АКАДЕМИЯ ПАУК СССР
ИНСТИТУТ ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИИ
А. 3. МАНФРЕД
ОБРАЗОВАНИЕ РУССКО-ФРАНЦУЗСКОГО СОЮЗА
6
ИЗДАТЕЛЬСТВО «ПАУКА» МОСКВА
I.'Academic des sciences do ll'RSS
Institut d’hisloire universelle
A. Z. MANFRED
LA NAISSANCE D’ALLIANCE
franco-russe
Монография исследует сложный процесс постепенного сближения двух крупнейших европейских держав, завершившийся в №91—1893 гг. формированием союза, оказавшего большое влияние на всю мировую политику конца XIX—начала XX в. Исследование основано па широком круге документов из советских н французских архивов и па других разнообразных и малоизвестных источниках. Внешняя политика обеих держан рассматривается в тесной связп с политикой внутренней.
В монографии дан ряд портретов-характеристик государственных и общественных деятелей.
М J.0603-339 042^5-^3-20-7-75
® ^«тмьстви
Введение
В сложной, по многом противоречивой истории международной политики нового и новейшего времени, в особенности XIX и XX столетий, отношения между Францией и пашей страной всегда занимали и занимают особое место. Я по говорю здесь о роли и значении советско-французского согласия п сотрудничества в европейской и мировой политике наших дней; это большая и важная тема требует специального рассмотрения. Одпако и опа не может быть в полной мере осознана без учета ее предыстории.
Само собой разумеется, что летописи минувшего знают немало иных двусторонних или многосторонних соглашений держав. В сущности вся история двух последних столетий является своеобразным сочетанием разного рода политических комбинаций и соглашений более краткого или длительного срока. Но как давно уже заметили исследователи международных отношений, соглашения между Францией и пашей страной встречались в разных формах и различных вариантах чаще, чем соглашения между другими государствами.
Следует ли иметь в виду лишь оформленные по всем каноническим правилам договоры о союзе? Думается, что на поставленный так вопрос ответ должен быть отрицательным. Старый спор историков и дипломатов, что важнее: документ без действительного согласия пли реальное согласие без формального договора — решается чаще всего в пользу последнего. Надо исходить прежде всего из реальностей.
В этой связи достаточно лишь перечислить общеизвестные факты. Переговоры 1800—1801 гг. между первым консулом Бонапартом и императором Павлом I, едва едва не завершившиеся прямым формальным союзом Французской республики и Российском империи, ие осуществленном лишь потому, что его оборвало убийство в Михайловском замке в ночь на 11 марта 1801 г. Далее следует русско-французский союз между императором Наполеоном и императором Александром I, заключенный в Тильзите в июле 1807 г. и сохранявшийся, хотя бы формально, до 1812 г., до вторжения наполеоновской армии в Россию, обернувшегося, как известпо, разгромом и гибелью «великой армии», а затем и крушением империи Наполеона.
В годы первой и второй Реставрации, особенно в период министерства Ришелье, влияние России на политику Франции было огромным.
« 1R40 г и буржуазная монархия Лув-Фи-Июльская революция 18-и *	”, сочувствие царской Рос-
ший Орлеанского не могли _что още можно было СПИ Николая ^.g® ^стемыреатщионвого Священного союза.
/"₽во№ 1848 г-и втя республика По этим же мотив i птельствами обеих стран. ^TrpSX^H только этой констатацией вряд ли было бы правильно. Уже складывались и крепил иные связи. Передовая Ем- Россия Белинского. Герцена, Огарева была всей душой с демократическим, революционным движением Франции. И. С. Тургенев был верен исторической правде, когда привел своего знаменитого героя Дмитрия Рудина па баррикады июньских повстанцев 1848 г., чтобы здесь, с красным знаменем в руках, встретить смерть, сражаясь против правительственных войск, за правое дело.
Крымская война нв в малой мере не отвечала национальным интересам ни Франции, ни России. Не случайно еще до окончания войны и до Парижского мира 1856 г. практически уже началось русско-французское сближение.
Новая полоса наступила после франко-прусской войны 1870-сил в ЕпропТеСТБеПН° изме11Пвтей конфигурацию политических
дворца, па оккупивованиой^т 1871 В Залах Рерсальского сков земле, прпвёлок новой r₽pMaBCKH1J® войсками француз-отвошению сил па континенте г итвческои ситуации, новому со-™™t».«,,s4XcX”.feS“-,r,8’9-,S82 Ото военно-политического бт™? К И Рермании первого круп-
Газование агр6С-
™“р«2.гЖ ;	»»»
Двойственного Сокца ’р^0 °^°Рмление в 1891 1ЯсюИЯМи ПР°‘ возник как от„!т СИИ и Франции. PvA’? х3"18^ гг. тныне континентальная р”8 °йрааование Тплйг '0~ФранЦузский
сквх блоков navn, рнда Десягилот,	~ с °беих
₽е,1ии, ставших пяиОдпака па-4	ИХ ЧеатРальними.
наиболее острыми противоречиями в империалистическом мире, обусловило постепенное сближение Англии с державами двойственного союза. Апгло-фрапцузское соглашение 8 апреля 1904 г., вошедшее в историю под именем «сердечного согласия», и последовавшее через 3 года англо-русское соглашение 1907 г. знаменовали собой оформление Антанты, Тройственного согласия держав, противостоявших Тройственному союзу, возглавляемому Германией.
Само распадение Европы па соперничавшие военно-политические блоки было верным симптомом близящейся мировой империалистической войны.
1 августа 1914 г. мир был ввергнут в империалистическую войну. В этой войпе Россия и Франция, как и другие державы, примыкавшие к лагерю Антанты, сражались как союзники против германской коалиции держав. Но в ходе империалистической войны, как предвидел В. И. Лепил, свершилось величайшее историческое событие, изменившее весь ход человеческой истории. Выдвинутый В. И. Лениным с первых дпей войны, с сентября 1914 г., лозупг превращения войны империалистической в войну гражданскую *, встреченный первоначально открытыми насмешками в социал-шовипистских и социал-цептристских кругах, был подтвержден в своей исторической правоте практикой жизни. Серия революций, прокатившихся по всему миру: Февральская бур-жуазпо-демократическая революция 1917 г. в России, последовавшая за пей через 8 месяцев Великая Октябрьская социалистическая революция, положившая начало повой эры в судьбах всего человечества, революции 1918 г. в Болгарии, Австро-Венгерской империи, Германской империи, обратившие в бегство монархов, еще недавно упивавшихся казавшимся им безграничным могуществом, революционное движение в странах Западной Европы, в странах азиатского континента, в странах Нового света — во всемпрпо-псторпческом масштабе подтверждали неотразимую силу ленинского анализа, ленинской стратегии и доказывали, что мир вступил в новую полосу исторпческого развития.
Советское социалистическое государство, возникшее на развалинах бывшей Российской империи, и Франция, являвшаяся в недавнем прошлом союзницей России, после ноября 1917 г. оказались глубоко разъединенными. Французская империалистическая буржуазия по узкоэгопстпческим, корыстным классовым мотивам выступила против парода, являвшегося еще вчера союзником Франции, встала на путь антисоветской интервенции, поддержки белогвардейских группировок, спл контрреволюции.
Эта политика отчуждения и вражды, проводимая французскими империалистическими кругами в противоречии с волей и желанном французского парода, была по существу чужда и историческим традициям, и пацпональпым интересам Франции. Ря-
1 См. В. И. Ленин. Поля. собр. соч., т. 26, стр. 1—7, 15—23.
довые люда ФР®» TPg°ЙтдаоТре^уб» в которой они люциоипых традиции славного про майсКЙХ даборах левого
В октябре 1924 г.	Чппио правительство Француз-
блока, возглавляемого Э®’ря°” РпРЬПыС дапломатические отноской республики	„ J белым просторным зданием по-
С»,..™»™...:. Рое-^Правящие круги французской империалистической буржуазии тех лет, представленные именами таких политических деятелей, как Раймон Пуанкаре, Мильерап, Жорж Клемансо, а позже Тардье, Лаваль и др., пытались решать вопросы европейской и мировой политики без Советской России и против нее. Жизнь доказала иллюзорность и пагубность для самой Франции такой политики. Быстро восстанавливавший свои силы (не без помощи союзников Франции — Англии и США) германский империализм заставил французскую дипломатию позаботиться об обеспечении безопасности Франции, Былой союз с Россией французские правящие круги пытались заменить и. возместить системой союзов с _ малыми государствами Европы, Но по мере того, как германский империализм все настойчивее выдвигал требования ’X™’С®И мрсальской системы- слабость и ненадежность опоры па малые государства становилась все очевиднее	1
сЛВХащт™РнЗХЯн П°ЛтИКУ П° от“ии> к Совет-телв пра?ХУ’Ласса	по'тат™<ие дея-
« ДР.) ужо давно требовал? поискоГсоЛш Барту’гда Монзи
То^брТ	Т5,0 необходамостью.еПИЯ с Сове™
с СССР’ Действительное’ содержим «Т Д0Г0ВДр 0 ненападении тельпее его пазвавия. В мае 1935 п% Р0Г0 бь,ло “Игре и эначн роХпг,ежду Фр« cccp6To™gh
2”'™“ ««».”
Европы; по свои» пптОИар0Д0® о6епх Держав « °^еспечить безо-Дить дорогу во6 и “шальным возможности»0 И бсз0Пасп()стг’
Д ”и ” эд.
ствепиую Купат|Ии, яацвопа/0^11® мУчитетьи Ь--Ла заплатить го-тосударстъепн^аЦИОпальпук)1>по^Л!1ажепи'ем °за 1?рмано’Фаши-с должным осп* р^8ой°Двтетлй сУп*ес1ву, ппе/т ЭТу самоубий-
м°гилыцИКа ' ф т°рых позже 6	и Франции».
Но большие исторические закономерности все же выравнивали отклонения и нарушения обусловленного законами истории хода вещей. Прошло недолгое время, и развитие событий привело к тому, что французским и советский народы стали союзниками, товарищами по оружию в освободительной, справедливой войне против общего врага — немецко-фашистских завоевателей. 10 декабря 1944 г. в Москве был подписан Договор о союзе и взаимной помощи между Францией и СССР. В самом этом акте выражалось признание ведущей, решающей роли, которая принадлежала великой социалистической державе — СССР в разгроме военной машины гитлеровской Германии и ее сателлитов и в освобождении Европы от фашистской тирании.
Здесь нот необходимости напоминать о наступившем позже недобром времени так называемой «холодной войны», заморозившем советско-французское сотрудничество и лишившем договор 1944 г. его реального содержания и юридической силы.
И все же исторические закономерности оказывали свое действие. Оспованная на глубинных процессах, опирающаяся на глубокие разветвленные корни взаимная потребность в сближении и сотрудничестве двух государств оказывалась сильнее тенденций разъединения. Начиная с 1966 г. обозначилась новая полоса в отношениях между Францией и Советским Союзом. Вновь пришло время согласия и конструктивного сотрудничества между двумя великими державами. Традиционная дружба советского и французского народов брала верх над кратковременными, преходящими расхождениями интересов. Последние годы отмечены крепнущим сотрудничеством двух государств. Само это сотрудничество имеет крупное позитивное значение для обеспечения безопасности народов Европы и укрепления дела мира во всем мире.
Даже этот сухой, беглый перечень всем известных фактов истории отношений, складывавшихся между нашими двумя государствами — СССР и Францией, позволяет прийти к некоторым суммарным, итоговым обобщениям.
По-видимому, следует ранее всего признать, что отношения между двумя странами не были ни одинаковыми, ни ровными. На протяжении длительного времени, измеряемого долгими десятилетиями, СССР и Франция были не только друзьями, связанными неизменно узами сотрудничества, всегда, при всех обстоятельствах шедшими рука об руку. Было и иное. Отношения между двумя государствами не были, да и не могли быть всегда одинаковыми и неизменными. В сложных и многообразных сплетениях разного рода связей и интересов, определявших отношения двух государств, проявлялись различные, порой противоположные тенденции.
И все же представляется не только важным, но и возможным (опираясь на уроки исторического опыта) установить, какие тенденции были преобладающими, что брало верх — силы взаимного притяжения иди силы отталкивания. Что побеждало — дух
„ nvv впужбы’ Что оказывалось в конечном счете силь-Z^pSobpXbho размолвки или имеющее глубокие корни
мвд нашими двумя государ' „ на протяжении длительного исторического времени, нельзя не Хть что в конце концов размолвки, охлаждение, которыми также отмечен этот долгий путь, оказывались все же кратковременными и преходящими. Общий ход развития, логика истории сближали оба народа, обе страны, подсказывали им н опеки путей преодоления разногласий и форм сотрудничества, и дух согласия в конечном счете брал верх, побеждал все остальное.
За эти долгие года, о которых шла речь, мир стал иным, Европа стала иной. На месте старой, отсталой царской России, России императоров, «Империя Севера», как ее называли в свое время во Франции, возникло повое социалистическое государство, молодая Советская республика — Союз Советских Социалистических Республик, ставший одной из самых могущественных держав мира.
История развития советско-французских отношений, рассматриваемых на протяжении длительного времени, показывает, что дух согласия и сотрудничества в тех пли иных формах брал верх над силами отталкивания в самых различных, не совпадающих исторических условиях. Было время, когда Франция периода ™ЖетВа’ буржуаэнаа Франция представляла собой исторп-саХпжавпТХТТ	Чем Феодально-абсолютистская
Россия, несмотря на ювестше^мличп^в И0ДЫ’ КОгда „Ф₽анйия и и социальной, форме вХП пг»Т 1ораднч<1ской> * отчасти той же, в то время едавстеениой прпнаддежали * одной и конец, складаались Ота^шр“°“’ ’'апаталистическои системе. Набрал верх над политикой X Л- Сотрудиичества’ и ДУХ согласия шенно иных соод^£т отталкивания, разъединения и в совеп-Союзпредставляли 2'“°““- когда ФРанДиа п Советский пои,оряе»ое1^Вв ие,Хич^кп3аРИООВКИ поиазчааит, что .
между Францией и Уи различных условиях аМа эта имели определением» пя ст₽аи°й была не стучои Рудпичества
Что же лежало и лежит »	№м°> °пре-
чеевдх явлений? Т в основе повТорави =WSE=--~"" Обе паши стпяхп и !к,еияк,Щихги	е. ® наше
«онтивепта; одт Г^0з0,КвиЫ ® ра;1;|«чпыхР.афИче«адхТ ВСеГ° Рола упрощенным	другая - па ц1ает«* евппУСЛовий-
°бъясПепием трУдПо Ва Вост0ке е^Нейског0 ГЛаеитЬся Чо с такого 1ереоцеика
значения п роли географических факторов, которые сами по себе также в какой-то степспи должны быть приняты во внимание, могла бы привести к серьезным ошибкам. По-видимому, для объяснения этого своеобразного исторического феномена должна быть принята во впимапие не какая-то одна решающая причина, своеобразная домппапта, возведенная в абсолют, а совокупность постоянно действующих причин или факторов.
Главными среди них представляются следующие: между Францией и пашей страной и в прошлом, па протяжении длительного времени, и в пастоящем, и, па сколько можпо предвидеть, в будущем по было и пет глубоких, коренных. непреодолимых противоречий. Между Францией и пашей страной пе было и нет и нельзя предвидеть в будущем территориальных споров. Сказанное отпгодь по озпачает, что между двумя государствами пе возникали и пе могут возникать и сейчас расхождения в мнениях, расхождения во взглядах пли позиции по тем пли ппым вопросам.
Такое отсутствие расхождения мпепий по тем или иным частным вопросам конкретной политики, полное единомыслие по всем вопросам вообще едва ли возможно в реальных условиях политической жизни суверенных независимых государств. Важно то, что между двумя государствами, между пашей страной и Францией, и в прошлом, и в настоящем не было и пот непреодолимых противоречий, и пмеппо это обстоятельство имело и имеет чрезвычайно большое значение для формирования отношений между двумя странами.
Далее, не трудно установить, что в определенных копкретпо-псторических условиях, которые требуют всякий раз специального анализа, между двумя странами складывалась известная общность интересов. Мало сказать, что между этими двумя государствами не было непреодолимых противоречий. Существенно и то, что возникла общность интересов, близость целей или задач, рождавших необходимость во взаимном сотрудничестве.
И, наконец, последнее. За эти долгие десятилетия между народами обеих страп сложились давиле, прочные, традиционные дружеские связи. Эта дружба двух народов имела и имеет многосторонние различные аспекты. Если верно, что национальные праздники в какой-то мере раскрывают национальный характер, то разве не становится попятным, что парод, празднующий день 7 ноября, праздник Великой Октябрьской социалистической революции, пе может пе чувствовать симпатии к народу, национальным празпиком которого является 14 июля — депь штурма Бастилии восставшим пародом.
Между передовыми людьми России и Франции издавна существовали теспые духовные узы. Русское и французское революционное движение взаимно обогащалось накопленным опытом освободительпой борьбы.
Общеизвестны разветвленные многосторонние связи между интеллектуальной Советской страной и интеллектуальной Фрап-
_,ттпп пятпей страпы в папиопальная пней. Папиопальная ку. • . Р* друга. Наконец, братство культура ФраПЦПИ„РР^ой боТьбе против общего врага, в муже-™ж»
кит народов.
*
В настоящем исследовании рассматривается лишь одна из страниц долголетней истории взаимоотношений папптх двух государств. причем даже одна не из главных.
Монография посвящена не общим проблемам развития со-ветско-франпузскпх или русско-французских отношений предшествующего времени, а частному, ограниченному жесткими хронологическими рамками и конкретным содержанием вопросу — процессу образования русско-французского союза конца XIX—начала XX в. Следовательно, монография рассматривает развитие отношений между двумя государствами в период, когда н та, и другая страна принадлежали к одной и той же капиталистической системе.
Могут сказать: к чему же было толковать об общих проблемах советско-французских отношений в целом, об определенных исторических закономерностях? Не проще ли было бы взяв как иеТОгамЯеСТТреТЬкК0ИКретвыв проблемы иссле-трюпзмы? ’	Ь °тее обш>Их вопросов и не повторяя
ситься с ним^рудао^те^^^	согла-
исследуя разные аспекты истопии сХ^РеМ1Н® ~ боие® 30 лет — НИЙ», я все более укреплялся^ чбе17^.ФраИЦуаских отноше-необходимо. в интересах п"е то^^^Л^31” ВаЖН0’ ско^ гах народов, но и европейской без&^Г^ ”раН’ “ели-мира в Европе и во всем мпт>п пасности в целом, уггппчотгг,
”5 -	' is™»
—о»».,	’
’ c«- A. 3.	Лее Сокото Й^еской
‘•««Л 1967';
10	<1е соорб-
циальяых конкретных монографий3 * * * * 8 — все еще остается в порядке дня. Dot почему исследование даже одной из страниц, или одной из глав, — как угодно — этой большой и остающейся неизменно крайне важной и всегда актуальной темы — роли и места советско-французских отношений в европейской и мировой политике, не только оправдано, по и насущно необходимо.
К сказанному надо добавить и следующее: несмотря на то, что, казалось бы, такой предмет, как история русско-французских отношений последней трети XIX в., представляется с первого взгляда наиболее простым я ясным, в действительности это не так. В обширной европейской и американской литературе, посвященной истории русско-французского союза 1891—1917 гг., вопрос о его генезисе, о его происхождении, предыстории н конкретном содержании принадлежит к числу наиболее затемненных. Предвзятые политические идеи нередко водили пером историков, писавших на эти темы.
Конкретное содержание и хронологические рубежи монографии пе являются произвольными. После Франкфуртского мира многим современникам не без основания представлялось, что Франция достигла низшей точки падения: она была разгромлена, обессилена, внешнеполитически полностью изолирована. Но прошло лишь 20 лет, и в 1891 г. ее снова рассматривали в политических, дипломатических, военных кругах, в мировой прессе как сильную первоклассную европейскую державу.
Заключение русско-французского союза 1891—1893 гг. было важным событием в развитии всей международной политики: оно знаменовало существенное изменение в соотношения и в расстановке сил в Европе. Выше уже шла речь об этом.
Но заключение союза с Россией было переломной вехой и в развитии Франции в период между двумя войнами: франкопрусской и мировой империалистической войной 1914 г. Два десятилетия внешнеполитической изоляции, многократно возобновлявшихся угроз новой германской агрессии, постоянно нависавшей над страной грозной тучи, надвигавшейся с германского берега Рейна, весь этот тяжелый и трудный путь после поражений и унижения Франкфурта остался в прошлом. Союз с Россией создал для Франции «новое положение», как заявил уже в сеи-
3 «История внешней политики СССР». Под ред. Б. Н. Пономарева, А. А. Гро-
мыко, В. М. Хвостова, ч. I—II. М., 1966; «Международные отношения
после второй мировой войны». Под ред. II. Н. Иноземцева и др., т. I—III.
М., 1962—1963; «История дипломатии», изд. 2-е, переработ. Под ред.
А. А. Громыко, И. Н. Земскова, В. А. Зорина, В. С. Семенова, С. Д. Сказ-кина, В. М. Хвостова, т. Ш. М., 1965; 10. В. Борисов. Русско-французские отношения после Франкфуртского мира. М., 1951; Ю. В. Борисов. Совет-
ско-французские отношения 1924—1945 гг. М., 1962; Л. М. Зайончковский. Подготовка России к мировой войне в международном отношении. Л., 1928; Е. В. Тарле. Европа в эпоху империализма. М,—Л,, 1938; В. М. Хвостов. Дипломатия в новое время. М-, 1963; В. М. Хвостов. Франко-русский союз и его историческое значение. М., 1955 и др.
t <«и г тПяпль де Фрепспне4. Это «новое положение» эа-тябре 1891 г. Шар W Р ИЗОЛЯЦШ1 была преодолена, что SXSОбеспечил позициям Франции в Европе прочность стабХость, восстановив полностью ее статус великои державы С “того времени —с 1891-1893 гг. - начинается новый X внешней политики Франции- ее подготовки к будущей войне, разразившейся, как известно, в 1914 г.
Во время франко-прусской воины царское правительство, официально провозгласив нейтралитет России, заняло, особенно в начальный период войны, позицию откровенно благожелательную к Пруссии. Царь-самодержец Александр II пе скрывал своих симпатий к Пруссии, к своему дяде Вильгельму I п открыто выражал свою радость при победах пруссаков, как если бы это были победы русского оружия. «Государь не знал, как достаточно выразить свои восторги по поводу побед, одержанных немцами», — записывал один из современников тех событий5.
Даже после заключения Франкфуртского мира, когда все пагубные последствия германской победы над Францией стали очевидны, на протяжении ряда лет, по донесениям хорошо осведомленных французских наблюдателей во Второе бюро генштаба, германский военный атташе генерал Вердер занимал в ближай-императора «совершенно исключитель-в КмХтТдтТ^^г^я16 1891 г’’ П0СЛе торжественного приема французской эскадры адмирала’И?КетоКСаНД₽°Ы 111 мо₽яков о франк^русском сближении? генер^ фон Л°звестившего МИ₽У посол в Петербурге, в пискм» <®°Н *“Ееиаиц, германский парада, писал так: « я ппис,?тст^0Г° ^ела’ в День военного атом военном адая • присутствую шестнадцатый раз на
=ж=:-=---==~=
стностыо чувств	₽ А которых я тоутт™ а?сРШается
впервые таТ^:Р:“” rea^a.wKMT^' За горения всей многолетней — па анЕих> скрывалось m ' °ЫТЬ может, тсдах усилий - ц *	гЛ^50*1 Швейниц вспп созиаиие круше-
----__	Р^ьедннепия Рос.
 i*¥	“u p™"« »
«кенеа, Bd У “ивИИр «- 2-Що b
J2 11ВегЧ₽1У927%^ябра^7г:
Как же это произошло? Как Россия п Франция прошли за 20 лет путь от взаимного отчуждения к сближению и союзу? Каким образом стал возможен союз между французской буржуазной республикой и самодержавной царской Россией? Какие факторы влияли на сближение двух стран? — Экономические, политические, стратегические или иные? Короче говоря, как складывался, как был пройден Россией и Францией этот непростой путь, приведший за эти 20 лет к союзу двух держав?
В обширной зарубежной исторической литературе, посвященной франко-русскому союзу8, вопрос о его происхождении и предыстории принадлежит, как уже говорилось, к числу наиболее спорных.	'
Да не будет сочтено нескромностью, если я позволю себе сослаться па то, что еще 30 лет тому назад мне довелось выступать в печати с возражениями против получившей широкое распространение в западной литературе версии о происхождении русско-французского союза из так называемого «восточного вопроса» 9. Автором этой версии был известный в свое время, а пыне уже почти забытый французский историк Жорж Мишон, полагавший, что происхождение русско-французского союза непосредственно связано с восточным вопросом и политикой России на Балканах. «Франко-русский союз возник из восточного вопроса», — писал Жорж Мишон|0.
Идея Мишона о происхождении русско-французского союза из восточного вопроса не была его открытием в науке. Еще до него, с рядом модификаций, опа развивалась в немецкой и английской исторической литературе, в частности в работах О. Хаммана, Курта Керлина, О. Беккера, Гуча и др. Мишон лишь придал этому тезису особую заостренность. Это нетрудно понять; вопрос этот имел в 20-е, послеверсальские, годы не столько академическое, сколько политическое значение. Речь шла о том, на кого возложить ответственность за возникновение первой мировой войны. Идеи Хаммана, Керлина, Мпшопа были тем и удобны п соответственно получилп поддержку в определенных кругах, что в конечном счете вели к прямой пли косвенной реабилитации кайзеровской Германии.
Возражения, которые были выдвинуты против версии Мишона, Хаммана и др., были поддержаны рядом советских и зару- 6
6 ?k?ecfcer- Bismarck und die Einkreisung Deutschlands, Bd. I—II. Berlin, 1923—1925; F. Buehler. Das Verhiiltniss Frankreichs zu Russland. 1871— 1878 Aarau, 1944; W. Langer. The Franco-Russian Alliance 1890—1894. London, 1929; K. Koerlln. Zur Vorgeschichte des Russisch-Franzdsischen Bundnisses. Halle, 1890; G. Michon. L’.Alliance franco-russe. Paris, 1927; Я. Gtrault. Emprunts russes et investissements francais en Russia, 1SI7— 1914, Paris, 1973; O. Hamman. Deutsche Weltpolitik. 1890—1912. Berlin, 1925;
» л Ги4' ВСТОРПЯ современной Европы. М., 1925.
А. 3. Манфред .Из предыстории фрашго-русского союза. — «Вопросы исто-^ии», 1947, № 1.
. Michon. Op. cit., p. 1.
и по-видимому, пыпе уже по продстав-^2^ развивать аргументацию, опровергающую
этому вопросу, я предложил тезиса русско^ранцузского союза, и у меня и пересматривать в этих основных проблемах взгляды, изложенные мною раньше.
Но с тех пор, как были опубликованы первые работы автора, относящиеся к этому предмету, миновало более четверти века.
Каждый историк—сын своего времени, и на книгах, вышедших в 50-х годах, лежит отпечаток тех лет, когда они создавались. За минувшие с тех пор годы, насыщенные событиями огромной исторической важности, многое изменилось. Изменилась наша страна — неизмеримо возросло влияние нашей социалистической Родины — Союза Советских Социалистических Республик—на всю мировую политику, изменился мир, изменилось соотношение сил в мире, изменились мы сами. Все это должно было как-то отразиться на самом стиле исторического письма.
Подготавливая эту монографию, автор, естественно, опирался па прежние свои работы на сопредельные темы.
эти годы автор получил возможность доступа к ряду ар-В адстппгт^^а^-015.В наших и зарубежных архивохранилищах. Артт,, внешней пп^°СЬ Т Р°К° ознакомиться с материалами стерта иностранных мТ Армва Французского мини-Нии в Венсенском заике военного министерства Фран-вогаеного отдала Национальной	п ПаРиже> РУ'
И эти новые документы, хотя и не опп В	и т- Д’
вин прежних работ, дали возмпХ^? РГЛИ 0CH0BEbix положе-
АвтеГсчот^^^а^	обосновать
«’ST	”
менютц	’ Базаеву и всем corovrrwTrveJ101141111™ России
пожемвлям< свяаа^^тельн^^-^ с неиз-явку Пьеру Ренувепу гк иаученвдм этой темы Швмся Ко всем ^ву> генерала^а^езу “ч“шемУся в 1974^’Пп.Т?КЖе акаде-» работе над архнвЯымпУ ® фУрннеру любезно \ПрО^ессоРУ Дю-
Л!!"”*-	«•«,,, тых
* 15. ' c°S»4K“e «печение:
Чое pense
ГЛАВА I
После поражения
Франко-прусская война и последовавший за ней разгром наполеоновской империи были восприняты большинством современников как величайшая национальная катастрофа Франции.
Гюстав Флобер писал 10 сентября 1870 г. Жорж Санд: «Итак, мы па дне пропасти! Постыдный мир, быть может, мы не примем. Пруссаки хотят разрушить Париж. Это их мечта...
Вот к чему нас привело яростное нежелание смотреть в лицо Истине! Любовь к фальши и обману! Мы стапем как Польша, а затем как Испания...» 1
Через пять месяцев, 1 февраля 1871 г. (в письме к племяннице Каролине) Флобер воспринимал ход событий еще горше: «Капитуляция Парижа, которой, впрочем, следовало ожидать, повергла нас в неописуемое состояние!.. Франция так низко пала, так обесчещена, что лучше бы ей сгинуть... Я сиял свой орден Почетного легиона, ибо слово «почет» изъято из французского языка, и я настолько перестал считать себя французом, что собираюсь спросить у Тургенева... как сделаться русским»2.
Таковы были настроения не только Флобера.
И. С. Тургенев, которого упоминал французский писатель, в это же примерно время, в феврале 1871 г., в письме из Петербурга к Полипе Виардо определял положение Франции столь же пессимистически: «... Итак, Эльзас и Лотарингия потеряны, пять миллиардов... Бедная Франция! Какой ужасный удар и как оправиться от пего? ... Здесь все полны сочувствия к Франции, но от этого становится еще горше.. .»3
Сходные с этим свидетельства наблюдателей и современников событий можно было бы приводить без конца.
Войну 1870—1871 гг. чаще всего сопоставляли с наиболее близкой из предшествовавших ей войн — австро-прусской войной 1866 г. То была короткая война, длившаяся всего несколько недель — от июня до августа — и оставшаяся полностью в рамках военно-политического конфликта. После поражения австрийской армии под Садовой главные усилия Бисмарка были направлены на то, чтобы достичь скорейшего соглашения с побежденным про-
1 Г. Флобер. Собр соя. в 10 томах, т. VII. М., 1938, стр. 274—275.
5 Там же, стр. 297.
3 И. С. Тургенев. Собрание сочинений и писем. Письма, т. IX. М.—Л., 1965, стр. 19.
к нему никаких унизительных или ос-тивником, не предъявляя Никольсбургское прелиминарное мир-корбительных ТР^ОВ к праЖский мирный договор 23 ав-ное соглшение	я Р^ корректПо п0 отношению
к’^стрии что было нетрудно разгадать последугощие намерения nfiSft: в обозримом будущем превратить Австрию из врага вSX складывающейся германо-прусской империи.
В войне 1870-1871 гг. все было по-иному. Воина длилась долго — 10 месяцев; она сопровождалась позором Седапа и Моца, вступлением германских войск в Париж, длительной оккупацией значительной части территории Франции. Война с внешним врагом теснейшим образом сплеталась с острой внутренней социальной борьбой, переросшей в гражданскую войну. После народного восстания 18 марта 1871 г. и создания первого в истории революционного правительства рабочего класса некоторое время сохранялась возможность развития хода событий по совершенно иному, принципиально новому пути. Но французская буржуазия проиграла войну против внешнего врага — Пруссии Мольтке п Бисмарка и выиграла в гражданской войне — против народа собственной страны.
Вопреки надеждам Флобера, что «постыдный мир» не будет пр’”“
лишь «простым перемирием» между Гр™ ДВИД- Л ^аРкс, оказался Подписание	И ФРа®Р*ей\
Насильственное оттоожет™ л	10 МаЯ
™и, Двух промышленно иТХтео п ФрЭВЧИи Э*ьзаСа п п органически сросшихся > ф„я ® Ра1витых провинций ЛотаРи°-часкп крайне иевыгодаой	C0WW Ь Давп° Уже
*вХТУю
 « n.’ri'i	n. M ,	'У
' * п, стр. 271. ’ «тр. 33-^g
Германия Бисмарка и Мольтке и после подписания мирного договора продолжала говорить с Францией языком вражды и угроз.
Через месяц после Франкфуртского мира, 16 июня 1871 г., когда французские части, передвигаясь, по ошибке заняли ненадолго территорию близ Репси, подлежавшую оккупации немцами, Бисмарк телеграфировал Жюлю Фавру: «Я имею честь предупредить Вас, что, если французские солдаты немедленно пе отступят назад к их позициям, паши войска перейдут против вас в наступление сегодня же в полночь» 8. Германское правительство стремилось постоянно напоминать, что оно держит над побежденной страной занесенный меч* 7.
Этим же целям психологического давления, подкрепляемого всей мощью всесокрушающей воеппой машины, поддерживаемой в состоянии полной боевой готовности, отвечала и сложная, необычная система дипломатических отношений между обеими странами, установленная по инициативе германской стороны.
Было решепо, что вместо послов, как это было общепринято, страны будут представлены лишь поверенными в делах. Германским поверенным был назначен граф Альфред Вальдерзее. То был прусский генерал, непосредственный участник войны с Францией, представитель высокомерной, заносчивой и ограниченной прусской воеппой школы, человек, выделявшийся даже в германской военной среде крайней агрессивностью своих взглядов и намерений. В Версале Вальдерзее был, конечно, пе посланцем мира, а живым папомипаппем только что пережитого унижения, грозным предостережением на будущее. Во французских дипломатических кругах справедливо считали, что выбор Бисмарком Вальдерзее, помимо прочего, был определен тем, что этому официальному представителю Германии были поручены обязанности более военные, чем дипломатические8.
Наряду с официальным представителем германской империи — прусским генералом, было создано еще и собственно военное представительство. В Компьепе (тогда впервые это роковое в истории Франции географическое название появилось па страницах ее летописей) разместилась главная квартира командования германскими оккупационными войсками во главе с генералом Мантейфелем. Начальнику германских оккупационных властей принадлежала столь большая и широкая власть, что это сделало пеобходп-
0 G. ffanotaux. Hisloire de la France conteniporaine. Paris, [s. a.], v I, P- 297.
7 «Die grosse Politik der europaischen Kabinetto. 1871—1914» (далее — Gr. Pol.), Bd. I, № 22, 23, 24; ср. H. Herzfeld. Deutschland und das ge-schlagene Frankreich. 1871—1873. Berlin, 1924, S. 64—66; G. May. Le traite de Francfort. Etude d'histoire diplomatique et do droit international. Paris-Nancy, 1909, p. 167—172.
• A. Waldersee. Donkwiirdigkeiton. Herausgegeben von H. 0. Meissner Bd I, Stuttgart—Berlin, 1925.
2 А З. Манфред	17
m иметь при нем особого полномочного представителя. Им был На3нТк7неТФвоеНф?а?кфурте-на-Майие французские делегаты де	W Клерк вместе с германскими представителями Ар-
амом Вебером и графом Укскулем образовали комиссию, кото-пая должна была разрабатывать и регулировать вопросы применения статей Франкфуртского мирного договора па практике. Там же во Франкфурте, в течение почти всего 1871 г. продолжали заседать комиссии, рассматривавшие разные технические вопросы, связанные с размещением германских оккупационных войск во Франции, проведением демаркационных липин, выплатой контрибуции и т. п.
Многообразие этих форм представительства скорее осложняло, чем облегчало деловой контакт и политические отношения между обеими сторонами. Бисмарк, когда ему это было пужпо, умело использовал несогласованность, действительную или вымышленную, отдельных органов представительства между собой, чтобы вызывать инциденты, разжигаемые им в целях политического давления.
Французским поверенным в делах в Берлине был назначен маркиз де Габриак. Аристократ, известный своими крайне реакционными взглядам, он, как и многие люди его круга, в ту пору полностью разделял внешнеполитическую программу Тьера в отношении Германии; это значило, что он, как и глава правительства, был сторонником политики мира с Германией во что бы то ни стало. Отправляясь в Берлин, он еще раз повторил свой афоризм: «Воинственные дипломаты, которые, к сожалению, иногда встречаются, стоят не больше, чем солдаты, не желающие 5Раться*9' К Т0МУ же оп питал нескрываемый страх перед мощью Германии, с почтительной робостью относился к ее всемогущему канцлеру и надеялся все возможные затруднения преодолеть политикой смирения.
Но эта политика почтительного смирения перед могущественным победителем, как бы велики ни были усилия и старания ее стоа^Г*0*' Пв М0ГЛЙ ЯИ ° МаЛ°& Мер° обеспечить безопасность
Разгром Парижской Коммуны был тягчайшим французскому рабочему классу и самому передовой ™Ln скому движению того времени, он был также ™ пролетар-нальным силам страны. В лице парижских коммтаапоп К™ НацИ0' лены самые мужественные защитники ФпяппгЛ^^013 ®ыли слом; чести, независимости и свободы. н«иции, ее национальной
Разгромившее Коммуну реакционное Напиопе^
и его правительство во главе с Тьером бы 4 палъное собрание только рабочему классу, но и большинства,глубоко чужды не --------- ыву Французского парода.
* n	Souvcnirs diplomatique» de RUS8ie c,
₽	° Auemagne. Paris, 1896,
Ряд частичных выборов, пачииая с 1871 г., показал, что монархистское Национальное собрание не выражает воли страны ,0. Но господствующий в так называемом Национальном собрании монархистский буржуазно-помещичий блок, не будучи в силах установить монархию и пе желая примириться с республикой, хотя опа существовала лишь по названию, намеренно сохранял временный режим.
С тех пор как 4 сентября 1870 г. парод провозгласил Францию республикой, никто пе решался ее формально отменить. Реакционеры, господствовавшие в Национальном собрапии и версальском правительстве, охотно бы это сделали, но для такого акта они были слишком трусливы; они ненавидели и республику, и народ, провозгласивший эту республику; но еще больше они их боялись. Так во Франции сложился особый режим — «республики без республиканцев», республики по названию, но без республиканского духа.
Неустойчивость государственного строя, переходный характер «республики без республиканцев», непрочность «правительства на четверть часа», как его почти открыто называли в Лондоне **, пропасть, отделявшая правящий реакционный блок от народа, являлись дополнительными источниками слабости Франции и, несомненно, сказывались и на ее внешней политике, в частности на ее взаимоотношениях с Германией.
Версальское правительство в противоборстве с Германией, которое должно было продолжаться, хотя и в иных условиях и формах, и после окончания войны, было в действительности безоружным и слабым. Независимо от этого экономическая и военная слабость Франции, доказанная опытом войны 1870—1871 гг., неспособность буржуазной Франции противостоять один на один сильной милитаристской Германии ставили перед ней безотлагательную и повелительную задачу — преодолеть международную изоляцию, приобрести союзников или хотя бы опору и поддержку в Европе.
Понятно, что правящая французская реакционная буржуазия при решении вопросов внешней политики по крайней мере потенциально не ограничивалась оборонительными задачами, а, как только это становилось возможным, стремилась к осуществлению соответствующих ее классовой природе агрессивных действий. Даже в годы разгрома Франции, когда ее военная мощь была сломлепа, французская буржуазия вела реакционную политику не только против народа своей страны, ио и против угнетаемых
10 На дополнительных выборах 2 июля 1871 г. из 112 мест республиканцы получили 100, монархисты —12; на всех последующих частичных выборах республиканцы неизменно одерживали победу: см. Л. Soulier. L’lnstabi-bto^ministerielle sous la Troisieme Rdpublique (1871—1938). Paris, 1939, "	Un diplomata & Londres. Lettres et notes. 1871—1877. Paris,
1895, p. 35.
МО колониальных народов: в 1871-1872 гг. с большой шесто, костью подавлялось национально-освободительное восстание в Ал-НШНо в ту пору, о которой идет здесь речь, после окончания войны военное и экономическое превосходство Германии над фпанцией, фактически лишившейся армии, было столь бесспорным и очевидным, что Франция в своей внешней политике по отношению к Германии была вынуждена придерживаться только оборонительной тактики. Никакая ипая политика была тогда не возможна.
Уже на другой день после Франкфуртского мира пе только правящей версальской кликой, но и всеми группировками господствующих классов страны была понята необходимость усиленных поисков союзников в Европе, дабы усилить позиции Франции перед лицом могущественной и грозной Германии. Собственно говоря, эта необходимость была понята еще рапсе, во время войны, тем политическим руководством, которое пришло на смену свергнутому режиму Второй империи. Первое правительство Третьей республики надеялось во внешнеполитических вопросах достигнуть того, чего не сумел добиться бонапартистский режим.
4 сентября во Франции была провозглашена республика, а через неделю, 12 сентября, Тьер уже отправился в большое дипломатическое турне по Европе. Правительство поручило ему найти в европейских столицах союзников, помощь, поддержку — все, что угодно, лишь бы вывести Францию из изоляции и тем самым дать ей новые шансы в войне против немцевlz.
Выбор Тьера для этой роли был не случаен. Реакционная буржуазия, главенствовавшая в так называемом «правительстве национальной обороны», стремилась выбрать человека, который, представляя республику, импонировал бы тем правительствам монархий, в помощи которых нуждалась Франция. Тьер, подвизавшийся при трех монархах, широко известный своими реакционными взглядами и нх последовательным применением на практике, Тьер, являвшийся живым опровержением республики провозглашенной 4 сентября 1870 г., был наиболее подходящим кандидатом для этой роли.	к
Но дипломатическая миссия Тьера, несмотря на оказанный ему европейскими дворами любезный прием, пе дала никаких ре3уЛЬТаТ0В: ФР*™ пР^ывала в одиночестве до
И после Франкфурта задача преодоления »	„
форме международной изоляции оставалась для ФпаттгЛ*™ ИН0» важной. Безотлагательность решения этой	самои
не стремлением к войне-реваншу, к возвращению пХрХ^пр^ ” i	«>. rn.
tense nationale, v. I. Paris, 1871, p. 63—86. gouvernement de la de-
пйпппй До тех пор пока германские войска еще оставалась во Фпаиции и даже позже, в 70-х годах, об этом нечего было и мечтать Но только Тьер, Жюль Фавр и другие сторонники примирения с Германией, но и Гамбетта в 70-х годах считали невозможной для Франции новую войну против Германии. Знаменитая формула Гамбетты «всегда об этом думать, никогда не говорить» была в сущности горестным признанием практической невозможности войны в близком будущем. Преодоление изоляции диктовалось прямой опасностью попой агрессии со стороны Германии, н эта опасность обнаружилась уже па другой день после Франкфуртского мира.
В том, что Франция после беспримерного поражения ле могла рассчитывать па заключение формального союза с какой-либо сильной державой, ни даже на установление отношений, близких к союзническим, французские политические руководители отдавали себе отчет. Неудача дипломатической миссии Тьера была тому убедительным подтверждением. Тьер, конечно, не мог забыть того отрезвляющего ответа, который дал ему Горчаков (вообще очень ласково с ним разговаривавший), когда представитель Франции напрямик предложил ему союз двух государств. «Сейчас пе время для заключения (союза. — А. М.)», — ответил Горчаков 13.
Но если нельзя было надеяться на заключение союза с великой державой, то можно п должно было искать с чьей-то стороны поддержку, добиваться сближения с этой стороной с тем, чтобы затем, в пределах обозримого будущего, превратить его в союз. На это-то и были направлены усилия версальского правительства и его дипломатии на другой день после Франкфуртского мира.
Но где могла республиканская Франция, после поражения, униженная во Франкфурте, раздираемая внутриполитической борьбой, прошедшая через Коммуну и гражданскую войну, найти действенную поддержку? Кто мог стать ее опорой в сопротивлении нажиму Германии? Этот вопрос вставал во весь рост перед руководителями французской внешней политики.
Круг держав, среди которых Франция надеялась найти себе поддержку, был очерчен уже маршрутом путешествия Тьера осенью 1870 г.: Лондон—Петербург—Вена—Флоренция. Какая же из великих держав — Англия, Россия, Австрия или Италия — могла бы оказать Франции помощь, а в будущем, быть может, стать ее союзником? На кого должна была ориентироваться французская дипломатия? При решении этого вопроса она исходила из учета позиции, которую занимала каждая из этих держав во время войиы, и намечающихся тенденций политики этих держав в послефранкфуртской Европе.
В той ситуации, которая сложилась в Европе после Франкфуртского мира, ни иа Англию, ни на Италию, ни на Австрию
13 A. Thiers. Op. cit, р. 21.
Лпанцуэская дипломатия рассчитывать по могла 14 вследствие пря-иого пли эвентуального колониального и экономического соперничества и ряда иных конкретных причин.
*
Добиться дружеского расположения и поддержки России па пирпый взгляд могло казаться более трудным, чем какой-либо иной державы. Во время войны 1870-1871 гг. официальная позиция русского правительства была, как известно, откровенно благожелательной к Пруссии. Александр 11 пе только не скрывал своих симпатий к ней, не только публично выражал свою радость по поводу побед немецкого оружия, но даже афишировал эти чувства16.
Габриак, в ту пору представлявший французское правительство при петербургском дворе, так определил своеобразие нейтралитета России: «Император... оставался нейтральным до конца, но его нейтралитет был скорее благосклонным к Пруссии, тогда как большинство России придерживалось нейтралитета, благожелательного к Франции16. Это суждение французского наблюдателя верно передавало общественные настроения в России и совпадало с мнениями других современников этих событий — русских, более осведомленных и компетентных в этих вопросах.
Наиболее дальновидные представители русской дипломатии сумели быстро оценить те изменения в расстановке сил в Европе, во всей международной ситуации, которые внесло драматическое для Франции развитие военных операций в 1870—1871 гг. Первым, кто буквально на следующий день после седанской катастрофы прозорливо разгадал ее конечные, дальние последствия, был князь Николай Алексеевич Орлов. Широко образованный барин, унаследовавший от отца, чье имя было связано с Ункияр-Искелеоским договором 1833 г. и Парижским конгрессом 1856 г., несомненные дипломатические дарования, Н. А. Орлов в тнчр.иио 11 лет, с 1859 г., занимал пост посланника в Брюсселе. Этот пост был важен не столько по удельному весу бельгийского королевства, сколько по выгодному географическому положению — с этого перекрестка Европы было удобнее всего обозревать процессы происходившие в столицах великих держав. Орлов пользовался стоТл И W И Г°Рчакова’ особым-наследаХ ^-стола. Он умудрялся совмещать эти добрые отношения с августей-
М	эт?т вопрос рассматривается в моей статье «Ни ли-
поме Франкфуртского мира» в книге: А. 3. Манфред Тмпп5£1Г0И Депь № г “’Л’УДНИчества. М., 1967, стр. 11—82.	°' 1₽адиЧИИ дружбы
vm. А. Татищев. Император Александр II. т. II. СПб
Тимощук. Император Александр ц и Франция в 1R7fT«	67—80;
рина», 1912, № 3; £ ФеокгХ. ВосповднТния 3» <Русска”
.. ? “«’вротурм. 1848-1896. Л„ 1929, стр. Ш 3 Кулисами политики “ 1. Gabriac. Op. cit, р. 100.
тпими персонами с дружественными, хотя, попятно, пе афишируемыми, связями с А. И. Герденом и даже М. А. Бакуниным, с Которыми он изредка келейно встречался. Умный человек и искусный дппломат Н. А. Орлов сразу же, получив первое известие о капитуляции французской армии в Седане, сумел глубоко осмыслить происшедшее.
В письме князю Горчакову от 4 сентября (23 августа) 1870 г. Орлов писал: «... Мпе кажется, что 2 сентября (т. е. в день седанской капитуляции. — Л. М.) был заложен первый камепь будущего франко-русского союза» |7.
Нельзя отказать русскому дипломату в проницательности и быстроте ориентации. Царь этих качеств не обнаружил. На полях письма Н. А. Орлова (переданного ему Горчаковым), против приведенных слов он сделал помету: «je не le comprends рая» — «я этого пе понимаю» ”. Эта выразительная помета Александра II пе была, конечно, случайной.
«Никогда еще наше правительство не находилось в таиом разъединении с общественным мнением, как во время разгрома Франции немецкими полчищами» ”, — записывал Феоктистов. Мещерский, редактор «Гражданина», «слуга царя», и тот в своих мемуарах отмечал резкое расхождение правительственного и общественного мнения. «Россия объявила строгий нейтралитет, но странно, с минуты объявления войны, невзирая на то, что вызов и нападение сделаны были Францией и опа кругом виновата, все симпатии в петербургском обществе высказались на стороне Франции... Эти симпатии к французам стали расти по мере их поражения»20. Подобный же смысл имеют свидетельства графа Валуева, Ф. И. Тютчева, Никитенко и др.
Еще более ясно общественные симпатии к Франции и недоброжелательная подозрительность к Пруссии, а затем и открытое раздражение против Германии выражались русской печатью.
Еще до Седана, по уже под впечатлением первых немецких побед русская пресса с большой определенностью выступила против Пруссии. Так, «Новое время», которое в ту пору еще не было реакционной газетой, в конце августа 1870 г. предсказывала, что «прусские победы дорого будут стоить всей Европе, они до такой степени поколеблют политический порядок, что Европа долго не увидит прочного мира» 21. Подобного рода настроения разделялись большей частью русской прессы.
17 Архив впешпей политики России (далее — АВПР), ф. Канцелярия, 1870 г. д. 117, л. 373. Все документы, кроме оговоренных, на французском языке* Приношу свою благодарность С. В. Оболенской, первой обратившей внимание на ото письмо Н. А. Орлова.
*• Там же.
•» Е. Феоктистов. Указ, соя., стр. 111.
м В. Мещерский. Мои воспоминания, ч. II. СПб., 1898, стр. 133
!| «Повое время», 1Э,УШ 1870. Напомним, что до перехода в 1876 г этой газеты к Суворииу опа была одной из самых передовых. Маркс называл
Посте падения империи, к которой общественное мнение Россииотносилось с недоверием и недоброжелательством, симпатии кХнщш возросли, а враждебность к Пруссии - л позже к Германии-стала выражаться еще более резко. Можно сказать боз ™Хличешш, что вся русская печать с этого времени стала еди-Хтпной в своих профранцузскпх и антигерманских настроениях. В русских газетах и журналах того времени па первый плап выдвигались соображения морального порядка: осуждение германского милитаризма, жестоких требований, предъявленных победителями, сочувствие страданиям Франции и т, п. «Пруссия — страна в которой человек посвящает свою жизпь штыку», — негодовала «Русская летопись»22. Е. Утин, известный в ту пору мелкобуржуазный публицист, в «Вестнике Европы» доказывал, что победа Пруссии будет означать усиление реакции в Европе 23. Русская печать осуждала тяжелые п унизительные условия мпра, продиктованные Пруссией Франции24. Столь же несомненными были симпатии к французскому пароду, мужественно продолжавшему сопротивляться германскому вторжению25.
Даже эти немногие приведенные примеры (а пх можно было бы продолжать бесконечно) показывают, что в оценке войны 1870—1871 гг. русское общественное мнение в лице таких классово разнородных сил, как дворянство, буржуазные круги, разночинная демократическая интеллигенция, было единодушно в резко отрицательном отношении к победам германского оружия и в своих симпатиях к Франции.
Каждая из этих общественных группировок привносила в обоснование своих позиций не только свою особую фразеологию, но и наиболее соответствовавшую ее интересам аргументацию. Проследить эти различия не так уже трудно, по это бы пас увело в сторону; тема эта заслуживает спепиальпого изучения, здесь же важно отметить, что при немалых различиях, которые сейчас не рассматриваются по существу, для всех классовых группировок, выражавших русское общественное мнение, преобладающими были мотивы политические или политико-стратегические. Разными словами, с разными оттенками и нюансами, л1съКве1870-е1«71^Ое йИеНИе ~ кРайие неоднородное - сходи-" _ tv	гг’ ” °®пхем Для всех опасении, что возрастание
„ к^гЛа«аНИИ’ оаъяненн°й победами в трех войнах, может стать удущ м, даже близком будущем, опасным для России.
" * ^ельс. с0,., » «Руегмяа	aw ^«^0 М СКазать нельяя-
«Вестник Европы», 1870? кв.' 8.
Весь2аХказйеС^™«Р^Г’ГС’гао пе№™с™». 9-П 1871. =
--т	v оси н Ц|
“ «Русская летопись», 6.1Х 1870 И «КаГ-ТШТИ Р.ППлГГетл 4О*7Л — « 24 Я
Поэт Ф. Тютчев, как известно, близкий к петербургским верхам, в частости к канцлеру А. М. Горчакову, еще до Седана в письме к дочери (жене И. С. Аксакова) 7 августа 1870 г. писал: «В самом деле, если Франция — уже не действительность, если она лишь призрак, пустая газетная фраза, если этой ужасной войне суяадено будет завершиться полным торжеством Пруссии, то для нас создается весьма опасное и угрожающее положение» 2в.
Мысли об угрожающем положении, складывавшемся для России в результате прусских побед, отнюдь не были единичными. Ута же мысль, варьируемая в разных формах в передовых газетных и журнальных статьях, салонных разговорах и частных письмах, стала, так сказать, общепринятым мнением русского общества. После Седана, провозглашения в оккупированном Версале Германской империи, после аннексии Эльзас-Лотарингии и Франкфуртского мира антигерманские настроения резко усилились. Куда устремится теперь германская агрессия? После побед над Данией, Австрией, Францией не следует ли опасаться, что германская агрессия теперь повернется на Восток? Если в начале войны гипотезы о возможном в будущем столкновении интересов Германии и России имели еще весьма абстрактный характер, то после Франкфурта сознание возросшей для России опасности со стороны милитаристской Германии стало значительно более распространенным.
Прозорливые дипломаты и военные руководители после решающих побед германского оружия считали необходимым изменение курса внешней политики России и оказание в какой-то мере политической поддержки Франции.
Упоминавшийся ранее князь Орлов, бывший русский посланник в Бельгии, в письме к министру иностранных дел А. М. Горчакову настойчиво развивал идеи о необходимости пересмотра внешнеполитического курса правительства: «Я убежден, что одного лишь слова нашего императора было бы достаточно, чтобы спасти Париж от разрушения» 21Признавая, что русское влияние на Пруссию пойдет после одержанных ею побед на убыль, Орлов полагал, что в данный момент в Берлине еще будут прислушиваться к предупреждениям русского правительства.
Н. А. Орлов выдвигал и другие мотивы. «Я думаю также, — писал он князю Горчакову, — что каждая услуга, которую мы могли бы сегодня оказать Франции, никогда не будет забыта и дала бы нам в будущем поддержку со стороны Франции против той же Пруссии...»* * * * * 28
“ Цит. по:К. Пигарев, Ф И. Тютчев о французских политических собы-
тиях 1о70—1о73 гг. — «Литературное наследство», кн. 31____32. М. 1937
стр. 757.	*
Ю АВПР ф. Канцелярия, 1870 г., д. 117, л. 374. Орлов — Горчакову. 23 ав-
густа (4 сентября) 1870 г.	г 3
28 Там же.
То была в сущности ужо сложившаяся концепция переориентации внешнеполитического курса России, исходящая из повой расстановки сил в Европе после Седана.
Н А Орлов, адресуясь к своему непосредственному начальнику знал, что тот доложит его мнение импоратору-самодержцу. Иппи Н. А. Орлова не были одобрены царем; изменения внешнеполитического курса в том объеме, который предлагал посланник в Брюсселе, но последовало. Сам Орлов был достаточно вышколенным на царской службе дипломатом, чтобы повторять вторично то, что не получило высочайшего одобрения. Его последующие донесения были сдержаннее и осторожнее г®.
Но смелые идеи, высказанные Орловым под непосредственным впечатлением седанской капитуляции, не пропали бесследно. Царь запомнил многие из этих рекомендации. Когда после окончания фряпкп-ге.рмянекой войны встал вопрос о назначении посла во Францию, этот ответственный и трудный пост был доверен Н. А. Орлову. Да и некоторые мысли Орлова, в значительной мере разделяемые А. М. Горчаковым, в какой-то мере были приняты с течением времени и царем30.
В самом ближайшем окружении царя, в императорской семье, после Франкфуртского мира профранцузские настроения резко усилились и приняли совершенно открытый характер.
Архивные документы французского военного министерства,
в том числе секретные донесения военного атташе и другие мате-
риалы, адресованные второму бюро генерального штаба, содержат многочисленные подтверждения своего рода манифестаций в пользу Франции, повсеместно встречаемые французскими офицерами со стороны высших русских офицеров, в том числе и членов императорской семьи31.
Так, например, в пространном донесении французского военного атташе своему военному министру от 11 (23) июня 1873 г. из лагеря Красного Села, где проводился смотр русс,кой гаярдвп» и лпу-гих войсковых соединений, полковник Гейар сообщает об исклю-
чительном внимании, оказанном высшими и старшими русскими офицерами членам французской военной миссии. Первый пример показал великий князь Николай, брат императора32 пригласивший французского военного атташе — единственного из всех ипо странных офицеров — завтракать и обедать за его столом Hnv гае члены французской военной миссии «также повсюду’ ветре
я АВПР, ф. Канцелярия, 1872 г., д. 79, лл. 12—14 пп„„
14(26) января 1872 г.; там же, ля. 138—170 Оп»? Горчакову,
16 (28) мая 1872 г,	‘ иРл°в — Горчакову,
* АВПР, ф. Канцелярия, 1871 г., д. 94, ял. 504—509
от И декабря 1871 г.	' ИиетРУкция Орлову
“ Archives du ministere de la guerre. Elat-major general 9
лее — Arch. min. de la guerre. 2-me bureau). В 1 ч ,7 “ureau (дц.
mililaire.	' '	1019. L’altachd
" Великий князь Николай был в то время командующим гвардц й
чали самый лучший прием» 33. Эта атмосфера благожелательности и симпатии к Франции окружала французскую военную миссию па протяжении всего пребывания в Красном Селе. На обеде, данном в честь полка коппогрспадсров, один из высших русских офицеров поднял тост за прекрасную Францию, а затем за французскую армию34.
В высшем свете, в военных, дворянских кругах эти настроения, помимо прочего, поддерживались еще и потому, что было известно, что опи разделяются так называемым «малым двором», т. е. ближайшим окружением наследника престола.
То, что цесаревич (будущий царь Александр III) расходится в своих оценках войны и симпатиях со своим «августейшим отцом» Александром II, пе составляло большого секрета. Об этом знали пе только люди, близкие к «малому двору» наследника, об этом была осведомлена столичная бюрократия, а через нее и все так называемое «высшее общество» в Петербурге, в Москве, а может быть и в провинции. Именно эти слухи об особых взглядах наследника, противоречивших мнению его отца, и придавали такую смелость салонным политикам петербургских гостиных и авторам газетных и журнальных статей. Выдрессированные строгой муштрой самодержавия российские либералы, а тем паче са-повпые бюрократы, привыкли соразмерять свои чувства и желания с волей всесильного мопарха. То, что па этот раз они могли найти одобрение своим взглядам у будущего царя, конечно, придавало им храбрости. Правда, будущий царь был прежде всего почтительным и смиренным сыном: он не выходил пз отцовской воли даже в вопросах сугубо личных и еще менее решался он перечить отцу в делах государственных35. Но, не рискуя открыто возражать отцу, Александр-младший уже смел высказывать в узком кругу мысли, не совпадавшие по этому вопросу с отцовскими.
33 Arch. min. do la guerre. 2-mo bureau. B. 1. S. m. 1019. L’attachd militaire, 11 (23) juin 1873. Camp de Krasnoie Selo, № 85, !!. 2—3.
31 Ibidem.
35 Сохранившиеся в Центральном государственном архиве Октябрьской революции (далее — ЦГАОР) дневники Ллоксапдра-младшего (наследника) пе оставляют на этот счет никаких сомнений. Характерна в этом смысле коллизия, возникшая в 1866 г. в связи с намерением Алексалдра-млад-шего отказаться от престола: он был увлечен княжной Мещерской, а отец решил женить его на Дагмаре Датской. 15 мая 1866 г. наследник записал в дневнике: «Может быть, оно будет лучше, если я откажусь от престола. Я чувствую себя неспособным быть па этом месте, я слитком мало ценю людей, мне страшно надоедает псе, что относится до моего положения» (ЦГАОР, ф. 677, д. 71, л. 71). Однако объяснение с отцом, состоявшееся через три дня после этой записи, сразу же смирило сына. С первых же слов разгневанного отца перепуганный наследник почтительно склонился перед его волей. Оп отрекся от Мещерской, отказался от неподобающих мыслей о престоле и примерно через полтора месяца, иЖйкааУ цаРп’ сд°лал предложение Дагмаре (см. там же, лл. 76___________
81, 108, 109). Тот же стиль взаимоотношений между отцом и сыном сохранялся до последних дней царствования Александра II.
Антинемепкие настроения наследника и широких общественных кругов России были хорошо известны не только в стране, по я за границей. Знал о них и Маркс, который считал наследника главой «старомосковитской, антинемецкой партии» и указывал, что «со времени превращения Вильгельма в императора» эта партия «снова взяла верх. И народ настроен в ее пользу» . Знали об этих расхождениях, конечно, и за границей: французы, естественно, интересовались ими более других.
Во французских политических сферах антипемецкпе настроения крайне преувеличивали. Среди французских политических деятелей (позднее и историков) было распространено мнение, что наследник и стоящая зй ним партия настроены по только против Пруссии, но и столь же решительно в пользу Франции. Тьер после нескольких дней пребывания в Петербурге в письме от 1 октября 1870 г. рисовал радужную картину петербургских настроений: «Идея объединить Францию и Россию солидным союзом восхитила бы здесь всех, кроме весьма малочисленной немецкой партии, которая это отвергает. Русская партия, что значит вся страна, целиком за нас»37. Эта оптимистическая оценка Тьера отнюдь не соответствовала действительности: Тьер не разобрался в положении в России и явно принимал желаемое за сущее.
Особенно большое внимание во французских политических кругах уделялось наследнику престола: почти все суждения и слухи, распространяемые о нем во Франции, были крайне преувеличенызв. Мнение Габриака, высказанное в марте 1871 г.: «Мы будем иметь Россию будущего царствования»зэ, — было весьма популярно в нравяпщх кругах Франции; на великого князя — наследника здесь возлагали самые широкие надежды.
В действительности, как то доказывают дневники наследника Александра, он в ту пору был настроен вполне определенно и решительно против немцев. Но в его записях 1870—1871 гг. нельзя прочесть пи прямо, ни косвенно выраженной мысли о желательности сближения, а тем более союза с Францией.
Война застала младшего Александра в Дании, во Фредебооге затем он уехал в Бернсдорф, где гостил у родителей своей «е™-Датской королевской четы. Здесь, естественно после войны 1864 г. были сильны аптппрусские настроения ’
Если первые записи в дневнике, связанные г глухо передают раздражение победами немпев40 т иои’ ещ0 ----------- 1 то дальше, по * К. Марке и Ф. Энгельс. Соч., т. 33, стр. 151.
" 1. Gabriac. Op. cit, р. 21.
* Е.	Alexandre Ш, sa vie, son oeuvre. Park «on, -
Histoire diplomatique de I'alliance franco-russe Paris	Oaadet.
видно из пространных мемуаров Жюльетты Адап п’ лл ’ ос°бенно это Nos amitibspolitiques avant I’abandon do Revanche Park “JL Z’ Umbert].
“	W P- ,03- же фразу цитирует п	1«В).	1
ЦГАОР, ф. 677, К этому периоду относятся: д 75 луРапс.
Александровича с 18 июля I860 г. по 22 июля 1870 » впв« Алексаппш дневник с 23 июля 1870 г. по 25 сентября 1871 г. Г'' в А' 76, ого ^к'е
мере нарастания германских успехов, мнение автора дневника становится все более определенным. 28 июля Александр записывает: «Политические известия плохи для Франции. Вся армия французская отступает; в Париже большое волнение и даже поговаривают об удалении Наполеона и об установлении регентства: это ужасно! Кто бы мог подумать об этом месяц тому назад»41.
Две недели спустя, в заппси от 9 августа, он раскрыл, что, собственно, казалось ему ужасным: «Кажется, что французам очепь плохо приходится и трудно будет теперь поправить свои дела... Не особенно приятна мне эта удача пруссаков, и я убежден, что опа неприятно отзовется у нас и что Россия рано или поздпо узнает прусскую дружбу и благодарность» 42. В этих последних словах и дана разгадка мотивов отрицательного отношения наследника к прусским победам. Александр-младший, как и Тютчев и все, пользуясь выражением Маркса, люди «старомоско-витской партии», был встревожен успехами пруссаков и, питая к ним недоверие, опасался, что германская агрессия повернется затем против Россип.
С 21 по 24 августа (2 по 5 сентября), непосредственно после седанской капитуляции, Александр находился в пути, возвращаясь из Дании. Он приехал в Царское Село 24 августа и только здесь узнал о пленении французской армии во главе с Наполеоном. В его дневнике 24 августа записано: «Какое ужасное известие мы узнали, приехавши сюда. Мак-Магоп разбит, армия сдалась и император Наполеон взят в плен! Это ужасно!» 43 В бедном и однообразном словаре наследника российского престола это пресловутое «ужасно» было крайним и почти единственным выражением смятения чувств. Седанская катастрофа произвела на него гнетущее впечатление.
Но с этого времени со страниц дневника открытая враждебность к немцам, встречавшаяся раньше, исчезает на долгое время. Объяснение этому найти нетрудно. Из записей видно, что наследник сохранил живой интерес к событиям войны44. Но, вернувшись в Петербург, он вскоре же убедился, что его антинемецкие взгляды, свободно излагавшиеся им в Дании (и сочувственно там встречаемые), здесь, в Петербурге, в буквальном смысле слова пришлись пе ко двору. Заносить па страницы дневника мысли, прямо противоречащие воле отца-самодержца, было неблагоразумно.
Не рискуя афишировать свои антинемецкие настроения, Александр-младший во всем остальном остался на тех же позициях. Это было ему тем легче, что даже в самой царской семье он был
41 «Удивительное счастье постоянно у пруссаков, и все им удается», — писал оп 27 июля (ЦГАОР, ф. 677, д 76 л. 5).
Таи же, л. 13.
43 Там же, л. 21.
« См там же, л. 58 (20 октября), л. 118 (22 января), л. 145 (25 февраля) к др»
не одинок в антигерманской фронде. По донесениям хорошо осведомленного полковника Гейара, великии князь Владимир Александрович, младший сын царя, командир 1-п гвардейской пехотной дивизии, разделял мнение своего старшего брата . По сведениям того же второго бюро, таков же был образ мыслей великого князя Николая, пе говоря уже об августейших дамах императорской семьи.	„
Не могло быть секретом и то, что возглавлявший с loot г. военное министерство генерал Д. А. Милютин и его ближайшие сотрудники не разделяли прогерманской ориентации Александра II и отчетливо сознавали опасность, возникшую для России в результате прусских побед п образования Германской империи.
«Могло ли быть выгодно для России образование повой могущественной державы среди европейского континента? — ставил вопрос Милютин и так па него отвечал. — В то время, как государь радовался блестящим успехам своего дяди и друга, в русском обществе большинство людей мыслящих сознавало опасность, грозившую пам в будущем» 46. По свидетельствам Д. А. Милютина и П. А. Валуева, оба они под непосредственным впечатлением военного разгрома Франции Пруссией пришли одновременно к мысли о необходимости введения всеобщей воинской повинности и других военных реформ в России. Осуществить их удалось, однако, лишь в 1874 г.47
Во Франции обо всем этом были превосходно осведомлены. При всех преувеличениях, допускаемых французскими политическими руководителями, оставался ряд бесспорных реальных фактов, а равно факторов долговременного значения, которых во Франции не могли не учитывать.
Важно было не только то, что наследник, великие князья, высшие военные руководители и старшие офицеры в 1871_____1872 гг.
ясно давали понять, что они обеспокоены военными успехами и возросшей ролью в Европе Германской империи. За этим с непреложностью следовал логический вывод, что государственные руководители России должны быть заинтересованы в том, чтобы не допустить дальнейшего ослабления Франции. Всякое новое ущемление Франции означало бы изменение соотношения сил в Рнпптгр не к выгоде России.'	'
Несомненным было также и то, что между Францией и Россией не было в то время и не предвиделось в обозримом бупугле» ™ ществеиных разногласий, тем более территопиаль™.™ 14 М Правда, интересы русского царизма и некоторых кругов гЬп^01₽0В‘ скои финансовой буржуазии потенциально сталкивала, Р8пЦУ3" нем Востоке, в Турции. Крупные французские финансисты" “	d?„la K1IBrre- 2-me bureau. В. 1. S. ш. 101й т .
И (23)join 1871Л1. 4—5.	' W19' L “UacM militaire,
П. А. Зайончковский. Д, д. Милютип. Биографический
1873~1875- M. 1947, стр. 46. очеРК. — Д. 4. gfu.
Малле, Фульд, Перейра и др. вложили значительные капиталы и разных формах в экономику Турции 48 *. Но это были частные интересы, по имевшие определяющего значения, а главным было то, что после понесенного только что поражения Франция была в военном отношении столь слаба, что пп о какой активной политике па Ближнем Востоке по могло быть и речи. Более того, органы французской печати, связанные с влиятельными финансовыми группами, считали нужным гласно заявить, что «... Франция в дальнейшем пе будет противодействовать восточной политике России, а, напротив, сможет ей в нужный день помочь» 4в.
Французские правящие круги старались убрать с пути все, что могло бы стать помехой к сближению двух стран. В двух письмах-директивах к генералу Лефло, назначенному летом 1871 г. послом в Петербурге, Тьер возлагал на генерала-дипло-мата задачу добиваться — осторожно, умело, гибко, но настойчиво — сближения с Россией50 *.
Обнаруживая понимание проблем, к которым царское правительство было особенно чувствительно, Тьер подчеркивал значение польского вопроса: «Польский вопрос это и есть верный ключ, чтобы открыть эту дверь» (России. — А. М.)5|. Вся прежняя политика французских правительств в отношении Польши и поляков была сплошной ошибкой; она приносила только вред. Тьер старался уверить царское правительство в том, что он лично 40 лет боролся против этой ложной политики, и теперь с нею покончено; оп предписывал послу разъяснить и подчеркнуть в Петербурге это коренное изменение позиции Франции в польском вопросе и с большой готовностью он давал обещания удалить, в соответствии с пожеланием русского правительства, поляков из французских консульств на Востоке и всячески идти навстречу пожеланиям Петербурга в этом деликатном предмете52.
Но Тьер отдавал себе отчет в том, что Франция на другой день после Франкфурта, или даже несколько лет спустя, при всех ее стараниях не может еще рассчитывать на союз. Она для этого слишком слаба, и ее предложения, как и в 1870 г., будут отвергнуты.
В августе 1872 г. в Трувилле в беседе со Стремоуховым, русским дипломатом, приезжавшим во Францию, Тьер говорил, что «из всех великих держав Франция рассчитывает только ла Рос-
48 Ch. Morawitz. Finances de la Turouie. Paris. 1902
” «Temps», 10.1X1872.
" G. Bounlols. Thiers au pouvoir (1871—1872). Tex les de ses lettres. Paris, 1921. Все важнейшие документы этого периода, хранящиеся в Archives du ministere des affaires etrangeres (далее — Arch, du min. des aff. Str.). Russia, v. 46, 1863 1873, воспроизведены в «Documents diplomatiques franpais» (далее —DDF). Но ин в архиве, ни в данной публикации (serie 1, v. I. Paris, 1929) нет некоторых политических ваясных писем Тьера этого времени, опубликованных Ж. Бупиолем.
61 Ibid., р. 126.
62 Ibid., р. 127.
сию» что только она может помочь Франции «своей моральной поддержкой п доброй волей», но что он соанает, что предложен на союза со стороны Франции России были бы «нелепостью», Пб0 «союз должен иметь равноценные основы, а Франция их не может сейчас предложить»53. Еще ранее эти же мысли, хотя п в более общей форме, он развивал и перед прибывшим в Париж русским послом князем Н. Л. Орловым м.
Но если союз, пока Франция остается столь слабой, еще невозможен, если французская дипломатия не должна отказываться от других открывающихся возможностей!, в частности от улучшения отношений с Англией, то основной курс внешней политики Франции должен ориентироваться на Россию. К союзу с; Россией должно стремиться, его нужно предвидеть в будущем. 1ьер обязывал французских представителей в столице Российской пиперин подготавливать это сближение обеих стран. «...И я буду делать все, что зависит от меня, чтобы защищать интересы России. Это — самая заветная цель моей политики», — уверял полгода позже Тьер снова князя Орлова55.
Но формулируя эти политические идеи, Тьер — ив этом раскрывалась характерная особенность его политики по отношению к России того времени — тут же в директивах Лефло многократно оговаривал необходимость крайнем осторожности во впешпнх проявлениях попыток сближения с Россией. «Но я Вас призываю, — писал он генералу Лефло в Петербург, — к крайнему благоразумию, чтобы не дать основания говорить, что мы пытались достигнуть союза с Россией, и, к нашему большому конфузу, были отвергнуты» 56.
В чьих же глазах Тьер боялся скомпрометировать Францию? В том же письме к Лефло Тьер писал об опасности усилить подозрительность, возбудить неудовольствие Англии. Но Тьер мистифицировал. Он преследовал двойные задачи: он рассчитывал разговорами об Англии шантажировать русское правительство, изображая дело так, будто есть какие-то предпосылки для соглашения с Англией, и скрыть, замаскировать действительный источник своих, опасений.
Тьер боялся вызвать недовольство не Англии, конечно а Германии. Кайзеровской Германии, Германии Бисмарка и Мольтне он действительно страшился. Он боялся всяких осложнений с Германией не только по внешнеполитическим мотивам, но в не меньшей мере, а, вероятно, еще больше ц0 внутриполитическим по узкоклассовым расчетам. Всякое обострение отношений с Герма-“ АВПР, ф. Канцелярия, 1872 г., д. 79, л. 204. Частное. п„
Окуневу от 18 (30) августа 1872 г. переслано зат..« 1.Ш1СЬМо Стремоухова
« АВПР, ф. Канцелярия, 1872 г„ д. 79, л. 14 Орто., ‘г °рча«овУ-
.. Ж 1872 г	Р'™‘~ ‘орчакову, 14 (26) ян-
“ АВПР, ф. Канцелярия, 1872 г., д. 80, л Н7 -
v I2 <i24) ,аагуста 1872 г.	00 (,1'«ои - ВестмииУ,
в С. Bounlolt. Op. cit., р. 127.
пней вело к пробуждению и росту национальных чувств в стране, л это означало возрастание роли народа — истинного защитника национальных интересов страны. Отсюда — угодничество Тьера перед Бисмарком, настойчивое стремление сохранить с могущественной соседней державой добрые отношения.
Тьер знал, с какой подозрительностью в Берлине следят за отношениями между Петербургом и Парижем. В письме к Лефло от 22 августа 1872 г. Тьер, сообщая послу о дружественной позиции Орлова, инструктировал: «В особенности ничего пе говорите пи о кинзе Орлове, ни о добрых чувствах, которые он к нам питает. Такими вещами следует пользоваться, пе хвастаясь этим»57.
Эти постоянные опасения возбудить недовольство Бисмарка, трусливая оглядка па Бисмарка делали политику Тьера неуверенной, робкой, слабой.
Но все-таки Тьер, правительство «республики без республиканцев», при всем ее страхе перед Германией, должны были идти по этому единственному спасительному для внешней политики Франции пути — пути поисков русской поддержки.
*
Война 1870 г. была не только военным поражением Франции. То была национальная катастрофа, вызвавшая моральное потрясение, крушение давно сложившихся норм и представлений, переоценку всех ценностей. Все, что еще недавно казалось бесспорным, после Седана бралось под сомнение. В сознании разных общественных классов, разных политических группировок эта ошеломившая своей неожиданностью катастрофа воспринималась, естественно, по-разному. Но при всем том память о «страшном годе» оставалась для всех французов очень болезненной. В общественном сознании эта рапа пе заживала еще и потому, что грозная опасность, нависшая над Францией с противоположной стороны Рейна, тревожное ожидание новой германской агрессии бередили рапы, держали большинство французов в состоянии напряжения.
Испытания «страшного года», оскорбленное национальное чувство заставили многих честных людей во Франции задуматься над причинами постигшей страну катастрофы.
Кто был повинен в унижении Седана, позоре Меца? Конечно, прежде всего империя Наполеона III — па этом все сходились. Мгновенное падение, быстрота и легкость, с которой рухнуло, как карточный домик, здание империи, доказывали, что в сентябре 1870 г. это мнение разделялось большинством французов. Но только ли бездарные генералы и дипломаты Второй империи были виновны в происшедшем? Не были ли причины трагедии глубже? * 3
67 DDF, v. I, № 151. Тьер —Лефло, 22 августа 1872 г.
3 А. 3. Манфред	33
Пересматривать и менять приходилось многое. Надо было ад. ново учиться и в широком, и в узком значении слова.
Воспитанные в течение долгого времени, в особенности в последние два десятилетия безудержного хвастовства и саморекламы Второй империи, в горделивом уверенности, что Франция всегда вдет во главе мира, французы после отрезвляющего поражения должны были оглянуться по сторонам — на своих ближних и дальних соседей. У других народов, у других государств, до сих пор в пренебрежительном высокомерии почти не замечаемых, надо было теперь набираться уму-разуму, надо было переучиваться. Это не было сразу и в должной мере осознано, в частности, тем консервативно-реакционным руководством во главе с Тьером, которое после проигранной войны против немцев и выигранной гражданской войны против собственного народа взяло в свои руки государственный руль «республики без республиканцев». Но волей-неволей сама жизнь, повелительные требования безотлагательных нужд заставляли шаг за шагом пересмат-
ривать всю прежнюю политику.
Ее полная несостоятельность во всех областях — внутренней политике, военной, дипломатической деятельности, во всем, за что ни возьмись, после всего происшедшего в 1870—1871 гг., была столь очевидна, столь неопровержима, что это пе надо было доказывать. Все, все подряд надо было пересматривать, восстанав-
ливать, приводить в порядок.
И начинать надо было ранее всего с армии.
В тревожной обстановке крайне напряженных отношений с могущественной Германской империей, в условиях, когда часть территории была оккупирована германскими войсками, Франция оставалась фактически безоружной, без армии. Сами руководители кайзеровской империи, хотя и поднимали нередко, по тактическим соображениям, шум о так называемых «французских вооружениях», в своем кругу трезвенно и цинично оценивали боевые качества французских вооруженных сил крайне низко. Так, даже в начале 1873 г. граф Гарри Арним, германский посол во Франции, доверительно писал Бисмарку. «По наблюдениям моих советников, французская армия в течение ближайших лет пе будет в состоянии вести против нас даже самую короткую войну ' До середины будущего года французская шпага будет стоит, по больше, чем, например, бельгийская армия» 58	>vniB
Эта крайне невысокая оценка - наследников наполеоловекой славы сравнивали с бельгийца ми, - если отвлечься от эм™ нальной стороны, была весьма недалека от истн,,,, п эмоцио' шихся в 70-х годах международных условиях n„L В сложи®‘ французской армии было самой безотлагательна; °сстановлепие чей.	и “ажпой зада-
и Ле Procfcsd Arnim». Receuil complet des documents
pieces & 1 audience pubhque (далее — «Proces 011t!4ues el autres
p. 98-99.	“Arnim,) pari t875
Но по какому образцу строить новую армию? У кого учиться? На кого равняться? С кем сотрудничать?
Нет надобности, за очевидностью, разъяснять, что то были вопросы пе узковосппого порядка и по технические, а прежде всего политические.
При рсгпепип этой первостепенной важности проблемы для Франции во весь рост вставали то же коренные вопросы внешней политики, о которых речь шла выше. Как преодолеть внешнеполитическую изоляцию страпы? На кого ориентироваться в ближайшее время с учетом долговременной перспективы?
То были краеугольные проблемы всей будущей политики Франции, ее завтрашнего и послезавтрашнего дня.
Расстаповка сил, сложившаяся в послефранкфуртской Европе, в известном смысле сама подсказывала ответ па эти вопросы.
В наиболее отчетливой, или, если угодно, прямолинейно упрощенной форме, ответ па пих был дан Жюльеттой Адан. Известная писательница публицистического склада, пользовавшаяся большим влиянием в верхах республиканской партии прежде всего благодаря ее знаменитому в 70-х годах политическому салопу, госпожа Адан так определяла в мемуарах свою позицию тех лет: «Неистовая и страстная антинемка, логически я была сла-вянофилкой». Это несколько общее определение она сочла нужным уточнить: «Бисмарку хотелось бы, чтобы мы ненавидели Россию; поэтому-то я ее и люблю»5Э.
Не все, попятпо, выражали мысли с такой же прямотой и откровенностью. Но этот ход рассуждений в какой-то мере отражал мысли мпогих.
После Содапа, Меца, Франкфурта внимание французов было привлечено ко всем крупным европейским странам, и, естественно, прежде всего к России. Известный французский литератор Анатоль Леруа-Болье, автор ряда работ о России (к слову сказать, пе свободных от ошибок), в письме к Гальперину-Каминскому так объяснял мотивы, побудившие его взяться за изучение «русской темы». «Печальные события 1870—1871 гг. придали России еще больший интерес в наших глазах... Мое внимание притягивалось к востоку этой огромной империей, походившей на наших картах на terra incognita» s0.
Другой ученый, специалист по русской литературе К. Курьер писал: «Со времени последней войны в общественном мнении Франции совершилась резкая перемена в пользу России. Открыли, что опа стоит того, чтобы ее изучать, п взялись за дело» 6|.
Общественное внимание к России приняло широкий п многосторонний характер: с каждым годом, затем с каждым месяцем
“ J. Adam [/. Lambert], Op. cit., p. 188, 267.
'° «Русская мысль», 1894, кп. IX, стр. 35.
tear ourr^re- Histoire de la litteraturo contemporaine on Russie. Paris. 10/0, p, la	*
больше книг, посвященных России. Профессор Ъ^Леже знаток русской филологии, в 1882 г. писал: «Число Мнений’о России все увеличивается, и с каждым дпем опи uZXSt характер все более серьезный и научный» « Еще панее^в серецдне 70-х годов, во Франции по инициативе Альфта Рамбо возникла мысль об издании специального журнала, Поденного России. Профессор И. И. Срезневским в частном (неопубликованном) письме к Рамбо от 8 марта 1876 г писал: «Получил известия, что Вы собираетесь издавать «Revue Rnsse». Вот прекрасная мысль... Принимайтесь с богом. Нельзя сомневаться в успехе»63.	,
Намерение это, в силу ряда причин, тогда пе было осуществлено. Но уже в начавшем выходить в 80-х годах журнале «Nou-velle Revue», издававшемся Жюльеттой Адан-Ламбер, тема России стала главной. Позже, в 90-х годах, появились журналы, посвященные только России.
Но при этом все расширяющемся многостороннем интересе к России, при непрерывном потоке книг, журнальных и газетных статен, политических выступлении, в разных формах варьирующих общественное внимание и симпатпп к «великой империи Севера», как любили выражаться французские журналисты, оставалась одна тема, одпп аспект интереса к России, о котором никогда не писали, не говорили вслух и который все же был в действительности главным.
Речь идет о строго секретном, сугубо закрытом, неведомом для непосвященных, известном лишь нескольким — трем-четырем — офицерам, своего рода сотрудничестве — сотрудничестве в точно очерченных сферах — между французским и русским генеральными штабами.
По какому образцу создавать заново французскую армию? У кого учиться? Чен опыт перенимать?
Это, естественно, не могла быть, по причинам столь очевидным, что нет нужды их пояснять, Германия. Это не могла быть также Англия, хотя бы потому, что у нее не было заслуживающей внимания сухопутной армии. Исключалась также Австпо Венгрия, располагавшая, правда, многочисленной армией по п«« иостью скомпрометированной поражением пол Си™»,»	..
кампанией 1866 г. Ответ был, £>бствеппо извее?™ ВСеИ учиться надо было и можно было у самой сильной за!?анее: жавы континента-у России.	0,1 СИлъпои военной дер-
Второе бюро французского генерального штаба „
выполнение этой самой ответственной госудапстпят, & •• возл°Жпло французскую военную миссию в России возгляп„ П°И заДачи па 		«авляемую военным “ *стрУ!6в “ МинвстеРстпа пародного просвещеппя», “-------------------------ap“B	и
4 Ccxxiv, 1882, искУсства (Цалее_
ятташо полковником Гейаром. Как это явствует из материалов аохива второго бюро, видимо, только три французских офицера в России знали возложенную на них задачу в полном объеме: то были генерал Лефло, полковник Гейар и помощник военного атташе полковник Барри64. Остальные члены французской военной миссии выполняли хотя и важные, но строго ограниченные задачи — изучение структуры построения русской армии, отдельных ео подразделений, системы производства военных снарядов в Петербурге, производства военных заводов Тулы, обеспечения полевой артиллерии 65 и т. п.
Начиная с августа 1871 г. (можно указать даже точную дату —29 августа) и на протяжении последующих месяцев и лет во второе бюро французского генштаба поступали регулярные, подробные — па 10—20 страницах, сопровождаемые цифровыми данными и расчетами, — доклады о состоянии русской армии, о ее вооружении, о подготовке командных’ кадров и проч.66
Получение сведений столь секретного характера, предоставляемых русскими военными властями в ответ на официальные запросы французской военной миссии, было, несомненно, одним пз наиболее веских доказательств дружественности позиции русского правительства по отношению к Франции.
Так, в одном из донесений французского военного атташе военному министру сообщалось, что на вопрос о возможности посещения крепости Кронштадт русские военные власти ответили, что если вопрос будет поставлен официально, он будет решен положительно, «так как вы могли уже убедиться в том, что вас пе рассматривают здесь как возможного противника и что для вас делают то, что не захотели бы сделать ни для одного из ваших коллег»67 (т. е. военных атташе других государств).
Начатая французским военным ведомством, а затем продолженная Национальным собранием работа по восстановлению и перестройке французской армии учитывала опыт п сведения, накопленные французской военной миссией в России. Весной 1872 г. в Национальном собрании началось обсуждение вопроса об армии; тогда лишь закладывались первые камни будущего здания, по германская сторона сразу же заняла резко враждебную позицию к проводимой французами перестройке армии68.
Но во Франции уже пошли по намеченному пути. Тщательно изучая и обобщая накопленные сведения о состоянии русских вооруженных сил, руководители французском военной миссии в Петербурге в 1872 г. давали уже определенную трезвую и взвешенную суммарную характеристику русской военной мощи. «Это
м 65
55
5Г И
Arch. пип. de la guerre. 2-me bureau, 1871, 1872, 1873, 1874.
Arch. min. de la guerre. 2-me bureau, F № 1463, F Л» 1464.
vfSn	Ruerre. 2-me bureau. Rapports 29 aoiit 1871 18 iuillet
I87?’ “°!lt t872,- 17 iuin 1873- 29 aoflt 1873, 23 octobre 1873	’ J
Arch. mln. de la guerre. 2-me bureau, 10 mai 1874.
Cr. Pol., Bd. I, № 64, 65, 89, 99.
великая нация, стоящая перед трудностями, пе сравнимыми с теми,которые должны преодолеть другие государства Европы трудностями морального порядка, материального, финансового и т. д„ — писали полковник Барри и генерал Лофло. — Нет, Россия не тот колосс, который некоторые изображают, и пе колосс на глиняных ногах, как пытаются представить другие; это действительно колосс, но в его истинных размерах и пропорциях» ®9.
Осуществляя большую, сложную, рассчитанную на ряд лет работу по восстановлению армии, французские воеппые руководители продолжали тщательное изучение, основанное на кропотливом, скрупулезном использовании, возможном лишь при благожелательном отношении русских военных властей, опыта построения, организации русских вооруженных сил.
Конечно, до союза, до согласия, до политического сотрудничества было еще весьма далеко. Но эта незримая, негласная, осуществляемая строго секретно ориентация Франции при восстановлении своей армии па систему военной организации русских вооруженных сил была в какой-то мере самым верным признаком и подтверждением того внешнеполитического курса, по которому должна была после проигранной войны 1870—1871 гг. следовать в обозримом будущем Франция.
13 августа 1871 г. рейхсканцлер Отто фон Бисмарк пригласил к себе представителя Французской республики маркиза де Габ-риака. Формальным поводом для беседы послужило соглашение французских властей с начальником германских оккупационных войск генералом Мантейфелем по вопросу частичной уплаты контрибуции и, соответственно, частичного отвода из некоторых департаментов германских вооруженных сил.
Вскоре стало очевидным, что это было лишь предлогом. Беседа не ограничилась первоначальной темой. Бисмарк, отбросив этот частный и мало интересовавший его вопрос, перешел к совео-шенпо иным предметам.	р
Едва Габрпак высказал надежду на улучшение отпошеппй между обеими странами, что отвечало, по его мнению «желании и потребности обеих нации сохранить мир», как	линию
его. Канцлер заявил, что он, конечно, счастХ « ““РК Перебя" ные речи, по, к сожалению, не верит в то, чтобы вп Т<т> подо^" искренне стремились к сохранению дружественных ч,РаиЦИИ между обеими странами. Бисмарк утверждал что отп°Шеиий умов и позиция прессы... недостаточно определен™, ПастР°®НИ0 вания правительства в пользу сохранения добтлт ВЫсказы-иежду двумя государствами» представляются ему пм ОТПОщений что французы «хотят осуществить реванш». “Ризиаком того, " Arch. min. de la guerre. 2-me bureau, 18 juillet 1872.
Верил ли в это сам Бисмарк? Разумеется нет. Лучше, чем кто-либо, он звал, что после понесенного поражения, огромных материальных потерь, при фактическом отсутствии регулярной армии всякие военные действия в течение многих лет для Франции полностью исключены.
В ответ па возражения Габриака Бисмарк заявил: «Я Вам признаюсь откровенно, я ио склонен думать, что вы уже сегодня хотели бы изменить положение вещей. Вы нам заплатите 2 миллиарда, но когда наступит 1874 год и вам надо будет заплатить следующие 3 миллиарда, вы начнете против нас войну. Так что же? Вам нетрудно понять, что для нас выгоднее, чтобы это было раньше, чем позже».
Но в то же время канцлер давал понять, что попытка Франции воевать была бы для нее самоубийством. Как бы дразня своего собеседника, оп ему насмешливо говорил, что если надо было бы ориентироваться па длительный мир между обоими государствами, то логично было бы признать отторжение Эльзас-Лотарингии ошибкой Германии. Это значило, другими словами, что Бисмарк хотел создать у своего собеседника впечатление, что новый военный конфликт между Германием и Францией неотвратим.
Габриак пытался парировать эти атаки подчеркнутым смирением: «Вы заключили мир, а говорите со мной языком войны, — возражал Габриак, — мы же, заключив мир, вопреки вашим обвинениям, в действительности осуществляем политику мира во всей нашей деятельности» 70 *.
Габриак так суммировал впечатление от намерений Бисмарка: «По мнению канцлера, Франция, несмотря на свои внутренние раздоры, возрождается слишком быстро. Он надеялся покончить с пей по крайней мере лет на 20, а теперь он опасается, что ее возрождение свершится значительно раньше, и это его тревожит. Но готов ли оп па самом деле начать против нас войну, в этом я не уверен; он мог бы попытаться, но только если бы мы ему дали законный предлог для этого, так как сама Германия истощена войной и жаждет отдыха» 7|.
Но эти относительно спокойные, трезвые суждения официального донесения не передавали истинных настроений Габриака того времени. В действительности Габриак был потрясен встречей с Бисмарком, и страницы его воспоминаний, написанные много лет спустя, все еще сохраняют трепет, которым был охвачен представитель Франции после беседы с канцлером72.
В напутанном воображении Габриака Бисмарк «представлялся Арминием на другой день после разгрома римских легионов,
” пто X" №#'>,в%Ьг1ае- clt" Р- 138-147: Gr. Pol., Bd. I, № 30.
’’ DDF, v. I, № 42; 1. Gabrlac. Op. cit, p. 138—147.
2 Л Gabrlac. Op. cit, p. 150—152. Раадочтоцпя в тексте донесения Габриака и его воспоминаний довольно значительны.
принимающим посланца побежденного народа». Габриак считал, : что вторая подобная встреча была бы ужо невозможна.	i
В Версале донесение Габриака вызвало смятение. Правитель- i ство спешно запретило Лигу освобождения Эльзас-Лотарингии, существовавшую к тому же только на бумаге, отказалось от реализации конвенции, выработанной с Мантейфелем, и дало всяческие заверения о своем горячем желании установить самые добрые отношения с берлинским кабинетом73.
Намеревался ли Бисмарк в ту пору действительно нанести новый удар по Франции?	,
В двух письмах к Вальдерзее в августе 1871 г. Бисмарк ориентировал прусского генерала в этом поправлении. Бисмарк предупреждал, что, если во Франции положенпе станет ненадежным, если будет поставлено под сомнение выполнение условии мира, Германия мобилизует полмиллиопа солдат и немедлеппо возобновит военные действия74.
Ио угрозы, воинственный тон в переговорах с представителем Франции, застращиваппе возобновленпем военных действий — все это было средством давления па французское правительство Тьера, своеобразной формой шантажа. Бисмарк хотел сделать Тьера еще более послушным, поставить его правительство в полную зависимость от Германии.
Тьер —глава версальского правительства все угрозы и провокации со стороны Германии пытался преодолеть подчеркнутым смирением и настойчивым напоминанием своего искреннего же- ' лания достичь полного примирения с вчерашними победителями. ; Тьер усвоил по отношению к немцам тон крайней предупредитель- s ности, вернее даже, угодничества. Он подчеркивал свою любезность генералу Мантейфелю, командующему оккупационными войсками. Он старался быть особенно внимательным и ласковым с графом Арнимом, германским послом в Париже. Но его усилия были напрасны. В ту пору, о которой идет речь, все старания Адольфа Тьера завоевать доверие Германии и ее могущественного канцлера не достигали цели. Добрососедские отношения несмотря па все усилия версальского правительства, в особенности его главы, установить было невозможно. Протянутая Тгр ром рука примирения и дружбы повисла в воздухе У * 1 ье"
И все-таки осенью 1871 г. напряженность йюяйип отношений, казалось, разрядилась. Переговоры о конвенп™НСКИХ /(усматривавшей соглашение по финансовым, территопи ИИ’ П^С другим вопросам, подвигались вперед. 12 октября 107^ЛЬ11Ым и венция была подписана германской и французской сто Г К°75"
’’ DDF, v I, № 49, 52; 1. Gabriac. Op. cit., p. 147—150
Gr. Pol., Bd. 1, № 37, 38. Бисмарк — Вальдерзее ’ 27 9й
« To, что называют ооычно конвенцией 12 октября апгУМа 1871 г мента, конвенцию, дополнительную конвенцию и пп«1авЗДло три См. тексты этих соглашений: Gr. Pol., Bd. I кЙ10110л Попп,. доку 71; 1. Vallrey. Op. cit., p. 164-166; G. Map Op.
Опа предусматривала на условиях выплаты французами в установленные сроки определенных сумм очищение немецкими войсками шести французских департаментов.
Комиссии по различным вопросам, связанным с техническими условиями реализации Франкфуртского договора, также завершили к декабрю работы.
Нормализация франко-германских отношений показала, что пришло время заменить поверенных в делах в соответствующих столицах полномочными послами.
Версальское правительство пазпачило послом в Берлине Гоп-то-Биропа. Виконт Армап Эли де Гопто-Бирон принадлежал к одной из самых старинных аристократических фамилий, был убежденным монархистом крайнего легитимистского направления, человеком известным правыми политическими взглядами. Этих качеств оказалось вполне достаточно для выдвижения его на ответственный пост посла в Берлине. Что-либо иное о его достоинствах или недостатках трудно было сказать, хотя бы потому, что его политическая биография до этого времени не содержала ничего значительного. Но Гопто-Бирон на своем трудном посту в Бер-липе показал себя умелым и искусным дипломатом. Он сумел завязать широкие связи в германской столице, во влиятельных кругах прусской аристократии. Любезный, с улыбкой на устах и в то же время всегда самоуверенный, невозмутимый гран-сепьер виконт де Гопто-Бирон со своими мягкими и величавыми манерами несколько старомодного французского шевалье произвел впечатление па прусскую чванливую знать и даже приобрел особое расположение германской императрицы Августы. Старая дама была чувствительна ко всему иностранному, в особенности французскому. К шевалье Гонто-Бирону она стала питать особое доверие и симпатии.
Гонто-Бирон стал частым гостем в покоях императрицы. Во время легкой непринужденной беседы за чашкой чая он незаметно выведывал сведения, которые иными путями ему трудно было бы получить. Гопто-Бирон настолько преуспел в своей роли задушевного собеседника императрицы Августы, что возбудил против себя личное раздражение Бисмарка. Крупицы неподдельной злости, которыми сдобрен рассказ Бисмарка о Гонто-Бироне, служат аттестацией успеха этого посла. Заслужить вражду германского канцлера из всей тьеровской школы дипломатов имел честь лишь один Гонто-Бирон 76.
Германским послом в Париже был назначен граф Гарри фон Арним. Как и его французский коллега, он также принадлежал к старинному дворянскому роду, но в его прусском варианте. Он усвоил все наиболее отталкивающие черты надменной и чванли-
Arch. du min. des aff. 6tr. Allemagne. Correspondence politique, v. 11_12"
A. Gontau-Blron. Mon ambassade en Allemagne 1872—1873 Paris 1906-О. Бисмарк. Мысли и воспоминания, т. II, стр. 157—158.	'	'
вон юнкерской касты. Это значило, что оп был груб, заносчив, высокомерен, раздражителен.
Арним был дипломатом с немалым практическим: опытом. В его послужном списке значились посольские посты а Лиссабоне, ' Касселе, Мюнхене. Риме. Ио следует полагать, что Бисмарк, на- 1 правляя Арнима в Париж, принимал во внимание по только пли не столько его дипломатический опыт. Бисмарк знал Арнима с детских лет — опн были люди одного круга, п в его расчетах, видимо, учитывалась прежде всего неуживчивость и трудный характер Арнима.
И верно, в Париже Арним повел образ жизпп, во многом почти противоположный усвоенному его французским коллегой j в Берлине. В отличие от Гонто-Биропа, ставшего в известном смысле самым желанным гостем в высшем свете германской столицы, фон Арним пе появлялся во французском обществе, оп пн с кем не сближался, он как бы афишировал свою враждебную отчужденность. К французам оп относился с высокомерной пренебрежительностью. Он с надменностью говорил о дезорганизованной «массе людей, которых когда-то называли великой французской нацией» 77. Он утверждал, что отношение Германии к Франции может быть только таким же, как «отношение Рима к Карфагену или старой Пруссии к Польше» 78.
Для того чтобы вызвать неожиданные конфликты, обострение ситуации, чтобы в нужный момент поднять тон переговоров до крайнего предела, Бисмарк не мог бы найти лучшего, более подходящего исполнителя, чем Гарри Арним.
Но, как известно, канцлер в этом выборе просчитался. Арним отнюдь не склонен был считаться с желаниями «железного канцлера». Скорее напротив — у него была внутренняя предрасположенность действовать наперекор воле Бисмарка, к тому же между ними были давние счеты; в них нет смысла вдаваться. Померанский юнкер, ставший рейхсканцлером, не внушал Арниму ни симпатии, пи почтения. Оказавшись па посту посла Германской империи в Париже, Арним намеревался проводить свою собственную политику. Эта политика была, несомненно, враждебна Франции «Политически унизить Францию — ближайшая наша задача» — писал Арним в октябре 1872 г.79 Но при этой враждебности к Франции, в вопросах внутриполитической борьбы в ст оп представлял Германскую империю, Арним проводил крапе’ г^е тиворечивпгий директивам Бисмарка.	ПР°"
Арним хотел заменить республику во Франции высказываясь сначала в пользу династии Бонапартов МОиаРхие®> Орлеанов. Бисмарк же, напротив, считал сохранение ' Э ^°зже — республики и правительства Тьера наиболее отвело В° ®РанИИИ 	аЮ1Цим ипте.
” «Proces d’Arnim», р. 32. Арним — Бисмарку, 22 яяаапя п Gr. Pol., Bd. 1. № 90. Арвии — Бисмарку, 3 октября 1879 г.
" Gr. Pol, Bd. I, № 90.	₽ B72 r
ресвм Германии. Бисмарк решительно возражал против всех планов восстановления легитимной монархии или монархии во главе с Орлеапами. С известным основанием он полагал, что восстановление монархии усилит международные позиции Франции, облегчит ей возможность проодоления внешнеполитической изоляции и, более того, обеспечит поддержку Петербурга и Вены и, может быть, даже поставит под сомпепие выполнение условий Франкфуртского мира80.
Канцлер с присущей ему твердостью потребовал от германского посла в Париже подчинения установленной им политической линии. Гарри фон Арним был человеком, скроенным примерно из того же материала, что и Бисмарк. Он отнюдь пе был склопеп идти навстречу пожеланиям канцлера.
То было не только личное соперничество двух честолюбий. Бисмарк, как о том свидетельствуют его мемуары, решил, что Арним будет добиваться его смещения с поста рейхсканцлера с тем, чтобы стать его преемником. Так ли это было или пет — судить трудно, по несомненно, что столкновение это выражало нечто большое, чем личное соперничество. Арним представлял собой ту часть старого консервативного юнкерства, которая встала в оппозицию к канцлеру империи. Бисмарк в лице Ар-ппма наносил удар всей партии консерваторов.
Личные мотивы, вплетавшиеся в этот конфликт, должны были лишь удвоить энергию рейхсканцлера.
В этой затянувшейся борьбе Арним имел противником пе только «железного канцлера» в Берлине, по и скромного, почти незаметного второго секретаря германского посольства в Париже барона Гольштейна, тогда еще начинавшего свою карьеру. Впоследствии, при кайзере Вильгельме II бароп Фриц фон Гольштейн, остававшийся всегда скрытым в тени — всего лишь один из директоров германского министерства иностранных дел, — приобрел громадное влияние на канцлера Бюлова и па Вильгельма П. Посол не удостаивал вниманием какого-то второстепенного чиновника, он не снисходил до него, и напрасно. Этот незначительный, подчеркнуто скромный, мелкий чиновник незримо наносил Арниму самые чувствительные удары. В сущности падение Арнима в значительной мере было предрешено этим соотношением сил, оставшимся для него даже незамеченным.
Все просчеты с назначением Арппма послом в Париже стали очевидными для Бисмарка, да и не только для пего, для всех современников (ибо скандал с Арнимом получился громкий, общеевропейский) многим позже. К тому же времени, о котором идет сейчас речь — началу 1872 г., появление Арпима в Париже знаменовало с внешней стороны лишь нормализацию дипломатических отношений между двумя странами. Для посвященных же
“ Gr. PoL, Bd. i, № 60, 68, 69—74, 82, 90, 91, 95—98, 100, 115; «Proces
d’Arnim»; Roux. La R6publique de Bismarck. Paris, 1905.
ММ выбор Арвйма па эту роль озйачйл попой тайное опроверг-Mene£iSX?o,aX Бисмарк, нн германская военная партия во па?е ГмоТтке отнюдь не склонны были к установлению с Ханцией добрососедских отношении. Прошло лишь немного после подписания октябрьской конвенции, и отношения Хдудвумя соседними странами снова приняли напряженный ^Инициатива п ва этот раз исходила от германской стороны. Поводом для нового конфликта послужил инцидент, возникший между германскими оккупационными войсками, размещенными во французских департаментах, и французским населением. Насилия, грубый произвол германских солдат па оккупированных французских землях вызывали естественное возмущение местного населения. Дело доходило до многочисленных инцидентов, конфликтов. Оправдание французскими местными судами в ноябре 1871 г. двух французов, обвиняемых в покушении на убийство германских солдат, было использовано оккупационными властями для усиления репрессий против французского населения, а германской прессой, в особенности официозной, — для яростной атаки против западных соседейSI.
Новый инцидент в конце января — в Эперпе немецкий солдат был ранен ножом в спину — дал пищу яростной антифранцузской кампании в германской печати82. Бисмарк решил использовать эти локальные конфликты для новых выпадов против Франции.
6 марта в речи в прусской палате господ при обсуждении, казалось бы, далекого вопроса о школьной инспектуре канцлер связал его с проблемами европейской политики, в частности с вопросом о «замыслах» Франции. Бисмарк поставил борьбу католиков внутри Германии в связь с реваншистскими устремлениями, якобы присущими Франции. Словом, он использовал этот повод дли того, чтобы публично заявить о стремлении Франций к войне-реваншу . Выступление это имело провокационный характеп Говорить о реваншистской опасности со стороны Франции в nnnv когда у нее фактически пе было армии, тогда как Геп«Л„J оставалась вооруженной до зубов, это значило цинично вслух, что Германия пе хочет жить в мире с Фтпл««- аталять повода для нового удара.	1 пциеи и ждет
Когда ищут повод — его нетрудно найти Он т,
вскоре, когда началось обсуждение в Националь прв^ста»ился проекта закона о военной службе во Франции. НОм с°брании Как только в Берлин поступили донесения
закона об обязательной военной службе во обсУЖдении ---------	Французском Нацио-*' тп VHi₽Y,°,v ПЬбгаНоп du territoire 1871—1873»
,, "A-bVin, XLIX, LI, LH; DDF, v. I. Sfe 47 80 Ri b,»!' * I B»-.-” «Temps», 27.1 1872	001	®7’ 84, 99 ’ Peris, 1900,
“ «Temps», 8.П1 1872.
вальком собрании (войрос этот обсуждался, естественно, относительно долго), канцлер и его окружение, высшее германское военное руководство во главе с Гельмутом фон Мольтке и послушная ому печать заняли резко враждебную позицию к Франции*4.
Как уже говорилось, и Арним, и Мантейфель, и Бисмарк, и Мольтке имели вполне точное представление о незначительности военных ресурсов Франции и весьма невысоком уровне ее вооруженных сил. Ии Бисмарк, пи Мольтке, располагавшие всей необходимой полнотой информации, не могли верить в то, что со стороны Франции угрожает реальная опасность. Тем не менее они решили использовать обсуждение военного закона во Франции как благоприятный повод для новых угрожающих выступлений, для давления иа французское правительство.
В апреле—мае германская печать и официальные должностные лица вновь заговорили о Франции языком вражды и угроз. 16 апреля Гопто-Бирон долее из Берлина о том, что «здесь существует некоторое беспокойство по поводу наших вооружений» **. G тех пор в Пария! со всех сторон стали поступать сведения о том, что Германия обеспокоена французскими планами реорганизации армии, что она видит в них существенную угрозу и все более склоняется к тому, чтобы предупредить военные меры, предпринятые французами, новой энергичной атакой против Франции.
18 апреля английская газета «Daily Telegraph» опубликовала сенсационное сообщение о том, что Арним, находившийся длительное время в Берлине, возвратится на днях в Париж, чтобы предъявить ультиматум, требующий от Франции отказа от вооружений. Это сообщение было перепечатано всей мировой прессой. Позже эти сведения были опровергнуты, но тревожные слухи усилились еще более. Блейхредер, берлинский банкир, близкий к Бисмарку, в эти дни посетил Гопто-Бироиа и доверительно ему сообщил, что канцлер крайне раздражен и обеспокоен намерениями французского правительства увеличить военные силы Франции.
Тьер немедленно выдвинул аргументы, к которым — расчет был безошибочным — не могли остаться равнодушными ни в Берлине, ни, что было еще важнее, в Петербурге. В письме к Гонто-Биропу 18 апреля 1872 г. Тьер писал: «... Я хочу лишь численно ограниченную армию, но дисциплинированную и солидную, способную столько же к сохранению порядка внутри страны, как и обеспечению нашей независимости во вне» *®.
Эта аргументация был хорошо рассчитана. Тьер знал, кому адресовать напоминание о необходимости поддержания впутрен-
"	1872 г" Д‘ 17’ л- 414 Убри-Горчакову. 29 фев-
“ DDF,’ £ ’.Ма' Гонто Бирон-Ремиза, 16 апреля 1872 г.
него порядка. Ои отдавал себе отчет в том, что год спустя после Парижской Коммуны напоминание о красном флаге, развевавшемся над ратушей французской столицы, по может оставить равнодушным пи Бисмарка, пи Александра II. Задача сохранения порядка внутри страны имела столь же важное значение как в Париже, так и в Берлине, п в Петербурге. 1 ьер бил на общность интересов, связывавших все реакционные правительства.
Но германского рейхсканцлера, германских генералов в ту пору вопрос о французских вооруженных силах по существу еще сравнительно мало трогал. Онп пе придавали тогда ому значения. Это был вопрос будущего, даже пе близкого. Кто-кто, а германские военные руководители знали, что пи в 2—3 года, пи даже в 10 лет сильную армию создать нельзя. Напоминание о грозной Коммуне было услышано и принято во внимание. Конечно, французам надо предоставить возможность иметь регулярные воинские силы для «поддержания порядка» внутри страны. В этом пункте в Версале, Берлине и Петербурге, в дворцах властителей, в особняках аристократии и буржуазии все были солидарны. Но ведь вопрос о французских вооруженных силах был поднят в Берлине главным образом как удобный предлог для нового пажима и давления на Францию.
*
В действительности германские правящие круги были озабочены другим. В ту пору, когда германская пресса кипела негодованием по поводу мнимой французской угрозы, в тиши деловых кабинетов Парижа и Берлина велись самые трезвые переговоры о денежных делах, о новой конвенции. Предложение французов выплатить 3 млрд, франков в более ранние сроки чрезвычайно соблазняло немцев. Выколотить из Франции полностью контрибуцию в Берлине считали самым важным. «...Наши интересы требуют в первую очередь выплаты в срок контрибуции» —напоминали из Берлина Арниму67. Однако, поскольку сила быта на стороне Германии, Бисмарк решил заставить фраштузекл/ю сторону подписать конвенцию на наиболее выгодных „ У условиях. В. М. Хвостов справедливо указывал, ,то Вс^™“емцев пая кампания против Франции в апреле—мае 1872 г Т° гр03 тельпой мере была средством давления на француз • В зцачи‘ тельство для того, чтобы заставить его согласиться СК°е иРави~ условия расчета66. Действительно, по мере сгущен^ иомед'КИС ской атмосферы германская сторона все настойчивЛ иолитиче" изменения условий проекта соглашения в пользу рРебовала За недалгий срок было пересмотрено около полудю>к„ РеРМапии. конвенции. 29 мая в «Kohnsche Zeitung» была НЫ цР°°ктоц крайне резкая по содержанию и по топу статья «<1)„°Пуб"'111(<овапа ---------------- ₽апция н Гор. и »Г' Bd' 11 фоп Балаи — Арпину, 23 ноября 187э
В. М. Хвостов. Дипломатия в повое время. М.. 1963, ЬТр Дг-
мапия»; эта статья была инспирирована Арнимом; она обратила на себя внимание всей мировой прессы. Статья предостерегала французов, что Германия при любых условиях заставит уплатить ей всю контрибуцию сполна, даже если не будет освобожден ни одни оккупированный департамент89. Эта статья показывала, что немцев занимают прежде всего условия выплаты французами оставшихся 3 млрд, франков.
Французское правительство отступило. 29 июня в Версале была подписана конвенция в редакции, наиболее выгодной немцам 0О.
Год спустя после подписания Франкфуртского договора Бисмарк, Мольтке, германские верхи должны были признать, что Франция ио сокрушена, что она восстанавливает свои силы гораздо быстрее, чем это могли предполагать. В течение первого года Франция не только выплатила без затруднений 2 млрд., но и настойчиво домогалась досрочной выплаты остальных 3 млрд, франков п соответственно досрочной эвакуации германских оккупационных войск. Не было недостатка и в других симптомах возрождения сил Франции.
Имеппо эти признаки вызывали у Бисмарка, у военной партии резкое раздражение. Бисмарк и германская военщина стремились к тому, чтобы Франция оставалась слабой. Сохранение слабости Франции было одной из основных задач германской политики тех лет.
В директивном письме к Арииму в конце 1872 г. Бисмарк писал: «... В наши обязанности не входит, конечно, ни восстановление Францией ее мощи и укрепление ее внутреннего положения, ни возвращение этой стране способности к заключению соглашений с государством, поддерживающим с ней до сих пор дружественные отношения. Враждебность Франции обязывает нас к тому, чтобы она была слабой»91.
В этих последних словах Бисмарка и заключена в сущности вся концепция германской политики по отношению к западному соседу. Навязав Франции тяжелый и унизительный мирный договор, отторгнув от нее две провинции, Германия исключала возможность установления добрососедских отношений с побежденной страной; австрийский вариант, т. е. превращение побежденного врага в союзника и друга, здесь был невозможен; он был полностью исключен.
Когда же стало очевидно, что цель ие достигнута — Франция не сокрушена на долгие десятилетия, что она восстапавливает свои силы, в Берлине постепенно стала складываться и крепнуть идея — папести ей новый, на этот раз еще более тяжкий удар.
“ «Ргосёа d’Arnim», р. 50—55.
“ gr- Bd. I, 88, S. 144—146.
Gr. Pol., Bd. I, Jig 95. Бисмарк — Арииму, ваш. —A. M.).
20 декабря 1872 г. (курсив
который на долгие годы превратил бы Францию в вассальное, иоХтыо зависимое от Германии государство.
Понятно что эта идея или, вернее, вся эта политика была не личной политикой Бисмарка, а политикой юнкерско-буржуазиого блока, программу которого, правда, накладывая на нее сильный личный отпечаток, проводил Бисмарк.
Ленинское глубокое замечание о том, что во время фрапко-пргсскои войны «вся буржуазия была опьянена победами пад Францией, и... шпрокпе массы населения дали увлечь себя подлой, человекопспавмстппческой «либеральной» проповеди национализма и шовинизма»92, должно быть в значительной мере распространено и на ближайшие годы после окончания войны. Шовинистический угар еще кружил головы немецким буржуа. Неистовства германской прессы разных направлений в безудержной фрапкофобпи доказывали, что Бисмарк встречал тогда поддержку в его враждебных выпадах против Франции. Только германская социал-демократия и шедшие за ней рабочие продолжали мужественную борьбу против агрессивной политики
кайзеровской Германии.
Но осуществление — полное плп хотя бы частичное — агрессивных намерений против Францпп требовало, по мысли Бисмарка, сохранения ее международной изоляции. В декабре 1872 г. Бисмарк писал: <Мы должны... помешать ей найти союзников. До тех пор пока у нее не будет союзников, нам нечего ее бояться» 83.
Бисмарк стремился не только создать препятствия к сближению Франции с другими государствами, по ц, захватив инициативу в свои руки, самому изолировать ее, достигнуть сближения с ее возможными партнерами, втянуть их в русло германской политики или по мепыпей мере нейтрализовать и окружить Францию кольцом враждебного ей союза монархий.	н
С августа 1872 г. во французской печати стали появляться сообщения о предполагаемом свидании трех императоров — nVC ского, германского, австрийского, о повой коалиции скплпг.,. ваемои Германией. Сведения эти вызвали во Франции ’то»»Пт t депь ото дня она все более возрастала94.	‘рыюгу, п
В том, что на предстоящем свидании трех импепятлпл г Марк будет преследовать враждебные Франции цели Р?г БиС‘ не сомневались. Тьер и Ремюза опасались, как б/ “ ,1аРнже вздумали добиваться подтверждения Франкфуртский Пемци не другими европейскими государствами 95.	их трактатов
” В. И. Ленин Поли. собр. соч., т. 20, стр 144 иашР-ЛВМу’ 95' Висма₽«-Арниму,’ 20 декабря 18?2
” См., например, письмо Тьера к Лефло от 22 августа Op cit., р. 196-207. См. также Л Dechamp,Г Ь» Ji™ Г,-С.,
„ LS?irevuc des trois empereures... Bruxelles—Pari« 187? de Bisi DDF, v. I, № 149. Нота Ремюза, 18 августа 1872 г- № й.
22 августа 1872 г.	’’ * Тьвп „ ,
и — Лефло,
г- (курсив ^ouniols. '’Шагск et
Копсерпптивпая «Temps» пыталась даже занять независимую позицию: «Ии свидапия монархов, пи дебаты конгрессов не могут уже в паше время определять мировую политику» 9®. По это были лишь фразы: кто мог придавать пм значение?
Реальным оставалось одно: обращаться к России, искать любого контакта с русским правительством, сделать все, чтобы предотвратить вовлечепис России в антифрапцузскуто коалицию.
Французская дипломатия мобилизовала все свои средства, (’ложные задачи по отношению к России Тьер пытался решить, действуя двумя путями — официальным и неофициальным. Официальные дипломатические переговоры велись через соответствующих послов: Лефло — в Петербурге, Орлова — в Париже.
Тьер и Ремюза начали с переговоров с русским послом князем Орловым.
Общее направление политической линии Орлова в Париже определялось инструкцией 11 декабря 1871 г.37 Эта инструкция (к выработке которой, как думается, имел косвенное касательство п сам Орлов) имела значение программного документа. В пой были определены основные принципы русской политики по отношению к Франции, принципы, имеющие, как говорилось в инструкции, «постоянный характер» и как бы абстрагирующие Францию, т. е. рассматривающие ео место и роль в Европе, пе-зависимо от лиц, партий и династий, определяющих в то или иное время ее политику. Основой политики России по отношению к Франции, говорилось в инструкции, является отсутствие между обеими странами «враждебных интересов» и признание того, что, напротив, «имеется много общих интересов», которые «могли и должны были бы привести к взаимовыгодному соглашению, способствующему безопасности обеих стран, их процветанию п поддержанию равновесия в Европе...» Далее в инструкции утверждалось: «Эта страна (Франция. — А. М.) всегда рассматривалась императорским кабинетом как существенный элемепт общего равновесия» 98.
Эти принципиальные положения, так отчетливо сформулированные более ста лет тому назад, нельзя не признать глубокими п обоснованными обобщениями долголетнего опыта взаимоотношений двух государств. В них дана, говоря современными терминами, как бы модель характера отношений двух великих европейских держав. Три элемента выдвинуты на первый план; отсутствие «враждебных интересов»; «имеется много общих интересов», создающих условия для «взаимовыгодного соглашения»; Франция рассматривается Россией как существенный элемент
•s «Temps», 7.ТХ 1872.
г АВПР, ф. Канцелярия, 1871 г., д. 94, лл. 504—513. Инструкция Орлову, 11 декабря 1871 г. В том же деле хранятся черновик с интересными исправлениями Горчакова.
” АВПР, ф. Канцелярия, 1871 г., д. 94, л. 504.
4 А. 3. Манфред
49
•• пявновесия В этих трех пунктах в сущности была ХХна определенная внешнеполитическая программа.
Но инструкция Орлову отчетливо ориентировала русского посла „а то что необходимо считаться не только с общими принципами, ю и с реальной действительностью, с конкретной обстановкой, франция сама пренебрегла этими общими принципами отступила от них. «Если бы правительство империи считалось бы с этим, оно избежало бы несчастий, которые ее потрясли» , дидактически напоминалось в инструкции. Но это произошло, и в итоге «политическое и военное могущество Франции ослаблено». Поэтому. предлагая послу проводить в целом дружественную Франции политику, инструкция определяла и границы, в которых должна быть оказываема поддержка Франции. «Мы желаем, чтобы Франция оправилась от потрясений, восстановила бы все разрушенное, залечила внутренние раны, восстановила силы и вновь заняла подобающее ей место в Европе». Но Орлова предупреждали, чтобы он не шел дальше — не давая пи обещаний, ни надежд на готовность России поддержать реваншистские тенденции во Франции. Ему советовали быть осторожным, «не допуская чрезмерной близости и доверчивости с правительством, которое еще пе завоевало право па них» |С0.
