ББК 84.4 (Англ)
К19
Серия «Мастера остросюжетного детектива»
выпускается с 1991 года
Художники Е.Н. и С.В. Рудько
Карр Дж.Д.
К19 Сжигающий суд. Детективные романы. — Пер. с англ. —
«Мастера остросюжетного детектива». — М.: Центрполиграф,
1993.— 480 с.
Сборник известного писателя Джона Диксона Карра представляет собой прекрасный
образец удивительного мира писателя. В романах он выступает сам как великий сыщик
и ведет расследование. Для Диксона Карра вообще характерен интерес к реконструкции
прошлого, к разгадке конкретных исторических тайн.
ББК 84.4 (Англ)
15ВМ 5-7001-0102-5	©Состав и художественное оформление
торгово-издательское объединение
Центрполиграф, 1993

БОУСТРИНГ
В библиотеке Боустринга до сих пор стоят высокие часы, которые
непременно показывают гостям. Часы эти немецкого производства:
когда они отбивали время, по окружности циферблата двигался
улыбающийся желтый человечек, кроме того, они вызванивали
колокольчиками несколько затейливых мелодий. Но и человечек
перестал двигаться, и колокольчики — звенеть в одну ночь два
года назад. Эти часы не только показывали время до смерти лорда
Рейли, но, в некотором смысле, сторожат его посмертный покой —
вот почему они безмолвствуют сейчас. А если вы здесь дорогой
гость, вам покажут и несколько пулевых отверстий в деревянном
корпусе, следы крови с которого, правда, были смыты уже очень
давно.
Генри Стейн, более чем полупомешанный владелец поместья
Рейли, сам купил эти часы. Это была одна из самых новых вещей
в его полупомешанном доме, хотя лорд Рейли и не любил ничего
нового. Напротив — он его ненавидел. Он владел одним из не¬
скольких сохранившихся замков пятнадцатого века, которые не
разрушили и не перестроили во времена Тюдоров. Боустринг, рас¬
положенный на западном берегу Англии, остался чем-то вроде
недосягаемого чуда. Будь его воля, лорд Рейли оставил бы здесь
и освещение, и водопровод с канализацией в первозданном виде,
в каком остались башни и зубчатые стены замка. Но все его сердце —
если оно у него было (что весьма сомнительно) — принадлежало
его коллекции средневекового оружия и доспехов. Гордость его
была безусловно обоснованна: это была лучшая частная коллекция
в мире. Но для того, чтоб иметь возможность ее рассмотреть как
следует, необходимо было провести электричество в Ружейный зал
Боустринга. Сам лорд Рейли электричеством пользовался по воз¬
можности мало, да и гостям не разрешал. В огромном сумрачном
зале, смежном с библиотекой Боустринга, он включал одну лишь
5

тусклую лампочку и двигался по своей сокровищнице со свечой.
В самой библиотеке свечи в медных подсвечниках горели только
над камином. Если бы лорд Рейли вел себя более здраво в этом
отношении, вся история его убийства была бы иной.
Одно крыло замка полностью находилось в его владении. Этот
странный вздорный человечек с настороженным взглядом, одетый
в белый балахон, шел неслышной походкой по коридору, ведущему
из Большого зала. Он проходил мимо гостиной с одной стороны
и музыкальной комнаты — с другой, не задерживаясь, пока не
достигал библиотеки. Да и там, вероятно, он не останавливался,
разве что только если смахнет случайно книгу с одной из высоких
полок; а цель его всегда была одна: Ружейный зал. Огромная дверь
с грохотом закрывалась за ним, в сквозняке колебалось пламя
свечей над камином, и потом было слышно лишь глухое тиканье
часов в библиотеке да шум водопада за окнами.
Однажды вечером, 10 сентября 1931 года, два человека сидели
в вагоне первого класса в поезде Лондон — Элбридж, графство
Суффолк, и обсуждали лорда Рейли. Или, скорее, обсуждал один
из них, а другой пытался поверить в реальность существования
столь фантастического персонажа. Сэр Джордж Анструтер, баронет,
говорил наполовину неуверенным, наполовину извиняющимся то¬
ном. Он сидел, подавшись вперед, и широкое красное лицо его
было нахмурено.
Доктор Майкл Тэйлрэйн с полузакрытыми глазами, теребя се¬
доватую острую бородку, наслаждался прелестью позднего лета в
сельской Англии. Солнце стояло низко, пели колеса поезда, и
перестук их наводил сон.
— Я беру вас с собой в гости к Рейли,— говорил сэр Джордж,
отдуваясь,— на ваш собственный риск. Если он покажется вам
сумасшедшим — не вините меня. Но Боустринг — совсем другое
дело, все-таки... — Он, казалось, волновался все больше: нервно
сводил и разводил ладони, пристально глядя в окно. — Конечно,
это скучное место, но если вы захотите поиграть в гольф, то в
Элбридже есть хорошая площадка.
— Я не хочу играть в гольф, — сказал доктор Тэйлрэйн, не
открывая глаз. — Я на отдыхе и не жажду никаких общественных
мероприятий, особенно гольфа. Кроме того, я знаю Элбридж. Меня
туда водили однажды на каникулы, когда я преподавал в Кемб¬
ридже.
Джордж Анструтер кивнул со свойственной ему медлительно¬
стью и мягкостью. Он сдвинул шляпу назад, обнажив большую
лысину, и ухмыльнулся. Будучи директором Британского музея и
6

лектором в Магдалене, сэр Джордж напоминал скорей образованного
бармена, чем ученого.
— Да,— сказал он,— я все время забываю это и все время
забываю, что вы американец. Не знаю, влиянием ли Гарварда это
объясняется — так как ничего не знаю о Гарварде,— но вы всегда
были слишком уж сдержанны для того, чтобы преподавать в нашем
Кембридже.
Тэйлрэйн открыл глаза.
— Черт вас побери,— проворчал он,— я становлюсь слишком
стар, чтобы обижаться на такие вещи. Послушайте, Джордж,— с
сомнением продолжал он,— вот вы знаете меня давно и только
что затронули болезненный для меня вопрос. Так кто же я все-таки?
— Профессор английской литературы,— ответил Джордж,— в
Гар...
— Что хорошего видел я в жизни? — перебил высокий худой
человек.— Почему я не могу плясать, распевать похабные песенки
и играть в шумные игры, как любой нормальный человек? Было
ли у меня детство? И вот теперь я стар. Мне понадобился целый
год бездействия и покоя, чтобы понять, как я стар. Ну, какие
приключения были у меня в жизни?
— Вот это да! — рассмеялся сэр Джордж.-г- Новые настро¬
ения! — Он насмешливо посмотрел на друга, потом посерьезнел. —
Ладно, без шуток. Итак, Майкл, что вы подразумеваете под «при¬
ключениями» по крайней мере? Не имеете ли вы в виду что-нибудь
эдакое грандиозное, с размахом? Авантюристку с раскосыми глазами
при соболях и прочем, которая внезапно проскальзывает в купе и
шепчет: «Шесть алмазов... на северной башне в полночь... берегитесь
Орлова...» и так далее?
Тэйлрэйн сложил ладони вместе, потом развел их и ответил с
предельной серьезностью:
— Да, кажется, я имел в виду нечто подобное.
Колеса поезда перестукивались в тишине. Надвигались про¬
хладные сумерки.
— Интересно, — медленно сказал сэр Джордж, — как бы мы
вели себя, если бы встретились с ним. С приключением, я имею
в виду. Вероятно, никто из нас и не смог бы осознать его. При¬
ключения существуют только в воспоминаниях. Но вот что я хочу
вам сказать... — теперь засомневался он. — Я вас везу в Боустринг
в общем-то не для того, чтобы показать замок. Просто я считаю
вас человеком благоразумным и рассудительным. Может быть, я
и ошибаюсь, но мне кажется, что рано или поздно что-то дикое,
безобразное и опасное потрясет эти места. Помяните мои слова!..
Когда позже Тэйлрэйн обращался в памяти к этому разговору,
он вспомнил, как вдруг странно дрогнул голос друга. Скорее этот
тон, чем сами слова, заставил его серьезно отнестись к тому, что
7

Анструтер допускает то, что нормальные люди обычно не допу¬
скают, и это заставило работать его сухой любознательный ум.
Он больше не говорил, так как поезд уже замедлял ход перед
станцией Элбридж.
Но он думал: «Итак, значит, я должен стать чем-то вроде
барометра?» Все еще держа в уме эти серьезные слова Джорджа,
он с любопытством осматривался, уже стоя на перроне. Это была
заброшенная маленькая станция, вокруг бродили бездомные псы,
и влажный серый воздух был пропитан запахом моря. Напротив
платформы молодой человек в длинном пальто уныло сидел на,
молочной бочке и смотрел на них.
— Хэлло! — крикнул молодой человек. Его лицо несколько про¬
светлело, когда он увидел сэра Джорджа, одетого в броское твидовое
пальто и котелок, с отделкой из перьев. — Хэлло! — повторил он. —
Слушайте, сэр, как я рад, что вы уже здесь. Я, знаете ли, не ожидал
вас вовремя. Никогда никого не ожидаю вовремя.
Он благородно пожал руку Анструтеру.
— Фрэнсис,— сказал сэр Джордж,— это гость,. которого вы
ждали. Доктор Тэйлрэйн. Майкл— Фрэнсис Стейн.
Молодой человек обернулся. У него были жидкие светлые усы,
оставлявшие впечатление вялости и безвольности, как вся его худая
сутулая фигура, румянец во всю щеку, наивные добродушные
складки у рта и, что удивительно, старые бледно-голубые глаза
под тяжелыми веками. Рукопожатие его было крепким.
— Охотничий сезон еще не открыт,— сказал он с несчастным
видом.— Не раньше, чем через неделю-другую... Послушайте, сэр,
как мило, что вы приехали с сэром Джорджем. Он действует на
всех нас возбуждающе. Я имею в виду его игры. Он нас учит
разным играм. Вы выключаете свет и визжите в темноте или
что-то вроде этого. Иначе здесь совершенно нечем заниматься,
кроме как выходить вечерами на поиски Шлепанца.
Сэр Джордж рывком снял свою кричащую шляпу.
— Хм! Чушь! — сказал он.— Книги, юноша...
— Эдгар Уоллес1,— сумрачно сказал Фрэнсис.— Снова и снова.
Кипами. Единственный писатель, доступный моему пониманию. Я
так часто читал одну и ту же повесть, что теперь мне уже не
надо ломать голову над тем, что же будет дальше... Привет, при¬
ятель! — обратился он к высокому человеку, подтащившему ба¬
гаж.— Погрузи это в двуколку, будь добр! Придется немного пройти
назад, ничего? Ну, спасибо... Так о чем это я?
Сэр Джордж беспокойно засопел и повел вокруг маленькими
проницательными глазками.
'Эдгар Уоллес — английский писатель, автор детективных романов. (Ред.)
8

— Прекрати говорить языком идиота из юмористической газе¬
ты,—• раздраженно сказал он,— ты никого не проведешь. И доктора
Тэйлрэйна не проведешь тоже. Он преподаватель из Кембриджа.
— Честное слово? — Фрэнсис поднял брови и посмотрел на
Тэйлрэйна с некоторым подобием интереса.— Правда, сэр? Послу¬
шайте, это же прекрасно! Когда-то я сам пытался сдать экзамены
на преподавателя. Бог мой, как всем хотелось, чтобы я их сдал!
Экзаменаторы приложили все усилия, чтоб без ущерба для их
совести принять меня. Вот и двуколка... осторожно, здесь сту¬
пенька...
— Ну и как, вы сдали? — спросил Тэйлрэйн.
— Нет, не повезло... Тихо-тихо! Давай, чертовка, пошла! Нет,
несмотря на все их старания. Они пообещали задать мне два
вопроса, и, если я отвечу на один из них — пятьдесят процентов —
понимаете? — они меня принимают. Ну, первым был какой-то
богомерзкий вопрос, на который они сами ответа не знали. Знаете,
что-то вроде школьного экзамена по истории: «Итак, мальчики,
изложите нам краткую историю мира на одном примере». А другой
вопрос был: кто ваш любимый композитор? Похоже, я что-то
напутал. Я хотел написать Теннисон, но никак не мог вспомнить,
как правильно пишется это слово... Сэр Джордж, у вас есть ка¬
кие-нибудь новые игры для нас?
— Нет,— проворчал тот. Он сидел ссутулившись в углу двуколки,
похожий на некую ярко расцвеченную часть багажа, и пытался
разжечь трубку.— И прекрати болтать чепуху! Как там у вас?
— О, все так же. Все в порядке. У мамы немного болит голова.
И у нас гостит молодой Ларри Кестеван. Послушайте, сэр,— он
обратил к Тэйлрэйну свой тяжелый медленный загадочный
взгляд,— надеюсь, сэр Джордж предупредил вас о моем отце? Вы
не должны ничему удивляться. Вообще-то он из породы чрезвычайно
порядочных, ужасно образован и все такое прочее, но, понимаете,
и у меня что-то есть такое. Ну, у меня не совсем то... Видите ли,
он ходит в чем-то вроде белого балахона с капюшоном, и с ним
бывает временами немного трудно общаться. Понимаете?
— Он поймет,— сказал баронет.
Наводящее сон цоканье копыт звучало ровно, как голос Фрэн¬
сиса. Соленый ветер с моря усилился. Вдали за холмистой равниной
виднелась площадка для игры в гольф, по которой двигались черные
точки, а за ней — отлогий спуск берега и сиреневато-синее море.
Оно было спокойно, и полно жизни, и таинственно. И звук его
медленного прибоя был неясен, как гул в морской раковине.
Цок-цок, цок-цок. Двуколка мелко тряслась по дороге, казалось,
что каждый удар копыта о землю заставляет подпрыгивать. В
здании на берегу, видимо отеле, зажглись огни. Подняв воротник
пальто, Тэйлрэйн старался как следует рассмотреть странное лицо
9

их кучера, когда тот оборачивался для очередного непоследова¬
тельного высказывания. Унылое, сардоническое, серьезное, усталое?
Невозможно решить.
— Ларри Кестеван теперь в кино,— сообщил Фрэнсис.— Все
лучшие люди теперь в кино, знаете ли. И он прекрасен, как сам
порок, женщины говорят, это потому, что он умеет выглядеть
более мрачным, чем любой актер в Элстри. Вот что. Вы должны
быть мрачным. В былые времена герой демонстрировал силу ха¬
рактера, избивая негодяя. А теперь он ее демонстрирует, избивая
героиню. Апофеоз мужественности. Вот это да!
Снова взмах кнута. Фрэнсис откинул голову назад и издал
тихий блеющий смешок, которым, как Тэйлрэйн заметил позже,
поразительно напоминал отца.
— Вы, кажется, настроены не очень дружелюбно по отношению
к этому мистеру Кестевану? — вежливо спросил доктор.
— О, почему же? — Фрэнсис удивленно обернулся и вдруг
показался уязвленным.— Н-но, пошла! Нет, это не так. Он вполне
благопристоен. И разве я не сказал, что он снимается в кино? Бог
мой, какие возможности, я вам скажу. Вы не хотели бы сниматься
в кино? Да и кто не хотел бы! — Его свежее лицо воодушевленно
засияло.— Представьте себя в форме офицера Иностранного леги¬
она! Или каторжник на галере! Какая прелесть, честное слово!
«У этого человека замечательная привычка говорить то, о чем
все думают, но о чем молчат»,— подумал Тэйлрэйн. Налево он
увидел разбитый на холмах парк. Синеющие в сумерках башни
замка были как будто нарисованы на фоне крапчатого неба над
деревьями.
Фрэнсис указал кнутом в сторону парка:
— Боустринг.
Они замолчали. Двуколка ловко пронеслась между каменных
воротных столбов, и копыта лошадей глухо зашуршали по песку.
— На самом деле! — весело болтал Фрэнсис.— Кинокомпания
хотела снять здесь что-нибудь эдакое эпическое. Было бы чертовски
забавно посмотреть, как эти бравые парни валятся со стен. Они
даже хотели использовать в съемках коллекцию старика — у него,
знаете ли, огромная коллекция: по меньшей мере пятьдесят полных
рыцарских доспехов и сумасшедшее количество оружия — все в
одном помещении. Но старик и слышать об этом не хотел. Между
прочим,— он посмотрел на сэра Джорджа,— у нас тут недавно
вышел небольшой скандальчик, сэр. Очень забавно. Это одна из
служанок.
Тэйлрэйну показалось, что сэр Джордж внезапно поднял на¬
стороженный взгляд. Но в извилистой дубовой аллее было слишком
темно, чтобы быть в этом уверенным.
— Да? — спросил сэр Джордж.— И что же это за служанка?
Ю

— Это Дорис. Она из Сомерсета. Очаровательная крошка, но
дьявольски суеверна, как и все жители Западной Англии. Она
однажды сказала мне, что, если посмотреть в темноте в зеркало,
можно увидеть черта за спиной,— Фрэнсис хихикнул. Он намотал
поводья на кнут и развернулся к ним, его лицо с высоко поднятыми
бровями было насмешливо. Тэйлрэйну подумалось, что он похож
на всезнающего лукавого учителя, наставляющего их, пока дву¬
колка трясется по темной дубовой аллее.— Ха, — сказал Фрэнсис,—
она просто была не в себе!
— Как?
— Ну, понимаете, ей померещилось, что она видела рыцарские
доспехи, стоявшие посреди лестницы, где им, впрочем, совершенно
нечего делать. Представляете?
Сэр Джордж посмотрел на него, потом уткнул лицо в воротник.
— Ну-ну,— сказал он,— это очень интересно. И что же эти
доспехи там делали?
— Ничего. Просто стояли и смотрели на нее, как она говорит.
Ничего этого, конечно, не было в действительности. Но она уверяет,
что заметила длинные, похожие на когти, наконечники на пальцах
латных перчаток.
Почему-то эта простая деталь врезалась в ум Тэйлрэйна, как
будто те самые острые железные наконечники оставили этот не¬
изгладимый след.
— А нет ли, случайно, в Боустринге привидения? — спросил ок.
— Простите,— ответил Фрэнсис почти извиняющимся тоном,—
скорее дьявол, чем привидение. Очень нелюбезно со стороны сил
не произвести на свет хотя бы одно привидение для этого замка
за пятьсот-то лет. Мой старик подробно расскажет вам об этих
местах, если хотите... Но знаете, вот что смешно...
— Продолжайте,— устало сказал сэр Джордж.
— Я осмотрел перила большой лестницы,— помните, что в
глубине Большого зала? — перила, что шириной почти в фут?
- Да.
— Впрочем, это я вам потом покажу,— кивнул головой Фрэн¬
сис.— Подождите немного. Потом, когда кто-то стащил веревку...
— Какую веревку? — спросил сэр Джордж, резко поднимая
голову.
— А, наверное, вам это непонятно, сэр,— Фрэнсис обернулся
к Тэйлрэйну.— Видите ли, в замке есть один особенный зал —
протяженностью футов в девяносто, высотой в два этажа и дья¬
вольски холодный,— так вот именно там старик держит свою
коллекцию, понимаете? В разных стеклянных витринах и так далее.
Настоящий музей. Устраивать его старику помогал один парень
из Британского музея. Так вот, по левую руку при входе, у стены,
стоит пара стеклянных шкафов, забитых арбалетами. Вы знаете.
11

Занятные вещицы. Вы берете такую штуковину, не знаю, как она
называется, накладываете ее на тетиву и вращаете ручку, пока
не натягиваете веревку так, что она зацепляется за маленький
выступ приблизительно посередине ложа, и потом... Да,— он на¬
хмурился и потер переносицу,— о чем я говорил?
— О маленьком выступе,— проворчал сэр Джордж,— но можешь
не продолжать. Мы поняли.— Он сердито посмотрел на Фрэнсиса.—
Между прочим, то, он чем ты говоришь,— это арбалет с воротом
на ложе, гораздо более редкий и древний образец, чем арбалет со
скобой. Все образцы этой коллекции абсолютно подлинны, включая
и веревки. Ну, и что же случилось?
— Кто-то залез в шкаф. Он никогда не запирается, вы знаете.
Там ничего не запирается. Ух! — Фрэнсис выразительно вскинул
руку.— Стащили.
— То есть кто-то снял тетиву с арбалета?
— Точно. Как вы думаете, зачем? Впрочем, это же не имеет
никакого значения. Я говорил отцу. Да он и сам знает. Потому
что именно эта веревка не была подлинной. То есть когда-то была,
но еще ребенком я всегда хотел выяснить, как ведут себя разные
вещи в разных обстоятельствах. Мне было интересно бить окна —
вы не любите бить окна? — и я это делал. Да, или стрелять
давленой ягодой по штанам людей, идущих в кино. Кстати, о
кино...
— Продолжай,— прервал его сэр Джордж,— про арбалет.
— Про... ах, да. Конечно. Значит, я стащил этот арбалет и
попробовал взвести его, но веревка была совершенно гнилая. Ма¬
ленькое натяжение, и — дзинь! — она лопнула. Старик был в
бешенстве. Он чуть не убил меня. Тем не менее веревку пришлось
заменить на новую, хорошую прочную веревку двадцатого века,
так что в действительности совсем не важно, что ее теперь украли,
правда ведь?
Сумерки сгущались; доктору Тэйлрэйну показалось, что в по¬
лумраке он видит, как медленно опускаются углы рта сэра Джорджа.
Дыхание Анструтера было так не слышно, что оно не обращалось
в пар в холодном воздухе. Вдруг Тэйлрэйн осознал, что кроме
стука двуколки в его сознание вошел какой-то новый звук: сначала
слабый, но все усиливающийся звук падающего потока воды.
— Это наш водопад,— сообщил Фрэнсис, увидев, что доктор
оглядывается вокруг.— Старик очень настаивал на сохранении
крепостного рва. Но нельзя, как вы понимаете, из соображений
санитарии. Вода застаивается — комары, мошки, москиты,— и
начинается лихорадка. Интересно знать, как они справлялись с
этим в былые времена? Но через наше поместье протекала довольно
большая речка. И старик нанял каких-то экспертов-ирригаторов,
чтобы они ее повернули, перекрыли плотиной, очистили, что они
12

и сделали. Теперь речка течет по узкой теснине и впадает в ров,
так что вода там всегда чистая, проточная. Умно.
Перебросив длинные ноги через сиденье, он опять повернулся
вперед, поймал вожжи и хлестнул ими лошадь. Двуколка вынеслась
на новый вираж дороги, гул водопада становился все громче, и в
просветах между дубами показались огни Боустринга. Тэйлрэйн
мало что мог рассмотреть в темноте. Он увидел каменный парапет
рва и ведущую к воротам мостовую. По разные стороны от ворот
возвышались две тонкие круглые башни, немногим выше сорока¬
футовых стен. Оконные прорези в них не были освещены, но
готические заостренные кверху окна замка сияли желтым светом
сквозь узоры ветвей. Зубчатые стены, чернея на фоне серого неба,
тянулись влево и вправо к двум высоким круглым башням, об¬
рамляющим фасад; ряды дымовых труб возвышались над темно¬
красной черепицей крыши. На зубчатой стене главной башни, в
задней части здания, был укреплен флагшток.
Не сбавляя скорости, двуколка описала дугу.
— Эй! Хэлло! — крикнул Фрэнсис, и тут же над воротами
засиял электричеством огромный белый шар, совершенно тут не¬
уместный.
— Старик был против электричества,— объяснил Фрэнсис,—
но ему пришлось нам уступить. Боже, как я замерз. Нам всем
надо выпить виски. А! Ну что вы там? Берите багаж!
Два лакея появились из огромных ворот. Один из них взял
багаж, другой сел в освободившуюся двуколку и поехал вокруг
замка по направлению к конюшне. Тэйлрэйн осознал, что он
дрожит и, пытаясь согреться, хлопает в ладоши. Они пересекли
мост над бурлящей водой. Ворота вели в длинный и узкий двор,
замощенный булыжником, а фасад замка тянулся параллельно
наружной стене. С дороги они видели лишь несколько освещенных
окон, потому что остальные скрывала стена, но этот двор был
гостеприимно залит светом. Огороженная терраса с несколькими
пологими ступенями вела к открытой передней двери. В стенах,
которые были, как показалось Тэйлрэйну, более восьми футов
толщиной, ярко сверкали окна. Осмотревшись, он увидел лестницы,
ведущие к бойницам, жесткие грубые очертания крепостных башен.
Не успев все внимательно рассмотреть, он переступил порог замка
и вдруг замер, почти испугавшись.
Его остановил резкий блеющий голос. Посреди Большого зала
Боустринга сгорбленный человечек в очень грязном белом балахоне
прыгал, потрясая в воздухе молотком, и прыжки его походили на
танец дрессированного козла. Он вопил:
— Где мои латные перчатки, я вас спрашиваю? Верните мне
мои перчатки!
13

ПРОПАВШИЕ ПЕРЧАТКИ
«Что-то дикое, безобразное и опасное»,— вот что говорил Джордж.
Эти слова вспомнились Тэйлрэйну в Большом зале Боустринга.
Джордж тогда сидел напротив него в купе, толстый и отдувающийся,
руки на коленях, и его серьезное напряженное лицо белело на
фоне серой стены.
Все это было даже не просто нелепо. Тэйлрэйна охватило стран¬
ное чувство нереальности происходящего. В тот краткий миг, когда
он никак не мог отвести взгляд от лорда Рейли, он вдруг вспомнил
классную аудиторию, поднимающиеся ряды парт, и вот он сам, с
педантичной тщательностью устанавливающий на столе часы. Он
всегда вертел в руках часы, когда читал лекции. Он говорил,
обращаясь к светлым окнам в задней стене класса, и никогда не
знал, да и не хотел знать, слушает ли его кто-нибудь. Его темой
были «Сказки ужасов». И он всегда гордился своими познаниями
и умением ориентироваться в этом сложном вопросе.
В основе Ужасного, утверждает он, лежит гротеск. Это поло¬
жение подтверждалось морем знаменитых примеров. Теперь же
здесь он наблюдал зрелище, которое, видит Бог, было явно гро¬
тескным, но оно привело его скорей в смущение и замешательство.
Было по меньшей мере несколько непривычно видеть перед собой
пэра Англии, с непозволительными ужимками и гримасами вопя¬
щего о паре каких-то перчаток.
Когда лорд Рейли резко повернулся, несколько десятипенсовых
гвоздей вывалились из его дырявого кармана‘и зазвенели по ка¬
менному полу. Старик быстро присел, чтобы собрать их, и только
потом глянул на вошедших.
Человек, на которого он кричал, при виде гостей впал в полное
смятение. Это был молодой человек, низенький и плотный, в хо¬
рошем, но поношенном костюме; он беспомощно жестикулировал
кожаным портфелем. У него было круглое лицо, опущенные усы
полумесяцем, брови полумесяцем и пустые смятенные глаза, на¬
правленные все время куда-то в сторону. Темные редеющие волосы
были в некотором беспорядке, вероятно, от усилий общения с
лордом Рейли. Он вытирал лоб, и знаками пытался что-то объяснить
лорду Рейли, и издавал звуки, которые для менее воспитанных
людей прозвучали бы как «тс-с-с!».
Выпростав из просторного рукава костлявую руку, бледный
старик с козлиной бородкой вновь наскочил на него и еще громче
закричал тонким раздраженным голосом:
— Нет, я не перестану! И будь я проклят, если перестану! Я
требую свои перчатки! Сначала тетива, а теперь моя лучшая пара
готических перчаток! Где они? Что вы с ними сделали? Я хочу
знать!
14

— Сэр, пожалуйста,— просительно говорил молодой человек,
делая отчаянные жесты. Он старался говорить как можно тише.—
Если вы не против... гости...
— Гости или не гости,— продребезжал лорд Рейли,— мне
нужны мои перчатки! Это безобразие, вот что это такое: безобразие!
Где они?
— Я вам объясняю, сэр, я не брал ваших перчаток! Я не знаю,
где они. Откуда мне знать! Я не отвечаю... ’
— Это,— лорд Рейли ткнул ему пальцем в грудь и торжествующе
подпрыгнул, как человек, нашедший новый аргумент,— это ни в
коей мере не меняет сути дела. Вы мой секретарь, не так ли? Вы
это не отрицаете, надеюсь?
— Нет, сэр, конечно, нет.
— Ага! Вы этого не отрицаете. Тогда вы должны знать. Если
вы мой секретарь, вы должны знать... Он должен, не так ли? —
спросил лорд Рейли, обернувшись к остальным присутствующим.
— Ради Бога, Генри,— сказал сэр Джордж,— прекратите изъ¬
ясняться, как Алиса в Стране Чудес, и вспомните, что у вас гость.
Ну, успокойтесь и расскажите нам, в чем дело.
Их прервал Фрэнсис Стейн. Он снял потрепанную шляпу, сунул
ее в карман пальто, закурил; собравшиеся на его лбу морщинки
придавали его лицу выражение задумчивой заинтересованности.
Выпустив дым, он сказал:
— Слушай, отец, у тебя с ушей свисает паутина. Как это ты
всегда умудряешься так испачкаться? Это ж уму непостижимо. И
зачем тебе молоток?
Удрученно склонив голову набок, лорд Рейли уставился на них,
как будто ждал поддержки. Его крючковатый нос был чем-то из¬
мазан, и он старался скосить глаза, чтобы рассмотреть его. Несмотря
на широкий монашеский балахон из белой шерсти, было видно,
что он чрезвычайно тщедушен и весит не более семи стоунов. Он
моргнул. Теперь он тупо разглядывал молоток в руке. Вдруг его
лицо изобразило чрезвычайное наслаждение, сменившееся потом
выражением коварства.
— Они ничего не должны знать,— торопливо объяснил он,
сунув молоток в карман.— Нет-нет. Это испортит всю шутку.
Ха! Слушайте, черт меня подери, но это забавно! Хи-хи,— он
захихикал и ударил себя по бедрам.— Но никто ни слова об
этом. Слышали?
— Ни слова о чем? — спросил сэр Джордж.
Лорд Рейли уставился на Тэйлрэйна.
— А это кто? — внезапно удивился он.
1 Мера веса, равная 6,33 кг. (Ред.)
15

— Это доктор Тэйлрэйн, ваш гость, Генри. Вы что, забыли?
— О! Ах, да... Да, конечно,— радостно вскричал тот.— Да,
да, профессор! Я в восторге, сэр, просто в восторге! Что вы можете
сказать о моих французско-фламандских гобеленах? Это Турнэ.
Салтон утверждает, что это гобелен первой половины пятнадцатого
века, но я-то знаю лучше. Это тысяча четыреста семидесятый год.
Салтон — старый дурак, как все в Оксфорде. Не правда ли?
— Боюсь, сэр, что я...
— Конечно, дурак. Ха! — сердито выкрикнул лорд Рейли.—
Но вы человек здравый. Я счастлив познакомиться с вами, просто
счастлив... Ох, послушайте,— вдруг спохватился он,— мне же надо
вымыться. Они не должны меня видеть. Они не должны знать,
поняли? Конечно, не должны, ни в коем случае! Извините меня,
извините меня... Брюс,— указал он на секретаря, уже спеша к
выходу,— вам все покажет. До свидания, до свидания, до свидания...
— Извините, сэр,— торопливо вмешался секретарь и щелкнул
замком портфеля,— я весь день пытаюсь спросить вас... тут не¬
сколько писем...
Лорд Рейли отмахнулся:
— В кабинете. Не сейчас, в кабинете.
— Но когда, сэр?
— В кабинете,— строго сказал лорд Рейли.— Или в конторе,—
бросил он через плечо и заторопился прочь.
Тэйлрэйну показалось, что секретарь беззвучно произнес «о
Боже»; плечи его ссутулились, и круглое лицо было озабочено и
обессмыслено усталостью, как у тех, кто постоянно и терпеливо
возится с капризными пьяницами. Брюс Мэссей защелкнул порт¬
фель.
Фрэнсис усмехнулся:
— Вы слишком добросовестны, Брюс. Если б вы относились
проще к вашим обязанностям, у вас была бы самая необремени¬
тельная секретарская работа в Англии.
— Если б я относился к этому проще,— мрачно ответил Мэс¬
сей,— против нас было бы возбуждено столько судебных процессов,
что вся юридическая служба была бы парализована в течение двух
недель. Извините,— он почесал висок углом портфеля,— но ваш
отец полагает, что любезное деловое письмо — это то, в котором
он может называть владельца своего банка проклятым ворюгой, а
уж когда он пускается в академичную полемику... Боже мой!
Тэйлрэйн почувствовал, что Мэссей сейчас говорит больше, чем
обычно: очевидно, его врожденное спокойствие иссякало.
— Он меняет шифр сейфа каждые пол года и, чтобы не забыть
его, пишет цифры на стене над сейфом. Каждый раз, когда я их
стираю, он скандалит и пишет их снова. Я пробовал давать ему
неверные цифры, но он это обнаружил и чуть не уволил меня.
16

Когда-то у меня было чувство юмора,— уныло добавил он.— Больше
нет.
— Ну вот, пожалуйста,— Фрэнсис посмотрел на Тэйлрэйна и
пожал плечами.— Я вас предупреждал, сэр. Но послушайте, Брюс,
зачем все-таки ему понадобился молоток и гвозди?
Секретарь поморщился:
— Он сказал, что делал клетку для кроликов. С такими гвоздями
можно было делать и вольер для тигров. Я ничего не знаю, кроме
того, что кролики тут совершенно ни при чем.— Он вдруг забес¬
покоился.— Ах да, простите меня, джентльмены. Вы, наверное,
хотите пройти в свои комнаты... Вуд!
Перед Тэйлрэйном простирался огромный квадратный зал со
стороной футов в сто и высотой больше пятидесяти футов. Готи¬
ческий свод крыши с резными балками был украшен ветхими
полинявшими знаменами. Зал был вымощен стертым плитняком;
три больших камина насыщали влажный воздух запахом горящей
сосны. Все стены были обшиты панелями резного дуба, над которыми
грязно белела штукатурка. На этом грязно-белом фоне чернело
развешанное по стене оружие: алебарды и мечи, скрещенные за
тяжелыми ромбовидными щитами. Их было очень много, потому
что высота зала равнялась полным двум этажам здания.
В глубине зала большая дубовая лестница поднималась до се¬
редины высоты стены к арочной двери, за которой начиналась
галерея, ведущая к комнатам второго этажа. Тэйлрэйн увидел за
этой дверью сумрачные потемневшие от времени портреты на стене,
освещенные крохотными огоньками свечей, что стояли на выступах
стены по всей галерее. «За Большим залом должен находиться
внутренний двор замка»,— решил Тэйлрэйн. По обе стороны ле¬
стницы находились по три окна французской школы XIII века;
сине-фиолетовый узор из ромбов сплетался на красном наборном
стекле. Романский стиль. Это все, что он успел рассмотреть.
Дворецкий принес стаканы, сифон и графин виски. Они стояли
перед камином, похожим на каменную пещеру, и щурились на
пламя. Тэйлрэйн чувствовал под ногами тепло каминного коврика;
после глотка виски блаженная теплота разлилась по его телу. Он
рассматривал оленьи рога над камином, трезубец и дротик для
охоты на кабанов, темные разводы на которых скорее напоминали
ржавчину, чем кровь.
Мэссей, чей кажущийся отсутствующим взгляд все подмечал,
сказал:
— Здесь нет ничего особенного, доктор Тэйлрэйн. Вы должны
осмотреть Ружейный зал. Здесь все,— он обвел взглядом зал,—
было перестроено. Да и весь дом тоже — он абсолютно современный.
Вон там,— он указал на стену, находившуюся справа от лестницы,—
столовая.
17

Тэйлрэйн сел в кресло с высокой спинкой и блаженно рассла¬
бился.
— А где же находится Ружейный зал?
— С другой стороны, в задней части замка. Вон там,— Брюс
показал стаканом на дверь в стене слева от лестницы,— там
коридор, который соединяет музыкальную комнату и гостиную.
Гостиная расположена прямо напротив столовой. Дальше коридор
ведет в библиотеку, а она сообщается с Ружейным залом... впрочем,
это несущественно...
Он говорил со свойственной ему серьезной обстоятельностью и
пояснял речь подробными жестами, как будто ему не приходило
в голову, что его слушатели сами в скором времени смогут озна¬
комиться с планировкой здания. Но, увидев незаметную улыбку
на лице Фрэнсиса, Мэссей прервал себя с раздосадованным видом
и прибавил:
— Вероятно, джентльмены хотят умыться с дороги,— он кивком
показал на дворецкого.— Вуд проведет вас наверх. Вы, сэр Джордж,
будете жить, как обычно, в Аббатской комнате. А вы, доктор
Тэйлрэйн,— в Голубой комнате, напротив мистера Кестевана. Если
вы спуститесь до обеда, я вас успею немного поводить по замку.
«И все? Это все?» — подумал Тэйлрэйн, полулежа в кресле и
с наслаждением допивая последний глоток виски, прежде чем под¬
няться наверх, в эти выстуженные сквозняками коридоры. Но нет.
Смутное ощущение тревоги входило в яркий круг света перед
камином,, будто кто-то невидимый находился среди них. Фрэнсис,
который, казалось, не сидел в кресле, а как-то запутался в нем,
наклонился вперед и сквозь дым сигареты, медленно плывший
вверх, устремил голубые глаза с тяжелыми веками на Мэссея.
— Послушайте, Брюс, так что же тут произошло с этими
перчатками?
— Бог его знает,— отвечал тот устало,— меня это не волнует.
Ваш отец никогда не кладет вещи на место, не может их потом
найти и считает, что в этом виноват я. Потом он обнаруживает
пропажу и неделями в этом не признается, но зная, что в конце
концов признаться придется, ходит все это время раздраженный
и скандалит по каждому пустяку. Вероятно, он сам взял эти пер¬
чатки, чтобы отполировать их,— он же никому не может их
доверить.
Вдруг заговорил сэр Джордж. Он сидел, подслеповато щурясь
на огонь, от которого его лицо и лысина покраснели еще больше.
Он сказал:
— Очень возможно, что и так. Очень возможно. Это очень на
него похоже.— Он прикрыл глаза ладонью и пробормотал:— Я
становлюсь подозрительным, как выжившая из ума старуха. Плохо.
А что это была за пара?
18

— Хорошая пара. Готические, шестнадцатый век, с длинными
манжетами; они лежали в отдельной витрине. Надеюсь, они скоро
найдутся.
— Перчатки с пальцами,— сказал сэр Джордж, отнимая руку
от лица.— Я надеялся, что это были рукавицы.
Поднявшись, он опорожнил стакан и кивком головы велел Вуду
вести их наверх. Тэйлрэйн тоже поднялся, как вдруг услышал
быстрые легкие шаги по каменному полу: женские шаги. Он обер¬
нулся. В этот миг он случайно посмотрел на Фрэнсиса, на губах
которого как всегда играла слабая беспричинная улыбка; и вдруг
она исчезла. Пальцы его дрогнули, так что он должен был сделать
резкое движение рукой, чтобы не выронить сигарету.
— Фрэнк...— прозвучал женский голос,— Фрэнк...
Тэйлрэйн обернулся.
Она казалась красавицей независимо от того, была ли на самом
деле красивой. Она оставляла впечатление красоты, хрупкости и
какой-то нерешительности, свойственной и Фрэнсису. Не старше
девятнадцати—двадцати лет, решил Тэйлрэйн. Темно-желтые во¬
лосы ее были коротко подстрижены, но это ни в малой степени
не делало ее мужеподобной, скорей напротив, подчеркивало ок¬
руглость и нежность полудетского лица с ярко-синими пытливыми
глазами и удивленно приподнятыми бровями. У нее был чуть
вздернутый нос и несколько полные губы. В своем темном платье
с большим воротником она походила на ученицу Итонской школы.
Девушка казалась чем-то напуганной: она тяжело дышала, и вряд
ли это могла быть одышка.
— Фрэнк...— повторила она нерешительно.
— Моя сестра Патриция, доктор Тэйлрэйн,— ровным голосом
произнес Фрэнсис,— с сэром Джорджем ты знакома. Итак, Пат, в
чем...
— Это ужасно, что я прерываю ваш разговор,— торопливо
сказала она нежным и очень приятным голосом,— но, Фрэнк, ты
должен послать Сандерса или еще кого-нибудь в Элбридж за док¬
тором Мэннингом. Скорее!
Не оборачиваясь, Фрэнсис швырнул через плечо сигарету в
камин. И промахнулся.
— У нее припадок или что-то вроде этого,— торопливо про¬
должала Патриция,— и она совершенно больна, и миссис Картер
очень расстроена и говорит ужасные вещи, и...
— Успокойся! — прервал ее брат.— Так кто?
— Одна из служанок. Ты знаешь. Дорис.
— Черт,— сказал сэр Джордж так тихо, что Тэйлрэйн едва
расслышал его, и стал нервно набивать трубку.
Вопрос Фрэнсиса прозвучал легкомысленно, весело и чуть ли
не по-идиотски:
19

— Надеюсь, она больше не видела никаких привидений, а,
Пат?
— О, прошу тебя, отнесись к этому серьезно! Ведь все дейст¬
вительно очень серьезно. Я постаралась все выяснить. Кажется,
они ее дразнили чем-то,— вероятно, вот этим самым, — и с ней
случилась истерика; она швырнула блюдом в Энни, потом зарыдала,
упала на пол, страшно забилась, и потом ей стало так плохо, что
пришлось отнести ее наверх, так что...— Голос ее прервался, и
она умоляюще взглянула на брата.
— Ну ладно,— уступил тот.— Нет-нет, Вуд, не беспокойтесь.
Я сам найду Сандерса или Ли. Займитесь гостями.
Архитекторы и электрики, которые реконструировали Боуст-
ринг, несомненно, очень постарались осветить Большой зал как
следует. Но осветить его полностью могло лишь открытое сияние
множества сильных ламп. Тем не менее Тэйлрэйн сумел увидеть
нечто, что при других обстоятельствах и не заметил бы. И это
поразило скорей его воображение, чем ум.
Портреты смотрели со стен сумрачно, таинственно и невыразимо
зловеще. В глубине зала, где поднималась к галерее широкая
лестница, покрытая темно-красным ковром, было темно. В этом
полумраке военные трофеи на стенах были похожи на распластан¬
ных пауков. Как ни странно, но большая арочная дверь на галерею
в тусклом свете свечей была освещена значительно лучше всего
остального. Она сияла, как театральная ложа. И там Тэйлрэйн
увидел силуэт человека.
Человек стоял неподвижно у двери под портретами и, казалось,
прислушивался. В этом окружении, в этих сумеречных угрюмых
тонах было что-то средневековое: словно вспышкой высветило кар¬
тину из далекого прошлого замка, или будто читаешь позолоченный,
богато раскрашенный манускрипт. Американец вдруг испугался,
но в следующий миг осознал, что у стоящего наверху человека
волосы лежат большой гладкой шапкой, и только поэтому кажется,
что он стоит в шлеме.
НЕЧТО ДИКОЕ, БЕЗОБРАЗНОЕ И ОПАСНОЕ
— У Дорис будет ребенок,— сказал лорд Рейли.— Ха!
Позже Тэйлрэйн пытался вспомнить, какое было выражение
лиц у сидевших за столом после этого неожиданного заявления,
но ничего определенного не вспоминалось. У кого-то дрогнула рука,
звякнул о тарелку бокал — и был тут же поставлен на скатерть.
Но кроме всеобщего потрясения, вызванного вопиющим нарушением
приличий во время чинного английского обеда, ничего особенного
не наблюдалось.
Тонкий сварливый голос Рейли звучал во внезапно воцарив¬
шейся тишине. И так сидел он в своем засаленном монашеском
20

балахоне, надетом поверх смокинга, хитро и злобно глядя на ска¬
терть, заставленную таким количеством свечей, что казалось, они
находятся в церкви, а не в столовой. Яркие язычки огня колебались
в перекрестных сквозняках. До сих пор хозяин сидел, сгорбившись,
в кресле, яростно жестикулировал, ругал поваров, говорил резко
и агрессивно, не ожидая ни от кого ответа. Он только что завершил
игривую лекцию о средневековых поясах целомудрия, в продол¬
жение которой вдавался в такие подробности, что Патриция крас¬
нела, а обычно бесстрастный Мэссей нервно ерзал на стуле. Потом
Рейли резко подался вперед, положил ладони на стол. Всякий раз,
когда он был занят какой-то мыслью, его глаза начинали слегка
косить и поблескивали, как осколки стекла.
— У Дорис будет ребенок,— сказал он.— Ха!
Тэйлрэйн инстинктивно понял то же, что и все: попытаться
промолчать в ответ на это заявление или заговорить как ни в чем
не бывало на другую тему было бы бесполезно. Старый козел не
дал бы хебя отвлечь ни за что. Поэтому Фрэнсис пробормотал:
«Вот это да!» — и присвистнул.
Тэйлрэйн посмотрел на мистера Лоуренса Кестевана. Последнего
он встретил перед обедом в библиотеке, где тот наливал себе
выпить у буфета. Кестеван был сейчас абсолютно невозмутим. Но
невозмутимым он был всегда. Это была одна из тех черт, что так
раздражает мужчин и так пленяет женщин. Его холодное лицо,
слишком плосконосое, чтобы называться красивым, лишь изредка
оживлялось движением бровей. Взгляд больших темных глаз —
такие глаза женщины-романистки называют «влажными» — не вы¬
ражал ничего. Линия его рта была совершенно прямой, как и линия
спускающихся на лоб густых темных, блестящих волос. Восторженные
кинозрители неоднократно уверяли его, что он похож на гангстера;
это ему льстило, и он научился довольно искусно имитировать аме¬
риканский акцент.
— Очень плохо,— протянул он, почти не разжимая губ.
Отношение Патриции к нему было совершенно очевидным. Тэй¬
лрэйн заметил это в гостиной, где все они собрались до обеда.
Кестеван в смокинге с накладными плечами вошел уверенной не¬
торопливой походкой; Тэйлрэйн обратил внимание на его длинные
острые ухоженные ногти. И при виде Кестевана во взгляде Пат¬
риции появилось какое-то новое выражение,, быстро сменившееся
деланным безразличием, будто она позировала перед фотографом.
И вот все они сидели за обеденным столом, смутно ощущая
опасные подводные течения разговоров. Отсутствовала только леди
Рейли, которую Тэйлрэйн еще не видел. Извинялся за нее, как
обычно, Мэссей: «Мигрени... ничего серьезного... глубочайшие со¬
жаления...» и так далее. Интересно, подумал доктор, а она что за
женщина? Что про нее говорил Джордж? — вторая жена, мачеха
21

этим двоим детям от первого брака; намного моложе мужа и весьма
привлекательна. До обеда у него не было времени подумать на
эту тему, потому что к нему с шумом ворвался восторженно
блеющий лорд Рейли и завязал с ним долгую утомительную беседу.
Лорд Рейли очень полюбил Тэйлрэйна, потому что был твердо
убежден, что тот назвал Салтона (о котором доктор никогда не
слышал) проклятым дураком. Он взял с американца обещание нс
осматривать Ружейный зал до вечера, когда сам сможет показать
все перлы своей коллекции...
И вот теперь этот дребезжащий смех за столом, где волновалось
море свечей. Костлявым кулаком лорд Рейли ударил по столу, и
серебряные приборы зазвенели.
— Ребенок,— с наслаждением повторил он.— Ха-ха-ха-ха!
— Папа, пожалуйста, оставь этот тон,— взмолилась Патри¬
ция.— Это... то есть это известно наверняка?
— Успокойся, дитя,— отсутствующим голосом сказал Фрэнсис.
Старик затряс козлиной бородой:
— Так говорит доктор Мэннинг. Ха... Мэннинг — старый ду¬
рак,— лорд Рейли помрачнел, казалось, какая-то новая мысль
заняла его ум.— Да... Старый дурак, и он не умеет играть в
шахматы, и ему придется-таки признать, что римский короткий
меч — оружие, гораздо лучшее, чем английский большой лук...
Фу! — он возвысил пронзительный голос.— Проклятый старый
дурак — вот он кто...
— Лала, прошу тебя!
— ...но даже любой старый дурак, будучи доктором, в состоянии
поставить диагноз, если кто-то собирается ощениться. Пусть он
сам тебе скажет. Он сейчас у матери, старый волокита...
— Прекратите, Генри,— резко сказал сэр Джордж. Он отодвинул
от себя тарелку и спросил с тяжеловесной иронией: — Раз вы
объявили об этом, вы, вероятно, знаете, кто виновник? Кто муж¬
чина, я имею в виду.
— А? — моргнул лорд Рейли.— О, не знаю... Кто-то из лакеев,
конечно. Да, черт возьми! Ли или Сандерс, или еще кто... Я не потерплю
этого в своем доме! — вдруг взвизгнул он.— Я всех уволю — вот что
я сделаю, черт возьми!.. Э-э-э... так о чем я говорил?
— Не о Дорис ли? — предположил Фрэнсис, катая хлебный
мякиш.
— О! Да! Конечно. И вы знаете что? Это предупреждение, —
он засмеялся блеющим смехом. Потом с хитрым и злобным видом
вытянул вперед костлявый ч палец и обвел им присутствующих,
конкретно не указав ни на кого.— И я рад, что устроил клетку
для кроликов. Это было наитие, дьявол меня побери. Возьмите сыр,—
неожиданно добавил он, обращаясь к Тэйлрэйну. — Стилгонский. Я
люблю стилгонский.
22

«Он что, всегда такой?» — подумал Тэйлрэйн. Он испытующе
посмотрел на сэра Джорджа — тот невозмутимо разламывал сухое
печенье. Когда наступает неловкая и напряженная пауза, люди часто
вдруг начинают серьезно и сосредоточенно прислушиваться к самым
незначительным звукам. В глубине большой столовой вздрогнули и
зашипели дедушкины часы, почти невидимые в тени; кавалер в
парике задумчиво созерцал их из рамки своего портрета. Часы начали
гулко и неторопливо бить девять. Все внимательно прислушивались
к ударам, смутно ожидая, как это часто бывает, что часы пробьют
больше положенного числа раз. В тишине было слышно только, как
лорд Рейли с хрустом грызет печенье и шумно жует сыр.
Патриция встала, резко отодвинув стул.
— Что? — встрепенулся лорд Рейли.— Еще кофе, девочка,
кофе в гостиной.
Патриция была взволнована, ее лицо горело, и огромные синие
глаза были так явно неискренни, что Тэйлрэйну пришлось подавить
усмешку.
— Пожалуйста, папа... если ты не против... все эти события...
Я себя неважно чувствую. Извините меня, пожалуйста. Мне надо
уйти в свою комнату... я...
— Ради Бога! — с неожиданной любезностью пропищал лорд
Рейли.— Ради Бога, дорогая. Беги. Ха-ха., Позаботься о своем
здоровье, девочка хорошая,— и он опять залился блеющим смехом.
Казалось, с уходом Патриции вечер совсем расстроился. Все,
кроме хозяина, были подавлены; последний же развлекался тем,
что подбрасывал вверх нож для сыра и ловил его, вскрикивая от
удовольствия при этом. Когда спустя несколько минут все встали
из-за стола, чтоб идти пить кофе в гостиную, Брюс Мэссей, из¬
винившись, отозвал лорда Рейли в сторону; и по крайней мере
один из присутствующих слышал его слова:
— Все-таки выслушайте меня, сэр. Мне очень не хочется бес¬
покоить вас сейчас, но вы сами потом целый месяц будете винить
меня, если я этого tae сделаю. Я о тех письмах. Вы должны
просмотреть хотя бы одно из них — и подписать немедленно.
Я сейчас же его подготовлю, если вы подниметесь со мной...
— Письма? — переспросил его светлость, вытягивая шею.— О!
Да! Конечно. Точно. Вы идите. Я скоро приду. Десять—пятнадцать
минут... Хочу выпить кофе... И прекратите раздражать меня, ради
всего святого! — вдруг гневно взорвался он.— Сейчас буду. В
конторе. Нет, в кабинете. Нет, лучше в конторе. Все ясно?
— Я вас буду ждать и там, и там, — сурово сказал Мэссей.
Он сунул под мышку свой неизменный портфель и неторопливо
вышел в Большой зал; остальные прошли в гостиную.
За кофе, несмотря на обычную болтливость, лорд Рейли мол¬
чал. Похожий на гнома, он сидел у камина в этой коричневой
23

комнате, обставленной кожаными креслами; на медных люстрах
играли красные отблески огня. Героическая попытка модерниза¬
ции здесь провалилась, уступив тяжести и суровости Боуст-
ринга. Вуд принес чашки на подносе, и лорд Рейли пожелал
самолично положить себе сахар: пять кусков заполнили его чашку
почти наполовину. Он усердно мешал ложкой черную кашицу,
как будто орудовал пестиком в ступке, и блики огня освещали
его сморщенное лицо.
— Да, прошли былые, дни,— рассуждал сэр Джордж, поставив
чашку на ладонь и презрительно рассматривая ее.— Тогда мы
сидели бы за столом, и вокруг хлопотали бы дамы... Хм, чертовски
обидно... И было бы много сигар и крепкого портвейна... Ха! Генри,
вы же такой певец минувшего! К чему эта современная чепуха?
Старик под ют печальный взгляд.
— Моя печень,— с жалким видом объяснил он.— И потом,
когда я выпиваю, я валяюсь на каменном полу и у меня начинаются
приступы ревматизма. А это — идея Ирен, леди Рейли. Вы еще
не виделись с ней, доктор Тэйлрэйн? Я даже пытался завтракать
говядиной с пивом — прекрасная английская традиция. Получил
несварение желудка. — Скошенными глазами лорд Рейли печально
уставился в пол, со звоном болтая ложкой в чашке.— Но еще
остался сахар,— грустно сказал он,— много сахара для того, кто
желает. Да и кто же не желает?
Фрэнсис Стейн сидел в тени в стороне от большого камина;
его нетронутый кофе стоял перед ним на полу. Светлые его усы
безвольно обвисли, и он казался очень серьезным. Из заднего
кармана брюк он достал большую серебряную флягу и с наслаж¬
дением глотнул из нее. Когда он клал флягу назад, на его лице
было какое-то сонное и теплое выражение.
— Послушайте, Кестеван,— с любопытством спросил он, на¬
клоняясь вперед и подпирая кулаком подбородок,— вы меня просто
интритуете: интересно, о чем же вы думаете все время?
Кестеван удивился, насколько ему позволила его невозмути¬
мость. Чуть откинув голову назад, он аккуратно сидел в кресле,
похожий на тщательно упакованный и перевязанный ленточкой
рождественский подарок. У него была отвратительная привычка
далеко отставлять мизинец, поднося чашку ко рту.
— Ну,— сказал Кестеван,— ну... Я не знаю.
Он был в замешательстве. Деланный американский акцент при¬
давал его голосу носовое звучание.
— Вы не очень разговорчивы, я хочу сказать,— настойчиво
продолжал Фрэнсис,— ваш мыслительный процесс, вероятно, очень
глубок, и интенсивен, и все такое?
— Вообще-то,— серьезно ответил Кестеван,— я обдумывал но¬
вые танцевальные па.
24

— Это, наверное, изнурительный умственный труд? — спросил
сэр Джордж.
Кестеван стал рассматривать складку у себя на брюках. Хо¬
лодный, пустой, как бы обращенный внутрь взгляд больших темных
глаз (в фильмах их часто показывали крупным планом, когда его
герой собирался кого-нибудь угробить) означал, что он напряженно
думает. Он расправил складку.
— Я не понимаю, о чем вы говорите,— просто ответил Кестеван.
И решительно добавил: — Извините, но я должен покинуть вас —
мне надо написать несколько писем.
И, поднявшись, он вышел из гостиной своей самоуверенной,
почти до смешного важной походной.
Фрэнсис снова глотнул из фляги.
— Вспомнил! — внезапно проскрипел лорд Рейли. Он сильно
запрокинул голову назад, чтобы допить из чашки остатки сладкой
жижи, и Тэйлрэйн увидел шевелящийся кадык на тонкой индю¬
шачьей шее.— Письма. Подписать письмо. Никогда не могу найти
этого чертова секретаря. Он никогда не бывает там, где я ему
велю быть. Теперь придется идти самому...
— Коллекция... — неуверенно напомнил Тэйлрэйн.
— А? — уставился на него лорд Рейли.— О! Конечно. Вы! Вы —
тот юноша, который назвал Салгона проклятым, гнусным, невежест¬
венным идиотом, не так ли? Я в восторге, просто в восторге! Знаете
что? Вы идите в библиотеку и подождите меня там. И не вздумайте,—
он предостерегающе поднял палец,— не вздумайте заходить в Ружейный
зал без меня, вы слышите?.. Я должен сейчас кое-что растолковать
своему секретарю. Вы только подумайте, юный воришка стащил мои
перчатки... Ах, черт, я разбил чашку. Ну, ничего страшного. Лучше
разбить, чем позволить украсть. До скорого, до скорого, до скорого...
И он заспешил к Большому залу, вытянув шею вперед и раз¬
махивая руками,
— Да-а...— протянул сэр Джордж.— Мой юный друг, вы можете
дать и мне тоже глотнуть из этой фляги. Я уже давно наблюдаю
за вашими возлияниями.
— С удовольствием,— сказал Фрэнсис.— Я ж вам говорил,
доктор Тэйлрэйн, что в нашем хозяйстве есть дьявол.
Сэр Джордж казался смущенным. Ссутулившись, он подался
вперед большим телом и пристально поглядел на Фрэнсиса.
— Фрэнк, есть еще кое-что. Что нельзя объяснить чудачествами
вашего отца. Как насчет этой девушки, Дорис?
— А что насчет нее? Верните, пожалуйста, флягу.
Фрэнсис немного сполз с кресла так, что теперь почти лежал
в нем, и прикрыл глаза.
— О Боже... Я тут совершенно ни при чем, если вы на это
намекаете. Ну, конечно, не то чтобы я не воспользовался этим,
25

если б она дала мне хоть малейшую возможность,— добавил он
задумчиво.— Насколько я понимаю, мы от нее мало что узнаем.
Бьюсь об заклад, что она не назовет его. Очаровательная крошка.
Чертовски очаровательная, скажу я вам. Любимица Ирен, моей
мачехи, вы знаете. Не беспокойтесь. Ее не уволят, конечно, если
только наша добрая домоправительница, миссис Картер, вы знаете,
не поднимет слишком большой шумихи по этому поводу. Просто
беда с этими вдовствующими леди, когда они сталкиваются с прав¬
дой жизни... Как насчет партии в бильярд?
— Ты прекрасно понимаешь, что здесь происходит что-то стран¬
ное,— ответил сэр Джордж.
— Неужели? — равнодушно переспросил Фрэнсис.— Значит, биль¬
ярд. Доктор Тэйлрэйн, вы собираетесь ждать старика в библиотеке,
так не удивляйтесь, если он несколько задержится. Он сейчас на¬
верняка сидит в трофейной комнате, твердо убежденный, что именно
там у них с Брюсом назначена встреча, и честит его на чем свет
стоит... Пойдемте, сэр Джордж. Даю вам десять очков форы.
...Доктор Тэйлрэйн задумчиво сидел в библиотеке у камина и
ждал хозяина Боустринга. Позже он осознал, что был так глубоко
погружен в мысли, что дюжина людей смогли бы пройти мимо
него в зал незамеченными, исключая, правда, самого лорда Рейли.
Тэйлрэйн ждал, когда же зазвучат торопливые шаркающие шаги
маленького пэра, и прислушивался тем временем к нескончаемому
гулу водопада за окнами библиотеки.
Закурив очередную сигарету, он взял кочергу и поворошил ею
в камине. Вот полено перевернулось, ударилось о другое, вспыхнуло
ярким пламенем, выбросило сноп искр; на его сияющей, докрасна
раскаленной поверхности вились темные прожилки. Сгущавшийся
туман медленно вплывал в растворенное окно, но доктор Тэйлрэйн
не спешил закрывать его. Стояла тихая прохладная ночь, и деревья
молчали в полном безветрии.
И в доме тоже было удивительно тихо, если только все звуки
не перекрывались гулом водопада. Доктору не терпелось хоть одним
глазком взглянуть на Ружейный зал, не дожидаясь лорда Рейли.
В глубине библиотеки, в стене, расположенной под прямым углом
к той, где находился камин, виднелся огромный дверной проем в
виде арки; дверь была слегка приоткрыта. Там, около двери, на¬
чинался коридор, соединяющий музыкальную комнату, гостиную
и Большой зал. Тэйлрэйн развернул кресло в ту сторону...
Вот и лорд Рейли. Доктор услышал его торопливые шаркающие
шаги, и из коридора, бормоча и размахивая руками, появился
человечек в белом балахоне.
Тэйлрэйн выпрямился в кресле.
— О! — воскликнул он.— Вот и вы, наконец...
26

Этого можно было ожидать. Старик что-то злобно проворчал
себе под нос и устремился к двери Ружейного зала.
— Я здесь, сэр. Я...— довольно глупо начал Тэйлрэйн.
Как только белая фигура перелетела через порог Ружейного
зала, раздался новый голос. Там, внутри, кто-то просил и угова¬
ривал:
— Я везде искал вас... эти письма...
В ответ — поток неразборчивой брани, и Брюса Мэссея бук¬
вально вынесло в библиотеку словно сквозняком, образовавшимся
от стремительного движения лорда Рейли. С гулким грохотом
захлопнулась высокая дверь. И несколько мгновений Мэссей стоял
спиной к Тэйлрэйну, уставившись на нее. Потом повернулся и,
держа портфель под мышкой, направился к доктору. Когда он
вышел из тени на свет, Тэйлрэйна поразило выражение его
лица.
Он понимал, что молодого Мэссея, привыкшего к диким вы¬
ходкам своего хозяина, удивить чем-либо было трудно. Но сейчас
он был даже не удивлен. И хоть каждый его грузный шаг казался
спокойным, как спокойным казалось его круглое неподвижное лицо,
Тэйлрэйн готов был поклясться, что секретарь чем-то страшно
напуган.
Он вытащил носовой платок и вытер лоб, подходя к камину.
— Доктор,— спросил он странным голосом,— вы не говорили
с ним сейчас? Он не с вами был все это время?.. Ах, нет, нет,—
спохватился Мэссей и задумчиво покачал головой,— этого не могло
быть. Его здесь не было, когда я выходил из коридора. А вы,
кажется, дремали, сидя в кресле... Интересно...
Его круглые глаза растерянно блуждали по библиотеке.
— Боже мой, в чем дело? — спросил Тэйлрэйн.
— Вам не кажется,— с отсутствующим видом пробормотал
секретарь,— что он окончательно рехнулся? То есть... ну, вот что,
доктор, я с полной уверенностью могу сказать, что еще никогда
в жизни не видел такого ужасного выражения на человеческом
лице. Это точно. Разрешите присесть.
Мэссей пододвинул кресло к огню, вытащил сигареты, зажег
спичку и внимательно посмотрел на руку — не трясется ли она?
— Боже мой,— сказал он.
Он выпустил дым изо рта маленькими клубами, потом безус¬
пешно попытался выпустить колечками.
— Пронесся мимо меня как ураган. Оттолкнул мою руку и
выкрикнул что-то вроде «Жемчуга...» — это все, что я смог ра¬
зобрать. Потом выпихнул меня и захлопнул дверь. Послушайте,
а как долго вы здесь сидите?
— Десять—пятнадцать минут. Я пришел сюда, как только все
разошлись из гостиной. А что?
27

— А вы не видели, входил ли кто-нибудь кроме меня в Ружейный
зал? Раньше?
— Нет. Но я мог не заметить, вы понимаете,— сказал Тэйлрэйн.
Он вдруг смутился. Кровь Новой Англии напомнила о себе, и он
почему-то почувствовал себя виноватым.— Я... знаете ли... заду¬
мался... А что?
Несколько долгих минут Мэссей молчал. Тэйлрэйн ждал. На¬
конец секретарь заговорил:
— Я искал его там. И когда дошел до середины зала, мне
вдруг послышалось, что там есть кто-то кроме меня: какой-то
шорох, знаете ли... Я громко заговорил, но в той части зала трудно
что-либо отчетливо расслышать из-за адского грохота водопада.
Тем не менее шорох прекратился. Я поискал еще немного, но
тщетно. Там горит только одна очень тусклая лампочка, при ней
практически ничего не видно. Это вовсе не значило, что его там
нет, — он может бродить по залу и в полной темноте. Я вдруг
страшно разозлился. Понимаю, что надо уметь владеть собой и
все такое, но черт побери!..— Мэссей поерзал в кресле; он нервно
курил, и его полное лицо казалось очень усталым.— В общем, я
пошел к выходу. И как раз, когда я выходил... вы сами видели.
Боже мой, не знаю, что и подумать!
Слушая секретаря, Тэйлрэйн зачарованно смотрел на закрытую
дверь. Ее зловещий вид возбуждал в воображении какие-то ужасные
фантазии. Доктор никак не мог отвести от нее взгляд.
— Жемчуга? — переспросил он.— А вы понимаете, что он
имел в виду?
Мэссей заколебался:
— Думаю, да. Я... Во всяком случае, никаких секретов тут нет.
Просто непонятно, при чем тут это.— Он нервно побарабанил паль¬
цами по портфелю.— У леди Рейли, конечно, уже есть несколько
очень ценных жемчужных ожерелий, но он собирается подарить ей
еще одно на день рождения; это будет через неделю. На прошлой
неделе сюда приезжал один ювелир из Лондона, он привез несколько
образцов, из которых они выбрали один... Так что...
Тэйлрэйн, который все еще смотрел на дверь Ружейного зала,
увидел появившуюся из коридора высокую фигуру Фрэнсиса Стей¬
на. Он нес поднос и графин. «Интересно,— подумал Тэйлрэйн,—
проходит ли кто-нибудь в библиотеку через гостиную? Или все
они пользуются этим коридором?»
— Привет, джентльмены! — воскликнул Фрэнсис.— Не хотите
ли выпить?
— Да,— решительно ответил Мэссей.
— Я разгромил Джорджа за бильярдом,— Фрэнсис балансировал
подносом с ловкостью официанта,— и мы почувствовали необхо¬
димость подкрепиться спиртным. Я никак не мог дозваться Вуда,—
28

Бог его знает, куда он делся,— так что выпивку я нашел сам.
Я гостеприимен, я весьма гостеприимен. Пожалуйста.
В глубине дома кто-то завизжал.
Этот визг, хоть и приглушенный, был так пронзителен и резок,
что от него ломило зубы. Тэйлрэйн вздрогнул. Поднос опасно
накренился в руках Фрэнсиса, и Мэссей неуклюже подхватил па¬
дающий графин. Они замерли в ожидании; Фрэнсис медленно по¬
вернул побелевшее лицо и тупо уставился на дверь Ружейного
зала.
Казалось, прошли долгие минуты, прежде чем сквозь шум во¬
допада они услышали частый стук каблуков. Тэйлрэйн бросился
вперед и, завороженный ужасом, увидел, как сотрясается огромная
дверь, словно кто-то неуклюже старается открыть ее. Холодный
туманный воздух из раскрытого окна наполнил его легкие — и
он закашлялся. Силы покинули его. В это мгновение он осознал,
что ему уже очень далеко за сорок...
Мимо пробежал Фрэнсис и поймал в объятия Патрицию Стейн,
выпавшую из двери; она бессильно повисла у него на плече. Ос¬
торожно передав Мэссею ее обмякшее тело, Фрэнсис толкнул дверь,
скрылся в темноте, но вскоре появился вновь. Он шел, словно
пошатываясь,— у него тряслись колени. Он оперся спиной о стену,
чтобы собраться с силами, и обвел всех мрачным взглядом.
— Очень хорошо, что доктор Мэннинг еще не уехал,— сказал
он серьезно.— Старик мертв.
И он начал бесцельно тереть глаза тыльной стороной ладони.
Может быть, вытирал пот. А может быть, хотел спрятать свой
взгляд.
ЗАКОЛОЧЕННАЯ ДВЕРЬ
Генри Стейн, лорд Рейли, пэр Англии, теперь вполне мог со¬
ответствовать торжественному и звучному своему имени. Он лежал
ничком у подножия пьедестала, на котором возвышалась гигантская
фигура вооруженного всадника на деревянном коне. Это было в
самом центре девяностофутового зала, полного тускло мерцающих
неподвижных фигур и ветхих боевых знамен. Всадник в матово
поблескивающих золоченых доспехах с опущенным забралом ка¬
зался живым в этом сумраке. Боевой конь в богатом чепраке,
присев на задние ноги, занес копыто над Генри Стейном.
Все было ясно и без подробного осмотра. В синих складках его
шеи была утоплена веревка, туго завязанная узлом; ее длинные
концы свешивались по обеим сторонам шеи, почти закрытые взлох¬
маченными седыми волосами. Капюшон его грязного белого бала¬
хона был порван. Ладони его были судорожно прижаты к груди,
и голова втянута в плечи. Раскинутые ноги с подвернутыми носками
29

были согнуты в коленях, будто он упал, пытаясь сделать какое-то
гимнастическое упражнение с приседанием.
Они смогли все это рассмотреть, потому что Мэссей зажигал
спичку за спичкой, тихо ругаясь, когда они обжигали пальцы.
Лорд Рейли, некрупный при жизни, в смерти стал непостижимо
крохотным: он был похож на куклу, задушенную в этом жутком
зале, полном мертвых кукол.
Стоя над ним, Тэйлрэйн почувствовал медленное и тяжкое
биение своего сердца. Он не был особенно потрясен или тронут
присутствием смерти — это его удивило, и он ощутил легкое
чувство вины. Его трезвый пытливый ум начал свою работу, как
только он вошел в зал. И сейчас доктор продолжал внимательно
осматриваться вокруг, слушая монотонные чертыхания Мэссея.
Только одна тусклая лампочка горела над дверью; темные очертания
рыцарских доспехов походили на смутные очертания каких-то чу¬
довищ.
— Здесь есть еще лампы? — спросил Тэйлрэйн и сам удивился
твердости своего голоса.
Лицо Мэссея выглядело причудливо в пляшущем свете спички.
Трясущейся рукой он как будто нашаривал пуговицу воротника.
— А? — переспросил он.— Еще что?.. А! Да. Там у двери —
выключатель... Это основное освещение. Никому не разрешалось
включать его. Просто в голову не пришло... Вот... Я совсем забыл,—
тут спичка погасла.— Я забыл. Включите же свет, ради Бога!
Тэйлрэйна преследовало ощущение нереальности, будто все это
происходило не наяву. Он положил руку молодому человеку на
плечо и спросил:
— Вы любили его?
Мэссей помолчал, потом заговорил медленно:
— Нет. Нет, не думаю. И не думаю, чтоб кто-нибудь вообще
его любил. Это что-то другое — знаете, как-то привыкаешь забо¬
титься о таких, как он; они — словно дети.
Он снова помолчал и прибавил странным голосом:
— Знаете, мне кажется, один только я и буду сожалеть о его
смерти.
Тэйлрэйн пошел к двери искать выключатель; эхо его шагов
гулко звучало в темноте. Пол был вымощен огромными темно¬
красными плитами, и швы между ними были заделаны белой
известкой. Здесь было очень холодно: леденящий холод и влажный
воздух. Водопад находился прямо за стеной зала, и прозрачные
стеклянные витрины иногда тонко звенели, сотрясаясь в грохоте
падения воды. Тэйлрэйн потер ладонь о ладонь — они были чуть
влажные, и сердце его билось по-прежнему тяжело.
Он нащупал выключатель на стене у двери и повернул его.
Раздался отчетливый сухой щелчок, и Тэйлрэйн замер, поражен-
30

ный... Какое-то смутное неотвязное воспоминание зашевелилось в
глубине его мозга. Он стоял, глядя прямо перед собой напряжен¬
ными пустыми глазами, и пытался что-то вспомнить.
Щелчок. Совсем недавно, вероятно в течение последних двад¬
цати минут... да, когда он сидел у камина в библиотеке, созерцая
закрытую дверь Ружейного зала... кажется, он слышал какой-то
приглушенный металлический щелчок, донесшийся оттуда... Когда
же это было? Задаваться этим вопросом сейчас было бесполезно:
память могла сыграть с ним любую шутку. Был ли это щелчок
выключателя? Вряд ли. Хотя под гулкими сводами библиотеки
любой, даже незначительный звук мог прозвучать громко. Но дверь-
то в зал была закрыта...
Он стиснул зубы и вернулся к остальным.
Скрытые под сводами потолка лампы заливали зал холодным
сиянием. Это помещение было спроектировано с тем расчетом,
чтобы дневные лучи никогда не проникали сюда. На левой его
стене окон не было. Грохот водопада слышался здесь так отчетливо,
что Тэйлрэйн подумал, не разобрали ли эту стену, оставив ей
лишь фут-два толщины, дабы освободить побольше места для кол¬
лекции лорда Рейли. Здесь были развешаны гобелены середины
семнадцатого века из мастерских Генриха VI, а между ними висело
оружие, мертво блестящее полированными поверхностями. Огром¬
ный гобелен, на котором было изображено разграбление Иеруса¬
лима Титом и Веспасианом, занимал почти всю заднюю стену,
там же стояла высокая круглая средневековая печь из бело-го¬
лубых изразцов в германском стиле, а по обе стороны от нее
находились два стеклянных шкафа, в которых хранились мечи,
разнообразные палаши, шпаги, рапиры и тому подобное вплоть
до легких, отделанных золотом и слоновой костью мечей более
изысканной эпохи.
Тэйлрэйн перевел взгляд на правую стену: итак...
Высота Ружейного зала, как и Большого, равнялась двум этажам
здания. На половине той высоты вдоль правой стены тянулся резной
балкон с низкими перилами. К нему вела узкая винтовая железная
лестница. Над балконом разноцветно сверкали четыре изящных
мозаичных окна. «Ложные,— понял Тэйлрэйн,— ведь за этой стеной
находятся помещения дома».
Но все это были второстепенные экспонаты музея по сравнению
с другими,— верней, с другим,— который еще не был снабжен
табличкой. В высоких стеклянных витринах вдоль стен были вы¬
ставлены полные комплекты доспехов: норманнские кольчуги, го¬
тические латы; здесь были и шлемы с забралами, и морионы. Все
экспонаты будто парили в воздухе и, осененные свисающими с
потолка выцветшими боевыми знаменами, казались невыразимо
зловещими. Тэйлрэйн заглянул в пустую витрину, бархатное дно
31

которой хранило отпечатки перчаток; рядом находилась витрина
с арбалетами — на одном из них тетивы не было...
Огромный позолоченный всадник в центре зала, казалось, еще
сильней осадил коня, и конские копыта еще выше вознеслись над
телом лорда Рейли. Тэйлрэйн увидел собственное дыхание, обра¬
тившееся в пар, и услышал собственный голос:
— Его убили.
Мэссей, который до сих пор все неподвижно стоял, уставившись
на труп, медленно поднял отсутствующий взгляд:
— Я... я тоже так полагаю,— Тэйлрэйн увидел, что его трясет.— Но
где же доктор? Я страшно замерз. Мне необходимо что-нибудь выпить.
— Вам не кажется,— спросил Тэйлрэйн,— что тот, кто его
задушил, был в тех самых перчатках?
— Боже, почему вы так решили? — Мэссей медленно выходил
из оцепенения. Он посмотрел на Тэйлрэйна, потом снова на труп.—
Вы имеете в виду... о, понимаю! Теперь понимаю. Кто-то украл
перчатки... Но все-таки,— он был подавлен и, не найдя никаких
возражений, продолжал: — Но вот что... если это так, то ведь
Пат.;, она должна была видеть убийство.
— И убийцу.
— И убийцу,— тихо повторил Мэссей, кивнув головой.— Но
как вы думаете, что она делала здесь? Даю вам слово, что, сколько
я ее знаю, она ни разу не заходила сюда. И всегда говорила, что
эта коллекция ей отвратительна.
Он замолчал. В зал вошел Фрэнсис и с ним — похожий на
священника полный, гладко выбритый, приятный человек в очках
с золотой оправой. Он нес в руке черный саквояж и двигался
как-то по-особенному, немного выдвинув одно плечо вперед, как
всякий врач, привыкший следовать за людьми по узким коридорам.
— Сюда, доктор,— сказал Фрэнсис. Он выглядел очень усталым.
Доктор поцокал языком.
— Плохо. Очень плохо.— Он держался с профессиональным
спокойствием, но было заметно, что потрясение его велико. Он
склонился над телом, и Тэйлрэйн увидел, что у него сильно дрожат
руки.— Минуточку. Будьте любезны, мистер Мэссей, отойдите
немного в сторону... Спасибо. Да-а.
Фрэнсис судорожно закрыл лицо ладонями.
— Спокойно, мальчик,— тихо сказал Тэйлрэйн и положил
руку молодому человеку на плечо. Когда Фрэнсис медленно отнял
ладони от опавшего и разом постаревшего лица, Тэйлрэйн спросил: —
Что с сестрой?
— Сейчас придет в себя. У нее был нервный шок. Она лежит в
гостиной. Брюс, пойдите, посидите с ней, пожалуйста. И ради Бога,
не поднимайте на ноги весь дом. Думаю, кроме нас никто не слышал
этого визга. И попросите сюда сэра Джорджа Ансгрутера, если увидите его.
32

Мэсссй неуверенной походкой направился к двери; он продолжал
оглядываться назад через плечо и чуть не наткнулся на стеклянную
витрину.
—	Наверное, это неуместно,— сказал Фрэнсис,— но я закурю.—
И он торопливо закурил. Потом несколько раз пытался что-то
сказать и наконец выговорил:
—	Эта веревка... это тетива, не так ли?
—	Похоже.
—	Кто-то... кто-то убил его. Да?
—	Тишс-тише. Да, похоже.
Выпуская дым, Фрэнсис в смятении пробормотал:
—	Это просто невозможно. Уби... даже не хочу произносить
это слово. Послушайте, сэр, вы ведь сидели там, в библиотеке?
—	Да.
—	И вы могли видеть дверь.
—	Конечно,— медленно ответил Тэйлрэйн. — Я не спускал с
нее глаз с той минуты, как туда вошел ваш отец. А это случилось
за пять минут до вашего прихода.
Фрэнсис тупо смотрел на него; потом в его глазах появился
проблеск сознания. Он попытался вынуть сигарету изо рта, но
губы его так пересохли, что она прилипла к ним; он яростно
выдернул ее:
—	Но тогда... кто-то же сделал это? Он должен был выйти из
зала или спрятаться здесь... О Боже, вы думаете...
— Я могу поклясться,— твердо сказал Тэйлрэйн,— что никто
не выходил отсюда, кроме вашей сестры. Я смотрел на эту дверь
нс отрываясь. Никто за это время отсюда нс выходил.
И как доказали последующие события, Тэйлрэйн говорил аб¬
солютную правду. В глазах Фрэнсиса отразилось смятение. Молодой
человек пристально смотрел на него несколько мгновений, потом
подошел к двери, запер ее изнутри и положил ключ в карман.
— Это можно будет проверить, — сказал он. — Что вы скажете,
доктор?
Мэннинг поднялся и отряхнул пыль с колен. Его схожесть с
полным упитанным священником усугублялась золотой цепочкой
очков, заправленной за ухо. И он казался расстроенным гораздо
больше, чем если бы это была смерть простого знакомого.
— Мертв, конечно,— тихо сказал он.— Это и без доктора ясно.
Задушен вот этой веревкой всего несколько минут назад. Он был
слабый человек. Для того чтобы его задушить, не потребовалось
много времени — минуты две, вероятно.— Он заколебался: —
Фрэнсис, вы знаете, что я — здешний коронер. Я должен... пред¬
принять некоторые шаги. Чертовски неудобно, конечно, но...
— Убийство,— произнес Фрэнсис с отсутствующим видом и
зажмурился от дыма сигареты.
2 ДжД.Карр «Сжигающий суд»
33

