Психоанализ и культура. Наши внутренние конфликты - Фромм Э., Хорни К.

Author: Фромм Э. Хорни К.
Tags: история философии психология психоанализ
ISBN: 5-7357-0051-0
Year: 1995
Similar
Гуманистический психоанализ
Человек для самого себя
Психоанализ. Религия. Культура
О психоанализе
Text
                    Психоанализ
и культура
Избранные труды
Карен Хорни
и Эриха Фромма

Генрих Вёльфлип
X. Ричард Нибур
Якоб Буркхардт
Эрнст Кассирер
Георг Зиммель
Рут Бенедикт
Выражаем глубокую признательность
Международному фонду
«Культурная инициатива»
и лично
Джорджу Соросу
за финансовую поддержку
серии
•
Лики культуры
Серия основана в 1992 г.
В подготовке серии принимали участие
ведущие специалисты
Института научной информации
по общественным наукам
Российской академии
наук
Психоанализ
и культура
Избранные труды
Карен Хорни
и Эриха Фромма
Юристъ
Москва
1995
ББК 87.3
П 86
Редакционная коллегия серии:
Л.В. Скворцов (председатель); О.М. Андрианов,
Л.М. Брагина, И.Л. Галинская, М.П. Галочка,
В.Н. Гращенков, В.Д. Губин, П.С. Гуревич, Г.И. Зверева,
Л.Г Ионин, И.А. Исаев, Т.Ф. Кузнецова, О.Ф. Кудрявцев,
О.Е. Кутафин, С.В. Лёзов, П.В. Малиновский,
Л.Т. Мильская,!А.В. Михайлов,|Л.А. Мостова,
О.Е. Савельева, Г.С. Померанц, А.М. Руткевич,
М.М. Скибицкий, М.Н. Соколов, А.Л. Ястребицкая
Главный редактор и составитель серии С.Я. Левит
Книга подготовлена при содействии Академии
гуманитарных исследований
Редакционная коллегия тома:
Составитель и автор послесловия: А.М. Руткевич,
вице-президент межрегиональной психоаналитической
ассоциации при МНИЭКОО.
Ответственные редакторы: Г.В. Бурменская,
Т.В. Панфилова
Переводчики: В.В. Старовойтов, Т.В.Банкетова,
С.В. Карпушина, Г.В. Бурменская, Т.В. Панфилова
Художник: П.П.Ефремов
П 86 Психоанализ и культура: Избранные труды Карен
Хорни и Эриха Фромма. — М.: Юрист, 1995. 623 с.—
(Лики культуры)
ISBN 5-7357-0051-0
В книгу вошли работы К. Хорни «Наши внутренние конфликты. Кон-
структивная теория невроза», ее ранние статьи о психологии женщи-
ны, а также исследование Э. Фромма «Здоровое общество». Централь-
ную тему книги можно определить как анализ судьбы человека через
динамику его мотивов и внутренних конфликтов. Авторы стремятся
найти способы разрешения дихотомий человеческого существования,
ликвидации различных форм отчуждения человека.
ISBN 5-7357-0051-0
© Издательство «Юристъ», 1995
Карен Хорни
Наши внутренние
конфликты
Конструктивная
теория невроза
Предисловие
Эта книга посвящена развитию психоанализа. Она вырос-
ла из моего опыта психоаналитической работы с паци-
ентами и из самоанализа. Хотя представленная в ней
теория охватывает многолетний период, мои идеи окончатель-
но оформились лишь к тому времени, когда я занялась подго-
товкой лекций под эгидой Американского института психоана-
лиза1. Первый цикл лекций, посвященный рассмотрению мето-
дических аспектов этого предмета, был озаглавлен «Пробле-
мы психоаналитической техники» (1943). Второй цикл, который
охватывал рассматриваемые здесь проблемы, был написан в
1944 г. и имел название «Интеграция личности». Отдельные
темы: «Интеграция личности в психоаналитической теории»,
«Психология отстраненности» и «Смысл садистских наклонно-
стей» — были представлены в Академии медицины и Ассоциа-
ции прогресса психоанализа2.
Я надеюсь, что эта книга будет полезна для психоаналити-
ков, которые серьезно заинтересованы в развитии нашей тео-
рии и терапии. Я также надеюсь, что представленные здесь идеи
они используют не только в работе с пациентами, но и для себя.
Прогресса в психоанализе можно достичь, лишь следуя труд-
ным путем, включающим работу над собой, и пытаясь преодо-
леть собственные трудности. Если мы останемся статичными и
не будем расположены к изменению, наши теории будут стано-
виться все более бесплодными и догматическими.
Я убеждена в том, однако, что любая книга, которая выхо-
дит за рамки чисто технических вопросов или абстрактной пси-
хологической теории, должна также помогать всем тем, кто хо-
чет познать себя и не остановился в своем развитии. Большая
часть из нас, живущих в этой сложной цивилизации, находится
в тисках описываемых здесь конфликтов и нуждается в любой
возможной помощи. Хотя тяжелыми неврозами должны зани-
маться специалисты, я все же считаю, что в результате неус-
7
тайных усилий мы сами можем значительно продвинуться в
распутывании наших собственных конфликтов.
Я благодарна моим пациентам, которые в нашей совмест-
ной работе позволили мне глубже понять суть невроза. Я также
благодарна моим коллегам, которые своей заинтересованнос-
тью и сочувствующим пониманием содействовали моей рабо-
те. При этом я имею в виду не только моих давних коллег, но
также и коллег более молодого поколения нашего института3.
Их критический анализ и обсуждение оказывали стимулирую-
щее и плодотворное воздействие.
Я хочу упомянуть трех человек вне сферы психоанализа,
которые, каждый по-своему, оказали мне поддержку в продви-
жении моей работы. Это д-р Элвин Джонсон, который дал мне
возможность представить мои идеи перед «Новой школой со-
циальных исследований» в то время, когда единственной при-
знаваемой школой психоаналитической теории и практики был
классический психоанализ Фрейда. Еще более я обязана Кла-
ре Мейер, декану отделения философии и гуманитарных наук
«Новой школы социальных исследований». Своим постоянным
личным интересом она побуждала меня год за годом представ-
лять на обсуждение все то новое, что накапливалось в ходе
моей аналитической работы. А также хотелось бы поблагода-
рить моего издателя, В.В. Нортона, полезные советы которого
способствовали многим исправлениям в моих книгах. И нако-
нец, но отнюдь не в меньшей степени, я благодарна Минетте
Кун, которая очень помогла мне в лучшей организации матери-
ала и более ясной формулировке моих идей.
К.Х.
8
Введение
Какой бы ни была отправная точка анализа и каким бы
извилистым ни был его путь, в конечном счете мы все-
гда приходим к какому-либо личностному нарушению
как источнику психического заболевания. Об этом так же, как и
о почти любом другом психологическом открытии, можно ска-
зать: на самом деле это значит заново открыть то, что было
известно ранее. Поэты и философы всех времен знали, что жер-
твой психических расстройств никогда не становится безмятеж-
ный, уравновешенный человек, но это всегда человек, разди-
раемый внутренними конфликтами. Говоря современным язы-
ком, всякий невроз4, безотносительно к тому, какова картина
его симптомов, является неврозом характера. Так что наши
усилия в теории и терапии должны быть направлены на луч-
шее понимание невротической структуры характера.
Действительно, колоссальная новаторская работа Фрейда6 все
более приближалась к такому представлению, хотя генетический
подход6 и не позволил ему сформулировать его в явной форме.
Но другие авторы, которые продолжили и развили работу Фрейда
— в особенности Франц Александер7, Отто Ранк6, Вильгельм Райх9
и Гарольд Шульц-Хенке10 — выразили его более точно. Однако
все они разошлись во мнениях относительно истинной природы и
динамики структуры невротического характера.
Начальный пункт моих исследований был иным. Постулаты
Фрейда относительно женской психологии заставили меня за-
думаться о роли культурных факторов. Их влияние на наше
представление о том, в чем состоит мужественность или жен-
ственность, было очевидным, и для меня стало столь же оче-
видным, что Фрейд пришел к некоторым ошибочным выводам,
потому что не смог принять во внимание эти факторы. Мой ин-
терес к этой теме возрастал на протяжении 15 лет. Отчасти он
усилился вследствие моего общения с Эрихом Фроммом11, ко-
торый, обладая глубокими знаниями как в социологии, так и в
9
психоанализе, заставил меня еще глубже осознать важное зна-
чение социальных факторов в сфере более широкой, чем час-
тная сфера женской психологии. И мои впечатления подтвер-
дились, когда в 1932 году я приехала в Соединенные Штаты12.
Тогда я увидела, что отношения между людьми и неврозы в
этой стране во многом отличаются от тех, которые я наблюда-
ла в европейских странах, и что объяснить это может лишь раз-
личие в цивилизациях. Мои выводы в конечном счете нашли
свое выражение в книге «Невротическая личность нашего вре-
мени»13. Главным утверждением в ней было то, что неврозы
вызываются нарушениями человеческих взаимоотношений.
В годы перед написанием «Невротической личности» я про-
должала еще одну линию исследования, которая логически выте-
кала из более ранней гипотезы. Она вращалась вокруг вопроса о
том, каковы движущие силы невроза. Фрейд первым указал на то,
что ими являются компульсивные (навязчивые) влечения. Он счи-
тал эти влечения инстинктивными по своей природе, направлен-
ными на удовлетворение и не терпящими фрустрации. Следова-
тельно, он считал, что их действие не ограничивается неврозами
per se14, но распространяется на всех людей. Если, однако, невро-
зы являются результатом нарушения человеческих взаимоотно-
шений, то этот постулат просто теряет силу. Представления, к ко-
торым я пришла по этому вопросу, состояли, кратко, в следую-
щем. Навязчивые влечения образуют специфическую особенность
неврозов; они рождаются из чувств изолированности, беспомощ-
ности, страха и враждебности и представляют собой способы, с
помощью которых человек пытается справиться с миром вопреки
этим чувствам; они нацелены, в первую очередь, не на удоволь-
ствие, а на достижение безопасности; их навязчивый характер
обусловлен стоящей за ними тревогой. Два вида этих влечений:
навязчивое стремление к любви и привязанности и стремление к
власти — первыми выступили в наиболее четкой форме и были
детально рассмотрены в «Невротической личности».
Хотя я и придерживалась тех положений, которые считала ос-
новными принципами учения Фрейда, к тому времени я осознала,
что мой поиск более глубокого понимания проблемы привел меня
в русло, расходящееся со взглядами Фрейда. Если столь многие
факторы, которые Фрейд считал инстинктивными, обусловлены
культурой, если столь многое, что Фрейд относил к либидо15, яв-
ляется невротической потребностью в любви и привязанности,
вызванной тревогой и направленной на достижение чувства безо-
пасности в отношениях с другими людьми, тогда теория либидо
более себя не оправдывает. Важнейшее значение переживаний
10
детства сохраняется, но то влияние, которое они оказывают на
наши судьбы, предстает в новом свете. Неизбежно последовали
и различия в других теоретических положениях. Отсюда стало
необходимым сформулировать, в чем, с моей точки зрения, я рас-
хожусь с Фрейдом. Результатом этой попытки уточнить взгляды
явилась книга «Новые пути в психоанализе»16.
Тем временем мой поиск движущих сил невроза продолжал-
ся. Я назвала навязчивые влечения невротическими наклонно-
стями и описала десять из них в своей следующей книге. К это-
му моменту я также пришла к осознанию, что структура невро-
тического характера имеет центральное значение. В то время
я рассматривала ее как своего рода макрокосм, образуемый
многими микрокосмами, взаимодействующими один с другим.
В ядре каждого микрокосма заключена невротическая наклон-
ность. Эта теория невроза имела практическое применение.
Если психоанализ, в первую очередь, заключался не в том, что-
бы связать наши нынешние трудности и проблемы с нашими
прошлыми переживаниями, а в том, чтобы понять взаимосвязи
сил, действующих в нашей личности в данное время, то тогда
понимание и изменение себя даже при условии небольшой (или
вообще без какой-либо) помощи специалиста было вполне до-
стижимо. Перед лицом широко распространенной потребности
в психотерапии и нехватки доступной помощи представлялось,
что самоанализ дает надежду на удовлетворение жизненно
важной потребности. Так как большая часть данной книги опи-
сывает возможности, ограничения и способы анализа челове-
ком самого себя, я назвала ее «Самоанализ»17.
Я не была, однако, полностью удовлетворена тем, как я пред-
ставила отдельные наклонности. Сами эти наклонности были опи-
саны достаточно точно; но меня преследовало чувство, что при
простом перечислении они представали слишком оторванными
Друг от друга. Я видела, что невротическая потребность в любви и
привязанности, навязчивая скромность и потребность в «партне-
ре» сопутствуют друг другу. Но мне не удалось увидеть, что вмес-
те они образуют некое основополагающее отношение к другим и к
себе, определенную жизненную философию. Эти наклонности
составляют ядро того, чему я теперь дала общее название «дви-
жение к людям». Я видела также, что навязчивое стремление к
власти и престижу и невротическое честолюбие имеют между со-
бой нечто общее. Они составляют, грубо говоря, факторы того,
что я буду называть «движением против людей». Однако потреб-
ности в восхищении и совершенстве, хотя они и обладают всеми
отличительными признаками невротических наклонностей и ока-
11
зывают влияние на взаимоотношения невротика с другими людь-
ми, по-видимому, главным образом затрагивают его отношение к
самому себе. Точно также, потребность в эксплуатации представ-
ляется не столь фундаментальной, как потребность в любви и
привязанности или стремление к власти; потребность эксплуати-
ровать других, по-видимому, не имеет столь широкой сферы вли-
яния, как у них. Дело обстоит так, как если бы она была не само-
стоятельной сущностью, а принадлежала бы некоторому более
обширному целому.
Обоснованность моих сомнений со временем подтверди-
лась. В последующие годы центр моих интересов сместился на
роль конфликтов в неврозе. В «Невротической личности» я ут-
верждала, что невроз вызывается столкновением разнонаправ-
ленных невротических наклонностей. В «Самоанализе» я пи-
сала, что невротические наклонности не только усиливают одна
другую, но также порождают конфликты. Тем не менее конф-
ликты оставались побочным вопросом. С течением времени
Фрейд все более осознавал важное значение внутренних кон-
фликтов; однако он представлял их как борьбу между вытес-
ненными и вытесняющими силами. Те конфликты, которые я
стала видеть, были иного рода. Они возникали между несовме-
стимыми сочетаниями нескольких невротических наклонностей,
и, хотя первоначально они затрагивали противоречивые отно-
шения к другим людям, с течением времени они распространи-
лись и на противоречивое отношение к самому себе, и на про-
тиворечивые качества и противоречивые системы ценностей.
Все больший объем наблюдений открыл мне глаза на важ-
ное значение таких конфликтов. Вначале меня крайне сильно
поразила слепота пациентов по отношению к очевидным про-
тиворечиям внутри самих себя. Когда я указывала им на них,
они становились уклончивыми и, казалось, теряли к анализу
интерес. После неоднократных случаев такого рода я осозна-
ла, что уклончивость выражала собой глубокую антипатию к
обсуждению этих противоречий. Наконец, панические реакции
в ответ на внезапное осознание конфликта показали мне, что я
работала с динамитом. Пациенты имели вескую причину ухо-
дить от этих конфликтов: они испытывали страх перед силой
этих конфликтов, способных разорвать их.
Затем я начала осознавать, какое поразительное количество
энергии и интеллектуальных сил затрачивалось на более или ме-
нее отчаянные усилия «разрешить» эти конфликты, а точнее, на
отрицание их существования и создание искусственной гармонии.
Я обнаружила четыре основных попытки их решения примерно в
12
том порядке, в каком они представлены в этой книге. Первона-
чальная попытка состояла в том, чтобы ослабить одну сторону
конфликта и усилить его противоположную сторону. Второй было
«движение от людей». Функция невротической отстраненности
теперь предстала в новом свете. Отстраненность была частью
основного конфликта, одним из исходных и несовместимых меж-
ду собой отношений к другим людям; но она также представляла
собой попытку решения невротического конфликта, так как сохра-
нение эмоциональной дистанции между «я» и другими гасило дей-
ствие конфликта. Третья попытка была совершенно иного рода.
Вместо отдаления, ухода от других невротик пытался уйти от себя.
Его целостное подлинное «я» становилось для него чем-то нере-
альным, и на его месте он создавал идеализированный образ «я»,
в котором конфликтующие стороны были столь видоизменены, что
они более не выступали как конфликты, а казались разными ас-
пектами сложной личности. Эта концепция помогла прояснить
многие проблемы невротиков, которые до этого были недоступны
нашему пониманию, а следовательно, и терапии. В ней также на-
шлось соответствующее место для двух невротических наклон-
ностей, которые ранее не поддавались интеграции. Потребность
в совершенстве теперь предстала как попытка соответствовать
этому идеализированному образу; страстное стремление вызы-
вать восхищение собой могло быть понято как потребность паци-
ента получать извне подтверждение его действительного соответ-
ствия своему идеализированному образу. И чем далее этот образ
отстоял от реальности, тем неизбежно острее и ненасытнее была
эта потребность в подтверждении. Среди всех попыток решения
конфликта создание вымышленного идеализированного образа
«я» является, вероятно, наиболее важной по причине его далеко
идущих последствий для личности в целом. Но такая попытка, в
свою очередь, порождает новый внутренний разлад и вследствие
этого требует дополнительного «улаживания». Четвертая попыт-
ка решения направлена, в первую очередь, на то, чтобы положить
конец этому разладу, хотя она также помогает приглушить и все
другие конфликты. Посредством того, что я называю экстернали-
зацией, внутренние процессы переживаются как происходящие
вне «я». Если идеализация себя уже означает некоторый отход от
подлинного «я», то экстернализация конфликта представляет со-
бой еще более радикальное удаление. Она сама порождает но-
вые конфликты или, скорее, крайне усиливает исходный конфликт
— конфликт между «я» и внешним миром.
Я назвала основными приведенные выше четыре попытки
решения отчасти потому, что они, по-видимому, постоянно при-
13
сутствуют во всех неврозах, хотя и в различной степени, а от-
части потому, что они вызывают резкие изменения в личности.
Но этими четырьмя никоим образом не исчерпываются все воз-
можные попытки. К другим попыткам, более частного значения,
относятся такие стратегии, как деспотическая правота, основ-
ной функцией которой является подавление всех внутренних
сомнений; жесткий самоконтроль, который удерживает разди-
раемого конфликтами человека посредством одной только силы
вопи; и цинизм, который посредством пренебрежительного от-
ношения ко всем ценностям устраняет конфликты с идеалами.
Тем временем для меня постепенно становились все яснее
последствия, вытекающие из всех этих нерешенных конфлик-
тов. Я видела, как они рождают разнообразные страхи, пустую
растрату энергии, неизбежную потерю нравственной цельнос-
ти, как в результате ощущения, что человек окончательно и
бесповоротно запутался в ловушке конфликтов, возникала глу-
бокая безнадежность.
Лишь после того, как я осознала важное значение невроти-
ческой безнадежности, в поле моего зрения попал смысл сади-
стских наклонностей. Эти наклонности, как я теперь понимала,
представляли собой попытку возместить свою недостаточность
посредством «заместительной» жизни, на путь которой всту-
пал человек, отчаявшийся когда-либо быть самим собой. И все-
поглощающая страсть, которая столь часто наблюдается в са-
дистских действиях, вырастает из ненасытной потребности та-
кого человека в триумфе мщения. Мне стало ясно, что потреб-
ность в пагубной эксплуатации других была в действительнос-
ти не отдельной невротической наклонностью, а лишь неизмен-
ным проявлением того более емкого целого, которое, по при-
чине отсутствия лучшего термина, мы называем садизмом.
Так развивалась теория, согласно которой динамическим
центром невроза является базальный конфликт между тремя
типами отношений: «движением к людям», «движением против
людей» и «движением от людей». Из-за страха дезинтеграции,
с одной стороны, и необходимости функционирования в каче-
стве единого целого, с другой, — невротик предпринимает от-
чаянные попытки разрешить этот конфликт. Хотя на этом пути
сн может преуспеть в создании некоторого искусственного рав-
новесия, при этом он обречен на постоянное порождение но-
вых конфликтов, и ему все время требуются новые средства,
чтобы их погасить. Каждый новый шаг в этой борьбе за един-
ство делает невротика еще более враждебным, беспомощным
и преисполненным страхов, еще более отчужденным от себя и
14
других людей. В результате вызвавшие эти конфликты затруд-
нения обостряются, а их реальное разрешение становится все
менее и менее достижимым. Наконец, он начинает чувствовать
свою безнадежность и может пытаться найти своего рода воз-
мещение в садистских наклонностях, которые, в свою очередь,
усиливают его безысходность и порождают новые конфликты.
Такова, следовательно, весьма мрачная картина невроти-
ческого развития и возникающей в его результате структуры
невротического характера. Почему же я тем не менее называю
свою теорию конструктивной? Она кладет конец не отвечаю-
щему реальности оптимистическому представлению, согласно
которому мы можем «вылечить» неврозы смехотворно просты-
ми средствами. Но она не ведет и к столь же далекому от ре-
альности пессимизму. Я называю теорию конструктивной, по-
тому что она впервые позволяет нам энергично браться за раз-
решение и преодоление невротической безысходности. А са-
мое главное, я называю ее конструктивной потому, что, несмот-
ря на признание в ней крайней степени запутанности личности
невротика, она позволяет не только ослаблять лежащие в ее
основе конфликты, но и дает возможность их подлинного раз-
решения и поэтому позволяет нам работать в направлении ре-
альной интеграции личности. Невротические конфликты не
могут быть устранены посредством рационального решения.
Попытки невротика решить конфликты не только тщетны, но
даже вредны, опасны. Однако эти конфликты могут быть раз-
решены посредством изменения тех условий внутри личности,
которые вызвали их к жизни. Каждый отрезок успешно прове-
денной психоаналитической работы изменяет эти условия, ос-
вобождая человека от страхов, делая его менее беспомощным,
менее враждебным, менее отчужденным от себя и других.
Пессимизм Фрейда относительно неврозов и их лечения
проистекал из его глубокого неверия в человеческую доброде-
тель и человеческое развитие. Человек, утверждал он, обре-
чен на страдание или разрушение. Инстинкты, которые движут
им, можно лишь контролировать или, в лучшем случае, «субли-
мировать»18. По моему же убеждению, человек обладает и спо-
собностью, и стремлением развить свои потенциальные воз-
можности и стать достойным человеком. Но они теряют свою
силу, если его отношения с другими людьми и, следовательно,
с самим собой, будучи однажды нарушены, продолжают оста-
ваться таковыми. Я верю, что человек способен к изменению и
может изменяться на всем протяжении своей жизни. И эта вера
выросла на основе более глубокого понимания.
15
Часть I
Невротические конфликты
и попытки их разрешения
Глава 1
Мучительность невротических конфликтов
Начнем с того, что конфликты присущи не только невро-
тику. Время от времени наши желания, интересы, убеж-
дения обязательно сталкиваются с интересами, жела-
ниями и убеждениями других людей. И так же, как такие столк-
новения между нами и окружающей средой повсеместны, точ-
но так же и конфликты внутри нас являются неотъемлемой ча-
стью человеческой жизни.
Действия животного определяются главным образом инстин-
ктом. Его спаривание, забота о своем потомстве, поиск пищи,
способы защиты от опасности более или менее предопределе-
ны и не нуждаются в отдельном решении. Напротив, как исклю-
чительной привилегией, так и тягостной обязанностью челове-
ческих существ является их способность осуществлять выбор,
необходимость принимать решения. Мы бываем вынуждены
выбирать между желаниями, влекущими нас в противополож-
ных направлениях. Мы можем, например, хотеть побыть в оди-
ночестве, но также хотеть быть с другом; мы можем хотеть изу-
чать медицину, но также — заниматься музыкой. Или может
иметь место конфликт между желаниями и обязанностями: мы
можем испытывать желание побыть с любимым, когда кто-ли-
бо, попавший в беду, нуждается в нашей помощи. Мы можем
разрываться между желанием быть в согласии с другими и сво-
им собственным убеждением, которое требует выразить про-
тивоположное мнение. Наконец, у нас может возникнуть конф-
ликт из-за разных ценностей, как это имеет место, когда в воен-
ное время мы считаем себя вправе взяться за опасную работу,
но также мы хотим быть верны своему долгу перед семьей.
Тип, сфера и напряженность таких конфликтов в значитель-
16
ной степени определяются цивилизацией, в которой мы живем.
Если цивилизация стабильна и имеются прочно установленные
традиции, тогда варианты возможных выборов ограничены,
диапазон отдельных возможных конфликтов узок. Но даже и в
этом случае в них нет недостатка. Преданность одному может
мешать преданности другому; личные желания могут противо-
речить обязательствам перед группой. Но если цивилизация
находится в состоянии быстрого изменения, где бок о бок сосу-
ществуют крайне противоречивые ценности, а образ жизни раз-
ных людей расходится все сильнее, то выборы, которые прихо-
дится делать человеку, весьма многообразны и трудны. Он
может подчиняться ожиданиям сообщества или быть инакомыс-
лящим индивидуалистом, быть общительным или жить затвор-
ником, боготворить успех или презирать его, считать необхо-
димой для детей строгую дисциплину или позволять им расти
без особого вмешательства взрослых; он может верить в раз-
личие моральных норм для мужчин и женщин или считать, что
для тех и других должны действовать одинаковые нормы, мо-
жет считать сексуальные отношения выражением человечес-
кой близости или отделять их от уз любви; он может быть сто-
ронником расовой дискриминации или занимать позицию, со-
гласно которой человеческие ценности не зависят от цвета кожи
или от формы носа, и так далее и тому подобное.
Нет сомнения в том, что выборы такого рода очень часто
приходится делать людям, живущим в нашей цивилизации, и
поэтому следует ожидать, что конфликты вокруг указанных про-
блем имеют очень общий характер. Но поразительно то, что
большинство людей не осознает их и, следовательно, не реша-
ет их каким-либо ясным образом. Гораздо чаще они плывут по
течению и позволяют править собой простому случаю. Они на-
ходятся в неопределенности, не зная, как поступить; они идут
на компромиссы, не осознавая этого; они запутаны в противо-
речиях и не знают об этом. Я говорю здесь о нормальных лю-
дях, имея в виду не каких-то средних или идеальных людей, а
просто не невротиков.
Должны, следовательно, иметь место предпосылки для вы-
явления узлов противоречий и принятия решений на этой осно-
ве. Эти предпосылки делятся на четыре категории. Мы должны
осознавать, каковы наши желания, или даже больше, каковы
наши чувства. Действительно ли нам нравится человек, или мы
лишь думаем, что он нам нравится, потому что так считают дру-
гие? Действительно ли мы испытываем печаль, если умирает
один из родителей, или лишь показываем ее видимость? Дей-
17
ствительно ли мы хотим стать адвокатом или врачом, или же
эта должность привлекает нас лишь респектабельной и выгод-
ной карьерой? Действительно ли мы хотим, чтобы наши дети
были счастливыми и независимыми, или нас хватает только на
неискренние словоизлияния на этот счет? Большинству из нас
было бы трудно ответить на такие простые вопросы; то есть мы
не знаем, что мы на самом деле чувствуем или хотим.
Поскольку конфликты часто связаны с убеждениями, мне-
ниями или моральными ценностями, их осознание будет пред-
полагать в качестве предварительного условия, что мы выра-
ботали у себя собственную систему ценностей. Мнения, кото-
рые механически восприняты извне и не стали частью нас са-
мих, едва ли имеют достаточную силу, чтобы приводить к кон-
фликтам или служить в качестве направляющего принципа при
принятии решений. Новые влияния приведут к легкой замене
их на другие. Если мы просто «заимствовали» ценности, раз-
деляемые в нашем окружении, конфликты, которые, исходя из
наших высших интересов, должны были бы возникать, не воз-
никают. Если, например, сын никогда не подвергал сомнению
мудрость ограниченно мыслящего отца, то заметного конфлик-
та не возникнет, когда отец захочет, чтобы сын выбрал не ту
профессию, которую предпочитает он сам. Женатый человек,
который влюбляется в другую женщину, действительно вовле-
кается в конфликт; но если ему не удалось выработать соб-
ственные убеждения относительно смысла брака, он будет про-
сто идти по пути наименьшего сопротивления вместо того, что-
бы вникнуть в суть этого конфликта и принять то или иное ре-
шение.
Даже если мы осознаем конфликт как таковой, мы должны
быть готовы отказаться от одной из двух несовместимых сто-
рон конфликта и быть в состоянии сделать это. Но способность
к недвусмысленному и сознательному отказу встречается ред-
ко, потому что наши чувства и мнения спутаны и просто потому,
что в конечном счете большинство людей недостаточно увере-
ны в себе и счастливы, чтобы отказаться от чего бы то ни было.
Наконец, принятие решения предполагает готовность и спо-
собность нести за него ответственность. Сюда относится риск
принятия неправильного решения и готовность нести его по-
следствия, не обвиняя за них других. Здесь присутствует чув-
ство, что «это мой выбор, мой поступок», и требуется большая
внутренняя сила и независимость, чем те, которыми обладают
большинство людей в наше время.
Будучи пойманы, как это имеет место со столь многими из
18
нас, в удушающие тиски конфликтов, однако не отдавая себе в
этом отчет, мы склонны с завистью и восхищением смотреть
на людей, чья жизнь представляется текущей гладко, не нару-
шаемой ни одним из этих подводных течений. Такое восхище-
ние может иметь основания. Его могут вызывать сильные люди,
выработавшие собственную прочную иерархию ценностей, или
люди, которые достигли некоторой степени безмятежности,
потому что с течением лет как конфликты, так и потребность в
их решении потеряли для них свою сокрушительную силу. Но
внешнее впечатление может быть обманчивым. Чаще вслед-
ствие апатии, подчинения или соглашательства те люди, которым
мы завидуем, неспособны правдиво смотреть в лицо конфликту
или на самом деле пытаться разрешить его на основе собствен-
ных убеждений и, следовательно, просто пассивно плывут по те-
чению или следуют сиюминутным интересам и выгоде.
Сознательное переживание конфликтов, хотя оно, возмож-
но, и заставит нас почувствовать себя несчастными, может дать
бесценное преимущество. Чем более осознанно и прямо мы
смотрим в суть наших конфликтов и ищем собственных реше-
ний, тем большей внутренней свободы и силы мы достигнем.
Лишь когда мы чувствуем готовность выдержать главный удар,
мы можем приблизиться к идеалу быть хозяином своей судь-
бы. Притворное спокойствие, уходящее корнями во внутреннюю
пустоту, может вызывать какое угодно чувство, но только не
зависть. Оно делает нас слабыми, и мы становимся легкой жер-
твой любого влияния.
Когда конфликты сосредоточены вокруг основных жизнен-
ных проблем, тем более сложно смотреть им в лицо и разре-
шать их. Но при условии, что у нас есть достаточная жизненная
сила, нет причин, по которым мы в принципе не способны были
бы это сделать. Образование могло бы принести большую
пользу, научив нас жить, лучше осознавая себя и помогая в
выработке своих собственных убеждений. Осознание значимо-
сти факторов, связанных с выбором, в свою очередь, даст нам
идеалы, к которым следует стремиться, и, тем самым, придаст
направление нашей жизни19.
Трудности, всегда присущие осознанию и разрешению кон-
фликта, чрезвычайно возрастают в случае, если человек явля-
ется невротиком. Следует сказать, что вопрос о неврозе — это
всегда вопрос степени, и когда я говорю о «невротике», я неиз-
менно имею в виду «человека в той мере, в какой он является
невротиком». Для него затруднено осознание своих чувств и
желаний. Часто единственными чувствами, которые он испы-
19
тывает ясно и осознанно, являются реакции страха и гнева в
ответ на удары, наносимые по его ранимым местам. Но даже
они могут быть вытеснены из сознания. Те подлинные идеалы,
которые у него существуют, оказываются настолько опутанны-
ми навязчивыми стандартами, что они теряют свою направля-
ющую силу. Под влиянием этих навязчивых тенденций способ-
ность к отказу от чего-либо становится крайне слабой, а спо-
собность нести ответственность за себя почти полностью утра-
чивается20.
Невротические конфликты могут быть связаны с теми же
самыми общими проблемами, которые тревожат и нормально-
го человека. Но они столь отличны от них по своей природе,
что даже ставился вопрос, допустимо ли применительно к ним
обоим пользоваться одним и тем же термином. Я считаю это
допустимым, но мы должны осознавать различия этих конф-
ликтов. Каковы же в таком случае характерные черты невроти-
ческих конфликтов?
В качестве иллюстрации приведу несколько упрощенный
пример: инженер, работающий вместе с другими сотрудниками
над техническим исследованием, часто испытывал приступы
усталости и раздражительности. Один из этих приступов был
вызван следующим случаем. При обсуждении определенных
технических вопросов его мнение не получило той поддержки,
которую встретили взгляды его коллег. Вскоре после этого в
его отсутствие было принято решение, а впоследствии ему не
было дано никакой возможности высказать свои предложения.
В этих условиях он мог посчитать такой метод работы неспра-
ведливым и начать борьбу, или он мог благосклонно согласиться
с мнением большинства. И та и другая реакция была бы обо-
снованной. Но он не сделал ни того, ни другого. Хотя он чув-
ствовал себя глубоко оскорбленным, он не боролся. Он осоз-
навал лишь чувство раздражения. Убийственная ярость, буше-
вавшая внутри него, проявлялась лишь в сновидениях. Эта
вытесненная ярость соединение его ярости как по отноше-
нию к другим, так и на себя самого за свою мягкотелость — и
вызывала, главным образом, его усталость.
Его неспособность отреагировать соответствующим обра-
зом была обусловлена многими факторами. Он создал претен-
циозное представление о себе, для поддержания которого ему
требовалось уважение к себе со стороны других людей. В то
время это не осознавалось им: он просто действовал, исходя
из предпосылки, что в его области он был самым знающим и
компетентным. Любой признак неуважения мог создать угрозу
20
для этой предпосылки и вызвать ярость. Кроме того, у него
имели место бессознательные садистские побуждения бранить
и унижать других людей — побуждения столь предосудитель-
ные для него, что он прятал их за чрезмерной дружелюбнос-
тью. К этому добавлялось бессознательное стремление эксп-
луатировать людей, делавшее для него настоятельно необхо-
димым сохранение их благосклонности к нему. Зависимость от
других была усилена навязчивой потребностью в одобрении и
любви в сочетании, как это обыкновенно бывает, с установкой
на уступчивость, потакание и избегание борьбы. Таким обра-
зом, возник конфликт между его деструктивными агрессивными
стремлениями: реактивной яростью и садистскими импульсами, с
одной стороны, и потребностью в любви и одобрении, желанием
выглядеть справедливым и разумным в собственных глазах, с
другой стороны. В результате произошел внутренний сдвиг, кото-
рый остался незамеченным, в то время как усталость, бывшая его
внешним проявлением, парализовала всякое действие.
Рассматривая вовлеченные в этот конфликт факторы, вна-
чале поражаешься их абсолютной несовместимости. Действи-
тельно, во-первых, трудно представить себе более крайние
противоположности, чем высокомерные претензии на почти-
тельное отношение к себе и заискивающую покорность. Во-вто-
рых, весь этот конфликт остается бессознательным. Действу-
ющие в нем противоречивые наклонности не осознаются, а глу-
боко вытесняются. Лишь легкие отголоски борьбы, бушующей
внутри, выходят наружу. Эмоциональные факторы рационали-
зируются: это несправедливость; это пренебрежение; мои идеи
были лучше. В-третьих, наклонности, действующие в обоих
направлениях, имеют навязчивый, компульсивный характер.
Даже если он умом в какой-то степени и понимал чрезмерность
своих претензий или наличие своей зависимости и ее природу,
он не мог по своему желанию изменить эти факторы. Для того
чтобы быть в состоянии изменить их, требовалась значитель-
ная аналитическая работа. С обеих сторон его влекли непрео-
долимые силы, над которыми он не имел власти: он был не в
состоянии отказаться ни от одной из потребностей, возникших
в силу жесткой внутренней необходимости. Но ни одна из них
не выражала того, что сам он в действительности хотел или
добивался. Он не хотел бы ни эксплуатировать, ни быть в под-
чинении; на самом деле, он презирал обе эти наклонности.
Однако такое положение дел имеет далеко идущие последствия
для понимания невротических конфликтов. Оно означает, что
никакое решение невозможно.
21
Следующая иллюстрация дает сходную картину. Работаю-
щий не по найму художник-декоратор крал мелкие суммы де-
нег у своего хорошего друга. Воровство нельзя было оправдать
какими-либо внешними обстоятельствами; он нуждался в день-
гах, но его друг с радостью дал бы их ему, как он это делал при
случае в прошлом. То, что он прибег к воровству, было особен-
но поразительным, поскольку он был порядочным человеком,
очень высоко ценившим дружбу.
В основе такого поведения лежал следующий конфликт. У
этого человека была ярко выраженная невротическая потреб-
ность в любви и привязанности и в особенности стремление к
тому, чтобы о нем заботились во всех практических вопросах.
К этому стремлению примешивалось также бессознательное
побуждение эксплуатировать других людей, и своим поведени-
ем он одновременно пытался внушить к себе любовь других
людей и шантажировать их. Сами по себе эти тенденции долж-
ны были бы вынуждать его желать помощи и стремиться полу-
чить поддержку. Но у него также бессознательно развились край-
нее высокомерие и, соответственно, легко уязвимая гордость.
Другие должны были считать за честь оказать ему услугу: для
него было унизительно просить о помощи. Его отвращение к
необходимости высказывать просьбу подкреплялось сильным
стремлением к независимости и самодостаточности. Последнее
делало для него непереносимым признание, что он нуждается
в чем-либо или находится в положении обязанного. Поэтому он
мог взять сам, но не мог принять от кого-то.
По содержанию этот конфликт отличается от конфликта в
первом примере, но их сущностные характеристики одни и те
же. И любой другой пример невротического конфликта покажет
нам подобную несовместимость конфликтующих побуждений и
их бессознательный и компульсивный характер, неизменно при-
водящий к невозможности разрешить противоречие.
Таким образом, если позволить провести не очень строгое
разграничение, то основное различие между нормальным и
невротическим конфликтами заключается в том, что степень
расхождения конфликтующих тенденций у нормального чело-
века значительно меньше, чем у невротика. Выборы, которые
приходится делать первому, — это выборы между способами
действия, каждый из которых возможен в рамках хорошо интег-
рированной личности. Если выразить это графически, то конф-
ликтующие направления расходятся лишь на 90° или менее
против возможных 180° между противостоящими друг другу
наклонностями невротика.
22
Имеется также отличие и в степени осознания. Как отмечал
Кьеркегор21: «Реальная жизнь чересчур сложна, чтобы выде-
лять только абстрактные противоречия, к числу которых отно-
сится, например, противоречие между двумя крайностями от-
чаяния — его полной неосознанностью и его полной осознан-
ностью»22. Однако мы можем сказать следующее: нормальный
конфликт можно осознавать полностью; но невротический кон-
фликт во всех своих наиболее существенных элементах все-
гда бессознателен. Даже если нормальный человек не осозна-
ет свой конфликт, он может осознать его при сравнительно
малой помощи, в то время как наиболее важные наклонности,
вызывающие невротический конфликт, глубоко вытеснены и
могут быть раскрыты лишь в результате преодоления огромно-
го сопротивления.
Нормальный конфликт относится к актуальному выбору меж-
ду двумя возможностями, каждая из которых для человека ре-
ально желательна, или между убеждениями, каждое из кото-
рых представляет для него реальную ценность. У него, следо-
вательно, есть возможность прийти к осуществимому решению,
даже если оно может быть для него трудным и потребовать
определенного самоотречения. Невротик же, поглощенный кон-
фликтом, не имеет свободы выбора. Его раздирают в противо-
положных направлениях одинаково непреодолимые силы, ни
одной из которых он не хочет следовать. Поэтому принять ре-
шение в обычном смысле слова невозможно. Он находится в
безвыходном положении. Этот конфликт может быть разрешен
лишь посредством проработки создающих его невротических
наклонностей и тем самым такого изменения его отношений с
другими и отношения к самому себе, в результате которого он
бы смог полностью освободиться от этих наклонностей.
Указанные особенности объясняют мучительность невроти-
ческих конфликтов. Их не только трудно осознавать, и они не
только делают человека беспомощным, но они также облада-
ют разрушительной силой, испьнывать страх перед которой у
него есть веские причины. Если мы не будем знать этих осо-
бенностей и не будем иметь их в виду, мы не поймем те отчаян-
ные попытки их разрешения23, которые предпринимает невро-
тик и которые составляют большую часть невроза.
23
Глава 2
Базальный конфликт
Конфликты играют в неврозе намного большую роль, чем
обычно считают. Однако обнаружить их нелегко отчас-
ти потому, что они в своей основе бессознательны, но
даже еще в большей степени потому, что невротик предприни-
мает все возможное, чтобы отрицать их существование. Какие
сигналы в таком случае дают нам право подозревать наличие
лежащих в основе конфликтов? В примерах, приведенных в пре-
дыдущей главе, на их наличие указывали два фактора, оба впол-
не очевидные. Первым из них были возникающие в результате
симптомы: усталость в первом примере, воровство во втором.
Дело в том, что каждый невротический симптом указывает на
лежащий в его основании конфликт, то есть каждый симптом
является более или менее прямым дериватом конфликта. Мы
постепенно увидим, что делают с людьми нерешенные конф-
ликты, как они вызывают состояния тревоги, депрессии, нере-
шительности, инерции, отстраненности и так далее. Понима-
ние здесь причинной связи помогает перенести наше внима-
ние с внешних проявлений расстройств на их источник, хотя
точная природа этого источника не раскрывается.
Другим признаком, указывающим на действие конфликтов,
была непоследовательность поведения. В первом примере мы
видели человека, который был убежден, что дела ведутся не-
правильно и что по отношению к нему поступили несправедли-
во, однако он не высказывал никакого протеста по этому пово-
ду. Во втором случае человек, высоко ценящий дружбу, пошел
на воровство денег у приятеля. Иногда сам человек осознает
такую непоследовательность; чаще он слеп в этом отношении,
даже когда такие противоречия вполне очевидны любому не-
искушенному наблюдателю.
Непоследовательность так же определенно указывает на
наличие конфликтов, как повышение температуры указывает
на телесный недуг. Приведу несколько простых примеров: мо-
лоденькая девушка больше всего на свете хочет выйти замуж,
однако отвергает любые попытки ухаживания за ней. Сверхза-
ботливая мать часто забывает о днях рождения своих детей.
Человек, всегда щедрый по отношению к другим людям, ску-
пится на малейшие расходы на себя. Другому человеку, кото-
рый всячески стремится к одиночеству, никогда не удается по-
24
быть одному. Человек, снисходительный и терпимый к боль-
шинству людей, крайне строг и требователен в отношении себя.
В отличие от симптомов, непоследовательность, противо-
речивость поведения часто дает возможность выдвинуть пред-
варительную гипотезу относительно природы лежащего в ее
основе конфликта. Тяжелая депрессия, например, говорит лишь
о том, что человек стоит перед тяжелой дилеммой. Но если
мать, на первый взгляд, преданная своим детям, забывает об
их днях рождения, возможно, мы будем склонны думать, что
она более преданна своему идеалу быть хорошей матерью, чем
самим детям. Мы могли бы также предположить возможность
того, что ее идеал сталкивается с бессознательной садистской
тенденцией разрушать их планы и надежды.
Иногда конфликт будет лежать на поверхности, то есть бу-
дет сознательно переживаться как таковой. Может показаться,
что это противоречит моему утверждению, что невротические
конфликты бессознательны. Но в действительности то, что ле-
жит на поверхности, является искажением или видоизменени-
ем реального конфликта. Так, человека может раздирать осоз-
наваемый им конфликт, когда, несмотря на свою обычную так-
тику уклонения, успешно служившую ему в других случаях, он
столкнется с необходимостью принять важное решение. Он не
может тогда решить, жениться ли ему на той или другой жен-
щине и стоит ли ему вообще жениться, выбрать ему ту или дру-
гую работу, сохранить или расторгнуть партнерство. Он будет
испытывать страшные мучения, бросаясь из одной крайности в
другую, будучи полностью неспособен прийти к какому-либо
решению. В своем горе он, возможно, обратится к психоанали-
тику, ожидая, что тот прояснит для него конкретные вопросы. И
он будет неизбежно разочарован, потому что данный конфликт
является всего лишь той точкой, в которой динамит внутренних
разногласий наконец взорвался. Конкретная проблема, делаю-
щая его в настоящее время несчастным, не может быть разре-
шена без прохождения длинной и мучительной дороги осозна-
вания конфликтов, скрывающихся за ней.
В других случаях внутренний конфликт может быть экстер-
нализирован и может представать в сознании человека как его
несовместимость с окружающей средой. Или, обнаруживая, что
кажущиеся необоснованными страхи и внутренние запреты пре-
пятствуют осуществлению его желаний, человек может осозна-
вать, что эти противотоки, живущие внутри него, проистекают
из более глубоких источников.
Чем больше мы узнаем человека, тем лучше мы способны
25
увидеть и понять конфликтующие элементы, которые объясня-
ют его симптомы, непоследовательность поведения и лежащие
на поверхности конфликты — и, необходимо добавить, тем бо-
лее запутанной становится картина вследствие множества и
разнообразия противоречий. Поэтому мы приходим к вопросу:
не может ли иметь место базальный конфликт, лежащий в ос-
новании всех этих частных конфликтов и ответственный за воз-
никновение их всех? Можно ли описывать структуру конфликта
как, скажем, несовместимость в браке, если бесконечное раз-
нообразие всех внешне не связанных между собой ссор и скан-
далов по поводу друзей, детей, денег, времени принятия пищи
и прислуги указывает на некоторую внутреннюю дисгармонию,
лежащую в основе самих этих взаимоотношений?
Представление о существовании базального конфликта
внутри человека идет с античных времен и занимает важное
место в различных религиях и философиях. Могущество света
и тьмы, Бога и дьявола, добра и зла — вот некоторые из спосо-
бов выражения этого представления. В современной психоло-
гии Фрейд в этом отношении, как и в очень многих других, про-
делал работу первооткрывателя. Его исходное предположение
заключалось в том, что базальный конфликт — это конфликт
между нашими инстинктивными влечениями с их слепым стрем-
лением к удовлетворению и налагающим запреты окружением
— семьей и обществом. Запрещающее окружение в раннем
возрасте интериоризируется и с тех пор выступает как запре-
щающее Супер-Эго24.
Вряд ли здесь уместно обсуждать эту концепцию с той серь-
езностью, которой она заслуживает. Это потребовало бы по-
вторения в сжатом виде всех тех аргументов, которые выдви-
гались против теории «либидо». Поэтому давайте лучше по-
стараемся понять смысл самой этой концепции, даже если мы
отвергаем теоретические предпосылки, принятые Фрейдом. Что
остается в результате — так это утверждение, что противосто-
яние между примитивными эгоистичными влечениями и нашей
запрещающей совестью является основополагающим источни-
ком наших разнообразных конфликтов. Как будет видно далее,
я также приписываю этому противоречию — или тому, что в
большей или меньшей степени сопоставимо с ним в цепи моих
рассуждений, — важное место в структуре неврозов. Что я под-
вергаю сомнению, так это его базальную природу. Я считаю,
что хотя это и главный конфликт, он вторичен и возникает по
мере развития невроза в силу необходимости.
Причины данного несогласия станут очевидны позднее. При-
26
веду здесь лишь один аргумент: я считаю, что никакой конф-
ликт между желаниями и страхами не мог бы объяснить ни ту
степень разделения внутри себя, до которой доходит невротик,
ни тот результат, столь пагубный, что он на самом деле может
разрушить жизнь человека. Психологическая ситуация, как она
была постулирована Фрейдом, означала бы, что невротик со-
храняет способность всей душой стремиться к чему-либо, что
он просто натолкнулся на препятствие и неуспех в реализации
этих стремлений вследствие блокирующего действия страхов.
Как мне представляется, источник конфликта коренится в по-
тере невротиком способности искренне, всей душой желать
что-либо, потому что сами его желания между собой расходят-
ся, то есть направлены в противоположные стороны26. В таком
случае это действительно намного более тяжелое состояние,
чем представлялось Фрейду.
Несмотря на то что я считаю основополагающий, коренной
конфликт более разрушительным, чем полагал Фрейд, я смот-
рю на возможность его успешного разрешения с большей уве-
ренностью, чем он. Согласно Фрейду, базальный конфликт уни-
версален и в принципе не может быть разрешен: максимум, что
можно сделать, — это достичь более приемлемого компромис-
са или более совершенного контроля. С моей точки зрения,
базальный невротический конфликт, во-первых, вовсе не обя-
зательно должен возникать, а если он все же возник, то допус-
кает решение при условии, что страдающий человек готов при-
ложить значительные усилия и перенести связанные с ним тя-
желые испытания. Это различие во взглядах зависит не от оп-
тимизма или пессимизма, а неизбежно следует из различий в
наших исходных предпосылках.
Более поздний ответ Фрейда относительно базального кон-
фликта весьма привлекателен с философской точки зрения. И
вновь, если оставить в стороне различные скрытые значения
его хода мысли, фрейдовская теория инстинкта «жизни» и
«смерти»26 сводится к конфликту между конструктивными и раз-
рушительными силами, присущими людям. Самого Фрейда не-
посредственное применение этой концепции к конфликтам ин-
тересовало меньше, чем вопрос о том, как сплавляются эти две
силы. Например, он видел возможность объяснять мазохистс-
кие27 и садистские влечения слиянием сексуального и разру-
шительного инстинктов.
Для применения этой концепции к исследованию конфлик-
тов потребовалось бы введение моральных ценностей. Одна-
ко для Фрейда они были чем-то вроде незаконных самозван-
27
цев в сфере науки. В соответствии со своими убеждениями, он
прилагал усилия к развитию психологии, свободной от мораль-
ных ценностей. Я считаю, что именно эта попытка «научности»
в том значении, в каком мы говорим о естественнонаучных дис-
циплинах, является одной из наиболее весомых причин, по ко-
торой теоретические представления Фрейда и основанная на
них терапия оказались ограниченными слишком узкими рамка-
ми. Точнее, такой взгляд, по-видимому, и стал причиной того,
что ему не удалось оценить истинную роль конфликтов в не-
врозе, несмотря на его огромную работу в этой области.
Юнг28 также придавал большое значение противоположным
тенденциям в людях. В самом деле, действие в человеке про-
тиворечий произвело на него столь сильное впечатление, что
он признал их общим законом: наличие какого-либо одного эле-
мента, по Юнгу, обязательно указывает также на наличие про-
тивоположного ему элемента. Внешняя женственность подра-
зумевает внутреннюю мужественность; внешняя экстраверсия
— скрываемую интроверсию29; видимые проявления господства
мышления и разума — внутреннее преобладание чувства и так
далее. До этого момента могло казаться, что Юнг считал конф-
ликты существенно важным признаком невроза. Однако далее
он говорит, что эти противоположности не противостоят, а до-
полняют друг друга; цель же состоит в том, чтобы принять обе
и, тем самым, приблизиться к идеалу целостности. Для него
невротик является человеком, претерпевшим одностороннее
развитие. Юнг сформулировал эти мысли в виде закона, на-
званного им законом дополнительностей. Теперь я также при-
знаю, что противоположные тенденции содержат дополняющие
друг друга элементы, и даже без одного из них целостная лич-
ность обойтись не может. Но возникают они, по моему мнению,
уже как следствие невротических конфликтов, и невротики столь
цепко держатся за них именно потому, что они представляют
собой попытки решения. Если, например, мы примем склонность
к интроспекции30, реакциям ухода, к поглощенности своими чув-
ствами, мыслями или фантазиями в ущерб общению с другими
людьми в качестве подлинной предрасположенности, то есть
конституционально обусловленной и подкрепленной опытом, то
тогда рассуждение Юнга будет правильным. Эффективный те-
рапевтический метод будет заключаться в показе человеку его
скрытых «экстравертных» наклонностей, к показу опасностей
односторонности любого рода, а также в побуждении его к при-
нятию и реализации в жизни обеих наклонностей. Если, одна-
ко, мы смотрим на интроверсию (или, как я предпочитаю назы-
28
вать ее, на невротическую отстраненность) как на средство из-
бежать конфликтов, которые возникают при близком контакте с
другими людьми, задача будет заключаться не в побуждении к
большей экстраверсии, а в анализе лежащих в ее основе конф-
ликтов. К цели достижения искренности и цельности можно при-
близиться лишь после разрешения этих конфликтов.
Продолжая теперь развивать собственную позицию, я вижу
базальный конфликт невротика в коренных противоречиях в тех
отношениях, которые у него сложились с другими людьми. До
углубления в детали позвольте мне обратить внимание на ху-
дожественное воплощение такого противоречия в истории д-ра
Джекиля и м-ра Хайда31. Мы видим этого героя, с одной сторо-
ны, деликатным, чутким, сочувствующим, помогающим, а с дру-
гой стороны, жестоким, бессердечным и эгоистичным. Я, разу-
меется, не хочу сказать, что невротическое расщепление все-
гда проходит точно по линии, намеченной в этой истории, а
просто хочу указать на яркое проявление несовместимости от-
ношений к другим людям.
Чтобы приблизиться к этой проблеме с точки зрения генези-
са, мы должны вернуться к тому, что я назвала базальной тре-
вожностью32, подразумевая под этим переживаемые ребенком
чувства одиночества и беспомощности в потенциально враж-
дебном мире. Это чувство незащищенности может породить у
ребенка широкий диапазон неблагоприятных факторов: явное
или скрытое доминирование, безразличие, сумасбродное по-
ведение, отсутствие уважения к индивидуальным потребнос-
тям ребенка, отсутствие реального руководства, пренебрежи-
тельное отношение, чрезмерное восхищение или его полное
отсутствие, недостаток доверительности и теплоты, необходи-
мость принимать чью-либо сторону при разногласиях родите-
лей, слишком малая или чрезмерная ответственность, излиш-
няя опека, изоляция от других детей, несправедливость, диск-
риминация, невыполнение обещаний, враждебная атмосфера
и так далее и тому подобное.
Единственный фактор, к которому я хочу привлечь особое
внимание в этом контексте, — это ощущение ребенком скрыто-
го лицемерия у своих близких: его чувство, что родительская
любовь, их христианское милосердие, честность, щедрость и
так далее могут быть всего лишь притворством. Частично то,
мто ребенок ощущает на этот счет, действительно является ли-
цемерием; но отчасти это может быть просто его реакцией на
все те противоречия, которые он ощущает в поведении роди-
телей. Однако, как правило, имеет место сочетание травмиру-
29
ющих факторов. Они могут лежать на поверхности или быть
полностью скрытыми, так что в ходе психоанализа можно лишь
постепенно выявлять их влияние на развитие ребенка.
Изнуренный этими мучающими его условиями, ребенок ищет
способы сохранить свою жизнь, ищет, как справиться с несу-
щим угрозу окружающим миром. Несмотря на свою слабость и
страхи, он бессознательно нащупывает свою тактику, чтобы
противостоять данным силам, действующим в его окружении.
Поступая таким образом, он вырабатывает не только ad hoc33
стратегии, но также и устойчивые наклонности и черты харак-
тера, которые становятся частью его личности. Я назвала их
«невротическими наклонностями».
Если мы хотим увидеть, как развиваются конфликты, мы не
должны чрезмерно сосредоточиваться на индивидуальных на-
клонностях, а должны, скорее, охватить взглядом всю панора-
му главных направлений, по которым ребенок может двигаться
и на самом деле движется под воздействием этих обстоя-
тельств. Хотя мы на время потеряем из поля зрения подробно-
сти, мы получим более ясную картину наиболее важных направ-
лений, которые выбирает ребенок, чтобы справиться со своим
окружением. Вначале может предстать довольно хаотичная
картина, но из нее с течением времени выкристаллизовывают-
ся три главные линии: ребенок может двигаться навстречу лю-
дям, против людей или от людей.
Когда ребенок движется навстречу людям, он признает
собственную беспомощность и, несмотря на свою отчужден-
ность и страхи, пытается завоевать любовь и привязанность
других людей и пробует опираться на них. Лишь таким путем он
может почувствовать себя с ними в безопасности. Если в се-
мье есть расходящиеся во взглядах стороны, он примкнет к
наиболее сильному лицу или группе. Подчиняясь им, он обре-
тает чувства принадлежности и поддержки, которое помогает
ему ощущать себя менее слабым и менее изолированным.
Когда он движется против людей, он признает и принимает
как должное враждебность окружающих и сознательно или бес-
сознательно решается на борьбу. Он полностью отказывается
доверять чувствам и намерениям других людей по отношению
к нему. Он бунтует, используя для этого все открытые для него
пути. Он хочет быть сильнее их и одержать верх частично ради
собственной защиты, частично ради мести.
В случае движения от людей он не хочет ни принадлежнос-
ти, ни борьбы, а держится в стороне, отстраняется от людей.
Он чувствует, что у него с ними мало общего, что они нисколько
30
не понимают его. Он строит свой собственный мир с помощью
природы, своих кукол, книг, грез.
В каждом из этих трех видов отношений чрезмерно усилен
один из элементов базальной тревожности: беспомощность в
первом случае, враждебность во втором и изоляция в третьем.
Но дело в том, что ребенок не может свободно выбрать какое-
либо из этих направлений, потому что при тех условиях, в кото-
рых развились эти отношения, обязательно присутствуют все
они. То, что мы видим, обозревая панораму в целом, является
лишь доминирующим вектором движения.
То, что это действительно так, станет очевидно, если мы,
забегая вперед, обратимся к полностью развившемуся невро-
зу. Нам всем известны взрослые люди, в поведении которых
резко выделяется один из типов отношений, кратко обрисован-
ных нами выше. Но мы можем также видеть, что и наклонности
другого рода у такого человека действовать не перестают. У
людей, склонных главным образом опираться на других и под-
чиняться им, мы можем заметить и склонность к агрессии, и
некоторую потребность в отстранении от других. Человек, на-
строенный преимущественно враждебно, может иметь элемент
угодливости, он также нуждается и в том, чтобы уйти, отстра-
ниться от других. А личность отстраненного типа не лишена
некоторой враждебности или желания любви и привязанности.
Однако доминирующим является то отношение, которое в
наибольшей степени определяет реальное поведение. Оно
представляет собой те пути и способы совладания с другими
людьми, которыми данный человек лучше всего владеет. Так,
человек, избегающий других, бессознательно использует все
способы удерживать от себя людей на безопасном расстоянии,
потому что теряется в любой ситуации, требующей тесного вза-
имодействия с другими людьми. Кроме того, часто, но не все-
гда, господствует то отношение, которое наиболее приемлемо
для сознания такого человека.
Это не означает, что внешне менее выступающие отноше-
ния менее могущественны. Часто было бы трудно сказать, на-
пример, будет ли желание доминировать у явно зависимого от
других и уступчивого человека менее интенсивно, чем его по-
требность в любви и привязанности; его способы выражения
своих агрессивных импульсов просто более завуалированы. О
том, что сила скрытых наклонностей может быть огромной, сви-
детельствуют многие случаи, когда бывшее доминирующим
отношение меняется на противоположное. Мы можем видеть
такого рода превращение у детей, но оно также может проис-
31
ходить и в последующие периоды жизни. Стрикленд из произ-
ведения Сомерсета Моэма «Луна и грош» был бы здесь хоро-
шей иллюстрацией. Истории женщин часто обнаруживают та-
кой тип изменения. Влюбившись, девушка, до этого бывшая
честолюбивой, непослушной, имевшая мальчишеские замаш-
ки, может превратиться в покорную, зависимую женщину без
каких-либо признаков честолюбия. Или под давлением тяже-
лых переживаний человек, склонный держаться от других на
расстоянии, может стать болезненно зависимым.
Следует добавить, что изменения, подобные этим, проли-
вают некоторый свет на часто задаваемый вопрос: неужели
опыт, полученный за пределами детства, не имеет никакого
значения, неужели мы заключены в строгие рамки, раз и на-
всегда заданные ситуацией нашего детства? Взгляд на невро-
тическое развитие с точки зрения конфликтов позволяет нам
дать более удовлетворительный ответ, чем тот, который обыч-
но предлагается. Возможные варианты таковы: если ситуация
раннего детства не слишком препятствует спонтанному разви-
тию ребенка, то последующий опыт, в особенности юношеско-
го возраста, может оказать влияние на процесс формирования.