Орлов, как уже говорилось, действовал в духе полученной им общей инструкции, вполне совпадавшей с его личным мнением. Его донесения свидетельствуют о том, что он по убеждению стремился к укреплению дружественных отношений двух государств; он видел во Франции противовес возраставшей силе Германии и в том. что зависело от него, стремился к оказанию поддержки Франции Россией в трудное для Французской республики время. Кстати сказать, он быстро разобрался и в своеобразной природе этой республики - «республики без республиканцев» В одном из донесений А. М. Горчакову о своих впечатлениях v° Йпя” О И’ ” ,аСТН0СТИ’ 0 вечерв- проведенном за "обедом у Тьера, Орлов счел нужным воспроизвести примечательный диалог, возникший в ходе беседы за столом между иим п „„„ зидентом республики. Гости Тьера —дамы из Сеп-Жеп«пт, Пре' предместья подняли разговор о будущности Франции ского ее с борьбой трех соперничающих династий. Тьер споосв- п 1ВаЯ «Какой из кандидатов на трон наиболее симпатичо ирлОва: монарху? Я ответил смеясь, если бы император бьгп АваШемУ скип избирателем, я предполагаю, что он голосовал к» фравйУ3-Шамбора» Орлов вполне отдавал себе отчет в „д гза гГ)аФа даже своего рода экстравагантности такой беседы пЛ?бь,таости, 	Uapci'oro посла
" АВПР, ф. Канцелярия, 1871 г., д. 94, л. 505
Там же, лл. 512-513. См. подробнее 10. В. Борисов pv.„ ,
1И То'пп'Т *П0Слв фРаикФУРТС1СОго мира. М., 1951, стр. 71^Р«Вцу»СИпо АВПР, ф. Канцелярия, 1872 г., д. 80, л. 9. Орлов — Гопа?» 75- у8СКп” варя 1872 г.	орчакову о
яи-
с президентом республики. И оп так резюмировал эту часть своей беседы с Тьером: «Самое курьезное это то, что президент республики пе перестает повторять, что Франция — страна не республиканская» |Ю.
Но это же было доказательством слабости правительства и неустойчивости внутреннего положения Франции. И эти мотивы, нс говоря уже о более весомых внешнеполитических расчетах, побуждали Орлова к осторожности, сдержанности.
Тьер также понимал особенность обстановки, неблагоприятной для Франции, он по скрывал ее от своего собеседника, да и скрывать ее было невозможно. «Президент заявил, — докладывал Орлов, — что по отношению к России его желанием был бы самый тесный союз двух держав, ио по надеясь достичь его, оп его пе предложит» 102 103 *.
Но пе ставя недостижимой задачи — заключения союза, Тьер стремился заручиться поддержкой русского правительства. Накануне свидания трех императоров, внушавшего такие опасения в Версале, Тьер в переговорах с Орловым и другими русскими (в частности со Стремоуховым) усиленно домогался поддержки русского правительства. «Я знаю, что союз между Францией и Россией сейчас невозможен, — говорил он Орлову, — ио то, что я хотел бы — это сближение двух стран, и я сделаю все возможное, чтобы содействовать интересам России. Это самая заветная цель моей политики». Вслед за этими .заверениями Тьер откровенно излагал свои опасения. Оп боялся, что свидание трех императоров предрешит созыв европейского копгресса и что этот конгресс подтвердит и санкционирует отторжение от Франции Эльзас-Ло-тарипгии. Франция на это пе может пойти. Тьер надеялся, что Россия в этом поддержит Францию |М.
В беседах с Орловым Тьер подчеркивал готовность версальского правительства «идти при всех обстоятельствах навстречу пожеланиям императора» 105.
В соответствующем духе Тьер инструктировал н Лефло; оп поручал послу откровенно высказать императору опасения версальского правительства и его надежды на поддержку- Франции могущественным российским монархом.
Но одновременно с этими, направленными по официальным дипломатическим каналам, просьбами о защите интересов Франции «повелителем великой северной империи», чей голос будет самым авторитетным па берлинском свидании, Тьер действовал и иным — неофициальным, закулисным путем. О нем знали только немногие.
102 Там же, л. 9 об.
103 АВПР, ф. Канцелярия, 1872 г., д. 79, л. 14. Орлов — Горчакову, 14 (26) ян-варя 1872 г.
АВПР, ф. Канцелярия, 1872 г., д. 80, л. 117 об. Орлов — Вестману, *2 (24) августа 1872 г.
105 АВПР, ф. Канцелярия, 1872 г., д. 79, л. 186. Орлов — Вестману 4 (16) августа 1872 г.
В пространной, хорошо известной сйецйалйстам ипструкции Тьера ЛеФло от 22 августа 1872 г.106 Тьер, выражая общую озабоченность предстоящим свиданием в Берлине и пазоиливо перечисляя все демарши, которые должен был предпринять французский посол, в то же время проявлял странное спокойствие, если угодно, даже благодушие. «Должны ли мы волноваться по поводу свидания трех императоров? Я этого пе думаю.писал Тьер французскому послу в Петербурге
Б. Нольде обратил внимание на это, показавшееся ему неожиданным, б лагоду шне Тьера. Он склонен был его объяснять якобы присущим Тьеру оптимизмом, влекшим за собой недооценку опасностей, таящихся в этом свидании108. Но это объяснение чисто психологическими мотивами позиции главы версальского кабинета в данном случае уводило лишь в сторону. Ни Нольде, ни Герц-фельд, также изучавший этот вопрос|09, пе знали, что спокойствие Тьера имело под собой вполне реальное основание: по неофициальным каналам он уже успел к этому времени наладить непосредственный контакт с князем Горчаковым и получить от пего все необходимые заверения.
Дело происходило так: 29 июля 1872 г. Тьер переправил через посредницу письмо, предназначенное для русского канцлера, отдыхавшего в то время в Интерлакене. В письме излагалась программа намечаемых им политических мер. «Если бы я мог вернуть Европе Францию сильной и мудрой, я думаю, что оказал бы ей подлинную услугу» "°.
Посредницей, к услугам которой обращался Тьер, была весьма известная в то время — сто лет тому назад — в великосветских кругах княгиня Елизавета Эсперовна Трубецкая.
Богатая, умная, широко образованная дама, не очень счастливая в личной судьбе, а потому склонная искать восполнения личных неудач в политической игре, оиа с 1872 г. поселилась в Париже, открыла салон, в котором можно было встретить всех знаменитостей века — от Тьера и Леона Гамбетта до Эрпеста Ренана . С давних пор она поддерживала дружеские отношения с князем Горчаковым1 % и в глазах ее иностранных поклонников или имитаторов этой роли это придавало ее салону ocoSvro non посты Lise Трубецкая, как ее звали в узком кругу охот™ паТ зовалась этой козырной картой, и ей, вероятно достлп™^ вольствие чувствовать себя в какой-то мере вер’шительнщей Уми-I» DDF, V. I, № 151, р. 151—181; см. также G. Boantols п„ •, w DDF, V. 1, р. 178.	“• °Р- «И., р. 195—207.
В. Nolde. L'Alliance franco-russe. Paris, 1936 n 31
,да И. Berzfeld. Op. cit., S. 173—199.	' P'
110 Рукописный отдел Института русской литератгоы Au
ш пп ^ее-ПД), ф. Трубецкой, 35.1.26. Р АН ССср (Пушкин-' Нй* См- письма и альбом Е. Э. Трубецкой
За1в- 9Т государственного канцлера кн А
кн. Е. 3. Трубецкой (книга писем). (Все письма кп Горчакова —
на французском языке.)	• кРомо Оговоренных
poBoit политики, хотя в действительности выиолпйешАе ею ыйССЯВ были много скромнее...
Впрочем какое-то значение опа все-таки имела в дипломатических интригах. Так было и в данном случае. Она переслала письмо Тьера в Интерлакен Горчакову, и оно было должным образом оценено. «Я прочел его с самым живым интересом и сердечным сочувствием, в чем прошу Вас заверить выдающегося государственного деятеля! — писал Трубецкой А. М. Горчаков. И далее русский министр иностранных дел полностью одобрял, можно даже сказать, формально санкционировал программное определение, предложенное Тьером. «Сильная и мудрая Франция, — дословно повторял выражение Тьера Горчаков — это пмоппо то, что нужно Европе. Сильная, чтобы сохранить равновесие; мудрая — так как это условие доверия, которое возвратят Франции принадлежащее ей место» ||3.
Это ответное письмо Горчакова и придало Тьеру такую уверенность. Он совершенно правильно его расцепил как обещание петербургского кабинета но поддерживать аптифранцузских замыслов Бисмарка. Более того, пе без ловкости, в письме к Трубецкой 29 сентября 1872 г. свои собственные слова о «сильной и мудрой Франции» он приписывал уже Горчакову. «Мы хотим мира... для того, чтобы осуществить прекрасную программу кн. {Горчакова]: создать мудрую и сильную Францию», — писал Тьер Трубецкой, зпая, что письмо будет передано Горчакову114.
И в этом расчет Тьера также оказался правильным. Тезис о «сильной Франции» был, так сказать, авторизован Горчаковым; он стал программным требованием русской дипломатии.
Горчаков часто и охотно его повторял. Во время берлинского свидания трех императоров оп уже оперировал этой программной формулой, как чем-то традиционным, постоянным в принципах русской внешней политики. В беседе с Гонто-Бироном в Берлине Горчаков вновь повторил: «Я Вам уже говорил и я с удовольствием еще раз повторяю: нам нужна сильная Франция» IIS.
Берлинское свидание, как известно, положило начало союзу трех императоров. То была попытка возродить с существенными модификациями, внесенными временем, принципы реакционного Священного союза 1815—1830 гг. В этом — в антиреволюциониой сущности сколоченного в Берлине союза монархов — Бисмарк безусловно преуспел. Но это было нетрудным: все августейшие участники слета могли оспаривать друг у друга пальму первенства в ненависти к силам прогресса и революции. Но в главной политической задаче, которую «железный канцлер» перед собой ставил — заручиться поддержкой России и Австро-Венгрии в эвентуальной новой войне против Франции, — он потерпел пораже-ч» ПД, 35.1.21. Горчаков — Трубецкой, 4 августа 1872 г. (подчеркнуто Горчаковым.— А. М.).
и« ПД, 35.1.21, лл. 27—29 об.
ns DDF, v. I, № 156. Гонто-Бироп — Ремиза, 14 сентябри 1872 г.
ВПе По удачному выражению В- М. Хвостова: «Вокруг фрапцуз-“ого вопроса и завязался я Берлине дипломатический поединок ДВ’ в“пРХнке Горчаков взял верх над Бисмарком. Все попытки Бисмарка превратить создаваемый им союз монархов в орудие антифрапцузской политики натолкнулись па решительное противодействие Горчакова; германский канцлер вынужден был отступить. Более того, и царь, н Горчаков придали своему пребыванию в Берлине характер открытой демонстрации симпатии к Франции. 8 сентября Александр II принял I онто-Бпропа и дал ему успокаивающие заверения, что ничего враждебного интересам Франции в Берлине пе будет предпринято 1 . Вслед за императором с Гопто-Бпроном вели беседы Горчаков, Жамипп, Орлов. То была политическая поддержка, оказываемая Россией Франции. Французская печать сообщила об этом всему миру"8. Берлинское свидание, в прямом противоречии с замыслами Бпсмарка, благодаря поддержке России укрепило позиции Франции в Европе.
Бисмарку, правда, удалось сколотить на какое-то время новую политическую комбинацию — союз трех императоров — новый вариант союза монархов против народов. Самодержец всероссийский Александр II был в такой степени немцем — н по крови, н но воспитанию, и по симпатиям, — что он с легким сердцем и большой готовностью пошел на соглашение со своим дядей Вильгельмом Гогенцоллерном, тем более что их обоих роднила и неискоренимая вражда к «разрушительным силам», таящимся в недрах народа. В мае 1873 г. во время визита Вильгельма 1 в Петербург была подписана и военная конвенция между Россией и Германией. Германское влияние на Александра II давало всегда себя знать119.
Но и у Александра II, а тем более у Горчакова, с мнением которого он считался, хватало здравого смысла решительно отвергать любые направленные против Франции поползновения руководителей Германской империи. Стратегические интересы России не допускали ни дальнейшего усиления Германии за счет Франции, ни любого нового ослабления Франции. Поэтому Россия в самое трудное для Франции время, когда она оставалась фактически безоружной перед лицом могущественного восточного соседа, оказывая Франции политическую поддержку тем ммым удерживала силы германского милитаризма от агрессивных на мереиий против побежденной в 1871 г. соседней страны
и* В. М. Хвостов. Указ, соч., стр. 39.
!« DJ?F’ ’• № 152,153,156. Гоито-Биров — Ремюза в а ы
• «Тетра», 10.IX 1872; Ю. В. Борисов. Укав, соч“ сто 1 А,4<С,с,ПтябРя 1872 г. Arch. min. de la guerre. 2-me bureau. В донесениях 114'
 его сотрудников — членов французской военной ми<Л™0?,ввка Гейара 1874 гг. постоянно подчеркиваются частые приезды remJL “ России 1873— “РЯ ДВ0₽е' См < на“РимеР. ДОпесепия из к“ИХ “'Ь^ров
25 нюня 1874 г. и др.	иа Красного Села
ГЛАВА II
Нарастание германской угрозы и противодействие России
Условия Франкфуртского мира и, в частности, новая граница, лишавшая Францию ее естественных рубежей — Вогезсних гор, были выговорены Бисмарком и Мольтке в предвидении будущей войны.
Аннексия Эльзас-Лотарипгии, следовательно, не только лишала Францию двух промышленно развитых областей, но и ставила ее в угрожаемое с военной точки зрения положение. После того как стало очевидно, что Франция быстро восстанавливает свои силы, несмотря на потери и моральное потрясение минувшей войны, в германских правящих кругах укрепилась мысль, что новый сокрушающий удар Франции должен быть нанесен как можно скорее. Во всяком случае раньше, чем опа полностью станет на ноги.
Агрессивные поползновения германских милитаристских кругов укреплялись еще тем, что Германия в течение всего рассматриваемого времени оставалась в военном отношении неизмеримо сильнее Франции. В 1875 г. Энгельс указывал на огромное превосходство, и количественное и качественное, германских вооруженных сил над французскими *. Прогрессирующее отставание Франции в численности народонаселения, уровне и, что особенно важпо, в темпах роста промышленного производства от Германии увеличивало год от года разрыв военпо-экономического потенциала в пользу Германии.
Разрубить эльзас-лотарингский узел противоречий, завязанный Франкфуртским мирным договором, можно было только одним путем. Этот путь был ясно очерчен воззваниями Генерального совета Первого интернационала о франко-прусской войне и был осознан как единственно верный рядовыми рабочими Франции и Германии. На этом пути братства народов, пролетарской солидарности французских и немецких рабочих и было только возможно устранение эльзас-лотарингской проблемы. Рабочие Франции и Германии четко определили свое принципиальное отношение к войне и к эльзас-лотарингской проблеме и мужественной борьбой пытались направить развитие на этот единственно спасительный для обоих народов путь. Если их усилия не увенчались
I См, К- Маркс и Ф- Энгельс. Соч., т. 18, стр. 557—565.
успехом то это пе их вина; при соотношении классовых сил того впемени это оставалось невозможным. И хотя пн германским, ни французским рабочим не удалось изменить общего направления пиитики их правительств, их борьбу нельзя считать бесполезной, она не прошла бесследно. И французскими и германскими рабочими закладывались в 1870—18/1 гг. основы пролетарской внешней политики, политики демократическом, соответствующей интересам обоих пародов, разделенных течением Рейпа.
Маркс в 1870 г. высказал уже убеждение, что время локализованных двусторонних войн проходит2. Энгельс в 1887 г. также утверждал, что эпоха локализованных войн прошла. Понимание этой особенности новой исторической эпохи стало осознаваться и во Франции, и в Германии уже во время военных действий 1870—1871 гг. Это значило, что французские и германские дипломаты должны были во время войны и на следующий день после ее окончания поставить в центре внимания вопрос о возможных будущих союзниках или новых противниках. Практически это значило, что после Франкфуртского мира главной проблемой внешней политики Франции вновь стала проблема союзов. Но задача поисков союзников, как и другие проблемы внешней политики, решались в тесной связи с внутренними проблемами страны.
Основным стержнем политической борьбы, развертывавшейся во Франции в 70-х годах, был вопрос о республике п монархии. Хотя формально вопрос казался решенным провозглашением 4 сентября 1870 г. республики, тем не менее находившиеся у власти реакционные буржуазно-помещичьи крути отнюдь не склонны были мириться с республиканским режимом. Под покровом формального признания республики шла деятельная подготовка к замене ее монархпей в любой практически возможной форме. Соперничество трех монархических партий — легитимистов, орлеанистов и бонапартистов затрудняло решение задачи восстановления монархии. Тьер, глава республики, сам, с должным основанием, называвший себя старым монархистом и действительно сохранивший тесные связи с орлеанистской партией, тем не мепее полагал, что в сложившихся условиях восстановление монапхии невозможно. Тьер утверждал, что единственно возможная Фоома власти — это консервативная республика и что свержение пес публики повлечет за собой «ужасную гражданскую войну» п7 его ^лазами всегда стоял страшивший его призрак Коммупы
К началу 1873 г. в рядах монархического большинства На ционалъного собрания окрепло убеждение, что Тьеп “ ва па' более выполнять программу большинства. Идея кон ** спосо®еи республики, «республики без республиканцев» упопппРВаТИВПОЙ емая Тьером, не встречала поддержки мон’апхич^? Отстаива-шинства.	1 еского боль-
1 Си. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 17, стр. 274_281
Тьеру было предъявлено обвинение в том, что ои не обеспечивает нравственного порядка в стране. 24 мая 1873 г. монархическое большинство Национального собрания выразило недоверие Тьеру как главе правительства. Тьер был вынужден сложить полномочия президента республики. Главой государства собрание избрало маршала Мак-Магона, герцога Маджента3.
Мак-Магон, несмотря на высшее воинское звание, с должным основанием считался одним из наиболее бездарных военачальников бесславной плеяды полководцев Второй империи. Его мундир маршала был запятнай позором седанской капитуляции. Он командовал армией, оказавшейся плененной 2 сентября 1870 г.
Мио довелось но так давно побывать в Седане. Наверно, за сто минувших лет этот небольшой, хмурый, скучный город в чем-то изменился. Но в главном — вряд ли. И сейчас неспециалист, невоенный, глядя на эту низкую котловину, окруженную со всех сторон возвышенностями, сразу же увидит, сколь невыгодны, губительны были позиции для французской армии, вступившей в Седан. Мак-Магон завел французскую армию в мышеловку, и Франция должна была расплатиться за грубый просчет командующего катастрофой 2 сентября.
Не приобретя военных лавров в войне с пруссаками, генерал пытался выместить злобу в борьбе против истинных патриотов, подлинных защитников Франции, рабочих Парижской Коммуны При сложившемся соотношении сил завоевывать лавры в борьбе против своего парода для него оказалось легче, чем в открытом поле сражения с внешним врагом.
Мак-Магон был старым монархистом, правоверным католиком, службистом, солдатом, привыкшим приказывать или подчиняться. Если представляется возможным говорить о каких-то его воззрениях, то они были насквозь реакционными. Впрочем и ему ие были чужды веяппя времени. Его близость к реакционноклерикальным кругам не препятствовала ему быть одновременно связанным с верхами французской финансовой знати и, в частности, известным банком Ротшильда. Его невежество, несообразительность, топорный слог, неумение ориентироваться в непредвиденных обстоятельствах породили множество анекдотов, которые пет надобности повторять. Даже политически близкий к нему герцог Деказ, как о том рассказывает Максим дю Каи, говорил о новом главе государства: «Его глупость превосходит все возможное» 4. Люди, близкие к Мак-Магону, пе были в состоянии признать за ним сколько-нибудь выдающихся дарований. Но от него в сущности их и пе требовали.
Мак-Магону была предназначена иная роль. Оп должен был на сцене французской политической истории разыграть новый
8 Подробное см. Л. 3. Манфред. Внешняя политика Франции 1871—1891 гт. .. 1952 стр 101—110.
1 Mdu Camp. Souvenirs d’un demi-siScle, v. 2. Paris, 1949, p. 312.
MWWBT старой классической роли генерала Монка. Избрание Мак Магана нри всех его скандальных неудачах, на внешни пост в	объяснялось весьма просто: он должен был стать
потным орудием в руках монархической партии, стремившейся SooBHTb власть короля во Франции. Эти задачи, возложенные Тновото главу государства, подчеркивались в тем, что сразу же L переворотом 24 мая было образовано новое министерство, фактически возглавляемое одним из лидеров монархистской партии герцогом Виктором Альбером де Бройль. Де Ьроилъ завял в новом правительстве одновременно пост министра иностранных дел.
Здесь не представляется возможным рассматривать, как было воспринято известие о падении Тьера и избрании Мак-Магопа в самой Франции и за ее пределами, в главных европейских странах. Но на одном из частных вопросов, связанных с происшедшими изменениями в Третьей республике, нельзя не остановиться.
В Германии были обеспокоены происшедшими по ту сторону Рейна переменами. Бисмарк рассматривал переворот 24 мая как приближение часа провозглашения во Франции монархии. В письмо к генералу Швейппцу, в те годы послу в Вене, 4 июля 1873 г. Бисмарк писал: «Под руководством Мак-Магопа Франция стала более способной к заключению союзов («bundnisfdhiger»); при монархии, для которой Мак-Магои является переходным этапом, эта способность еще более возрастет»5.
Раздражение Бисмарка приходом к власти Мак-Магона усиливалось еще потому, что оппозиционные католические круги в Германии открыто выражали свое удовлетворение происшедшим. Баварская газета «Vaterland» видела в победе Мак-Магона решительный шаг к торжеству католико-монархических принципов. Католические газеты в Германии предсказывали не без удовольствия, что отныне «Бисмарк будет иметь столько забот во внешней политике, что оставит на время внутреннюю религиозную политику» ®.	1
В России в окружении царя переворот 24 мая не встретил одобрения. В падении Тьера увидели прежде всего доказательство неустойчивости политического положения во Франции Гопчякпп с сожалением писал о слишком «зыбкой почве» во ФпяппХ? Он заявлял, что хотя, с его точки зрения, эта «страна не создана для республиканских нравов, но то, что для нее в пяпии- ьиздана нужно-это порядок и власть». В правительствен™^ Момент Петербурга считали, что Тьер лучше всего способен^ Кругах этот порядок. «Во Франции непредвиденное достигает мТос*
'S’iS'S.iSJ'	to„0_
• «Temps», 28.V; 1, 17.VI 1873.
’ Рукописный отдал Института русской литературы ДИ сггп дом) (далее-ПД). 35.1.21, Горчаков - Трубеодой/мипЛ <ПУШкицский *** аияоря 1872
г.
сальных размеров», — писал раздраженно князь Горчаков®. Через Орлова и неофициально, частным образом, через Трубецкую Горчаков передал Тьеру сожаление и заверения в дружеских чувствах. Правда, то, что преемником Тьера па посту главы государства был избран Мак-Магоп, было встречено в окружении царя и самим Александром II сочувственно®.
Де Бройль как министр иностранных дел в директиве французским представителям за границей от 28 мая 1873 г. поспешил дать заверения в том, что внешняя политика Франции остается неизменной. «Новое правительство будет следовать строго консервативной политике, что означает миролюбивой во вне, умеренной внутри». С должным основанием рассчитывая этим завоевать доверие реакционных монархических правительств Европы, де Бройль особо подчеркивал намерения нового правительства вести самую решительную борьбу против революционной опасности, в чем заинтересованы все европейские государства * *°.
В точение лета 1873 г., в четыре срока, французское правительство выплатило последний миллиард франков контрибуции и погасило до последнего саптима всю задолженность Германии по условиям Франкфуртского договора. 5 сентября были уплачены немцам последние 250 млн. франков, 16 сентября последний германский солдат перешел французскую границу11. Завершение выплаты контрибуции и вывода с французской территории германских оккупационных войск свершилось в обстановке непрерывно ухудшающихся отношений между двумя соседними державами.
Для руководителей кайзеровской Германии, для рейхсканцлера Бисмарка, для фельдмаршала Гельмута фон Мольтке вопрос о новой войне против Франции в общей форме к этому времени был уже решен. В директивном послании к Арниму в феврале 1873 г. Бисмарк ориентировал посла на неизбежность повой войны против Франции. «Все, что нам следует знать — это сколько времени потребуется французам для того, чтобы реорганизовать свою армию пли свои союзы до такой степени, чтобы они, французы, были способны, по их мнению, возобновить против нас войну...» «Мы не хотели войны, ио мы всегда готовы вести ее снова, как только новые самонадеянные акты Франции вынудят нас к этому» |г.
В переводе на общеупотребительную обыденпую речь эти слова Бисмарка могли означать лишь то, что Германия начнет против Франции войну при первом же подходящем предлоге. Поскольку же такой предлог можно всегда найти, а если его нет, то изобрести, то это значило, что новая война против Франции, в принципе предрешенная, будет начата в то время, которое германские
« ПД. 35.1.21. л. 233. Горчаков — Трубецкой, 18 мая 1873 г.
• АВПР, ф. Канцелярия, 1873 г., д. 92, л. 130. Александр II — Мак-Магону, 25 мая (6 июня) 1873 г.
|» «Documents diplomatiques franfais» (далее —DDF), v. I, № 207.
n «Temps», 20.IX 1873.
I» Gr. Pol., Bd. I, № 96. Бисмарк — Арниму, 2 февраля 1873 г.
„ « пептические руководители найдут наиболее подхо-“ Когда жечасы, когда наступит этот решающий правящих кругов Германии оставалось ощо пол-“X ?Це^иГ™’гда хорошо осведомленного Гопто-Би-пона в правящих кругах Германии боролись противоположные стремления. Прежде всего германские правящие верхи, т. о. германская буржуазия, юнкерство, высшее военное руководство, торопились подучить последний миллиард франков, который французы склонны были выплатить в непредвиденно короткий срок, В то же время эти правящие круги сознавали, что, выводя своп войска с французской территории, Германия лишалась военпо-стратегических и иных преимуществ в казавшейся неизбежной войне против Франции, а потому они хотели бы отсрочить эвакуацию оккупированном территории. Начавшийся в 1873 г. мировой экономический кризис, принявший в Германии особо острые формы вследствие краха «грюндерской» горячки, почти в равной мере питал обе эти тенденции. Преодолеть разгоравшийся все сильнее кризис надеялись и при помощи французского золота, и при помощи новой войны.
С весны 1873 г. германская пресса снова заняла резко враждебную Франции позицию, и Гопто-Бпроп в конце мая призывал версальских руководителей к крайней осторожности и благоразумию ,а.
Немцы оттягивали эвакуацию Вердена, п все старания французских властей ускорить очищение этой стратегически важной крепости наталкивались ва возражения германской стороны. Гонто-Бирон обратился непосредственно к кайзеру Вильгельму, обычно благоволившему французскому послу, но демарш Гонто-Бнрона остался без последствий.
2 сентября во всей Германии праздновали годовщину Седап-ского сражения. Празднование приняло подчеркнуто оскорбительные для Франции формы. В Берлине в присутствии императора Вильгельма, Бисмарка, высших военных и государственных чи-ОТКРЫТ памятник победы. «Седанский день» («Se-uanstag») был широко отпразднован во всей Германии, и ему была придана форма открытой аптпфрапцузскоп демонстоаипп У Правительство Мак-Магона, де Бройля старалось всячрскп умиротворить грозного соседа и убедить его в своих добпыт сугубо мирных намерениях, но, подобно правите^ству главные надежды оно возлагало па политическую X п Ьера’ и в этом направлении прилагало наибольшие усилия Р°ССИИ Летом 1873 г. князь Горчаков, как обычно отпит™ » лакепе. Туда же с неофициальной миссией был мп^в^Трдф
'* А™11’,’03 du minis^re des affaires fitrano&res (пвл<.о » , aJJjJ‘r > Allemagne; DDF, v. I, № 209. Гонто-Е^роп ,du ®i«. des ’873 r.	i “ де Бройлю, 29 мая
Шодорди, влиятельный член монархистской партии, располагавший известным дипломатическим опытом. На Шодорди была возложена задача завоевать доверие русского канцлера и добиться в любой форме обещания помощи со стороны России. Насколько можно доверять сообщениям самого Шодорди, его миссия увенчалась успехом. На поставленный вопрос: «Не следует ли бояться, что в новой войне против Франции Бисмарк ищет выхода из внутренних затруднений Германии?» Горчаков отвечал: «Европа этого ему не позволит».
Князь Горчаков разъяснял, что надо понимать в данном случае под термином «Европа». Он сообщил представителю Франции, что по этому поводу, т. е. по вопросу о допустимости повой войны Германии против Франции, оп, Горчаков, пе оставил в Берлине никаких иллюзий у германского правительства. Из этого следовало, что под Европой Горчаков подразумевал Россию. Самым важным в переговорах Шодорди было то, что русский министр дал обещание вновь подтвердить свою позицию в этом вопросе в Берлине, куда он должен был выехать в ближайшее время. Отчет Шодорди звучал весьма оптимистически: «Нам нечего больше бояться, Европа не допустит новых провокаций». Шодорди, как и Горчаков, под Европой подразумевал Россию |4.
Итак, интерлакенская встреча, несмотря на ее неофициальный характер, оказалась по своим результатам значительной и успешной. Представитель Франции из уст русского канцлера услышал ответственное заявление: Горчаков осудил в принципе германскую агрессию против Франции и заявил, что Россия не допустит новой войны Германской империи против ее соседа. Горчаков обещал повторить соответствующие представления в Берлине. Нужно ли было желать большего?
В это же примерно время герцог де Бройль официально повторил ту же просьбу о русской поддержке князю Орлову. Де Бройль красочно изобразил всю опасность, исходящую со стороны Гермапип, и просил «обуздать завоевательные поползновения Бисмарка» * 15.
Россия дипломатическими средствами вновь вмешалась во франко-германский конфликт. Данное Шодорди обещание было выполнено. В конце сентября—начале октября Горчаков вновь посетил германскую столицу, имел ответственные беседы с руководителями германского рейха. И, в частности, в беседе с наследным прппцем оп изложил взгляды русского правительства на фрапко-гормаискую проблему. «Я не скрыл от него,— рассказывал Горчаков, — что в отношении Франции я придерживаюсь мнения, резко отличающегося от его взглядов». Русский канцлер дал попять своему высокому собеседнику, что в Петербурге «не при-
н пгж V I № 227, р. 256—257. Записка Шодорди, 21 августа 1873 г.
is лпп’р Л 'Канцелярия, 1873 г., д. 90, лл. 178—180. Орлов — Ввстмаау, 23 августа (4 сентября! 1873 г.
нимают германскую версию об опасности реванша со стороны ФоаХи» хотя, сказал Горчаков, «если бы я был французом, я быдо последнего вздоха помышлял о несчастии своего отечества — реванше, но ничто подобное раньше 10, 12 и даже 15 лет невозможно, и всякое беспокойство па этот ^счет в точение этого времени столь же излишне, как н сейчас» . Эти слова Горчакова были весомы. Они означали, что Россия отказывается рассматривать Германию как оборонявшуюся сторону и будет рассматривать конфликт между обеими странами, если он возникнет, как спровоцированный Германией.
Каковы были мотивы этой твердой и определенной позиции, занятой русской дипломатией? Их нетрудно понять. Они определялись все теми же причинами: ослабление Франции должно было означать дальнейшее возрастание мощи и роли Германии, а для России это чрезмерное усиление Германии могло стать опасным.
Несколько позднее, в начале 1877 г., Орлов это выразил очень отчетливо. Признавая обоснованность французских опасений германского вторжения, Орлов утверждал, что «исходя из наших национальных интересов, здравый смысл побуждает нас, более чем когда-либо, горячо желать сохранения мира» 17.
При всех воинствующих настроениях германского генералитета, у которого еще кружились головы от побед, одержанных в трех войнах, в Берлине пе могли не считаться с мнением России; игнорировать позицию русского правительства было рискованно. Рейхсканцлер Бисмарк в этом был убежден больше, чем кто-либо другой. Собственно одного этого было вполне достаточно для того, чтобы прийти к заключению, что момент для агрессии против Франции является неподходящим. Следующий логический вывод подсказывал необходимость полного очищения территории Франции от германских оккупационных войск.
Несмотря на то, что между обоими монархами — Вильгельмом I и Александром II царила самая тесная дружба, что союз трех императоров еще переживал пору расцвета, что заключенная в мае 1873 г. русско-германская военная конвенция теснее скрепляла союз двух империй, Бисмарк по-прежнему относился к России со страхом и недоверием и... в величайшем секрете вел против союзника военные приготовления. По поступившим во второе бюро французского генштаба сведениям из Гамбурга вокруг Кенигсберга полным ходом шли работы по укреплеишо ’ста рых и созданию новых фортов. «Это значит, - доносил скии агент,— что Германия не пренебрегает ничем для ™I ления... своей обороны и со стороны Востока» 18 ** укреп-
Германские войска очистили Верден, а затем и полностью тер-
!* ARn’pV‘ i ^247- Лефло ~.&,казу’ 1е декабря 1873 г.
АВПР, ф. Канцелярия. 1877 г., д. 88, л. 174 об а™, .
5 (17) апреля 1877 г.	' °РЛов — Горчакову
" Archives du ministere de la guerre. Elat-major gfafa-i ,
(далее — Arch. min. de la guerre. 2-me bureau), J4 7o. НивЬщ01® bureau 62	’ ‘ 1874<
риторию Франции. Самый опасный период остался позади. Тот вариант, который германские военные руководители считали наиболее выигрышным — провоцирование конфликта во время оккупации части территории Франции,— пришлось отставить. Решающую роль в этом вынужденном в сущности отказе от этого варианта сыграла позиция, занятая Россией.
Очищение территории Франции от германских оккупационных войск имело существенные и внутриполитические последствия. Оно должно было усилить борьбу республиканцев за создание подлинной республики или же воодушевить монархистов на активные действия.
Еще до того как последний германский солдат переступил французскую границу, между двумя конкурировавшими монархическими фракциями — орлеанистами и легитимистами было достигнуто соглашение. Был найден взаимоприемлемый компромисс. Законным французским монархом был провозглашен внук Карла X граф Шамбор, который должен был занять французский престол под именем короля Генриха V. Но, так как граф Шамбор был бездетен, дофином объявлялся граф Парижский, претендент орлеанистской партии. Этот компромисс вполне устраивал обе монархические партии, и разделявший монархистов конфликт был преодолен.
С осени 1873 г. деятельные усилия объединившихся монархистов были направлены па подготовку государственного переворота. Ои облегчался и тем, что парадоксальным образом поощрялся и даже патронировался высшими властями республики. К октябрю, казалось, все было уже завершено. Был выработан совместно не только детализированный во всех мелочах план организации повой монархической власти, по даже были покрашены и приведены в порядок кареты с белыми лилиями — гербом Бурбонов, очищен от полувековой пыли большой дворцовый ковер с инициалами нового монарха. Оставалось только развесить по городу лампочки с вензелями нового королевского имени, которые должны были осветить дворец в депь торжества провозглашения монархии.
Армия, непосредственпо подчиненная Мак-Магону, — неофициальному руководителю переворота, была также приведена в боевую готовность. Казалось, успех был обеспечен. Но па пути реставраторов монархии встало непредвидепиое ими, но непреодолимое препятствие — монархии не захотел народ.
Еще с лета 1873 г., а в особенности с сентября, в Париже, а затем в провинциальных городах возникло движение сопротивления планам реставрации монархии. В Париже и во многих городах стали организовываться комитеты действия. В сентябре газета Гамбетта «La Republique Franjaise» заявляла: «Вся Франция вместе с нами» |9. То было преувеличение, вся Франция была,
19 «La Republique Franfaise», 12.IX—25.Х 1873.
копечпо.несгамб^^^^
она была против монар .	хотели восстановления
ЬТ=	ек»Х”“—ой
STKSeiww	w»"1;™" |,от1,"“-
виям- по разным мотивам этого никто не хотел. Быстрый рост в ™ сентября и в октябре комитетов действия был тому подтверждением. Эти комитеты действия в классовом отношении были неоднородны; их можно определить как своеобразный антимонархический блок различных общественных сил.
Республиканская крупная буржуазия первоначально пыталась удержать руководство движением в своих руках, пе допуская участия народных масс в сопротивлении монархическим проискам. «Левый центр» иод руководством Леона Сэ, «республиканская левая» под руководством Жюля Симона объединились. В 20-х числах октября они начали собираться почти ежедневно. «Республиканский союз», возглавляемый Леоном Гамбетта, видя, как обостряется ситуация, счел необходимым, правда в осторожной форме, апеллировать к народу. Газета Гамбетта предупреждала сторонников монархии о том, что Франция имеет богатый опыт революции.
Основной силой народного сопротивления планам восстановления монархии был рабочий класс. Борьба за республику была давней традицией французского пролетариата. Рабочий класс заставил и буржуазию приспосабливаться к его требованиям. В. И. Ленин писал в свое время: «В начале эпохи буржуазных революций либеральная французская буржуазия была монархической; в конце долгого периода буржуазных революций — по мере увеличивающейся решительности и самостоятельности выступлений пролетариата и демократически буржуазных... элементов — французская буржуазия вся была переделана в республиканскую, перевоспитана, переобучена, перерождена...» г<>
По мере приближения намеченной даты переворота и наоаста-ния народного недовольства колебания претендента на троп усиливались. Его страшило возмущение народа. 27 октябоя гпаД Шамбор в письме из Зальцбурга оповестил своих стопой™™? что on отказывается от всяких претензий на твои Ф»п?»	’
поводом для отказа послужило намерение оргаизктЙГп	*
рота «.хранить трехцветное знамя; всякое иное тем JП°рево' было бы, как они понимали, невозможным Но ’вопп^^ Лее белос’ быллшпь предлогом. Страх перед народом, стпах ° зпамеии скои войной принудил монархистов к отступлению ₽ Д гражДаи'
Убедившись в том, что план восстановления „„„ удался, монархисты решились на иные мепы -10 м°иархии не -------- тн ноября 1873 г. и В. И. Ленин. Полк. собр. соч., т. 21, стр. 83_84.
монархистское большинство Национального собрания провело закон о так называемом «септенпате», т. е. о продлении срока полномочий Мак-Магопа на семь лет.
Сущность событий 19 ноября хороню определил И. С. Тургенев. «Итак, дорогой друг,—писал он Флоберу, — со вчерашнего вечера у вас военная диктатура... Вы, как говорят, мак-магопец. Мне всегда казалось, что лучше быть просто французом»2|.
Через 12 дней, 1 декабря, в письме к П. В. Анненкову И. С. Тургенев писал еще определеннее: «О, какой дюжей, дюжинной, пошлой, узкой, деревянной, железной республике мы идем навстречу. А республика остается, только такая, какую даже покойный Николай Павлович одобрил бы» 22.
И. С. Тургенев был прав в этой оценке, но в одном все же ошибся: «железной республики» Мак-Магон оказался пе в силах создать — и он был для этого слаб, и возрастающее влияние республиканцев этому противодействовало.
Ближайшим последствием закона о септепнате были некоторые персональные изменения. В декабре 1873 г. на пост министра иностранных дел вместо де Бройля, возглавившего теперь министерство внутренних дел, был приглашен герцог Деказ, остававшийся руководителем внешней политики Франции до 1877 г.
Сын деятеля периода Реставрации герцога Эли Деказа, Деказ-младший в период Июльской монархии занимал ряд дипломатических постов, а затем, во время Второй республики и Империи, вынужден был отойти от политической жизни. Подобно де Бройлю, он был короткое время французским послом в Лондоне.
По своим политическим воззрениям Деказ принадлежал к монархической партии и пользовался в ее среде большим влиянием. Представитель высшей французской аристократии герцог Деказ был, так сказать, живым воплощением тесной связи дворянского герба с биржевыми акциями. Финансовый делец, связанный с Ротшильдом, администратор компании «Креди Мобилье эспаньоль», участвовавший в сомнительных предприятиях в Испании, в рудниках Деказвилля, Деказ был в такой же мере представителем финансовой аристократии, как и дворянской.
На неярком фоне французских дипломатов «республики без республиканцев» Луи-Шарль Деказ, несомненно, был самой заметной и по-своему значительной фигурой. Хотя оп и числился одним из лидеров монархической партии, внутриполитические вопросы н мышиная возня соперничавших династических коте-рий мало его занимали; его истинным призванием было тонкое искусство дипломатической игры. С его быстрым умом, гибкостью, обходительностью, кажущейся мягкостью и уступчивостью, умением, маскируя свои намерения, пеприметпо добиваться постав-
н П С Тиогенев. Письма, т. X. М.—Л., 1965, стр. 170.
Там же, стр. 171.
5 А. 3. Манфред	65
- „впп ОН намного превосходил своих коллег. Бисмарк его ЛеНВХл как псХного и опасного противника. Он говорил о нем: «ДеТаз - это ш|. Я хочу его уколоть, оп катится; я пе могу ’ХХТминнстерство иностранных дел^ Деказ сформулиро-«аЛТиовгае принципы внешней политики Франции в циркуляре 7 JeSZ™ 73 г Здесь была нашумевшая программная формула. «Не изотаруясь от больших вопросов, возникающих вокруг, Фран-± =Ьточнвается; в сознании своей силы и величия она отдает, что порядок и труд позволят ей залечить ее рапы» Ч
Эта формула «Франция сосредоточивается» - не была авторским изобретением Деказа. Деказ заимствовал старую формулу русской дипломатии — «Россия сосредоточивается», высказанную Горчаковым ранее, при иных обстоятельствах.
Неудача монархистского переворота во Франции была встречена в правящих кругах Германии с удовлетворением. В продлении срока полномочии Мак-Магона па семь лет германские верхи видели подтверждение неустойчивости внутреннего положения во Франции. «Учреждая правительство, которое не является ни монархией, ни республикой, мы играем на руку г-ну Бисмарку», — писала в те дни газета «Temps»25.
*
В конце декабря 1873 г.—январе 1874 г. германо-французские отношения снова резко ухудшились. Внешним поводом для очередной атаки германской прессы против Франции послужилл выступления французских епископов, вступившихся в достаточно осторожных выражениях за своих единоверцев — католических священников в Германии, подвергавшихся преследованиям со стороны имперского правительства. В начале декабря анжерский епископ Френкель и нимскпй епископ Плантье опубликовали в католической печати своп пасторские послания, выражающие чувства духовной близости и симпатии к католическим церковнослужителям по ту сторону Рейна. Почти в то же время католическая газета «Univers» перепечатала энциклику папы Пия IX что было вполне естественно, поскольку речь шла о главе Ватикана20 Геп-манская печать яростно обрушилась на западных соседей Бгочпв статс-секретарь рейха по иностранным делам, сделал о<Ьипилпт ’
м DDf“ v°fi“de la xran“ contemporaine, v. П, r> 30j
, °£л'-;3Га	*-««- »«.««.»‘‘«.«I,,,™ , _
« «Tempe», 30.X 1873.	’ A
-»*...«, ,й!1,, DDF, v. I, № 248. Гоито-Бирон - Декаау, 18 декабря 1873 г.
в конце декабря Гонто-Бирон находил положение весьма серным «Мы пе имеем пи помыслов, ни намерений нападать па иго бы то пи было; это несомненно. Но мы можем подвергнуться нападению. Когда? Это пикто пе может сказать; может быть, это будет ранее года, может быть, этого по будет никогда, ио несомненно, ито возможность того, что нам придется защищаться, — это не пустое предположение; насколько это возможно, мы должны готовиться к тому, чтобы отразить нападение в тот непредвиденный момент, когда оно произойдет» 2а.
В том же частном письме к Деказу французский посол в Берлине рокомепдовал правительству благоразумие, осторожность и осмотрительность; оп советовал охладить пыл епископов, призвать к умеренности газеты, меньше писать о французских вооружениях, заппмаясь этим больше па практике. Гонто-Бирон был умным и умевшим сохранять хладнокровие в самых трудных ситуациях дипломатом. И если оп считал необходимым предупредить Деказа о серьезности положения и необходимости быть готовым к неожиданностям, то это доказывало, что у него были веские основания.
То же самое подтверждали и секретные донесения, поступавшие из разных концов Германии — из Гамбурга, Дрездена, Берлина — во второе бюро французского генерального штаба. Донесения агентов разведки совпадали в главном: повсеместно, в особенности вдоль западных грапиц, самым энергичным темпом шло военное строительство, осуществлялись разные военные приготовления 29.
Секретные донесения Убри, русского посла в Берлине, Горчакову, несмотря на всю его осторожность, также подтверждали реальность угрозы для Франции со стороны ее могущественного восточного соседа. Хотя Убри и высказывал надежду, что «по ряду мотивов можно предположить сегодня, что ход вещей не дойдет до крайности», по сами эти мотивы были столь зыбки, что в какой-то мере опровергали эти прогнозы. К числу важнейших факторов, действующих в пользу сохранения мира, он относил «состояние здоровья императора-короля и мирные намерения наследного принца», а также, «что армия еще полностью не перевооружена новейшими ружьями Маузера». Но можно ли было строить расчеты на слабом здоровье престарелого монарха и настроениях его больного сына? Впрочем Убри тут же сам признавал, что при всем том опасность пе исключена, так как ход событий может завести дальше, чем предполагают 3°. В другом — дове- * 30
ш -d. Dreux. Dernieres annces de 1'ambassade an Allemagne de m. Gontaut-Biron (1874—1877). D’apres sea notes et papiera diplomatiques. Paris,
* Arch. min. de la guerre. 2-me bureau, 7, № 110 b. Hambourg, 21 mars; Hambourg, 9 avril; Dreade, 2 juin; Berlin, 9 juillet 1874.
30 АВПР, ф. Канцелярия, 1874 г., д. 23, лл. 436, 436 об. Убри — Горчакову,
19 (31) января 1874 г. (секретно).
_ лаипртнпм письме Горчакову, написпипом рнтельном и стр01? я д громадном личном влиянии Бисмарка в ТОТ же день, ог«Германия относится к „ому на империю тлит У беспрвкословио следовать зп ним»’’.
к- „»мл
«ллшж До Бисмарка м йога, не доходить сведения о том, что князь Орлов информирует свое ^toLtbo объективно, т. е. далеко не в том духе, который отвечал планам канцлера. Деталей Бисмарк может быть и ие знал, но о направлении взглядов Орлова он был „осведомлен —_ от Арнима, от Гольштейна, от множества своих тайных агентов. Именно поэтому он и изменил мнение об Орлове, к которому ранее относился с симпатией. Германский канцлер не ошибался: Орлов действительно в начале января в пространном донесении Горчакову сообщал о своей беседе с Мак-Магоном, доказывавшим, что Франция не в состоянии еще многие годы вести войну против Германии, что германские обвинения беспочвенны, что Франция ищет путей умиротворения Германии и пр. Орлова в том не надо было убеждать: он и сам это превосходно знал н в соответствующем духе информировал и Горчакова32.
Бисмарк пригласил русского посла в Берлине именно для того, чтобы переубедить Петербург: дать информацию в должном духе. В том же направлении оп ориентировал и германского посла в столице Российской империи принца Генриха Рейссам.
Конечно, как это было для него привычным, канцлер выдвинул на первый план проблемы, связанные с Турцией: ради них предметом беседы был вопрос о Франции
является обороняющейся стороной, чуждой всяк™ Германия намерениям, но что опа не может оставаться к?® агрессивным проявлениям враждебных ей чувств; Я«чатоЬонае™а^НОЙ к этим мишенью для французских атак» и что в сил» J 2'1СЙКет служить сплу необходимости Гер-
“ W) «в^й'?"}^4 r- ft И. «л. 430-432
* АВПР, ф.	® от₽ого секретно).
„ 5 (И) ЙиЖ?* 1874 г- 118> «• 16-17.
ЗД’&таг1874 « ?з, пи. ж-1И.
Уб₽«-Горчакову, °РЛ0»-Горчакову, б₽В ~ Р°РЧакову1
nuiAIIUllhklf _i Vj
>-uV. f.<*• i--( »f --..-fr-v-.if	^‘•4'
Секретное донесение нз Берлина во второе бюро французского генерального штаба от 9 июля 1874 г. о военных приготовлениях Германии (Архив военного Министерства Франции)
и с У бри многими столь уж
мания должна повсеместно противодействовать французской по-^'вГвтором, «доверительном» письме к главе русской внешней
ВО втором, «ди К	л 0 своих личных впечатле-
Гом ^о не могло быть включено в официальный, бес-страдайотчет о содержании беседы двух высоких должност-ИЫ У ton признавался, что первое и самое сильное впечатление, оставшееся от беседы с канцлером, - «это чувство ненависти к Франции, которое вдохновляет Бисмарка во всех его отношениях с этой страной. Систематическое противодействие, которое он во всем оказывает Франции, является самым верным тому доказательством, и следует признать, что эти чувства могут завести его весьма далеко» . Русский посол в Берлине считал, следовательно. положение серьезным и чреватым опасностями и информировал об этом свое правительство.
Гопто-Бирон, умевший сохранять добрые отношения и Одо Росселем — английским послом в Берлине и со другими дипломатами, в меру своих возможностей (не
скромных) считал необходимым всемерно вводить пх в курс создаваемой германским руководством угрожаемой ситуации 36.
Но Гонто понимал, что ни объективной информации, ни мер крайней осторожности, которые он рекомендовал своему правительству в сложившейся тревожной обстановке, недостаточно. Нужно еще и иное. «... Позвольте мне напомнить Вам, — писал он Деказу. — о той беседе, которую Шодорди имел этим летом с кня-РоРчаковым- • • Не кажется ли Вам весьма полезным, чтобы Лефло продолжил беседу, которая велась уже между ним (Горчаковым.-А. М.) и Шодорди?» Иными словами, Гопто-Бирон советовал Деказу обратиться снова за помощью к России; он предлагал для дипломатических переговоров в этих целях и свои услуги, прося разрешения поехать на несколько дней в Петеобунг для свидания с Горчаковым 37.	Р
лать\Д=\ПИ пРаввтсльство в целом не приходилось убеж-ГаЛ к ходимости этих спасительных мер, предложении! Гонто-Бироном. И Деказ, и де Бройль и ппаиитот,т^ й всю серьезность обстановки Именно i это	П0ПНМали
что Бисмарк в секретной директиве германскими™ ° ИЗВестио’ агентам за границей информировал их что и^Л» ИЧвСКИМ тельство, если для него станет очевидной пеобхХ ₽СК°° Прав”‘ нения с Францией, пе будет дожидаться того Сть СтОлкп°-Франция найдет для себя наиболее удобным. момепта- который
и
v> V,
17
Об- УВ₽«-ГорЧакову|
Arch, du min. des aft. 6tr, Corr do! 4Я7Л Aii^m
Л. Dreui. Op. cfl., p. 11—12 P ” 1874’ AUemeBnet v. Ц
Преднамеренный и провокационный характер всей кампании в связи с посланиями французских епископов становился вполне очевидным в сопоставлении с тем хладнокровием и почти безразличием, которое проявляли в Германии к аналогичным выступлениям католических священников в Англии, Австрии и других странах.
Еще ранее, 13 января в беседе с вызывавшим крайнее его раздражение Гонто-Бироном, которое тот чувствовал, но намеренно не замечал, парируя добродушной галантностью, Бисмарк снова заговорил языком угроз. Он зловеще предостерегал французского посла, что, если в соответствии с приказами Рима со стороны Франции будут идти непрерывные атаки против политики германской империи, «мы будем считать себя в угрожаемом положении. Для пас это будет вопрос безопасности, и мы будем обязаны вести против вас войну». Канцлер в той же беседе снова повторил угрозы: «... Если клерикальная партия овладеет властью и присоединится к распрям Рима, вы неотвратимо втянетесь в войну против нас. Мы не можем допустить, чтобы вы опередили нас в нападении. В этом случае лучше воевать в ближайшие два года, в ближайший год, чем ждать, когда вы закончите свои приготовления» Э8 *. Правда, Бисмарк поспешил добавить, что он это говорит лишь в форме предостережения, но от этой оговорки угрожающий смысл его речи по существу не изменился.
Правительство де Бройля—Деказа сочло необходимым в этой тревожной обстановке пойти на крупные уступки. 19 января оно запретило на два месяца самый авторитетный во Франции орган клерикалов «Univers» за опубликование в одном из номеров статей, «способных вызвать дипломатические осложнения». За несколько дней до этого министром культов было сделано соответствующее предостережение французским церковнослужителям. О всех принятых мерах было немедленно сообщено германскому правительствуза.
Эти акты были непопулярны в стране; они оскорбляли национальные чувства французов. Эдмон де Гонкур, относившийся крайне критически и к правительству, и к клерикалам, 20 января 1874 г. записывал в своем дневнике: «Печальный день — день, отмечающий начало позорной вассальной зависимости Франции от Пруссии: сегодня по приказу г-на Бисмарка на время закрыта «Юнивер». Завтра, быть может, канцлер Германской империи потребует, чтобы Франция сделалась протестантской» 40.
Но уступчивость французского правительства лишь усиливала агрессивность Германии. Имперское правительство заявило, что его не удовлетворяют принятые меры, и оно потребовало, чтобы
88 Arch, du min. des aff. 6tr. Corr., pol., 1874. Allemagne, v. 14; Gr. Pol., Bd. I, № 144, 145.
" DDF, v. I, № 268, 288, 289; Gr. Pol., Bd. I, № 148.
40 Эдмон и Жюль де Гонкур. Дневник, т. II. М., 1964, стр. 177.
, „полечены к судебной ответственности Ч То было ^“Хестсу беснрецедептное, противоречащее всем нормам меж-^вароднотс права вмешательство во внутренние дела суверви-1,йГнЖТ1ш'ГоптО-Бироя не вступали в спор по поводу этого бесХмерв о требования, они уклонялись от его обсуждения. Но Гонто Бирон? по сообщениям Убри, «умевший сохранять хо-ПОШУЮ ИВУ даже при самой плохой игре», счел момент наиболее подходящим Ья того, чтобы устроить большой бал во француз. ?ком посольстве. Балы у французского посла привлекали берлинский высший свет. Королева и кронпринц с удовольствием приняли приглашение; даже в семье «железного канцлера» его жена и дочь проявляли большой интерес к балу у французского посла^ который, видимо, воспринимался ими совсем иначе, чем главой их семьи<г.
Но и Гонто-Бирон, н Деказ понимали, что одними маневрами, даже если признать, что опп не были лишены ловкости и искусства, безопасности страны не обеспечишь. Главные усилия французской дипломатии, прежде всего Деказа, были вновь направлены к тому, чтобы добиться поддержки — дипломатической, политической, какой угодно — России. Соответствующие инструкции и распоряжения были дапы генералу Лефло4а. Одновременно, в феврале—марте 1874 г., с полуофициальным визитом в Петербург, по разрешению или, даже вернее, рекомендации Деказа, прибыл Гонто-Бироп. Со своими мягкими, обходительными манерами всегда сохранявшего непоколебимое спокойствие, уверенного в себе, многоопытного charmeur’a Гонто мог, конечно, добиться большего, чем но-солдатскп прямолинейный и слишком простодушный Лефло.
Впрочем позиция русского правительства определилась уже на ранней стадии конфликта. В Петербурге были превосходно осведомлены о всех переговорах Берлина — Версаля. От Орлова, Окунева, от Арапова князю Горчакову поступали самые полные и точные донесения о демаршах германского канцлера44.
Долголетний руководитель внешней политики Российской и»г. перии Александр Михайлович Горчаков имел вполне точное ппрн ставление о внутренней природе, о системе мышления а Пред‘ ках, даже о манере маскировки тайных мыслей ?	’ поаад'
того берлинского коллеги. Они знали друг дХа ®™ ’° ЗПамени-десятилетие, и не обманывались, несмотря н« Д ’ /е одно и внешнюю учтивость, в истинных взаимных чувствен беЗНоСТИ --------- чувствах. в отличие
*' Ф- канцелярия, 1874 г., д, 118 т I ля «а ™ ~
« АВПрТ и *cnpaJUI) 1874 г ’  ’  8 20- ОкУИев-Горчакову
о н Л’ ^«Делярия, 1874 г„ д. 23, лл 454-444	™	У’
„ ДАК4' Февраля 1874 г.	’	г*а4~454 об Уб __
« АВПР*'*’ Кеи265’ ДСКа3 «,?сфло- 18 “«варя 1874 г	Г°~ВУ,
липе, ф. Канцелярия, 1874 г а нч	„
Донесения Убри, Араиова. Д’ ’ Дояеовн«я Орлова, 0куцв8а. 23
пт своего августейшего шефа Александра II, питавшего слабость по только к своему дяде Вильгельму I, по и к его первому министру и фельдмаршалу, Горчаков отпосился к всесильному рейхсканцлеру без всякого пиэтета и даже без всякого доверия. Ореол славы, окружавший Бисмарка после трех триумфальных побед 1864, 1866, 1870—1871 гг., пе производил па Горчакова пи малейшего впечатления, он скорее рождал у русского канцлера желание contrecarrer — противодействовать этой уверенной в своем конечном успехе политике. Но Горчаков, всю жизнь, со времени окончания Царскосельского лицея, прослуживший в ведомстве иностранных дел, а с 1856 г. ставший главой министерства, давно привык соразмерять свои личные чувства с политическими расчетами, да и волей мопарха самодержца. До поры до времепи ему приходилось сдерживать свои чувства к прусскому канцлеру.
Но после Франкфуртского мира, после оформления союза трех императоров, оп уже прочно утвердился в убеждении, что дальнейшее возрастание военной мощи Германии, прежде всего ее усиленно за счет Франции, прямо противоречит государственным интересам России. Он мог теперь противодействовать бисмарков-ской дипломатии с внутренней убежденностью, что он выполняет тем самым важное и нужное дело. К этому присоединялись и какие-то личные чувства: «переиграть» или даже «проучить» этого ставшего уж слишком самоуверенным померанского топкера, претендующего на роль первого дипломата Европы, доставляло Горчакову тайное удовольствие. И Орлов п Убри, близко наблюдавшие политику германского канцлера в действии и не скрывавшие от главы русской дипломатической школы опасений, вызываемых ею, встречали с его стороны полное понимание. Оп превосходно ориентировался в обстановке и понимал что к чему с полуслова.
От осмотрительного, осторожного Окунева, заменявшего во время отъездов Орлова и имевшего пе частую возможность обращаться непосредственно к главе министерства, а потому с особой тщательностью взвешивавшего каждое слово, от Окунева Горчаков получал многочисленные подтверждения провокационного характера германских обвинений. В феврале в пространном донесении Горчакову Окунев, долгие годы пробывший в Париже, с полпой уверенностью уведомлял своего начальника, что крпкп о реванше — это блеф, что ни Бисмарк, ни Мольтке, пугающие Германию и мир опасностью реванша, не верят в него ни на секунду. «Все классы французского общества проникнуты сознанием полного бессилия страпы в настоящее время, — писал Окунев. И всеми владеет лишь одпо чувство, чувство глубокого отчаяния, порождеппого неопределенностью, трудностями внутреннего положения, огромным финансовым бременем, наложенным на страну, и громадностью задач, стоящих в области восстановления армии. ..» 45 46
45 АВПР, ф, Канцелярия, 1874 г„ д. 113, т. Т, лл. 79—81. Окунев— Горчакову
из Парижа, 12 (27) февраля 1874 г.
Пеказ верный своей тактике демонстративного отказа от деказ, верный	передачи в Петербург, конечпо,
^“’eSTJoT^ero будет произведен выстрел, он оставит его ^’лХ^предвиденно благоприятный для Франции исход вну-т№борьбы в Испании, где ходом событии па испанском троне окХся Альфонс XII«, сняло с повестки дпя пугавший версаль-скоеправительство вопрос об «окружении» Франции и с востока и с юга одновременно.
А М Горчаков располагал самыми точными сведениями и о политике правительства Деказа по отношению к России, о его планах, о его намерениях. От умного, наблюдательного, превосходно ориентирующегося во французских делах Орлова он знал, что «герцог Деказ хочет идти всегда вместе с нами и пи в чем не хочет нам противоречить» 48. Орлов напоминал, что с тех пор, как еще Тьер, в бытность его главой правительства, понял, что Франция должна следовать «русским курсом», все его преемники и продолжатели «должны были по отношению к России следовать тем же курсом, понимая, что это единственный путь, могущий привести Францию к выигрышу»49.
Есть основания полагать, что Горчаков в глубине души считал пагубной ошибкой всей европейской дипломатии, и русской в том числе, молчаливое согласие европейских держав на кабальные условия Франкфуртского мира.
Среди огромного количества бумаг архива российского министерства иностранных дел, относящихся к этому периоду, есть один документ, заслуживающий особого внимания. Это несколько листов бумаги, переписанных каллиграфическим почерком копииста с пометкой «Tres confidentielle» («Строго доверительно»), датированных 1 августа 1874 г. и хранящих на полюс краткую надпись, видимо, рукой царя: «Быть по сему». Эти шесть страниц большого формата имеют общий заголовок: «Проект ₽ князю Орлову в Париж». Хотя проект остался пспо но из всего изложения, из самой формы обращения лица явствует, что е” ----------- '
А. М. Горчаковым. Собстветао~'этим7 пертую^очХдь и интересен. Он наиболее полно раскрывает общую тическую концепцию фактического руководителя М SlTHJKa
Горчаков сообщает Орлову, что император е -
КСУМПЛСЯ Г ПГМСК.Мг.Кг ттпатга л _ _ Г 1	ПЙТТЯ
----I, КОТООЫа
1 “0 привлекли у- 337. Окта-в., м- 1957; А м„
’ 1 (23) де-
депеши неподписанным, _	- -	*------Л ОТ ПОЛНОГО
«- «’давлен князем
, > документ внешнеполи-РУССКОЙ дипло-
комился с письмом посла, с его опасениями*1 ?®МанИ0М
“ АВПР, ф. Канцелярия, 1874 г. д. 113 т
9 (21) сентября 1874 г.'	’ Л Т’
Си. И М Майский. Испания 1808—1917 и РоЬИчие mondiale. Paris, 1923.
АВПР, ф. Канцелярия, 1874
кабря 1874 г.
“ Там же, л. 6t.
йЙЙМаййе Мойарха. «Император придерживается того мнения, что ситуация не столь угрожающа, как того опасаются в Париже. По мнению его величества, берлинский кабинет не ищет предлога к войне в современных затруднениях. К сожалению, постоянные зародыши будущей войны были уже заложены в тех территориальных уступках, которые князь Бисмарк, вопреки нашим советам, счел нужным вырвать у Франции под давлением военных элементов, опьяненных тогда победой»60.
Собственно дальше и нет надобности приводить выдержки из этого интересного во многих отношениях документа. В подчеркнутых мной словах и изложена по существу концепция Горчакова.
Лукавый царедворец давно уже научился так дозировать оценки и строить фразы, что они, потрафляя привычным вкусам царя п пе отпугивая его, постепенно приучали его к собственным, иногда далеко упрятанным, идеям Горчакова. И в только что приведенном сложном предложении от имени императора канцлер сумел сказать все главное. Оп и Бисмарка как будто бы взял под защиту («под давлением военных элементов») и в то же время возложил па него всю ответственность за чреватое опасностями нового конфликта отторжение от Франции, «вопреки нашим советам», двух провинций.
В этих трех словах «вопреки нашим советам» («malgrd nos conseils»), скрепленных в общем контексте царской резолюцией «быть по сему», и была заложена обладавшая огромной динамической силой внешнеполитическая концепция, осуждавшая условия Франкфурта. Тем самым правительство Российской империи не только отмежевывалось от условий договора 10 мая 1871 г., но и в принципе осуждало все обусловленные им фатальные последствия. Из постулата вытекали все следствия. Германская дипломатия не только не могла рассчитывать на русскую поддержку в случае возникновения новых конфликтов с Францией, но должна была считаться с тем, что петербургский кабинет не позволит вторично повторить то, что однажды было им уже 'осуждено.
Этот старый князь Горчаков знал, как надо составлять бумаги, поступающие на августейшее утверждение.
28 января 1874 г. да аудиенции, которую дал Лефло Александр II, французский посол обрисовал создавшееся положение и этим косвенно просил русского императора о поддержке. Александр ответил ему: «Успокойтесь. Никто не хочет войны», — и в ответ на упоминание послом имени Бисмарка снова повторил: «Нет, никто. Ее не будет» ®‘.
При той роли, которую играла Россия в союзе трех императоров, заявление русского царя о том, что никто не хочет войны, * sl
60 АВПР, ф. Канцелярия, 1874 г., д. 114, л. 141. Горчаков—Орлову, 1 августа 1874 г. (курсив наш. — A. Sf.).
sl DDF, v. I, № 278, Лефло — Деказу, 29 января 1874 г.
пагпплпйть как обещание использовать свои вес и “TLT’pvcZJ mop^a Va того, чтобы обуздать агрос-
н^срення Германии. Имение так - в основном пра-виХ- понял позицию русского правительства Лефло. В до-ГеХи Деказу И февраля 1874 г. Лефло говоря о возможности нападения Германии па Францию, писал:«В этом случае я верю, что мы можем рассчитывать на дружеское вмешательство России, вмешательство, конечно, тайное и чисто дипломатическое, но та кое. что заставит задуматься нашего врага и окажет нам значи тельную моральную поддержку»52. _
Позиция, занятая Россией в 1874 г., была продолжением той же липни русской дипломатии, учитывавшей, что интересы Рос-сип не допускают того, чтобы Франция была окончательно сокрушена победоносной Германией. Дальнейший рост германской мощи в Европе был пе безопасен для России. В лице Франции создавался естественный противовес Германии, и усиление Франции соответственным образом означало ограничение германских стремлений к гегемонии.
Все попытки Бисмарка внутри союза трех императоров добиться поддержки Россией агрессивных планов Германии против Франции неизменно наталкивались па сопротивление русской дипломатии. Александр II во время повои беседы с Лефло 11 февраля подтвердил ранее данные завереппя. «Его величество кажется крайне недовольным неистовой политикой Берлина», — до-
’ ^ гКая Аппл°матия не была склонна играть па
'й *“
столице с почетом и вХанЕ' °И/ЫЛ ПрПНят в РУССК0Й Император дал ему аудпенппш Л адссь Dcex очаровывал, стоялись обстоятолышЛеселы с ГпХД 38 ЭТИ« еетествеппо, со-влиятелъиыми липами. Всегда у™к8К°В“М’ ЖоМ1П1и и другими человеком трезвого, практические	Гонто-Бирон был
леиия после продолжительной беседы с А° Л свои впечат-резюмпровал в следующей сх-хой А".. М' Горчаковым он ™„u пли нллюзийЛа^а, «йнтопрДИ0Йж0Т Вся™х пг'еуве-виюЫв°заатпОдаЯЛаСЬ; ’<ИКаК0Г0 и”меренадКпо^аПЦПИ; >Ке™е,
^ХМП Герма1
“ л.	Деказу, 12 февраля im	«71-1879.
Этп впечатления довольно точно передавали отношение официальной России к Франции Мак-Магона. Они должны были рассеять необоснованные иллюзии, возникавшие в некоторых общественных кругах Франции, что Россия чуть ли но готова заключить формальный союз с Францией. Например, в протоколе заседании совета министров, хранившегося у Эжена Кайо, от 7 ноября 1874 г. был записан пункт: «Заключить союз Франции с Россией»55. Запись была наивной. Конечно же Гопто-Бирон гораздо трезвее и ближе к истине оценивал положение. Ни о каких формальных обязательствах со стороны России в ту пору, когда французская армия лишь вводила на вооружение ружье Гра и готовила переход от трех батальонов к четырем в составе полка, не могло быть и речи.
Обращение к Петербургу преследовало не эту цель. В суровое время, когда в Версале и Париже отдавали себе отчет в том, как велика ненависть канцлера, Мольтке и других руководителей Германской империи к Франции5*5, одно лишь сознание того, что Россия, несмотря на союз трех императоров, не поддержит Германию в агрессии против Франции, имело огромное значение.
Тактика французской дипломатии уже определилась в полной мере во время франко-германского конфликта 1874 г. В основном опа сводилась к двум элементам: к известной и довольно значительной уступчивости ио отношению к Германии. В Париже понимали, что Франции приходится идти па значительные уступки для того, чтобы всякий раз выбивать у Бисмарка любой повод для превращения конфликта в войну. Но, уклоняясь от германских ударов, французская дипломатия за спиной германского канцлера настойчиво и активно стремилась к укреплению связей Франции с Россией. Она считала, что лишь при поддержке России возможио сохранение Францией ее независимости и самостоятельности, возможно предотвращение германской агрессии.
Эта политика была уже оправдана опытом. Через год после Франкфуртского мира Россия оказалась единственной державой в Европе, которая создавала препятствия для германских агрессивных планов против Франции. Сдерживая начиная с 1872 г. Германию, Россия оказывала Франции поддержку, давая ей тем самым необходимое время для восстановления сил, для возрождения.
*
Иа протяжении всего 1874 г. Германия вела против Франции так называемую «моральную войну». В наше время это называлось бы «холодная война» и это было бы ближе к истине. «Моральная война» выражалась в резких, грубых нападках герман-
55 1. Calllaux. Mos memoires, v. I. Paris, 1947, p. 47.
и АВПР, ф. Канцелярия, 1874 г,, д. 114, л. 63 об. Орлов — Горчакову, 11 (23) декабря 1874 г.
ской печати на Францию, во враждебных выступлениях канцлера
ИЗКЧ^	так нааыва™ая <<м°-
ра^ТвХа» перерастает в конфликт, провоцируемым, как и ^^ХТжавте^авХТкруги юнкерско-буржуазной Гепмаии на новую войну против Франции, были все те же: стремление сокрушить Францию раньше, чем опа полностью Zb станет па нога, превратить ее в вассала Германской империи. С конва 1873 г—начала 1874 г. эти агрессивные намерения были усилены охватившим страну экономическим кризисом. Как известно, первые годы Германской империи были временем «грюндерства», небывалого хозяйственного подъема. За три с половиной года (с июля 1870 г. по 1873 г.) в Пруссии было создано почти в два раза больше акционерных обществ, чем за предыдущие 70 лет55'. Тем острее поразил мпровой акопомическпй кризис 1873 г. Германию. В отличие от Фрапцпп, где кризис не был ни глубок, ни длителен, в Германии он проходил в крайне острых формах — сопровождался грандиозными крахами п банкротствами, привел к резкому падению производства. Сильнее всего кризис поразил тяжелую промышленность, особенно металлургию. Вся «металлургическая промышленность Германии. .. повержена в прах» м, — писал немецкий экономист, современник этих событий. Сходная картина наблюдалась и в других отраслях промышленности ®°.
B°?L“°raa бЫ реЗК=° изменить положение вещей. Военные заказы вновь оживили бы заводы Круппа и Бопзнга пали бы “з^о“гЯйнИ 18&T®^5?i гГ’е₽м“я Хга^маТм и Моли“ШоТта/0™^ °Иа ПвДаро«^ала вполне материальную подпочву. Не ^еХЦК°ИмбУ.рЖу,азии имел ор».	iX™" «N.uon.l-Zeumg.,
ными нападками против Франщпг ’ закусив^™ самыми ярост-к войне.	F иди’ закУсив удила, она рвалась
предсХтЦ^НаадКьного мбратая^В " ГРУ5° °т°звался о БкиМ
»этк₽ито “Хияо	\Б*
Jx? *
" ibidem.	гавевсЬ1сЫе, 1815_
’-?* М-МЭЗТ^стр 176—1а\ИПп-1М *М1,Ровыв жоНОМп_
u<?u'schlan<L
Были и иные мотивы, побуждавшие Бисмарка именно в 1875 г. идти на обострение ситуации.
Сложная, длительная игра, которую пачиная с 1870 г. германская дипломатия вела в Испании, .закончилась непредвиденно полным провалом. После того как Германия активно, перед всем миром, поддерживала Серрано — герцога де ла Торре, надеясь с помощью его услуг включить Испанию в русло германской политики, то как регента, то как премьера, после того как она его признала президентом, Серрано был низвергнут, и европейские правительства с оскорбительной для Германии торопливостью признали Альфонса XII законным монархом Испании. То было крупное поражение германской дипломатии. Хотя Германия по необходимости и последовала примеру остальных держав, деваться было некуда, и, дезориентируя Деказа, Бисмарк уверял, что в интересах Франции и Германии якобы было бы найти общий курс по отношению к Альфонсу XII61, все же оставалось впечатление большого конфуза. Французская печать не скрывала своего удовлетворения происшедшим62.
Испанские события влекли за собой и иные следствия. До сих пор Франция со всех сторон — на востоке (Германия), юго-востоке (Италия) и юге (Испания) — оставалась во враждебном окружении. Ныпе следовало ожидать, что с появлением Альфонса на испанском престоле полумонархистская Франция установит с испанскими Бурбонами добрососедские отношения и, следовательно, обеспечит надежный тыл па юге.
Перед Францией открывались перспективы выхода, хотя бы частичного, из той изоляции, в которой опа находилась до сих пор.
Все это лишь побуждало правящие круги Германии торопиться с разжиганием нового конфликта с Францией.
Но главное по-прежнему было связано с Россией.
1874 год показал, что без поддержки России нечего было думать об активной политике на Западе. Ключи от Парижа по-прежнему хранились в Петербурге. Именно для этого — обеспечения благожелательного отношения России к германским планам па Западе — в Петербург был отправлен в феврале 1875 г. с особой миссией Радовиц, германский дипломат, пользовавшийся личным доверием Бисмарка.
В обширной исторической литературе, посвященной «военной тревоге» 1875 г.63, вопрос о миссии Радовица нельзя считать вы-
01 Arch, da min. des aff. etr., 079. Allemagne, v. 16. Донесение из Берлина от 1 января 1875 г.; см. также v. 17, ff. 29а—30. Enlretion du Due Decases avec le prince de Hohonlohe, 9 mai 1875.
32 Например, «Journal des Debates (2—3.1 1875) оценивал свержение Серрано как «поражение Бисмарка».
63 И. Hertfeld. Die deutsch-franzosische Kriegsgefahr von 1875. Berlin, 1922; H. Plehn. Bismarcks auswartige Politik nach der Reichsgriindung. Berlin, 1920; G, Hanotaux. Histoire do la France contemporaine, v. HI; см. также fl. Holborn. Bismarcks europSische Politik zu Beginn der siebziger Jahre
Апттгипые материалы — ни МИД СССР, пи ясяенным до конца.	министерства - также не дают
- -- ее полпото-и **жо даж™ даХе, «<™рнми располагают историки, позволяют ви-X гла5н^ в миссии Радовица и ставить ее в прямую связь с германскими планами новой войны против Франции.
Офвдиальным мотивом поездки Радовица в столицу Российской империи была болезнь ненецкого посла в Петербурге кп. Рейсса; Радовиц должен был его замещать. Но такое объяснение мало кому показалось убедительным; Рейсса замещал, как обычно в таких случаях, поверенный в делах. Гонто-Бирон в письме к Деказу 6 февраля 1875 г. сразу же обратил на это внимание и заподозрил в этой миссии нечто скрытое 6\ Вопреки успокоительным заверениям, которые он получил от австрийского посла, он высказывал предположение, что Бисмарк направляет в Петербург «активного и ловкого агента, который по свому рангу, равному послу, сможет вести наблюдение, а в случае надобности, может быть, и давать советы по вопросам русской политики по отношению к Порте»65.
Нельзя не воздать должное проницательности Гоито-Бирона: он сразу же, еще до того как Радовиц приехал в Петербург, верно определил, в каком направлении будет действовать германский дипломат. На другой день Гонто-Бирон встретился с Убри, русским послом в Берлине. Убри рассказал ему о двух беседах довтайпХт, в™чвски ^покаивал своего коллегу- миссия Ра-кроме * так же (как это пнлпп лавного Уорн Гонто не сказал: он что за миссией Радовица скрываетТя^о" ГорчаковУ) подозревал, Бирон платал ему тем же^ пи I * ечто неизвестное66. Гонто-посла; оба дипломата притворялие1еппнпарИВаЛ ьшения русского вечер Гонто-Бирон направил п ’ °®понимаюЩими. Но в тот же в котором со всяческими оговорками °6 донеС0иие Деказу, привезет ли Радовиц в-Петербург 4нп«Л.а3ал пР0Дположение, не ния между двумя империями»81; 0т0рые проекты соглаше-
1 онто-Бирон не ошибся -........................................................
" АВПР, фХяцелярня, «и г	' 16’ «• «9. 130.
(в апреля) 1875 г.; «Красны» л- 1г2- Убр«_г
• *оЗа, 80
Что п ту пору могло более всего интересовать Петербург? В Берлине полагали, что это восточный вопрос. Радовиц как бы между прочим дал понять, что Германия готова отнестпсь сочувственно к русской инициативе па Востоке, т. е. оказать ей необходимую поддержку. Сказанное было услышано; тогда Радовиц счел своевременным высказать мнение, что в Германии со своей стороны ожидали бы, чтобы Россия предоставила Германии свободу действий па Западе68.
Радовиц был достаточно опытным дипломатом, чтобы пе сливать эти два предложения в одну строку; он выполнял возложенное на него деликатное поручение на должном уровне. Между беседами были интервалы, разговор уходил в сторону, касался второстепенных — балканских вопросов, но в конечном счете возвращался к главному. За спипой Радовица незримо присутствовал Бисмарк; его инструкции определили поведение германского дипломата. Общий смысл переговоров в конце концов сводился к следующему: мы готовы содействовать вам, русским, ла Востоке при условии поддержки нас, немцев, па Западе.
Но Россия отнюдь пе была склонна поддерживать германскую агрессию против Франции. В Берлине пе могли (своевременно во всяком случае) знать, что в тот самый депь (5 февраля), когда Радовиц выехал в Россию, князь Горчаков в Петербурге дал весьма многозначительный совет французскому послу: «Я могу Вам сказать лишь одпо: будьте сильными! Будьте сильными!»69. Горчаков и ранее осуждал германские агрессивные планы против Франции и теперь в переговорах с Радовицем не обнаружил ни малейшей охоты идти навстречу германским предложениям. Намеки Радовица не встретили у русского министра ни понимания, ни тем более сочувствия. Радовиц вернулся в Берлин с пустыми руками; соглашение не было достигнуто70.
В Берлине все же решили действовать.
68 Arch, du min. des aff. dtr., v. 250. S-t Petersbourg. Corr, pol., f. i4S (15 fev-rier 1875); ff. 170—172 (12 mars 1875); ff. 178, 179 (21 mars 1875) (в DDF под № 572 тот же документ ошибочно датирован 25 марта 1875 г.); ff. 183—189 (25 mars 1875); ff. 212, 213 (21 avril 1875); DDF, v. I, № 394; H. Holborn. Op. cit. (см. в приложениях письма Бисмарка Радовицу 27 февраля 1875 г. и Радовица Бисмарку 7 марта 1875 г.): G. Hanotanx. Op. cit,, v. III, p, 247; В. M. Хвостов. Дипломатия в новое время. М., 1983, стр. 45—54; Ю. В. Борисов. Русско-французские отношения после Франкфуртского мира. М., 1951, стр. 201—208; А. 3. Манфред. Внешняя политика Франции. М., 1952, стр. 148—150.
ce DDF, V. I, № 354. Лефло — Деказу, 5 февраля 1875 г.; И. Holborn. Op. cit.:
А. С. Ерусалимский. Военная тревога 1875 г. — «Ученые записки Института истории РАНИОН». М., 1925; В. М. Хвостов. Указ, соч., стр. 45—54.
" Arch, du min. des aff. 4tr„ 071. Allemagne, v. 16, ff. 183, 193, 207—210.
См. также Arch, du min. des aff. 6tr., v. 250. S-t Petersbourg. Corr, pol., 1875, ff. 212—213. Лефло — Деказу, 21 апреля 1875 г.; DDF, v. Г, № 394;
H. Holborn. Op. cit., особенно прилож. 19; В. М. Хвостов. Указ, соч., стр. 54; A. Dreux. Op. cit, р. 114—119; J. Broglie. La mission de m. Gon-taut-Biron a Berlin, 1896, p. 213 и след. Лучше всех миссия Радовица изложена В. М. Хвостовым.
6 А. 3. Манфред
81
=<. ™ отъезда Радовица в Петербург, 3 февраля, Еще за два дня до от *л0 бельгийСКому правительству германское правительство Р	чтобы вызвать конфликт
резкую ноту, ясно расе	ПОСЛужилп вымышленные или
С006'
^Герман^	предлогом
потребовало от бельгийского, чтобы оно навело в стране порядок и для этого измелило бы законодательство королевства. Это бес-ппевддектпое требование означало по существу вмешательство во внутренние бельгийские дела и отрицание суверенитета Бельгии.
За первой йотой последовала вторая, затем третья; Бисмарк уверял, что у пего в запасе еще 10 нот72. Но и первых было достаточно — в Бельгии были напутаны до крайности, там ожидали германского удара73.
Одновременно, руководимая единой режиссурой, германская печать подняла весьма резкую по форме кампанию против Бельгии. Однако скоро уже стало заметно, что главный огонь перемещается с Бельгии на Францию.
9	февраля «Kolnische Zeitung» опубликовала статью, произведшую удручающее впечатление во Франции. Статья предупреждала, что в случав войны между Францией и Германией последняя, в интересах безопасности, оккупировала бы Голландию74. Это откровенное выступление немецкой газеты доказывало, что и Бельгия, и столь же открыто названная Голландия не представляли для Германии самоцели; то были лишь фланговые ма-Фр^ии" Подготамтаемого Фронтального наступления против
о»'этмэт«таб™“° ” М
численность, но существенное значение ^вличивала свою пость, сколько вооружение армии.	” Ие с,голько числеп-
71	к™"** ‘Nord-Tteulsclio AUgomeine Zeit.m»
Dwf	Л0СЛ* " дЖЖе "«“несении
” ‘Франко-германский крианс 1875 г» Пиеипгп л г-	в ₽Я г’
п врхив», т. 6 (Щ), стр. 131 Пр явсп- А. ВрусалимСКОго
t ,87S Uure 7—
" Цит. ио: «La Mpnblique Franpaise», Ц.Ц ig75	‘1аГоп Baudo
Тревожило ли это па самом деле германский генеральный штаб?
Пи в малой море. Второе бюро французского генштаба имело точные сведения, что германская армия мирного времени располагала 382 тыс. солдат, 17 тыс. офицеров, а в случае войны была бы помедлеппо доведена до 1 млп. 300 тыс. солдат, 31— 35 тыс. офицеров, не считая резервов75. Количественное,' да и качественное превосходство германской армии над французской было подавляющим.
Шум, поднятый в Германии по поводу французских вооружений, имел чисто провокационный характер. В Берлине были превосходно осведомлены о состоянии французских вооруженных сил и о подлинных намерениях и возможностях Франции. Даже воинственный Арпим накануне своего ухода с поста посла в докладе пе Бисмарку, а непосредственно императору, отрицал какую-либо военную опасность со стороны Франции. «Для меня пе подлежит никакому сомпепиго, — писал Арним кайзеру, — что во Франции ни одно лицо, которое управляет или будет в близкое время управлять, не считает возможной войну с Германией илп даже желательной в близкие годы. Эта покорность судьбе основывается единственно па убеждении, что для Франции потребуется еще длительное время, чтобы опа могла попробовать с шансами па успех вступить в схватку с германской армией»76. Сменивший Арнима в Париже кпязь Гогенлоэ, в противоречии с тенденциозными, для определенных целей написанпыми отчетами военного атташе майора Бюлова77, также ответственно утверждал, что в ближайшее время о военной опасности со стороны Франции не приходится говорить78.
Но Бисмарка, Мольтке подобного рода информация не устраивала; они преследовали другие цели.
4 марта императорским указом был запрещен вывоз из пределов Германии лошадей. Официозная германская печать сообщила, что эта мера принята в связи с намерением французского правительства закупить в Германии 10 тыс. лошадей79. Бисмарк в беседе с Убри поспешил его уведомить об этой мере. «Обычно, — сказал Бисмарк, — указ, запрещающий вывоз лошадей,
75 Arch. min. de la guerre. 2-mo bureau, № 27. Drosde, 31 mars 1874.
78 «Le Precis d’Arnim». Beceuil complet des documents politiques el autres pieces a 1’audience publique (далее — «Proces d’Arnim»). Paris, 1875, p. 161. Арним— Вильгельму I, 11 апреля 1874 г. Следует отметить, что зто письмо Арнима, опровергающее версии германских историков о франкогерманских отношениях 1871—1875 гг., редакторами Gr. Pol. в соответствующий том не включено.
77 Гогенлоэ был назначен послом в Париж 28 февраля 1874 г. — Gr. Pol., Bd. I, № 156, Anlago. Отчет Бюлова, 1 марта 1875 г.; № 159. Отчет Бюлова, 11 апреля 1875 г.
78 Gr. Pol., Bd. I, № 156. Гогенлоэ — Бисмарку, 2 марта 1875 г.
78 DDF, v. I, № 358; Gr. Pol., Bd. I, № 155 и след.
пппотом Ио в данном случае она
J^^XS^SU. — у — « *«“»“ СБЗа2т°выв0за лошадей пз Гермапип. по мнению осведомлоп-ных Хтшиков событий, был мерой, принятой в общей связи е вооншьш приготовлениями Германии. В Париже знали, что, например в ГеРмаи,,я пыве:'ла б°Лее 25 ТЫС' 'Т^011 ” Sa свыше GU тыс.81 Какое значение в свете зтпх цифр могли иметь 10 тыс. лошадей, которые кстати никто не собирался покупать? В Париж вскоре стали поступать и другие тревожные сведения. Еще ранее, в 1874 г. во второе бюро в Париже поступили сведения из Дрездена, что подготовка к войпе идет столь интенсивно, что следует полагать, что война «не только неизбежна, но и близка»82. Декаду сообщали, что германское правительство заключило с военным заводом в Вепе договор, по которому Германии в течение трех месяцев должно было быть поставлено 50 млн. патронов. Сходное соглашение было заключено и с Круппом, обязывавшимся сдавать по 400 полевых пушек в месяц83. По донесениям, поступавшим в Париж, во второе бюро, Круппа вызывали в Берлин и резко критиковали за то, что оп продает оружие Австрии и Италии. От него требовали ускорения вооружения армии84.
С первых чисел апреля германская печать резко усилила фрапцузскпх вооружений. 3 апреля бавар-сти со сто^ош/фпй^п* пЛедостеРегала против военной опасно-пие Фпанпии и в ™-И' ‘Нельзя отрицать, что мощное вооруже-заверениях». 5 апреля* в «Кб!S₽7 ч™ ® миРолюбивых ♦Новые союзы», вызвавшая смятеипе^^^’ появмась статья инспирированной Бисмапком ,? Ев₽опе- В этой статье, аввшись с Италией и Австриёй^гото^иХ00®’ ЧТ° ФРанйия> сбли' тив Германии S5. 9 апреля в ♦!’osTraS® ванввв™ю удара про-зостью к канцлеру, появилась еще бол™ ’0,,ИЗВестн°и своей блп------_-------	ызывающая статья «1st я DDF, V. I № 371 35Q oR-
(18.1V 1875), ссылав м « ”“кавои поч«м «U цд1?ЛОподУ покупки Франция купила за границей 1500И<! ИСТо,К1«и, соо^ли!1440 FraiH'aise» мании.	равицеи 1.Ю0 лошадей, ^выдала, что в 1875 г.
°79-	V ш ~ВС0Г° 321 ” ГСР'
«’ Л аЬв“‘п-* U gu’erre- 2-»“bwMu мМ5 ' 181~182а- Лефевр «	2 i«in 1874
J г-5 см. также
der Krieg ini Sicht?» («Предвидится ли пойла?»), в которой pert бплитпровалась Австрия, ио еще резче развивался тезис о ре-вапшпстских намерениях Франции. 10 апреля со статьей о военной опасности со стороны Франции выступила официозная «Nord-Deutsche Zeitung» 8в.
Случайна ли была эта серия статей, нагнетающих политическую температуру? Было очевидно, что единодушные выступления германской печати направляет какая-то дирижерская палочка, что всей этой газетной войной руководит германское правительство.
14 апреля Убри сообщал Горчакову о беседе, происходившей между Бисмарком и кронпринцем несколько дней назад. Бисмарк говорил кронпринцу, что «война представляется ему неминуемой», что, «по расчетам канцлера, потребовалась бы 14-летняя оккупация для того, чтобы вполне справиться с Францией». В бельгийских кругах считали, что Германия имеет в виду аннексировать Люксембург и Бельфор и наложить па Францию контрибуцию в 10 млрд, франков. Орлов сообщал о другом варианте: Германия имеет в виду оккупировать Францию на 20—25 лет, наложить па нее огромную контрибуцию, т. е. превратить Францию па четверть века в полного вассала Германии86 87. Мольтке в беседе с английским послом, говоря о французских вооружениях, заявил: «Не та держава желает войны, которая ее начинает, а та, которая предпринимает мероприятия, вынуждающие другую державу выступить» 88.
Смысл этих речей был вполне ясеп: Германия должна «опередить» Фрапцию. Фоп Бюлов, статс-секретарь германского министерства иностранных дел, также утверждал, что если он лично готов поверить в то, что французы «не имеют в данный момент враждебных Германии намерений», то германский генеральный штаб смотрит на это иначе: «Оп считает, что конечной целью французских вооружений является война против Германии, и учитывает все связанные с этим последствия» 89. Бюлов счел также нужным предупредить, что «оптимизм г-на Гон-то-Бпрона ему представляется, преувеличенным»90, и дал понять, что для этого нет достаточных оснований.
Вряд ли совпадение этих сведений было случайно. Если пет документов, в которых германское правительство точно изложило бы свои реальные планы, то мпогочисленные донесения из различных источников, совпадающие в главных чертах, позволяют
86 DDF, v. I, № 374; Gr. Pol., Bd. I, № 160; В. M. Хвостов. Указ. соч. Статья в «Post» воспроизведена у Lucius von Ballhausen. Bismarck. Erinnerungcn. Berlin, 1920.
87 «Красный архив», т. 6 (91), стр. 119—123.
88 В. М. Хвостов. Указ, соч., стр. 50.
88 Arch, du min. des off. 4tr„ 079. Allemagne, v. 17, f. 28a. 9 mai 1875.
M Ibid., f. 28.
Засекреченное донесение агента на Германии во втопое х генштаба от мая 1875 г. и расшифповна *Раш*Узекого (Архив военного министерства Франции)
утверждать, что в Германии в высших военных и правительственных кругах существовали планы военной агрессии против франции.
В Париже стремительное развитие конфликта породило серьезную тревогу. Правительство, опасавшееся бурной реакции демократических элементов страны, сохраняло конфликт в строгой тайно. Более того, после статей в «Post» и «Nord-Deutsche Zei-tung» И апреля, как о том сообщили газеты, президент Мак-Магон, Деказ, генерал Абзак, Гонто-Бирон и ряд министров присутствовали на большом приеме в германском посольстве. Монархистское правительство старалось держать страну в неведении. Опасение острых социальных конфликтов определяло осторожную политику де Бройля—Деказа.
С первых же дней тревоги французское правительство держало в курсе всего происходящего русское правительство. Опыт послевоенных лет, в особенности 1874 г., показал, что рассчитывать на помощь можно только со стороны России. Деказ теперь вновь ориентировался на нее.
12 марта Деказ отправил Фаверией (французскому поверенному в делах в Петербурге) пространную инструкцию. «Залогом
(Окончание донесения)
сознание того, что _ присущим ей авторитетом, сумеет
»»««"- П-^=ХХ^ссип о помощи. Четырьмя дпями раньше примерно то же он высказывал царскому послу Орлову 99. 25 марта Деказ снова повторил ту же просьбу в другой форме. Он поручал поверенному в деках подробно информировать 1 ор-чакова и спросить его мнение о создавшейся ситуации .
Лефло, находившийся в Версале, возвратился в Петербург 11 апреля. 12-го имел беседу с Горчаковым, 15-го был примят царем. Лефло сумел убедиться, что здесь существует уже вполне определенное отношение к происходящему.
Горчаков, в марте в беседах с Фавернеп высказавший благожелательное к Франции отношение94, дал теперь Лефло еще более определенные заверенпя. «На все этп так называемые «угрозы» может быть только одпн ответ — будьте сильными, очень сильными»35. «Позвольте Вас уверить еще раз, — сказал Горчаков,—что все усилия России будут направлены на то, чтобы сдержать нетерпение Берлина и дать там преобладание идеям мира и умеренности»96.
На аудиенции у Александра II Лефло уже прямо просил его о вмешательстве*. «Франция... надеется на Ваше могущественное вмешательство, чтобы предотвратить угрожающую ой опасность». Ответ Александра превзошел ожидания посла. Царь повторил примерно то же, что говорил Горчаков, и при этом сказал*. «Ьсли бы Германия все же начала кампанию без причин или по ложному предлогу, то она оказалась бы перед лицом Европы в таком же положении, как Бонапарт в 1870 г. И это, - добавил оп, оудет па ее страх и риск» 97.	”
же беседагЛ далмейшем царь дал еще более ответст-ое °бещапие: «Не тревожьтесь, мой дорогой генепал vrnn копте Ваше правительство и скажите ему, что я напетп'<ч.УСП° наши отношения останутся такими же, как сТгодпя Т ?’ ЧТ° » чпж.Л „„„ <*„ „р.„;йа!1„“™™-~
•' DDF, у. I, № 370.
ю Р»м	1875 Г” Д' 881 л* 83* °Рлов-Горчакову 24 d
. s„*." s-ф / “ *•-
S Л"'	" «' «—• ’• *»• I W Л..,„о ’ '
*	Ibid ft. 207а—208; ср. DDF v 1 М чт	ДекааУ. 20 ап-
*	1ыЬ W М Ж- 211
‘	в iff*	царя Иадаг
вполне отчетливо: 1870 г. А кументы архпва е налагается иначе-
яиРсо читаются
чему я no хочу верить — Вы подвергаетесь однажды опасности, Вы это узнаете очень быстро. Вы это узнаете от меня»98.
В правящих кругах России были обеспокоены опасностью войны Германии против Франции. Сравнение образа действий Германии против Франции с поведением Наполеона III, употребленное Александром в беседе с Лефло, он неоднократно повторял во время докладов военного министра Милютина.
Высшие военные руководители были также озабочены создавшимся положением. Генерал Обручев представил Милютину докладную записку. Обручев указывал, что «затруднения, в которые Пруссия ныне поставлена борьбой с папизмом, должны повести к общей европейской войне»; Обручев считал, что она ближе, чем думают99. Милютин, который вначале не придавал слухам значения, 2-4 апреля записал в дневнике: «Кажется, Обручев прав, и дело оказывается серьезнее, чем до сих пор представлялось». Оп решился представить записку Обручева царю100. Таковы же были настроения Орлова в Париже 101.
Позиция, занятая правящими верхами России в дни франкогерманского конфликта, имела крупное политическое значение. Последствия этого не замедлили сказаться.
В середине апреля, когда опасность, казалось, придвинулась вплотную, напряженность внезапно стала ослабевать, военная тревога пошла как будто на убыль.
Еще 13 и 14 апреля Лефевр де Бегеи сообщал из Мюнхена о том, что в военном министерстве было созвано совещание генералов, и начальник баварского генерального штаба генерал Бот-мер держал речь, в которой уведомлял баварских высших офицеров о том, что в близком времени следует ожидать войны102.
Ио через день многое изменилось. Германский статс-секретарь Бюлов в беседе с Гопто-Бироиом в дружеском топе стал убеждать своего собеседника, что надо относиться с недоверием к преувеличениям газет, что в поднятом шуме повинны биржевые спекулянты и что, «если мир между нами будет царить в течение ста лет, — это все, что я желаю» 103.
В тот же вечер, 15 апреля, на балу у принцессы Гацфельд германский император, встретившись с кпязем Полиньяком, французским военным атташе, сказал ему: «Нас хотели поссорить, теперь все миновало, все совершенно миновало». Тогда же, в беседе с австрийским военным атташе Вельсерсхеймом, Вильгельм повторил, что удалось выйти из серьезного кризиса, гро-
“ Arch, du min. des aff. 4tr. Russia, v. 250, f. 211.
“ Д А. Милютин. Дневник, т. I, 1873—1875. Под ред. П. А. Зайончковского. М., 1947, стр. 193—196.
100 Там же.
101 АВПР, ф. Канцелярия, 1875 г., д. 88, л. 434. Орлов — Горчакову, 26 апреля (8 мая) 1875 г.
‘“2 DDF, v. 1, № 385, 387.
>оз DDF, v. I, Jft 392. Гонто-Вирои — Деказу, 17 апреля 1875 г.
правильны, он не был
документов, позволяю-русское правительство представление герман-
а„пй между Францией и Германией, и что теперь лившего войной между
° ИС4тНоеХвна^айзтРаеразительная перемена политических на-строенмй в Берлине и чем она была вызвана	топ	й
Мирные заверена кайзера новый
ХХько^ещ^то бы™ решено круто изменить политику и Хвать “ачату^ против Франции кампанию. Германские пра-круга, в первую очередь Бисмарк, фактически РУКоводав-S германской политикой тех лет, видимо, приняли Ре“®°«® Сказаться от задуманного плана развязывания войны против Франции. Надолго ли? Это было трудно сказать. Но изменение тактики было бесспорным.
Но что могло вынудить к этому?
Разгадку этой внезапной метаморфозы пытался дать граф Вельсерсхейм. После упомянутой беседы с Вильгельмом I о франко-германском конфликте он высказал мнение, что с Севера были сделаны представления и они оказали определяющее влияние на решение вопроса. Гонто-Бирон, передавая это мнение Вельсерс-хейма, добавлял, что «если эти сведения	zr"~
бы этим удивлен» |Ю.
В распоряжении историков пока нет щих утверждать с определенностью, что еще до 15 апреля сделало официальное скому правительству по поводу франко-германской военной тревога. Известно, что такое представление, и притом в форме наиболее авторитетной — из уст царя, было сделано генералу Вердеру, германскому военному атташе, 21 апреля10в. Это не исключает того, что такие представления могли быть сделаны и раньше до 15 апреля; может быть, они были сделаны в иной форме или не были зафиксированы в документах; может быть, позднее будут найдены и соответствующие документы; существенного пХХ™ °Ле Имеет- Незавитамо от того, бы™ ^Тдаланы £з Петербурга прямые представления германскому правительству до 15 апреля или нет, общее объяснение поворот™ политики можно и должно связывать с позицией Велъсерсхейма и Гоито-Бирона о решающем влияв™ Ра поворот берлинской политики имело поп собой п НИИ "оссии па пия.	" собой прочные основа-
Как известно, Бисмарк считал поддержку Рав-
ным условием успеха германских наступав™,™ и непРемен-паде; без русской поддержки идти на np^™L,aW® На За’ дней Бисмарк не рисковал; этому убеждению он и^пикт с Фран-до конца своей политической деятельности оставался верен
- Gr. Pol, Bd. !, № „о. ВвРдвр_Ввльгельиу L м апрвля 1875
Уже неудача миссии Радовица сама по себе должна была насторожить Бисмарка и его помощников. Но в Берлине могли еще рассчитывать — хотя и без больших оснований к тому, — что в ходо конфликта удастся представить Францию нападающей стороной и, может быть, добиться па каких-либо условиях обеспеченного нейтралитета России. Последующий ход событий убедил в противном. Позиция России, как это видпо из всего предыдущего, определилась с достаточной ясностью с начала конфликта. В Петербурге одобряли увеличение состава французской армии; провести русских криками о «колоссальных вооружениях» Франции пе удалось. В русских правящих кругах (царь, Горчаков, Милютин, Обручев, военные руководители) сложилось прочное мнение о том, что новой войны Германии против Франции допустить нельзя. Таков был в конечном счете смысл всех заверений Горчакова представителям Франции и в марте, и в апреле. Напомним, что и совершенно определенные, ответственные заявления Горчакова и царя об их решимости добиться «преобладания идей мира и умеренности» в Берлине были даны: первым — 12-го, вторым — 15 апреля. Понятно, что это не была внезапная импровизация; канцлер и царь могли высказать французскому послу мнение лишь уже вполне устоявшееся.
Мог ли Бисмарк, его сотрудники и помощники оставаться в неведении относительно позиции петербургского кабинета, которой они придавали решающее значение? Понятно, нет. Это должно было их специально интересовать. Германское посольство в Петербурге, конечно, должно было информировать германское политическое руководство о позиции, занятой Россией. Из других источников — от германских дипломатических и иных агентов за границей — германское руководство могло получить лишь подтверждение информации, поступавшей из Петербурга.
В официальных представлениях из Петербурга не было в сущности надобности. Отношение России к конфликту, развязываемому Германией против Франции, определилось с такой ясностью, что в Берлине, не дожидаясь формальных представлений из Петербурга, должны были сделать выводы. Они и были сделаны германским руководством 15 апреля, когда по всей линии аптифранцузского фронта прозвучал сигнал к отбою.
Россия и на этот раз своей позицией заставила Германию прервать развернутое и широко задуманное наступление против Франции и отступить.
*
Обострение кризиса, видимо, миновало. Главная опасность, по ряду признаков, осталась позади. Однако было еще неясно, закончится ли конфликт мирно и каким образом.
И в той, и в другой стране еще пе остыли разбуженные военной опасностью страсти, еще не миновало состояние тревоги. 21 апреля Гонто-Бирон встретился на обеде в английском посоль-
BhJoh поставил W®A «^сед» вопросу мГТтряяРстГт Германии вет подобного рода планов. Одпако i х’оГд^ьиейшёй беседы Радовиц высказал мнение, опровергав только что сказанное. Радовиц указал, что есть некоторые причины, которые заставляют Германию торопиться с войной против Франции. «Можете ли Вы утверждать. - говорил Радовиц Гонто-Бирону, — что Франция, восстановив свое благосостояние, реорганизовав свои военные силы, не найдет тогда союзников, которых ей недостает сегодня, и чувство обиды, которое пе может иссякнуть, и вполне естественно, вследствие потери двух провинций, не приведет неизбежно к объявлению войны Гермами? И если мы дадим Франции возможность восстановить свою мощь, не должны ли мы тогда всего опасаться?» «Но если реванш есть затаенная мысль Франции, а она не может быть иной, — продолжал Радовиц, — то зачем нам откладывать атаку до тех пор, пока опа, Франция, пе стапет мощной и пе заключит соглашения с союзниками?» 107.
Эта беседа Радовица с Гонто-Бироном и в самом деле, как писал французский посол, была немаловажной. Радовиц вольно или невольно раскрыл затаенные мысли германского политического руководства. Он признал воинственные намерения Герма-нии и дал обдуманное обоснование идее превентивной войны, которая, видимо, действительно владела умами рейхсканцлера и руководителей германского генерального штаба.
Гонто-Бирон возразил Радовицу, что если принять такую точку зрения, то нельзя вообще сохранить мир в Европе «Пред-
«родственная опасность германского вападепия	Неио’
двинулась, но завтра она могла снова вХЛ ф₽аЩию ото-могла потребовать от Франции прекращен»® “КНуть' ГвРМаиия Гонто продолжал считать, что в да^ы^1“ “00pyK5eHI^- Хотя однако, откровения Радовица раскрывали ™ Т кризис миновал,
	ПРев9НТИВНОЙ
г0ИТ0.Ви.
р«мятная записка Радовввд 12	Ва.^Д««азу,
р- с11-. р.
Нельзя было также игнорировать, что идея превентивной войны против Франции была в то время распространена не только среди военных, но и в буржуазно-юнкерской среде вообще. «Berliner Tageblatt» в эти дни писала: «Высшие военные авторитеты вполне убеждены, что новая война неотвратима и что пемного раньше будет лучше, чем позже... Если война неизбежна, то предпочтительнее самим начать наступление, чем дожидаться, пока атакуют». «Preussische Jahrbiicher» писала в этом же духе: «Если Франция хочет через два года начать войну, мы, может быть, будем обязаны, в интересах собственного сохранения, принудить се раньше к схватке. Только капцлер с помощью Мольтко может решить, когда придет время поставить Францию перед выбором между разоружением и войной»|0®. 22 апреля «Kolnische Zeilung» выступила с беспримерно резкой статьей «Германия и Бельгия». Статья была полна угроз против Бельгии, но задевала и Францию, а заканчивалась угрожающим предостережением: «... Не представляется пичуть невозможным, что один и тот же век увидит начало и конец бельгийского государства» 10в.
К этому времени стало известно о беседе фельдмаршала Мольтке с английским послом Одо Росселем ||0.
Мольтке в беседе с Одо Росселем дал попять, что война возможна. Правда, он сослался на то, что последнее слово остается за провидением, но на практичного Росселя гораздо большее впечатление, чем апелляция к астральному провидению, произвело мимоходом брошенное Мольтке замечание, что «у Германии нет хорошей границы с Бельгией».
29 апреля Деказ разослал циркуляр дипломатическим представителям Франции за границей, в котором воспроизводилась беседа Гонто-Бирона с Радовицем 21 апреля и все иные свидетельства агрессивных намерений Германии. Деказ решил «переиграть» Бисмарка. Деказ притворялся, что он верит каждому угрожающему слову немцев; он сообщал о них всему миру, он приводил все свидетельства угрожающих намерений Германии. Он бил тревогу в Европе и пытался втянуть европейские правительства в германо-французский конфликт. В заключительной части циркуляра Деказ, сообщая о наступившем в последнее время некотором умиротворении, с удовлетворением подчеркивал, что оно явилось результатом «мудрых п настойчивых советов» петербургского кабинета108 * 110 111.
108 Л. Dreux. Op. cit., р. 89—90.
,м «La Rfipubliquo Francaise», 27.IV 1875.
110 Arch, du min. des aff. <5tr., 079. AUemagne, v. 16. Донесения Гонто-Би-рона; ср. DDF, v. I, № 398. Гонто-Бирон — Деказу, 28 апреля 1875 г.
111 Arch, du min. des aff. 6tr., 079. AUemagne, v. 16, f. 315—335. Черновики циркуляра Деказа от 28 апреля 1875 г.; ср. DDF, v. I, № 399. Деказ — дипломатическим представителям Франции в Лондоне, Петербурге, Вене, 1'ааге, Риме (Ватикан и Квиринал) и Брюсселе.
Строя главные расчеты на поддержке России, французская дипломатия не отказывалась от привлечения в своих интересах и других государств.
Выдвигая на первый план бельгийско-германскии конфликт, французы старались напомнить англичанам их кровную заинтересованность в сохранении независимости Бельгии. Дсказ намеревался на этой почве пайти общий язык с англичанами. Поело образования консервативного правительства Дизраэли—Дерби, осенью 1874 г. в Лондон был послан послом граф Жарпак. Жар-нак был больше англичанином, чем французом, и больше романистом, чем дипломатом. Он был полуирландцем, жепат па дочери лорда Фолея и писал романы на английском языке, некоторые из которых, например «Рокипгем», пользовались в Британии популярностью. Казалось, он лучше, чем кто-либо ипой, был призван наладить дружбу с англичанами. Жариака встретили в Лондоне ласково, но на политику это нимало не повлияло 112.
Германские угрозы Франции и Бельгии вызвали в Лондоне немалую тревогу. «Дизраэли... был явно обеспокоен возможностью появления Германии у берегов Па-де-Кале и еще больше — перспективой нового разгрома Франции: наличие в Западной Европе двух соперничающих великих держав оставалось основной картой, апглнйской дипломатической игры», — справедливо определял позицию британского правительства В. М. Хвостов пз.
Следовало полагать, что в Лондоне не захотят допустить, чтобы слава устранения опасности войны и связанное с этим возрастание престижа в Европе достались единственно России.
Подчеркивание роли России в циркуляре 29 апреля, повторенное затем Гаваром в устной беседе с Дерби1Н, было правильно рассчитанным тактическим ходом. В тоже время Деказ пригласил к себе Бловица, парижского корреспондента «Times», и вооружил его взрывчатым материалом - фактами, доказательствами агрессивных замыслов Германии против Франции, против Бельгии а, следовательно, в конце концов и против Англии. 6 мая эта поп-водная мина, пущенная из Парижа, достигла своей цели и ваоп валась: в «Times» появились одна за другой сенсационные статьи Бловица. Эти разоблачительные статьи произвели в Лонтоне S ломляютцее впечатление115.	оше-
Но все же это были боковые линии деятелыт,,™ х дипломатии. В центре ее внимания по-поеж™^ I ФРанЧУа0К0Й сия; на ее помощи и поддержке строились вс/ пставалась Р°с" направлении были сосредоточены главные Ти'’ в этом дипломатии.	усилия французской
Ю Ch.. Gavard. Un diplomate i Ixmdres. Lotties at notes. 1871—1R77	-
1895, p. 200-230. Жаряак веком, в начало 1875 г„ аюропостижпп В. М. Хвостов. Укаа. соч., стр. 51.	тнжно умер,
ж DDF, v. J, J4 400. Гавар — Деказу, 2 мая 1875 г.
in piaieiti. Му Memoirs. London, 1903, р. ЮТ etc,
В тот же день, 29 апреля, наряду с общим циркуляром, посланным и генералу Лефло в числе других представителей за границей, Деказ счел необходимым специально обратиться к русскому правительству. Он по-прежнему возлагал на него главные надежды. 29 апреля Деказ продиктовал Альберу Сорелю, будущему известному историку, в то время работавшему у него секретарем, обширное личное послание генералу Лефло, в котором он обращался через посредство французского посла к русскому правительству за помощью. Это была официальная и открытая просьба о помощи1 *®.
Деказ писал, что вся надежда французского правительства па русское правительство, которое является «истинным арбитром европейского мира», и так как следует ожидать, что Германия приготовит сюрприз, то перед лицом этой вероятной опасности необходимо просить русское правительство о поддержке и помощи. В частности, Деказ указывал, что необходимо использовать предстоящий визит Александра в Берлин, чтобы добиться вмешательства России и ее давления на Германию. Деказ шел и дальше: осторожно он прощупывал почву — нельзя ли будет рассчитывать и на военную помощь России1,7
В тот же день, 29 апреля, Орлов доносил князю Горчакову: «В настоящее время французское правительство возлагает все надежды на благожелательность нашего августейшего монарха» 118.
Царь, ознакомившись с посланиями Деказа, был раздражен новым доказательством германских агрессивных намерений и еще раз заверил Лефло, что он не забыл того, что говорил ранее. Это означало, что Россия Францию не оставит. Правда, обещаний о военной помощи пе было дано, но Горчаков уверял, что до этого дело не дойдет: «Мы обеспечим мир, ие будучи вынуждены обнажать шпаги» 119.
Обращение Деказа за помощью было своевременным. Оно произошло в тот момент, когда кризис шел к своему завершению и когда решался вопрос, как и чем оп закончится.
Именно в эти дни, в конце апреля, состоялся обмен мнениями между Деказом н Гогенлоэ, германским послом в Париже.
Между Деказом и Гогенлоэ были три беседы. Первая — 28 апреля и две беседы — 4 мая. Первая беседа была сдержанной с обеих сторон. Деказ избрал тактику сплошной обороны: оп заявил, что в случае германского нападения па Францию он посоветует маршалу и правительству отступить за Луару и ожидать, пс производя ни одного выстрела, «пока справедливость Европы или бог не обернется против вас» 120 .
ив Л. Лгсих. Op. cit, р. 123 127.
иг Ibidem.
не «Красный архив», г. 6 (91), стр. 123.
и» С Hanotaux. Op. cit., v. HI, p. 253.
I» Gr Pol Bd. I, № 189; A. Dreux. Op. ciL, p. 102.
4 мая Гогенлоэ снова явился к Деказу. В этот день, 4 мая, междх ними произошли две встречи. Первая встреча не имела чнХия Гогенлоэ пришел к Деказу распрощаться с ним. Вече-Si ™ опять пришел и сказал, что получил новые инструкции. Во второй беседе 4 мая Гогенлоэ вернулся к вопросу о разоруже-фмнцип. Он заявил, что «германское правительство не убеждено в оборонительном характере французских вооружении» .
Заявление Гогенлоэ заслуживало внимания, так как оп дал понять, что германское правительство не считает вопрос о военном законе 1875 г. разрешенным.
Можно полагать, что к этому времени германское руководство уже отказалось от мысли о нападении на Францию; оно было вынуждено прийти к этому решению еще в середине апреля вследствие позиции, занятой Россией. Но, будучи вынужденным отказаться от немедленной войны, оно не теряло надежды извлечь из созданного им кризиса некоторые выгоды. Сокращение французских вооружений, аннулирование закона о введении четвертого батальона — такие ограниченные, по вполне реальные цели германское политическое и военное руководство считало еще возможным достигнуть. Оно продолжало поэтому сохранять политическую атмосферу напряженной, рассчитывая, что в такой обстановке французы спасуют.
Этим могут быть объяснены и те новые признаки воинственных настроений в Германии, которые снова стали привлекать внимание в первых числах мая. Так, 2 мая Убри сообщал Горчакову, что императрица и кронпринц считают, что «война неизбежна». 3 мая Убри сообщил о разговоре Нотомба, бельгийского посла в Берлине, с фельдмаршалом Мольтке. Мольтке говорил, что «Ген-мания ие может допустить существования закона о кадрах» (французского. А. М.}. Бельгийский посол, впрочем, понял эти угрозы по-своему; Нотомб опасался, как бы все это не окончи лось... «оккупацией Бельгии» ,22.	° ле оконта
В немалой степени военной ттюплг»
. неР.«й	%™-
голос заговорили об опасности войны. Стоит вапг™™., полный явившаяся б мая в «Times» статья Бловипа «г ,,„МПИТЬ’ что по" во всей мировой прессе, рисовала карти^ yrpoSaSmS?™*11 ния мира. Ьловиц рассказывал о намерениях яе«п^Щ состоя-в страну, разрушить Париж, навязать новый «7 ® втоР1пУться которому французы должны будут уступив р“РИ?И Д°г°вор, по свою армию и выплачивать в течение	сократить
в 20 млрд, франков. Единственная пепжава т,„ДвТ Хои’1₽ибуцию манским агрессивным планам, — это Россия. Вой^^^ Г*Р------------ война или мир в р]в.
Arch, du min. des all elr fiTO in»».
Двказа с Гогешгоэ; ep. DDF, VJ j, №	& ДД 28-31. Ввседа
«Красный архив», т. в (91), стр 125. 127_128.	’	’	№ 171,
то, что
pone, заключал Вловиц, будут зависеть от результатов визита царя в Берлин|23.
Широко был распространен слух, будто Германия предъявила Франции поту с требованием разоружения |24. На бирже царило величайшее возбуждение. Дрё, характеризуя состояние крайней тревоги, охватившей широкие общественные круги, писал, что «поездка царя в Берлин принимала размеры события, которое должно решить судьбу всего мира» 123 * 125 * 127.
Под влиянием угрожающих сведений из европейских столиц французское правительство вновь официально обратилось к России за помощью. Чтобы придать этой просьбе наибольший вес, обращение исходило от президента Мак-Магопа. 7 мая Мак-Магон имел беседу с Орловым. В донесении в Петербург Орлов так излагал просьбу Мак-Магопа: «Герцог Маджепта все свои надежды возлагает па миролюбивое вмешательство нашего августейшего мопарха. Он пе требует ни арбитража, пи посредничества... Од поручает Францию покровительству императора» |26.
Лефло неотступно преследовал теми же просьбами царя, вплоть до дня его отъезда в Берлин. Царь и Горчаков неизменно подтверждали рапее данные обещания. «Мы достигли крупного, можно сказать непредвиденного результата», — писал Лефло в Париж накануне отъезда Александра |27.
Теперь, когда проигрыш германской партии под влиянием сделанных Россией ходов стал песомнепеп, английское правительство решило вмешаться. 8 мая Дерби поручил Одо Росселю поддержать в Берлине акцию русского правительства в целях сохранения мира. В беседе с Гаваром Дерби признал, что действия России были более сильными, чем Англии. Он пытался это объяснить тем, «что Россия в состоянии поддержать свои представления силой оружия». Гавар не дал себя увлечь этим софизмом: «Я не удержался, чтобы не заметить, что ле следует сбрасывать со счетов и английский флот» 128.
10 мая Александр прибыл в Берлин, встреченный, как не без тревоги доносил в Париж Гопто-Бирон, всеобщими симпатиями129.
Берлинское свидание явилось переломным моментом кризиса. Печать, как бы по действию волшебной палочки, преобразилась. Тема военной угрозы совершенно исчезла со страниц газет; германская пресса являла образец миролюбия.
В беседе с царем и Горчаковым Бисмарк, как известно, уверял, что Германия и не помышляла о нападении, что никакой тревоги
123 Blowltz. Op. cit., р. 109.
121 «La Liberte», U.V 1875.
125 A. Dreux. Op. cit., p. 133.
129 «Красиый архив», т. 6 (91), стр. 125.
127 DDF, v. I, Jfi 404; см. также Ю. В. Борисов. Укая, сот., стр. 228—237.
123 DDF^ V. I, № 410. Гавар — Деказу, 9 мая 1875 г.; Ch. Gavard. Op. cit., p. 244 et suiv.
122 Arch, du min. des aft. etr., 079. Allemagne, v. 17, f. 53. Гопто-Бирои— Деказу, 10 мая 1875 г.
7 л. 3. Манфред
97
не было- все это является вымыслом биржевиков и других заинто-ресованных лиц. Цель была достигпута: Хермапия отступила по BCenoie°H?eperoBopoB с Бисмарком Александр имел беседу с Гонто-Бироном и сообщил ему, что военная тревога миновала. «Я Вам повторяю, — сказал царь Гопто-Бирону, — я увожу самые твердые завереппя Берлина; мир обеспечен. Больше печего бояться»130. Кризис был преодолен. Военная тревога миновала.
Перед отъездом из Берлина 13 мая Горчаков разослал русским дипломатическим представителям за границей, телеграмму следующего содержания: «Император покидает Берлин, уверенный в господствующих здесь миролюбивых намерениях. Сохранение мира обеспечено». Но вследствие ошибки при передаче па какой-то стадии слово «сохранение* (mainlien) было изменено на созвучное по-французски «теперь» (maintenant). Именно в этой редакции и передает его с нескрываемым озлоблением Бисмарк в своих «Воспоминаниях» 131. «Теперь мир обеснечеп» — такая формула подчеркивала роль России в обуздании германской агрессии, ущемляя и без того раздраженное самолюбие Бисмарка.
Что спасло Францию от германского нападения? Какая сила предотвратила войну и обеспечила мир в Европе?
Эти вопросы в первые дни после берлинского свидания находили единодушный ответ. Гамбеттистская «La Republique Fran-£aise» в передовой, посвященной берлинскому свиданию, писала: «Россия располагает сегодня влиянием, значение которого неизмеримо. .. Европа может вздохнуть, она не забудет и не даст никогда забыть, что она обязана России этим великим благодеянием» ш. Монархическая «La Liberie», орган Тьера «Le Bien Public», газета финансовой буржуазии «Journal des Debats» и другие французские органы всех направлений единым хором славили Россию и выражали ей свою благодарность 133
Официальные руководители Франции спешили выразить русскому правительству свою признательность. Показ Мак-Магон в восторженных выражениях заверяли в глубоких Чувствах благодарности, которые испытывает Франция за оказавшую ей Россией поддержку134. «Франция имеет все основания поздравлять себя с господствующим положением, которое Россия ппнТ.