— Несомненно.
Фрэнсис замялся:
— Доктор, извините, но... Боюсь, у меня не получится, и я
только все испорчу. А вы — сможете. Леди Рейли рано или поздно
должна узнать об этом, и не могли бы вы?..
— Конечно,— серьезно ответил доктор.— А сейчас позвольте
мне сообщить в полицию.
Выпустив доктора, Фрэнсис стоял несколько мгновений, глядя
в библиотеку холодными, почти жестокими глазами. От былой его
вялости и безмятежности не осталось и следа. Он повернулся к
Тэйлрэйну:
— Извините за прямоту, сэр. Надеюсь, вас не обидят мои слова.
Вы производите впечатление доброго старого чудака, и я абсолютно
уверен в вашей честности. Не знаю, умны вы или нет, но я знаю,
что вы — честный человек. И я могу положиться на вас и, думаю,
могу положиться на сэра Джорджа. Я имею в виду...— он нахму¬
рился.— Извините. Сейчас надо заняться другим. То есть...
Тэйлрэйн почувствовал, как горячая волна возмущения и раз¬
дражения поднимается в нем. Он вовсе не стар! И что касается
его ума... ах ты, щенок проклятый! Он уже собирался высказаться
на эту тему, как Фрэнсис высунулся из двери и тихо позвал:
«Сандерс!»
В дверь осторожно просунулся толстый плосколицый лакей,
выглядевший чрезвычайно нелепо в своей униформе.
Гневные мысли доктора, видимо, были ясно написаны на его
лице, потому что Фрэнсис резко бросил ему:
— Мне тридцать пять, сэр. Сандерс, помоги нам осмотреть зал.
И не упускай из виду ничего. Здесь может кто-нибудь прятаться.
Понятно?
— Плохо, сэр... вот это,— пропитым хриплым голосом сказал
лакей и мотнул головой в сторону трупа. Потом спросил с сомне¬
нием: — А не может ли этот человек прятаться в каких-нибудь
доспехах?
— Это невозможно. Так только в кино бывает. Но осмотри их
все-таки. Давай, поднимайся.— Он повернулся к Тэйлрэйну и с
отчаяньем сказал: — Здесь должен кто-то прятаться. Вы же сказали,
что отсюда никто не выходил... здесь нет другого выхода. Никакого!
Ни крысиной норы. Вы твердо уверены, что никто не мог про¬
скользнуть мимо вас?
— Абсолютно уверен. А тот балкон?.. Те окна?.. Убийца мог
скрыться через одно из них.
— Они открываются в спальни. Верней, не открываются вообще.
Заперты накрепко на огромные запоры с той стороны; всегда за¬
перты. Простым человеческим усилием их не открыть. Но давайте
дсе-таки попробуем.
34

Они вместе поднялись лс глптобон лхлсепой лсс.ницс. Фрэнсис
шел впереди неуклюжей порывистой походкой.
— Сюда никто не поднимался,— мрачно сказал он,— поглядите.
Балкон был шириной фута в четыре, и широкие перила его
были высотой около трех футов. Вся его поверхность была покрыта
толстым слоем пыли — и перила тоже. Носком ботинка Фрэнсис
провел черту в пыли; и это был единственный след там.
Тэйлрэйн задумчиво рассматривал стрельчатые окна, отстоящие
одно от другого приблизительно на пятнадцать футов; они сверкали
синей, золотой и красной мозаикой.
— Мы должны все проверить,— сказал Фрэнсис.— Помогите
мне... Так, посмотрим... Петли у них находятся с той стороны,
а открываются они, как двери. Но куда открываются: внутрь
или наружу? Конечно, внутрь! Сейчас увидим. Я абсолютно
уверен, что они закрыты с той стороны, но давайте попробуем
все-таки.
Они вдвоем навалились на раму и совместными усилиями по¬
пытались открыть ее. Рама даже не дрогнула. Осторожно ступая
по пыли, они прошли к следующему окну и попытались открыть
его с тем же успехом. Несмотря на их старания, ни одно из
четырех окон даже не подалось.
Тэйлрэйн запыхался, он вытер руки носовым платком и ска¬
зал:
— Пыль и окна. Что ж, я могу поклясться еще в одном: никто
не мог выйти отсюда и через окна.
Они пристально посмотрели друг на друга, потом Тэйлрэйн
перевел взгляд вниз. Большая нелепая фигура Сандерса методично
двигалась от витрины к витрине, цвет его ливреи казался почти
изысканным по сравнению с этим ужасным потемневшим от вре¬
мени металлом. Опершись ладонями о пыльные перила, Тэйлрэйн
задумчиво разглядывал свисающие со стен знамена: вот стоящий
на задних лапах венский лев — темно-коричневый на выцветшем
желтом фоне; и золотые геральдические лилии на боевых стягах
Короля-Солнца; и флаг с изображением испанского герба, пробитый
мушкетной пулей... пахнущие пылью знамена неподвижно висели
внизу. Тускло мерцали стеклянные витрины. Сверху было видно
синее распухшее лицо мертвого пэра.
Медленные шаги Сандерса гулко раздавались в тишине...
Наконец он закончил осматривать зал и вернулся к запертой
двери.
— Здесь никого нет, сэр, — решительно объявил он. — Могу
присягнуть на Библии. И, судя по пыли, здесь никого не было.
Фрэнсис, растрепанный, с упавшими на лоб волосами, вытащил
носовой платок и спокойно стал отряхивать пыль с манишки. Он
снова стал говорить с обычной для н§го бессвязностью:
35

— Знаете ли, сэр, это тупик. Имею в виду, это очень плохо. Ни
входа, ни выхода внутри никого нет... Вы понимаете, что все подумают?
— Вы хотите ска...
— Пат. Здесь находилась только она.
— Но, Господи, это же нелепо!
— Совершенно верно. Но и что из этого? Понимаете?
— Но неужели же здесь нет никакого выхода? Никакой потайной
двери, подземного хода или еще чего-нибудь вроде этого? Ведь не
может же быть, чтобы девочка...
Длинное лицо Фрэнсиса немного прояснилось, он поднял брови:
— Извините, сэр. Но вы тоже ходите в кино. Как и Сандерс.
Очень жаль, но ничего такого здесь нет. Привидений нет. Потайных
дверей нет. И нет... О Боже!
Голос его вдруг прервался, глаза расширились, он щелкнул
пальцами. И потом, с силой оттолкнув в сторону Тэйлрэйна, бро¬
сился к лестнице и, казалось, не сбежал, а скатился с нее в зал.
Чувствуя боль в боку, американец последовал за ним. Громкое
эхо частых шагов Фрэнсиса зазвучало в каменных стенах; через
мгновение он уже был у гобелена в глубине зала — у огромного
фламандского гобелена, который занимал почти всю стену.
— Сюда, Сандерс,— резко приказал он.— Возьми-ка эту шту¬
ковину вот здесь и поднимай ее, как можно выше. Еще выше...
Я феноменальный идиот, сэр. Знаю здесь каждый уголок, каждую
щелку й совершенно забыл нечто настолько же очевидное, как
сама главная дверь.
— Сэр,— начал было лакей, поворачивая к нему измазанное
пылью лицо,— сэр...
— Помолчи, Сандерс. И подними гобелен повыше. Этот зал
соединяется со старой Главной башней замк^а — она, конечно,
закрыта, как и все остальные башни. Но туда ведет дверь... Большая
дверь... Послушайте, это же прекрасно! Именно этим путем и
скрылся убийца. Поднимай, Сандерс, поднимай...
Сандерс поднял гобелен так высоко, как мог, и тот стал похож
на огромную палатку. Когда на стену за гобеленом упал свет,
Фрэнсис подался вперед и вдруг замолк. Потом Тэйлрэйн услышал
сдавленные проклятия: Фрэнсис яростно дергал большую дверную
ручку. Заглянув под гобелен, доктор увидел по краям двери ряды
блестящих металлических кружочков.
— Я все пытаюсь объяснить вам, сэр,— спокойно сказал Сан¬
дерс,— вы не сможете открыть эту дверь. Разрази меня гром,
не сможете. Это хозяин, сэр, его светлость. Пришел сюда вечером
и заколотил дверь, сэр; наглухо, десятипенсовыми гвоздями. А
потом он вышел наружу и заколотил ее еще с другой стороны.
36

ЖЕМЧУЖНОЕ ОЖЕРЕЛЬЕ
После нескольких безуспешных попыток открыть дверь они
медленно возвратились в зал.
— Вот, значит, зачем ему понадобились молоток и гвозди,—
задумчиво говорил Фрэнсис,— и если он лазил в башню, чтобы
подобраться к двери с другой стороны, тогда понятно, почему он
был так испачкан... Но зачем? Зачем ее заколачивать?
Он задумчиво кусал ногти.
— Послушайте, вообще чертовски странно, что в подобных
обстоятельствах ум начинает обращаться к каким-то выдуманным
историям. Я имею в виду беллетристику. Люди, прячущиеся в
доспехах, и все такое прочее. Ни в одном фильме еще не показали
рыцарские латы без того, чтобы они вдруг не восстали и не поразили
кого-нибудь мечом — просто традиция какая-то. Даже Сандерс в
первую очередь предположил именно это. Черт,— он сердито на¬
хмурился и зашаркал по плитам.— У меня теперь в голове засела
улица Морг1. Я имею в виду ложные гвозди. Которые слишком
коротки, чтобы пройти сквозь двери.
— Ну, только не здесь,— хрипло объявил Сандерс через плечо.—
Эта дверь заколочена наглухо. Я сам все видел. Да. А после того,
как хозяин забил ее с другой стороны, он еще забил и наружную
дверь Главной башни — там, со стороны заднего двора. Понимаете,
сэр? Это я вам точно говорю.
— Шпик несчастный,— бесцветным голосом сказал Фрэнсис.—
Пойди, налей себе что-нибудь выпить, если хочешь. И не мути
воду. Да.
Он умолк, уже спокойно разглядывая труп отца.
— Послушайте, нам нужна лупа. У него в кабинете есть.
Видите ли, я почти уверен, что убийца был в тех перчатках. У
них очень острые наконечники; на этом кожаном шнуре могли
остаться следы... Ого!
Он наклонился и указал на пол:
— Отцовский бумажник!
Раскрытый кожаный бумажник, из которого высовывалось не¬
сколько засаленных бумаг, был брошен около тела. На бумажнике
были инициалы Г.С.
— Наверно, не стоит его трогать, а то полицейские поднимут
шум, что мы им все как всегда испортили.
Его вымученно-веселый голос гулко звучал под каменными блед¬
но освещенными сводами потолка.
— А не лучше ли нам...— начал Тэйлрэйн.
1 Речь идет о рассказе американского писателя-романтика Эдгара По (1809—
1849) «Убийство на улице Морг». (Ред.)
37

— Да, конечно. Расспросить Пат. Это все ужасно. Но как
хорошо, что я играю в гольф.
— В гольф?
Фрэнсис вытер лицо и шею большим носовым платком, как
полотенцем.
— На площадке для гольфа можно познакомиться с интересными
людьми,— пояснил он.— Они останавливаются в отеле — помните,
мы проезжали мимо? Вы слышали что-нибудь о Джоне Гонте?
— Нет.
— Думаю, мы все скоро о нем услышим. Пойдемте, сэр.
Когда они вышли из Ружейного зала, Фрэнсис снова запер
дверь и положил ключ в карман. Они пересекли библиотеку и
прошли в гостиную. Сандерс неслышно ступал сзади, словно ручной
тигр. Патриция лежала, свернувшись клубком, в углу кожаного
дивана, и ее невидящий взгляд был устремлен на сияющую медную
люстру. Маленький ребенок, бледная круглолицая девочка в ве¬
чернем платье с испачканными и измятыми на груди кружевами.
Она дышала тяжело и порывисто. Мэссей сцдел рядом на краю
дивана, растерянно поглаживая ее ладонь. Сэр Джордж Анструтер
с кием в руках стоял, неподвижно уставившись на Пат, и лицо
его казалось очень постаревшим.
— Боже мой,— сказал он. — Это правда или вы все просто
посходили с ума?
— Пойдите и посмотрите сами,— ответил Фрэнсис, устало
пожимая плечами.— Господи, Пат, бедняжка. Как же ты испуга¬
лась! Но что там произошло?
— Со мной все в порядке, честное слово,— с трудом выговорила
Пат прерывающимся голосом и заплакала.
Мэссей спокойно вытащил из кармана носовой платок и вытер
ей лицо, потом высвободил из ее руки пустой стакан и молча сел.
— Все... все в порядке,— с усилием повторила она.— Я не
маленькая. А... а он действительно?..
— Да, девочка,— сказал Фрэнсис.— Его больше нет. И ничем
этому не помочь. Но расскажи нам, что же там произошло?
Она с трудом приподнялась на тонких руках и посмотрела на
них мокрыми, расширившимися от ужаса глазами и пролепетала:
— Я вдруг увидела его. Я чуть не наступила на него. Это было
ужасно. Там горела только одна маленькая лампочка, и я увидела
его ботинки...
— Но что ты там делала, дорогая?
— Ну как, я выходила оттуда,— с тупым удивлением ответила
она, как будто это все объясняло.
Фрэнсис был спокоен:
— Да, конечно. Само собой разумеется, Пат. Но я имею в
виду, что ты там делала до того? Что ты делала в Ружейном зале?
38

Она замялась с жалким и неуверенным видом, явно подыскивая
мало-мальски убедительно звучащую ложь. Казалось, она обдумы¬
вает, не заплакать ли ей снова.
— Я просто была там, Фрэнк. Имею я право зайти туда, если
мне захочется — или нет? — В ее голосе послышались истерические
нотки.
— Конечно. И где же ты «просто была там»?
— Да! Просто! Просто ходила по залу!
Фрэнсис прищелкнул языком:
— Ох, послушай, Пат... В темноте? Или почти в темноте?
Послушай, дорогая, ты же боишься привидений. Здесь все твои
друзья. Ну скажи нам.
— Я была так несправедлива к нему! — она зарыдала.— Так
зла! Я дерзила ему... Я скажу! Скажу! Я стояла за печью.
Морщинка перерезала лоб Фрэнсиса. Он взглянул на сэра Джор¬
джа, который с безучастным видом вертел руками кий. Пододвинув
кресло к дивану, Фрэнсис сел около нее и взял ее за руки.
— Ты имеешь в виду большую изразцовую печь в глубине зала?
— Не скажу.
— Но ты сказала.
— Нет! Нет! Нет! — закричала она, тряся головой, как вздорный
капризный ребенок.— И вообще это тебя не касается! И я тоже
испачкала руки,— непонятно к чему добавила она.
Сэр Джордж тронул Фрэнсиса за плечо:
— У нее сильное нервное потрясение, Фрэнк. Лучше на неко¬
торое время оставить ее одну.
— Какой вы милый! — сказала Патриция и зарыдала с новой
силой.
— Ну-ну,— успокаивающим тоном говорил Фрэнсис.— А скажи,
ты ведь недолго находилась там?
— Нет. Недолго. Понимаешь, я должна была сначала пере¬
одеться. Потом, когда я шла через библиотеку, вон тот милый
старичок сидел с закрытыми глазами у камина. Я думала, что он
спит, и шла на цыпочках, чтобы не побеспокоить его... да, только
чтобы не побеспокоить. Потом я зашла в зал и...
— Ты включала главное освещение?
— Ох, нет! Может быть, кто-нибудь еще... и, пожалуйста, не
перебивай меня! Пожалуйста!
— Ты рассказываешь прекрасно, Пат!— Фрэнсис нежно похло¬
пал ее по руке.— Ты бравый маленький солдатик. И что случилось
потом?
— Ну, ты понимаешь,— бессвязно и торопливо продолжала
она,— я просто ждала... понимаешь? Потом мне послышался ка¬
кой-то шум. Какое-то движение или звук шагов: было очень плохо
слышно из-за шума воды. В общем, я спряталась за печь.
39

— Это, вероятно, был я,— спокойно сказал Мэсссй.— А что
было потом, мисс Стейн?
— Ну, прошло довольно много времени — и до меня донеслись
звуки разговора. Разговаривали громко — ведь иначе ничего не
было бы слышно,— и потом я услышала, как хлопнула дверь.
— То отец входил,— тихо сказал Фрэнсис.— Теперь, Пат,
вспомни как следует: ты выглядывала из-за печи?
— Нет. Господи, нет! Я не хотела, чтобы они увидали... ой, не
понимаю, что это я такое говорю. И в любом случае я тогда стояла
уже за гобеленом. Я его придерживала руками, чтобы он не касался
лица; он ужасный, грязный, и, по-моему, там живут клопы, и...
И, глядя в эти испуганные широко раскрытые глаза, глядя на эти
тонкие руки с голубыми венами, судорожно вцепившиеся в штанину
Фрэнсиса, Тэйлрэйн отчетливо представил себе: огромный темный зал,
едва освещенный одиноким желтым огоньком и полный зловещих
отблесков стали... гулко грохает дверь, и старик ковыляет в глубину
зала... и вот шаги его уже стали неразличимы в гуле водопада... и в
то время, когда его дочь стоит за большим гобеленом, тетива...
Даже если он и закричал, она этого не могла услышать. Но
руки в перчатках накинули тетиву сзади, и понадобилась всего
минута — две самое большее, чтобы слабые старческие легкие
перестали работать.
Тэйлрэйн видел как наяву эти стальные перчатки с остриями
на пальцах... Но как? Как? Убийца не мог выйти ни через главную
дверь, ни через окна, ни через заколоченную дверь, никаких по¬
тайных ходов там нет; но он и не прятался в зале1. По мере того
как ситуация прояснялась, она казалась все более фантастической,
дикой и уму непостижимой.
— Может быть, ты что-нибудь видела или слышала? — спра¬
шивал Фрэнсис.
— Там были крысы,— ответила Патриция,— и поэтому я
вышла и тогда увидела его.
Фрэнсис погладил подбородок.
— Тебе лучше пойти наверх и лечь, дорогая,— сказал он.—
Брюс тебя проводит. И пожалуйста, Брюс, пошлите к ней миссис
Картер. Иди, Пат.
Очевидно, она не ожидала, что допрос завершится так скоро.
Испуганно она смотрела на брата, словно ожидая какого-то подвоха;
но нехитрый ее разум подсказал ей, что бояться больше нечего,
и тогда как-то жалко и трогательно прояснился ее взгляд. Она
извинилась за свой покрасневший нос, и слабая благодарная улыбка
тронула ее губы, когда она выходила, опираясь на руку Мэссея.
1 Отметим, что все это так и было. (Лв/н.)
40

Фрэнсис покачал головой, глядя ей вслед.
— Экспериментировала с косметикой,— с отсутствующим видом
сказал он,— и с духами. Выглядит, как раскрашенная кукла под
дождем.
Он резко повернулся к Тэйлрэйну и сэру Джорджу; последний
растерянно почесывал кием за ухом.
— Знаете, я не особо проницателен,— продолжал Фрэнсис,—
но Пат с рождения не была дальше, чем в десяти милях от
Элбриджа; кроме одного раза, когда старик взял ее с собой в
Париж. И всю неделю, что они провели в Лувре, заставлял ее
неподвижно сидеть на стуле и грозился запереть ее в чулан, если
она хоть шаг ступит из дома. Она страшно боится темноты и не
сунулась бы в этот зал, не будь у нее чертовски важной причины
для этого.
— Те гвозди в двери...— начал Тэйлрэйн.
— Почему старик заколотил ту дверь, можно понять. Точно.
Главная башня — отличное место для свиданий: туда никто никогда
не заходит. А он мог зайти туда через наружную дверь со стороны
заднего двора, не возбуждая ничьих подозрений. Только... никто
пройти в башню не мог. Ведь старик заколотил обе двери...
— Он?— повторил сэр Джордж.
Фрэнсис стремительно обернулся. Неуклюжий молчаливый Сан¬
дерс стоял у двери Большого зала.
— Сандерс!
— Да, сэр.
— Попроси мистера Кестевана спуститься сюда, будь добр!
Сандерс ушел. Фрэнсис кратко изложил факты сэру Джорджу.
Баронет грузно опустился в кресло и безучастно стал что-то на-
свистывать сквозь зубы.
— Этого я и боялся,— наконец произнес он.
— Вы кого-то подозреваете?— спросил Тэйлрэйн.
— Не знаю...— медленно ответил сэр Джордж.— Не знаю...
Но вы же сами видите. Убийца не стал красть подлинную тетиву
с арбалета, которая тут же лопнула бы, накинь он ее на шею
жертвы. Он украл новую. Прочную кожаную тетиву.— Сэр Джордж
задумчиво свел и развел ладони, пристально на них глядя.— По¬
слушай, Фрэнк, а кто знал, что это была новая тетива?
— Это бесполезно. Да все в округе, насколько мне известно,—
ответил тот.— Старик всем уши прожужжал о том, что я натворил
в бытность свою подростком. Я имею в виду эту порванную
тетиву. Он обычно рассказывал эту историю за обедом, и мы
все должны были внимательно ее слушать. Черт возьми!.. Но
есть еще другое...
В каком-то вдохновении Фрэнсис вспомнил о своей заветной
фляге. Он вытащил ее из заднего кармана брюк и протянул сначала
41

Тэйлрэйну, потом сэру Джорджу, затем сам сделал большой глоток
и печально поболтал опустевшую флягу.
— Да, значит. Не знаю, помните вы или нет... По дороге сюда
я вам рассказывал о Дорис, что она якобы видела рыцарские латы,
стоявшие посередине большой лестницы?
— Эта Дорис в центре событий,— пробормотал сэр Джордж,—
но Дорис...
— Ей это не примерещилось,— сказал Фрэнсис.
— Ради всего святого!— прервал его баронет.— Уж не собираешься
ли ты ставить на нас психологические опыты?
— Ну, я хочу сказать... там на перилах остались отметины, знаете
ли. Пять царапин. Как будто от железных пальцев перчаток.
Фрэнсис умолк.
Сэр Джордж уставился на Фрэнсиса, потом поднес кий к глазам
и, прищурившись, довольно долго смотрел вдоль него, словно при¬
целиваясь для удара по невидимым бильярдным шарам. Наконец
он поднял бледно-серый рыбий взгляд и сказал безжизненно:
— Так не пойдет, Фрэнк. Ты можешь рассказывать все что угодно
о разгуливающих по дому латах. Но вся эта история: никто не входил
в зал, никто не выходил... слушай, так не пойдет. Кто-то что-то
проглядел, ошибся, так ведь?
Общее молчание было красноречивей любых слов. Фрэнсис и
Тэйлрэйн пристально смотрели на баронета, и нерешительность
появилась в его взгляде. Недоверие, смятение, гнев последовательно
отразились на лице сэра Джорджа, отчего оно покраснело еще
больше и стало похоже на разъяренный дорожный знак.
В наступившей тишине было слышно лишь, как злобно и на¬
стойчиво бормочет в отдаленье водопад... Баронет с треском опустил
кий на пол.
— Но этого же не может быть, черт побери! — вскричал он.
— Мне нужно наполнить флягу,— задумчиво произнес Фрэнсис.—
Она совсем пустая.
Сэр Джордж рассматривал свои ладони:
— Но что же мы собираемся делать?
— Я спрашивал доктора Тэйлрэйна, он не знает,— сказал Фрэн¬
сис,— но вы-то, наверно, помните это имя? Джон Гонт?
Снова молчание.
— Я знаю Джона Гонта очень хорошо. Но он нам не сможет
помочь. Когда я в последний раз слышал о нем, он находился то
ли в Персии, то ли еще где-то там... И если ты хочешь найти
его, тебе придется написать на конверте: Земной шар, до востре¬
бования. Если вообще он еще не загнал себя в могилу беспробудным
пьянством.
— Насчет пьянства не знаю,— сказал Фрэнсис.— Но я знаю,
что сейчас он находится не в Персии, а не далее, чем в Элбридже,
42

в отеле «Глобус», и проводит время, весьма посредственно играя
в гольф с отставным полковником из Брикстона. Как вы думаете,
пригласить его сюда?
— А необходимо ли это?— спросил Тэйлрэйн.
— Сэр, а что вы думаете по этому поводу?
Баронет заколебался.
— Это, конечно, мысль,— согласился он, потирая лоб.— Но
он до сих пор весьма неравнодушен к... ну вы понимаете. Каждый
раз, когда я изредка видел его, он сидел полусонный у выходящих
на Пэл Мэл окон клуба, и никто никогда не мог сказать с
уверенностью, пьян он или нет. А вообще, он нечасто бывает в
Англии.
Крутя в руках кий, сэр Джордж рассматривал его с видом
одновременно и восхищенным и смущенным, как будто собирался
сообщить нечто, противоречащее нормам этикета.
— О Гонте до сих пор ходят легенды,— отрывисто сказал он.—
Мне рассказывал Медбери, что однажды тот как обычно дремал в
своем большом, кресле у окна клуба, и вдруг вскочил, бросился к
телефону и позвонил на Вайн-стрит. «Площадь Ватерлоо сейчас
пересекает плотный человек в квадратных очках, на нем теплое
полупальто и зеленая фетровая шляпа,— сообщил он инспектору.—
Вам бы следовало задержать его. Скоро вы его будете разыскивать
в связи с убийством». И точно, позже оказалось, что этот человек
размозжил жене голову, а труп ее нашли только через два дня.
Потом,— сэр Джордж задумчиво нахмурился,— потом еще было
ограбление банка Лондон — Ливерпуль, помните? Полиция аре¬
стовала Партингтона и двоих из его банды, но никак не могла
найти похищенные облигации. Все розыски зашли в тупик. И тогда
комиссар получил записку, написанную на табачной обертке: «В
ножке кровати, чертов кретин. Гонт». И действительно, именно
туда Партингтон спрятал облигации. Это мне известно доподлинно:
сам комиссар рассказывал.
Сэр Джордж вытащил портсигар, глубоко вздохнул и посмотрел
на Фрэнсиса, который, казалось, не слушал его.
— Кажется, Сандерс,— мрачно заметил молодой человек,— не
может найти нашего друга Кестевана. Извините меня. Мне бы
надо заглянуть... да и еще заглянуть к Ирен. Странно, что доктор
Мэннинг до сих пор нс спустился. Извините, пожалуйста. Смотрите
внимательно, чтобы никто не заходил в зал.
Он направился к Большому залу. Тэйлрэйн с любопытством
взглянул на сэра Джорджа:
— Никогда не слышал этого имени — кто же этот Гонт?
Сэр Джордж снова нахмурился.
— Джон Гонт,— медленно ответил он,— вероятно, величайший
криминалистический талант Англии. Должна бы быть написана
43

книга «Джон Гонт: взлет и падение». И первое и второе было
весьма эффектно.
— Он был связан со Скотленд-Ярдом?
— Ну как... некоторым образом. Если бы он не был с ним
как-то официально связан, то не было бы и такого внезапного
разрыва. Правда, никто не мог определенно сказать, в чем конк¬
ретно эта связь заключалась. Я никогда не спрашивал комиссара.
— Вы сказали — разрыва?
— Ну,— замялся баронет,— ну, поймите, не хочу сказать
ничего дурного... но, во-первых, он слишком много пил. Конечно,
это ни о чем не говорит: ведь порок джентльмена никогда не
признается пороком, иначе он был бы просто недопустим. Во-вто¬
рых, семь-восемь лет назад Гонт был страшно потрясен смертью
своей жены. Полностью выбит из колеи. Однажды помог бежать
из страны женщине, явно замешанной в убийстве; потом на процессе
по делу Сэдли устроил скандал у скамьи подсудимых; клялся, что
Сэдли невиновен, но ему не дают возможности доказать это. Еще
поднимал какой-то шум по поводу использования новейшей научной
аппаратуры в Ярде — сам он, знаете ли, принадлежит к старой
школе, очень старой. Во всяком случае, что бы там ни было,
отношения со Скотленд-Ярдом он разорвал.
Сэр Джордж аккуратно отрезал кончик сигар. Кий со стуком
упал на пол, но он не стал поднимать его.
— Как-то я встретил его на набережной. Это было сразу после
его отставки. Высокий тощий малый с усами и длинными бакен¬
бардами, похожий на портрет кабальеро. Он сказал: «Современно!
Научно! Они все так чертовски современны и научны, что даже
не могут разглядеть истины. Пойдемте-ка выпьем».
— И что с ним было дальше?
— Ему предлагали баснословные гонорары за работу частным
сыщиком. Но Гонт сам достаточно состоятелен, так что он отказался.
Этот малый весьма благородного происхождения: третий сын ви¬
конта Барнхассета. Занимался расследованием преступления он
еще только один раз, когда у старого Грунца — вы его знаете?
это венский коллекционер — украли Рембрандта. И то только
потому, что Грунц пообещал ему Коро в случае успеха. А Гонт
мечтал о Коро пятнадцать лет. Он разыскал Рембрандта в течение
сорока восьми часов и выставил всю австрийскую полицию на
посмешище, так что им пришлось поспешно замять все это дело.
Но в последние несколько лет, насколько мне известно, он пол¬
ностью отошел от дел: путешествует по миру.— Сэр Джордж го¬
ворил торопливо и несколько бессвязно, стараясь не думать о том,
что лежит в Ружейном зале. Он становился все более и более
беспокойным:— Послушайте, куда же все подевались? Это подо¬
зрительно. Никого вокруг...
44

Наступило молчание. Потом англичанин медленно поднялся на
ноги и пристально посмотрел на Тэйлрэйна. Инстинктивно доктор
понял, о чем сейчас думает сэр Джордж.
Тревожная атмосфера сгущалась. Вокруг царила гробовая ти¬
шина, лишь раздавался издали слабый плеск водопада; холодок
ужаса заполз в душу Тэйлрэйна. По каменным галереям замка
должны звучать шаги; должен быть слышен приглушенный шум
голосов; должно ощущаться какое-то дыхание жизни. Все мертво —
лишь бьется в камине пламя да потрескивают дрова... Лицо сэра
Джорджа приобрело нездоровый оттенок.
— Что-то случилось,— произнес он.— Что-то еще.
Его хриплый голос осекся. И вдруг где-то в отдалении послы¬
шались долгожданные и столь естественные звуки. Глухо хлопнула
одна дверь, потом другая. И коричневую гостиную, освещенную
лампами в красных абажурах и обставленную красной кожаной
мебелью, наполнил гул жизни, который до сих пор был словно
придушен.
Снаружи, в Большом зале, раздались медленные шаги. И не¬
естественно прямой Фрэнсис Стейн появился в проеме двери и
положил руку на косяк. Толщина стены была так велика, что
казалось, он стоит в нише; густая тень падала на его лицо. Тем
не менее другой рукой Фрэнсис прикрыл глаза, словно от света.
— Джентльмены,— сказал он и судорожно глотнул воздух.—
Джентльмены...
Голос сэра Джорджа стал пронзителен:
— Ну? Что случилось? Ты нашел...
— Дорис,— с трудом выговорил тот.
— Что?
Прижавшись лбом к прохладной каменной стене, Фрэнсис сказал
сдавленным голосом:
— Я этого больше не вынесу... Ее нашли несколько минут
назад в коридоре, ведущем на кухню. Она задушена. В руке у
нее зажато жемчужное ожерелье.
НА ПОЛОВИНЕ СЛУГ
При жизни она была прелестна. Она была почти прелестна и
в смерти, хотя лицо ее слегка распухло и посинело, а под глазами
появились багровые круги. Для того чтобы задушить Дорис Мундо,
не потребовалось большого усилия: мужская ладонь без труда могла
обхватить тонкую хрупкую шею. Дорис была мертва всего несколько
минут.
Эта картина запечатлелась в уме Тэйлрэйна в каких-то не¬
обычайно резких и наводящих ужас тонах. От коридора, ведущего
45

к гостиной, вел открытый проход к кухне и на половину слуг. Он
был освещен светом из двери дома с одной стороны и светом из
кухни — с другой. Она лежала, скрючившись, на плитняке; ее
желтые волосы выбивались из-под кружевного чепчика. С двух
сторон над ней поднимались черные влажные, стены, похожие на
стены колодца, а над ними сияли чистые холодные звезды в высоком
ночном небе.
Посмотрев за плечо сэра Джорджа, Тэйлрэйн осознал, что все
двери вокруг открываются и кто-то истошно визжит. Вуд, дворец¬
кий, стоял в дверях своей комнаты, прикрыв глаза ладонью. Ма¬
ленькая толстая женщина — вероятно, домоправительница —
стояла, уставившись в стену, и громко читала молитвы.
— Мэм,— сказал Вуд,— не надо. Пожалуйста, перестаньте.
И было еще нечто, потрясающее ужасом душу. Это были голоса,
распевающие гимн, и Тэйлрэйн понял, что они звучали с того
мгновения, когда все выскочили из гостиной и замерли над этой
маленькой безжизненной фигуркой в черном платье.
И настолько одушевленной показалась эта поднимающаяся вол¬
на звуков, что Тэйлрэйн не сразу сообразил, что это поет проиг¬
рыватель в комнате Вуда. Страстно, почти исступленно выводили
чистые полные голоса:
Вперед же, войны Христа,
вперед, как на войну...
Сгорбившись, Фрэнсис стоял над трупом, и его черный силуэт
отчетливо вырисовывался на фоне дверного проема.
Ведет Христос великий нас
на полчища врагов...
— Позовите доктора,— хрипло сказал Джордж Анструтер.— И
выключите эту чертову штуковину, Вуд! Выключите же, вы слы¬
шите?
— Да, сэр,— онемевшими губами произнес Вуд и на трясущихся
ногах пошел к себе в комнату. Еще мгновение звучал торжест¬
венный светлый гимн, словно бросая вызов всем темным силам,
потом дико проскрежетала игла по пластинке, послышался щелчок —
и наступила тишина.
Тэйлрэйн вытер лоб.
— Следы на шее видны отчетливо,— Фрэнсис опустился на
колени у тела Дорис и бессознательным жестом одернул ей платье.—
Они заканчиваются остриями, и вот тут еще отпечатались острые
ребра металлических пальцев и квадратики кольчуги на запястье.
Да. Она была задушена парой латных перчаток.
— Кто ее обнаружил? — спросил сэр Джордж.
46

Вуд шагнул вперед на негнущихся ногах. Резкие тени ложились
острыми углами на его ярко освещенное бледное лицо, и он был
похож на испуганного Мефистофеля.
— Я, сэр. Всего несколько минут назад.— Он расстегнул во¬
ротник.— Я слушал проигрыватель, сэр. Он автоматический, про¬
игрывает двенадцать пластинок подряд, а миссис Картер любит
гимны, и...
— Как вы обнаружили ее?
— Было время запирать двери, сэр. Пятнадцать минут один¬
надцатого. Я вышел из комнаты и... и увидел ее, сэр,— он указал
на труп.— Я ее не трогал. Я понял, кто это.
— Бедняжка,— пробормотал Фрэнсис, поднимаясь. Несколько
мгновений все молчали.
— Что вы сделали потом?
— Я... я хотел найти его светлость. Сказать ему. Я вышел в
Большой зал и увидел мистера Фрэнсиса, поднимающегося по
лестнице. Я подумал, что, наверно, он сможет лучше его светлости
разобраться в этом ужасном происшествии. Но я не осмелился
громко окликнуть его, так что поднялся за ним наверх, потом мы
вместе спустились...
— Значит, вы не знаете,— сказал Джордж,— что его светлость
убит?
У Вуда вдруг словно свело судорогой одну ногу, и он должен
был схватиться за дверной косяк, чтобы не упасть.
— О Господи...— выдохнул он и остекленевшими от ужаса
глазами уставился на мертвое тело.
— Но сейчас не об этом,— сказал Фрэнсис.— Вуд, как давно
вы находились в своей комнате?
— С тех пор, как я подал кофе, сэр. Все время. Я видел, как
вы шли с сэром Джорджем по коридору в бильярдную, и слышал
ваш разговор, а потом закрыл дверь...
— Вы не выходили из комнаты?
— Нет, сэр, клянусь, нет.
— Тогда почему вы не отвечали на мой звонок из бильярдной?
Я не мог вас дозваться.
Вуд прижал ко лбу ладонь. Он казался испуганным и сбитым
столку этим вопросом. «Довольно красивая голова для человека
его лет»,— подумал Тэйлрэйн, пристально изучая его.
— Виноват, сэр,— сказал Вуд.— Наверно, это музыка. Я не
слышал вас. Виноват, сэр.
— Когда вы в последний раз видели ее живой?
— Не помню, сэр. Сегодня вечером, наверное... Эта неприятность...
В это время в разговор вмешался резкий, настойчивый, какой-то
утробный голос. Миссис Картер решительно оправила свои юбки
и выступила вперед:
47

— Я вам все расскажу, мистер Фрэнсис. Нам всем все
известно, — она указала на тело девушки.— Всякий вам скажет,
что я буду последней, кто посмеет отозваться о мертвом плохо.
Но она — она была скверная, злая, безнравственная девушка,
мистер Фрэнсис. И я надеюсь лишь, что милостивый Бог простит
ее и примет ее душу.
Это заявление вызвало у Фрэнсиса внезапный всплеск раздра¬
жения.
— Ах, прекратите! Ни к чему об этом сейчас. Что же случилось?
Когда вы видели ее в последний раз?
— Прекрасно, сэр. Прекрасно! Тогда вот что я вам скажу: я-то
знала, что с ней происходит,— меня в таких делах не проведешь.
Я рассказала все его светлости, чтобы он послал за доктором
Мэннингом, верней, я рассказала мисс Патриции, и она послала
за доктором. Потом я отослала Дорис наверх, в ее с Энни спальню.
Это было около половины седьмого. Доктор пришел не раньше
восьми. И я оказалась права в своих подозрениях,— мрачно кивая,
сказала миссис Картер.
— Что потом?
— Потом доктор поговорил с его светлостью, мистер Фрэнсис.
Этого разговора я не слышала. Дорис была в комнате наверху.
Его светлость хотел, чтобы доктор остался отобедать, но тот не
был одет; и будучи истинным джентльменом и будучи также очень
голодным, он попросил позволения перекусить что-нибудь в Тро¬
фейной комнате. У нас было вареное мясо. И мы...
— Все это неважно,— оборвал ее Фрэнсис.— Когда вы в по¬
следний раз видели Дорис?
— Это и был последний раз, разве я вам не сказала, сэр? Я
велела ей оставаться в своей комнате до тех пор, пока мы не
решим, как с ней поступить. Я же не могу допустить, чтобы ее
порочный дурной пример заразил и других служанок. Я взяла с
Энни обещание спать в другой комнате, с Нелли и Джейн, вот
так.
— Конечно,— горько сказал Фрэнсис,— вы не могли подвергать
Энни такой опасности. — Гримаса боли исказила его лицо, он
ударил кулаком о кулак. — Но послушайте, нам же надо найти
подонка, который убил бедное дитя!.. Сэр Джордж, вы ведь знакомы
с Джоном Гонтом?'
- Да.
— Тогда помогите нам, пожалуйста. Мы не можем позволить
влезать в это дело всяким дуракам. Он в отеле «Глобус», за
дюнами. Пусть кто-нибудь отвезет вас туда. Притащите его любой
ценой, пообещайте ему все что угодно... Если ему не нужны
деньги... чем он интересуется?
— Картины. Старые книги. Лошади. Да, и оружие, припоминаю...
48

— Прекрасно! Значит, так: в галерее висит Мессонье. Потом,
у нас есть первое издание «Лирических баллад» Кольриджа с его
автографом на титульном листе. И лучшие лошади в Суффолке...
Скажите ему, что он может забрать все, что ему понравится, и
эту чертову коллекцию целиком, если захочет. Только привезите
его сюда!
Сэр Джордж глянул на него из-под кустистых бровей:
— Слушай, Фрэнк. Это тебя расстроило больше, чем смерть
отца.
Фрэнк возвысил голос:
— Кто бы ни был этот убийца, этот грязный подонок, клянусь,
что увижу его на виселице, чего бы мне это ни стоило.
В гулком коридоре раздался звучный глубокий голос, похожий
на голос священника: «Ужасно! Ужасно!» — доктор Мэннинг, по¬
правляя золотые очки, появился из коридора в сопровождении
флегматичного Сандерса. Сэр Джордж кивнул и отошел прочь в
то время, как доктор склонился над телом Дорис; когда он пере¬
вернул его, никто не осмелился взглянуть в ту сторону, кроме
Фрэнсиса, который безучастно стоял с побелевшим, ничего не
выражающим лицом.
Доктор выпрямился.
— Почти тот же случай, мой мальчик. Она была так же слаба,
как твой отец. И в ее положении, ты понимаешь... У нее было
слабое сердце. Да и шок к тому же был очень силен. Мертва
минут десять, может быть, пятнадцать. Следы на горле какие-то
странные.
— Латные перчатки,— сказал Фрэнсис.— Убийца носит их с
собой.
— Да-а...— пробормотал доктор; нахмурившись, он протирал
очки.— Да, конечно, конечно. Я уже... э-э, уже позволил себе
послать в Элбридж за инспектором Тэйпом. Ваша мать героически
пережила известие. Я только что ей сообщил.
Фрэнсис кивнул.
— Это очень обнадеживает,— ответил он, и случайно или
намеренно в его обычно ленивом протяжном голосе появились
интонации доктора: — Мы тоже позволили себе. Сэр Джордж
отправился в отель «Глобус» за Джоном Гонтом.
Доктор Мэннинг надел очки, и на его полном гладко выбритом
лице отразилось любопытство.
.— Детектив...— сказал он,— понимаю. Но...
— Вы нам можете еще что-нибудь сообщить, доктор?
— Боюсь, что нет. Вы, конечно, заметили жемчужное ожерелье
у нее в руке? Кажется, это превосходные камни.
— Да, я замегил. Камни превосходные. Это ожерелье мы вы¬
бирали все вместе для подарка Ирен на день рождения.— Фрэнсис
49

заколебался и замолк, постукивая пальцем по губам. По коридору
тихо приближался Мэссей. Секретарь взглянул на неподвижно ле¬
жащее под звездами тело и плотно сжал рот.— Послушайте, Брюс,—
продолжил Фрэнсис,— взгляните-ка на эти жемчуга, если вы в
состоянии. Я совершенно уверен, что они подлинные.
Незаметная дрожь прошла по тяжелому лицу Мэссея. Но он
только кивнул, подошел к телу и поднял тонкую правую руку, в
стиснутых пальцах которой засверкали, замерцали, переливаясь,
белые камни.
— Это те самые жемчуга, сэр.
— Где они хранились?
— В одном из двух сейфов. Или в конторе, или в спальне
лорда. Не знаю, в каком: он постоянно перекладывал вещи из
одного сейфа в другой. Для безопасности, как он говорил... Не
знаю... Во всяком случае, последний раз я их видел в сейфе, что
в конторе.
— Она могла открыть какой-нибудь из сейфов?
Мэссей медленно поднял на него озадаченный взгляд, он должен
был опереться о пол рукой, чтобы подняться. Голос его был мрачен:
— Бог мой, да любой мог открыть их. Над обоими сейфами
на стене написан шифр... Но зачем ей?..
— Мы напрасно теряем время. Я чувствую, что мы совершенно
напрасно теряем время,— в отчаянии Фрэнсис постучал себя ку¬
лаком по виску.— Но, черт побери, я не представляю, что делать
дальше. Вот что. Сейчас мы осмотрим сейфы. Да, еще. Отец обычно
имел в пользовании большие суммы денег, так?
У Мэссея вытянулось лицо. Он вдруг рванулся назад по кори¬
дору, потом остановился в нерешительности:
— Если это ограбление, Фрэнк... если это ограбление... я не
подумал... Там, в сейфе в конторе, лежат десять чеков на предъ¬
явителя, каждый на тысячу фунтов. Я это знаю, потому что на
днях списывал номера их серий.
— А наличные?
— Наличные лежат в ящике стола. Не знаю сколько, потому
что ключ от ящика был у хозяина.
— Когда вы там были в последний раз?
— В конторе? Минуточку,— секретарь заморгал в отчаянной
попытке собраться с мыслями.— Да, сразу после обеда. Я перепе¬
чатал письмо с диктофона, естественно, выпуская проклятье. Он
все не появлялся. Так что я пошел его искать. Это было около...
о, черт, не помню! До половины десятого, где-то так. Тогда все
было в порядке. По крайней мере, мне так показалось. Сейф я
не проверял.
— Послушайте,— Фрэнсис резко отнял руку от глаз.— Он
бредил этим письмом весь день. Оно что, очень важное? То есть?
50

Мэссей замялся. Тэйлрэйну почему-то вспомнилось круглое лицо
желтого человечка, спокойно и неустанно шагающего вокруг ци¬
ферблата немецких часов в библиотеке.
— Я еще не стер запись с диктофона,— сказал секретарь.— Но
осмелюсь сравнить ее с грандиозным скандалом. Вы можете сами
прослушать эту запись. Я имею в виду... черт.— Он безнадежно
всплеснул руками.
К их удивлению, заговорил доктор Мэннинг:
— Его светлость был странный человек, мой мальчик. Очень
странный. И ты это знаешь, как никто другой. И он позволял
себе некоторые... капризы. К несчастью.— С громким щелчком
закрыв замок саквояжа, он направился к дому.— И позвольте
заметить: этот коридор едва ли самое подходящее место для бесед,
не так ли?
— Вы правы. Давайте пройдем в библиотеку. Думаю, не стоит
трогать...'трогать ее до прихода полиции. Вуд!
— Да, сэр.
— Вы не возражаете против проведения небольшого следствия?
Хоть лакеи и не ночуют в доме, все-таки кто-то из них мог заметить
что-нибудь. По расспрашивайте их. Если обнаружится что-нибудь но¬
вое — мы будем в библиотеке.
К Вуду постепенно возвращалось самообладание. Он начал было
приглаживать седеющие волосы, но остановился, почувствовав не¬
которую неуместность этого жеста.
— Очень хорошо, сэр... Они все, конечно, уже спят. Кроме
Сандерса. Он?..
Сандерс даже не моргнул.
— Я подаю мистеру Фрэнсису стаканчик спиртного на ночь,—
сообщил он бесстрастным голосом, не обращаясь ни к кому в
отдельности.— Каждый вечер с тех пор, как здесь служу. Но я
ничего не знаю, кроме... сэр, я помолчу ой этом. Пока что, во
всяком случае.
— Ты чертовски наблюдательный парень, Сандерс. Пройдем-ка
с нами в библиотеку. Миссис Картер?
— Да, сэр. Я здесь. Слушаю вас.
— Будьте любезны, поднимите служанок и постарайтесь не пугать
их. Выясните у них все, что они знают, и затем пройдите в библиотеку
тоже. А что повариха?
Миссис Картер издала резкий блеющий смешок, очень похожий
на смешок лорда Рейли. Тэйлрэйн вздрогнул — ему померещилось,
что призрак покойного витает над этим местом смерти.
— Миссис Баундер, да? — уточнила домоправительница.— Так
она глуха, как пень. Даю руку на отсечение, что она спокойно
проспала все эти события. Но я спрошу у нее.
Фрэнсис осмотрел всех.
51

— Все здесь,— нахмурившись, сказал он,— кроме... Ах, да,
Пат. Где вы оставили ее, Брюс?
— В ее комнате. Я посидел с ней,— Мэссей снова замялся.—
Она сказала, что не хочет никакого женского сочувствия и уте¬
шения. Она не хотела... я хочу сказать, не хотела беспокоить
миссис Картер. Сандерс вызвал меня, чтобы сообщить об этом. Но
Пат еще не знает. Я ей дал снотворного.
— Значит, мы все собрались. Ирен находится в своей комнате
и...— Фрэнсис присвистнул,— послушайте, одного здесь нет. Где же
наша танцующая прелесть? Где Кесгеван? Кто-’нибудь видел его?
— Я ходил за ним, как вы велели,— доложил Сандерс.— Он
сидел в сверкающем халате всех цветов радуги, знаете, такая
китайская штучка с широкими рукавами — что-то писал. Он
сказал, что должен переодеться и тогда спустится. Прошу прощения,
сэр, но, по-моему, вот как раз он идет.
Боковым зрением Тэйлрэйн уже некоторое время назад заметил,
что кто-то стоит в тени поодаль и, вытянув шею, пытается что-то
разглядеть поверх их плеч и в просветах между локтей. После
спокойной реплики Сандерса на свет выступил Кестеван. Его блед¬
ное итальянское лицо было бесстрастно — лишь слегка вздрагивали
крылья носа, казалось, он тяжело дышал. Его опущенные руки
были плотно прижаты к телу.
— Я здесь,— сказал он довольно резко.— Вы хотите, чтоб я
подошел поближе?
— Она вас не тронет,— сказал Фрэнсис.— Подойдите-ка, взгля¬
ните на нее: вы ее видели раньше?
— Сейчас,— с достоинством ответил Кестеван. Его великолепно
начищенные ботинки казались черными зеркалами на фоне желтой
циновки. Он осторожно, будто принюхиваясь к ночному воздуху, вы¬
сунул голову в коридор.— Конечно, я ее видел. Действительно красивая
девушка. Я ее видел. Сейчас подумаю, когда... сегодня вечером.
— Где? В какое время?
— У нее красивые ноги,— с отсутствующим видом сказал
Кестеван.— Немного похожа на мою партнершу.
— Когда вы ее видели?
— Сегодня вечером. После обеда, когда поднялся к себе... Она
зашла... Да, очень похожа на мою партнершу... Она зашла в
комнату Ирен... в комнату леди Рейли.
Наступило молчание. Кестеван отошел подальше от тела.
— В комнату леди Рейли,— повторил Фрэнсис.— Странно, не
правда ли? То есть, доктор Мэннинг, разве вы не сидели там с
Ирен весь вечер? Вы видели, как туда заходила Дорис?
Доктор поджал губы:
— Я был там, конечно. Почти весь вечер. Но, вы знаете сами,
я спускался осматривать вашего отца. Да. И перед этим, припо¬
52

минаю, тоже выходил на минутку. Из-за машины. Мне вдруг
показалось, что я оставил мотор включенным. Но я не был в этом
уверен, так что мне не хотелось зря беспокоить слуг. Я спустился
вниз проверить машину, оказалось, что все в порядке, мотор вы¬
ключен... Вероятно, тогда бедняжка и заходила. Не могу сказать
точно. Во всяком случае, я ее не видел.
— Когда вы спускались к машине, доктор Мэннинг?
— Э-э,— склонив голову набок, задумался тот.— Не могу
сказать точно, мой мальчик. Около половины десятого. Может
быть, чуть раньше или позже.
— Когда вы видели Дорис? — обратился Фрэнсис к Кестевану.
— Видел?.. А, эту девушку, что похожа на мою партнершу?—
переспросил Кестеван.— Не знаю. Никогда не обращаю внимания
на такие вещи. Я оставил вас в гостиной и сразу поднялся наверх.
Написать письмо тетушке,— гордо и смущенно пояснил он, словно
признаваясь в каком-то необычайном достижении в области эпи¬
столярного жанра.— Значит, я поднялся наверх, а когда это было,
не знаю.
Сандерс переступил с ноги на ногу.
— Извините, сэр,— вмешался он,— я прошу прощения. Но
боюсь, он говорит неправду. Во всяком случае, не совсем правду.
У Кестевана перехватило дыхание, и его нервные руки замерли.
— Я хочу сказать,— спокойно продолжал Сандерс,— может
быть, он и видел Дорис, но позже. Он не сразу пошел наверх.
Мистер Кестеван выходил на задний двор, к двери Главной башни.
На мгновение показалось, что волосы встали дыбом на голове
Кестевана, но лицо его по-прежнему ничего не выражало. Все
молча смотрели на него.
— Ты,— сказал он,— ты... Это грязная ложь. Поосторожней,
приятель, не то я позабочусь о том, чтобы тебя уволили.
Его голос дрогнул. Сандерс внимательно рассматривал желтую
циновку под ногами:
— А это, сэр, решать мистеру Фрэнсису. Но вы выходили.
Я вас видел.
— Позвольте внести предложение, — вмешался доктор Мэннинг.
В его звучном хорошо поставленном голосе послышались раздра¬
женные нотки.— Давайте не будем устраивать разбирательства на
половине слуг. Мы тут уже стоим...
— Да, пойдемте,— сказал Фрэнсис.
Все молча двинулись из коридора, по которому гулял холод¬
ный ветер, из этого сырого колодца, на дне которого лежало
тело Дорис. Тэйлрэйн обернулся. Маленькие жадные глазки мис¬
сис Картер, казалось, все еще подбирают крохи увиденного.
Неподвижный силуэт Вуда — потрясенного Мефистофеля с тя¬
желой шапкой волос — вырисовывался в светлом проеме двери.
53

У Тэйлрэйна возникло странное ощущение, что подобную картину
он уже видел прежде...
Но когда он обернулся еще раз, Вуд уже выходил из комнаты
с красным покрывалом в руках, чтобы накрыть им остывающее
тело Дорис.
ПОЯВЛЕНИЕ ДЖОНА ГОНТА
Когда все вышли в Большой зал, Фрэнсис резко обернулся к
Кестевану.
— Знаете ли,— заметил он как будто лениво,— я имею веские
основания верить Сандерсу. Брюс понимает, о чем я говорю, и
доктор Тэйлрэйн — тоже.
У Кестевана вздрогнули крылья носа. Он подался вперед и
заговорил со сдержанной яростью:
— Вы меня не любите, Стейн. Вы постоянно смеетесь надо
мной и думаете, я этого не понимаю. Так нет же, я прекрасно
понимаю все эти высокомерные издевочки. И я вас тоже не люблю.
С вашей заносчивостью. А если вы не верите моему слову, можете
убираться к черту. Ясно?
— Человечек,— сказал Фрэнсис почти нежно,— в другое время
я бы с удовольствием расквасил вам физиономию. Впрочем, и
сейчас вполне могу это сделать, знаете ли... Что будет весьма
трагично.
Он лениво чиркнул спичкой и закурил. Какая-то бледная ярость
осветила лицо Кестевана; он хотел что-то сказать, но не нашелся.
— Но вот что я вам скажу,— серьезно продолжал Фрэнсис,—
мы, конечно, сообщим полиции о том, что Пат находилась в том
зале. Но об остальном мы промолчим. Она зашла туда просто
посмотреть на коллекцию — и ничего больше... И вы не выходили
к Главной башне и не обнаруживали заколоченную дверь с улицы,
как она обнаружила ее в зале. Считайте, что мы вам поверили:
Сандерс болтает небылицы. Но при первом же удобном случае вы
уберетесь отсюда.
— Неужели? — осведомился Кестеван.— Неужели? Кстати,
если вам не известно, хочу сообщить, что я — гость вашей матери.
Меня пригласила она. А леди Рейли — важная персона в этом
доме, и все ее желания исполняются беспрекословно. Понятно?
— Успокойтесь, Фрэнк,— Мэссей положил руку на плечо Фрэн¬
сису.
— Ладно, — Фрэнсис глубоко затянулся. — Кестеван, мы
поднимаемся наверх. Ваше присутствие среди нас необязательно.
И все-таки, Кестеван, вы отсюда уедете. И на большой скорости.
В противном случае вы с месяц будете не в состоянии предстать
в свете софитов. Это вам ясно? Пойдемте, джентльмены.
54

Четверо — Фрэнсис, Тэйлрэйн, Мэссей и доктор Мэннинг —
в молчании прошли через Большой зал и поднялись по покрытой
толстым ковром лестнице.
— Не знаю, поняли ли вы это,— задумчиво говорил Фрэнсис, —
тот человек принадлежит к типу людей, который мне омерзителен.
Нет, не потому, что он хорошенький, — в этом его трудно винить.
Я не люблю его за то, что он одновременно и хорошенький, и
безмозглый — как женщина. Впрочем, может быть, и в этом его
винить нельзя... Бог знает. Давайте сначала заглянем в контору.
На стенах длинной портретной галереи мерцали свечи; потем¬
невшие краски картин были сдержанно-роскошны и благородны.
Фрэнсис указал на стены:
— Пожалуйста. Ужасный род. Вот тот длинноногий субъект в
плоеном воротнике — Чарльз Стейн. Ему отрубили голову за
государственную измену... А жирный в красной мантии — вон тот,
с противными глазками, — судья Хэмфри Стейн. Тоже был уличен
в государственной измене и приговорен к казни; между прочим,
своим же товарищем по службе. Какой-то душевный недуг тяготеет
над всеми в этом роду. Не исключая и моего старика. И очень
часто,— он судорожно провел ладонью по измученному лицу, слов¬
но желая убедиться, что оно — его собственное,— очень часто
мне кажется, что я тоже ненормален. Я никогда не представлял
себе, что к чему-нибудь на свете можно относиться серьезно; даже
к спорту. Но знаете, когда я сейчас разговаривал там внизу с этим
ничтожеством — к слову, совершенно безвредным,— у меня воз¬
никло сильное желание швырнуть его на пол и потоптать ногами.
Плохо. Мне это не нравится.
— Ну-ну, мой мальчик,— прервал его доктор Мэннинг со
свойственной ему благожелательностью и добродушием,— просто
все, что произошло здесь,— это уже слишком...— Он улыбнулся,
почувствовав себя наконец-то в своей стихии.— Ты не должен
позволять себе распускаться сейчас. Тебе нужно выпить что-нибудь.
— Англия, моя Англия,— воздел руки Фрэнсис,— единственное,
что может подвести здесь,— это климат; единственное, что может
исцелить,— это виски. Знаю, знаю. Сюда, джентльмены... Этд так
называемая «контора». Будьте любезны, включите свет. Брюс...
Вспыхнул свет, и они, щурясь, встали как вкопанные.
— Кто-то был здесь, это очевидно,— наконец нарушил молчание
Мэссей.— И в большой спешке.
Это была маленькая комната с двумя окнами, в ней находился
тусклый стальной шкаф для хранения документов, лампа в зеленом
абажуре висела над столом, где стояла еще раскрытая пишущая
машинка, рядом с ней на подставке стоял диктофон в футляре, и
лежали пластинки. На столе были* аккуратно сложены в стопку
какие-то бумаги. Но порядок оставался лишь в этой части комнаты.
55

На полу в осколках стекла лежала сорванная со стены картина,
которая прежде загораживала вделанный в стену сейф, сейчас его
дверца была полуоткрыта, а вокруг него валялись какие-то бумаги.
Вращающийся стул был опрокинут, возле книжного шкафа была
разбросана пачка брошюр, похожих на каталоги по садоводству.
Посередине комнаты на полу лежал раскрытый бархатный футляр
с белой атласной подкладкой.
— Здесь лежали жемчуга,— сказал Мэссей, поднимая футляр.—
Не знаю, можно ли туг трогать что-нибудь, но мы должны заглянуть
в сейф.
— Подождите! — остановил его Фрэнсис.— Не притрагивайтесь
к сейфу. Они всегда поднимают шум из-за отпечатков пальцев,
хотя я ни разу не слышал, чтобы они их находили — а вы? Все
равно, осторожнее. Возьмите мой носовой платок.
Мэссей медленно отворил стальную дверь, и доктор Мэннинг,
поправляя очки, подошел поближе.
— Здесь на стене написаны три или четыре комбинации цифр,—
сказал доктор,— и последняя — достаточно отчетливо. И что там
внутри?
— Пусто,— ответил Мэссей и в холодном бешенстве ударил
кулаком о стену.— Ну, мне и достанется за эго. Бог мой, наверно,
меня обвинят во всем происшедшем. Если только эти проклятые чеки
не лежат в другом сейфе, в спальне... Я шесть лет вел его дела и,
думаю, неплохо с этим справлялся, а после всего этого никогда не
сумею найти себе место в пределах Англии. Посмотрите сюда.
Тэйлрэйн заглянул внутрь. Там лежало несколько перевязанных
резинкой пачек денег; пыльная книга в кожаном переплете, на
котором золотыми вычурными буквами было написано «Стихи Тен¬
нисона»; еще там была серебряная вазочка с сахаром. И больше
ничего.
— Память о покойной леди Рейли, — Мэссей дотронулся до
книги, — странный приступ сентиментальности...
— В стол они лазили тоже, — Фрэнсис тупо смотрел на один
выдвижной ящик.— Вон ключ торчит. Он здесь хранил наличные?
Мэссей также с помощью платка выдвинул ящик стола; там
вверх дном лежала пустая лакированная коробочка.
— Тот, кто это сделал,— сказал секретарь,— пользовался клю¬
чами хозяина. Они всегда висели у него на цепочке для часов.
Фрэнсис все никак не мог сосредоточить внимание на одном
предмете. Теперь он так же тупо рассматривал диктофон, сняв с
него крышку. На крючке с боку диктофона висела гибкая трубка
со стеклянным раструбом на конце и кнопкой включения. Под
указателем на граммофонной пластинке на вращающийся валик
был надет цилиндр. Судя по тонким, едва заметным бороздкам на
пластинке, она была записана полностью.
56

Внезапно Фрэнсис сказал:
— Писатели сочиняют много какой-то чепухи о диктофонах. А
ведь голос из него слышен не громче, чем по телефону, и к тому
же заглушается страшным треском. В общем, довольно трудно раз¬
личим, и, стоя за дверью, никогда нельзя спутать запись на диктофоне
с голосом живого человека. Эти штучки допустимы только в беллет¬
ристике... Давайте посмотрим. Как работает эта штука?
— Вы говорите в рупор,— объяснил секретарь,— и держите
при этом вот эту кнопку нажатой. Когда вы ее отпускаете, запись
прекращается. Если вы хотите ее прослушать, вы переводите вот
этот указатель над пластинкой назад — и из рупора раздается
голос. Я обычно пользуюсь наушниками.
Фрэнсис снял трубку с крючка и нажал кнопку у основания
диктофона. Раздалось гудение, и цилиндр начал вращаться со сла¬
бым жужжанием. Снова щелчок — Фрэнсис нажал кнопку вклю¬
чения, и из рупора вырвался пронзительный дребезжащий голос,
который показался оглушительным в этой тихой комнате:
«Мэссей, молокосос проклятый, возьми документы и соблаговоли
написать все, что я скажу. Ха! Слушай меня. Слушай. Это моему
поверенному. Так,— пауза, в течение которой слышалось лишь
жужжание цилиндра.— Провались все пропадом к дьяволу рас-
трсклятому! Я не могу найти адрес! Ты его знаешь. Должен знать.
Симпсон и Симпсон. Памп Курт. Иннер Темпль, ты слышал?»
— Он всегда так,— вставил Мэссей,— в основном, чтобы вы¬
говориться. Он понимал, что мне все придется прослушивать.
«Памп Курт, Иннер Темпль,— дребезжащий голос поднялся до
фальцета и звучал агрессивно и оскорбленно.— Джентльмены! Нет.
Нет. Ха! Всегда делаю эту ошибку. Я не стану называть этого
проклятого старого кретина джентльменом, ты слышишь? Вычеркни
эго. Пиши просто «сэры». Это тоже для них слишком вежливо,
но как еще, черт побери, я могу к ним обратиться?! Значит,
«сэры». Готово? В... А это еще что за слово? Мэссей, уточни его.
В — что-то такое — четвертую последнюю редакцию моего заве¬
щания я хочу внести некоторые изменения. О да! И позвольте
заметить вам, сэр,— это я вам, Хартли Симпсон, слышите? —
позвольте вам заметить, что портвейн, которым меня угощали в
вашем доме прошлым августом, и свиньи пить не станут. Так,
значит, некоторые изменения. Желаю, чтобы вы вычеркнули оттуда
пункт о завещательном отказе недвижимости. Сделайте это во что
бы то ни стало. Это касается чертова идиота, доктора Горация
Мэннинга. Гораций, прямо как в Гамлете...»
— Ох, послушайте...— произнес доктор Мэннинг.
Снова пауза, заполненная лишь жужжанием диктофона.
«Никак не могу найти проклятый сахар! — провозгласил он
затем.— Кто-то постоянно прячет его как раз тогда, когда я хочу
57

съесть неско... Мэссей, дурак, это не пиши, вычеркни! Так, на
чем я остановился? Да. На Гамлете. Сэры, Гораций Мэннинг хочет
построить какую-то детскую клинику для разведения микробов
или что-то вроде. Я обещал ему пятнадцать тысяч. Вот, теперь
можете передать ему от меня, что он не получит ни единого
поганого полпенни. Человек, который так расшифровывает надписи
на корпусах датских кораблей... Нет-нет, вам это неинтересно,
Хартли, что вы в этом понимаете? Датские корабли в Гам... Чушь
какая-то. Я не об этом. Во всяком случае, он не получит ни
единого поганого полпенни. Вот что я хотел вам сообщить. Все
вместо этого завещается моей жене, как и остальная часть поместья.
Леди Рейли хочет заняться производством фильмов. Пока я жив,
этого не будет, но деньги я ей оставляю. Хартли, и ради Бога,
впредь подавайте гостям портвейн, более приличный, чем мне...
За сим остаюсь с глубоким уважением ваш и так далее. Так не
забудь подготовить это письмо к завтрашнему дню. Не забудь!
Проследи, чтобы я отправил его...»
Фрэнсис отпустил кнопку, и голос смолк, хотя цилиндр про¬
должал еще жужжать.
Доктор Мэннинг принужденно улыбнулся и откашлялся.
— Кажется, я только что говорил, дорогой Фрэнк, что твой
отец был странный человек. Он все время то вписывал людей в
завещание, то вычеркивал их оттуда неделей позже. Наверно, вы
это можете подтвердить, мистер Мэссей?
— Да,— устало ответил тот.— Он говорит там о четвертой
редакции завещания. А их было больше пятнадцати. У меня были
большие трудности с переводом, хотя рейльский диалект я научился
понимать очень хорошо.
Фрэнсис выключил аппарат.
— Послушайте. Эта штука наводит на интересные размышления.
Может ли эта запись являться юридически правомерным свиде¬
тельством? Это явно его голос, и, теоретически, Брюс тоже является
свидетелем... Не знаю, вряд ли, конечно, но все-таки интересно.
Гм.
Наступило напряженное молчание. Никто не знал, что сказать.
Лицо доктора Мэннинга становилось все более и более холодным.
— Другой сейф находится в спальне, вы знаете,— сказал Фрэн¬
сис.— Надо бы посмотреть и его.
Все так же молча они пошли по слабо освещенным помещениям.
— Его комнаты — спальня и гардеробная, как и комнаты леди
Рейли, расположены одна за другой с той стороны дома. Между
прочим, не ожидайте увидеть там что-нибудь, кроме кошмарного
беспорядка. Он жил в чем-то вроде свинарника; как-то пытался
работать там, и от этого беспорядок стал еще больше. Он делал
заметки для книги, которую все грозился написать,— по истории
58

оружия, и все бумаги раскиданы по комнате. Осторожно, здесь
ступенька. А это открытая галерея.
Через дверной проем в виде арки они вышли на прохладный
ночной воздух. Сюда на протяженную галерею выходили четыре
комнаты — в каждой окно и дверь; внизу простирался внутренний,
или задний, двор замка.
Луна стояла уже высоко и заливала голубоватым сиянием че¬
тырехугольник просторного двора. Они увидели четко вырисовы¬
вающиеся на темном небе зубчатые стены, тяжеловесные очертания
Главной башни и легкие готические шпили небольшой часовни,
возведенной у задней стены замка. Вверху красным и голубым
сияли в темноте освещенные окна Большого зала. Освещенный
двумя тусклыми лампочками длинный переход с квадратными сво¬
дами вел мимо окон и дверей спален. Прямо под ним была такая
же крытая аркада.
— Это самая неуютная часть замка,— пояснил Мэсссй Тэйл-
рэйну.— Ее чертовски трудно отапливать. Но он очень хотел,
чтобы его комнаты и комнаты леди Рейли находились здесь. Что
случилось?
Тэйлрэйн перегнулся через каменные перила и внимательно
посмотрел вниз; потом, вытянув шею, он перевел взгляд на верх
Главной башни и на тонкий флагшток на фоне лунного неба.
— Там дверь в Главную башню... — сказал он,— та, что
забита, где она? Я вижу ведущую к часовне крытую аркаду внизу;
туда, кажется, тоже выходят какие-то комнаты? Но где же дверь?
— Это тоже спальни. Ими не пользуются: слишком сырые. А
дверь в Главную башню находится в самом конце галереи. Кес-
теван...
Черепица на крышах серебрилась в лунных лучах, хотя туман
уже поднимался. Грохот водопада казался громче и резче в ночном
безмолвии. Фрэнсис, опершись рукой о столб арки, посмотрел на
густой лес печных труб на изломанных скатах крыш.
— Вот что,— рассеянно пробормотал молодой человек.— Кес-
теван сказал, что он видел, как Дорис выходила из комнаты Ирен...
Интересно, что это он шлялся тут по этим сквознякам? Неужели
предавался созерцанию красот Боустринга в лунном освещении?
Что-то сомнительно...
Он встряхнул головой и последовал за остальными. В одном
окне горел свет, и Мэссей сказал:
— Это комната леди Рейли. А вот мы и пришли.
— А куда выходят окна спален с той стороны? — поинтересо¬
вался Тэйлрэйн.— Там что, глухая стена?
Фрэнсис нахмурился:
— А, это! Там Ружейный зал за ними. Туда выходят те ложные
окна. И...
59

— Можно ли предположить, что убийца скрылся через них? —
спросил доктор Мэннинг.
— Нет,— ответил Фрэнсис.— Мы их осматривали. Все равно
нужно проверить запоры, конечно. Брюс, дверь открыта?
Из спальни раздался приглушенный голос Мэссея:
— Открыта,— он на что-то наткнулся в темноте,— тут другое.
Он не хотел проводить электричество ни в свою спальню, ни в
гардеробную... Подождите, сейчас я зажгу спичку...
Замерцал огонек, потом еще один и еще — Мэссей зажигал
свечи. «Побывали грабители в этой комнате или нет, определить
невозможно»,— решил Тэйлрэйн. В этом довольно большом поме¬
щении с высоким потолком, освещенном тусклыми язычками све¬
чей, царил ужасающий беспорядок. Постель не была застелена, и
белье на ней, похоже, давно не менялось. Письменный стол был
заляпан чернилами и свечным салом; и столько бумаг было рас¬
швыряно по комнате, что казалось, по ней пронесся ураган сокру¬
шительной силы. Дверь стенного шкафа была приоткрыта — ив
его сырой глубине призрачно маячили с полдюжины мрачных белых
балахонов. Тускло мерцало мозаичное окно.
— Смотрите-ка,— сказал Мэссей,— электрический фонарик.
Никогда не видел, чтобы он пользовался чем-нибудь таким. Но
это лучше, чем свечи. Сейф находится там, за гобеленом у
кровати.
Длинный белый луч фонарика заплясал по комнате. Прибли¬
жаясь к гобелену, Мэссей споткнулся о несколько пар туфель и
нижнюю рубашку из красной шерсти. Он приподнял гобелен, и
они заглянули за него. Вделанный в стену сейф, такой же, как и
в конторе, был закрыт, но не заперт. Внутри его ничего не было,
кроме высохшей бутылки чернил, нескольких когда-то ярких птичь¬
их перьев для письма и китайской вазочки с сахаром.
Индивидуальность вздорного маленького пэра ощущалась в этой
комнате столь же отчетливо, как и влажный затхлый воздух. Он
незримо присутствовал во всем; дотронуться до любого предмета
в этих стенах было все равно что дотронуться до одного из его
засаленных монашеских балахонов.
Мэссей закрыл сейф.
— Я еще мог содержать в чистоте контору,— сказал он изви¬
няющимся тоном,— но сюда не осмеливалась заходить ни одна
служанка. Он запрещал. Так... что дальше?
Мэссей выжидательно посмотрел на Фрэнсиса.
— Дайте-ка мне фонарик, Брюс,— попросил Фрэнсис.— Давайте
осмотрим эти окна. Нет, бесполезно. Заперты.
Это были тяжелые медные запоры, которые заворачивались
наглухо, как запоры на иллюминаторах корабля. Для того чтобы
открыть их, требовалось значительное усилие.
60

— Теперь в других комнатах,— сказал Фрэнсис.— Сначала
пройдем в гардеробную, а потом заглянем к Ирен.
Окно в гардеробной было тоже плотно закрыто. Фрэнсис от¬
ряхнул пыль с ладоней и, положив фонарик в карман, выругался.
Когда они постучали в комнату леди Рейли, там некоторое
время было очень тихо. Потом мелодичный, хотя чуть резкий и
звенящий голос пригласил их войти.
Эта комната находилась в таком контрасте с предыдущей, что
Тэйлрэйн растерянно заморгал. Если лорд Рейли был медиевистом1,
то вопроса о том, приверженкой какой эпохи является его жена,
возникнуть не могло. Архитекторы здесь постарались блеснуть
мастерством: стены украшал геометрический орнамент из свер¬
кающих тонких линий и углов; бледные белые лампы отражались
в зеркалах; в конструкциях стульев и кресел было такое обилие
коленчатых серебряных трубок и шестеренок, что казалось, они
были спроектированы страдающим косоглазием водопроводчиком.
Прямо- и остроугольные диванные подушки были, похоже, за¬
думаны кем-то, кто не был знаком с анатомией человеческого
тела.
Леди Рейли сидела на одном из этих кресел под плавно рас¬
качивающейся лампой. Около нее лежала маленькая собачонка, а
на столе рядом лежала коробка шоколадных конфет и с полдюжины
французских романов, в названии каждого из которых было слово
«Гашоиг».
Сухому чопорному Тэйлрэйну все это показалось проявлением
откровенно дурного вкуса, даже без малейшей возможности казаться
забавным.
Но леди Рейли не была ни безвкусной, ни забавной. Эти де¬
корации вокруг нее сияли, как сияло бы чрезмерное обилие краски
на прекрасном лице. А сама она была прекрасна: зачесанные на
уши бледно-рыжие волосы и густые рыжеватые брови над дымча¬
тыми желто-зелеными глазами. У нее было тяжеловатое бледное
лицо, сильная шея и сильные ухоженные руки. Едва заметная
улыбка скользнула по ее губам.
— Добрый вечер, джентльмены.
При звуке этого очаровательного, довольно низкого голоса сразу
стали очевидными две вещи: первое, что она искренне ненавидит
своего пасынка, и второе, что в ней нет и намека на женское
качество, называемое сумасбродством. И еще можно было предпо¬
ложить, что некогда она пела в оперетте.
— Я знаю, о чем вы сейчас думаете,— неожиданно сказала
она.— Вас удивляет, что я не изображаю горя по поводу смерти
1 Историк, изучающий средние века. (Ред.)
61

мужа. Будем откровенны. Мы не испытывали оссбой привягсичсс"и
друг к другу. И предаваться сейчас скорби было бы лицемерие с
моей стороны. Я ненавижу лицемерие. В наше время с ним прак¬
тически покончено.
— Извини, Ирен,— дружелюбно сказал Фрэнсис,—ты отняла
у нас удовольствие посочувствовать тебе. Доктор Тэйлрэйн, это
моя мачеха.
Она почти рассмеялась:
— Конечно. Я вас знаю. Сэр Джордж Анструтер часто говорил
о вас. Вы — насколько я помню — автор нескольких довольно
скучных книг о романах викторианской эпохи. Терпеть не могу
подобные писания.— Она перевела взгляд на элегантный книжный
шкаф, в глубине которого ослепительно сверкали красные корешки
книг, потом потрепала по голове маленькую мерзкую собачонку —
и та залаяла с довольно злобным видом.— Это несовременно. Сейчас
нужна правда; правда, сила, смелость. То, что я называю телом.
Вы понимаете?
— Да, кажется, я слышал где-то именно такое определение,—
задумчиво ответил Тэйлрэйн. Он знал, что между ними не может
быть понимания.
— Вы не согласны со мной? — довольно резко спросила она.
Фрэнсис оседлал стул:
— Послушай, Ирен. Мы пришли сюда как раз, чтобы обсудить
эту тему. Тело, во всяком случае. Тело Дорис Мундо.
— Ох,— она ущипнула собачонку за шею.— И что Дорис?
— Она была здесь сегодня вечером?
— Да.
— И что?
— Она всегда была мне довольно симпатична,— ответила леди
Рейли таким тоном, будто торговалась с продавцом, категорически
не соглашаясь с его ценами.— Но она дурочка. И так ей и надо.
— Тебе не кажется, что это слишком жестоко по отношению
к девушке? Почему ты так говоришь?
— Меня не волнуют проблемы нравственности,— сказала леди
Рейли; китайская собачонка заворчала и гавкнула гадким голосом.—
Но девушка, которая позволяет себе забеременеть,— просто ду¬
рочка. Я не выношу таких. Как вы понимаете, я говорю совершенно
искренне. Почему бы нет?
Фрэнсис мягко присвистнул сквозь зубы:
— Ладно, пусть тебя и дальше не волнует. Она уже ушла. Я
имею в виду умерла. Была задушена полчаса назад.— Он медленно
встал со стула.
Леди Рейли, не вздрогнув, устремила на Фрэнсиса неподвижные
дымчатые глаза. Прямой и тяжелый взгляд. Наконец она осведо¬
милась:
62

