Глава I
МОЛОДОСТЬ КРЫЛОВА
1
Иван Андреевич Крылов родился в Москве 2 A3)
февраля 1769 года в семье скромного армейского офицера *.
Отец его, поручик Оренбургского драгунского полка,
Андрей Прохорович Крылов, не был дворянином и
именовался во всех официальных документах: <шз
обер-офицерских детей» 2. До 1785 года дети офицеров, не
имевших ни ©отчин, ил1 поместий и we записанные ни в одной
из губерний в родословные книги, назывались обер-офи-
церски'ми детьми ,и не (пользовались дворянскими
правами. Не был дворянином поэтому и «сын его И. А. Крылов.
Андрей Прохорович Крылов в течение долгих лет
служил рядовым, затем ротным писарем, каптенармусом,
сержантом. Не имея ни состояния, ни (покровителей, он
лишь после тринадцати лет службы был проиэв-еден в
1764 году в прапорщики, а позже с трудом дошел до
капитанского чина 3.
1 Годом рождения Крылова р>анее считался 1768. За
последнее В!рем1Я установлен как более вероятный 1769.
2 См. документы в книге В. Ке.невича, Библиографические
й исторические Тф'ИМ'ечашя к басням Крылова, 2-е изд., СПБ.,
1878, стр. 299 (в дальнейшем обозначается- сокращенно: В. К е н е-
в и ч, Примечания).
3 В своем прошении на; чтя тр. 3. Г. Чернышова от 4 февраля
1771 г. А. П. Крыло© горько жалуется на то, что ему отказывают
в утверждении заслуженного «им капитанского чша, так как «по
3

В 1771 году, во время Пугачевского восстания,
А. П. Крылов был направлен на Урал и принимал
участие в защите Яицкого городка. Семья Крылова
находилась в Оренбурге во время осады города Пугачевым.
Будущему 'басношвду шел тогда четвертый год.
Пушкин"© своей «Истории Пугачева» использовал ряд
подробностей осады Оренбурга, сообщенных ему И. А.
Крыловым. Можно предположить, что и образ капитана
Миронова в «Капитанской дочке» включал в себя черты
А. П. Крылова.
Годы, проведенные на Урале, навсегда
запомнились Крылову. По словам Я. К. Грота, еще в 1840
году великий баснописец с «живостью рассказывал»
ему об уральских казаках, о зимней ловле рыбы
баграми К
По окончании военных действий А. П. Крылов,
обиженный тем, что его обошли при награждениях, подал
челобитную об увольнении его «от воинской в статскую
службу» и за «слабостью здоровья» 'был «определен к
статским делам»2. Выйдя в отставку в 1775 году,
А. П. Крылов получил назначение на должность
председателя тверского губернского магистрата и переехал
с семьей в Теерь.
В Твери Крыловы зажили тихой, провинциальной
жишью. М. Лобанов, близко знавший баснописца,
передавал, что он «в родительском доме... учился грамоте, а
первым началам некоторых ^наук и языков — в приязнен-
бедности» своей он не имеет «не только в Петербурге, «о и нигде»
«знатных патронов». Согласно определению военной коллегии,
приложенному к прошению Крылова, «велено оного порутчика
Крылова, 1как он ло карабинерной службе парадными вещами-
исправлять себя не в состоянии1 и аттестовался в пехоту, однако по не-
сродиости назначен к исключению в драгунские полки, чего ради
его для определения в драгунские толки оренбургского корпуса,
не объявляя капитанского, тем же поручьичим чином, отправить в
Оренбург к тан ер.-май ору Давыдову, которому его в те полки и
причислить» (В. Кеневич, Примечания, стр. 305).
Лишь через год после этого поручик Крылов; был, наконец,
произведен в капитаны. Если разобраться в корявом слоге этих
документов, то станет ясным, что А. П. Крылов по бедности своей
не имел возможности служить в полку, требовавшем от офицера
больших расходов на обмундирование, а по своей не родовитости
не 'мог рассчитывать на быстрое продвижение по службе.
1 Я. К. Грот, Труды, СПБ., 1901, т. III, стр. 216.
3 В. Кене вич, Примечания, стр. 301.

ном семействе Львова, вместе с его детьми». Дома
Крылов занимался под надзором своей матери. «Она
была простая женщина, — сообщает Лобанов, ссылаясь на
слова самого Крылова, — без всякого образования, но
умная от природы...» 1
Можно .полагать, что назначение отца не было слу-
чайньим. Вероятно, Крыловы были родом из Твери, так
как, по сохранившимся сведениям, после переезда
И. А. Крылова с матерью в Петербург ib 1782 году в Твери
оставалась его бабка Матрена Ивановна. Один из
биографов Крылова (сам тверичанин) утверждает, что «отец
Ивана Андреевича поселился в Твери более чем за год
до получения здесь м<еста председателя губернского
магистрата, быть может, собственно из родственных
отношений к Твери» 2.
Благодаря своей должности отец Крылова смог
ввести свою семью 1в круг тверского чиновничьего и
дворянского общества.- Находясь © 'верховьях Волги и на
поло ути между Петербургом и Москвою, Тверь являлась
в те годы бойким торговым городом. После пожара
1763 года она быстро отстраивалась и из
деревянной становилась каменной. Центром ее культурной
жизни являлась тогда семинария, в которой
устраивались открытые вечера для горожан. Семинаристы
интересовались литературой, даже издавали свой
журнал 3.
Спокойная жизнь Крыловых в Твери продолжалась
недолго. В 1778 году умер А. П. Крылов, и семья
осталась без всяких средств к существованию.
Мать будущего баснописца принуждена 'была
добывать средства для содержания семьи, читая молитвы по
покойникам в богатых дворянских и купеческих домах 4.
О -бедственном положении семьи Крыловых
свидетельствует и сохранившееся прошение вдовы на
«высочайшее» имя, где, напоминая о заслугах своего покойного
1 М. Лобанов, Жизнь и сочмнеигия И. А. Крылова, СПБ.,
1847, стр. 2—3.
2 А. Ж и з н е в с к и й, Поминки по И. А. Крылову, Тверь,
1895, стр. 2.
3 В. Колосов, История тверской духовной семинарий, Тверь,
1881.
4 А. Ж и з н е-вск и й, Поминки тго И. А. Крылову, стр. 3.

мужа, Крылова писала: «...хотя он был и из обер-офицер-
ских детей, но никаких вотчин, и ниже такого достатка,
коим бы я себя с детьми и семейством содержать могла,
не имел, а содержал себя одним токмо жалованьем; то я
ныне' лишением его с двумя сынами, из коих одному
десятый, а другому второй год, всем происходящим от
крайней бедности жесточайшим следствиям преданная,
без подкрепления вашего императорского величества ма-
терния щедроты впаду в неописуемое отчаяние» ]. Однако
никакого «подкрепления» осиротевшая семья так и не
получила.
Будущий баснописец еще с восьми лет был записан
«подканцеляристом» в Каляаинский нижний земский суд,
а в 1778 году переведен на ту же должность в Тверь,
е губернский магистрат, где служил его отец. Повиди-
мому, в Калязинском суде Крылов фактически не
работал, а начал свою служебную деятельность лишь после
смерти отца.
По свидетельству одного из современников, Крылов
состоял под началом какого-то сурового «повытчика»,
который заставлял его много работать, тогда как юноша
страстно увлекался книгами. «День и ночь занимался он
чтением и часто даже пренебрегал для того службою»,
так что повытчик даже «бивал его» за такое
«нерадение» 2.
Служба в Тверском магистрате рано познакомила
десятилетнего Крылова с жизнью, с нравами
провинциальных судов, злоупотреблениями чиновников, бедственным
положением простого народа. Крылов, по свидетельству
одного из тверских старожилов, будучи подростком,
«посещал с особенным удовольствием народные сбораша,
торговые площади, качели и кулачные бои, где толкался
между пестрою толпою, прислушиваясь с жадностью к
речам простолюдинов. Нередко сиживал он -по целым
часам на берегу Волги, против платомоек, и, когда
возвращался к своим товарищам, передавал им забавные
анекдоты и поговорки, которые уловил из уст
словоохотливых прачек» 3. Это знакомство с народом, с его нравами
и с живым, разговорным языком чувствуется и в первой
1 В. Кеневич, Примечания, стр. 306—307.
2 «Северная пчела», 1845, № 8.
3 «СеверШ'Я пчела», 1846, № 292.

юношеской пьесе Крылова «Кофейница» (написанной,
возможно, еще в Твери) и, главным образом, в его
баснях.
В биографии Крылова, написанной Е. Карлгоф со слез
самого баснописца, рассказывается, что «Андрей
Прохорович не оставил после себя почти никакого состояния,
но оставил несколько книг, которые собирал в
продолжение своей жизни. Эта библиотека лежала не в
богатых шкафах, но в полуразвалившемся сундуке, в пыли
и беспорядке. Марья Алексеевна (мать поэта) вывела
на свет эти спрятанные сокровища и сама себе
составила план образования своего сына»1.
Среди книг, оставленных отцом, Крылов мог найти
и «Древнюю Российскую Вивлиофи'ку» Новикова, и
многократно переиздававшегося в XVIII веке лесажевского
«Жильблаза», и; арабские сказки, <и произведения
русских писателей, начиная с Ломоносова и кончая
«Пригожей поварихой» М. Чулкова.
Несомненно, что и отцовский сундук с книгами и
страстное стремление подростка к знанию сыграли
немалую роль в -его развитии. Некоторое значение имело
здесь, видимо, и его общение с семьей советника
губернского .правления П. П. Львова.
Характерно, что в семействе Львовых сохранилось
предание, будто Крылов двенадц:тилетн«м мальчиком
был отдан им, по бедности родителей, на воспитание.
Е. Н. Львова рассказывала, что так как «в доме Петра
Петрович-a людей было мало, то часто, как госта бывало
приедут, то кто-нибудь из хозяев и скажет: «Ванюша,
подай в гостиную поднос с чаем», и Крылов ловко
исполнял желание хозяев и получал благодарность от
доброго и умного Петра Петровича» 2.
Возможно, что за давностью лет фактическая сторона
этого рассказа была сильно преувеличена, но
несомненно, что после смерти отца Крылову пришлось изведать
много горестей и унижений, наложивших отпечаток на
его отношение к окружающему.
1 «Звездочка», 1844, ч. IX, стр. 37.
2 Рассказы Е. Н. Львовой, «Русская старина», 1880, т. XXIX,
zip. 205. И. К. Ливдеман, один ш членов Тверской аркиигой
.комиссия, утверждает, что это бьил не П. П., а Н. П. Львов. По его ело*
вам, «И. А. Крылов обучался1 французскому языку и наукам © се-

Крылов не получил систематического образования.
Тем поразительнее его разносторонняя начитанность,
широкий круг его интересов, его философская и
литературная эрудиция» которые он обнаруживает ,и в своих
•пьесах <и в журнальных статьях.
Зимой 1782 года, взяв месячный отпуск, Крылов
вместе с матерью и братом1 отправляется в Петербург. Там
ему удалось найти службу, и он окончательно
обосновался в столице. Тверской магистрат постановил «за-
требовать» не вернувшегося из отпуска чиновника в Тверь.
по этапу «за присмотром». Однако Крылов сам явился
к тверскому наместнику графу Брюсу и не только
получил увольнение со службы «по слабости1 здоровья», но
и был даже награжден за «беспорочную службу» чином
канцеляриста 1.
В столицу Крылова влекло не одно лишь желание
поскорей распрощаться с -безрадостной и суровой
жизнью в Твери, но и литературные планы, мечты о
писательской карьере. JB Петербурге Крылов! поступил на службу
в Казенную палату и уже через дв>а месяца был
произведен в чин «'провинциального секретаря» 2. Первые го-
цы он не получал жалования, ,и лишь в 1786 году ему
было назначено 90 рублей в год. Неизвестно, чем жил
он до этого с матерью и маленьким 'братом- на ее
заработки или ва выполнявшуюся им за гроши канцелярскую
переписку. Мать Крылова умерла в 1788 году, и он
должен был взять на себя заботы о шестилетнем брате,
заменив ему отца. Недаром брат его, впоследствии
скромный провинциальный офицер, навсегда сохранил к нему
благоговейное уважение и до старости называл его
«милым тятенькой».
После провинциально-чиновничьей Твери с ее
однообразной жизнью Крылов попадает в конце
екатерининского царствования в «Северную Пальмиру», столбцу
империи. Петербург 80-х годов жил интенсивной культур-
мействе советника (Наместнического правлен™ с 1778 г. ...Николая
Петровича Львова, дяди известного' писателя Н. А. Львова, друга
поэта Державина рг баснописца Хешгицера» («Журнал 88-го
заседания Тверской ученой архивной комиссии» от 16 октября 1902 г.,
стр. 19.)
1 В. К е н е в и ч, Примечания, стр. 287—288.
2 См. заявление Крылова от сентября 1783 г. о приеме его на
Службу в Казенную палату. (Крылов, Поли. собр. соч., М., 1946,
т. III, стр. 365—366.)

ной жизнью. Здесь находились Российская академия,
первый русский театр, здесь жили известные писатели,
рождались новые таланты, крепла и мужала русская
свободолюбивая мысль.
В Петербурге в год приезда Крылова на сцене
впервые была поставлена гениальная комедия Фонвизина
«Недоросль». Двумя годами позже в Петербурге
Никита Панин продиктовал Фонвизину свое политическое
завещание", надолго ставшее программой дворянской огвпо-
зи'цда. В этом завещании, 'представлявшем собой
документ тогдашней передовой общественной мысли,
между прочим говорилось, что всякая власть, «производящая
обиды, иасильства, тиранства, есть власть не от 'бога, но
от людей, коих, нещаетия времян попустили, уступая
силе, унизить человеческое свое достоинство»,
В 1790 году революционным набатом прозвучало
знаменитое «Путешествие» Радищева. Беспощадный смех
Фонвизина, правдивое слово Радищева о положении
народа — вот та идейная атмосфера, которая определяла
жизнь передовых общественных кругов Петербурга.
В этой обстановке складывается и мировоззрение
молодого Крылова, горячего поборника просвещения,
бедняка-разночинца, вдосталь насмотревшегося на
неприглядную и тяжелую жизнь народной массы.
Первые шаги Крылова в Петербурге связаны с
хлопотами по опубликованию комической оперы
«Кофейница», написанной на оснсйве тверских впечатлений.
Историю этого первого литературного дебюта Крылова
подробно передает М. Лобанов, указывая, что в 1784 году,
то есть в 15 лет, Крылов написал оперу «Кофейница»:
«Приехавши со своей матерью в Петербург... он написал
эту оперу и, услышав о типографщике Брейткопфе,
знатоке и любителе музыки, притом добрейшем человеке,
явился к нему с первым своим сочинением, со своею
«Кофейницею», прося положить на музыку куплеты и
дать ход этой пьесе. Брейткопф предложил ему за
либретто 60 рублей ассигнациями. У -автора забилось от
радости сердце: это был первый плод, первая награда
за его юношеский литературный труд: но по страсти
своей к чтению1 о» просил заплатить ему не деньгами,
а книгами, и получил Расина, Мольера и Буало...» !
1 М. Лобанов, Жизнь и- сочинения И. А. Крылова, стр. 5.
9

Первая комедия Крылова так и we увидела света.
Но в этой комедии, при всей ее литературной
наивности, уже чувствуется знание жизни, просвечивают
верно схваченные черты живой действительности
крепостнической России. В молодом драматурге принял
участие один из крупнейших актеров того времени,
И. А. Дмитревский, сам автор и переводчик ряда
драматических произведений. П. Плетнев в своей
биографии Крылова рассказывает о дружеских отношениях
знаменитого актера и молодого Крылова, который
«приходил к Дмитревскому, как в дом своего родственника».
Дмитревскому принес Крылов и свою первую трагедию
«Клеопатра», которую, по словам Плетнева, тот
«сурово раскритиковал» К
В Петербурге Крылов переживает горячее увлечение
театром. Театр вырывает его из крута мелкой
приказной среды, сближает с миром артистов и литераторов.
Сначала Крыло© пытался испробовать свои силы в
трагедии. Две исторические трагедии, написанные им в эти
годы (не дошедшая до нас «Клеопатра» и «Филомела»),
так и не попали на сцену. «Филомела» несколько
лет спустя была напечатана в «Российском феатре»,
но и тут Крылову не повезло: трагедия была вырезана
цензурой из этого тома заодно с драмой Княжнина
«Вадим».
Однако неудачи в области трагедии не обескуражили
молодого автора. Он пишет целый ряд комедий и
либретто комических опер: «Бешеная семья», «Сочинитель
в прихожей» и -«Проказники». Крыло© становится
.известным в театральных 'Кругах, знакомится с П. А. Сой-
монювым, заведовавшим театрами и Горной
экспедицией, и в 1787 году переходит к нему на службу в
Горную экспедицию2. Но все интересы молодого писателя
связаны с театром. Он становится
профессионалом-драматургом, получает заказ от Соймонова на перевод модной
французской оперы «L'Infante de Zamorra». На
либретто его комической оперы «Бешеная семья» по
приказанию Соймонова в 1786 году пишется музыка придворным
композитором Деви. Крылов завязывает знакомство с
1 П. Плет.не,в, Сочинения и переписка, СПБ., 1886, т. II,
стр. 43—44.
2 См. аттестат Крылова, «Русская старина», 1898, т. 93, стр.
153.
m

лучшими актерами того времени: Рыкаловым, С аи дун о-
©им, Плавилыциковым. И вдруг вся театральная
деятельность неожиданно обрывается громким скандалом,
надолго оттолкнувшим Крылова от театра и
рассорившим его с театральными верхами.
Бедняк-чиновник, «разночинец», Крылов болезненно
переживал свое неравноправное лоложение среди
знатных вельмож и богатых меценатов, снисходительно
покровительствовавших искусству. Оскорбленное чувство
человеческого достоинства в основном и обусловило разрыв
Крылова с Соймоновдм и Княжниным, олицетворявшими
для него ¦аристократическую- верхушку, которая с
презрением1 относилась ,к .писателю из народа.
В предисловии к «Почте духов» Крылов подчеркивал
свое незначительное положение на ступенях тогдашней
социальной лестницы: «...Как! —говорил я сам в себе,—
есть такие люди, которые .имеют богатый доход,
великолепный дом, роскошный стол за то только, что всякий
день нескольким моим братьям «беднякам учтиво говорят:
«¦придите завтра», думая им этим делать великое
одолжение! О! что' до меня, то я клянусь, 'что в последнее
имел честь быть в прихожей его превосходительства».
Молодой Крылов — 'Горяч, необдуманно резок. Он еще
не научился сдерживать свои чувства, скрывать их под
личиной спокойного, иронического равнодушия. Он остро
переживает унижения, которые ему приходится
терпеть 'от театрального начальства. Пьесы Крылова,
несмотря на их признанную талантливость и
оригинальность, упорно не ставятся. Да и сам ое остается в
положении ¦бедняка-разиочшща, с трудом терпимого в кругу
театральных заправил.
Несдержанность и горячность Крылова приводят его
к ссоре с Соймоновым и театральными верхами. Одним
из главных поводов к этому столкновению послужила
пьеса Крылова «Проказники», в которой современники
не без основания увидели злую карикатуру на
Княжнина—-тогдашнего авторитета в драматургии. Помимо
принципиальных расхождений, здесь, несомненно, имела
место и личная обида.
История ссоры Крылова с Княжниным
современниками освещается по?-разному. С. Н. Глинка говорит,
что Крылов жил у Княжниных в первое время по своем
приезде в Петербург и, уязвленный их пренебрежитель-
11

ным отношением к нему, отплатил «'пасквилем» К Н. Греч
в- своих воспоминаниях излагает эту ссору следующим
образом: «Крылов был вхож в дом одного
драматического писателя, человека с умом и дарованием, но
подвергавшегося упрекам в заимствовании многого из пьес
французского театра. Жена его, женщина умная, бойкая,
дочь другого знаменитого трагика (А. П. Сумарокова.—
Н. С), невзлюбила за что-то Крылова, юношу тихого,
кроткого иу как сказывали сверстники его, худощавого
и застенчивого. Для усовершенствования своего во
французском языке и для изучения италианского он переводил
оперы. «Что вы получили, — спросила однажды эта
барыня у Крылова, — за ваши переводы?» — «Мне дали
свободный вход в партер!» — «А сколько раз вы
пользовались этим правом?» — «Да раз пять!» — «Дешево
же! Нашелся писатель за пять рублей!» Крылов
оскорбился этим отзывом, не отвечал, но решился
отомстить и написал комедию «Проказники», в которой
выставил мужа ее, 'Назвав его Рифмокрадом, а ее вывел
под именем Тараторы» 2.
Более сдержанно об этом говорит Лобано©: «Он
(Крылов) был вопылычив -иногда до крайности: любил
отомстить своим врагам, особливо за оскорбленное
самолюбие. Вся комедия «Проказники» есть не что иное, как
мщение, в котором он я сам впоследствии признавался
и раскаивался...» «Говорят, что в ней (т. е. пьесе
«Проказники».—Н. С),выставлен на позор целый, весьма
известный, дом того времени, со всем его развратом и
беспорядками» 3.
Эти свидетельства мемуаристов подтверждаются
весьма) прозрачными выпадами Крылова против
Княжнина-Риф мокр ад а и в «Почте духов» и в сатирической
статье «Покаяние сочинителя Крадуна». Наконец
сохранилось письмо Крылова Княжнину, хотя и отрицающее,
что в комедии изображен он и его семейство, но очень
двусмысленное по тону: лукавый и злой юмор этого
письма заставляет как раз увериться в обратном.
Независимо от личных мотивов причину столкновения
Крылова с Княжниным и его полемики с ним следует
искать в различии их общественного положения и в раз-
1 С. Н. Глинка, Записки, СПБ., 1895, cxpi. 87.
2 «Северная пчела», 1837, № 147.
3 М. Лобанов, Жизнь и сочинения И. А. Крылова, стр. 67 .и 17.
12

личии их политических взглядов. Княжнин —
характерный представитель дворянского либерализма,
Крылов—разночинец, который никак не мог примириться с
пренебрежительным отношением Княжнина к
демократическим слоям общества. Ссора с Княжниным была лишь
одним из проявлений враждебности, характеризующей
отношение Крылова к 'придворному кругу, с которым
молодой писатель вскоре окончательно порывает.
На положение Крылова в эти годы и его ссору с
театральным 'руководством проливают яркий свет и
дошедшие до нас в копиях два письма его к Сощшнову
и Княжнину, видимо, пущенные Крыловым по руюам
как язвительный памфлет. Оскорбленный барским
отношением к себе со стороны Соймонова, Крылов писал
ему (в 1789 году): «И последний подлец, каков только
может быть, ваше превосходительство, огорчился бы
поступками, которые сношу я от театра. Итак, простите
мне, что я, имея благородную душу, осмеливаюсь
покорнейше просить, чтобы удостоили открыть мне причину,
которая привлекает на меня ваш гнев, тол и ко
бедственный для моих драматических сочинений». И Крыло©
подробно перечисляет те обиды и унижения, которые ему
пришлось вынести: недопущение на сцену оперы
«Бешеная семья» и комедии «Сочинитель в прихожей», в то
время как в театре ставились различные бездарные
комедии, отказ Соймонова от постановки оперы
«Американцы» и в особенности отклонение им комедии
«Проказники». Крылов с горькой иронией замечает, что именно
личные соображения и нежелание директора театра
обидеть Княжнина послужили причиной всех тех
гонений, которые ему как автору пришлось' перенести: «Од-
накож еще не осмеливался я подумать, чтобы я был, а
не сочинения мои причиною вашего гнева», — иронически
писал Крылов, напоминая, что первоначально Соймонов
отнюдь не увидел в его комедии «личности» и принял ее
к постановке.
Длинный перечень своих обид Крылов заканчивает
жалобой на материальные утеснения: невыплату ему
денег, лишение его -права бесплатного посещения театра
В этих упреках слышится не только голос
оскорбленного автора, но и 'бедняка, нуждающегося в деньгах:
«Увидя из сего ваш гаев, принял я намерение не
докучать более-до времени театру моими сочинениями и пе-
13

рестал вам дожш'ады.вать о моих 'бумагах; но я осмелился
напомнить, что дирекция должка мне выдать 250 рублей
за перевод «Инфанты»: ваше 'превосходительство
сказали, что (вы непременно постараетесь их выдать, но и
доныне денег еще я ни полушки не видал, а питаюсь
одною только лестною надеждою, что сло>ва вашего
превосходительства непременны».
Письмо заканчивается внешне почтительным, но по
существу дерзким выражением желания раз и навсегда
порвать отношения с театральными «меценатами», отдав
свое творчество на суд публики: «заключаю я сие
письмо мое нижайшею просьбою, чтоб ваше
превосходительство благоволили с подателем сего письма прислать мою
оперу «Бешеную семью», еали она уже вам не нравится,
также «Американцев», ибо я твердое предпринял
намерение одной публике отдать их на суд. А как я
некоторым образом должен ей дать отчет, почему мои творения
не приняты на театр, то я думаю-, ваше
превосходительство, дозволите милостиво припечатать мне сие письмо
при моих сочинениях...» !
Рассорившись с театральными верхами, Крылов
начинает журнальную деятельность, в процессе которой
сближается с передовыми людьми своей эпохи. Впервые
он выступил в печати еще в 1786 году. В декабрьском
номере журнала «Лекарство от скуки и забот» были
помещены две его эпиграммы (одна—за подписью.«И. Кр.»,
вторая — без подписи). Эти эпиграммы
семнадцатилетнего юноши еще не выделялись ш общей литературной
продукции тех лет, но характерен самый интерес
Крылова к этому жанру. Наряду с «Кофейницей» и шмиче-
ской оперой «Бешеная семья», написанной в том же
1786 году, эти эпиграммы свидетельствуют, что с самою
начала своей литературной деятельности • Крылов
тяготеет к сатирическим жанрам-, во многом подготовившим
ею последующее обращение к басенному творчеству.
С 1787 года начинается систематическое
сотрудничество Крылова в журнале И. Г. Рахманинова
«Утренние часы», в котором были (в 1788 г.) анонимно нале-
1 И. Крылов, Поли. собр. соч., т. III. стр. 333—342.
14

чатамы и нюр&ые Крылове кие басни К И. Рахманинов —
характерная фигура дворянского вольнодумца XVIII века,
воспитанного да философских идеях эпохи 'Просвещения.
Переводчик Вольтера и Мерсье, Рахманинов был близок
к прогрессивной, радикально настроенной дворянской
-интеллигенции, которая группировалась вокруг Радищева.
Сближение: Крылова с Рахманиновым- знаменовало
значительный этап в идейном развитии Крылова.
Рахманинов был не только старше и опытнее Крылова, но
отличался -к тому же широкой философской
образованностью и, несомненно, оказал влияние* на формирование
взглядов молодого Крылова.
Сам Крылов, вспоминая впоследствии о Рахманинове,
рассказывал Жихареву, что о<н был «очень начитан, сам
много переводил, и iMor называться по своему времени
очень хорошим литератором... Рахманинов был гораздо
старее нас, и, одаа-кож, мы были с ним друзьями: он
даже содействовал нам к заведению типографии и дал
нам слово, участвовать в издании нашего журнала
«Санктпетер'бургский Меркурий», но по обстоятельствам
своим должен был вскоре уехать в< Тамбовскую деревню.
Мы очень любили его, хотя, .правду сказать, он и не
имел большой привлекательности в обращении: -был
угрюм, упря-м и настойчив в своих мнениях. Вольтер
и современные ему философы были его божествами».
Присутствовавший лри этом разговоре Г. Державин,
по словам Жихарева, добавил: «Человек был умный и
трудолюбивый, но большой вольтерианец; Иван Андреевич и
Клушин были с ним коротко знакомы»2. Эти отзывы
весьма важны для уяснения роли Рахманинова в
литературной и издательской деятельности Крылова.
Рахманинов именуется здесь «волътерианцем», то есть, на
языке XVIII века, политическим вольнодумцем и
противником официальной религии.
Близость с Рахманиновым сказалась и в том
начинании, которое предпринимает Крылов \в 1789 году. В
начале этого года в. «Московских ведомостях» появилось
извещение, что «в книжных лавках 'близ Кузнецкого мос-
1 Авторство' Крылова установлен*? Ф. А. Витбергом, Пер-
зьге 'басни Крылова, СПБ.,, 1900.
2 С. П. Жихарев, «Записки современника», т. II, М.—Л.,
1934, стр. 71—71
15

та у книгопродавца Заадмарка и на Покровке у
книгопродавца Миллера принимается подписка на выходящее
вновь с генеаря м»еюяда сего 1789 года ежемесячное
издание под заглавием': «Почта духов, или ученая, нрав*
ствен'ная и критическая переписка арабского философа
Маликульмулыка с водяными, воздушными и лодзем-ным-и
духами». Издателем, редактором и автором этого
«ежемесячного издания» являлся сам И. А. Крылов. Однако
далеко не всем, даже современникам Крылова, это было
известно. Резкий, сатирический характер журнала,
смелые политические суждения, в нем высказывавшиеся,
подал\и повод к предположению об авторстве Радищева.
Так, например, посетивший Петербург в эти годы
И. Массой в своих записках, имевших довольно
широкую известность и в России, называет автором и
издателем «Почты духов» Радищева: «Он занимался
литературою и издал уже сочинение под названием «Почта духов»,
периодическое издание, самое философическое и самое
едкое, какие только когда-нибудь осмеливались издавать
в России». Это, хотя и ошибочное, свидетельство Мас-
оона показывает, насколько тесно в глазах
современников ассоциировалась деятельность молодого Крылова-
журналиста с Радищевым. Смелый .и независимый
характер сатиры «Почты духов» давал все основания для
этого сближения. Даже впоследствии, несмотря на
обнаружение неточностей у Массона и опубликование
Плетневым 28 «писем!», как заведомо принадлежавших Крылову,
многие историки литературы упорно приписывали
авторство ряда писем и участие в «Почте духов» Радищеву1.
Внимательное исследование этого вопроса и анализ
содержания журнала дают все основания для признания
'бесспорности единоличного авторства Крылова. Однако
несомненно, что некоторое участие в издании «Почты
духов» принимал .и Рахманинов. Сам Крылов
впоследствии рассказывал Быстрову, что Рахманинов «хорошо
был учен: знал языки, историю, филюоафиго», и «давал
материалы» для «По>чты духов» 2. Уезжая в свое имение
Казинку, Тамбовской губернии, Рахманинов забрал с со-
1 См. статью Б. Ко плавна «Философические оисша» «Почты
духов» \ъ сб. «А. Н. Радищев: Материалы и исследования», М.—Л.,
1936.
2 См. И. Быстро в, Отривки из записок моих о Крылове,
«Северная пчела'», 1845, № 203.
16

бой оставшиеся экземпляры журнала. В 1801 году, когда
наступили 'более легкие времена для печатания, он
перепродал право издания «Почты духов» московским
издателям *. Совершенно очевидно, что Крылов в издании
«Почты духов» широко пользовался не только советами
и материальной помощью Рахманинова, но и теми
источниками, возможно даже выписками из книг, которые
предоставлял ему «более начитанный и всесторонне,
образованный Рахманинов.
Через Рахманинова Крылов сблизился и с кругом
Радищева, в частности с «Обществом друзей словесных
наук». Многое в тогдашней журнальной публицистике
Крылова было близко в идейном отношении к
обличительным тенденциям «Путешествия...» Радищева. «Почта
духов»... — пишет исследователь Радищева,—вышла из
того же литературного! крута, что и, «Беседующий
гражданин» 2. Следует, однако, отметить, что Крылов, так же
как и Радищев, не разделял мистических и абстр'актно-
эти'ческих устремлений масонского «Общества друзей».
Полемизируя с их журналом «Беседующий гражданин»,
Крылов в своей «Почте духов» 'называл его «Бредящим
мещанином».
Примечательно почти одновременное появление
«Путешествия» Радищева и «Почты духов» (Крылова. Хотя
«Почта духоБ» ограничена, в основном, критическим
изображением дворянского \И чиновничьего общества и не
доходит до революционных выводов «Путешествия...»
Радищева, тем не менее оба произведения сближает их
резкая антидвор ямская направленность.
Эта идейная, а нередко и тематическая близость
молодого Крылова к Радищеву заставляет предположить не
только воздействие идейных устремлений и взглядов
Радищева на молодого писателя-разночинца, но и
непосредственные связи между Радищевым и «вольнодумцами»,
группировавшимися около Рахманинова и журнала
«Утренние часы» 3. д
/Ц
1 «Известия- Тамбовской уч-еиой архивной камй-ош»»^. Тамбов-,
вып. XVIII, 1888, стр. 87—88. , ^/\^> N
2 Ом. от. В. П. С ем ей и и к о в а «Литер ату!р^^бц\е#фенный
круг Радищева», сб. «А. Н. Радищев. Материалы,-и/исслеХо^ния»,
стр. 264. _<; / ~
3 Ф. Витберг в своем «исследовании «Первые баС'Н'И1 Н^> А.
Крылова» (СПБ., 1900) допускает сотрудничество Радищева-, в
У ¦ " ч
2 Степанов '** 7

Так, биограф Радищева В. П. Семенников, отмечая
близость «Почты духов» к «Путешествию...» (в
особенности главы «Спаоская полесть» к 45-му письму «Почты
духов»), указывал на то обстоятельство, что
«Путешествие...» появилось в мае 1790 года, а 45-е письмо «Почты
духов» помещено в 8-й книжке журнала, вышедшей в
августе—сентябре 1789 года. Поскольку книга Радищева
была закончена и одобрена к печати еще в июле 1789
года, то остается объяснить эту близость лишь общностью
идейных устремлений. Однако можно предположить,
что она явилась следствием и личного общения
писателей, тем более, что «Путешествие...» Радищева было
известно ряду лиц еще в рукописи, содержание которой могло
дойти и до Крылова. Вое это вполне вероятно, поскольку
Радищев и Крылов вращались в литературных кругах,
связанных с «Обществом друзей словесных наук».
Среди членов этого общества, в котором участвовали
преимущественно небогатые дворяне, мелкие чиновники,
«разночинцы», 'были и лица, составлявшие окружение
Радищева, и участники «Утренних часов» Рахманинова.
В частности, в организации «Беседующего гражданина»,
являвшегося литературным органом Общества,
деятельное участие принимал П. А. Озеров, один из ближайших
сотрудников «Утренних часов»1.
Весьма существенно «проследить эти нити,
устанавливающие 'литературное, а возможно, и личное общение
молодого Крылова с Радищевым. Они сходятся вокруг
«Общества друзей словесных наук», участие в котором
Радищева подтверждается как сотрудничеством его в
«Беседующем гражданине», так и воспоминаниями
одного из членов Общества — С. А. Тучкова.
«Общество друзей словесных наук» возникло после
переезда в Петербург группы бывших московских
студентов, связанных с М. И. Антоновским и, несомненно,
имевших тесное общение с Новиковым. Среди' них и
возникла мысль организовать в Петербурге общество напо-
«Утренних часах» на том основании, что ои назван в I томе
журнала в числе подписчиков, поскольку в перечень подписчиков был
включен ряд анонимных авторов- и сотр'ущеиков «Утренних часов»
(стр. 44).
1 В. П. Оем ей ни к о «в, Литературяо-обществ'енный кдаг
Радищева, об. «А. Н. Радищев. Материалы и исследования», стр.
227—243.
18

добие того, которое в Москве группировалось вокруг
Новикова и издавало в 80-х годах журналы
«Вечерняя заря» и «Покоящийся трудолюбец»,
пропагандировавшие масонские идеи. Так возникло в 1784 году -в
Петербурге «Общество друзей словесных наук». С.
Тучков рассказывает о том, что при переезде из Москвы в
Петербург он получил от членов «Вольного российского
собрания, пекущегося о распространении словесных наук»,
письма в такое же общество в Петербурге под
названием «Друзей словесных наук». К этому же обществу
примкнул и Радищев, видя в нем возможность для своей
общественной и (издательской деятельности. Это
общество просуществовало до ареста 'Радищева; в ш-яот с
этим оно, видимо, и прекратило свою деятельность.
Вернувшись в 1790 году, уже после ареста Радищева,
в Петербург, Тучков обнаружил, что дом, в котором
собиралось общество, опустел, и узнал, что литературные
собрания «были строго запрещены»1.
Учитывая узость тогдашнего литературного круга и
наличие общих участников в «Утренних часах» и
«Беседующем гражданине», можно -препсложить знакомство
Крылова не только с участниками Общества, но,
возможно, и с самим Радищевым.
В русском обществе в это время появились уже не
только дворянские вольнодумцы вроде Рахманинова, но
и радикально настроенные «разночинцы», к которым
.принадлежал также и молодой Крдоов.
Одним* из выразителей демократически настроенной,
«разночинной» интеллигенции был радикальный
публицист конца XVIII века Федор Кречетов. Его энергичная
'Я упорная общественная деятельность весьма
примечательна не только сама то себе, но и потому, что мы
можем нащупать и некоторые связующие звенья между
деятельностыю кружка Кречетова и молодым Крыловым.
Фигура Ф. Кречетова — чиновника-разночинца,
организовавшего в 1785 году в Петербурге «Всенародно
вольно к благоденствованию составляемое общество», целью
которого ставилась «польза рода человеческого», —
убедительно свидетельствует о тех вольнолюбивых
настроениях, которыми жила передовая часть русского общества.
Кречетов предложил свой «план» общественного пере-
1 С. А. Тучков, Записки, СПБ., 1906, стр. 36.

устройства, предусматривавший введение
конституционной монархии и ответственности судей и помещиков за
соблюдение законов.
В то же время, как это выяснилось на судебном
следствии, Кречетов призывал крепостных к .неповиновению
помещикам и даже агитировал солдат 'бороться с
оружием против монархии. К обществу Кречетовй
принадлежало несколько десятков человек разного социального
положения, преимущественно разночинцев1. Среди
участников общества Кречетова, подписавшихся «а издание
запроектированного им журнала, значатся прапорщик
гвардии Алексей Скобельцын и поручик гвардии
Николай Скобельцын2. Фамилию гвардии капитан-поручика
Н. Скобельцына мы встречаем несколькими годами позже
в деле об обыске в типографии «Крылова с товарищи».
При допросе Крылова в полицейском присутствии 3
января 1792 года Крылов показал, что он свое сочинение под
названием «Мои горячки», которое искала полиция,
«давал для прочтения» «лейб-гвардии капитан-поручику
Скобельцыну» 3.
Таким образом, гвардии поручик Н. Скобельцын, один
из участников общества, организованного Кречетовым,
оказался вместе с тем настолько близким Крылову лицом,
что последний доверил ему рукопись своего
«нелегального» произведения. Это свидетельствует как о
характере личных и литературных связей Крылова, так и о том,
что р а злИ'чнъъе свободолюбивы е к р ужки, возник а в ш ие
в 80 — 90-х годах XVIII века,, не были изолированы
друг от друга.
«Почта духов» просуществовала всего около года и
после осуждения Радищева вынуждена была
прекратиться в августе 1790 года. Но Крылов не оставляет
журнального поприща. Задумав издание нового журнала, он
организует вместе со своими друзьями — актером
Дмитревским, актером и драматургом Плавилыциковым и
молодым литератором Клушиным типографию на паях. Эта
1 См. о Ф. Кречетове ст. Н. Чулкова «Ф. В. Кречетов —
забытый радикальный публицист XVIII века» («Литературное
наследство'», № 9—10, 1936) и диссертацию К. В. Сивков а «Очерки
по .истории пол'итичеоюих процессов .в России в последней трети
XVIII века», 1943 (рукопись в Библиотеке им. Ленина).
2 См. К. С и ©к о в, Очерки, стр. 648.
3 Н. Рождественский, И. А. Крылов и его товарищи по
типографии и журналу1 в 1792 году, М., 1899, стр. 11.
20

типография была им передана Рахманиновым, который
после ареста Радищева и Новикова решил перенести
издательскую деятельность подальше от глаз
правительства, в свое тамбовское имение Казикку 1.
Типография «Крылова с товарищи» должна была
стать таким же культурно-просветительным
предприятием, как в свое время книгоиздательская
«Типографическая компания» Новикова. В любопытнейшем документе,
сохранившемся от этого крыловского .начинания, в
договоре под пышным названием «Законы, на которых
основано заведение типографии и книжной лавки», ком-
панионы указывали, что «сие общество основывается на
законах истинного дружества». В пункте втором
говорилось:
«Два года в типографии членам не делать нжа'кога
раздела, а каждый должен стараться, по 'возможности,
исполнять все то, что может относиться к должностям
фактора, корректора и тому подобных :и все таковые труды
разделить между собою, ш если бы случилось кому что
сделать и за другого, в том 'никакого «расчета, не делать,
ибо сие общество основывается на законах истинного
дружества» 2.
Наличие собственной типограф-иод и книжной лавки
позволяло» Крылову чувствовать себя независимее и
увереннее 3. Он жил теперь вместе с Клушиным в доме на
Марсовом поле, где помещалась их типография.
С 1792 года в ней начал печататься новый журнал
1 По доносу Козловского' городничего Сердюков а, типография
в Каэинке была конфискована вместе с найденными и
'Напечатанными -Bi вей 5206 экземплярами «миг, а сам Рахманинов предан
суду. Пока тянулось дело, типография сгорела (в 1797 г.) со всеми
запечатанными в, ней -книгами; остальные экземпляры казиноких
изданий, бывшие у частных лиц, в 1800 г. «повелено было собрать
и без изъятия сжечь». Несомненно, что Рахманинов сам
уничтожил компрометирующие его издания. См. «Известия Тамбовской
ученой архивной комиссии», выпуск XVIII, Тамбов, 1883, стр. 86.
2 См. публикацию этих материалов И. Быстро в ым в
«Северной пчеле», 1897, № 289.
3 В типографии «Крылова с товарищи», кроме журналов
«Зритель» и «СПБ. Меркурий'», «напечатаны были*: «Забава в
уединении1.», 1792, «Мельник и сбитенщик», комедия, 1793, «Мириль и
Клоя», 1793, «Пигмалион», 1792, «Дианино древо», опера, 1793,
«Редкая! вещь», опера, 1792, «Кора к Алоизу», 1793, «Сельская
лира», 1792, «Приключения Фобласа», 1792,— т. о.
преимущественно издания театрального характера или развлекательная литература.
21

«Зритель». Издание журнала, типография и книжная
торговля не являлись коммерческим предприятием, а
объединяли людей, связанных общностью идейных
устремлений, и вся организация этого дела была своего рода
товарищеским кооперативом.
А. Клушин и П. Плавильщиков вышли из третьесослов-
ных слоев (Клушин — из чиновничьей среды,
Плавильщиков— из купцов). В их произведениях
демократические тенденции сказались особенно явственно.
Александр Иванович Клушин A763—1804), сын
бедного чиновника, служившего подканцеляристом в городе
Ливны. Клушин учился в ливенском уездном училище; а
затем служил в Смоленском пехотном полку, в 1790 году
вышел в отставку в чине подпоручика и появился в
Петербурге. В 1792 году дружеские связи Клушина с
Крыловым были уже настолько тесными, что последний
считал его близким приятелем. А. Клушин — характерный
представитель русской третьесословной линии в
литературе, автор ряда сатирических очерков в «Зрителе» и
одной из первых сентиментальных повестей «Несчастный
М—ов», повести с ярко выраженной антидворянской
тенденцией. Вольнодумство и атеизм Клушина с
возмущением отметил в своих ф записках благонамеренный
А. Т. Болотов: «...умен, хороший писатель, но... сердце
имел скверное: величайший безбожник, атеист и
ругатель...»! В 1791 году Клушин вместе с Крыловым
принимал близкое участие в громкой театральной истории,
связанной с защитой актрисы Урановой (вышедшей
замуж за Сандунова) от посягательств могущественного
вельможи, графа Безбородко.
Петр Алексеевич Плавильщиков A760 — 1812)
получил образование в гимназии Московского университета,
затем по окончании университета в 1779 году перебрался
в Петербург, где поступил в театр актером. Он был
одним из наиболее последовательных сторонников создания
русского национального театра, а в своих комедиях широко
изображал купеческую и крестьянскую жизнь, В
сближении Крылова с Плавилыциковым, как еще раньше с
Дмитревским, сыграл свою роль интерес Крылова к театру, его
интенсивная работа драматурга. Впрочем, и четвертый
1 А. Т. Болотов, Памятник протекших времян, М., 1875,
стр. 117.
22

участник этого литературного содружеста — Клушин был
связан с театром и .подавал большие надежды как
драматург-комедиограф. Даже самый журнал, названный
«Зрителем», возник на почве как общих идейных и
литературных интересов, так и специфического интереса к
театру. Таким образом дружеский кружок,
сгруппировавшийся вокруг Крылова, возник как объединение на новой
принципиальной основе демократических писателей,
решительно противопоставивших свои идейные позиции
привилегированной литературе дворянских верхов.
Эта близость Крылова с «вольтерьянцем»
Рахманиновым и «безбожником» Клушиным достаточно
определенно свидетельствует о тех настроениях, которые
владели им в это время. Следует учитывать, что
«вольтерьянцами» в России конца XVIII века назывались не
только последователи Вольтера, но и вообще
'представители передовых, радикальных взглядов 1. Если добавить
сюда связи с радищевским окружением (а возможно, и с
самим Радищевым), а также с лицами, близкими к Крече-
тову (через Н. Скобельцына), то мы убедимся, что
Крылов находился среди передовых людей той эпохи.
Судя по характеру участия Крылова в издании
«Зрителя» и в делах типографии, он был наиболее активным и
энергичным деятелем этого литературного объединения.
В этой компании старшим по возрасту был- И.
Дмитревский (-родился в 1733 г.), ib недавнем прошлом
.знаменитый актер, начавший свою деятельность еще на сцене
Ярославского театра Волкова, а затем игравший долгие
годы в -Петербургском Придворном театре. После смерти
Волкова (в 1763 г.) он получает звание «первого актера
российского придворного театра». Демократические
симпатии Дмитревского, его тяга к массовому, народному
зрителю сказались в организации им в 1768 — 1773 годах
частного театра Книппера, рассчитанного на
демократического зрителя. Ко времени сближения с Крыловым
1 М. Нечкина в ст. «Вольтер и русское общество»
справедливо указывает: «Русское вольтерьянство выросло' .на своем корню,
и представители его работали во имя задач, органически
возникших в развитии их родины. В этом отношении замечательно, что
у передовых русских людей изучение Вольтера идет & общем
потоке изучения' философов-просветителей: тут и Дидро, и д'Алам-
бер, и весь круг энциклопедистов, и Руссо, и Гельвеции, и
Гольбах» («Большевик», 1944, № 22).
23

Дмитревский уже почти не выступал на сцене и был
директором театральной школы, а также переводил и1 писал
для театра.
Основное, что объединяло друзей 'Крылова и
определяло позицию издаваемого ими журнала, сводилось к
отста ив анию и авдоналыной самобытности -р усско й
культуры, 'К идее патриотической гражданственности,
которая сближала «Зритель» с передовыми деятелями
русского просвещения и прежде воего с Фонвизиньш,
Новиковым и др.
В программной статье «Нечто о врожденном свойстве
душ российских», помещенной в начале первого
выпуска журнала, редакция «Зрителя» писала: «Есть ли бы
российский народ отличался от всех племен земнородных
единым только подражанием, и никакой другой'
способности не имел, то чем бы он мог удиви'ть вселенную, ко<-
торая смотрит на него завистливыми глазами?»1
Как и у просветителей XVIII века, в «Зрителе»
выдвигается на первое место проблема воспитания,
разрешаемая в национально-патриотическом духе; вместе с
тем в журнале осуждалось «модное воспитание»,
вверяемое иностранцам.
«Зритель» продолжал, в основном, линию антидворян
ской сатиры, начатую «Почтой духов». «Право
писателя, — писалось в обращении от издателей журнала,—
представлять порок во всей его гнусности, дабы всяк
получил к нему отвращение, а добродетель во всей ее
красоте, дабы пленить ею читателя: сим правом
вознамерился пользоваться «Зритель». И *'он пользовался этим
правом очень широко. В помещенных в журнале,
блестящих сатирических памфлетах и фельетонах Крылов с
исключительной смелостью и резкостью разоблачал
крепостнические порядки.
О настроениях Крылова в эти гады яркое
'Представление дает его стихотворение «К счастью» (помещенное
в «СПБ. Меркурии» в 1793 году, но написанное,
возможно, в 1792 году). В нем Крылов, сетуя на
пренебрежение к нему Фортуны, говорит о себе как о честном
бедняке, не обманывающемся мишурной славой знатных
тунеядцев:
Пусть горделивый суетится,
Чтобы чинов, честей добиться;
Пусть ищет случая бл(истать
24

Закон»© строгим наблюденьем,
Расюу дком, истиной, ученьем
И и а чреду ©ельможи стать.
Как хочешь, будь ты так исправен,
Бесчисленны труды терпи,
Работай день и ночь., ие спи;
Но если для тебя1 ine нравен,
Останешься 'последним равен:
За 'правду знатью .не любим,
За .истину от 'всех гоним,
Умрешь и- беден и бесслав-ен.
Крылов зло высмеивает здесь тех, кто «ьга» зло* уму,
рассудку, чести1, чрез .подлости, (Пронырства, лести»
«возаносится © знать под облака». Автобиографический!
характер этих стихов не подлежит сомнению. Когда автор
стихотворения говорит, что он «за правду» «знатью
нелюбим» и «гоним за истину», то это отнюдь не
риторическая фигура; здесь он имеет в ©иду реальные
жизненные обстоятельства—ссору с Соймоновым и театральным
начальством, закрытие «Почты духов».
Демократическое мировоззрение, столь характерное
для молодого Крылова, отчетливо выступает и в
произведениях Клушина>. «Я 'бы никогда не простил себе, —•
пишет Клушим от собственного имени, начиная статью
«Передняя знатного барина»,—если >бы когда-нибудь
стал искать покровительства. Я беден, но тверд; кусок
х:л»е!ба, 'который я (заслужил, слаще всякой /пищи, которую
мог -бы я лриюбресть исканием1». О том же писал и
(Крылов в своем 'Предисловии к «Почте духой». Хотя голое
этих первых «разночинцев» звучал еще недостаточно
громко, но в русской литературе уже появлялись новые
идеи, знаменовавшие серьезные сдвиги в общественном
сознании.
О радикальных настроениях Крылова лучше: всего
свидетельствуют его повести1 и статьи, .помещенные в
«Зрителе», продолжающие .антидворянекую линию
«Почты духов». Эта линия утверждалась и в статьях Клу-
шина, напечатавшего в «Зрителе» ряд фельетонов 'под
названием «Портреты», в которых он резко
высказывается против крепостного -права и произвола помещика,
против социального неравенства (близко соприкасаясь
в этом с крылювской сатирой). Клушин иронически
говорит о «просвещенном» помещике Раеточилюве, который'
«триста пахотных мужиков сделал «преполеэными граж-
25

данами для отечества, то есть: преобразил их в певцов,
актеров, даноеров и музыкантов». Этот же помещик
«за две своры гончих собак» отдал «с величайшим
хладнокровием пять семей крестьян». «Тот безрассуден,—
язвительно добавляет Клушин, — кто осмелится упрекнуть
его, что он мало человечество уважает, и что не столь
же полезен для общества, как и славные его гончие».
Публицистика Клушина дополняла такие сатирические
очерки Крылова, помещенные © «Зрителе», как
«Похвальная речь в память моему дедушке», «Каиб»,
«Мысли философа по моде» и др.
Общественная атмосфера этих лет была сильно
накалена. Еще памятны были громовые раскаты
крестьянского восстания, возглавлявшегося Пугачевым.
Отзвуки французской буржуазной революции доносились и
до невских берегов. Правительство особенно
настороженно следило за журналами, за печатью, опасаясь
выражения общественного недовольства и
предпринимая меры к его подавлению. Новиков томился в Шлис-
оельбурпжой -крепости, Радищев был сослан в
Сибирь, книга его сожжена. Волна
правительственных репрессий Hie могла не коснуться и (Крылова и
его друзей, журнальная и издательская деятельность
которых возбуждала недовольство императрицы
Екатерины II.
По ее приказу в мае 1792 года в типографии «г.
Крылова с товарищи» был произведен обыск. Искали не
дошедшее до нас сочинение Крылова «Мои горячки»
и сочинение Клушина «Горлищы», в котором выражалось
сочувствие французской революции. При обыске рукопись
«Моих горячек» была отобрана у Крылова и
.представлена Екатерине II. В донесении Петербургского
'Губернатора Коно1вни1цына всесильному фавориту Екатерины II
П. А. Зубову от 12 мая 1792 года эта история с обыском
в типографии изложена следующим образом: «Отставной
п ровивди алън ый се к ретар ь К ры лов oipn гин ал ьное ово е
сочинение под названием «Мои горячки» по первому
«вопросу с частным приставом лейб-гвардии у капитан-по-
ручижа Скобельцына, которому давал для .прочтения,
отобрав, сам мне представил, объясняя, что писал оное
назад года с два без всякого умысла, по одной
склонности к сочинениям, еще не кончил, никогда нигде не
печатал и, прямого к тому намерения не имея, прочиты-
26

вал некоторым из своих знакомых, именно:
Дмитревскому, Плашлыцишву, Сандунову, а после» давал г-ну
Скобельцыну и, наконец, показал мне те главы, где
описано изображенное в приложенное о сем .письме, почему,
переписав оные набело, при сем и самое то сочинение в
особом конверте В;ашему Превосходительству
представляю». «Поэмы» Клушина приставу обнаружить не
удалось, о чем также сообщалось в донесении: «При ос мот-
ре же в типографии и комнате его поэмы «Горлицы» и
других вредных сочинений не1 оказалось, а лично мне
объявил, что о горлицах написано им было в
аллегорических его снах, но без всякого намерения, и что их
читал Плавильщиков, но не одобрил, почему он и
изодрал...» В заключение губернатор указывал на
необходимость .полицейского надзора за Крыловым и
типографией: «Из-за чего представляю за тою тшюграфиею, тож
Крыловым с Клушиньш наблюдение и не упуская из
виду посещения»... 1
Хотя дело, видимо, было прекращено ввиду
отсутствия материалов, но за Крыловым и Клушиным
велось полицейское наблюдение, и на протяжении многих
лет они оставались на подозрении.
Сохранилось еще современное свидетельство,
которое записал В. Кеневич со слов Н. Греча, о том* что
«будто один полицейский чиновник лег через десять по
выходе в свет известно-й книги Радищева сам
признавался Крылову, что «являлся в его типографию с
поручением разведать, не у него ли печатается эта книга...»2
Возможно, что рассказ Н. Греча и не во всем
достоверен, однако в нем весьма существенно указание на то,
что обыск у Крылова ставился в связь с делом
Радищева 3.
Вся эта история вызвала настолько* широкий отклик
в литературных кругах, что в Москве распространились
слухи об аресте Крылова и Клушина. Карамзин в пись-
1 Н. В. Р о жд ествеиский, И. А. Крылов и его товарищи
по типографии ю журналу в 1792 г., М., 1899, стр. И—12.
2 «Вестник Европы», 1868, кн. 2, стр. 712.
3 Позже В. Кеневич еще раз подтвердил достоверность
рассказа Н. Греча, однако указал на его неточности, в, частности, на
отнесение обыска к 1790 г.; это заставило Кеневича предположить,
что речь шла о типографии Рахманинова (в которой печаталась
«Почта духов»). См. Кеневич, Примечания, стр. 310.
27

ме от 3 января 1793 года спрашивал Дмитриева: «...мне
сказывали, что издателей «Зрителя» брали под караул...
правда ли это?» 1
Сотрудник Крылова по Публичной библиотеке И. Бы-
стров'В своих воспоминаниях рассказывает, что в 1831
году он принес Крылову комплект «Зрителя» и «СПБ.
Меркурия»: «И. А. хорошо помнил свое лрошедШиее 'время,
но захотел снова прочесть прежние свои сочинения :в
стихах и прозе. Между тем я обратил «внимание его на
стихи «К счастию». «Иван Андреевич, за- что это вы
пеняете н;а Фортуну, когда она так милостива к вам?» —
«Ах, мой милый, со мною 'был ^случай, о котором теперь
смешно говорить, но- тогда... я скорбел и не раз плакал,
как дитя... журналу не повезло; полиция, и еще одно
обстоятельство...» 2
Крылов сам засвидетельствовал этим
.автобиографический характер приведенного выше стихотворения3.
Как видно из донесения Коновницына, «Мои горячки»
бьгли изъяты (при обыск© и препровождены ему
полицейским приставом. Несомненно, полиция еще раньше 'была
осведомлен а о существовании этого произведения и о
чтении его Крыловым в литературном кругу; обыск в
типографии и был вызван, в значительной мере, этими
обстоятельствами. Судя по показаниям, данным
Крыловым, «Мои горячки» были написаны им «тому с два
года», то есть в; начале 1790 пода, вадимо, вскоре же вслед
за прекращением «Почты духов». Таким образом,
заполняется пробел между «Почтой духов» и изданием
«Зрителя» в 1792 году, .причем несомненно, что «Мои
горячки» являлись резко сатирическим произведением,
продолжавшим сатиру «Почты духов». Судя по донесению
Коновницына, «к которому была приложена рукопись
«Моих горячек», заложенная «белою .бумагою» гаа
«сочинении» «О женщине в цепях», это произведение
Крылова состояло из ряда отдельных частей, объединенных
1 Письма Карамзина к Дмитриеву, СПБ., 1866, стр. 33.
2 «Северная1 шела», 1845, стр. 203.
3 Относится1 л'и это указание 'именно к обыску в типографии
в период издания «Зрителя»», или к закрытию годом позже «СПБ.
Меркурия»—не имеет особого значения. Слова Крылова
подтверждают итрежде всего автобиографичность самого стихотворения,
соотнесенность его с .реальными фактами жизни и настроениями в
те годы.
28

общим замыслом и заглавием. Скорее ©сего это были
сатирически-философские аллегории и политические
иносказания. Возможно, что >и по жанру и .по
своим темам «Мои горячки» перекликались с
«Горлицами» Клушина, по' поводу которых Клушин показал, что
они им -были написаны в «аллегорических снах» —
форме хорошо известной Крылову. Клушииу пришлось
вкратце изложить содержание уничтоженной им
рукописи. Конечно, в своем изложении он постарался
максимально смягчить наиболее острые моменты, но даже и в
этом виде -передача содержания «Горлиц» -весьма
существенна для представления о настроениях и взглядах
членов кружка. Клушин довольно подробно излагает
первую часть своих «аллегорических, философических и
сатирических» «снов», в которой рассказывалось про
«горлиц», решивших «питать себя своими трудами, а ее
похищать насилием». Неподалеку реки автор вадит воронов-,
дожидающихся момента, когда согласие между
горлицами будет нарушено, с тем чтобы занять их гнезда.
В этом аллегорическом «сне» Клушин имел в виду
показать необходимость «дружества и согласия» угнетенных,
без которых 'Последние становятся жертвами сильных
хищников1. Другой «сон» был о «признаниях судей,
употребивших во зло доверенность законов».
Уже одно то, что Клушин счел нужным уничтожить
авое произведение, свидетельствует о радикальном1
характере его идей, лвесомиюнно, разделявшихся и Крыловым»,
его единомышленником и другом. Следует учитывать,
что все это происходило' в годы, непосредственно
следовавшие за судом над Радищевым A790) и незадолго до
ареста Кречетова (в апреле 1793).
По свидетельству Крылова, его -повесть была
доставлена самой императрице. «Одну из моих повестей, —
говорил он Лобанову,—¦•которую уже набирали в
типографии, потребовала к юебе императрица Екатерина,
рукопись не воротилась назад, да так и пропала» К
После всех этих передряг издание «Зрителя»
прекратилось. Вместо него в следующем, 1793 году
настойчивые издатели предприняли выпуск нового журнаипа —
«Санктпетербуртокий Меркурий», в котором, однако,
поневоле пришлось занять 'более осторожную и умеренную
1 М. Л об а <нов', Жизнь и сочинения И. А. Кр'ьмова, стр. 4.
29

позицию, а затем и самое ведение журнала передать в
другие руки.
Неизвестно, какими именно средствами была
прекращена издательская и литературная деятельность
«неблагонадежных» авторов. Но Крылову, как человеку
особенно скомпрометированному, пришлось не только уйти из
литературы, но и надолго скрыться с глаз
правительства.
Издание «СПБ. Меркурия» с половины 1793 года
фактически перешло к переводчику И. Н. Мартынову,
человеку «благонадежному», который в своих записках
впоследствии отмечал, что «Около половины сего (т.е. 1793)
года Клушин, по желанию ею, уволен в чужие края... а
Крылов также уехал к какому-то помещику в деревню»1.
Свидетельством вынужденности разлуки с Клушиным
(и в то же время интереса Крылова к басням еще в
1792 году) является случайно уцелевшая книжка басен
Лафонтена с дарственным четверостишием Крылова,
обращенным к Клушину:
Залогом дружества прими Фонтеда ты:
И пусть ото в сердцах тогда у «ас увянет,
Когда бог ясных дней светить наш мир престанет
Или Фонтеновы затмит кто красоты.
«Затмить» Фонтеио©ы «красоты» суждено было
самому Крылову. Но в эту пору он, несомненно, еще не думал
о своем призвании баснописца. На титульном листе
басен Лафонтена Клушиным была сделана запись:
«Подарены любезным другом Иваном Андреевичем Крыловым
июля 29 дня 1792-го в бытность© типографии, — ло
причине нашей разлуки, на время; а может быть — судьбе
одной известно!»2. Здесь подразумеваются
обстоятельства, связанные с обыском в типографии, когда были
изъяты «крамольные» сочинения Крылова и Клушина,
Намек на возможность длительной разлуки
подтверждает, что друзей ожидали крупные неприятности; их отъезд
из Петербурга ib 1793 году был вынужденным.
Несмотря на крушение своей литературной
деятельности, Крылов не примирился с господствующим
порядком, не изменил своим убеждениям. Не помогли и «вну-
1 «Волжский вестник», 1886, № 169.
2 «Заря», 1871, июнь, стр. 89.
30

шения» императрицы, вызывавшей его для придания ему
«благонамеренности», не помогли и полицейские
мероприятия, вынудившие писателя спешно покинуть
Петербург и затеряться в провинциальной глуши. Он предпочел
уйти из литературы, чем стать казенно-благонамеренным
литератором.
Наиболее значительная вещь, на писанная Крыловым
в ближайшие годы, — пьеса «Подтипа» («Трумф») —не
только не означала отказа от борьбы, но по своей
сатирической и политической смелости и меткости является
одним из наиболее ярких произведений бесцензурной
литературы того времени. Недаром «Подщипа»
расходилась в многочисленных списках и была особенно
популярна в декабристских кругах, будучи впервые
напечатана в русской легальной печати лишь в 1871 году!
Стойкость Крылова становится особенно
разительной, если сравнить его дальнейшую судьбу с поведением
Клушина, который после ряда злоключений
«остепенился», покаялся и получил должность театрального
цензора. В 1801 году Клушин написал в честь награждения
андреевской лентой графа Кутайсова, одного из
фаворитов Павла, верноподданническую, льстивую оду. Это и
послужило причиной разрыва с ним Крылова.
С. Жихарев в своих воспоминаниях приводит весьма
характерный отзыв самого Крылова об этой ссоре. Когда
речь зашла о Клушине, то Державин спросил Крылова:
«Да, кстати о Клушине: скажите, Иван Андреевич, точно
ли Клушин <был1 так остер и умен, как многие
утверждают, судя по вашей дружеской с ним1 связи?» — «Он точно
был умен, — оказал с усмешкою Крылов, — и мы с ним
были искренними друзьями до тех пор, ло-камест не
пришло ему в голову сочинить оду на пожалование
андреевской ленты графу Кутайсову...» — «А там
поссорились?» — «Нет, не 'Поссорились; но я сделал ему
некоторые замечания насчет цели, с какой эта ода была
сочинена, и советовал ее не печатать, из уважения к самому себе.
Он обиделся и не мог простить мне моих замечаний до
самой своей смерти, случившейся года три назад» К
Разрыв с Клушиным достаточно наглядно
свидетельствует о принципиальности Крылова.
1 С. Жихарев, Записки, М., 1890, стр. 267.
31

В течение нескольких лет, с 1793 по 1801 год, Крылов
скитается по (провинции, .появляясь время от времени в
знакомых помещичьих домах, ведя кочевой образ жизни
человека без средств и определенные занятий.
Несомненно, неожиданная катастрофа, крушение всех
литературных и личных планов болезненно отразились на
Крылове, заставили его замкнуться в себе.
П. Плетнев следующим образом говорил об' этом
периоде жизни Крылова: «С 1795 по 1801 <год Крылов' .как
бы исчезает от нас. Не осталось заметки, по которой бы
можно было отнести его к этому шестилетию. Сам ои не
был тогда iB службе. Литератор уже с известным именем,
молодой человек, успевший 'образовать в себе несколько
талантов, за которые так любят в свете, драматический
писатель, вошедший \в дружеские сношения с первыми
артистами театра, журналист, с которым были в связи
современные литераторы, — Крылов и сам не мог
заметить, как ускользал от него* год за годом .посреди
развлечений столицы» К Дело, конечно, не в «развлеченьях», а
•в той страшной угрозе, которая нависла тогда над
Крыловым.
Сохранилось весьма мало сведений о его жизни за
этот .период. Видимо, 1794—1796 годы он провел вне
Петербурга, в провинции, нередко наезжая \в Москву.
Так, iB своих воспоминаниях о Крьилове М. Лобанов рас-
сказыеает о пребывании писателя в имении графа
Татищева. Крылов, оо словам Лобанова, решил, «оставшись
по отъезде хозяев один в имении», «испытать быт первого
человека», однако это не мешало ему «предаваться
господствовавшей в нем страсти — чтению» 2.
К этому времени относится И1 знакомство Крылова» с
семейством отставного бригадира И. И. Бенкендорфа,
жившего «на покое» в Москве, а летом в своем
подмосковном имении Виноградове (в 17 верстах от
Москвы на большой Дмитровской дороге). По
свидетельству анонимного автора книжки «Село Вшюградово», в
этом имении долго хранились, впоследствии исчезнувшие,
письма Крылова и документы о нем. «Из сохранившихся
1 П. Плетнев, Сочинения, т. II, стр. 62.
2М. Лобанов, Жизнь и сочинения И. А. Крылова, стр. 66.
32

о Крылов© документов можно предполагать, что он
приехал к И. И. Бенкендорфу в 1793 году, когда
обстоятельства заставили его покинуть Петербург» 1.
Дошедшее до нас письмо Крылова (единственное из
писем его тех лет) к владелице села Виноградова,
Е. И. Бенкендорф, датировано 26 ноября 1795 года, а его
содержание свидетельствует о коротком знакомстве
Крылова с этой семьей. Это письмо чрезвычайно
существенно упоминанием «несчастий» и неудач, недавно его
постигших. Начав с шутливого упоминания о неудаче
с рисунком, им посылаемым1 при письме, Крылов писал:
«До сих пор все предприятия мой опровергались, и,
кажется, счастье старалось на всяком моем шагу за пнуть
меня...», добавляя, что это «скучное болггавство» вызвано
«воспоминанием» «старых и еще вновь 'приключившихся
мне несчастий и потерей...»2 С такой горечью он мог
жаловаться лишь на неудачи, которые постигли его
в Петербурге.
Дом Бенкендорфов был одним из известных домов в
старой Москве. Жили они ш Дмитровке, хлебосольно,
имели широкий круг знакомых. Среди лиц,
постоянно'бывавших в этом доме, мы встречаем имена крупнейших
писателей конца XVIII века — Карамзина, Хераскова,
Дмитриева3. Знакомство Крылова с этим домом,
хозяйка которого устроила у себя нечто вроде
литературного салона, свидетельствует о том, что Крылов не
порывает связей с литературными кругами. Здесь, в Москве,
он встретился с Карамзиным и Дмитриевым, чем
объясняется и участие Крылова в карамвинских «Аонидах»,
в которых в 1796 году помещен ряд его стихотворений4.
Упомянутое письмо Крылова свидетельствует о его
1 «Село Виноградове*», М., 1912, стр. 2.
2 И. А. Крылов, Поли. собр. соч., т. III, стр. 343.
.3 Ом. списки лиц, (Приглашаемых на обеды -к Бенкендорфам.
«Село Виноградов о», стр. 100.
4 О 'литературной «атмосфере в доме Е. И. Бенкендорф
свидетельствует и то обстоятельство, что дочь ее Софья в
тринадцатилетнем возрасте печатала свои рассказы в «Друге юношества» (в
1808 г.), а затем в «Русском вестнике». В своем письме к
Е. И. Бенкендорф от 26 ноября 1795 г. Крылов упоминает о тех
«минутах», которые он проводил в Москве, как особенно приятных
воспоминаниях. Это свидетельствует, что Крылов бывал в Москве
лишь наездами, находясь большей частью в подмосковных.
3 Степанов 33

неослабевающих литературных интересах: он называет !и
цитирует в нем и Ариоста, и Метастазио, и Аристотеля,
и Дайте.
Весьма существенным этапом биографии Крылова
в эти годы является его пребывание в 1798 — 1800 годах
в киевском имении князя С. Ф. Голицына, Казацком.
С князем С. Ф. Голицыным Крылов познакомился,
по-видимому, около 1797 года, скорее всего в доме
Бенкендорфов *. Князь Сергей Федорович Голицын—генерал,
отличившийся во время турецкой камлании 1791 года, при
Павле I вынужден бъыи выйти в отставку и уехать на
жительство в свое имение. Сын его Г. С. Голицын, сначала
пожалованный Павлом в генерал/- адъютанты, также
очень скоро впал в немилость и по выходе в отставку
поселился у отца. Таким образом, вся семыя Голицыных
находилась в это время в опале. Естественно, что в
Казацком, этой резиденции опального вельможи,
господствовал дух оппозиции по отношению к Павлу и введенным
им порядкам.
М. ТТ. Сумарокова, близкий человек семье
Голицыных, рассказывала, что знакомство Крылова с князем
Голицыным относится к апрелю 1797 года. Вскоре после
воцарения Павла I «князь в>цал в немилость... и получил
повеление жить в деревне. Он отправился в Казацкое, а
с ним и несколько' лиц, хотевших показать ему свою
преданность, тогда он взял с собою и Крылова»2.
Князь Голицын жил в Казацком настоящим1
маленьким царьком, со своим многочисленным штатом слуг.
Достаточно сказать, что вместе с ним ездил его
собственный дворовый оркестр из 40 человек.
Крылов взял на себя обязанности секретаря С. Ф.
Голицына и домашнего учителя княжеских детей.
В молодом Крылове поражает его многогранная
талантливость. Помимо занятий литературой,
журналистикой и театром, он выступает как актер, занимается
рисованием и музыкой, хорошо играя на скрипке". В
Казацком Крылов нашел не только тихую пристань в трудное
для себя время, но и обстановку, позволившую ему
сохранить независимость своих мнений. Резко отрицатель-
1 В описке московских знакомых Бенкендорфов, посещавших
их дом, указан- м -кн. С. Ф. Голицын (ом. «Село Виногр адовое», М.,
1912, стр. 100).
2 Об. ОРЯС Академии <нау«, т. VI, 1869, стр. 34.
34

ное отношение к самовластному режиму Павла I и его
немецким симпатиям, вся атмосфера недовольства,
царившая в Казацком, разумеется, не шла дальше
дворянского фрондерства, но Крылов все же чувствовал себя в
лагере оппозиции.
О настроениях Крылова лучше всего сввдетельствует
комедия «Подщипа» («Трумф»), написанная и
поставленная IB Казацком-в феврале 1800 года на любительском
спектакле, в ней сам Крыло-в играл роль Трумфа 1. В этой
«шуто-трагедии» дана злая сатира на Павла I, его
гатчинские порядки, фрунтоманию и немецкое засилье при
дворе. Эта пародия на Павла, конечно, пришлась по "вкусу
опальному С. Ф. Голицыну и его семейству, но в своей
сатире Крылов далеко вышел за пределы портретного
памфлета,, высмеяв и самодержавные порядки вообще.
В своих письмах к брату — Льву Андреевичу, о
котором он трогательно', отечески заботился, Крылов сообщал
о том, что он доволен своим пребыванием у Голицыных.
(«Ты говоришь, любезный тятенька,—писал ему брат в
письме от 17 января 1799 года, — что живешь весело и
доволен своим состоянием...») 2.
Однако фактически жизнь у Голицыных не была столь
легкой и веселой для Крылова. Его положение в этой
знатной и богатой аристократической семье было
неопределенным и ложным — не то учителя, не то княжеского
секретаря, не то приживальщика, призванного увеселять
и развлекать общество во время скучного деревенского
уединения. В своих воспоминаниях Ф. Вигель отмечал,
что Крылов находился в Казацком «в качестве
приятного собеседника и весьма умного человека»3 — положение
для бедняка-разночинца довольно зыбкое.
По словам того же Вигеля, молодые Голицыны своей
барской спесью досаждали Крылову. Сам же С. Ф.
Голицын, еще недавно известный боевой генерал, «кроме
военной истории и стратегических книг... другого чтения не
любил». Всем хозяйством занималась его жена,
племянница Потемкина, женщина властная, привыкшая
к богатству и почету. Среди многочисленных гостей
Голицыных, живших в Казацком, следует упомянуть о
1 «Русский архив», 1868, стр. 241.
2 См. Я. К. Грот, Труды, т. III, стр. 241—242.
3 Ф. Ф. Вигель, Записки, М., 1891, ч. I, стр. 123—134.
3* 35

П. И. Сумарокове . (племяннике писателя А. П.
Сумарокова), женатом на двоюродной сестре С. Ф.
Голицына. Малозаметный писатель начала восьмисотых годов,
П. Сумароков принадлежал к карамзинскому
направлению; он издал в 1800 году чувствительное
«Путешествие но Крыму в 1799 году». Едва ли общество этого
посредственного писателя могло сколько-нибудь
импонировать Крылову. Зато Крыло© сохранил теплое чувство к
его дочери, тогда подростку 14—15 лет, жившей у
Голицыных. Единственное сохранившееся письмо Крылова из
Казацкого (от августа 1801 года) адресовано к ней
(после ее отъезда в Москву). Оно примечательно не только
своим отечески-наставительным тоном, но и некоторыми
деталями, рисующими самого Крылова. В нем легко
можно узнать автора «Почты духов», когда он советует своей
молоденькой приятельнице «сохранять» «доброе сердце»
и «умножать познания; тогда, пишет он ей, вы далеко
позади оставите тех пригоженьких куколок, которые
тогда только и живут, -когда они вальсируют». В
заключение своего письма Крылов сообщает о своем
намерении вскоре приехать в Москву.
Кроме «Подщшты», Крылов написал в Казацком
другую свою комедию — «Пирог». Эта комедия интересна! и
своим реальным колоритом и своей иронической
полемикой с сентиментализмом.
Сразу же после дворцового переворота и смерти
Павла I© 1801 году С. Ф. Голицын был назначен
генерал-губернатором в Ригу. Указом сената Крылов определен
5 октября 1801 года к нему секретарем, а в декабре 1802
года произведен в чин губернского секретаря К
Проездом в Ригу Крылов побывал не только в Москве,
но и в Петербурге, где и предпринял переиздание «Почты
духов». В 1802 году в Петербурге ставится-комедия
«Пирог», что также, несомненно, связано с пребыванием
зд§сь Крылова. О его деятельности в Риге,
продолжавшейся с ноября-декабря 1801 года по сентябрь 1803
года, сведений почти не сохранилось. Можно полагать, что
1 ©. Ке1не>вич, Примечания, стр. 312.
36

у него было немало служебных хлопот, так как С. Ф.
Голицын находился в напряженных отношениях с рижским
магистратом 1.
В Риге Крылов пробыл всего около двух лет и в
сентябре 1803 года вышел в отставку. Официальный
документ, выданный Голицыным Крылову по оставлении
последним должности, отмечал «прилежание и труды»
«губернского секретаря Крылова», «сопрягающего с рас-
горопностию, с каковою он выполнил все на него
возложенные дела, как хорошее знание должности, так и
отличное поведение».
Посде оставления службы Крылов в конце 1803 года
направился в Москву и побывал!,, наконец, у своего брата
Льва Андреевича, стоявшего в то время со своим
Орловским мушкетерским полком в Серпухове2.
Уже в конце 1803 года Крылов был в Москве. Об
этом свидетельствует .и постановка на московской сцене
25 января 1804 года его комедии «Пирог», которая едва
ли могла появиться без приезда автора, тем более что
она была дана в бенефис Сандунова, находившегося с
Крыловым в давних дружеских отношениях 3.
Пребывание Крылова в это время в Москве
свидетельствует о том, что он уже тогда решил вернуться в
литературу, расставшись для этого со службой у
Голицына.
По словам Карлгоф, в Москве «...в кругу друзей,
посреди хлебосольства московских жителей,, наперерыв
желавших угостить уже знаменитого писателя, ему пришло в
голову заняться Лафонтеном. В Москве... Крылов
написал первую басню «Дуб и Трость» 4.
Среди московских литературных знакомств следует
особо выделить знакомство с И. И. Дмитриевым,
являвшимся в то время весьма влиятельным поэтом и широко
известным баснописцем. Об этом знакомстве
рассказывает П. Плетнев, даже приписывая ему обращение Крыло-
1 «Рижский вестник», 1672, № 158, Материалы для хроники
Риги.
2 Впервые указал ш поездку Крылова к брату в 1803 г.
И. Сергеев на основании сопоставления дат в оисьм-ах Л. А.
Крылова (см. И. Сергеев, И. А. Крылов, М., 1945, стр. ИЗ).
3 Тем самым 'опровергается1 утверждение биографа Кршювя
В. Кеневита о> том, что якобы -неизвестно, как и где провел
Крылов 1804 и 1805 гг. (См. Примечания, стр. 313.)
4 Ж урн. «Звездочка», 1844, ч. IX,
37

ва к басенному творчеству: Крылов «особенно сблизился
(в Москве) с Дмитриевым. Желая войти с ним в такие
сношения, которые бы касались предмета, для них обоих
равно занимательного, Крылов в свободное время
перевел из Лафонтена две басни: «Дуб и Трость» и
«Разборчивую Невесту». Дмитриев, прочитав их, нашел перевод
Крылова очень счастливым и достойным (прелестного
подлинника» К По словам П. Плетнева, И. Дмитриез и
переслал эти первые басни Крылова .к кн. Шалико<ву*для
напечатания В1 его журнале.
Действительно в первом номере «Московского
зрителя» за 1806 год были помещены две крыловские басни
(«Дуб и Трость» и «Разборчивая Невеста») с
примечанием П. Шаликова: «Я получил сии прекрасные басни от
И. И. Д. (Дмитриева.—Н. С.)..Ок отдает им-
справедливую похвалу и желает, при сообщении их, доставить и
другим то удовольствие, которое они принесли ему...
Имя любезного поэта обрадует, конечно, и читателей
моего журнала так, как обрадовало меня» 2.
Далеко не все верно в рассказе Плетнева. Дмитриев
вовсе не был «виновником» рождения
Крылова-баснописца и его покровителем, как это изображали мемуаристы.
Крылов начал писать басни еще в 1789 году, почти
одновременно с Дмитриевым, с которым, видимо, и
познакомился в те годы. Помещение же басен в
«Московском зрителе» означало скорее творческое соревнование
с Дмитриевым,, чем обращение к нему за советом и
покровительством, тем более что Крылов уже обладал
достаточно широкой известностью (на что указывает,
между прочим, ,и (примечание Шаликова). Во* всяком
случае, успех этих первых басен Крылова, напечатанных под
его именем, определил дальнейшую его деятельность как
баснописца. С этого времени начался новый этап в его
жизни и творчестве.
1 П. Плетнев1, Сочинения и переписка, т. II, стр. 66.
2 «Московский зритель», 1806, № 1, стр. 73.

Глава II
ПУТЬ КРЫЛОВА К БАСНЕ
1
Басни занимают основное место в творчестве
Крылова. В них с особенной полнотой проявился его творческий
гений, его призвание писателя-сатирика. Но прежде чем
стать баснописцем, Крылов прошел большой и сложный
творческий путь.
Видный драматург-комэдиограф конца XVIII века,
блестящий сатирик-журналист, своеобразный и яркий
лирический поэт, он пришел к басне как к жанру, в котором
совместился весь его прошлый творческий опыт. Тесная
связь между творчеством Крылова-баснописца и
Крылова— драматурга и сатирика не подлежит сомнению.
В XVIII веке заложены были основы мировоззрения
Крылова, сложились его творческие принципы.
Русская литература XVIII века, развивавшаяся под
знаком классицизма, была в основном литературой
дворянской, по своей идейной направленности далекой от
интересов народа.
Дворянский, ограниченный характер литературы и
культуры XVIII века отмечал Белинский,, подчеркивая,
что «в царствование Е-катерины II просвещение и
образованность. . сосредоточивались при дворе, не выходя за
его пределы» К Этим определялся и риторический,
оторванный от жизни стиль классицистической литературы
1 В. Белинский, Собрание сочинений, т. II, Гослитиздат, 1948,
стр. 518.
39

XVIII века. Лишь в сатирической струе — в творчестве
Кантемира, Фонвизина, Державина видел Белинский то
обращение к действительности, к жизни, которое и
привело к появлению Крылова, продолжателя этого
«сатирического направления».
Дворянский классицизм того времени выдвигал на
первое место такие торжественные, «высокие» жанры,, как
ода, эпопея, трагедия, служившие для прославления
могущества и великолепия дворянского государства. Но
наряду с этим господствующим литературным движением,
начиная со второй половины XVIII века, все сильнее и
сильнее пробиваются на поверхность литературной жизни
реалистические струи, раздаются голоса, идущие снизу
из разночинных слоев, противостоящих
феодально-дворянской идеологии.
Деятельность таких выдающихся публицистов и
писателей, как С Десницкий, Ф. Кречетов, Я. Козельский,
М. Чулков и другие, являлась выражением этих
прогрессивных тенденций в русской общественной мысли и
литературе второй половины XVIII вт, проявившихся с
наибольшей силой в выступлении Радищева.
Эти прогрессивные тенденции, которые шли из самых
глубин народной жизни и приобретали порою
антикрепостнический характер, полнее, последовательнее и
ярче всего сказались в сатирических жанрах, — в первую
очередь в сатирической журналистике, а также в
комедии и басне.
Русская передовая мысль, в отличие от
западноевропейской, была связана не с деятельностью буржуазии,
которая в России не являлась .революционным классом, а
с народным и, прежде всего, крестьянским движением.
Кроме того, русская передовая мысль не была
отгорожена и от западноевропейских просветительских и
революционных идей, жадно впитывая в себя то новое и
прогрессивное, чему учили выдающиеся мыслители За-
иада. Русские публицисты и писатели были прекрасно
знакомы с произведениями Вольтера, Руссо, Локка,
Фергюссона, Мабли, Рейналя, Дидро, Гельвеция,
Монтескье, Гольбаха. Для прогрессивного течения в русской
общественной мысли и литературе того времени
характерно, во-первых, 'Отрицательное, враждебное отношение
к дворянской идеологии и к ее культурно-бытовым
проявлениям, а во-вторых, резкая критика «галломании»,
40

отрыва дворянских верхов от национальной, народной
основы.
Для прогрессивного течения характерны также
материалистические тенденции в мировоззрении, протест
против рационалистической абстрактности философии и
этики дворянской культуры, стремление к реализму в
художественном отображении жизни. Сатирические
жанры — публицистика, комедия, басня — как раз «и
показывали с наибольшей правдивостью тогдашнюю
действительность.
Мировоззрение Крылова складывалось в 80—90-х гг.
XVIII века — в пору мощных революционных потрясений
в России и в Западной Европе,,Восстание Пугачева
(непосредственным свидетелем которого Крылов был
ребенком) .и события французской буржуазной революции
определили идейную атмосферу, в которой складывалась
творческая мысль молодого Крылова.
В конце XVIII века в русском обществе нарастают
прогрессивные силы, крепнут антифеодальные
настроения, раздаются смелые голоса в защиту народа,
появляются произведения передовой, независимой мысли,
обличающие самодержавно-крепостнический строй.
Вершиной передовой, демократической мысли в России явились
произведения А. Н. Радищева,, который в своей оде
«Осьмнадцатое столетие» дал замечательную
характеристику этого бурного времени:
О «©забвению столетие! радостным смерггным. даруешь
Истину, вольность и свет, ясно созвездье вовек...
Под созвездьем «истины» и «вольности, как их
понимали передовые умы той эпохи, формировалась «и
мысль молодого писателя, его многогранный и яркий
талант. Среди писателей конца XVIII века Крылов
являлся одним из наиболее* видных представителей того
течения, которое связано, в первую очередь, с именами
Новикова и Радищева.
Суровая жизненная школа,, горький опыт чиновника-
бедняка, типичного разночинца той эпохи, подготовили
Крылова к тому резкому отрицанию дворянского
общества, которое выступает уже в его юношеских
произведениях.
Можно только удивляться той зрелости, той широкой
и многосторонней образованности, которую проявляет
41

начинающий писатель, недавний «подканцелярист»
тверского магистрата. Он не пошел по -проторенному пути
тех беспринципных литераторов, которые предоставили
свой талант в услужение дворянско-бюрократической
верхушке. «Неуживчивость» молодого Крылова,
рассорившегося со знатными покровителями и выступившего
с резким обличением «сочинителей в прихожей»
(название одной из его первых комедий), низводивших
литературу до унизительного восхваления меценатов,
свидетельствует о независимости его взглядов.
Политические взгляды молодого Крылова не
являются, однако,, воол'-нэ самостоятельными и
последовательными, как у РадищеваДКрылов в основном остается в
кругу тех просветительских идей, которые в конце
XVIII века стали в значительной мере общим достоянием
передовых людей той эпохи.
Крылов усваивает основные идеи политической мысли
XVIII века—о справедливости и роли законов, о вреде
деспотизма, о просвещении, как силе, перевоспитывающей
общество, о естественном равенстве людей и
несправедливости сословных привилегий. Заслуга Крылова не в
новизне выдвинутых им идей, а в том, что писатель
применил их к русской действительности, нашел для них
национальные жизненные образы и краски, -которые
сделали его одним из родоначальников русской
реалистической литературы.
Через все творчество молодого Крылова проходит
основная антидворянская тенденция, выражающая его
демократическое мироощущение. Хотя он и далек от
революционных выводов Радищева, но в настойчивом и
резком обличении общественной бесполезности дворянства,
в противопоставлении развращенным, эгоистическим,
оторванным от национальной почвы представителям
дворянского общества честного' и скромного
бедняка-труженика сказалась основная тенденция его произведений,
подлинный демократизм его мировоззрения.
В письмах «Почты духов» и журнальных сатирах
Крылова основное место занимает сатирическое
изображение мравов русского дворянства. Показывая
мотовство, развращенность, бессердечие, душевную пустоту и
тщеславие представителей дворянского общества,
Крылов противопоставляет ему «бедный народ» с его
трудолюбием и нравственной «добродетелью».
42

Крылов объясняет свое предпочтение трудовых слоев
народа то'й пользой, которую они приносят своему
отечеству, в отличие от бесполезности дворянства.
Не раз отмечает молодой писатель положительные
качества крестьянина, талантливость и трудолюбие
русского народа. В этом отношении характерно) его
замечание в «Почте духов» о том, что ему удалось видеть
портреты ученых людей из народа (здесь он имеет в
виду Ломоносова) в домах знатнейших дворян. Впрочем,
он тут же с горечью добавляет, чго «те самые ученые
совсем не имели входу в их прихожие». Однако
изображение самой крестьянской жизни занимает у него
небольшое место и дается лишь в общих чертах, поскольку
основная установка Крылова и здесь (как и позже — в
баснях) —сатирическая, обличительная: в своих
произведениях он показывает причины развращенности
дворянского общества.
Литература XVIII века была преимущественно
дидактической. Она стремилась установить правила поведения
человека, проповедывала мораль, направленную против
испорченности нравов и социальной несправедливости
феодального строя. Понятия «разума» и «добродетели»
становятся краеугольными камнями социальной
философии просветителей.
Они считали, что в разумно устроенном обществе и
люди (будут добродетельны, а общество «...дурно
организованное и дурно управляемое, подчиняющееся
предрассудкам, наглым обычаям и бессмысленным законам,
управляемое деспотизмом, развращенное роскошью,
вводимое в заблуждение ложными взглядами, должно
заполниться порочными и легкомысленными гражданами,
рабами, пресмыкающимися и гордящимися своими
цепями, честолюбцами, лишенными представления об
истинной славе, скупцами и мотами,, фанатиками и
распутниками» К
Просветительский характер русской литературы XVIII
века определял ее воспитательное значение. «Тот факт,
что на литературу,— писал Горький в своем курсе
«Истории русской литературы»,— смотрели педагогически
как на средство исправления нравов, как на воспитание
человека, подтверждается и предпочтением комедии, об-
1 Гельвеции, Об уме, М., 1938, стр. 24—25.
43

дичающей нравы... и огромным количеством переводных
и оригинальных басен» К Молодой Крылов как раз и
начал свою литературную деятельность с
нравоописательных комедий, с публицистической сатиры, басни, с
жанров, обусловленных этой «воспитательной» функцией
литературы.
Однако в отличие от абстрактного космополитизма
французских энциклопедистов, от разъедающего скепсиса
Вольтера, Крылов основывал мораль своих произведений
на народных началах, борясь с конкретными
проявлениями социального угнетения.
Борьба с «галломанией», ставшая одной из основных
тем журнальной сатиры XVIII века, знаменовала не
только возросшее чувство национального самосознания,
но .и 'имела вполне определенную социальную
направленность, отражая (Недовольство антинациональным
поведением дворянских верхов,, порвавших связи с народом.
Эта демократическая тенденция особенно ясна у
Крылова, который в своих пьесах и сатирах выступал
против раболепного подражания иностранщине.
Чувство национального самосознания, требование
независимости русской культуры проходит через
творчество лучших русских писателей XVIII века—Ломоносова,
Фонвизина, Новикова и других. В то же время
придворные дворянские круги ориентировались на Запад, в
первую очередь на французскую культуру.
Наиболее последовательным представителем
подлинного патриотизма явился именно Радищев, который в
«Беседе о том, что есть сын отечества» требовал от
«истинною сына отечества» готовности «всем жертвовать
для блага оного»2 (то есть отечества). Фонвизин,
Новиков так же резко осуждали отсутствие патриотизма у
представителей дворянской верхушки. «Я никогда не
следовал правилам тех людей,—писал Новиков,—кои без
всякого исследования внутренних обольщены будучи
некоторыми снаружи "блестящими дарованиями иноземцев,
не только что чужие земли предпочитают своему
отечеству, но еще,, ко стыду целой России, и гнушаются
своими соотечественниками и думают, что россиянин дол-
1 М. Горький, История русской литературы, М., 1939,
стр. 14.
2 А. Н. Радищев, Поли. собр. соч., М.—Л., 1*989, т. 1
стр. 21—22.
44

жен заимствовать у иностранцев все, даже и до
характера...» !
Взгляды Крылова и его литературных друзей были с
наибольшей полнотой выражены в журнале «Зритель», в
котором вопрос о самостоятельности русской культуры
занимал центральное место. В первом же номере
журнала за 1792 год была помещена статья,
принадлежавшая П. Плавшьщ-И'каву,— «Нечто о врожденных
свойствах душ российских», которая ставила со всей принцип
пиальностью и широтой проблему патриотизма. В этой
статье редакция журнала резко выступала против
«подражательности», защищая национальную самобытность,
призывая гордиться лучшими сторонами русского
народного характера: «...нет народа, которому уступили бы мы
в делах славных, и нет народа, который бы меньше нас
разглашал о делах своих. Россияне ищут добродетелей
великих, а обыкновенные добродетели почитают только
долгом... Один только Россиянин доказал свету, что для него
нет ничего невозможного и это свойство существует в
душе его: он объемлег мыслвдо все, до чего только
понятие его коснуться может» 2.
Путь Крылова к басне лежал через комедию и
сатиру. Комедия научила его обращаться к реальному,
жизненному материалу, подсказала типичность и
выразительность характеров его басенных персонажей. В крылов-
ской комедии и сатире уже намечались темы и мотивы,
развернутые впоследствии в баснях.
Творчество Крылова-комедиографа до сих пор не
исследовано, хотя комедии занимают значительное место
как в творческом наследии писателя, так и в истории
русского театра, примыкая к фонвизинскому
«Недорослю» и «Бригадиру». Никак нельзя согласиться с той
оценкой драматических произведений Крылова, которую
давали им некоторые историки русского театра,
считавшие их «крайне слабыми» и «шаблонными» 3.
1 Н. Новиков, «Кошелек», изд. 1861 г.
2 «Зритель», 1792, кн. 1, стр. 23—25.
3 См. ст. проф. А. Архангельского «Драматургия*
екатерининской эпохи», «История русского театра», М., 1914, т. II,
стр. 256.
45

Гораздо .правильнее оценил их В. Н. Перетц,
отметивший, что в иных комедиях Крылова «мы можем
заметить проблески того могучего таланта, который вполне
развернулся и расцвел на почве басни» 1.
И в драматургии Крылов выступал как
писатель-новатор, обнаружив и здесь незаурядный талант и поиски
новых, своих путей. Правда, в драматургических жанрах
Крылов не достиг такой реалистической зрелости, как в
баснях; пьесы Крылова уступают и его сатирической
прозе, но тем не менее они заметно выделяются на
фоне тогдашней русской драматургии. А такие комедии,
как «Проказники», «Сочинитель в шрихожей» и особенно
«Трумф» и «Модная лавка», надолго сохранили остроту
своего юмора, сценичность и сатирическую значимость.
Недаром Белинский положительно оценил пьесы
Крылова и в своей статье о нем писал: «...Странно, почему
до сих пор не изданы -комедии Крылова? Конечно,, эти
комедии не так хороши, как его же басни: но всё же они
хороши настолько,, чтобы стоить имени своего автора,—
а это, право, не мало! Сверх того, комедии Крылова еще
интересны, как памятники нравов и литературы старого
времени» 2.
Пьесы Крылова, уступая по широте социального
охвата и- реалистической силе Фоншмну, отличаются от
произведений ряда других драматургов конца XVIII века
(Княжнина, Капниста), своими демократическими
тенденциями и являются яркой страницей в развитии русской
комедии. Сохраняя еще во многом сумароковские
принципы комедийно-фарсового гротеска, идущие от народного
театра, комедии Крылова проникнуты острым юмором,
меткой наблюдательностью и сарказмом, что выделяет их
на фоне русской драматургии конца XVIII века.
Наряду с Сумароковым, Фонвизиным, Княжниным,
Плавилыциковым Крылов являлся одним из создателей
русской бытовой комедии, которая достигает своего
расцвета в XIX веке в творчестве Гоголя и Островского»
Деятельность Крылова и связанной с ним группы пи-
сателей-др'аматургов являлась весьма значительным
событием в тогдашней литературной и театральной жизни.
1 В. Н. П е р е т ц. И. А. Крылов как драматург, СПБ., 1895, стр. 2.
2 Белинский, Поли. «собр. соч., т. VIII, стр. 429.
46

Крылов выступал как последовательный и
принципиальный борец за создание русской самобытной драматургии,
русского (национального театра. Уже в своем письме к
Соймонову Крылов зло высмеивает модные переводные
пьесы, «во время представления коих многие зрители
просыпаются только от музыки в антрактах». В (пьесах
Крылова сочетались принципы сатирической
.нравоучительной комедии и комической буффонады, широко
распространенной тогда комической оперы, 'продолженной
впоследствии русской водевильной традицией.
Комедия явилась тем жанром, в котором Крылов
впервые выступил в литературе. Четырнадцатилетним
подростком он написал свою первую комическую оперу
«Кофейница» A782 .г.) и с этого времени в течение многих
лет почти беспрерывно работал в области драматургии.
Даже обратившись к басенному творчеству, .в 1806—1807
годах, Крылов не оставляет драматургического жанра.
«Модная лавка» и «Урок дочкам» написаны уже на
новом этапе творческого пути Крылова (хотя они и
сохраняют мнотие особенности его ранних пьес).
Обращение Крылова к драматургии и прежде всего
к комедии бьш> вызвано тем широким 'интересом,
который возникает к театру в эти годы. Создание
постоянного* театра в Петербурге и Москве, появление таких
выдающихся артистических дарований, как
Дмитревский, Яковлев, Сандуновы,. Шушерин, Плавильщиков,
знаменовало расцвет русского театрального искусства.
Тем острее была потребность в создании своего,
национального репертуара.
Переводы и переделки хотя и занимали большое
место в театральном репертуаре того времени, но постепенно
вытеснялись произведениями, сюжеты и образы которых
были взяты из русской жизни. Обращение к
национальному быту и нравам особенно явственно ощущалось в
комедии и комической опере. Комедии Фонвизина,
Княжнина, Капниста, Плавилыцикова, Аблесимова
свидетельствовали о формировании русского национального
театра. Поэтому и работа Крылова в области драматургии
была отнюдь не случайна.
Комедии Крылова в некоторых чертах близки к
комедиям Княжнина «Хвастун», «Чудаки», к его
комической опере «Несчастье от кареты». Но в то же время
они обнаруживают и совершенно новые (для тогдашней
47

