252
Ляпунов IL, воевода, руководитель 1-го ополчения 184, 185
Ляцкий И.В., наместник 102, 113, 114
1У1агнус, герцог, младший брат датского короля 138,139,223
Макарий, архиепископ Псковский 216, 234
- 345 -
Макарьев Н., крестьянин 290, 291
Максим, посадник псковский 66
Максим, землевладелец 75
Максим портной мастер, сотский 194
Максимов И., гость 162, 194
Максимов П., всегородный староста 194
Малеин А.И. 117
Малов А.В. 11
Мандру Р. 8
МаньковА.Г. 237, 256, 257, 269, 312
Маракушев В.М., псковский городовой приказчик 127
Марасинова Л.М. 5, 12, 39, 62, 64, 65, 70, 73, 76, 90, 91
Масленникова Н.Н. 5,10,12,39,96,116,197,236,272,283,311,313
Матюшкин С., служилый человек 180
Мейснер Т., переводчик 242
Мельникова А. С. 176,195
Меншиков С., посадский, земский староста 216, 226, 246
Меншиков Ф.С., посадский 206
Мержанова К.А. 37, 203, 237, 270
Мизинов С.М., псковский «большой» староста 127, 163
Микулинский В., наместник 102
Милов Л.В. 209, 237
Милославские, боярский род 264
Милославский И.Б., боярин, вотчинник 284
Милюков П.Н. 268, 301
Миронов Б.Н. 12
Михаил Александрович, кн. Тверской 321
Михаил Федорович, царь 158, 189, 280
Михаил Ярославич, кн. Тверской 320
Михайлов П., всегородный староста 194
Можаич Обакум, дворовладелец 33
Морин А., дьяк 114
Морозов Б.И., боярин 217, 219, 224, 225
Морозов В.П., воевода 225
Морозов Григорий Федорович, наместник 101
Морозов Г., писец ТП
Мошницын Михаил, всегородный староста 226, 228, 234
Мстислав Мстиславич (Удалой), кн. Торопецкий 50
- 346-
Мстиславский И.Ф., боярин 151
Мунехин М., дьяк 101, 106
Муромцев В., старец Псково-Печерского монастыря 137
Назаренко А. В. 117
Назаров В.Д. 104, 117, 154, 156, 269
Назарова Е.Л. 37
Напъерский К.Е. 117
Нарский И.В. 8, 12
Нарышкина Н.К., царица 264
Насонов А.Н 9, 12, 317
Насонов С., стрелецкий пятидесятник 265
Нащокин, наместник 135,136
Нащокин Д.М., помещик 276
Неведреев Б., служилый человек 170
Негодяев Ф., помещик 219
Неелов Никита, боярин 54
Неелов Ф., помещик 306
Неклюдов Ф.Б., служилый человек 180
Нелединский И., помещик 296
Нелединский К., помещик 296
Нестеров И., всегородный староста 194
Николай (Саллос), юродивый 137
Никон, митрополит Великого Новгорода 227, 228, 233
Новосельский А.А. T1Q, 312, 313
Ногин, помещик 230, 265
Носов Н.Е. 124,126, 129,154
Нумменс Л., шведский посол 217, 218
Оболенский Александр Владимирович, кн., воевода 25, 26
Лыко-Оболенский Иван Владимирович, наместник 97
Оболенский-Ноготь Андрей Никитич, кн., воевода 20
Репня-Оболенский Иван Михайлович, кн. Псковский в
1508-1510 гг. 49,96,97
Репня-Оболенский В.И., наместник Псковский 102, 109
Стрига-Оболенский Иван Васильевич, кн. Псковский в
1460-1461 г. 47
Стрига-Оболенский Ярослав Васильевич, кн. Псковский в
- 347 -
1473-1477 и 1482-1487 гг. 22, 42,48, 86
Огибалов А., стрелецкий голова 167, 168
Оглобля, холоп 136
Ододуров Г.Ш., служилый человек 301
Окунев Л.А., землевладелец, наместник 128, 139