—	Это что, шутка? — и протянула руку, чтобы снова погладить
собаку.
—	Нет.
—	Сожалею. Искренне сожалею.
—	Она долго находилась здесь сегодня вечером?
—	Нет. Недолго. Она просила меня заступиться за нее перед
мужем. Сочувствую, сказала я, но это невозможно.
—	Так... Когда это было?
—	Когда доктор Мэннинг спустился вниз к своей машине. Она
не хотела с ним встречаться еще раз. Мне пришлось ей сказать,
что меня не особо трогают ее слезы. Слезы — это старомодно.
Фрэнсис кивнул.
—	Кстати,— как бы между прочим сказал он,— не ты ли
пригласила сюда Лоуренса Кестевана?
— Да. Я большая поклонница его искусства. И я должна сказать
тебе, Фрэнк, что, когда весь этот шум уляжется, я, вероятно,
займусь производством кинофильмов и буду играть главные женские
роли в паре с ним. Я хочу вернуться в кино.
— Ну-ну,— ответил Фрэнсис.— И я тоже должен сказать тебе.
Что когда весь этот шум уляжется, я вышвырну этого поганого
сутенерчика вон из нашего дома... Спокойной ночи, Ирен.
Она побледнела. Тяжелое лицо ее вдруг стало мрачным и зло¬
вещим, как греческая маска. На мгновение Тэйлрэйну показалось,
что она запустит во Фрэнсиса коробкой шоколада,— тот улыбался.
Он был естествен и непринужден, и за его спиной уходила вдаль
освещенная свечами галерея, по обеим сторонам которой висели
потемневшие от времени портреты его предков.
Но сцены не произошло. Раздался стук в дверь — и леди Рейли
вынужденно улыбнулась. Это был Вуд.
— Извините, сэр,— сказал он.— Прибыл инспектор Тэйп. С
ним сэр Джордж Анструтер и мистер Джон Гонт. Могу я* доложить
им, что вы сейчас спуститесь?
ЧТО ЭТО БЫЛ ЗА ЩЕЛЧОК?
У камина в библиотеке высокий худой человек грел руки над
огнем. Сэр Джордж представил ему Тэйлрэйна в то время, как
Фрэнсис объяснял ситуацию инспектору Тэйпу.
Достаточно было одного короткого взгляда на инспектора, чтобы
понять, что это за человек. У него была военная выправка сержанта
и большие голубые глаза навыкате, чей взгляд, одновременно и
пристальный и пустой, приводил собеседника в замешательство.
Кроме того, его худое лицо украшали рыжие усы, равных которым
Тэйлрэйн не знал (по крайней мере, за пределами Франции),
прямые острые кончики их торчали по обеим сторонам его рта —
63

длинные, как вязальные спицы. Инспектор все время поглаживал
и вытягивал их большим и указательным пальцами, пока слушал
Фрэнсиса, склонив голову набок и поджимая губы.
Но Тэйлрэйна больше заинтересовал Джон Гонт, который от¬
чужденно стоял один у камина. Американец ожидал увидеть уг¬
рюмого и, вероятно, очень раздраженного человека с натянутой
вежливой улыбкой, поэтому он был очень удивлен, когда Гонт
повернулся к нему лицом. Это был тип человека, к которому
принадлежал и сам Тэйлрэйн: консервативный, как парламентарий
старой школы, и утонченно вежливый.
Внешность его сэр Джордж описал очень точно. Худой человек
в старомодном застегнутом на все пуговицы смокинге и в черном
галстуке, величиной чуть ли не с якорь; на его груди болтался
монокль на черной ленточке. Узкое длинное лицо с высокими
скулами, серебристые волосы гладко зачесаны назад с высокого
лба. Серые глаза под черными бровями были сонными, печальными
и едва ли не добрыми. Усы и пушистая бородка клинышком делали
его похожим на похудевшего кавалера с картины Франса Хальса.
Он был слегка пьян, но это становилось очевидным только при
ближайшем рассмотрении, несмотря на исходивший от него сильный
запах бренди. Морщинки у глаз, вокруг рта и на высоком пре¬
красном лбу выдавали в нем человека, видавшего в жизни так
много зла, что теперь оно на него может только нагонять сон.
Перегоревший человек, сказали бы вы, но все еще в ореоле былых
приключений; некий символ давних — стремительных и опасных —
дней: вежливый, спокойный, беспощадный, будто овеянный атмос¬
ферой университетских коридоров и — полусонный.
Он протянул длинную руку и улыбнулся.
— Конечно, я слышал о вас, доктор Тэйлрэйн,— сказал он, и
Тэйлрэйн сразу же почувствовал, что полюбит этого человека.—
В прошлом году я посетил несколько ваших публичных лекций в
Кембридже. Ваши доклады о Теккерее были особенно хороши, так
же хороши, я полагаю, как доклады самого Теккерея об английских
юмористах — тот же блестящий стиль. Разрешите поздравить вас.
Тэйлрэйн поклонился.
— Благодарю вас, мистер Гонт. Вы, как это говорится, взялись
вести это дело?
— Да, я взялся вести это дело,— подтвердил Гонт; взгляд его
был прохладен и ироничен. Он посмотрел на сэра Джорджа с
затаенной усмешкой.
— Между прочим, Джордж,— медленно сказал он,— я совсем
случайно встретил комиссара в Париже с месяц назад. Он был с
доктором Бланшаром из сыскной полиции, и они были столь лю¬
безны, что сообщили мне несколько интересных соображений по
поводу меня. Кажется, они употребили слово «устаревший». Я
64

вышел из моды. Прогресс современной науки... Я взялся вести это
дело, да. Еще одна попытка, мой дорогой Джордж, дань увлечениям
молодости перед тем, как уехать отсюда навсегда. В Англии не¬
возможно пить спокойно...
— Рассказал ли вам Джордж о...
— Кое-что. Я бы хотел услышать все из ваших уст, доктор,
прежде чем инспектор начнет допрос.
Он пододвинул к камину стул с высокой спинкой. Красные
пляшущие языки огня вились уже совсем низко над побелевшими
угольками. Гонт сидел очень прямо, резная .спинка стула возвы¬
шалась над ним, на лицо его падала густая тень.
— Да, вот что,— задумчиво сказал он.— Прежде чем я осмотрю
тела... Джордж, вы всегда были хорошим рисовальщиком. Будьте
любезны, набросайте мне планы верхнего и нижнего этажей дома,
пока доктор Тэйлрэйн рассказывает о происшедшем. В этом ог¬
ромном здании очень трудно ориентироваться... Спасибо. И — если
можно — графинчик бренди...
Сэр Джордж позвонил Вуду и послал его за бренди. Потом
присел, достал большой конверт и принялся рисовать. Тэйлрэйн,
чувствуя себя очень свободно в обществе Гонта, подробно рас¬
сказал обо всем, что здесь происходило, начиная от обеда до
момента обнаружения второго трупа. Гонт сидел неподвижно,
прикрыв глаза ладонью, и, казалось, дремал. Когда Вуд принес
бренди, он сделал лишь единственное движение правой рукой,
чтобы взять стакан спиртного и поднести к губам. Но Тэйлрэйн
заметил, что по мере повествования пальцы его левой руки стали
нервно подергиваться.
— Конечно,— продолжал Тэйлрэйн,— мы можем записать наши
свидетельские показания, вероятно, инспектор Тэйп...
— Благодарю,— скучным голосом сказал Гонт.— Думаю, я
смогу запомнить.
Долгое молчание. Плеск водопада стал громче, но привыкший
к этому постоянному шуму Тэйлрэйн уже и не замечал его.
Сэр Джордж молча протянул Гонту свой план; тот достал длин¬
ную тонкую трубку, набил ее, закурил. Рассматривая лежащий у
него на колене план, Гонт потирал переносицу; голубые струйки
дыма свивались над его головой. Наконец он заговорил:
— Для начала, доктор: кто знал о том, что те двери заколочены,
кроме Сандерса?
— Насколько мне известно, никто.
— Кто-нибудь еще, кроме вас двоих, мистера Фрэнсиса Стейна
и мистера Мэссея, видел у лорда Рейли молоток и гвозди?
— Не думаю. Как я говорил, он тут же их спрятал, как только
мистер Стейн обратил на них внимание.
Гонт кивнул.
3 ДжД.Карр «Сжигающий суд»
65

— Это не убийство «с фокусом», конечно. Убийца, очевидно,
вовсе не хотел, чтобы следствие оказалось перед этой немыслимой
ситуацией. Убийца хотел, чтобы все подумали, что он скрылся
через дверь за гобеленом. Ее он не проверил, ему даже в голову
не пришло, что она может быть забита. Он приблизился к жертве
не с той стороны...— Гонт поднял скучающий взгляд.— Я полагаю,
медицинским освидетельствованием будет установлено, что мисс
Стейн не могла задушить своего отца.
— Думаю, да. Она очень слабая.
— Ия надеюсь, доктор, что инспектор Тэйп не слишком ув¬
лечется этой версией. Я не то чтобы выступаю в защиту мисс
Стейн. Просто есть еще обстоятельства...— Дым вился над его
головой. Гонт снова поднял стакан бренди и отпил из него почти
половину.— У вас замечательная способность запоминать детали,
доктор,— с отсутствующим видом сказал он.— Меня, например,
заинтриговал щелчок, который вы слышали. Тут важно вот что:
когда вы его слышали? Этот щелчок из Ружейного зала?
Тэйлрэйн пожал плечами:
— Извините, мистер Гонт. Это-то как раз я и не могу вспомнить.
Некоторое время спустя после того, как лорд Рейли зашел в Ру¬
жейный зал — или до, или после его убийства.
— Но, черт возьми...— Выражение скуки в один миг исчезло
из глаз Гонта, и в них полыхнул огонь, будто внезапно отворились
настежь двери топки; потом он снова расслабился и стал пускать
вверх вьющиеся струйки дыма.
— Так, значит,— сказал он.— Можете ли вы как-нибудь объ¬
яснить это?
— Я пробовал. Это могло быть...
— Доктор, извините, Бога ради, мои дурные манеры. Когда вы
упомянули этот щелчок, мне сначала все показалось ясно, но есть
еще некоторые обстоятельства... Итак, это могло быть... что, на¬
пример?
— Может, звук выключателя? Это мне пришло в голову.
— Кажется, вы сказали, что дверь была закрыта,— Гонт бросил
взгляд в сторону Ружейного зала.— Никакой щелчок, как бы резок
он ни был, невозможно было бы услышать сквозь такую толстую
дверь.
— Или,— задумчиво пробормотал Тэйлрэйн,— это лорд Рейли,
входя в зал, мог включить главное освещение за мгновение до
того, как дверь захлопнулась. Это совершенно естественное дей¬
ствие. Убийца мог выключить его позже.
Гонт покачал головой.
— Вы говорили, что верхнее освещение очень ярко. А библиотека
была освещена лишь огнем камина да несколькими тусклыми све¬
чами на каминной полке. Другими словами, за дверью Ружейного
66

зала должно было быть темно, в противном случае вы бы обяза¬
тельно увидели свет, если бы он его включил до того, как захлоп¬
нулась дверь... как вы полагаете?
— Да. Пожалуй.
— Давайте проверим. Джордж, окажите нам любезность. Будьте
добры, пройдите к Ружейному залу, быстро зайдите туда, включите
свет и сразу же захлопните дверь.
Пока сэр Джордж совершал эти действия, Гонт сидел с закры¬
тыми глазами. Под сводами библиотеки гулко раздалось эхо от
удара двери.
— Итак, доктор? — спросил Гонт.
— Я видел свет отчетливо.
— Именно. У вас есть еще какие-нибудь предположения?
Тэйлрэйн заколебался:
— Может быть, это просто игра воображения...
— Дорогой доктор, я всегда поощрял игру воображения. В
отличие от комиссара. Прошу вас, продолжайте.
— Предполагается, что убийца, который задушил лорда Рейли,
был в перчатках, как и в случае со служанкой. Эти перчатки
тяжелые. Если железные наконечники на пальцах ударились бы
об пол... если бы убийца уронил одну из них... другими словами...
Приподняв черные брови, Гонт пристально изучал свою трубку;
на его бледном лице под скулами лежали глубокие тени.
— Этот звук скорей всего не мог раздаться из середины зала,
где был задушен лорд Рейли, и наверняка не мог раздаться из
глубины зала, ближе к заколоченной двери.
— Почему?
— Водопад, доктор! Вы забыли про водопад. Если вы верно
процитировали мисс Патрицию, она говорила, что в глубине зала
шум водопада так силен, что едва можно расслышать и очень
громкие отчетливые звуки. Тогда как вы здесь не только слышали
разговор, но слышали даже скрип шагов лорда Рейли, когда он
приближался к этой двери, что говорит о...
Сэр Джордж смущенно потер лоб и сказал:
— Послушайте, Гонт, вы, наверное, можете предположить, что
же делала мисс Патриция там, за печью, а?
Гонт склонил голову:
— Я не буду говорить об этом, Джордж,— торжественно сказал
он.— Думаю, я смогу как-нибудь отвлечь внимание инспектора
Тэйпа от этого, если у него слишком уж разыграется воображение...
А тем временем...
Он замолчал и снова откинулся в тень. Огонек его трубки
потух. И только мерцающие огни камина отражались в темно¬
красной бутылке бренди.
В дверь библиотеки вопила процессия из нескольких человек.
67

Впереди, поглаживая усы, шел инспектор Тэйп, чрезвычайно энер¬
гичный и хмурый; за ним — доктор Мэннинг со своим черным
саквояжем; потом — Фрэнсис, Кестеван, Мэссей и Вуд.
ПЕРЧАТКИ НАЙДЕНЫ
Тэйлрэйн, Фрэнсис и Джон Гонт медленно прошли в Ружейный
зал за инспектором Тэйпом. С той минуты, как в библиотеку
вошел инспектор и другие, Гонт не произнес ни слова и, казалось,
был всецело поглощен своей трубкой.
Даже лишенный воображения инспектор был несколько подавлен
видом торжественных и мрачных стальных фигур. Среди тяжелых
шлемов и багряных мантий его форма смотрелась весьма убого.
Он оглядывался по сторонам, трогая кончики усов.
— Ничего себе! — и под гулкими сводами раздалось такое громкое
эхо, что инспектор понизил голос почти до шепота.— Ничего себе! —
Его выпученные глаза остановились на Гонте: — Сэр?
Гонт кивнул. Тэйлрэйн обернулся и увидел, что в дверь за¬
глядывает доктор Мэннинг, инспектор знаком пригласил его зайти.
— А вот и его светлость,— констатировал инспектор Тэйп.—
Бедняга, вот кто он, джентльмены. Итак, — поглядывая на него
прищуренными глазами, стал что-то писать в блокнот.— Не буду
отрицать, джентльмены,— произнес он, продолжая писать,— сэр
Джордж Анструтер рассказал мне очень странную историю. Наде¬
юсь, вы меня понимаете? Но об этом позже,— глубокие складки,
пролегшие от крыльев носа до углов рта инспектора, означали
вежливую улыбку, его выпуклые глаза блеснули.— ...Конечно,
какая-то ошибка, джентльмены... Пожалуйста, доктор, скажите,
как долго он мертв?
Доктор Мэннинг посмотрел на часы.
— Уже часа два. Он умер, скажем, между девятью тридцатью...
он ведь именно в это время зашел сюда, доктор Тэйлрэйн?
— Приблизительно. Может быть, чуть позже. Да, помню, били
часы. Значит, он вошел в зал в девять тридцать пять или чуть позже.
— Точно,— сказал доктор,— значит, между девятью тридцатью
пятью и девятью сорока пятью. Он был мертв совсем недавно,
когда я увидел его.
Инспектор Тэйп записал это в блокнот.
— Так, джентльмены, теперь, если вы мне поможете перевер¬
нуть его... Впрочем, нет, благодарю, не надо. У него легчайшая
весовая категория, полагаю...
Когда инспектор нагнулся, Тэйлрэйн инстинктивно отвел взгляд
в сторону, но потом все-таки посмотрел на тело. Rigor mortis1 уже
1 Трупное окоченение (лат.).
68

наступил, и лорд Рейли лежал в ужасной позе — задрав кверху
согнутые в коленях ноги, словно собираясь крутить бочонок на
арене цирка. Были видны белки его глаз, синела отпавшая челюсть.
Тэйлрэйн услышал, как Фрэнсис судорожно глубоко вздохнул,—
да и сам доктор почувствовал приступ легкой дурноты.
— Гм,— произнес инспектор, чье кирпично-красное лицо тоже
выразило некоторое смятение. Потом Тэйп взял себя в руки и
прищурился: — Очень странная поза, джентльмены. Словно он
был настигнут сзади в то время, как делал упражнение с присе¬
данием. Мы в армии это называли шведской муштрой.— Казалось,
Тэйп был очень доволен этим взлетом воображения; откашлявшись,
он осторожными пальцами потрогал кончик уса.— Хотя, постойте!
Похоже, здесь была драка... Да. Здесь была драка. От балахона
оторвана костяная пуговица. Сам балахон разорван сверху вниз
до середины. Цепочка от часов вытащена из-под рубашки, запонки
в воротничке нет, и рубашка испачкана. Да — и около него лежит
бумажник. Пустой. Руки тоже испачканы, и вот тут царапина.
Фрэнсис подался вперед, чтобы все это рассмотреть, и хмуро
спросил доктора Мэннинга:
— Послушайте, доктор, вы же говорили, что на него напали
сзади и задушили без всякого шума.
— Мой дорогой мальчик! — запротестовал доктор сдавленным
голосом,— ты меня слишком буквально понял. Я не говорил ничего
подобного. Я сказал, что для того, чтоб его задушить, понадобилось
весьма незначительное усилие. Но об остальном... нет, нет.
Инспектор Тэйп достал фонарик. Он стоял на коленях около
трупа и, водя вокруг фонариком, высвечивал ужасные черты ис¬
каженного лица.
— Извините, сэр,— сказал он Фрэнсису.— Это очень странно.
Очень странная поза, вот что. И шнур на шее сзади завязан по
меньшей мере на три узла... Тетива, как мне кто-то сказал. А
именно сэр Джордж Анструтер. Вон из той витрины. Что вы на
это скажете, сэр?
Тэйп поднял голову.
Очевидно, инспектор все больше и больше нервничал — об
этом свидетельствовало его постоянное покашливание. Факт нали¬
чия на трупе тетивы был им воспринят почти как личное оскор¬
бление, он медленно поднял голову и посмотрел на Гонта.
Последний стоял неподвижно, медленно попыхивая трубкой. Гонт,
казалось, всегда стоял в чьей-то тени, вот и сейчас он выступил
вперед из-за широкой спины доктора Мэннинга. Поставив на пол
стакан бренди, он взял у Тэйпа фонарик.
Все молчали.
Опустившись на колени, Гонт протер носовым платком свой
монокль. Заглянув ему через плечо, Тэйлрэйн увидел, что это был
69

вовсе не монокль, а очень сильная — как у ювелиров — лупа.
Сверкнули серебристые волосы. Пока Гонт осматривал тело, стояла
полная тишина, исключая приглушенный плеск воды. Гонт упра¬
вился скоро: в основном он рассматривал глаза и нос и попытался
просунуть палец под шнур на распухшей шее.
— Скажите, доктор... — он все еще разглядывал труп, не
вынимая увеличительное стекло из глаза, — доктор Мэннинг, если
не ошибаюсь? Спасибо. Конечно, это очевидно, что он был очень
слаб. Скажите, можно ли было его задушить просто руками?
— Дорогой сэр, я говорил об этом, — довольно раздраженно
ответил доктор,— несколько раз. Для его сердца было бы достаточно
и сильного потрясения. Если здесь была драка — его могло убить
одно это напряжение сил.
Доктор Мэннинг сокрушенно махнул рукой.
— Именно, — задумчиво сказал Гонт. Он повернулся на каблу¬
ках.— Инспектор, думаю, вы должны знать, что этот человек был
уже мертв до того, как на его шее была затянута тетива.
Инспектор уставился на Гонта и машинально полез за записной
книжкой.
У Гонта сейчас почему-то было очень странное, серое, изму¬
ченное лицо. Он потянулся за своим стаканом так же машинально,
как инспектор — за блокнотом. Трубка погасла, и он отрывисто
заговорил, не вынимая ее изо рта:
— Вы это сами увидите, доктор, при более тщательном осмотре.
Ни в ноздрях, ни в глазах нет кровоизлияний. Хотя лицо слегка
посинело. А шнур затянут так туго, что, если лорд Рейли дейст¬
вительно задушен им, обязательно должны быть кровоизлияния и
в ноздрях и в глазах. Э-э... есть у кого-нибудь спички? Спасибо,
сэр. Тетива была завязана на шее через минуту-две после смерти.
Но убила его не она. Инспектор, если вы воспользуетесь моей
лупой— пожалуйста,— вы увидите незаметные ссадины на шее.
Ничего определенного, конечно. Пальцы. Или, как предположил
сэр Джордж в разговоре со мной, перчатки.
Он осушил стакан.
— Но зачем? — спросил Фрэнсис у Гонта, который бесцельно
включал и выключал фонарик.— Я имею в виду, зачем тогда тетива?
И если была драка, то почему он находится в такой нелепой позе?
Вы же понимаете, это неестественно. Похоже, что убийца поднял
его в воздух и держал так до тех пор, пока тот не умер, а потом
бросил тело на пол, так что его ноги подогнулись. То есть...
Он неуверенно замолк.
— Итак, сэр? — спросил инспектор. Гонт начал в задумчивости
вышагивать вокруг. Этот человек с бородкой клинышком и с вы¬
сокими скулами самым естественным образом вписывался в окру¬
жение вооруженных фигур.
70

— Думаю, говорить о драке,— сказал он,— можно лишь весьма
условно. Этот балахон, как вы заметили, достигает пят. В случае
драки он был бы изорван внизу, или его полы были бы истоптаны
и испачканы — потому что и сам лорд, и его противник обязательно
наступали бы на них. Ничего этого, как вы видите, нет. Балахон
разорван на груди и сильно разорван в месте присоединения ка¬
пюшона. Последний факт представляется значительным: это явно
не свидетельство драки. Лорд Рейли пытался убежать от убийцы,—
Гонт снова зажег трубку. — Позвольте мне, инспектор, попытаться
воссоздать ситуацию. Скажем, лорд Рейли неожиданно натыкается
на этого неизвестного человека в то время, как тот совершает
какие-то подозрительные действия. Лорд Рейли, вероятно, подошел
незамеченным достаточно близко — в противном случае он успел
бы убежать и поднять тревогу. А он, значит, подошел слишком
близко. Убийца рванулся за ним, схватил его за капюшон, потащил
назад и потом...— Гонт сделал выразительный жест.
— Так, сэр,— прервал его инспектор Тэйп,— но это, знаете
ли, одни догадки...
И он замолк, яростно крутя усы. Гонт отошел в сторону и
прогуливался между стеклянными витринами, словно совершенно
забыв о деле. Несколько мгновений все прислушивались к эху его
размеренных приглушенных шагов.
— Вот что, джентльмены,— наконец резко сказал инспектор,—
если вы не возражаете, давайте пройдем обратно в библиотеку. Я
прикажу констеблям вынести тело и буду вам весьма признателен,
доктор, если вы тщательно осмотрите его. Вы идете, сэр?
— Минутку,— откуда-то издалека донесся голос Гонта,— ми¬
нутку.
Инспектор явно нервничал. Это выражалось в том, что он часто
порывисто оглядывался через плечо, говорил громко, почти по-
ораторски, и его повелительный голос стал еще звучней и глубже.
— Я вам могу объяснить, сэр,— доверительно сообщил он
Фрэнсису по пути в библиотеку.— Я — человек практичный. Не
признаю никакой чепухи — вы меня понимаете, а? Но мне все
это не нравится. Ни капельки. А почему не нравится? Что ж, сэр,
ничего определенного по этому поводу сказать не могу. Просто
там, в зале, среди этих доспехов у меня возникло какое-то чувство...
у меня иногда вдруг возникает какое-то чувство...
Глядя в его широкую солдатскую спину, Тэйлрэйн ни на минуту
не усомнился, что чувство, в котором так стыдливо признается
инспектор,— это не что иное, как чувство ужаса.
Кто-то подбросил дров в камин; бледные лица присутствующих
были обращены к огню; все стояли неподвижно, как и те стальные
манекены со спрятанными под забралами лицами. Мэссей прижимал
к груди свой портфель; сэр Джордж хмуро смотрел на пламя;
71

исполненный достоинства Вуд замер поодаль у дверей; Кестеван
медленно перебирал блестящими ботинками по полу...
И что это за мистический ужас возникал при виде этих мане¬
кенов? Нет, это было не ощущение страха от мысли, что под
забралами могут быть скрыты живые лица. Эти заостренные спереди
глухие шлемы рождали в воображении образы каких-то хищных
птиц с могучими клювами — бесчеловечных и холодных; да, бле¬
стящие железные птицы, готовые к нападению. И было еще что-то,
даже более страшное: этот блеск и роскошь пустых лат. Полые
фигуры, что звенят и лязгают при малейшем толчке; но вот, стоят —
грудь выгнута, руки согнуты в локтях, как у человека, готового
к схватке, и даже по постановке их ног нельзя догадаться, что
внутри у них лишь пустота...
— Итак? — спросил сэр Джордж.
— Итак, сэр,— в глубокой задумчивости произнес инспектор,—
я осмотрел оба тела, и теперь мы можем начать. Если вы не
возражаете, сэр, — он медленно повернулся к Тэйлрэйну и достал
блокнот.— Сначала ваши показания.
Тейлрэйн приступил к изложению событий. Он говорил как-то
автоматически; вдруг у инспектора Тэйпа сломался карандаш.
— Но послушайте, сэр!..— краснея, запротестовал он.
— Доктор говорит абсолютную правду,— угрюмо подтвердил
Фрэнсис; он становился все более раздраженным.— И Бога ради,
давайте не будем начинать все сначала! У всех есть одинаковые
основания удивляться и сомневаться. Я сам знаю, что так не может
быть, но именно так все и было. Продолжайте, пожалуйста!
Тэйп вытянул шею из воротника и стал похож на черепаху;
он обвел присутствующих выпуклыми глазами.
— Но я же не могу это записывать, мистер Стейн,— сказал
он, барабаня пальцами по блокноту,— за такой рапорт я получу —
извините — большой нагоняй от начальника полиции. Послушайте,
сэр, здесь какая-то ошибка!..
— У вас есть еще вопросы? — осведомился Фрэнсис.— Доктор
Тэйлрэйн ждет.
Инспектор повернулся к Мэссею:
— Вы все это подтверждаете, сэр?
— До единого слова,— ответил секретарь. Он казался очень
усталым и все приглаживал машинально прямые рассыпающиеся
волосы...— Осмелюсь предположить, вы теперь хотите выслушать
меня. Итак...
Он рассказал, как сразу после обеда, не дожидаясь кофе, он
поднялся в контору, напечатал письмо и вскоре после девяти трид¬
цати спустился вниз в поисках хозяина. Когда он дошел до того,
как лорд Рейли пронесся мимо него в Ружейный зал, инспектор
Тэйп подался вперед:
72

— Ага! Он выглядел расстроенным, сэр?
— Очень расстроенным, насколько я могу судить. Было очень
темно: горела лишь одна тусклая лампочка. А главное освещение
я не включал. Он всегда категорически запрещал это. Но я могу
сказать с уверенностью, что он был чем-то страшно потрясен.
— И что же именно он вам сказал? Будьте внимательны!—
предупредил инспектор.
Мэссей нахмурился:
— Это-то я и пытаюсь вспомнить весь вечер. Кажется, «взяли
жемчуга», или «украли жемчуга», или что-то вроде. Не могу ут¬
верждать ничего определенного. Я просил его подписать письмо...
— Он не назвал ничьего имени?
— Нет. Это точно.
— Что он сделал потом?
— Просто выпихнул меня за дверь и захлопнул ее. Больше я
ничего не видел.
Инспектор тщательно записал все в блокнот и почесал каран¬
дашом лоб.
— Вот что, сэр. Вы можете предположить, зачем он пошел в
Ружейный зал? Он вам не говорил — зачем?
— Нет.
— Ага. Так, значит,— инспектор снова стал писать. Его манеры
становились все более конфиденциальными и неуклюже диплома¬
тичными.— Я так понял,— продолжал он,— я так понял, что мисс
Патриция Стейн находилась в зале в то время, хак был уб«т ее
отец. Да? Ага. Она и обнаружила тело. Скажите-ка мне...
Мэссей обменялся взглядом с Фрэнсисом и неловко переступил
с ноги на ногу. Гул водопада становился все глуше. Конечно, нм
следовало до появления инспектора сочинить какую-нибудь исто¬
рию, чтоб Патриция могла остаться в стороне от следствия.
— А что она там делала? — поинтересовался инспектор, вытягивая шао.
Мэссей посмотрел на него невинными глазами:
— Как что? Смотрела оружие. Мы... мы часто смотрим.
Последние слова прозвучали явно натянуто. «Из него плохой
лжец,— подумал Тэйлрэйн.— Ему надо быть поосторожней». Мэс¬
сей преувеличенно внимательно изучал замок своего портфеля.
— Хм,— сказал инспектор.— В темноте?
— О, там было не совсем темно — так, полумрак. Там горела
одна лампа. Кажется, я говорил вам уже, что его светлость кате¬
горически запрещал кому бы то ни было включать верхний свет.
— Да, вы говорили,— инспектор уставился на него выпуклыми
глазами, откашлялся и нахмурился.— Значит... вы ее видели, сэр?
— Нет, конечно, нет. Этот зал длиной в девяносто футов; и
мне и отца-то ее было трудно разглядеть. А она находилась вообще
в другом конце зала.
73

— Ага! Но когда вы вошли туда, вы же осматривали зал, не
так ли? Вы же искали там его светлость. Вы тогда ее видели?
— Я вам уже говорил,— бесстрастно продолжал Мэссей,— что
не дошел и до середины зала. Я просто несколько раз окликнул
лорда Рейли, и...
— Так-так! — воскликнул инспектор, слегка возбуждаясь. Его
лицо стало густо-кирпичного цвета, и он не сводил с секретаря
пристальных глаз.— Но почему она не откликнулась? Почему не
подошла?
— Почему не подошла? — переспросил Мэссей.— Но я же
звал не ее. И, кроме того, если она находилась в том конце зала,
она меня и не могла услышать. Водопад, знаете ли. И если она...
если она ходила между тех стеклянных витрин, она меня и видеть
не могла.
Инспектор внимательно разглядывал Мэссея.
— Нам надо побеседовать с мисс Стейн,— медленно сказал
он.— Хорошо, хорошо, сэр,— он успокаивающе махнул рукой
запротестовавшему было Фрэнсису,— если вы возражаете — хо¬
рошо, не сейчас. Завтра. И обязательно. Она видела, как убили
ее отца?
Вопрос не был обращен ни к кому в отдельности, и ответил
Фрэнсис.
— Инспектор,— начал он.— Вы — человек рассудительный.
И человек с богатым воображением. То есть... не правда ли?
Тэйп снова кашлянул:
— Да, наверно, сэр. Я, конечно...— явно польщенный, он
погладил усы.— Я хотел бы знать лишь...
— Вы когда-нибудь чувствовали страшный гнет окружающего
мира? — серьезно спросил Фрэнсис.— Хотелось ли вам когда-нибудь
остаться наедине с самим собой? Одиночество, инспектор. Я имею
в виду, она была погружена в мысли. Разве вам никогда не при¬
ходилось полностью отключаться от всех внешних звуков?
Тэйлрэйн попытался представить себе Патрицию погруженной
в мысли и нашел это невозможным. Эта романтическая картина,
нарисованная Фрэнсисом, была вовсе не убедительна; кроме того,
молодой человек говорил несколько бессвязно. Тэйлрэйн взглянул
на бесстрастное лицо Кестевана. На нем, казалось, было написано:
«Что? Уж не собираются ли здесь обсуждать мои любовные дела?» —
похоже, он намеревался оскорбиться, но вместо этого просто достал
карманное зеркальце и стал тщательно изучать крылышки своего
галстука.
— Да, конечно, сэр,— упрямо сказал инспектор.— Я люблю
иногда погрузиться в мысли. Но я не могу настолько отключиться
от внешних звуков, что не заметить, как в одном со мной помещении
происходит драка и совершается убийство.
74

— Но вы же слышали, мистер Гонт сказал, что, собственно,
драки не было. Убийца просто схватил его сзади. Если он и успел
крикнуть — грохот водопада все равно заглушил этот крик.
— А...— инспектор Тэйп склонил голову к плечу.— Ладно,—
он принял загадочный вид.— Я не стану пока что говорить о своих
соображениях, сэр. Давайте продолжим. Так, теперь... остальные.
Где вы находились все это время?
Фрэнсис бросил на него настороженный взгляд из-под тяжелых
век, потом, вытянув длинные ноги, откинулся в кресле.
— Сэр Джордж и я играли в бильярд после обеда...— он
взглянул на баронета, и тот кивнул.— И потом...
— Вы все время там находились, сэр?
— Фу-ты! — сказал Фрэнсис.— Я хочу сказать, не перебивайте
меня. Значит, дальше. Посередине игры я почувствовал жажду.
Мне надо было подкрепиться спиртным. Итак, я позвонил Вуду
(вполне естественное движение). Но у него в комнате громко играл
проигрыватель, так что он не услышал,— Фрэнсис свел ладони и
стал задумчиво разглядывать соединенные кончики пальцев. Потом
взглянул на Вуда — тот опустил голову.
Приняв еще более загадочный вид, инспектор Тэйп что-то стро¬
чил в блокноте.
— Значит, я отправился на поиски спиртного. И заглянул в
следующую дверь — в Трофейную комнату. Там на закусочном
столике я увидел остатки ужина. Миссис Картер — это домопра¬
вительница — позже объяснила, что там было накрыто доктору
Мэннингу. Я учуял запах виски, но долго не мог найти его. После
долгих поисков оказалось, что какой-то хитрый спрятал виски за
одной из пирамид для винтовок.
— Как? — удивился инспектор.
— Извините, сэр,— выступил вперед Вуд.— Думаю, я смогу
это объяснить. Это — идея миссис Картер. Она подозревает — не
знаю, есть у нее основания на это или нет,— что кто-то из лакеев
имеет привычку...— на этом он закончил предложение и откаш¬
лялся.
— Сандерс! — догадался Фрэнсис и впал в задумчивость.—
Таскает виски, не так ли? Вот, значит, почему я никогда не могу
найти выпивки в буфете и везде. Ясно. Дальше, инспектор...
— Пожалуйста, продолжайте, сэр.
Фрэнсис приподнял бровь.
— Кажется, я уже тогда был приятно разгорячен. Вы понимаете,
что это такое. Мне пришло в голову, что все человечество жаждет
пропустить стаканчик. В частности, я подумал о моем добром друге
докторе Тэйлрэйне, одиноко сидящем в библиотеке и мечтающем
о глотке виски. Итак, я предал сэра Джорджа и отправился в
библиотеку. Остальное вам известно.
75

Наступило молчание.
На длинном лице Тэйпа изобразилось раздражение. Он уже
исписал полблокнота и сейчас, нахмурившись, изучал записи.
— И как долго вы отсутствовали в бильярдной?
— Отсутствовал в... О Боже, инспектор! — устало произнес
Фрэнсис.— Вы хотите сказать: «есть ли у вас алиби»?
— Сэр, я просто подумал...
— Дело в том, что я не знаю. Может, пять минут, может,
десять. Точно не знаю.
— Я ничего такого не предполагаю,— торопливо заговорил
Тэйп.— Это такой порядок. Если бы вы знали, сколько всяких
ненужных формальностей приходится соблюдать, вы бы удивились.
Я вот что имею в виду: когда вы были в Трофейной комнате, вы
с сэром Джорджем находились в поле зрения друг друга?
На лице Фрэнсиса появилась зловещая улыбка.
— Все дело в том, знаете ли, что нет. Раньше между бильярдной
и Трофейной комнатой была дверь, но старик велел заложить ее.
У него было обыкновение сидеть в Трофейной комнате, и его
страшно раздражал стук бильярдных шаров и звук голосов по
соседству. Я его понимаю, меня точно так же раздражает вид
людей за бриджем. Мы все слегка с приветом. Вся семья... Нет,
инспектор, мы не находились в поле зрения друг друга.
— Все верно, инспектор,— подтвердил сэр Джордж. Его лицо
еще больше раскраснелось от огня, и вид у него был озадаченный,
будто он пытался что-то вспомнить.
— Мы не видели друг друга. Но, Фрэнсис, прекрати болтать
чепуху, пожалуйста. Продолжай.
Фрэнсис, похоже, забавлялся.
— Но мог иметь место заговор. Мы с сэром Джорджем могли
организовать кошмарный злодейский заговор. Я уже говорил, что
я с приветом, а сэр Джордж всегда завидовал коллекции старика,
так что...
— Прекрати! — почти сердито сказал сэр Джордж.— Инспектору
и так есть над чем подумать без твоей болтовни.
— Нет, ей-богу,— рассеянно продолжал Фрэнсис, будто и не
слыша его,— сплошные заговоры. У меня блестящий ум. Доктор
Тэйлрэйн и Брюс сговорились убить вдвоем старика и теперь рас¬
сказывают нам эту фантастическую историю, чтобы покрыть друг
друга. Или еще: это доктор Мэннинг и Ирен...
Он оборвал себя, и глаза его сузились. Все молчали. Никто не
знал, что сказать. Инспектор с неожиданным интересом разглядывал
присутствующих. К счастью, гробовая тишина была нарушена рез¬
ким движением Вуда; он вдруг скрылся за дверью, и оттуда раздался
пронзительный женский голос. Когда дворецкий вернулся, Фрэнсис
посмотрел на него почти испуганно.
76

—	Извините, сэр,— бесстрастно произнес Вуд.— Миссис Картер
нашла перчатки. В комнате Дорис Мундо. Она отказывается при¬
трагиваться к ним. Если вы позволите, я принесу их сюда.
ОТКРЫТОЕ ОКНО
Инспектор Тэйп отправился за Вудом; все остальные остались
на своих местах.
—	В комнате Дорис,— пробормотал Фрэнсис, доставая сигареты. —
Интересно.
—	Послушай, Фрэнк,— резко сказал сэр Джордж,— пока у
нас есть время для передышки, хочу предупредить тебя: давай-ка
полегче. Прекрати свои дурацкие выходки, не то он начнет вос¬
принимать тебя всерьез. Он опасен, и ему нужна жертва. Так что
давай-ка полегче.
Ко всеобщему удивлению, вдруг заговорил Кестеван.
— Очень остроумно! — воскликнул он, раздувая ноздри.— О
леди Рейли. Вы практически намекнули...
— А вы умны, о да, умны,— со вновь вспыхнувшим интересом
Фрэнсис разглядывал актера. — А я как раз подумал, что пора
бы уж пропеть нашим часикам с кукушкой. Послушайте, Кестеван,
что это за фильм вы с Ирен собираетесь делать? Она — большая
поклонница вашего искусства, но только не говорите мне, что
мечтаете сыграть Гамлета. Я не переживу.
— Кто вам сказал это? — спросил Кестеван, и глаза его
сузились.
— Агенты, — туманно ответил Фрэнсис.— Но все-таки, Кес¬
теван? Какое-то роковое предчувствие подсказывает мне, что это
будет что-то страшно русское. Один из тех могучих романов без
диалогов, где автор решает вселенские проблемы, после чего его
ссылают в Сибирь. Долгие годы, — задумчиво продолжал Фрэн¬
сис,— издательства мира отчаянно соревновались между собой: кто
сумеет напечатать русские романы самым мелким шрифтом. В
пределах такого микрокосмоса автор становится богом. Кроме того,
мы, англичане, убеждены, что произведение, имена героев которого
можно выговорить без труда с первого раза,— хорошим быть не
может. Во всяком случае, Ирен убеждена в этом. Да, Кестеван,
я чувствую, что это будет что-то русское. По всей вероятности,
«Зараженная семья» Бориса Стива.
Кестеван поднялся с кресла, положил руки на бедра и шагнул
вперед.
— Я не понимаю, о чем вы говорите,— сказал он,— вы ос¬
корбляете леди Рейли. И если вы знаете так много, то можете
намотать это себе на ус. И вот что мы собираемся делать: что-то
хорошее... Не халтуру. Да, это будет Россия,— это вы, вероятно,
77

тоже знаете,— но очень по-английски. И сценарий, между прочим,
написала ваша родственница. Женщина. Поэтому думайте получше,
что вы говорите, Стейн.
— Как? — переспросил Фрэнсис.— Родстве...
— Во всяком случае, у нее такая же фамилия, как у вас,—
оборвал его Кестеван, раздраженно махнув рукой.— И вам лучше
не забавляться на этот счет...
— Не Гертруду ли Стейн вы случайно имеете в виду? —
задумчиво спросил сэр Джордж.
— Да. Именно. А что?
— Надо же, — сказал Фрэнсис.— Да-да, конечно. Блестящий
стилист в нашем роду. Она из Ворчестершира.
— И что? Что в этом смешного? Я еще не видел сценария, но
леди Рейли говорит, что я буду отлично смотреться в главной
роли. Вам все ясно, Стейн? И что касается вашего указания по¬
кинуть этот дом...
— Я не сомневаюсь,— сказал Фрэнсис.— Ей-богу, я ничуть
не сомневаюсь. Вы будете великолепны, мой мальчик. Но ваш
личный вклад?.. Я имею в виду, что именно вы там будете играть?
Счетную логарифмическую линейку, пропущенные знаки препи¬
нания или щебечущую тарелку крыжовника? И Россия к тому же.
Прощай, Голливуд! Эта вещь будет подлинным бунтом художника.
Он говорил все громче и оживленней, и лицо его разгорелось.
— Спокойно! — оборвал его сэр Джордж.— Фрэнк, на твоем
месте я бы все-таки унялся. Там, за стеной, лежит твой отец. Ты
это знаешь?
Фрэнсис обратил к нему странное лицо.
— Позвольте мне веселиться,— попросил он.— Позвольте мне
безумствовать. Я насвистываю среди кладбища; и если я не буду
болтать чепуху — я рехнусь окончательно... Кроме того, его уже
там нет. Посмотрите.
Но сам он не посмотрел. Он отвернулся и попытался зажечь
спичку в то время, как констебль в голубом мундире и Сандерс
вынесли из Ружейного зала окоченевший труп. Впереди шел доктор
Мэннинг. Эта безмолвная процессия, скрывшаяся в темном кори¬
доре, показалась почти призрачной. Тэйлрэйн услышал голос док¬
тора:
— В музыкальную комнату, пожалуйста.
— Sic transit1,— произнес Фрэнсис, неверной рукой зажигая
сигарету, и тихо добавил,— успокой, Господи, его сумасшедшую
старую душу. У него были свои достоинства. Ну и что нам делать
теперь? Вот, кстати, и мистер Гонт.
1 Так проходит (мирская слава) (лат.).
78

Вытирая руки носовым платком, в библиотеку вошел Гонт.
—	Итак,— поинтересовался сэр Джордж,— вы нашли еще что-
нибудь?
Прежде чем ответить, Гонт налил себе стакан бренди. Его
бледное лицо слегка порозовело, и в глазах появился блеск.
—	Не беру на себя смелость сказать что-либо определенное,—
медленно ответил он.— Но план, который вы нарисовали, Джордж,
оказался весьма полезен. Я случайно слышал ваш разговор. Итак,
перчатки найдены.
—	Да.
—	В комнате служанки. Да, понимаю. Между прочим, мистер
Стейн, вы сделали очень интересное замечание касательно позы тела...
—	Что-нибудь ценное? — спросил Фрэнсис.
Гонт ответил не сразу. Он рассеянно рассматривал присутст¬
вующих, словно обдумывая и отвергая какие-то возможности. На¬
конец, его взгляд остановился на Кестеване. Тот, бледно розовея
от негодования, подошел к камину и встал там спиной к Гонту.
— Вы сказали,— продолжил Гонт,— что, похоже, убийца душил
вашего отца, подняв в воздух, и держал его так, пока тот не умер.
Я склонен предполагать, что в этом замечании есть доля истины.
С одной лишь разницей. Например...
Он вдруг резко вытянул руки вперед, тонкими сильными паль¬
цами обхватил шею Кестевана, поднял того в воздух, как игрушку,
и повернул голову к остальным.
Какое-то нечеловеческое блеянье и визг вырвалось из губ актера.
Фрэнсис вскочил на ноги, сэр Джордж испуганно вскрикнул.
— Посмотрите на его ноги,— сказал Гонт.
И бережно, как фарфоровую статуэтку, он опустил Кестевана на
пол. Тот едва устоял на трясущихся ногах; лицо его покрылось
пятнами; одной рукой он схватился за измятый воротник, другой
вцепился в спинку кресла. Но они увидели, они увидели этого блед¬
нолицего человечка с блестящими приглаженными волосами в ужасной
позе: одна нога резко выброшена вперед, другая подтянута к животу,
носки вытянуты, руки судорожным рывком заведены назад...
— Боже... вы, что вы...— прохрипел Кестеван и глотнул воз¬
дух.— Вы порвали мне воротничок... Вы мне все помяли...
— Должен принести глубочайшие извинения, сэр,— произнес
Гонт. Он не был сильно пьян и вовсе не был раздражен.— Умоляю
вас, простите меня. Мне нужен был некрупный человек. У мистера
Мэссея подходящий рост, но он тяжеловат для подобного экспе¬
римента. И я должен был застать вас врасплох.
— Жертва эксперимента принимает ваши извинения,— сказал
Фрэнсис.— Бог мой, ну и напугали вы меня. Но о чем это говорит?
— Человек, которого душат — сзади ли, спереди ли,— ведет
себя так, как мистер... извините?
79

— Кестеван,— подсказал Фрэнсис.
— Как мистер Кестеван. Его колени сведены вместе и подтянуты
к животу; он пытается нанести ногой удар вперед или назад — в
зависимости от того, где находится убийца. Потом, скорей всего,
убийца бросит труп, так, что тот упадет навзничь — это инстин¬
ктивное движение. После смерти тело, конечно, обмякнет.
Вы, конечно, обратили внимание на отсутствие запонки в во¬
ротнике. Почти невозможно представить себе, что кто-то в драке
хватается за такой крошечный предмет и вырывает его. Если вы
сейчас совершенно спокойно попробуете вытащить из воротника
собственную запонку, вам покажется это довольно трудным. Она
выскочила так же, как выскочила из кармана рубашки цепочка
для часов, когда лорда Рейли кто-то нагибал назад, схватив за
шею, в то время как он, выгибая грудь вперед, старался выпря¬
миться. Вы видели, как это делал мистер Кестеван.
Вы спросите, о чем это говорит. Скажем, после смерти обмякшее
тело лорда Рейли лежало на спине. Как очень проницательно
заметил инспектор Тэйп, на его балахоне не хватает верхней
пуговицы. И пуговичная петля сильно разорвана, но в очень лю¬
бопытном направлении... Вы помните, в каком?
— В каком направлении?— тупо повторил Фрэнсис.— Бог мой,
конечно, нет! Что вы имеете в виду?
— Она разорвана усилием, направленным снизу вверх,— сказал
Гонт.— Я не буду больше экспериментировать, но...— он повернулся
к Кестевану, который с раздраженным ворчанием попятился на¬
зад,— но представьте себе, что я борюсь с мистером Кестеваном.
Он одет в широкий застегнутый балахон. Я должен схватиться за
балахон и разорвать его, чтобы оторвалась верхняя пуговица на
груди — как это было у лорда Рейли. Но если я хватаюсь за
балахон, то неизбежно — сверху, и разрываю сверху вниз. Не
стану же я хвататься за балахон снизу и тянуть вверх, словно
пытаясь стащить его с жертвы через голову.
— Значит...— начал Фрэнсис.
Гонт глотнул из стакана.
— Ав нашем случае балахон разорван именно снизу вверх.
Этого не может случиться ни в какой драке. Короче говоря, джен¬
тльмены, наша драка начинает казаться весьма незначительной и,
конечно, односторонней... Однако, если лорд Рейли после смерти
лежит на спине, а под его застегнутым балахоном находится нечто,
мне необходимое... скажем, ключи или бумажник... и я страшно
тороплюсь...
Фрэнсис кивнул, не сводя с Гонта пристальных глаз.
— Вы хватаете балахон снизу и раздираете его доверху, отрывая
при этом пуговицу. Снизу вверх, да. Как будто открываете банку
сардин.
80

—	Фрэнк,— мягко заметил сэр Джордж,— в разговоре о твоем
отце это сравнение с банкой сардин...
—	Конечно! — резко прервал его Фрэнсис.— Ясно. Все это. Я
хочу услышать дальше. Продолжайте, мистер Гонт.
— Итак, значит, он лежит на спине, пока убийца роется в его
карманах. Но как бы он ни упал, члены его не могли принять то
странное положение, какое мы увидали позже; для этого было
необходимо вмешательство убийцы... Мы знаем, что после смерти
лорда Рейли убийца относительно неспешно завязал на его шее
тетиву. И что потом? Мы можем понять, зачем он перевернул
труп лицом вниз: надо было завязать те три узла на шнуре. Но...
Гонт подался вперед. Сейчас он стоял спиной к камину, и его
худое лицо было скрыто в густой тени, но Тэйлрэйн почувствовал,
насколько сильно оно напряжено и сосредоточено. Гонт вытянул
в их сторону руку со стаканом:
— Но зачем убийца придал обмякшему телу эту необычную
позу? Вот, джентльмены, один из трех основных вопросов следствия.
Ведь это было не только не нужно, но для того чтоб уложить труп
в позу ватной куклы с вывороченными членами, потребовалось бы
значительное время. А времени у убийцы, как нам известно, не
было. Насколько я понял, между моментом, когда лорд Рейли
вошел в зал, и моментом, когда его дочь обнаружила тело, прошло
не более восьми минут, восемь — это максимум. Ему же надо
было успеть как-то скрыться. Почему он терял время?
Фрэнсис вынул сигарету изо рта:
— Дело становится все темней. Вы ставите вопросы, на которые
нет ответа, мистер Гонт. Вместо одной загадки вы предлагаете
несколько. Три основных вопроса. Хм. Осмелюсь предположить,
что первый из них — это зачем убийца затянул на трупе тетиву?
Второй вы только что сформулировали. А третий?
— На одежде убитого не хватало пуговицы и запонки,— сказал
Гонт.— Но ведь где-то они должны были находиться? Я их нашел.
И это весьма любопытно. Как вы думаете, где же я их обнаружил?
— На полу, наверно.
Гонт медленно покачал головой:
— Нет, не на полу. У лорда Рейли в кармане!
Взметнулся в камине огонь, затрещали поленья. Сэр Джордж,
похожий на перепуганного Пиквика, яростно потер лысину:
— Боже мой! То есть убийца не только возится с трупом,
укладывая его в эту позу, но и ползает по полу в поисках запонки
и пуговицы, чтобы положить их в карман... Послушай, Джон. Так
не бывает.
— Вот они,— сказал Гонт, подбрасывая на ладони вышеупо¬
мянутые предметы.— И, по-моему, объяснить это будет не так
трудно, как вам кажется. Бог мой! — вдруг воскликнул он.—
81

Хотел бы я, чтоб здесь присутствовал комиссар и этот Бланшар
со своими новомодными инструментиками. Извините, джентльмены,
я только хочу сказать, что из всего этого можно сделать несколько
поразительных умозаключений. Например...
Его горящие глаза под черными бровями вдруг погасли, он
уронил руку и вяло опустился в кресло у камина в то время, как
в библиотеку вошел инспектор Тэйп.
— Вот,— произнес полицейский. У него в руках были латные
перчатки со скрюченными ребристыми пальцами. Он поднес их к
огню, и все подошли поближе.
Тэйлрэйн тщательно рассмотрел их. Как и говорил сэр Джордж,
это была пара перчаток эпохи поздней готики — с заостренными
железными пальцами и прекрасно сработанными щитками на фа¬
лангах. Их металлические запястья были отделаны истлевшей алой
тканью с некогда золотым оттиском герба. Тонкой работы манжета
длиной почти до середины предплечья затягивалась вокруг руки
шнурком с металлическими наконечниками.
Перчатки чуть покачивались в вытянутой руке инспектора, и
сталь тускло мерцала в свете камина.
— Послушайте, джентльмены,— вдруг сказал Тэйп,— убей
меня, никак не могу понять одну вещь. Очень странно. Я всегда
считал, что средневековые воины — или как их там — были
эдакими великанами. Да, вот как их представляют. Огромные
люди, все высокие, как — ну, например, я.
Он поморгал.
— Вот. А эти латы — они же рассчитаны на невысоких и довольно
худощавых людей. А сами доспехи кажутся такими тяжелыми.
Сэр Джордж взял у инспектора одну перчатку и повертел ее
в руках.
— Совершенно вероятно, инспектор,— подтвердил он,— полное
рыцарское снаряжение весило около восьмидесяти пяти фунтов.
Боевое снаряжение — чуть меньше, а доспехи пехотинцев были
вообще относительно легкими, хотя в наше время вы едва смогли
бы и устоять в них... Они были невысокими людьми, и у них не
было лишнего жира: он сгорал под тяжестью этого железа. Но
почему вы обратили внимание на это?
— На крупную руку эти перчатки не налезут,— инспектор с
сомнением покачал головой.— Я пробовал их примерить — и
никак. Я думаю... Вас не обидит... если вы не возражаете, джен¬
тльмены...
— Ладно,— мгновенно откликнулся Фрэнсис.— Я попробую.
Дайте их мне.
Его длинная ладонь была очень узкой, так что перчатка сидела
на ней, хоть и не очень плотно. Фрэнсис с любопытством рассмат¬
ривал свою руку над огнем камина.
82

— Так... Шарниры двигаются легко,— сообщил он, сжимая и
разжимая пальцы.— Потренировавшись, я смог бы даже брать этой
рукой всякие мелкие предметы. Это даже проще, чем в простой пер¬
чатке,— все равно, что орудовать палочками для еды. И... да, шарниры
были смазаны совсем недавно. Попробуйте сами, джентльмены.
Что-то ужасное и призрачное было в виде этих блестящих
металлических крючков, шевелящихся у лица молодого человека,
Тэйлрэйн с трудом подавил дрожь. Потом Мэссей осторожно взял
и несколько раз судорожно сглотнул, прежде чем с обычным спо¬
койствием и аккуратностью надеть обе перчатки. За ним была
очередь сэра Джорджа, которому они были так тесны, что ему не
удалось их натянуть вовсе. Тэйлрэйну они были впору. У него
мурашки поползли по телу, когда он почувствовал пальцами при¬
косновение истлевшей подкладки, и доктор поспешно снял их.
Когда он протянул перчатки Кестевану, прославленный исполнитель
гангстерских ролей отшатнулся...
— Ну?— спросил Фрэнсис.— В чем дело? Надевайте же!
Кестеван инстинктивно поднял руку к измятому воротничку,
свирепо глянул на Фрэнсиса и потом попытался надеть перчатки
как можно более непринужденно — будто он всю жизнь только
этим и занимался.
— Вот,— отрывисто сказал он, вытягивая руки вперед.— Что-
нибудь еще?
«Это любопытно,— подумал Тэйлрэйн,— вид этого человека у
камина». Эти перчатки, что на всех смотрелись как безобразный
анахронизм, придавали облику Кестевана какую-то кошачью гра¬
цию и прелесть. Они были к месту, они подходили ему не только
физически, но и эстетически и бросали отсвет средневекового ве¬
личия на бледное красивое лицо актера. Кестеван тоже почувствовал
это, и как ему ни хотелось снять перчатки поскорее, он продолжал
бессознательно позировать в них. И Тэйлрэйн подумал: «Не знаю,
как у него получится роль русского возлюбленного леди Рейли,
но в роли Цезаря Борджиа он был бы восхитителен». Но стоило
актеру снять эти ужасные стальные перчатки — и он.вновь пре¬
вратился в надутого, избалованного, капризного человека.
— Остальные?..— инспектор Тэйп огляделся и тяжело покачал
головой.— Ладно, потом. Так, теперь...
Клубы дыма вились над головой Тэйлрэйна, который сидел,
прикрыв глаза ладонью. Он сказал:
— Где вы нашли их, инспектор?
— Л! Вы об этом! В комнате девушки, как вы слышали.
— Где?
— Где... сэр, если вы еще не поднимались наверх...
— Благодаря сэру Джорджу у меня есть план дома. Так где
они были?
83

— У кровати бедняжки, сэр. Лежали там. Словно их кто-то
столкнул с кровати. Их нашла миссис Картер. Просто заглянула
в комнату, включила свет — и увидела.
— Кто-нибудь еще живет в комнате?
— Нет, сэр. Обычно девушка по имени Энни Моррисон спала
там тоже, но сегодня ночью...— инспектор замялся и откашлялся.—
В общем, по той или иной причине миссис Картер велела Энни
Моррисон ночевать в другой комнате с двумя служанками. Дорис
находилась в своей комнате одна приблизительно с восьми тридцати
до того, как... вы меня поняли?
Фрэнсис спросил, рассеянно крутя перчатки:
— Вы не расспрашивали других служанок? Я имею в виду,
кто-то мог видеть или слышать что-нибудь в течение вечера.
— Я еще не успел. Но миссис Картер расспрашивала. Никто
ничего не видел и не слышал. Похоже, болтали. О Дорис. Но к
ней в комнату никто не заходил: им было запрещено.
— Ах, да,— горько сказал Фрэнсис,— заразительный дурной
пример, конечно. Извините. Продолжайте, мистер Гонт.
Гонт поднял взгляд от плана.
— Тут несколько интересных моментов, инспектор,— задумчиво
произнес он.— Конечно, я сам осмотрю комнату, но мне пришла
в голову одна неожиданная догадка... Был ли в комнате беспорядок?
— Нет, сэр. Она, очевидно, некоторое время лежала на посте¬
ли— там остался отпечаток тела, но она даже не сняла покрывало.
Что меня поражает, так это почему перчатки были именно в ее
комнате?
Гонт выколачивал из трубки пепел.
— С помощью моего плана, инспектор, я составил себе, вероятно,
более отчетливое представление о замке, чем вы, хоть вы и успели
уже побывать наверху. Да, теперь об этой комнате: там есть окно,
не так ли?
— Да, сэр.
— И коща вы поднялись наверх, оно было открыто, не так ли?
Инспектор Тэйп уставился на Гонта и полез за блокнотом.
— Да. Точно. Это окно выходит в тот открытый переход, где
было обнаружено тело. Вы имеете в виду, сэр, что ее задушили
и выбросили из окна?
— Именно.
— Но послушайте!— вдруг загорячился Фрэнсис.— Ее комната
находится в двух шагах от комнат миссис Картер и Вуда. Невоз¬
можно же выбросить тело из окна с высоты пятнадцати—двадцати
футов так, чтобы никто не услышал звука удара о землю.
— Думаю, можно, мистер Стейн,— спокойно сказал Гонт.— На¬
сколько я помню, как раз в то время, когда она была убита, в
комнате Вуда большой граммофон распевал особенно шумные гимны.
84

Инспектор Тэйп покусал кончик карандаша:
— Но, сэр... это же бессмысленно. Зачем убийце рисковать,
выбрасывая тело в коридор? Кто-нибудь запросто мог увидеть его
или услышать этот шум, разве нет? Почему бы не оставить ее в
комнате? Он же оставил там перчатки, значит, и не собирался
скрывать своего присутствия. Так что...
— Действительно, инспектор,— сказал Гонт,— зачем? Он очень
странная личность, этот наш убийца. Но я вас, кажется, перебил.
Прошу вас, продолжайте допрос, инспектор.
ПРИВИДЕНИЕ В ЛАТАХ
Фрэнсис кратко изложил события, происходившие с момента
обнаружения тела Дорис Мундо до прибытия инспектора Тэйп.
Вид у последнего был очень озабоченный и явно недоверчивый.
Его заинтересовала пропажа денег.
— Десять тысяч в чеках на предъявителя,— он крутанул рыжий
ус и важно нахмурился.— Это очень плохо, джентльмены. Если
бы у нас были номера...
— К счастью, они у меня есть,— сказал Мэссей, открывая
портфель. Он порылся в бумагах и тут же вручил инспектору
листочек.— Но наличные я не регистрировал.
— Вы знаете, сколько их было?
— По меньшей мере, несколько сот футов. Деньги на расходы.
— Да, десять ты...— инспектор как-то зарычал, заурчал и весь
встряхнулся, как вылезающий из воды пес. — Не обращайте вни¬
мания, джентльмены. Но зачем он держал при себе такую сумму
наличными?
— Покупки антиквариата. И вообще он терпеть не мог выпи¬
сывать чеки, потому что, во-первых, это хлопотно, а во-вторых,
он никогда не пересчитывал оставшиеся корешки в книжке, поэтому
всякий раз, выписывая чек, был уверен, что банк попытается
обокрасть его.
— Хм. Так. Теперь это странное письмо, касающееся доктора
Мэннинга. А? Не хочу никого обидеть...— приподняв густые рыжие
брови, Тэйп доверительно ухмыльнулся.
— Оно не странное,— устало ответил Фрэнсис.— Я случайно
узнал, что первым из завещания старик вычеркнул меня. Потом
вписал снова. Фигурирует ли мое имя в завещании в данный
момент, я не знаю,— он помолчал и добавил, положив перчатки
на журнальный столик,— и меня это не волнует особенно.
— И все-таки я должен побеседовать с доктором Мэннингом.
Тоже формальность, конечно. Однако... извините, сэр, я так по¬
нимаю, что основной наследницей является леди Рейли.
85

—	Полагаю, да. И от этого зависит будущее кинематографа.
—	Буду?.. Извините?
— Нет, нет, ничего,— сказал Фрэнсис.— Я хочу чего-нибудь
выпить. Побеседуйте с кем-нибудь другим.
Он, сгорбившись, побрел прочь, и инспектор некоторое время
пристально смотрел ему в спину, потом обернулся к остальным и
предостерегающе поднял карандаш:
— Итак, джентльмены,— продолжал он энергичным тоном,—
уже поздно, все дела можно отложить до завтрашнего утра. Да и
моя жена беспокоится, когда я задерживаюсь. Конечно,— попра¬
вился он, опустив углы губ,— это обстоятельство не может пре¬
пятствовать исполнению служебных обязанностей, но... но мы же
не можем беспокоить дам среди ночи, правда? А? Не можем. Так
что теперь вы, сэр,— он неожиданно указал на Кестевана — и
тот вздрогнул,— теперь вы расскажите о событиях этого вечера.
Кестеван отряхнул с рукавов невидимую пыль, неуверенно ог¬
ляделся и встретился с предостерегающими взглядами сэра Джорджа
и Мэссея. Но в отсутствие Фрэнсиса он чувствовал себя значительно
непринужденней.
— Ну, лично я ничего не знаю, инспектор,— сказал он.—
Абсолютно ничего.
— И все-таки расскажите, пожалуйста, как вы провели вечер.
— Так... я... значит, сразу после обеда поднялся наверх,—
заговорил Кестеван каким-то сомнамбулическим голосом, устремив
испуганный взгляд на сэра Джорджа.— Я все время писал в комнате.
Моей тетушке Маргарет. Если вы не верите, я могу показать вам
письмо,— вызывающим тоном добавил он.— Я узнал о случив¬
шемся, только когда ко мне поднялся лакей и все рассказал. Потом
я оделся и спустился вниз. Вот и все, что я знаю.
— Вы не покидали свою комнату в течение вечера?
Кестеван открыл было рот для неосмотрительного «нет», но тут
вмешался сэр Джордж:
— О! Только тогда, наверно, когда вы видели Дорис! Правда,
мистер Кестеван?
— Да,— после паузы ответил тот. Настороженный взгляд его
лакированных глаз скользнул от сэра Джорджа к инспектору, но,
не почувствовав никакого подвоха в вопросе, Кестеван продолжил:—
Я, э-э... да. Я ее видел. Она зашла в комнату Рейли. Я вам
говорил.
Морщины на лбу инспектора стали глубже; он грузно наклонился
над Гонтом, чтобы заглянуть в план здания, лежащий на ручке
его кресла.
— Хм. Так... Комната леди Рейли. Но ваша собственная комната
находится в противоположной части дома. Абсолютно в противо¬
положной. Как вы умудрились увидеть ее?
86

— Ну как... Я собирался заглянуть на минутку к леди Рейли,—
слегка изумившись, ответил Кестеван.— Я частенько к ней захожу.
Мы беседуем о... о книгах и прочем.
— Фу-ты!— пробормотал инспектор и поцокал языком. Его
лицо выражало сильное неодобрение, и глаза были выпучены силь¬
ней обычного.
— Сэр, у вас есть обыкновение заглядывать к замужним леди
в спальни? И по ночам?
Вид Кестевана был жалок.
— Я... ну, я... о, какого черта!— произнес он. В его лакированных
глазах впервые мелькнуло что-то человеческое. До сих пор даже
в гневе он казался лишь деревянной театральной куклой. Он бес¬
сильно развел в сторону мягкими ручками и пожал плечами.
— И вы зашли туда?
— Нет. Я увидел служанку и не стал заходить,— наивно
объяснил Кестеван.— Я вернулся к себе.
— Ага,— очень многозначительно протянул инспектор. Прижав
к подбородку указательный палец и как-то наклонившись всем
телом вбок, верзила глядел сверху вниз на актера.
— Понятно. Вы не стали заходить. Ладно, это не мое дело.
Когда именно вы ее видели?
— Ох, Боже мой! Ну откуда мне знать? Все постоянно задают
мне этот вопрос, но откуда мне знать? Где-нибудь около половины
десятого.
Тэйп сделал еще одну загадочную пометку в блокноте.
— Итак, вы сразу вернулись к себе, я правильно вас понял?
— Да. Послушайте, вы что, не верите? Клянусь вам!
— Ну хорошо,— согласился инспектор, морща большой нос.
Немецкие часы в углу начали жизнерадостно отбивать полночь, и
сияющий желтый человечек пошел вокруг циферблата.
— Еще надо задать пару вопросов доктору Мэннингу,— про¬
должал Тэйп,— подняться наверх на минутку... И на сегодня,
думаю, можно закончить.
Когда он ушел, сэр Джордж вскочил с кресла и стал взволно¬
ванно вышагивать взад и вперед перед камином.
— Все это,— сказал он,— начинает казаться все ужасней и
ужасней. Давайте смотреть правде в глаза. Теоретически можно
предположить, что эти преступления совершил взломщик или кто-
либо извне. Но мы знаем, что это не так. Взломщик не стал бы
красть вчера перчатки, чтобы сегодня вернуться и начать душить
ими людей. Так что давайте признаем: преступником является
кто-то из нас.
Гонт наклонился к камину, чтоб выбить пепел из трубки.
— Между прочим, Джордж,— вдруг спросил он,— а когда
именно были украдены перчатки и тетива?
87

Сэр Джордж заколебался и взглянул на Мэссея.
— Точно сказать невозможно,— ответил тот. —Лорд Рейли
порой заходил в Ружейный зал каждый день, а временами не
бывал там чуть ли не неделями. Сначала он обнаружил пропажу
тетивы — это было два или три дня назад. А пропажу перчаток
он обнаружил сегодня вечером, поэтому и закатил мне такой гран¬
диозный скандал (что бы здесь ни случилось — всегда во всем
виноват бывал я). Но это вовсе не значит, что их украли в разное
время. Лорд Рейли мог просто не заглянуть в витрину, где лежали
перчатки, может быть, она уже пустовала к тому времени.
— Именно это мне и кажется странным,— сказал сэр Джордж.—
Но постойте. Давайте все по порядку. — Он потер глаза толстой
ладонью и потом сделал туманный жест, словно пытаясь схватить
нечто неосязаемое.— Начнем с того, что любой из нас — любой
из нас — Мог убить Генри... лорда Рейли. У всех самым удиви¬
тельным образом отсутствует алиби именно на эти критические
десять—пятнадцать минут после половины десятого. Я находился
один в бильярдной. Конечно, чертовски маловероятно, что я прополз
(если вообще можно представить меня ползущим) в Ружейный
зал, незамеченный Брюсом или доктором Тэйлрэйном, и убил его.
Но все-таки в бильярдной я находился один.
— О, послушайте...— неуверенно запротестовал Тэйлрэйн.
— То же относится и к Фрэнсису. И это маловероятно. Но
все-таки он ведь пропадал где-то в поисках виски. Мы оба выглядим
довольно неубедительно в роли обвиняемых. Но алиби у нас нет.
Мистер Кестеван один сидел и писал в комнате — или прогу¬
ливался по замку. У него тоже нет алиби.
Потом, леди Рейли и доктор Мэннинг. Они могли бы поручиться
друг за друга, если бы в самое опасное время доктор не пошел
бы проверять мотор своей машины.
Показания Вуда или миссис Картер тоже бездоказательны. Ко¬
нечно, граммофон орет оглушительно — но все-таки на звонок
дворецкий не ответил. Более того (это все только мои фантазии),
мы можем уверенно заявить, что звуки такого граммофона вовсе
не означают присутствия в комнате человека. Это устройство ав¬
томатическое и проигрывает двенадцать пластинок подряд без не¬
обходимости их смены.
В самом угрожающем положении находится Патриция. Она
фактически присутствовала в помещении, где совершилось убий¬
ство. И что бы мы об этом ни думали, мы должны признать, что
ее показания — наиболее неубедительны в глазах инспектора.
И, наконец, единственные двое, кто были вместе, — доктор
Тэйлрэйн и Мэссей — находятся почти в таком же опасном по¬
ложении, как Патриция. Фрэнсис верно сказал: сговор. Они нам
рассказывают совершенно немыслимую историю. Теперь представь¬
88

те, что по какой-то причине вы двое убили лорда Рейли. Вы можете
клясться, что никто не входил и не выходил через главную дверь,
вы можете клясться в чем угодно, чтобы навести следствие на мысль,
что убийца проник в зал через дверь за гобеленом. Только вы-то не
знали о том, что она была заколочена. Итак, ваша попытка отвести
от себя подозрение оборачивается этой фантастической историей.
У Тэйлрэйна холодок побежал по спине. Он поерзал в кресле
и начал было:
— Это, конечно, твои домыслы, ты же прекрасно знаешь...
— Я ничего не знаю,— отрезал сэр Джордж.— Да, я считаю,
что подобное объяснение нелепо. Но наверняка я ничего не знаю.
Так же, как не знаю, насколько правдивы показания остальных.
Вот моя точка зрения.
Все замолчали. Гонт, закрыв глаза, сидел в тени с пустым
стаканом в руке, его дыхание было так ровно, что Тэйлрэйну
вдруг показалось, что он погрузился в пьяный сон. Мэссей подошел
к камину, поворошил пылающие поленья, и медленная дрожь про¬
шла по его телу. Все посмотрели друг на друга внезапно подозри¬
тельно и почти враждебно...
— Спокойно!— предупредил сэр Джордж.— Никто не должен
обижаться. Просто это нужно принять к сведению — может быть,
в целях самообороны. А подозревать надо того, кто слишком громко
вопиет о своей невиновности.
— Вы имеете в виду меня?— пронзительным голосом спросил
Кестеван.
— Я никого не имею в виду,— мягко ответил баронет.— Так,
теперь давайте поразмыслим над остальным...— Он замолчал, уви¬
дев входящего Фрэнсиса. Худое узкое лицо молодого человека
раскраснелось, в глубине его глаз мерцал огонь. Похоже, он принял
не один стакан. Под светлыми жидкими его усами играла кривая
усмешка, и он был как-то мрачно возбужден.
— О, не тряси окровавленными кудрями при виде меня, друг
мой. Я имею в виду: что за трагичные взгляды? Мне не нравится
выражение вашего лица.— Он остановился посередине библиотеки
и прищурился.— В чем дело?
Сэр Джордж вытер потный красный лоб:
— Боюсь, я тоже влип в это дело, Фрэнк. Я как раз говорил
о том, что ни у кого из нас нет алиби на время, когда был убит
твой отец. Поэтому... Где находился каждый из нас в момент
убийства Дорис?
— Ого!— Фрэнсис подошел к камину и протянул ладони к
огню.— Начнем с вопроса, когда именно Дорис умерла? Убей меня
Бог, если я помню.
Снова молчание. Тэйлрэйн растерялся: перед его умственным
взором проплывали какие-то бессвязные видения — чьи-то лица,
89

сияние ламп, огромный граммофон, ревущий гимны, и Вуд с крас¬
ным покрывалом в руках над телом Дорис.
— Я тоже не помню,— услышал он собственный голос.— Мы
все были очень взволнованы. Сомневаюсь, чтоб кто-нибудь обратил
внимание... Доктор сказал, что она умерла минут за десять до
того, как мы ее обнаружили. Вот и все.
— Давайте посмотрим,— Фрэнсис потер руки над огнем.— Мы
отвели Пат в гостиную... мы осмотрели тело... вышли и расспросили
Пат... Брюс проводил ее наверх... потом мы — вы, сэр Джордж,
доктор Тэйлрэйн ия — поговорили некоторое время в гостиной.
Потом я пошел за Кестеваном... Постойте-ка, а мы точно знаем,
как долго она была мертва? Я имею в виду, доктор Мэннинг
действительно говорил лишь о десяти минутах?
Сэр Джордж нетерпеливо притопнул ногой:
— Лично я в этом сомневаюсь. И лично я подозреваю, что
этот Мэннинг незаурядный позер. И что тогда он заботился больше
о произведенном его словами эффекте... Но тем не менее давайте
допустим, что он был прав.
— Тогда все сходится на мне,— сказал Фрэнсис.— Да, я пошел
за Кестеваном. Но, уверяю вас, этот джентльмен не особо волновал
меня. В действительности я хотел посидеть где-нибудь в темноте и
немного успокоить нервы.— Он говорил решительно и отрывисто.— В
столовой было темно. Я сидел на стуле и трясся. Я слышал граммофон
Вуда. Эта чертова штуковина пела «Веди нас, Свет благой».— Он
взъерошил волосы и попытался небрежно улыбнуться.— Я хочу ска¬
зать... боюсь, я заметил слезы в глазах старика Стейн. Чушь какая-то!
У меня было ощущение, что я смотрю какой-то дешевый фильм. Потом
я сказал себе: «Послушай, парень, это все вздор. Ну-ка, соберись
сейчас же». Что я и сделал. И пошел наверх. Как долго я сидел в
столовой — не знаю. Уже наверху меня нагнал Вуд. Вот и все.
Вдруг Тэйлрэйна озарило.
— Стойте!— он приподнялся с кресла.— Я вспомнил. Вуд
упомянул время, когда он обнаружил труп. Он сказал, что собирался
делать вечерний обход... в десять с четвертью. Вот так.
Сэр Джордж снова забегал перед камином:
— Короче говоря, если мы принимаем заключение доктора
Мэннинга, значит, убийство произошло около десяти часов. По¬
смотрим. Мы с вами, Майкл, разговаривали в гостиной. Сначала
вы были вместе с Брюсом, потом — вместе со мной. Ваши дела,
кажется, не так уж плохи, да и мои тоже... А вы, Брюс?
На круглом лице Мэссея изобразилась напряженная мысль. Он
медленно заговорил, сопровождая речь легкими жестами, словно
водя указкой по невидимому плану:
— Сначала мы все были в гостиной... Потом я проводил Пат
наверх. Да. Дал ей снотворного, попытался ее успокоить, немного
90

поговорил с ней — но как долго, не знаю. Когда Пат собралась
раздеваться, я ушел. Нет, если речь идет об алиби, не думаю,
чтоб это могло им считаться. Но я говорю правду.
Сэр Джордж обернулся к актеру:
— Мистер Кестеван?
— Я вам уже сказал один раз и повторю столько раз, сколько
вы пожелаете: я не выходил из своей комндты.
— Так... Мы знаем, что доктор Мэннинг спускался осматривать
тело Генри. Потом он пошел наверх сообщить новости леди Рейли.
Надо уточнить у него, сразу ли он отправился туда. И то же самое
леди Рейли. И то же самое Вуд и все остальные. Почти такая же
ситуация, что и в случае первого убийства, потому что мы не
знаем наверняка, была ли Дорис убита незадолго до лорда Рейли
или сразу после него. Опять ни у кого нет алиби...
Движения Фрэнсиса стали тяжелы и вялы. Он больше не изо¬
бражал ни безучастность, ни истерическую оживленность: это был
просто смертельно уставший человек.
— И... что же, сэр?— спросил он.
— А вам не приходит в голову,— медленно продолжал баронет,
пристально глядя на дверь Ружейного зала,— что денежная сторона
дела — всего лишь попытка отвлечь наше внимание. Мы все заняты
мыслью об украденных чеках и прочих деньгах. Но все остальные
детали дела совершенно не укладываются в схему ограбления. Другими
словами, вам не кажется, что эти чеки украли лишь для отвода глаз.
— Никто,— бесстрастно сказал Мэссей,— не станет красть
десять тысяч фунтов лишь для отвода глаз.
— Ох, Брюс, ради Бога, напрягите свое воображение! — не¬
довольно заворчал сэр Джордж.— Чеки — даже на предъявителя —
это совсем не то, что наличные. Мы располагаем номерами серий,
а уж в полиции знают, что с ними делать. Нужно быть полным
идиотом, чтобы убить Генри из-за чеков. И значит, ему... или
ей... остается самое большее несколько сотен наличными. Кроме
того, есть еще одно обстоятельство. Оно не имеет никакого отно¬
шения к ограблению. Я имею в виду привидение.
— Как? — моргнув, переспросил Фрэнсис.— Привидение?
— Этим вечером ты упоминал о нем в разговоре с нами по
дороге сюда, когда старательно изображал жизнерадостного идиота.
Не знаю, почему ты о нем вспомнил. Ты рассказал о том, как
Дорис Мундо была страшно напугана, когда ей привиделись ры¬
царские латы, стоявшие на лестнице в Большом зале. И не стану
скрывать, это встревожило меня.
— Встревожило почему?
Сэр Джордж смущенно теребил белый жилет на брюшке.
— Очень долгое время, Фрэнк,— осторожно заговорил он,—
ты настойчиво подчеркивал, что весь ваш род одержим легким
91