русской комедии) свойства: богатство выдумки,
самобытность тем и сюжетов, бытовой колорит. В своих
комедиях Крылов осмеивает развращенность нравов
столичного дворянства, типичных его представителей. Эта
тема постоянно разрабатывалась и в комедиях и в
сатирической журналистике конца XVIII века, а также в
журнальной сатире самого Крылова. Но последнему в
значительно большей мере, чем его предшественникам,
удалось придать своим персонажам жизненный, бытовой
характер. Основным его достижением являлась свобода
и выразительность языка и легкость диалога. Комедии
Крылова искрятся подлинным юмором, подкупают своим
живым разговорным диалогом, выгодно отличаясь этим
от тяжеловесного языка большинства комедий XVIII
века. Уже в «Кофейнице» рельефно выступает та
социальная тема, которая в дальнейшем становится основной
темой крыловской драматургии и его журнальной
сатиры. Тип легкомысленной, развращенной
помещицы-самодурки, госпожи Новомодовой в том или ином варианте
повторяется почти во всех пьесах Крылова. В своей
юношеской комедии он смело поставил вопрос о
жестоком произволе помещика и бесправии крепостного
крестьянина К
Скупая и жестокая помещица-самодурка Новомодова
поощряет происки своего приказчика и разрушает
благополучие молодой пары влюбленных, заставляя свою
крепостную девушку против ^е воли выйти замуж за
приказчика, а честного Петра, ее жениха, обвиняет в
краже и отдает в солдаты. Правда, в пьесе все
оканчивается благополучно, и влюбленные, преодолев все
препятствия, соединяются, но гневное обличение
крепостной действительности делает эту юношескую комедию
Крылова весьма характерной и для всего последующего
развития его творчества.
Знаменательна и связь комедии с сатирической
журналистикой того времени.- сюжет «Кофейницы» восходит
к новиковоко'му «Живописцу», в котором рассказывается
про 'гадальщиц на кофейной гуще и даже (приводится ис-
1 По свидетельству современника, Крылов, вспоминая о своей
юношеской комедии в 1826 г., говорил: «Там было кое-что
забавное, нравы эпохи верны — я описывал с натуры». «Северная
пчела», 1845, № 8, стр. 81.
48

тория о «кофейнице», дурачащей окружающих точно
таким же образом, как и в пьесе Крылова К
Для характеристики политических взглядов и
настроений молодого Крылова весьма существенна и его
ранняя трагедия «Филомела» 2.
Эта трагедия, написанная в 1786 году, занимает в
творчестве Крылова гораздо большее место, чем это
обычно считают, относя ее в рязряд случайных и
.неудавшихся юношеских опытов 3. В ней отчетливо звучат
мотивы тираноборчества, протеста против деспотической
власти. Царь-тиран, преступления которого раскрываются
по ходу действия, сам признается в своем «варварстве»:
Я имя1 на себя злодея возлагаю,
А став злодеем, я весь свет пренебрегаю.
Судьей деспота, как и в античной трагедии, выступает
народ, который
...ф', ужасом его свирепству виемлет;
За истину отмщать оружие л ри ем лет.
Так Крылов разрешает здесь основную, волновавшую
его всегда проблему значения народа в государственной
жизни.
Конечно, для Крылова трагедия не являлась
основным жанром. Он пробует в эти годы свои силы в других,
самых разнообразных литературных жанрах: сатире,
комедии, лирике, в прозе. После «Филомелы» Крылов
онова возвращается к комедийным жанрам, которые
были гораздо ближе его таланту сатирика.
В том же 1786 году он пишет оперу «Бешеная семья»
в духе комических опер конца XVIII века,, с их грубо-
1 См.' В. К а л л а ш, примечания к Полн. собр. соч. И. А.
Крылова, т. I, СПБ., 1904, стр. 5.
2 Ом. от. А. 'В. Д-е с «(И ц/кого «Этюды о Крылове», «Ученые
записки» Ленинградского (педагогического института им. Герщена,
т. II, 1936 г.
3 Крыло®, правда, и сам дал основание для такого
толкования шутливо^небрежным отзывом о своей юношеской трагедии:
«В 'молодости моей,—как рассказывал сам Крылов Лобанову,—
я все 'писал, что ни топало, была бы? только бумага да -чернила.
Я писал и) трагедию. Она напечатана была В1 «Российском1 Феатре»,
в одном TOMie с «Вадимом» Княжнина, с которым! вместе и
исчезла. Да и рад тому: В' ней ничего путного не было. Это первые,
давнишние мои попытки» (М. Лобанов1, Жизнь и сочинения
Крылова, стр1. 9).
4 тепанов 4Э

ватым юмором, продолжающим фарсовые принципы
комедий Сумарокова. Гораздо значительнее и
самостоятельнее замысел комедии «Сочинитель в прихожей»
A786 г.), осмеивающей продажных и низкопоклоняых
стихотворцев, которые пишут по всякому поводу
льстивые стишки знатным покровителям.
В этой комедии проявляется своеобразие
драматургического дарования .Крылова. Она написана легко и
свободно, в ней много подлинного остроумия и задорной,
молодой веселости. И пустая жеманная кокетка Новомодо-
ва, дурачащая влюбленного графа, и лукавая наперсница
ее служанка Даша, и угодливый сочинитель Рифмохват—
не только условные комические маски, как это было в
«Бешеной семье», но и бытовые, типически-характерные
персонажи.
Одним из проявлений демократической тенденции
этой комедии является та большая роль, которая
принадлежит в ней слугам. Смышленые слуги не только
занимают главное место, оттесняя на второй план своих
господ, но и изображены в реалистических тонах.
Графский егерь Андрей стремится к своему скромному
счастью, прекрасно понимая тщеславие и пустоту господ.
Столь же -благоразумна и горничная Дарья, которая в
ожидании брака своей беспутной госпожи заявляет:
«Ничего, благодатный домик будет, когда граф на
барыне женится. Мне кажется, они в три дни всё оборотят
вверх дном... но что же нужды? Пусть себе мотают, а
нам с Андреем поживка — по пословице: орлы дерутся, а
молодцам перья...»
Наиболее интересен образ бездарного стихотворца
Рифмохвата, .превратившего поэзию в средство легкой
наживы. Осмеивая продажных одописцев,. Крылов
ратует за подлинное искусство. Реалистические тенденции
крыловской комедии не в сюжете, основанном на
традиционных коллизиях, а в том конкретном бытовом
материале, который заставляет угадывать жизненные
прототипы.
Значительнее по теме следующая комедия Крылова
«Проказники» A787 г.). В ней Крылов снова
показывает образ писателя—Рифмокрада, на этот раз еще более
полемически заостренный. «Проказники» и по своему
содержанию и по своей манере близки к «Сочинителю в
прихожей». Как и там, это прежде всего литературный
50

памфлет, злая дародия на поэта-подражателя, на
рабское следование чужеземной культуре. В то же время,
изображая характерные, типические черты эпохи и
литературы тех лет, Крылов имеет в виду конкретные факты,
насыщает свою комедию злой и резкой полемикой с
одним из виднейших деятелей дворянской литературы тех
лет — Княжниным. Но независимо от элемента личной
полемики, существенно самое обращение к
злободневному, реальному материалу, преодоление той
отвлеченности, рационалистической тшюлогичности, которая
характерна была для классической комедии XVIII века.
Крылов, сохраняя в своих комедиях классические
принципы «трех единств», в то же время стремится к
жизненной правде, к естественности. Основываясь на
этом, он в письме к Соймонову, оправдывает
особенности своей комедии и возражает против
педантического требования разграничения смешного и
трагического. Полемизируя с традиционной жанровой
замкнутостью классицизма, Крылов иронически заявляет: «по
этому 'положению Мольер был весьма ;худой комик, од-
иакож желал бы я знать, отчего и ныне с удовольствием
смотрят его комедии». Но учитывая драматургический
опыт Мольера, Крылов остается в русле русской
сатирической комедии, крупнейшим представителем которой
в XVIII веке являлся Фонвизин, с ее нравоучительной
тенденцией, с ее воспитательным1 значением, с ее
стремлением к социально-обобщенной сатире.
В отличие от классицистической дворянской комедии,
где, в противовес реальному изображению «господ»,
слуги изображались условными чертами и чаще всего
носили французские имена, народ в комедиях Крылова
выступает на первый план. Как уже указывалось, слуги-
крепостные у него всегда оказываются честнее и умнее
своих господ и обладают той лукавой смекалкой,
которой впоследствии Крылов наделяет свои басенные
персонажи. Демократическая позиция Крылова не менее
явственно выступает и в сатирическом раскрытии
образов представителей дворянских верхов. Крылов
показывает паразитический характер их жизни, моральную
развращенность и бездушный эгоизм. Придавая
жизненно-правдивые черты своим персонажам, Крылов
преодолевает условность и традиционную персонификацию
пороков, столь характерные для комедии XVIII века.
5* 51

0 том, насколько принципиальной была эта
демократическая тенденция крыловской драматургии,
свидетельствует и статья Плавилыцикова о театре в крыловском
«Зрителе», безусловно выражавшая и взгляды Крылова.
Требуя, чтобы сочинители комедий приноравливали свой
слог к «наречию действующего лица», Плавильщиков
посвящает особое место вопросу изображения
крепостных слуг. Он осуждает тех авторов, которые сочли,
*fro «российский крепостной слуга будет шзок на театре,
и не за благо рассудили войти во внутренность сего
состояния и с прилежанием испытать, что можно извлечь
из него, решились по образцу французских комедий
выставлять наших слуг кретинами и уверяли себя, что о-ни
правильно поступили, когда вложенные остроты в роли
сих слуг производили громкий* смех в театре. Но я
думаю О' том совсем напротив: я хочу видеть крепостного
своего слугу, в собственном его виде возбуждающего
приятный смех»*. Требование правдивого изображения
представителей народа, тема социального равенства
проходит через все крыловские комедии, определяя и их
художественное построение. Слуги у «его органически
включены в самый сюжет комедии и определяют
развитие ее действия, отнюдь не являясь «низкими» комически-
бурлескными масками дворянской комедии.
В своих комедиях Крылов воспроизводит и
отдельные черты реального быта, используя при этом те
речевые характеристики, которые в дальнейшем усилятся и
разовьются в его баснях. Так, например, в
«Проказниках» многие' из действующих лиц, наряду с
традиционными атрибутами персонажей комедии нравов, обладают
и теми особенностями, которые свидетельствуют о
стремлении Крылова показать их как индивидуализированные
образы. ' Наивный провинциальный помещик Азбукин,
корыстолюбивый подхалим Ланцетин, самовлюбленный и
бездарный писатель Рифмокрад, вздорная и глупая жена
его Таратора — во всех них есть уже те черты, которые
впоследствии Крылов осмеивает в баснях.
Крылов выдвигает идеал скромной и достойной
жизни, обличая и высмеивая тщеславную погоню за
карьерой, чинами, богатством, отличающую высший круг сто-
личноого общества, развращенность и эгоизм его предста-
1 «Зритель», 1792, ч. III, стр. 135.
52

вителей. Всех -их отличает жестокое или
пренебрежительное отношение к людям, стоящим ниже их. Если в
«Кофейнице» антикрепостническая тема дана была
прямо и в образе Новомодовой показано зло,
проистекающее от крепостнических порядков, то в остальных
комедиях Крылова эта антикрепостническая тенденция
приглушена, но она чувствуется в сатирической обрисовке
его персонажей, возможных именно в условиях
крепостнического строя.
Кто же положительные герои Крылова? Это прежде
всего здраво рассуждающие слуги. В этих образах
много жизненной правды, они выступают уже как реальные
характеры, -хотя и весьма примитивные.
«Положительные» же герои — резонеры, являющиеся
«.положительными» по своей роли в пьесе, вроде Лестова в «Модной
лавке», не только условны и бесцветны, но и вообще
очень редко появляются в комедиях Крылова. Он
предпочитает им образ наивного и старомодного помещика-
провинциала (Азбукин в «Проказниках», Сумбуров в
«Модной лавке»),, добродушного и патриархального, не
могущего примириться со «светской» жизнью в столице.
В образе Сумбуров а: Крылов рисует здравомыслящего
помещика-провинциала, живущего по старинке. «Я ведь
за модой не гонюсь и муж старинного русского
разбора...»— говорит о себе Сумбуров. Причину разорения
дворянства он видит в «модных лавках», в
легкомысленном мотовстве. Осуждая свою племянницу Нещетову, он
говорит, что она «почти уже свои и мужнины деревеньки
по таким магазинам растыкала». Эти образы даются
Крыловым в тонах мягкого юмора,, но и они отнюдь не
являются «положительными» героями. Это скорее
безобидные бытовые персонажи, в обрисовке которых в
значительной мере сказались реалистические тенденции
драматургии Крылова.
В комедиях Крылова еще многое шло от традиции, но
их значение не в хитроумных сюжетных перипетиях,
которые сводились к благополучному соединению
влюбленных, а в жизненных элементах, в правдивости и
естественности отдельных персонажей. Но персонажам
Крылова нехватало типичности, они еще не превратились в
реальные характеры. Крылов как бы остановился здесь
в начале пути и не пошел дальше, осуществив
намеченные им реалистические принципы уже не в комедии, а
53

в басне. Недаром персонажи крыловских комедий так
выразительны в своих речевых характеристиках,
перемежая свою речь пословицами и поговорками.
В создании бытовой, демократической по своим
установкам комедии Крылов был не одинок. Еще дальше по
этому пути пошел друг Крылова и соредактор «Зрителя»
П. Плавильщиков. Комедии Плавильщикова «Сиделец»,
«Сговор Кутейника», «Бобыль» и другие взяты из
русского купеческого и крестьянского быта и во многом
близки к жанровым сценам и басням Крылова. В
«Сидельце» дана критическая картина темного купеческого
царства, а в комедии «Бобыль» с большой любовью и
уважением показаны крепостные крестьяне. Этот
демократический характер комедий Плавильщикова
сочетается с тем бытовым реализмом и обращением к
народному языку, который делает из него одного -из ранних
предшественников Островского.
Принципиальная установка на создание русского
самобытного театра, несомненно, и являлась
определяющим моментом в содружестве Крылова с Дмитревским,
Плавилыциковым и Клушиным (также весьма
своеобразным и любопытным драматургом), пытавшимися
реализовать в русской драматургии принципы
демократического театра.
Выражая мнение всей этой группы, Плавильщиков
восставал против следования «правилам» классической
риторики,, заимствованным у иностранцев: «Мы не
можем подражать слепо ни французам, ни англичанам: мы
имеем свои нравы, свое свойство, и следовательно свой
вкус». Провозглашая самобытность русской комедии (в
частности, называя «Недоросля» Фонвизина),
Плавильщиков подчеркивал свою ориентацию на
демократического зрителя, с горечью констатируя, что в России его
времени судьбу пьесы определяют не сотни «пешеходов»,
а знатные вельможи, ездящие в каретах цугом.
Настаивая на национальном характере и духе русского театра,
Плавильщиков писал, что «Россияне... не могут не иметь
и особливого и существенного различия во нравах и
обычаях в рассуждении других народов...» «Россияне хотят
совершенного, которое в подражании существовать не
может...»
Выдвигая комедию на первое место, Плавильщиков
укавывал, что задача писателя — «смеша говорить пра>в-
54

ду» К «Свойство комедии, — писал он,—срывать маску с
порока так, чтобы тот, кто и увидит себя в сем забавном
зеркале нравоучения, во время представления смеялся
бы сам над собою и возвратился бы домой со воечаггле-
нием,, возбуждающим в нем .некоторый внутренний
суд...»2 Заостряя здесь социальный характер сатиры,
Плавильщиков неоднократно возвращается к
требованию национальной самобытности для русской комедии,
настаивая, в частности, на введении в нее подлинных
русских имен вместо' условных Честонов и Эрастов.
Эти установки во многом кашли свое выражение и в
творческой практике Крылова, в особенности в таких его
пьесах, как «Пирог», «Модная лавка», «Урок дочкам»,
написанных в начале восьмисотых годов.
Взгляды самого Крылова на драматургическое
искусство и театр в основном аналогичны высказанным Пла-
вилыциковым. Свое отрицательное отношение к
современным ему пьесам Крылов развил еще в письме к
П. Соймонову. Для Крылова и здесь на первом месте—
чисто реалистические задачи,, он все время протестует
против отрыва искусства от жизни, призывая к
преодолению условности классицистического театра.
Обиженный на Соймонова, забраковавшего его «Американцев»,
он заявляет, что писал пьесу, где «можно смеяться и
чувствовать», комедию характеров, в которой должно
сочетаться комическое с трагическим. «Итак, я полагаю,—
пишет Крылов, — что на театре обстоятельства
трагические или комические бывают потому такими почитаемы,
каким образом они описываются автором, и какой
характер в них действует».
Значительный интерес представляют и два
театральных отзыва Крылова, помещенные в «СПБ. Меркурии»,
на комедии его сотоварища А. Клушина «Смех и горе»
и «Алхимист». В своих отзывах Крылов подробно
анализирует характеры персонажей и самую структуру пьес
Клушина. Особенно важно возражение Крылова против
использования нравоучительных персонажей,
«резонеров», столь характерных для комедии XVIII века.
Возражая против резонерствующего Старовека
(аналогичного Стародуму в «Недоросле») — героя комедии «Смех
1 «Зритель», 1792 г., мюнь, стр. 263.
2 Т а м же, стр. 120.
55

и горе»,—Крылов писал: «На театре должно нравоучение
извлекаться из действия. Драматический автор должен
мне показать завидливого, коего ритор сделал описание».
Этот отказ от дидактизма, требование «извлекать»
нравоучение «из'действия», требование правдоподобия на
сцене далеко (выходило за рамки классицистического
театра. В свете высказываний Крылова становятся
понятней и особенности его собственной драматургии:
насыщенность его пьес действием, стремление к
законченности характеров и умалении роли в них
«резонеров»,
В «Почте духов» Крылов дал ядовитую пародию на
современный ему театр, высмеивая нелепость и
бессодержательность переводной комической оперы «Две
сестры», полное несоответствие ее русскому быту и
реальной жизни. Он метко1 и зло высмеял грубую фальшь
якобы идиллических отношений помещика и крестьян,
«восхищающихся» пением дочери помещика на
итальянском языке. В заключение Крылов -писал: «старик
(т. е. помещик.—Я. С.) остается при своей слабости и,
может быть, будет крестьян своих отрывать от работ
для песен, до тех лор пока сам с ними и с любезными
своими дочками и зятьями не околеет с голоду...»
Крылов требует от комедии не безобидной
развлекательности, а сатирической направленности и остроты.
Неприкрытой насмешкой и вызовом звучали его слова по
адресу театрального начальства, забраковавшего его пьесы,
когда он говорит о тех нелепых «правилах», которые
необходимо соблюдать, чтобы пьеса могла попасть на
сцену: «...смысла и остроты не надобно; правила
театральные совсем не нужны; берегитесь пуще всего
нападать на) пороки, для того что> комедия, написанная на
какой-нибудь порок, почитается здесь личностью;
берегитесь также вмещать острых шуток в ваше сочинение;
ибо здесь говорить умно на театре почитается противным
благопристойности, а надобно, чтоб ваши действующие
лица говорили так просто и не остро, как говорят
пьяные и сумасшедшие...» 1
В комедиях Крылова следует различать два момента:
дань прошлому, сказавшуюся в традиционности
сюжетных ситуаций и ограниченности сценического «амплуа»
56
1 И. А. Крылов, Полн. собр. соч., т. I, стр. 251.

персонажей, и стремление к реальному отображению
окружающей действительности. Бытовые, сатирические
элементы только вкраплены в его комедии, составляют
пока еще лишь отдельные крупицы того богатого
бытового материала, который ib дальнейшем раскроется в его
баснях.
Борьба Крылова с -классицистическим театром и
вместе с тем его политическая оппозиционность наиболее
ярко сказались в «шуто-трагедии» «Подтипа» (или
«Трумф»). Задуманная как литературная шутка, веселая
комедия для любительского домашнего театра, «шуто-
грагедия» переросла свой первоначальный замысел и
назначение. Это не только едкая сатира на придворные
нравы, на Павла I и гатчинцев, но и блестящая
литературная .пародия на «высокий» стиль и жанр
классицистической трагедии 1.
«Подщипа» — сатирический шедевр,, искрящийся
тонкой и беспощадной иронией. Крылов с ядовитым
сарказмом , высмеивает характерные черты пруссачества,
отличавшие и гатчинских немцев, которые приобрели
влияние при Павле I. Трумф — не только тип тупого
прусского* солдафона, знающего лишь свое «из пушашка
палить», но и карикатура на русское самодержавие, на
раболепное преклонение Па1вла I перед пруссачеством,
немецкой милитаристической машиной, шагистикой и
духом грубого солдафоиства, процветавшего в Германии.
Сам* Трумф, ругаться вам став заражен -повадкой,
Слышь, всем ©елит (носить кафтаны вверх подкладкой,
И'уж задумал, слышь, содрать с вас парики,
Чтоб лошадям своим свалять и:х в потники.
Продолжая традиции бурлескных жанров — -пародий
XVIII века, «ироико-комичэских» поэм В. Майкова, Оси-
пова и других, Крылов в «Подтипе» пародирует,
«выворачивает наизнанку» «ложно-героическую» трагедию,
осмеивая и искусственную условность ее построения, и
надуманность психологических конфликтов, и, в
особенности, неестественность, ложный пафос высокого
стиля.
1 Следует отметать отношение самого Крылова к этому
произведению. По свидетельству В. В. Каллаша, внук А. Н. Оленина
рассказывал ему о том, что «Крылов, вообще очень ценил свои
драматические произведения, в особенности «Трумф». Крылов,
Сочинения», т. I, СПБ., 1905, стр. 403.
/ 57

Крылов язвительно пародирует условно-книжные
«возвышенные» формы трагедии дворянского
классицизма, оторванного от жизненной правды:
П о д щ й п а:
...Вместе нам приятна будет смерть.
Пойдем же, бросимся сейчас стремглав в окошко,
И сломим головы! (тащит его за руку).
С л ю няй:
Постой, постой нем'носько.
Отсей вить высоко: позятой, бьёсюсь я,
Да той'ко, виаись сто: ш низи-его зийя.
Крылов усиливает эту пародийность комической
лексикой и дефектами речи персонажей своей «шуто-траге-
дии», используя в этом отношении традиции народного
театра «петрушки». Однако «Подщиоа» далеко вышла за
пределы литературной пародии. Недаром молодой
Пушкин в 1815 году в своем юношеском послании «Городок»,
пересказывая содержание крыловокой «шуто-трагедии»,
подчеркивает политическую остроту и
антиправительственный характер крыловской сатиры:
Тут вижу я — с Чернавкой
Подтип а ел е з ы ль ег;
Здесь князь дрожит под л а© кой,
Там дрем-лет весь совет;
В трагическом омятенъи
Плененные цари,
Забыв войну, сраженью,
Играют в кубари...
Но особенно важно отметить оппозиционный
характер «Подщипы», ставшей «-нелегальной» сатирой на
монархические 'порядки и распространявшейся в
рукописных списках.
Именно как сатирическую обрисовку русского
самодержавия рассматривали «шуто-трагедию» Крылова
декабристы. По словам декабриста Завалишина, «...ни один
революционер не придумывал никогда злее -и
язвительнее сатиры на правительство. Всё и все были
беспощадно осмеяны,, начиная с главы государства до
государственных учреждений и негласных советников» 1.
1 Д. Завалишин, Записки, СПБ., 1904, т. I, стр. 181.
58

Следующая по времени комедия Крылова «Пирог»
('поставленная впервые в 1802 году) во многом
продолжала драматургические принципы и мотивы его ранних
пьес. Она интересна как своим бытовым колоритом, так
и явной полемической и пародийной направленностью
против Карамзина и сентиментализма. Несложная
интрига пьесы основана <на противопоставлении
легкомысленным и тщеславным господам здравомыслящих и ловких
слуг. Благодаря их помощи Прелеспе, сосватанной
родителями за богатого вертопраха Фатюева, удается
перехитрить навязчивого жениха и выйти замуж за
любезного ей Милова. Полемическая направленность пьесы
сказывается в пародийной обрисовке вздорной барыньки
Ужи'М-ы, поклонницы приторной сентиментальности.
Однако Крылов прекрасно знает цену этой дворянской
«чувствительности». Крепостная горничная Даша следующим
образом характеризует свою госпожу:
«...старушка—притворная скромница, которая сошла с ума на романах и
на песенках,, в людях она ангел, а дома от нее никому
покоя нет».
Комизм роли Ужимы основан на несовпадении ее
сентиментального -воображения и чувствительного слога с
подлинной, реальной жизнью. Ужима говорит фразами из
«чувствительных» повестей и идиллий: «...А я так
думала, сударь, что, приехавши сюда за город, мы будем
наслаждаться приятным воздухом; что мы где-нибудь сядем
у ручейка; что вы станете целовать мои руки, а я буду
отвечать на ваши нежности умильными взорами.
В с п ъг ш !К й н (передразнивая):
Умильными взорами! — Экая тебе на старости в
голову дичь лезет! А это все твои романы. Я давно знал,, что
ты когда-нибудь с ума от них сойдешь».
Следует упомянуть еще о незаконченной комедии
Крылова «Лентяй», которую скорее всего следует
отнести к началу XIX века К Не только живость и
естественность стиха, но и реализм1 самого замысла позволяют
считать эту пьесу наиболее зрелой из всего
драматического наследства Крылова. Любопытно, что главный
герой комедии Лентул (так и не появляющийся в сохра-
1 В. К а л л а ш, на основании свидетельства М. Лобанова, от«
носит эту .комедию к 1803—1805 гг. Ом. 'Примечания к Поли. собр.
соч. И. А. Крылова, т. I, стр. 496.
59

нишнихся фрагментах пьесы) кое в чем предвосхищает
образ Обломова (следует учесть, что крыловская
комедия стала известна лишь по напечатании ее в 1869 году).
Все действие жомедии сосредоточено вокруг Лентула,
сынка провинциального помещика, проживающего в
полной праздности в столице, спящего на диване день и
ночь. Ни мольбы слуги, ни уговоры друзей, ни
готовящаяся женитьба — ничто не в состоянии побудить его
преодолеть свою лень.
В ответ на вопрос Даши, служанки «евесты Лентула,
чем болен барин, его лакей Андрей отвечает: «Ленью!»
Да, -болен 'Наповал! — Что я, ми говорил,,
Ничто iH-e помогло'. — Ра:з ню сту в день твердил:
Помилуйте, еударъ, пристойно ль в ваши лета
В халате, bi колпаке посх'имшъая от света?
Крылов уже наметил здесь социально-типический образ
«лентяя» и решительно осудил его. Реалистическая
тенденция этой комедии (к сожалению, или незаконченной,
или ,не дошедшей до нас целиком) свидетельствует о том
направлении, в котором развивалось драматическое
творчество Крылова.
Для драматургии Крылова прежде всего существенно
обращение к бытовой комедии, преодоление абстрактной
моралистической схемы. Его комедии рассказывали об
обыденных, злободневных явлениях жизни, они имели
реальные прототипы, которые узнавали современники. Это
придавало комедиям Крылова правдоподобие, помотало
видеть в его персонажах не отвлеченные моралистические
маски, а людей с их недостатками и слабостями. Таковы,
например, любовь к картам и апломб светской дамы,
княжны Тройкиной («Проказники») или циничная
расчетливость Тараторы, ее непомерное честолюбие,, которые
показаны как реальные человеческие черты,
преодолевающие условность сюжетных ситуаций и отвлеченность
образов. Здесь уже намечались те общие тенденции и
стилевые принципы, (которые впоследствии получили свое
выражение в русской реалистической комедии XIX века
В связи с ранними пьесами Крылова следует сказать
• и о его комедиях, написанных уже в то время, когда он
перешел к басенному творчеству. Подъем
патриотических насторений в эпоху первых войн с Наполеоном и
Тильзитского мира определил содержание двух послед-
60

иих комедий Крылова: «Модная лавка» и «Урок дочкам»,
написанных в 1806—1807 годах. Темы этих комедий, в
особенности «Модной лавки»,, непосредственно восходили
к журнальной сатире Крылова. В ряде писем «Почты
духов» Крылов беспощадно осмеивал французоманию
русского дворянского общества и забвение им своих
национальных интересов. Этой теме почти целиком
посвящено письмо 39-е: «От гнома Зора к волшебнику
Маликульмульку», где говорится, что французы «хитро-
стию своею довели жителей до того, что они ежегодно
относят в их модные лавки большую часть своих
доходов».
Образы мадам Каре и мосье Трише в «Модной
лавке» повторяют типы, намеченные в «Почте духов».
Во многом перекликаются с излюбленными персонажами
прежних крылювских комедий и остальные персонажи
пьесы — добродушный провинциальный помещик
Сум-буров, напоминающий Азбукина в «Проказниках», госпожа
Сумбурова, повторяющая тип взбалмошной и
тщеславной модницы.
(По сравнеиию с прежними пьесами Крылова «Модная
лавка» гораздо зрелее как по отображению бытового
колорита, так и по степени разработанности характеров
персонажей, тю реадистичности всей драматургической
манеры, по сочности ц выразительности языка. Даже
почтенный лровинциальйыц помещик Сумбуров, враг
французомании, получился естественной фигурой, а не
скучным резонером, как !его предшественники Староду-
мы и Правдины. в комедиях XVIII века. Его речь
богата поговорками,, пословицами: «Сшалил — вперед
наука!» «Кто бабе не внук?» и т. д.
«Модная лавка» имела большой успех на сцене.
Реалистический характер пьесы отметила и критика при
появлении ее на сцене1: «Словом, характеры прекрасные,—
писал рецензент «Лицея», — и притом пьеса написана
чистым русским языком и весьма нравоучительна». При
этом рецензент подчеркивал, что «автор употребил
машины такие комические, что почти в продолжение всей
пьесы смеешься» 1.
«Модная лавка» положила начало целому ряду пьес
о провинциалах в столице (П. Сумарокова, «Дере-
1 «Лицей», 1806, кн. III, стр. 100—103.
fit

венский в столице», М. Загоскина, «Богатонов в
столице» и другие). Ее комедийная острота и
жизненность бытовых характеристик объясняют то,, что она
сохранилась в репертуаре русского театра до 40-х
годов *.
Годом позже «Модной лавки» Крыловым написана
была одноактная комедия «Урок дочкам», посвященная
тому же осмеянию галломании.
«Урок дочкам»—забавный водевиль с
переодеванием, в котором выведены провинциальные жеманницы,
мечтающие о французских модах и столичных
удовольствиях и пренебрегающие своим родным языком. «В чем
ваше знание, — говорит их рассудительный отец,,— как
одеться, или лучше сказать, как раздеться, и над
которой бровью поманернее развесить волосы... А самое-то
главное ваше достоинство то, что вы болтаете
по-французски: да только уж что болтаете, того не приведи
бог рассудительному человеку ни на каком языке
слышать!»
Этих пустых 'Провинциальных жеманниц смешно
проводит ловкий слуга приезжего промотавшегося дворянина
Семен. Семен выдает себя за французского маркиза,
давшего слово не говорить по-французски. На комизме
неузнавания основана вся пьеса,, предваряющая русский)
водевиль 20—40-х годов Хмельницкого,, Ленского, Кони,
Некрасова2. 9
Наконец в 1806 году Крылов написал патриотическую
оперу «Илья-Ботатырь». Эта «волшебно-комическая»
опера; в 4 действиях «с хорами, балетами и сражениями»,
с музыкой, сочиненной композитором Кавосом,
пользовалась в свое время большим успехом. Опера
«Илья-Богатырь» явилась выражением того усиленного интереса к
русской истории, который возйик под влиянием
патриотического подъема в годы войн с Наполеоном.
1 В некрологе Крылова iB. Плаксин отмечал, что «более
всех комедий Крылова обращала и дооеле обращает на себя
взимание зрителей «Модная лавка», которую и теперь, после сорока
лет, играют с большим успехом». «Журнал! министерства
«народного просвещения», 1845, юн-. 2.
2 Отдаленное сходство этой комической ситуации чувствуется и
в сюжете гоголевского «Ревизора». Об атом напом-нил 'в свое <вре-
М1Я В. Перетц. «В «Уроке дочкам» -герой и сходство положений
делают шк бы онам'ек «а тероя первой русской комедии—на
Хлестакова» (-см. «Крылов-драматург», СПБ., 1912, стр. 47).
62

От пьес Крылова в его басни перешли не только их
сатирические мотивы, но и живость диалога,
интонационное богатство, «драматичность» самого басенного
сюжета, точная речевая характеристика отдельных
персонажей. Недаром таким широким распространением
пользовались драматизованные инсценировки его басен—«Кры-
ловские басни в лицах».
Творчество молодого Крылова необычайно цельно и
проникнуто внутренним единством пр,и всем различии
' жанров, к которым он обращался. В своих комедиях,
стихах, журнальной сатире Крылов ставит вопрос о
несправедливости крепостного строя, о праве чело;века из
народа на личное счастье. В сатирических
произведениях Крылова проходит длинная вереница
тиранов-помещиков, самодуров и сластол1юбцев-«!петиметров»,
развращенных и пустых жеманниц дворянского общества,
хищных стяжателей, вороватых чиновников, криводушных
судей, корыстных и глупых вельмож. Все сословия, все
типы тогдашнего русского общества находили свое
отражение в его сатире.
Особенно яркого расцвета сатирическое дарование
Крылова достигло в его журнальной прозе, которая
может быть смело солоставлена с прозой такого
замечательного русского прозаика XVIII века, как
Новиков. Проза Крылова по своей демократичности, по
последовательности критики превосходит и «Персидские
письма» Монтескье, и сатирические повести Вольтера, и
«Картины Парижа» Мерсье.
Сатира Крылова значительна и интересна и по
глубине социальной мысли, и по своим художественным
достоинствам,, едкой иронии, сочности бытовых сцен,
типичности персонажей, хотя Крылов еще не преодолел до
конца моралистическую «персонификацию» пороков и
добродетелей.
В то же время проза Крылова тесно связана с
русской сатирической журналистикой 60—70-х гг. XVIII века.
Сатирические журналы прокладывали дорогу
реалистическому принципу изображения, содействовали сближению
литературы с жизнью. В них закладывались основы того
реализма, который впоследствии получил своэ выраже-
63

ние в творчестве Гоголя и Щедрина. В журнальной
сатире преодолевалась рационалистическая
отвлеченность классицистического искусства, причем стремление
к правдивому отображению жизни сказалось особенно
конкретно, публицистически-заостренно.
Сатирические журналы знаменовали также
демократизацию литературы, ее ориентацию на широкого
читателя. Расцвет сатирической журналистики приходится,,
как известно, на рубеж 60—70-х годов XVIII
века—время подъема общественного движения, когда нарастает
волна народного недовольства, выразившегося в
восстании Пугачева. В эти годы выходят «Трутень» и
«Живописец» Новикова, «Адская почта» Ф. Эмина и ряд
других, менее значительных журналов. Демократическим
журналам противостоял орган официальной сатиры —
«Всякая всячина», руководимый Екатериной П.
С середины 70-х годов, после прекращения новиков-
ских журналов и после правительственных репрессий,
наступивших вслед за пугачевским восстанием,
сатирическая журналистика переживает кризис и постепенно
замирает. Общественная сатира, резкое осмеяние нравов
сменяются безобидным, развлекательным юмором таких
журналов, как «Что-нибудь» A780), «Рассказчик
забавных басен» A781), «От всего помаленьку» A782),
«Парнасские ведомости» A782) и другие. Исключением явился
лишь «Сатирический вестник» Н. Страхова, который
преследовал сатирические, а не развлекательные цели1.
Таково было положение в русской журналистике 80—90-х
годов ко времени выхода крыдавской «Почты духов».
Крылов в своей журнальной сатире продолжал
традиции Новикова, возвратив сатире то прогрессивное
общественное направление, которое впервые придал ей
Новиков, и поднял ее на еще большую принципиальную
высоту.
Сатира крыловской «Почты духов» шире и глубже,
чем сатира новиковоких и прочих сатирических журналов
XVIII века. В то время как в большинстве случаев
сатирические журналы обращали свое внимание на
бытовые пороки общества, ограничиваясь описанием нравов,
1 Ом. вступительную статью Л. Лехтблау в сб. «Русские
оатирич-еакие журналы XVIII 'века», М., 1940, а также ст. А. 3 а-
п адов а «Н. Страхов и его сатирические издания» в сб.
«Проблемы! -реализма в русской литературе1 XVIII в.», М., 1940.
64

сатира Крылова уже направлялась против их социальных
основ.
В своем исследовании «Русская сатира в век
Екатерины» Н. Добролюбов отметил ограниченность сатиры
XVIII века, не сумевшей решительно поставить вопрос
об основном зле тогдашней общественной жизни —
крепостничестве: «...никогда почти не добирались сатирики до
главного существенного зла,, не разражались грозным
обличением «против того, .от чего происходят и
развиваются общие народные недостатки и бедствия». «Потому-
то, — подчеркивает Добролюбов, — и характер
обличений был частный, мелкий, поверхностный» К
Это преимущественное внимание сатиры к отдельным
отрицательным явлениям, при недооценке главного,
сказалось на поверхностности и условности сатиры XVIII ве*
ка. Лишь Фонвизину в «Недоросле» и в особенности
Радищеву в его «Путешествии...» удалось подняться до
широких социальных обобщений, вдохнуть подлинную жизнь
в свои образы.
В «Путешествии...» Радищева, в «Недоросле»
Фонвизина, в «Письмах к Фалалею», помещенных в новииовском
«Живописце», сатира обращена на основные стороны
тогдашней действительности, вскрывает главную причину
той моральной развращенности, той жестокости нравов
дворянского общества, которую сатирики справедливо
усматривают в крепостном праве. <К этой сатирической
линии примыкает и Крылов. Его «Почта духов», его
«Речь в память моего дедушки», «Каиб» и другие
сатирические очерки направлены в основе своей против
крепостничества и деспотизма. Эта демократическая тенденция
крыловской сатиры позволила ему подняться над
традиционными общеморальньгми темами (хотя он не
отказывается и от них) и поставить вопросы общего
социального «порядка.
Однако, «критикуя крепостнические порядки, Крылов
не сделал тех выводов, которые сделаны были
Радищевым в его «Путешествии...». Поэтому в умеренности своих
политических выводов, в моральном осуждении
феодального дворянства Крылов ближе к Новикову и Фонвизину,
чем к Радищеву.
1 Н. А. Добролюбов, Поли. собр. соч., т. II, 1935,
стр. 138—139.
5 Степанов б^

Еще Н. Добролюбов в своей характеристике русских
сатирических журналов екатерининского времени
подчеркнул, что «главные предметы обличения сатиры
екатерининского .времени были: во-первых, недостатки
воспитания, невежество и грубость нравов; во-вторых, ложное
образование, т. е. французские моды, роскошь,
ветреность и т. п.; в-третьих, приказное крючкотворство и
взяточничество» 1. Эти же темы преобладают и в «Почте
духов», и в журнальных фельетонах и статьях Крылова 2:
впоследствии они же займут видное место в его баснях.
Но вместе с тем в «Почте духов» дается широкая
картина тех отрицательных сторон тогдашней
действительности, которые вызывают негодование Крылова и с едким
сарказмом осмеиваются им в целой галлерее сатирических
образов.
«Почта духов» — сатирическая энциклопедия нравов
и жизни русского общества конца XVIII века, бичующая
помещичий произвол, лицемерие и разврат вельмож,
взяточничество, неправосудие, дворянскую спесь,
ханжество, преклонение перед иностранщиной, процветавшие в
дворянской среде.
«Почта духов» вобрала опыт всей предшествовавшей
Крылову журналистики, в особенности журналов
Новикова — «Трутень» и «Живописец». В этих журналах,
проникнутых резкой антидворянской тенденцией, можно
найти много тем и мотивов, сходных с крыловской
сатирой (обличение развращенности знати, хищничества и
взяточничества чиновников и т. п.). Следует упомянуть
и журнал Ф. Эми.на «Адская почта» A760). Помимо
сходства в самом жанре переписки, Крылов прибегает
к той же комической «перелицовке» классической
мифологии на русские нравы и быт, что и Эмин.
Сатирический журнал Крылова — это журнал одного
автора, включающий в себя серию писем-фельетонов,
1 Н. Добролюбов, Русская сатира в В'ек Екатерины. Поли,
ообр. соч., т. II, стр. 183.
2 На связь крыловской «Почты духов» с журналами Новикова
и вообще с сатирической журналистикой 60—70-х гг. XVIII в.
указывает <и новейший исследователь «Почты духоя» П. Н. Берков,
считающий, что Крылов стоит как бы между Новиковым и
Радищевым, ограничиваясь лишь сатирическим изображением нравов.
«Труды юбилейной научной сессии Ленинграде кото
государственного университета» Л., 1946, стр. 248.

написанных с большим литературным блеском и
остроумием, касающихся различных сторон тогдашней жизни *.
Характеристику этого журнала дал в свое время еще
П. Плетнев: «...разнообразие предметов, до которых он
касается, выбор точек зрения, где он становится, как
живописец, изумительная смелость, с какою он преследует
бичом своим самые раздражительные сословия, и в то же
время характеристическая, никогда не покидавшая его
ирония,, резкая, глубокая, умная и верная, — все и теперь
еще, по .истечении слишком полустолетия, несомненно
свидетельствует, что перед нами группы, постановка,
краски и выразительность гениального сатирика» 2.
Крылов выступает в «Почте духов» как
представитель передовых, 'Прогрессивных идей своего времени,
критикуя дворянско-кр©постническое общество с позиций
просветительской философии. <
Центральное .место- в «Почте духов» занимает вопрос
о государственной власти. Здесь, так же как и в «Каибе»,
Крылов придерживается точки зрения просветителей.
Для него неприемлем деспотический образ правления,
«тирания», которая, по его мнению, порождает
развращенность нравов и служит причиной порабощения
народа. Уже в одном из первых писем «Почты духов» (письмо
XV Дальновида) Крылов, перечисляя представителей
различных слоев современного ему общества, бичевал
всех тех, кто благоденствовал за счет народа. Кто же
они? Это государь, который «предается без всякой
умеренности различным забавам, оставляя своим министрам
все попечение о своем государстве» и «для
удовольствован ия непомерного своего честолюбия разоряет свое
государство и приводит в крайнюю погибель своих
подданных»; придворные, которые «терзаемы честолюбием»,
«желанием приумножить свое могущество и страхом
лишиться милости своего государя»; «духовные особы»,
«неустанно помышляющие о приумножении своего
богатства»; «алчные и корыстолюбивые купцы». И далее на
протяжении следующих писем Крылов дает всем этим
1 Вопрос об авторстве Крылова в «Почте духов» имеет свою
историю и неоднократно оспаривался. Внимательный анализ
содержания и 'композиции писем позволяет считать авторство Крылова
несомненным (см. подробно в моих примечаниях к первому тому
Полного собрания сочинений И. А. Крылова, М., 1944).
2 П. Плетнев), Сочинения, т. II, стр. 48.
5* 67

группам тогдашнего общества беспощадную ратириче-
скую характеристику.
Одним из самых сильных и резких обличений
деспотизма и самовластия является письмо XX сильфа Даль-
новида, содержащее «Рассуждение о некоторых
государях и министрах». «Львы и тигры,—говорится здесь,—
менее причиняли вреда людям, нежели некоторые
государи и их министры. Скажи, премудрый Маликульмульк,
бросался ли когда лев, возбужденный величайшим
гладом, на подобного себе льва, и раздирал ли его на части
для утоления своего голода? Напротив того, ежегодно
почти видим мы людей, которые для удовлетворения
своего тщеславия, гордости или корыстолюбия жертвуют
подобными себе людьми без малейшего угрызения совести».
Это сравнение государей и министров с львами .и тигра>-
ми предвосхищает ту аллегорическую систему, которую
Крылов впоследствии развернет в своих баснях.
Крылов приводит многочисленные исторические
примеры того вреда, который принесли тираны своим
народам. С особенной резкостью говорится здесь о
деспотическом образе правления, о завоевательных войнах и
религиозных преследованиях. Это письмо является
наиболее ярким программным выражением
демократического просветительства,, проявлением той радикальной
общественной мысли, которая тесно связана с именем
Радищева.
Крылов клеймит завоевателей, приносящих народы в
жертву своим интересам: «Область, опустошенная
тщеславным победителем, не должна ли почитать его
чудовищем, рожденным для погибели рода человеческою?
Кто дал право человеку убивать миллион подобных себе
людей для удовлетворения своих пристрастий? В каком
установлении естественного закона можно найти, что
множество людей должны принесены быть в жертву
тщеславию, или, лучше сказать, бешенству одного человека».
Решительно выступая против дворянских привилегий,
Крылов в своих суждениях в этом вопросе далеко
выходит за пределы бытовой сатиры, осмеяния «повреждения
нравов», столь характерного для дворянских сатириков
XVIII века. В высказываниях Крылова содержится
принципиальное отрицание дворянства как исто рич ее к
и-прогрессивной силы, в них уже слышится голос новых,
демократических слоев, осознавших свою роль в государстве.
68

Привилегированному положению дворянства Крылов
противопоставляет требование социального равенства,
честного исполнения своего гражданского долга перед
государством: «Я почитаю в людях одну только мудрость
и добродетель, — заявляет он. — Мещанин,
добродетельный и честный крестьянин, преисполненные
добросердечием, для меня во сто раз драгоценнее дворянина,,
исчисляющего в своем роде до 30 дворянских колен, ио
не имеющего никаких достоинств, кроме того счастия,
что родился от благородных родителей, которые так же,
может -быть, не более его принесли пользы своему
отечеству, как только умножали число бесплодных ветвей
своего родословного дерева».
Рисуя в «Почте духов» обобщенную картину нравов
и быта дворянского общества, Крылов показывает
моральное § разложение дворянства, явившееся, по его
мнению, результатом паразитической жизни и утери
патриотического, гражданского чувства. В «Почте духов»
рассказывается история пустого и ничтожного «петиметра»
Припрыжкина — типичного представителя праздной и
развращенной дворянской молодежи, который проводит
жизнь в светских похождениях за счет труда крепостных
крестьян. Образ Припрыжкина, кое в чем близкого
Иванушке из «Бригадира» Фонвизина, получился
чрезвычайно убедительным, несмотря на некоторую схематичность
его обрисовки.
В «Почте духов» Крылов выступает с резким
протестом против бессмысленного расходования национальных
средств дворянскими верхами; он доказывает цифровыми
выкладками, что разрушение народного хозяйства
связано с бессмысленными тратами помещиков на покупку
иностранных товаров: «...города терпят недостаток,
деревни голод, граждане дороговизну, а его сиятельство
остается при новомодных галантерейных вещах и
празднует несколько дней великолепно свадьбу».
Злая сатира на вельмож и придворное общество, на
весь бюрократический ашарат дворянско-крепостниче-
ской России дана Крыловым и в письмах, рисующих в
пародийно-комическом, гротескном плане подземное
Плутоново царство К Подземные порядки ничем не от-
1 Крылов испол1ыз'0©ал здесь -некоторые сатирические мотивы
из «Разговорю» ботов» Лук-иана.
69 >

личаются от земных; с ядовитой иронией рассказывает
Крылов о том, как танцовщик Фурбиний, убедивший
Прозерпину в превосходстве ног и почтительно склоненной
спины над головою, получает почетное назначение
первого начальника ада. На возражение Плутона
Прозерпина приводит в пример императора Калигулу,
сделавшего своего кО'Н'я сенатором: «ньше сему смеются,— говорит
она, — не примечая того, что потомки калигулина коня,
не теряя своей знатности, размножаются по свету».
Крылову близок и горячий протест Руссо против знати
и богачей, беспощадное обличение им современного ему
строя, где на верхних ступенях общественной лестницы
сосредоточены богатство и праздность, а внизу — труд и
нищета: «Горсть могущественных и богатых находится
наверху величия и счастья, — писал Руссо, — тогда как
народные массы пресмыкаются в невежестве и нцщете» 1.
Многочисленные картины такого социального
неравенства рисует Крылов в «Почте духов». С
исключительной резкостью он разоблачает современное ему
«правосудие», всегда карающее бедных и оправдывающее
богатых. Горькой и безнадежной иронией проникнута речь
бедняка-художника, обращенная к судьям, спешащим
сытно пообедать и отказывающимся выслушать его
оправдания. В то же время вельможа, выкупающий
бедняка-художника с тем, чтобы тот «размалевал» ему
паркет в прихожей, оказывается преступником,
«покравшим из государственной казны несколько миллионов в
золоте и серебре и разграбившим целую область». Но
этот преступник ценою миллиона «оправдался» в глазах
правосудия и почитается честным, сострадательным
человеком. И Крылов удивляется, как можно жить «в такой
земле, где чуть было не засекли розгами бедняка, не
евшего трои сутки, за то, что вытащил он у богатого
купца платок; где прежде вешают подобных ему, нежели
рассматривают их дела, и где преступникам,
обворовавшим государственную казну на несколько миллионов и
разграбившим целую область, судьи кланяются чуть не
в землю».
Сатирическая острота этой сцены делает особенно
понятной ту яркую сатиру на дворянский суд, которую
Крылов впоследствии дал в ряде своих басен («Кресть-
1 Ж.-Ж. Руссо, О причинах неравенства. СПБ., 1907. стр. 11.
70

янин и Овца», «Щука», «Вельможа»), где проходит в
сущности та же тема, но лишь выраженная в форме
басенной аллегории.
В заключительном письме 1-й части «Почты духов»
(XXIV) сильфа Дальновида дается моральная и
социально-этическая программа, выдвигается
положительный общественный и нравственный идеал честного
человека. Самое понятие «честного человека» для Дальнови-
да-Крылова равносильно понятию человека-гражданина:
«Чтоб быть совершенно достойным названия честного
человека и чтоб заслужить «истинные похвалы, потребно
сохранять все добродетели. И самый низкий хлебопашец,
исполняющий рачительно должности своего состояния,
более заслуживает быть назван честным человеком,
нежели гордый вельможа и несмысленный судья».
Поэтому богач, который «неусыпными стараниями^ с
изнурением своего здоровья, собрал несчетное богатство
и наполнил сундуки свои деньгами, не подавая бедным
ни малой помощи, хотя все сии сокровища приобрел
позволенными способами», однакож честным человеком
называться может только в обществе, современном
Крылову, «в глазах же философа почитается он скупцом и
скрягой, нимало почтения честных людей
недостойным».
Дальновид-Крылов считает невозможным назвать
«честным человеком» и вельможу, который думает, что
«знатное его рождение дало ему право презирать всех
людей, и что, будучи сиятельным и превосходительным,
не обязан он оказывать никому ни малого уважения и
благосклонности...»
Демократический идеал Крылова, отражающийся
позднее и в его басенном творчестве, сочетается с
провозглашением морального «совершенства», с восхвалением
скромной трудовой жизни, далекой от суетности света.
Крылов и здесь высказывает требование «умеренности» и
довольства своим положением, которое впоследствии
неоднократно появляется в его баснях («Ворона», «Голик» и
др.). Благополучен,— по его мнению,— тот, кто «живет
доволен своею участию и не завидует знатным чинам,
кои редко бывают сопряжены с истинным достоинством
и в коих почти невозмо'жно совершенно исполнять всех
нужных добродетелей, потому что в знатных чинах
требуется оных великое множество».
71

Этические воззрения Крылова отличаются трезвым и
практическим характером. В них он ищет опору против
безнравственности и развращенности высшего общества,
противопоставляя ему гуманистические начала,
просвещение и «добродетель». Моральная сила крыловской
сатиры—в ее гуманистическом характере,, который столь
типичен для русской общественной мысли и литературы.
Просветительская философия XVIII века, как
указывал Плеханов, обращала свое внимание
преимущественно на то, «каковы должны быть, с точки зрения
разума, ©заимные отношения между людьми» К С этих
позиций Крылов и выступает против невежества дворян,
которые «...не только* не вменяют в бесчестие слыть
тунеядцами, но по странному некоему предубеждению
почитают праздность,, презрение наук и невежество
наилучшими доказательствами превосходства человеческого».
Положительная программа Крылова в основном
сводится к требованию просвещенной монархии. При этом
он считает необходимым, чтобы монарх
руководствовался указаниями мудреца философа, защищающего
интересы народа. Этот мудрец обрисован как «мизантроп»,
философ-стой к,, который, презирая лесть, говорит только
правду: «Если бы при дворах государей находилось
некоторое число мизантропов, то какое счастие последовало
бы тогда для всего народа! Каждый государь, внимая
гласу их, познавал бы тотчас истину. Один мизантроп
истребил бы в минуту все те злодеяния, кои пятьдесят
льстецов в продолжение целого месяца причинили.
Министры, судьи, вельможи, одним словом, все те, коим
вверено благосостояние народное, трепетали бы при
едином названии мизантропа». Здесь особенно наглядно
вырисовывается ограниченность политических идеалов
Крылова, не смогшего пойти дальше мечты о просвещенном
монархе, руководимом «мудрецом».
Статьи Крылова в «Зрителе» и «СПБ. Меркурии» в
основном развивали темы и мотивы, намеченные в «Почте
духов». Особо следует выделить «Похвальную речь в
память моему дедушке» — резкую антикрепостническую
сатиру, в которой уже видно возмужание сатирического
таланта Крылова. Это произведение можно смело сопо-
1 Г. В. Плеханов, История русской общественной, мысли,
Соч., т, XI, стр. 80. ,
72

ставить с «Письмами к Фалалею», «Недорослем»
Фонвизина и в 'известной мере с «Историей села Горюхмна»
Пушкина. По силе своего пафоса, по убийственности
своей иронии, по художественной выразительности и;
богатству бытовых красок эта «Речь» является одним из
лучших произведений русской сатиры конца XVIII века.
Крылов создает типический портрет провинциального
помещика— .невежественного деспота, пьяницы и дурака,
проводящего все свое время в псовой охоте и
разорившего всех своих крепостных. Правдиво изображается
здесь воспитание помещичьего сынка, с детства
приученного к тому, что< крепостных можно мучить и бить, в
противоположность собакам, которых следует
остерегаться: «Собака ведь ае слуга; с нею надобно осторожнее
обходиться, если не хочешь быть укушен», — поучает
юного негодяя чадолюбивый отец.
Крылов попутно выступает здесь и против
идиллического дворянского руссоизма: единственной книгой,
пришедшейся по душе подрастающему лоботрясу „
оказываются -«рассуждения Руссо о вредности наук».
После пустой разгульной жизни в столице
проигравшийся дотла дворянчик возвращается в деревню, где в
довольно скором времени окончательно разоряет
доставшихся ему крестьян (Непомерными поборами: «Он
знаменитые подавал примеры, как эти две тысячи человек
можно пересечь в год раза два-три с пользою. Он имел
дарование обедать в своих деревнях пышно -и роскошью, когда
казалось, что в них наблюдался величайший пост...
когда приедем мы к нему в деревню обедать, то, видя всех
крестьян его бледных, умирающих с голоду, страшимся
сами умереть за его столом голодною смертью; глядя на
всякого из них, заключали мы, что на сто верст вокруг
его деревень нет ни корки хлеба, ни чахотной курицы.
Но какое приятное удивление! Садясь за стол, находили
мы (богатство, которое, казалось, там было неизвестно,
и изобилие, которого тени не было в его владениях.
Искуснейшие из нас не постигали, что еще мог он содрать с
своих крестьян, и мы принуждены были думать,, что он
из ничего созидал великолепные свои пиры».
G уничтожающей иронией Крылов высмеивает
дворян, кичащихся своим происхождением: «...если уже
необходимо надобно,— говорят они,— чтобы наши слуги
(происходили от Адама, то мы лучше согласимся гхри-

знать нашим праотцем осла, нежели быть равного с
ними происхождения». Именно этот Осел «благородного
происхождения» стал впоследствии излюбленным
персонажем басен Крылова.
В указанном произведении Крылов с большим
искусством имитирует стиль «похвального слова» от лица ту-
годумного крепостника. Характерно, что в «Зрителе» и
«Меркурии» Крылов часто обращается к форме
пародийных похвальных слов и речей («Речь, говоренная
повесою в собрании дураков», «Похвальная речь в память
моему дедушке»,, «Похвальная речь науке убивать
время», «Похвальная речь Ермалафиду»). Самый жанр
таких «речей», произносимых ст лица отрицательных
персонажей, разоблачающих свое собственное скудоумие,
давал возможность пародийно использовать
традиционные формы торжественных речей и поучений,
создать яркий комический эффект. Вспомним поучительные
речи и рассуждения в гоголевской «Повести о том, как
поссорились...» и целый ряд других произведений Гоголя,
написанных от лица простодушного рассказчика. В кры-
ловских сатирах мы имеем тот же 'Художественный
прием, замечательный своим реализмом и восходящий к
русской традиции «Писем к Фалалею» и сатир
Кантемира. Это тем более важно отметить, что такая манера
повествования от лица простодушного рассказчика
сказалась впоследствии и в крыловских баснях.
Вершиной крыловской прозы является помещенная в
«Зрителе» «восточная повесть» «Каиб», которую особо
отметил Белинский, указав, что «'истинное достоинство
ее составляет дух сатиры, местами необыкновенно
меткой и злой» 1.
' В этой повести, напиоанной в условной, «восточно»-
аллегоричеекой форме, Крылов показал силу своего
крепнущего таланта. «Каиб» — произведение широкого
сатирического <и философского охвата, ,не меньшей идейной
значительности, чем «Почта духов», но художественно
более зрелое. Бесполезная роскошь, праздность и
пустота придворной ЖИЗ.НИ, столь (ненавистные разночинцу
Крылову, обрисованы здесь уверенными и точными
сатирическими штрихами.
В «Каибе», как и в «Почте духов», решается одна из
] В. Белинский, Поли. собр. соч., т. XII, стр. 505.
74

центральных политических проблем той эпохи — вопрос
о форме государственного устройства. Крылов и здесь
отстаивает идеал просвещенной монархии, решительно
нападая на деспотизм и произвол самодержавной власти.
Он резко противопоставляет государей, одержимых «лю-
бочестием», мудрым правителям, заботящимся о народе
и защищающим его интересы от самоуправства вельмож,
помещиков-крепостников и высшей бюрократии.
Наиболее значительным в этом отношении эпизодом
повести является встреча Каиба, ищущего истины, с
духом «любочестивого» государя, устами которого
произносится решительный приговор деспотизму. Крылов
повторяет здесь положения, высказанные им ранее в п'ись-
мах «Почты духов». «Помай,— говорит Каибу дух,—
что любо'честие наказывается чрезмерным унижением
помни, что право твоей власти состоит только в том, чтоб
делать людей счастливыми».
«Каиб» настолько последовательная и жестокая
сатира на самодержавие, что становится совершенно
.неубедительным конец повести, где Каиб, раскаявшись в
своем жестокосердии, возвращается на царство, чтобы
сделаться достойным и просвещенным правителем.
Возможно, что такая концовка объяснялась цензурными
причинами, но более вероятна ее связь со всей
политической концепцией Крылова 1.
Основная идея повести определялась стремлением
писателя правдиво показать угнетенное положение народа,
хотя эту правду и надо было наряжать в условно
иронические, пестрые одежды восточной сказки. Крылову были
чужды и ненавистны фальшиво идиллические,
приглаженные произведения дворянских писателей, вроде
автора «Российской Памелы» П. Львова, которых он
неоднократно осмеивал в своих журнальных статьях.
В «Каибе» Крылов издевается над сентиментально-
приукрашенным идиллическим изображением крестьян в
виде аркадских пастушков чувствительных идиллий.
Так, модная в то время пасторальная идиллия зло
пародируется в описании встречи Каиба с
пастухом-крестьянином: «Увидел он на берегу речки запачканное тво-
1 Оам Крылов, 'видимо, ощущая .неубедительность конца
повести, заключает ее ироническим замечанием о том, что в
«нынешнем веке» такого калифа и его bog любленную «почли бы
сумасшедшими и стали бы на них указывать пальцами»,
75

рение, загорелое от солнца, заметанное грязью. Калиф
было усомнился, человек ли это; но по босым ногам и по
бороде скоро в том уверился. Вид его был столько же
глуп, сколь прибор его беден. «Скажи, мой друг,—
спрашивал его калиф,— где здесь счастливый пастух этого
стада?» — «Это я»„—отвечало творение и в то же
время размачивало в ручейке черствую корку хлеба,
чтобы легче было ее разжевать. «Ты пастух!—вскричал с
удивлением Каиб.— О, ты должен прекрасно играть на
свирели!» — «Может быть, «о, голодный, не охотник я до
песен».
«Восточная» повесть Крылова содержит целый ряд
острых политических .намеков на придворный быт и
нравы екатерининской эпохи. Так, высмеивая лицемерие
официального «покровительства» искусству и просвещению,
Крылов замечает: «...надобно отдать справедливость Каи-
бу, что хотя не пущал он ученых людей во дворец, но
изображения их делали не последнее украшение его
стенам. Правда, стихотворцы его были бедны, но
безмерная щедрость его награждала великий их недостаток:
Каиб велел рисовать их в богатом платье и ставить в
лучших комнатах своего дворца «их изображения, ибо он
искал всячески поощрять науки». Это — яв>ный намек на
Екатерину II, «поощрявшую науки» и -в то же время
сославшую ib тюрьму и ссылку Новикова и Радищева и
преследовавшую крыловские журналы.
Не менее едко высмеивает Крылов и «Каибову
Академию», которая «почиталась первою в свете потому,
что ни в какой академии не было такого богатого
набора плешивых голов... и все они бегло читали по толкам
и четко писали к приятелям письма. Со всем тем многие
уступали в красноречии попугаям, из коих многих Каиб,
любя ученость, сделал членами Академии только за то,
что они умели выговорить чистенько то, что выдумал
другой».
Ядовитой сатирой на самодержавные порядки
является описание Каибова дивана (совещания), на котором
монарх, «во избежание споров», заявлял: «Господа! я
хочу того-то, кто имеет на сие возражение, тот может
свободно его объявить: -в сию ж минуту получит он
пятьсот ударов воловьею жилой по пятам, а после мы
рассмотрим его голос». Таким удачным предисловием
поддерживал он совершенное согласие между собой и сове-
76

том и придавал своим мнениям такую вероятность, что
разумнейшие из дивана удивлялись их премудрости».
Здесь Крылов, издеваясь над либеральной фразеологией
Екатерины II, дает яркий образец социально углубленной
сатиры, отдаленно предвосхищающей сатирический
гротеск Щедрина.
Чрезвычайно метки и образы вельмож,
приближенных Каиба: Дурсана, чье значение измеряется длиною
его» бороды, Ослашида, отличавшегося глупостью, но
занимавшего место в диване по праву рождения, лукавого
Грабился, выслужившегося из приказных и беспощадно
грабившего народ.
В своих сатирических (произведениях Крыло© широко
показывает уже знакомые читателям русских
сатирических журналов образы «петиметров»,, вроде Припрыж-
ки.на и Ветродума, или развратных щеголих, вроде
Бесстыды и Неотказы, прибегая к излюбленной
моралистами-сатириками персонификации «порока» и обозначению
его посредством фамилии персонажа. Но в образах
Припрыжиина или Неотказы наряду с традиционными
чертами уже видны и социально-конкретные черты,
присущие данной эпохе.
Своеобразие художественные* принципов крыловекой
сатиры впоследствии высоко оценил Л. Майков: «...в
прежних сатирических журналах встречаются только
бытовые описания © обличительном духе, тогда как <в
сатирических очерках Крылова изображаемые им лица
приводятся «в движение, в действие; его письма гномов
напоминают собою новеллы, в которых не только'
списаны нравы общества, но и очерчены характеры
изображаемых лиц, рассказаны их похождения, и все это
скрашено тонким юмором,, все вызывает тот светлый смех,
о высоком нравственном значении которого говорит
Гоголь в последнем монологе своего «Разъезда» К
В своих сатирических произведениях Крылов
преодолевал отвлеченную моралиетичность, свойственную
нравоописательной сатире XVIII века. Демократическая
настроенность Крылова, антидворянский пафос его
«Почты духов» и последующих журнальных сатир придавали
его образам ту социальную конкретность, которая
знаменовала тесную связь его творчества с жизнью.
1 Л. Н. Майков, Историко-литературные очерки, СПБ., 1895,
стр. 45.
77

Однако крыловские персонажи этого периода
творчества лишены еще индивидуальной характеристики.
Черты, которыми они наделены, типичны для определенной
социальной или сословной категории в целом, но не
раскрыты в индивидуальном образе.
Для 'понимания позиции Крылова в XVIII веке
необходимо уяснить его отношение к ташм крупнейшим
писателям эпохи, как Новиков и Радищев. На тесную связь
Крылова (а также Фонвизина и Радищева) с
сатирическими журналами Новикова указывалось неоднократно.
Деятельность Крылова, сатирика и журналиста,
сыграла большую роль в последующем развитии русской
литературы на путях ее к реализму и послужила для
самого автора непосредственной подготовкой к его
творчеству как баснописца. Сатира Крылова отличалась той
социальной остротой и обобщенностью, тем резким
разоблачением дворянских и бюрократических верхов,
которые делали его не только продолжателем лучших
традиций русской журналистики 60-х гг. XVIII века,
прежде всего новиковских журналов, но и знаменовали
новый этап в развитии русской сатиры.
Новиков высказал ту мысль, которая неоднократно
повторяется в сатирических журналах Крыловым, что
сатира должна осмеивать основные социальные пороки, а
не мелкие бытовые и нравственные недостатки. В своей
полемике с журналом Екатерины II Новиков решительно
настаивает на социальной демократической сатире,
осуждающей и богатых и знатных. Устами добродетельного
советчика «Трутня» Чистосердова Новиков заявляет о
своем праве на сатиру, едко высмеивая советы, которые
давала ему императрица во «Всякой всячине»: «Только
остерегайтесь,— иронически пишет Новиков,— наводить
свое зеркало на лица знатных бояр и боярынь. Пишите
сатиры на дворян, на мещан, на приказных, на судей,
совесть свою продавших, и на всех порочных людей;
осмеивайте худые обычаи городских и деревенских жителей,
истребляйте закоренелые предрассуждения и угнетайте
слабости и пороки, да только не в знатных...»
Здесь перечисляется круг тем и возможностей офици-
78

ально допускаемой сатиры, за пределы которой
выходить не полагалось! Ведь согласно существовавшему в
обществе негласному закону: «воровство» в «маленьком
человеке» «есть преступление протаву законов», в «сре-
достепенном человеке воровство есть порок», а «в
превосходительном степене .или человеке... воровство не что
иное, как слабость» К В сущности об этом же, как мы
видели, говорил и Крылов в письме X «Почты духов»,
сопоставляя судьбу художника-бедняка, присужденного к
смерти за кражу носового платка, с судьбой вельможи-
богача,, укравшего у государства миллион ,и тем не менее
процветающего и пользующегося почетом.
Крылову близка и основная идея Новикова, идея
гражданского долга, отказ от признания за
господствующим классом, за дворянством прав на
привилегированное положение.
Высказывания Крылова о дворянстве в значительной
мере продолжают и развивают это положение Новикова.
Знаменитый'«рецепт» для излечения г. Недоума,
предложенный Новиковым, будет впоследствии почти
дословно повторен Крыловым. «Знатная порода,— писал
Новиков,— есть весьма хорошее преимущество»: но она всегда
будет обесчещена, когда не подкрепится достоинством и
знатными к отечеству заслугами. Мнится, что похвальнее
бедным быть дворянином или мещанином и полезным
государству членом, нежели знатной породы тунеядцем,
известным только по глупости, дому, экипажам и
ливрее» 2. Также 'и Крылов в «Почте духов» говорит, что
«Мещанин добродетельный <и честный крестьянин,
преисполненные добросердечием... во сто раз драгоценнее
дворянина, считающего в своем роде до тридцати дворянских
колен». Об этом же-Крыло© писал потом в басне «Гуси».
Дело, конечно,, не только в сходстве этой
демократической формулы у Крылова и Новикова,— аналогичные
высказывания можно найти и у других писателей XVIII
века (Кантемира, Фонвизина),—«а в той
принципиальности и последовательности, с которыми и у того и у
другого проводится идея сословного равенства.
Но Новиков охотно противопоставляет дворянину
«честного купца», рачительного чиновника, защищая их
1 «Трутень», 1769, лист VIII, изд. 3-е, СПБ., 1865, стр. 51—52.
2 Там же, лист XXIII, стр. 142.
79

от барского самоуправства. Для Крылова же равно
неприемлем и яомещи'К-кр'епостншк, и богатый откупщик,
и оборотистый купец.
Сатира Новикова лишена была цельности, она не.
ставила еще с достаточной последовательностью вопроса об
изменении тех причин, тех социальных условий, которые
порождали «пороки» дворянства и угнетение- народа.
Гораздо глубже и последовательнее в своей критике был
Радищев, влияние которого на молодою Крылова
бесспорно. Радищев не ограничился моральным
осуждением «пороков» дворянского общества, поставив во всей
широте вопрос о порочности всей государственной системы,
о самодержавии, о крепостном1 праве, то есть о
социально-политических явлениях тогдашней- действительности.
Близость Крылова к Радищеву несомненна.
Безотносительно к тому, был ли он анаком лично с Радищевым,
Крылов ВО' многом идейно сходился с автором
«Путешествия». Их сближала не только общая
антидворянская (Направленность творчества, но и целый ряд более
конкретных и частных .моментов К
Радищев являлся вершиной русской политической
мысли XVIII века Отличаясь последовательностью своих
революционных выводов, он утверждал наиболее
передовые идеи своего времени и открывал новую страницу
в развитии русской общественной мысли и литературы,
считал народ главным фактором исторического развития.
Можно найти много общего в той оценке дворянского
общества, которую дают Радищев и Крылов. В «Беседе о
том, что есть сын отечества», напечатанной в 1789 году
в «Беседующем гражданине»,, Радищев рисует широкую
сатирическую картину тогдашних нравов, во многом
совпадающую с изображенной в крыловской «Почте духов».
«Не все рожденные в отечестве достойны
величественного наименования сына отечества (патриота)»,—писал
Радищев, гнешо обличая «вельмож», «объятых пламенем
гордости, любона-чалия и насилия», «вертопрахов»,
«облетающих с полудня (ибо он тогда начинает день свой)
1 Н. К. Гудзий указывает ш то, что «с политической позицией
Радищева во многом сходна была позиция молодого Крылова...
Крылов выступал в своем журнале с суровой и язвительной
критикой общественного и социального строя современной ему
России» (Н. К. Гудзий, Французская буржуазная революция и
русская литература, М., 1944, стр. 46—46).
80

весь город, все улицы, все домы для бессмысленнейшего
пусто глагол ания, для обольщения целомудрия, для
заражения -благонравия» 1. Представители дворянского
общества, начиная с графа Припрыжмина, рисуемые
Крыловым в «Почте духов», являются как бы
иллюстрациями к этим обличительным характеристикам у Радищева.
Радищев высмеивает тунеядцев-помещиков,
погрязших в обжорстве и пьянстве,, светских «петиметров»,
проматывающих родительское состояние, вельмож,
пренебрегающих интересами народа]. Всем им он отказывает в
праве называться «сынами отечества». Аналогично
этому и в письме XXIV сильфа; Дальновида в «Почте
духов» перечисляется целый ряд представителей
дворянского общества, 'которым Крыло© отказывает в
(наименовании «честного человека». Здесь и «-придворный,
который гнусным своим ласкательством угождает страстям
своего государя, который, не внемля стенаетю народа,
без всякой жалости оставляет его претерпевать
жесточайшую бедность», здесь и «надменный вельможа,
думающий о себе, что знатное его рождение дало ему право
презирать всех людей», и «мот, который расточает свое
имение», и т. in.
«Путешествие..:» Радищева свидетельствовало о
зрелости русской политической мысли и о национальном
своеобразии именно русского просвещения. Для России
на долгое время основным политическим вопросом
являлся вопрос о положении крестьянства. Этот вопрос
решался Радищевым наиболее радикальным образом. Он,
пожалуй, единственный из русских писателей и мыслителей
конца XVIII века пришел к оправданию революционного
изменения действительности. «...Радищев не только
показал,— отмечает Д. Благой,— во весь рост основное зло
русской действительности своего времени—самодержавие
и крепостничество, — но и впервые поставил перед
русским общественным сознанием в качеств© главной за^-
дачи необходимость беспощадной, не на жизнь, а на
смерть, борьбы с ним» 2.
До этою оправдания народной резолюции Крылов
не доходил.
1 А. Радищев, Поли. собр. соч., т. I, M. — Л., 1938, стр.
215—217.
2 Д. Благой, А. Н. Радищев, Пенза, 1945, стр. 81.
6 Степанов 81

Вместе с тем развращенности и испорченности
дворянского общества он, подобно Радищеву, противопоставлял
народ. Как и Радищев, Крыло© видел в народе источник
жизненности -государства, на (народ он опирался в своем
осуждении дворянского общества. Но по своим
политическим взглядам М'Олодой Крылов был значительно
умереннее Радищева. Его оппозиция дворянской 'идеологии
еще ие перерастала в революционную -политическую
концепцию.
Для понимания политических взглядов Крылова и
его 'близости к Радищеву особенно существенно письмо
XLV «Почты духов». Это письмо во многом
перекликается со сном «сидящего <на престоле» © главе «Спас
екая Полесть» «Путешествия...» Радищева.
И у Радищева, и у Крылова ставится здесь вопрос о
взаимоотношении царя и .народа. Радищев в своем «Сне»
рисует картину того угнетения -народа,, которое является
результатом «любочестия» и «властолюбия» монарха.
«Истина», являющаяся к монарху, раскрывает
деспотическую природу власти, рисует страшную картину
произвола и угнетения, творящегося в государстве.
Радищев высказывает устами Истины ту же мысль,
что и Крылов в «Почте духов»: «властитель», должен
слушать советы «мужа», вышедшего из «среды народ-
ныя». «Если из среды народныя возникает Муж,
порицающий дела твоя, ведай, что есть твой друг искренний.
Чуждый надежды мзды, чуждый рабского трепета, об
твердым гласом возвестит меня тебе. Блюдись и не дер
зай его казнити, <яко общего возмутителя» К
У Крылова писатель, явившийся .к 'молодому
властителю, также советует ему удостоить своей доверенностью
мудреца, который давал бы ему наставления: «Помни,,—
говорит этот писатель, — что для монархов не всегда
довольно бывает одного только того, чтоб любить истину -и
оною обладать; ибо троякая личина корыстолюбия,
страха и ласкательства прикрывает все лица,
повергающиеся у подножия престолами величество твоего достоинства
есть главнейшая inpenoaa, которую ты паче всего
(Преодолевать должен в желаемом тобою искании истины».
Политическое острие' этого .высказывания (было
направлено против Екатерины II, выступавшей с лицемер-
1 А. Радищев, Поли. собр. соч., т. I, стр. 253.
82

ным1й заушениями о просвещении <и свободе и ib то же
время деспотически правившей государством.
Эта концепция просвещенного вправления и
справедливых законов проходит через все русское
просветительство XVIII века. Так, письмо XLV «Почты духов», в
котором Крылов развивает идею о просвещенном монархе,
во многом перекликается и с положениями
политико-философского романа М. Хераскова «Нума или
процветающий Рим» (М. 1768). В нем уже был намечен основной
круг тех мыслей, которые развиваются Крыловым.
«Истинное блаженство челозеческого рода от
благоразумных законов проистекает», — поучает Херасков.
Все дело в просвещении и «добродетели», приломощи
которых действуют справедливые законы и наступает
золотой век на земле. Этот отвлеченно-просветительский
идеал, родившийся из веры во всемогущество
человеческого разума, был, несомненно, прогрессивным,
поскольку был натравлен против самой сущности
крепостнического государства. Но в то же время он
ограничивался абстрактными схемами, далекими от реальных
жизненных нужд народа, сохранял без изменения
систему социальной организации, «власть монарха.
В оде, обращенной к Екатерине и написанной по
случаю заключения мира с Швецией в 1790 году, Крылов
развивал эту же концепцию просвещенного абсолютизма:
О, сюоль блаженны те державны,
Где, к подданным храшг любовь,
Монархи в. том лишь 'ищут славы,
Чтоб, как свою, щадить и>х кршь!
Народ в царе отца там видит,
Где uaipib раздоры «енавадигг;
Законы дав., хранит их сам.
Там златом ябеда не блещет,
Там слабый сильных яе трепещет,
Там трон подобен иебесам...
Эта вера в закон, в равенство всех перед законами
особенно важна для Крылова:
Простой и анапиый человек —
Законом все одним судимы.
Если Крылов сближается с Радищевым в
отрицательном 'Отношении к дворянско-крепостническому обществу,
в «своем демократизме, то в своей вере в «законы» он
остается на позициях абстрактного просветительства.
6* 83

Этим объясняется то, что и художественный метод
Крылова отличен от реалистической прозы Радищева.
Крылов в своих сатирических очерках и фельетонах,
в письмах «Почты духов» пользуется методом
сатирического обобщения. Он .не раскрывает характеров, не
показывает их с той реалистической конкретностью, *как
Радищев. В этом отношении Крылов продолжает
традиции и принципы нравоописательной сатиры XVIII века,
идя путем Новикова, Эмина, Чулкова.
6
Начало -басенного творчества Крылова следует
отнести iK 1788 тоду. Его первые басни были напечатаны без
подписи в журнале И. Рахманинова «Утренние часы».
После того как был найден редакционный экземпляр
двух первых частей этого журнала, было документально
установлено авторство Крылова в отношении четырех
басен, находящихся в этих частях К Вполне возможно,
что Крылову принадлежат также и следующие (басни,
помещенные в третьей и четвертой частях «Утренних
часов» за 1788 год и в первых частях этого журнала за
1789 год: «Олень и Заяц», «Новопожалованный Осел»,
«Картина», «Родины» 2.
Следовательно, Крылов начал писать свои басни еще
до издания «Почты духов». Вероятно, обращение к
журнальной сатире, во многом близкой и родственной басне,
приглушило на .некоторое время его интерес к басенному
жанру. Впоследствии же Крылов снова вернулся к нему
из-за невозможности продолжать журнальную
деятельность.
В ранних баснях Крылова уже явственно видны те
черты, которые с такой яркостью и силой выступят в его
басенном творчестве позднейшего периода. Несмотря на
несколько.тяжеловатую форму и длинноты, в них
чувствуется будущий Крылов-басношюец.
1 Бесспорные доказательства! принадлежности этих «б ас ей
Крылову приведены' 'В' от. Ф. В-итберга «Первые басни И. А.
Крылова», Известия ОРЯО Академии наук, 1900, т. V, кн. 1,
стр. 204-4259' (отд. издание, СПБ., 1900).
2 Три 'первые перечню л ен«ые здесь басни были, приписаны
Крылову еще Л. Н. Майковым, «Истордеко-Л'Итератур'ные
очерки», СПБ., 1895.
84

По своей тематике эти басни непосредственно
примыкают к журнальной сатире Крылова. В них осмеивается
тот же молодой дворянский вертопрах, вроде Припрыж-
кина, проигравший е карты не только .все деньги, но и
кафтан («Стыдливый игрок»), стихотворец Рифмохв&т,
разогнавший гостей чтением своей оды («Недовольный
гостьми стихотворец»), напоминающий Рифмоирада в
«Почте духов» и в комедии «Прокавдики».
В басне «Павлин и Соловей» Крылов
противопоставляет достоинства скромного, простого человека пышной
внешности богачей. Рассказывая о невежде, который
желал купить певчую птицу, .но купил павлина,
предпочтя его за красивое оперение скромному соловью,
Крылов заканчивает басню следующим выводом:
Нередко жалуем того мы в дураки,
Кто платьем вде богат, не «пышен волосами,
Кто не обнизаи вкруг лерсгонями и часами
И злата у кого не полны сундуки1.
Первые басни Крылова появились несколькими
годами йозже баюен Хемницера, но они во многом
отличаются от них, даже кажутся более архаичными: в них нет
еще ни той лаконичности и типичности образа, ни .той
легкости и живости диалога, которая отличает
позднейшие крыло1вски>е1 басни.
Такие басни, как «Стыдливый Игрок», «Судьба
Игроков», «Недовольный .гостами стихотворец», являются
скорее сатирическими фельетонами © стихах. В них почти
отсутствует басенный аллегоризм, типическая
обобщенность образов. Это сатиры на тогдашние нравы,
жанровые ('зарисовки, такие же, как в «Почте духов».
Ближе к позднейшему творчеству Крылова стоит
басня «Ношпожалованный Осел». Уже Л. Н. Майков
указал на сходство этой басни с басней «Осел» A815) К
Осел, добившийся «знатного чина», ставший «'великим
господином» и «царским Спальником», пытается
доказать Льву знатность своего» происхождения. Но Лев,
любящий слушать только лишь сказки,, «наскуча дураком»,
«скушал» «сиятельного Спальника».
Эта басня, лучшая из басен молодого Крылова по своей
политической остроге и сатирической обобщенности,
1 Л. Н. Майков, Истарюко^итерятурные очерк», 1902, стр. 189.
85

прямо указывает путь к его позднейшим басням. Крылов
с едкой иронией осмеивает в ней как деспотическое
самоуправство даря, так и хвастливое фрондерство родо
витых дворян, явно намекая на правление Екатерины II
и ее борьбу с отстраненными от власти вельможами.
Басенный (как и реальный) мир у Крылова даже в
этих ранних баснях отчетливо разделяется на мир
честных, незаметных тружеников — народ, и притесняющих
его корыстолюбивых, глупых честолюбцев — вельмож,
богатеев и дворянских недорослей. Четкая социальная
диференциация, присущая и ранним баоням Крылова,
остается неизменной до самого конца и прочно
связывает басни Крылова с его журнальной деятельностью.
Ранние басни Крылова выделяются среди басен его
современников и остротой социальной проблематики, и
своей реалистической манерой,, и языковой
выразительностью. Они лишены грубой гротескности сумароковоюих
басен и в то же- время гораздо живописнее, чем басни
Хемницера. В шх уже появляется эпиграмматическая
точность стиховых формул, яркость образов, меткость
характеристик.
На этом первом этапе своего творчества Крылов
уделял *басне сравнительно мало внимания, выступая
преимущественно в качестве сатирика, драматурга, лирика,
но 'Путь к ней был уже 'проложен.
Ранние басни свидетельствуют об интересе Крылова
именно .к стиховым жанрам. В этом отношении они
также связываются со всем его творчеством того времени.
Крылов с самого начала постоянно обращается к стиху.
Так, уже «Кофейница» написана с многочисленными
стиховыми вставками-куплетами, не говоря уже о трагедии
«Филомела». Он вводит стихи почти во'вюе свои пьесы —
«Бешеная семья», «Сочинитель в прихожей»,
«Проказники» и др.; полностью стихами написаны «шуто-траге-
дия» «Подщипа» и комедия «Лентяй».
Широкая известность Крылова-баснописца совершенно
заслонила его «как поэта. А между тем в 80—90-х годах
и позже Крылов помещал в тогдашних журналах
лирические стихи, послания,, оды, эпиграммы. Лирика
Крылова хотя и уступает его басням, но весьма своеобразна.
Так, Крылов является одним из создателей жанра
«дружеского оослания». Его «послания» — автобиографичны,
в них слышится голос поэта, говорящего о своих радо-
86

стях и печалях, об обстоятельствах своей жизни и не
в условно отвлеченном плане классицистической «поэтики,
а с живым чувством.
В этом отношении Крыло© близок к Державину, но
еще ближе — к тому «домашнему» характеру и слогу
посланий, каким впоследствии писали Батюшков и Пушкин.
В своих лирических стихах Крылов выступает таким же
свободолюбшвьш,, независимым человеком, как и в
письме к Соимонову и в своих прозаических произведениях.
Он говорит о себе как о шюбее-разно^инце, с презрени1-
ем и насмешкой относящемся к знати, к лицемерию и
развращенности окружающего его светского общества.
В дружеском послании к А. Клушину Крылов рисует свой
гражданский идеал — идеал .независимого и честного
человека-.
Сует, бывало, ненавидя,
В тулупе летом дома сидя,
Чшго© я- пышных не искал;
И счастья в том we полагал,,
Чтоб © низком важничать «народе, —
В прихожих ползать we ходил.
Мне чин один лишь лестен был,
Который я .ношу в природе, —
Чин человека; в шеи лишь быть
Я ставил должностью, забавой;
Его достойно ©охраншъ
Считал одной нелооюной славой.
«Чин человека» — вот тот девиз, который наоисал на
своем знамени молодой Крылов.
Провозглашение (превосходства «чина человека» перед
знатными чинами и званиями, протест против сословного
и социального неравенства сближает молодого Крылова с
Радищевым. Крылов подчеркивает в своем
стихотворении, что считает честь «выше злата», не равняет «с
богатством совесть».
В своих лирических стихах, так же как и в сатирах,
а позже в 'баснях, Крылов защищает демократические
идеалы, утверждает правду народа и осуждает etro
угнетателей. Часто он пользуется при этом иносказательным,
перифрастическим языком псалмов. В своем
«Подражании псалму XIV» он говорит о тех,
Кто клятву сохраняет свято,
Страшится- слабых поражать.
87

Обличительные «'подражания псалмам» являются
своего рода защитным «эзоповым языком», пользуясь
которым Крылов решается высказывать свои
убеждения. В лирических стихах Крылов гневно обличает
«строптивых» и «гордых» — тех, <кто нарушает
справедливость (И закон:
Куда -ни обращусь, внемля,
Везде И1Х меч, ©'езде угрозы.
Там ада иевиниюсти железы,
Там льются сирых кровь и слезы-;
Злодейством их грузна земля.
(«Подражание псалму ХСШ»)
Пафос моралиста-обличителя,, судьи и учителя
общества Крыло© сохраняет и в своей деятельности
баснописца. Но в XVIII веке эти взгляды Крылова
раскрываются еще в абстрактных образах, в отвлеченных
категориях «сильных» и «слабых», будучи лишены того
конкретною' наполнения, той реалистической яркости,,
которые присущи его басням.
Драматургия и сатирическая журналистика Крылова
позволяют установить идейные и тематические истоки
его басенного творчества, общий характер его
мировоззрения и художественного метода. Лирика 80—90-х
годов во многом подготавливает и манеру его басенного
стиха.
Среди лирических стихотворений Крылова следует
отметить особенно послания, сатиры и эпиграммы,
которые уже намечали дорогу к его позднейшему басенному
стиху. Крылов достиг в них той легкости стиха, того
мастерства, которые подготовили поэтическую технику
его 'басен.
Сатира Крылова, как и вся сатира XVIII века, была
в значительной степени дидактмчески-типологична,
рассматривая жизнь через призму моральных категорий вне
ее общественно-исторической обусловленности. В этом ее
глубокая внутренняя связь с басенным творчеством
Крылова.
В сатирических произведениях XVIII века характеры
рассматривались как «общечеловеческая» моральная
категория. «Скупец», «Лжец»,, «Завистник» являлись
лишь олицетворением моральных качеств, наряженных в
тот или иной бытовой костюм. Их социальное «качество»
исчерпывалось несколькими внешними сословно-профес-
8S

сиональным-и чертами, самый же характер не выводился
из условий времени а среды, из социальной обстановки.
Сатира Крылова, как и сатира «Трутня» и
«Живописца», уже приобретала ге конкретные, типические черты,
которые ладностью раскрылись в его баснях.
В отличие от дворянско-классицистичеекой
литературы окружающая действительность выступала здесь не
идеализированной, а увиденной глазами 'человека из
демократических слоев/ общества. Но это еще не был
подлинный реализм*; здесь явления жизни проходили через
условную схему моралистического отношения к
действительности.
Сатирические письма Крылова в «Почте духов-» и его
журнальные фельетоны важны не только для понимания
его идейных позиций, но и художественных принципов,
которые сказались потом в его баснях. Аллегорический
дидактизм сатиры,, ее нравоучительная мораль,
типические образы-олицетворения, которыми являются персоь
нажи крыл-Овской сатиры, — все это подготовляло
художественные принципы его басен* Это видно особенно
ясно в таких аллегорических повестях, как «Каиб», где
аллегория становится средством сатирического
обличения.
В своих баснях Крылов выполнил ту задачу, которую
поставил себе в заключительном письме «Почты духов»:
«Нравоучительные правила должны состоять не в
пышных и высокопарных выражениях, а чтоб в коротких
словах изъяснена была сам>ая истина».

Глава III
КРЫЛОВ-БАСНОПИСЕЦ
A806—1844)
1
Крылов прожил большую и долгую жизнь.
Современник Новикова, . Фонвизина, Радищева, Державина, он
пережил поколение декабристов и Пушкина и на закате
своей жизни встретился с деятелями 40-х годов —
Белинским, Тургеневым.
После бурной, богатой событиями молодости жизнь
Крылова, начиная с его возвращения в 1806 году в
Петербург, входит в мирное и тихое русло. Биография
Крылова-баснописца не изобилует внешними событиями.
Всю свою энергию и время он отдавал работе над
баснями. Дорожа своим покоем, Крылов на протяжении
более чем тридцати лет сохраняет установленный им
скромный и размеренный образ жизни, независимо от
пришедшей известности.
Биографию Крылова-баснописца сводят обычно к
упоминанию нескольких дат, касающихся его службы, ,и к
анекдотическим описаниям его уединенного и якобы
«ленивого» существования. Мы не имеем ни писем, ни
воспоминаний, которые приоткрыли бы внутренний мир
Крылова. Недаром даже для своих современников
Крылов является «загадкой». Близко знавший Крылова
Батюшков писал Гнедичу (В 1809 году: «Крылов
родился чудаком, но этот чудак загадка, и великая!..» 1
Если даже для современников Крылов являлся
загадочным, то позднейшие биографы и исследователи еще
1 К- Батюшков. Сочинения, СПБ., 1886, т. III, стр. 53.
90

более исказили его облик, изображая его равнодушным
и ленивым флегматиком, изолировавшим себя от
общественной и литературной жизни. Однако Крылов и в
этот период принимал в ней активное участие. Он
являлся членом ряда литературных и научных обществ,
частым посетителем литературных салонов, общался с
виднейшими писателями своего времени: Державиным,
Жуковским, Батюшковым, Гнедичем, Грибоедовым,
Шаховским, а позже с Пушкиным.
Но если в молодости Крылов выступал с резкой
критикой социальной действительности (хотя и не
подымаясь до революционных выводов Радищева), то теперь
он становится сдержанным и настороженным.
Перенесенные неприятности, вынужденный уход из
литературы, годы скитаний не прошли бесследно для
Крылова. Трагическая судьба Радищева и Новикова
стояла перед его глазами. И Крылов во многом изменился.
Он уходит в се;бя, отгораживает свой внутренний мир от
нескромных посторонних глаз.
Возвратившись в Петербург после десяти лет
скитальческой жизни, Крылов научился тщательно таить
свои подлинные чувства и мысли. Личина чудака и
«ленивца», так запомнившаяся современникам, надевалась
писателем для защиты от праздного (а нередко и
назойливо-подозрительного) любопытства.
Этот житейский облик лениво-благодушного и вместе
с тем иронически-насмешливого человека, стоящего как
бы в стороне от злобы дня, давал возможность Крылову
выражать в баснях свое истинное мнение об окружающем
его обществе.
Крылов явился современником восстания Пугачева,
французской буржуазной революции 1789 года и
выступления декабристов. Результаты этих движений
внушили ему неверие в возможность революционного
изменения тогдашнего общественного строя, но это отнюдь
не означало «примирения» с этим строем, как
неоднократно пытались утверждать некоторые исследователи
творчества «Крылова 1. Он занял особую позицию, не
совпадавшую ни с позицией помещичье-консарвативных кру-
1 Следует категорически отвергнуть представление о Крылове,
как о человеке, изменившем своим прежним радикальным взглядам,
приспособившемся к придворно-бюрократическому кругу и лишь
втайне посмеивавшемуся над ним.
91

гов, ни с позицией дворянских
революционеров-декабристов. Этим своеобразием и объяснялась, во многом,
«загадочность» Крылова для современников.
Загадочным казался Крылов и последующим
биографам и исследователям его творчества, зачастую
представлявшим его каким-то двуликим Янусом, сочетавшим
глубоко затаенную иронию и отрицание с внешней
примиренностью и беспечным скептическим равнодушием.
В первое время после возвращения в столицу, в
1806 году, К'Р'ышш еще не занимался исключительно
баснями: продолжая прерванную на время
драматургическую деятельность, он работал над своими комедиями
«Модная лавками «Урок дочкам». В это время он
сближается на почве общего интереса к театру с
драматургом А. А. Шаховским.
Шаховской являлся одним из видных деятелей
русского театра, сторонником классицистических традиций
в их национальном преломлении. Совместно с
Шаховским и А. Писаревым Крылов участвует в 1808 году в
издании театрального журнала «Драматический вестник»,
систематически помещая там свои новые басни.
«Драматический вестник» отстаивал национальную
самобытность литературы и продолжал, в известной мере,
традиции «Зрителя» и «СПБ. Меркурия», приветствуя те
произведения, в которых видно было знание «обычаев,
разговоров, образа мыслей, чувств и нравов русского
народа» К Крылов как автор «Модной лавки» и «Урока
дочкам» неоднократно упоминался на страницах
журнала. Так, в журнале были напечатаны адресованные к
нему стихи «от неизвестного», призывавшие к защите
русского национального искусства:
Любя отечество', люблю я тех душой,
KoTOipibii общею ие страждут слепотой;
На 'моды не смотря, гороишкли тем гордиться,
Что- привела судьба их русскими родиться.
В числе их ты, Крылов, — и дочкам дав урок,
Соотчичей драгах 'являешь лам порок..•2
1 «Драматический вестник», 1808, № 8, сир». 61.
2 Там же. Стихи принадлежали сатирику С. Марину.
92

Крылов становится и одним из участников
литературных собраний, происходивших в доме А. С. Шишкова
(с начала 1807 года). Эти собрания, принявшие вскоре
характер постоянного литературного общества,
объединяли 'преимущественно^ сторонников!
классицистического направления, относившихся отрицательно к
западническим увлечениям карамзинистов К
Членами кружка, сгуппировавшегося вокруг
Шишкова и Державина, состояли в основном литераторы
прошлого века, члены дашковской Российской академии.
Собрания не ограничивались, однако, только
литературными чтениями. На первом же собрании 2 февраля
1807 года (на нем присутствовал и И. А. Крылов), по
словам С Жихарева, «...долго рассуждали-о
кровопролитии при Эйлау и о последствиях, какие от нашей
победы произойти могут... Кикин и Писарев, как военные
люди, с жаром доказывали, что надобно продолжать войну
и что мы кончим непременно истреблением французской
армии и самого Бонапарта»2. Это свидетельство
современника говорит о характере собраний и о настроениях
его участников, их оппозиции к Александру I, которого
обвиняли в симпатии к французам.
Накануне войны с Наполеоном, в начале 1811 года,
литературное объединение приобрело официальный
характер, приняв название «Беседы любителей русского
слова». «Беседа» имела консервативный характер,
соответствующую реакционную окраску приобретали и
патриотические настроения ее членов и ее «народность»,
идеализировавшая патриархальные, отжившие черты
народной жизни.
В годы всеобщего патриотического подъема,
вызванного в русском обществе войнами с Наполеоном,
«патриотическая» фразеология участников шишковского
кружка, а затем «Беседы», их протест против раболепного
1 «Общество собралось... человек около двадцати, не больше:
Гаврила Романович <Дер'жа'В1Ш1>, И. С. Захаров, А. С. Хвостав,
М. П. Караганов, кн. Шикматов, И. А. Крыло®, кн. Д. П.
Горчаков, флигель-адъютант Киши, лолковиик Писарев, А. Ф. Лаб-
ЗИ1Н, В. Ф. Тимшвююий, П. Ю. Львов, М. С. Шулейшков!, молодой
Корсаков, Н. И. Язвицкий — сочинитель буквари, Я. А. Г а лишков -
сиий1» (С. Ж'и харе в, «Записки современника», т. И, М., 1934,
стр. 60).
2 Там же, стр. 60.
93

отношения к западной культуре, призывы к народной
самобытности, хотя и исходившие из
консервативно-ограниченных побуждений, могли еще привлечь
сочувственное внимание Крылова, тем более что это общество в
известной мере противостояло антипатриотическим
тенденциям дворянской верхушки. Но очень скоро
выявился до ;конца реакционный характер «Беседы»,
ставшей проводником официально-правительственной точки
зрения уже во время Отечественной войны 1812 года
Имению поэтому «Беседа» вызывала -к себе
«отрицательное отношение в прогрессивно настроенных кругах
тогдашнего общества). Так, например, К. Батюшков писал
Н. Гнедечу (по поводу -открытия «Беседы»: «Открылась
ли «Беседа? ...зачем хочешь печатать в «Беседе»? По
крайней мере, я не советую: надобно иметь характер и
золота в навоз не бросать, истинно в навоз, ибо, кроме
Горация Муравьева и Крылова басен, там /ничего
путного я we видел» К
В последний период своего существования (с 1813 по
1816 год) «Беседа» потеряла почти всякое
общественно-литературное значение, превратившись в оплот1
феодальной реакции, и стала мишенью для критических,
насмешливых нападок нового поколения писателей,
объединившихся вокруг «Арзамаса».
В «Беседе» Крылов занимал особую, самостоятельную
позицию, отнюдь не разделяя господстовавших там
реакционно-националистических взглядов и увлечения бесед-
чиков реставраторским «классицизмом». Крылов
рассматривал национальную культуру не с точки зрения
сохранения патриархально-крепостнических основ, как
Шишков, а как общенародное дело. Обособленность позиции
Крылова сказалась как в насмешливом отношении его
к «Беседе», проглядывающем в его баснях, так -и в той
независимости, с какой он держал себя в ней. О
скептическом отношении Крылова к «Беседе» сохранилось
много свидетельств современников. Вигель в своих
записках отмечал, что «...Крылов, хотя и выдал .особу свою
«Беседе», но, говорят, тайком подсмеивался над нею» 2,
П. Вяземский передает слова Крылова о том, что по-
1 .Письмо Н. Г-цедичу, 27. XI. 1-811. Соч., т. III, стр. 161.
2 Ф. Вигель, Записки, т. III, стр. 152.