Олтуфьев Л.И., наместник 126
Ольгерд, вел. кн. Литовский 10, 46
Онцифор Лукинич, новгородский посадник 74, 75
Оплечуев Т., городовой приказчик 137
Ордин-Нащокин А.Л., псковский землевладелец, воевода,
гос. деятель 239, 247, 257
Ордин-Нащокин М., служилый человек 180
Остафий (Евстафий), кн., изборский наместник 10
Офонос Онцифорович, боярин новгородский 75
Очин-Плещеев П.Г., переписчик Пскова 198
Павел, завещатель земли 66, 71
Павлов А.П. 156, 299
Павлов-Сильванский Н.П. 64, 90
Панеях В.М. 304, 313
Пахомов Г., стрелец 263
Пенко Данила Александрович, кн., воевода 24
Перетрутов Н., помещик 220
Петр, касимовский царевич 97
Петр 1 Алексеевич, царь 10, 165, 189, 208, 240, 253, 256, 264,
295,310
Петрей П., шведский дипломат 187, 196
Петров К. В. 312
Петров Михаил, всегородный староста 194
Петров Михей, стрелец 263
Петров Я., посадский 247
Пивоваров П., посадский 230
Пиотровский С., секретарь Батория 261
Платонов С.Ф. 157, 158, 171, 179,186,194-196
Племянников В., дьяк 106
Плеттенберг Вальтер фон, магистр Ливонского ордена 24,
25,95
Плешанова И. И. 313
- 348 -
Плещеев И., воевода 188
Плещеев Ф. М., воевода 158,168—170,176, 181
Плигузов А. И. 311
Победимова Г.А. 11
Побединский, воевода 171
Поганкин И.С., посадский 199, 251
Поганкин Сергей Иванович, посадский, гость 199,206,249—
256,258
Поганкин С.Я., посадский 199, 255
Поганкин Я.С., посадский 199, 251, 252, 255
Поганкина Февронья, жена С.И. Поганкина 251
Подрез И., земский староста 216, 226
Пожарский Д.М., кн., руководитель II ополчения 187
Пожарский-ЛопатаД.П., воевода 165, 193
Покровский Н.Н. 209, 224, 237, 238
Половинкин М., крестьянин 231, 232, 234
Полубенский А., воевода 135
Попович Филипп, купец 98
Порецкий А.Т., воевода 170
Порозов П., стрелец 263
Порываев С., гость 180
Поссевино А., посол папы Римского 143, 156
Постников А.Б. 203—205, 237
Прасковья, старица, вдова царевича Ивана 151
Преподобов С.З., староста псковский 108, 162
Пресняков А.Е. 61
Пронский-Турунтай И.И., кн., наместник 123
Проскурякова Г.В. 197, 236
Псковитин А., подьячий 106
Пуговкин А., подьячий 137
Пукышев Ф., посадник 21, 22
Путимицев С., помещик 220
Пученкин И.Х., боярин 56
Пушечников К., помещик 295
Пушкин Б. И., боярин 212, 214, 218
Пушкин С.С., помещик 303
Пущин Е., помещик 292
Пыхалов А., крестьянин 282
- 349-
Рабинович М.Д. 270
Раден Ханс, фон, переводчик 99
Раков К., дьяк 33, 106
Рафаил, епископ Коломенский и Каширский 232, 233, 235
Резалов Н., гость 162, 194
Резалов И., посадский 194
Репнин Б.А., воевода 245
Реутов Т., помещик 288
Родион, дьяк 108, 114
Родион, староста общины в Лисьях 76
Рождественский С.В. 103,117, 156,195
Роман, посадник 54
Романов Б.А. 8, 12, 81, 91
Романов И.Н., боярин 191
Романов Н.И., боярин 224
Ромодановский Ф., кн., воевода 246
Рубцов С.А., подьячий 136
Рудаков Б., помещик 306
Рудаков У., стрелецкий сотник 265
Русинов Михаил, земский староста 234
Русиновы А.М. и А.М., посадские, купцы 206, 248, 249, 251,