помешательством. Это стало у тебя навязчивой идеей... Ох, мне
нужно бы как-то поделикатней. Но, шутя и посмеиваясь, ты вряд
ли осознавал, насколько сильна и опасна эта черта в твоем отце.
Ты только не волнуйся.
— Продолжайте,— поворачивая к сэру Джорджу бессмысленное
лицо, сказал Фрэнсис; у него дрожали руки.
— Я не стал бы категорически утверждать, что он не мог
выкинуть подобную шутку. Постой... Я не имею в виду, что он
надевал латы. Это слишком нелепо; и даже если ему не казалось
слишком нелепым — он все равно не смог бы нарядиться в костюм,
весящий почти столько же, сколько он сам. Но Генри мог надевать
шлем и пару латных перчаток и пугать слуг. Это должно было
доставлять ему истинное наслаждение. Только я... я испугался,
что, увлекшись своим шутовством, он сможет совершить нечто
действительно безумное и опасное. Происшествия подобного рода
как-то не смотрятся в прессе. Да и слуги могли подать на него в
суд, не говоря уж о том, что вся ваша семья была бы выставлена
на посмешище.
— Понимаю,— задумчиво сказал Фрэнсис.— И вы думали, что
в качестве жертвы он выбрал самого суеверного человека в замке —
Дорис.
— Теперь я так не думаю. Я думаю, что ее пугал убийца —
и, очевидно, у него были на это какие-то важные причины. Ты
упоминал еще лунный свет. Посмотрите на эти перчатки,— сэр
Джордж указал на безобразно скрюченные железные пальцы.—
Сквозь цветные окна по сторонам лестницы в зал проникает та¬
инственный и зловещий лунный свет. Если кто-нибудь в этих
перчатках просто неподвижно стоял на ступеньках, положив руки
на перила,— обратите внимание, что перчатки доходят почти до
локтя, — Дорис могла легко вообразить, что по замку разгуливают
рыцарские латы. Тем более если прежде ее пугали историями с
привидениями. Понимаете? Ты помнишь какие-нибудь подробности
этого происшествия?
Фрэнсис кивнул и некоторое время молчал, теребя усы.
— Не знаю, пробовал ли когда-нибудь старик пугать Дорис,—
наконец ответил он.— Но я знаю, кто пробовал. Ирен.
— Ирен?— Сэр Джордж был удивлен и даже, можно сказать,
потрясен.— Ты хочешь сказать...
— Ах, черт возьми, сэр! Вы ее прекрасно знаете. Ее взгляды:
«смотреть в лицо фактам», «голая правда», «сила», «смелость» и
прочий вздор. Всякое суеверие она чует за версту — почище
охотничьего пса. Она заинтересовалась Дорис для того, чтоб иметь
удовольствие терзать ее. И называла это — «излечение от глупости».
Восхитительно, да? Я видел, как она клала ножи на подносе
крест-накрест, чтоб заставить Дорис вздрагивать. Я видел, как она
92

толкала ее под локоть, чтоб та уронила и разбила зеркальце. Или
рассказывала какую-нибудь леденящую кровь историю, чтобы потом
расхохотаться и обозвать Дорис гусыней за то, что она поверила...
Ирен говорила, что проводит над бедняжкой психоаналитические
опыты.
Бессильная ярость и мучительное отвращение застыли на лице
Фрэнсиса, как темная маска. Он сжал кулаки и продолжал без
выражения:
— Иногда мне казалось, что я могу убить эту женщину. Вот
она ваша новая наука, сэр, с ее насквозь гнилой сущностью, черт
ее побери!
Наступила неловкая пауза. Не придумав ничего лучшего, Тэй-
лрэйн вынул часы и невидящими глазами уставился на циферблат.
Мэссей начал было рыться в портфеле, но почувствовав, что бес¬
смысленность этого действия слишком очевидна, закрыл портфель
и поерзал в кресле с самым несчастным видом. Сэр Джордж стоял,
расставив толстые ноги, и маленькими проницательными глазками
изучал Фрэнсиса...
— А сам ты слышал какую-нибудь историю о привидениях в
латах?
— Нет.
— А можешь вспомнить, что именно случилось в ту ночь, когда
Дорис увидела привидение?
— Да,— ровным голосом ответил Фрэнсис.— Могу. У меня
есть веские основания помнить это.— Он вздрогнул, и лицо его
вдруг словно рассыпалось на части.— Извините. Кажется, сегодня
я больше не смогу быть бесстрастным британцем. Больше... не
смогу.
Значит, было очень поздно, где-нибудь второй час. Я сидел
здесь, в библиотеке, и читал и пил потихоньку... Но я не был
пьян,— почти яростно добавил он и несколько мгновений при¬
стально смотрел на них; потом медленно опустил взгляд.— Клянусь,
я не был пьян. Ей-богу. Я слышал, что кто-то ходит в гостиной
или где-то поблизости. Было уже, конечно, очень поздно, но я не
обратил на этот шум особого внимания. Я подумал, что это может
быть Сандерс. Он, понимаете ли, подает мне стаканчик-другой на
ночь и не ложится до тех пор, пока не заберет у меня поднос...
Итак, я читал у камина и вдруг услышал, как Сандерс входит
в библиотеку. Я даже не поднял глаз, а просто сказал: «Поставь
на стол и, Бога ради, ступай к себе». В ответ раздался голос Дорис.
Я так и подпрыгнул. У нас служанки ложатся спать в десять
пятнадцать. Но это действительно была Дорис. Она задержалась у
Ирен, расчесывая ей волосы. А потом Ирен вспомнила, что забыла —
или солгала, что забыла, — книгу одного из своих любимых русских
писателей внизу: в гостиной или библиотеке или где-то тут.
93

И она послала за ней Дорис. Она не помнила точно, где оставила
книгу, и прекрасно знала, что бедняжка страшно боится темноты.
И вот Ирен дала ей свечу и предупредила не включать нигде свет,
чтобы не злить старика. В гостиной Дорис книгу не нашла, поэтому
заглянула в библиотеку. Я поискал немного вместе с ней, а потом
посоветовал подняться наверх и послать Ирен к дьяволу.
Он протяжно вздохнул.
— И дальше что?
— Я вернулся к чтению. А ей велел включить столько ламп
по дороге назад, сколько ей захочется. Я бы сам включил, если
б знал, что она так боится Ирен, что не посмеет... Потом я
услышал ее визг и стук упавшего на пол подсвечника в Большом
зале. Когда я прибежал туда, она была в глубоком обмороке. Лично
я ничего не видел. И только на следующий день я узнал из
разговоров, что именно она видела.
Мэссей тихо чертыхнулся. Фрэнсис колебался, казалось, он
хотел еще что-то добавить к сказанному. Он думал сейчас о Дорис,
и это было так очевидно, будто он говорил о ней вслух. Но он
только произнес:
— Такая вот история. И делайте с ней, что хотите.
ОСВЕЩЕННОЕ ОКНО
Сэр Джордж кашлянул.
— Не предполагаешь ли ты,— начал он,— что леди Рейли...
— Я ничего не предполагаю. И мне надоело постоянно нахо¬
диться в центре внимания. Вы слышали достаточно много, мистер
Гонт,— Фрэнсис резко обернулся,— что вы думаете по этому
поводу?
Когда Гонт пошевелился и открыл сонные глаза, у всех поя¬
вилось такое ощущение, что оживает холодная статуя.
— А вот, кажется, и доктор Мэннинг собирается присоединиться
к нам,— задумчиво произнес он.— Я бы предпочел задать ему
несколько вопросов...
Из ведущего к библиотеке коридора показался Мэннинг; он
оправил пиджак и, потирая большие розовые руки, с необычайно
мрачным видом направился к камину.
— Прошу прощения,— сказал он,—. я, кажется, слышал свое имя?..
Гонт сделал легкое движение рукой по направлению к стакану.
И к своему удивлению, Тэйлрэйн увидел за спиной Гонта Сандерса
с графином бренди; до сих пор американец лакея не замечал и
совершенно не представлял, сколько времени тот уже находился
среди них. Теребя старомодную бородку, Гонт изучал доктора.
— Вы осмотрели тела, доктор Мэннинг? Меня интересует, в
частности, тело девушки.
94

—	В общем, да. Но перед следствием надо будет еще составлять
подробное заключение экспертизы.
—	У меня есть причины интересоваться девушкой. Мы пришли
к выводу, что она была задушена и выброшена из окна в открытый
коридор, где ее и нашли. Может ли это явствовать из результатов
осмотра тела?
Глаза доктора чуть расширились, он кивнул.
—	На теле девушки есть слабые — почти незаметные — синяки
на боку и левом плече; и у нее вывихнуто бедро. Но такие телесные
повреждения она могла получить и в случае отчаянного сопротив¬
ления, все же...
—	А я полагаю, что она и получила их именно при отчаянном
сопротивлении,— раздраженно заговорил сэр Джордж.— Боже пра¬
вый! Джон, нельзя же вышвырнуть тело с высоты пятнадцати—
двадцати футов так, чтобы оно не разбилось всмятку.
— Можно,— сказал Гонт,— можно, если это мертвое тело.
Ведь тогда оно совершенно расслаблено. Вы видели когда-нибудь,
как страшно падают клоуны или комики на сцене (любой другой
сломал бы себе позвоночник в таком падении) — и вскакивают
на ноги без единого синяка. Жокеи — особенно на скачках с
препятствиями — тоже знают этот прием. И, кстати, именно по¬
этому смертельно пьяные люди редко получают серьезные травмы:
они могут падать с лестниц или даже с крыш практически без
вреда для себя — все потому, что их тела абсолютно расслаблены,
будто лишены костей... Конечно, эти малозаметные синяки на теле
девушки свидетельствуют скорей о том, что ее задушили в самом
коридоре. Что она сопротивлялась — очевидно. И если бы она
падала на землю от ударов убийцы, будучи живой, на ее нежной
коже остались значительно более заметные следы. Я прав, доктор?
— Безусловно. И кроме того, ее кости молоды и гибки в отличие
от кости лорда Рейли. А он...
— Подождите, пожалуйста, минуточку,— Гонт, нахмурившись,
легонько постукивал краешком стакана по зубам.— У меня есть
кое-какие соображения и насчет лорда Рейли. Скажите мне, прав
ли я? Как вй верно заметили, у него старые хрупкие кости. И
мне кажется, что лорду Рейли, просто задушенному в драке и
брошенному на пол, нанесены значительно более тяжелые телесные
повреждения, чем девушке, вышвырнутой с высоты пятнадцати
футов. Посмотрим, смогу ли я приблизительно прикинуть, что это
за телесные повреждения... Не был ли ему нанесен сильный удар
по голове во время драки?
Мэннинг вытаращил глаза.
— Совершенно верно, мистер Гонт. Но как...
— У него сильный вывих бедра и следы сильных побоев на
теле?
95

— Сэр, я не понимаю, откуда вы это знаете? Но вы совершенно
правы.
— Это сделал убийца,— задумчиво сказал Гонт.— Скорей всего.
Это еще одна темная загадка. Но все они ведут к свету.
— Джентльмены,— после паузы отрывисто сказал доктор Мэн¬
нинг,— думаю, на сегодня я здесь сделал все что мог. Я поговорил
с инспектором Тэйпом, он оставит в доме констебля, чтобы вам
было поспокойней...
— Вот еще!— резко произнес Фрэнсис.— Вы что, думаете, мы
не можем сами о себе позаботиться?
Доктор доброжелательно улыбнулся.
— Мой дорогой мальчик, я просто подумал...
— Прежде, чем вы уйдете, доктор,— прервал его Гонт,— вот
еще что... Мы тут скучали и томились, размышляя над несколькими
незначительными деталями дела, и были бы вам признательны,
если б вы помогли нам. В начале вечера меня здесь не было, но,
насколько я помню, вы говорили, что выходили к своей машине
около времени убийства лорда Рейли?
Улыбка Мэннинга стала такой широкой, что в глубине рта с
мистическим сиянием показалась золотая коронка на заднем зубе.
Он был очень непринужден, почти возбужден.
— Ах, да. Я только что говорил обо всем этом с инспектором
Тэйпом. Это очень неприятно...— он задумчиво поджал губы.— И
очень неприятно также, что чудачества лорда были именно в это
время обнародованы посредством диктофонной записи. Все же...
Его улыбка превратилась почти в ухмылку.
— Все же инспектор сказал мне, когда именно была убита
Дорис. Как вы помните, я был здесь, внизу, и осматривал труп
его светлости, потом по просьбе мистера Стейна я поднялся к леди
Рейли, чтобы поставить ее в известность о случившемся. Это было,
припоминаю, без пятнадцати минут десять — то есть до смерти
девушки. И я оставался с леди Рейли (она может это подтвердить)
до тех пор, пока почти часом позже меня не позвали осмотреть
второй труп. Я не мог настаивать, чтобы вы немедленно уточнили
этот вопрос у леди Рейли, потому что она сейчас, несомненно,
нуждается в сне после всего э-э... утомительного вечера.
Гонт просто кивнул, и Фрэнсис протянул Мэннингу руку.
— Все в порядке, сэр,— сказал он.— Бесконечно вам благодарны,
доктор, и спокойной ночи. Вуд вас проводит.
— И все-таки,— мягко настаивал Мэннинг, кивком головы
прощаясь с остальными присутствующими,— вы ведь спросите ее?
Я бы хотел упрочить свое положение в этом деле. Спасибо. Спо¬
койной ночи, джентльмены.
И он проплыл в гостиную, как величественный линкор.
Фрэнсис глубоко вздохнул.
96

— А теперь,— сказал он,— в постель. Я совершенно вымотан.
Все равно до завтра делать нечего. Я велел Вуду отнести ваши
вещи в Королевскую комнату, мистер Гонт. Я провожу вас, если
вы сейчас пойдете...
Гонт покачал головой.
— Благодарю. Пожалуй, я еще посижу тут немного. Мне все
равно будет не уснуть.
На мгновение вдруг вспыхнули его сонные глаза и напряглись
ладони, лежащие на ручках кресла.
— Вы можете уснуть. Я вам завидую, мистер Стейн. Я вам
завидую.
... И только когда Тэйлрэйн взял свою свечу со стоявшего у
лестницы Большого зала столика, он вдруг осознал, что устал
смертельно. Кестеван и Мэссей уже разошлись по своим комнатам;
Фрэнсис отправился на последнее собеседование с инспектором
Тэйпом. А Тэйлрэйн в обществе сэра Джорджа стал подниматься
наверх, чувствуя странную слабость в ногах.
Час ночи. Единственный приглушенный удар гулко прозвучал
сразу из нескольких похожих на темные пещеры комнат. В Большом
зале горели лишь несколько тусклых ламп; огонь в каминах уже
потух, и здесь становилось холодно. Вуд неподвижно стоял у вход¬
ной двери, готовый проводить инспектора.
Наверху, в портретной галерее, все свечи были уже потушены.
Баронет как-то замялся и сказал нерешительно: «Ну что ж... спо¬
койной ночи, старина». Он опустил свечу так, что в ее свете стали
отчетливо видны лишь нижние части портретов — ноги в чулках
или рейтузах, острия мечей и шпаг.
— Мне в Аббатскую комнату, это в другую сторону. Но по¬
слушайте, Майкл, вам не кажется, что по замку сейчас бродит
маньяк? То есть убийца?
— Кажется,— спокойно ответил Тэйлрэйн.
— Вот и мне тоже,— сказал сэр Джордж.— На вашем месте
я бы запер на ночь дверь спальни. Спокойной ночи.
По дороге к своей комнате Тэйлрэйн попытался разобраться в
своих ощущениях. Он тщательно сосчитал свой пульс и не обна¬
ружил в нем никаких нарушений. Если это был страх — то страх,
весьма отличный от того, который он знал прежде. Сейчас в его
висках будто стучал маленький молоточек, и удары сердца были
тяжелы и гулки. Но Тэйлрэйн готов был поклясться, что никакого
страха он не ощущает.
Он не стал включать лампы в своей спальне — ее заливал
лунный свет сквозь два окна, выходившие во внутренний двор.
Стены были очень толстые; стекла в центре наборных окон были
украшены гербами рода Рейли; одно окно было открыто.
4 ДжЛХарр «СжмгающиИ суд»
97

В глубине спальни Тэйлрэйн различил кровать, над которой
серебром таинственно мерцала драпировка. Под резной каминной
полкой чуть теплился огонь, у камина стояли кресло и столик с
серебряной вазой фруктов и графином виски.
Высоко подняв свечу, доктор пошел в глубину комнаты. Желтый
язычок пламени вдруг вспыхнул в зеркале над комодом. Он оста¬
новился, поставил свечу на комод и уставился в зеркало.
На него смотрел худой человек с седеющей острой бородкой и
близоруко прищуренными глазами. Ему уже столько раз советовали
завести очки; он поморгал своему отражению и вдруг почувствовал
почти страстное желание выпить глоток ликера и ощутить бла¬
женное тепло, разливающееся в крови. Да, надо бы сходить к
окулисту; как странно, как невероятно, что такие обыденные мысли
могут приходить на ум, когда внизу, в Музыкальной комнате,
лежат два окоченевших тела, и убийца спит под этой самой крышей.
Но в этом темном зеркале он увидел вдруг нечто большее, чем
просто свое отражение. У доктора заслезились глаза, и он почув¬
ствовал, как тяжело колотится его сердце о слабые ребра. Какие-то
таинственные видения неожиданно очнулись к жизни в этом ту¬
манном стекле.
...Тихий городок в Новой Англии, омываемый серым морем.
Полный граненого стекла белый дом, где он вдыхал теплый и чуть
затхлый воздух своей юности. Рассвет: шум и плеск воды в туа¬
летных комнатах согласно распорядку, которому подчинена вся
жизнь в частной школе; чтение утренней молитвы с еще слипа¬
ющимися от сна глазами; долгожданные письма, полные суровых
отцовских наставлений, написанные паукообразными буквами; или
гротонские игровые площадки ранней весной, когда пищат летучие
мыши в чаще еще мертвого леса...
Потом Гарвард; тихие деревья в университетском дворе; мрачные
здания из красного кирпича с белыми рамами окон; времена, когда
еще звучал сардонический голос мистера Вильяма Джеймса и был
жив еще насмешливый доктор Оливер Холмс; пение в хоре; списки
в журнале декана; и — в течение следующих тридцати лет —
полный покой.
Созерцая свое отражение, Тэйлрэйн вспомнил и тихие комнаты
на Браттл Стрит; камин голубого фарфора и три белые стены,
заставленные книгами. Сегодня вечером он видел убийцу. Гнев и
ненависть, что должны клокотать в человеческом сердце, он ощутил
лишь как отдаленное эхо. Почему-то он был тронут трагедией не
больше, чем если бы наблюдал ее в ярмарочном балагане.
Что это, врожденный порок души? Трудно сказать. Но одно
несомненно: молодой Фрэнсис Стейн любил Дорис Мундо.
Движимый внезапным порывом, Тэйлрэйн пронес ладонь над
огнем свечи. Но пронес быстро — и ничего не почувствовал.
98

Для себя он не мог вообразить такую степень отчаяния и безумства,
чтобы можно было стать безжалостным к самому себе: сжигание
рук над огнем — не для него. В его собственном прошлом, где-то
очень далеко, маячили лишь бледные призраки влюбленности. Та
девушка с желтыми розочками на талии, которую он водил в
старый Критерионский театр в Нью-Йорке на пьесу Вильяма Жи-
летта. После спектакля они ехали в кебе — и она сидела, почти
прижавшись к нему; но он говорил тогда (самым неуместным
образом) о Генрике Ибсене. Потом был еще благоразумный синий
чулок из Бикон Хилла; на ней он чуть было не женился. Но — что
скрывать?— просто испугался. Было так легко развеять все мечты и
думы, сотканные из шрифта романов и света настольной лампы,
сонного покоя библиотеки и братства таверны Мермэйда... А жена
(бедняжка) — это существо, которое интересуется шляпками и свет¬
ской болтовней, да тем, как была одета миссис Кто-то-там к чаю.
И самое плохое — она стремится воплотить в муже свои честолюбивые
помыслы. И согласно холодной логике, лучше было не рисковать в
поисках счастья и не пытаться раскрасить страницы книги жизни.
Тэйлрэйн резко накрыл ладонью язычок пламени и немного
сплющил горячий мягкий кончик свечи. Комната погрузилась во
мрак, и лишь бледно-голубой свет луны лежал на полу, повторяя
очертания окон. И где-то в ночи плакал Фрэнсис о том, что
маленькая девочка умерла...
Тэйлрэйн на ощупь пробрался к камину, налил себе полстакана
виски и выпил не поморщившись.
Ему стало несколько лучше. Он вдруг почувствовал, что ему
передались настроения покойного лорда: здесь, в этом замке, элек¬
тричество казалось просто анахронизмом. Он зажег свечи, приго¬
товленные на каминной полке для благонамеренных гостей, и
присел на кровать, чтобы раздеться. Его халат висел в стенном
шкафу. Было немного непривычно, что в этом доме совсем не
пользуются платяными шкафами. А эти, стенные, очевидно, сде¬
ланы относительно недавно: строители просто вынули из толстой
стены несколько каменных блоков. Еще в спальне лорда Рейли
Тэйлрэйн с некоторым удивлением обратил внимание на эти глу¬
бокие ниши. Двери их были сделаны из толстых дубовых панелей,
и каждый шкаф превращался таким образом в маленькую звуко¬
непроницаемую камеру. «И наверное,— подумал Тэйлрэйн, бес¬
покойно глянув на кровать,— в них легко разводятся всякие
насекомые-паразиты».
Ночь была приятно прохладной. Помешав угли в камине, Тэй¬
лрэйн в халате подошел к раскрытому окну, сел на край глубокой
ниши и зажег трубку. Конечно, есть опасность получить ревматизм —
в его возрасте надо быть осторожней,— но вид из окна действовал
на него необычайно умиротворяюще.
99

Легкий туман поднимался над призрачным двором; окна на¬
против слабо серебрились в лунных лучах, и где-то очень далеко
бормотал водопад. Он видел протяженный крытый балкон над ар¬
кадой; тот самый балкон, что вел к спальне лорда и леди Рейли.
В одном окне горел свет.
У Тэйлрэйна слипались глаза; слегка занемела прижатая к
каменной стене спина, но он продолжал сидеть неподвижно, не в
силах отвести взгляд от этого светлого квадратика. Во всем замке
царила гробовая тишина; нигде не было видно ни огонька — и
только одинокое окно бледно светилось под навесом балкона.
Сосредоточенно нахмурившись, Тэйлрэйн трубкой пересчитал ок¬
на. Точно, это спальня леди Рейли. Прохладный воздух забирался
ему под халат, но доктор больше совсем не ощущал трагичности
мрачного окружения. Этот темный замок в лучах заходящей луны
казался слишком бесплотным, слишком призрачным; место действия
старинных легенд, полных традиционного зла и столь же традици¬
онных привидений. Они были не так уж страшны, эти привидения:
они стенали и потрясали цепью-двумя и произносили соответствующие
их положению изречения — столь же однообразные и общепринятые,
как поздравления на рождественских открытках. Было сомнительно,
чтоб они могли испугать даже Горация Уолпола или романтичную
миссис Радклиф1. Нет, что-то большее, значительно большее требо¬
валось для того, чтобы загремели подлинные колокола ужаса...
Тэйлрэйн все глядел и глядел. Он был почти загипнотизирован
видом маленького светящегося окна в огромном здании напротив...
Рядом с окном вдруг появилась вертикальная полоска света: от¬
крылась дверь спальни леди Рейли.
Слабо раздались приглушенные звуки, похожие на злобный
визгливый лай. Крохотная тень метнулась по балкону в луче света,
за ней — другая, большая; и лай прекратился. Полоска света
исчезла: дверь закрылась.
«Собачка леди Рейли,— понял Тэйлрэйн.— Чуть не убежала,
но леди Рейли успела ее поймать»... Тут доктор понял, что у него
совсем слипаются глаза; он слез с окна, задул свечи и улегся.
Иногда ему казалось, что он вообще не сомкнул глаз в ту ночь.
Безобразные видения, неясные образы огромных людей в масках
проплывали перед его взором в каком-то бредовом полусне. Все
страхи, которые он постарался подавить днем, вдруг хлынули в
его спящее сознание. Постель была холодной и жесткой; один раз
Тэйлрэйну показалось, что он кричит во сне. Но все-таки, видимо,
он спал, потому что, когда он вновь полностью очнулся, за окнами
уже брезжил бледно-серый свет.
1 Г о р а ц и й (Хорас) Уолпол (1717—1797), Анна Радклиф
(1764—1823) — английские писатели, авторы «готических» романов. (Ред.)
100

Всю ночь ему слышался шелест плюша за окнами и мерещились
шорохи, будто кто-то карабкается по стене. Он смутно припомнил,
что последнее предостережение сэра Джорджа «на вашем месте я
бы запер дверь» очень долго звучало в его ушах и что он дейст¬
вительно вставал и ходил босиком к двери, чтобы запереть ее.
Сквозь утренний полусон уже давно он слышал мерный звук чьих-то
шагов.
И вот, уже совершенно проснувшись, он лежал и слегка дрожал
под одеялом. Веки были налиты тяжестью, и его старые кости
ломило. Проснулись птицы и оживленно и многоголосо защебетали
в зарослях плюща; послышался плеск крыльев.
Но звук размеренных шагов, который Тэйлрэйн посчитал было
частью своего сна, продолжался и наяву. Предрассветный холодок
был резок; шаги звучали очень отчетливо, и по гулкому их эху
Тэйлрэйн догадался, что кто-то прохаживается по галерее внизу.
Мир уже был наполнен щебетом и частым хлопаньем крыльев.
Дрожа всем телом и чувствуя легкое головокружение, Тэйлрэйн
встал, неловко накинул халат, подошел к окну и, щурясь, выглянул
наружу.
Внутренний двор был погружен в неверный полусвет. На востоке
небо чуть розовело, но зубчатые стены замка еще дышали ночью.
И все звучали мерные шаги под сводами галереи.
В комнате леди Рейли до сих пор горел свет.
Светлое окно казалось неким символом жизни в мире, где все,
кроме птиц, еще объято мертвым сном; этот свет будто охранял
глубокий покой замка, как охраняли его одинокие шаги, звучащие
по каменным плитам. Очевидно, из окна Тэйлрэйна раздался шорох,
потому что шаги вдруг прекратились. Потом на середину замо¬
щенного грубым булыжником двора вышел высокий худощавый
человек и несколько мгновений стоял неподвижно, глядя на доктора.
Потом человек легким кивком головы поманил его к себе.
Внезапный ужас стеснил грудь Тэйлрэйна: Некто в таинственном
молчании появляется из-под старинных сводов галереи, и хотя
видом он схож с человеком, но черты его неразличимы в полумраке.
И это Некто манит Тэйлрэйна вниз разделить с ним призрачную
прогулку.
Доктор долгое время пристально смотрел на неясную фигуру
внизу, прежде чем понял, что это Джон Гонт.
Он автоматически потянулся за одеждой и при этом думал так:
это абсолютно нелепо. Я, Майкл Тэйлрэйн, должен покидать теплую
постель в этот ранний час и спускаться вниз, чтобы прогуливаться
по продуваемой сквозняками галерее со слегка помешанным по¬
жилым джентльменом, очень похожим на меня самого,— по той
лишь причине, что ему взбрело в голову с кем-нибудь пообщаться.
Да, я понимаю, что это абсолютно нелепо.
101

Но он пошел вниз.
Пока он плутал в потемках по протяженным коридорам, он
услышал отдаленный звон будильников, и некое чувство облегчения
теплой волной разлилось по его телу. Розовые облачка летели
узкими вымпелами в небе над восточными башнями замка; но по
земле еще стелился туман, когда доктор присоединился к Гонту.
Тот, в наглухо застегнутом черном пальто и мягкой черной
шляпе, надвинутой на глаза, молча приветствовал Тэйлрэйна и
протянул ему кисет. Американец набил и разжег трубку и зашагал
в ногу с Гонтом под сырыми сводами галереи.
И так они ходили молча взад и вперед до тех пор, пока не
отпустили Тэйлрэйна все ночные ужасы. Так они ходили, пока не
стали громче звуки жизни в замке; пока не открылись двери и
не завились струйки дыма над трубами; и пока рассвет не разлился
рекой над зубчатыми стенами.
И так они все еще ходили, когда с балкона раздался дикий
визг служанки, и та, полусонная и обезумевшая от ужаса, все
визжала и визжала, когда они подбежали к ней. Ей потребовалось
несколько долгих минут, чтобы объяснить им, что она обнаружила
леди Рейли, лежащую в кресле в своей гардеробной с простреленным
сердцем.
СТЕННОЙ ШКАФ ЛОРДА РЕЙЛИ
Тэйлрэйн никогда не узнал, как Гонт сумел успокоить девушку
и убедить ее не поднимать на ноги весь дом. Очевидно, дело было
не в конкретных словах, пусть и произнесенных с характерной
для Гонта интонацией, — в неотразимом воздействии самой его
личности на людей.
Собственно, Тэйлрэйн особенно и не задавался этим вопросом.
Он знал только, что выкурил с полдюжины трубок натощак и что
его подташнивает как по этой причине, так и от ужаса перед
лицом новой трагедии.
Гонт спокойно расспрашивал служанку. Это была приземистая
девица с бесцветным лицом, та самая Энни Моррисон, что делила
комнату с Дорис Мундо. Всхлипывая и заикаясь, она рассказала
следующее. По приказанию мисс Картер она должна была встать
пораньше, пойти на второй этаж в ванные комнаты и затопить
печь, чтобы к пробуждению гостей, к восьми часам, вода для
умывания уже успела нагреться. Проходя мимо раскрытой двери
на балкон, она увидела, что в спальне леди Рейли горит свет. Так
как ее светлость часто забывала выключать лампы на ночь то в
одной комнате, то в другой, а его светлость страшно скандалил
по этому поводу, Энни решила предотвратить возможные непри¬
ятности.
102

Заглянув в окно спальни, она увидела, что постель леди Рейли
пуста. Она постучалась, но безрезультатно. Дверь была открыта,
и, войдя в комнату, Энни обнаружила, что там никого нет. Тогда
она постучалась в гардеробную и, также не получив ответа, осто¬
рожно заглянула туда...
Тут Энни Моррисон попыталась описать картину, представшую
ее глазам в бледном свете раннего утра, но отчаянно разрыдалась
и стала говорить невнятно и бессвязно. Гонт, горящим напряженным
взглядом окидывая балкон, похлопал ее по плечу.
— Послушайте, милая, — мягко сказал он. — Об этом никто
не должен знать; пока что, по крайней мере. Вы меня поняли? —
Он подождал, пока стихнут рыдания, и продолжил:— Я остановился
в Королевской комнате, вы слышите? — в Королевской комнате.
Пойдите вниз и посидите там, покуда я не спущусь. Если кто-нибудь
заглянет туда, сделайте вид, что прибираете комнату. Ну, бегите!
Он некоторое время смотрел ей вслед, и лицо его в мертвом
свете электричества казалось серым и безобразным.
— Вам не кажется,— спросил Тэйлрэйн,— что нам лучше
разбудить Фрэнка Стейна?
Почти возбужденно Гонт ответил:
— Наконец-то сцена действия находится полностью в моем
распоряжении. Это случается впервые с того времени, как я вел
дело об убийстве Мордрэя в Париже. Пойдемте, доктор.
Он надел пару тонких лайковых перчаток и толкнул дверь
спальни. Тэйлрэйн поспешно рассказал ему обо всем, что видел
прошлой ночью: о появлении собаки на балконе и о том, как
внезапно оборвался ее лай. Кивая, Гонт прищуренными глазами
осматривал освещенную спальню.
В ней было столько же блеска, острых углов и современности,
как в гардеробной, где Тэйлрэйн побывал накануне. Вдоль одной
стены стояла длинная низкая кровать, покрывало на ней было
смято и хранило отпечатки тела. У изголовья бледно сиял торшер
с серебряным абажуром. На столике рядом лежала обернутая бу¬
магой книга с заложенным в ней изящным японским кинжалом.
Надкушенная шоколадная конфета была аккуратно положена на
край серебряной пепельницы; рядом стояли две желтые коробки
дорогих сигарет.
Тэйлрэйн слышал, как Гонт легко постукивает черенком трубки
по передним зубам. Американец попытался уследить за взглядом
Гонта.
Тот, нахмурившись, рассматривал низкое квадратное кресло,
на котором лежал кружевной розово-лиловый пеньюар с широкими
рукавами; потом перевел взгляд на две нежно-розовые вещицы с
бантиками, напоминающие ночные тапочки, они аккуратно стояли
у кровати.
103

Гонт стремительно прошел к двери, ведущей в гардеробную, и
открыл ее. Утренний свет, проникающий через окно, был уже
достаточно силен, чтобы как следует осветить безобразную и жут¬
кую картину, представшую перед их глазами.
Леди Рейли лежала на спине в том самом кресле, в котором
Тэйлрэйн видел ее накануне. Ее голова была запрокинута, рассы¬
павшиеся рыжие волосы свисали до пола, и руки были раскинуты
в стороны, как будто она встречала смерть объятием. Но в мертвых
ее глазах словно застыло выражение боли, и потрескалась высохшая
помада на мучительно искривленных губах. Она была в бледно-
зеленой ночной рубашке без рукавов, да, без рукавов, потому что
довольно грязный черный капот сполз с ее обнаженных плеч.
Но в первую очередь в глаза бросались огромные темные пятна
на ночной рубашке. Казалось, у нее была вся грудь разворочена
выстрелами.
Тэйлрэйн вздрогнул, когда Гонт неожиданно схватил его за
локоть. Взгляд сыщика больше не был ни сонным, ни скучающим,
и голос его дрожал от возбуждения.
— Здесь он наверняка оступился,— сказал Гонт.— Наверняка
оступился. Прошлой ночью он не оставил ни одной улики. Но
здесь, скорей всего, можно будет найти нечто, столь же очевидное
и вещественное, как пуля... и вот на этом-то я его и поймаю...
Притупленное внимание Тэйлрэйна было занято ужасными
кровавыми пятнами на груди леди Рейли. Он содрогнулся и
спросил:
— Вы имеете в виду убийцу? У вас есть какие-то подозрения?
— Я знал, кто является убийцей, еще не пробыв в этом доме
и часа,— ответил Гонт.— В свидетельских показаниях, которые
мы с вами слышали, один человек солгал настолько явно, что я
сразу его узнал. Но он умен. Он не оставил нам никаких прямых
улик. И может быть, я найду их здесь. Идите-ка сюда.
Позже, пытаясь оценить свои тогдашние ощущения, американец
пришел к выводу, что им владел тогда не дикий тошнотворный
ужас: он был просто не в состоянии что-либо чувствовать; он
словно медленно погружался в небытие после смертельной дозы
снотворного. Обессиленный Тэйлрэйн позволил подтащить себя к
креслу, на котором лежало окоченевшее тело...
— Выпущено три пули,— медленно проговорил Гонт, нагибаясь
над трупом.— И — смотрите! — одна прошла точно сквозь сердце;
такого меткого попадания я еще не встречал. Две другие прошли
чуть стороной, на несколько дюймов.— Он прищелкнул языком.—
Края пулевых отверстий на рубашке обожжены порохом. Стреляли
в упор.
Тэйлрэйн больше на труп не смотрел, но слышал бесстрастный
голос Гонта.
104

— Странный капот. Странный и рваный. И шлепанцы такие
же. Послушайте, доктор, а выстрелов ночью вы не слышали?
— Нет.
— Но собачий лай слышали.
— Не отчетливо.
— Что наводит на некоторые мысли,— Гонт устремился обратно
в спальню, и Тэйлрэйн с трудом подавил истерическое желание
последовать за ним; но он сжал кулаки и остался неподвижно
стоять у тела леди Рейли. Мгновение спустя Гонт вернулся.
— Все в порядке,— спокойно сообщил он.— Я нашел под
кроватью труп собаки. Задушена. Собака пыталась убежать, убийца
гнался за ней через эту комнату и спальню и задушил ее, пока
она не успела разбудить кого-нибудь лаем... Посмотрим. Да, окно
этой комнаты раскрыто. И я не думаю, чтоб оружие он оставил
здесь. Будьте любезны, поищите пистолет.
Тэйлрэйн мог провести только весьма поверхностный обыск.
Слабо представляя, где именно следует искать, он заглянул под
диванные подушки, поглядел на полу и тупо осмотрел мебель.
Гонт, что-то бормоча себе под нос, стремительно двигался по ком¬
нате. Лишь один раз он остановился и пристально взглянул на
Тэйлрэйна.
— Вы се видели вчера, доктор?— спросил он.— Смелая и
решительная женщина, я полагаю?
— Не боялась ни черта,— ответил Тэйлрэйн.— Думаю, это и
явилось одной из причин моей неприязни к ней.
— Да-да. Это совершенно очевидно. Ага, вот он,— Гонт запустил
руку в перчатке за бездыханное тело и извлек оттуда револьвер
с курком в виде козлиной ноги, настолько маленький, что весь
умещался в ладони.
— Но эта... эта крохотная безделушка...— начал Тэйлрэйн.
— Браунинг двадцать второго калибра,— пояснил Гонт, вертя
в руках блестящую игрушку.— О, нет, доктор! Она была застрелена
не из него, а из револьвера военного образца, значительно более
крупного калибра, думаю, сорок пятого. А этот принадлежит ей.
Да, вот инициалы на рукояти.
Доктор, вы видели когда-нибудь тело человека, застреленного
из боевого револьвера?— после паузы продолжал он, рассматривая
пистолетик.— Мне приходилось — я был вынужден применять
такое оружие несколько раз. Его пуля не просто делает дыру в
теле. Однажды в Рангуне я имел дело с одним человеком. У меня
оставалось буквально мгновение до удара его ножа — и я выстрелил.
Он был профессиональным борцом (комиссар может рассказать вам
эту историю), в общем он весил больше тринадцати стоунов. От
удара пули он летел через всю комнату, как сбитая кегля. А
здесь... вы видите... у леди Рейли даже шлепанцы с ног не свалились.
105

Гонт почти улыбался; он обошел кресло, внимательно разгля¬
дывая его.
— Убийца умен, доктор. У него великолепное воображение.
Вот почему он сумел убить лорда Рейли таким непостижимым
образом. Посмотрим-ка. Это слишком уж смелая надежда, и все
же... так, левая рука, вероятно...
Он взял в руку окоченевшие пальцы леди Рейли.
— Да. Этого могло и не быть, конечно, но вот следы воска
между большим и указательным пальцами.
Тэйлрэйн потер ладонью уставшие глаза.
— И что же?— спросил он.— Что это означает?
Гонт подошел к окну; осмотрев раскрытую раму, он повернулся
и чиркнул спичкой, чтобы зажечь трубку. Огонек отразился в его
глубоко посаженных глазах.
— Давайте, друг мой, выслушаем ваши предположения. Что
же здесь произошло?
— Не знаю. Не могу предположить ничего определенного...
Очень хочется спать; у меня такое ощущение, что я не спал дня
три.— Тэйлрэйн поколебался и потом произнес слова, которые в
любом другом случае его старомодность и сдержанность никогда
не позволили бы ему произнести:— Мне приходит в голову только
какое-нибудь любовное свидание...
— Это было не свидание,— нахмурился Гонт.— Далеко не
свидание. Что здесь произошло — абсолютно ясно.
Она лежала на кровати, читала и ела конфеты. Услышала
какой-то подозрительный звук в комнатах мужа. А леди Рейли
была смелая женщина. Она поднялась, надела капот и шлепанцы
и взяла браунинг из стола; прошла через гардеробную лорда Рейли,
смежную с ее гардеробной, в его спальню и зажгла там свечу.
Ее подозрения полностью оправдались: убийца был там. А точ¬
нее, прятался в стенном шкафу. Она заметила там движение и
подошла, чтобы проверить. Преступник начал действовать, только
когда она открыла дверь. Он выбил из ее рук свечу, зажал ей
ладонью рот и втащил внутрь. Леди Рейли увидела его и узнала.
Он закрыл дверь стенного шкафа, прижал ее к себе в темноте и
выстрелил в нее три раза в упор. И только потом отнес тело в
эту комнату и положил на кресло. Собака побежала от него в
спальню и на балкон, где и была поймана и задушена... Думаю,
в спальне лорда Рейли мы найдем доказательства этой версии.
Тэйлрэйн непонимающе уставился на Гонта.
— Надеюсь, вы не шутите?— после долгого молчания спросил
он.— Вы ведь еще там не были. Откуда же вы все это знаете?
— Спальню, конечно, мы сейчас осмотрим. Но объяснить ход
своих рассуждений я могу и сейчас.
Гонт как-то странно посмотрел на доктора и улыбнулся.
106

Он пересек комнату.
— Да, дверь в комнаты лорда Рейли открыта, — он повернул
ручку, — хотя, помнится, вам говорили, что леди Рейли обычно
запирала ее со своей стороны. Вот ключ. Хм.
В гардеробной покойного пэра даже окно не было вымыто. Но
при тусклом свете можно было убедиться, что название «гарде¬
робной» достаточно условно для этого помещения. Казалось, лорд
Рейли все делал только в спальне: и раздевался, и одевался, и
облачался в один из висящих в стенном шкафу балахонов. А эта
комната была страшно пыльной, но почти аккуратной. Они прошли
в спальню.
Хотя Тэйлрэйн не успел основательно рассмотреть эту комнату
в прошлый раз, ему показалось, что все здесь осталось в том виде,
в каком было накануне. Но Гонт сразу же указал на свечу в
медном подсвечнике, стоявшую на столе справа от двери при входе
в гардеробную. Свеча была надломлена посередине, и на одной ее
стороне застыла вьющаяся струйка воска.
— Убийца поставил свечу обратно,— сказал Гонт,— на место,
откуда ее взяла леди Рейли, войдя в спальню. Он внимателен.
Так. Ситуация начинает проясняться. Теперь надо заглянуть в
стенной шкаф. Было бы здесь посветлее...
— Вчера где-то тут был фонарик...
Потирая лоб, Гонт огляделся по сторонам.
— Что-то его не видно. Конечно, нет... Впрочем, ничего страш¬
ного. Достаточно и моей зажигалки.
Он шагнул к стенному шкафу.
— Закрыт, видите? Убийца очень осторожен.— Гонт щелкнул
зажигалкой и потянул на себя высокую толстую дверь.
— Смотрите, дверная ручка есть и изнутри. Я так и думал.
Не трогайте ее. Понюхайте-ка воздух, доктор. Дверь была закрыта
со времени убийства. Это оплошность; наш приятель должен был
бы подумать об этом. Чувствуете запах пороха? Вот именно. Вы¬
стрелы были произведены здесь. Ха! Ну, наконец-то!
Он стоял на коленях, освещая огоньком зажигалки пол, и
говорил торопливо и несколько бессвязно:
— Пятна свечного воска. Она уронила свечу. Та сразу потухла,
иначе балахоны могли бы загореться. Этот чулан все равно что
отдельная комната. Дверь — посмотрите сами — толщиной дюйма
три. Итак, друг мой? Это наводит на одну мысль. Опять наш
убийца зачем-то тратит время. Он не оставляет труп лежать здесь.
Напротив. Ему важно заставить нас поверить, что леди Рейли
была убита в другой комнате, и отвлечь наше внимание от этого
стенного шкафа. И тут он постарался изо всех сил: он не только
отнес тело в гардеробную, но и поднял свечу и поставил ее обратно
на стол около двери... Почему он не хотел, чтобы кто-нибудь
107

заинтересовался этим стенным шкафом? Ну, скорее же, доктор, в
чем тут дело?
Тэйлрэйн не мог ответить, какое-то смутное воспоминание за¬
брезжило в глубине его сознания... Мерцали свечи; до его слуха
доносились обрывки невнятных разговоров; люди суетились вокруг
него в этой полутемной комнате; и когда Фрэнсис осматривал окна,
сам он стоял, тупо рассматривая этот стенной шкаф; и он помнил
висящие в темной его глубине призрачные балахоны... Но сейчас в
этой картине словно появилось нечто новое, произошло какое-то
неуловимое изменение, но какое именно — определить невозможно.
Тэйлрэйн подошел поближе. Нет, все казалось таким же, как и
накануне. И все же что-то изменилось. А что — он смог бы вспомнить,
наверно, лишь с помощью какого-нибудь мгновенного озарения или
уже не смог бы вообще. А сейчас он только смятенно покачал головой,
встретившись с пристальным напряженным взглядом Гонта.
— Не знаю. Ничем не могу помочь. Все же...
— Я могу вам подсказать,— медленно произнес Гонт,— но я
хочу, чтоб вы ответили без подсказки. Между прочим, могу за¬
метить, что один из балахонов измят до неузнаваемости. Посмот¬
рите! Даже для лорда Рейли это чересчур. Как будто...
Он смолк и, по выражению лица Тэйлрэйна поняв, что это
замечание не наводит его ни на какие мысли, с сухой улыбкой
поднялся с коленей. Но перед этим нагнулся и пошарил по полу.
— Гильз нет,— сообщил он.— Что может означать либо, что
убийца пользовался пистолетом, который не выбрасывает гильз,
либо — что вероятней — он просто аккуратно подобрал их, чтоб
не оставлять следов. Судя по свече, он очень осторожен.
— Но я не понимаю...— Тэйлрэйн помолчал и сделал неопре¬
деленный жест.— Должно быть, это происходило именно так, как
вы говорите. Но откуда вы это узнали? По каким признакам?
— А?— повернулся Гонт.— Каким признакам?
— Как вы узнали, что это был посторонний человек, а не
кто-нибудь, кого она ждала? И почему вы решили, что она была
убита именно здесь?
— О, это все неважно. И слишком просто,— Гонт был как
будто раздражен этим вопросом. Он стоял, не сводя глаз со шкафа,
и рассеянно поглаживал подбородок.— Она лежала в постели и
читала. Кто-то зашел в одну из этих четырех комнат. И если это
был человек посторонний, грабитель, он, естественно, не стал за¬
ходить в ее спальню. У леди Рейли было время заложить книгу
ножом для разрезания бумаги (решительная женщина с железными
нервами), положить надкушенную конфету на край пепельницы.
И у нее было время взять пистолет из ящика стола, подойти к
своему шкафу (дверь открыта, видите?), чтоб достать капот и
шлепанцы, которые сейчас на ней.
108

Может быть, злоумышленник был в ее гостиной? Опять нет.
Если бы она шла в собственную гостиную, она инстинктивно надела
бы вон тот прекрасный кружевной пеньюар, что лежит у ее кровати,
и вон те тапочки. Но будучи женщиной утонченной и разборчивой,
она выбрала...
Гонт кивнул в сторону гардеробной.
— Да-да,— медленно сказал Тэйлрэйн.— Она надела самый
старый и самый грязный капот...
— Чтобы идти в некий свинарник. Да. В комнаты мужа. Вы
понимаете теперь, что это не могла быть какая-то встреча или
любовное свидание тем более? Ведь кого бы леди Рейли ни ждала —
она едва ли надела бы этот старый ситцевый капот.
— А стенной шкаф в спальне лорда Рейли?
— А! О нем я подумал сразу. Все обстоятельства указывают
на него. Хотя внешние стены этих комнат сравнительно толсты,
но окна здесь с одинарными рамами, и к тому же окно в комнате
леди Рейли открыто. Три выстрела, произведенные из такого тя¬
желого пистолета — сорок пятый стреляет дьявольски оглушитель¬
но,— были бы обязательно услышаны вами, если только...
Он указал на стенной шкаф, и Тэйлрэйн вспомнил такой же
в собственной комнате: практически звукоизолированная каменная
пещера с дубовой дверью толщиной в несколько дюймов.
— Если только,— подхватил он,— она не была застрелена в
одном из этих шкафов при закрытой двери.
— Здесь нет другого места, где это можно сделать,— просто
подтвердил Гонт.— А что касается пребывания в шкафу убийцы,
согласитесь, маловероятно, что он напал на леди Рейли здесь, а
убивать поволок в ту комнату. Вы заметили, что он дал ей
время спокойно зажечь свечу, и по состоянию ее — обратите
внимание — очень ветхой одежды можно заключить, что ни¬
какой борьбы тут не было. Если бы преступник напал на леди
Рейли, когда та зажигала свечу, она успела бы выстрелить, не
говоря уж о том, что ее капот был бы смят и порван; в нее
стреляли спереди. Отсюда следует вывод: он прятался в единственно
возможном месте, желая остаться незамеченным. А обнаружен был,
может быть...
Гонт поколебался.
— ...может быть, и собакой. А хозяйка пошла проверить. Да,
я склонен предполагать, что первой тревогу подняла собака, и
именно поэтому леди Рейли пошла осматривать комнату мужа.
Но все это, конечно, уже из области чистого умозрения. Убийца
не решился выстрелить в собаку из боязни поднять шум; поймать
ее он не успел, и та рванулась обратно, в спальню к хозяйке.
Только после убийства леди Рейли преступник собаку поймал и
задушил.
109

Все это время Гонт говорил как-то автоматически, словно и не
думая о собственных словах; и все пристально смотрел на стенной
шкаф прищуренными глазами.
— Но это все не главное, доктор. Все упирается в этот шкаф.
Но зачем? Я имею в виду, что же именно делал убийца здесь
прошлой ночью? Он очень хотел отвлечь наше внимание от этого
шкафа. Опять-таки: зачем?
— И?..
— Кажется, я знаю,— раздраженно ответил Гонт.— Но не хочу
воздействовать на ваше воображение. Я хочу, чтобы вы вспомнили,
почему этот шкаф выглядит сегодня иначе. И на какие мысли
наводит вас этот измятый балахон?.. А тем временем надо подумать,
как бы обернуть этот последний ход убийства в нашу пользу.
Он начал вышагивать взад и вперед по комнате, яростно стуча
кулаком о ладонь и разговаривая сам с собой.
— Так. В правом или в левом?.. Черт, не могу вспомнить. Да...
вспомнил, в правом! Значит, мы попробуем левый... Мне нужен
лист бумаги из кабинета лорда Рейли,— Гонт повернулся к Тэй-
лрэйну и резко взмахнул рукой,— и, доктор, вы меня очень обя¬
жете, если раздобудете где-нибудь коробочку талька. Он может
нам пригодиться.
КОЕ-ЧТО О ЛЖИ
— Сегодня ночью была убита леди Рейли,— сказал Гонт, встав
из-за стола.
Он дал им закончить завтрак. Большие часы в столовой только
что пробили девять. В льющихся сквозь цветные стекла лучах
солнца бледные лица сидящих за столом казались более оживлен¬
ными и веселыми, чем были на самом деле. Но одной этой фразы
было достаточно, чтобы разрушить иллюзию. К завтраку сошли
Фрэнсис, сэр Джордж, Мэссей и Кестеван. За минуту до этого к
ним присоединился свежевыбритый и по-отечески благодушный
доктор Мэннинг, которому был подан кофе.
Последний удар часов прозвучал оглушительно в мертвой ти¬
шине. Кто-то со звоном уронил на стол крышку от блюда, и Вуд
молниеносно шагнул к сэру Джорджу, чтоб подхватить ее, пока
она не покатилась по полу. Возившийся у буфета Фрэнсис замер
на месте и некоторое время неподвижно стоял спиной ко всем,
судорожно сжимая кулаки.
Тэйлрэйн уже давно с ужасом ждал, когда же прозвучат эти
слова; с каждым тяжелым ударом его сердца неотвратимо прибли¬
жалась эта роковая минута... И вот теперь лишь зазвенела сереб¬
ряная крышка. Тэйлрэйн попытался рассмотреть лица сидящих за
столом, но видел перед собой только стоящего у стола высокого
по

худого человека. Единственное, что Гонт сказал ему перед завтра¬
ком, было: «Что бы я ни говорил — соглашайтесь со всем». И вот
теперь он стоял, рассеянно и небрежно поигрывая моноклем.
Кестеван смертельно побледнел и — почти буквально — окосел.
Он начал было подниматься со стула, беззвучно открывая и за¬
крывая рот. Но первым заговорил Фрэнсис.
— Когда она умерла? — спокойно спросил он.— Она была
задушена?
— Нет,— ответил Гонт.— Она убита тремя выстрелами в сердце
в собственной гардеробной. Это случилось ночью, но тело мы
обнаружили только утром.
Снова воцарилась неестественная тишина, настолько глубокая,
что Тэйлрэйн услышал, как Вуд вышел из столовой. Фрэнсис
оперся о буфет и истерически рассмеялся, но потом взял себя в
руки и, стиснув зубы, подошел к столу.
— Ну что ж,— сказал он.— Ну что ж. Значит,так. Интересно,
так же легко она относится к смерти теперь?
Он с любопытством взглянул на Кестевана; тот до сих пор
пребывал в совершенно несуразной позе — не стоял и не сидел —
и неподвижными глазами смотрел на ведущую в Большой зал
дверь, словно какое-то видение предстало там его взору. Он начал
было выпрямляться, но потом задрожал всем телом и снова опу¬
стился на стул.
— Нет, Кестеван,— прозвучал бесстрастный голос Фрэнсиса,—
на вашем месте я бы не стал подниматься к ней. Зрелище может
показаться вам несимпатичным.
— Я не это хотел, черт вас побери,— отрезал актер.— Я
подумал о Патриции. Она?..
— Она еще спит,— вмешался Гонт.— Джентльмены, слышал
ли кто-нибудь из вас шум прошлой ночью?
— Нет,— ответил сэр Джордж.— Лично я не слышал. А если
бы и слышал — вряд ли пошел бы расследовать его причину.
— Мистер Мэссей?
Секретарь медленно помотал опущенной головой, которую он так
и не поднимал с той минуты, как Гонт сообщил последнюю новость.
— Нет. Моя комната находится в другой части дома. Кто...
кто нашел ее?
— Одна из служанок. А вы, мистер Кестеван, можете что-нибудь
нам рассказать?
— А? Что... Ох! Нет. Нет!
— И, конечно, вы, доктор Мэннинг,— со слабой улыбкой про¬
должал Гонт,— вряд ли могли что-либо слышать, поскольку вас
здесь не было.
Доктор порывисто вытер салфеткой губы. Лицо его пошло бе¬
лыми пятнами.
111

— Леди Рейли... какой удар. Я... почему вы мне раньше не
сказали?
— Мы с доктором Тэйлрэйном проводили небольшое расследо¬
вание. Тело мы не трогали — оно в гардеробной. Очевидно, леди
Рейли читала, лежала в кровати и услышала шум в соседней
комнате — или ее заманили туда под каким-нибудь предлогом.
Во всяком случае, она мертва.
— Да,— доктор Мэннинг несколько раз кивнул тяжелой головой,
устремив неподвижный взгляд в стол.— Мне послышалось, вы
сказали «застрелена»?
— Да, полагаю, из крупнокалиберного револьвера.
В продолжение всего этого времени одна рука Гонта была
скрыта за сахарницей, и Тэйлрэйн увидел, что он рисует какие-то
загадочные значки на скатерти.
— И... это сделал тот же человек, который убил?..— Фрэнсис
закончил фразу, выразительно подняв брови.
— Несомненно.
— Но зачем ему было убивать Ирен? И за каким дьяволом он
полез в ее комнату?
— Еще одна темная загадка, мистер Стейн. Признаюсь, в данный
момент я не могу пролить на нее свет. Ограбление исключается:
у леди Рейли в гардеробной хранятся очень ценные украшения...—
Он замолчал, сосредоточенно разглядывая нарисованные на ска¬
терти таинственные крестики.— Но для начала, мистер Стейн, у
кого в доме есть пистолет?
— Пистолет? Хм-м. Вообще-то у нас в доме явная нехватка
пистолетов. В Трофейной комнате есть только обычные ружья...
а, да! Еще есть старый «смит-и-вессон» тридцать второго калибра,
раньше я им гонял кроликов. Но, насколько я знаю, им давно
уже никто не пользовался. И, кажется, у самой Ирен был пистолет,
но еще меньшего калибра.
— Нет, револьвер, который мы ищем, был значительно крупнее.
Доктор сможет вскоре это подтвердить.
Фрэнсис закрыл один глаз и приподнял бровь; вид у него был
одновременно и зловещий и шутовской.
— Разве что,— протянул он.— Разве что мой собственный
автоматический пистолет. Сорок пятый.
— Так-так,— бесстрастно сказал Гонт.— А где он сейчас?
— Убей меня Бог, если я знаю. Я его не видел уже сто лет.
Не могу же я стрелять из него уток: их разносит выстрелом в
куски. Хотя вот что. Сандерс должен знать; он вроде как мой
личный слуга следит за моими вещами. Послушайте, Вуд!
В дверях бесшумно появился Вуд.
— Позовите сюда Сандерса, будьте любезны. Он сейчас при¬
бирается в моей комнате... Вуд!
112

— Да, сэр.
— Прикажите Ли осмотреть Трофейную комнату, пожалуйста.
Пусть он поищет там пистолет, покрупнее, чем тридцать второго
калибра. Итак, мистер Гонт?
— Яс нетерпением ожидаю инспектора Тэйпа. Мы должны
быть готовы к его прибытию. И еще я хотел бы послать кого-нибудь
из слуг в Элбридж, чтобы он отослал оттуда две телеграммы.
Так^гак, если я правильно помню, фамилии поверенных лорца Рейли —
Симпсон и Симпсон. Я прав, мистер Мэссей?
Секретарь кивнул:
— Если вам надо, я могу дать полный адрес.
— Спасибо. А его банк?
— Грейт Мидланд, Лондонское отделение. Директора зовут Хар¬
лан Дейл.
Гонт записал это на конверте^
— Так. Дальше. Доктор Мэннинг, я не хотел бы снова воз¬
вращаться к этому вопросу, но он начинает казаться все более
важным. Прошлой ночью я не успел спросить. Это касается Дорис
Мундо.
— Ах, да,— доктор поправил очки.— Да, еще один... э-э...
ужасный случай, ужасный во всех отношениях.
— Так,— сказал Гонт.— Мистер Стейн, вы, кажется, говорили,
что Дорис Мундо была любимицей вашей сестры и так же якобы
любимицей вашей мачехи. Будьте любезны, поднимитесь наверх
и пригласите Патрицию присоединиться к нам, как можно скорее.
Гонт и Фрэнсис обменялись странными взглядами — словно
между ними возникло вдруг полное взаимопонимание. Сыщик го¬
ворил почти небрежно, но Фрэнсис, казалось, о чем-то догадался;
он кивнул и, сунув руки в карманы старой темной куртки, лениво
вышел из столовой.
— А теперь, доктор,— продолжал Гонт.— Вас вызывали вчера
осматривать девушку, не так ли? Именно вы установили, что она
ждет ребенка. И... давно ли?..
— Около трех месяцев. Вне своего кабинета я могу провести
только весьма поверхностный осмотр.
— Так... Это важно. Вы спрашивали ее о, мягко выражаясь,
виновнике случившегося?
Доктор порозовел:
— Профессиональная этика...
— Пожалуйста, отвечайте на мой вопрос, доктор.— В голосе
Гонта зазвучали твердые нотки.
— Ну, — сказал Мэннинг, — честно говоря, да. Меня просили
об этом и лорд Рейли, и миссис Картер... Но Дорис отказалась
назвать имя. Вообще она восприняла все это как-то мелодрамати¬
чески и безостановочно рыдала.
из

—	Она сказала что-либо, что могло бы навести на догадку?
—	Мой дорогой сэр! Я же не сыщик!
—	Будьте любезны, отвечайте на мой вопрос.
С усилием Мэннинг сказал:
—	Я помню только одно. Нет, точно не помню. Это... Это было
что-то вроде: «Я люблю его, и теперь я не могу сказать ему. Если
бы я знала». Она говорила очень невнятно, было трудно что-нибудь
разобрать...
—	К кому вы отнесли эти слова?
— Я не знаю,— доктор Мэннинг поднялся.— У вас здесь нет
никаких официальных полномочий, сэр. И я должен настаивать...
— Спасибо, доктор... А, входите, Вуд. А это, как я понимаю,
Сандерс.
Вуд посторонился, и в столовую вошел огромного роста лакей
с неуклюжими грубыми руками. Сандерс был очень спокоен, лишь
его блуждающий взгляд выдавал некоторую растерянность. Усев¬
шись, Гонт некоторое время молча изучал его.
— Сандерс,— наконец сказал он,— вы личный слуга мистер...
ах, извините, нового лорда Рейли, не так ли?
Лакей непонимающе поморгал при упоминании нового ти¬
тула Фрэнсиса, да и Тэйлрэйн как-то удивился, услышав его впер¬
вые.
— Сэр,— ответил лакей,— это помимо остальных обязанностей.
Да, сэр.
— И давно вы у него служите?
— Семнадцать лет, сэр.
— Его светлость сказал, что среди его вещей был автоматический
пистолет сорок пятого калибра, но что сам он уже давно его не
видел. Вы не знаете, где этот пистолет находится сейчас?
Сандерс кивнул, не сводя тусклых глаз с Гонта.
— Да, сэр, я знаю. Но если он нужен хозяину... очень жаль,
сэр. Он сломан.
— Сломан?
— Я хочу сказать,— слегка оживляясь, заговорил Сандерс,—
он совсем сломан. Я сам его сломал. И к тому ж он потерялся.
Потерялся уже очень давно. Я боялся говорить об этом хозяину.
Это... Я хотел зарядить его, но патроны были не такие, как надо.
Там заклинило...— он тяжело сглотнул и поморгал.— Я хотел
пистолет починить, но не сумел. А у меня есть друг, он это очень
даже умеет. В смысле, чинит оружие. Я, значит, ему сказал:
«Слушай, Джимми, вот пистолет мистера Фрэнсиса. Сунь его в
карман и смотри не потеряй». «Ладно, приятель,— это он мне
отвечает,— не потеряю». И вот, сэр...— Лакей начал было воз¬
бужденно жестикулировать.
— Спокойней, Сандерс,— посоветовал Гонт.
114

— И вот, сэр, неделю спустя он приходит ко мне, этот Джимми.
И говорит так мрачно: «Слушай, старина, очень жаль, но я потерял
твой чертов пистолет». «Потеря-ал?» — говорю я. «Ей-богу»,—
говорит Джимми,— в этот драматический момент повествования
Сандерс выразительно поднял правую руку.— «Ей-богу, вот так.
Ты знаешь океан?» — «Какой еще океан?» — спрашиваю я очень
подозрительно. «Океан, где находится бухта Карнивал».— «Да»,—
отвечаю. «Ну вот,— рассказывает Джимми,— пошел я с одной
девушкой кататься на лодке в этой бухте. А пистолет-то у меня
в кармане так и лежит. Как насчет пары поцелуев?— спрашиваю
я у девушки.— Ладно,— говорит она и хихикает эдак.— Только
лодку не переверни.— К черту лодку,— говорю я и поднимаюсь.
Но послушай, приятель, она все-таки перевернулась. И пока я
бултыхался в воде, разрази меня гром, если пистолет не выпал из
моего кармана и не утонул»,— Сандерс выдвинул вперед подбо¬
родок, поморгал на Гонта и сумрачно добавил:— Вот. Во всяком
случае, он мне так сказал. Хотите — верьте, хотите — нет. Но
я лично сомневаюсь.
Гонт наблюдал за лакеем с видимым удовольствием.
— Да, здесь едва ли можно винить тебя, Сандерс. Итак, значит,
пистолет покоится на глубине пяти морских саженей. Весьма при¬
скорбно.
Сандерс шумно и протяжно вздохнул. Гонт вынул из своего
кармана маленький блестящий пистолет с курком в виде козлиной
ноги, тот, что нашел в комнате леди Рейли, задумчиво покачал
его в воздухе, держа кончиками пальцев за ствол, а потом протянул
Сандерсу.
— А это оружие вы видели когда-нибудь прежде?
Сандерс взял пистолет и, наморщив лоб, тщательно осмотрел
его.
— Забавная штучка, сэр, правда? Извиняюсь, конечно,— лакей
стал почти словоохотлив.— Я хочу сказать «нет», сэр. Я никогда
не видел его раньше, этот пистолетик...
— Спасибо. И еще одно. Вы очень наблюдательны. Как я
понимаю, именно вы заметили вчера вечером мистера Кестевана
во внутреннем дворе у Главной башни.
— Да, сэр,— Сандерс перевел взгляд на актера и прищурился.
— Где вы сами находились в это время? Там же, во дворе?
— Да, сэр. Неподалеку.
Гонт кивнул.
— Я вот что хочу спросить: ваше пребывание там поздним
вечером вызвано какими-то служебными обязанностями?
Сандерс непонимающе уставился на него:
— Какими-то служебными?.. А, да, сэр. Я обслуживаю мистера
Фрэнсиса, я уже говорил. О, я понимаю,— он тяжело покивал
115

головой.— Понимаете, сэр, комната хозяина расположена там, с
другой стороны дома. Мистер Вуд, это дворецкий, говорит, что я
постоянно мешаюсь и шумлю в коридорах — я ведь часто хожу
в комнату мистера Фрэнсиса. И вот, значит, он велел мне ходить
туда через внутренний двор и подниматься наверх по задней ле¬
стнице — к ней можно пройти через одну из нежилых комнат. А
дверь этой комнаты как раз напротив двери Главной башни, через
двор. Вот почему я и заметил мистера Кестевана, сэр.
Сандерс замолчал, переминаясь с ноги на ногу.
— Это все, Сандерс. Спасибо.
Лакей открыл было рот, чтобы что-то спросить, но передумал,
неуклюже поклонился, явно пытаясь подражать Вуду, и, грузно
ступая, вышел из столовой. Гонт с легкой усмешкой смотрел ему
вслед.
Доктор Мэннинг фыркнул:
— Этот человек, конечно, лжет. Извините, мистер Гонт, но
почему вы не уличили его? Это же так очевидно... так... ну, я не
знаю.
— Так,— сказал Гонт.— А что вы, мистер Мэссей, думаете по
этому поводу?
— Насчет пистолета?— уточнил секретарь, что-то рисуя вилкой
на скатерти.— Ну, не знаю, право. Мне его рассказ как-то показался
убедительным. То есть... черт!— он неловко поерзал на стуле.
— А вы, сэр Джордж?
— Я не знаю. Не знаю. Послушайте, Джон, вам не показалось,
что его слова слишком уж наивны и фальшивы, слишком уж
похожи на неудачный экспромт? Нельзя же лгать настолько глупо
или легкомысленно. Может быть, я ошибаюсь, конечно. Но человек
очень умный и расчетливый может рассказать самую нелепую
историю, в которую легче поверить именно в силу ее полной
неправдоподобности. Вы понимаете, о чем я говорю? И если этот
человек сможет подтвердить ее каким-нибудь сфабрикованным сви¬
детельством — ему поверят почти наверняка... Или я рассуждаю
слишком утонченно?
Гонт улыбнулся, глядя на сахарницу.
— Вовсе нет. Признаюсь, мне это тоже сначала пришло в
голову. Но прямые вопросы ни к чему не привели бы; с такими
показаниями очень трудно работать. Но я проверил его другим
способом.
Гонт покачал головой.
— Нет, Джордж, Сандерс вовсе не дальновидный утонченный
интриган. Думаю, сам он страшно удивился бы, узнав, какие
коварные, тонко продуманные планы вы ему приписываете. В этом
я больше чем уверен.
— Но почему?
116

— Он позволил мне снять его отпечатки пальцев, — Гонт легко
дотронулся до блестящего пистолета, лежавшего на столе перед ним.—
Именно для этого я и дал его Сандерсу. Извините, джентльмены,
но это только разновидность старого как мир приема. Настоящий
преступник страшно боится оставлять где бы то ни было отпечатки
пальцев, даже если он уверен, что не оставил их на месте преступ¬
ления. И пусть он от начала до конца действовал в перчатках —
но мысль, что он все-таки где-нибудь по невнимательности мог ос¬
тавить один-единственный отпечаток, постоянно страшит его.
— Значит, вы имеете в виду,— заметил Фрэнсис,— что Сандерс
говорил правду?
— О нет! Совсем не обязательно. Я только хочу сказать, что
Сандерс вовсе не осмотрителен, не умен и не искушен. Но его
показания меня определенно заинтересовали. Если он и лгал, то
ложь его не хуже, чем правда, может помочь нам обнаружить
истину.
Сэр Джордж побарабанил по столу толстыми пальцами.
— Кажется, это называется парадоксом. Немного не твой стиль,
не так ли?
— Это называется здравым смыслом. Мне бы хотелось, чтоб
это сумел понять и инспектор Тэйп.
Гонт вдруг увлекся и забыл (или это просто казалось) о всех
сиюминутных проблемах. Он был в настроении поболтать. Почти
незаметный жест — и у стола появился Вуд с графином бренди.
— Несколько лет назад, — продолжал Гонт, разжигая трубку, —
в полицейских кругах была большая шумиха по поводу какой-то
якобы научной аппаратуры, с помощью которой можно фиксировать
ложь в показаниях. Это все началось с Юнговского теста на сло¬
весные ассоциации: вы зачитываете подозреваемому список явно
бессмысленных слов и спрашиваете, какие ассоциации вызывает у
него каждое из них. И если подозреваемый медлит с ответом или
обнаруживает свои тайные мысли неосторожным словом — этому
придается самое зловещее значение.
Потом появились разные виды так называемых детекторов лжи.
Вы прицепляете к подозреваемому какие-то проводки и датчики
и наблюдаете за колебаниями его кровяного давления при произ¬
несении определенных ключевых слов. Были в ходу и другие ме¬
тоды; некоторые из них включали в себя даже применение
наркотиков, вызывающих приступы правдивости.
Насколько я знаю, были изобретены и испробованы все методы
добывания правды, кроме, может быть, одного: когда подозревае¬
мому связывают руки и ноги, бросают в воду и объявляют его
невиновным в случае, если он утонет. С точки зрения практической
ценности последний метод был бы столь же полезен в выявлении
виновного, как и любой другой.
117

Потому что, уверяю вас, не может же подозреваемый не видеть,
что с ним происходит. Он сидит, облепленный датчиками, ему в
лицо выкрикивают какие-то загадочные слова, и сердце его начи¬
нает бешено колотиться при самых безобидных из них. Именно
самые-то безобидные и могут напугать человека больше всего,
потому что в них легко подозревать какое-то скрытое ужасное
значение. И если человек хоть как-то связан с расследуемым делом,
то он и так уже изрядно напуган известными ему фактами, а еще
больше — неизвестными; и чем более он невиновен — тем больше
его смятение.
Совершенно естественно, что благодаря прессе с фактами всех
печально известных дел знакома половина жителей Англии. Ска¬
жем, совершается убийство в лавочке продавца птиц в Тотенхэме.
Мирный биржевой маклер из Сурбитона, знающий об убийстве
только из газет, притащен в полицию по подозрению в совершении
этого преступления и поставлен перед следователем. К нему при¬
крепляют датчики, некто в белом халате совершает какие-то гип¬
нотические пассы над своим блокнотом и вдруг разражается потоком
следующих слов: «Нож, червь, канарейка, дерево, семена, селедка».
И если первые пять слов взволнуют бедного клерка не больше,
чем предполагалось, то при слове «селедка» его просто пот прошибет,
потому что оно слишком явно выпадает из смыслового ряда — и
значит, кажется особо зловещим и подозрительным.
Это, конечно, озадачивает следователей, потому что «селедка»
к делу абсолютно не относится; она появилась в этом ряду только
благодаря дьявольской хитрости психологов — чтобы отвлечь и
успокоить мысли пациента. И вот, как следствие, целый штат
психологов сидит и ломает свои высокоученые головы в попытке
объяснить непостижимый ход человеческой мысли, заставивший
убийцу продавца птиц сломаться на слове «селедка»... И это, джен¬
тльмены, самое плохое в любой машине. Не знаю, ошибается она
или нет — но оператор ошибается всегда. И ничего здесь поделать
нельзя.
Гонт сидел с полузакрытыми глазами, откинувшись назад, и
дым висел плотным облаком над его головой. Теперь он выпрямился
и обвел присутствующих взглядом.
— Видите ли, совершенно бесполезно вставлять медицинский
термометр человеку в ухо, чтобы определить температуру его мозга.
Оставьте его в полном и совершенном покое. Не пытайтесь заставить
его говорить. И запугивайте вопросами только тех, кто болтлив
от природы, — тогда они станут болтливей обычного. Если человек
заготовил заранее замысловатую, пространную и хорошо проду¬
манную ложь, поймать его будет трудно. Но, к счастью для сле¬
дователя, ложь обычно не подготавливается и не продумывается —
это, как правило, экспромт; но если даже и нет, лгущий не может
118

устоять перед соблазном развить и дополнить свою версию в ходе
повествования. Например, если вам очень хочется пойти пообедать
с кем-либо, но объективные обстоятельства вам этого не позволяют,
ваши извинения перед другом будут кратки и не будут стоить вам
никаких усилий. Но если вам, наоборот, очень хочется избежать
этого обеда, ваши извинения примут вид длинной и подробной
истории. Другими словами, отсутствие лишних деталей является
необходимой деталью правдоподобной лжи.
Гонт налил в стакан бренди и стал рассматривать его на свет.
Сэр Джордж подался вперед.
— Вы никогда не читаете подобные лекции без какой-то оп¬
ределенной цели,— сказал он.— То есть вы хотите сказать, что
таким образом лжец сам выдает себя? Противоречиями, на которые
можно указать пальцем?
— Если он даже и не доходит до противоречий, а это бывает
часто,— ответил Гонт,— в любом случае представление о своем
характере он дает самое верное. Чаще всего он открывает свои
тайные мысли случайно вырвавшимися словами, не предусмотрен¬
ными в этой лжи,— без всякого допроса. Вот почему,— Гонт
сделал большой глоток из стакана,— я люблю иметь в друзьях
прирожденных лжецов. Я всегда знаю, что за люди они на самом
деле.
Сэр Джордж покашлял.
— .Спасибо,— мягко сказал он.— Думаю, вы хотите подвести
нас к чему-то. Не история ли Сандерса вдохновила вас на эту
лекцию?
— О нет. Давая показания, Сандерс очень явно обнаружил
перед нами свои скрытые мысли. Я говорю о более серьезном: об
идеальном сочетании двух факторов: лжи, которая не только по¬
вергает лжеца в несообразности, но и дает полное представление
о его характере.
Услышав голоса в Большом зале, Гонт выпрямился.
— Осмелюсь предположить, это инспектор Тэйп. Пожалуй, мне
надо пойти побеседовать с ним.
ПИСТОЛЕТ НАЙДЕН
Тэйлрэйн не хотел выслушивать еще раз рассказ о ночных
событиях; он остался в столовой, а Гонт в сопровождении доктора
Мэннинга вышел. В дверях они столкнулись с Фрэнсисом.
— Блюститель закона,— сказал тот, ткнув большим пальцем
за плечо.— Пат скоро спустится. Если я вам понадоблюсь, я буду
здесь. О! Бренди! Прекрасно. Что тут происходило в мое отсутствие?
— Была прочитана лекция,— угрюмо ответил сэр Джордж,
сводя и разводя ладони.— Не нравится мне все это.
119

— И мне тоже,— подтвердил Мэссей.— Я сейчас судорожно
пытаюсь вспомнить все, что я делал или говорил в его присут¬
ствии, — и боюсь, что я что-нибудь сказал не так или оговорился
случайно, и старый черт составил себе неверное представление...
Бог мой! Я его просто боюсь.
— Да-а, кажется, он нагнал на вас страху,— странным голосом
заметил Фрэнсис.— И какова же была тема лекции?
— Ложь,— ответил сэр Джордж,— и способы выведывания
правды у лжецов. Хм. Майкл, вы, кажется, сегодня в гуще событий.
Расскажите нам, пожалуйста, что же случилось утром?
Тэйлрэйн скучным голосом пересказал все события, начиная
от виденной им ночью на балконе собачки, кончая обнаружением
трупа. Гонт запретил ему только упоминать, что все ночные события
произошли в спальне лорда Рейли. Но, завершив повествование,
он чувствовал себя так ужасно, будто кто-то прочитал его тайные
мысли. Гонт, очевидно, совещался в Большом зале с инспектором
Тэйпом, чей голос удивительной мощи доносился до столовой.
— Но этот грабитель, сэр, этот человек... как насчет других
комнат? Он не мог искать что-нибудь в комнатах его светлости?
— Я тоже подумал об этом, инспектор, и осмотрел их. Но если
он хотел украсть там что-то — ума не приложу, что это могло
быть? И в спальне, и в гардеробной как будто все на месте.
Тэйлрэйн заметил, что голос Гонта, хоть и не столь громкий,
как голос инспектора, слышен очень хорошо. Он разносился чуть
не по всему первому этажу, и, очевидно, Гонт делал это предна¬
меренно: сейчас он обращал свои слова к призраку.
— Ничего не тронуто...— в голосе инспектора послышалось
сомнение, и Тэйлрэйн живо представил, как тот мрачно и подо¬
зрительно качает головой.— Но вчера-то ночью там был изрядный
беспорядок, сэр.
— Да, конечно, я не могу говорить с полной уверенностью.
По-моему, от стены отодвигали большой комод — тот, тяжелый,
флорентийский. Вы могли заметить следы на пыльном полу.
Так ли это? Тэйлрэйн попытался представить себе неприбранную
спальню лорда Рейли. Они осматривали ее еще некоторое время
после того, как Гонт указал доктору на стенной шкаф с его за¬
гадками. Ах, да. Теперь вспомнил. Резной дубовый комод, срабо¬
танный в тяжеловесном стиле середины семнадцатого века; этот
комод еще напомнил ему историю о новобрачной, которая в шутку
залезла туда и потом никак не могла вылезти. Почему же он
запомнился Тэйлрэйну? Ах, да. Его поразило, что среди этой грязи
и развала на крышке комода почти не было пыли.
Голос инспектора Тэйпа лился плавно, словно он разговаривал
сам с собой. Все находившиеся в столовой теперь откровенно при¬
слушивались к разговору в Большом зале.
120

— Я знаю, сэр,— удовлетворенно объявил инспектор (вероятно,
он самодовольно улыбался при этом).— Я заметил это сам вчера.
Пустой, сэр. Пустой. Что-нибудь еще?
— Я заглянул в сейф, в ящики письменного стола, пошарил
за гобеленами в стенном шкафу,— Гонт понизил голос (владел он
им мастерски, как прирожденный актер). Сидевшие в столовой
расслышали только те слова, которые, очевидно, были предназна¬
чены для их ушей, и слова эти были странны и тревожны. Гонт
с инспектором направились к лестнице Большого зала, и до столовой
долетело лишь: «В стенном шкафу... балахон... ничего особенного...
цифры...»
Это явно какая-то ловушка, но как она должна сработать —
непонятно. Чего может добиться Гонт, заманивая убийцу к стенному
шкафу лорда Рейли? Даже если кого-нибудь и застанут там —
это же не доказательство совершенных преступлений. Тэйлрэйн и
сам бы с любопытством осмотрел вещи лорда, да и любой совер¬
шенно невиновный человек может заинтересоваться ими. В подо¬
бных обстоятельствах, положим, человека можно взять под
подозрение, но не обвинять же его в убийстве, если он полез в
стенной шкаф... Тэйлрэйн обернулся к остальным и попытался
сделать вид, будто он ничего не слышал; все присутствующие более
или менее безуспешно попытались сделать то же.
Фрэнсис казался самым непринужденным. Он налил себе стакан
бренди и подмигнул хмурому сэру Джорджу: «Ваше здоровье!»
Отпил большой глоток и прибавил:
— Не знаю, право, что делать дальше, но мне чертовски не
хочется посещать еще одну — как ее там? — покойницкую. Ирен
теперь может обойтись и без нас. Я не убит горем. А, вообще
говоря, в убийстве обвинят, вероятно, меня... И, пожалуйста, джен¬
тльмены, не притворяйтесь удивленными. Вы сами так думаете.
— Какая чепуха!— покраснев, сказал сэр Джордж.
— Они думают, что это был мой пистолет,— задумчиво про¬
должал Фрэнсис.— Видите ли, я тоже поговорил с Сандерсом.
Старый добрый Сандерс. Он думает, что защищает меня. Но дело
в том, что пистолета-то нигде нет,— я искал его сейчас перед
тем, как спуститься вниз. И убей меня Бог, если я знаю, где он.
Разве что действительно влюбленный дружок Сандерса утопил его
при плачевной попытке потискать в лодке девицу; да, на это мог
решиться только мастер своего дела... Послушайте, Кестеван, а вы
когда-нибудь пытались потискать даму в лодке?
— Прекрати издеваться над ним! — резко сказал сэр Джордж.—
Своим поведением ты добиваешься только того, что становишься
неприятен нам. Кроме того, слово «тискать» отвратительно...
— Кембриджское воспитание,— заметил Фрэнсис, задумчиво
вертя стакан.— Ваше здоровье еще раз! И все же интересно. Хочу
121