следний не только не разделял взглядов Шишкова, но и
считал, что «следовать примерам его не должно» *.
Поэтому, несмотря на формальное пребывание
Крылова в числе членов «Беседы», его творчество следует
рассматривать не в связи с деятельностью «беседчиков»,
являвшихся уже отжившим анахронизмом, а в связи с
зарождением того реалистического движения в русской
литературе восьмисотых годов, которое представлено
было Нарежным.
Также и в споре «беседчиков» с «арзамасцами»
Крылов занял особую позицию. По словам современника,
«свет литературный делился тогда на две, резко
обозначенные партии — Шишкова и Карамзина... Державин,
Крылов, Гнедич держались середины...»2 Этим
объясняется и то сочувствие, с каким относились к Крылову
многие деятели «Арзамаса», постоянно выделяя его
среди участников «Беседы»3. Так, М. Орлов в своей
речи на собрании «Арзамаса» подчеркивал: «Читая
басни одного члена Беседы (зачеркнуто: Крылова.— Н.С.),
смотри на него, как на одного живого в царстве
мертвых» 4. Крылов поддерживал короткие отношения с
Жуковским, Батюшковым и другими «арзамасцами». П.
Вяземский вспоминает о присутствии Крылова в 1816 году
на вечере у А. И. Тургенева, данном в честь Н.
Карамзина, где «все арзамасцы были налицо»5.
Свидетельством отрицательного отношения Крылова
к «Беседе» служит и его басня «Вельможа и Философ»,
направленная против одного из наиболее влиятельных
членов ее — графа Д. Хвостова. Уже Я. Грот указывал,
что «одна из читанных в «Беседе» басен «Вельможа и
Философ», очевидно, метила, в особенности, на гр. Хво
стова. Зная отношения между Крыловым и гр. Д.
Хвостовым, ггрудао усомниться »в верности нашего предполо-
1 П. Вяземский, Из старой записной книжки, «Русский
архив», 1874, ш. 12, стр. 190.
2 Н. Греч, Записки, 1930, стр. 483.
3 Обособленное 'положение Крылова в. «Беседе» «еоднократио
отмечалось. Я. Г .рот указывал: «Нельзя прочно думать, чтоб
Крылов искренно со'чувсггво'ваш Шишкову -и его школе: надротвв.
известно!, что он... «подшучивал1» над «Беседой».
4 «Арзамас», Арзамасские (Протоколы, Л., 1933, стр. 208.
5 П. Вяземский, Поли. собр. соч., т. I, стр. XXXI.

жения» *. Басня «Вельможа и Философ» явилась ответом
на пасквиль гр. Хвостов а, прочитавшего вскоре после
учреждения «Беседы» свое «Послание к Геедичу», в
котором высмеивался Крыло© под именем «Обжормина»
(ряд чисто бытовых, конкретных намеков не оставлял
сомнения в том, кого имел в виду Хвостов):
Обжоркин «каждый день для всех твердит одно,
Чтоб сытный был обед и вкусное вимо;
Изволит завтракать бифштексом и ростбифом;
Потом (В Мшгютимьг, ие оправ яоя с тарифам,
Отколе 'И когда приходят корабли,
За кажду устрицу бросает два рубли 2.
Ответом на этот лаоквиль и явилась басня Крылова
«Вельможа и Философ»:
Суды ли, общества ль учены заведем.,
Едва успеем огляиуться,
Как оюрвы-е «евежды тут вотрутся.
Ужли от них совсем лекарства нет? 3
Эта полемика вызвана, однако, не только личной
неприязнью. Д. Хвостов был антипатичен Крылову своими
консервативно-охранительными и. верноподданническими
взглядами. Еще до пасквиля Хвостова, Крылов
иронически третировал этого сиятельного графомана,
являвшегося одним из «столпов» «Беседы».
Н. Греч в своих воспоминаниях передает
любопытный эпизод о столкновении Крылова с Хвостовым: «9
апреля 1812 года император Александр Павлович
отъезжал к действующей армии. На молебствие в Казанском
соборе съехались все знавшие об отъезде государя.
Площадь перед собором наполнилась (народом. И. А.
Крылов, пробираясь в толпе, столкнулся с гр. Хвостовым.
«Ну что, граф,— спросил он,— не «напишете ли вы оды?
Вы, конечно, пришли сюда за (вдохновением?» Графу не
понравилось это насмешливое приветствие. «Почему
именно я должен писать? — спросил он.— Вы также
пишете стихи и, как говорят, очень хорошие».— «Мои
стихи,— отвечал Крылов,— ничтожные басни, а вы парите
высоко, вы лирик!»4 В сущности, этим эпизодом пол-
1 Г. Державин, Поли. собр. соч., т. VII, Примечания,
стр. 917—918.
2 «Чтение в «Беседе», кн. 5, 1812, стр. 58—59.
3 Опубликование этой басни лишь <в 1815 г. нмюжет
объясняться имению ее шлемтесиюм характером.
4 «Северная пчела», 1857, № 119, стр 561.
96

ностью раскрывается смысл басни «Чиж и Еж»,
написанной несколько позднее.
Следует указать и на столкновение Крылова с
Хвостовым по поводу стихов на отъезд А. С. Шишкова в
армию в 1812 году. Н. Греч, передавая историю этик
стихов, сообщал, что «они были написаны Д. Хвостовым,
подписавшим их именем Крылова, чтобы доказать, что
его, Хвостова, стихи бранят только из предубеждения» 1.
На появление этих стихов («напечатанных Хвостовым с
подписью Крылова) Крылов откликнулся резким
письмом (предназначенным, видимо, для одного из тогдашних
журналов, но не опубликованным), в котором писал, что
он «не знает, почему автору вздумалось слабость своей
музы сокрыть под чужим именем» 2.
По свидетельству биографа Крылова М. Лобанова,
видного участника «Беседы», басня «Демьянова уха»
(напечатана в 1813 году) явилась сатирическим
откликом Крылова на длинные и скучные чтения в «Беседе».
Обещав, по словам Лобанова, прочесть одну из новых
басен, Крылов на «предварительное чтение не явился,
а приехал в «Беседу» во время самого чтения и
довольно поздно. Читали какую-то чрезвычайно длинную
пиесу». Когда «...публика утомилась, начинали скучать,
зевота овладела многими», то, о о окончании «шиесы»
-Крылов прочел свою басню: «Содержание басни
удивительным образом соответствовало обстоятельствам, —
вспоминает Лобанов,— и оршоровление было так ловко,
так кстати, что (публика громким хохотом от всей души
наградила автора за басню...» 3
Достоверность этого рассказа подтверждается как
воспоминаниями современников о характере чтений в
«Беседе», так и прежде всего заключением самой басни,
звучащим чрезвычайно недвусмысленно:
Писатель, счастлив ты, коль дар прямой имеешь,
Но если -помолчать в-о время не умеешь
И ближнего ушей ты не жал'-еешь,
То ©едай, что твои и проза и стихи
Тошнее будут воем Демьяновой ухи.
1 «Северная пчела», 1857, № 119.
2 И. К pi ы л о в, Ikwiih. собр. соч., т. III, стр. 417.
3 М. Лобанов, Жизнь и сочинения И. А. Крылова, стр. 55.

Возвращение Крылова в литературу, несмотря на его
успех как баснописца, отнюдь не являлось легким
делом. Его прошлое — смелого сатирика, неугодного
правительству,— не было забыто. Об этом свидетельствует
и провал его на выборах в члены «Российской
академии» в 1809 году. К этому времени «Российская
академия», основанная Екатериной II, окончательно стала
оплотом политической и литературной реакции,
враждебной всему новому.
Басня «Парнас», напечатанная в 1808 году, проливает
истинный свет на отношение Крылова к «Российской
академии», к приверженцам литературной старины,
составлявшим ее основное ядро. Российская академия,
утвержденная Екатериной II в 1783 году, должна была «иметь
предметом своим» «очищение и обогащение русского языка,
установление употребления слов, естественных русскому
яаьжу, витийство и стихотворство!». Впоследствии же
Российская академия, руководимая кн. Е. Дашковой,
расширила круг своих занятий, но благодаря тому, что
участниками ее являлись бездарные и давно отставшие
от живой литературы писатели, она уже с начала XIX
века не имела никакого авторитета.
О том характере, который приобрела дашковская
Академия к началу XIX века, с сожалением записывает
в своем дневнике от 18 марта 1807 года С. Жихарев,
сам в то время участник шишковского кружка: «Понять
не могу, как попали в нее люди, вовсе неизвестные в
литературе, или, что еще хуже, известные своей
бездарностью. Отчего в списке красуются имена гр. Хвостова,
Кутузова, Стахия Колосова, Николаева, Мальгина,
Озерец'ковокого, Никитина, Дружинина, Севастьянова,
Никольского и самого секретаря Академии Соколова,
а нет в ней имен Карамзина, Крылова, Озерова,
кн. Шаховского, Чеботарева, Мерзлякова и других.
Невольно удивляешься, видя ряд имен, может быть и
почтенных людей, но уж вовсе не поэтов и не
литераторов» К
Обида за басню «Парнас» и памятная репутация
неблагонадежного, радикального оисателя и явились,
несомненно, причиной провала кандидатуры Крылова при
баллотировке его в члены Академии в марте 1809 года.
98
1 G. Ж'И харе в, «Зашюкв современника», т. II, 1934, стр». 158.

История этого забаллотирования Крылова — уже автора
первой книжки басен, только что вышедшей из печати,—
весьма поучительна. Кандидатура Крылова была
предложена его старым приятелем И. А. Дмитревским.
Крылов баллотировался в собрании Академии 13 марта
1809 года и получил 13 неиэбирательных голосов и только
два избирательных. Соперниками Крылова,
получившими большинство голосов, оказались: князь С. А. Шихма-
тов (впоследствии! иеромоиах Аиикита) и А. А. Писарев,
также избранный на этом же заседании, хотя и меньшим
количеством голосов. Из числа лиц, подвергавшихся
баллотировке вместе с Крыловым, пятью голосами более
Крылова (семь избирательных) получил Р. М. Цебри-
ков, переводчик на русский язык шведской истории Да-
лина. Предложивший Крылова И. А. Дмитревский
представил для библиотеки Академии книжку его басен и
две комедии: «Урок дочкам» и «Модная лавка». «Забал-
лотирование Крылова, — пишет историк Академии, —
представляется своего рода событием в академической
жизни: оно весьма ярко рисует тогдашнее состояние
Российской академии и те начала, которыми
руководствовались в ней при оценке литературных заслуг и таланта
писателей» 1.
Нам удалось разыскать протокол заседания
Российской академии, на котором был забаллотирован Крылов.
В протоколе содержится и список лиц, принимавших
участие в баллотировке. Согласно «Записке имп.
Российской Академии», «в субботу марта 13 дня 1809 года
в присутствии 'были»: президент А. А. Нартов, члены:
Г. Р. Державин, С. Я. Румовский, Н. Я. Озерецковсюий,
П. И. Соколов, И. С. Захаров, гр. Д. И. Хвостов,
Т. С. Мальгин, Д. М. Соколов, Я. Д. Захаров, И. А.
Дмитревский, П. М. Карабанов, П. Ю. Львов, митрополит
С. Сестренцевич, П. Гамалея»2. Почти все эти лица,
составившие через два года основное ядро «Беседы»,
отличались, за исключением Державина и Дмитревского,
своими консервативными взглядами и своей
бездарностью. Именно это основное ядро и имел в виду Кры-
1 М. Сухомлинов, «История Российской Академии1»,
вып. VII, 1885, стр. 68.
2 Aip«n© Академии наук CGGP (Ленинград).
7' 99

лов в своей басне «Парнас». Можно предположить, что
за Крылова, помимо предложившего его кандидатуру
Дмитревского, голосовал лишь Державин.
Басня «Парнас» важна не только как свидетельство
враждебно-иронического отношения Крылова к
официальной литературной организации, но и как резкая
полемика со взглядами Шишкова и его сторонников.
Крылов, обращаясь в своих баснях к живой народной речи,
не мог, конечно, мириться с той архаизацией языка,
которой добивался Шишков и его единомышленники,
ратовавшие за язы& «церковно-славянских книг». Высмеивая
консервативно-архаистическую языковую программу
Шишкова, Крылов тем самым выражал свое несогласие
с общей линией шишковистов, с заведенными ими
«порядками»:
Коль нет Bi чьем голосе ослиного прштства,
Не горшим ать тех на Парнас.
Эта насмешка над нелепым самомнением и кастовой
замкнутостью членов Академии, их реакционными
потугами задержать развитие литературы и языка выражала
демократическую позицию писателя-разночинца, для
которого был неприемлем чиновно-аристократический
характер этой группы.
Впоследствии, когда Крылов был, наконец, избран
в члены Российской академии, он почти не принимал
участия в ее работе. Шишков и его единомышленники
мало внушали ему доверия и симпатии. Крылов даже
не каждый год бывал на заседаниях Академии, а если и
бывал, то редко, не более одного-двух раз в -год.
В 1818 году на торжественном собрании Академии он
прочел три басни, а об участии его в академических
работах известно лишь, что он выбирал для словаря
русского языка, издававшегося Российской академией,
слова из Четьих-миней за январь и февраль месяцы
(сообщение от 8 августа 1814 года). Вообще же его
отношение к Академии было попрежнему ироническим. По
словам Вяземского, он был особенно недоволен
бездеятельностью ее члшов, «не употреблявших с пользой те
возможности и средства, которыми Академия
располагала». «Куда копите вы деньги свои? — спрашивал он
академическое правление. — Разве на приданое Акаде-
100

мии, чтобы выдать ее замуж за московский
Университет!» ! Тем не менее в 1823 году на собрании Российской
академии Крылову (и одновременно И. Дмитриеву) была
присуждена большая золотая медаль «в знак
признательности к особенному дарованию и отличным успехам
в российской словесности» 2.
В начале 1809 года вышла первая книга басен
Крылова, принесшая ему всенародную славу. С тех пор
Крылов в течение почти двадцати пяти лет продолжал
свою деятельность баснописца. Его популярность росла
из года в год, самое чтение новых басен,— а читал он
их превосходно,—становилось своего рода* литературным
событием: «Впечатление, производимое его коротенькими
творениями, было неимоверное: часто не находилось
места в зале; гости толпились около поэта, становились
на стулья, столы и окна, чтобы не проронить ни слова...»3
Отдельные выражения крыловских басен быстро
подхватывались и становились пословицами.
При содействии А. Н. Оленина Крылов поступил в
начале октября 1808 года на службу в Монетный
департамент, однако прослужил там сравнительно недолго,
уволившись со службы в 1810 году.
В 1811 году Крылов был избрав в члены «Беседы
любителей русского слова», а вскоре и членом Российской
академии, которая не решилась вторично провалить
баснописца, приобретшего к тому времени общенародную
известность. В 1812 году Крылов поступил, по
ходатайству А. Н. Оленина, на службу во вновь
открывшуюся Публичную библиотеку (ныне Государственная
библиотека им. Салтыкова-Щедрина), директором
которой был Оленин.
«Беседа» являлась для Крылова чем-то вроде
официальной службы. Подобно членству в Российской ака-
1 «Русский архив», 1876, стр. 212.
2 М. Сухомлинов, История Российской Академии1, вып. I,
СПБ., 1874, стр. 69.
3 Портретная» и биографическая галлерея, СПБ., 1841, тетр. 2,
стр. 4—5.
101

демии, его пребывание в «Беседе» создавало ему
солидную репутацию, охраняло от всяческих подозрений.
Иной характер имело его участие в дружеском кружке
А. Н. Оленина. Здесь, где не было официального
регламента, напыщенно-бюрократического чинопочитания,
Крылов чувствовал себя в более непринужденной
обстановке.
А. Н. Оленин, с которым Крылов познакомился еще
в 90-х годах XVIII века, в 1786 году был избран в
члены Российской академии. Он был близок к кружку
Державина, дружил с Хемницером (являясь и первым
издателем его басен) и другими писателями конца XVIII
века 1. Крылов становится завсегдатаем дома Олениных
с 1806—1807 годов2. На протяжении многих лет
Оленин выступает в качестве постоянного «покровителя»
Крылова, не только помогая ему при житейских
невзгодах, но и внимательно следя за его литературной
деятельностью.
А. Н. Оленин стремился объединить вокруг себя
представителей разных общественных мнений и
литературных вкусов. В отличие от групповой замкнутости шиш-
ковской «Беседы» в гостиной Олениных встречались
люди различных взглядов и .направлений.
«...Принадлежа ко всем и ни к которой из партий или обществ,
члены оленшские, даже в доме его хлебосольном, для
всех открытом, и, принимая участие в общей
веселости,— составляли какой-то особый мир, имеющий
особые мнения, особые правила. Отличнейшими или
отличенными между ними были Крылов и Гнедич...» 3
Об этом характере оленинского кружка вспоминал и
другой его современник: «Предметы литературы «и
искусств занимали и оживляли разговор, совершенная
свобода в обхождении, непринужденная откровенность, доб-
1 См. статью И. Кубасова в «Биографическом словаре».
2 Так, Н. Греч в своих воспоминаниях свидетельствует:
«В 1806 году Крылов возвратился в Петербург и вошел в новый
Kpytr: познакомился с графом А. С. Строгановым и- был охриият
в доме А. Н. Оленина» («Северная отела», 1857, № 147, стр. 192).
Уже в м»ае 1807 г. Батюшков передает привет всему семейству
Оленина, перечисляя при этом Озерова, Капниста, Крылова,
Шаховского (Соч., т. III, стр. 13).
3 Ф. В и гель, Записки, т. Ill, M., 1893, стр. 154.
102

родушный прием хозяев,— даваиш этому -кругу что-то
патриархальное, семейное...» !
О непринужденной, домашней обстановке вечеров
у Оленина рассказывает и А. П. Керн, живо передавая
свою встречу там с Крыловым и Пушкиным. «На
одном из вечеров у Олениных я встретила Пушкина и
не заметила его, мое внимание было поглощено
шарадами, которые тогда разыгрывались и в которых
участвовал Крылов, Плещеев и другие. Не помню, за
какой-то фант Крылова заставили прочитать одну из его
басен. Он сел на стул посередине залы,— мы все
столпились вокруг него, и я никогда не забуду, как он был
хорош, читая своего осла! И теперь еще мне слышится
его голос и видится его разумное лицо и комическое
выражение, с которым он произнес: «Осел был самых
честных правил!» 2
В гостиной у Оленина Крылов бывал наряду с
Пушкиным, Жуковским, Батюшковым, Гнедичем и другими
представителями враждебного «Беседе» литературного
мира.
Оленинский кружок, объединивший вокруг себя
писателей, поэтов, художников, скульпторов, интересен
тем, что в нем группировались сторонники классицизма
и античности, складывалась та эстетическая теория
национального классицистического искусства, которая кое
в чем была близка и Крылову; «...героическое,
возвышающее душу, присуще не одному классическому —
греческому и римскому—миру; оно должно быть
извлечено и из преданий русской древности и возведено
искусством в классический идеал» 3— такова была
программа ©ленинского кружка в лице семьи А. Н.
Оленина, Н. Гнедича, В. Озерова и других.
Для характеристики эстетических взглядов А. Н.
Оленина интересно наставление, которое было выработано
им для живописцев Академии художеств. В нем
особенно подчеркивалась задача правдивого и точного
изображения природы. Давая указание'в 1820 году академику
1 «Современник», 1857, май, стр. 39—40. Литературные
воспоминай ия, А. В.
2 Пушкин ,в воспоминаниях -и рассказах современников, Л.,
1937, ютр. 321.
3 См. Л. Май к о'В, Батюшков, его жизнь и сочинения, изд.
2-е, СПБ., 1896, стр. 39.
103

М. Н. Воробьеву, уезжавшему для работы в Италию,
Оленин подчеркивал: «Вы верно станете убегать всего,
что посредственное дарование принуждено иногда
выдумывать, чтобы дать более силы произведениям
искусства...», всех тех приемов, которые только «в
воображении, а не в натуре, и употребляемых живописцами, не
умеющими изображать дрироду таковой, как она есть,
с той разительной истиной, которая, по моему мнению,
делает очаровательными 'произведения искусства. Так, в
художествах, 'как и во всех других вещах.
Лишь истина мила,
Она одна прекрасна, —
как некогда сказал Буало, один из лучших французских
стихотворцев». В сущности, это утверждение
традиционных принципов эстетики классицизма с ее
требованием верности природе. Характерна здесь и ссылка на
Буало. Однако Оленин отвергает и искусственную
ограниченность классицистической системы: «чем ближе вы
будете в ваших картинах к натуре, какова она есть,
а не так, как бы ей быть надлежало по условным
каким-то правилам, тем более будет истинного
достоинства в ваших произведениях...» 1
Эти высказывания Оленина в достаточной мере
отчетливо характеризуют шгляды и эстетические вкусы,
которые господствовали в оленинеком кружке,
Наиболее последовательными представителями этой
эстетической программы являлись В. Озеров, К. Батюшков,
Н. Гнедич.
Гнедич в своем выступлении на открытии
Публичной библиотеки, в 1814 году, говорил, что «предмет
поэзии никогда не состоял в том, чтоб отвлечениям
метафизическим давать образы, ибо они не «имеют ничего
существенного; а поэзия творит существа и ими говорит
чувствам; но некоторые в Германии новейшие
стихотворцы иэ цветущих полей Aoihhih начали переносить
поэзию в дикие и мертвые пустыни отвлеченности...»2
Немецкой романтической эстетике и поэзии Гнедич
противопоставлял классическую ясность и трезвость антич-
1 Сборник 'материалов для истории Академии художеств, СПБ.,
1865, стр. 455 и 460.
2 Описание торжественного открытия Публичной библиотек»»
СПБ., 1814, стр. 81.
104

ного искусства. Эту позицию Гнедича во многом
разделял и Крылов, ераждебно относившийся ко всякой
метафизике и настаивавший на ясности и конкретности
искусства.
О дружеских отношениях Оленина и Крылова
рассказывает в елейно-умиленных тонах биограф Крылова
М. Лобанов: «Из всех привязанностей второй половины
жизни Ивана Андреевича, привязанность к
просвещенному и добродушному семейству А. Н. Оленина была
теплее и искреннее всех. В этом семействе... собирались
и находили приятный приют и занимательную беседу все
знаменитейшие русские писатели, начиная с Державина
•я Карамзина^ Крылов почти вседневно был тут или на
обеде, или 1на ужине, или только на вечерней беседе.
Приятно ему было служить у такого начальника,
который |был ему и другом, и благодетелем, и меценатом» К
Однако роль Оленина в жизни и творческой
деятельности Крылова отнюдь не была столь идиллической.
Ловкий и влиятельный царедворец, А. Н. Оленин был
не Только доброжелательным «покровителем» Крылова,
но и претендовал на руководство его творчеством. В ряде
случаев он предлагал Крылову темы для написания
басен и внимательно следил за тем направлением, в
котором развивается творчество баснописца, осуществляя
своего рода политический и идейный контроль,
«дружественную», но в то же время достаточно жесткую,
полуофициальную цензуру.
«Чуть ли не каждую басню прочитывал (Крылов.—
Н. С.) Алексею Николаевичу ло нескольку раз, —
рассказывает Ф. Солнцев, один из частых посетителей Оле-
нинского кружка.— Оленин делал при этом замечания,
Крылов очень серьезно выслушивал эти замечания и
сообразно с ними делал поправки» 2.
Оленин не только давал Крылову темы для басен,
но и нередко подсказывал те идеи, которые далеко не
во всем разделялись самим Крыловым. Несомненно, что
такие басни, как «Водолазы», «Сочинитель и
Разбойник», «Конь и Всадник», «Безбожники» и некоторые
другие, написаны или под «идеологическим» воздействием
1 М. Лобанов, Жш1нь и сочинения И. А. Крылова, 1847,
стр. 69.
2 «Русская старина», 1879, май, стр. 523
105

Оленина, или явились непосредственным выполнением
его задания; так, например, в письме от 7 ноября
1813 года А. Н. Оленин поручает Крылову подготовить
«аполог» для чтения на открытии Библиотеки на тему
«О пользе истинного просвещения и о пагубных
следствиях суемудрия» К Этим «апологом» и явилась басня
«Водолазы». Точно так же басня «Сочинитель и
Разбойник», прочитанная Крыловым на торжественном
собрании Публичной библиотеки 2 января 1817 года,
несомненно, была инспирирована Олениным, поскольку
программа этого собрания составлялась и подготовлялась
им как директором библиотеки2. Выступая в качестве
«ходатая» за -баснописца, А. Н. Оленин этими баснями
доказывал царю «отвращение» Крылова от
«вольнодумства» 3.
Что направляющая деятельность Оленина по
отношению к Крылову являлась смягченной формой
официального наблюдения, на это намекает и сам Крылов
в басне «Соловьи» A823), сравнивая свою участь с
участью соловья, посаженного в клетку:
А (мой бедняжка соловей,
Чем пел приятней и и-ежней,
Тем стерегли его плошей.
Недаром В. А. Оленина сделала к этой басне
следующее примечание: «Для батюшки А. Н. Оленина»4.
Это еще более подтверждает догадку об истинном
смысле басни и разоблачает идиллическое освещение
биографами Крылова его отношений с Олениным.
Оленин внимательно следил за творчеством Крылова,
весьма решительно вмешиваясь в тех случаях, когда
Крылов выходил за рамки «дозволенного», как это было
с баснями «Рыбья пляска», «Пестрые1 овцы», «Пир».
В стихотворном обращении к А. Н. Оленину A826)
Крылов говорит об этой менторской роли Оленина, ко-
1 Описание торжественного открытия Публичной библиотеки,
СПБ., 1814, стр. 140.
2 Нам думается, что и басню «Безбожники!» была также
подсказана Крылову Олениным, поскольку она является переделкой
басни Лесоинга «Der Riese», <на русский язык в то время не
переведенной. Крылов;, «не зная немецкого языка, сам we мог ее
найти у Лессинга, произведения которого хорошо знал Оленин.
3 В. Кеневич, 'Примечания, стр. 320.
4 «Литературный архив», СПБ., 1902, стр. 75.
106

торый, «щедрот монарших луч склоня», «крылья
подвязал» его «ленивой и беспечной Музе». При всей
почтительной официальности этого обращения оно звучит
довольно двусмысленно: получается так, что Оленин
лишил свободы и «беспечную» крьиювскую «музу».
В 1819 году вышло третье издание басен Крылова
с новой, шестой частью, после чего Крылов долгое
время ничего не печатал. За период 1820—1823 годы им
было написано около 30 басен, увидевших свет лишь
в 1825 году, в четвертом издании басен. Молчание
Крылова объяснялось болезнью. В 1823 году у Крылова
было два удар,а паралича, и состояние его здоровья
вызвало беспокойство в обществе. Положение Крылова
обеспокоило и дворцовые круги, и тяжело больному
баснописцу предоставлена была возможность отдыха
в Павловске. Знаком официальной благодарности
баснописца и явилась басня «Василек». Декабрист Рылеев
на болезнь Крылова откликнулся горькой эпиграммой:
Нет одобрения талантам никакого:
В России глушь и дичь.
О даровании Крылова
Едва напомнил паралич К
Большое место в жизни и деятельности Крылова
занимала его служба в Публичной библиотеке. Обычно
биографы Крылова рассказывают об этой многолетней
службе его чуть ли не как о синекуре. Но обнаруженные
за последнее время в архиве Публичной библиотеки
документы, деловые письма и докладные записки Крылова
позволяют установить, что его работа в Библиотеке
имела весьма серьезный характер и что Крылов в
должности библиотекаря проявил ммого инициативы и энергии.
Для работы в Публичной библиотеке Оленин вообще
стремился привлечь известных литераторов и ученых-
библиографов. Помимо Крылова, там работали в
разное время: Н. Гнедич, А. Востоков, А. Дельвиг,
переводчик М. Лобанов, М. Загоскин. Таким образом -в
Библиотеке образовалась литературная атмосфера2.
1 О 'болезни Крылова упоминает я Пушкин в черновом на-
броске одной из строф «Евгения Онегина»: «Крылов разбит
параличом».
2 По словам современника, на дежурства Гнедич а и Крылова
в Публичной библиотеке «обычно собирались несколько приятелей
107

Назначение Крылова на должность библиотекаря
объяснялось его большой эрудицией в области литературы.
В докладной записке 1812 года А. Оленина «Об
определении на место помощника библиотекаря И. А.
Крылова» отмечалось, что Крылов «известными талантами
и отличными в Российской словесности познаниями
может быть весьма полезным для библиотеки» К
За время своего пребывания библиотекарем Крылов,
как это явствует из дела о его службе, выполнял целый
ряд специальных библиографических заданий. Так, в
марте 1812 года А. Н. Оленин учреждает при
Библиотеке (Нечто вроде комиссии для составления словено-руе-
ского словаря © составе Крылова, Гиедича, Ермолаева,
Сопикова и Красовского 2. Кроме того, Крылову
поручалась разборка эстампов, составление библиографии, и др.
Свидетельством' этой деятельности является.-, между
прочим, «Записка И. А. Крылова о каталогизации книг имп.
Публичной библиотеки» от 25 мая 1818 года3.
В своей докладной записке Крылов указывал, что
необходимо иметь три книжных описи: 1) «Каталог по
материям книг в азбучном порядке» (т. е. алфавитный
тематический каталог. — Я. С), 2) «алфавитный каталог
по именам авторов» и 3) систематический каталог. Кроме
того, Крылов рекомендовал все карточки разделить по
языкам и перенумеровать.
В течение ряда лет Крылов работал над
составлением такого рекомендательного каталога литературы по
всем отраслям знаний. Этот капитальный
библиографический труд под названием «Библиографические
алфавитные указатели, составленные Иваном Андреевичем
Крыловым, библиотекарем имп. Публичной Библиотеки»,
представляет собою рекомендательный перечень около
3000 названий по философии, праву, физике, химии,
и проводили время досуга... Батюшков, Милоеов, Никольский,
Лобанов...» («Северная' пчела», 1857, № 159, стр. 747). Это, конечно,
относится к первым годам службы Крылова в Библиотеке.
Указанный литературный -круг не сливался ни с кругом «Беседы», ни
с кругам1 «Арзамаса».
1 Дело № 8 «Управления ими. Публичной Библиотеки! о службе
титулярного советника Крылова», 1812 т.
2 Публичная библиотека за сто лет A814—1914), СПБ., 1914,
crpi 27.
3 Ом. «Записку) <И. А. Крылова о каталогизации книг И. П. Б.»,
«Известия ОРЯС» Академии наук, т. XXIII, кн. 2, 1918.
108

Публичная библиотека (ныне имени Салтыкова-Щедрина) в Ленинграде

художественной литературе (отдел «Красноречие».
«Стихотворство»). Составляя этот указатель, Крылов
помещал в нем наиболее значительные книги по самым
разнообразным отраслям знаний. Но басням он уделял в
своем указателе особенно много места. Из своих книг,
помимо издаиий басен, oih поместил в нем «Модную
лавку» и «Урок дочкам» 1.
В течение ряда лет ближайшим помощником
Крылова был известный русский библиограф В. Сопиков,
а после его отставки — поэт А. Дельвиг.
На Крылове лежала обязанность комплектования
и пополнения фонда русских книг библиотеки. Для того
чтобы уяснить значение этой деятельности Крылова,
достаточно указать, что к началу его службы в
Библиотеке было всего четыре книги на русском языке, а к
1820 году значилось более 10 000 названий2.
Крылов вступил в тесные деловые отношения с
книгопродавцем А. Смирдиным, через которого подбирал
комплекты редких изданий и журналов, вышедших до
1811 года. О большом объеме работы, выполнявшейся
в Библиотеке Крыловым, дает представление его
донесение на имя А. Н. Оленина от 27 февраля 1829 -года..
Здесь он указывал, что «число книг» <в библиотеке
сильно «умножилось», благодаря чему «возросла также и
трудность в содержании в порядке книг, так и в
приготовлении чистым письмом карточек для составления
каталогов и много других занятий по сей части». Крылов
просит определить ему в помощь писца3. Вообще в
30-х годах Крылову, которому перевалило уже за
шестой десяток, было трудно справляться со своими
служебными обязанностями. Этим объясняется и такое
свидетельство в воспоминаниях О. Пржецлавского,
служившего вместе с И. А. Крыловым: «Крылов был уже стар,
тучен и тяжел на подъем. Я всякий раз заставал его
покоившимся глубоким сном на диване. Нужно было
ждать, пока сторож его разбудит, он вставал ворча,
долго разыскивал книгу и вручал ее не совсем
любезно» 4.
1 «Указатели» И. А. Крылова хранятся в рукописном отделе
Гос. библиотеки им. В. И. Ленина.
2 Публичная библиотека за сто лет, СПБ., 1914, стр. 113.
3 И. А. Крылов, Полн. собр. соч., т. III, стр. 371—372.
4 «Русская старина», 1847, октябрь, стр. 475.
ПО

За многие годы, прожитые в Петербурге, Крылов
почти никуда не выезжал и не менял своих привычек и
своего размеренного образа жижи. Тесные, дружеские
отношения установились у него с дочерьми Оленина.
Сохранившиеся в весьма скудном эпистолярном наследии
Крылова его письма к В. А. Олениной свидетельствуют
об этой дружбе и рисуют в то же время насмешливую,
простодушно-ироническую манеру его обращения с
окружающими. В письме от 22 июня 1825 года к В. А.
Олениной, уехавшей с мужем на лето в Воронеж, Крылов
с насмешкой говорит о себе и своем
времяпровождении: «Теперь, что сказать вам о Петербурге, о себе?
Петербург наш похож на красавицу, которая наряжается
и зевает. Что до меня, то по отпуске сего письма я, слава
богу, жив и здоров, ем и сплю много, читаю — вздор,
ничего и нахожу, что это довольно весело» 1.
Достигнув широкой известности, Крылов сохранил
тот же скромный образ жизни, который вел в течение
многих лет. Это давало ему возможность все свои силы
и время отдавать творчеству. Внешне жизнь его
протекала теперь ровной чередой. Жил он по соседству со
службой, в здании Библиотеки, в небольшой квартирке.
Обычно Крылов сидел дома в халате, перед столиком на
диване, в угольной комнате, из которой хорошо был виден
Гостиный двор. Он редко куда выходил из дому, помимо
службы в Библиотеке, лишь обедал в Английском клубе
да по вечерам посещал семейство Олениных, у которых
часто гостил летом на их даче в Приютино, под
Петербургом. Летом* на мызе Приютино, где собиралось не
только^ семейство Олениных, но постоянно гостили со
трудники Библиотеки и петербургские литераторы,
господствовала литературная атмосфера. Там Крыловым были
написаны и шуточные пародии на нелепые и бездарные
басни «отца зубастых голубей» графа Хвостова. Эти
пародии («Паук и Гром», «Осел и Заяц») сохранились в
бумагах Олениных, с пометкой В. А. Олениной:
«Шуточные басни И. А. Крылова в* Приютино». Там
устраивались литературные вечера и спектакли. Ф. Оом сообщает:
«Крылов, Шаховской, Гнедич конкурировали между
собою в сочинении для этих празднеств, и Приютино
служило обыкновенным местом, где впервые разыгрывались
1 И. А. Крыло BI, Поли. собр. соч., т. III, стр. 354.
Ill

пьесы, написанные знаменитыми литераторами... Тут все
лето проводил И. А. Крыло©: ему было отведено
помещение в хорошеньком доме в саду ш горе, который
назывался банею...» * Сохранилась программа одного из
любительских спектаклей, на котором в пародийной комедии,
сочиненной Гнедичем, Крылов играл роль тамбовского
откупщика Дубинина, а Гнедич — поэта Стихоплетнина.
В извещении о спектакле сообщалось: «На новом Прию-
тинском театре сегодня, в воскресенье 5 сентября 1815
года, Российскими Приютинскими актерами для открытия
оного представлен будет в первый раз «Стихотворец в
хлопотах, или вечер утра мудренее, или пословица
навыворот, или как кому угодно. Комедия в двух
действиях, сочинение г. Приютина». В приписке к этой
программе В. А. Оленина добавляет: «В ней играл
И. А. Крылов. Замечательный 0ыл мимик. Но Гнедич,
сам автор, играл посредственно...» 2
Поэтом-философом, счастливым мудрецом в тиши
«приютинских лесов» изобразил Крылова Батюшков,
понимавший, что за внешностью «ленивца» и чудака
скрывалось мудрое и наблюдательное отношение к жизни,
вдумчивое и глубокое ее восприятие:
Поэт, лентяй, счастливец
И тонкий философ,
Мечтает там Крылов
Под тению березы
О -басенных зверях
И "рвет гаариасскц розы
iB п/риютинюких лесах.
За годы скитаний Крылов многому научился, многое
понял на горьком опыте. Это был уже не прежний
неутомимый журналист, издатель, драматург,
вкладывавший в каждое дело свою бурную энергию. Крылов
стремился теперь оградить себя от посягательства на свою
личную свободу, обеспечить себе возможность той
независимости суждений, которую так трудно было
сохранить, даже пользуясь «эзоповским языком» басен. Этим
в значительной мере объясняется и та легендарная сла-
1 Ф. A. Ooim, Воспоминания, М., 1896, стр. 7.
2 Рукопюон. отд. Государственной публичной библиотеки им.
Салтыкова-Щедрина. Аркив А. Н. Оленина.
112

ва чудака и «ленивца», весь облик флегматичного «фа-
булиста», упрочившийся за Крыловым уже в начале
XIX столетия.
Репутация чудака и «ленивца» давала возможность
Крылову сохранить свою самостоятельность,
отмахнуться от назойливости друзей, укрыться от
подозрительности и настороженного внимания правительства. Поэтому
О'Н и сам всячески содействовал тому, чтобы его считали
неким мудрецом, «философствующим сквозь сон». В своем
бытовом укладе, в своих привычках он нарочито
подчеркивал свое равнодушие к суетности и роскоши
окружающего общества. «По утрам и вечерам всегда
находили его обыкновенно в дырявом, изношенном халате,
а иногда и в одной рубашке, босиком или в туфлях,
сидящего на испачканном и истертом его тяжестию
диване с сигаркою в одной руке ,и с книгою в другой» г.
Однако это (Не означало ни отказа Крылова от
(пристального внимания к окружающей действительности, ни
его идейной 'и творческой пассивности и бездеятельности.
На самом же деле Крылов, как уже говорилось,
стремился оградить себя от посягательств на свою
личную свободу. Из современников Крылова вернее всех
понял нарочитость его поведения П. Вяземский:
«Крылов был вовсе не беззаботный, рассеянный и до
ребячества беспечный Лафонтен, каким слывет он у нас... Но
во всем и всегда был он, что называется, чрезвычайно
умен... Басни и были призванием его, как по
врожденному дарованию, о котором он сам даже, как будто, не
догадывался,— так и по трудной житейской школе,
через которую он прошел. Здесь и мог он вполне быть
себе на уме, здесь мог он многое говорить, не
проговариваясь; мог под личиною зверя касаться вопросов,
обстоятельств, личностей, до которых, может быть,
нехватило бы духа у него прямо доходить» 2.
Представлению о Крылове как о «ленивце»
противоречит и его упорная и напряженная работа над бас-
1 М. Лобанов1, Жизнь и сочинения И. А. Крылова, сир. 59.
2 П. Вяземский, Поли. собр. соч., т. I, стр. 163—164.
Степанов 113

нями, о которой свидетельствуют сохранившиеся
черновые рукописи.
«Иван Андреевич, —пишет Лобанов,—любил деш'ать
первые накидки своих басен на лоскутках, с которых
переписывал на листочки, поправлял и снова переписывал...
Я до тех пор читал мои новые стихи,— говорил мне
Иван Андреевич,— пока некоторые из них мне не
причитаются, т. е. перестанут нравиться; тогда их поправляю
или вовсе переменяю» К Не только в рукописи, но и в
печатных текстах Крылов все время—от издания к
изданию — шлифовал свои басни.
Крылов всегда был в курсе текущих событий. По
словам И. Быстрова, он «читал весьма усердно» «основные
тогдашние журналы и газеты» и «все прочитанное в
этих журналах от первой строчки до последней он очень
хорошо и долго помнил» 2.
Крылов на 50-м году выучился древнегреческому
языку, а на 53-м учился английскому. «На 50-м году жизни
вдруг припала охота прочитать в подлиннике греческих
писателей», — рассказывает М. Лобанов. «Гнедич
возражал, что в 50 лет это трудно и поздно. Крылов
утверждал, что никогда не поздно тому, у кого есть твердая
на то воля, и не сказавши более ни слова, он начал по
ночам читать библию на греческом языке, сличая с
славянским переводом... Потом купил полное собрание
греческих классиков и всех прочел» 3.
Древнегреческий язык выучил он специально для
того, чтобы прочесть в оригинале Гомера, переводившегося
тогда Гнедичем. Крылов и сам перевел отрывок из
«Одиссеи» и перечитал в подлиннике основных греческих
классиков, в том числе и басни Эзопа 4. Это
обстоятельство отметил Пушкин, опровергая французского критика
Лемонте, утверждавшего, что Крылов якобы не знает
иностранных языков. «...Крылов знает главные
европейские языки и, сверх того, он как Альфиери пятидесяти
лет выучился древнему греческому, — писал Пушкин. —
В других землях таковая характеристическая черта
известного человека была бы прославлена во всех журна-
1 М. Лобанов, Жизнь и сочинения И. А. Крылова, стр. 45.
2 И. Быстр о,в, «Северна/я .пчела», 1846, № 64.
3 М. Лобанов, Жш'нъ и сочинения И. А. Крылова, стр. 68.
4 См. П. Плет(нев>, Сочинения и переписка, т. II, стр. 92.
114

лая; но мы в биопрафий славных писателей наших
довольствуемся означением года их рождения и
подробностями послужного списка...» 1 Таким образом,
Пушкин первым развенчал легенду о «ленивом» и ко всему
равнодушном «фабулисте», указав на черты,
свидетельствующие о большой и серьезной внутренней работе
писателя.
О том» что Крылов ие был беспечным
лежебокой-лентяем, достаточно авторитетно свидетельствует и хорошо
его знавший Ф. Вигель, который понимал, что Крылов
иронически-недоверчиво относился к окружавшему его
дворянскому обществу. Реакционному чиновнику, каким
был Вигель, затаенная оппозиционность Крылова
казалась неблагонадежной. «Человек этот, —• писал он о
Крылове,— никогда не знал «и дружбы, ни любви,
никого не удостаивал своего гнева, никого не ненавидел,
ни о ком не жалел. Никогда не вспоминал он о
прошедшем, никогда не радовался ни славе нашего оружия,
ни успехам просвещения...»2
Эта характеристика явно пристрастна и вызвана
.недовольством Бигеля отчужденностью Крылова от
дворянского и чиновного общества, молчаливым протестом
баснописца против нравов окружавшей среды. Хорошо
знавшая Крылова В. А. Оленина в своих воспоминаниях о
нем отмечает, что он «был скрытен, особенно если
замечал, что его разглядывают» 3. М. Лобанов рассказывает:
«В домашнем быту и обхождении Иван Андреевич был
отменно радушен, приятно разговорчив, но искренен
редко и только с ближайшими, испытанными друзьями. Он
все хвалил из учтивости, чтобы никого не огорчить, но в
глубине души своей немногое одобрял» 4.
Даже и в старости Крылов не утратил живости
своего ума, своего язвительного остроумия, которое
произвело огромное впечатление на Адама Мицкевича:
«Остроумие Крылова приводило его в восторг, и кш любил
повторять анекдоты <и слова, в которых так хорошо
выражался ум машего /баснописца. Вообще ему казалось,
1 А. Пушкин, Полл. собр. соч., т. VIII, изд. Academia, 1936,
стр. 25.
2 Ф. Вигель, Записки, т. I, стр. 135.
3 Рукописи, отд. Государственной оубличиой библиотеки им.
С а лтыков а - Щедрина (Л ениепрад).
4 М. Лоб ад-о в, Жизнь и сочинения И. А. Крылова, стр. 57.
8* 115

что лично Крылов был выше своей печатной славы», —
пишет Кс. Полевой 1.
Об этом блестящем остроумии Крылова
свидетельствуют другие современники: «Неистощимое остроумие ело
разговора является внезапным блеском, столь же
показательным, как остроумие его басен. Он всегда спокоен
и кажется невнимателен к окружающему его; но это
спокойствие характера, опытности, а не ума, который в
семидесятилетнем Крылове жи-в и блестящ, как ум
резвого юноши» 2.
Крылов охотно читал свои басни и читал их с
исключительным умением и выразительностью. Крыловское
чтение являлось своего рода театрализацией басни.
Н. Еропкина, неоднократно встречавшая Крылова в доме
А. М. Тургенева, рассказывает в своих воспоминаниях о
его чтении: «Перед обедом он неизменно прочитывал две
или три басни. Выходило у него прелестно'. Особенно
удавалась ему лиса, которая напевала на особый лад.
Вообще все звери говорили иначе, и выходило очень
забавно. Только мораль читал И. А. своим голосом. Лучше
ыхолщ^у_^то «Демьянова уха» 3.
Любопытен портрет Крылова, данный со слов лиц,
несомненно, близко его знавших, в предисловии Лемонте
к французскому переводу крыловских басен. «Г. Крылов
имеет от роду около 56 лет, высок ростом, полон лицом
и телом; походка его небрежна; простое и открытое его
обращение внушает к нему доверие. Ни от кого не
завися и не быв женат, он не избегает ни игры, ни
удовольствий. В обществе он больше замечает, нежели
говорит; но когда его взманят, то разговор его бывает
весьма занимателен... Под тучною его наружностью кроется
ум тонкий и быстрый, вкус разборчивый, сердце
человеколюбивое и доброхотное, и все качества превосходного
у У~В. ТСОлшина указьгоает в своих неизданных
воспоминаниях: Крылов «страстно любил Гнедича...
Чрезвычайно любил Батюшкова и Жуковского. Любо-
1 Кс. Полевой, Записки, Николай Полевой, Л., 1937, стр.
208—209.
2 «Живописное обозрение», 1847, ч. III, сир. 23.
3 Воспоминания Н. Еропкиной, Пушкин и его
современники, выл. XXXVII, стр. 193.
4 Предисловие г. Лемонте к изданию баоеи Крылова, перевод
с французского, «Сын отечества», 1825, т. 102, стр. 67.
116

вался поэзией Пушкина...» О близости Крылова с Гне-
дичем, его сослуживцем по Публичной библиотеке и
соседом по квартире, рассказывает и П. Плетнев1.
Дружба с Гнедичем должна быть отмечена и потому, что
Гнедич являлся весьма заметной фигурой в общественной и
литературной жизни тех лет. По своим литературным
взглядом он — последователь -классицизма, восторженный
поклонник античности. Но в то же время Гнедич не
присоединился к «Беседе» и, разделяя оппозиционные
настроения дворянской молодежи, поддерживал тесные
отношения с декабристами. Среди литературных и личных
друзей Гнедича следует назвать Рылеева, Кюхельбекера,
Катенина. Роль Гнедича и его авторитет в литературных
кругах 20-х годов достаточно ярко характеризуются
посланиями к нему Пушкина, Баратынского, Рылеева.
В своем послании Рылеев приветствовал его от имени
тех «прямых» «ценителей изящного», которые «хранят
любовь к стране своей родной». «Вы, коего гений и
труды слишком высоки для этой детской публики», — писал
Гнедичу Пушкин по поводу его работы над переводом
«Илиады». Значительную роль играл Гнедич и з Воль-
ком обществе любителей российской словесности. А.
Бестужев в статье «Взгляд на старую и новую словесность
в России» дал высокую оценку его творчества, отметив
«дух творческий» и душу, «доступную всему высокому».
В своих произведениях Гнедич неоднократно выступал
с гражданскими вольнолюбивыми призывами. Особенно
популярными среди передовой дворянской молодежи
были его переводы клефтических песен, которыми Гнедич
откликнулся на борьбу греков за национальную
независимость в 1821 году. Вольнолюбивые настроения
Гнедича сказались и в его раннем стихотворении «Перуанец к
испанцу» A805).
Крылов отнюдь не чуждался круга декабристов. Он
охотно печатал свои басни в «Полярной звезде» Рылеева
и А. Бестужева, состоял деятельным сотрудником
«Соревнователя просвещения и благотворения»—органа
«Общества соревнователей просвещения и благотворения»,
являвшегося легальным филиалом «Союза
благоденствия». В «Соревнователе» Крылов напечатал свою
басню о цензуре. «Кошка и Соловей», а также резкую ан-
1 См. П. Плетнев, Сочинения и переписка, т. II, стр. 77.
П7

типравительственную (хотя и смягченную по требованию
властей) басню «Рыбья пляска», перепечатанную
«Полярной звездой». В «Полярной звезде» на 1823 год была
помещена и такая злая сатира, как басня «Крестьянин и
Овца», впоследствии .приводившаяся Белинским в качестве
примера о'бщеетвеннО'-'напра'Вленной сатиры Крылова.
Редакция «Соревнователя», помещая 'басню Крылова
«Кошка и Соловей», сочла нужным сделать следующее
заявление, подчеркивающее значение участия Крылова
¦в журнале: «Вот одно «из новых произведений г.
почетного члена Общества И. А. Крылова! Общество-,
разделяя с почтенными 'читателями своего журнала чувство
удовольствия» при неожиданном появлении новых басен
.классического нашего баснописца, предварительно извещает
их, что в течение нынешнего -года оно часто будет
украшать «Соревнователь просвещения и благотворения'» сими
драгоценным» произведениями русского Ла Фонтена» К
Восторженные отзывы о Крылове А. Бестужева в его
обзорах русской литературы на страницах «Полярной
звезды» и популярность в декабристских кругах крылов-
ской «Подщипы» свидетельствуют о сочувственном
отношении к Крылову со стороны декабристов, видевших в
нем крупнейшего национального поэта-сатирика. «Его
каждая басня сатира, — писал о Крылове А. Бестужев в
«Полярной звезде» на 1823 год, — тем сильнейшая, что
она коротка и рассказана с видом простодушия»2. За
годы, непосредственно предшествовавшие восстанию
декабристов, Крыловым были написаны наиболее смелые и
соцюалыючн аир а© ленные басни: «Рыбья пляска»,
«Пестрые овцы», «Крестьянин и Овца», «Кошка и Соловей»,
«Богач и Поэт» и другие. Крылов был лично знаком с
А. Бестужевым и К. Рылеевым. Характерно и участие
Крылова в Обществе взаимного обучения,
организованном декабристами для своей легальной пропагандистской
деятельности 3.
1 «Соревнователь просвещения и благотворения», 1824, ч. II,
отр. 128.
2 А. Бестужев1. 'Поля. собр. соч., т. XI, 1838., стр. 224.
3 В 1819 г. и «Сыне отечества» было помещено извещение
общества: «Изъявили свое желание содействовать трудам комитета
Общества князь Трубецкой, Никита Муравьев, Бурцев, Иван
Андреевич Крелов...» Далее в числе действительных членов-
жертвователей были указаны братья Муравьевы, Кюхельбекер,
Крыло© («Сын отечества», 1819, № 14).
118

Не следует, конечно, преувеличивать значение этих
фактов и сближать политическую позицию Крылова с
декабристами. Но вместе с тем это в достаточной мере убе-
дигтелшо свидетельствует о том, что Крылю© не был
оторван от передового общественного движения эпохи.
Отнюдь не солидаризируясь с декабристами, Крылов тем
не менее 'внимательно следил за их деятельностью, в
свою очередь пользуясь сочувственным отношением в их
кругу.
Крылов обнаружил настолько большой интерес к
событиям 14 декабря 1825 года, что почти весь день
провел на Сенатской площади, нарушив свою обычную
неподвижность. В жизнеописании Крылова, составленном
М. Лобановым, имеются до настоящего времени
неизвестные страницы, не вошедшие в печатный текст по
цензурным или политическим соображениям. В рукописном
экземпляре кнели Лобанова зафиксирован весьма
любопытный эпизод из биографии Крылова.
Лобанов, говоря об осторожности Крылова и его
нежелании вмешиваться в политические споры,
рассказал в своей книге об одном литературном обеде (с
участием Крыло-ва), «который начался залпами эпиграмм
некоторых людей против некоторых лиц». Нетрудно
догадаться, что речь здесь идет о политических эпиграммах
(возможно, даже пушкинских), направленных против
Александра I и Аракчеева. Лобанов тут же сообщает,
что Крьшюв, сославшись «а нездоровье, ушел с этого
обеда домой К Далее в рукописи Лобанова следует
рассказ, устраненный из печатного текста, который
свидетельствует, что события 14 декабря глубоко захватили
Крылова. М. Лобанов рассказывает, что, находясь утром
14 декабря вместе с Крыловым в залах Публичной
библиотеки, они узнали о «тревоге», царившей в городе. «По
естественному любооытству,—продолжает
Лобанов,—отправились мы с Иваном Андреевичем на Исаакиевскую
площадь. Видели государя на коне перед
Преображенским полком, потом пошли по бульвару, взглянули
издали на мятежников, и тут-то Ив. Ан. исчез. Вечером того
дня, собравшись в доме А. Н. Оленина, мы передавали
друг другу виденное и слышанное, каждый новый
человек приносил какие-нибудь слухи и известия. Является,
1 М. Л о б a iH о в, Жизнь и сочинения И. А. Крылова, стр. 63.
119

наконец, и Ив. Ан. Подсевши к нему, я спрашиваю
«Где вы были?» — «Да вот дошел до Исаакиевского
моста и мне крепко захотелось взглянуть на их рожи, я р
пошел к Сенату и поравнялся с их толпою. Кого ж я
увидел? Кюхельбекера, в военной шинели и с шпагой
в руке. К счастью моему, он стоял ко мне профилем и
не видел меня. Я тотчас назад».— «Ну, слава богу! А ведь
легко было бы схватить вас и силою втащить в их
шайку».— «Да как не легко? А там поди после оправдывайся,
а позору-то натерпелся бы» К Лобанов упоминает о том,
что после декабрьских событий Крылов был вызван к
Николаю I: «в короткое время он сам имел счастье быть
позванным (к государю-императору, который; почтил в нем,
как в представителе, русскую словесность и удостоил
его благосклонной беседы».
Следует учитывать воспроизведение рассказа
Крылова таким реакционером, как М. Лобанов, который,
несомненно, «приукрасил» этот эпизод, говоря о «рожах
мятежников» и т. д., чтобы отвести всякое подозрение в
«неблагонамеренности» как своей, так и Крылова.
Рассказ Лобанова дополняется и подтверждается и
другим, также неизвестным ранее источником —
свидетельством В. А. Олениной. В. А. Оленина записала:
«Крылов 14 декабря пошел на площадь к самим
бунтовщикам, так что ему голоса из карре закричали: «Иван
Андреевич, уходите, пожалуйста, скорей!» Когда Крылов
воротился в дом Олениных и рассказа/i об этом, то на
вопрос: «Зачем он туда зашел?» — он отвечал, что
хотел взглянуть на участников восстания 2. Конечно, и
свидетельство В. А. Олениной тенденциозно, так же как и
Лобанова, — оба о>ни стремятся объяснить весь этот
эпизод праздным «любопытством» Крылова. Тем не менее
эти рассказы не только устанавливают пребывание Кры-
лов*а <на Сенатской площади © самый разгар событий 14
декабря, iHo "В. А. Оленина отмечает и тот факт, что
хорошо знавшие баснописца декабристы советовали ему
1 Рукописи, отд. Государственной публ'ичвдой библиотеки им.
Салтьгкоеа-Щедр'иш. Артив- Тиханова, Собр. Лобанова, № 787,
пап'ка 1, л. 62—62 о-б. Этот неизвестный отрывок рукописи М.
Лобанова обнаружен С. М. Бабшщевым.
2 Рукописи, отд. Государственной публичной б^бл-иотеки им.
Салтыков а-Щедрин а. Архив А. Н. Оленина.
120

|уйти с площади*, не желая, очевидно, подвергнуть его
опасности».
Существенно указание Лобанова и на доселе
неизвестный факт биографии Крылова — его вызов после
декабрьских событий к царю. Николай * I имел с ним
беседу, видимо, в какой-то мере аналогичную беседе с
Пушкиным. Несомненно, что последовавшее после 1825
года молчание Крылова как баснописца, длившееся
почти два года, связано с событиями 14 декабря, а первая
появившаяся после перерыва басня, написанная им в
1827 году — «Пушки и Паруса», — являлась отдаленным
откликом на события, глубоко потрясшие Крылова К
После разгрома декабристов наступила новая полоса в
жизни общества. «На поверхности официальной России—
«фасадной империи», — писал об этом времени Герцен, —
видны были только потери, свирепая реакция,
бесчеловечные преследования, усугубление деспотизма»2. Эта
перемена в общественной атмосфере не могла не
сказаться и на Крылове. Далекий и раньше от политических
устремлений декабристов, Крылов не переживал события
14 декабря как крах своих идеалов и стремлений.
Наоборот, он скорее мог увидеть в этом лишь
подтверждение своего недоверия к активному вмешательству в
судьбы страны. И хотя Крылов не изменил своей затаенной
оппозиционности, своего отрицательного и иронического
отношения 'К господствующему строю, к «казарме и
канцелярии», которые, по словам Герцена, сделались
опорой самодержавия Николая I, но <ш ©ынужден был еще
1 Возможно', что Bi евши с этими событиями следует
рассматривать загадочные слова М. Лобанова в письме к В. А.
Олениной, написанном вскоре после смерти Крылова. Рассказывая в
этом шсьме (от 25 апреля 1845 г.) о своем1- разговоре с
императрицей относительно Крылова, Лобанов сообщает: «Чуть-чуть не
сорвалось у меня с языка, что мертвого оклеветали.; но 1мьгслъ,
верят ли клевете? (я этого до сих лор не аваю) остановила меня.
Рано ли, поздно ли бог поможет мне разрушить это коварство.
Я сказал императрице, что я написал его биографию. «О! вы,
конечно, коротко знали его», — промолвила она». Трудно утверждать
о какой коварной «клевете» идет здесь речь, но вполне возможно,
что Лобанов имеет в виду недоверчивое я подозрительное
отношение к Крылову IB правительстванных кругах, связанное именно
с этим эпизодом в его биографии (архив Оленина,
Государственная публичная библиотека им. Салтыкова-Щедрина. Предоставлено
С. М. Б абинщевым).
2 А. Герцен, Избранные сочинения, М., 1937, стр. 397.
121

глубже затаить эту оппозиционность. Точно так же и в
своем личном поведении он еще решительнее
отгораживается от чуждого ему во многом общественного круга,
приняв облик чудака и «ленивца». Именно в эти годы
окончательно складывается тот привычный образ
Крылова, который запечатлен современниками.
При всем своем недоверчиво-ироническом отношении
к окружавшему его чиновно-дворянскому обществу,
Крылов никогда не доходил до открытой оппозиции, никогда
прямо не выражал своего мнения, лишь под покровом
басенной аллегории решаясь «впол-открыта» говорить
правду, зачастую весьма горькую и беспощадную.
Скептическое равнодушие к окружающему как раз и
выражало враждебное отношение Крылова к дворянско-
бюрократическому обществу. Но откровенная резкость,
«якобинский заквас» молодости окончательно ушли в
прошлое. Поэтому Крылов предпочитал «отсиживаться»
в уединении своей квартиры, в тишине Публичной
библиотеки.
Следуя за первыми биографами Крылова, его
жизненный и творческий путь обычно рассматривают как почти
исключительно протекший в «Беседе» или в кружке
Оленина. Но не говоря уже о кратковременности
пребывания Крылова в «Беседе», он не имел там никаких
дружеских связей. Круг его знакомств не ограничивался и
семейством Олениных. Литературные связи Крылова в
20—30-х годах /вообще еще мало обследованы, тогда как
именно в эти годы он сближается с Пушкиным и его
окружением. В числе литературных знакомств Крылова
следует также назвать сатирика начала XIX века С.
Марина и художника-жанриста Орловского, оставившего
превосходные рисунки к нескольким крыловским басням
и портрет Крылова К
Следует отметить и пребывание Крылова летом
1822 года на даче в Кириановке под Петербургом. Об
этом пребывании Крылова в дружеском «Парнасе»
рассказывает в письме (от 8 октября 1822 г.) к И. И.
Дмитриеву баснописец А. Е. Измайлов: «Нынешним летом
1 Б. Глинский © заметке «К "Портрету И. А. Крылова» сообщал,
что О'Н «../нарисован в одни сеанс Орловским в доме сатирического
писателя... С. Н. Марина, с которым как Орловский, так и Крылов
находились о тешьих дружеских отношениях и -которому о-н тут же
был -подарен...» («-Вестник Европы» 1889, май, стр. 480).
122

Крылов и еще несколько литераторов (не знаю уже кто
именно) нанимали на общий счет дачу... Иногда
бывали у них *и чтения. Главою этого общества был
Крылов, тхрозвамиый от членов «Соловьем». Дале^
рассказывается, как явился туда гр. Д. Хвостов с одой
«Певцу-Соловью», «за чтение каждой строфы которой он
должен был выставлять по бутылке шампанского» К
Д. Хвостов к этому времени вынужден был примириться
с общенародной славой Крылова и в своем
стихотворении «Новоселье в Кириановке» писал, обращаясь к «Со
ловью»-баснописцу:
Средь Кириановюи смекали
Устрошъ ш Руси Парнас,
С утра до вечера1, подчас,
И в «вист и рокамболь играли.
Теперь, любезные друзья,
Приехал слушать Соловья 2.
В 1824 году Крылов поехал в Ревель в свой летний
отпуск к находившейся там семье А. Н. Оленина и
вместе с* ним вернулся в Петербург3.
Дружба с Пушкиным и Жуковским, в особенности
укрепившаяся к 20-м годам, свидетельствует о том, что
Крылов отнюдь не замыкался в одном и том же
литературном кругу 4. Частое общение Крылова с Жуковским и
Пушкиным происходило на «субботах» Жуковского.
Называя в числе участников этих субботних собраний
Пушкина, Гнедича, Батюшкова, Плетнев рассказывает:
«Здесь и Крылов являлся как общий друг. Его
практический ум и тонкое соображение находили для себя
много пищи независимо от приятного развлечения,
представляемого разнообразием гостей, любивших его одинаково.
Еще заметнее отдавался он игре своего остроумия и лю-
1 «Русский архив», 1871, стр. 9.
2Д. Хвостов. Собр. соч., т. V, СПБ., 1827, стр. 86.
3 Об этом путешествии Крылов шсал своему брату, а В. Ке-
невич рассказал совершенно фантастическую историю о том, как
баснописец, прогуливаясь по мабер-ежной, .встретил знакомого и
поехал с .ним, иедолго думая, ,ва пароходе. Найденный С. Бабин-
цевым .нулевой доевшк А. Н. Оленина о его .путешествии вместе с
Крыловым в Ревель от 23> июня, по 9 августа рисует совсем' иную
картину.
4 О собраниях у Жуковского с участием» Крылова, Батюшкова,
Карамзина, Вяземского 'И др. ;в-> 1810—1820 пг. ^рассказывает
биограф Жуковского1 К. Зейдлиц («Жтань и поэзия В. А.
Жуковского», СПБ., 1883, стр. 127).

безности по субботам у Жуковского, где отсутствие дам,
чтение литературных новостей и большая свобода в
отношениях развязывали его всегдашнюю осторожность» 1.
В письме от 8 -января 1830 г. к С. Т. Аксакову А. Ша«
ховской сообщал: «Вчера провел вечер у Жуковского с
Крыловым, Пушкиным, Гнедичем... Предметом нашего
собрания были мои Смолья/Не» 2. Сохранилась картина,
изображающая кабинет Жуковского, на которой представлен
круг наиболее чаетьих посетителей его вечеров!. На
картине Крылов изображен сидящим на диване рядом с
Пушкиным, тут же находятся Гоголь, Кольцов,
Жуковский, П. Плетнев, В. Ф. Одоевский и др. (что позволяет
эту писательскую встречу отнести к 1836 году) 3.
Отношения Крылова с Пушкиным если и не перешли
в личную близость, то во всяком случае имели достаточно
прочный и постоянный характер. Крылов на протяжении
ряда лет встречался с Пушкиным в кругу семейства
Олениных, частым посетителем которого поэт был до своей
ссылки на юг и во второй половине 20-х годов, когда он
' был увлечен дочерью Оленина Анной Алексеевной.
С Пушкиным несомненно Крылов встречался и в ряде
знакомых домов, на званых литературных вечерах и на
интимных дружеских чтениях. Крылов присутствовал в
1830 году на чтении Пушкиным у А. А. Перовского еще
тогда не изданного «Бориса Годунова». В 1832 году
художник Г. Чернецов изобразил в своей картине «Парад
на Марсовом поле» Пушкина, Крылова, Жуковского и
Гнедича, составляющих особую дружескую группу.
Сохранилось свидетельство, впрочем весьма мало
достоверное, о том, что Пушкин приезжал к Крылову в послед-
ние^ши перед своей дуэлью с Дантесом 4.
/"Всвоих статьях, письмах, заметках Пушкин
постоянно упоминает о Крылове, называя его
«истинно-народным поэтом», цитируя его басни, сочувственно отзываясь
о его творчестве, его народном таланте. В дневниковой
записи от 22 декабря 1834 года Пушкин приводит эли-
грамму Крылова «Мой друг, когда бы был ты бог...» и
1 П. Пл-етиев, Сочинения, т. II, стр. 81.
2 «Русский архив», 1873, стр. 472,
3 См. воспроизведение этой картины в Пушкинском томе
«Литературного шшедства» № 16—18, 1934, стр. 701.
4 См. Л. Треф о л ев, Крылов и Пушкин по рассказам ярю-
славцее, «Русский архив», 1877, кн. 3, стр. 309—403,
124

его язвительную шутку по пю»воду истории с
напечатанном стихотворения М. Деларю «Красавице», вызвавшим
целую «бурю» 'В придворном кругу и протест
митрополита. Здесь существенно не только то, что Пушкин
высоко оценил остроумие Крылова (отметив, что «Крылов
сказал очень хорошо») *, но и этичное общение обоих
писателей, благодаря которому Пушкин мог
непосредственно слышать от Крылова его замечания.
0 высокой оценке Крыловым Пушкина
свидетельствует любопытный эпизод, переданный М. Лобановым.
При всей своей кажущейся случайности этот эпизод
гораздо значительнее, чем о том свидетельствует Лобанов.
На «новоселье» у Смирдина (открывшего свою книжную
лавку в новом помещении) 19 февраля 1832 года
присутствовали Крылов, Пушкин и Жуковский. После тоста
в честь Крылова последний предложил тост за Пушкина,
но сидевший рядом Лобанов остановил его и
провозгласил вместо этого тост за Жуковского, так как тост за
Пушкина показался ему «неуместным».
Вот как рассказывает об этом сам М. Лобанов:
«Единодушно и единогласно громко приветствовали
умного баснописца, по справедливости занимавшего ныне
первое (место в нашей словесности. И. А. встал с
рюмкою шампанского и хотел предложить здоровье
Пушкина; я остановил его и шепнул ему довольно громко:
здоровье Жуковского... Я долгом почел удержать
добродушного Ивана Андреевича от ошибки какого-то
рассеяния и восстановить старшинство по литературным
заслугам, ибо нет сомнения, что заслуги г. Жуковского по
сие время выше заслуг г. Пушкина» 2.
В 1835 году Крылов согласился было принять на
себя редактирование затеянной Смирдиным «Библиотеки
для чтения», однако вскоре же отказался от этого,
видимо, когда выяснилась руководящая роль в издании
журнала О. Сенковского — представителя враждебного
Крылову беспринципного «торгового направления». Об
этом предполагавшемся участии Крылова сообщала
«Библиотека для чтения» в заметке, помещенной в «Ли-
тературной летописи»: «Еще с мая месяца «Библиотека
1 А. Пушкин, По^н. собр. соч., М., 1936, т. VI, стр. 453.
2 «Пушкин и его современники», в. XXXI—XXXII, 1927, стр.
114-115.
125

для чтения» лишилась, лестного руководства, которое
принял было на себя знаменитый наш поэт И. А.
Крылов. Преклонность лет не дозволила ему продолжать
мучительных занятий редактора...» 1
В старости Крылов, с трудом преодолевая расстояния,
становится частым посетителем гостиной В. Ф.
Одоевского, где встречается с Гоголем, Белинским. М.
Погодин рассказывает о кружке у В. Ф. Одоевского:
«Это было оригинальное сборище людей
разнородных, часто даже между собой неприязненных, но
почему-либо замечательных. Здесь сходились веселый
Пушкин и отец Иакинф... и живая, миловидная графиня Рас-
топчина, Глинка и профессор-химик Гесс, Лермонтов и
неуклюжий, но много знающий археолог Сахаров.
Крылов, Жуковский и Вяземский были постоянными
посетителями. Здесь же впервые появился на сцену большого
света Гоголь...» 2
Крылов и в последнее десятилетие своей жизни
продолжал посещать литературные собрания и общества, но
он уже не принимает никакого действенного участия в
делах литературы. Все свидетельства современников
говорят о его полном равнодушии в эти годы к
окружающему. Так, Е. Карлгоф рассказывает об обеде в честь
Д. Давыдова в 1837 году, на котором был и Крылов:
«Первый приехал Крылов. Он был чрезвычайно рассеян
и до того забывал физиономии, что перепутывал своих
знакомых (разумеется не ближних) и взял привычку всех
приветствовать словами: «как я давно не имел
удовольствия вас видеть» 3.
Облик престарелого Крылова превосходно запечатлел
Белинский: «Человек живой по натуре, умный, хорошо
умевший понять и оценить всякие отношения, всякое
положение, знавший людей, — Крылов тем не менее
искренно был беспечен, ленив и спокоен до равнодушия.
Он все допускал, всему .позволял быть, как оно есть, но
сам ни подо что не подделывался (.курсив мой.—Н. С.)...
Любо было смотреть на эту седую голову, на это
простодушное, без всяких притязаний величавое лицо: точ-
1 ^Библиотека ддоя чтения», 1865, т. XII, отд. VI, стр. 58.
2 М. Погодим, Речь на заседании Общества любителей
российской словесности), М„ 1869, стр. 36 и- ел.
3 «Русский вестник», 1881, сентябрь, стр. 150.

но, бывало, видишь перед собой древнего мудреца...» 1
Именно таким изображен Крылов на известном портрете
работы К. Брюллова.
Следует иметь в виду, что облик Крылова, который
сохранился в .памяти современников, относится к концу
его жизни,, к тому времени, когда он уже перестал
создавать свои басни. Этот обрюзгший, умный,
лука-во*добродушный Крылов, который иронически-равнодушен к ок-
ружаоощему, уже в сущности пережил и свою
литературную деятельность и своих современников.
Затаенную иронию Крылова передал в своем nopTjge^
те состарившегося баснописца И. Тургенев: «Крылова я
видел всего один раз — на вечере у одного чиновного, но
слабого петербургского литератора. Он просидел часа
два-три слишком, неподвижно, между двумя окнами —
хоть бы слово промолвил! На нем был просторный,
поношенный фрак, белый шейный платок; сапоги с
кисточками облекали его тучные ноги. Он опирался обеими
руками «а колени hi да/же не .поворачивал свой колоссальной,
тяжелой и величавой головы, только глаза его изредка
двигались под нависшими бровями. Нельзя было понять:
что он, слушает ли в на ус себе мотает, или просто так
сидит и «существует»? Ни сонливости, ни внимания на
этом обширном, прямо русском лице—а только ума
палата.-^да^э-амафе^^^ да по временам что-то
лукавое словно хочет выступить наружу и не может — или
не хочет — «робитвея - сквозь—весь этот етарчеекш^
"VTV Пу'л' .
2 февраля 1838 опода состоялось торжественное
чествование Крылова в ознаменование 70-летия со дня
рождения и 50-летия ею литературной деятельности,
хотя фактически оно с этой датой и не совпадало
(«Кофейница» написана была в 1783 г., печататься
же Крылов начал в 1786 г.). Правительство,
разрешая этот юбилей, желало сгладить впечатление от
смерти Пушкина, продемонстрировать «заботу» об
отечественной литературе. Поэтому «юбилею стремились
придать официальный и строго регламентированный
властями характер. «Инициаторами» юбилея предпоша-
1 В. Белинский. Собрание сочинений, т. II, стр. 727.
2 И. Тургенев. Поли. собр. соч., т. X, СПБ., 1897, стр.
81—82.
127

галось даже объявить Греча и Булгарина. Однако этот
правительственный план не удался, так как писатели
сами взялись за подготовку крыловското юбилея.
Жуковский, В. Одоевский и другие отказались от услуг
Булгарина и Греча, демонстративно не пригласив их на
празднование. Но власти установили строгий контроль над
проведением юбилея: его программа утверждалась
Бенкендорфом и самим Николаем I, из текста речи Жуковского
были вычеркнуты упоминания о Пушкине1.
Тем не менее чествование Крылова носило широкий
общественный характер. Жуковский в своей речи сказал:
«Наш праздник, на который собрались здесь немногие,
есть драздник национальный; когда бы можно было
пригласить на него всю Россию, она приняла бы в нем
участие с тем самым чувством, которое всех нас в эту
минуту оживляет». Несмотря на официальный запрет,
Жуковский упомянул в своей речи и о гибели Пушкина,
«похищенного у надежд, возбужденных в отечестве
его гением» 2. После торжественных речей была
исполнена кантата в честь баснописца, и он был осыпал цветами
и лавровыми венками.
В Публичной библиотеке Крылов прослужил тридцать
лет и ушел в отставку лишь в марте 1841 года, на
семьдесят втором году жизни. В проекте докладной записки,
написанном самим Крыловым, указывалось, что «по
слабости здоровья и по преклонности лет он чувствует, что
уже не может, как бы должно и как желал, выполнять
свои обязанности по службе...»3 По выходе в отставку
Крылов поселился «на покое» в тихой квартире на
Васильевском острове.
По свидетельству П. Плетнева, он проводил там свое
время, «обучая детей грамоте »и прослушивая их уроки
музыки. Он усыновил семейство крестницы своей,
которое и поместил на квартире с собой. Ему весело было,
когда около него играли дети,, с которыми дома обедал
он и чай пил.» 4
Но даже будучи уже глубоким стариком, незадолго
1 Н. Греч, Зал иски о М'оей жизни, Л., 1930, стр. 629 и ел.
2 Приветствия, творенные И. А. Крылову в день его рождения
и совершившегося) 'пятидесятилетия его литературной деятельности,
СПБ., 1838.
3 И. А. Крылов, Поли. собр. соч., т. III, стр. 380.
4 П. Плетнев, Сочинения, т. II, гтр. 105.
128

до кончины, Крылов продолжал бывать на публичных
собраниях, концертах, вечерах. В двадцатиградусный
мороз, в феврале 1844 года,, Крылов явился в
университет в парадном мундире на празднование первого
двадцатипятилетия Петербургского университета. Несколько
позже Крылов приезжал туда на благотворительный
концерт, данный в пользу нуждающихся студентов. После
концерта Виардо-Гарсиа Крылов зашел на вечер к
ректору П. Плетневу, чтобы «потолковать с «им о
знаменитой певице и о музыке, которой он был большой знаь
ток и любитель» К
8 1841 'году Крылов был избран действительным
академиком по- вновь организованному отделению
русского языка! и словесности Академии наук. Последней
работой Крылова была подготовка к печати» в. 1843 году
полного издания своих басен, вышедших, однако, в свет
только после его смерти.
9 B1) ноября 1844 года Крылов скончался в
возрасте 75 лет.
В «Русском инвалиде» сообщалось: «Русская
литература понесла новую, великую потерю. Старший между
русскими литераторами, наш знаменитый баснописец
И. А. Крылов скончался вчера 9 ноября в исходе 8 часа
утра после четырехдневной болезни» 2. В последние
минуты жизни Крылова изъявил желание, чтобы всем
«помнящим о нем было -послано на память по экземпляру
полного издания его басен.
Крылова похоронили в Александро-Невской лавре,
рядом с его другом Гнедичем и Карамзиным. В 1855
в Летнем саду ему, по всенародной подписке, был
лен памятник.
1 П. Плетнев, Сочинения, т. II, стр.
2 «Русоиий инвалид:», 1844, № 255.
Степанов

Глава IV
КРЫЛОВ В ЛИТЕРАТУРНОЙ БОРЬБЕ
НАЧАЛА XIX ВЕКА
1
Возвратившись в начале XIX века к литературной
деятельности, Крылов попадает в другую историческую
обстановку. Время веры во всемогущество разума и
просвещения оме вилось эпохой формирования политического
движения дворянских революционеров — декабристов, а в
литературе периодом сентиментализма и романтизма с
их культом чувства и личности.
Крылов с интересом следил за всеми событиями
общественной жизни и находился в тесном общении с
наиболее видными деятелями литературы тех лет. Но его
политическая и литературная позиции во многом
оставались связанными с просветительской философией XVIII
века.
Почти двадцатилетие отделяет первые басенные
опыты Крылова в «Утренних часах» 1788 года от его
творчества начала XIX века. Между ними легла целая
историческая эпоха, большой и сложный этап биографии
caiMoro Крылова. Басни вобрали весь опыт его
предшествующей литературной деятельности, явились
завершением всего его творческого пути.
Любопытно свидетельство П. Плетнева, близко
знавшего баснописца: «Может быть, этот тесный горизонт
идей, из-за которого мудрено с первого шага предви-
130

деть обширное поле, некогда породил в нем (т. е. в
Крылове) то отвращение к апологической поэзии, о
котором не забыл он до оих пор. Любопытно слушать,
когда он вспоминает, что предшественник его, другой
знаменитый баснописец, Дмитриев, начал первый убеждать
его заниматься сочинением басен, прочитав
переведенные Крыловым в праздное время три басни Лафонтена.
Преодолев отвращение свое от этого рода и заглушая
раннюю страсть к драматической поэзии, Крылов
несколько времени ограничивался то подражанием, то
переделкою известных басен» К
П. Плетнев,, однако, не орав, когда представляет
переход Крылова от сатиры к басне, «как какой-то
«компромисс», как сужение его сатирического горизонта.
Крылов превратил басенный жанр в сатиру — в этом
было основное содержание его новаторства. Ошибочно
считать басенное творчество Крылова отходом от его
прежних позиций. Наоборот, в баснях Крылов полностью
применил свой опыт сатирика и драматурга и в то же
время широко раздвинул привычные границы басенного
жанра.
Белинский во всех своих отзывах о Крылове
подчеркивал его значение именно как сатирика,
.противопоставляя сатирический характер басен «нравоучительному»:
«Басня, как нравоучительный род поэзии, в наше время
действительно ложный род, — писал Белинский, — если
она для кого-нибудь -годится, так разве для детей...
Но басня, как сатира, есть истинный род поэзии...
Крылов, как гениальный человек, инстинктивно угадал
эстетические законы басни. Можно сказать, что он
создал русскую басню» 2.
Обращение Крылова к басне — продолжение его
деятельности как сатирика.
Басенное творчество Крылова с самого начала
отличается той законченностью, цельностью и художественной
зрелостью, которые свидетельствуют об органичности
этого жанра для самого поэта. На протяжении
тридцати лет своей деятельности баснописца Крылов наоисал
свыше двухсот басен, которые, за редкими
исключениями, являются шедеврами, поражая своей самобытностью
1 П. Плетнев, Сочинения и переписка, т. I, СПБ., 1886,
стр. 334.
2 В. Белинский, Собрание сочинений, т. II, стр. 715—716.
9* 131

и художественным мастерством. Бывали периоды, когда
Крылов умолкал на целые годы A824—1827), иногда
печатал по одной-две басни в год A817, 1827, 1829), а в
•отдельные годы создавал до двадцати басен A814, 1818,
1823). Далеко не всегда можно найти какую-либо
историческую или биографическую закономерность в этой
прихотливой кривой его творчества. Не менее трудно
проследить и его творческую эволюцию. Уже басни,
написанные в самые первые годы его обращения к этому
жанру, свидетельствуют о полной зрелости его таланта.
Среди 'них имеются такие шедевры, как «Ворона и
Лисица», «Лягушка и Вол» A807), «Слон и Моська» A808)
«Петух и Жемчужное зерно» A810) и др. 1811 год
отмечен особенно плодотворной деятельностью
Крылову написавшего в это время многие ив наиболее
известных своих басен: «Лжец», «Осел и
Соловей», «Квартет», «Совет мышей» и пр. В то же время
даже в .наиболее плодотворные годы появлялись басни,
отнюдь не принадлежавшие к числу удачных и
значительных его произведений: «Рыцарь» A816), «Змея и
Овца» A823), «Два мальчика» A833) и др.
Наиболее важным этапом в творческом пути
Крылова-баснописца является 1812 год, когда общенародный
патриотический подъем явился стимулом к созданию
ряда выдающихся басен Крылова.
Именно в 1812 и последующих годах Крыловым были
написаны басни вполне оригинальные и по своей
национальной окраске и по своему сюжету («Ворона и
Курица»,, «Волк на псарне», «Кот и Повар», «Щука и Кот»,
«Демьянова уха» и т. д.). Если в начальный период
своего басенного творчества Крылов в ряде случаев
обращался к сюжетным мотивам западноевропейской
басни, то в дальнейшем он почти не прибегает к
иностранным источникам.
Таким образом, приход Крылова к созданию русской
самобытной басни определялся патриотическим
подъемом, вызванным Отечественной войной 1812 года. Крылов
стремился к созданию русской басни, народной по духу
и по стилю in независимой от западноевропейской
басенной традиции.
Наряду с этим Крылов все более усиливает
сатирический элемент в своих баснях. Если ранние басни
1806—1808 годов являлись преимущественно морали-
132

стическими, не имея конкретного социального адресата,
то уже в баснях 1810—1812 годов элемент социальной
сатиры занимает главенствующее место. Такие басни, как
«Совет мышей», «Листы и Корни», «Волк и Кукушка»,
«Пруд и Река» и т. д., посвящены главным образом
социальным проблемам эпохи.
Басни восьмой и девятой книг, 'написанные в 1827 —
1834 годах, насыщены острой политической сатирой или
полемикой. Среди них сточти нет басен с отвлеченной
моралью. В основе их лежит актуальная общественная
тема. Не случайно Белинский отметил1, что «все
одиннадцать басен девятой «нити принадлежат к числу лучших
басен Крылова» 1.
Трудно говорить об эволюции мировоззрения, об
изменении общественной позиции Крылова на
протяжении почти тридцатилетней творческой деятельности его
как баснописца. Мировоззрение Крылова, сложившееся в
восьмисотых годах, в дальнейшем мало меняется. На
ряде отдельных басен можно было бы показать некоторые
изменения взглядов Крылова, но если брать все его
творчество в целом, то следует признать, что оно чрезвычайно
цельно как по мировоззрению, так и по своим
художественным принципам.
Сохраняя свою творческую самостоятельность,
Крылов не был изолирован от современников, от острой
литературной полемики начала XIX века.
На протяжении более чем тридцатилетия своей
деятельности как баснописца он все время находится в
центре литературной жизни и общается с
представителями самых разнообразных литературных течений.
Басни Крылова появились в то время, когда русская
литература переживала особенно ответственный и
сложный этап» своего развития. В эти годы закладывались
основы ее дальнейшего роста как литературы национальной
и народной. Появлению Пушкина, Гоголя, Грибоедова,
блестящему расцвету поэзии и прозы в 20—30-х годах,
предшествовала деятельность Жуковского, Батюшкова,
Нарежного и, в значительной мере,—«могучий и
самобытный талант Крылова.
В это время на смену классицизму с его
художественными принципами, завещанными XVIII веком, пришли
1 В. Белинский, Собрание сочдаешй, т, II, стр. 718.
133

новые литературные веяния, возникшие под знаком
сентиментализма и романтизма. Прежние жанры: ода,
героическая поэма, нравоописательная сатира — вытесняются
новыми.
Ориентация дворянского сентиментализма >на Запад,
стремление к «европеизации» языка путем перенесения•&
него иностранных форм приводили ,к отрыву от
национальных традиций, к искусственности и салонной
замкнутости литературы. Даже басня — жанр, наиболее прочно
связанный с традицией русской литературы XVIII века,—
превратилась под пером И. Дмитриева ib салонный,
«легкий» жанр, в изящную нравоучительную новеллу.
Поэтому появление басен Крылова, с их
реалистической настроенностью, яркой народной речью и
сатирической остротой, имело громадное значение для
дальнейшего развития русской литературы. Крылов-баснописец
явился нервам для своего времени народным, национальным
поэтом, подобно могучему дубу, — как писал о нем
Гоголь,— возвышается он над своими современниками:
«В то время, когда наша поэзия совершала так быстро
своеобразный ход свой, воспитываясь поэтами всех веков
и наций, обвеваясь звуками всех поэтических стран,
пробуя все тоны и аккорды, один поэт оставался в стороне.
Выбравши себе самую незаметную и узкую тропу, шел он
по ней почти без шуму, пока не перерос других, как
крепкий дуб перерастает всю рощу, вначале его скрывавшую.
Этот поет — Крылов. Выбрал он себе форму басни,
всеми пренебреженную, как вещь старую, негодную для
употребления и почти детскую игрушку и в сей басне
умел сделаться народным поэтом» К
В начале XIX века созревание реалистических
тенденций в русской литературе определилось через
басенный жанр, как наиболее тесно связанный с народными
истоками. При этом именно басня стала звеном,
связывавшим демократические и реалистические тенденции
литературы XVIII века с реализмом XIX века.
«Из всех родов поэзии в русской литературе до сих
пор только басня, благодаря Крылову, сделалась в
полной мере органом народности и по духу и по языку», —
писал Я. К. Грот2.
1 Н. Гоголь, Собрание сочинений, М., 1937, т. VI, стр. 445
2 Сб. ОРЯС Академий наук, СПБ., 1860, т. VI, стр. 17.
134

Крылов первый решительно противопоставил
салонному, оторванному от жизни дворянскому
сентиментализму принцип реалистического искусства, 'Причем в
басенном творчестве Крылова, не ограничивавшемся
моралистическим бытовизмом XVIII века, уже осуществлялся
переход к критическому реализму XIX века. В этом —
основное историческое значение деятельности Крылова,
выходящее за пределы развития басенного жанра.
В эту пору русская литература переживала
переходный период своего развития. Такие -писатели, как
Радищев, Фонвизин, уже сошли'со сцены, Державин оставался
представителем давно ушедшей эпохи. Карамзин
перешел к замятиям историей, Жуковский культивировал
субъективно-эмоциональную лирику, Батюшков только
лишь начинал свой поэтический путь. Об этом
литературном «безврем<еньи» Вяземский в 1810 году следующим
образом писал Батюшкову: «Ты спрашиваешь у меня,
любезный друг, что у нас нового на'Парнасе? По
обыкновению новостей много*, а нового ничего. Все такое же,
как и старое. Право, -из разных имен, стоящих на
книгах, можно бы почесть все эти новые творения
произведениями одного пера. Вялый слог, бесчисленные ошибки
против правил языка, совершенная пустота в мыслях, —
вют что можно сказать о большей части оригинальных
книг» К
К этому времени прежние сатирические жанры
утратили свое былое значение, лишившись той социальной
насыщенности, которая отличала журналистику, басню и
комедию XVIII века.
Сатира превратилась в шутку, в безобидный юмор;
получили распространение эпиграммы и шутливые
иронические поэмы. «Дом сумасшедших» А. Воейкова,
арзамасские протоколы и экспромты, «Опасный сосед»
В. Л. Пушкина, альбомный юмор С. Марина — вот
наиболее характерные образцы русской сатиры начала
XIX века.
Бессодержательные стихи и чувствительные повести
эпигонов Карамзина, измельчание тем, отход литературы
от жизни, бледность словесных красок, подражательность
характеризовали состояние литературы начала века. Ее
отрыв ел: реалистических и сатирических традиций XVIII
П. Вяземский, Полк, cotfp соч., т. I, стр. 3.
135

века особенно явственно сказался в творчестве таких
писателей, как И. Дмитриев, П. Шаликов, В. Измайлов и др.
Лирические «мелоч-и» — альбомные стихи,
чувствительные эпитафии, элегические романсы занимали
основное место в поэзии. Поэтическую систему эпигонов
сентиментализма впоследствии ядовито характеризовал
В. Кюхельбекер в «Мнемозине»: «Каламбуры,
эпиграммы, нежности взапуски бегут... Племя аркадийских Гре-
ев и Тибулшов особенно велико, они составляют
особенный легион., они все твердят одно и то же; все грустят
и тоскуют о том, что дважды два—пять...» 1
В этой обстановке появление басен Крылова
знаменовало возвращение к национальным и народным истокам
русской литературы и к ее реалистической традиции.
«Вопреки этому безвременному, расслащенному вер-
теризму, занятому по передаче от 'немцев, — писал
А. Бестужев, — XIX век взошел не розовой зарею, а
заревом военных пожаров; но Русь еще дремала, русская
словесность еще пережевывала Мармонтеля и мадам
Жанлис. Один только самобытный, неподражаемый
Крыло© обновлял повременно и ум и язык русский во всей
их народности. Только у него были они свеж»
собственным рум.янцем, удалы собственными силами. Он первый
показал нам их без пыли древности, без французской
фальши, без немецкого венка из незабудок. Мужики его
природные русские мужички; зверьки его с неподкрашен-
ною остью. Счастливцы мы: Крылов и XIX век были
нашими крестными отцами! Первый научил нас говорить
по-русски, второй мыслить по-европейски. Тогда
Державин уже дотлевал между новыми развалинами
любителей русского слова. Дмитриев молчал уже; Карамзин
еще писал только свою историю. Один Крылю© был
достойным представителем словесности нашей» 2.
Русская литература особенно нуждалась тогда в
сильном реалистическом таланте. И не случайно первая
четверть XIX века явилась временем наибольшей творческой
активности Крылова и его влияния на современную ему
литературу.
С выходом первой книги басен A809) и в следующие
1 «Мнемозина»,, 1824, ч. II, стр. 143.
2 О романе Н\ Полевого «Клятва при гро»бе "господаем*,
Сочинения, ч. XI, -стр. 306—307
136

за тем,годы Крылов становится не только одним из
самых популярных поэтов, но и поэтом, выражавшим poet
демокрэтических тенденций.
Русская демократическая литература тогда только
еще зарождалась. Наиболее крупной ее фигурой был
В. Т. Нарежный. Демократические тенденции его
мировоззрения, его антидворянская настроенность сочетались
с умеренностью политических взглядов, с переключением
вопросов общественной жизни, политических и
социальных противоречий в моральный план. В этом отношении
Нарежный,, как и Крылов, является сыном XVIII века, и
самый реализм его1 имеет просветительский характер *.
Нарежный и Крылов только предвещали дальнейший
рост демократических тенденций в русской литературе
XIX века. Они не могли найти сколько-нибудь широкую
поддержку © тогдашней литературной среде. Нарежный
оказался фактически вне литературной жизни тех лет, а
Крылов вынужден был сохранять свое положение в
литературе благодаря связям с идейно далекими ему
«Беседой» и олентшски'М кружком. Однако хотя Нарежный во
многом -близок Крылову, но, независимо от различия
избранных ими жанров, они шли разными путями.
Нарежный продолжал моралистическую сатиру XVIII века,
Крылов же в своем басенном творчестве опирался уже
на новые, реалистические принципы.
Называя первый этап развития русской литературы
начала XIX века «карамзинским», Белинский тут же
оговорил ту огромную роль, которую сыграл в эту пору
Крылов: «Карамзи'нский период ознаменовался
несравненно сильнейшим движением вперед. Мы уже упомянули
о Крылове как о поэте карамэинской эпохи, внесшем в
русскую поэзию совершенно новый для нее
элемент—народность, которая только проблескивала и
промелькивала временами в сочинениях Державина, но в поэзии
Крылова явилась главным и преобладающим элементом» 2.
Деятельность К. Батюшкова, Н. Гнедича, В. Озерова,
тесно связанная с оленинским кружком, — это деятель-
1 См. мою стаггыо о В. Н.арежмом bi кн. 'В. Т. Нарежный
«Российский Жил'блаз», т. I, Гослитиздат, М.. 1936.
2 В. Б ел'И'иск и й. Собрание сочинений, Гослитиздат, т. III,
М., 1948, стр. 104. Причисляя Крылова к «карамзинскому периоду»,
Белинский, разумеется, we садит а л его принадлежащим в какой-либо
мере <к сентиментальному 'направлению Карамзина.
137

ность того литературного течения, к которому был в те
годы близок Крылов, но близок лишь в некоторых
тенденциях, так как основной почвой, на которой возрастало
его творчество, был фольклор.
С этим модернизированным классицизмом и с его
культом античности Крылова сближает общее стремление
к ясности, прозрачности композиции, точности и
пластичности слова!.
Н. Гнедич противопоставлял принципы 'классицизма
сентиментализму и «метафизической» поэзии
романтизма. Но' Крылову, далекому от сентиментализма и от
романтизма, была вместе с тем глубоко чужда и та
эстетизация действительности, тот отрыв от жизни,
отвлеченность и рассудочность, которые отличали представителей
з апоад алого кл ассициз ма. Д е мокр этическое содерж ание
кры1ло©ски1х 'басен требовало иных художественных
средств, реалистического отображения- жизни. Именно
этими демократическими и реалистическими тенденциями
своего творчества Кршоо© и выделялся среди русских
писателей начала XIX века.
Во второй половине 20-х годов, когда споры
«классиков» и «сентименталистов» отошли в прошлое,
Жуковский дал замечательную оценку Крылова, в которой
раскрыл его большое историческое значение. В
конспекте истории русской литературы, написанном для
А. И. Тургенева, бывшего в это время за границей,
Жуковский писал: «Крылов — настоящий поэт. В своем
жанре он так же, как Державин, является
представителем национальной поэзии. Дмитриев до него издал свои
басни, но он влиял на свое время не как баснописец, а
как создатель изящного стиля в поэтическом языке. Его
басни все подражательны. Басни Крылова почти все
оригинальны. Они не имеют той безупречности языка,
которой обладает его предшественник, но он более
великий художник. Многие из его стихов сделались
пословицами. Он является философом-наблюдателем и
чудесно рисует то, что проходит перед его глазами. Его
басни — богатая сокровищница идей и опыта. С этой
стороны они могут выдержать сравнение со всем, что
есть наиболее совершенного во всех литературах.
Державин в своих одах выразил блестящую сторону своего
века. Крылов в своих баснях изобразил смешную сторону и
прозаические нравы своего времени, благодаря этому он
138

может быть назван поэтом — представителем своего
народа» К Таким образом, Жуковский соотносит Крылова
с Державиным, как писателей одного поколения, как
представителей патетики и сатиры той эпохи. В то же
время Жуковский, как и позднее Гоголь, видит в
Крылове народного 'Поэта и мыслителя.
В сложной борьбе основных литературных
направлений начала XIX века — классицизма, сентиментализма и
романтизма — и нарождавшихся новых реалистических
тенденций Крылов занимал особое место. Его
творчество не укладывается в рамки групповых объединений
или литературных направлений, так как оно было
значительно шире их, питаясь из родника народной поэзии.
Это чувствовали и современники Крылова, которые,
стремясь перетянуть его в тот или иной литературный
лагерь, вместе с тем прекрасно понимали своеобразие и
самобытность его таланта.
Современники не раз указывали на равнодушие
Крылова к теоретическим спорам и к тогдашней литературе.
Это не оовсем верно. По свидетельству Плетнева,
«Давно сделавшись равнодушным к литературе, Крылов
машинально соглашался со всяким, что бы кто ни
говорил». Однако Плетнев наряду с этим отмечает, что
«проницательность и чувство изящного у Крылова всегда
ощутительны были в высшей степени» 2.
Немногочисленные свидетельства современников о
литературных взглядах и мнениях Крылова, дошедшие до
нас в довольно приблизительной передаче, не могут,.
конечно, дать об этих взглядах сколько-нибудь полное
представление3.
Особенно примечательно выступление Крылова с
защитой «Руслана и Людмилы» Пушкина в ответ на
ожесточенную критику, которой встречена была эта поэма
1 Армив Института литературы? Академии .наук СССР. Оригинал
на французском языке. См. «Т|ру|ды отдела новой русской
литературы», I, M.—Л., 1948, стр. 309.
2 Л. Плетне в, Сочинения и переписка, т. II, стр. 87.
3 «Крылов редко 'разговаривал о художествах и почти никогда
не высказывал1 об этом своих суждений»,— говорит Ф. Солнцев.
Он приводит лишь следующее высказывание Крылова о картине
Л. Бруни «Воздвижение Моисеем Медного змия»-: «На ней
изображены одни страдающие, а >из праведных >и неболящих никого нет»
(Ф. Солнцев-, Воспоминания, «Русская старина», 1871, стр.
623—624.)
139

в журналах. Появление в 1818 году пушкинского
«Руслана и Людмилы» явилось вызовом и карамзинистам
с их «чувствительными» стихами, и классицистам
с их героическими эпопеями. Пушкин не только
намеренно смешивал здесь «высокие» и «низкие» жанры, но
прямо и открыто обращался к народному творчеству.
Вследствие этого критики обвинили его в
«простонародности», «грубости». Каченовский в письме «жителя
Бутырской слободы» сравнивал появление «Руслана и Люд-
мшы» с появлением мужика в зипуне в «Дворянском
собравши». Воейков, упрекая Пушкина за
«просторечие», подчеркивал у «его «низкие слова» и назвал
рифму «кругом—копием» «мужицкою». Дмитриев', обозвав
поэму «недоноском», жалел, что «она часто впадает в
бюрлеск». В ответ на эти нападки (в первую очередь
на статьи Каченовского и Воейкова) Крылов напечатал
(анонимно) следующую эпиграмму в «Сыне отечества»
A820 г., т. 64, стр. 233):
Hiaepашю говорят, чфо критика легка.
Я -критику читал «Руслана ш Людмилы»:
Хоть у меня довольно силы,
Но для меня» owa ужасно как тяжка! 1
Выступая в защиту «Руслана и Людмилы», Крылов
тем самым солидаризировался с обращением Пушкина
к народной поэзии, которое соответствовало творческим
установкам самого баснописца.
Иной характер носил отзыв Крылова о «Борисе
Годунове», в конце 20-х годов. К этому времени Пушкин
далеко отошел от тех драматургических принципов,
которых придерживался Крылов. «Борис Годунов» как
трагедия, чуждая классицизму, была во многом
неприемлема для Крылова. Сохранилось следующее
свидетельство П. А. Вяземского: «Пушкин читал своего
Годунова, еще немногим известного, у Алексея Перовского.
В числе слушателей был и Крылов. По окончании
чтения, я стоял тогда возле Крылова, Пушкин подходит
1 П. 'Плметн-е© отмечает, что «для своих литературных
мнений Крылов ие искал подпоры -в журналах. Впрочем, « он бросил
публике эишпрамму на иеюправ-едлиеого 'Критика. Это было при
появлении «Руслана в Людмилы». И. А., без сомнения, лучше
других умел> ценить высший талант Пушкина...» (Сочинения и
переписка, т. I, стр. 81).
140

И. А. КРЫЛОВ, А. С. ПУШКИН, В. А. ЖУКОВСКИЙ
и Н. И. ГНЕДИЧ.
Этюд к картине Г. Чернецова «Парад на Марсовом поле» A832 г.).