252,258
Руссов Б., хронист 19
Рух, стрелецкий полковник 267
Ряполовский П.Л., наместник 102
Сабуров А.В., наместник 101
Сабуров, воевода 142
Савва (Крыпецкий), игумен 120
Салтыков М.Г., боярин 182
Салтыков-Щедрин М.Е. 293
СамоквасовД.Я. 313
СапегаЯ.П., воевода 176, 181
Сапега Л., канцлер Великого княжества Литовского 278
Сапожник Федор, земский староста 234
Сарыхозин М., служилый человек 135
Седашев В.Н. 236
- 350 -
Седов Вл. В. 119-121,153, 154
Семенов Я., подьячий 243
Семенченко Г.В. 69, 90, 124, 154
Семяков О.А., посадский 236
Серапион, архиепископ Новгорода и Пскова 97
Серебрянский Н.И.\Л
Середонин С.М. 244,268, 316
Сеславин Б., помещик 304
Сигизмунд IV, король Речи Посполитой 182, 183, 185
Симанский И., помещик 305
Симеон, завещатель земли 66
Скопин-Шуйский М.В., воевода 169, 178, 305
Скрынников Р.Г. 137, 155, 194, 195
Скрыпов С., дьяк 114
Слепой Томило, подьячий 228, 236
Смирнов И. И. 194
Смирнов Н.В. 196
Смирнов П.П. 197, 236
Сназин Б., стряпчий 228
Сназин В., наместник 102
Снякин Н., казак 223
Собакин В.Н., стольник 159
Собакин Н. С., воевода 215—217, 227
Соболев М., подьячий 240
Соколовский В. 92
Соловцов А.И., наместник 102
Соловцов А.Л., помещик 301
Соловцов Ф.Л., наместник 102, 126, 128
Соловьев С.М. 96,157, 174, 194, 270
Соломония Сабурова, жена Василия III 152
Сорокоалтынов Ф., посадский 231
Сорокоум Никита, стрелец 235, 236
Сорочнев М.В., служилый человек 134
Софья Алексеевна, царевна 264
Софья Палеолог, жена в. кн. Ивана III 48
Спегальский Ю.П. 237
Спячей В., городовой приказчик 137
Срезнев И., данщик Завелицкой засады 130
-351 -
Станиславский А.Л. 156
Стехно, смерд 81
Стоянов С., гость 213
Строгановы, род промышленников и дворян 296
Строев П.М. 121, 196
Сумороков И., помещик 289, 294
Сумороков М., помещик 137
Сухобоков С.М. 163
Сухово-Кобылин В.К., наместник 128
Съянова А., помещица 291
Сырень, смерд 81
Сырников Я., посадский 248, 249, 252
Сысой, посадник 54
Табулов Ю., дворовладелец 30
Тарасьев О., всегородный староста 194
Тартаковский А.Г. 194, 210, 211, 237
Татищев В.Н. 310
Татищев Н.А., стольник, помещик 310
Татищев П., помещик 289
Твердило, посадник 72
Терентьев Ф., посадский 251, 252
Терпигорев Ч., дьяк 33, 106
Тетерин Т., служилый человек 135
Тил кин К., посадник 56
Тимашев Б., помещик 219
Тимофеев Богдан, всегородный староста 194
Тимофеев Роман, всегородный староста 194
Тимошенкова 3.А. 11,196, 268
Тихомиров М.Н. 5, 158, 194, 209, 226, 230, 231, 237, 238
Тихонов Ю.А. 206, 237
Токмаков Ю., наместник 136, 138
Толстой А.Н. 267
Томсинский С.В. 61
Тонкий, служилый человек 114
Третьяков Д., приказчик 293
Трубецкие, князья 171
Трубецкой Д., кн., воевода 184, 185, 188
- 352 -
Туренин И.С., окольничий 152
Уваров П.Ю. 216, 238
Ульяна, контрагент акта 66
Успенский Б.А. 211, 225, 237
Успенский Ф.И. 156
Фабянов О., шведский купец 246
Фалелеев М., контрагент акта 67
Февр Л. 186, 196,214, 238
Федков С., холоп 113