в руководстве европейской политикой», — писал «Гь 1бре7а1ет graph»135. «Даже враждебные России органы пёчЯТ? У Те1С’ __________ * печати сделались
'* AfCh'Ji%?lin' des atf' ®lr  °79- Allemagne, v w . n стр. B8—85 — исчерпывающе полный отчет <>	2 Яолпостыо см
13, Гопт°-Бирон — Декаду, 14 мая 1875 г. ючительпой фазв кри‘_ 1» \ «Л0??: Мысли и воспоминания, т. II м 1ол«
WuMmjuo Franpaise», 17.V 1875	1S41, CTp' eo-
я1®	U’' И' W- 21v 18751 «1*> Bien Public» 19 >, „
des Ddbatsa, 12, 14, 15 V 1875	12' 21-V 1875-
£ DDF, v. 1, № ^, 427, 428 430.	’ ‘Journal
Цит. no; <La Bgpublique Franfaise», 1G.V 1875.
Телеграмма
Горчакова дипломатическим представителям от 13 мая 1875 г. (Архив внешней политики России)
до приторности любезны к нам. Давно Россия пе была в такой выгодной роли», — писал в дневнике 5 мая Мплютип 136.
Деказ официально выражал английскому правительству свою благодарность и давал соответствующие поручения и Гавару 137. Однако, может быть, яснее, чем кто-либо другой, оп понимал, насколько надежнее и важнее для Франции поддержка России, чем Англии. В доверительном письмо к маркизу Аркуру, который был назначен послом в Лондон, Деказ со всей откровенностью высказался о сравнительной роли России и Англии в происшедших событиях в о том, на какую из этих держав может рассчитывать Франция.
Продолжая сравнивать роль той и другой державы в минувшем кризисе, Деказ приходил к следующему важному заключению: «Я упорствую в том, что па нее (Англию. — А. М.) мы можем рассчитывать меньше, чем на Россию»138.
157 DDF,	С04-’ ’• I, стр. 195
11,'-. t n*“-r“w Л. 1И5,. „ nanofauz. Od cit v ITT ллл	*’
₽ L’ V- 1111 ₽- (курсив Ващ_.
’ GttVard- Op. cit., ~'4- Д7.).
ГЛАВА III
На перепутье
В 1875 г. Национальное собрание утвердило конституцию, юридически узаконившую, хотя и большинством всего в одип голос, республиканский режим во Франции. Часть буржуазных монархистов, рапсе враждебных республике, после принятия конституции перешла в республиканский лагерь; то были главным образом орлеанисты. Они пытались приспособить республику к своим интересам и нуждам, по без основания полагая, что консервативная республика может оказаться лучшей из монархий.
Но наиболее реакционные закоренелые монархисты еще пе считали дело проигранным. Опи по теряли падежды позже с большим успехом повторить опыт 1873 г. Монархо-клерикальные круги связывали свои падежды с Мак-Магопом, оставшимся президентом; они рассчитывали, что в нужный час Мак-Магон создаст им необходимые благоприятные условия для осуществления их планов.
В 1876 г., в январе — в сенат, в феврале и марте — в палату депутатов, былп проведены выборы- на основе повой конституции. Опи дали буржуазным республиканцам прочное большинство в палате депутатов: 356 мест, тогда как монархисты получили лишь 184. В сенате большинство осталось за ними *.
В рядах буржуазных республиканцев соперпичали четыре партии. Так называемый «левый центр», возглавляемый Тьером, Леоном Сэ, Дюфором, Жюлем Симоном, объединял главным образом бывших мопархистов-орлеанистов, по необходимости перекрасившихся в республиканские цвета. В классовом отношении «левый цеитр» представлял собой верхушку крупной буржуазии, банковские круги, финансовую олигархию.
Активная в парламентских стенах «республиканская левая» на практике опровергала свое название — она была правой группировкой умеренных республиканцев. Ее вождем был Жюль Ферри. Эта группа представляла так называемую «деловую буржуазию», «нуворишей» новейшей формации, свободных от монар-хистско-клерикальпых традиций и даже готовых выступить против церкви, нередко используя эти выступления в демагогических
1 Фактическая сторона парламентской истории тех лет лучше всего изложена G. Hanotaux. Histoire tie la fondalion do la Troisieme Rgpublique, v. IV. Paris, 1026; ]. Chastenet. Histoire de la III' R£publique, v. I. L'en-fance de la RSpublique. Paris, 1952.

ПРЛЯХ Разделяя вместе с Тьером ответственность за кровавое потение Коммуны, она крайне враждебно относилась к револю-ЦИТаи?оле7ХТятеТь?ой была партия, именовавшая себя «рес-nvfS^a™ союзом». Опа опиралась па довольно широкие слои средней и мелкой буржуазии, а ее лидер Леон Гамбетта был, по В=о«и, по крайней море вождем всего движения буржуазных республиканцев. И. С. Тургенев в феврале 1876 г., вскоре после выборов, писал: «Республика ость республика, Гамбетта - ее пророк...» И в другом письме — П. В. Анненкову, через день.
Гамбетта в эту минуту держит в руках своих судьбы Франции»2. Но времена, когда Гамбетта призывал к смелому демократическому преобразованию страны, остались ужо позади. Его кипучий темперамент и ораторский дар, ото политическая опытность позволяли ему еще сохранять в глазах мелкой буржуазии ореол борца против реакции; он действительно оставался противником монархии и церкви, но, надо сказать правду, — он стал питать недоверие и даже страх к рабочему классу. Чем ближе республиканская партия подходила к власти, тем быстрее правел «республиканский союз». В одном из выступлений этого времени Гамбетта говорил о том, что будущее принадлежит благоразумным. .Это звучало как призыв к осторожности, к отказу от решения больших социальных задач. «Всему придет свой черед». «Республиканский союз» стал партией буржуазного оппортунизма.
Четвертая группа, в ту пору еще лишь оформлявшаяся, именовалась «крайней левой»; из нее родилась позднее радикальная партия. Ее лидерами были Альфред Накэ и Жорж Клемансо; они подхватили демократические лозунги, от которых отказался Гамбетта. «Крайняя левая» имела влияние пе только па мелкобуржуазные слон, но и па некоторые труппы рабочих
Главной опорой республики были рабочий класс и широкие народные массы. Не парламентских ораторов, вроде Гамбетта или Клемансо, при всем их ораторском искусстве, а народа Франции боялись монархисты: только страх перед народом сдгаживал их стремления восстановить монархию в стране	щкивал их
Но рабочий класс, естественный руковолитотп
иачииал оправляться после разгрома KoMMvin !’Кдяи1их^я> 18/6 г. в Париже состоялся первый рабочий гопг/^' °ктябРе конгрессе политикой пе займутся... Там к^нг₽есс- «На этом проса, кроме непосредственных интересов Tnv„_ УЯ6Т другого в°-вами, экономической части социального вопги>’с»?И’ И11Ыми сло-в обращении инициативного комитета». ЛечХ,7„'Г ГОвяРилось --------- делегаты коигресса все ’ «f 2iX£-2« * СОбРаПП° сочииенп6 » "«сьио. Письма, т XI М -и ‘--------ао w, Тепцв;
надежды па лучшее будущее связывали с развитием производственных кооперативов и распространением просвещения. «Подымайся, народ, но но для битвы, а для просвещения», — призывал один из делегатов конгресса, Амуру4.
Парижский рабочий конгресс 1876 г. показал, что французские рабочие все еще находятся под влиянием отсталых реформистских идей Варбере. И все-таки при всех своих недостатках этот конгресс означал начало самостоятельного политического движения рабочего класса.
Однако в те годы рабочее движение ещо оставалось слишком слабым, чтобы влиять па формирование политической власти в стране.
Правительство было сформировано из самых консервативных элементов. «Левый центр», собравший наименьшее число голосов, стал правительственной партией. 9 марта Дгофор, старый друт и единомышленник Тьера, сформировал кабинет. Мак-Ма-гон цинично говорил: «Нам нужен Дгофор, чтобы иметь буржуазию» 5. Мак-Магон настоял, чтобы во главе двух ключевых министерств — иностранных дел и военного — остался Деказ и генерал де Сиссей, правоверные монархисты, пользовавшиеся его личным доверием.
Правительство Дгофора покровительствовало клерикалам и продолжало преследования по обвинениям в связях с коммунарами. При всей сговорчивости палаты правительство Дгофора оказалось для нее слишком одиозным п 13 декабря 1876 г. уступило свое место министерству Жюля Симона.
Кабинет Жюля Симона пытался найти среднюю линию, т. е. балансировать между левобуржуазными и правыми элементами. Но эта колеблющаяся политика вызывала недовольство и той и другой стороны6. Монархистско-клерикальные элементы, видя слабость республиканского правительства, развернули бурную пропаганду. Именно тогда Гамбетта, повторяя слова умершего республиканца Пейра, объявил главной опасностью клерикализм: «Клерикализм — вот враг/» 7 К тому же для Бисмарка, продолжавшего еще в ту пору политику так называемого «культуркампфа», выступления французских клерикалов были находкой: они создавали поводы для новых конфликтов с Францией.
В мае 1877 г., после ряда особо скандальных выступлений церковников, республиканские депутаты палаты провели резолюцию, предлагавшую кабинету Симона прекратить эту клерикальную агитацию. Жюль Симон, не хотевший ссориться но только
* Ibid., р. 267.
5 Vicomte de Meaux. Souvenirs politiques, 1871—1877. Paris, 1905, p. 268.
° Ch. Freyclnet. Souvenirs, v. I, 1848—1878. Paris, 1912, p. 339—347.
7 Cm. A. Debldour. L'Eglise catholique et i'etat sous la Troisieme Republique, v. I (1870—1889). Paris, 1906.
с правыми, по и с левы&га республиканцами, согласился принять эту резолюцию.
Было также очевидным, что выступления церковников были лишь прикрытием новой атаки монархистских элементов.
События, открывшиеся посланием Мак-Магона к Жюлю Симону, получили во французской истории название «кризиса 16 мая». Мак-Магон и стоявшие за ним реакционные круги стремились к государственному перевороту. Спровоцировав отставку кабинета Жюля Симона, они вновь создали монархистское реакционное министерство во главе с герцогом де Бройлем. История этой новой попытки навязать Франции монархический режим, закономерно потерпевшей неудачу, выходит за пределы темы.
Французские политические руководители стремились В*®«®РПО использовать благоприятную для Франции обстановку, слож шчгося в результате счастливого исхода кризиса 18Ш.
Энергичная поддеряска, оказанная I осеней, усилила Франции в системе европейских держав. Косвенным следст русской поддержки явилось улучшение отношений Франции с Англией и в известной мере даясе с Италией. После берлинс свидания даже Германия должна была разговаривать с Францией совсем иным языком. Князь Гогеплоэ, явившись в конце мая 1875 г. к Деказу, заявил, что он по поручению императора Вильгельма просит передать маршалу Мак-Магопу чувства глубокого уважения императора и заверения, что он направлен в Париж как посланец мира . Гонто-Бирон, впрочем, соглашаясь и воздавая должное этим знакам внимания со стороны Германии, предпочитал сохранять здоровое недоверие 9.
Уроки кризиса 1875 г. лишь укрепили политических руководителей Франции в мнении о необходимости, всемерного развития и расширения сотрудничества с Россией. «Русский, курс», стремление к сотрудничеству с Россией были основой внешней политики Франции в первой половине 70-х годов.
По-прежнему, наряду с сотрудничеством по официальным дипломатическим каналам, продолжалось п даже расширялось негласное сотрудничество французского военного ведомства с военными властями России. Полковник Гейар в донесена военному министру подчеркивал крайнюю любезность имиеоато™ „ « У нихкиязей к французской военной миссии'®. Многае члевд
'	SfTrrtd"1-
Бапопу, 26 мая 1875 г.	’ r Д&каз — Гоито-
1*4*	123. Гонто-Бяроа — Деказу, 5 июня 1875 г
Archives du ministere de la guerre. Etevmajor gdnfeal 2 m i лее —Arch. min. de la guerre. 2-me bureau!, №00 м'«»?!? bureau fna. Гейара Иа С.-Петербурга, 19 августа 1875 г.’ * М 11 Довдсеиио 104
цузской военной миссии во главе с полковником Гейаром, получили русские ордена.
Но твердо придерживаясь «русского курса», французская дипломатия той поры нс считала полезным отказываться и от сближения с Англией, наметившегося воспой 1875 г.
С Англией были связаны значительные экономические интересы части французской буржуазии. Во внешней торговле Франции тех лет торговля с Англией занимала первое место. Французский экспорт в Англию всегда превышал импорт из Британии.
Некоторые французские банки (Ротшильда, братьев Лазар и др.) были связаны с английскими банками. Французская и английская финансовая буржуазия совместно участвовали в эксплуатации полуколониальных стран (Турции, Египта и др.), что не только сближало их, по вместе с тем порождало ожесточенную конкурентную борьбу.
Учитывая неизбежность продолжения борьбы с Германией, удержать, хотя бы па время, благожелательную позицию Англии, казалось французским лидерам весьма выгодным. Дипломатический флирт с Англией должен был поднять цену Франции в глазах России. Однако обострение англо-русских противоречий в восточном вопросе затрудняло для французской дипломатии лавирование между Россией и Англией.
Восстание летом 1875 г. в Герцеговине и Боснии, а затем Болгарии славянских пародов против феодально-абсолютистского гнета турок снова поставило в порядок дня европейской политики ближневосточный вопрос11. В справедливую, национально-освободительную борьбу славянских пародов против угнетавших их турок вмешались большие европейские державы.
Россия с первых же дпей восстания оказала поддержку освободительной борьбе славянских народов. Русский народ, русская интеллигенция горячо сочувствовали мужественной борьбе славян, восставших против турецкого порабощения; па помощь восставшим отправлялись добровольцы, публично высказывались слова одобрения и солидарности. Полковник Гейар в донесении из Петербурга в сентябре 1876 г. сообщал о широком движении сочувствия в русском обществе к борьбе южных славян 12. Месяцем позже Гейар подтверждал, что настроения в пользу вступивших в борьбу славян нарастают и что «сегодня уже нельзя встретить кого-либо, кто решился бы оспаривать неизбежность войны» 13.
Царское правительство, преследуя своп цели, также заняло позицию поддержки движения славянских народов против турок.
Британское правительство Дизраэли—Дерби, защищая своекорыстные интересы английской буржуазии, встало на путь под-
11 О восточном кризисе, изложение истории которого не входит в задачи данной работы, см.: В. М. Хвостов. Дипломатия в повое время. М., 1963; И. С. Горяйнов. Босфор и Дарданеллы. СПб., 1907, гл. 14, стр. 289—311.
12 Arch. min. de la guerre. 2-me bureau. Col. Gaillard, в septembre 1876.
13 Arch, min de la guerre. 2-me bureau. Col. Gaillard, 4 octohre 1878.
держки Турции. Россия и Англия сталкивались также и в Срод-противоречий между Россией и A^Snefi- Австрийская политика в то время была на-nJSrСохранение турецкого гнета над южными славянами: Же и Будапеште опасались освободительного движения сла-вянсгах нардов — чехов, поляков, хорватов и др. в самой «дву-едаиойимперии». Впрочем, в начальной стадии развития восточного кризиса эта борьба России и Австрии, связанных соглашениями так называемого «союза трех императоров», проходила еще в скрытых формах: обе стороны искали в каких-то пределах согласованных действий.
Франция должна была определить свою политику по отношению к соперничающим державам. В 1875 г. во время военной тревоги Австро-Венгрия осталась единственной из больших европейских держав, которая не произнесла ни одного весомого слова в пользу Франции. Австрия была исключена из числа возможных партнеров Франции. Считаться с ней не было надобности.
Французская дипломатия пыталась лавировать между Россией и Англией. Крен французской политики был при этом явно в сторону России. В сентябре 1875 г. Деказ ездил в Швейцарию к Горчакову, дружественные отношения еще более укрепились, и французское правительство было радо оказать ряд мелких услуг русской дипломатии1*.
Деказ поручал Аркуру укреплять сотрудничество п с английским правительством: он выражал надежды на возможность согласованных действий в восточном вопросеls.
Но налаживавшееся англо-французское сотрудничество было взорвано на колониальной периферии. 26 ноября английское правительство купило у египетского хедива за 4 млн. фунтов стерлингов 176 тыс. акций Суэцкого канала То«	стер
повилась фактическим хозяином канала. Удар д^ Фмвдии был тем чувствительнее, что накануне	^Раш*ии был
Дервие почти окончательно договорился с египетск^вм® Д°" о приобретении этих акций; англичане буквам французских рук; стремясь опередить фраков и ИХ И3 Дерби провели всю эту операцию кТлейпо^7вой’ Дизраэли и поставив ее па обсуждение парламента, ладь ко ° а рах и Риск’ завершено1в.	’ ишь когда все уже было
ЙЙЙЙ,"«* «И-»П „
«л И, London, 1913, р. 90 et ЙгЛ М’ U d Weu,fon- Life of rS rPacie-w>ra Lyons,
Французское правительство расценило действия английского правительства как начало захвата Египта англичанами17 * *. Будущее показало, что французские опасения были вполне основательны. В Берлине печать «аплодировала этому акту, в котором видела повое унижение Франции и естественное следствие Седанской битвы» *®.
Декад запросил мпение европейских правительств и обратился за поддержкой к русскому правительству1Э. Но обращения эти были уже запоздалыми и потому беспредметными.
Французское правительство попыталось отплатить Англии той же монетой. 7 мая 1876 г. французские агенты в Тунисе заключили договор о предоставлении концессии на постройку железной дороги от Бона, имеющей стратегическое значение. Сделка с генералом Хереддипом, премьер-министром тунисского регентства, была направлена против англичан и итальянцев и должна была обеспечить Франции первенствующую роль в экономическом и политическом порабощении Туниса20.
Главной заботой французской дипломатии в восточном кризисе было стремление предотвратить войну между Россией и Турцией, а тем более Россией и Англией. В Версале боялись — и не без основания, — что участие России в войне развяжет Германии руки против Франции.
После короткой паузы фрапко-гермапские отношения вновь приняли напряженный характер. В декабре 1875, затем неоднократно и настойчиво в 1876 г. Бисмарк — через Гогенлоэ — обращался к французскому правительству с просьбой отозвать Гонто-Бирона, избавить канцлера от необходимости поддерживать с ним отношения21. Это был не столько личный выпад против Гонто-Бирона, которого он и на самом деле терпеть пе мог, сколько повод, чтобы выразить свое недовольство Францией.
Чего же можно было ожидать, если Германия окажется свободной от умеряющего воздействия России? Если Россия завязнет на Востоке и Германия получит необходимую свободу действий? Мысль об этом приводила французских политических руководителей в трепет. Гамбетта, побывавший осенью 1876 г. в Германии, был подавлен зрелищем германской мощи. «Я совершенно потрясен, я изумлен творением г-па Бисмарка..., — писал в сентябре 1876 г. Гамбетта. —... Весь гений государственных людей этой
17 DDF, у. II, № 19. Французская буржуазия была также крайне взволнована этим ходом Англии. См. G. Valbert. L’Angleterre et le canal de Suez. — «Revue des Deux Mondes», v. 13, janvier—fevrier 1876, p. 198—211.
“ DDF, v. II, № 23. Де Сельв — Деказу, 3 декабря 1875 г.
«• DDF, v. II, № 21, 39.
ю DDF, v. II, Je 49. Рустан — Деказу, 13 мая 1876 г.
71 Ch. Hohenlohe-Schllllngijurst. Denkwiirdigkeiten, Bd. II. Stuttgart—Leipzig, 1907, S. 155—158, 175—177, 184—186.
йпмии ..»22 Из этих пессимистических на&З'гамбетта делал вывод о необходимости полного пе-
°б0СТРСПП° пвотиворТчий между Россией и Англией вызволи разногласия S отдельными группами французской буржуазии. Когда пасти час сделать выбор в ориентации на Англию или на Россию, в рядах господствующих классов наметилось размежевание.
В середине 70-х годов французский капитал проникал в Ту рцпю в различных формах и занимал там едва ли пе самые сильные позиции. К моменту банкротства Порты в 1875 г. ее долг иностранным кредиторам превышал 5,3 млрд, франков, значительную часть из которых Турция была должна Франции23. В управлении имперским Оттоманским банком и в ростовщических финансовых операциях участвовали крупнейшие магнаты французской финансовой буржуазии: Малле, Хоттпнгер, Перейра, Сейер и др.
Финансовые группы, связанные с банками, инвестировавшими капиталы в Турции, были обеспокоены возможностью усиления позиций России в Оттоманской империи. Между французскими и английскими капиталистами в Турции шла острая конкурентная борьба, но коль скоро появился еще один опасный соперник, французская финансовая буржуазия спешила объединиться со своим английским конкурентом для совместной борьбы против нового соперника — России.
Финансовая аристократия играла руководящую роль в рядах партии «левого центра» и частично в «республиканской левой». Ье влияние на политический аппарат республики, в том числе па ЕПАекеп^п^ОДИ-еЛе&’ ВКЛЮЧая °Рез®Дента, было огромноЧ от 20 до ЭО^млн <Тта1ГаПИТа'П'С'Г’ СОСТояние которого оценивалось почти неиТмен^м^ммЛЛ СВЯЗаиный с Ротшильдами, был X	Факсов Третьей республики в ее
bats»-одной из влиятельнейтх0^™/11 И Uournal des Dd" канцев25.	азет буржуазных республи-
Финансовая аристократия и ее чкгшпип„ „
клиентура, часть торговой буржуазии?	И поли™ческая
Востоком, заняли сначала настороженнчю СВязи с Ближиим 	3 ’ а позднее враждебную
” 5.	W?« »«,«., р„ ш.
Зависимость Мак-Мвгоиа от РоттитьХ1902’ Р- 51.
•&>.«.
• f'"•«••= '"гк
позицию по отношению к России. Оборотной стороной этой позиции должно было быть, естественно, сближение с Англией. «Биржевики, журналисты на жаловании Англии и (неразборчиво. — А. М.) ... враждебны к России», — писал в мае 1876 г. Бургоен26, правильно определяя настроения, господствовавшие в среде финансовой буржуазии и ее агентуры.
До поры до времени эти настроения еще пе высказывались вслух. Еще так свежа была в памяти спасительная роль России в 1875 г., что открыто выступать против России было неудобно.
По постенно смелея, орган финансовой буржуазии «Journal des Debate» начал открыто высказывать свои опасения по поводу якобы чрезмерного возрастания роли России. Газета французских банкиров призывала «западные державы покончить с политикой уступок России» 27.
В этой обстановке и был выдвинут лозунг невмешательства Франции в восточный кризис и конфликт между державами. Жюль Симон, один из лидеров умеренных буржуазных республиканцев, настаивал па полном невмешательстве Франции в обостряющийся между державами конфликт. «Что касается Франции, — писал Жюль Симон, — она не может ввязываться в европейский вопрос ради чувства солидарности» 28. О германской опасности в этих кругах забыли, наивно полагая, что внимание держав приковано к юго-востоку Европы и что па Западе между державами наступила длительная пауза примирения.
Но значительная часть буржуазии, пе имевшая прямых интересов на Ближнем Востоке и не связанная с Англией, а потому свободная от ложных предубеждений, продолжала считать сотрудничество и дружбу с Россией основой французской внешней политики и открыто выражала свои симпатии к России в восточном кризисе. Бургоен, французский посол в Константинополе, писал Е. Э. Трубецкой: «Всеми своими мыслями, всеми своими желаниями я с Вами и с Вашей страной. Будьте уверены, что вся лучшая Франция разделяет эти чувства симпатии». В том же письме оп указывал и па другие мотивы, побуждавшие эту часть французских правящих классов выступать в пользу России: «...Мы пе любим Англию, и Вы знаете, по каким причипам. Нужно быть ослепленным предубеждением или все игнорировать, чтобы желать возвеличения нашего соперника, нашего эгоистического соседа, который не блещет ни (неразборчиво. — А. М.), ни верностью своим союзникам» 29.
28 Рукописный отдел Института русской литературы АН СССР (Пушкинский дом) (далее —ПД), ф. Трубецкой, 31.1.27, 1876, л. 78. Бургоен — Трубецкой, 1 мая 1876 г.
27 «Journal des Ddbats», 10.VH 1876.
м ПД, ф. Трубецкой, 35.1.27, 1876, лл. 7—9. Жюль Спмон — Трубецкой, 6 августа 1876 г.
” ПД, ф. Трубецкой, 35.1.27, 1876, лл. 141—144. Бургоен — Трубецкой, 1 мая 1876 г.
Б5Т„м м
аРТсХе?Х°АеэтемиХроенвями политику сотрудничества с Россией поддерживав п некоторые влиятельные группы буржуазий интеллигенции. Профессор Альфред Рамбо, известный историк, буржуазный республиканец, позже министр, опубликовавший исследование по истории русского народного эпоса, издал в 1877 г. книгу «Москва и Севастополь», имевшую скорее пропагандистское, чем научное значение. Кратко сопоставляя историю двух войн: 1812 г. и 1853—1856 гг., он приходил к обобщениям, конечный смысл которых сводился к утверждению мысли об исторически обоснованной необходимости сотрудничества Франции и России. Ранее, в 1876 г. Рамбо задумал издание специального журнала «Revue Russe» и сообщил об атом в Россию; корреспонденты Рамбо встретили эту мысль весьма сочувственно.
Детрона в «Liberte» вел систематическую пропаганду в пользу России. Жюль Фавр пытался использовать сложную обстановку, созданную восточным кризисом, для того, чтобы снова вернуться к активной политической жизни. В письме к Трубецкой он просил ее напомнить о нем Горчакову: он уверял, что в свое время был единственным членом Законодательного корпуса, выступавшим против «Крымской войны как антифранцузского предприятия», подчеркивая выступления «в пользу России» в прошлом, Жюль Зии^ П°НЯТЬ’ что его уы1уги могли бы быть полезны для ппп^СИЫМ	считал возникновение
°°себе п° существу °го не инте₽е-прежде всего с точки ₽зоенпя тог^еИИЯ проблемы он подходил сохранению мира. В ноябре 1876 г П^'0”™0 Они способствуют о том, как он инструктировал;	а₽ХССКа8ЫВал ГогенлоЭ
польской конференции держав 1876 г\vnr.?Ta аа константнно-о реформах «всерьез». Деказ емч „ ургоен принимал вопрос «> “«" iissm **• а- » кой-нибудь вздор, Я его приму, если он	пР0Дложат ка-
сиейи Англией. Я хочу помешать войне- пЖ° будет “Р™31 Рос-разлачно»*1.	ть воине, все остальное мне без-
Французская дипломатия следовала .
Опа искала путей примирения межпч Prw.3T0 » пРогРамме Пекана ЧГм-Ж «« „ ..	’’“'““““•"«•«««’а
«	г-	’	®’	4~5’ Жк,пь Фавв Ф
р Ж Ofce^chininK*^r“- OP- cit, Bd. и, s -	₽ ~ Трубв^кой,
м Берлинский меморандум—слгя»..™ ’	’ 4* Dr«oi. On м»
возможна. Но после того, как противоречия между Россией и Англией приняли открытый характер, политика балансирования между двумя державами стала значительно труднее.
В России это вызывало недовольство. Во время многократных бесед Горчакова с Гонто-Бироном в июне 1876 г. в Эмсе русский канцлер весьма неодобрительно отозвался о колебаниях внешней политики Франции, об иллюзиях, которые создают себе во Франции насчет возможных результатов переговоров с Англией33. Деказ, Гопто-Бироп, Лефло всячески оправдывались; Гонто-Бирон вновь заверял Горчакова, что Франция помнит услуги России в 1875 г., а Лефло в специальном обращении к царю вновь повторял, что «Франция благодарна и не забывает оказанной ей Россией большой услуги» 34.
Официальный циркуляр от 19 ноября 1876 г. за подписью Деказа определял задачи делегатов на константинопольской конференции. Франция пе имеет непосредственных интересов в этом конфликте, волнующем Европу, но она не может оставаться равнодушной к судьбе христиан Востока и стремится к миру и согласию между европейскими державами 85.
Но был еще и другой документ, строго секретный, сопровождавший циркуляр от 19 ноября, — инструкция французским делегатам. В секретной директиве Деказ указал, что французские делегаты должны поддерживать на конференции Россию, их миссия заключается в том, чтобы идти вместе с русскими представителями.
Россия, видимо, будет стремиться к пересмотру мира 1856 г. Надо иметь в виду, инструктировал Деказ, что это не Франция навязывала России тяжелые для нее статьи; Франция ие была в этом заинтересовала, немецкие интересы удалили Россию от устьев Дуная. Деказ допускал, что Россия поставит вопрос о территориальных изменениях п, в частности, вопрос о Бессарабии. Французские делегаты должны поддерживать все территориальные требования России, чтобы доказать сердечность отношений, которые связывают обе державы.
Но к территориальным претензиям третьих держав Франция не может оставаться равнодушной. Возможно, указывал далее Деказ, что Австрия и Италия выступят с территориальными при- * 54
пистров в мае 1876 г. Франция и Италия присоединились к нему, Авгляя отказалась (См. «Русско-германские отношения 1873—1914». М., 1922, стр. 45—49; В. М. Хвостов. Указ, соч., стр. 25).
м Княгиня Трубецкая в записках весной 1876 г. замечала, что Горчаков «недоволен враждебностью Франции к нашим планам па Востоке» (ПД, ф. Трубецкой, 35.7.28, л. 154). См. о переговорах в Эмсе: A. Dreux. Op. ац р. 208—239; DDF, v. II, № 64—69.
54 А& Dr«ux. Op. at, p. 216; DDF, v. II, №113. Лефло — Деказу, 15 сентября
м DDF, v. II, № 115; «Livre jaune. Affaires du d’Orient, 1875—1876—1877».
Paris, 1878. В атом последнем издании циркуляр 19 ноября воспроизведен полностью.
- тглчжпм встретить сопротивление французских \ тязавинми. Они	Италии на Тунис.
министр иностранных дел призывал делегатов j быть Se бдительными но отношению к Англии Хотя Дербп , Хт заверена,что Англия никогда пе аннексирует Египет, Деказ : и отчал эту опасность. Деказ предостерегал французских представителей п против козпей Германии, которая будет стремиться привлечь к себе. Россию36.
Наконец, кроме этой секретной инструкции, французским до- ; легатам — Шодорди и Бургоену была дана устпая директива президента республики. Мак-Магон заявил Шодорди перед отъездом: ♦Вы пойдете вместе с русскими»37. То была краткая, но ясная и четкая директива, и французские делегаты полностью следовали ей. Бургоен и Шодорди в Константинополе, в довольно сложной обстановке, неизменно выступали с поддержкой линии и конкретных предложений и требований делегатов России88. Позднее, когда константинопольская конференция безрезультатно окончилась в январе 1877 г., Лефло передавал Деказу благодарность русского правительства «за энергичную поддержку в Лондоне и в Константинополе» ю.
Эта политика контакта с Россией оказалась не только правильной, но и весьма своевременной; в начале 1877 г. возник новый очередной конфликт с Германией, и судьба Франции вновь оказалась в руках России.
Бисмарк и правящие верхи юнкерско-буржуазной Германии с раздражением следили аа западным соседом. Неудача 1875 г. гпппяа7мПЛа БисмаРка и «военную партию», т. е. генштаб во Восточшдй^ризис,казалось SVoSpajS пХ ПР°ТИВ Ф₽аНЦИИ’ можности.	открывал перед ними новые воз-
Среди материалов второго бюро зя 187ft „	'
заслуживает донесение неизвестного ™осооого внимания формированного агента из Страсбурга оДоИИ0Му’*°Р0Ш0 ИН' что в германских военных кругах войт™ ™ Я мая’ Подчеркивая, кризисом, рассматривают как неотвпята«^ОЖДйппую восточным тельно доказывалось, что это ивиенен^ТТ’ В донесении убеДи-новки должно ускорить осуществлению меЖдУнаРОДной обста-планов против Фрашщи. «Все средства ^,Р?ЭНСКИХ агрессивных цузские миллиарды, из года в	включая фран-
в жертву одной единственной цели - ВХВ 1871 г’ вносились войне». Напоминая, что политику Герм^и^ в°коне3чномВаТеЛЬН°Й “ ED w-1,16-’ р- li7~120-	0X1
г™’ ’• а 120’ 126- Бургоен — Деказу И . г	1873~1893.
.йадада !»"•- »*£ я»
DBF, у. п, № 129. Лефло _ декму1 3 ЯПвэря 1877 г	187в—1877»’
роделяот Цетральное военное бюро в Берлине, т. е. возглавляемый Мольтке генштаб, автор донесения считал по ряду признаков, что этот час решающих действий приближается40. «Мец и Страсбург превращены в огромные военные центры». Грандиозное военное строительство, осуществлявшееся ла протяжении 6 лет в пограничной зоне, близко к завершению. Из 12 новых фортов, созданных вокруг старой крепости Страсбурга, 9 — полностью закончены. В донесении приводился ряд иных доказательств того, что долголетняя подготовка Германии к новой войпе против Франции в главном завершепа.
«Во Франции широко распространено мнение, — продолжал автор донесения, — что война со стороны Германии невозможна до тех пор, пока Франция ие даст ей необходимого для этого предлога. Это глубокое заблуждение. Германия начнет эту вторую войну против Франции без какого бы то ни было предлога. К этому ее побуждают по крайней мере два веских мотива: во-первых, чтобы не дать Франции времени реально подготовиться к войне; во-вторых, потому, что империя, что значит армия, полностью подготовлена к войне и ее не хотят откладывать, хотя бы но той существенной причине, что стране и правительству нужны деньги».
Далее, ссылаясь на открыто высказываемые мнения германских высших офицеров, автор донесения утверждал, что на сей раз германские военные руководители ставят своей задачей не только полностью разгромить все силы Франции, но и наложить па побежденную страну контрибуцию в 10 млрд, франков41.
Понятно, что к документам подобного рода — сугубо секретным донесениям во второе бюро, остававшимся в течение столетия достоянием двух-трех человек, следует подходить критически. Насколько достоверны сообщаемые сведения? Нет ли здесь преувеличения, продиктованного теми или иными мотивами сгущения красок? Но подобный настороженный подход требуется почти ко всем «закрытым» документам, которыми пользуется историк,— донесениям дипломатических агентов не в меньшей мере, чем военных.
В данном случае нетрудно заметить, что автор донесения, подчеркивая роль армии и Мольтке, в какой-то мере недооценивает влияние Бисмарка. Но в остальном достоверность секретно передаваемой информации подтверждалась в главном, как другими, совпадающими по содержанию донесениями42, так и общим ходом событий.	***	!
Отношения между двумя соседними странами — не по французской инициативе, конечно, — стали вновь быстро ухудшаться.
40 Arch. min. de la guerre. 2-mo bureau, 149/967. Strasbourg, 29 mai 1876, f. 336.
41 Ibid., ff. 337, 338.
42 См., например, Arch. min. do la guerre. 2-me bureau, № 1182, f. 367. Донесение из Берлина от 8 ноября 1876 г. о крупных военных работах в пограничной зоне и др.
Я А. 3. Манфред
113
Первоначально Бисмарк выдвинул на первый план сугубо частныйи подчеркнуто второстепенный вопрос-о своих личных отношениях с Гон^-Бпроном. Французский посол в Берлине вы-его крайнее раздражение. Признавая дипломатическую ловкость и искусство обхождения Гопто-Бирона, Бисмарк готов Кия обвинять его во всем: в том, что он конспирирует с врагами германского правительства — католиками, поляками, что оп завоевал доверие двора — кайзера и особенно императрицы, что он намеренно держится манер, принятых при дворе Екатерины II, что он ввел к императрице Августе своего шпиона и многоо другое. С 1875 г. Бисмарк стал домогаться отозвания Гонто-Бп-рона из Берлина. Деказ слушал представления Бисмарка со вниманием, давал обещания, но упорно сохранял Гопто-Бирона в германской столице. С должным основанием он высоко ценил деятельность Гопто-Биропа в Берлине. Канцлер стал тогда бойкотировать посла; в течение двух лет отказывался с ним встречаться. Это было не только нарушением дипломатических норм, но и дискриминацией французского посла.
Серьезнее было иное: намерение в складывавшейся международной ситуации добиться нейтрализации великих держав и свести счеты с Францией. Германская дипломатия в восточном кризисе 1875—1877 гг. играла провокационную роль. Она подталкивала Россию к войне, натравливала Англию против России, в то же время поощряла ее (Англию) к захвату Египта, что должно было поссорить ее надолго с Францией. Бисмарк считал, что война подымет значение Германии и в Петербурге, и в Лондоне, и в Вене и заставит и русское, и английское, и австро-венгерское правительства дорожить дружбой с Германией.
В России действительно в 1875-1876 гг. рассчитывали на германскую поддержку — примерно такую же, как оказала Россия Пруссии в 1870 г. Александр через генерала Вердера прямо запрашивал об этом Берлин и настойчиво добивался ясного ответа Именно тогда, в октябре 1876 г. Бисмарк, впрочем в весьма неопределенной форме, снова повторил свое предложение сделки Бисмарк поручил Швеинпцу (с 1876 г. ставшему послом в Потоп ‘ бурге) предложить русскому правительству безоговорочную пол' держку на Ближнем Востоке («идти за вами в огопт н	Д"
любил повторять позднее Бисмарк) в обмен яя П В°Д1Й, как Россией Эльзас-Лотарингии как германского вла гаРа^иР°ваиие Горчаков эти предложения (переданные Швейп^ ‘
общей форме) отклонил. Демарш Бисмавкя п» “ницем в очень успеха.	н не ’Ч’ипес желаемого
Но с тех пор положение в Европе продолжало усложняться. Усилиями Англии константинопольскаяИеПРерЫвно " «Русско-гсрмапскпе отношения 1873—1914 тт» гтп то онФеРеп-tik der curopSischen Kabinette. 1871—1914»' (дялел 4,,Die ггоячя № 45.\ S. 28 et suiv.; В. M. Хвостов. Указ, соч” c?pl4Gr' PoL). Bd m кин. Конец русско-австро-германского союза^ стр. в^"’03; С. д Jл*
цпя были сорвана; отношения между Россией и Англией ухудшились; в то же время уже становилось несомненным, что войны между Россией и Турцией не избежать 44 4.
В Берлине сочли, что желанный час приближается, что обстановка благоприятствует выполнению давно задуманного плана; она была иной, чем во время прошлой военной тревоги — в начале 1875 г.
В 20-х числах января германская пресса снова подняла крик о французских вооружениях, о реванше, о концентрации крупных сил французской кавалерии па германской границе, о намерениях французов вторгнуться в Эльзас... Гонто-Бирон сообщал, что германские офицеры говорят о войне; 23 января Деказ писал, что за последние дни нападки германской прессы на Францию «удвоились». В эти же дни Дерби конфиденциально уведомил маркиза Аркура, что Германия через официальные каналы пытается толкнуть Англию на овладение Египтом43. Эти сведения лишь подтверждали худшие опасения: подготавливая удар против Франции, немцы, видимо, хотели одновременно столкнуть ее с Англией.
Во Франции правящие круги буржуазии были снова охвачены тревогой и смятением. Гамбетта в январе 1877 г. находил положение угрожающим. Он взволнованно писал: «.. .Германия захочет нас опередить, и если мы не сумеем распознать назначенный час нападения, мы будем раздавлены на глазах дрожащей, безвольной, равнодушной Европы» 46. Эти строки выдавали смятение, овладевшее Гамбетта.
Времена, когда Гамбетта звал народ к сопротивлению завоевателям, давно миновали. Гамбетта альтернативно предлагал два возможных решения: либо сговориться с Германией, либо организовать против нее коалицию европейских держав. И тот и другой варианты свидетельствовали об авантюризме Гамбетта и его беспринципности. В первом случае Гамбетта имел в виду, опираясь на Италию, предложить Бисмарку новую комбинацию вместо союза трех императоров: блок Франции, Италии и Германии. Он имел в виду при этом предоставить Германии «свободу действий на севере и на юге... как против России, так и против Австрии».
Весь этот проект не имел под собой никакой реальной почвы и был безответственной фантастикой. Гамбетта это сам понимал и предлагал взамен другой вариант, прямо противоположный, но
44 См. об этом в текущей прессе и «Revue des Deux Mondes», v. 19, fdvrier 1877- G. Valbert. Quelques reflexions sur la conference de Constantinople. — «Revue de Deux Mondes», v. 22, juin 1877, p. 688—700. Статья в целом враждебна России.
4S DDF v. if № 137. Деказ — Годто-Бироиу, 23 января 1877 г.; № 138. Аркур — Деказу, 26 января 1877 г., Lord Newton. Op. cit., vol. II, p. 104— 105; A. Dreux. Op. cit., p. 266.
40 L. Gambetta. Op. cit., № 300.
же беспочвенный и авантюристский: использовать недовольств в Р^и Германией, сговориться с русскими, сговориться с австрийским принцем Альбрехтом и оппозиционными элементами в Актрии и их руками сбросить Андраши, привлечь Румынию и т. и." Взаимоисключающие условия этих планов и их доведенный до абсурда авантюризм превращали их в нечто вполне беспредметное; они оставались лишь свидетельством крайней растерянности, овладевшей французскими правящими кругами и лидером буржуазных республиканцев в том числе.
Тьер был также обеспокоен. Но, верный своем прежней тактике, он искал путей к сохранению мира в германском посольстве, у своего Друга Гогенлоэ. Тьер пытался доказать Гогеплоэ, что воина против Франции невыгодна самой Германии, так как если Германия возьмет с Франции новые миллиарды, то водь ей я самой придется истратить немало денег. Во Франции никто не хочет войны — убеждал он германского посла: «Есть ли во Франции военная партия? Маршал (Мак-Магон. — А. М.) хочет остаться только на своем месте. Ни о чем другом он пе думает. Гамбетта стремится стать президентом. Я не думаю о войне». Даже вышколенный Гогенлоэ не удержался от иронического замечания: «По г-ну Тьеру, вся Франция сконцентрирована в этих трех персонах» 48.
Официальная французская дипломатия должна была снова прибегнуть к старому, проверенному опытом средству — обратиться за помощью к России. На сей раз эта задача была сложное, чем в предшествующих случаях. Хотя французская дипломатия и шла в главном навстречу пожеланиям России, но ей случалось порой и расходиться с пей, иногда даже в крупном.
Как раз накануне военной тревоги 1877 г. произошла размолвка между Россией и Францией. Русское правительство в пеп-ЯПВарЯ 1877 г-~чеРез Игнатьева - попросило французское правительство принять участие силами французского флота в предполагаемой вооруженной демонстрации евпо-пейскнх держав против Турции. Деказ отверг это предложение Он повторил, что Франция исключает для себя всякой ^астиё в вооруженном депствпи. «Ни наш флот, пи наши силы пе примут участия в этих демонстрациях Пп / Ф Путп„ыо на этот счет никаких иллюзий у генерала Игпп,., оставляите он Бургоену «.	У «ерала Игнатьева», - писал
Размолвка эта реальных последствий не
потому, что вопрос о демонстрации объединен™.^П₽еЖД0 веего сил практически отпал.	Диненных европейских
Лсфл° *	числах января обратился к ГорЧако и
« ^С?ЛЬе“,в- °Р- cit-. № 300.
•	°р- cit-> и, s гое
К этому Яокуиен0туДс‘р3733Бу₽,'ООПу' 6 ЯПВаря 1877 Ч там Же
е< примет, 2
царю: «... Я могу Вас заверить, — писал он Деказу после бесед с ними, — что симпатии остались па нашей стороне» 5°.
Этот демарш Лефло был произведен весьма вовремя.
Из Петербурга и из Лондона почти одновременно в начале февраля сообщали о том, что Бисмарк предложил английскому правительству заключить оборонительный н наступательный союз против Франции, предоставляющий Германии свободу действий50 51. Сведения эти были точны. Действительно Бисмарк, желая, видимо, получить более определенные гарантии для развязывания войны против Франции, обратился к английскому правительству с предложениями, о которых сообщали Лефло и Аркур.
Английское правительство отвергло эти предложения. Чрезмерное усиление Германии, превращение Франции в ее сателлита отнюдь не соответствовало видам британского правительства; меньше всего опо было намерено играть на руку кому-либо другому. Валуев записал в дневнике И февраля 1877 г.: царь «сообщил, что князь Бисмарк предлагал Англии союз против Франции (?) и это предложение произвело такое впечатление, что лорд Биконсфильд сказал графу Шувалову, что он готов построить для России не только un pont d’or, но un pont de diamante et rubins (не только золотой мост, но мост из алмазов и рубинов), чтобы она могла выйти из затруднения»52. Дерби нашел с Шуваловым общий язык, им даже удалось договориться об общем выступлении: 31 марта в Лондоне шестью державами был подписан протокол53, оказавшийся, впрочем, бесполезным, так как предложенные реформы были отвергнуты Турцией, уверенной в поддержке Англии.
А между тем Бисмарк и военная партия в Германии после неудачи, постигшей их в Лондоне, все еще не хотели отказываться от задуманного плана разгрома Франции. Не сумев заручиться согласием Англии, Бисмарк снова стал искать соглашения с Россией. Если бы Россия развязала Германии руки на Западе, с Англией можпо было бы не считаться.
3 марта в Берлин приехал генерал Н. П. Игнатьев, объезжавший с дипломатической миссией главные европейские столицы. Бисмарк поспешил с ним встретиться Ч В беседах, которые Басмарк имел с Игнатьевым, оп возобновил прежние предложения. На этот раз опи были сформулированы значительно яснее
50 DDF v II № 130. Лефло — Деказу, 30 января 1877 г.
61 DDF’ v II № 141 и примет. 2. Деказ получил 3 февраля от Лефло а
7 февраля’ от Аркура сходные сведения о германских предложениях; ср. Ch. Gavard. Op. cit, p. 310
и Гоа<Ь П А. Валуев. Дцевппк 1877—1884 гг. Ред. и прим. В. Я. Яковлева-Богучарского и П. Е. Щеголева. Пг., 1919, стр. 6.
83 См. Я. с. Горяйнов. Указ, соч стр. 310 и след.	_
м и п Игнатьев. Поездка графа Й. П. Игнатьева по европейским столицам перед войной 1877—1878 гг. — «Русская старина», 1914, № 3, стр. 502.
а отчетливее Бисмарк всячески убеждал своего собеседника . ’ X ™ России необходимо воевать, и предлагал со стороны Ге₽МиТю™Г^	германских предложений:
БясмаркТсулил полную поддержку свою России в восточном во-nS не только дипломатическую, но и материальную, войском /деньгами, если только мы предоставим Германии беспрепятственно расправиться с Францией* •
Таким образом, Бисмарк по существу предлагал теперь более того, что просил полгода назад Александр через Вердера у Германии, Судьба Франции снова оказалась в руках России. Исход спровоцированной немцами военной тревоги зависел от ответа, который даст Россия.
Милютин правильно комментировал это предложение. «Не остается никакого сомнения в том, — писал оп, — что Бисмарк точит зубы па эту ненавистную для него Францию; ему хочется доконать ее, пока она еще не окрепла и пока в Германии еще пе остыл воинственный пыл»57.
Горчаков отверг предложение Бисмарка. Он отвечал Убри, как передавал тот же Милютин, «что Россия не может сочувствовать враждебным замыслам Германии против Франции, но, с другой стороны, и с Францией ие входит ни н какие соглашения»58,
В Версале о коварных предложениях Бисмарка России узнали тотчас же от французского поверенного в делах Гиби, получившего полную информацию о берлинских переговорах Игнатьева5’.	;
Впрочем эти германские предложения не составляли секрета; о них знали за пределами официальных кругов. Так, например, русский историк Орест Миллер, далеко стоявший от правитель-s "йж. "sr14 (26) “рта
Альфреду Рамбо. «Германия, говорят, действительно поедла-гала свое содействие нам с тем, чтобы мы ей развязали тив вас. Но у пас па это не согласились»60. V	руки про
Вся французская буржуазия, все правящие партии в то ипсиа придерживались лозунга «мир любой ценой» («1а paix a to и рпх»), безоговорочно отвергали войну, боялись лям-Л* а„tout ^овальной политики сопротивления германсКойагрессии?акаая М °.' в*яап'в- Указ. соч., стр. 503—508
д. А. милютин. Дневник, т П М чала ___
и S,Tp- 144 (кУР«яв наш,— А. М.).' ’’	’ апись за 22 февраля 1877 г
*.ам ясе»
** Так же. См. подробнее в моей, книге' А з а
иа стр. 146.	Р деказу, 7 мдрта
“ uX^	архив лИгературы „ „ ИРимвч- 1
" * °
W Петербург,
политика была для них неприемлема прежде всего по классовым мотивам, Научепная опытом 1870—1871 гг., буржуазия с основанием опасалась, что война или даже пробуждение национальных чувств народа с неизбежностью приведут к революционному подъему, мощному народному движению, может быть, к революции. Доказ в частном письме к Гонто-Бирону откровенно вскрыл истинные причины, побуждавшие «консервативную партию», как он говорил, т. е. реакционный буржуазно-дворянский блок, отказываться от политики войны. «... Война во Франции — это фатально призыв к революционным страстям, к большой национальной лихорадке..., — писал Деказ. — Война для консервативной партии — самоубийство, какова бы ни была ее причина, каково бы ли было ее знамя»61. Слова Деказа передавали мнение не только его партии, по и всей буржуазии. Эти соображения, несомненно, имели для нее решающее значение: все остальные были производными от этого простого классового расчета.
Но в то время как монархистские элементы и большая часть буржуазии старались избегнуть конфликтов с Германией (могущих создать угрожающую для буржуазии внутриполитическую обстановку) с помощью русской поддержки, другая часть буржуазии, в первую очередь финансовая буржуазия, искала решения той же задачи иными путями.
Французская крупная буржуазия держала курс на примирение и сближение с Германией. Самыми ревностными сторонниками этой ориентации были представители группы «левого центра», возглавлявшейся Тьером, — партии «денежного мешка». Для Тьера и «левого центра» поиски сотрудничества с Германией были продолжением капитулянтской политики 1870—1871 гг. В течение известного времени партия Тьера совмещала поиски путей сближения с Германией с тайным (тайным от Бисмарка) заигрыванием с Россией, и всякий раз, когда дело принимало опасный оборот, Тьер обращался за помощью к России. Но едва лишь опасность уменьшалась, Тьер тут же прятал за спину руку, которую только что протягивал России. Когда же еще оказались задетыми экономические интересы французских финансистов, когда они увидели в России соперника, угрожавшего их привилегии обогащаться за счет эксплуатации Турции, «левый центр» открыто выступил против «русского курса». Ои потребовал переориентации французской внешней политики: противодействия России, примирения с Германией, установления контакта с Англией. К 1877 г. относились попытки Тьера и его окружения свергнуть Деказа и взять в свои руки руководство министерством иностранных дел. В узком кругу Тьер разрабатывал план замены Деказа Казимиром Перье, Сен-Валье или ЗКю-лем Симоном, называлось даже имя Леопа Гамбетта. Смерть
«I DDF v. II. № 197- Деказ — Гонто-Биропу, 28 августа 1877 г. (курсив наш. — Л. М.).
Тир> в сентябре 1877 г. оставила атв планы воосущост-’“itafЫКяя не ЭД’«5“°	’ Г“РТТтГТюТТ
Д пПГТ министра иностранных дел. В 1870-1 «71 гг. дидатов на пост _ппп^тр^ $11ачптеЛьное расстояние; шесть “еГТтхтя расстояние между ними настолько сократилось, что £ труда был найден общий язык. Понятно, что не Тьер шел к Гамбетта, а, наоборот, последний — к первому.
К 1 Эволюция Гамбетта вправо выражала не только изменение взглядов и тактики вождя буржуазных республиканцев, но л нечто большее: консолидацию разных групп буржуазии перед лицом вновь пробуждающегося рабочего движения, все большую зависимость средней промышленной и торговой буржуазии от финансовой олигархии, контролирующей всю систему кредита, стремление республиканских функционеров, ставших правящей партией, завоевать доверие крупной буржуазии и т. п. Понятно, что Гамбетта, совершавший вместе со всем движением буржуазных республиканцев это сползание вправо, привносил в эту эволюцию и свои индивидуальные черты.
Буржуазный оппортунизм Гамбетта проявлялся во внешней политике в той же мере, как и в политике внутренней в®.
Гамбетта не преуменьшал, подобно Тьеру, опасности германской агрессии, а, напротив, был склонен ее преувеличивать. Как уже говорилось, Гамбетта возлагал большие надежды на Россию и еще в 1876 г. мечтал о сближении Франции с Россией и даже о франко-русском союзе. Но под влиянием русско-турецкой войны 1877 г. Гамбетта охладел на время, правда, к идее франко-русского сотрудничества. Гамбетта не мог не прислушиваться к мнению тех кругов французской буржуазии, которые считали, что теперь на Россию нельзя рассчитывать: опа завязла в восточ-
СЧЙТал нужным сохранять с ней хорошие отно-“Д™ « п^и,югап1 будущего, но для ближайшего времени он Тщ?,\^“:7877\Ч’Гя““’" фра,ш"
® начале 1877 г. Гамбетта говорил, что нужно либо сго-я^Л,лЬСН ° Т°Рмаиией’ либ° организовать против нее коалицию
Не	Идея сговора с Германией бы™™
более авантюристична. Гамбетта перенял ее от Тьена- мп™ сказать, он пришел к Тьеру и в переносном, и в прямом’ е„Т ® слова: на квартире Тьера последний свел Гамбетта с ГОгенлоЭ м ** ^оапаи<г^;.Л<£1,й1*ге residence du Marechai г!и м « ,
“ ^рЖвИВый биогР«Ф Гамбетта Жозеф Рейва«	atlS’ 1884’
1о// Г.	>	417.
ацис1‘ 3 июля
Но Гамбетта решился на большее. Оп взял па себя смелость вступить в тайные переговоры с Бисмарком.
Гамбетта, идя па тайные и рискованные для его положения переговоры с Бисмарком, рассчитывал «переиграть» своего партнера — «железного канцлера». Но это было не просто. Бисмарк был не из тех, кто дал бы себя провести Гамбетта. Впрочем личные намерения Гамбетта ничего не меняли в существе переговоров.
Гамбетта начал с того, что через Франческо Криспи, проездом в Берлин остановившегося в августе 1877 г. в Париже, передал Бисмарку предложение о всеобщем разоружении65 *. Если бы это предложение было сделано гласно, с трибуны парламента, оно могло бы сыграть какую-либо пропагандистскую роль. Предложение всем разоружиться, переданное шепотом, на ухо, через доверенного посредника, представителем побежденной страны доржаве-победительннце,— это значило без каких-либо шансов па успех признаться в слабости Франции и в ее страхе перед вооружением Германии. Бисмарк так и понял смысл предложений Гамбетта и через Криспи высокомерно ответил: «Разоружение практически невозможно. Оставим эти аргументы «Обществу друзей мира»»68.
Неудача первого неловкого хода Гамбетта не остановила его в неуместной и опасной игре. Гамбетта продолжал через посредников (немецкого шпиона во Франции графа Хенкеля Доннерсмарка и международного торговца винами Шеберри) вести переговоры с Бисмарком. Эти переговоры, окруженные тайной (хотя о них довольно скоро стало известно) 67, с условными именами (Гамбетта называли «отец Жозеф»; Бисмарка Гамбетта в своих письмах называл «монстром»), с секретными свиданиями в замке Доннерсмарка внешне напоминали страницы авантюрного романа. Здесь пет возможности излагать все перипетии этой истории. Гамбетта в ходе этих переговоров давал авансы и довольно широкие обещания: в частности, он изъявлял готовность заменить Гонто-Бирона и Деказа приемлемыми для Германии кандидатурами; тема эта сама по себе была унизительна для французской стороны; взамен Гамбетта скромно просил участия Германии в международной выставке 1878 г.68 Долго обсуждался вопрос о свидании Гамбетта с Бисмарком; когда была до-
65 Vicomte de Meaux. Op. cit., p. 341—342.
86 Ibid., p. 342.
87 Гонто-Бироп в записи от 30 июпя 1877 г. отмечал, что ому стало известно что Гамбетта находится в каких-то отношениях с Бисмарком. Об этом же в декабре Гонто-Бпропу сообщал и Одо Россель (См. A. Drettx.
и п₽’попеговорщс Гамбетта с Бисмарком см. Vicomte de Meaux. Op. cit, n 341—342; L. Gambelta. Op. cit., № 374—376, 407, 428; O. Bismarck. Ge-dankcn und Erinnorungen, Bd. IL Anhang. Berlin, 1901; A. Dreux. Op. cit., p 317—318; Roux. La Republiqiie de Bismarck. Paris, 1905, p ______5Q; e. Pillas. Loonie Ldon — amio do Gambetta, p. 92—136 и др.
стипв-та наконец договоренность, Гамбетта и последний момент ’ Сказался: он испугался, что свидание станет известным и политически дискредитирует его.
Оши эти келейные переговоры бывшего главы турской деле. гадии с политическими главарями Германии были прежде всего выражением растерянности значительной части французской буржуазии в период русско-турецкой воины. Рассматривать ати переговоры изолированно, вне связи с международной политиков было бы ошибочно. Совпадение дат не может быть признано случайным. Гамбетта пе вступал в переговоры с немцами ли в 1875 г., ни ранее. В ту пору он осуждал Тьера за его дружбу с Бисмарком. Гамбетта, как и значительная часть республиканской буржуазии в то время, видел гарантии безопасности Франции, ее защиту от германской агрессии в поддержке со стороны России. Когда же Россия оказалась втянутой в восточный кризис, а затем и в войну, и вследствие этого изменилось все соотношение сил в Европе, тогда эта часть французской буржуазии оказалась в растерянности. Письма Гамбетта за 1876—1877 гг. свидетельствуют о том разброде мыслей, дезориентированности,
которые он испытывал в то время.
Забегая вперед, скажем, что Гамбетта позже вынужден был сам признать ошибочность своей тактики и взглядов и вернуться к мысли о необходимости поисков союза с Россией. В рассматриваемое же время позиция, занятая Гамбетта, придавала силу нападкам «левого центра» на «русский курс» Деказа и укрепляла мнение руководящих групп буржуазии в необходимости изменения внешнеполитической ориентации Франции.
*
Русско-турецкая война, давно предвиденная, всеми ожипае-“Облавливаемая, была официально объявлена в апреле 1»77 г. Но военные меры, проводимые в связи с приближением воины, не составляли для сведущих людей большой тайны. В секретном донесении во второе бюро французского генштаба из России, датированном 27 ноября 1876 г ЛпйЛ лось: «мобилизация проходит хорошо»6В.	’’ ишДа"
Во Франции, в правительственных кругах, попой,, сведения воспринимались благожелательно РвЧк«» г рода внутриполитической борьбы в связи с так называемы °СТрИше сом 16 мая» — формированием, по требованию	<кРизи-
бинета де Бройля, сконструированного почти из опт,аГОВа’ ка" хистов и пе пользовавшегося поддержкой палаты м°нап-буждало президента Мак-Магона, руководство Путатов, но-тельственные верхи добиваться укрепления дру5!^скИ И пРави‘ —	их °твоше-
" гГиХ №e7"err(!- 2-“е ЪиГеаи- СвК₽вТЙЫв бшме из с>.Пс1
!теРбурга,
вий с Россией. Это диктовалось пе только и даже не столько партийными или фракционными интересами монархистов, но и вескими соображениями внешнеполитического порядка.
Вторичная попытка навязать Франции монархический строй (а к этому в конечном счете сводилось реальное содержание «кризиса 16 мая») вызвала крайнее недовольство и в Берлине, и в Риме. Сразу же вслед за началом «кризиса 16 мая» Убри сообщил из Берлина о крайнем недовольстве Бисмарка ходом событий во Франции. Канцлер не одобрил действий Мак-Магона, «которые могут привести к неисчислимым последствиям» 70. Бюлов также видел прямую опасность в том, что монархисты могут иметь союзниками только клерикалов, а это значит непосредственную угрозу интересам Германии71. Так же это воспринималось п в Риме. В июле 1877 г. одна из влиятельных итальянских газет писала, что «успех политики маршала Мак-Магопа па предстоящих выборах... мог бы означать только одно: войну»72.
К этому же выводу приходил и Бисмарк. В беседе с Убри в начале июля оп вновь утверждал, что «Франция вступила на опасный путь» 73. Если победят либералы, опасность будет устранена, по, «если победит Мак-Магон, он должен будет объявить войну». В трудной международной ситуации «президентскому кабинету», правительству Мак-Магона — де Бройля — Деказа было особенно важным заручиться поддержкой России. Усилия Деказа и Лефло были вновь направлены на то, чтобы достичь возможно более тесного сближения с Россией.
Когда война была официально объявлена, французское правительство заявило, что Франция будет соблюдать полностью нейтралитет74. Такое заявление было естественным и понятным. Но одновременно версальский кабинет вполне явственно дал понять Петербургу, что нейтралитет будет благожелательным, более того, дружественным по отношению к России. Князь Орлов доносил Горчакову в апреле 1877 г., что «нейтралитет французского правительства будет вполне благожелательным по отношению к России, и нам будут оказаны все услуги, возможные при проводимой Фрапцией политике нейтралитета, диктуемой сложившимися обстоятельствами» 75.
Практика подтверждала обоснованность данной Орловым оценки французской политики. Французское правительство взяло па себя защиту русских интересов в Турции и, что было еще
70 АВПР ф. Канцелярия, 1877 г., д. 20, л. 9 об, Убри — Горчакову,
71 АвАр ф.^анцелярия, 1877 г„ д. 20, лл. 84—67. Убри — Горчаков}', 11 (23) июня 1877 г
72 Нит по* Vicomte de Meaux. Op. cit., p. 351.
73 АВПР 'ф. Канцелярия, 1877 г., д. 20, лл. 94—97. Убри — Горчакову, 26 июня (7 июля) 1877 г.
7< DDF v II № 159. Циркуляр Декааа, 25 апреля 1877 г.
75 АВПР, ф. Канцелярия, 1877 г., д. 88, л. 190. Орлов — Горчакову, 16 (28) апреля 1877 г.
важнее оказало дипломатический нажим па египетского хедива Г™ жХго бея побуждая Египет и Тунис отклонить домога-те.2?тва Порты, требующей оказания ей военной помощи для : ^KkJS^OrJb Горчакову, Деказ, несмотря на затруднительное положение правительства в условиях острого политического кризиса, продолжал с большой настойчивостью действовать на дипломатическом поприще в пользу России. «Его самым пылким желанием было бы способствовать заключению почетного для России мира»- Маркизу д’Аркуру поручено вступить в прямые переговоры с Дерби с тем, чтобы сен-джемский кабинет использовал свое влияние на турок, рекомендуя им пепосредствеппо обратиться к России с просьбой о мире. Допуская, что Дерби отклонит это предложение, Деказ считал «своевременным обсудить вопрос о возможностях посредничества в целях прекращения войны»77.
В правящих кругах России, естественно, понимали важность французской поддержки в условиях подготовки, а затем и начала войны. Как доносил полковник Гейар военному министру еще в ноябре 1876 г., великий князь Николай, возвратившийся из Ливадии, вызвал французского военного атташе и сообщил, что «император высказал мнение, что если французское правительство согласно, то ему было бы очень приятно, чтобы Вы (полковник Гейар) проделали бы всю кампанию вместе со мной». Великий князь Николай напоминал, что к тому есть исторические прецеденты в кампании 1828 т. граф Барант, представитель французского генштаба, также сопровождал ставку командования во время военных операций78.
Реального, практического значения это предложение исходящее от русского самодержца, пе имело. Но оно было’ важно как проявление добрых отношений России к Франции, как доказательство того, насколько ценят в Петербурге, в верхах, дружбу с Францией.	’ «г**** s
Деказ своевременно учел эти новые нюансы во взаимоотношениях двух держав. В телеграмме генералу Лефло в копне мЛ т. е. после объявления войны, с присущей ему трезвостью гп» ничащеи с цинизмом, Деказ инструктировал слишк™ ра" душного посла, что Франция должна «извлечь пекотпптг? Прямо' из дружеских чувств России, которые он находил иг ЫГОДЫ’> много платоническими». Выполняя данное ему попуЛ 6 ’К® <!Не' снова — в который раз? — просил Горчакова разъяс ЛЛ6’ ЛеФло альную позицию России в случае, если Германия „ ГИТЬ авенту-выгодной ей ситуацией, чтобы осуществить воинстве°СПОЛЬаУется •ЯЙ-ам».,».	"»•««.
ж «• * - «-» *
Arch, mlu de la guerre. 2-me bureau. 7, J'S 146ft	°Рчакову,
в novambre 18787	’ ’	1ЗД6- ®aPPort de
‘Attache milit,
f д< at*1

Ппгм<„ Оолова Горчакову от 12(24) мая 1877 г. (собственноручный черновик), письмо up и г ^дрХИВ внешней политики России)
'X-'*	 1
(Продолжевив письма}
(Окончание письма)
Против франции. Горчаков ответил ставшей уже традиционной Ел Той- «.^Т Сильная и уважаемая Франция необходима для равновесия Европы» - и ^обещал проводить соответствующую ЭТ°в’довольствоваться этими обещаниями, имевшими несколько общий характер. Генерал Лефло сообщал что русскую армию, приведенную в действие в связи с войной против турок, следует исчислять в миллион штыков и примерно столько же-еще один миллион - находятся в резерве81. В этих условиях рассчитывать на большее пе приходилось.
*
Политический кризис, начавшийся 16 мая 1877 г. вынужденной отставкой Жюля Симона и созданием президентских кабинетов, затянулся на полгода — до декабря. Напомним кратко важнейшие факты. Мак-Магон, пытавшийся первоиачально легально, конституционными путями осуществить государственный переворот — заменить республику монархией, столкнувшись с сопротивлением республиканцев, распустил 25 июня палату и в сентябре назначил новые выборы в палату депутатов. Они состоялись 14 н 28 октября того же года. Мак-Магов, де Бройль н стоявшие за ними монархистско-клерикальные круги пустили в ход все средства воздействия и нажима на избирателей. Они были полны решимости добиться на сей раз успеха. Но и республиканцы, забыв на время о своих внутренних распрях, объединились и сообща развернули энергичную контрпропаганду, добиваясь переизбрания прежнего состава палаты. Несмотря на прямое давление правительственного аппарата, выборы принесли вновь победу республиканцам. 20 поября правительство де Бройля ушло в отставку.
Ио Мак-Магоп не считал еще дело полностью проигранным. Оп поручил генералу Гримоде де Рошбуе сформировать внепарламентский кабинет, опирающийся на поддержку президента а не парламента. Палата отказалась 23 ноября от всяких отношений с этим правительством, которое с должным основанием опа считала антиконституционным. Мак-Магон рассчитывал пт держку армии, но высшие офицеры, пе говоря уже о сотпя Д не склонны были идти на эти осужденные обществе™,,, тах’ нием авантюры. В этих условиях герцог Маджента с“Нв' разумным отступить. 13 декабря он поручил формиопп^ благ0' жительства Дюфору - одному из лидеров «левого 6 Ира‘ казу, бессменному министру иностранных дел во велуПТра>>' Д®' начиная с мая 1873 г., пришлось уйти со своего поста * Кабинетах ”S. VxVisn	» ... «77 М „8
Й	’ * «* ’ Леф,, Л
Министерство 13 декабря 1877 г. — правительство Дюфора— Леона Со, сформированное в основном из членов партии «левого центра», было политическим представительством крупной финансовой буржуазии. Ротшильды, Малле, ведущие банки стали неофициальными руководителями правительства республиканцев-либералов. Впрочем то не был даже либерализм конца XIX в.; как разъяснял публично Дгофор: «Мы — представители либерального принципа... 1814 года» 8*. Это значило, что либерализм «левого центра» пе шел дальше конституционной хартии первой реставрации Бурбонов.
Было закономерным, что в этом либерально-консервативном министерстве правых республиканцев (именующем себя по французским парламентским традициям «левым центром») пост министра иностранных дел был поручен Генри Баддингтону.
Ничто в формальной биографии Баддингтона не могло объяснить его появление на посту — едва ли пе в самом важном в то время — министра иностранных дел.
Англичанин по национальности, воспитанию и образованию, натурализовавшийся позднее во Франции, Генри Баддингтон был известен главным образом как ученый, занимавшийся раскопками в Малой Азии и Греции — не то археолог, не то нумизмат. По политическим взглядам он примыкал к крайне правому крылу «левого центра» и имел репутацию убежденного консерватора. То был человек, совершенно не подготовленный к руководству внешней политикой Франции хотя бы потому, что ои никогда ею не занимался и вряд ли понимал национальные интересы страны.
Но были некоторые существенные обстоятельства, действовавшие в его пользу. Баддингтон принадлежал к верхним слоям буржуазии, располагал значительным состоянием, был протестантом, чуждым католицизму, и, главное, пользовался симпатиями Бисмарка. Если доверять свидетельству Хенкеля Доннерсмарка — источнику, вообще говоря, не безупречному, то Доннерсмарк будто бы высказал Гамбетта мнение, что до тех пор, пока сохранятся на своих постах Деказ и Гонто-Бирон, Бисмарк не проникнется доверием к Франции. Гамбетта, как писал Доннерсмарк «железному канцлеру» в декабре 1877 г., обещал устранить эти препятствия : «Выбор протестанта (в примечании — «Баддингтона») для руководства внешней политикой и замена Гонто Сен-Валье» Bl 82.
Последующие факты политическом хроники придают этой версии Доннерсмарка убедительность. Так оно на деле и произошло.	„
Уже в самых первых своих политических демаршах Ваддинг-топ показал, что его приход на Кэ д’Орсе означает нечто новое
Bl rh Freucinet Souvenirs, v. II. Paris, 1913, p. 38.
82 Aus Bismarcks Briefwechel. Anchang zu Bismarcks Gedanken und Erinne-runger, Bd. II, S. 493.
g A. 3. Man*!»»
129
•A»n-wTBe внешней политикой республики. В первой же бе-в руьово^тве ®® он дал яс1ю понять, что Франция изменит
п“ли°тику. Отказываясь от всякой поддержки клорика-того, создавая ограничения их обществе»нои деятель-Хн французское правительство надеется па этой почве достичь SoEShhh, а затем, возможно, и сближения как с Гер-иХой Херней, так и с Великобританией. В письме к геие-Лефяо (который, кстати сказать, был вскоре смещен со Кп> поста и заменен генералом Шаизи) Ваддинггоп писал: ♦Франция остается верной чувству дружбы к двум державам» , О каких двух державах шла речь? О России и Англии. Старая формула Деказа о верности Франции дружое с 1 осеней была заменена иной-новой. При крайней напряженности русско-английских отношений этот возведенный в доктрину дуализм симпатий звучал по меньшей мере двусмысленно. Последующий ход событий показал, что это было далеко ие случайно.
Почему правые республиканцы считали необходимым внести поправки в прежнюю политику Деказа? Но столько по соображениям внутриполитических разногласий — они были не так уж существенны между Паддингтоном и Деказом, представлявшими весьма близкие в классовом отношении группировки, в вопросах внутренней политики не могло быть коренных противоречий, — сколько по внешнеполитическим соображениям.
Баддингтон стремился умилостивить Германию, завоевать доверие Бисмарка. Но так как оп понимал, что Франции нужна опора, то он решил искать ее в лице Англии. Это была программа Тьера последних лет его жизни, но с некоторой поправкой. Тьер просто предлагал отказаться от услуг России и выслуживаться Германией, а Баддингтон принял эту программу — сотрудничества с Германией, отказа от тесной связи с Россией — и дополнил ее ориентацией на Англию.
В сложной международной ситуации, в которой оказалась Россия после начала войны, русское правительство не спешило идти на обострение отношений с Францией. Оно заявило, что сохраняет к Франции все те же «чувства живейшей симпатий» «
В ответ на приглашение французского правительства пеое-данное через Лефло, прислать русскую военную миссии „ Р стоящие во Франции военные маневры, генерал Милютип*Пред“ любезным письмом, в котором сообщал, что приглатХ передано императору и «его величество выразит г™ 0 был0 пользоваться этим приглашением, если обстоя'™™ а НООТЬ Е0С' ческого характера не создадут для того препятствий к* °ОДити' ясно выраженное желание сохранить накануне Кп,. * ’ было ресса добрые отношения с Францией.	осРлицСК0Г0 конг-
•®ЛЯ: 8 Ж
Но уже вскоре направление французской внешней политики стало явственно передвигаться в сторону Англии и Австро-Венгрии. Часть французской прессы, в особенности связанной с «левым центром», т. е. правящими кругами, — «Journal des Debate» и др. — сначала сдержаппо, затем все более резко стала выступать против русской политики на Ближнем Востоке и России вообще. В январе 1878 г. в «Journal des Debats» была дана недоброжелательная, вернее даже враждебная характеристика князя Горчакова86. Вслед за тем газета выступила с открытой критикой политики Деказа. «Политика г-на Деказа возбудила подозрения Германии, парализовала инициативу Англии и придала смелость России»87. В этих словах уже содержалась целостная концепция, определяющая новый курс французской внешней политики.
Когда возник вопрос о Берлинском конгрессе, Франция в числе прочих держав получила приглашение в нем участвовать. Вопрос был непростой, приглашение вызывало затруднения. Во-первых, французские делегаты должны были впервые явиться в германскую столицу после Франкфуртского договора 1871 г. Во-вторых, вставал и другой вопрос: как быть по отношению к России, какую политику занять по вопросу о Сан-Стефано.
Гамбетта вначале считал, что Франция не должна участвовать в конгрессе отчасти, чтобы не создавать затруднений России. Но позднее, когда выяснилось участие в Берлинском конгрессе русского правительства, Гамбетта изменил свою точку зрения: он полагал, что отсутствие Франции на конгрессе умалит ее значение в Европе. Франция не может допустить, чтобы большие европейские вопросы решались без нее. При той ролл, которую Гамбетта в ту пору играл в руководстве умеренных республиканцев, его мнение имело решающее значение.
Знаменательно, что накануне Берлинского конгресса «Journal des Debats» выступил с открытыми пападками па Россию, одновременно требуя изменения политики к Германии Бисмарка. «Journal des Debats» приветствовал освобождение от иллюзий франко-русского союза, ради которого Франция якобы пожертвовала своими кровными интересами па Востоке88. Ратуя против «химеры франко-русского союза», который вообще не имел цены, так как на русскую помощь нельзя, дескать, положиться, правительственный официоз в то же время настойчиво пропагандировал идею сближения с Англией и одновременно подчеркивал чувства глубокого уважения к германскому канцлеру. «Прошло время представлять г-на Бисмарка как зловещего конспиратора, расставляющего капканы для Франции» 89. То, был открытый пере
и F. BUchler. Das Verhaltniss Frankreichs zu RusslUnd. 1871—1878. Aarau. 1944, S. 86.
87 Ibid., S. 88.
88 Ibid., S. 90—92.
8“ Ibid., S. 90—91.
смотр прежней-с 1871 г.-политики и призыв к сотруд-качеству с бисмарковской Германией.
S русской прессы также (даже ранее, после событий 1877 г) выступила с критикой французской политики, но не столько внешней, сколько внутренней. Во всяком случае Деказ sавгусте 1877 г. счел необходимым сделать представление заме-вшяп'ему (временно) Орлова Капнисту. По утверждению Деказа, некоторые органы русской печати «усвоили с некоторых пор открыто враждебный тон по отношению к нынешнему правительству Франции». По мнению Деказа, «можно даже сказать, что этот тон более чем враждебен - он даже оскорбителен для правительства, представляющего союзную и дружественную нацию» ®°.
Французский министр иностранных дел признавал, jito речь идет не о петербургских газетах, т. е. пе об официозной печати, а о московских газетах «радикального направления» (к которым он ошибочно относил и «Московские ведомости»), и больше к поднятому вопросу не возвращался.
Тем не менее это было одним из первых признаков начинающегося разлада двух дружественных держав.
Как известно, на Берлинском конгрессе Франция не лидировала. Хотя Баддингтон не без гордости сообщал Дюфору, что французская делегация встретила со всех сторон знаки почтения и уважения, и вообще обнаруживал полное удовлетворение сыгранной им ответственной ролью91, справедливости ради она должна быть оценена скромнее.
Некоторые французские историки сравнивают роль Баддингтона на Берлинском конгрессе с ролью Таллейрана — на Венском. В положении обоих французских представителей было лишь то внешнее сходство, что оба опи представляли побежденную страну. Но этим собственно сравнительные параллели исчерпы-
Баддингтон еще накануне конгресса в претенциозной декларации заявил в палате депутатов, что Франция идет на конгресс не заинтересованная в спорных вопросах, и что она сохоанит «свои руки незапятнанными». Но эта независимая поза бег«п рыстного поборника справедливости не могла заменить ив ™ граммы, ни предварительной договоренности с imvraun , р вами, ни даже информации о намерениях других непж« л Держа' тем тревожные симптомы поступали задолго до вмял! Ме5кду Маркиз д’Аркур, французский посол в Лондоне ent Конгресса. апреля сообщал Баддингтону о странной беседе c’n«^t В вачале Бикопсфильд говорил загадочно. Он допускал 3?аэли- Лорд ’	. Лнглия «МО-
г
DDF, V. II, J№ 317, 320.	Гирсу,
жет быть вынуждена принять некоторые меры в защиту своих интересов»92. Что это значило? Чего следовало опасаться?
Французская делегация, представленная Баддингтоном, 'Сен-Валье и Депре, явилась на Берлинский конгресс в сущности не подготовленной. Не имея собственной программы и намеченных целей, Баддингтон взял на себя добровольно роль услужающего Англии, Лвстро-Вепгрпи и Германии. По всем большим вопросам французская делегация игла в хвосте английской политики, поддерживая позицию Дизраэли и Солсбери. Так же старательно и бескорыстно опа стремилась услужить Германии и Австро-Венгрии. Опа поддержала предложение о передаче Австрии Боснии п Герцеговины, причем Баддингтон пытался этому придать даже идеологическое оправдание93.
Если в чем и определялась более или менее ясно линия Баддингтона, так это в его антирусской политике. Французская делегация не только не поддержала Россию, не только приспешничала англичанам, австрийцам и немцам, но и сама создавала затруднения для России.
Возглавляемая Баддингтоном французская делегация на Берлинском конгрессе, выступив против России, ничего не выиграла и не приобрела. В пользу кого работал Баддингтон? Чьи интересы он защищал? То не были интересы Франции.
В полном противоречии с национальными интересами своей страны французская делегация на Берлинском конгрессе выступила против единственной державы, оказывавшей ей совсем недавно еще поддержку, и, прикрываясь ложно трактуемой идеей западной солидарности, без какой-либо выгоды для себя помогала своим противникам и соперникам — Германии, Англии, Австрии.
В истории дипломатии то был в своем роде классический пример политической бездарности и близорукости.
•s DDF, v. II, № 283. Аркур — Ваддиягтопу, 5 мая 1878 г.
w DDF, V. И, № 322.
ГЛАВА IV
Годы отчуждения
В зарубежной историографии нового времени широко распространено искусственное разделение внутренней и внешней полижи Внутренняя и внешняя политика расчленяются и разъединяются друг ОТ друга; они рассматриваются изолированно, так словно между ними не существует связи, словно пет зависимости внешней политики от политики внутренней. Более того, во множестве работ колониальная политика столь же произвольно отделяется от европейской, так называемой «континентальной» политики. а ее зависимость от внутренней политики, ее обусловленность социально-экономическими факторами развития страны исчезают бесследно. По такому рецепту созданы, например, многотомная коллективная «История французских колоний и экспансии Франции в мире» иод редакцией Аното и Мартино1, работы Дарси2, Арди3, работы английских и американских историков4. В работах же по общей истории Франции, если и излагаются основные факты из области внешней политики, колониальной, в частности, то опи преподносятся в отдельных главах, никак не связанных с основным изложением истории Франции того же времени5.
В действительности вопросы колониальной политики никогда пе решались и не могли решаться изолироваппо от других вопросов внешней политики и, само собой разумеется, от политики внутренней; они были производными от последней.
В конкретных условиях конца 70-х—начала 80-х годов, о которых идет сейчас речь, вопросы колониальной политики были Ьолее чем когда-либо связаны с общим внутренним положением Франции и имели, так сказать, множество аспектов. Забегая пп-сколько вперед, скажем, что одним из главных аспектов воппоп о колониальной политике того времени был германский сказать проблема взаимоотношений с Германией. ’ очпео
«	la colonisation fran?aise Paris Шоо	Г>3’
Французская дипломатия, пойдя на Берлинском конгрессе 1878 г. и даже несколько ранее его по новому пути сотрудничества с Англией и Германией против России, затем ухватившись за брошенный ей кончик тунисской ветви0 и потянувшись за ней, оказалась в необходимости решать ряд новых проблем.
Чем определялась внешняя политика Франции в рассматриваемое время?
Исли дать сначала самый общий ответ, то нужно будет сказать, что тем же, чем определялась и внутренняя политика, — классовыми интересами господствующей буржуазии. Но этот слишком общий ответ именно вследствие этого неудовлетворителен, он требует конкретизации и анализа всего своеобразия данного времени.
В начале 1879 г. в эволюции Третьей республики произошли существенные изменения. В январе 1879 г. монархисты потеряли свой последний опорный пункт — пост президента республики: Мак-Магон должен был досрочно уйти в отставку, уступив свое место буржуазному республиканцу Жюлю Греви. Выл своеобразный исторический парадокс в самом избрании Жюля Греви первым президентом «республики республиканцев». Жюль Греви впервые создал себе политическое имя своим выступлением в 1848 г., во время Второй республики, в Учредительном собрании с предложением изъять из проекта конституции должность президента; он не находил в пей никакой надобности. Это выступление, оставшееся, впрочем, вполне беспредметным, создало ему репутацию чистого и мужественного защитника республики. Он благосклонно согласился принять пост в Третьей республике, который отвергал во Второй. И тот человек, который во время Второй республики считал ненужным и даже вредным пост президента, был избран президентом Третьей республики.
Французский историк Жак Беивилль в свое время метко сказал, что Жюль Греви — это было «само олицетворение умеренности, скромности и буржуазного благоразумия» * 1.
Со своей окладистой седой бородой, неторопливыми спокойными манерами, добродушной улыбкой, окруженный членами семьи, он и впрямь казался живым воплощением скромного, честного буржуазного благополучия. С тех пор как юношеские увлечения толкнули Жюля Греви к радикальным проектам устройства Франции, утекло много воды, и в 70-х годах он стал одним из наиболее консервативных политических деятелей республиканской партии. В вопросах внутренней политики он придерживался мнения, что нужно избегать всяких крайностей, пе следует то-
• На Берлинском конгрессе 1878 г. Бисмарк и Солсбери — каждый порознь и каждый преследуя свои цели — намекали главе французской делегации Баддингтону па возможность для Франции овладения Тунисом. Французская буржуазия и ее дипломатия, и рацее вожделевшие к Тунису, с тех пор значительно усилили свою активность в этом направлении.
1 J. Bainville. La troisiome Republique. Paris, 1933, p. 86.
попиться с проведением тех реформ, которые в свое время так So л может быть, неблагоразумно обещали республиканские Зы Во всяком случае «не все сразу» - вот тот лозунг, кото-2 был нм брошен с момента его прихода в Ьлнсоискии дворец. Кропиться, не спешить. Премьер-министром он пригласил Баддингтона, и в этом выборе также определилась его полити-Ч6С Министерстве^Баддингтона пробыло у власти с февраля по де-кабпь 1879 г. Это министерство показало, что оно вполне соответствует тем планам сдержанной, осторожной политики, которыми руководствовалась ведущая группа умеренных республиканцев.
Кабинет Баддингтона обманул ожидания страны. Вместо широких реформ, которых ждал народ, были проведены очень скромные, незначительные, почти ничтожные меры. Одним из требований, выдвинутых в палате вскоре после избрания Жюля Греви, было требование амнистии коммунарам. Правительство высказалось против этого проекта, и кабинет Баддингтона снискал расположение правых буржуазных групп тем, что отклонил амнистию коммунарам.
Он пе сделал ничего и для выполнения других пунктов республиканской программы. Вся деятельность правительства Баддингтона ограничилась скромной мерой: во время его руководства палата депутатов, сенат и правительство переехали из Версаля в Париж. Этим исчерпывалась прогрессивная деятельность кабинета за год работы.
В новых условиях — полного поражения в 1879 г. монархистских элементов, овладения буржуазными республиканцами всеми звеньями правительственного аппарата, роста политической сознательности и требовательности пролетариата, в условиях так называемой «республики республиканцев» — эта задача обеспечения интересов господствующих классов для буржуазии становилась сложнее и труднее.
Окончание парламентской борьбы с монархистско-клерикальном опасностью, отвлекавшей рабочих от непосредственной классовой оорьбы против буржуазии, ускоряло разоблачение 6vn-жуаанои республики в сознании рабочих. Борьба между поолета-рнатом и буржуазией стала принимать все более отчетливый «чистый» характер.	«^^лнвыи,
Придя к власти, буржуазные республиканцы откатаг.
тически от выполнения своих обещаний Демократия artt? *ак' альных реформ, которые они так щедро ТаздТалГ^ “ борьбы против монархистско-клерикальных элемеХ пеРИ0« важно было привлечь на свою сторону массы и укп ’ Когда им зиции в парламенте и стране. Политики и фупкпшт НТЬ свои п0' но-республиканских партий спешили приспособит, РЫ бУР>куаз-требоваииям крупных буржуа, мощных банков А К вкУсам и ротил. Они открыто рвали со своими прошлыми ИПапсовых во* показными, чем искренними, но все же демокпати Всогда больше Ческими увлече-13о
пиями. «Я человек правительства, а пе оппозиции, — уже в 1878г. заявлял Гамбетта, — одпп год власти плодотворнее десяти лет героической оппозиции»* 8. Дорвавшись до власти, буржуазные республиканцы тут же отказались от всех «идеалов» времени их оппозиции, которая, кстати сказать, никогда пе была героической. «.. .Вместо проклятых вопросов, самая благонадежная каплупья мудрость!» — зло и метко определил духовный мир «республики республиканцев» острый и умный Салтыков-Щедрин, посетивший как рал в эти годы Францию9.
Буржуазные республиканцы в ту повуго для них эпоху, когда из «гопимых и преследуемых» онп превратились в «партию власти», были увлечены задачами укрепления буржуазного «порядка» в стране. Главную опасность они видели теперь пе в клерикализме, который по настоящему пе был им страшен и в то псдавпее время, когда против пего с таким пылом ратовал Гамбетта. Главную опасность для них представлял пролетариат, который онп беспощадно подавляли после Коммуны, а затем обманывали обещаниями и посулами п который теперь, становясь активной политической силой, уже предъявлял свои требования. Известный лозунг Жюля Ферри «Опасность — слева!», хотя и был им сформулирован несколькими годами позднее, был осознан французской буржуазией, конечно, рапыпе |0. Уже с первых дней прихода к власти буржуазные республиканцы, учитывая нарастание классовой борьбы в стране, стремились к укреплению диктатуры буржуазии (при неизбежном некотором расширении формальной буржуазной демократии), готовились к серьезной и острой борьбе против рабочего класса и революционной демократии, с которой раньше или позже они должны были вступить в конфликт.
При решеппп внешнеполитических проблем господствующие классы учитывали прежде всего эти главные задачи. Первым условием, которому должна была отвечать внешняя политика республики, — это обеспечение за господствующими классами выигрышных позиций в пх борьбе против собственного парода.
Но переход к активной колониальной политике по-новому ставил взаимоотношения Франции с другими государствами. Даже первые робкие попытки протянуть руку к Тунису привели к обострению противоречий с Англией и Италией. Было очевидным, что в дальнейшем колониальная политика должна еще более обострить противоречия со всеми державами, соперничавшими
’ /. Reinach. Le ministers Gambetta. Paris, 1884, p. 122.
* M. E. Салтыков-Щедрин. За рубежом. Избранные сочинения. М«— стр. 407.
10 Этот лозунг был выдвинут Ж. Ферри в речи в Гавре 14 октября 1883 г.
В буржуазной литературе обычно изображается, будто этот призыв был направлен против радикалов. В действительпости ясе оп был направлен
против пролетариата и сониалыгой опасности, что косвенно признал п сам Феррп в выступлении в августе 1885 г. (См. A. Rambaud. Jules Ferry. Paris, 1903, p. 205).
мМ1СП. собой в колониальных захватах. Но помимо противоречий Г5чв борьбы за колонии и сферы влияния, рынки сбыта то-каттталов источники сырья, у Франции сохранились и Svm противоречия с некоторыми державами. Важнейшими среди пихР были по-прежнему противоречия с Германией.
Р ПрХема франко-германских отношении оставалась па протяжении всего этого времени одной из главнейших проблем внешней политики Франции.	_______
В 7р_80-х годах Франция оставалась в военном отношении многим слабее Германии, и в этом коренилась главная опасность для Франции. Некоторые круги французской буржуазии могли сохранять затаенные мечты о реванше, но на практике вопрос стоял совершенно иначе: нужно было думать пе о реванше, а о предотвращении германской агрессии. На протяжении первых двух десятилетий после Франкфуртского мира милитаристская Германия продолжала оставаться угрожающей стороной. Руководящие круги юнкерско-буржуазной Германии — это показали еще раз события 1875 и 1877 гг. — пе отказывались от мысли о новой войне против Франции. Временные дипломатические комбинации, словесные заверения, дружелюбные жесты — все это не могло никого ввести в обман. Реальным и неизменным оставались кабальные условия Франкфуртского договора, навязанные побежу денным. Бисмарк, Мольтке, руководящие круги милитаристской Германии были уверены в том, что французы не примирятся с потерей двух провинций и попытаются при первой возможности — правда, далеко нескоро, сомневаться в том было нельзя, — осуществить реванш. Тем больше видимых оснований находили Бисмарк и «военная партия» в своем стремлении предупредить Францию, нанести ей новый, сокрушающий удар.
Но германская проблема была не только внешнеполитической, но и внутриполитической проблемой.
В 70-х и 80-х годах вопрос о Франко-германских отношениях во внутриполитической борьбе во Франции стоял во многом иначе, чем, скажем, в начале XX в. Не следует упускать из виду, что в эти первые 10—20 лет после франко-прусской войны взаимоотношения Франции и Германии рассматривались еще tbnannv зами под свежими впечатлениями войны 1870—1871 гг В то тХ жило и творило поколение непосредственных учаетппил^ ™ временников войны и Коммуны; старая острая внутвепппо’Т еще оставалась у всех в памяти; вопросы TeKvmegPnn^l5°Pb6-жизни решались еще в свете этой старой борьбы Политическои
В войне 1870—1871 гг. французский пролетариат « защитником и выразителем национальных иптеоесл» ВЫстУпал был душой движения сопротивления прусским стРавьЦ он оплотом национальной обороны. Буржуазия ппртт 8авоеаателям, давшая страну немцам, стала классом нациопалън •Щая и ПР°" линия межевания, постепенно стиравшаяся с гопа Измепы- Эта заслонявшаяся новыми острыми вопросами, станов ‘ИЛи’ вернее, •	аивщИМиСя в по
рядок для, все же сохранялась еще в течение долгого времени. В глазах передовых французских рабочих, трудящихся Бисмарк и Мольтке оставались не только олицетворением германского нашествия 1871 г., но и пособниками Тьера и версальцев, соучастниками кровавых репрессий против Коммуны. И, наоборот, Тьер и реакционная буржуазия — в представлении тех же общественных групп — продолжали быть не только палачами Коммуны, по и подлыми изменниками родины, предавшими страну немцам'
Так сложилась прочная политическая традиция: французский пролетариат продолжал считать себя представителем и выразителем национальных чувств и интересов страны. Рабочий класс спасал национальные интересы Франции и ее национальную честь в 1871 г. в борьбе против собственной буржуазии, пошедшей на сговор с немцами. Передовые французские рабочие продолжали гордиться этой ролью, сыгранной ими в 1871 г., и постоянно напоминали о пей". Коммунары, вернувшиеся после амнистии 1880 г. во Францию, охотно вспоминая о героической борьбе Коммуны против версальской буржуазной контрреволюции, всегда подчеркивали и вторую сторону Коммуны — ее борьбу против немецких завоевателей, патриотизм французского народа. Бывшие коммупары-блапкисты в своей пропаганде постоянно напоминали, что пе изменившая родине буржуазия, а трудовой люд являются истинными патриотами и защитниками Франции. «Никто не является большим патриотом, чем бедные», — писал в 1881 г. бланкист Гулле 11 12. Престарелый Бланки в последний год своей жизни неутомимо пропагандировал лозунг народной армии, т. е. вооруженного народа13; в обосновании этого лозунга подчеркивалась неспособность буржуазии, пошедшей па изменнический сговор с немцами в 1871 г., защищать интересы Франции.
Стоя на страже национального достоинства Франции, рабочий класс и его представители во всяком заискивающем жесте по отношению к Германии, в попытках сближения с ней видели оскорбление национальных чувств народа, поругание памяти народных борцов, сражавшихся против немецких завоевателей в 1871 г. «Чего ждут наши руководители от Пруссни? Почему так рабски они ей повинуются?!» — с негодованием писал бывший комиссар просвещения Коммуны, один из вождей бланкистов, Эдуард Вайян14 в начале 1881 г., когда французская дипломатия еще не спустилась до самых «низин» раболепия, достигнутых ею
11 Не говоря уже о политических статьях в рабочей прессе начала 80-х годов, эти пастроепия запечатлелась в рабочей поэзии тех лет. См., например, стихотворения рабочих-поэтов Суэтра и Гейара-сыиа (см. «Антология поэтов Парижской Коммуны 1871 г.» Составитель л редактор Ю. Данилин. М„ 1948, стр. 305, 310 и др.).
’ «Ni Dieu — Ni Maltre», ll.IX 1881.
13 Gm., например, последнее выступление Бланки по этому вопросу пеза-долго до его смерти. — «Ni Dieu — Ni Maitre», 19.XII 1880.
и E. Valliant. A bas I’opportunisme.— «Ni Dieu—Ni Maitre», 2.1 1881.
пп.чжв. Так часто повторявшиеся в 70-х годах конфликты с кай-ммвской Германией, раскрывавшие веянии раз ее агрессивные намерения, усиливали это чувство раздражения против пруссаков «...Кулак бисмарковской Германии, занесенный лад пашей юностью » —так вспоминал об этом времени позднее Ромэн Роллан1*. Этот «кулак бисмарковской Германии» вызывал ненависть против немецкой военщины; антинемецкие настроения были широко распространены в рабочем классе, а в особенности среди мелкой буржуазии. В рядах мелкой буржуазии национальные чувства подчас вырождались в шовинистические. Радикалы во главе с Жоржем Клемансо всемерно разжигали националистические чувства. Но в целом враждебное отношение к милитаристской Германии (от которой сознательные передовые французские рабочие отличали немецких рабочих16) французского народа в 70-х и 80-х годах было ответной реакцией на германские завоевания 1871 г. и было тесно переплетено с враждебностью, ненавистью к собственной буржуазии.
Французские господствующие классы были превосходно осведомлены об этих настроениях парода. Война с Германией, помимо чисто военных мотивов, для французской буржуазии была исключена прежде всего по соображениям классовых интересов. Известный тезис Деказа о том, что война означала бы для консервативной партии самоубийство, разделялся всей буржуазией еще в течение ряда лет. Наученная опытом Коммуны, буржуазия понимала и знала, что в случае войны народ не допустит вторично, чтобы его обманули так же, как в 1870 г.
Не случайно, что до начала 80-х годов ни одна из партий господствующих классов не выступала публично с пропагандой реванша”. Довольно часто встречающиеся в немецкой, английской, американской литературе утверждения о том, что во Франции с 70-х годов были распространены реваншистские настроения, что реванш был поставлен в порядок дня, представляют собой некритическое повторение, перепев измышлений германской пропаганды тех лет. В действительности ни буржуазные республиканцы, ни орлеанисты, ни легитимисты, ни бонапап-тисты пе решались в то время выступать с лозунгом реванша Слишком опасна была эта игра с огнем. Опасно осуждать Германию. На это осуждение имел право фр^цузс2 ’’ Р- Роллан. Спутники. М„ 1938, стр. 30.
Французская Рабочая партия поддерживала самые чп»
с германской социал-демократией; Год, Лафаог пХ» Дру,квСкие связи водами Рабочей партии, находившиеся в теемм ко«™ ЙРугие ₽УК°-сквин социал-демократами, постоянно подчеркивал» Воит»«»е с герман-классовую солидарность пролетариев обеих стран своой пропаганде И тогда в отдельных партиях встречались одиночки
в стихах и прозе пропагандировавшего мысль о Л ’ врод° Дерулепа La Ligue des Palnoles. Paris, 1916' L Marat i» ° Ревашпе (Г» да’ ligne des Patriotes. Paris, 1ft	h fee /Ля
ственного веса по имели.	1и 6П^° единицами6 и общи-
пролетариат, народ, по не буржуазия. На каждый воинствующий жест с ее стороны люди народа могли бы спросить —где же вы были в 1871 г.?
При решении внешнеполитических проблем, и германской в частности, французская буржуазия в 1879—1880 и следующих годах учитывала это внутриполитическое значение германского вопроса.
Сближение с Россией — в то время и в тех условиях — могло иметь своим косвенным следствием ухудшепие отношений с Германией. Бисмарк, германская дипломатия всеми силами стремились воспрепятствовать франко-русскому сближению. Обострение отношений с Германией должно было с неизбежностью привести к пробуждению национальных чувств народа. Но в национальном подъеме буржуазия видела одну из форм революционного подъема, что было для нее страшнее всего.
Встать на путь колониальных захватов значило распылять военные силы Франции, увеличивать число ее противников, ослаблять в целом позиции Франции в Европе. Идти на такую рискованную политику, имея под боком враждебную Германию, можно было, либо опираясь на очень тесное сотрудничество с Россией, дающее уверенность в ее поддержке, либо идя на примирение с Германией.
Конечно, переход к активной колониальной политике не был результатом злой воли или узкокорыстных расчетов того или иного политического деятеля или группы деятелей. Он имел под собой более прочные основания и отвечал определенным социально-экономическим условиям, определяемым особенностями эпохи.
«Погоня за колониями в конце XIX века, особенно с 1880-х годов, — писал В. И. Ленин, — со стороны всех капиталистических государств представляет из себя общественный факт истории дипломатии и внешней политики». Эта погоня за колониями была тесно связана с переходом домонополистического «свободного» капитализма в империализм, с развитием финансового капитала.
Ленин указывал на быстрое развитие финансового капитала во Франции как на фактор, обусловивший усиленный захват колониальных владений. «Не случайность, — писал Ленин, — что во франции как раз особо быстрое развитие финансового капитала, при ослаблении промышленного, вызвало с 80-х годов прошлого века крайнее обострение аннексионистской (колониальной) политики» *®.
Оставаясь страной отсталого сельского хозяйства и медленных темпов промышленного производства, Франция в последнюю треть XIX в. была уже страной сильного и развитого финансового капитала. В 1869 г. общая сумма ценных бумаг, принадлежавших французским капиталистам, по старым, но неоспоримым
15 В. И. Ленин. Поля. собр. соч., т. 27, стр. 375, 389.
-ft,f4CTaM А. НеЙмаркй, составляла 33 млрд, франков; 1880 г. она Я0ДС1«<-к 5fi итог в 1890 г. опа достигла уже 74 млрд?» По ужо ^В»йм«ГОаль№Й капитал, даже пе казавшаяся всесильной . ceSe века биржа господствовали в финансовом, «деловом» X Власть и решающая роль переходит в эти годы к банкам. В отличие от промышленности, где процесс концентрации шел ши^ыю медленно, в банковском хозяйстве он совершался быстро. Тмадуивейших байка: Лионский кредит, Национальная учетная контора, Генеральное общество распоряжались миллиардными СУМОдпако огромные капиталы, концентрированные французскими банками, лишь в небольших размерах шли па оплодотворение отечественного хозяйства. С 1869 по 1880 г. французский капитал, помещенный за границей, но данным В. И. Ленива, вырос с 10 до 15 млрд, франков21. В отличие от Англии, вывозившей свои капиталы главным образом в колонии, французский экспорт капитала уже в то время имел ростовщический характер; французский капитал вывозился преимущественно как ссудный капитал и пе столько в колонии, сколько в европейские страны. Эти специфические особенности французского экспорта капитала, связанные с общим характером французского капитализма в период перерастания его ® империалистическую стадию, отнюдь не влекли за собой отказ от борьбы за колонии. Напротив, 80— 90-е годы были временем усиленной колониальной экспансии Франции. Ленин подчеркивал, что для финансового капитала в его стремлении к захвату колоний имеют значение не только открытые уже в той или иной области источники сырья, не только выгоды, которые могут быть извлечены сегодня, по и те выгоды, которые может дать колония в будущем. «Интересы вывоза капи-Т8Ла’ ТхПИС?Л "^епии’ ~ равным образом толкают к завоеванию колонии, ибо на колониальном рынке легче (а иногда единственно только и возможно) монополистическими путями устранить ,™™еНТа’ обе£печитъ поставку, закрепить соответствующие <свпЗв* и пр.> “
Сравнивая размеры «приобретенных» в конце XIX в колоний Францией, Германией и Японией и указывая что Ф"п ция «приобрела почти втрое больше колоний (по щади), чем вторая и третья вместе взятые», Ленин пп-Д? °" тем, что «...ио размерам финансового капитала Фоан™ * Э’° чале рассматриваемого периода была, может би^Р В па' сколько раз богаче Германии и Японии, взятых^ХтеР* В Н6’ ” Л. Ntymarck. La situation financiere de la France
подсчеты не включены французские капиталы',	В эти
» 7 Ваиикг. Le CrMit Lyonnais de 1863 & 1882, v П Pam	“ ГРв’
В, И. Лепин. Полп, собр, соч., т. 27 сто 380 ' U’ Рат1®< 1961.
“ Таи же, стр. 382.
я Там же, стр. 378.
в этих особенностях экономического развития Франции и следует видеть главные причины усиленного развития ее колониальной экспансии с начала 80-х годов.
Однако, учитывая эти общие экономические факторы колониально-захватнической политики Франции, следует выяснить, как конкретно осуществлялось это стремление к колониальным захватам па практике, как связывали французские господствующие классы свою жажду колониальных приобретений с другими задачами французской внутренней и внешней политики.
Конечно, сближение с Россией, или точнее в условиях того времени сближение с Российской империей, должно было усилить позиции французской буржуазии и внутри страны и во вне. Как показала последующая практика франко-русского союза 90-х и 900-х годов, поддержка царской России давала возможность французской буржуазии вести и политику колониальных захватов. Но в конце 70-х—начале 80-х годов, о которых сейчас идет речь, дело обстояло иначе. Практическая возможность заключения фрапко-русского союза в то время была еще исключена. Она была исключена не только потому, что Франция в военном отношении была еще слишком слаба и пе могла быть для России ценным партнером, хотя одной этой причины было вполне достаточно, чтобы снять вопрос с обсуждения. Возможность слюза была исключена еще и потому, что складывавшаяся в то время австро-германская коалиция еще не обнаружила в полной мере свое антирусское и антифранцузское острие; России пе было ни нужды, ни интереса идти на союз с Францией; антирусское острие австро-германской коалиции было притуплено комбинацией восстановления союза трех императоров. Комбинация эта была временной и непрочной, она находилась в противоречии с целями и задачами австро-германской коалиции и уже вскоре была взорвана болгарским кризисом 1885—1886 гг., раскрывшим в действии антирусскую направленность австро-гермапского союза. Но тогда — в 1879—1881 гг., когда союз трех императоров только еще вновь восстанавливался, эта причина, как и некоторые другие, делала союз с Россией для Франции недостижимым24.
Но если был невозможен союз, то оставалась, как говорилось, возможность сотрудничества с Россией. Опыт 70-х годов показывал, что дружественные отношения с Россией, не скрепленные никакими формальными соглашениями, сами по себе достаточны для предотвращения полого нападения Германии на Францию; России было явно невыгодно сокрушение Франции и дальнейшее усиление германской мощи.
Особенности развития французского капитализма в период перерастания его в монополистический капитализм, империализм, предопределили решающую роль финансового капитала в экономическом и общественно-политическом развитии страны. Фииан-
С. Д. Скаакин. Конец аистро-русско-горманского союза. М-, 1974.
фактически, через умеренных республиканцев, сотая буржуа.	Ф руководствовалась не общими интересами
правившая с р , инми класс0Выми расчетами. Присущее каш^яизму, перерастающему в империализм вообще, а француз-еХ^Хря особо быстрому развитию финансового каци-^а в Хеивостн, стремление к аннексионистской колониаль-Гой политике само по себе еще не решало вопроса о впешпеполи-ориентации. С кем идти, на кого опираться - этот вопрос оставался открытым. Господствующая во Франции финансовая буржуазия избрала ориентацию па Германию.
В этом новом «германском курсе», как уже было сказано, задачи борьбы французской буржуазии против французского пролетариата играли существенную роль.
Идя на примирение с Германией, буржуазные республиканцы, представлявшие интересы финансовой буржуазии, гасили, тушили всякие вспышки национальных чувств в стране. Они, так сказать, задним числом реабилитировали и Франкфуртский мир и капитулянтскую политику того времени. Они хотели вырвать почву из-под этого, столь страшившего их своим сочетанием, движения, национального и революционного одновременно. В дружбе с бисмар-ковской Германией буржуазные республиканцы рассчитывали найти довалнительную опору и в своей борьбе против рабочего класса, против социализма. Не следует забывать, что буржуазные республиканцы протягивали руку дружбы не Бисмарку «культур-вампфа», а Бисмарку «исключительных законов» против социализма. Был своеобразный исторический парадокс в том, что французские буржуазные республиканцы, провозгласившие своим лозунгом борьбу с клерикализмом, и Бисмарк, отрекшийся от этой борьбы (правда, никогда не имевшей у него прогрессивного содержания), смогли так быстро найти общий язык. Но парадоксальность этого была чисто внешней, кажущейся. Самый факт этого сближения раскрывал в значительной мере показной xsroaK-тер антиклерикальной борьбы буржуазных респубХаздев* Их главной задачей была не борьба против клерикализма,*Тппотив социализма — то, что составляло боевую цель внутренней политики и юнкерско-буржуазного блока в Германии Сблп^Д ?
жуазно-республикаиской Франции с бисмаокпДД- 6лижоние буржуазной Германией-в
цузской буржуазии-в конечном счете ознДД ДЧ ФраП' политики сговора Тьера и Бисмарка в 1871 г Z™ воскрешение Коммуны.	г< вротив Парижской
Этот путь - путь сближения с победителями 1Ят« * национален, оскорбителен для национальных чмпД, л ^Ыл апти-иарода, он должен был восприниматься им «аТ ™ <РРанЧузского чуждый его интересам.	‘ ак Увизительтп-тй и
Но для финансовой буржуазии, державшей в <•» государственной власти, это направление полДВ°Их РУ«ах руль лось прежде всего выгодным: выгодным в узком КВ “РвДСтавля-14д	емыздв слова-
оно сулило крупную поживу на колониальных предприятиях; выгодным и с точки зрения классовых ее интересов — оно должно было скопать подъем национального и революционного движения в стране.
Буржуазия, естественно, выбрала тот путь, который казался ей выгодным. Но опа была близорука: ее расчеты оказались ошибочными.
*
Французские банковские круги, финансовая олигархия и их политическое представительство в лице умеренных республиканцев избрали второй путь. Наступил новый период во взаимоотношениях Франции и Германии. Французское правительство искало теперь поддержки и опоры в вопросах международной политики у своего недавнего врага Германии. Среди прочих вопросов — о Греции, о Румынии и др., — по которым французское правительство просило у германского поддержки, наибольшее значение для фрапцузской буржуазии и ее дипломатии имел вопрос о Тунисе. Столкнувшись с серьезными затруднениями, созданными противодействием Англии и Италии французским претензиям па Тунис, французское правительство обратилось за помощью в Берлин.
В архиве министерства иностранных дел Франции на Кэ д’Орсэ, помимо основного фонда дипломатической переписки между Берлином и Парижем, составившего тома 16, 17 и следующие по разделу «Allemagne» и вошедшего как основа в издание «Documents diplomatiques franpais», имеется особый фонд, поступивший туда сравнительно недавно. Это обширная, фактически каждодневная переписка между Сен-Валье и Баддингтоном в период, когда оба занимали ответственные государственные посты, главным образом за 1878, 1879, 1880 гг, (в переписке имеется перерыв в июне-июле 1878 г., когда Баддингтон выезжал в Берлин). Из переписки явствует, что оба корреспондента были не только политическими единомышленниками и проводили общую политику, по и лично весьма близкими людьми. Хотя вся переписка ведется па официальных правительственных бланках, форма обращения остается одной и той же: «Mon cher ami» или «Моп bon et cher ami» («мой дорогой друг» иля «мой добрый и дорогой друг»). Эта полная взаимная доверительность придает переписке Сен-Валье—Баддингтона особую ценность25.
Этот фонд был передан в архив па Кэ д’Орсэ в 1955 г. Франсисом Баддингтоном (по-видимому, сыном министра) и в 1958 г. пополнен новой коллекцией писем, присоединенной к прежней. В 1965—1966 гг. я имел возможность его изучать в архиве МИД
“ Arch, du min. des aft. etr. Mdmoires et documents. Allemagne. Correspondences particulibre du c-te de Saint-Vallier, ambassadeur a Berlin avec M. Waddington, ministro des aft. dlr. 1878, v. 116.
JO A 3. Манфред	145
Ппп обширности источника и ограниченности размеров КХпХания он может быть здесь использован в основном
ЗПШВЬ	иностранных
Баддингтон поручил Сен-Валье, французскому послу в Бер-л^е прозопдировать настроения германских руководящих кру-№ вопросам26. Сев-Валье встретился с Бюловом, «атйХетарем германского министерства иностранных дел. Ре-зХат превзошел ожидания французских дипломатов. Бюлов завеял Сен-Валье, что германское правительство считает Тунис находящимся «в орбите средиземноморских владений» Франции и полностью признает право Франции заставить «уважать» ее интересы и влияние27.
Обрадованный Баддингтон запросил сразу больше, пе со1ла-сится ли Германия обуздать Италию в ее стремлениях к Тупису? Может быть, немцы порекомендуют ей иной объект — Албанию, Триполи или что-либо другое? Будет ли хорошо принято в Берлине официальное установление французского протектората пад Тунисом? Баддингтон сыпал вопрос за вопросом. Он хотел достигнуть всего сразу, он рассчитывал теперь с помощью германского канцлера получить то, чего французская дипломатия пе сумела добиться собственными спламп.
Правда, даже в пылу увлечения Баддингтон испытывал некоторое смущение. Он понимал, что Бисмарк поддерживает французские притязания на Тунис отнюдь не бескорыстно. По существу это Баддингтона не беспокоило. Но французского министра иностранных дел тревожило иное — не скомпрометирует ли себя слишком правительство? «Желательно ли для нас, — советовался он с Сен-Валье, — принимать или домогаться такой услуги от на-в!™™ТШНеГ° врага?*28' Впрочем, несмотря на эти сомнения, Уполномочивал Сен-Валье действовать в указанном
Сен-Валье 5 января отправился к Бисмарку в Фриппихспиэ Ему не пришлось ставить перед германским кЯпп™~АГДрЖХ ₽У подсказанные ВаВДИншоноМРБисмарк оХ^воего 7^°™’ ника. Предуведомленный Бюловом о вопросах^н^маю™ С0®есеД* цузское министерство иностранных дел», он соХ пГаЩИ« Фран‘ рога. Тогда он и произнес свою известию фраХ « быКа За груше: «Так что же! Я думаю, что тунисская rnL» тунисскои пришло время для вас сорвать ее; дерзость бея	Соарвла и
---------	««а августовским
“ «Documents diplomatiques fran^ais» (далее — DDF\ v ...
„ той—Сен-Валье, 29 декабря 1878 г.	ut). V. II, з6в в
27 DDF, v. П, № 369. Сен-Валье — Ваддингтояч 9 ™	«аддинг-
Pol№ der europaischen Kabinette. 1871-19^» Sig* *We grosae
 Arch. du min. des aff. dtr. Mdm. et doc Corr	,	°
а	Ватоя®ггоп— Сеп-Вал^е	1878, ff 119
Gr. Pol., Bd. Ill, № 655. Бюлов — Бисмарку, 2 январ^ 187Э гвря 187” г, '
ЯШМДММГВАМСЖ
Письмо Сен-Валье Баддингтону от 13 июня 1881 г. с обращением «Дорогой министр и друг»
(Архив министерства иностранных дел Франции)
„„„ этого африканского плода, который может теперь быстро испортиться или будет украден другими, если вы его оста-вите ^Хом долго на дереве»30. Бисмарк не только обещалпол-X подеержку Германии, он торопил французов, подталкивал Ь на действия, подбадривал. С напускным простодушием Бис-ст “даже объяснять, что побуждает его поддерживать коло-таКьгае начинания Франции: чем больше успехов будет достиг-“французами в бассейне Средиземноморья, тем меньше они будут иметь претензий к Германии.
Бисмарк полностью разделил негодование французского посла по поводу итальянских претензий на Тунис. Оп отзывался об итальянцах с величайшим презрением. Он называл их «пациеи, прогнившей раньше, чем она возмужала»; он пренебрежительно говорил, что «аппетит пришел к ним раньше зубов», и рекомендовал французам самым решительным образом пресекать их домогательства. Впрочем, уступая просьбе Сен-Валье, оп согласился, что итальянцев можно «отправить прогуляться» в сторону^ Кире-наики или Триполи; Бисмарк обещал завтра же поручить Бюлову повести с итальянцами переговоры в этом направлении.
Германский канцлер предложил и иную услугу: вступить в дипломатические переговоры с Англией, чтобы она призвала к порядку своего консула в Тунисе Вуда, на которого Сен-Валье жаловался Бисмарку31.
Беседа была закончена в самом дружеском, почти сердечном тоне. Ее естественным завершением были саркастические, полные злости суждения Бисмарка о Горчакове, России и русских вообще; эта тема в 1879 г. была излюбленной у Бисмарка; в этой части беседы он оставался вполне искренен.
Это свидание Сен-Валье с Бисмарком не было ординарной встречей двух дипломатов, зондирующих почву по интересующим их вопросам. Оно означало заключение определенного соглашения «IS™	И Арменией Хотя пи в Фридрихсруэ, ни позже
между обеими сторонами не было заключено письменного договора и само соглашение не было определено ни в пунктах ни в параграфах, соглашение как таковое было устно заключено и продолжало действовать в течение ряда лет.
Франция приняла те услуги Бисмарка,’ в допустимости кото рых сомневался даже «бисмаркианец» Баддингтон32 R»Z --г»--™ пРавитвлъетваээ ормл™Х
: ж. ’«ла» з?«г’ййтга’т.ЭТ! -
20; DDF, v. И, № 371. Сеи-Валье - В~^Ув1'вГ’ 1878, «• 19.
-Баддингтон, которого я считаю... Siu^anraом »ВВ^я 1879 г. цен...», писала о нем Ж. Адак (J. Adam. Арг4з ГаЬапя °®смаРКиан-vanche. Paris, 1908, р. 101).	р 83 1 abandon de la Re-
в В ответ на вопрос Сен-Валье, может ли он ненеп»-..
яаи«п*е ему Бисмарком ваявлевия, последний отвгХ, ВДингтоиу спе-добавив, что он просит их рассматривать как ^иг^Х^РДигояХ, 148	” гото» их во-
поддерживать — политически, дипломатически, морально — французскую захватническую политику в Тунисе и французскую колониальную политику вообще. Эта поддержка пе была платонической: ужо через день Бюлов информировал Сен-Валье о сделанном германским правительством представлении Англии по поводу ап-тифрапцузской деятельности Вуда в Тунисе. Плата за эти услуги и следующие за ними, более существенные, плата за германскую поддержку Франции в ее колониальных захватах была определена Бисмарком в той же беседе в Фридрихсруэ с полной отчетливостью: Франция должна примириться с переходом Эльзас-Ло-тарипгии к Германии и «искать удовлетворения своему самолюбию» в другой области. Приняв услуги, предложенные ему Бисмарком, французское правительство молча согласилось на эти условия.
Фрапко-германские отношения вступили в новый этап — период сотрудничества и «дружбы» между вчерашними побежденными и победителями.
Между тем в это время подготавливалось, а затем совершилось событие крупного значения. В октябре 1879 г. был заключен двойственный союз между Германией и Австро-Венгрией * 34 35.
Австро-германское соглашение положило конец всяким надеждам французской дипломатии на установление дружбы или союза с Австрией. Французская дипломатия длительное время питала надежды, что ей удастся реализовать последствия Садовой —поражения Австрии в войне 1866 г. — и привлечь Австрию па свою сторону. Насколько обоснованы были эти надежды — вопрос иной. В действительности они никогда не имели под собой прочной почвы. 10 лет, прошедших с тех пор, подтверждали это полностью. Но теперь соглашение 1879 г. разрушало последние иллюзии. Отныне Австро-Венгрия превращалась в опору и в известном смысле придаток Германии. Мощь Германии в результате заключения союза с Австро-Венгрией усилилась. Создание агрессивной австро-германской коалиции означало возрастание опасности для Франции.
В прогрессивных французских общественных кругах не только хорошо понимали это возрастание опасности для Франции, но и громко сигнализировали о ней. Эдуард Вайян публично обвинял французское правительство в бездействии перед лицом «специально направленного против нас австро-прусского союза — этой цитадели контрреволюции в Европе» №.
В среде самих господствующих классов из разных элементов (часть промышленной и торговой буржуазии, связанной эконо-
аобновить письменно в официальной дипломатической форме (DDF, v. II, р. 415).
34 Об истории подготовки и заключении двойственного союза см. С. Д. Сказ-кин. Указ соч., стр. 81—123; В. М. Хвостов. Дипломатия в новое время. М., 1963, стр. 51—55.
35 «Ni Dieu — Ni Maitre», 2.1 1881.
питлплгамп с Россией или страдающей от германской крупные землевладельцы, часть бур-жХ^пителлигенЦин и средних слоев) образовалась опозиция Jobom вХнеполитпческому курсу. Все эти различные группы буржуазии не объединенные в какую-либо партию, по представ-?енше во всех партиях, выступали против нового «термапско-ко-товиального курса»; оборотной стороной этого осуждения правп-тельствовной внешней политики стала настойчивая пропаганда политики сближения п сотрудничества с 1 осеней . Начавший выходить с конца 1879 г. новый «толстый» журнал «La Nouvello Revue», выступая против «германского курса», постоянно напоминал о сыгранной Россией в 70-х годах решающей роли в предотвращении германской агрессии против Фракции и требовал возвращения к «русскому курсу», к поискам дружбы и поддержки России37.
Берлинский конгресс 1878 г., выявивший во всей остроте противоречия великих держав, создал во многом новую ситуацию па европейском континенте.
Конечно, ничто пе прошло бесследно, и в Петербурге, в министерстве иностранных дел, было своевременно замочено и должным образом оценено и двусмысленное, чтобы пе сказать резче, поведение французской делегации на конгрессе, и отчетливо проступающие новые тенденции политики министра иностранных дел Баддингтона, справедливо названного Орловым «англичанином по рождению и пруссаком из страха».