К нему и, добродушно смеясь, говорит: «Признайтесь,
Иван Андреевич, что моя трагедия вам не нравится, и
на глаза ваши не хороша».— «Почему же не хороша, —
отвечает он;— а -вот что я вам расскажу: проповедник
в проповеди своей восхвалял божий мир и говорил, что
все так создано, что лучше созданным быть не может.
После проповеди подходит к нему горбатый с двумя
округленными горбами спереди и сзади: не грешно ли
вам, пеняет он ему, насмехаться надо мною и в
присутствии моем уверять, что в божьем создании все хорошо
и все прекрасно. Посмотрите на меня. — Так что же,—
возражает проповедник: для горбатого и ты очень
хорош».— Пушкин расхохотался и обнял Крылова»1.
Этот отзыв свидетельствует о том, насколько1
литературные взгляды Крылова были чужды какой-либо
групповой точки зрения. Несмотря на свое
/принципиальное несогласие с драматургическим новаторством
Пушкина, Крылов верно почувствовал национальную
самобытность и гениальный размах пушкинской трагедии и
принял ее вопреки догматическим теориям. Так, в
сущности, Крылов поступал во всем. Состоя в «Беседе», он
подсмеивался над высокопарной «славянщизной» «бе-
седчиков», а находясь среди «арзамасцев», он с
недоверием относился к их романтическим увлечениям.
Для суждения об эстетических взглядах Крылова
весьма интересен его спор с Грибоедовым о понимании
задач искусства. В июле 1824 года Грибоедов, только
что приехавший в Петербург, читал Крылову «Горе от
ума»2. О характере этого спора свидетельствует
недавно опубликованное письмо Грибоедова -к кн.
Вяземскому. «Крылов (с которым я много беседовал и читал
ему), — жаловался Грибоедов, — слушал1 все, въшуча
глаза похваливал и вряд ли что понял». Грибоедова.,
однако, задело не столько отношение Крылова к его
комедии, сколько суждение баснописца о том, что «Поэзия
должна иметь бют (т. е. цель. — Н. С), что к голове
прекрасной женщины не можно приставить птичьего ту-
1 П. Вяземский, Сочинения, т. I, стр. 184. Ср.
тождественное свидетельство С. С о б о л е в с 1к о т о («Русская старика», 1870,
июль, сир. 88). -
2 А. С. Грибоедов, Поли. собр. соч., т. III, П., 1917,
стр. 155.
142

лоаища и -пр.» 1 Это характерное для Крылова
требование «цели» ibi -искусстве, его
моралистически-воспитательного, «-практического» назначения было в дашом случае
для Грибоедова слишком упрощенным и устаревшим.
Крылов, взгляды которого сложились еще в эпоху
господства просветительской философии и эстетики,
отстаивал дидактическую роль -искусства и вместе с тем —
гармоничность отдельных элементов художественного
произведения.
Реализм Гребоедова носил иной характер, чем у
Крылова, и потому не мог быть им- принят целиком. Реалии
стические требования Крылова во многом еще были
ограничены моралистической схемой, идущей от
просветительских взглядов на искусство, типичных для
XVIII века.
Крылов всегда выступал в защиту естественности,
протестуя против позы и внешней эффектности. В этом
отношении характерен его отзыв об игре молодого
Брянского (Григорьева), приводимый в записках С. Жихаг
рева (и относящийся еще к 1807 г.). В отличие от
одобрительных реплик присутствовавших Крылов заметил,
что «с этим талантом надобно поступать осторожно»;
«мне кажется,—сказал он,—первые два-три года не
должно давать ему ролей слишком страстных: не
мудрено привить фальшивую дикцию и приучить к
неумеренным и неуместным возгласам по обязанности. Этот
поддельный огонь спалил не одного молодца на сцене.
Малой читает мастерски, слова нижет как жемчуг, да
надобно подождать, чтобы он их почувствовал...»2
Крылов решительно осуждал нашумевшую в конце
20-х годов мелодраму Дюканжа «30 лет, или жизнь
игрока». Отрицательный отзыв его приводит в своих
воспоминаних ГГ. Каратыгин: «...возмутило наших истых
поборников классицизма: Гнедича, Катенина, Лобанова
и других... даже дедушка Крылов, -который, конечно,
был поэтом реальной школы, но и он с презрением
отозвался об этой возмутительной, по его словам,
мелодраме» 3.
1 «Литературное наследство», № 47—48, А. С. Грибоедов, М.,
1946, стр. 229.
2 С. Жихарев, Записки, т. II, стр(. 380.
3 Воспоминания П. А. Каратыгина («Русская старика»,
декабрь, стр. 100—101).
143

2
Литературные взгляды и оценки Крылова чаще всего
находили свое выражение в его баснях, в которых он
нередко полемизирует с враждебными ему
литературными мнениями.
Такие полемические «отклики» Крылова на события
литературной жизни тем ценнее, что высказывался он
крайне редко и лишь в тех случаях, когда считал это
особенно необходимым. В 20—30-х годах он держится,
пожалуй, еще более замкнуто, чем раньше. Ему
оказалось не по пути ни с романтиками, ни с иными
группировками и течениями в литературе, которые появляются
в эти годы. Он предубежденно и настороженно
относится и к «любомудрам» из «Московского вестника», и
к казенно-благонамеренным литераторам «торгового
направления», петербургскому журнальному
«триумвирату»— Булгарину, Гречу и Сенковскому К Обо всем
этом свидетельствуют его басни, многие из которых
"являлись своеобразной замаскированной формой его
литературной полемики («Парнас», «Квартет»,
«Прихожанин», «Кукушка и Петух» и др.). В них Крылов
откликался как на лично его задевавшие выступления
критики, так и на события современной ему литературной
жизни.
Если внимательно вдуматься в адреса этих
полемических басен, то получится довольно цельное
впечатление от литературной позиции самого баснописца. Крылов
выступал в течение первых двух десятилетий XIX века
и против притязаний на руководство литературой со
стороны эпигонов классицизма (вроде Д. Хвостова), и
против карамзинистов с <их эстетизашей жизни и поэзии.
Впоследствии он борется с идеалистической эстетикой,
а в начале 30-х годов выступает против «торгового
направления» Булгарина и Греча.
На спор между Пушкиным и Вяземским о баснях
Крылова и Дмитриева откликнулся сам Крылов басней
1 Так, машример, по словам современников, Крылов в одном
№3 споров у Оленина дал 'меткую характеристику Сенкоеского.
«Молодежь доказывала, что автор >-ч'издатель «Библиотеки для
чтения»—человек очень умный, хотя у него ум ¦парадоксальный.—
Вот вы говорите: умный, — сказал Крылов, — ...умный! Да ум-то у
него дурацкий» («Русская старина», 1870, стр. 87).
144

«Прихожанин», шомещонной в «Северных цветах» на
1825 год, но относящейся к более раннему времени
(видимо, к 1823 году). Появление этой басни (сюжет ее
заимствован из сборника народных анекдотов XVIII
века 1), несомненно, вызвано высказываниями1 Вяземского.
В предисловии к «Стихотворениям И. И. Дмитриева»,
вышедшим в 1823 году, Вяземский заявил о своем
предпочтении И. И. Дмитриева Крылову.
Еще Лобанов указывал, что басня «Прихожанин»
явилась полемическим откликом Крылова на выступление
Вяземского. «И если впоследствии Москва не вполне
делила восторги Петербурга, вспомним, что в стенах ее
жил заслуженный гражданин и знаменитый поэт (т. е.
И. И. Дмитриев.—Н. С), которого венок ей тяжело было
уступить другому. За некоторую ее холодность Крылов
позволил себе мщение—такова была его натура—в басне
«Прихожанин», которую он составил из анекдота о
мужике, мною ему 'Случайно рассказанном»2. Лобанов
здесь имел к виду именно Вяземского, который был тесно
связан с Дмитриевым и Карамзиным. По словам Булга-
рина, отзыв Вяземского затронул Крылова, «потому что
ему было известно, что сочинитель «Известия» 3, кн.
Вяземский, находился в близких отношениях к Карамзину,
Дмитриеву и Жуковскому и, следовательно, это
нелестное мнение есть отголосок и их мнения. Однакоже он не
входил в полемику, хотя из речей его можно было
заключить, что сердце его уязвлено» 4.
Кроме указанной статьи П. Вяземского,
полемический отклик Крылова был вызван и его «Посланием
И. И. Дмитриеву (в день eiro именин)»5. Дело- было
здесь не только в личном самолюбии баснописца. В
послании Вяземского утверждалось то же понимание басни
как «изящного жанра», что и в его статье. Вяземский,
демонстративно замалчивая Крылова при перечислении
знаменитых баснописцев «Иванов» (Лафонтена, Хемни-
цера и Дмитриева), писал о Дмитриеве как наследнике
Лафонтена я Хемницера:
1 См. указания на .эти фабульные источник и к басне
«Прихожанин» в Примечаниях В. Кемевича, 2-е изд., стр. 204.
2 М. Лобанов, Жизнь и сочинения И. А. Крылова, стр. 41.
3 То есть упомянутого выше предисловия к «Стихотворениям
И. И. Дмитриева».
4 «Северная пчела», 1845, № 8.
5 «Сын отечества», 1821, № 48, стр. 82.
Ю Степанов 145

Изящного будь проповедник
И вкуса светлый образец!
На лире сладостной <и звонкой,
Поэт ума и красоты,
Искусства, вежливости танкой
У русских муз взрасти цветы.
Против точки зрения «своего прихода», ограниченной
рамками дворянского сентиментализма, и выступил
Крылов в своей басне, которая, по указанию В. А. Олениной,
«написана <в ответ на эпиграмму кн. П. А. Вяземского» *.
Отрицательное отношение Крылова к Карамзину
сгладилось к началу 20-х годов, когда Карамзин и
Крылов стали встречаться в одних и тех же литературных
кругах, а сам Карамзин выступал уже не в качестве
вождя сентиментального направления, а как автор
«Истории Государства Российского».
Можно предположить, что басня Крылова «Голик»,
конкретный смысл которой представлялся до сих пор
довольно загадочным 2, написана была Крыловым в защиту
«Истории» Карамзина от нападок «Вестника Европы»
Каченовского, с которым Крылов имел давние счеты за
его критику на издание «Новых басен» 1811 -года.
Для Крылова были неприемлемы те рутинные,
школярские рамки, в пределах которых критиковал в свое
время Каченовский его басни. Поэтому неудивительно,
что он откликнулся и на резкую критику «Истории»
Карамзина, появившуюся в 1821 году на страницах
журнала Каченовского. В 18-м номере «Вестника Европы»
за 1821 год была помещена статья Н. Арцыбашева
«О свойствах царя Иоа-нна Васильевича», направленная
против того истолкования, которое Карамзин давал Гроз-
1 «Литературный архив», изд. Карга-нова, СПБ., 1902, стр. 35.
2 Булгарош писал в своих воспоминаниях: «Крылов никогда
и никому не рассказывал, по, какому случаю написана -им какая
басня, но когда близкий или приятный ему человек сообщал ему
свою догадку, он отрицал таким образом, -что отрицание его можно
было принять за подтверждение догадки. «Быть .может, и 'похож! —
говорил Крылов.— Случай, и только!..» Только от подлинного
смысла басни «Голик» Крылов не «отпирался» («Северная гочеша», 1846,
№ 9). Koiro же имел в виду Крыло© в своей басне — Булгарадн
так и не сказал. "
Басня эта была ©первые напечатана в издании басен 1825 г.,
следовательно, написана не шадаее конца 1823 г. (мотивы
датировки ом. в моих .комментариях к басням Крылова в Полном
собрании сочинений Крылова, т. III, Гослитиздат, 1945).
146

ному в только что вышедшем IX томе «Истории
Государства Российского». Не касаясь здесь по существу
спора между Арцыбашевым — Каченовским
(несомненно, солидарным с ним) и Карамзиным, следует учесть,
как реагировали на него литературные круги, тем более
что Каченовский выступал против «Истории» Карамзина
еще в 1818 году.
Статья, напечатанная в № 18 «Вестника Европы» без
подписи, приписана была общественным мнением самому
Каченовскому и вызвала большое возмущение в
литературных кругах. Вяземский писал 19 октября 1821 года
А. И. Тургеневу: «А кто побьет Каченовского за
«Историю» Карамзина? Тут, право, не слова, а кошки
нужны» *. Тогда же он пишет в Петербург и А. Воейкову:
«Каков Каченовский в своем 18 №?.. О такой гнусности
и шутить не хочется: общее презрение и без помощи
остроумия прибивает имена таких людей к позорному
столбу» 2.
Статья в «Вестнике Европы» вызвала, вероятно, и
отклик у Крылова, послужив толчком к написанию басни
«Голик». В кругах Жуковского и Оленина выступление
«Вестника Европы» произвело то же впечатление, что и
на Вяземского. В крыловской басне высмеивается
«невежда», который приносит вред, когда
...не в овои дела вялетется
И поправлять труды ученого вю1зьм<етоя3.
Не исключена возможность, что и басня «Свинья
под дубом» A823) также относится к Каченовскому,
которому Крылов мог охотно припомнить непочтительный
отзыв о своей «Свинье» (см. стр. 158). Здесь в морали
басни также оговорится о «невежде», который «в
ослепленье бранит науки и ученье». Зная конкретность
-поводов, по которым Крылов часто писал свои басни, можно
считать это 'Предположение вполне вероятным.
Для ясного и рационального склада ума Крылова
1 «Остафьевский архив», т. II, стр. 217.
2 И. И. Дмитриев также раздраженно .писал1 (от 7 октября
1818 г.) кн. 'Вявемоксжу о нападках «Вестника Европы», гар'шшеы-
- оая их. Каченовскому: «Каченовский решительно дашг.нул «а
кроткого историографа; хочет следовать за 'ним niair эа шагом...»
(Письма И. И. Дмитриева к кн. ©яземскому, СПБ., 1898,
стр. 13).
3 Вариант: «Коль поправлять дадут ученого невежде».
10* 147

были неприемлемы и даже враждебны мистические
учения немецкого идеализма, шеллингиаиство, которое было
модным в 20—30-х годах. Наиболее рьяными и
последовательными поборниками шеллингианства выступали в
эти годы московские «любомудры», во главе с С. Ше-
выревым, объединившиеся вокруг «Московского
вестника». «Главными вождями любомудрия, — по
справедливому указанию П. Сакулина, — были, конечно,
немецкие философы Кант, Фихте, Шеллинг, Окем». Именно
в них видели, по словам В. Одоевского, «зарождение
нового мира, из которого заблистает свет невечерний» К
Крылов уже в своей басне «Водолазы» выступил
против мистических учений и теории откровения.
Деятельность «любомудров» была для него принципиально
чужда и (враждебна. Не случайно, что именно с этим
лагерем тогдашней литературы Крылов не' поддерживал
никаких отношений и никогда не печатал своих басен на
страницах «Московского вестника» и других органов
«любомудрия».
С. Шевырев защищал мистическую концепцию
«поэта-ясновидца», раскрывающего в своих произведениях
«тайны истории и поэзии» 2. Даже такой пылкий
представитель романтизма 20—30-х годов, как Н. Полевой,
отрицательно отзывалоя о пристрастии «Московского
вестника» к немецкой метафизике и советовал «исключить из
журнала слишком темные теории наук и словесности'» 3.
Тяготение к «потустороннему», понимание поэзии как
таинства, как особого вида мистического познания мира
нашло свое отражение в «лирике ночи» Шевырева,
являющейся последовательным выражением шеллингиан-
ской философии («Стансы», «Ночь» 1828 г. и «Ночь»
1829 г.). У Шевырева «ночь» противостоит «дню», как
мир таинственных прозрений, как интуитивное
проникновение в «.мировую тайну»:
....И все, чгго ясно здоитоя' в день,
Что может выразиться отавам,
Олилооя1 <& сумрачную 'тень,
Облечено 'Мечты покровам4.
1 П. Сакулин, Из истории русского идеализма, В. Ф.
Одоевский, т. I, ч. 1, М., 1913, стр. 139.
2 «Московский вестник», 1827, ч. VI.
3 «Московский телеграф», 1828, ч. XIX, стр. 137.
4 «Ночь», «Московский вестник», 1828, ч. X, стр. 213.
148

Если для Крылова неприемлем был романтизм Ла-
мартина (на что указывает П. Плетнев), то, естественно,
надо было ожидать и его отрицательного суждения о
«Московском вестнике» и группе Шевырева. Это
отношение к «любомудрию» и к доктринам шеллингианства
Крылов высказал в с)воей басне «Филин и Осел». Притча
о Филине и слепом Осле, пытавшихся найти дорогу
в чаще и среди ясного дня бухнувшихся в канаву,
несомненно, имела в виду мистические блуждания
«любомудров», о чем особенно убедительно говорит
послесловие, отброшенное в печатной редакщш. Оно прямо
указывает на тех, кто, начитавшись книг, потерял
способность трезво мыслить:
Иному также и ученье
Be пользу, но одно наводит ослепленье,
До книг он вое еще 'бредет прямым1 путем,
А о юнигаМ'И, чем более знаком,
¦ Тем бол'е .голоеа кругом.
Не дай бог в путь итти с таким проводником1! 1
Но помимо этих общих соображений, следует учесть
еще одно обстоятельство — это свидетельство Пушкина,
до сих пор упускавшееся из виду исследователями
творчества Крылова. Если сопоставить это свидетельство
с фактами литературной жизни тех лет, то наша догадка
находит в них свое подтверждение.
Пушкин в письме к М. Погодину от 1 июля 1828 года
упоминал, 'что Крылов откликнулся басней на полемику
Булгарина с Шевыревым, вызванную появлением
стихотворения Шевырева «Мысль»: «За разбор «Мысли»,
одного из замечательнейших стихотворений текущей
словесности, уже досталось нашим северным шмелям от
Крылова, осудившего их и Шевырева, каждого по
достоинству» 2.
Какой же басней откликнулся Крылов на эту
полемику, осудив и Шевырева и «шмелей», то есть
Булгарина и Греча, «каждого по достоинству»? Это один из
наиболее неясных вопросов, связанных с баснями
Крылова. Для того чтобы ответить на него, следует об-
1 Автограф рукописи, отд. ЛПБ. № 11, вариант:
Есть люди, коим просвещенье
Не пользу, но одно наводит ослепленье...
2 Пушкин, Письма, т. II, М.—Л., 1928, стр. 72.
149

ратиться к существу спора между Шевыревым и Булга-
риным К
Стихотворение Шевырева «Мысль» как раз и
отстаивало взгляд на искусство как на что-то иррациональное,
стоящее над жизнью, над эмпирическим знанием:
Падет В' иаш ум чуть видное зерно
И зареет в нем, питаюсь жизни соком;
Но прийдет час и вырастет оно
iB создании иль подвиге высоком.
И ра&овьет ирасу своих 'рамен,
Как пышный (кедр «а высотах Ливана,
Не подточить его червям времен,
Не смыть корней «волнами океана...2
Еще раньше, в статье, напечатанной в «Московском
вестнике», Шевырев развивал идею свободы творчества,
указывая вслед за Шеллингом, что закон
художественного творчества следует искать во вдохновении поэта, в том
«внутреннем чувстве», которое не может быть
постигнуто разумом 3.
«Северная пчела» резко напала на стихотворение
Шевырева, назвав его «бестолковщиною» и сделав к нему
ряд издевательских примечаний 4.
1 М. Аронсон В' примечая» к стихотворению «Мысль»
высказывает предположение, что «ответом я а 'нападение Ф. Булсгарина
на «Мысль» Шевьпрева была басня Крылова «Бритвы» (О.
Шевырев, Стихотворения, «Библиотека поэта», Л., 1939, стр. 219). Арон-
сои, ссылаясь на Пушкина, почему-то говорит о том, что «на
защиту «Мысли» Шевырева выступил И. А. Крылов». Однако сам
Пушкин указывал, что Крылов выступил ве только против
«Северной надел ы», ,но hi против Шевьтрева. Уже по одному этому -мы ни-
как Hie можем предположить, чтобы откликом1 Крылова на эту
полемику явилась басня «Бритвы», тем более что замысел этой
басни, несомненно, связан с декабристами. Не меняет нашей
догадки возможность ознакомления Пушкина с басней «Фиши и
Осел» в июне 1828 г. Ведь В1^ книгу изд. 1830 <р. входили в
большинстве сво'ем басни, ранее не печатавшиеся в периодической
печати ,и написанные в 1828—18'29 гг. Пушкин, часто встречавшийся
с Крыловым, мот знать баошо лично от него. Крылов же, вероят^
но, сообщил ему и значение этой басни.
2 «Московский вестник» 1828, ч. VIII, стр. 357—358.
3 «Разговор О' возможности найти единый закон для»
изящного», «Московский вестник», 1827, ч. I, № 1.
На страницах «Московского вестника» атому обоснованию
шеллингиашжой эстетики был посвящен ряд статей и
стихотворений (Веневитинова, Хомякова, Алексеева и др.).
4 В № 58 «Северной .пчелы» от 15 мая 1828 г. было помещено
письмо' к издателям «Северной пчелы»:
150

Для Крылова неприемлема была не только
метафизическая, туманная философия Шевырева, но и плоское
балагурство Булгарина. Вот эту ситуацию Крылов и
использовал в своей басне «Филин и Осел», высмеяв в ней
и мистические блуждания Шевырева и претензии
Булгарина поучать его.
Конечно, Крылов мог иметь в виду не только этот
эпизод. Его сатира шире, обобщеннее и направлена
против блужданий в дебрях метафизики и мистической
философии. Но столкновение Булгарина с Шевыревым
послужило, вероятно, непосредственным толчком для наш*
сания этой басни.
Таким образом, борясь за самобытные явления в
современной ему литературе, выступая на защиту
пушкинского «Руслана и Людмилы», Крылов отрицательно
относился к сторонникам сентиментализма и романтизма
и резко выступал против беспринципности и
продажности представителей «торгового направления».
Отрицательное отношение к Булгарину сказалось и в
ряде других басен Крылова. Он решительно выступал
против продажности и беспринципности Булгарина и его
соратника по «Северной пчеле» Греча.
В 30-х годах Крылов был тесно связан с кругом
Пушкина и Жуковского, чем во многом объясняется и его
(враждебное отношение к «шмелям» — Булгарину .и
Гречу,— нашедшее свое выражение в басне «Кукушка и
Петух» — одном из последних шедевров Крылова. Эта
баоня явилась откликом на статью Пушкина
«Торжество дружбы, или оправданный Александр Анфимович
Орлов», напечатанную в 1831 году (под псевдонимом
«Феофилакта Косичкина») в «Телескопе» Надеждина и
вскрывавшую истинные причины содружества Булгарина
и Греча.
Статья Пушкина начиналась с осмеяния взаимных
восхвалений Булгарина и Греча: «Посреди -полемики,
раздирающей бедную нашу словесность, Н. И. Греч и
Ф. В. Булгарин более десяти лет подают утешительный
«Желая научиться прекрасному м -высокому, о .котором, как
слъшшо, М'ного толкуют издатели «Московского вестника», я
подписался на их издание» (т. е. на «Московский вестник».— Н. С.),—
писал В. Зершов;-Раменокий (вероятно1, сам Булгарин), высм'еишя
ряд выражений Шевырева: «У зерна — рамена. Из зерна — кедр,
под кедро'м — черви времен».
151

пример согласия, основанного на взаимном уважении,
сходстве душ и занятий гражданских и литературных.
Сей назидательный союз ознаменован почтенными
памятниками.
Фаддей Венедиктович скромно признал себя
учеником Николая Ивановича; Н. И. поспешно провозгласил
Фаддея Венедиктов'ича ловким своим товарищем. Ф. В.
посвятил Николаю Ивановичу своего «Дмитрия Само-
еванца»; Н. И. посвятил Фаддею Венедиктовичу свою
«Поездку в Германию». Ф. В. написал для
«Грамматики» Николая Ивановича (хвалебное предисловие; Н. И,
в «Северной пчеле» (издаваемой гг. Гречем и Булгари-
ным) напечатал хвалебное объявление об «Иване Вы-
жигине». Единодушие истинно трогательное! — Ныне
Николай Иванович, почитая Фаддея Венедиктовича
оскорбленным в статье, напечатанной в № 9 «Телескопа»,
заступился за своего товарища...» 1
По поводу этой полемики и была написана басня
Крылова «Кукушка и Петух», словно .инсценировавшая
(в басенных образах ироническое замечание Пушкина о
взаимном восхвалении Булгарина и Греча 2. Законченная
не позже 1834 года, эта басня была опубликована лишь
в 1841 году 3. <
Направленность ее против Булгарина и Греча
засвидетельствована в ряде воспоминаний. Так, Н. Колмаков
сообщает: «Кукушка и Петух», восхваляющие себя в
(басне, изображают Н. И. Греча и друга его Ф. В.
Булгарина. Лица сии в журналах 30-х годов восхваляли
друг друга до забвения или, как говорят, до бесчувствия.
Объяснение это я слышал от самого И. А. Крылова 4.
1 Пушкин1, Соч., т. VIII, Мм 1936, стр. 109—140.
2 Ср. также карикатуру Дезарно «Кукушка и Петух»,
изображающую Булгарина ш Гр-ечя, помещенную © сб. «Сто русских
литераторов», т. I, СПБ., 1841.
3 Впервые напечатала в сб. «Сто русских литераторов», т. II,
СПБ., 1-841, стр. 15—16. Сохранился автограф Крылова — отрывок
из этой басеи с подписью и> датой: «1834 г., июль, д. 9», ш с
припискою П. А. Плетнева: «Стихи, здесь приведенные,
И. А. Кр'ышюв взял из «басни своей «Петух! до Кукушка». Эта
басня, написанная им в нынешнем 1834 г., еще нигде не напеча
тана».
4 Русский архив», 1865, № 8, стр. 1010. Н. Колмаков, Рас-
©казы об -И. А. Крылове. Менее достоверно сообщение В. Бурна-
шева о том, что Крылов якобы, прочитав басню «Кукушка и> Пе-
152

Восстанавливая подробности полемики Пушкина с
Булгариным, следует указать, что статьи Пушкина
подсказали Крылову не только общий полемический
характер, но и самый сюжет басни, характеристику деятелей
«торгового направления» в литературе.
Для Крылова, с его высоким представлением о
воспитательной роли литературы, беспринципность Булга-
рина и Греча была решительно неприемлема. Крылов
>(несмотря на угодливо-доброжелательное отношение к
нему издателей «Северной пчелы») и выразил это -в
басне о беспринципных писателях, хвалящих друг друга:
За что же, не (боясь греха,
Кукушка хвалит Петуха?
За.- то, что хвалит он Кукушку.
В черновых вариантах басни эта полемическая
направленность дана еще откровеннее:
Когда увидишь ты, что, те боясь греха,
Друайя-швсатели [возносят так] честят друг
дружку,
Всё хвалит, кажется, Петух Кукушку,
[Кукушка хвалит петуха],
Хоть слав-а от «ее плоха К
Крылов не ограничился тем, что высмеял Булгарина
в этой басне. Вполне вероятно, что <и в -баше «Кукушка
й Орел» 2 также имелся © ©иду Булгарин. Как раз В1 это
время A829—«ачашю 1830 г.) Булгарин, с выкодом-
своего романа «Иши Выжитан», встреченного весьма
.пренебрежительно в литературных кругах, претендовал на
почетное место на литературном Парнасе, стремясь
заполучить его при содействии Николая I и Бенкендорфа. На
это, видимо, Hi намекал Крылов, когда! писал:
Орел пожаловал' Кукушку в Соловый.
Кук/ушка, (в вдовом чине,
Усевшись ©ажио на осине,
Таланты в музыке свои
Beказьев ать -пустил ась.
Глядит—-вое прочь летят,
тух» при посещении уездного землемерш ого училища в 1837 г.,
ггросил ие 'рассказывать об этом Н. Гречу («Русский вестник»,
1872, октябрь, стр. 607).
1 Авггопраф в архиве И;нстиФута литературы- (Пуаикиисиий дом)
Академии наук СССР, № 34.
2 Впервые напечатана в издании басен 1830 г. (с цензурным
разрешением от 15 апреля).
153

Одни смеются ей, а те ее бранят.
Моя Кукушка огорчилась
И с жалобой я.а /пггйц к Орлу опешит она. •
«Помилуй! —- говорит: — По твоему веленью
Я Соловьем В' лесу здесь названа,
А моему смеяться смеют пенью!»
Как известно, Булгарин неодеократно жаловался
Бенкендорфу (а через него и царю) на то, что его
преследует критика, и писал на своих недоброжелателей
доносы. Весьма возможно, что именно эти обстоятельства и
имел в виду Крылов. Для подтверждения этих догадок
напомним некоторые факты.
Еще в середине 1827 года Бенкендорф представил
царю «Сочинения» Булгарина, только что вышедшие
тогда в десяти частях, и 18 сентября уведомил его, что
«государь император удостоил их благосклонным
принятием и повелеть соизволил объявить автору свое
всемилостивейшее удовольствие». В ноябре Булгарин
получил от царя бриллиантовый перстень К В то же время все
журналы обрушились на него с жестокой критикой.
В частности, в альманахе «Денница» на 1830 год
помещен был на «Ивана Выжигина» резкий отзыв И.
Киреевского, писавшего: «Пустота, безвкусие, бездушность;
нравственные сентенции, выбранные из детских прописей,
неверность описаний, приторность шуток — «вот качества
сего сочинения» 2. Киреевский сравнивал успех
«Выжигина» с распространенностью «сонников» и книг «о клопах».
Не менее грезкие отзывы были помещены в «Атенее»,
«Вестнике Европы», «Московском телеграфе» и в других
журналах.
Обозленный и встревоженный этими нападками,
Булгарин обратился 25 января 1830 года с особым письмом
к шефу жандармов Бенкендорфу, ссылаясь на одобрение
его произведений самим императором Николаем I и
требуя от III отделения принятия мер по отношению к
враждебной ему, Булгарину, критике.
В этом письме Булгарин жаловался, что его
«сочинение» «Иван Выжигин» было «разругано без всяких
доказательств в русских журналах». Прося Бенкендорфа о
1 М. Лемке, Николаевски© жандармы я литература 1826—
1855 т., СПБ., 1008, стр. 162 и ел.
2 «Денница», 1830, стр. 73.

«заступничестве», Булгарин рассчитывал при этом и на
«благость государя императора» 1.
Крылов, тесно связанный с Олениным и его кругом,
мог легко угнать про письмо Булгарина и по этому по-
©оду написать свою басню. Во всяком случае особое
положение Булгарина как правительственного литератора
и профессионального доносчика было прекрасно известно
Крылову.
Конечно, расшифровка литературно-полемических
басен Крылова we всегда может быть документально
подтверждена, притом обобщающий сатирический смысл
этих басен во много раз шире того отдельного случая,
который мог дать повод к :их написанию. Но самый
характер их направления, полемическая конкретность их
сатиры, несомненно, тесно связаны с
общественно-литературной обстановкой начала XIX века.
Появление басен Крылова вызвало оживленную
литературную полемику, продолжавшуюся до начала 20-х
годов. Эти басни явились 'настолько необычным я смелым
выражением новых, реалистических тенденций в
литературе того времени, что современная им критика далеко не
сразу смогла их оценить. Жизненность поэтических
красок, народный характер творчества Крылова не
умещались в рамки ни классицистических, ни сентименталист-
ских представлений о басне.
Консервативные сторонники классицистической
поэтики стремились замалчивать басни Крылова. Так, в
1811 году А. С. Хвостов, выступая на чтениях «Беседы»
с докладом о баснях, даже не упомянул о Крылове. Это
вызвало полемический отклик на страницах «Вестника
Европы». В «Письме к приятелю» анонимный автор
писал: «В статье о сказках и баснях сочинитель
рассуждения, упомянув о господине Дмитриеве, умолчал о
господине Крылове, который в своем роде также имеет
приятную и привлекательную кисть; все басни его столь
легко им написаны, что как будто бы не он над ними
1 М. Лемке, Николаевские жандармы и литература 1826 —
1355 тт., стр. 270.
155

трудился, а они сами собой составились. Но почто мне
их хвалить! Стоит только сказать, что все басни
Крылова, недавно им сочиненные, многими читателями уже
выучены наизусть — вот им похвала!» 1
Стареющий Державин в своем «Суде о басельниках»
на первое место поставил не Крылова, а Хемницера:
Эзоп, Хемиивдра зря, Д митр ©Bat, Крылова,
•Пошедшему сказал': ты тонок >и умен;
Второму: ты хорош для модных июжных жен;
С усмешкой первому сжал руку и ей слова2.
Это был приговор Крылову от лица классицистической
поэтики.
Для критики «карамзюского периода» характерно
почти полное игнорирование идейного содержания
творчества Крылова, сатирического характера его басен. Это
объясняется <как состоянием тогдашней критики,
ограничивавшейся обычно вопросами жа>нра, стиля и языка, так
и несомненным стремлением «обезвредить» сатиру
Крылова, ограничить ее общественное звучание.
Первая книжка басен Крылова 1809 года была
встречена сочувственной рецензией в «Цветнике»,
принадлежавшей А. Измайлову, и статьей Жуковского «О басне
и баснях И. Крылова» в «Вестнике Европы», положившей
начало критическому изучению Крылова.
А. Измайлов в своей рецензии стремится подвести
басни Крылова под нормы школьной поэтики, отмечая в
них «чистоту слота» и, в качестве дани поэтике
сентиментализма, — «остроту» и «замысловатость»: «Г.
Крылов, давно уже известный российской публике многими
своими сочинениями, отличающимися чистотою слога,
особенно остротою и замыслшатюстию, издал теперь в
свет свои басни. Жаль, что их весьма немного—вся
книжка в себе содержит только 23 басни...» 3
Жуковский писал, что «Слог басен его < Крылов а >
вообще легок, чист и всегда приятен. Он рассказывает
свободно и нередко с тем милым простодушием, которое так
пленительно у Лафонтена. Он имеет гибкий слог,
который всегда применяет к своему предмету, то возвышает-
1 «Вестник Европы», 1811, ч. 38, стр<. 216.
2 Г. Державин, Сочинения, т. III, стр. 320.
3 «Цветник», 1809, ч. I. Рецензия на «Басни Ивана Крылова»
сггр. 378.
156

ся в описании величественном, то трогает вас простым
изображением нежного чувства, то забавляет смешным
выражением или оборотом. Он искусен в живописи, имея
дар воображать весьма живо предметы свои, он умеет
и переселять их в воображение читателя; каждое
действующее в басне его лицо имеет характер и образ,
ему одному приличные; читатель точно присутствует
мысленно при том1 действии, которое описывает
стихотворец» *.
Таким образом, басни Крылова рассматриваются
Жуковским в известной степени еще в рамках карамзинист-
ских принципов изящного «вкуса», «легкости» слога и
«живописности». Поэтому-то в заключение своей статьи
Жуковский счел нужным указать на «грубость» языка:
«слог Крылова кажется нам в иных местах растянутым
и слабым, попадаются погрешности против языка,
выражения, противные вкусу, грубые и тем более заметные,
что слог 'вообще везде легок <и -приятен»2.
Однако было бы неправильно сводить оценку
Крылова Жуковским только лишь к требованиям поэтики
сентиментализма. Жуковский, ознакомившись с первыми
двадцатью баснями Крылова, не только признал их
выдающимся событием тогдашней литературной жизни, но
и подверг их проницательному и тонкому
художественному анализу, далеко! выходящему аа пределы поэтики
сентиментальной школы.
Популярность Крылова очень скоро переросла узкие
рамки тогдашнего читательского круга, выйдя за
пределы литературы «для немногих», культивировавшейся
карамзинистами. Однако новаторский и реалистический
характер басен Крылова не умещался в рамках
традиционных представлений и правил.
Для салонной поэтики карамзинистов оказались
неприемлемой «грубость», реалистический, бытовой колорит
басни Крылова. Но его новаторство оказалось
неприемлемым и для педантов, литературных староверов, таких,
как Каченовский, упрекавший Крылова за нарушение
правил «вкуса» и привычных жанровых границ? Он
возражал против смешения жанра басни (как аллегории) и
«сказки» (как /бытового рассказа), которое, по его
мнению, допускает Крылов. «Чистоту» жанрового принципа
1 В. Жуковский, Сочинения, т, VII. СПБ., 1878, стр. 350.
2 Т а м же.
157

Каченовский противопоставил реалистической тенденции
басен Крылова К
Еще белее неприемлемой была для Каченовского
реалистическая «грубость» крыловского стиля, нарушавшая
пуристические языковые нормы классицизма. С
нескрываемым возмущением он писал о басне «Свинья»:
«Собрание сих «Новых басен» заключается престранным
сочинением, которое ниже всего того, что ни есть самого
отвратительного в баснях Сумарокова. Пиит есть
художник: он должен искать образцов своих в изящной
природе, должен творить идеалы прекрасные и
благородные, а не заражать своего воображения смрадом
запачканных нелепостей. Вот чудовище, поставленное
наряду с баснями!»2 Каченовский воспринял
реалистический характер басенной манеры Крылова, как нарочитый
натурализм 3. Сходные по существу мнения высказывали
и некоторые сторонники сентиментальной поэтики.
Один из «арзамасцев», Д. Блудов, подчеркивал, что
«слог самый простой не есть язык обыкновенных
разговоров, так же как и самый простой фрак не есть еще
шлафрок»4. С точки зрения карамзинистов, поэзия
должна была ходить во фраке, и появление Крылова не то
что в «шлафроке», а в крестьянском армяке, естественно,
было встречено с неудовольствием. Так, по словам П.
Вяземского, тот же Блудов «сказал о новом собрании басен
Крылова, что вышли новые басни Крылова со свиньями
и с виньетками. «Свинья на барский двор когда-то
затесалась и пр.». Строгий и несколько изысканный вкус Блу-
дова не допускал появления Хавроньи в поэзии» 5. Для
1 «Вестник Европы», 1812, ч. LXI, стр. 407.
2Там же, стр. 310.
3 С точки зрения классической традиции и эстетики
«правдоподобия», Каченовский осуждает и нарушение Крыловым
привычной аллегорической «животной символики». Отмечая, что в басне
«BiqpioiHeHOK» Крылов не (Последовал за Лафонтеном, а придал
басне совершенно иную мораль, он замечает: «Под Орлом здесь
разумеемся «pop, а -молодой оорюк означает воришку. 'Кажется
мне, что в Области баснословия орел имеет яе такой характер,
' по которому прилично было бьг применять к «ему вора.
Основанием басни, говорит *Баттё, должна быть натура, или, ло крайней
мере, всеми 'Принятое мнение» («Вестник Европы», 1812, ч-. XII,
стр. 309).
4 Е. Ко® а Л'влсЖ'И'й, «Гр. ' Блуд о* и его время», СПБ.,
L870, стр. 269..
5 П. Вяземский, Собрание сочинений, т. VII, стр. 251.
158

Вяземского Крылов являлся «счастливым смельчаком,
бесстрашным наездником, который, смеясь законам, умел
приковать победу к себе и закупить навсегда
пристрастие народа»1 (письмо к А. И. Тургеневу 16 октября
1816 г.).
Для А. Е. .Измайлова, собственная басенная практика
которого далеко не соответствовала сентименталистской
теории, недостаток басен Крылова—в том, что* они
лишены «чувствительности» и «благородства в выражениях»
(письмо И. И. Дмитриеву от 4 мая 1815 года) 2.
На первых порах Крылов еще не получает -полною
признания критики, но скоро его имя стало настолько
популярным, что критики ограничивались лишь общими
фразами, не входя в детальный анализ и оценку его
новых произведений.
Так, автор исследования о басне, В. Маслович,
писал в 1816 году о Крылове как об «известном российском
баснописце», «коего басни знают все любители
российской поэзии». «Распространяться об их достоинствах, —
говорит он, — значило бы повторять хвалы каждого
любителя басен, прочитавшего иносказания Крылова. Столь
он искусен в притчах!» 3
В том же году К. Батюшков писал Гнедичу:
«Поклонись от меня бессмертному Крылову, бессмертному —
именно так! Его басни переживут века. Я ими теперь
восхищаюсь» 4.
Лишь несколько позже, в начале 20-х годов, басни
Крылова начинают рассматриваться в сеете основной
¦ проблемы тех лет — проблемы народности русской
литературы и ее национальною своеобразия1.
К началу 20-х годов вопрос о народности и
национальной самобытности русской литературы приобрел
особенно важное значение ©следствие роста
национального самосознания после Отечественной войны 1812 года.
Это сказалось в романтическом вкэшр'Иятии литературы
как выражении «духа народа».
Крылова стали ценить как народного поэта,
выражающего глубоко' национальные <черты. В 1822 году в
1 Остафьевоюий архив, т. I, стр. 58.
2 «Русский арх-йв», 1871,, стр. 290.
3 В. Маслович, О баске -и о баснописцах равных народов,
Харьков, 1816, стр. 129..
4 К. Батюшков, Сочинения, т. III, стр. 391,
159

«Сьше отечества» появилась заметка по поводу выхода
французского перевода 'басен Крылова.
«Наконец, — говорилось в ней, — дождались мы того,
что иностранцы начинают знакомиться с нашею
литературою, отдавая ей справедливость, и переводить на
свои языки лучшие произведения оной. Басни И. А.
Крылова по справедливости должны были обратить на себя
внимание просвещенных литераторов. Принадлежа к
роду поэзии, который обрабатывается у всех
образованных народов, сохраняя все правила, предписанные
великими образцами и здравым вкусом, они отличаются
своею национальностью, отличаются игрою ума русского,
как счастливо сказал Карам-зин» 1.
Опоры о Крылове в 20-х годах тесно связаны с
общими спорами о народности в русской литературе, о ее
национальном характере. Если в начале века вопрос о
национальном характере литературы решался
Шишковым и «беседчиками» как обращение к патриотической
тематике и древнерусскому языку, то в 20-х годах
споры о Крылове знаменовали борьбу за демократические
пути развития русской литературы.
В это время народность творчества Крылова
понимается как выражение народного характера и
национальной культуры русского народа. Басни Крылова
являлись для современников -бесспорным свидетельством
национальной самобытности, которой достигла русская
литература. Этот народный и национальный характер
творчества Крылова был высоко оценен декабристами.
Декабристы являлись горячими поборниками
национальной самобытности русской литературы. А. Бестужев
в своем «Взгляде на русскую словесность в течение
1824 и начале 1825 годов» с горечью заявлял, что «мы
(т. е. дворянское общество.— Я. С.) всосали с
молоком безнародность и удишюшю только к чужому...»2
Кюхельбекер в статье «О направлении нашей поэзии,
особенно лирической, в последнее десятилетие» (в «Мне-
мозине», 1824 г.) писал: «Да создастся для славы
России поэзия истинно русская; да будет святая Русь не
только в гражданском, но и в нравственном мире
первою державою во вселенной» 3.
1 «Сын отечества», 1822, № 22, .стр. 227.
2 «Полярй^я звезда» -на 1825, стр. 1—2.
3 «Мнемозина», 1824, ч. II, стр. 42.
160

Рассматривая в этом плане басенное творчество
Крылова, А. Бестужев дал ему следующую замечательную
характеристику, перекликающуюся с позднейшими
высказываниями Белинского: «И. А. Крылов возвел русскую
басню в оригинально-'классическое достоинство'.
Невозможно дать большего 'простодушия рассказу, большей
народности языку, большей осязаемости нравоучению.
В каждом его стихе виден русский здравый ум. Он
похож природою описаний на Лафонтена, но имеет свой
особый характер: его каждая басня — сатира, тем
сильнейшая, что она коротка и рассказана с видом
простодушия» К
Вопрос о Крылове, как выразителе национальных и
вместе с тем демократических тенденций в русской
литературе, стал своего рода пробным камнем для оценки
демократического характера народности, в отличие от ее
оф.И!ци.аЛ1ыно-монархичеюкого мстожова;ния.
В этом отношении знаменательна полемика между
Вяземским и Пушкиным об оценке творчества Крылова.
Начало полемике положила статья П. Вяземского
«Известие о жизни и стихотворениях И. И. Дмитриева»,
помещенная в качестве предисловия /к изданию
стихотворений Дмитриева 1823 года.. В этой статье Вяземский,
высоко оценивая басни Дмитриева, преуменьшает
значение Крылова. Не выступая пр1ямо против Крылова, он
отводит ему место среди продолжателей Дмитриева.
В 1823 году, котда были уже напечатаны шесть книг
басен Крылова, это утверждение приобретало явно
вызывающий характер.
Вяземский принципиально! возражал лротив того
демократического «русского духа», который современники
увидели в баснях Крылова. В своих письмах того времени
Вяземский выступал еще откровеннее с критикой Крылова
В письме к А. А. Бестужеву от 9 марта 1824 года он цш-
сал: «Крылова уважаю и люблю, как остроумного'
писателя, но в эстетическом, литературном отношении1 всегда
поставлю выше его Дмитриева и скажу свое мнение! без
зазрения и страха, ибо не признаю никаких условных
властей в республике словесности. ...Что выдало ему
(Крылову) открытый лист на общенародное уважение?
Плоскости, 1пош1люсти, вредящие его истинному досгоин-
1 «Полярная звезда» на 1825, стр. 21.
I 1 Степанов 161

ству, у всех на языке: «А философ без огурцов!..», «Аи,
моська, знать, она сильна, что лает на слона» и шутки
подобные, да вот и все...»
В этом письме поэиц-ия Вяземского высказана
особенно ясно. Для него Крылов неприемлем именно
народным характером своего творчества, своими «лубочными
прибаутками», которым он противопоставляет светскость
басен Дмитриева К
Иным былю отношение Пушкина, увидевшею в
'басенном творчестве Крылова подлинную народность. Еще в
заметке, оставшейся ненапечатанной .при его жизни,— «О
причинах, замедливших ход нашей словесности...»,—
Пушкин, приводя в качестве примера национальной
самобытности русской литературы «некоторые оды
Державина» и стихи из «Душеньки» Богдановича, особо выделяет
Крылова, «который «превзошел всех нам известных
баснописцев» 2.
Пушкин не выступал в печати с прямой защитой
Крылова против Вяземского, но он воспользовался
появлением русского перевода вступительной статьи Лемонте к
французскому изданию басен Крылова (налечатанного
в 1825 году в «Сыне отечества»), чтобы высказать свое
мнение о народности и национальном характере русской
литературы. Пушкин видел в Ломоносове и Крылове
гениальных писателей, выражающих «дух» и талантливость
русского народа, которых Россия смело может
противопоставить Западу. «В заключение скажу, — писал Пушкин,—
что мы должны благодарить графа Орлова,
избравшего истинно-народного поэта, дабы познакомить
Европу с литературой Севера. Конечно, ни один француз не
осмелится кого бы то ни было поставить выше Лафон-
тена, но мы, кажется, можем предпочитать ему
Крылова» 3.
Всем своим содержанием статья Пушкина
полемизировала с Вяземским, не увидевшим мирового значения
Крылова и национального характера его творчества.
Называя Крылова «истинно-народным поэтом», Пушкин
видит народность его не во внешних бытовых чертах, не
в местных красках или языке, как Вяземский, а в пере-
1 «Русская старина», 1888, «ноябрь, стр. 329—330.
2 А. Пушкин, Поли. собр. соч., т. IX, стр. 35—36.
3 Там же, т. VIII, стр. 95.
162

даче Крыловым характера, «духа» народа, его
национального своеобразия. «Некто справедливо заметил), —
пишет Пушкин (подразумевая Вяземского.—Н. С.)—что
простодушие (naivete, bonhomie) есть врожденное
свойство французского языка; напротив того,
отличительная черта в наших нравах есть какое-то веселое лукавство
ума, насмешливость и живописный способ выражаться.
Лафонтен и Крылов представители духа обоих
народов» К
Определяя Крылова как поэта народного и
национального, Пушкин вкладывал в это понятие широкий
смысл, видя в нем сочетание национального элемента с
демократическим. Это понимание народности
впоследствии бьмо исчерпывающе развито Белинским.
Вяземский понял полемический смысл статьи Пушкина
и в своем письме от 16 октября 1825 года решительно
возражал против такой оценки Крылова: «Твоя статья
о Лемонтее очень хороша по слогу зрелому, ясному и по
многим мыслям блестящим. Но что такое за
представительство Крылова?.. Назови Державина, Потемкина
представителями русского народа,— это дело другое; в них
и золото и грязь наши par excellence; но
представительство Крылова и в самом литературном отношении есть
ошибка, а в нравственном, государственном даже и
преступление de leze-nation тобою совершенное» 2.
Пушкин не продолжал спора, но ©се же в шутливой
форме, 'как бы тюлгуооглашаясь с Вяземским в его оценке
«плебейского» духа, то есть демократического характера,
басен Крылова, оправдывает этот дух как исторически
неизбежный отпечаток, наложенный веками крепостного
гнета. В письме к Вяземскому от конца октября —
начала ноября 1825 года он отвечает: «Ты уморительно
критикуешь Крылова, молчи, то знаю я caMia, да эта крыса
мне кума...»3 Пушкину была близка реалистичность
басен Крылова, норою несколько грубоватая.
Говоря о том, что «эта крыса мне кума», Пушшн
подчеркивает свою солидарность с Крыловым, отнюдь не
отказываясь от своего первоначального мнения о нем как
1 А. Пушкин, Поли. собр. соч., т. IX, стр. 26.
2 А. Пушкин, Переписка, Поли. собр. соч., изд. Академии
наук СССР, т. XIII, стр. 238.
3 Там же, стр. 240.
11* 163

о представителе «духа русского народа» и называя Вя-
земского (а из деликатности и себя) «раз имя ми»,
недооценившими самобытности и народности Крылом.
Эта оценка Пушкиным Крылова как великого
национального поэта и выразителя (народного начала ib
русской литературе находит широкое раопространение в
критике -конца 20-х и начала 30-х годов.
Критика этого времени пытается также уяснить
характер народности Крылова и показать ее значение для
развития русской литературы. Так, автор рецензии в
«Литературной газете» на издание басен Крылова в- 8
книгах в 1830 году (возможно, А. А. Дельвиг) не только
повторяет основную мысль Пушкина в его статье о
предисловии Лемонте, но и прямо» ссылается на нее.
Приведя слова Пушкина о> Крылове и Лафонтене как
представителях «духа» обоих народов, рецензент продолжает:
«Сие точное и нетире увеличенное мнение о достоинстве
Крылова оправдывается восторгом целой России. Новых
басен в собрании сем 21 и ib них находится та же точность
в соображении, та же свежесть в поэтических
украшениях и та же веселая, полная глубокого смысла острота,
которыми нас пленял сочинитель их, (быв еще в. полной
зрелости мужества...» 1
Указанное издание басен Крылова было названо в
«Северных цветах» на 1831 г. «истинно народной
русской книгой», чтение которой «по сердцу всякому». Кры-
ловские басни метко охарактеризованы здесь как
«поэзия ума», как плод зрелого жизненного^ опыта.
Для 30-х годо© Крылов — уже бесспорный авторитет;
его имя с уважением и гордостью упоминается на
страницах журналов. В эти годы 'басни Крылова
'воспринимаются как образец «народной1 словесности», понимаемой
зачастую несколько упрощенно—как выражение
национального «колорита», народного быта.
Так, например, Плетнев, отметив, что Крылов
«проникнут чувством всею русского'», подчеркивает широкую
популярность его творчества: «он счастливый художник,
во'З б у ж д а ющи'й всеобщий восторг своим и созд анидеми.
Повинуясь только .полосу души своей, он всем угождает.
Ученые, полуграмотные дети, старики, вельможи, просто-
«Литературная газета», 1830, № 55, стр. 146.

людье... в уме баснописца >все нашли себе поживу, все
им не нахвалятся...» 1
В конце 30-х годов Н. Падевой дает уже
ретроспективную оценку роли Крылова, определяя место его
творчества в развитии русской литературы,,подчеркивая
своеобразие его басен, не укладывающихся в узкие рамки
школьной поэтики: «Он начал1 свой аполог робко,
классически1. Его встретили и судили классически;
сравнивали, с Лафонтеном!, Дмитриевым. Крылов молчал,
обдумывал свой аполог, аполог Крылова. Всего забавнее, что
Крылов был допущен в собор -наших классиков, как
классик, а потом между нашими романтиками считался
романтиком. Что ж это эа странность? Клаоои'к он или
романтик? Нет, он — Крылов» 2.
Исчерпывающая и глубокая характеристика
творчества Крылова принадлежит Белинскому, который в своей
борьбе за народность литературы, за ее
демократический характер и реализм видел в Крылове
предшественника Пушкина и Гоголя. Еще в 1834 году в
«Литературных мечтаниях» Белинский писал: «...Разве Крыло©
потому народен в высочайшей степени, что старался быть
народным? Нет, он об этом' нимало не думал; он был
народен потому, что не мог не быть народным': был
народен бессознательно, и едва ли знал дану этой народности,
которую усвоил созданиям своим без всякого труда и
усилия. По крайней мере его современники мало умели
ценить в нем1 это достоинство: они часто упрекали! его
за низкую природу ;и ставили на «одну с ним доску
прочих баснописцев, которые были несравненно ниже его»3.
Признавая ©• Крылове подлинного .зачинателя
реализма в русской литературе, Белинский в то же время
постоянно указывает на ограниченность избранного им
ж atop а. Считая нравоучительную басню уже устаревшим
и слишком элементарным, «детским» родом литературы,
Белинский потому приветствует 'басни Крылова, что они
«не просто басни: это повесть, комедия, юмористический
очерк, злая сатира, словом, что хотите, только не
просто басня». Заслуга Крылова—в преодолении инерции и
1 П. Плети ев, Сочинения и перш-иска, т. I, СПБ., 1885,
стр. 345 и 347.
2 Н. Полевой, Очерки русской литературы, СПБ., 1840,
отр. 395.
3 В. Белинский, Собр. соч., т. I, M., 1948, стр. 77,
165

ограниченности тех узких жанровых рамок, которые
предписывались классицистической поэтикой. «Во
времена псевдоклассицизма, — писал Белинский, — басню
почитали одним из ©ажнейших родов лоэзии... Из басен
брали, в реториках и пиитиках, образцы низкого,
среднего и ©ысокото слога... Теперь другое время. Однакож
и теперь никто не сомневается, что басня есть поэтическое
произведение, а баснописец — поэт, который местами
даже может, так сказать, выходить из ограниченного
характера басни и впадать -в высшую поэзию»... 1
Высокая оценка творчества Крылова Белинским
остается неизменной на всем протяжении его
критической деятельности.
Д(Л1я Белинского русская басня начиналась с
Крылова: «Он один у нас истинный и великий 'баснописец: все
другие, даже самые талантливые, относятся ik нему, как
беллетристы к художнику» 2. Говоря о популярности
басен Крылова, Белинский объясняет ее тем, что Крылов—
поэт, выразивший в своих баснях «целую сторону
русского национального духа»: «Басни Крылова, кроме
поэзии, имеют еще другое достоинство, которое, вместе с
первым, заставляет забыть, что они — басни, и делает
его великим русским поэтом1: мы говорим о народности
его басен. Он вполне исчерпал в них и вполне выразил
ими целую сторону русского национального духа: в его
баснях, как© чистом, полированном зеркале, отражается
русский практический ум, с его кажущеюся неповорот-
ливостию, но и с острыми зубами, которые больно
кусаются; с его сметливостию, остротою в
добродушно-саркастическою наС'Мешшивостию; с его природного верностию
взгляда на предметы, и способностию '.коротко, ясно и
вместе кудряво выражаться. В них вся житейская'
мудрость, плод практической опытности—и своей
собственной, и завещанной отцами -из рода в род. И всё это<
выражено в таких оригинально-русских, непередаваемых ни
на какой язык в мире образах и оборотах; все это
представляет собою такое неисчерпаемое богатство идиомов,
руссизмов, составляющих народную физиономию языка,
его оригинальные средства и самобытное, самородное
1 В. Белинский, Поли. собр. соч., т. V, СПБ., 1901, стр. 264.
2 Т я м ж р г"пп 9ЯЯ
Там же, стр. 263.
166

богатство, — что сам Пушкин не полон без Крылова в
этом отношении» 1.
Белинский здесь достаточно определенно говорит о
том, какую именно сторону русского духа выразил
Крылов: «русский практический ум», «сметливость»,
«добродушно-саркастическую насмешливость», «природную
'верность взгляда на предметы». Во всех своих статьях
Белинский много раз подчеркивал именно эти стороны
творчества Крылова.
В обзоре «Русской литературы»© 1840 году он еще раз
подчеркивает, что басни Крылова «вышли из народного
русского ума, из русского рассудочного созерцания
жизни» 2.
Свою замечательную статью о Крылове, помещенную
в «Отечественных записках» в 1844 году3, Белинский
начинает с разоблачения ложного понимания народности,
того поверхностного и идеалистического толкования ее,
которое исходило от славянофильских кругов. «В наше
время народность сделалась первым достоинством
литературы и высшею заслугою поэта», — замечает
Белинский, иронизируя над тем, что теперь «вое пишущие
стихами1 и .прозою, <во что- бы то ни спало... хотят быть
народными» 4. Однако «народность» дворянской
литературы, «народность» тех писателей, которые «добровольно
отрекаются в своих сочинениях от1 сословия, к которому
принадлежат», «тщательно прячут свой фрак под смурый
кафтан» и «взапуски друг перед другом копируют язык
гостинодворцев, лавочных сидельцев и деревенских му-
жнков», отнюдь не является еще подлинной народностью.
Это «накладная», притворная народность, так как
«народность в поэте есть такой же талант, как и способность
творчества»: «народным делает человека его натура».
Именно «к таким натурам принадлежал... Крылов» б.
Но в то же (время Белинский устанавливает и
различия писателей в характере и степени народности. На
примере всеобъемлющей народности Пушкина, воплотившего
«высшие стороны национального духа», и народности
1 В. Белинский, Поли. собр. соч., т. V, стр. 265.
2 В. Белинский. Собр. соч., т. I, M, 1948, стр. 712.
3 Принадлежность статьи Белинскому установлена Н. Л.
Бродским («Печать « революция», 1923, юн. 4, стр. 9—25).
4 В. Белинский, Собр. соч., т. II, М„ 1948, стр. 705.
в Там же, стр. 706—709.
167

Кольцова1, вылазившего лишь отдельные стороны
мировоззрения и жизни народа, Белинский показывает это
различие: «Так юак способность *быть народным есть
своего рода талант, то оеа имеет свои 'бесконечные
степени, подобно -всякому таланту. Тут есть таланты
обыкновенные и великие, есть гении1. Это зависит от степени, в
которой известная личность выражает собою дух своей
нации. Организация одного вмещает в себе лучшие,
высшие стороны национального духа; организация другого
обнимает собою менее характеристические стороны
народности; один выражает собою многие, другой весьма
немногие стороны субстанции своего народа. Оттого в
поэтах, со стороны народности, такая же разница, как
и в поэтах, со стороны таланта. Пушкин поэт народный,
и Колыцов поэт '.народный, — одоакож 'расстояние между
обоими поэтами так огромно, что мак-то странно видать
их имена, доставленные рядом. И эта разница между
ними заключается в объеме не одного Таланта, «о и1
самой народности. В том .и другом отношении Кольцов
относится к Пушкину, как (бьющий из горьг светлый и
холодный ключ относится к Волге, протекающей
большую половину России и поящей миллионы людей. Но,
во всяком случае, качество народности есть великое
качество в поэте: и Колыцов .переживет многих поэто®,
.которые (пользовались несравненно высшею против него
славою, но которые не были народны» *.
Это объясняется тем, что «народный поет есть
явление действительное, в философском значении этого
слова... Он 'всегда; опирается на прочное основание — н!а
натуру своего народа, и ©о внимании к нему выражается
акт самосознания народа»2. Таким образом, Белинский
первый со всей ясностью определил народность не как
отдельные черты русского 'быта, не как «просторечие»
или 'национальный колорит, ;а как выражений народного
сознания, исторически сложивши'хся черт 'народа. И
Белинский точно формулирует, какие стороны этого соз-
нан'и'я выражал 1К-рылш, чем его «народность» (была
отлична от «народности» Пушкина: «Если мы сказали,
что поэзия Кольцова относится к поэзии Пушкина, как
родник, который ,поит деревню, относится к Волге, кото-
1 В. Б е л-и .и с к и й, Собр. соч., т. II, стр. 710.
2 Т а м же.
168

рая поит 'более чем половину Росси'и,—то поэзия
Крылова, и в эстетическом-и в национальном смысле, должна
относиться 1к поэзии1 Пушкина, (ка<к река, пусть даже
самая огромная, относится к морю, принимающему в свое
необъятное лоно тысячи рек, и больших и( -малых. «В
«поэзии Пушкина отразилась вся Русь, со всеми ее
субстанциальными1 стихиями, все разнообразие, вся
многосторонность ее националыного- духа. Крылов выразил —
и, надо сказать, выразил широко и полно, одну только
сторону русского духа — его здравый, практический
смысл, его опытную жи'тейскую мудрость, его
простодушную и злую иронию» 1.
Это» основополагающее определение Белинским
творчества Крылова устанавливает его место и значение в
истории русской литературы.
Талант Крьмова —<талант «'практический»; его
понимание жизни ограничено' сферой этой житейской
практической мудрости народа. Крылов не ставит и не
решает никаких особенно сложных идейных проблем, не
пытается передать противоречивость действительности,
ее внутреннюю сущность. Но это не лишает положителъ-
ного значения его .практическую мораль, основанную на
народной мудрости. Крылов принципиально отличался от
представителей дворянской литературы тем, что он
прочно связан с народом, в то время как для писателей,
приходящих к народу и «народности» извне, необходимо
было себя внутренне перестраивать. Эта Цельность
мировоззрения, прочность демократических основ творчества
Крылова и была привлекательна для Белинского.
Оценки современников имели1 значение для самого
Крылова щрежде всего в том отношении, что укрепляли
его в правильности избранного им пути. Несомненно,
что статья Жуковского, а позже оценки' Пушкина,
Бестужева и ряда других критиков 20-х годов
содействовали достижению Крыловым -реалистичности его басен.
Критика же Бе лине кото, относившаяся ко времени1,
когда Крылов уже закончил свою творческую деятельность,
имеет значение прежде всего <как основополагающая
оценка этой деятельности, связывая ее с дальнейшим
развитием критического реализма в русской литературе
XIX века.
В. Белинский, Собр. сеч., т. II, стр. 711.

Глава V
МИРОВОЗЗРЕНИЕ КРЫЛОВА
1
Мировоззрение Крылова, его идей,ные позиций в
начале XIX века не могут быть сведены к единой и простой
формуле. Трудность исследования этого вопроса
усугубляется тем, что Крылов не оставил после себя ни статей,
ни писем, относящихся к этому периоду, в которых
можно было бы найти выражение его взглядов.
Единственным источником являются в этом случае его-басни. Лишь
раскрывая их содержание, идейный смысл их образов, мы
можем судить Ь взглядах Крылова на вопросы
политической и государственной жизни, морали и т. д.
Демократическая основа мировоззрения Крылова
несомненна. Народность его творчества неоднократно
подчеркивалась Белинским, писавшим о том, что Крыло-в
«народен в высочайшей степени». Народность,
демократизм позволяли великому русскому баснописцу оценивать
в своем творчестве действительность своего времени с
народной точки зрения..Вместе с этим нельзя не
подчеркнуть ограниченность общественно-политических взглядов
Крылова. В ряде случаев его общественно-политическая
позиция была ошибочной. В этом сказывалась
ограниченность демократизма великого русского баснописца.
Крылов — современник бурных революционных
событий: крестьянского восстания Пугачева, свидетелем
которого он был ребенком, французской буржуазной
революции и выступления декабристов. Ни одно из них не
170

оправдало народных надежд. Во всех случаях в
результате победы реакции оказывалось лишь усиление
деспотизма. Но если опыт истории заронил у Крылова
недоверие к возможности изменения тогдашнего
общественного строя, то это отнюдь не означало его
«примирения» с ним, как неоднократно пытались утверждать
некоторые исследователи творчества Крылова. Крылов
занимал позицию, глубоко враждебную по отношении к
помещичьему классу и самодержаию, но и не
совпадавшую с политической линией дворянских революционеров.
Крылов пришел в литературу начала XIX века
сложившимся писателем, воспитанным эпохой русского
просвещения. Моралистическое 'Отношение к
действительности, убеждение во .всемогуществе разума, утвердившиеся
у Крылова еще в 80—90-е годы' XVIII века, в известной
мере сказывались и в период его басенного творчества.
Но 'Отечественная война 1812 года, рост недовольства
крестьянских масс крепостническим режимом, движение
декабристов решительно изменили политическую
обстановку в России в начале XIX века по сравнению с
предшествовавшими десятилетиями.
На смену неприкрытому деспотизму «казанской поме-
шицы» Екатерины II ,и палочной муштре Павла I пришло
«дней Александровых прекрасное начало1» — время
либеральных прожектов и прекраснодушных разговоров.
Демагогические декларации, игра царя в либерализм,
видимость поисков (Новых государственных форм — все
это характеризовало общественную атмосферу начала
восьмисотых годов, времени обращения Крылова к
басенному творчеству.
Деятельность «молодых друзей» Александра I,
выдвижение Сперанского, обсуждение проектов конституции и
либеральных реформ, являвшихся лишь новой формой
сохранения крепостнической монархии, — возбудили
некоторые надежды в передовых кругах тогдашнего общества.
Однако положение крестьянских масс не изменилось,
поскольку вопрос о крепостном праве так и остался
неразрешенным. Либеральная фразеология начала
александровского царствования не обольщала Крылова, который
попрежнему недоверчиво относился к проектам,
исходившим из среды бюрократии. Скептическое отношение к
деятельности Александра I и его приближенных
сохранилось у Крылова и на все последующее время.
171

Для начала XIX века основным вопросом является
вопрос о положении крепостного крестьянства. Впервые
поставленный со всей смелостью и принципиальностью
Радищевым в его «Путешествии из Петербурга в
Москву» в 1790 году, этот вопрос не находит, однако,
достаточного отражения ни в публицистике, ни в
художественной литературе начала XIX века. Более того, Карамзин
и другие представители реакционного дворянского
сентиментализма всячески старались смягчить этот вопрос,
представляя отношения крестьянина к помещику в при-
у крашен но идиллическом свете.
Однако крестьянские массы и после поражения
пугачевского восстания не примирились с режимом угнетения,
с неограниченным произволом помещиков. На
протяжении .всей первой четверти XIX века время от времени
вспыхивают крестьянские волнения, бунты в военных
поселениях. Подобные выступления особенно участились в
1812 году, когда появились слухи об отмене крепостного
права К «Вспыхивая повсеместно, они, однако, имели
спорадическое значение и ни разу ме превратились в
восстание больших «крестьянских коллективов...» 2
Известный подъем в русском обществе в годы,
предшествовавшие отечественной войне, и в особенности
общенародное движение 1812 года, возникшее как защита
народом родины от иноземного нашествия, знаменовали
рост национального самосознания, патриотизма, народной
гордости и способствовали пробуждению в русском
обществе 'освободительных надежд. В этой-то атмосфере
формирования русского передового общественного
сознания Крылов и обращается к -басенному творчеству. В
своих баснях он использует народные источники, создает
национально-самобытные образы, проникнутые народной
мудростью.
События отечественной войны еще более укрепляют
связи баснописца с народом. Басни, созданные
Крыловым в 1812 году, с особенной полнотой передают
патриотизм широчайших народных масс, проникнутых чувством
национальной гордости и непримиримости к врагу. Имен-
1 См. В. С. Семевский, Волнения крестьян в 1812 г. Сб.
«Отечественная война и русское общество», М., 1912.
2 В. И. Пичета, История крестьянских волнений в России.
Минск, 1933, стр. 67.
172

но. в эти годы сложились и оформились как
общественные взгляды Крылова-баснописца, так и его
художественные принципы.
Однако общественно-политическая позиция Крылова
не оставалась неизменной. Хотя в целом мировоззрение
баснописца и сравнительно мало меняется, но те
исторические сдвиги .и события, свидетелем которых он был, не
могли не сказаться на его басенном творчестве. Если
басни Крылова 1806—1811 гг. утверждали величие и
право народа на первое место в государстве, разоблачали
несправедливость общественных отношений, основанных
на «праве» сильного («Мор зверей», «Волк ,и Ягненок»,
«Листы и Корни», «Лев ,и Комар» и др.), если басни
1812 года являлись бодрым призывом, исполненным ссво-
бодительных надежд, то в позднейших баснях все чаще
появляются пессимистические ноты, хотя самая сатира
становится нередко еще более резкой («Рыбья пляска»,
«Пестрые овцы», «Мирская сходка», «Овцы и Собаки»
и др.).
Эти пессимистические ноты, безотрадность выводов в
ряде басен навеяны общественной атмосферой,
существенно .изменившейся после 1812 .года.
Война 1812 года вызвала не только широкий
патриотический подъем, но и возбудила надежды на
освобождение от крепостного гнета. Однако победа над
Наполеоном, одержанная при помощи народных масс, была
использована правящими кругами для еще большего
закабаления народа. Правительственные круги,
напуганные активностью народа, постарались по окончании
войны еще крепче закрутить петлю на его шее. Для
крестьянина,— писал Герцен,— «шичто не .изменилось, ему не
пожаловали никакой вольности в награду за победу,
купленную его кровью. Чтобы вознаградить мужика,
Александр подготовлял чудовищный проект военных
поселений» *.
Возмущение политикой Александра I и усиление
реакционного режима вызвали революционное движение в
передовых кругах дворянства, движение декабристов.
Крылов хотя и был далек от политических взглядов и
целей декабристов, однако также испытал воздействие
окружавшей его общественной обстановки и рыразил
1 А. И. Герцен, Избранные сочинения, М., 1937, стр. 389.
173

свое отношение к самодержавию в злых сатирических
обличениях своих басен, проникнутых оппозиционной
настроенностью. Но если декабристы ясно понимали
историческую необходимость насильственного свержения
деспотизма и неотложность решительных государственных
перемен и потому шли на открытую борьбу с царизмом,
то Крылов оставался в стороне от наиболее передового
движения своей эпохи. В ряде его басен проявилось
скептическое недоверие к возможности изменения участи
народа революционными средствами.
Для того чтобы представить себе ту политическую и
социальную обстановку, в которой появлялись крылов-
ские басни, следует учитывать прежде всего рост
общественного недовольства, охватившего как широкие
крестьянские массы, так -и передовые дворянские круги.
Период 1814—1818 годов характеризовался тяжелым
послевоенным кризисом: ряд губерний был разорен,
финансы истощены, ^открылись крупные злоупотребления
высших чиновников, а главное, чуть ли не половина
Европейской части России была охвачена крестьянскими
волнениями, возникавшими в различных губерниях.
Безотрадную картину положения в стране рисует
докладная записка весьма умеренного политического
деятеля — В. П. Кочубея, поданная Александру I в
декабре 1814 года. По его словам, «злоупотребления
усилились до 'бесконечности, и невежество, лихоимство,
пристрастие водворились там, где должно было ожидать
благоразумия, бескорыстия и еправедливоети» К
Нарастание широкого общественного недовольства
нашло отражение и в баснях Крылова. Если в XVIII веке
Крылов еще возлагал надежду на просвещенного
монарха, -который якобы может стать защитником народа, то
в начале XIX века он разочаровывается в возможности
такого «идеального правителя». Самый характер
изображения им царя — Льва в таких баснях, как «Рыбья
пляска», «Пестрые овцы», «Мирская сходка», «Лев на ловле»
и другие, свидетельствует о понимании Крыловым того,
что царь не только не является защитником народа, но,
наоборот, покровительствует его зксплоататорам.
1 Цитирую по книге П. Дружинина, Государственные крестьяне
и реформа П. Д. Киселева, т. 1, М., 1946, стр. 153.
174

Оппозиционный характер басен Крылова, их
сатирическую направленность отметил Герцен, писавший, что до
вступления на престол Николая I «в литературной
оппозиции было еще что-то недоговоренное, примирительное,
смех был еще не совсем горьким. Мы находим это в
удивительных баснях Крылова (оппозиционное значение
которых не было никогда правильно оценено), в
знаменитой комедии Грибоедова «Горе от ума» К Герцен
указывает здесь не только на оппозиционность басен
Крылова, но .и iHa особый «недоговоренный» характер
этой оппозиционности. Хотя Крылов не делал в них
политических выводов, демократическая оппозиционность,
сатирическая направленность его творчества сыграли
немаловажную роль в развитии русской общественной мысли.
Большая часть басен Крылова написана была в
первую четверть XIX века, в «дворянский» период развития
русской общественной мысли, когда основное место
занимала дворянская литература, произведения писателей,
отражавших действительность с позиций различных
дворянских кругов. Среди 3JHX писателей Крылов выделялся
не только своим социальным положением разночинца—
чиновника, но прежде всего демократической
направленностью своего творчества.
Демократическая точка зрения Крылова, его близость
к взглядам народа проявлялась в отношении писателя к
явлениям действительности, в самом взгляде на вещи.
Демократической позицией, реализмом своего творчества
Крылов резко отличался от писателей-дворян
допушкинского периода развития русской литературы, того
периода, который Белинский именовал «карамзиыским».
В баснях Крылова Белинский справедливо видел
совершенно новое, народное «начало, противостоящее
дворянской литературе «карамзинского» периода: «К этому
периоду принадлежит Крылов, который мог бы быть
представителем целого периода литературы. Он создал
национальную русскую басню и тем первый внес в
литературу русскую элемент народности» 2.
«Народность, которая,— по словам Белинского,—
явилась главным и преобладающим элементам» творчества
Крылова — прежде всего сказалась в демократическом
1 А. И. Герцен, Поли. соб. соч., т. IX, стр. 95.
2 В. Белинский, Собр. соч., т. III, стр. 211.
175

характере его мировосприятия. По глубине и
органичности своей связи с народом Крылов буквально
единственный ,из писателей .первой четверти XIX века. Ни Нареж-
ный, ни тем более такие писатели, как баснописец
А. Измайлов,— не могут быть поставлены с ним рядом.
Демократические тенденции творчества Ыарежного во
многом обессиливаются зависимостью писателя от
дворянского сентиментализма, грубый же натурализм басен
Измайлова ничего общего не имел с народностью.
Подлинный демократизм присущ в эту пору только Крылову.
Крылов не идеализирует действительность, подобно
многим дворянским писателям своего времени. Вместе с
тем он не впадает и в простонародность. Он любовно и
глубоко понимает народную жизнь и в своих оценках
явлений действительности, общественных отношений,
морали! руководствуется точкой зрения народа, его
практическим опытом. Если в произведениях подавляющего
большинства писателей «карамзинского периода», самого
Карамзина, Жуковского, Батюшкова и др.,—
действительность предстает в условно идеализированном виде,
сглаживаются социальные противоречия, реальному миру
противопоставляется мир мечты или идеального
артистического уединения, то Крылов смело сводит поэзию с
неба на землю, показывая жизнь в ее реальном аспекте.
Это трезвое, правдивое изображение действительности,
отрицательное отношение Крылова к самым различным
проявлениям крепостничества в жизни того времени —
прямое! свидетельство' демократической основы его
мировоззрения.
В своих баснях Крылов всегда становится на защиту
народа. Основное социальное противоречие
действительности— .противоположность интересов барина и мужика,
противоположность .интересов праздной -и
обогащающейся за счет ограбления народа дворянско-помещичьеи
верхушки и трудящихся масс, в первую очередь крепостного
крестьянства,— вот что стоит в центре внимания
баснописца и находит отражение в его басенном творчестве.
Крылов разоблачает паразитизм крепостников,
казнокрадство и взяточничество дворянско-бюрократической
верхушш, бичует циничное обирание ею трудящихся масс,
хищничество чиновников, судей, и прочих тунеядцев,
сидящих на шее народа.
Крылов справедливо видит основу этой системы угне-
176

тения и ограбления народа в укоренившихся общественных
порядках, в круговой поруке представителей
господствующих классов, царящей во всех звеньях государства.
В глубокой и социально-обобщенной сатире — в басне
«Крестьяне ,и Река»,—относящейся к 1814 году, он
показывает, <как 'безвыходно положение народа,
трудящихся масс в крепостническом государстве. Крестьяне
лишены даже возможности жаловаться на свое бедственное
положение, на бессовестное ограбление их
крепостническими и бюрократическими верхами. Крестьяне, из года в
год разоряемые непосильными поборами «казны» и
грабительством помещиков и чиновников, «речек» и
«ручейков» — пытаются искать «управы» у самой Реки, в
высших сферах государственной .иерархии:
Крестьяне, вышед из терпенья
От разоренья,
Что речки им и ручейки
• При водопольи причиняли,
Пошли просить себе управы у Реки,
В которую ручьи и речки те впадали.
Однако, подойдя к Реке, они увидели, что по ней
плывет добрая половина их имущества, унесенного
речками и ручейками:
Тут, попусту не заводя хлопот,
Крестьяне лишь его глазами проводили;
Потом взглянулись меж собой,
И, покачавши головой,
Пошли домой.
А, отходя, проговорили:
«На что и время тратить нам!
На младших не найдешь себе управы там,
Где делятся они со старшим пополам».
Таков вывод, который делает Крылов в своей басне,
посвященной описанию бедственного .положения народа.
Весь государственный аппарат во главе с царем Львом
не только попустительствует этому ограблению народа,
но и защищает корыстолюбивых вельмож и сильных
мира сего. В басне «Мор зверей» говорится о бедствии, во
время которого звери .каются в совершенных ими
преступлениях. Оказывается, что .именно Медведи, Тигры,
Волки, наиболее сильные и жестокие хищники, повинны
в самых тяжелых преступлениях. Но о них-то никто и не
12 Степанов 177

решается говорить, боясь мести и расправы, благодаря
чему они остаются «правые и избегают наказания за
свои беззакония и преступления.
За Львом Медведь, и Тигр, и Волки в свой черед
Во весь народ
Поведали свои смиренно погрешенья;
Но их безбожных самых дел
Никто и шевелить не смел.
И все, кто' были тут богаты
Иль когтем, иль зубком, те вышли вон
Со всех сторон
Не только правы, чуть не святы.
И лишь «смиренный Вол», признавшийся в том, что
во время голодной зимы стянул у попа «клок сенца»,
объявляется виновным и взваливается на костер для
умилостивления «богов» за грехи свирепых хищников.
Крылов ©скрывает в басне истинный смысл лицемерной
«морали» господ, согласно которой безобидный бедняк
должен отвечать за грехи знатных и богатых. Этот
вывод о безнаказанности «сильных» и бесправном
положении «слабых» относится ко всему крепостническому
обществу. Несомненны и социальные симпатии баснописца.
Он осуждает тот несправедливый строй, при котором
знатные и богатые при всех своих преступлениях имеют
возможность притеснять народ, вынужденный молчаливо
сносить этот гнет.
Судьба народа, бедственное положение крестьянских
масс прежде всего привлекали внимание писателя. В
баснях «Рыбья пляска», «Пестрые овцы», «Волки и Овцы»,
«Мирская сходка», «Овцы и Собаки» и мн. др. Крылов
смело обличает хищнический произвол, жестокое
самоуправство, необузданную алчность царских сатрапов и
чиновников, помещиков-крепостников и прочих
представителей дворянского государства. Он разоблачает иллюзию
о «беспристрастности» и руководстве «законами»
государственной власти. Самодержавие всегда и во всем на
стороне притеснителей и позволяет .им бессовестно грабить и
угнетать народ. В басне «Овцы и Собаки» Крылов
показывает, что наряду с откровенными хищниками и
врагами — «волками», для народа не менее опасны и якобы
предназначенные для его охраны,— «сторожевые
собаки» — царские чиновники:
178

В каком-то стаде у Овец,
Чтоб Волки не могли их более тревожить,
Положено число Собак умножить.
Что ж? Развелось их столько наконец,
Что Овцы от Волков, то правда, уцелели,
Но и Собакам надо ж есть:
Сперва с Овечек сняли шерсть,
А там, по жеребью, с них шкурки полетели,
А там осталося всего Овец пять-шесть,
и тех Собаки съели,
Баснописец видит в народе живую основу развития
общества. В противовес праздным дворянам-тунеядцам —
он показывает в своих (баснях народ, крестьянство в
первую очередь,— честных тружеников, людей, трудом
которых и создаются все блага жизни.
В басне «Камень и Червяк» Крылов разоблачает
пустое бахвальство бесполезно лежащего на земле Камня,
под которым баснописцем подразумеваются
паразитические слои крепостнического общества. Недаром Червяк
укоризненно говорит Камню, вздумавшему обижаться на
предпочтение, оказанное дождю, напоившему влагой
крестьянскую ниву:
«Молчи!» — сказал ему Червяк:
«Сей дождик, как его ни кратко было время,
Лишенную засухой сил
Обильно ниву напоил,
И земледельца он надежду оживил,
А ты на ниве сей пустое только бремя».
Чтобы не оставалось неясным, кого имеет в виду эта
басня, Крылов добавляет в заключение:
Так хвалится иной, что служит сорок лет:
А проку в нем, как в этом Камне, нет.
Крылов выступает как заступник угнетенного народа,
сочувствующий горестному положению трудящихся масс
и обличающий их угнетателей. Он показывает в баснях
Волков — всячески утесняющих и поедающих
беззащитных овец, грабящего народное достояние Медведя,
проворовавшегося при охране порученных его наблюдению
пчелиных ульев, «Слона на воеводстве», разрешившего
волкам брать «легонький оброк» —по шкурке с овцы; лице-
.мерных Лисиц, лакомых до кур и угодливо услужающих
Львам и Медведям в их ограблении народа. Но и царь
12* 179

Лев ничуть не лучше своих велымож .и чиновников. Он
столь же бесцеремонно грабит народ, как и они,
.пытаясь лишь лицемерным сокрушением о судьбе «бедных»
овечек прикрыть свою жестокость. В баснях «Мор
зверей» и «Пестрые овцы» даны картины отвратительного
лицемерия правящих кругов, показано притворное
сокрушение царя Льва о горестной судьбе народа и в то же
время полное одобрение им коварных и льстивых советов
Лисы, лукавого царедворца, оправдывающего
хищнический произвол Волков и Медведей.
Даже в годину всенародного бедствия Лев, притворно
смиряя свой нрав, стараясь показать, что он заботится
о народе, с явным одобрением внемлет советам Лисицы:
Коль робкой совести во всем мы станем слушать,
То прийдет с голоду пропасть нам наконец;
Притом же, наш отец!
Поверь, что это честь большая для сшец,
Когда ты их изволишь кушать.
Здесь баснописец показывает истинное положение
вещей, подлинное отношение между «царем-батюшкой» и
его прихлебателями, с одной стороны, и народом — с
другой. Так Крылов раскрывал перед народом правду о
самодержавии, о крепостничестве.
Оппозиционный, демократический характер крылов-
ской сатиры отметил в свое время Демьян Бедный в
статье, помещенной в «Правде» в столетнюю годовщину
со дня смерти великого русского -баснописца: «Как >ье
было народу не полюбить своего родного заступника,—
писал Демьян Бедный,— который в .некоторых случаях
отваживался так дерзить народным угнетателям, что
только диву даешься, как могли подобные дерзостные
басни увидеть свет» 1.
Естественно, что этот 'аппозиционный характер басен
Крылова вызывал раздраженно-недоверчивое отношение
к баснописцу со стороны царя и правительственных
верхов. Недаром А. Н. Оленину, осуществлявшему
наблюдение за «благонамеренным» поведением баснописца,
приходилось неоднократна убеждать царя в
«нравственной» пользе крыловских 'басен. Царь боялся обличений
Крылова и остерегался раздражать популярнейшего на-
1 «Правда» 20 ноября 1944 г., № 279.
180

родного баснописца. Так из своем докладе от 16 апреля
1824 года Оленин, сообщая Александру I об издании
новой книги1 басен Крылова, всячески стремится доказать,
что баснописец заботится о «пользе чистой
нравственности» ,и далек от «вольнодумства» К Несомненно, что
официально заказываемые басни, вроде «Сочинителя и
Разбойника», и должны были подтвердить это положение,
вопреки всему содержанию творчества Крылова, вопреки
подавляющему большинству его басен, написанных не из-
под палки, не по заказам Оленина, а по собственному
почину и выражающих истинные взгляды баснописца,
его любовь к народу, его отрицательное отношение к
крепостнически-полицейским порядкам Александра I, а
затем и Николая I.
Демократизм Крыловл—не в его программных
высказываниях, а в самом характере образов его басен, в
народности его морали, в направленности его сатиры
против различных проявлений крепостнического гнета. Из
отдельных штрихов и черточек возникают образы и
картины большой обобщающей силы, проникнутые духом
разоблачения крепостного строя, рисующие
антинародную сущность дворянского государственного механизма.
Следует, однако, учитывать, что мы говорим окрылов-
скО'М «демократизме» как о мироощущении, а не как о
политической программе (которая в своем сколько-нибудь
последовательном виде отсутствует у Крылова).
Итак, в басенный период своей литературной
деятельности Крыло© отнюдь не отошел от своих прежних
взглядов. Отрицательное отношение к дворянству, к
бюрократическим верхам, к неограниченному деспотизму монарха,
высказанное им в «Почте духов» и в «Каибе», находят
свое" выражение и в его басенном творчестве. Точно так
же и горячие симпатии к труженикам, .к людям из
народа пошучают свое развитие и завершение в
демократической морали его басен, хотя оппозиционный
политический смысл многих из них приглушен и замаскирован.
В басне «Волк и Ягненок» A808) Крылов
сформулировал свое понимание' несправедливости тех социальных
отношений, которые основаны на циничном,
эгоистическом «праве сильного»:
1 В. К е н е в и ч, Примечания, стр. 320.
181

У сильного всегда бессильный виноват:
Тому в Истории мы тьму примеров слышим,
Но мы Истории не пишем;
А вот о том как в баснях говорят.
Это1го вступления нет в традиционных басенных
сюжетах. Оно целиком- принадлежит Крылову и
добавлено как основной вывод его из -примеров не только
истории, но -и тогдашней современности.
Общенародный подъем в войну 1812 года сыграл
большую роль в укреплении веры Крылова в правоту и
мудрость .народа. Недовольство крестьянских М'асс,
сказавшееся в -многочисленных выступлениях, несомненно,
являлось той социальной базой, на которой вырастал
антидвор ячюкий демократизм1 Крылова, его ядовитая
басенная сатира до адресу дворяноюю общества. Этот
демократизм Крылова оказался прежде всего в самом
характере его басенных образов и в их народной морали.
Крылов в своих баснях говорит как бы от лица
крестьянских масс, выражая их отношение к сильным и
богатым. Он касается не только отдельных недостатков
общественного строя, но и всей социальной системы,
основного противоречия между интересами народа и
господствующего класса помещиков. Пользуясь в баснях
образами, освещенными многовековой басенной традицией,
Крылов выражает в них отрицательное отношение
народа к его угнетателям и насильникам. Хищные Львы,
Тигры, Волки, Барсы олицетворяют господствующие
классы, их жестокость, корыстолюбие, эгоизм. В то же
время народ, как правило, представлен Крыловым в
образах мирных и трудолюбивых представителей своих
басенных персонажей.
Демократизм» взглядов Крылова оказывается во всем
строе( образов крьгловоких басен даже в тех случаях,
когда они и не являются непосредственным откликом на
вопросы общественной жизни.
Говорит ли Крылов о тех пустых ничтожествах,
которые, «держась за хвост вельможи», сумели взобраться на
верхние ступени государственной лестницы («Орел и
Паук»), или о знатных дворянских Гусях, требующих к
себе «почтенья», ввиду их «знатного рода», — всюду он
противопоставляет им народ как основу
государственности.
182

Поэтому и Пушкин и Белшюкий считали творчество
Крылова народным, справедливо видя в нем выражение
«народного духа». Народность Крылова должна быть
понята исторически, .в соответствии с тем этапом
развития народного сознания, который он отразил в своем
творчестве.
Но в противовес попыткам буржуазной критики
выдвинуть на первое место патриархальные иллюзии и
тенденции в мировоззрении Крылова, необходимо
подчеркнуть то прогрессивное, что делало его творчество
подлинно народным.
Крылов касался самых важных и острых
государственных вопросов. Он чувствовал себя тем «мудрецом»,
тем представителем народного мнения, о котором он
говорил еще в «Почте духов».
В основе оценки общественных и жизненных явлений
у него лежит разграничение интересов народа — от
корыстных и эгоистических интересов господствовавшей
бюрократической и дворянско-крепостнической верхушки.
В этом подлинный демократизм Крылова, ключ к его
мировоззрению и творчеству. На всю систему
государственного устройства, на все события и общественные
порядки он смотрит глазами народа, глазами угнетенных
народных масс. «Всякий человек, выражающий в
искусстве жизнь народа или .какую-нибудь из ее сторон,—
писал Белинский, — всякий такой человек есть явление
великое, потому что он своею жизнию выражает жизнь
миллионов. Крылов принадлежит <к числу таких людей...
он баснописец и поэт народный — вот в чем его
великость...» К На эту подлинную народность творчества
Крылова указывают также и Пушкин и Гоголь. Поэтому
все попытки представить «Крылова в качестве
благонамеренного моралиста — явно порочны. Демократизм
творчества Крылова, проистекавший из его близости к
народу, из его любви к нему, является бесспорным. «Да,
народ знает и любит Крылова, так же как Крылов знает
и любит народ» 2, — писал Белинский. Из знания народа,
из этой любви к нему и вырастал демократизм Крылова,
выразившийся как в идейном содержании его басен, так
и в их стилистических особенностях.
1 В. Белинский, Собр. соч., т. I, M., 1948, стр. 77.
2 В. Белинский, Поли. собр. соч., т. III, стр 389.
183

Основной положительный герой крыловских басен —
это народ, с его трудовыми идеалами, с его мудрой,
веками сложившейся моралью. Здесь — истоки трезвого,
реалистического отношения Крылова к явлениям жизни.
Таким -образом, русский национальный характер,
народность 'баюш Крышова — н>е только в их
национальном колорите, но и в тех чертах народного
мировоззрения, которые нашли свое выражение в басенной кр-ылов-
окой сатире, ib его отношении <к крепостнической
действительности.
Сфера интересов Крылова всегда социальная,
массовая, народная. Он изображает в своих баснях не
индивидуальное, не личное, а типическое, коллективное,
присущее жизни народа.
Наряду с подлинно народной основой в творчестве
Крылова можно встретить и противоречащие ей черты,
свидетельствующие об ограниченности его
мировоззрения. Он<и оказались в его политической .пассивности, в
отсутствии революционных выводов при той
уничтожающе-обличительной характеристике, которую он дает в
своей басенной сатире всему крепостническому строю и
б юрокр атич ее ко й с истем е.
Крылов противопоставлял политическим теориям и
доктринам «здравый смысл». Конечно, это не означает,
что Крылов стоя'л вне политической борьбы своего
времени. Но разоблачая в своих баснях пороки
крепостнического общества, Крылов не делает отсюда
сколько-нибудь ясно оформленных прямых политических выводов.
Эта пассивность связана с той «неподвижностью»
народа, которую отмечает Ленин в крепостную эпоху, от
декабристов до Герцена: «Эпоха крепостная A827 —
1846 гг.) —полное-преобладание дворянства. Это —
эпоха от декабристов до Герцена. Крепостная Россия
забита и неподвижна. Протестует ничтожное меньшинство
дворян, (бессильных без поддержки народа» 1. Эти олова
Ленина являются ключом к оценке эпохи,
непосредственно предшествовавшей и следовавшей за восстанием
1
В. И. Л ениы, Сочинения, изд. 4-е, т. 19, стр. 294—295.
184