сказать, мне просто интересно знать, какое впечатление произвела
на него смерть Ирен. В конце концов, они же были большими
друзьями.
Кестеван встал из-за стола. Он давно уже не говорил ни слова;
он сидел неподвижно, опустив голову, и рассматривал собственные
колени — и все как-то забыли о нем. Но вот он встал и вдруг
показался гораздо выше ростом и стройнее и гораздо менее напы¬
щенным, чем обычно.
— Нет, мы не были друзьями,— сказал он совершенно спо¬
койно.— Я ее ненавидел всей душой.
Он впервые посмотрел прямо в глаза Фрэнсису и вышел из
столовой.
— Вот это да!— Фрэнсис присвистнул. — Дом бесконечных
сюрпризов. Почти человеческие черты стали различимы в этом
черве. Интересно, с чего бы это? Когда мы услышали утренние
новости, мне показалось, что он — как это называется? — в шоке.
Будущее кинематографа полетело ко всем чертям. О чем же скор¬
беть, если он ее ненавидел?..
— Может быть,— тихо заметил сэр Джордж, — это было
чувство облегчения?
Фрэнсис внимательно рассматривал стакан.
— По мне уж лучше тогда оставаться червем. В любом случае,
прошу вас не перебивать меня. Я говорил о том, что я — отличная,
удобная мишень для инспектора Тэйпа. Все знают, как я относился
к Ирен. И как иначе мог я стать богатым лордом?— он внезапно
рассмеялся.— Но, если серьезно, что меня радует, так это то, что
все вы абсолютно уверены, что это сделал не я. Спасибо.— Он
помолчал, потом заинтересованно взглянул на Тэйлрэйна:— Доктор,
еще вот какой вопрос напрашивается: вот вы видели свет в окне,
слышали лай... Ирен ведь была застрелена, вероятно, за несколько
минут до появления собаки на балконе? А когда именно это было?
— Этого я не знаю,— ответил Тэйлрэйн.— Я только помню,
что наверх мы поднимались ровно в час ночи. Свет я заметил
довольно скоро, но оценить этот временной интервал мне трудно.
Точно сказать не могу.
— Хорошо. Просто любопытно... Я знаю, что лег спать позже
всех (исключая мистера Гонта). Мы еще немного побеседовали с
инспектором. Я отослал Вуда спать и проводил Тэйпа сам.— Фрэн¬
сис присел на край стола и снова стал задумчив.— Когда я под¬
нимался наверх, в библиотеке, где сидел мистер Гонт, еще горел
свет. Да. Помнится, я посмотрел на часы: было почти без четверти
два, и я чувствовал себя смертельно уставшим. Что, доктор, этот
случай с собачонкой произошел раньше этого времени?
— Думаю, да. Чуть раньше, по крайней мере. Я уверен, что
находился в комнате к этому времени не больше получаса.
122

— Я вот почему спрашиваю... Свечи в портретной галерее были
уже давно погашены; я шел со своей свечой и думал, что это,
пожалуй, сейчас единственный огонек во всем доме. И вдруг ус¬
лышал чьи-то шаги за спиной.
Он замолчал, сэр Джордж напряженно смотрел ему в лицо.
— Я, конечно, перепугался; я был в скверном состоянии тогда.
Окликаю. Никакого ответа. Может быть, и показалось. Короче, я
рванул в свою комнату (она находится в задней части здания), я
несся огромными прыжками, как насмерть перепуганный кот. В
полной панике. Чуть не уронил свечу. Сандерс ждал меня, как
всегда, в спальне с традиционным стаканчиком виски на ночь. Я
был чертовски рад видеть его. Должно быть, я являл собою потешное
зрелище. Я тут же отпустил его, но могу поклясться, что он увидел
во мне нечто, чего я сам не заметил. Черт, это меня встревожило...
Потому что, едва за ним закрылась дверь, как раздался стук, и
он вошел снова — уже в пальто и с каким-то страшно забавным
выражением лица. Он спросил, не желаю ли я, чтоб он постелил
себе на кушетке в моей спальне и провел там ночь. Боюсь, я был
несколько резок с ним. Сандерс только потер лоб, и вид у него
стал еще более странный. Потом он ушел.
Молодой человек замолчал и тупо заморгал при виде полицей¬
ского — тот вошел в столовую, поприветствовал присутствующих
и, ни слова больше не говоря, направился к открытому коридору,
ведущему на кухню.
— Нервы,— сэр Джордж успокаивающе махнул рукой.— Нервы —
и ничего более. С прошлой ночи они у тебя на пределе. Я повторяю:
перестань себя мучить. В следующий раз ты вообще задашься
вопросом, а не ты ли сам совершил все эти преступления?
Фрэнсис кивнул.
— Уже задаюсь,— бесцветным голосом произнес он.— Вот что
ужасно...
Снова наступило неловкое молчание. Баронет фыркнул и то¬
ропливо заговорил:
— Послушайте. Давайте все возьмем себя в руки. Нужно трезво
оценивать ситуацию. Я начал было излагать одно свое соображение
вчера вечером и хочу сегодня закончить. Начнем с того, что
инспектор Тэйп, безусловно, обыщет весь дом...
— Из-за пистолета?— спросил Фрэнсис.
— Из-за пистолета в том числе. Но я не о нем, а об украденных
чеках и наличных. Вчера, друзья мои, вы высмеяли мою теорию
о том, что все это было похищено лишь для отвода глаз. А как
насчет убийства леди Рейли? Мы слышали, что в ее комнате
находится много золотых украшений и прочих драгоценностей —
и ничего не украдено. Правда, сейчас это не говорит ни за, ни
против моей версии. Но каким бы мотивом убийца ни руководст¬
ва

вовался в действительности, он должен же где-то спрятать укра¬
денное. И он прекрасно понимает, что дело о чеках не закончено.
Я все-таки...
— Ну-ну,— подбодрил его Фрэнсис.
— Я все-таки не могу представить себе, чтобы обыкновенный
человек мог добровольно уничтожить ценные бумаги на десять
тысяч фунтов. То есть не бросит же он их в огонь. Вот так, сразу.
У него должна быть слабая надежда, что когда-нибудь он еще
сможет воспользоваться ими... Мы же все обыкновенные люди,
черт побери! Вот вы смогли бы сжечь такие деньги? Скорее всего
вы подумаете: «Подожду-ка я до завтра. Если я потороплюсь, я
смогу прогадать, а чеки всегда можно где-нибудь спрятать...»
— Но вы, надеюсь, не будете прятать их в своей комнате,—
перебил его Фрэнсис,— если вы не самоубийца.
— Естественно. И вы, значит, прячете чеки и наличные...
— А зачем прятать наличные?— морща лоб, спросил Мэссей.—
Ведь номера банкнот неизвесты в отличие от чеков.
— Знаю. Но, друг мой, вы же не можете запихать три сотни
фунтов в карман своего старого костюма и небрежно объяснить
потом обнаружившему их Тэйпу: «О, это так — деньги на кар¬
манные расходы»... Значит, вы должны их где-то спрятать. Давайте
теперь подумаем: где же их можно спрятать?
Фрэнсис потрогал усы:
— Это зависит от того, зачем изначально деньги и чеки были
украдены. Если, согласно вашей догадке, для отвода глаз — тогда
убийца может их спрятать в чьей-нибудь комнате, откуда впос¬
ледствии в случае необходимости он всегда сможет их взять, а
если они будут обнаружены при обыске — это бросит подозрение
на хозяина комнаты. Как?
— Сомнительно,— покачал головой сэр Джордж.
— Почему?
— Такой умный преступник, как наш, этого не сделает. Фрэнк,
дорогой мой, подумай сам. В этом доме и кроме мистера Гонта
достаточно разумных людей. Мы никогда не станем действовать,
подобно героям детективных романов. В случае, если убийца
прячет сверток в вашей комнате, есть большая вероятность
того, что вы обнаружите его сами. И вы не станете в ужасе
перепрятывать его в другое место или подбрасывать кому-либо
еще; напротив, вы сразу объявите о своей находке. И вам поверят.
Неужели вы можете вообразить, что Гонт или даже инспектор,
обнаружив аккуратно сложенные в моем бюро деньги, хоть на миг
заподозрят меня в воровстве? Это было бы слишком очевидно, что
деньги подложены. Значит, на самом деле, они только убедились
бы в моей невиновности, что...— сэр Джордж сдвинул кустистые
брови.
124

— Вы опять рассуждаете слишком утонченно,— недовольно
сказал Фрэнсис.— Вам не кажется, что вы делаете слишком уж
изощренного коварного злодея из нашего приятеля? Но вашу точку
зрения я понял.
— Итак, джентльмены,— сэр Джордж обвел взглядом присут¬
ствующих.— Что бы вы стали делать на месте преступника? На¬
пример, вы, доктор.
Тэйлрэйн попытался представить себе какой-нибудь оригиналь¬
ный план сокрытия денег, но, кроме знаменитой аксиомы из области
художественной литературы, в голову ему ничего не пришло.
— Можно... можно спрятать вещь, положив ее на самое видное
место.
Фрэнсис взмахнул стаканом.
— Да!— воскликнул он.— Да-да! Я так и думал, что кто-нибудь
это скажет. Извините, доктор, но это совершеннейшая чушь. Фокус
с похищенным письмом. Суете его в шкатулку для писем, и никому
не приходит в голову заглянуть туда... Я сам доверял этой теории,
пока не применил ее на практике пару раз.
Мы тут от скуки обычно развлекаемся всевозможными дурацкими
играми. Даже — ей-богу! — Поисками Шлепанца. И вот я прячу
шлепанец очень умно, очень. Согласно теории. Первый раз я просто
надеваю его на ногу. Второй раз кладу на самом виду среди нескольких
пар туфель. Именно, как полагается, на самом виду. Ищущему
достаточно одного-единственного взгляда, чтобы обнаружить хитро¬
умно спрятанный шлепанец; и потом он долго погладывает на меня
как-то странно, как если бы он был не вполне уверен в моей нор¬
мальности. Беда в том, что теория «прячь-на-видном-месте» на прак¬
тике нс выдерживает никакой критики. Независимо от того, умен
человек или глуп, он всегда в первую очередь ищет в очевидных
местах. Это свойство человеческой природы.
— Я не совсем согласен с тобой, но гипотеза доктора Тэйлрэйна
в данном случае действительно нежизненна. А что бы сделали вы,
мистер Мэссей?
Круглое лицо секретаря изобразило напряженную мысль, в кон¬
це концов он пожал плечами и неуверенно сказал:
— Если бы мне нужно было что-нибудь спрятать, я бы... я бы
зарыл это в землю. Вот.
— Как страус,— сказал Фрэнсис.— Знаю, знаю. Но это делается
не от ума, а просто от трусости. Я бы поступил, вероятно, так
же — из страха... Но как бы поступил наш суперубийца? Вот что
мы пытаемся представить.
— Не знаю,— ответил Мэссей.— Но здесь очень много мест,
где можно спрятать сверток: сундуки, письменные столы, бюро,
трещины и щели в стенах и полу. Я знаю, по крайней мере, два
письменных стола с ящиками с двойным дном. И еще...
125

Он оглянулся. Патриция Стейн в подчеркивающем ее бледность
просторном черном платье неуверенно замялась в дверях. Мэссей
поспешно подал ей стул.
Тэйлрэйн решил, что сейчас она выглядит еще прелестней, чем
вчера. Он любил в женщинах слабость и хрупкость так же сильно,
как не любил в них энергичность и решительность. К этому доктора
располагали его старомодные холостяцкие мечтания. И при виде
этой бледной милой девушки с широко раскрытыми, испуганными
глазами, он почувствовал, как в его душе поднимается теплая
волна нежности, добра и желания как-то защитить ее. И неважно,
что этот безмятежный лобик никогда не омрачают никакие мысли —
они могли бы только испугать се.
И Майкл Тэйлрэйн мысленно пожал руку сияющему бессмер¬
тному духу мистера Вильяма Вордсворта1.
— Пожалуйста... нет, спасибо, Брюс. Я не буду завтракать,—
тоненьким голоском сказала Патриция.— Я уже выпила кофе...
Это ужасно, правда?
— Неужели?— весело осведомился Фрэнсис.— А что же, соб¬
ственно, ужасно, старушка?
— Ох, Фрэнк, не надо... не надо так говорить! Я уже все знаю.
Про Ирен,— она зябко поежилась.— И все остальное. Миссис
Картер сидела со мной с самого утра, она тоже в ужасном состоянии.
Ирен...
— Дорогая,— мягко сказал Фрэнсис,— ты ведь никогда больше
не будешь подвергаться психоанализу. Все позади. И Ирен никогда
больше не сможет пугать тебя. Но мы говорили сейчас не о ней.
Слушай, присядь-ка, я согрею тебе еще кофе, — и он продолжал
весело болтать, возясь со спиртовкой.— Вообще-то говорили о раз¬
ных играх.
— И Дорис, бедняжка!—г вдруг воскликнула Патриция.— Миссис
Картер и это рассказала, как она лежала мертвая и граммофон
играл гимны...
— Ну-ну, успокойся,— сказал Фрэнсис.— Черт побери! Никак
не зажечь эту штуковину... Передайте, пожалуйста, мне чашку,
Брюс. Спасибо. Пат, забудь все, что наговорила тебе эта старая
ведьма. Я повторяю, мы тут говорили о разных играх. В частности
и о твоей любимой. Поиски Шлепанца.
Патриция, растерянно моргая, смотрела на него.
— Ты всегда так чудесно в нее играла,— восхищенно продолжал
Фрэнсис.— Сахар и сливки?
— Поиски Шлепанца?— переспросила Пат.— Но Бога ради,
при чем тут?.. Во всяком случае, ты умел спрятать шлепанец
лучше всех. Ты всегда засовывал его в какие-нибудь латы, и никто
’Вильям Вордсворт (1770—1850) — английский поэт. (Ред.)
126

не мог понять, в какие именно, потому что он лежал очень
глубоко...— Она замолчала, и по ее внезапно исказившемуся лицу
стало понятно, что она подумала о Ружейном зале и связанных с
ним страшных событиях.
— Черт!— сказал Фрэнсис.— Ну, черт с ним, со шлепанцем.
Возьми-ка чашку... А вот и мистер Гонт. Он хочет побеседовать
с тобой.
Гонт, серьезный как никогда, медленно вошел в столовую. Когда
ему представили Патрицию, он покачал головой:
— Думаю, я не буду беспокоить мисс Стейн. Я пришел под¬
готовить вас...
Фрэнсис пристально смотрел на Гонта.
— Подготовить нас?
— К очень неприятному сообщению. Инспектор Тэйп сейчас
занят исполнением своих служебных обязанностей, и, можно ска¬
зать, у него это успешно получается. Пистолет найден.
У Тэйлрэйна сжалось сердце и зашумело в ушах. Фрэнсис
встал, с грохотом отодвинув стул. Гонт задумчиво переводил взгляд
с одного из присутствующих на другого.
— Он найден в кармане пальто Сандерса. Если на Сандерса
нажать как следует, думаю, он сознается в убийстве леди Рейли.
ПРОГУЛКА В ПАРКЕ
— О нет,— сказал Гонт,— он невиновен, конечно. Но ситуация
с Сандерсом добавляет дополнительные штрихи к представлению
о характере и уме подлинного преступника.
Близился вечер; после потрясения и растерянности, вызванных
неожиданным известием о Сандерсе, нервы у всех были на пределе.
Весь этот день Тэйлрэйн находился в состоянии, близком к исте¬
рике, что с ним никогда не случалось — ни прежде, ни потом. В
его сознании запечатлелись только отдельные картины этого су¬
масшедшего утра: Сандерс с безжизненным лицом, упорно отка¬
зывающийся отвечать на вопросы инспектора; мечущийся в
страшной холодной ярости Фрэнсис; озадаченный и смущенный
сэр Джордж. Все сомневались в виновности Сандерса, но никто не
знал, как можно оспорить очевидный факт.
— Вы, сэр,— говорил Сандерс, поднимая на Фрэнсиса тусклый
взгляд,— вы, сэр, здесь совсем ни при чем. Если они говорят, что
это сделал я, значит, так оно и есть, а?
В чулане на втором этаже рядом с комнатой Фрэнсиса обна¬
ружили склад старых карт и бумаг, каких-то тряпок, банок с
красками и лаками и кое-что из одежды Сандерса. Все это было
извлечено на свет божий инспектором Тэйпом, который теперь,
пощипывая усы и тараща глаза, удовлетворенно рассматривал ве¬
127

щественные доказательства. В этом чулане Сандерс держал свое
пальто и несколько поношенных костюмов, подаренных ему Фрэн¬
сисом.
Инспектор Тэйп, гордый тем, что его мысль работала в том
же направлении, что и мысль Гонта, и довольный первым ощутимым
результатом расследования, подробно рассказывал об обнаружении
пистолета.
Он тоже допросил Сандерса, но не будучи удовлетворенным его
ответами, послал констебля в комнату лакея, расположенную над
конюшнями. Ничего подозрительного при обыске там обнаружено не
было, и бравый инспектор был этим несколько сбит с толку. Но
дворецкий Вуд вдруг вспомнил про чулан на втором этаже, и там,
в кармане старого пальто Сандерса, Тэйп сразу же нашел искомое.
Это был автоматический пистолет сорок пятого калибра, из
которого совсем недавно стреляли: в обойме не хватало трех пат¬
ронов.
Инспектору все стало ясно как день — так он сам сказал.
— Все ясно как день, мистер Гонт. Я ничего дурного не хочу
сказать о покойной леди Рейли. Но в деревне ходят слухи, что
она не была счастлива с мужем. Я лично всегда внимательно
прислушиваюсь к разговорам слуг, и вот это оказалось весьма
полезным...
Тэйлрэйн почему-то отчетливо запомнил инспектора именно в
этот момент его беседы с Гонтом: он стоял у камина в библиотеке,
многозначительно прищурив один глаз и подавшись вперед. Фрэнсис
был наверху с Сандерсом — так что инспектор мог свободно раз¬
вивать свою мысль дальше.
— Говорят, что именно ее светлость пугала служанку перчат¬
ками. Что ж, если их украла леди Рейли, они должны были
находиться у нее?
— Все понятно,— сказал сэр Джордж,— но при чем тут Сандерс?
Инспектор таинственно улыбнулся:
— Спокойствие, сэр. Сейчас вы все поймете. Итак, если перчатки
были у нее, то и тетива, вероятно, тоже, а это значит, что она
собиралась убить его светлость,— Тэйп с важным видом воздел
указательный палец и обвел присутствующих выпученными гла¬
зами.
— Вы имеете в виду — из-за денег?— с сомнением спросил
Мэссей.
— Она наследовала все. Да, сэр. Кто был наверху в ее комнатах,
когда его светлость был задушен? Дорис. Кто мог застать ее на
месте преступления? Опять-таки Дорис. Ну как?
— То есть,— задумчиво произнес сэр Джордж,— вы считаете,
что Генри убила леди Рейли? Мне это тоже приходило в голову.
Но хватило бы у нее силы?..
128

— Если бы вы когда-нибудь обратили внимание на ее руки,
сэр, у вас бы не возникло никакого сомнения. Она легко могла
это сделать. И я думаю, что именно она это и сделала. Из сплетен
и болтовни слуг — уж извините, джентльмены,— инспектор ог¬
лянулся, чтоб убедиться, что Фрэнсиса нет поблизости,— нам стало
известно, как мистер Фрэнсис... как лорд Рейли относился к Дорис.
И нам также известно, что Сандерс даст отрезать себе руку, если
это потребуется мистеру Фрэнсису. Преданность, сэр. Преданность,
вот как это называется. Он знал, как потрясла его хозяина смерть
девушки.
Сэр Джордж поскреб подбородок.
—	Как-то все уж очень складно получается, инспектор,— за¬
метил он. — Вам не кажется, что вы предполагаете в Сандерсе
слишком уж проницательный ум? Откуда было ему знать, что
девушку убила леди Рейли, когда даже вы об этом не знали?
—	Может быть, я неправ,— заговорил Мэссей,— но, по-моему,
отношение Фрэнка к случившемуся было совершенно очевидным.
Я почти уверен, что он считал виновной именно леди Рейли, а
Сандерсу этого было вполне достаточно. Кроме того, Сандерс был
с нами в библиотеке прошлой ночью, когда Фрэнк рассказывал о
том, как Дорис кто-то пугал перчатками. Да, он мог понять это
как намек. Но все же...
Он неловко замолк. Библиотека казалась сумрачной даже при
ярком свете дня. Солнечный свет лежал на каменном полу гряз¬
но-желтыми пятнами; за окнами сквозь листву деревьев виднелся
сверкающий водопад.
— Но все же?..— подхватил Гонт, он стоял, опершись о камин,
и держал в руках черную записную книжку.— И все же — что,
мистер Мэссей?
— Ну... как-то это чертовски глупо выглядит,— упрямо про¬
должал секретать.— Я допускаю, что Сандерс не особо умен. Но
если он убил леди Рейли, зачем стал бы он держать пистолет в
кармане собственной куртки, где его обнаружат при первом же
обыске? Сегодня утром мы, кажется, обсуждали этот вопрос — и
все пришли к выводу, что глупо подозревать человека, если факты
указывают на него слишком настойчиво, как будто нарочно... Ко¬
роче,— решительно закончил он, несколько смущенный не свой¬
ственной ему словоохотливостью, — я хочу сказать, что Сандерс,
может быть, туповат, но он не безумен.
— Мы опять блуждаем в тумане,— вздохнул сэр Джордж.—
Что за человек Сандерс в действительности — мы не знаем. Но
я вспомнил: ведь если правда то, что мистер Гонт говорил о вечной
боязни преступников оставлять отпечатки пальцев на чем бы то
ни было, разве стал бы он брать пистолет из рук Гонта сегодня
утром? Кстати, а что там с отпечатками на сорок пятом?
5 ДжД.Карр «Сжигающий суд»
129

Рыжие усы инспектора засияли в солнечном свете, он много¬
значительно постучал пальцем по своему блокноту.
— Да-да. Очень своевременный вопрос. Может быть, в чем-то
мне и не хватает опыта, но снимать отпечатки пальцев я умею.
С этим все в порядке — на пистолете есть пальцы Сандерса. Вот
так-то. Итак, джентльмены, вы присмотрите за Сандерсом, пожа¬
луйста, пока я съезжу в Элбридж за ордером на арест...
Гонт захлопнул записную книжку, которую он уже давно изу¬
чал, сосредоточенно сдвинув брови, поднял непонимающий взгляд
и даже вставил в глаз монокль, чтоб получше рассмотреть инс¬
пектора. Он был как будто удивлен и расстроен.
— Но, послушайте, инспектор! Вы что, действительно собира¬
етесь арестовать Сандерса?
Тэйп нахмурился:
— Ну как, сэр... Да. Собираюсь. Конечно, все вы тут люди
ученые и все такое прочее, вам лишь бы порассуждать о всяких
тонких материях... А я вам вот что скажу, джентльмены. Сандерсу
дела нет до ваших умных рассуждений. Я вообще сомневаюсь, что
он знает, что такое отпечатки пальцев. И взял он в руки этот
маленький пистолет просто потому, что не знал, что отпечатки
пальцев могут его выдать. Вот и все.
Гонт опустился в кресло и вытянул длинные ноги.
— Я вот хочу спросить, инспектор,— сказал он.— Делайте все,
что вы считаете нужным, это ваше право. Но можно поинтересо¬
ваться: как вы себе представляете, что именно произошло сегодня
ночью в комнате леди Рейли? Как удалось Сандерсу убить ее?
— Как удалось убить?
— Давайте восполним пробелы в вашей версии, инспектор,—
Гонт лениво взмахнул рукой.— Леди Рейли мертва и не может
поставить вас в тупик, потребовав необходимые разъяснения (как
бы имела полное право сделать, будь она жива). Если вы обвиняете
женщину в убийстве, весьма вероятно, что она поинтересуется,
каким образом ей удалось пройти сквозь стену толщиной в четыре
фута. Другими словами, если вы обвиняете человека, находящегося
в Лондоне, в убийстве человека, находящегося в Нью-Йорке, по¬
средством стрелы, пущенной через Атлантический океан, вы должны
предъявить правдоподобное объяснение того, как именно он смог
это сделать — в противном случае, боюсь, вам не поверит ни один
суд. Но леди Рейли мертва. Так что она не станет беспокоить вас
по этому пустяковому поводу. Да и я не стану тоже. Единственное,
что меня интересует, — это ваша версия ночных событий.
Некоторое время инспектор переваривал услышанное, потом
заговорил:
— Это нетрудно сделать, сэр. Раз уж он готов признаться...
Ну, значит, он взял пистолет в комнате мистера Фрэнсиса — это
130

несложно. Все в доме легли спать, а если кто-нибудь видел его
на втором этаже, то подумали, что он идет к себе в спальню,—
Тэйп помолчал, призывая на помощь все свое воображение.— Так.
Он увидел свет в спальне ее светлости и проскользнул в ее гар¬
деробную. Собака почуяла его присутствие прежде, чем он успел
сообразить, как ему действовать дальше. Леди Рейли встала, на¬
кинула халат, взяла пистолет и вышла в гардеробную. Увидев,
что она настроена решительно, Сандерс перепугался и выстрелил
в нее три раза с близкого расстояния. Собака залаяла. Сандерс
подхватил тело и бросил его на кресло, погнался за собакой через
спальню и на балкон, поймал ее и задушил. Закрыл наружную
дверь, возвращаясь обратно в гардеробную, Мтобы проверить, все
ли в порядке. Вероятно, он подобрал с пола пистолет леди Рейли
и положил его на кресло тоже. Во всяком случае... — инспектор
неопределенно помахал рукой в воздухе. — Может быть, это не
вполне соответствует действительности, сэр, но...
— Именно,— подтвердил Гонт,— вполне не соответствует.
— Но, сэр, какие у вас есть основания...
— У меня их несколько. Но раз они вам самому не пришли
в голову, давайте просто проверим вместе вашу версию. Окно в
гардеробной леди Рейли было открыто, не так ли?
Тэйп подозрительно глянул на Гонта, потом принялся состре-
доточенно листать заветный блокнот.
— Да, сэр. Но...
— Вот именно. Итак, сидевший у раскрытого окна напротив
доктор Тэйлрэйн отчетливо слышал лай собачонки на балконе. И
при этом не услышал трех выстрелов, произведенных из тяжелого
автоматического пистолета в гардеробной. У доктора, может быть,
слабое зрение, но со слухом-то у него, надеюсь, все в порядке.
Инспектор долго смотрел на Гонта не мигая, потом угрюмо
сказал:
— Прекрасно, сэр. Если она была застрелена и не в гардеробной,
вина Сандерса меньше не становится. Может быть, как я тоже
предполагал, Сандерс был в спальне его светлости...
— Это предположение делает вашу версию и вовсе неубеди¬
тельной,— покачал головой Гонт.— Потому что в этом случае
Сандерс должен был оставить отпечатки пальцев на трех дверных
ручках, на кресле, на пистолете леди Рейли и Бог знает на чем
еще... Вы довольно тщательно осматривали все комнаты в поисках
отпечатков,— Гонт внезапно открыл глаза.— Вы нашли их?
Ответом служило продолжительное молчание.
— Мы с вами, инспектор,— спокойно продолжал сыщик,—
имеем дело с совершенным олухом, ничего не знающим об отпе¬
чатках пальцев. Этот вопрос волнует его так мало, что он оставляет
следы на оружии, которым совершил убийство, и позже беспечно
131

берет пистолет из моих рук. Какое ему дело до каких-то там
отпечатков?.. На месте же преступления не осталось ни одного
следа, ни на одном предмете, до которого он дотрагивался... По¬
слушайте, инспектор, ваша версия никуда не годится.
Тэйп отвернулся с расстроенным видом и стал уныло рассмат¬
ривать солнечные пятна на полу.
— А если вы подниметесь сейчас со мной наверх, я смогу
представить вам дальнейшие доказательства вашей неправоты. На
вашем месте я не стал бы торопиться с арестом Сандерса, инспектор.
— Постойте минутку!— неожиданно воскликнул сэр Джордж.—
Теперь все ясно. Помните, что Фрэнсис нам рассказывал сегодня
утром?
— Он вам что-то рассказывал?— оживился Гонт.
— Да. Вы с инспектором были наверху в это время. Фрэнсис
сказал, что, когда он поднялся к себе прошлой ночью, в спальне
его ждал Сандерс. Он велел лакею идти, тот вышел, но через
минуту снова появился в дверях, одетый в пальто, и — как Фрэнк
сказал? — «со страшно забавным выражением на лице». И Сандерсу
действительно было отчего взволноваться. Он взял из чулана свое
пальто...— сэр Джордж замолчал и посмотрел на Гонта.
Тот кивнул:
— Да — и нашел в кармане автоматический пистолет, из
которого явно только что стреляли.
— Понятно,— медленно произнес Мэссей.— Но почему он его
не выбросил? Почему он не избавился от него тут же, не утопил
хотя бы, как заливал нам сегодня утром? Почему, в конце концов,
просто не сунул в карман еще чьего-нибудь пальто?
Сэр Джордж принялся грузно вышагивать взад и вперед перед
камином с угрюмым и раздраженным видом.
— Это понять как раз очень просто. Тогда он еще не знал,
что было совершено убийство. Его осенило только сегодня утром,
когда ему устроили допрос, и он выпалил первую пришедшую ему
на ум историю. Сандерс решил, что Фрэнк Стейн хочет, чтобы
он принял вину на себя.
Наступило глубокое молчание. В пересекающих библиотеку сол¬
нечных лучах плавали золотые пылинки, и голос Тэйлрэйна про¬
звучал неожиданно громко под старыми и мрачными сводами:
— Да,— сказал доктор,— вероятно, так оно и есть.
...Ближе к вечеру доктор и Гонт неторопливо пересекли передний
двор замка. Был тихий пасмурный сентябрьский день, облачное
небо низко нависало над крепостными стенами, дул влажный ветер
с моря, и воздух был насыщен свежестью осеннего леса. Гонт и
Тэйп только что закончили совещаться о чем-то в библиотеке,
132

Тэйлрэйн при этом не присутствовал, но заметил, что после раз¬
говора инспектор был явно встревожен и расстроен. Почти все в
доме сейчас спали — сказались две тревожные бессонные ночи.
Огромный темный замок словно оцепенел от ужаса и смертельной
усталости. По густому плющу на стенах ползли вниз серые тени,
но окна уже сияли мягким теплым светом... Гонт молча спустился
по ступеням террасы, постукивая костяшками пальцев по почер¬
невшим от времени каменным вазам на перилах; наконец он сказал:
— Молодой лорд Рейли обещал присоединиться к нам в парке.
Я хотел бы поговорить с ним — и очень серьезно.
— О Сандерсе?— рассеянно спросил Тэйлрэйн, наблюдая, как
беспокойно кружатся над солнечными часами во дворе серые голуби
и как стремительно проносятся низко над землей ласточки.
— Ио Сандерсе тоже. И о многом другом. Об играх, например.
Здесь, в Боустринге, похоже, все без ума от игр.
Сейчас Тэйлрэйну было уже трудно осознать, что в Боустринге
он пробыл всего лишь один день. Но он вспомнил, что чуть ли
не первые слова, услышанные им от обитателя этого замка, были
как раз о детских играх... Сгущались сумерки, глухо шумел морской
прибой, тряслась двуколка по неровной дороге, а Фрэнсис лихо
взмахивал кнутом, погоняя лошадь. И как наяву прозвучал голос
молодого Стейна: «Баронет действует на нас как-то возбуждающе.
Я имею в виду его игры. Он нас учит разным играм. Вы выключаете
свет и визжите в темноте или что-то вроде этого». И сейчас, следя
за возней голубей во дворе, доктор почувствовал вдруг нелепое
желание рассмеяться.
— Да,— сказал он.— Игры. Вы выключаете свет и визжите в
темноте или что-то вроде этого.
Гонт резко обернулся к нему, глаза его горели.
— Почему вы сказали это?
— Извините. Это говорил Фрэнсис вчера вечером. Это неважно.
— Пророк!— Гонт передвинул трубку из одного угла рта в
другой.— Пророк зла... Извините, доктор. Не нравится мне все
это. Во всяком случае, вот и наш пророк.
На террасе появился сумрачный Фрэнсис, увидев Гонта, он
прищурился.
— Послушайте,— начал он,— послушайте...— Голос его вне¬
запно пресекся, и он не сразу смог продолжить.— Я не очень-то
умею рассыпаться в благодарностях, мистер Гонт. Но если хотите —
можете забирать себе весь этот чертов замок со всем его содер¬
жимым. Инспектор Тэйп — этот невежественный идиот — теперь
уверен, что Сандерс не виноват... вы знаете. Ума не приложу, как
вам удалось убедить его, но... в общем, я вам страшно благодарен.
Вот. Просто камень с души упал, — Фрэнсис протяжно вздохнул. —
Я сразу понял, что пистолет подкинули. Убийца сунул пистолет
133

Сандерсу в карман, а Сандерс — стойкий малый. Но почему
именно ему? Почему из всех людей в замке преступник выбрал
именно Сандерса?
— Вы нс возражаете против того, чтоб прогуляться с нами по
парку?— осведомился Гонт.— Сейчас я вам кое-что объясню. Куда
мы пойдем?
— К Королевскому пруду. Мы обычно показываем его гостям.
Говорят, здесь скрывалось несколько солдат королевской армии во
времена кромвслевских войн. Круглоголовые напали на их след,
у пруда произошло страшное побоище, и все сторонники короля
были перерезаны, и тела их утоплены в пруду. В деревне говорят,
что пятна, которые иногда видны на поверхности воды, — не что
иное, как кровь. А вообще этот пруд ничем не отличатся от многих
других. Интересно, что у вас на уме, мистер Гонт? Помогите мне
открыть эти ворота, пожалуйста.
Тропинка, извиваясь между дубов и каштанов, уводила в глу¬
бину старого запущенного парка. Тэйлрэйн с наслаждением вдыхал
влажный, пахнущий землей воздух. Вдали мерцало серое море, и
на его фоне осенние цвета сонного парка смотрелись сочнее и
роскошнее. Где-то жгли листья. Некоторое время все шли молча.
— Ну, давайте же,— почти грубо заговорил Фрэнсис.— Вы,
понятно, не хотите, чтоб вас подслушали. Но здесь мы в безопас¬
ности. Слышите, как поют птицы вон в той заросли? Что вам от
меня надо?
Он резко повернулся к ним и оперся спиной о дерево, Тэйлрэйну
показалось, что он неестественно бледен.
— Если вы собираетесь обвинить меня...
Длинным ясеневым прутом Гонт рассеянно ворошил мертвые
листья под ногами. Он вынул изо рта трубку и покачал головой.
— Нет. Я не собираюсь обвинять вас. Но... вы, кажется, хотели
знать, почему убийца выбрал именно Сандерса?
— Да. Не мог же он рассчитывать, что Сандерса обвинят в
убийстве. Грубо сработано.
— Сработано не грубо, мистер Стейн. Пистолет в кармане
Сандерса — это неотъемлемая часть всего преступного плана.
Парк был полон таинственности шорохов и шепотов, и, казалось,
Гонт внимательно прислушивался к ним, вовсе не обращая вни¬
мания на прислонившегося к стволу дерева молодого человека.
— Почти с самого начала преступник руководствовался в своих
действиях совершенно определенным планом. И эпизод с Сандерсом
является закономерной частью его, хотя вполне вероятно, что сам
преступник не отдает себе в этом отчета.
Он спрятал пистолет в карман Сандерса для того, чтобы подозрение
упало на вас. И конечной целью всего его замысла было заставить
всех поверить в вашу виновность. Неужели вы этого не поняли?
134

ЧАСЫ ОСТАНАВЛИВАЮТСЯ
— Думаю, поняли,— через мгновение продолжил Гонт, загля¬
дывая Фрэнсису в глаза.— И это вас страшно испугало, так?
Взгляд Фрэнсиса стал так растерян и беззащитен, что сдержан¬
ному Тэйлрэйну это показалось почти неприличным. Он никогда
в жизни не пытался залезть человеку в душу — для него это было
бы все равно, что рыться в чужих вещах. Фрэнсис стоял, сгорбив¬
шись, плотно прижав ладони к стволу дерева, губы его тряслись,
и лицо казалось старым и безобразным.
— Да...— тихо ответил он.— И самое ужасное, я вдруг испу¬
гался, что это действительно я виновен...
Булькал и плескал вдали водопад, журчала вода в крепостном
рву и глухо билась в отвесные каменные стены; вырываясь из них,
нетерпеливый поток стремился в сторону старого русла, на запад.
Трепетали и шелестели сухие листья, и было такое ощущение,
что это вялый бесцветный голос Фрэнсиса запутался в высоких
ветвях деревьев.
— Больше всего на свете,— говорил Гонт,— вы ненавидите
самоуверенность, и тем не менее вы — один из самых самоуве¬
ренных людей в мире. Именно поэтому вы так не любите мистера
Кестевана и все время пытаетесь вывести его из себя: вас раздражает
его излишнее спокойствие и самоуверенность... А этих-то качеств
вам и не хватает. Посмотрите, — Гонт указал на мощные грубые
башни Боустринга, — вы бы хотели быть как этот замок: холодный
камень и боевое знамя. Но вы знаете, что это вам не под силу.
Фрэнсис молча перевел взгляд на крепостные стены.
— Да, давно знаю, что мне это не под силу, — подавленным
голосом сказал он.— Я лишь надеялся, что я не убий...
— И именно поэтому, — спокойно продолжал Гонт, — вы
ненавидели леди Рейли с ее самоанализом и исследованиями чужих
душ. Вы всегда боялись заглядывать даже в собственное сердце,—
Гонт не повышал голос, но слова его звучали с какой-то сдержанной
яростью и страданием.— У вас есть воображение, способность со¬
чувствовать и разум; у вас есть все для того, чтоб быть человеком
прекрасным и великим, а вы считаете все это своей слабостью.
Мой вам совет: бросьте эти бредовые мысли, пока вы не разрушили
свою жизнь окончательно.
Фрэнсис вопросительно смотрел на него.
— Значит,— пробормотал он,— значит, вы знаете, каким об¬
разом все это случилось на самом деле?..
— Я знаю, как некто использовал ваше воображение и образ
мыслей, задумав это преступление. Вы и сами с ужасом осознали
это — ведь все происходило так, как если бы это было ваших рук
дело... В слабости своей вы взлелеяли этот план и всегда настойчиво
напоминали окружающим, что вы слегка не в себе. И вдруг убит
135

отец, стоявший на вашем пути к богатству; на его шее затянута
тетива, о которой в первую очередь именно вы знаете, что она
была новой и достаточно прочной; и эта тетива связывается в
первую очередь с вашим именем.
Гонт поколебался; старческие унылые глаза его затуманились.
— Ив это же время, извините меня, все узнают, что Дорис
Мундо ждет ребенка, а ведь ни для кого не является секретом,
что вы любите эту девушку. Она умирает. Вас преследует мучи¬
тельная мысль, что темная сторона вашей души вдруг полностью
отделилась от вас. Я делаю вам больно. Поверьте мне, сэр, вам
станет легче: вы сами передумали все это.
И, наконец, единственный человек в доме, которого вы искренне
ненавидели и который стоял между вами и богатством, застрелен.
Из вашего пистолета, единственного сорок пятого во всем замке.
Вы понимаете теперь, насколько блестящ и тонок следующий ход
преступника: он кладет пистолет в пальто Сандерса. Убийца рас¬
суждал следующим образом: кому принадлежит этот пистолет —
известно всем. Но он в данном случае имеет дело не с прозорливой
мудростью деревенской полиции в лице инспектора Тэйпа, а с
несколькими людьми, настолько же разумными, как он сам. О
Джоне Гонте можно думать все что угодно, но всем известно, что
он не дурак. Преступник не стал прятать очевидную улику —
пистолет — в само собой разумеющееся место, в вашу комнату,
например. Это было бы глупо. Утопить пистолет в колодце —
нерезонно, в этом случае подозрение не обязательно упадет на
вас. Подкинуть пистолет в комнату гостя — бессмысленно. Вы
обсуждали эту возможность: невинный человек, скорей всего, об¬
наружил бы пистолет (мы ведь все были оповещены о его пропаже),
тут же предъявил его полиции, и вряд ли кто-ниубудь заподозрил
его.
Но пальто Сандерса, пальто преданного слуги... Кому, кроме
вас, могла прийти в голову мысль спрятать его именно там? Ваш
слуга никогда не выдал бы вас. И когда пистолет найдется — а
убийца на это рассчитывает, — никто нс подумает на Сандерса.
Все, безусловно, подумают на вас. Это — заключительное звено
в цепи рассуждений умного и хитрого человека.
Море вдали розовело в лучах заката, Фрэнсис смотрел на захо¬
дящее солнце, повернувшись к ним спиной. Когда он снова посмотрел
на Гонта, лицо его было спокойно и как будто отчужденно.
— Благодарю вас,— сказал он,— благодарю вас еще раз, мистер
Гонт. Вы видите сами... у меня нет никакого алиби.
— Это, конечно, случайная удача для преступника.
Нет-нет, не хочу сказать, что конечная цель преступного за¬
мысла заключалась в том, что вас повесили бы за преднамеренное
убийство. Вовсе нет. Все было задумано иначе, и думаю, я смогу
136

это доказать. Но внезапные обстоятельства вынудили убийцу ис¬
пользовать вас в качестве козла отпущения. Решения приходили
ему в голову по ходу действия — и удача сопутствовала ему. У
вас не было алиби, как вы говорите, рассчитывать на это загодя
он, конечно, не мог, но он блестяще воспользовался случайностями.
— И теперь?
— Я склонен полагать, что он зашел слишком далеко. Игры,
сэр. Сегодня ночью все будем играть. Вы выключаете свет и визжите
в темноте или что-то вроде этого.
Фрэнсис надвинул шляпу низко на глаза.
— Мы целый день только и говорим, что об играх, мистер
Гонт. Выключаете свет... Послушайте,— он прищурился,— о каких
это играх вы говорите? Надеюсь, больше здесь не будут развлекаться
убийствами, а?
— Кажется, эта игра называется у вас Поиски Шлепанца,—
ответил Гонт.— Если я не ошибаюсь, у преступника есть особенные
причины выйти на Поиски Шлепанца сегодня ночью... Давайте
полюбуемся Королевским прудом, пока еще солнце не зашло.
Он повернулся и неторопливо пошел по тропинке, сбивая прутом
росу с придорожных кустов.
Они вышли на открытый спуск к пруду и на мгновение замерли
на месте. Тихий пруд был окружен старыми буками; на дальних
холмах низкорослые платаны отчетливо вырисовывались на фоне
алеющего неба, и розовые блики заката мерцали среди тростника
на спокойной глади воды. Гонт остановился у замшелого каменного
моста через пруд, и Тэйлрэйн завороженно глядел на этого высокого
худого человека с усами и остроконечной бородкой, одетого в
широкий плащ и мягкую шляпу с большими опущенными полями.
Он был похож на подданного короля времен кромвелевских войн,
скорбящего у призрачного пруда, на дне которого лежат перере¬
занные солдаты королевской свиты. Вся история Боустринга словно
встала перед Тэйлрэйном в этот момент, и неясные голоса из
прошлого звучали в дуновении легкого ветра. На горизонте угасал
последний отблеск солнца. Фрэнсис швырнул в пруд камень, и
замерцали расходящиеся на черной воде зыбкие круги.
— Значит, вы знаете, кто это сделал, сэр? — спросил Фрэнсис.
— В скором времени вы получите нужные указания от меня, —
будто не слыша его, сказал Гонт,— и инспектор Тэйп — тоже.
Будем действовать сообща. Если наш план сорвется — ничего
страшного. Но я предупреждаю вас,— он оторвал взгляд от водной
глади и повернулся к Фрэнсису и Тэйлрэйну,— я предупреждаю:
будьте готовы к любой неожиданности. Убийцей является человек,
которого бы вы ни за что на свете не заподозрили в способности
убивать. Интересно, догадывался ли он сам о своих скрытых воз¬
можностях до того, как обстоятельства вынудили его действовать?
137

Но сейчас он встревожен; чтобы поймать его, нам придется устроить
небольшой спектакль. Люди инспектора Тэйпа сегодня стояли на
посту целый день; если вы будете неукоснительно следовать моим
указаниям, мы схватим убийцу еще до полуночи. Надеюсь, вы
извините меня, джентльмены: я бы хотел немножко побыть здесь
один.
Он легонько постукивал прутом по перилам моста и, казалось,
внимательно прислушивался к шепоту ветра.
— Конечно, сэр,— Фрэнсис помолчал и нерешительно добавил: —
Только один вопрос, сэр: что же нам еще остается делать?
— Мне,— ответил Гонт,— остается только держать под наблю¬
дением Ружейный зал.
Фрэнсис и доктор Тэйлрэйн повернулись и пошли назад, вверх
по склону, оставив Гонта в одиночестве у тихого черного пруда.
Море вдали из багрового превращалось в темно-фиолетовое, в замке
уже зажигались огни. Когда Тэйлрэйн оглянулся, он увидел, что
Гонт стоит, ссутулившись, на берегу пруда, и легкая рябь на воде
перед ним дрожит и мерцает кроваво-красным светом.
В замке царила гробовая тишина, и Тэйлрэйн отчетливо слышал,
как немецкие часы в библиотеке пробили одиннадцать — весело,
неторопливо и безмятежно.
«Ситуация абсолютно смехотворна,— думал доктор,— для на¬
чала само по себе невероятно то, что респектабельный профессор
Гарвардского университета впутан в такое хлопотное дело, как
расследование убийства. Но еще более невероятно поведение про¬
фессора, если он откалывает такие номера, как я сейчас. Без
десяти минут одиннадцать он вылезает из теплой постели, не
пролежав в ней и получаса, надевает халат и шлепанцы, после
чего, не включая света, тихо открывает дверь спальни и крадется
на цыпочках по коридору, стараясь не обращать внимания на
ревматические боли в суставах. В кромешной темноте, лишь при
неверном свете луны сквозь цветные окна да мерцании углей в
каминах, он на ощупь идет по лестнице вниз. О плане замка он
имеет довольно смутное представление, но сейчас он должен спу¬
ститься в Большой зал и прокрасться по темному коридору через
библиотеку в Ружейный зал, где должен забраться по винтовой
лестнице на резной балкон, забиться там в угол и ждать дальнейших
событий».
Для такого приключения (скорей абсурдного, чем комичного)
благоразумней было бы нарядиться в толстый свитер и две пары
шерстяных носков. Но к чести обычно холодного и рассудительного
138

Тэйлрэйна, надо заметить, что в волнении он полностью забыл и
про первое, и про второе.
Он вовсе нс хихикал, спускаясь в Большой зал, он вовсе не
думал о том, что сказали бы его коллеги по университету, если
бы увидели, как он, напрягая слабые глаза и нервно теребя бородку,
крадется через Большой зал, подобно играющему в пирата маль¬
чишке. Он помнил тогда только данные ему Гонтом указания.
Честно говоря, он намеревался перед этой вылазкой измерить себе
температуру и аккуратно описать все свои мысли и ощущения, дабы
впоследствии иметь возможность документально рассказать о состоянии
человека в экстремальной ситуации — в противовес выдумкам лите¬
раторов. Но ничего подобного он в конце концов так и не сделал.
Полы его халата развевались в сильном сквозняке. В кромешной
тьме Большого зала тлели багровые угли в трех каминах, и вокруг
них собирались дрожащие неверные тени. В эту ночь все в доме
рано разошлись по спальням, ступая бесшумно в присутствии вла¬
дельца похоронного бюро. Завтра должен был состояться офици¬
альный осмотр тел, потом лорд и леди Рейли должны быть погребены
на фамильном кладбище у моря. Их присутствие сейчас казалось
очень реальным — набальзамированные тела лежали в Музыкальной
комнате, готовые к завтрашней процедуре. Проходя мимо дверей
Музыкальной комнаты, Тэйлрэйн почувствовал аромат цветов.
Внезапный ужас вдруг охватил его, он прижался к стене весь
покрытый холодным потом, сердце его страшно заколотилось. Он
чувствовал себя бесконечно одиноким в огромном спящем замке.
Но одиноким ли? Откуда-то ему вдруг послышалось движение.
Гонт давал ему указания один на один после обеда, что было
велено делать остальным, доктор не знал. Если это и была обе-
щенная игра в Поиски Шлепанца, то конец ее виделся страшным
и непредсказуемым, эта игра повергала в ужас, как те неподвижные
доспехи в темном холодном зале, мимо которых нужно было от¬
важиться пройти. Тэйлрэйн вытер рукавом лоб. Ему показалось,
что запах цветов становится все сильнее...
И вот зазвенели немецкие часы в библиотеке и стали нетороп¬
ливо отбивать одиннадцать. Тэйлрэйн почему-то сразу почувствовал
себя уверенней. Эти часы были как старый надежный друг с честным
круглым лицом, доктор уже много раз ловил себя на том, что
думает о них. Они были чем-то вроде символа покоя и безмятеж¬
ности в этом населенном привидениями замке. Когда Тэйлрэйн
прокрался в темную библиотеку, часы только что умолкли, доктор
пошел на ощупь вдоль стены, пока не наткнулся на них, и на
миг он прижал обе ладони к теплому ореховому корпусу, словно
для того, чтобы успокоиться и собраться с духом.
Шум водопада здесь был уже очень громок. Сквозь раскрытое
окно дул прохладный ветер с моря, и Тэйлрэйну стало зябко. Он
139

нашарил дорогу дальше и обнаружил, что дверь Ружейного зала
чуть приоткрыта.
В тот день он не переставал удивляться своей храбрости. Он
никогда не смог бы повторить это еще раз. Какая-то слепая сила
толкала его вперед навстречу неведомым опасностям, но повернуть
назад он боялся еще больше: неизвестно, что могло подстерегать
его на обратном пути. Тэйлрэйн был почти спокоен, только часто
подергивался нерв в колене, да ноги казались необычайно легкими.
Он проскользнул в кромешную тьму Ружейного зала — прохладную
тьму, пахнущую металлом и кожей. Шум водопада превратился
почти в рев, и теперь доктор мог уже не бояться, что шум его
шагов будет услышан. Однако он продолжал идти на цыпочках,
не решаясь даже слегка дотронуться до витрин с призрачными
фигурами рыцарей.
С величайшей осторожностью нащупывая путь в темноте, он
продвигался дюйм за дюймом, иногда содрогаясь всем телом от
ужаса и холода. Он чувствовал себя затерянным в некоем таин¬
ственном лабиринте, полном непредсказуемых кошмаров. Когда
наконец он больно ударился ногой о железную лестницу, ведущую
на балкон, то судорожно вцепился в перила почти с чувством
облегчения. Только бы подняться повыше, только бы быть подальше
от этих зловещих фигур, этот маленький балкончик казался ему
сейчас чем-то вроде вожделенного надежного укрытия от кошмаров
этой ночи. Он карабкался вверх по лестнице, размышляя, можно
ли оставлять там, на балконе, следы; но Гонт велел ему туда
подняться, и, кроме того, с десяток людей уже успело потоптаться
там с прошлой ночи. Он нащупал стену с ложными окнами, про¬
брался по ней в дальний угол балкона, прижался спиной к стене
и замер. Первое из четырех окон было совсем близко. Тэйлрэйн
на ощупь определил, что подоконник его находится на той же
высоте, что и перила.
Сколько времени он провел там? Минуты? Часы? Доктор не
имел ни малейшего представления об этом. Время словно остано¬
вилось для него, и он знал только, что стоит уже целую вечность,
прижавшись всем промерзшим, сведенным судорогой телом к хо¬
лодному камню. Ноги его вдруг ослабели и затряслись так, что
Тэйлрэйн испугался, как бы ему случайно не выпасть за перила
балкона. Он мечтал о теплом пальто. Он мечтал о крепкой сигаре.
И больше всего — о хорошем глотке виски, чтоб суметь подавить
внутреннюю дрожь. Водопад грохотал как Ниагара. Доктор напряг
слабые глаза — и темнота зашевелилась и поплыла перед ним,
как пена на бурлящей воде, и наполнилась неясными кошмарными
видениями. И снова почудилось какое-то движение поблизости.
От ужаса Тэйлрэйн чуть не выпрыгнул из съежившейся кожи.
Звук этот был так отчетлив, что мог раздаваться не далее, чем в
140

нескольких футах от доктора — иначе его было бы невозможно
расслышать. У Тэйлрэйна тягостно засосало под ложечкой. Этот
скрип раздался из ближнего окна: из того, что открывалось в
спальню лорда Рейли.
Некоторое время доктор тщетно таращился в темноту; потом
в спальне лорда появился слабый свет — короткий луч электри¬
ческого фонарика, достаточно сильный, чтоб можно было увидеть,
что происходит рядом.
Кто-то открывал окно изнутри, и его створки на петлях медленно
поворачивались в спальню. В наборном цветном стекле вдруг ярко
отразился луч света, потом фонарик погас, но у Тэйлрэйна было
ощущение, что кто-то осторожно выглянул из окна.
Тишина. Томительные минуты полной тишины. Не считая ров¬
ного шума водопада. Доктор почувствовал, что больше не в со¬
стоянии выдерживать этот мертвящий удушающий ужас. Он
вцепился в балконные перила, чтоб не упасть, его сердце бешено
прыгало в груди и гремело как барабан. Он был уверен, что из
окна никто не вылезал, и все же...
Он заставил себя чуть податься вперед и с ужасом ждал, что
в любой момент луч света ударит ему в лицо. Не чуя под собой
ног от страха, он все-таки шагнул к раскрытому окну. Там снова
загорелся фонарик.
Человек с фонариком бесшумно двигался по комнате лорда
Рейли. Тэйлрэйн заставил себя заглянуть внутрь...
Человек — кто бы он ни был — рылся в стенном шкафу лорда
Рейли. Он стоял спиной к окну, и в неверном дрожании теней, в
мелькании луча невозможно было составить представление о его
росте и телосложении. Но вот он извлек из шкафа один из балахонов
и стал рыться в его карманах. Человек не издал ни звука, но
сделал вдруг некий резкий жест, который можно было понять, как
жест облегчения и радости. Он разгладил скомканный лист бумаги
и, осветив его, стал рассматривать. Потом он повесил балахон на
место и, направляясь к окну, опять выключил фонарик.
Тэйлрэйн инстинктивно отпрянул в сторону. Если этот некто
собирается вылезти на балкон и спуститься в зал... и если он
наткнется на доктора... Услышав скрип створок, американец плотно
прижался к стене. Луч света молниеносно скользнул по залу и на
миг высветил боевые знамена и позолоченные доспехи всадника в
центре. Человек бесшумно вылез из окна, желтый луч заплясал
по ступеням винтовой лестницы и по каменным плитам пола.
Потом он запрыгал по стенам зала, засверкал на витринах у
главной двери, за которыми стояли железные фигуры. На одной
из них луч остановился. Тэйлрэйн вцепился в перила; сейчас даже
под пыткой он не смог бы издать ни звука... Вот! Стеклянная
створка одной из витрин неподалеку от двери была приоткрыта.
141

Луч света сверкал и дробился на стекле, потом заплясал по доспехам
и замер на шлеме...
Человек, сгорбившись, влез в витрину. В неверном свете пры¬
гающего луча он был похож на исполинское насекомое. Он поднял
забрало шлема и сунул туда руки, словно в зияющую пасть ка¬
кого-то чудовища...
— Держи его!
Громкий крик и гулкое эхо оглушили Тэйлрэйна, как удар по
голове. Он задохнулся и отпрянул к стене в то время, как яркий
свет внезапно залил зал. Ослепленный Тэйлрэйн увидел, как в
тумане, что зал полон людей, и все бегут к витрине, потом доктор
осознал, что сам бежит сломя голову вниз по лестнице. Огромное
насекомое за стеклом замерло на мгновение. Потом неизвестный
швырнул на пол какой-то сверток и рванулся из стеклянной двери...
— Держите его!— кажется, это был голос инспектора Тэйпа.—
Держите его! Он собирается...
Раздался оглушительный звон. И Тэйлрэйн с горящей головой,
спотыкаясь и хромая, наконец одолел последние ступени и поднял
взгляд. Человек ударом кулака разбил витрину, за которой были
выставлены кинжалы. Рука его была окровавлена, и в ней был
зажат кортик. Пригибаясь, человек метнулся к двери, ведущей в
библиотеку. Констебль в голубом мундире — за ним, но все еще
были ослеплены и растеряны. Грохнула дверь. Бегущая толпа под¬
хватила Тэйлрэйна и понесла с собой, рядом доктор увидел Фрэн¬
сиса с автоматическим пистолетом в руке: именно Фрэнсис первым
ворвался в библиотеку вслед за убегающим.
— Назад! — раздался дикий визг. В библиотеке вспыхнул свет,
и преступник показался неким чудовищем, мерзким насекомым с
безумным взглядом. Он стоял рядом с высокими немецкими часа¬
ми.— Назад! — снова провизжал он.— Назад или...
Он размахнулся, держа кинжал за острие, и кровь, хлы¬
нувшая из изрезанной руки, залила его лицо. И тут над его
головой немецкие часы начали с жуткой безмятежностью отбивать
полночь...
Человек снова дико взвизгнул и резко выбросил руку вперед.
Тэйлрэйн услышал, как сильно и глухо ударился кинжал о дверь
над их головами и оглушительный грохот сорок пятого. Пуля
ударила преступника в грудь, и его швырнуло на часы; судорожно
взметнулись вверх руки, и человек рухнул на пол, увлекая за
собой часы. С диким треском и звоном они упали, как два борца
в смертельных объятиях...
И сквозь этот дьявольский шум Тэйлрэйн услышал истерический
крик Фрэнсиса:
— Вот тебе, подонок! Получи, мерзавец! Еще! И еще!.. Так,
значит, это Брюс Мэссей! Убийца!..
142

И самое ужасное было то, что часы все продолжали отбивать
полночь. Потом они зашипели, тяжело вздохнули и замолкли на¬
всегда.
ГОНТ ОБЪЯСНЯЕТ
— Интересно,— сказал Гонт,— вполне ли вы понимаете —
даже сейчас — характер этого человека, Брюса Мэссея?
Еще не светало. Они развели огромный огонь в камине, от
которого уже убрали мертвые круглолицые часы и мертвого круг¬
лолицего человека с пятью пулями в груди. Самым трудным ока¬
залось успокоить инспектора Тэйпа, который был не столько
разъярен, сколько глубоко потрясен тем, что Фрэнсис осмелился
сам свершить правосудие. Он настаивал на том, чтобы Фрэнсис
предстал перед судом присяжных и был должным образом оправдан
как человек, чьи действия были вызваны необходимостью само¬
обороны.
— И вам крупно повезло,— сказал инспектор,— что он первым
бросил в вас нож.
Гонт блаженствовал в глубоком кресле у ревущего пламени
камина. Он был все еще в вечернем костюме, в зубах его была
зажата трубка, на столике рядом стояла бутылка бренди. После
того как суматоха утихла, все разошлись — ив библиотеке остались
инспектор, Фрэнсис, Тэйлрэйн и сэр Джордж. Они сидели, зябко
кутаясь в спальные халаты, наблюдали за холодными проблесками
осеннего рассвета за окнами. В тишине была слышна тяжелая
поступь полицейского констебля, мерно вышагивавшего по камен¬
ным плитам Большого зала.
— Я ничего не понимаю,— тупо сказал Фрэнсис.— Не понимаю,
как вы его заманили в ловушку, как просчитали его ходы в этой
игре. И, в частности, я совершенно не представляю, как он мог
убить моего старика. С самого начала я был полностью уверен в
невиновности лишь двух людей: его и доктора Тэйлрэйна... Теперь
я уверен только в одном: что этот подонок сдох.
Гонт отпил большой глоток из стакана.
— Может быть, — сонно произнес он,— вам все станет ясно
по ходу моего повествования. Позвольте мне вести рассказ только
с моей личной точки зрения, то есть я хочу описать все, что
предстало моим глазам по прибытии сюда. И уже отсюда будем
танцевать дальше.
Он задумчиво поднял с пола обернутый холстиной пакет, ко¬
торый Мэссей прятал в шлеме, там были десять чеков на предъ¬
явителя, каждый по тысяче фунтов, и четыреста шестьдесят фунтов
наличными. Гонт взвесил пакет на ладони, потом положил на
ручку кресла.
143

— Когда я впервые услышал рассказ о случившемся из уст
доктора Тэйлрэйна, и рассказ этот был очень прост и внятен, —
Гонт медленно выпустил дым, — я сразу понял, что один из
присутствующих лжет, а именно — мистер Мэссей. Конечно, это
вовсе не значило, что он совершил два убийства — лорда Рейли
и Дорис, но... Итак, посмотрим.
Согласно собственным показаниям, Мэссей покинул вас сразу
после обеда, поднялся наверх в контору, где напечатал несколько
писем. Он закончил дела, по его словам, в девять тридцать, ничего
подозрительного к этому времени в конторе не произошло. Потом
он сразу же спустился вниз искать лорда Рейли. Не замеченный
доктором Тэйлрэйном, он прошел в Ружейный зал, посмотрел там,
покричал и уже собирался выходить, когда в дверь ворвался лорд
Рейли и в страшной ярости пронесся мимо секретаря. При этом
лорд произнес что-то вроде «украли жемчуга». Эти показания позже
я и сам слышал из уст Мэссея.
На первый взгляд это кажется правдоподобным. Действительно,
в конторе кто-то побывал, сейф опустошен, шкатулка, где хранились
наличные, пуста, футляр из-под жемчугов валяется посреди ком¬
наты. Очень даже вероятно, что дремавший в кресле Тэйлрэйн не
видел, как Мэссей входил в Ружейный зал; в любом случае, он
там был, потому что вышел оттуда.
Но обратите внимание вот на что: в девять тридцать (это время
Мэссей называл вполне определенно) он покинул контору. Сразу
спустился вниз, пошел в Ружейный зал, быстро осмотрел его и на
выходе оттуда встретил лорда Рейли. А это было — как свиде¬
тельствует доктор Тэйлрэйн, который в это время посмотрел на
часы, — в тридцать две или тридцать три минуты десятого. То
есть, если верить показаниям Мэссея, в течение двух-трех минут
произошло следующее.
Какой-то грабитель проник в контору после ухода секретаря,
обыскал сейф, открыл замки ящика письменного стола и шкатулки,
похитил наличные, вытащил из футляра жемчуга, которые позже
нашли у мертвой Дорис, бросил раскрытый футляр на пол. После
того как скрылся, в конторе появился лорд Рейли, обнаружил
пропажу, осмотрел комнату, поспешил вниз и столкнулся в дверях
Ружейного зала с Мэссеем всего через две-три минуты после того,
как тот сам покинул контору.
Джентльмены, физически просто невозможно, чтобы все это про¬
изошло в такое короткое время. Не будем даже останавливаться на
невероятном и совершенно нелепом поведении лорда Рейли. Человек,
обнаруживший, что его ограбили, не выбегает тут же из комнаты и
не несется сломя голову в темный Ружейный зал неизвестно за каким
чертом, он должен осмотреть помещение, поднять крик, позвать хоть
кого-то на помощь. Но обратите внимание на следующее...
144

Трубка у Гонта погасла, и он, морща лоб, снова разжег ее,
после чего продолжал:
— Ящики стола и шкатулка с наличными не были взломаны —
они были открыты ключами. На первый взгляд это кажется есте¬
ственным: ведь ключи лорда Рейли, которые он всегда носил с
собой, у него найдены не были. Но, по всем показаниям, ограбление
конторы произошло до убийства... Правильно?
— Правильно,— буркнул сэр Джордж,— продолжайте.
— Как, в таком случае, у убийцы оказались ключи? Не можете
же вы тряхануть человека, отобрать у него заветные ключи и спокойно
пойти грабить сейф, пока жертва, вместо того чтобы поднять на ноги
весь дом, убегает от вас прочь и, что-то бормоча себе под нос, бегает
по коридорам, нс пытаясь вас остановить. Это одно упущение. Но
предположим, что у убийцы были дубликаты ключей и что, когда
лорд Рейли спустился вниз, его собственные ключи все еще были
при нем... Тогда зачем убийце похищать их с трупа?
— Действительно,— пробормотал Фрэнсис.— Мне и в голову
не пришло... те ключи...
— Все эти вопиющие несоответствия вытекают из показаний
мистера Мэссея.
К каким умозаключениям меня привели эти факты, вы скоро
узнаете. Но в рассказе доктора Тэйлрэйна меня очень заинтересовала
одна деталь: щелчок, который раздался перед убийством лорда Рейли.
Доктор не мог точно вспомнить, когда именно он его услышал, но это
и так очевидно. Здесь, в библиотеке, ничего щелкнуть не могло —
посмотрите вокруг сами. Значит, щелчок раздался из Ружейного зала
в то мгновение, когда дверь была открыта, то есть в краткий промежуток
времени между тем, как туда забежал лорд Рейли, и тем, как он
впихнул Мэссея в библиотеку и захлопнул дверь. Это буквально не¬
сколько секунд. Если бы щелчок раздался при закрытой двери, доктор
Тэйлрэйн просто ничего не услышал бы. Более того, он должен был
раздаться в непосредственной близости от двери, иначе был бы заглушен
грохотом водопада.
Прекрасно. Все эти соображения я держу в голове; следствие
продолжается.
При осмотре тела, как вы заметили, я обратил внимание на
некоторые любопытные детали: запонка из воротничка рубашки
лорда Рейли и оторванная верхняя пуговица балахона были акку¬
ратно положены ему же в карман. И труп лежал в странной,
неестественной позе, как будто его уложили таким образом наме¬
ренно. У него была разбита голова и на бедре были следы сильных
ударов.
Когда я пытался привести в соответствие эти непонятные факты,
мне очень помогло замечание, сделанное вами, мистер Стейн. Вы
спросили: «Зачем затягивать тетиву на шее, если его задушили лат-
145

ними перчатками? Почему он лежит в такой странной позе? По¬
хоже, будто убийца поднял его в воздух, будто повесил, держал
до тех пор, пока тот не умер, и потом швырнул мертвое тело на
землю...» Джентльмены, именно это и случилось в действитель¬
ности.
Сэр Джордж подался вперед и сказал странным голосом:
— Вы имеете в виду...
— Я имею в виду, что Дорис Мундо была выброшена из окна.
И лорд Рейли — тоже. Вспомните длинные концы тетивы, завя¬
занной на шее человека, весящего всего лишь девяносто фунтов;
вспомните синяки на его теле — их всего несколько — как и в
случае с Дорис, который мы с вами обсуждали; ведь мертвое тело
абсолютно расслаблено и необычайно податливо. Но у лорда Рейли
разбит лоб и сильно повреждено бедро, потому что он приземлился
на ноги и упал вперед. Этим и объясняется эта дикая поза.
Гонт откинулся на спинку кресла и тонко, язвительно улыб¬
нулся, поднося к губам стакан бренди.
— Итак, две загадки — тетива и нелепая поза трупа —
объяснены; третья загадка — пуговицы и запонка — только
подтверждает наше объяснение. Зачем убийце подбирать эти
предметы и совать их в карман жертве? Они могли спокойно
лежать, где лежали. Убийца явно тратил драгоценное время на
их поиски. Попробуйте-ка отыскать собственную упавшую и по¬
катившуюся по полу запонку или пуговицу даже в хорошо ос¬
вещенной комнате — и вы оцените терпеливость и настойчивость
человека, который в поисках их ползает по полу почти в полной
темноте.
Единственное возможное объяснение этому состоит в том, что
лорд Рейли был убит вовсе не в Ружейном зале.
Где он был убит? Почему запонка и пуговица лежали у него
в кармане? Они должны были быть найдены возле трупа, чтобы
все поверили, что лорд Рейли был убит именно в Ружейном зале.
Вернемся к нашему первому заключению: он был выброшен из
окна. Убийца не мог швырнуть запонку и пуговицу с такой высоты —
они бы раскатились Бог знает на сколько футов в разные стороны.
Но, если он кладет их в карман балахона лорд Рейли, вполне
вероятно, что они выпадут при ударе тела о землю и будут найдены
поблизости от трупа. Конечно, в этом решении был известный
риск: пуговица и запонка могли не выпасть из кармана — не мог
же убийца бросить труп головой вниз: проломленный череп или
какие-то серьезные переломы не входили в его расчеты. Итак,
убийца постарался, чтобы тело приземлилось на ноги...
— То есть,— вскричал сэр Джордж,— вы хотите сказать, что
он был действительно выброшен из одного из тех окон в Ружейном
зале?!
146

— Именно,— спокойно подтвердил Гонт.— А точнее — из окна
собственной спальни. Тело, выброшенное оттуда, как раз призем¬
лится в нескольких футах от пьедестала конной статуи...
— Но пыль,— запротестовал сэр Джордж,— пыль на балконе...
— Я же не сказал, что он был выброшен с балкона. Эти окна...
какого они размера?
— Ну, скажем, семь-восемь футов высотой и фута четыре
шириной.
— Вот-вот. И начинаются на высоте около четырех футов от
пола как спальни, так и балкона. И балконные перила приблизи¬
тельно такой же высоты.
— Я допускаю,— сказал баронет,— что лорд Рейли действительно
был очень легок. Но никто — даже человек, столь сильный, как
Мэссей, — не может из окна комнаты перекинуть тело через подоконник
высотой в четыре фута и через — пусть даже узкий — балкон.
Приподняв брови, Гонт заглянул в свой стакан.
— Извините, Джордж. Я пытался обратить ваше внимание на
этот момент. Я даже прокричал об этом чуть ли не на весь замок,
когда разговаривал с инспектором Тэйпом... О! Да. Это сделать
можно — если забраться на флорентийский комод пяти футов высотой,
стоящий у окна. А комод у окна стоял, потом Мэссей отодвинул его
в сторону, чтобы не возбуждать лишних подозрений — это видно по
следам, оставленным на пыльном полу. И еще протер крышку, на
которой оставались следы его ног. Это было даже чересчур очевидно...
Но позвольте мне продолжить.
Гонт отпил из стакана, щеки его порозовели, и взгляд стал
холоден и светел.
— Так я понял, каким образом лорд Рейли был убит, убит
задолго до того, как вы думали. Он был мертв и лежал на полу
в Ружейном зале самое позднее в девять пятнадцать.
Фрэнсис так и подскочил:
— Но, Боже правый! Ведь доктор Тэйлрэйн видел...
— С этим тоже мне все уже было ясно,— невозмутимо про¬
должал Гонт, он обернулся к Тэйлрэйну:
— Как у вас со зрением, доктор?
Озадаченный Тэйлрэйн поднял ладонь к глазам...
— Но это даже и неважно. Думаю, здесь мог обмануться и
человек с превосходным зрением. Вспомните, вы сидели у камина
больше чем в тридцати футах от двери Ружейного зала. На ка¬
минной полке горело лишь несколько свечей, в библиотеке был
полумрак, а в том конце помещения, у двери зала — как часто
упоминалось в показаниях — было почти совсем темно. Вы увидели,
как некто в белом балахоне с надвинутым на лоб капюшоном
выскакивает в темноте из коридора и стремительно влетает в ту
дверь. Этот некто что-то неразборчиво бормотал себе поднос, но
147

что именно — расслышать было невозможно. И был это маленький
человек...
— То есть,— вскричал Фрэнсис,— это был Мэссей?!
— Дорогой сэр, пока что мы еще не знаем, кто это был. Я
вам излагаю свои соображения в той последовательности, в какой
они приходили мне в голову, почему я заподозрил Мэссея во лжи
и почему предполагал, что лорд Рейли был убит задолго до девяти
тридцати...
Итак, человек вбегает в зал, дверь зала раскрыта, за ней — полная
темнота. Что видит и слышит доктор Тэйлрэйн? Мнимый лорд Рейли
исчезает в темноте, потом раздается чей-то голос, и буквально через
несколько секунд из зала появляется Мэссей, и дверь за ним с грохотом
захлопывается. Все это, подчеркиваю, происходит в полутьме, и един¬
ственным свидетелем является джентльмен со слабым зрением, нахо¬
дящийся в тридцати футах от двери Ружейного »зала.
Мы знаем, что в зал под видом лорда Рейли вбежал некий
самозванец. Если он влетает в темный зал, срывает с себя балахон,
невнятно бормочет несколько слов и, держась за ручку двери
таким образом, что его рука скрыта телом от наблюдателя сзади,—
пятится из зала в библиотеку и захлопывает дверь...
— Но он же должен был спрятать балахон,— запротестовал Фрэн¬
сис.— Куда он мог его деть? Не швырнул же он его просто на пол?
В любом случае мы бы нашли его. Он никуда не мог спрятать его...
— Мог, конечно,— спокойно возразил Гонт,— потому что всегда
носил с собой портфель!
Все потрясенно умолкли. Тонко улыбаясь, Гонт обвел присут¬
ствующих взглядом.
— Джентльмены, джентльмены,— укоризненно сказал он,— разве
можно было недооценивать важность этого щелчка, о котором говорил
доктор Тэйлрэйн? Любой звук гулко отдается под сводами этой биб¬
лиотеки — ведь доктор слышал даже, что шаги приближающегося
по коридору человека были слишком торопливы... Мы пришли к
заключению, что щелчок прозвучал откуда-то из зала и в тот краткий
промежуток времени, когда дверь была открыта вбежавшим в зал
мнимым лордом Рейли. Это мог щелкнуть лишь замок закрываемого
портфеля — после того, как убийца запихал в него балахон.
— Будь я проклят! — после долгого молчания проговорил
Фрэнсис, потирая лоб. — Будь я трижды проклят! Чисто сработано!
Чертовски чисто... Значит, он прятал портфель под балахоном,
когда вбегал в зал?
— Да. И балахон — как все вы знаете — был очень широк,
так что тщедушный лорд Рейли запросто мог показаться в нем и
плотным. Мистер Мэссей был немного выше лорда, но балахон
скрывал его могучее телосложение. В таком полумраке, правда,
это было и необязательно, но в качестве предосторожности!..
148

Итак, значит, это был Мэссей. Он вышел из зала, спрятав балахон
в портфель. Он мастерски разыграл восхитительно простой спектакль
и практически заручился свидетельством своей невиновности в лице
доктора Тэйлрэйна. Но в своем увлечении он слегка переиграл.
Джентльмены, сегодня я прочитал вам лекцию о привычках
лжецов. Я говорил о том, что им трудно устоять перед соблазном
развить и дополнить свою ложь по ходу действия. Если бы в этот
критический момент Мэссей смог воздержаться от излишних под¬
робностей, мне было бы гораздо сложней уличить его. Но он не
смог. И выпалил первое, что пришло ему на ум, — к несчастью
для себя, он упомянул украденные жемчуга. На какие же раз¬
мышления это меня навело?
Почему, собственно говоря, он упомянул именно жемчуга? Если
ограбление уже было совершено, как мы знаем, и совершено даже
до фактической смерти лорда Рейли, почему» возбужденная и раз¬
горяченная мысль Мэссея остановилась на этих жемчугах? Ведь
по сравнению с украденными чеками ценность их была невелика.
Почему он о них вспомнил? На этот вопрос можно найти ответ,
вернувшись к обстоятельствам смерти Дорис Мундо.
Вспомнил, как все мы были озадачены тем странным обстоя¬
тельством, что убитая девушка была выброшена из окна. Вы,
Джордж, тогда задались вопросом: зачем нужно было выбрасывать
ее из собственной спальни, если перчатки были оставлены там на
самом видном месте возле ее постели?
— Я сейчас задаюсь этим вопросом,— сказал баронет.— А где
же ответ?
Гонт безмятежно наполнил стакан.
— Вы несколько раз повторили, что она была выброшена из
окна. С этим я согласен. Это действительно так. Но когда вы
сказали «из окна ее собственной спальни», я промолчал; я не мог
возразить вам, потому что Мэссей был среди нас в тот момент и
я не хотел настораживать его. Взгляните-ка.
Он полез в нагрудный карман и вытащил оттуда план замка.
— Вот же, Джордж. Он все время был у вас перед глазами.
Вы сами рисовали его. Вот,— он указал пальцем,— вот открытый
проход на кухню, и вот план второго этажа. Это окно комнаты
Дорис Мундо. А чье окно находится прямо напротив?
— О Боже,— сказал Фрэнсис,— можете мне не показывать...
Я и так знаю. Конечно, окно комнаты Мэссея.
— Совершенно верно,— подтвердил Гонт.— Это комната смеж¬
ная с конторой лорда Рейли. И — если вы помните — я в частности
спросил у инспектора Тэйпа, было ли открыто окно в спальне
Дорис.
— Помню,— кивнул головой Фрэнсис.— Вы спрашивали. Зна¬
чит, Дорис...
149