Если, однако, воздействие раннего опыта было достаточно силь-
ным, чтобы сформировать ребенка согласно некоторому ригид-
ному образцу, то никакой новый опыт повлиять не сможет. От-
части это происходит потому, что ригидность лишает человека
открытости к какому-либо новому опыту: например, его отстра-
ненность от других может быть слишком сильной, чтобы допус-
тить его сближение с кем-либо, или его зависимость — столь
глубоко укоренившейся, что он всегда будет вынужден играть
подчиненную роль и поощрять попытки эксплуатировать себя.
Отчасти это происходит потому, что он интерпретирует любой
новый опыт на основе прочно усвоенного образца: например,
агрессивный тип, встречая дружелюбие, будет рассматривать
его либо как проявление глупости, либо как попытку эксплуата-
ции; новый опыт будет иметь тенденцию лишь усиливать ста-
рый образец. Когда невротик на самом деле переходит к иному
типу отношений, это может выглядеть так, как если бы после-
дующий опыт привел к изменениям в его личности. Однако из-
менения такого рода не столь радикальны, как представляет-
ся. В действительности происходит следующее: объединив-
шись, внутренние и внешние обстоятельства вынуждают его
отказаться от одного доминирующего отношения и перейти к
противоположному ему, но это изменение не произошло бы,
если бы прежде не было никаких конфликтов.
32
С точки зрения нормального человека, нет причины, по ко-
торой эти три типа отношений должны быть взаимоисключаю-
щими. Человек должен уметь уступать людям, бороться с ними
и держаться обособленно. Все три типа отношений могут до-
полнять друг друга и создавать гармоничное целое. Если до-
минирует одно из отношений, это просто указывает на чрез-
мерное развитие по этой линии.
Но в случае невроза имеется несколько причин, делающих
эти отношения несовместимыми. Невротик не гибок; им движет
побуждение уступить, бороться, быть в стороне от всех, неза-
висимо от того, соответствует ли это побуждение конкретным
обстоятельствам, и он впадает в панику, если ведет себя иным
образом. Следовательно, когда в сколько-нибудь сильной сте-
пени наличествуют все эти три отношения, он обречен на тяже-
лый конфликт.
Еще один фактор, значительно расширяющий сферу дан-
ного конфликта, состоит в том, что эти отношения не ограничи-
ваются областью человеческих взаимоотношений, а постепен-
но захватывают всю личность, подобно тому, как злокачествен-
ная опухоль пронизывает все ткани органа. В итоге они не только
проникают во все отношения человека с другими людьми, но
также и в его отношение к себе и к жизни в целом. Если мы не в
полной мере осознаем их всеобъемлющий характер, то подда-
димся соблазну судить о возникающем в результате конфлик-
те подобно тому, как если бы говорить о любви в противовес
ненависти, уступчивости в противовес непокорности, подчине-
нию в противовес доминированию и так далее. Это, однако,
было бы такой же ошибкой, как искать различие между фашиз-
мом и демократией, сосредоточивая все внимание на каком-
либо одном из противоположных признаков, таком, например,
как различие в их отношении к религии или власти. Конечно,
эти различия имеют место, но сосредоточение внимания толь-
ко на них одних оставит в тени то, что демократия и фашизм
являются двумя различными типами общества и представляют
собой две философии жизни, абсолютно несовместимые друг
с другом.
Не случайно конфликт, начало которого лежит в наших от-
ношениях с другими людьми, со временем оказывает влияние
на всю личность. Человеческие взаимоотношения имеют здесь
столь решающее значение, что они с необходимостью форми-
руют те качества, которые развиваются в нас, те цели, которые
мы ставим перед собой, те ценности, которых мы придержива-
емся. Все они, в свою очередь, оказывают влияние на наши
2—1081
33
отношения с другими людьми и, таким образом, неразрывно
переплетаются между собой34.
Моя точка зрения заключается в том, что конфликт, порож-
даемый несовместимыми типами отношений, составляет ядро
невроза и поэтому заслуживает названия базального. И позволь-
те мне добавить, что я использую слово ядро не только в каче-
стве образа, выражающего важное значение, но также чтобы
подчеркнуть, что это динамический центр, из которого берут
свое начало неврозы. В этом состоит ключевое положение тео-
рии невроза, внутреннее содержание которой предстанет в пос-
ледующем изложении. В широком смысле, эта теория может
рассматриваться как развитие моей более ранней концепции,
согласно которой неврозы являются выражением нарушений в
человеческих взаимоотношениях36.
Глава 3
Движение к людям
Невозможно представить базальный конфликт путем
простого показа его действия на примере ряда людей.
Вследствие разрушительного характера базального
конфликта невротик воздвигает вокруг него защитную структу-
ру, которая служит не только его сокрытию из поля видимости,
но столь глубоко внедряется в базальный конфликт, что его не-
возможно выделить в чистом виде. В результате то, что пред-
стает на поверхности, — это, скорее, различные попытки реше-
ния, нежели сам конфликт. Поэтому просто детальное описа-
ние историй конкретных случаев не дает возможности увидеть
все его внутренние смыслы и нюансы; такое представление
неизбежно содержало бы излишние подробности и дало бы
слишком неясную картину.
Кроме того, основные контуры концепции, кратко намечен-
ные в предыдущей главе, еще необходимо наполнить содер-
жанием. Для понимания всего того, что вовлечено в базальный
конфликт, мы должны начать с исследования каждого из про-
тивостоящих элементов по отдельности. Мы можем до некото-
рой степени успешно сделать это, если изучим типы людей, у
которых тот или иной элемент стал доминирующим и для кото-
рых он представляет собой более приемлемое «я». Ради про-
34
стоты я буду разделять их на такие типы, как уступчивый, аг-
рессивный и отстраненный типы личности36. Мы сосредоточим-
ся в каждом случае на более приемлемой для человека пози-
ции, не принимая во внимание, насколько это возможно, те кон-
фликты, которые за ней скрываются. В каждом из этих типов
мы найдем, что базальное отношение к другим людям породи-
ло или, по крайней мере, способствовало развитию определен-
ных потребностей, качеств, внутренних запретов37, тревог, осо-
бенностей восприимчивости и, наконец, но отнюдь не самое
маловажное, способствовало образованию определенной сис-
темы ценностей.
Такой путь, возможно, имеет некоторые недостатки, но он
также имеет и определенные преимущества. Исследуя внача-
ле функции и структуру системы отношений, реакций, представ-
лений и т.д. в типичных случаях, где они проявляются сравни-
тельно явно, будет легче узнать сходные комбинации в случа-
ях, где они представлены в достаточно смутной и запутанной
форме. Кроме того, картина в чистом виде поможет отчетливо
показать внутреннюю несовместимость этих трех отношений.
Вернемся к нашей аналогии относительно демократии и фа-
шизма: если бы мы хотели указать на наиболее существенное
различие между демократической и фашистской идеологиями,
мы не начали бы с показа человека, у которого вера в опреде-
ленные демократические идеалы сочетается с тайной склон-
ностью к фашистским методам. Мы, скорее, попытались бы
вначале воссоздать фашистский образ мысли, опираясь на тек-
сты и практику национал-социалистов, а затем продолжили бы
их сравнение с наиболее характерными проявлениями демок-
ратического образа жизни. Это создало бы у нас ясное впечат-
ление о том контрасте, который имеет место между двумя ти-
пами убеждений, и, таким образом, помогло бы нам понять тех
людей или те группы людей, которые пытались найти между
ними компромисс.
Группа I, уступчивый тип, обнаруживает все те черты, кото-
рые соответствуют «движению к людям». Данный тип демонст-
рирует заметно выраженную потребность в любви и одобрении
и особую потребность в «партнере», то есть в друге, любовни-
ке, жене или муже, «который должен осуществить все его жиз-
ненные ожидания и взять на себя ответственность за все доб-
рое и злое, причем успешное манипулирование им становится
главной задачей»38. Эти потребности имеют характерные чер-
ты, общие для всех невротических наклонностей; то есть они
навязчивы, лишены избирательности и порождают тревогу или
35
подавленность в случае фрустрации. Они почти не зависят от
того, насколько внутренне ценны те «другие люди», к которым
они обращены, а также и от реального чувства к ним человека.
Однако, хотя по форме своего выражения эти потребности мо-
гут быть различны, все они сосредоточены вокруг желания че-
ловеческой близости, желания «кому-то принадлежать». Вслед-
ствие неразборчивого характера своих потребностей уступчи-
вый тип будет склонен переоценивать сходные моменты и ин-
тересы, сближающие его с окружающими его людьми, игнори-
руя их различия39. Такая неверная оценка людей объясняется
не его невежеством, недостатком ума или неспособностью к
наблюдению, а его навязчивыми потребностями. Как это было
проиллюстрировано рисунком одной пациентки, она ощущает
себя ребенком, окруженным странными и угрожающими живот-
ными..Крошечная и беспомощная, она была изображена в цен-
тре рисунка в окружении громадной, готовой ужалить ее пчелы,
собаки, которая могла ее укусить, кошки, которая могла на нее
прыгнуть, быка, который мог ее забодать. Очевидно, таким об-
разом, что действительный характер окружающих не имеет зна-
чения, за исключением того, что наиболее агрессивные из них
как наиболее пугающие становятся теми людьми, чья «любовь
и привязанность» наиболее необходимы. В общем, этот тип
нуждается в том, чтобы к нему относились с симпатией, чтобы
его любили, хотели, желали; чтобы он чувствовал себя прият-
ным, желанным, одобряемым, ценимым; чтобы в нем нужда-
лись, чтобы он много значил для других, в особенности для ка-
кого-либо определенного человека; чтобы ему помогали, защи-
щали его,заботились и направляли.
Если в ходе психоанализа пациенту укажут на навязчивый
характер этих потребностей, он, весьма вероятно, станет ут-
верждать, что все эти желания являются «вполне естествен-
ными». И, конечно, здесь ему трудно возразить. За исключени-
ем тех лиц, все существо которых настолько деформировано
садистскими наклонностями (которые будут обсуждаться по-
зднее), что желание любви и привязанности задавлено и не
может хоть как-то сохраняться, с уверенностью можно предпо-
ложить, что каждый человек хочет чувствовать себя любимым,
принимаемым другими, хочет, чтобы ему помогали, и так да-
лее. Где пациент ошибается, так это в утверждении, что все
его отчаянные усилия достичь любви и привязанности являют-
ся искренними, хотя в действительности подлинное стремле-
ние к ним полностью оттеснено его неослабевающей потреб-
ностью чувствовать себя в безопасности.
36
Желание удовлетворить эту острую потребность столь не-
преодолимо, что все, что он делает, направлено на ее осуще-
ствление. В этом процессе он развивает в себе определенные
качества и отношения, которые и формируют его характер. Не-
которые из них можно назвать привлекательными: он становится
чутким к потребностям других людей — в рамках того, что он
способен понять эмоционально. Например, хотя он, вероятно,
проявит невосприимчивость к желанию одиночества отстранен-
ным человеком, он быстро почувствует потребность другого
человека в симпатии, помощи, одобрении и так далее. Он авто-
матически пытается удовлетворить ожидания других людей или
то, что, по его мнению, является их ожиданиями, причем часто
до такой степени, что теряет из поля зрения собственные чув-
ства. Он становится «бескорыстным», жертвующим собой, не-
требовательным — за исключением своего безграничного же-
лания любви и привязанности. Он становится уступчивым, пре-
дупредительным, заботливым — в границах возможного для
него — сверхпризнательным, чрезмерно благодарным, щедрым.
Он закрывает глаза на то, что в глубине души его мало заботят
другие и он склонен считать их лицемерными и своекорыстны-
ми людьми. Но, если позволительно назвать терминами, обо-
значающими сознательные процессы, то, что он делает бес-
сознательно, он убеждает себя в том, что он всех любит, что
все они «прекрасные» и заслуживающие доверия люди. Это
заблуждение не только приводит затем к крайне болезненным
разочарованиям, но также усиливает его общее ощущение не-
защищенности.
Эти качества не столь ценны, как они представляются са-
мому человеку, в особенности потому, что, не считаясь с соб-
ственными чувствами или представлениями, он слепо дает дру-
гим все то, что сам хотел бы получить от них, и потому, что он
глубоко расстраивается, если в ответ не получает того же.
Этим характерным признакам сопутствует, частично пере-
крывая их, стремление избежать недобрых взглядов, ссор, со-
перничества. Такой человек склонен подчиняться другим, за-
нимать второстепенное положение, оставляя свет рампы для
других; он обычно настроен на покладистый, примирительный
лад и, по крайней мере на сознательном уровне, не выражает
никакого недоброжелательства. Всякое желание мести или по-
беды над другими столь глубоко вытеснено, что он сам часто
Удивляется тому, как легко он мирится с другими и что он никог-
да долго не питает чувства обиды. В этом контексте важна его
тенденция автоматически брать на себя вину. И опять абсо-
37
лютно безотносительно к своим действительным чувствам, то
есть ощущает он на самом деле себя виновным или нет, он
будет скорее обвинять себя, нежели других, и будет склонен
придирчиво проверять себя или оправдываться, сталкиваясь с
явно необоснованной критикой или ожидаемыми нападками.
От такого рода отношений существует незаметный переход
к определенным внутренним запретам. Вследствие того, что на
любой форме агрессивного поведения лежит табу, мы находим
здесь внутренние запреты на то, чтобы проявлять напористость,
критический настрой, требовательность, отдавать приказания,
стараться произвести впечатление, преследовать честолюби-
вые цели. Кроме того, поскольку его жизнь всецело ориентиро-
вана на других, его внутренние запреты часто не дают ему воз-
можности что-либо делать для себя или самому получать удо-
вольствие. Это может достигать такой степени, что любое впе-
чатление, не разделяемое с кем-либо еще, от еды ли, пред-
ставления, музыки или природы, теряет для него свой смысл.
Нет надобности говорить, что такое жесткое ограничение в удо-
вольствии не только обедняет его жизнь, но значительно уси-
ливает его зависимость от других.
Кроме идеализации40 только что перечисленных качеств,
этому типу свойственны определенные особенности отноше-
ния к себе. Одной из них является всепроникающее чувство
собственной слабости и беспомощности — ощущение себя
«бедняжкой». Будучи предоставлен сам себе, он чувствует себя
потерянным, подобно лодке, потерявшей свой якорь, или по-
добно Золушке, лишившейся своей крестной. Эта беспомощ-
ность отчасти соответствует действительности. Его ощущение,
что ни при каких обстоятельствах он не сможет сражаться или
соперничать, на самом деле порождает реальную слабость. Кро-
ме того, он откровенно признает свою беспомощность перед со-
бой и другими. Она также может ярко выступать в сновидениях.
Он часто прибегает к ней, чтобы растрогать других или защитить-
ся: «Вы должны любить меня, защищать меня, прощать меня, не
покидать меня, потому что я так слаб и беспомощен».
Вторая характерная черта вытекает из его наклонности под-
чинять себя другим. Он принимает как само собой разумеюще-
еся, что любой человек превосходит его, что остальные люди
привлекательнее, умнее, образованнее и достойнее его. Реаль-
ная основа для такого чувства существует, так как отсутствие у
него напористости и твердости действительно снижает его спо-
собности; но даже в тех сферах, где его способности бесспор-
ны, его чувство собственной неполноценности заставляет его
38
наделять другого человека — безотносительно к его качествам
__большей компетентностью, чем его собственная. В присут-
ствии агрессивных или самоуверенных людей его ощущение
самоценности еще сильнее падает. Однако даже тогда, когда
он один, он склонен недооценивать не только свои качества,
таланты и способности, но также свои материальные средства.
Третью типическую черту составляет один из аспектов его
общей зависимости от других людей. Это бессознательная тен-
денция оценивать себя по тому, что о нем думают другие. Его
самоуважение растет вместе с их одобрением или осуждени-
ем, с их расположением и любовью. Отсюда любое отверже-
ние для него действительно катастрофично. Если кому-либо не
удалось пригласить его к себе в ответ на его приглашение, он
может вполне разумно отнестись к этому на сознательном уров-
не, но, в соответствии с логикой того особого внутреннего мира,
в котором он живет, барометр его самоуважения упадет до нуля.
Другими словами, любая критика, отказ или отдаление от него
представляются вселяющей ужас опасностью, и он может пред-
принять самые жалкие попытки вернуть расположение челове-
ка, с которым связана такого рода угроза. Его готовность под-
ставить другую щеку вызвана не неким загадочным «мазохист-
ским» побуждением, а является тем единственно логически
возможным действием, на которое он способен, исходя из сво-
их внутренних предпосылок.
Все это накладывает свой отпечаток на его особую систему
ценностей. Естественно, сами эти ценности более или менее
ясны, а их прочность соответствует его общей зрелости. Они
тяготеют к добродетельности, сочувствию, любви, щедрости,
отсутствию эгоизма, смирению; эгоизм, честолюбие, нечуткость,
неразборчивость в средствах, обладание властью вызывают у
него отвращение, хотя в то же самое время эти качества могут
тайно его восхищать, потому что они олицетворяют «силу».
Таковы, следовательно, составляющие невротического
«движения к людям». Теперь должно быть очевидно, насколь-
ко неадекватно было бы обозначить их каким-либо одним тер-
мином: подчинением или зависимостью, ибо здесь подразуме-
вается определенный склад мыслей и чувств, образ действий,
— весь образ жизни.
Я обещала не входить в обсуждение противоречивых фак-
торов. Но мы не сможем в полной мере понять, насколько жес-
тко такие люди привержены всем этим отношениям, если не
осознаем, до какой степени вытеснение41 противоположных
наклонностей усиливает доминирующие наклонности. Поэтому
39
мы вкратце остановимся и на обратной стороне этой картины.
При анализе уступчивого типа личности мы находим, что раз-
нообразные агрессивные наклонности глубоко вытеснены. В
явном контрасте с внешней чрезмерной предупредительностью
мы сталкиваемся с бессердечным отсутствием интереса к дру-
гим людям, пренебрежительным отношением к ним, бессозна-
тельными паразитическими или эксплуататорскими наклоннос-
тями, склонностью контролировать других людей и манипули-
ровать ими, неослабевающими потребностями превосходить
других людей или получать удовольствие от мстительного тор-
жества. Естественно, вытесненные побуждения различны по
типу и интенсивности. Часто они возникают в ответ на небла-
гоприятный ранний опыт общения с другими людьми. Напри-
мер, история их развития будет часто указывать на вспышки
раздражения, имевшие место в возрасте до пяти или восьми
лет, которые затем исчезли, уступив место полному послуша-
нию. Но агрессивные наклонности также подкрепляются и уси-
ливаются более поздними переживаниями, поскольку враждеб-
ность постоянно поддерживается многими источниками. Если
бы мы в данном месте стали вдаваться во все эти обстоятель-
ства, они завели бы нас слишком далеко в сторону; здесь дос-
таточно сказать, что стремление держаться в тени и «доброде-
тельность» располагают к тому, чтобы человеку «наступали на
ноги» и использовали его для своих целей; далее, эта зависи-
мость от других делает человека исключительно уязвимым, что,
в свою очередь, порождает у него чувство, что им пренебрега-
ют, его унижают всякий раз, когда он не получает с избытком
необходимые ему знаки расположения, любви, привязанности
или одобрения.
Когда я говорю, что все эти чувства, побуждения, отноше-
ния «вытеснены», я использую этот термин во фрейдовском
значении, подразумевая, что человек не только не осознает их,
но и настолько сильно заинтересован никогда не осознавать,
что с тревогой следит, чтобы никакие их следы не приоткры-
лись ни ему, ни другим. Каждое вытеснение, таким образом,
ставит перед нами вопрос: почему человек заинтересован в
вытеснении определенных сил, действующих внутри него? В
случае уступчивого типа мы можем найти несколько ответов.
Большинство из них мы сможем понять лишь позднее, когда
мы приступим к обсуждению идеализированного образа и са-
дистских наклонностей. Что понятно уже здесь, так это то, что
чувства или выражения враждебности обычно угрожают потреб-
ности человека нравиться другим и самому относиться к ним с
40
симпатией. Кроме того, любая разновидность агрессивного по-
ведения или даже просто самоутверждения будет казаться ему
эгоистичной. Он сам будет осуждать такое поведение и, следо-
вательно, будет чувствовать, что другие также осуждают его. А
он не может пойти на риск такого осуждения, потому что все
его самоуважение слишком сильно зависит от одобрения окру-
жающих.
Вытеснение всех чувств и импульсов, связанных с самоут-
верждением, местью и честолюбием, имеет еще одну функцию.
Это одна из многих предпринимаемых невротиком попыток ус-
транить свой конфликт и создать вместо него ощущение един-
ства, согласия, цельности. Стремление к внутреннему единству
__не мистическое желание, а желание, вызванное практичес-
кой необходимостью реальной жизни и невозможностью жить,
когда человека постоянно раздирают противоположные стрем-
ления и вследствие этого он доходит до ощущения крайнего
ужаса — быть расщепленным на части. Господство одной на-
клонности, достигаемое путем подавления всех противореча-
щих ей элементов, является бессознательной попыткой орга-
низовать личность. Оно составляет одну из основных попыток
разрешить невротические конфликты.
Итак, мы уже обнаружили двойную заинтересованность в
поддержании строгого контроля над всеми агрессивными им-
пульсами: иначе весь образ жизни человека будет подвергнут
опасности, а его искусственное единство — взорвано. И чем
разрушительнее агрессивные наклонности, тем настоятельнее
необходимость изгнать, уничтожить их. Такой человек будет
ударяться в другую крайность, никогда не показывая, что он
чего-либо хочет для себя, никогда не отвергнет просьбу, будет
всегда стремиться всем угодить, всегда держаться в тени и так
далее. Другими словами, тенденции уступать другим, умирот-
ворять их усиливаются; они становятся еще более навязчивы-
ми и утрачивают свою избирательность42.
Естественно, все эти бессознательные усилия не могут по-
мешать действию или самоусилению вытесненных импульсов.
Но они придают им такие способы выражения, которые соот-
ветствуют общей структуре. Человек будет предъявлять тре-
бования, «потому что он так несчастен», или он будет тайно
властвовать под видом проявления «любви». Накопившаяся
вытесненная враждебность может также проявляться во вспыш-
ках большей или меньшей силы: от периодически возникающей
раздражительности до взрывов гнева. Эти взрывы, хотя они и
не вписываются в картину доброты и мягкости, самому челове-
41
ку представляются полностью оправданными. И, исходя из его
предпосылок, он совершенно прав. Не понимая, что его требо-
вания к другим чрезмерны и эгоистичны, он не может времена-
ми не чувствовать, что с ним обходятся настолько несправед-
ливо, что он просто не может этого больше выносить. Наконец,
если вытесненная враждебность достигает силы слепой ярос-
ти, она может дать начало всем видам функциональных рас-
стройств, таким, как головные боли или болезни желудка.
Большая часть характерных черт уступчивого типа имеет,
таким образом, двойную мотивацию. Например, когда он под-
чиняется, он делает это, чтобы избежать трений и, таким обра-
зом, достичь гармонии с другими; но подчинение может также
быть средством полного устранения всех следов его потребно-
сти превосходить других. Когда он позволяет другим использо-
вать его, это выражает уступчивость и «доброту», но это может
также быть попыткой уйти от его собственного желания эксплу-
атировать других людей. Для преодоления невротической ус-
тупчивости обе стороны конфликта должны быть тщательно
проработаны и в должном порядке. Из консервативных психо-
аналитических публикаций у нас иногда создается впечатле-
ние, что «высвобождение агрессивных побуждений» и состав-
ляет сущность психоаналитической терапии. Такой подход по-
казывает плохое понимание сложности и, в особенности, вари-
ативности невротических структур. Лишь для данного обсужда-
емого типа оно действительно оправданно, но даже здесь его
валидность ограничена. Раскрытие агрессивных побуждений
оказывает освобождающее действие, но оно легко может ока-
заться вредным для развития человека, если такое «высвобож-
дение» является самоцелью. За ним должна следовать тща-
тельная проработка конфликтов, если в конечном счете долж-
на быть достигнута интеграция личности.
Нам еще необходимо обратить внимание на то значение,
которое любовь и секс имеют для людей, принадлежащих к ус-
тупчивому типу. Любовь часто представляется такому челове-
ку единственной целью, к которой стоит стремиться и ради ко-
торой стоит жить. Жизнь без любви кажется скучной, бесполез-
ной, пустой. Используя высказывание Фрица Виттельса43 по
поводу навязчивых поисков любви у невротиков44, она стано-
вится призраком, за которым они гонятся, исключая из жизни
все остальное. Люди, природа, работа и любые развлечения
или интересы полностью теряют свой смысл, если не присут-
ствуют некие любовные отношения, придающие им живость и
остроту. Тот факт, что в условиях нашей цивилизации такое
42
навязчивое стремление чаще и в более яркой форме проявля-
ется у женщин, чем у мужчин, породил представление о том,
что это специфически женская страсть. В действительности она
не имеет ничего общего с женской или мужской природой, а
является невротическим феноменом в том смысле, что это ир-
рациональное навязчивое влечение.
Если мы поймем структуру уступчивого типа, мы сможем
понять и то, почему любовь имеет для него исключительно важ-
ное значение, почему «если это и безумие, то в своем роде
последовательное»45. В свете его противоположно направлен-
ных тенденций любовь действительно является единственным
путем, посредством которого могут быть осуществлены все
невротические потребности. Она обещает удовлетворить по-
требность быть любимым одновременно с потребностью в до-
минировании (через любовь), потребность быть на вторых ро-
лях одновременно с потребностью превосходить других (по-
средством безраздельной заботы о нем партнера). Она позво-
ляет ему отреагировать все свой агрессивные побуждения,
пользуясь каким-либо удобным, невинным или даже похваль-
ным поводом, и в то же самое время позволяет ему выражать
все те внушающие любовь качества, которыми он обладает.
Более того, поскольку он не осознает, что его трудности и стра-
дания проистекают из конфликтов, кроющихся внутри него,
любовь манит его как надежное средство избавления от всех
них: если только он сможет найти человека, который будет лю-
бить его, все станет хорошо. Нетрудно сказать, что эта надеж-
да обманчива, но мы должны также понять логику его более
или менее бессознательного рассуждения. Он думает: «Я слаб
и беспомощен; до тех пор, пока в этом враждебном мире я один,
моя беспомощность создает опасность и угрозу. Но если я най-
ду кого-либо, кто будет любить меня больше всех других, опас-
ность исчезнет, ибо он (она) защитит меня. С ним мне не нужно
будет утверждать себя, ибо он будет понимать и давать мне то,
что я хочу, и мне не надо будет даже просить или объяснять.
На деле моя слабость станет ценным качеством, потому что он
будет любить мою беспомощность, а я смогу опереться на его
силу. Та инициатива, которую я просто не могу проявлять ради
себя, расцветет, если она будет служить на пользу ему, или
Даже себе, но только потому что этого хочет он».
Он полагает (опять реконструируем это в виде словесно
Формулируемого рассуждения, которое частично складывает-
ся из размышлений, частично — из чувств, а частично — впол-
не бессознательно): «Для меня мучение быть одному. И не толь-
43
ко потому, что я не могу в одиночку получать удовольствие. Даже
более того, я чувствую себя потерянным и полным тревоги.
Конечно, я могу сходить в кино один или почитать книгу в суб-
боту вечером, но это унизительно, потому что это будет пока-
зывать, что я никому не нужен. Поэтому я должен тщательно
составлять свои планы, чтобы никогда не оставаться одному в
субботу вечером или в любое другое время, коли на то пошло.
Но если я встречу глубоко любящего меня человека, он осво-
бодит меня от этой пытки; я никогда не буду одинок; все, что в
данный момент лишено смысла, будь это приготовление завтра-
ка, или работа, или любование закатом, все станет радостью».
И он думает: «У меня нет уверенности в себе. Любого друго-
го человека я всегда воспринимаю как более компетентного,
более привлекательного, более одаренного, чем я сам. При этом
даже то, что мне удалось совершить, не имеет значения, пото-
му что в действительности я не могу приписывать эти достиже-
ния себе. Возможно, я блефовал, или, возможно, это был про-
сто счастливый случай. Я определенно не могу поверить, что
смогу это сделать еще раз. И если люди действительно узнают
меня, мне от этого не будет никакой пользы. Но если бы я на-
шел кого-либо, кто любил бы меня таким, какой я есть, и для
кого я бы был самым важным в жизни, тогда я бы кем-то стал».
Поэтому неудивительно, что любовь обладает всей притяга-
тельностью миража. Неудивительно, что за нее должны цеплять-
ся, предпочитая ее тяжелому процессу изменения изнутри.
Сексуальные отношения как таковые, помимо их биологи-
ческой функции, ценны тем, что дают человеку доказательство
его желанности для другого. Чем сильнее у уступчивого типа
тенденция к отстраненности, то есть опасение своей эмоцио-
нальной вовлеченности, или чем более он потерял надежду
быть любимым, тем вероятнее, что простая сексуальность бу-
дет заменять ему любовь. Она станет для него тогда единствен-
ным путем к человеческой близости и будет переоцениваться им,
подобно любви, за свою способность решить все проблемы.
Если мы будем осторожны, чтобы избежать двух крайнос-
тей: крайности считать «вполне естественным», когда пациент
целиком сосредоточивается на любви, и крайности ее отрица-
ния как «невротической», — то мы увидим, что ожидания уступ-
чивого типа в этом отношении логически вытекают из его фи-
лософии жизни. И слишком часто — или всегда? — в невроти-
ческих проявлениях мы обнаруживаем, что рассуждение паци-
ента, сознательное или бессознательное, является безупреч-
ным, но основывается на ложных предпосылках. Ложность этих
44
предпосылок заключается в том, что он ошибочно принимает
свою потребность в любви и привязанности и все, что вытекает
из нее, за подлинную способность любить и что он полностью
упускает свои агрессивные и даже разрушительные наклонно-
сти. Другими словами, он упускает весь невротический конф-
ликт. Что он ожидает, так это покончить с вредными послед-
ствиями нерешенных конфликтов, ничего не меняя в самих кон-
фликтах, — позиция, характерная для любой невротической
попытки решения. Вот почему эти попытки неизбежно обрече-
ны на неудачу. Что касается любви как средства решения, не-
обходимо, однако, сказать следующее. Если человеку уступчи-
вого типа посчастливится найти партнера, обладающего одно-
временно и силой, и добротой, или чей невроз соответствует
его собственному, его страдания могут стать значительно сла-
бее, и он, возможно, познает свою скромную долю счастья. Но,
как правило, взаимоотношения, от которых он ожидает рая на
земле, лишь погружают его в еще более глубокое несчастье.
Слишком велика вероятность того, что он привнесет в эти вза-
имоотношения свои конфликты и, таким образом, разрушит их.
Даже самая благоприятная возможность может в лучшем слу-
чае лишь несколько облегчить переживаемые им страдания;
до тех пор, пока его конфликты не разрешены, его развитие
будет блокировано.
Глава 4
Движение против людей
При обсуждении второго типа базального конфликта —
тенденции двигаться против людей — мы, как и ранее,
будем продолжать исследовать здесь тот тип, у кото-
рого доминируют агрессивные наклонности.
Точно также, как уступчивый тип всячески цепляется за веру
в то, что «люди хорошие», и обречен постоянно испытывать
Удары, видя свидетельства противоположного, так и агрессив-
ный тип принимает как само собой разумеющееся, что все люди
настроены враждебно, и отказывается признавать, что это не
так. Для него жизнь является борьбой всех против всех: «Всяк
45
за себя и к черту отстающих». Допускаемые им изредка исклю-
чения из этого правила делаются неохотно и с оговорками. Его
истинное отношение к другим иногда носит вполне очевидный
характер, но чаще оно скрыто за внешним лоском учтивой веж-
ливости, справедливости и доброго товарищества. Этот «фа-
сад» может представлять собой Макиавеллиеву уступку46 це-
лесообразности. Однако, как правило, он представляет собой
смесь притворства, искренних чувств и невротических наклон-
ностей. Желание заставить других считать себя славным ма-
лым может сочетаться с некоторой долей действительной доб-
рожелательности, но только до тех пор, пока ни у кого не возни-
кает возражения по поводу того, что он сам командует. Могут
присутствовать и элементы невротической потребности в люб-
ви, привязанности и одобрении, поставленные на службу аг-
рессивным целям. Уступчивому типу никакой такой «фасад» не
требуется, потому что его ценности так или иначе совпадают с
социально одобряемыми ценностями или христианскими доб-
родетелями.
Чтобы в полной мере оценить тот факт, что потребности аг-
рессивного типа так же навязчивы, как и потребности уступчи-
вого типа, мы должны осознать, что их в столь же большой сте-
пени вызывает базальная тревожность, как и в первом случае.
Это следует подчеркнуть, потому что компонент страха, впол-
не очевидный в случае уступчивого типа, никогда не признает-
ся или не обнаруживается в рассматриваемом нами теперь
типе. У него все направлено на то, чтобы становиться все бо-
лее несгибаемым, твердым и жестким или, по крайней мере,
казаться таковым.
В основе его потребности лежит ощущение мира как арены,
где выживают, в дарвиновском смысле, лишь наиболее при-
способленные, а сильные уничтожают слабых. Да, роль циви-
лизации, в которой живет человек, в выживании значительна,
но в любом случае преследование своекорыстных целей явля
ется высшим законом. Отсюда его главной потребностью ста-
новится потребность управлять другими. Вариации в способах
управления бесконечны. Это может быть как прямое проявле-
ние власти, таки косвенное манипулирование под видом сверх-
заботливости или обязывания людей. Он может предпочитать
власть человека, «стоящего за троном». Он может стремиться
к тому же, делая ставку на свой интеллект, поскольку твердо
верит, что посредством разума или предвидения со всем мож-
но справиться. Конкретная форма его контроля частично зави-
сит от его природных способностей. Частично же она представ-
46
лЯет собой сочетание конфликтующих наклонностей. Если, на-
пример, человек склонен к отстраненному поведению, он будет
одновременно избегать прямого доминирования, потому что оно
предполагает слишком близкий контакт с другими людьми. Если
у него имеется сильная скрытая потребность в любви и привя-
занности, предпочтение также получат косвенные методы. Если
же он стремится к власти, стоя «за троном», то это указывает
на садистские наклонности, поскольку здесь подразумевается
использование других людей в качестве средств для достиже-
НИЯ своих целей47
Вместе с тем он нуждается в ощущении превосходства, в
успехе, престиже или любой иной форме признания. Стремле-
ния такого рода часто ориентированы на власть, в той мере, в
какой успех и престиж дают человеку власть в обществе, осно-
ванном на соперничестве. Но они также придают субъективное
чувство силы, возникающее в результате получения подтверж-
дения извне, внешних знаков приветствия и самого факта пре-
восходства. Здесь, как и в уступчивом типе, центр тяжести ле-
жит вне самого человека; отличие только в той форме подтвер-
ждения, которую он хочет получить от других. Надежды перво-
го типа фактически так же тщетны, как и второго. Когда люди
удивляются, почему успех нисколько не прибавил им чувства
защищенности, они лишь показывают свое психологическое
невежество, но сам факт, что они так думают, указывает, до
какой степени успех и престиж общепризнанны в качестве ме-
рила благополучия.
Сильно выраженная потребность эксплуатировать других,
стремление перехитрить кого-то и использовать в своих целях
составляют часть общей картины. Любая ситуация или любые
отношения рассматриваются с точки зрения «что я могу от это-
го получить?» — относится ли она к деньгам, престижу, контак-
там или идеям. Сам человек сознательно или полуосознанно
убежден, что все действуют подобным образом, и потому един-
ственное, что имеет значение, —делать это успешнее осталь-
ных. При этом качества, которые развиваются у него, почти ди-
аметрально противоположны качествам уступчивого типа. Он
становится жестким и неуступчивым или делает такой вид. Все
чувства — как свои собственные, так и чувства других людей —
он считает «жалкой сентиментальностью». Любовь, с его точки
зрения, играет незначительную роль. Не то чтобы он никогда
не «влюбляется», или никогда не имеет любовных связей, или
никогда не вступает в брак, но его первейшая забота состоит в
том, чтобы иметь такую супругу, которая своей привлекатель-
47
ностью, престижем в обществе или богатством сможет упро-
чить его собственное положение. Он не видит причины, чтобы
заботиться о ком-то другом. «Почему я должен о ком-то забо-
титься? Пусть они сами о себе заботятся». По поводу старой
этической проблемы, когда из двух человек на плоту может
выжить лишь один, он сказал бы, что, конечно же, он постарал-
ся бы спасти свою собственную шкуру, не будучи глупцом или
лицемером. Ему невыносима сама мысль признаться в том, что
он испытывает какой-либо страх, и он найдет решительные спо-
собы поставить его под контроль. Он может, например, заста-
вить себя остаться в пустом доме, хотя ужасно боится грабите-
лей, он может упорствовать в верховой езде до тех пор, пока
не преодолеет свой страх перед лошадьми; он может умыш-
ленно прогуливаться вдоль болот, где, как известно, водятся
змеи, чтобы избавиться от своего ужаса перед ними.
В то время как уступчивый тип имеет тенденцию все улажи-
вать, агрессивный тип делает все возможное, чтобы быть хо-
рошим борцом. Он проявляет живость и остроту в споре и с
готовностью вступит в него ради доказательства, что он прав.
Он может быть на высоте, будучи загнан в угол, когда не имеет
другого выбора, кроме как сражаться. В противоположность
уступчивому типу, которого страшит победа, он плохо перено-
сит проигрыш и безусловно хочет победы. Он с такой же готов-
ностью обвиняет других, с какой первый тип склонен винить
себя. Ни в том, ни в другом случае вопрос о виновности не име-
ет никакого значения. Уступчивый тип, когда он признает свою
вину, на самом деле нисколько не считает себя виновным, но
стремится все как-нибудь уладить миром. Сходным образом
агрессивный тип совсем не убежден, что не прав другой чело-
век; он просто утверждает собственную правоту, поскольку он
нуждается в ней как в основе субъективной уверенности глав-
ным образом по тем же самым причинам, по которым армии
требуется безопасная позиция, чтобы начать атаку. Признать
ошибку в том случае, когда это не является абсолютно необхо-
димым, представляется ему непростительным проявлением
слабости, если не отъявленной глупостью.
В соответствии с его установкой на необходимость борьбы
против злобного мира, он должен развить в себе острое чув-
ство реализма — на свой лад. Он никогда не будет столь «наи-
вным», чтобы упустить, не отметив, в других малейшего прояв-
ления честолюбия, жадности, невежества или чего-либо еще,
что могло бы воспрепятствовать его собственным целям. По-
скольку в цивилизации, основанной на соперничестве, подоб-
48
ные качества намного более распространены, чем истинная
порядочность, он оправдывает себя тем, что всего лишь явля-
ется реалистом. В действительности, конечно, он столь же од-
носторонен, как и уступчивый тип. Другую грань его реализма
составляет то значение, которое он придает планированию и
предвидению. Подобно всякому хорошему стратегу, он в каж-
дой ситуации тщательно взвешивает собственные шансы, силы
своих противников и возможные ловушки.
Поскольку им постоянно движет стремление к утверждению
себя как самого сильного, самого проницательного или пользу-
ющегося всеобщей любовью человека, он пытается развить в
себе необходимые для этого умения и изобретательность. Энер-
гия и ум, которые он вкладывает в свою работу, могут созда-
вать ему репутацию высокоуважаемого сотрудника или делать
успешным его собственный бизнес. Однако производимое им
впечатление полной поглощенности интересами своей работы
будет в некотором смысле обманчивым, ибо для него работа
является лишь средством достижения цели. Он не любит то,
что он делает, и не получает от этого никакого удовольствия,
что согласуется с его попыткой вообще исключить чувства из
своей жизни. Такое удушение всех чувств приводит к двойствен-
ному результату. С одной стороны, это несомненно целесооб-
разно с точки зрения успеха, так как позволяет ему функциони-
ровать подобно хорошо смазанной машине, неустанно рабо-
тая на то, что принесет ему еще больше власти и престижа.
Чувства здесь могли бы помешать. Они могли бы толкнуть на
такое направление работы, которое сулит меньше выгоды; они,
возможно, заставили бы его отказываться от использования тех
средств, которые столь часто применяются на пути к успеху;
они, возможно, ввели бы его в соблазн отказаться от своей ра-
боты ради наслаждения природой или искусством или ради
общения с друзьями вместо лиц, полезных для его целей. С
другой стороны, та эмоциональная обедненность, которая воз-
никает в результате удушения чувств, не может не оказать сво-
его влияния на качество его работы; она определенно будет
ослаблять его творческие силы.
Агрессивный тип производит впечатление человека, полно-
стью лишенного внутренних запретов. Он может добиваться
Удовлетворения своих желаний, отдавать приказания, выражать
гнев, защищать себя. Но в действительности у него ничуть не
меньше внутренних запретов, чем у уступчивого типа. Тот факт,
нто присущие ему внутренние запреты тотчас не бросаются нам
в глаза, говорит не очень-то в пользу нашей цивилизации. Они
49
лежат в эмоциональной сфере и относятся к его способности
дружить, любить, питать привязанности, проявлять сочувствен-
ное понимание, испытывать бескорыстное наслаждение. Пос-
леднее он отбрасывает как пустую трату времени.
Он чувствует себя сильным, честным и реалистичным чело-
веком, и все это действительно так, если смотреть на вещи его
глазами. Исходя из принятых им предпосылок, он оценивает
себя строго логично, так как безжалостность для него является
силой, отсутствие заботы о других — честностью, а преследо-
вание собственных целей любыми средствами — реализмом.
Его представление относительно своей честности частично
вытекает из проницательного разоблачения свойственного со-
временному обществу лицемерия. Энтузиазм по поводу како-
го-либо общего дела, филантропические чувства и тому подоб-
ное он воспринимает как чистое притворство, и для него не со-
ставляет труда разоблачать социальные лозунги или христи-
анскую добродетель, показывая, что за ними так часто скрыва-
ется на самом деле. Его система ценностей строится на основе
философии джунглей. Сила дает право. Отбрось гуманность и
жалость. Homo homini lupus est48. Здесь мы встречаем ценнос-
ти такого рода, которые не очень отличаются от хорошо знако-
мых нам на примере нацизма.
В склонности агрессивного типа отвергать реальную симпа-
тию и доброжелательность, точно так же, как их ложных двой-
ников — уступчивость и покладистость, — есть своя субъектив-
ная логика. Но было бы ошибочным утверждать, что он не мо-
жет провести различия между ними. Когда он встречается с
несомненно дружеским расположением в сочетании с силой,
он вполне способен к признанию и уважению его. Все дело в
том, что он уверен, что чрезмерная разборчивость в этом отно-
шении противоречила бы его интересам. Оба эти типа отноше-
ний представляются ему помехами в борьбе за выживание.
И все же почему он столь яростно отвергает более нежные
человеческие чувства? Почему ему так претят внешние выра-
жения любви и привязанности у других людей? Почему он по-
лон презрения, когда кто-либо обнаруживает симпатию в не-
подходящий, как он считает, момент? Он действует подобно
человеку, который прогоняет нищих от своей двери, потому что
они разрывают его душу. Он и в самом деле может быть в бук-
вальном смысле грубым с нищим; он может отказать в простей-
шей просьбе, причем с горячностью, явно несоразмерной по-
воду. Такого рода реакции для него типичны, и их легко можно
наблюдать по мере того, как агрессивные наклонности стано-
50
вятся в ходе анализа менее ригидными. В действительности
он испытывает смешанные чувства по поводу «мягкости» дру-
гих людей. Он и в самом деле презирает ее в них, но он также и
приветствует это чувство, потому что оно открывает ему еще
больший простор в достижении собственных целей. Иначе по
какой другой причине он так часто испытывал бы тягу к уступ-
чивому типу, точно так же, как этот последний столь часто тя-
нется к нему? Причина чрезмерности его реакции заключается
в том, что она связана с его потребностью бороться в себе с
малейшей чувствительностью. Ницше49 дает нам хорошую ил-
люстрацию движущих сил этого типа, когда заставляет своего
сверхчеловека относиться к любой форме симпатии как к раз-
новидности пятой колонны, как к врагу, действующему внутри
него. Для человека такого типа «мягкость» означает не только
искреннюю любовь, привязанность, жалость и тому подобное,
но и все, что подразумевается под потребностями, чувствами и
принципами уступчивого типа. В случае с нищим, например, он
будет испытывать побуждение высказать искреннее сочувствие,
ощутит потребность исполнить его просьбу, почувствует, что
он должен помочь. Но существует еще более настоятельная по-
требность — оттолкнуть от себя все эти чувства, и в результате он
не только отказывает в просьбе, но и оскорбляет при этом.
Надежду связать в единое целое свои расходящиеся побуж-
дения, которую уступчивый тип видит в любви, агрессивный тип
ищет в признании. Признание не только обещает ему утвержде-
ние себя, в котором он нуждается, но и открывает перед ним до-
полнительный соблазн: быть любимым другими и быть способ-
ным в свою очередь любить их. Поскольку ему кажется, что при-
знание таким образом несет решение его конфликтов, оно стано-
вится тем спасительным миражом, за которым он устремляется.
Внутренняя логика его борьбы в принципе такова же, что и
внутренняя логика уступчивого типа, и поэтому ее достаточно
лишь кратко обрисовать здесь. Для агрессивного типа любое
чувство симпатии, или обязанность быть «хорошим», или по-
корность кому-то были бы в принципе несовместимы со струк-
турой той жизни, которую он построил, и могли бы подорвать
ее основы. Кроме того, появление этих противостоящих тен-
денций прямо поставило бы его перед базальным конфликтом
и, таким образом, разрушило бы всю ту организацию, которую
он так тщательно выстраивал, организацию ради единства.
Следствием будет то, что вытеснение относительно более «мяг-
ких» наклонностей усилит наклонности агрессивные, придав им
еще более навязчивый характер.
51
Если два типа личности, которые мы обсудили, представля-
ются нам теперь достаточно ясно, мы можем видеть, что они
образуют полярные крайности. То, что составляет предмет же-
лания у одного типа, вызывает отвращение у другого. Первый
тип вынужден любить каждого, второй — считать всех своими
потенциальными врагами. Первый тип любой ценой пытается
избежать борьбы, другой считает борьбу естественным элемен-
том своей жизни. Первый тип держится за страх и беспомощ-
ность, второй пытается их отбросить. Побуждения первого, хотя
и невротические, отвечают гуманным идеалам, побуждения вто-
рого — «философии джунглей». Но тем не менее ни один из этих
вариантов не избран свободно: каждый имеет навязчивый и не-
гибкий характер, задан внутренней необходимостью. Между ними
нет такой средней точки, где они могли бы встретиться.
Теперь мы готовы сделать шаг, к которому привело нас наше
описание типов и ради которого мы их обсуждали. Мы намере-
вались раскрыть, в чем состоит базальный конфликт, и до сих
пор видели лишь две его стороны, проявляющиеся в качестве
преобладающих наклонностей в разных типах личности. Шаг,
который необходимо сейчас предпринять, заключается в том,
чтобы показать человека, у которого эти два противоположных
ряда отношений и ценностей задействованы в равной мере.
Неясно, не будет ли такой человек разрываться между двумя
диаметрально противоположными направлениями настолько,
что вообще утратит способность функционировать? В таком
случае с ним действительно произошло бы расщепление, и все
его способности к действию были бы парализованы. Попытка
устранения одного из двух рядов противоположных ценностей
и отношений переводит его в ту или иную из описанных нами
категорий; это один из тех путей, которым он пытается решить
свои конфликты.
Говорить в таком случае об одностороннем развитии, как
это делает Юнг, представляется совершенно неадекватным.
Это, в лучшем случае, формально правильное утверждение.
Но так как оно основано на неверном представлении относи-
тельно движущих сил, то неверен и его смысл. Когда Юнг, от-
талкиваясь от своей концепции одностороннего развития, го-
ворит далее, что в ходе терапии пациенту следует помочь при-
нять его противоположную сторону, мы спрашиваем: «Как это
осуществить?» Пациент не может принять ее, он может ее лишь
осознать. Если Юнг ожидает, что этот шаг сделает его целост-
ным человеком, мы должны ответить, что, конечно, такой шаг
необходим для итоговой интеграции, но сам по себе он означа-
52
ет всего лишь то, что человек прямо посмотрит на свои конф-
ликты, чего он до сих пор избегал. Что Юнг не оценил должным
образом, так это навязчивый характер невротических наклон-
ностей. Различие между движением к людям и движением про-
тив людей не сводится к простому различию между слабостью
и силой, или, как говорит Юнг, между женским и мужским нача-
лами. Все мы потенциально способны как на уступчивость, так
и на агрессию. И если человек не находится во власти навязчи-
во борющихся и достаточно безжалостных сил, он может дос-
тичь некоторой интеграции. Однако, когда эти два типа поведе-
ния являются невротическими, они в равной мере вредны для
нашего развития. Из двух одинаково нежелательных вариан-
тов нельзя составить один желательный, так же как две несов-
местимые сущности не могут создать гармоничного единства.
Глава 5
Движение от лкщей
Третьим ликом базального конфликта является потреб-
ность в отстранении, «движение от людей». Прежде чем
исследовать эту потребность в рамках того типа, для
которого она стала доминирующей, мы должны понять, что под-
разумевается под невротической отстраненностью. Это, конечно
же, не просто желание человека побыть одному, возникающее вре-
мя от времени. Каждый, кто относится к себе и к жизни серьезно,
хочет временами побыть один. В современной цивилизации наше
внимание настолько поглощают внешние обстоятельства, что мы
имеем слабое представление об этой потребности, но открывае-
мые ею возможности в плане личностного осуществления под-
черкивались философскими и религиозными учениями во все вре-
мена. Желание наполненного смыслом уединения никоим обра-
зом не является невротическим; напротив, большинство невроти-
ков уклоняются от углубления внутрь себя, и неспособность к кон-
структивному уединению сама по себе является признаком невро-
за. Лишь в том случае, если при общении с людьми возникает
невыносимое напряжение, а одиночество становится прежде все-
го средством избежать его, желание быть одному указывает на
невротическую отстраненность.
53
Некоторые из особенностей, свойственных крайней степе-
ни отстраненности человека, настолько характерны для него,
что психиатры склонны рассматривать их как принадлежащие
исключительно отстраненному типу. Наиболее очевидная из
этих особенностей — общее отчуждение от людей. У лиц тако-
го типа эта черта бросается в глаза, потому что они особенно
ее подчеркивают, но в действительности отчуждение у них не
больше, чем при других типах неврозов. Например, относитель-
но тех двух типов, которые обсуждались нами, было бы невоз-
можно сказать, какой из них более отчужден. Мы можем лишь
сказать, что эта характерная черта скрыта у уступчивого типа и
что он бывает удивлен и испуган, когда обнаруживает ее, пото-
му что его страстная потребность в близости заставляет его
горячо верить в то, что не существует никакой дистанции, отде-
ляющей его от других. В конечном счете отчуждение от людей
указывает лишь на то, что человеческие отношения нарушены.
Но это имеет место во всех неврозах. Степень отчуждения боль-
ше зависит от тяжести расстройства, чем от той конкретной
формы, которую принимает невроз.
Другой особенностью, которая часто рассматривается как
специфическая черта отстраненного типа, является отчужде-
ние от себя, то есть нечувствительность к эмоциональным пе-
реживаниям, неопределенность в том, кто он такой, что он лю-
бит или ненавидит, чего хочет и опасается, на что надеется и
негодует, во что верит. Такое самоотчуждение также является
общим для всех неврозов. Любой человек в той степени, в ко-
торой он является невротиком, подобен дистанционно управ-
ляемому самолету, и потому он склонен терять связь с самим
собой. Людей отстраненного типа вполне можно уподобить зом-
би из верований гаитян — мертвецам, оживленным с помощью
колдовства: они могут выполнять работу и вообще функциони-
ровать, подобно живым людям, но жизни в них нет. Другие к
тому же могут вести сравнительно богатую эмоциональную
жизнь. Поскольку существуют такие вариации, мы также не мо-
жем рассматривать самоотчуждение как присущее исключитель-
но отстраненному типу. То общее, что объединяет всех людей
отстраненного типа, заключается совсем в другом. Это их спо-
собность смотреть на себя с неким объективным интересом,
как если бы человек смотрел на какое-либо произведение ис-
кусства. Возможно, лучше всего описать его, сказав, что по от-
ношению к себе они занимают ту же самую позицию «зрителя»,
которую они заняли по отношению к жизни в целом. Поэтому
они часто могут быть превосходными наблюдателями в отно-
54
щении процессов, которые происходят внутри них. Блестящим
примером этого является то сверхъестественное проникновение
в символику сновидений, которое они часто демонстрируют.
Ключевым моментом здесь является их внутренняя потреб-
ность устанавливать эмоциональную дистанцию, отделяющую
их от других людей. Точнее, это их сознательная и бессозна-
тельная решимость никоим образом не допустить эмоциональ-
ной вовлеченности в дела других людей, касается ли это люб-
ви, борьбы, сотрудничества или соревнования с ними. Они про-
водят вокруг себя своего рода магический круг, внутрь которо-
го никто не может проникнуть. И вот почему внешне они могут
«ладить» с людьми. Навязчивый характер этой потребности
проявляется в их реакциях тревоги, когда внешний мир вторга-
ется в их жизнь.
Все те потребности и качества, которые они приобретают,
поставлены на службу этой главной потребности — избежать
вовлеченности. Одной из наиболее поразительных из них яв-
ляется потребность в самодостаточности. Ее наиболее пози-
тивным выражением является изобретательность. Агрессивный
тип также имеет тенденцию к изобретательности, но смысл ее
иной; для него это предпосылка, необходимая, чтобы проло-
жить свой путь во враждебном мире и в столкновении с други-
ми победить их. У отстраненного типа изобретательность име-
ет тот же смысл, что и у Робинзона Крузо: он должен быть изоб-
ретательным, чтобы выжить. Это единственный способ, кото-
рым он может компенсировать свою изоляцию.
Более рискованный способ сохранения самодостаточности
состоит в сознательном или бессознательном ограничении сво-
их потребностей. Мы лучше поймем различные шаги в этом
направлении, если будем помнить, что основополагающий прин-
цип здесь — никогда не быть связанным с кем-либо или с чем-
либо настолько, чтобы этот человек или это дело стали для
него незаменимыми. Это поставило бы отчужденность под уг-
розу. Лучше, чтобы его вообще ничто особенно не трогало.
Например, отстраненный человек может быть способен испы-
тывать удовольствие, но, если оно хоть как-то зависит от дру-
гих, он предпочтет воздержаться от него. Он может с удоволь-
ствием время от времени проводить вечер с немногими друзь-
ями, но он не выносит широкого круга общения и социальных
Функций. Сходным образом он избегает соперничества, пре-
стижа и успеха. Он склонен ограничивать себя в еде, напитках
и житейских привычках, поддерживая их на таком уровне, кото-
рый не требует от него чрезмерных затрат времени или энер-
55
гии на заработки необходимых средств. Он может глубоко не-
годовать по поводу болезни, воспринимая ее как унижение,
поскольку она вынуждает его зависеть от других. Он может на-
стаивать на получении знаний по любому предмету из первых
рук: например, вместо того чтобы принять на веру, что говорят
или пишут о России другие, он захочет сам все увидеть и услы-
шать. Такая позиция порождала бы завидную внутреннюю не-
зависимость, если бы не доходила до абсурда, как в случае с
отказом спросить о дороге в незнакомом городе.
Другой ярко выраженной потребностью является его потреб-
ность в уединении. Он похож на человека, который, проживая в
отеле, крайне редко снимает со своей двери табличку «Прошу
не беспокоить». Даже книги могут восприниматься как наруши-
тели спокойствия, как нечто, привнесенное извне. Его может
шокировать любой вопрос относительно его личной жизни; он
имеет тенденцию окутывать себя покрывалом таинственности.
Однажды пациент рассказал мне, что в возрасте 45 лет ему
все еще была ненавистна мысль о всеведении Бога, как и тог-
да, когда мать сказала ему, что Бог видит сквозь занавески, как
он кусает свои ногти. Это был пациент, отличавшийся крайней
скрытностью в отношении даже самых незначительных дета-
лей своей жизни. Отстраненный человек может испытывать
острое раздражение, если другие люди ведут себя с ним так,
словно он им что-то должен, — это воспринимается им как на-
жим. Как правило, он предпочитает работать, спать, есть в оди-
ночку. В полную противоположность уступчивому типу он тер-
петь не может делиться своими переживаниями.— другой че-
ловек только мешает ему. Даже когда он слушает музыку, гуля-
ет или беседует с другими, настоящее удовольствие приходит
к нему лишь позднее, став событием прошлого.
И самодостаточность, и уединение служат его наиболее
насущной потребности — потребности в полной независимос-
ти. В своей независимости он видит позитивную ценность. И
она несомненно обладает своими ценными качествами. Ибо
безотносительно к тому, каковы его недостатки, отстраненный
человек определенно не является на все согласным автома-
том. Его отказ слепо соглашаться вместе с его уходом от со-
перничества и борьбы действительно придают ему определен-
ную целостность. Заблуждением здесь является то, что он рас-
сматривает свою независимость как самоцель и игнорирует тот
факт, что ее ценность в конечном счете определяется тем, чтб
он с ней делает. Его независимость, как и феномен отстранен-
ности в целом (частью которого она является), сориентирова-
56
на на отрицание: она направлена на то, чтобы на нее не оказы-
вали влияния, чтобы ее не понуждали, не связывали, не обязы-
вали.	„
Подобно любой другой невротической наклонности, потреб-
ность в независимости имеет навязчивый характер и лишена
избирательности. Она проявляет себя в сверхчувствительнос-
ти ко всему, что хоть каким-либо образом напоминает принуж-
дение, попытку оказать влияние, обязать к чему-то и так далее.
Степень его чувствительности является хорошей мерой степе-
ни его отстраненности. Что именно воспринимается как стес-
ненность и принуждение — это может варьироваться у разных
людей. Такое чувство может вызвать физическое давление от
воротничка, галстука, пояса, туфель. Любая помеха в его поле
зрения может возбуждать ощущение препятствия, ограничения;
нахождение в туннеле или в шахте может вызвать тревогу. Чув-
ствительность такого рода не объясняет целиком клаустрофо-
бию50, но во всяком случае она лежит в ее основе. Отстранен-
ный человек, если возможно, избегает долгосрочных обяза-
тельств: трудным делом для него является подписание контрак-
та, заключение аренды сроком более года, женитьба. Женить-
ба для такого человека, конечно, в любом случае опасное пред-
приятие, поскольку с ней связана человеческая близость, хотя
потребность в защите или вера в то, что партнер будет полно-
стью подходить к его особенностям, может уменьшить этот риск.
Часто перед совершением бракосочетания возникает приступ
паники. Время с его неумолимым ходом по большей части вос-
принимается как фактор принуждения; при этом может выра-
батываться привычка опаздывать на работу на пять минут, что-
бы сохранить иллюзию своей свободы. Угроза таится в распи-
саниях; пациенты отстраненного типа получают удовольствие
от рассказа о человеке, который отказался сверяться с распи-
санием и всегда приезжал на станцию, когда это было ему удоб-
но, предпочитая ждать там следующего поезда. Если от него
ожидают, что он что-то сделает или будет вести себя опреде-
ленным образом, это вызывает у него чувство дискомфорта и
непокорности, независимо от того, высказаны ли такие ожида-
ния на самом деле или он просто предположил их существова-
ние. Например, обычно он может любить дарить подарки, но
будет забывать о подарках на день рождения или на рожде-
ство, потому что их от него ожидают. Необходимость подчи-
няться принятым правилам поведения или традиционным цен-
ностям вызывает у него отвращение. Он будет соблюдать их,
чтобы избегать трений, но в своей душе он упрямо отвергает
57
все общепринятые правила и стандарты. Наконец, совет вос-
принимается им как давление на него и вызывает сопротивле-
ние, даже если он совпадает с его собственными желаниями.
Сопротивление в этом случае может также быть связано с со-
знательным или бессознательным желанием расстроить пла-
ны других.
Потребность ощущать свое превосходство, хотя она и со-
ставляет общую черту неврозов, здесь следует подчеркнуть
особо, в силу ее неразрывной связи с отстраненностью. Выра-
жения типа «замок из слоновой кости» и «гордое одиночество»
свидетельствуют о том, что даже в обычном языке отстранен-
ность и позиция превосходства почти всегда связаны. Вероят-
но, никто не сможет вынести одиночество, если не обладает
особенной силой воли и ума или не ощущает своей уникальной
значимости. Это подтверждается клинической практикой. Если
у отстраненного человека временно поколеблено чувство соб-
ственного превосходства либо в результате какой-то конкрет-
ной неудачи, либо вследствие усиления внутренних конфлик-
тов, он будет неспособен выносить одиночество и начнет лихо-
радочно добиваться любви, привязанности и защиты. Колеба-
ния такого рода часто присутствуют в истории его жизни. В юно-
сти и в самые молодые годы у него могло быть мало даже до-
вольно поверхностных дружеских связей. Он мог вообще вести
изолированную жизнь, не испытывая при этом никаких особых
неудобств. Он мог фантазировать, как в будущем совершит
нечто исключительное. Но позднее эти мечты разбились о ска-
лы реальной действительности. Хотя в средней школе он бес-
спорно претендовал на первое место, в колледже он столкнул-
ся с серьезным соперничеством и отказался от борьбы. Его
первый опыт любовных взаимоотношений оказался неудачным.