декабристов. «Неподвижность» народа объясняет
осторожность и умеренность Крылова в политических
выводах.
Оттого в баонях Крылова иногда звучат
пессимистические ноты. Он не видит возможность коренного улуч-
шения положения народа при господстве дворянско-
крепостни'ческого строя. Не отрицая «приманчивости»
свободы, Крылов, однако1, требует для нее «разумной
меры» во избежание «гибельных» последствий. Поэтому
столь безотрадна мораль басен «Щука», «Рыбья пляска»,
«Вельможа», «Волки и Овцы», «Крестьяне и Река».
Аналогичный итог подводится Крыловым и в басне
«Мирская сходка»:
Ка'кюй порядок и и затей,
Но ©сдои он -в руках бессовестных людей,
Они ©аегда «аидут уловку,
Чтоб сделать там>, где им захочется, сноровку.
В басне «Лягушки, просящие царя» Крылов
высказывает устами Юпитера такой неутешительный вывод:
Вы шбушошдоись в вашей луже:
Другой («царь. — Я. С.) 'вам дан, так этот очень лих:
Живите ж с ним, чтоб не было вам хуже!
Следует, однако, обратить внимание на то, что этот
безотрадный вывод и жестокая судьба «Лягушек» —
результат того, что им «стало неугодно правление
народно». Вместо" того чтобы «без службы и на воле жить»,
честолюбивые Лягушки, которым такая жизнь .показалась
«неблагородной», стали терпеть новые невзгоды. Для
Крылова любой царь: и бездеятельно-«безобидный»
царь Чурбан, и алчный Журавль, означал «неизбежное»
зло, которому вынужден покоряться народ, чтоб «не
было хуже»!
Ограниченность крестьянства того времени
отразилась во взглядах Крылова, сказавшись в его
политической умеренности, в перенесении политических
конфликтов в область морали. Эта узость политического
горизонта Крылова приводит его как к прямым выпадам против
революции (в басне «Сочинитель и Разбойник»), так и
к признанию бесплодности человеческих усилий для
изменения общественного уклада. В басне «Крестьянин и
Лошадь» Крылов говорит об якобы неизбежном
подчинении человека воле «провидения»:
185

Не так ли дерзко человек
О воле судит провиденья,
В безумной слепоте своей
Не ведая его ни цели, ни путей?
Это скептическое отношение Крылова к возможности
революционного переустройства общества наиболее
отчетливо оказалось в 'басне «Конь и Всадаик», написанной
в 1814 году, непосредственно после крушения
наполеоновской Франции.
Противоречия во взглядах Крылова не были
случайны, но коренились в социальной действительности его
времени, отражая политическую отсталость крестьянских
масс, неспособных в тот период ни на что, «кроме
раздробленных, единичных восстаний, скорее даже «бунтов»,
не освещенных никаким политическим сознанием...» 1
Эта стихийность крестьянского демократизма,
отсутствие в нем «политического сознания», несомненно,
сказалась и в мировоззрении Крылова. Выражая народные
взгляды, отражая -в своем творчестве черты
крестьянской психологии, сложившиеся еще в «века рабства»,
которые «забили и притупили крестьянские массы» 2,
Крылов отразил в своих произведениях и ненависть
крестьянства к крепостному праву и черты его политической
отсталости.
Таким образом, настроения протеста сочетались в это
время в крепостном крестьянстве с чертами
патриархальной отсталости, которые также нашли свое выражение в
мировоззрении и творчестве Крылова. Этим объясняется
и противоречивость его взглядов: с одной стороны, он
выражает недовольство крепостническим строем и его дво-
рянско-бюрократической верхушкой, а с другой,—нередко
признает незыблемость того социального строя, который
сам же обличает в своих баснях.
Крылов осуждает те перемены, которые ему кажутся
излишним и бесплодным вторжением в уже отстоявшиеся
формы народной жтизни. В басне «Механик» он
высмеивает «молодца», который, купив огромный дом — «дом,
правда, дедовский, но строенный на славу»,—решил его
перетащить на другое место. В результате дом при
перевозке развалился:
1 В. И. Ле нин, Сочинения, 4-е изд., т. 17, стр. 96.
2 Т а м же.
186

Как много у людей
Затей,
Которые еще опасней а глупей! —
заключает Крылов свою басню.
Мышление Крылова не исторично (при всей
исторической злободневности ряда его басен). Он мыслит
неподвижными, неизменными категориями, унаследовав
рационалистическое мировоззрение XVIII века, представляя
себе человеческое общество как нечто неизменное,
доступное лишь частичному улучшению путем
«нравственного» усовершенствования.
Крылов отчетливо видел (и показал в сваих баснях)
угнетение народа феодально-крепостническими верхами,
жестокость и развращенность всего дворянско-бюрократи-
ческого общественного строя, его антинародный
характер. Но в то же время он .не находил выхода из
окружавших его противоречий.
Всем своим творчеством разоблачая несправедливость
социальных отношений, Крылов в своих политических
выводах во многом остается на просветительских
позициях. Эта просветительская теория честного исполнения
гражданских обязанностей и «равновесия» сословий в
государстве в сущности и лежит в основе таких крылов-
ских басен, как «Колос», «Конь и Всадник», «Пушки и
Паруса».
Характерно, что в 800-е годы просветительские
иллюзии были присущи и таким передовым деятелям, как,
например, И. Пнин, который писал в 1804 году в своем
«Опыте просвещения относительно России»:
«Просвещение, в настоящем смысле приемлемое, состоит в том,
когда каждый член общества, в каком бы звании ни
находился, совершенно знает и исполняет свои должности,
то есть, когда начальство с своей стороны свято
исполняет обязанности вверенной оному власти, а нижнего
разряда люди ненарушимо исполняют обязанности своего
повиновения. Если сии два состояния не преступают своих
мер, сохраняя должное в отношениях своих равновесие,
тогда просвещение достигло желаемой цели» К
Подобные иллюзии в еще большей мере были
присущи Крылову.
1 И. Пнин, Сочинения, М., 1934, стр. 123—124.
187

Для Крылова неприемлема деспотическая власть
как в силу его демократической настроенности, так и в
силу тех просветительских идей, которые были вынесены
им из XVIII века и высказывались еще в «Почте духов»
и «Каибе». С этой точки зрения, значительный интерес
представляет басня «Пожар и Алмаз» A814). Она
обращена против тех. исторических деятелей, которые
предпочитают войну и разрушение мирному и полезному делу.
В сущности, это та же тема, которая затронута была
Крыловым в «Почте духов» и «Каибе»,* где он восстает
npoTife «любоч-естивых государей», завоевателей и
поработителей, несущих гибель народам. Пожару,
похваляющемуся тем, что он «с треско-м всё», что встретит,
«пожирает», противопоставлен мирный Алмаз, скромный
блеск которого безвреден:
Хоть шроФИВ' тв'оюго мой блеск (№ беден, —
Алмаз ответствует,—ж> я безвреден.
Не укорит мши никто ничьей бедой...
...А ты блестишь* лишь тем, что разрушаешь.
«Правосудие»—соблюдение законов — рисовалось как
панацея от всех общественных зол. Достаточно указать
на такое характерное про-изведение, как «Ода на
правосудие» И. Пнина, по своей идее близкое к воззрениям
Крылова. В своей оде И. Пнин формулирует те же
мысли, которые неоднократно выражал Крылов в «Почте
духов», о равенстве перед законом, о моральном
превосходстве представителей «честной нищеты» перед
«богатыми с подлою душою».
При рассмотрении творчества Крылова необходимо
все время учитывать, что оно- несравненно шире, чем та
политическая концепция, которой придерживался
баснописец. Образы его басен, их обобщающая
художественная сила подлинно народны, благодаря чему они
сохранили свое значение через многие десятилетия, вплоть
до нашего времени, тогда как политические взгляды
Крылова были нередко ограниченными и отсталыми уже для
его эпохи.
Наибольшая острота и обобщенность критики
присуща басням Крылова преимущественно 1815—1820-х го-
188

дов, написанных в обстановке общественного подъема
перед событиями 14 декабря.
По социальной направленности своей сатиры басни
Крылова отчетливо распределяют свет п теми.
Сопоставляя крестьянина с барином, бедняка с богатым, Крылов
всегда на стороне 'первых, передавая в образах крестьян
свое уважение к пруду, к высоким внутренним
качествам русского народа.
Знатные и богатые всегда выступают у Крылова как
притеснители, отличаясь эгоизмом, жестокостью,
необузданностью страстей. Они ведут паразитическую жизнь,
не приносят пользы государству, соблюдая лишь
своекорыстные интересы). Иное дело—(маленькие, простые
люди, чаще ©сего крестьяне, трудящиеся <на пользу
государства, составляющие жизненную основу страны: они
подвергаются ограблению и унижению, хотя и являются
носителе ми1 положит ел ын ы х мор а л ынъгх .-к ачест-в: т р удо-
любия, скромности, терпения, честности.
Антидворянский, демократический характер
творчества Крылова, столы смело и открыто проявившийся
в его ранних произведениях, сохраняется и как основа
идейного содержания и художественного метода его
басен.
Но демократизм Крылова-баснописца значительно
отличается от демократизма писателей-разночинцев
XVIII века — Чулкова, Левшина, Попова. Те
чувствовали себя одиночками, захлеснутыми общим потоком
дворянской культуры, и (не видели опоры в народе. Их
сословный «демократизм» не выходил за пределы- протеста
бедняка-разночинца. Поэтому в своих стремлениях к
правдивому изображению жизни они не могли подняться
выше наивного натурализма.
Крылов же чувствует себя более тесно связанным с
народом. Народ для Крылова—не отвлеченная идея, а
реальная- шита. Крылов быт одним из немногих
писателей начала XIX века, который близко подошел к народу,
хорошо знал его. Его тесное общение с народом,
начиная с детских лет, давало ему знание народной жизни.
Можно утверждать, чпго «положительным героем» басен
Крылова -являлся русский народ.
Именно в народе он видел те внутренние силы, тот
источник, который дает жизнь государству. Эта вера в
народ, в его основополагающую роль в государственной
189

жизни наиболее полно выражена Крыловым в басне1
«Листы и Корни», относящейся еще к 1811 году. Наглому и
надменному хвастовству дворянской верхушки — ироти-
вопоставлен народ как подданная -и вечная основа
исторического процесса. Корни отвергают притязания
Листов с полным созкаеием1 своей исторической правоты:
«Мы те,—
Им свшу отвечали: —
Которые, здесь роясь в темноте,
Питаем ;вас. Ужель «е узнаете?
Мы корни дерева, на коем ;вы цветете,
Красуйтесь © добрей час!
Да только 'помните ту разницу меж нас:
Что с новою весной лист новый народится,
А если корень иссушится,—
Не станет дерева, ни вас» К
Эта басня занимает центральное место в
идеологической концепции Крылова, выражая его основные
суждения о народе, подлинный демократизм его взглядов.
В этом наиболее полном выражении своего
понимания роли народа в жизни государства Крылова
обращается от имени -Корней-народа к Листам с указанием на
то, что -именно народ является основой государства, что
народный" труд питает паразитические классы.
Та же мысль о народе как основе государственной
жизни высказана Крыловым и в басне «Собака и
Лошадь». На похвальбу Собаки тем, что она охраняет
хозяйское добро, Лошадь отвечает:
Однакоже, когда б я не пахала,
То нечего б тебе здесь было >и стеречь.
Демократической моралью проникнута и басня «Орел
и Крот», в которой Крылов указывает, что царь должен
1 Следует отменить, что ирыловская басня «Листы w Кр
сходна по сюжету с басней М. Муравьева «Верхушка и Корень»
A773). Но Крылш по лемизирует с двортноко-крепостнической
«философией» басни Муравьева, у «которого' Веркушка является
оганюиой общества. У Муравьева Корень решает лишить литания
ненужную, по его мнению, Верхушку дерева. В результате этого,
дерево высыхает и гибнет самый Корень. Муравьед, чтобы не
было сомнений в смысле басни, раскрывает <его сам:
«Правительство верхушка,
А корень — то народ».
190

прислушиваться к мнению людей из народа. Ведь
скромный и незаметный Крот лучше знает о положении
корней дерева-государства, чем парящий в небесах Орел.
Пренебрежение советами Крота оказалось для Орла
гибельным.
Основное, что отделяло Крылова от дворянской
литературы—его отношение к народу, демократизм его
творчества. Именно эта демократическая основа
мировоззрения Крылова и дала возможность Белинскому говорить
о нем как о писателе, «бессознательно» выражавшем
народное мироощущение.
Крестьянин, который появляется в крыловских
баснях, уже не условный бурлескный персонаж, каким он
был, например, в баснях Сумарокова, но наделен
конкретными социальными чертами. Это чаще всего умный,
сообразительный, трудолюбивый человек, являющийся ти-
пичеоким представителем народа.
Крылов решительно преодолел как сенти'ментально-
идиллическое изображение крестьянина у карамзинистов,
так и (натуралистичность, и .грубую «бурлеоиность»
показа крестьянских персонажей в бытовой комедии и
сатире XVIII века. Образы крестьян у Крылова наделены
конкретными чертами, которые делают их почти столь
же реальными, как, окажем, образы крестьян у
Некрасова. Напомним описание труда крестьянина в басне
«Обезьяна», чтобы убедиться в сочувственном отношении
к нему Крылова.
Крестьянин на заре с сохой
Над полосой сваей трудную»;
Трудимся так крестьяши мой.
Что прадом пот с него катился:
Мужик (работник был прямой.
Зато, кто -мимо «ш проходит,
От всех ему: спасибо, иополать!
Крестьянин и его труд были показаны Крыловым без
прикрас и слащавости. В ряде басен Крылов, дает уже
и социальную характеристику крестьянина, подчеркивая
не только общенациональные и «сословные» черты и при-
анаки его, но и внося элементы социальной оценки. В
басне «Хозяин и Работник» Крылов противопоставляет
черствой неблагодарности кулака-богатея бескорыстную
самоотверженность батрака-работника.
191

Однако подобная социальная диференциация имела
место лишь в отдельных случаях. В основном же
крестьянин у Крылова показан как представитель трудового
начала, противопоставляемого безделью и
корыстолюбию помещика-крепостника. В то же время Крылов
далек и от приукрашивания, идеализации крестьянина,
отрицательных сторон крестьянского быта. Он высмеивает
отдельные недостатки народного быта и те отрицательные
явления, порожденные крепостническим гнетом, которые
встречались в крестьянской жизни: пьянство («Два
Мужика»), недобросовестность в труде («Крестьянин и
Топор»), пустословие («Три Мужика»),
Не отдельные представители народа, не крестьянские
персонажи являются у него выразителями народного
мнения, а весь народ в целом как основная сила
государства. В басне «Крестьянин в беде» Крылов высмеивает
тот недостаток духа дружбы, единства, который
являлся не только моральным недостатком, но и
отрицательным социальным явлением. Вспомним целый ряд басен
Крылова, в которых он подчеркивает важность
сплоченности народа, общность .интересов демократических
общественных слоев в противовес эгоистической «морали»
господствующих классов («Орел и Пчела», «Листы и
Корни», «Раздел» и мн. др.).
Крылов продолжил патриотическую' традицию
русской литературы. Этот патриотический характер
творчества Крылова особенно полно оказался в его баснях
1812 года, сыгравших столь значительную роль как в'
творческом становлении самого баснописца, так и в
общественной и литературной жизни тех лет1.
События Отечественной войны с особенной
отчетливостью показали различный характер патриотизма у раз-
ны/х классов' и прослоек. С одной стороны выступал
1 Басню Крылова, посвященииы-е событиям' 1812 г., «еоднок-рат-
но служили предметом детального изучения!, и их историческое
содержание в достаточной мере уяснено (см. ст. В. Кене ©мча
«Историческое значение 'басен Крылова», «Записки Академий
наук», т. IV, 1864 г., ст. С. Дуры л «и на в с>б. «И. А. Крылов,
Исследования и материалы», М., 1947 г. -и др.).
192

реакционный <ш атриюггивм » юфщ'и а л ьн ы х п р ави тел ьст-
веиных округов, который сочетался с их охранительными
классовыми интересами и свелся в дальнейшем к ува-
роеской формуле «самодержавия, .православия и
народности». С другой стороны возникал патриотизм
передовых дворянских кругов—будущих декабристов и,
наконец, патриотизм тех народных масс, которые
выступили на защиту своей родины в грозные дни 1812 года.
Для представителей правительственных кругов,
воина с французами была прежде всего войной во имя
сохранения основ самодержавия и крепостничества!,
борьбой с «злю'честивым' .народом!», несущим*
«революционную заразу». Шишков предлагал «храбрым* россиянам»
порвать «все нравственные связи» с этим «злочестивым
народом» и «возвратиться к чистоте и непорочности доа-
ших нравов» \ то есть -к православно-монархическим
устоям. На той же позиции стояли и реакционные
публицисты, выступавшие на страницах «Русского вестника».
Пушкин в 1831 году в своем «Рославлеве»,
являвшемся ответом на псевдопатриотический роман
Загоскина, иронически niEDcaui о «(гонителях французского языка
и Кузнецкого моста», которые отказались от
французского табака и лафита, стали нюхать русский табак и
принялись за кислые щи. «Все закаялись говорить по-
французски, все закричали о Пожарском и Минине и
стали проповедывать народную войну, собираясь на
долгих отправиться в саратовские деревйи». Совсем иной
характер носил патриотизм 'Крылова.
В баснях Крылова, ггосвященньцх событиям войны
1812 года, сказался тот патриотический подъем, который
нашел свое выражение в возникшем тогда массовом
народном движении. Не случайно героем народа,
прославляемым в народных песнях, был не Александр I, а
Кутузов:
Когда «народной ©еры глас
Воззвал к святой твоей седине:
«Иди, спасай!» — Ты встал — и спас,—
писал о нем Пушкин. Через басни Крылова, написанные
во время отечественной войны, проходит
противопоставление Кутузова Александру, выражавшее народное
'Патриотическое чувство. Это становится особенно ясным,
1 Собрание высочайших манифестов, СПБ., 1816, стр. 15.
13 Степанов 193

если обратиться к той офадиальнюипатриотИ'ческой
пропаганде, которая выдвигала на первое место роль царя.
На страницах «Русского -вестника», печатались казенные
«ура-патриотические» стихи, прославлявшие «великого
государя» и призывавшие к 'борьбе «за царя, веру,
бога», например, «Песнь русских поселян (!) русским вои-
нам1»:
Государь великий с нами,
Сам гидет он на ер агав,
Огражден он не стенам»,
Верой огражден сынов.
Устами выдуманного «господского крестьянина
Карпа Сидорова» журиал призывал сражаться не только за
«веру и царя», «о- и за «отца-помещика».
Эти выражения монархического холопства, так же как
¦и ура-патриотические фанфары, разудалый тон м
'бахвальство р-астоп-чиноких афишек с их фальшивыми и
крикливыми псевдонародными выражениями, были
'глубоко чужды Крылову.
В основе патриотических басен Крылова 1812 года
лежит идея народа как активной исторической силы, как
носителя национального самосознания. Не о царе и не
о каком-либо-индивидуальном героизме говорит Крылов
в своих баснях, а о мощном народном движении, о
крестьянских массах, поднявших дубину народной войны.
Именно поэтому его басни направлены против тще-
слаеного самомнения Александра I и его приспешников,
прошв тех, кто:
...завсегда других упрямей и вздорней:
Он лучше дело все (погубит,
И рад скорей
Посмешищем стать света,
Чем у честных и знающих людей
Спросить и выслушать разумного совета.
В серии патриотических басен, написанных
Крыловым в 1812 году, отражены важнейшие моменты
отечественной войны. Этд басни: «Кот и Повар», «Раздел»,
«Ворона и Курица», «Волк на псарне», «Обоз» и
напечатанная в начале 1813 года басня «Щука и Кот».
О том успехе, которым пользовались патриотические
басни Крылова в действующей армии, свидетельствует
письмо К. Батюшкова Н. Гнедичу от 30 октября 1813
года: «Скажи Крылову, — писал Батюшков, — что полно
194

ему лениться, в армии его басни все читают наизусть.
Я часто слышал <hix на биваках с новым удовольствием»1.
Первой .из басен, откликающихся на события
отечественной войны 1812 года, явилась басня «Кот и Повар»
(написанная еще до августа 1812 г.). В ней Крылов
выразил общее недовольство тактикой Барклая-де-Толли,
командовавшего тогда русскими войсками. Тактика
Барклая вызвала негодование среди выдающихся русских
генералов. В частности, Багратион писал о Барклае, что
он «;все убегает», и обвинял его ib отсутствии решимости
и воли к победе 2.
Призыв Крылова «употребить власть», решиться на
активные действия звучал как выражение народного
мнения, как призыв к беспощадной борьбе с вторгшимся в
страну захватчиком, которому следует немедленно дать
отпор силой оружия.
Откликом на начальный этап войны явилась и басня
«Раздел», в которой Крылов обличал отсутствие
единства, споры и разногласия в главном штабе армии при
Барклае.
Эти разногласия засвидетельствованы историком той
эпохи Н. К. Шильдером-: «:В многолюдной главной
квартире шумели, 'интриговали среди обстаио©™,
затруднявшей всякую разумную деятельность... Все дружно
'Высказывались проташ л(лана Пфуля, каждый иэ его
противников (предлагал свой план, но эти предложения
противоречили одно другому и давали только повод к постоянным
совещаниям» 3.
В. Кеневич указывал, что басня «Раздел» имела в
виду корыстолюбивые и эгоистические интересы
дворянства во время войны и прямо намекала на местнические
споры при ортанш-ации ополчения 4.
Вернее будет согласиться с мнением С. Дурылина,
считающего, что Крылов «адресовал басню не одним
спорщикам 'И сварщикам из «главной квартиры», но
всем, кто дачные (йьиподы и- частные интересы
предпочитал общему делу защиты родины» 5.
1 К. Батюшков, Сочинения, СПБ., 1887, стр. 480.
2 См. об. «Россия и Наполеон», М., 1913, стр. 105.
3 Русский биографический словарь, т. I, стр. 246.
4 В. К е н е в и ч, Примечания, стр. 113.
3 С. Н. Дуры лин, Крылов и отечественная война 1812 г.,
Сб. «И. А. Крылов», М., 1947, стр. 156—157.
13' 195

Нередко от того погибель всем бывает,
Что чем бы общую беду встречать дружней,
Вш'к опоры затевает
О выгоде своей.
Здесь, прежде всего слышится забота баснописца об
общем деле, тревога за судьбу родины, которая
переживала серьезные испытания в дни, когда Крыловым
создавалась эта басня. Пожалуй, ни в одном поэтическом
произведении этого времени (включая и «Певца во стане
русских воинов» Жуковского) мы не найдем такой
тревоги ва судьбу родины, такою пламенного призыва к
едии-ст-ву, отказу от личных, эгоистических интересов во
имя победы над врагом.
Народ является подлинным героем басен Крылова,
написанных .в трудный 1812 год. Потому-то против
антипатриотических тенденций дворянских кругов выступил
Крылов с уничтожающим сарказмом' в баше «(Ворона и
Курица». Он «бичует отсутствие патриотизма у
представителей реакциониаго дворянства, готовых 'поступиться
интересами родины ради сохранения своих узко
классовых преимуществ. Ворона, рассчитывавшая
«поживиться сырком иль -косточкой», уверенная, что ей
обеспечена безопасность, остается в занятой французами
Москве, но попадает «в суп» к захватчикам.
Если басни «Раздел» и «Кот и Повар» являлись
откликом на первый этап войны, до назначения
главнокомандующим Кутузова, то басни «Ворона и Курица»,
«Обоз» и «Волк на псарне» относятся к периоду,
последовавшему вслед за занятием Наполеоном Москвы.
Поэтому в них центральное место занимает образ
Кутузова; Крылов отстаивает и разъясняет правоту его
действий.
Далеко не случайно, что центральным образом в
баснях, 'посвященных событиям отечественной войны 1812
года, является образ Кутузова. Кутузов 'был подлинным
героем этой войны. Именно в силу»его популярности в
армии и стране Александр I был вынужден поручить
Кутузову руководство военными действиями, несмотря на
свою личную к нему антипатию 1. В своей оценке
Кутузова Крылов передает мнение народа, оправдывая муд-
1 М и х а й л о в с iK и й - Д а я и л е в <с к и й, Собрание сочдае-
т. IV, стр. 392—393.
1S6

рую стратегию великого полководца и восхваляя его
преданность общему делу.
В басне «Обоз», написанной в октябре 1812 года,
Крылов выступает с оправданием дальновидной тактики
Кутузова, основанной на постепенном истощении
неприятельских сил, именно тогда, когда оставление Москвы без
боя и кажущаяся медлительность действий Кутузова
вызвали обвинения против него со стороны
правительственных кругов.
Беннигсен- написал Александру I донос, -в .котором
обвинял Кутузова в преступном бездействии. Александр I
в свою очередь ставил в вину Кутузову то, что он .не дал
сражения под Москвой. В то время когда Кутузов,
сохранив армию, накапливал силы под Тарутиным,
Александр I с раздражением писал фельдмаршалу 5 октября
1812 «года: «...от 20 (сентября) и в течение всего
времени не только1 что ничего не предпринято для действия
протиеу неприятеля и освобождения сей
первопрестольной столицы, но даже, по последним рапортам вашим,
вы еще отступили назад... Вспомните, что вы еще обя-
'заны ответом оскорбленному отечеству в потере
Москвы...» * Если учесть то обстоятельство, что сам
Александр I проиграл сражение под Аустерлицем ив-за
поспешности и непродуманности своих действий и
пренебрежения к советам Кутузова, то аналогия глупой
лошади с Александром I, а «доброго коня;» с Кутузовым
станет особенно рельеф ной:
...Конь добрый на крестце почти, его гюнес,
Катиться возу не давая,
А лошадь сверху молодая
Ругает бедного -коня за каждый шаг.
Басня «Ворона и Курица», написанная после известия
о победе под г. Красным G ноября), за которую Кутузов
получил титул князя Смоленского, непосредственно
упоминает имя Кутузова (что было необычно для басенного
жанра):
Когда Смоленский князь,
Противу дер-зости искусством -вору ж ас ь,
Вандалам -новым сеть поставил
И «а погибель им Москву оставил...
1 М. И. Богданович, История отечественной войны 1812
года, СПБ., 1859, т. II, стр. 487—488.
197

«ВОРОНА И КУРИЦА»
(гравюра С. Галэктиоиова с ярме. И. Иванова).

Таким образом, еще задолгр до того, как план
Кутузова получил общее признание, Крылов прославил
дальновидность его стратегии.
Вершиной этого басенного цикла явилась басня «Волк
на псарне». В ней © o6pai3e мудрого Ловчего вся страна
узнала Кутузова. Басня -явилась откликом иа
конкретный исторический факт. 23 сентября 1812 года бывший
французский посол Лористон посетил Кутузова с целью
добитыоя заключения мира с Россией. Кутузов- реш,ии
тельно отклонил мирные (предложения Наполеона,
ответив ему знаменитыми словами: «Я подверг бы себя
проклятию потомства, если бы сочли, что я подал повод к
какому бы то ни было примирению...» 1
В своей басне Крылов показывает, что мудрый
Ловчий — Кутузов прекрасно понят вынужденное
«миролюбие» попавшего в ловушку хищника:
«Ты cepi, а я, приятель, сед,
И волчью в-аш/y я давдю натуру знаю.
А потому обычай мой:
О волками икач-е не делать мировой,
Как снявши шкуру с «их долой».
И тут же выпустил «а Волка гончих стаю.
В образе Кутузова Крылов выразил свое понимание
русского национального характера. Кутузов силен своим
здравым смыслом, спокойной уверенностью в победе и
мужеством русского человека. В то же время он прочно
связан с народом общностью своего патриотического
чувства, своей непримиримостью к врагу.
Басш «Волк на псарне» является своего рода
ключом к патриотической теме у Крылова. Образ Ловчего,
при всей конкретности исторических ассоциаций —
типически обобщен. В нем Крылов не стремился показать
лишь портретные черты Кутузова, а передает те'
свойства, которые делают его представителем народа. Именно
таким представлен Кутузов в народных песнях о 1812
годе. Он выступает в них как неустрашимый богатырь, не
желающий мириться с врагом. Так, в одной из народных
песен Кутузов говорит пленному французскому офицеру:
И ты врешь ли все, майорик, лицемеришь,
Я угроз ваших французских не боюся.
1 См. М. И. Богданович, История отечественной войны
1812 года, т. II, стр. 392.
199

До самого Наполеона доберуоя,
Дюберуоя, доберуоя, с нем парублюся... !
Глубоко чувствуя народный характер войны 1812
года, Крылов обращался в своих баснях к тому народу,
который, по словам Герцена, «был забыт даже в это
время всеобщего несчастья», когда он «поднялся
массами» 2. Так, один (из современников рассказывает ©
своих записках о массовом уходе в партизаны жителей
целых деревень и ши: «В оерелеоках, за буераками»,
везде осторожные воины-земледельцы расставляли недрем*
лиощую стражу. Сверх того устанавливали, чтобы по
звону колокольному собираться им немедленно верхами
и пешком... На поверку сбегалось множество boihihoib-
земшеделъцев: иные были вооружены ружьями, другие
копьями, топорами, вилами и косами...3
Подобную картину народной войны, массовой
активности крестьянской России рисует Крылов в басне «Волк
на псарне», когда описывает дружный отпор,
встретивший забравшегося на псарню Волка:
Поднялся вдруг весь псарный двор.
Почуя серого так близко забияку,
Псы залились в хлевах и рвутся вон на драку:
Псари кричат: «Ахти, ребята, вор!»
И вмиг ворота на запор;
В минуту псарня стала адом.
Бегут: иной с дубьем,
Иной с ружьем...
Можно было бы привести еще ряд мемуарных
свидетельств, подтверждающих подлинность картины,
рисуемой здесь Крыловым, но важнее всего даже не эта
точность, а понимание" народного характера войны, которое
обнаруживает Крылов, в отличие от официальных ашие-
гаристав, проставлявших на вое лады Александра I.
Необходимо упомянуть еще о басне «Щука и Кот»,
,в которой Крылов высмеял бездарного адмирала П.
Чичагова, пропустившего Наполеона с остатками его
разбитой армии через Березину. Общественное мнение было
глубоко возмущено поведением Чичагова, «кляли его не-
1 См. В. К ал л-а ш, Отечественная война в русской
народной (ПОЭ31Ш) («Отечественная война >ю русское общество», т. III,
стр. 179).
2 А. Ге-рцеи, Сочинения, т. VI, стр. 346.
3 С. Г л «нк а, Запксхи о 1812 годе, СПБ., 1836, стр. ИЗ.
200

«ВОЛК НА ПСАРНЕ»
(гравюра А. Сапожннкова, 1834 г.).

искусство, и Крылов написал басню о пирожнике,
который берется шить сапоги, то есть о моряке,
начальствующем й-ад сухопутным войском» 1.
При своем отступлении от Борисова Чичагов потерял
обоз, «а что и намекало указание басни на «отъеденный
хвост» у Щуки. Следует иметь в виду, что П. Чичагов
являлся давним недоброжелателем Кутушва и,
оправдываясь в своей неудаче, утверждал, что тот якобы не
оказал ему своевременной помощи. Поэтому,
противопоставляя умного и спокойного Кота самонадеянной .и
незадачливой Щуке, Крылов не только откликнулся -на
событие, вз/волнов1ав1шее современников, но и вновь про-
ти1воооста:вил Кутузова его недоброжелателям, высмеяв
Чичагова как завистника и ненавистника великого пол-
ководца-. Этой (басней заканчивается цикл 'басен о
войне 1812 года, рисующих личность Кутузова и ею роль
в отечественной войне.
Любовь к родине и своему народу, глубокое
патриотическое чувство проходит через все творчество Крылова.
Ему особенно ненавистны отсутствие национального
чувства, преклонение перед Западом, отличавшие некоторых
представителей дворянского общества. Баснописец
неоднократно уничтожающе разоблачает представителей
аристократической среды за их отрыв от родины, от своего
народа. В басне «Пчела и Мухи» Крылов дал ядовитую
сатиру на легкомысленных дворянских «мух», которые
«собрались лететь в чужие край», наслушавшись
рассказов глупых попугаев о «дальних сторонах», где, якобы,
особенно привольно и приятно тунеядцам-бездельникам,
любителям пожить за чужой счет. Насмешливой
отповедью отвечает трудовая Пчела этим тунеядцам, которые
приглашают ее лететь вместе с ними в заморские края:
Везде вам будет счастье то ж:
Не будете, друзья, нигде, не быв полезны,
Вы ни почтенны, ни любезны...
Крылов заключает свою басню решительным приговором
тем «праздным», не приносящим своей стране никакой
пользы дворянским космополитам, которые, не будучи
связаны со своим народом, стремятся за границу, где их
«праздность» не столь бросается в глаза:
1 Ф. В и г е л ь, Записки, ч. IV, стр. 73.
202

Кто с пользою отечеству трудится,
Тот с ним легко не разлучится;
А кто полезным быть способности лишен,
Чужая сторона тому всегда приятна:
Не бывши гражданин, там мене презрен он,
И никому его там праздность не досадна.
Характерно, что и здесь признаком подлинного
патриотизма Крылов считает честное выполнение
обязанностей гражданина, принесение родине пользы, на что не
способны тунеядческие круги общества. Подлинный
патриотизм,—говорит этой басней Крылов,— лишь в народе,
в трудовых массах, приносящих пользу своей стране и
преданно ее любящих даже в условиях • тяжелейшей
экоплоатадии.
Для понимания мировоззрения Крылова
существенное значение 'имеют не только его прямые политические
высказывания, но и морально-этическая сторона его
басен.
Мораль басен Крылова тесно связана с его сатирой.
Об этом единстве сатирического и морального элементов
в крыловских баснях писал Белинский, подчеркивая,что
«всякая сатира, которая кусается, богата моралью» 1.
Тот моральный кодекс поведения человека, который
дан в баснях Крылова, является во многом выражением
этических представлений трудовых слоев русского
народа, его национальных свойств. Человек, который
представляется нам в его баснях, является высоким
мудрецом, исполненным правил чести и добродетели, гонителем
всякой лжи и низости, защитником науки и мысли
против невежества и глупости.
Воспитательная роль басен Крылова, нашедших такое
широкое применение на протяжении многих поколений,
их гуманистическая мораль направлены к тому, чтобы
воспитать человека в демократическом духе. Переключая
свои общественные и политические требования в область
морали, Крылов, однако, не отрывал морали от ее
общественного значения, от ее народных интересов.
Мораль является формой общественного сознания, и
в ней так же сказалась идеологическая позиция Крыло-
1 В. Белинский, Собр. соч., т. II, стр. 715.
203

ва-баснописца,— как и в баснях с политической
тематикой. Одной из причин народной популярности крылов-
ских басен является демократический характер его
морали. Определяя нравственные нормы поведения людей,
Крылов исходит из признания несправедливости
современного ему общественного строя, противопоставляя ей
правоту трудовой морали народа, его нравственные
оценки.
Этический кодекс в том виде, в каком он был
высказан в «Почте духов» и сатирических журнальных
статьях Крылова, при всей своей отвлеченности знаменовал
требование справедливых общественных отношений.
Мораль как средство исправления пороков, представление
о «просветительской» роли сатиры являлись основой
мировоззрения и политического кодекса писателей XVIII
века. Потому-то такое большое место занимали в
тогдашней литературе нравоучительны© жанры.
В литературе первых двух десятилетий XIX века это
отношение к морали изменилось. В
умеренно-либеральных дворянских кругах требование морального
усовершенствования противопоставлялось общественной,
обличительной роли сатиры. Так, В. Жуковский в статье «О
сатире и сатирах Кантемира» («Вестник Европы», 1810,
№ 3 и 4) писал, стремясь подменить требование
сатирической направленности, выдвигавшееся прогрессивными
кругами, указанием на первенствующее значение морали:
«Философы и поэты употребляют оружие насмешки для
пользы .нравов. Сатирик и комик имеют то сходство с
моралистом-философом, что они действуют для одной цели,
которой, однако, достигают различными путями.
Моралист рассуждает и убеждает ум, говорит сердцу:
напротив, комик и сатирик осмеивают 'Моральное
безобразие и тем бошее привязывают «ас к красоте моральной,
котора>я становится ощутительнее от 'противополож-
ности...» 1
Басенная мораль Крылова неотделима от его сатиры
й противоположна (выдвинутой Жуковским морали
«сердца». Крьмов настаивает на воспитательном,
общественном значении морали, видя в ней дополнение к своей са-
1 В. Жуковский, С'ОЧ'Ш'СНия, т. V, СПБ., 1878, стр. &U—
342.
20 \

тире. Лишь в 'Некоторых его баснях («Лань и Дервиш»,
«Орел <и Пчела», «Листы и Корни», «Старик in трое
Молодых» « др.) (моральный элемент выдвигается на
-первое место, хотя баснописец нигде не отказывается от са-
гиры. Басни Крылова—целая галлерея художественных
изображений различных пороков. Он обличает: лесть
(«Ворона и Лисица», «Хмель»), низость и
неблагодарность («Лев состарившийся», «Лисица и Осел»),
лицемерие («Лисица и Сурок», «Мирон»), самоуверенность и
заносчивость («Бумажный Змей», «Водопад и Ручей»),
неблагодарность («Волк и Журавль», «Два Мальчика»),
скупость и (жадность («Скупой», «Скупой и Курица»,
«Бедный Богач», «Фортуна и Нищий»), трусость («Мышь
и Крыса»), хвастовство («Заяц на ловле»), эгоизм
(«Лягушка и Юпитер») и др. Однако это моральное
содержание басен нигде не превращается в отвлеченную
аллегорию, не становится абстрактной схемой, а имеет
определенную социальную направленность.
Крылов не замыкался в своих баснях лишь в кругу
практической житейской морали. Он показывал в них
прежде всего социальную несправедливость, вопиющее
нарушение господствующими классами прав народа,
угнетение и разорение народных, крестьянских масс, в
котором повинен весь государственный аппарат
крепостнической монархии. Разоблачая эту несправедливость,
беспощадно высмеивая представителей высших сословий,
Крылов рисует в своих баснях не их «общечеловеческие»
недостатки, а совершенно конкретные социальные черты,
характеризующие их как угнетателей и экеплоататоров
народа.
В баснях Крылова обличаются различные звенья
феодально-крепостнической и чиновничье-бюрократической
цепи, опутывающей народ, начиная с царя Льва,
лицемерного и жестокого деспота, каким его изображает
обычно баснописец, и кончая мелким чиновничеством.
Нравственный кодекс Крылова сложился на
протяжении всего его творческого пути, явился плодом
длительного пристального обращения к жизни и морали
народа. Поэтому Крылов преодолел в своих баснях
отвлеченную морализацию, свойственную писателями XVIII
века, что определило и реалистический характер его как
художника, создавшего реальные образы и типы в
отличие от традиционных басенных аллегорий.
205

Для просветительской философии XVIII века
существовал прежде всего человек вообще. «Разум» являлся
выражением положительного начала общественной
жизни, будучи противопоставлен, гв свою очередь, п ер-сони-
фицирО'ва'Н'Ньш торокам, выражавип'им (несовершенство
этого общества по отношению к идеальной схеме.
Эта рационалистическая концепция неоднократно
обосновывалась в русской философской литературе
XVIII века. Так, например, еще Я. Козельский заявлял:
«Чтоб употреблять натуральные законы к делам, т. е.
учинить об «их справедливое рассуждение, то надобно
справиться с совестью, которая есть не что иное, как
разум...» (курсив мой.— Н. С.I. Для
моралистов-просветителей XVIII века нравственный 'идеал логически
выводился ив «добродетели», которая донималась как
«нравственная «аука», основанная на разуме2.
Настаивая на врожденности основных свойств
характера и выводя их непосредственно из «самосознания»,
рационалистическая философия, лежавшая в основе
поэтики классицизма, намечала искусственные нормы и
границы человеческого поведения. По определению Энгельса,
тогда «все должно быто оправдать свое существование
перед судилищем разума или же от своего
существования отказаться. Мыслящий ум был признан
единственным мерилом всех вещей»3.
Мораль басен Крылова принципиально
противопоставлена абстрактному кодексу «общечеловеческих»
наставлений античной (басни Эзопа и Федра, она враждебна
э-пикурейски-гедонистической (признание жизненных
удовольствий основой житейского 'благополучия) морали
Лафантена, выражавшей идеологию дворянских кругов.
Мораль Крылова-баснописца глубоко демократична,
1 «Статьи о иравоуЧ'Лтель'Ной философии из энциклопедии,
переведенные Я. Козельским», М., 1770, ч. II, стр. 159.
2 «Обозревая просвещение (нашего века... представляю здесь
необходимость и достоинство такой науки, которая заслуживает
они/мани» каждого, ибо познавать самого себя, научиться своим
должностям и уметь исполнять оные есть из -всех наук
самонужнейшая и полезнейшая. Таково есть 'Нравюуч'ение, которое, будучи
наукою наших «равов, правилом -наших деяшй м искусством
быть добродетельными, так .несравненно длю нас полезнее, чем
ощутительнее мам принадлежит...» (О пользе и необходимости
науки, «Утренние часы», СПБ., 1788, ч. I, стр. 33—34).
3 Маркс и Энгельс, Собр. соч., т. XIV, стр. 357.
206

она основана не на отвлеченном принципе разума, а на
критерии практической полезности для общества, на
трудовой морали народа.
Для дворянской литературы XVIII века вопрос о
морали нередко сводился также к оправданию права на
наслаждение, к эпикурейски-безмятежному отношению к
жизни. «Философия наслаждения,—тшсал Маркс,—была
всегда лишь остроумной фразеологией известных
общественных кругов, пользовавшихся привилегией
наслаждения» 1. Маркс показывает привилегированный характер
этой «философии», возникшей «вместе с гибелью
феодализма и превращением феодального сельского
дворянства в жадную до наслаждений и расточительную
придворную знать эпохи абсолютной монархии»2. Объективное
содержание морали крыловской сатиры как в
сатирических журналах <и комедиях, так и в басенном творчестве
Крылова направлено было против этой «философии
наслаждения». Он противопоставил эксплоататорской
«морали»— -мораль трудовых слоев.
Басни Крылова учили нравственному благородству,
скромности, трудолюбию, честному служению обществу.
В этом их воспитательная сила, их положительное
значение. Крылов противопоставляет трудолюбивую Пчелу в
басне «Паук и Пчела» спесивому Пауку, который,
прельстясь на купеческие барыши, затеял «на продажу ткать»
свою паутину. Критерий общественной «пользы», который
кладется Крыловым в основу его морали, определяет его
отношение к действительности.
Тема труда проходит через все творчество Крылова,
определяя собой и мораль его басен, и самый характер
его образов.
Крылов глубоко входит во все подробности
положения крестьянина, его труда, его быта. Он разделяет
крестьянское насмешливое отношение к бездельникам-
господам, к белоручкам, умничающим попустому.
Поэтому одна из основных его тем — тема бедности
и богатства. Крылов далек от буржуазной фетишизации
богатства: он -противопоставляет ему идеал честной,
трудовой жизни, скромного довольства, добытого трудом.
В отличие от просветителей-моралистов, дающих абст-
1 Маркс и Энгельс, Немецкая идеолошя, 1936, стр. 404.
2 Т а м же, стр. 405.
207

рактное, «общечеловеческое» противопоставление
богатства и бедности, у Крылова оно показано во всей
социальной определенности. В басне «Откупщик и Сапожник»
Крылов противопоставляет трудовую жизнь
бедняка-сапожника сытой, но безрадостной жизни
богача-откупщика. Бедняк, отказываясь от беспокойного богатства,
говорит Откупщику:
...Вот твой мешок, ©озьми его - назад:
Я До' «его «e зиал, как худо спят.
Ж/И1В1И ты гпр'И своем богатстве;
А мне, за отеши и за со,н,
Не надобен и .миллион.
В басне «Фортуна и Нищий» Крылов рассказывает о
бедняке, который удивлялся жадности богачей, не
умеющих во-время остановиться в своем стяжательстве;
однако получив богатство, этот человек проявляет такую же
непомерную жадность и, в наказание, лишается его.
Одним из основных вопросов, поставленных
Крыловым, является вопрос об отношении личности и общества.
Эту проблему он всегда решает в пользу общественного
начала. Наиболее отчетливо это выражено в басне «Орел
и Пчела» A813). Уже во .вступлении к лей Крылов
говорят о своем предпочтении людей, «сокрытых в
низости», но трудящихся — знатным тунеядцам.
Счастлив, кто «а чреде трудится знаменитой:
Ему и ТО' уж силы придает,
Что подвигов' его свидетель целый свет.
Но ©колъ и тот -почтен, кто, в; ншосш сокрытый,
За все труды, за весь шотеряммый покой
Ни славою, ни почестьми не льстится
И мыслью оживлен одной,
Что к пользе общей он трудится).
Именно об этом скромном, но полезном для всего
народа труде говорит Крылов в своей басне,
противопоставляя его пустой кичливости Орла. В ответ на
похвальбу Орла:
Я, право, не пойму охоты:
Трудиться целый век, и что ж иметь в виду?..
Безвестной умереть со всеми наряду!
Какая разница меж нами!
Когда, раошир'яоя шумящими крылом и,
Ношуся я под облаками,
То всюду рассеваю страх...—
208

Пчела заявляет:
А я, .родясь труды для общей пользы шесть,
Be отличать ищу свои работы,
Но утешаюсь тем, на наши смотра соты,
Что -в щх и моего хоть капля меду есть.
При этом баснописец подчеркивает, что важен лишь
общественно-полезный труд. Поэтому Крылов
высмеивает Мартышку, ворочающую бревно, которая решила
подражать крестьянину, работающему с сохой:
Как хочешь, ты трудись;
Но 1П|р1Иобресть не льстись
Ни благодарности, ни славы,
Коль нет © твоих трудах ш пользы, «и забавы.
Коллектив, товарищеское начало—условие
плодотворности труда. Oi6 этом Крышов напоминает <в басне
«Лебедь, Щука и Рак»:
Когда о товарищах согласья нет, —
На лад их дело не пойдет,
И выйдет из него <не дело, только мука.
Крылов зло высмеивает ненужное прожектерство. Он
сурово осуждает таланты, которые не поставлены на
службу обществу. В басне «"Пруд и Река», рассказывая о
бездеятельности Пруда, в конце концов «иссохшею, он
говорит:
Так дарование без пользы свету -вянет,
Слабея веяний день,
Когда им овладеет лень
И оживлять его деятельность не станет.
И о том же — в басне «Паук и Пчела»:
По мне таланты те негодны,
В которых Свету пользы нет,
Хоть иногда им и дивится Свет.
Такое уважение к труду не встречается ни у кого из
писателей начала XIX века. Так мог ставить эту
проблему лишь писатель, тесно связанный с народом,
смотрящий на общественные отношения его глазами.
Даже бичуя такие, казалось бы, «общечеловеческие»
недостатки, как жадность, лесть и тщеславие, Крылов
Н Сгепанов 209

придает своей оценке социальный характер. Это не
отвлеченное наставление, а сатира, -направленная на
конкретные социальные и бытовые условия его эпохи.
Крылов с особым уважением говорит о^ умелости и
сноровке в работе. В басне «Крестьянин и Топор»
высмеивается незадачливый, нетерпеливый работник;
недобросовестность, неуважение к труду возмущают
Крылова. В басне Топор заявляет своему хозяину:
Готов тебе я всячески служить,
Да только ты смотри, чтоб после не тужить:
Меия ты 'попусту иступишь,
А ©се ножом избы ие срубишь.
Также и IB баше «Трудолюбивый Медведь» Крылов
высмеивает Медведя, погубившего «несметное число
орешника, березняка и вязу» своим неумением и
нетерпеливостью.
Крылов беспощадно бичует всяческое бахвальство.
В басне «Две Бочки» он высказывает народное
отношение к этому пороку:
Кто про свои дела кричит «всем без умолку,
В том', верно, мало толку.
Хвастуну он противопоставляет того человека, который
...лишь -громок на делах,
И думает свою он крепку думу
Без шуму.
В баснях «Чиж и Голубь», «Ворона», «Лягушка и
Вол» Крылов заклеймил тщеславие и хвастовство с
такой обобщающей силой, что басни и позднее сохранили
всю полноту сатирического обличения.
Следует особо остановиться на отношении Крылова к
вопросу о роли науки. Этот вопрос во многом восходил к
XVIII веку, когда просвещению придавалось решающее
значение в деле общественного устройства. Вера в
торжество науки .и просвещения высказана была Крыловым
еще в XVIII веке: «Науки суть светила, просвещающие
души: человек, объятый мраком невежества,—«писал К>ры-
210

Лов в «Почте духов», — во сто раз слепее того, который
лишен зрения от самого рождения».
Баснописец то и дело выступает против «невежд»,
презирающих просвещение:
Невежды судят точно так:
В чем толку не поймут, то все у июх пустяк, —
писал он в басне «Петух (и Жемчужное зерно». Еще
резче выступает он против «знатных невежд», тормозящих
развитие просвещения в басне «Мартышка и Очки»:
К несчастью, так бывает у людей:
Как ни полезна вещь, ценьг йе эная ей,
Невежда про нее свой тоигк вое к худу клонит;
А ежели -невежда позиатней,
Так он ее еще и гонит.
В этом утверждении необходимости знания, в
суровом осуждении невежества сказался
Крылов-просветитель. В басне «Мартышка и Очки» он протестует против
того обскурантизма, который культивировали «знатные
невежды» вроде Рунича или Голицына.
Просветительская точка зрения наиболее полно
высказана Крыловым в басне «Водолазы», вокруг
истолкования которой в течение долгого времени велась
ожесточенная полемика.
В- своей басне Крылов выступает против идей
немецкой метафизической философии.
Трезвое рационалистическое понимание
действительности он «противопоставляет 'мистической «теории»
откровения немецкого идеализма.
Хотя в ученья эртш мы многих блair причину,
Но дерзкий ум находит в нем пучину
И свой погибельный конец.
О том, что под «дерзким умом» подразумевается
именно немецкая метафизика, свидетельствуют
выступления других докладчиков ,на торжественном открытии
Библиотеки, где была прочитана эта басня.
«Погибельный конец», который находит «дерзкий ум»,
заглядывая в «пучину», недоступную знанию, говорит о
том, что попытка выйти за пределы практически
постигаемого мира неприемлема для рационалистического
склада мышления Крылова. В то же время он всецело
стоит на стороне науки. В этой связи следует здесь ука-
14* 211

зать и на- полемику Крылова с Руссо, осуждавшим
«ауки. В басне «Водолазы» имеются иронические стихи,
•направленные, несомненно, против Руссо и его
сторонников:
Д ipiy л»е утв ерокд а л и:
Что люди от наук лишь только хуже стали,
Что весь ученый бред
Был шрамов простоте во вр<ед...
В своем рассуждении «О влиянии наук на нравы»
Руссо, как известно, (противопоставлял «счастливое
невежество» наукам, «обязанным своим п-роисхождением
нашим порокам». Для Крылова этот вопрос о науке
и просвещении решается лишь в одном, положительном
смысле.
Крылов не является, однако, безоговорочным
приверженцем «просвещения» в том понимании, какое ему
придавалось французскими просветителями. Для него
«просвещение» неразрывно связано с нравственным началом.
Патриотическое чувство вызывало у баснописца
страстное желание видеть свой народ сильным и морально
здоровым, незатронутым теми нравственными уродствами,
которыми отличалась жизнь господствующих дворяноко-
бюрократичеоких верхов. Именно поэтому он отличает
подлинное просвещение от поверхностного, ложного
«просвещения» аристократических тунеядцев, «|Просвещение»,
по убеждению Крылова, должно прививать «добрые
свойства», воспитывать «простоту» нравов, в которых
проявляются присущие русскому простому человеку
положительные качества. Именно так следует понимать басню
«Червонец», направленную против этого ложного «про-
свещенья» развращенной дворянской верхушки,
ориентировавшейся на Запад:
Полезно ль просвещенье?
Полезно1, слова нет о том.
Но просвещением зовем
Мы часто роскоши прелыценье:
И, даже нравов развращенье:
Так надобно гораздо разбирать,
Как станешь грубости кору с людей сдирать,
Чтоб с ней и добрых свойств у них не растерять,
Чтоб не ослабить дух их, не испортить нравы,
Не разлучить их с простотой
И, давши только блеск пустой,
Бесславья не навлечь им вместо славы.
212

Не случайно Крылов в своих баснях уделил большое
внимание и вопросам воспитания. Именно воспитанию
придавалось основное значение в улучшении нравов и в
разрешении социальных противоречий, которые философы
XVIII века объясняли моральной испорченностью
человека. Тема воспитания занимала одно из центральных
мест в русской сатирической журналистике' и комедии
XVIII века. Уже Новиков и Фонвизин ставили вопрос о
воспитании как вопрос об исправлении общества. К этой
же теме неоднократно обращается и Крылов во многих
своих баснях («Бочка», «Червонец», «Крестьянин и
Змея», «Гребень», «Воспитание Льва», «Кукушка и
Горлинка» и другие).
В начале XIX века вопрос о воспитании приобретает
весьма актуальное значение. Подъем патриотических ija-
строений в годы войн с Наполеоном ставит вопрос
о национальной самобытности русской культуры. Это
приводит и к резкой критике иностранного воспитания,
распространенного среди русских дворян 1.
Для Крылова такое воспитание было неприемлемым,
потому что оно не только оторвано от национальной
культуры, но и не соответствовало нуждам народа,
усугубляя кастовую замкнутость, порождая пустых
развращенных представителей дворянской молодежи, вроде
Припрьижкиных (осмеянный в «Почте духов»). Крылов
высказывался за патриотическое и ©месте с тм
демократическое воспитание. Он считал) целью воспитания
приобретение навьиков общественно-полезного труда.
Белинский, говоря о народности баснописца, видел
силу Крылова не в общих политических суждениях, а в
том, что Крылов выразил «здравый практический смысл»,
«опытную житейскую мудрость» русского народа. Именно
в выражении «житейской мудрости», практического опыта
народа, хотя еще не проясненных политическим
сознанием, заключается особенность мировоззрения Крылова.
1 О том, насколько актуальное значение имел е эти годы
вопрос о восоИ'Та'НИ'И, свидетельствуют в высказывания декабриста
Ф. .Глинки об -иностранном воспитании в «Письмах русского
офицера»: «Французам вверено было драгоценное сокровище в
государстве: воспитание юношества—и французы, обращая вое
оие во зло дл>я н-ас, извлекали из всего возможную пользу для
себя>». («Письма русского1 офицера», ч. V, М., 1815, стр. 214.)
21

В своем критическом отношении к крепостнической
действительности, в разоблачении социальной
несправедливости, в защите народных интересов, в утверждении
морали трудящихся масс — Крылов являлся выразителем
демократической, подлинно-народной точки зрения. Это —
сильная сторона его мировоззрения. Там же, где
баснописец отходил от непосредственных, практических
вопросов, от трезвой и последовательной критики дворянско-
бюрократического общества, он не мог найти
разрешения социальных противоречий. В этих случаях
ослаблялась реалистичность и художественность басен Крылова.
Но такие басни — исключение в его творчестве. Любовь
к народу, вера в его силы помогали баснописцу
преодолевать слабые стороны своего мировоззрения.

Глава VI
САТИРА БАСЕН КРЫЛОВА
1
Белинский писал о Крылове-баснописце: «Как
истинно гениальный человек, он, подобно другим, не
ограничился в басне баснею, но придал ей жгучий характер
сатиры и памфлета» К
Основное содержание социальной сатиры в баснях
Крылова значительно расширилось по сравнению с тем,
каким оно было в журнальных статьях и комедиях. Она
стала еще более глубокой и обобщающей, более
реалистической. Басня служила Крылову удобной «и яркой
формой его общественной сатиры. Его звери являются
не абстрактными олицетворениями, а социальными
карикатурными, сатирически обобщенными образами.
Сатира Крылова поражала в первую очередь все то,
что вызывало протест лучшей, передовой части русскою
общества. Она была оппозиционна по самому своему
духу, по критическому отношению к проявлениям
крепостнического строя.
В своих баснях Крылов выступал как
писатель-сатирик, резкий обличитель крепостнического общества.
«Сатира— есть поэзия басни», — писал по поводу басен
Крылова Белинский. Такие басни,,, как «Рыбья пляска»,
«Мор зверей», «Пестрые овцы», «Волки и Овцы», направ-
1 В. Белинский, Полн, собр, соч„ т, X, СПБ., 1914, стр. 462.
215

ленные против тирании и деспотизма, являлись
необычайно смелым сло-вом в защиту народа.
Вся система крепостнического общества, начиная от
царя, вельмож и кончая мелкими чиновничьими
«моськами», осмеивается и разоблачается Крыловым.
Тупоголовые судьи, Осел, который, «став скотиной превеликой»
(т. е. знатным человеком), остается тем же невеждой,,
Медведь, назначенный для охраны Пчел и присвоивший
себе их мед, «Слон на воеводстве», который разрешает
грабить .народ,— все это жизненные и типические образы
современной (Крылову российской действительности.
Всевозможные злоупотребления являлись обычным
делом' в крепостническом государстве. О том, насколько
была возмущена! ими передовая общественность,, можно
судить по заявлению декабриста А. Бестужева: «Одним
словом,— писал А. Бестужев (в своей записке о
причинах возникновения декабристского движения),— в казне,
в судах1г в комиссариатах, у губернаторов, у генерал-
губернаторов, везде, где замешался интерес, кто мог, тот
грабил, кто не смел, тот крал. Везде честные люди
страдали, а ябедники и плуты радовались» 1.
Кюхельбекер в своих показаниях на следствии
объяснял свое участие в* тайном обществе возмущением
«злоупотреблениями, которые... господствовали в большей
части отраслей государственного управления, особенно
же в тяжебном судопроизводстве, где лихоимство и
подкупы 'производились без всякого' стыда и страха».
«Угнетение истинно ужасное 'Крестьян», «развращение
нравов», «недостаточное воспитание», «крайнее стеснение»
от цензуры, о которых говорит Кюхельбекер,— все это
являлось также и темой басенной сатиры Крылова 2.
В баснях «Вороненок», «Волки и Овцы», «Слон на
воеводстве», «Медведь у Пчел», «Крестьянин и Овца» и
других Крылов обнажает эти язвы
самодержавно-помещичьего строя.
Не отождествляя идеологической позиции Крылова с
позицией декабристов, следует, однако, подчеркнуть, что
критика тогдашнего социального строя, которая была
1 «Из писем и показаний декабристов», ред. А. Бороздина,
СПБ., 1906, стр. 40.
2 «Восстание декабристов», М. — Л„ 1926, т. II стр. 166. '
216

сформулирована в «Законоположении Союза
Благоденствия», может быть широко проиллюстрирована крылов-
ским'И баснями. Ведь члены Союза Благоденствия
должны были «обращать внимание других на ужасные
следствия лихоимства», о чем и говорят многие басни
Крылова («Лисица и Сурок», «Медведь у Пчел» и др.),
«показывать всю нелепую приверженность к чужеземному
и худые сего последствия... и обращать внимание
родителей на воспитание детей...»1—эти же задачи
ставились Крыловым в такой басне, как «Крестьянин и Змея»,
и др.
Но при внешней (близости сатирических высказываний
Крылова о современном ему общественном строе к
критике этого строя декабристами позиция Крылова, как
уже было указано, конечно, существенно отличалась от
позиции декабристов.
При всем том басенная сатира Крылова является
резким выражением протеста и совмещает необычайно
яркую и точную политическую направленность и
злободневность с широтой социального обобщения.
В басне «Крестьянин и Овца», названной Белинским
одной из лучших басен Крылова,, резко обличается не
несправедливый суд вообще, а именно судейские нравы
дореформенной России. Точно так же и в басне
«Лисица и Сурок» осмеивается не просто взяточничество, но
взяточничество как широко распространенное явление
тогдашней российской действительности.
В ряде басен—«Щука», «Крестьянин и Овца», «Волки и
Овцы» и др. Крылов с беспощадной едкостью показывает
не только продажность, но и классовый характер
тогдашнего суда, при котором хищники и преступники
оправдываются, если они обладают связями и средствами.
В басне* «Мирская сходка» (написанной около 1815 г.)
Крылов прямо говорит, что безнадежно ждать
улучшения жизни народа, когда вся власть в государстве—в
руках «бессовестных людей», когда царь Лев поручает
Волкам1 править народов.
Эта -басня осмеивает не только отдельные судебные
реформы, но ©сю политику либерального аа-игрывания
о пародом, проводившуюся в те годы царским правитель-
1 А. Пы п и н, Общественное движение в александровскую
эпоху, 4-е изд., СПБ., 1916, стр. 568.
217

ством. Царь Лев демонстрирует свое беспристрастие,
свою «заботу» о народе. Он непрочь подчеркнуть
«законность» своих методов. Поэтому пр>и назначении Волка
в овечьи старосты созывается «общий сход» всего
звериного народа. Но кто же будет выступать .против
Волка? «На сходке голоса чин-чином собраны: но про-
ти© Волка нет ни слова». Оказывается, «Овец-то и
забыли» спросить их мнение о Волке, а если бы и не
забыли, то едва ли их мнение было бы принято во
внимание.
Тема басни «Мирская сходка» повторяется и в
басне «Волки и Овцы», относящейся уже к последнему
периоду творчества Крылова (напечатана в 1833 г.).
«Правительство зверей», взявшее «благие меры» для спасения
Овец от Волков, «придумало закон», предоставляющий
Овцам право жалобы на Волков. Крылов понимает и
высмеивает лицемерный, демагогический характер подобных
«либеральных» жестов, вопиющую несправедливость
законов, которые служат интересам господствующих
классов:
И, наконец, придумали закон.
Вот вам от слова в слово он:
«Как скоро Волк у стада забуянит,
И обижать он Овцу станет:
То Волка тут властна Овца,
Не разбираючи лица,
Схватить за шиворот, и в суд тотчас представить,
В соседний лес иль в бор».
В законе нечего прибавить, ни убавить.
Да только я видал: до этих пор —
Хоть говорят: Волкам и не спускают —
Что будь Овца ответчик иль истец:
А только Волки все-таки Овец
В леса таскают.
«Сильные», давящие «слабых», — вот основной
лейтмотив, основной образ Крылова, проходящий через
целый ряд его басен («Мор зверей», «Мирская сходка»,
«Волки и Овцы», «Пестрые овдьг»), «Кто посильнее —
тот и прав» — формула, которая выражает положение
народа при крепостническом общественном строе.
В «Пест.рык овцах» тот же мотив, тот же о*браз:
сильные, давящие слабых. Лев, который «невзлюбил овец»
и хотя «их просто бы ему перевести не трудно, то это
218

было бы неправосудно»,, произносит перед своим
«советом» зверей речь, которая в черновой редакции звучит
особенно иронически и ело:
С прискорбием даано я примечал,
Что кто у нас и слаб и мал,
Тому с трудом есть где и ириютиться,
Не только что кормиться,
А это не годится,
Кому за слабого, когда и ка.к (вступиться?
Кульминационным выражением этой обличительной
демократической сатиры Крылова является басня «Рыбья
пляска», с беспощадным сарказмом осмеивающая
лицемерие и деспотизм царской власти, произвол и
беззаконное угнетение народа царскими сатрапами. С
уничтожающей иронией рассказывает Крылов о Льве, .который
«пустился сам свои осматривать владенья», чтобы проверить
жалобы народа на богачей и сильных мира сего, но «в
результате, даже видя жестокое1 самоуправство своего
Старосты1 и бедствие народа, Лев лишь «милостиво»
«лизнул» Старосту в грудь, прощая ему его проделки.
Заключительный штрих басни, показывающий
милостивое монаршее благоволение к «Старосте», это
уничтожающее высмеивание «потемкинских деревень»,
долженствующих изобразить благополучие угнетенного и
измученного народа, не смеющего даже сказать о своем
действительном положении,— смелая сатирическая
картина крепостническо-самодержавной России.
Безвыходное1 положение народа, его глухой протест
против несправедливости и насилия, творимого
помещиками и чиновниками, особенно явственно переданы в
первоначальной неопубликованной редакции басни
«Рыбья пляска», впоследствии значительно смягченной:
Когда-то в царстве Льва так развратились нравы,
Что без суда и без расправы,
Кто посильней, тот слабого давил.
Не только что в лесах, но в глубине подводной
Был ропот всенародный'
(Народ белугой выл),
И ©ся-кий день до Льва он доходил,
OiH слушать уставал прошенья —
В лесах на Титров, 1на Волков,
А из 'воды на Щук « Рыбаков К
Ар-хив Института русской литературы (Ленинград).
219

Анализируя образы .крыловских басен, можно полнее
уяснить характер его мировоззрения. Устойчивость
сатирических мотивов и образов, проходящих через все
творчество Крылова, лишний раз свидетельствует о
демократическом характере ею мировоззрения, о той
оппозиционности по отношению к существующему строю,
которая была так проницательно отмечена Белинским и
Герценом.
Крылов знает, что в условиях его времени слабый
сильному -не может сказать правды. В басне «Комар и
Пастух», рассказав о Комаре, которого Пастух убил,
вместо благодарности за свое спасение от Змеи, он
говорит в заключении:
Таких (П/рям-еро© есть немало:
Колб слабый сильному, хоть движимый добром,
Открыть глаза «а -правду покусится,
Того и жди, что! то же с ним случится,
Что с Комаром.
Одно из центральных мест в баснях Крылова
принадлежит царю Льву. Басенная традиция наделяет этот
персонаж чертами силы, мужества, благородства, реже—
чертами вероломства и жестокости. Таков Лев в баснях
Эзопа и в значительной мере у Лафонтеш.
У Крылова Лев — прежде всего лицемер,
стремящийся прикрыть красивыми фразами свою, жестокость и
вероломство. Лицемерие,,, ханжество, стремление сохранить
за собой репутацию доброго и заботливого монарха
сочетаются в «царе зверей» с желанием избежать для себя
излишнего беспокойства. Эти черты взяты Крыловым не
из литературной традиции, а непосредственно из
деятельности российских самодержцев, свидетелем которой
он был.
Не менее уничтожающе Крылов изображает
приближенных «царя зверей». Здесь целая галлерея
хищников—грубые Медведи, жадные Волки, лукавые
царедворцы Лисы. И в этих, казалось бы традиционных,
басенных образах Крылов показывает черты русской
действительности своето времени.
Медведь у Крылова—'бесцеремонный хапуга, вдяточ-
ник («Медведь у Пчел»), хвастливый и тщеславный
, («Обед у Медведя»), жестокий и угрюмый («Пестрые
овцы»). Другой топ вельможи вырисовывается в образе
220

бездарного и» пдупого Слона («Слон на воеводстве»).
Особенно часто вельможа появляется у Крылова в
ослином обличий—наделенвый чертами гордости и
самомнения, глупости и упрямства (см. басни: «Осел» — «Был
у крестьянина Осел...», «Осел» — «Когда вселенную
Юпитер населял...», «Осел и Соловей» и др.)-
Образ Осла служит в баснях Крылова для
обозначения не просто глупца, а знатного, но глупого
карьериста. Такова басня об Осле, которому Мужик нацепил на
шею звонок и поставил его стеречь огород («Был у
Крестьянина Осел...»). Осел, непомерно возгордившись
знаком отличия, перетоптал весь огород и был больно
избит за свою глупость и чванство.
Весьма существенны те конкретные жизненные
черты, которые^ несмотря на аллегорическую условность, все
время подчеркивают связь басни с современной
Крылову действительностью. Осел, который «про ордена»,
конечно, «слыхал»,— «знаггный господин», «наш
вельможа». Поэтому совершенно естественным является
переход в заключении басни к прямому указанию на вельмож
в чинах:
И у людей в чшах
С плутами та ж беда: л ока чии мал И1 беден,
То плут не так еще приметен;
Но важный что на плуте, как звонок:
Звук от него и громок т далек.
Вывод Крьиюва относительно «вельмож», высших
чиновников настолько обобщен, что, несомненно, относится
ко всему дворянско-бюрократическому обществу. В
одной из позднейших басен A829—1830) «Лев» Крылов
снова возвращается к обличению жестокого
самоуправства вельмож и чиновников, к изображению
невыносимого положения народных масс. Дряхлеющий царь Лев
созывает «своих 'бояр», пушистых и косматых медведей
и волков, и обращается к ним с просьбой собрать для
него шерсти—«'чтоб не на голых .камнях спать». «Бояре»
предлагают собрать эту шерсть с таких зверей, как
«олени, серны, козы, лани», которые «почти не платят дани».
Выполняя этот совет, «'бедняжек захватили и дочиста
обрили»; «всяк из них (т. е. из бояр), кто близко тут
случился, из той же дани поживился и на зиму себе
запасся тюфяком». Это — очень точно воспроизведенная
221

картина «законного» и незаконного ограбления народа
в крепостническом государстве.
Крылов не обманывался в истинном отношении1
помещиков-крепостников к крестьянам и не питал никаких
иллюзий насчет облегчения положения народа «сверху».
В баше «Лещи» A829—1830) рассказывается о
барине, пустившем в пруд с лещами с полсотни щук. На
удивленный вопрос приятеля помещик отвечает:
...вое знаю;
Да только ведать я желаю,
С ч-eiTO ты взял, что я охотник до лещей?
Несомненно, Крылов имел здесь в виду равнодушие
помещиков к судьбе своих крепостных, разорявшихся
благодаря барским прихотям.
Уничтожающую характеристику дореформенного суда
Крылов дал в басне «Крестьянин и Овца». Ни> -в чем
неповинную Овцу Лисица-судья приговаривает к казни
за якобы съеденных ею кур, с тем чтобы «мясо в суд
отдать, а шкуру взять истцу».
Крылов зло и едко заклеймил низкопоклонство и
лакейскую угодливость,, отличавшие придворную и чинов-
ничье-бюрократическую среду того времени.
Как счастье многие иаходят
Лишь тем, ч\то хорошо на задник лапках ходят.
(«Две собаки»)
Даже такая, .казалось бы, отвлеченно моралистическая
тема, как спесь и непомерное честолюбие, получает у
Крылова совершенно определенное социальное
осмысление. Его Муравей (в басне «Муравей») наделен
чертами провинциального чиновника —1городоичего,
привыкшего подавлять подчиненный ему мелкий чиновничий
люд своим величием и потому испытавшего горькое
разочарование в равнодушно отнесшейся к нему столище.
Сила крыловской сатиры именно в том, что она, в
отличие от сатиры многих его предшественников и
современников, относится не к частным недостаткам, а ко
всему общественному строю той эпохи. Царь и его
придворные, чиновники, судьи, дворяне—все (власть имущие
являются угнетателями народа — таков- вывод из басен
Крылова.
222

Критика господствующего строя у Крылова имеет
преимущественно антидворянский (и в конечном счете—
антикрепостнический) характер. Но он с неменьшей
силой восстает и против нарождавшихся буржуазных тен-
демций.
Ряд басен направлен им против собственнической
идеологии. Образ скупца приобретает у Крылова ярко
выраженные социальные черты. Особенно явственно это
сказалось в басне «Бедный Богач». Богач этой басни —
уже не феодальный ростовщик, и не традиционный
«Скупой», а бедняк, случайно ставший богачом. Именно власть
денежного мешка могла породить такое представление о
неожиданном богатстве. Мечты вчерашнего бедняка
о богатой жизни — это стремления разбогатевшего
выскочки, «нувориша»:
Вот ш дом у меня, на экипаж, на дачу:
Но осл'И! накуинить могу я дер'шенъ,
Не глупо ям, когда случай ik тому утрачу?
Эгоизм и бессердечие богача прикрывается
лицемерием— черта, опять-таки особенно типичная для
буржуазного приобретательства. Богач Мирон (в одноименной
басне) распускает слух, что будет кормить нищих по
субботам, но в этот день спускает с цепи злых собак,
В басне «Похороны» Крылов зло замечает, что только
лишь смерть богатого «к чему-нибудь годна», так как
бедняки могут заработать на его похоронах.
Если «вельможа» ненавистен Крылову своим
тунеядством, то «богач» — представитель буржуазного начала—
ненавистен ему своей непомерной алчностью. В ряде
басен («Богач и Поэт», «Мешок», «Купец», «Откупщик и
Сапожник», «Фортуна и Нищий» -и др.) Крылов
-показывает, что богатство развращает человека. В эпоху Кры-ч
лов'а буржуазные элементы являлись чаще и прежде
всего представителями ростовщического и торгового
капитала — откупщиками и купцами, против которых он
обычно и выступает в своих баснях. Для Крылова
отвратительны деляческая «мораль», жадность и
беспринципность этого нового слоя, получавшего все большее
значение в тогдашней жизни.
Такова басня «Мешок» — сатирическая картина
буржуазного общества, доя .которого ценность человека
определяется его имущественным состоянием.
223

Говоря о «пустом» Мешке, валявшемся в «прихожей и
употреблявшемся для вытирания ног, Крылов
подчеркивает уже самой образиой системой своей басни, что к
обогащению ведет унизительный и грязный путь. Но
когда Мешок оказался полой деньгами, то его власть
стала такова, — заявляет баснописец, — что «с Мешком
весь город стал знаком»; «всякий на него умильно так
глядит», а Мешок, набитый червонцами, «о всем радеет
и судит». Но «честь», в которую попадает Мешок, не
обусловлена его личными заслугами, а лишь счастливым
случаем, капризом судьбы, и поэтому, когда Мешок
оказывается снова без денег, он опять возвращается к
своему низкому положению. И Крылов, словно опасаясь,
что «мораль» этой басни не будет понята, сопровождает
ее обширным пояснением, уже прямо натравленным
против откупщиков., <кото1рые некогда «в подносчиках
(т. е. в приказчиках) сидели», «а ныне, пополам с
грехом, богаты стал-и».
Если свести воедино весь сатирический материал
басен Крылова, то получится широкая картина
современной ему социальной действительности с ее режимом
насилия и безудержной эксплоатации.
Не делая из этого политических выводов, Крылов
предоставлял делать их своим читателям. Всенародная
известность и популярность крыловских басен
превращали его сатиру в могущественное средство воспитания
гражданских чувств и подлинного патриотизма 1.
Басни Крылова зачастую откликались и на
конкретные события политической жизни того времени. Мы не
1 Показательно! то истолкование крылоеской сатиры, которое
дано было в иллюстрациях к басням художником Трутовоким
(в издании 1864 ir). Тругговский раскрывал их идейное т
социальное содержание в духе революционно-демократических
устремлений шестидесятников. В этом отношении он даже поступался
в «некоторых случаях исторической конкретностью содержания
самих басен. Так., например, басню «Волк .на псарне» он
иллюстрировал изображением помещика, забравшегося в крестьянскую
иэбу к молодой девушке и окруженного негодующими
крестьянами. Дело, конечно, не в исторической неправильности такого
понимания крыловских басещ, а .в восприятии Крылова в 60-х годах как
п и с ат ел я-демократ а.
224

можем в настоящее время во всех случаях установить
те поводы, которые вызывали появление его басен, но
тем не менее можно» утверждать, что в основе многих из
них лежали те или иные определенные факты, вызвавшие
у Крылова злую сатирическую оценку. Раскрытие' этой
исторической подосновы ряда басен позволяет уточнить
их 'Политический1 адрес и общественную позицию
Крылова, придает особую конкретность его басенной сатире.
Еще Гоголь з.аметил, что «всякая басня» Крылова
имеет «историческое происхождение». «Несмотря на свою
неторопливость и, повидимому, равнодушие к событиям
современным, поэт, однакоже, следил всякое событие
внутри государства; на все подавал свой голос...»!
В этом — основная особенность крыловской сатиры,
насыщенной конкретными жизненными фактами. Самый
жанр басни давал возможность Крылову выступать в
качестве сатирика даже в обстановке цензурных
притеснений и полицейской реакции2.
События политической жизни отнюдь не
воспроизводились буквально в крыловских баснях, но тщательно
зашифровывались. Кроме того, исторические факты,
согласно самому принципу басенного жанр'а —
аллегорической типизации, — настолько обобщены, что
сатирический и полемический смысл многих таких басен стал
значительно шире того первоначального повода, который
вызвал их появление1.
Современник и- биограф Крылова М. Лобанов -писал:
«Читатель пожелает, может быть, знать историю каждой
оригинальной его басни, т. е. случаи, побудившие автора
к изображению той или другой из них. Без сомнения»
случаи эти были, я и сам желал бы их знать; но эту
тайну автор унес с собой в могилу. Мы знаем ключ только
к некоторым, весьма немногим, но, по весьма
уважительным причинам, не можем передать читателю» 3. Как ви-
1 Н. Гоголь, Собр. соч., т. VI, М., 1937, стр. 447.
2 Об этом «неоднократно риса л и и более поздние
исследователи Крылова: «Под наружным покровом внешней флегматичности,
ол'имшйюшго спокойствия, особенно отличавшего Крылова в- позд-
мейшие годы его .деятельности, скрывалась замечательная)
отзывчивость -и наблюдательность по отношению ко всему
окружающему, к явлениям и вопросам современной жизни» (А мм он Н.,
ЖМНП, 1895, август, стр. 277).
3 М. Лобанов, Жизнь и сочинения И. А. Крылова, стр. 55.
15 Степанов 225

дим1, эти «уважительные .причины» сохранили свою силу
даже после смерти Крылова. Тем более опасным делом
было раскрывать истину хотя бы «вполоткрыта» при его
жизни. Сам он очень редко указывал на связь своих
басен с 'политическими событиями.
П. Плетнев указывал, что Крылов «от времени до
времени» «пользовался каким-нибудь случаем, который
давал ему содержание басни» *, и что «басни его
(Крылова) не ограничиваются описанием свойств или
действий рядовых, но беспрестанно намекают на отдельные
случаи. Это им доставляет особенную занимательность,
живость и что-то анекдотическое» 2.
Помимо этих общих высказываний, можно привести
еще ряд свидетельств современников о полемической и
фактической конкретности крыловских басен. По
утверждению Булгарина, «Крылов никогда и 'никому «не
рассказывал, по какому случаю написана им какая
басня, но когда близкий ему человек сообщал ему свою
догадку, он отрицал таким образом, что отрицание его
можно было принять за подтверждение догадки. «Быть
может, и похоже!» — говорил Крылов. «Случай и
только!»— Из разных источников я собрал ключи к
тридцати с небольшим его басням. Только от подлинного
смысла басни «Голик» Крылов не отпирался»3. Однако все
эти «ключи» Булгарин утаил, кроме повода написания
басни «Прихожанин».
П. Вяземский даже ставил в вину Крылову, что
«басни его нередко драматизированные эпиграммы на такой-
то случай, на такое-то лицо» 4.
1 «Басни И. А. Крылова», 2-е изд., СПБ., 1845, стр. XIV.
2 Предисловие к Поли. собр. басен И. Крылова, изд. 3-е,
СПБ., 1848.
3 «Северная пчела», 1845, № 9, стр. 86.
4 М. Корф в своих воспоминаниях сообщает, что Н.
Кукольник «по собственным (воспоминаниям и .рассказам других»
занимался «историческим и анекдотическим .комментарием к басням»
Крылова. «После чего думает труд свой, как еще ¦непригодный к
гласности, сложить запечатанный в Академии наук» (из архива
А. В. Никитенко Ин-та литературы АН СССР, Пушкинский дом).
Не связанный условиями царской цензуры, В. Кеотг писал со
слов "русских своих знакомых: «Басни Крылова все, швидимому,
столь добродушные, запечатлены иногда определенной иронией,
которая делает -их уже сатирами. Часто своими наивными
рассказами он м>етит В! известных лиц я гах в России узнают тотчас».
(В. Кени-г, Очерки русской литературы, СПБ., 1867. стр. 67.)
226

Попытку •систематизировать конкретный .материал,
относящийся к возникновению басен, сделал В. Кенев'ич в
книге «Библиографические и исторические примечания к
басням Крылова» A-е издание, СПБ., 1868). В
предисловии к ним он указывал, что «многие басни,
оторванные от исторической почвы, лишаясь своего настоящего
значения, приобретают совершенно другой смысл; многие
нравоучительные выводы кажутся до того общими
местами, что, повидимому, даже не могут найти применения
в действительности. Оно и не может быть иначе: забыв
или вовсе не зная те обстоятельства, с которыми связано
литературное произведение, мы не можем ни правильно
понять его, ни верно определить направление деятельно
сти писателя» К
Расшифровка политически-злободневного содержания
басен Крылова встречает немалые трудности и нередко
остается спорной. Тот материал, который был собран в
50—60-х годах В. Кеневичем и сообщен в его
«Примечаниях», является далеко не всегда достоверным, так как
эта работа велась уже тогда, когда фактическая
приуроченность iM'HOirax басен бышя забыта и О'НИ могли быть
осмыслены в свете позднейших событий.
Раскрытие конкретных намеков и поводов к
написанию басен Крылова дает возможность решительно
опровергнуть вздорную легенду о его «приспособленчестве» >и
якобы равнодушии к окружающему и обнаруживает ту
смелость, с какой он выступал не только против
социальных пороков, но 'и против их конкретных носителей,
невзирая начины *и должности, не щадя и самого царя.
Эту острую политическую направленность сатиры
Крылова прекрасно понимали современники. Недаром у
Грибоедова в «Горе от ума» Загорецкий говорит о
политической язвительности вовсе не безобидных басен
Крылова:
...а если б, между .нами,
Был цензором наэн-ачен я,
На басни бы налег: ох! басни смерть моя!
Насмешки вечные над львами! над орлами:
Кто что ми говори —
Хотя животные, а все-таки цари.
Желание Загорецкого запретить басни — не только
черта данного литературного образа, но- и свидетельство
1 В. К ® н ев и ч, Примечания, стр. IV.
15* 227

о том отклике, какой встречали в дворянском обществе
басни Крылова. Недаром В. Ф. Одоевский вспоминал:
«Еще в 'недавнее (время нашелся господин, который, по
усердию к лользам отечества, .ходатайствовал о
запрещении большей половины басней Крылова» 1.
Крыловские басни при всей своей конкретности и
приуроченности к отдельным историческим событиям не
теряют обобщенно-сатирического характера, —читатель
вполне может не знать того повода, который явился
«толчком» к созданию данной басни, настолько широко
и типически обобщено ее содержание, ее образы.
Разумеется, не следует искать в каждом образе или сюжете
крыловских басен обязательно реальные исторические
прототипы, поскольку сатира Крылова в целом явилась
обобщением отдельных фактов, типизацией больших
социальных явлений.
Да и самые «расшифровки» остаются лишь
предположительными. Басня по самой своей природе позволяет
«подставлять» под свои аллегории любое содержание.
Поэтому и о фактах, имеющихся в виду, следует
говорить лишь в их соответствии с общими явлениями
социальной и политической жизни эпохи. В таких баснях,
как «Пестрые овцы», «Рыбья пляска», «Воспитание
Льва» и другие, -помимо их конкретной соотнесенности с
теми или иными событиями или лицами, даны прежде
всего обобщенные черты полицейско-крепостнического
строя, показан деспотический характер самодержавия
как такового.
В политической сатире Крылова центральное место
занимает фигура Александра I. Сочетание показного
либерализма с деспотизмом, 'постоянная ориентация
Александра I на Западную Европу и его пренебрежение
национальными интересами России вызывали широкое
недовольство* в стране, отразившееся и в крыловских
баснях.
Крылов едко высмеивает в овоих баснях
Александра I (а затем и Николая I). Принимая во
внимание адресат таких басен, естественно, что их сатириче-
1 «Русский архив», 1874, № 7, стр. 18.
228

ское острие должно было быть максимально
замаскировано. Но это условие соблюдалось Крыловым не всегда,
и потому наиболее резкие басни или вовсе не были
допущены к печати («Пестрые овщы»), и'л-и были смягчены
автором по требованию правительственных кругов
(первая редакция басни «Рыбья пляска»), или, наконец,
задержаны публикацией («Вельможа»).
В ряде своих басен Крылов очень тонкое ;но и очень
остро и последовательно', выступает против Александра I
и его политики. Цикл басен, относящихся к Александру I,
дает его вполне законченную характеристику. Такие
басни, как «Воспитание Льва», «Чиж и Еж», «Рыбья
пляска», «Пестрые овцы», рисуют не только
отвлеченно-собирательный образ царя, но включают конкретные
личные черты 'И намекают на определенные исторические
ситуации.
Отрицательное отношение Крылова как к
государственной деятельности Александра I, так и к его личным
качествам во многом напоминает отношение к нему
Пушкина, назвавшего Александра «кочующим деспотом»,
«властителем слабым и лукавым», «врагом труда».
Примерно так же оценивали этого 'самодержца и декабристы,
видевшие' в нем лицемерного и жестокого властителя,
который пренебрегал интересами родины и народа.
Отношение баснописца к либеральным затеям Александра I
основывалось на недоверии к пышным фразам, к
бюрократическому характеру реформ, отнюдь не облегчавших
положения народа. Александр I, равно как и
Сперанский, для Крылова неприемлемы и тем, что они пытались
подвести русскую жизнь под формулы
западноевропейской. Недоверчивое .и саркастическое отношение
Крылова к либеральным жестам Александра I и вызвало
появление таких басен; как «Воспитание Льва» и
«Квартет».
В первые годы своего царствования Александр I
демонстративно отстранил старых екатерининских «служив-
цев» <и случайных людей павловского царствования,
окружив себя представителями нового поколения.
«Молодые друзья»—В. Кочубей, П. Строганов, Н. Новосильцев,
А. Чарторижский — образовали «негласный комитет».
Намечались широкие планы, составлялись проекты новой
конституции, произносились либеральные речи. Все это
вместе с привлечением Сперанского к разработке новой
229

конституции вызывало опасения консервативных дворян-
ско-крепостнических кругов.
Однако дело по преобразованию России не пошло да*
лее куцых и половинчатых проектов, в большинстве своем
неосуществленных. А .по основному вопросу — об
освобождении крестьян от крепостной зависимости «молодые
друзья» ограничились весьма умеренными пожеланиями
и оказались «не менее консервативными, чем
екатерининские деятели, вроде Трощинокого... Война с Наполеоном
в 1805—1807 годах привела к постепенному отходу от
первоначальных конституционных проектов.
Как раз в эти годы Крылов возвращается к
литературной деятельности и сразу же попадает в тот круг,
который занимал особенно отрицательную позицию по
отношению к Александру I. В частности,, на литературных
собраниях в доме Державина, так же как и в других
местах, резко критиковалась деятельность царя и его
военные неудачи.
Одной из первых басен Крылова, направленных
против Александра I, является басня «Воспитание Льва»,
напечатанная впервые в издании басен 1811 года (она
по всей вероятности бы«лГа написана в 1809—1810 годах,
поскольку не вошла в издание 1809 г.). Уже В. Кеневич
указывал в своих комментариях: «Нет сомнения,,, что в
этой басне Крылов намекает на неправильное
воспитание имп. Александра I» 1.
Кр'ылов, однако, не за то осуждает Александра за
что осуждала его консервативная дворянская «фронда»,
боявшаяся умаления своего влияния. Для Крылова эти
якобы «либеральные» начинания Александра I
неприемлемы по совершенно иным причинам — потому что он
понимает уже всю их бесплодность для народа, прежде
всего для крестьянских масс, которым демагогические
жесты и разговоры об «европеизации» России не сулили
никакого облегчения. Именно, исходя из этого Крылов
выражает свое отрицательное отношение к деятельности
Александра I и обвиняет его в незнании нужд своего
народа, указывая,
...что важнейшая наука для царей:
Знать свойство своего народа
И 1ВЫ1Г0ДЫ земли своей.
1 В. Кеневич, Примечания, стр. 100.
230

Политическая тенденция басни Крылова становится
особенно ясной при сравнении ее с басней Дмитриева,
переведенной из Фию-риана под названием «Воспитание
Льва» 1. Отдаленное сюжетное сходство басни Крылова
с басней Дмитриева делает особенно наглядным отличие
ее идейного замысла. В басне Дмитриева
рассказывается о рождении сына у Льва. Советы Медведя, Лисы и
Собаки, как воспитывать молодого Льва, отдаленно
напоминают совет у Льва в басне Крылова. Но Дмитриев
отстаивает идею просвещенного и добродетельного
монарха. Поэтому и весь идейный замысел его басни, а
также и самое развитие темы у него иные. В басне
Дмитриева лучший совет дает Собака, которая
указывает, что счастье подданных составит тот -царь, 'который
утвердит свой трон не кровью и коварством, а любовью.
• Умиленный царь Лев решается отдать сына на
воспитание Собаке. Собака показывает. Львенку «насильство
власти», ««народов нищету», «зверей худые страсти».
Дмитриев рисует картину социальной несправедливости
в духе просветительской философии. У «его воспитанник
мудрой и добродетельной Собаки становится
просвещенным тосударем!. Кончается басня тем, что Львенок cina-
сает Собаку от нападения злого Тигра и тем доказывает
свое возмужание и право на львиное звание. Прощаясь
со своим воспитанником, Собака заявляет:
Прости, о Государь! невольно слезы лью...
Отечеству отца даю,
А сам... теряю сына.
Крылов, беря сходный сюжет, вкладывает в свою
басню совершенно иное содержание. У него Львенок
отдан на воспитание не Собаке, а Орлу, и в результате он
не только не становится разумным и просвещенным
государем, а наоборот, учится всему тому, что оказывается
совершенно ненужным в его зверином, а не1 птичьем
царстве. И заключительная мораль басни Крылова ничего
общего не имеет с сентиментально-благополучной
концовкой Дмитриева. Басея о воспитании1 «просвещенного
государя» у Крылова стала басней о ложном воспитании
1 Басни Ив аи а Дмитриева, тд. 3-е, СПБ., 1810, кн. III,
стр. 76—34.
231

будущего царя, 'не наученного знать «свойства» своего
народа и не умеющего управлять государством.
Ряд намеков крыловокой басни прямо касается
Александра. Отказавшись от старых воспитателей, Лев
отвергает Крота, «великого' зверя на малые дела», и Барса,
который «политики1 не знает» и «гражданских прав не
понимает». Это—те самые мотивы, по 'которым
Александром удалены были «старые служивцы» екатерининских
времен — Трощинский, Державин, как не понимавшие
«новых веяний». Но дело не в этих конкретных
намеках1, а во всей политической морали этой -басни.
В заключительных строках басни высказано не
только патриотическое чувство Крылова, но и его
отрицательная оценка лицемерно-демагогической политики
«реформ», проводимой в те годы Александром I.
Трезвая, скептическая оценка либеральных жестов
• Александра I являлась результатом недоверчивого
отношения Крылова к возможности изменения положения
народа путем бюрократических преобразований. Это
внешне сближало Крылова с консерваторами-беседчюкя-
ми, отстаивавшими незыблемость существовавших
порядков.
Но Крылов осуждает Александра I не за то, за что
осуждали его Шишков, Державин и прочие
представители,1 консервативно настроенных кругов, а за незнание им
нужд народа. Для Крылова неприемлем как
крепостнический гнет, так .и «конституционные» порядки,
нисколько не изменявшие угнетенного (положения народных
масс.
Скептическое отношение Крылова к деятельности
Александра I особенно явственно сказалось в басне
«Квартет». Учреждение царем Государственного совета
мыслилось одной из тех реформ, которые должны были
знаменовать вступление России на путь преобразований.
Однако фактические результаты этой реформы свелись
"лишь к торжественным речам и заседаниям, по существу
ничего не изменившим в общем положении вещей.
1 Тонким, остроумным штрихом Крылов дает понять, что
воспитание Львенка арошв сдалось л а французский лад. На ©опрос
отца: «И как ты свой народ счастливым сделать чаешь?» «Папа, —
ответствовал сынок...» — это неожиданно французское «папа» сразу
же переключает в сатирический план весь контекст.
232

По свидетельству современников, в басне «Квартет»
Крылов как раз и имел в виду открывшийся в январе
1810 года Государственный совет, состоявший из четырех
департаментов: законов (председатель кн. П. Лопухин),
военных дел (гр. А. Аракчеев), гражданских и духовных
дел (гр. П. Завадовский) и государственной экономии
(гр. Н. Мордвинов). Историк этой эпохи, М.
Корф,отмечал: «Известно,, что продолжительным прениям о том,
как «х рассадить,, и даже 'Нескольким последовавшим
пересадкам мы обязаны остроумною баснью Крылова
«Квартет» 1. В примечаниях М. Лонгинова к
воспоминаниям И. И. Дмитриева указывается на соответствие
персонажей басни с председателями четырех департаментов:
«Есть предание, что Крылов по этому случаю записал
свой «Квартет», разумея под Мартышкой — Мордвинова,
под ослом — Завадовского, под Козлом — Лопухина, под
Медведем — Аракчеева» 2.
Биограф Н. С. Мордвинова, В. Иконников, даже
мотивирует соответствие персонажей Крылове кой басни
с ее прототипами, характерами 'Последних: «Нет
сомнения, что охри распределении этих ролей были приняты
во внимание некоторые качества ©ьтеденных е басне
лиц; так, например, неуклюжесть Аракчеева,
недалекость Завадовского; восприимчивость, ум и подвижность
Мордвинова подали Крылову мысль сравнить его с
Мартышкой» 3.
Однако существует и другая, менее вероятная версия,
относящая «Квартет» к заседаниям «Беседы»,
открывшейся в марте 1811 года и разделенной также на
четыре разряда, во главе которых были поставлены
председатели 4.
1 М. А. Корф, Жизнь npi. Сперанского, СПБ., 1861, ч. I,
стр. 118.
2 И. И. Дмитриев, Взгляд ;на мою жизнь, 1866, сир. 292—
293.
3 В. И кон-ни к о.в, Гр. Н. С. Мордвинов, СПБ., 1873,
стр. 80—81.
4 Ф. В'И г ель в своих воспомша'Н'ИЯ-х относит эту -басню к
открытию Беседы любителей русского слова (в марте 1811 г.): «На
подобие Государственного Совета, составленного из четырех
департаментов, Беседу разделили .на четыре разряда, ...Крылов, хотя
и выдал особу свою Беседе, що, говорят, тайком подсмеивался над
нею. Доказательством тому доставляют вскоре 'после ее ошрытия
выданную им басню «Квартет» (Воспоминания, М., 1893, т. III,
233

Отнесение этой басни к реформе Государственного
совета подтверждается и тем широким откликом,
который эта реформа вызвала в обществе и в литературных
кругах. Сразу же появился ряд рукописных сатирических
произведений, осмеивавших это мероприятие К
Басня Крылова и показывала бесплодность этого
правительственного мероприятия. Он здесь проявляет
скептическое отношение к «новшествам», но не потому, что
он стоял за феодально-крепостнические порядки, а потому,
что он опять-таки видел бесплодность всей этой
бюрократической затеи для 'интересов народа2.
Иной характер приобретает критика и сатира
Крылова по отношению к Александру в годы, .последовавшие
после отечественной войны, в годы подъема
декабристского движения. Крылов, выражая широкое
общенародное недовольство Александром I, высмеивает не только
отсутствие у нею патриотизма и пренебрежение
интересами России, но и тот реакционно-деспотический харак-
стр. 152). В. Кеиевич, приводя слова Ф. Вигел-я и указание
М. Корфа, пишет: «Оба свидетельства так вероятны, что .нет
'возможности! положительно решить, которому из них должно отдать
предпочтение (Примечания, стр.* 96). Однако утверждение Вигеля
мало вероятно в аилу чисто фактических 'соображений. Басня
«Квартет» появилась в издании «Новые басни» 1811 г. с цензурным
разрешением от 8 марта 1311 г., в то время как открытие Беседы
состоялось 14 марта 1811 г. (см. протоколы Беседы в книге В. Дес-
ницкого «На литературные темы», кн. 2-я, Л., 1936, стр. 197).
1 М. Д ми Tip и ев (вспоминает: «При Александре ходила по
рукам -бумага, под названием «Концерт», которой все от души
смеялись. Министры пели песни и а русские темы» (Мелочи из
запаса моей памяти^ М., 1864, стр. 144). Кроме того, по словам
Дмитриева, «юн. 'Вя-эемаюий написал1 стихи «Рождество Христово»,
чрезвычайно остро и метко. В -них были осмеяны: Государств
сними Совет, министры, 'писатели и -все по именам...» (там же.
стр. 145).
2 Следует отметить, что скептическое отношение к проектам и
реформам Спераеокого, которые высмеяны <в Крылове ком
«Квартете», отнюдь не являлось точкой зрения лишь консервативных
кругов. Декабрист Н. И. Тургенев в своей книге «Россия и
русские» также отметил эту нежшненность преобразований
Сперанского, не менявших существа дела: «Сперанский слишком
заботился о реформе и недостаточно о сущности вещей... Он
переделывал Сенат, разделял министерства, назначал каждому сферу,
которой они должны ограничиться... Он мог дать своим творениям
некоторую методу, но он не в состоянии был дать им душу...»
(Н. Тургенев, La Russie et les Russes, t. I., p. 574).
234