Федор, покупатель земли 66, 75
Федор Алексеевич, царь 284
Федор Иванович, царь 150—152, 162, 191, 192, 278
Федор Патрикеевич, кн. Псковский в 1424—1425 гг. 41, 50
Федоров М., всегородный староста 194
Федоров Р., холоп 282
Федоров С., подьячий 240, 243
Федосья, контрагент акта 71
Федотьев Ф., денежный сборщик Петровского конца 129
Феоктист, игумен 121
Философовы, дворянский род 296
Фирсов П., стрелец 265
Флетчер Дж., английский дипломат 244 268, 315, 316
Флоря Б.Н. 127, 155, 176, 195, 313
Фома, сотский 55
Форстен Г.В 194
Фридрих Саксонский, магистр Тевтонского ордена 95
Фрэзер Дж.Дж. 61
Фурсеев Е., посадский 250
Фюре Ф. 159, 194
Фюстель де Куланж Н.Д. 8,12
Харламов С.Г., помещик 266
Харлампиевы, бобыли посадские 207
Харлашов Б.Н. 11, 78, 91
Хворостинин Д., окольничий 151
Хвостов Н., полковник стрелецкий 144
- 353 -
Хейзинга Й. 38, 316
Хилков В.Д. кн., воевода 141, 142
Хилков Д., воевода 140
Хилков Ф.А., воевода 219
Хлебников О., посадский 246
Хлуденев Т., писец 164
Хмелевский, откупщик 191
Хов Н., контрагент акта 66
Хаванский И.А., кн., воевода 265
Хованский И.Н., кн., воевода 219, 227—230, 234, 235
Хованский И.Ф., кн., воевода 187, 188
Хованский С.А., кн., воевода 251, 252
Ходкевич Я.-К., вел. гетман Литовский 184
Хозин А., посадский, гость 162, 173, 177, 261
Хозин Н.А., посадский, гость 162, 174, 191, 230
Хорошкевич АЛ. 72, 77, 79—81, 90, 91, 118, 155, 301, 313
Челяднин И.А., наместник 101
Черемисинов Д., окольничий 151
Черепнин Л.В. 10, 39, 82, 91
Черкасский Д., кн., боярин 171
Чет Михаил, боярин 55
Чириков М.М., служилый человек 134
Чириков Ф.Я. служилый человек 138
Чиркин И., служилый человек 226
Чихачев И.Ф., служилый человек 301
Чюхно П.И., крестьянин 255
Шамра И., всегородный староста 165, 235
Шамский И., дьяк 33, 106
Шанин Т. 310
Шаня Т.С., денежный сборщик Полонищского конца 129
Шапиро А.Л. 91, 207, 237
Шапошник Борис, посадский 236
Шах-Али, касимовский хан 132
Шачебальцев Я., гонец 36
Швалев Я., крестьянин 293, 294
Шевелев К.С., служилый человек 301
Шемякин А.Н. 196
- 354 -
Шереметев Б.II., воевода 254
Шереметев В.П., воевода 290, 309
Шереметев И., воевода 134
Шереметев П.В., воевода 250
Шереметев П.Н., воевода 158,166,168—170,175
Шереметев Ф., воевода 140
Шестунов (Великий) П.В., кн. Псковский в 1507—1508/1509 гг.,
наместнике 1510/1511—1514/1515 гг. 100,101
Шишкин А., служилый человек 305
Шишкин М.А., служилый человек 301
Шмелев Г. 268
Шмидт С. 0.154
Шубин А., пскович 136
Шуйские, князья 146, 147
Шуйский А.М. кн., наместник 102
Шуйский Василий Васильевич, князь псковский в 1477—
1481гг. 20, 24
Шуйский Василий Иванович, царь 162, 165—167, 186
Шуйский Василий Федорович, князь псковский в 1491—
1495 гг. 147
Шуйский И.А. кн., воевода 134
Шуйский Иван Васильевич кн., наместник 101, 113, 147
Шуйский Иван Петрович кн., наместник 3, 119, 131, 144,
146-153
Шуйский П.И. кн., наместник 128, 148
Шуйский Федор Юрьевич, князь псковский в 1467—1472 гг.