Или он осознал по мере взросления, что его мечты на деле не
осуществляются. Тогда отчуждение стало невыносимым, и его
охватила навязчивая потребность в человеческой близости,
сексуальных отношениях, браке. Он был согласен переносить
любое унижение, лишь бы только его любили. Когда такой че-
ловек обращается за психоаналитическим лечением, сразу
браться за его отстраненность нельзя, хотя она по-прежнему
заметно выражена и очевидна. Все, чего он хочет вначале, —
это чтобы ему помогли найти любовь в той или иной форме.
Лишь почувствовав себя значительно сильнее, он с огромным
облегчением обнаруживает, что для него гораздо предпочти-
тельнее «жить одному и что такая жизнь ему нравится». Возникает
такое впечатление, что он просто возвращается к своей прежней
58
отстраненности. Но в действительности дело заключается в том,
что он впервые чувствует себя достаточно уверенно для того,
чтобы признаться, хотя бы перед самим собой, что одиноче-
ство — это именно то, чего он хочет. И тогда наступает подхо-
дящий момент для начала проработки его отстраненности.
В случае человека отстраненного типа потребность в пре-
восходстве имеет определенные специфические черты. Питая
отвращение к соперничеству и борьбе, он не хочет реального
превосходства, достигаемого посредством соответствующих
усилий. Скорее он полагает, что сокровища, заключенные в нем
самом, должны получить признание без какого-либо усилия с
его стороны; его скрытое величие должно ощущаться без того,
чтобы он хотя бы шевельнул пальцем. Например, в его снови-
дениях могут возникать картины огромного количества сокро-
вищ, спрятанных в некой отдаленной деревушке, куда посмот-
реть на них издалека съезжаются знатоки. Как и все представ-
ления о превосходстве, оно содержит элемент реальности.
Спрятанное сокровище символизирует его интеллектуальную
и эмоциональную жизнь, которую он охраняет внутри магичес-
кого круга.
Другой формой выражения чувства собственного превосход-
ства является ощущение своей уникальности. Это прямой ре-
зультат его стремления чувствовать себя отдельно от других и
не таким, как другие. Он мог бы сравнить себя с деревом, оди-
ноко стоящим на вершине холма, в то время как в лесу дере-
вья, растущие ниже, сдерживаются деревьями, растущими
выше. Там, где уступчивый тип глядит на другого человека с
молчаливым вопросом: «Понравлюсь ли я ему?», а человек
агрессивного типа хотел бы узнать: «Насколько силен этот про-
тивник?» или «Может ли он быть мне полезен?» — отстранен-
ного человека в первую огчередь заботит: «Не помешает ли он
мне? Станет ли он оказывать на меня влияние или оставит меня
в покое?» Сцена, в которой Пер Гюнт встречает пуговичного
мастера61, является превосходным символическим изображе-
нием того ужаса, который испытывает отстраненный человек,
когда он сталкивается с другими людьми. Его вполне устроило
бы иметь в аду собственный угол, но плавиться в кипящем кот-
ле вместе с другими, чуть ли не целиком сливаясь с ними, —
эта мысль наводит на него ужас. Он чувствует себя подобием
редкостного восточного ковра, уникального по рисунку и цвето-
вой гамме, сотканного раз и навсегда. Он ощущает необыкно-
венную гордость тем, что остался свободным от нивелирую-
щих воздействий окружающей среды и полон решимости со-
59
хранять свободу и дальше. Заботливо лелея свою неизмен-
ность, он возвеличивает ригидность, свойственную всем невро-
зам, до уровня священного принципа. Желая и даже страстно
стремясь выработать свой собственный стандарт, придав ему
большую чистоту и ясность, он настойчиво добивается, чтобы к
нему не примешивалось ничего постороннего. Во всей своей
простоте и неадекватности максима Пера Гюнта гласит: «Будь
достаточен сам по себе».
Эмоциональная жизнь отстраненного человека не уклады-
вается в определенные рамки так же строго, как жизнь других
описанных типов. Индивидуальные вариации в этом случае
более разнообразны главным образом потому, что в противо-
положность двум другим, доминирующие наклонности которых
направлены на позитивные цели: любовь, привязанность, бли-
зость у первого типа, выживание, доминирование, успех у вто-
рого типа, — его цели негативны: он хочет не быть ничем свя-
занным, ни в ком не нуждаться, не позволять другим вмеши-
ваться в его жизнь или оказывать на него влияние. Поэтому
эмоциональная картина его жизни будет зависеть от того, ка-
кие конкретные желания получили развитие или были оставле-
ны внутри этой системы негативных ценностей, так что можно
назвать лишь весьма ограниченное число тенденций, неотъем-
лемо присущих отстраненности как таковой.
Имеет место общая тенденция подавлять всякое чувство,
даже отрицать его существование. Я хочу процитировать здесь
отрывок из неопубликованного романа поэтессы Анны Марии
Арми, потому что он выразительно показывает не только эту
тенденцию, но также и другие отношения, типичные для отстра-
ненного человека. Главный персонаж, вспоминая о своей юно-
сти, говорит: «Я мог отчетливо представить себе прочную ма-
териальную связь (которая у меня была со своим отцом) и глу-
бокую духовную связь (которая была у меня со своими героя-
ми), но я не видел, где или как в них вплетается чувство; чув-
ства просто не существовали, — люди лгали об этом так же,
как они лгали о множестве других вещей. Б. была в ужасе: «Но
как вы объясните самопожертвование?» — спросила она. На
мгновение я был ошеломлен справедливостью ее возражения;
затем я решил, что принесение себя в жертву было еще одной
такой ложью, а когда оно не было ложью, оно было либо физи-
ческим, либо духовным актом. Я мечтал в то время о том, что-
бы жить в одиночестве, никогда не вступать в брак, почувство-
вать силу и душевный покой, не вести лишних разговоров, не
просить никого о помощи. Я хотел работать на себя, становясь
60
все свободнее и свободнее, отказаться от грез для того, чтобы
все вокруг видеть и жить с открытыми глазами. Я считал, что
^оральные постулаты не имеют смысла; нет никакой разницы
__хороший вы или плохой до тех пор, пока вы остаетесь абсо-
лютно искренним и неподдельным. Великим грехом было ис-
кать симпатии или ожидать помощи. Души казались мне храма-
ми, которые нужно охранять, внутри же них всегда совершают-
ся странные церемонии, известные лишь их священникам, их
хранителям».
Отбрасывание чувств относится главным образом к чувствам,
питаемым к другим людям, и распространяется как на любовь, так
и на ненависть. Оно является логическим следствием потребнос-
ти сохранять эмоциональную дистанцию по отношению к другим,
так как сильная любовь или ненависть, переживаемые на созна-
тельном уровне, приводят либо к близкому контакту с другими
людьми, либо к конфликту с ними. Здесь уместен термин Г.С. Сал-
ливана62 «механизмы дистанции» (distance machinery). Из этого
необязательно следует, что чувства будут подавляться в области
человеческих отношений и станут активно проявляться в сфере
книг, животных, природы, искусства, пищи и так далее. Но суще-
ствует значительная опасность этого. Может быть так, что для
человека, способного на глубокое и страстное душевное волне-
ние, невозможно подавлять лишь один сектор своих чувств, наи-
более критический, пока не пройден весь путь к полному подавле-
нию всяких чувств вообще. Это умозрительное рассуждение, но
нижеследующее явно отвечает истине. Художники отстраненного
типа, демонстрировавшие в свои творческие периоды, что они
могут не только глубоко чувствовать, но также способны переда-
вать, выражать свои чувства, нередко проходили через периоды
(обычно в юности) полной эмоциональной бесчувственности либо
же яростного отрицания всякого чувства, как в процитированном
отрывке. Творческие периоды, по-видимому, имеют место тогда,
когда после нескольких оказавшихся роковыми попыток устано-
вить близкие отношения они либо умышленно, либо непроизвольно
приспосабливают свою жизнь к отстраненности, то есть когда они
сознательно или бессознательно принимают решение держаться
от других людей на расстоянии или примиряются с почти изоли-
рованным образом жизни. Теперь, находясь на безопасном рас-
стоянии от других, они могут дать свободу выражения множеству
чувств, не связанных напрямую с человеческими отношениями.
Это позволяет считать, что тот отказ от всякого чувства, который
имел место ранее, был необходим им, чтобы достичь позиции
отстраненности.
61
Предположение относительно еще одной причины, по кото-
рой подавление чувств может выходить за рамки сферы чело-
веческих отношений, уже высказывалось при обсуждении про-
явлений самодостаточности. Любое желание, интерес или удо-
вольствие, которое могло бы сделать отстраненного человека
зависимым от других, воспринимается им как предательство,
идущее изнутри, и по этой причине может сдерживаться. Как
если бы прежде чем дать волю своим чувствам, каждую ситуа-
цию следует тщательно проверять с точки зрения возможной
потери свободы. Любая угроза попасть в зависимость будет
вынуждать его к эмоциональному уходу. Но когда он находит
ситуацию в этом отношении достаточно безопасной, она впол-
не может доставить ему удовольствие. «Уолден, или Жизнь в
лесу» Торо53 хорошо иллюстрирует возможность глубокого эмо-
ционального переживания при этих условиях. Тайный страх
слишком привязаться к удовольствию или опасение косвенно-
го ограничения свободы порой будут склонять его к аскетичес-
кой жизни. Но это аскетизм особого рода, не направленный на
самоотрицание или самоистязание. Скорее мы можем назвать
его самодисциплиной, без которой, с учетом данных предпосы-
лок, не обходится мудрость.
Для психического равновесия крайне важно, чтобы имелись
области, открытые для спонтанного эмоционального пережи-
вания. Например, своего рода спасением могут быть творчес-
кие способности. Если их выражению препятствовали внутрен-
ние запреты и если затем посредством психоанализа или како-
го-либо другого опыта преграды снимаются, то благодатное
воздействие этого на отстраненного человека может быть на-
столько сильным, что будет подобно чудесному исцелению.
Однако в оценке таких излечений нужна осторожность. Прежде
всего было бы ошибкой делать какие-либо обобщения по это-
му поводу: то, что может означать спасение для одного отстра-
ненного человека, не обязательно имеет какой-либо подобный
смысл для другого54. И даже для него оно, строго говоря, не явля-
ется «исцелением» в смысле радикального изменения невроти-
ческих основ. Оно просто дает ему возможность вести более при-
ятный и не столь беспокойный, как ранее, образ жизни.
Чем больше сдерживаются эмоции, тем вероятнее, что ос-
новной упор будет сделан на интеллект. Человек тогда будет
ожидать, что все можно решить исключительно силой разума,
как если бы простого знания собственных проблем было бы
достаточно для их разрешения. Или как если бы один только
разум мог устранить все беды мира!
62
В свете всего сказанного относительно человеческих взаи-
моотношений отстраненного человека становится ясно, что
любые тесные и длительные отношения будут подрывать его
отстраненность и потому вполне вероятно окажутся губитель-
ными, если только его партнер не будет в равной степени от-
страненным человеком и в силу этого будет добровольно ува-
жать его потребность в дистанции или если по каким-либо дру-
гим причинам он не будет хотеть и уметь адаптироваться к та-
ким потребностям. Сольвейг55, которая с любовью, преданнос-
тью и терпением ожидает возвращения Пера Гюнта, является
идеальной партнершей. Сольвейг ничего от него не ждет. Ожи-
дания с ее стороны испугали бы его так же сильно, как если бы
он потерял контроль над своими чувствами. По большей части
он не осознает, как мало дает он сам, и считает, что он щедро
изливает подруге свои невыраженные и по сути не пережитые
чувства, столь драгоценные для него. Если эмоциональная ди-
станция представляется ему достаточно надежной, он будет
способен сохранять немалую долю преданности. Он может быть
способен на интенсивные кратковременные отношения, отно-
шения, в которых он появляется и исчезает. Они хрупки, и лю-
бое обстоятельство может ускорить его уход.
Сексуальные отношения, будучи мостиком, связывающим
его с другими людьми, могут приобретать для него чрезмерно
важное значение. Он будет получать удовольствие от них, если
они мимолетны и не вмешиваются в его жизнь. Они должны
быть отгорожены от других дел. С другой стороны, он может
взрастить в себе безразличие такой большой степени, что оно
не допустит никакого нарушения границ. Тогда всецело вооб-
ражаемые отношения могут заменить реальные.
Все описанные нами особенности проявляются в аналити-
ческом процессе. Естественно, отстраненный человек настро-
ен резко отрицательно против анализа, потому что он действи-
тельно является величайшим из всех возможных вторжений в
его личную жизнь. Но он также заинтересован в том, чтобы на-
блюдать за собой, и может быть заворожен теми широкими
перспективами, которые анализ открывает для изучения слож-
ных процессов, происходящих внутри него. Он может быть за-
интригован художественной стороной сновидений или вернос-
тью своих непроизвольных ассоциаций. Радость, которую он
испытывает, если найдено подтверждение его предположени-
ям, напоминает радость ученого. Он ценит внимание аналити-
ка и его указания на те или иные моменты, но испытывает от-
аращение к тому, чтобы его побуждали или «принуждали» дви-
63
гаться в том направлении, которого он не предвидел. Он будет
часто говорить об опасности внушения в анализе, хотя факти-
чески в его случае такая опасность меньше, чем для любого
другого типа, потому что он полностью вооружен против «влия-
ний». Будучи далек от защиты своей позиции рациональным
способом, то есть посредством проверки предположений ана-
литика, он склонен по своему обыкновению слепо отвергать,
хотя и в косвенной и вежливой форме, все, что не соответству-
ет его представлениям о себе и жизни в целом. Ему особенно
неприятно то, что аналитик в любом случае должен ждать от
него некоторого изменения. Конечно, он хочет избавиться от
всего, что его беспокоит; но никакие изменения не должны зат-
ронуть его личность. Он неизменно готов вести самонаблюде-
ния, но в то же время он бессознательно полон решимости ос-
таться таким, как он есть. Его противодействие всякому влия-
нию является лишь одним из объяснений такого его отноше-
ния, и притом не самым глубоким; позднее мы познакомимся с
другими объяснениями. Естественно, он устанавливает огром-
ную дистанцию между собой и аналитиком. В течение долгого
времени аналитик будет всего лишь голосом. В сновидениях
психоаналитическая ситуация может представать в виде меж-
дугородного телефонного разговора, который ведут два парт-
нера, находящиеся на разных континентах. На первый взгляд
может показаться, что подобное сновидение указывает на то
далекое расстояние, которое он чувствует между собой и ана-
литиком, аналитическим процессом, и является всего лишь точ-
ным представлением того отношения, которое существует на
сознательном уровне. Но так как сновидения, скорее, являются
поиском решения, чем просто отображением имеющихся чувств,
более глубокий смысл такого сновидения — это желание дер-
жать подальше от самого себя свое отношение к аналитику и
ко всему психоаналитическому процессу и не позволить анали-
зу хоть каким-то образом затронуть себя.
Последней характерной чертой, наблюдаемой как в анали-
зе, так и вне его, является потрясающая сила, с которой чело-
век защищает свою отстраненность, когда она подвергается
нападкам. То же самое можно сказать о всякой невротической
позиции. Но в этом случае борьба представляется более упор-
ной, почти что борьбой не на жизнь, а на смерть, для которой
должны быть мобилизованы все имеющиеся ресурсы. На са-
мом деле тихая разрушительная борьба начинается еще до
того, как отстраненность подвергается атаке. Держать анали-
тика в неведении относительно этого — одна из ее фаз. Если
64
аналитик пытается убедить пациента в том, что между ними
имеется некоторая связь и что, весьма вероятно, в душе паци-
ента что-то происходит на этот счет, он встречает более или
менее изобретательный по форме вежливый отказ. В лучшем
случае пациент выскажет некоторые рациональные соображе-
ния, имеющиеся у него по поводу аналитика. Если должна пос-
ледовать спонтанная эмоциональная реакция, то он не будет
продолжать дальше свои высказывания. Кроме того, нередко
имеется глубоко укоренившееся сопротивление любой попыт-
ке анализа, затрагивающего человеческие взаимоотношения.
О своих отношениях с другими людьми пациент высказывается
в столь общих, неопределенных выражениях, что часто психо-
аналитику трудно составить о них какое-либо ясное представ-
ление. И это нежелание пациента объяснимо. Он оберегает
безопасную дистанцию, отделяющую его от других; обсужде-
ние этой темы может принести только беспокойство и огорче-
ние. Повторные попытки продолжать ее обсуждение могут быть
встречены с открытым подозрением. Не хочет ли аналитик сде-
лать пациента более общительным? (В его глазах это не заслу-
живает даже презрения.) Если в последующий период анали-
тику удается показать ему некоторые явно отрицательные сто-
роны отстраненности, пациент пугается и чувствует раздраже-
ние. В этот момент он может думать о прекращении анализа.
За рамками психоаналитической ситуации его реакции, если
что-либо случается, носят еще более яростный характер. Эти
люди, обычно тихие и рациональные, могут дрожать от ярости
или быть готовы нанести настоящее оскорбление, если их от-
страненность и независимость подвергаются угрозе. Может
возникнуть настоящая паника при мысли о присоединении к
какому-либо движению или профессиональной группе, где тре-
буется реальное участие, а не просто плата членских взносов.
Если они все же оказываются вовлечены во что-то, то, чтобы
освободиться, они могут слепо метаться из стороны в сторону.
Они могут быть изощреннее в нахождении методов избегания,
чем человек, чья жизнь подвергается опасности. Если бы меж-
ду любовью и независимостью был выбор, как это однажды
выразил пациент, они без колебания выбрали бы независи-
мость. Это приводит к другому моменту. Они не только готовы
защищать свою отстраненность любыми возможными средства-
ми, но для них нет такой жертвы, которая казалась бы слишком
большой ради этого. Внешние преимущества и внутренне цен-
ные для себя вещи они будут отвергать в равной степени: со-
знательно, тс есть путем отбрасывания любого своего жела-
3^1081
65
ния, которое может помешать сохранению независимости, или
бессознательно, посредством автоматически возникающего
внутреннего запрета.
Все, что столь яростно защищает человек, должно иметь
для него чрезвычайную субъективную ценность. Мы можем на-
деяться понять функции отстраненности и в конечном счете
оказать терапевтическую помощь, лишь если мы знаем, в чем
она состоит. Как мы видели, каждое из трех базальных отноше-
ний имеет свою позитивную ценность. В движении к людям че-
ловек пытается создать у себя доброжелательное отношение к
окружающему его миру. В движении против людей он вооружа-
ет себя для выживания в обществе, пронизанном соперниче-
ством. В движении от людей он надеется достичь определен-
ной целостности и безмятежности. Фактически все эти три от-
ношения не только желательны, но и необходимы для нашего
человеческого развития. Только тогда, когда они возникают и
действуют в рамках невроза, они становятся навязчивыми, ри-
гидными, теряют избирательность и приобретают взаимоис-
ключающий характер. Это значительно уменьшает их ценность,
но не уничтожает ее окончательно.
Выгоды, даваемые отстраненной позицией, действительно
значительны. Не случайно во всех восточных философских уче-
ниях в отрешенности ищут основу высокого духовного разви-
тия. Конечно, мы не можем прямо сравнивать устремления та-
кого рода с невротической отстраненностью. В первом случае
отрешенность выбирается добровольно как наилучший путь к
самоосуществлению, и ее выбирают люди, которые могут, если
они захотят, вести иной образ жизни; с другой стороны, невро-
тическая отстраненность является не результатом выбора, а
внутренне навязанным человеку и единственно возможным для
него образом жизни. Тем не менее из нее можно частично из-
влечь те же самые преимущества, хотя в какой степени — это
будет зависеть от тяжести невротического процесса в целом.
Несмотря на разрушительную силу невроза, отстраненный че-
ловек может сохранять некоторую степень интегрированности.
Вряд ли это имело бы значение в обществе, в котором челове-
ческие отношения были бы всецело доброжелательными и че-
стными. Но в обществе, в котором много лицемерия, нечестно-
сти, зависти, жестокости и жадности, у человека не слишком
сильного легко нарушается внутренняя целостность; соблюде-
ние дистанции помогает сохранению целостности. Кроме того,
поскольку невроз обычно лишает человека душевного покоя,
отстраненность может открыть путь к спокойствию, причем его
66
степень зависит от того, в какой мере он склонен приносить
жертвы. Отстраненность делает его вдобавок способным на
некоторую степень оригинальности мышления и чувств, при том
условии, что внутри его магического круга эмоциональная жизнь
не омертвела полностью. Наконец, все эти факторы вместе с
его созерцательным отношением к миру и достаточно полным
отсутствием отвлечений способствуют развитию и проявлению
творческих способностей, если они у него имеются. Я, конечно,
не имею в виду, что невротическая отстраненность составляет
одно из необходимых условий творчества. Речь идет лишь о
том, что при невротическом стрессе отстраненность даст наи-
лучшие возможности для выражения имеющихся творческих
способностей.
Но какими бы значительными ни были эти преимущества,
очевидно, что не они составляют главную причину, по которой
отстраненность подлежит столь отчаянной защите. На самом
деле эта защита будет не менее отчаянной, если по той или
иной причине эти выгоды окажутся минимальными или будут
сильно омрачены сопутствующими им огорчениями. Это наблю-
дение ведет к более глубоким выводам. Если отстраненный
человек неожиданно попадет в тесный контакт с другими, он
может очень легко «выйти из строя», или, пользуясь распрост-
раненным выражением, получить нервное расстройство. Я на-
меренно использую здесь этот термин, потому что он охваты-
вает широкий спектр расстройств: функциональные расстрой-
ства, алкоголизм, попытки самоубийства, депрессию, неспособ-
ность работать, психотические эпизоды. Сам пациент, а иногда
также и психиатр, склонны связывать расстройство с некото-
рым неприятным событием, огорчением, которое имело место
как раз перед появлением «расстройства». Несправедливое
обращение со стороны сержанта, донжуанство мужа и ложь по
этому поводу, невротическое поведение жены, гомосексуаль-
ный эпизод, непопулярность в колледже, необходимость зара-
батывать себе на жизнь после обеспеченного и защищенного
от всяких невзгод существования и так далее — на каждое из
перечисленных событий может быть возложена вина за возник-
новение расстройства. В общем справедливо, что любая такая
проблема имеет к нему отношение. Терапевт должен серьезно
отнестись к ней и постараться понять, что конкретно отмечает
пациент в качестве специфического затруднения. Но этого вряд
пи будет достаточно, так как остается вопрос, почему это так
сильно повлияло на пациента, почему все его душевное равно-
весие было поставлено под угрозу затруднением, которое, во-
67
обще говоря, нельзя считать чем-то большим, чем обычное огор-
чение или неприятность. Другими словами, даже когда психо-
аналитик понимает, как пациент реагирует на какое-то конкрет-
ное затруднение, ему нужно также понять, почему имеет место
такая явная диспропорция между поводом и реакцией на него.
В ответ мы можем указать на то, что невротические наклон-
ности, свойственные отстраненности, подобно другим невро-
тическим наклонностям, до тех пор, пока они функционируют,
дают человеку ощущение безопасности, и что, напротив, когда
их функционирование затруднено, возникает тревога. До тех
пор, пока отстраненный человек может сохранять дистанцию,
он чувствует себя достаточно защищенным; но если по какой-
либо причине граница его магического круга нарушена, его бе-
зопасность подвергается угрозе. Это соображение приближает
нас к пониманию того, почему отстраненный человек впадает в
панику, если он более не может удерживать эмоциональную
дистанцию, отделяющую его от других людей; и мы должны
добавить, что его паника столь сильна потому, что у него нет
способа борьбы с жизнью. Он может лишь держаться в стороне
и бежать от жизни, как это и делал ранее. И здесь опять именно
отрицательное качество отстраненности придает этой картине
особый оттенок, отличный от картин других невротических на-
клонностей. Говоря конкретно, в трудной ситуации отстранен-
ный человек не может прибегать ни к умиротворению против-
ника, ни к борьбе, ни к сотрудничеству, ни к диктату своих усло-
вий, он не может ни любить, ни быть безжалостным. Он так же
беззащитен, как и животное, у которого есть только один спо-
соб справиться с опасностью — убежать и спрятаться. Приве-
дем соответствующие этому картины и аналогии, которые по-
являются у человека в ассоциациях или сновидениях: он подо-
бен пигмеям Цейлона, которые непобедимы до тех пор, пока
они скрываются в лесах, но с которыми легко справиться, когда
они выходят из леса. Он подобен средневековому городу, кото-
рый защищен лишь одной стеной; если убрать эту стену, город
становится беззащитен против врага. Такая позиция полнос-
тью оправдывает его тревожное отношение к жизни в целом.
Она помогает нам понять его отстраненность как форму защи-
ты на все случаи жизни, защиты, за которую он должен упорно
цепляться и которую он должен охранять любой ценой. Все
невротические наклонности по сути своей являются защитны-
ми движениями, тогда как другие наклонности представляют
собой также попытки справиться с жизнью конструктивным об-
разом. Когда отстраненность является доминирующей наклон-
68
ностью, она делает человека настолько беспомощным в любой
реальной жизненной борьбе, что с течением времени ее защит-
ный характер становится главенствующим.
Но то отчаяние, с которым человек защищает отстранен-
ность, имеет и дополнительное объяснение. Угроза отстранен-
ности — «потрясение основ» — часто означает нечто большее,
чем временную панику. Результатом ее может стать своего рода
дезинтеграция личности в форме психотических эпизодов5®.
Если в ходе анализа отстраненность начинает рушиться, у па-
циента возникают не только смутная тревога, но и прямые и
косвенные проявления определенных страхов. Например, мо-
жет возникнуть страх окунуться в аморфную людскую массу и
быть поглощенным ею, страх потери своей уникальности. Так-
же имеет место страх оказаться беспомощным и подвергнуть-
ся принуждению и эксплуатации со стороны агрессивных лю-
дей — как результат его полнейшей беззащитности. Но имеет-
ся также третья разновидность страха — страх сойти с ума,
который может проявиться столь ярко, что пациент нуждается
в успокоении и снятии тревоги по поводу такой возможности.
Сойти с ума в этом контексте не означает впасть в неистов-
ство, и это также не реакция на возникающее желание снять с
себя всякую ответственность. Это прямое выражение специ-
фического страха быть полностью расщепленным, страха, ко-
торый часто выражается в сновидениях и ассоциациях. Отказ
от своей отстраненности поставил бы его прямо перед лицом
собственных конфликтов, создав опасность, что он не сможет
это пережить, но будет расщеплен подобно дереву, в которое
ударила молния, если воспользоваться сравнением, пришед-
шим в голову одному из пациентов. Данное предположение
подтверждается другими наблюдениями. Наиболее отстранен-
ные лица испытывают почти непреодолимое отвращение к са-
мой мысли о внутренних конфликтах. Позднее они будут гово-
рить психоаналитику, что они просто не знали, что он имел в
виду, когда говорил о конфликтах. Всегда, когда психоаналити-
ку удается показать им действующий внутри них конфликт, они
незаметно и с поразительной бессознательной ловкостью ухо-
дят от этой темы. Если еще до того, как они стали готовы при-
знать это, они вдруг смутно осознают свой конфликт благодаря
какой-то вспышке озарения, их охватывает острая паника. Ког-
да позднее они приближаются к осознанию своих конфликтов
на более прочной основе, за этим следует возрастающая вол-
на отстраненности.
Таким образом, мы приходим к заключению, которое, на
69
первый взгляд, могло бы вызвать недоумение. Отстраненность
образует неотъемлемую часть базального конфликта, но одно-
временно является также и защитой от него. Однако данная
загадка разрешается сама собой, если быть более точным и
определенным. Отстраненность является защитой против двух
наиболее активных сил, действующих в базальном конфликте.
Здесь мы должны снова повторить утверждение, что домини-
рование одного из базальных отношений не препятствует су-
ществованию и действию других, противоположных отношений.
В случае личности отстраненного типа мы можем видеть эту
игру сил даже более ясно, чем в двух описанных выше группах.
Начать с того, что противоположные стремления часто можно
увидеть в истории его жизни. Прежде чем он окончательно при-
мет позицию отстраненного человека, он часто проходит через
уступчивость и зависимость, а также через периоды агрессив-
ного и беспощадного сопротивления. В противоположность ясно
определенным ценностям в случае двух других типов система
его ценностей носит крайне противоречивый характер. Вдоба-
вок к своей неизменно высокой оценке того, что он считает сво-
бодой и независимостью, в какой-то период психоанализа он
может высказывать крайне высокую оценку значения челове-
ческой добродетели, сочувствия, великодушия, самопожертво-
вания, а в другое время переходит к законченной «философии
джунглей», основанной на голом эгоизме и личной выгоде. Он
сам может быть озадачен этими противоречиями, но при помо-
щи той или иной рационализации67 попытается отрицать их про-
тиворечивый характер. Психоаналитик легко запутается, если
у него не будет ясного представления относительно всей
структуры. Он может пытаться следовать тем или другим пу-
тем, но ни в одном из направлений значительно не продви-
нется, потому что пациент снова и снова будет находить убе-
жище в своей отстраненности, закрывая тем самым все во-
рота, подобно тому как закрываются водонепроницаемые
переборки корабля.
В основе особого «сопротивления»58 человека отстранен-
ного типа лежит простая и безупречная логика поведения. Он
не хочет вступать в какие-либо отношения с аналитиком или
обращать на него внимание как на человека. В действительно-
сти он вообще не хочет анализировать свои человеческие вза-
имоотношения. Он не хочет смотреть в лицо своим конфлик-
там. Принимая во внимание лежащую в основе этого предпосыл-
ку, мы видим, что он и не может быть заинтересован в анализе
любого из этих факторов. Его исходная предпосылка состоит в
70
сознательном убеждении, что ему не следует беспокоиться по
поводу своих взаимоотношений с другими людьми до тех пор,
пока он удерживает их на безопасной дистанции; что осложне-
ния в этих взаимоотношениях не будут его касаться или рас-
страивать, если только он держится в стороне от других, что
даже те конфликты, о которых говорит психоаналитик, можно и
нужно оставить в покое, потому что они волнуют лишь его од-
ного; и что нет необходимости что-либо исправлять, потому что
он в любом случае не откажется от своей отстраненности. Как
мы уже сказали, это бессознательное рассуходение является
логически корректным — до этого момента. Но что он упускает
из виду и в течение длительного времени отказывается осоз-
навать, так это то, что он в любом случае не может развиваться
в вакууме.
Таким образом, сверхважная функция невротической отстра-
ненности заключается в том, чтобы не допускать действия и
развития основных конфликтов. Она представляет собой наи-
более радикальную и наиболее эффективную из защит, воз-
двигнутых против них. Будучи одним из многих невротических
способов создания искусственной гармонии, невротическая от-
страненность — это попытка решения путем избегания. Но оно
не дает подлинного решения, потому что остаются навязчивые
стремления к близости, а также к агрессивному доминирова-
нию, эксплуатации и превосходству над другими, и они продол-
жают изматывать их носителя, если не сковывать его активность
вообще. Наконец, нельзя достичь никакого реального ощуще-
ния внутреннего покоя или свободы до тех пор, пока продолжа-
ют существовать противоречивые системы ценностей.
Глава 6
Идеализированный образ
Наше обсуждение основных типов отношений невроти-
ка к другим людям познакомило нас с двумя главными
способами, используя которые, он пытается разрешить
свои конфликты или, точнее, избавиться от них. Один из этих
способов состоит в том, что определенные стороны личности
подавляются, а другие, противоположные им, выдвигаются на
71
передний план; другой способ заключается в создании такой
дистанции между собой и другими людьми, при которой конф-
ликты не допускаются. Оба эти процесса рождают ощущение
единства, которое позволяет человеку функционировать, даже
если оно было достигнуто дорогой для него ценой69.
Другой попыткой, которая и будет здесь описана, является
создание собственного образа: что он, человек, представляет
собой, каким, с его точки зрения, он может или должен быть в
данный момент. Сознательный или бессознательный, этот об-
раз всегда в большой степени оторван от реальности, хотя то
воздействие, которое он оказывает на жизнь человека, в выс-
шей степени реально. Более того, по своему характеру он все-
гда является лестным, что можно проиллюстрировать карика-
турой из газеты «Нью-Йоркер», на которой полная женщина
средних лет видит себя в зеркале стройной молоденькой де-
вушкой. Специфические черты такого образа варьируются и
определяются структурой личности: человек может считать у
себя незаурядными красоту или власть, ум, одаренность, свя-
тость, честность или что угодно иное. Точно в той степени, в
которой этот образ оторван от реальности, он имеет тенден-
цию делать человека высокомерным в подлинном смысле это-
го слова, ибо высокомерие, хотя оно используется как синоним
надменности, означает приписывание себе качеств, которыми
человек не обладает или которыми он обладает потенциально,
но не фактически. И чем менее реалистичен такой образ, тем
более уязвимым он делает человека, и тем сильнее он делает
жажду внешнего подтверждения и признания. Мы не нуждаем-
ся в подтверждении тех качеств, в которых мы уверены, но мы
будем крайне чувствительны, когда подвергаются сомнению
ложные притязания.
В наиболее кричащей форме мы можем видеть пример идеа-
лизированного образа у психопатов60 в их мании величия, но его
характеристики у невротиков в принципе те же самые. Здесь иде-
ализированный образ не столь фантастичен, но для них он может
быть столь же реален. Если мы примем степень отхода от реаль-
ности в качестве разграничительного признака между психозами
и неврозами, мы сможем рассматривать идеализированный об-
раз как элемент психоза, вплетенный в ткань невроза.
Во всех своих существенных чертах идеализированный об-
раз является бессознательным феноменом. Хотя самовозве-
личивание невротика может быть абсолютно очевидно даже
самому неискушенному наблюдателю, сам он не осознает, что
идеализирует себя. Он даже не знает, какой причудливый кон-
72
гломерат качеств здесь собран. У него может быть смутное
ощущение того, что он предъявляет к себе высокие требова-
ния, но, ошибочно принимая такие требования перфекционис-
та61 за подлинные идеалы, он никоим образом не сомневается
в их действительности и на самом деле весьма горд ими.
Влияние созданного образа на отношение к себе различно
у разных людей и в значительной степени зависит от того, в
чем именно человек заинтересован. Если невротику важно убе-
дить себя в том, что он действительно соответствует этому
идеализированному образу, то он развивает представление о
том, что он на самом деле обладает выдающимся умом или
является утонченным человеком, самые недостатки которого
замечательны62. Если же внимание сосредоточено на его ре-
альном «я», которое по сравнению с идеализированным обра-
зом заслуживает крайнего презрения, на передний план выхо-
дит самоуничижительная критика. Так как представление о себе,
возникающее в результате такого пренебрежения собой, столь
же далеко отстоит от реальности, как и идеализированный об-
раз, его можно было бы соответственно назвать уничижитель-
ным образом. Если, наконец, фокус сосредоточен на расхож-
дении между идеализированным образом и действительным
«я», тогда все, что он сознает, и все, что мы можем заметить,
— это его непрестанные попытки преодолеть этот разрыв и
любыми силами добиться совершенства. В таком случае он
будет поразительно часто повторять слово «должен». Он по-
стоянно говорит нам, что он должен чувствовать, думать, делать.
В глубине души он столь же убежден в своем совершенстве, как и
человек наивно «нарциссического» типа63, и выдает это своим
убеждением в том, что он действительно мог бы быть совершен-
ным, если бы был более строг к себе, более жестко себя контро-
лировал, был бы более бдительным и осмотрительным.
В отличие от подлинных идеалов, идеализированный образ
статичен. Это не цель, к достижению которой человек стремит-
ся, а фиксированная идея, которую он боготворит. Идеалы об-
ладают динамическим свойством; они рождают стремление
приблизиться к ним, притягивают; они являются силой, необхо-
димой и бесценной для всякого роста и развития. Идеализиро-
ванный образ становится бесспорной помехой росту, потому
что он либо отрицает недостатки, либо просто осуждает их.
Подлинные идеалы ведут к скромности, идеализированный
образ ведет к высокомерию.
Этот феномен — как бы его ни определяли — известен уже
Давно. О нем упоминают в философских трудах всех времен.
73
Фрейд ввел его в теорию невроза, обозначая его различными
терминами: Эго-Идеал, нарциссизм, Супер-Эго. С ним связан
центральный тезис психологии Адлера, где он описан как стрем-
ление к превосходству. Если бы мы стали детально рассмат-
ривать пункты различия и сходства между этими концепциями
и моей собственной, это увело бы нас слишком далеко в сторо-
ну64. Короче говоря, все эти теории затрагивают лишь тот или
иной аспект идеализированного образа и не охватывают это
явление в целом. Таким образом, несмотря на некоторые су-
щественные замечания и аргументацию не только со стороны
Фрейда и Адлера66, но также и со стороны многих других иссле-
дователей, среди которых назовем Франца Александера, Пау-
ля Федерна66, Бернарда Глюка67 и Эрнста Джонса66, полное зна-
чение этого феномена и его функции поняты не были. Каковы
же тогда его функции? Очевидно, что он отвечает жизненно
важным потребностям. Безотносительно к тому, как объясняют
это различные исследователи теоретически, все они согласны
в одном: он составляет оплот невроза, который трудно поколе-
бать или хотя бы ослабить. Фрейд, например, рассматривал
глубоко укоренившееся «нарциссическое» отношение невротика
как одно из наиболее серьезных препятствий терапии.
Начнем с того, что, возможно, является его наиболее эле-
ментарной функцией: идеализированный образ заменяет собой
реальную уверенность в себе и реальную гордость. Человек,
который в конечном счете становится невротиком, почти не
имеет возможности укрепить имевшуюся у него вначале уве-
ренность в себе вследствие выпавших на его долю тяжелых
переживаний. Уверенность в себе, которая у него могла быть,
еще более ослабляется в ходе его невротического развития,
поскольку оно разрушает те самые условия, которые необхо-
димы для поддержания веры в себя. Трудно кратко сформули-
ровать эти условия. Наиболее важными факторами являются
жизненные силы и наличие эмоциональной энергии, возмож-
ность ставить подлинные цели и добиваться их реализации,
способность быть активным в построении собственной жизни.
Однако по мере развития невроза повреждаются именно эти
факторы. Невротические наклонности подрывают уверенность
в себе, потому что в таком случае человек оказывается в пози-
ции управляемого, влекомого внешней силой, вместо того что-
бы самому управлять собой. Кроме того, способность невроти-
ка определять свою дорогу в жизни постоянно ослабляется
вследствие его зависимости от людей, какую бы форму она ни
принимала: слепое бунтарство, слепое стремление к превос-
74
ходству и слепая потребность держаться в стороне от других
__ все они являются формами зависимости. Далее, путем сдер-
живания огромных секторов эмоциональной энергии он полно-
стью выключает их из действия. Все эти факторы приводят к
тому, что он становится почти неспособным ставить собствен-
ные цели и добиваться их. И последнее, но немаловажное: ба-
зальный конфликт поселяет раздор внутри него самого. Лишив-
шись таким образом прочного основания, невротик должен ис-
кусственно раздувать ощущение своей значимости и могуще-
ства. Вот почему вера в собственное всемогущество — обяза-
тельный компонент идеализированного образа.
Вторая функция тесно связана с первой. Невротик чувству-
ет себя слабым не в вакууме, а в мире, населенном врагами,
готовыми обмануть, унизить, поработить и победить его. Он
должен поэтому постоянно соизмерять и сравнивать себя с
другими не по причинам тщеславия или каприза, а в силу горь-
кой необходимости. И так как в глубине своей души он ощуща-
ет себя слабым и презренным — как мы увидим это позднее —
он должен искать чего-то такого, что поможет ему ощутить себя
лучше, достойнее других. Принимает ли это форму чувства соб-
ственного превосходства в святости или в беспощадности, в
любви или в цинизме, он должен ощущать в своей душе некое
превосходство, безотносительно к тому, в чем конкретно он
стремится превосходить других. По большей части такая по-
требность содержит элементы потребности в торжестве над
поражением других, потому что, независимо от конкретной
структуры невроза, невротик всегда уязвим и готов верить, что
на него смотрят свысока и презирают. В качестве противоядия
против чувства унижения может актуализироваться потребность
в мстительном триумфе или она может просто существовать в
душе невротика; но она служит одной из движущих сил невро-
тической потребности в превосходстве и придает ей специфи-
ческую окраску69. Соревновательный дух нашей цивилизации
не только вообще благоприятствует развитию неврозов, по-
скольку приводит к нарушению человеческих взаимоотношений,
но также в особенности питает развитие потребности в превос-
ходстве над другими.
Мы видели, как идеализированный образ подменяет собой
подлинную уверенность в себе и гордость. Но имеется еще один
аспект, где он служит в качестве суррогата. Так как идеалы не-
аротика противоречивы, они просто не могут иметь какой-либо
обязательной силы; в силу своего смутного и неопределенного
характера они не могут служить ему руководством. Поэтому,
75
если бы его стремление стать идолом, сотворенным самим со-
бой, не придавало его жизни некоторый смысл, он бы ощущал
свое существование абсолютно бесцельным. Это становится
особенно очевидно в ходе психоанализа, когда разрушение
идеализированного образа заставляет пациента на какое-то
время почувствовать себя совершенно потерянным. И только
тогда он осознает свою путаницу в вопросе идеалов и ему на-
чинает приходить в голову, как нежелательно такое положение.
До этого вся эта тема была совершенно чужда его пониманию
и интересу, независимо от того, сколько неискренних словоиз-
лияний он посвятил ей; теперь он осознает, что идеалы имеют
определенное значение, и хочет установить, каковы же в дей-
ствительности его собственные идеалы. Переживание такого
рода свидетельствует о том, что идеализированный образ под-
меняет собой подлинные идеалы. Понимание этой функции
имеет важное значение для терапии. Психоаналитик может ука-
зать пациенту на противоречия в его системе ценностей и на
более раннем этапе. Но он не может ожидать какого-либо кон-
структивного интереса к этой теме и, следовательно, не может
над ней работать до тех пор, пока идеализированный образ не
утратит свой обязательный характер.
Одну из функций идеализированного образа можно считать
ответственной за его ригидность в большей степени, чем лю-
бые другие. Если в нашем личном зеркале мы видим себя об-
разцами добродетели и интеллекта, то даже самые явные наши
дефекты и недостатки исчезнут или приобретут привлекатель-
ную окраску, точно так же, как на хорошей картине ветхая, по-
луразвалившаяся стена не выглядит более ни ветхой, ни полу-
разрушенной, а предстает в качестве чудесного сочетания ко-
ричневых, серых и красных цветовых тонов.
Мы можем прийти к более глубокому пониманию защитной
функции идеализированного образа, если зададим простой
вопрос: что человек считает своими ошибками или недостатка-
ми? Это один из тех вопросов, которые, на первый взгляд, ни к
чему не ведут из-за бесконечного числа возможных ответов.
Тем не менее на него имеется вполне конкретный ответ. Что
человек считает своими дефектами или недостатками — это
зависит от того, что он в самом себе принимает, а что отверга-
ет. Последнее, однако (при сходных культурных условиях), оп-
ределяется тем, какой аспект базального конфликта домини-
рует. Уступчивый тип, например, не рассматривает свои стра-
хи или свою беспомощность в качестве порока, в то время как
агрессивный тип посчитал бы любое такое чувство постыдным,
76
таким, которое следует скрывать от себя и других. Уступчивый
тип относит свои враждебные, агрессивные побуждения к чис-
лу греховных; а агрессивный тип смотрит на малейшее смягче-
ние своих чувств как на достойную презрения слабость. Кроме
того, каждый тип склонен отвергать все, что действительно яв-
ляется простым притворством со стороны его более приемле-
мого «я». Уступчивый тип, например, вынужден отрицать, что
на самом деле не является любящим и щедрым человеком;
отстраненный тип не хочет видеть, что его отстраненность не
является результатом его свободного выбора, что он должен
держаться в стороне от других людей потому, что не может со-
владать с ними, и так далее. Оба типа, как правило, отвергают
садистские наклонности (которые будут обсуждаться позднее).
Мы приходим, таким образом, к заключению, что считается не-
достатком и отвергается все то, что не входит в четко опреде-
ленный образ поведения, созданный доминирующим отноше-
нием к другим людям. Можно сказать, что защитная функция
идеализированного образа состоит в отрицании существова-
ния конфликтов; вот почему так необходимо, чтобы образ оста-
вался непоколебимым. Прежде чем я осознала это, я часто
удивлялась, почему пациенту бывает так непереносимо при-
знать, что он чуть менее значителен или чуть-чуть менее пре-
восходит других. Но если посмотреть с этой стороны, то ответ
ясен. Он не может уступить ни на йоту, потому что признание
определенных недостатков столкнет его лицом к лицу со свои-
ми конфликтами, подвергнув таким образом опасности ту ис-
кусственную гармонию, которой он добился. Мы, следователь-
но, можем констатировать прямую зависимость между напря-
женностью конфликтов и ригидностью идеализированного об-
раза: особенно тщательно разработанный и ригидный образ
позволяет нам сделать вывод о наличии наиболее разруши-
тельных конфликтов.
В дополнение к четырем уже указанным функциям идеали-
зированный образ имеет еще и пятую, также связанную с ба-
зальным конфликтом. Этот образ используется не только для
простого прикрытия неприемлемых сторон конфликта. Он пред-
ставляет собой своего рода продукт художественного творче-
ства, в котором противоположности предстают в примиренном
виде или во всяком случае для самого человека они более не
выступают как конфликты. Несколько примеров покажут, как это
происходит. Чтобы избежать длительных описаний, я буду про-
сто называть имеющиеся конфликты и показывать, в каком виде
они предстают в идеализированном образе.
77
Доминирующей стороной конфликта у пациента X. была ус-
тупчивость: огромная потребность в любви, привязанности,
одобрении и заботе о нем, потребность и самому быть сочув-
ствующим, великодушным, заботливым, любящим. Второй по
степени выраженности была отстраненность, со свойственным
ей отвращением к любому присоединению к группе, с акцентом
на независимость, со страхом любых связей, обостренной чув-
ствительностью к принуждению. Отстраненность постоянно при-
ходила в столкновение с его потребностью в человеческой бли-
зости и приводила к постоянным неприятностям в его отноше-
ниях с женщинами. Агрессивные побуждения также были впол-
не очевидны, проявляясь в остром желании быть первым в
любой ситуации, в косвенном доминировании над другими, их
эксплуатации время от времени и нетерпимости к любому вме-
шательству. Эти тенденции, естественно, значительно ослаб-
ляли его способность любить и поддерживать дружеские отно-
шения, а также сталкивались с его отстраненностью. Не подо-
зревая об этих побуждениях, он создал идеализированный об-
раз, воплощенный в трех лицах. Он был страстным возлюблен-
ным и большим другом — невозможно себе представить, что-
бы какая-либо женщина могла полюбить еще кого-то; никто не
мог сравниться с ним по доброте и другим достоинствам. Он
был выдающимся лидером своего времени, а его политичес-
кий гений держал многих в благоговейном страхе. И наконец,
он был великим философом, мудрецом, одним из немногих,
одаренных способностью глубокого постижения смысла жизни
и в конечном счете ее тщетности.
Этот образ не был чистой фантазией. Человек обладал боль-
шими потенциальными способностями во всех указанных отно-
шениях. Но эти потенциальные способности были вознесены
на уровень свершившегося факта, на уровень грандиозного и
уникального достижения. Кроме того, была затушевана навяз-
чивая природа этих стремлений, и ее место заняла вера в при-
рожденные качества и дарования. Вместо невротической по-
требности в любви, привязанности и одобрении человек видел
в себе способность любить; вместо стремления превосходить
других предполагал высочайшую одаренность; вместо потреб-
ности в отстраненности — независимость и мудрость. Наконец,
последнее и самое главное, его конфликты изгонялись следу-
ющим образом. Те стремления, которые в реальной жизни ме-
шали друг другу и не позволяли человеку осуществить какую-
либо из его потенциальных возможностей, переводились в об
ласть абстрактного совершенства, представая в качестве не-
78
скольких дополняющих друг друга аспектов богатой личности;
а три названных аспекта базального конфликта, которые они
олицетворяли, в изолированном виде были представлены в трех
лицах, образующих его идеализированный образ.
Другой пример в еще большей степени проясняет важное
значение изоляции конфликтующих элементов70. У пациента Y.
доминирующей тенденцией была отстраненность в достаточно
крайней форме, со всеми вытекающими из этого последствия-
ми, описанными в предыдущей главе. Его склонность к уступ-
чивости также была заметно выражена, хотя сам Y. не допус-
кал ее осознания, потому что она слишком противоречила его
потребности быть независимым. Иногда через панцирь вытес-
нения у него с силой прорывались добрые порывы. Потребность
в человеческой близости осознавалась им и постоянно прихо-
дила в столкновение с его отстраненностью. Он мог быть бес-
пощадно агрессивным лишь в своем воображении: он преда-
вался фантазиям массовых разрушений, вполне искренне же-
лая убить всех, кто мешал ему в жизни; он заявлял, что испове-
дует «философию джунглей», иначе говоря, убеждение в том,
что сила дает право без какой-либо жалости к окружающим
добиваться своих корыстных целей и что такой образ жизни
единственно разумен и свободен от лицемерия. Однако в сво-
ей реальной жизни он был достаточно робок; взрывы ярости
случались только при определенных условиях.
Его идеализированный образ представлял собою следую-
щую странную комбинацию. Большую часть времени он был
живущим на вершине горы отшельником, достигшим безгранич-
ной мудрости и состояния безмятежности. Изредка он мог пре-
вращаться в оборотня, полностью лишенного человеческих
чувств и склонного к убийству. И, как если бы этих двух несов-
местимых фигур было недостаточно, он также был идеальным
другом и возлюбленным.
Мы видим здесь то же самое отрицание невротических на-
клонностей, то же самое самовозвеличивание, ту же самую си-
туацию, когда потенциальные возможности ошибочно принима-
ются за реальные. В данном случае никакой попытки прими-
рить эти конфликты даже не предпринималось, противоречия
остались. Но, в отличие от реальной жизни, в идеализирован-
ном образе они предстают в чистом и незамутненном виде.
Поскольку они изолированы, они не сталкиваются между со-
бой. И именно это, по-видимому, имеет главное значение. Кон-
фликты как таковые исчезают.
Еще один, последний, пример идеализированного образа,
79
не столь внутренне разнородного, как предыдущий. В реаль-
ном поведении Z. сильно доминировали агрессивные тенден-
ции, сопровождаемые также садистскими наклонностями. Он
был человеком деспотическим и склонным к эксплуатации дру-
гих. Подгоняемый снедающим его честолюбием, он беспощад-
но ко всем окружающим рвался вперед. При этом он мог плани-
ровать, организовывать свои действия, бороться и сознатель-
но придерживался самой жесткой «философии джунглей». Ему
также была присуща крайняя отстраненность от всех; но так
как его агрессивные побуждения всегда приводили его к столк-
новениям с людьми, он не мог сохранять свое отчуждение. Од-
нако он строго следил за тем, чтобы не вступать в какие-либо
личные взаимоотношения, а также чтобы не позволить себе
получить удовольствие от чего-то такого, что связано с други-
ми людьми. Он вполне преуспевал в этом, поскольку позитив-
ные чувства к другим людям у него были практически полнос-
тью вытеснены; потребности в человеческой близости были
преимущественно ориентированы на сексуальную сферу. Од-
нако имели место отчетливая тенденция к уступчивости вместе с
потребностью в Ъдобрении, которые мешали его стремлению к
власти. А в основании лежали пуританские принципы, применяе-
мые главным образом в качестве кнута против других людей, но
которые, конечно, он не мог не применять также и к себе, — они
приходили в острое столкновение с его «философией джунглей».
В своем идеализированном образе он представал рыцарем
в сияющих доспехах, крестоносцем, способным к далекому и
верному предвидению, всегда ищущим справедливости. Как
подобает мудрому руководителю, он ни к кому не был лично
привязан, но поддерживал строгую, хотя и справедливую дис-
циплину. Он был честным и не допускал лицемерия. Женщины
любили его, и он мог бы быть превосходным партнером, но не
был связан ни с одной женщиной. Здесь достигается та же са-
мая цель, что и в других примерах: соединяются вместе эле-
менты базального конфликта.
Идеализированный образ, следовательно, представляет
собой попытку решения базального конфликта, попытку, имею-
щую по меньшей мере такое же важное значение, как и другие
описанные мной попытки. Он имеет огромную субъективную
ценность, поскольку служит в качестве связующего «вещества»,
удерживающего от распада раздираемого на части человека.
И хотя идеализированный образ существует лишь в голове че-
ловека, он оказывает решающее влияние на его отношения с
другими людьми.
80
Идеализированный образ можно назвать вымышленным или
иллюзорным «я», но это было бы лишь половиной правды и
поэтому могло бы вводить в заблуждение. Логика желаний, дей-
ствующая при его создании, просто поразительна, в особенно-
сти потому, что мы видим ее у людей, которые во всех прочих
отношениях стоят на почве строгой реальности. Но это не де-
лает его целиком ложным. Это плод воображения, тесно свя-
занный с вполне реальными факторами и определяемый ими.
Он обычно хранит следы подлинных идеалов человека. В то
время как грандиозные достижения иллюзорны, лежащие в их
основе потенциальные возможности часто реальны. Точнее
сказать, образ рождается под влиянием вполне реальной и на-
сущной внутренней необходимости, он выполняет вполне ре-
альные функции, и он оказывает в высшей степени реальное
влияние на своего создателя. Процессы, действующие в ходе
его создания, детерминированы такими определенными зако-
нами, что знание его специфических черт позволяет нам сде-
лать точные выводы относительно истинной структуры харак-
тера данного человека.
Но независимо от того, какая доля фантазии вплетена в
идеализированный образ, для самого невротика он имеет зна-
чение реальности. Чем сильнее упрочился образ, тем в боль-
шей степени невротик и является этим идеализированным об-
разом, в то время как его реальное «я» в соответствующей сте-
пени тускнеет и отступает. Такое перевертывание действитель-
ных отношений происходит в соответствии с самой сущностью
тех функций, которые выполняет этот образ. Каждая из них на-
правлена на оттеснение реальной личности и переключение
центра внимания на себя. Изучив истории жизни многих паци-
ентов, мы склонны полагать, что создание и упрочение идеали-
зированного образа часто в буквальном смысле было спаси-
тельным, и вот почему целиком оправданно или, по крайней
мере, логично то сопротивление, которое оказывает пациент,
если его образ подвергается нападкам. До тех пор, пока его
образ сохраняет для него свою реальность и непоколебимость,
он может чувствовать свою значительность, превосходство и
гармонию, несмотря на иллюзорный характер этих чувств. Он
может считать себя вправе выдвигать всевозможные претен-
зии и требования, исходя из своего предполагаемого превос-
ходства. Но если он позволит пошатнуться этому образу, ему
немедленно грозит перспектива столкнуться лицом к лицу со
всеми своими слабостями, потерять какие-либо права на осо-
бые требования, увидеть себя весьма незначительной фигу-
81
рой или даже предстать в своих глазах человеком, достойным
презрения. Однако еще ужаснее, что он оказывается перед
лицом своих конфликтов и чудовищным страхом быть разор-
ванным на части. Он слышит проповедь о том, что это может
дать ему шанс стать намного лучше, стать достойным больше-
го, чем любая слава его идеализированного образа, но в тече-
ние долгого времени все это остается для него пустым звуком.
Это прыжок в неизвестность, которая внушает ему страх.
При такой огромной субъективной ценности позиции идеа-
лизированного образа были бы неприступными, если бы не
присущие ему огромные изъяны. Все это сооружение является
чрезвычайно хрупким по причине наличия в нем вымышленных
элементов. Это хранилище сокровищ, начиненное динамитом,
и оно делает человека крайне уязвимым. Любое идущее извне
сомнение или критика, любое осознание собственной неудачи,
затрагивающее этот образ, любое реальное осознание сил,
действующих внутри него, может взорвать или разрушить иде-
ализированный образ. Человек должен так ограничить свою
жизнь, чтобы не подвергать себя такого рода опасностям. Он
должен избегать ситуаций, в которых он не будет предметом
восхищения или признания. Он должен избегать задач, в вы-
полнении которых он не уверен. Он даже может развить в себе
сильное отвращение к усилию любого рода. Для него, одарен-
ного художника, один только воображаемый образ картины,
которую он мог бы написать, уже является живописью высо-
чайшего мастерства. Любой заурядный человек может где-то
зарабатывать себе на жизнь тяжелым трудом; для него же при-
менить себя так же, как какие-нибудь Том, Дик или Гарри, было
бы равносильно признанию, что он не обладает выдающимся
умом, а значит — крайним унижением. Поскольку в действи-
тельности ничего нельзя достичь без работы, то таким отноше-
нием к ней он обрекает на крушение те самые цели, которые
его привлекают. И пропасть между его идеализированным об-
разом и его реальным «я» углубляется.
Он зависит от постоянного подтверждения своего превос-
ходства со стороны других людей: в форме одобрения его, вос-
хищения им, лести — однако ни одна из этих форм подтверж-
дения не может дать ему ничего большего, чем временное ус-
покоение. Он может бессознательно ненавидеть всякого, кто
превосходит его или кто, будучи в каком-то отношении выше
его: самоувереннее, уравновешеннее, информированнее, —
угрожает подорвать его собственные представления о себе. Чем
отчаяннее он цепляется за веру в то, что тождествен своему
82
идеализированному образу, тем более жестока его ненависть.
Или, если его собственное высокомерие вытесняется, он мо-
жет слепо восхищаться людьми, которые убеждены в своей
значительности и открыто демонстрируют это самонадеянным
поведением. Он любит в них собственный образ и неизбежно
впадает в тяжелое разочарование, когда осознает (а это долж-
но случиться с ним в тот или иной момент), что те боги, кото-
рым он так поклоняется, интересуются лишь собой, а им — лишь
в той мере, в какой он курит им фимиам.
Вероятно, самый тяжелый порок идеализированного обра-
за связан с возникающим в результате отчуждением от «я». Мы
не можем подавить или устранить существенно важные части
нас самих, не становясь при этом чуждыми себе. Это одно из
тех изменений, постепенно совершаемых невротическими про-
цессами, которые, несмотря на их фундаментальный характер,
протекают незаметно. Просто человек перестает замечать, что
он на самом деле чувствует, любит, отвергает, во что верит, —
короче говоря, что он есть на самом деле. Не зная своего ре-
ального «я», он может жить жизнью своего образа. Томми из
произведения Дж.М. Бэрри71 «Томми и Гризель» показывает
этот процесс ярче любого клинического описания. Конечно, не-
возможно вести себя подобным образом, не будучи окончатель-
но запутанным в паутине бессознательного притворства и ра-
ционализации, способствующей сомнительной и непрочной
жизни. Человек теряет интерес к жизни, потому что не он живет
этой жизнью; он не может принимать решения, потому что не
знает, чего он в действительности хочет; если трудности воз-
растают, его может захлестнуть ощущение нереальности —
обостренное выражение его постоянного состояния, где он не
реален для самого себя. Чтобы понять такое состояние, нужно
осознать, что пелена нереальности, окутывающая внутренний
мир, имеет тенденцию распространяться и на внешний мир.
Один пациент недавно резюмировал всю эту ситуацию в сле-
дующих словах: «Если бы это не имело отношения к действи-
тельности, у меня все было бы в полном порядке».
Наконец, хотя идеализированный образ создается для уст-
ранения базального конфликта и в какой-то степени помогает
достичь этого, он в то же самое время порождает в личности
новую линию раскола, почти столь же опасного, как и первона-
чальный. Грубо говоря, человек строит свой идеализирован-
ный образ, потому что он не может терпеть себя таким, каков
он в действительности. Идеализированный образ позволяет
уйти от этой катастрофической ситуации; стоя на пьедестале,
83
он становится еще менее терпимым к своему реальному «я» и
наливается яростью против него, начиная презирать себя и чув-
ствовать раздражение от тяжести недостижимых требований к
самому себе. Он, следовательно, колеблется между самообо-
жанием и презрением к себе, между своим идеализированным
образом и своим презираемым образом, не имея никакой твер-
дой середины, на которую он мог бы опереться.