тер, который приобрело его царствование в эти годы.
Если в баснях «Чиж и Еж» A814), «Туча» A815) уже
чувствуется скептически-отрицательное отношение к
Александру, то в таких шедеврах крыловской сатиры, как
«Пестрые овцы» и «Рыбья пляска» A823), дана злая и
беспощадная сатира на самодержавный строй.
Сохранение Александром I за собой всей полноты
власти, бессодержательность и демагогический характер
его либеральных начинаний вызывали резкую критику со
сторо<ны прогрессивных общественных кругов. Неудачи
Александра в первых столкновениях с Наполеоном,
бездеятельность во время отечественной войны 1812 года,
его увлечение западноевропейскими делами после
Венского конгресса, реакционный курс во внутренней
политике, приведший к власти Аракчеева, усиливали это
недовольство.
В басне «Чиж и Еж», написанной в самый разгар
официальных восторгов и восхвалений Александра I
после победы над Наполеоном, Крылов не только не
присоединяет свой голос к официальным славословиям
Соловьев, но 'противопоставляет им скромного Чижа, не
имеющего якобы голоса, чтобы «достойно» воспеть
Александра.
Хор громких Соловьев в густых лесах раздался.
Мой Ч«ж замолк. «Тьг что ж, —
Спросил его с насмешкой Еж,—
Приятель не поешь?» —
«Затем, что голоса такого не имею,
Чтоб Феба я достойно величал, —
Сквозь слез Чиж бедный отвечал,—
А слабым вполосом я Феба меть не смею».
В. Кеневич по этому поводу писал: «Рассказывают,
будто этою баснею Крылов отвечал на упреки своих
друзей, что он пишет только басни, и на советы их на-
п-исать что-нибудь посерьезнее на возвращение имп.
Александра в Россию»1. Это Свидетельство Кеневвча
весьма правдоподобно. «Друзья», — вероятнее всего,
А. Оленин, В. Жуковский, — несомненно, считали, что
молчание Крылова по адресу Александра I становилось
слишком демонстративным, тем более что в баснях 1812—
В. Кетевич, Примечания, стр. 149.
235

1813 годов, являвшихся откликом на события
отечественной войны, можно было усмотреть ягшое умолчание- о
царе \и противопоставление ему Кутузова.
Каждый образ этой басни иронически двусмыслен,
внутренне полемичен. Уже самый образ «робкого Чижа»,
«чирикающего» «про себя» славу лучезарному Фебу,
являлся пародийным по отношению к тому высокому
одическому стилю, которым принято было писать
подобные стихи. В рукописной редакции автобиографический
смысл басни был еще более явным 1.
Полемический характер басни, ее сатира на
славословия по адресу царя подчеркивается всем» ее
пародийным подтекстом. Полемическим прототипом,
использованным в басне, явилось стихотворение Карамзина:
«Ответ моему приятелю, который хотел, чтобы я написал
похвальную оду великой Екатерине», относящееся к
1793 году. Зная иронически-отрицательное отношение
Крылова к Карамзину и его чувствительно-салонному
стилю, становится особенно ощутимой и понятной
полемическая направленность басни, использующей, как
стилистическую кашу, почтительно-благонамеренное
стихотворение Карамзина:
Мне ли славить тихой лирой
Ту, которая порфирой
Скоро весь обнимет св'ет?
Лишь безумец зажигает
Свечку там, где Феб сияет,
Бедный чижик не дерзнет
Петь гремящий Зевса славы,
Он любовь одну поет,
С 'нею 'В' рющид-е живет.
Стихотворение Карамзина являлось танкой лестью,
отказ от воспевания Екатерины II—лишь литературным
приемом, фактическим восхвалением императрицы, тогда
как у Крылова дано ироническое развенчание (н'е только
одического жанра, но» и самого «величия» царя.
Отсюда идут и окрашенные сентиментальной «благо-
1 'Вместо «уединение любя» .в автографе было «покой и
музыку любя»», что ближе сосугаетствавало личности самого
баснописца. Нерв ©начальное «Не из награды, не ив славы» смигч'ено
на «Не для1 toipo, чтобы похвал 'ему хотелось», так как в такой
редакции становился приглушеннее полемический смысл
(автограф— ,в piyjKororciM. отд. Библиотеки им. Салтайона-ЩеЬрина).
236

намеренностью», а по существу иронические основные
образы1 басни1: «робкого Чижа» («бедный чилдак» у
Карамзина), лучезарного Феба («Феб сияет»), «слабым
голосом я Феба петь we смею» («тихой широй», «бедный
чижик ив дерзнет», «п-еть гремящей Зевса славы1»). У
Карамзина вся эта стилистическая тональность и
фразеология дамы в плане его обычной
сентиментально-лирической манеры, Крылову эта манера совершенно
несвойственна: во всех остальных баснях она использована
также в -явно пародийной функции (например, в басне
«Осел и Соловей»).
К Александру относилась и басня «Туча» A815),
порицавшая бесполезную щедрость Тучи, пролившейся не
над изнуренною от зноя стороной,,, а над морем:
Когда бьи на поле свой дождь ты пролила,
Тьг б область цел!ую от голода спасла;
А ,в море без тебя, мой друг, воды довольно.
Следует иметь в виду повсеместное недовольство
пренебрежением Александра I к интересам России, чтобы
представить, насколько сатирическая направленность
басни Крылана была связана с настроением) передовых
общественных кругов 1.
Отношение Крылова к Александру I помогает понять
и басню «Рыцарь» A815), смысл которой довольно
.неясен. Образ рыцаря, отправляющегося, наподобие Дюн-
Кихота», в дальние странствия и сулящего своему коню
по возвращении домой сытный корм, легко мог быть
навеян деятельностью Александра I после окончания
отечественной войны, Частые поездки царя за границу, его
торжественные заявления -и обещания — в глазах
Крылова, как и большей части тогдашнего общества,
являлись политическим донкихотством, которому баснописец
противопоставляет необходимость заботы о национальных
интересах России. «Путь» «в храм славы» — поиски «ве-
1 Иную версию передает В. Кеневич: «Рассказывают, и мы
это слышали с -разных сторон, будто Крылов -написал- эту басню
по поводу пожалования аренды псковскому губернатору во время
всеобщего голода в этой губернии...» Однако Кеневич выражает
сомнение в этом, так как он не нашел сведений о голоде в
Псковской губернии' в современных журналах ('Примечания-,
стр. 158). Отнесение басни к Александру I является поэтому
более вероятным.
237

Л1Икйх приключений» в басне довольно прозрачно
намекают на честолюбивые замыслы Александра. Несмотря"
на заманчивые посулы, конь, который должен был везти
рыцаря к «храму славы», «прямёхонько» примчал его в
стойло. Если учесть, что Крылов и в других баснях
(«Конь и Всадник») под Конем подразумевает народ,
а лод Всадником царя, то истинный смысл басни не
оставляет сомнений.
Наиболее смелым выражением политической сатиры
Крылова является басня «Рыбья пляска», с едким
сарказмом высмеивающая лицемерие и деспотизм царя и
обличающая угнетение народа царскими сатрапами. Эта
басня, написанная в 1821 — 1823 годах, являлась и
прямым политическим памфлетом, .направленным лично
против Александра I. Я. К. Грот, основываясь на
современных свидетельствах, указывал якобы подлинный
случай, который лег в ее основу: «Во время одного из своих
путешествий по России имп. Александр I в каком-то
городе остановился в губернаторском доме. Готовясь уже
к отъезду, он увидел из окна, что по площади
приближается к дому довольно большое число людей. На
вопрос госувдря, что это значит, губернатор отвечал, что это
депутация от жителей, желающих принести eiro
величеству благодарность за благосостояние края. Государь,
спеша отъездом, отклонил прием этих лиц. После
распространилась молва, что они шли с жалобой на
губернатора, получившего между тем награду» К
В. Кеневич передает со слов В. А. Олениной: «В
таком виде (т. е. в первоначальной редакции. — Я. С.)
Крылов хотел напечатать эту басню, но цензор,
вообразив, «что» баснописец разумеет в ней путешествовавшего
тогда по России имп. Александра, положительно ее
запретил. Это так оскорбило Крылова, что он в порыве
негодования хотел было уничтожить свою басню, но
уступил, наконец, просьбам своих друзей и переделал ее».
При этом Кеневич добавляет: «Оказывается, однакоже,
что догадка цензора была не без основания», и приводит
тут ж!е рассказ Я. Грота2.
1 Я. К. Грот, «Труды», СПБ., 1901, т. III, стр. 245.
2 В. Кеневич, Примечания, стр. 200.
238

s
CO
2

При всем правдоподобии этого рассказа, он все же
недостаточен для понимания широкого социального
замысла крыл-овокой сатиры, соотнося его с единичным
случаем. Не отмечалось также и то обстоятельство, что
сюжет этой басни восходит к басне И. Хемницера
«Путешествие Льва» 1.
Однако это обстоятельство ничего не меняет. Крылов,
как это он делал неоднократно, в уже готовый сюжет
вкладывал новое, актуальное содержание. О
политической остроте указанной басни лучше всего- свидетель-'
ствует то, что в своей первой редакции она1 была
запрещена — возможно, ,по указанию самого царя 2.
Сопоставление обеих редакций показывает,
насколько первоначальный замысел басни смелее той
смягченной редакции, в которой она была напечатана в 1824
году в «Соревнователе просвещения». Если в
первоначальном тексте 'басня кончалась благодарностью царя Льва,
лизнувшего в г.рудь льстивого Старосту, то в
подцензурной редакции Крылову пришлось переделать басню так,
чтобы этого мучителя народа постигал гнев Льва 3.
Несомненно, что постоянные путешествия Александра I
по России могли подать повод для басни Крылова.
В частности, к 1819 году относится путешествие
Александра I в Архангельск4. О поездках щаря официально
1 И. X е м н и ц е р, • Сочинения и письма, СПБ., 1873,
стр. 275—276.
2 Об этом сохранилось свидетельство В. А. Олениной, которая
рассказывает, что лервоначалиыную редакцию басни Крылову
«было приказано переделать эдак» («Литературный архив», уезд.
П.Картавов-ым, СПБ., 1902, стр. 75).
3 Первоначальная (запрещенная) редакция басни «Рыбья
пляска» сохранилась в белов-ом автографе среди' рукописей
Крылова (архив Пушкинского1 дома АН СССР) и помещается во- всех
советских изданиях. Сперва басня оканчивалась так:
Тут, Старосту лизнув Лев милостиво в грудь,
Еще изволю рае iiia пляску их взглянуть,
Отправился' ,в дальнейший отуть.
В поддано у р>нюй, наитечата'ниой при жизни Крылова
редакции:
Не могши боле тут Лев явной лжи стердоеть,
Чтоб we без музыки плясать народу,
Секретарю и воеводу
В своих когтях заставил петь.
4М. Богданович указывает, что Александр I «почти
беспрестанно находился в путешествий. Уверяют, будто бы он за
25-летие своего царствования проездил до 200 тысяч верст»
(«История царствования! ими. Александра I», т. I, стр. 29).
240

сообщалось в газетах с 'непременным добавлением об
«изъявлении высочайшего благоволения» местным
властям.
Однако политический смысл указанной басни вполне
мог -быть связан- и с 'более -важными событиями этик
лет — с восстанием в аракчеевских военных поселениях1.
Режим в этих поселениях, как известно, отличался
'Крайней суровостью, а всякий протест беспощадно
.подавлялся. В августе 1819 года в Чугуеве вспыхнул стихийный
бунт; для его усмирения «явился сам Аракчеев; который
приговорил сотни солдат, участвовавших в возмущении,
к «лишению живота» и наказанию шпицрутенами. В ответ
на письмо Аракчеева, извещавшего о «благополучном
завершении» чугуевских событий, царь благодарил его
«искренне от чистого сердца» за все его «труды»,
сообщая ему вместе с тем, что при своем посещении
новгородских военных поселений он остался ими «весьма
доволен» 2.,
Историк Александра I H. Шильдер рассказывает
также о фактах, близко .напоминающих содержание кры-
ловской басни1 и, возможно, послуживших -поводом к ее
написанию (Крылов через А. Н. Оленина легко мог быть
осведомлен о событиях, связанных с деятельностью
Александра I). В тоне месяце 1822 года Александр
выехал для осмотра новгородских поселений и 15 июня по-
бьгвал в Грузине. «По возвращении императора в
Царском Селе начали 'распространяться слухи о каком-то
мнимом 'неудовольствии государя, вынесенном им из
только что окончившихся смотров. Александр поспешил
успокоить гр. Аракчеева ih 15 июля писал грузинскому
отшельнику: «Крайне сожалею я, любезный Алексей
Андреевич, о ©здорнык слухах, дошедших до тебя. Они
совершенно ложны, ибо кроме похвалы никто из моего
рта другого не слыхал...»3 В марте 1823 года, когда
царь вновь решил посетить военные поселения в
Грузине, Аракчеев сообщил ему: «,В военных поселениях
1 В. А. Оленина пометила на экземпляре басен Крылова
против баоми «Рыбья 'Пляска»: «.во время щ». Аракчеева»
(«Литературный архш», (Изд. Картавов/ьш, СПБ., 1902, стр. 75).,
2 См. Н. К. Шильдер, Имп. Александр I, т. IV, изд. 2-е,
1905, стр. 171—172.
3 Н. К. Шильдер, Имп. Александр I, т. IV, стр. 242.
16 Степанов 241

все, слава богу, 'благополучно и солдаты все желают
видеть ваше величество...» (письмо тр. Аракчеева ш
13. III. 1823 г.) К
Если сопоставить эти факты с 'басней Крылова/, то
обнаружится ряд убедительных соответствий. Так, роль
«Старосты над водяным народом», докладывающего
царю Льву о благополучии подданных, во многом
напоминает роль Аракчеева.
Следует отметить, что © процессе принудительной
переработки басни Крылов, .помимо ее изменения, вводит
еще Лису-воеводу, а Мужика-старосту делает ее
«Секретарем». Возможно,, что эта переделка связана как раз
со стремлением затушевать конкретную направленность
басни против Аракчеева, которого легко могли узнать
в образе «Старосты».
Басня «Рыбья пляска» отличается широтой
социального обобщения. Крылов показывает, что в помещичье-
бюрократичеекой монархии все подчинено интересам
господствующей феодальной верхушки. Разоблачая
лицемерие царя, легенду об его якобы «отеческой
заботе» о подданных, созданную идеологами консервативного
лагеря, Крылов становится на защиту народных масс.
Особенно ярким выражением оппозиционного
отношения Крылова к самодержавно-крепостническому стро<ю и
лично к Александру I является басня «Пестрые овцы».
Этим и объясняется то, что она не могла быть
напечатана не только в издании басен 1825 года (для которого
она предназначалась), но и вообще при жизни
Крылова. Басня написана была между 1821 и 1823 гг.2
В «милосердном» и мягкосердечном Льве, не
желающем «пролития невинной крови», трудно было не узнать
Александра I, постоянно выступавшего с подобными
ханжескими -речами. В басне превосходно показано фа-
1 Во всех письмах Аракчеев обычно сообщал: «В военных
поселениях везде, слава богу, смирно и благополучно» (Вел. кн.
Николай Михайлович, «Ими. Александр I», СПБ., 1912,
т. II, ©тр. 679).
2 См. соображения по вопросу о датировке этой басни в моих
комментариях к т. III, Поли. собр. соч. И. А. Крылова, М, 1946.
242

рисейетво и лицемерие царя. «Пестрые овцы», которых
невзлюбил Лев,—это непокорные -вольнодумцы.
Их просто бы ему перевести не трудно,
Но это было бы «е правосудно.
Желая найти «правосудный» способ уничтожения
своих подданных, Лев созывает «совет». Ведь «он не иа то
в лесах носил венец, чтоб подданных душить, .но им
давать расправу». Медведь, безжалостный живодер, не
любящий лишних разговоров, выступает с грубо
откровенным предложением:
На что тут много раз говоров?
В'ели1 без дальних спорое
Овец передушить. — Кому о них жалеть?
Лукавый царедворец Лиса, умеющая угодить царской
прихоти, предлагает ханжеский ;и циничный план
истребления овец втихомолку, так, чтобы их гибель не
.вызывала всеобщего возмущения.
Лисицы мнение в совете силу взяло
И так удачно -в ход дошло, что наконец
Не только пестрых там Овец —
И гладких -стало мало.
Какие ж у зверей пошли иа это толки? —
Что Лев бы и хорош, да все злодеи Волки.
Эта басня вскрывает механику самодержавного
угнетения и с удивительной меткостью разоблачает
лицемерие царя, который, сам оставаясь в стороне,
предоставляет своим чиновникам душить народ.
В. Кеневич высказал, с рядом оговорок,
предположение, что «последняя редакция» этой (басни «могла бы
быть применена к 'занимавшей © те времена
общественное мнение университетской истории» 1. Суть ее
заключалась в следующем. В конце 1821 года был сделан
донос на «вольнодумство!» видных -профессоров
университета— Германа, Paynaxia, Галича и Арсеньева. После
рассмотрения записей <их «лекций в Главном управлении
училищ заподозренные «профессора были обвинены в
распространении «обдуманной системы неверия и травил
зловредных и разрушительных» и уволены с эапреще-
1 iB. Кене вич, Примечания, стр. 218.
16* 243

нием чтения лекций, а программа университетского
преподавания была пересмотрела *.
Однако доводы, приведенные Кеневичем и повтор
энные вслед за ним В. Каллашем и другими, в пользу
отнесения этой басни к «университетской истории», мало
убедительны. Исключение четырех профессоров из
университета .не было непосредственно связано с
Александром I, да и судь'ба уволенных никак не может быть,
хотя бы отдаленно, сравнена с судьбою Пестрых овец.
Сам же Кеневич прианал, что «возрос о томи, на что
здесь намекает (баснописец, остается нерешенным»2.
Учитывая острую политическую направленность этой
басни, следует обратиться >к более важным событиям
тех лет, и здесь нельзя пройти- -мимо волнений в>
Семеновском полку в 1820 -году, вызвавших несравненно
больший -резонанс в стране, чем «университетская
история1».
События в Семеновском полку явились одним из
наиболее значительных проявлений того недовольства,
которое вое более крепло в различных слоях русского
общества в связи» с разочарованием в деятельности Алек*
сандра и жестокой аракчеевской реакцией.
В 1820 году 'командиром полка был назначен
ставленник Аракчеева, полковник Шварц, сразу же
вызвавший к себе всеобщую ненависть заведенными им
.порядками: бесконечными учениями, шагистикой, штрафами и
телесными наказаниями. Возмущенные солдаты
отказались ему повиноваться. В результате весь полк был
посажен под арест в казармы. Александр I приказал
расформировать полк, сурово наказать зачинщиков, а
остальных солдат в офицеров распределить по другим
полкам, направив их в самые далекие и опасные места.
Сведения об этом деле, вызвавшем1 широкий отклик не
только в Петербурге, но и во всей стране, несомненно,
очень скоро дошли \и до Крылова. Откликом .на эти
события и могла явиться басня «Пестрые овцы»,
обличавшая присущее Александру I ханжество и лицемерие,
которые ярко выразились в расправе с семеноводами.
1 См. М. Сухомлинов, Исследования и статьи, СПБ., 1889,
т. I, стр. 176 и ел.
2 В. К е н е в и ч, Примечания, стр. 206.
244

Многие подробности этого дела перекликаются с
отдельными деталями, басни Крылова1. В приказе
Александра I по поводу событий в Семеновском полку
лицемерное «великодушие» переплеталось с жестокостью,,
очень напоминая поведение царя Льва в басне Крылова:
«...с непоколебимою радишосжю, но с душевным
сокрушением и не останавливаясь чувством личной моей
привязанности... повелеваю1: всех нижних чинов
лейб-гвардии Семеновского полка распределить по разным
полкам армии... Виновнейшие же <и подавшие пагубный
пример прочим переданы уже военному суду и получат
должное наказание по всей1 строгости законов».
Консервативный историк утверждал даже, что, читая этот
приказ, царь якобь» «плакал» 2.
В басне речь царя Льва о «непролитии невинной
крови» очень похожа на те заявления Александра I,
которые он любил делать. Так, например, в 1818 году, Алек-
сакдр,, принимая английских квакеров, говорил о своем
отвращении к «пролитию крови» 3. Если Александр
лицемерно стремился подчеркнуть свое «огорчение», то
Аракчеев давал ему советы совершенно в духе крылов-
ской Лисы: «Очень много чувствую, — писал он
Александру, — как неприятно и печально было Вам получить
известие о беспорядках в Семеновском1 полку... Не
лучше ли 'будет, если семеновских солдат распределить в
полки только 2 и 3 гренадерских дивизий, чем самым
Вы бы их лучше сохранили, а о поведении их имели бы
верное всегда сведшие» 4.
Еще более жестокие средства, напоминающие совет
басенного Медведя, предлагал брат царя, Константин
Павлович, в письме к Аракчееву: «...меры нужны самые
1 Кстати, даже самый образ «Пестрых овец» мог быть -на-
веяи ассоциацией о обмундированием Семеновского «поли;а,
отличавшимся своей 'пестротой: темнозеленые мундиры о такими же
воротниками, белые штаны и камзолы, красные галстуки, желтые
с синими полосками петлицы (ом. П. Д и р и н, История л.-гз.
Семеновского полка, ч. I, стр. 50.).
2 М. Богданович, История царствования Александра I,
т. V, сир. 516—518.
3 А. Н. Пытшн, Александр I и квакеры, «Вестник Европы»,
1869, т. V, стр. 764.
4 Вел. кн. Николай Михайлович, «Им'п. Александр I».
СПБ., 1912, т. II, стр. 679.
245

деятельные, чтобы прекратить зло в самом его начале и
корне» К
Конечно, басня Крылова не являлась простой
иллюстрацией к суду над оеменовцами. «Пестрые овды» —
это вообще российские вольнодумцы, различные
революционные элементы, от которых стремились избавиться
Александр I и Аракчеев. Но >в то же время многие
черты лицемерного поведения Льва, самый характер
советов, даваемых его советниками, наконец, сходство
печальной судьбы семеновцев с судьбою «Пестрых овец»
настолько напоминают подробности семеновской
истории, что связь басни с нею нам кажется .несомненной.
Все сказанное объясняет то, что творчество
Крылова-баснописца находило отклик в передовой
общественной мысли тех лет. Недаром ,с таким сочувствием
относились .к его басням декабристы. Крылов в эти годы часто
помещает свои басни в изданиях, находившихся в сфере
их идейного (влияния: в «Полярной -звезде»,
«Соревнователе просвещения», «Сыне отечества».
Далеко не случайно, что именно в годы интенсивной
деятельности декабристов A820—1823) Крыловым
написаны наиболее резкие, политически заостренные
басни, вошедшие главным образом в седьмую1 книгу eiro
басен, законченную1 в 1824 «году («Совет Мышей»,
«Булыжники Алмаз», «Дикие козы», «Соловьи»,
«Крестьянин и Овца», «Две Собаки», «Кошка и Соловей», «Рыбья
пляска»). Для этой же книги предназначалась и басня
«Пестрыеовцы». Наличие этих басен свидетельствует о
нарастании оппозиционных настроений у Крылова,
которые не могли быть им высказаны в более прямой форме.
Скрытой оппозиционностью политической сатиры
Крылова объясняется и то, что* при всей своей
осторожности и больших связях он не смог напечатать
наиболее резкие из своих басен. Свое отношение к
цензурному гнету Крылов показал в басне «Кошка и
Соловей». В этой басне Крылов сатирически изображает
положение поэта в современном ему обществе. Она
впервые была напечатана в 1824 году на страницах
«Соревнователя просвещения» —органа Вольного
общества любителей словесности, наук и художеств2.
1 Н. К. Шильдер, Имп. Александр I, т. IV, Примечания,
стр. 470.
2 сСаревноватеяь просвещения», 1824, т. II, стр. 128.
246

Помещение этой басни на страницах
«Соревнователя», как и самое участие баснописца в журнале,
свидетельствовало о том, что Крылов находил в себе
достаточно мужества, чтобы открыто выступать в защиту
свободного слова.
Оказать ли на ушке, яснее, мысль мою?
Худые песни Соловью
В когтях у Кошки1, —
заканчивал Крылов свою басню. Однако содержание
басни 1не исчерпывается лишь общими высказываниями
о положении поэта-сатирика в условиях самодержавно-
крепостцического строя. Крылов и здесь имел в виду
конкретные исторические факты.
Написание басни, несомненно, связано с
обсуждением .нового цензурного устава, составление которого
поручено было Главному управлению училищ. Начав свою
работу в июне 1820 года,, «Комитет о преобразованию
цензуры» представил проект устава в его окончательной
редакции в мае 1823 года.
В «проекте мнения о цензуре» реакционер Магницкий
писал, что «следует составить такой устав для цензуры,
который бы обнимал все извороты и уловки настоящего
духа времени...» Он требовал «всякое сочинение, не
только возмутительное против властей предержащих, но и
ослабляющее в каком-либо отношении должное к ним
почтение, запрещать» 1.
Сопоставление этих данных с басней Крылова не
только характеризует обстановку, в которой она
появилась, но и указывает на непосредственный повод к ее
написанию. Следует учесть, что через А. Н. Оленина»,
бывшего членом Комитета, Крылов, несомненно, был
в курсе всех происходивших обсуждений цензурного
устава 2.
1 М. Сухомлинов, Исследования и статьи, т. I, СПБ., 1889,
стр. 468—469.
2 Любопытное ироническое замечание Крылова oi цензуре
приводит Жуковский: «Крылов говорит о цензуре: запрещено
впускать в горницу плепмвых. У дверей стоит сторож. Кто чисто
плешив, тому нет входа. Но тот, у кого или лысина, или только
показывается на голове как будто такое 1место, что с ним
делать? Тут и наблюдателю и гостю худо. А если наблюдатель
трус, то он и примет лысину за плешь» (запись 1838 года). В.
Жуковский, Сочинения, изд. 8-е, 1885, стр. 21.
247

О том, как были встречены в литературных кругах
цензурные реформы, свидетельствует письмо Карамзина
к И. И. Дмитриеву от 4 сентября 1824 года, в котором
даже этот весьма умеренный писатель жаловался: «К
слову о цензуре приставлю, что новый (министр
просвещения думает учредить новую и посадить в этот трибунал
человек шесть или семь: на всякую часть литературы
будет особенный цензор! То-то раздолье! Словесность
наша с цензорами процветет и без авторов» К
Расшифровка подлинного политического содержания
наиболее резких и социально-насыщенных басен
Крылова свидетельствует о том, насколько враждебно он
относился к самодержавно-крепостническому гнету.
Симпатии Крылова всегда остаются на стороне народа, от
имени которого он и выступает в своих баснях.
Поэтому их общая демократическая направленность часто
сочетается с направленностью против тех или иных
конкретных проявлений антинародной '.политики
господствующих классов.
Важно отметить, что Крылов на всем протяжении
своего творчества оставался на демократических
позициях. Более тога, длительное молчание Крылова (с 1823
по 1827 год), несомненно, связано с разгромом
декабристов. Не случайно то, что первой басней,
появившейся после этой паузы, 'была басня «Пушки и Паруса».
В ней Крылов дает ответ на вопрос, поставленный
декабрьским восстанием: о «гражданском» и «военном»
начале в государственной жизни.
В объяснениях к этой басне нередко указывалось, что
«она написана против зазнавшейся военщины»,
третировавшей «гражданские власти» 2. Это восходит .к тому
истолкованию 'басни, которое дано было Гоголем: «Когда
некоторые чересчур военные люди,— писал Гоголь,—
стали было уже утверждать, что все в государствах
должно быть основано на одной военной силе и в ней
одно спасание, а чиновники 'штатские начали... притруни-
вать над всем, что ни есть военного, из-за того только,
что некоторые обратили военное дело в одни
погончики да петлички, он написал знаменитый спор пушек с
1 Письма Карамзина к Дмитриеву, СПБ., 1860, стр. 378.
2 Gm. (Комментарии В. В. Каллаша к Полному собранию
сочинений И. А. Крылова, т. IV, стр. 432.
248

парусами, в .котором вводит обе стороны в их законные
границы...» 1 Но когда происходил' этот спор «военных»
и «гражданских», какие это чересчур «'военные лиоди» и
в чем же заключался самый спор—Гоголь так и не
решился договорить до конца. А между тем стоит
вспомнить Чацкого и Скалозуба из «Горя от ума», чтобы
понять, о каком «опоре» «военных» и «гражданских» идет
речь 1в басне Крылова.
Трудно сказать, считал ли нужным Крылов напомнить
о событиях 14 декабря, свидетелем которых он был, или
для него достаточно было здесь указать на непомерные
претензии всяческих Скалозубов-Аракчеевых и на фрун-
томанию Николая I. Скорее всего в 'басне совместились
все эти мотивы и настроения. Следует 'подчеркнуть,
однако, само обращение к теме, .посвященной «спору»
между Пушками и Парусами по вопросу о
государственной власти, и решение этого вопроса в пользу Парусов,
а не Пушек Николая I. Корабль без Парусов обречен на
гибель — таков приговор истории.
Печальные итоги 1825 года надолго остались
памятными Крылову, и он досказал свои выводы в двух
других 'баснях—«Бритвы» и «Булат». В них говорится о тех,
кто после событий 14 декабря был устранен из
общественной жизни. В результате государственный корабль
лишился наиболее способных и талантливых людей, так
или иначе скомпрометированных участием в движении
декабристов или личными связями с ними. В басне
«Бритвы» A828) Крылов с едкой иронией говорит о том
положении, в котором оказались лучшие, передовые люди
эпохи, в том числе' и декабристы, выброшенные за борт,
из опасения перед их «умом», перед их передовыми
взглядами, в то время как эти люди могли бы принести
стране огромную пользу. Участь А. Бестужева, А.
Ермолова, Н. Тургенева, Д. Завалишина и множества других,
несомненно, имелась в виду Крыловым, когда он писал,
что «многие», боясь умных людей, «тер>пят при себе охот-
ией дураков».
На такое истолкование басни наводят и слова Гоголя,
который «писал: «Когда у некоторых доброжелательных,
но недальнозорких начальников утвердилось было
странное мнение, что нужно опасаться бойких, умных людей
1 Н. Гоголь, Собр. соч., т. VI, М>, 1937, стр. 446—447.
249

и обходить их в должностях из-за того единственно, что
некоторые из них были когда-то шалуны и замешались
в безрассудное дело (курсив -мой. — Н. CJ, он написал
не меньше (т. е. чем «Паруса и Пушки». — Н. С.)
замечательную басню «Две Бритвы» и в ней
справедливо попрекнул начальников, которые
Людей с умом боятся
И держат при себе охотней дураков» *.
Басня «Булат» написана в конце 1829 или начале
1830 года,,, после войны с Турцией, заставившей
вспомнить прославленною героя отечественной войны 1812
года и одного из крупнейших военных руководителей —
А. П. Ермолова. Он пользовался широкой популярностью
в декабристских кругах, прочивших его в свое
революционное правительство. В 1827 году, после окончания
следствия над декабристами, Ермолов, заподозренный в
связях с ними, был отставлен Николаем I от командования
на Кавказе и заменен Паскевичем. Устраненный от
всяких дел, Ермолов поселился в почетной ссылке в своем
орловском имении. Там посетил его в 1829 году,
проездом на Кавказ, Пушкин. Не исключена возможность
того,, что именно* рассказ Пушкина по его возвращении с
Кавказа о посещении им Ермолова и послужил для
Крылова толчком к написанию этой басни. Но и
независимо от этого, имя Ермолова в это время было очень
популярным.
Вполне определенен и упрек по адресу того, «кто не
сумел понять», к чему годен Булат,— упрек по адресу
Николая I:
Но' разве я свободен?
Нет, стыдно-то не мке, а стыдно лишь тому,
Кто .не умел понять, к чему я годен2.
1 Н. Гонг о ль, Собр. соч., т. VI, стр. 447.
2 В черновом варианте "басни этот стих еще резче заострен
против' Николая I:
Истощены мои в пустых работах силы;
Работы эти мне не сродны и we шлы;
Но стыдно-то не мне, а стыдна лишь тому,
Кто, сам родясь к большим делам не сроден,
Не мот понять, к чему я годен.
(Архив ИЛИ Академии наук СССР, Ленинград).
В печатной редакции стих: «Кто, сам родясь к большим де*
лам не ородан», выпущен, так .как он> звучал прямым вызовом.
250

Связь басни «Булат» с именем Ермолова 1
послужила причиной и приписанная Крылову басни «Конь»,,,
написанной на аналогичную тему и даже посланной
Ермолову в качестве крыловокой 2.
Николай I, подававший движение декабристов,
оказался в глазах Крылова столь же неспособным к
великим делам и таким же деспотом, как и Александр I.
Крылов до конца своей жизни не примирился с
окружавшей его действительностью, сохранил отрицательное
отношение к царю и правящей верхушке. И потому
особенно показательна его последняя басня — «Вельможа»
A834)—В' которой он повторяет излюбленные мотивы
своей ранней сатиры, снова возвращаясь к образам
«Почты духов». В письме XXI «Почты духов» Крылов писал о
судье, которому по «слабости» здоровья >и ума нельзя
было поручать «отправление -важных дел». (Выход из
этого затруднительного положения состоял га том, чтоб
приставить к -нему умного секретаря, который бы
вместо него «рассматривал дела», а судья подписывал бы
го, что он ему скажет. В 'басне то же самое говорится
о Вельможе. Допрашиваемый в царстве мертвых
Вельможа отвечает:
«Но так как живучи я был' здоровьем слаб,
То сам я областью не правил,
А вое дела секретарю оставил». —
«Что ж делал ты?» — «Пил, ел и- опал
Да все .подписывал, что о» ни подавал...»
Подобных перекличек басен Крылова с его
журнальной сатирой можно найти немало, ио именно «Вельможа»,
замыкая круг крыловских басен, возвращает нас к
началу сатирического творчества баснописца,, словно
подчеркивая органическое единство его творческого .пути.
Обращение Крылова к социальной сатире с
особенным сочувствием отметил Белинский, выделяя более
поздние басни из его седьмой и восьмой книг: «Все бас-
1 В. В. Каллаш считал это истолкование басм
маловероятным, так ка'к, по его словам, «не в характере Крылова был'И
подобные оппозиционные выходки против правительства и в
особенности государя» (Поли. собр. соч., И. А. Крылова, т. IV, СПБ.,
1906, стр. 485). Но, конечно, в данном случае современники
были правы. Ведь Крылов, как мы видим, высмеивал <в своих
баснях не только правительство, иго и самого царя.
2 Ом. «Русская старина», 1881, август, стр. 623—631.
251

ни Крылова прекрасны, но самые лучшие, по нашему
мнению, заключаются в седьмой и. восьмой книгах. Здесь
он, очевидно, уклонился от прежнего пути, которого-
более или менее держался ПО1 преданию: здесь он имел в
виду более взрослых людей,, чем детей, здесь больше басен,
в которых герои — люди, именно всё православный люд;
даже и звери в этих баснях как-то больше, чем бывало
прежде, похожи на людей» К Белинский выделял и
последнюю, девятую, книгу, заявляя, что для таланта
Крылова «нет старости» и выписал полностью басни «Волки
и Овцы» и «Вельможа», как особенно понравившиеся
ему.
Так завершался путь Крылова сатирика и моралиста
XVIII века. Писатель, прочно сросшийся всеми кор-
.дошю своего творчества с народом, «сохранил на
протяжении своего долгою, более чем полувекового писательского
пути верность демократическим идеалам своей
молодости, свой протест против тяжелых условий, в которых
находился народ. Превратив басню в сатиру, он сделал
ее могущественным средством выражения народного
мнения.
1 В. Б ел «адский, Поли. собр. соч., т. VIII, стр. 427.

Глава VII
НАРОДНЫЕ ИСТОКИ БАСЕН КРЫЛОВА
1
Жизненность образов крыловских басен, яркость их
языка, богатейшая живопись красок органически
связаны с народным творчеством. Поэтому они еще при
жизни баснописца вышли за узкие пределы тогдашнего
литературного круга и стали достоянием всею народа. По
случаю выхода 5-го издания басен «Московский
телеграф» писал, что «Крылов не стареет дарованием и
-ныне, на 63-м году жизни, басни его являются еще лучше,
еще свежее писанных им за 20 с лишком лет.
Счастливый поэт. Он представитель нынешнего народного
русского остроумия. Удивительно ли, что его стихи идут в
народе как пословицы»1. '«Народный поэт, — писал
Белинский, имея в виду Крылова, — ...всегда опирается на
прочное основание—на натуру своего народа» 2. На
мудрость народа,'Накопленную веками, на могучую стихию
народного творчества опирался прославленный русский
баснописец.
В этой неразрывной связи творчества Крылова с на-
родными истоками и кроется причина неувядаемой
жизненности его басен. Белинский отмечал, что Крылов
отличался умением «чисто по-русски смотреть на вещи и
схватывать их смешную сторону -в меткой иронии...»3
1 «Московский телеграф», 1830, ч. 35, стр. 103.
2 В. Белинский, Собр. соч., т. II, стр. 710.
3 Т а м же, стр. 714.
253

А. Никитенко в статье «О баснях Крылова в
художественном отношении» писал, что «...ирония, повсюду
разлитая в баснях Крылова, есть одно из самых коренных
и глубоких свойств нашей народности. Ирония является
и у других -писателей-баснописцев со свойственным ей
сатирическим направлением. Но в том-то и состоит
гениальная черта нашего баснописца, что его ирония
вылилась в форму народного духа, получила от него свою
особенную физиономию...» 1
Мудрость пословиц, яркость и меткость народной
речи, национальный колорит русских сказок — все это
нашло свое выражение в баснях Крылова. Корни реализма
его басен, живописности их языка следует искать не в
книжных и иноземных источниках, а в народном
творчестве. Обращение к народным истокам, к фольклору у
Крылова было принципиально отличным от того
отношения к фольклору, которое характеризовало
дворянскую литературу XVIII века, видевшую в «ем своею
рода грубоватую экзотику и не допускавшую! его в
«высокие» поэтические жанры. Источником басен Крылова
служила -сама действительность — события
общественной и политической жизни. Другим источником его
басенного творчества является народная пословица, чем и
определяется теснейшая связь басен Крылова с народом.
Народность басенного творчества Крылова
проявилась не только в народных чертах его мировоззрения, но
и. в том, что самый склад его басен, их поэтический
метод, образы, язык тесно связаны с фольклором. За
басенными образами Крылова стоит народное сознание.
В крыловских баснях передано не субъективное1
отношение автора к миру, а как бы обобщенный, коллективный
взгляд на вещи, свойственный народу. Это сказалось как
в самом характере басенной морали, в их народной
мудрости, так и в их художественном методе. Поэтому-то
Гоголь и писал о Крылове, что это «тот самый ум,
который сродни уму наших пословиц», что «его притчи —
достояние народное и составляют книгу мудрости самого
народа» 2.
Крылов стремится найти в своей оценке явлений
действительности тот объективный критерий, ту «меру, кото-
рая выражала бы народное мнение. Поэтому вполне по-
1 Сборник ОРЯС Академии иаук, т. VI, СПБ., 1869, стр. 360.
2 Н. Гоголь, Собр. соч., т. VI, стр. 445—446.
254

нятно постоянное обращение Крылова к пословице.
Близость басни как жанра к пословице неоднократно
отмечалась, но у Крылова она выражена особенно
наглядно. Многие его басни вырастают как бы непосредственно
из пословиц,, другие близки к ним как по своей морали,
своему отношению к явлениям действительности, так и
по характеру и содержанию самих образов.
Ни для кого' из русских писателей пословицы и
поговорки не имели такого большого значения, как для
Крылова. Для его басен они являются не только элементом
речи, формой народной фразеологии, но и определяют
их содержание, их мораль, даже их художественные
особенности. В этой «пословичности» басен Крылова с
особой полнотой сказалась их связь с народным
творчеством. Пословица явилась для Крылова той почвой, из
которой вырастали его басни. Белинский писал по поводу
басен Крылова: «...во всем этом есть своя поэзия,,, как
и во всяком непосредственном, образном передавании
какой бы то ни было истины, хотя бы и практической.
Са<мые поговорки и пословицы народные, в этом смысле,
суть поэзия, или, лучше сказать — начало, первый
исходный пункт поэзии; а басня в отношении к поговоркам
и пословицам есть высший род,, высшая поэзия, или
поэзия народных поговорок и пословиц, дошедшая до
крайнего своего развития, дальше которого она итти не
может» 1.
Крылов нашел в русских 'пословицах беспощадное
обличение социальных зол, сатирические формулы
предельной точности и краткости для характеристики самых
разнообразных явлений жизни и моральных оцено-к
нравственного облика человека.
О национальном характере русских пословиц, их
значении для литературы писал Гоголь в статье «В чем же,
наконец, существо русской поэзии и в чем ее
особенность»: «Несмотря на внешние признаки подражания — в
нашей поэзии есть очень много своего... Струи его
пробиваются в пословицах наших, в которых видна
необыкновенная полнота народного ума, умевшего сделать все
своим орудием: иронию, насмешку, наглядность,
меткость живописного изображения, чтобы составить живо-
1 В. Б е л и нск'И'й, Пол>н. собр. соч., т. V, стр. 264.
255

трепещущее слово, которое пронимает насквозь природу
русского человека» К
Дело при этом не ограничивается обращением к
фольклорным сюжетным мотивам или «просторечию», к
народным словам и оборотам (хотя и это также
чрезвычайно существенно). Самый принцип поэтического
мышления, самый строй басенных образов у Крылова
связан с народной 'Пословицей, поговоркой^, сказкой.
Уже по своему происхождению пословица наиболее
тесно связана с народным творчеством, является одной
из первичных форм поэтического мышления 'народа.
Крылов иашел в русских пословицах беслощадно-горавдювое
обличение 'социальных зол, сатирические формулы
предельной точности и краткости для характеристики самых
разнообразных явлений современной ему жизни и
моральных оценок ^нравственного облика человека.
Народные пословицы <и поговорки — это как бы отстоявшийся
итог «ародной мудрости. В то же время они в самой
языковой своей манере, в живописности образа являлись
непосредственным источником басен Крылова. В
пословице достигнута и максимальная выразительность, и
смысловая обобщенность, и в то же время она всегда
«фигуральна», иносказательна.
Гоголь первый отметил эту тесную, органическую
связь басен Крылова с народной пословицей: «Наши
пословицы значительнее пословиц всех других'народов,—
писал Гоголь. — Сверх полноты мыслей, уже в самом
образе выражения в них отразилось много народных
свойств наших; в них все есть: издевка, насмешка,
попрек, словом — все шевелящее и задирающее за живое:
как стоглазый Аргус, глядит из них каждая на
человека... Отсюда-то ведет свое происхождение Крылов» 2.
Уже один из первых собирателей русских пословиц
И. Снегирев указал на двойной процесс превращения
притчи в пословицу и пословицы в басню: «Как многие
притчи и басни сократились в пословицы... так равно
последние развиты в баснях и притчах...»3 Генетическая
эта связь обусловлена тем, «что в притчах и баснях
народ первоначально устанавливал свое понимание явлений
1 Н. Гоголь, Собр. соч., т. VI, стр. 417.
2 Т а м же, стр. 443.
3 И. С hi е'НН'ре в, Русские народные пословицы к притчи,
М., 1843, стр. XXIX.
256

природы и общественной жизни. Пословица, а» также и
басня служили методом познания и закрепления
общественного опыта. Исследователи неоднократно отмечали,
что басни о- животных, окончательно оформившиеся
только в эпоху развитого классового общества, берут
свое начало еще от того периода, когда люди стали
приручать диких зверей и птиц. Пастушеский и охотничий
быт способствовал возникновению рассказов о
животных, рассказов, превратившихся впоследствии в притчи
и пословицы. Притча о волке и овцах была в
употреблении еще в древней Руси: «аще ся повадит ©олк к
овцам, то выкосит все стадо, аще не убьют его». В
народных пословицах, равно как и в целых баснях о зверях,
особенное внимание обратили на себя волк и лиса,
которых резко определенные особенности легко могли быть
применены к человеку. 'Многие пословицы можно
назвать целой басней в малом объеме: «волком родясь —
лисицей не бывать»; «где волчий рот, а где и лисий
хвост».
Басня — наиболее устойчивый и близкий к фольклору
поэтический жанр. Баснописец имеет дело в большинстве
случае© с уже готовыми, сложившимися сюжетными
формулами и аллегориями. В народных пословицах как
бы сконденсирован вековой опыт народа, Уже И.
Снегирев указывал, что в пословицах «отсвечивается
внутренняя жизнь народа, отличительное его свойство' и
господствующее в нем мнение», в них выражается «здравый
смысл /и народная мудрость» *. И. Снегирев подчеркивает
и выражающиеся в пословицах «остроумие и склонность
к насмешливости русского- народа», и, в частности,
тесную связь русской сатиры и басни с пословицей,,,
указывая, что русские баснописцы и прежде всего Крылов
«удачно пользуясь отечественными гномами (т. е.
пословицами.. — Я. С), умели тем< самым придавать
сочинениям своим приманчивую оригинальность и народную
физиономию и» обновить устаревшие пословицы» 2.
Басня Крылова — очень часто как бы
инсценированная пословица, пословица в лицах, в то же время
сохранившая и глубину своей народной мудрости и нацко*
1 И. Сн-егирев, Русские .в своих пословица*, кн. 1-я, М-,
1831, стр. 4—5.
2 Т а м же, стр. 6.
17 Степанов 257

нальный языковый колорит. Тот же И. Снегирев,
характеризуя народные «притчи», указывал: «Что касается до
простонародной притчи, то она есть-не что иное, как
распространенная пословица, или побаска, например,
о подьячем: «Змея умирает, а зелье хватает», или о
старике, влюбленном в молодую девицу: «Седина в бороду,
а бес в ребро». Иногда в притче выставлен напоказ
какой-нибудь забавный случай... В народных притчах
выражается балагурство, причудливый вкус и
своеобразное остроумие народа» 1.
Таким образом, пословица как народный прототип
басни*,, несомненно, являлась одним из источников
басенного творчества и сродни ему по характеру своего
поэтического строения. В обоих случаях находится такой
типический образ, который в состоянии заменить целую
сумму понятий и явлений 2. Пословица, как и басня,
характеризуется тем, что, выражая определенную мышь,
идею, она ©месте с тем обрисовывает типические черты
фигурирующих в не:й 'персонажей. Для баснописца,
интересующегося пословицами, -поговорками и другими
жанрами народного творчества, чрезвычайно- важна и
существенна также и эта сторона: он может почерпнуть
оттуда уже сложившиеся и укрепившиеся в народном
сознании образы.
Крылов не только обращался к морали русских
пословиц, но заимствовал типический облик звериных
персонажей из народной поэзии. Так, его басенная -кума-лиса
обрисована чертами народных пословиц и сказок; в
народном представлении лиса является воплощением
лукавства, хитрости, лживости,, льстивости, изворотливости:
«лисой пройти» (т. е. схитрить), «накрылся, что лиса
хвостом», «лисица от дождя и под бороною укроется»,
«лиса своего хвоста не замарает» и т. д. К народным
пословицам и сказкам восходит и образ волка —
жадного бесцеремонного хищника, в то же время несколько
глуповатого: «Пожалел волк кобылу, покинул хвост да
гриву», «лисий хвост да волчий рот» 3. Многие из поело-
1 И. Снегирев, Лубочные картинки русского народа. М„
1861, CT.pt. 116.
2 В. Даль справедливо отметил, что «пословица —
коротенькая притча: сама же о*на говорит, что «голая речь не
пословица»... Пословица—обивдяк, с приложением к делу, понятный и
принятый 'Всеми». Предисловие к «Пословицам русского -народа».
3 В. Даль, Пословицы русского народа, т. II, СПБ., 1879.
258

виц и поговорок подсказывают не только образ, но и
самую фабулу басни («Синица»).
Крылов в своих баснях пользуется уже
отстоявшимися в народном сознании образами, их привычной
символикой.
Эта устойчивость басендых сюжетов и образов
определяет то обстоятельство, что именно баоня сохранила в
наибольшей мере характер народного мышления, и
каждый баснописец, при всей своей индивидуальной манере
и своеобразии, обязан был считаться с теми
художественными принципами, которые обычны для фольклора.
В предисловии к собранию пословиц Д. Княжевич
писал: «Пословица есть общенародное изречение',
содержащее в себе какое-нибудь правило или мысль,
кратко, сильно и выразительно представленную». Но в
сущности таким же «общенародным изречением» является и
крыловская басня К
Басня, как и пословица, выражает мысль, мнение,
нравоучение, высказанное от лица народа. Потому-то
даже в тех случаях, когда в басне выступает автор, он
чувствует себя не автором в нашем смысле слова, а
скорее народным «сказителем», излагающим народную
мудрость.
Басни Крылова, как и шослсувщы, говорят о важных и
типических явлениях в народной жизни. Показывая
людские пороки, Крылов обнажал социальную
несправедливость, приходил к выводам,, как бы уже сделанным самим
народом.
1 Здесь имеется в (виду лишь связь творчества Крылова с
пословицей, бытовавшей в народе, а не превращение его' басен
в пословицы. Целей ряд подобных сопоставлений крьгло'вских
басен с (пословицами был указан В. Кеневичем' в его
«Библиографических и исторических примечаниях к басням Крылова». Однако
В. Кеневюч далеко «е всегда различает пословицы, йредшествовав-
шие басням Крылова, и крьшювокие выражения, ставшие
пословицами, пользуясь зачастую такими поздними сводами пословиц, как
Снегирева, Даля и др., © 'которые вошли уже и> Крылове кие
выражения. Уже Д. Княжевич приводит в своем «Полном собрании
русских пословиц и поговорок», вышедшем в 1822 г., р1яд Крылов-
ОКИ1Х выражений, ставших поговорками:
Пой лучше хорошо щегленком,
Чем дурно соловьем.
Или: «Попался как ворона в суп» (из басни Крылова
«Ворона и Курица». См. Полное собрание русских пословиц и
поговорок, СПБ., 1822).
17* 259

Интерес к народной пословице и использование ее в
литературе начинается уже в XVIII веке; ее применяли в
своих произведениях А. Сумароков, Д. Фонвизин,, Н.
Новиков. В своем предисловии к собранию русских
пословиц в 1785 году И. Богданович заявлял: «Излишне,
кажется, доказывать пользу народных пословиц. Известно, что
многие из них, до введения письма, служили изустным
законом, преданием. Народный разум впоследствии
распространил их на все части благонравия и благоповеде-
ния...» 1. Народная фразеология и пословицы»
использовались в русской басне и до Крылова А. Сумароковым,
И. Богдановичем, И. Хемнедером и другими, но
встречались они редко и ,не были органичны для всего
построения басни. В баснях Сумарокова пословица
включается как элемент «просторечия», иногда в слегка пе-
рефрази'рошнном виде, например:
Не будет от тебя, .как будто от козла,
¦Ни молока, ни1 шерсти.
(«Болван»)
Чаще прибегает к пословице Хемниц-ер, при этом он
пользуется пословицей уже не только как
фразеологическим оборотом, но и (для формулировки морали самой
басни; так, например, пословицей он заканчивает басню
«Дворовая собака»:
...многие, умеют мягко стлать,
Да1 жестко спать.
Еще более широко используется пословица у И.
Богдановича, причем в форме своеобразной стихотворной
пословицы-басни. Например:
Доброго пастыря доброе дело,
Кто шерстку с овечек стрижет себе смело,
Но волку тот пастырь подобен бывает,
Кто с шерсткой и кожу с овечек справляет 2.
Отношение Крылова к пословице — принципиально
иное. Если Богданович .просто пересказывает пословицу
рифмованными стихами, мало сообразуясь при этом с
эпиграмматической краткостью и внутренним строем ло-
словицы (смысловым, фонетическим, синтаксическим),, то
Крылов обращается к заложенной .в «ей идее3.
1 Сочинения Ипполита Б о г д а н о в и ч а, М„ 1810, ч. III, стр. 91.
2 Т а м ж е, стр. 107.
3 Во французской литературе XVIII в. тол ыз о в алея большим
успехом модный жанр пословиц-инсценировок — «proverbes», нра-
260

Какими источниками пословиц (помимо собственного
запаса) мог располагать Крылов? Собирание русских
пословиц началось еще с конца XVII века, когда появился
ряд "писвменных рукописных сводов пословиц (например,
«Повести или пословицы всенароднейшие по алфавиту»,
далее — «Книга о всенародных пословицах», 1714 г. и
другие) 1.
В 1769 году в «Письмовнике» Н. Курганова напечан-
тан был свод основных пословиц, а в 1770 году
появляется «Собрание 4291 древних российских пословиц»
(А. А. Барсова), несомненно, также известное Крылову.
В 1785 году выходят «Пословицы русские, собранные
Ип. Богдановичем», переделанные им в стихи, а в 1822
году «Полное собрание русских пословиц и поговорок»
Д. Княжевигаа2.
Знакомство с пословицами у Крылова в большей
степени, (Чем от книжных источников, шло от живой
народной речи. К народной фразеологии, к сатирической и
юмористической лубочной литературе восходит и самый
стилевой колорит басен Крылова, их итукавый юмор,
реализм бытовых красок, яркость языка. Более того,
самый строй басенного стиха Крылова во многом связан с
лрибауточной рифмованной речью народной сатиры,
лубочного раешника.
Крылов в течение всей своей жизни постоянно
прислушивался к народной речи и потому ощущал все
богатство ее оттенков. По .свидетельству М. Лобанова, Крылов
изучал ее в продолжение сорока лет, «вмешиваясь в
толпы народные, в деревнях посещал вечеринки 'и посиделки,,
воучителшы'Х сценок, '.посвященных 'развитию и доказательству
тех моральных истин, которые заложены в пословицах (М а р-
моитель, Proverbes diamatiques A768—1781) и др., вплоть до
Мюссе). Крыловоквсе басни основаны на -совершенно' ином
принципе. Оии ие превращают пословицу в литературный1 сюжет, в
заранее заданную тему, истолкованную в духе салонного
остроумия. Для1 Крылова важна народная 'Сущность «морали»,
заключенной в* пословице и в басне (выражающей ту же самую идею,
что и пословица).
1 Gm. П. К. С и мои и, Старинные сборники русских посло-
вид, СПБ., 1899.
2 Несколько позднее выходит ряд сборников И. Снегирева;
«Русские в своих пословицах» (М., 1832), «Русские народные по
словицы и притчи» (М., 1848). 'Подробный перечень рукописных и
печатных источников ом. в к нише И. Иллюстрова «Жизнь русского
народа в его пословицах и поговорках», изд. 3-е, 1915, стр. 10 и ел.
261

а в городах рынки и торговые дворы, прислушиваясь к
разговорам народа»!. Крылов /первый по-настоящэму
обратился к народному разговорному языжу. До него
живой язык народа входил в литературу лишь как
стилизованное «просторечие». У Крылова же он стал основой его
басенного творчества. Достаточно проследить,, как
-говорят крестьяне в его баснях,—это живая, меткая и точная
народная речь. А. М. Тургенев рассказывал о Крылове:
«Говорит он всегда с неподдельным юмором, сыплет
пословицами и прибаутками и отлично знает Россию и быт
низшего офицерства, чиновничества и купечества» 2.
Любопытно и свидетельство о том, что Крылов интересовался
книжечками А. Орлова, автора «лубочных
«сатирических» повестушек, написанных простонародным,
мещанским1 языком с обилием1 пословиц и поговорок3.
К пословицам Крылов .нередко прибегал еще в своем
драматургическом творчестве, включая их в речь
персонажей. Так, уже в одной из первых комедий — «Бешеная
семья» — старуха Горбура, речь которой вообще
отличается народным колоритом, говорит: «Пусть сбывается
пословица: горшок котлу смеется, а оба черны». В
«Сочинителе в прихожей» служанка Дарья также в своих
разговорах нередко приводит пословицы: «Пусть себе
мотают (господа. — Н. С.), а нам с Андреем поживка;
по пословице: орлы дерутся, а молодцам перья».
Особенно широко пользуется Крылов пословицами в более
поздних своих пьесах A800—1806); «Пирог», «Модная
лавка», «Урок дочкам», опять-таки включая их
преимущественно в речи слуг. Так, в комедии «Пирог» Ванька
говорит: «Господам будет около него (т. е. пирога)
масленица, а у меня, стоя за ними, великий пост». В речи
помещика Вопышки-на (там же): «Ведь ты знаешь по-
1 М. Лобанов, Жизнь и творчество Крылова, стр. 48.
2 Воспоминания Н. М. Еропкиной, Пушкин и его
современники, вып. 37, Л., 1928, стр. 199.
3 Книготорговец И. Т. Лиоенков отмечает в своих
воспоминаниях, что, «посещая его книжную лавку, Крылов заходил
справляться: we получены ли- 'новые сочинения Александра Анфимовича
Орлова, посредствешюго повествователя .русских нравов среднего
класса народа. Сочинения Орлова занимали Крылова
любознательностью выражений русских редких слов, но весьма метких
в его писаниях, а Ивану Андреевичу «ужно было заимствовать
меткие слоаа для басен своих...» «Материалы для истории русской
киижнюй торговли», СПБ., 1879, стр. 66.
262

слов иду: любовью сыт не 'будешь», шги: «Я рад, что
вышло по пословице: ворона с места, а сокол на место»,
Однако во всех этих случаях пословица занимает
примерно такое же место, как и поговорка, которой
широко и охотно пользуется Крылов, стремясь придать
своей речи фольклорно-бытовой колорит. Пословица здесь
не является еще идейно организующим фактором, а лишь
стилистическим, языковым элементом народной
фразеологии.
Иную роль играют пословицы в крыловских баснях.
Принципиально новым у Крылова было не цитатное
использование пословицы, а «пословичность» самой басни.
Крыловская басня очень часто как бы вырастает из
пословицы, развивая заложенную в ней мысль, реализуя
и конкретизируя содержащийся в ней образ или сюжет.
Крыловская басня развивает те положения, те моральные
принципы, которые выражены в русских пословицах.
Следует, конечно, при этом учитывать, что не все
русские пословицы 'являются выражением народного
мировоззрения, да и сам народ (и его основная масса —
крестьянство) не однороден, а его мировоззрение
различно на разных этапах исторического развития. В старых
сборниках пословиц, помимо книжных и литературных
наслоений, помимо пословиц, идущих из церковной
среды, имеется много пословиц, принадлежащих дворянству,
купечеству, высшим слоям тогдашнего общества,
нередко выражающих антидемократическую мораль
(например, «Держи девку в темноте, а деньги в тесноте»,
«Деньги счет любят» и т. п.). Но те пословицы, к
которым обращается Крылов в своих «баснях, выражают
взгляды экоплоатируемых слоев — прежде всего
трудового крестьянства — и враждебны феодальной и церков**
ной морали.
Для большей части пословиц, использованных
Крыловым, характерна оценка явлений социальной жизни с
точки зрения трудовой, крестьянской морали. Эти посло-
вицы резко и беспощадно разоблачают тунеядство бар
и помещиков, злоупотребление и корыстолюбие судей
и т. д.1.
1 Один из дореволюционных -исследователей русской
пословицы заявляет: «В мужицком мировоззрении представляется, что
ой (т. е. крестьянин1) есть центр святорусской земли, что о» -есть
единственный пошгец, кормилец, остальные же общественные клас-
263

Моральный кодекс, высказанный в пословицах,
отражает взгляды народных масс, вынесенные из
многовекового жяфнешгото опыта. Мораль такой пословицы
утверждает право народа на свободный труд, его веру в
свои силы и в то же время беспощадно высмеивает
«'-мораль» экешюататоров.
В обращении Крылова к пословице, как уже
говорилось, следует различать два разных принципа. Во-первых,
использование пословицы как меткого выражения,
подчеркивающего народный характер речи и стиля басен.
Во-вторых, что гораздо важнее (и 'принципиально
значительнее,— обращение (К пословичным образам и
сюжетам, приближение внутреннего строя его басни к
пословице *.
В ряде случаев Крылов широко цитирует в своих
баснях народные пословицы: «Бедность не порок»
(«Откупщик и Сапожник»), «Из огня, да в полымя» («Госпожа
и две Служанки»), «Неплюй в колодец, пригодится
воды напиться» («Лев и Мышь»), «Что посеял, то и жни»
(«Волк и Кот»), «Видит око, да зуб неймет» («Лисица и
Виноград»). Эти пословицы не только придают народный
колорит его 'басням, но как бы подчеркивают народный
характер их основной мысли. Крылов в этих случаях
пользуется пословицей как элементом народной фразеологии,
наряду с поговоркой и идиомами.
Так, .например, в басне «Откупщик и Сапожник» он
перефразирует пословицу в своей авторской ремарке:
сы только живут 'На его счет. Отсюда враждебное отношение
мужика к барину, к попу и т. д., словом, iko всему тому, что, по
его мнению, сидит «на его горбе» (Я. Кузнецов,
«Характеристика общественных классов по народным .пословицам и
поговоркам», «Живая старима», вып. III, СПБ., 1903, отд. V, ст.р. 396).
Эта тенденциозная характеристика общественного смысла
народных «пословиц, однако, верно подмечает их антидвор-шслЕШй
характер.
1 В своем 'рассмотрении пословиц у Крылова мы
ограничиваемся; IB ochOiBHom теми, которые приведены в сборниках,
появившихся до опубликовании соответствующих -крилловских басен,
привлекая лишь в качестве дополнительного материала
монументальное собрание «Пословиц русского народа» В. Даля A-е изд.
1862 т.).
264

«В ком нужда, уж того мы знаем, как зовут» (см. по-
словицу: «Кто кому надобен, тог тому и памятен»1).
Несколько дальше в уста Откупщика он вкладывает
другую пословицу: «Хоть говорят, что бедность не
.порок» 2. В этих случаях пословица как бы раскрывает
содержание басни и в то же время является средством
речевой характеристики персонажа. Пословица здесь
сливается со всем языковым колоритом басни, основанным
на использовании н-ародной фразеологии: «ел сладко»,
«от пенья его отвадить», «челом вам бьем за ласковое
слово», «на бота грех роптать» и т. д.
Нередко сам Крылов тут же, в тексте басни,, как бы
отсылает читателя к пословице, подчеркивая тем самым
народную мудрость, лежащую в основе его басни. Так,
в моралистическом зачине басни «Роща и Огонь»
Крылов приводит две пословицы, слегка их перефразируя:
С разбором выбирай друзей.
Когда корысть себя личиной дружбы кроет,
Она тебе лишь яму роет.
Чтоб эту 'истину понять еще ясней.
Послушай басенки моей.
Первый стих: «С раэбором выбирай друзей»,
несомненно, перефразирует пословицы: «Друга примерна ищи,
а нашед, береги», «Друзей много, да прямых мало»,
«С добрыми дружися, а лукавых берегися», «Друг
познается в несчастьи» 3. Третий стих: «Она (т. е. корысть)
тебе лишь яму роет» восходит к пословице: «Не рой под
другим яму, сам в нее попадешь» 4. Крылов! не приводит
полностью этой пословицы, так как вторая ее половина
вообще нередко опускается. Эти пословицы определяют
мораль и смысл басни, подчеркивают народную основу ее
замысла: требование разборчиво выбирать друзей,
осуждение вероломства в дружбе.
Заключая басню «Парнас», Крылов делает такой
вывод:
1 Собрание 4291 древних российских пословиц, М., 1770.
стр. 112.
2 Полное -с об раите русских пословиц в поговорок, СПБ., 1822,
стр. 13.
3 Там же-, стр. 63 и 238.
4 Собрание 4291 древних российских пословиц, М., 1770,
стр. 159. .
265

Мне хочется, невеждам ие во гнев,
Весьма старинное напомнить мненье:
Что е<уил -голова пуста,
То голове ума не придадут м<еста.
И здесь Крылов имеет в виду пословицу; наиболее
близкие к этой мысли пословицы можно найти в сборнике
В. Даля: «Дадут дураку честь, так не знает, где* и сесть»,
«Дураку,—что большому чину, везде простор»1.
В ряде случаев пословица помогает понять
-происхождение басни, рождение образа, ход поэтической мысли
баснописца. При этом оказывается, что многие басенные
сюжеты Крылова (.не говоря уже о самой морали)
восходят к пословицам, являющимся как бы зерном басни.
Так, сюжет басни об Осле, родившемся величиной с
белку (в первоначальной редакции «как муха мал») и
пожелавшем стать ростом хотя бы с теленка, чтобы не
уступать лывам1 и слонам («Осел» — «Когда вселенную
Юпитер населял...», 1815), восходит к таким пословицам-
поговоркам, как): «Из блохи делают верблюда»2, «Из
большого осла все не выйдет слона», «Из комара делают
слона», «Делать из мухи слона» 3.
Заключительная мораль басни «Волк и Кот»,
преподанная Котом Волку: «Что ты посеял, то и жни», также
повторяет народную пословицу (в Собрании 4291
древних российских (пословиц, М., 1770): «Что посеешь, то и
сожнешь». Однако здесь эта пословица является не
просто оценкой положения Волка, но и определяет собой
весь смысл басни, выражая отношение автора к
«Волкам», то есть хищникам, вооружающим против себя
народ своими злодеяниями.
Заключительная мораль крыловских басен также
нередко выражается в пословице. Так, заключительная
строка, как и вся мысль басни «Волк «и Волчонок»:
«А где пастух дурак, там и собаки дуры», — близка к
пословицам: «Каков поп, таков и приход», «Каков батька,
таковы у него детки», и другие. Сюда можно добавить:
«Каков -игумен, таковы и братья», «Каков купец, таков
1 В. Даль, Поол'ошщы -русского народа* изд. ?-а, ч. II,
стр. 176.
2 Собрание 4291 древних российских пословиц, М., 1770,
стр. 79.
3 'Полное собрание русских послоюиц и поговорок, СПБ., 1822,
стр. 92.
266

и продавец» (все эти пословицы, см. в Собрании 4291
древних российских пословиц, М., 1770, стр. 95). В этом
случае! Крылов кладет в основу своей басни глубоко
народную мысль о том, что исполнители воли деспота
имеют те же свойства, что и их начальник.
Нередко нравоучительное заключение басни
выражается пословицей, подытоживающей и раскрывающей
смысл и мораль:
Попался, мак ворона © суд !.
Воо!бще заключительные стихи басни являются ее
итогом, выражением ее народной мудрости, поэтому чаще
всего превращаются в пословицы и (поговорки, выходящие
за пределы данного басенного сюжета. Например:
«А Ларчик просто открывался» («Ларчик»), «Что
сходит с рук ворам, за то воришек бьют» («Вороненок»).
Думается, что и 'басня «Любопытный» A814)
возникла не столько из анекдота, который приводит В. Кене-
вич 2, сколько из поговорки, имевшейся еще в
«Письмовнике» Курганова — «В Риме был, а Папы не видал»3,
повторяемой в знаменитом крыловском стихе*«Слона-то я
и не приметил», непосредственно перекликающемся с
этой поговоркой.
Басня «Крестьянин и Лиса» A816),, основанная ;на
мотивах русского сказочного фольклора, восходит к
пословице «Дай вору хоть золотую гору — воровать ,не
перестанет, ai честного хоть засыпы золотом, не украдет» 4.
1 Здесь Крыловым перефразирована старинная пословица
«Попался, как кур во щи» (см. Собрание 4291 древних
российских пословиц, М., 1770, стр. 179). В Полном собрании русских
пословиц Д. Княжевича A822) имеется уже и «Попался, как
ворона в суп» (стр. 205), «о она, вероятно, (явилась уже из басни
Крылова.
2 ;В. К е« е в .и ч сообщает слышанный ;им анекдот о том, что
поводом к сочинению дайной басни явялся якобы рассказ о
достопримечательностях Петербурга одного приезжего, забывшего
посетить Кунсткамеру. См. «Примечания...», стр. 152.
3Н. Курганов. Письмовник, изд. 11-е, М, 1837, стр. 148.
4 Однако эта пословица пошляется лишь у Даля
(«Пословицы русского народа», стр. 158), у И. Снегирева: «Дай вору
золотую гору, и ту промотает» («Русские пословицы и притчи», М.,
1843, стр. 82). Ср. также пословицы: «Вор беду избудет и опять
на воровстве будет» (Собрание 4291 д-ршних российских пословиц,
стр. 23), «Воров в леса — сторожами, а они из дому выносили»
(Полное собрание русских пословиц, СПБ., 1822, стр. 20) и др.,
также близкие по мысли этой басне Крылова.
267

Именно эту мысль Крылов и формулирует в
заключительных стихах своей басни:
В ikoim есть и совесть и закон,
Тот не украдет, ,не обманет,
В какой бы нужде «и был -ак,
А вору дай1 хоть миллион —
Он воровать не перестанет.
Зерном замысла басни «Клеветник и Змея» A814)
также явилась, видимо, пословица: «Змею обойдешь, а
от клеветы не уйдешь», в которой высказана та же мысль
о большей вредности клеветника по сравнению со змеей.
Этим уже как бы определяется самый сюжет и образы
крьгловокой басни — состязание Клеветника и Змеи.
Идейную связь крыловских басен с пословицами
можно проследить на большом количестве примеров,
позволяющих с достаточным основанием говорить о
народном характере басен Крылова и их образов, возник*
ших непосредственно из фольклорных источников.
В перечисленных случаях Крылов непосредственно
воспроизводит пословицу (иногда в измененном виде) в
тексте басни,, но чаще всего он обращается к самой
морали, сатирическим мотивам пословиц, без
воспроизведения их в самом тексте басен. В этих случаях можно
говорить даже не об одной определенной пословице, а о
целой группе их. Обращение к пословицам в этих случаях
весьма важно для понимания тесной связи мировоззрения
Крылова с народным взглядом на вещи и сюжетных
мотивов его басен с фольклором.
Так, уже Гоголь отметил, что басня «Музыканты»
выражает мораль, заключенную в русских пословицах:
«Особенно слышно,—писал Гоголь, — как он (т. е.
Крылов) везде держит сторону ума, как просит не
пренебрегать умного человека, но уметь с ним обращаться. Это
отозвалось в басне «Музыканты», которую заключил он
словами: «По мне уж лучше пей, да дело разумей!» Не
потому он это сказал, чтобы хотел похвалить пьянство,
но потому, что заболела его душа при виде, как
некоторые, набравши к себе на место мастеров дела людей бог
весть каких, еще и хвастаются тем, говоря, что хоть
мастерства они не смыслят, зато отличнейшего поведения.
Он знал, что с умным человеком все можно сделать и не
трудно его обратить .к хорошему .поведению, если су-
268

меешь умно говорить с ним; .но дурака трудно сделать
умным, как ни говори с «им. «В .воре, что .в море, а в
дураке, что © пресном молоке», говорит наша
пословица» К Здесь Гоголь подчеркивает народность отношения
Крылю-ва к самому явлению, показывая одновременно
сатирический характер крыловской басни и -в то же
времся1 ее органическую связь с пословицей 2.
Крылов изображал жизнь, оценивал явления
окружающей его действительности, как человек, близко стоящий
к народному мировоззрению. Своеобразие и сила его
сатиры в том, что он видит мир с точки зрения
трудящегося человека. Именно поэтому он может с такой
уничтожающей иронией и оростодушием, одновременно и
наивным "и лукавым, изображать окружающее его
общество. Это давало Крылову моральную независимость,
ставило его вне дворянской морали. Крылов показывает
эгоизм господствующих 'классов и фальшь, царящую в
отношениях между людьми, у которых они основаны на
материальном и -правовом неравенстве и угнетении.
В большинстве случаев самая идея, содержание
басен Крылова вырастало непосредственно из русских
народных 'пословиц. Мировая литература и до
Крылова знала множество образов скупцов, начиная с
изображения скупости в баснях Эзопа и кончая
Гарпагоном Мольера. В эту галлерею образов скупых
Крылов, внес свое понимание скупца, основанное на русском
народном истолковании этого образа. Русские пословицы,
как известно, очень часто осмеивают скупость, например
(из имеющихся у В. Даля в его «Пословицах русского
народа»): «Скупой богач беднее нищего»; «Скупые, что
пчелы: мед собирают, да сами умирают»; «Скупой не на
себя копит — помрет ничего с собой не возьмет»; «У
скупого, что больше денег, то больше горя»; «Скряге деньги,
что собаке сено»; «Скупой ни к чему охоты не имеет, а
только денег жалеет»; ,и т. д. и т. о.3. Во всех этих
1 Н. Г сиг о ль, Собрание сочинений, т. VI, стр. 447—448.
2 Можно указать и1 ряд других пословиц, стоящих еще ближе
к ¦кролловской басме: «Пей, да ума не прошей» (Собрание
4291 древних российских пословиц и в Полном собрании русских
пословиц Д. К-)> «Пей, да дело разумей!» (И. Снегирев,
Русские народные шослоиицы, М., 1848, стр. 320). Последняя явшась,
видимо, под влиянием крыловской басни.
3 В. Даль, Пословицы русского народа, т. I, стр. 102—105.
См. также Собрание 4291 древних российских пословиц, М., 1770.
269

пословицах — одна основная мысль: скупость не только
не помогает человеку жить, но, наоборот, доставляет
ему горе, делает бесполезным -богатство, морально
калечит человека.
У Крылова есть несколько басен, посвященных
осмеянию скупости. За исключением басни «Скупой и Курица»
(повествующей, скорее, о жадности), для них для всех
(«Скупой», «Бедный богач», «Фортуиа и Нищий»)
источником являются народные послов-яды. В этих баснях
скупец обрисован именно в плане народного отношения
к скупости. В басне «Скупой» A823) скупец берег
червонцы, оставленные ему домоовьим, и хотя имел
возможность их тратить, но «от голода издох на сундуке».
В -басне «Бедный «богач» A823) рассказывается о Бед-
ня'ке, получившем кошелек, из которого он мог таскать
червонцы в любом количестве, но тратить их он получал
право, лишь бросив кошелек в воду. Неожиданно
разбогатевший Бедняк одержим страстью к золоту, он за-
бьивает о своих прежних трезвых размышлениях о
богатстве и умирает, «досчитывая свой девятый миллион» и
так и не вошшьзовашшясь деньгами.
Это презрение к богатству, это разоблачение
губительности жадности, собственнического накопления
Крылов выражает в своих баснях. Показываемое им
отношение к богатству и накоплению особенно характерно
для ростовщического капитала, для времени еще
полуфеодальных отношений. Бессмысленная жажда наживы
резко осуждается Крыловым. Напомним народные
пословицы, в которых народ осуждает стяжательство,
говорит о том, что богатство развращает человека,
противопоставляет богатству умеренность и трудолюбие
простого труженика: «Богатство от чливости погибает, а
скупость никуда его не употребляет», «Богатый, как ильин-
окой сот, а живет, как скот» *, «Богатство человека от
смерти не избавит», «Богат да льстив, глупее того
нельзя быть», «Богатый в деньгах, что мышь в крупах».
Богатому народ противопоставляет честного бедняка:
«Богат, да крив; беден, да прям», «Хоть мошна пуста, да
душа чиста» и т. д.2.
Богатство развращает человека, делает его жадным и
скупым. Противопоставление этого развращающего чело-
1 В. Даль., Пословицы русского народа, т. I, стр. 74 и ел.
2 Собраише 4291 др-евних российских пословиц, стр. 8.
270

века богатства честной бедности занимает существенное
место в творчестве Крылова.
В басне «Фортуна и Нищий» Крылов рассказывает о
бедняке, который удивлялся жадности богачей, не
умеющих в 0'-врем я остановиться -в своем стяжательстве. Но
получив богатство, этот бедняк проявляет такую же
непомерную жадность, в наказание за что и лишается его.
Это отрицательное отношение к богатству, к
стяжательству, в которых Крылов видит основу развращенности и
порочности общества, восходит к народной оценке, к
народной мудрости.
Трудовой идеал проходит через все творчество
Крылова, определяя собой как мораль его басен, так и самый
характер его образов. В басне «Орел и Пчела» A813)
Крылов высказывает свое основное и неизменное
положение о достоинстве простых людей, «сокрытых в
низости», которые трудятся к «пользе общей». Это отношение
к труду, как и самые образы басни, выражает народную
точку зрения, высказанную в целом ряде пословиц.
Например: «Как лапотника не станет, так и бархатник не
встанет», «Тамо хлеба не родится, где кто в поле не
трудится» \ «Не на себя пчела работает» 2,«Труды человека
кормят, а лень портит» 3, «Без дела жить — только небо
коптить» 4, и т. п. Недаром, относясь с огромным
уважением к труду, народная пословица беспощадна к
лености, к барскому безделыничанью*: «Трутни горазды на
плутни», «Не наше дело горшки лепить, а наше дело
горшки колотить», «Люди жать, а мы под межой
лежать» 5 и т. д.
Здесь, так же как и в басне Крылова, осуждается и
барская леность и нежелание принять участие в общем
труде коллектива. Тема народного труда, пользы, которую
должен принести человек коллективу, проходит через все
творчество Крылова.
Примером народного взгляда, запечатленного в
пословицах и перешедшего в крыловскую басню, может
служить и отношение к судейским чяиов-никам, к их ко-
1 Полное собрание русских пословиц и поговорок, СПБ., 1822,
стр. 101 я 243.
2 В. Даль, Пословицы русского народа, т. I, стр. 66 от ел.
3 Собрание 4291 древних -российских пословиц, стр. 211.
4 В. Даль, Пословицы русского народа, т. I.
5 Т а м ж е.
271

рыстолюби-ю и неправому суду. Эта точка зрения
выражена во множестве пословиц: «Когда судью подаришь,
то всех победишь», «Судьям то и полезно, что в карман
полезло», «С кото1 судья взял, тот и прав стал» 1 и т. д.
Аналогичные мотивы лежат и в основе басни
Крылова «Крестьянин и Овца», в свое аремя особо
выделенной Белинским. Судья Лиса решает дело «по совести»
так, что невинная Овца осуждается, а мясо ее поступает
в 'пользу судьи.
В целом (ряде народных пословиц содержится
осуждение эгоизма и индивидуализма: «Мне хоть весь свет
гори, только бы я жив был», «Чорт возьми соседа, жги
огнем деревню», «Мне что до кого? было б нам хорошо»,
и др.2. Басня Крылова «Лягушка ;и Юпитер», несмотря
на наличие в ней мифологического Юпитера, является
выражением этой же народной морали:
На свете много мы таких людей найдем,
Которым вое, кроме себя, «постыло
И кои1 думают: «Лишь М'не бы ладно было,
А там «весь свет гори1 огнем».
Осуждение радости по поводу чужого несчастья,
выраженное в народных пословицах: «Не радуйся тому,
когда 'беду сделаешь кому» 3, «Не радуйся чужому
безвременью— сам под богом ходишь!»4 определяет
мораль басни «Чиж и Голубь»: «Вперед чужой беде не
смейся, голубок!»
Эгоистическому принципу -народ противопоставляет
принцип дружеской солидарности, коллективизма.
Пословицам: «Без беды друга не узнаешь», «Друг познается в
несчастьи», и т. п.5 соответствует .крыловская басня
«Собака, Человек, Кошка и Сокол» A816), в основе
которой лежит мысль о том, что «...в нужде лишь узнать
прямого можно друга».
Басня о «Трудолюбивом Медведе», призывающая к
1 Собрание 4291 древних российских пословиц, М., 1770,
стр. 201 т ел.
2 Ом. В. К е я е ¦©и ч, Примечания, стр. 138.
3 Собрание 4291 древних российских пословиц, стр. 159.
4 И. Снегире©, Русские народные пословицы, стр. 288.
5 См. там же «Друга в верности без беды не узчгаешь».
«Друг познается при радости да при беде» (Собрание 4291
древних российских оюсло-виц, стр. 601).
272

бережливости и умелому труду, вероятно, возникла из
народных пословиц: «Правит, как медведь в лесу дуги
гнет», «Гнет — не парит, а переломит — не тужит»1,
«Исподволь и ольху согнешь, а вкруте и вяз
переломишь» (Даль, стр. 255 и 785). Именно из таких
пословиц возник образ Медведя, нетерпеливо ,и неумело
гнущего дуги, так что испорченным оказалось
«несметное число1» «орешника, березншка и ©язу».
Обращение Крылова к русской пословице, поговорке,
сказочному фольклору придавало самобытность и тем
басням, сюжеты которых встречаются и у других
баснописцев. Недаром Белинский видал «высочайшее
достоинство» басен Крылова в том, что они «.и по
содержанию, и по изложению, и па языку в высшей степени
русские басни», в которых выразилось «все богатство
ясного, простого, положительного,. 'Практического
русского ума» 2.
Пословица для Крылова зачастую является средством
переосмысления традиционного басенного сюжета,
воплощения его 'В самостоятельное и типично1 русское
поэтическое произведение. Не случайно, что, обращаясь
к уже известным мотивам, Крылов выбирает те,
которые или прочно закрепились в русской (басенной
традиции, или близки ему своей моралью. Ряд сходных
сюжетных мотивов («Лисица и Виноград», «Лев и Мышь»,
«Госпожа и две Служанки» и др.) имеется и у Эзопа
и Лафонтена. Но Крыло©, используя русские
(народные пословицы, создает на их основе совершенно
оригинальную басню. Так,, например, басня «Крестьянин и
«Смерть» («La Mort et le Bucheron» у Лафонтена)
приобретает национальный характер, и в силу того, -что
Крылов рисует в ней быт 'именно русского крестьянина
(упоминая про «подушное!», «оброк» и т. д.), и по тому
отношению (к жизни, которое выражено народом1 в ряде
пословиц: «Дума за горами, а смерть за плечами»
(Собрание 4291 древних российских пословиц, схр. 62),
1 Собрание 4291 древних российских пословиц, М., 1770, стр. 40.
2 В. Б е личгск.И'й, Поли. собр. <х>ч., т. X, стр. 462.
18 Степанов 273

«Смерть не за горами, а за плечами» (Д. К н я ж е в и ч,
стр. 250). Эту мысль о том, что смерть не следует
искушать, еыражает <и Крылов, включая <в свою басню эту
послошцу:
Зовет он смерть; она у. нас ее за горами,
А за 'Плечами...
Точно так же и в конце басни Крылов «пользуется не
формулой Лафонтена «Plutot souffrir que mourir» !, а тем
выводом, который содержится опять-таки в русской
народной пословице: «Жить—мучиться, а умереть не
хочется» (Собрание 4291 древних российских пословиц, стр.
73): ' . ¦ .
Из басни оей
На-м видеть можно-,
Что как бывает жшъ ни тошно,
А умирать еще тошней.
Включение пословицы в текст басни, и именно когда
она является .центром, основным смысловым центром
ее, придает всей басне народый характер.
Знаменитые стихи в крыловской басне «Лисица и
Виноград» — «Хоть видит око, да зуб неймет», являются
конечно не переводом Лафонтена или Эзопа, а
перефразировкой старинной русской пословицы: «Глаз видит,
да зуб неймет» (Собрание 4291 древних российских по
словиц, стр. 39, «Письмовник» Н. Курганова, 1769, стр.
148). В этой же басне Крылов пользуется и другой
народной пословицей — «На взгляд-то он хорош, да зелен...
тотчас оскомину набьешь», восходящей к пословице*
«Зелен виноград не сладок», имеющейся в «Собрании 4291
древних российских пословиц» (стр. 83). Таким образом,
вся басня как бы пронизана фольклором, выражает его
мысли и образы.
Из пословицы у Крылова рождается не только мораль
басни, ее смысл, но и самый сюжет и образы. В таких
случаях мы имеем как бы наглядный пример рождения
басни, ее органической связи с фольклором. Пословица у
Крылова является здесь исходным пунктом, поэтической
метафорой, раскрываемой в конкретных образах и
наделяемой реальными, бытовыми подробностями. Таким
развитием пословичной темы в образах, в самом сюжете
басни является басня «Осел и Мужик» A819),
восходящая к поговоркам и пословицам: «Пусти козла в огород»,
1 «Лучше страдать, чем умереть».
274

«Заставь -дурака богу молиться, он и лоб расшибет»
и т. п.1. Рассказывая о том, как Мужик пустил -в свои
огород Осла и даже поручил ему охрану огорода
(который Осел по своей глупости и бестолковому усердию
вытоптал), Крылов как бы объединяет смысл обеих
.приведенных выше пословиц, хотя и не воспроизводит их.
Такова и басня «Синица». Пословица «Синица за
море летела и море зажигать хотела, Синица много
нашумела, да не было из шума дела» приводилась уже в нови-
ковском «Живописце»2. Сюжетным развитием ее и
является крыловская басня. В басне рассказывается о том,
как Синица хвалилась, что «хочет море сжечь», и о том
«шуме», который вызван был ее похвальбой:
Страх объял жителей Нептуновой столицы.
Летят стадами лтицы;
А звери из лесой сбегаются смотреть,
Как будет Океан и жарко ли (гореть...
На описании1 этою «шум>а» Крылов останавливается
особенно детально, рисуя целый ряд конкретных
бытовых подробностей того, как реагировали «жители
Нептуновой столицы»* (т. е. Петербурга) на это
известие1. Так, здесь показаны «охотники таскаться по
пирам», которые «из первых с ложками явились к
берегам, чтоб похлебать ухи такой богатой, какой-де
откупщик и самый тароватый не давывал секретарям». Этой
бытовой деталью высмеиваются порядки и нравы
столичного общества, что свидетельствует о реалистичности
художественного метода Крылова, о социальной
конкретности его сатиры.
Нравоучительное заключение басни «Синица»
основано «а перефразированных пословицах, осуждающих
хвастовство: «Не хвались идучи на рать, хвались •иду-
чи с рати», «Похвала мужу пагуба» и др..:
примолвить к речи здесь .годится.
Но ничьего не трогая лица:
Что делом, не сведя конца,
Не надобно хвалиться.
1 Полное собрание русских пословиц и поговорок, СПБ., 1822
стр. 81 и 215.
2 См. также Собрание 4291 древних российских ноеловиц,
стр. 257, где эта пословица помещена в следующей редакции:
«Летела Синица море зажигать; морю не зажгла, а славу над©'
лала».
18* 275

По тому же принципу из старинной русской пословицы
«На волка слава, а крадет ов-ещ CaBiBa» создается одна
из поздних басен Крылова «Пастух» A832—1833 гг.) 1,
-в 'заключении которой Крылов приводит и самую
пословицу:
...на волка только слава,
А ест овец-то Савва.
Взяв в 'основу народную пословицу о Савве (по
другим вариантам — о пастухе), ворующем овец, а вину
перелагающем -на волка, Крылов нарисовал правдивую
картину жизни русской крепостной деревни.
Крылов не только показал вороватого и лживого
пастуха Савву, но и наделил этот образ конкретными
социальными чертами. Оказывается, Саввушка в деревню
был «сослан» «за грехи», будучи разжалован «из ттова-
ренков». Ранее он приучился к барскому столу, привык
сладко пить и есть. Его вороватость и
лживость—результат господского «воспитания», того развращающего
влияния, которое оказывает ;на крестьянина служба в
«дворовых». Все это скупыми, но выразительными чертами
показывает Крылов в своей басне, "сохраняя при этом
общее принципиальное осуждение корыстолюбия,
бесчестности и лжи, содержащееся в пословице.
Такая конкретная реализация пословицы возможна
только потому, что Крылов, будучи способным оценить
современные ему явления жизни с народной точки
зрения, глубоко проникает в самую сущность народного
сознания.
Значение пословицы для басен Крылова сказывается
и в том, что его крылатые выражения сами становились
пословицами — именно потому, что были созданы по
1 См. Собрание 4291 древних российских пословиц, стр. 138, а
также многочисленные -варианты этой пословицы: «На волка
помолвка, а татарин съел, а оказал иа -гусенка-» (В. Даль,
Пословицы русского -народа,, изд. 3-е, ч. 1, стр. 168), «Каков Савва,
такова ему и слава» (в «Оисымовммке» Курганова).
Худ ли, добренек ли Савва,
То Саше такая и слава,—
в «Пословицах» И. Б о,г д a но'вдеч а. Здесь характерно
использование той же самой рифмы, свидетельствующее о евши ее с
пословицей.
276

фольклорным образцам, сохраняя их сатирическую
меткость, содержательность и характерную словесную
структуру.
Существенно воз действ и е кр аткой эп игр а м м атически
точной и выразительной формы пословицы на самый
стих, на построение фразы у Крылова, в особенности на
зачины и заключительные концовки его басен. Это
обусловило афористическую точность и смысловую
насыщенность его басенных формул.
Народна-я пословица учила экономии красок,
сжатости словесного построения, превращающей фразы в крат-
КИ'З,, запоминающиеся изречения.
Созданные Крыловым -по образу и подобию
народной пословицы (крылатые слова потому и получили
сразу же новую ж изныв народе, что вполне удовлетворяли
требованиям, предъявляемым к пословице.
Русская народная пословица обычно отличается
ритмической и синтаксической упорядоченностью. Еще
И. Богданович подчеркивал этот «стиховой» характер
русской пословицы (хотя и понимал еого слишком
упрощенно): «В первобытном их речении,— писал он в
предисловии к собранию своих пословиц,— как можно
видеть, все они составлены были правильными стихами:
ямбом, хореем или дактилем... Хотя не везде снабжены
богатыми рифмами...» 1 Эту особенность пословицы
отмечал и В. Даль, указывая, что последняя «большею
частою является в мерном или складном виде: редко
правильным метрическим стихом, то есть со счетом долгих и
коротких слогов, потому что такой размер народному
языку вообще чужд... но весьма часто в русском размере,
в тоническом, как песенном, так и сказочном, с рифмою
или красным складом» 2.
Примером такой ритмической организованности могут
служить .пословицы: «Рано встала, да мало напряла»,
«Хоть вдвое, хоть втрое, не споро худое», «Всякая
небылица в три года пригодится» и т. п. Во всех этих
случаях явственно ощутимо,,, кроме рифмы, и чередование
долгих и кратких слогов, о котором Даль заметил, что
«чуткое и памятливое на певучесть, склад, ударение и созву-
1 И. Богданович, Сочинения, т. II, стр. 91.
2 В. Даль, Пословицы «русского народа, т. I, изд. 3-е,
стр. XXI.
277

чие ухо вылило ^йх в этом певучем виде и бессознательно
соблюло правильную и точную меру» *.
Помимо ритмического упорядочения порядка слов,
следует отметить в пословицах и поговорках и особый
синтаксический строй, основанный на симметрии,
повторении, смысловом выделении. Например: «Чужая беда —
смех; своя беда — трех», «В радости сыщут — в
горести забудут», «Кто заввдлив, тот и обидаив», «От
хорошего братца — ума набраться; от худого братца рад
отвязаться», «Какова Аксинья — такова и ботвинья».
Синтаксическая симметрия1 нередко усиливается, как
мы» видим, и внутренней рифмой (или моментом
звукового повтора). Все эти формы, весь речевой склад
пословицы были целиком усвоены Крыловым.
Примером синтаксической симметрии и в то же
время предельной лаконичности могут служить такие стихи
Крылова, как
А где пастух дурак, там и собаки дуры.
Или:
А философ —
Без огурцов.
Стихи Крылова,,, ставшие пословицами, сохраняют
образную яркость и в то же время выражают ту
иронию, тот насмешливый юмор, который столь свойственен
русской пословице. Пословица всегда иносказательна, и
в основе ее лежит метафора, метонимия или сравнение,
даже в тех случаях, когда одна из частей этого
сравнения опускается ('но подразумевается). Эту
иносказательность и в то же время образность пословицы Крылов
сообщает «крылатым словам» своих басен.
Метрическая организация речи в крыловских стихах
способствовала их запоминаемости как пословиц. Однако
дело не только в этом. Крылов 'превращает целый ряд
своих стихов, чаще всего завершающих басню и
олицетворяющих -ее идею, в краткие сентенции, логические
точные формулы, аналогичные народным пословицам:
«Охотно мы дарим, что нам не надобно самим», «Худые
пеони Соловью в когтях у Кошки», «Кукушка хвалит
Петуха за то, что хвалит он Кукушку», «А Ларчик
просто открывался», «Полают, да отстанут», и др.
1 В. Д а л ь, Пословицы русского народа, т. I, изд. 3-е, стр. XXIII.
278

Баснописец щедро отдавал народу заимствованное у
него. Его басенные стихи навсегда вошли в фонд русской
речи. «Множество стихов Крылова обратилось в
пословицы и поговорки, которыми часто можно окончить спор
и доказать свою мысль лучше, нежели какими-нибудь
теоретическими доводами» 1.
Значительная, если не большая часть басен Крылова,
их мораль и даже самые сюжеты основаны на
использовании народных /пословиц. Таким образом, пословица в
баснях Крылова является не только элементом народной
фразеологии, но и идейным фактором, во многом
определяя собой народность крыловских басен.
Обращение к пословице и поговорке отнюдь не
исчерпывает связей Крылова с народным творчеством. Не
меньшее значение имела для него и сказка, и народная
лубочная литература, и старинная сатирическая повесть.
Наиболее явственна связь басен Крылова с
народной сказкой о зверях. Образы животных в баснях Эзопа
и Федра лишены индивидуальной характеристики, они
остаются нераскрытыми и в своем национальном
«качестве», являясь лишь отвлеченными аллегориями. В
баснях Лафонтена и других французских баснописцев
(напр. Флориана) звериные персонажи близки к
средневековому животному эпосу, прежде всего к сказаниям о
Лисе («Roman de Renard») и к некоторым фабльо, откуда
и заимствовал многие свои басенные образы Лафонтен.
Для Крылова такой питательной средой, дававшей
ему богатую гамму национальных красок, явилась
русская народная сказка. Близость к ней басен Крылова —
не только в сходстве сюжетных мотивов, но прежде
всего в сохранении того характера звериных персонажей,
тех черт, которые .присущи именно русскому фольклору.
Один из исследователей творчества Крылова
справедливо указывал, что в его баснях «являются в действии-
те же звери, взятые из нашей природы, какие встречаем
в народных сказках: лисица, волк, медведь, заяц, собака,
кот, кукушка,,, .ворона... Он пользуется многими народны-
1 В. Белинский, Собр. соч., М., 1948, т. II, стр. 714.
279

ми чертами в изображении животных. Так, лисица у него
постоянно кумушкой, волк—куманьком...»1
При изображении своих басенных персонажей
Крылов исходит из трактовки образов животных,
укоренившейся именно в русской народной поэзии. В его баснях
Лиса, Волк, Медведь, Заяц — носители тех же
моральных и 'психологических качеств, которые закреплены за
ними1 народной сказочной традицией. Поэтому даже в
тех случаях, когда Крылов пользуется широко
распространенными басенными сюжетами («Ворона и Лисица»,
«Лев на ловле» и др.), персонажи ею басен сохраняют
присущие им народно-национальные черты.
Лисица, обманывающая всех встречных и при этом
ловко пользующаяся их доверием, лукавая, льстивая,
ловкая и находчивая (в баснях «Ворона и Лисица», «Волк
и Лиоица», Добрая Лисица», «Лев и Лисица»,, «Лиса»,
«Лиса-строитель», «Пестрые овцы», «Лисица и Сурок» и
др.), взята Крыловым ив русских народных сказок о
Лисице и Волке*.
Для того чтобы воспроизвести типические черты этаго
персонажа, Крылову совершенно незачем было
обращаться к басням Эзша или Лафонтена, потому что рус-
ская сказка давала богатый материал для его
художественной палитры. Когда в басне «Волк и Лисица» Лиса
потчует голодного волка сеном:
¦Б'едняиж а -,кум аи ек,
Да we изволишь ли сенца. Вот целый стог,
Я куму услужить готова, —
то здесь точ'Ж> воспроизводится колорит русской сказки.
Помимо самого сходства образов, весь тон, лукавый,
простодушный юмор, самые реплики восходят к известной
сказке о Лисичке и Волке. Напомним диалог между
Лисой и Волком в народной сказке: «Волк увидал Лисицу
и сказал ей: «Здорово, кумушка». — «Здравствуй,
куманек»,— отвечает она.— «Что ты ешь?» «Рыбу».
Басня «Лиса» во многом близка в сказке «Лисичка-
сестричка и Волк», с тем лишь изменением, что в
народной сказке хвост примерзает не у Лисы,, а у Волка. «Волк
1 В. Водовозов, Народное >и обществ ©иное значение
Крылова, Журнал министерства народного просвещения', 1862,
ч. CXIV, стр. 133.
280

пошел на реку, опустил хвост в прорубь: дело-то- было
зимой. Уж он сидел-си дел... хвост его и приморозило»1.
В басне «Добрая Лисица» Крылов показывает лице-
• мерие Лисы, присущее ей в соответствующем цикле
народных сказок. В баснях «Лев, Серна и Лиса», «Щука»,
«Пестрые овцы», «Рыбья пляска» и другие лисица хотя и
не занимает центрального места, но является
эгоистической, хитрой и лицемерной советчицей, из-за которой
страдают другие — так же, как и в сказках, где она
обычно обманывает всех животных.
Волк в народных сказках обрисован 'ненаходчивым,
глупым, жадным, трусливым. Таким изображен волк в
целом цикле сказок «Волк-дурень» (см. Афанасьев,
«Русские народные сказки», т. I). Таков волк и в баснях
Крылова: «Волк и Ягненок»,, «Волк и Лисица», «Волк на
псарне», «Волк и Пастухи». Следует отметить, что волк
русских сказок (Значительно отличается от Изергиля в
«Рейнеке-Лисе». В русских народных сказках он не
только хищник,, >но -и всегдашний неудачник. Потому-то и в
басне «Волк на псарне» Крылов для характеристики
хищника, попавшего впросак, выбрал образ Волка,
подсказанный ему народной, сказочной традицией. В баснях
«Волк и Ягненок», «Волк и Кот», «Волк и Мышонок»
Волк все тот же жадный, наглый и глупый, как и в
сказках. Он постоянно грабит и обижает слабых, но труслив
перед сильнейшими и легко дает провести себя Лисе.
Медведь в народной поэзии всегда изображается
сильным, неповоротливым, тяжелым «на подъем,
тугодумом. Таков медведь в сказке «Медведь, Лиса,, Слепень и
Мужик» (послужившей 'источником для басни Василия
Майкова), таков он и в крыловских 'баснях
(«Трудолюбивый Медведь», «Медведь в сетях» и др.).
Сказочные сюжеты в целом довольно редко являлись
источником крыловских басен (как, например, в басне
«Лиса»), поскольку они не умещались в краткую
фабулу басни, но животные—персонажи -басен у Крылова
всегда сходны с соответственными персонажами
народной сказки. Уже Гоголь 'отметил, что национальные
черты творчества Крылова сказались также и в его
басенных животных: «Звери у него мыслят и поступают
1 А. Н. Афанасьев, Русские народные сказки, т. I, изд. 4-е,
стр. 2.
281

слишком по-русски: в их проделках между собою
слышны проделки и обряды (производств внутри России.
Кроме веряото звериного сходства, которое у «его до того
сильно1, что не только лисица, медведь, волк, но даже
сам -горшок поворачивается как живой, они показали в
себе еще и русскую природу... Словом, все у него Русь
и пахнет Русью» 1.
Кроме пословиц и сказок, которыми питалось
творчество Крылова, следует учесть и большую устную и
рукописную литературу (сатирические повести, притчи,
лубочные «забавные листы»), широко распространенную не
только в XVIII, 'Но и в начале XIX века. Эта народная,
глубоко демократическая струя нашей старинной
письменности еще в первой половине XVIII века дала
интересную оригинальную рукописную литературу
сатирического характера. Состав- этой литературы среднего
читателя XVIII века довольно пестрый: тут -и прозаическая
коротенькая новелла, и рифмованные обработки порою
довольно сложных повествовательных сюжетов.
В сатирической литературе XVII—XVIII веков
сказался юмор русского народа, который получил столь
полное и яркое выражение в басенном жанре. В рукописных
повестях таились зародыши реализма и национального
колорита, которые перешли в произведения шисателей-
сати<риков XVIII века — Сумарокова, Фонвизина,
Новикова, Капниста, а затем и <в басни Крылова.
Сатирические повести XVII—XVIII веков, которые
дошли до нас в многочисленных рукописных списках и
жили в устной народной традиции, отличаются своим
демократическим характером и выражают протест народа,
крестьянских масс против различных форм социального
гнета. Эта сатирическая, посадская, по преимуществу,
литература шла своим особым путем, резко отличавшим
ее от дворянской и придворной литературы. Основная
черта этой «низовой» литературы — ее резкая
сатирическая направленность против фактов социальной
несправедливости, благодаря чему эта литература приобретала
широкое общеизвестное звучание. Она смело и остро
ставила ряд общественных вопросов, вскрывая иногда
наиболее уязвимые места феодально-крепостнического строя.
Из' числа рукописных полтей XVII—XVIII веков, по-
1 Н. В. Гоголь, йобр. соч., т. VI, стр. 435.
282

лучивших широкое распространение в списках и
лубочных изданиях и1, несомненно, известных Крылову, следует
отметить прежде всего такие сатирические повести, как
«Повесть о Ерше Ершовиче», «Повесть о Куре и
Лисице», «КалязИ'Нскую челобитную».
В них ядовито осмеиваются царские чиновники,
развратные монахи, несправедливые судьи. Знаменитая
сатирическая «Повесть о Ерше Ершовиче, сыне Щегганни-
кове» уже в XVIII веке перешла в лубок и пользовалась
широкой известностью *.
Это произведение во многом предвосхищает
сатирические мотивы таких басен Крылова, как «Щука»,
«Крестьянин и Овца» и другие, где ставится та же тема
несправедливого суда, в котором оправдываются сильные1 и
богатые, а обвиняются невинные бедняки. В злой сатире
на неправый суд народ высказал свое отношение к
царскому суду, к несп-раведливости общественных порядков.
В повести о Ерше Ершовиче и дана такая
сатирическая картина несправедливого боярского суда. Ерш
обвиняется не потому, что он виновен в разбоях и
грабежах, а потому, что он «человек маломощный», то есть не
знатный, и 'не имеет сильных покровителей. В ответах
Ерша судьям особенно отчетливо выражено это
понимание несправедливости суда. Ерш на вопрос судьи,
почему у него «недружба» с соседями — Сигом, Лодугою,
отвечает: «Господа мои судьи. Недружбы с ними у нас
никакой не было, а слатися ига них не смеем — для того,
что Сиг и Лодуга — люди великие, а Лещ — такой же
человек заводной; они хотят нас маломочных людей ис-
продать (т. е. разорить тяжбою. — Н. С.) напрасно».
Неправильно приговоренный к наказанию Ерш заявляет
своим судьям: «Господа судьи, судили вы не по правде,
судили по мзде. Леща с товарищами оправдали, а меня
обвинили»2.
В повестях такого типа содержится основа
разговорно-раешного прибауточиого сказа, предвещающего
басенный строй и язьж. Вот, например, раешный сказ в
повести о Ерше, явно предвосхищающий интонационный
строй и ритмическую выразительность крыловских
1 Д. Ро'ВЯ'Н cKiH й, Русские народные картишки», 1881, ч. I,
стр. 402.
2 А. Афанасьев, Русские .народные сказки, том I, изд. 4-е,
епр. ИЗ.
283

басен: «Осетр головой трясет: «Сукин сын, плут, бражник
брата осетра на Волге погубил, баял да баял, да в
невод завел...» 1
Широкое распространение получила и народная
сатирическая повесть «О Куре и Лисице», возникшая в XVII
веке, прошедшая через весь XVIII век и усвоенная
устной традицией. Образ «добродетельной» хитрой Лисы,
укоряющей Кура в безнравственности и заманивающей
его ласковыми речами, близок к басенной крыловской
Лисе. Сюжет басни и характер Лисы в басне Крылова
«Добрая Лисица» навеяны именно этой повестью, а не
баснями Флориана, с которыми у,ней нет ничего общего 2.
В лубочной передаче этой повести Лисица показана
ласковой и льстивой притворщицей. Увидя Кура (петуха)
на дереве, Лисица обращается к иему с притворной
ласковой речью, убеждая его сойти к ней ©низ 3. Еще ближе
*к повести о «Куре и Лисице» те черты, которыми <наделя-
ет свою Лису Крылов в басне «Ворона и Лисица».
«Сладкогласие», с которым Лиса хвалит Ворону, восходит,
конечно, 'к русской народной повести.
1 В списке этой повести о «Куре и Лисице» из
сборника второй половины XVIII века вкрадчивость лисицы
показана особенно отчетливо: «К Куру пришла...
ласковая Лисица и стала ему говорить лестными своими
словами, глядя на то высокое древо. И рече Куру
Лисица: «Чадо мое мило, громкогласны Кур, вознесся еси
ты на прекрасное древо, красота твоя неизреченная,,, глас
твой на небеои, а косы твои до земли, а коли запоешь,
аки в трубу златокованную затрубишь. Сниди ко мне
преподобной жене Лисице...»4
Конечно, знаменитая басня Крылова «Ворона и
Лисица» не имеет текстуального сходства с этой повестью,
и самое обращение Лисицы к Вороне по языку и по
стилю далеко ушло от архаичности ее слога, но общий тон
и словесные краски идут -от народного творчества.
1 В. И. С ip ез н1 ев СК1Л й, Сведения1 о 'рукописях, печатных
изданиях, поступивших © Рукописи, отд. Библиотеки Академии
наук в 1902 г., СПБ., 1903, стр. 103.
2 По мнению В. К а л л а ш а «...эта басня немного похожа на
басни Флориана». Собр. соч. И. Крылова, т. IV, стр. 397.
3 См. Д. Р о в и иск и й, Русские народные картинки, 1671,
ч. I, стр. 273.
4 См. текст е «Очерках по истории "русской сатирической
литературы» iB. А н д р и а н; о >в о й - П е р е т ц, М.—Л., 1937, стр. 191
284

Плутовка к дереву на цыпочках подходит,
Вертит хвостом, с Вороны глаз' не сводит
И говорит так сладко, чуть дыша:
«Голубушка, как хороша!
Ну что за шейка, что за глазки!
Рассказывать, так, право, сказки,
Каюи'е in ер ушки, какой носок!
И, верно, ангельский |быть должен голосок!
Опой, светик, не стыдись!..
Весь колорит льстивой речи Лисицы у Крылова с
ласкательно-уменьшительными словечками — «голубушка»,
«шейка», «глазки», «перушки», с ее чисто-народным
«светик», «ангельский голосок» (в повести «глас твой .на не-
беси») 1во многом близок к повести «О Куре и Лисице».
Следует отметить один из вероятных источников
басен Крылова, тем 'более интересный, что он связан с его
детскими годами, проведенными в Твери. В то время в
тверской семинарии учащиеся выступали на
публичных актах с сатирическими «Разговорами»,
подобными сказке о |«Ерше Ершовиче» или про
«Шемякин суд».
Сохранились и тексты этих представлений, зрителем
которых являлся мальчик Крылов: «Разговор между
Ханофилом и Филогелом» и «Разговор в суде о
Кукушке». «Разговор © суде о Кукушке»—остроумная и злая
сатира на судей и приказных, написанная рифмованной
прозой,—отдаленно напоминает по теме крыловскую
басню «Крестьянин и Овца». Он особенно интересен своей
фольклорной основой. В этом «Разговоре»
рассказывается, как двое приятелей, поссорившись по поводу
кукования кукушки в лесу, обратились к судье. Поочередно
ободряя тяжущихся, корыстолюбивый судья каждый раз
под каким-либо предлогом отклонял достоверность
свидетельских показаний, склоняясь на сторону того, кто
мог его щедрее одарить: «Мой сосед забежал к судье с
кашком наперед, а мне с пустыми руками не велено
стоять и у ворот... Так и я, у задней калит)ки стоя, постучался
tepe6p»HbiM кольцом, то и ко мне судья заглянул
толковым лицом. А как же он рассудил? Он усмотрел, что мы
люди-то податливые, то приказал ончелобитну подать на
бумажке, а бумажки клочок и по нужде в суд волочет» 1.
1 В. Колосов, История тверской духовной семчшараш,
Тверь, 1881, ч. I, стр. 208.
285

Таким образом, басенное творчество Крылова
вбирало в себя сюжеты, образы, стилевые особенности
фольклора и русской басенной традиции XVIII века, подняв их
на высокий уровень художественного мастерства и
совершенства. Эти народные основы крыловского творчества
определяют его органичность и национальную
самобытность.
От фольклора,1, от сатирической и юмористической
повести, от народного лубка зачастую идет и стилевой
колорит ^асен Крылова, их лукавый юмор, реализм
бытовых красок, -меткость выражений. Самый строй
басенного крыловского стиха, с его разговорностью,
повторными рифмами, поговорками, народными словечками,
напоминает тот раешный слог, которым написаны лубочные
«забавные листы» второй половины XVIII века:,
пользовавшиеся широким распространением. Для них как раз
типична и прибауточмая рифмовка слов, и разговорная
интонация, и подчеркнуто-грубоватая лексика.
Доходчивость до массового читателя басен Крылова
является,, по мнанию Белинского, лучшим
свидетельством их народности. Народность басен Крылова,
«запечатленных печатаю русского ума и русского духа-»,
подтверждается их успехом у народа, их огромной
популярностью. «Он баснописец и поэт народный—вот в чем его
великость,—писал в 1838 году о Крылове Белинский,—
вот за что издания его басен, еще при его жизни, зашли
за 30 000 экземпляров, В этом же самом заключается и
причина того, что все другие баснописцы,,
пользовавшиеся ле меньше Крылова известностью, теперь забыты, а
некоторые даже пережили свою славу. Слава же
Крылова все будет расти и пышнее расцветать до тех пор,
пока не умолкнет звучный и богатый язык в устах
великого и могучего народа русского» К
1 В. Белинский, Поли. собр. соч., т. V, СПБ., 1901,
стр. 266.