И тем не менее, учитывая всю сложность складывавшейся в Европе обстановки, необходимость для Франции четко определить избираемый ею путь, Россия сочла своевременным заявить о готовности сохранить добрые отношения, сложившиеся между обоими государствами в 1872-1875-1877 гг. Генерал Лефло в донесении пз Петербурга 11 марта 1879 г. писал: «Ввиду того, что отношения России с Германией и Австрией ухудшаются, умы поворачиваются в пашу сторону, и его величество, как мне кажется, склонно скрепить связи более дружественным соглашением с Францией»36.
* Отражением этих настроений были не только мпогочислояныр -inm».., пые и газетные статьи в печатных органах паанит 6 я<Уриаль~ ряд брошюр и книг па эти темы, вышедших в эти гпч??Рг,ЛеПИИ’ 110 И G. Salvat. De Г Alliance fianco-russe. Nice 1B80_^S£’’ пацРимеР»
ванное сочинение, пространно доказывавшее neoGx^J^ ЛИ10граФиро’ поста союза с Россией, или анонимную Gnounonv л2???,0СТЬ и неиабеж-тезис: XXX. VAlliance russe, Paris, 1880, и ряд ппотпТ^ТаЯВа10П,ую т°т же ’• «La Nouvclle Revue» был создай в противовес «Revue ,U«
влиятельнейшему органу правых республиканцев •>.?„. иоцх Mondes» — тельствевную политику. «La Nouvelle Revue» жД^'!Щ<ШтсмУ прави-Жюльеттои Адап, объединял весьма пестрые ’элемеРптЛ’ ^’“водимый генерала Галифе направо до Анри Рошфора налево бУР*уазии от и DDF, у. II, Де о02; здесь этот текст дан в наиболее г,»,.
дакции послужившей позже поводом для ряда нс?опиКСТрапевпой ре-наций (см., например, О. Hamman. Пег nMBverstandeH/PJ“lecR0x мистяфи-"оо Вгмпагск. Berlin, 150
Лефло высказывал лишь собственные предположения; он быт сдержан п осторожен. Но общий ход его рассуждений правильно определял настроение русского правительства и тенденции его политики. После разочарований Берлинского конгресса русское правительство было склонно сохранить те отношения, которые сложились между двумя державами в 1872—1875—1877 гг.. т. е. политику дружественного контакта.
По существу перед Францией по-прежнему стоял выбор—оставаться ли па прежней политике сотрудничества с Россией и, опираясь на поддержку России, выдерживать дипломатический натиск германской агрессии, либо изменить эту ставшую традиционной политику и поддаться тем внушениям, которые исходят от Бисмарка, стать па путь колониальной авантюры. Последний путь был прыжком в неизвестность, причем единственным из того, что можно было в этом неизвестном достоверно предвидеть, это было неизбежное столкновение с Англией и Италией.
Ваддипгтоп, действуя в согласии с правящей группой умеренных республиканцев или по их поручению — это одпо и то же, — избрал второй путь. То выражение дружественных чувств, которое прозвучало из Петербурга, осталось без ответа.
Правящие круги финансовой буржуазии после некоторых колебаний повели внешнюю политику Франции по пути колониальных захватов и сотрудничества с Германией.
*
Первой крупной операцией в политике колониальных захватов, проведеипой от пачала до конца при политической и дипломатической поддержке Германии, был захват Туниса.
Процесс финансового закабаления Туниса французским капиталом начался еще во времена Второй империи. При Наполеоне III в Туписе были помещены крупные денежные вложения, и французский капитал стал играть там значительную роль. Одпако он сталкивался с английскими и итальянскими конкурентами; в 70-х годах активность последних особенно возросла; борьба между соперниками приняла крайне ожесточенный характер 38.
Заручившись поддержкой 1 ермапии, правительства Вэддингтона (1879 г.), а затем Фрейспие (декабрь 1879 г.—сентябрь 1880 г.) стали усиленно провоцировать столкновения п конфликты 19
1991 S 18" К Koerlin. Zur Vorgeschichtc tier Bussisch-franziisischen Bflnd-nisses 1879—1890. Halle, 1926; и др.): ср Arch, du min. des aff. Йг. Mem. et doc. Corr, do Saint-Vallier, mars 1879. rr. 31 ol.
as См. P. H X LP. d’Estournelles de Constant], La politique franpaise en Tu-nisie. 1854—1891. Paris, 1891. Автор — «практик» французской политики колониальных захватов и буржуазный дипломат. В его книге имеет зна-явки© лишь сводка фактов и некоторые певольпо саморазоблачвтельныо материалы.
с тунисским беем, которые дали бы повод к энергичным дейст. шм В январе 1879 г. бею был предъявлен ультиматум, по к огорчению французских агрессоров бей тут же, по раздумывая, пвяняч все его условия и стал педантично выполнять их пункт за пунктом40 После того как не удалось вызвать конфликта, Рустан французский консул в Тунисе, ловкий кондотьер французского империализма, пытался «дружественно» уговорить бея подписать договор о протекторате; был приготовлен второй проект «договора»41 (первый проект «договора» был создан в июле 1878 г.), но бей не поддался и на это; его поддержали агенты Англии и Италии, мечтавшие сами закабалить п захватить Тунис. Французы изобретали новые провокации, новые поводы для вмешательства, но и их осуществление осложнялось крайне острой борьбой с итальянскими и английскими соперниками: в 1880 г. возникли острые конфликты между французским «марсельским обществом» и английским агентом Леви за приобретение крупных земель Энфида; между французской компанией «БонТуэльма» и итальянской компанией Рубаттино за получение концессии па строительство важной железнодорожной линии. За спиной этих компаний стояли соответствующие правительства, отношения между которыми принимали все более напряженный характер.
Бисмарковская Германия продолжала по-прежнему поддерживать и даже поощрять Францию в ее посягательствах на Тунис. В феврале 1880 г. Бисмарк вновь заверил французское правительство в своей решимости оказывать ему полную поддержку в делах Ближнего Востока вообще и средиземноморского бассейна в особенности. «Есть две державы, с которыми я хочу идти в полном согласии, сказал Бисмарк,— это, во-первых, Австрия, а затем Франция»4. На мадридской конференции держав по марок-каискомувопросу (июнь 1880 г.), по предложению Бисмарка, германский представитель граф Солмс полностью поддерживал французского представителя адмирала Жореса4». Постоянно подталкивая французское правительство к энергичным действиям в колониальных акциях, в Берлине с особой настойчивостью напоминали французской стороне об оставшихся неосуществленными планах овладения Тунисом.	«ленными
В декабре 1879 г. министерство Ваддингтоиа
Его сменило правительство Шарля де Фпейси^ лл отставку, у власти до сентября 1880 г.	1 Ике* остававшееся
*	des *И- 6tr- Мёю- et doc. Corr de Saint .
62; cp. DDF, v. II, № 364, 366, 372—375 baint-ValUer, 1879, ft 54— 41 Arch, du min. des aft. dlr. Mdm. et doc с™» л. c 
« 1ПДь '79' D^OeT «Договора» 11 февраля 1879 г смв-"п?Й1Пбг’ i«nvier-Arch. du min. des aft. 4tr. M4m. et doc Corr , • v- И, Л» 4ri mare—juin 1880; DDF, v. П, № 292, 336, 34V v ш	Berlin
Arch, du rain, des aft. 6tr. Mdm. et doc. Corr' de	95, 142.	’
Gr. Pol., Bd, III, № 664, 665; DDF, v. Ш, № 153, 203, 215 ^а^’ег, iuin 1880;
Шарль дс Фрейсине представлял своеобразную и по-своему колоритную фигуру в истории Третьей республики. Его имя приобрело впервые известность во времена франко-прусской войны, и оно остается в летописях Третьей республики па протяжении всей последующей истории, вплоть до мировой империалистической войны 1914—1918 ц1.44
Шарль де Фрейсине по образованию был инженер, обладавший, по-видимому, крупными организационными дарованиями, проявившимися в трудные годы войны. Он снискал себе популярность в стране своей энергичной патриотической деятельностью по обороне против пруссаков. В ту пору сравнительно еще молодой Фрейсине был одним из ближайших друзей и помощников Леона Гамбетта. Подобно Гамбетта он стоял на точке зрения продолжения войны до последней крайности. Фрейсине примыкал в ту пору к «левым», вместе с Гамбетта стал одним из руководителей созданного в Туре штаба оборопы, формировал армии, организовывал батальоны, готовил резервы и развивал кипучую деятельность по организации сопротивления германским завоевателям.
В то время его связывали с Гамбетта не только близость политических взглядов, общая решимость не склонять головы, продолжать войну, по и тесная дружба. Имя Фрейсине звучало почти так же, как имя Гамбетта — непримиримая война против Германии.
Но после войны и Франкфуртского мира Фрейсине начал свою эволюцию. У французских журналистов он получил прозвище «белой мыши», «человека эллипсов и кривых». Эти своеобразные эпитеты были связаны с тем, что этот политический деятель обнаружил редкую эластичность и гибкость. Видный представитель «левой», близкий друг Гамбетта, Фрейсине за 10 последующих лет не сблизился ни с теми, ни с другими, а сумел незаметно, не привлекая внимание, от них отдалиться.
Среди французских государственных деятелей Третьей республики Шарль де Фрейсине был, по-видимому, одним из самых умных и значительных политических руководителей. Он хорошо понимал ситуацию, изменения в соотношении сил, умел быстро реагировать на меняющуюся обстановку. Его нельзя было упрекнуть ни в нерешительности, ни в отсутствии характера. Но в известной журналистской шутке, утверждавшей, что если бы Фрейсине предложили па выбор сохранить из двух слов: «да» и «нет» только одно, то он бы, вероятно, отказался от обоих,— в этой шутке была доля истины. Фрейсине был тем политическим лидером, который превосходно обошелся бы без прямых — утвердительных или отрицательных — ответов. У него всегда было в запасе сколько угодно иных выражений, иных оборотов речи. В этом смысле оп был, если угодно, классическим представителем фран-
« Ch. Freycinet. Souvenirs, v. II, 1878—1893. Paris, 1913.
nvwKoro буржуазного парламентаризма эпохи Третьей росиуй.
^казавшегося к концу его долгой карьеры, в XX столетии, тТнескХко старомодным. Но тогда все егце было впереди.
* Оад первых двух кабинетов буржуазных рссиубликаицев-ДюфХ и Баддингтона-показал, что пн первый, пи второй пе Sa преодолеть нарастающие для правительства трудности шмнгпгрп, ми во вне страны. Собственно, это был одни замкнутый котт Неустойчивость, непрочность, внутренняя слабость правительственной власти представляла Францию в глазах третьих держав даже слабее, чем она была на деле.
Шувалов (Петр Андреевич, посол в Лондоне) в марте 1о7У г. говорил в Берлине Сен-Валье, что в Лондоне внутреннее положение Франции «считают крайне серьезным, и английское общест- • венное мнение рассматривает вас как плывущих по точению, все дальше отклоняющихся от главного русла реки», и что столь же неблагоприятно оцениваются перспективы внутреннего развития Франции в Берлине и Петербурге *5.
Тогда как общественное давление сппзу, со стороны парода требовало решительной и смелой ориентации влево, одновременно из зарубежных монархий косвенными путями оказывалось давление в целях сохранения консервативного, сколь мыслимо правого политического курса.
Когда перед республиканцами встал вопрос о том, кому в столь сложных и противоречивых условиях руководить кабинетом, то оказалось, что одним пз наиболее подходящих людей в республиканском движении является Шарль де Фрейсине. Фрейснне, бывший «левый», друг Гамбетта и в то же время не имеющий ничего общего с ним, разошедшийся с былымп друзьями так топко и незаметно, что даже товарищи не могли его упрекнуть. Он остался до последних дней в дружественных отношениях с Гамбетта, что не мешало ему в критические моменты способствовать тому, чтобы корабль Гамбетта ускорял движение ко дну. Когда позднее Гам-оетта потребовал помощи Фрейсине, тот заложил руки за спину но при этом направил Гамбетта ласковое и вежливое письмо. Он остался другом, но другом, который не помогает.
Вот такой человек и нужен был теперь умеренным necnvfi™ канцам в трудной, противоречивой обстановке в качеств пп5»г' ника обанкротившегося Вэддингтона Кто та кай лПР°®М‘ движение сопротивления против немцев в войне 187nTC®He? Эт° время это олицетворенная осторожность и гибкоетк И В Т0 Же
Фрейснне обнаружил эти качества уже пои
правительства. Кое-кого из наиболее скомпш.^ енан своего бросил из состава, а в ост^“!ХЛсозХМ°5аХТстТ^ _°Л вы’ людей, которые сотрудничали с Ваддингтопом Клемансо °*
*	M6“- Cl	Saint-V^. Borl.ni maM
остроумия заметил, что кабинет Фрейсине —это «кабинет перелицовки перелицованного».
Было очевидно, что для того, чтобы успокоить общественное мнение страны, нетерпеливые требования парода, необходимо провести какой-то минимум реформ. После сложных парламентских мапевров, призванных удовлетворить в какой-то мере как «левых», так и право-центристских депутатов, правительство в июле 1880 г. провело ряд реформ прогрессивного значения. В области внутренней политики была проведена амнистия коммунарам, и герои Парижской Коммуны вернулись в Париж и заняли почетные места среди других участников республиканского движения. День 14 июля (взятие Бастилии) официально был провозглашен французским национальным праздником. Правительство приняло специальное решение о том, что «Марсельеза», которую до сих пор рассматривали во Франции почти как крамольную песню, была провозглашена государственным гимном республики.
То были меры эффектные, внешне импозантные, рассчитанные на большую аудиторию (вся Франция пела «Марсельезу» и вся страна праздновала 14 июля), но в то же время и не очень существенные.
Но Фрейсине все же пошел несколько дальше. Хотя он в соответствии со своей политикой «балансирования между крайностями» и провозгласил «республику открытой для всех», тем пе менее, пе желая затрагивать интересы крупного капитала и понимая, что кто-то должеп все равно быть принесен в жертву, Фрейсине объявил главной задачей правительства борьбу против клерикализма, против церкви46. Со времени 1789 г. борьба против церкви оставалась популярной во Франции. В 70—80-х годах XIX в. клерикализм во Франции рассматривался как боевой авангард монархистской партии.
Правительство приняло декреты, направленные против иезуитов и других религиозных обществ. Орден иезуитов был объявлен распущенным, а другие религиозные общества должны были зарегистрировать своп устав и в определенных случаях подлежали роспуску. Реализация на практике декретов была также осуществлена должным образом. Иезуиты оказывали сопротивление, полиции приходилось штурмом брать помещения школ, которые обороняли несколько священников, газеты сообщали об этом сенсационные известия. Это была настоящая республиканская война, которая волновала умы, сердца, вызывала споры...47 А реальное содержание проводимых реформ?
Так Фрейсине искуспо и более гибко, чем ого предшественники, осуществлял политику умеренных республиканцев — политику частичных реформ, пе выполнявших главного ...
« Ch. Freyctnet. Op. cit., v. II, p. 17—27.
« Andrleux. Souvenirs d’un prefot de police, v. I. Paris, 1885, p. 37—48; A. Debtdour. L’Egliso catholique et 1 Etat sous la Troisieme Republique, v. I. Paris, 190fi, p. 259.
В области внешней политики Фрейсине подверг критическому пеиес^й курс, начатый его предшественником Паддингтоном, ноPSwi ЭТ(осторожно и гибко; он больше присматривался; ру-ковйство министерством иностранных дел было для него новой 'ФефрЙейсине быстро сумел разобраться в ошибочности политики ВаиХтона по отношению к России, он намеревался воссташ,-витТн укрепить дружественные связи между двумя странами. Возникший неожиданно н вне его воли инцидент, так называемое «дело Гартмана», привел к дальнейшему ухудшению отношении между Петербургом п Парижем. По требованию царского правительства французское правительство арестовало в Париже Льва Гартмана, причастного к покушению на Александра II в 1о7,1 г. Но когда из Петербурга потребовали, чтобы Гартман был выдан, левореспублпканскпе и демократические организации во главе с Виктором Гюго развернули широкое движение протеста; опи видели в этом прежде всего попрание республиканского принципа предоставления убежвща политическим эмигрантам. Фрепспне, оказавшийся в затруднительном положении — между двумя огнями,— получил неожиданно возможность выхода из коптра-верзы.
На допросе Лев Гартман заявил, что он пе Гартман, а якобы Мейер, и что он был пе в Петербурге, а будто бы в Берлине, и что, следовательно, он не то лицо, которое ищут. Французский министр юстиции Казо, руководивший допросом Гартмана, имел, конечно, возможность разобраться в этом вопросе до конца и установить, с кем имеет дело, по Фрейсине решил ухватиться за этот спасительный для пего выход. 23 февраля Гартман был освобожден, так как его личность пе была установлена, и вскоре же уехал в Англию, а затем в Соединенные Штаты.
очва для конфликта была исчерпана. Орлов, в соответствии с полученными инструкциями, выразил недовольство своего правительства, ио Фреисине разводил руками: Гартмана -не нашли арестованный оказался не Гартман, вопрос был снят с повестки дня. Орлов, проживший долгие годы за границей, не мог по понимать, что версия Казо—Фрейсине давала самый легкий нч риант выхода из кризиса, могущего стать затяжшп, ™ Но в Петербурге полагали ипаче. Орлов был отозван РУДПЫМ‘ ставший демонстративным и длительным	в отпуск,
1881 т. Александра П народовольцами ХВЬ 1 Марта пенно забываемому «делу Гартмана» остроту По Д уже посте’ заниым с национальными интересами обоих гое^?®8"’ Не СВЯ' яия между Российской империей и ®naniivirvAapCTB’ отп°ше-резко ухудшились.	1 ц"зск°и республикой
В сентябре 1880 г. пало правительство ФпейР„, ему пришло министерство Жюля Ферри. Эта е u Па смолу и а Ci'ena ЦравительствУ
была вызвала но частными разногласиями по вопросам антиклерикальной борьбы, как это нередко изображается, а в силу более глубоких причин — обостряющейся классовой борьбы в стране, росте сил и активности пролетариата.
1880—1881 гг. были временем большого подъема во французском рабочем движении. Реформистские идеи барберетизма, господствовавшие во французском рабочем движении 70-х годов, были разбиты. На третьем Марсельском рабочем конгрессе 1879 г. им был нанесен сокрушительный удар; съезд провозгласил себя социалистическим рабочим конгрессом и постановил создать Рабочую партию. В 1880 г. Рабочая партия была создана; это было событие большого исторического значения. Партия приняла вскоре программу —в своих основных пунктах марксистскую; в разработке ее теоретической части, как известно, непосредственно участвовали Маркс и Энгельс. С января 1880 г. стала снова выходить «Egalite» Ж. Геда и П. Лафарга — боевая газета французских социалистов, много сделавшая для распространения марксизма во Франции. Вернувшиеся во Францию коммунары создали свои организации — бланкистскую партию и другие, более мелкие. Количественно росли синдикаты. Усиливалось забастовочное движение.
За два—три года пребывания буржуазных республиканцев у власти пролетариат освободился от тех иллюзий, которые у рабочих, или части рабочих, сохранялись в годы борьбы против монархистских и клерикальных происков. Уже накануне Марсельского конгресса организованные рабочие говорили: «После того как мы окончательно завоевали республику... какие реформы совершены? Какие злоупотребления уничтожены? Какие несправедливости устранены? Что получили мы, пролетарии, от правительства по пашему выбору, для которого мы все отдали и всем жертвовали? Все еще ничего!»* 48. Классовая сознательность рабочих значительно выросла. В буржуазных республиканцах французский пролетариат теперь справедливо видел своего злейшего классового врага — буржуазию. «Оппортунизм (т. е. буржуазный республиканизм. — А. М.) все более и более разоблачается как воинствующий авапгард реакции», — писал в январе 1881 г. Эдуард Вайяп4Э. Может быть, в этих крайних формулировках и был некоторый элемент преувеличений, по они были важны как подтверждение освобождения пролетариата от иллюзий, роста его непримиримости к буржуазным республиканцам.
Еще более резко и выразительно сформулировала отношение рабочего класса к правящим буржуазным республиканцам прославленная участница Парижской Коммуны Луиза Мишель: «Враг —это Гамбетта!» — заявила Луиза Мишель в речи на соб-
48 «Seances du Congres ouvrier Socialist de France. Troisieme Session tenu a Marseille du 20 au 31 octobro 1879». Marsielle, 1880, p. VI—VII.
48 «Ni Dieu — Ni Maftre», 2.1 1881.
Рпшпи 17 декабря 1880 г.50 Этот новый лозунг ро-равии в зале Рив - Д перефразирующий известный ло-воТг^	праг1>>’ ”оказывал’ как
So вперед революционное развитие пролетариата за два-тм года «республики республиканцев» и как он стал неприми-господствующей республиканской буржуазии и ее вож-
В я“ ™" п»“	Коммуны Марке » Э.,гМье, м.
оактеризуя состояние революционного движения в Европе и АмеХе писали: «Итак. Коммуна, которую державы старого стертой с лица земли-жива! Опа стала сильнее, чем когда бы то ни было...»'
Подъем рабочего движения толкал влево и мелкобуржуазные массы, активизировал радикалов, заставлял их приспосабливаться к настроениям левеющих масс.
Именно эти успехи — прямые и косвенные — раоочего класса, зто возрождение Коммуны, ставшей сильней, «чем когда бы то пи было», а не мелкие парламентские трения, как это представляют порой, и заставили французскую буржуазию идти на смену правительства, искать более сильного человека и более сильную политическую комбинацию, чем министерство «примирения» Фрейсине.
Воскресающей Парижской Коммуне буржуазия противопоставила одного из самых злобных ее палачей — Жюля Ферри. Беспощадный в своих стремлениях к достижению цели, грубый и циничный карьерист и стяжатель, Ферри был именно тем человеком «твердой руки», который был нужен буржуазии в трудное для иее время.
Старинные дагерротипы, сохранившиеся с. той далекой эпохи, воссоздают внешний облик этого отталкивающего человека. Под широким голым черепом надсмотрщика над каторжниками, по краям чуть прикрытого реденькими седыми волосиками, большое одутловатое лицо с пухлым крупным носом и пышными отвислыми усами, перерастающими в раздвоенные — й Александр II — тщательно ухоженные бакенбарды. Странное сочетание внешнего, как бы выставленного напоказ, благородства и глубоко спрятанной, и все же проступающей наружу, расчетливой жесто-И ЗЛ0ДеЯ- в давпнх’ полузабытых илл Нациях XIX в., изображающих прячущихся от	"остра
убийц в романах Виктора Гюго или Э;кет Ст Ы УДИЯ ган«ых чались такие портреты.	3 Сю’ еще 11ПРОЙ встре-
«Это генерал, у которого не бывает плопнм,-л о нем Фреисинс. И если во время министерства Феппи Г Г0В0Р,1Л ведены некоторые реформы буржуазно-демокраХ» ™ Пр°‘ тера, в том числе и существенные (обязательной ™ К°ГО Харак’ зовапие, роспуск религиозных конгрегаций освпГтЧаЛЬПОе обРа‘ —-------- ’ свогк»кдение газет
“ *Ni Dieu-Ni МаИгс», 19ЛП 1880,
к Маркс п Ф. Энгельс. Соч., т. 19, стр. 253.
ОТ денежного залога и др.), то онп не были результатом «преобразовательной» деятельности Ферри; эти реформы были вырваны у буржуазии и завоеваны пролетариатом. Впрочем, некоторые из них, как, например, борьба против иезуитов, преследовали также цель отвлечения масс от революционной классовой борьбы.
Ту же цель — отвлечение масс от революционной классовой борьбы — преследовала в определенной мере и политика колониальных захватов, па путь которых решительно встал Жюль Ферри. Французская буржуазия прибегала к испытанному приему: внешнеполитическим успехом, захватом чужих территорий она стремилась разжечь шовинистические чувства мелкой буржуазии и потопить в шовинистическом угаре революционный подъем масс. Представители демократическо-социалистического лагеря быстро разгадали эти тайпые цели правящей буржуазии и публично разоблачали их. Еще в период подготовки оккупации Туниса бланкист Ф. Курне на страницах газеты своей партии писал: «...Оппортунизм (т. е. буржуазные республиканцы, по терминам того времени. — А. М.), чувствуя, как ускользает почва из-под его пог, и видя, как приближается революция, ищет сильное отвлекающее средство... Подготавливаемой войной в Тунисе буржуазные республиканцы пытаются отвлечь общественное виимапие от острых внутренних проблем»52. Па прямую связь между политикой колониальных захватов п стремлением буржуазии отвлечь с ее помощью массы от революционной борьбы неоднократно указывали и вожди Рабочей партии Гед и Лафарг.
Итак, подготавливаемая операция по захват}' Туниса соответствовала прежде всего классовым интересам и политическим расчетам буржуазии в ее борьбе против левеющих масс.
В тесной связи с этим были мотпвы экономического порядка, о которых говорилось выше. Впрочем в этой последней области, в экономической подоплеке оккупации Туниса, скрывались некоторые подробности, полностью исчезнувшие со страниц некоторых капитальных исторических исследований53, но имевшие немаловажное значеппе.
Среди прочих займов, к которым постоянно прибегало правительство Туниса, доведенное стараниями французских, английских и итальянских капиталистов до хронического дефицита и полного расстройства финансов, был заключен крупный заем в 200 млн. франков, привлекший особое внимание французских финансистов. После того как были распространены облигации тунисского займа, по цене 500 франков каждая, один из французских банков, франко-египетский бапк, начал кампанию на понижение курса акций тунисского займа. Заслуживало внима-
62 «Ni Dieu — Ni Maitre», 24. V 1881.
63 См., например, специальную монографию о Ферри проф. Л. Рамбо. — A. Rambaud. Op. cit
птп гчавпым администратором этого балка был Шарль ния, что главным д скрывались его могущественный Ф^РР?-/за«™ и”о™ в Т^исе Рустав и даже, если верить Ки'рошЛ Леон Гамбетта, бывший директор полиции Леон Йио (ЙЗенными усилиями биржевых спекулянтов и главней буйных республиканцев удалось понизить курс ту-Хих&г более чем в 6 раз. Акции тунисского займа пали SOCI Дпанков до 100 франков, а затем —до 75 франков. Цо эти^ пониженным курсам они были скуплены франко-египетским банком. Став обладателями тунисских бумаг, биржевики и их соучастники из политического руководства республики стали вести игру на повышение; самым действенным средством повышения было бы установление французской власти над Гуписом. Действительно, когда вся эта сложная финансовая и политическая операция была закончена, франко-египетский банк «заработал» от 15 до 20 млн. франков ь*.
Как был распределен этот куш между участниками этой махинации, осталось неизвестным; бесспорным было лишь то, что невозможно было установить, где кончалась «прибыль» администратора франко-египетского банка Шарля Ферри и начинались «доходы» его высоких покровителей.
К началу 1881 г. сложные финансовые махинации были закончены: акции тунисских бумаг по грошевым ценам попали в руки новых французских владельцев. Приближались парламентские выборы в стране. Международная обстановка складывалась в целом благоприятно. В Италии правительство Кайроли не проявляло необходимой бдительности. Англия занимала пассивную позицию в тунисском вопросе; британская дипломатия и разведка исподволь готовили большую операцию по захвату Египта и вытеснению оттуда соперничавшей с Англией Франции. Германия продолжала полностью поддерживать французские претензии на гунис. Бисмарк торопил французов в этом деле, журил их за медлительность . Он давал ясно понять, что одним Тунисом довольствоваться нельзя, что надо взяться еще за Марокко что есть еще поле деятельности и в Азии и т. и.55	₽	’
Правительство Жюля Ферри, правительство биржевых chpkv лянтов, как называл его Энгельс57, к весне 1ЯЯ1 п“ржевых спеку-о, о»», к „ед. За	п ”
вительственная печать широко оповестила о »	6 П₽а'
возникших на алжиро-тунисской гранило п волнениях, якобы для французских владений и французски/г,™,/.НИМОИ опаспости воинственного племени крумиров и пакпМДЛаНП'ЛХ ео СТ0Р°ны --------—	’ еПч 0 вооруженном и Эти факты были опубликованы Anna
столкновении 30 и 31 марта французских воинских частей с кру-мирами58. Правда, во время этого «сражения», от начала до конца спровоцированного французами, был убит лишь один (I) французский солдат и одип (!) ранен, но уже на другой день вся буржуазная пропаганда подняла неистовый крик по поводу «безвинно пролитой французской крови». 7 апреля палата по требованию Ферри голосовала за военные кредиты, и французские сухопутные и военно-морские силы вторглись на территорию тунисского регентства. Не встречая сопротивления — тунисский бей все еще надеялся мирным путем умилостивить агрессоров, — французские вооруженные силы в короткий срок оккупировали важнейшие районы Туниса и 12 мая, осадив дворец бея в Бардо и расположив против него две артиллерийские батареи, предложили бею подписать — под наведенными жерлами французских пушек— «договор» о «союзе», устанавливавший фактический протекторат Франции над этой страной.
Правительственная и подкупленная биржевыми спекулянтами печать восторженно прославляла «блистательную победу», одержанную «Францией». При обсуждении 23 мая в парламенте бар-досского «договора» вся палата рукоплескала Жюлю Ферри. Договор был утвержден 430 голосами против одного, этим одним был Клемапсо. Ферри выступал в роли триумфатора.
Казалось, что расчеты буржуазии во внутренней политике, связанные с захватом Туппса, также полностью оправдались. В апреле — мае на первом этапе тунисской «эпопеи» буржуазия удалось обмануть часть мелкобуржуазных и даже рабочих слоев и заразить их в какой-то мере шовинистическими настроениями.
8 апреля резко нападавшая на правительство газета радикалов «Lanterne» выступила с передовой, озаглавленной «Знамя Франции». «Кровь французских солдат пролита. Она пролита без какой-либо провокации с нашей стороны, без малейшего повода. .., —писала газета, наивно поверившая правительственным сообщениям. — Надо действовать, надо отомстить за пролитую кровь...»59
Дезориентированными и частично обманутыми оказались и бланкисты. Бланкисты критиковали правительство Ферри за его политику в Тунисе, но вели эту критику не е пролетарских, не с революционных позиций, а с позиций, близких к радикалам. Так, например, Эд, одип из руководителей бланкистской партии, обвинял правительство не в грабительской, захватнической войне, а в ином — неспособности, неумении собрать и организовать вооруженные силы и т. п.60 Бланкисты в этом вопросе обнаружили не классовую пролетарскую, а бур-
68 Min. des aff. dtr. Documents diplomaticnies. Affaires de Tunisia. Paris, 1881, ch. II, p. 217-228.
69 «Lanterne», 8.IV 1881.
«» «Ni Dieu — Ni Maitre», 17.IV 1881.
11 A. 3. Манфред	161
точку зрения. Их позиция дезориенти-5КуаЗН°'^мтаТтолку рабочих и демократические элементы, ровала, сбивала с толку [ результатами своей политики. Буржуазия могла б^ь доводи р>эзу	__
В день пода™^ ДплатИт франция за новое приобретение. Г™тденьЦфраан^зЬ министр иностранных дел Бартоломи г	«нгбликовал В печати письмо к видному в то время
Йдацкому ж^налисту Рихарду Флейшеру. Бартелеми Септ-ИлеХсм: «Поведение Германии не заслуживает ничего, кроме похвал .Я имею удовольствие возвестить нашу глубокую при-знХпшость Германии»61. Французское правительство смогло осуществить захват Туниса ценой раболепства и унижения пород Германией.	о.
В течение трех-четырех недель, в мае и июне 1881 г., окружение Жюля Ферри и правящие круги предавались упоению одержанной победы. Франция восстанавливает свое величие, она возвращается в число великих держав, творящих политику за пределами европейского континента — таковы были идеи, пропагандируемые буржуазной, близкой к правительству печатью62.
Но прошло немного времени, и восторженный тон буржуазной прессы начал быстро спадать, стали обнаруживаться иные последствия тунисской операции.
«Договор» в Бардо вызвал серьезные дипломатические затруднения. Турецкое правительство, считавшее Тунис находящимся под сюзеренитетом Порты, объявило договор в Бардо пе имеющим законной силы. Турция была Франции не страшна, но существенно было то, что Турцию с готовностью поддержала Англия. Но наиболее важным был поворот во внешней политике Италии. Как только в Риме узнали об оккупации Туниса французами, все антиавстрийские голоса смолкли. Итальянский ирредентизм был побежден французской захватнической политикой в Тунисе. Захват Туниса привел в качестве непосредственного результата к по-«июнию нового врага Франции в лице Италии, и наконец, Италии 20 мая 1882 г- » австро-германский союз.
Двоистаенный союз превратился в Тройственный союз, угрожав-SnZ ДСТВеНН0 И гарманским и итальянским остриями Столь восторженно принятая буржуазией »nnOn „„ m кроме далеко идущих междуна^одкх пХжт™"» ”ТуИИСв’ вскоре и к иным. Начались восстания местного пап^ ’ Привела селения, сначала на территории Туниса национального на-в Алжир. Варварская бомбардировка в июле а набросившиеся лишь усилила справедливое освободительное УЗами г- Сфакс французских колонизаторов. В июле и я-п™ Движение против ----------	августе на значительной " J з'£ГаЖ HUtoire d*lwnali(l“e de la Ш-ас w
“ «Revue des Deux Mondes», 1-15.VI 1881.	4 ' P“nS' 1889,
части территории Алжира и Туниса развернулось широкое повстанческое движение местных племен. Правительству приходилось теперь посылать пе мелкие отряды, а крупные войсковые соединения, доходившие до 50 тыс. солдат. Жюль Ферри был вы-пуждеп просить у палаты все новые и повые кредиты. Эти кредиты неизменно возрастали, я сведения, поступавшие из Туниса, были для правительства неутешительны. Французские войска в Тунисе гибли от эпидемических заболеваний и тропической лихорадки63. Большие человеческие жертвы, огромные денежные и материальные расходы, прогрессивно растущие восстания местных племен в Туписе и в Алжире — вот как оборачивался для правительства «триумфальный» бардоский мир.
Резко менялось отношение к тунисскому делу и внутри страны. Теперь радикалы выступили с открытыми нападками на правительство. Уже в мае радикальная «Lanterne» стала сравнивать тунисскую экспедицию с мексиканской авантюрой64 65. Клемансо обвипял умеренных республиканцев в том, что они ведут недостойную, антинациональную политику. Хотя радикалы и любили рядиться в якобинскую тогу и говорить языком 1793 г., они, оставаясь расчетливыми и деловыми буржуа, отнюдь не отвергали колониальную политику как таковую. Они лишь считали, что в данных условиях, при существующей международной ситуации, колониальная политика опасна. Наконец, один из лидеров радикалов открыто заявлял, что радикалы критикуют Ферри не за колониальную политику, а за то, что он обманывал палату, скрывал от нее правду 6Г.
Усилили свою критику и бланкисты, продолжавшие, однако, выступать не с социалистических позиций, а буржуазно-патриотических: они обвиняли правительство в неспособности, неумении, возлагали на него ответственность за жертвы, которые нес французский народ66.
Шовинистический угар, ие успев сгуститься, быстро рассеялся.
На парламентских выборах в августе 1881 г. радикалы, выступавшие против умеренных республиканцев, значительно усилили свои позиции. Из партий умеренных буржуазных республиканцев потеряла часть голосов «республиканская левая», руководимая Ферри.
В ноябре 1881 г. (с 5 по 9-е) вопрос о Тунисе был снова поставлен на обсуждение палаты нового созыва. Правительство Ферри и он лично были подвергнуты яростной атаке со стороны радикалов и монархистов. Монархисты Жанвье де ла Мотт,
м Annales de la Chambre des Deputes... 1881, v. Ill, p. 129—139. Доклад военного министра генерала Фарра, 7 ноября 1881 г.
и «Lanterne», 13, 14. V 1881.
65 Annales do la Chambre des Deputes... 1881, v. Ш, p. 120—121.
“ См., например, статью Гулле в газете «Ni Dieu —Ni Maitre», 3.VI 1881.
, Кпочяиго Наке и др. обвиняли прави-граф де Рой, радикалы Кле”®ман^ страт!Ы и палаты, в ущербе, тельство в	ее позиций в Европе и т. п.*7’
вавесеяиои Франция,	политикой Гизо1”’. Клемансо
иараяяяяях; си ияяямяп» о
™т.Х» и скомпрометированное, било с я.годов»™™ ™>рг нтто огпомпнм парламентским большинством.
Ск^да^ный финал первого крупного колониального нред-пшЙия-“таФТушиса должен был отразиться на последую-щеТвиешней политике Франции. Новой палате п продставлеп-№ в ней буржуазным партиям определить свое отношение к проблемам внешней политики —во всех ее аспектах пришлось почти немедленно.
Парламентские выборы 1881 г., закрепившие победу республиканцев над монархистскими группировками, принесли наибольший успех «республиканскому союзу», Леону Гамбетта. Тем самым президент республики Жюль Греви, не любивший и боявшийся Гамбетта, оказался в необходимости поручить ему формирование правительства.
В «республике республиканцев» Гамбетта принадлежала особая роль. Его личное влияние было несопоставимо с весом какого-либо другого политического деятеля, в том числе любого из премьер-министров. В свое время, по инициативе Жюля Греви, стремившегося локализовать пределы политической активности Гамбетта, он был избран единодушно председателем палаты депутатов. Но Греви просчитался; правда, посты премьер-министра можно было поручать другим, но и вне правительства председатели, палаты располагал влиянием, превосходящим всякое иное. Все премьер-министры должны были с ним советоваться и считаться с его мнением; в конце концов оно оставалось решающим. Влиятельные иностранные государственные деятели начиная от принца Уэльского и кончая князем Гогенлоэ или Чапль-зом Дильком - через посредников или прямо - пгиХ 4 Р такта. Председатель палаты депутатов Поповки я гам К0П' ции, оставался на деле негласным, неофициальным8^00”™^ публики.	1 циальным главой рес-
На чем строилось это огромное личное влияний итальянского происхождения, уроженца Кагора, - ^Утата полу'
” 4?o4<S>de la cbambre dee Ddputfs... 1881 V пт loo.	*	•
* 1Ш” в 15Я I™ па аасеяании 7 ноября 1881 г Ibid, р. 158, Речь Клемансо на заседании 10 ноября 1881 г
с жестким, пе
Р.
88—107, 118—123,
парижским выговором? В свое время, в годы Второй империи, тридцатилетий адвокат обратил па себя внимание защитительной репью на процессе Делеклюза 1868 г., а затем смелой программой социально-политических реформ, выдвинутых им па выборах I860 1’., когда он выступал капдитатом в Законодательный корпус от парижского рабочего округа Бельвилля.
По мало ли было тогда оппозиционных адвокатов, обличавших режим Второй империи? Широкую известность ему принесла в 1870—1871 гг. претворяемая в активную практическую деятельность решимость продолжать войну против германских завоевателей.
Позже он энергично ратовал против попыток восстановления монархии, в защиту республики. Гамбетта был неутомим, и его многочисленные, чтобы пе сказать бесконечные, выступления, и кипучее, темпераментное красноречие южанина создали ему репутацию первого трибуна республики. Может быть, даже вероятно, его речи обладали силой воздействия па аудиторию. Но сегодня, сто лет спустя, когда согревавший слова жар воодушевления давно испарился, эти когда-то волновавшие речи никого уже не трогают — они кажутся застывшим сгустком громких, бесцветных фраз. В этом нельзя винить лишь все остужающее время. Речи Робеспьера, Сен-Жюста, Дантона были произнесены почти двести лет тому назад, но они н сегодня сохраняют свою силу — они были обращены в будущее.
Речи Гамбетта — это уже давно ушедшее в прошлое французское парламентское красноречие конца XIX в., рассчитанное на сравнительно узкий круг таких же краснобаев палаты, с их мелким и мелочным политиканством, обязательным набором выспренных фраз о любви к родине и республике и модуляциями голоса — то громкими выкриками отдельных слов, то искусственными патетическими паузами. Это старомодное красноречие, регулируемое силой легких и голосовых связок и кратковременными узкими практическими соображениями, обречено на забвение. Кто станет сегодня перечитывать речи Леона Мишеля Гамбетта, любовно собранные в 11 томах70.
Жюль Гонкур, не любивший (как н Тургенев) Гамбетта, считал, что успех и славу ему создали женщины71. Впрочем, пет смысла углубляться в эти вопросы. Существеннее для понимания своеобразия роли Гамбетта в республиканском движении начала Третьей республики, несомненно, то, что именно он стал, если так можно сказать, родоначальником буржуазного оппортунизма и как таковой проявлял исключительную гибкость, политическое чутье и умение приспосабливаться к требованиям момепта.
%Gambet*a- Discours et plaidoyers. Ed. compl., v. I—XT. Paris, 1882—1889 fl ц Жюль де Гонкур. Дневник, т. П. М., 1964, стр. 243. 254
Кяк бы там пи было, но после выборов 1881 г. Греви пе мог h °	и поручил Гамбетта сформировать новый
тА”» ™ *“	°" "™>™“	'
eLn министерства». Предполагалось, что все прежние «ры, все видные лидеры умеренных Ррсп^™^"7« собчт^ TS войтп в правительство, возглавляемое I амбетта. С буду, ^"велвким министерством» связывались ожидания крупных перемен: пересмотр конституции, широкая программа реформ. Наконец правительству, возглавляемому самым авторитетным лидером'буржуазных республиканцев, предвещали долгое существование при полной поддержке палаты .
Все оказалось иначе. Все ожидания были обмануты.
По разным мотивам н под различными предлогами все видные деятели движения умеренных республиканцев отказались войти в состав формируемого Гамбетта «великого министерства». Даже Фрейсине, когда Гамбетта к нему обратился с приглашением взять портфель министра иностранных дел пли военного министра, ответил весьма дружественно, но войтп в правительство отказался.
Гамбетта вынужден был сформировать правительство на узкопартийной основе только из членов «республиканского союза». Другие фракции буржуазно-республиканской партии в его министерство не вошли. За собой он оставил одновременно с председательством в совете министров и портфель министра иностранных дел.
В последние годы своей деятельности Гамбетта уже ясно определил свой внешнеполитический курс. Выступая в августе 1881 г., накануне прихода к власти, Гамбетта так формулировал задачи своей внешней политики: «В области внешней политики LLunL Т0ЛЬК0 одного ~,быть достойными и твердыми, чтобы Кон^пТяВЛ®СЪ CBo6<w™ и незапятнанными» ”.
кованиювс^Х3ХТЯЭ4Р*^зПОадаЮЩаЯкСЯ Л1°б°Му ИСТ°Л' соответственных формул его ^еЙестве“ икон П ° 0ТЛИ„ЧИТЬ °’ воречивости высказываний Гамбетта почти	всеи ПРОТИ"
оппортунизме, бурном ораторском стиле v n®"8”e!,KH<’« ПРН ег0 таки очерчены некоторые определенные	m быЛИ ВСе'
оо отречении от Эльзас-Лотарингии Men!,’ °И 0ТТ1еРгал »ысль что он был сторонником немедленно™ ™всеГ? это значило, легенды, возникшие на этой почве были пТ'1'’1 Мн°гочислеиныс его врагов, так и его друзей, по разным моти^’ ИЗМЫшлений как ему взгляды, которых он вовсе не разделял^ИВаМ п₽ииисЫвавшиХ
” }- Leinach. Op. cit
и. Pinon. France et Allemagne. 1870—1914
Так, например, в феврале 1881 г газета 1913. Р. 39 иля ров брошюру «Гамбетта — это война» Г{?®го* в»Дала в inn , листскиии противниками Гамбетта (c^.fe]» эта, Ва^ХГо^ 166	‘	‘ Р' а^'
Гамбетта полагал, что война в ближайшее время невозможна для Франции. Он опасался Германии и считал необходимым отсрочить неизбежное, по его мнению, столкновение. С присущей ему склонностью к авантюризму, превосходно уживавшемуся с его оппортунизмом, он был не прочь пойти на какую-лиоо сделку или соглашение с Бисмарком, надеясь па то, что ему удастся обмануть канцлера. Словом, он хотел повторить еще раз с необоснованными расчетами на успех вариант Лассаля. Его поездка осенью 1881 г. в Германию дала пищу многочисленным слухам о его тайных переговорах и даже свидании с Бисмарком76. Бисмарк, как это явствует из записей Гогенлоэ, был также склонен встретиться с Гамбетта76; видимо, он в свою очередь тоже рассчитывал переиграть главаря французских буржуазных республиканцев. Свидание пе состоялось, по сама вероятность его, так же как и предыдущие переговоры через Доннерсмарка с Бисмарком, были очепь характерны для Гамбетта. При всем том, однако, Гамбетта отвергал то угодничество перед Германией, тот сервилизм, которые были присущи французской дипломатии во времена Баддингтона и Бартелеми Сент-Илера. Придя на Кэ д’Орсэ, он тут же отозвал Сен-Валье, раболепствовавшего перед Бисмарком, и заменил его Курселем77, дипломатом самостоятельным и независимым, свободным от того чувства почтительного страха перед Бисмарком, которое было свойственно всем дипломатам тьеровской школы. Отношения Франции с Германией в кратковременный период руководства Гамбетта внешней политикой Франции приняли более равноправный характер. Не случайно и германские правящие круги, несмотря на желание Гамбетта сохранить с Германией добрососедские отношения, питали к нему тем не менее недоверие. Известное замечание Бисмарка: «Он будет действовать па нервы Европы как человек, бьющий в барабан в комнате больного» 78, — выражало прежде всего эти чувства беспокойства и подозрительности.
Для этого беспокойства, повторяем, тогда не было оснований. Одним из прочных убеждений Гамбетта того времени было сознание необходимости жить с Германией в мире. Но столь же прочной была его уверенность в том, что через какое-то время — желательно, чтобы это было позднее, — Франции придется столк-
ставляла собой сплошной вымысел, по том но менее произвела большое впечатление иа современников.
?5 Об этом писала в октябре 1881 г. вся европейская печать после опубликования Бловицом в «Times» сообщения о якобы состоявшемся свидании Гамбетта с Бисмарком.
. • H°Jlenlolie-Sch.tUingsjiirst. Dankwiirdigkeilen. Bd. II. Stuttgart—Leip-„ rB’L1997’ S-.318' Запись 31 октября 1881 г
Arch, du min. des all. 6tr. Mdni. et Corr, de Saint-Vallier, 1881. Чрезвычайно полная, день за днем, переписка Сен-Валье с Бартелеми Севт-Илером и бароном де Курсель — политическим директором МИДа до назначения послом в Берлин.
78 Р. Dechanel. Gambetta. Paris, 1920, р. 249.
йггься с Германией из-за Эльзас-Лотарингии79. Исходя йз этой ^йктнвы Гамбетта считал возможным восстановление фрав. SK прежней роли в Европе с помощью союзников.
Гамбетта мечтал о тройственном союзе, который сделал бы францию неуязвимой. Уже будучи председателем совета минист-повГамбетта говорил Шодорди: «Поддержанные Лондоном и Петербургом, мы будем непобедимы». Но он но создавал иллюзии и признавал, что время для этого еще не пришло .
При своем остром политическом чутье Гамбетта раньше, чем кто-либо другой из французских политических деятелей, сумел уловить, что удобнее, практичнее, реалистичнее говорить не о формальном союзе названных трех держав: Франции, России, Англии, а о какой-то иной, более гибкой, форме сотрудничества. Он предпочитал термин «согласие» (entente) более определенному—«союзу» (alliance). Нельзя не воздать должного в этом смысле политической проницательности Гамбетта: он сумел предвидеть возникновение Тройственного согласия за четверть вока до того, как оно было осуществлено в известных соглашениях 1904—1907 гг. и последующих лет.
Возглавив правительство, взяв непосредственно в свои руки руководство внешней политикой, Гамбетта поставил в качестве одной из важнейших задач восстановление былых дружественных связей с Россией. Задача эта не была ни простой, нн легкой. Отчуждение, начавшееся во времена Дюфора и Баддингтона, с течением времени становилось все глубже и ощутимее. Фрейсине не сумел его преодолеть. Мелкие инциденты, трения, незначительные сами по себе, накапливаясь, обрастая всякого рода постоянными наслоениями, становились барьером, разделявшим два государства. Возобновление в 1881 г. союза трех императо-днпломатшь"ТО даиолнвтельные препятствия для французской в качествТ^адстпа^ивпст010 быстР°а практической сметкой, преимущественно расхождВп^ад^ов°СУДарСТВаЪ1Я’ п°Р°жден0 предубеждениями, существующими °°ВеРхностного характера -лютистскон империи к французской (-СТ0₽0иы российской аосо-т. и. Глубоких же противоречий меЛ™>1Жуазной республике и Поэтому-то и надо стремиться к ™ фРанйией и Россией нет. размолвки!	к преодолению затянувшейся
Чтобы облегчить решение этой
пост посла в Петербурге новое лппо ЧИ’ Рам®бтта назначил на ---------	яйцо-графа Шодорди. Выбор
Эта мысль, по понятным причинам „ постоянно повторяется в ого частной! ВЫсказываемая ними Друзьями —Жюяьепой	особвпХ^Мбв”а ®
разговорах с близкими	л°он и пп с вг0 интяМ‘
1882. Рат, 1938; см. также воЛ,п5Ии <с“- Ь.Са ЛР'.’ и “ его довери-* 1. Reinach. Op. cit., р. 395, 396 ““алия JR,	Leltres, 1868--
^пюллера и др-)-
этот был пе случаен. Шодорди, несмотря на различия политических взглядов, был человеком, лично связанным с Гамбетта: в 1871 г. они работали вместе в составе так называемой «турской делегации», где Шодорди руководил ведомством иностранных дол. По-видимому, и позже их связывали и добрые отношения, и близость позиций по некоторым внешнеполитическим проблемам. Шодорди был монархистом и консерватором и в то же время, с 1871 г., противником Германии и сторонником сотрудничества с Россией. Именно это сочетание и представлялось Гамбетта наиболее ценным для решения тех сложных задач, которые он возлагал на Шодорди. К тому же новому французскому послу был обеспечен благожелательный прием в Петербурге: Шодорди был в дружеских отпоптепиях с канцлером Горчаковым и на константинопольской конференции 1876 г. сумел оказать русской делегации ряд весьма ценных услуг.
Гамбетта в беседах с Шодорди подчеркивал важность налаживания сотрудничества с Россией, напоминая, что императорское правительство пойдет на сближение с Францией, только «убедившись в пашем благоразумии». Шодорди ни в том, ни в другом пе приходилось убеждать, но в устах лидера республиканцев — премьер-министра эти рекомендации были весьма симптоматичны81.
Достигнуть сближения или хотя бы добрососедских отношений с Англией было неизмеримо труднее, прежде всего потому, что Великобритания была главным конкурентом и противником Франции почти во всех уголках мира, всюду, где их сталкивало колониальное соперничество.
Гамбетта вступил в руководство министерством иностранных дел в момент, когда на повестку дня со всей остротой был поставлен египетский вопрос. Развитие борьбы в Египте одновременно усиливало и элементы общих солидарных интересов двух государств, стремившихся к порабощению и закабалению Египта, и элементы конкурентной борьбы между ними за монополию ограбления Египта. Гамбетта — сторонник колониальной захватнической политики — стремился сохранить французские позиции в Египте, культивируя и развивая первые элементы — общность интересов обеих держав в борьбе против национально-освободительного движения в Египте, расширяя и укрепляя контакт с Англией. Он инструктировал французского посла и Лондоне в том духе, что главной задачей должно быть сохранение единства между Францией и Англией в египетском вопросе как в настоящем, так и в будущема2.
Но если Бартелеми Сеит-Илер в египетском вопросе в основном уклонялся от английских претензий и вел оборонительную
•* «La Rdpublique fran;aise», octobre—йёсвшЬгв 1881; E. Daudet. Histoire diplomatique de ГаШапсе franco-russe. Paris, 1894, p. 150.
” «DDF», v. IV, № 224. Гамбетта — Шальмель-Лакуру, 30 декабря 1881 г.
тягтпку то Гамбетта сразу внес ипои топ в апгло-фрапцуаскПе отношения. Он стоял за развитие дружественных отношений г Ей и готов был идти на соглашение с пен, по лишь ца основе потного равноправия сторон и даже сохранения пройму-шественных позиции за Францией.
Гамбетта выступил с рядом предложении Англии. Он пастащ ват на необходимости активной взаимном помощи в египетских петах Он предлагал Англии установить фактический союз с Францией, наладпть совместные, согласованные действия в Египте для подавления национального движении и этой стране м.
Английский кабинет стремился избежать каких-либо совместных действий с Францией. В Лондоне опасались, что если Англия будет вынуждена действовать вместе с Францией^ то последняя сохранит свои права па Египет. Однако та настойчивость, которую Гамбетта проявил в переговорах с лордом Греивилем, сломила нежелание английского министра связывать Англию с Францией. Он дал согласие па совместное выступление Англии и Франции.
Уже после того, как Араби, главнокомандующий египетской армией, заявил о своей готовности пойти на уступки, Гамбетта составил поту Египту 8 января 1882 г. Было нечто повое в самой дипломатической ситуации. До сих пор ответственные документы исходили из Лондона. Теперь Париж отредактировал текст ноты, и Гамбетта, поставив свою подпись, переслал ее в Лондой в предложил Гренвнлю присоединиться к этому документу. Эта пота носила характер грозного и энергичного предупреждения о вмешательстве Англии и Франции в египетские дела ®4.
Английское правительство само подготавливало план вооруженной интервенции в Египте. Английская буржуазия, никак не п.’п” ь”т,е„„уЮ тению без сохчаетптгкпп ° °П& стРемилась К монопольному ограб-ZT бХТс ТХХ0™ иуХирГТь бьт делитьсял целесообразным уступить настойчивому тпоб™ Греивиль СЧ° ства Гамбетта. Иота была направлена ЕгнХ Ю °равитеЛЬ' Франции. Но, заявив о своей готовности пяУ ИМепи Англвп 11 тервенцпю в Египте вместе с Францией ™В00РУжеппую инне спешило привести угрозы в ирй/Л» ™лСКОе правительство 	«ьиствие. Ойо подготавливало
” См. беседу Гамбетта с лордом Лайопс«« „ й s% ж
ноты 7 января; L. Gambetta. Discours etноТоводу ’ v- * P. 540 et
сложный провокационный маневр, в рассмотрение которого здесь входить невозможно85.
Но в тот момент, когда, казалось, было уже достигнуто соглашение между Англией и Францией, правительство Гамбетта, просуществовавшее два с небольшим месяца, пало. Его падение было предрешено в сущности в час его появления. Отказ «республиканской левой» п других групп республиканцев сотрудничать с Гамбетта создал для него очень непрочное положение в парламенте. Он выступил с предложением о пересмотре конституции. В свое время Гамбетта требовал решительной демократизации конституции. Теперь он вносил в палату проект, который отличался крайней умеренностью. Проект предусматривал некоторое изменение порядка и процедуры голосования и упразднение института пожизненных сенаторов при сохранении верхней палаты как таковой8б.
Проект подвергся в палате жестокой критике как слева, так и справа. Справа Гамбетта критиковали за требование упразднения института пожизненных сенаторов; слева радикалы критиковали его за недостаточность требований, за их мизерность, за измену старой программе реформ. За этой критикой скрывалось обвинение Гамбетта в диктаторских замашках, в стремлении к персональной диктатуре87.
Существенную роль в падении Гамбетта сыграли Французский банк, его могущественные регепты.
Гамбетта, тесно связанный с финансовыми и промышленными кругами, продолжал враждовать с Французским банком. Вражда эта восходила еще ко времени турской делегации. Гамбетта, с присущей ему самоуверенностью, недооценил силы этого могущественного учреждения. Регенты Французского банка, щедро финансируя прессу н сколачивая против Гамбетта в парламенте коалицию «левых» групп, повели против него широкую кампанию, оставаясь невидимым режиссером парламентских п газетных бурь88.
26 января 1882 г. Гамбетта получил меньшинство голосов при обсуждении его проекта и был выпуждеп покинуть пост премьер-мипистра.
Преемником Гамбетта стал все тот же незаменимый в таких случаях Шарль де Фрейсине. Политические акции, начатые Гамбетта, были оборваны на полуслове. Шодорди после отставки Гамбетта отказался от поста посла в Петербурге.
Вскоре же после образования кабинета Фрейсине правящим кругам французской буржуазии пришлось вновь определить свое
85 Ермолов, подполковник генерального штаба. Л игло-египетская экспедиция 1882 г. СПб., 1891; Ф. А. Ротштейп. Указ. соч.
“ Р. Dechanel. Op. cit., р. 278—294; J. Reinack. Op. cit., p. 475—518.
87 «Lanterns» (2.XI 1881 г.) в крайне враждебной Гамбетта статье писала: «Известно ли вам, из кого составляется правительство республики? По конституции — из президента, палаты и сената. По мнению оппортунистов, оно составляется из одного г-на Гамбетта».
88 A. Daupliin-Menter. La Banque de Franco. Paris, 1937, p. 119—121.
отношение к России и Германии. Поводом к этому послужил так называемый «инцидент Скобелева».
17 Февраля генерал Скобелев, частным образом находившийся в Париже, выступил перед учащимися сербской колонии с бес-примерно резкой речью против Германии и немцев. «...Враг, столь опасный для русских и да я славян... я вам назову его
это автор «Drang nach Osten», это - немец». Скобелев говорил о неизбежности борьбы между славянами и тевтонами Через день в беседе с корреспондентом газеты «Voltaire» Полем Фрейе Скобелев вновь повторил те же мысли, добавив прп этом, что он видит спасение в союзе славян с Францией, что этот необходимый союз будет для России средством «восстановить нашу независимость», а для Франции — средством занять утраченное ею положение89. По упорно распространявшимся — п но опровергнутым — сведениям, Скобелев тогда же имел свидания с Гамбетта, во время которых они обсуждали вопрос о сближении и союзе между Россией и Франциейэ0.
Эти выступления Скобелева, ставшие предметом внимания всей европейской печати, произвели сенсационное впечатление. «Белый генерал», как величала Скобелева русская реакционно-националистическая печать, в ту пору пользовался большой известностью. Он состоял на действительной службе, носил эполеты генерал-адъютанта, и его выступление, несмотря на его оговорки, что оно имеет личный характер, вызвало большой резонанс и истолковывалось как выступление официозное или полуофи-циозное.
Так, в частности, оно было восприняло монархическими кругами во Франции, пришедшими в крайнее воодушевление от речей русского генерала. Монархистская «France» 18 февраля в восторге писала. «Сама Россия, сам славянский мир говорит его устами»
В действительности выступления Скобелева вызвали в Петербурге, пе только в правящих сферах, но даже в близких к ним славянофильских кругах, смятение и переполох. В семье Романовых Скобелева не любили и боялись, и Александр сохранил к нему эти чувства, став царем". Самочинное выступление Скобелева в Париже вызвало крайнее раздражение папа „ '«utwie ников. Скобелева вызвали в Петербург“хотели ™ СаП°В' ве посмели, 5 апреля был издан высочайший ХааН“а3аТЬ’Н° __________ ии приказ, запрещаю-м Выступление Скобелева было воспроизведено nvu><«&
чатью и в разного рода изданиях с сутествеппм»;™ ” европейской поменявшими, однако, основного смысла его печи «ь? Рвзпочтониями, по «Красный архив», т. 2 (27). 1928, стр. 221; fop	12 П 1882;
* Р. De chan el. Op. ciU, р. 288; А. Ф. Тютчева Пт,» Р‘ ^-ИЙ).
„ Г„о?“в?ПИК 1855-!882- М, 1929, стр. 232. ' Р“ даорв Wx императо-„ «Красный архив», т. 2 (27), стр. 220.	1
«ц/АОР, ф. 677, д. 567. В прописке вел. кн Сепг»
Александром-младшим за 1877 г. ость письма поп™с Паследдикпм _ пость братьев к Скобелеву; см. также «К. П 1Й!₽’КДдю1Цие вшГжпоб респонденты», т. I, полутом 1, № 179, стр. 232—2356вДоп°сцев и ero^Kop-
щпй военнослужащим публичные выступления на политические темы.
В Германии речь и беседы Скобелева породили тревогу. Германская пресса обрушилась с яростными нападками на Россию. Курсель сообщал, что многие серьезные люди в Берлине считают войну с Россией весьма вероятной93.
Во Франции, в правительственных кругах были также напуганы возможностью осложнений с Германией. Тогда как монархистская печать шумно приветствовала антинемецкие речи Скобелева, официозная и полуофпциозная пресса поспешила отмежеваться от выступления русского генерала и высказала сдержанность к идее франко-русского сближения. Де Курсель в беседе с кайзером Вильгельмом «поспешил» заверить, что эта «непредвиденная манифестация генерала Скобелева была принята в Париже с холодностью, чтобы не сказать с осуждением». Вильгельм отвечал, что он с удовлетворением отметил весьма достойную сдержанность французской печати94.
Инцидент этот политических последствий не имел. Он лишь подчеркнул страх французской правящей буржуазии перед Германией и продиктованную этими трусливыми расчетами боязнь идти на поиски сближения с Россией и дальнейшее отчуждение двух держав, казалось, уже готовых сделать шаг навстречу друг ДРУГУ-
Вскоре, в том же 1882 г. Гамбетта при обстоятельствах, остающихся недостаточно выясненными, умер в возрасте 44 лет.
Правительству Фрейсине пришлось с первых дней решать сложные проблемы в Египте. Как всегда, Фрейсине старался лавировать. Французские банковские круги, в особенности группы, связанные с франко-египетским банком, стремились к агрессивной, решительной политике в Египте. Влияние этих групп на внешнюю политику правительства было значительным. «Интересы финансистов вдохновляют наших дипломатов», — признавал и Фрейсине. Но правительство должно было считаться с настроениями в стране и парламенте. Радикалы, с одной стороны, монархисты — с другой, преследуя свои корыстные цели, и в палате и за ее пределами вели энергичную кампанию против колониальных экспедиций. Недавний пример падения правительства Ферри служил отрезвляющим предупреждением. Фрейсине в присущем ему стиле пытался маневрировать. Оп пытался найти линию, которая могла бы удовлетворить всех: и умеренных республиканцев и радикалов — внутри страны, и Англию и Германию — во вне.
Но когда Англия после варварской бомбардировки Александрин (11 июля 1882 г.) высадила свои войска и оккупировала территорию Египта, затягивать дальше политику маневрирования * 91
” DDF, v. IV, Jfi 260. — Курсель — Фрейсине, 22 февраля 1882 г.;	276.
Курсель — Фрейсине, 15 марта 1882 г.; ср. Gr. Pol., Bd. Ill, № 548. Буш — Рейссу, 28 февраля 1882 г.; № 604. Рейсс — Бисмарку, 28 июля 1883 г.
91 DDF, V. IV, № 260.-
стаж, нельзя. Борьба между колониальными державами, соперни. чХши в стремлении поработить Египет, вступила в решающую ZT франция должна была принять участие в интервенции, Хы не допустить монопольного владения Египтом англичанами, отказавшись от участия в интервенции, уступить фактически спорное поле своему сопернику - Англии. Фреисипе, столкнувшись с этой дилеммой, и тут остался верен себе: он вновь нашел способ произнести одновременно н вполне отчетливо и «нет» и «да». При обсуждении 29 июля в палате египетского вопроса Фрейсине заверил, что Франция не будет осуществлять интервенции в Египте, и в то же время потребовал, чтобы правительству были предоставлены кредиты для обеспечения безопасности в районе Суэцкого канала. Радикалы выступили решительно против этого предложения. Меньше всего они, конечно, заботились об интересах египетского народа, на который набрасывали удавную петлю. Клемансо в демагогической речи, указывая на опасную международную ситуацию (оп намекал на угрозу со стороны Германии), требовал, чтобы Франция сохранила за собой свободу действий9®. Большинством голосов палата отказалась утвердить испрашиваемые правительством военные кредиты, и ми нистерство должно было уйти в отставку. Тем самым Франция заявила о своем уходе из Египта. Ацглия монопольно овладела Египтом: оккупировала его своими войсками — «временно», «на самый короткий срок», как многократно заявляло британское правительство. С тех пор этот «короткий срок» растянулся на 70 с лишним лет.
Свержение правительств Ферри и Фрейсине, отступление Франции из Египта, казалось, свидетельствовали о решимости господствующих классов Франции отказаться, по крайней мере на обозримое время, от политики колониальных захватов
*
ст₽ацы’ в январе 1882 г. потерпел банкротство«. ЗатеГпХп^ пРУГаМИ’ Луарский банк. Так начался «великий крах» в S Лиопско-жевом мире Франции, повлекший за собой пя^. К0М Н бир' Парижа и Лиона, резкое понижение всех kvo™« На бпРжах гих крупных и мелких состояний. Из банк’ раа°Р6ние мпо-тивиото мира кризис перекинулся во все почти обия<^И СПекУля' Кризис 1882 г., как известно, был цикличегкпПаСТи Хозяйства. ионическим кризисом. Во Франции, в силу пяп^^МИровЫм эко-нял особо острые формы и отличался большой^г.^041111’ оп притянулся до 1885 г., а в некоторых отраслях‘пппЛЬИ°СТыо: оп ~---------- промышленности
G. Clfmenceau. Affaires egyptiennes. Paris	.
Bonvler. La krach de I’Union gWral. 1878—1885. РвдДввд
(главным образом тяжелой) — до 1886 г. Кризис привел к резкому падению производства, особенно в железообрабатывающей промышленности и металлургии. Значительно сократилось производство чугуна и стали. Добыча желевпой руды, составлявшая в 1882 г. 3467 тыс, т, упала в 1885 г. до 2318 тыс. т97. В легкой промышленности кризис, хотя и принял несколько менее острые формы, также был длительным. Резко свернуто было строительство — промышленное, коммунальное, железнодорожное. Прямым последствием кризиса явилась безработица, принявшая большие размеры в металлургической промышленности и в больших городах — Париже, Марселе, Лионе, где было почти полностью прекращено строительство.
Кризис привел к обострению классовой борьбы в стране.
Положение рабочих за 12 лет республиканского режима не улучшилось. Продолжительность рабочего дня оставалась столь же длительной, как и во времена Второй империи98: рабочий день в разных отраслях промышленности колебался от 10—12 до 14— 16 часов. Труд женщин и детей подвергался все такой же, как и десятки лет пазад, безжалостной эксплуатации. Закон 1874 г. об охране детского и женского труда не применялся на практике99. Реальная заработная плата оставалась все на том же жалком уровне. Золя в романе «Жерминаль», рисуя ужасную картину жизни французских рабочих, показывал типичные картины того времени.
Правительства буржуазных республиканцев ничего не сделали для улучшения положения рабочих. Призывы Гамбетта к установлению «союза между трудом и капиталом» свидетельствовали лишь о желании буржуазии обмануть рабочих пропагандой политики «классового мира». С 1876 г. на протяжении восьми лет буржуазный парламент препятствовал принятию законопроекта об организации профсоюзов.
Развитие и успех социалистических идей среди рабочих были связаны с объективным революционизированием французского пролетариата под влиянием роста обнищания основных масс трудящихся и их разочарования и недовольства политикой буржуазных республиканцев.
Однако неоднородность состава французского рабочего класса, значительная роль мелкобуржуазных слоев, воздействие мелкобуржуазной среды порождали идейную и организационную разобщенность французского пролетариата той поры, острую борьбу внутри рабочего движения. Коллективисты, поссибилисты, бланкисты, анархисты, сторонники «чистого» — внепартийного — синдикализма вели между собой ожесточенную борьбу. В 1882 г. на
п Statistiquo g4n£ral de la France. Annuaire statistiqua, v. 20. Paris, 1900. p. 494.
“ Ibid., p. 492.
” 7. Kuntnskl. Die Geschichte der Lage der Arbeiter in Frankreich, Bd, IT. Berlin, 1955, S. 152—210.
съезде в Сент-Этьенне произошел раскол Рабочей партии. Острая инугонпартнйпая борьба между гедистами и поссибилистами закон-
организационным расколом. Маркс и Энгельс одобрили «явно ожидаемый раскол» 10°. Марксистское рабочее движе-ие закалялось и крепло в борьбе против оппортунистических элементов Борьба с оппортунистами, доведенная до организационного размежевания, была неизбежным этапом на пути к единству Рабочего движения и созданию массовой марксистском революционной партии. Но, будучи исторически необходимым этапом в развитии рабочего движения, внутренняя борьба в его рядах, приведшая, благодаря специфическим условиям Франции, к созданию множества рабочих организаций, временно раздробляла и ослабляла силы рабочего класса и его влияние на другие, непролетарские слои трудящихся.
Тем не менее эта борьба пролетариата против буржуазии нарастала и обострялась. 80-е годы были отмечены наряду с развитием политических организаций пролетариата ростом массовых действий, в частности забастовочной борьбы рабочих.
Уже в 1881 г. произошла крупная забастовка 3500 горняков в Гран-Комбе (деп. Гар) и несколько позже — горняков в копях Бессежа. Правительство направило в районы стачек войска.
Кризис 1882 г. дал новый толчок массовому рабочему движению. В 1882 г. было зарегистрировано наибольшее число забастовок с начала Третьей республики —182 в течение года101. Несмотря на то что большинство стачек кончалось поражением рабочих, в следующем, 1883, году, было также большое число забастовок —144. Некоторые из них, как, например, стачка горняков в Монсо ле Мин в 1882 г., стачка горняков в Анзене в 1884 г. (в ней участвовало свыше 10 тыс. рабочих), отличались крайним ожесточением, доходя до вооруженных столкновений. Буржуазия и ее правительство, пытаясь переложить издержки кризиса па плечи рабочих и трудящихся, перешли в контрнаступление Предпринимателиснижали заработную плату рабочим, проводили локауты. В 1882 г. в Роанне 3 тыс. ткачей были подвергнуты локауту, что привело к острым столкновениям. и«"«Р‘нуты до
Осенью 1882 г. подъем массового рабочего пвиягот»» стал принимать характер революционного кризига СТра°е в Монсо ле Мин и последовавший ва пей поопосг ™ Же аа^астовка стачки оказали большое революционизирую™» Л!? Участниками тае массы101. В октябре вспыхнули боеадвЩТ1п^яние па рабо-бочих, забастовки в Лилле, Рубэ, Нанте МапЛ^пТр°ениям Ра" того же октября начались забастовки в Лимож» » «°5е- в конце тельную забастовку ткачей в Лионе поддержали Нарбовае- Дли----------- Другие рабочие
wt nk*ep*c “ Энгельс, Соч., т. 35, стр. 319.
По даядыи «UEconomiste Franfais» (22.1П 1890 „ »» "X’teTMS™"1'- *,M2 '
этого города. 11 ноября в Лионе состоялась мощная демонстрация солидарности лионских рабочих с голодающими ткачами. В Париже и других городах с большим подъемом проходили собрания и митинги, организованные социалистами103.
Под влиянием смелой борьбы рабочего класа пришли в движение и мелкобуржуазные слои, также серьезно пострадавшие от кризиса. Мелкая буржуазия в ряде классовых боев поддерживала рабочих. Активизировались анархисты: опи устраивали террористические покушения, расклеивали в разных городах на стенах домов плакаты с призывами к ниспровержению существующего строя.
Господствующие классы и правительство были напуганы размахом революционной борьбы пролетариата. Правительство Дюк-лерка объявило своим лозунгом «порядок и свободу». «Свобода» в условиях Третьей республики тех лет была риторической фразой, но и «порядка», буржуазного «порядка», правительство, несмотря на все репрессии, было не в силах обеспечить. В октябре н ноябре социалистические газеты ввели на своих страницах особую рубрику: «Буржуазная паника», «Страх». Правительство дало для этих заголовков достаточно оснований: оно действительно было охвачено страхом и растерянностью. 30 октября военный министр послал генералу, командующему 14-м армейским корпусом в Лионе, инструкции на случай вооруженного восстания 1 . В конце того же месяца правительственные агенты запросили предпринимателей Сен-Антуанского предместья, не нуждаются ли опи в связи с тревожным состоянием в этом районе в помощи полиции и регулярных войск. В ноябре было официально сообщено, что правительство «пришло к решению покончить с агитаторами, прибывшими из-за границы для того, чтобы вести у нас социалистическую пропаганду» *05.
Правительство перешло к политике жестких карательных действий. После анархистских взрывов в Лионе в начале 1883 г. был организован процесс против 22 обвиняемых (Кропоткин, Эмиль Готье п др.). Несмотря на непричастность многих арестованных к покушениям, они были приговорены к 2—5 годам тюрьмы. Под тем же предлогом, не имея юридических оснований, правительство предало суду Геда, Лафарга и других социалистических лидеров и приговорило их к тюремному заключению.
Так правительства буржуазных республиканцев разоблачили себя в глазах народных масс. Наивная вера в спасительную силу слова «республика»? После репрессий 1882—1883 гг. — что от нее оставалось?
Читателям наших дней, привыкшим к классовым боям и забастовочной борьбе совершенно иных масштабов, цифры и факты,
,м «LEgalitfi», 26.x, 11—12, 27.XI 1882.
|М «L’EgaliU», 31.Х 1882.
'« «L’Egalitf», 9X1 1882.
гповень забастовочного движения во Франции определяющие уро	показаться незначительными.
80-х годов прошлого ’ летУтоМу пазад опи воспринимались Но следует чтот ей ^еси^ке, через 10-12 лет после р выстуллС|гая
к‘р™ “э™ бы.,-, еще »е»з»»™°° Р«»»« »;	фРап‘
” п$_ двинутый им В 1883 г., был прямым ответом на обостренно клас-совойборьбы между пролетариатом и буржуазией, призывом к контрнаступлению буржуазии против нарастающего революционного подъема в стране.
Лишь учитывая этп важнейшие явлеппя внутренней истории Франции — экономический кризис 1882—1885 гг. и связанное с ним обострение классовой борьбы, можно пайтп правильное объяснение загадочному, нелогичному па первый взгляд, ходу событий. В самом деле: в ноябре 1881 г. палата в полном единодушии с мнением значптелъпой части буржуазии, мелкой буржуазии, не говоря уже о рабочем классе, осуждает тунисскую эпопею Ферри и проваливает именно за колониальную политику^ его министерство; летом 1882 г. палата, большинство политических партий осуждают колониальную политику, отвергают участие Франции в интервенции в Египте, отказывают правительству Фрейсине в кредитах на охрану Суэцкого канала п, несмотря на вею осмотрительность и гибкость Фрейсине, свергают его правительство. Но проходит всего лишь полгода — семь месяцев, и недавно освистанный п осужденный за колониальную политику Ферри вновь возглавляет правительство — одно из самых стабильных и длительных в история Третьей республики 106 проводившее политику самой безудержной и широкой колониальной экспансии. Следует учесть при этом, что эти непостижимые па первый взгляд, зигзаги и повороты совершаются при одном п том же составе палаты, палаты третьего созыва, избирательный срок которой продолжался с 1881 по 1885 г и<юирательпып
Иные из историков обходят этот воипос е ственного отделения внешней политики от вХт»Л ?ЩЬЮ искус' произвольного расчленения внешней политик» реннен и столь же тинентальную» и колониальную, как якоК» » На политику «коп-гобой.	как якобы не связанные между
Между’ тем эти странные, на пеппый
могут быть объяснены лишь при у^ете важЙХ™1? Поли™™ '» Р.ТАПЛ	Х СОбВДИЙ В С0’
Ш8Л8 S-в XBWW,,. это било ^;цкио	°СТЬ
цппл1,по-экопомпч6ской жизпп страны — кризиса и обострения классово!! борьбы, рассматриваемых комплексно, которых буржуазные историки, ограничивающиеся историей парламентской хроники, по желают замечать.
Кризис, начавшийся в 1882 г. и затянувшийся на долгие годы, а затем перешедший в длительную депрессию, должен был дать новый резкий толчок и без того сильному рапее стремлению французской финансовой буржуазии к внешней экспансии.
Финансовая мощь крупной французской буржуазии, размеры мобилизованных ею капиталов были к этому времени весьма значительны. По подсчетам Поля Леруа-Болье в 1880 г., ежегодные сбережения во Франции составляли от 2,5 до 3 млрд, франков 107. Хотя пот точных данных о том, как распределялся накопленный капитал, пе подлежит сомнению, что подавляющее большинство капиталов в стране находилось под контролем крупных банков.
Бувье в ряде цепных исследований показал, как велика уже в то время была мощь крупных банков — Ротшильдов, Лиопского кредита и др., выдержавших испытания кризиса и ставших вследствие гибели конкурентов еще сильнее. Накопление и аккумуляция крупных капиталов в руках нескольких ведущих банков (напомним, что уже в это время в банковской системе Франции господствовали 3—6 крупнейших банков) при медленных темпах промышленного развития страны толкали французскую буржуазию, в погопе за более высокой прибылью, к усиленному вывозу капиталов за границу. В 1880 г. французский капитал, вывезенный за границу, составлял уже 15 млрд, франков *08. Кризис 1882 г. и последующих лет должен был усилить тенденции французского капитала к экспансии — и собственно финансовой, и территориальной, т. е. к захвату колоний.
Несомненно, что этп причины оказали решающее влияние на возврат французской политики после кратковременной паузы к колониальным захватам. Финансовая буржуазия во Франции была достаточно сильна, чтобы разными формами воздействия заставить «большую» прессу, буржуазных парламентариев и политиков изменить свое отношение к колониальной политике и «принять» то, что они вчера «отвергали». В частности, финансовой олигархии удалось втянуть в сети коррупции и лично «заинтересовать» в колониальных аферах некоторые круги радикальной партии (например такого влиятельного ее лидера, как Флоке), партии, более других протестовавшей против колониальной политики.
Но обострявшаяся борьба между пролетариатом и буржуазией также вносила поправки в направление политики. Ожесточенность классовых конфликтов 1881—1883 гг. привела к известной * 109
107 «L’Economiste Franfais», 23.Х 1880.
109 См. В. И. Ленин. Поля. еобр. соч., т. 27, стр. 360; J. Bouvier. Les notch il-des. Pans, 1967; idem. Lo Credit Lyonnais, v. П.
л fivnwvn.mn. сплачивавшейся в единый реак-,ITPX™PZeW-aTa. Уже упоминавшееся второе циоиныи фронт Р ,р1882 А в этом смысле было показатель-жщ главные партии .республиканской бур-IvaS» - от «левого центра» в лице Леона Сэ до так называемых Хвдтельственных радикалов», представленных Рено I обло Ос-Хой политический смысл новой правительственной комбииа-"актючался в расщеплении радикальной партии и открытом переходе части ее в лагерь буржуазной реакции. I адпкал Гобле в качестве министра внутренних дел расправлялся е. бастующими, посылая в район стачки войска с решительностью, на которую по рискнул бы, например, Фрейспве. Гобле старался: ему надо было доказать буржуазии, на что он способен: он может быть ее министром пли, что в данном случае было одно и то же, ее жандармом не хуже, чем другие уже проверенные политики. Но это жандармское усердие Гобле не было частным случаем в его биографии; оно свидетельствовало о том, что обострение классовой борьбы заставило и радикалов (сначала часть их) отказаться от защитной маскировки и определить свое место по ту сторону баррикад — в лагере буржуазной реакции.
Министерство Фрейсине показало лишь пути, на которых буржуазия стремится выйти из кризиса. Последовавшие за ними министерства Дюклерка (август 1882—январь 1883 г.) и Фальера (январь—февраль 1883 г.) были переходными по своему характеру и составу. Потребовался еще год обострения экономического кризиса, забастовок, доходящих до вооруженных столкновений, демонстраций и митингов безработных в Париже, анархистских бомб в Лионе, потребовался еще год нарастания революционного кризиса, успехов социалистической пропаганды для того, чтобы правящая буржуазия вновь вернула к власти еще недавно с шумом изгнанною Жюля Ферри. И та самая палата депутатов которая полтора года назад изгнала с позором Ферри, теперь в лице всех ведущих буржуазных партий аплодировала ему и выразила свое доверие, делегировав своих представителей в состав возглавляемого им кабинета.	визглив
Это правительство «республиканской концептрацин» как ппо называлось на языке французских бупжчязпгтт „ ’ историков, правительство буржуазной реавдии «L П0ЛНТИКов и но определили французские социалисты, рХлось пя Г° Правиль' бовапием «законной защиты» и «стабичиз^пв” “еТ с тре' ной власти»109, т. е. охраны буржуазного авительстнен-против пролетариата и трудящихся. «порядка» — войны Но проводя политику защиты интересов Knvnn„a « ведя наступление на рабочий класс и Tnv™X Й буржуазии, -	трудящиеся массы, это
Ann&lcs de la Chambre des ВбвиЬбя	«
1883, v. I. Paris, 1883, p. 406-407 Правитол^-?»11™0111®1'68. Session стерства Ферри, 22 февраля 1883 г. ВВТ0льет»8ВДая ЛВЗДвраод"““
правительство буржуазной реакций должно было найти й какую-то положительную программу. Искать ее долго не приходилось. Речь идет не о прогрессивном законодательстве правительства Ферри, которое нельзя не видеть. Некоторые законы буржуазно-демократического порядка (уничтожение института пожизненных сенаторов, легализация профсоюзов и т. п.) были действительно приняты палатой, но пе столько благодаря правительству, сколько в силу осознанной необходимости уступить, хоть в чем-то, давлению прогрессивных сил. Главное в политике Ферри было пе в зтом. Главным была снова политика колониальных захватов.
Возвращение к политике колониальных захватов отвечало интересам правящих верхов пе только потому, что опо сулило им крупные прибыли, доходы и было попыткой искусственного ослабления экономического кризиса, по еще и как средство смягчения острой классовой борьбы внутри страны.
Ленин в анализе империализма раскрыл тесную связь между колониальной политикой и стремлением буржуазии с ее помощью разрядить напряженную социальную атмосферу внутри страны. Ленин иллюстрировал эту мысль примерами из истории Англии и Франции.
Политика Ферри это подтвердила. Когда Ферри писал, что колониальная политика — дочь индустриальной политики, то в ипых выражениях он высказывал те же мысли. Колониальными захватами, легкими, как ожидали, победами французского оружия буржуазия рассчитывала отвлечь мелкобуржуазные массы, а может быть и рабочих, от острых проблем классовой борьбы, одурманить их шовинистическим угаром. Не случайно переход к аннексионистской колониальной политике сопровождался проповедью реакционно-расистских идей, с которыми охотно выступал Жюль Ферри но.
Политика колониальных захватов (как это доказал уже опыт Туниса) была возможна лишь при дружественных отношениях с Германией. Дружба же с Германией по многим мотивам представлялась Ферри и связанным с ним буржуазным кругам особенно ценной.
Правительству Жюля Ферри тем легче было обеспечить поддержку палаты в проведении колониальной политики, что и оппозиция справа — монархисты, п оппозиция «слева» — радикалы выступали против колониальной политики лишь тогда, когда это было им выгодно по тактическим соображениям. Такая крупная сила, как католическая церковь, была заинтересована в колониальной политике и безоговорочно ее поддерживала. «Колониальная политика, — учил анжерский архиепископ Фреппель, — не в большей мере политика республики, чем монархии; опа тра-
110 J. Ferry. Tonkin et la mero-patrio. Paris, 1890, p. 40.
алшгонная и постоянная политика Франция» 111. Страх перед все актшнее выступавшим пролетариатом делал все сговорчивое u аХалов, по крайней мере пасть их. Поддержка же колопиаль-Кожтнки со стороны господствующих В парламенте буржуазных Тартий, «левого центра», «республиканской левой», «ре-ХканРско о союза» была обеспечена хотя бы потому, что ЖюлъФерри в данный момент был нужным им человеком.
*
Правительство Ферри, придя к власти, повело политику колониальных захватов с энергией и размахом, которые были неведомы раньше. «Скоро н все сразу!» Финансовая буржуазия, направляющая политику Ферри, торопилась опередить соперников и урвать львиную долю добычи.
Французская экспансия развернулась сразу в разных местах. В Северной Африке была завоевана область Мцаба, расположенная к югу от Алжира. Над Тунисом был установлен (по так называемому «договору» в Марса 9 июня 1883 г.) формально французский протекторат, означавший полное закабаление Туниса. В 1882—1883 гг. было возобновлено завоевание Западного Судана, Дагомеи, области Северного Нигера. В Экваториальной Африке было вновь начато завоевание Конго. В 1883 г. была возобновлена война на Мадагаскаре; в 1884 г. на северо-востоке Африки французы овладели Обоком. В Азии в 1883—1885 гг. шло завоевание Аннам а и Тонкина, приведшее к войне с Китаем. Все эти военные экспедиции, изображаемые во французской военной литературе как героические подвиги французского оружия, на деле представляли собой варварское истребление почти безоружных туземных племен, хищнической грабеж, обман и разбой иг.
Неизбежным следствием политики колониальных захватов было крайнее обострение конкурентной борьбы Франции с'ее со перинками в колониальном грабеже - Англией, Италией частично Испанией Наиболее острый характер приняли отношения с Англией. В Египте, Северо-Западной и Экватоппяпьп-й на Мадагаскаре к в Индокитае, ^аме иТГХкТеи Ф₽ИКв’ тересы французских и английских колонизаторов Н й	™'
Красного моря возникали новые очаги франко-тГтяйьо берегу перничества. В Испании усилилось немецкое влиявде пСКр0Г0 C0J отпошения становились все более холодными ние- с I осеней Франция оказалась в состоянии полной меж™™-
ляции. И чем больше у нее становилось противт«^?а₽ОДНоа изо‘ она отходила от России, тем теснее становились v Чем дальше —-------- узьг’ связывав-
Snn-ales йе 1а Cambre des Deputes.,. 1881 v ш -fr^0Bar£,^ Card- L®8 de protectoral cVm"~122-A-fnque. 1870-1895. Paris, 1897.	coaclns par ]a France on
с b
шие ее со вчерашним врагом — милитаристской, юнкерско-буржуазной Германией. Германия оставалась единственным государством, поддерживавшим Францию в ее колониальных захватах. Германия политически и дипломатически поддерживала францию и в ее экспедициях в Конго, и в войне на Мадагаскаре, и в войне с Китаем. На берлинской конференции 1885 г. по африканским делам французская и германская делегации по ряду вопросов шли рука об руку113. Бисмарк в беседах с французским послом в Берлине бароном де Курсель позволял себе дружески корить французов за те или иные промахи в ведении операций; он постоянно давал советы, как можно и должно ущемить англичан. Ферри ио обманывался на этот счет: он понимал, что канцлер хочет углубить конфликт Франции с Англией114. Но Бисмарк неизменно подчеркивал свои чувства симпатии и уважения к Жюлю Ферри. Визит Герберта Бисмарка в Париж в октябре 1884 г. был первой открытой демонстрацией франко-германского сближения115. Через доверенное лицо — банкира Блейхредера — Бисмарк поддерживал с Ферри личпые доверительные связи. «Мы дружественны, очень дружественны», — повторял слова канцлера Блейхредер. Ферри величал Бисмарка «могущественным, убежденным и влиятельным главой политики мира в Европе». Вставал вопрос об общем соглашении между двумя державами, может быть о союзе116. Экономические связи между обеими странами усилились, впрочем, к большей выгоде Германии. Правительство Ферри, стараясь заслужить похвалы Бисмарка, брало на себя выполнение грязных поручений: опо вело полицейскую слежку за германскими социалистами, находившимися во Франции. Правительственная печать занимала дружелюбную позицию по отношению к Германии117 118. Военный министр генерал Кампеноп шел еще дальше: «Франция и Германия, объединившись, господствовали бы над всем миром...», — заявлял он в публичной речи на банкете воеипых атташе 1|8.
Между тем в то время как французская буржуазия уже обольщалась мечтами об установлении совместно с Германией мирового господства, колониальные войны, начатые в интересах биржевых спекулянтов, стали принимать неожиданный для правительства оборот.
113 DDF, v. V, № 23, 42, 46, 61, 475, 482, 520.
114 DDF, v. V, № 227. Запись Ж. Ферри о свидании с Блойхредером, март 1884 г.
1,5 DDF, v. V, Л? 421. Запись Ферри, 6 октября 1884 г. о беседе с Гербертом Бисмарком; Gr. Pol., Bd. Ill, № 693—695. Переписка Бисмарка с Гербертом Бисмарком, 5, 6 и 7 октября 1884 г.
11S DDF, v. V, № 164, 166, 168, 227, 421, 530, 535, 536; Gr. Pol., Bd. Ш № 687
117 Так, например, «Rovtie des Deux Mondes» стал публиковать ряд статей
Лавпсса, Вальбера и др. о «Фридрихе великом», Г. Келлере и т п
118 Цит. по: Galtiire-Boisstire. Histoire de la Ш R6publi<jue Paris' 1935
Самым крупным колониальным «предприятием» правительств ф“рри была тонкинская экспедиция - завоевание Вьетнама: ?™а и Тонкина ш. Здесь не место излагать ни историю посте-XZ закабаления Индокитая Францией, восходящую еще к XVHI в., ни историю подготовки, хода и скандального исхода войны против народа Вьетнама и войны против Китая. За спипои прессы, разжигавшей общественное «негодование» против ни в нем не повинных вьетнамцев, стояли такие мощные финансовые силы, как Индокитайский банк, тесно связанный с крупнейшими банками страны: Учетной конторой, Генеральным обществом и Парижско-Нидерландским банком, как банкирский дом Пореиры, контролировавший Трансатлантическую компанию , и связанные с этими финансовыми кругами некоторые руководители уморенных республиканцев, в том числе столь влиятельные, как Дю-клерк и Жюль Ферри121.
Французские колонизаторы рассчитывали на быстрые п легкие успехи. Но мужественное сопротивление народа Вьетнама, поднявшегося на борьбу против французских захватчиков, затянуло войну на долгое время. Тонкипские партизаны — «черные флаги» — героически боролись против превосходящих их военной техникой французских войск. Война против народов Индокитая привела к войне с Китаем. Французы бросили на Дальний Восток крупные военные силы. 11 мая 1884 г. в Тяньцзине был подписан весьма выгодный для Франции предварительный договор с Китаем|22. Биржевые спекулянты в правительстве Ферри и вне его, руководившие колониальной политикой, мечтали о большем —они хотели стать крепкой ногой и в Китае. Уже в июне 1884 г. французские военные власти в Индокитае спровоцировали новые военные столкновения с китайскими войсками, и воина вновь разгорелась.
Правительство Ферри требовало от палаты все большие военные кредиты на новые партии войск, отправляемые в Индокитай прт1одал ’«ИЮ цифры: с 28 мая 1883 г по 3 апреля 1885 г на Тонкинскую экспедицию было истрачено 332 млн. 233 тыс. франковВесьма велики были людские по терн. Но война в Индокитае приносила крупные барыши Итог оборота Индокитайского банка с 56 млн. 356 тыс. франков в возрос до 145 млн. 233 тыс. франков в 1885 г т “ 18801 • ился за годы войны '2*.	’ е‘ почти утро-
Но война в Тонкине, несмотря на победные велят»™
мала все более напряженный характер. 27—28 марта °₽Ици" "* См. А. Л. Нарочницкий. Колониальная политика канит»™ _	Г’
,м waB/a fl?4™®»1 Востоке. 1860-1895. М., 1956. nBTajm<»H4eciaix ДС1>.
щ. Qualtd Le privilege de la banque de I'ldochme at	1
banques colonialos. Paris, 1926.	me et ,es questions <b>=
” TW Los	d0 ma vie, v. 4. Paris f, ,
См. А. Л. Нарочницкий. Указ. соч.	’ Is' *•], р ЯПо
и «Le Socialist®», 5Л.П 1885.
,и W. Qualtd. Op. cit, р. 75.
китайские войска, стянув свои силы, нанесли французам под Ланг-сопгом поражение. Французские вооруженные силы в панике бежали, побросав в реку артиллерию и денежные кассы.
Уже в 1883—1884 гг. в палате и печати раздавались сначала робкие, а потом все более настойчивые возражения против войны в Индокитае. В 1885 г., в течение первых трех месяцев, палата трижды запрашивала правительство о положении в Тонкине. При обсуждении второй интерпелляции 26—28 марта правительство подверглось яростным атакам правых и радикалов. Ж. Дела-фосс, представитель правых, выражая сожаление о погибших солдатах, называл тоикинскую экспедицию «самым преступным и самым безумным из всех предприятий». Дюваль сравнивал призывы 1885 г. «идти на Пекин» с призывом 1870 г. «идти на Берлин». Правительство после дискуссии 28 марта получило большинство всего в 29 голосов l2S *. Еще более острой критике правительство подвергалось за пределами парламента.
30 марта Ферри выступил в палате с сообщениями — он подыскивал смягчающие выражения — об оставлении французами Ланг-соига; он просил палату «для спасения чести знамени» вотировать еще 200 млн. франков. Но едва лишь Ферри произнес слова о «чести знамени», как был прерван возгласами: «За дверь! Прочь!» Представители почти всех партий господствующих классов — Кассаньяк, Делафосс, Рибо, Клемансо и др. — подвергли Ферри и правительство уничтожающей критике ,26. Правительство было сметено бурей негодования. Вчера еще могущественный премьер-министр должен был скрыться из палаты по тайной лестнице, чтобы не попасть в руки разъяренной толпы, которая стремилась свести счеты с ненавистны»! «тонкинцем».
Печать неистовствовала. Рошфор опубликовал статью, озаглавленную «Убийца». Стараниями журналистов на газетных полосах вновь ожили слова, казалось, давно уже прочно забытые: Ватерлоо, Седан. Но самое сопоставление этих наименований звучало почти издевательски. Все помнили силу противников, с которыми французы дрались под Ватерлоо и Седаном. Но с кем они сражались под Ланг-сонгом? Французская буржуазная печать уверяла до сих пор, что французы воюют против «диких племен» — почти безоружных китайцев и аннамитов. И эти то «дикие племена» разбили французскую армию, обратив в бегство потомков Гоша и Журдана, наследников наполеоновской славы!
«Честь знамени, будущность республики поставлены под сом-пение!»— патетически восклицала радикальная «Lanterne»127. Радикальная пресса подогревала и без того накаленные страсти.
185 Annales de la Chambre des Deputes, v. XIII, Session ordinaire de 1885. v. I, p. 766, 793, 795.
i» Ibid., p. 804—805.
127 «Lanterne», l.V 1855.
,	„ г n письме к Бебелю так оценивал иоло-
в Париже царит Д°ведеипос до крайко' жение во Франции. _	- е которое, надо надеяться, не
сти возбУ®Д®™в-•' Е будет протекать спокойно, то в пе-
к »«”
'	Тр“«»
«бурю 30 марта» патриотиааскни отрывом
в благородном негодовании со всем пародом.
Но чем была «буря 30 марта» на деле? Почему Ланг-сонг пробудил такое общественное негодование? Почему Ферри, еще недавно опиравшийся на поддержку большинства буржуазных партий, даже сплотивший их вокруг себя, почему Феррп, после смерти Гамбетта признанный лидер буржуазных республиканцев, был с таким громом низвергнут и имя его было предано поруганию?
Вопреки всему тому, что кричали современники, что писали некоторые историки, Ланг-сонг, послуживший поводом для свержения правительства Феррп, вовсе не был национальным несчастьем Франции. Конечно, Ланг-сонг был скандальным военным поражением: он показал бездарность, слабость правительства Ферри, он скомпрометировал вооруженные силы Франции, ее генералов. Но все же само это поражение было только эпизодом в колониальной войне (подобные которому бывали и раньше и позже), не оказавшим решающего влияния на исход войны в Индокитае.
Так почему же из-за Ланг-сонга были обрушены такие громы против правительства Ферри?
Как выше уже говорилось, господствующая буржуазия, встав на путь политики колониальных захватов, наряду с успехами экономического порядка — доходами, прибылью и пр., стремилась с помощью этой политики разрядить сгустившуюся политическую атмосферу внутри страны, ослабить напряженность классовой борьбы. «Победа французского оружия», шовинистический угар-все то, что ожидала буржуазия, начиная большие колониальные войны, должно было, по ее расчетам, отвлечь впимяппь трудящихся масс от внутренних вопросов, ослабить ™ пролетариата и социалистов на непролетарские мои * ВЛИЯИИ0 упрочить позиции господствующих классов. Короче гоппп^к^’ жуазия рассчитывала-как это бывало многократно и ^Я’ бур’ позже-перебить победоносной войной нарастаюХй £ Ше и онный подъем.	р «юпщи революци-
Расчеты эти оказались ошибочными. Побепонот^-фальнои воины не получилось. Напротив, топк£н™2 трцУм-главное колониальное предприятие Фепои_пот™ я ЗП0пея —
. — —	и Р^Улась как
”* К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 36, стр. 251.
серия скандальных неудач. Экономический кризис продолжался до 1886 г.; колониальные войны его не ослабили. Положение трудящихся в связи с дорогостоящими войнами ухудшилось, ибо издержки войны буржуазия перекладывала на плечи трудящихся 1И. Завоевать па свою сторону мелкую буржуазию, столкнуть ее с передовой частью пролетариата по указанным причинам не удалось. Пролетариат проникался боевыми настроениями. Они выражались в учащающихся конфликтах в промышленности, в быстром росте профессиональных организаций, в усилении влияния марксистской части социалистов — Рабочей партии. В наиболее острой форме эти боевые настроения прорвались в грандиозной и ожесточенной Деказвильской стачке, начавшейся в январе 1886 г. и затянувшейся, благодаря упорству и мужеству рабочих, на долгие месяцы.
Итак, в плане классовой, внутриполитической борьбы политика Жюля Феррп привела к результатам, противоположным тем, которых ожидала поставившая его у власти буржуазия. Вместо укрепления буржуазного «порядка» опа привела массы к крайнему возбуждению, как говорил Энгельс.
Уже по одному этому буржуазия в лице всех своих фракций, кроме узкой клики поднажившихся биржевых спекулянтов, должна была отказать в доверии Ферри, выступить против него и осудить его политику.
То, что пе удалось Ферри — отвлечь пролетариат и трудящихся от социальных вопросов шовинистическим угаром победоносной колониальной войны, то постарались осуществить, перевернув паизпанку те же вопросы, радикалы и правые. Если не удалось перебить революционный подъем победоносной войной, то по удастся ли то же самое — «несчастной войной», переключив гпев трудящихся против правительства, повинного в «национальном несчастии». Таковы были расчеты радикалов, выступавших застрельщиками этой кампании 129 130.
Радикалы, песомнеппо, находились в этот период в трудном положении. Крайнее возбуждение масс, царившее в то время в Париже и Франции, обязывало их к какпм-то действиям. Массовую избирательную базу радикальной партии составляла мелкая буржуазия, за ними шла в то время и некоторая часть рабочих. Радикалы не могли не считаться с крайним озлоблением и возбуждением тех социальных слоев, которые составляли тогда еще их опору. Направить кипящие народные массы по руслу социальных задач радикалы, понятно, не могли — они были последней партией буржуазии, но всецело буржуазной партией. Неудачная
129 Подсчет о росте косвенных налогов см. в «Le Socialist», 17.Х 1885.
130 Не подлелшт сомнению, что в политических расчетах радикалов и правых немалую роль играли приближавшиеся парламентские выборы. По было бы ошибочным сводить «30 марта» только к предвыборному трюку. Это был маневр в более глубоком смысле.	н J
ввешияя политика Ферри явилась для них счастливой находкой. Они ухватились за нее как аа выход из трудной игры.
РаХм, выступившие первыми с резкой критикой антипа-пиональной внешней политики умеренных республиканцев, ГХоведью (сначала осторожной, а затем все более откровеп-ной) реваншистских идей, в конечном счете преследовали те же пели, что и умеренные республиканцы — отвлечь массы от революционной борьбы. «Умеренные» стремились достигнуть этого путем примирения с Германией и политики колониальных захватов; радикалы — путем разжигания антигерманского шовинизма и пропаганды реванша. То были разные программы разных фракций буржуазии, но в борьбе против пролетариата это была одна и та же, осуществляемая разными методами, политика.
Даже в период буланжистского движения, в котором радикалы первоначально играли ведущую роль, их разнузданный реваншизм носил демагогический характер и в конечном счете был подчинен борьбе против революционного пролетариата. Не случайно один из современников буланжистского кризиса, Леон Маро, еще в его начале утверждал, что реваншистская «лига патриотов» мечтает о победах не столько над немцами, сколько над социалистами131.
Столь же намеренно и рассчптанно радикалы, как и «правые», вели кампанию лично против Ферри. В громовых речах они изобличали его в том, что он обманывал страну и палату, что он повинен в напрасных жертвах, и невесть какие еще обвинения выдвигались в обличительных тирадах, произносимых в стиле речей Робеспьера. Свергая с грохотом Ферри, поднимая против него лично ярость масс, буржуазные партии оставляли в неприкосновенности режим господства буржуазии, в котором они ничего не хотели менять.
«Буря 30 марта» была ие столько «патриотическим порывом» буржуазных парламентариев, сколько скорее политическим маневром буржуазии, стремившейся переключить зреющий револю-кри8ИС’ возбуждение масс в иное, нереволюционное Последующий ход событий показал, что благодаря слябо-ти авангарда пролетариата — его социалистических наитий зтпт = буржуазии в значительной мере удался. «30 манта» стапл ппгат Т°Г0 постепеиного изменения характера и conomua нйГЖкризиса’ кото₽и& в си«у р«да причинВДХЖ“,ИЯ к 1887-1889 гг. в своеобрааные и уродливые *nnu„ «₽ ДИЛСЯ стского движения. F	ур д ые формы буланжи-
—^Як,_*30 маРта> в ходе классовой борьбы во
-ч—
-------- до некоторой с,тр-’** L. Marat. Op. cit.
пепи показном характере речей депутатов и выступлений печати, в смятении тех дней было и нечто реальное.
Почему, должен спросить исследователь, другие военные неудачи французов в этой войне, например поражение под Бакле, пе вызвали такого негодования, а Ланг-сонг его пробудил? Разве опи но давали внешнего повода для проведения несколько раньше того маневра, который был осуществлен 30 марта? Почему эта буря поднялась имеппо в конце марта, а не раньше и не позже?
Ответ па эти вопросы нужно искать за пределами Франции, в той международной обстановке, которая сложилась к этому вромепи.
В марте—апреле 1885 г. русско-английский конфликт из-за Афганистана достиг своей кульминации. В последних числах марта английское правительство приняло чрезвычайные меры, объявив о призыве резервистов и милиции ,32. 30 марта произошло столкновение русских и английских войск па Кушке. Обе стороны — английская и русская — заняли угрожающие позиции. Война казалась неизбежной. Александр III, не вносивший в ту пору в свою памятную книжку никаких записей политического характера, на этот раз был, видимо, настолько встревожен ходом событий, что отступил от правила. 4 апреля он записал: «Совещание по английским делам с Ванновским, Гирсом и Зиновьевым» 132 133. Присутствие Ванповского, военного министра, свидетельствовало о том, что обсуждалась военная сторона дела. 9 апреля царь снова записывает: «Доклад Н. К. Гирса по английским делам — нехорошо» 134 * * 137. 10 (22) апреля русский посол в Лондоне Стааль, сообщая Гирсу о том, что британское правительство истребовало от парламента кредиты в 11 млн. ф. ст., выразительно писал: «Иллюзии более недопустимы. Это война...» 138 Тогда же, 10 апреля, Баддингтон телеграфировал в Париж из Лондона, что там «теперь война с Россией представляется неизбежной» |3®. Об угрожающем положении, о вероятности войны между Россией и Англией трубила вся европейская печать. Это был момент, когда, по определению В. И. Ленина, Англия и Россия оказались на волосок от войны|37.
Ситуация осложнялась еще тем, что Германия заняла явно дружественную России позицию и подзадоривала ее на решительные военные действия. После Кушки, 9 апреля принц Вильгельм Прусский (будущий кайзер Вильгельм II) послал из Потсдама Александру III телеграмму; «Мои самые горячие поздравления по поводу блестящего дела на Кушке. Бог покровительст-
132 Baron de Steal. Correspondence diplomatique (1884—1900), v. I. Paris. 1929, p. 180.
133 ЦГАОР, ф. 677, Д. 121, л. 4. Памятная книжка Александра Ш ва 1885 г.
1м Там же.
133 Baron de Staal. Op. cit., p. 201.
133 DDF, v. VI, M 5.
137 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 28, стр. 668,
г гплпйтам — нашим товарищам ...»’38 Те-вует вашим хРабР““ „/знать но поощрительная поддержка .«граммы этой	овдвидаа современникам.
России Германией была русско-английский конфликт, спросит м^та°Гь-Г?оХХ Риалам и политике Франции?
СовтемХ’кам эта связь явлении была совершенно ясна.
« Р кХо политическое положение этой страны (Фраи-аий - А М ) с точки зрения международной? - задавал вопрос падикат Гране в обличительной речи в палате 28 марта. ... себя спрашивает, не произойдет ли в течение посколь-кюГближаиших месяцев или даже недель в Европе потрясение, одно из самых ужасных с 1815 г. Англия и Россия могут быть втянуты в страшный конфликт. А в это время Франция останется в Европе одна лицом к лицу с тем, кого мне нет надобности обозначать.. » 139
В этих словах и были выражены те истинные мотивы реальной тревоги и опасений, которые пробудили тонкинская неудача и внешняя политика правительства в создавшейся международной обстановке. Гране высказал то, чего боялись во Франции п другие: если разразится русско-английская война, у Германии будут развязаны руки на Западе, и Франция, без надежды на какую-либо помощь, будет всецело зависеть от воли могущественной Германии.
Об этой же опасности говорил Жорж Клемансо. Не в той рассчитанной на широкую аудиторию речи 30 марта, которую обычно цитируют авторы, а в речи 28 марта — трезвой, деловой, холодно рассудочной Клемансо, как п Гране, раскрывал прежде всего гибельность внешней политики правительства с точки зрения создавшегося международного положения. «Положение в Европе таково, — говорил Клемансо, — что правительство не может не понимать всей глубины допущенных ошибок» но.
В Париже хорошо помнили роль России в предотвращении германской агрессии против Франции в 70-х годах,	что
конфликты 1873, 1874 гг., военные тревоги 1875, 1877 гг сппо-воцированные бисмарковской Германией, не привели к ппямгпго столкновению главным образом благодаря позиции РП“Р™ 0МУ желавшей допустить нового разгрома Франции Но т „ но Россия стоит на пороге войны с Англией а Геомянп J рь’ К0гда высказывает ей свою дружбу, строить насчет» =» старательно мощь в случае новой угрозы со стороны Г» Русскую по-нельзя. В этом, в невозможности рассчнтХятк1^®™® было Уже в связи с вероятностью англо-русской впап„ а ”OMOU<b России основа тревоги весной 1885 г.	ы и была Реальная
ЦГАОР, ф. 677, д. 602. Телегоамил п™.
1» а?5 1‘	^ps?5' яаикв1-	гелыш Прусского 9
; рвв7«Ь Chambre des ШрШз’ ’ МП. Seesion ordi 
lw Ibid., р. 794.	“Шана de 1885,
ГЛАВА V
Кризис 1887 г.
Фрейсине писал в своих «Воспоминаниях» о времени, когда он возглавил в 1885 г., после поражения Ферри, руководство внешней политикой Франции: «Я решил разорвать эти стеснительные связи (с Германией. — А. М.) и восстановить по отношению к Англии и России мою политику 1880 и 1882 гг.» 1 Это свидетельство Фрейсине заслуживает внимания. Но надо учесть, что бывший французский премьер и министр иностранных дел писал свои мемуары в начале XX в., когда уже сложилось Тройственное согласие, и историю прошлого приспосабливал к политическим задачам, рожденным новой обстановкой.
В действительности политика Фрейсине была отнюдь не столь прямолинейной.
Единодушное осуждение политики «Ферри-тонкинца» и «Ферри-пруссака» требовало от правительства прекращения колониальных экспедиции п того пресмыкательства перед бисмар-ковской Германией, которые были так характерны для политики Ферри. Без выполнения этих минимальных требований момента ни одно правительство не могло бы удержаться у власти. Фрейсине это превосходство понимал; для этого не требовалось особой проницательности.
Но позитивная программа? Политика по отношению к великим державам?
Идти на сближение с Англией? Искать у нее поддержки? Проводить по отношению к ней ту политику дружбы, какой хотел изобразить ее Фрейсине 30 лет спустя?
В словах любезности и взаимных заверениях в дружественных чувствах не было недостатка. Англия, в момент острого конфликта с Россией из-за афганских дел остававшаяся в полной изоляции, весьма охотно поддерживала устами своих дипломатов тон дружественной примирительности, особенно по отношению к Фрейсине, который однажды, в 1882 г., уже проявил по отношению к ней уступчивость. Фрейсине с успехом соревновался со своим английским коллегой в любезностях 2.
1 Ch. Freyclnet. Souvenirs, v. II. Paris, 1913, p. 299.
2 См., например, взаимные заверения в дружеских чувствах и стремлении к миру Фреисине и Солсбери в июле 1885 г. «Documents diplomatioues franfais» (далее —DDF), v. VI, № 37. Фрейсине — Ваддингтоиг. 18 июня 1885 г. н Jfi 38. Вадднпгтон — Фрейсине, 26 июня 1885 г.
11» воявтикв	™	» I*™1'
Францу зека V	ппвппопятиях, поело свержения Ферри
иаоотеН™я°еЛгоПпо.татики колониальных авантюр отнюдь не па-меремча™ отказываться от этих доходов. Теперь после того как Хя 30 марта» дала выход кипевшим страстям, был паидеп ви-повииквеех бед и провозглашен^ принципы «повои» политики-все должно было вернуться к «нормальному ходу вещей», т. е. идти по-старому. Начинать новые крупные колониальные воины при создавшейся обстановке —и внутренней, и международной—было невозможно; это понимали вполне отчетливо все круги крупной буржуазии: ее органы «Temps» и «Revue des Deux Mondes» заявляли об этом со всей определенностью. Но отдавать то, что было уже захвачено, сдавать позиции, которые открывали поле для наступления в близком будущем, па это крупная буржуазия вовсе не намерена была идти.
Английская буржуазия со своей стороны алчно рвалась к новым колониальным захватам. 80-е годы, как известно, были временем «расцвета» английской колониальной политики.
В Индокитае, на Мадагаскаре, в Северо-Восточной Африке, в Нигерии, в бассейне Конго сталкивались интересы английской и французской буржуазии и продолжалась ни на минуту не прекращавшаяся конкурентная борьба8. И по-прежнему во всей остроте стоял вопрос о Египте.
Французский банковский капитал имел слишком крупные в давние интересы в Египте, чтобы без боя сдавать свои позиции Англии. Хотя .Англия после захвата Египта в 1882 г. изменила соотношение сил с конкурирующими европейскими державами, в частности с наиболее сильным соперником — Фрянтшай, в свою пользу, борьба между соперниками продолжалась и исход ее в ту пору оыл еще не ясен.
Фрейсине потому и занимал в течение почти 20 лет ведущие министерские посты в разных правительственных комбинациях что он был умелым, ловким и гибким защитником интересов крупной буржуазии. И теперь, после торжественного отказа от™ лониальнои политики, Фрейсине понимал, что задача затаюча-ется лишь в том, как видоизменить и приспособить эт? nZXv к новым обстоятельствам. В частности, одну из	У
видел в удержании и-при первой же SmoUoc^ ЗЙДаЧ °U ним позиций французского капитала в Египте» ~ расшире-Фрейсине вступил в сложные дипломатия аг «г,
с английским правительством и другими mJnT пеРег°воры вами, желая принудить англичан iSSTSb’SS:
’ Lemonon. L'Europe et la politique britaimitme HlWo
< Aa₽₽^’’e7ef'AC^PM Б^здела Африки. M., 1925 882~19И). Paris, 1912; Ch. Freyctnet. Question d Egypte. Paris, 1905.
тельство эвакуировать Египет в кратчайший срок5. Все переговоры и иные дипломатические усилия, направленные на разрешение вопроса о режиме и статусе Суэцкого канала, урегулировании египетского государственного долга и т. п., в конечном счете были подчинены этой главной тактической цели — выбросить англичан из Египта и попытаться захватить для Франции львиную долю этой общей добычи.
Официальные выступления французской дипломатии по египетскому вопросу были совершенно корректны по форме и внешне миролюбивы и дружественны. Французское правительство заявляло, что оно стремится добиться взаимопонимания между державами и заботится о поддержании и укреплении европейского мира ®.
В то же время в секретной директиве д'Оие, французскому агенту в Египте, Фрейсине ставил перед ним задачи, весьма далекие от того духа дружеского сотрудничества, который был присущ официальным документам французского правительства. Фрейсине требовал от французского агента в Каире, чтобы он активизировал свою деятельность, превратил агентов в центр французского влияния в стране, чтобы он использовал обстоятельства для удержания за Францией инициативы, чтобы можно было чувствовать его руку, не выставляя ее, однако, слишком напоказ6 7. «Вы должны объединить вокруг себя, — требовал Фрейсине, — все содействующие силы, в особенности тех из Ваших коллег, которые могут образовать блок против завоевательной акции Англии. Одним словом, нужно, чтобы Вы, сохраняя личные хорошие отношения с британскими агентами и не давая повода Вас обвинять в дурных намерениях или действиях, стали бы естественным противовесом Англии и точкой опоры египтян»8.
Это была целая программа войны, войны скрытой, замаскированной формальной корректностью отношений, но не становящейся от этого мепее ожесточенной и непримиримой.
Англия со своей стороны вела встречную войну, стремясь оттеснить Францию и подорвать ее влияние во всех пунктах, где сталкивалось колониальное соперничество двух держав. Доверительное и откровенное признание Солсбери английскому послу в Коистаптинополе Уайту — «в настоящее время враг — это Франция», высказанное в августе 1887 г.9, определяло отноше-
6 Ministere des affaires etrangeres. Documents diplomatiques. Livre Jaune.
Affaires d'Egypte 1884—1893. Paris, 1893, ch. II. Negociations relatives & I'dvacualion d’Egypte. Pourparlers prdliminaires (1888), J6 39—50, p. 29—43.
• DDF, v. VI, № 31, 33, 37, 45, 49, 78, 158, 204, 208, 231, 284, 342, 348; Ch. Freyctnet. Question d’Egypte; Ф. А. Ротштейн. Захват и закабаление Египта. М„ 1925.
7 DDF, V. VI, № 226. Фрейсине — д’Оне, 14 апреля 1888 г.
* Ibidem.
* Цит, по: В. Nolde. L’alliance franco-russe. Paris, 1936, p. 477.
нпе Англии к Франции и в более раннее время в 1885—
188нГо какой дружбе с Англией нельзя было п помышлять, французская дипломатия расценивала - и с полным основание^-Англию как одну из активно враждебных Франции сил.
С Италией отношения также продолжали ухудшаться Захват итальянцами при содействии Англии в 188о г. Массауа обострил отношения между обеими странами. Во Франции увидели в этом угрозу французской колонии Обок , французская дипломатия стала сговариваться с русской о совместном поощрении Турции к сопротивлению итальянским захватам . Долго и с трудом подготавливавшийся договор о судоходстве, каботаже и рыбной ловле, утвержденный в июне 1886 г. итальянской палатой и сенатом, был отвергнут 13 июля французской палатой .
В Италии это вызвало взрыв негодования и привело к разрыву переговоров о договоре. В декабре того же года итальянское правительство заявило о денонсации франко-итальянского торгового договора 1881 г. (способствовавшего возрастанию торговли между обеими странами) и предложило начать переговоры о повом договоре. Эти переговоры, проходившие в обстановке растущей враждебности обеих стран, как и ожидалось, кончились полным провалом. К концу 1887 г. переговоры были прерваны, и начавшаяся еще ранее таможенная война приняла самые ожесточенные формы’4. Политическим последствием обострения франко-итальянских отношений было прогрессирующее сближение Италия как со своими партнерами по Тройственному союзу, так и с Англией.
Менялось к худшему и положение на южной границе Франции: из Испании поступали тревожные сигналы. В марте — апреле 1886 г. в связи с волнениями в Марокко испанская пресса довольно единодушно начала враждебную Франции кампанию; газеты требовали от правительства воздействия на Францию, которую подозревали в агрессивных намерениях в отношении Марокко . К Фреиснве поступали сведения о том, что испанское правительство в контакте с германским побуждает Оттоманскую Порту учредить турецкое представительство в Марокко; оно дол-
annees troubles 1881—1899, Египте) —
10 A. Billot. La France et 1'Italie. Ilistoire des v. 1. Paris, 1905, p. 41—44.
" Ида? ТаЛаИЙИ агент в
тино’поло)’10sдекабря ™. Фрейсвде, ад!общмСНоайчю°СЛУ “ ^°Нмап' с Моренгеймом, поручал послу оказать давлеппп п 10 ° своеи беседе вяпм»,ри„ ------------------------- ««влепив на Порту в указанием
зтогг?/ 11 гол°еов (263 атого акта (См. A. Billot.
I» ™ИИ’ сог;|»соваН11ом с русским послом "
о. * ,|“1™ <• ”
жно было оказать противодействие французским проискам16 * 18. Слухи о сближении Испании с Германией получали повое подтверждение; позже, в 1887 г., испанское правительство заняло откровенно враждебную Франции позицию; возникло опасение присоединения Испании к Тройственному союзу17.
Так. не только на западе (Англия), юго-востоке (Италия), но и на южной границе Франции, до сих пор считавшейся наиболее безопасной, Франция оказывалась во враждебном окружении. Опасность для Франции возрастала.
В создавшихся условиях было вполне понятным и естественным стремление французской дипломатии и персонально Фрей-сино к улучшению отношений и сближению с Россией.
Начало итого политического курса было удачным. Французская дипломатия без труда нащупала место, где, ничем не жертвуя и ничего не теряя, Франция могла оказать России услуги и на этой почве установить с ней контакт. Это были балканские дела. В практических вопросах, возникших в связи с воссоединением Румелии с Болгарией, болгаро-сербским конфликтом, французская дипломатия охотно шла в погу с русской и оказывала ей поддержку. Царское правительство, отнюдь не избалованное сочувственным вниманием даже со стороны своих партнеров по союзу трех императоров — Австрии и Германии, сразу сумело оцепить дружественную позицию французского правительства. В Петербурге были настолько довольны позицией французского правительства в балканском кризисе, что Гире, пе ограничиваясь выражением своего удовлетворепия генералу Апперу|8, счел необходимым специальным письмом, предназначенным Фрейсине, благодарить его за лояльность французской дипломатии в болгарском кризисе. Гире выражал надежду, что установившееся согласие между двумя державами будет сохранено и в дальнейшем |9.
Но правительства Бриссона, а затем Фрейсине в своей внешней политике должны былп считаться с внутренним положением в стране и задачами господствующих классов во внутренней политике. Радикалы, главенствовавшие в палате и правительстве, должны были маневрировать. Беспощадно подавляя революционное рабочее движение, расстреливая рабочих в Деказвплле, они должны были в то же время для сохранения своей репутации «якобинцев XIX века» маскировать свою реакционную политику «левыми» жестами. Они старались отвлечь общественное внимание
16 DDF, v. VI, № 229. Фрейсине — Лабуле (строго доверительно), 21 апреля 1886 г.	।
*’ DDF, v. IX. прилож. II и III. Флурапс — Камбопу, 2 июня 1887 г. и Кам-бон — Флурапсу, 3 июня 1887 г. См. там же примет. 4 к прилож. III. См. также: Un diplomate [Henri Cambon]. Paul Gambon ambassadeur de France (1843—1924). Paris, 1937, p. 102—116.
'• DDF, v. VI, № 130. Annep — Фрейсине, 5 декабря 1885 г.
” DDF, v. VI, № 152. Моронгейм — Фрейсине, 25 декабря 1885 г.