Таким образом, создается новый конфликт: между навязчи-
выми, противоположными стремлениями, с одной стороны, и
своего рода внутренней диктатурой, идущей от существующе-
го внутри разлада, с другой. И он реагирует на эту внутреннюю
диктатуру точно так же, как человек мог бы реагировать на ана-
логичную политическую диктатуру: он мог бы отождествить себя
с ней, то есть почувствовать, что он именно такой замечатель-
ный и совершенный, как это ему внушает диктатор; или он мог
бы «встать на цыпочки», всеми силами пытаясь дотянуться до
соответствия его требованиям; или он мог бы воспротивиться
принуждению и отказаться признать налагаемые на него обя-
зательства. Если он реагирует первым образом, мы получим
представление о «нарциссическом» человеке, недосягаемом
для критики; тогда существующий разлад как таковой не ощу-
щается в его сознании. Во втором случае мы имеем перфекци-
ониста с особым типом Супер-Эго, по Фрейду. В третьем слу-
чае человек кажется не отвечающим ни перед кем и ни перед
чем; он становится склонным к сумасбродству, безответствен-
ности и негативизму. Я намеренно говорю о том, какое впечат-
ление он производит или каким кажется, потому что, какова бы
ни была форма его реакции, по сути своей он продолжает уп-
рямо сопротивляться. Даже тип бунтаря, который обычно счи-
тает, что он «свободен», находится под гнетом навязываемых
извне норм и принципов, которые он пытается ниспровергнуть;
хотя то, что он все еще находится в тисках своего идеализиро-
ванного образа, возможно, обнаруживает себя лишь в разма-
хивании этими принципами как бичом, предназначенным для
других72. Иногда человек проходит через периоды шарахания
из одной крайности в другую. Он может, например, пытаться в
течение некоторого времени проявлять сверхчеловеческую
доброту и, не получив от этого никакого утешения, отшатнуться
затем к противоположному полюсу, яростно восставая против
таких принципов. Или он может переходить от безграничного
восхищения собой к чуть ли не болезненному стремлению к
самосовершенствованию. Чаще мы находим сочетание этих
различных типов отношений. Все они указывают на тот факт,
84
понятный в свете нашей теории, что ни одна из этих попыток не
является удовлетворительной; что все они обречены на неудачу;
что мы должны рассматривать их в качестве отчаянных попыток
выйти из невыносимой ситуации; что, как и в любой другой невы-
носимой ситуации, человек прибегает к самым разнообразным
средствам, и, если не помогает одно, пробует другое.
Все эти следствия, соединяясь, воздвигают мощный барь-
ер на пути истинного развития. Человек не может учиться на
своих ошибках, потому что он их не видит. Несмотря на все его
уверения в обратном, на самом деле он неизбежно утрачивает
интерес к собственному развитию. То, что он имеет в виду, ког-
да говорит о развитии, является бессознательной идеей созда-
ния более совершенного идеализированного образа, такого, в
котором не будет никаких изъянов.
Поэтому задача состоит в том, чтобы пациент осознал свой
идеализированный образ во всех его деталях, чтобы помочь
ему постепенно понять все функции этого образа и его субъек-
тивную ценность, показать ему, какие страдания он неизбежно
влечет за собой. Тогда он начнет задумываться над тем, не
слишком ли высока эта цена. Но он сможет отказаться от этого
образа лишь тогда, когда значительно ослабнут породившие
его потребности.
Глава 7
Экстернализация
Мы видели, как все то притворство, к которому прибе-
гает невротик для того, чтобы преодолеть расхожде-
ние между своим реальным «я» и его идеализирован-
ным образом, служит в конечном счете лишь углублению этого
расхождения. Но так как этот образ обладает исключительно
важным субъективным значением, невротик должен неослабно
пытаться прийти в соответствие с ним. Пути, которыми он дос-
тигает этого, многообразны. Многие из них будут обсуждаться
в следующей главе. Здесь мы ограничимся исследованием од-
ного из них, менее известного, чем остальные, чье влияние на
структуру невроза является особенно глубоким.
Когда я называю эту попытку экстернализацией, я характе-
ризую ее как тенденцию так воспринимать внутренние процес-
85
сы, как если бы они имели место вне человека, и, как правило,
считать эти внешние факторы ответственными за собственные
трудности. Она имеет общую с идеализацией цель — уйти от
реального «я». Но в то время как процесс ретуширования и
обновления фактически существующей личности остается как
бы внутри границ «я», экстернализация означает, что человек
вообще покидает территорию «я». Проще говоря, человек мо-
жет находить спасение от своего базального конфликта в сво-
ем идеализированном образе; но когда расхождение между
реальным «я» и идеализированным образом достигает точки,
в которой напряжение между ними становится непереносимым,
внутри себя ему больше не на что опереться. Тогда единствен-
ное, что ему остается, — это вообще убежать от своего «я» и
воспринимать все так, как если бы все происходило вовне.
Некоторые из тех явлений, которые имеют здесь место, под-
падают под понятие «проекции», означающее объективирова-
ние имеющихся у человека трудностей73. Согласно общеприня-
тому определению этого термина, проекция означает перене-
сение вины и ответственности за отвергаемые человеком в себе
наклонности или качества на кого-либо другого, такие, как по-
дозрения других людей в наличии у них его собственных склон-
ностей к изменам, честолюбию, доминированию, лицемерию,
смирению и так далее. В этом значении данный термин пре-
красно подходит. Однако экстернализация охватывает более
широкий круг явлений; перенесение ответственности является
лишь его частью. На других людей переносятся не только соб-
ственные недостатки, но и в большей или меньшей степени все
чувства. Человек, склонный к экстернализации, может глубоко
огорчаться по поводу угнетения малых стран, не подозревая в
то же самое время, насколько сильно он сам чувствует себя
угнетенным. Он может не ощущать собственное отчаяние, но
будет эмоционально чувствовать его у других людей. Особен-
но важно в этой связи, что он не осознает своего собственного
отношения к себе; он будет, например, чувствовать, что кто-то
другой сердится на него, когда в действительности это он сер-
дит на самого себя. Или он будет осознавать свой гнев как на-
правленный на других людей, тогда как в действительности он
направлен на него самого. Более того, он будет приписывать
внешним факторам не только свои расстройства, но также и
свое хорошее настроение или свои достижения. В то время как
в своих неудачах он будет видеть веление судьбы, свои успехи
он будет приписывать благоприятным обстоятельствам, хоро-
шее настроение — погоде и так далее.
86
Когда человек чувствует, что течение его жизни в хорошую
или плохую сторону определяют другие люди, то вполне логич-
но, что он вынужден направлять все свои мысли на то, как их
изменить, исправить или перевоспитать, наказать, защитить
себя от их вмешательства или произвести на них впечатление.
Тем самым экстернализация ведет к зависимости от других —
зависимости, однако, совершенно иной, нежели та, которую
порождает невротическая потребность в любви и привязаннос-
ти. Экстернализация также ведет к чрезмерной зависимости от
внешних обстоятельств. Живет ли человек в городе или приго-
роде, придерживается ли он той или иной диеты, ложится ли он
спать рано или поздно, служит ли он в том или ином комитете
— все это получает несоразмерно большое значение. Он при-
обретает, таким образом, те характерные черты, которые Юнг
называет экстраверсией. Но тогда как Юнг считает экстравер-
сию односторонним развитием конституциональных по своей
природе наклонностей, я вижу в ней результат попытки устра-
нить нерешенные конфликты посредством экстернализации.
Другое неизбежное следствие экстернализации — гложущее
чувство пустоты, ощущение чего-то мелкого и поверхностного.
И опять данное чувство локализуется неправильно. Вместо
ощущения своей эмоциональной пустоты человек ощущает пу-
стоту в своем желудке и пытается избавиться от нее посред-
ством навязчивого поглощения пищи. Или он может опасаться,
что из-за невесомости его тела его можно сдуть, словно перыш-
ко, он чувствует, что его могла бы унести любая буря. Он может
даже говорить, что, если бы все было проанализировано, он
оказался бы не чем иным, как пустой оболочкой. Чем более
радикальной является экстернализация, тем сильнее невротик
становится похожим на собственный призрак и тем меньше он
способен на что-либо, кроме как плыть по течению.
Но довольно обсуждать внутренний смысл этого процесса.
Давайте теперь посмотрим, каким конкретным образом он по-
могает ослаблять напряжение между «я» и идеализированным
образом. Ибо безотносительно к тому, как человек может вос-
принимать себя на сознательном уровне, несоответствие меж-
ду одним и другим будет наносить свой тяжелый урон; и чем
более он преуспеет в отождествлении себя со своим образом,
тем глубже будет степень бессознательности его реакции.
Обычно она выражается в презрении к себе, направленной на
себя ненависти и в чувстве принуждения; все они не только
являются крайне болезненными, но и каждое по-своему дела-
ют человека неспособным к жизни.
87
Экстернализация презрения к себе может принимать фор-
му либо презрения к другим людям, либо ощущения, что эти
другие люди смотрят на тебя с презрением. Обычно присут-
ствуют обе формы; то, какая из них выступает сильнее или, по
крайней мере, лучше осознается, зависит от особенностей струк-
туры невротического характера в целом. Чем более агресси-
вен человек, чём сильнее он ощущает свою правоту и превос-
ходство, тем с большей легкостью он будет презирать других и
тем менее вероятно, что ему придет в голову, что другие люди
могут смотреть на него сверху вниз. И наоборот, чем более он
уступчив, тем более вероятно, что его упреки в свой адрес за
неспособность соответствовать своему идеализированному
образу будут вызывать у него ощущение, что другие люди пре-
зирают его. Влияние последнего наносит особенно сильный
вред. Оно делает человека робким, неестественным, отстра-
ненным. Оно делает его чрезмерно признательным, даже жал-
ким, униженным в своей признательности за любое выражение
теплых чувств или понимание, проявленное к нему. В то же са-
мое время он не может принимать за чистую монету даже ис-
креннюю доброжелательность, но смутно воспринимает ее как
некую незаслуженную милостыню. Он делается беззащитным
против надменных людей, потому что какая-то часть его души
согласна с ними, и он чувствует правомерность того, что к нему
относятся с презрением. Естественно, такие реакции порожда-
ют негодование, которое, в том случае если оно вытесняется и
накапливается, может приобрести взрывную силу.
Несмотря на все это, переживание презрения к себе в экстер-
нализированной форме имеет вполне определенную субъек-
тивную ценность. Ощущение всей полноты презрения к себе раз-
било бы вдребезги ту ложную самоуверенность, которую мо-
жет иметь невротик, и привело бы его на грань коллапса. Быть
презираемым другими достаточно болезненно, но всегда есть
надежда суметь изменить их отношение или в перспективе от-
платить им той же монетой, или можно воспользоваться мыс-
ленной оговоркой, что они несправедливы. Если же человек
презирает самого себя, все это теряет свое значение. Нет суда,
к которому можно было бы апеллировать. Вся та безнадежность,
которую бессознательно ощущает невротик в отношении себя,
отчетливо выходит наружу. Он начинает презирать не только
действительно имеющиеся у него слабости, но чувствует, что
он вообще заслуживает презрения. Таким образом, даже хоро-
шие качества канут в бездну его чувства своего ничтожества.
Другими словами, он будет отождествлять себя со своим пре-
88
зираемым образом; он будет воспринимать его как непрелож-
ный факт, с которым ничего нельзя поделать. Это указывает на
то, что в терапевтической процедуре желательно не касаться
темы презрения к себе до тех пор, пока не уменьшится безна-
дежность пациента и значительно не ослабнут тиски его идеа-
лизированного образа. Лишь тогда пациент будет способен пря-
мо смотреть на это презрение к себе и начнет осознавать, что
его ничтожество является не объективным фактором, а субъек-
тивным чувством, проистекающим из его безжалостных стан-
дартов. Заняв по отношению к себе более снисходительную по-
зицию, он увидит, что его состояние не является неустранимым,
что те качества, которые он так сильно отвергает, в действитель-
ности не заслуживают презрения, а представляют собой затруд-
нения, которые в конечном счете он может преодолеть.
Мы не поймем направленного на себя гнева невротика или
той силы, которой он достигает, если не будем иметь в виду,
как безгранично важно для него поддерживать иллюзию, что он
тождествен своему идеализированному образу. Тот факт, что
он не только ощущает отчаяние по поводу своей неспособнос-
ти соответствовать этому образу, но и определенно злится на
себя, обусловлен ощущением всемогущества, которое состав-
ляет неизменный атрибут этого образа. Неважно, какими ис-
ключительно неблагоприятными были условия его развития в
детстве, он — всемогущий — должен был суметь преодолеть
их. Даже если он умом осознает, как велики его невротические
путы, он тем не менее испытывает бессильную ярость за то,
что не смог разорвать их. Эта ярость достигает своего пика, ког-
да он сталкивается с конфликтующими побуждениями и осозна-
ет, что даже он бессилен достичь несовместимых между собой
целей. Это одна из тех причин, почему внезапное осознание кон-
фликта может повергнуть его в состояние острой паники.
Экстернализация гнева на себя происходит тремя основны-
ми способами. Там, где нет внутренних запретов на выражение
враждебности, гнев легко изливается вовне. Тогда он направ-
ляется на других людей и проявляется либо как общая раздра-
жительность, либо как гнев, направленный конкретно на те са-
мые недостатки у других людей, которые человек ненавидит в
себе. Следующая иллюстрация может это прояснить. Пациент-
ка жаловалась на нерешительность своего мужа. Так как эта
нерешительность относилась к тривиальному вопросу, ее го-
рячность была явно непропорционально сильной. Зная о ее
собственной нерешительности, я предположила, что здесь об-
наруживалось то, насколько безжалостно она осуждала соб-
89
ственную нерешительность. В ответ на это предположение она
внезапно ощутила безумную ярость, сопровождаемую побуж-
дением разорвать себя на части. То, что в своем идеализиро-
ванном образе она была надежной опорой, делало для нее
непереносимой любую собственную слабость. Довольно типич-
но, однако, что эта реакция, несмотря на ее крайне драматич-
ный характер, была полностью забыта на следующем сеансе.
У пациентки был мгновенный проблеск осознания экстернали-
зации, но она еще не была готова отказаться от нее.
Второй способ экстернализации принимает форму постоян-
но ощущаемого сознательного либо бессознательного страха
или ожидания, что те недостатки, которые непереносимы для
самого человека, вызовут гнев у других людей. Человек может
быть настолько убежден, что то или иное поведение с его сто-
роны вызовет глубокую враждебность, что будет искренне изум-
лен, если не столкнется ни с каким враждебным откликом. На-
пример, пациентка, чей идеализированный образ содержал
элементы желания быть не менее добродетельной, чем свя-
щенник из произведения Виктора Гюго74 «Отверженные», была
крайне изумлена, обнаружив, что всегда, когда она занимала
твердую позицию или даже выражала свой гнев, люди относи-
лись к ней лучше, чем когда она вела себя как святая. Как мож-
но предположить на основе данного идеализированного обра-
за, доминирующей наклонностью пациентки была уступчивость.
Проистекая первоначально из ее потребности в близости с дру-
гими, она была крайне усилена ее ожиданием ответной враж-
дебности. Возросшая уступчивость является в действительно-
сти одним из главных следствий этой формы экстернализации
и иллюстрирует, как невротические наклонности, образуя по-
рочный круг, постоянно усиливают одна другую. Навязчивая
уступчивость возрастает как следствие того, что идеализиро-
ванный образ, содержащий в этой конфигурации элементы свя-
тости, побуждает человека к еще большему самоуничижению.
Возникающие в результате этого враждебные импульсы вызы-
вают тогда гнев на себя. А экстернализация гнева, ведущая к
росту страха перед другими людьми, в свою очередь, усилива-
ет уступчивость.
Третий способ экстернализации гнева — сосредоточение на
телесных расстройствах. Гнев на себя, когда он не пережива-
ется как таковой, явно приводит к значительной напряженнос-
ти на физиологическом уровне, которая может проявляться в
форме расстройств кишечника, головных болей, усталости и
так далее. Поучительно видеть, как все эти симптомы мгновен-
90
но исчезают, едва лишь человек на сознательном уровне по-
чувствует этот гнев. Можно сомневаться в том, назвать ли эти
физические манифестации экстернализацией или же рассмат-
ривать их просто как физиологические последствия вытеснен-
ного гнева. Но вряд ли можно отделять эти манифестации от
той пользы, которую извлекают из них пациенты. Как правило,
они горячо и энергично стараются приписать свои психологи-
ческие затруднения своим телесным заболеваниям, а их, в свою
очередь, некоторой внешней причине. Они заинтересованы в
доказательстве того, что в психологическом плане у них все в
порядке; просто они страдают от кишечных расстройств, выз-
ванных неправильной диетой, или от переутомления, вызван-
ного чрезмерной работой, или от ревматизма, вызванного влаж-
ным воздухом, и так далее.
О том, чего достигает невротик посредством экстернализа-
ции своего гнева, здесь можно сказать то же самое, что и по
поводу презрения к себе. Однако следует упомянуть еще об
одном дополнительном соображении. Как далеко заходят в этом
такие пациенты, понять до конца нельзя, если не осознать ту
реальную опасность, которая связана с этими саморазрушитель-
ными импульсами. Пациентка, фигурирующая в первом приме-
ре, лишь на мгновение испытала побуждение разорвать себя
на части, но психотики75 могут реально осуществить это и пока-
лечить себя76. Вероятно, если бы не экстернализация, число
самоубийств было бы намного больше. Понятно, почему Фрейд,
осознавая могучую силу импульсов саморазрушения, постули-
ровал инстинкт саморазрушения (инстинкт смерти), хотя этой
концепцией он закрыл путь к действительному его пониманию,
а значит к эффективной терапии.
Сила чувства внутреннего принуждения зависит от того, в
какой степени человек скован авторитарным контролем идеа-
лизированного образа. Трудно переоценить этот гнет. Он хуже
любого внешнего принуждения, потому что последнее позво-
ляет сохранить внутреннюю свободу. Пациенты по большей
части не осознают это чувство, но его силу можно оценить по
облегчению, которое у них наступает, когда, устранив его, они
обретают некоторую степень внутренней свободы. Принужде-
ние может быть экстернализировано в форме оказания давле-
ния на других. Внешне это может выглядеть точно так же, как и
невротическое стремление к доминированию, но, хотя они оба
могут иметь место, они различаются: принуждение, которое
представляет собой экстернализацию внутреннего гнета, не
требует в первую очередь личного послушания. Оно состоит
91
главным образом в навязывании другим людям тех стандар-
тов, которые терзают самого человека, с тем же пренебреже-
нием их счастьем. Пуританская психология77 является хорошо
известной иллюстрацией этого процесса.
Не менее важное значение имеет и экстернализация внут-
реннего диктата в форме сверхчувствительности ко всему во
внешнем мире, что хоть в малейшей степени напоминает при-
нуждение. Как известно любому наблюдательному человеку,
такая сверхчувствительность вполне обычна. Не вся она про-
истекает из принуждения, налагаемого человеком на самого
себя. Обычно в ней имеет место и иной элемент, когда соб-
ственное стремление к власти человек видит в других людях и
негодует из-за него. У отстраненных людей, мы полагаем, бу-
дет иметь место главным образом навязчивое отстаивание соб-
ственной независимости, которое с необходимостью делает их
крайне чувствительными к любому внешнему давлению. Экстер-
нализация принуждения, бессознательно налагаемого челове-
ком на самого себя, является одним из источников, который не
столь заметен и который часто упускают из виду в психоанали-
зе. Это особенно достойно сожаления, потому что экстернали-
зация такого рода часто оказывает сильное подспудное влия-
ние на взаимоотношения между пациентом и психоаналитиком.
Пациент склонен упорно настаивать на необоснованности лю-
бого предположения, высказываемого психоаналитиком, даже
после того, как проанализированы более очевидные источники
его чувствительности на этот счет. В таком случае борьба, не-
обходимая для преодоления этого, становится все более жест-
кой, поскольку психоаналитик действительно хочет вызвать
изменения в пациенте. Его честное признание, что он всего лишь
хочет помочь восстановлению пациента и возрождению его
внутренних побудительных мотивов, приносит мало пользы.
Может ли он, пациент, не поддаваться некоторому ненамерен-
но оказываемому влиянию? В действительности, поскольку он
не знает, кем он является «на самом деле», он, вероятно, не
может быть избирательным в том, что он принимает или отвер-
гает, и никакие меры предосторожности психоаналитика воз-
держиваться от навязывания ему какого-либо лично им, психо-
аналитиком, разделяемого представления не будут иметь ни-
какого значения. И поскольку он также не знает, что он мучает-
ся от внутреннего принуждения, которое и подчинило его опре-
деленному шаблону, он может лишь противиться любому иду-
щему извне намерению изменить его, даже не пытаясь в нем
разобраться. Излишне говорить, что эта тщетная борьба имеет
92
место не только в психоаналитической ситуации, но непремен-
но возникает в большей или меньшей степени в любых тесных
взаимоотношениях. И только психоанализ этого внутреннего
процесса в конце концов изгонит этот призрак.
Дело осложняется тем, что чем более человек склонен ус-
тупать придирчивым требованиям своего идеализированного
образа, тем в большей степени он будет экстернализировать
такую уступчивость. Он будет стараться соответствовать тому,
что ожидает от него психоаналитик или, собственно говоря,
любой другой или что, как он думает, они ожидают от него. Он
может казаться податливым или даже доверчивым, но в то же
самое время он будет копить скрытое негодование против та-
кого «принуждения». В результате может получиться, что он в
конечном счете станет в каждом видеть деспота и будет него-
довать на весь мир.
Какую же выгоду тогда получает человек посредством эк-
стернализации своего внутреннего принуждения? До тех пор,
пока он считает, что оно приходит извне, он может противиться
ему, пусть даже только мысленно. Сходным образом, идущих
извне ограничений можно избежать; можно сохранить иллюзию
свободы. Но еще более важное значение имеет фактор, приве-
денный выше: признание внутреннего принуждения означало
бы признание в том, что он не является своим идеализирован-
ным образом со всеми вытекающими из этого последствиями.
Представляет интерес вопрос о том, выражается ли и в ка-
кой степени давление такого внутреннего принуждения также и
в физических симптомах. Мое собственное впечатление состо-
ит в том, что оно оказывает влияние при астме, высоком кровя-
ном давлении и запорах, но мой опыт здесь ограничен.
Нам остается обсудить экстернализацию различных черт,
которые противоположны идеализированному образу. В целом
она осуществляется посредством простой проекции, то есть в
форме восприятия их как принадлежащих другим людям или
посредством перекладывания ответственности за них на дру-
гих людей. Эти процессы не обязательно происходят вместе. В
следующих примерах нам, возможно, придется повторить не-
которые положения, уже отмеченные в этой связи, а также не-
которые другие общеизвестные вещи, но иллюстрации помогут
нам достичь более глубокого понимания смысла проекции.
Пациент-алкоголик А. жаловался на невнимание своей лю-
бовницы. Насколько я могла понять, эти жалобы были безосно-
вательны или во всяком случае очень сильно преувеличены.
Для внешнего наблюдателя было вполне очевидно, что сам А.
93
страдал от внутреннего конфликта, поскольку, с одной сторо-
ны, был уступчивым, добродушным и щедрым человеком, а с
другой — деспотичным, требовательным и высокомерным.
Здесь, следовательно, имела место проекция агрессивных на-
клонностей. Но что сделало необходимой такую проекцию? В
его идеализированном образе агрессивные наклонности были
всего лишь естественной составляющей сильной личности.
Однако преобладающей чертой была доброта — со времен
святого Франциска78 не было никого, кто мог бы сравниться с
ним по доброте, так же, как никогда не было такого идеального
друга. Была ли в таком случае эта проекция уступкой его идеа-
лизированному образу? Несомненно! Но она также позволяла
ему отреагировать свои агрессивные наклонности, не осозна-
вая их и поэтому не сталкиваясь лицом к лицу со своими конф-
ликтами. Здесь мы видим человека, зажатого в тиски неразре-
шимой дилеммы. Он не мог отказаться от своих агрессивных
наклонностей из-за их навязчивого, компульсивного характера.
Он также не мог отказаться и от своего идеализированного об-
раза, ибо именно этот образ поддерживал хотя бы некое подо-
бие его целостности. Проекция была выходом из этой дилем-
мы. Таким образом, в ней выражалась двойственность бес-
сознательных тенденций: она позволяла ему предъявлять все
свои агрессивные требования и в то же самбе время быть иде-
альным другом.
Пациент также подозревал эту женщину в неверности. Для
этого не было абсолютно никаких оснований: она была ему по-
чти по-матерински преданна. На самом деле он сам был скло-
нен к мимолетным любовным приключениям, которые держал
в тайне. Можно было бы подумать о страхе возмездия, кото-
рый вырастал из того, что он судил о других людях по себе.
Здесь определенно присутствовала потребность в самооправ-
дании. Рассмотрение возможной проекции гомосексуальных
наклонностей не помогло прояснить ситуацию. Ключ лежал в
его особом отношении к собственной неверности. Его любов-
ные похождения не были им забыты, но при обращении к про-
шлому не вспоминались. Они как бы более не являлись пере-
житым опытом. С другой стороны, мнимая неверность женщи-
ны представала ярко и отчетливо. Здесь, следовательно, име-
ла место экстернализация переживания. Ее функция была той
же самой, что и в предыдущем примере: она позволяла ему
сохранять свой идеализированный образ и одновременно по-
ступать как ему заблагорассудится.
Политика силы, практикуемая среди политических и профес-
94
сиональных групп, может служить еще одним таким примером.
Часто подобное интриганство мотивируется сознательным на-
мерением ослабить соперника и усилить собственную позицию.
Но оно может также иметь своим источником неосознаваемую
дилемму, сходную с представленной выше. В этом случае оно
будет выражением бессознательной двойственности. Это по-
зволит человеку строить всевозможные интриги и хитрости,
связанные с такой формой нападения, не пятная при этом свой
идеализированный образ. В то же самое время он получает
превосходный способ изливать весь гнев и презрение к себе на
другого человека, а еще лучше на того, кому наиболее жела-
тельно нанести поражение.
В заключение я особо остановлюсь на том, каким образом
ответственность обычно переносится на других людей без на-
деления их при этом собственными трудностями. Многие паци-
енты, как только их ставят перед осознанием тех или иных про-
блем, немедленно переводят разговор на детство и строят на
нем все свои оправдания. Они чувствительны к принуждению,
говорят они, потому что у них была деспотичная мать. Они лег-
ко оскорбляются, потому что страдали от унижений в детстве;
они мстительны из-за своих ран, полученных в детском возрас-
те; они имеют отстраненный характер, потому что в детстве и
юности их никто не понимал; они испытывают внутренние зап-
реты в сексуальной сфере вследствие своего пуританского вос-
питания и так далее. Я не имею здесь в виду те беседы, в ходе
которых как психоаналитик, так и пациент всерьез пытаются
понять значение раннего опыта, я, скорее, имею в виду ту чрез-
мерную готовность исследовать детство, которая не ведет ни к
чему, кроме бесконечных повторений, и сопровождается такой
же степенью незаинтересованности исследовать силы, действу-
ющие внутри пациента в настоящее время.
Ввиду того, что такая попытка обращения к детству подкреп-
ляется тем, что Фрейд придавал особое значение прослежива-
нию генезиса, давайте тщательно исследуем, в какой степени
она основана на истине, а в какой — на заблуждении. Справед-
ливо, что невротическое развитие пациента начинается в дет-
стве и что все сведения, которые он может предоставить, су-
щественны для понимания специфики происходившего разви-
тия. Также справедливо, что он не несет ответственности за
свой невроз. Воздействие обстоятельств было таковым, что он
не мог развиваться иным образом. По причинам, которые вско-
ре будут обсуждаться, психоаналитик должен очень ясно под-
черкивать этот момент.
95
Заблуждение связано с отсутствием у пациента интереса ко
всем тем силам, которые укоренились в нем на основе его дет-
ства. Однако именно эти силы действуют в нем и в настоящее
время и стоят за его нынешними затруднениями. Возможно, то,
что в детстве вокруг себя он видел много лицемерия, могло
сыграть некоторую роль, например, в том, что он стал цинич-
ным. Но, если он связывает свой цинизм только со своими дет-
скими переживаниями, он игнорирует существующую у него в
данное время потребность быть циником — потребность, ис-
точник которой лежит в том, что он разрывается между несов-
местимыми идеалами и поэтому в попытке разрешить этот кон-
фликт вынужден выбросить за борт все моральные ценности
вообще. Кроме того, он имеет тенденцию принимать на себя
ответственность там, где он не может ее нести, и отказывается
принимать ее там, где должен это делать. Он продолжает ссы-
латься на переживания ранних лет жизни для того, чтобы вновь
уверить себя в том, что он действительно не может не иметь
определенных слабостей и недостатков, и в то же самое время
считает, что он должен был бы выйти из своих ранних затруд-
нений незатронутым, подобно белой лилии, поднимающейся из
болота незапятнанной. За это частично несет ответственность
его идеализированный образ, так как он не позволяет ему при-
знавать свои прошлые или нынешние недостатки или конфлик-
ты. Но еще важнее, что когда он твердит о своем детстве, он
совершает своего рода бегство от собственного «я», бегство,
которое все же позволяет ему поддерживать иллюзию готовно-
сти к исследованию себя. Поскольку он совершает экстернали-
зацию, он не ощущает сил, действующих внутри него; и он не
может ощущать себя активным инструментом собственной жиз-
ни. Утратив в себе движущую силу, он чувствует себя мячом,
который, будучи однажды брошен с холма вниз, должен про-
должать катиться, или раз и навсегда запрограммированным
«подопытным кроликом».
Тот односторонний упор, который пациент может делать на
собственном детстве, служит столь явным выражением его на-
клонностей к экстернализации, что всегда, когда я сталкиваюсь
с таким отношением, я ожидаю обнаружить человека, полнос-
тью отчужденного от себя самого и под влиянием центробеж-
ной силы продолжающего отдаляться от себя. И я еще ни разу
не ошиблась в таком предположении.
Тенденция к экстернализации действует и в сновидениях.
Если психоаналитик предстает в сновидениях пациента в каче-
стве тюремщика, если в сновидениях женщины ее муж захло-
96
пывает двери, через которые она хочет пройти, если происхо-
дят несчастные случаи или какие-то препятствия мешают дос-
тичь глубоко желанной цели, то эти сновидения представляют
собой попытку отрицать внутренний конфликт и приписать его
некоторому внешнему фактору.
Психоанализ пациента с сильной тенденцией к экстернали-
зации представляет особые трудности. Он приходит к психо-
аналитику так же, как он пришел бы к зубному врачу, ожидая,
что тот выполнит работу, которая его лично на самом деле ни-
как не затрагивает. Его беспокоит невроз жены, друга, брата,
но не свой собственный. Он говорит о трудных обстоятельствах
своей жизни, но с большим трудом идет на то, чтобы исследо-
вать в них свою роль. Если бы его жена не была столь невро-
тичной или его работа не расстраивала бы его так сильно, с
ним все было бы в порядке. В течение длительного периода
времени он абсолютно не осознает, что внутри него, возможно,
действуют какие-то эмоциональные силы; он боится привиде-
ний, грабителей, гроз, мстительных людей вокруг себя, полити-
ческой ситуации, но никогда не боится самого себя. В лучшем
случае он уделяет внимание своим проблемам ради удовлет-
ворения чисто интеллектуального или артистического интере-
са. Но до тех пор, пока он, так сказать, психологически не суще-
ствует, он просто не в состоянии применить к своей подлинной
жизни достигнутое им осознание и поэтому, несмотря на значи-
тельно возросшее знание о себе, может меняться очень мало.
Экстернализация, таким образом, является по сути актив-
ным процессом самоустранения. Причина, по которой она во-
обще возможна, заключается в отчуждении от собственного «я»,
которое так или иначе обязательно внутренне присутствует в
невротическом процессе. С устранением «я» вполне естествен-
но, что внутренние конфликты также должны устраняться из
процесса осознания. Но, наполняя человека упреками и уко-
ризной, делая его более мстительным и полным страха перед
другими людьми, экстернализация заменяет внутренние конф-
ликты внешними. Точнее говоря, она крайне усугубляет тот кон-
фликт, который и послужил первотолчком, приведшим в дей-
ствие весь невротический процесс: конфликт между индивидом
и внешним миром.
97
4—1081
Глава 8
Дополнительные способы достижения
искусственной гармонии
Общеизвестно, что одна ложь обычно ведет к другой, а
той для поддержки требуется третья и так далее, пока
человек окончательно не запутается в прочной паути-
не лжи. Нечто подобное может случиться в любой ситуации в
жизни как отдельного человека, так и целой группы, если отсут-
ствует решимость добраться до выяснения сути дела. Метод
латания дыр может оказать определенную помощь, но он поро-
дит и новые проблемы, которые в свою очередь потребуют еще
что-то менять и приспосабливать. То же самое справедливо
для попыток невротика разрешить базальный конфликт; здесь,
как и везде, не поможет ничто, кроме радикального изменения
тех условий, которые породили исходное затруднение. Вместо
этого невротик нагромождает — и не может этого не делать —
одно псевдорешение на другое. Он может пытаться, как мы
видели, сделать господствующей одну сторону конфликта. Как
и ранее, конфликт продолжает так же раздирать его на части.
Он может прибегнуть к столь радикальной мере, как попытка
полной отстраненности от других людей; но хотя действие кон-
фликта приостанавливается, вся его жизнь ставится на хруп-
кую основу. Он создает свой идеализированный образ, в кото-
ром он предстает торжествующим и целостным, но в то же са-
мое время этот образ вносит новый разлад. Он пытается избе-
жать этого разлада, устраняя с поля битвы свое внутреннее «я»,
однако оказывается в еще более невыносимом положении.
Для поддержания столь неустойчивого равновесия требу-
ются более значительные меры. Тогда он обращается к како-
му-либо из многочисленных бессознательных средств, среди
которых зоны избирательной слепоты, самоизоляция, рацио-
нализация, строжайший самоконтроль, непререкаемая право-
та, уклончивость и цинизм. Мы не будем пытаться обсуждать эти
явления per se — это была бы слишком большая задача, — но пока-
жем лишь, как они используются в связи с конфликтами.
Расхождение между реальным поведением невротика и его
идеализированным представлением о себе может быть столь
очевидным, что нельзя не поражаться, как он сам этого не ви-
дит. Но, будучи далек от этого, он способен оставаться в неве-
дении относительно противоречия, которое бьет ему прямо в
98
глаза. Такого рода избирательная слепота в отношении наи-
более очевидных противоречий была одним из первых момен-
тов, которые привлекли мое внимание к наличию и существен-
ному значению описанных мною конфликтов. Например, паци-
ент, у которого были все характерные черты уступчивого типа и
который считал себя христоподобным человеком, как-то слу-
чайно сказал мне, что на собраниях коллектива он часто «стре-
лял» в своих коллег легким движением большого пальца. Ко-
нечно, то деструктивное стремление, которое вызывало эти
метафорические убийства, было в то время бессознательным;
но суть дела здесь заключается в том, что символическая
стрельба по коллегам, которую он шутливо называл «игрой»,
ни в малейшей степени не мешала его представлению о себе
как о подобии Христу.
Другой пациент, ученый, думал, что серьезно предан своей
работе, и считал себя новатором в своей области, однако руко-
водствовался в своем выборе того, что ему следует публико-
вать, чисто конъюнктурными мотивами, представляя лишь те
работы, которые, по его мнению, вызовут наиболее шумный
отклик. При этом не было никаких попыток маскировки, а всего
лишь та же самая блаженная забывчивость относительно име-
ющегося противоречия. Сходным образом, человек, который в
своем идеализированном образе был сама добродетель, чест-
ность и прямота, не считал зазорным брать деньги у одной де-
вушки и тратить их на другую.
Очевидно, что в каждом из этих случаев функцией такого
рода «слепоты» было не допустить осознания лежащих в осно-
ве конфликтов. Удивительна та степень, в которой это было
возможно, тем более что пациенты, о которых идет речь, были
не только умными и образованными людьми, но и сведущими в
психологии. Сказать, что все мы склонны отворачиваться от
того, что не хотим видеть, значит дать явно недостаточное
объяснение. Нам следовало бы добавить, что то, в какой сте-
пени мы стираем что-то в своей памяти, зависит от степени
нашей заинтересованности в этом. В итоге такая искусствен-
ная слепота весьма ясно демонстрирует, как велико наше от-
вращение к осознанию конфликтов. Но реальная проблема
здесь состоит в том, как мы ухитряемся не замечать такие бро-
сающиеся в глаза противоречия, как только что приведенные.
Дело в том, что существуют особые условия, без которых это
Действительно было бы невозможно. Одним из них является
поразительная бесчувственность к нашему собственному эмо-
циональному опыту. Другим условием, уже отмеченным Штре-
99
кером79, является феномен фрагментации жизни на изолиро-
ванные «отсеки» (compartments). Штрекер, который также при-
водит иллюстрации зон избирательной слепоты, говорит о не-
проницаемых для логики отсеках и четком их разделении. Есть
отсек для друзей и отсек для врагов, отсек для семьи и отсек
для посторонних, отсек для профессиональной и отсек для лич-
ной жизни, отсек для равных по социальному положению и от-
сек для нижестоящих. Поэтому то, что происходит в одном от-
секе, для невротика не выглядит противоречащим тому, что
происходит в другом. Человек может жить так лишь тогда, ког-
да вследствие своих конфликтов он утратил ощущение своей
целостности. Таким образом, фрагментация жизни на изолиро-
ванные отсеки — это в такой же степени результат потери це-
лостности вследствие своих конфликтов, как и защита от их
осознания. Это процесс того же рода, что и описанный в случае
одного из видов идеализированного образа: противоречия ос-
таются, а конфликты таинственно улетучиваются. Трудно ска-
зать, то ли тип идеализированного образа определяет созда-
ние изолированных отсеков, то ли наоборот. Однако представ-
ляется вероятным, что факт разделения своей жизни по изоли-
рованным отсекам является более фундаментальным и опре-
деляет, какого рода идеализированный образ будет создан.
Чтобы должным образом оценить этот феномен, необходи-
мо учесть культурные факторы. Человек до такой степени пре-
вратился в простой «винтик» сложной социальной системы, что
отчуждение от самого себя стало почти всеобщим, а сами че-
ловеческие ценности пришли в упадок. Как результат бесчис-
ленных вопиющих противоречий, свойственных нашей цивили-
зации, нравственное чувство оказалось утраченным. К мораль-
ным нормам относятся столь поверхностно и небрежно, что
никого не удивит, например, если сегодня человек ведет себя
как набожный христианин или преданный отец, а завтра — как
гангстер80. Вокруг нас слишком мало чистосердечных и целост-
ных людей, которые могли бы послужить контрастом нашей
собственной беспорядочности. То, что в рамках психоаналити-
ческой ситуации Фрейд отбрасывал моральные ценности, —
следствие его взгляда на психологию как на естественнонауч-
ную дисциплину — содействовало тому, чтобы сделать психо-
аналитика не менее слепым по отношению к противоречиям
такого рода, чем сам пациент. Психоаналитик считает «ненауч-
ным» иметь собственные моральные ценности или проявлять
какой-либо интерес к моральным ценностям пациента. Факти-
ческое принятие противоречий можно найти во многих теоре-
100
тических формулировках, не обязательно привязанных к мо-
ральной сфере.
Рационализацию можно определить как самообман посред-
ством логического рассуждения. Распространенное представ-
ление о том, что она используется главным образом для само-
оправдания или для того, чтобы подогнать свои мотивы и дей-
ствия под принятую идеологию, правомерно лишь до опреде-
ленной степени; при этом подразумевается, что люди, живу-
щие в одной и той же цивилизации, строят рационалистичес-
кие объяснения в одних и тех же направлениях; между тем в
действительности имеется широкий диапазон индивидуальных
различий как в том, что рационализируется, так и в методах ее
осуществления. То, что это должно быть так, вполне естествен-
но, если мы будем рассматривать рационализацию как один из
способов поддержки невротических попыток создания искусст-
венной гармонии. Этот процесс в действии можно видеть на
любой из опор защитных лесов, построенных вокруг базально-
го конфликта. Преобладающий тип отношения усиливается
посредством соответствующей аргументации: факторы, кото-
рые сделали бы конфликт зримым, либо сводятся к минимуму,
либо преобразуются, подстраиваясь под него. То, как аргумен-
тация с целью самообмана способствует обтекаемости лично-
сти, обнаруживается при сопоставлении уступчивого типа с аг-
рессивным. Первый приписывает свое желание быть полезным
чувствам симпатии, даже если у него имеются сильные наклон-
ности к деспотизму; и если они слишком заметны, он рациона-
лизирует их как проявление заботы о других. Второй тип, когда
он является полезным, твердо отрицает наличие какого-либо
чувства симпатии и приписывает свое действие исключитель-
но целесообразности. Для поддержания идеализированного
образа всегда требуется немалая доля рационализации: необ-
ходимо разубедить в существовании расхождения между ре-
альным «я» и идеализированным образом. В экстернализации
ее пускают в ход, чтобы доказать роль внешних обстоятельств
или показать, что неприемлемые для самого индивида черты
— это не более чем «естественная» реакция на поведение дру-
гих людей.
Тенденция к строжайшему самоконтролю может быть столь
сильной, что я одно время причисляла ее к самостоятельным
невротическим наклонностям81. Его функция заключается в том,
чтобы служить преградой против возможного переполнения
противоречивыми эмоциями. Хотя вначале он часто является
актом сознательного волевого усилия, со временем он обычно
101
становится более или менее автоматическим. Люди, которые
ведут такой контроль, не позволят себе поддаться ни энтузиаз-
му, ни сексуальному возбуждению, ни жалости к себе или ярос-
ти. В психоанализе они испытывают величайшие трудности в
порождении свободных ассоциаций; они не позволяют себе
употреблять алкоголь для поднятия духа и часто предпочита-
ют терпеть боль, но не подвергнуться анестезии. Короче гово-
ря, они пытаются сдерживать любое проявление спонтаннос-
ти. Эта черта наиболее сильно развита у людей, чьи конфлик-
ты находятся на виду; у тех, кто не предпринял никаких шагов,
которые обычно помогают скрывать от взора конфликты; кто не
отдал явного предпочтения ни одному из конфликтующих отно-
шений; кто не развил достаточной отстраненности для того,
чтобы прекратить действие конфликтов. Таких людей скрепля-
ет лишь их идеализированный образ; и, очевидно, его связую-
щая сила недостаточна, если она не подкрепляется той или
другой из первичных попыток установления внутреннего един-
ства. Данный образ особенно неадекватен, когда он принимает
форму соединения противоречивых элементов. Тогда действие
силы воли, сознательное или бессознательное, необходимо для
того, чтобы держать под контролем противоречивые побужде-
ния. Так как наиболее разрушительными являются побуждения
к насилию, диктуемые яростью, то большая часть энергии на-
правляется на контроль ярости. Здесь приводится в действие
порочный круг; ярость, по причине ее подавления, приобрета-
ет взрывную силу, для сдерживания которой, в свою очередь,
требуется еще более жесткий самоконтроль. Если обратить
внимание пациента на его чрезмерный самоконтроль, он ста-
нет защищать его, считая его достоинством, необходимым для
любого цивилизованного человека. При этом он совершенно
упускает из виду навязчивую, компульсивную природу своего
контроля. Он не может не вести за собой крайне жесткий конт-
роль и впадает в панику, если по какой-либо причине такой са-
моконтроль срывается. Эта паника может проявляться как страх
сойти с ума, который ясно указывает на то, что функцией конт-
роля является устранение опасности расщепления.
Деспотичная правота (самонадеянность) выполняет двой-
ную функцию — устранения внутреннего сомнения и оказания
внешнего воздействия. Сомнение и нерешительность являют-
ся неизменными спутниками неразрешенных конфликтов и мо-
гут достигать весьма мощной силы, достаточной, чтобы пара-
лизовать всякое действие. В таком состоянии человек, есте-
ственно, подвержен влияниям. Когда у нас есть подлинные убеж-
102
дения, нас нелегко поколебать; но если всю свою жизнь мы сто-
им на распутье, не зная, в каком направлении нам пойти, вне-
шние силы легко могут стать определяющим фактором, хотя бы
временно. Кроме того, нерешительность касается не только воз-
можных направлений действия, но она охватывает также сомне-
ния относительно самого себя, своих прав, своей ценности.
Вся эта неуверенность снижает нашу способность справлять-
ся с жизнью. Однако очевидно, что переносить ее могут по-раз-
ному. Чем в большей степени человек воспринимает жизнь как
беспощадную борьбу, тем сильнее он будет убежден в том, что
сомнение — это опасная слабость. Чем более он обособлен,
чем упорнее он отстаивает свою независимость, тем в боль-
шей мере подверженность постороннему влиянию будет источ-
ником раздражения. Все мои наблюдения указывают на то, что
сочетание доминирующих агрессивных наклонностей и отстра-
ненности является наиболее благоприятной почвой для разви-
тия непререкаемой правоты; и чем ближе к поверхности подни-
мается агрессия, тем более воинственной становится правота.
Агрессия представляет собой попытку раз и навсегда решить
конфликты посредством произвольного и догматического дек-
ларирования своей неизменной правоты. В такой системе, где
управляет рационализм, эмоции становятся действующими
изнутри предателями и их необходимо держать под неослаб-
ным контролем. Покой может быть достигнут, но это покой мо-
гилы. Как и следовало ожидать, такие люди испытывают отвра-
щение к самой идее психоанализа, поскольку он угрожает раз-
рушить стройно выстроенную картину.
Уклончивость почти диаметрально противоположна непре-
рекаемой правоте, но является столь же эффективной защи-
той против осознания конфликтов. Пациенты, склонные к такой
форме защиты, часто напоминают тех сказочных персонажей,
которые, спасаясь от преследования, превращаются в рыбу;
если же в этом обличье находиться опасно, они обращаются в
оленя; если охотник их ловит, они улетают от него, становясь
птицей. Вы никогда не можете получить от них какого-либо чет-
кого суждения; они отрицают то, что говорили, или убеждают
вас в том, что имели в виду нечто совсем другое. Они облада-
ют изумительной способностью все затуманивать. Они не в со-
стоянии дать конкретный отчет о каком-либо происшествии;
даже если они стараются это сделать, все равно в конце их
рассказа слушатель так и не понимает толком, что же в дей-
ствительности произошло.
Та же путаница царит и в их жизни. Сейчас они испытывают
103
злобу, а через минуту — симпатию: они то чрезмерно заботли-
вы, то безжалостно безразличны; в одних отношениях они дес-
потичны, в других — проявляют самоуничижение. Они стремятся
занять позицию деспота лишь для того, чтобы затем превра-
титься в «тряпку», а после этого вернуться к исходным отноше-
ниям. Если они с кем-либо плохо обошлись, их будет перепол-
нять раскаяние, они попытаются измениться к лучшему, затем
почувствуют себя «простофилями» и снова станут вести себя
оскорбительно. Для них нет ничего настоящего, истинного.
Психоаналитик вполне может быть смущен и обескуражен,
чувствуя, что здесь нет материала, с которым можно работать.
В этом он ошибается. Это просто пациенты, которым не уда-
лось перенять обычные психологические механизмы, придаю-
щие единообразие: им не только не удалось вытеснить те или
иные стороны своего конфликта, но у них также не выработа-
лось никакого определенного идеализированного образа. В
некотором отношении они, можно сказать, демонстрируют зна-
чение этих попыток. Ибо безотносительно к тому, насколько
мучительны последствия, люди, которые действуют таким об-
разом, лучше организованы и далеко не так потеряны, как люди
уклончивого типа. С другой стороны, психоаналитик совершил
бы такую же ошибку, если бы посчитал свою работу легкой
вследствие того, что эти конфликты очевидны, и поэтому нет
надобности извлекать их на поверхность. Тем не менее он об-
наружит, что любое прояснение вызывает у пациента отвраще-
ние, а это может приводить к потере надежд излечить пациен-
та, если только он сам не понимает, что такое поведение явля-
ется способом пациента отвращать опасность любого реаль-
ного осознания.
Последней формой защиты против осознания конфликтов
является цинизм, отрицание и осмеивание моральных ценнос-
тей. Сидящая в глубине души неопределенность в отношении
моральных ценностей обязательно присутствует в любом не-
врозе, безотносительно к тому, сколь догматически человек
придерживается тех аспектов своих моральных норм, которые
для него приемлемы. Хотя генезис цинизма различен, его фун-
кция неизменно состоит в отрицании существования мораль-
ных ценностей и тем самым в освобождении невротика от не-
обходимости прояснить для самого себя, во что же он на са-
мом деле верит.
Цинизм может быть сознательным и, таким образом, слу-
жить принципом в макиавеллиевском духе и отстаиваться как
таковой. Имеет значение только внешняя видимость. Можно
104
делать, что заблагорассудится, до тех пор, пока не попадешь-
ся. Всякий, кто не окончательно глуп, тот лицемер. Такой паци-
ент может столь же настороженно относиться к использованию
психоаналитиком слова мораль, независимо от контекста, как
во времена Фрейда пациенты были чувствительны к упомина-
нию о сексе. Но цинизм может также оставаться бессознатель-
ным и скрываться за пустыми словами в духе господствующей
идеологии. Даже если человек совершенно не осознает ту
власть, которую имеет над ним цинизм, сам образ его жизни и
то, как он рассказывает о ней, покажут, что он действует в соот-
ветствии с его принципами. Или он может невольно запутаться
в противоречиях, подобно пациенту, который был уверен в том,
что верит в честность и порядочность, однако завидовал каж-
дому, кто получал удовольствие от бесчестных интриг, и него-
довал на то, что сам таким образом никогда не «выходил сухим
из воды». В терапии важно в соответствующий момент подвес-
ти пациента к полному осознанию своего цинизма и помочь ему
понять его. Также может быть необходимо объяснить, почему
для него желательно выработать собственную систему мораль-
ных ценностей.
Таким образом все, о чем шла речь выше, это формы защи-
ты, построенные вокруг ядер базального конфликта. Для про-
стоты я буду называть всю систему защиты защитной структу-
рой. В любом неврозе развивается сочетание разных форм за-
щиты; часто присутствуют все они, хотя и действуют с различ-
ной степенью активности.
105
Часть II
Последствия неразрешенных
конфликтов
Глава 9
Страхи
В поисках более глубокого смысла какой-либо невроти-
ческой проблемы мы легко можем потерять ориенти-
ры, попав в ее запутанный лабиринт. В этом нет ничего
необычного, так как мы не можем надеяться понять невроз, не
столкнувшись с его сложностью. Однако полезно время от време-
ни отойти в сторону, чтобы восстановить общую перспективу.
Мы шаг за шагом проследили развитие защитной структу-
ры. Мы видели, как воздвигаются одна защита за другой до тех
пор, пока не установится относительно статичная организация.
И что больше всего поражало нас во всем этом, так это тот
титанический труд, который затрачивался на этот процесс, труд
столь огромный, что мы вновь с изумлением спрашиваем, что
же побуждает человека идти по столь трудному пути и платить
при этом такую большую цену. Мы задаемся вопросом, какие
силы делают структуру столь ригидной и столь малоподатли-
вой для изменения. Не лежит ли мотивационная сила всего этого
процесса просто в страхе перед разрушительной мощью ба-
зального конфликта? Аналогия может приоткрыть путь к отве-
ту. Подобно любой аналогии, она не обладает буквальной точ-
ностью и поэтому может применяться лишь в широком смысле.
Давайте предположим, что человек с сомнительным прошлым
нашел дорогу в общество с помощью обмана. Конечно, он бу-
дет жить со страхом возможного разоблачения его прошлого.
С течением времени его положение укрепляется; он заводит
друзей, семью, получает работу. Он заботливо оберегает свое
новое положение, но при этом его охватывает новый страх —
страх потерять приобретенные блага. Гордость своим респек-
табельным положением отчуждает его от малопривлекатель-
106
ного прошлого. Он дает большие суммы на благотворительные
цели, в том числе даже своим старым товарищам, чтобы сте-
реть свою прошлую жизнь. Тем временем изменения, происхо-
дившие вею личности, вовлекают его в новые конфликты; в
конечном счете это приводит к тому, что его попытка построить
свою новую жизнь на ложной основе становится всего лишь
одним из подводных течений в его расстройстве.
Таким образом, в созданной невротиком организации базаль-
ный конфликт сохраняется, но при этом трансформируется.
Смягчаясь в одних отношениях, он усиливается в других. Од-
нако из-за движения по порочному кругу, свойственному данно-
му процессу, вытекающие из него конфликты становятся более
напряженными. Их обострению более всего способствует то,
что каждая новая защитная позиция еще сильнее ухудшает его
отношения с самим собой и другими людьми, — она образует
ту почву, из которой, как мы видели, растут конфликты. Но это
не все. По мере того как новые элементы — любовь или успех,
достигнутая отстраненность или сформировавшийся идеали-
зированный образ, какими бы иллюзиями они ни были окутаны,
— начинают играть важную роль в его жизни, возникает страх
иного порядка — страх того, что эти сокровища могут подверг-
нуться какой-либо опасности. А тем временем растущее отчуж-
дение человека от самого себя все более и более лишает его
способности работать над собой и таким образом избавиться
от своих трудностей. Вместо направленного развития воцаря-
ется инерция.
Защитная структура, несмотря на всю ее ригидность, очень
хрупка и сама дает начало новым страхам. Одним из них явля-
ется страх того, что ее равновесие будет нарушено. Хотя дан-
ная структура дает ощущение равновесия, его очень легко по-
колебать. Сам человек на сознательном уровне не видит этой
угрозы, но он не может не ощущать ее множеством способов.
Опыт научил его, что он может быть полностью выбит из колеи
без всякой видимой причины, что он впадает в ярость, чувству-
ет подъем, угнетенность, усталость или наталкивается на внут-
ренние запреты тогда, когда он менее всего ожидает или хочет
этого. Общая совокупность переживаний рождает в нем чув-
ство неуверенности, ощущение, что он не может полагаться на
самого себя, как если бы он скользил на коньках по тонкому
льду. Ощущение неустойчивости может также выражаться в его
походке, или в позе, или в отсутствии ловкости везде, где тре-
буется удерживать физическое равновесие.
Наиболее конкретным выражением этого страха является
107
страх умопомешательства. Когда он достаточно выражен, он
может быть главным симптомом, побуждающим человека ис-
кать психиатрической помощи. В таких случаях страх также
возникает вследствие вытеснения импульсов к совершению
всевозможных «сумасбродных» поступков, главным образом
деструктивного характера, без ощущения себя ответственным
за них. Однако страх сумасшествия не следует истолковывать
как указание на то, что человек действительно может сойти с
ума. Обычно он имеет преходящий характер и проявляется
лишь в состояниях сильного огорчения. Факторами, провоци-
рующими наиболее мучительный страх, являются внезапная
угроза идеализированному образу или растущее напряжение,
чаще всего вызываемое бессознательной яростью, которое
подвергает опасности строжайший самоконтроль. Например,
женщина, которая считала себя уравновешенной и храброй,
испытала приступ паники, когда в трудной ситуации ее охвати-
ло чувство беспомощности, мрачные предчувствия и яростный
гнев. Ее идеализированный образ, который, подобно стально-
му обручу, придавал ей некоторую целостность, внезапно лоп-
нул, и она оказалась перед страхом гибели. Мы уже говорили о
той панике, которая может охватить отстраненного человека,
когда его извлекают из его убежища и ставят в ситуацию непос-
редственной близости к другим людям, когда, например, ему
приходится идти на службу в армию или жить с родственника-
ми. Ужас, возникающий при этом, может также выражаться как
страх помешательства; и в этом случае действительно могут
возникать психотические эпизоды. Подобный страх возникает
и в процессе анализа, когда пациент, который пошел на очень
многое для того, чтобы создать искусственную гармонию, вне-
запно осознает, что внутренне рассечен на отдельные части.
То, что страх сумасшествия чаще всего обостряется вслед-
ствие бессознательной ярости, можно видеть в процессе ана-
лиза, когда при ослаблении этого страха его остатки принима-
ют форму опасения оскорбить, избить или даже убить кого-то в
условиях, где невозможен самоконтроль. Тогда человек будет
бояться совершить акт насилия во сне или под воздействием
выпивки, анестезии или сексуального возбуждения. Сама ярость
может быть осознаваемой или может проникать в сознание в
виде навязчивых импульсов к насилию, не связанных ни с ка-
ким аффектом. С другой стороны, она может быть совершенно
бессознательной; в этом случае человек не ощущает ничего,
кроме внезапных приступов смутной паники, которые могут со-
провождаться потом, головокружением или страхом потери со-
108
знания, указывающими на лежащий за ними страх того, что по-
буждения к насилию могут выйти из-под контроля. Там, где про-
исходит экстернализация бессознательной ярости, человек
может испытывать ужас перед грозами, привидениями, граби-
телями, змеями и так далее, то есть перед любой потенциаль-
но разрушительной силой вне его.
Но в конечном итоге страх потери рассудка сравнительно
редок. Просто он представляет собой наиболее явное выраже-
ние страха потери равновесия. Обычно этот страх действует
не столь явным образом. Тогда он предстает в смутной, рас-
плывчатой форме и может обостряться в результате любого
изменения привычного образа жизни. Подверженные ему лица
могут ощущать глубокое беспокойство, если им предстоит пу-
тешествие, переезд, смена работы, наем новой горничной или
что угодно еще. Всегда, когда только это возможно, они пыта-
ются избежать этих изменений. Угроза существующей стабиль-
ности может быть фактором, отпугивающим пациентов от пси-
хоанализа, в особенности если они нашли образ жизни, позво-
ляющий им достаточно хорошо справляться со своими функ-
циями. Когда они обсуждают желательность анализа, они оза-
бочены вопросами, которые на первый взгляд представляются
достаточно разумными. Не разрушит ли анализ их брак? Не сде-
лает ли он их временно неспособными к работе? Не сделает ли
он их раздражительными? Не помешает ли он их религии?
Как мы увидим, подобные вопросы отчасти обусловлены
безнадежностью пациента; он считает, что не стоит идти на
какой-либо риск. Но за его озабоченностью скрывается также
одно действительное опасение: ему нужно, чтобы его успокои-
ли в том, что психоанализ не поколеблет его равновесия. В та-
ких случаях мы можем с уверенностью утверждать, что его рав-
новесие особенно хрупко и что анализ будет трудным.
Может ли психоаналитик давать пациенту те уверения, ко-
торые тот хочет услышать? Нет, не может. Любая попытка пси-
хоанализа обычно создает временные осложнения. Однако что
аналитик действительно может сделать, так это найти корень
таких вопросов, объяснить пациенту, чего тот на самом деле
страшится, и сказать ему, что, хотя анализ и нарушит его рав-
новесие в данный момент, он даст ему возможность достичь
равновесия на более прочной основе.
Еще одним видом страха, порождаемого защитной структу-
рой, является страх разоблачения. Его источник лежит во мно-
жестве разнообразных уловок и притворств, которые использу-
ются в процессе развития и поддержания самой этой структу-
109
ры. Они будут описаны в связи с утратой нравственной цельно-
сти. вызванной нерешенными конфликтами. В данном контек-
сте нам необходимо указать на то, что невротик хочет казаться
как себе, так и другим людям не тем, кем он в действительнос-
ти является, а более гармоничным, более здравомыслящим,
более великодушным, могущественным или беспощадным.
Трудно сказать, боится ли он больше разоблачения перед со-
бой или перед другими. На сознательном уровне его более всего
заботит мнение о нем других людей, и чем в большей степени
происходит экстернализация его страха, тем сильнее он озабо-
чен тем, чтобы его не разоблачили. В этом случае он может го-
ворить, что то, что он думает о себе, не имеет значения; он легко
справится с открытием в себе недостатков, лишь бы другие оста-
вались о них в неведении. Это не соответствует действительнос-
ти, но именно так он ощущает это на сознательном уровне, что
указывает на степень имеющей место экстернализации.
Страх разоблачения может проявляться у человека как смут-
ное чувство, что он является обманщиком, либо может присое-
диняться к какой-либо частной особенности человека, лишь
отдаленно связанной с тем, что его в действительности беспо-
коит. Человек может бояться, что он не так умен, компетентен,
не так хорошо образован и привлекателен, каким его считают.