Глава VIII
КРЫЛОВ И РУССКАЯ БАСЕННАЯ
ТРАДИЦИЯ
1
«Басне особенно посчастливилось на святой Руси», —
писал Белинский, перечисляя многочисленных русских
поэтов-баснописцев. От Кантемира и «отца русской
литературы» Ломоносова, «нисшедшего с своего лирико-
эпико-драматического котурна», чтобы написать басенку
«Волк в пастушьей одежде» \ шел путь русской басни
XVIII—XIX веков, представленной именами А.
Сумарокова, Василия Майкова, Хераскова, Хемницера, И.
Дмитриева, А. Измайлова. Кроме них, отдали дань басне:
Радищев, Фонвизин, Державин, Жуковский, Батюшков,
Пушкин, Денис Давыдов, не говоря уже о множестве
менее известных поэтов XVIII и первой половины XIX
века. Эта большая басенная традиция завершается в
XIX веке творчеством Крылова, поставившего русскую
басню на перзое место в мировой литературе.
«Крылов возвел у нас басню, — писал Белинский, —
до пес plus ultra совершенства. Нужно ли доказывать,
что это гениальный поэт русский, что он неизмеримо
возвышается над всеми своими соперниками? Кажется, в
этом никто не сомневается. Замечу только, впрочем, не
1 В. Б ели-вс кий, Поли. собр. соч., т. VI, СПБ., 1901,
стр. 262.
287

я первый, что басня оттого имела на Руси такой
чрезвычайный успех, что родилась не случайно, а вследствие
нашего народного духа, который страх как любит
побасенки и применения. Вот самое убедительнейшее
доказательство того, что литература непременно должна быть
народною, если хочет |быть прочною и вечною» 1.
Басня принадлежит к древнему виду поэтического
творчества -и имеет многовековую историю. Подобно
пословице, пеоне, сказке, она являлась подлинным
творением народа.
Русская басня, разумеется, учла опыт и достижения
восточного аполога, античной и западноевропейской
басни от Эзопа до Лафонтена. Но она была
новым и неповторимым явлением .в мировой литературе,
выросшим на национальной почве. Своеобразный склад
народного ума, оригинальный характер юмора
проявился и в художественных особенностях русской басни. Для
автора басни, как и для сказителей былин, не имело
значения то, что тот или иной сюжет уже стал
традиционным. Баснописец применял этот сюжет, осмысляя его по-
своему, вкладывая в него новое содержание, претворяя
его в национально-самобытные образы. Белинский,
говоря о Крылове, подчеркивал, что «его басни — русские
басни, а не переводы, не подражания. Это не' значит,
чтоб он никогда не переводил, например, из Лафонтена
и не подражал ему: это значит только, что он и в
переводах и в подражаниях не мог и не умел не быть
оригинальным и русским в высшей степени. Такая у него
русская натура!» 2. Эти слова Белинского могут быть в
значительной мере отнесены и ко всей русской басне.
Начиная с басен Ломоносова и Сумарокова, она имела
самостоятельный, ярко выраженный национальный
характер.
Наряду с «высокими» жанрами классицизма в
русской литературе XVIII века значительное место заняли
жанры сатирические -и в частности — басня.
Это прогрессивно-сатирическое направление, как
указал Белинский, «со времен Кантемира сделалось живою
струею всей -русской1 литературы» 3.
1 В. Белинский, Собр. сеч., т. I, стр. 47.
2 В. Белинск-ий, Поли. собр. соч., т. VIII, СПБ., 1907,
стр. 427.
3 Т а м. же, т. IX, стр 184.
288

В этом направлении и басенный жанр занял видное
место. Являясь жанром призншным и
канонизированным поэтикой классицизма, басня в то же время была
тесно связана — и по своему происхождению и по
своим художественным принципам — с народным
творчеством. В то время как западноевропейская басня
постепенно становилась достоянием узкого литературного круга и
превращалась в изысканный, салонный жанр (Флориан)
или в отвлеченное морализирование (Лессинг), русская
басня сохраняла свою сатирическую и народную основу.
В русской литературе басня заняла видное место уже
к середине XVIII века, очень быстро достигнув широкого
развития. Это объясняется тем, что в условиях русской
общественной и литературной жизни басня явилась,
наряду с сатирической журналистикой и комедией, одним
из тех жанров, в которых интенсивнее и полнее всего
выразились демократические и реалистические тенденции.
Эту сатирическую линию русской литературы XVIII века
особо выделил А. М. Горький, справедливо видя в ней
источник расцвета реализма XIX века: «Фонвизиным, —
писал Горький, — начата великолепнейшая и может быть
наиболее социально-плодотворная линия русской
литературы— линия обличительно-реалистическая... По пути,
проложенному Фонвизиным, пойдут такие крупные люди,
как Крылов, Грибоедов, Гоголь, Пушкин, Щедрин,
Лермонтов, Писемский... до Чехова... последовательно и все
с большим приближением к действительности...» 1
В русскую литературу басня вошла как «низкий»
жанр, противостоявший высокой, одической поэзии. Это
объясняет ее тесную связь с другими сатирическими
жанрами: комедией, ирои-комической поэмой и с
сатирической журналистикой. Басня включается в общий поток
«низовой» литературы, черпает свои темы в народном
быте, в сатирических журналах, в фольклоре. На эту
тесную связь русской басни с фольклорными
истоками указал еще Л. Майков: '«...вообще наша басня :и
скаака... принадлежат <к числу тех отраслей словесности,
которые, в период (классицизма, -всего более сохрашли
народной колорит...»2 Находясь на одной из низших
1 М. Горький1, История русской литературы, М., 193С,
стр. 25.
2 Вступительная статья к «Сочинениям и переводам» В. М а й-
ков а, СПБ., 1867, стр. IV.
19 Степанов ' 289

ступеней жанровой иерархии, басня смогла сделатьсй
своего рода проводником демократических и
реалистических тенденций.
Басня в своем историческом развитии, хотя и
сохраняет в значительной мере свои жанровые признаки,
однако, как и любой другой жанр, служит выражением
идейной борьбы различных социальных сил и групп.
В условиях литературной борьбы второй половины
XVIII века, в обстановке господства дворянского
классицизма, басня имела особое значение, как сатирический
жанр, (как один из проводников демократических и
реалистических тенденций в литературе той эпохи. Басня
не переставала оставаться одним из жанров дворянской
литературы, в значительной мере подчиняясь «правилам»
классицистической поэтики, но в то же время именно в
басне,— как, впрочем, и в бытовой комедии и других
сатирических жанрах,— наиболее полно сказалась
близость с действительностью. Связь басни с жизнью, ее
сатирический характер способствовали тому, что в ней
все большее и большее значение стали приобретать
реалистические элементы. На протяжении всего XVIII и
начала XIX ве1ков идет борьба за басню, за различные
принципы ее, за ее идейную и стилевую направленность.
Эта борьба является частью общелитературной борьбы
той эпохи, отражая прежде всего идейную борьбу как
среди различных групп дворянства, так и пока еще лишь
пробивавшиеся в литературу робкие и разрозненные
голоса иных, демократических слоев тогдашнего общества.
Басни Крылова не завершали традиции русской басни
XVIII века, а начинали новый этап в развитии русской
литературы в целом. Поэтому их значение отнюдь не
исчерпывалось рамками басенного жанра. Использовав
опыт большой жанровой традиции русской басни, Крылов
выступил как замечательный новатор, как художник-
реалист.
На примере басен Крылова особенно рельефно видна
абсурдность различных формалистических «теорий» о
«странствующих» сюжетах, как основе литературного
процесса. Крыловские басни показывают с предельной
ясностью, что оригинальность определяется, в первую
очередь, тем социальным и национальным содержанием,
290

от которого зависит самый характер образов, смысловое,
идейное и художественное своеобразие произведения.
Дело нетолько ©том, что Крылов придал русский
национальный и бытовой колорит своим басням, а в том, что
его басни рождались из самой русской действительности,
из понимания русского национального характера, из
народного отношения к жизни. Поэтому даже в тех редких
случаях, когда он обращался к уже существовавшим до
него басенным сюжетам, он пользовался ими лишь для
того, чтобы передать свое новое понимание
традиционных образов, чаще всего служивших ему для прикрытия
острой политической и социальной направленности его
сатиры.
Эта новаторская самобытность басен Крылова, их
реалистический и народный характер особенно наглядно
видны при сопоставлении их с баснями крупнейших
представителей этого жанра — русских баснописцев XVIII и
начала XIX века. Именно при этом сравнении становится
ясным превосходство Крылова, как великого народного
баснописца, замечательного художника, превзошедшего
своих предшественников как по идейной глубине,
социальной силе и обобщенности своих басен, по
демократическому характеру своей сатиры, так и по
реалистичности образов и ясности языка.
Замечательному совершенству и художественной
зрелости басен Крылова содействовало наличие большой и
плодотворной традиции русской басни. Многочисленные
русские баснописцы XVIII и начала XIX века, начиная
от Ломоносова и Кантемира и кончая Хемницером и
Дмитриевым, содействовали созданию национальной и
самобытной басни. Однако значение русской басенной
традиции для Крылова не следует представлять как
обращение его к уже готовым сюжетам и формам. Крылов
был для этого слишком самостоятельным писателем.
Предшественники Крылова подготовили почву, создали
своеобразную басенную традицию, опиравшуюся на
самобытную культуру русского XVIII века \и в первую
очередь на фольклор. Это определило (как сатирический,
так и реалистический характер русской басни XVIII века,
ее демократические тенденции, нашедшие свое полное
выражение лишь в подлинно народном творчестве
Крылов а - б асно писц а.
Поэтому, обращаясь к русской басне XVIII и нача-
19* 291

л а XIX века, следует итти не путем поисков сходных
сюжетных мотивов, а путем исследования различных
этапов развития русской басни, отражавшей
общественно-политическую обстановку своей эпохи. Басня, как
сатирический жанр, являлась особенно острым поэтическим
оружием.
Самобытный, национальный характер русской басни
сказался уже ib творчестве Сумарокова. Сумароков
решительно восстал против басенной манеры
западноевропейских баснописцов, в частности—Л а фонтан а,
обратившись к созданию басни на основе фольклорной
традиции. «Гротескность» и натуралистичность басни
Сумарокова являлись во многом полемическими по отношению
к западноевропейской басенной традиции.
Сумароков с полным правом может считаться
основоположником русской басни. Басни Ломоносова,
Кантемира, Тредиа1ковского были еще единичными опытами,
пробой сил этих писателей в жанре, прочно вошедшем в
систему искусства 'классицизма. Сумароков же обратился
к басне как к жанру, наиболее близко связанному с
народным творчеством. «Притчи его,— писал Новиков,—
почитаются сокровищем Российского Парнаса, и в сем
роде стихотворений далеко превосходит он Федра и
де ла Фонтена, славнейших в сем роде» К
Сумароков сознательно противопоставлял
«эзоповской» басне, ее схематичности и скупости изложения —
«шутливую», «живописную» басню. Он отвергает
«притчи» Эзопа, в которых тот говорит, «шутя не вкусно» (т. е,
безвкусно). Сумароков подчеркивал значение басенного
жанра как наиболее «полезного». «Сколько притчи
полезны,—писал он в предисловии к своим «Притчам»,—
о том уже всему свету известно. А я только того хочу,
чтобы мои притчи заслужили себе достоинство имени
своего». Этот утилитарный характер «притч» в сущности
означал их публицистичность, их практическую
применимость в жизни, противопоставленную
абстрактно-рационалистическому характеру поэтики классицизма. Во
«Второй эпистоле о стихотворстве» Сумароков сфурмули-
ровал основные принципы того басшного жанра,
представителем которого явился он сам.
1 Н. Новиков, Опыт словаря о российских писателях, М., 1772.
292

Склад басен должен быть шутлив, но благороден,
И низкий в оном дух к простым словам пригоден.
Для самого Сумарокова, однако, басня не являлась
только шуточным, легким рассказом, который он отмечал
у Лафонтена. Если Лафонтен «наполнил с головы до
ног все притчи шуткой», то Сумароков превратил притчу
в сатиру, наполнил ее злободневным политическим
содержанием. Сумароков (выдвинул на первое место в
басне ее «низкий», демократический дух, ее «простой» слог
и «шуточность», понятую им как сатирическую и
юмористическую гротескность.
«Вкусная шутка», сатирические зарисовки, бытовые
подробности, которые вводит Сумароков © свои басни,
определяют его отрицательное отношение к античной
притче-аллегории. Говоря о комедии, Сумароков
отмечал: «Свойство комедии издевкой править нрав. Смешить
и пользовать прямой ее устав». Стремление «издевкой
править нрав» лежит и в основе притч самого
Сумарокова. Он выдвигает в них прежде всего сатирический,
комический элемент, в значительной мере устраняя
морализацию и аллегорический план басни.
В своих ^баснях Сумароков резко выступал против
вельмож и чиновников-бюрократов, грабивших и
угнетавших народ. В басне «Болван» он высмеивает некоего
Болвана, выбранного в боги, которого в конце концов
выбросили в воду за ненадобностью. Эта басня
предвосхищает темы -таких басен Крылова, как «Оракул»,
«Вельможа» и др. В басне «Калигулина лошадь» Сумароков
противопоставляет незаслуженной «славе» коня
Калигулы славу ученого, жившего «без барства».
Особенно часты у Сумарокова басни о неправедных
судьях и подьячих. Здесь сказалась и народная
традиция и мнение Сумарокова, что общественные пороки
порождены извращениями самой государственной системы:
От лютого судьи не можно сберечись,
И тщетно бедному о том печись;
Не будет никогда конец ему успешен...
Тут у Сумарокова социальная тема приобретает уже
тот конкретный характер, который обусловил
реалистическую сторону его басенной поэтики. Сумароков
стремится преодолеть отвлеченность аллегорического
-повествования: его не столько интересует нравоучение,
293

•мораль, сколыко самый рассказ, картина нравов,
сатирическое отображение быта.
Для басенной манеры Сумарокова, как и для всей его
школы, характерен гротескно-натуралистический строй
басенных образов, немотивиршанность сравнений,
постоянные переходы от отвлеченной аллегории к
конкретным (натуралистическим деталям.
Сумароковский рассказчик басни не «добродушный»
«простак», *как у Лафонтена. Это веселый говорун,
любящий крепкое словцо, грубоватую шутку. Его язык не
столько разговорный, сколько комически-ирибауточный,
напоминающий «юказ» балаганного деда-раешника.
Здесь сказались и поэтика классицизма с ее
отношением ,к «низкой» действительности, как к тому, что
является достоянием лишь комической игры, и комедийная
традиция русских «площадных» интермедий.
Это тоже была «народность», но народность во вкусе
дворянской литературы XVIII века, которая
рассматривала фольклор как некую экзотику. То, что сделано Су-
м.ароковым ,в сближении литературной басни с
фольклором, являлось лишь первым шагом в этом направлении.
Нередко отдельные формулы у Сумарокова сближаются
с народными пословицами и поговорками:
Умствовать полезнее тогда,
Доколе не пришла беда.
(«Старуха»)
Когда к воде идешь, отведай прежде броду,
Ворвешься без того по самы уши в воду.
(«Паук и Муха»)
Эти примеры свидетельствуют об уже намечавшихся
связях басни Сумарокова с народной речью, что
впоследствии получило свое развитие в баснях Крылова.
Басенная поэтика Сумарокова вырастала на основе
его обращения к народным сатирическим «жартам»,
анекдотам, притчам, «челобитным», той сатирической
литературе, которая обильно представлена в рукописных
сборниках XVII—начала XVIII века и в лубочной
литературе. Самый ритм «притч» Сумарокова идет от
раешника, от народного стиха. Разностопный стих с
выделенными в одну строку короткими словами подчеркнут у
него рифмой, нередко неожиданной или каламбурной.
Расцвет русской басни начинается с середины XVIII ве-
294

ка, «когда появляются сборники басен А. Сумарокова
A762), В. Майкова A764), М. Хераскова и др., не
говоря уже о множестве басен, печатавшихся в
журналах. Широкое распространение басни и интерес к этому
жанру тесно связаны с развитием сатирической
журналистики. Басня в журнале выполняла в известной мере
функцию фельетона, откликаясь на злободневные
вопросы общественной и литературной жизни.
Обращение к басне знаменовало вместе с тем и рост
реалистических тенденций в русской литературе,
созревавших в первую очередь именно в сатирических
жанрах. Сатира, сближая литературу с реальной
действительностью, затрагивала социальные вопросы, приводила
¦к преодолению условных схем поэтики (классицизма,
обогащала литературу реальным жизненным содержанием.
Русские писатели использовали басню как тот жанр,
в рамках которого можно было с меньшим риском для
себя говорить об острых общественных вопросах,
критиковать тогдашний социальный строй.
Среди баснописцев сумароковской школы следует
выделить Василия Майкова, который наполняет басню
сатирическим содержанием и сближает ее с фольклором в
еще большей мере, чем сам Сумароков.
Подобно Сумарокову, Майков выступает против
произвола и несправедливостей, творившихся «сильными
мира сего»,—вельможами и богачами. Майков в басне
«Осел, пришедший на пир к Медведю во львиной коже»
настаивает на том, чтобы должности в государстве
занимались по уму и истинным заслугам, а не по чину. В
басне «Конь знатной породы» В. Майков осмеивает Коня,
гордящегося знатной породой, но приносящего мало
пользы своей деятельностью.
Персонажи басен Майкова — прежде всего крестьяне
и мастеровые. В его баснях людские персонажи часто
заменяют традиционных басенных зверей. Он
неоднократно высказывает симпатии к крестьянину, показывая
несправедливость крепостнического общества.
Однако Майков не видел возможностей изменить
положение народа и приходил к пессимистическим
выводам. В басне «Медведь, Волк и Лисица» он с грустью»
заявлял:
С богатыми не сварись,
А с сильным не борись.
295

Сочувственное отношение к жизни крестьянина
позволило Майкову создать ряд басен, во многом
предвосхищавших живость народных сцен и языка басен
Крылова. Бытовая сценка, жанровая новелла—вот чем прежде
всего является басня Майкова. Но при этом
аллегорический, морально-дидактический смысл ее часто был
искусственным, не вытекая из сюжета басни, из
характеристики ее персонажей.
В. Майков обращался также и к народной сказке, из
которой он нередко черпал свои (басенные сюжеты.
Таковы басни: «Крестьянин, Сорока и Слепень», «Повар и
Портной», «Дуб и Мышь».
Особое место среди басен XVIII века занимает басня
Д. Фонвизина «Лисица-Кознодей» по своей сатирической
рез-кости и остроумию. В ней Фонвизин дает едкую
сатиру на придворные нравы, на лесть и
пресмыкательство перед вельможами и царем. Баоия-сатира
Фонвизина предвосхищает выразительностью образов и
жизненной простотой своего языка басни Крылова. Эти
черты отличают iee от протесшо-комичеокой манеры
Сумарокова и его школы.
После басен Сумарокова и Василия Майкова
сатирический элемент басни постепенно ослабляется.
Сохраняя общие жанровые принципы оумароковекой басни,
продолжатели Сумарокова (Ржевский, Леонтьев и др.)'
смягчают ее сатирическую заостренность, превращая ее
в бытовой фельетон, в «быль», в поучительный рассказ
о человеческих слабостях и недостатках.
Важное {значение приобретает басня н/а страницах
новиковоких журналов, главным образом, в «Живописце»
и .«Трутне», где помещались (без подписи) басни Аблеси-
мова, Попова, а возможно, и других авторов. Сатирически-
нравоописательный характер журналов Новикова
оказался по духу близким басне, и она входила в них на равных
правах с сатирическими заметками и фельетонами.
В новиковском «Трутне» 1769 года появился целый
ряд «былей» А. Аблесимова, представляющих нечто
среднее между басней и сатирической картинкой нравов.
В этих баснях-былях нет басшного аллегоризма. В них
нет и -моралистического вывода-нравоучения. Это —
бытовая, «нравоописательная» сценка. В то же время в
ней сохраняется басенный разностопный стих,
«просторечие», бытовая живописность.
296

Наряду с господствующей идеологией дворянских
.кругов с середины XVIII -века уже возникают
проявления разночинно-демократическо'го мировоззрения,
знаменовавшие иное отношение к действительности,
чем в творчестве писателей-дворян. Деятельность таких
писателей-разночинцев, как Чулков, Попов, Аблесимов
и др., еще не имела последовательно демократического
характера, ограничиваясь преимущественно вопросами
бытового порядка, но сатирический характер их
произведений отличен от дворянской .идеологии. В баснях этих
писателей осмеиваются различные стороны дворянского
общества и характерные черты его представителей.
Новым этапом в развитии русской басни по
сравнению с Сумароковым и его школой явились также и
басни Хемницера. Недаром Белинский высоко оценил их,
отметив, что «Хемницер, Богданович, Капнист...
принадлежат уже ко второму периоду русской литературы: их
язык чище, и книжный риторический педантизм заметен
у них менее, чем у писателей ломоносовской/школы. Хем-
ницер важнее остальных двух в истории русской
литературы: он был первым баснописцем русским...» 1 Белин-
сюий отметил значение Хемницера -как зачинателя
нового этапа в русской басне, хотя роль ieno и не
исчерпывалась лишь улучшением и очищением языка. Хемни-
цер противопоставил фотескно-сатаричеюкой .баше
Сумарокова—басню, отличающуюся естественностью,
простотой стиля и своими разночинюмими тенденциями.
Басни (Сумарокова и его последователей являлись
«низким» жанром в системе дворянского классицизма.
В самой их натуралистической грубости и просторечии
сказывалось отношение к басне, как к демократическому
жанру, в котором разрешалось то, что считалось
непозволительным и невозможным в других жанрах. Самые
картины народного 'быта, и прежде всего образы
крестьян, в баснях представителей дворянской классической
литературы чаще всего выступают как
комически-забавные, грубоватые.
В баснях Хемницера сказались уже иные тенденции.
Правда, и Хемпицер не покушается на решительное, а
тем более насильственное изменение социальных
условий. Он также остается в пределах концепции
морального самоусовершенствования, улучшения нравов путем
1 В. Белинский, Избранные сочинения, т. Ill, M., 1941, стр. 87.
297

просвещения. Эта политическая умеренность
чувствуется во йоем его творчестве. Но в то же время Хемницер
воспринимает действительность 1не в 'плане дворянской
критики недочетов общественного устройства. Для него
неприемлемо само привилегированное положение
дворянской знати, он смотрит на жизнь глазами простого
человека, выдвигая свои моральные нормы, сложившиеся под
воздействием разночинских тенденций. Поэтическая
система его басен лишена той комической гротескности, тех
натуралистических черт, которые так характерны для
басни сумароковекой школы.
Гротескно-н атур ал истической м анер е сум ар оговекой
басни Хемницер противопоставил естественность и про-
'стоту. Примыкая отчасти к моралистической традиции,
Хемницер в то же время сохраняет сатирический
характер басен.
Хемницер видел в басне не столько сатиру или
бытовой жанр, сколько нравоучение. Но этот
нравоучительный характер ело 'басен вполне уживался с правдивым
изображением действительности. «Естественность» басен
Хемницера—и в его реалистическом отношении к жизни
и в простоте и конкретности его басенных образов.
Хемницер отказался от сатирической гротескности «притч»
Сумарокова; ему удалось преодолеть и ту громоздкость
композиции и неупорядоченность языка, которые
отличали басни предшествовавших ему поэтов.
Стих и язык басен Хемницера представляет
значительный шаг вперед по сравнению с Сумароковым,
iB. Майковым и другими баснописцами середины XVIII
века. У него появляется та свобода интонаций и
построения фразы, которой так нехватало Сумарокову. Он
отходит от злоупотребления бытовыми и
натуралистическими деталями, столь характерными для Сумарокова него
школы. Однако этот «средний» стиль лишен у
Хемницера живых языковых красок, той народной меткости,
которая отличает басни Крылова. Это скорее книжный,
чем разговорный язык.
Воздействие сентиментализма сказалось на всей
литературе конца XVIII—начала XIX века и в том числе
на басне, превратившейся под пером поэтов
сентиментального направления в некий салонный жанр, в
альбомную «мелочь», в чувствительную элегию. Уже в баснях
Хераскова имелись элементы сентиментальной морализа-
2 98

ции, отказа от сатирического реализма, свойственного
русской басне XVIII века. Эти новые тенденции
получили свое дальнейшее развитие у поэтов карамзинского
направления.
Поэтика сентиментализма заставила решительно
пересмотреть принципы сумароко'вокой басни, сложившиеся
на основе понимания басни как «низкого» жанра. Точно
так же подверглась переоценке и
философско-аллегорическая басня, отвергнутая за бедность вымысла и
сухость изложения. Утверждалась, в согласии со всей
поэтикой сентиментализма, «легкость» языка,
индивидуализированная обрисовка персонажей, эмоциональная
лиричность, особенно наглядно проявившаяся в баснях
И.И.Дмитриева, В.А.Жуковского, В. Л.Пушкина и др.
Наиболее видным представителем 'нового
сантиментального направления басни был И. И. Дмитриев. Первая
книга его басен вышла еще в 1794 году, но время его
широкой литературной известности (как баснописца и
поэта)—это начало 1800-х годов. Басни Дмитриева
наиболее полно осуществляли принципы поэтики
сентиментализма. Они отличаются тонким поэтическим
мастерством, изяществом и легкостью языка, которых не знала
русская басня XVIII века. Горячий сторонник
Дмитриева, П. Вяземский писал: «Кажется неоспоримо, что он
первый начал у нас писать басни с правильностью, кра-
'сивостью и поэзией в слоге» 1.
Басня Дмитриева знаменовала, однако, уход от
больших социальных тем, от сатиры, от злободневности,
сообразно со всей философией сентиментализма,
отгораживалась от всего значительного в общественном
отношении и социально заостренного. Эта басня замыкается в
кругу «общечеловеческих» моральных тем. Оттого так
часто она граничит с идиллией и элегией. Быт в нее
входит лишь в эстетизироеанном виде, вся ее
стилистическая система ориентируется на смягчение,
идеализацию. Такова, например, одна из характернейших для
Дмитриева басен «Чижик и Зяблица», в которой
проповедуется тихий и мирный уют, философия смирения и
осторожности.
Сентиментализм требовал интимности, обращения к
маленьким «домашним» чувствам. Басни Дмитриева вы-'
1 «Известие о жизни и стихотворениях И. И. Дмитриева»,
Стихотворения И. И. Дмитриева, СПБ., 1823, стр. XXIX.
299

ражали стремление -к идеализации действительности, к
затушевыванию и сглаживанию социальных
противоречий.
Иной характер имели басни А. Е. Измайлова,
выступившего в литературе почти одновременно с Крыловым.
Басни Измайлова натуралистичны, перегружены
бытовыми подробностями. Они изображают «-низкий» быт и
людей, стоящих на самых последних ступенях
общественной лестницы. Однако этот «демократизм» Измайлова —
демократизм мещанский, лишенный политической
осознанности, ограниченный лишь художественным
(воспроизведением «низкой природы». Измайлов не пытается
обобщать, наоборот, он стремится к максимальной
«конкретности, портретное™ своих басенных персонажей,
показывая представителей самых разнообразных
профессий, подчеркивая в них эти профессиональные и
сословные черты. Характерно также для басен Измайлов-а, что
он редко избирает -в- качестве действующих лиц своих
басен животных, предпочитая изображать людей,
преимущественно представителей городских «низов».
Белинский писал об этом натуралистическом,
мещанском характере басен Измайлова: «он создал себе
особый род басен, герои которых: отставные квартальные,
пьяные мужики и бабы, ерофеич, сивуха, пиво, паюсная
икра, лук, соленая севрюжина; место действия—изба,
кабак и харчевня» К
Мещанская «благонамеренность» и плоский юмор
басен Измайлова противостояли подлинно народному
характеру басен Крылова, их обобщающему, глубокому
реализму.
Многообразие басенного жанра в русской литературе,
борьба ряда русских баснописцев за басню-сатиру,
неоднократное обращение к фольклору — ©се это
предшествовало басенному творчеству Крылова. Однако уже с
самого начала своей деятельности баснописца Крылов
выступил как замечательный новатор.
В своем отношении к басенной традиции он не мирно
следовал по путям своих предшественников, но боролся
с их односторонностью: как с грубым натурализмо!М
Сумарокова и его последователей, вплоть до Измайлова,
так и с идиллической сглаженностью, «салонностыо» ба-
1 В. Белинский, Поли. собр. соч., т. V, стр. 263.
300

сен Дмитриева pi других поэтов-сентименталистов. В этой
постоянной борьбе складывался реалистический и
народный характер <крыловских басен.
Создавая совершенно1 новую -и самобытную 'басню,
Крылов, однако, иногда пользовался сюжетами и
мотивами своих русских предшественников, а порою и
современников. Но iHe следует преувеличивать значение
для него русской басенной традиции. Как верно заметил
Белинский: «Басни Хемницера и Дмитриева относятся
к басням Крыло-ва, .как просто талантливые
произведения относятся к гениальным произведениям, — но тем
не менее Крылов много обязан Хемняцеру и
Дмитриеву» *.
У .предшественников Крылова можно найти лишь
отдельные, разрозненные черты, которые у Крылова
превратились в целостные поэтические образы. Обращаясь
к басенному сюжету, имевшемуся у его русских
предшественников, он пересказывает его по-своему. Так,
знаменитая крыловская басня «Лжец» сюжетно связана
с басней Сумарокова «Хвастун»2.
Но тот же сюжет, тот же басенный образ под пером
Крылова приобретает жизненную правдивость. Сумаро-
ковскому многословию и стилистической
необработанности Крылов противопоставляет типичность,
лаконичность и яркость языка, эпиграмматическую скупость
стиха. У Сумарокова басня начинается так:
Шел «екто (городом, но града Hie был житель,
Из дальних бьвл он стран,
И лгать ему талант привычкою был дан.
За «им его служитель,
Слуга маемный был из города сего,
Не из отечества его.
Вещает господин ему -вещанья новы...
И говорят ему: в моей земле коровы
Не (менее слонов1...
Вместо это1го громоздкого вступления Крылов
создает краткую и живую зарисовку, заменяя
абстрактов. Белинский; Собр. соч., т. III, стр. 506.
2 Басня И. Хемниц ер а «Лжец», общая по мысли басням
Сумарокова и Крылова, далека от н'ях и сюжетно и текстуально.
301

ною «мекто» — «каким-то дворянином», а его слугу —
приятелем:
Из дальних странствий возвратись,
Какой-то дворшим (а может быть, и князь),
С ириятедоем своим -пешком гулгая е поле,
Расхвастался о том, где он бывал,
И к былям небылиц без счету прилыгал...
Крыдов дает здесь йсихологическую мотивировку,
которая делает реальным весь дальнейший рассказ о
лжеце, увлекающемся постепенно своими собственными
измышлениями. У Сумарокова слуга сразу же
высмеивает своего господина и рассказывает ему про
диковинный мост:
Слуга ему, плетет, и сам рассказ не нов:
Я чаю, пуда в три такой коровы вымя;
Слонихой лучше бы ей было дати имя.
Я думаю, у ней одни полпуда хвост;
А мы имеем мост,
К нему теперь подходим;
По всякий день я а «ем диковинку находим.
Когда взойдет на средину,
Кто и оный день солжет, мост тотчас разойдется,
Лишь только лжец найдется;
А лжец падет во глубину.
Не приходится говорить о тяжеловесности сумароков-
ского юмора, о его шутках по поводу трехпудового
вымени и хвоста, о подчеркнуто-гротескном -натурализме
деталей.
В дальнейшем басня у Сумарокова развивается
примерно так же, как и у Крылова, только излагается
опять многословно и наивно грубовато: По сравнению
с сухой и безжизненной концовкой сумароковской
'басни, особенно ярко выступает лаконизм и точность
юмора крыловской концовки. У Сумарокова:
А мост-ат ваш каков?
Как я сказал, таков.
Проезжий говорил*: коль это без обману,
Так я через реку у -вас ходить .ве стану.
У Крылова:
«Послушай-ка, — тут перервал мой Лжец: —
Чем >на мост нам доли, поищем лучше 'броду».
Сюжет басни «Лжец» мог быть подсказан Крылову
не только басней Сумарокова, но и народной традицией.
Так, в рукописном сборнике анекдотов первой половины
302

XVIIt века имеется уже анекдот «О лжеце *и
пересмешнике». Тема этого анекдота была затем переработана в
рифмованный «жарт» басенного типа. В рукописном
сборнике XVIII века Тверского музея помещена басня
«О лгуне», в которой говорится о непомерной капусте
(более близкой крыловскому «огурцу», чем сумароков-
ская корова):
Лгун случился с шутом в компании сидеть,
Свои клдаьи разговоры -иметь.
Ведая то, шут лгать «е мешал,
Еще некоторых речей от него дожидал:
И между лживыми речами солгал,
Такое слово сказал:
В наших-де местах такая сильная» капуста родится!,
Под каждым листом от дождя 100 человек становится.
Шут в ответ на это выдумывает еще более
невероятную диковину, замечая сомневающемуся лгуну: «Я, на
тебя глядя, сказал, для того, что вить солгал» *.
В баснях Сумарокова и В. Левитина («Лгун»)
намечен уже образ Лжеца и темы его вранья. Однако
Крылов не просто совместил в своей .басне сюжетные
мотивы басен Сумарокова и Левшина: (рассказ Лжеца
о неправдоподобно «гигантском овоще и противопоставь
ленный ему мотив о чудесном мосте. Он придал этим
мотивам органическую цельность, создал типический
образ Лжеца, психологически тонко и убедительно
разработанный. У Крылова Лжец не просто врет, а врет с
расчетом, чтобы ему поверили. Услышав иро* чудесный
мост, он старается найти правдоподобные размеры для
своего гигантского огурца, соглашаясь уже с тем, что
огурец — не с гору, а только с дом, да и то самый
маленький, куда «в один двоим за нужду влезть».
Крылов дает басенному образу Лжеца четкую
социальную характеристику. Назвав своего героя «каким-то
дворянином» (а может быть, и «князем»),
возвратившимся из «дальних странствий», Крылов обличает в кем
пренебрежительное отношение к родной стороне. Это —
побывавший за .границей дворянский 'вертопрах,
«петиметр», готовый восхищаться всем иностранным и
порицать все отечественное, даже 'климат:
1 См. в книге iB. А др.и а и о в о й-П е р етц, Русская
сатирическая' литература XVII—iXVIII ©в., Л., 1937.
303

Что здесь у .вас за край?
То холодно, то очень жарко...
При сопоставлении с басенной традицией становится
особенно наглядным реалистическое мастерство Крылова.
Он отбрасывает все несущественное, не характерное,
гротескное, придавая уже использованному сюжету
новое социальное и идейное осмысление. Именно
социальная типичность образов, создаваемых Крыловым,
принципиально отличает его как от баснописцев сумаро-
ковской школы с ее вульгарно-нахуралистическим
методом изображения действительности, так и от
баснописцев сентиментального направления, ушедших от
реальной жизни.
Остановимся еще на одном конкретном примере, на
басне «Стрекоза и Муравей», которая сходна по
сюжету с 'басней «La Cigale et la Fourmi» Лафоитена.
Уже Сумароков написал эту басню хореем, что
вообще являлось исключением для басенного жанра:
С т рекоза
В зимне время, лода-ямья
Прюеит жалко стрекоза,
И заплаканы глаза
Тяжкого ее страданья
Представляют вид.
Муравейник /посещает,
Л юту горесть извещает,
Говорит:
«Стражду;
Сжалься, сжалься, Муравей,
Ты (над бедностью моей,
Утоли мой алч и жажду!
Раз'ны муки я терплю:
Голод,
Холод;
День таскаюсь, мочь не сплю».—
«В чем^ трудилася ты ;в лето?» —
«Я скажу тебе в это:
Я вспевала день и ночь...»
«Коль такое ваше племя,
Так лети отсель ты прочь,
Пошшсати время».
Сумароков придал 1своёй фасне натуралистический,
бытовой колорит.
Крылов близок в этом подробном объяснении Стре-
304

козы с Муравьем к Сумарокову 1, но выдерживает ею в
совершенно ином, дружески-фамильярном тоне.
«До того ль, голубчик, было?
В мягких -муравах у нас
Песни, резвость каждый час,
Так что голову -вскружило».
Этих слов не имеется у Сумарокова, тогда как они и
создают жизненность самого образа. Слова Стрекозы у
Крылова превосходно выявляют ее легкомысленный
характер.
Басня Хемницера «Стрекоза» написана вольным
ямбическим стихом. В ней также центральное место
занимает обращение Стрекозы к Муравью.
Следует отметить то сентиментальное осмысление,
которое придает Хемницер своей басне, заставляя под
конец Муравья пожалеть Стрекозу и «из жалости ей
хлеба дать». Крылов решительно отказывается от
такого толкования, -совершенно устраняя приводимые
доводы Стрекозы, ее извинения и немотивированный конец
хемнвдеровской басни. Для него Стрекоза уже в силу
своего характера была бы неспособна на подобные
разговоры. Поэтому и ее обращение к Муравью
проникнуто тем же легкомыслием и беззаботностью:
«Не -оставь «меня, кум милый!-
Дай ты мюе собраться с силой
И до .вешних только' дней
Прокорми и обогрей!»
Характерно, что из басни Хемнэдера к Крылову
также переходит один стих (отсутствующий у Сумарокова):
«Да лето целое пропела!» (у Крылова: «Лето целое see
пела»).
Басня «Стрекоза» Ю. Нелединского-Мелецкого, так
же как и у Крылова, написана хореем. Она отличается
своим идиллическим тоном и сентиментальной окраской,
совершенно чуждыми крыловской басне.
Крылов передко приближается к тексту
Нелединского — в частности, перенося в свою басню его концовку.
У Нелединского:
«Днем и ночью без души,
Пела В'се я цело лето».—
«Ну поди ж теперь «пляши!»
1 У Сумарокова Крыло© берет 1и целшгй стих: «В чем тр'удалаоя
ты в лето?» (У Крылова: «Да работала ль ты в лето?»)
;¦ 20 Степанов 305
I

У Крылова: it
«А, так ты...» — «Я без души
Лето целое :В-се пела».—
«Ты see л ел а? Это дело:
Так .поди же, шплй-шй!»
Но несмотря на отдельные мотивы, которые Крылов
использовал из басен Сумарокова, Хемницера,
Нелединского-Мелецкого, крыловская басня является совершенно
оригинальной. Прежде всего, у его предшественников
отсутствует национальный русский колорит, который
появляется только у Крылова. Такие обращения, как «кум
милый», «!кумушка», сразу же вводят в сферу русского
народного говора. Они создают ощущение живой речи со
всеми ее эмоциональными оттенками.
Речевой строй крыловской басни равно далек и от
грубоватого, неуклюжего языка Сумарокова, и от
приглаженного, чувствительного стиля Нелединского.
Своим выражениям Крылов придает национальную
окраску («зима катит в глаза», «лето красное», «чисто
поле»). Но дело' здесь не столько в этом колорите или
в отдельных народных выражениях, а в самом строе
Поэтического мышления Крылова, в народности его
мировоззрения, определяющего характер создаваемых
им образов. Легкомысленная Стрекоза и
хозяйственный Муравей выступают в специфически русском
обличьи. Они не похожи та соответственные персонажи
в басне Сумарокова или Нелединского, хотя отдельные
черты могли быть им близки.
Ярким примером переосмысления Крыловым ранее
известного- баоенмого сюжета, бытовавшего © русской
литературе конца XVIII и начала XIX века, является
басня «Две собаки».
Первоначально этот сюжет появляется в 1764 году у
М. Хераскова, затем в анонимной басне «Две Собаки»
(90-е годы XVIII оз.), далее у П. Вяземского, П.
Сумарокова, ОетолопО'Ва и многих других.
В басне М. Хераскова уже дано противопоставление
различной участи двух собак: дворовой, приносящей
пользу хозяевам и «в награждение услуги таковой»
терпящей «пост 1вечный», и комнатной, живущей \в бездедьи
и забавляющей своих хозяев:
С боярином она -валялася в постеле,
С хозяйкой чай лила...
306

У Крылова Жужу рассказывает о себе:
Реэвл'кюя с барином; а ежели устану,
Валяюсь по коврам и мягкому дивану.
У Хераскова басня кончается тем, что вор, бросив
кусок хлеба голодному дворовому псу, обкрадывает
хозяина. Мораль басни осуждает скупость и
пренебрежение полезными и преданными слугами.
Хозяин тот себя несчастью подвергает,
Когда ом тех пренебрегает,
Кто честь его, и дом, ш жизнь остерегает,
И с теми надвое щедрюты we делит,
Кто служит в пользу лам, ш кто нас веселит.
Крылов придает совершенно иной смысл своей басне,
подвергая уничтожающей иронии и насмешке1 тех, кто
«счастие находят» «лишь тем, что хорошо на задних
лапках ходят». Тем самым он заменяет традиционное
морализирование социальной сатирой. *
К замыслу крыловской басни ближе другая,
анонимная, басня «Две Собаки», в которой говорится о том, как
«красивенькая и нежненькая» комнатная собачка
отправилась странствовать и встретила большую дворовую
собаку. Эта дворовая со'бака рассказывает ей, что живет
впроголодь, глодает «хлеб гнилой, как камень твердый».
В ответ на это:
Как можешь ты так бедно жить?—
Сказала неженка,—наш (барии милосердный
Богат, а мог твои услуги позабыть!
Получше, кажется, :у <нас тебе жить должно-.
Я ем курятнику и .нежусь, сколько можно,
Мне M.Hoiro лакомства дают;
А ты за свой всегдашний труд
Нуждаешься и тершшь голод,
И часто сносишь зной и холод.
Дворовый дог отвечает на это Бижу:
Вижу, ж>й свет!
Напрасно обо мве жалеешь;
Кл'янусь тебе, что в наше время
О том, кто тяжкое всегда таскает бремя,
Чтоб пользу мог другой чрез то иметь,
Ни кто' не будет сожалеть.
Сию причину всякий знает:
Лишь только тот нам мил, «то льстит и забавляет 1.
1 «Чтение для вкуса, разума и чувствований», ч. III. M., 1791,
стр. 86—87.
20* 307

Крылов, несомненно, использовал эту басню вплоть
до отдельных выражений. Например:
...Нуждаешься и терпишь голод,
И часто сносишь зной и холод...
перефразируются Крыловым:
...терплю и холод,
И' ГОЛОД...
Однако и в этой анонимной баоне нет такой
сатирической остроты и конкретности, как у Крылова. Ее
вывод: «Лишь только тот нам мил, кто льстит и забавляет»,
отнюдь не звучит крыловской беспощадной иронией по
адресу прихлебателей и льстецов, «ходящих на задних
лапках». Крыловская трактовка во много раз глубже и
социально острее, чем моралистические поучения
Хераскова и автора анонимной басни, хотя в своем сюжете
К|рылов и использовал сюжетные мотивы этих басен.
На примере басни о двух собаках можно явственно
вздеть, насколько острее, социально-конкретнее
поэтический метод Крылова. Из расплывчато-нравоучительного
сюжета о судьбе двух собак, с его филантропически
безобидной моралью, Крылов сделал злую и острую
социальную сатиру, наделив ее типической обобщенностью
при всей реалистической конкретности деталей.
За верностью бытовых красок, вещественностью
подробностей у Крылова всегда стоит типическое
положение, всегда чувствуется социальная содержательность и
обобщенность образов, в то время как у его
предшественников образ остается или слишком
отвлеченно-аллегорическим, или, наоборот, натуралистичным, лишенным
обобщающего значения.
Своей многогранностью, разнообразием
стилистических средств басня Крылова отличается от басен его
предшественников и современников, написанных обычно
в одной стилевой и жанровой манере.
Крылов вобрал в свои басни все ценное и
положительное, что было создано русской басенной культурой
XVIII века, и в то же время он явился подлинным
новатором, создавшим басенный жанр на новых
основах, открывшим совершенно неизвестные возможности
басенного творчества.
Новаторство Крылова сказалось прежде всего в той
308

реалистической, жизненной правдивости, которой он
достиг в своих баснях, в естественности и свободе его
поэтического языка. До Крылова, до его басен ни один из
русских поэтов XVIII века, не исключая Державина, не
достигал в своих стихах такой естественности, простоты
и меткости языка, как Крылов. В этом отношении уходя
своими корнями в XVIII век, Крылов является одним из
первых зачинателей и основоположников новой русской
литературы и русского литературного языка.
Он смело нарушает общепринятые каноны,
по-своему обращается не только с басенными сюжетами и
мотивами, но и с самим басенным жанром, придавая ему
те черты и особенности, которых басня до него не
имела.
Крылов в своих баснях отбрасывает самую дидактич-
ность, свойственную этому жанру. Эта дидактическая
нравоучительность, басенная «мораль» — почти
неизбежная принадлежность басенного жанра. Дидактичность,
нравоучительность баони приводила к схематизму,
который так мешал басням предшественников Крылова —
Сумарокова, Майкова, Хемницера.
Крылов, не уничтожая моральной и сатирической
значительности басни, в то же время делает ее
естественной, вытекающей само собой из всего содержания, из
всей ситуации басни, из ее образов, даже в тех случаях,
когда он считает нужным присовокупить «мораль» в
виде концовки или басенного зачина.
Но особенно ярко это новаторство Крылова
сказалось в реализме его басенных образов и персонажей.
Русская басенная традиция уже заключала элементы
этого реализма, тенденции к созданию реалистического
образа, но они были еще слишком недостаточны, не
достигали такой жизненной яркости и простоты, как у
Крылова. В сумароковских баснях реалистический элемент
принимал характер натуралистического гротеска,
нарочитой грубости. В баснях Хемницера эти реалистические
тенденции сочетаются с моралистической дидактикой,
ослабляя жизненность его басенных образов.
Все это объясняет, почему басни Крылова явились
новым словом в русской литературе, а Крылов —
зачинателем реалистической литературы XIX века.

Глава IX
ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ОСОБЕННОСТИ
БАСЕН КРЫЛОВА
1
Бааня 'как жанр три всей традиционной
устойчивости прошла сложный путь развития, прежде чем
достигла своего совершенного выражения в творчестве
Крылова.
Античная басня (была притчей, нравоучительным
аллегорическим рассказом, примером, ' иллюстрирующим
нравственную истину. Этим определялась дидактическая
прямолинейность ее морали. Поэтому и персонажи
античной басни являлись преимущественно условными'
олицетворениями, лишенными индивидуальности. «Древние
философы... не сочиняли 'басен,— писал Жуковский в
своей статье о басне,—• они рассказывали их при случае,
применяя их к обстоятельствам или <к той истине,
которую доказать были намерены... употребляя басню, как
способ убеждения, менее заботились о форме ее, нежели
о согласии своего- вымысла с моральною истиною» 1.
Следующий этап развития 'басни был связан с
именем Лафонтеиа, который придал большую
естественность о-блику басенных персонажей. Поэтика
классицизма утверждала, однако, басенный жанр как
дидактический по преимуществу: «Басня — есть наставление, об-
310
' В. Жуковский, Сочинони'Я, т. VII, СПБ., 1849, стр. 86

леченное в аллегорию в действии» (по определению
Деламота) !.
Крыловская басня явилась огромным шагом в раа-
витии этого жанра, покфав замечательный образец1
реалистического и притом глубокого самобытного искусства.
Органическая связь крыловской басни с национальной
русской культурой, с народным творчеством помогла
Крылову создавать свои басни тогда, -когда, казалось,
все возможности этого жанра были давно исчерпаны.
Само обращение Крылова к 'басне «бьслю, конечно', не
случайным. Басня открывала выход к широкому
демократическому кругу читателей, выводила литературу за
пределы дворянского салона я могла быть эффективно
использована в 'качестве орудия социальной сатиры.
Когда Крылова как-то спросили, почему он пишет бас-
йи, то он ответил: «Этот род понятен каждому: его
читают и слуги и дети...» 2
Жизненная правдивость басен Крылова определяла
их принципиально новый характер, отличный от
традиционной дидактики этого жанра, а их тесная связь с
фольклором придавала им национальное своеобразие.
Создание таких 'басен, как «Демьянова уха», «Два
Мужика», «Волк и Мышонок», «Кот и Повар», «Волк на
псарне» и множества других, было возможно лишь на
основе наблюдения и понимания русской жизни. Крылов
см!ело нарушил басенную традицию, отказавшись от
условности и схематизма (которые так мешали
Сумарокову, Майкову, даже Хемнвдеру), и стал одним1 из
зачинателей критического реализма в русской литературе
XIX в.
Для басен Крылова, в отличие от (басен его предше-
ственвджов, характерны естественность и самобытность.
«Здесь объясняется то преимущество,— писал Н.
Полевой,— какое Крылов бесспорно имеет в нашем
убеждении перед всеми предшественниками и последователями.
Он был естественно умен, а они умничали, он одевался
1 См. также в «Основах литературы» Баттё, основном
теоретическом руководстве конца XVIII в., где указывалось: «Аполог,
который иначе называют басней,— есть рассказ в действии,
аллегория, приписываемая чаще всего животным» (Batteux, «Principes
de la litterature», t. II. Paris, 1774. p. 15).
2 Ф. В и гель, Записки, ч. II, М., 1892, стр. 51.
311

в 'басню, чтобы сказать свое, а они думали, что в форме
басни вся задача; он самобытен — они подражатели...»1
Многогранность художественных средств и
реалистический характер басее Крылова далеко вышли за преде-
лы традиционного представления о басенном жанре.
Крылов «дошел до совершенной самобытности1 в
своем роде, — писал о его баснях П. Плетнев. — Басня
осталась для нею только привычной формой поэзии,
неистощимой ,и всеобъемлющей. Человек в частной своей
жизни, гражданин в общественной своей деятельности,
природа в своем влиянии на дух наш, страсти в их
борении, причуды, странности, пороки, благородные
движения сердца, вечные законы мудрости —все перешло в
его область... ныне Крылов, как баснописец, конечно,
первый поэт в Европе...» 2
Басня как жанр, как метод художественного
воспроизведения действительности, основана на объективизации
и типизации этой действительности. Она принципиально
чужда субъективно-индивидуальному авторскому началу.
Уже самое 'пользование традиционно-условны ми
сюжетами и персонажами басенных животных, имеющими
аллегорическое значение, закрепленное в народном
сознании, предполагает художественную объективность,
лежащую в основе басенного творчества. Этим
в значительной мере объясняется и преимущественное
развитие басенного жанра в системе поэтики
классицизма, и исчезновение басни при появлении романтизма,
провозгласившего примат субъективно-личного
отношения к миру. Попытка «субъективного» метода1 в басне,
предпринятая представителями сентиментализма,
фактически привела лишь к распаду, ликвидации басни -как
жанра, превращению ее ©¦ лирическое стихотворение.
Рационалистическому аллегоризму классицизма
Крылов противопоставил реалистическую типизацию,
обращение к действительности. Конечно, реализм крыловсюой
басни—реализм особого рода. Это реализм
обобщающий и моралистический. Он связан с моралистической
сатирой XVIII века, но bi то же время <в нем уже
наличествуют тенденции критического реализма XIX века.
Новым у него было преодоление традиционного алле-
1 Н. Полевой, Очерки (русской литературы, СПБ., 1839, стр,
2 «Современиик», 1838, ч. IX, стр. 62.
312

горического жанра, превращение басни в реальную
жизненную картину. Крыловская 'басня яшпяется
одновременно и бытовой сценкой, и маленькой комедией, и
сатирой, и лирическим раздумьем (как, -например,
«Ручей» или «Пруд и Река»),
В баснях Крылова явления показаны не в дох
абстрактной «всеобщности», как это имеет место в -баснях
Эзопа или Федра, а в еациалыю-иеторичеокой и бытовой
конкретности. Крыловская басня — не только аллегория
и моралистическое иносказание, но и художественное
раскрытие действительности. Поэтическое мышление
Крылова 'чуждо всякой абстракции, он воспринимает
действительность в ее конкретных, социальных и-
бытовых проявлениях, вне условной схемы классицизма.
Преодолев рационалистический «характер поэтики
классицизма, ее отвлеченное представление о пороках и страстях,
олицетворяемых в .аллегорических образах, Крылов
сумел придать своим персонажам не только национальный
характер, но и реалистическую правдивость и конкоет-
ность.
Переключение общих нравственных понятий в
реальный мир человеческих отношений, в социальную
обстановку и составляет основной принцип басенного
творчества Крылова. Сохраняя моралистическую природу
жанра, Крылов в то же время необычайно расширил
его: «общий понятия о нравственности» стали у него
живыми проявлениями действительной жизни.
Белинский, назвав Крылова создателем русской басни,
писал: «Эзоп не годится для нашего времени. Выдумать
сюжет для басни теперь ничего не стоит, да и
выдумывать не нужно: берите готовое, только умейте
рассказать и применить. Рассказ и цеигь — вот в чем сущность
басни; сатира и ирония —вот ее главные качества.
Крылов, как гениальный человек, инстинктивно угадал
эстетические законы басни. Можно сказать, что он создал
русскую басню» К
В отличие от своих предшественников и
современников, Крылов превратил басню в социальную сатиру.
«Нравоучительная басня, — так гоисал Белинский, —
уже по самой своей сущности скучный род и тратить
на нее талант — все равно, что стрелять из пушек по
1 В. Белинский, Собр. соч,, т. II, стр.. 716.
313

воробьям. Но басня, как сатира, была и всегда будет
прекрасным родом поэзии...» J Именно такую
басню-сатиру и создал Крылов.
В основе басен Крылова лежал не безобидный юмор,
не высмеивание' «общечеловеческих» недостатков, а
именно сатира, обличавшая с позиций народных масс
несправедливость современных Крылову общественных
отношений.
Жанр басни предоставлял Крылову возможность
высказывания тех мыслей, которые в иной форме не
могли бы стать достоянием печати. На вопрос В. А.
Олениной: «Зачем он выбрал такой род стихотворений?»—"
Крылов отвечал: «Ведь звери мои за меня говорят»2.
П. Вяземский подчеркивал, что в- баснях 'Крылов мог
«шолне быть себе на уме, здесь мог он многое говорить,
не проговариваясь; мог под личиною зверя касаться
вопросов, обстоятельств, личностей, до которых, 'может быть,
нехватило бы духа у него прямо доходить» 3. В условиях
поладейско-крепостн'ичаской монар-хчии «эзоповский язььк»
был; единственно возможным средством для легальной
сатиры и зачастую применялся представителями
передового ^рыла русской литературы.
Являясь средством преодоления цензурных
(препятствий, иносказательность становится имеет© с тем ово-е-
•О'бразным способом художественного выражения,
средством метафоризации языка. В то же время эта
иносказательность вырастала у Крылова на основе
народной -языковой символики' («ослиное упрямство»,
«лисья хитрость», «львиная сила»). Эта условная
символика, легко расшифровываемая благодаря ее
общеизвестности и традиционности, позволяла -баснописцу
говорить о самых жгучих явлениях политической ж'изн'и.
Так, в басне «Совет Мышей» сквозь условную
аллегоричность совершенно ясно выступает политический
смысл: осмеян-ие Государственного совета и вообще
«высших учреждений царской России, их бюрократическо-
дворянского, привилегированного характера. Совет, в
который допускаются только «длиннохвостые» мыши,
то есть представители аристократии, где судят людей «то
платью или по породе», опасение, что затесавшаяся бес-
1 В. Белинский, Собр. соч., т. II, стр. 716.
2 «Литературный архив», изд. Канвовым, СПБ., 1902, стр. 75.
3 П. Вяземский, Сочинения, т. I, стр. 163—-164.
ЗП

хвостал мышь может «сгубить» всю «тюдполицу»,— see
это система конкретных сатирических намеков,
раскрывающих демократическую точку зрения Крылова <на ка-
стово-аристократический характер дворянского
государства.
В ряде случаев намеки Крылова были настолько
явственны и конкретны, что ему не помогал даже этот
«эзоповский язык» и приходилось жертвовать отдельными
образами и сопоставлениями, слишком явно
подозрительными для цензуры. Так 'было с баснями «Рыбья
пляска», «Пестрые овцы». Эти случаи характерны для
всей иносказательной манеры Крылова.
Крылов подвергает беспощадному осмеянию основы
крепостнической системы, которые казались
незыблемыми и не подлежащими критике. В свете крыловского
юмора нравы и обычаи «звериною» и «птичьего» мира
-получают социальное раскрытие: в них читатель узнает
подлинную, неприкрашенную действительность царской
России.
Под видом простодушия, наивности басенного
повествования Крылов говорит о самых острых и запретных
вещах. Зло 1и едко- разоблачает он беззаконные я
антинародные деяния царских чиновников, нелепые <и
несправедливые порядки. Обличая людскую глупость и
подлость, Крылов не теряет социальной перспективы, его
сатира, острие его юмора направлены прежде всего на
представителей господствующих классов.
Типические черты человеческих характеров,
приданные сказочным образам крыловских басен, не нарушают
художественной цельности этих образов, а органически
сочетаются с ними.
Басни Крылова по своему сатирическому характеру,
по силе своего реализма, по своей народной мудрости,—
не только совершенно самобытные, подлинно русские
басни, но и превосходят всеми этими чертами басни
западноевропейских баснописцев. По сравнению с крылов-
скими баснями кажутся бледными и во многом менее
глубокими и отвлеченно-рассудочные басни Эзопа и
галантно-иронические басни Лафонтена, не говоря уже
о его 'последователях, превративших басню из народно-
315

mo в «изящный» салонный жанр. Басни Крылова
противостоят также дидактической «благонамеренности» и
морализму басен Геллерта, а тем более Лессинга,
превратившего -басню в морально-философскую аллегорию.
Басенный мир Крылова основан на реальных началах,
оценка жизненных явлений продиктована народной
мудростью. Все, что отклоняется от нее,— ложно и
эфемерно и с жестокой насмешливостью разоблачается
Крыловым. Сделав свои басенные персонажи жизненными,
психологически убедительными, Крылов в то же время
сохраняет от классицизма рационалистическую ясность,
точность -и логичность каждого слова и образа. Как
известно, классическая поэтика требовала
«правдоподобия», видя его в «верном и точном описании
происшествия». Однако реализм крыловских басен основан не
на условном «правдоподобии», а на жизненной
правдивости самих образов и сюжетных положений.
Крыловская 'басня далеко вышла за. пределы
традиционных жанровых рамок. Она включила в себя и
сюжетный рассказ-новешлу (такие басни, как «Три Му-
жека», «Мот и Ласточка», «Мужик и Лиса»), и
сатирический памфлет («Рыбья пляска», «Пестрые
овцы», «Щука», «Мирон»), и бытовую жанровую сценку
(«Два Мужика», «Купец»), и классическую
басню-аллегорию («Лов, Серна и Лиса», «Алкид», «Дикие козы»), и
восточное иносказание-аполог («Водолазы»), и краткую,
злую эпиграмму («Клеветник и Змея», «Свинья под
дубомо»). Дидактический элемент, «мораль» как бы
сливается в баснях Крылова со всем реальным, жизненным
началом. Персонажи его басен не абстрактное
олицетворение,— они живут, действуют, разговаривают, как
живые реальные люди его эпохи.
Крылов заставляет забыть и о традищонкюсти
сюжета и об условности своих басенных персонажей,
настолько полнокровны ми жизненными чертами они
изображаются. Мастерсиво реалистической живописи, и тонкое и
естественное изображение характеров, психологическая
углубленность (при типической обобщенности)—вот то
новое, что внес русский баснописец в этот, казалось бы,
давно сложившийся и мало изменяющийся басенный жанр.
У Крылова никогда нет схемы, шаблона, почти
-каждая басня ею имеет свой отличительный характер, свою
манеру. Но главное, что отличает крьгловские басни от
316

басен его предшественников и современников,—это
реалистическая конкретность образов, самих басенных
'Персонажей. В его баснях ©первые в басенном жанре с такой
яркостью и естественностью появились жизненные
образы людей, а басенные звери наделены были людскими
характерами.
Реализм Крылова занимает как бы промежуточное,
переходное место между наивно-моралистическим
бытописанием XVIII и критическим реализмом XIX века. При
этом творчество Крылова противостояло как
дворянскому классицизму, так и дворянскому сентиментализму,
а позже и романтизму.
Борьба за реалистические принципы, начатая
Крыловым еще в XVIII веке, продолжалась и в его баснях. В
основе этой борьбы лежало новое понимание искусства,
ощущение его связи с жизнью, понимание необходимости в
уничтожении того разрыва, который существовал .между
книжной дворянской литературой и народным творчеством.
Для поэтики дворянского (классицизма жанр
оставался неизменным, незыблемым, сообразно со всей
устойчивостью и нормативностью самого мышления. Басни
Крылова противостояли схематизму и абстрактности
классицизма своим реалистическим отношением ,к
действительности. Поэтика классицизма обращалась к
идеальным нормам, выражающим обобщенные понятия. Она
не признавала единичного, частного, бытового.
Поэтический образ основан был на отвлечении от всего
«частного» и случайного. Это сказалось и в классицистической
басне, в которой отвлеченная идея, «.мораль» вытесняла
реальную конкретность. Быт выступал в басенном жанре
как гротеск, как пародия, как натуралистическая деталь.
В конечном итоге это приводило -к своей
противоположности, к распаду басенного жанра.
Представитель дворянского классицизма, Я. Княжнин,
указывал, что в басне следует «расположить мысли по
степеням пред сим изображенного натурального шествия
разума. Чтоб они, будучи почерпнуты из сего самого
содержания, были точно оному свойственны, чисты и
ясны; потом одеть их словами приличными достаточно,
но без всякою излишества, чтоб рассказ имел приятную
простоту, а наипаче правильность языка» !.
1 Я. Княжнин, Сочинения, т. II, СПБ., 1848, стр. 609.
317

«Приятная простота» и «.правильность» языка у
Крылова отнюдь не Соблюдается в том виде, в каком этого
требовала поэтика классицизма. «Простота» Крылове кого
языка основана на понимании законов живой, народной
речи, а не на правилах школьной риторики, которые он
постоянно и умышленно нарушает.
Басня Крылова реалистична прежде всего потому,
что она 'берет явление не в его абстрактном виде, а в
его реальных подробностях. Он изображает не условно-
аллегорические «маоии» зверей, >а типические характеры,
обобщающие социальные черты и особенности. Поэтому
крыловская баоня принципиально и резко отличается и
от античной и от философоко-аллегорической басни
немецкого Просвещения, представленной Лессингом. Но
реализм Крылова не может отождествляться и с теми
натуралистическими элементами, которые причислялись
¦к «низкому стилю» 'баснописцами и сатириками XVIII
века. Реализм—это не отдельные элементы стиля, а
отношение к действительности. В самом отношении к миру—
основное принципиальное различие между реализмом
Крылова и реалистическими тенденциями в творчестве
А. Сумарокова или Василия Майкова.
Для дворянского 'классицизма басня являлась
«низким», забавно-бурлескным жанром. Обращаясь в басне
к изображению крестьян и крестьянской жизни,
Сумароков и другие баснописцы XVIII века .показывали этот
быт гротескно натуралистическими чертами,
воспринимая его как своего рода «экзотику», глубоко чуждую
дворянскому сознанию. Для Крылова народная жизнь,
народное представление о мире, наоборот, являются
основой его мировоззрения и творческого метода.
Потому-то для него так важно общее, индивидуальное,
социально-типическое. Поэтому и самый стиль,
художественный метод его тяготеет к обобщению, к типизации.
В то же время конкретность его поэтического
мышления, обилие жизненных подробностей и деталей —
придают басням их реалистический характер. Однако
Крылов далек от бытописательства: его художественный
метод реалистичен именно потому, что в отличие от таких
баснописцев, как А. Измайлов, он видит типические
стороны действительности.
Не случайно, что Белинский в 1847 году, в период
создания им «натуральной школы», приводил басни
318

Крылова в 'качестве примера реалистических
произведений. «В баснях (Крылова сатира делается ©полив
художественною; натурализм становится отличительною
характеристическою черто-ю его поэзии. Это был первый
великий натуралист в нашей поэзии. Эато он первый и
подвергся упрекам за изображение «низкой природы»,
особенно вai 'басню «Овинья». Посмотрите, как
натуральны его животные: это настоящие люди, с резко
очерченными характерами, и притом люди русские, а не другие
какие-нибудь. А его -басни, в которых действующие
лица — русские мужички? Не есть ли это верх
натуральности?» 1 Крылов преодолел бытовой натурализм басен
XVIII века, обычно сочетавшийся с моралистическими
чертами сатирической литературы, придя к тому
критическому реализму, который характеризует дальнейшее
развитие русской литературы XIX века.
Однако реализм Крылова не смог полностью
вырасти в зрелый критический реализм. В нем еще нередко
•встречаются элементы, свойственные нравоописательской
моралистической литературе XVIII века.
Писатели-моралисты рассматривали явления действительности не в
их исторической конкретности, а в отвлеченном
обобщении. Крылов решительно преодолел как эту
рационалистическую абстрактность, так и моралистическую
ограниченность своих предшественников. Но в то же время
Крылов-баснописец во многом сохранил эту
обобщенность, обязательную для басенного жанра. В его баснях
выступают прежде всего типические представители
каждого из- сословий — дворянства, чиновничества,
купечества, крестьянства. В них воплощены те черты, которые
свойственны не отдельным людям, а всему сословию в
целом. Басня с ее способностью к такой типизации, к
такому 'отвлечению давала возможность Крылову в oбpa^
эах басенных персонажей показать эти
социально-типические черты.
Распределение симпатий и антипатий у Крылова
весьма устойчиво на всем протяжении его творческого пути.
Символика крылюеск'их басен, шедшая от народных
представлений о жизни, глубоко демократична. Львы,
Медведи, Лисы, Волки неизменно олицетворяют господству-
1 Б. Белинский, Собр. соч., т. III, стр. 776—777.
Под «натуральностью» здесь разумеется Белинским не
натурализм в нашем теперешнем понимании этого термина, а реализм.
319

ющие (классы и силы, чуждые и враждебные народу. Но
Крьшюв далеко не (всегда видит всю сложность, ©сю
противоречивость социальных отношений своей эпохи, так
же как не видит и тех сил, которые могли бы разрешить
эти противоречия «иным путем, чем моральное
перевоспитание и самоусовершенствование. Поэтому и самый
реализм Крылова еще связан с моралистическим
реализмом XVIII века.
Однако эти моралистические элементы, идущие от
рационалистической философии и эстетики классицизма,
были преодолены Крыловым и не они определяют
характер его басен — их обобщенный и в то же время
сатирически насыщенный реализм. В том и заключалось
йодлинное новаторство Крылова, как гениального
русского художника-баснописца, что он придал своим
басням реалистический и сатирический характер. Басня как
раз и являлась тем жанром, «в- котором, прежде всего,
даны были «всеобщие», «общечеловеческие» явления и
нравы. Поэтому при всей конкретности деталей крылов-
окая басня всегда сохраняет свою социальную
обобщенность, не превращаясь в самодовлеющую картину нравов.
Утверждая басню как сатирический и реалистический
жанр, Крылов, широко пользуется средствами
живописно-конкретного изображения действительности.
Замечательна сатирическая выразительность детали у Крылова.
Несущественная на первый взгляд подробность придает
у него реалистическую убедительность всей басне.
Так, например, в баше «Синища» Крылов, рисуя
картину всеобщего ожидания чуда, обещанного хвастливой
синицей, использует деталь, сразу же переключающую
весь смысловой контекст басни из мира звериных
образов в круг «жителей Нептуноеой столицы». Смотреть на
невиданное зрелище сбегаются не только птицы и звери,
но также
Охотники таскаться то пирам
Из шер'вых с ложками явились к берегам,
Чтоб похлебать ухи такой богатой,
Какой-де откупщик и самый тарюватый
Не давывал секретарям.
Тут и ядовитая касмешка иад праздным1» 'бездель-
ошками — любителями пожить за чужой счет, типически-
320

Mitt персонажами дворянского общества той эпохи. Тут
<и не (менее злой сатирический намек на откупщиков,
закармливающих нужных им «секретарей» роскошными
обедами, — деталь, «взятая из самой гущи жизненных
отношений. Так отвлеченная тема (о тщеславии и
похвальбе) обрастает реальными жизненными чертами.
В 'басне «Гуси» осуждение дворянской спеси -подчерк*
нуто и самой системой образов, самым стилем. Мужик,
человек из народа, «не очень вежливо честшп свой гурт
гусиный». Тут и простонародное «честил», и иронически-
презрительное «гурт гусиный». Наоборот, речь Гусей,
полная дворянского высокомерия, выдержана в
возвышенном, «книжном» тоне. Гуси называют Мужика
'презрительно: «неуч сей» (как характерно это архаическое
«сей»!), самый синтаксис, построение фразы при этом
из 'разговорного становится книжным, с обилием
тяжеловесных придаточных предложений:
А этого' ие смыслит неуч сей,
Что мы свой знатный род ведем от тех Гусей,
Которым некогда был должен Рим спасеньем;
Такие басни, как «Крестьянин в беде», «Два
Мужика», показывают прекрасное знание Крыловым
крестьянского быта.
Сват Климыч говорит: «Вперед, мой милый сват,
Старайся клеть к из>бе гораздо ближе ставить».—
«Эх, братцы, это' все не так,—
Сосед толкует Фока:—
Не то беда, что клеть далека,
Да ладо «а дворе лихих держать собак...»
Эти бытовые подробности усиливают ощущение
жизненности данною случая и персонажей 'басни. Но ,ими
отнюдь не исчерпывается реализм Крылова. Бытовые
подробности у него органически слиты со всем развитием
образа, они важны не сами по себе, а лишь как
выражение характера или той типической обстановки, в
которой развертывается действие басни. Каждая басня
представляет как бы законченную бытовую сценку, <в которой,
как в пьесе, важны не отдельные детали, а общий смысл.
Еще А. Е. Измайлов в своей статье о баснях
Крылова подчеркивал его уменье представлять «изображения»,
«сделанные мастерски одною чертою». Недаром в пере-
21 Степанов 321

йодах его басен на другие языки число стихов зачастую
удваивалось и утроивалось. Именно яркие, найденные
поэтом детали делают -его стих таким кратким и вместе
с тем выразительным. А. Измайлов считал, что
«достоинство басни» у Крылова — в «прелести рассказа»,
заключающейся в «разнообразии», в том, «чтобы о всяком
предмете говорить приличным ему тоном» 1.
Живописности стиля Крылова способствует его
удивительное уменье соотносить весь строй и характер
образов, лексику, эпитеты, интонацию с содержанием,
характером басенного 'персонажа. Его басенные образы с
предельной конкретностью передают социальные,
реально-бытовые признаки предмета. Жуковский еще в 1809
году охарактеризовал замечательное мастерство
Крылова: «Он имеет гибкий слог, который всегда применяет к
своему предмету: то возвышается в описании
величественном, то трогает вас простым изображением нежного
чувства, то забавляет смешным выражением или
оборотом. Он искусен в живописи—имея дар воображать
весьма живо -предметы свои, он умеет и переселять их в
воображение читателя; каждое действующее в басне его
лицо имеет характер...» 2
Крылов- освобождает понятия и предметы от их
литературной условности, стремится подчеркнуть
конкретность и жизненную естественность басенных образов
(«Свинья под дубом»).
Реализм стиля Крылова раскрывается в предельной
точности его описаний. «Тришкин кафтан» —
подлинный поношенный, дырявый кафтан. Он рисует предметы
так, чтобы вызвать у читателя ощущение реалистической
подлинности. Вот, например, в басне «Вороненок»
описание барана. В этом описании нет ничего
условною, аллегорического: это реальный живой
баран—«прежирный, прематерый», такой, «-который доброму б и
волку был в подъем», на этом баране «тулуп» «прекосма*-
тый, густой, всклокоченный, хохлатый».
Однако конкретность для Крылова никогда не
переходит в фактографию, ib бытовизм. Образы его басен
сохраняют свою обобщенность и типичность, хотя они
нередко и соотносятся с отдельными лицами и фактами.
1 А. Измайлов, Опыт о рассказе басни, СПБ., 1826.
2 В. Жуковский, Сочинения, т. VII, СПБ., 1849, стр! 54.
322

Их политически-злободневный подтекст придает еще
большую конкретность и остроту его сатире.
Для Крылова ие существует «непоэтических» тем и
образов. Жизнь как бы ©ходит в его поэзию. В этом
отношения Крылов прямой и непосредственный
предшественник Пушкина и Гоголя, показавший пример
естественности описания, иредметности словоупотребления,
точной живописи образа.
Гоголъ писал о стиле Крылова: «Ни один из поэтов
не умел сделать свою мысль так ощутительною и
выражаться так доступно всем, как Крылов. Поэт и мудрец
слились в нем воедино. У него живописно всё, начиная
от изображения .природы пленительной, грозной и даже
грязной, до передачи малейших оттенков разговора,
выдающих живьем душевные свойства. Все так сказано
метко, так найдено верной так усвоен© крепко вещи, что
даже и определить нельзя, в чем характер пера Крылова.
У .него не поймешь его слога. Предмет, как бы не имея
словесной оболочки, .выступает сам собою, натурою
перед глаза» 1. Это замечательное определение мастерства
Крылова, предметной ощутимости его стиля,
необычайной естественности образов, словно слившихся с жизнью
и в то же время далеких от эмпирического
натурализма,— лучше всего раскрывает сущность реализма
Крылова.
Крылов редко прибегает к метафорам и> гиперболам.
Его стиль отличается смысловой прозрачностью. Каждый
образ его зрим и весом, «каждое олово отличается
точностью и конкретностью. Вот, например, невежественная
Мартышка, примеряющая бестолку очки:
То к темю их прижмет, то их иа хвост -нанижет,
То их понюхает, то \лх полижет...
В этом предельно окупом описании вое дело в
наглядности жеста, в его на идейности, \в выразительности
каждой детали. В басне «Муха и Дорожмые» дается
характерная жанровая сценка:
В июле, © самый з>ной, в полуденную пору,
Сыпучими) песками, в гору,
С поклажей и с семьей дворян
Четверкою рыдван
Тащился,
» Н. Гоголь, Сочинения, т. VI, М., 1937, стр. 448—449.
21* 323

Ксши измучились, I» кучер как <ни бился,
Пришло хоть стать. Слезает с козел .он
И, лошадоей мучитель,
С лакеем в два кнута тиранит с двух'сторон:
А легче нет. Ползут <из колымаги вон
Боярин, барыня, «их девка, сын, учитель.
Но, З'нать, рыдван был плотно загружен,
Что лошади, хотя его тронули,
Но в гору по песку едва-едва тянули.
В этом и последующем описании типически
раскрывается жизиь провинциальной дворянской семьи;
отношения персонажей, изображенных с «лукавой иронией,
намечены скупыми деталями, как бы пунктиров. Тут и
барин, неспроста ушедший с пригожей служанкой «по
грибы», и провинциальная помещица, «шушукающаяся»
с учителем, и старомодный рыдван, который тянут
тощие кони.
Басенные образы Крылова удивительно жизненны,
наглядны и вместе с тем свежи. Каждая деталь как бы
прочувствована художником. Достаточно напомнить
сравнение мухи, шныряющей меж людей, с откупщиком («Ну
славно откупщик на ярмарке хлопочет»). Не только в
поэзии, но и в прозе того времени мы не найдем такой
точной реалистической живописи, такого мастерства
рассказа. Лишь позднее, в прозе Пушкина и Гоголя,
оказался результат этой работы Крылова над словом.
В «Демьяновой ухе» так и видится янтарная, жирная
уха, описанная с удивительной точностью и кулинарной
конкретностью: здесь и «лещик», и «потроха», и-
«стерляди кусочек». Прозрачную желтизну наваристой, жирной
ухи Крылов подчеркивает наглядным сравнением: «как
будто янтарем подернулась она». Эта реалистическая
живописность стиля присутствует во всех баснях. Так, в
басне «Паук и Пчела» Крылов, рассказывая о купце,
привезшем на ярмарку «.полотны» и бойко
расторговавшемся там, опять-таки приводит точную бытовую деталь:
«Покупщиков отбою нет: у лавки доходит иногда до
давки». В басне «Котел и Горшок» Крылов подчеркивает,
что «друзья» «пустилися» по «тряской мостовой». Муха
в 'басне «Муха и Пчела» ест «с фарфоровых богатых
блюд». Дело здесь в вещественности эпитета, в
конкретности детали. Это результат реалистичности
поэтического мышления Крылова, нового отношения к
явлениям поэзии как явлениям конкретного, веществед-
324

него, а не условно поэтического мира. Вот это од делало
Крылова --близким Пушкину, отличало ело от поэтов
XVIII века.
Современники единодушно отмечали «живописность»
стиха Крылова, его умение выразить одним эпитетом,
одной чертой целую картину, придать осязательность -и
наглядность образу. Об этой наглядности образов
Крылова писал А. Измайлов, обратив внимание на басню
«Муха и Пчела»: «На тонком стебельке качалась Муха, сидя».
Картинные два стиха! Вот что называют французы
image (изображение) и что можно найти у одних только
поэтов-живописцев» К
Реализм Крыиюва в особенности ярко проявится в
изобра ж ении бас енн ы>х персоиа ж ей. И;ме нн о п р е в»р ащ е-
ние Крыловым «рассудочного» (термин Белинского)
басенного жанра в живую, реалистическую сцену,
жизненную «драму» и явилось тем новым, что внес Крылов
в басенную традицию. Белинский указывал, что «у
Крылова всякое животное имеет свой индивидуальный
характер, — и проказница мартышка, участвует ли она в
квартете, ворочает ли из трудолюбия чурбан, или
примеривает очки, чтобы уметь читать книги; и лисица у него
везде хитрая, уклончивая, бессовестная и больше
похожая на человека, чем на лисицу «с пушком на рыльце»;
и косолапый мишка везде добродушно-честный,
неповоротливо-сильный; лев — грозно-могучий, величественно-
страшный. Столкновение этих существ у Крылова всегда
образует маленькую драму, где каждое лицо существует
само по себе и само для себя, а все вместе образуют
собою одно общее и целое. Это еще с большею
характерностью, более типически и художественно
совершается в тех баснях, где героями — толстый откупщик,
который не знает, куда ему деваться от скуки с своими
деньгами, и бедный, но довольный своею участью сапожник;
повар-резонер; недоученный философ, оставшийся без
огурцов от излишней учености; мужики—политики и пр.
Тут уже настоящая комедия!» 2
1 «Благонамеренный», 1825, № 3, стр. 112.
2 В. Белинский, Поля. собр. соч., т. V, СПБ., 1901, стр. 264.
325

Животные в басенном ж аире выступают как бы в
двойной роли: условных символов-аллегорий,
олицетворяющих те или иные человеческие пороки, и как соб:
ствевно животные, с присущими .им чертами. Античная
басня и басни Лесоинга в основном признавали лишь
первую функцию животного персонажа —
аллегорическую. Басни Крылова совмещают обе функции.
«Очеловечение» басенных образов зверей имеет свои
границы. Передавая человеческие черты своего персонажа,
баснописец не может 'переступить известных границ,
так как в противном случае животные получают
несвойственные им качества, благодаря чему теряется
правдоподобие—реалистическая основа басни. Крылов
сохраняет необходимые пропорции, избегая слишком явного
«очеловечения» басенных животных. Поэтому они у
него более «традиционные, чем людские. В них уже
заранее даны моральные и психологические черты, которые
они приобрели в басенной традиции.
Хитрость лисицы, глупость осла, жадность волка,
сила и бесцеремонность льва — не только
произвольно установленные качества, но они соответствуют и
тому характеру этих животных, жак он передан в
сказках, баснях, вообще в представлении народа. Но
придавая им свойства человеческого характера, Крылов не
ставит знак равенства между животными и людскими
персонажами, как это делали некоторые из его современна
ков, у него звери сохраняют свойственные им черты.
Так, например, в баснях: «Две Собаки», или «Собачья
дружба» все время сохраняется точное реалистическое
описание именно собачьей жизни. Собаки разговаривают
о своих собачьих делах, и нигде рассказ об их жизни не
сбивается на человеческий быт. Крылов очень тонко и
внимательно выдерживает весь колорит, все детали
описания жизни собак и их привычек.
Верный дворовый Барбос, усердно несущий барскую
службу, и избалованная, изнеженная болонка Жужу
изображены со всей конкретностью их жизни и привычек.
Барбос спит под забором, моюнет под дождем, терпит за
свою верную службу и холод и голод. Жужу развлекает
своих хозяев, валяется по коврам и мягкому дивану, ест
и шьет на серебре. В ответ на недоуменный вопрос
Барбоса, за что она попала в такую честь у господ, Жужу с
насмешкой отвечает: «На задних лапках я хожу». Пере-
326

ключение на людские нравы и порядки, подчеркнутое в
этой реплике Жужу, дается только -в коицооке:
Как счастье многие находят
Лишь тем, что хорошо «а задних лапках ходят!
«Человеческое» выступает лишь из сходства с
людскими страстями и пороками, сходства, обнажающего
смешную, карикатурную сторону человеческих
отношений в эксплоататорском обществе.
В басне «Соловьи» передано восприятие окружающего
самим Соловьем, сидящим в неволе. Крылов изображает
свои персонажи так, как если бы они не имели своего
иносказательного значения. Аллегория, перенесение
«морали» на человека и людские отношения никогда не
подчеркивается.
У Эзопа басня обычно представляет собой ка-к бы
конспект, который кратко излагает сюжетную схему.
Персонажи эзоповских басен не наделены конкретными
чертами, лишены характеров, они лишь передают
моральные истины и поучения. Вот, например, басня Эзопа
«Горшки»: «Плыли по реке два Горшка: глиняный и
медный. Глиняный сказав медному: плыви подальше от
меня; если до меня дотронешься, то расшибешь меня,
хотя бы я и не хотел до тебя дотрагиваться. Жизнь
бедняка бывает подвержена опасности, когда близ его живет
вельможа» 1.
Крылов в своей басне «Котел и Горшок» отвлеченной
схеме эзоповской басни противопоставил реалистическое
изображение русской действительности, со всеми ее
конкретными подробностями. Он рассказывает, как Горшок
большую дружбу свел с Котлом, как «друг без друга они
не могут быть никак», что они «с утра до вечера друг с
другом неразлучно». Здесь и авторские отступления «и
реплики: «Но в дружбе что эа счет? Котел горой за
свата». Крылов придает всей басне бытовой колорит,
притом национально русский. Решившись вместе
странствовать по свету,
Пустил-ися друзья по тряской мостовой,
Толкаются в телеге меж собой...—
точь-в-точь, как путешествуют какие-нибудь
мелкопоместные дворяне или чиновники.
1 Греческие классики1, переведенные Мартыновым, ч, I, СПБ,
1823, стр. 145—146.
327