ОТ расправы с бастующими рабочими показной борьбой против «монархической опасности», которую они намеренно преувеличи-иХували, на дело подменяя ее борьбой против отдельных да «запцтА республиканских традиций» и социальной дома-гогией10 В этих целях в связи с переизбранием президента было проведено помилование политических «преступников». В июне 1886 г с огромным шумом и демагогическими фанфаронадами был принят закон об изгнании из Франции принцев, принадлежащих к семьям царствовавших во Франции династии (Орлса-иов, Бурбонов, Бонапартов). С таким же шумом было возвещено проведение в 1889 г. празднования столетия французской револю-дин и устройство в его ознаменование всемирной выставки в Па-риже. Передовые рабочие начали подготовку к организации в Париже в эту памятную дату Международного социалистического конгресса.
Проводя помилование политических заключенных, правительство должно было включить в число их и Кропоткина. Фрейсине в извиняющемся тоне сообщил об этом через Аппера русскому правительству21. Гире принял это известно «с большим неудовольствием». Аппер в частном письме к Фрейсине сообщал, «что император вначале был в бешенстве, но затем, по небольшом размышлении, успокоился»22. Этот инцидент хотя и был улажен, но вызвал первое недовольство царского двора. Однако за ним последовали новые.
Французское правительство обратилось к русскому, как и к правительствам других держав, с приглашением принять участие в Парижской выставке 1889 г.28 Царское правительство отвергло это приглашение с негодованием24.
Но под влиянием ^внутренних условий правительство Фрейсине должно было пойти еще на один шаг, вызвавший еще большее раздражение в официальном Петербурге.
п«ЛХвДраЛе 1886 Г‘ ФРей™Н0 принял решение об отозвании из Петербурга посла генерала Аппера. Как уже говорилось, Аппер пользовался особым расположением Александра III — его личной симпатией и доверием. Фрейсине знал это, конечно, но ™же ю Радикалы и, в частности, Клемансо достигли бол кт ай „„
в згой показной критике «системы социального ала» По “аощРеш!°ста цпальных зол капитализма они вели толькол ' П° *КРИ™«У» Соболев характерным памятником этой «моральной	плапе- Наи‘
«несправедливостей» является сборник КдвманмЛг₽™»КИ’ социальных 16а aociale. Paris, 1895).	«Двмансо (G. CUmeneeau. La me-
и Гире передал Амперу слова Алексанлпа ПТ ставитель абсолютной монархии oh”ho м1'И1«т 3аВП1его’ что как «поен
должен был решиться па этот шаг. Отозвание генерала Аппера с его поста было вызвало рядом обстоятельств. Прежде всего Аппер — руководитель судебной расправы над парижскими коммунарами, ненавидимый французскими рабочими, — был слишком одиозным именем для радикалов. Циоп, близко наблюдавший в течение ряда лет Фрейсипе, писал о нем в частном письме к Каткову: «Фрейсине очень слаб, когда дело касается парламентских вопросов и внутренней политики» 25. В этой оценке автора, вообще по заслуживающего доверия, на этот раз было зерно истины. Фрейсипе был пскушепным парламентским политиком, ориентирующимся прежде всего па сложную внутреннюю политическую игру. Ужо по одному тому, что радикалам со всех точек зрения было выгодно устранение Аппера, он готов был ради сохранения созданной им правительственной комбинации принести в жертву переставшего быть полезным генерала.
Отозвание генерала Аппера вызвало недовольство в официальном Петербурге. Морепгейму было предложено пе продолжать своего отпуска в Ницце и покинуть территорию Франции26. Выдвинутая французским правительством кандидатура генерала Билло была отвергнута в Петербурге в резкой форме. В Париже и Петербурге в течение семи месяцев вместо послов оставались повереппые в делах.
Закон об изгиапии принцев еще более углубил конфликт. Французский поверенный в делах Терио-Компан сообщал о неблагоприятном впечатлении, произведенном па царя законом об изгнании принцев. «Национальные интересы России... должны были бы логически привести императора... к поискам союза с Францией, — писал Терио-Компан. — К несчастью, его самосознание монарха заглушает интересы его политики, и его ненависть к радикализму такова, что влечет его, так сказать, вопреки ему самому к Германии»27. Терио-Компан предупреждал, что этот акт правительства приведет к еще большему охлаждению отношений с Россией.
Размолвка между двумя государствами углублялась. «Большая» французская пресса, отражая раздражение правящих кругов позицией русского правительства, вновь стала выступать со статьями, почти открыто враждебными России28.
Фрейспне старался не допустить дальнейшего углубления конфликта и в своих инструкциях д’Ормессоиу обязывал его испод
25 Рукописный отдел Государственной библиотеки им. В. И. Лопина (далее— РОГБЛ), ф. Каткова, д. 32. Письма Циоиа Каткову, № 23, стр. 27. Пион — Каткову из Парижа, 24 июня 1886 г.
" DDF, у. VI, J'S 241. Терио-Компан — Фрейсипе, 6 мая 1886 г.
17 Archives du ministere dos affaires 4trangeros (далее — Arch, du min. des aff. 6tr.), 1886. Russia. Corr, pol., v, 273, 274; DDF, v. VI, № 256. Терио-Компан — Фрейсипе, 8 июня 1886 г.
28 См., иапримор, статью Вальбера в «Rovuo dos Deux Mondes*, v. 77. 1JC 1886, p. 687—964.
воль подготавливать почву для восстановления нормальных и дру-ЖеСНе=ря ”а°возот<ший конфликт, па отсутствие обычных форм дипломатического представительства, французское правп-те иство как бы не замечая этого, продолжало оказывать России УСЛУГУ за услугой. Одним из первых оно положительно приняло сообщение'русского правптельства об отмене режима порто-франко в Батхме29 «Мы пе переставали пне перестанем доказывать России чувства самой живой дружбы», - писал в Петербург Фрсйсипс»0.
‘ Развитие и углубление болгарского кризиса открывало для этого новые возможности. События, развернувшиеся вслед за свер-жеппем Александра Баттенбергского (21 августа 1886 г.), весьма обострили австро-русские противоречия. Союз трех императоров перестал существовать. Осенью 1886 г. в правящих верхах царской России стали допускать возможность войны с Австрией. Константин Романов (великий князь Константин Константинович), вхожий к царю и вообще один из наиболее осведомленных членов царской семьи, записывал в своем дневнике 9 октября 1886 г.: «Болгарские дела все запутываются; поговарпвают о возможности войны с Австрией»31. Через месяц, 7 ноября, он снова записывает: «Поговарпвают о возможности войны с Австрией» 32. Через 12 дней, 19 ноября, он снова писал в дневпике: «О войпе с Австрией говорят все громче»33. Эти тревожные настроения отражались и в печати.
Тем не менее ликвидация мелких русско-французских конфликтов затянулась. В Петербурге не спешили. Переговоры о возвращении послав при общей взаимной благожелательности шли медленно. Лишь в конце октября договорились о кандидатуре Ла-буле на пост посла в Петспб\тпгА’ птуштргагг-гг^ „	j i
70 uno,',.,., ткг.	ч'-гороурге, отношения нормализовались.
20 ноября Лабуле вступил в свои новые обязанности.
30 сентября 1885 г. к Шарлю де Фрейсине и™™ г генлоэ. долголетний германский посол в Париже ™ КИЯЗЬ Г°-‘ кайзера в период наибольшего развития thrXT ’ пРеДставлявшии Гогенлоэ пришел проститься; он был наамп»°'пемецкои дружбы. зас-Лотарингии. Он прежде всего выпазил7 паместником Эль-воду расставания с Парижем, высказал сожаление по по-°’ех госудаРственных деятелях Франции ряд лвстпых суждений лось встречаться, а затем, неожиданно ’крЛоХ™ еМу Прпш-< pjto меняя тему раз-
; ® : vl: Й Ж	14 июли 1мв г
" Там же, стр, 82.	'
говора, перешел к вопросам внутренней политики Франции. Гогенлоэ сообщил Фрейсине о том, что в Германии обеспокоены ростом реваншистских настроений во Франции, что в империи с тревогой следят, как развивается чернильная война со стороны ее соседа, что, наконец, как он угрожающе сказал, «у нас верят, что вы хотите возобновить войпу против нас» 3‘*.
фрейсине, искусный дипломат, пытался парировать это тяжеловесное наступление легкой французской шуткой: «А знаете ли Вы, кого Вы мне напоминаете? Вы мне напомнили тех подозрительных мужей, которые всегда обвиняют свою жену и в каждом, даже самом повинном, шаге усматривают все признаки предосудительного свидания»34 35. Гогенлоэ рассмеялся: «Вы правы», но тем не менее продолжал настаивать на своем.
В частности, Гогоплоэ в этой беседе произнес слова, не лишенные зловещего оттенка. Оп сказал, что, отправляясь в Эльзас-Лотарингию, он хотел бы там осуществлять руководство со всей мягкостью, по пе уверен в том, что оп сумеет это сделать ввиду угрожающей позиции, занятой Францией.
Насколько серьезно было значение этой беседы между Гогенлоэ и Фрейсине 30 сентября 1885 г., можно было видеть из того, как па нее реагировало министерство иностранных дел. Фрейсине правильно понял смысл этого выступления Гогенлоэ. В ту пору французская печать еще не позволяла собе выпадов против Германии. Единственно, на что мог сослаться Гогенлоэ, чтобы ле быть голословным, это па заметку, появившуюся в «Temps», по заметку вполне невинную. Фрейсине справедливо расцепил заявление Гогенлоэ как начало поворота во франко-германских отношениях, как провоцирование Германией нового конфликта с Францией.
В секретной директиве барону де Курселю от 17 октября 1885 г. Фрейсине, избегая, как всегда, точных определений и предоставляя весьма широкие полномочия французскому послу в германской столице, тем пе мепее дал ему обгцее и принципиально важное указание. Он дал оценку поведения Бисмарка, достаточно ориентирующую де Курселя: «Я удивлен, что такой большой человек, как кпядь Бисмарк, придает значение таким пустякам и пе Пытается разобраться в действительном настроении в нашей страпе. Если бы оп оценивал вещи беспристрастно и точно, оп бы увидел, что поведение Франции по отношению к Германии более корректно и сердечно, чем Германии к Франции» 36.
Фрейсине был прав, предусмотрительно подчеркивая провокационный и агрессивный характер германских памерепий.
У Фрейсине были все основания так утверждать. Отношения нового французского правительства Бриссона — Фрейсине к Гер-
34 DDF, v. VI, № 79. Фрейсине —де Курселю, 1 октября 1885 г (стпого доверительно).	v
35 ibidem.
“ DDF, v. VI, № 96.
иаики оставались корректными и предупредительными. Бук-Хно за несколько дней до зловещих заявлений Гогенлоэ,
° ® сентябре 1885 г., в связи с германо-испанскими тре-н™“и и Ф^ейсХ, и де Курсель подчеркнули дружественность П°3Э^Йв?жнГоНтметЙипотому что в этом вопросе была также создана, по преимуществу немецкими историками, легенда и допущено извращение исторических фактов. Немцами была изобретена версия, широко распространившаяся в исторической литературе, будто бы антифранцузские выступления Германии в 1885— 1886 гг. были вынужденным ответом на рост реваншизма во Франции, связанный с деятельностью и пропагандой генерала Буланже. Эта легенда, созданная германскими политиками и историками, построена на грубом смещении дат.
Кайзеровская Германия начала провоцировать конфликт до реваншистской кампании во Франции; немцы сами вызвали этот конфликт, как только сложилась благоприятная для них ситуация. Гогенлоэ 30 сентября 1885 г. встал на путь развязывания столкновений с Францией; само собой понятно, что он действовал по инструкции Бисмарка. В это же время сам Бисмарк и его сып Герберт предъявляли французской стороне те же обвинения в реваншистских намерениях38. Позднее, смешивая даты, немецкие историки объясняли германскую агрессивную политику реваншистской агитацией, связанной с генералом Буланже. Но Буланже не был в составе французского правительства в 1885 г. и никакой роли тогда вообще не играл. Военным министром он стал в январе 1886 г., а реваншистскую программу начал лишь летом того же года. Внимание политических деятелей Германии, если судить по дипломатической переписке, он привлек впервые лишь в конце февраля 1886 г.39, т. е. пять месяцев спустя после обвинении Гогенлоэ. «Лига патриотов» Деруледа до 1887 г. тоже сколько-нибудь заметной роли не играла. Кабинет же Бриссона был далек от реваншистской политики. Инициатива, следовательно, всецело принадлежала немцам
Вслед за дипломатическим демаршем Гогенлоэ, с осени 1885 г германская печать подняла кампанию против Франции• В течение
OwmoZ’ZoX™
 Эльио-Лт.р.мн «роти фрммфиии .Увстрое^“Рав““
.т-,И41
&ЙЗДЛ а,»™—
В самой Гормаппи шли заметные приготовления к войне. В германской армии применялось повое взрывчатое вещество — мелинит, происходила перегруппировка войсковых соединений на западпой грапицо. Мольтке-старший разрабатывал два плана ведения войны: первый вариант — ведение войны на два фронта с нанесением первого удара против России и второго — против Франции. Этот вариант считался всегда нежелательным. И второй вариант — ведение войны против одпой Франции.
Только теперь, когда во всех размерах обнаружилась опасность со стороны Германии, во Франции поняли все гибельные последствия политики Ферри. Жюль Ферри привел Францию к внешнеполитическому тупику. Франция шла по пути, отвечавшему своекорыстным интересам узкой группы финансовой буржуазии и поддерживаемому Бисмарком; опа рассталась со всеми своими друзьями, потеряла возможных партнеров в будущем столкновении и осталась одинокой, лицом к лицу с милитаристской Германией, готовящейся к напесению удара.
Отсюда и становится понятным тот рост антигерманских настроений, который действительно появляется во Франции в 1886— 1887 гг. Во Франции население снова увидело себя в опасности. Естественно, во французском народе чувство раздражения к победителям 1870 г. — к милитаристской Германии — получило новое выражение.
Шарль Сеньобос писал, что «изменения, внесенные Франкфуртским миром, привели общественное мнение Франции к путанице противоречивых чувств. С одной стороны, естественная любовь к миру усиливалась страхом перед новым нашествием; с другой стороны, сожаление о потерянных провинциях усиливало желание реванша»40. Эта характеристика в целом довольно верна. Это «смешение чувств» в тот период активизировалось новой опасностью, нависшей над страной.
Монархисты де Бройль, Шодорди, Делафосс и др., с одной стороны, радикалы Клемансо, Гране и др. — с другой, пропагандировали и разжигали националистические, порой откровенно реваншистские настроения. В особенности в этом усердствовали радикалы. За короткий срок успев дискредитировать себя в вопросах внутренней политики, они с тем большим усердием старались сохранить за собой репутацию «защитников национальных интересов» во внешней политике и переместить к этим вопросам внимание страны.
Умеренные республиканцы не могли не считаться с этими настроениями. Наученные поражением 1885 г., они пытались также придать французской внешней политике «национальный характер*, дать ей широкое историческое обоснование и подчеркнуть ее общественно-прогрессивное направление. Показательна в этом смысле оценка гамбеттистом Иппо внешнеполитической ситуации
40 Ch. Setgnobos. Involution de la Ill-me Bdpublique. Paris, 1921, p. 197.
„„лип Иппо писал: «Если вспомнить, что в основе фрапцпн в то.время.	империи дожат то же тенденции, что
СУ^тотКдХма“иХЫпй п,Й|ст₽умереНпых республиканцев „ой Но она в какой-то степени отражала то широкое общо-ствепнос негодование, которое охватило страну перед лицом впеш-пешзлитического кризиса 1885-1886 гг., к которому должны были теперь приспосабливаться п республиканцы-оппортунисты.
И когда Фрейснне в январе 1886 г. образовал свое повое правительство, в котором он взял портфель министра иностранных дел, то п он, при всей своей осторожности, попял необходимость немедленного изменения топа французских внешнеполитических деклараций.
Уже в первой правительственной декларации 1о января тово г. заявлялось: «Народ ждет, чтобы Франция вела политику достойную п мирную. Чтобы она сосредоточила все свои силы па континенте, чтобы быть уважаемой всеми, не создавая угрозы пи для кого» 42.
Здесь уже совершепно явственно звучала новая нота по сравнению с прежними правительственными декларациями — Франция должна сосредоточить все свои силы на континенте, чтобы быть уважаемой всеми. Это было в какой-то мере повторение внешнеполитической программы Клемансо, радикалов.
Той же уступкой требованиям радикалов было обещание правительственной декларации отказаться от всяких дальних и рискованных экспедиций. Тем самым колониальная политика официально была осуждена французским правительством в силу опасностей, которые она породила.
Определенность этих заявлений была обусловлена, понятно ио сплои давления радикалов, па которое опи не были способны, а реальной международной обстановкой, сложившейся к этому времени, прямой опасностью со стороны Германии. То было но принципиальное осуждение колониальной политики, в приппипе ее признавали и проводили все - и монархисты, и опАорт™™ и радикалы, - а временный отказ от нее или точнее ,=7	’
ее размаха43 по практическим, конъюнктур^ сооб’ражен™ИИС “	НЬикС di₽1°ma*l'“> I® la Troisidme Hepublique. Paris,
“	Paris,a19₽ltpa™6e- L’AUemaBne la France an Europe
” Политику колониальных захватов все правительства
”°г° вРеибця пе яречР’Щали никогда: И после Тптга1Ьей РвспУблики продолжались «замирение» Индокитая, походы в Cvn«nа и Лапг-сонга А~ие в Конго, война па Мадагаскаре и пр. НоЧК’ вовш,°в про в гораздо меньших масштабах.	р 10 асо ато проводилось
Й другом выступлении по внешнеполитическим вопросам, в речи 28 сентября 1886 г. в Тулузе, осмотрительный Фрейсине говорил еще болое твердо. Он заявлял: «Франция искренне и определенно хочет мира, по мира, который ничем пе затрагивает ее достоинство и пе обязывает ее жертвовать своими правами». И дальше оп говорил, что, если чести и достоинству Франции будет что-либо угрожать, страна пе остановится пи перед какими жертвами44.
Заявления о защите чести и достоинства страпы означали нечто новое во впошнеполптичоской программе правительства Третьей республики. Французский парод пе желал больше мириться с трусливой, жалкой политикой угодничества перед кайзеровской Германией, оп осуждал оскорбительную для национального достоинства, трусливую политику предыдущих кабинетов, в особенности Ферри45. Фрейсине в своих выступлениях отражал лишь общественное настроение страны.
Вот в зтой-то общественной обстановке и выступил на сцепу генерал Буланже. Генерал Буланже был рекомендован па пост военного министра в кабинет Фрейсипе Жоржем Клемансо46. Иными словами, он был ставленником радикальной партии. Имя Булапже было до сих пор почти неизвестным в широких общественных кругах. Что знали о нем? Было известно, что этот генерал имеет за плечами несколько военных походов, но в этих походах оп прославился пе столько одержанными победами, сколько числом полученных им ранений. Последним из его военных «подвигов» было участие в подавлении Парижской Коммуны, причем и в этой палаческой функции он был раиеп коммунарами. Он служил в свое время под начальством герцога Омальского (орлеа-пистского принца) и выслужил у него генеральские эполеты. Это пе помешало ему позднее, когда оп стал военным министром, уволить своего бывшего патрона, перед которым оп в свое время изливался в чувствах преданности.
Но генерал Булапже имел какие-то связи с радикальными кругами. У пего была репутация — ничем пе обоснованная — «демократического генерала» и человека действия47. Булапже как лич-
44 Р. Albin. Op. cit., р. 25—26.
45 Эти настроения отражены во множестве народных сатирических куплетов, направленных против «Ферри-пруссака» (См. Ed. Cavaillon. La Franco ferrycidc. Paris, 1888).
40 Фрейсине в своих мемуарах говорит, что Буланже ему рекомендовал в правительство пе Клемансо, а генерал Кампснон (Ch. Freycinet. Souvenirs, v. II, р. 329—330).
47 О Буланже и буланжпзме существует обширная литература, пестрая и противоречивая по своим оценкам, симпатиям и даже фактическим данным. С точки арония фактического материала имеют значение: F. Laur. L’6poque boulangisle (1886—1890), v. 1—2. Paris, 1912—1914; A. Dansctte. Le boulangismo et le parti royal. Paris, [s. d.J; A. Zevais. Au temps du boulangisme. Paris, 1930 и др. Очоиь полно булапжистская эпопея освещалась в русской прессе тех лет.
«ОСТЬ представляя собой вульгарную посредственность, бледную J^Ininvio Фигуру- И самый факт его быстрого и пара-wSXTcneM в какой-то мере отражал кризисное состояние Д Ныло нечто труднообъяснимое, неловкое, даже нездоровое Г?оГчт^X? «аХетный человек с авантюристической жилкой не обладавший элементарной для солдат решительностью, сумел н! какое-то время стать руководителем широкого обществен-МГСддаЗ' военным министром, Буланже проявил необычайную активность па этом посту. Прежде всего он провол с большой энергией и с еще большим шумом ряд реформ в армии. Оп перевооружил армию, введя винтовки Лебеля. Оп заказал 800 тыс. новых мундиров для солдат, перестроил французский генеральный штаб, изменил дислокацию французских войск, ввел новый порядок военного обучения. Он провел чистку командного состава, удалив частично реакционно-монархические элементы.
Франция привыкла почти каждую неделю слышать о новых очередных мероприятиях военного министра. Впервые столь деятельный человек возглавлял руководство обороной страны. Уже одного этого было достаточно для того, чтобы привлечь внимание французской общественности к Буланже. В момент раздражения против угроз Германии н подъема национального сознания шумная, выставленная напоказ деятельность военного министра возбуждала интерес в стране.
Но Буланже свою практическую деятельность, ценность которой еще нуждалась в проверке, сопровождал не менее активными ораторскими выступлениями.
Нет смысла приводить все многочисленные высказывания военного министра, стоит лишь сказать, что в своих выступлениях он шел гораздо дальше, чем кто-либо из его коллег по министерству. Так, например, в речи 14 ноября 1886 г. на собрании гимнастического корпуса военный министр Буланже говорил: «Для нации есть два вида мира — мир, который просят, и мир, который предписывается твердой и достойной позицией. Этот последний есть единственный, который нам соответствует. Если бы я хотел воины, я был бы сумасшедшим; если бы я к ней пе готовился я был бы ничтожеством»4в.	овился,
Ряд аналогичных заявлений Буланже делал на собоанпи «Ап церов, в военном обществе и т. д. Он откоытп	*
французские обыватели — средние и мелкие оружием> п в течение 15 дет ие слышав ^ни o^XecSnV'К°Т°РЫе стороны государственных руководителей стран£ готовы 6^“ °° верить, что перед ними повое воплощениГХз^ве^лИ °°' Наполеона. Впервые раздались воинствен^ моти» гони? стране, которой в европейской политике рекомендовали преврТ
• Цит. по: Galtltre-Boiistire. Histoire de la И1 Mpubliqua. Paria 1935
204	’	7-
титься в вечпо нейтральное государство типа Бельгии или Швейцарии.
Генерал Буланжо, который оказался неспособным даже пародировать Луи Бонапарта — трагикомического дублера Наполеона I, том по менее обладал политическим чутьем, позволившим ему уловить общественное настроение того времени, Оп нашел ту струну, которая была более всего созвучна общественным настроениям французского парода. Его имя звучало как обещание и будило надежды. В короткий срок он превратился в самого популярного человека большой городской толпы, пестрой по своему социальному составу.
Паулюс, известный в то время парижский песенник, сочинял пссепки, которые облетели все французские города. То были нашумевшие «Le reveil de France» («Пробуждение Франции»), «А la frontiere!» («В поход, к границе!»), «А has Bigmark et vive Boulanger» («Долой Бисмарка, да здравствует Буланже») и т. п. Мотивы оскорбленного национального достоинства под дирижерством Буланже все больше превращались в шовинистическую фанфаронаду.
Эта реваншистская пропаганда геперала Буланже была вскоре поддержана реакционно-шовинистической «лигой патриотов». «Лига патриотов» существовала с 1882 г., но до сих пор почти никакой роли не играла в жизни страны. Лишь с 1887 г., с начала внешнеполитических выступлений Буланже, и «лига патриотов» приобретает значение. Ее руководитель Поль Дерулед, националист реакционного пошиба, постоянно угрожавший Германии своим пером, поверив в звезду Буланже, стал открыто призывать французский народ к выступлениям против своего соседа — Германии.
Если в свое время Гамбетта говорил, что «об этом (имея в виду реванш) надо всегда думать, но не говорить», то Бисмарк теперь имел некоторое основание считать, что во Франции впервые слишком много говорят о реванше49.
Впрочем по следует смешивать причину со следствием. Самый подъем реваншистского настроения был спровоцирован и вызван кайзеровской Германией. Для Бисмарка он оказался находкой. Готовясь к удару против Франции, провоцируя конфликт, он готов был теперь переложить ответственность на Францию: выступления Буланже, реваншистская агитация «лиги патриотов» давали ему козыри в его рискованной игре тем более, что Бисмарк сознательно и преднамеренно преувеличивал и раздувал размеры реваншистского движения во Франции.
Французский народ в целом был обеспокоен и раздражен постоянными угрозами со стороны кайзеровской Германии — это не
4’ См. R. Pinon. La France et i'Allemagne 1870—1913. Paris, 1913; DDF, v. VI, № 217. Строго доверительное донесение де Курселя Фрейсине, 26 марта 1886 г. о своей беседе с Гербертом Бисмарком.
„ ,пип»ппю Ла иначе и быть не могло. «Не проходило года ТЛбы зловещие птицы пе предвещали нам войны на следую-
- вспоминал позднее об этом времени Ромен Роллан нГет этого состояния тревоги далеко до стремления к воипе и реваншистского опьянения, которое приписывали французам и его печать. Следует видеть различие между присущим большинству Французского народа патриотизмом и естественным Хональным чувством и разнузданным шовинизмом и воинствующим реваншизмом реакционных махровых националистов типа Деруледа или Буланже. Крикливая реваншистская пропаганда Буланже и Деруледа пе поддерживалась широкими массами народа и была им чужда. Большинство буржуазных республиканцев также не хотели воины.
Даже враждебно настроенные к Франции, но достаточно осведомленные иностранные современники были уверены в стремлении к миру французского населения и опровергали распространявшееся бисмарковской агентурой мнение о готовности Франции к реваншу.
Лорд Лайонс, английский посол в Париже, писал 13 июля 1886 г. Розбери: «Я не вижу в настоящее время симптомов-воинственного духа в этой стране». Он допускал лишь, что в случае, если бы вспыхнула война между Германией и Россией, она явилась бы «большим искушением для французского шовинизма»51 -Лайонс, долгие годы проживший в Париже и имевший во Франции широкие связи, был одним из осведомленных наблюдателей; его свидетельство, определенность его суждений в этом, вопросе авторитетны.
Даже Вальдерзее, представитель крайней «военной (и воинствующей) партии» в Германии, и тот не верил в серьезность опасности реванша со стороны Франции. 15 марта 1886 г. Вальдерзее записал в своем дневнике: «Чем больше я думаю о военной опасности, которую канцлер считает сейчас нужным выпячивать, тем крепче становится мое убеждение, что все это — лишь комедия» .10 октября того же года он снова записал в своем дневнике: «Бисмарк был несколько встревожен докладом Внйома (германского военного атташе в Париже. — А. Л/,) о планах Буланже; у меня еще не сложилось такое впечатление, чтобы <Ьпан-цузы серьезно думали о войне» Это мнение не было минчтным настроением. Через 3 дня, 13 октября, опять в Z.TZT певант»s"QRa’ пРитгисывагоп*ег° Буланже серьезные намерения реванша , Вальдерзее записывал в своем дневнике: «Я не адмаю ” Р. Ролдан. Спутники. Пер. с франц. М., 1938, сто 30
Marquis о/ Crewe. Lord Bosbery, vol. I 1931 n	n
Op. cit., p. 361.	₽•	Цит- по: B. Nolde.
* Ж • DenkwGrdi^etan. Bd. I. Stuttgart-—Berlin, 1925< S. 281 “ Вийои, старавшийся угодить Бисмарку и знавший vQnnm
ждет от него, действительно посылал ему отчета. ’,его канцлер «Раине сгущвШ!ЫХ 206
чтобы дело зашло так далеко, хотя некоторые симптомы об этом свидетельствуют. Французы надеются, что мы вступим в войну с Россией, и тогда они весьма охотно ввяжутся, по одни они не ввяжутся. Решение — на Неве» 56.
Эти записи Вальдерзее заслуживают внимания. Они примечательны тем, что разоблачают всю лживость бисмарков-ской пропаганды, кричавшей ла всех перекрестках об опасности реванша, угрожавшей Германии со стороны Франции. Генерал-квартирмейстер германской армии, тогда уже фактический ее руководитель, наедине сам с собой признавался, что этой опасности не существует, что канцлер разыгрывает «комедию» и что лишь война с Россией (возникновение которой также зависело от Германии, поскольку Россия по искала с ней тогда войны) может привести к выступлению Франции против Германии.
О том, что Франция по хочет войпы, знал и Бисмарк. Мысли, высказанные в дневнике, Вальдерзее счел нужным — в другой форме — выразить и Бисмарку56. Знал Бисмарк об этом и от Мюпстера. Граф Мюнстер, германский посол в Париже, в письме к Вильгельму I 30 декабря 1886 г. с определенностью утверждал, что французский народ настроен миролюбиво. «Я рад сообщить Вашему величеству, что здесь вся страна проникнута мирными стремлениями. В настоящее время... должно было обнаружиться, действительно ли найдут отклик в пароде призыв к мести, воинственный визг шовинистов, подстрекательство Деруледа и К0. Выяснилось вполпе отчетливо, что парод этих чувств не разделяет. ..» Дальше, подробно обосновывая свою уверенность в миролюбивых намерениях Франции, Мюнстер заключал: «Всеобщим выражением нынешних настроений является озабоченность, даже страх перед войной... При нынешнем положении и настроении я не могу поверить в то, что нам приходится опасаться войны с этой страной»В7.
В тот же день, 30 декабря, в письме к Герберту Бисмарку Мюнстер еще яснее подчеркнул свою мысль: «В нынешних условиях войпа против Франции могла бы исходить только от нас (nur von uns ausgehen), и нужна была бы очень сильная провокация, чтобы толкнуть па нее французов»68.
Бисмарк, сопроводивший письмо Мюнстера кайзеру скептическими замечаниями, 4 января 1887 г. в письме к послу выразил ему открыто свое недовольство освещением настроения во Фран- * 50
красках изображавшие рост реваншистских настроений во Франции. См. Gr. Pol., Bd. VI, № 1223, 1224, 1228, 1232. Отчеты Вийома от 28 февраля, 29 апреля, 3, 22 октября 1886 г.
05 A. Waldersee. Op. cit., Bd. I, S. 299.
50 Gr. Pol., Bd. VI, № 1234. Вальдерзее — Бисмарку, 16 поября 1886 г. В этом секретном письме Вальдерзее дезавуировал отчеты Вийома и снова подчеркивал, что Франция одпа не пойдет на войну.
" Gr Pol., Bd. VI, № 1240. Мюнстер — Вильгельму I, 30 декабря 1886 г.
” С.к Pol., Bd. VI, № 1239.
г>	Мюнстеру в дальнейшем обращаться с такими
ции. Рекомендуя _ РУ __ непосредствсино, канцлер про-вопросамп к ие«У осуждая неуместность его суждений и ука-
«сама баагс-приятно Франция оставалась изолированной. Болгарский кризис 1885—1886 гг., хотя и создавал германской дипломатии затруднения вследствие конфликта России с Австриец ио по той жо притоне сулил ей и выгоды. В начале 1887 г. Петр Шувалов, брат посла в Берлине, начал с Бисмарком переговоры в связи с истечением срока действия союза трех императоров о создании какой-то новой комбинации. Шувалов в своих переговорах с Бисмарком пошел дальше, чем ему позволяли инструкции его правительства . Шувалов соглашался на очень широкие обязательства со стороны России. Это было первое я самое важное для Бисмарка обстоятельство. Бисмарку казалось, что он купил русский нейтралитет. Имен обеспеченный тыл со стороны России, Бисмарк считал, что теперь настал час действия против Франции. Можно было рассчитывать на Англию, на Италию, на Австрию. Наконец-то можно было свести с Францией счеты.
Итак, для Франции опасность со стороны Германии продолжала нарастать. Как уже было сказано, ухудшались ее отношения и со всеми другими соседями. Не отказываясь от продолжения политики сближения с Россией, французская дипломатия в создавшихся условиях попыталась ослабить угрожающую Франции опасность дипломатическим маневром.
В конце августа Фрейсине отозвал из Берлина де Курселя. Новым французским послом в германской столице был назначен Жюль Эрбетт. Эта смена лиц имела определенный смысл. Жюль Эрбетт последнее время занимал пост политического директора министерства иностранных дел. Свою политическую выучку он получил в школе Баддингтона: он был неофициальным членом французской делегации на Берлинском конгрессе 1878 г. и унаследовал от первого патрона его главное качество. Подобно Вал-дингтону, новый французский посол в Берлине был «пруссаком нз страха». Впрочем дальнейшие события показали, что он паже превзошел своего учителя: в дни военной тревоги 1887 г on S ружил перед Германией почти мистический стпах На °бна явным позднее. Пока же он был нзвестен^к чемввк\» СТаЛ° ший опыт дружественного сотрудничества с гермавско&Т ИМвВ' тией, и его назначение в Берлин вместо независимо™ « тельного де Курселя должно было подчеркнуть повота, Т°Я’ цузскои политике в отношении Германии. * по®орот во фраи-
* йГМОк^’ VIk№ Ш1, Бисмарк - Мюнстеру, 4 нввапя 1R87
8. я. лвостое. Дипломатия в новое время. М., 1963 стр 76-^86
Но у Эрбетта было еще и определенное поручение от своего правительства. Однако раньше, чем он обратился с ним к германскому правительству, Фрейсине попытался подготовить для его успеха благоприятную почву.
В октябре—ноябре 1886 г. французские дипломатические круги стали распространять в целях повышения акций Франции слухи о том, что русское правительство в конце августа — начале сентября 1886 г. делало французскому предложение о союзе. Мюпстер, германский посол в Париже, сообщал 1 октября 1886 г. Бисмарку, что оп узнал об этом из разных источников: от английского поверенного Эгертопа, журналиста Бловица, итальянского поверенного в делах ”. 5 ноября Фрейсине в беседе с Мюнстером подтвердил, что оп получил от доверенного лица царя далеко идущие предложения, но что Греви, оп сам и большинство кабинета пе склонны идти па политику авантюрв2.
На самом деле от русского правительства никаких подобных или иных предложений не поступало и пе могло поступать. Но близкие к Каткову люди, находившиеся в это время в Париже (по германским сведениям — генерал Обручев и Трубецкой61 * 63 *, весьма вероятно также, что Цион), зондировали в этом направлении почву в Париже”. Цион в это время по заданию Каткова развернул крайне активную деятельность в пользу русско-французского сближения. При склонности Циона к саморекламе, преувеличению своей роли, возможно, что он, действуя через посредников, сумел внушить французским правящим кругам мысль, будто он имеет полномочия от царского правительства. Но прямых свидетельств об этом архив Каткова не дает65.
На Бисмарка полученные им сведения действительно произвели впечатление, но не в том духе, которого ожидал Фрейсине. Бисмарка эти сведения настолько встревожили, что заставили изменить политику в балканском вопросе и пойти навстречу русским желаниям в Болгарии66. На франко-германских же отношениях этот инцидент никак не отразился.
61 Gr. Pol., Bd. VI, № 1200; см. также № 1201. Мюнстер — Герберту Бисмарку, 7 октября 1888 г.
•’ Gr. Pol., Bd. VI, J'S 1203. Мюнстер — Герберту Бисмарку, 5 ноября 1886 г.
63 Gr. Pol., Bd. VI, № 1212. Заметки Бисмарка на письме ПГвейница, 9 марта 1887 г.
м Нольде (В. Nolde. Op. cit, р. 367) пишет, что лицом, введшим в заблуждение Фрейсине, был А. М. Кумани. Кумани проездом в Пекин беседовал в Париже с Фрейсине, и тот будто бы принял его за тайного эмиссара царя. Нольде но указывает источника этих сведений и ссылается на Эрпеста Доде — автора, требующего критической проверки сообщаемых им данных. В просмотренной мной переписке А. М. Кумани с К. А, Губастовым (Рукописный отдел Института русской литературы АН СССР (Пушкинский дом) (далее —ПД), ф. 463, д. 21. 60 писем Кумани) никаких подтверждений этой версии не находится.
“ РОГБЛ, ф. Каткова, д. 32. Переписка Циона с Катковым. Письма J* 22, 23, 25 и др.
“ См. В. М. Хвостов. Указ, соч., стр. 86.
14 А. 3. Манфред	209
Чпбетт прибыв в Берлин, тут же предпринял порученный ему ™етоствоы демарш. В первой же беседе 18 октября с Гербер-^Бисмарком Эрбетт ему заявил: «Если I5ы Германия нам помогла добиться удаления (англичан. —А. М.) из Египта, я убежден, что тем самым был бы сделай крупный шаг в сторону разнятой (detente), которой ожидают в течение 15 лет» 7. Младший Бисмарк выслушал это вежливо, по по существу ничего пе ответил.
Эрбетт на следующий день снова возобновпл этот разговор68. В последующие дни оп возвращался к этой теме многократно, поднимая ее в беседах с Г. Бисмарком, используя посредничество Блейхредера69. 27 октября Фрейсине в телеграмме, адресованной «только для одного г-на Эрбетта», признавая неудачу этого демарша, предлагал послу воздержаться от новых попыток в этом направлении70.
Настойчивые предложения Эрбетта в Берлине имели вполне определенный смысл. По существу Франция предлагала Германии сделку, соглашение. В первой же беседе с Гербертом Бисмарком французский посол заявил, что в настоящее время «основой (pivot) нашей внешней политики» является сохранение средиземноморского равновесия: «это отвечает не только нашим интересам, но п нашим чувствам»7|. Тем самым французский представитель дал ясно понять, что проблема восточных границ, эльзас-лотарингский вопрос не стоят сейчас в повестке дня французской политики. Но добиться умиротворения Германии на основе ничем не компенсируемого отречения (хотя бы па время) от претензий на Эльзас-Лотарингию — на это в 1886 г. не могло бы пойти ни одно французское правительство. Этого ие допустила бы страна, на это бы никак пе могли пойти радикалы72, это не соответствовало и личным взглядам и политической биографии Фрейсипе, не забывавшего напоминать о своей роли в турском штабе обороны в 1870 г7а Поэтому Фрейсине — через Эрбетта связал уступку Германии с вопросом, о Египте и совме-
 Ж:й 8 £ =адйй: й SS18 ?
воздержаться до непосредственной беседы с каиплппп^ ™ гов следУет чае (DDF, v. VI, № 335. Фрейсине - Эрб^гу, 27 о "тябм M\K0£ «Лу‘ не преминул воспользоваться этим разрешением	9P6eT1,
„ ш эмумрос^ беседе с Бисмарадм-^оГ * ЯрЯ СПОпа под-П Следует напомнить, что это было время подъема
жения.	и подъема булаа-,кистского дви-
” РОГБЛ, ф. Каткова, д. 32. Письмо № 23, Цион ппги w
1886 г. о Фрейсипе-. «Во внешней политике он ипкл атковУ 24 июня не даст своей стороны в обиду; оп ненавидит Гепмяп™. Да сознательно что в 1870 г. оп был душой defence nationale.. >5™^® и Пе забыл еще, мепиика передает ту репутацию, которая была в свиДательство совре-
время у Фрейсипе.
стпом франко-германском нажиме на Англию, а самому этому предложению придал не задевающую достоинства Франции форму переговоров по египетскому вопросу. Понятно, что вопрос о Египте весьма живо интересовал французскую дипломатию (т. е. ее хозяина — французскую буржуазию) сам по себе. Но в тот момент еще важнее было сделкой с Германией — па основе французских уступок и приобретения германской поддержки против Англии — предотвратить германские агрессивные поползновения против Франции.
Демарш этот потерпел полную неудачу. В той сложной дипломатической игре, которую Бисмарк вел в условиях обостряющегося европейского кризиса, идти па ухудшение германо-английских отношений, а тем более на ссору с Англией, менее всего входило в задачи Бисмарка; напротив, канцлер в этот период старался обострить противоречия между Англией и Россией и связать Англию с Австрией, а ухудшение отношений с Англией затруднило бы эту задачу. А главное, Бисмарку в то время совсем не нужны были миролюбивые декларации Франции, оп искал с ней пе дружбы, а ссоры, и стремился но к миру, а к войне. Когда Эрбетт, все же нс удержавшись, повторил в беседе с канцлером свои прежние предложения и пытался соблазнить его ослаблением напряжения между двумя державами, если бы эти предложения были приняты, Бисмарк прервал его грубым и циничным вопросом: «А сколько времени продержится это ослабление напряжения?» Бисмарк не только пе стремился ослабить, но, напротив, хотел усилить напряжение до предела.
Предотвратить германскую угрозу дипломатическим маневром не удалось.
Опасность продолжала нарастать. Германская печать усиливала враждебную Франции кампанию, кричала о французском реванше, о тесной дружбе Франции с Россией. Перепуганный Эрбетт писал 1 января 1887 г. из Берлина: «[Здесь] хотят быть готовыми к войне против России и против нас, если мы решимся действовать с ней заодно. Одно неосторожное слово, одно выступление, хоть в малой степени свидетельствующее о подобной задней мысли, могут дать решимость Бисмарку попытаться пас раздавить. . Панический тон этого письма свидетельствовал о крайнем смятении, тревоге и страхе, которыми оыл охвачен французский посол, прибывший в германскую столицу с «миссией доброй воли».
*
В декабре 1886 г. правительство Фрейсине в связи с внутриполитическими вопросами ушло в отставку п было заменено новым министерством, возглавлявшимся радикалом Гооле; это правительство также состояло из радикалов и оппортунистов. Бу-
м DDF v. VI, № 389. Частное письмо Эрбетта Флурансу, 1 января 1887 г.
211	14*
дашке остался военным министром. Министром иностранных дел СТаВ^2еНдекабря 1886 г. новый премьер Гобле в ответственном выступлении заявил: «Что касается нас, то мы хотим мира; мы в нем нуждаемся... Правительство не имеет никаких оснований считать, что из него (состояния вооруженного мира в Европе. -Л. М.) должна возникнуть война; оно твердо надеется, что она не возникнет. Вся его политика направлена в этих целях» .
4 января 1887 г. «Nord-Deutsche Zeitung» — немецкий офи-пиоз__с сочувствием отозвалась на это выступление француз-
ского премьера. А через 7 дней, 11 января 1887 г., Бисмарк выступил в рейхстаге с речью, в которой главными были две темы: тема дружбы с Россией, которую Бисмарк всячески афишировал, и вторая — угрозы, предупреждения Франции. Бисмарк уверял, что Германия не собирается совершать нападения на Францию. Он признавал и миролюбивые намерения нынешнего правительства Франции. Но канцлер в этом выступлении произнес зловещую фразу, особенно встревожившую Францию своей неопределенностью: «Война с Францией может возникнуть через 10 лет, ио она может произойти и через 10 дней»77.
Александр III на полях телеграммы Моренгейма, сообщавшего, что, по мнению Флуранса, «последняя речь Бисмарка по своей сути — неприкрытая провокационная угроза», написал: «Отчасти это верно». Он согласился также с обоснованностью опасений Франции7®.
Это была прямая мобилизация общественного мнения к предстоящему столкновению с Францией. Это было начало военной тревоги 1887 г.
Можно считать установленным, что к этому времени — началу 1887 г, — в военном и политическом руководстве кайзеровской Германии победило мнение, что не следует долее оттягивать неизбежную (как считали Бисмарк и Мольтке) войну с Францией и, используя благоприятную обстановку, спровоцировать и развязать воину безотлагательно.
гИА?™НЛ,л~аВареЙ *®0eHH0? партии», генерал Вальдерзее, по своему положению свободный от необходимости, подобно Бисмарку, прикрывать свои мысли и расчеты фразам об обороне и
ПК°ТО₽УЮ иг₽ал ^нцлер, Вальдерзее уже в ноябре 1886 г. приходил к мысли, что следует использовать военное превосходство и немедленно начать пре^ентм^ войну
ипришел	вв^^йКп^2^1йИвВеЫ2йДепутат°и палаты
„ • ’лц, ™	государственного аппарата. KftK парламентарий,
П \	394 Текст речи Бисмарка был
пейской прессой и оживленно комментиоовалго оП₽0ИаВвДев всей евро-п АВПР. ф. Канцелярия, 1887 г„	мног« «авй-
7 (19) января 1887 г.	7 леграмма Мореигейма,
против Франции79. 28 декабря он Записывал в сбоем Дневнике.* «Основательно взвесив все шансы, я считаю, что для нас было бы наилучшим спровоцировать войну против Франции; ожидать, пока наши враги выберут для себя подходящий момент, было бы неправильным»80 81. Это мнение фактического руководителя германской армии в эначительной мере определяло и мнение всей «военной партии».
Записи Вальдерзее в дневнике не были интимными альбомными размышлениями. Они реализовались в практику. В 1886— 1887 гг. германский генеральный штаб (фактическим руководителем которого был Вальдерзее вследствие старости Мольтке) изменил ранее принятый план ведения войны. В отличие от прежнего плана Мольтке 1879—1880 гг., согласно которому первый и главный удар наносился против России, а Против Франции сохранялась оборона, новый план 1886—1887 гг. предусматривал сосредоточение главных сил для наступления и решающего удара против Франции 8|. В соответствии с этим в указанные годы была спланирована и дислокация германских вооруженных сил. Германская армия имела в 1887 г.: гвардию, 15 корпусов и 2 баварских корпуса. Все эти силы, за вычетом двух корпусов, должны были сосредоточиться на французской границе — в Эльзас-Лотарингии; на востоке — на русской границе — сохранялась лишь наблюдательная армия, основу которой составлял один корпус; еще один корпус (6-й) должен был поддерживать связь с австровенгерской армией82. С начала 1887 г. на французской границе стали сосредоточиваться крупные военные сиды. Германская военная машина была подготовлена для нанесения решающего Удара.
Бисмарк, в течение долгих лет готовившийся к новой сокрушительной войне против Франции, ждал лишь благоприятных условий для осуществления этого плана. Первым необходимым условием была локализация войны против Франции. Все предыдущие победоносные войны Пруссии — Германии: 1864, 1866, 1870 — 1871 гг. были войнами на одном фронте, против одного противника. Перспектива войны на два фронта пугала Бисмарка, да и не его одного. Более всего страшила Бисмарка мысль о войне на втором фронте — против России. Этот вариант он считал безнадежным для Германии, даже при наличии австрийского союзника83. Вести войну против Франции можно было только при
” A. Waldersee. Op. cit., Bd. I, S. 301.
80 Ibid., S. 308 (курсив наш,— A. №.).
81 Г Киль. Германский генеральный штаб и его роль в подготовке и ведении мировой войны. М„ 1938, стр. 169; Ф. Кюльман. Стратегия. М„ 1939, стр. 312—319; A. Marchand. Plans de concentration de 1871 й 1914. Paris,
s: Jh Marchand. Op. cit., p. 88—91; cp. A. Waldersee. Op. cit., S. 313 — 0 переброске войск с востока на запад.
“ Бисмарк в декабре 1886 г. писал: «Мы рассматриваем войну с Францией 213
увереивости в нейтралитете России - таково было Прочное убеж-АеНв\етеивИ?яетаБисХк унялся за этой счастливой возмож-„Д3, В 1886-1887 гг. германскому политическому руководству казалось, что наконец-то эта искомая возможность сокрушить франшиз в схватке одип иа один - без вмешательства России-стача реальностью. Россия все глубже увязала в балканских делах Англо-русские противоречия, не без усилии германской дипломатии. все более обострялись. За день до выступления Бисмарка в рейхстаге с его нашумевшей речью, 10 января, закончились переговоры с Петром Шуваловым о проекте русско-германского договора. Они-то и придали Бисмарку такую уверенность: составленном проекте договора за малостоящее 1 ерманпн ооещанпе Россия обязывалась сохранять дружественный нейтралитет «во всяком конфликте, который мог бы возникнуть между Германией и Францией»м. Это было все, что требовалось Бисмарку.
Во Франции, как и во всей Европе, уже с 1886 г. чувствовали приближение кризиса и были серьезно этим встревожены. Однако французские правящие круги и дипломатия считали тактически более выгодным не показывать своей обеспокоенности, делать вид, что они не замечают враждебных приготовлений и враждебной политики Германии, многократно уверять, что пи с той, пи с этой стороны никто не собирается создавать угрозу миру. Таков же был и тон офищаоаной или полуофициозной французской печати85. Этим усиленным подчеркиванием своей уверенности в миролюбивых намерениях Германии французская сторона рассчитывала создать своеобразный «психологический барьер» н тем самым затруднить политику Бисмарка.
и п1а^«%ПЫТалисЬ4РеагИровать Французские правящие кругл шин хапяктвА к1а₽Ка ЯНВЧ>Я' несмотря на то, что ее угрожаю-извода в главном\7кс^Х ЙсмаркаД°ХмНИИ В Па₽ИЖ’ B0C°B°’ р п “немарка, комментировал ее как ми-
как ДОВОЛЬНО близкую и ХОТИМ
войны с Россией,., Но по нашей	’ избежать одновременной
ная борьба обеих —германской и авгтпай°0₽5?кевиых свл’ одновремен-ТЛЛ')?яциа была бы тяжелой и	против Рос-
№ 1025). Бисмарк высказывал этимые™,^П°равноё‘ <Gr- pol„ Bd- V> О январских переговорах Бисмарка ТЛ1П.?60ДВ0кратно-
й“аиик|(,т Л И—Л.‘ 1926, стрР >г?ЛоВ1?м см- В- я- Ламадорф.
Гербврта Бисмарка, 6 янпап71887С,г'.РЙ-’,Р'!- V, № ЮЗО, 1062, переговоров см. В. М. ₽Хв«гов 1063- ПР«ем договора, союза^Д—Л?Р°ПСйсК0Г0 кризиса 1887 г (К П1и^ССИЯ и ГеРМанская агрес-К с^ ваар"”врЛРТиХее "их’м М”
между обоими СОсеппп2₽вПиЯ а копФли.кты, вообт^ЫСКазывал твердую отвращены «Если ^^пЯт°С1Да₽ства“и> могут быт,Г0ПОря’ в°зможяые ваде призвать, что в дейстаительмгт Иалио«Ровко, Лпис усаЛхом пре^' *•««о».,.
А ц«Ц«Й,. з
полюбивую, «пресекающую опасность немедленной войны» м. Флу-п0нс, который, по донесениям Морепгейма, «встревожен до крайности». в своем ответе Эрбетту усиливал эту поту: «Франция с большим облегчением восприняла столь ясно выраженное заявление г-на Бисмарка о том, что оп пи при каких обстоятельствах пе примет ответственности объявления войны нашей стране. Это псе, что мы от пего хотим» ®7. Французская дипломатия хотела связать Бисмарка истолкованием его речи в миролюбивом смысле. Но и у Флураиса в том же письме прорывалось чувство крайней тревоги. Определяя линию поведения Эрбетта в Берлине, он ее сводил к следующей характерной формуле: «Ваш рот должен быть замкнут, а уши открыты». Сам же он спешил к Моренгейму, чтобы рассказать об истинном, угрожающем положении вещей88.
В таком же духе комментировала выступление Бисмарка и официозная и полуофициозная пресса.
Одпако долго сохранять «хорошую мину при плохой игре» не удалось. Германская пресса вела яростную, разнузданную кампанию против Франции. Особенно неистовствовала «National-Zei-tung», да и другие влиятельные газеты господствующих классов. Аваптюристически-захватнические планы воинствующих юнкерско-буржуазных кругов выбалтывала провинциальная пресса. Так, папример, «Neckar-Zeitung» писала: «Мы предлагаем отнять у французов их северные провинции и отдать их Бельгии, а под северными провинциями мы разумеем не только Артуа, Пикардию и Нормандию, но и также Бретань. Пусть проведут затем черту от Мезьера к Лиону и присоединят к Германии всю полосу земли по сю сторону этой линии, а к Италии — весь левый берег Роны. После этого раздела у французов все-таки останется Париж...» Газета требовала также, чтобы в побежденной Франции на несколько лет были оставлены германские армии, а в завоеванные провинции был направлен поток немецкой эмиграции, которая заняла бы «по отношению к туземцам положение победителя»89. Понятно, что в этой статье формулировались самые крайние требования разнузданного прусско-германского милитаризма.
Только германский пролетариат и загнанная в подполье германская социал-демократия одни вели мужественную борьбу против агрессивных планов Бисмарка и воинствующего безумия германского юнкерства и буржуазии. Германская социал-демократия послала привет братской солидарности французским социалистам, а при обсуждении в рейхстаге законопроекта о септеннате социал-демократическая фракция смело разоблачала преступную политику правительства. «От пас, социалистов, — заявил Газенклевер * 9
“ DDF, v. VI, № 394, Эрбетт — Флурансу, 12 января 1887 г.
" DDF, V. VI, Флурапс — Эрбетту, 14 января 1887 г.
“ АВПР, ф. Канцелярия, 1887 г,, д. 74, лл. 395—398. Моренгейм — Гирсу
9 (21) января 1887 г.: секретная телеграмма Моренгейма Гирсу, 7 (19) января 1887 г.
•• Цпт. по: «Русские ведомости», 5.1 1887.
от имени фракции, -оп (Бисмарк. -Л. И.) не получит пи одного емиата ни одного гроше!»80 Но германская социал-демократия, тпавимаяипреследуемая военно-полицейским государством юнке-пов и буржуазии, не определяла германской политики. Правительство Бисмарка поощряло и разнуздывало шовинизм буржуазии не только для того, чтобы вырвать у нового рейхстага септеппат, во и чтобы создать обстановку «военного психоза» в Германии, необходимую для того, чтобы в любой момент перейти от угрозы войной к самой войне. Растущий воинственный и шовинистический накал германской прессы был в этом смысле грозным симптомом.
Поступали со всех сторон и другие сигналы о враждебных Франции планах Германии. Эрбетт в строго доверительной телеграмме 15 января сообщал о полученных пм из разных источников (от частных лиц) сведениях о том, что Бисмарк хотел бы, чтобы война с Францией разразилась до дискуссии о септеппате, и о том, что «при малейшем неблагоразумии решено нас «раздавить», и притом в самом ближайшем времени»81. Еще через несколько дней он сообщал о своей беседе с Блейхредером, который не скрывал тревогивг.
22 января английская «Daily News» опубликовала воспроизведенное «National-Zeitung» сообщение, вызвавшее сенсацию в Ев-° том, что германское правительство собирается затребовать от франтовского объяснений по поводу сосредоточения войск па После№твием этого сообщения была паника fit™ и беРлЧ?ск°й биржах 24 и 25 января. Сообщение эти cBe^meJtrjfitX^PH,Ke и ®ерзтане> в Действительности же письме Бясмаока к грпмШеИЫ известных оснований. В секретном графу Лейдену он biXSS ПоверенномУ в Делах в Париже Из Бель™ noc=t^at„0THHO В ЭТ0М «««еле83.
стай военный атгатиз Б™мел^Р™иЖ°Ые сведеиия- фРанц/3' перон бельгийской армии даноси5,, что, по мнению офи-произойдет ближайшей весной	ГеРмаппей и Францией
подготавливает строительство	поенное министерство
Воепвых укреплений на
предположений. ОX
—-------- стРоительстве немцами же-
„ So^alista», 23л 1837
« пор’, у. v': j« «я	~ Фяуравс t
" Gt. Pol Bd VI ъ£	— Флурансу и ^в“1)н 1887 г
м DDF, у’, vi-bts’,	W г
10 январи 1887 гТом VbbK ™^?ый^’тташ^ВДрв W г
рви военной тревоги 1887 У1, Н6котор>1пОря'ит дополпи-•	из них весьма
дезнЫх дорог вдоль бельгийской границы и крупных военных Приготовлениях в Мальмеди и Сен-Вите. Большинство офицеров бельгийской армии ожидало вторжения германской армии в Бельгию.
Иэ Лондона Баддингтон сообщал, что ему стало известно письмо весьма приближенной к двору германской принцессы, с уверенностью утверждавшей, что война Германии против Франции «неизбежна», что она «разразится в марте или апреле»95. Английская пресса подогревала страсти, в своем большинстве английские газеты занимали враждебную Франции позицию.
В Париже стало известно и то, что министр иностранных дел Австро-Венгрии Кальноки считает войну между Германией и Францией почти неотвратимой. Граф Ведель, германский военный атташе в Вене, сообщал об этом строго секретно («в собственные руки») 1 февраля в Берлин96. 2 февраля французский посол в Вене Декре уже телеграфировал об этом в Париж97. Осведомленность французских дипломатов в данном случае лишь усиливала тревогу в Париже.
Еще более неутешительные сведения приходили из Рима. Итальянская пресса поддерживала Германию и была недоброжелательной по отношению к Франции. Немцы прельщали Италию Корсикой, Ниццей, Тунисом. Германская дипломатия работала над сближением Англии с Италией. 12 февраля было положено начало англо-итальянской «средиземноморской Антанте», к которой 24 марта присоединилась Австрия. 20 февраля был подписан на новый срок союзный договор между Германией, Австро-Венгрией и Италией.
Ситуация становилась все более и более угрожающей.
26 или 27 января в Германии было принято решение о досрочном сборе, якобы для учебы, 73 тыс. резервистов; местом сбора была назначена Лотарингия — на французской границе. Вскоре в Париже стало известно, что будут призваны еще 25 тыс. резервистов98. Флуранс в середине февраля считал, что на расстоянии выстрела от французской границы сосредоточено 120 тыс. германских войск ".
28 января состоялась встреча Эрбетта с Бисмарком. Накануне Эрбетт получил инструкцию от Флуранса, обязывавшую французского посла дать заверения в миролюбивых намерениях фран- * *
к
S3
S?
S3
м
АНПР Каицелярия, 1887 г., д. 74. Секретная телеграмма Моронгейма, 9 (21)’января 1887 г.; DDF, v. VI-bis, JMs 14. Баддингтон — Флурапсу, Gr ’poL^Ed. VI, № 1248. Два дня спустя на балу, на котором присутство-
вал весь австрийский двор, Франц-Иосиф обратился к германскому послу пптпте Рейссу с вопросом: «Скажите, правда ли, что вы хотите воевать ПРп>пяппией?» (<*• Ро1- Bd- VI, № 1248).
пгн-’ v VI, № 420- Декре — Флурансу, 2 февраля 1887 г.
г , *В М Хвостов. Россия и германская агрессия в дни европейского кпиаиса 1887 г. — «Исторические записки», т. 18, 1946, стр. 217, 219. DDF v VI, № 441- ФлУРанс — Лабуле, 15 февраля 1887 г.
яузского правительства и парламента, но предписывавшую ему не допускать обсуждения вопроса о личности генерала Ьуланжо XS же как мы не позволяем себе обсуждать вопрос о герман-Х министре»’00. Вопреки этой инструкции перепугавшийся Эрбетт допустил, чтобы вопрос о Булапже стал центральной темой его разговора с германским канцлером.
Едва лишь Эрбетт успел сесть, как Бисмарк его спросил: «Итак, у пас будет мпр или война?» Бисмарк подтвердил, что с нынешним кабинетом илн с людьми благоразумными и рассудительными, вроде Ферри или Фрейсине, мир может быть сохранен, «но если генерал Буланже станет президентом сонета министров или президентом республики — это будет война» ’°’.
По существу эго заявление Бисмарка означало нарушение суверенитета Франции, грубое вмешательство в ее дола. Но Эрбетт этого не заметил пли, вернее, пе хотел замечать. В течеппе продолжительной беседы Эрбетт унизительно заверял Бисмарка в миролюбивых намерениях Франции и ее готовности идти навстречу его пожеланиям. В своем донесении Флурансу Эрбетт так резюмировал свое впечатление от беседы с Бисмарком: «1) Канцлер не потребовал от меня никаких объяснений... 2) Он пе выразил недопустимой претензии, чтобы генерал Буланже перестал быть нашим военным министром. Но оп рассматривает как опасность для Германии, если этот генерал или какой-либо другой станет президентом совета (министров) или республики. 3) Оп пе тре-ует, чтобы мы прервали дело пашей военной организации, по тивХ^евмаштЫ "то "и припимали меР’ прямо направленных про-
а’™™’1’””' °” Р,скР“вает ’»
ВО французском посольстве в Берлине v’orn’^T roCB°«CTBOUa“ служивает внимания то что гУ фа ~ ЭРбетта- За’ формулировал в негативной фоом!т_большииство своих выводов лер». В паническом страхе VnaGn?™™ П° потРебовал каиц: Германией Эрбетт не скрывал вРа™Л!“ИИ Иеред бисмарковскои дости по поводу ТОГО, что канппо,Л^Сении министру своей ра-рушеннем суверенных прав Фо.?пп1?,а?1ЧИЛ(;я ЛШпь грубым иа-говеРал ис могут возглавив	БУлаиг«а- ПИ другой
внутренне был готов на гораздо б0™™ и Республику); Эрбетт озрел для капитуляции без боя ' е°’ ПСихологически ои уже
Но все смирение Эрбетта ’ im „
ПОЛЬЗЫ.	Р а Пе ПРИНОСИЛО СЬпо,,„,	4
...	г ило Франции никакой
от января в известной своей
появилась статья «На острие^ож'аГЖ а и№льству «Post» ;----;---	k Auf des Messers Schneide»),
101 DDF’ V Vl'j&'zv: ?лу’,апс — Эрбетту 25 »„
DO?; V. VI, № 415 p CTT ~ Фя>1>апсу,	т.
к л
полная грубых, провокационного характера обвинений против Франции. Статья прозвучала как громовой разряд, возвещающий начало военной грозы. В течение первых дней февраля многие признаки свидетельствовали о том, что атмосфера продолжает накаляться 1оя.
Для Франции создалась ситуация, во многом более опасная, чем в 1875 г. Правда, Франция теперь располагала вооруженными силами, которых у нее пе было 12 лет назад101, ио за это время выросли и силы врага. В 1875 г. можно было рассчитывать па поддержку России и Англии, па благожелательный нейтралитет Австрии и Италии, па прочный тыл в Испании. Куда могли в 1887 г., когда разразилась гроза, обратиться за помощью смятенные и напуганные руководители Франции? В чьи двери стучаться? В английские? Но отсюда следовало опасаться удара. В Вену? В Рим? В Мадрид? Ио над всеми этими дверьми стояла германская эмблема, и во избежание возможных неожиданностей надо было держать военные силы ио только на восточной — германской — границе, но и па итальянской, и па испанской. Оставалось одпо — снова, как в 1875 г., стучаться в двери русского дома, просить Россию о помощи.
*
На что же могла рассчитывать Франция, обращаясь за помощью к России? Какова была позиция царского правительства и господствующих классов России по отношению к событиям, развертывавшимся в Европе?
В направлении русской внешней политики к этому времени намечался уже некоторый поворот. Оп еще полностью не определился, в самом руководстве внешней политикой еще явственно чувствовалась некоторая раздвоенность, но уже было очевидным нащупывание новых путей.
Основой для этого поворота было крушение политики сотрудничества с Германией.
Прежде всего весьма обострились русско-германские экономические противоречия. Быстрое развитие капитализма в России 103 104
103 См. указанную статью В. М. Хвостова, весьма полно освещающую историю кризиса 1887 г. п детально анализирующую роль в ней России; см. также: А. Манфред. Из предыстории франко-русского союза.— «Вопросы истории», 1947, J'S 1; Р. Albin. Op. cit.
104 РОГБЛ, ф. Каткова, д. 32. Письмо № 23. Циоп сообщал Каткову сведения о французской армии. Ссылаясь па мнение германского военного атташе в Париже, он писал, что французские солдаты «превосходны... и стоят выше германских. В случае войны Франция может выставить 1‘/г миллиона хорошо обученных солдат. Офицеры тоже сделали большие успехи п много работали. Артиллерия превосходная, кавалерия гораздо лучше, чем в 1870 г. Есть, однако, и темные стороны, гга которые Германия сильно надеется» (стр. 29—31). К этому источнику следует относиться критически, ио в главных своих чертах эта оценка совпадает с распространенным тогда в печати мнением.
в пореформенное время, а особенно в 18/0-1890 гг., породило боЗмеСу растущей русской промышленностью п германской, «явшой своими товарами русский рынок. До 90-х годов К1Х? Германия импортировала до 60-05% общего ввоза и Россию чугунных отливок, до 50-железа. 50 - инструментов, до 70% _ сельскохозяйственных машип и т. д. Естественно, что русская промышленная буржуазия, страдавшая от конкуренции германских товаров, требовала ограждения своих интересов. В 1881 и 1884 гг. царское правительство, как и сам Александр, весьма прислушивавшееся к требованиям промышленников п купцов, ввело крупные пошлины на ввозимые германские товары. Однако протекционистские крути в России пе былп этим удовлетворены и требовали дальнейшего повышения пошлин и более эффективной защиты интересов отечественной промышленности' . Русская буржуазия, наживавшая огромные капиталы па хищнической эксплуатации дешевого рабочего труда, становилась крупной силой. Она уже стремилась к проникновению па иностранные рынки; тем решительнее опа требовала ограждения внутреннего рынка от иностранных конкурентов. Царское правительство пе могло не считаться с этими требованиями, и его экономическая политика с. середины 80-х годов прппяла ярко выраженный протекционистский характер. С другой стороны, германское правительство вело политику экономической агрессии против Росспп п на повышение пошлин па промышленные товары в России отверг® а0ВЫ1пеппем таможенного обложения русского зерна.
г. оно повело поход п против русских финансов. Обе стороны вступили в экономическую войну' чес^:^бР:Хятескиии мотнвами были свкзапы и полити-aTy^noj/nTWKv^B^nnifv1033 Tpes импеРатоРов скомпрометировали Дили горькие разочаровапияКИСо^ПОДСТВУ10ЩИХ классов и пор0' стрийской империями привело	С геРмаиской п ав'
неудачам-, потере плодов Сан С™лРУ	м Виешпеполитическим
еком конгрессе 1878 г vtoobov^0™ Д0Г0В0Ра иа БеРЛИИ' в 1885—1886 гг. Эти неудачи ой<<,Л,УССК0И полнтики и Болгарии исключительно, «предательством»	обРазом’ еслп 110
ников» — Австрии и Германии ’ рК' 'кдебнои политикой «союз-было особенно велико, ио с Авгтппп-Дра>Кепив пР°тив Австрии нию «Московские ведомости» впеоеп"0 с?язывалв И Герма-crmLa в™вва™. что Германия те^пДп°В0П статьс в январе трией, наступающей «на самые доиогип °е. Теспого связана с Ав----------- 11 ',П1авеппые интересы»
__ ,
России па Востоке. Газета делала из этого вывод, что впредь Германия для России пе союзник |07.
Болгарский кризис 1885—1886 гт. вскрыл реальное значение австро-германского договора 1879 г.; оп показал в действии его антирусское острие. Когда Германии пришлось выбирать межчу своей союзницей по союзу трех императоров — Россией п другой союзницей, с которой опа связалась договором 1879 г., —Австрией, опа явственно показала, что главное для нее — связь с последней. Стало очевидным, что вся комбинация с русско-австро-германским соглашением 80-х годов была лишь маневром германской дипломатии; основой германской политики (или одной из главных ее основ) был союз с Австрией.
Острота раздражения господствующих классов России против Германии и Австрии была обусловлена также и внутриполитическим состоянием царской России. После 1 марта 1881 г. еще более усилилась политическая реакция, угнетение трудящихся классов. В 80-х годах произошли крупные забастовки рабочих в Орехово-Зуеве, Иваново-Вознесенске и других промышленных центрах. Бедственное положение крестьянства толкало его на борьбу. Позиции царизма слабели. Энгельс в октябре 1885 г. считал, что «Россия находится накануне своего 1789 г.» 108
В свете этого крайне напряженного внутриполитического положения в стране поражения царизма во внешней политике становились для него особо зловещими. Неудачи царской дипломатии и внешней политики били прежде всего по самодержавию: они подрывали его престиж, они раскрывали его слабость.
Как известно, так сказать, официальной «идеей» союза трех императоров был «монархический принцип», идея солидарности трех абсолютистских или полуабсолютистских монархий. Но знаменательно, что в 1886—1887 и следующих годах самыми непримиримыми противниками политики союза трех императоров и сотрудничества с Германией выступали крайние, махрово-реакцион-пые монархические элементы, самые верные слуги «обожаемого монарха». Это и понятно. Эти элементы были прежде всего озабочены тем, чтобы поддержать шатающееся здание самодержавия. Объявить Германию п Бисмарка виновниками неудач внешней политики царизма было тактически выгодно. Но дело было не только и не столько в этой тактической выгоде. В этих кругах сложилось действительное убеждение, опиравшееся на опыт в ошибочности, гибельности прежней политики, приносившей царской монархии только вред, политики, компрометировавшей и дискредитировавшей царизм не только во впе, но и внутри страны. Укрепить позиции царизма могла успешная внешняя политика; в создавшихся условиях, после понесенных поражений, этот успех был пужен для улучшения пошатнувшегося положения царизма
ют «Московские ведомости», 18.1 1887.
1“ К. Маркс в Ф- Энгельс. Соч., т. 36, стр. 315.
бплее чем когда-либо, - так считали те дворянские и буржуазные ™ которые составляли опору трона «всероссийского само-даа» и идели в нем защиту своих интересов.
’Экономические интересы, о которых говорилось выше, сплетаясь с политическими расчетами, придавали этому «антигерманскому направлению» в рядах русских господствующих классов большую устойчивость, напористость, решимость в защите и отстаивании этого внешнеполитического курса, в требовании новой внешнеполитической ориентации.
Простой здравый смысл подсказывал, что при существовавшей тогда международной обстановке естественным партнером России должна быть Франция. Франко-гермапская вражда, противоречия Франции с Англией, наконец, желание Франции сблизиться с Россией (в Петербурге и Москве понимали это очень хорошо) превращали ее самим ходом вещей в желательного политического друга. «...Если Германия предлагает нам свою дружбу с тайной целью повредить нашим интересам, мы, с другой стороны, видим Францию, добивающуюся нашей дружбы без всяких враждебных нам замыслов», — писал «Русский вестник», реакционный кат-ковский орган, выразитель интересов протекционистских кругов ,м.
Самым ревностным проповедником этого нового. курса был Катков — «верный сторожевой пес русского самодержавия», как он однажды сам о себе в холопской «преданности» сказал и как потом с презрением называл его Ленин110. Поддерживали этот курс такие «столпы» полицейского правительства Александра III, как граф Игнатьев, «министр борьбы» Д. А. Толстой, неудачливый «искоренитель крамолы» после 1 марта 1881 г позднее.
ГРае₽ал Ба« Сабуров? Татищев,
РУС№™ттее^ойР°вХыПбьХПЯси^пыРГИваа’ С°
офицерстве. Самым решительным ет арМИИ’ в ВЫСШ0М майского и профраЛузского ™П(. к опнаком этого антигер-генерал Скобелев. В 1886-1887 бЫП умеРший в 1882 г. и в России, и во Франции-в газетах°»?Х0ТН0 папомипалн ~ даже специальных брошюрах111 Чт ’ *уРнальпЬ1х статьях и влиятельные офицеры, как начат.™?,1 курс п°ДДерживали такие Обручев, варшавский геиер^ "пЛеоПергалмо™ штаба генерал нович, опальный генерал Милютан и др Р Гурк°’ генерал Богда-
T.	вестник»,1887, т. 189, стр. 471
В- А- Т веская. ва рубе™ 1эт°-sur !е 8Шга1 8коЫеН	«Ропиора «Quelquos
данная в Париже, 222
Эта внешнеполитическая ориентация, как уже говорилось, отвечала интересам протекционистской промышленной и торговой буржуазии и части помещиков и последовательно отстаивалась органами этих кругов — «Московскими ведомостями» и «Русским вестником», продолжавшими ту же линию и после смерти Каткова.
Значительная часть либеральной дворянской и буржуазной, а также демократической разночинной интеллигенции тоже относилась с враждебностью п недоверием к бисмарковской Германии и готова была приветствовать сближение с Францией. Это по было только продолжением старой аксаковской, антигерманской традиции. Эта часть либеральной интеллигенции не могла не видеть, что официально поддерживаемая политика союза трех императоров приносила ущерб интересам России, не могла не видеть (для этого не требовалось и особой проницательности) враждебной России политики бисмарковской Германии и Австрии в болгарском кризисе, к которому в России все круги были весьма чувствительны. Наконец, либеральным виусам дворянской интеллигенции, в значительной мере и разночинной интеллигенции, хотя и иначе, издавпа гораздо более импонировала буржуазная французская республика, нежели юнкерско-милитаристская германская империя”2. Такие газеты, как «Новости», «Санкт-Петербургские ведомости», частично (но лишь частично) «Русские ведомости» отражали настроения этих кругов.
Но среди господствующих классов и правительственных верхов царской России были и силы, стоявшие за сохранение старой «традиционной дружбы» с Германией, за политику «взаимных уступок» ради сохранения этой «дружбы», за прежнее отчуждение и сдержанные отношения с Францией.
Это были, во-первых, те круги помещиков, которые в течение многих лет продавали свой хлеб па германский рынок, старались сохранить этот рынок и в ограничениях, создаваемых Германией для ввоза русского зерна, видели лишь ответные и вынужденные меры на повышение русских пошлип на германские промышленные товары; в этом повышении пошлип проку никакого они для себя пе находили. Эти круги считали — и с основанием, — что Германия была и оставалась крупнейшим покупателем русских сельскохозяйственных товаров, что было весьма существенно для русских продавцов зерна, в частности ржи; по закупкам ржи французский рынок пи в какое сравнение с германским идти не мог 1,3. Интересы русских экспортеров зерпа совпадали и с их 112
112 См. очень ясно выраженное настроение такого рода в статьях известного в то время проф. Модестова, печатавшихся в «Новостях», «Журнале Министерства народного просвещения» и др. и собранных (частично) в ого сборнике статей «О Франции». СПб., 1889; см. также И. Ратов. Ппевппк публициста, 1887.
п» Например, в 1893 г. в Германию было вывезено из России были. 099тыс. пудов ржи, тогда кал, во Францию — всего 297 тыс. пудов, т. е. в 20
как покупателей сельскохозяйственных машин, ИНТТ™ главным образом из Германии. Протекционистская принятая под давлением промышленной буржуазии ZSXSTc тойДи“другой стороны была им невыгодна. К зХ и крупные купцы, связанные с иностранным рынком им посреднических операциях с покупаемыми и продаваемыми в Германию товарами наживавшие крупные деньги, и ловкие дельцы периода «грюндерства», сказочно разбогатевшие в короткий срок и по одному этому ставшие «убежденнейшими» фритредерами. Все это были противники нового экономического курса таможенных барьеров против Германии, политики, проводимой в интересах «мануфактуристов» и в ущерб «земледельческим классам», как выражались в то время «Русские ведомости». В качестве «принципиальных антипротекционистов» эти круги были, естественно, и либералами. То, что протекционистскую политику проповедовали и защищали такие реакционно-националистические органы, как «Московские ведомости» или «Новое время», придавало этим антипротекционистским элементам воодушевление «борцов за идею», подогревало их либеральное негодование и вдохновляло их на «высокий штиль». Полемика между «Русскими ведомостями» и «Московскими ведомостями», на много лет затянувшаяся вокруг этого вполне прозаического предмета — выгодны ли и кому выгодны таможенные пошлины,— велась па такой высокой ноте и с привлечением стольких «проклятых вопросов», что в громе этих риторических боев порой исчезало само существо спора1|4. Впрочем, сам этот прием ыл не нов. Защищая свои корыстные интересы, каждая из об°^о^естпм?нп И8ображала себя заботящейся исключительно Еш«	пИ чдетении»> ка« говаривал Салтыков-Щедрин.
«3™^Д1о;ЛХИЛ В П0₽У разоблачил это лип^ерие: водится на интеоесы пяппТ’ Лаждая СТ0Р°на ссылалась, как едятся, на интересы народа. Можно было подумать, что только
“	“ Обмр и“ж^^В°гофиаансов- «епа₽*амент торговли
?ста?м Ст °- ЯС обмепа за 1888~
-кадгал1‘ьж бесчисленных мноии.л„в„„?ы и “евозможно то».»??11 количествах, костей», «Нового вр^евд» «PvSS4ecMIX Sb ПЫДОР’ККИ 113 и’“Ж ряда статей иаТрусски?^* веда“°стей»%о^“вковс,®х De«°' М, 1908; М. Н. Катков	ведрмостей»: Айи тРа- См. пере-
этих споров в литературе “а *Моедовских вепомоУ'4’* ’• С°ч - т- П. политика России во второй полот»»*1*^? лет см • СобпТ6®*’ Отражение Торговли,	в’ 19«. Ъ*™*™
Р мышлению П0ДИ1ЯКа р^^^т^вский.
о народном благосостоянии и заботятся все эти господа, пишущие за покровительственный тариф или против него» "5.
Если в области экономической политики в отношении Германии взгляды этих антипротекционистских кругов были вполне определенны, то в политических вопросах они выступали с мень-пгей твердостью и настойчивостью. Правда, логика рассуждений здесь была одна и та же. Сохранить добрые отношения с Германией в экономической области можно было путем взаимных уступок; тот же рецепт предлагался и в области политических отношений. «Русско-гермапская вражда приводит к последствиям, одинаково убийственным для Германии и для России, без существенной пользы для Франции», —писал в 1887 г. в либеральном «Вестнике Европы» его постоянный международный обозреватель Л. С. (Л. Слонимский) Н6. Эта сжато сформулированная концепция Л. Слонимского, «обыкновенного либерала», как определял его Ленин* 117, была очень характерна не только для «Вестника Европы», ио и для всех указанных выше кругов. Борьба с Германией и в экономической, п в политической областях невыгодна, «убийственна» для обеих сторон; значит, надо искать — путем ли взаимных частных уступок, путем ли более общего соглашения — основы для сохранения сотрудничества обеих стран. Вот к чему сводилась в главном точка зрения этих кругов.
Но так как либералам не могла пе претить грубая воинственность и очевидно провокационный характер политики бисмарков-скоп Германии, так как простой здравый смысл им подсказывал в ряде случаев — и в 1886—1887 гг. в частности, — что политика Германии и Австрии противоречит интересам России, наносит им ущерб, то в вопросах политических отношений с Германией они проводили эту линию гораздо менее уверенно, нередко отклонялись от нее, а иногда и открыто выступали против Германии и проводимой ею политики. По мере развития событий движимое самим ходом вещей и это направление в рядах русских господствующих классов, как мы увидим дальше, оказалось вынужденным отойти от своих прежних позиций и выступать (хотя и в другом тоне и с другой аргументацией, чем откровенно реакционно-националистические круги) против Германии и за сближение с Францией.
Но были еще сторонники сохранения дружбы с Германией и па «самом верху» — в окружении царя, и в правительственном аппарате — в рядах бюрократии. Центром «немецкой партии» в придворном окружении считали, и с основанием, салон вел. кп. Марии Павловны. Жена брата царя — Владимира, урожденная принцесса Меклепбург-Шверии, Мария Павловна не только
ns Г. В. Плеханов. Соч., т. Ш. М., 1928, стр. 271 «Вестник Европы», 1887, кп. 8, стр. 815.
117 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 335.
]5 А. 3. Манфред	225
тесиые родственные связи со своей многочисленной сохраняла т “ t рЫвала своих симпатии к I ермании, немецкой 1,|,лиеи’ !‘а_ Владимира-и непосредственно, цОд-н через своего уж Бисмарком. Бюловом и др., оказы-аача германскому правительству ценные услуги	.
Бол?е важными по значению п влиянию на политику были германофильские элементы в оюрократии. Ленин указывал на ть бХкратии в монархии Романовым: «Особенно внушительным реакционным учреждением, которое сравнительно мало обращало на себя внимание наших революционеров, является отечественная бюрократия, которая de facto и правит государством российским» "9. В бюрократическом аппарате пронемецкие элементы были довольно значительны. В самом аппарате, непосредственно руководящем внешней политикой, министерстве иностранных дел — они были представлены лицами, занимавшими важнейшие в этом ведомстве посты: министром иностранных дел Н. К. Гирсом, его ближайшим помощником Ламздорфом, послом в Германии Павлом Шуваловым, его братом Петром, бывшим послом в Лондоне и др.
Гире, характерный представитель высшей бюрократии, службист, дрожавший за свое место, смиренно склонявшийся перед волей царя, отправлявшийся к нему на доклад с беспокойным и «тягостным чувством» 12°, министр иностранных дел Российской империи Гире был только чиновником по дипломатическому ведомству; его хозяином оставался полновластный монарх. Но Гире, хотя и был прежде всего подчиненным, имел и свои взгляды п мнения но вопросам внешней политики, прочно укоренившиеся в его сознании. Гире и его ближайший советник и наперсник Ламздорф были убежденными германофилами, сторонниками сохранения политического контакта и дружбы а ЛаТичХи ЛТ СМеИИЛ Горчакова формально в 1882 г., имиепатопов ОтГпТЛ’р8 Пернод втоРИЧного создания союза трех политической п пппзпиТ Т°ГДа ..ВСе пллюзни. связанные с этой импонировала ему идея союз^трехТоХТов6’.'’ *
близких по-своему политическому режиму ГреХ М0НаРХИП’ в крайнем смятении, тревогс^пап^Г,’11101 самоДержавия были •• •. Россия представляТетВкаекойа"оИЧхаосМ епРаХС ™ СГ° судьбы' -	хаос, среди которого решп-
”ермаисвдмвЛ' К”' Мар,,и Папло«иы
j:9	11^ Б“ Бис“арк>- иХяб’ря0?^^1»®^-
•” В. И. 7Sep^’yK“6p-c“,-TT- ‘j’ «р. 301.
Гирса царю предваряется такого poaaTaU'S. Сообп<спаа о докладе 226
мость проявляют только однп разрушительные элементы ...»,— писал в то время Б. Чичерин 121 122 * *. «Мы живем в такое время, где головы идут кругом», — через некоторое время повторял он снова,!г. Гире был тоже «послемартовскпм» министром. Свою главную задачу он видел — во внешней политике, как и во внутренней — в сохранении, поддержании шатающегося здания самодержавия. Политическая дружба с Германией казалась ему необходимым условием для выполнения этой задачи. К германской империи, ее кайзеру и ее канцлеру он питал глубокий пиетет. Ему казалось невероятной, даже противоестественной сама мысль о возможности столкновения России с Германией. «Я Вам даю голову па отсечепие, — говорил в сентябре 1887 г. Гире германскому поверенному в Петербурге Бюлову,— что никогда, никогда император Александр не подымет руку против императора Вильгельма, пи против его сына, ни против его виука» ,23. Гире и Ламздорф считали войпу п всякое крупное внешнее потрясение краппе опасным для самодержавия; они полагали, что война приведет к революции|24. Но и серьезное осложнение отношений с германской монархией представлялось им нежелательным и опасным; ради сохранения дружбы с ней опи считали нужным идти на жертвы.
Гире понимал значение Франции как противовеса Германии и пе прочь был в ряде случаев использовать ее в дипломатической игре. Но к Французской республике, именно потому, что опа была республикой, оп относился с глубоким недоверием, враждебностью и пренебрежением. Всякую мысль о союзе с ней в ту пору —в 1886—1887 гг. — он с негодованием отвергал125. Ламздорф разделял его взгляды.
Гире и Ламздорф сообразовывали свои действия, а следовательно, и политику с волей царя, но в той мере, в какой она оставалась вне его контроля, п, поскольку удавалось на царя влпять, они старались, и не без успеха, проводить свою прогерманскую липшо.
Константин Романов в конце 1886 г. заметил расхождение во взглядах па внешнюю политику царя п Гирса. 30 декабря
121 «К. П. Победоносцев и его корреспонденты», т. I, полутом 1. М.—Л„ 1923, стр. 105.
122 Там же, стр. 122; 77. А. Валуев. Дпсвппк. Пг.. 1919. Запись 11 марта 1882 г.: «Меня гнетет испытываемое мною постоянно, с разных сторон и в разных видах, чувство унижения... Разложение императорской России предвещает ее распадение...» (стр. 186); ср. у него же записки па стр. 171. 185, 188, 189, 203, 209.
'23 Gr. Pol., Bd. VI, № 1217. Бюлов — Бисмарку, 25 сентября 1887 г.
24 В. Н. Ламздорф. Указ, соч., т. I, стр. 47 и др.
125 «Как могут эти французы быть настолько глупыми, чтобы воображать, будто император Александр пойдет со всякими Клемансо против своего дяди! Этот союз мог бы только внушить ужас, императору, который не стал бы таскать каштаны из огня в пользу Коммуны», — так отзывался Гире в январе 1887 г. в передаче Бюлова о возможности франкорусского союза (Gr. Pol., Bd. VI, № 1211).
л Гатчине... государь слушал доклады 1886 г. он записывал. «В ^™bme, чем последаий был выз-™кабинет к государю, мы поговорили о политике. Из его Угирса * А М.) слов слышно, что оп вовсе не разделяет мнений Ея Он говорил, что Германия так искренно предана России ^Бисмарк наш первый друг. Я осмелился ему возражать... ит д»126 Дорожащий расположением царя, Константин Романов смел в гатчинском дворце высказывать недоверие к Германии и Бисмарке, лишь зная, что он выражает мнение царя.
Обострение болгарского кризиса и одновременно русско-германской экономической борьбы значительно усилило активность антигерманского направления в рядах господствующих классов России. Летом 1886 г. Катков начал кампанию за изменение курса по отношению к Германии и за сближение с Францией. С начала военной тревоги 1887 г. в обсуждение этой темы втянулась и остальная печать.
Е. В. Тарле еще 60 лет тому' назад справедливо указывал па то, что Цион в свое время способствовал распространению в малоосведомленных французских кругах заблуждения о роли Каткова, как якобы решающей в сближении двух стран 127. Это замечание верно и применительно к другим зарубежным историкам: роль Каткова большинством из них явно переоценена128.
Но все же известное значение выступления Каткова имели. Катков с июля 1886 г. повел весьма энергичную кампанию в руководимых им органах — газете «Московские ведомости» и журнале «Русский вестник». В первой же статье этого цикла в «Московских ведомостях» Катков резко напал па Бисмарка, р его в том’ ',то 011 своекорыстно присваивает в пользу Германии все выгоды от союза с Россией129. В дальнейших статьях он продолжал нападки па Германию и Австрию с боль-
Ц«™"' ния с Россией. Илья Фаддеевич Д?Ьгпч стоРоиникамп сближе-ФранцииЕНейеСуоп.быТк^уХчво’, ™6П0Вавш™ себя во «патриот двух отечеств», авантюрист в ofctnr^ вГ° ПокР°вский, противоестественно. Еврей по	Г'С котоР°го все было
в зрелые годы, он был антис” мито м^м опап хисто« Т‘ТШИЙСЯ --------	улш-том и реакциопо-’ та* “°' » ® «””«	»• Ко™.™,. К„„
,п Е В. Тарле	Коистаятиновича,
’- ””«™  боры,.
Lдfc a*.*». „d
ром, другом Каткова; по специальности врач, профессор медицины, он занимался финансовыми операциями и был русским финансовым агентом в Париже. Он одновременно был в начале 80-х годов директором реакционной французской газеты «Gaulois» и постоянным сотрудником «Московских ведомостей» и «Русского вестника» Каткова. Он публиковал исследования о финансовом балансе России и критические этюды о творчестве Льва Толстого, анализируя произведения «русского пессимиста», как он называл Толстого, с точки зрения «социальной, эстетической и физиологической» 13°. С августа 1886 г., по соглашению с Адан, Цион стал одним из руководителей ее журнала «Nouvelle Revue», на страницах которого стали печататься статьи Каткова. Одновременно через Мильвуа, с помощью «Correspondence franfaise», материалами на тему франко-русского сближения снабжались провинциальные газеты.
Голос Каткова был авторитетом для протекционистских 130 131 132 и реакционно-националистических кругов вообще; в силу этого к «Московским ведомостям» прислушивался и царь. В конце декабря 1886 г. Катков подал царю (через графа Д. Толстого) записку об отношении России к Германии и Франции. Катков в ней доказывал, что Россия не может гарантировать свой нейтралитет в случае войны Германии с Францией. Франция должна держать часть своих войск на итальянской п австрийской границе. Если Россия гарантирует нейтралитет, Германия бросит все свои силы против Франции, что поставит последнюю в неравное положение по сравнению с Германией. Россия должна сохранять полную свободу действий и не принимать никаких обязательств по отношению к Германии. Только при этом условии Россия останется арбитром мира. Царь, по свидетельству Феоктистова, написал по этому поводу Толстому: «Прошу Вас передать Каткову мою благодарность и скажите ему, что я не сомневаюсь в его преданности и в его желании служить интересам отечества, как он их понимает и может» |32. Это было ясно выраженное, хотя и косвенное, одобрение взглядов Каткова в поощрение его к дальнейшим выступлениям в этом духе.
Катков пошел дальше. Оп продолжал обращаться к царю 133 и в своих публичных выступлениях решался ла ответственные
130 См. РОГБЛ, ф. Каткова, д. 32; «К. П. Победоиосцев и его корреспонденты»; Е. М. Феоктистов. За кулисами политики и литературы. 1848— 1896. Л., 1929; Ю. Витте. Воспоминания, т. I. Л., 1923, и др.
131 Катков был не только «идейным» защитником протекционизма, но в сам непосредственно участвовал в крупных финансовых и промышленных операциях. После смерти у него осталось более полумиллиона рублей ^См. Победоносцев и его корреспонденты», стр. 706; Gr. Pol,
132 См. Е.М. Феоктистов. Указ, соч., стр. 252; Е. de Cyan. Histoire de I’En-tente franco-russe. 1886—1894. Documents et souvenirs. Paris 1895.
p. 194—197.	’
133 См. «Красный архив», т. 58; В. П. Ламадорф. Укав, соч., т. I, стр. 81.
политические предложения. Так, в одном из номеров «Московии ведомостей» заявлялось: «Россия не должна сосредоточивать свое внимание исключительно на делах Востока, дабы не связывать себе этим руки...» Газета рекомендовала отложить эти дела по тех пор пока не минет «опасность встретить па дороге победоносную Германию, которая, конечно, станет поперек пути России и в военном и в дипломатическом отношении»
Но не следует переоценивать степень влияния Каткова на царя, как это делали недостаточно осведомленные иностранные историки и как это допускал по мотивам личного раздражения в своем дневнике Ламздорф,35. К Каткову лично царь относился равнодушноIS6, а в царской семье императрица Мария Федоровна его не жаловала,Э7. Когда Катков в марте 1887 г. позволил себе напечатать слишком резкую статью против Германии, оп получил от царя выговор 13\ В мае Катков возбудил еще большее недовольство царя в связи с приписываемым ему письмом к Флоке189. Катков оправдывался, но не вернул себе расположения царя. Он умер, оставаясь в немилости у двора.
Выступления Каткова против Германии и за сближение с Францией не определяли политики царского правительства. Они были, правда, одним из элементов, оказывавших влияние на эту политику, но следует учесть (чего не делают зарубежные историки), что в это время не только катковская печать, но почти вся русская пресса ясно и определенно высказывалась ^,„ТИ\ЛГ₽ес€И?Иоа Полптикп Германии и в защиту Франции.
’ Д е -либеральные «Русские ведомости», расходившиеся
'» *МосковАкие ведомости», 12.11 1887.
oFBTcи Катков. Т- ’’ СТР' 79)’ НалриМер’ пазыВаЛ 6КАОР, ф, 667,^С122)еТАлександп ш ™ ’ сво“х записках за 1887 г. (Д. 124, записи 17, 18, 21 23 25	1^' ^ОТОРЬГ® 6 раз в своем дневнике
по поводу гибели своей ’собачки Кя^Ября 1887 г-1 выражал сожаление Каткова. мчатки, холодно и безразлично ото-Ц1Аиг, ф, 660. Д. 31 л 83 Пгта
тапниагоИТА2® Мар'7а 1887 ^Го’удаоыня' Констаитина Констаптино-бость ™	министру впутоетпт й MB“maa голос, читала по-
«В высш“йП°ХвЮп Кн?п®пТК”ЯУ- ’	3 ИвГОДУеТ’ •' Пй СЛа'
стр®252—щ63.‘^,асковск«х вёдомостей^См’~Е	чарь стать1° Кат’
«чЛ ’1С“- ТаКЙ;С Е' dc °Р еН. Р. 22в^ТчКа3’яС0^” * Моренгейм сообщал m Ирг,,,..,	275’ В' Н‘ ЛамздоРФ-
адиХкимТ^п^>ым’,Лц!собоб1Вепв»1’о ’письме ^“«Узск°й печати (га-писал. Цион в письме ^ Гп кЫЛ этвм взбешеп Аат1'ппа к Флоко по по-tau-е» Мл Катака3и И3а и^^СЛовосЧеву сообщав »-°В письма этого не сложные интриги вокп^ т Цнона «Катков^ ю.Л ° сведения » «Vol-стр. 39 об. и 38 стр Р#Лп0Ке (Р0ГБЛ. Ж 410 са“ Пион вел Подробнее см.} Л По1е4^’Т°Л Додать	Д._ А2- № 36,
том 2, стр. 801-807- Е AfB°S'6B и его коРРесповп?ПЯ атой 8аметкп-в. А. Твардовская. Указ. соч. Феоктистов.	* I. полу-
•	стр. 259—265;
почти по всем вопросам с «Московскими ведомостями» в дни военной тревоги 1887 г., писали: «... допустить новую войну при ... изолированном лыпешпем положении Франции, отдать ее на расправу Германии, Англии и Италии — такая возможность противоречила бы не только национальным симпатиям, но и самым существенным политическим интересам России» 14°. Это была вполне ясно выраженная точка зрения. В другой статье та же газета ясно указывала, что Россия не должна себя связывать никакими обязательствами; она должна оставаться «иксом задачи, чтобы, никого не ободряя и никому нс угрожая, она заставляла всех призадуматься» 140 141. Еще более определенно высказывалось «Новое время». Суворинская газета к этому времени, после кратковременной поры либерализма, уже приспосабливала свои мысли и язык к пожеланиям правительства. «Быть поклонником внешней политики князя Бисмарка, — писало «Новое время», — значит быть поклонником уничтожения Франции, а никто из русских, к какой бы он партии ни принадлежал, этого не может желать»142 *. В таком же духе высказывались «С.-Петербургские ведомости»из, да и большинство остальных газет и журналов 144.
Представители революционной России, ее лучшие люди, составлявшие цвет и гордость русского народа, в ту пору сосредоточивали все свои силы на борьбе против реакционной власти самодержавия, помещиков и капиталистов, угнетавшей и порабощавшей народ России, душившей все его живые силы. В условиях того времени, когда еще формировался рабочий класс и только еще складывались первые марксистские организации в России, когда еще не были разбиты до конца идеи народничества, эта борьба передовых сил русского народа против свирепого режима самодержавия и поддерживавших его эксплуататорских классов поглощала все их силы, всю их энергию. Эта борьба была тогда еще неравной: свинцовый гнет царистской реакции, во много раз усилившейся во времена Александра III— Победоносцева, давил, гнул к земле все живое в стране; жестокими расправами царизм пытался искоренить революционную «крамолу». Но задушить живые силы народа, искоренить «крамолу» царизм был бессилен. «Я пе принадлежу к числу русских, которые вешают, — говорил в одном из выступлений Плеханов, перефразируя слова царского сатрапа Муравьева-
140 «Русские ведомости», Н.П 1887.
141 «Русские ведомости», 12.П 1887.
142 «Новое время», 24.П1 1887.
148 См., например, «С.-Петербургские ведомости», 21.1 1887.
144 Ламздорф в дпевипке 6 (18) января 1887 г. записывал: «... Государь, говоря о национальных антипатиях к Германии, сказал министру: «Прежде я думал, что это только Катков, но я убедился, что это вся Россия». Затем он прибавил: «...если... потеряется доверие нашего собственного мнения во внешнюю политику, тогда все пропало» (В. II. Ламадорф. Указ, соч., т. I, стр. 36).
„,о _я имею честь принадлежать к той фаланге русских, которых считают ^заслуживюощими виселицы пли, по крайней Це^Эта3гФ”дядГЯ русских» представляла собой подлинную Россию народную Россию, Россию будущего. Своем смелой само-огаржегаой борьбой она вызывала глубокое уважение и восхи-щХ революционных борцов во всем мире и, в частности, (Ьванцузских социалистов и рабочих .
Имя Чернышевского, заживо погребенного царской властью в глухой вилюйской ссылке, было одним из самых чтимых и популярных имен среди французских социалистов . Между русскими революционерами и французскими (как и немецкими и другими) существовали тесные братские связи.
Занятые непосредственной борьбой против царизма, трави-мые н преследуемые, русские революционеры в подполье и изгнании, естественно, уделяли вопросам международной политики меньше внимания, чем вопросам политики внутренней. Немногие страницы или даже строчки, которые могли быть отведены в нелегальной русской революционной печати этой тематике, освещали как международную социалистическую жианъ, так и собственно внешнюю политику европейских государств.
Тем не менее даже при вынужденной скупости выступлений по вопросам международной политики и ио тому вопросу, ° 2?OTOPOM сейчас шла речь, — о взаимоотношениях России с Францией и Германией — у передовых русских людей, первых русских марксистов были свои, совершенно особые взгляды.
ДХОД5К В0П₽0СУ с точки зрения интересов рабочего класса, «я^тт™	боРь®ы пРотив самодержавия, социалисты
более ^ппптт.лгг В°^0ЖДлНИе тРуда» подчеркивали прежде всего строя во франции абсолютистским реХом РоХ^Гевм “° СраанеШП0 с П0ЧТИ в программной статье «Современные^?™ТаК’ на°Ример’ написанной Плехановым для X™ ЖИ русских рабочшс», -------- для газеты «Рабочий», издававшейся
1- М., ,834, ир. 184. Мур»-
ск£? ^о,ГЛИСТОВ ,Socialiste», систем^™™» годов’ в особенности свих революционерах, давалась плпп^чески печатались статьи о nvc-яотаУ^Кп “ иреволючиониом ивижеп™6”^., ^чувственная информация люции 5₽выоаж^!?“ ^₽ая4узской Рабочейипе™ЛПСЬ ста™ Плеха-=рак РаЖ“ СИМПатип « «лвдарВос?Гас ™^ась резо-
*" Печать всех французских Mmln	Русскими револю-
и»-•>
ЙЕГ* • —• ад»» и,-™
1 а статьи о его
в 1885 г. русской социал-демократической группой Димитрия Бла-гоева, доказывались преимущества политического строя Франции перед самодержавным режимом. «Во Франции, например, совсем пет «государя»: пи царя, ли короля, ии императора, Франция — республика», — в популярной форме разъясняла статья, показывая и другие преимущества республиканского буржуазно-демократического строя |4в.
Плеханов и другие члены группы «Освобождение труда» не идеализировали буржуазной Франции; в статьях для русских рабочих они рассказывали о преступлениях буржуазных правителей Франции, например, о кровавом расстреле рабочей демонстрации в Фурми в 1891 г.’« Но рассказывая о расстреле в Фурми, Плеханов снова подчеркивал, что все же, благодаря более прогрессивному республиканскому строю, французский рабочий пользуется большей политической свободой, чем рабочий в самодержавной России. «Даже и такая свобода, какая существует в нынешней Франции, где правительство находится в руках буржуазии, ... все-таки гораздо лучше, чем русское рабство. И лучше всего она тем, что приближает время полного освобождения рабочих» 148 * lso.
В выступлениях, обращенных к русским рабочим, русским читателям вообще, Плеханов и другие члены группы «Освобождение труда» выдвигали на первый план более прогрессивные формы политического строя во Франции по сравнению с Россией или Германией, наличие во Франции большей политической свободы для рабочих. С другой стороны, русские социалисты разоблачали пресмыкательство французской буржуазии перед царизмом ради приобретения его поддержки, позорное сотрудничество французского республиканского правительства с царским правительством в преследованиях русских революционеров и т. и.151
Позиция русских социалистов-марксистов в вопросах внешней политики была, естественно, принципиально отличной от позиции правящих классов.
Политика царского правительства определялась интересами господствующих классов — помещиков и буржуазии. Как указывалось, в рядах этих классов по вопросам внешней политики не было единодушия, и политика правительства отражала это давление скрещивающихся влияний. Но все же в силу ряда причин, указанных выше, с середины 80-х годов в направлении внешней политики России обозначился явственный поворот.
Интересы господствующих классов России, выразителем которых в конечном счете был «самодержец всероссийский»,
148 Литературное наследие Г. В. Плеханова. Сб. I, стр. 64.
»• Литературное наследие Г. В. Плеханова. Сб. П, стр. 27—41.
is» Там же, отр. 39—40.
'si Литературное наследие Г. В. Плеханова. Сб. VTIT, и. I, стр. 240; <10 Congrds national du parti ouvrier. Tenu & Marseille du 24 au 27 sep-tombre 1892», p. 15.
национальные пптересы страны требовали политической стратегии в ее большом международном аспекте, с которым по могло не считаться правительство, подсказывали царскому правительству необходимость измепсппя политики по отношению к Германии, с одной стороны, и, как следствие этого, к Франции, с другой стороны. Давние англо-русские противоречия при существовавшей расстановке сил на международной арене лишь способствовали этому. Самый поворот этот вследствие сопротивления германофильских элементов, вследствие боязни полого «тугодумного» царя и его советников и иных прпчпп совершался медленно, с колебаниями п движением вспять и в сторону, по все же совершался.
Россия была той единственной державой в Европе, где французские призывы о помощи могли встретить сочувственный отклик.
ГЛАВА VI
Поворот к России
Со времени прихода Фрейсипе к руководству министерством иностранных дел французская внешняя политика в значительной мере была уже проникнута мыслью о необходимости сближения с Россией. Флурапс, который сменил Фрейсипе на посту министра иностранных дел, следовал политике своего предшественника. Флурапс имел репутацию новичка в вопросах международной политики, и в исторической литературе сохранилось известное пренебрежение и ироническое отношение к этому французскому дипломату. Он его заслуживал не более, чем другие дипломаты того времени.
Флураис воспринял мысль Фрейсипе о необходимости сближения с Россией и еще до того, как возникла самая острая фаза конфликта с Германией, оп дал России ясное доказательство французской поддержки русской политики в балканском вопросе.
В конце 1886 г.—начале 1887 г. по европейским столицам путешествовала делегация болгарских политических деятелей во главе с Стойловым, Грековым и др. Это было вскоре после устранения Александра Баттепбергского, и болгарская делегация объезжала европейские столицы в поисках решения вопроса о новом болгарском царе и вообще об устройстве болгарских дел.
Болгарские делегаты прибыли в Париж, и 9 января 1887 г. состоялась беседа между болгарской делегацией и министром иностранных дел Флурансом. Флурапс принял болгарскую делегацию частным образом в присутствии директора политического департамента Фрапсиса Шарма. Флурапс сухим, жестким тоном предложил болгарской делегации обратиться в Т1етербУ’рг^_лишь там могут быть разрешены все вопросы, волнующие Болгарию '.
Поведение Флураиса встретило чрезвычайно сочувственные отклики в столице русской империи.
1 АВПР, ф. Канцелярия, 1887 г., д. 74. Морепгейм — Гпрсу; Е. Toutin. Alexandre III et la R4pubiique Franpais. Souvenirs d'un temoin. 1885— 1888. Paris, 1929, ch. IX; P. Albin. L’Allemagne et la Erance en Europe. 1885—1894. Paris, 1913, p. 254; «Documents diplomatiques francai«» (далее —DDF), v. VI, № 368—370, 374, 393 содержат донесения о поездке болгарских делегате!) по европейским столицам. В Вепс они уже дого-
Ппапятпрняр в Петербурге от заявления Флуранса было па-™ t™ «рал Швейниц, германский посол в России счел своим долгом сделать специальное представление по этому поводу. Он заявил Гврсу, что в Петербурге переоценивают значение ответа Флуранса болгарскоп делегации п чт , “сдости говоря, болгары впервые узнали истину в Берлине.
Становилось очевидным, что Флурансу удалось задеть самую чувствительную струнку царя и тем самым завоевать его расположение. Во время новогоднего приема 188/ г. Александр, встретившись с Лабуле, высказал ему сочувственные замечания и благодарил все за тот же ответ болгарам. Лаоуле ответил. «Французское правительство будет счастливо во всех случаях идти вместе с императорским правительством» 2.
В 20-х числах января, когда опасность германского удара надвинулась вплотную, Флурапс обратился к русскому послу Моренгейму (21 января) с просьбой о поддержке3. 26 января Лабуле, не дожидаясь поручений от своего правительства, па собственный страх и риск обратился с топ же просьбой в Петербург. Острота ситуации заставила французского посла выйти из рамок его полномочий4.
Когда Моренгейм послал Александру донесение, излагающее запрос Флуранса — окажет ли Россия Франции моральную поддержку, — Александр сделал на ней краткую, но вполне категорическую надпись: «Кпночнп^дя » 5.
Выступления русской прессы, зависимой от царского правительства, были также вполне красноречивы. «С.-Петербургские ведомости» в феврале многозначительно заявляли, что если Германия встанет на путь войны, то «ни на берегах Сены, ни на берегах Невы она не застанет никого врасплох»6. Даже оппозиционные либеральные «Русские ведомости» разоблачали лживость и провокационный характер германской антифранцузской пропаганды7.
Французский военный атташе в Петербурге полковник Серме сообщал о явно благожелательной к Франции позиции высших русских офицеров. Он придавал таюке значение запрещению 11
11 стр‘41; DDF’ v- VI- № 396- ЛабУ— t менты ве* воспроизведены4’ ’’ СТр’ 43’ В DDF соответствующие доку-криаисЛ’зэтТ— «Исторнчесюг^записки» ?Г1ЯСС<мяВ евРоцейского ‘Эорф. Указ, соч,, т.1, стр	СТ&
(далее —Arch, du min. des aff fe) 1887	и  ues 6tranReres
, »• VI № 410; E. Toatm. Op. cit ch IX ’	‘ ₽oL Rtt8sie> v- 275’> DDF.
АВПР, ф. Канцелярия, 1887 г д. 74 л
. Р?н£?йна. 0 <21) января 1887 г	Секретная телеграмма Мо-
«-^Петербургские ведомости», 11. И 1887
См., например «Русские ведомости», 21 I 1887- Аг-ю
de la guerre. Etat-major d6u4ral. 2-me bureau hlT vdu min»sUre guerre. 2-me bureau), 1887. Донесения Ce^e («“W —Arch, min de la
вывоза лошадей из России, принятому вслед за такими же мерами, проведенными в Германии и Австрии 8.
Между тем среди французских политических руководителей эти сведения о явно благожелательной к Франции позиции, запятой царем и большинством правящих кругов, вызвали ие радость, но вздох облегчения, а... тревогу и смятение.
Французская дипломатия в лицо Флуранса в течение некоторого времени вела двойную игру. G одной стороны, Флуранс сам обращался с просьбой о помощи к Моренгейму, а в директивах французскому представителю в Константинополе обязывал его войти в контакт с Нелидовым9 10 11 12 13 и оказывать полную поддержку России в болгарском вопросе ‘°. Но в то же время Флурапс, узнав о самостоятельном демарше Лабуле в Петербурге, прочитал ему нотацию. Министр осуждал носла за его инициативу. Правда, он не мог удержаться, чтобы не высказать мельком свою затаенную мысль. Он признавался, что, может быть, русским симпатиям к Франции последняя обязана сохранением мира. Но вслед за этим признанием оп разъяснял послу опасность сколько-нибудь явных форм соглашения с Россией. Он утверждал, что лишь наполовину сожалеет о неопределенном ответе Гирса: «Если бы он был более категоричным, это поставило бы нас в затруднительное положение» и. И он ясно указывал на мотивы, заставлявшие отказываться от открытого сближения с Россией: «Если бы Германия заподозрила, что мы хотим отдалить ее от России и занять ее место в будущих союзах этой страны, это только бы усилило опасность, которую мы хотим избежать» |2.
Страх перед Германией, боязнь усилить ее раздражение заставляли французскую дипломатию отказываться от гласных проявлений солидарности с Россией. Французское правительство стремилось рассеять все подозрения Германии на этот счет и дать ей самые определенные заверения. Флуранс ориентировал Эрбетта в Берлине: если нас заподозрят в том, что мы имеем секретное соглашение с Россией, следует разбивать это мнение, «столь же неверное, сколь и опасное» |3. Эрбетт не нуждался в подобных советах и поощрениях. Он сам без устали с декабря почти в каждой депеше в Париж напоминал об опасности русско-французского сближения и требовал «полного безразличия» к Петербургу. Эрбетт был раздавлен страхом перед Германией. Он постоянно призывал свое правительство к благоразумию. «Если мы будем благоразумны, канцлер ничего не предпримет.
' DDF, v. VI-bis, № 21. Серые — геи. Буланже, 8 февраля 1887 г.
’ Нелидов — в то время русский посол в Константинополе.
10 DDF, V. VI, № 407.
11 DDF, v. VI, № 414. Флурапс—Лабуле, 29 января 1887 г. (строго доверительно).
12 Ibidem.
13 DDF, v. VI, № 406. Флуранс — Эрбетту, 23 января 1887 г.
си. Sum
”“r^Z с^.ыТ«— '- - »«»
1887 г. французскому совету министров пришлось разбирать конфликт, возникший между генералом КХ и Флурансом. Флурансу удалось установить, что Буланже в качестве военного министра, через голову министра иностранных дел и не получив санкции председателя совета министров, пытался послать письмо русскому царю Александру Ш через посредство второго французского военного атташе в Петербурге Мулена. Буланже просил царя оказать Франции поддержку против германской агрессии. Письмо это в последнюю минуту удалось задержать15.
Сам поступок Буланже был, понятно, беспрецедентным. Но крайнее возмущение Флуранса (он грозил своей отставкой) объяснялось не только задетым самолюбием и негодованием за нарушение общепринятых норм; здесь было и иное. Письмо Буланже (слух о котором быстро дошел до германского политического руководства) прямо противоречило той линии, которая была выработана французским правительством в отношении России: не давать никаких свидетельств франко-русской солидарности, не вызывать у Бисмарка никаких опасении па этот счет. Решительность, с которой была пресечена эта попытка Буланже, свидетельствовала об этом со всей определенностью.
Президент республики Жюль Греви также подчеркивал немцам свое нежелание идти па сближение с Россией. Он говорил Мюнстеру, германскому послу в Париже, что он (Греви) «полагает ..., что было бы грубой ошибкой втягивать Францию в наступательный и оборонительный союз с Россией, так как ои убежден, что она покинет Францию в решающий момент» |6.
Создавалась парадоксальная ситуация. Германия непосоод-
Z.=К
-~=” =»rx„prH’."CBpPs“
™ р"“» “ —  ”»™ й,"Х"РИ: 14
14 *е“Раяя 1877 г
И вот тс же самые французские политические деятели, которые понимали спасительную роль этой русской поддержки, боялись со принять, скрывали даже, что хотят и ищут ее, и всячески старались показать перед Германией и миром, что они в пей но заинтересованы и что вообще о франко-русском сближении пет и нс может быть речи.
Политика эта была близорука, опа легко могла стать самоубийственной для Франции.
Но чем эта странная, пслепая политика была вызвана? Как это ясно уже из предыдущего, она была продиктована страхом перед Германией. В проведении этой политики французы зашли так далеко, что готовы были даже принести ей в жертву единственную спасительную возможность, оставшуюся у них, — поддержку России.
В какой-то мере осторожность французских руководителей питалась и неуверенностью в политике России, порожденной двусмысленными формулировками, да и всей линией поведения Гир-са. Послушный исполнитель воли царя, передавая его директивы, все же позволял их сопровождать столькими оговорками и напоминаниями о дружбе с Германией, что мог породить сомнение 17.
Греви, Флуранс, Эрбетт и другие французские руководители и дипломаты, казалось, готовы были оттолкнуть от себя руку помощи, протянутую Россией, наивно полагая, что этим самым они смягчат раздражение Бисмарка, умилостивят, умиротворят ого. Страх ослеплял их. Страх мешал им видеть, что только эта рука России и была той единственной силой, которая могла удержать кайзеровскую Германию от нападения на Францию.
*
Прежде чем перейти к дальнейшему рассмотрению хода и исхода событий военной тревоги 1887 г., следует прервать па короткое время изложение.
Все историки, касавшиеся событии 1887 г., единодушие сходились на том, что политические руководители Франции в эти дни нарастания германской угрозы были охвачены страхом, у некоторых, например у Эрбетта, граничившим с паникой. Спорить здесь не приходится. Документы того времени красноречиво говорят за себя.
Ио вслед за этим, естественно, должны встать вопросы: с чем был связан этот страх, что выражал он собой, кого и чего же так боялись руководители Третьей республики в 1887 г.?
Они боялись Германии, боялись германского нападения — напрашивается сам собою ответ и к этому как будто бы подводит изложенное на предыдущих страницах.
и АВПР, ф. Канцелярия, 1887 г., д. 75, лл. 384—396. Проект частного письма Гпрса барону Моренгойму а Париж, 22 января 1887 г.
Но за этим утверждением должны последовать новые ВОПРОС£’-qJo жГДелаия руководители Третьей республики, чтобы опганизовать отпор врагу? Энергично работали над приобрете-ниетГтоюзников? Мобилизовали общественное мнение на борьбу Гб*Х>й опасностью? Поднимали народ на защиту своей страны? Воодушевляли армию, которая в 1887 г. была уже СИ 2Ю"И?	л
Ничуть не бывало. Ничего этого не было и в помине. Свою главную задачу французские государственные руководители, а также правительственная и полуофициозная печать видели прежде всего в том, чтобы успокоить народ своей собственной страны, внушить ему уверенность, что никакой опасности по существует, убедить его в том, что даже грозные приготовления и открытое' бряцание оружием, раздающееся с той стороны Рейна, отнюдь пе направлены против Франции, а связаны исключительно с внугригерманскими делами, парламентскими перевыборами, законом о септеннате18. Весь аппарат политической пропаганды Третьей республики был в кризисные дни января— февраля 1887 г. направлен на то, чтобы усыпить бдительность французского парода, чтобы скрыть от него действительные размеры опасности и реальную близость войны.
Может быть, правящие круги буржуазных республиканцев хотели выбить козыри из рук реваншистских элементов — Деру-ледов, Буланже и К°? Если это соображение и могло играть какую-то роль, то оно оставалось подчиненным и второстепенным.
В дни военной тревоги 1887 г. руководящие партии господствующих классов Франции не хотели войны с Германией и старались ее избежать. Флуранс в одном из частных писем Эрбетту писал: «Радикалы или реакционеры, крайние или умеренные, все хотят мира и все в этом правы. Перемена министерства, какая бы партия ни пришла к власти, в этом вопросе ничего не изменит во взглядах правительства»19.
Флуранс определял точно и правильно положение вещей Воины с Германией никто не хотел. Ее не хотел даже главный герои воеотой бравады тех лет, кумир реваншистов генерал Буланже. Все воинственные фразы, так щедро произносившиеся им в ту пору, были лишь демагогическим приемом, рассчитанным на приобретение личной популярности и осуществление адХаи-ных им цезаристских планов^ На самом деле войны с Германией тем более воины-репапша, Буланже не хотел и « илв Р МИ ’
ТМ”:,ЯЮТ С н-пР-ержи^ воеТн^пХ 188В и 1887 гг., так называемые «план VII» и «пляпvttt планы MTOeo6aB бытность Буланже военным минис^о™ Хла^К
«Revue с какой ловкостью и настойчивостью «смягчалХ^₽8’’ чтобы увидеть, псром Мааада
^иетту, а января 1887 г 240
и «план VIII» были планами оборонительной стратегии. «План VII» предусматривал расчленение французских военных сил на восточной (германской), юго-восточной (итальянской) я южной (испанской) границах. «План VIII» 1887 г. в главном был построен на тех же основах, что и предыдущий, и был также оборонительным. Французский военный историк Маршан в специальном исследовании французских планов войны писал о плане 1887 г.: «Его нельзя упрекнуть пн в чем, кроме того, что оп был единственно и точно планом ожидания» 2о.
Это пе исключало того, что в ту пору уже давало ростки движение в пользу военного реванша; однако важным фактором в политической жизни Франции реваншистское движение стало позднее.
Не подлежит сомнению, что в правящих кругах, да и среди господствующих классов Франции вообще, перспективы войны с Германией оценивались весьма пессимистически и не могли оцениваться иначе. Соотношение сил между Францией и Германией в 1887 г. складывалось крайне неблагоприятно для первой. Население Германии превышало население Франции почти на 10 млн. человек. Продукция чугуна в Германии была в 2,5 раза выше французской; стали в Германии выплавлялось в 3 раза больше, чем во Франции21. Превосходство военно-экономического потенциала Германии и по другим показателям было столь же бесспорно. Внешнеполитически Франция была полностью изолирована; она не имела союзных соглашений ни с одним государством и, как уже говорилось, находилась во враждебных отношениях с Англией и Италией и в напряженных, недобрососедских — с Испанией. Германия, напротив, опиралась на союзные соглашения с Австро-Венгрией и Италией, поддерживала дружественные отношения с Англией и Испанией. При подобном соотношении сил рассчитывать на победоносный исход войны У правителей Франции в 1887 г. не было и не могло быть никаких оснований. Наоборот, трезвый анализ этого соотношения сил должен был их убедить, что война может привести только к проигрышу, поражению, новому разгрому.
Некоторую роль при этом играли мотивы, связанные с классовой борьбой внутри страны.
Военная тревога 1887 г. совпала во времени с продолжающим нарастать политическим кризисом в стране. Этот кризис и, в частпости, растущая боевая активность пролетариата дали себя знать уже в 1885 г.; в следующих, 1886—1887 гг, подъем рабочего движения продолжался.
Французский рабочий класс впервые после Коммуны, хотя и в других формах, разворачивал свои силы. В 1886 г. он показал
" A. Marchand. Plans de concentration de 1871 a 1914. Paris, 1928, p. 81. Jl Конкретные цифры численности населения, размеров промышленно!
продукции Франции и Германии в 1887 г. см.: «Мировые экономические кризисы 1848—1935 гг.», т. I. М„ 1937, стр. 500—504.
16 Л. 3. Манфред	241
свою боевую решимость в Деказвильской стачке и других забастовках. Деказвильская стачка продолжалась полгода н закончилась частичной, победой рабочих. Едва успела лишь окончиться поразившая всех своей организованностью и упорством стачка рабочих Деказвпля, как началась крупная забастовка рабочих-металлургов во Вьерэоне. Забастовка длилась около полугода. Синдикальная палата Вьерзопа обратилась за помощью ко всем профессиональным организациям Франции22. Эта помощь была оказана. Более того, рабочая солидарность с бастующими Вьер-зона оказалась так велика, так реально ощущалась сила вставшего на путь борьбы пролетариата, что муниципальные советы Парижа и департамента Сены, в которых преобладали радикалы, ио требованию социалистов были вынуждены ассигновать средства в пользу бастующих рабочих23.