Таким образом, он переносит свой страх на те качества, кото-
рые не отражают его характер. Так, один из пациентов вспом-
нил, что в ранней юности его преследовал страх, что его пер-
венство в классе целиком покоится на обмане. Каждый раз,
когда он переходил в другую школу, он был уверен, что на этот
раз его выведут на чистую воду, и этот страх упорно сохранял-
ся даже тогда, когда он опять оказывался в числе лучших. Его
чувство озадачивало его, но он был неспособен понять его при-
чину. Он не мог осознать глубины своей проблемы, потому что
шел по ложному пути: его страх разоблачения не имел абсо-
лютно никакого отношения к его интеллекту, он был просто пе-
ренесен в эту сферу. На самом деле он был связан с его бес-
сознательным притворством, будто он добрый малый, которо-
му наплевать на свои успехи, в то время как в действительнос-
ти он был одержим разрушительной потребностью в триумфаль-
ном первенстве над другими людьми. Эта иллюстрация приво-
дит к существенному обобщению. Страх оказаться обманщи-
ком всегда связан с некоторым объективным фактором, но обыч-
но это не тот страх, о котором думает пациент. Симптоматич-
но, что его ярким выражением является свойство краснеть или
страх покраснеть. Так как то притворство, разоблачения кото-
110
рого боится пациент, является бессознательным, аналитик со-
вершит серьезную ошибку, если, заметив у пациента страх ра-
зоблачения, станет искать некоторое переживание, которого,
по его мнению, пациент стыдится и которое скрывает. Но паци-
ент может и не скрывать ничего такого. Тогда его охватывает
еще более сильный страх, что, должно быть, в нем есть нечто
особенно дурное, что он бессознательно не хочет обнаружить.
Такая ситуация способствует тщательному исследованию себя
в плане самоосуждения, но не конструктивной работе. Он, воз-
можно, углубится в рассмотрение деталей своих сексуальных
эпизодов или деструктивных импульсов. Но страх разоблаче-
ния будет оставаться до тех пор, пока аналитик не увидит, что
пациент зажат в тиски конфликта и что он сам прорабатывает
лишь одну из его сторон.
Страх разоблачения может вызывать любая ситуация, ко-
торая для невротика означает возможность подвергнуться ис-
пытанию. Сюда относятся начало новой работы, попытка под-
ружиться с новыми людьми, поступление в новую школу, экза-
мены, общественные собрания или любое другое событие, ко-
торое может обратить на него внимание, даже если это не бо-
лее чем участие в обсуждении. Часто то, что сознательно вос-
принимается как страх неудачи, в действительности связано
со страхом разоблачения и поэтому не снимается в результате
успеха. Человек будет просто чувствовать, что на этот раз его
«пронесло», но что будет дальше? А если он потерпит неуда-
чу, то убедится в еще большей степени, что всегда был обман-
щиком и что на этот раз его поймали. Одним из следствий тако-
го чувства является робость, особенно в любой новой ситуа-
ции. Другим является настороженное отношение к тому, что его
любят или ценят. Такой человек будет думать, сознательно или
бессознательно: «Теперь они меня любят, но если бы они на
самом деле знали меня, они бы иначе относились ко мне». Ес-
тественно, этот страх играет свою роль в анализе, явная цель
которого и состоит в «разоблачении».
Каждый новый страх требует нового набора защит. Защи-
ты, воздвигнутые против страха разоблачения, делятся на два
противоположных вида и зависят от структуры характера в це-
лом. С одной стороны, имеет место тенденция избегать ситуа-
ций проверки любого рода, а если их нельзя избежать, то по-
стараться их отложить, поставить под свой контроль и надеть
на себя непроницаемую маску. С другой стороны, имеет место
бессознательная попытка достичь в обмане такого совершен-
ства, что пропадет сама боязнь разоблачения. Последний тип
111
отношения имеет не только защитный характер: высокопарную
ложь используют также люди агрессивного типа, которые в жиз-
ни надевают на себя чужую личину, чтобы произвести нужное
впечатление на тех людей, кого они хотят эксплуатировать; тог-
да любое сомнение в их адрес будет встречать яростное про-
тиводействие. Я имею здесь в виду людей с открыто садистс-
кими тенденциями. Позднее мы увидим, как эта черта соответ-
ствует всей их структуре.
Мы поймем страх разоблачения, когда ответим на два воп-
роса: что человек боится обнажить в себе и что пугает его в
случае разоблачения? На первый вопрос мы уже ответили. Для
того чтобы ответить на второй вопрос, мы должны рассмотреть
еще один вид страха, источник которого заключен в защитной
структуре, — страх пренебрежения, унижения и высмеивания.
В то время как хрупкость структуры дает начало страху потери
равновесия, а бессознательное мошенничество порождает
страх разоблачения, страх унижения исходит из оскорбленного
чувства собственного достоинства. Мы затрагивали этот воп-
рос в другом контексте. И создание идеализированного обра-
за, и процесс экстернализации являются попытками восстанов-
ления оскорбленного чувства собственного достоинства, но, как
мы видели, они лишь еще сильнее его ранят.
Если мы бросим общий взгляд на то, что происходит с чув-
ством собственного достоинства в ходе невротического развития,
мы столкнемся с двумя типами процессов, которые можно уподо-
бить движению качелей. По мере того как падает реальное само-
уважение, возрастает не соответствующая действительности гор-
дость — гордость своим совершенством, агрессивностью, уникаль-
ностью, всемогуществом или всеведением. На других «качелях»
мы находим умаление невротиком своего подлинного «я» за счет
возвышения других людей до уровня гигантов. Вследствие затем-
нения больших областей «я» в результате вытеснения и внутрен-
них запретов, а также идеализации и экстернализации, человек
как бы теряет себя; он ощущает себя бесплотной тенью, если еще
действительно не превратился в нее. А тем временем его потреб-
ность в людях и его страх перед ними делают других не только
более грозными, но также и более необходимыми для него. Вслед-
ствие этого его центр тяжести в большей мере приходится на дру-
гих людей, чем на себя самого, и он уступает им свои прерогати-
вы, которые принадлежат ему по праву. В результате он придает
их оценке себя несоразмерно большое значение, в то время как
его собственная самооценка теряет всякую ценность. Это созда-
ет громадную силу, которую имеют над ним мнения других людей.
112
Вместе взятые вышеназванные процессы объясняют край-
нюю уязвимость невротика в отношении к пренебрежению, уни-
жению и высмеиванию. А эти процессы образуют столь значи-
тельную часть любого невроза, что чрезмерная чувствитель-
ность такого рода встречается крайне часто. Если мы осозна-
ем многообразные источники страха пренебрежительного от-
ношения, мы увидим, что его устранение или всего лишь умень-
шение совсем не простая задача. Он может ослабляться лишь
в той степени, в какой ослабляется невроз в целом.
В общем, следствием этого страха является отчуждение не-
вротика от других людей, а также его враждебность к ним. Но еще
более важно, что этот страх способен подрезать крылья у тех, кто
им страдает в достаточно сильной степени. Они не смеют ничего
ожидать от других или ставить перед собой высокие цели. Они не
смеют приближаться к людям, которые хоть в каком-либо отноше-
нии представляются им выше них самих; они не осмеливаются
высказать свое мнение, даже если им действительно есть что ска-
зать; они не осмеливаются заниматься творчеством, даже если
имеют способности; они не осмеливаются делать себя привлека-
тельными, пытаться произвести впечатление, улучшить свое по-
ложение и так далее. Если и возникает какое-либо из названных
искушений, то внушающая им страх перспектива быть осмеянны-
ми удерживает их от него, и они находят выход в сдержанности и
чувстве собственного достоинства.
По сравнению с описанными выше видами страхов еще труд-
нее заметить страх, который можно рассматривать как сгуще-
ние их всех, так же как и других страхов, которые возникают в
невротическом развитии. Это страх каких-либо изменений в
себе. Пациенты реагируют на мысль об изменении одним из
двух противоположных образов. Они либо оставляют всю эту
тему в туманной неопределенности, чувствуя, что изменение
произойдет с помощью какого-либо чуда в неясном будущем,
либо они пытаются измениться чересчур быстро, совершенно
не понимая существа дела. В первом случае они питают тай-
ную надежду, что будет достаточно мельком взглянуть на про-
блему или признать хрупкость своего положения; мысль о том,
что для того, чтобы осуществить себя, они должны действи-
тельно изменить свои отношения и стремления, приводит их в
шок и вызывает неловкость и беспокойство. Они не могут не
видеть законности этого утверждения, но бессознательно все
равно его отвергают. Противоположная позиция равносильна
бессознательной попытке притвориться измененным. Отчасти
она диктуется логикой желания, вырастающего из нетерпимого
113
отношения пациента к любому несовершенству в себе; но она
также обусловлена и его бессознательным чувством собствен-
ного всемогущества — простого желания устранить затрудне-
ние должно быть достаточно, чтобы оно исчезло.
За страхом изменения стоит боязнь изменения к худшему,
то есть утраты своего идеализированного образа, превраще-
ния в отвергаемое «я» или в такого, как все; страх того, что в
результате анализа от него останется пустая оболочка; ужас
перед неизвестностью и перед тем, что ему придется отказать-
ся от привычных способов сохранения безопасности и удовлет-
ворения определенных потребностей; в особенности тех, кото-
рые гонятся за фантомами, обещающими решение; и наконец,
страх неспособности к изменению — страх, который будет бо-
лее понятен, когда мы приступим к обсуждению свойственной
невротику безнадежности.
Все эти страхи проистекают из нерешенных конфликтов. Но
так как мы должны вскрыть их, обнажить для себя, если мы
хотим в конечном счете достичь состояния интеграции, страхи
также оказываются препятствием, мешающим нам прямо по-
смотреть на себя. Они образуют как бы чистилище, через кото-
рое мы должны пройти, прежде чем сможем обрести спасение.
Глава 10
Обеднение личности
Обратиться к рассмотрению последствий неразрешен-
ных конфликтов — значит ступить на необозримую тер-
риторию, к тому же очень мало исследованную. Воз-
можно, мы могли бы подойти к ней, начав с обсуждения опре-
деленных симптоматических расстройств, таких как депрессия,
алкоголизм, эпилепсия или шизофрения, в надежде достичь
таким образом лучшего понимания частных нарушений. Я пред-
почитаю, однако, исследовать эту область с более общей и вы-
годной позиции и поэтому ставлю вопрос: что делают неразре-
шенные конфликты с нашими силами, нашей целостностью и
нашим счастьем? Я придерживаюсь этого подхода, потому что
убеждена, что мы не можем установить значение какого-либо
симптоматического расстройства без понимания его фундамен-
тальной человеческой основы. Тяга современной психиатрии к
114
удобной для практического использования теоретической фор-
мулировке, объясняющей существующие синдромы, не явля-
ется чем-то странным, с точки зрения потребности клинициста,
который работает с ними. Но это столь же мало осуществимо,
не говоря уже о научной стороне дела, как для инженера-стро-
ителя — возвести верхние этажи здания до закладки его фун-
дамента.
Одни элементы, непосредственно связанные с нашим воп-
росом, уже упоминались и должны быть здесь представлены
лишь более детально. Другие неявно присутствовали в наших
предшествовавших обсуждениях; третьи необходимо еще до-
бавить. Наша цель — оставить читателя не с неким смутным
представлением, что неразрешенные конфликты вредны, но
нарисовать вполне ясную и исчерпывающую картину того хао-
са, который они вносят в личность.
Жизнь с неразрешенными конфликтами влечет за собой в
первую очередь опустошительную потерю человеческих сил,
причиной которой служат не только сами конфликты, но также
и все окольные попытки их устранения. Когда человек в своей
основе разделен на части, он никогда не может целиком отдать
свои силы чему-либо, но всегда преследует две или более не-
совместимые между собой цели. Это означает, что он будет
либо распылять свои силы, либо активно сводить на нет соб-
ственные усилия. Первое справедливо для лиц, чей идеализи-
рованный образ, подобно образу Пера Гюнта, вводит их в со-
блазн поверить в то, что они могут во всем превосходить дру-
гих. Женщина в этом случае хочет быть идеальной матерью,
превосходной хозяйкой и кулинаром, хорошо одеваться, играть
видную общественную и политическую роль, быть преданной
женой, иметь любовные связи вне брака и в придачу занимать-
ся творческой работой. Нет надобности говорить, что это не-
возможно; она непременно потерпит неудачу во всех этих за-
нятиях, и ее силы — независимо от того, насколько она потен-
циально одарена, — будут тратиться впустую.
Более широкое распространение имеет фрустрация един-
ственного устремления, где несовместимые между собой мо-
тивы блокируют друг друга. Человек может хотеть быть хоро-
шим другом, но при этом вести себя столь деспотично и требо-
вательно, что его потенциальные возможности в этом направ-
лении никогда не реализуются. Другой хочет, чтобы его дети
преуспели в жизни, но его стремление к личной власти и безо-
говорочной правоте препятствуют этому. Кто-то хочет написать
книгу, но у него возникает ужасная головная боль или его охва-
115
тывает смертельная усталость всякий раз, когда он не может
мгновенно сформулировать то, что хочет сказать. В этом слу-
чае опять причиной является именно идеализированный образ:
поскольку у него выдающийся ум, почему бы блестящим мыс-
лям не возникать из-под его пера, подобно кроликам, появляю-
щимся из шляпы фокусника? А когда этого не происходит, в
нем вспыхивает ярость на самого себя. У другого может быть
действительно ценная идея, которую он хочет высказать на
собрании. Но он хочет не только выразить ее так, чтобы произ-
вести впечатление и всех затмить; он также хочет, чтобы ему
симпатизировали, и не вызвать враждебности; в то же самое
время, вследствие экстернализации им собственного презре-
ния к себе, он предчувствует насмешки. В результате он вооб-
ще не может о чем-либо думать, и та дельная мысль, которую
он мог бы подать, никогда не осуществится. Еще один человек
мог бы быть хорошим организатором, но по причине своих са-
дистских наклонностей у каждого, кто с ним сталкивается, он
вызывает антагонизм. Вряд ли необходимо приводить дальней-
шие примеры, потому что любой из нас может найти множество
их, если посмотрит на себя и на окружающих нас людей.
Есть одно очевидное исключение из такого отсутствия чет-
кой направленности. Иногда невротичные люди показывают
любопытную, с точки зрения своей односторонности, целеуст-
ремленность: мужчины могут жертвовать всем, включая соб-
ственное достоинство, ради, своего честолюбия; женщинам
может быть ничего не надо от жизни, кроме любви; родители
могут посвящать все свои интересы своим детям. Такие люди
производят впечатление искренних, цельных. Но, как мы пока-
зали, в действительности они гонятся за миражом, в котором
видят решение всех своих конфликтов. То, что внешне выгля-
дит как полная отдача чему-то, идет скорее от отчаяния, чем от
внутренней целостности.
Не одни только конфликтующие потребности и побуждения
поглощают и растрачивают силы. Такое же действие оказыва-
ют и другие факторы, принадлежащие к защитной структуре.
Вследствие подавления сторон базального конфликта проис-
ходит угнетение целых областей личности. Угнетенные части
все еще достаточно активны, чтобы служить помехой, но их
нельзя использовать в конструктивных целях. Этот процесс,
таким образом, приводит к потере энергии, которая в ином слу-
чае могла бы быть использована для самоутверждения, сотруд-
ничества или установления хороших человеческих взаимоот-
ношений. Упомянем среди таких факторов лишь один — отчуж-
116
дение от собственного «я», которое отнимает у человека его
движущие силы. Он все еще может быть хорошим работником,
он даже может быть в состоянии прилагать значительные уси-
лия, когда оказывается в ситуации внешнего давления, но па-
дает духом и теряется, будучи предоставлен самому себе. Это
означает не только то, что он не может заполнить свое свобод-
ное время ничем полезным или приятным; это означает не что
иное, как возможность впустую растратить все творческие силы.
Соединение различных факторов большей частью создает
значительные области, подчиненные смутному внутреннему
запрету. Для того чтобы понять и в конечном счете устранить
всего лишь один внутренний запрет, нам обычно приходится
возвращаться к нему снова и снова, прорабатывая его со всех
обсуждавшихся нами точек зрения.
Растрата или неправильная направленность энергии могут
проистекать из трех основных расстройств, каждое из которых
симптоматично для неразрешенных конфликтов. Одним из них
является общая нерешительность. Она может превалировать
во всем: от пустяков до дел, имеющих для человека первосте-
пенное значение. Могут иметь место бесконечные колебания
по поводу того, есть данное блюдо или нет, покупать данный
чемодан или нет, пойти в кино или послушать радио. Или не-
возможно принять решение по поводу карьеры или какого-либо
шага в карьере; сделать выбор между двумя женщинами; ре-
шиться на развод или нет; умереть или жить. Решение, которое
должно быть принято как окончательное, является настоящей
пыткой и может повергнуть человека в панику и довести до пол-
ного истощения.
Хотя их нерешительность может быть заметной, люди час-
то не осознают ее, потому что бессознательно предпринимают
всевозможные усилия, чтобы избежать принятия решения. Они
откладывают его со дня на день; у них просто дело никак «не
доходит» до выполнения; они отдают себя на волю случая или
же предоставляют решение кому-то другому. Они также могут
затуманивать вопросы до такой степени, что исчезает какая-
либо основа для принятия решения. Бесцельность, явствующая
из всего этого, также обычно не очевидна самому человеку.
Многочисленность бессознательных средств, применяемых,
чтобы тщательно скрыть проникающую всюду нерешительность,
объясняет ту сравнительную редкость, с которой аналитики
слышат жалобы на расстройство, которое в действительности
широко распространено.
Другим типичным выражением разделения сил является
117
бесплодность любых усилий. Я не имею здесь в виду неспо-
собность человека к деятельности в какой-либо частной облас-
ти, которая может^быть обусловлена отсутствием навыков или
интереса к данному предмету. Дело также и не в неиспользо-
ванных силах, подобных тем, которые описывает Уильям
Джемс82 в крайне интересной работе83, показывающей, что дос-
туп к источнику энергии открывается тогда, когда человек не
уступает первым признакам усталости или давлению внешних
обстоятельств. В данном контексте речь идет о такой бесплод-
ности, которая возникает в результате неспособности челове-
ка проявлять максимум усилий из-за внутренне противодейству-
ющих сил. Как если бы он вел машину с нажатыми тормозами,
и движение машины неизбежно замедлилось. Иногда такое
сравнение применимо буквально. Все, что человек может сде-
лать, он может сделать намного медленнее, чем это позволя-
ют его способности либо степень трудности данной задачи. Не
то чтобы он предпринимал недостаточные усилия, напротив,
он должен вкладывать необыкновенно много усилий во все, что
он делает. Например, ему может потребоваться несколько ча-
сов, чтобы написать простой отчет или справиться с простым
механическим устройством. Конкретные причины, мешающие
ему, конечно, различны. Он может бессознательно противить-
ся тому, что ощущает как принуждение; им может владеть стрем-
ление довести до совершенства каждую мелкую деталь; он
может злиться на самого себя, как в вышеприведенном приме-
ре, за то, что не справился со всем наилучшим образом с пер-
вой же попытки. Бесплодность проявляет себя не только в мед-
лительности; она может также проявляться в неловкости или
забывчивости. Горничная или домохозяйка не будет хорошо
выполнять свою работу, если она в глубине души чувствует
несправедливость того, что, будучи одаренным человеком, она
вынуждена заниматься лакейской работой. И бесплодность ее
усилий обычно не будет ограничиваться одной частной сферой
деятельности, а будет пронизывать все ее старания. С субъек-
тивной точки зрения, это означает работать, насилуя себя; как
следствие этого, человек быстро истощается и нуждается в
длительном сне. Любая работа при таких условиях обязатель-
но требует от человека больших затрат, точно так же, как ма-
шина испытывает значительно большие перегрузки, если ее
ведут с нажатыми тормозами.
Внутреннее напряжение, как и бесплодность, проявляется
не только в работе, но оно также очень заметно и в отношениях
с людьми. Если какой-либо человек хочет быть дружелюбным
118
с кем-то, но в то же самое время его возмущает сама эта мысль,
поскольку он видит в этом заискивание, то он будет напыщен;
если ему нужно попросить о чем-либо, но он в то же время счи-
тает, что должен приказать это, он будет нелюбезен; если он
хочет самоутвердиться, но также и уступить, он будет нереши-
телен; если он захочет установить контакт с людьми, но почув-
ствует отвержение, он будет застенчив; если он стремится к
сексуальным отношениям, но ему также хочется как-то расстро-
ить свою партнершу, он будет холоден и так далее. Чем глубже
проникают противодействующие силы, тем большее напряже-
ние человек испытывает в своей жизни.
Некоторые люди осознают такое внутреннее напряжение;
чаще они осознают его, только если при особых условиях оно
возрастает; иногда оно поражает их лишь по контрасту с теми
крайне редкими случаями, когда они могут расслабиться, по-
чувствовать себя непринужденно и свободно. Что касается воз-
никающей в результате усталости, обычно они видят ее причи-
ны в других факторах: в слабой конституции, чрезмерной рабо-
те, недостаточном сне. Справедливо, что любая из этих причин
может играть некоторую роль, однако намного менее значитель-
ную, чем это обычно считается.
Третьим симптоматическим расстройством, которое умест-
но упомянуть здесь, является общая инерция. Пациенты, стра-
дающие от нее, иногда обвиняют себя в лености, но в действи-
тельности они не могут лениться и получать от лени удоволь-
ствие. Они могут питать сознательное отвращение к усилию
любого рода и могут рациональным образом объяснять его,
ссылаясь на то, что вполне достаточно, если они обладают
идеями, что же касается их «детального» осуществления, то
есть выполнения работы, то это дело других. Отвращение к
любому усилию может также проявляться как страх, что усилия
будут вредны для них. Этот страх понятен в свете того фактора,
что они знают, как легко устают; и он может быть усилен советом
врачей, которые принимают истощение за чистую монету.
Невротическая инерция создает паралич инициативы и дей-
ствия. Вообще говоря, она является результатом сильного от-
чуждения от себя и отсутствия руководства целью. Длитель-
ный опыт напряженного и не приносящего удовлетворения уси-
лия оставляет у невротика ощущение полного безразличия и
апатии, хотя их иногда и могут сменять периоды лихорадочной
активности. Из отдельно взятых факторов наибольшее влия-
ние оказывают идеализированный образ и садистские наклон-
ности. Сам факт того, что приходится прикладывать последо-
119
вательные усилия, может восприниматься невротиком как уни-
зительное доказательство того, что он не соответствует свое-
му идеализированному образу, в то время как перспектива сде-
лать что-то, что может оказаться всего лишь посредственным,
настолько пугает его, что невротик предпочитает вообще этого
не делать, а сотворить нечто великолепное при помощи своей
фантазии. Гложущее его презрение к себе, которое неизменно
следует за этим образом, отнимает у него уверенность, что он
может сделать что-либо стоящее, и, таким образом, хоронит в
себе, как в зыбучем песке, всякое побуждение к деятельности
и радость от нее. Садистские наклонности, в особенности в их
вытесненной форме (инвертированный, то есть обращенный на
себя садизм), заставляют человека ударяться в другую край-
ность — избегать всего, напоминающего агрессию, в результа-
те чего может наступить более или менее полный душевный
паралич. Генерализированная инерция имеет особое значение,
так как она охватывает не только деятельность, но также и чув-
ства. Количество энергии, растрачиваемой впустую вследствие
нерешенных невротических конфликтов, неизмеримо велико.
Поскольку неврозы — это в конечном счете продукт данной
цивилизации, такое препятствование раскрытию человеческих
дарований и достоинств выступает в качестве серьезного об-
винительного приговора данной культуре.
Жизнь с неразрешенными конфликтами влечет за собой не
только распыление сил, но также и расщепление в вопросах
морального характера, то есть в моральных принципах и во всех
чувствах, отношениях и формах поведения, которые затраги-
вают связи человека с другими людьми и оказывают влияние
на его собственное развитие. И так же как разделение сил ве-
дет к их потере, так и в моральных вопросах оно влечет за со-
бой утрату единства в моральном плане, или, другими слова-
ми, нарушение нравственной цельности. Такое нарушение выз-
вано противоречивостью занимаемых позиций, а также попыт-
ками скрыть их противоречивую природу.
Несовместимые системы моральных ценностей проявляют-
ся в базальном конфликте. Несмотря на всяческие попытки их
гармонизировать, все они продолжают действовать. Это озна-
чает, однако, что ни одну из них нельзя принять всерьез. Идеа-
лизированный образ, хотя и включает в себя элементы под-
линных идеалов, по своей сути является подделкой, и самому
человеку, и неподготовленному наблюдателю так же трудно
отличить его от подлинного, как трудно отличить фальшивую
банкноту от настоящей. Невротик, как мы видели, может ду-
120
мать, вполне в это веря, что следует идеалам, и может биче-
вать себя за каждую видимую оплошность, создав, таким обра-
зом, впечатление исключительно добросовестного следования
своим принципам; или он может опьянять себя размышления-
ми и разговорами о ценностях и идеалах. Мое утверждение,
что он тем не менее не принимает свои идеалы всерьез, озна-
чает, что они не имеют силы обязательства в его жизни. Он
применяет их, когда ему легко или полезно так делать, тогда
как в другое время он беззастенчиво их отбрасывает. Мы виде-
ли примеры этого в ходе нашего обсуждения зон избиратель-
ной слепоты и попыток фрагментации своей жизни на строго
изолированные отсеки. Эти примеры было бы невозможно по-
нять в том случае, если бы люди воспринимали свои идеалы
всерьез. Если бы эти идеалы были подлинными, их невозмож-
но было бы так же легко выбросить за борт, как это делается,
например, в случае с человеком, который, опять же вполне в
это веря, заявляет о своей горячей преданности какому-либо
делу, однако, подвергнувшись искушению, изменяет ему.
В общем, характерными чертами разрушения нравственной
цельности являются уменьшение искренности и возрастание
эгоцентризма84. Интересно отметить в этой связи, что в трудах
дзэн-буддизма86 искренность приравнивается к цельности, пря-
модушию, указывая на тот же самый вывод, к которому мы прихо-
дим на основе клинических наблюдений, а именно: ни один чело-
век, внутренне разделенный, не может быть вполне искренним.
Монах: Я понимаю, что когда лев захватывает своего врага,
будь это заяц или слон, он до конца использует свою силу; умо-
ляю, скажите мне, что это за сила?
Учитель: Дух искренности, прямоты (буквально: сила не при-
бегать к обману).
Прямота, то есть отказ от обмана, означает «отдаваться
чему-то всем своим существом», что в специальном значении
известно как «все бытие в действии»... при котором ничего не
остается в запасе, ничего не выражается в скрытой форме,
ничего не тратится понапрасну. Когда человек живет таким об-
разом, о нем говорят, что он лев с золотой гривой; он является
символом мужества, чистосердечия, цельности; это богоподоб-
ный человек86.
Эгоцентризм составляет моральную проблему постольку,
поскольку он влечет за собой использование других людей в
качестве средства для достижения собственных целей. Вмес-
то того, чтобы обращаться с другими людьми как с человечес-
кими существами, обладающими собственными правами, их
121
используют просто как средства для осуществления своих це-
лей. Их приходится задабривать или любить ради ослабления
своей собственной тревожности; на них следует производить
впечатление, чтобы поднять собственное самоуважение; на них
следует перекладывать вину, потому что человек не может при-
нять ответственность на себя; их нужно побеждать в силу соб-
ственной потребности одерживать победы и так далее.
Конкретные формы проявления этих деформаций индиви-
дуальны. Большую часть их мы уже обсуждали в той или иной
связи, и здесь необходимо их рассмотреть лишь более систе-
матически. Я не буду пытаться дать исчерпывающую картину.
Это было бы затруднительным единственно по той причине, что
мы до сих пор не обсудили садистские наклонности и должны
отложить их обсуждение в связи с тем, что их следует рассмат-
ривать как конечную стадию невротического развития. Начиная
с наиболее очевидного, отметим, что какое бы развитие ни при-
нимал невроз, различные формы бессознательного притвор-
ства всегда в нем присутствуют как действующий фактор. Сре-
ди них выделяются следующие.
Притворная любовь. Разнообразие чувств и стремлений,
которые может охватывать слово любовь или которые субъек-
тивно ощущаются как любовь, поразительно. Оно может охва(-
тывать паразитические ожидания со стороны человека, кото-
рый чувствует себя слишком слабым или слишком пустым, что-
бы жить собственной жизнью87. В более агрессивной форме оно
может охватывать желание эксплуатировать партнера, достичь
через него успеха, престижа и власти. Оно может выражать
потребность завоевать кого-либо и испытать торжество побе-
ды над ним или слиться с партнером и жить, используя его,
возможно, садистским образом. Оно может означать потреб-
ность быть предметом восхищения, чтобы таким образом под-
тверждалась истинность идеализированного образа. По той же
самой причине, по которой любовь в нашей цивилизации редко
является подлинной привязанностью, в избытке встречаются
дурное обращение и предательство. Создается впечатление,
следовательно, что любовь превращается в презрение, нена-
висть или безразличие. Но любовь нельзя поколебать так лег-
ко. В действительности же те чувства и стремления, которые
внушают псевдолюбовь, в конечном счете выходят на поверх-
ность. Нет надобности говорить, что такого рода притворство
присутствует и во взаимоотношениях между родителями и деть-
ми, и в дружбе, и в сексуальных отношениях.
Притворная доброта, бескорыстие, сочувствие и тому по-
122
добное сродни притворной любви. Притворная доброта харак-
терна для уступчивого типа и подкрепляется особой разновид-
ностью идеализированного образа, а также потребностью пол-
ностью скрыть свои агрессивные побуждения.
Притворный интерес и тяга к знаниям заметно проявля-
ются у тех людей, которые отчуждены от своих эмоций и счита-
ют, что можно справиться с жизнью при помощи одного только
интеллекта. Им приходится притворяться, что они все знают и
всем интересуются. Но притворство проявляется также и бо-
лее коварным образом, например, у лиц, которые кажутся пре-
данными некоему призванию и, не осознавая этого, использу-
ют этот интерес как пьедестал успеха, власти или материаль-
ной выгоды.
Притворная честность и справедливость чаще всего
встречаются у агрессивного типа, в особенности когда он обла-
дает ярко выраженными садистскими наклонностями. Он на-
сквозь видит притворную любовь и доброту у других людей и
считает, что так как он не причисляет себя к обычным лицеме-
рам с их притворным благородством, патриотизмом, набожно-
стью или чем-либо еще, он отличается особой честностью. В
действительности ему присуще лицемерие иного порядка. От-
сутствие у него распространенных предрассудков может быть
слепым протестом и негативизмом, направленными против
любых традиционных ценностей. За его способностью говорить
«нет» может стоять не сила, а желание разрушить планы и на-
дежды других людей. Его прямота может быть желанием выс-
меивать и унижать. За законной долей эгоизма, в которой он
признается, может стоять желание эксплуатировать.
Притворное страдание следует обсудить более подробно
из-за той путаницы во взглядах, которая сложилась по этому
поводу. Аналитики, которые строго придерживаются теории
Фрейда, разделяют с непрофессионалами убеждение в том, что
невротику хочется испытывать обиды и оскорбления, что он
хочет тревожиться и ощущает потребность в наказании. Дан-
ные, подтверждающие представление о том, что невротик хо-
чет страдать, хорошо известны. Но сам термин «хочет» на са-
мом деле, с интеллектуальной точки зрения, грешит во многих
отношениях. Авторы, которые выдвигают эту теорию, не могут
в должной степени оценить тот факт, что невротик страдает
намного сильнее, чем знает об этом, и что он обычно начинает
осознавать свое страдание лишь тогда, когда начинает выздо-
равливать. Но даже еще более существенно в этой связи то,
что они, по-видимому, не понимают, что страдание от неразре-
123
шенных конфликтов неизбежно и абсолютно независимо от
чьих-либо личных желаний. Если невротик позволяет себе раз-
рываться и гибнуть, он, конечно, вредит себе не потому, что
хочет этого, а потому, что в силу внутренней необходимости
вынужден это делать. Если он всячески старается держаться в
тени и занимает непротивленческую позицию, ему, по крайней
мере бессознательно, ненавистно так делать, и он презирает
себя за это; но он испытывает такой сильный ужас перед соб-
ственной агрессивностью, что должен прибегать к противопо-
ложной крайности и подставлять себя так или иначе обидам и
оскорблениям.
Еще одна характерная черта, способствующая представле-
нию о предрасположенности невротика к страданию, — это тен-
денция преувеличивать или драматизировать любое огорчение.
Действительно, в страдании могут выражаться скрытые моти-
вы. Оно может быть мольбой о внимании или всепрощении, его
можно бессознательно использовать в целях эксплуатации; оно
может быть выражением вытесненной мстительности и приме-
няться тогда как средство избежать санкций. Но, с точки зрения
внутренней констелляции, это единственно открытые для не-
вротика пути достижения определенных целей. Также справед-
ливо, что он часто приписывает свое страдание ложным причи-
нам и поэтому производит впечатление человека, погрязшего в
страдании без какой-либо видимой причины. Так, чувствуя себя
несчастным и безутешным, он может приписывать это своей
«виновности», в то время как в действительности он страдает
оттого, что не соответствует своему идеализированному обра-
зу. Или он может чувствовать себя потерянным, расставшись с
любимым человеком, и хотя он приписывает свое чувство глу-
бокой любви, в действительности ему, раздираемому изнутри,
просто невыносимо жить одному. Наконец, он может представ-
лять свои чувства в ложном свете и считать, что он страдает,
тогда как в действительности его переполняет ярость. Напри-
мер, женщина может полагать, что страдает, когда ее люби-
мый не написал ей к назначенному сроку, но в действительнос-
ти она испытывает гнев, потому что хочет, чтобы все шло в точ-
ном соответствии с ее ожиданиями, или потому, что испытыва-
ет унижение при любом кажущемся отсутствии внимания. В этом
случае предпочтение бессознательно отдается страданию пе-
ред осознанием ярости и вызывающих ее невротических вле-
чений. Оно выставляется потому, что служит сокрытию двой-
ственности, присутствующей во всех этих взаимоотношениях.
Однако ни на одном из этих примеров нельзя сделать вывод,
124
что невротик хочет страдать. То, что мы видим, это бессозна-
тельное выражение притворного страдания.
Еще одним специфическим расстройством является разви-
тие бессознательного высокомерия. И вновь здесь имеется в
виду самонадеянное приписывание себе качеств, которыми
человек не обладает или обладает в гораздо меньшей степе-
ни, чём полагает, а также возникающее по этой причине бес-
сознательное притязание на право быть требовательным к дру-
гим людям и унижать их. Все невротическое высокомерие яв-
ляется бессознательным в том смысле, что человек не осозна-
ет своих неправомерных претензий. Разграничение здесь про-
ходит не между сознательным и бессознательным высокоме-
рием, а между тем, которое бросается в глаза, и тем, которое
скрывается за чрезмерной скромностью и извиняющейся, оп-
равдывающейся манерой поведения. Различие связано, ско-
рее, со степенью наличествующей агрессии, а не со степенью
высокомерия. В одном случае человек открыто требует особых
привилегий; в другом случае он оскорбляется, если они ему не
предоставляются добровольно. Но при этом в каждом из этих
случаев отсутствует то, что можно назвать действительной
скромностью и смирением, то есть признание не только на сло-
вах, но и в своих искренних чувствах недостатков и несовер-
шенства людей в целом и себя в частности. По моему опыту,
ни один пациент не расположен думать или слушать о своей
ограниченности в каком-либо отношении. Это особенно спра-
ведливо для пациента со скрытым высокомерием. Он скорее
будет безжалостно бранить себя за то, что случайно что-то упу-
стил, чем признает вслед за святым Павлом, что «лишь отчас-
ти мы знаем»88. Он скорее будет обвинять себя за то, что был
беспечен или ленив, чем признает, что никто не может быть
всегда одинаково продуктивным. Вернейшим признаком скры-
того высокомерия служит очевидное противоречие между уп-
реками в свой адрес при снисходительном отношении к себе и
внутренним раздражением на любую критику или невнимание
со стороны. Часто требуется тщательное наблюдение, чтобы
обнаружить эти чувства обиды, потому что, вероятнее всего,
человек, принадлежащий к типу, характеризующемуся излиш-
ней скромностью, их вытеснит. Но в действительности он мо-
жет быть столь же требовательным, как и открыто высокомер-
ный человек. Его критика в адрес других людей также носит не
менее уничтожающий характер, хотя то, что проявляется на
поверхности, может быть лишь восхищением перед другими и
уничижением себя. Однако в душе он ожидает от других такого
125
же совершенства, как и от себя, а это означает, что у него от-
сутствует подлинное уважение конкретной индивидуальности
других людей.
Еще одна моральная проблема встает в связи с неспособ-
ностью занимать определенную позицию и ненадежностью,
которая из нее следует. Невротик редко занимает позицию в
соответствии с объективными достоинствами человека, идеи
или какого-либо дела, скорее он основывается на своих соб-
ственных эмоциональных потребностях. Однако поскольку они
противоречивы, одна позиция может легко сменяться другой.
Таким образом, многие невротики сильно подвержены колеба-
ниям, они как бы бессознательно подкупаются соблазном боль-
шей любви, более высокого престижа, признания, большей вла-
сти или «свободы». Это применимо ко всем их личным взаимо-
отношениям — как индивидуальным, так и в качестве члена
группы. Они часто не могут составить определенное мнение
относительно другого человека или понять свои чувства к нему.
Какие-либо незначительные слухи могут изменить их мнение.
Какое-нибудь разочарование, или небрежность, или то, что вос-
принимается ими как таковое, могут быть достаточной причи-
ной для того, чтобы бросить «очень хорошего друга». Столкно-
вение с какой-то трудностью может обратить их энтузиазм в
безразличие. Они могут менять свои религиозные, политичес-
кие или научные взгляды под влиянием личной привязанности
или обиды. В личной беседе они могут занимать определенную
позицию, но при малейшем давлении со стороны какого-нибудь
авторитета или группы они уступают, часто не осознавая, поче-
му они изменили свою позицию, или даже сам факт изменения.
Невротик может бессознательно избегать очевидных коле-
баний, прежде всего не принимая никаких решений, занимая
выжидательную позицию и оставляя открытым любой выбор.
Он может подвергать такое отношение рационализации, ука-
зывая на фактическую сложность ситуации, или же его поведе-
ние может определяться навязчивой «прямотой». Нет сомне-
ний в том, что искреннее стремление быть справедливым весь-
ма ценно. Верно также и то, что добросовестное желание быть
справедливым во многих ситуациях делает более трудным при-
нятие определенной позиции. Но справедливость может быть
обязательной частью идеализированного образа, и тогда ее
функция состоит в том, чтобы сделать принятие позиции из-
лишней, позволяя человеку в то же самое время ощущать себя
призванным стоять выше пристрастной борьбы. В этом случае
у него имеет место тенденция, не вникая в суть дела, полагать,
126
что разные точки зрения в действительности не так уж проти-
воречат друг другу или что в споре двух людей правы обе сто-
роны. Это псевдообъективность, которая не дает человеку воз-
можности установить существенно важные моменты в любом
вопросе.
В этом отношении среди различных типов неврозов суще-
ствуют огромные различия. Наибольшую степень интеграции
можно найти у тех подлинно отстраненных людей, которые не
были вовлечены в водоворот невротического соперничества и
невротических привязанностей и которых нелегко подкупить ни
«любовью», ни честолюбием. Кроме того, их отношение сто-
роннего наблюдателя к жизни часто позволяет им достигать
значительной объективности в своих суждениях. Но не каждый
отстраненный человек может иметь свою позицию. Он может
испытывать столь сильное отвращение к спорам или принятию
на себя обязательств, что даже мысленно не занимает какой-
либо ясной позиции и либо запутывает вопросы, либо в луч-
шем случае отмечает хорошее и плохое, обоснованное и нео-
боснованное, не приходя ни к какому собственному убеждению.
С другой стороны, может показаться, что агрессивный тип
опровергает мое утверждение, что невротику, как правило, труд-
но занять какую-либо позицию. В особенности если он склонен
к непреклонной правоте, кажется, что он обладает редкой спо-
собностью высказывать свое мнение, защищать и придержи-
ваться его. Но это впечатление обманчиво. Когда человек дан-
ного типа высказывается определенно, это слишком часто про-
исходит в силу его чрезмерной самоуверенности, а не под вли-
янием его подлинных убеждений. Поскольку его высказывания
также служат цели заглушить любые сомнения в нем самом,
они часто имеют догматический или даже фанатический харак-
тер. Кроме того, его можно подкупить перспективами достиже-
ния власти или успеха. Его надежность ограничивается рамка-
ми его стремления к доминированию и признанию.
Отношение невротика к ответственности может поставить
в тупик. Отчасти это обусловлено тем, что само это слово име-
ет множество смысловых оттенков. Оно может относиться к
добросовестному выполнению долга или обязанностей. Обла-
дает ли невротик ответственностью в этом смысле, зависит от
присущей ему структуры характера; эта черта не является об-
щей для всех неврозов. Ответственность перед другими людь-
ми может означать, что человек чувствует себя ответственным
за свои собственные действия в той мере, в какой они затраги-
вают кого-либо еще; но она может быть также эвфемизмом,
127
используемым для утверждения власти над другими людьми.
То, что человек полагает себя ответственным в случае, если
это подразумевает принятие на себя вины, может просто слу-
жить выражением злости на себя за то, что он не соответствует
своему идеализированному образу, и в этом смысле не иметь
ничего общего с ответственностью.
Если мы проясним для себя, какое именно значение заклю-
чено в понятии «взять на себя ответственность», мы поймем,
что для любого невротика крайне трудно, если не невозможно,
принять на себя какую-либо ответственность. Это в первую оче-
редь означает, что человек фактически признает перед собой
и другими, что его намерения, слова или действия были таки-
ми-то и такими-то и что он готов иметь дело с их последствия-
ми. Это было бы противоположно попыткам лгать или перекла-
дывать вину на других. В этом смысле слова брать на себя от-
ветственность для невротика было бы трудно, потому что, как
правило, он не знает, что он делает или почему он это делает,
и субъективно он остро заинтересован в том, чтобы ничего это-
го не знать. Вот почему он часто пытается увильнуть, что-то
отрицая, забывая, преуменьшая, неумышленно выдвигая иные
мотивировки, чувствуя, что что-то неправильно понял или ис-
пытывая замешательство. А так как он имеет тенденцию сни-
мать с себя ответственность или освобождать себя от нее, он с
готовностью допускает, что за любую возникшую трудность от-
вечает его жена, деловой партнер или аналитик. Другим фак-
тором, который часто содействует его неспособности принимать
на себя последствия своих действий или хотя бы видеть их,
является скрытое чувство всемогущества, на основе которого
он полагает, что может делать что захочет и при этом выходить
сухим из воды. Осознание неотвратимых последствий поколе-
бало бы в нем это чувство. Последний фактор, существенный в
этом отношении, на первый взгляд, представляется интеллек-
туальной неспособностью мыслить в категориях причины и след-
ствия. Невротик обычно производит впечатление человека, по
сути своей способного мыслить лишь в категориях вины и нака-
зания. Почти каждый пациент считает, что аналитик обвиняет
его, тогда как в действительности аналитик лишь ставит его
лицом к лицу с его трудностями и их последствиями. Вне ана-
литической ситуации он может чувствовать себя подобно обви-
няемому, всегда находящемуся под подозрением и угрозой на-
падок на него, и поэтому постоянно находится в обороне. В
действительности это экстернализация интрапсихических про-
цессов89. Как мы видели, источником этих подозрений и напа-
128
док является его собственный идеализированный образ. Имен-
но этот внутренний процесс осуждения и защиты плюс его эк-
стернализация делают для него почти невозможным установ-
ление причинно-следственных связей в тех ситуациях, которые
касаются его самого. Но там, где его собственные трудности
никак не затрагиваются, он может быть таким же реалистом,
как и всякий другой. Если улицы становятся мокрыми в резуль-
тате дождя, он не задается вопросом, по чьей вине, но призна-
ет причинно-следственную связь.
Когда мы говорим о принятии на себя ответственности, мы
кроме того имеем в виду способность постоять за то, что счита-
ем справедливым, а также готовность иметь дело с последстви-
ями, если наше действие или решение окажется неверным. Это
также становится трудным, если человека терзают конфликты.
Какую из конфликтующих внутри него наклонностей ему следо-
вало бы или он мог бы отстаивать? Ни одна из них не выражает
того, что он действительно хочет или во что верит. В действи-
тельности он мог бы отстаивать только свой идеализирован-
ный образ. Это, однако, не оставляет возможности быть непра-
вым. Следовательно, если его решение или действие приво-
дит к неприятностям, он должен фальсифицировать суть дела
и приписать неблагоприятные последствия кому-то другому.
Сравнительно простой пример проиллюстрирует эту пробле-
му. Человек, стоящий во главе организации, жаждет неограни-
ченной власти и престижа. Ни делать, ни решать без него ниче-
го нельзя; он не может заставить себя передать эти функции
другим людям, которые в результате специального обучения,
возможно, лучше бы справились с определенными делами. По
его мнению, не существует ничего такого, что бы он не знал
лучше других. Кроме того, он не хочет, чтобы кто-либо еще по-
чувствовал свою значимость или приобрел ее. То, чего он ждет
от себя, неосуществимо, хотя бы из-за ограниченности време-
ни и сил. Но данный человек хочет не только властвовать; он
также уступчив и ощущает потребность быть ангельски добро-
детельным. В результате неразрешенных конфликтов у него
имеются все описанные нами отличительные признаки: инер-
ция и потребность во сне, нерешительность и привычка откла-
дывать дела со дня на день, и, как следствие этого, он не мо-
жет организовать свое время. А так как он воспринимает необ-
ходимость прийти на встречу в назначенное время и место как
нестерпимое насилие, он испытывает тайное удовольствие,
заставляя людей ждать. Кроме того, он делает много несуще-
ственного просто потому, что это льстит его тщеславию. Нако-
5—1081
129
нец, его стремление быть преданным своей семье поглощает
очень много его времени и мыслей. Естественно, что дела в
этой организации идут не очень хорошо; но не видя никаких
недостатков в себе, он возлагает вину на других людей или на
неблагоприятные обстоятельства.
И опять давайте поставим вопрос: за какую часть своей
личности он мог бы нести ответственность? За свою тенден-
цию к доминированию или за тенденцию уступать, идти на сдел-
ку с собой и льстить себе? Начнем с того, что он не осознает ни
одну из них. Но даже если бы он и осознавал их, он не мог бы
придерживаться одной и отбросить другую, потому что обе они
имеют навязчивый характер. Более того, его идеализирован-
ный образ не позволяет ему видеть в себе ничего, кроме иде-
альных добродетелей и неограниченных способностей. Следо-
вательно, он не может нести ответственность за последствия,
которые с неизбежностью вытекают из действия его конфлик-
тов. Сделать это — означало бы рельефно высветить все то,
что он так сильно хочет скрыть от себя.
Вообще говоря, невротик совершенно не склонен, не осоз-
навая этого, принимать на себя ответственность за последствия
своих действий. Он закрывает глаза даже на вполне очевид-
ные последствия. Не будучи в состоянии покончить со своими
конфликтами, он настойчиво верит, опять бессознательно, что,
являясь таким всемогущественным, он должен суметь справить-
ся с ними. Последствия, как он полагает, могут наступать для
других, но для него они не существуют. Он должен поэтому про-
должать уклоняться от любого признания законов, указываю-
щих на причинно-следственные связи. Если бы только они от-
крылись его рассудку, он получил бы тяжелый урок. Они проде-
монстрировали бы ему неопровержимым образом, что его сис-
тема жизни не срабатывает, что, несмотря на все свое бессоз-
нательное лукавство и обман, он ни на йоту не может изменить
законы, которые в нашей психической жизни действуют столь
же неумолимо, как и в физической сфере90.
На самом деле проблема ответственности в целом мало его
волнует. Он видит или смутно ощущает лишь ее негативные
аспекты. Что он не видит и что он лишь очень постепенно учит-
ся понимать, так это то, что, отворачиваясь от нее, он обрекает
на поражение свое страстное стремление к независимости. Он
надеется достичь независимости, открыто снимая с себя вся-
кие обязательства, тогда как в действительности принятие от-
ветственности за себя и на себя составляет необходимое ус-
ловие настоящей внутренней свободы.
130
Для того чтобы не осознавать, что его трудности и страда-
ния проистекают от его сложных внутренних проблем, невро-
тик прибегает к одному из трех средств, а часто и ко всем трем
сразу. В этом случае может широко использоваться экстерна-
лизация, и тогда за какую-либо неприятность он будет винить
всех и вся, начиная от пищи, климата или конституции и кончая
родителями, женой или судьбой. Или он может занять такую
позицию: поскольку он ни в чем не виноват, то было бы неспра-
ведливо, если бы с ним приключилось какое-либо несчастье.
Несправедливо, если бы он заболел, постарел или умер, что-
бы он был несчастливо женат, имел трудного ребенка или если
бы его работа осталась непризнанной. Такой образ мыслей,
который может быть сознательным или бессознательным,
вдвойне порочен, ибо при нем исключается не только его соб-
ственная доля ответственности во всех трудностях, но также и
все другие факторы, независимо от, него воздействующие на
его жизнь. Тем не менее он по-своему логичен. Это типичный
образ мысли изолированного человека, который целиком со-
средоточен на самом себе и чей эгоцентризм не позволяет ему
представить себе, что он лишь маленькое звено в огромной
цепи. Он просто принимает как само собой разумеющееся, что
он должен получать от жизни все блага, живя в данное время в
данной социальной системе, но негодует на то, что в счастье и
в горе связан с другими людьми. Поэтому он не понимает, по-
чему он должен страдать от чего-либо, во что он лично не вме-
шивается.
Третье средство связано с его отказом осознавать причин-
но-следственные отношения. Последствия предстают в его со-
знании как изолированные события, не связанные с ним или с
его трудностями. Например, депрессия или фобия могут пред-
ставляться ему как бы «упавшими с неба». Конечно, это может
объясняться отсутствием психологических знаний или недоста-
точным наблюдением. Но в процессе анализа мы видим, что
наиболее упорно пациент сопротивляется тому, чтобы обращать
внимание на едва ощутимые связи. Даже заметив их, он может
продолжать относиться к ним скептически или забывать о них;
или он может думать, что вместо того, чтобы быстро устранить
тревожащие его расстройства, по поводу которых он и пришел,
аналитик перекладывает «вину» на него, умело спасая свое
лицо. Так, пациент может хорошо понять факторы, относящие-
ся к его инерции, но закрывает глаза на тот очевидный факт,
что его инерция тормозит не только его анализ, но и все, что он
Делает. Или другой пациент может осознать агрессивно-уни-
131
жающий характер своего поведения по отношению к другим лю-
дям, но не может понять, почему он часто ссорится и его не
любят. Существующие внутри него трудности — это одно, а его
текущие ежедневные проблемы — это нечто совсем иное. Та-
кое отделение своих внутренних проблем от их воздействия на
его жизнь является одним из главных побудительных мотивов
его общей тенденции к фрагментации своей жизни.
Сопротивление осознанию последствий невротических от-
ношений и стремлений по большей части глубоко скрывается,
и аналитик может легко его упустить именно потому, что для
него эта связь столь очевидна. Это печально, ибо если не при-
вести пациента к осознанию того, что он обманывает себя от-
носительно последствий, а также причин, по которым он это
делает, он, скорее всего, не сможет осознать, до какой степени
он сам мешает собственной жизни. Осознание последствий
служит наиболее мощным целительным фактором в процессе
анализа в том отношении, что тем самым до сознания пациен-
та доводится мысль, что, только изменив нечто внутри себя, он
когда-либо может достичь свободы.
Если невротик не может считаться ответственным за свое
притворство, высокомерие, эгоцентризм, уход от ответствен-
ности, можем ли мы в таком случае вообще говорить о мораль-
ной стороне дела? Выдвигается тезис, что как врачи мы долж-
ны заниматься лишь заболеванием и излечением пациента и
что его мораль не входит в нашу сферу. Подчеркивается, что
одной из великих заслуг Фрейда было ниспровержение «мора-
лизаторской» позиции, в защиту которой, как может показать-
ся, я выступаю!
Такие аргументы считаются научными; но так ли они проч-
ны? Можем ли мы в вопросах человеческого поведения на са-
мом деле обойтись без суждений о том, что правильно, а что
ошибочно? Если аналитики решают вопрос о том, что требует
аналитического исследования, а что нет, не поступают ли они в
действительности на основании тех самых суждений, которые
они сознательно отвергают? Однако в таких не выраженных
прямо суждениях заключена опасность: их, скорее всего, дела-
ют либо на слишком субъективном, либо на слишком традици-
онном основании. Так, аналитик может считать, что у мужчины
флирт не требует анализа, в то время как у женщины он заслу-
живает исследования. Или, если он верит в необузданность
изживания сексуальных влечений, он может решить, что вер-
ность как у мужчины, так и у женщины нуждается в анализе. В
действительности суждения следует делать на основании осо-
132
бенностей конкретного невроза пациента. Необходимо решить
вопрос о том, влечет ли за собой занимаемая пациентом пози-
ция вредные последствия для его развития и отношений с людь-
ми. Если это так, то она неверна и нуждается в проработке.
Доводы в пользу заключений аналитика должны быть ясно из-
ложены пациенту, чтобы дать ему возможность принять соб-
ственное решение в данном вопросе. И наконец, не содержит-
ся ли в вышеприведенных аргументах тот же самый ложный
вывод, который имеет место в мыслях пациента, а именно, что
нравственные нормы — это всего лишь дело частного мнения,
и они не являются в первую очередь одним из важнейших об-
стоятельств, от которых зависят последствия? Давайте возьмем
в качестве примера невротическое высокомерие. Оно существу-
ет как факт безотносительно к тому, ответственен ли за него
пациент или нет. Аналитик считает, что высокомерие является
проблемой, которую пациент должен осознать и в конечном
счете решить. Занимает ли он эту критическую позицию, исхо-
дя из того, что в воскресной школе его учили, что высокомерие
— грех, а скромность — добродетель? Или его суждение опре-
деляется тем, что высокомерие не отвечает действительному
положению дел и порождает неблагоприятные последствия, груз
которых неизбежно ложится на пациента опять-таки независи-
мо от его ответственности. Так, в едучае, когда пациент стра-
дает высокомерием, последствия мешают ему познать себя и
таким образом препятствуют его развитию. Высокомерный па-
циент также склонен несправедливо относиться к другим лю-
дям, а это опять же оказывает свое обратное воздействие, не
просто подвергая его эпизодическим стычкам с другими людь-
ми, но и отчуждая его от людей в целом. Это, однако, лишь еще
глубже затягивает его в свой невроз. Поскольку моральные нор-
мы поведения пациента отчасти несут на себе следы влияния
невроза, а отчасти сами способствуют его сохранению, у ана-
литика нет иного выбора, кроме как включить их в интересую-
щий его круг вопросов.
133
Глава 11
Безнадежность
Несмотря на свои конфликты, невротик может время от
времени испытывать приятные чувства, может полу-
чать удовольствие от чего-то, к чему расположен. Но
его счастье зависит от слишком многих условий и не часто по-
сещает его. Например, он не получит никакого удовольствия,
если он не один или, напротив, если он не может разделить
свое удовольствие с кем-то другим; если не он главенствует в
ситуации или если ему не высказывают одобрения со всех сто-
рон. Его шансы становятся еще меньше из-за того, что необхо-
димые для счастья условия часто противоречат друг другу. Он
может радоваться, что другой человек взял на себя руковод-
ство, но в то же самое время он может негодовать на него за
это. Женщина может наслаждаться успехом своего мужа, но
может также и завидовать его успеху. Она может получать удо-
вольствие, устраивая прием, но принуждена все делать столь бе-
зукоризненно, что еще до его начала чувствует себя совершенно
выдохшейся. А когда невротик действительно на время обретает
счастье, оказывается, что его слишком легко расстроить из-за на-
личия у него многочисленных уязвимых мест и страхов.
Кроме того, неудачи, которые случаются в жизни каждого
человека, приобретают в его сознании несоразмерную величи-
ну. Любая малейшая неудача может повергнуть его в депрес-
сию, так как она доказывает его ничтожность в целом, даже если
причины неудачи ему не подвластны. Любое безобидное кри-
тическое замечание может огорчить его или погрузить в мрач-
ное раздумье и так далее. В результате он обычно чувствует
себя более несчастным и неудовлетворенным, чем это оправ-
дано в данных обстоятельствах.
Эта ситуация, достаточно плохая сама по себе, усугубляет-
ся вследствие дополнительного соображения. Очевидно, что
люди могут переносить поразительные несчастья до тех пор,
пока существует надежда; но невротические затруднения неиз-
менно порождают определенную степень безнадежности, и чем
тяжелее эти затруднения, тем сильнее безнадежность. Она
может быть глубоко запрятана, а на поверхности сознания не-
вротик может целиком уйти в воображение или планирование
условий, которые улучшили бы его дела. Если бы только он
был женат, имел более просторную квартиру, иного начальни-
ка, другую жену; или если бы только она была мужчиной, или
134
чуть старше или моложе, чуть выше или не такой высокой, тог-
да все было бы хорошо. И иногда устранение определенных
вносящих беспокойство факторов действительно приносит
пользу. Однако чаще такие надежды представляют собой все-
го лишь экстернализацию внутренних трудностей и обречены
на разочарование. Невротик ожидает от внешних изменений
чуть ли не благоденствия, но неизбежно привносит себя и свой
невроз в каждую новую ситуацию.
Надежды на внешние обстоятельства больше распростра-
нены среди молодых людей, что составляет одну из причин, по
которой анализ очень молодого человека не так прост, как это
можно было бы ожидать. Когда люди становятся старше и их
надежды увядают одна за другой, они в большей степени гото-
вы пристальнее вглядеться в себя как в возможный источник
неблагополучия.
Даже когда общее чувство безнадежности бессознательно,
вывод о его существовании и его силе можно сделать на осно-
вании различных признаков. В истории жизни могут иметь мес-
то эпизоды, показывающие, что сила и продолжительность ре-
акции человека на разочарования были абсолютно непропор-
циональны вызвавшей их причине. Так, можно внезапно испы-
тать полную безнадежность, по внешнему виду возникшую в
результате безответной юношеской любви, из-за предательства
друга, несправедливого увольнения с работы, неудачи на экза-
менах. Естественно попытаться вначале понять, каковы могли
бы быть особые причины для столь глубокой реакции. Но по-
мимо и сверх любых конкретных причин обычно обнаруживает-
ся, что неблагоприятное переживание лишь открывает намно-
го более глубокий источник безнадежности. Сходным образом,
поглощенность мыслями о смерти или легкость появления мыс-
лей о самоубийстве, сопровождаемых аффектом или без него,
указывает на всепроникающую безнадежность, даже если че-
ловек демонстрирует видимость оптимизма. Легкомысленный
настрой, отказ принимать что-либо всерьез — в аналитической
ли ситуации или вне ее — еще один признак того, как легко
человек падает духом перед лицом трудностей. Сюда относит-
ся многое из того, что Фрейд определял как негативную тера-
певтическую реакцию. Новое осознание, которое, несмотря на
возможную болезненность, открывает выход из затруднения,
может вызывать лишь разочарование и нежелание проходить
-через повторные тяготы тщательной проработки новой пробле-
мы. Иногда это выглядит так, словно пациент не надеется на
то, что преодолеет конкретное затруднение; но в действитель-
135
ности здесь выражается отсутствие у него надежды когда-либо
суметь извлечь из этого пользу. При таких условиях для него
вполне логично жаловаться на то, что данное осознание причи-
няет боль или страшит его, и негодовать на то, что аналитик
его расстраивает. Поглощенность предвидением или предска-
занием будущего также является признаком безнадежности.
Хотя внешне это выглядит как беспокойство о жизни в целом, о
том, чтобы тебя не застигли врасплох, о совершаемых ошиб-
ках, можно заметить, что в таких случаях взгляд на будущее
неизменно проникнут пессимизмом. Подобно Кассандре91, мно-
гие невротики предвидят по большей части зло и редко — бла-
го. Такое сосредоточение преимущественно на мрачной, а не
на светлой стороне жизни должно заставить заподозрить глу-
бокую личную безнадежность, независимо от степени интеллек-
туальности ее рационализации. Наконец, имеет место состоя-
ние хронической подавленности, которое может быть столь
скрытым и подкрадываться столь незаметно, что оно не произ-
водит впечатления депрессии. Люди, охваченные печалью та-
кого рода, могут совсем неплохо справляться со своими функ-
циями. Они могут быть довольно милыми людьми и могут при-
ятно проводить время, но им может требоваться утром несколь-
ко часов, чтобы встряхнуться, преодолеть себя, как бы снова
попытаться смириться с жизнью. Жизнь является таким посто-
янным бременем, что они вряд ли ощущают ее как бремя и не
жалуются на нее. Но они постоянно испытывают упадническое
настроение.
В то время как источники безнадежности всегда бессозна-
тельны, само по себе это чувство может прекрасно осознавать-
ся. Человека может охватывать всепроникающее ощущение
рока. Или он может занять позицию безропотного отношения к
жизни в целом, не ожидая при этом ничего хорошего, просто
думая, что жизнь необходимо терпеть. Или он может выражать
это философски, говоря о том, что жизнь по своей сути трагич-
на и только дураки обманываются на счет возможности изме-
нить человеческую судьбу.