— Значит, Дорис была задушена либо в конторе, либо в комнате
Мэссея и была выброшена в коридор именно оттуда. К этому
заключению прийти было нетрудно, так как к тому времени я
уже знал, кто является убийцей. Если бы кто-нибудь догадался,
что тело было выброшено из его окна, он мог попасть под подо¬
зрение. Будучи обманщиком гениальным, он очень просто подта¬
совывает факты — каким образом?
Сэр Джордж кивнул.
— Да. Он забрасывает перчатки в открытое окно напротив.
Они беззвучно падают на постель, но соскальзывают...
— Совершенно верно. В спальне Дорис горел свет, и Мэсссй
видел, что там никого нет. Если бы миссис Картер не отослала
Энни Моррисон ночевать в другую комнату, его дела были бы
хуже... Итак, чтобы выкрутиться из этой истории, ему приходится
расстаться со своим оружием.
Мертвая Дорис лежит в коридоре, в руке ее зажато жемчужное
ожерелье. Чтобы понять поведение Мэссея и расположить события
в хронологическом порядке, вернемся снова к тем жемчугам. Почему
мысль о них занимала Мэссея, когда он разговаривал с доктором
Тэйлрэйном несколькими минутами позже девяти тридцати?
Вопрос: потому ли, что он убил Дорис Мундо в то же время, когда
убил лорда Рейли? Ответ: нет. Не принимая во внимание медицинское
заключение о времени смерти (оно часто бывает ошибочным, если
смерть наступила совсем недавно), так вот, не принимая его во вни¬
мание, мы все-таки приходим к следующему выводу. Мистер Кестеван
видел, как Дорис заходила в комнату леди Рейли около девяти тридцати,
это подтверждала и сама леди Рейли. Другими словами, Дорис была
еще жива в то время, когда Мэссей здесь, внизу, перевоплощался в
лорда Рейли. И после этого спектакля Мэссей еще некоторое время
находился среди вас. Она была убита позже.
Каков же ответ на поставленный вопрос? Это неосмотрительное
замечание Мэссея о жемчугах помогает проследить целую цепь событии.
Обращенные на восток окна библиотеки постепенно светлели,
и болезненно бледный свет разливался по углам комнаты. Сэр
Джордж сидел, сложив большие руки на животе. Инспектор Тэйп
за все это время не проронил ни слова, иногда он понимающе
кивал головой и делал карандашом какие-то пометки в блокноте.
Фрэнсис стоял у камина, зажигая сигареты одну за другой. Гонт
казался самым безмятежным из них, он сидел, свободно откинув¬
шись на спинку кресла, и с наслаждением посасывал бренди.
— Нам должно быть ясно,— продолжал он,— что Мэссей обы¬
скивал и контору, и спальню, но сначала он побывал, конечно, в
конторе. Детали его плана мы обсудим чуть позже. У сейфа в
150

спальне он был пойман с поличным — поэтому ему и пришлось
убить лорда Рейли. Сразу после этого он отправился в контору,
где и довершил задуманное. В каком из двух сейфов лежали чеки,
в каком — жемчуга, мы никогда не узнаем.
Как нам известно, около девяти тридцати Дорис Мундо заходила
к леди Рейли. Доктор Мэннинг в это время спускался к своей
машине. После очень краткого разговора с хозяйкой безутешная
Дорис покидает ее комнату и, возвращаясь к себе, проходит мимо
окна спальни его светлости...
Что она видит там? Свет фонарика в темной спальне? И самого
Мэссея, поспешно выходящего оттуда с портфелем награбленного
и балахоном лорда Рейли? Здесь можно только предполагать. Ма¬
ловероятно, что она видела само убийство или то, как Мэссей
выбрасывал тело в Ружейный зал. Но она видела, как он выходит
из спальни лорда.
При любых других обстоятельствах предположи она, что произой¬
дет дальше, она немедленно выдала бы его. Ведь это именно от
Мэссея она ждала ребенка — об этом мы еще поговорим,— и девушка
была в совершенном отчаянье. Ее вынуждали назвать имя соблаз¬
нителя, вот почему он и решился на это поспешное ограбление —
ведь доктор именно в тот вечер объявил о положении Дорис, так
что Мэссей ни минуту больше не чувствовал себя в безопасности.
Гонт раскурил погасшую трубку.
— Итак, девушка в отчаянье. Была ли она посвящена в план
ограбления или нет — мы не знаем. Но Мэссей понимает, что у
нее не хватит силы духа солгать, если речь зайдет об убийстве.
Что сказал он ей в тот момент? Вероятно, он был в полном
смятении. Единственное, что ему сейчас требовалось, — это время,
время, чтобы успеть выйти из этого угрожающего положения. Его
план один раз уже чуть не сорвался, сейчас он снова был под угрозой
срыва. Ему надо было что-то срочно придумать. В отчаянье он велит
ей молчать, он понимает, что в любой момент кто-нибудь может
обнаружить труп в Ружейном зале до того, как он успеет обеспечить
себе алиби, надо торопиться вниз разыгрывать задуманный спектакль.
Первое, что приходит Мэссею в голову, — жемчуга. Он выхватывает
из кармана ожерелье и сует ей в руку. Велит идти в его комнату
и ждать там. Скоро он вернется, и они обдумают, как им скрыться
из замка вместе. Но самое главное, предупреждает он ее, нужно
пройти к нему незамеченной. И пока Дорис ждет его, он перевоп¬
лощается в лорда Рейли на глазах доктора Тэйлрэйна.
Трубка Гонта снова погасла, и он стал неторопливо разжи¬
гать ее.
— Подведем итоги.
Я уже спрашивал вас и спрашиваю снова: представляете ли вы
себе — даже сейчас — истинную природу этого человека? Вы
151

видели, как флегматично и размеренно он выполняет свою секре¬
тарскую работу. Вы полагали, что он столь же невозмутим и
бесстрастен, как эти немецкие часы. Но мне было очень интересно
наблюдать за ним, когда я уже понял, что он является убийцей.
Вам он казался явно плохим лжецом; он вам дал понять это.
Он казался полностью лишенным воображения. А у него было
расчетливое холодное воображение немецкого склада,— и он ве¬
ликолепно умел скрывать его. Помню, Джордж, вы как-то пред¬
положили, что десять тысяч фунтов были украдены для отвода
глаз. И Мэссей возразил вам: «Никто не крадет десять тысяч
фунтов просто для отвода глаз» — и для него это было абсолютной
истиной. Он говорил в тот момент правду, и без малейшей иронии —
эти слова шли из глубины его души. А вы ответили ему: «Боже
мой! Напрягите же свое воображение!»
Этот человек ненавидел свое ярмо, ему было невыносимо за¬
висеть от раздражительного, слегка помешанного и всегда безрас¬
судного хозяина. Думаю, об ограблении он раздумывал уже давно,
но не знаю, осуществил бы он свой план, не вынуди его к этому
внезапные обстоятельства. У лорда Рейли всегда была в распоря¬
жении огромная сумма денег в чеках на предъявителя...
— Но как смог бы Мэссей воспользоваться ими? — спросил
сэр Джордж.— Ведь номер серии...
— Видите ли,— Гонт рассеянно покивал,— он же был секретарем
лорда Рейли. Вы располагаете теми номерами серий, которые сам
Мэссей вам и дал.
— То есть,— догадался Фрэнсис,— эти номера...
— Конечно, фальшивые. Восхитительно просто, не правда ли?
Переставляете несколько цифр и повергаете обоих поверенных в
банке в полное замешательство, на подлинные номера чеков они не
скоро могут выйти... а вы тем временем обращаете чеки в наличные.
Если даже вас когда-нибудь и спросят об этих номерах, у вас
будет наготове весьма правдоподобный ответ, что их дал вам по¬
мешанный лорд Рейли. От человека, который пишет шифр сейфа
на стене рядом с ним, можно ожидать всего чего угодно. И, кроме
того, кто смог бы заподозрить секретаря в воровстве? Все дела
сумасшедшего старика много лет были в его руках — и он прослыл
преданным работником. Если по вине безумного лорда любой легко
может узнать шифр сейфа, почему в воровстве должны заподозрить
секретаря — а не кого-то из слуг?
Но ограбление влечет за собой необходимость убийства лорда, так
как ему известны настоящие номера серии. Значит, надо бросить по¬
дозрение на кого-то в доме — эго сравнительно просто сделать, хотя
и опасно. Вероятно, подобный план Мэссей обдумывал заранее. Ум
этого человека одновременно и осторожен, и — в нужное время —
решителен; когда приходит время действовать, мысль его работает
152

молниеносно. Он может долго взвешивать все за и против и быть
крайне осторожным в поступках, но если ему вдруг угрожает
опасность, он обнаруживает величайшую изобретательность и спо¬
собность молниеносно реагировать на происходящие события.
А опасность стала угрожать ему, когда он узнал, что Дорис
Мундо беременна. Некоторое время ему удавалось заставить ее
молчать. Вы теперь понимаете, кто похитил перчатки — и зачем.
Чтобы запугать бедную суеверную девушку, чтобы угрожать ей
Бог знает какими сатанинскими карами, если она раскроет свой
«грех». Зачем он украл тетиву, мы никогда не узнаем. Может
быть, он хотел предстать перед Дорис, раскручивая тетиву рукой
в железной перчатке над головой — как палач с веревкой... Кто
знает, это могло выглядеть действительно впечатляюще.
Но два дня назад тайна была обнаружена. С девушкой случилась
истерика, к ней был вызван доктор, и Мэссей понял, что, в конце
концов, она на него укажет. В этот момент, полагаю, он и думать
забыл про убийство лорда Рейли и, конечно, не стал бы душить
Дорис только для того, чтоб имя его осталось неизвестным. Это
было бы безрассудно, и это вовсе не было необходимо. Все, что
он хотел, — ограбить сейф хозяина и скрыться за границу. Он
играл по смехотворно маленькой на этот раз, но преступники часто
не брезгуют и мелочью.
План его уже был готов, когда сэр Джордж и доктор Тэйлрэйн
прибыли в замок. Мэссей расчетливо рассказал вам о причудах
лорда Рейли, связанных с шифрами сейфов. И также постоянно
обращал ваше внимание на чудачества старика и несколько раз
упоминал о письмах, которые обязательно должен написать вече¬
ром, не так ли? Именно. Когда я появился здесь, я сразу заметил,
что Мэссей ни разу не упустил возможности обронить какое-нибудь
замечание. Это было лишнее, признак дурного тона; совсем не
похоже на него — если только это поведение не объяснялось
какой-то основательной причиной.
Все письма были, конечно, уже подготовлены. Когда он уходил
наверх после обеда, он дал вам понять, что если лорд Рейли соизволит
подняться в контору, то уже задержится там надолго. Скорей всего,
лорд идти наверх и не собирался, он страшно хотел продемонстрировать
гостю свою коллекцию. Мэссей слышал, как хозяин велел доктору в
любом случае ждать его в библиотеке. Итак, Мэссей был готов к
действию, и в любую другую ночь удача бы сопутствовала ему.
Но чистая случайность смешала все его карты. Потому что
именно в этот вечер лорд Рейли занялся «клеткой для кроликов».
Он забил дверь в Главную башню, через которую его дочь бегала
на свидания с мистером Кестеваном. Естественно, он хотел насла¬
диться своей шуткой в полной мере. Откуда он узнал об этих
свиданиях — мы не знаем, может быть, ему сказала леди Рейли...
153

Фрэнсис что-то злобно проворчал, и Гонт с любопытством взгля¬
нул в его сторону.
— И что же делает лорд Рейли? Он дает Патриции достаточно
времени, чтобы подняться наверх и переодеться; он терпеливо
ждет, пока она спустится в Ружейный зал. А затем...
— Понимаю,— задумчиво сказал сэр Джордж,— он оставляет
нас за кофе в гостиной, а сам бежит в Ружейный зал.
— Верно. Патриция тем временем прячется в темноте зала,
она находится в дальнем конце его, за гобеленом, и тщетно пытается
открыть заколоченную дверь.
Лорд Рейли проскальзывает в зал. Она его не видела. Но сам
он увидел нечто, заинтересовавшее его куда больше, чем то, что
он ожидал здесь увидеть...
— И что же было? — спросил сэр Джордж.
— Он увидел свет в окне собственной спальни.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
— Там был Мэссей,— спокойно продолжал Гонт,— с фонариком —
его светом он и выдал свое присутствие. Лорд Рейли знал, что, кто бы в
его сгальне ни находился, это явно не к добру. Заходить туда не позволялось
никому. Вероятно, лорду Рейли не пришла в голову мысль о возможном
ограблении, он решил, что эго какая-нибудь любопытная служанка. Итак,
не теряя времени, он поспешил гзверх. И застал Мэссея у своего сейфа.
Фрэнсис смотрел прямо перед собой невидящими глазами, зажав
горящую сигарету в пальцах.
— И тогда,— пробормотал он,— Мэссей убил его...
— Как уже было сказано. Да. Не думаю, чтобы этот блестящий
план родился у Мэссея мгновенно, вероятно, он долго обдумывал
его. Но вряд ли собирался претворять его в действие. Может быть,
он рассчитывал сделать это позднее, той же ночью, у него была
с собой тетива. Но сейчас он был вынужден торопиться.
Теперь его планы изменились. Сначала он рассчитывал похитить
чеки и скрыться на следующий день. Теперь же ему нужно было
инсценировать явное ограбление.
Если бы он только знал, как он рискует. Ведь Патриция была
в Ружейном зале, когда он сбрасывал тело вниз, но она пряталась
за гобеленом и ничего не видела. И не слышала удара тела об
пол — мы постоянно упоминали оглушительный шум водопада.
Остальное вы знаете. Его увидела Дорис Мундо, он сунул ей
в руку жемчуга и поспешил вниз. Теперь он знал, что должен
убить ее тоже — она безусловно выдала бы его. Случай представился
ему, когда он отводил Патрицию наверх, Мэссей оставил ее в
спальне и бросился в свою комнату, где его ждала Дорис. Через
несколько минут все было кончено. Вероятно, было ошибкой ос¬
154

тавлять жемчуга в ее руке, как бы намек на то, что она была
замешана в ограблении. Но вот труп девушки выброшен в коридор
под шум граммофона, перчатки закинуты в окно ее спальни. И
осталось только навести беспорядок в конторе...
— А зачем? — поинтересовался Фрэнсис.— Он же уже похитил
чеки.
— Просто его планы изменились к этому времени. Теперь ему
нужны были явные следы ограбления. Он же уже не собирался
мгновенно скрываться. Он записал фальшивые номера чеков, чтобы
привести в исполнение давно задуманный план. Вряд ли даже такой
умный человек, как Мэссей, может так молниеносно ориентироваться
в ситуации, если он не продумывал подобные действия прежде. Он
раскидывает книги и картины по конторе — это, кстати, было со¬
вершенно лишнее — и оставляет футляр на полу посередине комнаты.
Итак, теперь остается последнее. Вот-вот обнаружат трупы лорда и
служанки, и Мэссей знает, на кого ему нужно бросить подозрение —
на Фрэнсиса Стейна. Именно тогда Мэссей пошел в вашу комнату,
мистер Стейн, и похитил пистолет. Со своими перчатками он уже
расстался, но у него было в плане еще одно рискованное предприятие.
Он был в холодном отчаянье. Мысль его работала ясно и стремительно.
Если бы он оказался в опасности, подозрение, падающее на вас, могло
бы только усугубиться.
— Рискованное предприятие? — переспросил Фрэнк.
— Ему нужно было сделать еще две вещи: он должен был
спрятать награбленное и повесить на место в стенной шкаф балахон
лорда Рейли.
Гонт неторопливо обернулся к Тэйлрэйну.
— Теперь вы поняли, доктор, почему стенной шкаф выглядел
как-то иначе, чем утром? Там висело не пять, а шесть балахонов, —
и как я вам указал — один из них был страшно измят, потому
что долгое время пролежал, скомканный, в портфеле. Там Мэссей
столкнулся с леди Рейли — с известным вам результатом.
— А чеки?
— Вы часто играли тут от скуки в Поиски Шлепанца, не так
ли? Мистер Стейн, вы обсуждали эту тему с вашей сестрой сегодня
утром?
— Да, конечно, но...
— Она сказала, куда вы всегда прятали шлепанец.
— Ну да, в какие-нибудь латы.
Гонт стукнул кулаком по ручке кресла.
— Точно! Мэссей знал об этом, как и все в доме. Он хотел
спрятать украденное там, где могли бы спрятать вы на случай,
если его планы будут расстроены. Вы понимаете? Поэтому я и
сказал, что западня, которую я приготовил преступнику, сработает
именно потому, что он постарается бросить подозрение на вас.
155

Инспектор Тэйп откашлялся. Все как-то забыли о его присут¬
ствии и теперь смутно удивились, увидев, как он высовывается из
глубокого кресла.
— Извините, сэр. Я вот хочу спросить. Вы мне сказали, что
делать, — я все сделал; вы сказали, где мне расставить людей, —
я так и расставил... Но о чем вы говорили?.. То есть, сэр, о чем
вы говорили мне сегодня в Большом зале?
— Я говорил это для Мэссея,— сонно ответил Гонт.— Только
исключительно для него.
— ...вы сказали, что нашли что-то в кармане одного из балахонов
его светлости. Какой-то листок бумаги с цифрами, номерами чеков.
Могу поклясться, что ничего подобного там не было.
— Не было,— согласился Гонт,— пока я не положил это туда.
— Извините, сэр?
— Передайте мне ту бутылку, пожалуйста, сэр Джордж... Спа¬
сибо. Инспектор, я просто проверял его. Мэссей должен был ис¬
пугаться, услышав, что я нашел листок бумаги с номерами серий
чеков, написанными рукой лорда Рейли. Он должен был испугаться,
что лорд Рейли успел записать подлинные номера. И еще я сказал
ему, что собираюсь послать телеграммы поверенным и в банк.
Естественное его движение было заполучить этот листок и
проверить, имеет ли он основания для беспокойства. Значит, ему
нужно было сопоставить найденные номера с настоящими номерами
на чеках.
Он мог, конечно, и не клюнуть на эту удочку и просто унич¬
тожить найденный листок, не проверяя номера... Я на всякий
случай посыпал пол в шкафу тальком, чтобы иметь отпечатки его
ботинок. Конечно, его было бы труднее обвинять, если бы он не
вывел нас прямо к спрятанным чекам. Но он это сделал. Ему
пришлось дождаться ночи, потому что днем в зале постоянно де¬
журил человек инспектора. Итак, он спокойно пошел прямо к нам
в руки.
— Жаль, что в последний момент он потерял голову,— после
долгого молчания задумчиво добавил Гонт.— Он мог бы произнести
блестящую речь в свою защиту на суде.
Трубка потухла. Яркий солнечный свет заливал старую библи¬
отеку. Сэр Джордж сидел, обхватив голову руками. Фрэнсис рас¬
сматривал огонек своей сигареты. Тэйлрэйн сквозь легкую дрему
увидел, как Гонт поднялся с кресла и подошел к окну. Он стоял
там неподвижно, вдали яркое солнце отражалось на спокойной
глади моря, и безмолвие древнего замка нарушалось лишь гулом
водопада да неторопливыми размеренными шагами констебля, до¬
носящимися из Большого зала.

Часть первая
ОБВИНЕНИЕ
Мы очень весело поужинали и легли поздно.
Сэр Вильям поведал мне, что старый Эдгеборроу
умер в моей комнате и что он иногда туда возвра¬
щается. Это напугало меня немного — куда меньше,
чем я притворялся, чтобы угодить своему хозяину.
Сэмюэль Пепис, 8 апреля 1661 года
Глава 1
«Один человек жил около кладбища...» — не правда ли, неплохое
начало для какой-нибудь детективной истории.
К Эдварду Стивенсу эти слова имели самое прямое отношение.
Он и впрямь жил около крошечного кладбища, которое называлось
так же, как и имение, где оно находилось, — Деспард-парк. Ну
и ко всему прочему стоит заметить, кладбище это имело весьма
дурную репутацию. Хотя, надо сказать, что до поры до времени
все это никак не касалось нашего героя...
Эдвард Стивенс ехал в курительном купе поезда, который при¬
бывал в Броуд-Стрит в 18 часов 48 минут. Ему было 32 года, и
он занимал небольшой пост в известной издательской компании
«Геральд и сын». Он снимал квартиру в городе и владел маленькой
виллой в Криспене — пригороде Филадельфии. Именно там он и
его жена, обожавшие природу, всегда проводили уик-энды. Была
пятница, Стивенс направлялся в Криспен, к своей Мэри, и вез в
кожаном портфеле рукопись нового сборника Годэна Кросса, по¬
священного знаменитым криминальным процессам.
Такова, собственно, предыстория, во всей ее простоте и про¬
заичности. День не был отмечен ничем выдающимся, и Стивенс
просто возвращался домой, как всякий счастливый человек, име¬
ющий профессию, жену и ведущий тот образ жизни, который ему
нравится.
Поезд прибыл в Броуд-Стрит вовремя. И до следующего экспресса,
которым как раз и можно было добраться до Криспена, оставалось
ровно семь минут. Экспресс этот следовал до Адм opa, а Криспен был
маленькой станцией между Хаверфордом и Брин Мором. Как Криспен
возник, почему не прилепился когда-то к этим двум более крупным
поселкам, об этом никто никогда не задумывался. А если бы даже
и задумался, то вряд ли нашел бы удовлетворительный ответ. В
Криспене было с поддюжины домов, живописно разбросанных на
склоне холма. Имелись в поселке и почта, и аптека, и даже конди¬
терский салон с чаем, почти скрытый за могучими буками, в том
самом месте, где Кингс-авеню огибает Деспард-парк.
159

Был в поселке даже магазин похоронных принадлежностей. Имен¬
но это обстоятельство всегда весьма забавляло Стивенса. Кто в таком
глухом месте решил заняться бизнесом? На витрине было мелко
выведено: «Дж. Аткинсон». Однако Стивенс никогда никого нс видел
за ее стеклами. Лишь высились над черным велюром занавесей,
прикрывавших нижнюю половину витрины, две мраморные кадки, в
каких ставят на могилы цветы. Конечно, предположить, что клиенты
станут сновать в магазин похоронных принадлежностей постоянно,
было бы по меньшей мере наивно. Однако служащие похоронных
бюро по традиции должны вести разгульный образ жизни. Тем нс
менее этого Аткинсона Стивенс никогда нигде не встречал. Это за¬
гадочное обстоятельство даже натолкнуло его на идею создания ка¬
кого-нибудь полицейского романа. В нем должен был действовать
убийца — владелец похоронного бюро, вывеска которого могла бы
служить отличным прикрытием для нескольких трупов, постоянно
находившихся в магазине.
Хотя, конечно, этот Дж. Аткинсон в конце концов все же
должен был бы обнаружить себя в Деспард-парке во время похорон
недавно почившего старого Майлза Деспарда...
Вот, пожалуй, мы и добрались до единственного убедительного
объяснения существования Криспена — причиной его возникнове¬
ния был именно Деспард-парк. Название это появилось в 1681 году.
В то время Вильям Пен создал новый штат Пенсильвания и один
из Деспардов (а фамилия эта, если верить Марку Деспарду, была
французского происхождения, правда, подвергшаяся сильному анг¬
лийскому влиянию) был пожалован обширным земельным участком.
С тех пор Деспарды и обосновались в имении. Из нынешних Деспардов
самым старшим в роду до сих пор был Майлз Деспард. Но он умер
две недели назад.
Ожидая поезда, Стивенс размышлял, придет ли поболтать с
ним сегодня вечером Марк Деспард, новый глава фамилии. Ма¬
ленькая вилла Стивенса расположилась поблизости от ограды Де-
спард-парка, и дружба возникла между ними два года назад. Хотя,
по правде сказать, Стивенс не очень-то рассчитывал повидаться
сегодня вечером с Марком и его женой Люси. Кончина старика
Майлза, страдавшего гастроэнтеритом, который он заполучил, до¬
ведя свой желудок до состояния полной дряблости сорока годами
излишеств, не стала для близких причиной уж очень глубокой
скорби. Тем более что жил старик отдельно ото всей семьи. Но
смерть всегда приносит много забот. А старый Майлз умер холо¬
стяком — Марк, Эдит и Огден Деспарды были детьми его младшего
брата. Стивенс подумал, что каждый из них унаследует очень
значительную сумму.
Экспресс прибыл, и Стивенс занял место в купе для курящих.
Смеркалось, и вся свежесть весны 1929 года ощущалась в воздухе.
160

Стивенс подумал о своей Мэри» которая» верно, уже ждала его в
Криспене в автомобиле. Но тут же мысли его невольно переклю¬
чились на рукопись, лежавшую в портфеле. Годэн Кросс (как ни
странно, это были настоящее имя и фамилия автора) был открытием
Морли, литературного директора. Кросс жил в уединении, целиком
посвятив себя описаниям знаменитых криминальных процессов.
Его большой талант и фантазия делали эти истории настолько
достоверными, что казалось, будто они написаны очевидцем. И
даже многие известные судьи заявляли, что отчет о процессе Нейла
Крима, тот самый, который упоминался в «Господах присяжных»,
мог быть изложен только кем-то из присутствовавших на дебатах.
Это дало повод «Нью-Йорк тайме» язвительно заметить, что, по¬
скольку процесс по делу Крима состоялся в 1892 году, сейчас
мистеру Кроссу 40 лет и можно предположить, что он был иск¬
лючительно рано развившимся ребенком! Слова эти стали отличной
рекламой книге.
Популярным Кросса сделал именно его дар увлекательно расска¬
зывать о процессах, сенсационных в давние времена, но неизвестных
современникам сегодня. К тому же, несмотря на документы, которые
Кросс обязательно цитировал в тексте, всегда находился какой-нибудь
рецензент, который говорил о «наглом искажении фактов». Кросс
легко доказывал обратное, делая превосходную рекламу книге.
Как раз сегодня, в пятницу, во второй половине дня Стивенса вызвал
в свой кабинет Морли и протянул ему рукопись в картонной папке:
— Вот новый Кросс. Не хотите ли почитать на уик-энде? Я
бы желал обсудить рукопись именно с вами, так как знаю, что
вы особенно цените произведения подобного рода.
— Вы ее прочли?
— Да,— сказал Морли и прибавил после некоторого колебания:—
Это, конечно, далеко не лучшее его произведение, но... — Он снова
сделал паузу. — Во всяком случае, надо будет изменить заглавие,
оно слишком длинно и наукообразно... А надо чтобы книга имела
успех... Но это мы обсудим позже. Речь идет о знаменитых отрави¬
тельницах, и факты действительно захватывающие.
— Прекрасно! Прекрасно!— Стивенс чувствовал, что Морли
чем-то озабочен.
— Вы знакомы с Кроссом?— спросил директор.
— Нет. Я лишь видел его раз или два в вашем кабинете.
— Это странный тип. В его контрактах всегда только одно
условие, но Кросс придает ему огромное значение. Хотя условие
удивительно банально. Он требует, чтобы на последней странице
обложки была обязательно помещена его большая фотография.
Стивенс прищелкнул языком ина заставленных книгами полках,
которые высились вдоль стен кабинета, быстро отыскал экземпляр
«Господ присяжных».
6 Дж Л .Карр «Сжигающий суд»
161

— Да, это странно. И может заинтриговать. Никаких деталей
биографии, только фото с именем под ним... И уже на первой
книге! — Стивенс внимательно изучил фотографию. Лицо энер¬
гичное... Лицо интеллектуала... Довольно приятное... Неужели он
настолько тщеславен, что мечтает увидеть свою физиономию на
тысячах экземпляров книг?
— Нет, — сказал Морли, покачав головой. — Это не тот
человек, который жаждет рекламы. Тут кроется какая-то другая
причина.
И снова литературный директор задержал взгляд на своем со¬
труднике, но выражение его лица уже было беззаботным.
— Как бы то ни было, возьмите эту рукопись, обращайтесь с
ней аккуратно — там вклеены фотодокументы — и зайдите ко
мне побеседовать в понедельник утром.
Вспомнив этот разговор в поезде по пути в Криспен, Стивенс
уже взялся за портфель, чтобы вынуть из него рукопись, но не
сделал этого, так как мысли его снова вернулись к старому Майлзу
Деспарду. Стивенс представил его таким, каким увидел однажды
прошлым летом, прогуливающимся в саду позади собственного дома.
«Старику» Майлзу не было и пятидесяти шести, когда его положили
в гроб, но его какая-то детская неряшливость, небрежная манера
одеваться, серые усы и то смутное желание посмеяться над ним,
которое невольно возникало у окружающих, делали его гораздо
старше, чем он был на самом деле.
Гастроэнтерит исключительно болезнен, но Майлз Деспард до
конца дней своих демонстрировал стоицизм, который вызывал вос¬
хищение миссис Хендерсон, служанки и кухарки, распоряжавшейся
домом старого холостяка. Она утверждала, что очень редко слы¬
шала, чтобы он жаловался на свои мучительные боли. Его похо¬
ронили в склепе под фамильной часовней, где покоились уже
девять поколений Деспардов, и старый камень, прикрывавший вход
в усыпальницу, был водворен на место. Одна деталь взволновала
миссис Хендерсон. Перед смертью Майлз Деспард держал в руке
обрывок шнурка, на котором на одинаковом расстоянии было за¬
вязано девять небольших узлов. Этот обрывок обнаружили под его
подушкой.
— Я нашла, что это очень хорошо,— говорила миссис Хендерсон
кухарке Стивенсов.— Можно было подумать, что это четки или
что-нибудь в этом роде. Конечно, Деспарды не католики... но все
же я нахожу, что это хорошо.
И еще одна история взволновала миссис Хендерсон, в особен¬
ности тем, что ее никто не смог объяснить. Марк Деспард, пле¬
мянник старого Майлза, рассказал о ней Стивенсу как о забавном
видении, однако нельзя было не заметить также и его некоторой
озабоченности.
162

После смерти Майлза Стивенс видел Марка лишь один раз.
Майлз умер в ночь со среды на четверг, с 12 на 13 апреля. Стивенс
очень хорошо запомнил дату, потому что они с Мэри провели ту
ночь в Криспене, хотя обычно редко жили там в будние дни/
Утром они отправились в Нью-Йорк, не подозревая о трагедии, и
узнали о ней только из газет. В субботу, вернувшись в Криспен
на уик-энд, они нанесли визит в Деспард-парк, чтобы выразить
соболезнование, но на похоронах не присутствовали, так как Мэри
испытывала непреодолимый ужас перед смертью. Стивенс повстре¬
чал Марка на следующий день вечером на Кингс-авеню.
— У миссис Хендерсон, — сказал Марк, посмеиваясь, — бывают
видения. Трудно со всей определенностью судить об их природе,
потому что она лишь туманно намекала на них двум священникам.
Однако, по ее словам, ночью, когда скончался дядя Майлз, в его
комнате была женщина, разговаривавшая с ним.
— Женщина?
— Миссис Хендерсон говорила о женщине, «одетой в старинное
платье». Заметьте, что это возможно, потому что именно в тот вечер
Люси, Эдит и я сам отправились на бал-маскарад. Люси была в
костюме мадам Монтеспан, а Эдит, я полагаю, в костюме Флоренс
Натингейл. У меня было великолепное окружение — жена, переодетая
великой куртизанкой, и сестра в костюме знаменитой сестры мило¬
сердия! Но тем нс менее все это кажется невероятным, так как дядя
Майлз, хотя и слыл милым человеком, но жил отшельником и в
свою комнату нс разрешал входить никому. Он даже нс позволял,
чтобы ему приносили еду. Когда он заболел и мы поселили в смежной
комнате сиделку, он устроил дьявольский скандал. У нас была уйма
неприятностей, прежде чем мы надоумили его запирать дверь, чтобы
сиделка не могла в любой момент войти в его комнату. Именно
поэтому видение миссис Хендерсон, каким бы правдоподобным оно
ни выглядело, кажется мне маловероятным.
Стивенс не понял, что же в таком случае беспокоит Марка
Деспарда.
— Но... я не вижу здесь ничего странного. Вы расспросили об
этом Люси и Эдит? А впрочем, раз никто не мог войти в комнату
вашего дяди, каким же образом миссис Хендерсон сумела заметить
в ней женщину?
— Миссис Хендерсон уверяет, что разглядела ее через стек¬
лянную дверь, выходящую на веранду. Обычно эта дверь занаве¬
шена. Нет, я не говорил об этом ни с Люси, ни с Эдит... — Марк
заколебался, потом продолжил с нервным смешком:— Я не говорил
с ними об этом, потому что это лишь часть видения миссис Хен¬
дерсон, которое мне очень не нравится. По ее мнению, эта женщина
в старинном наряде, поговорив недолго с дядей, повернулась и
вышла из комнаты через несуществующую дверь!
163

— История с призраками? — перебил его Стивенс.
— Я имею в виду, — уточнил Марк, — дверь, которая была
замурована лет двести назад. До сих пор призраки в Деспард-парке
не появлялись. Может, это и наивно, но я считаю, что лучше
как-нибудь обходиться без них, если хочешь принимать у себя
друзей. Нет, я скорее думаю, у миссис Хендерсон в голове что-то
помутилось.
Сказав это, он исчез в сгущавшихся сумерках...
Хотя эти два события не были никак связаны друг с другом,
Стивенс, сидя в своем купе, попытался сопоставить информацию
Марка с тем разговором, что состоялся у него с Морли в редакции...
Писатель, живущий в уединении, страстно желает видеть свою
фотографию на обложках книг, хотя слывет абсолютно нетщеслав¬
ным. Миллионер Майлз Деспард, также живший в уединении и
умерший от гастроэнтерита, под подушкой у которого находят
обрывок веревки с девятью узлами. И наконец, женщина в ста¬
ринном костюме непонятных времен, покидающая комнату через
замурованную два столетия назад дверь. Интересно, удалось ли
бы какому-нибудь автору с буйной фантазией, соединив все эти
факты соответствующим образом, написать роман?
Однако у самого Стивенса события эти в сюжет не складывались,
и он кончил тем, что выудил наконец рукопись Кросса из портфеля.
Она выглядела довольно объемистой и тщательно сложенной. Фо¬
тографии и рисунки были приколоты к листам скрепками, а все
главы сшиты по отдельности металлическими скобками. Пробежав
содержание, Стивенс раскрыл рукопись на первой странице и...
чуть не выронил папку из рук.
Он увидел старую, но очень отчетливую фотографию, под ко¬
торой прочел слова: «Мари Д’Обрэй. Гильотинирована за убийство
в 1861 году».
Это была фотография жены Стивенса.
Глава 2
Тут не было ошибки или случайного совпадения. Имя под
фотографией было именем его жены: Мари Д’Обрэй. И черты лица
были ее, застывшие в том выражении, которое так хорошо знал
Стивенс. Женщина, казненная семьдесят лет назад, без сомнения,
была родственницей его жены, ее бабкой, если иметь в виду дату
смерти и удивительное сходство. В углу губ ее темнела такая же
родинка, как и у Мэри, и она носила странный браслет, который
Стивенс сотни раз видел на руке своей жены. Вероятность увидеть
книгу издательства, в котором он работает, с фотографией собст¬
венной жены в роли знаменитой отравительницы Стивенсу пока¬
164

залась неприятной. Не потому ли Морли просил его зайти к нему
в понедельник утром?.. Нет, конечно, нет... Но все же...
Стивенс открепил фотографию, чтобы получше рассмотреть ее,
и испытал странное ощущение — такое же, какое испытывал всегда
при виде Мэри! Фотография была наклеена на плотный картон, и
время местами пожелтило ее. На обороте можно было прочесть
фамилию и адрес фотографа: «Перрите и сын, 12 улица Жан-Гу¬
жон, Париж (округ 8-й)». Ниже чернилами, которые превратились
теперь в коричневые, кто-то вывел: «Моей дорогой, дорогой Мари.
Луи Динар, 6-е января 1858 г.». Возлюбленный или муж?
Снятая по бедра на фоне нарисованных деревьев, она стояла
в неловкой позе, будто заваливаясь на сторону, и не падала лишь
потому, что опиралась рукой на маленький круглый столик, це¬
ломудренно задрапированный кружевной скатертью. Ее платье с
поднятым воротником, казалось, было сделано из темной тафты с
шелковистыми отблесками, и голову она держала слегка откинутой
назад.
Ее русые волосы были уложены несовременно, но сходство с
Мэри было поразительным. Женщина стояла лицом к объективу
и смотрела куда-то дальше, за него. Светлые глаза с тяжелыми
веками были наполнены тем выражением, которое Стивенс называл
у Мэри «ее вдохновенным взглядом». Губы были полуоткрыты в
легкой улыбке, и, несмотря на платье, скатерть и нарисованный
холст, которые придавали фотокарточке несколько слащавый от¬
тенок, вид у женщины был очень одухотворенным.
Взволнованный Стивенс опустил глаза на подпись: «Гильоти¬
нирована за убийство». Случай был удивительным.
Стивенс многое бы отдал, чтобы в конце концов все оказалось
розыгрышем, однако он догадывался, что это не так... Хотя, в
конце концов, если это и в самом деле был снимок бабки Мэри,
то в сходстве, каким бы редкостным оно ни казалось, не было
ничего странного. Она была казнена? Возможно! Но что было
потом, после ее смерти?
Хотя Стивенсы и были женаты уже целых три года, он мало
что знал о своей жене, да и никогда не интересовался, особенно
ее прошлым. Ему известно было, что Мэри родом из Канады и
что жила она там в старинном доме, похожем на Деспард-парк.
Они поженились через две недели после знакомства, повстре¬
чавшись в Париже самым романтичным образом, во дворе старой
гостиницы, совершенно пустынном, поблизости от улицы Сент-
Антуан. Стивенс забыл название улицы, где находилась гости¬
ница...
Он тогда направился в тот квартал по совету своего друга
Вельдена, преподавателя английского языка, увлекавшегося кри¬
минальными процессами. Вельден сказал Стивенсу:
165

— Вы будете этим летом в Париже? Прекрасно! Если вы дей¬
ствительно интересуетесь детективными историями, отправляйтесь
по такому-то адресу.
— И что я там увижу?
— Возможно, вы даже встретите там кого-нибудь, кто поведает
вам много интересного. Посмотрим, насколько вы удачливы.
Стивенсу не повезло — он никого не встретил, а общаясь в
дальнейшем с Вельденом, никогда больше не возвращался к этому
разговору, но он нашел там Мэри, случайно оказавшуюся на той
же самой улице. Мэри сказала тогда, что ничего не знает о месте,
в котором она очутилась. Увидев за подворотней старинный двор,
она лишь из любопытства вошла. Стивенс обнаружил ее сидящей
на краю фонтана, в центре двора, между древними каменными
плитами которого пробивалась трава. С трех сторон ее окружали
балюстрады балконов и старинные барельефы на стенах. Она тогда
была удивлена, что он обратился к ней, как к иностранке, — по
английски.
Почему Мэри ему ни в чем не призналась? Дом этот, вероятно,
был тем самым, где Мари Д’Обрэй жила в 1858 году. Затем семья
скорее всего вынуждена была эмигрировать в Канаду, и Мэри,
подталкиваемая любопытством, посетила места, где жила печально
знаменитая бабушка. Ее собственная жизнь до того времени, по
всей видимости, была очень тусклой, если £удить по письмам,
которые она получала время от времени от кузена Мэчина и
тетушки Чоуз. Иногда Мэри рассказывала Стивенсу какую-нибудь
семейную историю, но он никогда не придавал этим рассказам
большого значения. Поразмыслив обо всем этом, Стивенс решил,
что, пожалуй, в характере Мэри было довольно много странностей.
Почему, например, она не могла выносить одного только вида
самой обыкновенной воронки?
Стивенсу показалось, что Мари Д’Обрэй N9 1 усмехается,
глядя на него с фотокарточки. Почему бы не прочитать главу
о ней?
Мистер Кросс, дав своему произведению степенное название,
сразу же, казалось, постарался взять реванш в наименованиях
глав. Правда, первое из них звучало не совсем удобоваримо: «Дело
о неумершей любовнице».
«Мышьяк, — начинает Кросс одно из своих характерных нео¬
жиданных рассуждений, — был прозван ядом глупцов. Но вряд
ли можно было найти определение более неподходящее, чем это!»
Таково мнение мистера Генри Т.Ф. Родса, главного редактора
«Кемикл Пректишнэр», разделяемое, кстати, доктором Эдмоном
Локаром, директором полицейской лаборатории в Лионе. Мистер
Родс продолжает: «Мышьяк — это не яд глупцов, и неверно считать,
что его популярность вызвана отсутствием у преступников вооб¬
166

ражения. Отравитель редко бывает глуп или лишен фантазии, как
раз наоборот. И если мышьяк еще так часто используется, так это
потому, что он остается наиболее надежным ядом. С одной стороны,
медику трудно диагностировать отравление мышьяком, если у него
нет причин это подозревать. К тому же если яд дается в искусно
определенных дозах, он провоцирует симптомы, схожие с симпто¬
мами гастроэнтерита...»
— Добрый вечер, Стивенс! — вдруг услышал он голос позади
себя и едва не подпрыгнул от неожиданности.
Поезд замедлял ход, приближаясь к Ад мору.
Профессор Вельден, стоя в коридоре, рассматривал его с тем
выражением, которое можно было бы определить как любопытство,
если бы лицо его с пенсне и с маленькими усиками не казалось,
как всегда, непроницаемым. Однако природная сдержанность не
мешала профессору быть блестящим в своей работе и уметь вы¬
казывать большую сердечность. Как обычно, он был одет со строгой
элегантностью и держал в руках кожаный портфель, похожий на
портфель Стивенса.
— Не знал, что вы едете в этом же поезде! — сказал он. —
Как дома? Все в порядке? Как миссис Стивенс?
— Садитесь, — облегченно вздохнул Эдвард, обрадованный
тем, что удалось оторвать взгляд от фотографии. Вельден, который
выходил на следующей остановке, присел на подлокотник, а Стивенс
добавил: — Все хорошо... спасибо... Как ваша семья?
— Тоже неплохо. Дочь немного простудилась, но это часто
случается с весной.
В то время, когда они обменивались этими ничего не значащими
фразами, Стивенс вдруг подумал: а как бы повел себя Вельден,
обнаружив неожиданно фотографию своей жены в рукописи Кросса?
— Простите,— сказал он резко. — Вот вы интересуетсть зна¬
менитыми преступниками. А слышали вы когда-нибудь об отрави¬
тельнице по имени Мари Д’Обрэй?
— Мари Д’Обрэй?.. Мари Д’Обрэй? — повторил Вельден, вынув
изо рта дымящуюся сигару. — Ах, да! Это имя молодой девушки...
Кстати, ваш вопрос напомнил мне то, о чем я все время забывал
вас спросить...
— Она была гильотинирована в тысяча восемьсот шестьдесят
первом году.
Вельден смолк, видимо сбитый с толку.
— Тогда мы говорим о разных людях... В тысяча восемьсот
шестьдесят первом году? Вы в этом уверены?
— О! Я только что прочитал об этом в новой книге Годэна
Кросса. Вы же знаете, что вот уже два года идет дискуссия о том,
придумывает ли он факты для своих рассказов. Я тоже было
подумал...
167

— Если сам Кросс это утверждает, значит, это так,— сказал
Велвден, наблюдая через занавеску, как поезд набирает скорость. —
Но это что-то новенькое для меня. Единственная Мари Д’Обрэй, о
которой я слышал, была больше известна под фамилией мужа. Можно
сказать, что это был классический тип отравительницы. Вы помните,
как я посылал вас посмотреть ее дом в Париже?
— Помню, конечно.
— Она стала знаменитой маркизой Бренвийе и вошла в историю
как наиболее яркий пример обольстительной и одновременно пре¬
ступной дамы высшего света. Вы, вероятно, читали документы об
этом процессе... это удивительно! В то время слово «француз» стало
почти синонимом слова «отравитель». Случаи убийств с помощью
яда участились до такой степени, что был даже создан специальный
трибунал, чтобы судить отравителей... Бренвийе обвинялась в смерти
больных приюта «Отель де Дие». Я полагаю, она использовала мышь¬
як. Ее признание, зачитанное на процессе,— любопытнейшее для
современного психиатра свидетельство больной истерией. Среди других
фактов в нем содержатся заявления сексуального характера, довольно
сенсационные. Вот я вам все и рассказал!
— Мне кажется, я действительно что-то об этом читал. Когда
она умерла? — спросил Стивенс.
— Она была обезглавлена и сожжена в тысяча шестьсот семьдесят
шестом году, — сказал Вельден, поднимаясь и стряхивая пепел сигары,
упавший на куртку. — Я приехал. Если вы не придумаете на уик-энд
ничего более интересного, можете заскочить к нам. Моя жена просила
передать, что у нее есть рецепт торта, который так хотела узнать
миссис Стивенс. Всего вам доброго, мой дорогой.
Теперь Криспен был в двух минутах езды. Стивенс уложил
рукопись в картонную папку и сунул ее в портфель. Эта история
с маркизой Бренвийе, хоть она и не имела к нему никакого
отношения, совсем сбила его с толку... Он невольно несколько раз
повторил мысленно фразу: «Если давать яд в строго определенных
дозах, он провоцирует симптомы, схожие с теми, что вызывает
гастроэнтерит».
«Крис-пен!» — послышался голос, и поезд остановился.
Стивенс ступил на платформу, и свежий воздух тут же выветрил
все фантазии, туманившие его мозг. Он спустился с перрона по
бетонным ступенькам и очутился в маленькой улочке. Лавка аптекаря,
освещавшая все вокруг, стояла далеко, и было довольно темно, но
Стивенс узнал свет фар и знакомый силуэт своего «роудстэра». Си¬
девшая в машине Мэри открыла ему дверцу. Она была одета в
коричневую юбку и свитер, на плечи было наброшено светлое пальто.
Вид жены тут же разрушил неприятное впечатление, которое осталось
у Стивенса от фотографии, но он, видимо, все-таки разглядывал
жену чересчур пристально, потому что она сказала удивленно:
168

—	Ты будто витаешь в облаках! — Она рассмеялась. — Держу
пари, что ты выпил, тогда как я просто умираю от желания
пропустить стаканчик коктейля, но предпочла подождать тебя,
чтобы запьянеть вместе.
—	Я совершенно трезв, — с раздражением ответил Стивенс. —
Просто задумался.
Он посмотрел вдаль, за Мэри, чтобы понять причину слабого
свечения, которое играло бликами на ее прическе. И увидел мра¬
морные урны и занавес из черного велюра. Свет исходил из магазина
похоронных принадлежностей, внутри которого был виден непод¬
вижный силуэт мужчины, смотревшего на улицу.
— Боже мой! — воскликнул Стивенс. — Наконец-то мистер
Аткинсон!
—	Ты действительно трезв, — заметила Мэри. — Но если
будешь так долго усаживаться, то огорчишь Элен, приготовившую
нам один из тех ужинов, секрет которых известен только ей...
Разговаривая, она взглянула назад за свое плечо и тоже увидела
в витрине неподвижный силуэт.
— Аткинсон? А что он делает?
—	Ничего особенного, но я впервые вижу живую душу в этом
магазине. У него такой вид, будто он кого-то ждет.
Мэри с привычной легкостью развернула машину и быстро
направилась в сторону Кингс-авеню. Стивенсу показалось, что кто-
то позвал его по имени, но Мэри нажимала на акселератор, и
шум мотора не позволил ему с уверенностью определить, послы¬
шался ему голос или нет. Он оглянулся, но увидел лишь пустынную
улицу и ничего не сказал жене. Вновь находиться рядом с Мэри,
такой оживленной, веселой, было легко и покойно, и у него даже
мелькнула мысль — а не от переутомления ли .выдумал он все то
странное, что слышал и видел сегодня.
— Ты чувствуешь сладость в воздухе? — спросила она. —
Около большого дерева и рядом с оградой очень много крокусов,
а сегодня днем я видела и примулы! О, это восхитительно!
Она вдыхала воздух всей грудью, откинув назад голову.
— Устал? — спросила она.
— Вовсе нет.
— В самом деле?
— Конечно, зачем мне тебя обманывать!
— Тед, дорогой, не надо так кричать, — немного огорченно
попросила она. — Тебе нужен хороший коктейль, Тед... Давай
никуда не пойдем сегодня вечером.
— Давай. Но почему ты об этом просишь?
Мэри смотрела прямо перед собой, слегка нахмурив брови.
— Марк Деспард звонил сегодня несколько раз. Он хочет встре¬
титься с тобой. Он сказал, что это очень важно, и не стал ничего
169

уточнять, но я думаю, это касается его дяди Майлза. Мне пока¬
залось, что Марк был чем-то очень взволнован...
Она посмотрела на Стивенса с тем выражением, которое он
так любил. Ее лицо казалось освещенным внутренним огнем и
было необычайно красиво.
— Тед, ты ведь не пойдешь, правда?
Глава 3
— Ты же знаешь, что я всегда с удовольствием остаюсь дома,
если есть возможность, — машинально ответил Стивенс. — Все
будет зависеть от того, что Марк...
Он не закончил, не совсем представляя, что же собирался сказать.
Бывали моменты, когда ему казалось, что Мэри вдруг как бы исчезает
и рядом с ним остается лишь ее пустая оболочка... Может быть,
сейчас это почудилось ему из-за света уличных фонарей. Сразу же
забыв о Марке Деспарде, Мэри принялась рассуждать об обивке
мебели, которая подошла бы для их квартиры в Нью-Йорке.
Стивенс подумал, что, когда они станут пить коктейль, он
расскажет ей обо всех своих сегодняшних переживаниях, они вместе
посмеются над ними и забудут. Он попытался вспомнить, читала
ли Мэри что-нибудь написанное Кроссом. Обычно она просматри¬
вала все, что приносил для себя Стивенс. «Любопытно, — подумал
он, — что запоминались ей одни лишь какие-то мелочи, касающиеся
или героев или тех мест, где происходило действие».
Стивенс повернулся к жене. Манто соскользнуло с ее плеч, и
на левом запястье он увидел знаменитый браслет, чеканную дра¬
гоценность, застежка которой была сделана в виде головы кота с
рубином во рту.
— Ты когда-нибудь читала книги Кросса?
— Кросса? А кто это?
— Он пишет о криминальных процессах.
— О! Узнаю тебя... Нет. Но не вижу в этом ничего странного.
Тебе же известно, что у меня нет болезненного воображения, как
у некоторых, — лицо ее стало серьезным. — Как, например, у
Марка Деспарда, доктора Вельдена и у тебя. Вы чересчур увле¬
каетесь убийствами и всякими этими страшными вещами... Ты не
считаешь, что в этом есть нечто нездоровое?
Стивенс был ошеломлен. Он никогда не слышал раньше от
Мэри подобных рассуждений. В ее словах было столько неискрен¬
ности, фальши...
Он взглянул на нее снова и понял, что она говорит серьезно.
— Один высокопоставленный чиновник сказал однажды, —
заметил он, — что до тех пор, пока американцев будут интересовать
преступления и адюльтеры, страна вне опасности. Тебе не нравится,
170

как ты говоришь, мой болезненный вкус? Ну что ж. Попробую
предложить тебе новую рукопись Кросса. Может быть, и твой вкус
изменится. Она об отравительницах, среди них есть даже некая
Мари.
—	Да? А ты ее прочел?
—	Нет, только взглянул.
Мэри больше не проявила ни малейшего любопытства, как-то
сразу перестала говорить о рукописи и, нахмурив брови, повернула
на дорогу, которая вела к их дому.
Стивенс вылез из машины, чувствуя голод и холод. Свет весело
пробивался сквозь занавески, в воздухе ощущался запах зелени и
аромат сирени. Позади виллы поднимался небольшой холм, по¬
крытый леском, с оградой Деспард-парка на вершине.
Они вошли; направо от холла располагалась жилая комната с
софой и креслами, обитыми оранжевой тканью в разноцветных
обложках, и хорошей копией Рембрандта над камином. Налево,
за стеклянной дверью, была столовая, там Стивенс увидел хло¬
потливую пухленькую Элен.
Мэри взяла у него шляпу, портфель, и он поднялся на второй
этаж, чтобы освежить руки и лицо. Умывание подействовало на
Стивенса благотворно; весело насвистывая, он начал спускаться по
лестнице, но вдруг остановился. Отсюда хорошо был виден его пор¬
тфель, лежавший на маленьком телефонном столике. Никелированный
замок слегка поблескивал, и Стивенс обнаружил, что он открыт.
У него возникло ощущение, что кто-то шпионит за ним в его
собственном доме. Это показалось ему ужасным. Чувствуя нелов¬
кость, он приблизился к столику и быстро проверил рукопись.
Фотографии Мари Д’Обрэй в ней не было.
Даже не дав себе времени обдумать все происшедшее, Стивенс
тут же прошел в гостиную. Ему почудилось, что в ней что-то
изменилось. Мэри с пустым стаканом в руке полулежала на софе,
рядом стоял круглый столик на одной ножке, на нем располагался
сервиз с коктейлями. Лицо ее было порозовевшим, жестом она
указала мужу на другой стакан.
— Ты напрасно теряешь время. Выпей и почувствуешь себя
гораздо лучше.
Стивенс глотал, чувствуя, что Мэри изучает его. Но мысль эта
показалась ему настолько отталкивающей, что он поспешил отде¬
латься он нее, налил себе второй коктейль и залпом выпил его.
— Скажи-ка, Мэри, тебе не кажется, что этот дом номер один
по Кингс-авеню весьма странный? Ты знаешь, я бы не удивился,
если бы увидел однажды между занавесками руки призрака или
если бы там обнаружились трупы в шкафах. Кстати, ты не знаешь
кого-нибудь, кто бы жил в прошлом веке, носил твое имя и имел
привычку отравлять людей мышьяком?
171

Она, нахмурившись, поглядела на него.
— Тед, о чем ты, черт побери! Сегодня ты мне кажешься совер¬
шенно ненормальным. — Она смешалась, потом рассмеялась: — Ты
думаешь, я отравила твой коктейль?
— Этого бы я тебе не простил! Но все же, каким бы нелепым
ни показался тебе мой вопрос, ответь мне: ты когда-нибудь слышала
о женщине, которая жила в прошлом столетии, была как две капли
воды похожа на тебя и даже носила браслет с головой кота —
точно такой же, как у тебя?
— Тед, в самом деле, что все это означает...
Стивенс решил оставить свой легкомысленный тон.
— Послушай, Мэри. Давай не будем делать тайну из этой
истории. Может, все это ерунда, однако кто-то решил глупо по¬
шутить, всунув твою фотографию в костюме середины девятнад¬
цатого века в книгу вместо портрета женщины, которая, судя по
всему, отравила половину своих знакомых. В этом нет ничего
удивительного, Кросс не впервые выступает в роли плохого шут¬
ника. Тем не менее я снова задаю тот же вопрос и прошу ответить
прямо: кто такая Мари Д’Обрэй? Это одна из твоих родственниц?
Мэри поднялась. Он не заметил в ней ни гнева, ни удивления,
она смотрела на мужа с выражением взволнованной озабоченности.
— Тед, я стараюсь понять тебя, потому что, мне кажется, ты
говоришь серьезно. Была ли в прошлом веке некая Мари Д’Обрэй?..
Имя довольно распространенное, ты знаешь... Она отравила мно¬
жество людей, и ты полагаешь, что я и она — это одна и та же
женщина? Поэтому ты играешь в Великого инквизитора? Если я
та самая Мари Д’Обрэй,— она взглянула в зеркало через свое
плечо, и на мгновение Стивенсу показалось, что в нем отразилось
нечто странное, — можно считать, что для моего возраста я пре¬
красно сохранилась!
— Я ничего не утверждаю. Я просто спрашиваю тебя, нет ли
среди твоих предков...
— Предков... Нет, Тед, приготовь-ка лучше еще один коктейль.
Твои выдумки сведут меня с ума!
— Хорошо, давай больше не будем об этом. Остается только
надеяться, что уважающее себя издательство не позволит, чтобы
его дурачили, подсовывая сомнительные фотографии... Посмотри
мне в глаза, Мэри! Ты не открывала несколько минут назад мой
портфель?
— Нет.
— Ты не открывала мой портфель и не брала оттуда фотографию
Мари Д’Обрэй, которая была гильотинирована в тысяча восемьсот
шестьдесят первом году за убийство?
— Конечно же нет! — она наконец вышла из себя. — О, Тед! —
Голос ее дрогнул. — Что означает вся эта история?
172

— Кто-то вынул фотографию. Она исчезла из рукописи. Кроме
нас и Элен, здесь больше никого не было. Значит, какой-то та¬
инственный волшебник проник в дом, пока я находился наверху.
Другого объяснения я не вижу... Адрес Кросса написан на титульном
листе. Надо позвонить ему и спросить, не будет ли он возражать,
если мы обойдемся в книге без фото... Но тогда все равно я должен
буду вернуть ему снимок...
—	Мадам, стол накрыт, — появившись на пороге, объявила Элен.
И в тот же миг раздался стук молоточка на входной двери.
В этом не было ничего странного, такое случалось дюжину раз
в день, но Стивенс ощутил нечто вроде шока.
Элен, ворча, отправилась открывать.
—	Мистер Стивенс дома? — послышался голос Марка Деспарда.
Стивенс встал. Мэри не двинулась с места, и лицо ее оставалось
бесстрастным. Проходя мимо жены, Стивенс неожиданно для себя
наклонился к ней, взял ее руку и поцеловал. Затем он направился
к двери, собираясь как можно любезней встретить Марка Деспарда,
пригласить его за стол и предложить коктейль.
С Марком вошел еще один человек, похожий на иностранца.
Железный кованый фонарь освещал холл, светлые волосы Марка,
разделенные посередине пробором, и его светло-голубые глаза. Марк
был адвокатом и продолжал дело своего отца, умершего шесть лет
назад, но клиентов у него было немного. Он объяснял это тем,
что не мог отказать себе в удовольствии подметить и дурное и
хорошее в одном и том же поступке, а клиентам не очень-то
нравится, когда им говорят правду. В своем любимом Деспард-парке
Марк одевался всегда одинаково — в охотничью куртку, флане¬
левую рубашку, вельветовые брюки и сапоги на шнурках.
Он мял шляпу в руках, оглядываясь вокруг.
— Очень сожалею, но я бы не решился обеспокоить вас, если
бы повод для моего вторжения не был важности чрезвычайной и
не терпел отлагательств...
Марк повернулся к сопровождавшему его человеку. Тот был
ниже и мельче Марка. Его лицо с энергичными чертами, несмотря
на глубокую крестообразную морщину между бровей, казалось
приятным. На нем было хорошо сшитое пальто из дорогого мате¬
риала. Человек этот был из тех, что запоминаются.
— Позволь представить тебе своего старинного друга, доктора Пар¬
тин гтона, — живо продолжал Марк, в то время как спутник по-преж¬
нему молчал. — Мы бы хотели поговорить с тобой наедине, Тед.
Возможно, разговор предстоит долгий, но я подумал, что если ты
узнаешь о его причинах, то, конечно, не будешь возражать, если час...
— Хэлло, Марк, — воскликнула Мэри со своей обычной улыб¬
кой.— Конечно, мы можем подождать с ужином. Проходите в
кабинет Теда.
173

После обмена приветствиями Стивенс провел обоих мужчин в
свой кабинет, который находился по другую сторону от холла. Это
была маленькая комнатка, и казалось, что они заполнили ее це¬
ликом.
Марк тщательно прикрыл дверь и прислонился к ней спиной.
— Тед, — сразу начал он, — мой дядя Майлз был убит.
— Марк, ты...
— Его отравили мышьяком...
— Присаживайтесь, — указал Стивенс гостям на кожаные крес¬
ла, сам устроился за свой стол и спросил: — Кто это сделал?
— Я знаю одно — совершить убийство мог только кто-то из
своих, — вздохнув, сказал Марк. — А теперь, когда тебе известна
суть дела, постараюсь объяснить, почему я обратился именно к
тебе. — Его светлые глаза уставились на лампу. — Есть одна
проблема, которую я хочу, вернее должен, разрешить. Но мне
необходима помощь трех человек. Двоих я уже нашел, и ты третий
из тех, на кого я мог бы положиться. Однако, если ты согласишься,
я сразу же попросил бы тебя дать мне обещание: что бы мы ни
обнаружили, полиция не должна узнать ничего.
— Ты не хочешь, чтобы преступник был наказан? — проговорил
Стивенс, разглядывая ковер, чтобы скрыть замешательство.
— О нет! — с жаром произнес Марк. — Но мы живем в
странное время, которое мне не очень подходит. Я не люблю,
когда вмешиваются в мои личные дела, и тем более мне совсем
не хочется, чтобы они потом вылезали на страницы газет. Поэтому,
совершено преступление или нет, полиция, я надеюсь, в это дело
не сунется. Сегодня ночью, если, конечно, ты согласишься, мы
проникнем в склеп, откроем гроб моего дяди и проведем вскрытие.
Мы должны проверить, есть мышьяк в его теле или нет. Хотя
лично я уже сделал для себя вывод. Видишь ли, уже больше недели
я знаю, что дядя Майлз был убит, но ничего пока не смог пред¬
принять, так как все должно быть проверено в тайне, а ни один
врач... я хотел сказать...
Тут Партингтон приятным голосом прервал его:
— Марк намеревался сказать, что ни один врач, дорожащий
своей репутацией, не рискнул бы провести вскрытие в подобных
обстоятельствах. Поэтому он и обратился ко мне.
— Я не это имел в виду!
— Я все прекрасно понимаю, мой дорогой, но лучше сразу
уточнить, почему я участвую в этом предприятии, — уже обращаясь
к Стивенсу, сказал Партингтон. — Ровно десять лет назад я был
помолвлен с сестрой Марка Эдит. Я был хирургом с довольно
приличной практикой в Нью-Йорке. И тут я согласился сделать
один аборт — не имеет значения по каким причинам, но вовсе
не из дурных побуждений. ?Операция получила огласку, о ней
174

писали газеты, и я, естественно, был изгнан из цеха врачей.
Трагедией для меня это не стало — у меня есть состояние. Но
Эдит до сих пор уверена, что та женщина, которой я помог, была...
Короче, это старая история. С тех пор я живу в Англии, и довольно
комфортно. Но вот неделю назад Марк телеграфировал мне, просил
приехать, указав, что все объяснит при встрече, я сел на первый
пароход, и вот я здесь. Теперь, после моих объяснений, вы знаете
о деле ровным счетом столько же, сколько и я.
Стивенс встал, взял из шкафа бутылку виски, сифон и три
стакана.
— Марк, — вымолвил он, — я готов пообещать тебе хранить
тайну, однако предположим, что твои подозрения подтвердятся. И
окажется, что твой дядя действительно был убит. Как ты поступишь
дальше?
Марк закрыл рукой глаза.
— Не знаю! Я буквально схожу с ума. Как я поступлю? Со¬
вершать новое преступление, чтобы отомстить за первое? Нет уж,
спасибо, я не настолько обожал своего дядю, чтобы пойти на это...
Но все равно мы должны знать! Мы не можем жить рядом с
убийцей, Тед. И потом, дядя Майлз скончался не сразу. Он долго
страдал, и кто-то упивался его мучениями. Кто-то в течение дней,
может быть недель, травил его мышьяком, и невозможно ничего
доказать, потому что симптомы отравления схожи с признаками
гастроэнтерита, которым он действительно болел. Перед тем как
дядя почувствовал себя настолько плохо, что мы решили нанять
для него сиделку, он попросил нас поднимать ему пищу на подносе
к себе наверх, но он не терпел, чтобы даже Маргарет, наша
служанка, входила в его комнату. Дядя Майлз попросил ставить
поднос на маленький столик у дверей в его комнату, сказав, что
сам будет забирать его тогда, когда сочтет нужным! Поднос иногда
оставался у двери довольно долгое время. И значит, любой из
домашних или даже из гостей мог развлекаться тем, что посыпал
его еду мышьяком, но... — Марк, сам того не замечая, возвысил
голос, — но в ночь, когда он умер, все было совершенно иначе,
и я хочу знать все до конца, пусть даже окажется, что мой дядя
был убит моей собственной женой!
Стивенс, собиравшийся взять коробку сигар, замер с протянутой
рукой. Люси! Перед его глазами возникла жена Марка с привет¬
ливым лицом, янтарными волосами, с ее обычной веселостью...
Люси! Невероятно!
— Я понимаю, о чем ты думаешь, — заметил Марк, сверкая
глазами. — Тебе мои слова кажутся дикими, не так ли? Я знаю
это. Тем более что в ту ночь Люси была со мной на костюмиро¬
ванном балу в Сент-Дэвиде. Но есть также и некоторые другие
свидетельства, которые необходимо опровергнуть, чтобы доказать
175

ее невиновность. Не пожелал бы тебе оказаться когда-нибудь в
моем положении! Я должен знать, кто убил дядю Майлза, чтобы
понять, кто пытается скомпрометировать мою жену! И вот тогда,
я тебя уверяю, будет очень скверно.
Ни Стивенс, ни врач не притронулись к виски. Лишь Марк
налил себе в стакан, опустошил его одним махом и продолжал:
— Миссис Хендерсон — наша гувернантка и повар — видела,
как было совершено преступление. Она заметила, как была дана
последняя доза яда. И судя по ее словам, убийцей могла быть
только Люси.
Глава 4
— Ты воспринимаешь ситуацию разумно, — сказал Партингтон,
наклонившись вперед. — Я думаю, это хороший признак. Но не
кажется ли тебе, что эта старая женщина...
Стивенс налил виски с содовой, которое врач принял с той
величественной непринужденностью, которая выдавала в нем за¬
коренелого пьяницу.
— Все возможно в подобном деле, — устало вымолвил Марк. —
В одном я уверен: миссис Хендерсон не лжет и не разыгрывает
нас. Да, она обожает сплетни, но они с мужем живут с нами еще
с тех пор, когда я был ребенком. Она вырастила Огдена. Ты
помнишь моего брата Огдена? Он учился в колледже, когда ты
уехал в Англию... Нет, миссис Хендерсон слишком привязана к
нашей семье и очень любит Люси. К тому же она не знает, что
дядя Майлз был отравлен. Она уверена, что он скончался от
болезни желудка и что ее загадочное видение — пустяк. Именно
поэтому мне стоило большого труда заставить ее молчать об этом.
— Минутку, — перебил Стивенс, — ты говоришь об истории
с таинственной дамой в старинном платье, исчезнувшей через
замурованную дверь?
— Да, — с некоторым смятением согласился Марк. — Именно
это делает всю историю безумной! Помнишь твою реакцию, когда я
тебе рассказал о ней несколько дней назад? Я хочу прояснить вам
кое-что до ее начала, — сказал Марк, вынув портсигар и принявшись
по обыкновению разминать сигарету. — Вначале немного об истории
нашей семьи. Парт, ты когда-нибудь видел дядю Майлза?
— Нет, — сказал Партингтон, подумав. — В те времена он
путешествовал по Европе.
— Дядя Майлз и мой отец родились с разницей в один год,
один в апреле тысяча восемьсот семьдесят третьего года, второй в
марте тысяча восемьсот семьдесят четвертого.- Потом вы поймете,
почему я все это уточняю. Мой отец женился в двадцать один
год, дядя умер холостяком. Я родился в девяносто шестом году,
176

Эдит в девяносто восьмом, а Огден в тысяча девятьсот четвертом.
Наше состояние, как вы знаете, имеет земельное происхождение,
и Майлз унаследовал от него большую часть. Но отец от этого
никогда не страдал, так как его дело приносило ему хороший доход
и он всегда оставался оптимистом. Он умер шесть лет назад от
заболевания легких, а моя мать, ухаживая за ним, заразилась от
него и последовала за ним в могилу.
— Я помню их, — сказал Партингтон, печально прикрыв рукой
глаза, но по тону его можно было предположить, что эти воспо¬
минания не особенно тревожат его.
— Я рассказываю вам все это, чтобы показать, насколько проста
ситуация. Никакого соперничества, семейной ненависти. Дядя был
прожигателем жизни, но делал это элегантно, так, как умели
заниматься этим в прошлом веке, и я со всей определенностью
могу сказать, что у него не было врагов. Он кончил тем, что
удалился от всего мира. И если кто-то и отравил его, то это могло
случиться только из садистского желания видеть, как умирает
человек... Или... или из-за денег, конечно! Но если из-за денег,
то мы все под подозрением, и я в первую очередь! Каждый из
нас наследует крупную сумму, и все знали об этом. Как я уже
сказал, Майлз и отец родились с такой маленькой разницей, что
воспитывались почти как близнецы и были очень привязаны друг
к другу. Семейная ситуация была самая мирная, когда кто-то
принялся подсыпать яд в пищу моего дяди.
— Я хотел бы задать два вопроса, — вмешался Партингтон.—
Во-первых, какие у тебя есть доказательству, что ему подсыпали
именно мышьяк? Во-вторых, ты дал нам понять, что в старости у
твоего дяди появилась довольно странная манера запираться в
своей комнате. Когда это началось?
Марк немного поколебался, прежде чем ответить.
— Здесь довольно легко создать ложное мнение, — сказал
он. — Я бы не хотел делать этого. Не подумайте, будто дядя
сошел с ума или впал в детство... Нет, изменение было куда
более неуловимым. Мне кажется, я впервые заметил это лет
шесть назад, когда он вернулся из Парижа после смерти моих
родителей. Это был уже не тот дядя, которого я знал: он казался
рассеянным, озабоченным, словно человек, у которого какая-то
идея засела в голове. Тогда у него еще не было привычки
запираться в своей комнате на целый день, это началось позже...
Тед, когда вы поселились здесь?
— Где-то около двух лет назад.
— Да, ну вот, примерно месяца два спустя после вашего приезда
сюда у моего дяди и начались странности. Он спускался, чтобы
позавтракать, делал круг по саду, куря сигару, когда погода была
хорошей, и проводил некоторое время в картинной галерее. Все
177

это он проделывал с видом человека, который занят своими мыслями
и не замечает окружающих. В полдень дядя возвращался в свою
комнату и больше из нее не выходил.
— И чем он там занимался? — нахмурившись, спросил Пар-
тингтон. — Он читал? Изучал что-то?
— Нет, не думаю, это было не в его привычках. Если верить
домашним слухам, он сидел в кресле, глядя в окно, или развлекался
тем, что примерял свою одежду, и ничего лучшего придумать не
мог. У него всегда был очень богатый гардероб, и он очень гордился
своей былой элегантностью. Примерно шесть недель назад он начал
страдать от желудочных спазмов, сопровождаемых рвотой. Но и
слышать не хотел о том, чтобы показаться врачу. Дядя уверял,
что у него уже случалось подобное и что припарка и бокал шам¬
панского быстро избавят его от болезни. Потом у него случился
такой сильный приступ, что мы поспешно вызвали доктора Бейкера.
Тот определил гастроэнтерит. Мы пригласили сиделку. Совпадение
это или нет, но дядя тут же почувствовал себя много лучше, и в
начале апреля состояние его здоровья уже не внушало больше
никакого опасения. Вот таким образом мы и подошли к ночи
двенадцатого апреля.
В то время в доме нас жило восемь человек. Люси, Эдит, Огден,
я, затем старый Хендерсон — ты помнишь его, Парт? Он при¬
вратник, садовник, одним словом, мастер на все руки. Миссис
Хендерсон, мисс Корбет, сиделка, и Маргарет, горничная. Факти¬
чески вышло так, что почти все отсутствовали в тот вечер. Люси,
Эдит и я отправились на бал-маскарад, как я уже говорил. Миссис
Хендерсон, обожающая быть крестной матерью, уехала на неделю
на крестины. Двенадцатое — это была среда — был также выходной
день мисс Корбет. У Маргарет намечалось неожиданное свидание
с любовником, по которому она сходила с ума, и ей не стоило
большого труда уговорить Люси отпустить ее. Огден уехал в город
на какую-то вечеринку. Следовательно, дома остались только ми¬
стер Хендерсон и дядя. Эдит, кстати, возражала против этого,
уверяя, что только женщина знает, что надо делать с больным.
Она даже собиралась остаться, но дядя Майлз и слушать ни о чем
не желал. Миссис Хендерсон в тот самый вечер возвращалась
поездом, который прибывал в Криспен в 21.25. Однако для Эдит
это стало еще одним поводом для беспокойства, так как Хендерсон
собирался встретить жену на «форде», и дядя с десяток минут
должен был остаться один. Когда Огден, которому надоели все
эти споры, заявил, что дождется возвращения миссис Хендерсон,
и пусть об этом больше не говорят! Маргарет и мисс Корбет
уехали рано, Корбет оставила инструкции для миссис Хендерсон
на случай, если что-нибудь случится. Люси, Эдит, Огден и я
легко поужинали около восьми часов. Дядя Майлз сказал, что
178

есть не хочет, но согласился выпить стакан теплого молока. Люси
принесла ему его на подносе, пока мы одевались. Я очень хорошо
помню эту деталь, потому что Эдит встретила ее на лестничной
площадке и сказала: «Ты даже не знаешь, где что находится в
твоем собственном доме! Ты же взяла сыворотку!» Но обе попро¬
бовали и обнаружили, что все в порядке.
Стивенс хорошо представил себе эту сцену. Свежая и милая
Люси и более зрелая, прекрасная Эдит спорят из-за стакана молока
спокойно, так как между обитателями Деспард-парка никогда не
существовало трений. А молодой Огден иронически наблюдает за
ними, засунув руки в карманы. У Огдена не было выдержки и
серьезности Марка, но все же это был неплохой мальчик.
Стивенс не мог отделаться от мысли: «А помню ли я с точностью,
где мы с Мэри были в тот вечер?» Он, кажется, знал ответ, но
этот ответ ему не нравился. Они как раз находились в коттедже,
в Криспене, хотя не имели обыкновения приезжать сюда в середине
недели. Но Стивенсу тогда надо было отправиться в Стрентон по
издательским делам в Риттенхаус Мэгэзин. Итак, он и Мэри провели
ночь в загородном коттедже, уехали в Нью-Йорк рано утром и
узнали о смерти старого Майлза только два дня спустя. Стивенс
вспомнил, что в тот вечер никто не зашел к ним, они провели
его очень тихо и легли спать рано...
Размышляя обо всем этом, Стивенс слушал рассказ Марка.
— Итак, я повторяю, молоко было хорошим. Люси поднялась
постучать в комнату дяди и собиралась оставить поднос на ма¬
леньком столике, как обычно, но дядя Майлз открыл дверь и сам
взял поднос из ее рук. Он выглядел намного лучше, и самое
главное, на лице его не было того озабоченного выражения, к
которому мы все уже привыкли. В тот вечер на нем был голубой
старомодный халат из шерстяной ткани с белым воротничком, на
шее был повязан платок. Эдит спросила дядю: «Вы уверены, что
можете обойтись без нас? Вы помните о том, что мисс Корбет
уехала и никто не услышит вас, если вы будете звонить? Если
вам понадобится что-нибудь, придется позаботиться о себе самому...
Я боюсь, что вы не сумеете это сделать. Может быть, оставить
записку для миссис Хендерсон и попросить ее, чтобы она посидела
в коридоре?..»
Дядя прервал ее, спросив: «Вас не будет до двух или до трех
часов ночи?.. Не думайте больше об этом, моя дорогая. Уезжайте
спокойно, я чувствую себя хорошо». В этот момент кот Эдит
Иоахим, который вертелся здесь же на площадке, пробрался в
комнату дяди. Дядя очень любил кота и сказал, что компании
Иоахима ему будет совершенно достаточно. Он пожелал нам
хорошо провести вечер и закрыл дверь, а мы отправились оде¬
ваться.
179

Стивенс вдруг задал вопрос, который на первый взгляд всем
показался нелогичным:
— Ты, кажется, говорил, что Люси отправилась на этот маскарад
в костюме мадам де Монтеспан?
— Да... по крайней мере, так считается. — Марка этот вопрос,
казалось, застал врасплох, и он пристально уставился на Стивен¬
са.— Эдит, не знаю почему, очень хотела, чтобы это была мадам
де Монтеспан... может быть, этот образ казался ей наиболее за¬
бавным. Кстати, платье сшила сама, скопировав с одного из пор¬
третов из нашей галереи. Я имею в виду современницу мадам де
Монтеспан; ее, правда, трудно разглядеть, так как почти все лицо
и часть плеча на портрете размыто чем-то вроде кислоты. Я помню,
однажды мой дед рассказывал, как пытались отреставрировать
холст, но это оказалось делом невозможным. Как бы то ни было,
точно установлено, что это работа Кнеллера, поэтому картину
оставили в том виде, в каком она есть. Это портрет некой маркизы
де Бренвийе... Что с тобой, Тед? — нервно воскликнул Марк.
— Надо поужинать, вот и все, — сдержанно ответил Стивенс.—
Продолжай... Ты имеешь в виду знаменитую французскую отра¬
вительницу девятнадцатого века? Как же получилось, что у вас
есть ее портрет?
Партингтон пробурчал что-то и на этот раз без колебаний
налил себе еще один стакан виски.
— Насколько я помню, — сказал он, — маркиза каким-то
образом связана с одним из твоих предков?
— Да, — нетерпеливо ответил Марк. — Наша фамилия была
англизирована. Она французского происхождения и писалась Де-
спре. Но маркиза ни при чем. Я просто хотел сказать, что Люси
скопировала ее платье и сшила его за три дня. Мы покинули дом
около девяти тридцати. Эдит была в костюме Флоренс Найтингейл;
я, если верить портному, в костюме дворянина, со шпагой на боку.
Мы сели в машину, а Огден, стоя у дверей, сопровождал наш
отъезд ироническими комментариями. На аллее нам навстречу
попался «форд», возвращавшийся с вокзала с миссис Хендерсон.
Бал получился не очень удачным, веселья было мало. Я жестоко
скучал и почти весь вечер просидел, но Люси танцевала. Мы
возвратились домой после двух часов. Была очень красивая ночь
с яркой луной. Эдит порвала юбку или еще что-то и была не в
духе. Но Люси напевала во время всего обратного пути. Когда я
ставил машину в гараж, я видел «форд», а вот «бьюика» Огдена
еще не было. Я отдал ключи от входной двери Люси, и они с
Эдит пошли открывать дверь. Мне захотелось немного прогуляться
и подышать свежим воздухом, так как я очень люблю ночной
Деспард-парк. Но Эдит окликнула меня у дверей, и я догнал их
в холле.
180

Люси, задержав руку на выключателе, с испуганным видом
смотрела на потолок: «Я только что слышала ужасный звук...»
Холл очень старый, деревянные панели громко скрипят, но на этот
раз было что-то другое. Я бросился по лестнице наверх, площадка
второго этажа была погружена в темноту. У меня возникло не¬
приятное чувство, что там кто-то есть...
Пока я нащупывал выключатель, послышался звук ключа, по¬
ворачивающегося в замочной скважине, и дверь в комнату дяди
Майлза наполовину приоткрылась. Слабый свет внутри комнаты
освещал дядю, и силуэт его выглядел в проеме словно китайская
тень. Он стоял, согнувшись пополам, одна рука была на животе,
вторая вцепилась в наличник двери. Я видел, как вздулись вены
на его лбу. Ему наконец удалось немного распрямиться, кожа на
его лице показалась мне похожей на пергамент, натянутый на
кончик его носа, глаза, казалось, увеличились в два раза, и пот
увлажнял лоб. Дыхание его было прерывистым и мучительным.
Я думаю, что он видел меня, но говорил он, казалось, ни к
кому специально не обращаясь: «Я больше не могу!— простонал
он.— Я слишком страдаю! Я вам повторяю, что больше не могу
этого выносить!»
Он сказал это по-французски!
Я бросился к дяде, чтобы поддержать его. Не знаю, почему он
отбивался, но все же мне удалось довести его до кровати. Он
смотрел на меня, словно пытаясь понять, кто перед ним, как будто
лицо мое было для него незнакомым. Вдруг он сказал тоном ис¬
пуганного ребенка: «О, и ты тоже!» Мне стало очень жаль дядю,
так как в голосе слышалось страдание. Затем ему как будто стало
легче. Страх его понемногу прошел, он пробормотал что-то, на
этот раз по-английски, насчет «этих таблеток в ванной комнате,
которые его успокаивают» и попросил меня пойти поискать их.
Дядя имел в виду таблетки веронала, которые мы давали ему
во время предыдущего приступа. Люси и Эдит, побледневшие,
стояли на пороге комнаты, и Люси тут же побежала за вероналом.
Мы все понимали, что он при смерти, но не думали ни о каком
отравлении, мы решили, что это просто сильнейший приступ га¬
строэнтерита. Я попросил Эдит позвонить доктору Бейкеру, и она
тотчас ушла. Меня очень тревожило выражение дядиного лица,
казалось, что его что-то очень испугало или даже что он видит
нечто ужасное...
Пытаясь отвлечь его от страданий, я спросил:
— Сколько времени вы в таком состоянии?
— Три часа, — ответил он, не открывая глаз.
Он лежал на боку, и подушка приглушала его голос.
— Но почему вы никого не позвали, почему не подошли к
двери?
181