Показателем роста классовой сознательности и организованности рабочих было создание в 1886 г. общефранцузской профессиональной организации — Национальной федерации синдикатов. На ее учредительном Лионском конгрессе 1886 г. в главных вопросах реформисты-барберетисты были разбиты, и победу одержали гедпсты. Конгресс поставил в порядок для борьбу за 8-часовой рабочий день. Он провозгласил новую федерацию синдикатов «сестрой всех существующих рабочих социалистических федераций и закончил свои работы под красным знаменам» 24.
Несколько позже, в конце 1887 г. парижский пролетариат тоже показал и свой боевой дух, и революционную решимость. Это было в дни президентских выборов. Буржуазные партии выдвинули своим кандидатом Жюля Ферри; он имел наибольшие шансы быть избранным, ибо буржуазия поддерживала его как человека «сильной руки». Но в дело вмешались парижские рабочие, предводительствуемые бланкистами. Мощное выступление парижского пролетариата против ненавистного Ферри — «тонкинца» и «пруссака» заставило буржуазию отступить. Опасаясь, что дело перейдет к гражданской войне, реакционная буржуазия отказалась от плана провести Ферри в Елисейский дворец.
Энгельс расценивал это выступление парижских рабочих как крупный успех. «Как и Вы, я воскликнул сегодня утром-победа! — писал он Лафаргу по поводу провала Жюля Ферри на президентских выборах. - Ясно, что если бы не народ Парижа, правые... объединились бы с оппортунистами-биржевш ками вокруг Ферри...» 25.	/"«"««и «врягви
аяяВ ™еНИе ?™гивались и широкие слои мелкой бчпжуа зии-разоряющейся, обозлепной сказочными барышами tapie-
«1а Reyno Socialists, janvier 1887. о 71
«1л finr.jgligte* 1 7 йоо«т	*
«Congrfes national des syndicate спгтйвм Тон» x т
Д. Маркс и Ф. Энгельс. С^ч., т. 36, стГ”в07—608? Ьу°“ 188в#- Lyon’ 1887-
22
“ «Le Socialists, 1. i ?88L
24 .л..—«•	« •
виков-спекуляптов, всеобщим воровством, продажностью аппарата Мелкая буржуазия тогда еще колебалась; еще не определилось с кем пойдет большинство ео: с развертывающим борьбу под социалистическим знаменем пролетариатом или группирующимися вокруг Буланже и прельщающими мелкого буржуа разнузданной реваншистской демагогией националистами.
В этой обстановке накаляющейся политической атмосферы внутри страпы Францию застал внешнеполитический кризис 1887 г.
Передовые рабочие и во Франции, и в Германии не были застигнуты врасплох разразившейся в январе военной грозой.
Германский пролетариат, руководимый социал-демократией во главе с Бебелем и В. Либкнехтом, несмотря па преследования полицейского бисмарковского режима, мужественно боролся против военно-деспотической кайзеровской монархии. Загнанная в подполье социал-демократическая партия смело разоблачала преступную политику и агрессивные планы кайзеровского правительства и его фактического главы Бисмарка.
В декабре 1886 г. «Sozialdemokrat», издававшийся в Цюрихе н нелегально распространяемый в Германии оргап социал-демократической партии, выступил с боевой статьей по вопросам внешней политики. Статья напоминала о франко-прусской войне 1870—1871 гг., закончившейся «завоеванием Эльзас-Лотарингии». Не народные интересы были целью этой войны, а интересы правящих классов. Трудящиеся Франции и Германии должны усвоить уроки истории и понять, что их интересы совершенно иные, чем их правителей. Газета заявляла, что рабочие Германии и Франции, одинаково угнетенные игом капитализма, объединяют свои голоса и протестуют против натравливания обоих народов друг на друга, протестуют против немецких и французских деруледов. «Эльзас-Лотарингия не должна стать яблоком раздора между Германией и Францией» 26. «Sozialdemokrat» призывал французских и немецких рабочих к укреплению братской солидарности, к воздействию на правителей, чтобы заставить их сохранить мир.
Когда Бисмарк внес в рейхстаг законопроект о септеннате, социал-демократическая фракция рейхстага выступила против него и разоблачила преступную политику правительства. Газен-клевер от имени социал-демократической фракции заявил в рейхстаге: «От нас, социалистов, он (Бисмарк) не получит ни одного солдата, ни одного гроша»27.
Французский пролетариат и его социалистический авангард со своей стороны с большой энергией и решимостью выступили против подготавливавшейся войпы и показали свою революционную силу.
to «Die Kriegszettelungen der Diplomatie nnd die Sozialdemokratie». — «Der Sozialdemokrat», 10. XII 1886.
ti «Socialdemokrat», 22. I 1887.
Еще до того как разразился январский кризис, в противовес шовинистической пропаганде деруледов, рабочий депутат Буайе, поддержанный единодушно всеми социалистами, впес в палату предложение о разоружении. Гедпсты превосходно понимали, что это предложение не будет принято палатой и практического значения не будет иметь28. Смысл его они впдели, в ином. В одной из передовых статей орган гедистов «Le Social 1st с» писал: это предложение (рабочих депутатов о разоружении) ♦прежде всего докажет германскому пролетариату, что французский пролетариат не имеет ничего общего с «реванш арами» типа Деруледа, что единственный реванш, близкий ого сердцу, которому он себя посвятил, — это реванш Коммуны...»
«Реванш Коммуны» — таков был боевой лозунг, выдвинутый передовыми французскими рабочими в дни военной тревоги 1887 г. «Ревашп Коммуны» был пе только противопоставлением шовинистической пропаганде «реванша за Седан»; этот лозунг французского пролетариата был грозным предупреждением французской буржуазии, стоявшей на пороге войны.
Лозунг «реванш Коммуны» со страниц центрального органа Рабочей партии был перенесен па рабочие собрания Парижа и провинциальных городов. В других словах и выражениях он многократно повторялся рабочими в разных частях Франции.
После речи Бисмарка 11 января, воспринятой во Франции как начало военной тревоги, Рабочая партия развернула кипучую деятельность. В разных городах Франции состоялись рабочие собрания, на которых французский пролетариат властно возвысил свой голос против войны и выступил с предостережением буржуазии о том, что может повлечь для нее за собой война.
В десятых числах января в Кале состоялось многолюдное собрание, на котором Гед выступил с докладом. Было постановлено всеми способами — путем собраний, адресов и т. п.— оказывать давление на правительство, чтобы воспрепятствовать ему «дать слово ружьям». «В случае надобности,—как говорил газетный отчет,—чтобы отвратить это чудовищное взаимоистреблепие, развяжут социальную войну или революцию» ао. За этими несколько наивными и неуклюжими газетными строчками нельзя не слышать революционной решимости рабочих.
В резолюции, принятой на собрании социалистов департамента Верхней Вьенны 16 января, говорилось, что рабочие будут бороться за мир, но если война будет развязана, то рабочие должны помнить, что «им нечего будет терять, а приобрести они смогут все». Резолюция заканчивалась предупреждением правя-
0 предложении Буайе см. «Le Socialiste», № 71—74 ва 1ЯЯ7 „ и „ предвидели гедпсты, предложение Буайе было без ппппов Г‘ ^аК н в одну на комиссий палаты для научения, т. е фактический п®р®яано
• ‘Le Socialiste», 8. I 1887 (курсив наш.-4. ЛГ) Фактически похоронено. " «Le Socialiste», 15. 1 1887.	'
щим классам, что только сохранение мира может отсрочить для них день полной расплаты31.
Четырехтысячный митинг в Бордо, па котором выступали Ла-фарг, Бали и др., закончился возгласами: «Да здравствует революция I» 32.
В эти же дни состоялись многочисленные собрания в Париже и провинциальных городах: в Париже 15 января — собрание «кружка социального изучения и политического действия XI округа», 16 января — объединения рабочих и работниц портняжного дела департамента Сены, 20 января — группы трудящихся коммунистов-революционеров, 16 января — собрание социалистической федерации л Лиможе и т. д.33 В резолюциях этих собраний рабочие выражали братскую солидарность с германскими трудящимися и германской социал-демократией, мужественную борьбу которой в защиту мира они горячо приветствовали. Резолюции требовали от французских трудящихся усиления борьбы за сохранение мира и слали предупреждения своей буржуазии.
Когда германские социал-демократы обратились к германским социалистам-эмигрантам в Париже с просьбой прислать деньги па избирательную кампанию, «Socialiste» выступил с передовой статьей, в которой заявлял, что на этот призыв должны откликнуться не только германские социалисты в Париже, но прежде всего французские социалисты и рабочие. Статья напоминала о мужественной борьбе Бебеля и Либкнехта в 1871 г. против аннексии Эльзас-Лотарингии и выражала уверенность в том, что французские трудящиеся поддержат германских трудящихся, ведущих борьбу за те же классовые цели. Этот призыв был поддержан и другой социалистической газетой—«La Voix du Peuple» 34.
Призыв органа Рабочей партии получил широкий отклик в среде французских пролетариев. Французские рабочие, живущие в беспросветной нужде, отрывали от своих крох последние гроши, чтобы от чистого сердца предложить их германским рабочим.
Так, например, кружок и синдикальная палата рабочих маленького местечка Комментри собрали 8 фр. (скромные размеры этой суммы подчеркивают лишь политическое значение этого акта) в пользу немецких социалистов. Социалисты Лиможа, призывая усилить сбор средств в пользу германских социалистов, заявляли: «Действуя таким образом, мы сделаем гораздо больше для возвращения Эльзас-Лотарингии в лоно Франции чем палата, вотируя 360 млн. франков, требуемых генералом' Буланже»3S. Синдикальная палата рабочих шерстяной про
«La Voix du Peuple», 8. 1J «Le Socialiste», 29. I 1887.
»' «Le Socialists*, 12. II 1887.
“ «La Voix du Peuple», 8. II 1887.
" «Le Socialiste», 29. I 1ВД7.
м «La Voix du РвЩ16»-“L11 1887’
“ «Le Socialists», 29. I 188/.
мышленности Реймса отправила с братским приветом 25 франков германским социалистам. Синдикальная палата рабочих г Рубе послала 50 франков. Сбор средств в пользу германских социал-демократов продолжался в течение всего февраля.
12 февраля «Socialist©» опубликовал вместо передовой воззвание «К германским братьям», подписанное множеством социалистических организаций и групп. «Как и вы, трудящиеся Франции останутся верны интернационалистскому долгу, который они выполнят до конца»,— заявили французские социалисты36. Германские социал-демократы со своей стороны горячо одобряли борьбу французских социалистов и солидаризировались с ними37.
Так, в дни разгула буржуазного шовинизма и близкой опасности войны французские п германские рабочие через головы своих правительств обменивались братским рукопожатием. Горячее выражение чувств классовой солидарности, направленных против общего классового врага по обе стороны границы, было предупреждением французскому п германскому правительствам. В дни военной тревоги 1887 г. социалистический пролетариат Франции и Германии, продолжая славные традиции 1871 г., развил их дальше и оказался на высоте своего интернационалистского долга.
В острые дни кризиса 1887 г. не только Рабочая партия (ге-дисты), но и другие социалистические партии и группы решительно выступали в духе лозунга «реванш Коммуны». Исключение составляли лишь поссибилисты, окончательно погрязшие в реформизме и буржуазном политиканстве.
С начала военной тревоги 1887 г. бланкисты заняли вполне определенную позицию, близкую к гедистам. На многолюдной демонстрации 2 января, в день памяти Бланки, на кладбище Пер-Лашез бланкистские руководители Эд и Вайян призывали рабочих к борьбе против угрозы войны, к борьбе за сохранение мира. Но в отличие от пацифистской проповеди поссибилистов бланкисты, как и гедисты, толковали эту борьбу против войны в революционном духе. Вайян в своей речи против войны подчеркивал, что «надо сберечь свою кровь для освободительного восстания, которое, раздавив сторонников злосчастной войны ут-Ко₽^уныИ»Р9 38‘ ЭТ° бЫЛ В ЙРУГИХ словах тот же лозунг «реванша
Гедисты, как и бланкисты, в своих выступлениях в печати и на рабочих собраниях заявляли (и соответственно ориентировали рабочих), что ежели война, вопреки воле трудящихся будет все же развязана, то она должна будет стать «последний дпем расплаты» буржуазии, как писали социалисты Верхней Вьенны.
* <Le Socialist», 12. II 1887
” «SozialdemocraU, 22. I 1887.
» «Le Socialists», 8. I 1887; «La Revue Socialisle», fevrier 1887.
22 января 1887 г., в момент крайнего обострения опасности войны «Socialiste» объявил, что начинает печатание «Гражданской войны во Франции» Маркса39. Это замечательное творение Маркса учило французских рабочих 1887 г., как действовать в условиях надвигавшейся войны, как брать реванш за Коммуну.
Документы, материалы и сведения, сообщаемые французской и немецкой рабочей, социалистической печатью, убеждают в том, что в дни военной тревоги 1887 г. французские социалисты (гедисты, бланкисты) и передовые рабочие сумели организовать сильное движение против войны — многочисленные собрания в Париже и провинциальных городах, резолюции против войны и с призывами к революционной борьбе, сбор средств в пользу германских рабочих и адреса, обращения к ним с выражением классовой братской солидарности и пр. Это движение против войны, опирающееся на общий значительный подъем боевой активности пролетариата в стране (стачки в Деказвиле, Вьерзоне и т. п.), имело не пацифистский, а революционный характер. Передовые рабочие Франции грозили буржуазии превратить войну в революцию.
Конечно, не следует переоценивать ни степени зрелости французского рабочего движения того времени, ни возможностей его влияния на ход событий той эпохи.
Можно с определенностью — на основании рассмотренных материалов — все же сказать, что, опасаясь войны с Германией, буржуазия боялась и должна была бояться революционного выступления пролетариата при неизбежно неудачном ходе войны. Она должна была учитывать, что не только международное положение было неудовлетворительно, но и состояние тыла крайне ненадежно.
Страх перед возможной —в случае войны — революцией, боязнь собственного народа и его авангарда — пролетариата заставлял правящую Францией буржуазшо избегать войны с Германией. Буржуазные политические руководители, стоявшие в 1887 г. во главе правительственного аппарата республики,— были поколением, прошедшим через войну с Пруссией в 1870—1871 гг. и через гражданскую войну против Парижской Коммуны. Это было поколение, которое в марте—мае 1871 г. все было по ту сторону баррикад, в лагере версальской контрреволюции. Воспоминание об этом времени было у всех свежо в памяти. Возможность реванша Коммуны должна была их страшить.
Страх перед немцами, перед войной с 1 ерманиеи, обнаруженный французскими политическими деятелями в дпи военной тревоги 1887 г., был не только и пе столько психологическим состоянием- он имел определенное политическое содержание: пе
«• «Тй «Socialists» 22. I 1887. Работа К. Маркса печаталась под заголовком «Интернационал и Коммуна», с подзаголовком «Гражданская война по Франции».
доверяя народу своей страны, опасаясь его, французская буржуазия в 1887 г., как и раньше, должна была занять капитуляпт-скне позиции по отношению к внешнему противнику — кайзеровской Германии. Она готова была идти на широкие уступки, не замечать враждебных действий Германии40, отказываться от эвентуальной русской помощи, лишь бы умилостивить Бисмарка и избежать войны.
На протяжении всей военной тревоги начала 1887 г. французское правительство н его дипломатия придерживались пассивной, оборонительной тактики. Опи ничего не делали, ничего не предпринимали. Начатые было Флурансом п Лабуле попытки добиться контакта с Россией и обеспечить ее поддержку были прерваны по инициативе самих французов; Лабуле еще долго извинялся перед своим министром за проявленную им инициативу. На все германские угрозы н провокации представители французского правительства отвечали подчеркнутым смирением. В Берлине и Париже они опровергали все обвинения, возводимые немцами, и давали им новые и новые заверения в своем миролюбии, говорили о желании жить в добром мире со своими соседями, о готовности идти на самые широкие уступки41. Обманывая французское общественное мнение, официозная французская печать изображала антифранцузские выступления германской печати в политических деятелей как внутриполитический маневр, нужный Бисмарку для проведения септенната; само французское правительство получало сведения о том, что это, конечно, не так42. Даже когда 3 февраля распространились слухи о том, что прус-
ское правительство внесло в ландтаг предложение о выпуске займа в 375 млн. франков на военные нужды, что вызвало панику на бирже в Берлине и Париже4’, Эрбетт, передавая в Париж эту свидетельствующую о воинственных намерениях Германии информацию, советовал прежде всего приостановить передвижку французских полков вблизи границы. Даже эта скромная мера, необходимая для прикрытия границ, представлялась французскому послу в Берлине «крайне опасной в настоящее время» 44.
* В одной из директив Эрбетту Флуранс прямо писал: «... Вы должны оставлять многое без внимания, словно Вы этого пе замечаете. Ваша главная роль должна быть ролью всегда внимательного наблюдателя и точного информатора» (DDF, v. VI, № 421. Флурапс - Эобетту3 Лев раля 1887 г.). Какой-либо активной роли министр франпузскому послу в Берлине не разрешал; впрочем, тот сам к ней не стоемвшся.У У
« Эрбетт, например, определенно намекал Флурансу на
« Ш,РЛв„РУЛаВЖе (СМ- DDF’ v’ П^ьмоУ 0 февраад Ж°СЛЬ HW««eP. от военного атташе в Петербурге полковник» 1887„£1-V. VI-bis, № 21, 8 февраля 1887 г. и № 27, 23 февраля 1887 ? ‘ ~ DDF’
° Состояние биржи (в Париже) 1 и 3 февраля «было ™»^L Г'
виюло 1870 г. не было такого падения курсов какУпигян°АИИ*‘ Даже „ обозреватель «Journal des Economisles» у 48 ал Дапансовый 44 DDF, у. VI, № 423. Эрбетт — Флурансу,' 4	315
поспешил уведомить Берлин, что передвижка ялв™ к°‘ Г. Флурапс лен» (DDF, у. VI, № 429, р 443). иородвижка Вой« будет приосадов-
Ни в военном, яв в дипломатическом, па в политическом отношениях французское правительство никак ие отвечало на германскую агрессию; оно как бы оцепенело в бездействии45.
И вдруг, поело паники 3—4 февраля, военная тревога стала стихать. 6 февраля Эрбетт телеграфировал из Берлина о разрядке атмосферы. 7-го он вновь подтвердил, что положение за последние два дня улучшилось. 10 февраля он уже с уверенностью писал Флурансу: «Я все более и более убеждаюсь, что мы мирно выйдем из нынешнего кризиса»4в. Во второй половине февраля точный барометр политической атмосферы — парижская биржа — был настроен вполне спокойно. В начале марта один из финансовых обозревателей, сообщая о настроениях биржи, писал; «Никто больше но сомневается в сохранении мира»47.
Резкое дипломатическое наступление Германии на Францию, достигшее своей кульминации к концу января—началу февраля, в 10-х числах этого месяца довольно неожиданно прекратилось. Бисмарк, размахивавший мечом над головой Франции, снова вложил его в ножны. Правда, в апреле того же года военная тревога вновь возобновилась, но это было уже нечто другое; об этом речь будет впереди.
Что же заставило Германию, начавшую наступление против Франции, оборвать его и возвратиться к исходным позициям, не достигнув никакого успеха? Или, иными словами, повторяя поставленный ранее вопрос, что же спасло Францию от войны со стороны Германии?
В короткий промежуток между двумя военными тревогами, в начале марта 1887 г. германскую столицу посетил французский генерал д’Абзац. Он был принят Вильгельмом I и кронпринцем Фридрихом, знавшими ранее генерала. Свои впечатления от беседы с ними д’Абзак в разговоре с Эрбеттом сформулировал так: «Не будем чересчур озабочены военной опасностью в данный момент; здесь боятся прежде всего России» 48. В этих словах случайного наблюдателя, скромного участника событий кризисного 1887 г. раскрывается тайна избавления Франции от войны.
Впрочем, несколько лет спустя — в другой форме — то же самое подтвердил н самый осведомленный человек, главный автор и режиссер антифранцузских провокаций Бисмарк. Когда в 1890 г. разжалованный Вильгельмом II опальный Бисмарк покидал свой канцлерский кабинет, он в беседе с Шуваловым, более откровенной, чем когда-либо, снова вернулся к теме русско-германских отношений. «Чего мог я бояться со стороны России? —
« Флуранс видимо, догадывался уже тогда о гибельности этой политики. Он предупреждал Эрбетта, что «мы все, и военный министр в особенности играем своей головой» (DDF, v. VI, № 437. Частное письмо, 12 февраля 1887 г.).
« DDF, v. VI, Л? 426, 428. 435.
« «La Nouvelle Revue», 1887, v. 45, p. 372.
« E. Toutin. Op, cit., p. 193 (курсив наш, — A. if.); DDF, v. VI, № 458, 461.
в топе раздражения говорил Бисмарк Шувалову. — ...Я вполне понимаю. что ясли бы мы роковым образом оказались втянутыми в войну с Францией, то в случае нашего успеха Россия в известный момент сказала бы нам «Стоп!#, и мы бы остановились®
Вот это-то опасение русского «Стой!» и остановило Бисмарка от нанесения удара Франции. Как удачно сформулировал французский журналист и историк Апдре Мевиль, «Бисмарк знал, что Германия не может ничего предпринять против Франции без абсолютного нейтралитета России» 50.
Ключ от германской политики па Западе лежал па Востоке — в Петербурге. В течение 1886—1887 гг. Бисмарк вел переговоры с Россией; в ходе кх он должен был убедиться, что Россия пе предоставляет ему свободы действия па Западе; зто и заставило его отступить в январе—феврале 1887 г.
Открыв речью И января поход против Франции, Бисмарк рассчитывал на соглашение с Россией, записанное в проекте договора с Петром Шуваловым накануне его выступления. Но проект договора должен был утвердить царь. Как это установлено В. М. Хвостовым, подробно анализировавшим ход переговоров между Берлином и Петербургом, первые сомнения в том, что Россия гарантирует свой нейтралитет, появились у Бисмарка уже 23—24 января. 3 февраля он уже укрепился в мысли, что проект Шувалова отвергнут царем; па русский нейтралитет рассчитывать было нельзя; Бисмарк дал распоряжение задержать внесение в ландтаг законопроекта о военном займе и забил отбой51. 17 февраля в телеграмме к Швейницу он уже открыто признал свое поражение5г, 28 февраля он еще раз это подтвердил, жалуясь на враждебный топ официозной русской прессы M.
Игра была проиграна. Россия отказала Германии в своем нейтралитете; идти па риск войны на два фронта пи Бисмарк, ни кто иной из политических и военных главарей Германской империи не решался. Позицией, запятой в январе—феврале 1887 г., Россия не позволила Германии начать войну против Франции.
Итак, Франция оказалась снова избавленной от войны. Опа была спасена, если так можно сказать, вопреки ей самой т. е. независимо от ее действий или, вернее, ее бездействия. '
В Париже эту решающую роль России в спасении Франции от германского нападения стали осознавать в середине февраля.
* В. И. Ламадорф. Указ, соч., т. I, стр. 278
'lit* U Ра!Х FranCf°rt “ U со°1ёгепсе d’Algesiras. Paris, И Хвостов. Россия и гериавская агрессия. етп оог
“ Gr. РоЦва. V, J6 1070. Бисмарк — Швейницу: да nvccKvm
враждебность к Германии оп жаловался и рапыио.РУ ^'° Прессу’ ва 60
Журнал «La Nouvollo Revue» в статье, помеченной 26 февраля 1887 г., заявлял: «Россия в настоящий момент является высшим арбитром, от которого зависит спасение Европы...»64.
Ослабление военной тревоги в начале февраля, происшедший вполне независимо от французской политики и от внутренней германской политики (выборы были назначены на 21 февраля), должно было заставить французских политических руководителей задуматься над этой странной метаморфозой. О том, что французская дипломатия никак не повинна в происшедших изменениях германской политики, на Кэ д’Орсэ знали лучше, чем где бы то ни было. Но как раз к этому времени стали поступать утешительные сведения из Берлина: 6, 7, 10 февраля Эрбетт сообщал из Берлина о наступившей разрядке. 8 и 11 февраля Ла-буле передал из Петербурга сначала как о слухе, а затем как о вполпе достоверном факте, что Германия просила Россию гарантировать нейтралитет и царь отказал ей в этом54 55. Полковник Серме также информировал Буланже о благоприятной позиции России56. Слухи о проекте договора с Петром Шуваловым, о его содержании и об отклонении этого проекта царем стали проникать в Париж, по-видимому, уже в середине февраля; во всяком случае в мартовском номере журнала «La Nouvelle Revue» довольно близко к тексту передавалось его содержание57 58. На страницах французской прессы широко воспроизводилась п позиция русской печати86.
Выводы напрашивались сами собой. Французская дипломатия ие могла не понять, что то, что казалось ей в ее капитулянтском ослеплении опасным — поиски русской поддержки, на деле оказывается спасительным.
Французское правительство стало менять свою тактику. Уже в телеграмме к Лабуле 13 февраля Флурапс резко изменил топ. «Мы весьма желаем, чтобы Россия сохранила полную свободу своих действий... Германия прилагает большие усилия, чтобы вовлечь Россию в повое соглашение. Вы должны сделать все зависящее от Вас, чтобы ее переиграть... Дело идет о самых дорогих интересах Франции»59. В письме к Лабуле 15 февраля эта новая политическая ориентация проступает совершенно явственно: «.Судьба Франции сегодня — в ваших руках», — так торжественно начинал Флуранс это письмо к французскому
54 «La Nouvelle Revue», 1887, v. 45, p. 153.
» DDF v. VI, 430 и 436. Лабуле — Флурансу, 8 и 11 февраля 1887 г.
вв DDF* v. Vl-bis, № 21 и 27. Сермо — Булапжс, 8 и 23 февраля 1887 г.
57 «La Nouvelle Revue», 1887, v. 45, p. 360—361.
58 Сведения о решающей роли России поступали в Париж с разных сторон. Гансен французский дипломатический агепт, 18 апреля, после беседы с иностранным дипломатом, записывал: «Несомненно, то, что обуздало жестокую игру Бисмарка п последние дни, — это позиция России» (/. Hansen. Ambassade й Paris du baron de Mohrenheim (1884—1898). Paris, 1908, p. 31).
s» DDF, v. VI, № 438.
послу в Петербурге60. Если мы упустим возможность приобретения посильной поддержки России, писал далее Флуранс, мы можем оказаться раздавленными раньше, чем мы даже приступим к обороне. Флуранс поручал Лабуле обратиться к царю или передать для царя, что Франция не просит союза, пе просит вмешательства в войну; она просит только сохранить свободу своих рук61. Флуранс тогда уже понимал, что одного этого достаточно, чтобы сковать руки Германии на Западе.
То, что Флуранс доверительно сообщал Лабуле в Петербург, достаточно громко выражала французская пропаганда. Ж. Адап в «Письмах об иностранной политике» заявляла, что от России зависит спасение Европы. Адан подчеркивала (это был общий прием французской пропаганды), что Россия сама заинтересована в сохранении сильной Франции. Если бы Франция была раздавлена, России пришлось бы вскоре встретиться с коалицией Австрии, Германии, Англии и Италии. Россия должна сохранить свободу действий; сохраняя «олимпийскую безмятежность» (serenite olimpienne), она тем самым «спасет Европу от тирании и утвердит свои собственные интересы на Востоке» и.
Из Петербурга от Лабуле п Серме приходили самые утешительные известия. Французский военный атташе в Петербурге настаивал перед своим правительством па необходимости более решительной и определенной политики по отношению к России: «...Если мы не сумеем сохранить русскую дружбу и доверие, у нас нет и не будет никого в Европе, не считая своего меча» 6S.
Сообщения из Петербурга настолько окрылили Флуранса, позиция России из донесений Лабуле, из бесед с Моренгеймом, из выступлений русской печати казалась ему настолько благоприятной, что оп решился на смелый шаг.
_В 20-х числах февраля французское правительство (Флурапс действовал по согласованию с премьером Гобле) обратилось через Моренгейма к русскому с предложением послать в Петербург специальную миссию, возглавленную неофициальным представителем Франции, для переговоров о заключении на известных условиях, соглашения с Россией4. Выполнение этой миссии было возложено на виконта Мельхиора де Вогюэ65.
Выбор Мельхиора де Вопоа не был случаен. Консерватор и монархист по политическим взглядам и связям, дипломат ряд лет служивший во французском посольстве в Петербурге и ли
• DDF, v. VI, № 441, р. 457 (курсив наш. — А. М) “ Ibidem.
“ J. Adam. Letties вит la politique extdrieure. 26 avril 1887 .t „ « n Revue», 1887, v. 45, p. 153—154.	10Ъ* ~ *La Nouvelle
« v’ V1'_is> № 27- Письмо от 23 февраля 1887 г
« J Hanten. Op. cit, p. 34-36; В. H. Ламздорф. Указ ,0, , .	„„	„
В рукописном отделе Национальной библиотеки в ПапияХ' » стр' 7®~79-весьма интересных писем Вогюэ разным адресатам та™^.ШП5ТСЯ ряд его и как искусного дипломата; в исторической литёп^₽акТе₽11ауЮщих шикают виконта Мельхиора де Вогюэ с графом Вопоа ₽УРе порой сме’
тературпый критик по роду занятий, знавший русский язык, Вогюэ как раз в это время — в 1886 г, — опубликовал произведшую сепса циоппоо впечатление во Франции и вызвавшую широкие отклики в России книгу о русской литературе* 68, доказывавшую мировое значение и огромную художественную ценность таких мастеров слова, как Толстой, Тургенев, Достоевский. Политическое лицо и имя Вогюэ, его связи в петербургском общество и известность в России и заставляли думать французское министерство иностранных дел, что оп окажется наиболее подходящим лицом для выполнения этой тонкой и ответственной миссии. Но здесь обнаружилось, что французское правительство слишком поспешило. Предложение о посылке специальной миссии было Александром отклонено, хотя и не в той категорической и окончательной форме, которую предлагал Гире67.
Неудача французского предложения о миссии Вогюэ не меняла, одпако, принципиального значения этого акта. Факт конкретного обращения французского правительства к русскому с предложением о выработке определенного соглашения между Францией и Россией озпачал новую веху в развитии франкорусских отношении. Франция переходила к непосредственным поискам соглашения с Россией.
*
Военная тревога, достигшая к концу января наибольшего обострения, к середине февраля стихла. Поддержка, оказанная Россией Франции, заставила Бисмарка отступить. В феврале той германской печати стал более сдержанным по отношению к Франции, а германские политические руководители старались избегать каких бы то нн было выражений, могущих задеть французское самолюбие.
В начале марта в Верлип приехал Фердинанд Лессепс, «великий француз», как его называла печать того времени, знаменитый французский инженер, построивший Суэцкий канал, а в это время один из руководителей общества по прорытию Панамского канала68. Приезд Фердинанда Лессепса был отмечен всей германской общественностью. Лессепс был принят высшими германскими должностными лицами, Бисмарк лично нанес ему
“ М. de Vogui. Le roman russe. Paris, 1887.
w B. ff. Ламздорф. Указ, соч., т. I, стр. 79. Записки Ламздорфа показывают, что в атом вопросе опять обнаружились две точки зрения — Гирса я Александра Ш.
68 Поездка Лессепса, встреченная недоброжелательно и во Франции, и в России (см. «Московские ведомости», 11. III 1887), была придумала и затеяна Эрботтом. Инициатива Эрбетта в приглашении Лессепса, а также все его поведение в дли кризиса вызвали недовольство против пего, и возник вопрос о ого отставке. Флуранс защищал его па совете министров; для него вто было необходимо, так как ои разрешил визит Лессепса (см. DDF, v. VI, Л? 453 (note 1), 483),
визит, а перед отъездом Лессепса из германской столицы он был приглашен к императору и императрице ”.
Этот радушный прием, оказанный Фердинанду Лессепсу, казалось, должен был бы подчеркнуть новую фазу в германофранцузских отношениях — полную ликвидацию военной тревоги, еще недавно волновавшей обе страны. Но это успокоение оказалось обманчивым. Прошло немного времени, несколько недель, и Франция снова оказалась вовлеченной в военную лихорадку.
21—22 апреля 1887 г. французские газеты сообщили о необычайном происшествии, совершившемся па франко-германской границе. Французский пограничный чиновник, некто Шпобело (его немецкая фамилия объясняется его эльзасским происхождением) был арестован германскими властями на территории, в отношении которой с первых же дней возникло различное толкование: то ли она была французской, то ли немецкой; по-видимому, события произошли на самом стыке двух границ.
22 апреля германский поверенный в делах, заменявший немецкого посла Мюнстера. Лейден посетил французского министра иностранных дел и сделал ему официальное сообщение о том, что Шнебеле был арестован германскими властями по обвинению в государственной пзмеие против Германии. Лейден сообщил, что Шнебеле был заочно осужден германским судом и
германские власти распорядились, что при его появлении на немецкой территории он должен подлежать немедленному аресту70.
В самом обвинении было нечто парадоксальное. Французский государственный служащий обвинялся в государственной измене против Германии. Чисто юридически это было бесмыс-ленно, ибо нелепо было винить подданного одной страны в измене против другой страны. Тем пе мепее такова была официаль-
ная версия, созданная германским правительством и приведенная им в обоснование поведения пограничных властей.
На следующий день Флурапс отправил через Эрбетта поту германскому правительству, в которой оп, оставляя совершеппо в стороне мотивы ареста Шнебеле, приводил детальные доказательства ряда подробностей, при которых этот арест был совершен.	1
^РИЛбяыске’ пР°нзвеДеп„И0И па квартире у Шпебеле французскими властями, была найдена записка служебного характера от германского пограничного комиссара, некоего Гауча Последний приглашал Шнебеле официальным путем прийти па немецкую территорию для того, чтобы выяснить сообща воппос об упавшем пограничном столбе. Эта деталь имела 5котОрТ зна
“ ’• VI> № 472' 473-
а. йдг» ™ ч «.
девой, 22-24 апрелА 1887 г	Переписка Бисмарка с Лей-
чепио. Опа показывала, что Шнебеле пе по собственной ипипиа типе направился па германскую территорию, а был прямо вызвав туда представителем германских пограничных властей.
Далее Флураис сообщал о некоторых особенностях ареста Шнебеле. Явившись по приглашению Гауча на германскую территорию, Шнебеле едва лишь занес ногу над тем клочком земли, который уже становился германским, как тут же был схвачен группой немецких молодчиков, поваливших его на землю. Но Шнебеле был, по-видимому, здоровым малым и оказал энергичное сопротивление. В результате происшедшей потасовки он оказался распростертым па земле, причем, как сообщали свидетели, ноги его лежали на немецкой территории, а голова оставалась па французской71.
Однако оставалось непреложным, что самый арест Шнебеле был произведен на французской территории или в крайнем случае на двух территориях. Во-вторых, что было главным, Шнебеле явился туда пе по личной инициативе, а по приглашению германских властей. Таким образом, два пункта обвинения, которые могли выдвинуть германские оргапы, теперь отпадали.
Когда эти обстоятельства стали известны французской общественности, во французской печати поднялась весьма энергичная кампания против действия германских властей. Первоначально топ задавали газеты, близкие к Буланже, а затем постепенно это распространилось и па другие круги. Большая часть французской буржуазной прессы единодушно выступала против провокационных действий германских властей. После успешного исхода первого кризиса и поддержки, оказанной Россией в январе, о которой трубила вся печать, французы стали гораздо смелее.
Одновременно и германская печать заняла резко выраженную антифранцузскую позицию.
В 20-х числах апреля 1887 г. состоялось заседание французского совета министров, на котором генерал Буланже в ответ на провокационные действия германских властей потребовал мобилизации крупных войсковых соединений Франции. Но французская буржуазия по-прежнему боялась войны; совет министров не принял предложение военного министра, опасаясь, что эти действия ускорят разрыв между Францией и Германией.
Продолжались дипломатические переговоры между Лейденом и Флурансом в Париже и между Эрбеттом и германскими руководителями в германской столице72.
Бисмарк, который многократно заявлял о том, что он совершенно непричастен к этому событию, и утверждал (и такова
71 DDF, v. VI, № 502, 504. Флуранс — Эрбетту, 23—24 апреля 1887 г. О всех этих подробностях весьма детально писала в то время русская (да и не только русская) печать.
re DDF, v. VI, № 504г—506, 508—515; v. Vl-bis, № 36; Gr. Pol., Bd. VI, № 1262—1264; J. Hansen. Op. cil, p. .37—41.
официальная версия всех немецких историков), что самый конфликт возник без всякого согласования с ним, тем не менее в эти дни позволил себе очередное выступление против Франции. При обсуждении в прусском ландтаге вопроса о католиках Бисмарк счел своевременным вновь повторить свои старые утверждения о воинственности французского народа, о том, что он многократно нападал иа немцев и т. д. Это выступление канцлера явно преследовало цель накалить атмосферу. Конфликт становился чрезвычайно острым.
Одним из показателей напряженности ситуации было то, что иа парижской бирже ценные бумаги к 25 апреля упали па 60 с липшим процентов. Это было симптомом, предвещавшим назревание конфликта.
Пьер Альбен утверждал, что никогда со времени войны 1870 г. французской общественности пе казалось, что война так близка, как в дни инцидента Шнебеле73. Французская печать заняла воинствующую позицию, но правительство Франции проявляло большую сдержанность. Оно настойчиво добивалось у германского правительства выяснения юридических обстоятельств ареста Шнебеле.
Впрочем некоторые щекотливые подробности заставляли французское правительство быть сдержанным. Французские власти пе смогли опровергнуть, что Шнебеле, хотя и был арестован при обстоятельствах, которые не могли быть поставлены ему в вину, тем не менее был все-таки изобличен германским следствием как французский шпион. Различного рода документы устанавливали с неопровержимостью, что он имел свою агентуру в Германии и выполнял функции разведчика.
Однако особенность ситуации была в том, что Шнебеле был
арестован не за шпионаж, а за переход границы, и поэтому французское правительство, не вдаваясь во все щекотливые подробности, продолжало настаивать на одном: преступления прп переходе границы не было.
Хотя в деле Шнебеле еще многое остается не вполне понят-
ным и недостаточно ясным, можно предположить, на основе известных данных, что германское правительство разыграло эту провокацию как пробную игру; если бы все шло благоприятно она превратила бы ее в действие.	’
Дело в том, что именно в то время, когда возник инцидент Шнебеле, как раз велись переговоры между германским правительством и русским по вопросу о возобновлении союза тоех императоров или же заключении двустороннего соглашения между г осеней и Германией.
Как известно, обещания Петра Шувалова и составленный ™ с Бисмарком проект договора были дезавуированы и отклепы русским правительством. Тем не менее германское правителю™
” Р. Albin. Op. cit, р. VII.
И Бисмарк всячески добивались, хотя бы па и пой основе, соглашения с Россией74.
Инцидент Шнебеле представлял, несомненно, грубую провокацию германского правительства, по он имел для него еще одну важную политическую сторону. Уже в предыдущих переговорах для германского правительства стало ясным (и это подтверждалось всем опытом франко-русских и русско-германских отношений после 1870 г.), что Россия не поддержит нападения Германии па Францию. И вот инцидент Шнебеле должен был, по-видимому, быть новым пробным камнем. Что представляет оп собой с дипломатической стороны? Является ли это нападением Германии ла Францию или, наоборот, нападением Франции на Германию?
Германская печать изображала дело таким образом, что Франция нападает на Германию, опасность исходит от Франции; Германия лишь обороняется. Если бы русские приняли эту версию, если бы русские в инциденте Шнебеле увидели акт французской агрессии, то создан был бы необходимый прецедент; тогда Бисмарк получил бы нужное ему толкование случая французского нападения.
Между тем начиная с 22 апреля вся печать господствующих классов России выступила на стороне Франции. Раньше всех определили свою позицию «Московские ведомости», катковский орган. Это было естественно. Но, что было гораздо важнее, вслед за «Московскими ведомостями» и другие русские газеты также решительно выступили на стороне Франции. В дни дела Шнебеле суворипское «Новое время», которое уже тогда подозревали в близости к министерству иностранных дел, писало: «... Сердечные отношения между Францией и Россией н возможность союза между обоими государствами являются лучшими гарантиями сохранения европейского мира» 75. «С.-Петербургские ведомости», «Биржевые ведомости» и другие газеты совершенно недвусмысленно заняли позицию осуждения Германии. Русская печать открыто указывала, что этот инцидент вызван прямой провокацией со стороны Германии. «Русский вестник» в дни кризиса Шпебеле выступил даже с предостерегающими заявлениями; «Если Германия желает войны — пусть объявляет ее)... Господа немцы! Стреляйте же первые! Если мы достаточно благоразумны, чтобы желать мира, то мы и достаточно сильны, чтобы принять войну» 76.
Внимательный наблюдатель, секретарь французского посольства той поры Тутен так оценивал позицию русской печати во время инцидента Шнебеле: «Русская пресса единодушно порицала
См. В. if. Хвостов. Дипломатия в новое время. М., 1963, стр. 87—93; он же. Россия и германская агрессия...
п «Новое время», 21. IV 1887.
«Русский вестник», т. 188, стр. 871,
17 А. 3. Манфред	257
способ действия берлинского кабинета, расценивая его как провокационный маневр»11.
Русское правительство78 и русская печать, таким образом, заняли позицию неодобрения германской политики; они дали ясно понять, что видят здесь не французскую агрессию, а германскую провокацию. Бисмарку это было достаточно.
28 апреля Герберт Бисмарк сообщил, что канцлер решил освободить Шнебеле79. Германские власти после того, как Эрбетт предъявил документы, в частности записку Гауча, заявили о том, что, по-видимому, здесь сказалась небрежность пограничных властей в Эльзасе. Таким образом, они переложили ответствен
ность на местную германскую администрацию.
30 апреля Шнебеле был освобожден и возвращен во Францию80.
В течение десяти дней Франция переживала военную лихорадку, и казалось, что столкновение между двумя странами неизбежно.
Буланже, который увеличил свою популярность на военной
лихорадке этого времени, предложил в начале мая на заседании совета министров дальнейшие меры по усилению французской военной мощи. Он истребовал кредит в 5 млн. франков для проведения мобилизации крупных войсковых соединений. Это была опасная игра, и правительство не приняло предложение Буланже, избегая обострения конфликта с Германией.
Но события шли таким чередом, что едва лишь заглох один конфликт, как возник новый. В Париже в ту пору готовились к постановке известной оперы Вагнера «Лоэнгрин». Вагнер в то время был довольно популярен во Франции, но в накаленной атмосфере тех дней исполнение немецкой музыки было воспринято буланжистско-реваншистскими кругами как антинациональ-
ная демопстрация.
4 мая в Париже должна была состояться генеральная репетиция знаменитого музыкального произведения немецкого композитора. В этот день у здания театра собралась большая толпа, главным образом принадлежащая к буланжистским кругам, которая потребовала снятия этой оперы. Репетицию не удалось провести. Когда па другой день, 5 мая, должна была состояться премьера оперы «Лоэнгрин», то опять театр был окружен многочисленными толпами, и сам режиссер, чувствуя их настроение, заявил, что опера Вагнера пе будет исполнена.
«Лоэнгрин» был спят с постановки во французских театоах Эт° было происшествие не в области те^алХо
" Е. Toutin. Op. cit., р. 211.
” nnv V' VI’ № 525’ Ла6уле ~ Флурансу, 4 мая 1887 г * DDF, v. VI, № 517, 518, 520.
" DDF, v. VI, № 521, 522.
а в сфере международной политики, так как демонстрация против Вагнера была демонстрацией против Германии81.
Между тем Бисмарк именно в этот период, когда отношения продолжали оставаться весьма напряженными, вел интенсивные переговоры с русским правительством. Бисмарк не мог решить французской проблемы без разрешения русской. В Петербурге это хорошо понимали. Александр III в марте 1887 г. писал: «Все неудовольствие Бисмарка ясно: оп понял, что раздавить Францию ему но дадут, вот и все»82.
В заключительной стадии переговоров в мае 1887 г. при выработке двустороннего соглашения так называемого «договора о перестраховке», как известно83, Бисмарк внес в германские обязательства сохранения нейтралитета оговорку на случай нападения России на Австрию. В ответ на это Павел Шувалов сделал коптрзаявлепие, что и в русских обязательствах сохранение нейтралитета исключается в случае нападения Германии на Францию. При этом Шувалов в соответствии с данными ему инструкциями заявил, что «его величество ire может допустить нанесения смертельного удара» Франции84.
Как рассказывал Шувалов в своих донесениях, эта занятая Россией позиция породила’крайнее разочарование и раздражение Бисмарка и вызвала с его стороны самое активное противодействие. Канцлер развернул ряд аргументов и доводов, чтобы заставить представителя России отступить от этой позиции.
В ходе споров с Шуваловым Бисмарк высказал мимоходом мысль, весьма примечательную для отношения его_ к Франции в ту пору. «Что означает не наносить смертельного удара? — раздраженно спрашивал канцлер русского посла. — Уничтожение Франции настолько же невыгодно для Германии, как и для России; кроме того, нельзя уничтожить целую нацию; примером служит польская нация, которая, не будучи уже независимым государством, все же сохраняет в неприкосновенности свою национальность» 85.
Как комментировать эти заявления Бисмарка? Была ли эта ссылка на польский пример просто неудачной обмолвкой, случайно забредшей в голову мыслью или следует рассматривать эти слова как намек па возможное решепие французского вопроса ио польскому образцу? Как бы там пи было, в общем контексте беседы с Шуваловым это неожиданно включенное канцлером замечание о судьбе Польши выдавало степень агрессивности германских намерении.
“ «La Revue Bloue», 7. V 1887, р. 595 et suiv. Этот инцидент подробно освещался также во всех газетах тех дней.
’1 В. М. Хвостов. Россия и германская агрессия..., стр. 243.
м См. В. М. Хвостов. Дипломатия в новое время, стр. 93—96.
в< «Русско-германские отношения». — «Красный архив», т. 1,	1922,
стр. 116—117.
« Там же.
Все усилия Бисмарка сбить русского посла в пункте о Франции остались безуспешными. Шувалов в конце концов почти в ультимативной форме пригрозил Бисмарку прекращепием переговоров, если русские условия о Франции по будут приняты86. Бисмарк капитулировал и припял условия России.
Договор перестраховки обычно изображается в зарубежной исторической литературе как шедевр дипломатического мастерства Бисмарка87. В действительности в дипломатическом поединке с Россией Бисмарк потерпел поражение. Договор о перестраховке не только пе дал ему желательного результата па Западе, но и связывал ему руки в будущем. Более того, Бисмарк уже тогда сознавал, что контакт с Россией, устанавливаемый этим договором, будет иллюзорным и нс только пе обеспечит русского нейтралитета в возможном конфликте с Францией, по и не сумеет предотвратить франко-русского сближения и союза.
Через три месяца после подписания договора о перестраховке, в сентябре того же 1887 г., на полях допесенпя Бюлова, сообщавшего из Петербурга, что Александр III пе хочет союза с Францией, Бисмарк меланхолически паписал: «Александр II тоже пе хотел турецкой войны и все-таки вел ее»88. За этими словами
германского канцлера скрывалось горестное признание тщетности всех его упорных усилий, бесполезности с таким трудом возведенного дипломатического сооружения — договора 18 мая 1887 г.; Бисмарк уже понимал, что вся его многолетняя и сложная игра, имевшая целью не допустить франко-русского союза, теперь не-
отвратимо шла к проигрышу.
Таким образом, хотя Россия в ту пору не связывала себя прямым соглашением с Францией и отклонила миссию Вогюэ, она, однако, оказала Франции более существенную и реальную помощь. В переговорах с Бисмарком русское правительство сумело оградить интересы Франции, поступив так, словно опа была союзником России, и тем самым сделало невозможной германскую агрессию в 1887 г. В соглашении с Германией Россия поставила Францию в те же условия, которые Германия выговорила для своей прямой союзницы — Австро-Венгрии.
В болгарском кризисе 1885—1886 гг. и европейском кризисе 188/ г. впервые обнаружилось в действии агрессивное содержание австро-германского соглашения 1879 г. (дополненного в 1882 г союзом с Италией). Антирусское острие этого соглашения по поры до времени притуплялось и скрывалось возобновленной
Шувалов заявил Бисмарку: «...Уверяю Вас также что неуспех^ порученных мне переговоров пе является для мо,.пУХ или самолюоия; я хочу только добросовестно исполнить ^свой по™опросом говорю с Вами открыто и пе торгуясь, не запрашивая-!!™ ' ПОЭТОМУ ваю на маленькой добавочной статье касательно ак™ Же настаи-я знаю, что условие непременное (sine qua noni, -т!У.ЦВИ| то “едь Си., например, Я. Recouly. De Bismark a Poincard ' pJu «SSi стр- 121-и ^’vCi ^“-Происхождение мировой войны, т" М ор!932, р- 150_ “ Cr. Pol. Bd, VI, № 1217.	‘ м ’ 1931, стр. 63—64.
комбинацией союза трех императоров; его антифранцузское жало было также па время скрыто политикой «германского курса» и связанной с пим кратковременной паузой во франко-германской вражде. К 1886 г. развитие противоречий между европейскими державами сорвало все эти защитные покровы; в 1887 г. противоречия доросли до кризиса, едва пе приведшего к войне. Энгельс в марте 1887 г. писал: «В течение всей осели и зимы русская и прусская дипломатия старались вызвать локализованную войпу и избежать европейской войны. Русские охотно раздавили бы в одиночку Австрию, а пруссаки — Францию, с тем чтобы другие страны оставались зрителями. К сожалению, эти благожелательные устремления взаимно перекрещивались таким образом, что тот, кто выступил бы первым, спровоцировал бы всеобщую мировую войпу. О том, что время локализованных войн прошло, было известпо каждому ребенку, по, конечно, не правящим Европой умникам, и великие государственные мужи сделали это открытие только теперь, а мировой пожар впушает им все-таки некоторый страх, так как учесть его последствия невозможно. ..»89
Этой ярко выраженной мыслью Энгельс подвел некоторые итоги только что миновавшей январско-февральской военной тревоге 1887 г. Здесь не место выяснять, в какой мере в действительности стремилась русская дипломатия к тому, чтобы вызвать в 1886—1887 гг. локализованную войну с Австрией. Но Энгельс глубоко и верно вскрыл одну из главных причип, заставивших Германию отказаться от развязывания войны: Бисмарк убедился в том, что эту войпу против Франции пе удастся провести как локальную; Россия не желала оставаться зрителем; она пе позволила бы раздавить Францию в одиночку. В этой итоговой энгельсовской оценке ситуации в 1887 г. ясно показано различие значения этого кризиса для Франции и России. Их положение было неодинаковым. Во время этого кризиса Тройственный союз открыто обернулся австрийским острием против России, германским и итальянским — против Франции. Но, направляя удар против Франции, Германия — лидер Тройственного союза — в то же время искала соглашения с Россией; ее она боялась. Наличие общего противника — Тройственного союза, естественно, вело к сближению Франции и России. Но потребность в этом взаимном сближении была неодинаковой. Россия была сильнее Франции в военном отношении и находилась в меиее угрожаемом положении. Во Франции это понимали. «Франция имеет гораздо больший интерес, чем Россия..в заключении союза, откровенно признавался полковник Серме®°. Союз с Россией в новых, резко ухудшившихся международных условиях становился для Франции настоятельной необходимостью.
К. Маркс в Ф. Энгельс. Соч., т. 30, стр. 531.
•» DDF, v. VI-bis, № 11, р. 28.
Союз с Россией, который в течение долгоговремени был для Франции, по выражению историка ее внешней политики, «мечтой»81, после военной тревоги 1887 г. стал вырисовываться как нечто уже более реальное и практически достижимое, если не в ближайшем времени, то в обозримом будущем.
Французская дипломатия не была обескуражена неудачей предложения о миссии Вогюэ. Оценив реальное значение русской поддержки против германской агрессии, она сосредоточила свои усилия на том, чтобы добиться дальнейшего сближения с Россией. Есть сведения, что в это же примерно время начальник французского генерального штаба генерал Эйо обратился к русскому военному атташе Фредериксу с предложением заключить военное соглашение между двумя странами92.
В перерыве между двумя военными тревогами, в марте 1887 г., Жюльетта Адан в одной из своих статей по внешней политике писала: «Чтобы найти объяснение событиям, через которые мы проходим, надо вернуться к 1875 г.» 93. Этим напоминанием подчеркивалась решающая роль России пе только сейчас, в только что миновавшем конфликте, но и в самые острые кризисы франкогерманской вражды после 1871 г.
Эта точка зрения не была единичным мнением «Nouvelle Revue, органа буржуазных республиканцев, известного определенностью своих политических симпатий к России. 21 мая в «Figaro» генерал Лефло — бывший посол в Петербурге, орлеанист — опубликовал документы, относившиеся к военной тревоге 1875 г., доказывающие спасительную роль России в предотвращении германского нападения на Францию. Публикация документов генерала Лефло произвела огромное впечатление во Франции и за границей94.
«Русский курс», который в 70-х годах во многом определял внешнюю политику Франции, снова был поставлен в порядок дня. Но на этот раз «русский курс» не был детищем орлеанистской партии, хотя орлеанисты и продолжали представлять себя самыми пылкими друзьями России98. Этот «русский курс» конца
*' 1ШСрЛ2бТ.'' ’И?101Ге <1С Ь‘ P°lili,,Ue exl6rio,,re la France. Paris, ” В записи Жюля Гаисеиа 25 марта 1891 Г1 0 бесапп <•
последний напомнил о предложениях Эйо в 1887 г — ппт? -7
Других источников, подтверждающих это предложении м. 1 № 319’ удалось иайти. В Arch. min. de la guerre. 2-me Ьшеа» * MDe ne шиеся черновики донесений за этот год пе поппяютД	««Ранив-
” «La Nouvelle Revue», 1887, v. 45, p. 353 «Даются прочтению.
♦' См. отклики п дипломатическую переписку по впп™,„
документов генералом Лефло: DDF, v. VI je 528 *и>Уе/« пУ6ликации содержит отзыв «Nord-Deutsche Allgemeine Zeitunol 544; 50следпип « РОГЛБ, ф. Катиова, д. 32, я. 23.	«uung» па эту публикацию.
80-х годов был иным, чем десять лет назад. Потребовался ряд серьезных испытаний и потрясений, чтобы французская дипломатия вновь стала на путь поисков соглашения с Россией. Теперь ее поддерживали и те круги буржуазных республиканцев, которые еще совсем недавно считали его либо опасным, либо невыгодным.
Знаменательным выражением этого нового поворота в политике правящих групп буржуазных республиканцев было заявление президента республики Жюля Греви в интервью корреспонденту «Московских ведомостей». Жюль Греви сказал: «Что же касается внешней политики, то, как Вы знаете, я всегда стоял за соглашение с Россией. Таково было мое личное чувство, и я полагаю, что во Франции будут продолжать следовать той же политике. Г-н Флуранс очевидно держится тех же взглядов» 9в. На Жюле Греви лежала доля ответственности за Баддингтона, за Жюля Ферри, и если президент, поощрявший «германский курс», теперь выступал в роли старого поборника «русского курса», то это свидетельствовало лишь о том, как резко — под влиянием минувших событий — изменилось отношение господствующих классов Франции к России.
Даже один из главных героев «прогерманской политики», Жюль Ферри, «Ферри-пруссак», и тот ратовал за соглашение с Россией. Правда, Ферри и здесь оставался верен себе: он связывал свои надежды на союз с Россией с мечтами о вознобновле-нни политики колониальных захватов. Как сообщали «Московские ведомости» в корреспондент! из Парижа, «Жюль Ферри глубоко убежден в том, что Франции и России предопределено прийти к соглашению, потому что у них общие интересы не только в Европе, но и в Египте, и в Китае, и в Тихом океане» 87.
Подтверждением авантюристических тенденций у некоторой, немногочисленной впрочем, части французской буржуазии былой большое внимание к брошюре «Франко-русский союз и европейская коалиция», автор которой назвался «русским генералом» 98.
Эта брошюра вышла в Париже в двух разных издательствах и произвела большой шум во Франции и за границей. В брошюре заявлялось, что «было бы клеветой против нашего августейшего монарха считать, что он останется безучастным перед лицом такого крупного покушения (нападения Германии на Францию. — 4. М.), что он не попытается смешать с кровью доблестных французов кровь своих доблестных воинов». В таком же лубочновоинственном стиле анонимный автор изображал необходимость безоговорочной поддержки Россией Франции и развивал чисто * 93
*3 «Московские ведомости», 17. I 1888. п «Московские ведомости», 30. I 1888.
93 «L’AUiance Iranco-russe ot la coalition еигорёеппе». Par un general russo.
Paris, 1887 (в другом издании того же года, без указания издательства, она вышла с подзаголовком «Quelques pensdes inedites d’un g£nfral russe»).
авантюристические планы экспедиции в Герат, что должно повлечь за собой немедленно восстание в Индии, а последнее свяжет руки Англии. Без Англии же Германия и Австрия не решатся на войну". Брошюра эта была приписала генералу Е. В. Богдановичу, что вызвало резкое недовольство царя и повлекло за собой увольнение Богдановича со службы 10°. Но Богдановичу эта брошюра была приписана ошибочно 101. Вопреки утверждению Циона, будто ее автором был Нотовнч — редактор «Новостей», брошюра эта, по всей видимости, была сфабрикована во французских шовинистических кругах102.
Но ппнппные мотивы, определившие решитещцшй—цщшрот правящеи'французской буржуазии к сближению сТосг.ппнл 1887 г., были не эти. В поддержке России она увидела главное сред-ство предотвращения германского нападения, войны, которой французская буржуазия в то время хотела избежать. Международное положение Франции и после окончания военной тревоги продолжало оставаться крайне напряженным и даже показывало тенденции к обострению. Непосредственная военная опасность в мае миновала, но она могла возникнуть каждый день вновь, ибо ни с Германией, ни с Италией, пи с Англией, ни даже с Испанией отношения отнюдь не улучшились.
В мае 1887 г. во Франции произошла смена правительства. Кабинет Гобле ушел в отставку и образовался новый кабинет Мориса Рувье, объединявший правые группы французской палаты депутатов.
В этот новый кабинет генерал Буланже уже не был включен. Французские руководящие круги, чтобы выбить козырь у Бисмарка, а также опасаясь предприимчивости этого честолюбивого генерала, лишили его министерского портфеля.
Тем не менее франко-германские отношения продолжали оставаться весьма напряженными. В Эльзас-Лотарингии проводилась систематическая политика репрессий против сочувствующих
" «L’Alliance franco-russe et la coalition europdenne», p. 38—48
C“- IJ- Победоносцев и его корреспонденты», т. i‘ полутом 2 стр. 713—714; Е. Cyan. Histoire de lEntente franco-russe 1ЯЯВ °i«ol' Documents et souvenirs. Paris, 1895, p. 318-319 “aucorussc 1886-1894.
’ 1 Авторство Богдановича отрицали Морепгейм и, понятно
вич. Катков в письме к Победоносцеву также	сам “огДано’
Богдановича к этой брошюре («К. П. Победоносней пРитаипос'гь Денты», стр. 712). Из ‘просмотренных м^ою "S жеюГ™°РРвСП?и’ гдановвча, хранящихся в Центральном госудаХеХм генерала Боратуры и искусства (ЦГАЛИ), также явствует с™ ““радве лито’ к этому сочинению. Поводом к обвинению могло пепРачастность Богдановича в Париже, вступившего в пеоегпплп» » 'кить поведение и подчеркивавшего свою политическую роль ры С гепеРаЛом Сосье В этом убеждают текст и лексика брошюры Там
жения, которые пе мог написать ни один оческой ii встР°чаются выра-vitch Alexandre... qui avait si pleinemenl wnfUna d.np“^p: ‘Le lza™-d« s°n peupb» и t. д. (L’Alliance franco-russe	1йврГЦ coaaque
p. 6). Так мог писать только француз.	“ coalltion europdenne»,
Франции жителей этих бывших французских областей,м. Симпатии населения Эльзас-Лотарингии были всецело на стороне бывшей своей родины — Франции. Немецкие власти с большой жестокостью подавляли всякое проявление национального чувства у жителей Эльзас-Лотарингии; непрерывно происходили аресты; в аннексированных провинциях фактически был установлен режим военного или осадного положения. Естественно, что эта политика вызывала справедливое раздражение во Франции.
В июле в Лейпциге был организован процесс над 10 эльзасцами, из которых одип был французским подданным; их обвиняли в измене, в стремлении воссоединить Эльзас-Лотарингию с Францией. Основанием для этих обвинений была действительная или мнимая принадлежность некоторых из них к «лиге патриотов». Часть обвиняемых была приговорена к нескольким годам тюремного заключения 10'*. Процесс этот представлял собой грубую расправу с эльзасцами.
В конце 1887 г. и в 1888 г. с подозрительной частотой вспыхивали пограничные инциденты, провоцируемые германскими властями: 30 июня произошли два инцидента на границе; 23 июля — снова инцидент; 13 августа, 22 и 29 октября, в начале января 1888 г., в марте, апреле, мае, июне, июле, августе, сентябре, октябре возникали новые происшествия на границе, каждое из которых могло в любой момент превратиться в новое дело Шнебеле105.
Некоторые из этих инцидентов приводили к резкому обострению отношений между правительствами.
Так называемый «бельфорский» инцидент привел к крайне резкому объяснению Герберта Бисмарка с Эрбеттом. В грубом тоне Г. Бисмарк говорил о том, что «мы мечтали бы воздвигнуть между обеими странами китайскую стену», и столь же резко ответил отказом па предложение немецким артистам принять участие в устраиваемой в Париже выставке изящных искусств|06. Гобле вполне правильно оцепил поведение Герберта Бисмарка как провокационное; дело было не в инциденте в Бельфоре, а «ну- 103 104
103 Это вынужден был косвенно признать и Гогенлоэ, ставший наместником Эльзас-Лотарингии (см. Ch. Hohenlohe-SchelllngsfSrst. Denkwur-digkeiten, Bd. II. Stuttgart—Leipzig, S. 424 ff.).
104 Лейпцигский процесс повлек за собой довольно острые дипломатические объяснения между французским и германским правительствами (см. DDF, v. VI, № 527, 547, 548, 551, 554; Gr. Pol., Bd. VI, № 1274).
|<и Инцидент в Вексапкуре вызвал оживленную дипломатическую переписку: см. Arch, du min. des aff. dtr., 1887, 1888, Corr. pol. Russie, v. 277—279; DDF.v. VI, № 604, 606—610, 612, 615, 620, 622. Русская печать резко осудила провокационные действия германских властей, и не только пограничных, по и правительство, которое она обвиняла во всех этих действиях (см. «Русские ведомости». 25. IX 1887).
|<и DDF, V. VII, 107. Эрбетт— Гобле, 24 апреля 1888 г.; ср. Gr. Pol., Bd. VI, № 1282.
жен был предлог, и он (Г. Бисмарк) воспользовался первым подвернувшимся ему»,— писал Гобле107.
С такой же резкостью германское правительство отвергло приглашение участвовать во всемирной выставке в Париже в 1889 г., а германская пресса повела кампанию за бойкот этой
выставки.
В Париже отдавали себе отчет, что даже в тех случаях, когда германская враждебность казалась направленной против России, это ни в какой мере не означало ослабления опасности для Франции. Французские политические деятели были превосходно осведомлены о концепции германского политического и военного руководства, считавшего неизбежным вступление Франции в войну в случае столкновения с Россией; опи знали п о планах германского главного штаба, подготавливавшего операции как против России, так и против Франции. Знали и о том, что Мольтке (как и Бисмарк) в действительности страшился войны с Россией. Эрбетт 29 июня доносил: «В действительности Германия боится войны только с Россией; маршал Мольтке вчера сказал это вполне определенно генералу Рока, бывшему президенту Аргентинской республики, который мпе это повторил» 108,
Все эти пограничные инциденты, дипломатические пререка-
ния, угрожающие сведения свидетельствовали о том, что опасность со стороны Германии не миновала, что политическое и военное руководство Германии продолжает провоцировать Францию на необдуманные шаги, которые дали бы Германии возможность представить себя обороняющейся стороной и под этим предлогом навязать Франции войну.
В то же время германский капитал, поддерживаемый и поощряемый германским правительством, с возрастающим успехом атаковал старые позиции Франции в Турции и других странах Ближнего Востока- Французская печать с тревогой и раздражением отмечала, например, что пемцы день ото дня все энергичнее вытесняют французов из Турции 109.
С Италией отношения становились еще хуже. Приход Криспи к руководству правительством (апрель 1887 г.) был воспринят во Франции с большой тревогой. Опасения оправдались Пеое-говоры о торговом договоре фактически зашли в тупик Хотя формально опи тянулись еще до августа 1888 г., но уже с мчптя началась ежесточеиная экономическая война между обеими
Ожесточение экономической войны переносилось и н ческие отношения. Поощряемое Бисмарком итальяпское^прН"
X Ж X' У!!’ й Ж’ Гобле-Эрбетту, 25 апреля 1888 г.
DDF, v. VII, Nt 154. Донесение Эрбетта, 29 июня 1888 й
См., например, «Lettres de Turguie».— «L’Economiqtn , «Les allemands en Orient». — «L’Economiste francaio»	3- XT 1888-
A. Billot. La France rt .ritalie. Hietoire desAnnies цЦ”1
v. I. Parle, 1905, р. 139—140.
витсльство провоцировало конфликты. Криспи после визита в Фридрихсруэ к Бисмарку выступил в начале мая 1888 г. с речью, в которой заявил о необходимости следовать политике союзов с центральными державами на суше и с Англией на море 11 *. В подтверждение антифрапцузского смысла этой декларации из итальянских кругов был пущен слух о военных приготовлениях Франции в Тулоне, и в ответ на эти вымышленные французские меры было объявлено, что флот из 60 кораблей четырех стран — Англии, Италии, Испании и Австрии,—соединившись в Барселоне, предпримет демонстрацию в Средиземном, Адриатическом и Эгейском морях |12.
Осенью того же года французский военный агент в Риме доносил о соглашении между Германией и Италией, предусматривавшем конкретные формы участия итальянских вооруженных сил в общих военных операциях против Франции111 112 113.
Заключение договора между Испанией и Италией114 означало включение Испании в группировку враждебных Франции сил. С разных концов: из Константинополя, из Петурбурга, из Берлина, наконец, из самого Мадрида поступали тревожные сведения об ожидаемом в ближайшее время формальном вступлении Испании в Тройственный союз 115 * 117. Итальянцы, сами проявлявшие подозрительную активность в Марокко, подталкивали Испанию к решительной политике в Марокко, чтобы столкнуть ее с Францией 11в.
Острота отношений с Англией несколько смягчилась; по некоторым вопросам — о Ново-Гебридских островах, о навигации на Суэцком канале — удалось договориться. Солсбери в августе 1888 г. писал королеве, что «Франция остается и будет оставаться самой большой опасностью для Англии; но эта опасность в дремоте...» *17. Английское правительство отвергло предложения Бисмарка в январе 1889 г. о формальном заключении союза про
111 DDF, v. VII, № 112.
112 DDF, v. VII, № 114, 115 (р. 127, note).
113 DDF, v. VII, прилож. V. Пепсопьер (военный атташе в Риме)—Фрей-сипе, военному министру, 20 ноября 1888 г.
1,4 Договор 4 мая 1887 г., сохранявшийся в секрете, но сообщенный венскому кабинету. По этому договору обо стороны обязывались сохранять status quo в Средиземном море. Испания обязывалась в отношении североафриканской территории не вступать ни в какие соглашения с Францией, прямо пли косвенно направленные против Италии, Австрии п Германии пли одной из этих держав (си. DDF, v. IX, р. 689— 690, note 4).
ив DDF, v. VII, р. 127, note 1. Донесение Монтебелло из Константинополя, 6 мая 1888 г.; № 114. Донесение Лабуле, 9 мая; № 8. Донесение Эрбетта, 6 января; DDF, v. IX, прилож. II—IV. Переписка с Мадридом. По сведениям Менье, французского атташе в Берлине, Испания в случае войны двппет к французской границе 100-тысячную армию. Эта армия займет по отношению к Франции позицию «угрожающего нейтралитета!.
“• DDF, V. IX, прилож. VII. Камбон — Флурансу, 26 октября 1887 г.
117 Цнт. по: В. Nolde. Op. cit, р. 481.
тив Франции118: такая сделка могла быть более полезна Германии, чем Англии, и Солсбери не хотел играть на руку Бисмарку. Но самый факт того, что Германия обратилась о подобным предложением к Англин, свидетельствовал о том, что в Берлине знали о глубине противоречий между Англией и Францией. Яблоком раздора по-прежнему оставался Египет. В Сиаме, в Северо-Западной Африке, в Судане, в Экваториальной Африке, на Мадагаскаре англо-французское колониальное соперничество тоже сохранялось во всей остроте и не имело причин смягчаться. Роль Англии в средиземноморской Антанте, кокетничание британской дипломатии с Германией были свидетельством того, что враждебность Англии к Франции отнюдь пе являлась пассивной.
Франция по-прежнему оставалась изолированной, число ее явных или потенциальных противников не уменьшилось.
Единственным противовесом этому враждебному окружению могла быть только поддержка России. Как уже говорилось, усилия французской дипломатии с 1887 г. и были направлены в эту сторону. Однако острые формы развития внутренней борьбы в самой Франции, серьезный кризис, через который ей пришлось пройти в 1887—1889 гг., задерживали, затрудняли сближение двух государств.
*
во Франции в
первой половине 80-х
Политический кризис годов, нараставший под знаком ведущей роли и повышающейся активности рабочего класса, с определенного времени стал менять свое содержание и вырождаться в своеобразные, уродливые формы буланжистского движения. Среди причин, обусловивших такой ход развития, немалую роль сыграла относительная слабость рабочего класса, разделенного борющимися между' собой социалистическими партиями и группами119; пролетариат оказался не в состоянии повести за собой мелкую буржуазию. Крупные общественно-политические скандалы, разразившиеся во Франции в 1887 г., — вскрытие продажности высших государственных служащих (дело Каффареля и др.), проникновение яда коррупции во все поры государственного механизма Третьей республики, вплоть до Елисейского дворца, скандальная отставка вернее, изгнание Жюля Греви с президентского поста умело ис’ пользованная буланжистами в демагогических целях —так™ произвели определенное впечатление на мелкобуржуазна массы. Политическое банкротство и разложение буржуя тай-не только оппортунистов, но и радикалов -споздбство”
*“ Gr. Pol., Bd. IV, № 943, 944; см. также № 942
"* Лафарг, сам участник борьбы тех дней, самокритичен» ™ «Социалистическая партия, которая уже с самого я» И пРиапавапся: раздиралась внутренней склокой, не представляло 0ЖДвпия своего А. И.) гарантий успеха. Поэтому он бросился к ипЛ» °Му (“«роду.— него авантюриста» (П. Лафарг. Соч., т. I, стр. 18). И первого встреч-
вали успеху булапжизма. Наконец, провокационная политика кайзеровской Германии, вызывавшая непрерывные столкновения, державшая Францию в страхе войны, также была использована Буланже для националистической демагогии.
То соединение двух задач — общенациональной и классовой, в котором Ленин видел оригинальнейшую черту Коммуны 12°,— оставалось, как это выяснялось уже и раньше, характерной особенностью французского рабочего движения и в последующие за Коммуной годы. Французский пролетариат в борьбе против буржуазии своей страны должен был отстаивать пе только свои классовые интересы, по и национальные интересы Франции; оп оставался выразителем национальных чувств народа, защитником национального достоинства. Стоит напомнить в этой связи, что капитулянтская политика Тьера, как и позже холопствующая пород бисмарковской Германией политика Ферри, встречала самый резкий отпор и осуждение прежде всего со стороны французского пролетариата. Живучесть в сознании французских рабочих революционных и национальных традиций 1871 г., тесно сплетенных между собой, поддерживалась конкретными историческими условиями Третьей республики: французская буржуазия либо откровенно проводила политику национальной измены, либо ущемляла национальные интересы; это приводило к тому, что французский пролетариат — по необходимости — оставался верен этому сочетанию классовых и национальных задач.
Но в этом соединении французским пролетариатом классовых и национальных задач были и своп слабости. Ленин в анализе Парижской Коммупы указывал иа них со всей определенностью 120 121 122. Но в последующие годы это ревностное внимание французских рабочих к национальным проблемам стало еще более опасным: национальные чувства могли при определенных условиях перерасти в националистические. Уже обострение франко-германских отношений в 1885—1886 гг. создало почву для пробуждения националистических чувств не только в мелкобуржуазной среде, ио и у части рабочих. Энгельс в сентябре 1886 г. писал: «Непосредственный успех могла бы нам принести только революция во Франции, которая предоставила бы французам роль освободителей европейского пролетариата. Не знаю, был ли бы этот исход наилучшим для европейских рабочих; идеальный французский шовинизм достиг бы тогда неимоверных размеров» *22.
Эти опасения Энгельса «идеального французского шовинизма» имели известные основания в настроениях части французских рабочих. Когда провокации германской военщины и бисмарковской дипломатии создали почву для эксплуатации Бу-
120 См. В. И. Ленин. Полл. собр. соч., т. 16, стр. 451.
121 См. там же, стр. 451—452.
122 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 36, стр. 444—445.
лавже националистических и реваншистских чувств, часть рабочих оказалась восприимчивой к этой демагогической пропаганде. Не в малой мере этому способствовало и то, что заметно левевшие последние годы крестьянство и мелкая буржуазия — окружающая рабочих среда-были в еще большей мере склоппы к националистическо-реваншистским настроениям. Энгельс в 1880 г., имея в виду непролетарские слои во Франции, писал, что там «...сдвиг влево прежде всего вызывает мысль о военном реванше...» 123
Трусливая политика, проводимая Жюлем Ферри, политика угодничества перед Германией оскорбляла национальные чувства французского народа. Поэтому крикливая и аффектированная реваншистская пропаганда Буланже встретила широкие отклики и в слоях французской молкой буржуазии, и в разных иных общественных группах.
Радикалы, выступившие первыми с резкой критикой «антинациональной внешней политики» умеренных буржуазных республиканцев, с проповедью (сначала осторожной и сдержанной, а затем все более откровенной) реваншистских идей, в конечном счете преследовали те же цели, что и умеренные республиканцы,— отвлечь массы от революционной борьбы. Умеренные республиканцы стремились достигнуть этого путем примирения с Германией и политики колониальных захватов, радикалы — путем критики колониальных захватов и противопоставления им политики реванша, т. е. разжигания антигерманского шовпиизма. Это были разные программы разных фракций буржуазии, но в основной задаче буржуазии как господствующего и угнетающего класса — борьбе против пролетариата — и то, и другое оставалось одной и той же политикой, осуществлявшейся разными методами, но преследовавшей единую цель — отвлечение пролетариата и трудящихся от революционной борьбы, идейное, политическое подчинение их буржуазии.
Провалы в политике колониальных захватов и сотрудничества с Германией усилили позиции радикалов и вообще, и в частности в их реваншистской пропаганде. Реваншистская пропаганда радикалов была воспринята и во много раз усилена Булапже и поддерживавшими его группами («лигой патриотов» и пр) Бу-лавжизм с его крайней шовинистско-нациопалистической демагогией был также попыткой реакционных господствующих классов отвлечь рабочих и трудящихся от революционной борьбы «переключить» революционное орожение масс в русло наниом’ листическо-шовинистского движения т е пп»»™™ » «ациопа-ную борьбу пролетариата. Не сл£Хо оди Т буланжистского движения, весьма осведомленный п ? меннико“
'° К. Маркс и ф. Энгельс. Соч., т. 34, стр. 354.
цист, Леон Маро, еще в начало буланжистского кризиса утверждал, что «лига патриотов» (наиболее неистовая организация оголтелой реваншистской пропаганды, ставшая одной из боевых партии буланжистского движения) мечтает о победах пе столько над немцами, сколько над социализмом 124.
Булаижпстская партия и поддерживавшие ее круги господствующих классов рассчитывали, отвлекши массы от социализма, от революционной борьбы, поднявшись па мутной волпе шовинистского движения, завершить этот крупный маневр ликвидацией республиканской буржуазной демократии и установлением цезаристского режима во главе с Булапже.
Булапжистское движение, быстро и стремительно нарастая, создало серьезную угрозу Третьей республике.
С осени 1886 г. во Франции стал выходить журнал «Revanche». Реакционная «лига патриотов», руководимая Полем Деруледом, развернула яростную реваншистскую кампанию. Крупные французские журналисты, как, например, Апри Рошфор, отдали свое перо пропаганде реваншистских идей и личной рекламе генерала Булапже.
Буланже поддерживала первоначально радикальная партия, по сам Буланже, человек авантюристского склада, искал более широких политических связей. Опираясь на поддержку радикалов и пользуясь их рекламой, завоевывая собе широкую популярность своими выступлениями, Буланже в то же время вступил в тайпую связь с монархическими элементами. Когда в 1887 г., в мае, ему пришлось оставить министерский пост, он создал вокруг себя центр антиправительственной агитации. Вне правительства ои стал еще более опасным, чем в его составе.
Буланже создал по существу новую широкую партию. Некий делец, финансист, человек с темным прошлым, Диллон, именовавший себя графом без всякого к тому основания, являлся его ближайшим помощником. Бывший радикальный лидер Альфред Наке, сенатор, представлял собой радикальное крыло буланжистского движения, герцогиня д’Юзес, представительница графа Парижского, орлеаппстского претендента па трон, поддерживала тайную связь между генералом Буланже и орлеа-нистскими кругами монархистов; некто Тьебо был связным между Буланже и бонапартистскими элементами; Рошфор олицетворял собой националистическую мелкую буржуазию, Поль Дерулед — шовинистическую «лигу патриотов»; наконец, Булапже поддерживали некоторые из блапкистов. Так создался чрезвычайно пестрый по своему составу штаб буланжистского движения, включавший в себя самые различные общественные группы от бонапартистов и орлеанистов до радикалов и части бланкистов.
I-1 A, Marot. Le parti de la guerre et la liguo dos patriotes. Paris, 1887, p. 89,
Буланже обманывал и тех, н других - скрывал от радикалов связи с монархистами, а монархистов уверял, что предаст радикалов. В свою очередь каждая из этих групп намеревалась использовать в своих целях генерала. Монархисты рассчитывали, что Буланже сыграет роль Мопка; радикалы и левые полагали, что опи создадут демократического лидера, выполняющего их программу. Сам Буланже надеялся, что оп обманет всех п установит личную диктатуру *25.
Это движение требовало средств, и Буланже тайком, скрывая от своих левых друзей, начал получать крупные субсидии от монархических партий. Через герцогиню д'Юзес ои получил значительные суммы от орлеанистской фракции монархистов. Возглавлявшееся им движение своим острием стало резко направленным против режима республики.
Буланже, уволенный несколько позже из армии, выставил свою кандидатуру в палату депутатов. Ои избирается огромным большинством голосов. Вслед за этим он организует ряд демонстраций. На всяких дополнительных выборах выставленная кандидатура генерала Буланже неизменно собирает значительное большинство голосов. Человек ограниченный, «безмозглый политик» 12в, «шут» 127, как называл его Энгельс, «Сент Арно из кафешантана», как иронизировал над ним Жюль Феррп, Буланже неожиданно превратился в героя дня Франции.
В чем был секрет этого непредвиденного успеха? Буланже, как в фокусе, объединял вокруг себя различные направления общественного недовольства. Кто-то остроумно назвал буланжистское движение, и Лафарг ато повторил, «синдикатом недовольных» 128. Это было верно. Самый успех Буланже стал возможен потому, что он объединил различные элементы недовольных.
Буланжистский кризис был продолжением — в затемненных, извращенных и уродливых формах — того же политического кризиса, который нарастал во Франции с начала 80-х годов. Лафарг был во многом прав, когда писал в 1888 г., что «буланжизм является бессознательным, по тревожным и грозным проявлением болезненного состояния общества и недовольства обездоленных классов, утративших свои иллюзии, потерявших веру в слова и дела парламентских республиканцев» |2Э.
Личный успех Буланже, на первоначальной стадии по крайней мере, был в значительной мере создан его противниками и друзьями на почве обостренной международной обстановки. Обвинение германской пропаганды в реваншистской опасности, йсходя-
*Я Успепски®, вдумчиво и зорко следивший за этими в своих заметках мастерскую, меткую характеристику
,и я йГ" &спеи<:кий. Материалы и исследования, т. I. м 1938 У^апже
“ т*арке “ ?"гельс- &>ч., ’• 37, стр. 44.	’ 1938’ СТР- 70-71).
" Там же, стр. 174.	,
in т7' Ла^“Рг- Со?-, т. I, стр. 187.
я Там же, стр. 42.
щей от Булапже, и ответные французские выступления создали Буланже рекламу, которую ои иным путем никогда бы не мог иметь. Политические противники, очень мало заботившиеся о нем лично, тем не менее создали из посредственного генерала чуть ли не «национального героя». На пробужденной германскими провокациями шовинистско-реваншистской волне Буланже и поднялся к первым значительным успехам |30. От пих оп пошел дальше.
Булапже выставил программу, сила которой была в ее неопределенности. Оп потребовал роспуска палаты депутатов и пересмотра конституции. Пересмотр конституции — старое требование радикалов. Они когда-то требовали пересмотра конституции в смысле ее большей демократизации. Буланже подхватил этот лозунг радикалов, по было очевидно, что требование пересмотра конституции в устах честолюбивого генерала означает меньше всего ее демократизацию. Республика оказалась в серьезной опасности.
К 1888 г. булапжистское движение достигло огромного успеха. Буланже располагал своей печатью, своими приверженцами в армии, своими сторонниками в правительственном аппарате, своими певцами па парижских улицах и в парижских кафе-шантанах.
Булапжистское движение создавало для республики двоякую опасность. К 1888 г. стало совершенно очевидным, что буланжист-ское движение является реакциоппо-монархическим. Клемансо, узпав про связь Булапже с монархистами, открыто выступил против пего.
Против Булапже выступали и буржуазные умеренные республиканцы и все активные республиканские группы, видевшие серьезную опасность для республики. Булапже грозил ликвидировать республиканский режим и установить во Франции военно-монархическую диктатуру, цезаристский режим.
Но Буланже создавал серьезную опасность и в области международной политики. Булапжизм выступал как реваншистское движение. Идеи реваншизма в силу указанных выше причин, обостренных германскими провокациями и обвинениями и ответной полемикой французской печати, стали действительно популярны в некоторых общественных слоях, главным образом мелкой буржуазии Франции. Но своими необдуманными действиями, своей непрерывной бравадой Буланже давал лишний козырь Бисмарку в его игре против Франции. Политика Буланже была безответственной. Тогда как Франция не была подготовлена к войне и не могла воевать одна, тогда как было очевидно, что Россия пе под-
180 Это хорошо понимали современники. Так, например, «Русские ведомости» 10 августа 1888 г. в интересной статье «Происхождение булан-жпзма» писали: «... Булапже считают единственным генералом, способным нагнать страх на немцев. Этой своей славой он обязан не столько рекламам друзей, сколько немецким рептилиям. Последние, чтобы подлить масла в огонь, раздули до нелепых размеров опасность, которой угрожает будто бы Германии булапжизм...»
jg А. 3. Манфред	273
держит реваншистской войны Франции, Булапже играл с огнем, размахивая шпагой, и тем самым доставлял Ьисмарку новые доводы в его антифранцузской агитации. Еще в 1887 г. русский посол в Англии барон Стааль сообщал из Лондона Бирсу: «Популярность генерала Буланже несомненна и, как мне кажется, станет источником самых больших затруднении» 131.
27 января 1889 г. было кульминацией булапжистского движения. В этот день Буланже выставил свою кандидатуру на дополнительных выборах в палату в Париже. Его противником был кандидат умеренных республиканцев. В буланжистском окружении было решено, что в депь, когда генерал одержит победу в столице, он совершит государственный переворот. Все было подготовлено, армия, гарнизон фактически находились в его руках. Он располагал несомненным влиянием в большинстве парижских кварталов, он располагал крупной организованной партией.
К вечеру 27 января стали пзвестпы результаты выборов. Буланже одержал сокрушительную победу. Оп получил намного больше голосов, чем его конкурент.
К 12 часам ночи в одном из парижских ресторанов свита Буланже чествовала победоносного генерала, ожидая от него призыва к действию. Это был час, когда республика казалась беззащитной. Но в час действий у Булапже не хватило решимости.
Биографы и хроникеры этой эпохи рассказывают, что, когда наступило десять минут первого, один из его ближайших помощников, вынув часы, показал их и сказал: «Генерал, вот уже десять минут, как Ваша звезда начала закатываться».
Достигнув наибольшего подъема 27 января, движение пошло на спад.
Правда, генерал Буланже еще прилагал усилия, чтобы возвратить ускользающий из его рук успех. Он изменил теперь свою тактику, даже в вопросах внешней политики оп усвоил иной тон. Еще в конце 1888 г. он сделал заявление о том, что стоит за сохранение мирных отношений в Европе. Оп пытался завоевать доверие европейских правительств.
Теперь, когда его будущность становилась все более сомнительной и когда он не был связан официальными рамками, оп па-правил письмо русскому царю Александру. В этом ппсьме ои заверял в своих мирных намерениях, в симпатиях к России и просил поддержки со стороны русского правительства13s. Александр Ш, как это явствует из его заметок, отнесся к Kvnnrrvuo весьма сдержанно.	оулапже
Потерпев фиаско в начале 1889 г., Буланже быстро пяпп» „„ рять своих сторонников. Это движение с такой же быстротой как
«“«-«».. тли
toj" ,Кр,““й	«м., „о.
опо возникло, пачлло теперь распадаться. От Булапже отходили ого единомышленники, раскрывались его многочисленные и противоречивые связи. Радикалы убедились в его связях с монархистами, монархисты поняли, что он слишком много обещал радикалам, а его сторонники потеряли вору в дееспособность неудачливого генерала.
Ему не везло и лично. Сразившись па дуэли па шпагах со стариком Флокс, «штатским», адвокатом по специальности, профессиональный военный генерал Буланже умудрился дать старому адвокату себя ранить.
Флоке еще ранее умело парировал в словесном поединке выступление Булапже в палате. Буланже выступал по шпаргалкам, которые заготовляли его сторонники. В ответ на одну из речей, напоминавшую своим стилем Бонапарта перед 18 брюмера, Флоке хладнокровно заметил; «Генерал, в Вашем возрасте Наполеон был уже в могиле».
Буржуазные республиканцы — оппортунисты и радикалы — обнаружили в дни булапжистского кризиса растерянность, неспособность к руководству и борьбе против цезаристской опасности. Опасаясь нового претендента па роль Бонапарта или Монка, по еще более боясь и ненавидя рабочий класс, они топтались на месте, не находя решений. За короткий срок, с мая 1887 г. по март 1890 г., сменилось четыре министерства (Рувье, Тирара, Флоке, второе Тирара). Ни- одно из них не было в силах справиться с положением. Лишь когда буланжистское движение пошло па убыль, правительство рискнуло действовать.
Новый министр внутренних дел в кабинете Тирара Констан, человек с репутацией «твердой руки», сумел найти эффективный способ борьбы с неудачливым претендентом на роль Бонапарта. Он разгадал заячью душу Буланже, скрывавшуюся за его воинственной внешностью. Ему удалось подослать к Буланже одного из своих полицейских агентов, который завоевал доверие генерала и в качестве его ближайшего паперсника передавал ему советы, исходившие от парижской полиции и министра Констана. Полицейский агент сообщил Буланже, что его предполагают арестовать. На самом же деле правительство в ту пору не решалось па арест Буланже, опасаясь его популярности. Но расчеты Констана оказались верпы. Булапже, испугавшись ареста, бежал в Бельгию. Когда весть об этом достигла его сторонников, репутация генерала окончательно была скомпрометирована, он стал терять последних своих ирпверженцев. Буланже развивал еще деятельность за границей, скитаясь по европейским городам, время от времени обращая па себя внимание своими манифестами, которые, впрочем, почти никто пе читал. В 1891 г., через два месяца после смерти своей возлюбленной, он застрелился на ее могиле, оставив сентиментальную записку. Клемансо по поводу смерти Буланже отделался кратким, но едким замечанием: «Геперал Буланже умер так же, как и жил, младшим лейтенантом».
Глтанжистский кризис имел важные последствия во внутриполитическом развитии Франции, ио также оказал влияние и па ее международное положение.
*
Стремление к сближению с Россией, так ясно выраженное господствующими классами, широким общественным мнением и правительством Франции в 1887 г„ встречало сочувственный отклик в России. Обострение русско-германских экономических противоречий, принявшее с 188i г. характер открытой борьбы, и общее ухудшение (па почве болгарских и иных дел) русско-германских отношений создавали благоприятную почву для сближения с Францией.
В 1887—1888 гг. мысль о сближении этих двух стран поддерживалась почти всей печатью господствующих классов России. «Московские ведомости» в январе 1888 г. писали, что «...мысль о соглашении Франции с Россией все более распространяется во всех классах населения, премущественно в провинции...» 133 Если отсечь мнение газеты о «всех классах» — крестьяне и рабочие, уг-
нетаемые помещиками и капиталистами, помышляли, конечно, о совсем ином, чем о франко-русском сближении, — то в остальном это утверждение было верным.
Сами «Московские ведомости» рьяно ратовали за это сближение. Для них — и это сразу7 раскрывало стоящие за газетой протекционистские круги — франко-русское сближение было прежде всего антигерманской политикой. «Франко-русское сближение... с каждым годом все более отравляет его (Бисмарка. — А. М.) кичливое самодовольство... По логике немецких официозов выходит, что Россия и Франция, имея разные формы правления, ничего уже общего между собой иметь не могут...» Реакционнейшие «Московские ведомости» полемизировали против этого тезиса. Напоминая об общих врагах, общих выгодах и общих опасностях, соединяющих обе страны, газета заключала: «...Россия... оказала бы плохую услугу этому миру, если бы допустила возмож-повторения того РазгР0ма< которому подверглась Франция в 1870 г.» Л «Московские ведомости», как, впрочем, и все газеты того времени, не считали нужным еще заключение какого-либо формального соглашения. Но газета утверждала, что Россия и ранция«...горьким опытом дошли до того ясного, непоколебимого убеждения, что ближайшая судьба их будет решена пе па остоке, а в грядущем великом среднеевропейском кризисе» и об^страпы ТУ °б1ЦП0СТ1’ И!1ТСРесов, которая реально сближает -топЛ^,бе₽аЛЬВые ^У^кие ведомости», готовые при первом nonvo-
____^У^ае приветствовать возврат к русско-германской дружбе, ‘Московские ведомости», 17. 1 1888
1Й ‘Московские ведомости», 5. 11 1888.
1 а и же.
/ тем по мопсе считали нужным поддерживать сближение с Фран-। цисй. «Россия пе имеет пи малейшего влечения к республике, но I сближается с пею потому, что видпт в поднятии могущества
Франции возвращение к... равновесию»136.
Даже «Вестник Европы», еще откровеннее, чем «Русские ведомости», и по тем же мотивам выступавший .за сохранение контакта с Германией, также признавал необходимость сближения с Францией. «Сближение с Францией в высшей степени желательно и полезно. Оно фактически уже само собой установилось в последнее время по поводу отдельных международных задач, вроде египетской и болгарской, ио оно вытекает из общности интересов относительно Англии и пи в коем случае но должно иметь характер союза, направленного против Германии. Франция и Россия одинаково заинтересованы в ограничении британского преобладания в Средиземном море, в Константинополе, в Египте и на Суэцком капало» |37. Здесь выражена уже ипая точка зрения. В то время как большинство буржуазных и помещичьих газет и журналов призывало к сближению с Францией во имя антигерманской политики, круги из «Вестника Европы» допускали возможность сотрудничества с Францией ла почве антианглийской, отвергая антигерманскую ориентацию.
«Новое время», приспосабливавшееся к мнению царского правительства, подчеркивало необходимость сближения и сотрудничества с Францией, но обосновало его несколько в более общих мотивах; избегая называть Германию и Англию по имени, газета писала: «Сердечные отношения между Францией и Россией и возможность союза между обоими государствами являются лучшими гарантиями сохранения европейского мира» *38. Газета, впрочем, под союзом не разумела какого-либо формального соглашения. «... Это союз, но союз без трактата, детального соглашения, — писало несколько позднее «Новое время», — союз, основанный на вере и взаимной необходимости. Может быть, из всех союзов это и есть самый крепчайший» 139.
Орган либеральпо-пароднической интеллигенции журнал «Русская мысль» писал: «Для славян и для России единственным оплотом против все возрастающих притязаний Лиги мира (так именовал себя Тройственный союз.—А. М.) является сближение * 1
ise «Русские ведомости», 30. I 1888. Стоит отметить как парадоксальную (по лишь па первый взгляд) подробность, что махровые черносотеппо-монархические «Московские ведомости» доказывали, что республика во Франции пе препятствует сближению, а «искренне» либеральные «Русские ведомости» оговаривали свою враждебность к той же республике.
1,т «Вестник Европы», август 1887, стр. 815.
1М «Новое время», 21. IV 1887.
1Э’ «Новое время», 9. V 1889. Довольно близкой к позиции «Нового времени» в международных вопросах была точка зрения «С.-Петербургских ведомостей». «Биржевые ведомости» такжо решительно выступали за сотрудничество с Францией.
между Францией п нашим отечеством... Оборонительный союз России с Францией является делом самосохранения»
Так вся русская печать (приведенные примеры можно было бы увеличить почти бесконечно) стояла в то время за развитие и укрепление сотрудничества с Францией.
При зависимости ряда газет («Новое время», «L.-Петербург-ские ведомости», «Московские ведомости») от царского правительства, полуофициознымн органами которого они были, эта позиция русской прессы выражала мнение но только господствующих классов, ио и царского правительства. Царь, действительно, в ту пору и после заключения договора о перестраховке с Германией поддерживал курс на сближение с Францией 141.
Но когда буланжистский кризис во Франции принял острые формы, это вызвало в России известное настороженно выжидательное отношение.
Вопреки распространенному в западноевропейской литературе, в том числе и социалистической142, мнению, будто царское правительство активно поддерживало Буланже, на самом деле отношение царя и царского правительства к Булапже было весьма сдержанным. Когда летом 1887 г., после удаления Буланже из правительства, возникли слухи о его предполагаемой поездке в Россию, царское правительство отнеслось к этому весьма неодобрительно и дало ясно понять, что эта поездка нежелательна 143. Правительство дало распоряжение официально не принимать и Деруледа, дважды, в 1886 и 1887 гг., приезжавшего в Россию144.
1<0 «Русская мысль», ноябрь 1888, стр. 187. Несколько раньше (№ 2, февраль 1888 г.) тот же журнал писал еще определеннее: «... Ввиду гер-ьсано-ятало-анстринского союза тесдое соглашение России и Франции становится исторической необходимостью, требуется насущными инте-ресами и русского, и французского народов». Верная своей привычке вздыхать о народе, «Русская мысль» и здесь повторяла фразы об «интересах народа».
Н| В личных записных книжках Александра (ЦГАОР, ф. 677. а. 123 (18871 124 (1888), 125 (1889), 126 (1890)) никаких записей, относящихся к этому, нет, но Александр их в это время заполнял главным образом записями личного характера. Однако за границей знали хорошо об этих настроениях царя и о том, что они отличны от мнения Гирса над германофильством которого некоторые французские органы позволяли себе открыто издеваться («La Nouvelle Revue», 1887 v 45)
*“ Например, Лафарг утверждал, что «... Буланже и его лейтенант Деру-лед были только орудиями России, что переход власти в пуки «хпабпого» генерала означал бы войну в самом близком буд^7м, кТтого желал^^ петербургская политика...» (77. Лафарг. Соч., т 1 СТп 4ЧЮ Л совершенно неверно.	’	’ сР’ 132>- Все это
^5bndU mi“‘ dn кЯ' ®tr%1887- Russie, v. 279, DDF, у. Vi № 538 o39, 542. Переписка Лабуле с Флурансом, 2—8 июля «яят „ г ’ седе с Лабуле первым заговорил о нежйадюьнХ nL»n FT В 6в' “ » то“ же духе инструктировал Моренгейма (р 649—ВЗДа Булапжв '« Дерулед во время поездок в Россию выступи на чавтп,,» „ «
с воинственными до нелепости речами. Нижегородский соб₽вниях яерал Варанов, допустивший официальные или полу5»ф1щ^0рПатОр гв‘
В момепт высшего подъема буланжистского движения мнения в русских господствующих классах раздвоились. Реакционно-националистические круги, представленные «Московскими ведомостями», «Русским вестником», вчера еще готовые из ненависти к Германии амнистировать республику, теперь, когда поднялись враждебные республике силы, приветствовали их, не скрывая своих падежд на ликвидацию республиканского режима. С. С. Татищев в «Русском вестнике» в связи с образованием правительства Флоке откровенно писал: «Министерство Флоке взяло на себя неблагодарную роль целителя педугов разлагающейся республики. .. С Булапже они должны считаться пе как с отдельной личпостыо, а как с олицетворением, быть может, совершенно случайным, идеи избавления от республиканского режима...» 145. Это было открытое,, па что раньше пе решалась реакционно-монархическая печать, осуждение республиканского режима, почти поощрение к его ниспровержению. После победы Буланже 27 января 1889 г. пад республиканским кандидатом Жаком «Московские ведомости» открыто приветствовали эту победу, призывая поскорее покончить с недостойной комедией республики 146. Напротив, либерально-буржуазная пресса — «Русские ведомости», «Биржевые ведомости», «Вестник Европы» — осуждала Булапже, относилась с глубоким недоверием к возглавлявшемуся им движению, опасалась возрождения Третьей империи и выражала свои симпатии республиканскому правительству 147 * *. Царь и его правительство занимали выжидательную позицию ,4S.
Вся печать и царское правительство сходились па том, что внутренняя борьба во Франции ослабляет Францию и делает невозможным какое бы то ни было соглашение с ней до тех пор, пока не стабилизуется политический режим в стране. Царь утверждал это со всей определенностьюИ9. «С.-Петербургские ведомости» — полуофициозиая газета в связи с известным тостом Александра III Николаю Черногорскому150 и вызванными им от
ступления Деруледа в Нижнем Новгороде, навлек этим па себя немилость. Дерулед по возвращении во Францию беспардонно врал, изображая свое пребывание в России сплошным триумфом и рассказывая всякие небылицы. Речи Деруледа см. в книге Chenu, La ligue des patriotes. Paris, 1916, стр. 112.
hs «русский вестник», 1888, J'S 5—6, стр. 400.
не См. «Московские ведомости», 17. I 1889. Близкой к ним была позиция «С.-Петербургских ведомостей» и «Нового времени».
147 См., например, «Русские ведомости», 17. I 1889; «Буржевые ведомости», 17. I 1889; «Вестник Европы», февраль 1889, стр. 865 и др.
i« См. В. В. Ламздорф. Указ, соч., т. I, стр. 101, 122, 125.
14’ На полях письма Катакази против его слов: «Взаимно для обоих государств полезное и практическое соглашение может быть осуществлено только тогда, когда во Франции будет сильное, устойчивое и благоразумное правительство» Александр написал: «Мы всегда были этого мнения» (В. В. Ламздорф. Указ, соч., т. I, стр. 101).	w ____
iso Александр назвал Николая Черногорского «единственным искренним и верным другом России».
таками во Франции писала: «Как только в этой стране (Франции.—Л. М.) выработается прочный и сильный правительственный режим, у Николая Черногорского может найтись новый товарищ по отношению к России. Л пока, при нынешней партийной междоусобице петергофский тост является святой правдой» 151.
Однако, несмотря па эту сдержанно выжидательную позицию царского правительства, сближение между двумя странами, хотя и замедленное буланжпстскнм кризисом и его последствиями,
все же совершалось и в это время.
Силой, сближающей обе стороны, были обостряющиеся противоречия между Россией и Германией. В отношениях Германии и России с конца 1887 г.—начала 1888 г. все более явственно
обнаружилось взаимное недовольство, начади возникать взаимные пререкания, учащаться различные поводы к частным конфликтам.
Русское правительство в конце 1887 г. приняло постановление, создавшее ряд ограничений для пемцев, живших в Приви-слииском крае, в Польше. Немцы ответили на это систематической кампанией против русского рубля в Берлипе. Бисмарк в своих выступлениях позволял ужо собе к этому времени заявлять о появлении опасности со стороны России.
В речи 6 февраля 1888 г. Бисмарк заговорил впервые о «франко-русском прессе», сжимающем Германию. Обосновывая
предложение о реорганизации германского ландвера и германского ландштурма, т. е. об укреплении германской армии, Бисмарк указывал па опасность, угрожающую Германии с двух сторон. «Мы находимся в центре Европы, — говорил германский канцлер, — вас могут атаковать с трех сторон тогда, когда Франция может быть атакована только с востока, а Россия — с запада. Бог
пас поставил в такое положение, что наши соседи мешают нам стать ленивыми и окоченеть. Оп расположил рядом с нами самую воинствующую, самую беспокойную нацию, французскую. В России он усилил военные поползновения, которые в иное время там не существовали... Нас пришпоривают с двух сторон.. Франко-русский пресс заставляет пас быть сильными» IS2.
И хотя Бисмарк в той же речи старался всячески подчеркнуть свое доверие к России и желание сотрудничать с ней русская пресса расцепила эту речь как свидетельство враждебных намерений канцлера против России |Б3.
В Париже весьма внимательно следили за отношениями между Берлином и Петербургом. В донесениях французских ппеп ставителеи из российской и германской столиц тема русско ?е?'
151 «С.-Петербургские ведомости», 20. V 1889
152 Цит. по; Р, 4!Ып. Op. cit., р. 260—261.
См. «Русский вестник», 1888, № 2, стр. 339-344-
мости», 5. II 1888 и др.	’ «Московские ведо-
майских отношении занимала весьма солидное место|54. Лабуле из Петербурга постоянно информировал французских политических руководителей о взаимоотношениях России с Германией. Так на почве ухудшающихся русско-германских отношений вырастали новые факторы, позволившие сдвинуть застывшие было па одпой точке связи между Францией и Россией.
Кампания, которую вела германская биржа, инспирируемая правительством, против русского рубля, заставила русское правительство искать новые рынки, где можно было бы получать финансовые займы.^ТТачавшиеся переговоры между царским правительством и французскими банками вскоре закончились соглашением. 20 ноября 1888 г. последовал правительственный указ о заключении займа во Франции насумму500 млн. франков.
Если до сих пор еще существовало какое-то предубеждение к политическому строю республики, то теперь деньги в известной степени стирали зтот предрассудок. «Деньги не пахнут», из каких бы рук они пи шли — монархических или республиканских, от Бисмарка или Флоке; опи были нужны царской казне и способствовали налаживанию тесного сотрудничества в области финансовых связей.
Но в тот же период, одновременно с заключением финансового соглашения, происходили и иные переговоры. Осенью 1888 г. к военному министру Фрейсипе явился русский военный атташе в Париже бароп Фредерикс и завел разговор о том, что Россия хочет купить во Франции или заказать значительное число ружей. Фрейсине отнесся к этому с полным сочувствием и заявил, что ввиду важности вопроса он должен передать его ла рассмотрение совета министров, но обещает со своей стороны всецело поддержку.
В ноябре в Париж приехал великий князь Владимир, брат царя, который имел ряд бесед с Фрейсине. Фрейсине показывал образцы французских ружей, н Владимиру особо понравились ружья Лебеля. Он тут же вступил в переговоры о заказе во Франции 500 тыс. ружей для русской армии. В ходе этих переговоров Фрейсине в беседе с Фредериксом сказал: «Мы ничего иного не хотим, как удовлетворить ваши желания. Единственно, мы хотели бы быть совершенно убежденными, что никогда эти ружья не будут стрелять против пас». — «Мы даем Вам все гарантии на этот счет», — ответил Фредерикс lS5.
Но так как Фредерикс по своему положению военного атташе не мог давать такого обязательства, то эта беседа была продолжена с Моренгеймом; последний подтвердил полностью завере-
164 Arch, du min. dos aff. etr. Corr, pol., 1888. Russie, v. 279—281; DDF, v VIII, № 8, 23, 29, 36, 48, 76, 153, 154, 156, 462, 481, 485, 487, 488, 493, 506.
166 C. Freycinet. Souvenirs, v. II. Paris, 1913, p. 418.
нпя. данные Фредериксом, и содержание переговоров Фрейсипе согласовал с Гобле, министром иностранных дел.
Франция приняла крупный заказ па 500 тыс. ружей, переданный предприятиям в Шательро |56.
Русское правительство, заказывая во Франции ружья, устами своего посла Морспгейма дало официальное завереппе, что зти ружья никогда пе будут стрелять против французов. Собственно в таких заверениях не было необходимости. Во Франции не забыли и не могли забыть той поддержки, которую оказывали военные власти России в самые трудные для Франции 70-е годы, когда армии, после поражения, фактически пе было п все приходилось создавать заново. В годы размолвки военное сотрудничество между двумя странами заметно ослабло. Теперь опо вновь восстанавливалось.
По крайней мере два реальных пункта сотрудничества, которого давно добивалась французская сторопа, уже устанавливались: сотрудничество в области финансовых отношений и сотрудничество в области военных дел — вооружения. Это уже было нечто более реальное, чем платоническое предложение Флуранса в феврале 188/ г. Первая деловая связь 1888—1889 гг. положила начало восстановлению сотрудничества между Францией и Россией, вскоре приобретшего характер прямого дипломатического соглашения.
С- Freyctnet. Op. cit., v. II, p. 415_418
ГЛАВА VII
О предпосылках русско-французского союза
С 1887—1888 гг. отчетливо обозначилось взаимное желание двух мировых держав — России и Франции — скрепить сотрудничество более тоспыми или более определенными отношениями. Какова будет юридическая оболочка, в какую форму отольется правовая сторона этого соглашения, было еще неясно и предвидеть это было нелегко. Но что дело идет к соглашению, в этом ни во Франции, пи в России, ни в остальном мире уже пе сомневались.
Исследователи истории международных отношений, в том числе последней трети XIX в., давно уже отказались от мысли ограничивать свои научные изыскания сферой дипломатических или политических взаимосвязей. То, что мировая политика творится не только, или верпее даже пе столько, в тиши дипломатических кабинетов и правительственных учреждений, знает давно уже каждый историк, изучающий эту проблематику. Несомненно, что и русско-французский союз, очертания которого стали проступать в копце 80-х—начале 90-х годов XIX в., явился результатом комплексного воздействия ряда факторов. Мы пытались их рассмотреть по ходу изложения, по сейчас, по-видимому, будет уместным как-то обобщить, суммировать всю совокупность этих факторов.
Итак, существовал определенный комплекс причин, предопределивших образование русско-французского союза. Начнем с экономических предпосылок. Исследователи, как известно, с давних пор уделяли экономическим предпосылкам русско-французского союза значительное внимание. Это вполне объяснимо, так как иностранный капитал п, в частности, французский в последней трети XIX в, усиленно проникал в Россию. По этому вопросу создана обширная литература, и оп продолжает оставаться в поле зрения исследователей и в настоящее время. Здесь достаточно будет сослаться прежде всего па старые работы П- Ф. Брап-да, Воронова, С. И. Гулишамбарова, Н. Е. Пушкина и других ’.
1 П. Ф. Бранд. Иностранные капиталы, их влияние па экономическое развитие страны. СПб., 1898, ч, 1, 2; ff. Е. Пушкин. Статистика акционерного дела в России. СПб., 1898, ч. 1, 2; Воронов. Иностранные капиталы в России, 1901; С. II. Гулишамбаров. Международный товарный обмен и участие в нем I осени в царствование императора Александра III (1881— 1894 гг.). Ашхабад, 1911; он же. Сравнительная статистика России в мв-
Этот вопрос детально исследовался и советскими авторами. На эту тему писали Оль, Б. В. Ананьич, В. И. Бовыкин, И. Ф. Гиппон К) Б. Соловьев и др.2 Значительное внимание вопросу об комической подоплеке русско-французского союза уделяют французские историки, наши современники. Средн них следует назвать в первую очередь работы Жана Бувье, Пьера Ренувеиа, Рене Жиро и других8.
Надо сказать, что в самом подходе к вопросу об экономических предпосылках союза двух держав существует известное своеобразие. Из всех вопросов экономических взаимоотношений двух государств наибольшее внимание уделяется финансовым связям или даже уже — вопросу о внешних займах. Как известно,
русско-французские экономпческпе связи отнюдь пе ограничивались только этой сферой. С /0-х годов началось проникновение французского капитала в Россию. В 1875 г. было создано крупное французское горнопромышленное общество па Юге России, имевшее первоначальный капитал в 20 млн. франков. В следующем, 1876 г. было создано акционерное общество для устройства и эксплуатации газового освещения с основным капиталом в 3200 тыс.
франков, занимавшееся устройством газового освещения в—<w-лзде Российской империи Петербурге. Постепенно это общество стало расширять свои операции. В 1877 г. было создано на французские капиталы анонимное общество железоделательного и сталелитейного завода «Гута Банкова», самого крупного металлургического предприятия в тогдашней русской Польше. Вслед за тем стали быстро вырастать новые предприятия. В 1879 г. было образовано франко-итальянское общество «Домбровские каменноугольные копи» с основным капиталом в 6 млн. франков. Затем в 1880 г. было образовано общество каменноугольных копей «Ге-модзь» с основным капиталом в 3 млн. франков. В том же, 1880 г. па^Юге России было создано крупное общество, организовавшее дооычу и разработку железных руд, Французское общество криворожских руд, имевшее первоначальный довольно крупный капитал в 5 м.тн. франков. В 1881 г. было образовано крупное апо-имное оощество франко-русских заводов, располагавшее новным капиталом в 12,5 млн. франков. Вслед за этим в 1884 г.
’ ЦарСТВ0ВаПпе «оператора граде 197O*'»4’п°£ия и «й^дународиый капитал (1897—1914). Лении-«Жы. М 1961- и m г““ Л3 "ст0₽ии возиикповвпия первой мировой политика’’J™™ Ф- Гин0ин- Государственный банк и экономическая в	£ ° правительства. М., 1960; Оль. Иностранные капитали
U» в ТгоД 5.°еИВ0Й Р°“ИИ- М" 1925; Га Б~ Сол°™'° Франко-русский М tww- Л? Ф“ва"совом аспекте. — «Французский Ежегодник io<s« ’ “во^ЛТ^?” в «яострашшй капитал в России» Я jqJ!6?' йлХ Сг^П Lyonnais de 1863 а 1882, v. II. Paris 1М1.р»ВДр-гавй Fmnn et la grande guerre (1871—1919) Paris tend ft 1ЭТГШ rUSSeS et VeaUsUents'francs e’n
были организованы два новых французских предприятия: Общество для разработки каменной соли и угля в южной России с капиталом, приближавшимся к 3 млн. франков, и Общество камских железо-п сталелитейных заводов4. Я не буду останавливаться па ряде иных предприятий, созданных во второй половине 80-х годов в самых разных сферах хозяйственной деятельности, налипая с Каспийско-Черноморского общества, главным образом связанного с добычей и эксплуатацией бакинской нефти, в котором крупная роль принадлежала Ротшильду, и кончая конкурировавшим с пим сильным обществом по эксплуатации бакинской нефти, связанным с деятельностью братьев Нобель.
Проникновение французского капитала в промышленность России не представляло собой что-либо исключительное. Наряду с французскими создавались такие же промышленные предприятия па английские, бельгийские, немецкие деньги, однако в 70-х—80-х годах французский капитал занимал первое место среди иностранных предприятий в промышленности России. Со второй половины 80-х годов проникновение французского капитала в русскую промышленность усилилось. По некоторым отраслям число предприятий удвоилось. Нельзя считать этот вопрос полностью исследованным, и он до сих пор не привлекает должного внимания ученых. В наибольшей мере он был изучен из русских ученых Апапьичем п Олем, а из французских — современным молодым талантливым исследователем Рене Жиро. Но как уже выше отмечалось, эта сторона вопроса — проникновение французского капитала в русскую промышленность, в русское хозяйство (после изобретения трамвая часть французского капитала, наряду с бельгийским, проникла в городской железнодорожный транспорт) — до сих пор не привлекает внимания ученых. Главные их интересы сосредоточены на развитии финансовых связей.
Царское правительство на протяжении всей последней трети XIX в. испытывало значительные финансовые затруднения. После русско-турецкой войны 1877—1878 гг. финансы Российской империи были серьезно подорваны, и для того, чтобы в какой-то мере свести концы с концами, царское правительство было вынуждено прибегать к внешним займам. В 70-х—80-х годах главным кредитором царской России была Германия, германские банки в частности. Это отвечало не только тесным экономическим связям, существовавшим между обеими странами, но и политическим условиям: после франко-прусской войны и создания союза трех императоров германская дипломатия придавала первостепенное значение России и стремилась, чтобы экономические связи соответствовали политическим задачам. Однако ухудшение русско-германских политических отношений во второй половине 80-х годов привело и к изменению — весьма существенному — в эко-
« См. специальную литературу по этому вопросу.
ионической области. Я не буду здесь рассматривать историю войны, которая фактически разыгралась с начала 8?х гоХ и сопровождалась взаимным повышением таможенных мшлиГчто было продиктовано прежде всего экономическими интересами развивающегося русского капитала и молодой русской буржуазии, стремившейся отгородиться пошлинами от конкуренции германских товаров. Со второй половины 80-х годов в русско-германские экономические отношения был внесен новый, осложняющий элемент: в целях политического давления па царское правительство германская биржа, поддерживаемая и даже инспирируемая правительством, проводила систематическую кампанию против русского рубля. Русский рубль дискредитировался германской печатью, его курс в Германии фактически был значительно ниже, чем он официально котировался в стране. В середине 80-х годов кампания германской биржи против русского рубля поставила царское правительство перед необходимостью искать новые финансовые рынки5.
В 1886—1888 гг. начались переговоры между эмиссарами царского правительства (Цион, позднее Рафаловпч) и французскими банкирами, стремившимися найти доступ к безграничному рынку, представлявшемуся им крайне выгодным. Усилия французских банкиров поощрялись французским правительством, которое по мотивам политического порядка также стремилось установить более тесные связи между Францией и царским правительством. Здесь неуместно рассказывать историю всех предварительных переговоров, демаршей, предпринимаемых с обеих сторон в поисках возможного соглашения. Следует лишь отметить, что в ноябре 1887 г. в известном французском журнале «Nouvelle Revue», издававшемся Жюльеттой Адан и практически редактировавшемся Ционом, была опубликована статья, в которой открыто предлагалось установить прямые связи между французскими банками и царским правительством. Следует считать не менее достоверным, что на этом первоначальном этапе роль посредника между цар-пРавителъством, в частности министром Вышнеградским, и французскими банками, прежде всего могущественной группой Ротшильда, выполнял И. Ф. Цион.
Группа влиятельных французских банкиров начала скупать русские ценные бумаги, выброшенные на германский денежный рынок. То обстоятельство, что в этих операциях по скупке nvc-ских ценных бумаг участвовали такие крупные nvKORonnJ2L„ французской финансовой олигархии, как дом Ротшильдов
ерне, дом Малле и др., показывает, что речь идет о планом п И ГХ0ВЛЯеМ0Й опеРаЧии большого масштаба. В сентябре 1887Н° сообщение о ,ом, .. Ли™’”,
см А. 3. Манфред. Внешняя политика <Ьп г.
ПИИ гг. М, 1952, стр. 450—454.	к фРанции в 1871—
бп'к> скуплено русских цепных бумаг па 25 млн. рублей, а на Парижской бирже —40-50 млн. рублей. Это было косвенным подтверждением, что русские денежные бумаги входят в цену и что предвидится значительное повышение их стоимости.
И действительно, уже в 1888 г. начались прямые переговоры между французскими банками, направившими в Петербург своего уполномоченного, известного в свое время банкира Госкье, и министром Вышпеградским. Эти переговоры развивались легко и успешно. По сравнению с теми искусственными трудностями, которые создавала недавно немецкая сторона, переговоры с французскими кредиторами проходили с непривычной для царского министерства финансов легкостью. 12 ноября 1888 г. между Госкье и Вышпеградским было достигнуто соглашение по всем важнейшим статьям предстоящей операции, и 9 (21) ноября того жо года был издан указ о выпуске российского золотого 4%-ного займа. Так был заложен первый камень русско-французских финансовых связей. Первоначальная сумма займа была сравнительно невелика— 500 млн. франков, по заем, заключенный в 1888 г., был лишь началом — за первым займом последовал новый. В феврале 1889 г. указом царского правительства был выпущен консолидированный российский 4%-ный железнодорожный заем первой серии на сумму 17§, млн. рублей. Заем, как о том свидетельствовало само его название, был выпущен для конверсии 5%-ных облигаций железнодорожных займов разного времени— 1870, 1871, 1872, 1873 и 1879 гг., выпущенных в связи с железнодорожным строительством. Подписка па заем прошла с огромным успехом, и требуемая сумма была перекрыта во много раз s.
Непредвиденный успех этой операции побудил царское правительство в апреле этого же года, по предварительному соглашению с банком Ротшильдов, выпустить еще один заем, названный займом консолидированных российских облигаций 2-й серии, на сумму ,310 49^хгыс. рублей, также предназначенный для конверсии старого железнодорожного займа. И эта операция прошла во Франции с таким же успехом, как и предыдущая.
Успехи финансовых операций показали широкие возможности, открывавшиеся во Франции для получения царским правительством займов па покрытие ряда безотлагательных нужд. Здесь не представляется необходимым излагать конкретную историю этих финансовых операций большого масштаба, совершавшихся во второй половине 80-х годов—в начале 90-х годов, — ив старой моей работе и в специальной интересной и богатой конкретными цифровыми данными работе Репе Жиро подробно излагается история заключения займов 1889, 1890, 1891 гг.7 Эту фактическую сторону финансовых операций мы рассматривать здесь
« «Биржевые ведомости», З.ХП 1888: 18.1, ЗО.Ш 1889.
1 И. Girault. Op. cit., р. 156—159.
пе будем Представляется излишним также напоминать, что первые финансовые крупные сделки конца 80-х-начала 90-х годов были лишь началом длительных, год от года становившихся все более значительными, финансовых связей между царским правительством и французскими банками. Не подлежит сомнению, что следует проводить различие между финансовыми операциями двух государств на начальной стадии, т. е. в конце 80-х—-90-х годах, и, если угодно, даже в начале 900-х годов и той тесной взаимосвязью, которая установилась между обеими сторонами ко времени первой мировой империалистической войны и особенно усилилась в годы войны.
Не рассматривая конкретное содержание этой темы, следует ответить на вопрос, поставленным современной исторической литературой. У ряда авторов, преимущественно французских, можно встретить трактовку, смысл которой сводится к тому, что экономические связи и, в частности, займы, предоставляемые французскими банками, сыграли определяющую, может быть, даже решающую роль в формировании русско-французского союза. Эти идеи можно найти в зародышевой форме в трудах Жана Бувье и наиболее отчетливо в упомянутом уже не раз исследовании Рене Жиро. Вторую часть своего капитального исследования он озаглавливает так: «От финансового к политическому союзу». И в одной из глав — четвертой — «Дипломатия франка» он вполне отчетливо говорит, что финансовые связи в какой-то мере пред
определяли политическое сотрудничество между двумя государствами 8.