Уже из предварительного разговора с пациентом можно
вынести впечатление о наличии у него чувства безнадежности.
Он не захочет принести ни малейшей жертвы, претерпеть даже
небольшого неудобства, подвергнуться даже минимальному
риску. Он может, следовательно, производить впечатление че-
ловека, слишком потакающего своим желаниям. Однако на са-
мом деле он не видит никакой серьезной причины идти на жер-
твы, когда ничего не ожидает от них. Сходное отношение мож-
136
но видеть и вне сферы анализа. Люди остаются пребывать в
абсолютно неудовлетворительных ситуациях, которые при не-
большом усилии и инициативе можно было бы изменить к луч-
шему. Но человек может быть целиком и полностью парализо-
ван своей безнадежностью, и тогда весьма скромные трудно-
сти представляются ему непреодолимыми препятствиями.
Иногда случайное замечание выносит это состояние на по-
верхность. Пациент может реагировать на простое замечание
аналитика о том, что определенная проблема еще не решена и
требует дальнейшей проработки, вопросом: «Вы думаете, это
не безнадежно?» А когда он осознает свое отчаяние, он обыч-
но не может его объяснить. Он, вероятно, будет приписывать
его разнообразным внешним факторам, начиная со своей ра-
боты или брака и кончая политической ситуацией. Но оно не
обусловлено каким-либо конкретным или временным обстоя-
тельством. Безнадежно то, что он когда-либо сделает из своей
жизни что-то стоящее, станет счастливым или свободным. Он
ощущает себя навсегда исключенным из всего того, что могло
бы сделать его жизнь осмысленной.
Возможно, Сёрен Кьеркегор дал этому наиболее глубокое
объяснение. В своем произведении «Болезнь к смерти»92 он
говорит, что всякое отчаяние в своей основе является потерей
надежды быть самим собой. Философы всех времен подчерки-
вали, что быть самим собой имеет для человека кардинальное
значение и что отчаяние сопутствует ощущению преграды на
этом пути. Это центральная тема работ по дзэн-буддизму. Сре-
ди современных авторов я процитирую лишь Джона Макмюр-
рея:93 «Какой иной смысл может иметь наше существование,
если не быть самим собой полностью и до конца?»94.
Безнадежность представляет собой конечный результат
нерешенных конфликтов, и ее самым глубоким корнем являет-
ся отчаяние когда-либо достичь внутренней цельности. К это-
му состоянию ведет цепь возрастающих невротических труд-
ностей. В основе всего лежит ощущение, что ты находишься в
плену конфликтов, подобно птице, запутавшейся в сетях, и нет
никакой возможности когда-либо освободиться. Непосредствен-
но за ним идут все те попытки решения, которые не только сами
по себе неудачны, но и еще более отчуждают человека от са-
мого себя. Повторный опыт служит усилению безнадежности:
таланты так никогда и не ведут к достижениям либо потому, что
силы снова и снова разбрасываются в слишком многих направ-
лениях, либо потому, что трудностей, неизбежных в любом твор-
ческом процессе, оказывается достаточно, чтобы человек пре-
137
кратил дальнейшие усилия. Это также может относиться к лю-
бовным отношениям, попыткам брака, дружбы, которые разби-
ваются одна за другой. Повторяющиеся неудачи также способ-
ны привести в уныние и сломить волю, как и отрицательный
опыт у лабораторных крыс, когда, приученные прыгать в опре-
деленное отверстие за пищей, они подпрыгивают снова и сно-
ва, но находят лишь запертую дверцу.
Далее имеют место по сути безнадежные попытки «дотя-
нуться» до соответствия своему идеализированному образу.
Трудно сказать, не в этом ли заключен наиболее мощный из
всех факторов, рождающих безнадежность. Однако не подле-
жит сомнению, что в ходе анализа безнадежность полностью
обнажается, когда пациент осознает, что он далек от того, что-
бы быть уникальным и совершенным, каким он видит себя в
своем воображении. В этот момент он ощущает безнадежность
не только потому, что отчаивается когда-либо достичь этих
фантастических высот, но еще в большей степени потому, что
реагирует на это осознание глубоким презрением к себе, под-
рывающим надежду когда-либо чего-нибудь достичь, будь то в
любви или в работе.
Последний из факторов, способствующих безнадежности,
образуют все те процессы, которые заставляют человека вы-
носить свой центр тяжести вовне, а это ведет к тому, что он
утрачивает функцию активной движущей силы в своей собствен-
ной жизни. Итог всего этого состоит в том, что он теряет веру в
себя и в свое развитие как человека; он склонен отступать, сда-
ваться — позиция, которая, хотя и может иногда остаться неза-
меченной, но по своим последствиям настолько серьезна, что
заслуживает названия духовной смерти. Как говорит Кьеркегор,
«но даже в человеке, который ... является отчаявшимся, жизнь
вполне может продолжаться, как это обычно и наблюдается;
подобно всем прочим, он может быть полон временного, забо-
титься о любви, семье, почестях и внимании к другим; возмож-
но, даже не будет заметно, что в более глубоком смысле этому
человеку не хватает «я». «Я», разумеется, не из тех вещей,
которым мир придает большое значение, относительно него как
раз бывает меньше всего любопытства; рискованно как раз по-
казать, что оно у тебя есть. Худшая из опасностей — потеря
своего «я» — может пройти у нас совершенно незамеченной,
как если бы ничего не случилось. Ничто не вызывает меньше
шума, никакая другая потеря — ноги, состояния, женщины и
тому подобного — не замечается столь мало»95.
Из моего опыта работы в качестве супервизора96 я знаю, что
138
аналитик часто не представляет себе ясно проблему безнадеж-
ности и вследствие этого не работает с ней должным образом.
Некоторые из моих коллег были настолько поражены и подав-
лены безнадежностью пациента, которую они видели, но не
воспринимали как проблему, что они сами впадали в безнадеж-
ность. Такое чувство, конечно, смертельно для аналитика; не-
зависимо от того, насколько хороша его техника или смелы уси-
лия, пациент чувствует, что в действительности аналитик отка-
зался от борьбы за него. То же самое справедливо и вне психо-
аналитической ситуации. Нельзя быть на деле для человека
полезным другом или товарищем, если не верить в осуществ-
ление им присущих ему потенциальных возможностей.
Иногда коллеги допускали противоположную ошибку, отно-
сясь к безнадежности пациента без достаточной серьезности.
Они чувствовали, что пациента нужно ободрить, и делали это,
что достойно одобрения, но абсолютно недостаточно. В таком
случае, даже если пациент высоко ценит благие намерения
аналитика, он вполне оправданно испытывает досаду на него,
так как глубоко внутри себя он знает, что его безнадежность —
это не просто временное настроение, которое можно рассеять
ободрительными высказываниями, делающимися из лучших
побуждений.
Для того чтобы «взять быка за рога» и прямо подойти к этой
проблеме, вначале необходимо выяснить из косвенных указа-
ний, подобных описанным выше, ощущает ли пациент безна-
дежность и в какой степени. Затем необходимо понять, что его
безнадежность вполне оправданна вследствие его запутаннос-
ти в сложных проблемах. Аналитик должен понять и ясно дове-
сти до сознания пациента, что его ситуация безнадежна лишь
до тех пор, пока сохраняется существующее положение и пока
оно считается неизменным. В упрощенной форме эту пробле-
му в целом иллюстрирует сцена из «Вишневого сада» Чехова.
Семья, столкнувшись с банкротством, находится в отчаянии от
мысли, что лишается своего поместья с дорогим их сердцу виш-
невым садом. Деловой человек высказывает разумное пред-
ложение — на части земель поместья построить и сдавать в
аренду дачи. Из-за ограниченности своих взглядов они не мо-
гут одобрить такой проект, а так как никакого другого решения
нет, у них не остается никакой надежды. Они беспомощно спра-
шивают, как если бы не слышали этого предложения, неужели
никто не может дать им совет или оказать помощь. Если бы их
советчик был хорошим аналитиком, он бы сказал: «Конечно,
ситуация трудная. Но безнадежной ее делает ваше собствен-
139
ное отношение. Если бы вы подумали над изменением своих
требований к жизни, не было бы никакого основания для безна-
дежности».
Вера в то, что пациент действительно может измениться,
которая по существу означает, что он на самом деле может
разрешить свои конфликты, является фактором, который и оп-
ределяет, осмелится ли терапевт обсуждать эту проблему и
может ли он это сделать, имея достаточные шансы на успех.
Именно здесь ясно обнаруживаются мой расхождения с Фрей-
дом. Психология Фрейда, а также философия, лежащая в ее
основании, по сути своей пессимистичны. Это видно по его
взглядам на будущее человечества97, а также по его отноше-
нию к терапии98. И на основании своих теоретических предпо-
сылок он и не может не быть пессимистом. Человеком движут
инстинкты, которые в лучшем случае можно лишь смягчить по-
средством «сублимации». Общество неизбежно ставит препят-
ствия на пути удовлетворения инстинктивных влечений. Его Эго
беспомощно мечется между инстинктивными влечениями и
Супер-Эго, которое само может быть лишь несколько видоиз-
менено. Супер-Эго выступает главным образом как запрещаю-
щая и деструктивная инстанция. Подлинные идеалы не суще-
ствуют. Желание самоосуществиться является «нарциссичес-
ким». Человек по своей природе деструктивен, и «инстинкт смер-
ти» принуждает его либо губить других, либо страдать самому.
Все эти представления оставляют мало места для позитивного
отношения к изменению и ограничивают ценность созданной
Фрейдом терапии, обладающей великолепным потенциалом.
В противоположность ему я считаю, что свойственные невро-
зам навязчивые наклонности происходят не из инстинктов, а
возникают в результате нарушения человеческих взаимоотно-
шений; что они поддаются изменению, когда эти отношения
улучшаются, и что конфликты такого происхождения действи-
тельно могут быть разрешены. Это не означает, что теория,
основанная на защищаемых мною принципах, не имеет своих
ограничений. Предстоит многое сделать, прежде чем мы смо-
жем ясно определить ее границы. Но это в самом деле означа-
ет, что у нас есть веские основания верить в возможность ра-
дикального изменения.
Почему же тогда столь важно выявить у пациента безнадеж-
ность и взяться за ее проработку? Во-первых, этот подход це-
нен, когда имеешь дело с такими особыми .проблемами, как
депрессии и суицидальные наклонности99. Правда, мы можем
снять отдельную депрессию, просто раскрыв те конкретные кон-
140
фликты, в которые человек загнан в данный момент, и не зат-
рагивая его общее чувство безнадежности. Но если мы хотим
предотвратить повторные депрессии, безнадежность следует
проработать, так как она представляет собой более глубокий
источник депрессии. Также нельзя справиться с незаметно под-
ступающей хронической депрессией, не обращаясь к этому ее
первоисточнику.
То же самое справедливо и для суицидальных состояний.
Мы знаем, что такие факторы, как острое отчаяние, открытый
вызов и мстительность ведут к суицидальным импульсам; но
часто бывает слишком поздно заниматься предотвращением
самоубийства после того, как этот импульс стал явным. Уделяя
хотя бы небольшое внимание менее выраженным признакам
безнадежности и своевременно прорабатывая эту проблему с
пациентом, вероятно, можно было бы предотвратить много са-
моубийств.
Более общее значение имеет тот факт, что безнадежность
пациента создает препятствие для его излечения при любом
тяжелом неврозе. Фрейд был склонен называть все, что пре-
пятствует прогрессу пациента, сопротивлением. Но мы вряд ли
можем рассматривать безнадежность в этом ключе. В анализе
нам приходится иметь дело со сложным взаимодействием тор-
мозящих и движущих вперед сил, с сопротивлением и побуди-
тельными мотивами. Сопротивление является собирательным
термином, обозначающим все те силы внутри пациента, кото-
рые действуют для сохранения сложившегося положения. С
другой стороны, побудительный мотив пациента создается кон-
структивной энергией, которая подталкивает его к внутренней
свободе. Это та движущая сила, с которой мы работаем и без
которой мы не смогли бы ничего сделать. Это та сила, которая
помогает пациенту преодолевать сопротивление. Она делает
его ассоциации продуктивными, давая тем самым аналитику
возможность лучшего понимания. Она дает пациенту внутрен-
нюю силу переносить неизбежную боль взросления. Она зас-
тавляет его идти на риск отказа от тех отношений, которые да-
вали ему чувство безопасности, и побуждает совершать пры-
жок в неизвестность — к новым отношениям к себе и к другим.
Аналитик не может «тащить» пациента через весь этот процесс;
пациент сам должен хотеть идти. Именно эта, имеющая бес-
ценное значение сила оказывается парализованной состояни-
ем безнадежности. И если она не будет осознана и проработа-
на, аналитик лишит себя лучшего союзника в битве против не-
вроза пациента.
141
Безнадежность пациента не принадлежит к числу проблем,
которые можно разрешить посредством однократной интерпре-
тации. Можно считать достижением, если вместо того, чтобы
целиком уйти в чувство обреченности, которое он считает не-
устранимым, пациент начнет осознавать его как проблему, ко-
торая в конечном счете может быть решена. Этот шаг освобож-
дает его в достаточной степени, чтобы двигаться вперед. Ко-
нечно, впереди будут взлеты и падения. Возможно, он ощутит
оптимизм, даже чрезмерный оптимизм, если достигнет некото-
рого полезного прорыва в осознании (инсайта100); а затем сно-
ва впадет в свою безнадежность, как только приблизится к бо-
лее огорчительному для него осознанию. Каждый раз эта про-
блема должна прорабатываться заново. Но та власть, которую
она имеет над пациентом, ослабнет, если он осознает, что дей-
ствительно может измениться. И соответственно будет расти
его побудительный мотив. В начале анализа этот мотив может
сводиться к простому желанию избавиться от наиболее непри-
ятных симптомов. Но он набирает силу по мере того, как паци-
ент постепенно осознает сковывающие его кандалы и узнает
чувство свободы.
Глава 12
Садистские наклонности
Лица, находящиеся в тисках невротической безнадежно-
сти, ухитряются так или иначе «продолжать жить». Если
их способность к созиданию не слишком сильно подо-
рвана их неврозом, они просто могут вполне сознательно поко-
риться состоянию безнадежности в личной жизни и сосредото-
читься на той сфере деятельности, где они могут быть продук-
тивными. Они могут целиком уйти в какое-либо общественное
или религиозное движение или в работу какой-то организации.
Их работа может приносить пользу; отсутствие у них энтузиаз-
ма, энергии может перевешивать тот факт, что они не пресле-
дуют никаких личных корыстных целей.
Другие, приспосабливаясь к своему особому укладу жизни,
могут перестать задаваться вопросами по этому поводу и, не
придавая своей жизни большого значения, просто пытаться
выполнять свои обязанности. Джон Маркэнд101 изображает та-
142
кую жизнь в своем произведении «Так мало времени». Я ду-
маю, что именно это состояние Эрих Фромм102 описывает как
«дефектное» состояние, в отличие от невроза. Однако я интер-
претирую его как результат невротических процессов.
С другой стороны, они могут отказаться от любых серьез-
ных или многообещающих занятий и отойти на обочину жизни.
Они могут пытаться получить от нее хоть немного удовольствия,
находя интерес в хобби или случайных мелких удовольствиях:
в хорошей еде, праздничной выпивке, незначительных сексу-
альных эпизодах, — или они могут бездействовать и дегради-
ровать, позволяя себе гибнуть. Неспособные ни к какой систе-
матической работе, они принимаются за выпивку, азартные
игры, разврат. Тот тип алкоголизма, который был описан Чарль-
зом Джексоном103 в произведении «Пропавший уик-энд», пока-
зывает последнюю стадию такого состояния. В этой связи, воз-
можно, было бы интересно исследовать, не может ли бессоз-
нательная решимость человека погибнуть оказывать мощное
психологическое влияние, способствуя развитию таких хрони-
ческих заболеваний, как туберкулез и рак.
Наконец, потерявшие надежду люди могут пойти по пути
деструктивности, но в то же самое время пытаться получить
возмещение за счет заместительной жизни. Таков, на мой
взгляд, смысл садистских наклонностей.
Так как Фрейд считал садистские наклонности инстинктивны-
ми, интерес психоаналитиков был главным образом сосредото-
чен на так называемых садистских перверсиях104. Садистские про-
явления в повседневных взаимоотношениях, хотя они и не игно-
рировались, не получили строгого определения. Любого рода на-
пористое или агрессивное поведение считалось разновидностью
или сублимацией инстинктивных садистских наклонностей. Напри-
мер, стремление к власти Фрейд рассматривал как такую субли-
мацию. Справедливо, что стремление к власти может быть сади-
стским, но у человека, который относится к жизни как к битве всех
против всех, оно может представлять собой всего лишь борьбу за
выживание. В действительности оно вовсе не обязательно долж-
но быть невротическим. В результате такого отсутствия опреде-
ления мы не имеем ни достаточно полной картины тех форм, ко-
торые могут принимать садистские отношения, ни каких-либо точ-
ных критериев того, что можно отнести к садистским наклоннос-
тям. В определении того, что вполне обоснованно можно назвать
садизмом, а что — нет, очень многое приходится на интуицию от-
дельного аналитика; и такая ситуация вряд ли способствует глу-
бине наблюдений.
143
Простое нанесение обиды другим людям само по себе не
является показателем наличия садистской наклонности. Чело-
век может участвовать в борьбе личного или общего характе-
ра, в ходе которой он вынужден причинять боль не только сво-
им противникам, но также и своим союзникам. Враждебность
по отношению к другим людям может быть просто ответной.
Человек может чувствовать обиду или испуг и хотеть нанести
сильный ответный удар, который хотя объективно и не пропор-
ционален вызвавшей его причине, но субъективно вполне ей
соответствует. Однако на этот счет легко обмануться: слишком
часто говорят о справедливой ответной реакции, когда на са-
мом деле действует садистская наклонность. Но трудность в
разграничении одного от другого не значит, что реактивной враж-
дебности не существует. Наконец, имеются всякого рода так-
тики оскорбительного поведения у человека агрессивного типа,
который считает, что он борется за выживание. Я бы не назва-
ла все эти виды агрессивных действий садистскими; хотя из-за
них могут пострадать другие люди, но нанесение им обиды или
ущерба является здесь скорее неизбежным побочным продук-
том, а не первичным намерением. Проще говоря, мы могли бы
сказать, что, хотя те виды действий, на которые мы здесь ссы-
лаемся, относятся к числу агрессивных или даже враждебных,
они совершаются без дурного умысла. От самого факта причи-
нения боли человек не получает ни сознательного, ни бессоз-
нательного удовлетворения.
По контрасту давайте рассмотрим некоторые типично сади-
стские виды отношений. Лучше всего мы сможем увидеть их у
лиц, которые не испытывают никаких внутренних запретов в
выражении своих садистских наклонностей по отношению к
другим людям независимо от того, осознают ли они эти свои
наклонности или нет. Когда в дальнейшем я говорю о человеке
садистского типа, я имею в виду человека, чье отношение к
другим носит преимущественно садистский характер.
Такой человек может хотеть порабощения других людей или,
в частности, порабощения своего партнера. Его «жертва» дол-
жна быть рабом сверхчеловека, существом, не имеющим не
только каких-либо желаний, чувств или собственной инициати-
вы, но и каких-либо запросов в отношении к хозяину. Эта тен-
денция может принимать форму вылепливания или воспита-
ния жертвы, подобно тому как профессор Хиггинс из «Пигмали-
она»106 формирует Элизу. В лучшем случае она может иметь
некоторые конструктивные аспекты, как в случае с родителями
и детьми или учителями и учениками. Иногда этот аспект при-
144
сутствует в сексуальных отношениях, в особенности, если парт-
нер-садист является более зрелым. Иногда он ярко выражен в
гомосексуальных отношениях между старшим и младшим парт-
нерами. Но даже здесь «рога дьявола» вылезут наружу, если
раб обнаружит хоть какой-нибудь признак желания поступать
по-своему, иметь своих друзей или собственные интересы. Ча-
сто, хотя и не всегда, хозяина снедает ревность собственника,
и он использует ее как средство пытки. Специфическая осо-
бенность садистских взаимоотношений этого типа заключает-
ся в том, что именно в сохранении власти над жертвой, а нее
собственной жизни состоит всепоглощающий интерес та-
кого человека. Он будет пренебрегать своей карьерой, отказы-
ваться от удовольствий или многообразных встреч с другими
людьми, но не допустит ни малейшего проявления независи-
мости своего партнера.
Характерны те способы, которыми он удерживает партнера
в порабощении. Они варьируются лишь в пределах сравнитель-
но ограниченного диапазона и зависят от структуры личности
обоих членов пары. Человек садистского типа будет давать
своему партнеру ровно столько, чтобы их взаимоотношения
казались имеющими смысл. Он будет удовлетворять опреде-
ленные потребности своего партнера, хотя едва ли более того,
чтобы поддерживать его на минимальном «прожиточном уров-
не» в психологическом смысле этого слова. При этом он будет
внушать мысль об уникальности того, что он ему дает. Он бу-
дет подчеркивать, что никто иной не смог бы дать ему такое
понимание, такую поддержку, столь полное сексуальное удов-
летворение или разнообразие интересов; на самом же деле это
его самого никто иной не смог бы терпеть. Он может цепко удер-
живать его посулами лучших времен: явно или косвенно он бу-
дет обещать любовь или брак, более прочное финансовое по-
ложение или лучшее обращение. Иногда он будет подчерки-
вать свою собственную потребность в партнере и этим привле-
кать к себе. Все эти тактики тем более эффективны, что, прояв-
ляя столь собственническое и пренебрежительное отношение
к партнеру, он изолирует его от других людей. Если последний
достиг достаточной степени зависимости, он может даже угро-
жать ему тем, что бросит его. Могут также использоваться и
еще более сильные средства запугивания, но они стоят настоль-
ко особняком, что будут обсуждаться отдельно, в другом кон-
тексте. Естественно, мы не можем понять, что происходит в
таких взаимоотношениях, не принимая во внимание характер-
ные черты партнера. Часто он принадлежит к уступчивому типу
145
и, следовательно, страшится быть покинутым; или он может
быть человеком, который очень глубоко вытеснил свои соб-
ственные садистские побуждения и по этой причине, как будет
показано далее, стал беспомощным.
Взаимная зависимость, возникающая в такой ситуации, рож-
дает негодование не только у порабощенного, но также и у по-
работителя. Если потребность последнего в отстраненности
выражена достаточно заметно, он особенно сильно негодует
на то, что партнер поглощает у него так много душевных сил и
энергии. Не осознавая, что он сам создал эти стесняющие узы,
он может упрекать партнера за то, что тот за него цепляется. В
таких случаях его желание разорвать связь в такой же боль-
шой степени служит выражением страха и негодования, как и
средством запугивания.
Не всякое садистское стремление направлено на порабо-
щение. Другая его разновидность находит свое удовлетворе-
ние в том, чтобы играть на чувствах другого человека как на
инструменте. В своем произведении «Дневник обольстителя106
Сёрен Кьеркегор показывает, как человек, который ничего не
ждет от собственной жизни, может быть полностью поглощен
такой игрой. Он знает, когда проявить интерес, а когда — без-
различие. Он чрезвычайно чуток в предвидении и наблюдении
реакций на него девушки. Он знает, что будет возбуждать, а что
будет сдерживать ее эротические желания. Но его чувствитель-
ность ограничена тем, в какой мере она требуется для садист-
ской игры: его абсолютно не волнует, что этот опыт может зна-
чить в жизни девушки. То, что в произведении Кьеркегора пред-
стает как сознательный и тонкий расчет, чаще происходит бес-
сознательно. Но это та же самая игра с привлечением и отвер-
жением, очарованием и разочарованием, возвышением и уни-
жением, доставлением радости и причинением горя.
Третья характерная особенность состоит в эксплуатации
партнера. Эксплуатация не обязательно носит садистский ха-
рактер; она может осуществляться просто ради выгоды. В са-
дистской эксплуатации выгода также может приниматься во
внимание, но часто она иллюзорна и абсолютно непропорцио-
нальна тому аффективному отношению, которое вкладывает-
ся в ее осуществление. Для садиста эксплуатация становится
разновидностью страсти, на которую он имеет право. Главным
становится переживание торжества от использования других
людей. Специфически садистская окраска этой страсти прояв-
ляется в средствах, используемых для эксплуатации. Прямо или
косвенно партнеру предъявляются все возрастающие требо-
146
вания, и его заставляют испытывать вину или унижение, если
он не выполняет их. Человек садистского типа всегда может
находить поводы, чтобы чувствовать себя недовольным или
заявлять, что с ним плохо обращаются, а на этом основании
требовать еще больше. «Гедда Габлер»107 Ибсена иллюстри-
рует, как выполнение таких требований никогда не вызывает
благодарности и как часто за самими этими требованиями сто-
ит желание оскорбить, причинить боль другому человеку, по-
ставить его на место. Они могут иметь отношение к материаль-
ным интересам, или к сексуальным потребностям, или к содей-
ствию карьере; это могут быть требования особой заботы, ис-
ключительной преданности, безграничного терпения. В их со-
держании нет ничего специфически садистского: на садизм ука-
зывает только ожидание того, что любыми доступными спосо-
бами партнер должен наполнить его жизнь, которая в эмоцио-
нальном плане пуста. Это также хорошо иллюстрируется при-
мером Гедды Габлер: ее постоянными жалобами на чувство
пустоты и на потребность в стимуляции и возбуждении. Потреб-
ность подпитывать себя эмоциональной жизненной силой дру-
гого человека, подобно вампиру, как правило, совершенно бес-
сознательна. Но возможно, что именно она лежит в основе
стремления эксплуатировать и что именно она является поч-
вой, питающей предъявляемые требования.
Природа эксплуатации становится еще яснее, если мы осоз-
наем, что одновременно с ней присутствует тенденция разру-
шать планы и надежды других людей, фрустрировать их. Было
бы ошибкой сказать, что человек садистского типа никогда не
хочет ничего дать. При определенных условиях он даже может
быть щедрым. Для садизма типична не скаредность в смысле
придерживания или утаивания, а намного более активный, хотя
и бессознательный, импульс: во всем действовать наперекор
другим — убивать их радость и разочаровывать в их надеждах.
Любое чувство удовлетворения или проблеск жизнерадостного
настроения партнера почти непреодолимо толкают человека
садистского типа на то, чтобы так или иначе испортить его жизнь.
Если партнер с нетерпением ждет встречу с ним, он склонен
быть угрюмым. Если партнерша хочет половой близости, он
будет холоден или импотентен. Для этого ему даже ничего не
требуется делать специально. Он действует угнетающе просто
тем, что излучает мрачное настроение. Как пишет Олдос Хакс-
ли108, «ему ничего не надо было делать: достаточно было про-
сто быть. Остальные, заражаясь, вяли и мрачнели». И чуть даль-
ше: «Какая изящная утонченность воли к власти, какая элеган-
147
тная жестокость! И какой изумительный дар непосредственно
передавать другим свою мрачность, угнетающую даже самое
приподнятое настроение и удушающую саму возможность ра-
дости»109.
Такое же важное значение, как и любая из предыдущих,
имеет тенденция человека садистского типа третировать и
унижать других людей. Он замечательно остро подмечает не-
достатки, обнаруживает у людей слабые места и подчеркивает
их. Он интуитивно знает, где у других чувствительные струны и
как их можно задеть. И он стремится безжалостно использо-
вать свою интуицию для унизительной критики. Она может под-
вергаться рационализации и представляться как честность или
как желание быть полезным; он может думать, что искренне
озабочен сомнениями относительно компетентности или цело-
стности другого человека, но приходит в состояние паники, если
ставится под вопрос искренность его сомнений. Она может так-
же проявляться как простая подозрительность. Пациент может
говорить: «Если бы я только мог доверять этому человеку!» Но
после того, как он «превратил» его в своих сновидениях во все,
что только может вызывать отвращение: от таракана до крысы
— как может он доверять ему! Другими словами, подозритель-
ность может быть просто следствием пренебрежительного от-
ношения к другому человеку, которое он питает в своей душе.
И если человек садистского типа не догадывается о своем пре-
небрежительном отношении, он может осознавать одну только
возникающую в результате этого подозрительность. И опять,
по-видимому, правильнее говорить о страсти, а не просто о
склонности к придиркам. Он не только направляет свой про-
жектор на действительные изъяны, но чрезвычайно склонен к
экстернализации собственных недостатков и, таким образом, к
возведению напраслины на другого человека. Если, например,
он расстроил кого-то своим поведением, он немедленно пока-
жет озабоченность по поводу эмоциональной неустойчивости
данного человека или даже презрение к ней. Если партнер, под-
вергаясь запугиванию, не вполне с ним откровенен, он будет
укорять его за его скрытность или за ложь. Он будет укорять
его за зависимость от себя, хотя он сам сделал все возможное,
чтобы сделать его таким. Такого рода усилия нанести тайный
вред не ограничиваются только словами, но сопровождаются
всевозможными формами презрительного поведения. Унижа-
ющие и оскорбляющие сексуальные действия могут быть од-
ним из таких проявлений.
Если же фрустрируется какое-либо из этих побуждений или
148
если его побивают его же оружием, человек садистского типа
чувствует, что им управляют, его эксплуатируют или презира-
ют, он может испытывать приступы почти безумной ярости. Тог-
да в его воображении никакая пытка, которой можно было бы
подвергнуть обидчика, недостаточна: он может ударить его,
избить, разорвать на части. Эти приступы садистской ярости, в
свою очередь, могут вытесняться и вызывать состояние острой
паники или некоторое функциональное, соматическое110 расстрой-
ство, указывающее на усиление внутреннего напряжения.
Каков тогда смысл этих наклонностей? Какие внутренне не-
обходимые факторы принуждают человека вести себя так жес-
токо? Предположение о том, что садистские наклонности явля-
ются выражением извращенного сексуального влечения, на
самом деле безосновательны. Справедливо, что они могут вы-
ражаться в сексуальном поведении. В этом они не являются
исключением из общего правила, согласно которому все свой-
ственные нашему характеру черты часто проявляются в сексу-
альной сфере, как и в нашей манере работать, в нашей поход-
ке, в нашем почерке. Также справедливо, что многие садистс-
кие проявления сопровождаются определенным возбуждени-
ем или, как я неоднократно говорила, всепоглощающей страс-
тью. Однако вывод о том, что эти аффекты — доходящее до
нервной дрожи волнение или возбуждение — имеют сексуаль-
ную природу, даже если они не ощущаются как таковые, осно-
вывается всего лишь на предположении, что всякое возбужде-
ние само по себе является сексуальным. Но никаких данных,
подтверждающих такое предположение, нет. Феноменологичес-
ки сходные, эти два ощущения — садистское возбуждение и
сексуальный порыв — имеют совершенно различную природу.
Утверждение о том, что садистские импульсы представля-
ют собой сохранившуюся инфантильную наклонность, имеет
определенную привлекательность, так как маленькие дети час-
то жестоки к животным или к детям младше их и явно испыты-
вают при этом нервное возбуждение. Ввиду их поверхностного
сходства можно было бы сказать, что имеющийся у ребенка
зародыш жестокости просто приобретает утонченный характер.
Но в действительности она становится не только утонченной:
жестокость взрослого садиста — это жестокость иного рода.
Как мы видели, она имеет отчетливые особенности, которые
отсутствуют в открытой жестокости ребенка. Жестокость ребен-
ка, по-видимому, представляет собой сравнительно простую
реакцию на чувство притеснения или унижения. Он утверждает
себя, направляя свою месть на более слабых. Специфически
149
садистские наклонности намного сложнее и имеют более слож-
ные корни. Кроме того, подобно всякой попытке объяснить бо-
лее поздние особенности, выводя их непосредственно из бо-
лее ранних переживаний, эта попытка также оставляет без от-
вета один имеющий всеобщую значимость вопрос: какие фак-
торы объясняют сохранение и развитие жестокости?
Каждая из вышеприведенных гипотез охватывает лишь ка-
кой-либо один из аспектов садизма: сексуальность в одном слу-
чае, жестокость — в другом — и не может объяснить даже эти
характеристики. То же самое можно сказать и об объяснении,
предложенном Эрихом Фроммом111, хотя оно подходит к суще-
ству вопроса ближе, чем другие. Фромм указывает на то, что
человек садистского типа не хочет губить того человека, к кото-
рому он привязан: но так как он не может жить собственной
жизнью, то должен использовать партнера для симбиотическо-
го существования112. Это определенно справедливо, но все еще
недостаточно объясняет, почему человек навязчиво стремится
портить жизнь другим людям или почему это стремление при-
нимает данные конкретные формы.
Если мы рассматриваем садизм как невротический симптом,
мы, как всегда, должны начинать не с попытки объяснить этот
симптом, а с попытки понять ту структуру личности, в рамках
которой он развивается. Когда мы подходим к данной пробле-
ме с таких позиций, мы устанавливаем, что сколько-нибудь за-
метно выраженные садистские наклонности не развиваются у
тех, кому не свойственно глубокое чувство тщетности своей
жизни. Поэты интуитивно ощущали это основополагающее ус-
ловие задолго до того, как мы смогли проникнуть к нему в сво-
ем клиническом исследовании. И у упомянутых Гедды Габлер
и Обольстителя возможность когда-либо кем-то стать или че-
го-либо достичь в жизни была вопросом более или менее зак-
рытым. Если в этих обстоятельствах человек не может найти
своего пути смирения, он неизбежно оказывается во власти
обиды и негодования. Он чувствует себя отовсюду исключен-
ным, навсегда поверженным.
Как следствие этого он начинает ненавидеть жизнь и все,
что в ней есть позитивного. Но он ненавидит ее, испытывая жгу-
чую зависть человека, которому отказано в том, чего он страс-
тно желает. Это горькая, острая зависть человека, который чув-
ствует, что жизнь проходит мимо него. Ницше назвал ее «Le-
bensneid»113. Он не замечает, что у других тоже есть свои печа-
ли: «они» сидят за столом, тогда какого терзает голод; «они»
любят, творят, радуются, чувствуют себя здоровыми и свобод-
150
ними, приняты в какие-либо группы. Счастье других людей и их
«наивные» ожидания удовольствий и радости раздражают его.
Если он не может быть счастливым и свободным, почему они
должны быть такими? Говоря словами Достоевского из «Идио-
та», он не может простить им их счастья. Он должен растоп-
тать радость других. Его отношение можно проиллюстрировать
рассказом об учителе, смертельно больном туберкулезом, ко-
торый плюет на сэндвичи своих учеников и ликует от своей вла-
сти топтать их. Это осознанный акт мстительной зависти. У са-
диста склонность фрустрировать других людей и желание сло-
мить их дух, как правило, глубоко бессознательны. Но цель его
столь же зловеща, как и цель учителя: наделить своими стра-
даниями других; если другие так же побеждены и унижены, как
и он, его собственное несчастье смягчается, так как он более
не чувствует себя единственным, кто страдает.
Другой способ, которым он смягчает гложущую его зависть,
заключается в тактике «зелен виноград», которой он овладева-
ет до такой степени совершенства, что даже опытный наблю-
датель может легко обмануться. На самом деле, его зависть
спрятана так глубоко, что он сам высмеял бы любое предполо-
жение о ее существовании. Его сосредоточенность на болез-
ненной, тягостной или отталкивающей стороне жизни являет-
ся, таким образом, не только выражением его горечи, но даже в
еще большей степени потребности доказать себе, что он ниче-
го не теряет. Его постоянное стремление придираться и все
обесценивать отчасти проистекает из этого источника. Он бу-
дет отмечать, например, ту единственную часть прекрасной
женской фигуры, которая не вполне совершенна. Если он вой-
дет в комнату, его глаза будут невольно останавливаться на
том цвете или предмете мебели, который не гармонирует с ос-
тальными. Он выхватит один-единственный просчет в хорошей
во всех других отношениях речи. Сходным образом, все дур-
ное в жизни других людей, или в их характерах, или в их воз-
можных мотивах в его глазах принимает преувеличенные раз-
меры. Если он достаточно изощрен, он будет приписывать такое
отношение своей чуткости к любому несовершенству. Но дело
заключается в том, что он направляет свет своего прожектора
единственно на них, оставляя все остальное в темноте.
Хотя ему удается утолять свою зависть и разряжать свое
негодование, его все обесценивающее отношение, в свою оче-
редь, рождает постоянное чувство разочарования и недоволь-
ства. Например, если у него есть дети, он думает главным об-
разом о тех тяготах и обязанностях, которые сопряжены с этим;
151
если у него нет детей, он чувствует, что ему отказано в этой
важнейшей стороне человеческой жизни. Если у него нет сек-
суальных отношений, он чувствует себя ущемленным и озабо-
чен опасностями воздержания; если он имеет сексуальные от-
ношения, то испытывает из-за них унижение и стыдится их. Если
у него есть возможность совершить путешествие, он раздража-
ется по поводу неудобств; если он не может путешествовать,
он стыдится того, что ему приходится оставаться дома. Посколь-
ку ему не приходит в голову, что источники хронического недо-
вольства могут лежать внутри него, он полагает, что имеет право
внушать другим, как они подводят его, и предъявлять все боль-
шие требования, выполнение которых никогда не может удов-
летворить его.
Горькая зависть, тенденция к обесцениванию и возникаю-
щее в результате недовольство до некоторой степени объяс-
няют определенные садистские наклонности. Мы понимаем,
почему садиста одолевает стремление фрустрировать других
людей, причинять им страдание, придираться, выдвигать нена-
сытные требования. Но мы не можем оценить по достоинству ни
степень его деструктивности, ни его самонадеянную уверенность
в своей правоте до тех пор, пока не рассмотрим, какое значение
для его отношения к самому себе имеет безнадежность.
Хотя он нарушает наиболее элементарные требования че-
ловеческой порядочности, он в то же самое время питает внут-
ри себя идеализированный образ, отвечающий чрезвычайно
высоким и жестким моральным принципам. Он один из тех (мы
говорили о них ранее), кто, отчаявшись в своей способности
соответствовать таким принципам, сознательно или бессозна-
тельно решил быть как можно более «порочным». Он может
преуспеть в пороке и погрязнуть в нем, испытывая своего рода
наслаждение от отчаяния. Но в результате этого разрыв между
идеализированным образом и реальным «я» становится непре-
одолимым. Он чувствует невозможность исправления или про-
щения. Его безнадежность становится все глубже, и у него воз-
никает безрассудство человека, которому нечего терять. До тех
пор, пока у него сохраняется это состояние, для него фактичес-
ки закрыта возможность конструктивного отношения к себе.
Любая прямая попытка направить его в конструктивное русло
обречена на неудачу и выдает непонимание его состояния.
Его отвращение к себе достигает таких размеров, что он не
может на себя смотреть. Из-за этого он должен укреплять себя,
усиливая уже существующую бронь собственной правоты. Ма-
лейшая критика, пренебрежение или отсутствие признаков осо-
152
бого признания могут усиливать его презрение к себе и поэто-
му должны отвергаться как несправедливые. Он вынужден, сле-
довательно, экстернализировать презрение к самому себе: об-
винять, бранить и унижать других людей. Это, однако, загоняет
его в западню порочного круга. Чем сильнее он презирает дру-
гих, тем менее он осознает презрение к самому себе, тем боль-
шую безнадежность он испытывает. Направить усилия против
других становится тогда задачей самосохранения. Этот процесс
иллюстрирует приведенный ранее пример с пациенткой, кото-
рая обвиняла своего мужа в нерешительности и хотела уничто-
жить себя, когда осознала, что в действительности она испы-
тывала ярость из-за собственной нерешительности.
В этом свете мы начинаем понимать, почему для человека
садистского типа непререкаемым правилом является унижать
других людей. И мы можем теперь также видеть внутреннюю
логику его навязчивого и часто фанатичного стремления исправ-
лять других людей или, по крайней мере, исправлять своего
партнера. Так как он сам не может соответствовать своему иде-
ализированному образу, то ему должен соответствовать его
партнер; и та беспощадная ярость, которую он ощущает к себе
за любую неудачу в этом, обращается на партнера. Порой он
может спрашивать себя: «Почему я не бросаю его?» Но оче-
видно, что от таких рациональных соображений мало пользы
до тех пор, пока продолжается его внутренняя борьба и пока
она подвергается экстернализации. С помощью рационализа-
ции то давление, которое он оказывает на партнера, обычно
преподносится как «любовь» или забота о «развитии» партне-
ра. Нет надобности говорить, что это не любовь. Но это также и
не забота о развитии партнера в им самим выбранном направ-
лении, в соответствии с его собственными внутренними зако-
нами. В действительности он старается принудить партнера к
невозможной задаче — реализовать не свой, а его, садиста,
идеализированный образ. Та убежденность в своей правоте,
которую ему пришлось выработать как защиту против презре-
ния к самому себе, позволяет ему делать это с самодовольной
уверенностью.
Понимание этой внутренней борьбы позволяет нам также
глубже понять другой, более общий фактор, внутренне прису-
щий садистским симптомам: мстительность, которая, подобно
яду, часто проникает в каждую «клеточку» личности садиста.
Он полон мести и должен быть таким, потому что все свое яро-
стное презрение к себе он обращает вовне. Поскольку его чув-
ство своей непогрешимости мешает ему видеть свою долю вины
153
в любой возникающей трудности, он должен чувствовать, что
его оскорбляют и делают жертвой; поскольку он не может ви-
деть, что источник всего его отчаяния лежит внутри него само-
го, он должен возлагать ответственность за него на других. Они
разрушили его жизнь, они и должны ответить за это — полу-
чить то, что им причитается. Именно его мстительность, более
чем какой-либо иной фактор, убивает внутри него всякое чув-
ство симпатии и жалости. Почему он должен сочувствовать тем,
кто исковеркал его жизнь и вдобавок к тому находится в луч-
шем положении, чем он? В отдельных случаях желание мести
может осознаваться; он может знать, например, что испытыва-
ет его по отношению к своим родителям. Однако он не осозна-
ет, что оно составляет всепроникающую черту его характера.
Человек садистского типа, каким мы его видели до сих пор,
это человек, который, чувствуя себя отверженным и обречен-
ным, приходит в неистовство и изливает свою ярость на других
в слепом порыве мстительности. Как мы теперь понимаем, де-
лая других несчастными, он пытается смягчить собственное
несчастье. Но в этом вряд ли может состоять все объяснение.
Одни только деструктивные аспекты не объясняют той всепог-
лощающей страсти, которая является отличительной чертой
большинства садистских действий. Должны быть некоторые
вполне определенные выгоды, выгоды, которые имеют для че-
ловека садистского типа жизненно важное значение. Может
показаться, что это утверждение противоречит предположению
о том, что садизм является порождением безнадежности. Как
может лишенный надежды человек надеяться на что-то и тем
более делать это с такими затратами энергии? Однако дело
заключается в том, что с субъективной точки зрения он может
приобрести многое. Унижая других, он не только ослабляет свое
непереносимое презрение к себе, но и в то же самое время
извлекает чувство собственного превосходства. Когда он «ле-
пит» жизни других людей, он не только получает возбуждаю-
щее чувство власти над ними, но также находит заместитель-
ный смысл для своей жизни. Когда он в эмоциональном плане
эксплуатирует других, он создает себе заместительную эмоци-
ональную жизнь, которая ослабляет его чувство собственной
бесплодности. Побеждая других, он достигает чувства торже-
ства, триумфа, подъема, которое затмевает его собственное
безнадежное поражение. Такое стремление к мстительному
триумфу, вероятно, образует у него наиболее мощную моти-
вационную силу.
Все его устремления также служат удовлетворению жажды
154
нервного возбуждения и волнения. Здоровый, уравновешенный
человек не нуждается в нервных встрясках такого рода. Чем
более зрелым он является, тем менее они его затрагивают. Но
эмоциональная жизнь человека садистского типа пуста. У нею
задушены почти все чувства, за исключением гнева и триумфа.
Он настолько мертв, что нуждается в этих сильнодействующих
средствах, чтобы почувствовать себя живым.
И последнее, но отнюдь не менее важное: его садистское
обращение с другими людьми дает ему ощущение силы и гор-
дости, которые усиливают его бессознательное чувство соб-
ственного всемогущества. Во время анализа отношение паци-
ента к своим садистским наклонностям претерпевает глубокие
изменения. Когда он впервые их осознает, он чаще всего зани-
мает по отношению к ним критическую позицию. Но подразуме-
ваемое им неприятие не идет от всего сердца; скорее, оно де-
лается только на словах в угоду принятым нормам. Такие при-
знания могут чередоваться с приступами проклятий в свой ад-
рес. Однако позднее, когда он находится на грани отказа от
своего садистского образа жизни, он может внезапно ощутить,
что теряет нечто драгоценное. Тогда он может впервые созна-
тельно пережить чувство подъема от своей способности делать
с другими то, что вздумается. Он может выражать озабочен-
ность по поводу того, как бы аналитик не превратил его в пре-
зренного слабака. И опять, как это очень часто бывает в анали-
зе, озабоченность пациента имеет субъективное основание:
лишаясь власти заставлять других служить своим эмоциональ-
ным потребностям, он чувствует себя жалкой и беспомощной
тварью. Со временем он узнает, что ощущение силы и гордости,
получаемое им от своего садизма, представляет собой жалкий
суррогат. Оно было крайне ценно для него лишь потому, что на-
стоящая сила и настоящая гордость были ему недоступны.
Когда мы осознаем природу этих выгод, мы видим, что нет
противоречия в утверждении о том, что испытывающий безна-
дежность человек может неистово искать чего-либо. Но то, что
он ожидает найти, не является ни большей свободой, ни боль-
шим самоосуществлением: все, что составляет его безнадеж-
ность, остается без изменения, и он не рассчитывает на изме-
нения в этом отношении. Он ищет суррогаты.
Эмоциональные выгоды достигаются за счет заместитель-
ной жизни. Обладать садистскими наклонностями означает
жить агрессивно и, по большей части, деструктивно, реали-
зуя все свои отношения через других людей. Но это единствен-
ный способ, которым может жить человек, потерпевший столь
155
сокрушительное поражение. Безрассудство, с которым он пре-
следует свои цели, — это безрассудство, рожденное отчаяни-
ем. Не имея ничего, что он мог бы потерять, он может лишь
приобрести. В этом смысле садистские стремления имеют по-
зитивную цель и должны рассматриваться как попытка возме-
щения. Причина того, почему он с такой старательностью пре-
следует эту цель, заключается в том, что, торжествуя над дру-
гими, человек садистского типа может оттеснить на задний план
чувство собственного унижения и поражения.
Деструктивные элементы, неотъемлемо присутствующие в
этих стремлениях, не могут, однако, оставаться без последствий
для самого индивида. Мы уже отмечали возрастание его пре-
зрения к себе. Не менее важное следствие состоит в порожде-
нии тревоги. Отчасти это страх возмездия: человек опасается,
что другие будут относиться к нему так же, как он относится к
ним или как он хотел бы относиться к ним. В сознании это пред-
стает не столько в форме страха, сколько в виде принятия как
должного того, что они поступили бы с ним нечестно, если бы
могли, то есть если бы он не препятствовал этому, постоянно
находясь в наступлении. Он должен быть настолько бдитель-
ным, предвидя и предупреждая любую возможную атаку, что-
бы практически во всех отношениях быть неуязвимым. Бессоз-
нательная уверенность в собственной неуязвимости часто иг-
рает значительную роль. Она дает ему барственное чувство
безопасности: его никогда не смогут обидеть, его никогда не
смогут разоблачить, с ним никогда не может произойти несчас-
тный случай или болезнь, он даже не может когда-нибудь уме-
реть. Если тем не менее его все же оскорбляют люди или об-
стоятельства, его псевдобезопасность рушится, и он испыты-
вает острую панику.
Отчасти его тревога представляет собой страх перед взрыв-
ными, деструктивными элементами, заключенными в нем са-
мом. Он чувствует себя подобно человеку, который носит с со-
бой бомбу большой силы. Необходимы строжайший самоконт-
роль и постоянная бдительность, чтобы держать эти опасные
элементы в узде. Они могут всплывать на поверхность, когда
он выпивает, если он не слишком сильно опасается дать себе
волю под влиянием алкоголя. Тогда он может становиться яро-
стно деструктивным. Эти импульсы при особых условиях также
могут приближаться к осознанию; обычно это условия, пред-
ставляющие для него искушение. Так, садист в произведении
Золя «Человек-зверь»114 впадает в панику, почувствовав, что
пленен девушкой, потому что это вызывает в нем побуждение
156
убить ее. Оказавшись свидетелем несчастного случая или лю-
бого акта жестокости, он может пережить приступ страха, пото-
му что ситуация такого рода пробуждает его собственные дес-
труктивные импульсы.
Эти два фактора: презрение к себе и тревога — главным
образом и служат причиной вытеснения садистских импульсов.
Полнота и глубина вытеснения различны. Часто
деструктивные импульсы просто не допускаются до осознания.
Вообще говоря, поразительно, как много в поведении человека
может быть садистского содержания, о котором он не знает. Он
сознает лишь возникающие время от времени желания дурно
поступить по отношению к более слабому человеку, возбужде-
ние при чтении о садистских действиях или переживание неко-
торых явно садистских фантазий. Но эти спорадические про-
блески остаются изолированными. Большая часть того, что он
ежедневно причиняет другим людям своим поведением, им не
осознается. Бесчувственность по отношению к себе и другим
служит одним из факторов, затрудняющих такое осознание: до
тех пор, пока она не исчезнет, он не может эмоционально пере-
живать то, что делает. Кроме того, оправдания, выдвигаемые,
чтобы скрыть садистские наклонности, часто достаточно хит-
роумны и поэтому могут обмануть не только самого их облада-
теля, но даже тех людей, против которых они направлены. Мы
не должны забывать, что садизм является последней стадией
тяжелого невроза. Следовательно, используемый способ оп-
равдания будет зависеть от структуры данного конкретного не-
вроза, служащего источником садистских наклонностей. Напри-
мер, уступчивый тип будет порабощать партнера, бессознатель-
но пользуясь маской притворной любви. Его требования будут
определяться его потребностями. Поскольку он совершенно бес-
помощен, или полон страха, или очень болен, партнер должен за
него все делать. Поскольку он не выносит одиночества, партнер
всегда должен быть с ним. Свои упреки он будет делать косвенно,
бессознательно демонстрируя, как люди заставляют его страдать.
Агрессивный тип выражает свои садистские наклонности
вполне открыто, что, однако, не означает, что он в большей мере
о них догадывается. Он без колебаний демонстрирует недоволь-
ство, презрение и свои требования, но при этом считает свое
поведение полностью оправданным, а себя — просто откро-
венным. Он также будет экстернализировать отсутствие забо-
ты о других людях и тот факт, что он их эксплуатирует, и будет
запугивать их, говоря им в недвусмысленных выражениях, как
сильно они его обижают.
157
Отчужденный человек наименее навязчив в проявлении сво-
их садистских наклонностей. Он будет фрустрировать других
тихо, лишая их покоя своей готовностью уйти, делая вид, что
они стесняют или беспокоят его, и получая тайное наслажде-
ние от того, что из-за него они ставят себя в глупое положение.
Но садистские импульсы могут вытесняться намного глуб-
же и тогда они становятся источником того, что можно назвать
инвертированным (обращенным на себя) садизмом. В этом слу-
чае человек так сильно страшится своих импульсов, что впада-
ет в другую крайность, только чтобы не позволить им обнару-
житься ни перед ним самим, ни перед другими. Он будет избе-
гать всего, что напоминает самоутверждение, агрессию или
враждебные проявления, и как результат будет иметь обшир-
ные и неясно очерченные внутренние запреты.
Краткий набросок даст представление о том, что влечет за
собой этот процесс. Впасть в крайность, противоположную по-
рабощению других людей, значит быть неспособным отдать
никакое распоряжение, что во многом уменьшает принятие на
себя ответственности или лидерства. Это делает человека
сверхосторожным в оказании влияния или высказывании совета.
Сюда относится вытеснение даже самой оправданной ревности.
Наблюдательный человек заметит лишь то, что у него начинают-
ся головные боли или боли в желудке или возникает какой-либо
другой симптом, когда дела идут не так, как он хочет.
Когда человек впадает в крайность, противоположную экс-
плуатации других, на первый план у него выдвигаются само-
уничижительные наклонности. Это проявляется в том, что че-
ловек не осмеливается выразить никакое желание, не осмели-
вается даже иметь желание; не осмеливается противиться ос-
корблению или даже чувствовать себя оскорбленным; в склон-
ности считать ожидания или требования других людей более
оправданными или более важными, чем свои собственные; в
предпочтении скорее подвергнуться эксплуатации, чем заявить
о своих интересах. Такой человек находится между Сциллой и
Харибдой115. Он страшится собственных побуждений эксплуа-
тировать других людей, но презирает себя за свою ненапорис-
тость, которую считает трусостью. А когда он подвергается экс-
плуатации, что естественно и происходит, он оказывается в
тисках неразрешимой дилеммы и может отреагировать депрес-
сией или каким-либо функциональным симптомом.
Сходным образом, вместо того, чтобы фрустрировать дру-
гих людей, он будет сверхозабочен тем, чтобы не разочаро-
вать их, быть заботливым и щедрым. Он приложит все силы,
158
только чтобы не допустить ничего, что могло бы предположи-
тельно оскорбить их чувства или каким-либо образом их задеть.
Он будет интуитивно находить слова, чтобы сказать что-либо
«приятное», например, одобрительное замечание, которое под-
нимет их уверенность в себе. Он склонен автоматически во всем
винить себя и будет рассыпаться в извинениях. Если он дол-
жен высказать критическое замечание, он сделает это в макси-
мально возможной мягкой форме. Даже если его явно оскор-
бят, он не выкажет ничего, кроме «понимания». Но в то же са-
мое время он остается сверхчувствительным к унижению и му-
чительно от этого страдает.
Садистская игра на чувствах, когда она глубоко вытеснена,
может уступить место ощущению, что человек бессилен кого-
либо привлечь к себе. Так, человек может искренне полагать, и
часто вопреки веским свидетельствам противоположного, что
он непривлекателен для противоположного пола, что он вынуж-
ден довольствоваться крохами. Говорить в этом случае о чув-
стве собственной неполноценности значит всего лишь исполь-
зовать другое слово, обозначая им то, что человек как-то осоз-
нает и что может просто быть выражением его презрения к себе.
Но что имеет к этому отношение, так это то, что представление
о собственной непривлекательности может быть бессознатель-
ным бегством от искушения включиться в волнующую игру в
завоевание и отвержение. Во время анализа может постепен-
но выясниться, что пациент бессознательно исказил всю кар-
тину своих любовных взаимоотношений. И произойдет любо-
пытное превращение: «гадкий утенок» начинает осознавать свое
желание и способность пленять людей, но с возмущением и
презрением отворачивается от них, как только они принимают
всерьез его заигрывания.
Возникающая в результате картина личности обманчива и с
трудом поддается оценке. Ее сходство с уступчивым типом по-
разительно. На самом деле, хотя человек открыто садистского
типа обычно принадлежит к агрессивному типу, инвертирован-
ный садист начинает, как правило, с выработки в качестве пре-
обладающих уступчивых наклонностей. Сходство заключается
в том, что особенно тяжелый, сокрушительный удар он полу-
чил в детстве и был вынужден покориться. Он мог исказить свои
чувства и вместо того, чтобы противиться угнетателю, стал его
любить. По мере взросления — возможно, к возрасту полового
созревания — конфликты стали невыносимыми, и он нашел
выход в отстраненности. Но, столкнувшись с неудачей, он не
смог более выносить изоляцию в своей башне из слоновой ко-
159
сти. Тогда он, по-видимому, возвратился к первой форме сво-
ей зависимости, но с той разницей, что его потребность в люб-
ви и привязанности приобрела столь отчаянный характер, что
он был готов заплатить любую цену, только чтобы не оставать-
ся в одиночестве. В то же самое время его шансы найти лю-
бовь и привязанность упали из-за его потребности в отстранен-
ности, которая все еице присутствовала и постоянно препятство-
вала его желанию привязанности к кому-либо. Измученный этой
борьбой, он потерял надежду и развил в себе садистские на-
клонности. Но его потребность в людях оказалась столь насто-
ятельной, что ему пришлось не только вытеснить свои садист-
ские наклонности, но и уйти в противоположную крайность, что-
бы их скрыть.
В этом случае для такого человека быть вместе с другими
людьми значит испытывать напряжение, хотя он может и не
осознавать его. Он склонен к скованности и застенчивости. Он
должен постоянно играть роль, которая противоречит его са-
дистским побуждениям. Вполне естественно, что сам он пола-
гает, будто действительно любит людей, и испытывает настоя-
щий шок, когда в ходе анализа он начинает понимать, что пита-
ет ко всем ним очень мало чувства, или по крайней мере осоз-
навать, что совершенно неясно, каковы его чувства. В этот мо-
мент он склонен принимать внешнее отсутствие чувств как не-
избежный факт. Но в действительности он просто находится в
процессе отказа от своих притязаний на позитивные чувства и
бессознательно предпочитает не ощущать ничего, нежели стол-
кнуться лицом к лицу со своими садистскими импульсами. По-
зитивное чувство к другим может начать развиваться лишь тог-
да, когда он осознает эти импульсы и начнет их преодолевать.
Однако в этой картине имеются определенные элементы,
которые опытному наблюдателю укажут на наличие садистс-
ких наклонностей. Начать с того, что всегда можно заметить
некоторый хитрый способ, с помощью которого он запугивает и
фрустрирует других людей. Обычно имеется заметное, хотя и
бессознательное, презрение к другим людям, внешне припи-
сываемое их не очень высоким моральным принципам. Кроме
того, существует ряд противоречивых особенностей поведения,
которые указывают на садизм. Например, иногда человек мо-
жет мириться с направленным на него садистским поведени-
ем, проявляя явно безграничное терпение, а в другое время
обнаружит сверхчувствительность к малейшему признаку до-
минирования, эксплуатации или унижения. Наконец, он произ-
водит впечатление «мазохиста», поскольку, ощущая себя му-
160
чеником и жертвой, извлекает из этого некое удовольствие. Но
так как этот термин и стоящее за ним понятие могут вводить в
заблуждение, лучше его избегать и вместо этого описать вхо-
дящие в него элементы. Имея мощные внутренние запреты на
любое утверждение себя, инвертированный садист будет с го-
товностью видеть во всем для себя обиду и оскорбление. Но,
кроме того, поскольку его выводит из себя собственная сла-
бость, его действительно часто привлекают к себе люди откры-
то садистского типа, вызывая у него одновременно и восхище-
ние, и отвращение, так же как и те в свою очередь, чувствуя в
нем добровольную жертву, тянутся к нему. Так он попадает в
ситуацию эксплуатации, фрустрации и унижения. Однако он не
получает от дурного обращения никакого удовольствия, а стра-
дает от него. Это дает ему возможность переживать собствен-
ные садистские импульсы с помощью кого-то другого, избегая
необходимости смотреть в лицо собственному садизму. Он
может чувствовать себя невинным и испытывать нравственное
негодование, однако в то же самое время надеяться на то, что
когда-нибудь возьмет верх над партнером-садистом и испыта-
ет торжество от победы над ним.
Фрейд наблюдал описываемую мной картину, но лишил силы
свои открытия необоснованными обобщениями. Подгоняя их
под рамки своей философии в целом, он использовал их как
доказательство своей мысли, что независимо от того, насколь-
ко человек хорош внешне, по своей природе он деструктивен.
В действительности это состояние является частным следстви-
ем частного невроза.
Мы далеко ушли от той точки зрения, согласно которой че-
ловек садистского типа считается человеком с сексуальными
извращениями или которая использует сложную терминологию,
чтобы называть его дурным и порочным. Сексуальные извра-
щения сравнительно редки. Когда они имеют место, они пред-
ставляют собой всего лишь одну из форм проявления общего
отношения к другим людям. Нельзя отрицать наличие деструк-
тивных наклонностей, но когда мы понимаем их, за внешне не-
человеческим поведением мы видим страдающего человека.
Тем самым мы открываем возможность пробиться к нему по-
средством терапии. Мы находим в нем отчаявшегося челове-
ка, который ищет возмещения от сокрушившей его жизни.
161
в—1081
Заключение
Разрешение
невротических конфликтов
Чем яснее мы понимаем, какой безграничный вред не-
вротические конфликты наносят личности, тем более
насущной представляется необходимость их действи-
тельного разрешения. Но, как мы теперь видим, это нельзя сде-
лать ни с помощью усилий разума, ни путем ухода, уклонения
от них, ни посредством напряжения силы воли. Как же тогда
это можно сделать? Существует лишь один путь: конфликты
могут быть разрешены только посредством изменения тех ус-
ловий внутри личности, которые привели к их возникновению.