17, 48,49, 52,147
Шунков В.И. 203, 209, 237
Щербатый С., кн., воевода 266
Щербинин Я., помещик 282, 286
Щукин Г., гость 162
Щукин П.И., 195
Юрий Васильевич, кн. дмитровский 47, 323
Юрий Дмитриевич, кн. Галицкий 322
Юрий Мстиславич, кн. псковский 50
Юрий Онцифорович, новгородский посадник 74, 75
- 35^ -
Юрий Тимофеевич, посадник 32
Юрий Филиппович, посадник 41
Юрьев А., боярин 171
Юрьев М., казак 227
Юрьев Н.Р., боярин 151
Юшков А. 154, 116
Юшков Я.А., помещик 139
Яков, смерд 76
Яков, священник 228
Яковлев А. И. 117
Яковлев И., денежный сборщик Полонищского конца 129
Яковлев М., денежный сборщик Смолинской губы 130
Якубов К.И. 156, 196, 238
Ямские А.Ф. и И.Ф., посадские, купцы 206
Ян Глебович, воевода литовский 115
Янин В.Л. 10, 12, 37, 57, 61, 68, 76, 91, 116
Ярослав Владимирович, князь 50
Ярослав Всеволодович, вел. кн. Владимирский 48—51, 132
Яфимов Н., крестьянин 284
Содержание
Стр.
Введение............................................ 5
Глава 1. Псков и его земля в XV веке: пространство
жизни
Топография и административно-территориальное де-
ление Пскова. —Пригороды и сельская округа. — Русско-
ливонские войны 1450—1480-х годов. — Отношения с
Ганзой и русско-ливонская война 1501—1503 гг. — Мор:
между жизнью и смертью. — «Обыденная церковь». —
Доминанты повседневной жизни...................... 13
Глава 2. Государство в XV веке: пространство власти
Князь и государь: магия власти. — Дар. — Псковские
бояре и посадники.—Вече............................39
Глава 3. Псковичи на земле и перед судом: структура и
положение населения в XIV—XV веках
Землевладение. — Смерды. — «Брань о смердах». —
Псковская судная грамота как памятник права. —
Судоустройство и судебный процесс................. 63
Глава 4. Под властью Москвы: первая половина XVI века
«Псковское взятие». — Система управления. — Огонь
как граница существования. Крепости и храмы. —
Измена «большого» дьяка..............................93
Глава 5. В эпоху Ивана Грозного
Архитектура «грозненского» стиля. — Власть и земля.
—Ливонская война: победоносное начало. — Опричнина.
—Ливонская война: бесславный конец. — Иван Петрович
Шуйский и Псков...................................119
Глава 6. Псков в конце XVI — первой трети XVII века:
от «смуты» к миру
Историография и источники псковской «смуты». —
Псков на рубеже XVI—XVII веков: дела внешние и
внутренние. — Предвестники «смуты». — Псков под
властью «тушинского вора». — Аномия. — «Псковский
вор». — Псков в 1620—1630-х годах..............157
- 357 -
Глава 7. Посадский мир и городской бунт
Городское население: посадские и служилые люди. —
Историографические стереотипы и современные мето-
ды исследования политических событий. —«Норовят все
вместе в Немцы». — «Воровской завод и во граде мятеж».
— «Праведная надежа, благочестивый государь». —Ход
событий в марте — июне 1650 г. — Усмирение «смуты» 197
Глава 8. Повседневная жизнь псковичей во второй поло-
вине XVII века
Система управления. — Торговля и промыслы псковичей.
— Дело Поганкиных. — Городской воздух свободы. —
Псковские стрельцы. — Смутьяны. — «Заслужили своею
кровью».........................................239
Глава 9. Вне города: крестьяне и дворяне в XVI—XVII
веках
Земля и люди. — « Чтоб государевой казне было прибыль-
нее...». — Барин и мужик. — В бегах. — Круг жизни
служилого человека: недоросли и новики. — Воины и
землевладельцы: становление служилого города. — Слу-
жилый город в XVII веке.........................271
Заключение.......................................314
Список сокращений................................317
Генеалогические таблицы..........................319
Пояснительный словарь............................330
Указатель имен...................................335
Научно-популярное издание
Аракчеев Владимир Анатольевич
Средневековый Псков:
власть, общество, повседневная жизнь
в XV—XVII веках
Технический редактор Л. В. Пошечева
Оформление обложки С. И. Володин
Компьютерная верстка Н. И. Иванова
Корректор Т. П. Николаева
Лицензия ИД 02036 от 13.06.2000 г.
Подписано в печать 8.07.2004 г.
Формат 60x88‘/i6. Гарнитура NewtonC.
Объем 22,5 физ. п. л. + 2 физ. п.л. вкладки. Печать офсетная.
Тираж 1500. Заказ № 1320.
ГП «Псковская областная типография»
180007, г. Псков, Рижский пр., 17