Можно ли согласиться с этой интерпретацией? Как уже говорилось ранее, проблема генезиса, происхождения русско-французского союза принадлежит к числу спорных в исторической литературе. Пожалуй, этот вопрос принадлежит к числу наиболее спорных в исторической науке. Было бы неверным игнорировать полностью или не придавать значения экономическим связям, которые установились в конце 80-х—начале 90-х годов между двумя странами. Эти связи какую-то роль играли, и, несомненно, учитывать их в комплексе разных факторов должно. Однако мне представляется преувеличенным то зпачепие которое придается финансовым связям, как, впрочем, и экономическому фактору в целом, при выяснении вопроса о происхождении оус-ско-французского союза. Не следует забывать, что первые французские займы (кстати сказать, еще весьма скромные по цифрам ) были предоставлены лишь в 1888-1889 гг., когда вопрос о сближении двух государств, политическом сближении «Л „	&
тельной мере предрешен. Да и сами эти фипапсовие „	'
в ту пору еще играли незначительную рол. п ° °Перации сравнительно узкий круг заинтересованных ляп » затрагивали почти никакого влияния на решение	“ пе 0Казывалп
----------	1 шение политических судеб. Порой • Л. Gtraull. Op. cit., р. 137—248.
в иностранной литературе встречается известное преувеличение непосредственного влияния экономических факторов на ход политической борьбы. Тот же Рене Жиро, например, уделяет внимание известному неурожаю 1891 г. в России. Было бы нелепым отрицать значение памятного неурожая 1891 г. и голода крестьян. Всем известны выступления Л. Н. Толстого, которые привлекли к нему общественное внимание. Однако сам этот факт — неурожай 1891 г. — не оказывал сколько-нибудь серьезного влияния на ход политических событий. Достаточно напомнить, что знаменитое соглашение Гире—Рибо, политическое соглашение между Россией и Францией, было подписано в августе 1891 г., когда уже полностью определились размеры неурожая и менее всего опи, конечно, учитывались в политических переговорах той поры.
Если поставить вопрос о том, что являлось первенствующим, главным в сближении двух стран — финансовые ли связи, первые займы, предоставленные французскими банкирами царскому правительству, или иные мотивы, то я бы склонился в пользу последних. На мой взгляд, главное и решающее значение имели политические или, если угодно, стратегические интересы двух государств, побудившие их на протяжении длительного времени, преодолевая все препятствия и предубеждения, идти к сотрудничеству друг с другом.
Исчерпываются ли этим факторы, способствовавшие взаимному сближению России и Франции? Конечно, пет.
В литературе обычно указывается на военное сотрудничество, установившееся к этому времени между правительствами обеих стран. Иногда приходится встречать ссылку на то, что в 1888 г. великий князь Владимир, приехавший в Париж, в переговорах с Шарлем де Фрейсине, являвшимся в ту пору военным министром, добивался размещения на французских военных заводах крупного заказа на производство 500 тыс. ружей системы Лебеля для русской армии9. Сама эта ссылка правильна, такое соглашение было действительно заключено между русским и французским военным ведомствами. Однако оно не представляло собой принципиально чего-либо нового — военное сотрудничество между двумя державами установилось уже вскоре после франко-прусской войны. Я пытался это показать в начальных главах данной работы. Уже в 1872, 1873, 1874 гг. и последующие годы, т. е. в самое трудное время, когда Франция была практически лишена регулярной армии, русский генеральный штаб и русское военное ведомство оказали самую широкую помощь и поддержку французской армии. Как о том неопровержимо свидетельствуют секретные материалы второго бюро генштаба Франции |0, практическое
• Ch. Freyclnet. Souvenirs, v. П. Paris, 1913, p. 418.
i° Archives du ministfire de la guerre. Elat-major general. 2-me bureau, 1872, 1873, 1874, 1875, 1878, 1877, 1887.
288
19 A. 3. Манфред
289
(конечно не официальное, а аа сценой), уста-С°ТРУ^ между французской военной миссией полковников ГейХ? Барри^оДавших все необходимые сведения закрытого хаоатера от русского военного ведомства, и было началом того Х»аР,У которое складывалось между армиями двух ^Представляется вполне закономерным и продактованным взаимный интересами, более -го-взаимной веобхода^остью, что с первых шагов политических переговоров 1890-1891 п. речь зашла о военном сотрудничестве в узком смысле слова. Как мы увидим в дальнейшем, уже начиная с августовских переговоров 1891 г. французский генеральный штаб поставил вопрос о том, чтобы политическое соглашение было дополнено военной конвенцией. Это было разумным и понятным, ибо, поскольку русско-французское соглашение складывалось как ответ на образование тройственного милитаристского союза, возглавляемого Германией, этот ответ мог быть аффективным только в том случае, если бы политическое соглашение было дополнено военным. Но мы вернемся позже специально к этому вопросу.
Должны быть приняты во внимание и другие факторы, которые могут быть в данной связи лишь указаны, но пе рассмотрены по существу. Речь идет об интеллектуальных связях, установившихся между народами двух стран. Это большая тема, полная глубокого внутреннего содержания. Вероятно, она требует не какой-либо одной монографии, а ряда работ, изучающих различные аспекты этой большой проблемы. Здесь нужно лишь ограничиться постановкой вопроса.
Мы справедливо говорим о том, что долголетние связи русского и французского народа привели к взаимному обогащению двух национальных культур. Люди нашей страны много ценного заимствовали из достижений французской культуры; французы много ценного переняли от нас. В самой общей форме это, безусловно, верно, на этом строится процесс взаимного оплодотворения духовных ценностей обоих пародов. Но все же эта справедливая в целом мысль требует конкретизации.
и живой, реальной истории взаимоотношения двух наций, ДЩГХ национальных культур не были всегда тождественными Схематизируя, можно установить два этапа.
РеЧЬ ВД6т ° XVIII и первой половине XIX в., следует на русскчю ПЯеи“уществеяном влиянии французской культуры яп	“е Только вся русская дворянская интеллигенция
довыЛ	иотеллигеичия росла, воспитывалась на пере-
пият пЛ/** Фравдл’зск0Г0 Просвещения, на классических твопр-неля, МольерЛа^™синаРаЕтепа к°р^еевп слова- Имена Кор-известны в пашей стране в внг™? У ’ ^ИДР° были широко щества XV11I столетия Ппя™^Л’ преимУЩеотвеино, слоях об-тели XIX столетия Виктор Гюго, Отевда^БаЛзшЖ^р,
Мопассан обрели в пашей стране как бы вторую родину. Французские писатели, приезжавшие в то годы в Россию, удивлялись тому, что их произведения читают и зпают в Петербурге, Москве или даже в любом губернском городе, может быть, больше, чем па их родине". Русскую литературу, русское национальное творчество во Франции зпали, конечно, меньше. Французам больше понаслышке были известны имена Пушкина, Гоголя, Лермонтова; они лучше знали Тургенева, который долгие годы жил по Франции и был общепризнанным мэтром, с которым французские литераторы считались как со своим великим собратом. Где-то в 20-х годах мелькнуло имя Кюхельбекера.
Франция в социально-политическом отношении была более передовой страной по сравнению с царской, феодальной, самодержавной Россией. Идеи Великой французской революции XVIII в„ весь драматизм этой героической эпопеи произвели неизгладимое впечатление па поколение передовых русских людей. Декабристское движение пе может быть до конца правильно понято, если не учитывать того внимания, которое проявляли будущие участники восстания на Сенатской площади к передовым идеям, шедшим из Франции, из западного мира вообще 11 12 13. Но во Франции о декабрьском восстании, которое было событием общеевропейского или даже мирового значения, поскольку оно пробило брешь в свинцовой реакции Священного союза, были плохо осведомлены. Трудно назвать крупные исторические работы французских авторов, посвящеппые декабристскому движению. Следовательно, для этого периода можно говорить об известном неравенстве стран, взаимовлияние не было одинаковым: французское влияние в России было сильнее, чем влияние русское на французскую общественную мысль. Но так было не всегда, это характерно лишь для первого этапа взаимосвязей интеллектуального порядка.
Примерно с 70-х, а вернее, в 80-х годах происходит крутое изменение во взаимоотношениях двух национальных культур. Пожалуй, не будет ошибкой сказать, что своего рода вехой, обозначившей начало нового этапа, было опубликование в 1886 г. труда известного французского литератора, дипломата, политического деятеля Эжена Мельхиора де Вогюэ, озаглавленного «Русский роман»|3. Книга Вогюэ лишь подводила итог его прежним работам. В ряде статей, которые позднее Вогюэ объединил в своей книге, он обратил одним ив первых внимание на авторов, до сих пор остававшихся во Франции малоизвестными и оказавших неожиданно огромное влияние на французские
11 М. М. Штранге Демократическая интеллигенция России в XVIII в.
М, 1973’	& Орлик. Передовая Россия и революционная Франция.
12 М. В. Нечкина. Движение декабристов, т. 1. М., 1885.
13 Е. М. Vogue. Le roman russe. Paris, 1886.
«.таюпше крути, прежде всего на французскую молодежь. Речь „_р_ о статьях Вогюэ, посвященных романам Толстого и Досто-пт В твоей книге «Русский роман» Вогюэ писал: «Я убеж-S что влияние великих русских писателей будет спасительным иля нашего истощенного искусства. Оно поможет ему вновь Хнять крылья». И дальше, говоря о том, что твоР’1®с«ое действие русской литературы уже сказывается на некоторых произведениях французских писателей, Вогюэ приходил к мысли о необходимости заключения «внешнего займа у русского искусства для оздоровления и возрождения искусства Франции». Допуская, что эта мысль встретит возражения, он писал: «Я не могу понять тех, кто пугается этих внешних займов и кажется встревоженным за целость французского гения. Русские пришли вовремя, если мы еще способны переваривать, мы оздоровим нашу кровь за их счет» То не было мнение одного Вогюэ. Действительно, имена Толстого, Достоевского, Тургенева в кратчайший срок становятся самыми популярными среди читателей Франции. Издательства одно за другим выпускают в переводе на французский язык их произведения. Дело доходит до курьезов. Так, например, роман Льва Толстого «Детство. Отрочество. Юность» почти одновременно был выпущен в Париже двумя изданиями, одно — под названием «Воспоминания», а другое — под названием «Мои мемуары». Повесть Льва Толстого «Смерть Ивана Ильича» была написана в марте 1886 г. и немедленно в том же, 1886 г. дважды переведена и дважды издана разными издательствами в Париже. Совершенно особый успех имел такой незнакомый до сих пор французским читателям жанр романа-эпопеи, как «Война и мир». Первоначальные опасения, что эта книга слишком велика для французского читателя, не привыкшего к многотомным сочинениям, были опровергнуты практикой: «Война и мир» выходила во множестве переводов на французский язык и вызвала столь восторженные отклики, каких не удостаивался ни один французский писатель.
.	французский критик того времени Эмиль Энекен
известной до тех пор французски	прежде всего на не
is 1 H»Vogae' °Р- ciC р. LIII—LIV
188?TlC	fran^. Etudes de criHn .
°e cr,ti4ue scientifique. Paris.,
допускаю, что здесь примешивается немного и мода. Но русский роман нашел своего подлинного читателя в среде студенческой молодежи всех групп. То, что ее привлекло, — это не привкус иностранного, а дух жизни, который одушевляет эти книги, печать искрепдости и сочувствия» 1в.
В короткий срок во Франции возникают издательства, специализирующиеся на издании русской литературы. Так, издательство Альбера Савина целиком посвятило себя изданию русской литературы. Вслед за корифеями — Л. Толстым, Достоевским, Тургеневым — широко переводились на французский язык писатели, остававшиеся долгое время неизвестными во Франции: Гончаров, Некрасов, Салтыков-Щедрин, Островский, Григорович, Писемский, Гаршин, Короленко и другие. Наступила новая эра в развитии и взаимоотпошениях двух литератур. Если ранее лидировала французская литература, то начиная с 80-годов первенствующая роль переходит к русской литературе. И прав был Ромен Роллан, когда много лет спустя, в августе 1940 г., писал о том громадном влиянии, которое оказало на него в свое время творчество Льва Толстого. «Величайшее искусство «Войны и мира», — писал Ромен Роллан, — точного понимания которого я не нашел ни у одного француза, ибо это творение несколько озадачивает наш галльский ум, — этот парящий над вселенной полет, полет гения с орлиным взором» . Марсель Прево утверждал, что Толстой является его первым учителем. Наступила новая полоса взаимоотношений литератур двух стран — русская литература завоевывает огромное число приверженцев во Франции.
Сходные процессы наблюдаются и в других областях искусства. Русские композиторы так называемой «Могучей кучки» — Мусоргский, Римский-Корсаков, Бородин и другие получают широкое признание во французских музыкальных кругах. На улицах Парижа горят электрические фопари, которые в просторечья называют «яблочкоф». Их называют так по имени их изобретателя, известного русского электротехника профессора Яблочкова. Французская историческая наука поворачивается к русской теме. Знаменательно, что именно в это время, в 80— 90-х годах, появляется ряд капитальных исследований, посвященных целиком русской теме. Здесь достаточно назвать имена крупных французских ученых: А. Рамбо, посвятившего годы изучению русского эпоса и написавшего ряд работ по русской истории, Альбера Вапдаля, одного из крупных французских историков, работавшего в течение многих лет пад историей русско-французского союза начала XIX в. и завершившего ее в известном трехтомпом труде «Наполеон и Александр». Серьез-
” Е. М. VogUe. Op. cit., р. LII.
17 Р. Роллан. Неизвестные страницы. — «Иностранная литература», ^6 10, стр. 7-
иы₽ работы возникают по истории русской литературы, русского языка Здесь можно было бы назвать ряд имен, я ограничусь тХ которые оказали в свое время наибольшее влияние Это тохда профессора Луи Леже, создавшего оригинальные работы по отсск^грамматике и русской филологии вообще; профессора Курьера написавшего труд по псторпп русской литературы, ужо упоминавшегося мною Энекеиа и ряда других авторов, ныне почти уже забытых.	-
Я обозначил здесь пунктиром лишь самые общие контуры большой темы, требующей своего исследования и являющейся лишь началом длительного творческого взаимовлияния культур двух дружественных народов.
Особо должна быть поставлена большая проблема, исследование которой еще даже не начато, — вопрос о связях между французским и русским революционным движением, установившихся еще примерно с конца 40-х годов XIX в. К тому периоду, о котором идет речь, эти связи были уже многосторонними и разветвленными. Французские социалисты были хорошо знакомы не только теоретически, по книгам, по статьям, но и персонально с Г. В. Плехановым, оказавшим известное влпянпе па французских марксистов Поля Лафарга н Жюля Геда, с которыми ои поддерживал тесные связи. Еще ранее, в домарксистский период, передовые французские революционные крути широко увлекались Чернышевским, который стал одним из наиболее известных во Франции русских авторов-демократов. Стоит упомянуть как деталь, которая пе всегда широко известна, что, когда в 4880 г. стала выходить газета «Ni Dien — ni Maitre» коммунаров-бланкистов, вернувшихся во Францию из эмиграции, в первом номере этой газеты было объявлено о публикации известного романа И. Г. Чернышевского «Что делать?» Редакция заявляла: «Мы начинаем завтра публикацию нигилистического романа «Что делать?» Чернышевского. Не присоединяясь к идее великого русского мыслителя (для бланкистов это попятно ___А М} мы
констатируем потрясающий успех этого оригинального ппоизве-дения» . Газета не сумела до конца напечатать роман Чеппп-шевского по той причине, что прекратила свое существование но роман этот был не раз переиздан во (Ьпаитчл^, ° анп ’ и отдельным изданием и был широко известей In V курналах социалистическом движении. «Чернышевский г-~ ФранЦУЗСК0М сии почву для современного социализма» «Revue socialiste» ,e.	*’
Вслед за Черпышевским французские краты стали с большим вниманием русского революционного движения «Землей и волей», затем теми, кого’ I» *«' Dien ~ л? Майте», 20, 21. IX 1880
«Hevue socialiste», 1880, №. 9, р.
ДВИ_*енни: «Чернышевский по^ЖТрКо°сМ , — писал журнал революционные демо-сначал^ °ПЫТ пеРеД™ого Haai.Tn 8 Представляемого называли нигилистами, и,
наконец, с 1895 г. — большевиками. В 1895 г. в Париж впервые приехал В. И. Ленни. То был тогда молодой человек 25 лет, еще но известный па Западе. В этот свой первый приезд он посетил кладбище Пер-Лашез, могилу коммунаров. Это знаменовало начало пового этапа взаимоотношений русского и французского революционного движения. И эта большая тема, почти не изученная еще важная глава в истории духовного взаимообогащения двух национальных культур должна быть принята во внимание, когда мы исследуем глубокие предпосылки сближения двух народов, двух стран.
Но рассмотрение их по существу невозможно в рамках данной работы, да и по самой сути требует самостоятельного монографического исследования. Мы воспользовались лишь представившимся поводом, чтобы привлечь к ним внимание наших советских ученых и, может быть, паших французских коллег.
ГЛАВА VIII
Русско-французскии союз
Начиналось последнее десятилетие XIX в. По человеческой скХХ К иллюзиям каждый новый год встречали радужными надеждами; без трех минут двенадцать с шумом отодвигали стулья, вставали, сдвигали бокалы с шампанским и молча прислушивались к ровному, ритмичному отсчету секунд больших вастеппых часов. Когда падал первый протяжный металлический звон —часы били двенадцать, — тишина взрывалась хрустальным звоном, радостными возгласами: «С новым годом! С новым счастьем!»
1890 год, как рассказывали современники, встречали осооеиио шумно. Ушли навсегда уже примелькавшиеся 80-е годы. Начинался новый счет времени, «новая историческая полоса», как писали в передовицах газет, — последние, 90-е годы уходящего XIX столетня.
Тогда впервые стало входить в разговорный обиход быстро завоевавшее всеобщее признание и ставшее модным, почти неотделимым от времени, выражение «fin du siecle» — «конец века». Его произносили важно, многозначительно, с легким оттенком грусти. «Конец века». Молча подразумевалось: предопределено — ничего ие изменишь.
Но жизнь, принебрегая условными обозначениями,
своим путем, подчиняясь воздействию глубинных процессов, ставя каждый день во всех сферах, и в том числе особенно в политике, новые проблемы, новые задачи, новые спорные вопросы.
Как всегда иа первый план выступали, привлекая всеобщее внимание, какие-то отдельные стороны общественно-политической жизни. Еще совсем недавно, кажется вчера, внимание всего мира было привлечено к казавшейся невероятной, неправдоподобной, каким-то поразительным чудом строительной техники и инженерного искусства Эйфелевой башне — зпям<м>п™л t r-r i впервые открытой летом 1889 т„ м время Паоиж	Elfe1-’
выставки. В Париж, к подножью, к четьем XaJ всемиРП0И Эйфелевой башли, между которыми непре^ывны^пптЫМ лапам лись экипажи, кареты, лапдо, шли пешеходы ° оком кати" лето и осень паломничество. «Век электричества ®РШалось все называли журналисты уходящее столетие nnnL Dapai>' каК увенчание в великом творении человеческого д°с™йпос башню называли символом будущего века Тп™ И’ «Эйфелеву - югда еще не догады-296
это
шла
вались, что пройдет лишь несколько десятилетий, полвека, и атомная анергия, авиация сверхзвуковых скоростей, электроника отбросят псе то, что представлялось «символами XIX столетия», в далекое, давно минувшее прошлое.
Но вернемся в XIX век. По-прежпему внимание мировой прессы, политических лидеров, дипломатов привлекала шумная, бьющая через край неистощимой энергией, полпая неожиданностей и эксцентричностей деятельность молодого германского императора Вильгельма II Гогеицоллерна. Оп вступил на престол своих предков в 1888 г., похоронив в течение одного года и своего деда Вильгельма I, умершего в возрасте 91 года, и своего отца Фридриха-Вильгельма, прожившего почти всю жизнь кронпринцем и ставшего императором лишь за три месяца до своей смерти. Вильгельму II было 29 лет, когда оп стал полновластным монархом германского рейха. То был самонадеянный и дерзкий прусский юпкер, непоколебимо уверенный в превосходстве возглавляемой пм, по божественному праву, монархии над всеми остальными государствами и пародами и в своем собственном превосходстве пад своими подданными, пе говоря уже о всех инородцах и иностранцах, не способных подняться до германского мышления. Само собой разумеется, что он мнил себя великим полководцем, преемником Фридриха Барбароссы и «железного Фридриха». Он никогда не расставался с блестящей металлической каской и охотно позировал в военной форме и воинственных позах. Его лицо с нафабренными, закрученными и поднятыми кверху двумя стрелками усов раскрывало чванливую заносчивость и угрожающую агрессивность его натуры убедительнее трескучих речей, до которых он был большой охотник.
Окружавшие его с юных лет льстецы внушили ему убежденность, что провидение наградило его особо ярким соцветием талантов: он считал себя не только воплощением германского военного духа и выдающимся государственным мужем, ио и замечательным художником и композитором класса Вагнера или даже Бетховена. В течение 30 лет его царствования художественный мир жил под угрозой появления августейшей оперы, ежегодно анонсируемой его клевретами или ищущими сенсаций репортерами.
Впрочем значительно опаснее пугающих поисков в сфере искусств, была его непреодолимая потребность в кипучей деятельности в области политики. Конечно, его стеснял старый канцлер; оп его даже, по привычке, немного побаивался; Бисмарку же кайзер доставлял непрерывные заботы; ему только и оставалось делать, что заметать или подчищать следы вслед за его взбалмошными и большей частью угрожающими речами.
Вскоре после вступления на престол, в речи 6 августа 1888 г. Вильгельм II заявил: «Есть люди, у которых хватает совести утверждать, что мой отец собирался отдать обратно то, что он завоевал шпагой вместе с принцем Фридрихом Карлом. Все мы слиш-
кол хорошо его знали, чтобы молчать хоть одну минуту перед таким оскорблением его памяти. Он думал так, как и мы, из завоеваний великой эпохи ничто не может быть отдапо обратно. Я верю, что вся наша армия и все мы держимся иа это одного взгляда: скорее мы оставим на поле битвы 18 корпусов пашен ар-мпп и 42 млн. жителей, чем отдадим хотя бы один камень из того, что завоевал мой отец и прпнц Фридрих Карл» . То было грозное, не вызывавшееся ни обстановкой, ни необходимостью предупреждение Франции. Оно встревожило Европу._________
Но вскоре, вслед за воинственными угрозами, внешне столь же немотивированно, молодой кайзер круто изменил стиль разговора с Францией. В марте 1889 г. он нанес официальный визит французскому послу Эрбетту — жест, поразивший весь официозный п дипломатический мир! Позже, в связи с Парижской всемирной выставкой, гласно, самым лестным образом как компетентный ценитель он отзывался о французской живописи и, наконец, прислал французскому правительству приглашение прислать представителей на созываемую по его инициативе в Берлине международную конференцию по труду2. На берлинской конференции германский император проявлял особенное внимание к французской делегации, возглавляемой Жюлем Симоном. Германская печать — всегда послушная — вслед за монархом заняла афшпировавно дружественную позицию по отношению к Франции. В самых лестных для Франции выражениях опа подчеркивала жизненную силу Франции, восторженно отзывалась о Парижской всемирной выставке, с единодушным усердием превозносила достоинства президента республики Сади Карно. Даже такая известная враждебностью к Франции газета, как «Nazional-Zeitung», и та теперь громко выражала свои симпатии Франции и восхищение ее успехами.
В январе 1890 г. германская пресса распространила сведения о предстоявшем свидании Вильгельма II с Карпо. Свидание должно было будто бы состояться в Брюсселе, во время празднования 25-летия царствования короля Леопольда. В России в близких к правительству кругах, эти слухи вызвали подозрительную настороженность, даже раздражение.	рихельпую
Французское правительство официально опровергло эти сведения, но тем не менее подверглось жестокой	та свв
и слева. Моренгейм заверяТГтс? что™ *РИТИК0„ и спРава пе имеет под собой никакой noXi и что^Гсам	печатью’
возможно, успокоить этого бедного Спюллера»^ старается> «сколь
В этих неожиданных поворотах и ’зигзаги» ™
1 Ж. Аррей Вильгельм II. it [б. г.1, сто 1«и.
г	??лее	v- VII, № 205	’ *Dooun»ents diplomatiques
’ мая 1889 г
варя 1890 г.; DDF, v. VII, № 537, 538?588Д M°PBHrefiM ~ Гирсу, 4 (16) ян-
раЖопии симпатий к Франции отнюдь пе все было плодом «легкости в мыслях необыкновенной», действительно в какой-то мере присущей «коронованному Хлестакову», как называл кайзера Г. В. Плеханов. В этом был и определенный смысл, и расчет.
Главным, самым важным, самым значительным по своим неисчислимым последствиям процессом международной политической жизни последних лет было медленное, неуклонное, преодолевающее множество препятствий, но развивающееся все в одном направлении сближение двух политически и в военном отношении наиболее весомых держав европейского континента — России и Франции. С 1887 г. это сближение двух великих держав совершалось с медлеипостью и верностью геологических процессов.
В Берлине за этим процессом следили с вниманием, с настороженностью, с ревнивой подозрительностью, неизмеримо большими, чем в любой другой европейской столице. В большом генштабе, в высшем германском политическом руководстве отдавали себе отчет в том, что Франция 1890 г. — это уже совершенно иная страна, чем Франция после Седана и Меца. За 20 минувших лет Франция сумела стать снова первоклассной военной державой. Ее вооруженные силы: армия, ее выучка, ее вооружение, военно-техническая оснащенность, ее военно-морской флот — все это было на высоте самых строгих требований времени. В России были также извлечены все необходимые уроки из опыта кампании 1877 г. Российская армия оставалась по-прежнему самой могущественной на континенте.
Все усилия дипломатии Бисмарка, 20 лет сложного маневрирования и поисков хитроумных комбинаций ради одной заветной цели — предотвратить, недопустить русско-французского сближения (или — не дай бог! — союза), все, все оказалось напрасным. «Железный канцлер», изображавшийся столько лет непревзойденным гением дипломатической игры, непогрешимым мастером долгосрочных расчетов, оказался попросту неспособным управлять ходом событий. Они развивались, вопреки его желаниям и усилиям, и против него. Русско-французское сближение — то было пе только банкротство главных внешнеполитических доктрин Бисмарка, то было крушение всей его политики.
Современники это хорошо понимали.
Отношения Германии с Россией день ото дня становились все хуже. Уже через полгода после подписания договора о перестраховке Вальдерзее, глава «военной партии», с 1888 г. уже официально начальник генштаба, записывал в своем дневнике: «Канцлеру, несмотря на все искусство, не удалось сохранить к нам дружественности России, вследствие чего предстоит мировая война, в которой мы должны отстаивать свое существование». «Большой вопрос» —следует ли Германии вступать в войну сейчас, когда шансы для нее более благоприятны, или отклады-
вать — Вальдерзее разрешал в пользу первого варианта. «Я убедил что первое правильно»4. С тех пор влияние Вальдерзее еще бозвд возросло. После начальных колебаний Вильгельма «новый курс» определялся все явственнее. Вильгельм II уже в январе 1889 г. выражал уверенность в невозможности сохранить русско-германскую дружбу. На полях донесения Швейница из Петербурга (12 января 1889 г.), сообщавшего, что Гире убежден в том, что хорошие отношения между Германией и Россией сохранятся еще долгие годы, Вильгельм против слов «убеждеп» написал
<Я Н6ТЭ 5.
Если потерпели крушение попытки сдружиться с Россией, то, может быть, франко-русский союз удастся предотвратить или хотя бы отсрочить сближением с Францией — таков был реальный смысл усилий германской дипломатии завоевать симпатии Франции. Вильгельм и германская дипломатия рассчитывали «ухаживанием» за Францией, подчеркнутым внимание к пей вбить клин между Францией и Россией, задержать процесс все более тесного сближения двух государств.
В этом и было реальное содержание того показавшегося современникам несерьезным, даже буффонадным, внезапного поворота германского кайзера к Франции. Помимо желания подраз-
нить оказавшегося неудачливым старого канцлера — это тоже было, — главным, основным в маневрах германской дипломатии 1889—1890 гт. оставалось активное желание иными методами, переменив тактику, добиться улучшения отношений с Францией и задержать тем самым ее сближение с Россией.
Современники хорошо понимали смысл этих маневров германской дипломатии. «Русский вестник» (статья Татищева) открыто обвинял германскую политику в двурушничестве, в обмане и России, и Франции с тем, чтобы их изолировать друг от друга. России немцы говорят, что «лига мира» направлена только против Франции, а Карно они говорят, что «лига мира» — это сплочение всех «культурных сил Запада против русского варварства». Но Тройственный союз, утверждал «Русский вестник», направлен и против Франции, и против России, и это-то и делает необходимым сближение двух государств, «расположенных на противоположных сторонах Европы». По донесениям Рачковского статья эта была написана для французской прессы6	’
Даже германофильски настроенный Эрбетт. неизмвпиг, павшии в роли германского адвоката, и тот был	У'
знать, что германские любезности по отношению к Д Н °Р следуют определенные политические цели ТйкЮпТт,ФраНЦИп ?рб _________	ldK, например, Эрбетт
.	,Й.	«н-им.
‘ АВПР, ф. Канцелярия, 1890 г., д. 74.
14 (26) февраля 1890 г.; «Русский вестник ₽ япввпь°1яап Вао Рачковского рь 1в90 г., стр. 268—269.
признавал, что слух о свидании Карно с Вильгельмом был изобретен немцами для того, чтобы вызвать недоверие царя к Франции7.
Во Франции также мало кто обманывался насчет смысла неожиданного поворота в поведении Германии. Германские авансы не встречали во Франции почти никакого отклика. Исключение составила лишь брошюра полковника Стоффеля, бывшего агента Наполеона III в Германии, вышедшая в Париже в начале 1890 г. Стоффель предлагал сделку с Германией: Германия должна вернуть Эльзас-Лотарингию, и тогда Франция заключит оборонительный и наступательный союз с Германией, направленный против России, угрожающей якобы своей экспансией в Дунайском бассейне всей Европе8. Во Франции выступление Стоффеля встретило единодушное осуждение всей прессы. Стоффель остался в полном одиночестве. В брошюрах, вышедших в ответ на книжку Стоффеля, — полковника Вийо «Франко-русский союз — ответ полковнику Стоффелю», Дрейфуса «Необходимая война» и др. — подчеркивалась жизненная необходимость для Франции союза с Россией»9 10 11.
Впрочем не только публицистика, но и официальные представители французского правительства не считали теперь нужным скрывать от Германии свое желание достигнуть прямого соглашения с Россией. По свидетельству Фрейсине, в марте—апреле 1890 г. в салоне у Мюнстера на прямые вопросы германского посла о франко-русском сближении он (Фрейсине) отвечал, что «мы ищем противовеса вашему Тройственному союзу». Пытаясь уверить своего собеседника в оборонительных целях франко-русского сближения, Фрейсине не отрицал его по существу. Как сообщал в феврале в донесении Н. К. Гирсу Моренгейм, «еще ни разу ни один (французский) министр иностранных дел не выступал столь громогласно с признаниями в своем руссофильстве, как это делает ныне г-н Спюллер» 1|.
В 1890 г. французская дипломатия хорошо уже понимала то, что она не могла или боялась понять три года назад — в начале военной тревоги 1887 г. Тогда, опасаясь навлечь на себя гнев Германии, французы старательно скрывали от немецких взоров свои стремления и самые робкие шаги к сближению с Россией. Теперь они, наоборот, не только не скрывали, но афишировали
7 DDF, v. VII, № 537. Эрбетт — Столлеру, 12 января 1890 г.
8 Stoffel, De la possibilite d’une future alliance franco-allemande. Paris, 1890. Стоффель в этой брошюре говорил языком пангерманских шовинистов типа Карла Йенча.
’ Colonel Villot. UAlliance russe. Reponse 5 ш. le colonel Stoffel. Paris — Limoges, 1890. Мне пе удалось найти брошюры Дрейфуса. Содержание ее довольно полно излагалось на страницах русских газет и журналов. См., например, «Русский вестник», июнь 1890 г. и др.
10 Ch. Freyctnet. Souvenirs, v. П. Paris, 1913, p. 438—440.
11 АВПР, ф. Канцелярия, 1890 г., д. 74, л. 14. Моренгейм — Гирсу, 15 (27) февраля 1890 г.
пепед немцами свою дружбу с Россией: опи хорошо знали, что это засшвэт немцев быть не только сдержанными, но и продупредн-JSeLmh, внимательными к Франции. Еще не достигнув соглашения с Россией, французская дипломатия одними намеками па его возможность уже реализовывала прямые выгоды в своих отношениях с Германией.
Сходная с этим реакция на франко-русское сближение наблюдалась и в Лондоне. Англо-французские отношения отличались крайней напряжен постью. Соперничество в Индокитае, в Сиаме, на Новых Гебридах, в Экваториальной Африке - все это порождало враждебность англо-французских отношений.
Фрейсине и Рибо, когда онп оба — в марте 1890 г. — вошли в правительство, застали англо-французские отношения в состоянии, близком к конфликту. Главным яблоком раздора по-прежнему оставался Египет.
Визиты Вильгельма II в Англию усиливали подозрительность в Париже, да и не в одном только Париже. Англия уже связала себя соглашением с Австрией и Италией, а через последнюю косвенно и с Испанией. В 1890—1891 гг. слухи о вероятном присоединении Англии к Тройственному союзу стали предметом усиленного внимания и в дипломатической секретной переписке, и гласно, на страницах газет.
Англо-германский договор 14 июня 1890 г. об обмене территориальными владениями был не только угрожающим симптомом практического осуществления англо-германского сближения; он затрагивал и непосредственно интересы Франции12.
Французское правительство шло на смягчение противоречий с Англией. Переговоры между ними, начавшиеся в июне 1890 г. в связи с англо-германским договором, переросли в обсуждение спорных вопросов, разделявших обоих соперников. Опи завершились соглашением 5 августа 1890 г.
Соглашение 5 августа 1890 г. означало компромиссное разрешение ряда спорных вопросов африканской политики Оно предусматривало разделение «сфер влияния» в Африке. За Францией закреплялась в качестве сферы влияния северо-западная часть африканского континента, идущая от южного края Алжира, через верхнего теченвя Ни1еРа (ДО города Тимбукту) и озера Чад в его северной части до Барруа. Английской сферой влияния признавались нижнее течение Нигера и теппптЛ™ женная к югу от озера Чад, Борну и Сокото РритоРия> располо-
Соглашение предусматривало также пииапя™« л ~ , цузского протектората над островом Мадатаск1Т фАнгЛиеи ФРан" очередь признавала английский протекторат	« СВ0Ю
То было двустороннее соглашение колонизатоп™ Д бапаибаРОМ-вавшее империалистические завоевания Ап™»ааИМН0 пРизна-в Африке. И хотя вопрос о Египте был исключен ” И фРапЧии ---------.	«мечен, в целом согла
12 См. подробнее в моей книге «Внешняя политика фоатт„
Франции», стр. 482—483
шение 5 августа 1890 г. внесло разрядку в англо-французские отношения 13 14.
Ловко используя созданный соглашением 5 августа прецедент и благоприятную для Франции обстановку, французская дипломатия в результате длительных, по успешно развивавшихся переговоров добилась близкого по духу соглашения и с Германией. Обменом писем между Маршалем и Эрбеттом 17 ноября 1890 г. Германия признавала протекторат Франции над Мадагаскаром, а Франция отказывалась от возражений против германских «прав» па Запзибарский султанат н.
Некоторые изменения к лучшему произошли и в отношениях с Италией. Экономическая война, носившая особо ожесточенный характер в 80-х годах, к концу этого десятилетия вступила в полосу смягчения.
Когда в Петербург поступили сведения о заигрываниях Франции с Италией и о дружеском топе отношений с Англией, Александр III определил отношение к своим слишком независимым будущим союзникам своеобразной формулой, выразившись на юнкерском жаргоне: «Их надо цукнуть» 15. Но в Париже, даже без «цуканья» со стороны России, быстро выправляли свои промахи. Как сообщал в секретном донесении Рачковский (начальник парижской агентуры охрапки), «...г-н Спголлер, который скомпрометировал себя в общественном мнении относительно России, всячески искал способов выйти из этого щекотливого положения» 16.
Международные позиции Франции укреплялись. Это улучшение позиций правящие кругл Франции и французская дипломатия стремились использовать прежде всего для достижения соглашения с Россией.
«
Буланжистский кризис имел многообразные последствия в социальной и политической жизни Франции.
Все партии господствующих классов были скомпрометированы и ослаблены этим кризисом. Монархисты, пытавшиеся использовать неудачливого авантюриста в целях реставрации монархии, должны были убедиться в том, какое отвращение вызывает монархия у широчайших масс парода. Раскрытие связей старых «традиционных» монархистских партий с проходимцем, игравшим в цезаря и якшавшимся с радикалами, нанесло монархистам
13 АВПР, ф. Канцелярия, 1890 г., д. 74. Морепгейм — Гирсу, 18 (28) августа 1890 г.; DDF, v. VIII, № 121, 123, 127, 132, 136, 141; G. Hanotaux et A. Martineau. Histoire des colonies franfaises et de I'expansion de la France dans le monde, v. IV. Paris, 1908, p. 241.
14 DDF, v. VIII, № 198, 207; Gr. Pol., Bd. VIII, № 1704, 1705.
IS B. If. Ламздорф. Дневник, т. I. M.—Л., 1928, стр. 263.
U А,В9Д t-	1890 г., д. 74, л. 17. Доклад Рачковского от
14 (26) февраля 1890 г. (на русск. яз.).
непоправимый удар. Буржуазные республикагая, хотя^иразоби-ченные в продажности и трусости, сумели пажить некоторый по ™есгаКпитал. Гораздо более крупный политический ущерб понеслиТадикалы; на них лежала ответственность за выдвижение Буланже; их участие в буланжистском движении па первом этапе подорвало к ним доверие со стороны трудящихся масс. Наконец, собственно буланжистская партия — партия цезаристского переворота — в 1888—1889 гг. являвшаяся крупной силой, после бегства генерала распалась почти мгновенно. Через некоторое время она перестала существовать.
Единственным классом, укрепившим свои позиции к исходу буланжистского кризиса, единственной партией, усилившей свое влияние, были пролетариат и социалисты. Несмотря на допущенные гедистами тактические ошибки — опи заняли сектантскую политику невмешательства, — их авторитет и влияние возросли. Многие рабочие, шедшие до сих пор за радикалами, переходили теперь к социалистам. Гедисты завоевали рабочее население промышленных департаментов Севера; возрастало их влияние и в других районах страны.
1 мая 1890 г. в Париже и других городах впервые, во исполнение решений конгресса 1889 г., социалистами — с успехом — были проведены первомайские демонстрации рабочих. Накануне 1 Мая буржуазные кварталы Парижа опустели, в день 1 Мая многие театры были закрыты; буржуа были охвачены страхом, почти паникой. Состоявшийся в Лилле съезд Рабочей партии проходил под знаком боевой решимости пролетариата17.
Усилившаяся забастовочная борьба рабочих принимала все чаще политический характер. Буржуазия была напугана этими боевыми выступлениями рабочего класса и перешла к репрессиям. 1 Мая 1891 г. в Фурми полиция открыла огонь по безоружной мирной манифестации рабочих. Были убиты 10 и ранены 30 рабочих Кровавый день в Фурми вызвал взрыв негодования в рядах рабочего класса и трудящихся,8.	А
Буржуазное правительство продолжало наступление на пево-люпионный пролетариат. Организатор кровавых репТХсий Кон стан предал суду социалистов Лафарга и Кюлина »	„
тюремного заключения. На дополнительных имКгта ® д2?ИЛСя их бочие выдвинули заключенного в тюрьму ЛаЖяп * В Лилле Ра' в депутаты палаты. Это была «кандидату™ н™ tP Э кандиДат0М вали ее социалисты. Пролетариат	как назы'
путатом и из тюрьмы тркумфатор^м^жя ИЗбраН де’
Разразившийся в 1890 г“мировой^,®^1аЛату ’ пространился и на Францию. Однако вп д?ИЧески® кризис рас------'-- франции, не знавшей ” «Huititane congrfes national du nai+i nnv»:™ m
'• «Le Socialist®», 0, 13.V 1891	napape.
1 «Le Socialist», 1, 8, 14.V1I 1891.
на протяжении всех 80-х годов значительного промышленного подъема, кризис не принял острых форм и не был затяжным. Теи не менее кризис, при всей своей кратковременности, обострил социальную борьбу в стране: от кризиса сильнее всего пострадали мелкие предприятия, существование которых зависело от кредита. Это объективно революционизировало непролетарские слои трудящихся; часть из них пошла за социалистическим пролетариатом, часть дала себя увлечь анархистской пропаганде и террористической практике, усилившейся с начала 90-х годов.
В 1893 г. на парламентских выборах социалистическая партия достигла крупного успеха. Социалистических депутатов различных оттенков в палате насчитывалось свыше 50 человек. В палату прошли крупнейшие лидеры социалистического движения: Гед, примкнувший к социализму Жорес и другие. Социалистическая фракция в парламенте стала силой.
Под влиянием роста рабочего движения и социалистических партий произошла перегруппировка п в руководящих политических кругах французской буржуазии.
Провал буланжистского движения убедил значительную часть монархистов в беспочвенности надежд на восстановление монархии. Оставаться дольше в отдалении от политического руководства было с их точки зрения неразумным. Было очевидно также, что правящая группа умеренных республиканцев становится все более реакционной и отказывается пе только от радикальных реформ, но и от традиционной антиклерикальной политики. «Умеренные» к этому времени превратились в партию финансовой олигархии и крупного капитала. Успехи социализма и рост его влияпия создавали общность интересов всех крупнособственнических групп имущих классов, общность интересов монархистов-клерикалов и «умеренных».
Опиравшиеся на парламентское большинство однородные министерства «умеренных» — Фрейсипе (март 1890 г. — февраль 1892 г.), Лубе (январь—ноябрь 1892 г.), Рибо (декабрь 1892 г.— март 1893 г.), Дюпюи (апрель—ноябрь 1893 г.)—протягивали руку примирения монархическо-клерикальным элементам. В правительственной декларации 4-го министерства Фрейсине в 1890 г. говорилось о стремлении к «широкой, открытой, терпимой и мирной республике». Сшоллер, бывший друг и ученик Гамбетта, призывая к примирению всех французов и отказу от антиклерикального фанатизма, открыто заявил о «новом духе» и «новых веяниях» в умах и сердцах большинства республиканцев. Еще ранее Жюль Ферри в откровенной формуле определил новые общественные идеалы умеренных республиканцев: «Не будем жертвовать нашими интересами ради наших симпатий. Будем сильными, господа, и будем богатыми — вот цель, которую мы должны преследовать» ао.
’° Цит. по: Я. David. Lb Troisi&me ropublitjue. Paris, 1934, p. 158, 2Q A. 3. Манфред	305
О- „плтямма была вполне приемлема для реакционно-монар-Эта программабы	н группа монархистов во главе
XX.*“ «мк реепубляко. В тон L ?890“ ка^ал Лавижери обратился с призывом к католи-каы Х^ра^нутреннпе распри» и признать существующую Лавижери действовал по соглашению с римским В 1892 г. папа Лев ХШ в специальной энциклшю (по-сзаши)' призвал французских католиков призвать республику и Хватить против нее борьбу. Большинство монархистов и кле-риадав во главе с графом де Мен в Ж. Пиу официально заявило о своем присоединении к республике. «Присоединившиеся» («rallies») рассчитывали завоевать республику изнутри. «Ключи от дома не в руках республиканцев, а во всеобщем избирательном праве, и здесь мы должны их найти», — раскрывал планы реакционеров-клерикалов Ж. Пиу. «Присоединившиеся» образовали Центральный комитет республиканской правой. Лишь немногие монархисты во главе с Кассаньяком остались «непримиримыми» 22.
Между «присоединившимися» и «умеренными» наступило сближение. И те, и другие шли на взаимные уступки. Образовался блок бывших монархистов, клерикалов и умеренных республиканцев — реакционная концентрация справа. Сами умеренные республиканцы, став на путь сотрудничества с монархистско-клерикальными элементами, стремились тем самым укрепить свои позиции, придать известные «исторические традиции» своему господству.
В практической деятельности и в вопросах большой политики бывшие монархисты и умеренные республиканцы шли теперь вместе. В вопросах налоговой политики и главным образом в деле борьбы против рабочего движения и социализма они выступали в полном единодушии. Жорес был прав, когда в одном из выступлений обвинял правящих республиканцев в том, что они выронили из своих рук республиканское знамя. «Вы — дезертиры республиканской политики», — бросил им обвинение Жорес23
Уроки булаижистского кризиса заставили господствующие классы пересмотреть позиции и во внешнеполитических вопросах Булапжизм показал, как можно умелой демагогией превращать оХ=^ "ТВв метшейаЛИСТИЧеСКНе- И РеепУбликапцы-имущих классов, п^оди	ГР*ПП
копоклоиническую по отношению к кайзеровсмй	ииз’
шою политику-политику, оскорблявшее наХпальТИН ВПбШ' ИаР°Да- УсДеХ иропагХНБХ0^™ zc’ж“ й К:
Z u w rtllw ~
]. Jaurit. Oeuvres. Etudes socialistes, v. I, p. 240	'	'
глаза па то, что националистической демагогией можно увлечь за собой мелкобуржуазные массы и отвлечь их тем самым от острых социальных вопросов.
Все фракции господствующих классов пытались теперь присвоить себе монополию представительства «национальных интересов страны». «Присоединившиеся», «умеренные», радикалы теперь соревновались между собой в неистовой националистической демагогии. Возврат к «германскому курсу» или чему-либо подобному после буланжиэма был уже невозможен. Для буржуазных республиканцев, исчерпавших программу даже крохоборческих реформ, превратившихся в реакционную силу, национализм стал единственной «положительной» программой, с которой они могли обращаться к массам. Национализмом буржуазия рассчитывала увлечь и подчинить мелкую буржуазию и столкнуть ее с передовым пролетариатом.
Но для того чтобы буржуазные оппортунисты, воспитанные в капитулянтской школе, рискнули проявить смелость даже на словах, для этого нужны были и некоторые материальные предпосылки.
В 1890—1891 гг. организация и перевооружение французской армии были завершены. В 1889 г. вступил в действие закон о трехлетней воинской повинности. Было налажено в широких размерах производство ружей Лебеля, мелинитовых снарядов и других видов оружия24. Фрейсине считал, что к 1890 г. производство ружей Лебеля с 300 в день поднялось до 3000 в день; соответственно возросло и производство артиллерийских снарядов. Одновременно шло строительство стратегических железных дорог, укрепление Бельфора, Туля, Вердена и других пограничных крепостей, к 1891 г. вооружение Франции было закончено25.
Но несомненные успехи в укреплении армии еще не могли придать буржуазии смелость. Не случайно в 1890 и в 1891 гг. военные планы французского генерального штаба были целиком построены па принципе обороны26. Главное, что придавало в эти годы уверенность французам, т. е. буржуазии крупной и мелкой, «средним классам» — это крепнувшее сближение с Россией, сближение, которое уже явно шло к военно-политическому союзу.
В 1890—1892 гг. в создавшихся новых условиях внутри страны и в Европе союз с Россией стал главной целью внешнеполитических программ всех партий и групп господствующих классов и широких слоев населения. Если раньше, в 70—80-х годах, в рядах господствующих классов, даже среди отдельных групп буржуазии, шла борьба по вопросу о «русском» или «германском» курсе, то в 90-х годах эти разногласия были сняты.
м Ch. Freyctnet. Op. cit., v. II, p. 398, 412; cp. Revol. Histoire de Гаппбе franpaise. Paris, 1919.
25 Ch. Freyctnet. Op. cit., v. II, p. 413.
26 A. Marchand. Plans de concentration de 1871 a 1914. Paris, 1926, p. 103—107.
Союз с Россией был самым сильным политическим козырем правительства Фрейсине, тем пунктом правительственной программы, которому была обеспечена поддержка всех или большинства партий. Нашумевшая фраза Делькассе: «В деле патриотизма и любви к России все французские партии соревнуются между собой»1' —не была обычной банальностью; помимо классовых, партийных или иных частных интересов в стремлении к союзу с Россией, находили выражение и национальные интересы страны. «Русский курс», независимо от мотивов или расчетов тех или иных групп, объективно был обобщением уроков исторического опыта последних 20 лет после Франкфурта.
Особую позицию в этих вопросах занимали социалисты.
На страницах «Socialiste», на своих партийных съездах, в выступлениях на собраниях гедисты в 1890, 1891, 1892 гг. изо дня в день вели кампанию против союза с царской Россией. В то же время на партийных съездах в Лилле, Марселе28 они обменивались приветствиями с русскими революционными организациями и деятелями. «Socialiste» в статье «Русский народ» утверждал: «С нами вместе — нигилисты, поселенцы Сибири, мужественные люди Женевы, Плеханов, Вера Засулич, Лавров.. ,»29 Французские социалисты сотрудничали в русских революционных изданиях, и между социалистами обеих стран существовал товарищеский контакт.
*
В январе и марте 1890 г. во Франции были размещены новые русские займы на сумму в 650) млн. франков.
В мае 1890 г. французскЗе правительство дало еще одно дока-
зательство готовности идти навстречу пожеланиям царского правительства. Русское посольство сообщило французскому правительству, что, по его сведениям, в окрестностях Парижа находится группа русских нигилистов, подготовляющих террористическое покушение. Вопрос о русских революционерах, будучи одним из самых щекотливых для буржуазных республиканцев, уже не раз создавал затруднения в отношениях Французской республики и Российской империи. На этот раз правительство республики заверило царское правительство, что будут приняты все небходимые
В заговоре русских нигилистов 1890 г. участвовали ские провокаторы, в том числе Ландезен, один из сами*
полицей-опытных
” по: Н' Л<ыадорф. Указ, соч,, т. I, сто 337- Дппо х U» г, «. 71 о. 345-347. Mop.m4,-r,Ky, is
’	24	27
р“й’подпвсанис,м Верой Засулич, говорилось Т со2ш™К₽аТ08'СОцвали"
»	“ Раб0,ей ФРанвде» (Г??5)ДаРВОИИ М0Л0Д0Й
Профессионалов эТого ремесла, действовавший по заданиям Рач-ковского30. Тем пе менее Констан и кабинет сделали все, что опи обещали. Располагая полной информацией, они дали возможность полиции в нужный час захватить участников заговора. 29 мая были арестованы главные заговорщики: Накашидзе, Теплов, Рейнстейн, Степанов и др.
Правда, для правительства возникла некоторая неловкость. Французские социалисты, в частности бланкисты, руководимые Вайяном, устроили демонстрацию протеста, осуждая это полицейское сотрудничество республиканского правительства с правительством самодержавной России. Протестовали и представители прогрессивной интеллигенции. Но выслуживавшие милость русского самодержца буржуазные республиканские министры и не думали считаться с мнением французского народа. Арестованные были преданы суду и получили более или менее тяжкие наказания. Говорили, что Александр, получив об этом извещение французских властей, с удовлетворением воскликнул: «Наконец-то во Франции есть правительство!»31
Русское правительство со своей стороны сделало следующий шаг, пригласив представителя французской армии на военные маневры. Это приглашение было сделано по просьбе французского посла Лабуле32.
Появление французского офицера на маневрах русских войск в Нарве было тем более знаменательно, что одновременно в Нарве присутствовали Вильгельм II и германский канцлер Каприви; рядом с ними оказался представитель французского генерального штаба генерал Буадефр. Это было демонстрацией франко-русского сближения.
Лабуле в письме к Рибо по поводу визита Буадефра писал: «Сближение Франции и России, которое три года без небольшого назад казалось иллюзией, миражем, мало-помалу стало достаточно реальным и солидным... Но нам не следует платонически констатировать этот результат; из него должны быть извлечены все последствия» 33.
Первая попытка в этом направлении была сделана уже в Нарве. Генерал Буадефр, помощник начальника французского генштаба, вступил в переговоры с генералом Обручевым, начальником русского генерального штаба, и Банковским, военным министром, по вопросу о военном сотрудничестве. Буадефр, превысив данные ему полномочия и выйдя за рацки инструкции Фрей-
50 В. К. Агафонов. Заграничная охранка (составлено по секретным документам заграничной агентуры и департамента полиции). Пг., 1918, стр. 37—38; см. также Ж. Лонге и Зильбер. Русские террористы и охранка. М., 1918.
sl Р. Albin. L’Allemagne et la France on Europe, 1885—1894. Paris, 1913, p. 27.
” DDF, v. VHI, № 130, p. 180, примет.
» DDF, v. Vin, Je 160, 161. Лабуле — Рибо, 24 и 25 августа 1890 г.
сиве, пытался Поставить вопрос 0 письменной военной коппойции. Предложение это было отклонено84.
Однако, отвергая мысль о военной конвенции, руководители русской армии пошли на олень доверительные переговоры с французским генералом. Между представителями обоих генеральных штабов состоялся широкий обмен взглядов по вопросу об оперативных задачах обеих армий в случае войны с Германией и ее союзниками. Уже тогда обнаружилось п некоторое расхождение в этом вопросе. Обручев считал необходимым наносепне первого удара по Австрии; Буадефр полагал, что надо сосредоточить силы против главного врага — Германии. В остальном было достигнуто полное единодушие. Буадефр в своем отчете высказывал уверенность, что, «если война возникнет без провокаций с нашей стороны, Россия мобилизуется». Оп приходил к общему заключению, что «мы можем сегодня рассчитывать на ее (России. — А. М.) помощь» 85. Моренгейм в письмах к Гирсу также сообщал о глубоком удовлетворении Рибо и Фрейсине результатами миссии Буа-дефра86.
Французский посол Лабуле считал, что почва в достаточной мере созрела для непосредственных переговоров о соглашении между двумя странами.
Тогда же, осенью 1890 г. Лабуле возбудил вопрос о визите французской эскадры в русские воды. Но русское правительство не дало сразу определенного положительного ответа, проявляло большую сдержанность, чем французское87.
Сдержанность русского правительства в значительной мере объяснялась тем, что еще не были преодолены колебания, сомнения в определении курса внешней политики, не была даже полностью устранена известная ее раздвоенность.
Собственно говоря, хотя термин «императорское правительство», или чаще всего просто «правительство», широко применялся в дипломатической практике и в повседневном разговорпом обиходе, в Российской империи правительства — в западноевропейском смысле слова, — как известно, не существовало. Вершину многоступенчатой социально-иерархической пирамиды империи венчал неограниченный самодержец — император всероссийской царь польский, великий князь финляндский и прочая и прочая’ Император, его двор и его министры - это и было правительство, как его понимали в России. Само собой разумеется — и здесь ни к чему трюизмы,-что власть всесильного монарха и
м DDF, V. VIII № 165. Доклад Буадефр» военной^	...
27 августа 1890 г.	военному министру Фрейсияе,
*	Ibid., р. 238.
*	АВПР,	ф. Канцелярия,	1890 г.,	д. 74.	л	99	м
13	(25)	сентября 1890 г?	*	м°Рвпгейм —	Гирсу,
"	*• Канцелярии,	1890 г„ д.	74, л	92	98	м
13	(25)	сентября 1890 г.,	27 сентября (9 октября) 189о’?РеЦГ°йм ~ Гирсу'
его ближайших слуг опиралась на полностью подчиненную воле монарха огромную могущественную армию, жандармский корпус, полицию, опутывавшую всю бескрайнюю страну, проникавшую во все поры паутину тайного шпионажа, соглядатайства, незримой слежки, наконец, на громадный, вымуштрованный и в то же время закостеневший в рутипе бюрократический аппарат. Нет надобности разъяснять — это было бы также трюизмом, — что сколь пе представлялась неограниченной власть монарха-самодержца, сколь пе возвышалась опа над всеми классами и сословиями, при сохранении известной самостоятельности, она в конечном счете была детерминирована определенными классовыми и групповыми интересами и складывавшимся соотношением сил.
Но пе будем углубляться в эти вопросы, уводящие в сторону. В рассматриваемой связи важно установить, что в том узком замкнутом кругу — па самом верху, вернее па вершине иерархического Олимпа империи, который практически решал большие и малые вопросы политики, в частности проблемы международной жизни и дипломатии, в решении главных задач, выдвигаемых самой жизпыо, — на какую из великих держав ориентироваться, кого считать в близком и далеком времени возможным, эвентуальным союзником, в 1887—1890 гг. действительно не было определенного мнения. Решение принадлежало в конечном счете царю, а царь колебался.
История последних царей династии Романовых подтверждает ту же закономерность, которую можно наблюдать в эволюции, например, французских королей от Людовика XIV до Карла X— они все шли по нисходящей, деградирующей линии, или же Гоген-цоллериов, или Габсбургов. Каждый новый монарх был слабее, мельче, ничтожнее своего предшественника. В России со времени Александра I, при всей его лживости, вероломстве, коварстве остававшегося все же крупным, весьма умелым дипломатом, шел тот же процесс. После Николая I, с его свинцовым деспотизмом, виселицами, шпицрутенами и ледяшпцей улыбкой, после бесхарактерности, тусклого взгляда как бы застекленевших в равнодушии глаз Александра II, предпоследний монарх — Александр III, хотя бы по внешнему облику, по своему богатырскому сложению, по сравнению с тщедушными другими Романовыми, производил выгодное впечатление.
Как ленинградец по рождению, я помню еще, какое впечатление па всех производила возвышавшаяся на Знаменской площади — пыпе площади Восстания, — у Московского вокзала, огромная, казалось, четырехугольная, подавлявшая своими размерами, своим чудовищным весом скульптура уставившегося прямо, даже чуть вниз всадштка на таком же огромном, неуклюжем — тоже почти четырехугольном — битюге. То было гениальное творение Паоло Трубецкого. Скульптор сумел в неподвижной тупости черт лица и позы, в громадности лошади, как бы сливающейся со всадником, воплотить всю ограниченность, косность, жестокость
этой грубой мускульной силы. Кто это был? Император Александр lil ИЛИ безличный околодочный надзиратель на коне, жандарм всея Руси?	„
Было удивительно, как этот убийственный в своем беспощадной правдивости портрет резца Трубецкого был выставлен на показ — на осмеяние? — сыном — последним императором, не сумевшим даже понять, что он видит перед собой.
Александр III был воплощением посредственности. Оп пи к чему не стремился, у него не было сильных желаний, он но привык ни к раздумьям, ни к умственному труду вообще. То^, что ему успел внушить в свое время Победоносцев, руководивший его воспитанием, ему казалось жизненными правилами, и он, наверное, имел точные представления о том, что плохо и хорошо. Конечно, то был подсказанный обер-прокурором святейшего синода катехизис реакционных, заскорузлых в убогом мракобесии догматов. «Победоносцев над Россией простер совиные крыла» — эти строки Блока символизировали всю эпоху, «совиные крыла» парили пад всем царствованием Александра Ш м.
Со времени покушения Березовского, напугавшего его в молодости, а особенно после убийства отца, Александр III жил в по-
стоянном, непреодолимом страхе перед неведомыми, скрывавшимися в тени, загадочными революционерами. Он укрылся добровольным затворником в Гатчинском дворце и выезжал на приемы как на необходимую, но в высшей степени тягостную службу. Лучше всего он, наверное, чувствовал себя, когда, запершись в своих покоях наедине с хрустальными графинами или заветными бутылками с живительной влагой, он пил в одиночестве до тех пор, пока память фиксировала уходящее время.
За всем тем, он был спокойным, уравновешенным человеком_
без страстей, без увлечений. Сохранившиеся дневники и записи которые оп вел всю жизнь, сначала пространные, затем все более краткие39, рисуют среднего, ординарного, даже будничного человека, с небогатым запасом слов и, может быть, еще более скудным набором идей и «правил». Но в вопросы руководства внеш ней политикой, —но долгу службы —он считал себя обязанным особо тщательно вникать. С молодых лет испытывая антинемеп кое влияние жены Дагмары и всей ее датской родни он б™ Z' ностыо свободен от того пиетета к Гогепцоллернам’и Бисмпку’ к «потсдамской Пруссии», которым был проникнут «бпкы™° Р У’ отна-императора. Это недоверие, даже подоз^7ел~ да°Р-* зеровской Германии он сохранил и в дальнейшем „ ~ТЬ К каи‘ были ближе и понятнее взгляды Каткова и «Московсвд^вед
"	к Александру ш т « >
ЦГОАР, ф. 877 Александра III, д. 71—73, 75 78 1mL.*	1925__1928
Д-89, 90, 95—98 (записные жижки 1877-1878^^“1йо2886~1871 гг.); 128 (памятная книжка 1882—1892 гг.).	’ 1883 1886 гг.); д. 118—
стеи» или антибисмаркойскйе Стрелы дипломатии Горчакова. Но как правоверный ученик Победоносцева и его культа самодержавия оп питал крайнее предубеждение к Франции как к республике, т. е. стране, пароду, поспешившему попрать священный для него монархический принцип.
Эта раздвоенность чувств рождала колебания, сомнения. Они усугублялись тем, что за долгие годы, когда Александр-младший был наследником, оп уже свыкся с тем, что в правящих верхах, в окружении царя, всегда сохранялась влиятельная группа сановников — поклонников кайзера и Бисмарка, считавших союз двух монархий (и двух династий) исторической необходимостью для России. Он так привык к такому порядку вещей, что, став императором, он доверил практическое руководство министерством иностранных дел Гирсу и Ламздорфу.
И министр Николай Карлович Гире и граф Владимир Николаевич Ламздорф, занимавший в ту пору сравнительно скромный пост начальника канцелярии министра, а на деле игравший едва ли не главную роль в министерстве, оба были службистами, чиновниками, покорными воле монарха, перед которым опи трепетали. Но оба они были убежденными сторонниками прогерманской ориентации, они выросли и воспитывались в духе преклонения перед дипломатической мудростью Бисмарка и, когда это было для них личпо безопасно, тянули, сколь возможно, в сторону Германии. Гире и Ламздорф до последней минуты рассчитывали на возобновление договора о перестраховке с Германией, срок которого истекал в 1890 г. Гире и Ламздорф считали прочное соглашение с Францией невозможным и ненужным, не соответствующим интересам России, а главное, грозящим испортить отношения с Германией. Всю внешнюю политику Гире и Ламздорф в значительной степени подчиняли этой задаче — сохранению дружбы с Германией и, подходя под этим углом зрения к франко-русским отношениям, считали чрезмерное сближение нежелательным и опасным. Не случайно Гире делал многократные заявления о том, что сближение с республиканской Францией является совершенно невозможным для императорского правительства.
В дневнике Ламздорфа от 1891 г. имеется характерная запись, показывающая, каковы были взгляды этого малозаметного в ту пору, по в действительности едва ли пе главного вдохновителя гир-совской политики. Ламздорф имел на Гирса большое влияние и, как видно из его дневника, подготовлял ряд решений министра. «Я в сущности не думаю, чтобы мы имели основания чересчур опасаться недоразумений, которые могут возникнуть между Францией и Германией. Прежде всего они нисколько не хотят вооруженного столкновения, а в случае, если бы оно и произошло, то что нам до того, если повторится 1870 год» <°.
40 В. В. Ламздорф. Указ, соч., т. IX, стр. 39.
Точка зрения Ламздорфа и Гирса выражепа здесь предельно ЯСНЛитая Гирса и Ламздорфа, однако, не была определяющей в руководстве русской внешней политикой. Как уже говорилось, Гипсу, Ламздорфу и их единомышленникам противостояла весьма значительная группа иной ориентации. Катков умер в 1887 г., по его точка зрения поддерживалась рядом видных царских сановников и представителей дворянских н буржуазных кругов. Это были Дмитрий Толстой, Нелидов, Воейков, члены Славянского комитета, многие военные.
Царь колебался. Но Александру было нетрудно понять что отношения между Германией и Россией вступили в новую фазу. У Александра можно встретить заметки, в которых он высказывал мнение, что всякое новое затруднение Германии окажется выгодным России*1. И Катков, и Александр III, и Победоносцев были олицетворением свирепой реакции, мракобесия, свинцового гнета, душивших внутри страны все живые силы русского народа. Естественно, что эти люди питали глубокое отвращение к французскому республиканскому режиму. Александр III, папример, сопротивлялся тому, чтобы «опускаться» («s’encanailler») до пожалования высшего русского ордена президенту республики42. Но при этом царизм не мог не считаться с интересами промышленной буржуазии, требовавшей изменения политики по отношению к Германии, не мог не учитывать растушую угрозу со стороны Германии и Австро-Венгрии, не мог не видеть антирусского па-правления политики Бисмарка, а затем Вильгельма II и Каприви. Для правящих кругов и господствующих классов России было также очевидным— это не требовало особой прозорливости — что в лице Франции создается противовес австро-германской коалиции, направленной своим острием против России и Франции, что поэтому необходимо пойти на укрепление связей с Францией.
Существенные изменения, происшедшие в международном положении в 1890-1891 гг., заставили русское правительство ускорить сближение с Францией.
В начале июня 1890 г. в Петербурге узнали, что германское правительство отказалось от возобновления договора о пепестоа-ховке43. Сам договор о перестраховке, как известно, пе обеспечивал дружественных отношений между Россией и Германией Но тем не менее этот договор оставался Л 1еРманиен-надежным, непрочным, хрупким но все жр вМ Н6 очень ппш Берлин и Петербург, который мог^лотг» ™	’ С00дипяв'
как-то служить дальнейшему сотрудничеству ™ежХ°Ш° нархиями.	рудимчеству между двумя мо-
Н- Яамз<>орФ- Указ, соч., т. п CTD лд
Там же, стр. 49. Однако ов должен
'» В₽ W лерВаЗВа^В?гГ0-	акИ дать Карво ордеп Ah-
В. Я. Ламздорф. Указ, соч., т. I, стр. 284—328
Отказ Германии от возобновления этого договора означал крутой поворот в ее политике по отношению к России. Это было событие большой важности. Даже сторонники продолжения сотрудничества с Германией пе могли не изменить позиции. Александр П1 извлекал из происшедшего выводы. «Нет сомнения, перемена в политике Германии произошла, и нам надо быть готовым ко всяким случайностям», — написал оп на докладе Гирса 11 итопя 1890 г.44
Договор между Германией и Англией о Гельголанде н африканских колониях еще более усилил подозрения в Петербурге. Договор доказывал, что Германия пе только разорвала связи, соединявшие се с Россией, но и, более того, укрепила сотрудничество с Англией, которая в ту пору являлась серьезным соперником России. Германская пресса в те дни откровенно связывала дружбу с Англией с враждой к России. «То, что полпоколения назад составляло вопрос, теперь решено, — писала «Vossische Zeitung» в конце июля. — По отношению к России Германия должна рассчитывать только па разногласия и войну, по отношению к Англии — только на дружбу и содействие» 46.
Ухудшение русско-германских экономических отношений также с каждым месяцем принимало все более острые формы. В начале 90-х годов германская экономическая политика была явно невыгодна русским экономическим интересам. Русская промышленность страдала от германской конкуренции, проникновения германских товаров на русские рынки. В то же время экономическая политика Германии серьезно ущемляла интересы русских экспортеров сельскохозяйственной продукции. На протяжении короткого времени Германия трижды (в 1879, 1885 и 1887 гг.) повышала пошлины на русский хлеб. Германский статс-секретарь по иностранным делам Маршаль фон Биберштейн позднее, в 1894 г., признавался, что введение пошлин на хлеб в 1887 г. обусловливалось не столько потребностями германского сельского хозяйства, сколько необходимостью возмездия России за повышенно ею пошлип па уголь и железо46.
Русское правительство, все более считавшееся с требованиями промышленников, страдавших от конкуренции иностранных товаров, также встало па путь повышения пошлин47. Переговоры о заключении нового торгового договора, которые в декабре 1890 г. и в апреле 1891 г. вел Шувалов с Маршалом в Берлине, окончились безрезультатно. В мае 1891 г. Германия заключила торговый договор с Австро-Вепгрией, предусматривавший значительное снижение пошлип па австрийские сельскохозяйственные * 40
44 Там же, стр. 328.
Цит. по: «Русские ведомости». 30. VII 1890.
40 ГГ* 1915^' ^'°^олеа- История русско-германского торгового договора. п М. Я. Соболев. Таможенная политика России во второй половине XIX в.
Томск, 1911.
№вагы К началу 1890-х годов таможенная война между Герма-S в Россией приняла ожесточенный характер. По подсчетам Чупнова в 1893 г., после очередного повышения пошлин на рус-STwe6, России пришлось платить пошлину за ввезенный в Германию хлеб па 114% больше, чем другим странам. В свою очеведь Россией было установлено на германские товары «таможенное обложение в 80-90% и более по сравнению с другими странами»4’. Даже Чупров, в «Русских ведомостях» полемизировавший с «Московскими ведомостями», должен был признать, что агрессия в экономической войне исходила от Германии и что со стороны России эти чрезвычайные таможенные меры были вынужденными49.
В торговом балансе России роль Франции была неизмеримо меньшей, чем Германии. И французский экспорт в Россию, и вывоз русской сельскохозяйственной продукции во Францию были скромны. Германия оставалась главным потребителем русской ржи. Но Франция еще во время русско-германских торговых переговоров 1891 г., обеспокоенная ими, предложила России (Рибо — через Морепгейма) вступить с ней в торговые переговоры, а с 1892 г. установила режим наибольшего благоприятствования для русских товаров. В России в то время возлагали надежды на развитие широких торговых связей с Францией. «Новое время» в мае 1891 г. писало: «...Хорошие торгово-политические отношения с Германией для России, конечно, весьма желательны, но в сущности она может обойтись и без них,.. Для русского хлеба сбыт всегда найдется и вне пределов Германии, особенно в настоящее время, когда понижена во Франции пошлина на привозной хлеб» и т. д.50 Тогда как Берлин вел систематическую кампанию против русского рубля, в Париже банковские круги и правительство активно старались установить тесные финансовые связи, широко предоставляя царизму займы (понятно, с выгодой для себя), в которых он сильно нуждался51.
Непримиримость Германии, отвергавшей русские предложения о торговом соглашении и демонстративно заключавшей кпуп-ные торговые сделки с Австро-Венгрией, убеждала даже сторонников примирения с Германией в невозможности достижения °К““’°-тб5'» SS3
Внешнеполитические соображения и экономикой.,™ ,L...
тесно переплетались между собой и толкали	интеРесы
не могли оставаться равнодушными и к тем	В Роосии
• 'га' ,т' •»
” время», 13.V 1891.
появлялись в публицистике германских юнкерских и милитаристских кругов. В частности, в 1890 г. русская печать с естественным чувством негодования клеймила высокомерно расистские выступления профессора Карла Иенча. Этот шовинистически исступленный бред не был уникальной болезнью Иенча; сходные с ним взгляды можно было найти и у некоторых других немецких публицистов — у Трейчке, Поля де Лагарда, Эдуарда Гартмана и др.
В Петербурге понимали также, что прогрессирующее обострение противоречий с Австро-Венгрией происходит при прямом л активном участии Германии, что только германская поддержка, а может быть, и непосредственно из Берлина идущие инструкции придают такой агрессивный характер австрийской политике на Балканах.	__
Все последствия договора цЦщРг., доложившего начало австро-германской коалиции, теперь, в(189СГ>., обнаружились во всей их враждебности к России.
Для правящих кругов Российской империи становилось очевидным, что идти дальше по пути уступок Германии и игнорировать французское желание к сближению было бы политически неблагоразумным. Переговоры в Нарве Обручева и Банковского с Буадефром осенью 1890 г. были уже некоторой вехой на этом новом пути. Учитывая изменения, которые произошли в международном положении, Лабуле в марте 1891 г. возобновил переговоры с русским правительством о визите французской эскадры в Кронштадт. На этот раз русское правительство отнеслось гораздо более сочувственно к французскому предложению.
В то время как в Петербурге проявляли готовность прислушаться к французским положениям, во Франции неожиданно возникли события, снова поставившие под угрозу сохранение европейского мира. Вильгельм II, новый рейхсканцлер Каприви и статс-секретарь по иностранным делам Маршаль продолжали подчеркивать дружественные чувства к Франции. Этот тон оставался неизменным. В январе 1891 г. германская печать сообщила о том, что по инициативе Вильгельма в мае 1891 г. в Берлине организуется большая художественная выставка. Кайзер, который считал себя знатоком искусств, подчеркивал необходимость приглашения французских мастеров, пользующихся заслуженной славой.
12 февраля к фрацузскому послу прибыл знатный гость — кайзер Вильгельм вместе с принцем Генрихом Прусским, канцлером Каприви, со статс-секретарем Марпталем. Беседа главным образом была посвящена вопросам искусства, и кайзер с сожалением отзывался о смерти французского художника Месонье.
Вскоре, 18 февраля стало известно, что во французскую столицу прибыла мать Вильгельма II вдовствующая императрица Фредерика. Она прибыла инкогнито, под именем графини Лин-реп. Инициатива исходила, по-видимому, от кайзера Вильгельма,
О чем косвенно свидетельствуют источники. Во всяком случае после франко-прусской войны это было первый раз, чтобы член царствующего дома Германии оказался во французской столице, к тому же не согласовав визит с французским правительством52.
На вокзале императрицу встречал германский посол Мюнстер, что нарушило план частного визита и раскрывало инкогнито. Первоначально все шло более пли менее благополучно . Однако вскоре после прибытия германской императрицы в Париж, 19 февраля в немецкой газете «Vossische Zeitung» была приведена телеграмма из Берлина. В телеграмме сообщалось: «На этот раз Германия дала прекрасный пример своего стремления к примирению. Откликнется лп Франция на этот призыв? Можем ли мы надеяться, что руководители французской нации перед лицом благородных намерений матери германского императора будут воодушевлены лучшими чувствами и отвергнут идеи реванша, которые неотступно преследуют французский парод» 54. В этих немногих словах была изложена целая политическая концепция. Германия дает Франции доказательство готовности к примирению. На какой основе? На основе отречения Франции от Эльзас-Лотарингии.
Одновременно в германской прессе распространились сведения, что императрица будет иметь свидание с одним из высших французских политических деятелей.
Таким образом, раскрывалось, что то был. не частный визит императрицы для приглашения французских художников, а некоторый политический демарш, который преследовал далеко идущие цели. Хотя имеющиеся документы и не позволяют с полной определенностью установить, как была подготовлена эта миссия, но ее общий политический характер в смысле пробы сближения с Францией па определенных условиях не вызывает сомнений.
На третий день после прибытия Фредерики в Париж начались аптинемецкие демонстрации, по преимуществу буланжистов и членов «лиги патриотов», носившие, впрочем, мирный характер. Однако сама знатная гостья обнаружила мало такта. Она посетила Версальский дворец и залу, в которой 17 января 1871 г Вильгельм I был провозглашен германским императором Это подчеркнутое посещение мест германского триумфа, естественпо задевало французское национальное чувство. Демонстоапии против императрицы приняли значительно более широкий ха
В момоит- когда иача™^ антинемецкие демонстрации, появи-
” АВПР ф. Канцелярия, 1891 г„ д. 74. л 119 ил
14 (26) февраля 1891 г. См. также. G. Poutler Un	~ ГпРсУ<
Р0™'"?’ If „v»°„yag0 d i“P<irat.Tice Freddie a Paris enPlRei dDh^to,J'° contem-,, v. VIII N: 263, 273, 276—286.	n 1891- Paris, 1901; DDF
л Gr, Pol, Bd. VII, № 1546, 1548, 1549 155) 15Sc _
стера, 26 февраля — 5 марта 1891 г.; № 155’ 15ЧЧ 1558, Д°песения Мюи-Цит. по: Р. Albin. Op. cit., р. 290.	’
лась статья n «Kolnische Zcitung», прямо угрожавшая Франции Германская газета писала: «Мы не можем допустить, чтобы французы оскорбляли августейшего монарха Германской империи и его благородную мать... Немецкий парод вправе требовать, чтобы французское правительство и парод дали ему достаточное удовлетворение. ..» бб. 26 февраля все германские газеты в угрожающем тоне поместили статьи о франко-германском кризисе.
Одновременно поступили сведения о том, что кайзер Вильгельм имел свидапие с фельдмаршалом Вальдерзее, обсуждая с ним вопрос о мобилизации армии. Известный в ту пору английский журналист В. Стад писал в эти дни: «В течение 24 часов... пам приходилось считаться с фактом, что одного взрыва страстей парижской черни достаточно было, чтобы привести к европейской войне» 50.
27 февраля Маршаль пригласил к себе Эрбетта и говорил с ним в резком тоне. Ои уведомил о репрессивных мерах, которые германское правительство памерено принять в Эльзас-Лотарингии, а затем перешел к обвинениям* * 57. Эрбетт, как всегда в таких случаях, обнаружил растерянность.
Так неожиданно возникла еще одна тревога, военная тревога 1891 г. Вспыхнувший конфликт между Францией и Германией грозил серьезными последствиями. Эрбетт в частном письме к Рибо 28 февраля писал: «... Я считаю своим долгом Вас предупредить, что положение более серьезно, чем это представляют в Париже». Эрбетт настапвал на энергичных репрессиях против деруледов и лоров и па необходимости участия французских художников в берлинской выставке. «Надо дать удовлетворение германскому [общественному] мнению и императору». «...Все может быть еще исправлено, если будет проявлено немного доброй воли», — панически заканчивал письмо Эрбетт68.
В этот тревожный момент снова, как в 1887 г., чрезвычайное значение приобрела позиция России.
19 февраля (по ст. стилю) в письме Моренгейму, за подписью Гирса, русское правительство дало оценку инцидента в связи с пребыванием императрицы Фредерики. В этом письме говорилось: «Ни одна из предполагаемых причин появления ее величества во Франции не может оправдать эту попытку — более смелую, чем разумную...» Далее русское правительство подчеркивало корректность действия французского правительства.
Наконец, в письме Гирса выдвигалось принципиально важное положение: «Сердечное согласие, которое столь счастливо водво-
65 Р. Albin. Op. sit., р. 298.
96 «Русское обозрение», 1891, т. III. «Письма из Лондона», стр. 365.
57 DDF, V. VIII, № 285. Эрбетт — Рибо, 27 феврали 1891 г. Донесения Генриха Рейсса и Гацфельда из Вевы и Лондона. Эти тенденциозно подобранные документы дают одностороннее, а потому и неверное изображение конфликта.
“ DDF, v. VIII, № 293. Эрбетт — Рпбо, 28 февраля 1891 г.
пилось между Россией и Францией, представляет в наши дни ?Хие, необходимое не только ввиду взаимных интересов, но также и для создания определенного противовеса влиянию лиги центральных держав, обеспечивая самое благотворное равновесие
важный момент франко-германского конфликта февраля 1891 г. русское правительство полностью поддержало французское правительство и дало ясно попять, что в этих трудных для него условиях Россия не склонна отказаться от политики сердечного согласия с ФранциейБ9.
Рибо немедленно ответил Лабуле телеграммой, в которой он указывал, что французское правительство полностью оцепило значение русского выступления ®°.
Русская печать с полной определенностью выступила на стороне Франции. «Московские ведомости», «Новое время», либеральный «Вестник Европы» осудили поведение Германии61.
Императрица Фредерика проявила благоразумие. Она своевременно уехала из Парижа. Вильгельм, в виде наказания французов, объявил новые паспортные ограничения в Эльзас-Лотарингии, но дальше конфликт не получил развития.
Поддержка, оказанная Россией в тревожные дни февраля 1891 г., еще раз показала, какое крупное значение для судеб Франции имела позиция России.
В марте президент Французской республики Карно был награжден высшим русским орденом Андрея Первозванного. Вслед за этим орден Александра Невского был дан военному министру Фрейсине и министру иностранных дел Рибо.
Влияние того и другого на общее направление правительственной политики, в особенности на развитие франко-русского сотрудничества, было велико. Фрейсине, в четвертый раз возглавивший кабинет министров и взявший на себя и руководство военным министерством, приобретал все больший авторитет в стране и за ее пределами. Моренгейм писал о нем почти восторженно: «Он поставил себя так, что сразу же был принят всей армией и самые авторитетные генералы его громогласно объявили лучшим военным министром, которого Франция когда-либо имела»62
Связи между двумя странами укреплялись. Французское пра-внесло предложение о переговорах по торговым вопросам и одновременно начала подготовлять переговоры внешнеполитические. Вопрос о визите французской эскадры в Россию был решен положительно; визит был назначен на июль 189? ц
и Archives du ministere des affaires	/
aff. elr.). Corr. Pol, v. 286. Russie ffrvrier laoi ^Л^ — АгсЬ. du min. des
“ DDF, v. УШ, № 314. Рибо—Лабуле«марта ’1891 г
1 «Московские ведомости», 17.11 1891- »WnnSiaAS91 г'
Европы», март 1891 г, стр. 431—432’ ВОв в₽емя*» 18.11 1891; «Вестник м АВПР, ф. Канцелярия, 1890 г., д. 74. л 149	«
кабря 1890 г.	’	Моренгейм-Гирсу, 19 (31) де-
Ободренное этими успехами французское правительство предприняло попытку сделать еще один шаг к сближению с Россией. В марте французский дипломатический агент Гансен в беседе с генералом Фредериксом, русским военным атташе в Париже, поставил перед ним вопрос о своевременности соглашения между русским и французским генеральными штабами о согласованных действиях вооруженных сил па случай, если Германия начнет войну. Фредерикс, отвечая только от своего личного имени, от-песся к идее положительно и высказал мнение, что секретная военная конвенция полезнее формального союза63 *. Выбор второстепенных лиц для этих переговоров показывал, что пока французское правительство еще зондировало почву.
Уже с начала 1891 г. шли упорные слухи о возобновлении па новый срок Тройственного союза. В июне выступления Рудпни п Вильгельма И подтвердили эти догадки. Весьма распространено было мпение, что Англия присоединилась к Тройственному союзу. Ламздорф в дневнике в июле писал: «Присоединение Англии к лиге мира, в какой бы форме оно ни произошло, не подлежит сомнению» и.
Как мы знаем теперь, Ламздорф ошибался. Англия ие присоединилась к лиге мира. Однако весной и летом 1891 г. в Петербурге были твердо уверены в том, что Англия или уже присоединилась, или присоединится к Тройственному союзу. Афишированное возобновление Тройственного союза, особенно при вероятном присоединении к нему Англии, делало пастоятельпой необходимость создания ему противовеса. Царь это понимал. На выдержках из иностранных газет, касающихся Тройственного союза и франко-русского союза, царь 5 (17) июня писал: «Как всем этим канальям желательно расстроить хорошие отношения наши с Францией. Доказательство, как эти отношения их тревожат и неприятны им» 65.
В этой ситуации царское правительство становилось более сговорчивым в своих переговорах с французским.
5 (17) июля Гпрс принял Лабуле, и во время беседы стороны пришли к решению о необходимости начать непосредственные переговоры о соглашении между двумя державами. Лабуле сообщал: «Говоря о возобновлении Тройственного союза и присоединении к нему Англии, мы поставили перед собой вопрос, не делает ли новая ситуация, созданная этим событием, желательным новый шаг по пути к соглашению между Францией и Россией» в6.
Том самым в развитии фрапко-русских отношений наступа.» новый, важный этап.
ю DDF, V. VIII, № 319, Записка Гансена от 25 марта 1891 г.
м В. Н. Ламадорф. Указ, соч., т. II, стр. 153.
65 Там же, стр. 147.
«в «L’Alliance franco-russe». Paris, 1918, J'S 3; DDF, v. VIII, № 427. Лабуле— Рибо, 18 июля 1891 г.
l/2 21 А- 3- Манфред	321
25 июля 1891 г. к рейду Кронштадта подошла расцвеченная яркими флагами и вымпелами французская эскадра под командованием адмирала Жерве. 20 лет спустя после злосчастного и унизительного Франкфуртского мира представители французской республики были встречены как почетные гости в столице Российской империи.
Кронштадтский визит французской военной эскадры стал открытой демонстрацией франко-русской дружбы. Французские гости были встречены с большим радушием в Кронштадте, в Петербурге, в Москве, куда выезжала делегация французских моряков. Не только официальные лица, но и вся культурная интеллигентная Россия горячо выражала чувства симпатии французским гостям. Печать была единодушна в выражениях доброжелательства к морякам французского флота, представлявшим республику. Русская пресса подчеркивала, что визит французских моряков не является простым актом вежливости, за ним скрывается нечто большее — объединение усилий двух государств, по многим причинам ищущих поддержки друг у друга 67.
Французских моряков встречала вся официальная, сановная Россия во главе с царем Александром III 68. Кульминацией кронштадтских торжеств были обмен телеграммами между Александром III и президентом Карно и соответственные речи, произнесенные на банкете в честь гостей.
Может быть, наибольшее впечатление на современников произвело обстоятельство вполне частного порядка: император Александр III с обнаженной головой прослушал исполнение французского национального гимна «Марсельезы». Всем было известно, что «Марсельеза» преследовалась в царской России как крамольная песня; гласное исполнение гимпа Французской революции влекло за собой для подданных Российской империи весьма неприятные последствия — допрос, следствие, может быть, ссылку и прочее. Здесь же мопарх и вслед за ним все высшие чины империи должны были официально признать французский гимн, воздав ему должное смиренным снятием головных уборов.
Торжества продолжались почти две педели; французские моряки направились из Петербурга в Москву, где 15 мая была открыта французская выставка, главным организатором которой был Эмиль Флуранс, бывший министр иностранных дел превра-
" См. «С.-Петербургские ведомости», «Русские	„	,,
и др. с 13 по 22 июля 1891 г.	У о ведомости», «Новое время»
“ ЦГАОР, ф. 677, д. 127. В памятной киижи» д™.
даны, как обычно, регистрирующие лишь п^1^аНДра за г‘ «... июль 13. В 9 ч. утра отпраХись па «ц1оХ«° сТ.оропУ записи: моим и греческим штандартом... Прошли всю	Кронштадт под
Были на двух фр. Marengo n Marceau. Завтп/iваю.^P^'iyaon и пашу, жаве. В 3 1/2 вернулись на Царевну.. » (л fаа )Па 1(50 человек на Дер-
тивший дело франко-русского сближения в Свою, так сказать, вторую профессию.
Французскую выставку в Москве посетил и Александр. Во время приезда царя и французских гостей московские купцы, именитые люди, либералы, да, впрочем, и все население бывшей столицы старались щегольнуть своим радушием и гостеприимством. Обеды, приемы шли непрерывной чередой. Впервые в императорской России публично чествовали посланцев Французской республики. Такова была официальная, парадная сторона первого открытого выражения франко-русского сближения69.
Во Франции кронштадтские торжества произвели еще большое впечатление, чем в России. Французы, «средние люди» воспринимали вести из России с восторженностью, с энтузиазмом. 1891 год казался им переломным годом в судьбе их страны. «Кронштадтский год» — так называл его Анатоль Леруа-Болье, подчеркивая все значение фрапко-русской демонстрации. Кронштадтский визит показал, что Франция и Россия встали на путь взаимного сотрудничества и теперь не только не скрывают, но даже подчеркивают свою дружбу перед всем миром.
«Прибытие французской эскадры в Кронштадт и блестящий прием, ей оказанный, — писали «С.-Петербургские ведомости», — делают, конечно, все более вероятным сближение между Францией и Россией. Две державы, связанные естественною дружбой, располагают такою грозной силой штыков, что Тройственный союз должен остановиться невольно в раздумье» 70.
В этих торжествах была деталь, не ускользнувшая от внимания мировой прессы, — на кронштадтских празднествах отсутствовал министр иностранных дел Гире. Он ни разу не посетил французские военные корабли, даже когда это делал царь; он не участвовал на официальных банкетах. Позднее французский историк П. Альбеп утверждал, что «весь мир обратил внимание на отсутствие Гирса на кронштадтских торжествах, и это дало повод догадываться, хотя этому ие было прямых доказательств, что самое соглашение между Францией и Россией было им подписано по прямому приказу царя71.
В то время как внимание прессы было привлечено к этим чисто внешним демонстрациям франко-русской дружбы, за кулисами, в тиши дипломатических кабинетов велись интенсивные переговоры.
4 (16) июля Антуан де Лабуле, французский посол, приехал из Парижа в Петербург и сразу же выехал в Финляндию к отды-
” См. донесения Лабуле о кронштадтском визите и торжествах. — DDF, v. VHI. № 442—444, 446, 450, 451, 456-458.
п «С.-Потербургские педомости», 1891, № 184. Вся русская пресса подробно освещала эти события.
71 Р. Albin. Op, cit, р. 335. В донесениях иа Петербурга Швейниц также подчеркивал это отсутствие Гирса. См. Gr. Pol., Bd. VII, № 1504. Швей-ннц—Каприви, 5 августа 1891 г.
хавшеш- на своей вилле Гирсу. Лабуле действовал в соответствии с инструкциями своего правительства. Ему поручалось в переговорах‘с Гирсом «выяснить, но представляется ли возможным перед лицом демонстративного возобновления Тройственного союза сделать еще один шаг вперед, чтобы уточнить и подчеркнуть сближение между Россией и Францией». По компетентному свидетельству Ламздорфа, «г-н Гире пе имел пи малейшего намерения проявлять какую-либо инициативу», тем не менее оп принял к сведению заявления посла и, отдавая ему визит, продолжил беседу 7J. В ходе беседы Лабуле «сформулировал два пункта, которые, по его мнению, могли бы служить выражением принципов согласия (entente) между Россией и Францией». Рибо, информированный послом, тут же, в телеграмме от 9 (21) июля, от имени правительства поручал Лабуле, при благоприятной позиции Гирса, не уклоняться и от непосредственных переговоров по этому вопросу. Гире в этих условиях счел необходимым на докладе императору, во вторник, 23 июля доложить ему о французских предложениях73. Так представляется начало непосредственных переговоров между двумя правительствами по мате-
риалам секретного архива министерства иностранных дел.
Гире, поставленный в необходимость, вопреки своим личным пристрастиям, представить царю доклад, тщательно к нему подготовился. Не решаясь оспаривать предложения французского правительства и его оба главных пункта: 1) установление сердечного согласия между обеими державами, со всеми практическими следствиями, и 2) соглашение о мерах, которые надо совместно принять в случае, если мир будет нарушен одной из держав Тройственного союза, он выдвинул свои контрпроект, содержащий редакционные исправления 74.
Александр 111 по докладу Гирса 23 июля одобрил и идею соглашения с Францией в целом и оба пункта соглашения. Со своей стороны оп пожелал, чтобы в пункте 2-м было более точно определено, что именно надо считать актом агрессии против одной из двух договаривающихся держав. От принципиального признания идеи «сердечного согласия» («entente cordiale») — так первоначально обеими сторонами обозначалось взаимное соглашение — в секретных переговорах перешли к следующему этапу более высокому, - выработке конкретного содержания соглашения между Россией и Францией75.
Переговоры в Петербурге были в известной мере облегчены тем, что примерно за 3-4 недели до этого, в июне, генерал Обру-72 АВПР, ф. Секретный архив, 1891 г. п 37Ч/ЧКО » о о „	,
« Т^жеГа- £7^р6шшв в здесь й фрмц^а.ф ЛамЗДорфв « АВПР, ф. Секретный архив, 1891 г., д. 373/380 лл ч я п	„ <
и добавления; записи Ламздорфа, 22 июля ’ ’ &~8, пРоект Лабуле АВПР, ф. Секретный архив, 1891 г. д. 373/Чяп „ „ .
иия паря. Projet (Tune variaute. Projot d’une let’trn« Запись Реше-й m. de Laboulai.	lettro oKicielle et trSs-secrSte
чев имел ряд важных бесед в Париже с генералом Буадефром. Эти беседы между начальниками генеральных штабов обеих стран — генералами Обручевым и Буадефром имели получастиый, полуофициальный характер: получастпый — потому, что Обручев прибыл в Париж частным порядком и пе имел специального поручения и полномочий на ведение переговоров; полуофициальный — потому, что Буадефр действовал по поручению пе только военного министра, по и председателя совета министров, на инструкции которых оп прямо ссылался.
Переговоры эти были как бы продолжением, с одной сторопы, прошлогодней беседы в Нарве, с другой — беседы Гансепа с Фредериксом и, подобно им, должны были привести пе к какому-либо соглашению, а к предварительному выяснению позиций сторон.
Главной темой бесед был вопрос о военной конвенции, переросший в вопрос о формальном союзе. Буадефр считал необходимым заключение военной конвенции, предусматривающей одновременную мобилизацию армий в случае нападения Германии; оп выразил недоумение тем, что готовность Франции на этот акт пе встречает практической поддержки со стороны России. Обручев отвечал прямолинейным вопросом: «... Но кто может поручиться, что вы выступите, если мы будем атакованы? Если, например, вам предложат вернуть назад Эльзас, может быть, вы останетесь спокойными?» Беседа шла в откровенных тонах. На поставленный Обручевым вопрос, поддержит ли Франция Россию, если возникнет война па Востоке против одной Австрии, Буадефр отвечал контрвопросом: «... Если мы будем атакованы одной Италией, будете ли вы считать, что эта агрессия обязывает вас так же мобилизоваться, как п нас?» 76 Обручев отвечал утвердительно: он доказывал, что военная конвенция возможна лишь на почве общего политического соглашения, предусматривающего интересы сторон в разных частях света и все случаи войны, откуда бы опа пи возникла.
В ходе бесед уяснялись п уточнялись исходные позиции сторон; были рассмотрены и большие вопросы о главных внешнеполитических задачах, которые ставит перед собой каждая из стороп, п чисто оперативные, вызвавшие снова, как в Нарве, разногласия по вопросу о направлении первого удара: Буадефр пастаивал па том, что ои должен быть нанесен по Германии; Обручев считал целесообразнее вывести сначала из строя Австрию.
Оба собеседника условились, что происшедший между ними обмен мнепиями будет ими доложен соответствующим высшим инстанциям. Переговоры зти вызвали недовольство Фрейсипс — ие по существу, содержание их он одобрял, а по форме. Генералы превысили свои полпомочия и пе обеспечили полной секретности. Фрейсине заявил об этом Моренгейму и сделал замечания Буа-
« DDF, V. VIH, № 424.
дефру. Но общее направление переговоров он всячески под-ДС₽Главное значение парижской беседы Буадефра — Обручева было в том, что она показала взаимную заинтересованность сторон в объединении их сил и усилий для отпора возможной агрессии со стороны Тройственного союза, н в том, что уже созрели для этого все предпосылки. Вместо с тем беседы в Париже в июне 1891 г. отчетливо выявили различия в планах соглашения между двумя сторонами. Французская программа хотела бы свести соглашение к военной конвенции, предусматривающей совместные и согласованные военные действия против одной Германии или главным образом против Германии. Концепция, отстаиваемая Обручевым, исходила из необходимости более широкого и общего политического соглашения, предусматривающего согласованные действия обоих государств в разных частях света и во всех случаях, затрагивающих интересы одного из государств, причем вопрос об Австрии имел не меньшее значение, чем германский вопрос.
Расхождения эти не были различиями в личных мнениях Бу адефра и Обручева. В беседе Лабуле с Гнрсом в Финляндии, в другой форме, в нескольких фразах они снова всплыли наружу. Когда Лабуле заговорил о военной конвенции, Гире ему тотчас же ответил: «А почему не соглашение между двумя правительствами?» 78
Французское правительство было крайне заинтересовано в том, чтобы довести переговоры до заключительной стадии — до юридически оформленного секретного соглашения двух держав. Под влиянием, видимо, полученной информации о беседах с Обручевым и Гирсом французское правительство изменило свой первоначальный план и пыталось найти форму, компромиссно сочетающую обе программы.
23 июля, накануне прибытия в Кронштадт французской эскадры, Лабуле получил директиву от Рибо, в которой уже учитывались русские предложения об изменениях текста и намечалась программа соглашения, которое предполагалось подписать в Петербурге в дни кронштадтских торжеств. В своем проекте Рибо пытался объединить русскую программу с французской. В поед-'пХИИЯХ РибОг (согласованпых с Фрейсине) указывалось, ₽во-первых, что «оба правительства будут обсуждать друг с другом каждый вопрос, могущий угрожать сохранению мира» и boSto-рых, «если мир окажется действительно под угрозой ёп одной из держав Тройственного союза, Франция и Рпсг Л й кого промедления примут меры, необходимые Z
_________ г мА”димыедля предотвращения
’’ «РПР’ Ф- Секретный архив, 1891 г., п. 373/Чяо
п пт£вгуста 1891 г- ° беседе с Фрейсине d/38° Донесение Моренгейма, ” BDF, V. УШ № 430. ЛабулеЛибо, 20 июли 1я<И п
>квз. соч., т. П, стр. 151.	юля 1891 г-; В- в. Ламздорф
всякой неожиданности. Иначе говоря, Франция и Россия вступают в соглашение относительно одновременной мобилизации своих сил тотчас же, как только одна из стран, входящих в Тройственный союз, мобилизует свои силы». Далее предусматривалось, что это соглашение должно быть уточнено генеральными штабами обоих государств 79.
Лабуле представил проект Рибо на утверждение русского правительства, по Гире и Ламздорф выдвинули ряд возражении против французского проекта. Прежде всего Гире хотел ослабить его обязательную силу. Там, где говорилось, что оба государства уславливаются «без всякого промедления» принимать необходимые меры, Гире предложил иную редакцию: «обсуждают, если найдут зто нужным, меры» и т. д. Эта поправка была отнюдь не стилистической. Исправление Гирса лишило бы соглашение обязательной силы. Очевидно, что если бы сохранилась редакция Гирса, то потребовалось бы предварительное выяснение, в каких случаях это нужно п в каких пе пужпо. Действенная сила соглашения была бы совершенно уничтожена.
Поэтому французская сторона решительно возражала против этих исправлений, и под ее нажимом Гире должен был от своего исправления отказаться. Редакция Гирса отпала, п была принята новая редакция, предложенная Рибо: «Обе стороны уславливаются договориться о мерах, немедленное й одновременное проведение которых и т. д.» 80
Но зато русская делегация настояла на другом пункте, весьма существенном. Там, где во французском тексте говорилось об угрозе со стороны одной из держав Тройственного союза, Россия потребовала добавления — указания на Великобританию, как возможную участницу Тройственного союза.
Во французском проекте говорилось: «Если мир действительно окажется под угрозой со стороны одной из держав Тройственного союза...» Русский проект звучал иначе: «В случае, если бы мир оказался действительно в опасности».
Эта редакция была значительно шире. Эти два как будто близких друг к другу дипломатических выражения на самом дело скрывали за собой различные концепции. Редакция, предложенная русской делегацией, говорила об опасности, угрожающей миру, не связывая ее только с угрозой, исходящей от Тройственного союза. Следовательно, сюда включалось также и понятие угрозы со стороны Великобритании. Русский проект расширял и рамки действия этого соглашения. Тройственный союз в ту пору ограничивал в основном свою агрессию сферой европейского континента. Русская редакция, исключая из данного контекста
” DDF, V. VIII, 434, 438, 439.
80 АВПР, ф. Секретный архив, 1891 г., д. 373/380, лл. 11, 12. Проекты писем,* ср. В. В. Ламадорф. Укав. соч., т. II, стр. 157 и слад.; DDF, v. VIII, № 454, 457, 459—461, 465, 469, 471.
vn о ив в апис о державах Тройственного союза и говоря об анонимных агрессорах, показывала, что речь может идти п о столкновениях за пределами европейского контппопта — везде, где может
быть нарушен мир.
Наконец, в ходе переговоров русская сторона отклонила французские предложения о мобилизации. В Петербурге считали подобного рода обязательство преждевременным и чрезмерным па первом этапе соглашения. Вопрос о мобилизации был слишком ответствен п сложен, чтобы ого решать как бы мпмоходом, походя. Вся совокупность вопросов, связанных с взаимными военными обязательствами, должна была быть рассмотрена отдольпо и специально; становилось очевидным (Обручев это понял едва ли пе первым), что целесообразнее расчленить вопросы политические и военные: сначала надо было выработать общее политическое соглашение, а уже затем перейти к выработке военной конвенции. Французская сторона не могла не признать обоснованности этих соображений.
Переговоры велись на протяжении июля и августа 1891 г., и французская делегация по необходимости должна была принять поправки, которые вносила русская сторона. Выработанный проект в существенных пунктах отвечал той концепции, которая была сформулирована Обручевым во время его переговоров в июне с Буадефром. Но редакция соглашения в целом и отдельных формулировок взаимными усилиями была усовершенствована.
28 июля, несмотря на воскресный день, царь припял Гирса, доложившего о ходе переговоров, и одобрил в целом как вырабо
танное соглашение по существу, включая два главных пункта, так и подготовленные проекты писем. Оп высказал лишь пожелание, чтобы в процедуре оформления соглашения принял участие Моренгейм. Русский посол в Париже был. немедленно вызван из отпуска в Петербург. 29 июля Александр III прппял Лабуле и заявил ему лично о своем «одобрении в принципе основ согласия между двумя странами, выработанного в ходе переговоров» 8l. Тем самым вопрос о франко-русском соглашении был предрешен. Гире был в такой мере службистом, беспрекословно послушным воле монарха, что счел необходимым отказаться от всякого сопротивления политике, получившей одобрение императора
8 августа на проекте писем, оформляющих соглашение, составленных Гирсом п Моренгеймом, Александр Щ своим размапш-хорошо»“РК°М ПаЧе₽Тал Резолючию па русском языке: «Очень
Шел август, и большинство в отпуск, по ради важности дела
министров, саповпиков уехало отпуска были прерваны. Рибо,
41 АВПР, ф. Секретный архив, 1891 г «терства.
10 АВПР, ф. Секретный архив, 1891 г. записка Гирса императору.
д. 373/380. лл. 14—17. записп ЫИПп-
Д- 373/380, лл 27—9Я , к г, . ы. 28 об. Докладная
отдыхавший в Швейцарии, возвратился для встречи с Моренгей-мом в Париж, прервал свой отпуск и приехал в Париж и Фрейсине. 27 августа Морепгейн прибыл в Париж и сразу же поехал к Рибо.
После того как был установлен окончательный текст соглашения, оп был облачен в форму обмена письмами между русским министром иностранных дел Гирсом и французским министром иностранных дел Рибо; обмен письмами должен был быть произведен через Моренгейма; отсюда в дипломатической истории название соглашения — «Соглашение Гире—Рибо».
В. М. Хвостов удачно определил юридическую природу соглашения, указав, что по своему типу оно более всего подходит к консультативному пакту83. В тексте письма Гирса к Моренгейму 21 августа 1891 г., которое русский посол должен был передать Рибо, указывалось: «Положение, создавшееся в Европе, в силу открытого возобновления Тройственного союза и более или менее вероятного присоединения Великобритании к политическим целям, преследуемым этим союзом, вызвало во время недавнего пребывания здесь господина де Лабуле обмен мнениями между французским послом и мною с тем, чтобы установить позицию, которая при нынешних условиях, в случае возникновения известных обстоятельств, была бы наиболее целесообразной для обоих наших правительств, которые, оставшись вне какого-либо союза, тем пе меиее искренне желают создать самые действительные гарантии для сохранения мира». Этот длиннейший период включал в себя все необходимые оттенки для характеристики основ соглашения.
«Таким образом мы пришли к формулированию нижеследующих двух пунктов:
1. В целях определения и утверждения сердечного согласия, объединяющего их, и желая сообща способствовать поддержанию мира, который является предметом их самых искренних желаний, оба правительства заявляют, что они будут совещаться между собой по каждому вопросу, способному угрожать всеобщему миру.
2. В случае, если мир оказался бы действительно в опасности, и в особенности в том случае, если бы одна из двух сторон оказалась под угрозой нападения, обе стороны уславливаются договориться о мерах, немедленное и одновременное проведение которых окажется, в случае наступления означенных событий, настоятельным для обоих правительств» 84.
Текст соглашения был составлен па русском н французском языках, имевших равную силу. 27 августа 1891 г. Моренгейм, прибыв в Париж, вручил текст этой ноты Рибо. Моренгейм сопроводил его своим собственным письмом, в которое, но уверениям
вз В. М. Хвостов. Дипломатия в повое время. М., 1963, стр. 276.
и Цит. по: В. Я. Ламадорф. Указ, соя., т. II, стр. 171; ср.: DDF, v. VIII. № 514.
Ламздорфа, позволил себе включить абзац, не имея на то инструкций из Петербурга. Моренгейм писал Рибо: «Дальнейшее развитие, которое эти два согласованные и установленные пункты не только допускают, но которое должно составить их естественное и необходимое дополнение, может стать предметом доверительных и строго личных переговоров и обмена мнений в тот момент, в который это будет найдено своевременным тем или другим кабинетом, и там, где они сочтут для себя возможным приступить к ним в нужное время»85.
Гире и Ламздорф, тайно не одобрявшие соглашение, которое они же должны были проводить в жизнь, сообщили царю, что Моренгейм превысил свои полномочия. Однако Александр оставил без последствий жалобу Гирса на Моренгейма. В ответ на письмо Моренгейма от 27 августа Рибо паправпл того же числа собственноручно написанное им письмо, в котором воспроизводил аутентичный текст соглашения, т. е. текст, который содержался в русской ноте, но внес в него одно существенное изменение.
Рибо в ответном письме, в вводной части, писал: «Правительство республики может оценить положение, создавшееся в Европе в силу тех обстоятельств, при которых состоялось возобновление Тройственного союза, лишь так же, как это делает
императорское правительство, и вместе с тем считает, что наступил момент определить позицию при нынешней обстановке. ..ит. д.» м. В отличие от русской редакции, указывавшей па вероятное присоединение Великобритании к Тройственному союзу, во французском тексте эта ссылка на Великобританию от-
сутствовала.
Наконец, Рибо пытался удержать хоть часть из потерянных Францией в переговорах позиций и ставил вопрос о выделении
делегатов для продолжения переговоров. В Петербурге ни о каких делегатах не договаривались. Русское правительство пе склонно было пойти дальше принятых обеими сторонами пунктов соглашения. Поэтому предложение Рибо о выделении делегатов было оставлено без последствий, хотя путь к рассмотрению вопроса в дальнейшем не был закрыт.
Соглашение 27 августа знаменовало установление взаимно согласованной, определенной формы сотрудничества между двумя государствами. Оно представляло собой одну из существенных основ русско-французского союза.
Здесь не представляется возможным, по условиям места останавливаться на тех спорах, которые в свое время возбуждал во-к АВПР, ф. Секретный архив, 1891 г., д. 373/380	„
Моренгейма Рибо, 15 (27) августа 1891 г; в ’ то Л? „ ’ ИЯ письма варианты документов; ср.: В. Н. Ламздорф уХ	^Ранятся
DDF, V. VIII, № 514.	«каз. соч, т. II, стр. 104;
“ АВПР, ф. Секретный архив, 1891 г, д. 373/380, лл 18—М г
куиепты — проекты писем, копии, выдержки и пп СекРетные до-с«; DDF, у. VIII, № 517; Ри(к> - Моренгейм^' глаше“«я, 27 авгу-В. Н. Ламздорф. Указ, соч, т. II, стр. 178.	августа 1891 г.;
нрос о генезисе фрапко-русского союза в исторической литературе. Сопоставляя основные работы, посвященные в главном :>тому вопросу, Жоржа Мишопа, Отто Беккера, Курта Керлина, В. Л. Лангера, Б. Нольде, П. Альбепа, советских авторов — А. М. Зайопчковского, В. М. Хвостова и ряда других, легко заметить, сколь значительными были расхождения во взглядах историков, исследовавших эти проблемы. В ту пору, когда возникла научная дискуссия по этим вопросам, сама эта проблематика имела немалую политическую остроту. В двадцатилетие между двумя мировыми войнами споры о происхождении русско-французского союза прямо или косвенно перекликались с другим более крупным вопросом — как возникла первая мировая война? Кто ответствен за ее возникновение? Кто ее виновник? Отсюда запальчивость и ожесточенность споров даже в тех случаях, когда опи были облечены во внешне спокойные академические покровы.
После второй мировой войны былая острота этих споров ушла в далекое прошлое; их заслонили повые, более острые проблемы. Может быть, сегодня и нет больше необходимости рассматривать подробно эти научные дискуссии прошлого. И все же, в интересах научной точности, на одном из спорных вопросов прошлого и сегодня — хотя бы совсем кратко — должно остановиться.
В свое время Жорж Мишон, во многом дезориентировавший историческую мысль своей несостоятельной версией о происхождении русско-французского союза из восточного вопроса, усугубил свои ошибки, объясняя соглашение 27 августа 1891 г. тем, что «Россия в это время была главным образом озабочена Англией и именно против нее искала поддержки у Франции» 87. Но этот тезис, варьируемый и некоторыми другими историками, вызывает решительные возражения прежде всего потому, что он находится в противоречии со всеми известными фактами истории международных отношений и соответствующими дипломатическими документами.
Франко-русский союз был в сущности предрешен образованием коалиции срединных держав, возглавляемой милитаристской, агрессивной Германией. Угрожая одновременно и Франции, и России, которым она хотела бы нанести удары поочередно, в разное время, германская коалиция, несмотря на все ухищрения и маневрирование бисмарковской дипломатии, подталкивала Францию и Россию навстречу друг другу. При действительном соотношении сил в 80—90-х годах прошлого века Франции союз, прежде всего военный союз, с могущественной Российской империей был более нужен, чем России. Опыт 1873, 1874, 1875, 1877, 1887, 1891 гг. е неопровержимостью доказывал, что Германия угрожает прежде всего Франции. Именно эти политические мотивы, даже, вернее сказать, стратегические расчеты, лежали в то время в основе
17 G. Michon. L'AIliance franco-russe. 1891—1917. Paris, 1927, p. 21.
сближения двух стран. Экономические интересы имели тогда еще подчиненное значение, которое вряд ли было бы правильным переоценивать.
Сохранившиеся от тех лет, от времени подготовки и оформления русско-французского союза документы с неопровержимостью доказывают, что участники предварительных и завершающих переговоров полностью отдавали себе отчет в том, что заключаемое соглашение двух держав является ответной акцией, противодействием опасности, исходящей от Тройственного союза, возглавляемого Германией.
Даже такой заведомый гермапофил, как Гире, пытавшийся в пределах, допускаемых осторожностью, тормозить сколь можпо русско-французское сближение, и тот должен был в почтительном докладе императору признать, что «сближение наше с Францией, являющееся как могущественный противовес Тройственному союзу, постоянно увеличивающему свои военные силы, несмотря на присваиваемое себе прозвище „лиги мира*1» 88.
В секретном «Общем обзоре министерства иностранных дел в царствование императора Александра III», т. е. отчете министерства новому царю, со всей определенностью подчеркивалась антигерманская направленность союза,- заключенного в 1891— 1893 гг. Рассказывая об образовании Тройственного союза, авторы «Обзора» писали: i__Со своей стороны, стремясь имепяо'к упро-
чению мира, Россия вступила в соглашение с Францией, которое и является противовесом союзу Германии, Австро-Венгрии и Италии» 8®.
В этом, несомненно, была сердцевина соглашения. Франко-русское согласие возникло в первую очередь как ответ на образование возглавлявшейся Германией коалиции, начало которой было положено договором 1879 г.
Поскольку в это время допускалось сближение Англии с Тройственным союзом, постольку здесь предусматривалась и борьба против Англии. Но в главном и основном франко-русский союз складывался как противовес австро-германской коалиции, направленной против Франции и против России.
Знаменательно, что сами немцы это превосходна попяли. Бюлов, германский поверенный в делах в Петербурге, сообщая Каприви о визите французов в Кронштадт и Петербург, оценивал кронштадтское свидание как «очень важный фактор который тяжело падает па чашу весов против обновленного Тройственного союза»». Нельзя пе слышать крайне тревожных поток и в пространном донесении Швеинпца, сообщавшего, что «русский па поп думает, что угроза идет с пашей стороны, и считает себя в безо-
И
и к
Ф- Секретный архив, 1891 г., д. 373/380 л 49
лрУ.Ш» 22 августа 1891 г. (на русск. язЛ. * * * ^apc — Алексаu~ Ф» в?7, д. 352, л. 4. «Общий обзор» (весьма гл»п
Gr. Pol., Bd. VII, № 1502. Бюлов -Кап^ви, 30 июля
-	1 —	1ОУ1
паспости, благодаря дружбе с Францией» ®*. Хорошо понял значение и смысл кронштадтских торжеств и всего, что за ними скрывалось, и кайзер Вильгельм, сразу уловивший происшедшее изменение соотношения сил, поставившее Германию в новое положение.
Эрбетт, резюмируя оценку германскими газетами кронштадтских событий, писал, что они сознают, что «отныне существует действенный противовес Тройственному союзу» и.
Но то, о чем но говорили вслух в Германии, в доверительиом письме к своей жене высказал старый сподвижник Бисмарка, германский посол в России генерал Швейниц. В письме из Красного Села 12 августа 1891 г. старый генерал-дипломат открыто признавал крупнейшее поражение, понесенное германской дипломатией, крушение всех ее тридцатилетних усилий93. Это признание Швейпица выражало не только смятение чувств дипломата, ощутившего себя «пережитком прошлого». За горечью этих чувств скрывалось сознание крушения всей многолетней прусско-германской политики изоляции Франции от России, предотвращения возможности создания двух фронтов на Западе и Востоке.
В Австрии также оценили зпачепие кронштадтской демонстрации. О «...неприятном... серьезном и глубоком...» впечатлении от кронштадтской манифестации в Вене сообщал Кантакузеп после свидания с Кальноки94. В Германии и Австрии хорошо попили, что франко-русское соглашение (они не знали его в деталях, оио держалось в строгом секрете, но угадывали его общий смысл) есть сильный удар по германским агрессивным планам. Стремление к гегемонии, которую кайзеровская Германия пыталась завоевать после франкфуртского мира, получило теперь серьезный противовес. Русско-французское сближение обуздывало милитаристскую Германию и ставило ее перед лицом опаспости встретить противников на двух фронтах одновременно — па Западе и Востоке.
Насколько в Германии были встревожены франко-русским сотрудничеством, афишированным в Кронштадте, можно было судить по тому, что тут же после Кронштадта германское правительство снова изменило свой курс по отношению к Фрапции, стремясь восстановить с ней добрые отношения. Уже 7 августа Каприви в беседе с Эрбеттом обещал смягчить, а затем фактически и отменить строгости паспортного режима в Эльзас-Лотарингии. Оп просил лишь отсрочить ненадолго проведение этой меры, чтобы oita пе была воспринята «как первый результат визита.. эскадры в Кронштадт» 9S.
01 Gr. Pol., Bd. VII, № 1504. Шнейпиц — Каприви, 5 августа 1891 г. См. его замечания иа донесениях германских дипломатических агентов из Пе-тербурга и Парижа. — Gr. Pol., Bd. VII, № 1509.
и DDF, v. VIII, № 473. Эрбетт— Рибо, 8 августа 1891 г.
Я. G. Sehuretntta, Denkwiirdigkeilen, Bd. II. Berlin, 1927, S. 427.
Я. H. Ламадорф. Указ, соч., т II, стр. 161—162; DDF, v. VIII, № 481.
DDF, v. VIII, № 495. Донесение Эрбетта, 13 августа 1891 г.
В Англии кронштадтский визит произвел столь же сильное впечатление". Там с тревогой и раздражением следили за развивавшимся франко-русским сближением. Лидеры либеральной партии в частных беседах осуждали политику охлаждения отношений с Франпдей, проводившуюся Солсбери, и выражали желание добиться с ней лучших отношений. После Кронштадта и правящая партия консерваторов резко изменила свою позицию по отношению к Франции. «Standard» — орган консервативной партии — в дпп кронштадтских торжеств, подчеркивая крупнейшее зпачепие сближения Франции с Россией, пытался убедить французов в том, что интересам Франции наиболее соответствовал бы... «мирный союз с Англией» эт. Солсбери в речи 30 июля, наряду с выпадами против России, дал ясно понять, что Англия не связывает себя с Тройственным союзом и будет сохранять за собой свободу действий98. Несколько запоздалое приглашение французской эскадры в Портсмут было исправлено личным вмешательством королевы, а самому приему французских моряков в Англии был придан характер демонстрации английских симпатий к Франции ".
В Италии Кронштадт породил крайнюю растерянность. Билло сообщал из Рима о «смятении в умах», которое там царило в это время. «Там задаются вопросом, не слишком ли поспешили с возобновлением пакта о союзе100 и достаточно ли хорошо выбрали более сильную сторону». Билло заключал, что из создавшегося положения Франция сумеет извлечь некоторую выгоду,<н.
Так, одна лишь внешняя демонстрация франко-русского сближения (о соглашении 27 августа тогда еще не знали) сразу повысила вес Франции, подняла ее авторитет и престиж, ее роль в системе европейских держав.
Это изменившееся соотношение сил, новая ситуация, в которой оказалась Франция, были быстро осознаны и поняты французскими государственными руководителями. Секретность соглашения обязывала их к крайней сдержанности. Не имея возможности сказать большего, они определили их формулой «новое положение». Фрейсине в речи 10 сентября 1891 г., во время французских военных мапевров, сказал: «Никто не сомневается сегодня, что мы стали сильными. Мы докажем, что мы будем и
* DDF, V. VIII, № 332. Донесение д’Этурнель де Констана (французского поверенного в Лондоне), 10 апреля 1891 г.1 Baron б» <?*„„, Д1цуэского dance diplomatique. 1884-1906, v. П.	n 142
« DD£vLVlVl?№ ^ranC^Russian Alliance- 1890-1894 LfenM929
* .Русские ведомости*, 26.VH 1891.
" Официально приглашение французской эскадое посети,, гг
передано 21 июля, когда французская эскадра нюгоад^аы «СМуТ бЫЛ° к русским водам (DDF, ч. VIII, № 431 и 4351 л£5ЛЛас уя'е “ пути стали известны подробности Кронштадта Bm/rnnt» й посло того< как письмом к Карно (DDF, v. VIII, № 505). рия обР»тилась с лич-
i.i ^тся.в виду возобновление Тройственного со«»а
DDF, V. IX, № 20. Билло-Рибо, 21 сеитябрГ1891 “ ” 1891 г'
благоразумными. Мы сумеем в новом положении сохранить спокойствие и достоинство, которые в дурпые дни подготовили наш подъем» 102.
Через несколько дней выступил министр иностранных дел Рибо. 29 сентября в речи в Бомоне оп повторил ту же формулу о ловом положении, о новой ситуации. Рибо пе без чувства авторской гордости говорил о том, что кронштадтские торжества пе могут быть целиком поставлены в заслугу нынешних французских правителей. Это заслуга также всех предшествующих французских политических руководителей, ибо на протяжении 20 лет французские политические руководители стремились к этому. Если мы что-либо сделали, то мы только сумели своевременно подытожить эту давнюю традицию французского народа 103 104 * * *.
Так откликались французские государственные н политические руководители на это событие.
Много позже, примерно 20 лет спустя, когда страсти остыли и когда холодный расчет проверил «выгоды брака», как называли позднее иногда французы это соглашение, Пьер Альбен писал: «Скромный обмен подписями Рибо и Морепгейма, связывающий Францию и Россию, означал завершение самого крупного без преувеличения дипломатического акта в Европе со времени 1815 г.» ,<м.
Можно спорить или соглашаться с мнением о равном значении Венского конгресса и соглашения 1891 г. и уместности самого этого сопоставления, но несомненно, что Альбен, ставя соглашение 1891 г. в ряд с Венским конгрессом 1815 г., тем самым хотел подчеркнуть его огромное значение не только для судеб Франции, но и для судеб Европы.
*
Не имея возможности в рамках данной работы исследовать процесс окончательного оформления русско-французского союза (1892—1893 гг.) во всех его аспектах и деталях, автор считает нужным, хотя бы вкратце, остановиться на выработке и принятии военной конвенции, логически завершившей соглашение 1891 г. При всем огромном значении, которое имело для Франции августовское соглашение 1891 г., оно казалось французским государственным руководителям с самого начала недостаточным. Из секретной переписки Фрейсине, Рибо и Карно108 явствует, что та
102 Р. Albin. Op. cit., р. 321 (курсив наш. — А. МЛ.