Это радикальный и тяжелый путь. Ввиду трудностей, с которы-
ми сопряжено любое внутреннее изменение, вполне понятно, что
нам приходится выискивать кратчайшие пути. Возможно, поэтому
пациенты, так же как и другие люди, так часто спрашивают: «Дос-
таточно ли того, чтобы человек увидел свой базальный конфликт?»
Ответ, конечно, может быть только отрицательный.
Даже когда аналитик, довольно рано распознав в ходе ана-
лиза, как именно расколота структура личности пациента, спо-
собен помочь ему осознать этот раскол, такое сознание не при-
носит непосредственной пользы. Оно может дать определен-
ное облегчение в том смысле, что пациент начинает видеть
вполне осязаемую причину своих затруднений, а не просто блуж-
дать в таинственной мгле; но он не может применить его в сво-
ей жизни. Знание того, как действуют и мешают одна другой
отдельные части его личности, не делает меньшим его внут-
ренний раскол. Он воспринимает эти факты, как воспринимают
некое необычное сообщение; оно выглядит понятным, но он не
может уловить, какой внутренний смысл оно для него несет.
Скорее всего, он бессознательно сведет его на нет множеством
мысленных оговорок. Он будет бессознательно упорствовать в
том, что аналитик преувеличивает значение его конфликтов;
что с ним все было бы в полном порядке, если бы не внешние
обстоятельства; что любовь или успех избавили бы его от его
162
страданий: что он может избежать своих конфликтов, держась
в стороне от людей; что, хотя в отношении обычных людей мо-
жет быть и справедливо, что они не могут одновременно слу-
жить двум хозяевам, но он с его безграничной силой воли и
разума способен на это. Или он может полагать, опять-таки бес-
сознательно, что аналитик — шарлатан или даже глупец, дей-
ствующий из лучших побуждений и излучающий притворную
профессиональную бодрость; что ему следовало бы понимать,
что пациент погиб окончательно и бесповоротно, — все это оз-
начает, что пациент реагирует на предположения аналитика чув-
ством безнадежности.
Поскольку такие мысленные возражения указывают на то,
что пациент либо цепляется за собственные попытки решения
(для него они намного более реальны, чем сами конфликты),
либо окончательно отчаялся в возможности выздоровления, все
эти попытки и все их последствия должны быть тщательно про-
работаны, прежде чем можно с пользой приступить к разреше-
нию базального конфликта.
Поиск более легкого пути породил другой вопрос, ставший весь-
ма важным благодаря тому большому значению, которое Фрейд
придавал генезису: достаточно ли установить связь этих конф-
ликтующих стремлений, когда они осознаны, с их источниками и
ранними проявлениями в детстве? И вновь ответом будет «нет,
не достаточно» — в основном по тем же самым причинам. Даже
самые детальные воспоминания о своем детском опыте мало что
дают пациенту, но зато позволяют ему более снисходительно,
прощающе относиться к себе, что ни в коей мере не делает его
нынешние конфликты менее разрушительными.
Исчерпывающее знание влияний окружающей ребенка в
раннем детстве среды и тех изменений, которые они породили
в его личности, хотя и не имеет непосредственной терапевти-
ческой ценности, тем не менее имеет значение для нашего ис-
следования тех условий, при которых развиваются невротичес-
кие конфликты116. Ведь в конце концов именно изменения в от-
ношении человека к самому себе и к другим и породили перво-
начально эти конфликты. Я описала такое развитие в более
ранних публикациях117, а также в предыдущих главах этой кни-
ги. Говоря кратко, ребенок может оказаться в ситуации, кото-
рая угрожает его внутренней свободе, непосредственности,
чувству защищенности, его уверенности в себе, короче говоря,
самой сердцевине его психологического существования. Он
чувствует себя изолированным и беспомощным, и, как резуль-
тат, его первые попытки установить отношения с другими людь-
163
ми определяются не его действительными чувствами, а стра-
тегической необходимостью. Он не может просто любить или
не любить, доверять или не доверять, выражать свои желания
или протестовать против желаний других, но невольно вынуж-
ден изобретать способы, позволяющие справляться с людьми
и манипулировать ими с минимальным ущербом для себя. Фун-
даментальные черты, которые развиваются на этом пути, мо-
гут быть кратко охарактеризованы как отчуждение от себя и
других людей, чувство беспомощности, всепроникающее чув-
ство тревоги и враждебная напряженность в человеческих вза-
имоотношениях, колеблющаяся от общей настороженности до
явно выраженной ненависти.
До тех пор, пока сохраняются эти условия, невротик просто
не может освободиться ни от одного из своих конфликтующих
стремлений. Наоборот, та внутренняя необходимость, из кото-
рой они рождаются, становится в процессе невротического раз-
вития даже еще более жесткой. Тот факт, что псевдорешения
усилили нарушения в его взаимоотношениях с другими людь-
ми и в отношении к самому себе, означает, что реальное реше-
ние становится все менее и менее достижимым.
Поэтому целью терапии может быть лишь изменение самих
этих условий. Невротику необходимо помочь восстановить себя,
осознать свои настоящие чувства и желания, выработать свою
собственную систему ценностей и построить свои отношения с
другими людьми на основе своих чувств и убеждений. Если бы
мы могли достичь этого каким-либо волшебным способом, кон-
фликты рассеялись бы сами собой, даже без всякого прикосно-
вения к ним. Но поскольку нет никакого волшебства, мы долж-
ны знать, какие шаги нужно предпринять, чтобы вызвать жела-
емое изменение.
Так как каждый невроз — независимо от того, насколько ярко
выражены и, на первый взгляд, безличны его симптомы, — пред-
ставляет собой расстройство характера, то задача терапии со-
стоит в анализе всей структуры невротического характера. Сле-
довательно, чем яснее мы сможем определить эту структуру и
ее индивидуальные вариации, тем точнее мы сможем очертить
необходимую работу. Если мы представляем себе невроз как
защитное сооружение, воздвигнутое вокруг базального конф-
ликта, то аналитическую работу можно грубо разделить на две
части. Одну часть составляет детальное исследование всех
бессознательных попыток решения, которые предпринимал
данный пациент, вместе с их влиянием на его личность в це-
лом. Сюда войдет изучение всех внутренних смыслов его до-
164
минирующего отношения, идеализированного образа, экстер-
нализации и так далее без учета их специфической связи с ле-
жащими в их основе конфликтами. Было бы заблуждением по-
лагать, что нельзя понять эти факторы и работать над ними,
прежде чем в центр внимания попадут конфликты, ибо, хотя
они и выросли из потребности гармонизировать эти конфлик-
ты, они имеют свою собственную жизнь, оказывают собствен-
ное влияние и обладают собственной властью.
Другая часть охватывает работу с самими конфликтами. Она
обычно подразумевает не только подведение пациента к осозна-
нию их общих контуров, но и помощь, направленную на то, чтобы
он в деталях увидел, как они действуют, то есть как его несовмес-
тимые между собой стремления и вытекающие из них отношения
в определенных случаях препятствуют друг другу: например, как
потребность подчиняться, усиленная инвертированным садизмом,
мешает человеку победить в игре или достичь превосходства в
ходе соревнования в работе, хотя в то же самое время его стрем-
ление к торжеству над другими делает эту победу насущно необ-
ходимой; или как аскетизм, проистекающий из разнообразных ис-
точников, мешает потребности в симпатии, любви, привязанности
и потаканию своим желаниям. Нам пришлось бы также показать
ему, как он мечется между этими крайностями: например, как он
после чрезмерной строгости к себе впадает в чрезмерную снисхо-
дительность; или как его экстернализированные требования к себе,
возможно, усиленные его садистскими стремлениями, сталкива-
ются с его потребностью быть всеведущим и всепрощающим и,
как следствие этого, он колеблется между осуждением и проще-
нием всего, что делает другой человек; или как он то необосно-
ванно приписывает себе все права, то чувствует, что у него вооб-
ще нет никаких прав.
Эта часть аналитической работы обычно включает в себя,
кроме того, интерпретацию всех невероятных сочетаний и ком-
промиссов, которых пытается достичь пациент, таких, как по-
пытка соединить эгоцентризм с великодушием, соперничество
с любовью и привязанностью, деспотизм с жертвенностью. Она
будет включать в себя помощь пациенту в понимании того, как
именно его идеализированный образ, экстернализация и про-
чее служили затушевыванию его конфликтов, их маскировке и
смягчению их разрушительной силы. Короче, она подводит па-
циента к полному и глубокому пониманию своих конфликтов,
их влияния на его личность в целом и их связи с частными спе-
цифическими симптомами.
В общем пациент оказывает разные виды сопротивления в
165
каждом из этих разделов аналитической работы. Когда анали-
зируются его попытки решения, он склонен защищать то субъек-
тивно ценное для него, что дают ему сложившиеся отношения
и наклонности, и борется таким образом против любого осоз-
нания их действительной природы. Во время анализа своих
конфликтов он прежде всего заинтересован доказать, что его
конфликты вовсе не являются конфликтами, и поэтому затем-
няет и преуменьшает то, что его отдельные стремления в дей-
ствительности несовместимы.
Что касается той последовательности, в которой должны
прорабатываться эти проблемы, то первостепенное значение
имеет и, вероятно, всегда будет иметь совет Фрейда. Приме-
няя к анализу принципы, действительные для медицинской те-
рапии, он подчеркивал важное значение двух положений при
любом подходе к проблемам пациента: интерпретация должна
приносить пользу и не должна приносить вред. Другими слова-
ми, перед аналитиком должны мысленно стоять два вопроса:
может ли пациент в данный момент вынести данное осозна-
ние, и насколько вероятно, что интерпретация будет иметь для
него смысл, то есть направит его мышление в конструктивное
русло? При этом нам до сих пор не хватает четких и точных
критериев для определения того, что именно может вынести
пациент и что способно стимулировать конструктивное осозна-
ние. Структурные отличия у пациентов слишком велики и по-
этому не допускают каких-либо догматических предписаний в
отношении выбора момента времени для интерпретаций, но мы
можем руководствоваться тем принципом, что определенные
проблемы не могут прорабатываться с пользой и без неоправ-
данного риска до тех пор, пока в отношениях пациента не про-
изошли соответствующие изменения. На этой основе мы мо-
жем выделить несколько постоянно применяемых приемов.
Бесполезно сталкивать пациента лицом к лицу с каким-ли-
бо значительным конфликтом до тех пор, пока он склонен сле-
довать за теми фантомами, которые для него означают спасе-
ние. Вначале он должен увидеть, что эти поиски тщетны и ме-
шают его жизни. Говоря сжато, попытки решения конфликтов
следует анализировать прежде, чем сами конфликты. Я не имею
здесь в виду, что следует всячески избегать любого упомина-
ния о конфликтах. То, насколько осторожным должен быть под-
ход, зависит от хрупкости невротической структуры в целом.
Некоторые пациенты могут впадать в панику, если им преждев-
ременно указывают на их конфликты. Для других это не будет
иметь значения и проскользнет мимо, не оставив ни малейше-
166
го впечатления. Но логически нельзя ожидать от пациента како-
го-либо существенного интереса к своим конфликтам до тех пор,
пока он цепко держится за присущие ему способы их решения и
бессознательно рассчитывает на то, что «и так сойдет».
Другой темой, обсуждение которой следует начинать очень
осторожно, служит идеализированный образ. Разговор о тех ус-
ловиях, при которых определенные аспекты этой темы могут про-
рабатываться на сравнительно ранней стадии, увел бы нас здесь
слишком далеко в сторону. Однако нужна осторожность, посколь-
ку идеализированный образ часто является единственной частью
личности пациента, которая для него реальна. Более того, он мо-
жет быть единственным элементом, дающим ему своего рода са-
моуважение и не позволяющим ему проникнуться презрением к
себе. Пациент должен набраться достаточных сил, прежде чем
сможет вынести какой-либо «подрыв» этого образа.
Работа над садистскими наклонностями на ранней стадии
анализа явно непродуктивна. Причина этого частично заключа-
ется в том громадном контрасте, который являют собой эти
наклонности и идеализированный образ. Даже на более поздней
стадии анализа их осознание часто наполняет пациента ужа-
сом и отвращением. Но имеется и более конкретная причина,
чтобы откладывать эту часть анализа до тех пор, пока безна-
дежность пациента несколько не снизится и он не станет шире
смотреть на вещи: очевидно, что он не может быть заинтересо-
ван в преодолении своих садистских наклонностей до тех пор,
пока бессознательно убежден в том, что единственное, что ему
остается, это вести заместительную жизнь.
Тем же самым можно руководствоваться и относительно
выбора момента времени для интерпретаций: он зависит от
конкретной структуры характера. Например, с пациентом, у ко-
торого доминируют агрессивные наклонности и который прези-
рает чувства как слабость, приветствуя все, что дает видимость
силы, вначале следует тщательно проработать данное отно- /
шение, включая все его внутренние смыслы. Было бы ошибоч-
ным отдавать предпочтение какому-либо аспекту его потреб-
ности в человеческой близости, независимо от того, насколько
очевидна эта потребность для аналитика. На любой шаг такого
рода пациент ответил бы негодованием, как на угрозу своей
безопасности. Он почувствовал бы, что должен быть насторо-
же против желания аналитика сделать его «добреньким», то
есть ханжески благочестивым. Лишь когда он станет намного
сильнее, он будет в состоянии вынести осознание своих тен-
денций к уступчивости и самоуничижению. С таким пациентом
167
нужно также в течение некоторого времени избегать проблемы
безнадежности, так как он будет склонен сопротивляться при-
знанию у себя подобных чувств. Безнадежность была бы им
воспринята как достойная презрения жалость к себе и означа-
ла бы позорное признание своего поражения. И наоборот, если
доминируют наклонности уступчивого типа, вначале должны
тщательно прорабатываться все факторы, вовлеченные в «дви-
жение к людям», прежде чем можно будет обсуждать какие-ли-
бо склонности к доминированию или мести. И опять, если паци-
ент представляет себя великим гением или потрясающим любов-
ником, было бы полнейшей потерей времени обращаться к его
страху презрения или отвержения со стороны окружения, а еще
более бесплодной была бы проработка его презрения к себе.
Иногда содержание, которое может прорабатываться в на-
чале анализа, очень ограничено. Так бывает особенно тогда,
когда высокая степень экстернализации сочетается с ригидной
самоидеализацией, — позиция, не допускающая и мысли о ка-
ких-либо недостатках. Если определенные признаки указыва-
ют аналитику на такое состояние, он сбережет много времени,
избегая любых интерпретаций, даже отдаленно предполагаю-
щих, что источник затруднений пациента лежит внутри него са-
мого. Однако в этот период реально затронуть некоторые част-
ные аспекты его идеализированного образа, такие как чрезмер-
ная требовательность, которую пациент предъявляет к себе.
Знакомство с движущими силами структуры невротического
характера также помогает аналитику быстрее и точнее улавли-
вать, что именно пациент хочет выразить своими ассоциация-
ми и, следовательно, на чем следует остановиться в данный
момент. Он сможет мысленно увидеть и предсказать по незна-
чительным на вид указаниям определенную сторону личности
пациента целиком и поэтому сможет направлять его внимание
на те элементы, которые надо уловить. Его позиция будет по-
добна позиции врача по внутренним болезням, который, узнав
о том, что пациент кашляет, потеет по ночам и под вечер испы-
тывает упадок сил, рассматривает возможность* легочного ту-
беркулеза и в соответствии с этим строит свое обследование.
Если, например, пациент как бы извиняется манерой своего
поведения, готов восхищаться аналитиком и обнаруживает в
своих ассоциациях самоуничижительные наклонности, анали-
тик мысленно представит себе все факторы, характерные для
«движения к людям». Он исследует возможность того, что это
доминирующее отношение пациента; и если он обнаружит и
другие свидетельства в пользу этого, то будет работать над этим
168
отношением со всех возможных сторон. Сходным образом, если
пациент неоднократно говорит о переживаниях, в которых он
чувствует себя униженным, и показывает признаки того, что
смотрит на анализ в этом свете, аналитик будет знать, что ему
придется прорабатывать у пациента страх унижения. И он вы-
берет для интерпретации тот источник страха, который в дан-
ное время наиболее доступен. Возможно, он сможет, например,
связать его с потребностью пациента в подтверждении своего
идеализированного образа при том условии, что части этого
образа уже были осознаны. И опять, если в аналитической си-
туации пациент проявляет инерцию и говорит о чувстве обре-
ченности, аналитику придется прорабатывать его безнадеж-
ность в той степени, в какой это возможно в данный момент.
Если бы это произошло в самом начале анализа, он смог бы
только указать на ее смысл, а именно, что пациент сдался, при-
знал свое поражение. Затем он попытается довести до него
мысль о том, что его безнадежность исходит не из действитель-
но безнадежной ситуации, а составляет проблему, которую сле-
дует понять и в конечном счете решить. Если безнадежность
проявляется в более поздний период, аналитик, вероятно, смо-
жет установить ее более специфическую связь с его отчаянием
найти выход из своих конфликтов или когда-либо достичь соот-
ветствия своему идеализированному образу.
Предлагаемые меры тем не менее оставляют достаточно
места для интуиции аналитика и для его чуткости к тому, что
происходит у пациента внутри. Они остаются ценнейшими, даже
незаменимыми инструментами анализа, которые аналитик дол-
жен стремиться развить в максимальной степени. Но сам факт
использования интуиции не означает, что этот метод принад-
лежит исключительно области «искусства» или что это метод,
где достаточно применения здравого смысла. Знание структу-
ры невротического характера делает выводы, основанные на
этом знании, строго научными и позволяет аналитику прово-
дить анализ точно и ответственно.
Тем не менее из-за бесконечных индивидуальных вариаций
в структуре аналитик может иногда продвигаться лишь путем
проб и ошибок. Когда я говорю об ошибках, я не имею в виду
таких грубых ошибок, как приписывание пациенту мотивов, ко-
торые ему чужды, или неудача в попытке установить присущие
ему невротические стремления. Я имею здесь в виду весьма
распространенную ошибку предлагать интерпретации, принять
которые пациент еще не готов. В то время как грубых ошибок
можно избежать, ошибка преждевременного высказывания
169
интерпретаций является и всегда будет неизбежной. Мы мо-
жем, однако, достичь более быстрого осознания таких ошибок,
если будем крайне внимательно относиться к тому, как паци-
ент реагирует на интерпретацию, и соответственно учитывать
это. Мне представляется, что чрезмерно большое значение
придавалось факту «сопротивления» пациента: принятию или
отвержению им интерпретации — и слишком малое тому, что
именно означает его реакция. Об этом можно сожалеть, пото-
му что конкретный характер реакции во всех ее деталях и пока-
зывает, что именно необходимо тщательно проработать, преж-
де чем пациент будет в состоянии приступить к решению про-
блемы, выделенной аналитиком.
Следующий случай может послужить в качестве иллюстрации.
Пациент осознал, что в своих личных взаимоотношениях он про-
являл идущее из глубины раздражение в ответ на любое требова-
ние, высказанное ему партнером. Даже наиболее законные
просьбы воспринимались им как принуждение, а самая обосно-
ванная критика — как оскорбления. В то же самое время он счи-
тал себя вправе требовать исключительной преданности и впол-
не открыто критиковал сам. Другими словами, он осознал, что зав-
ладел всеми привилегиями и в то же время полностью отказал в
них партнеру. Для него стало ясно, что это отношение вредило
его дружеским связям так же, как и его браку, если не разрушало
их. Вплоть до этого момента он был весьма активен и продукти-
вен в своей аналитической работе. Но спустя сеанс после того,
как он осознал последствия своего отношения, его охватило мол-
чание; пациент был несколько подавлен и встревожен. Те немно-
гие ассоциации, которые все же имели место, указывали на силь-
ную тенденцию к избеганию, уходу, которая составляла разитель-
ный контраст его сильному стремлению наладить хорошие взаи-
моотношения с женщиной, которое он обнаруживал в предшеству-
ющие часы анализа. Импульс к уходу был выражением того, на-
сколько непереносимой для него была перспектива взаимности:
он признавал идею равенства прав в теории, но на практике от-
вергал ее. В то время как его депрессия была реакцией на то, что
он обнаружил себя перед неразрешимой дилеммой, тенденция к
уходу означала, что он пытался найти решение. Когда он осознал
тщетность такого рода попытки ухода или избегания и увидел, что
нет иного выхода, кроме как изменить свое отношение, его стал
интересовать вопрос, почему равенство было для него столь не-
приемлемо. Те ассоциации, которые возникли сразу же вслед за
этим, указывали, что эмоционально он видел только одну альтер-
нативу: либо иметь все права, либо не иметь прав вообще. Он
170
выразил опасение, что если бы он уступил какие-либо права, он
никогда бы не смог делать то, что захочет, и ему неизменно при-
шлось бы уступать желаниям других людей. Это, в свою очередь,
открыло целую область его уступчивых и самоуничижительных
наклонностей, которые, хотя и затрагивались до этого, никогда не
представали в их подлинной глубине и значении. По различным
причинам его уступчивость и зависимость были столь велики, что
ему пришлось выстроить искусственную защиту в форме присво-
ения всех прав исключительно себе. Отказаться от защиты в тот
момент, когда его уступчивость все еще имела вескую внутрен-
нюю необходимость, значило бы покончить с собой как с челове-
ком. Потребовалось тщательно проработать его наклонность к
уступчивости, прежде чем он смог начать рассматривать саму
возможность изменения своего деспотизма.
Из всего того, что говорилось на протяжении этой книги, ста-
нет ясно, что никогда нельзя исчерпать эту проблему в рамках
какого-либо одного подхода; необходимо снова и снова возвра-
щаться к ней и рассматривать ее с разных сторон. Это необходи-
мо потому, что любой отдельный тип отношений проистекает из
множества источников и в ходе невротического развития приоб-
ретает новые функции. Например, отношение задабривания и го-
товность «примириться» со слишком многим первоначально пред-
ставляют собой неотъемлемую часть невротической потребности
в любви и привязанности и должны прорабатываться в процессе
работы с этой потребностью. Их исследование должно возобно-
виться при рассмотрении проблемы идеализированного образа.
В этом свете попытки задабривать, умиротворять других людей
будут восприниматься как выражение представления пациента о
том, что он святой. Присутствующая в нем также потребность из-
бегать трений будет понята в ходе обсуждения отстраненности
пациента. И опять, навязчивая природа этого отношения станет
яснее, когда в поле зрения попадут страх пациента перед другими
людьми и его потребность в бегстве от своих садистских импуль-
сов ударяться в другую крайность. В иных случаях чувствитель-
ность пациента к принуждению может восприниматься вначале
как защитное отношение, проистекающее из его отстраненности,
затем как проекция его стремления к власти, а позднее, возмож-
но, и как выражение экстернализации, внутреннего принуждения
или других наклонностей.
Любое невротическое отношение или конфликт, которые,
проявляясь, принимают в ходе анализа определенную форму,
должны быть поняты в их связи с личностью в целом. Это то,
что называется тщательной проработкой. Она включает в себя
171
следующие шаги: подведение к осознанию пациентом всех яв-
ных и скрытых проявлений данной наклонности или конфликта,
помощь ему в осознании ее навязчивой природы и предостав-
ление ему возможности оценить как ее субъективную ценность
для него, так и ее неблагоприятные последствия.
Пациент, обнаружив невротическую черту, склонен избегать
ее исследования, немедленно подменяя его вопросом: «Как она
возникла?». Осознает ли он это или нет, но он надеется решить
данную проблему, обратившись к истории ее происхождения.
Аналитик должен удерживать его от такого бегства в прошлое
и побуждать его вначале исследовать, в чем она состоит, дру-
гими словами, познакомиться с этой особенностью самой по
себе. Он должен узнать специфические формы ее проявления,
способы, которые он использует, чтобы ее спрятать, и его соб-
ственные отношения к ней. Если, например, стало ясно, что
пациент боится быть уступчивым, он должен понять, до какой
степени он испытывает негодование, боязнь и презрение к лю-
бой форме собственного самоуничижения. Он должен осознать
те препятствия, которые он бессознательно воздвиг с целью
устранения из своей жизни любой возможности уступчивого
поведения и всего, что связано с наклонностями к уступчивос-
ти. Тогда он станет понимать, что все эти явно различные отно-
шения служат одной цели; поймет, как он омертвил свою чут-
кость к другим до того, что перестал понимать их чувства, же-
лания или реакции; как это сделало его крайне невниматель-
ным к другим; как он задушил всякое чувство любви к людям,
так же как и всякое желание нравиться им; как он пренебрежи-
тельно относится к нежным чувствам и добродетели в других
людях; как он склонен автоматически отказывать в просьбах;
как в личных взаимоотношениях он считает, что имеет право
быть угрюмым, критичным и требовательным, но отрицает за
своим партнером какое-либо право на это. Или если в центр
рассмотрения попадает свойственное пациенту чувство всемо-
гущества, недостаточно, чтобы он осознал само наличие этого
чувства. Он должен ясно увидеть, как с утра до ночи он ставит
перед собой невыполнимые задачи; как, например, он думает,
что должен суметь написать блестящую статью на сложную тему
невероятно быстро; как он ожидает, что будет непринужден-
ным и блистательным, несмотря на то, что совершенно выдох-
ся; как в анализе он ожидает разрешения проблемы уже в тот
самый момент, как ее увидел.
Далее, пациент должен осознать, что его тянет действовать
в соответствии с данной наклонностью, независимо от его соб-
172
ственного желания или высших интересов, а часто и вопреки
им. Он должен осознать, что такого рода навязчивость наклон-
ностей обычно не обладает избирательностью и никак не соот-
носится с фактическими условиями. Он должен видеть, напри-
мер, что его придирчивость направлена в равной мере как на
друзей, так и на врагов; что он бранит партнера независимо от
того, как ведет себя последний: если партнер дружелюбен, он
подозревает, что тот чувствует себя в чем-то виноватым; если
он отстаивает свои права, он деспотичен; если он уступает, он
— «слабак»; если ему нравится проводить с ним время, он слиш-
ком легко доступен; если он отказывает в чем-то, он жаден и
так далее. Или, если обсуждается отношение, связанное с не-
уверенностью и сомнениями пациента в том, что он нужен или
желанен другим, он должен осознать, что это отношение со-
храняется, несмотря на все свидетельства обратного. Понима-
ние навязчивой природы наклонности включает в себя также
осознание реакций на ее фрустрацию. Если, например, возник-
шая наклонность связана с потребностью пациента в любви и
привязанности, он увидит, что при любом признаке отвержения
или уменьшения дружеского расположения он теряется и пуга-
ется, даже если этот признак совсем пустяковый или данный
человек крайне мало для него значит.
В то время как первый из этих шагов показывает пациенту
глубину его данной конкретной проблемы, второй создает в его
сознании картину сил, стоящих за этой проблемой. Оба шага
вызывают заинтересованность в дальнейшем исследовании.
Когда дело дойдет до исследования субъективной ценности
данной наклонности, сам пациент будет часто добровольно, с ог-
ромной готовностью предлагать информацию. Он может подчер-
кивать, что его попытки восставать и открыто не повиноваться
власти и всему, напоминающему принуждение, были необходи-
мы и в действительности спасительны для его жизни, потому что
в противном случае он был бы задавлен деспотичным родите-
лем; что представления о собственном превосходстве помогали
и до сих пор помогают ему поддерживать жизнь перед лицом по-
тери уважения к себе; что его отстраненность или отношение ко
многому по типу «меня не касается» защищает его от боли и ос-
корбления. Правда, ассоциации такого рода проникнуты духом
самозащиты, но они также проясняют некоторые существенные
моменты. Они что-то говорят нам о причинах появления в первую
очередь данного отношения, тем самым показывая нам его цен-
ность в истории развития пациента и давая нам возможность луч-
ше понять само развитие. Но, кроме того, они намечают путь к
173
пониманию тех функций данной наклонности, которые она несет в
настоящее время. С точки зрения терапии, эти функции представ-
ляют первостепенный интерес. Ни одна невротическая наклон-
ность и ни один конфликт не являются просто следом прошлого,
как бы привычкой, которая, однажды возникнув, продолжает су-
ществовать. Мы можем быть уверены, что внутри существующей
структуры характера в ней есть насущная необходимость. Одно
только знание причин, по которым первоначально развилась дан-
ная невротическая особенность, может иметь не более чем вто-
ростепенное значение, так как мы должны изменить силы, кото-
рые действуют в настоящем.
По большей части субъективная ценность всякой невротичес-
кой позиции заключается в том, что она уравновешивает некото-
рую другую невротическую тенденцию. Поэтому детальное пони-
мание этой ценности укажет, как поступать в каждом частном слу-
чае. Если, например, мы знаем, что пациент не может отказаться
от чувства собственного всемогущества, потому что оно дает ему
возможность ошибочно принимать свои потенциальные возмож-
ности за реальные, свои грандиозные проекты за действитель-
ные свершения, мы будем знать, что должны исследовать, в ка-
кой степени он живет в воображаемом мире. И если он позволит
нам увидеть, что живет так для того, чтобы гарантировать себя от
неудачи, наше внимание будет направлено на факторы, которые
заставляют его не только предчувствовать неудачи, но и находить-
ся в постоянном страхе перед ними.
Наиболее важный терапевтический шаг состоит в том, чтобы
подвести пациента к возможности увидеть оборотную сторону
«медали»: отнимающие у него силы и способности невротичес-
кие стремления и конфликты. К этому моменту часть этой работы
уже будет выполнена в ходе предыдущих шагов; но существенно
важно, чтобы эта картина была полной во всех своих деталях.
Лишь тогда пациент действительно ощутит потребность измене-
ния. Ввиду того, что каждый невротик стремится сохранить status
quo, требуется достаточно сильная побудительная причина для
того, чтобы перевесить препятствующие выздоровлению силы.
Однако такая побудительная сила может исходить только из его
желания достичь внутренней свободы, счастья и развития и из
осознания того, что любая невротическая проблема стоит как пре-
пятствие на пути такого осуществления. Так, если он склонен к
унижающей критике, он должен видеть, как она ослабляет его ува-
жение к себе и лишает его надежды; как рна заставляет его ощу-
щать себя ненужным, принуждает его страдать от плохого обра-
щения, что, в свою очередь, делает его мстительным; как она па-
174
рализует его желание и способность работать; как, чтобы не ска-
титься в пучину презрения к себе, он вынужден прибегать к таким
формам защиты, как самовозвеличивание, отдаление от самого
себя и ощущение собственной нереальности, закрепляя таким об-
разом свой невроз навечно.
Сходным образом, когда в ходе аналитического процесса
становится виден данный конфликт, необходимо побудить па-
циента осознать влияние этого конфликта на. его жизнь. В слу-
чае конфликта между самоуничижительными наклонностями и
потребностью в триумфе должны быть проработаны и поняты
все сковывающие внутренние запреты, неотъемлемо присут-
ствующие в инвертированном садизме. Пациент долженчвидеть,
как на каждое самоуничижительное побуждение он реагирует
презрением к себе и яростью на того человека, перед которым
раболепствует; и как, с другой стороны, на каждую попытку тор-
жества и триумфа над кем-то он реагирует чувством ужаса на
себя самого и страхом возмездия.
Иногда случается так, что, даже осознав весь спектр небла-
гоприятных последствий, пациент не обнаруживает заинтересо-
ванности в преодолении данного невротического отношения. Вме-
сто этого проблема как бы постепенно исчезает из поля зрения.
Почти незаметным образом он отодвигает ее в сторону, ничего не
достигая при этом. Ввиду того, что перед ним открылся весь тот
вред, который он наносит себе, отсутствие у него какого-либо от-
клика поразительно. Тем не менее, если аналитик не слишком
проницателен в опознании такого рода реакций, отсутствие инте-
реса со стороны пациента может остаться незамеченным. Паци-
ент поднимает новую тему, аналитик следует за ним, пока они снова
не заходят в аналогичный тупик. Лишь много позднее аналитик
начнет осознавать, что те изменения, которые произошли в паци-
енте, несоразмерны объему выполненной работы.
Если аналитик знает, что иногда может иметь место реак-
ция такого рода, он спросит себя, действие каких внутренних
факторов пациента мешает ему принять необходимость изме-
нения данного отношения, влекущего вереницу вредных послед-
ствий. Обычно имеется несколько таких факторов, и их можно
прорабатывать лишь шаг за шагом. Пациент все еще может быть
слишком парализован своей безнадежностью, чтобы рассмат-
ривать возможность изменения. Его стремление одержать верх
и испытать торжество над аналитиком, сорвать его намерения,
оставить его в дураках может быть сильнее его собственных
интересов. Его тенденция к экстернализации все еще может
быть так велика, что, несмотря на осознание им последствий,
175
он не может применить к себе это осознание. Его потребность
чувствовать себя всемогущественным все еще может быть
столь сильной, что, даже видя ее неизбежные последствия, он
мысленно допускает, что может обойти их. Его идеализирован-
ный образ, возможно, все еще настолько ригиден, что не по-
зволяет ему признаться себе в наличии каких-либо невроти-
ческих отношений или конфликтов. Тогда он будет просто ис-
пытывать к себе ярость и чувствовать, что ему нужно суметь
справиться с данной проблемой просто потому, что он о ней
знает. Важно осознавать эти возможности, потому что если про-
пустить те факторы, которые душат стремление пациента к из-
менению, анализ легко может выродиться в то, что Хьюстон
Петерсон118 называет «mania psychologica», — в психологию
ради нее самой. Подвести пациента к тому, чтобы он допускал
для себя такую возможность, значит добиться явного выигры-
ша. Ибо, хотя в самом конфликте ничто не претерпело измене-
ния, пациент ощутит глубокое чувство облегчения и начнет по-
казывать признаки желания распутать ту сеть, в которую он ока-
зался пойман. Если такое благоприятное для работы условие
будет создано, вскоре начнут происходить изменения.
Нет надобности говорить, что вышеприведенное описание не
претендует на роль трактата по аналитической технике. Я не пы-
талась в полной мере охватить ни действующие на протяжении
этого процесса отягчающие факторы, ни факторы, способствую-
щие излечению. Я не обсуждала, например, никаких затруднений
или выгод, возникающих в связи с тем, что все свои средства за-
щиты и оскорбления пациент привносит во взаимоотношения с
аналитиком, хотя этот элемент и имеет огромное значение. Опи-
санные мною шаги всего лишь отмечают существенно важные
процессы, через которые следует проходить всякий раз, когда ста-
новится зримой та или иная новая наклонность или конфликт.
Часто бывает невозможно соблюдать названный порядок, так как
проблема может быть недоступна пациенту даже тогда, когда она
попала в центр внимания. Как мы видели на примере, касавшем-
ся самонадеянного присваивания прав, одна проблема может
просто высветить другую, которая и подлежит анализу первой. А
так как в конечном счете бывает пройден каждый шаг, порядок
имеет второстепенное значение.
Специфические симптоматические изменения, которые про-
исходят в результате аналитической работы, естественно, варьи-
руют в зависимости от прорабатываемой темы. Может утихать
состояние паники, когда пациент осознает свою бессильную ярость
и ее подоплеку, до этого не осознававшиеся. Может усиливаться
176
депрессия перед лицом дилеммы, в тиски которой он зажат. Но
каждый успешно проведенный фрагмент анализа вызывает так-
же и определенные общие изменения в отношении пациента к
другим людям и к самому себе, изменения, которые происходят
независимо от той частной проблемы, которая прорабатывалась
в данный момент. Если бы мы должны были взяться за такие со-
вершенно несхожие между собой проблемы, как чрезмерная по-
глощенность сексом, вера в то, что реальность будет соответство-
вать логике желаний, и сверхчувствительность к принуждению, мы
бы обнаружили, что влияние анализа на личность во многом оди-
наково. Независимо от анализируемых трудностей, снизятся враж-
дебность, беспомощность, страх и отчуждение от себя и других.
Давайте рассмотрим, например, как в каждом из этих случаев ос-
лабляется отчуждение от собственного «я». Человек, чрезмерно
поглощенный сексом, чувствует себя полным жизни лишь в сексу-
альных переживаниях и фантазиях; его триумфальные победы и
поражения ограничены сексуальной сферой; единственным важ-
ным качеством, которое он ценит в себе, является его сексуаль-
ная привлекательность. Лишь когда он поймет это, он может на-
чать интересоваться другими аспектами жизни и, следовательно,
восстанавливать себя. Человек, для которого реальность ограни-
чена воображаемыми проектами и планами, потерял представ-
ление о себе как о несущем определенные функции человеке. Он
не видит ни присущих ему ограничений, ни действительно ценных
качеств. В ходе аналитической работы он прекращает ошибочно
принимать свои потенциальные возможности за свершения; он
способен не только прямо посмотреть на себя, но и ощутить себя
таким, каков он в действительности. Человек, сверхчувствитель-
ный к принуждению, перестает замечать собственные желания и
мнения и воспринимает все так, словно не он, а другие люди вла-
ствуют над ним, диктуют и навязывают ему. Когда такое состоя-
ние подвергается анализу, он начинает осознавать, чего он в дей-
ствительности хочет, и, следовательно, обретает способность
стремиться к собственным целям.
В каждом случае анализа вытесненная враждебность, не-
зависимо от ее характера и источника, выступает на первый
план, делая пациента на время более раздражительным. Но
всякий раз, когда пациент освобождается от того или иного не-
вротического отношения, иррациональная враждебность умень-
шается. Пациент станет менее враждебным, когда вместо эк-
стернализации он увидит собственную роль в своих трудностях
и когда он станет менее уязвимым, менее зависимым, менее
требовательным, не столь полным страха и так далее.
177
Враждебность уменьшается главным образом посредством
ослабления беспомощности. Чем сильнее становится человек, тем
менее он ощущает угрозу со стороны других. Прилив силы проис-
ходит из различных источников. Его центр тяжести, который был
смещен на других людей, возвращается к нему самому; он чув-
ствует себя более активным и начинает устанавливать собствен-
ную систему ценностей. Постепенно ему станет доступно все боль-
ше энергии, так как высвобождается энергия, которая уходила на
вытеснение части самого себя; он становится менее скованным
внутренними запретами, страхами, презрением к себе и безна-
дежностью. Вместо того чтобы слепо уступать, бороться или да-
вать выходы садистским импульсам, он может уступать на рацио-
нальной основе и поэтому становится тверже.
Наконец, хотя тревожность из-за того, что отвергнуты привыч-
ные механизмы защиты, временно возрастает, каждый шаг, пред-
принятый с толком, обязательно ее уменьшает, потому что паци-
ент теперь меньше боится как других людей, так и себя самого.
Общим результатом этих изменений является улучшение
отношения пациента к другим людям и к самому себе. Он ста-
новится менее изолированным; в той степени, в какой он ста-
новится более сильным и менее враждебным, другие люди по-
степенно перестают быть угрозой, с которой нужно бороться,
которой нужно манипулировать или которой следует избегать.
Он может позволить себе испытывать к ним дружественные
чувства. Его отношение к самому себе улучшается по мере того,
как уменьшается экстернализация и исчезает презрение к себе.
Если мы исследуем изменения, происходящие в ходе ана-
лиза, мы увидим, что они касаются тех самых условий, которые
создали исходные конфликты. В то время как в ходе невроти-
ческого развития все напряжения обостряются, терапия идет
обратным путем. Те отношения, которые возникли в силу необ-
ходимости справиться с окружающим миром вопреки беспомощ-
ности, страху, враждебности и изоляции, становятся все более
и более бессмысленными, и, следовательно, постепенно появ-
ляется возможность обходиться без них. Зачем, в самом деле,
нужно держаться в тени или жертвовать собой ради людей, кото-
рых он ненавидит и которые наступают на него, если у него есть
возможность сражаться с ними на равных? Зачем нужна ненасыт-
ная жажда власти и признания, если он ощущает в себе уверен-
ность и может жить и бороться с другими без постоянного страха,
что он потерпит поражение? Зачем нужно с тревогой избегать дру-
гих людей, если он способен любить и не боится борьбы?
Такая работа требует времени; чем сильнее человек запу-
178
тан и чем более он отгорожен, тем большее время требуется.
Вполне понятно, что для краткой аналитической терапии необ-
ходимо желание. Нам хотелось бы видеть больше людей, из-
влекающих пользу из всего того, что может предложить ана-
лиз, и мы осознаем, что даже небольшая помощь лучше ника-
кой. Действительно, неврозы сильно различаются по своей тя-
жести, и в случае легких неврозов помощь можно оказать в срав-
нительно короткое время. Хотя некоторые эксперименты в об-
ласти относительно краткосрочной терапии представляются
многообещающими, к сожалению, многие из них основаны на
логике желания и проводятся с игнорированием тех мощных
сил, которые действуют в неврозе. Думаю, что в случаях тяже-
лых неврозов аналитическая процедура может быть сокращена
только посредством такого совершенствования нашего понима-
ния структуры невротического характера, благодаря которому на
нащупывание интерпретаций будет теряться меньшее время.
К счастью, анализ — не единственный способ разрешения
внутренних конфликтов. Сама жизнь продолжает оставаться
весьма эффективным терапевтом. На любого человека опыт
разного рода может оказать достаточно сильное влияние, что-
бы вызвать личностные изменения. Это может быть вдохнов-
ляющий пример подлинно благополучного человека; это может
быть обычная трагедия, которая, приводя невротика в тесное
соприкосновение с другими людьми, вырывает его из его эго-
центрической изоляции; это может быть связь с людьми, столь
близкими по духу, что манипулирование ими или избегание их
не представляется необходимым. В других случаях последствия
невротического поведения могут быть настолько сильными или
могут настолько часто повторяться, что запечатлеваются в со-
знании невротика и ослабляют его страхи и ригидность.
Однако та терапия, которую проводит сама жизнь, находит-
ся вне нашей власти. Ни трудности, ни дружеские связи, ни ре-
лигиозные переживания нельзя построить так, чтобы они отве-
чали потребностям данного конкретного человека. В качестве
терапевта жизнь безжалостна; обстоятельства, полезные для
одного невротика, могут полностью сокрушить другого. И, как
мы видели, способность невротика осознавать последствия
своего невротического поведения и учиться на них весьма ог-
раничена. Скорее можно было бы сказать, что анализ можно спо-
койно завершать тогда, когда пациент приобрел саму эту возмож-
ность учиться на собственном опыте, то есть если он может ис-
следовать свою долю ответственности за возникающие трудно-
сти, понять ее и использовать это понимание в своей жизни.
179
Знание той роли, которую конфликты играют в неврозе, и
понимание того, что они могут быть разрешены, делает необ-
ходимым заново определить цели аналитической терапии. Хотя
многие невротические расстройства принадлежат к сфере ме-
дицины, невозможно определять эти цели в медицинских тер-
минах. Поскольку даже психосоматические заболевания по сути
являются конечным выражением внутриличностных конфликтов,
цели терапии должны быть определены в терминах личности.
Рассматриваемые таким образом, они охватывают множе-
ство задач. Пациент должен приобрести способность принимать
на себя ответственность в том смысле, что должен ощущать
себя в жизни активной, ответственной за свои поступки личнос-
тью, способной принимать решения и иметь дело с их послед-
ствиями. С этим приходит ответственность перед другими людь-
ми, готовность нести обязанности, важное значение которых он
признает, относятся ли они к его детям, родителям, друзьям,
подчиненным, коллегам, обществу или стране.
Тесно связана с ней и задача достижения внутренней неза-
висимости, столь же далеко отстоящей от полного пренебре-
жения к мнениям и суждением других людей, как и от автомати-
ческого их принятия. Это означало бы прежде всего предостав-
ление пациенту возможности построить собственную иерархию
ценностей и применять ее непосредственно в жизни. В отноше-
нии к другим людям это повлекло бы за собой уважение инди-
видуальности и их прав и стало бы, таким образом, основой
для действительной взаимности отношений. Это соответство-
вало бы подлинно демократическим идеалам.
Мы могли бы определить эти цели в терминах спонтаннос-
ти чувства, его осознанности и живости независимо от того,
относится ли оно к любви или к ненависти, счастью или печали,
страху или желанию. Спонтанность предполагает как способ-
ность к выражению чувства, так и способность его сознатель-
ного контроля. Ввиду жизненной важности в этом контексте осо-
бо следует упомянуть о способности к любви и дружбе, любви,
которая не является ни паразитической зависимостью, ни са-
дистским доминированием, но, цитируя Макмюррея119, «отно-
шением... у которого нет какой-либо иной цели, кроме него са-
мого; в котором мы соединяемся, потому что для людей есте-
ственно делиться своими переживаниями и опытом; понимать
друг друга, находя радость и удовлетворение в совместной
жизни, в самовыражении и познании друг друга».
Наиболее емко терапевтические цели можно сформулировать
как стремление к цельности и чистосердечию: отсутствию при-
180
творства и претензий, эмоциональной искренности, способности
вкладывать всего себя в свои чувства, работу, суждения. Все это
достижимо лишь в той степени, в какой разрешены конфликты.
Эти цели выдвинуты не по произволу, не являются они так-
же наиболее существенными целями терапии просто потому,
что совпадают с теми идеалами, которым мудрые люди следо-
вали во все времена. Но это совпадение не случайно, ибо они
являются теми элементами, на которых основывается душев-
ное здоровье. Мы с полным правом постулируем эти цели по-
тому, что они логически вытекают из знания патогенетических
факторов невроза.
Наша смелость называть такие высокие цели основывает-
ся на вере в то, что человеческая личность может меняться.
Влиянию поддается не только маленький ребенок. Все мы до
тех пор, пока живы, сохраняем способность к изменению, даже
к фундаментальному изменению. Эта вера подтверждается
опытом. Анализ является одним из наиболее могущественных
средств, способных вызвать радикальные изменения, и чем
лучше мы понимаем те силы, которые действуют в неврозе, тем
больше наши шансы достичь желаемого изменения.
Вполне вероятно, что ни аналитик, ни пациент не смогут
полностью достичь этих целей. Это идеалы, к которым нужно
стремиться; их практическая ценность заключается в том, что
они задают нам направление в терапии и в жизни. Если нам не
ясен смысл идеалов, мы подвержены опасности подмены ста-
рого идеализированного образа новым. Мы также должны осоз-
навать, что не во власти аналитика превратить пациента в бе-
зупречного человека. Он может лишь помочь ему стать свобод-
ным, чтобы стремиться приблизиться к этим идеалам. А это
открывает также возможность развития и движения к зрелости.
Примечания
Перевод выполнен по изданию: Karen Horney, М. D. Our Inner
Conflicts. (A Constructive Theory of Neurosis.) W.W. Norton & Co. INC.
New York—London. Copyright 1945. 252 p.
На русский язык переводится впервые.
Перевод выполнен В.В. Старовойтовым в 1994 г. специально для
данного издания.
Редактирование перевода и составление примечаний, кроме
специально указанных, сделаны Г. В. Бурменской.
1	Американский институт психоанализа — институт, организованный
К. Хорни в Нью-Йорке в 1941 г. До конца жизни К. Хорни руководила
работой этого института, оставаясь его деканом.
181
2	Ассоциация прогресса психоанализа (Association for the Advancement
of Psychoanalysis) — научная организация, основанная К. Хорни (Нью-Йорк,
1941 г.) и ее единомышленниками в качестве альтернативной сущес-
твовавшей в США с 1910 г. Американской психоаналитической ассоциа-
ции после выхода К. Хорни из последней (в том же 1941 г.). Ассоциация
прогресса психоанализа объединяла ученых, отошедших от ортодоксаль-
ных позиций в психоаналитической теории и практике.
3	нашего института — К. Хорни имеет в виду Американский ин-
ститут психоанализа в Нью-Йорке.
4	Невроз - наиболее распространенная форма нервно-психичес-
кого расстройства, возникающая под влиянием преимущественно пси-
хологических факторов (прежде всего в результате нарушения значи-
мых отношений с окружающими). Проблема механизмов формирова-
ния неврозов и методов их психотерапии занимает одно из централь-
ных мест в психоаналитической литературе.
5	Фрейд (Freud) Зигмунд (1856 - 1939) - выдающийся австрийский
ученый, психолог и психиатр, создатель психоаналитического направ-
ления. К. Хорни считала себя последовательницей учения 3. Фрейда,
хотя и выступала против ортодоксальной приверженности его взгля-
дам, отстаивая необходимость дальнейшего развития психоаналити-
ческой теории и метода.
6... хотя генетический подход и не позволил ему... - К. Хорни имеет в
виду, что 3. Фрейд, по ее мнению, излишне сосредоточивался на выявле-
нии факторов, связанных с генезисом, т.е. процессом возникновения и
развития неврозов из переживаний раннего детства, на событиях про-
шлого в ущерб анализу тех конфликтов невротика, которые актуальны
для его настоящего. К. Хорни считала неверным рассматривать все пос-
ледующие реакции как повторение более ранних переживаний и видеть в
них единственную причину последующих трудностей, хотя и не отрицала
важнейшего значения генетического подхода в целом.
1 Александер (Alexander) Франц (1891 - 1964) - видный психоана-
литик и психиатр, ученик 3. Фрейда. В начале 30-х годов переехал из
Германии в США, организовал в Чикаго психоаналитический институт,
внес существенный вклад в исследование психосоматических заболе-
ваний. Основные идеи отражены в книге The Age of Unreason, 1942.
8	Ранк (Rank) Отто (1884 - 1964) - видный представитель психо-
анализа, ученик 3. Фрейда, жил и работал в Австрии и США. В зрелые
годы научного творчества полностью отошел от учения 3. Фрейда, со-
здав собственное направление исследований. Широкую известность
получила его книга The Trauma of Birth, 1929 и др.
9	Райх (Reich) Вильгельм (1897 - 1957) - известный австро-амери-
канский психиатр. Начал с классического психоанализа, затем попы-
тался его радикально трансформировать. Создал метод «анализа ха-
рактера», много занимался психосоматическими и биоэнергетически-
ми аспектами терапии неврозов. Основные работы: Character Analysis,
1933; Selected Writings: Introduction to Orgonomy, 1973.
10	Шульц-Хенке (Schultz-Henke) Гарольд (1892 - 1953) - извест-
ный немецкий психоаналитик, автор ряда исследований структуры на-
рушения личности при неврозах и психозах, опубликовал работы по
психоаналитической терапии (Einfuhrung in die Psychoanalyse, 1927).
182
11	Фромм (Fromm) Эрих (1900 - 1980) - немецко-американский пси-
холог и социолог, представитель неофрейдистского направления, кол-
лега К. Хорни по Ассоциации прогресса психоанализа, автор многих
книг, часть из которых опубликована на русском языке (Иметь или быть/
М., Прогресс, 1986; Бегство от свободы / М., Прогресс, 1990; Человек
для себя / Минск, 1992; Анатомия человеческой деструктивности / М.,
Республика, 1994 и др.).
12	К. Хорни переехала в США из Германии в 1932 г. для работы в
Чикагском психоаналитическом институте по приглашению Ф. Алексан-
дера.
13	Книга К. Хорни «Невротическая личность нашего времени» была
опубликована в Нью-Йорке в 1937 г. (пер. на русск. яз. Хорни К. Невро-
тическая личность нашего времени. Самоанализ. М., Прогресс-Уни-
верс. 1993.).
14	Per se — сами по себе (лат.)
15	Либидо - одно из ключевых понятий психоанализа, обозначаю-
щее психическую энергию, питающую сексуальные влечения; энергия
инстинкта жизни.
16	Книга К. Хорни «Новые пути в психоанализе» опубликована в Нью-
Йорке в 1939 г. (New Ways in Psychoanalysis, W.W. Norton, N.Y., 1939).
17	Книга К. Хорни «Самоанализ» была опубликована в 1942 г. (пер.
на русск. яз. - Хорни К. Невротическая личность нашего времени. Са-
моанализ. Прогресс-Универс, 1993).
18	Сублимация - реализация энергии сексуального влечения в со-
циально приемлемых формах активности человека, в том числе в твор-
честве. После 3. Фрейда сублимация стала пониматься как бессозна-
тельное замещение одного поведения другим, также несущим удов-
летворение.
19	Для нормальных, здоровых людей, просто томимых скукой под
гнетом окружающей среды, книга, подобная книге Гарри Эмерсона
Фосдика* «О том, как быть настоящим человеком», окажет значитель-
ную помощь (Fosdick Н.Е. On Being a Real Person) (Прим. авт.).
20	Ср. главу 10 «Обеднение личности (Прим. авт.).
21	Кьеркегор (Kierkegaard) Сёрен (1813- 1855)-выдающийся датс-
кий философ, теолог и писатель, один из предшественников экзистен-
циализма. Интерес к работам Кьеркегора проявляли многие психоана-
литики в 20-40-х годах XX в. Упоминаемое К. Хорни произведение
«Болезнь к смерти» (1849 г.) содержит глубокий анализ отчаяния как
феномена сознания и как духовного явления (пер. на русск. яз.. Кьер-
кегор С. Болезнь к смерти. // Кьеркегор С. Стоах и трепет, М., «Респуб-
лика», 1993).
22	Kierkegaard S. The Sickness unto Death. Princeton University Press,
1941. (Прим, авт.)
Цит. по: Кьеркегор С. Болезнь к смерти. // Кьеркегор С. Страх и
трепет. М., «Республика», 1993. С. 282.
23	На протяжении всего текста я буду использовать термин «ре-
* Фосдик (Fosdick) Гарри Эмерсон (1878 - 1969) - американский свя-
щенник, профессор теологии, один из наиболее влиятельных в США
религиозных деятелей своего времени.
183
шить» («разрешить») в отношении попыток невротика устранить свои
конфликты. Так как он бессознательно отрицает их существование, то,
строго говоря, он не пытается их «разрешить». Его бессознательные
усилия направлены на «решение» своих проблем (Прим. авт.).
24	Супер-Эго (Сверх-Я) - в теории 3. Фрейда один из компонентов
структуры личности наряду с Эго (Я) и Ид (Оно). Супер-Эго образует
моральные чувства и требования, усваиваемые человеком в раннем
детстве и контролирующие его поведение. При неврозах Супер-Эго
характеризуется особой строгостью требований.
25	Alexander F. The Relation of Structural and Instinctual Conflicts. Psy-
choanalytic Quarterly. Vol. XI. № 2. April, 1933 (Прим. авт.).
26	Теория инстинкта «жизни» и «смерти» - два первичных биологи-
ческих инстинкта, постулированные 3. Фрейдом в работах последнего
периода (По ту сторону принципа удовольствия, 1920 и др.). Эрос (ин-
стинкт любви, жизни) и Танатос (инстинкт смерти), определенным об-
разом сочетаясь, порождают разнообразные мотивационные образо-
вания: садизм, мазохизм и др. В литературе эти два инстинкта нередко
обозначают как сексуальный и агрессивный (разрушительный, дест-
руктивный) инстинкты.
27	Мазохистские влечения - в широком смысле стремление к стра-
данию, так называемый «моральный мазохизм», в узком смысле - раз-
новидность извращения, при котором сексуальное удовлетворение
достигается посредством избиений, пыток и унижений. В концепции 3.
Фрейда мазохизм рассматривался как результат своеобразного соче-
тания действия инстинкта смерти, направленного на саморазрушение,
и влечений либидо.
28	Юнг (Jung) Карл Густав (1875 - 1961) - швейцарский психиатр и
психолог, основатель аналитической психологии. В начале своей дея-
тельности разделял идеи 3. Фрейда, затем отошел от психоанализа.
Развивал представления о коллективном бессознательном, ввел по-
нятия экстраверсии и интроверсии как двух основных типов направ-
ленности личности. Основные произведения, изданные на русском язы-
ке: Архетип и символ, М., «Ренессанс», 1991; Проблемы души нашего
времени, М., Прогресс-Универс, 1993 и др.
29	Экстраверсия - интроверсия - введенные К. Юнгом понятия, обо-
значающие противоположные типы направленности личности. Экстравер-
сия (от лат. extra - вне) означает преимущественную обращенность лич-
ности на объекты окружающего мира. В отличие от нее интроверсия (от
лат. intro - внутрь) характеризует преимущественное сосредоточение
интересов личности на явлениях собственного внутреннего мира.
30	Интроспекция - внутреннее созерцание, наблюдение за содер-
жанием и процессами собственного сознания.
31	Доктор Джекиль и мистер Хайд - персонажи рассказа известного
английского писателя Р. Стивенсона (1850 - 1894) «Странный случай
с доктором Джекилем и мистером Хайдом» (1886).
32	Horney К. The Neurotic Personalty of Our Time. W.W. Norton,
1937.(Прим. авт.). На русском языке см.: Хорни К. Невротическая лич-
ность нашего времени. Самоанализ. М., «Прогресс-Универс», 1993.
33	Ad hoc - применительно к этому, для этого случая (лат.).
34	В связи с тем, что отношение к другим людям и отношение к себе
184
не могут быть отделены друг от друга, иногда встречающееся в публи-
кациях психиатров утверждение о том, что либо то, либо другое из этих
отношений составляет наиболее важный фактор в теории и практике,
лишено основания (Прим. авт.).
35	Эта концепция была впервые представлена в «Невротической
личности нашего времени» и развита в «Новых путях в психоанализе»
и «Самоанализе» (Прим. авт.).
38	Термин «типы» используется здесь в качестве упрощенного обо-
значения лиц, обладающих определенными характерными чертами. У
меня нет намерения ни в этой главе, ни в двух последующих вводить
новую типологию. Типология, конечно же, желательна, но она должна
опираться на гораздо более широкое основание (Прим. авт.).
37	Внутренние запреты (inhibitions) - феномен сдерживания или пре-
сечения определенного рода активности (интеллектуальной, волевой,
эмоциональной или двигательной). Невротические запреты относятся к
частичному или полному сдерживанию проявлений инстинктивных вле-
чений бессознательными силами. Согласно 3. Фрейду, человек, страда-
ющий от внутренних запретов, с их помощью защищает себя от актуали-
зации неприемлемых для его Супер-Эго инстинктивных импульсов.
38	Цит. по: Homey К. Self-Analysis. W.W. Norton, 1942 (Прим. авт.). На
русском языке см.: Хорни К.. Самоанализ. И Хорни К. Невротическая лич-
ность нашего времени. Самоанализ. М., Прогресс-Универс, 1993.
39	Ср.: «Невротическая личность нашего времени», цит. соч.,главы
2 и 5, где рассматривается потребность в любви и привязанности, и
«Самоанализ», цит. соч., глава 8, где рассматривается болезненная
зависимость (Прим. авт.).
40	Ср. главу 6 «Идеализированный образ» (Прим, авт.).
41	Вытеснение (repression) - защитный механизм, благодаря дей-
ствию которого нежелательные или неприемлемые инстинктивные по-
буждения человека удаляются из сферы его сознания. Вытеснение -
бессознательный процесс, в отличие от процесса сознательного по-
давления желаний, чувств или мыслей (supression).
42	Ср. главу 12 «Сйдистские наклонности» (Прим. авт.).
43	Виттельс (Wittels) Фриц (1904 - ?) - известный австрийский пси-
хоаналитик, работал также в США. Автор ряда исследований структу-
ры нарушения личности при неврозах.
44	Wittels F. Unconscious Phantoms in Neurotics. Psychoanalytic Quar-
terly. Vol. VIII. Part 2. 1939 (Прим. авт.).
45	«... если это и безумие, то в своем роде последовательное» - сло-
ва Полония из трагедии В. Шекспира «Гамлет, принц датский» (Перевод
БЛ. Пастернака дан по: В. Шекспир. Гамлет,принц датский). М., 1980. С. 57.
46	Макиавеллиева уступка - синоним коварства, вероломства, пре-
небрежения нормами морали ради достижения своих целей. Выраже-
ние пошло от имени Никколо Макиавелли (1469 - 1527) - итальянского
историка и общественного деятеля.
47	Ср. главу 12 «Садистские наклонности» (Прим. авт.).
48	Homo homini lupus est - Человек человеку волк (лат.).
49	Ницше (Nietzsche) Фридрих (1844 - 1900) - выдающийся немец-
кий философ и поэт, представитель философского иррационализма и
волюнтаризма. В ряде работ развивал идеи о «сверхчеловеке», обла-
185
дающем гипертрофированной волей к власти. Произведения Ф. Ниц-
ше оказали значительное влияние на творчество философов и писа-
телей конца XIX - начала XX в.
50	Клаустрофобия - боязнь закрытых помещений и узких мест.
51	Пер Гюнт и пуговичный мастер - действующие лица драматической
поэмы норвежского драматурга Г. Ибсена (1828-1906) «Пер Гюнт» (1867).
52	Салливан (Sullivan) Гарри Стэк (1892 - 1949) - известный амери-
канский психиатр и психолог, наряду с К. Хорни и Э. Фроммом являлся
видным представителем неофрейдизма. Разрабатывал концепцию пси-
хотерапии, в которой главное внимание уделял межличностным отно-
шениям. Основные работы: Conception of Modern Psychiatry, 1947; The
Interpersonal Theory of Psychiatry, 1953 и др.