— Я не хотел, — проговорил он в подушку. — Я знал, что
это наступит раньше или позже, и решил не жить больше в
ожидании, оно невыносимо.
Казалось, теперь он совсем пришел в себя и смотрел на меня
словно откуда-то издалека. Лицо его снова изобразило испуг, и
дыхание снова стало шумным.
— Марк, я умираю...
Я глупо протестовал, и он добавил:
— Не говори ничего, слушай меня, Марк, я хочу, чтобы меня
похоронили в деревянном гробу. Ты слышишь: в деревянном гробу.
Я хочу, чтобы ты обещал мне это!
Он обреченно настаивал на своем, схватившись за мою куртку,
и не обращал внимания на Люси, которая принесла ему веронал
и стакан воды. Он повторял без перерыва «деревянный гроб, де¬
ревянный гроб». Потом дядя с трудом, так как у него была сильная
тошнота, проглотил таблетки и, пробормотав, что ему холодно,
попросил покрывало. Оно было сложено в ногах кровати. Ни слова
не говоря, Люси взяла его и накрыла дядю.
Я поглядел вокруг, пытаясь найти еще что-нибудь, чем можно
было бы покрыть его. В комнате стоял большой шкаф для одежды,
где висели в ряд его костюмы. Дверца шкафа была слегка приот¬
крыта, и я подумал, что, может быть, на верхней полке есть
какие-нибудь покрывала. Там ничего не оказалось, но я обнаружил
нечто другое.
Внизу шкафа, перед многочисленными аккуратно поставленны¬
ми ботинками, стоял поднос, который ему принесли в тот вечер.
Стакан был пуст — тот самый, в котором находилось молоко. Но
там оказалось еще кое-что, что не приносили на подносе. Большая
чаша, примерно десять сантиметров в диаметре, как будто сделанная
из серебряных шишек, но небольшой ценности, насколько я могу
судить. Она обычно стоит в посудном шкафу на первом этаже.
Я не знаю, видел ли ты ее когда-нибудь там, Эдвард? Короче,
на дне этой чаши осталось что-то вроде клейкого осадка, а перед
ней лежал Иоахим, кот Эдит. Я дотронулся до него и обнаружил,
что кот мертв.
Именно тогда и понял все.
Глава 5
В течение одной или двух минут Марк молчал, взгляд его
застыл на собственных руках.
— Я полагаю, — наконец вымолвил он, — что так бывает
часто. Подозрения скапливаются в мозгу человека где-то в подкорке,
и потом ему вдруг кажется, что его осенило... Как бы то ни было,
именно с того момента мне все стало ясно. Я обернулся и убедился,
182

что Люси ничего не заметила, так как стояла ко мне вполоборота,
опираясь одной рукой на спинку кровати. Слабый свет лампы у
изголовья жутковато блестел на красном сатине ее костюма.
Все симптомы, которые проявлялись у дяди Майлза во время
болезни, вспомнились мне, и я даже удивился, как это раньше не
понял, что все это — симптомы отравления мышьяком.
Из холла до нас доносился голос Эдит, разговаривавшей по
телефону.
Я молча прикрыл шкаф, повернул ключ и положил его в
карман. Затем я вышел в холл к Эдит. Нам надо было вызвать
врача, так как сиделка должна была вернуться только на следующее
утро. Я пытался вспомнить, что нужно делать в случае отравления
мышьяком, но не смог. Эдит только что повесила трубку, она
казалась очень спокойной, хотя руки ее дрожали. Она не смогла
дозвониться до доктора Бейкера. Эдит стала подниматься по лес¬
тнице, а я бросился к телефону, чтобы вызвать другого врача, но
в это время на площадке появилась Люси и сказала:
— Мне кажется, он мертв.
Она оказалась права. Конвульсий не было. Его сердце просто
остановилось, и страдания прекратились. Когда я повернул дядю
на спину, моя рука скользнула под подушку и нащупала конец
шнурка, о котором вы, возможно, уже слышали. Это был обрывок
обыкновенного шнурка, длиной сантиметров тридцать, с девятью
узелками на равном расстоянии друг от друга. Я до сих пор не
понимаю, что это может означать...
— Затем? Продолжай! — резко вставил Партингтон.
— Затем? Все. Мы не стали будить остальных обитателей дома,
так как до рассвета оставалось еще несколько часов. Люси и Эдит
пошли спать, но заснуть не смогли. Я объявил, что побуду около
дяди Майлза. Прежде всего мне хотелось попытаться спрятать
чашу. И я придумал предлог, сказав, что мне лучше быть на ногах
на случай, если Огден вернется под хмельком.
Люси заперлась в нашей комнате, Эдит немного всплакнула.
Они, видимо, сожалели о том, что не были с дядей в тот вечер,
но я-то знал, что им не в чем винить себя и причина его смерти
в другом.
Прикрыв тело дяди Майлза покрывалом, я взял серебряную
чашу и стакан и завернул их в платок. Нет, я не думал об
отпечатках пальцев, мне просто хотелось спрятать эти доказатель¬
ства до того момента, когда я решу, что с ними делать.
— У тебя не возникло мысли рассказать всем о случившемся?
— Если бы я дозвонился до врача, я бы, пожалуй, сказал ему:
«Не беспокойтесь по поводу его гастроэнтерита, он был отравлен».
Но так как дядя был мертв... Ты должен понять меня, Парт! —
зло воскликнул Марк. — Вспомни, что я почти...
183

— Спокойно, — прервал его Партингтон.— Продолжай свой
рассказ.
— Я запер стакан и чашу в ящик своего стола на первом
этаже. Мне также надо было что-то сделать с трупом кота. Я
вспомнил, что у нас в саду свежевыкопанная грядка, и зарыл его
в нее очень глубоко. Эдит до сих пор не знает, что произошло с
котом, и думает, что он просто потерялся. Когда я покончил с
этим, увидел автомобиль Огдена. Мне показалось, что он заметил
меня, но я добежал до дома раньше него.
На следующий день, услышав рассказ миссис Хендерсон, я
отнес чашу и стакан знакомому фармацевту, на молчание которого
можно было рассчитывать, и попросил его сделать анализ содер¬
жимого. Молоко оказалось безвредным. А вот чаша содержала
остатки смеси молока, портвейна и яичного желтка. В смеси было
две гранулы белого мышьяка.
— Две гранулы? — переспросил Партингтон, повернувшись к
Стивенсу.
— Да. Это много, не так ли? Я читал, что...
— Это прежде всего много для остатка в чаше. Наблюдались
смертельные случаи после принятия всего двух гранул мышьяка.
Это самая маленькая из всех известных мне смертельных доз. Но
если она находилась в качестве остатка в чаше, это означает, что
полная чаша должна была содержать огромное количество...
— Какова обычно‘смертельная доза?
— Трудно сказать. Как я уже говорил, наблюдались случаи
отравления двумя гранулами мышьяка, но известны также и случаи,
когда жертвам давались почти две сотни гранул, однако они сумели
выкарабкаться. В желудке Д’Анжелье, отравленного в Глазго Мад¬
леной Смит в тысяча восемьсот пятьдесят седьмом году, обнаружили
восемьдесят семь гранул. Это позволило защите утверждать, что
речь идет о самоубийстве, потому что трудно представить, как
можно принять такую дозу мышьяка, не заметив этого. В те
времена в Шотландии существовал вердикт, называемый «Не до¬
казано». Это означало в некотором смысле: «Невиновны, но больше
этого не делайте».
Партингтон вдруг стал болтливым и, казалось, получал удо¬
вольствие от своего красноречия:
— Известно также дело Мари Д’Обрэй в Версале около тысяча
восемьсот шестидесятого года. Грязная история. Выглядит так, что
нет никаких мотивов, кроме получения удовольствия от вида уми¬
рающих многочисленных жертв...
В то время, как Партингтон говорил, Стивенс поднялся, чтобы
пересесть к углу стола. Он кивал головой и вообще старался делать
вид, что слушает врача, но не мог оторвать взгляда от двери в
холл. Некоторое время назад он заметил какую-то странность.
184

Освещение в холле было более ярким, чем в кабинете, и до сих
пор большая старинная замочная скважина виднелась как светя¬
щееся отверстие в деревянных панелях... Но с какого-то момента
свет пропал, словно бы кто-то прислонил к отверстию ухо.
— Как бы то ни было, — продолжал Партингтон, — это не
самое важное: я пойму, что случилось, при вскрытии. Главное—
узнать, когда был введен яд. Если время, указанное тобой, верное,
то все произошло слишком быстро. Видишь ли, когда дают большую
дозу мышьяка, симптомы появляются буквально через несколько
минут, самое большее через час — это зависит от того, был ли
яд в жидком или твердом состоянии. Но смерть наступает только
через шесть, а то и через двадцать четыре часа после принятия
яда, бывает и позже. Описаны случаи, когда смерть наступала и
через несколько дней. Однако ты оставил своего дядю в относительно
хорошем состоянии в девять часов тридцать минут. Ты возвраща¬
ешься в половине третьего утра, и вскоре он умирает. Это точно?
- Да.
— Таким образом, следует предположить, что твой дядя был
уже очень ослаблен болезнью, так как его долго травили и сильная
доза яда смогла быстро прикончить его. Узнать бы только, когда
он принял эту последнюю дозу...
— Я могу сказать точно, — заметил Марк. — В пятнадцать
минут двенадцатого.
— Ты, конечно, имеешь в виду, — вмешался Стивенс, —
историю, которую рассказала миссис Хендерсон? Почему ты не
хочешь обсудить и ее?
— Сейчас я ничего обсуждать не буду, — сказал Марк.
— Но почему же?
— Потому что вы решите, что либо я, либо миссис Хендерсон
сошли с ума. Поверьте мне, я прокручивал все это в своей голове
сотни раз, я потерял из-за этого сон... но отдаю себе отчет в том,
что окончание всей истории покажется невероятным любому. Вы
даже можете решить, что я вожу вас за нос, требуя помочь мне
открыть склеп. Однако надо, чтобы обстоятельства, при которых
умер дядя Майлз, были прояснены. Вы можете уделить мне два
часа? Это все, что нам необходимо для проверки первой части
этой истории.
— В чем дело, Марк? — спросил Партингтон. — Я не понимаю
тебя. Что же невероятного в том, что ты рассказал нам? Да,
преступление это немного дьявольское, если хочешь, но известны
и более отвратительные. Однако что же в нем невероятного и что
невероятного в том, о чем ты еще умалчиваешь?
— То, что женщина, умершая много лет назад, еще жива, —
спокойно сказал Марк.
— Ты не в своем уме!..
185

— Нет, со мной все в порядке. Конечно, я не считаю это пред¬
положение обычным, но оно не более невероятно, чем предположение,
что Люси имеет какое-либо отношение к этому отравлению. Есть
две версии, одинаково невозможные, как одна, так и другая. Это
всего лишь подозрение, которое пришло мне в голову только сейчас.
Безусловно, я бы хотел избавиться от него и посмеяться над ним...
Но если я вам расскажу о своих мыслях, один Бог знает, что вы
подумаете... Поможете ли вы мне сначала открыть склеп?
— Да, — сказал Стивенс.
— А ты, Парт?
— Я уже проехал три тысячи миль и не собираюсь возвращаться
ни с чем, — проворчал врач. — Но пойми хорошенько, что тебе
не удастся таким же образом втащить нас в свою лодку после
того, как я проведу вскрытие. Плыви один! Я не думаю, что Эдит...
Гнев засверкал в его темных глазах, но тут же потух, как
только Марк в третий раз наполнил его стакан.
— Как мы вскроем склеп? — спросил Партингтон.
Марк тотчас оживился:
— Ну вот и отлично! Это не очень трудная работа, но она требует
мускулов, времени и согласованности. Нужны четверо мужчин. Чет¬
вертым будет Хендерсон, на него можно положиться, он прекрасно
знаком с этим делом. К тому же они с женой живут в домике у
аллеи, ведущей к склепу. Мы не сможем и камня поднять без того,
чтобы он тут же не узнал об этом... На сегодняшний вечер под тем
или иным предлогом я избавился ото всех, кроме Хендерсона. Таким
образом, мы можем работать спокойно. Что касается самого дела...
Хендерсоны живут в маленьком домике в швейцарском стиле, который
стоит в пятидесяти метрах от виллы. Он, кстати, был заперт в течение
полутора веков. До него можно добраться по одной из аллей, выло¬
женных декоративными плитами. Собственно, домик был построен
на краю аллеи, некогда его заселял викарий. А вход в склеп находится
под аллеей. Нам нужно будет поднять примерно два квадратных
метра плиток, работать мы должны будем быстро, поэтому придется
их выламывать. Мы воспользуемся дюжиной стальных рычагов, будем
вбивать их между плитками. Затем надо будет снять слой земли и
гравия толщиной сантиметров двадцать, под ним лежит большая
плита, которая прикрывает вход в склеп. Размером она примерно
метр на два и должна весить больше полутонны. Самым трудным,
конечно, будет подсунуть под нее рычаги и приподнять ее. Я знаю,
что это тяжелая работа...
— Конечно, — сказал Партингтон, с решительным видом хлопая
себя по ляжкам. — Тогда не лучше ли будет заняться этим как
можно раньше? Но скажи-ка, ты ведь хочешь, чтобы все осталось
в тайне? И ты надеешься после этого опустошения восстановить
все в прежнем виде — так, что никто ничего не заметит?
186

—	Хендерсон или я заметили бы непременно, но все другие
вряд ли. Декоративные плитки не предназначены для снятия, и
их уже немало побили во время погребения. — Марк поднялся,
словно бы ему не терпелось побыстрее оказаться на месте, и взгля¬
нул на часы.
—	Сейчас половина десятого. Так как все согласны, начнем
как можно раньше. В доме нет никого, кто мог бы нам помешать,
поэтому мы приступим к делу. А ты, Тед, присоединишься к нам,
как только поужинаешь. Оденься в старую одежду... Боже! —
обеспокоенно прервал он себя. — Я совсем забыл о Мэри! Как ты
ей все объяснишь? Ты ведь не будешь рассказывать все как есть,
не так ли?
—	Нет, — сказал Стивенс, не спуская глаз с двери. — Она
ничего не узнает. Позволь мне самому позаботиться об этом.
Он почувствовал, что они были удивлены его тоном, но по¬
скольку его мысли были заняты другим, он тут же забыл об этом.
В комнате накурили и желудок его был пуст, поэтому, когда он
поднялся, у него немного закружилась голова. Это вдруг напомнило
ему события ночи 12 апреля. Тогда он лег спать довольно рано,
едва не задремав перед тем над рукописью, которую читал. Мэри
сказала тогда, что он, видимо, надышался ночного свежего воздуха.
Стивенс расстался с Марком и Партингтоном в холле. Мэри
нигде не было видно. Стивенс понаблюдал, как фары машины
Марка удалились в темноту, затем старательно закрыл дверь и,
задумавшись, стал рассматривать сделанную из коричневого фар¬
фора стойку для зонтов. Он слышал, как Мэри возилась в кухне,
напевая вполголоса «II р!еп1, ¡1 р!еп(, Береге...» — свою любимую
песенку. Тед пересек столовую и толкнул дверь, ведущую в кухню.
Элен, по всей видимости, ушла. Мэри была занята тем, что
готовила сандвичи с холодным цыпленком, салатом, томатным со¬
усом и майонезом. Увидев его, она отбросила рукой, в которой
держала нож, прядь волос со лба. Вид у нее был строгий, но тем
не менее в выражении ее лица было и что-то внушающее улыбку.
— Мэри, — начал он.
— Я все знаю. Тебе надо уйти, но ты сначала съешь вот это,—
показала она на сандвичи.
— Откуда ты знаешь, что мне надо уйти?
— Я, конечно, слушала у двери. У вас у всех был такой
таинственный вид. Как я могла поступить иначе?.. Все это, без¬
условно, испорит наш вечер, но я понимаю, что тебе необходимо
помочь Марку, иначе ты никогда не сможешь выкинуть все это
из головы. Когда я сказала, что вы с Марком чересчур интересуетесь
1 Из популярной французской песенки «Жила-была пастушка».
187

патологическими вещами, я была уже готова к чему-либо подо¬
бному...
— Как, ты была к этому готова?
— Не именно к этому, разумеется! Но Криспен вовсе не дыра,
здесь вполне достаточно людей для того, чтобы расползались слухи.
Я выходила сегодня утром в поселок и слышала разговоры о том,
что что-то не так в Деспард-парке. Так и говорили: «что-то».
Никто, кажется, толком не представляет, в чем дело, и даже не
знает, откуда идут слухи. Так часто бывает — пытаешься при¬
помнить, кто же тебе об этом сказал, но никак не можешь понять...
Ты будешь осторожен, ведь правда?
Какое-то легкое изменение, казалось, снова произошло в воз¬
духе. Мэри положила на стол нож с эмалированной ручкой, подошла
к Теду и взяла его ладонь.
— Послушай, Тед, я люблю тебя... Ты ведь знаешь, как я
люблю тебя, правда?
Он в ответ только обнял ее и прижал к себе.
— Слушай меня хорошенько, Тед. Эта любовь будет длиться,
пока мы живем. Я не знаю, что ты еще можешь вбить себе в
голову. Как-нибудь я расскажу тебе о доме, который находится в
местечке, называемом Гибург, и о моей тетке Адриене. И ты
поймешь... Но сейчас не надо об этом думать. Не улыбайся с
таким превосходством! Я гораздо старше тебя, и если ты вдруг
увидишь, как мое лицо покрывается морщинами и желтеет...
— Прекрати! Ты становишься истеричкой, Мэри!
Она застыла с открытым ртом, потом высвободилась из его
объятий и машинально снова взяла нож.
— Да, я сумасшедшая, — сказала она. — А теперь позволь
мне сказать тебе кое-что. Вы откроете могилу сегодня ночью, но
я думаю — это, конечно, всего лишь мое предположение, — что
вы в ней ничего не найдете.
— Да, я тоже так считаю.
— Нет, ты не понял. Ты не можешь понять. Но я умоляю
тебя, не позволяй втянуть себя в эту историю слишком далеко.
Если я попрошу тебя об этом ради нашей любви, ты сделаешь
это? Я заклинаю тебя подумать о том, что я сказала. Не пытайся
понять, но доверься мне. А теперь съешь сандвичи, выпей стакан
молока и переоденься. Надень толстый свитер и старые фланелевые
брюки, они висят в шкафу в комнате для гостей. Я забыла отнести
их к красильщику в прошлом году...
И Мэри, совсем как Шарлотта из «Вертера», принялась нарезать
хлеб.

Часть вторая
ДОКАЗАТЕЛЬСТВО
Открывайся, замок, на стук мертвеца,
Открывайтесь, запоры, засовы, задвижки!
В.Х. Бэрхэм 'Легенды Инглдсби»
Глава 6
Стивенс поднялся по Кингс-авеню до ограды Деспард-парка.
Луны не было, светило только множество звезд. Как и обычно,
ворота с увенчанной каменными ядрами решеткой были нараспаш¬
ку. Стивенс прикрыл их и опустил штангу, скрепляющую половинки
ворот. Он спешил, и аллея, поднимавшаяся плавными извивами
по склону холма, показалась ему длинной.
Дом, вытянутый в ширину и приземистый, напоминал по форме
верхнюю перекладину буквы Т, с двумя короткими крыльями со
стороны дороги. Дом был старинным, и это, пожалуй, было самое
примечательное в нем. Окна его, маленькие и глубокие, точно
соответствовали французскому стилю в архитектуре конца XVII
века. Кто-то уже в XIX веке пристроил низкое крыльцо, и оно в
конце концов полностью влилось в ансамбль. Стивенс взошел на
освещенное лампой крыльцо и взялся за дверной молоток.
За исключением этого единственного места дом, казалось, был
весь погружен в темноту. Через некоторое время Марк открыл ему
дверь и провел через холл, пропахший старыми книгами, в про¬
сторную кухню. Партингтон, казавшийся еще более плотным в
старом костюме Марка, покуривал сигарету перед газовым обог¬
ревателем. У его ног лежал черный мешок и большая кожаная
коробка. К столу были прислонены кузнечные молоты, лопаты,
кирки, рычаги и две плоские стальные штанги метра по два длиной.
Как раз в эту минуту Хендерсон поднял их и начал пристраивать
себе на плечо. Это был одетый в вельветовую куртку низенький
и уже пожилой, полный нервного напряжения человек, с большим
носом, голубыми глазами и лысым черепом, на котором сохранились
лишь несколько прядей седых волос. Атмосфера заговора царила
в кухне, и Хендерсон, казалось, больше других чувствовал себя
не в своей тарелке. Он даже вздрогнул, когда Марк и Стивенс
вошли.
Марк попросил Стивенса наполнить керосином два фонаря и
обеспокоенно спросил у Хендерсона:
— Не наделаем ли мы много шума этими молотками?
Тот почесал лысый череп и низким голосом сказал:
189

— Мистер Марк, не нервничайте. Мне не по душе вся эта
история, она не понравилась бы вашему отцу, но раз вы считаете,
что сделать это необходимо, все будет как надо. Что же касается
молотов, то я не думаю, чтобы ваша сестра, ваша жена или моя
жена, или мистер Огден вернутся домой. Мы знаем, как любопытен
мистер Огден, и если он что-нибудь заподозрит...
— Огден в Нью-Йорке, — отрезал Марк. — Все остальные тоже
далеко и вряд ли вернутся раньше следующей недели. Вы готовы?
Нагрузившись всем необходимым, они вышли через заднюю
дверь. Марк и Хендерсон шагали впереди с фонарями. Они прошли
мимо домика, миновали часовню. И сразу за ней Марк и Хендерсон
поставили фонари на землю.
Им понадобилось около двух часов работы. Без четверти две¬
надцать обессиленный Стивенс уселся на сырую траву. Он обливался
потом, и сердце его громко стучало. Но зато большая плита,
закрывавшая вход в склеп, была уже поднята и стояла на одном
боку, похожая на распахнутую крышку чемодана, внутрь которого
вели каменные ступени.
— Ну как, все? — бодро спросил Партингтон, хотя он тоже
запыхался и обливался потом. — Если да, то я схожу в дом и
умоюсь перед следующим делом, которое нам предстоит.
— И пропустишь стаканчик, — пробормотал Марк, провожая
его взглядом. — Но вряд ли стоит тебя за это осуждать.
Он повернул фонарь к Хендерсону.
— Не хотите ли спуститься первым, Хендерсон? — осведомился
он, криво усмехаясь.
— Конечно, нет! — взвизгнул тот. — И вы это прекрасно знаете!
Я никогда не залезал в этот склеп, даже во время похорон вашего
отца и дяди. И тем более не спущусь туда теперь, если, конечно,
вам не понадобится моя помощь, чтобы приоткрыть крышку гроба...
— Не волнуйтесь. Я думаю, что мы сумеем справиться без вас.
Гроб деревянный, и мы вдвоем вполне можем передвинуть его.
— Еще бы мне спускаться туда! — проворчал Хендерсон с
воинственной интонацией, в которой, однако, чувствовался страх.—
Напридумывают разных историй про яд! Ваш отец отделал бы
вас за ваши фантазии, будь он еще в этом мире. О, я знаю,
вам наплевать на то, что скажет старый Джо Хендерсон... —
Он понизил голос. — А вам не кажется, что кто-то кружит
вокруг нас? У меня такое ощущение, что за мной наблюдают с
того самого момента, как мы находимся здесь...
Он стал оглядываться по сторонам, ко входу в склеп подошел
и Стивенс. Марк поднял фонарь и осветил окрестности. Однако
лишь ветер шевелил вязы, и это было все, что они увидели.
190

— Сейчас все спускаемся вниз, — внезапно приказал Марк. —
Парт присоединится к нам. Фонари оставим здесь, в склепе нет
вентиляции, и разумнее будет воспользоваться электрическим фона¬
риком.
Они спустились по ступеням, заканчивавшимся площадкой;
дальше вход в склеп им преграждала деревянная дверь.
Внутри воздух оказался спертым и тяжелым. Марк скользил
лучом электрического фонарика по стенам. Склеп вскрывали всего
десять дней назад, и в нем еще пахло увядшими цветами.
Яркий луч высветил продолговатую усыпальницу, примерно
семь на пять метров, со стенами, облицованными гранитными пли¬
тами. В центре восьмиугольный столб, также сделанный из гранита,
подпирал свод. На длинной стене напротив входа и на правой
короткой были устроены ниши, чуть более широкие, чем стоявшие
в них гробы. Вверху, где находились старинные гробы, ниши были
украшены барельефами, орнаментами и латинскими надписями,
но чем ниже, тем вид их становился проще и строже. В каждом
ряду было по восемь ниш; некоторые были заполнены, другие
пустовали.
Луч фонарика высветил вмурованную в стену большую мра¬
морную доску. На ней были записаны имена усопших, а над плитой
парил мраморный ангел с покрытым вуалью лицом. По сторонам
плиты располагались мраморные урны, переполненные увядшими
цветами, часть из которых даже упала на пол. Стивенс отметил,
что первым в списке стояло имя Поля Деспрэ с датами 1650—1706.
Фамилия эта в середине XVIII столетия переделалась в Деспард,
и можно было предположить, что семья, став на сторону британцев
в их войне с французами и индейцами, предпочла англизировать
свою фамилию. Последним было вписано имя Майлза Бэннистера
Деспарда 1873—1929.
Белый луч искал гроб Майлза Деспарда и нашел его напротив
входа. Слева от него все ниши были заняты, а справа находилось
несколько пустых. Гроб Майлза выделялся среди пыльных и ржавых
гробов не только своей новизной и блеском, но также и тем, что
это был единственный в ряду гроб, сделанный из дерева.
Некоторое время трое мужчин стояли молча, затем Марк про¬
тянул электрический фонарик Хендерсону.
— Посветите нам! — сказал он. И его голос неожиданно ото¬
звался таким гулким эхом, что он вздрогнул. —Иди сюда, Тед.
Ты возьмешься за один конец, а я за другой.
Когда они приблизились к гробу, на ступеньках вдруг послы¬
шались шаги. Они одновременно повернулись: это был Партингтон
со своей сумкой и кожаным саквояжем, из которого торчали две
стеклянные банки. Облегченно вздохнув, Стивенс и Марк взялись
за гроб и приподняли его...
191

— Уж больно легкий,— вслух удивился Стивенс.
Марк промолчал, но выглядел он взволнованным больше, чем
в продолжение всего вечера. Гроб, изготовленный из полированного
дуба, был небольшого размера. На крышке его виднелась серебряная
табличка с именем покойника и датами жизни. Они поставили
гроб на пол.
— Но он слишком легок! — недовольно повторил Стивенс. —
Мы обойдемся без отвертки. Он закрывается на два засова.
Партингтон достал из саквояжа банки и поставил их на пол,
расстелив рядом скатерть, в которую, без сомнения, намеревался
что-то завернуть.
Марк и Стивенс открыли задвижки и приподняли крышку
гроба.
Гроб был пуст.
Лишь белый сатин поблескивал от луча фонаря, дрожавшего
в руке Хендерсона, и, без сомнения, гроб был пуст. Никто не
произнес ни слова, но каждый слышал свистящее дыхание своих
соседей.
— Может, мы перепутали гроб? — пробормотал Марк.
Один и тот же импульс толкнул Марка и Стивенса повернуть
крышку, чтобы прочитать имя на табличке. Ошибки не было.
— Святая богоматерь! — воскликнул Хендерсон, и рука его за¬
тряслась так, что Марк вынужден был забрать у него фонарь. — Я
же сам, своими собственными глазами видел, как его положили в
этот гроб! Смотрите, вот след от удара в стену, когда гроб спускали
по лестнице! К тому же здесь больше нет деревянных гробов! —
показал он на ряды ниш.
— Да, — произнес Марк, — нет никакого сомнения, что это
тот самый гроб. Но что случилось с телом?
Они нервно оглянулись вокруг. Только Партингтон оставался
невозмутимым, но невозможно было определить, явилось ли это
следствием его здравомыслия или же принятого виски. Он даже
проявил некоторое недовольство:
— Ерунда! Не забивайте себе голову всякими мыслями! Если
тело исчезло, значит, кто-то опередил нас и вынес его из склепа...
для чего-то...
— Как это? — возмущенно спросил Хендерсон, и Партингтон
повернулся к нему. — Да каким же это образом кто-то мог войти
сюда и выйти отсюда? — сказал старый человек, вытирая вспо¬
тевший лоб отворотом рукава. — Вы об этом подумали, доктор
Партингтон? Рассудите сами — нам вчетвером потребовалось ра¬
ботать два часа и произвести дьявольский грохот, чтобы откупорить
этот склеп. И вы считаете, что кто-то другой мог проделать то
же самое, при всем при том, что мы с женой спим с открытыми
окнами в двадцати метрах отсюда? А потом еще и привести все
192

в порядок и снова зацементировать плитки? К тому же хочу вам
доложить, что именно я поставил плитки неделю назад, и готов
поклясться перед Господом, что с тех пор к ним никто не прика¬
сался!
Партингтон без гнева смотрел на него.
— Я не ставлю под сомнение ваши слова, друг мой, и не надо
так горячиться. Если похитители трупа не попали сюда через
дверь, то это всего лишь означает, что они проникли каким-то
другим путем.
— Стены, потолок, пол — все из гранита, — с расстановкой
произнес Марк. — Если ты говоришь о каком-то секретном ходе,
то мы, конечно, поищем его, но я заранее уверен, что такого
хода нет.
— Могу ли я поинтересоваться, — с вызовом спросил Партин¬
гтон, — а что ты сам думаешь о происшедшем? Неужели ты
считаешь, что твой дядя самостоятельно вышел из гроба и покинул
склеп?
— А может быть, — робко предположил Хендерсон, — кто-то
взял да и переложил тело в другой гроб?
— Это кажется мне маловероятным, — сказал Партингтон. —
К тому же проблема все равно остается — каким образом этот
некто мог проникнуть сюда и выйти отсюда? — Он подумал немного
и добавил: — Не кажется ли вам, что тело было похищено перед
самым закрытием склепа?
— Это предположение следует исключить,— покачал головой
Марк. — Отпущение грехов было прочитано здесь же в присутствии
многих людей. Затем все поднялись по лестнице...
— А кто последним покинул склеп?
— Я, — сказал Марк язвительно.— Я задул свечи и вынес
канделябры, но, учитывая, что это заняло не более минуты и
почтенный пастор церкви святого Петра ждал меня на ступенях,
маловероятно, чтобы я мог похитить труп!
— Не о тебе речь! Но после твоего ухода?
— Как только все покинули склеп, Хендерсон и его помощники
принялись за работу, чтобы замуровать вход. Конечно, ты
можешь предположить также, что они были сообщниками, но
вокруг оставалось еще несколько человек, которые наблюдали за
работой...
— Хорошо, не будем больше ломать голову, — пожав плечами,
проворчал Партингтон.— Нам остается предположить только, что
если кто-то и похитил тело, чтобы уничтожить его или спрятать,
то, значит, он имел основания поступить таким образом. Иначе
говоря, он предвидел, что мы будем делать сегодня вечером. Теперь
я нисколько не сомневаюсь, что твой дядя был отравлен. И если
только тело не найдут, убийца уже ничем не рискует. Твой врач
7 ДжЛ.Карр «Сжигающий суд»
193

засвидетельствовал, что старый Майлз умер естественной смертью,
теперь же, скажем так, «corpus delicti»1 исчез.
Как можно доказать в дальнейшем, что твой дядя умер не от
болезни? Конечно, есть косвенные признаки, ну и что? Допустим,
ты нашел две гранулы мышьяка в остатке смеси яйца, молока и
портвейна в чашке в его комнате. Хорошо, ну а кто видел, что
он пил эту смесь? Кто это докажет? Не навлечем ли мы подозрения
только на себя? Действительно, откуда взялась смесь и почему мы
решили, что она содержит что-то необычное? Вот молоко было, и
старик выпил целый стакан молока, но, как выяснилось, без яда.
— Вам нужно было бы стать адвокатом! — с неприязнью сказал
Хендерсон.
— Я объясняю вам это, — продолжал Партингтон, — чтобы
показать причины, по которым убийца украл мертвеца. Нам нужно
выяснить, как ему это удалось. Пока же перед нами только пустой
гроб...
— Не совсем пустой, — сказал Стивенс.
В течение всего этого времени, даже не отдавая себе в этом
отчета, он осматривал гроб. И он увидел предмет, который почти
сливался с сатином. Этот предмет лежал вдоль одной из стенок,
там, где должна была бы находиться правая рука покойника.
Стивенс взял этот предмет и помахал им перед глазами своих
товарищей.
Это был обрывок обыкновенной веревки примерно тридцать
сантиметров длиной, с девятью узелками на равном расстоянии
друг от друга.
Глава 7
Час спустя, когда они поднялись по ступенькам и снова дышали
свежим воздухом, они были убеждены в двух обстоятельствах.
Во-первых, не существовало ни тайного хода, ни какого-либо
другого способа войти или выйти из склепа, кроме как приподняв
гранитную плиту.
И во-вторых, тело не было спрятано ни в одном из других
гробов склепа. Все были вынуты из ниш и тщательно осмотрены.
Хотя и не было возможности раскрыть их, но ржавчина и пыль,
покрывавшие их поверхность, свидетельствовали, что никто не
прикасался к ним с тех пор, как они были помещены в склеп.
Утомленный поисками, Партингтон еще раз сходил в дом, чтобы
пропустить стаканчик виски. Хендерсон и Стивенс в это время
отправились в домик за скамейками, которые им были нужны,
чтобы тщательно изучить также и верхний ряд гробов. Марку
1 Улика (лат.).
194

сделалось дурно, и он остался у склепа, а затем присоединился к
розыскам, которые дали результат не больший, чем предыдущие.
Под конец Марк вытащил цветы, находившиеся в урнах, и они все
вместе даже опрокинули их, чтобы убедиться, что тела нет и там.
После сурового испытания, каким оказалось столь длительное
пребывание в склепе, все они в разной степени испытывали тошноту.
Окончив дело, мужчины направились в домик Хендерсона, и тот
взялся приготовить кофе. Было без пяти час.
—	Итак, господа, — пытаясь бодриться, сказал Партингтон и
зажег сигарету,— нам предложили непростую задачку, но я по¬
лагаю, мы решим ее прежде, чем Марк снова начнет потчевать
нас своими болезненными фантазиями.
—	Оставь мои болезненные фантазии в покое! — резко оборвал
его Марк. — Что ты можешь предложить вместо них? Или, по-
твоему, мы должны не верить собственным глазам?.. А что ты
думаешь обо всем этом, Тед?
—	Мне бы не хотелось высказывать свое мнение,— медленно
ответил Стивенс. И это была чистая правда, так как в ушах его
звучали слова Мэри: «Вы откроете могилу сегодня ночью, но я
думаю, что вы не найдете там ничего...»
Стараясь сохранить бесстрастное выражение лица, Стивенс осу¬
шил свою чашку кофе и откинулся на спинку стула. Сделав это
движение, он вдруг почувствовал тяжесть в кармане и вспомнил,
что там лежит маленькая воронка, с помощью которой он наполнял
керосином фонари. Когда Марк вручил ему рычаги и кузнечный
молот, он машинально, чтобы освободить руки, сунул ее в карман.
Внезапно воронка напомнила ему странную фобию, которую ис¬
пытывала Мэри по отношению к этим предметам. Он слышал, что
некоторые люди не могут выносить вида кошки, или некоторых
цветов, или украшений... Но страх Мэри удивлял больше, чем все,
что ему было известно. Это выглядело так же странно, как если
бы кто-нибудь вдруг начал пятиться при виде совка или куска
угля или отказывался бы оставаться в комнате наедине с бильярдом.
— Так у вас есть какие-нибудь соображения, доктор? — спросил
он, чтобы отвлечься от своих мыслей.
— Только не «доктор», пожалуйста, — попросил Партингтон,
разглядывая раскаленный кончик сигареты. — На мой взгляд,
перед нами почти знаменитая проблема «запертой комнаты», но
только в форме более сложной. Нам нужно объяснить не только,
каким образом убийца смог проникнуть в закрытое помещение и
выйти из него, ничего абсолюно не повредив, перед нами стоит
еще и проблема весьма особенной «запертой комнаты», это гра¬
нитный склеп без окон, и вход придавлен плитой, весом полтонны,
на которую к тому же насыпан слой гравия и земли в двадцать
сантиметров толщиной, и сверху все покрыто сцементированными
195

плитками, по виду которых можно, кстати, судить, что их никто
не тронул...
— Ия подтверждаю это! — воскликнул Хендерсон.
— Прекрасно. Таким образом, нам надо объяснить не только,
как убийца смог войти в склеп и выйти из него, но также, как
он мог вытащить тело. Чудненькая задачка! У нее есть, видимо,
четыре, и только четыре решения. От двух из них мы уже отка¬
зались, даже не прибегая к помощи архитектора, и я полагаю,
что отсутствие тайного входа можно считать доказанным. Так же
как и то, что тела нет в склепе. Правильно я говорю?
— Правильно, — подтвердил Марк.
— Значит, остаются только две возможные версии. Первая:
вопреки утверждениям Хендерсона — в честности которого, кстати,
я нисколько не сомневаюсь — и несмотря на то, что он и его
жена живут поблизости от склепа, кто-то все же сумел залезть в
него однажды ночью, а затем умудрился уничтожить все следы и
привести аллею в надлежащий порядок.
Хендерсон промолчал, всем своим видом демонстрируя, однако,
глубочайшее презрение к такой нелепой гипотезе.
— Я тоже не очень склонен верить в это, — согласился Пар-
тингтон. — Значит, остается последняя версия — тела никогда в
склепе не было!
— Ха! — воскликнул Марк, ударив по столу, а затем добавил
с сожалением: — Нет, и в эту версию я верю нс больше, чем во
все остальные.
— Я тоже! — поддержал его Хендерсон. — Мистер Партингтон,
мне бы не хотелось постоянно вам возражать, но это ваше пред¬
положение так же невероятно, как и все остальные. Ведь утверждая,
что тело не было положено в склеп, вы обвиняете не только меня.
Вы обвиняете также и организатора похорон и двух его помощников.
Я расскажу вам, как все происходило. Мисс Эдит попросила меня
остаться со служащими похоронного бюро и не покидать покойника
ни на одно мгновение. Именно это я и сделал. В наши дни, видите
ли, тело больше не кладут в гроб, а гроб нс ставят в зал, чтобы
прощающиеся проходили мимо него. Нет, теперь покойника остав¬
ляют в постели до дня похорон, затем кладут в гроб, закрывают
и уносят. Именно это и было проделано с мистером Майлзом, и
я проследил, как служащие похоронного бюро положили тело в
гроб. Таким образом, я фактически не покидал покойника, так
как до этого мы с мадам охраняли мертвеца всю ночь перед
днем похорон... Короче, как только закрыли крышку, носильщики
сразу вынесли гроб. Среди тех, кто присутствовал при этом, были
судьи, адвокаты, врачи. Надеюсь, вы не собираетесь подозревать
также и их? К тому же я еще и шел рядом с носильщиками от
комнаты до склепа. Те, кто не спустился в склеп, стояли на
196

верхних ступеньках и слушали священника. Когда же церемония
закончилась, Барри и Мак Кельей с помощью молодого Тома Ро¬
бинсона тут же принялись укладывать плитки. Я всего лишь пе¬
реоделся в рабочую одежду и тотчас присоединился к ним. Вот!
—	Но в конце-то концов,— вскричал Партинггон, — должно
же было произойти или то, или другое, или третье! Или четвертое!
Вы ведь, полагаю, не верите в призраков, если уж на то пошло!
—	Извините меня, — медленно молвил Хендерсон, — но я
думаю, что верю.
—	Ну вот! Это уже смешно!
—	Однако прошу заметить, — басом продолжал Хендерсон, —
что я не считаю себя суеверным. Быть суеверным — это, по-моему,
означает бояться призраков. Но я бы нисколько не испугался, если
бы сейчас какое-нибудь привидение вошло в эту комнату. Это
живых надо бояться, а мертвые больше не могут сделать зла. Ну,
а что касается вопроса, существуют призраки или нет, то я однажды
по радио слышал, как сказал Шекспир по этому поводу: «Есть
много вещей на небе и на земле...»
Марк смотрел на него с любопытством, так как ясно было, что
старик, без всякого сомнения, боится и живых и мертвых.
—	Рассказывала ли вам миссис Хендерсон историю, которую
она поведала мне?
—	Это о даме, которая была в комнате мистера Майлза в ночь,
когда он умер? — поинтересовался Хендерсон, тупо уставившись
на угол стола.
— Именно.
— Да, она рассказала мне ее, — наконец признался он.
Марк повернулся ко всем остальным.
— Я уже говорил вам в начале сегодняшнего вечера, что не
хочу вспоминать эту историю, так как вы мне все равно не поверите.
Но теперь я обязан рассказать вам все, тем более что я уже и
сам не знаю, во что верить! Очень важным обстоятельством я
считаю то, что миссис Хендерсон неделю отсутствовала и вернулась
только в ночь, когда мы уехали на карнавал. Поэтому она не
могла знать, каков был костюм Эдит или Люси... Хотя... Я об
этом не подумал,— перебил сам себя Марк и спросил, повернувшись
к Хендерсону:— Но я надеюсь, что вы с ней не разговаривали о
костюмах по пути с вокзала?
— Я? Конечно, нет! — пробормотал старик. — Я понятия не
имел, как они были одеты. Я знал только, что они готовятся к
карнавалу. А для меня все костюмы одинаковы. Нет, я ничего не
говорил.
Марк кивнул и продолжал:
—	Ну а теперь послушайте ее рассказ. В тот вечер, в среду,
миссис Хендерсон вернулась с вокзала примерно без двадцати де¬
197

сять. Первым делом она обошла дом, дабы убедиться, что все в
порядке. И все оказалось в порядке. Она постучала в комнату
дяди Майлза. Он ответил ей через дверь. Так же как и Эдит,
миссис Хендерсон волновало то, что она могла слышать дядю
Майлза, только если он открывал дверь. Она даже собралась было
расположиться где-нибудь в коридоре или на первом этаже дома.
Но Майлз даже и слышать об этом не хотел. «Вы принимаете
меня за инвалида? — вспылил он.— Сколько раз я должен по¬
вторять, что чувствую себя нормально». Эта вспышка удивила
миссис Хендерсон, так как дядя обычно отличался крайней веж¬
ливостью. «Хорошо, — сказала она. — Но я все же вернусь в
одиннадцать часов узнать, как ваши дела». Она вернулась, как и
обещала, в одиннадцать, и вот тогда-то и случилась вся эта история.
Уже в течение года по радио в это время по средам идет передача,
которую миссис Хендерсон никогда не пропускает...
— Да, — вмешался Хендерсон, — у нас тоже есть приемник,
но он уже месяц в ремонте, и жена попросила разрешения слушать
передачу по радио, которое находится в доме... Она спешила, чтобы
не пропустить ее...
— Итак, — сказал Марк, — я должен объяснить вам, что
приемник стоит на веранде, на втором этаже. Я не буду сейчас
детально описывать всю обстановку, сделаю это постепенно, когда
буду вводить вас в курс дела. Напомню лишь, что один из выходов
веранды — это застекленная дверь, ведущая в комнату Майлза.
Мы все время уговаривали его расположиться на веранде, но по
непонятным причинам он ее не любил и даже вешал на стеклянной
двери плотную занавеску.
Итак, миссис Хендерсон поднялась на второй этаж. Она боялась
пропустить начало передачи, поэтому лишь постучала из коридора
в дверь дяди Майлза и спросила: «Как дела?» А когда он ответил:
«Да, да, очень хорошо», она по коридору направилась на веранду.
Должен заметить, что дядя не возражал, чтобы работало радио, и
говорил даже, что ему нравится слушать его. Поэтому миссис
Хендерсон не боялась побеспокоить больного. Она зажгла малень¬
кую лампу сбоку от приемника, который находится как раз напротив
застекленной двери в комнату дяди, и села рядом. И вдруг миссис
Хендерсон услышала голос женщины в комнате дяди! И слышала
его в течение нескольких секунд, пока приемник разогревался!
Конечно, ей было от чего удивиться. Во-первых, всем было
известно, как дядя не любил принимать кого бы то ни было в
своей комнате. А во-вторых, как она полагала, в тот вечер все
ушли из дома. Вначале миссис Хендерсон подумала, — и она
призналась мне в этом на следующее утро, — что в комнате
Маргарет, горничная. Она знала, что у моего дяди репутация
распутника. А Маргарет красивая девушка, и миссис Хендерсон
198

отмечала, что Майлз иногда делал исключение для нее, позволяя
ей войти в комнату. Кроме нее он терпел в силу необходимости
лишь сиделку мисс Корбет, но та совсем не так красива, к тому
же отнюдь не склонна к игривости. Ко всему прочему миссис
Хендерсон вспомнила, что старик Майлз в тот вечер хотел остаться
один и вспылил, когда она постучала в его комнату. Поэтому
вывод, который она сделала из всего этого, очень не понравился
ей же самой.
Именно поэтому она встала и на цыпочках подошла к застек¬
ленной двери. Голос женщины слышался пЬ-прежнему, но звук
работающего радио не позволял миссис Хендерсон разобрать слова.
И тут она обнаружила, что у нее есть возможность увидеть про¬
исходящее в комнате. Занавеска была опущена, но ее плотный
коричневый велюр отогнулся слева вверху и справа внизу, и от¬
верстия эти были достаточны для того, чтобы можно было попро¬
бовать подглядывать. А на веранде горела только маленькая
лампочка, так что было маловероятно, что ее заметят с другой
стороны. Поэтому миссис Хендерсон посмотрела сначала слева,
потом справа. То, что она увидела, подтвердило ее опасения насчет
амурного характера визита...
Через прорезь слева она увидела только стену комнаты. Стена
эта одновременно является задней стеной дома, и в ней есть два
окна, между которыми стоит конторка. Стена покрыта панелями
из орехового дерева, и на ней висит маленький портрет работы
Грёза, который дядя очень любил. Миссис Хендерсон могла видеть
лишь кресло и картину. Тогда она посмотрела через правую прорезь.
И увидела кровать, изголовье которой упиралось в стену, и дядю
с женщиной. Комната освещалась только лампой с абажуром у
изголовья кровати. Дядя Майлз сидел на кровати, запахнувшись
в домашний халат, на коленях у него лежала обложкой вверх
раскрытая книга, он, видимо, читал ее перед визитом. Дядя Майлз
глядел в сторону веранды, но куда-то мимо миссис Хендерсон.
Лицом к нему и спиной к веранде находилась женщина не¬
большого роста, силуэт которой отчетливо выделялся в слабом
свете лампы. Странное дело, она совершенно не шевелилась. Миссис
Хендерсон была достаточно близко и сумела разглядеть все детали
ее костюма. Мне она описала его следующим образом: «Во всех
малейших деталях он похож на портрет из галереи». Она добавила
потом, что имеет в виду картину, которя именуется портретом
маркизы де Бренвийе.
Меня вначале удивило, что миссис Хендерсон нашла в этом
нечто странное. Ведь она, конечно, знала, что Эдит и Люси от¬
правились в тот вечер на бал-маскарад. И даже если бы ей было
известно, каковы их костюмы, было бы совершенно естественно,
что, увидев женщину, она тут же вспомнила об Эдит и Люси. Она
199

действительно признала, что должна была бы подумать о них. Но
я хочу обратить ваше внимание на то, из-за чего она не вспомнила
о них, а также из-за чего вся сцена сразу показалась ей «странной» —
на выражение лица дяди. Она отчетливо видела его лицо, так как
он сидел как раз под лампой, и лицо выражало страх...
Наступила пауза, во время которой четверо мужчин могли
слышать сквозь раскрытое окно шорох ветра в деревьях.
— Но послушай, Марк, — стараясь не выдать своего волнения,
произнес Стивенс, — миссис Хендерсон не описывала женщину
подробно? Например, была она блондинкой или брюнеткой?
— В том то все и дело, — ответил Марк, — миссис Хендерсон
не смогла сказать мне даже этого. Кажется, голову женщины
закрывала вуаль, которая скрывала волосы и спускалась на спину
до края четырехугольного декольте. Разумеется, все впечатления
миссис Хендерсон были быстрыми, даже мгновенными. Она также
нашла, что было нечто ненормальное в шее женщины. Я долго
бился, требуя, чтобы она уточнила свое впечатление, и только
спустя несколько дней миссис Хендерсон выложила мне причину
своего удивления: ей показалось, что шея была не полностью
прикреплена к плечам.
Глава 8
— Великий Боже! — испуганно воскликнул Хендерсон.— Она
мне это не говорила!
— Но у нее были на то причины! — бросил Партингтон.—
Марк, старина, ты извини, но мне иногда хочется как следует
стукнуть тебя, только чтобы наконец прекратить этот поток стран¬
ностей...
— Я понимаю тебя, Парт. Конечно, все это похоже на бред,
но я лишь пытаюсь повторить вам как можно подробнее все, что
было сказано мне. Ведь в любом случае нам надо выяснить все
обстоятельства дела. Я продолжу?
— Конечно,— сказал Партингтон. — Полагаю, что другого
выхода нет. Но теперь я начинаю понимать, отчего ты не хотел
рассказывать нам все это в начале вечера.
— Да? Ну очень хорошо. Однако хочу заметить, что, когда
миссис Хендерсон пересказывала мне все это, история нс произвела
на меня такого впечатления, как сейчас. С тех пор я многое
обдумал, и больше всего меня беспокоит, что Люси была одета в
такое же платье, как и отравительница. И если полиция когда-
нибудь заинтересуется этим делом, она придет к единственному
выводу... Короче, как я говорил, миссис Хендерсон не придала бы
этой истории большого значения, если бы, повторяю, вся сцена нс
показалась бы ей «странной». Она вернулась к приемнику и стала
200

слушать свою любимую передачу. Ей, конечно, казалось невоз¬
можным признать, что она подглядывала, и, постучав в стекло,
спросить: «Простите, кто это у вас, мистер Деспард?» Однако ей
все же было беспокойно. Поэтому, когда через четверть часа в
передаче был сделан перерыв для рекламы, она снова приблизилась
к двери и заглянула в правую прорезь.
Женщина в наряде маркизы де Бренвийе переместилась немного
по направлению к кровати и по-прежнему казалась совершенно
неподвижной. Это выглядело так, словно бы она незаметно про¬
двигалась к своему собеседнику. И еще: она слегка повернулась —
так, что стала видна ее правая рука. Она держала в ней серебряную
чашу, видимо, ту, которую я обнаружил в платяном шкафу. Миссис
Хендерсон уверяет, что в этот момент на лице дяди уже не было
испуга, и это ее успокоило. Хотя в некотором роде лицо его уже
вообще ничего не выражало.
И тут миссис Хендерсон почувствовала, что она не может
удержаться от кашля. Она быстро отошла от двери к середине
веранды и откашлялась, стараясь делать это как можно тише. Но
когда вернулась на место наблюдения, женщина уже исчезла.
Дядя Майлз все еще сидел на кровати, опираясь головой о
деревянное изголовье. В левой руке он держал серебряную
чашу, а правой прикрывал глаза, словно бы не желая видеть
1/его-то...
Миссис Хендерсон почувствовала, что ей становится страшно,
и она постаралась разглядеть все как можно подробнее, но прорезь
была слишком маленькой, тогда она быстро заглянула в левую
прорезь...
В противоположной стене, которую я вам описал и в которой
два окна, некогда была дверь. Ее замуровали и покрыли деревянной
обшивкой уже лет двести назад, но на стене еще можно различить
контуры наличников. Дверь находилась между двумя окнами и
вела в крыло дома, которое было...— Марк поколебался,— разру¬
шено в то же время, когда замуровали дверь. Чтобы не показаться
абсолютно сумасшедшим, я поясню, что, вероятно, там могла бы
оказаться потайная дверь, но непонятно тогда, куда бы она могла
вести. Конечно, никто никогда не видел ее открытой — это просто
стена!
Миссис Хендерсон уверяла, что не могла ошибиться и что
видела она и холст Греза на середине двери, и кресло, на спинке
которого она даже заметила аккуратно развешенную дядину одежду.
Но... замурованная дверь была открыта, и женщина в костюме
маркизы де Бренвийе вышла через нее из комнаты.
Дверь раскрылась вовнутрь, и холст Греза повернулся вмест
с ней. Створка двери коснулась спинки кресла, когда женщин
покидала комнату. До сих пор именно неподвижность женщин;
20

неприятно поражала миссис Хендерсон, но, когда она увидела ее
идущей, или скорее ускользающей, ей стало просто страшно. Я
хорошо понимаю ее ужас. Я пытался задавать ей вопросы, спра¬
шивал, например, была ли на двери ручка, или какой-нибудь
потайной рычаг, или кнопка, действовала ли она с помощью сек¬
ретной пружины в каком-нибудь месте. Но миссис Хендерсон ничего
не могла вспомнить. Как бы то ни было, дверь закрылась, и она
так и не увидела лица женщины. Секунду спустя, словно по
мановению волшебной палочки, стена была уже той, какую она
хорошо знала.
Миссис Хендерсон вернулась к приемнику, но, заметьте, вы¬
ключила его до конца передачи и попыталась привести свои мысли
в порядок. Потом она встала и подошла к застекленной двери и
сказала: «Мистер Майлз, я кончила слушать радио. Вы не нуж¬
даетесь в чем-нибудь?» Дядя Майлз ответил ей спокойно, без
всякого гнева: «Нет, все в порядке, спасибо. Отправляйтесь спать,
вы, должно быть, устали». Тогда, решившись, миссис Хендерсон
спросила: «Кто был у вас? Мне показалось, что я слышала чей-то
голос». Дядя Майлз засмеялся и сказал: «Наверное, вам почудилось.
Здесь никого нет. Отправляйтесь спать!» Но у миссис Хендерсон
создалось впечатление, что его голос дрожал.
В конце концов ей стало так страшно, что она не смогла больше
оставаться в доме ни минуты и поспешила вернуться сюда. Ну, а
что произошло потом, вы знаете. Мы обнаружили дядю Майлза
спустя два с половиной часа уже в агонии, серебряная чаша стояла
в шкафу и так далее. На следующее утро миссис Хендерсон, все
еще потрясенная, пришла ко мне и по секрету рассказала всю эту
историю. Когда же она узнала, в каком костюме была Люси в ту
ночь, то удивилась еще больше. К счастью, она до сих пор не
знает, что мой дядя был отравлен.
Конечно, вполне возможно, что в стене существует потайная
дверь. Но в таком случае нужно, чтобы она соединялась с каким-
нибудь коридором, который отходил бы от стены. Ведь дверь на¬
ходится между двух окон, а крыло дома, в которое она некогда
выходила, снесено. Вот и вся ситуация, которую я постарался
обрисовать вам как можно объективнее.
— Все это рассказывала мне моя жена, — произнес Хен¬
дерсон, — когда мы сидели около Майлза перед похоронами! Вот
тогда я и понял, что происходит что-то неладное!
— Тед! — резко спросил Марк. — Почему ты так безразличен?
Мы все высказываем разные предположения, а ты молчишь! Что
ты думаешь обо всем этом?
Стивенс почувствовал, что ему надо проявлять хотя бы внешние
признаки интереса и высказывать какие-нибудь мысли, хотя бы
для того, чтобы постараться выведать у собеседников нужные ему
202

сведения. Он принялся искать свой табачный кисет и прочищать
трубку.
— Хорошо, раз ты спрашиваешь меня, вот мое мнение. Давайте
рассмотрим то, что Партингтон назвал бы «наиболее возможные
варианты». Сможешь ли ты стерпеть, если я начну обвинять Люси?
Ведь полиция поступила бы именно так. Пойми меня правильно,
я верю в виновность Люси не больше, чем в виновность ну, скажем,
Мэри!
Стивенс хохотнул. Марк же молча кивнул, словно бы это срав¬
нение сняло с его души тяжелый груз.
— Ну что ж, мы слушаем твои обвинения.
— Итак, согласно первой версии, Люси дала твоему дяде мышьяк
в серебряной чаше, а затем покинула комнату через потайную дверь
или с помощью еще какого-нибудь хода, который мы пока не обна¬
ружили. Во-вторых, можно предположить, что кто-то, изображая
Люси, оделся в такой же костюм, в каком она была в ту ночь. Эта
версия предполагает также, что просветы в складках занавески были
неслучайными и подготовлены намеренно. Убийца, конечно же, мог
рассчитывать на то, что миссис Хендерсон захочется заглянуть в
комнату и что она увидит силуэт женщины, повернувшейся к ней
спиной, а потом будет клясться, что видела именно Люси.
— Да,— заметил Марк, — это мне кажется интересным...
— И третья версия предполагает, что вся эта история... не то чтобы
сверхъестественная, так как люди обычно восстают против такого оп¬
ределения, но, скажем так,— она выходит в четвертое измерение...
— И вы туда же! — сказал Партингтон, ударив рукой по столу.
— Я, так же как и Марк, считаю, что мы обязаны обсудить
все возможные варианты, а затем попытаться опровергнуть каждый.
Иными словами, давайте не будем отбрасывать версии только на
том основании, что мы не способны сразу их воспринять. Мы будем
отталкиваться от реальных, так сказать, осязаемых вещей, от того,
что известно определенно. А уж предположить мы можем, что
миссис Хендерсон видела и Люси, и Эдит, или любую другую
женщину из тех, кого мы знаем. Но давайте попробуем также
предположить, что она видела женщину, умершую более двух
сотен лет назад. И условимся считать, что эта последняя версия
не более невероятна, чем любая другая. Кстати, надо заметить,
что многое в этой истории указывает скорее на сЬерхъестественное
объяснение, чем на реального убийцу.
Партингтон посмотрел на него со скептической усмешкой:
— Мы пускаемся в академические софизмы? Прекрасно, про¬
должайте!
— Возьмем первую версию, — сказал Тед, нервно кусая мун¬
дштук трубки, настолько сильным было его желание снять камень,
лежащий у него на сердце, и в то же время не сказать случайно
203

ничего лишнего. — По этой версиии, Люси виновна. Но в то же
время у нее солидное алиби. Она ведь была с тобой в продолжение
всего вечера, не так ли?
— В общем, да. И даже если она исчезала, то лишь с кем-нибудь,
кто также может засвидетельствовать ее присутствие рядом с ним, —
подчеркнуто уверенно сказал Марк. — Другими словами, она не
могла отсутствовать без того, чтобы я не знал этого.
— Хорошо. Вы были в масках?
— Да. Это было частью игры: нужно было, чтобы все как
можно дольше оставались в неведении — кто есть кто... — Марк
осекся, и взгляд его стал напряженным.
— Когда вы сняли маски?
— По традиции, в полночь.
— А яд был дан, если он, конечно, был дан, в одиннадцать
пятнадцать,— произнес Стивенс. — И значит, преступник за сорок
пять минут вполне мог бы добраться отсюда до Сент-Дэвида, чтобы
вовремя снять маску. В любом полицейском романе следователь
первым делом задался бы вопросом: «А что, если женщина, которую
до полуночи видел муж и приглашенные, была вовсе не Люси
Деспард? А что, если были две женщины, одетые в костюм Брен-
вийе, и она заменила другую к тому моменту, когда надо было
снять маски?»
Марк выслушал все это подчеркнуто бесстрастно.
— Ты интересовался, смог бы я вынести обвинения против
Люси. Как видишь — да. Но, старина, неужели ты всерьез думаешь,
что я не сумел бы отличить свою жену от любой другой женщины?
Даже если бы они были одеты одинаково? Неужели ты считаешь,
что ее друзья могли бы ошибиться? На нас были только черные
бархатные полумаски, и они не могли ввести в заблуждение близ¬
ких.
— Конечно, я так не думаю, — искренне признался Стивенс.—
Я говорю все это только для того, чтобы показать тебе, как можно
чересчур увлечься разрабатыванием версии, основываясь лишь на
внешних признаках. К тому же, — продолжал он, — возможно
также и еще одно предположение, которого мы пока не касались...
Эта мысль пришла ему в голову только сейчас, и он подумал,
что если суметь ею ловко воспользоваться, то можно будет убедить
всех в ее доказательности и даже отвлечь от подозрений на кого-
либо.
— Ну и?
— Речь ведь может идти вовсе и не о преступлении. Женщина
сверхъестественная или реальная, может быть, и вообще не замешана
в эту историю. И твой дядя умер именно так, как определил врач.
Партингтон погладил подбородок. Казалось, он что-то обдумы¬
вал, пристально глядя на Стивенса. Затем он откинул назад голову
204

и нахмурил брови, ухмыльнувшись так, будто его соображение
было настолько ясным и очевидным для всех, что смешно было
высказывать его вслух.
—	Конечно, хотелось бы, чтобы оказалось именно так,— тем
не менее сказал он. — Ия думаю, что это желание каждого из
нас. Но как тогда объяснить исчезновение трупа? Кроме того,
вам никогда не удастся убедить полицию, что женщина с чашей,
полной мышьяка, могла разыгрывать дядю Майлза или быть при¬
видением.
—	Полиции никогда не придется задаваться этими вопросами, —
сухо парировал Марк. — Продолжай, Тед. Вторая версия: кто-то
изображал Люси.
—	Это тебе развивать ее, старина. Кто мог пойти на это?
—	Кто угодно, — сказал Марк, постукивая по столу. —■ Но
именно с этим я не могу примириться. Я считаю безумным пред¬
положить, что убийцей была Люси, так как и Эдит или Маргарет!
Парт, неужели ты веришь в то, что Эдит могла бы быть убийцей?
—	Почему бы и нет? Уже десять лет, как мы разошлись, и я
могу судить о ней хладнокровно. И Люси, и Эдит, и Маргарет
или даже...
—	Мэри, — подсказал Марк.
Стивенс испытал некоторое болезненное ощущение, встретив
взгляд Партингтона. хотя тот, казалось, просто перечислял имена
всех женщин подряд.
—	Да, конечно, я теперь уже начинаю забывать имена, —
весело сказал доктор. — С научной точки зрения любой из нас
способен на убийство, именно из этого я и исхожу.
—	Ну, а по мне, — медленно, словно бы проигрывая в мозгу
какую-то мысль, отличную от той, которую обсуждали, произнес
Марк, — лучше уж поверить в объяснение сверхъестественного,
чем представить кого-нибудь из нас в шкуре убийцы.
— Кстати, — сказал Стивенс, — обсудим хоть немного третью
версию, даже если мы не верим в нее. Предположим, что в эту
историю замешаны «неумершие». И обсудим это предположение
так, как мы сделали с двумя другими...
— Интересно, а почему,— спросил Марк, — ты говоришь о
«неумерших»?
Стивенс взглянул на друга. Это слово вырвалось у него случайно,
хотя ему и казалось, что следит за собой. Оно было не из тех,
которые употребляют обыкновенно. Он вспомнил о рукописи Кросса
и о «Деле о неумершей любовнице». Было ли это смутным вос¬
поминанием о чтении?
— Я спрашиваю тебя об этом, — пояснил Марк, — потому
что встречал только одного человека, который употреблял это же
выражение. Большинство людей говорят «фантомы», «привидения»,
205

«призраки» или даже «вампиры», но говорить «неумершие»! Да, я
знавал еще только одного человека...
— И кто же он?
— Дядя Майлз, представь себе! Я заметил это во время беседы
с Вельденом года два назад. Ты помнишь Вельдена из университета?
Ну так вот, мы сидели в саду утром в субботу, и так случилось,
что разговор вертелся вокруг фантомов. Насколько я припоминаю,
Вельден перечислял различные виды призраков. Дядя Майлз при¬
соединился к нам с видом еще более скучающим, чем когда-либо,
слушал нас некоторое время молча, а потом сказал... С тех пор
прошло уже много времени, но я все еще помню об этом, так как
это выражение очень удивило меня. И особенно тем, что было
произнесено дядей Майлзом, который отнюдь не был чересчур
начитанным человеком. Так вот, мой дядя заявил: «Есть еще одна
категория, о которой вы забыли: «неумершие». Я возразил: «Но
послушай, дядя, это же относится ко всем, кто живет. Вельден
жив, я — тоже, но нам же не приходит в голову называть себя
неумершими?» Дядя Майлз посмотрел на меня затуманенным взгля¬
дом, пробормотав: «Возможно, ты ошибаешься», и сразу удалился.
Вельден решил, что все это болтовня старика, и сменил тему
разговора. Ты только что напомнил мне об этом слове. Что оно
означает? Где ты его подхватил?
— О, я вычитал его в одной книге, — небрежно бросил Сти¬
венс.— Но не будем придираться к словам. Скажем так — фантомы,
если ты это предпочитаешь. Кстати, ты не знаешь, посещают ли
этот дом привидения?
— Никогда. Разумеется, у меня есть собственное мнение по
поводу событий, которые некогда здесь происходили. Парт бы,
конечно, сказал на это, что повсюду видеть преступления, даже
в коликах желудка, вызванных поглощением неспелых яблок, это
все равно что верить в привидения.
— А не ты ли говорил мне, что твоя семья имела какое-то
отношение к маркизе де Бренвийе? Ведь это ты рассказывал об
обезображенном портрете? Считается, что это портрет маркизы.
Однако Эдит, кажется, предпочитает называть его портретом «Ма¬
дам де Монтеспан». Она так и говорила, когда Люси копировала
с него свой костюм. Миссис Хендерсон вообще, кажется, избегает
произносить имя женщины, изображенной на портрете. Какая связь
между вами? Может, эта отравительница семнадцатого века некогда
отправила на тот свет Деспре?
— Нет, — покачал головой Марк. — Наши отношения не такие
простые. Деспре4 поймал ее.
— Поймал?
— Да. Мадам де Бренвийе сбежала из Парижа от полиции,
которая шла по ее следу. И укрылась в женском монастыре в
206

Льеже. До тех пор, пока она пряталась за стенами монастыря,
полиция не могла схватить ее. Но коварный Деспре, представляв¬
ший французское правительство, нашел способ выманить ее оттуда.
Это был славный парень, а Мари де Бренвийе, как вы, возможно,
слышали, никогда не могла устоять перед красивым мужчиной.
Деспре проник в монастырь, переодевшись монахом, отыскал эту
даму, тут же загоревшуюся при его появлении, и уговорил ее
выйти из монастыря, чтобы прогуляться вместе с ним по берегу
реки. Она поспешно согласилась, но то, что случилось, было весьма
далеко от ее ожиданий. У реки Деспре свистнул, появилась стража,
и несколько часов спустя Мари де Бренвийе уже возвращалась в
Париж в закрытой карете под надежной охраной. Она была обез¬
главлена и сожжена в тысяча шестьсот семьдесят шестом году.
Марк помолчал, вертя в пальцах сигарету.
—	Это был добродетельный гражданин, арестовавший преступни¬
цу, заслуживавшую смерти. Но, на мой взгляд, он от этого не
становится менее презренным, чем, к примеру, Иуда. Это тот самый
знаменитый Деспре, который пять лет спустя приехал в Америку и
посадил первые деревья нашего парка. Он скончался в тысяча семьсот
шестом году, и склеп был выстроен, чтобы принять его гроб.
Стараясь держаться как можно спокойнее, Стивенс спросил:
—	Как он умер?
— Насколько мне известно, естественной смертью. Правда, была
одна любопытная деталь — какая-то женщина, о которой так
никто ничего и не узнал, нанесла ему визит перед смертью. В то
время это не вызвало никаких подозрений и было отнесено на
счет простых совпадений.
— А теперь, не правда ли,— насмешливо произнес Партинг-
тон,— ты добавишь, что комната, которую он занимал, была той
же самой, где скончался твой дядя?
— Нет, — вздохнув, ответил Марк. — Но он занимал крыло
дома, которое соединялось с комнатой моего дяди через уже из¬
вестную вам дверь, а дверь была замурована в тысяча семьсот
седьмом году после пожара в крыле.
В этот момент раздался резкий стук. Дверь приоткрылась, и
на пороге появилась Люси Деспард.
От неожиданности мужчины все разом вскочили. Люси была
очень бледна, казалась одетой наспех и выглядела несколько рас¬
трепанной.
— Значит, вы все-таки открыли склеп! — выпалила она. —
Вы открыли склеп!
Марк ответил не сразу. Вначале он подошел к жене и положил
руку ей на плечо.
— Все идет нормально, моя дорогая, все в порядке... Да, мы
открыли склеп. Просто...
207

— Марк, ты не хуже меня знаешь, что все очень серьезно.
Скажи мне, что происходит? А где же полиция?
Четверо мужчин замерли при этих словах, и стало слышно
тиканье часов над камином.
— Полиция? — наконец переспросил Марк.— Какая полиция?
Что ты имеешь в виду?
— Мы очень спешили, но раньше приехать не могли, — будто
извиняясь, сказала Люси. — Нам удалось сесть только в последний
поезд. Эдит будет здесь через минуту... Марк, объясни мне, что
это значит? Вот, прочти.
Она вытащила телеграмму из сумочки и протянула ее Деспарду.
Тот дважды пробежал ее взглядом, прежде чем вслух прочитал
текст:
«Миссис Э. Р. Левертон для миссис Люси Деспард.
31, Восточная 64 стр. Нью-Йорк. Имеются новости,
касающиеся Майлза Деспарда. Убедительнейше прошу
вас немедленно вернуться.
Бреннан из Филадельфийской полиции».
Глава 9
— Это шутка, — сказал Стивенс. — А телеграмма — фальшивка.
Никакой полицейский не обратился бы с такой изысканной веж¬
ливостью, достойной старого семейного адвокака. Он позвонил бы
в Нью-Йорк и прислал к вам инспектора. Марк, в этой истории
есть что-то подозрительное!
— Кому ты это объясняешь? — сделав несколько шагов по
комнате, ответил Марк. — Ясно, что не полицейский послал эту
телеграмму... Посмотрим... она была отправлена из бюро Вестерн
Юнион на Маркет-стрит в семь тридцать пять... Это не очень-то
проясняет дело...
— О чем вы? — вскричала Люси. — Склеп открыт нараспашку...
Разве полиция... — В этот момент она посмотрела за спину Марка.—
Том Партингтон! — удивленно воскликнула она.
— Хэлло, Люси, — непринужденно сказал Партингтон, отошел
от камина и пожал протянутую ему руку. — Мы долгое время не
виделись, не так ли?
— Конечно, Том... Но что вы здесь делаете? Я была уверена, что
вы в Англии. Вы не изменились... разве только чуть-чуть, все же...
— Я здесь проездом, — объяснил Партингтон. — Приехал
сегодня после полудня. Полагаю, что раз в десять лет и я имею
право своим присутствием отяготить вас на день или два...
— Конечно же! Мы очень рады...
Послышался шум шагов, и вошла Эдит. Вид у нее был более
степенный, чем у Люси. И в отличие от Люси, глядя на нее, невозможно
208

было определить, о чем она думает или что предпримет. Стивенсу
не хотелось думать о том, что с ней будет лет через двадцать. У
нее были все черты, присущие Деспардам: шатеновые волосы,
голубые глаза и решительные манеры, как и у Марка. И она была
очень красива, хотя несколько близко были посажены ее глаза.
Хендерсон, увидев Эдит, тут же с виноватым видом попятился в
глубину комнаты. Однако Стивенсу часто казалось, что Эдит была
гораздо мягче, чем можно было предположить, глядя на ее уверенную
внешность. Она была без шляпы и в меховом манто. При виде
Партингтона Эдит застыла, но выражение ее лица не изменилось.
— Эдит, — щелкая замком сумочки, нервно сказала Люси, —
они утверждают, что все в порядке, что телеграмма ложная и что
никакой полиции здесь нет.
Однако Эдит, не слушая ее, с улыбкой смотрела на Партингтона.
— На этот раз, — приятным голосом объявила она,— я могу
сказать, что одно из моих предчувствий подтвердилось. Но вы
привезли с собой неприятности, не правда ли?
Она протянула ему левую руку, затем оглядела всех собравшихся.
— У вас, кажется, секреты? — спросила она. — Итак, Марк,
рассказывай, что же это за тайны? Люси и я очень волновались,
и мы имеем право знать...
— Это шутка... я имею в виду... телеграмму...
— Марк, дядя Майлз был отравлен?..
Марк ответил не сразу.
— Отравлен? Да нет же! Кто мог внушить тебе эту мысль?
Марк посмотрел на Эдит, и ему пришла в голову довольно
хитрая уловка, которая, как ему показалось, могла бы успокоить
сестру, по крайней мере на данный момент. Он обнял за талию
Люси и с равнодушным видом повернулся к Эдит:
— Рано или поздно вы все равно все узнаете, поэтому лучше
сказать вам об этом сейчас. Но не волнуйтесь, нет ничего страшного,
никакого криминала... в самом деле, кто мог внушить тебе эту
мысль?.. Не случилось абсолютно ничего, что могло бы заинтере¬
совать полицию, но тем не менее все это неприятно... Кажется,
кто-то любит посылать телеграммы и... письма. Я получил письмо...
анонимное письмо, в котором говорится, что тело дяди Майлза
было вынуто из склепа...
Отдавая себе отчет, насколько ложь его была хрупкой, Марк
поспешно продолжал:
— Я не обратил бы ни малейшего внимания на это письмо,
если бы Хендерсон не заметил кое-какие странности. Поэтому мы
решили вскрыть склеп и посмотреть, что в нем. И с сожалением
должен вам сказать, что это правда: тело исчезло.
— Исчезло? — переспросила Эдит. — Но как... почему... я...
Партингтон мягко перебил се:
209

— Да, это грязная история, но не новая, к сожалению... хотя
уже более пятидесяти лет не было слышно об этакого рода пре¬
ступлениях. Эдит, вы когда-нибудь слышали о деле Стюарта? Это
произошло в тысяча восемьсот семьдесят восьмом году. Был похищен
труп миллионера, для того чтобы получить выкуп...
— Но это ужасно! — воскликнула Люси. — Похитить мертвого...
ради выкупа...
— Миссис Стюарт предложила двадцать пять тысяч долларов,
чтобы заполучить его обратно... — продолжил Партингтон. — Я
полагаю, что в данном случае похитители рассчитывают, что вы
согласитесь пойти на жертву, некоторые издержки ради того, чтобы
сохранить полностью содержимое вашего фамильного склепа.
Люси высвободилась из объятий Марка и оперлась на стол:
— Все же я предпочитаю такое известие... чем другое... Да,
это настоящее облегчение. Эдит, ты меня напугала. Разумеется,
мы должны будем информировать полицию, но...
— Мы не сделаем этого,— перебил ее Марк. — Я не могу
представить, что тело нашего бедного дяди будет разыскивать целая
свора ищеек! Нет! Если его похитили, как считает Парт, чтобы
получить выкуп, я готов заплатить, но только чтобы избежать
сплетен. Ну, а теперь успокойтесь, возьмите себя в руки. Что вы
все? Какого черта!
— Я предпочитаю сказать вам сразу, — коротко заявила Эдит,—
что не верю ни одному слову вашего рассказа.
— В самом деле? — разочарованно спросил Марк. — У тебя
что, уже нет никаких сомнений по поводу яда, да?
— Пройдемте в дом, — предложила Эдит, не ответив ему. Она
повернулась к Хендерсону. — Джон, на первом этаже прохладно.
Не можете ли вы включить отопление?
— Да, мэм. Сию минуту, — подчинился Хендерсон.
— Уже поздно, — начал Стивенс, — и если вы не возражаете...
— Нет, — отрезала Эдит, живо повернувшись к нему. — Надо,
чтобы вы тоже присутствовали, Тед. Так будет лучше. Разве вы
не понимаете, что произошло нечто страшное? Тот, кто послал
эту телеграмму, играет нами, словно мы пешки на шахматной
доске. Речь идет вовсе не о гангстерах, желающих выкупа. Зачем
им посылать телеграмму? У меня было чувство, что нечто в этом
роде должно было произойти, с тех пор...
Она вздрогнула, взглянув через открытую дверь на два фонаря,
продолжавших гореть на аллее.
К дому все поднимались молчаливой группой. Стивенс не пе¬
реставал думать о словах Эдит: «Тот, кто послал эту телеграмму,
играет нами, словно мы пешки на шахматной доске...»
Они собрались в библиотеке, и это было ошибкой, так как
помещение слишком напоминало им происшедшее. Оно было про¬
210

сторным, но с низким потолком, с выступающими блоками и тем¬
ными, мрачными углами.
Эдит уселась около круглого одноногого столика, на котором
стояла лампа, сзади нее было окно с закрытыми ставнями.
— Послушай, Эдит, — встревоженно сказала Люси. — Зачем
ты упорствуешь? Мне не нравится манера поведения, которую ты
выбрала. Так же, как и то, что ты сказала, когда мы садились в
поезд. Разве мы не можем просто забыть...
— Мы не имеем права, — кратко ответила Эдит.— Во всем
городке, и ты это знаешь так же хорошо, как и я, ходят слухи,
что здесь что-то произошло.
— Ходят слухи? — переспросил Марк.
— Да, и если ты хочешь узнать, кто источник этих слухов,—
продолжала Эдит, — я отвечу — это Маргарет. О! Без всяких
дурных намерений, разумеется! Я уверена в этом! Но она слышала,
как сиделка говорила мне или доктору... Не делай удивленные
глаза, Марк. Разве ты не знаешь, что сиделка все время нас в
чем-то подозревала? Она даже всякий раз, уходя домой, устраивала
баррикаду около своей комнаты.
Марк бросил извиняющийся взгляд на Партингтона и Стивенса.
— Ну и ну! Сдается мне, что у каждого здесь есть какие-то
темные тайны... И почему же она проявляла такую подозритель¬
ность по отношению к нам?
— Потому что кто-то что-то украл из ее комнаты.
— А ты не можешь объяснить поконкретнее? Что у нее украли
и когда?
— В субботу, еще перед смертью дяди Майлза, восьмого числа,
я думаю, — сказала Эдит и добавила, повернувшись к Стивенсу: —
Вы помните, Тед? Мэри и вы зашли в тот вечер к нам, чтобы
поиграть в бридж, но Марк все испортил, начав рассказывать истории
о призраках. Каждый тогда старался вспомнить что-нибудь особенно
поразительное на эту тему.
— Я припоминаю, — пытаясь скрыть свою тревогу под несколько
игривым тоном, сказала Люси, — Марк тогда слишком выпил и
поэтому... но почему ты говоришь «испортил»? Мы хорошо раз¬
влеклись...
— На следующее утро, — продолжала, Эдит, — мисс Корбет
нашла меня и заявила, что у нее вроде бы пропала какая-то вещь.
Мне показалось, что она говорит со мной немного едко, и я по¬
просила уточнить, что она имеет в виду. Тогда сиделка спросила,
не захватил ли кто-нибудь нечаянно одну вещь, находившуюся в
ее комнате и выписанную доктором для дяди Майлза. Мисс Корбет
объяснила, что речь идет о маленькой квадратной бутылочке, и
добавила, что это лекарство не может никому принести пользы,
и даже наоборот — при превышении лечебной дозы оно может
211