103 Ibid., р. 330.
104 Ibid., р. 324.
1М DDF, V. VIII, J'S 460. Рибо — Фрейсине, 6 августа 1891 г.; № 467. Рибо —
Фрейсине, 7 августа 1891 г.; № 468. Рибо — Карво, 7 августа 1891 г,;
№ 470. Карно — Рибо, 8 августа 1891 г.;	480. Фрейсине — Рибо, 9 августа 1891 г.; J6 485. Рибо — Фрейсине, 11 августа 1891 г.;	486.
Рибо — Карно, 11 августа 1891 г. Вся переписка посвящена переговорам с Россией.
редакция текста соглашения, на которую французская сторона под давлением русской должна была согласиться, вызывала у французских государственных руководителей серьезные возражения. Фрейсине опасался, кат? бы Россия, опираясь на соглашение 1891 г., не вовлекла Францию во враждебную Англии политику. Но главное, что беспокоило французских государственных руководителей и чему они придавали наибольшее значение, это отсутствие обязательств об одновременной мобилизации, согласованных военных действиях, короче говоря, военного соглашения
между двумя державами.
Как уже известно, французы считали необходимым начать с военного соглашения и считали его наиболее существенным. И во время нарвских переговоров 1890 г., и при переговорах Буадефра с Обручевым в июле 1891 г., и позже французская сторона неизменно настаивала на выработке первоначально военного соглашения или, когда ей пришлось в августе 1891 г. уступить русским требованиям, на включении пункта об одновременной мобилизации в текст политического соглашения. Фрейсине считал, что при «неопределенных выражениях» принятой редакции и при стремлении России сосредоточить свои главные силы против Австрии может создаться положение, когда Франция подвергнется двойственной атаке со стороны Германии и Италии, «почти так же, как если бы мы были полностью изолированы в Европе» ,ofl. Он находил, что без военного соглашения политическое соглашение в значительной мере теряет свою действенность. Рибо был вполне с ним согласен. В этом была, конечно, своя логика. Кстати сказать, и Александр III с его практическим складом ума понимал необходимость военного соглашения. Но он пе спешил.
Но Рибо, непосредственно ведший переговоры и ощущавший сильнее, чем кто-либо, их трудность, осторожно напоминал Фрей-
сине, что «все не может совершиться в один день. Нам надо продвигаться в некотором роде шаг за шагом» *07. Впрочем, Фрейсипе в этом не было надобности убеждать. Франция была более Россия заинтересована в соглашении. Поэтому, когда французские предложения в июле — августе 1891 г. встретили возражения русского правительства и были им отклонены, французская сторона, отка-
завшись от спора, приняла вею русскую программу соглашения. В любой редакции и форме это соглашение самым своим фактом означало крупнейший политический успех Третьей республики Для Фрейсине и для Карно это было так же яспо, как и для Рибо
Но, добившись первого успеха, Фрейсине и Рибо не отказывались от памечепнои цели и вскоре возобновили действия чтобы побудить русское правительство сделать следующий шаг Осенью 1891 г- в сентяб₽е- Фреисипе и Рибо отправили в Фредепборг
1М
1в?
АВПР, ф. Секретный архив, 1891, 1892 Выписки из писем барона Моренгейма из
DDF, у. VIU, р. 646.
ГПариш73/380’ ЛЛ- 531 53 об-
в Данию, куда уехал Александр III, Жюля Гансена. Датчанин по национальности, натурализовавшийся во Франции, советник французского министра иностранных дел, он был доверенным лицом французских политических руководителей, поручавших ему различного рода неофициальные миссии. Гансен был связан с Рач-ковским, Рачковский — с князем Оболенским, а Оболенский имел доступ к Александру III. Эти закулисные связи 108 решено было использовать, чтобы добиться неофициальным путем того, чего нельзя было достигнуть путем обычным.
Гансен отправился в Фреденборг с письмом от Фрейсине и Рибо, которое должен был передать Оболенскому. В письме французские руководители указывали, что обстановка в Европе каждую минуту может измениться и застигнуть врасплох французское и русское правительства. Они просили царя дать распоряжение о немедленном пачале переговоров между военными специалистами |09.
Гансен передал Оболенскому письмо. Оболенский доложил его Александру, но царь ответил, что, относясь со всем вниманием к французскому предложению, оп займется им сам лишь по возвращении в Петербург.
В ноябре 1891 г. в Париж прибыл Гире, совершавший дипломатическое турне по Европе, и 20—21 ноября встретился с французскими политическими руководителями н0.
Французы имели точное представление о системе взглядов и политических симпатиях Гирса: Лабуле и Монтебелло информировали Рибо весьма обстоятельно. С тем большим вниманием французские руководители приняли русского министра иностранных дел, так долго противившегося франко-русскому сближению. Гирсу был устроен торжественный прием в Елисейском дворце, где его принял президент республики, затем его принял Рибо, наконец, состоялась торжественная конференция в русском посольстве с участием Рибо, Фрейсине, Моренгейма и Гирса, на которой решались основные политические вопросы.
Гире, па которого Рибо и Фрейсине произвели самое благоприятное впечатление, как он сам признавался 111 (это впечатление было неожиданным, так как Гире был мало искушен в политической жизни Франции: для него Клемансо был коммунистом, а все * 21
jos зти связи отнюдь ле были столь невинны. Как явствует из опуоля-ковапных после революции материалов заграничной агентуры охранки, Гапсеп (письмо Рачковского к Дурново 4 (16) ноября 1888 г.), по кран-ней мере с 1886 г., получал от Рачковского вознаграждение за разного рода «услуги», т. е. был фактический агентом охранки (См. В. п. Агафонов. Указ, соч., стр. 32—36).
,|ю J. Hansen, L’Ambassade A Paris du baron Mohrenboin). 1884—1898. Paris, 1906, p. 133—136: Ch. Freyctnet. Op. cit., v. II, p. 488—489.
no DDF, v. jx, № 74, Запись Рибо, 20 ноября 1891 г.; Л? 76. Запись Рибо.
21 ноября 1891 г.; В. Н. Ламздорф. Указ, соч., т. II, стр, 192—199.
1,11 В. В. Ламздорф. Указ, соч., т. II, стр. 192—199; Gr. Pol., Bd. VII, 1513. Запись Каприви о беседе с Гирсом, 24 ноября 1891 г.
республиканцы — канальями), пошел во время этих переговоров несколько дальше, чем могли ожидать от него французы, да, мо-
жет быть, он и сам предполагал.
Легче всего была достигнута договоренность о согласованной и солидарной политике двух держав иа Востоке. Из обмена мнений выяснилось, что в делах Турции, болгарском, египетском и других вопросах Ближнего Востока возможно осуществление единой линии. Было отмечено также, что русско-фраицузское сбли жение оказало самое благотворное влияние на общую политику. «Положение изменилось. Больше нет вопроса о гегемонии Германии» ”2.
Однако, когда Фрейсипе поставил вопрос о необходимости безотлагательно договориться о военном соглашении, Гире уклонился от решения вопроса, сославшись обоснованно на желание
царя самому, вместе с военным министром, решить этот вопрос. Тем не менее Гире признал возможным и даже желательным соглашение, которое предусматривало бы: 1) обязательство поддерживать друг друга всеми силами в случае нападения на одну из сторон; 2) обязательство произвести мобилизацию армий обеих стран в случае, если Германия или Австрия мобилизуется, даже если не будет объявлена война; 3) обязательство сделать необходимые приготовления, чтобы придать военным усилиям обеих держав наибольшую действенность11S. Гире обещал доложить об этом царю с тем, чтобы Монтебелло мог продолжать иа этой базе переговоры в Петербурге. Хотя в принципе это было еще далеко от того, что хотели французы, но это уже было признанием возможности заключения военной конвенции между двумя державами.
Достигнутая во время парижских переговоров Гирса договоренность об общей политике на Ближнем Востоке была реализована быстро. Оба правительства выработали и взаимно согласовали инструкции своим послам в Константинополе Нелидову и Полю Камбону и обеспечили единую — в главном — лидит в вопросах ближневосточной политики 1|4.
Русско-французский союз на Ближнем Востоке становился действенным. Он давал себя чувствовать в Лондоне, в Берлине в Вене, в Риме. Престиж Франции возрастал; с ней теперь счита’ лись как с силой. В сентябре 1891 г. германское правительство вновь смягчило паспортный режим в Эльзас-Лотарипгии- то был дружественный жест в сторону Франции1*. Напряженность отношении между обеими странами разрядилась
Итальянское правительство явно стремилось улучшить яко-..омические н политические отношения с Францией. На иовогод-
на
v- 16 76. Запись Рибо, 21 ноября 1891 г
DDF V. IX, р. ИЗ; ср. Ch. Frcyclnct. № v П -&*• Я- Ламадорф.	Указ, соч,,	т. II,	сто 223—₽‘ ^89—491.
М 81  91.	’	' zztt~227	и слад; DDF	v IX,
Gr. Pol., Bd. VII. № 1576. Шеи - Каприви, 24
р сентября 1891 г.
нем приеме король Умберто просил Билло передать в Париж, что оп искренне желает жить с Францией в дружбе и6. Разорительные последствия экономической войны с Францией, признание возросшей силы Франции, неудовлетворенность Тройственным союзом __ все это толкало правящие круги итальянской буржуазии па путь сближения с Францией или, но меньшей мере, смягчения взаимной вражды.
В Англии, как уже говорилось, после Кронштадта усвоили по отношению к Франции тон дружественной предупредительности. 4 сентября 1891 г., в двадцатую годовщину Третьей республики, английская печать выступила с почти восторженными похвалами Франции и ее правительству. Секрет этого неожиданного прилива дружеских чувств к своим вчерашним и завтрашним соперникам разгадывался довольно просто. «Боязнь России господствует здесь во всех умах, — доносил из Лондона французский поверенный в делах, — и все другие заботы европейского порядка становятся второстепенными по мере того, как эта боязнь возрастает и оправдывается...»117 В Англии открыто выражали раздражение успехом русского займа 1891 г. во Франции. Но боязнь России заставляла англичан опасаться не столько французских займов русскому правительству, но главным образом политического сотрудничества, политического союза между Россией и Францией, о котором они могли догадываться по солидарным выступлениям русской и французской дипломатии на Ближнем Востоке. Эти мотивы побуждали английскую дипломатию ухаживать за Францией в надежде па то, что ее удастся по мепыпей мере нейтрализовать.
Но, несмотря на несомненное желание английского правительства улучшить отношения с Францией, несмотря на то, что и Фрейсине рассчитывал, «хорошо маневрируя», также нейтрализовать Англию, удержать ее от присоединения к Тройственному союзу118, несмотря па эти благие намерения империалистическая природа господствующей буржуазии каждой из этих стран, стремящейся все к новым колониальным захватам, сталкивала оба государства в ожесточенном колониальном соперничестве.
«Новое положение», создавшееся для Франции в результате союза с Россией, уверенность, которой была исполнена правящая французская буржуазия, рассчитывавшая теперь на военную мощь России, придавали французской колониальной политике также агрессивность, а континентальной — решительность и «твердость».
Однако во Франции понимали, что дело не довершено. Французская дипломатия прилагала все усилия к тому, чтобы расшн-
”• DDF, у. IX, № 174, 218, 307, 323, 414; Л. Billot. La France et Fltalie. Histoire des anndes troubles 1881—1899, v. I, p. 336 et suiv.
,lz DDF, v. IX, Jft 46. Д'Этурнель де Констан — Рибо, 23 октября 1891 г.
11,1 DDF, v. VIII, 480. Фрейсипе — Рибо, 9 августа 1891 г.
была вызвана не только техническими причинами.
Фрейсине. В Петербурге противники дальнейшего
рить рамки соглашения 27 августа 1891 г. н добиться главной цели, к которой она стремилась, — заключения военной конвенции с Россией.
В начале декабря 1891 г. Монтебелло (сменивший в сентябре Лабуле) после аудиенции у царя и беседы с Гирсом сообщил в Париж, что Александр в принципе одобрил идею военной конвенции, хотя и пе проявляет торопливости. Царь высказал пожелание, чтобы в Россию был направлен один из высших офицеров — Мирибель или Буадефр, с которым можно было бы обсудить все специальные вопросы. В Париже взялись за работу. К 4 февраля Мирпбелем, Сосье п Фрейсине был составлен проект военной конвенции п послан на рассмотрение в Петербург. Однако Монтебелло, лучше ориентированный в русских делах, чем его патрон, счел необходимым внести в текст некоторые исправления и проект вернул вновь в Париж. С новыми поправками, внесенными в редакцию текста Фрейсине, проект был представлен на рассмотрение царю лишь 12 марта 1892 г.119
Задержка более чем на месяц проекта в недрах французских канцелярий
18 февраля пало, в связи с вопросами внутренней политики, правительство Фрейсине. В Петербурге противники дальнейшего сближения с Францией — Гире и Ламздорф — не скрывали своей радости по поводу министерского кризиса во Франции. «Министр (Гире) даже отчасти доволен тем, что произошло во Франции... Государь получит возможность убедиться, насколько опасно и неосторожно слишком тесно связываться с государствами без постоянного правительства, каковым является в настоящее время Франция», — писал Ламздорф 12°. Они все еще надеялись на сближение с Германией и рассчитывали, что теперь удастся отодвинуть военную конвенцию надолго, если не навсегда.
Однако на этот раз правительственный кризис был преодолен относительно быстро. 27 февраля было образовано правительство Лубе, в котором Рибо и Фрейсине сохранили свои посты в министерстве иностранных дел и военном мниистерствс. Сохранение Рибо и Фрейсине на прежних постах показывало, что правящие круги французской буржуазии наибольшее значение придают укреплению политической дружбы с Россией.	1
Представленный французами проект конвенции получил ппип-циппальное одобрение царя. Александр был тугодум Он ппихоппп к какому-либо решению медленно, постепенно Но ппип 1 м нию, он стоял на нем твердо. Царь к этому времени уже окоотГ-тельно пришел к мнению о неизбежности столкновения г нней и о необходимости ее разгромить. «Нам	С 1 ерма’
сговориться с французами и, в случае войны между Францией^
"* АВПР, ф. Секретный архив, 1892 г., д. 373/3RO
*- и2’п195' F8’ 227; Ch- FreV'<™t. Op. Sit., vll’U5-nri3 40; DDF. v. IX, B. If. Ламадорф. Указ, соч., т. П, стр. 270_271 ’ 9
Германием, тотчас броситься на немцев, чтобы не дать им времени разбить сначала Францию, а потом обратиться на нас. Надо исправить ошибки прошедшего и разгромить Германию при первой возможности», — заявил Александр, ознакомившись с проектом военного соглашения|21. Это было уже вполне определившееся мнение. Банковский и Обручев, руководители армии, разделяли полностью это мнение царя.
Но Гире и Ламздорф продолжали оказывать сопротивление дальнейшему сближению с Францией. «,.. Необходимо выправить, насколько возможно, паши отношения с Германией», — записывал Ламздорф в начале февраля (по новому стилю) 1892 г.121 122 123 Соглашение 27 августа 1891 г. с Францией хранилось в столь глубоком секрете, что даже военный министр Банковский не имел о нем точных сведений. Гире ознакомил военного министра с секретными документами (доложив об этом царю), но при этом пытался его настроить против расширения сотрудничества с Францией и, в частности, против военной конвенции. «Прочитав со вниманием. .. секретную записку по проекту военного соглашения с Францией, — писал Гире Ванновскому, — я прихожу к убеждению, что предлагаемые меры поставили бы нас в весьма невыгодное положение, связав вместе с тем свободу решений государя императора в серьезном вопросе о войне» |23. Гире с редким для его смирения перед царской волей упорством убеждал Александра в риске и опасности военного соглашения и сумел добиться того, что царь отсрочил решение. Более того Гирсу и Ламздорфу удалось уговорить царя встретиться с Вильгельмом II, против чего царь недавно решительно возражал. Свидание состоялось в Киле в начале июня и вызвало оживленные отклики в европейских дипломатических кругах и в прессе.
Почти одновременно со свиданием в Киле состоялась встреча вел. кн. Константина Константиновича с президентом Французской республики Карно в Нанси124. Этой встрече французы сумели придать характер внушительной демонстрации русско-французского союза. «Figaro» в восторженном тоне писала: «Со времени 1870 г. никто из французов пе испытывал того чувства радостного удовлетворения, которое испытал г-п Карно, представитель Франции, принимая вел. кн. Константина Константиновича, представителя русского царя» 125. Свидание в Нансп произвело огромное впечатление в Европе и было расценено европейской
121 В. Н. Ламздорф. Указ, соч., т. П, стр. 299. Запись 25 февраля 1892 г. (курсив наш. — А. И. ).
122 Там же, стр. 262.	„
123 АВПР, ф. Секретный архив, 1892 г., д. 373, лл. 41—52. Гире — Ванновскому, 13 мая 1892 г.
124 Свидание в Киле состоялось 7 июня, в Нанси — в июня. Нансийские празднества были устроены французскими студентами, пригласившими студентов из всех стран, кроме Германии. Это был также один из приз паков «нового положения».
125 «Figaro», 28.VI 1892.
прессой как противовес Килю. Русские газеты с явным сочувствием воспроизводили остроту одной из газет: «Если из Киля вычесть Нанси, то в остатке получится Кронштадт» 126.
Но в то время как европейская пресса и дипломатические канцелярии констатировали повое яркое доказательство франко-рус-ской дружбы, во французских правительствен пых кругах царило беспокойство по поводу затянувшихся переговоров о воеппой кон-
венции.
Рибо торопил Монтебелло. С большой настойчивостью, даже нетерпеливостью, он побуждал Монтебелло во что бы то пи стало вырвать у России согласие на военную конвенцию ш. Рено Жиро в своей интересной работе тщательно исследовал затруднения и неурядицы экономического порядка (неудача французских финансистов в связи с проектами строительства транссибирской магистрали и пр.), приходящиеся на это время128. Его исследования полезны, по влияние факторов этого порядка на политику было в ту нору крайне невелико. В документах «верхних этажей» монархии они не отражаются. Стратегические или политические мотивы, бесспорно, доминировали в ту пору. Монтебелло, хорошо ус-
воивший нравы петербургского двора, неточно выполнял инструкции своего шефа; бывали случаи, когда Монтебелло в Петербурге изменял текст писем Рибо, чтобы смягчить их и не вызвать раз-
дражения у петербургских политических руководителей.
Наконец, русское правительство дало согласие на то, чтобы перейти к непосредственному рассмотрению проекта военной конвенции. Было послано приглашение на осенние военные маневры Буадефру129, который прибыл в начале августа в Петербург. 8-го состоялась его первая встреча с Обручевым и Банковским,
открывшая двусторонние переговоры о военной конвенции.
Французский проект конвенции представлял собой большой документ, состоявший из трех частей и предусматривавший ряд как принципиальных, так и практических вопросов военного соглашения. Основная мысль, проходящая через весь французский проект, заключалась в том, что главным, если пе единственным противником следует считать Германию. Германия — это основной враг, и с этим должны считаться обе стороны
Мирибель в своем проекте подсчитывал примерный баланс сил Тройственного союза и двойственного. Во французском проекте томрилось, что германские войска первой линии могут составить 1550 тыс. человек, австрийские войска пеполй У составить итальянские войска - 360 тыс. и руХнХе	8°° ТЫС”
(французы считали Румынию в то времячастЛт -С‘ человек _________ р частью Тройственного
’» «Новое время», 13.V 1892; «С.-Петербуогскко » „
.BeW’M0C™»j 2.VI 1892; «Новое вгемя,pvr’S'Ln*’ 27-v W92, ” du m,B- dea atI- etr- Corr. pol. Russia , м?'	1892.
“	EmPrunLa russee..., p. 211—235 ' ’ 201~293.
АВПР, ф. Секретный архив, 1892 г, д. зтчпоп
дорфа; DDF, у. IX, № ^96.	14 * 373/38°-	56, 57. Записи Ламз-
союза). В итого силы германской коалиции составили бы 2810 тыс. человек. Им, по подсчетам Мирибеля, может быть противопоставлено французами в первой линии 1550 тыс. человек, русскими в первой липни — 1600 тыс. человек, что составляет 3150 тыс. человек; таким образом, по мнению французов, франко-русский блок превышал Тройственный союз по количеству своих вооруженных сил 13°.
Благодаря развитию железнодорожной сети страны германского блока, по мнению французов, могли произвести мобилизацию в короткий срок и выдвинуть свои войска на границу примерно через 14—15 дней. Сами французы могут сосредоточить свои войска вдоль границы к концу 14-го дня. Россия же, утверждал французский проект, из-за отсутствия развитой сети железных дорог быстро провести мобилизацию и сосредоточение войск на границе не сможет. Исходя из этих расчетов, французский проект считал главкой задачей сокрушение основного противника — Германии и поэтому предлагал следующее распределение вооруженных сил: французы выставляют против Германии в первую очередь 1300 тыс. человек, а русские выставляют 700—800 тыс. человек; остальная часть, менее 50%, должна быть двинута против Австрии. Во французском военном проекте вопрос об Австрии излагался крайне глухо. Было очевидно, что французы не хотят себя связывать обязательством помогать России в войне против Австрии.
Французский проект военной конвенции имел ярко выраженный односторонний характер: оп предусматривал концентрацию сил двух стран для войны против Германии ,31.
Французский проект был передан царем на изучение начальнику русского генерального штаба генералу Обручеву.
Николай Николаевич Обручев был одним из самых передовых и мыслящих высших офицеров своего времени. В 26 лет, вскоре по окончании Академии генштаба, он стал ее профессором и начальником кафедры военной статистики. Он занимался также историей военной мысли в России. В молодые годы Обручев был близок с И. Г, Чернышевским и Н, А. Добролюбовым, привлек Чернышевского к основанному Д. А. Милютиным «Военному сборнику», ставшему одним из прогрессивных русских журналов. Обручев был женат на француженке и выезжал часто с женой во Францию или в служебные заграничные командировки, встречался там с А. И. Герценом и Н. П. Огаревым. Он участвовал в ряде нелегальных изданий и, продолжая занимать высокие посты в армии, был связан с участниками революцнонно-демокра-
130 АВПР, ф. Секретный архив, 1892 г., д. 373/380, л. 41; DDF, v. IX, 7Й 182, 218 (два варианта).
ISI АВПР, ф. Секретный архив, 1892 г., д. 373/380, лл. 38—40. Полный текст французского проекта был впервые опубликован в кп.: Л. jtf. Зай-ончковский. Подготовка России к мировой войне в международном отношении. Л., 1924, стр. 341—343; ср. DDF, v. IX, Л» 218, р. 317—320.
тмческого движения конца 50—начала 60-х годов. В 1863 г. оп отказался от участия в подавлении польского восстапия. Еще с 50-х годов Н. Н. Обручев обратил на себя впимапио Д. А. Ми-лютика и стал вскоре его ближайшим помощником и в значительной мере и сподвижником; оба они в военных спорах того времени отстаивали передовые для своей эпохи взгляды. После турецкой воины, в которой оп отличился на Кавказском фронте, оп получил звание генерал-адъютанта, а позже — гопорала от инфантерии и с 1881 г. стал начальником Главного штаба.
От революционного движения Н. Н. Обручев постепенно отошел. Но продолжая играть важную роль в руководстве русской армией, Н. Н. Обручев по существу возглавлял передовую часть русского генералитета и, как человек широко образованный и проявляющий постоянный интерес к вопросам международной политики, своевременно понял опасность, угрожающую России со стороны возраставшей мощи Германии. Он представил докладную записку по этому вопросу, в которой был дап анализ француз-
ского проекта.
Во вводной части записки Обручев высказал принципиально важные мысли о значении мобилизации в современных условиях. Он писал: «Весь успех борьбы (при равных других условиях) рассчитывается ныне па возможно скорейшей выставке возможно большей массы войск и па упреждение противника в действии... Приступ к мобилизации не может уже ныпе считаться как бы мирным еще действием; напротив, это самый решительный акт войны»1М. Это замечание Обручева разъясняло, что если оба государства соглашаются отмобилизоваться, то пе следует создавать иллюзий на возможность сохрапепия мира: мобилизация это значит война. Следовательно, оба государства договариваются о войпе.
Обручев соглашался с французскими предложениями о том, что соглашению должна быть придана форма военной конвенции1М, и с принципом одновременности мобилизации армий. Но он возражал против главной идеи французского проекта — стремления ограничить конвенцию задачами войны против одпой Германии. «... Французы желали бы, буде возможно, заключить с нами конвенцию исключительно на случай войпы с Германией». Но это условие «значительно более выгодно для Франции чем для нас»,м. Он критиковал также предложения французского проекта разделить русские войска на такое-то и такое-то количество против Германии я против Австрии. Обручев писал- « Мы должны сохранить за собой полную свободу распределять’так свои
>м В. Я. ЛомадорФ- «пииёпавв, вместо союзного договора, давала фралчУ' Форма	что она освобождала правительство от обяэа«*
зам	санкцию палат; было достаточно утверждения ео прс-
мдеитом Для царского правительства поэтому такая форма была боле» ГКмаЭорФ. Указ, соч., т. II. стр. 339.
344
войска, чтобы нанести удар армиям Тройственного союза. Может быть, для достижения сей цели нам прежде всего придется направить главные силы против Германии как опаснейшего и сильнейшего противника, но, может быть, представится еще более выгодным сокрушить, как можно скорее, Австрию, чтобы затем легче справиться с изолированной Германией» |35. Обручев исходил из реальных расчетов: он требовал сохранения «безусловной свободы действий» н ведении войны вдоль всей западной границы.
Записка Обручева была составлена, видимо, в мае. Александр III передал ее тогда же на согласование Гирсу. Гире не согласился с доводами Обручева в главном — он хотел вообще избежать военного соглашения с Францией. «Я не скрыл от военного министра, — писал в докладной записке царю Гире, — что я полагал бы преждевремепным и даже опасным принимать обязательства, отчуждающие свободу решения вашего величества в вопросе о войпе» *36.
Французский проект и возражения против некоторых его пунктов Обручева и легли в основу переговоров, начавшихся летом 1892 г. в Петербурге. В сущности, то было продолжением споров, возникших еще два года назад, во время нарвских переговоров 1890 г. Споры в основном развернулись вокруг первых пунктов французского проекта |37.
Для России неприемлемой во французских предложениях оставалась та же сторона — одностороннее сосредоточение всех сил только против Германии- Возможное и почти неизбежное столкновение с Австрией фактически не учитывалось. О выставлении французских сил против Австрии не было речи, а русское командование было связано обязательством выставить против Австрии только строго равные ей силы, что заранее сковывало инициативу и свободу действий русских в военных действиях против Австрии. При этом создавалось положение, что если бы Австрия напала па Россию, то французская помощь России не была бы ей гарантирована. Вот почему генерал Обручев выступил с возражениями против этого французского предложения и твердо н настойчиво вместе с Банковским их отстаивал в переговорах с французским представителем.
Буадефр получил директиву от своего руководства идти на уступки и принять русскую редакцию, так как во Франции больше всего боялись дальнейшего затягивания соглашения,38.
135 Там же, стр. 340
АВПР, ф. Секретный архив, 1892 г., д, 373/380, лл. 54—;>о об. Докладная записка Гирса царю, 4 июня 1892 г. из Реттиярви (пе русск. яз.).
ia? Центральный государственный военно-исторический архив (далее — ЦГВИА), ф. 401, д. 478, лл. 39—42. Извлечения из протоколов совещаний.	.
см DDF, V. IX, № 436, 440, 441, 444, 448, 449, 453. Переписка между
Рибо и Фрейсине, Рибо и Монтебелло, отчеты Буадефра и инструкции
23 Л. 3 Манфред -	345
Для таких опасении были основания. Гире продолжал упорно противиться заключению военной конвенции. В результате была принята русская редакция, которая существенно изменила первоначальные французские предложения.
Вместо французской редакции, исходящей из концепции войны против одной Германии, главные пункты согласованного текста военной конвенции были средактированы так:
<Ст. 1. Если Франция будет атакована Германией или Италией, поддержанной Германией, то Россия нападает на Германию находящимися в ее распоряжении силами.
Если Россия будет атакована Германией или Австрией, поддержанной Германией, то Франция выступит всеми находящимися в ее распоряжении силами для войны с Германией» 189.
Отличие этой редакции от первоначального французского проекта совершенно ясно. Во французском проекте говорилось только о войне против Германии, а здесь ясно указывалось конкретное обязательство Франции и в случае войны России с Австрией.
«От. 2. В случае мобилизации сил Тройственного союза или одной из держав, входящей в его состав, Франция и Россия...» и т. д.’« И в этой статье французская формулировка, предусматривавшая только Германию («или только Германией»), была заменена более широкой («одной из держав»), предусматривавшей и Австрию.
«Ст. 3. Наличные силы, которые должны быть двинуты против Германии, будут равны со стороны Франции 1300 тыс. человек, а со стороны России — 700—800 тыс. человек. Эти силы полностью и со всей поспешностью вступят в дело так, чтобы Германии пришлось сражаться сразу на Востоке и на Западе». Эта последняя фраза статьи 3 была весьма важной. Ведущей идее германского генерального штаба — избежать одновременной войны на двух фронтах, вести войну поочередно, то на одном, то на другом фронте, была противопоставлена задача — заставить Германию драться одновременно на западном и восточном фронтах. Во всем своем значении эта стратегическая идея сказалась в мировой войне 1914 и последующих лет.	н
В остальных пунктах редакция была также принята в соот-и» кощезцш, рует 17 августа 1892 г. конвенция была пппппмо,
Буадефром. Эта конвенция означала но существу тесшКоХй Ф^анцузскоп. правительства по вопросам конвенции, 8-13 августа
’« ЦГВИА, ф. 401, од. 5, ед хр. 478, м 3-7
1И таамру!^к- я я«-	‘	’ Рукописнь*й текст конвенции
1,1 АВПР, ф. Секретный архив, 1892 г в чтчиол
Гирса царю; лл. 64-85 об. Письмо tf. Ж,®*- 27-30. Доклады ручеву, 4 августа 1892 г-о4о
союз между Францией и Россией. Она была непосредственно связана с предыдущим соглашением (соглашением 1891 г.) и являлась его естественным дополнением Н2.
Соглашениям^ августа 1891 г. и 17 августа J892-T. юридически оформляли руссни-францу лбкий военно-политический союз.
При выработке военной конвенции определились известные различия в понимании задач и целей союза французской и русской сторонами. Конечно, обе стороны искали взаимоприемлемые решения. Все же в главных вопросах победила русская точка зрения. И порядок оформления союза — сначала политическое соглашение, затем военное — и содержание соглашения были приняты в соответствии с мнением русской стороны. В самом процессе оформления русско-французского союза и в его содержании, отразивших вынужденную уступчивость французской стороны, выражалось, что в то время союз с Россией был нужен Франции более, чем России, он был для Франции необходимостью.
Подписание 17 августа соглашения еще не было окончательным оформлением конвенции и введением ее в действие. Соглашение, которое было подписано той и другой стороной, должно было теперь поступить на утверждение соответствующих правительств.
Вопрос был не прост. Как быть с ратификацией соглашения? Французская конституция предусматривала право президента заключать соглашения с иностранными государствами, но практика обязывала почти всегда такого рода соглашения ставить на обсуждение палаты депутатов. Между тем Александр заявил Буадефру, что если франко-русские соглашения будут преданы гласности, то он будет считать пх аннулированными. Было решено, наконец, что военная конвенция должна быть позднее санкционирована соответствующим министром иностранных дел по согласованию с руководителями правительств.
Но после того как конвенция была подписана и представители стороп разъехались, с французской стороны последовали возражения. Фрейсине предложил внести изменения в текст, подписанный Буадефром и Обручевым. Эти изменения он предлагал в трех пунктах. Во-первых, он предложил смягчить обязательства Франции в отношении Австрии, считая их для фращузской стороны чрезмерными; иными словами, он пытался добиться положения, чтобы Франция могла уклониться от обязанности поддерживать Россию в случае войны с Австрией. Во-вторых, Фрейсине хотел пересмотреть цифру войск, выставленных Россией, в сторону ее увеличения. И, в-третьнх, он намеревался изменить пункт о секретности этого соглашения |,и.
!” В™??44» Ф- 401, оп. 5, ед. хр. 478, л. 27. Текст конвенции.
ЦГВИА, ф. 401, оп. 5, ед. хр. 478, лл. 13—16. Текст конвенции; АВПР, ф Секретный архив, 1892 г., д. 373/380, лл. 87—89. Ген. Буадефр —ген. Обручеву из Парижа, 26 августа 1892 г.; DDF, v. X, 7. Фрейсине — Рибо, 6 августа 1892 г.; № 9. Рибо — Монтебелло, 9 августа 1892 г.
Как это явствует из секретных материалов архива МИД России французское правительство было столь озабочено успехом предпринятого демарша, что, не ограничиваясь официальными представлениями, оно прибегло и к необычным. В Дакс, где отдыхал Обручев, 18 (30) августа приехал ген. Буадефр и, передавая ему соответствующие бумаги, стал убеждать начальника русского генштаба их поддержать. «Я объявил, — писал Обручев военному министру ген. Ванновскому, что никакой миссии па продолжение переговоров не имею, почему и должен все сии бумаги направить к вашему превосходительству» 1 .
Обручев так и поступил. Признавая, что в проекте французских изменений есть и некоторые резоны, оп считал их в целом более выгодными Франции и потому относился к ним скептически.
С французской стороны эти предложения вряд ли были уместны. Опи были неуместны прежде всего по формальным соображениям. Конвенция была подписана начальником французского генерального штаба, уполномоченным на то правительством, и исправлять ее задним числом без причин, обязательных для второй стороны, означало односторонний пересмотр двустороннего соглашения. Но эти предложения были неуместны и тактически, так как русское правительство не спешило с ратификацией конвенции вообще. Из донесений Монтебелло, французское правительство должно было убедиться, что русские не только не согласны на те изменения, которые оно предлагает, но вообще не торопятся ратифицировать соглашение145. Тогда французское правительство поспешило взять назад свои предложении* опо отказалось от предложенных исправлений и заявило о готовности утвердить конвенцию на прежних условиях.
Однако теперь уже и это не помогло. Русское правительство продолжало воздерживаться от окончательного санкционирования конвенции. Что было причиной этого? Задержка утверждения царем конвенции объяснялась не только политикой тайного са-2ИрСа‘ 1ИРС В Мер/ ВОЗМОЖНОСТ0й действительно саботировал ее ратификацию. Гире попросту положил подписанный 17 августа проект конвенции под сукно и, несмотря на многократные напоминания Рибо, Обручева ВаннпнД^Л „ много предлогами пытался заморозить ттвёпжпенле Г°’ П°Л разнымИ стран146. Но было и другое. Во Фтпции п Л соглашений 	1	рапции в то время разразился
(секретно); №12, Рибо — Монтебелло 1 „
Н4	,РнГ*°’ сентябри 1892 г ' се1,тяпРп 1892 г.; № 16. МоЯ-
ЦГВИА, ф. 401, оп. 5, ед. хп 478 л 47	-
авР’ста 1892 г- пз Дакса ’(ва pvccZ “Л ,ОбРУчеп - Вапповскому, 7“*	’ «"«iXTS’.
*Мор„Я цм*
крупный политический кризис, вызванный знаменитыми панамскими разоблачениями. Именно к 1892 г. относится кульминация панамского дела. Здесь не место подробно останавливаться на этой эпопее, которая по масштабам и размерам коррупции в известной мере была беспрецедентной.
Когда-то, еще во время коронационных торжеств, Александр Ш говорил Баддингтону, что Франции нужнее всего стабильность. В период панамских разоблачений кабинеты сменялись во Фрапции с калейдоскопической быстротой. В 1892 г. пи Фрей-сипе, пи Рибо уже но было в составе правительства.
Царское правительство проявляло на протяжении всего этого года большую сдержанность и, лишь когда постепенно улеглись волнения, вызванные папамским разоблачением, когда стала более или менее стабильной обстановка, когда пришло к власти правое правительство Казимира Перье, оно проявило готовность пойти на обсуждение вопроса о ратификации конвенции.
В октябре 1893 г. в Тулон с ответным визитом (ответом па Кронштадт) отправилась русская эскадра под командованием адмирала Авелана. Визит русских моряков во Францию превратился в демонстрацию русско-французского союза.
Быть может, ратификацию проекта военной конвенции Гире сумел бы, ссылаясь па свое нездоровье, задержать еще на долгие месяцы, если бы не произошли важные изменения в соотношении сил на международной арене. 3 августа 1893 г., после предварительного обсуждения и одобрения рейхстагом, в Германии вступил в силу новый военный закон. По подсчетам французского генерального штаба, без промедления сообщенным русскому генеральному штабу, новый военный закон должен был привести через определенное время к увеличению германских вооруженных сил на 1 млн. 500 тыс. штыков, и «они возрастут с 2 млн. 800 тыс. в настоящее время до 4 млн. 300 тыс. солдат после введения нового военного закона в действие» ,47.
Записка французского генерального штаба тщательно анализировала и все иные опасные последствия, которые повлечет за собою новый германский военный закоп, и заключала, что в настоящий момент, «более чем когда-либо, совместно выработанное в прошлом году русским и французским генеральными штабами соглашение является самым ценным залогом сохранения мира и обеспечения безопасности обеих стран...» Против этих слов Александр III на полях паписал на русском языке: «справедливо» |48. Это значило, что военной конвенции 1892 г. будет дан ход.
(6 сентября) 1892 г.; л. 78. Докладная записка Гирса царю; лл. 79—80. Письмо Банковского Гирсу, 11 сентября 1893 г.
ш АВПР, ф. Секретный архив, 1893 г., д. 373/380, лл. 94—96 об. Секретная записка французского генштаба.
Там же, л. 96 об.
Военный министр Ванновскии в письме ь П. К. Гирсу под-чепкивал- «Со своей стороны я вполне присоединяюсь к французскому взгляду па исключительно наступательную цель этого закона». Он напоминал, что это новое военное законодательство Германии является развитием «плана наступательной войны, составленного графом Мольтке еще в 1879 г.» 119.
Указывая па коптрмеры, принятые в связи с новым германским военным законом русским министерством и генеральным ! штабом, в частности на образование двух армейских корпусов (XX и XXI) вблизи западной границы, на увеличение числа батарей, инженерных войск, на усиление состава русской армии и добавления но штабам мирного времени офицеров и нижпих чинов, Банковский предостерегал, что следует ожидать в скором времени со стороны Австро-Венгрии мер, аналогичных германскому закону 3 августа. Все это доказывало важность введепия в действие русско-французской военной конвенции.
Гире не мог уже сопротивляться. 6 декабря 1893 г. оп должен был, хотя и с некоторыми оговорками, одобрить в главном проект конвенции150. 9 декабря Обручев при обсуждении с Гирсом снял последние спорные положения, и 14 декабря па докладе в Гатчине Александр III одобрил проект конвенции и проект письма к Монтебелло181.
27 декабря 1893 г. 4 января 1894 г. состоялся обмен письмами между Монтебелло и Гирсом, по которому военная конвенция вступила в силу и приобрела обязательный хапактео182 Тем самым 4 января 1894 г. было окончательно завершен оформление русско-французского союза.	"
АВПР, ф Секретный архив чяоо
&отвое письмо Вапповского Гипсу 17 3ffi/380t лл. 97—99 Beci мл
Тан же, лл, jQf._4пр	** сентября iRcn « / ‘ весьма сек-
151 ЦГВИА ф 401 0П ч LCbMa “«Ротвая запискл л (на Руцком яз.).
Ф. СокреМ арии 1893'7-8 & t ДеКаб₽я 1893 г-
“	*•« “ VX ' ‘,й "=.VK
> Декабря 1893 т, DDF, у. ^^Хйше Х&ТГат-
Заключение
И вот перевернута последняя страница, и волнения, старания, усилия, долгие годы воодушевлявшие людей, непосредственно причастных к внешней политике государства, отодвинуты в прошлое.
Документы — несколько листков бумаги, тщательно, каллиграфическим почерком переписанных от руки, скрепленных самыми высокими подписями, — спрятаны в сугубо секретные несгораемые ящики (тогда, в XIX в. еще не известен термин нашего времени «сейф») министерств иностранных дел Санкт-Петербурга и Парижа, и там, казалось, всеми забытые, покоятся в тишине.
Кто о них знает? Не более четырех-пяти человек в каждой стране. XIX столетие — век тайной дипломатии. В России — это царь Александр III, Гире, Ламздорф, Обручев, Ванновский; вот, пожалуй, и все. Во Франции — это президент Карно, Фрейсине, Рибо, генералы Буадефр, Мирибель. Конечно, о вступившем в силу в январе 1894 г. соглашении знают и послы обоих государств. Но и эти немногие, кто знает тексты соглашений во всем их объеме, — вышколенные государственной службой люди, — они умеют держать язык за зубами. Остальные, — а остальные — это весь мир: политики, дипломаты, военные, журналисты, разведчики, фабриканты оружия, финансисты, литераторы, наконец, все интеллигентные люди разных профессий, привыкшие читать газеты и интересоваться международной политикой, — остальные только догадываются.
Современники по множеству неоспоримых примет предполагают, что между двумя великими державами, Россией и Францией, установилась тесная дружба, даже, видимо, союз; после кронштадтских и тулонских грандиозных торжеств, манифестаций па весь мир взаимных симпатий можно ли в том сомневаться?
Но в чем конкретное содержание соглашений? Каковы взаимные обязательства сторон? И есть ли вообще такие обязательства? И существует ли письменно зафиксированная договоренность Двух держав? Этого никто не знает и знать не может.
По странной игре судьбы два главных участника тайных переговоров, чьи подписи придали действенную силу секретным соглашениям, через самое короткое время сходят со сцены. В июне 1894 г. Сади Карно убит кинжалом анархиста Казерио;
, „иябре того ж. годе	?°1Н°	'
боглтыпскпм здоровьем Александр Ill.
Но i <£ерть\же ничего не может изменить. Их преемников знаком^ с наисекретнейшими документами, составляющими го-судаиственную тапну, п они, естественно, признают их неотразимую ^^зафиксированный в нескольких листах желтеющей 5 времени бумаги союз двух великих держав остается политипе-стой реальностью, оказывающей громадное влияние п воздай-, ствие на всю мировую политику.	„
Догадки постепенно превращаются в устойчивые мнения. 1 о-; ворят о «новом балансе сил» и его учитывают в европейской и. мировой политике. Коалиции «срединных монархий», возглавляемой кайзеровской Германией, отныне противостоит иная спла — русско-французский блок, Энгельс в последние годы жизни определил совершенно точно новое положение вещей, сложившееся в Европе: «Крупные военные державы континента разделились на два больших угрожающих друг другу военных лагеря: Россия и Франция — с одной стороны, Германия и Австрия — с другой» .
Силы сторон примерно равны, и это значит, что в порядок дня ставится дипломатическая борьба за привлечение третьих, держав — эвентуальных союзников каждой из каолиций. На протяжении ближайших 10—15 лет это прежде всего проблема Англии. Британская дипломатия пытается первоначально, оставаясь вне блоков, играть на столкновениях противоположных интересов, и извлекать из этого выгоды для себя. У Англии есть реальные противоречия и. с Францией и Россией, с одной стороны, и все возрастающие с Германией — с другой. В начале XX в. в эпоху империализма углубление противоречий с Германией принуждает Британию сделать выбор: в 1904—1907 гг. складывается Тройственное согласие. Другим ближайшим последствием распадения Европы па два противоположных военно-политических блока яв-, ляется гонка вооружений — кто кого сумеет опередить? И стремительный рост милитаризма и военно-морского соперничества. “ Делом все подтверждает, что создание двух военно-политических блоков в Европе — верный признак того, что дело илет к воине. И она не заставляет себя долго ждать. 1 августа 1914 г мировая империалистическая война началась
Для советских людей, живущих около КП ч», ..
ином социальном обществе - в социалистическом ™ совершенно данном Великой Октябрьской революцией 1917 ГОСудаРстпе> со3' сивного человечества конца XX в пиот»™ г-’ дая пР°гРес' второй мировой войны, познавшего все Д^его через испыталпя нашей динамичной эпохи, история по рапдиояиь,е изменения одной из политических коалиций XIX в !^еИВого складагвапия союза это уя:е прочно забытое няппг. РУсско-фрдпцузского далекое прошлое.	’ д По “инувшее, бесконечно
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 22, стр. 44
Старый мир... ушедший мир..., — скажет иной читатель и, наверное, не без внутреннего недоумения мысленно добавит: так стоит ли к этим страницам давнего прошлого возвращаться?
Конечно, пе пам, советским людям, обогащенным величественным и грандиозным опытом истории создания нового мира — Великой Советской социалистической державы, брать уроки дипломатического искусства или государственного разума у «внзаи-тппско-пемоцкого правительства», как писал Герцен, Романовых. Далекий, чуждый, враждебный строй, против которого боролись передовые люди России, боролся народ, свергнувший его навсегда в 1917 г. Нет падобности за очевидностью повторять эти бесспорные истины..,
Все изменилось за минувшие сто лет. Внешняя политика Советского Союза принципиально, коренным образом, по классовой своей природе отличается от политики самодержавной царской России, от политики других капиталистических государств. С 25 октября (7 ноября) 1917 г. политика Советского государства стала политикой, защищающей интересы рабочих, крестьян, трудовой интеллигенции, всего советского народа. То была новая, не известная в прошлом внешняя политика социалистического государства, миролюбивая по самой своей основе, ибо мир необходим для строительства социализма и коммунизма и отвечает чаяниям всех народов, И если советскому народу и его вооруженным силам пришлось пройти через испытания гражданской войны и имевшей решающее значение для судеб человечества Великой Отечественной войны 1941—1945 гг., завершившейся победой над немецко-фашистскими захватчиками, освободившей не только пашу страпу, но и пароды Европы от ига гитлеровской тирании, то ведь эти войны были насильственно павязаны советскому народу, вопреки его миролюбивой политике.
По тем же мотивам — необходимости считаться с агрессивными намерениями определенных сил реакции, сил империализма особенно ныне, в век термоядерного оружия и межконтинентальных ракет, — Союз Советских Социалистических Республик, как и другие страны социалистического содружества, считает своим повелительным долгом — в тех же интересах сохранения мира — поддерживать постоянно военную мощь социализма па должном — высоком — уровне.
В свое время, после губительного опыта первой и второй мировых войп, отделенных интервалом в 20 лет, получила распространение в некоторых кругах теория, согласно которой долее -0 лет невозможно предотвратить начало повой — третьей — мировой войны. Политика «холодной войны» во всех ее вариантах: «балансирование па грани войны», «рассчитанный риск», «баланс страха» и пр, подогревала эти преступные и табельные намерения. Ныне человечество уже в течение 30 лет избавлено от этой столько раз возвещенной третьей мировой войны, которая стала бы для пего подлинной катастрофой. И кто решится оспорить,
™ печи до сих пор на большей части нашей старой земли удер. мир, слабеют леденящие ветры «холодной войны», политический климат, то в этом решающая роль при-HaSS настойчивым усилиям Советского Союза и других го-социалистического содружества? Кто рискнет сегодня отдать, что принятая XXIV съездом КПСС Программа мира, реализованная в ряде конкретных актов советской внешней по-литнки и в частности, в переговорах на высшем уровне Гепераль-^ЛТекДря ЦК КПСС товарища Л. И Брежнева с государ- , ственными руководителями Франции, США, ФРГ, Великобритании и принятых в результате этих переговоров соглашении, имела и имеет огромное значение для разрядки напряженности, для утверждения в практике международных отношений принципов мирного сосуществования государств с различным социальным строем, для укрепления в целом дела мира во всем мире.
Эти бесспорные положения хорошо известны советским людям, да и не только им, а всем искренним сторонникам и защитникам дела мира на нашей планете, всем прогрессивным силам, всем людям доброй воли.
И. если я позволил себе в заключающих строках книгп еще раз напомнить об этих истинах, всем в общем известных, то это главным образом для того, чтобы еще резче подчеркнуть, как несопоставимы и наша эпоха, и нынешняя социалистическая внешняя политика СССР с эпохой и политикой последней трети XIX в., исследуемыми в этой работе.
И вот теперь, возвращаясь к этому гипотетическому вопросу, который мог бы задать читатель, стоит ли, нужно ли изучать эти страницы давно канувшего в лету прошлого, я хотел бы дать па эти возможные вопросы ответ по крайней мере так как я его разумею.	’
В этой книге прослежено развитие отношений между Россией и Франпией, когда они обе принадлежали к единой — капиталистической - системе, хотя и отличались довольно существенно Формами правления, на протяжении длительного времени -20 лет. Если бы речь шла о периоде в 2, 3 или даже 5 лет то трудно и вряд ли правомерно было бы устанавливать па основании изучения этого времени какие-либо пкпиа»,» 1 основа слишком велика возможность элементов стучайпог^ Ы ™’ уЖ изучается более длительный период време^Г я Но К0гда 20 лет, то это изучение общественных отношенийданпом ^У4013 продолжительном отрезке времени позволяет ™ На Д°статочно обоснованным обобщениям.	ет пРиити к некоторым
Обозревая русско-французские отнптетг» „„
заметить, что эти взаимоотношения иву» ** 8& лет’ нетрудно неизменными; несколько схематизируй^ ™сУДарств не были важнейших этапа:	’ «ожно установить три
1-и период: 1871-1877 гг.-добпые п	Р
государствами, поиски сильно осЙблеад^®1 »ежДУ двумя Звд	в изолированной
в Европе Францией русской дипломатической, политической поддержки против угрозы повой превентивной германской войны или иных форм германской агрессии; эта поддержка Россией Франции, главным образом по мотивам сохранения известного равновесия сил в Европе, неизменно оказывалась, особенно в 1872, 1873, 1875, 1877 гг.;
2-й период: 1878—1886 гг. — отчуждение Франции и значительное охлаждение русско-французских отношений;
З й период: 1887—1891—1893 гг. — новый этап франко-русского сближения, возобновившегося па почве новой угрозы для Франции со стороны Германии и завершенного заключением русско-французского военпо-иолитического союза.
При известной условности такой грубо очерченной схемы эта неровно идущая — с кривой подъема, спада и нового подъема — линия со всей очевидностью убеждает в известных закономерностях, определяющих эти графические изменения.
В самом деле, можно ли считать случайным, что внешняя политика Франции после довольно длительного периода отчуждения в 7—8 лет должна была вновь вернуться к «русскому курсу» и снова встретила со стороны России понимание и сочувствие, позволившее поднять сотрудничество двух великих европейских держав до более высокого уровня — прямого политического союза?
Очевидно, что это не случайность пристрастий. Независимо от субъективных намерений государственных и политических руководителей той далекой эпохи некоторые объективные закономерности определяли политику обоих государств. Например, Александр II был убежденным сторонником русско-германского сближения и питал неоспоримые родственные симпатии к Вильгельму I и другим Гогенцоллернам. И тем пе менее объективный ход вещей заставлял его оказывать политическую поддержку и всякого рода услуги (в том числе и в восстановлении армии) Франции в самые трудные для нее годы — после поражения во франко-прусской войне, когда опасность со стороны Германии была особенно велика.
Александр III питал открыто высказываемое им отвращение к республиканской форме власти, и тем пе менее он должен был в 1891 г. с непокрытой головой слушать исполнение «Марсельезы» и был имеппо тем монархом-самодержцем, кто санкционировал и дал действенную силу дипломатическим документам и военной конвенции 1892 г., оформившим заключение военно-политического союза между Российской империей и Французской республикой.
Та же объективная необходимость заставляла французских государственных деятелей, независимо от их политических взглядов и партийной принадлежности, искать соглашения и сотрудничества Франции с Россией.
Если пытаться кратко обобщить важнейшие факторы, предопределившие этот ход исторического процесса, то здесь надо указать на следующее. Между Францией и Россией не было глубо-
hnniiuv ППОТНВОРбЧИИ» НС быЛО ТбррЙТОрЙЙЛЬНЫХ них. неустранимых Р меаду Францией и Германией, „„р™. « "™§ХХе» Ти™,’« и т. д. |Ао тога .
-к»™-. ” »“6«
В больших нощ решении проблемы поддержания извест-“ 'т П“«и»х большой госуд»ротво„„„й “™i, ..перлы Гели 	яем"Л° °б,цвп> """
в существенных пунктах совпадали или сближались.
‘В* сложившейся в последнюю треть XIX в. расстановке сил в послефрапкфуртской Европе, при гегемонистских тенденциях кайзеровской милитаристской Германии, в особенности после создания возглавляемого Германпей Тройственного союза, сближение Франции п России, а затем заключение двойственного союза как , противовеса коалиции «срединных монархий» диктовалось жизненной необходимостью.	о .е-л
Тот ясе исторический опыт 20-летия после поражении 1г>ш— 1871 гг. с полной очевидностью доказал, что попытки некоторых французских политических групп достичь соглашения с Германией на основе того или иного компромисса в сравнительно короткое время обнаруживали свою несостоятельность и приводили к крушению «прогерманского курса» и его вдохновителей. Глубокие противоречия, не устранимое частичными соглашениями соперничество двух соседних государств взрывали, раньше или позже, эту налаживаемую ценой уступок со стороны Франция «политику дружбы» между Парижем и Берлином. История крушения «прогерманского курса» Баддингтона, Бартелеми Сеят-И.тера, Жюля Ферри в разное время подтверждали эту закономерность рассмотренного исторического периода с впечатляющей наглядностью. Впрочем и вся последующая, почти столетняя, история франко-германских отношений XX в. дала новые доказательства, что эти закономерности, обнаружившиеся в первые два 1 десятилетия после Франкфуртского мира, сохраняются и в иную эпоху, в существенно изменившемся мире.
Наконец, завершая обозрение выводов, подсказываемых изучением исторического опыта 1871-1893 гг., остается	У
вать еще одно обобщение, быть может, более других важное ₽°	'
Независимо от конкретных целен по™™™/.-„ кпое-
печно далеких от нас сегодня госгп >п</ПД 4 'ИХ заПач беско’ обеих стран того времени сам фак? соХШ1ЫХ pyK0II0№T0’ieii Франции, а затем и союза двух госчлзпет р'дпичестпа России п родов России и Франции, росту взаимп™ ВСЛ К сбли»ению па-имной осведомленности и в конце конпп/ ИПТеРеса> лучшей вза-тии и чувств дружбы, связывавших и;mon«°CF вяаимп°й сп мп а-Последующий ход исторического пТД °беих стРап.
ного событиями огромной исторической ия-ССа’ бурпого, «асыщеп-лет второй мировой войны, когда фпанп™°с™ трущшх роды выступали как товарищи по opSo3 “ “ветскщГпа-«с»Л.„сл,,otae ,£*£«««, „
врага — герман-
ского империализма, немецко-фашистских захватчиков, наконец, последних десяти лет советско-французского сотрудничества и согласия укрепляли и множили давнишнюю, ставшую уже традиционной, дружбу советского и французского пародов,
В Отчетном докладе ЦК XXIV съезду КПСС 30 марта 1971 г. Генеральный секретарь ЦК товарищ Л. И. Брежнев говорил: «Дружба наших пародов опирается на прочные исторические традиции. У наших государств и сегодня обширная область общих интересов. Мы — за дальнейшее развитие и углубление отношений между СССР и Францией. Мы видим в этом важный фактор международной безопасности» 2.
Так, предмет настоящего исследования — образование русско-французского союза конца XIX в., рассматриваемый в большой исторической перспективе, раскрывается во всем своем многостороннем значении.
Живая диалектика исторического процесса показывает, что русско-фрапцузскпй союз XIX в., родившийся как ответ на соз дапие агрессивного Тройственного союза и ставший в свою очередь одним из слагаемых политики, приведшей к империалистической мировой войне 1914—1918 гг., вместе с тем имел и ппое, более широкое, содержание. Этот союз, сложившийся как логическое завершение расстановки сил в послефрапкфуртской Европе, объективно, независимо от планов и целей его непосредственных творцов, способствовал сближению народов двух стран. Тем самым ои готовил почву для будущего, уже в иной исторической эпохе и па ином — более высоком — уровне, сотрудничества и согласия между СССР и Францией, опирающегося па давние традиции крепнущей дружбы двух великих народов — советского и французского.
2 Л. И. Брежнев. Ленинским курсом. Речи и статьи, том третий. М., 1972, стр. 219—220.
Источники и литература
Маркс К. Классовая борьба во Фран-да с 1848 по 1850 гг. — Я. Маркс н ф. Энгельс. Соч., т. 7.
Маркс К. 18 брюмера Луи Бонапарта. — К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 8.
Маркс К. Гражданская война во Франции. — К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 17.
Маркс К. Документы Первого Интернационала. М, 1939.
Энгельс Ф. Официозный вой о войне. — К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 18.
Энгельс Ф. Европейские рабочие в 1877 г. —Я. Маркс и Ф. Энгельс. Соч, т. 19.
Энгельс Ф. Политическое положение в Европе. — К. Маркс и
Ф. Энгельс. Соч., т. 21.
Энгельс Ф. Поссибплнстские мандаты,— К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч, т. 21.
Энгельс Ф. Внешняя политика русского царизма, —Я. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 22.
Энгельс Ф. Может пи Европа разоружиться? — Я. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 22.
Марне К. и Энгельс Ф. Переписка.— Соч., т. 33, 34, 35.
Энгельс Ф. Переписка. — Я. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 36,37, 38, 39.
Ленин В. Я. Что такое «друвья народа» и как они воюют против социал-демократов? — Поли, собо соч, т. 1.	F'
Ленин В. И. Развитие капитализма в России. — Поли. собр. соч,, т. 3.
Ленин В. В. Памяти графа Гейдена.—Поли. собр. соч., т. 16.
Ленин В. И. Уроки Коммуны.— Поли. собр. соч., т. 16.
Ленин В. В. Война и российская социал-демократия. — Поли. собр. соч., т. 26.
Ленин В. И. Памяти Коммуны. — Поля. собр. соч., т. 20.
Ленин В. В. Социализм и война.—
Поле. собр. соч., т. 26.
Ленин В. И. Принципиальные вопросы избирательной кампании. — Полл. собр. соч., т, 21.
Ленин В. И. Под чужим флагом.— Поли. собр. соч., т. 26.
Ленин В. В. Крах II Интернационала.— Поли. собр. соч, т. 26.
Ленин В. И. О лозунге Соединенных штатов Европы. — Поля, собр. соч, т. 26.
Ленин В. В. Империализм, как выс-
шая стадия капитализма. — Полн собр. соч, т. 27.
Ленин В. В. Тетради по империализму.— Поли. собр. соч, т. 28.
Ленин В. И. Государство и революция.—Поля. собр. соч, т. 33.
Ленин В. И. Война и революция. — полн. собр. соч., т 32 тл№КПгЛг° “ей пол“-п СС н ^вотского государ-Тапе,’ мВЧИ ” статьи- м, 1973.
денпя. Т1Из®Ранныв произве-jffiт- I. И. М, 1959.
"SV ““
источники
Архивные источники
Архив внешней политики России (АВПР) Министерства иностранных дел СССР
ф. Канцелярия
Переписка МИД России с посольством во Франции 1870—1893, Ив них наиболее важны:
1870, д. 117.
1871, Д. 94
1872, д. 79, 80
1873, д. 90
1874, д. ИЗ, 114
1875, д. 88
1877, д. 88
1887, д. 74, 75
1890, д. 74
1891, д. 74
Переписка МИД России с посольством в Германии:
1872, д. 17
1875, д. 20
1877, д. 20, 21
Фонд Секретный архив:
1877, д. 106/113
1891, д. 373
1892, д, 373/380
1893, д. 373/380
Центральный государственный военно-исторический архив (ЦГВИА)
Фонд 401, д. 478
Центральный государственный архив Октябрьской революции (ЦГАОР)
Фонд № 677 Александра Ш jJiVl. Дневник Александра Александровича, 24 марта — 27 ноября 1866 г. „	4аад „
№ 72. То ясе, 27 ноября 1866 г. —
1867 г,— 1869 г,— 
1870 г.—
28 июня 1867 г.
№ 73. То же, 28 пюпя 30 ноября 1868 г.
№ 75. То же, 18 июня 22 июня 1870 г.
№ 76. То же, 23 июня ллттгябпя 1871 Г.
№ 89. Записная памятная книжка Александра Александровича за 1877 г.
№ 90. То же за 1878 г.
№ 95. То же за 1883 г.
№ 96. То же за 1884 г.
№ 97. То же за 1885 г.
№ 98. То же за 1886 г.
№ 118—129. Памятные книжки с ежедневными записями Александра III (большой формат) за 1882—1893 гг.
№ 567. Письма вел. кн. Сергея Александровича брату Александру Александровичу (Александру III), 1862—1894 гг.
№ 677. Письма Вильгельма I Александру III.
№ 602. Письма и телеграммы принца Вильгельма Прусского.
№ 667. Письма П. Ванновского Александру III, 1878—1889 гг.
№ 352. Общий обзор деятельности МИД в царствование императора Александра III (1881—1894).
Фонд № 660
Дела:
№ 30. Дневник вел. кн. Константина Константиновича (Романова), октябрь 1886 г. — февраль 1887 г.
№ 31. То же, февраль — май 1887 г.
№ 32. То же, июнь — сентябрь 1887 г.
№ 33. То же, сентябрь — декабрь 1887 г.
Архив Института литературы Академии наук СССР (Пушкинский дом)
Фонд кн. Е. Э. Трубецкой
Дела:
35.1.6. От гос. канцлера кн.
А. М. Горчакова кн. Е. Э. Трубецкой 1862—1871. Книга писем. 35.1.19. Correspondence 1868—1871 а m-mo la princess© Troubetzkoi (Горчаков и др.).
35.1.21. 1872—1873. Письма Горчакова, Тьера, Бартелеми Сеят-Илера и др.
35.1.23.	1873—1874. Письма Тьера, Горчакова, Гизо, Н. Орлова, Убри, Гулара, Литтона и др.
35.1.24.	1874. Письма Тьера, Эм. Оливье, Нигра, Б. Сеит-Илвра и др.
35.1.25.	1874. Письма Тьера, Декава, Ж. Гансена, Изабеллы Испанской, Р. Дюваля и др.
35.126. 1875—1876. Письма Тьера, Нигра, Грамопа и др.
35.1.27.	1876. Письма Бургоена,
Ж. Симона, Ж. Фавра п др.
35.128. 1876. Письма Тьера, Бургоена и др.
35.22. Письма Эм. Жирардона, Дет-ройа и др.
35.2,3. Письма Потюо, герц. Гра-мона, Жирардена и др.
35.2.5. То же,
35.2.6. То же.
352.7. Альбом с записями Фавра, Греви, Тьера и др.
Собрание писем Гонто-Бирона к Трубецкой.
Письма Сен-Валье, О. Новиковой, Р. Дюваля, Б. Сент-Илера, Гамбетта и др.
Фонд № 463 К. А. Губастова
Дело № 21 Письма А. М. Кумапп, 1868-1896.
№ 75, Письма И. И. Срезневского. № 76. Письма Ж. Степдмапа.
Фонд № 513 (архив кя, А. И. Урусова) Дневники 1877—1894 гг.
Фонд № 1236 Е. В. Богдановича Дела № 1, 2, 10, 15, 37. Переписка Богдановичей.
Фонд № 339 О. К. Иотовича
Переписка.
Рукописное отделение Гос. библиотеки нм. В. И. Ленина
Фонд М. Н. Каткова
Письма Катакаэи к Каткову. Письма И. М. Циопа к Каткову. Письма Л. Мильвуа.
Archives du Ministdre des Affaires etrangdres. Quai d’Orsay
Фонд № 27 О. К. Нотовпча Дело № 27 Письма Ж. Адан.
Фонд № 3 С. Т., К. С. л И. С. Аксаковых
Дело № 3. Письма Ж. Адан и сакова.
Дело 14831. Чествование J. Adam в 1893 г.
Лк-
Центральный государственный архив литературы и искусства (ЦГАЛИ)
Фонд № 429 (архив Рамбо).
Дела:
№ 1. Переписка Рамбо с генералом Масловским.
№ 7. Письма П. И. Бартенева.
№ 9. Письма Н. В. Берга.
№ 11. Письма	"
Рюмина.
№ 17.
№ 19.
№ 35.
№ 46.
№ 78. __________ _________
№ 68. Письма Об-ва любителей русской словесности.
№ 5. Письма Ж. Адамовича.
№ 36. Переписка с С. Кпркор.
№ 53. Переписка с О. Миллером.
№ 80. Переписка с А. С. Трачев-ским.
H. И. Бестужева-
Письма Письма Письма Письма Письма
А. Н. Веселовского.
Е. М. де Вогюэ.
Н. И. Кареева.
Луи Леже.
С. С. Татищева.
Correspondance politique
Russie, SaintrPetersbourg, 1872— 1894
Из них особое значение имеют: 1873—1875, v. 249, 250 1886, v. 273, 274 1887, v. 275, 276, 278, 279 1888, v. 280, 281, 282 1889, v. 283, 284, 285 1890, v. 286, 287, 288, 289 1891, V. 291, 292, 293, 294, 295 1892, v. 295, 296, 297, 298 1893. v. 299, 300, 301 Papiers Ribot, t. 1 AUemagne 1872-1873 —v.v. 11, 12 1874 v.v. 14, 15 1875 v.v. 17, 75
M&noires et documents. AUemagne. Correspondence particuli&re du c-te de Saint-Vallior, ambassadeur й Berlin, avec m. Waddington, mi-nistre des affaires etrangeres.. • (а также с бароном де Курсель, Бартелеми де Сент-Илер и дрУ 1878—1882.
Archives du Minister© de la guerre, Etat-major general. 2-me bureau
Секретные донесения полковника Гейара. полковника Барри, сотрудников военной миссии и аген
тов 2-го бюро за 1872—1878, 1887 гг,
Секретные донесения агентов 2-го бюро из Германии за 1872—1876, 1878 гг.
Секретные донесения агентов 2-го бюро из Бельгии за 1875 г.
Опубликованные дипломатические документы
Русско-германские отношения. Секретные документа. — «Красный архив», т. 1, 1922.
Фрапко-гермапскпй кризис 1875.— «Красный архив», 1938, т. 6 (91). предисл. Л. Ерусалимского.
П, А. Шувалов о Берлинском конгрессе 1878 г. —«Красный архив», 1933, т. 4 (59), предисл В. М. Хвостова.
Речь генерала Скобелева в Париже в 1882 г, — «Красный архив», 1928, т. 2 (27), предисл. Е. В. Та-рле.
«Александр III п генерал Буланже». — «Красный архив», 1926, т. 1 (14). Предисл. Е. В. Тарле.
Четыре письма принца Вильгельма Прусского к Александру III.— «Красный архив», 1922, т. 2, предисл. А. Н. Савипа.
Ламздорф В. Я. Дневник 1886— 1890, под ред. и с предисл. Ф. А. Ротштейна. М.—Л., 1926.
Ламздорф В. Я. Дневник 1891— 1892, под ред. и с предисл. Ф. А. Ротштейпа, подг. В. М. Хвостов. М.—Л., 1934.
Мартенс Ф. Ф. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией с иностранными государствами, т. XV. Трактаты с Францией. 1822—1906. СПб., 1909.
Ministdre des Affaires Etrangeres, Comission de publication des documents relatifs aux origines de la guerre de 1914. Documents Diplo-matiques Franpais (1871—1914).
I s6rie, t. I-X. 1871—1893. P, 1929—1945.
«Желтые книги»:
Ministere des Affaires Etrangeres. Documents Diplomatiques. Affaires d’Orient 1875—1876—1877.	P.,
1877.	.
Min. des Af. EL Doc. Dipl. Affaire* d’Orient, Congrfes de Berlin. P., 1878.
M%deS.Afn Et Doc- Di₽I. Affaires d Egypto. P., 1880.
Mi?' ~es Af- Et- Doc. Dipl. Affaires de Tunisia 1870-1881. P., 1881
Mm. des Af. Et. Doc. Dipl. Affaires Tun,sie> Avril —mai 1881. P 1881.
Min. des Af. Et. Doc. Dipl. Affaires d Egypt e. P., 1882.
Min. des Af. EL Doc. Dipl, Affaires d Egypto 1882—1883. P 1883,
Min des Af. Et. Doc. Dipl, Institution d’une comission mixte pour Геха-men des reclamations resultants les dernier 6v6nements d'Egypte 1882—1883. P„ 1883.
Min. des Af, Et. Doc. Dipl, Affaires d’Egypte 1884—1893. P., 1893.
Min. des Af. Et. Doc. Dipl. Affaires du Tonkin. P., 1883.
Min. des Af. Et. Doc. Dipl. Affaires du Tonkin. Convention du Tien-Tsin du 11 mai 1884. P„ 1884.
Die Grosse Politik der europaischen Kabinette 1871-1914. Berlin, Bd. I-VIII (1871-1893).
Мемуары, переписка, речи, публицистика
Арсеньев К. И. За четверть века (1871—94). М., 1915.
Бисмарк О. Мысля и воспоминания, пер. с нем. под ред. А. С. Ерусалимского, т. 2, 3. М., 1941.
Витте С. Ю, Воспоминания, т. 1—3. Л., 1923—1924.
Валуев П. А, Дневник 1877—1884, ред. и прим, В. Я. Яковлева-Богучарского и П. Е, Щеголева, Пг.. 1919.
Игнатьев Н. П, Записки 1875— 1877. — «Исторический вестник», январь—июль 1914 г.
Игнатьев И. И. Поездка гр. И. П. Игнатьева по европейским столицам перед войной 1877—1878 гг.— «Русская старина», март—сентябрь 1914 г.
Карцев Ю. С. За кулисами дипломатии, 1908,
Кропоткин П, А. Записки революционера. М., 1931.
Лафарг Поль. Соч., т. I, пер. с фр. М., 1925.
Литературное наследие Г. В. Плеханова, со. 1, 2, 4, 6 н 8 (ч. 1). М., 1934—1940.
Camp du Maxime. Souvenirs d’un demi-sidcle, L 2. La chuto du second Empire et la III Rdpublique 1870-1882. P., 1949.
Cavaillon E, La France ferrycide. P., 1888.
Chaudordy de. La Franco a la suite do la guerre de 1870—1871. P,, 1887.
Chaudordy de. La France on 1889. P,, 1891.
Chenelong. Un tdmoignage sur un point dTiistoire. La campagne mo-narchique d’octobre 1873. P., 1894.
Cldmenceau G. La melde sociale. P., 1895.
Cyon E. de. Histoire de 1’Entente franco-russe 1886—1894. Documents et souvenirs. PM 1895.
Cyon E. de. La Russie et la Franco. P^ 1890.
Daudet E. Souvenirs de la pr&idenco du Mardchal de Mac-Mahon. P., 1880.
Drcur Л. Dcrnieres annces de Гат-bassade en Allemagne de m. de Gontaut-Biron 1874—1877 d’aprds ses	papiers diplomatiques.
Eckardstein. Lebenserinnerungen und politische Denkwurdigkeiten, Bd. I—IL Leipzig, 1920.
Ferry Jules. Discours et opinions, t. V, P.
Ferry Jules. Tonkin et la тёге-nat-rie. P„ 1890.
Freycinet Ch. Souvenirs 1848—1878. 5 dd. P., 1912.
/?Гр1,С4о?о C‘ Souvenirs 1878—1893. 1	1У1О.
G°Ar,nC ®ou';en>rs diplomatiques Gamb^HSS1 r AUemagne. P., 1896. tta L. Discours et plaidoyers.
^commpl., t. VII-xi. P„ 1882-Gcuefflie<!ft Letlrz3 1868-1882, re-p et E KsTfe.’’" °' ”aleVy “utUef* etUnn£ip,Om<ate a Londres. ^ures et notes 1871—1877. P.,
Я. S^n0’^3, P ' 1928 litique.’— cReA^F8 ma vi0 P°" lementaire» над Politique et par-Gontont-Bi ’
n Allemame ,872 " „ “^assado en
Милютин Д. А. Дневник 1873—1875, I т. I» под ред. П. А. Заиончков-ского. М., 1947.
Мидюгин Д* Л. Дневник, т. 11* 1876—1877, т. Ш, 1878—1880, под < ред. П. А. Зайончковского. М., _______1950.	'
Мещерский В. П. Моя воспоминания; я. II, 1865-1881. СПб., 1898.
Модестов, проф. О Франции, СПб., i 1889.
Никитенко Л. В. Моя повесть о самом себе и о том, «чему свидетель в жизни был». Записки и дневнпк, т. 3, 1893.
Плеханов Г, В. Соя., т. I—IV. М., «Победоносцев К. П. и его корреспонденты», т. I, полутомы 1 и 2. М.-Л., 1923.
Победоносцев К. П, Письма К Александру III, Центрархив, т. I, IL М., 1926.
Русанов (Я. Кудрин). В эмиграции.
М., 1927
Тургенев И С. Собр. соч. п писем.
Письма, т. IX, X, XI. М.-Л., 1965.
Тютчева Л. Ф. Прп дворе двух императоров. Дневнпк 1855—1882. М., 1929.
Феоктистов Е. М. За кулисами политики и литературы 1848—1896. Л., 1929.
Флобер Г. Собр. соч., т. VII. М., 1938.
Чупров А. И, Речи и статьи, т. III М., 1909.
Adam J. (Lambert Л). Nos amilids politiques avant I’abandon de la Revanche. P., 1908.
Adam J. Aprils Г abandon de la Revanche. P., 1908.
Adf™ L Le S^ndral Skoheleff. P. 1886.	*
Adam J. Lettres sur la politique ex-tericurc. — «Nouvelle Revue», 1880— 1891,
Andrieux L. Souvenirs d’un prefet de police, t. I-П. P, 1885.
Barbe ret J. Le mouvement ouvrier ?> a%,87V 1874 p-
Billot A .La France et 1’Italio, hi-mtdWLPM19O5>UbleS 1881~ Bloiritz. My Memoirs. London 1904 В°«ПЧ?т' ТЬ’Г8 auP°nvo*r (1871-1873). Texte de ses lettres. P., 1921
Broglie due de. 1л mission de m. de СаШл^Ви1!|0П * ?erlin' P- 1896-alUaux J, Mes memoires, v. 1. Me pUT4oz? or8ueiUeuse. 1865—1909.
flansen Jules. L'Ambassado ft Paris du baron do Wohronheim (1884— 1898). P4 1906.
Hohenlohe-Schllltngsfiirst Ch. Denk-wiirdigkoilen, Bd. 2. Stuttgart— Leipzig, 1907.
faurts Jean. L’Allomagne et Jules Ferry. — «Les alliances опгорёеп-nes». 1887—1903.
Jauris Jean. Oeuvres. Etudes sociali-stes, t. L
Liroy-Beaulleu P. Les interfile ёсопо-miquos et lo congres de Berlin.— «L’Economist Franpais», 1878, N 26.
Lucius v. Ballhausen. Bismarck-Erin-nerungen, 4—6 Au fl. Stuttgart— Berlin, 1921.
Meau de v-le. Souvenirs politiques 1871-1877. P., 1905.
Malon B. La guerre et la paix.— «La Revue Socialiste», aout 1887, N 32.
Marot L. Le parti de la guerre et la ligue des patriotes. P,, 1887.
Meyer Arthur. Ce quo mes yeux ont vuo. P., 1911.
Moltke. Die deutschen Aufmarsch-plane 1871—1890. Berlin, 1929.
Moy Ch. de. Souvenirs et causeries d’un diplomats. P., 1909.
Radowltz. Aufzeichnungen und Erin-nerungen... Heransg. von H. Hol-born, Bd. 1 (1839—1877); Bd. 2 (1878—1890).	Stuttgart—Berlin,
1925.
Rochefort Henri. Les aventures de ma vie, t. 3—4, s. a.
Sabourove P. A. Russie, France, Allemagne (1870—1880). — «La Revue de Paris», 1912, t. 2.
Sal vat Gaston. De Г Alliance franco-russe. Lithographic. Nice, 1880.
Say Lion. Les finances de la France sous la troisidme Republique, t. I— IV. P., 1878.
Schwelnitz H. G. Denkwiirdigkeiten, Bd. 1-2. Berlin, 1927.
Schwelnitz H. Briefwechsel. Berlin,
1928
Simon J. Le gouvernement de m.
Thiers, v. 1—2- P., 1879.
StaaL baron de. Correspondence dip-lomatique	- ppu^9 par
Al. Meyendorf, t. I, IL Pm 19^9-
Spuller E. Livre de souvenirs. Pn s. a.
Stoffel. De la possibility d’une future alliance franco-allemande. P., 1890.
Thiers. Notes et souvenirs. P.r 1903. Toutin E. Alexandre III et la Repub-lique Franpaise. Souvenirs d’un td-moin 1885—1888 (4 dd.). P., 1929.
Valbert. La crise du 16 mai et les jugements do 1’Europe. — «Revue des Deux Mondes», t. 22, l.VH 1877.
Victoria, queen. The Letters. Ed. by G. E. Buckle. Second series, vol. 2. 1870—1878. London, 1928; vol. 3. 1879—1885. London, 1928; third series, vol. 1. 1886—1890. London, 1930.
Villot. L’Alliance russe. Rdponse a m. le colonel Stoffel. P., 1890.
Waldersee. Denkwiirdigkeiten, Bd. I. Stuttgart und Berlin, 1925.
Zetkln O. Der Sozialismus in Frank-reich soit der Pariser Kommune. Berlin, 1893,
XXX L’Alliance russe. P., 1880 (анонимная брошюра).
L’Alliance franco-russe et la coalition еигорёеппе — par un g^ndral russe. P,, 1887 (анонимная брошюра).
Quelques mots sur le g6n4ral Skobe-leff par un officier russe. P., 1887 (анонимная брошюра).
Bismarck und Russland. Enthullun-gen uber die Beziehungen Deut-s chi and s und Russlands von 1857 bis Heute. B., 1887 (аноним).
Пресса
Газеты
«Биржевые ведомости», 1886—1893.
«Голос», 1871-1879.
«Земля и воля», 1878 (переизд.).
«Московские ведомости», 1886—1893.
«Начало», 1887 (перепад.).
«Новое время», 1871—1893.
«Новости», отдельные номера за разные годы.
«Русские ведомости», 1886—1893.
«Русский инвалид», отдельные помора за разные годы.
«Правительственный вестник», отдельные номера за разные годы.
«Le Bien Public», 1872—1875.
«Le Citoyen», 1882.
«Le Citoyen Universe!», 1882.
«L’Bgalite», 1882.
«Figaro», отдельные номера за разные годы.
1872—1873 » отдельные номера заразные годы. «Kolnische Zeitung», отдельные номера.
«Liberte», 1873—1875.
«Lanterne», 1879—1888.
«Ni Dieu —ni Maitre», 1880—1881. «La R^publique Franfaise», 1872— 1875 и отдельные номера за разные годы.
«Socialiste», 1886—1893. «Soxial-Demokrat», 1887. «Voix du Peuple», 1887. «The Times», отдельные номера за разные «Temps», номера
годы.
1873—1875 и отдельные за разные годы.
Журналы
«Беседа», 1871.
«Вестник Европы», 1871—1893.
«Журнал Министерства народного просвещения», 1875—1893.
«Неделя», 1871.
«Отечественные записки», 1871— 1883.
«Русская мысль», 1885—1890.
«Русский вестник», 1871—1893.
«Русское обозрение», 1891—1893.
«Русская летопись», 1871.
«La Revue des Deux Mondes», 1871— 1893.
«Charivari», 1875—1879.
♦UEconomisle Francis», 1876—1892. Economistes», 1875— 1888.
♦b* ^ouveUe Revue», 1880—1892.
«La Revue Socialist©», 1885—1892
«La Revue Europeenne», 1889—1893 тЛ^°ЛНЫе (c допусками) ком-плскты,
«Revue Bleue» — «Revue politique et htteraire», 1878, 1887. 1 ч c et
Стенографические отчеты п протоколы палаты депутатов, партийных съездов п пр.
Assemblee National. Seance du 20 juin 1871. Discours prononce par m. A. Thiers... sur I’einprunt do deux milliards. P., 1871.
Annales de la Chainbro des Deputes. Debats Parlementaires, Sessions, 1877—1892.
Occupation et liberation du territoire 1871—1875. Correspondence, t. I— 11. P., 1900.
Le proces d‘Arnim. Recueil coin plot des documents poliliques et autres pieces h 1’audience publique. P., 1875.
Seances du Congres ouvrier de France. Session do 1870 tonue a Paris du 2 au 10 oct. 1876. P., 1877.
Stances du Cougr£s ouvrier socialiste de France. Troisieme session tenue a Marseille du 20 au 31 oct. 1879. Marseille, 1880.
Congres national des syndicats ouv-riers, tonue a Lyon 1886. Lyon, 1887.
Гед ЛС, и Лафарг П. Программа рабочей партии. М., 1906.
Parti Ouvrier Socialiste Francis. Gmquieme Congres National tenu I du 30 Oct‘ au 6 nov- 1881.
lOoZ,
Huitieme Congres National du Parti Ouvrier tenu a Lille de 11 et 12 oct. 1890. Lille, 1890.
National du Parti Ouv-2» sejtni892. du 24 au
Статистические издания
A"S,rj?s, t . V. I-3&. Р,В187^Д1а France'
StaUstiquTgenIrS do 1“ рГ“Се‘ v. 36. pt 1921 era* de a ^гапсе7
ЛИТЕРАТУРА »•««. ю., „
Sax, ^«жерап. Лотарингские гпгшйпт., „ Вранд П. ф в7Л М., 1951.
сила Термапии, пер. с Ханц М ,	Их ^ияии0СТРаицыо капи-
Воронов. Иностранные капиталы в России, 1901.
Головин. Финансовая политика России и задачи будущего. Лейпциг, 1900.
Гудишамбаров С. И. Международный товарный обмен и участие пнем России в царствование имп. Александра III. Ашхабад, 1911.
Гулишамбаров С. И. Сравнительная статистика России в мировом хозяйстве и в ряду великих держав в царствование имп, Александра III (1881—1894). СПб., 1905.
Горяйнов С. Босфор л Дарданеллы. Исследование вопроса о проливах по дипломатической переписке, хранящейся в Гос. и C.-Пет. главном архпвах. СПб., 1907.
Дебидур. Дипломатическая история Европы, т. II, пер. с франц. М., 1947.
Ерусалимский А. С. Военная тревога 1875 г. — «Уч. зап. Института истории РАНИОН», т. 6. М., 1928.
Ерусалимский А. С. Внешняя политика и дипломатия германского империализма в конце XIX века. Изд. 2-е. М., 1951.
Зайончковский П. А. Военные реформы 1860—1870 гг. в России. М., 1952.
Зайончковский А. М. Подготовка России к мировой войне в международном отношения. Л., 1929.
К у ль Г. Германский генеральный штаб и ого роль в подготовке и ведении мировой войны, пер. с нем. М., 1938.
Нюльман Ф. Стратегия, пер. с франц.
М., 1939.
Понев Ж. п Зильбер. Русские террористы и охранка. М., 191».
Лященко П. И. История "вР0^0/0 хозяйства СССР, т. II. М., 1948.
Манфред А. 3. К предыстории фрапко-русского союза «Вопр
л/СЫ2ЭТ S. Внешня ‘политика МапфрТА^З^^’^ы " сотрудничества. Щ 1967.
Миеулин П. О.	харь-
ствепный кредит, т.	г
ков, 1899.	сквя пнторвеп-
иия ПОТ Парижской Кохшупы.
М„ 1939.
Нарочницкий А Л. Колониальная политика капиталистических держав па Дальнем Востоке. 1860— 1895. М., 1956.
Неведенский (Татищев С. С.) Катков и ого время. СПб., 1881
Обзор деятельности Министерства финансов в царствование ими. Александра III (1881—1894), СПб., 1894.
Оль. Иностранные капиталы в хозяйстве довоенной России, 1925.
Пигарев К. ф. И. Тютчев о французских политических событиях 1870—1873 гг. — «Литер, наследство», № 31—32. М., 1937.
Покровский С, А. Внешняя торговля и внешняя торговая политика России. М., 1947.
Пуанкаре Р. Происхождение мировой войны, пер. с франц., 1924.
Сказ кин С. Д. Конец австро-русско-германского союза, т. 1, 1879— 1884, М., 1928; 2-е изд., 1974
Соболев. Таможенная политика России во второй половине XIX в. Томск, 1911.
Тар де Е. В. Европа в эпоху империализма. М., 1928.
Тар де Е. В. Франко-русский союз. —
Сб. «Россия и ее союзники в борьбе за цивилизацию». М., 1916.
Тимощук. Александр II и Франция в 1870 г. — «Русская старина», март 1912.
Хвостов В. М. Франко-русский союз и его историческое значение. М., 1955.
Хвостов В. М. Дипломатия в повое время. — «История дипломатии», т. II. М., 1965.
Хвостов В. М. Россия л германская агрессия в дни европейского кризиса 1887 г. — «Истор. записки», т. 18, 1946.
Albin Р. L’AIlemagne et la France en Europe 1885—1894 (La paix ar-mee). P„ 1913.
Ancel J. Affaires etrangeres. P., 1936.
d*Avril A. NdgociaLions relatives au traits de Berlin ct aux arrangements qui out suivi. P., 1886.
Baumont M. Gloires et Tragedies de la III R^publique. P., 1956.
Becker Otto. Bismark und die Ein-kreisung Deutsch lands, Bd. I. Berlin, 1923; Bd. II. Berlin, 1925.
Btgo B. Les banquos franpaises aux cours du XIX s. P., 1947.
Ййтагск. Gedanken und Erinnorun-gen. Bd. П. Berlin, 1901.
BoVcker A. wn. L’oeuvre du gMral de MiribeL	Nancy—Paris—Stras-
bourg, 1924.	t
Bouvier J. Le credit lyonnais de 1863 a 1882, v. 1—2. P.. 1961.
Bouvier J. Le Krach de 1 Union generale. 1878-1885. P., 1960.
Brogan D. W. France under the Re-Sublic. The Development of mo-ern France (1870—1938). New York and London, 1940.
Bichler F. Das Verhallniss Frank-reichs zu Russland 1871—1878. А ятях! 1944ч
Carvol E. M. French public opinion and foreign affairs 1870—1914. New York, 1931.
Charmes G, Politique exlerieure et coloniale. P., 1885.
Cheissac Lion de. Le un page d'histoire politique. P., 1906.
Chirac A. Les rois de la Republique, t I, П. P., 1888.
Chirac A. L1 agiotage sous la Troi-sieme Republique. 1870—1887, v. I-П. PM 1888.
Clapler A. Du commerce do L’Ori-ent — «L’Economist© Francais», 1876, N 45.
Cogniot G. Ce que pense un savant sovi^tique de la prehistoire de 1’al-liance franco-russe.— «La Pens6e>. 1947, N 15.
Constantin. Gambetta, serviteur de Bismark. P., 1911.
Dansette A. Le Boulangisme et le parti royale. P^ s. a.
Daadet E. La mission du comte de Saint-Vallier к Berlin. P., 1918.
Daudet E, La mission du baron de Coursel к Berlin. P., 1919.
Da«VAiu	Histoire diplomatique
u Alliance franco-russe. P„ 1894.
A.	L*Eglise catholique el
letat	sous	la Troisieme Rdpubli-
^1889); ’ 11 Dphai888 Е*	patriotc’ 3 ^d-
1IisUlire de la politi-ma ext4neure de la France. P., DUb!"‘r p Ga®betta. P., 1920. 1Ю7С‘ ЕОГОР® m i887’ London, a,»•
Ralliement —
Driault Ё. Les probkmos politiquos et sociaux & la fin du XIX siMo. P., 1900.
Dubly H. L. La vie ardente do G. Clemenceau. Lille, 1930.
Estournellcs de Constant, d' P.
(P. H, X.). La politique fran^aiso en Tunisia (1854-1891). Р, 1891. Flourens. Alexandre III» sa vie, son oeuvre. P., 1894.
Glrault B. Emprunls russos et invo-stissemeuts franpais on Russia 1887—1914. P., 1973.
Gooch G. P. Franco-German Relations 1871-1914. London, 1925.
Goyau G. L’idde de patrie et 1’huma-nitarisme. Essai d’hisloiro fran-$aise 1866-1901, 6 6d., P., 1913.
Gaining Irene. Die russische offent-liche Meinung und ihre Stellung zu den Grossmachten 1878—1894. Berlin, 1929.
Gueydan P. E. Les rois do la Republique, 1925.
Hamman O. Der missverstandeno Bismarck. Zwanzig Jahre Deutsch er Weltpolitik. Berlin, 1921.
Hamman 0. Deutsche Weltpolitik, 1890-1912. Berlin, 1925.
Hamon A. et X, У. Z. Les maitres do la France, t I—III. P., 1938.
Hanotauz G. Histoire de la France contemporaine, t I—IV. P., s. a.
Hanotaux G. Gouvernement de m. Thiers, t. I. P., 1924.
Hauser H. Histoire diplomatique de 1’Europe 1891—1914, v. 1—2. P., 1929.
Henfeld H. Die deutsch-franzosiche Knegsgefahr von 1875. Berlin, 1922. Я’ D«utschland und das
Sescjlagene Frankreich 1871—1873.
Sy.
^РоИШс ^’ii	europaischo
Jahre JS £egl?S .der siebzigen
Berlin, 1925 Mission Radowitz.
vonil874eUnd}? Wirlschafls-’ Iik0T, n J8 3' Berlin- 1005-
sisch-rusais^eJ^zI?®.? dor franzo-
Jalrb Wiesb“de“. ЭД “ 68 189°" semblis et annoU^S‘ doxies ras-fou, i. vin,^ Ж M. Bonnes 366
О ОЛТ/
Koerlin Kurt, Zur Vorgeschichte des Russisch-franzosischen Biindnisses 1879—1890. Halle, 1926.
Labarlhe E. Gambetta et ses amis. E, 1938.
Laloy L., de. La diplomatic de Guillaume II depuis son avAnement jusqu’A la declaration de guerre de rAnglelerro. P., 1917.
Langer W. L. European Alliances and Augments 1871—1890. Now York, 1931.
Langer W. L. The Franco-Russian Alliance 1890-1894, G.—L., 1929.
Laur F. L’dpoque boulangiste (1886— 1890), t. 1, 2. E, 1912, 1914.
Mermelx. La France socialiste. E, 1886.
Michel G. L6on Say, sa vie, ses oeuvres. R, 1899.
Mlchon G. L'AUiance franco-russe 1891—1917. P., 1927.
Morawitz C. Les finances de la Tur-quie. P., 1902.
Marchand A. Plans de concentration de 1871 a 1914. P.f 1926.
May G. Le traitd de Francfort. Etude d’histoire diplomatique et de droit international. Paris—Nancy, 1909.
Mevil A. De la paix de Francfort A la conference d’AIgesiras. P., 1909.
Neymark A. La situation financier© de la France. P., 1908.
Nolde B. L’AUiance franco-russe. Les origines du systAme diplomatique d’avant guerre. P., 1936.
Pinon R. France et Allemagne 1870—
1913. E, 1913.
Plehn H. Bismarcks auswarUge Politik nach der Reichsgrflndung. Mun-
chen, 1920.
Preller Gugo Structur
Zur Entslehung und der Russisch-franzosi-
aches Zweibundes von 1891— 1894.— «Arch iv ffir Politik und Geschichte», И. 10, 1934.
Rachfahl, Deutschland und die Weltpolitik 1871—1914, Bd. I, Die Bismarck sche Aera. Stutgart, 1923.
Rambaud A. Jules Ferry, P., 1903, Rambaud A. Russes et Francis, Moscou et Sevastopol. E, 1877.
Recouly. De Bismark А Рошсагё. E. 1932.
Reinach J. Le ministAre Gambetta. E, 1884.
Renouvln P. La paix агтбе et la grande guerre (1871—1919). P„ 1939.
Re vol. Histoire de Гагтёе francaise. P., 1929.
Roberts S. H. History of French Colonial Policy (1870-1925), Vol. 1-2. London, 1929.
Sartorius v. Woltershausen. Deutsche
Wirtschaftsgeschichte 1815—1914.
Jena, 1920.
Schef er Ch. D’une guerre A Fautre. Essai sur la politique extArieure de la 3-me Republique (1871—1914). R, 1920.
Selgnobos Ch. Devolution do la troi-siAme Republique. Histoire de la France contomporaine, t. 8. E, 1921.
Soulier A. L’instabilite ministArielle sous la TroisiAme Republique (1871-1938), R, 1939.
Tardieu A. La France et ses alliances. P., 1909.
Valfrey J. Histoire du traitA de Ftancfort et de la liberation du ter-
ritoire franfais, L I, IL P-, 1874. Waddington Fr. La France au con-grds de Berlin. — «Revue politique et parlementaire». 1933, N 466. Wienefeld R. H. Franco-german relations 1878—1885. Baltimore, 1929.
Указатель имен
236, 238, 278-279, 324, 328, 341, 345,
см. Алек-
Бакунин Михаил Александрович 23
Балан фон 46
Балп Эмиль 245
Бальзак Оноре де 290
Бальхаузен Люциус фон 85
Баранов Н. М. 222, 278
Барбере Жан Жозеф 103
Барри 3, 38, 290
Барту Луи 6
Бебель Август 186, 243, 245
Беккер Отто 13, 331
Белинский Виссарион Григорьевич 4
Бенвилъ Жак 135
Березовский 312
Бертен 108
Бетховен Людвиг ван 297 Биконсфильд см. Дизраэли Бплло А. 194, 266, 334, 339 Бисмарк Герберт фон 183, 200, 205, 207, 209, 210, 214, 226, 258, 265, 266 Бисмарк Отто Эдуард Леопольд фон 15, 17, 18, 32—34, 38—48. 53—55, 58, 59. 61, 62, 66, 68, 70, 71, 73, 75, 76, 78—85, 90, 91, 93, 97, 98, ЮЗ, 121’ JIM15’ 117- “8. 121-123, 135> 138’ *«. 144, 147—
1м’ 151’ I52’ 160- 167’ 173’ 1831
В7! В »
ЯЙ?45г—» в».тейг1675'ггГ'ад 2,0 Ьлок Александр 312 ’
284
§онапартыЛ^2П ш Наполсоп HI Вораяг 78	' 8
fe’LUVV' « 8<-» Бранд п. ф гад др ПетР0В|,ч 293
Уяагатель составлен Е.А.Телишееоа
Абзак де 87, 249
Августа 4, 144
Аве л ап 349
Агафонов В. К. 309, 337
Алан (Ламбер) Жюльетта 28, 35, оо, 108, 150, 168, 222, 228, 229, 238, 252, 262, 286
Аксаков Иван Сергеевич 25
Алеви Даниэль 108
Александр I 3, 311
Александр II 12, 22, 23, 27, 30, 46, Д 59? 62, 73, 75, 76,88.89, 95, 97, 98. 114. 118, 156, 158, 260, 311, 355
Александр III 12, 27-29, 172, 189,
196,	212.	220,	230,	231,
253.	258,	260,	264,	274.
303,	309,	311-315,	322,
330,	332,	336,	337,	340,
347, 349-352, 354
Александр Александрович сап др III
Алексапдр-младший см. Александр III
Александр Баттепбергскнй 198, 235 Альбен Поль 202, 203, 213, 218, 219,
235, 238, 256, 280, 309, 318, 319, 322, 331, 335
Альбрехт принц 116
Альфонс XII 74, 79
Амуру Шарль 103
Ананьич Б. В. 284, 285
Андраши Юлий 116
Апдрий Л. 155
Анпенков И. В. 65, 102
Аното Габриэль 17, 66, 79, 81, 95
100, 101, 134	'	’
Аппер 195—197
Араби Ахмед-паша 170
Арапов 72
Арди Ж. 134
Аркур де 100, 106, 115, 117, 124, 132 133
А^И“9Габ1Р83КаРЛ 161 18’ 341 39“
Аррен Ж. 298
Брежнев Леонид Ильич 354. 357
Бриссон Эжеп Анри 195, 199, 200
Броган Д. 134
Бройль Жан Виктор Альбер де 58— 61, 65, 70, 71, 87, 92, 104, 122, 123, 128, 201
Буадефр Рауль 309, 310, 317, 325, 326, 336, 340, 342, 345-348, 351
Буайе Антид 244
Бувье Жап 142, 179, 284, 288
Булапже Жорж Эрнест 200, 203— 206, 216, 218, 237, 238, 240, 243, 245, 248, 251, 255, 258, 264, 269, 270-275, 278, 279, 304
Бупиоль Ж. 31, 32, 48, 52
Бурбоны династия 63, 79, 129, 196
Бургоен Жап 109, НО, 112, 116
Бюлов Адольф фон 83
Бюлов Бернгард фоп 226, 227, 260, 322
Бюлов Бернгард Эрнест фоп 43, 66, 85, 89, 123, 147-149
Бюхлер Ф. 76, 131
130, 151, 208,
Вагнер Рихард 258, 259, 297
Баддингтон Вильям Генри 129, 132, 133, 135, 136, 145-148, 152, 154, 156, 167, 168, 191, 217, 263, 349, 356
Вайан Эдуар 139, 149, 157, 246
Валуев Петр Александрович 23, 30, 117, 227
Вальбер Ж. 107, 115, 183, 197
Вальдерзее Альфред фон 17, 40, 207, 213, 299, 300, 319
Вальфрей Ж. 20, 40
Вапдаль Альбер 293
Ванновскпй Петр Семенович 189, 309, 317, 341, 342, 345, 348, 350, 351
Вебер 18
Ведель 217
Вельсерсхейм Рудольф 89, JO
Вердер 90, 114, 118
Верно 286
Вестмап 32, 51, 61, 74
Впйо 301
Вийом 200, 206, 207
Виктория королева английская 33ч
Вильгельм I 12, 54, 60, 62, 73, 90, ллл опт 227. 249, 297, olo, ооа
_ 1 И 43 189, 190, 249, 297, 298 300-302 309, 314, 317, 319.
Витте Сергей Юльевич 229
!52, К3, 262, 291, 292,
319,
225,
260,
Воейков И. В. 314
Вольтер Франсуа Мари Аруэ 290
Воронов 283
Вуд 148, 149
Вышнеградскии Иван Алексеевич
Габриак Жозеф де 18, 22, 24, 28,
Габсбурги династия 311
Гавар Шарль 18, 94, 97, 100, 106, 117 Газепклсвер Вильгельм 215
Галифе Гастон Александр Огюст 150
Гальтьер-Буассьер 183, 104 Гальперин-Каменский 35 Гамбетта Леон Мишель 21, 52, 63, 64, 102—105, 107, 108, 115, 116, 119, 120—122, 129, 130, 137, 153, 154, 157, 158, 160, 164—173, 175, 186, 205, 305
Гамбиез 14
Гансон Жюль 251, 252, 255, 262, 321,
325, 337
Гартман Лев Николаевич 156
Гартман Эдуард 317
Гаршин Всеволод Михайлович 293 Гауч 254, 255, 258
Гацфельд принцесса 89
Гацфельд 319
Год Жюль 140, 157, 159, 177, 244, 294, 305
Гейар 26, 30, 37, 124, 290
Гейар-сын (поэт) 139
Генрих V см. Шамбор
Генрих прусский принц 317
Герцен Александр Иванович 4, 23, 343, 353
Герцфельд Г. 17, 52, 79
Гиби 118
Гизо Франсуа Пьер 164
Гиндин И. Ф. 284
Гире Николай Карлович 132, 188, 195, 196, 215, 226—228, 235—239, 253, 274, 278, 289, 298, 300, 301, 303, 308, 310, 313—316, 318—321, 323, 324, 326—330, 332, 337, 338» 340, 341, 345, 346, 349-351
Глагау О. 78
Гобле Рене 180, 212, 252, 264—266, 282
Гогенлоэ Шиллиигфюрст Хлодииг 79, 83, 95, 96, 104, 107, 108, 110, 116, 164, 167, 198—200, 265
Гогенцоллерны династия 312, 355
Гоголь Николай Васильевич 291
Голь бори X. 79, 81
Гольштейн Фриц фон 43, 68
Гопкур Жюль 71, 165
Гонкур Эдмон 71, 165
Гонто-Бврон Арман Зли 41, 42, 4о, 53, 54, 60, 66, 67, 70—72, 76, 77, ЭД ЭД 87, 89, 90-92, 93, 97, 98, 104, 107, 111, 114, 115, 118, 119, 121, 129
Гончаров Иван Александрович 293
Горчаков Александр Михайлович 21—23, 25, 26, 32, 45, 49-54, 58-62, 67, 68, 70, 72—77, 80, 81, 84, 85, 88, 89, 91, 95—99, 106, НО, 111, 114, 118, 123, 124, 128, 131, 148, 226, 313
Горяйнов И. С, 105, 117
Госкье 287
Готье Эмиль 177
Гош Лазар 185
Гране 190, 201
Греви Жюль 135, 164, 166, 238, 239, 263, 268
Греков Дмитрий 235
Гренвидь Джордж Левесон Гоуэр 170
Григорович Дмитрий Васильевич 293
Гримоде де Рошбуо 128
Громыко Андрей Андреевич 11
Грюнинг И. 228
Гуллар де 16, 18
Гулле Альбер 139, 163
Гулишамбаров С. И. 224, 283
Гурко Иосиф Владимирович 222
Гуч П. II 13, 228, 260
Гюго Виктор 158 290
Дабри а 306
Давид Робер 305
Дагмара принцесса датская 27. 312
Данилин Ю. И. 139
Дапсетт А. 203
Дантон Жорж Жак 165
Дармштеттер 192
Дарси Ж. 134
Дебидур А. 103, 155
Девилль Габриэль 140, 348
Эли Де 57' ей»: It»:
Деказ Эли де 65
Деяре Дени 217
Делафосс Ж. 185, 201
Делеклюз Луи Шарль 165
Делькассе Теофиль 308
Депре 133
Стэнли у/, W5, 106, 112, 115, 117. 124 > ^0Ль 140, 200, 205—207 244, 271, 278, 279, 319
Детройа 110
Дешан Л. 48
Дешанелль Л. 11. 167, 172, 262
Дпдро Донн 290
Дизраэли Бенджамен лорд Биконе-фильд 94, 105, 106, 117, 132, 133
Диллон 271
Дильк Чарльз 164
Добролюбов Николай Алексапдро-впч 343
Доде Эрнест 28, 112, 120, 200, 209 Доннерсмарк Хенкель 121, 129, 167 Достоевский Федор Михайлович 253, 292, 293
Дофен-Меньо А. 171
Дрейфус Р. 301
Дрб А. 67, 70, 76, 81, 92, 95, 97, 106, 110, 111, 115, 121
Дурново Иван Николаевич 337 8юваль Рауль 185 ю Кап Максим 57
Дюклерк Шарль Теодор 177, 180 184
Дюпюи Шарль 305
Дютан 14
Дюфор Армап Жюль 101, 103, 128, 129, 132, 154, 168
Екатерина II 114
Ермолов 171
Ерусалнмский Аркадий Самсонович 81, 82
Жак 279
Жанвье де ла Мотт 163
Жарнак 94
Жерве 12, 322
Жпро Рене 13, 284, 285, 287—289 342	*
Жоминп А. Г. 54, 76
Жорес Жан 305, 306
Жорес 152
Журдан Жан Батист 185
Заиончковскин А. М. И, 331, 343 лайончковский П. А. 30, 89
Зева^А.^ Ива“°ВЕа 308
ЭЙ? аю₽Ь 11пколаеьпч Н
Зиновьев 180 9“ля Эмиль 175, 290
₽ИВ Валериан Александрович 11 3°1. 317
И8ТтНад°ЛаЙ Павл»вич 116— Ищи Эдаовд^^Нм^аевич И к"»203 370
Казпмир-Перье Жан Пьер Поль 119.
349
Казн 156
Кайо Эжен 77
Кайроли Бенедетто 160
Кальноки Густав Зигмунд 217, 333
Камбоп Анри 195
Камбоп Поль 195, 267, 338
Кампепон Ж. Б. 1ЯЗ, 203
Кантакуасп Г, Л. 333
Кяпппст 132
Каприви Георг Лоо .309, 314, 317, 323,
332. 333, 337, 338
Карл X 63, 311
Карно Сади 298, 300, 301, 314, 320,
322, 334-336, 341, 351
Кассаньяк Поль де 185, 306
Катакази 279
Катков М. И. 197, 209, 219, 223, 224, 228-231, 262, 264 , 313, 314
Каффарель 268
Келлер Г. 183
Кёрлил Курт 13, 151. 228, 331
Клемансо Жорж 6, 102, 140, 161, 163. 164. 174, 185, 186, 190, 196. 201-203, 227, 273, 275, 337
Клерк до 18
Констан Жан Антуан Эрнест 275, 309
Константин Константинович вели-
кий князь 198, 228, 341
Копьо Жорж 14
Корнель Пьер 290
Короленко Владимир Галактионович 293
Крисни Франческо 121, 266, 267
Кропоткин Петр Алексеевич 177, 196
Крупп 78. 84
Куль Г. 213
Кумаии А. М. 209
Курне Фредерик 159
Курьер К. 35, 294
Курсель Альфонс де 167. 173, 183, 199, 200, 205, 208
Кучинский Юрген 175
Кюлин 304
Кюльман Ф. 213
Кюхельбекер Вильгельм Карлович
291
198. 217.
252. 258,
317, 320,
32?,	324'325-329, 337, 344
Шарль Марсиаль 30fi
Лабуле Антуан 194, 195, 236, 237, 238, 248, 251, 267, 278, .281,^309,^,310^ 5^1,
Лаваль Пьор 6
Лавпжерп г -
Л а ви с с Эрпост loo
Лавров Петр Лаврошп 308
Лагард Поль Д° J17
Лазар братья 1<ю
Лайонс Эдмон 170, 206
Ламартин Альфонс Мари де 8
Ламздорф Владимир Николаевич
214,	226,	227.	229.	230,	231	236
238,	250,	252,	253,	279,	303.’	Ж
313,	314,	321,	324,	327,	329	330
333, 337, 338, 340-342. 344, 351
Лангер У. Л. 331, 334
Лапдсзен 308
Лассаль Фердинанд 167
Лафарг Поль 140, 157. 159, 177, 242
245, 268, 272, 278, 294. 304
Л обе ль 204, 281, 289, 307
Лебон А. 216
Лев XIII 306
Леви 152
Леже Луи 36. 294
Лейден 21Q, 254. 255
Лемонон Э. 192
Летти Владимир Ильич 5, 48, 141, 142, 181. 189. 222. 225, 226, 269, 295
Леон Леони 121. 168
Леопольд II 298
Лермонтов Михаил Юрьевич 291
Леруа-Болье Анатоль 35, 323
Леруа-Болье Поль 179
Лессепс Фердинанд 253, 254
Лефевр де Бегея 84, 89
Лефло Адольф Шарль Эммангоэль 31—33, 37, 38, 48, 49, 51, 52. 62, 72,
75, 76, 81. 88, 89, 95, 97, 111, 112, 116, 117, 123, 124, 128, 131, 150, 151, 262
Либкнехт Вильгельм 243, 245
Линген графиня см. Фредерика
Лонге Ж. 309
Лор Ф. 203, 319
Лубе Эмиль 305
Луи-Филипп Орлеанский 4
Людовик XIV 311
Лященко П. И. 220
Мазад Шарль де 214
Мазаев Валерий Иванович 14
Майский Иван Михайлович 74
Мак-Магон Мари Эдме герцог Маджента 29, 57-60, 63, 65, 66, 68, 77. 87, 97, 98. 101, 103, 104, 108. 112. 116, 122, 123, 128. 135
Малле 31, 108, 129, 286
Мантейфель Эдвин 17. 38, 40
Манфред Альберт Захарович 10, 13, 22, 57, 81. 118, 285, 286
Мария Павловна великая княгиня 225, 226
Мария Федоровна императрица 230
Маркс Карл 16, 23. 24. 28, 29, 55. 56. 157, 158, 160, 176т 186, 221, 242. 247, 261, 269. 270, 272, 352
Маро Леон 140. 188, 270
см.
_ „	30,
89, 91. 166, 118, 130, 222. 343, 344
17,
83,
Герман 303, 315, 317,,319 Мартан А. 213, 241, 307 Мевилъ Андре 250 Мей Гастон 17. 40 Мейндорф Александр 274 Мейсснер А. О. 17 Мекленбург-Шверип принцесса
Мария Павловна великая княгиня Мен Альбер де 306 Менье 267
Месонье Жан Луи 317 Мещерская княжна 27 Мещерский В. П. 23. 222 Миллер Орест 118 Мпльоран Александр 6 Милютин Дмитрий Алексеевич г ... ™ л.
Мирибель 340, 342, 343, 351 Михаил великий князь 312 Мишель Луиза 157 Мишон Жорж 13, 331 Мо виконт де 103, 121, 123 Модестов 223
Мольер Жан Батист 290 Мольтке Гельмут Бернгард 16.
32, 44. 45, 47, 55, 59. 73. 77, 78,
85, 93, 96, 112, ИЗ, 138. 139, 212, 213, 226. 350
Монзп Анатоль де 6
Монк Джордж 58, 272. 275
Монтебелло Гюстав JIvn де 337
338. 340. 342, 345, 347. 348, 350
Моравиц Шарль 31, 108
Моренгейм Артур Павлович 194
195, 197, 215. 217, 235—237 239 251, 252, 264, 278, 281, 282 298 301' 303. 308, 310. 316. 318-320 325 326.328-330,336,337, 348 ’	’
Мулен 238
Муравьев М. Н. 231, 232 М^въев-Апостол Сергей Иванович
Муссе А. 74
Мусоргский Модест Петрович 293 ^54СТХ, зТ ГербврТ 207~209-
Накашидзе 309
Накэ Альфред 102, 164, 271 Наполеон Гз, 204, 205. 275 Наполеон ’II 33, 88, 89 151 205 чп< Пайщиц,ай Алексей
Неймарк А. 142
НеХТ ЬшАЛАСКСеСВИЧ 293 Ж 314, ЗЭ8 Й Александрович
Нечкина Милица Васильевна 291
Никитенко А. В. 23
Николай I, 4, 29, 65, 311
Николай великий князь 26. 30, 124
Николай Негош кпязь Черногор-
ский 279, 280
Ноайль Э. Г. 194
Нобель братья 285
Нольде Б. 52, 193, 209, 235, 267, 331
Нотович О, 264
Нотомб 96
Ньютон 106, 115
Оболенская Светлана Валерьяновна 23
Оболенский В. С. 337
Обручев Николай Николаевич 89, 91, 222, 309, 310, 317, 324-326, 328, 336, 341-348, 350, 351
Огарев Николай Платонович 4, 343
Окунев Г. Н. 32, 72—74
Оль 284, 285
Омальский герцог 203
Оне де 193
Орлеаны династия 42, 43, 196
Орлик О, В. 291
Орлов Николай Алексеевич 22, 23, 25, 26, 32. 35, 49, 50, 51, 54, 59, 61, 62, 68, 72-75, 77, 85, 88, 89, 95, 97, 123, 124, 127, 130, 132, 156
Ормессон де 197
Островский Александр Николаевич
Павел I 3, 8
Парижский граф 63, 271
Паулюс 205
Пейра 103
Перейра 31, 108, 184
Писарев К. 25
Пий IX 66
Пинон Рене 166, 205
исомошй Алексей Феофилактовпч
Пиу Ж. 306
Плантье Апрл 66
Плен Г. 79
2^аН ?5 ?41°P9?q Валентинович
Побвдон^ ^' 2941 299’ 308
172, 227’йЗО11??!5’???1® Петрович Потомский м’ 2911 264> 312-314 Пономарев Вопили Николаевич 228
И®** Раймон 6
; Путъе з^‘,в Опост Тома 16
Пуппад И ЕС^зР СвРгеович 291
Радовиц Иоэоф Марпл 79—82, 92, 93 Рамбо Альфред 36, НО. 118, 137, 159.
293
Расип Жап 290
Рафалович А. 286
Рахфаль 80
Рачковский 300, 303. 309. 337
Рсйнйк Ж. 120, 137, 166, 168, 171
Ройнстейп 309
Рейсс Генрих 68, 80, 173, 217, 319
Рекули Раймон 260
Ремюза Шарль де 45. 48, 53, 54
Ренан Эрнест 52
Рено Леон 160
Ронувеп Пьер 14, 284
Рибо Александр 185, 289, 302, 305, 309» 310, 316, 319-321, 324, 326, 327, 329, 330, 333-340, 342, 345, 347-349, 351
Римский-Корсаков Николай Андреевич 293
Ришелье Арман Эмманюэлт» Дюплес-си 3
Робертс С. Г. 134
Робеспьер Максимилиан 165, 188
Розбери Арчибальд 206
Рой де 164
Роллан Ромен 140, 206, 293
Ролле А. 306
Романовы династия 172, 226, 311,353
Россел Одо 70, 93, 97, 121
Ротшильд 57, 65, 105, 108, 285-287
Ротшильды 129, 179
Ротштейп Федор Аронович 170, 171, 193
Рошфор Анри 150, 160, 184, 185, 271
Ру 43, 121
Руар де Кар 182
Рувье Морис 264, 275
Рудини Антонио 321
Руссо Жап Жак 290
Рустам 107, 152, 160
Сабуров Петр Алексеевич 222
Савин Альбер 293
Сальва Ж. (Г) 150
Салтыков-Щедрин Михаил Евграфо-кич 137. 224, 293
Санд Жорж (Аврора Дюпен) 15
Сарториус фон Вальтерсхауэен А.
Сельв Жюстеи Казимир де 107
Гп2йпов°Влпдимпр Семенович 11 п “ пллье граф 18, 119, 129, 133, 1?2, 154, 160 167
г. « Жюст Луп Антуан 165
СопДлеР Бартелеми Жюль 160,162, 167, 169» 356
Сод-Рене Талаидье 194
Сеньобос Шарль 201
Сергей великий кпязь 172
Се^ме полковник 236, 237, 251, 252,
Серрано-и-Домипос Франсиско гео* цог до ла Торре 79
Симон Жюль Франсуа 64, 101 103
104. 109, 119, 128, 298
Сиссей до 103
Сказкин Сергей Данилович 11, 114,
Скобелев Михаил Дмитриевич 172 173, 222
Слонимский Л. 225
Соболев М. Н. 194, 315
Солис 152
Соловьев Ю. Б. 284
Сольсбёри Робер Артур Сесиль 133,
135, 191, 193, 268, 334
Сорель Альбер 95
Согье Феликс Гюстав 264. 340
Сшоллер Эжен 168, 298. 301, 303,
305
Срезневский И. И. 36
Стааль Е. Е. 189, 273. 334
Стендаль (Анри Бейль) 290
Степанов 309
Стоилов Константин 235
Стоффель 301
Стремоухов Петр Николаевич 31, 32, 51
Стад В. 319
Суворин А. С. 23
Сулье А. 19
Суэтр Оливье 139
Сэ Леоп 64, 101, 108, 129, 180
Сю Эжен 158
Талейран Шарль Морис де Перигор князь Беневентский 132
Тардье Апдре 6
Tajwre Евгении Викторович 11, 228,
Татищев А. 22, 222
Татищев С. С. 279, 300
Твардовская В. А. 230
Телишева Е. А. 14
Теплов 309
Терпо-Компан 197
Тимощук 22
Тирар Пьер Эмманюэль 275
Толстой Дмитрий Андреевич 222,229,
230, 314
Толстой Лев Николаевич 229. 253,
289, 292, 293
Трейчке Генрих 317
Трубецкая Елизавета Эсперовна 52,
53. 58, 59, 109—Ш
Трубецкой Паоло 311, 312
Тьобо 271
Тьер Луи Адольф 18, 20, 21, 28, Sigi 40, 42, 45, 46, 48—53, 56—60, 74. 76. ЮЗ, 116, 119, 120, 130, 139, I44-269	X 1С РС
Тургенев Иван Сергеевич 4, 15, оо, 102, 165, 253. 291—293
Тутен Эдмон 235, 238, 249, 257, 258 Тютчев Федор Иванович 23, 25, 172
Уаляд В. 184
Уайт *93
Убри Павел 45, 67, 68, 70, /2, <3, 80, 83-85, 96, 118, 123
Укекуль 18
Умберто король 339
Успенский Глеб Иванович 272
Утин Е. 24
Уэльский принц 164
Фаверней 87, 88
Фавр Жюль 16, 17, 21, НО
Фальер Арман 180
Фей С. 260
Феоктистов Е. М. 12, 22, 23, 229,230
Фердинанд Кобургский 235
Ферри Жюль 101, 137, 156. 158—164. 173, 174, 178, 180-188. 191-193, 201, 203, 218, 242, 263, 269, 270, 272, 305, 356
Ферри Шарль 160
Флейшер Рихард 162
Флобер Гюстав 15, 16, 290
Флоко Шарль Тома 179, 281
Флуралс Эмиль 28, 195 215, 217, 218, 235—240, 251—255, 258, 263. 267, 278 322
Франц-Иосиф 217
Фредерика 317, 318—320 ®PWpnKc Л. А. 262, 281, 282. 320,
ПЙИль.Луи до 103- 429, 1/1—156, 158, 166, 168, ПО 171 т, 174. 178, 180, 191, 192 1<м Ж 202, 203, 205, 206-211 218 235, 238, 267, 281, 289, 301’ 302 ^HmW 326’ 3^
Фрепе Поль 172
Фреппелъ 181
Л9ЛдрН1 SP°»“P“Bn 249 Фридрих-Вильгельм 297 Фридрих-Карл 297, 298 Фульд 31	’
Фурииер 14
Хамман О. 13, 150
230.
211,
248,
275,
212,
249,
282,
Хвостов Владимир Михайлович 11, 14, 46, 54, 81, 85, 94, 105, 111, 114, 149, 208, 209, 217, 219, 236, 250, 257, 259, 329, 331
Хередднп 107
Хоттипген 108
Хюбнер 78
Цион И. Ф. 197, 209, 210, 219, 228-230, 264, 286
Чернышевский Николай Гаврилович
Й2, 294, 343
Чичерин В. II. 227
Чупров А. И. 224, 316
Шал ьмель- Лакур 169, 170
Шамбор Анрп граф д'Артуа 63, 64
Шапэп Антуан Эжен Альфред 130
Шастене Жак 101
Швейннц Ганс Лотарь фон 58, 114, 209, 236, 250, 300, 323, 332, 333
Шеберрп 121
Шенсак Леоп де 306
Шен Вильгельм 338
Шеню 140
Ширак А. 108
Шишкин А. И. 348
Шнебеле 254—258, 265
Шодорди 61, 70, 112, 168, 169, 171
201, 238
Штранге М. М. 291
ШЖЛо?гПавел АнДР°евнч 226, 259, 4иО, 315
Ши»5Л9?/ Поо7 Андреевич 117, 154, 205, 214, 226, 249—251, 256
Щеголев П. Е. 117
214-218, 253—255, 301, 303,
Эгертон 209
Эд Эмиль 161, 246
Эйо 262
Эпекен Эмиль 292, 294
g-2«(
Эд*ард в
вель Дв Констан 151, 334, 33g
юаес д® 271, 272
Яблочков 293
Я,;0ВЛС^ереннй Н.я.117
Оглавление
”	..................................... 3
Глава I
После поражения................................ i5
Глава II
Нарастание германской угрозы п противодействие России........................................  55
Глава III
На перепутье. .................................101
Глава IV
Годы отчуждения................................134
Глава V
Кризис 1887 г..................................191
Глава VI
Поворот к России.............................  -35
Глава VII
О предпосылках русско-французского союза . . .	283
Глава VIII
Русско-французский союз.......................
*151
Заключение.....................................10'
Источники и литература.........................358
Указатель имен.................................368