53	Торо (Thoreau) Генри (1817 - 1862) - американский философ-ро-
мантик и писатель-натуралист. Произведение «Уолден, или жизнь в лесу»
(1854, русск. пер. 1910, 1962) написано по впечатлениям двухлетнего
пребывания в одиночестве на берегу Уолденского озера. Поднимал про-
блему отчуждения человека от несправедливого общественного уклада,
необходимости постоянного контакта человека с природой.
54	Ср. Schneider D. The Motion of the Neurotic Pattern: Its Distortion of
Creative Mastery and Sexual Power. Доклад прочитан в Академии
медицины 26 мая 1943 г. (Прим. авт.).
55	Сольвейг - персонаж драматической поэмы Г. Ибсена «Пер Гюнт»
(см. комм. 51).
56	Психотические эпизоды - состояния психоза, глубокого расстрой-
ства психики, проявляющиеся в нарушении восприятия и осознания
окружающего, в неадекватном поведении и разнообразных симптомах
(страхи и др.). В психоанализе психоз истолковывается как наруше-
ние, при котором человек оказывается во власти сил бессознательно-
го и не в состоянии следовать принципу реальности.
57	Рационализация - бессознательная тенденция оправдывать себя
или давать разумное объяснение таким формам поведения, мыслям,
чувствам или мотивам, которые воспринимаются человеком как несвой-
ственные, чуждые ему; бессознательный обман, направленный на под-
держание своего идеализированного образа.
58	Сопротивление - бессознательное противодействие субъекта
психоаналитическому процессу. В ходе преодоления сопротивлений
происходит осознание вытесненных ранее желаний, стремлений и
чувств, сопровождавших удовлетворение или фрустрацию влечений.
Согласно К. Хорни, сопротивления проистекают из потребности чело-
века в сохранении положения, существующего в данный момент, не-
желания изменяться.
89	См. о проблеме стремления к единству: Nunberg Н. Die Syntheti-
sche Funktion des Ich. Internationale Zeitschnft fur Psychoanalyse. 1930
(Прим. авт.).
60	Психопат - термин, в широком значении обозначающий челове-
ка с какими-либо нарушениями структуры личности и отклонениями в
поведении.
61	Перфекционист - человек, настойчиво стремящийся к совер-
шенству, предъявляющий к себе строгие требования и гордящийся
этим.
186
« Ср.: Parrish А/ All Kneeling. The Second Woollcott Reader. Garden
City Publishing Co. 1939 (Прим. авт.).
63	... человек наивно «нарциссического» типа .... - самовлюбленный
человек, поглощенный самовозвеличиванием и своим, как правило,
мнимым превосходством над другими. В концепции Фрейда нарциссизм
интерпретируется как направленность сексуального влечения на
собственное «я».
64	Ср.: критическое исследование фрейдовской концепции нарцис-
сизма, Супер-Эго и чувств вины в книге Карен Хорни «Новые пути в
психоанализе», а также в книге Эриха Фромма «Эгоизм и любовь к себе»
(Horney К. New Ways in Psychoanalysis. New York — London, W.W. Norton
and Co, 1939; Fromm E. Selfishness and Self-Love. Psychiatry, 1939)
(Прим. авт.).
65	Адлер (Adler) Альфред (1870 -1937) - австрийский врач и психолог,
видный представитель психоаналитического направления, создатель кон-
цепции индивидуальной психологии. Стремление человека к превосход-
ству рассматривал как движущую силу личностного развития. Основные
работы: The Practice and Theory of Individual Psychology (1932) и др.
68	Федерн (Federn) Пауль (1871 - 1950) - ученик и последователь
3. Фрейда, работал в Австрии и США, исследовал так называемые «Эго-
состояния» как определенным образом организованную систему пове-
дения и опыта, опубликовал работы по проблеме нарциссизма, разра-
ботал методы лечения психозов. Результаты последнего периода дея-
тельности обобщены в книге Ego Psychology and the Psychoses (1952).
87	Глюк (Glueck) Бернард (?) - американский психоаналитик,
опубликовавший ряд исследований по проблеме «Эго-Инстинкта»: The
Ego Instinct (Journal of Abnormal Psychology, v. 16, 1921).
68	Джонс (Jones) Эрнст (1879 - 1958) - известный англо-американ-
ский психоаналитик. Исследовал проявления страхов, вины и ненави-
сти при неврозах. Один из основателей Американской психоаналити-
ческой ассоциации (1910), автор одной из лучших научных биографий
3. Фрейда The Life and Work of Sigmund Freud (1957).
69	Ср. главу 12 «Садистские наклонности» (Прим. авт.).
70	В классической иллюстрации двойственной личности, представ-
ленной Робертом Льюисом Стивенсоном в произведении «Д-р Джекиль и
м-р Хайд», основная идея построена вокруг возможности разделения в
человеке конфликтующих элементов. После осознания того, насколько
глубок внутри него раскол между добром и злом, д-р Джекиль говорит: «С
давних пор.. я с любовью останавливался на мысли о разъединении раз-
нородных элементов человеческой природы. «Если, —думал я, — каж-
дая из этих натур вселилась бы в отдельную плоть, жизнь освободилась
бы от всего, что в ней есть невыносимого». (Прим. авт.).
Цит. по.: Стивенсон Р. Поли. собр. романов. СПб., 1913 - 1914.
Кн. 20. С. 53.
71	Бэрри (Barrie) Джеймс Мэтью (1860-1937) известный шотландский
романист и драматург.
* Пэрриш (Parrish) Анна (1888 - 1957) - американская писательница, во
многих произведениях которой прослеживается судьба людей, обла-
дающих своеобразным психологическим складом.
187
72	Ср. главу 12 «Садистские наклонности» (Прим. авт.).
73	Это определение было предложено Эдвардом А. Штрекером и
Кеннетом Э. Аппелем. См. Strecker Е.А., Appel К.Е. Discovering Oursel-
ves,. Macmillan, 1943 (Прим. авт.).
74	Гюго (Hugo) Виктор (1802 - 1885) - великий французский
писатель. Роман «Отверженные» был опубликован в 1862 г.
75	Психотики - больные, страдающие психозом (см. комм. 60).
78	Много иллюстраций этого можно найти у Карла Меннингера* (См.
Menninger К. Man against Himself. Harcourt. Brace. 1938). Однако Мен-
нингер рассматривает этот предмет под абсолютно иным углом зрения,
так как, вслед за Фрейдом, признает наличие инстинкта саморазруше-
ния (Прим. авт.).
77	Пуританская психология - система взглядов и ценностей, соот-
ветствующая строгому, аскетическому образу жизни.
78	Святой Франциск (1181 - 1226) - Франциск Ассизский - итальян-
ский религиозный деятель, отказавшийся от богатства и посвятивший
себя проповеди евангельской бедности. Автор ряда сочинений: Похвала
добродетели и др.
79	Штрекер (Strecker) Эдвард (?) - американский психиатр и психо-
аналитик. Книга «Открывая себя» (Discovering ourselves, 1943), напи-
санная совместно с К. Аппелем, выдержала три издания.
80	Yutang L. Between Tears and Laughter. John Day, 1943 (Прим. авт.).
81	См. Horney К. Self-Analysis, op.cit. (Прим. авт.).
82	Джемс (James) Уильям (1842 - 1910) - крупный американский
психолог и философ, один из основателей прагматизма, представи-
тель «психологии явлений сознания». На русский язык переведены
следующие работы У. Джемса: Научные основы психологии (1902),
Прагматизм (1910), Психология (1991) и др.
83	James W. Memories and Studies. Longmans, Green, 1934 (Прим,
авт.).
84	Эгоцентризм - неспособность человека учитывать точки зрения
и позиции других людей, а также сосредоточение на себе и собствен-
ных интересах при пренебрежении интересами других людей.
85	Дзэн-буддизм - распространенное в Японии направление рели-
гиозно-философского учения буддизма. Активный интерес к принци-
пам и психотехническим методам дзэн-буддизма среди многих психо-
логов Западной Европы и США возник в первой половине XX в.
86	Suzuki D.T." Zen Buddhism and its Influence on Japanese Culture.
The Eastern Buddhist Society (Kyoto), 1938 (Прим. авт.).
* Меннингер (Menninger) Карл (1893 - ?) - видный американский психи-
атр, одним из первых в США прошедший квалифицированное обучение
психоанализу. Занимался проблемой человеческой деструктивности.
Основные работы: Man against Himself (1938); Love against Hate (1942).
” Судзуки (Suzuki) Дайсетс (1870 - 1966) - философ и религиозный
деятель, представитель дзэн-буддизма, в популяризации которого в
странах Западной Европы и США в 20-40-е годы XX в. сыграл значи-
тельную роль. Был лично знаком и вел переписку с К. Хорни, которая
интересовалась дзэн-буддизмом и в 1951 г. посетила Японию с целью
лучшего знакомства с этим учением.
188
87	Ср.Horney К. Self-Analysis, op. cit., Chapter 8. (Прим. авт.).
88	«... ибо мы отчасти знаем» — цитата из Первого послания к корин-
фянам святого апостола Павла. — Новый Завет, гл. 13, 9 (9 2Кор. 5, 7).
89	Интрапсихические процессы - процессы, происходящие «внут-
ри» психического пространства субъекта.
90	Ср. Yutang L. Between Tears and Laughter, op. cit. В главе о «кар-
ме»* автор выражает изумление по поводу отсутствия понимания этих
психологических законов в западной цивилизации (Прим. авт.).
91	Кассандра - в древнегреческом эпосе дочь царя Приама,
пророчица, зловещим предсказаниям которой никто не верил; в
переносном значении - предвещательница несчастий.
92	Kierkegaard S., op. cit. (Прим. авт.).
93	Макмюррей (Macmurray) Джон (?) - английский религиозный дея-
тель, профессор теологии, автор ряда книг: Freedom in the Modern World;
The Philosophy of Communism и др. В упоминаемом К. Хорни произве-
дении Макмюррея «Разум и чувство» (1938) автор рассматривает про-
блемы эмоциональной жизни, место эмоций в религиозном опыте, про-
блемы морали.
94	Macmurray J. Reason and Emotion. Appleton-Century, 1938 (Прим,
авт.).
95	Цит. по: Кьеркегор С. Болезнь к смерти. // Кьеркегор С. Страх и
трепет. С.270.
96	Супервизор - в психотерапии опытный специалист, наблюдаю-
щий за работой начинающих психоаналитиков, инструктирующий их,
помогающий профессионально овладеть методом психоанализа.
97	Freud S. Civilization and its Discontents. International Psycho-
analytical Library, Vol. XVII, Leonard and Virginia Woolf, 1930 (Прим. авт.).
98	Freud S. Analysis Terminable and Interminable. International Journal
of Psychoanalysis, 1937 (Прим. авт.).
99	Суицидальные наклонности - склонность к совершению само-
убийства, намеренное желание уйти из жизни.
100	Инсайт - внезапное постижение, озарение; в психоанализе -
осознание глубинных слоев бессознательного.
101	Маркэнд (Marquand) Джон Филлипс (1893 - 1960) - американс-
кий прозаик, наибольшую известность получили его романы «Покой-
ный Джордж Эпли» (1937) и «Так мало времени» (1943). Упоминаемый
К. Хорни роман посвящен проблеме отношения американской интел-
лигенции к фашизму.
102	Fromm Е. Individual and Social Origins in Neurosis. American So-
ciological Review. Vol. IX, No. 4, 1944 (Прим. авт.).
103	Джексон (Jackson) Чарльз (1874 - ?) - американский журналист
и новеллист, автор нескольких сборников рассказов, в том числе «Про-
павший уик-энд» (1942), «Второсортная жизнь» (1967) и др.
* Карма - одно из центральных понятий буддизма и других религиоз-
но-философских систем Индии, обозначающее общую сумму совер-
шенных всяким живым существом поступков и их последствий, кото-
рые определяют характер его нового рождения; другими словами, вли-
яние совершенных действий на характер настоящего и последующего
существований.
189
104	Перверсии (от лат. perversio) - извращения, главным образом
сексуальные.
105	«Пигмалион» - пьеса выдающегося английского писателя,
драматурга и публициста Джорджа Бернарда Шоу (1856 - 1950),
написана в 1912 г.
106	«Дневник обольстителя» - произведение Сёрена Кьеркегора (см.
комм. 21), впервые опубликованное в 1943 г.
107	«Гедда Габлер» - пьеса Г Ибсена (см. комм. 51), написанная в
1890 г., главная героиня которой неоднократно упоминалась в книгах
К. Хорни в качестве яркой иллюстрации человека садистского типа.
108	Хаксли (Huxley) Олдос (1894 - 1963) - известный английский
писатель, автор ряда романов-антиутопий.
109	Huxley A. Time Must Have a Stop. Harper and Brothers, 1944 (Прим,
авт.).
110	Соматическое расстройство - нарушение телесных, органических
процессов в противоположность психическим.
111	Fromm Е. Escape from Freedom. Farrar and Rinehart, 1941.(Прим,
авт.). На русском языке см.: Фромм Э. Бегство от свободы. М., Прогресс,
1990.
112	Симбиотическое существование-слияние жизненных процессов
разных организмов, их длительное неразрывное сожительство.
113	Lebensneid (нем.) — зависть к жизни (Прим, перев.).
114	Золя (Zola) Эмиль (1840 - 1902) - выдающийся французский
писатель. Роман «Человек-зверь» написан в 1890 г.
115	Сцилла и Харибда - в древнегреческой мифологии два чудови-
ща, обитавшие по обе стороны морского пролива и губившие морепла-
вателей; в переносном значении выражение «между Сциллой и Ха-
рибдой» означает положение, когда опасность угрожает и с той и с
другой стороны.
116	Как известно, это знание имеет также громадное профилакти-
ческое значение. Если мы знаем, какие факторы окружающей среды
полезны для развития ребенка, а какие факторы задерживают его раз-
витие, открывается путь для предотвращения бурного роста неврозов
в будущих поколениях (Прим. авт.).
117	Ср. Horney К. New Ways in Psychoanalysis, op. cit., Chapter 8,
Horney K. Self-Analysis, op. Cit., Chapter 2. (Прим. авт.).
118	Петерсон (Peterson) Хьюстон (?) - американский литератор, поэт,
критик. Выражение «mania psychologica» (от греч. mania - безумие,
страсть) означает сильное, близкое к болезненному пристрастие к психо-
логической интерпретации при отсутствии желания использовать данное
психологическое знание в конструктивных целях. Выражение использо-
вано Петерсоном в книге «Мелодия хаоса» (The Melody of Chaos, 1931),
посвященной американскому поэту и писателю Конраду Айкену.
119	Macmurray J., op. cit. (Прим. авт.).
190
Карен Хорни
О психологии
женщины
Предисловие
В качестве приложения к книге «Наши внутренние конф-
ликты» мы предлагаем вниманию читателей несколько
статей К. Хорни, относящихся к первому периоду ее на-
учного творчества. Сопоставление этих работ, посвященных
главным образом проблемам «женской психологии», сданной
книгой позволит читателям самостоятельно убедиться в том,
какую колоссальную эволюцию претерпели взгляды К. Хорни
за полтора десятилетия интенсивной клинической практики и
теоретических поисков. Знакомство с ранними работами К. Хор-
ни даст возможность также лучше понять, почему, начав с ис-
следований, выполненных в духе классического учения 3. Фрей-
да, она со временем стала одним из наиболее глубоких его ре-
форматоров.
Попытки раскрыть проблемы женской психологии, исходя из
представлений 3. Фрейда о женщине как о существе, главной
движущей силой развития которого является биологически обус-
ловленная зависть к мужчине, в конечном счете привели к ра-
зочарованию и, более того, к осознанному несогласию с неко-
торыми основными теоретическими посылками учения Фрей-
да. По свидетельству самой К. Хорни, на примере психоанали-
тической интерпретации своеобразия «женской психологии»
наиболее явно выступила несостоятельность поиска биологи-
ческих детерминант развития личности и игнорирования важ-
нейшей роли культурно-исторических факторов. Таким образом,
эти исследования способствовали пересмотру К. Хорни неко-
торых «священных» для ортодоксального фрейдизма принци-
пов и созданию радикально отличной от него психоаналитичес-
кой концепции, вошедшей в психологию (вместе с работами Э.
Фромма, Г Салливана и ряда других ученых) под названием
«неофрейдизм».
Г. Б.
193
7—1081
Психология женщины
Фрейд полагает, что психологические особенности и за-
труднения у обоих полов порождены бисексуальны-
ми наклонностями каждого из них. Его утверждение,
коротко говоря, состоит в том, что многие психологические зат-
руднения у мужчины обязаны своим происхождением тому, что
тот отвергает в себе «женские» наклонности, а многие особен-
ности женщин обязаны своим происхождением неотъемлемо
присущему им желанию быть мужчиной. Применительно к пси-
хологии женщины Фрейд разработал эту мысль более деталь-
но, нежели применительно к психологии мужчины, поэтому я
буду говорить о его взглядах только на психологию женщины.
По Фрейду, наиболее огорчительное событие в развитии
девочки — это открытие ею того, что у других человеческих су-
ществ есть пенис, тогда как у нее его нет. «Открытие своей ка-
страции является поворотным пунктом в развитии девочки»1.
Она реагирует на подобное открытие ясно выраженным жела-
нием тоже иметь пенис, надеждой на то, что он еще вырастет,
и завистью к тем более счастливым существам, которые обла-
дают им. При нормальном развитии зависть из-за пениса в чи-
стом виде не сохраняется; осознав свою «ущербность» как не-
преложный факт, девочка переносит свое желание иметь пе-
нис на желание иметь ребенка. «Желанное обладание ребен-
ком означает компенсацию ее телесного недостатка»2.
Зависть из-за пениса — изначально чисто нарциссический
феномен; чувство девочки оскорблено тем, что ее тело не так
полно оснащено, как тело мальчика. Но источник зависти кро-
ется и в объектных отношениях. По Фрейду, мать становится
первым сексуальным объектом как для девочки, так и для маль-
чика. Девочка желает иметь пенис не только ради удовлетво-
рения нарциссической3 гордости, но также и из-за своих либи-
динозных4 желаний, возникающих в отношении к матери, кото-
194
рые, будучи генитальными по природе, носят мужской харак-
тер. Не признавая природный характер силы гетеросексуаль-
ного притяжения, Фрейд ставит вопрос так: почему у девочки
вообще есть потребность переориентировать свою привязан-
ность на отца. Он называет две причины изменения любовной
привязанности: враждебность по отношению к матери, несущей
ответственность за отсутствие у девочки пениса, и желание
заполучить этот вожделенный орган от отца. «Желание, с кото-
рым девочка обращается к отцу, — это ведь первоначально
желание иметь пенис»6. Таким образом, изначально и мальчи-
ки, и девочки знают лишь один пол — мужской.
Предполагается, что зависть из-за пениса оставляет неизг-
ладимый след в развитии женщины; даже если развитие идет
вполне нормально, на ее преодоление требуются огромные
затраты энергии. Наиболее важные установки и желания жен-
щины черпают энергию из желания иметь пенис. Можно кратко
перечислить некоторые из основных утверждений Фрейда, пред-
назначенных для иллюстрации сказанного.
Фрейд считает желание иметь ребенка мужского пола са-
мым сильным желанием женщины, потому что желание иметь
ребенка — «наследник» желания иметь пенис. Сын как бы воп-
лощает собой исполненное желание в том, что касается обла-
дания пенисом. «Только отношение к сыну приносит матери
неограниченное удовлетворение... На сына мать может пере-
нести свое честолюбие, которое она должна была подавить в
себе, от него она ждет удовлетворения всего того, что оста-
лось у неё от комплекса мужественности»6.
Счастье в период беременности, особенно если невроти-
ческие нарушения, вообще-то имеющие место, в это время идут
на убыль, объясняется как символическое удовлетворение от
обладания пенисом (пенис — ребенок). Когда роды задержива-
ются по функциональным причинам, возникает подозрение, что
женщина не хочет разлучаться с пенисом — ребенком. Вместе
с тем материнство может и отвергаться, поскольку оно напоми-
нает о женственности. Сходным образом, подавленность и раз-
дражение, случающиеся во время менструации, рассматрива-
ются как результат того, что менструация напоминает о жен-
ственности. Спазмы при менструации часто истолковываются
как результат фантазий женщин о том, что они как бы вобрали
в себя отцовский пенис.
Нарущения во взаимоотношениях с мужчинами рассматри-
ваются как завершающий результат зависти из-за пениса. По-
скольку женщины обращаются к мужчинам главным образом в
195
ожидании получить подарок (пенис-ребенка) или исполнить все
свои честолюбивые мечты, им не стоит труда восстать против
мужчин, если им не удается воплотить в жизнь подобные ожи-
дания. Зависть к мужчинам может проявляться также в стрем-
лении превосходить их, в разных формах пренебрежительного
отношения к ним, в борьбе за независимость, коль скоро пос-
ледняя предполагает возможность обойтись без помощи муж-
чины. В сексуальной сфере отказ от женской роли может от-
крыто проявиться после дефлорации; последняя способна воз-
будить озлобленность по отношению к партнеру, поскольку пе-
реживается как кастрация.
Фактически едва ли у женщины найдется хоть какая-нибудь
черта характера, которая предположительно не коренилась бы
существенным образом в зависти из-за пениса. Женское чув-
ство неполноценности рассматривается как выражение презре-
ния женщины к собственному полу из-за отсутствия пениса.
Фрейд полагает, что женщина тщеславнее мужчины, и припи-
сывает это необходимости для нее компенсировать отсутствие
пениса. Физическая стыдливость женщины рождается в конеч-
ном счете из желания скрыть «дефект» своих гениталий. Боль-
шая роль, принадлежащая зависти и ревности в женском ха-
рактере, — это прямой результат зависти из-за пениса. Ее склон-
ность к зависти объясняется тем, что у женщины «слишком мало
чувства справедливости», как, впрочем, и тем, что она отдает
«предпочтение духовным и профессиональным интересам, от-
носящимся к сфере мужской деятельности»7.
Практически все честолюбивые стремления женщины наво-
дят Фрейда на мысль о том, что основной движущей силой яв-
ляется ее желание иметь пенис. Точно также и амбиции, обыч-
но считающиеся специфически женскими, такие, как желание
быть самой красивой женщиной или желание выйти замуж за
самого выдающегося мужчину, согласно Абрахаму, являются
выражением зависти из-за пениса.
Хотя представление о зависти из-за пениса восходит к ана-
томическим различиям, оно тем не менее противоречит биоло-
гическому мышлению. Потребовалось бы огромное количество
доказательств, чтобы обосновать правдоподобность утвержде-
ния, будто женщина, физически созданная для специфически
женских функций, в психологическом плане детерминирована
желанием иметь атрибуты другого пола. На самом же деле дан-
ные, свидетельствующие в пользу такого утверждения, весьма
скудны и состоят в основном из трех наблюдений.
Во-первых, указывается на то, что девочки часто выражают
196
желание иметь пенис или надежду на то, что он еще вырастет.
Однако нет оснований полагать, будто это желание имеет боль-
шее значение, чем столь же часто выражаемое ими желание
иметь грудь; кроме того, желание иметь пенис может сопро-
вождаться типом поведения, который в нашей культуре счита-
ется женским.
Указывается также на то, что некоторые девочки перед на-
ступлением половой зрелости могут не просто хотеть быть маль-
чиками, но своим мальчишеским поведением могут свидетель-
ствовать о действительно имеющемся у них намерении такого
рода. И вновь, однако, вопрос в том, оправданно ли мы посту-
паем, принимая эти тенденции за чистую монету; проанализи-
ровав их, мы без труда найдем серьезные основания для столь,
на первый взгляд, мужских желаний: это и реакция сопротивле-
ния, и отчаяние из-за собственной непривлекательности как
девушки, и тому подобное. В действительности же с тех пор,
как девушек стали воспитывать в условиях большей свободы,
такой вид поведения стал редким.
Наконец, указывается на то, что и взрослые женщины могут
выражать желание быть мужчиной, иногда откровенно, иногда
представляя себя в сновидениях с пенисом или символом его;
они могут выражать презрение к женщинам и относить свое
чувство неполноценности на счет того, что они — женщины;
тенденции, связанные с кастрацией, могут выявляться или вы-
ражаться в сновидениях как в завуалированной, так и в откры-
той форме. Хотя эти последние данные и не вызывают сомне-
ний, однако они не так часто встречаются, как то внушают нам
некоторые работы по психоанализу. К тому же они верны толь-
ко для невротичных женщин. В конечном счете они допускают
возможность различных истолкований и поэтому отнюдь не яв-
ляются безоговорочным доказательством данного утверждения.
Прежде чем критически рассмотреть их, давайте сначала по-
пробуем понять, как получается, что Фрейду и многим другим
психоаналитикам доказательства в пользу решающего влияния
зависти из-за пениса на женский характер представляются нео-
провержимыми.
По моему мнению, такое убеждение объясняется в основ-
ном двумя обстоятельствами. Опираясь на собственные тео-
ретические пристрастия, которые до известной степени совпа-
дают с существующими в обществе предубеждениями, психо-
аналитик считает, что некоторые склонности пациенток безус-
ловно навязаны лежащей в их основе завистью из-за пениса:
это стремления распоряжаться мужчиной, бранить его, завидо-
197
вать его успехам, самим быть честолюбивыми, быть экономи-
чески самостоятельными, питать отвращение к помощи со сто-
роны. Подозреваю, что эти тенденции иногда приписывают ле-
жащей в их основе зависти из-за пениса без дополнительного
обоснования. Дополнительное обоснование, однако, можно без
труда найти в одновременно раздающихся жалобах на женс-
кие функции (такие как менструация) или на фригидность, или
в жалобах женщины на то, что ей предпочли брата, или в стрем-
лении указывать на определенные преимущества социального
положения мужчины, или в символах, встречающихся в снови-
дениях (женщина, несущая палку или режущая колбасу).
Окидывая взором эти тенденции, ясно видишь, что они ха-
рактерны как для невротиков-мужчин, так и для невротичных
женщин. Склонности к диктаторской власти, к эгоцентрическо-
му честолюбию, к тому, чтобы завидовать другим и бранить их,
— это непреходящие элементы неврозов нынешнего времени,
хотя их роль в невротической структуре различна.
Больше того, наблюдение за невротичными женщинами по-
казывает, что все упомянутые тенденции проявляются в отно-
шении к другим женщинам или детям точно так же, как и в отно-
шении к мужчинам. Предположение, будто проявление их от-
ношения к другим людям всего лишь производно от их отноше-
ния к мужчинам, представляется мне догматичным.
Наконец, что касается символов сновидений, любое выра-
жение желаний, касающихся мужественности, принимается за
чистую монету, вместо того чтобы отнестись к нему скептичес-
ки, отыскивая возможно более глубокий смысл. Такая процеду-
ра противоречит традиционной психоаналитической установ-
ке, поэтому остается приписать ее решающей силе теорети-
ческих предубеждений.
Другой источник, поддерживающий психоаналитика в убеж-
дении насчет значения зависти из-за пениса, находится не в
нем самом, а в его пациентках. В то время как некоторые паци-
ентки не подвержены воздействию интерпретаций, указываю-
щих на зависть из-за пениса как на источник их затруднений,
другие с готовностью воспринимают их и быстро научаются
рассуждать о своих трудностях в терминах женственности и
мужественности, а то и видеть сны в символах, соответствую-
щих такому типу мышления. Причем вовсе необязательно имен-
но пациентки оказываются особо легковерными. Каждый опыт-
ный психоаналитик отметит для себя, насколько его пациентка
послушна и внушаема, и, анализируя упомянутые тенденции,
уменьшит проистекающие из этого источника ошибки. Но неко-
198
торые пациентки рассматривают свои проблемы в терминах
мужественности и женственности и без внушения со стороны
психоаналитика, ибо, естественно, нельзя исключать влияние
литературы. Однако есть и более глубокая причина того, поче-
му многие пациентки с радостью хватаются за объяснения,
выраженные в терминах «зависть из-за пениса»: подобные
объяснения представляют собой сравнительно безобидные и
простые решения. Женщине гораздо легче думать, будто она
злится на мужа потому, что, к сожалению, родилась без пени-
са, и завидует тому, что у него он есть, нежели, к примеру, по-
нимать, что в ней постепенно сложилось убеждение в собствен-
ной правоте и непогрешимости, которое исключает терпимость
к любому сомнению или несогласию. Пациентке куда легче ду-
мать, что природа дурно обошлась с ней, нежели осмыслить,
что на самом-то деле она предъявляет завышенные требова-
ния к окружающим и приходит в бешенство, коль скоро они не
исполняются. Итак, похоже, что теоретические пристрастия пси-
хоаналитика могут совпадать со стремлением пациентки не
затрагивать свои реальные проблемы.
Если желания, касающиеся мужественности, способны зас-
лонить вытесненные влечения, что в таком случае делает их
пригодными для этой цели?
Здесь мы подходим к рассмотрению культурных факторов.
Желание быть мужчиной, как указывал Альфред Адлер, может
оказаться выражением желания иметь все те качества и приви-
легии, которые в нашей культуре считаются мужскими, такие
как сила, смелость, независимость, успех, сексуальная свобо-
да, право выбора партнера. Чтобы избежать недоразумения,
позвольте мне заявить со всей определенностью, что я вовсе
не хочу сказать, будто зависть из-за пениса — это не более чем
символическое выражение желания иметь качества, считающи-
еся в нашей культуре мужскими. Это выглядело бы неправдо-
подобно, поскольку желание иметь такие качества вытеснять
не нужно и, стало быть, для них не требуется символического
выражения. Символическое выражение необходимо только для
наклонностей и чувств, вытесненных из сознания.
Что же тогда представляют собой вытесненные стремления,
спрятанные за желанием мужского начала? На этот вопрос
нельзя ответить с помощью всеобъемлющей формулы, ответ
надо подыскивать, исходя из анализа каждой пациентки и каж-
дой ситуации. Чтобы раскрыть вытесненные стремления, не
следует принимать за чистую монету склонность женщины так
или иначе обосновывать свое чувство неполноценности тем,
199
что она женщина; скорее ей надо указать на то, что каждый че-
ловек, принадлежащий к какому-то меньшинству или к менее
привилегированной группе, имеет тенденцию использовать свой
статус в качестве ширмы для чувств неполноценности, откуда
бы они ни происходили, и что важно постараться обнаружить
их источники. Как подсказывает мне мой опыт, одним из наибо-
лее часто встречающихся действительных источников являет-
ся провал попытки жить в соответствии с некоторыми преуве-
личенными представлениями о себе, представлениями, в свою
очередь, необходимыми, поскольку разного рода непризнанные
претензии приходится чем-то прикрывать.
Больше того, необходимо иметь в виду возможность того,
что желание быть мужчиной может прикрывать собой вытес-
ненное честолюбие. Амбиции невротиков могут оказаться на-
столько разрушительными, что они насквозь пропитаны трево-
гой, и, следовательно, их приходится вытеснять. Это верно как
для мужчин, так и для женщин, но благодаря особенностям со-
стояния культуры вытесненные разрушительные амбиции у
женщин способны заявлять о себе в сравнительно безобидном
символе — в виде желания быть мужчиной. От психоанализа
требуется раскрыть эгоцентрические и разрушительные элемен-
ты честолюбия и проанализировать не только то, что привело к
такого рода амбициям, но также и то, каковы их последствия
для личности в появлении внутренних запретов в отношении
любви, скованности в работе, зависти к соперникам, склоннос-
ти принижать себя, страха перед провалом и перед успехом.
Желание быть мужчиной сразу исчезает из ассоциаций паци-
ентки, стоит лишь затронуть лежащие в его основе проблемы
честолюбия и слишком высокого мнения о том, что она есть и
чем должна бы быть. У нее уже нет возможности и дальше скры-
вать это за символической завесой из желаний, связанных с
мужским началом.
Короче говоря, интерпретация в терминах зависти из-за пе-
ниса преграждает путь к пониманию фундаментальных проблем,
таких как честолюбие, и связанной с ними целостной структуры
личности. В том, что подобные интерпретации затуманивают
реальную проблему, — мое самое веское возражение против
них, особенно с точки зрения терапии. То же самое возражение
есть у меня и против предполагаемого значения бисексуально-
сти в психологии мужчины. Фрейд полагает, что в психологии
мужчины зависти из-за пениса соответствует «борьба против
пассивного или женственного отношения к другим мужчинам»8.
Опасения такого рода он называет «отречением от женствен-
200
ности» и возлагает на него ответственность за разнообразные
затруднения, которые, по моей оценке, принадлежат структуре
типов, испытывающих потребность в том, чтобы казаться недо-
сягаемо совершенными.
Фрейд выдвинул еще две идеи, тесно взаимосвязанные
между собой, касательно унаследованных женских характери-
стик. Одна состоит в том, что женское начало «некоторым та-
инственным образом соотносится с мазохизмом»910. Другая —
в том, что больше всего женщина боится потерять любовь, и
этот страх соответствует страху кастрации у мужчин.
Элен Дейч разработала высказанное Фрейдом предположе-
ние и ввела его в общее употребление, назвав мазохизм ос-
новной силой в духовной жизни женщины. По ее утверждени-
ям, то, что в конце концов требуется женщине в половом сно-
шении, — так это чтобы ее изнасиловали; что ей требуется в
духовной жизни, — так это чтобы ее унизили; менструация зна-
чима для женщины, поскольку она подпитывает мазохистские
фантазии; роды представляют собой кульминацию мазохистс-
кого удовлетворения. Радости материнства представляют со-
бой надолго затянувшееся мазохистское удовлетворение, по-
скольку содержат в себе определенные жертвы и заботу о де-
тях. Из-за своих мазохистских стремлений женщины, согласно
Дейч, более или менее обречены на фригидность, если только
при половом сношении они не окажутся или хотя бы не почув-
ствуют себя изнасилованными, обиженными или униженными11.
Радо придерживается мнения, согласно которому предпочте-
ние, оказываемое женщиной мужскому началу, — это защита
от женских мазохистских стремлений12.
Поскольку, согласно психоаналитической теории, психоло-
гические установки формируются после сексуальных, утверж-
дения, касающиеся специфически женской основы мазохизма,
имеют далеко идущее значение. Они влекут за собой постулат,
согласно которому женщины вообще или по крайней мере боль-
шинство из них в сущности желают занимать подчиненное и
зависимое положение. В поддержку этих взглядов складывает-
ся мнение, будто в нашей культуре мазохистские наклонности
чаще встречаются у женщин, чем у мужчин. Но необходимо
напомнить, что данные, которыми мы располагаем, касаются
только невротичных женщин.
У многих женщин, страдающих неврозом, наблюдаются ма-
зохистские представления о половой близости, такие как: жен-
щины— жертвы скотских вожделений мужчины, им приходится
жертвовать собой и тем самым унижать собственное достоин-
201
ство. Возможны и фантазии о том, что половым сношением
наносится физическое повреждение. У некоторых невротичных
женщин бывают фантазии насчет мазохистского удовлетворе-
ния от родов. Большое число матерей, играющих роль муче-
ниц и постоянно подчеркивающих, сколь многим они жертвуют
ради детей, наверняка могут послужить доказательством того,
что материнство способно доставлять махозистское удовлет-
ворение невротичным женщинам. Некоторые невротичные де-
вушки избегают замужества, поскольку мысленно видят себя
порабощенными и обесчещенными потенциальным мужем.
Наконец, мазохистские фантазии о сексуальной роли женщины
могут внести свой вклад в неприятие женской роли и предпоч-
тение мужской.
Допустив, что и в самом деле мазохистские наклонности
чаще встречаются у невротичных женщин, чем у невротиков-
мужчин, как это можно объяснить? Радо и Дейч пытаются пока-
зать, что ответственность за это несут специфические факто-
ры развития женщины. Я воздерживаюсь от обсуждения подоб-
ных попыток, поскольку оба автора выдвигают в качестве базо-
вого фактора отсутствие пениса или реакцию девочки на от-
крытие этого обстоятельства; я же считаю данное предположе-
ние ошибочным. В действительности я вообще не считаю, буд-
то можно отыскать особые факторы в развитии женщины, ве-
дущие к мазохизму, ибо все попытки такого рода покоятся на
предпосылке, согласно которой мазохизм, в сущности, сексу-
альный феномен. Правда, сексуальный аспект мазохизма, как
он проявляется в мазохистских фантазиях и извращениях, боль-
ше всего бросается в глаза, и именно он первым привлек вни-
мание психиатров. Однако я полагаю — и это утверждение бу-
дет полнее раскрыто позже, — что мазохизм не является изна-
чально сексуальным феноменом; скорее он — результат опре-
деленных конфликтов в межличностных отношениях. Однажды
сложившись, мазохистские тенденции могут превалировать и в
сексуальной сфере и даже стать здесь необходимым условием
удовлетворения. Если рассуждать с этой точки зрения, не мо-
жет быть, чтобы мазохизм являлся специфически женским фе-
номеном, и авторов-психоаналитиков, попытавшихся отыскать
специфические факторы развития женщины, ответственные за
мазохистские установки, нельзя обвинять за неудавшуюся по-
пытку найти их.
По моему мнению, причины надо искать не в биологии, а в
культуре. Тогда вопрос состоит в том, существуют ли в культу-
ре факторы, способствующие развитию мазохистских наклон-
202
ностей у женщин. Ответ на этот вопрос зависит от того, что счи-
тать существенным в динамике мазохизма. Моя мысль, корот-
ко говоря, сводится к тому, что феномен мазохизма представ-
ляет собой попытку достичь безопасности и удовлетворения в
жизни благодаря собственной незаметности и зависимости. Как
будет изложено дальше, эта фундаментальная жизненная ус-
тановка определяет способ, с помощью которого индивид раз-
решает свои проблемы; например, такой способ позволяет до-
стигнуть господства над другими через слабость и страдание, с
помощью страдания выразить враждебность, а в болезни отыс-
кать алиби для собственной неудачи.
Если высказанные предположения считать достаточно обо-
снованными, тогда именно культурные факторы поощряют ма-
зохистские установки у женщин. Уместнее отнести их к прошло-
му поколению, чем к нынешнему, но и сегодня они все еще дают
о себе знать. Коротко говоря, они сводятся к тому, что женщина
более зависима, что обычно подчеркивается женская слабость
и хрупкость, что бытует идеология13, согласно которой желание
опереться на кого-нибудь заложено в женской природе, а жизнь
женщины обретает содержание и смысл только через что-то
иное: семью, мужа, детей. Сами по себе эти факторы мазохис-
тских установок не создают. История доказала, что и в таких
условиях женщины могут быть счастливыми, удовлетворенны-
ми, работоспособными. Но факторы, подобные этим, на мой
взгляд, несут ответственность за преобладание мазохистских
тенденций в неврозах у женщин, раз уже неврозы развиваются.
Представление Фрейда о том, что больше всего женщина
боится потерять любовь, в известной мере неотделимо от по-
стулата, согласно которому в развитии женщины есть особые
факторы, ведущие к мазохизму, ибо оно имплицитно содержится
в нем. Поскольку мазохистские тенденции, помимо всего про-
чего, означают эмоциональную зависимость от других, а одним
из преобладающих мазохистских средств успокоения от трево-
ги является обретение привязанности, опасение утратить лю-
бовь — это специфически мазохистская черта.
Мне кажется, однако, что в противовес двум другим утверж-
дениям Фрейда насчет женской лрироды о зависти из-за пени-
са и о специфически женской основе мазохизма — это после-
днее до некоторой степени пригодно и для здоровых женщин в
нашей культуре. Не биологические, а существенные культур-
ные факторы приводят женщин к завышенной оценке любви и
тем самым к опасению потерять ее.
На протяжении веков женщина была отстранена от значи-
203
тельных экономических и политических обязанностей, ограни-
ченная частной эмоциональной сферой жизни. Это не значит,
будто бы она вообще не несла никакой ответственности или
будто бы ей не приходилось работать. Но ее труд ограничивал-
ся рамками семейного круга и поэтому основывался на эмоци-
ональности в противоположность более обезличенным в реаль-
ности отношениям. Другой аспект той же ситуации состоит в
том, что любовь и преданность стали рассматриваться как спе-
цифически женские идеалы добродетели. Еще один аспект зак-
лючается в том, что поскольку отношения женщины с мужчина-
ми и детьми были ее единственными вратами к счастью, безо-
пасности и престижу, для нее любовь представляла реальную
ценность, сравнимую разве что с той деятельностью у мужчи-
ны, которая относится к способности зарабатывать деньги. Та-
ким образом, у женщины не только отбивалась охота к поискам
за пределами эмоциональной сферы, но в сознании самой жен-
щины такие поиски представлялись делом второстепенным.
Следовательно, в нашей культуре существовали и до неко-
торой степени по-прежнему сохраняются реальные причины
того, почему женщина склонна переоценивать любовь и ожи-
дать от нее большего, чем та способна дать, и почему женщина
больше, чем мужчина, боится потерять любовь.
Положение в культуре, приведшее женщину к тому, чтобы
рассматривать любовь как единственную значимую ценность в
жизни, содержит в себе дополнительные моменты, способные
пролить свет на некоторые особенности современной женщи-
ны. Один из них — отношение к возрасту: панический страх
женщины перед возрастом и все с этим связанное. Поскольку в
течение столь долгого времени единственные достижимые для
женщины результаты — будь то любовь, секс, дом или дети —
она получала через мужчин, то ублажать мужчин неизбежно
стало делом чрезвычайной важности. Вытекающий из этой не-
обходимости культ красоты и очарования можно было бы от-
метить как положительное следствие по крайней мере в неко-
торых отношениях. Но подобная концентрация назначении эро-
тической привлекательности подразумевает тревогу о том вре-
мени, когда в конце концов ее, возможно, стали бы оценивать
ниже. Мы бы посчитали невротическим проявлением, если бы
мужчины, приближаясь к пятому десятку, начинали испытывать
страх или подавленность. Для женщины же это считается в по-
рядке вещей, и в известном смысле это действительно есте-
ственно до тех пор, пока привлекательность представляет со-
бой уникальную ценность. Хотя возраст - для всех проблема,
204
он превращается в нечто ужасное, коль скоро в центре внима-
ния находится молодость.
Такой страх связан не только с возрастом, который принято
считать концом женской привлекательности; вся ее жизнь про-
ходит под сенью страха, склоняя ее к тому, чтобы обрести как
можно более прочное чувство безопасности в жизни. Именно
он повинен в том, что между матерями и дочерьми-подростка-
ми часто встречается ревность, причем страх не только портит
личные взаимоотношения, от него может остаться осадок враж-
дебного отношения ко всем женщинам. Он мешает женщинам
ценить качества, побочные для эротической сферы, качества,
лучше всего характеризуемые такими терминами, как зрелость,
уравновешенность, независимость, самостоятельность в суж-
дениях, мудрость. Вряд ли женщина способна столь же серьез-
но отнестись к задаче развивать собственную личность, как она
относится к своей любовной жизни, если в ней постоянно под-
держивается настрой на то, что ее зрелые годы ценности не
представляют, и она считает их преклонными.
Всеобъемлющие ожидания вкупе с любовью до некоторой
степени повинны в том недовольстве женской ролью, которую
Фрейд приписывает зависти из-за пениса. С этой точки зрения,
существуют две главные причины недовольства. Одна состоит
в том, что в обществе, где человеческие взаимоотношения боль-
шей частью нарушены, трудно достичь счастья в любовной
жизни (под этим я не имею в виду сексуальных отношений).
Другая заключается в том, что подобная ситуация, скорее все-
го, и порождает чувство неполноценности. Иногда возникает
вопрос, кто в нашем обществе больше страдает от чувства не-
полноценности: мужчины или женщины. Психологические ка-
чества трудно измерить, но различие налицо: как правило, ис-
пытываемое мужчиной чувство неполноценности возникает не
из того, что он - мужчина; женщина же зачастую чувствует себя
неполноценной просто потому, что она - женщина. Как упоми-
налось раньше, я полагаю, что чувство собственной негоднос-
ти не имеет ничего общего с женским началом, а использует
культурные осмысления женственности как прикрытие для дру-
гих источников чувства неполноценности, которые в сущности
одинаковы у мужчин и женщин. Однако остаются еще некото-
рые причины из области культуры, по которым уверенность
женщин в себе легко нарушается.
Прочная и надежная уверенность в себе произрастает на
широкой основе, составленной из таких человеческих качеств,
как инициативность, смелость, независимость, таланты, эроти-
205
ческие ценности, способность владеть ситуацией. Пока веде-
ние домашнего хозяйства было действительно серьезным де-
лом, влекущим за собой многочисленные обязанности, и пока
количество детей не ограничивалось, женщина чувствовала
себя конструктивным фактором экономического процесса; тем
самым ее самолюбию была обеспечена прочная основа. Эта
основа, однако, мало-помалу исчезла, и с ее исчезновением
женщина утратила некий фундамент, на котором покоилось
ощущение собственной ценности.
Что касается сексуальной основы уверенности в себе, ко-
нечно же, пуританское влияние, как бы его ни оценивали, вне-
сло свой вклад в унижение женщин, придав сексуальности зна-
чение чего-то греховного и непристойного. В патриархальном
обществе такая установка неизбежно превращала женщину в
символ греха; в ранней христианской литературе можно найти
множество подобных упоминаний. Такова одна из важных куль-
турных причин того, почему женщина даже сегодня считает себя
униженной и запятнанной сексуальностью, а отсюда и занижен-
ное уважение к себе.
Остается, наконец, эмоциональная основа уверенности в
себе. Однако если чья-то уверенность в себе зависит от того,
чтобы давать любовь или получать ее, значит, человек возво-
дит здание на слишком ничтожном и шатком фундаменте: слиш-
ком ничтожном потому, что в нем упущены слишком многие
личностные ценности, и слишком шатком потому, что он зави-
сит от слишком многих внешних факторов, таких как возмож-
ность найти подходящих партнеров. Кроме того, он очень легко
приводит к эмоциональной зависимости от хорошего отноше-
ния и оценки со стороны других людей и выливается в то, что
человек чувствует себя недостойным, если его не любят или
не очень ценят.
Что касается якобы свойственной женщине неполноценнос-
ти, Фрейд, разумеется, высказал замечание, внесшее прият-
ное разнообразие в то, что обычно слышишь от него: «Не забы-
вайте, что мы описали женщину лишь в той мере, в какой ее
сущность определяется ее сексуальной функцией. Это влия-
ние заходит, правда, очень далеко, но мы имеем в виду, что
отдельная женщина все равно может быть человеческим су-
ществом»™ (курсив мой). Я убеящена, что он действительно
имеет это в виду, но хотелось бы, чтобы подобное мнение было
шире представлено в его теоретической системе. Некоторые
положения в последней статье Фрейда о женской психологии
указывают на то, что, по сравнению с более ранними исследо-
206
ваниями, он дополнительно рассматривает влияние культур-
ных факторов на психологию женщин. «Но при этом мы долж-
ны обратить внимание на недопустимость недооценки влияния
социальных устоев, которые как бы загоняют женщину в ситуа-
ции пассивности. Все это еще не совсем ясно. Однако не бу-
дем забывать об особенно прочной связи между женственнос-
тью и половой жизнью. Предписанное женщине конституцио-
нально и налагаемое на нее социально подавление своей аг-
рессии способствует образованию сильных мазохистских по-
буждений, которым все-таки удается эротически подавить на-
правленные внутрь разрушительные тенденции»15.
Но поскольку Фрейд изначально биологически ориентиро-
ван, он не видит - а на основе своих предпосылок и не может
видеть - всего значения этих факторов. Он не в состоянии уви-
деть, до какой степени они преобразуют желания и установки,
как не способен он оценить всю сложность взаимоотношений
между культурными условиями и психологией женщины.
Полагаю, каждый согласится с Фрейдом в том, что разли-
чия в сексуальной организации и функциях влияют на духов-
ную жизнь. Но, видимо, неконструктивно отвлеченно рассуж-
дать о природе этого влияния. Американская женщина отлича-
ется от немецкой, и обе, в свою очередь, отличаются от жен-
щин, например, из племени индейцев пуэбло. Женщина, живу-
щая в Нью-Йорке, отличается от жены фермера из штата Ай-
дахо. Каким образом особые культурные условия порождают
специфические качества и способности как у женщин, так и у
мужчин - вот что можно надеяться понять.
Примечания
Статья представляет собой главу VI из опубликованной в 1939 г.
книги К. Хорни «Новые пути в психоанализе» (Karen Horney, M.D., New
Ways in Psychoanalysis. W.W.Norton & Company. New York — London.
Copyright 1966. P. 101-119).
Перевод по указанному изданию выполнен Т.В. Панфиловой в 1993 г.
Примечания, кроме специально указанных, составлены Т В.
Панфиловой. Редактор перевода - Г В. Бурменская.
1	Sigmund Freud, New Introductory Lectures on Psychoanalysis (1933),
глава «Психология женщин». Последующая интерпретация позиции
Фрейда основана преимущественно на этом источнике. (Прим. авт.).
Ссылки воспроизводятся по изданию: Зигмунд Фрейд. Введение в пси-
хоанализ. Лекции. М., Наука, 1991, с. 379.
2	Karl Abraham, «Ausserungsformen des weiblichen Kastrationskomp-
lexes» in Internationale Zeitschrift fur Psychoanalyse (1921). (Прим. авт.).
207
3	Нарциссический — связанный с обращением сексуальной энергии
на себя, т. е. с самовлюбленностью.
4	Либидинозный (либидозный) — обладающий либидо, т. е. сексу-
альной энергией.
5	3. Фрейд. Введение в психоанализ. Лекции. С.380.
6	Там же, с.384.
7	Karl Abraham, op.cit. (Прим. авт.).
8	Sigmund Freud, «Analysis Terminable and Interminable». (Прим,
авт.).
9	Sigmund Freud, New Introductory Lectures. (Прим. авт.).
10	Мазохизм — способность человека испытывать удовольствие от
причиненного ему страдания — морального или физического.
11	Helene Deutsch, «The Significance of Masochism in the Mental Life
of Women» (Part I, «Feminine Masochism in Its Relation to Frigidity») in
International Journal of Psychoanalysis (1930). (Прим. авт.).
12	Sandor Rado, «Fear of Castration in Women» in Psychoanalytic
Quarterly (1933). (Прим. авт.).
13	Идеология — ложные взгляды, призванные оправдать что-либо.
14	3. Фрейд. Введение в психоанализ. С.385.
15	Там же, с.371.
208
Психогенные факторы
функциональных женских
расстройств
Последние 30-40 лет в гинекологической литературе ши-
роко обсуждалось влияние психологических факторов
на женские расстройства. Разброс мнений весьма ши-
рок. С одной стороны, налицо тенденция, признавая эти факто-
ры, преуменьшать их значение, например, подчеркивать, что,
конечно же, эмоциональные факторы имеют место, но они за-
висимы от конституции организма, от функционирования же-
лез и прочих телесных причин.
С другой стороны, мы наблюдаем тенденцию приписывать
психогенным факторам слишком большое значение. Сторон-
ники такой точки зрения склонны видеть в них основной источ-
ник не только более или менее очевидных функциональных
расстройств, таких как мнимая беременность, вагинизм1, фри-
гидность2, менструальные расстройства, гиперемия3 и т. д.; по-
мимо этого они заявляют, что есть основания признать психо-
логическое влияние источником таких болезней и нарушений,
как преждевременные или запоздалые роды, определенные
формы метрита4, бесплодие и некоторые формы лейкореи5.
То, что физические изменения могут происходить в резуль-
тате психологического воздействия, не вызывает сомнений с
тех пор, как Павлов своими экспериментами эмпирически до-
казал это. Мы знаем, что, стимулируя аппетит, можно воздей-
ствовать на секрецию желудка, что сердечный ритм и деятель-
ность кишечника могут ускоряться под влиянием страха, что
определенные вазомоторные6 изменения, как, например, крас-
ка на лице, могут выражать реакцию стыда.
У нас есть также довольно точная картина того, какими пу-
тями эти раздражители передаются из центральной нервной
системы к периферическим органам.
Переход от этих довольно простых связей к вопросу, может
ли дисменорея7 вызываться психологическими конфликтами,
209
кажется слишком резким. Однако я думаю, что сами процессы
различаются не столь основательно, как методологические под-
ходы. Можно создать экспериментальную ситуацию, когда вы
стимулируете аппетит человека и способны измерять выделе-
ния желудочных желез. Вы в состоянии точно измерить изме-
нения, происходящие в выделениях, когда вы вызываете реак-
цию испуга у человека, но вы не в силах создать эксперимен-
тальную ситуацию, в которой порождается дисменорея. Эмо-
циональные процессы, лежащие в основе дисменореи, слиш-
ком сложны, чтобы воспроизвести их в экспериментальной си-
туации. Но даже если бы вам удалось благодаря эксперименту
вызвать у человека некоторые весьма усложненные эмоцио-
нальные состояния, вы не вправе ожидать каких-либо конкрет-
ных результатов, потому что дисменорея никогда не бывает
результатом только одного эмоционального конфликта, но все-
гда предполагает ряд эмоциональных предпосылок, основы
которых закладывались в разное время.
В силу указанных причин эти проблемы невозможно изучать
экспериментальным путем. Метод, способный раскрыть нам связь
между определенными эмоциональными силами и симптомом, как
в случае с дисменореей, очевидно, должен быть историческим.
Он должен дать нам возможность понять особую эмоциональную
структуру личности и корреляцию эмоций с симптомом с помо-
щью весьма подробной биографии пациентки.
Насколько мне известно, существует только одна психоло-
гическая школа, предлагающая именно такое понимание со
сколь угодно высокой степенью научной точности, - это психо-
анализ. Благодаря психоанализу вы получаете картину содер-
жания природы и динамической силы психологических факто-
ров, действующих в реальной жизни, - знание необходимое,
если вы хотите научно обсуждать вопрос о том, могут ли функ-
циональные расстройства вызываться эмоциональными фак-
торами.
Не стану здесь вдаваться в подробности относительно ме-
тода, а лишь в очень сжатой форме представлю на ваше рас-
смотрение несколько эмоциональных факторов, которые в своей
аналитической работе я посчитала существенными для пони-
мания функциональных женских расстройств.
Начну с того, что привлекло мое внимание благодаря по-
стоянному повторению. Мои пациентки обращались за психо-
аналитической помощью по самым разным причинам психоло-
гического свойства: это состояние тревоги всех видов, неврозы
навязчивости, депрессии, скованность в работе и в контактах с
210
людьми, сложности характера. И в каждом неврозе имели мес-
то нарушения психосексуальной жизни. Отношения пациентки
с мужчинами, с детьми или с теми и с другими были в чем-то
серьезно затруднены. Меня поразило следующее: среди столь
разных типов неврозов не нашлось ни одного случая, в кото-
ром не были бы представлены и какие-то функциональные на-
рушения в генитальной системе, будь то фригидность всех сте-
пеней, вагинизм, все виды менструальных расстройств, зуд,
боли и выделения, не имевшие органической основы и исче-
завшие после того, как были вскрыты некоторые бессознатель-
ные конфликты; а также разнообразные ипохондрические стра-
хи8, такие как опасение заболеть раком или быть в чем-то не со-
всем нормальной; и некоторые нарушения беременности и родов,
что, по-видимому, указывало на их психогенную природу.
Здесь возникают три вопроса.
1)	. Такое совпадение нарушений психосексуальной жизни, с
одной стороны, и функциональных женских расстройств — с дру-
гой, может быть, и поражает воображение, но постоянно ли оно?
Преимущество психоаналитика состоит в том, что он знает
ряд случаев весьма досконально, но, в конце концов, даже про-
фессиональный психоаналитик наблюдает лишь сравнительно
малое их число. Поэтому даже если мы находим, что наши ре-
зультаты подтверждаются как другими наблюдателями, так и
этнологическими факторами, вопрос о частоте и действеннос-
ти полученных нами данных - это вопрос, на который гинеколо-
гам предстоит дать ответ в недалеком будущем.
Конечно, для проведения подобных изысканий им потребо-
вались бы время и психологическое образование; но если хотя
бы часть энергии, расходуемой на работу в лаборатории, была
бы потрачена на психологическое обучение, это наверняка по-
могло бы прояснить проблему.
2)	. Если мы убеждаемся, что совпадение встречается регу-
лярно, возникает вопрос, не могли ли и психосексуальные, и
функциональные нарушения возникнуть на общей основе, свя-
занной с состоянием организма или желез?
Я не хочу сейчас вдаваться в подробное обсуждение этих
очень сложных проблем; хочу лишь указать на то, что, по моим
наблюдениям, функциональные факторы и эмоциональные
нарушения не всегда сопутствуют друг другу. Есть, например,
фригидные женщины с отчетливо выраженными мужскими ус-
тановками и сильным чувством отвращения к женской роли.
Вторичные характеристики пола — голос, волосы, кости — у не-
которых представительниц этой группы похожи на мужские, но
211
большинство из них выглядит совершенно по-женски. В обеих
группах, в одной их которых женщины выглядят мужеподобно,
в другой — обычно по-женски, вы можете выяснить, с каких кон-
фликтов начались эмоциональные изменения; но только в пер-
вой группе конфликты могли возникнуть на конституциональ-
ной основе. У меня такое впечатление, что раз уж мы не так
много знаем о факторах, связанных со строением организма, и
их особом влиянии на последующие установки, то слишком
однозначно допускать наличие связи между ними — значит вво-
дить в заблуждение. К тому же подобное предположение мо-
жет привести к очень опасным терапевтическим последстви-
ям, если пренебречь психологическими факторами. Например,
в самом современном учебнике Гальбана и Зайтца по гинеко-
логии один из его соавторов — Маттес — описывает случай с
девушкой, обратившейся за лечением от дисменореи, которой
та страдала полтора года. Она сказала ему, что простудилась
на танцах. Позже он узнал, что уже после этого она вступила в
половую связь с мужчиной. Она сказала Маттесу, что этот че-
ловек сильно возбуждает ее сексуально и в то же самое время
приводит в ярость. Поскольку она являла собой то, что он на-
зывает «межсексуальным типом», Маттес посоветовал ей бро-
сить этого мужчину, исходя из теории, согласно которой она при-
надлежит к типу личности, не способной обрести счастье в сексу-
альных отношениях. Девушка старательно последовала его сове-
ту, и две менструации у нее прошли без боли. Затем она возобно-
вила свою любовную связь, и боли начались снова.
Это выглядит как излишне радикальный терапевтический
вывод, воздвигнутый на базе весьма скудных знаний, и напо-
минает мне высказывание из Библии: «Если око твое искушает
тебя, вырви его».
С терапевтической точки зрения, видимо, лучше было бы
обратить внимание на психологический уровень конфликтов,
которые, возможно, и возникли по причине какого-то органичес-
кого фактора, однако мы часто наблюдаем те же самые конф-
ликты при его отсутствии.
3)	. И третий вопрос, который я хочу сейчас рассмотреть. Его
точная формулировка выглядела бы так: есть ли специфичес-
кая корреляция между некоторыми чисто психологическими
установками в сфере психосексуальной жизни и определенны-
ми генитальными нарушениями? К сожалению, человеческая
природа не так проста, а наши знания не настолько далеко про-
двинулись, чтобы дать нам возможность высказаться по этому
поводу ясно и однозначно. В самом деле, у всех этих пациен-
212
ток вы найдете некоторые фундаментальные психосексуаль-
ные конфликты. Эти конфликты сочетаются с имеющейся у всех
пациенток некоторой степенью фригидности, по крайней мере,
с преходящей фригидностью; но при регулярной корреляции с
некоторыми функциональными симптомами преобладающую
роль играют специфические эмоции и факторы.
Если фригидность выступает в качестве базисного наруше-
ния, мы неизменно находим следующие характерные психичес-
кие установки.
Первое место у фригидных женщин занимает амбивалент-
ное отношение к мужчинам, неизменно включающее в себя эле-
менты подозрительности, враждебности и страха. Но крайне
редко эти элементы проявляются открыто.
Например, у одной пациентки было осознанное убеждение,
что все мужчины — преступники и их следовало бы убивать.
Это убеждение явилось естественным следствием ее представ-
ления о половом акте как о чем-то кровавом и болезненном.
Она считала героиней каждую замужнюю женщину. Как прави-
ло, подобная враждебность проявляется завуалированно, и
проникнуть в реальное отношение пациентки к мужчинам мож-
но не из ее пояснений, а с помощью анализа ее поведения.
Девушки могут чистосердечно рассказывать вам, как они уха-
живают за мужчинами, насколько они склонны идеализировать
их, но в то же самое время вы, возможно, заметите, что они
чаще всего бросают своих приятелей» совершенно внезапно,
без всякой видимой причины. Вот типичный пример. У меня была
пациентка X.., чьи сексуальные отношения с мужчинами носи-
ли довольно дружелюбный характер. Но они никогда не дли-
лись дольше года. Каждый раз после небольш