Басни Крылова (настолько органически связаны с
русской действительностью, нравами, бытом, что это
придает самобытный, национальный характер их басенным лер-'
сонажам, который особенно ярко подчеркнул в своем
отзыве Гоголъ: «Звери у «его мыслят и 'поступают
Слишком по-русски: tB >их проделках между собою слышны
проделки и обряды производств внутри России1. Кроме
верного звериного сходства, которое у нею до того
сильно, что не только лисица, медведь, волк, но даже сам
горшок поворачивается как живой, они показали в себе
еще и русскую природу» К
И в то же время, это не аллегорические звери басен
Эзопа, а люди во всем своеобразии их характеров,
социального (положения, языка и т. п., лишь прикрытые
личиной басенных животных. Крылов своим персонажам
передает те конкретные человеческие черты, которые
заставляют забывать об условных звериных масках.
Если Рабле или Свифт придумывали для своих сатир
условные гротескные гиперболические 'персонажи, то
Крылов, рисуя современную ему картину общественной
жизни, показывал самые разнообразные социальные типы.
В отличие от античной басни и басен •ближайших
предшественников, у него аллегорические персонажи,
условные бассенные «маски» приобретают социальные
черты, а зачастую превращаются в конкретные
сатирические образы: Слон («Слон на воеводстве»), Медведь
(«Медведь у Пчел»), Лисица в баснях, «Крестьянин и
Овца», «Рыбья пляска», «Щука» и т. in. являются не
аллегориями, а обобщенными социальными типами,
наделенными при этом конкретными социальными и
профессиональными признаками и чертами.
Так, например, в образе Медведя в басне «Медведь у
Пчел» Крылов обрисовывает черты
администратора-хапуги старою закала, бесцеремонно накладывающего свою
лапу на чужое добро. После суда hi отставки он
сохраняет награбленное, ожидая от своих покровителей нового
назначения на столь же тепленькое -местечко, чтобы
приняться за то же:
Со светом Миша распрощался,
В бериюгу теплую забрался
И лапу с медом там сосет,
Да у моря погоды ждет.
1 Н. Гоголь, Собр. соч., т. VI, стр. 446.
328

Речевые характеристики басешшх персонажей у
Крылова соответствуют характерам и социальному положению
каждого из действующих лиц. В басне «Лисица и Сурок»
Лисица выступает уже не как некий условный .персонаж,
а как умудренный опытом, хитрый, .пронырливый
взяточник-чиновник:
«Ох, мой голубчик-куманек!
Терплю напраслину w выслана за взятки.
Ты энаешь, я была в курятнике судьей,
Утратила в делах здоровье и покой,
В трудах куска не доедала,
Ночей не досыпала,
И я ж за то' под гиев подпала...
Волк, уходящий на покой от злобы окружающих,
произносит лицемерную речь, подобно удаляющемуся на
вынужденный «покой» скомпрометировавшему себя гра-
бителъствам администратору-чиновнику, любящему при
этом либеральные фразы. Это уже чиновник новой
формации, который выступает под видом защитника
передовых взглядов, лицемерно сетуя на несправедливость
общественного мнения. Он стремится «в леса Аркадии
счастливой», где «как агнцы кротки человеки», где
«царствуют златые времена». Однако при этом он сохраняет
«свой нрав и зубы» («Волк и Кукушка»).
Крылов умеет мастерски передать самые
разнообразные оттенки человеческих отношений. Так,
смущенный Ягненок изъясняется с униженной почтительностью
и даже льстивостью:
«Когда светлейший Волк позволит,
Осмелюсь (я донесть, что шже то ручью
От светлоеш еш inaroBi я на его лью,
И гневаться напрасно он изволит...»
Индивидуализация образа, наделение его
конкретными психологическими и социальными чертами являлись
важнейшей особенностью басен Крылова. В частности,
этим объясняется и обилие в баснях Крылова
человеческих персонажей, которых он предпочитает
традиционным аллегорическим образам.
Следует особо остановиться на. крестьянских
персонажах у Крылова. Они занимают главное место в баснях,
'изображающих народную жизнь. В некоторых из них
329

Крыло© правдивостью обрисовки персонажей уже
предвещает дальнейшее развитие реалистической трактовки
характеров. Один из исследователей Крылова указывал:'
«И какие они естественные русские типы. Эти два
мужика, три мужика, Демьян и Фока, извозчики, разбойники,
работники, пастухи, мельники, мирской сход и проч. Мы
нисколько не преувеличим, если скажем, что Крылов и
Кольцов указали путь, расчистили дорогу для
беллетристов-народников, выступавших с пятидесятых годов. Кто
не согласится, что крестьяне Некрасова в «Кому на Руси
жить хорошо» ни дать ни взять три мужика Крылова» К
В баоне «Три Мужика» Крылов -рассказывает, как
три крестьянина зашли в деревню переночевать. Один
из них, посмекалистей, сообразив, что щей и каши
маловато на троих, — затеял разговор, и пока его
собеседники пустились В' длиннейшие рассуждения, он «приел» и
tijH и кашу. В этой 'бытовой сцен'ке столь верные черты
быта, столь жизненные характеры, оттенки и краски, что
басня напоминает жанровую картину с точно
выписанными деталям.
Своеобразие поэта-баснописца 'выявляется в манере
рассказа часто даже известного сюжета. Искусство
рассказа в басне особенно трудное и тонкое искусство'.
Подобно песне или сказке, басня живет в устной передаче,
ее образы и выражения входят в народную речь.
Басня рассматривалась Крыловым как жанр
«разговорный», обращенный к широкой и разнообразной
аудитории. В этом устном характере басни—весь Крылов.
Вяземский очень удачно заметил, что «Дмитриев пишет
свои басни, а Крылов рассказывает»2.
Современники особенно отмечали артистическое
мастерство Крылова при чтении им своих басен: «А как
читает этот Крылов! — записывает в своем дневнике
Жихарев:—внятно, просто, без всяких вычур и между тем
с необыкновенной выразительностью» 3.
1 П. Владимиров, «Крылов -и его баош», Кси<еВ', 1895,
стр. 14.
2 П. Вяземский, Сочинения, т. I, стр. 157.
8 С. П. Жихарев, Записки современника, М.—Л., 1934, т. I,
стр. 245.
330

Основной манерой повествования у Крылова является
сказ, ведущийся от лица рассказчика-баснописца. Этот
сказ порою прерывается диалогическими репликами
басенных персонажей, зачастую отодвигающими на задний
план самого рассказчика; тем не менее его присутствие
все время ощутимо, выражаясь в его организующей и
направляющей роли.
Образ рассказчика, определяя характер самого сказа,
в то же время является тем центром, через который
раскрывается идейная направленность произведения. Для
басенного жанра характерна «простодушная» манера
изложения. Особенность «простодушного» рассказчика, от
лица которого ведется басенное повествование, в том,
что он рассказывает так, как будто сам полностью верит
в то, о чем говорит. Юмор басни и заключается в
несовпадении этого наивно-простодушного тона повествования
и смысла происшествий, излагаемых в басне. Баснописец
с одинаково серьезным и простодушным видом
рассказывает и о том, как негодоваона глупая лошадь на
крестьянина, засевавшего овес, вместо того чтобы дать его ей
(«Крестьянин и Лошадь»), и о тяжбе Крестьянина с
Овцой из-за якобы ею съеденных кур («Крестьянин и
Овца»), и о беспечном Мельнике, своевременно не
починившем плотину («Мельник»). При этом рассказчиц
эпически-бесстрастно повествует обо всех этих случаях.
В трактате А. Измайлова «О рассказе басни»
имеется особая глава «О ороетодушии», которое «состоит в
верном и необдуманном выражении того, что
чувствуют» 1. Эту манеру «простодушного рассказчика»
использует -и Крылов. Отсюда возник и образ «дедушки
Крылова» — проницательного и спокойного народного
мудреца, — укрепившийся за баснописцем. В сочетании
наружного «простодушия» рассказа с глубоко затаенной
иронией — мастерство Крылова-баснописца.
Крылов повествует важным слогом историка о
«храбром» Муравье. Здесь лукавая насмешка баснописца,
его юмор чувствуется особенно явственно о сочетании
торжественного тана повествования с ничтожностью
самих «подвигов» Муравья.
Какой-то Муравей был силы «непомерной,
Какой не слыхано ни в древни времена;
1 А. Измайлов, Опыт о рассказе басни, СПБ., 1826,
стр. 65.
331

Он даже (говорит его историк верной)
Moir поднимать больших ячменных два верна!
Притом и в храбрости за чудо дочитался:
Где б ни за видел червяка,
Тотчас в 'него впивался-,
И даже хаживал один на паука.
Это именно то «веселое лукавство ума», о котором
говорил Пушкин, ироническая насмешка, становящаяся
тем сильней, что она прикрыта «простодушием»
рассказчика. На протяжении ©сей басни постепенно
развенчивается эта «непомерная» сила Муравья, его важность и
чванство. Недаром Пушкин восхитился смелой простотой
крьиловского образа: «он даже хаживал один .на паука»,
считая, что такие выражения «сильно и необыкновенно
передают нам , ясную мысль и картины поэтические».
Крылов здесь пользуется такими .конкретными
подробностями, что' совершенно исчезает условность басни и
басенный Муравей превращается в спесивого, но
малозначительного чиновника.
Крылов везде подчеркивает присутствие умудренного
жизненным опытом рассказчика-автора. Более всего это
сказывается в его обращениях к читателю.
Для монологического сказа Крылова, сливающегося
с обликом 'баснописца, «сказителя», очень характерны
авторские отступления, особенно частые в морашистиче-
ских «концовках», придающие авторскому монологу
характер непринужденной, домашней 'беседы':
Видал я на своем веку,
Что так же с правдой поступают.
Поколе совесть в нас ч.иста,
То .правда нам мила и правда нам свята,
Ее in слушают и принимают...
Или в басне «Пловец и Море»:
И я скажу, совет хорош, не ложно:
А плыть на парусах без В'етр'у невозможно.
Или, еще откровеннее, в 'басне «Ягненок»:
Авдоточка, мой друг,
Я для тебя и для твоих подруг
Придумал басенку. Пока еще ребенком,
Ты .вытверди ее: не ныне, так вперед
С «ее оберешь ты плод...
Крыло© не только рассказывает, но и комментирует
события, выносит свои оценки и суждения. В своих иро-
332

нических репликах, словно ©скользь сделанных, он
(вскрывает истинный характер вещей, часто выступая с
пояснением 'К словам действующих лиц -басни:
А рыбы, 'Между тем, на сковородке 'бились...
(«Рыбья пляска»)
Как видно, слуги былаг пьяны.
(«Голик»)
Порою рассказчик как бы становится на точку
зрения своих героев, благодаря чему самое отношение -к
событиям определяется характером данного басенного
пероонажа. На несоответствии между самооценкой
персонажа и ело действительным значением и ролью
основана ироническая манера Крылова. Так, например, в
басне «Пожар и Алмаз» это несоответствие между
собственной высокой оценкой и фактической ролью
Пожара раскрывается <в его еамшоэвешчишющем
монологе:
\ Не так легко затмить мое сиянье,
Когда я в ярости моей
Охватываю зданье.
Смотри, как все усилия людей
Против себя' я; -презираю,
Как с треском все, что встречу, пожираю...
Принцип «саморазоблачения» обычен дая Крылова
даже тогда, когда он принимает вид «простодушного»
рассказчика, повествующего в повышенно-хвалебном или
торжественно-утверждающем тоне: все время чувствуется
его лукавая усмешка, его- личное мнение, глубоко
запрятанное между строк басни.
Автобиографический характер образа рассказчика
Крылов особенно наглядно подчеркнул ib предисловии к
басне «Плотичка»:
Что ж -делать, милый друг: возьми терпенье!
Я сам того ж боюсь.
Но как же быть? Теперь я старе становлюсь:
Погода к осени дождливей,
А люди к старости болтливей...
Действующие лица басен Крылова обнаруживают свои
истинные свойства и качества вне прямой,
непосредственной оценки их автором-рассказчиком. Честолюбивый
Осел, завистливая Обезьяна, глупый Слон, взяточница
Лиюа, хвастливый Заяц — все оии действуют, говорят,
333

ведут себя так, как бы они вели себя «в
действительности. Автор не дает им критической оценки в самом
изложении басенного сюжета. Она вытекает из всего
содержания басни и чаще всего формулируется автором
в нравоучении.
Иногда басня у Крылова является монологом, почти
без включения в нею реплик персонажей. Тогда весь
речевой строй ее выдержан в повествовательной манере
рассказа от первого лица, то есть от автора. Такова,
например, басня «Фортуна в гостях», в которой этот
авторский монолог все время подчеркивается обращениями
к читателю, словечками и оборотами, принадлежащими
самому рассказчику:
...А поглядишь, так сами виноваты...
...Когда ж ты не умел прм счастья поживиться...
...Посмотришь: — у него деревня, дом и дача.
...Теперь вы спросите: что ж третий получил.
...Не знаю, прежде он бывал ли в том горазд...
Такие авторские ремарки не столь развернуты, как
вступительные и заключительные нравоучения, но -и они
(весьма существенны для создания образа рассказчика,
для придания басне сказового характера.
Речь автора изобилует теми
устно-повествовательными формами, которые подчеркивают непринужденность
рассказа:
У Мельника вода плотину прососала:
Беда б не велика сначала,
Когда бы руки приложить;
Но кстати ль? Мельник мой не думает тужить;
А течь день-ото-дня сильнее становится...
(«Мельник»)
Или:
Когда-то, о весне, зверями
В надсмотрщики Медведь был выбран над ульями1,
Хоть можно б выбрать тут другого поверней,
Затем, что к меду Мишка падок,
Так не было> б оглядок;
Да спрашивай ты толку у зверей.
(«Медведь у пчел»)
Всюду здесь чувствуется словоохотливый рассказчик,
который как будто рассказывает только о том, чему он
сам был свидетелем, охотно останавливается «а
подробностях, добавляя изредка свои «бесхитростные»
суждения.
Даже в тех случаях, где рассказ ведется не от
первого лица, а как повествование о событиях, все время чув-
334

ствуется Ж'И-вой рассказчик, его интонация, его голос.
Так, начиная басню в книжно-повествовательной манере:
Со стороны прибыв далекой
В дремучий лес, Орел с Орлицею вдвоем
Задумали навек остаться в нем,
И, выбравши ветвистый дуб, высокой,
Гнездо себе (в его вершине стали вить...
(«Орел и Крот»)
Крылов тут же переходит к более живым и
динамичным формам речи:
Но кстати ли Оршу принять совет из норки
И от Крота. А >где же похвала,
Что у Орла
Глаза так зорки?
В авторском повествовании у Крылова, в его
монологической речи, модою выделить две основные тенденции:
применение книжного, даже слегка архаизированного
слога и устного сказа, опирающегося на живую
разговорную речь.
Книжный оттенок язык Крылова приобретает в тех
случаях, когда он обращается к назиданию:
Отцы и матери! вам басни сей урок.
Я рассказал ее не детям в извиненье:
К родителям в иик не почтенье
И нелюбовь — всегда порок...
(«Кукушка и Горлинка»)
Совершенно иной характер имеет язык Крылова,
когда он рассказывает самую басню. Тогда он
пользуется всем богатством живой речи, достигает
максимальной выразительности и естественности интонации:
Дитяти маменька расчесывать головку
Купила частый Гребешок.
Не выпускает вон из рук дитя обновку:
Играет, иль твердит из азбуки урюк,
Свои ©се кудри золотые,
Волнистые, барашком завитые
И мягкие, как тонш-й лен,
Любуясь Гребешком, расчесывает он...
(«Гребень»)
Здесь широко использована народная фразеология,
уменьшительные и ласкательные суффиксы («дитяти»,
«маменька», «головка»). Именно эта естественность,
являющаяся отличительным свойством крыловских басен,
была величайшим завоеванием Крылова. Он первый
достиг такой простоты и живописности речи, одинаково
335

чуждой .и тяжеловесности классицистической школы, и
салонной манерности карамзинистов.
Многие басни Крылова представляют сцены ib лицах,
где почти отсутствует авторское повествование или же
оно сводится к кратким «сценическим» ремаркам. Но
живой разговорный диалог в его баснях не выделяется
резко из тою монологического «сказа», .которым пользуется
сам автор. «Просторечная основа, подчеркнутая в
'репликах «героев», ни ib какой мере не обособляет от
«авторского» языка» 1.
Басни Крылова сценичны © своей основе и по своему
построению'. Еще Белинский указывал, что «если бы
Крылов явился в наше время, он >был бы творцом
русской комедии». В самих баснях Крылова заключено было
мастерство драматурга, во многом перекликавшееся с
грибоедовокой комедией. Оно проявилось как в живости
и выразительности характеров и языка «действующих
лиц» его басен, так и в драматической насыщенности
басенной фабулы, в ориентации на сценическое,
«произносимое» слово. В этом, несомненно, сказался
предшествующий опыт Крылова-драматурга.
Недаром Белинский считал, что басня ч*Крестьянин и
Овца» — «поэтическая картина одной из сторон
общества1, маленькая комедийна, в которой удивительно верно
выдержаны характеры действующих лиц, и действующие
донца говорят каждое сообразно со своим характером и
своим званием» 2. В этой драматической «завязке», в
сюжетной заостренности ситуаций как бы заключена1
комедия в миниатюре, с тишчеокимм персонажами, с ее
обращением к «зрителю» или слушателю.
Такие басни, как «Демьянова уха», «Двя Мужика»,
«Кукушка и Петух», «Две Собаки» и другие,
превращаются в своем роде в миниатюрную комедию, в которой
диалогические формы устной речи определяют -характер
языка басни:
«Здорово, кум Фаддей!» — «Здорово, кум Егор!» —
«Ну, каково приятель, поживаешь?» —
«Ох, кум, беды моей, что вижу, ты «е знаешь!
Бог посетил меня: я сжег дотла свой двор
И по миру пошел о тех пор».—
ИВ. Гофман, Басенный язык Крылова, И. Крылов, Поли,
собр. стих., т. I, Л., 1936, стр. 155.
2 В. Б ел и/'некий, Поли. собр. соч., т. VI, стр. 27.
336

«Как так? Плохая, кум, игрушка!» —
«Да так! О Рождестве была у <нас пирушка...»
(«Два Мужика»)
В таких Д'иашюгах-оценах Крылов средствами языка
передает характер и социальные признаки ово'их героев.
В них подчеркнута не только разговорная, но и
специфически крестьянская речь:
И тоже ч/ереC4yipv гаршштьоя, я хлебнул
С друзьями полугару...
«Ан бес (меня- впотьмах так с лестницы толкнул...
...коль молвить правду.
Но во всех подобных случаям Крылов отнюдь не
приходит к натуралистической грубости языка, как это »было
у CyMiapoMOiBa и позже у А. Измайлова, ушащавших
речь своих персонажей вульгаризмами и «просторечием».
Действующие лица 'басен Крылова сохраняют
особенности речи, присущей им, передающей их характер и
профессиональные признаки. Вот, например, как говорит
расторопный и всезнающий столичный щеголь:
...Поверишь ли, не станет ми уменья ,
Пересказать тебе, «и сил.
Уж подлинно, что там чудес палата!
Куда на -выдумки природа таровата!
Каких эварей, каких там -птиц я не видал...
Здесь передана речь оустого, 'болтливого человека,
привыкшего обо всем поверхностно судить. Подобный же
характер имеет и речь Лжеца в одноименной 'басне и
других представителей светского, столичного общества.
Таким образом, самое слово, -языковые краски и»
оттенки у Крылова служат наиболее полному и точному
выявлению характера и социальной типичности
персонажа.
Историческое значение деятельности Крылова в
создании реалистического стиля- тем более велико, что он
выступил в эпоху господства поэзии сентиментализма,
которая, по словам В. Жуковского, ставила своей задачей
«веселить наше воображение приятными! мечтами» 1. Этой
1 В. Жуковский, О нравственной пользе поэзии,
Сочинения, 1847, т. V, сир. 321.
22 Степанов 337

задаче был подчинен весь ее художественный строй.
«Ломоносов и его преемники обращались преимущественно
к уму ,и воображению, — отмечал один из
исследователей, — Карамзин заговорил языком сердца, до ему
'понадобилось нового рода сладкозвучие» *.
Крылов одинаково чужд и рационалистической
отвлеченности 'Классицистической поэтики и эмоциональному
субъективизму сентименталистов. Вся его стшювая
система основана на реалистическом принципе.
Он впервые в русской поэзии придал конкретность и
ж и.зн енн уто па лио ценность слов у. П ер и ф р а стич еской
украшенности языка «карамзинистов» Крыло®
противопоставил простоту и естественность живой речи.
Борьба за стиль является идеологической борьбой.
Поэтому естественно, что в своем утверждении
демократической, народной морали, в своем отрицательном
отношении к барской, аристократической культуре Крылов
решительно выступал против сентименталистов,
стремившихся набросить идиллический покров на
действительность.
Обращение Крылова к подлинной жизни отличается
также и от бытовизма XVIII века. В
противоположность ему, Крылов не стремится к натуралистической
подчеркнутое™ деталей.
Стиль Крылова меняется в зависимости от темы, от
характера описываемого предмета. В то время как
Сумароков или даже современник Крылова, А. Измайлов,
видели лишь внешнюю, (бытовую сторону жизненных
явлений, Крылов глубоко раскрывал их сущность. П.
Плетнев, называя Крьшгова «Протеем апологической поэзии»,
справедливо подчеркнул1, эту универсальность И!
многообразие его стиля.
Лукавая усмешка автора' как бы просвечивает через
его спокойное, внешне бесстрастное повествование. Так,
рассказывая о Поваре, который «с поварни побежал в
кабак», Крылов не преминул в скобках отметить: «он
набожных быш! правил, ш в этот день по куме тризну
правил».
Эта насмешливая характеристика Повара-«грамотея»
не только мотивирует проявляемую им словоохотливость,
но и придает особенную жизненную конкретность само-
1 Я. Грот, Филологические разыскания, т. I, стр. 100.
338

му образу. При этом для понимания щелюго важна
каждая деталь, каждый отдельный эпитет. Так, упоминание
iB самом начале о том, что Повар — «грамотей»,
делается существенным в дальнейшем, когда ой- иронически
назван «риторам». Оказывается, что Повар любил не
только выпить («справить тризну» по куме), но и был
склонен к красноречию. Так из отдельных, казалось бы
незначительных, штрихов складывается образ в его
реальной многосторонности.
Применение бюрократического «судейского» языка в
баснях Крылова связано с разоблачением им учреждении
крепостнического государства. В рассказе о Медведе,
назначенном в «надсмотрщики над ульями» и
«потаскавшем весь мед в свою (берлогу», социальное острие
сатиры подчеркивается уже самим стилем. Когда
выявилось преступление «Мишки», то «подняли тревогу», «по
форме нарядили суд», то есть выполнили необходимую
формальность, что и подчеркивается этой канцелярской
терминологией, прикрывающей бездеятельность суда.
Отставку Мишке дали
И приказали,
Чтоб зиму пролежал в берлоге старый ллут.
Решили, справили, скрепили:
Hoi меду вое ж не воротили...
Разрыв между соблюдением формы и
действительной безнаказанностью чиновного казнокрада передан
здесь посредством 'иронического использования «азен-
но-бюрок р атической ф разеологаи.
Аналогичный принцип применен Крыловым и в ряде
других басен, например, в- «басне «Щука». Здесь
традиционно-торжественный слог следственного дела
подчеркивает 'конкретный социальный адрес крыловокой
саги ры:
Для должного (В! порядке дел надзора
Им придана 'была Лиса за 'прокурора.
Вшду тою что дела Щуки получили! широкую
огласку и связь ее с Лисой-Прокурором стадоа широко
известна («слух меж народа шел, что Щука Лисьиньке
снабжала рыбный стол»), то, ;во избежадае нареканий в
«лицеприятии», Щуку по предложению Лисы решают...
«утопить в реке». Пристрастный характер суда
подчеркивается у Крылова контрастом между бессмысленностью
22* 339

содержания приговора и значительностью формулы
обвинения:
«Почтенные суды»!— Лиса тут приступила.—
Повесить мало: я б »ей казнь определила,
Какой не видано у нас здесь «а ©ему:
Чтоб 'было впредь шутам -и страшно, и опасно,
Так утопить ее в реке...»
В басне «Крестьянин и Овца» Крылов пародирует
архаическую условность приказною языка:
И приговор Лисы »вот, от слова до слова:
«Не принимать никак резонов от Овцы,
Понеже хоронить концы
Все плуты, -ведомо, искусны...
Пародируя тяжеловесные формы приказного слога,
Крылов подчеркивает антинародный характер
судопроизводства в самодержавно-крепостническом государстве.
Сатира ш корыстных царских судей становится тем
самым конкретнее и острее.
Новаторство Крылова в развитии русской речи
связано с творческим усвоением всего богатства народного
языка, органически слитого с 'книжным, литературным
олюгом. Реализм стиля сказался в той точной
предметности слова, в конкретности значения, которое оно
приобрело в баснях Крылова. Дело здесь не в 'бытовых
деталях, а в точной смысловой соотнесенности слова с его
предметным значением. Эмоциональной расплывчатости
слова в поэтике сентиментализма Крылов
противопоставил конкретную ясность, ощутимость и точность.
Основная особенность стиля Крылова в том, что он
уничтожил ту стилевую иерархию, .которая
характеризовала поэзию XVIII века. Басня оказалась тем жанром,
в котором ©первые смогли слиться в единой языковой
системе слова разных стилевых категорий. Тем самым
Крылов освободил слово от условной «литературности».
Уже в баснях, написанных в 1806—1811 годах,
Крылов обращается к предметно точному слову,
обозначающему жизненные явления в их .подлинной реальности.
«Сырок», «косточка», которыми готова была
полакомиться Ворона; Ларец, 'который только что принесли от
мастера и он «кидался в глаза» своей отделкой и
«чистотой»,— все это реальные вещи. Когда Крылов
рассказывает, как незадачливый «механики мудрец» вертит
340

Ларец со асех сторон1, потеет от «бесполезной натуга, —
он рисует не условную картину, а реального человека,
занятого утомительным трудом, и не боится
употребления таких слов, ка»к «вспотел». Это «вспотел» у Крылова
лишено грубости сумароковского словоупотребления,
потому что в нем нет какой-либо нарочитости.
Бытовая живопись Крылова — это реалистическая
манера изображения, предвещающая реализм Пушкина
.и даже Некрасова:
Домишко старенький край города стоял,
Тр(Л' брата жили в нем и не могли разжиться —
Ни в чем им как-то не спорится.
(«Фортуна в гостях»)
Или описание «поместий» Лягушке:
Нашла там тинистый bi лошдаке уголок
И завела домок
Под кустиком, в тени меж травки, как раек...1
(«Лягушка и Юпитер»)
Крылов с исключительным вниманием подбирает
каждый эпитет. Пруд шдит на реке «то с грузом тяжкие
суда», «то долговязые плоты». «Долговязые»—это
реалистически-предметный наглядный эпитет, в корне
отличный и от абстрактной торжественности
классицистического, и от эмоциональной зыбкости сентиментального
стиля.
Рисуя, казалось бы, условный, аллегорический
пейзаж, Крылов изображает его столь же конкретно, как и
действительно существующий:
А бедный Пруд год от году все гло>х,
Заволочен весь тиною «глубокой,
Зац©ел, зарос осокой,
И (наконец совсем иссох.
У Крылова это — не условный, аллегорический Пруд,
а реальный пейзаж. Потому и вое его детали вполне
вещественны, конкретны: Пруд «в илистых -и мягких
берегах» лежит «в неге и в покое», «как барыня в
пуховиках»; по воде пруда «чуть зьгблетоя листок».
Эта реалистическая живопись с особенной полнотой
раскрывается в баснях, изображающих жанровые сценки
(«Два Мужика», «Три Мужика», «Демьянова уха» и
1 Вариант:
Под тенью ивияка, меж травки, как раек...
341

'М>н. др.). Персонажи этих басен предстают во всей
своей жизненной реальности. Три- Мужика, зашедшие в
деревню ночевать,—не условно-басенные мужики, а
крестьяне, «промышлявшие в Питере извозом». Они «путь
домой на родину держали», «поработали», «погуляли».
Дальше сообщается, (что они знали грамоту, «реляции
читали» и, пустившись в толки, «как быть войне, кому
повелевать» — забыли о скудном деревенском ужине.
0 том, как настойчиво добивался Крылов
реалистической точности и конкретности характеристик,
свидетельствуют его черновые варианты: «Мужичий» «за ложки
ухватились», или вместо:«газеты и, подчас, реляции
читали», было: «они же грамоте хотя не сильно знали и
кой-как иногда газеты разбирали» 1. Мы видим здесь, как
мысль 'Крылова все время шла в русле реащшъгх
представлений, он стремится найти, такие черты и краски,
которые в наибольшей степени должны лередать
жизненность его 'Персонажей. Отсюда и фамильярная манера
повествования:
Вот Мужички -перекрестились
И к чашке приютились.
Здесь и доасково-фамильярное «мужички», -которые к
чашке «приютились», именно «приютились», а не
трисели шт придвинулись. Эти словесные оттенки придают
стилю ту реалистическую конкретность и убедительность,
которая утверждает в восприятии читателя образную
ткань басни как реальное происшествие, а не аллегорию.
Своеобразие лоэтичеокого метода Крылова в том, что
он изображает происходящее в басне не как условное
действие, а как реально существующее.
Так, например, в басне «Механик» подробнейшим
образом, точно описывается способ передвижения дома:
Лишь сани под него (т. е. под дом.—Н. С.) подвесть,
Подрывшись иаиюрюд 'ему иод основанье,
А там уже, из ладя на катках,
Я воротом, куда хочу, все зданье
Поставлю, будто .на -руках...
Это — абсолютно технически точное описание.
Или, например, говоря о нерадивости- Мельника, у
1 И. А. Крылов, Поли. собр. соч., т. III, М, 1946, стр. 511.
342

которого «вода плотину прососала», Крылов настолько
точно воспроизводит подробности, что нарисованная им
.картина может 'быть сопоставлена с поздними1
пушкинскими пейзажами и некрасовскими жанровыми
зарисовками.
«Он придумывав рассказы столь естественные, —
писал П. Плетнев,— столь простые и каждому понятные,
столь несомненные и очевидные, столь согласные с
нашей жизнью, обыкновениями и привычками, что в их
составе не осталось и тени искусства (т. е.
искусственности. — Н. С), сочинения или подготовления» 1.
Вся работа Крылова над словом свидетельствует о
его стремлении к ясности и точности. Он почти всегда
пользуется эпитетом в предметном, логически точном
значении. Таковы, шпример, эпитеты в баше «Щука и Кот»,
«ремесло чужое», «разумный совет», «зубастая Щука»,
«кошачье ремесло», «рыбный стол» — в сущности, это
даже не эпитеты, а самые обычные определения,
которые конкретизируют, выделяют лишь одно какое-нибудь
свойство или качество предмета. Очень редки случаи,
когда Крылов придает эпитету какой-либо
эмоциональный оттенок («великолепнейшая квартира» в басне
«Подагра и Паук»).
Художественное мастерство, достигнутое Крыловым,
являлось результатом большой и кропотливой работы.
Об этом свидетельствуют сохранившиеся черновики его
басен. Для того чтобы создать «живописный» образ,
найти нужное слово, необходимо было переработать много
«тонн словесной руды». Такой, казалось бы, «простой стих,
как «Вороне где-то 6oir послал кусочек: сыру», или*
такая ясная формула, как «А Васька слушает, да ест»,—
результат, полученный из десятков вариантов.
На примере басни «Ворона и Лисица» видно, как
Крылов освобождал текст от книжных, мало уда/чных
фрда и оборотов. Так, © первоначальном1 тексте 1809 года
было:
Ворона, сидя -на суку,
Сбиралась уж клевать кусочек свой сырку.
В экземпляре басен 1811 года Крылов «переделывает эти
строки следующим образом:
На дерево .повыше взгромоздясь,
За сыр было уже Ворона принялась.
1 IX П л е т ж1 е BI, Сочинения, т. I, стр. 33.
343

Затем поправляет:
За завтрак уж было Ворю-на принялась.
Но и этот вариант не удовлетворил Крылова, и он
дает -следующий, окончательный, текст:
На г./> Ворона взгромоздясь,
Позавтракать было ©овеем уж собралась К
Мы видим, как постепенно вырабатываются наиболее
естественные, разговорные 'конструкции. В то же время
Крылов отбирает слова, передающие национальный
-колорит. Так появляется «ель», вместо «дерева» (идущего! от
лэфонтеновского текста — «ГагЬге»). Следует также
отметить и внимание «к фонетической стороне Стиха:
Крылов заменяет «за завтрак» словом «позавтракать».
Язык басен Крылова предельно ясен и строго
логичен. В этом сказалась школа XVIII века, принципы
портики классицизма. Словоупотребление у Крылова —
предельно экономно. Крылов в этом отношении шел путем,
противоположным сентиментализму, а позже романтизму.
Он не признавал никакой внешней эффектности, укра-
шенности слога, редко пользуясь метафорами,
гиперболами. Именно в силу смысловой полновесности1 и
точности он достигает эш-грамматичности стиха,
превращающегося в поговорку, пословицу, крылатое выражение.
Вот, например, -конец известной крышювекой басни
«Любопытный»:
— А видел ли» слона? Каков собой ш взгляд?
Я, чай, подумал тъп, что гору встретил? —
— Да раэв'е там он? — Там. — Ну, братец,
виноват,
Слона-то я и не приметил.
Эта точность разговорной речи и оделяла
заключительную фразу общеизвестной поговоркой. Так
переходили в народ стихи и образы нрыловских басен, меткие
крылатые словечки-, выражавшие русский ум и смекалку.
Такие меткие выражения, как «услужливый дурак
опаснее врага», «наделала синица славы, а море не зажгла»,
«схватя в охапку кушак и шапку», «а ларчик просто
открывался», «ты виноват уж тем, что хочется мне кушать»,
«да только воз и ныне там», «а вы, друзья, как,ни
садитесь, все в музыканты не годитесь», «а Васька
слушает, да ест» и множество других выражений и
поговорок давно вошли в фонд живой русской речи.
1 И. А. Крылов, Поли. собр. соч„ т. III, стр. 399.
344

Народный характер творчества Крылова не менее
явственно .выразился и в языке его басен. Крылова-не
стремится воспроизводить диалектизмы, он не любуется
«просторечием» как экзотикой. Переплавляя в своих баснях
самые разнообразные лексические элементы, Крылов
сумел найти! чистые, простые и вместе с тем глубоко
народные формы речи.
Крылов был не только замечательным знатоком и
мастером языка, но и; подлинно великим1 народным
художником, с необычайной чуткостью услышавшим и
постигшим вое богатство и щедрую выразительность
русской речи и оставившим в своих баснях неиссякаемый
источник яркого и могучего, меткою и 'мудрого русского
слова.
Сравнивая язык басен Крылова с басенным слогом
писателей XVIII века, особенно ясно видно, какой
огромный .переворот совершил Крылов, как далеко шагнул
он вперед по сравнению1 не только со своими
предшественниками, но и со своими
современниками-баснописцами в создании (подлинно народного языка.
Это нюоая страница в развитии русской речи,
связанная с творческим усвоением всего богатства, всей
языковой системы .народного языка, органически слитого
Крыловым с книжным литературным слогом. Языковое
новаторство Крылова свободно от той иарочитости1
«просторечия», которое так характерно для писателей XVIII
века, которые прибегали <к натуралистически «грубым»
выражениям, имитируя искусственный язык
«простонародья». Язык Крылова народен своей всеобщностью,
богатством своих оттенков, (выразительностью своих
интонаций, своего^ словаря. Стиль Крылова обнаруживает
полнюе слияние между народностью содержания и
народностью формы, речевым выражением этого
содержания. Народный язык, впервые с такой смелостью
примененный в баснях,—это то, что прежде всего отличало
Крылова от его предшественников.
Крылов смело пошел по пути создания
общенационального литературного языка. Его басенный язык был
подлинно новым, демократическим словом, в
противоположность аристократическому «новому слогу»
Карамзина и «старому слогу» шишковистов.
345

Язык явился для Крылова одним из основных средств
социальной непрофессиональной характеристики его
'Персонажей. Уже современники отмечали, что действующее
лица в баснях Крылова «говорят языком, приличным
состоянию, которое выведено на сцену, и действуют, как бы
действовал судья, купец или крестьянин в своем русском
домашнем быту» К
Такая речевая характеристика, предает реальные
бытовые черты персонажу, делает образ жизненным.
Так, например, рисуя купца (©'басне «Купец»),
Крылов наделяет его типическими выражениями «лавочного
диалекта» с примесью мещанского' просторечия:
«Поди-ка, брат Андрей!
Куда ты там запал? Поди сюда, скорей,
Да' 'подивуйся1 дяде!
Торгуй по-моему, так будешь не чз .накладе,—
Так в лавке говорил шгемяншгку Купец:—
Тьп зна-ешь польского сукна 'конец,
Который у меня так долго залежался,
Затем, что он и стар), и шодмочен, :л гнил,
Ведь это я- сукно за аглищко-е сбыл!»
Даже животные в его баснях говорят по образцу людей,
отражая и выражая различия социальных стилей.
Крылов постиг самый дух языка, тайну народного» ре-
чегворчества. Поэтому он употребляет народные
выражения я языковые идиомы не как дополнительный
стилистический узор, а всегда кстати, в общем контексте.
Поэтому и такие выражения Крылова, как «чудес палата»,
«тихохонько медведя толк ногой», «чтоб гусей не
раздразнить» и т. п., хотя и не относятся к «просторечию»,
всецело выражены в духе народной речи.
Но народность стиля крыловоких басен не
исчерпывается этой народной фразеологией. Разговорная
интонация в баснях Крылова играет также не менее важную
роль. Иногда ею басня — разговорная оценка, как бы
рассчитанная на представление ее «ib лицах» («Два,
Мужика», «Волк и Кот», «Демьянова уха» и др.).
Разговорность крыловских басен достигается и
применением бытовых оборотов народной речи. Например:
Лев. убирал за завтраком ягненка;
А собачонка,
Вертясь !вкр»уг царского стола,
У Льва -из-под когтей кусочек урвала.
(«Лев и Волк»)
1 «быв отечества», 1825, № 7, стр. 297.
346

Крылов часто пользуется уменьшительными
суффиксами, придающими его речи нарочито лукавый оттенок.:
Лиса, куряфиики накушавшись досыта
И добрый ворошок (Припрятавши в запас,
Под стогом шршюгла вздремнуть в вечерний .час...
Крылов не боится употреблять грубоватые слова и
выражения, столь необычные и порой неприемлемые для
многих его современников, воспитанных на
рафинированном салонном языке поэтов сентиментального
направления: «С натуги лопнула и околела» («Лягушка и Вол»),
«От радости в зобу дыханье сперло» («Ворона и
Лисица»), «Твой хор горланит вздор» («Музыканты»),
«И плотно так он треснулся на царство» («Лягушки,
просящие царя»), «Гуторя слуги вздор...» («Муха и
Дорожные»),
Глагольные формы в басенном языке Крылова также
зачастую взяты из живого, народного1 говора, например
такие, как «давывал», «дирал», и уменьшительные ил1и
увеличительные наречия: «Они немножечко дерут»; «Псы
смирнехонько лежат»; «На ту беду Лиса близехонько
бежала»; «А Лев-старик поздненько спохватился».
Такие выражения, встречающиеся в изобилии в
баснях Крылова, как «Аи, Моська, знать, она сильна», «Я,
чай, подумал ты, что iropy встретил, «Ушица, ей-же-ей,
на славу сварена», «Ни на волос добра не видно!»,
«Чему обрадовался сдуру?», свидетельствуют о том,
насколько широко использовал баснописец выразительные
народные словечки и обороты в своем поэтическом языке.
Обращаясь в живой разговорной речи, \к языку
народа, используя все разнообразие речевых особенностей
различных социальных слоев тогдашнего- общества,
Крылов в то же время не отказывается и от книжной
традиции, указывая в своих баснях пути слияния русской
устной речи с литературной традицией. Реализм его
басенных образов и поэтическою стиля нашел свое
выражение в 'богатстве и национальном своеобразии речевых
характеристик.
Борясь ;за народность языка и сти'ля, Крылов .порой
умышленно пользуется оентиментальным стилем,
иронически осмысляя ею и противопоставляя идиллической
«пасторальное™» реальную действительность.
В басне «Собачья дружба» Крылов пародирует
излюбленную сентименталистами тему дружбы, насмешливо
347

применяя их «чувствительный» язык к «собачьей
дружбе»:
«Что может,— говорит Полкан,— приятней быть,
Как с другом сердце к сердцу жить;
Во всем оказывать взаимную услугу;
Be с нить без друга и аде съесть,
Стоять горой за др-ужню шерсть
И, наконец, в глаза глядеть друг другу,
Чтоб только улучить, счастливый час,
Нельзя ли друга в чем- потешить, -позабавить
И в дружней счастье все свое блаженство ставить!»
Здесь собраны типичные фраэеолопичеоки© штампы
поэзии 'Карамзинистов. Употребляя их в таком контексте,
Крылов тем самым едко высмеивал слащавость и
фальшь этой поэзии, ее отрыв от жизни.
В ряде басен Крылова значительное место занимает
лирический .пейзаж. Однако этот пейзаж, нарисованный
средствами сентиментальной поэтики, одновременно с ко-
миэмом положений и реализмом самого сюжета
воспринимается как явно пародийный. Так, в басне «Ооал> и
Соловей» подробное и обстоятельное описание пения
Соловья неожиданно обрывается грубою репликой Осла,
что придает сразу же всему этому описанию
насмешливый характер:
Окошал певец. Осел, устав'ясь © землю лбом,
«Изрядно,— говорит:—-сказать we ложно,
Тебя без скуки слушать можно;
А жаль, что не анаком
Ты с нашим петухом...»
Эта реплика, изобличая невежество и самоуверенность
Осла, в то же «время перестраивает вою стилистическую
тональность басни. Пастухи и пастушки, «певцы Авроры»,
'«ветерки», «зефиры», взятые .из словаря
сентименталистов, столь несвойственны реалистической поэтике кры-
жшекой басни, что они неминуемо приобретают
пародийный оттенок.
Не менее явственна w борьба Крылова с одичееки-
витийственным стилем и «возвышенным» языком
классицистов. Язвительной irraродией на героическое
повествование является басня «Муравей», в которой Крылов то и
дело комически снижает риторический пафос оды.
Высмеивая в басне «Парнас» приверженцев
старины — членов «Российской Академии», Крылов паро-
348

дирует также архаичность и тяжеловесность их я:.зыка
и, В' частности, употреблявшиеся ими громоздкие
словосочетания и сложные эпитеты:
Одобрили Ослы ос лова
Красно-хитро-сплетенно слово:.
И новый хор певцов такую дичь занес,
Как будто тронулся обоз,
В котором тысяча немазаных колес.
Но чем окончилось разно-красиво иенье?
Хозяин, потеряв терпенье,
Их всех загнал с Парнаса в хлев.
Это отнюдь не означает отказа Крылова от
применения высокого, патетического слога.
Так, например, изображая «ужас природы»,
беспощадный мор (в басне «Мор зверей»), Крылов
пользуется гиперболически-возвышенным стилем од Ломоносова
и Державина.
Лютейший бич небес, (природы ужас—мор
Свирепствует в лесах. Умыл1» звери1;
В ад распахнулись .настежь двери:
Смерть рыщет по полям, по рвам, по высям гор,
Везде разметаны ее свирепства жертвы;
Неумолимая, как сено косит их.
Достаточно сравнить эту басню с торжественными
одами Державина, чтобы убедиться, насколько широко
обращается здесь Крыьшв к одической традиции.
Крылов ие отказывается от «высокого» поэтического
стиля, охотно пользуясь даже язьиком
торжественно-одического плана, колда ему надо передать подлинно
величественный характер содержания:
За облака Орел
На »ерх Кавказских гор поднялся1;
На кедре там столетнем сел
И зримым под собой пространством любовался.
Казалось, что оттоль он видел край земли:
Там реми 'по степям излучисто текли...
(«Орел и Паук>>)
П. Плетнев 'писал о баше «Ор>ел и Пчеша», что
Крылов «избрал для нее язык благородный, в !неко1тх>рых
местах возвышенный. В самом понятии об Орле ,и Пчеле
нет ничего комического или забавного, потому что один
служит изображением могущества, а другая —
трудолюбия» К
1 П. Плети-ев, Сочинения л переписка, ч. I, стр. 171.
349

Язык крыловоки'х басен служил образцом для
многих поколений -поэтов и прозаиков. Работа Крылова над
языком^ во многом облегчила и предварила работу
Пушкина и Грибоедова. Говоря о том, что Крылов в своих
баснях «выразил целую сторону русскою национального
духа», Белинский особенно подчеркнул национальный <и
народный характер крыловоюого (языка: «...все это
отражено в таких оригинально русских непередаваемых ни на
какой язык в мире образах и оборотах, все это
представляет собою такое неисчерпаемое богатство идиомов, рус-
сизмов, составляющих народную физиономию языка,
ею оригинальные средства и самобьитное, самородное бо:
гатство,— что сам Пушкин не. полон без Крылова в этом
отношении. О естественности, простоте и разговорной
легкости его языка нечего и говорить» 1.
Большой вклад внесен был Крыловым и в развитие
русского стиха. Свободный и гибкий басенный стих
получил у него свое окончательное завершение, ту
совершенную простоту и естественность, которой нехватало
предшественникам Крылова.
Уже классическая поэтика конца XVIII—начала
XIX века указывала на употребительность вольного,
разностопного стиха для басенного жанра. В «Кратком
руководстве к российской словесности» И. Бори а
отмечалось, что' «стихи, не ровное число стоп заключающие,
сказываются вольными. Так написаны—поэма
«Душенька» Богдановича, притчи Сумарокова, басни Хемницера,
басни и сказки Дмитриева и др.»2. Н. Остолопов в своем
«Словаре российской поэзии» указывает: «Басня на
русском языке может 'быть писана стихами всякого
размера, но ло большей части употребляются в ней вольные
ямбические стихи» 3. А. Шишков в своей характеристике
оумарСковской басни пытался обосновать применение
вольного стиха в басне: «В таком стихотворении, каким
пишутся притчи, басни и сказки, требующем простого,
1 В. Белинский, Полн. собр. соч., т. V, стр. 225—226.
2 Краткое руководство к российской словесности, СПБ., 1808,
стр. 126.
3 Н. Остолопов, Словарь российский поэзии, т. I, СПБ.,
1821, стр. 81.
350

свободного и забавного слога, одинаковой меры стихи
не так удобны, как стихи разной меры, т. е.1 длинные,
перемешанные с короткими, часто из одного слова
состоящими» 1.
Об употреблении разностопных размеров в басне
упомянул А. Измайлов в своем «Рассказе басни»:
«Одно-стопные стихи, если помещены в басне, или
же где бы то ни было, без особенного намерения,
бывают всегда противны для слуха и весьма справедливо
называются у французов abortons de la poesie...
Сумароков и все прежние наши фабулисты, даже сам Хем-
ницер, без всякой нужды вставляли в свои басни такие
короткие стихи. Дмитриев первый начал у нас
употреблять их удачно, а после него уже Крылов. Одностопные
стихи сих двух наших баснописцев-поэтов служат почти
везде к живейшему изображению описываемого ими
действия или предмета и потому врезываются, так
сказать, © память слушателей-читателей» 2.
«Вольный стих» — это прежде всего стих смысловой,
реалистически изобразительный. «Отказавшись от
твердой ритмической композиции,— пишет исследователь,—
вольный стих заменяет ее не менее твердой композицией
смысловой, единица вольного стиха не столько единица
ритма, сколько единица 'смысла, его р1ифм>а фактор не
столько ритма, сколько смысла, его синтаксис
интонационно членится не только по ритмическим, сколько по
смысловым делениям»3.
Именно вольный стих позволяет с наибольшей
полнотой передать живую, разговорную речь, сказовый
монолог, которым обычно и пишется басня. Вольным
стихом писались и стиховые комедии начала XIX века, в
частности «Горе от ума» Грибоедова. На близость
стиха «Горе от ума» к басенному стиху Крылова
указывал еще Белинский, отметив, что в баснях Крылова для
Грибоедова даны были уже «элементы его комического
стиха» 4.
Самая форма разностопного стиха позволяла
осуществить единство ритма и интонации, достичь
(максимальной выразительности и естественности. Например:
1 А. Шишков, Поли. собр. соч., СПБ., 1818, т. стр. 302.
2 А. Е. И<з.майж>в>, «Благанам'ерениый», 1818, № 1, стр. 121.
3 Л. И. Тимофеев, «Ars poetica», об. 2-й, М., 1928.
4 iB. Белинский, Соб:р». соч., т. II, стр. 714.
351

«Завидно? Право, дет!
Натр а оно о себе ты мяого так мечтаешь!» —
(«Бумажный змей»)
Или:
«Ах, ты, обжора! Ах, злодей! —
Тут Ваську Повар укоряет:—
Не стыдШ' лъ стен тебе, не только что людей?..»
(«Кот и Повар»)
При такой системе основой стиха становятся
интонационно выделенные слова, необычайно повышается
смысловая и эмоциональная нагрузка каждого слова,
каждой фразы. Стих не подчинен ритмической инерции,
метрической схеме,— он свободно течет, сохраняя все
разнообразие живой, разговорной интонации. Первым,
кто открыл этот живой, выразительный стих, был
Крылов.
Наоборот, басням Дмитриева свойственна
элегическая, монотонная интонация.
Чиж овил себе гнездо! и, сидя в вдем, поет:
«Ах! Скоро ль солнышко! взойдет
И с домиком меня застанет?
Ах! Скоро ли оно проглянет?..»
(«Чиж и Зяблик»)
Даже в тех случаях, когда Дмитриев обращается к
разговорному стиху, этот стих лишен экспрессивности
и естественности. Таков монолог Льва в басне «Лиса-
протховедница»:
«Тобой я истину сознал.
И бол'е прежнего глумиться стал пороков...»
Даже короткюстопный стих Дмитриева приобретает
романсную, песенную мелодию, а не интонацию живой
речи:
Летунья Ласточка и там и сям бывала,
Про многое слыхала
И многое видала,
А потому она
И боле многих знала...
(«Ласточка и птичка»)
Для басенного стиха Крылова характерно прежде
всего то, что этот стих рассчитан на произносимость
басни и на ее слуховое восприятие. В этом сказалось ма-
352

стерство Крылов а-ко-медиопраф а, /перенесшего в басню
принципы построения диалога, языковой
выразительности и характерности каждого персонажа.
Следует особо отметить связь басенного стиха
Крылова с народным лубочным стихом. Грубоватый юмор
лубочной картинки перекликается с лукавой
насмешливостью крыловских басен. Самый стих Крылова
порою напоминает рифмованный сказовый раешник по. его
р.&3'ГОВ01рню1ст1и и характерности каждого персонажа.
Народные лубочные присказки и прибауточные
стихи, раешник, восходящие, вероятно, еще к скоморошьим
побасенкам, подготовили разговорно-разностопный строй
басенного стиха. Вот, например, комические вирши о
«Фарносе Красном носе», которые своей сатирической
насмешливостью, разговорной, прибауточной манерой
как бы предвосхищали позднейший басенный стих:
Я детина небогатый,
, Я 'имею иоо "горбатый,
Собою .весьма важеватый.
Зовут м>еня Ф артос Красный нос —
Три дни надувался,
Как ;в танцовальньге баншаки обувался... и т. д. '
По примеру народных прибауточных стихов
складывался басенный стих, большая заслуга в развитии
которого принадлежала Сумарокову. Но Крылов был
первым, кто применил этот народный склад в подлинно
поэтических произведениях.
С необычайной смелостью Крылов строит свой стих
по акцентно-ритмическому принципу, пользуясь
разностопными строками с резкими переходами от пяти- и
четырехстопного ямба к одностопному:
В прихожей на полу C стопы)
В углу (/ стопа)
Пустой мешок валялся {3 стопы)
У самых низких слуг C стопы)
По сравнению со своими предшественниками,
Крылов пользуется разноютошостью гораздо шире и
виртуознее. Применяя в одной басне чередование нескольких
размеров, от шестистопного до одностопного, он
подчиняет это чередование размеров смысловому развитию
темы. Этим достигается необычайная выразительность
стиха, делающая особенно осязательным каждое слово.
1 Д. Ров «некий, Русские народные картинки, кн. I, 1881.
23 Степанов 353

Он на обтирку ног «©редко помыкался F стоп)
Как вдруг A стопа)
Мешок iHaiu в честь попался C стопы).
Такой выразительности ритма Крылов достигает,
например, ibi басне «Слон и Моська» с ее богатством
разговорной интонации:
ч ...«Эх, эх!—-ей Моська отвечает: —
Вот то-то м'не и духу придает,
Что я, совсем без драки,
Могу попасть -в большие забияки.
Пускай же говорят собаки:
«Аи, Моська! 31нать, она -сильна,
Что! лает на Слона!»
Свободная «сказовая» интонация рассказчика, с ее
разговорными оборотами, отклонениями от темы,
обращениями к читателю, сочетается со свободным течением
стиха, необычайно обогащая его -ритм.
Крылов стремится к живому, разговорному звучанию
стиха, к использованию естественного строя речи, тех ее
интонационных оттенков, .которые .нередко пропадают в
метрически урегулирован ной системе
декламационно-мелодического стиха. Это богатство живых интонаций,
необычная для стиха разговорная манера речи — являются
выражением реалистическою характера творчества
баснописца. Поэтому совершенно' бесцельны статистические
подсчеты количества одностопных или шестистопных
стихов у Крылова, которыми занимались некоторые
исследователи (например М. Штокмар).
Ритмический и интонационный строй стиха у Крылова
неотделим от содержания, от характера его басенных
персонажей. При помощи ритмической и интонационной
выразительности стиха Крылов рисует их типический
облик. Его тугодумный «недоученный Философ» в басне
'«Огородник и Философ» говорит однообразно, с
утомительной «поучающей» интонацией, в то время как
сметливый и работящий мужик-Огородник отвечает
меткими, короткими репликами. Подобное применение
интонации и ритма в крыловских баснях соответствует
использованию Крыловым различных стилистических средств.
У Крылова очень часто монологический «сказ»
автора соединяется с диалогом. Этой «диалогичности» басни
мы не найдем в такой мере ни у одного из ею
предшественников. Вот, например, диалог в басне «Орел и Паук»:
354

«...А ты 'без яфыльи слаб; неужли ты дополз?» —
«Нет, я б на это не решился». —
«Да как же здесь ты очутился?» —
«Да я к тебе же прицепился...»
Стихи Крылова часто звучат совершенно различно
из-за различия интонации, передавая при помощи
'интонации и ритма самые разиообраз'нью смысловые оттенки.
Достаточно сравнить повествовательно-спокойную
интонацию таких строк, как:
А лошадь сверху, молодая,
Ругает бедного коня за каждый шаг,—
с восклицательной интонацией последующих строк:
«Аи, конь хваленый, то-то диво!
Смотрите: лепится, как рак;
Вот чуть i»e зацепил за камень. Косо! Криво!
Смелее! Вот толчок ошть!»
Хотя в обоих случаях четырехстопный ямб
чередуется с шестистопным, они совершенно не схожи, так как
различие интонации придает ям совершению иной
ритмический характер.
Зачастую стих Крылова превращается в
диалогическую реплику, несущую всю энергию разговорной
интонации:
Мне взятки брать? Да разве я взбешуся!
Ну, видывал ли ты, я да тебя1 лошлюся,
Чтоб этому была причастна я .греху?
Подумай, вспомни хорошенько.
(«Лисица и Сурок»)
Смысловое движение, развитие темы,
эмоциональная подчеркнутое^ тех или иных фраз подчиняют себе
ритмическую структуру басни. Это особенно ясно
выступает в тех случаях, когда Крылов стрем'ится самым
ритмом подчеркнуть смысловую значительность тех или
иных понятий и образов:
Две Бочки ехали: одна с вином,
Другая
Пустая.
Вот первая — себе без шуму и шажком
Плетется,
Другая вскачь несется.
Иногда Крылов передает самым ритмом характер
действия:
23* 355

Пустился1 конь оо всех четырех ног
На славу;
По «камням, рытвинам «пошли толчки,
Скачки,
Левей, левей, « с возом—-бух в- канаву!
Прощай, хозяйские горший1!
(«Обоз»)
Эту ритмическую изобразительность Крылове ко го
стиха в баоне «Пустынник и Медведь» отметил В.
Жуковский: «...картина и картина совершенная. Стихи летают
вместе с мухою. Непосредственно за ними следуют
другие, изображающие противное: медлительность медведя;
здесь все слова длинные, стихи тянутся...
Вот Мишенька, не говоря ни слава,
Увесистый булыжник В1 лапы сгр'еб,
'Присел на корточки, ие переводит духу,
Сам думает: молчи ж, уж я тебя, воструху!
И, у друга на лбу тюдкарауля муху,
Что силы есть — хвать друга к а маем -в лоб!
Все эти слова: Мишенька, увесистый, булыжник,
корточки, переводит, думает, и у друга, подкарауля,—
прекрасно изображают медлительность и осторожность:
за пятью длинными, тяжелыми стихами следует быстро
полустишие:
Хв>ать друга камнем в лоб!
Это молния, это удар! Вот картинная живопись, и
какая противоположность последней картины с
первой»1. v ¦ \\
Эта ритмическая и звуковая изобразительность кры-
ловского стиха являлась вместе с тем утверждением
реалистического подхода к слову, учета смысловой
значимости его звуковой стороны.
П. Вяземский писал, сравнивая Крылова с
Дмитриевым: «Дмитриев и Крылов два живописца, два
первостепенные мастера двух различных школ. Одни
(Крылов) берет живостью и яркостью красок: они всем
кидаются е глаза и радуют mix игривостью своею,
рельефностью, поразительною выпуклостью... Дмитриев пишет
баски свои; Крылов ик рассказывает»2.
1 В. Жуковский, О басне и баснях Крылова, Сочинения,
СПБ., 1878, т. VII, стр. 349.
2 П. Вяземский, Поли, собр соч„ т. I, СПБ., 1878»
стр. 157.
356

Ритмика крыловского стиха соответствует и
характеру его рифмы. Л. Тимофеев справедливо указывает на
то, 1что «рифма IB1 воимыном стиохе в* известной мере теряет
свое значение звукового сигнала, размечающего
границы ритморядов...» 1 В басме это выражается в известной
утрате рифмой ее смысловой подчеркнутое™ и
оригинальности. Рифма здесь не подчеркивает замкнутость
стиховых строк, а наоборот, призвана служить для их
связи.
Крылов нередко рифмует прилагательное с
прилагательным: «1прекосматый», «хохлатый», «крылатый»
(«Вороненок»). Особенно часты у него глагольные рифмы
(«приставил», «правил», «будешь», «шутишь»,
«смотрите», «возьмите», «налетел», «смотрел» и т. п.), которые
мало выделяются из общего потока стиха, не мешают
его разговорности и непрерывному течению.
Крылов не стремится к богатой и неожиданной
рифме, поскольку она у «его 'не имеет самодовлеющего
характера. Вот рифмы в басне «Синица»:
пустилась—хвалилась; смотреть — тореть; крылатой —богатой—та ров а -
тый, дивятся — загорится, ждет — шепнет, торит —
кипит, годится—хвалится; рифмы-существительные —
также наиболее обычного типа: пирам— секретарям,
лица — конца.
Для басенной рифмы Крылова характерна
многократность повторения одного и того же слова. Этим
крыловская басня напоминает рифмовку раешного и
прибавочного стиха:
«Смотрите-ка на удальца;
Затеям у него так, итраво, нет конца:
То кувыркнется
То развернется,
- То весь в комок
Он так сберегся,
Что не видать ни рук, ни ног;
Уж мы ль на все не мастерицы,
А этого у нас искусства не видать!
Крас aiBmmbr-C'ecTp«bi,
Не худо бы нам это перенять.
Он, кажется, себя довольно «позабавил:
Авось уйдет, тогда мы тотчас...»
Глядь,
1 Вольный стих XVIII в., «Ars poetic», вып. 2-й, М., 1928,
стр. 78.
24 Степанов 357

OiH подлинно ушел, т сети им оставил.
«Что ж,— говорят они,— ;и время нам терять?
Пойдем-ка попытаться!»
Красавицы сошли. Для дорогих гостей
Разостлано вишу премножество сетей.
Ну в «их они кувыркаться, кататься,
И купаться, и завиваться,
Кричат, визжат—.©вселье чхоть куда!
Да 'вот беда,
Когда «пришло из сети выдираться...»
Рифма у Крылова подчеркивает не стройность
строфической композиции, а смысловую завершенность
каждой отдельной строки. Тем самым она служит для
скрепления стиха, захватывая большой синтаксический
период. Лишь в моралистических концовках крыловская
рифма изменяет свой характер. Например:
Так хвалятся еной, что служит сорок лет:
А проку ,в нем, как в этом Камне, нет.
Или:
Таких примеров много в мире:
Be любит узнавать «икто себя1 в- сатире.
В таких случаях парная рифма подчеркш-ает
смысловую замкнутость, завершенность двустишия.
На примере басен Крылова мы видим, как
органически сливается подлинное поэтическое новаторство
формы с идейным содержанием произведения. Речевые
средства, ритм, интонация, рифма — все это служит
Крылову для выражения того глубокого общественного
и морального смысла, который составляет содержание
его басен. Крылов стремится при этом к
максимальной простоте и естественности, подлинной 'народности,
общедоступности своих басен.
Крыловские басни—блестящий пример подлинного
поэтического новаторства, «прочно связанного с глубокой
идейностью содержания. Своими баснями Крылов
показал пример высокого поэтического совершенства,
простоты и реалистической 'Выразительности искусства, тесно
связанного с народом и потому так горячо им любимого.
Чудесный русский талант Крылова, народность его
басен лучше всего засвидетельствованы тем, что его
басенные образы, его меткие выражения, -наконец, целые
стихи его басен став народными пословицами и
поговорками, живут и по сей день в нашей .речи.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
После Крылова- басня отошла от магистральной
линии развития русской литературы. В течении© второй
половины XIX века, главным образом в провинции,
выходит множество сборников басен никому неведомых
авторов, причем такие сборники зачастую расходятся в
нескольких изданиях. \
Это свидетельствует о жизненности1 и
демократическом массовом характере традиций басенного жанра. Но
вся эта массовая басенная продукция была крайне
низкой по своему «качеству, яшпяясь лишь слабым перепевом
крыловских басен.
В этих подражаниях исчезают сатирическое
содержание и прочная связь с народным мышлением, присущие
крышювокой 1бас»е.
Роль и удельный вес басни совершенно различны в
разные периоды развития литературы, поэтому всегда
¦имеется возможность воскрешения забыто го жанра и а.
новой основе. «Упадок» басни во второй половине XIX
века объясняется тем, что ей на смену пришли иные
сатирические жанры, более полно выражающие общественную
жизнь эпохи. Басня отнюдь не занимала обособленного
места во «всем (историко-литературном процессе. Поэтому
достигнутое Крыловым в баоне 1ве исчезшю1, но зажило
новой жизнью :в комедиях Грибоедова и Островского, в
сатирической проз!© Гоголя и Салтыкова-Щедрин а. Они
поднимают на новую высоту творческие принципы,
которые намечались Крыловым-баснописцем. Поэтому,
говоря о значений Крылова для дальнейшего развития
русской литературы, следует учитывать то, как элементы
24* 359

народности и 'критического реализма, заложенные ов
баснях Крылова, продолжают развиваться уже в
произведениях совершенно иного жанра, иной, неизмеримо более
сложной и многообразной структуры.
Крылов явился кладезем народной мудрости и
творцом обобщенно-тжяических образов и метких
поэтических характеристик, которые в полной мере сохранили свое
значение и для последующих .поколений. Выражения
крыловоких басен стали, наряду с народной
фразеологией, золотым фондом для писателей XIX—XX веков.
Существенно не только -цитатное использование Крылова,
«о и его творческое воздействие на современников и
последующие поколения писателей.
Заслуга Крылова в том, 'что он быип первым
.писателем, чьи .произведения вошли в жизнь и язык народа.
Своими баснями он прошагал пути к народности и
реализму русской литературы XIX века. Еще Белинским
была указана эта выдающаяся роль Крылова в развитии
русской литературы: «И.А.Крылов,—писаив Белинский,—
больше всех наших писателей — кандидат на никем еще
не занятое на Руси место народного поэта: он им
сделается тотчас же, когда русский народ весь сделается
грамотным народом. Сверх того, Крылов «проложит и
другим русским поэтам до-рогу к народности»1.
Никто до Крылова не создал -произведений, столь
близких народу и национально'-еамобытных,
произведений такой естественности, жизненности и высокой
простоты. Поэтому басни Крылова стали всенародным
достоянием и заслужили мировую известность и славу.
Поэтому никак не следует ограничивать значение
Крылова для последующего развития русской
литературы лишь пределами басенного жанра. Крылов проложил
путь к народности литературы, к ее дальнейшему
сближению с народом, придав ей содержание, близкое и
нужное народу, создав ясные и реалистические
произведения, понятные широким читательским кругам.
Народность басен Крылова принципиально отлична от
«народности» дворянских писателей XVIII и начала XIX
века.—Для писателей дворянского классицизма под
«народностью» подразумевалось обращение к народу, как к
чему-то низшему, изображение крестьян в комичесхи-
1 В. Б ели «с кий, 'Поли. собр. соч., т. VIII, стр. 426.
360

грубоватых «бурлескных» чертах. В комедиях и баснях
Сумарокова, в «ирои-комических» поэмах В. Майкова и
других поэтов XVIII века крестьяне «показаны в
шутовском, грубом виде, а самое обращение к фольклору
рассматривалось как своего рода «экзотика», «.просторечие».
Для дворянского сентиментализма — Карамзина,
Дмитриева и др. народность — в жеманной и чувствительной
стилизации народной песни, в превращении подлинной
народности в «изящную», лишенную всякой реальности
салонную безделушку.
Только Крылов показал пример подлинной
народности, заключающейся в крепкой связи с народным
мышлением, народным мировоззрением и языком. Именно
поэтому Пушкин назвал его «самым народным нашим
поэтом». Этим объясняется и то большое значение,
которое имел пример Крылова для последующего развития
и укрепления в русской литературе народного начала,
той любви и внимания, которые были проявлены к нему
последующими поколениями русских писателей.
В то же время Крылов был одним из
основоположников критического реализма в русской литературе
XIX века, создав произведения правдиво и типически
верно изображающие действительность, отразившие ее
существенные черты.
Крылов явился связующим шеном между
реалистическими тенденциями русской литературы XVIII и
критическим1 реализмом XIX века. Но в то же время он
выступил) поэтом-новатором, амело пролазавшим новые
пути в развитии 'не только^ басенного жанра, но и
литературы IB ц>елом.
Значение Крылова для последующего развития рус-
ской литературы никак нельзя ограничить басней, в
дальнейшем уже потерявшей то место в литературе, которое
она занимала в XVIII и начале XIX века. Народность и
реализм творчества великого баснописца, его чудесное
мастерство и неисчерпаемое богатство русской речи —
обогащают и -поэзию, и прозу, и драматургию, служат
примером плодотворности и жизненности связи
литературы с народом.
Воздействие, оказанное Крыловым на развитие
русской литературы XIX века, было весьма значительно.
Грибоедов, Пушкин, Гоголь, Островский, Салтыков-Щедрин,
Некрасов обращались к 'крыловоким басням, как к неис-
361

сякаемому источнику народной речи, как к одному из
источников русского реалистического искусства.
Уже для своих сов романеи ков Крылов являлся
образцом народности1, национальной самобытности и>
жизненной правдивости русской лиггерагсуры. Грибоедов и
Пушкин не только с горячим сочувствием относились к
творчеству баснописца, но и видели в нем пример для
дальнейшего развития принципов реализма и
народности. Для Грибоедова 'кршювкжие басни озшчали прежде
всего сокровищницу иародной речи, но и кроме топа они
блиюти были ему своими сатирическими зарисовками
представителей тогдашнего общества. Недаром он
поминает о политическом значении басен в своей комедии
(в реплике Зато редкого).
Грибоедов в «Горе от ума» не только- учел достижения
реализма Крылова, богатство и естественность его
бакенного стиха, но при создании образов своей комедии
опирался на реалистически точный метод крыловской
'сатиры.
Значение басен Крылова для Грибоедова не
исчерпывается его обращением* к языку .и манере крыловского
басенного стиха. Как подчеркнул 'Белинский, «для
Грибоедова были ibi .басиях Крылова не только элементы1 его
комического стиха, но и ^элементы комического
представления русского общества»1.
Другими, словами, Грибоедов во многом продолжил! те
сатирические мотивы, то разоблачение 'крепостнического
общества, -которое было (намечено Ibi исрыловских баснях.
Интонационная и даже метрическая структура стиха
Грибоедова (непосредственно восходит к разностопному,
разговорному стику йасен Крылова. Фамусов говорит у
него языком кршювсшх вельмож и богатей:
Петрушка, вечио ты с обновкой,
С разодранным локтем. Достань-ка календарь...
Речь Чацкого и других персонажей комедии, их
эпиграмматически-точные и меткие выражения и словечки,
богатство разговорных интонаций во (многом (связаны
с -басенным наследием Крылова. Недаром такие
формулы бессмертной грибоедавскюй комедии, как «чины
людьми даются, а люди >мо!гут обмануться», ставшие
пословицами и поговорками, так близки к назидательным
1 В. Б ел и «не кий, Собр. соч., т. И, стр. 714.
362

концовкам крыловских басен, -к созданным Крыловым
поговоркам и пословицам 1.
Крылов имел (большое значение для Пушкина,
видевшего is тем «во вюех отношениях самого и а родного
нашего поэта», неоднократно с уважением и любовью
говорившего о Крылове как о представителе русского народа.
Великое делю, которое совершил Крылов, сблизив,
литературу с живым разговорным языком, (было особенно
близко Пушкину. В своих замечаниях на предисловие Ле-
монте «к французскому изданию басен 1Крылова Пушкин
подчеркнул огромную роль Крылова в создании
общенационального литературного языка, народный юмор
его басен, «веселое лукавство ума», «насмешливость и
живописный способ выражаться».
Крылов не только раюкрыл перед Пушкиным сокро-
вишницу народной речи, басни Крылова явились для
него примером реалистической направленности
творчества. Будучи окружен последователями отмиравшего
классицизма и приверженцами наивного
сентиментализма, Крылов обратился к народным истокам и придал по-
эзи и реал истический хар а ктер.
Пушкин видел в Крышве представителя шродного
начала в литературе |И( глубоко чувствовал русский
национальный колорит его басен и выразительность их
языка. Реалистические приемы пушкинской поэтики во
многом близки живописному мастерству Крылова-басню-
пиоца. К Крылову восходит и «фламандской школы
пестрый сор», бытовая, реалистическая насыщенность
таких произведений Пушкина, как «Домик в Коломне»,
с его лукавым «басенным» юмором, непринужденностью
стиха, разговорной интонацией. Бытовой колорит «Домика
в Коломне» близо.к Крылову разговорным строем стиха,
своей обстоятельной и точной описательностью:
Параша (так звалась красотка наша)
Умела 'мыть м глвдиггь, шить и шгесть;
Всем домом правила одна Параша,
Поручено! ей было счеты вость,
При ней варилась гречневая1 каша...
Напомним такие ошюания Крылова, «как, например, в
«Разборчивой невесте», где дано было уже подобное
изображение быта:
1 См. мою статью «Грибоедов и Крылов» в сб. «А. С.
Грибоедов», Гоолитмузей, М., 1945.
363

Вот наша девушка уж стала девой зрелой.
Зачнет считать своих подруг
(А ей считать большой досуг):
Та замужем давадо, другую сгово'ршш;
Ее как будто 'позабыли...
Стилевые принципы Крылова сказались, \в известной,
мере, и в «Евгении Онегине». Далеко не случайно, что
Пушкин начинает «Евгения Онегина стихом: «Мой дядя
самых честных правил»,, перефразирующим стих крылов-
ской баони: «Осеш 'был самых честных правил». Этот стих
как бы 'определяет стилевой строй пушкинского «романа
в стихах» — (конкретность и ясность стиха, его
смысловую точность и реализм.
Самое понятие народности, национального колорита
связано было у Пушкина с 'представлением о крылювских
баснях, об 'их (национальной самобытности, о
фольклорной образности их языка.
Поэтическая система Пушкина, конечно, несравненно-
сложнее и многообразнее, чем 'басенный1 (мир Крылова,
и его реализм, разумеется, принципиально отличен от
бытовых и жанровых зарисовок баснописца. Но тем не менее
творчество Крылова, наряду с народно-поэтической
традицией, способствовало расцвету гения Пушкина.
Лаконизм (пушкинского стиха, его интонационное (богатство,
живописность образов во многом обязаны той поистине
колоссальной работе мад языком, которая была
'проделана Крыловым.
Следует отметить, гчто Пушкин со свойственной ему
многогранностью откликнулся и на басенный жанр,
написав «притчу» «Сапожник», направленную против
Полевого. «Притча» Пушкина перекликается с такими
баснями Крылова, как «Любопытный». Пушкин
обращается здесь к «пословичности», к меткому,
афористическому языку, который отличает басни Крылова
(такова реплика: «Суди, дружок, не вышесапота!»). Во
многих стихотворениях Пушкина ощутим и бытовой
говорок, и жанровая живописность крыловской басни.
Не следует недооценивать значение Крылова и для
Гоголя. Лукавый русский юмор, образность и
живописность басен Крылова был» твор-чески освоены Гоголем.
«Народная мудрость», «государственная» широта,
которые отмечал .писатель в творчестве Крылова-баснописца,
помогали самому Гоголю ib его творческом самоопреде-
364

леши, в его пути к социально обобщающей сатире. Но
и помимо этого народного отношения к жизни, пример
которого являл Крыло© для Гоголя, .последний
.неоднократно обращался к конкретным мотивам и персона -
жам тсрыловской сатиры. В Хлестакове можно' уловить
черты крыловского Лжеца. Характеризуя важных
сановников и «значительных лиц», Гоголь нередко
заставляет вспомнить самоуправных Вельмож, хапуг-Медведей,
пронырливых Лисиц басен Крылова. Не приходится уже
и говорить о язы'ке 'персонажей Гото-ля, искрящемся
юмором, образцы которого ого мог найти у Крылова.
В творчестве Некрасова также сказался опыт кры-
лавской реалистической живописи, хотя не следует,
конечно, искать у него прямых совпадений и аналогий с
• Крыловым. Но несомненно*, что самая обрисовка,
крестьянских типов, реалистически -бытовой колорит его поэзии
нередко перекликаются с образно-стилевой системой
'крыловеких басен. В самом богатстве народного языка
поэмы «Кому Hia Руш жить хорошо» чувствуется посло-
вичность и меткость речи .крылоиских басен. Вот,
например, характеристика Якима Нагого: «Он до смерти
работает, до полусмерти пьет», или Клима Лавиига:
«У Клима совесть глидояна, а бородища Минина», и т. п.
Этот прием афористической характеристики широко
применяется в баснях Крылова. Басни-сцены из народного
быта имели особенно (большое значение для
формирования реалистического стиля Некрасова. Образцы крыло© -
ских «мужиков» с их живой речью, (выразительностью
характеров облегчили создание крестьянских персонажей
Некрасову.
В поэме «Несчастные», навеянной образом
Белинского и судьбой петрашевцев, Некрасов, рассказывая о
положении политических отключенных в тюрьме, писал:
Чего ее знал наш друг опальный?
Слыхал1Я) мы В; тюрьме своей
И баши хитрые Крылова,
И пески» вещие Кольцова...
Таким образом, Некрасов вкладывает в уста своего
героя-револдоционера, наделенного во многом чертами
Белинского, стихи Крылова и Кольцова (которых, как
известно, Белинский особенно высоко ценил) как
произведения, вселявшие 'бодрость в заключенных.
365

Яркая бытовая живопись оьес Островского, их
точный и меткий иародный я'зъик также в известной степени
были пойтотошшьь жанроньши сценами басен Крылова.
Даж'е образы купцов, их моральный облик и
бытовые черты, с реалистической силой обрисованные в
/комедиях Островского, уже отдаленно намечались в кры-
ловских басиях («Купец», «Раздел» и др.)- На эту связь
с басенным жанрам указывают оамьие заглавия комедий
Островского, представляющие собой пословицы (и
поговорки, смысл которых раскрывается дооем содержанием
пьесы: «Не в свои сани не садись», «Бедность—не порок»,
«Не так живи;, как хочется», «Не было <ни гроша, да
вдруг алтын», и другие. «Определенный житейский факт,
получивший в пословице и .поговори© типическое,
обобщенное значение, кладется Островским в основу его
отношения к изображаемому уголку социальной- дей-'
ствител'ьности, и недаром1- эти пословицы и поговорки
так часто звучат и в развязке и финале iero комедий» К
Таковы, например, «Волки и- Оицъг» — .комедия-басня,
в которой аллегорический смысл сатиры1 подчеркнут
заглавием, восходящим к одноименной басне Крылова!, к ее
басенной морали, определяющей характер
драматургического построения и образов комедии'. Резкое
размежевание персонажей комедии на алчных и жестоких
(«волков»): Беркутов, Чугунов, Глафира, и
беспомощных и безобидных: Лыняев, молодой Мурзав-ецкий,
подчеркивает этот -басенный аллегоризм, находящий
яркое выражение в алювах Чугунош в заключительной
сцене. В ответ на жалобу Мурзавецкого, «что его собаку
Тамерлана съели за городом волки, Чугунов говорит:
«Есть чему удивляться!.. Нет... Тут не то, что
Тамерлана, а вот сейчас, перед нашими гла1зами'и невесту
вашу,-да и с приданым, и Михаила Борйсыада с его
имением волки съели, да и мы с вашей тетенькой чуть живы
остались». Это' противопоставление «Волков» и «Овец»
проходит через всю 'пьесу, а заключительные слова
Чугунов а .являются как бы ее басенной «моралью».
Сам'ая речь персонажей в пьесах Островского,
уснащенная пословицами1, 'поговорками, меткими народными
словечками, также многим обязана басенному языку
Крылова.
1 А. Г. Цейтлин, Творчество А. Н. Островского, в кн.
А. Н. Островоюш, Сочинения, Гослитиздат, М„ 1937, стр. 26.
366

Многие обраэы и персонажи кршювоких басен- ожили
и наполнились новым содержанием в революционной
сатире Салтыкова-Щедрина. И глупая, неблагодарная кры-
лоеская Свинья, сожравшая Правду (сказка «Свинья <и
Правда»), и воевода-Медведь, царь-Лев и
вельможа-Осел («Медведь на воеводстве»), и жадная
бесцеремонная Щука («Карась-идеалист»), и Орел
(«Орел-меценат») вновь воскресают в сатирических
сказках Щедрина. Щедрин пользуется ими не только* как
широко известными, устойчивыми образами
«эзоповского 'языка», но* ;и как обобщенными, типическими
«характерами», раскрывая в них те сатирические черты,
которые разоблачали социальные противоречия современной
ему дейсгшиделшости. «Сказки» Щедрина — это своего
рода басни в прозе, где общий (иносказательный смысл
приобретает публицистический злободневный -характер.
Щедрин пользуется 'й них во многом методом
сатирического обобщения, уже замечавшимся в 'Крылшских
баснях. Но басенные персонажи приобретают здесь та;-
кую социальную конкретность и политическую
насыщенность, которых, естественно, еще eel могло быть в кры-
ЛОВС1КИХ баснях.
В сказке Щедрина «Верный Трезор» разоблачается
собачья преданность тех, кто холопствует и защищает
не за страх, аза совесть интересы господствующего
класса. При этом Щедрин «пользует ирыловский басен-
ный мотив о двух собаках: одной—дворовой, служащей
верой и правдой, и другой—комнатной, живущей в холе
при хозяине (ср. «Две Собаки» Крылова!). Дворовый
Трезор не. только верно служит ходаину, но и принимает
как должное побои, холод ih< голод,: «Не требуется мне
никаких видов...—говорит у Щедрина Трезор:—На этом
дворе я родалюя1, на нем» же старые кости сложу...»
Другая же собака, Кутька, «была собака добрая, но
только без «принципов. Полает и перестанет... Жила она
больше при хозяйской кухне и около хозяйских детей
вертелась. Мною она на своем веку сладких кусков
съела и никогда с Трезоркой не поделилась...» Так по-
новому, в плане революционно-демократической сатиры
осмыслялись Щедриным крыловские образы.
Революцион'но-'демо'Крати'ческая сатира Щедрина
явилась новым, неизмеримо более высоким этапом в
развитии русской сатиры по сравнению с баснями Крылова.
367

Она «выражала не только демократическую
настроенность, но и была проникнута идеей революционной
борьбы, ясной политической Целеустремленностью. Однако
манера типического обобщения Щедрина во многом
перекликается с манерой крыловских басен самим
сочетанием сатирической типизации с реалистической
конкретностью и красочностью бытовых зарисовок.
Басня как жанр вновь возрождается в 60-х гг. XIX в.,
именно тогда, колда возникает настоятельная потребность
© сатире, когда необходимо дать в наиболее простой и
доступной форме политическую оценку явлениям жизни,
когда поэты и писатели вынуждены из цензурных
соображений применять «эзоповский язык». Так, поэты-
искровцы в шестидесятых годах охотно обращались к
басне, воскрешая крыловские традиции. Д. Минаев,
П. Вейнберг и другие пишут ряд басен, где в условно
аллегорическую форму вкладывают острое злободневное
содержание. Такова, например, басня П. Вейнберга
«Тростник и Спина», с ее по-крьиговски выраженной! «мо-
ралъю»:
Мораль сей басни такова:
Нам гибкая шина нужней, чем голова...
Если в русской литературе второй половины XIX
века басенный жанр играл незначительную роль, то в
украинской, белорусской, (азербайджанской и других
национальных литературах басня занимает видное место.
Крылове кие басни оказались близки молодым
.национальным литературам своими демократическими
устремлениями, народностью своего стиля и языка.
В украинской литературе басенный жанр,
представленный в начале XIX века несколькими баснями Гулака-
Артемовского, находит в сороковых-пятидесятых годах
таких ярких представителей, как Е. Гребенка и другие
украинские 'баснописцы, переводившие Крылова.
Пересказывая крыловские басни, они придавали им
национально-бытовой колорит, обращаясь к родному для них
украинскому фольклору.
Одним из наиболее ярких откликов на басни
Крылова в национальных литературах являются «прибавки»
Е. Гребенки, относящиеся еще к тридцатым годам
XIX века. Гребенка не только переводчик и ученик Кры-
368

лова, он создал- особую национальную басню,
проникнутую украинским юмором, одновременно' и насмешливую
.и лирическую.
Весьма значительным было воздействие «рылювски'Х
басен на азербайджанскую литературу. Уже © начале
сороковых годов XIX века один из выдающихся
(азербайджанских писателей Кули ага Ваюиханюв (Кудси)
переводит басни Крылова. Вслед за ним переводчиками
Крылова выступают Касум-бек Закир, Сеид Ази-м Шир-
вани и другие. Следует особенно отметить роль крылов-
ски'Х басен в начале XX века, когда под влиянием
русской революции 1905 года нарастает револиоцшннъгй
подъем в Азербайджане. Народный поет Сабир
обращается -к басенной сатире, в том1 числе и .к басням
Крылова. В революционном сатирическом журнале
«Молла-Насреддин» появляются острые политические
карикатуры на темы крыловских басен.
Выдающуюся роль сыграли басни Крылова ib(
развитии молодой казахской литературы, не только ознакомив
ее с русской, но и во многом содействуя закреплению
реалистических принципов, демократической
направленности. С замечательных переводов Абая, в девяностых
годах, вдет это знакомство казахской литературы с бас-
иями Крылова, проникшими в отдаленные степные
кочевья, певшимися народом, наряду с песнями своих ка-
;захских акынов.
В годы подготовки Великой Октябрьской революции
басня занимает (Почетное место на страницах
'большевистской «Правды». В творчестве Демьяна Бедного была
продолжена, на принципиально новой основе, басенная
традиция Крылова. Д. Бедный отнюдь не повторяет
стилевой манеры крылювюкой 'басни, он отказывается от
характерного басенного «прш-юровлшия». Его баши> —
резко памфлетны; они стали 'боевой пролетарской
сатирой, агитирующей средствами (басенной аллегории.
Такова, например, одна из его .известнейших басен:
«Кларнет и Рожо-к», в которой рассказывается о
разговоре дворянского Кларнета с пастушьим крестьянским
Рожком. На хвастовство Кларнета:
Под музыку мою
Танцуют, батенька, порой князья и графы!
369

Рожок отвечает:
...лам прафы -не сродни.
Одначе, /помяни:
Когда-нибудь они
Под музыку \л\ 1под мою запляшут!
Такова же сатирическая «Хроника в десяти баснях»—
«Деру но©», такие басни, <-как «Благотворитель»,
«Свинья», «Опекуны», «Гуманность» и другие, в которых с
огромной сатирической силой разоблачалась эисплоата-
ция рабочих и крестьян в царской России. Образы басен
Д. Бедного, их политически заостренные выводы будили
революционное сознание в народных массах.
Демьян Бедный вдохнул в басню HOiBoe содержание,
сделал ее острым публицистическим оружием в борьбе
с самодержавием и буржуазией.
Басенный жанр находит свое применение и в
творчестве Маяковского. Уже в его ранних
дореволюционных сатирах широко .использован принцип басенного
аллегоризма. Таковы его известные «сатириконские»
«гимны» («Гимн судье», «Гимн ученому» и др.)» в
которых обобщенный гиперболизм образа восходит к басен-
ню й традиций,. Своеобразной басней являются и такие
лир'И'КОнсатирическвде стихи Маяковского, как
«Последняя оетербургская сказка», «Как я сделался собакой»
и написанное уже после революций) «Необычайное
приключение», в котором разговор поэта с солнцем во
многом идет от басни.
В годы революции и гражданюкой войны- Маяковский
часто .пользуется басенным жанром, непосредственно об-.
ращаясь к Крылову. Таковы «Интернациональная, басня»
и «Сказка о кадете», написанные в 1917 году. К басне
Маяковский обращается и в период своей работы над
«Окнами Роста» A919—1921 гг.), превращая басню в
оружие политической агитации. «Раки и Щуки»,
«Ларчик просто открывается», («Если ты вое лето пела...»
(характерно цитатное использование Крылова), «Была
у Врангеля добрая Петя»... и т. д. являются применением
в новых условиях .крыловокого басенного жанра.
Народная популярность, массовость басни как жанра,
ее обращенность к широкому читателю и поучительность
ее морали привлекали к ней Маяковского в его работе
над созданием агитационных массовых жанров. В 1922 го-
370

ду Маяковский написал цикл своеобразных
антирелигиозных басен для деревни: «Кому и «а какой ляд
целовальный обряд», «Прошение на имя бога в засуху не
подмога», «Товарищи крестьяне, вдумайтесь раз хоть —
зачем крестьянину оправлять пасху!», «Про Тита и
Ваньку случай, показывающий, что безбожнику ми ого
лучше», и др.
Для басеи Маяковского характерна нарочитая пла-
катиость, контрастность сопоставлений, 'под^еркигающая
столкновение двух миров: старого — собственнического
и нового—социалистического. Поэтому Маяковский
обращает внимание не етшиыко на бытовую1 деталь, сколько
на четкость и определенность политической
характеристики и оценки.
Стихотворение Маяковского «Прозаседавшиеся»,
сочувственно отметенное Лениным, также является своего
рода «басней1 по своей (басенной аллегоричности!,
сатирической иносказательности'.
Характер сатирической типизации у Маяковского
во многом близок к басенной манере. Типическая
обобщенность образов его- сатир, таких как «Ханжа»,
«Сплетник», «Подлиза» и другие, перекликаются по своей
художественной манере с образами басен Крыло-ва. Здесь
также имеет место сочетание моралистического начала
и аллегории с реалистической конкретностью.
Маяковский О1бр1ащал1ся к басне яе только в ллане ее
жанра. Самая система его стиха очень близка к
басенному, крыловскому стиху своей ритмико-интонационной
разговорностью, выделением отдельных слов и
выражений, эпиграмматичноетью концовок.
' В советской литературе басня занимает видное
мест как сатирический жанр. К нему обратился пюэт
Сергей Михалков, посвятивший свои басни
преимущественно бытовой сатире. Б (баснях Михалкова
высмеиваются пережитки прошлого в сознании, людей, иьвйойдоЬя
типы уродов, еще встречающихся в вашем быту:
закоснело ш б ю ромрата, обывателя- подх а ли м а, напыщенного
хвастуна, и зазнавшегося начальника, -позабывшего о том,
что его обязанность — честню служить народу. К числу
наиболее удачных принадлежат такие баши, как «Лиса
и Бобер», «Нужный Осел», «Заяц во хмелю»,
«Слон-живописец».
Следует отметить басни колхозного поэта И. Рослова,
371

отображающие жшнь советской дуревши. Башни И. Рос-
лова (Л'И'Шь подтверждают глубоко народный характер
басенного жанра, его 'Прочные «корни в народе. Многие
басни Рослова отличаются наблюдательностью, меткостью.
В то же время они выражают уже не традиционную
«общечеловеческую» мораль, а мировоззрение советского
крестьянина-колхозника К
Басня получила широкое применение и в дни
Великой Отечественной «войны в творчестве Д. Бедного,
С. Михалкова и многих других советских поэтов. В этих
баснях советские поэты наполняли испытанный крылов-
ский 'басенный жанр острым антифашистским
содержанием.
Так, басня, дошлое время находившаяся под спудом,
приобрела в советской литературе новое звучание как
сатирический и народный жанр.
Басни Крылова, их образы и меткие характеристики,
исполненные народной мудрости, вошли в наш язык, в
нашу национальную культуру. Их типическая
обобщенность и сатирическая острота -позволяют применять их
для разоблачения многих недостатков, еще имеющихся в
нашем быту.
0 неувядающей жизненности басен Крылова
свидетельствует и частое обращение к ним В. И. Ленина.
Л»ешн многократно пользовался (образами и
выражениями «рыловоких басен в своих публицистических статьях
и выступлениях. «Трудно перечислить все те басни
Крылова, каюры© использует Ленин,— лишет
исследователь.— Здесь и1 («Тришкин* (кафтан», «Гуси1», «Пустынник
и Медведь», «Ворона и Лисица», '«Заяц на ловле-»,
«Щука», «Кот и Повар», «Квартет», «Лебедь, Рак и1
Щука», «Петух и жемчужное зерно», «Волк и Пастухи».
Персонажи басен Крылова получают новое политическое
наполнение в ленинской публицистике2.
Та-к, разоблачая пустую либеральную болтовню
буржуазной интеллигенции, Ленин неоднократно пользуется
образами и1 выражениями крылшской басни «Кот и
Повар»: «...«интеллигенция» с спокойною совестью
ссылается на свои пророчества и паки сетует о неправильном
пути, доказывая непрочность нашего капитализма отсут-
1 И. Росло в, Басни, Горьюл'й, 1946.
2 А. Цейтлин, Литературные цитаты Ленина, М, 1936,
стр. 2.
372

ствием внешних рынков. А русская буржуазия «слушает
да ест»» К И несколько дальше: «У нас тоже царят и
правят в «передовой» литературе люди, которые... ждут... от
начальства ниспослания чуда, именуемого
«обобществлением труда», ждут «десять лет, двадцать лет, тридцать
лет .и более», а кот—о* котором мы сейчас говорили —
уплетает курчонка, смотря с ласковостью сытого и
спокойного зверя на «искренних разинь», толкующих о
необходимости избрать другой путь для отечества, о вреде
«грозящего» капитализма...» 2.
Крыловские басни служили нам -сатирическим
оружием и в борьбе с немацш-фашистскилш захватчиками.
В сообщении Совинформбюро, подводящем итоги трех
лет Отечественной войны, гитлеровская Германия,
задумавшая тягаться с Великим Советским Союзом,
уподоблялась крыловской лягушке: «Теперь всем ясно-, что
гитлеровцы, замышлявшие покорить весь мир, взялись за
непосильную задачу. Положение гитлеровской клики
напоминает судьбу той лягушки из басни Крылова, которая
затеяла в дородстве с водом сравняться), начала пыхтеть
и надуваться, но с натуги лопнула и околела» 3.
В 1944 -году советский народ торжественно отметил
столетнюю годовщину со дня смерти И. А. Крылова.
Созданный по решению советского правительства
юбилейный (Комитет провел ряд мероприятии ш
увековечению памяти великого баснописца. По всей стране
были прочитаны лекции и доклады о творчестве
Крылова. Его басни 'были изданы массовыми тиражами почти
на 50 языках народов Советского Союза. Было
выпущено полное собрание его сочинений. Имя Крылова стоит
в числе любимых народом русских писателей. Его басни
равно 'близки и человеку, обладающему большим
жизненным опытом, и школьнику, впервые знакомящемуся
с литературой. В них собрано такое богатство народной
мудрости, в них так поэтически и живописно переданы
глубокие народные суждения о жизни, в них таится
такое многоцветное и неисчерпаемое богатство русского
языка, что басни «дедушки-Крылова» никогда не
стареют. Они неизменно остаются в сокровищнице великой
1 Ленин, Сочинения, изд. 4-е, т. 1, стр. 294.
2 Т а м же, стр. 344.
3 «Правда» от 22 июня 1944 года.
373

культуры советского народа, как одно из самых бес-
ценнных и ярких созданий русской классической
литературы. Своей народностью, своей гениальной
простотой, своим чудесным русским талантом Крылов особенно
-близок нашему великому народу. Эту всенародную любовь
к баснописцу, так горячо любившему свой народ,
жившему верой в его будущее и служившему ему всей
силой своего таланта,—прекрасно передал в дни крылов-
ско'го юбилея поэт Михаил Исаковский в своих стихах,
обращенных к Крылову:
Все знал и видел ум певца пытливый,
Всего сильней желая одного,
Чтоб жили жизнью вольной и счастливой
Народ его и родина его...
В газете «Правда» от 2 ноября 1944 года «была
напечатана статья Д. Бедного о Крылове: «Честь, слава' и
гордость .русской литературы». Эти олова Белинского,
взятые 1в качестве заглавия статьи, выразили: оценчеу
роли и значения (великого поэта-баснописца.
«Честь, слава и гордость нашей литературы, — писал
Белинский еще при жиэни баснописца, — ой имеет право
скашть: «Я 131наю Русь и Русь меня зшет», хотя никогда
не говорил! и >не говорит ..этого. В его духе выразилась
croipoiHia духа целого^лрй^а; в его жизни .выразилась
сторона жизни миллионов» К
В. Б е л «леки й, Поли. собр. соч., т. V, стр. 266.

СОДЕРЖАНИЕ
Глава I
Молодость Крылова 3
Глава II
Путь Крылова к басне 39
Глава III
Крылов-баснописец <. 90
Глава IV
Крылов в литературной борьбе начала XIX века .... 130
Глава V
Мировоззрение Крылова 170
Глава VI
Сатира басен Крылова 215
Глава VII
Народные истоки басен Крылова 253
Глава VIII
Крылов и русская басенная традиция 287
Глава IX
Художественные особенности басен Крылова 310
Заключение * 359

Ху дожни к и
Е. Голяхоеский и Е. Кривичская
Редактор Г. Черемин
Технический редактор А. Егоров
Корректор А. Типольт
Сдано в набор 15IX-48 г.
Подписано к пен. 30IVII-49 г.
А-10007. Формат бум. 84Х1081/39
пен. л. 231/3-\-1 вклейка. Уч.-авт. л. 20,16
Тираж 10 000. Зак. 1832
6-я типография Главполиграфиздата
при Совете Министров СССР.
Москва, 1-й Самотечный, 17

Созданием файла в формате DjVu
занимался ewgeniy-new
(декабрь 2013)