стать сильным ядом. В завершение она сказала, что, если кто-то
и принял бутылочку за флакон с солью — что кажется ей все же
маловероятным, — она бы хотела, чтобы, разобравшись, этот кто-то
ее вернул. Вот такая история. Я не считаю, что мисс Корбет
проявляла излишнюю подозрительность, она решила, что кто-то
рылся в ее вещах.
У Марка вырвалось какое-то восклицание. Правда, он тут
же оборвал себя, но Стивенс сообразил, что он собирался
сказать: «Но это же мышьяк!..» Марк взял себя в руки как раз
вовремя; взглянул на Партингтона, затем, повернувшись к Люси,
он спросил:
— Ты знала обо всем этом, Люси?
— Нет, — встревоженно ответила та, — но в этом нет ничего
удивительного. Совершенно естественно, что с такими вопросами
обращаются скорее к Эдит, чем ко мне... Это обычно.
— Но черт побери, кто-то должен был... — Он помолчал. —
Что ты сказала мисс Корбет, Эдит?
— Я сказала, что во всем разберусь.
— И ты разобралась?
— Нет...
Страх и замешательство неожиданно появились на ее лице.
— Нет... я... испугалась. О, я понимаю, что это покажется
смешным, но это правда. Я, конечно, поспрашивала, но не особенно
настойчиво. Я интересовалась так, будто бы речь идет об одном
лекарстве для дяди Майлза. Я не говорила о яде. И никто не мог
догадаться... Я боялась сказать, что это яд!
— Ну и клубок... Ну-ка, Парт, это по твоей части. О каком
лекарстве могла идти речь?
— Это зависит от мнения врача по поводу течения болезни,—
сказал тот, нахмурившись. — Мне нужно знать диагноз, так как
речь может идти о мношх вещах... Хотя... минутку! Скажите,
Эдит, сиделка уведомила обо всем этом врача?
— Доктора Бейкера? Да, конечно. Именно поэтому я и не
подумала...
— И доктор Бейкер не колебался тем не менее в том, что ваш
дядя умер от гастроэнтерита? Иначе говоря — у него не возникло
никаких подозрений?
— Ни малейших!
— Тогда, — объявил Партингтон, — можете меня больше не
пытать, речь не может идти об одном лекарстве, способном вызвать
те же симптомы, что и гастроэнтерит... Таком, как сурьма, на¬
пример. Очевидно, что в противном случае врач так же, как и
сиделка, немедленно... Нет, речь, безусловно, должна была идти
о каком-то успокоительном или стимулирующем сердечную дея¬
тельность — дигиталине, стрихнине. Эти лекарства могут вызвать
212

смерть, но с симптомами совершенно отличными от тех, которые
были у вашего дяди!
— Я знаю это, — сказала Эдит с несчастным видом, поглаживая
ладонью кресло. — Я не перестаю твердить это себе... К тому же
кто мог сделать подобную вещь? — прибавила она, пытаясь улыб¬
нуться. — Мисс Корбет закрывала свою комнату всякий раз, когда
уходила из дома, и даже сделала это в ту ночь, когда дядя Майлз
скончался, то есть уже после того, как маленькая бутылочка по¬
явилась снова.
— Появилась снова? — живо переспросил Марк. — Нашли
бутылочку? Конечно, я понимаю, что Бейкер не должен был ос¬
тавить это без внимания...
— Да, ее нашли в воскресенье вечером. Она отсутствовала
только двадцать четыре часа, и поэтому особой суматохи по этому
поводу не было. Я хорошо помню это, так как Мэри как раз
поднялась к нам, чтобы поздороваться и сказать, что они с Тедом
уезжают на следующее утро в Нью-Йорк. Я вышла из своей комнаты
около десяти вечера и встретила мисс Корбет на площадке второго
этажа. Она сказала мне: «Вы можете поблагодарить от моего имени
того, кто поставил пузырек на столик перед дверью мистера Де¬
спарда». Она, разумеется, говорила о дяде Майлзе. Я спросила ее:
«Значит, все в порядке?» Она ответила: «Думаю, что да».
— Следовательно, — сказал Марк, — это дядя Майлз похитил
склянку.
— Дядя Майлз? — переспросила Эдит в некотором замеша¬
тельстве.
— Конечно! Скажи мне, Парт, в этой склянке могли быть
таблетки морфия?
— Вполне- вероятно. Ты ведь говорил, что твой дядя очень
мучился и плохо спал.
— А вы помните, — воскликнул Марк, повернувшись к ос¬
тальным, — что дядя Майлз все время требовал морфия? А врач
отказывал ему, несмотря на то, что тот мучился от боли. Мы можем
предположить, что это дядя Майлз похитил склянку из комнаты
сиделки, взял несколько таблеток, а затем поставил ее на столик в
коридоре. Разве в ночь, когда дядя скончался, он не требовал «тех
самых таблеток, которые так хорошо успокаивают» и которые нахо¬
дились в ванной комнате? Мы ведь можем предположить, что речь
шла о таблетках морфия, которые он спрятал в аптечке в ванной,
чтобы сиделка случайно не нашла их в комнате своего больного?
— Нет, — сказала Люси, — не сходится. В ванной комнате
были таблетки веронала, мы их там обычно держим.
— Хорошо, пусть. Но остальное из моего объяснения не кажется
ли вам правдоподобным?
— Возможно! — согласился Партингтон.
213

— Да о чем вы все? — возмутилась Эдит. — Вы разве не
видите, что произошло? Ведь первое, что вы мне сказали, это то,
что тело дяди Майлза похищено! Похищено! И тем не менее вы
продолжаете беседовать совершенно спокойно и пытаетесь обмануть
меня... Да, да, не надо спорить! Я знаю, что говорю. И даже ты,
Люси, все понимаешь. Я этого не вынесу! Я хочу знать, что
произошло, потому что уверена, что речь идет о чем-то ужасном!
Я слишком много пережила за эти последние две недели! Том
Партингтон, зачем вы вернулись? Чтобы мучить меня? Чтобы уж
все разом! Теперь не хватает только еще Огдена с его шуточками!
Нет, нет, я не вынесу этого!
Ее руки задрожали, и Стивенс отметил, что Люси смотрела на
нее с сочувствием и даже жалостью. Марк подошел к сестре и
положил руку ей на плечо.
— Ну же, ну, Эдит, — сказал он мягко. — Ты сама нуждаешься
в таблетках веронала и в хорошем сне, вот и все. Люси, отведи
Эдит в комнату и дай ей одну таблетку. А нам предоставь дейст¬
вовать самим. Ты же знаешь, что нам можно доверять, не так
ли?
— Да, конечно, — произнесла Эдит после паузы. — Я отдаю
себе отчет в том, что я поступила нелепо. Но мне стало легче. Я
все время думаю об этом... О, я не считаю себя мнительной, хотя
одна цыганка как-то предсказала мне что-то в этом роде. Люси,
я сразу почувствовала, что копировать одежду с того портрета для
твоего наряда не нужно, что это принесет тебе несчастье... Это те
вещи, которые чувствуешь... К тому же, не правда ли, научно
установлено, что фазы луны очень влияют на некоторых людей?
— Говорят, — задумчиво сказал Партингтон. — Луна породила
лунатиков и дала им свое имя.
— Вы всегда были материалистом, Том. И все же есть в этом
какая-то глубинная тайна. Во всем происшедшем много сверхъ¬
естественного. — При этих словах Стивенсу показалось, что лица
у его собеседников изменились, так же как, наверное, и его лицо.—
Ведь мысли могут воздействовать на расстоянии... Ты помнишь,
Люси, была полная луна в ту ночь, когда умер дядя Майлз? Мы
любовались ею, а Марк и ты напевали по дороге домой... Когда
начинаешь думать о «неумерших»...
Марк тут же перебил ее, причем так, будто слышал это вы¬
ражение впервые, правда, голос его был неестественно высоким:
— О ком? Где ты подхватила это выражение?
— О! Прочла его в одной книге... Я пойду поищу что-нибудь
перекусить. Я выбилась из сил. Пойдем, Люси, приготовим сан¬
двичи.
Люси, бросив взгляд на Марка, тут же поднялась. Когда они
вышли, он с задумчивым видом сделал несколько шагов по комнате,
?14

остановился у камина и принялся крутить в руках сигарету. Где-то
в темном углу слышалось гудение батареи отопления, хотя Хен¬
дерсон, казалось бы, должен был все еще возиться в погребе около
котла.
— Мы все занимаемся тем, что скрываем что-то от самих
себя,— сказал Марк, чиркая спичкой о косяк камина. — Вы за¬
метили, что исчезновение тела дяди Майлза, кажется, не очень
их удивило. Эдит, по крайней мере... Они не поинтересовались ни
деталями, не потребовали провести их в склеп... Что думает Эдит?
То же, что и мы? Или они просто устали и хотят спать?
Неплохо было бы знать! Она тоже прочитала эту книгу... как и
ты, Тед! «Неумершис»! Полагаю, что речь идет об одной и той
же книге?
— Это кажется мне маловероятным, так как я прочел рукопись.
Я говорю о новых изысканиях Кросса... Годэна Кросса. Ты что-
нибудь читал его?
Марк застыл со спичкой в руке и бросил ее только тогда, когда
огонь уже стал жечь ему пальцы. Его глаза неотрывно смотрели
на Стивенса.
— Произнеси по складам это имя, — попросил он. И затем,
когда это было сделано, сказал: — Странные вещи выясняются,
когда начинает работать воображение! Я читал это имя дюжины
раз, но мне никогда не приходила в голову мысль поискать в нем
общее с Годаном Сент-Круа.
— А теперь?
— А теперь пришла. Когда доходишь до такой черты, до которой
дошел я, остается только одно — дать волю сумасшедшему вооб¬
ражению. Ты берешь Годэна Кросса, возможно, безобидного ста¬
рика, который пишет неплохие «изыскания», и тебе достаточно
взглянуть на его имя, чтобы сразу выстроить целую цепочку,
касающуюся «неумерших», возвращения душегубов и погибшего...
Годэн Кросс... Годан Сент-Круа, между прочим, если вас это ин¬
тересует, был знаменитым любовником Мари Д’Обрэй, маркизы
де Бренвийе, и это он посвятил ее в тайны ядов. Он умер раньше
нее в своей лаборатории, очищая фильтры, иначе он был бы ко¬
лесован живьем или послан на костер трибуналом, который был
создан, чтобы заниматься делами об отравлениях. Он назывался
Сжигающий суд. Именно после смерти Сент-Круа были обнаружены
в шкатулке из тикового дерева вещи, которые привели к мадам
де Бренвийе. Она пресытилась своим любовником и возненавидела
его, но это уже не относится к нашему делу... Как бы то ни было,
Сент-Круа скончался... Дюма утверждает, что он пытался приго¬
товить ядовитый газ, но его стеклянная маска отстегнулась, упала
и разбилась. Отравитель был уничтожен собственным изобретением.
После его смерти и началась охота на маркизу.
215

— С меня достаточно в эту ночь, — сказал Стивенс. — Если
вы не возражаете, я пойду к себе. Склеп мы можем замуровать
завтра утром.
— Да, хорошенькая ночка, — глядя на него, сказал Партин-
ггон.— Я провожу вас до ворот.
Глава 10
Они молча спустились по аллее, которая вилась среди высоких
темных деревьев. Марк отправился в котельную к Хендерсону для
того, чтобы вместе с ним накрыть вход в склеп брезентом, который
обычно использовали для теннисного корта. Стивенс размышлял о
том, что мог замыслить Партингтон, и сам решил перейти в на¬
ступление.
— У вас есть какая-нибудь версия относительно исчезновения
и появления бутылки, кроме той, конечно, что вы уже высказали
дамам?
— О! — бросил Партингтон, словно бы отрываясь от своих
мыслей. — Даю слово... да вы и сами знаете, что я люблю полную
ясность. Однако до тех пор, пока мы не увидим эту сиделку, мы
даже не можем сказать, было ли содержимое бутылки твердым
или жидким. А это весьма важно. Надо рассмотреть два варианта.
Первый — идет ли речь о сердечном стимуляторе, стрихнине или
дигиталине. Если это так, то, скажу вам откровенно, ситуация
опасна. И может статься, что отравитель, если, конечно, речь идет
об отравителе, пока еще не закончил свою работу.
— Именно об этом я и подумал, — согласился Стивенс.
— Хотя должен вам сказать, — сухо отрезал Партингтон, — мне
это не кажется вероятным. Если бы что-то в этом роде исчезло, врач
не успокоился бы до тех пор, пока не обнаружил пропажу. Но ни
он, ни сиделка не проявили особенного беспокойства — так, какое-то
раздражение. Вы следите за ходом моих мыслей? Точно так же можно
утверждать, что это не был и сильный яд, например антимоний.
Иначе, ручаюсь моей лицензией, врач никогда бы не рискнул за¬
свидетельствовать, что Майлз умер естественной смертью. Нет, второе
предположение более вероятно. Я имею в виду версию Марка о том,
что были похищены несколько таблеток морфия.
— Майлзом?
Партингтон нахмурил брови. Этот вопрос, казалось, озадачил
его больше других.
— Да, весьма вероятно, и это самое простое объяснение... ведь
мы ищем простых объяснений? — заметил Партингтон, и его лицо
при свете звезд приняло странное выражение.
— Все же есть целый ряд деталей, которые противоречат этой
гипотезе. Возвращение склянки особенно. Ведь комната Майлза
216

смежная с комнатой сиделки, и весьма вероятно, что она не за¬
пирала дверь в комнату больного, в отличи^ от двери в коридор.
Допустим, что Майлз похитил склянку и пожелал ее вернуть.
Почему он просто-напросто не поставил ее на место в комнате
сиделки, а вынес ее на столик в коридор!
— Разгдака проста, — заметил Стивенс. — Иначе сиделка тут
же поняла бы, кто взял склянку, поскольку он один мог проникнуть
в ее комнату!
Партингтон остановился и чертыхнулся вполголоса.
— Я старею, черт побери! — сказал он. — Вы правы — это
очевидно. К тому же, возможно, она закрывала на ключ и дверь
в комнату больного, и тогда у нее не было абсолютно никаких
причин подозревать его в похищении.
— Ну и к чему мы пришли?
— К мотивам! — упрямо сказал Партингтон. — К причинам,
по которым морфий был украден Майлзом или кем-нибудь другим.
Если его похитил Майлз, причины очевидны. Но если речь идет
о ком-нибудь другом? Для чего могли понадобиться таблетки? Не
для другого преступления, во всяком случае! Ведь украдены были,
по всей видимости, две-три таблетки, не более. Иначе врач или
сиделка подняли бы большой шум. Обычно таблетки в четверть
грана, а требуются два или три грана, чтобы лекарство представляло
опасность для жизни. И четыре, чтобы быть уверенным в исходе
дела. Мы также можем отбросить версию, по которой в доме есть
морфиноман. Так, в этом случае, можете быть уверены, склянка
никогда бы снова не появилась. Возможно, что кто-нибудь просто
страдал бессонницей?.. Вполне. Но тогда зачем употреблять такое
сильное средство, когда в ванной лежит веронал? Его можно просто
взять, а морфий необходимо похищать. Итак, ни одна из этих
версий не кажется мне разумной. Непонятно, для чего же похитили
морфий?
— Ну, предположим, вы должны что-то сделать ночью, но не
хотите быть увиденным или услышанным. Если вы дадите четверть
грана морфия возможному свидетелю, то можете быть уверены,
что он вам не помешает. Не так ли?
И вновь Партингтон замер, пристально уставившись на Сти¬
венса. Тому даже подумалось, не навлек ли он сам на себя ка¬
кое-нибудь подозрение. И он снова вспомнил ночь, когда скончался
Майлз Деспард, ночь, когда Мэри и он находились в коттедже
менее чем в четверть мили отсюда и когда он свалился спать в
половине одиннадцатого...
Но Партингтон лишь сказал:
— Я сейчас подумал о наиболее сложном вопросе: вскрытии
склепа и исчезновении тела. Если мистер и миссис Хендерсон были
напичканы морфием, разве услышали бы они что бы то ни было?
217

— Боже мой, вы правы! — воскликнул Стивенс, чувствуя
облегчение. — Тем не менее... — поколебавшись, добавил он.
— Вы хотите сказать, что кто-то другой мог бы услышать шум?
И Хендерсон клянется, что вход в склеп не тронут? Пусть будет
так, причем я очень хочу верить в его искренность. Мы действи¬
тельно наделали много шума и повреждений, но вспомните, что
мы пользовались рычагами и кузнечными молотами. Я полагаю,
вы помните также покрытие склепа? Оно составлено из плит разных
форм, соединенных цементом, который залит между ними в рас¬
щелины — нечто похожее на куски головоломки. Но под плитами
нет цемента! Тогда не легче ли было удалить цемент по периметру
и поднять плиты все вместе? Словно крышку, как мы это проделали
с плитой, закрывавшей вход в склеп. Тогда нужно было лишь
убрать цемент по периметру, а вот это Хендерсон мог и не заметить.
Слой гравия и земли, который нужно поднять и переложить, оставил
бы, конечно, следы... Но не забывайте, что он уже был потревожен
во время похорон, и все вполне можно перепутать...
Так же как и Партингтону, Стивенсу очень хотелось бы убедить
себя в этой версии, однако причины у него были гораздо более
личные, поэтому, наверное, ему удавалось размышлять так логично.
Они подошли к выходу из парка. Кингс-авеню в редком свете
уличных фонарей напоминала темную реку.
— Я прошу прощения за свои длинные рассуждения, — сказал
Партингтон, — но в том положении, в котором мы оказались, мы
должны поверить во что-то в этом роде. Эдит считает меня мате¬
риалистом, и я не вижу причин стыдиться этого. Она всегда думала,
что я сделал аборт той девушке, которая работала у меня, только
потому, что та забеременела моими стараниями. Так кто же тогда
действительно материалист,- позвольте спросить?
Прежде чем выйти из дома, Партингтон пропустил еще один
стакан, и это, кажется, окончательно развязало ему язык.
— Вы можете считать, что я нашел отличное объяснение всему,
что касается склепа. Конечно же, это была какая-то махинация
со стороны распорядителя похоронами.
— Распорядителя похоронами? Вы имеете в виду мистера Ат¬
кинсона?
Он увидел, как врач поднял брови.
— Старый Джонах? Да, конечно же, вы должны знать его! О,
это интересный тип! Он похоронил несколько поколений Деспардов
и теперь очень стар. Именно оттого, что речь шла об Аткинсоне,
наш друг Хендерсон был так уверен, что не могло быть никакого
надувательства со стороны служащих похоронного бюро. Марк по¬
казал мне это заведение по дороге сюда сегодня вечером. Он сказал,
что теперь сын старог. Джонаха руководит предприятием. Старый
Джонах часто виделся с отцом Марка, и тот любил спрашивать
218

его, шутя, конечно, сидит ли он все еще в своем «чайном салоне»
или в своем «углу» ? Я не знаю, что он слышал в ответ. Возможно...
О! Доброй ночи!
Стивенс, уверенный в том, что собеседник уже вряд ли способен
нормально рассуждать, быстро удалялся, пожелав ему доброй ночи.
Однако Стивенсу хотелось побыть одному, и он замедлил шаги,
как только понял, что Партингтон возвращается по аллее обратно.
Стивенс находился в состоянии полной растерянности, мысли
и чувства его были расстроены. Ему вдруг захотелось, чтобы кто-то
мудрый оказался рядом и задал бы ему несколько точных вопросов,
которые бы привели его собственные мысли в порядок. Например:
«Не кажется ли тебе, что есть нечто ненормальное в том, что
касается Мэри?» Но что он мог бы ответить? Именно к этой стороне
дела Стивенс испытывал почти физическое отвращение. Именно
перед этой чертой ум его инстинктивно, так, как отступают перед
огнем, останавливался. Он не мог бы ответить на свои же вопросы
и поэтому не слишком фантастичные. К тому же на чем бы они
основывались? Все сводилось к фотографии, совпадению имен, по¬
разительному сходству... а также к тому, что фотография исчезла...
Но это и все.
Стивенс постоял перед коттеджем. Дом был погружен в темноту,
и только красноватый свет пробивался через окно гостиной. По
всей видимости, Мэри зажгла камин. Это показалось ему странным,
так как она не любила и даже боялась огня.
Ощущение тревоги внезапно возникло у Стивенса.
Входная дверь оказалась запертой только на щеколду. Он открыл
ее и вошел в холл, освещенный справа, из гостиной, лишь отбле¬
сками огня. Было тихо, слышалось только потрескивание древесины,
пожираемой пламенем. Видимо, дрова были сырыми.
—	Мэри! — позвал он.
Ему никто не ответил. С чувством все возрастающего беспо¬
койства Стивенс вошел в гостиную. Без всякого сомнения, дрова
были очень сырыми — он почти задохнулся от едкого желтоватого
дыма, в клубах которого дрожало слабое и неяркое пламя. Слы¬
шалось, как шипят и трещат поленья. В дымном свете комната
казалась странной, незнакомой, но тем не меннее освещения было
достаточно, чтобы Стивенс смог различить около камина табурет,
на котором стояла тарелка с сандвичами, термос и чашка.
—	Мэри!
Он вернулся в холл, его собственные шаги показались ему
очень тяжелыми, и паркет из-за этого скрипел непривычно громко.
Намек на героя серии новелл баронессы Оржи «Старик на углу», который
разгадывал тайны, занимаясь тем, что завязывал и развязывал узелки на шнурке.
{Примем черев.)
219

Стивенс приблизился к маленькому столику, на котором стоял
телефон, и его рука машинально ощупала кожаный портфель,
который находился на прежнем месте. Однако портфель был открыт,
а рукопись торчала из него наполовину, словно бы ее засовывали
в спешке.
— Мэри!
Ему ответила лишь заскрипевшая под его ногами лестница. Он
поднялся наверх, в спальне горела лампа, стоявшая у изголовья
кровати, но комната оказалась пуста, и покрывало было не смято.
На камине часы лихорадочно отбивали секунды. Они показывали
три часа пять минут.
И тут Стивенс увидел на бюро записку.
«Дорогой Тед, — прочел он. — Меня не будет этой ночью. От
этого зависит наш с тобой душевный покой.
Я вернусь завтра утром, и, умоляю тебя, не тревожься. Все
это ужасно трудно объяснить. Но что бы ни вообразил ты, ЭТО
НЕ ТО, ЧТО ТЫ ДУМАЕШЬ.
Любящая тебя Мэри.
Р. 8. Я беру машину. Приготовила тебе сандвичи и кофе в
термосе. Ты найдешь все это в гостиной. Элен придет утром к
твоему завтраку».
Стивенс сложил письмо и бросил его на бюро. Внезапно он
почувствовал себя неимоверно усталым и присел на край кровати.
Отдохнув немного, он встал и спустился на первый этаж, по пути
зажигая лампы.
Он открыл портфель и, изучив его содержимое, обнаружил то,
что и ожидал. Рукопись Кросса состояла из двенадцати глав, теперь
их осталось только одиннадцать.
Глава, касающаяся Мари Д’Обрэй, гильотинированной за убий¬
ство, исчезла.

Часть третья
АРГУМЕНТЫ
Лоренс, находясь однажды в спальне, взял ма¬
ленькую маску, покрытую черным бархатом, и, шут¬
ки ради надев ее, направился к зеркалу. Но не успел
он посмотреть на свое отражение, как старый Бэкстер
закричал ему из-за кровати: «Не делай этого, безу¬
мец! Ты что, хочешь взглянуть на себя глазами
смерти?»
Джеймс Р. Монтэгю. •Взгляд из Хилла»
Глава 11
В половине восьмого утра Стивенс, уже приняв душ и пере¬
одевшись, спускался по лестнице. Неожиданно он услышал несме¬
лый стук дверного молотка.
Стивенс замер, ухватившись рукой за перила, и почувствовал
вдруг, что не может ответить, так как язык не слушался его. «А
что, если это Мэри?» — подумал он. Всю ночь он обдумывал
упреки, но, не желая их высказывать, стал быстро соображать, с
чего он может начать разговор с женой. Лампы на первом этаже
по-прежнему были включены, и гостиная еще была полна остывшего
уже дыма. Холл показался Стивенсу странно незнакомым.
В напряженной тишине лишь мягкое шипение электрической
кофеварки напоминало о домашнем уюте. Стивенс прошел в сто¬
ловую и выключил ее. Только после этого, немного успокоенный
ароматом кофе, он отправился к входной двери.
— Прошу прощения, — ответил ему незнакомый голос, — я
хотела спросить...
За дверью стояла женщина решительного вида, одетая в длинное
голубое пальто. Хотя она и сдерживалась, но в ней, однако же,
угадывалось внутреннее возбуждение и даже гнев. Лицо, выгля¬
дывавшее из отворотов поднятого голубого вельветового воротника,
пожалуй, нельзя было бы назвать красивым, но тем не менее это
было привлекательное лицо умного человека. Оно показалось Теду
знакомым.
— Я не знаю, помните ли вы меня, мистер Стивенс, но я
видела вас несколько раз в Деспард-парке. Свет в доме включен,
поэтому я... Меня зовут Мира Корбет, я ухаживала за мистером
Майлзом Деспардом.
221

— О, да, да! Конечно! Входите же!
— Видите ли, — сказала женщина, машинально прикасаясь к
краю шляпки и оглядываясь в сторону Деспард-парка, — кажется,
там что-то неладно... Прошедшей ночью кто-то прислал мне те¬
леграмму, требуя, чтобы я немедленно явилась...
Она снова смешалась, а Стивенс подумал: «Еще одно сатанинское
послание!»
— Но я была около больного и прочла ее лишь час назад,
вернувшись домой. Тогда я и решила... — она занервничала еще
больше, — решила, что мне нужно тут же отправиться в Деспард-
парк. Но на мой стук никто не ответил. Я боюсь, не случилось
ли там что-нибудь... У вас горел огонек, и я подумала, что вы не
будете возражать, если я зайду к вам, чтобы подождать...
— Конечно, нет. Проходите же!
Он задержался на пороге и посмотрел на дорогу. В утреннем
тумане какой-то автомобиль с зажженными фарами карабкался на
холм. Машина подъехала к дому и остановилась.
— Хей-хо! Хей-хо! Хей-хо! — прокричал голос, который мог
принадлежать только Огдену Деспарду.
Хлопнула дверца, и высокий мужской силуэт направился к
дому Стивенса. На Огдене красовалась накидка из верблюжьей
шерсти, из-под которой выглядывали брюки от вечернего костюма.
Огден был одним из парней, которые встречаются во многих семьях
и которые странно не походят на своих братьев. У него были
черные блестящие волосы, немного впалые щеки и голубоватый
подбородок. Сегодня он был небрит, но волосы его были тщательно
расчесаны и уложены. Оглядев Стивенса, Огден уставился своими
черными глазами на сиделку. Хотя ему и было только двадцать
пять лет, он казался гораздо старше Марка.
— Встречайте! — сказал он, засунув руки в карманы. — Рас¬
путник вернулся!.. Но что он видит здесь? Любовное свидание?
У Огдена было явное пристрастие к скользким шуткам. Стивенс
ничего не ответил и провел мисс Корбет в холл. Огден, закрыв
дверь, последовал за ними.
— Я прошу извинить меня за беспорядок, — сказал Стивенс
сиделке, — но я работал почти всю ночь. Сейчас я сварю кофе.
Вы выпьете чашечку?
— С большим удовольствием, — зябко поежившись, сказала
мисс Корбет.
— Фи, кофе! — состроил гримасу Огден. — Разве так принимают
гуляку, вернувшегося с ночной попойки?
— Виски стоит где всегда. Распоряжайтесь.
Стивенс заметил, что сиделка и Огден поглядели друг на друга
с любопытством, но не сказали ни слова. Однако между ними
чувствовалось какое-то напряжение. Мисс Корбет с непринужден-
222

ным видом прошла в гостиную. Стивенс понес кофеварку в кухню
и принялся разливать кофе по чашечкам. Туда же со стаканом,
до половины наполненным виски, вскоре явился и Огден. Напевая,
он открыл дверцу холодильника, нашел лимонад, разбавил виски
и сказал:
— Значит, наша дорогая Мира тоже получила телеграмму из
полиции с требованием прибыть сюда. Так же как и я.
Стивенс промолчал.
— Мне мою вручили ночью, — продолжал Огден. — Но я так
весело развлекался, что у меня не было ни малейшего желания
прерывать пьянку. Хорошо, что флики наконец-то выходят на след.
Получается, что все наши опасения небезосновательны.
Он взял кубик льда и опустил его в стакан.
— Как я понимаю, вы провели эту ночь, помогая Марку вскрыть
склеп.
— С чего вы взяли?
— С того, что я не дурак.
— Да уж куда там! Однако предупреждаю, что в моем нынешнем
настроении я с удовольствием запихал бы в этот посудный шкаф...
вас или кого другого, кто будет мне надоедать... Поэтому будет
куда лучше, если вы просто передадите мне сливки, которые стоят
в холодильнике.
Огден рассмеялся.
— Я прошу прощения, старина, но не понимаю, что вас так
взбесило? У меня чутье сыщика. А в баре, где вы держите виски,
лежат две сигаретки, из тех, что любит Марк. И даже эскиз
плиточного покрытия склепа, тоже, видимо, сделанный его рукой.
О, это меня не удивляет! Я догадывался, что Марк собирается
сделать что-то в этом роде. И что он именно поэтому хотел, чтобы
нас всех не было в доме этой ночью.
На лице Огдена появилось злобное выражение.
— Что сказала полиция, когда застукала вас в момент разру¬
шения плит?
— Полиции не было.
— Что?
— И более того, я уверен, что все послания отправлялись не
оттуда.
Огден, кусая нижнюю губу, бросил взгляд на него, потом заморгал.
— Да... мне тоже так показалось, но... Послушайте, Тед, вы
можете сказать мне... тем более я все равно сам узнаю это, как
только приду домой... В вашем кабинете было три человека, потому
что стоит три стакана. Кто был третьим?
— Некто доктор Партингтон.
— Черт побери! — воскликнул Огден, и взгляд его стал за¬
думчивым. — Это значит, что он приготовился к Трафальгарской
223

битве! Расстрига! А я-то думал, что доктор в Англии! Если ког¬
да-нибудь он узнает... О, теперь я все понимаю. Доктор потребо¬
вался Марку, чтобы кромсать старого дорогого Майлза... Ну и
доложите, что же вы обнаружили?
— Ничего.
— Как?
— Буквально ничего. Тела не было в склепе.
— Может быть, вы хотите сказать, что обнаружили бедного
старого Майлза с желудком, переполненным ядом, и спрятали его
труп? Чтобы никто никогда не узнал об этом? Мне известно на¬
мерение Марка не сообщать полиции. А не хотите ли вы узнать
мое?
— Нет. Я вам рассказал, что произошло. Подержите, пожа¬
луйста, дверь, я унесу чашки.
Огден, думая о чем-то своем, машинально выполнил просьбу,
затем сказал, пристально вглядываясь в Стивенса:
— А... где же Мэри?
— Она... она еще в постели.
— Занятно!
Стивенс понимал, что за этим замечанием не кроется ничего
и что Огден просто-напросто остался верным своей привычке при¬
водить в замешательство собеседника, но, однако, оно произвело
на него очень неприятное впечатление.
Огден проследовал за Стивенсом в гостиную и поприветствовал
мисс Корбет, приподняв стакан.
— Я хотел поговорить с вами, моя дорогая, но вначале должен
был немного подкрепиться. Ваше здоровье!
Мисс Корбет сидела спокойно, сложив на коленях руки, и,
казалось, ее нисколько не удивляет и не оскорбляет такая развяз¬
ность.
— А что вы скажете по поводу телеграмм? — спросил Огден.
— Почему вы решили, что я получила телеграмму? — поин¬
тересовалась сиделка.
— Выходит, что и вам надоело все растолковывать? Ради Бога.
Потому что я сам получил телеграмму этой ночью. В тот момент
я как раз совершал обход ресторанчиков...
— В таком случае, — практично заметила мисс Корбет, —
каким же образом телеграма смогла вас найти?
Глаза Огдена сверкнули, казалось, он был готов ответить ка¬
кой-нибудь грубостью, но, видимо, он отдавал себе отчет в том,
что это будет означать признание своего промаха, и предпочел
сдержаться.
— Вам хочется поймать меня на ошибке? Но все очень просто.
Телеграмма была послана в Хаверфорд Клаб. И мне вручили ее,
как только я добрался туда. Но хватит говорить об одном и том
224

же. Вы можете расспросить о телеграммах Теда Стивенса. Он в
курсе всех этих событий. Однако очень хорошо, что вас вызвали
сюда, так как ваше свидетельство может оказаться важным. Никто
не знает...
— Мое свидетельство о чем?
— Об отравлении дяди Майлза, разумеется.
— У вас нет никаких оснований подозревать меня хоть в
чем-либо! — вскричала сиделка, и немного кофе пролилось из ее
чашки в блюдце. — Но если уж у вас возникают такие мысли,
обратитесь к доктору Бейкеру! Нет никаких оснований думать...
Она замолчала, потом продолжила:
— Признаюсь, я немного волнуюсь. Не потому, что получила
этот дурацкий приказ явиться сюда, а потому, что отсутствовала
в ту ночь, когда все это произошло. И потому...
— И потому, что вы так старательно забаррикадировали вашу
комнату, — добавил медленно Огден. — Так старательно, что
никто не смог добраться до лекарств, случись у дяди приступ.
Таким образом, у вас есть причины, чтобы чувствовать за собой
вину. И я нс думаю, что ваша репутация останется безупречной,
после того как эти подробности станут известными...
Стивенс сознавал, что именно это обстоятельство беспокоит
мисс Корбет.
— О, я понимаю, — продолжал Огден, — что у вас были
основания поступить именно таким образом. Дяде Майлзу, казалось,
стало лучше. К тому же из вашей комнаты только что был похищен
смертельный яд. Вы, без сомнения, поступили правильно, желая
воспрепятствовать тому, чтобы кража повторилась. Однако как же
это у вас до сих пор не возникло никаких подозрений? В субботу
похищают яд, а в ночь на четверг ваш больной умирает! Мне бы
это показалось в высшей степени странным!
Огден скорее играл у мисс Корбет на нервах, чем искал дока¬
зательства ее вины. Он как бы наблюдал себя со стороны, причем
с таким удовольствием, что сиделка наконец сообразила, что к
чему, и снова стала бесстрастной.
— Вы, кажется, знаете об этом деле больше, чем кто-либо, —
устало вымолвила она. — Следовательно, вам должно быть изве¬
стно, что похищенное из моей комнаты, во-первых, не может стать
причиной смерти, а во-вторых, не могло вызвать ни одного из
симптомов, появившихся у мистера Деспарда.
— Ах, даже так! Значит, то не был мышьяк? Так что же в
таком случае?
Она не ответила.
— Между прочим, вы должны кого-то подозревать...
Мисс Корбет поставила пустую чашку на стол. Стивенс, который
в это утро особенно остро воспринимал происходящее, почувствовал,
8 ДжЛ.Карр «Сжигающий суд»
225

что разговор принимает какой-то новый оборот. Сиделка посмотрела
вокруг себя, затем в сторону лестницы, словно бы она кого-то
ждала или услышала какой-то звук. Стивенсу показалось, что,
если бы не Огден, она с удовольствием продолжила беседу.
— Я не имею ни малейшего понятия, — сказала она спокойно.
— Было бы, конечно, лучше, если бы вы поделились со мной, —
сказал Огден тоном, претендующим на откровенность. — Это облегчило
бы вашу душу, а я не ищу...
— Прекратите эту игру, Огден, — сухо перебил его Стивенс. —
Вы не из полиции. К тому же складывается впечатление, что жуткая
история, которая произошла с вашим дядей, доставила вам удоволь¬
ствие...
Огден, улыбаясь, повернулся к нему.
— А вы-то, вы что скрываете? Я ведь вижу, что вы чем-то
обеспокоены. Может быть, этим случаем с пропавшим телом?..
Или чем-нибудь другим? Только не надо пытаться меня разубеж¬
дать.
Сиделка встала, и Огден обратился к ней:
— Вы уходите? Прозвольте мне проводить вас до дома.
— Не надо, благодарю вас.
Возникло неловкое замешательство. Огден некоторое время про¬
должал разглядывать собеседников со своей обычной ухмылкой,
затем поблагодарил Стивенса за виски, раскланялся и ушел. Как
только Стивенс закрыл за Огденом входную дверь, сиделка вышла
к нему в холл, взяла его за руку и заговорила очень быстро:
— Истинная причина моего прихода к вам заключается в том,
что я хочу поговорить с вами. Я знаю, что все это ерунда, но тем
не менее я хотела предупредить вас, что...
Входная дверь снова открылась, и появилась голова Огдена.
— Я прошу прощения, — произнес он, осклабясь. — Здесь,
оказывается, любовное свидание! Хотя вряд ли — ведь жена спит
на втором этаже... Но, может быть, ее нет? Я заметил, что гараж
пуст, и подумал, что вам будет скучно вдвоем...
— Убирайтесь! — холодно приказал Стивенс.
— Ох, ох! Я также заметил, что в вашей комнате горит лампа.
Мэри всегда спит при свете?..
— Убирайтесь! — повторил Стивенс.
Видно, что-то в тоне Теда испугало Огдена. Но тем не менее,
когда Стивенс с мисс Корбет вышли из дома и направились в
Деспард-парк, он на небольшом расстоянии ехал за ними в машине.
Огромная вилла уже стала появляться из скрадывавшего звуки
тумана, когда неожиданно раздался стук дверного молотка. Звук
тут же исчез, и тишина стала еще более гнетущей.
— О, Боже! — воскликнул Огден, подъехав к дому и вылезая
из машины. — Вы не думаете, что все они тоже...
226

Обращался он к человеку, который стоял на крыльце. Человек
этот держал в руках кожаный портфель, взгляд его был прям и
решителен; одет он был очень аккуратно в плащ цвета морской
волны и серую фетровую шляпу. Светлые волосы придавали лицу
моложавость. Однако виски покрывала седина.
—	Вы не отсюда? — спросил он. — Кажется, в доме никого
нет. Меня зовут Бреннан, я из полиции.
Огден тихонько присвистнул, и Стивенсу показалось, что он
сразу начал оправдываться:
—	Возможно, хозяева легли поздно и крепко спят. Неважно,
у меня есть ключи. Меня зовут Огден Деспард, я тоже живу здесь.
Чем мы обязаны столь ранним визитом, инспектор?
—	Капитан, — резко, как будто Огден вызвал в нем неприязнь,
поправил его Бреннан. — Видимо, мне нужен ваш брат. Если...
Дверь раскрылась так неожиданно, что рука Бреннана, собрав¬
шегося было снова постучать дверным молотком, повисла в воздухе.
На пороге появился Партингтон, одетый по-парадному и выбритый
настолько тщательно, что казалось, будто он шлифовал свое лицо
пемзой.
—	Меня зовут Бреннан, — произнес капитан, кашлянув. — Я
из полиции.
Сцена, последовавшая вслед за этим, произвела на Стивенса
удручающеее впечатление. Лицо Партингтона стало землистого
цвета, ноги его подкосились, и если бы он не ухватился за наличник
двери, то, наверное, упал бы.
Глава 12
— Вам нехорошо? — непринужденно спросил Бреннан и под¬
держал его за локоть.
— Полиция... — повторил Партингтон. — Ничего, ничего, все
в порядке, хотя, если бы я вам сказал, что все не в порядке, вы
бы меня все равно не поняли.
— Почему же?
Партингтон захлопал ресницами, и Стивенсу показалось, что
он пьян. Однако это было не так.
— Бреннан! — воскликнул Партингтон. — Мне кажется, что
это имя... Скажите-ка, а не вы ли это рассылали телеграммы всем
собравшимся здесь, прося их приехать?
— Вы заблуждаетесь, — сказал капитан. — Я не посылал
никаких телеграмм. Наоборот, я хотел бы узнать, кто послал
письмо мне. Я желаю поговорить с мистером Деспардом, мистером
Марком Деспардом. Комиссар послал меня повидаться с ним.
— Доктор сегодня не в своей тарелке, капитан, — вкрадчиво
вмешался Огден и добавил, повернувшись к Партингтону: — Вы,
227

наверное, не помните меня? Меня зовут Огден. Я учился в кол¬
ледже, когда вы... нас покинули. А это, если вы также забыли,
Тед Стивенс, с которым вы познакомились минувшей ночью. Это
мисс Корбет, которая была сиделкой дяди Майлза.
— Наконец-то, Марк! — воскликнул Партингтон.
Дверь из комнаты раскрылась, осветив темный холл и Марка
Деспарда. На нем был плотный серый свитер со скрученным во¬
ротником.
— Дорогой брат, — обратился к нему Огден, — кажется, у
нас предвидятся кое-какие хлопоты. Представляю тебе капитана
Бреннана из бюро по расследованию убийств.
— Я вовсе не из этого бюро, — раздраженно возразил Бреннан.—
Я здесь по поручению комиссара полиции. Вы мистер Марк Деспард?
— Да. Входите же, прошу вас.
Марк отстранился, пропуская гостя, и добавил непривычным
для него безликим голосом:
— Я прошу извинить меня за некоторый беспорядок. Но моей
сестре сегодня ночью было плохо... Мисс Корбет, вы не могли бы
подняться к ней?.. Кроме того, кухарка и служанка отсутствуют,
но мы, конечно, попытаемся приготовить вам завтрак. Сюда, по¬
жалуйста. Тед, Партингтон, не зайдете ли и вы?..
Огден едва мог поверить своим ушам.
— Что с тобой, Марк? Конечно же, я войду вместе с вами!
— Огден, бывает, что ты являешься душой компании, но иногда
случаются и такие обстоятельства, при которых твое присутствие
может только стеснять. Сейчас именно тот случай. Считай, что я
все сказал.
Он захлопнул дверь перед носом своего брата. В комнате, куда
вошли четверо мужчин, горел свет, а ставни были закрыты. Брен¬
нан, повинуясь жесту Марка, уселся в кресло, положив шляпу и
портфель на пол перед собой. Выяснилось, что он несколько лысоват,
но и без шляпы лицо его по-прежнему казалось молодым.
Бреннан, видимо, размышлял, с чего начать разговор, наконец
он взял портфель, открыл его и сказал:
— Вы знаете, почему я здесь, мистер Деспард, и полагаю, что
могу говорить открыто при ваших друзьях. Вчера утром я получил
вот это письмо. Прошу вас прочитать его вслух. Можете также
убедиться, что адресовано оно было лично мне и отправлено из
Криспена в четверг вечером.
Марк медленно развернул письмо и, прежде чем начать читать,
долго его изучал.
«Майлз Деспард, как известно, скончался в Деспард-парке, в
Криспене 12 апреля, умер не своей смертью. Он был отравлен.
Если вы желаете получить этому подтверждение, вам достаточно
228

будет обратиться к Джойсу и Редферну, фармацевтам на Уолнут-
стрит, 218. На следующий день после кончины дяди Марк Деспард
отвез им стакан с молоком и серебряную чашу, в которой были
два яйца с портвейном. В чашке оказался мышьяк. Сейчас она
спрятана в ящике бюро Марка Деспарда, а обнаружена она была
в комнате Майлза Деспарда после его смерти. Кроме того, Марк
Деспард в клумбе к востоку от дома похоронил труп кошки, жившей
в доме. Скорее всего, кошка отравилась смесью, содержавшей мышь¬
як. Марк не совершал преступления, но он пытается скрыть его.
Убийство было совершено женщиной. Если вы ищете доказа¬
тельства, допросите миссис Хендерсон, кухарку. Она видела жен¬
щину в комнате Майлза Деспарда в ночь, когда было совершено
преступление, причем в тот самый момент, когда та протягивала
Майлзу эту серебряную чашу. Кухарка не знает, что речь идет
об убийстве, поэтому действуйте осмотрительно, и тогда вы сумеете
узнать немало полезных вам вещей. В настоящее время кухарка
находится у своих знакомых в Франкфорде, Лиз-стрит, 929.
Борец за справедливость».
— Мне очень нравится подпись, — добавил Марк, отложив
письмо.
— Важно то, мистер Деспард, — заметил Бреннан, — что это
письмо правдиво. Вчера мы допросили миссис Хендерсон, и я был
послан сюда комиссаром, одним из ваших друзей, чтобы помочь
вам.
— Вы занятный сыщик, — сказал Марк и засмеялся. Бреннан
в ответ улыбнулся, и Стивенс подумал, что он никогда еще не
присутствовал при столь быстром прекращении неприязненных от¬
ношений.
— Конечно, я понимаю, — сказал Бреннан, — что вы первым
делом подумали, увидев меня. Вы, вероятно, ожидали, что я упо¬
доблюсь ищейке, жаждущей крови, и примусь допрашивать людей,
оскорбляя их? Позвольте мне заметить, что полицейский, посту¬
пающий подобным образом, недолго продержится на работе, осо¬
бенно если ему приходится иметь дело с влиятельными людьми
или друзьями комиссара, как вы, например. Итак, я нахожусь
здесь, как я уже сказал, в качестве представителя мистера Картелла,
комиссара.
— Картелл, — повторил Марк, поднимаясь. — Ну конечно же!
Он бы...
— Поэтому, — продолжал Бреннан, прервав его жестом, — я
дал вам прочитать письмо. Мне хочется, чтобы вы были в курсе
всех дел. Комиссар просил меня оказать вам любую посильную
помощь в рамках закона. Мы с ним прекрасно поняли друг друга.
229

Марк кивнул, и Стивенс подумал, что Бреннан выбрал наи¬
лучший способ поведения — завоевать к себе дружеское располо¬
жение. Без сомнения, полицейский был ловким человеком.
— Когда я вчера получил это письмо, я немедленно передал
его комиссару. Он не думал, что речь идет о чем-то важном, я
тоже так считал, но тем не менее решил, что мне все же следует
отправиться к Джойсу и Редферну.
Он вытащил из своего портфеля отпечатанный на машинке
листок.
— Однако эта часть письма оказалась верной. Вы действительно
ходили к фармацевтам в четверг тринадцатого апреля и принесли
на анализ стакан и серебряную чашу. Вы сказали, что ваша кошка,
судя по всему, отравилась, попробовав содержимое этой посуды.
Вы также просили фармацевтов никому ничего не говорить, даже
если их будут расспрашивать. Вы зашли к ним на следующий день
и получили ответ такого содержания: в стакане яда нет, а в чашке
содержится два грана мышьяка. Я верно говорю, не так ли?
Без сомнения, Бреннан был человеком, знающим свое дело.
Вкрадчивыми кошачьими манерами и прямо-таки восточной лю¬
безностью он умел расположить к себе собеседника и получить от
него много информации. Он очень легко заставил Марка рассказать
ему всю историю болезни и смерти Майлза Деспарда и пришел к
естественному заключению, что если и имело место отравление,
то яд подавался, видимо, в этой серебряной чаше.
Затем Бреннан рассказал, как он допрашивал миссис Хендерсон.
Его рассказ об этом был немного туманным и неопределенным, и
Стивенс догадался, что Бреннан, стараясь, видимо, создать непри¬
нужденную обстановку, представился другом Марка и дал ей воз¬
можность посудачить и посплетничать. Он признал, что миссис
Хендерсон ни о чем не догадывалась до того момента, как была
приглашена к комиссару полиции. Но потом у нее случился на¬
стоящий нервный припадок, она кричала, что предала Деспардов
и что никогда больше она не посмеет предстать перед ними.
Бреннан прочитал показания миссис Хендерсон, в них содер¬
жалось все, о чем она рассказывала Марку. Единственное различие
заключалось в том, что в показаниях исчезла вся странность ат¬
мосферы. Отпечатанный текст не содержал ничего сверхъестест¬
венного и даже просто необычного. Бреннан заметил по этому
поводу доверительным тоном.
— Однако, мистер Деспард, есть во всем этом и одна странная
деталь. Миссис Хендерсон говорит — это се собственные слова, —
что «женщина прошла сквозь стену». Миссис Хендерсон не смогла
или не захотела их уточнить. Она лишь добавила, что стена, как
показалось ей, «немного изменилась, потом изменилась еще». Тут
вмешался комиссар: «Я пытаюсь понять вас, миссис. Вы имеете в
230

виду потайной ход? Это вполне вероятно, ведь ваш дом очень
старый»...
Марк сидел неподвижно, руки в карманах, в упор глядя на
сыщика. Его лицо, так же как и лицо Бреннана, казалось невоз¬
мутимым.
— И что же ответила миссис Хендерсон?
— Она сказала: «Да, я думаю, что это так». Вот об этом я и
хотел вас спросить. Я часто слышал разговоры о потайных ходах,
но должен признаться, что до сих пор не видел ни одного. Поэтому
мне особенно интересно это обстоятельство. В самом деле, есть ли
потайная дверь в комнате вашего дяди, мистер Деспард?
— Я тоже слышал об этом.
— Но можете вы ее показать?
— Сожалею, капитан. Некогда такая дверь действительно су¬
ществовала, и вела она в крыло дома, но теперь его нет, оно
разрушено, и я никогда не видел пружины или какого-нибудь
механизма, которые бы открывали се.
— Хорошо, — сказал Бреннан. — Я объясню вам причины, по
которым я спросил вас об этом. Дело в том что, если бы мы смогли
убедительно доказать, что миссис Хендерсон лжет, у нас были бы
все основания подозревать в совершении преступления именно ее.
Наступила короткая пауза, затем капитан продолжал:
— Так, мы знаем, что убийство было совершено около двадцати
трех часов пятнадцати минут. У нас есть чаша, содержащая яд.
Есть описание платья женщины, которая...
— Короче, — прервал его Марк, — у нас есть все, чтобы
сделать вывод, что преступление действительно было совершено.
— Точно! — быстро подтвердил Бреннан. Казалось, что его
восхитило, как верно Марк оценил ситуацию. — Мы позвонили
доктору Бейкеру, — продолжил он, — и спросили, не думает ли
он, что мистер Майлз Деспард был отравлен. Доктор ответил, что
мы сошли с ума и что это невозможно. Однако он признал, что
состояние мистера Майлза Деспарда в момент смерти аналогично
состоянию, которое бывает при отравлении мышьяком. Разумеется,
мы прекрасно понимаем его поведение. Любой семейный врач по¬
старается избежать каких-либо оценок в таком сложном вопросе.
Тотчас комиссар попытался связаться с вами, чтобы выяснить ваше
мнение по этому поводу. Но он не мог застать вас ни в бюро, ни
дома...
— Да, действительно, — подтвердил Марк, выдерживая взгляд
детектива, — я ездил в Нью-Йорк, чтобы встретить одного моего
друга, прибывшего из Англии, мистера Партингтона, присутству¬
ющего здесь.
Партингтон, сидевший около камина, поднял голову, но про¬
молчал.
231

— Да, — коротко подтвердил Бреннан. — Это мы выяснили.
Ну, а теперь давайте проанализируем факты. Переодетая женщина
находилась в комнате. От миссис Хендерсон мы знаем, что ваша
жена, ваша сестра и вы сами присутствовали той ночью на маскараде
в Сент-Дэвиде. Однако, судя по всему, женщина в комнате — это
ваша жена, так как на следующий день миссис Хендерсон случайно
увидела костюм миссис Деспард и узнала в нем то самое платье,
которое было на таинственной даме... Спокойно! Я довожу до
вашего сведения факты. Вчера мы не сумели связаться ни с вашей
женой, ни с сестрой, так как они тоже находились в Нью-Йорке.
Поэтому комиссар решил проверить все события и действия в ночь
с двенадцатого на тринадцатое апреля. Это было легко, так как
он хорошо знал и хозяев бала, и всех присутствующих на нем.
Кроме того, у меня есть рапорты относительно поведения каждого
из вас, наиболее подробные в критический момент, около двадцати
трех часов пятнадцати минут. Я еще познакомлю вас с их содер¬
жанием.
Возникло что-то вроде паузы, в течение которой каждый по¬
чувствовал, что в комнате, кажется, становится жарко. Краем глаза
Стивенс заметил, как двигается дверь: кто-то с самого начала
подслушивал. Стивенс подумал было, что это Огден, но когда дверь
открылась, он увидел Люси. Она осторожно вошла и встала около
двери, опустив руки. Темные волосы подчеркивали ее бледность.
— ...Начнем с вас, мистер Деспард, — продолжал Бреннан,
сделав вид, что не заметил ее появления. — Да, да. Я прекрасно
понимаю, что вряд ли можно принять вас за маленькую женщину,
которая к тому же была в декольтированном платье. Именно по¬
этому мы и установили, что вы не надевали на лицо маску, и
добрых две дюжины человек готовы поклясться, что вы не покидали
их ни на минуту. Вот все, что касается вас.
— Дальше, — сказал Марк.
— Далее имеется мисс Эдит Деспард, — сказал Бреннан, про¬
бежав глазами листок. — Она прибыла вместе с вами около двадцати
одного часа пятидесяти минут. На ней был белый костюм с ма¬
леньким чепчиком, на лице — черная бархатная полумаска. С
двадцати двух часов и до двадцати двух тридцати она танцевала,
затем разговаривала с хозяйкой дома. Ваша сестра порвала свою
кружевную юбку или что-то еще...
— Да, — сказал Марк. — Она очень сокрушалась по этому
поводу, когда мы ехали домой.
— Хозяйка дома поинтересовалась у Эдит, не хочет ли та
поиграть в бридж. Эдит согласилась и, пройдя в комнату, где
находились столы для карточной игры, сняла свою полумаску, что
было совершенно естественно. С двадцати двух тридцати и до двух
часов ночи — времени, когда вы уехали, — Эдит Деспард играла
232

в бридж. Несколько человек готовы подтвердить это. Следовательно,
полное алиби.
Бренан откашлялся.
—	Теперь переходим к вашей жене, мистер Деспард. На ней
было платье из красного и голубого шелка с очень широкой юбкой,
украшенной чем-то вроде драгоценных камней. На голове была
вуаль, которая прикрывала затылок, на лице голубая полумаска
с резными краями. По прибытии она сразу принялась танцевать,
а около двадцати двух тридцати пяти или сорока минут ей позво¬
нили по телефону...
—	Позвонили по телефону? — воскликнул Марк. — В чужой
дом! И кто же это был?
—	Мы не сумели установить. Но этот факт помнят многие,
так как мужчина, одетый в костюмчик уличного торговца — никто,
кажется, не знает его, даже хозяева дома, — принялся расхаживать
среди танцующих, играя роль, соответствующую его костюму. Он
и сказал, что миссис Люси Деспард просят к телефону. Ваша
супруга покинула зал, и метрдотель видел се в холле около двадцати
двух сорока пяти. Она направлялась к дверям и сняла свою по¬
лумаску. Видя, что мисис Деспард хочет выйти, метрдотель бросился
открывать ей дверь, но она выскочила наружу раньше, чем он
успел сделать это. Метрдотель видел, как пять минут спустя миссис
Деспард, все еще без полумаски, возвратилась в холл. Она вошла
в танцевальный зал и была приглашена на танец мужчиной, одетым
в костюм Тарзана. Затем она танцевала еще с двумя кавалерами,
имен которых мы нс знаем. В двадцать три пятнадцать она тан¬
цевала с мужчиной, которого отметили все: высота роста, тонкий
как нитка, в маске смерти...
—	Ну да! — воскликнул Марк, ударив ладонью по подлокотнику
кресла. — Теперь я тоже вспомнил. Это старый Кенион, судья
Кенион. Мы с ним потом пропустили по рюмочке...
—	Да, мы знаем и это. Как бы то ни было, факт был замечен,
так как хозяин дома сказал кому-то: «Смотрите, Люси Деспард
танцует со смертью!» Ваша супруга подняла голову и на несколько
мгновений сняла маску, чтобы получше разглядеть «смерть». Как
я вам уже доложил, это было как раз в двадцать три пятнадцать.
Следовательно, и здесь полное алиби! — заключил Бреннан, от¬
кладывая в сторону листок
Глава 13
Марк Деспард, видимо, почувствовал огромное облегчение, под¬
нялся и направился к Люси, говоря несколько театральным голосом:
— Позвольте мне представить вам ту, которая танцевала со
«смертью». Капитан Бреннан, моя супруга.
233

Затем, правда, он тут же разрушил возникшее было шутливое
настроение, прибавив:
— Какого черта вы не сказали нам обо всем этом сразу по
прибытии и наводили страх от ощущения, что в нас подозревают
преступников?
Однако внимание Стивенса было приковано к Люси и Брен¬
нану.
Со своей обычной порывистостью Люси шагнула вперед, и в
глазах ее зажглась живая искорка любопытства. Но она была все
так же бледна и не выглядела уж очень обрадованной словами
сыщика. Стивенс заметил, что она бросила мгновенный взгляд на
Марка.
— Мне кажется, капитан, что я слышала разговор с самого
начала. Возможно, вы специально подстроили, чтобы вышло именно
так. Есть некоторые обстоятельства, которые требуется уточнить... —
Она, казалось, готова была расплакаться. — Я не знала, что
случившееся так серьезно... хотя можно было бы и догадаться... В
общем, я вам очень благодарна.
— О, это мой долг, миссис Деспард, — не без удивления сказал
Бреннан. Он стоял перед Люси, покачивясь с ноги на ногу и
избегая ее взгляда. — Однако хочу заметить, что вы очень пра¬
вильно поступили, вернувшись вскоре после того, как покинули
бал. И прекрасно, что метрдотель видел, как вы возвращаетесь.
Не случись этого, вы бы оказались в очень сложной ситуации...
— Однако, Люси, — строго сказал Марк. — Кто тебе звонил
и куда ты ходила?
Она сделала небрежный жест и ответила, не глядя на мужа:
— О, это неважно. Я объясню тебе позднее. Мистер Бреннан,
Марк только что спросил вас о том, почему вы не рассказали нам
все это тотчас после прибытия. Мне кажется, что я догадываюсь
о причине. Я слышала, что о вас говорят. В некотором роде меня
даже пытались восстановить против вас. — Она улыбнулась. —
Я не хотела бы вас обидеть, но правда ли, что коллеги зовут
вас Лисом?
Бреннан вовсе не обиделся, он улыбнулся и широко махнул рукой.
— О, не стоит верить всему, что говорят, миссис Деспард. Мои
молодые коллеги...
— Утверждают, что вы всегда прячете в рукаве несколько
козырей. И сейчас также? — серьезно спросила Люси.
— Если я сейчас поведаю вам, какой у меня козырь... —
медленно начал он и неожиданно спросил: — А где вы слышали
обо мне?
— Трудно сказать. Однако слова запомнились... Может быть,
от комиссара... Хотя нет! Ведь все эти телеграммы к нам с просьбой
вернуться домой подписаны вами?
234

—	Нет. Я вам ничего не посылал. Напротив, я сам от кого-то
получил послание. Надо в этом разобраться. Оно подписано «Борец
за справедливость». Ясно, что автор в курсе всего происходящего.
Кто мог его послать?
—	Мне кажется, я сумею ответить на ваш вопрос, — сказал
Марк.
Он быстро подошел к маленькому секретеру и откинул крышку,
под которой обнаружилась старая пишущая машинка «Смит Фёст».
Не найдя листка бумаги, Марк вынул из кармана письмо и заправил
его в каретку.
—	Попробуйте эту машинку, — попросил он капитана. —
И сравните шрифт со шрифтом письма, которое получили вы.
Бреннан с важным видом нацепил на нос очки в роговой оправе
и сразу сделался похожим на некоего виртуоза, приготовившегося
ударить по клавишам фортепьяно. «Да будет мир на земле для
всех добрых людей», отстучал он, сравнил буквы и объявил:
—	Я не эксперт, но идентичность оттиска бросается в глаза.
Конечно же, письмо мне напечатали именно на этой машинке.
И кто же, по-вашему, это сделал?
—	Совершенно ясно, что Огден, — ответил Марк. — Я это
понял, как только взял в руки ваше письмо. Огден единственный
в доме, кто умеет печатать. — Марк повернулся к Стивенсу и
Партингтону: — Он выдал себя, когда упомянул о кошке. Помните,
прошлой ночью, обрисовывая вам суть дела, я сказал, что в момент,
когда я хоронил животное, по парку проехала машина Огдена, и
я испугался, что он заметил меня. Теперь ясно, что он все видел,
но до сих пор это скрывал.
—	Так, по-твоему, он разослал нам эти телеграммы? —
воскликнула Люси. — Но это ужасно, Марк! Зачем он так
поступил?
—	Не знаю, — устало опускаясь в кресло, сказал Марк. —
Ведь Огден, в общем-то, не злой. Он не стал бы делать это с
дурными намерениями... впрочем, я ничего не понимаю... Может
быть, он посчитал, что сумеет извлечь из всего этого какую-то
пользу... Он обожает устраивать такие вещи, а потом наблюдать,
кто и как реагирует. Огден относится к тому типу людей, которые
могут пригласить на ужин двух заклятых врагов и посадить их
напротив друг друга. Это желание сильнее его самого, а потому...
—	Ну что ты, Марк! — сердито оборвала его Люси. — Кажется,
ты вообще не можешь поверить, что встречаются люди, способные
совершить зло. С Огденом что-то не в порядке. Он очень изменился,
раньше он никогда не был таким. Огден, как мне кажется, опре¬
деленно ненавидит Мэри Стивенс... Простите, Тед!.. Неужели ты
можешь допустить, что он без всякого злого умысла отправил письмо,
в котором обвиняет члена семьи в совершении преступления?
235

— Откуда мне знать? Конечно, он иногда смахивает на шпиона
и юного негодяя... Я думаю, не догадался ли он, что мы собираемся
открыть скле...
Марк оборвал фразу. Возникла почти физически ощутимая
тишина, в которой слышалось лишь ритмичное постукиванье.
Это Бреннан, сняв очки, отбивал ими такт по поверхности сек¬
ретера. Он поглядывал на всех с приветливой улыбкой и наконец
произнес:
— Продолжайте, продолжайте, мистер Деспард. Не останавли¬
вайтесь. Вы собирались сказать «склеп». Я играл с вами в открытую
и жду, что вы ответите мне тем же.
— Лис... — прошептал Марк и спросил: — Не означает ли
сказанное, что вы в курсе и этого дела?
— Означает. И этот вопрос беспокоит меня больше всего.
Я жду, не расскажете ли вы мне, что же вы там обнаружили.
— Вы мне не поверите.
— Можете быть уверены в обратном, мистер Деспард. Я в
курсе всех ваших дел с того самого момента, как вы отправились
в Нью-Йорк встречать доктора Партингтона. За вами наблюдали.
— Вы в курсе того, что произошло этой ночью?
— Да. Я могу рассказать вам все, начиная с восемнадцати
часов пятнадцати минут, когда вы вернулись сюда вместе с мистером
Партинггоном, и до двадцати одного часа сорока минут — времени,
когда вы принялись открывать склеп. Проникли вы в него без
четверти двенадцать.
— Значит, Хендерсон был прав, когда говорил, что ему кажется,
будто за нами наблюдают! — зло заметил Марк.
— В двадцать восемь минут первого, — продолжал Бреннан, —
доктор Партингтон, мистер Стивенс и Хендерсон выскочили из склепа
так поспешно, что наш человек решил, будто случилось нечто не¬
приятное, и проследил за ними. Но выяснилось со всей очевидностью,
что они просто не могли больше находиться в подземелье, им хотелось
подышать свежим воздухом. Хендерсон и Стивенс, захватив табуретки,
снова вошли в склеп в тридцать две минуты первого. Доктор Пар¬
тингтон присоединился к ним в тридцать пять минут. В ноль часов
сорок минут наш человек слышал, как вы с шумом двигали мраморные
урны. В ноль пятьдесят пять вы все окончательно вышли из склепа
и направились к дому Хендерсона...
— Вы бы могли не рассказывать так подробно, — пробормотал
Марк. — Мы и сами все это знаем. Неважно, что мы делали, я
бы хотел знать, слышал ли ваш наблюдатель, о чем мы говорили?
Разобрал ли он наши слова?
— Да, он почти все слышал, и тогда, когда вы находились в
гулком склепе, и когда перешли в комнату Хендерсона, где были
открыты окна.
236

Марк, казалось, был раздавлен этими словами, поэтому Бреннан
поспешил смягчить впечатление и добавил, снова надев очки:
—	Я рассказал вам все это только для того, чтобы объяснить
причину своего столь раннего визита. В три часа, когда Берк, наш
наблюдатель, оставил вас, подчиняясь приказу не вмешиваться в
ваши действия, он прямиком направился ко мне и разбудил меня.
Я никогда не видел его таким взволнованным. «Капитан, они все
спятили!— сказал он. — Они говорят о мертвецах, которые вос¬
кресают! Они говорят, что старик сам вышел из гроба, и поэтому
им его не найти!» Вот я и поспешил к вам.
—	Ну что ж, мы к вашим услугам! — сказал Марк, насмешливо
глядя на него. — Вы думаете, что столкнулись здесь с явлением
массового психоза?
—	Вовсе нет, — сказал Бреннан, рассматривая кончик своего носа.
—	Но вы верите, что тело исчезло из склепа?
—	Вполне возможно! Берк был очень категоричен по этому
поводу. Он сказал, что вы обсудили все возможные варианты. Ему
было очень страшно после вашего ухода самому залезать в одиночку
в склеп, однако...
Он замолчал и посмотрел на кожаный портфель.
—	Однако что? — спросил Марк, скривившись. — С самого
начала нашей встречи вы ведете себя как фокусник, который
вытаскивает кроликов из своего цилиндра. Ну, сколько еще их
там у вас?
—	Достаточно,— спокойно признался Бреннан. — Мне, напри¬
мер, до мельчайших подробностей известны поступки всех членов
семьи в ту самую ночь... Ваша ошибка, мистер Деспард, — про¬
должил он после паузы, — в том, что вы все свели к миссис
Деспард. Я хочу сказать,— поспешил он уточнить, — что вы были
испуганы вероятностью того, что виновна ваша жена или сестра.
Но надо обдумать и другие версии. Начнем с вашего брата, мистера
Огдена Деспарда. Миссис Хендерсон сказала нам вчера, что он
был в городе, и по случайности нам удалось узнать, чем он за¬
нимался в ночь, когда произошло убийство.
—	Насколько я помню, — сказал Марк, — он намеревался
поужинать со своими бывшими одноклассниками в Бельвю-Стрет-
форд, но мы надолго задержали его, уговорив дождаться возвра¬
щения миссис Хендерсон, и он, вероятно, опоздал. Я прекрасно
помню, что, когда мы в половине десятого уезжали на маскарад,
он еще находился здесь.
— Интересно... — начала было Люси, но осеклась.
— О чем вы хотели спросить, миссис Деспард?
— Нет, ни о чем. Продолжайте.
— То, что вы говорите, мистер Деспард, правильно. Миссис
Хендерсон также вспомнила об этом и, рассказав нам, облегчила
237

нашу задачу. Он приехал в Бельвю-Стретфорд около двадцати
двух тридцати пяти. Ужин уже кончился, но разговоры были в
самом разгаре. Многие видели, как он вошел. Вскоре несколько
одноклассников, снявших комнаты в этом отеле, устроили у себя
выпивку, и он принял в ней участие. Огден Деспард оставался с
ними до двух часов ночи. Вывод: у него тоже полное алиби.
Полагаю, что никто не принял бы его за таинственную посети¬
тельницу вашего дяди, но в моих правилах проверить все версии.
Затем у нас есть еще Мира Корбет, дипломированная сиделка.—
Бреннан с улыбкой поднял голову от своего листка. — Я не думаю,
что сиделка заинтересована в том, чтобы убивать своих больных,
но и эту версию пришлось проработать. Мы допросили ее и про¬
верили ее слова.
— Вы... вы хотите сказать, что она давала показания о событиях,
которые произошли в то время, когда она работала здесь?
-	Да.
Люси настороженно, будто учуяв ловушку, посмотрела на ка¬
питана.
— У вас, наверное, есть еще какой-нибудь козырь в вашем
рукаве, — сказала она. — Мисс Корбет рассказывала о маленьком
пузырьке, исчезнувшем из ее комнаты?
-	Да.
— Ну и? — нетерпеливо спросил Марк. — Выяснила она, кто
взял эту склянку?
— Она подозревает двух человек, — ответил Лис. — Но к
этому мы еще вернемся. А действия ее таковы. Той ночью у нее
был выходной. Она приехала к себе на Спринг-Гарден-стрит в
девятнадцать часов. Поужинав, мисс Корбет отправилась со своей
подругой в кино. Вернулась она в двадцать два часа и легла спать.
Это было подтверждено другой сиделкой, которая живет с ней в
комнате. Еще одно алиби... И наконец, мы имеем Маргарет Лайтнер,
вашу служанку, уроженку Голландской Пенсильвании.
— Маргарет? — вскричала Люси. — Даже ею вы поинтересо¬
вались? Я помню, что отпустила ее на свидание с возлюбленным.
— Да. Мы нашли этого возлюбленного, так же как и другую
пару, которая провела вечер вместе с ними. Они были в машине
и не выходили от двадцати двух тридцати и до полуночи. Таким
образом, Маргарет Лайтнер не может быть женщиной, которая
находилась в комнате вашего дяди в двадцать три часа пятнадцать
минут.
— В таком случае, уважаемый, — сказал Марк, — вы уже
исключили всех. Не остается никого, кто мог бы совершить убийство.
— Из вашего дома — никого, — спокойно пояснил Бреннан.
Он насладился тишиной, которая последовала за его словами,
затем продолжал:
238

—	Какие у вас у всех лица! Не правда ли, я вас порадовал?
А теперь давайте думать дальше. Ваш дядя был отравлен женщиной.
Эта женщина знала, что ночью с двенадцатого на тринадцатое
апреля почти все вы будете отсутствовать и что миссис Деспард
отправилась на маскарад. Она даже знала, в каком костюме. По¬
этому она и явилась сюда, одетая как миссис Деспард, включая
вуаль на затылке и полумаску. Она знала, что если даже ее и
увидят, то примут за миссис Деспард. И то, что она придумала,
было очень умно.
Однако этого ей было мало. Миссис Деспард отправилась на
бал в маске, но вполне возможно, что ее могли увидеть и таким
образом составить ей абсолютно твердое алиби. Поэтому отрави¬
тельница позвонила в Сент-Дэвид... Мы не знаем, кто звонил и
что было сказано. По крайней мере, миссис Деспард не выражает
большого желания рассказать нам об этом.
Люси открыла было рот, покраснела, смешалась и промолчала.
—	Это не так важно, — мягко сказал Бреннан. — Я готов
поспорить, что этот телефонный звонок не имел никакой другой
цели, кроме как заставить миссис Деспард выйти. И тем самым
помешать ей в дальнейшем подтвердить свое алиби на тот момент.
Вы помните, что звонок был в двадцать два сорок?.. Если бы
миссис Деспард вышла и отсутствовала минут сорок пять или
час... Вы улавливаете? Но миссис Деспард передумала и не
уехала.
Наша отравительница совершенно не боялась быть узнанной,
и я скажу вам почему. Потому что она проникла в комнату
через потайной ход. Но миссис Хендерсон захотелось послушать
радио, и отравительница тут же поняла, что на веранде служанка.
И отделена от нее только стеклянной дверью и более или менее
плотной занавеской. Миссис Хендерсон очень настаивала на том
факте, что женщина ни разу не пошевелилась и не повернулась,
пока была в комнате. Это объясняется очень просто — если бы
она обернулась, то была бы узнана.
Ну а теперь ваша очередь немного поразмыслить. Вам остается
только найти кого-нибудь из друзей, хорошо знающих ваш дом
и ваши планы на тот вечер. Вы догадываетесь, кто бы это мог
быть?
Люси и Марк посмотрели друг на друга.
—	Но это невозможно! — воскликнула Люси. — Видите ли,
мы живем здесь в некотором отдалении ото всех и не часто покидаем
дом. Бал-маскарад был редким исключением, и у нас нет близких
друзей, кроме...
Она замолчала.
—	Кроме кого? — настаивал Бреннан.
Люси медленно повернулась к Стивенсу.
239

Глава 14
Стивенс почувствовал, что все те мысли, догадки и подозрения,
которые он так старательно прятал в своей душе и гнал от себя,
вдруг снова нахлынули на него. Развязка приближалась!
— Кроме Теда и Мэри, разумеется, — сказала Люси с неловкой
улыбкой.
Стивенсу показалось, что он буквально видит все, происходящее
в душе Марка. Вот он представил Мэри... Его лицо отразило
растерянность... Он снова подумал о высказанном только что пред¬
положении, и губы его растянулись в улыбке...
— Видишь, как нелепо получается,— сказал Марк.— Еще вчера
ты спрашивал меня, как я могу выносить даже мысль о том, что
обвиняют мою жену. Кажется, роли переменились. И теперь я в
свою очередь могу задать тебе тот же самый вопрос.
— Верно, — стараясь казаться непринужденным, сказал Сти¬
венс, — хотя, спрашивая, я вовсе не подозревал Люси. Но я
понимаю, что ты имеешь в виду.
Между тем вовсе не Марк беспокоил его. Краем глаза он про¬
должал наблюдать за Бреннаном и пытался разгадать, что скры¬
валось под вежливым выражением его лица. Что ему уже известно?
У Стивенса возникло странное ощущение, что он уже видел од¬
нажды всю эту сцену... Он понял, что следующие минуты станут
одними из важнейших в его жизни, так как надо будет противо¬
стоять Лису... Как же жарко было в комнате!
— Тед и Мэри? — повторил Бреннан именно с той интонацией,
которую и предвидел Стивенс. — Полагаю, что речь идет о вас
и вашей жене, мистер Стивенс?
— Совершенно верно.
— Хорошо. Вы можете ответить мне как мужчина мужчине,
были у вас или у нее какие-то причины, чтобы отравить Майлза
Деспарда?
— Ну, конечно, не было. Мы едва его знали. Я разговаривал
с ним не более дюжины раз, а Мэри еще меньше. Все здесь могут
это подтвердить.
— Однако вы не кажетесь слишком уж удивленным.
— Удивленным чем?
— Тем, что вас обвиняют, — сказал Бреннан.
— Это зависит от того, что вы подразумеваете под словом
«удивление». Я не собираюсь подпрыгивать и кричать: «На что вы
намекаете, черт побери?» Я знаю, что вы расследуете преступление,
и понимаю, что вы обязаны рассмотреть все возможные варианты.
Ведь вывод еще не сделан, не так ли?
— Я рад тому, что вы очень понятливы. Я не имею удовольствия
быть знакомым с вашей супругой, мистер Стивенс. Она такого же
роста и сложения, как миссис Деспард? Вы что скажете, миссис Деспард?
240

Глаза Люси странно блестели, Стивенс еще ни разу не видел
в них подобного выражения, и это не переставало беспокоить его.
—	Да, онц почти моего роста, — признала Люси. — Но... О!
Это абсурд! Вы не знаете Мэри! К тому же...
—	Спасибо, Люси, — перебил ее Стивенс. — Миссис Деспард,
я думаю, хотела сказать об одной важной детали, которая, вероятно,
может разрушить вашу гипотезу, капитан. Постарайтесь понять
меня. Вы утверждаете, что отравительница одела костюм, похожий
на костюм ЛюСи, для того, чтобы ее приняли за Люси?
—	Да, совершенно точно.
— Хорошо. И установлено, что эта женщина была без шляпки
и вообще без чего бы то ни было на голове, кроме вуали. Верно?
—	Так. Потому что костюм миссис Деспард этого не предполагал.
—	В таком случае, — заявил Стивенс, — вы можете вычеркнуть
Мэри из числа подозреваемых. У Люси, как вы сами можете в
этом убедиться, волосы, которые поэты сравнивают с вороновым
крылом, тогда как Мэри — блондинка. Следовательно...
—	Не спешите, — сказал Бреннан, поднимая руку. — Мы
расспрашивали миссис Хендерсон по поводу волос той женщины,
и она утверждает, что ничего не может сказать об их цвете. Она
говорит, что освещения было недостаточно. Значит, вы еще ничего
не доказали.
— Освещение не позволило ей различить цвет волос, и в то
же время она рассуждает о цвете платья? Более того, лампа рас¬
полагалась за сидящей женщиной, и миссис Хендерсон видела
силуэт — в вуали или без, но если бы она была блондинка, вокруг
ее головы было бы нечто вроде нимба. Миссис Хендерсон ничего
не заметила. Значит, речь идет все же о женщине с волосами
черными, как у Люси, или темной шатенке, как Эдит.
Он помолчал.
— Но предположим все же, что Мэри захотела сойти за Люси,
блондинка за брюнетку. В таком случае не стоило ли ей подумать
о том, чтобы после переоблачения и надевания полумаски надеть
еще и обыкновенную вуаль на волосы, которые с превеликим
трудом можно принять за черные?
— Все! Это конец первого раунда! — объявил Марк. — Он
переигрывает вас, капитан! А я уже собрался было по-дружески
помогать тебе, Тед! Но вижу, что в этом нет необходимости.
Предупреждаю вас, капитан, что этот малый не уступит и иезуитам!
— Это рассуждение кажется мне довольно верным, — признал
Бреннан, — хотя мы и ушли несколько в сторону от существа
дела. Давайте вернемся к главному! Где провели вы и ваша жена
ночь с двенадцатого на тринадцатое апреля?
— Здесь. В Криспене. Я признаю это.
— Почему вы говорите «признаю»?
241

— Потому что это не совсем обычно для нас. Как правило,
мы приезжаем сюда на уик-энд, а двенадцатое апреля — среда.
Но у меня были кое-какие дела в Филадельфии.
—	Миссис Стивенс знала, что вы собираетесь на маскарад? —
спросил Бреннан, повернувшись к Люси. — И видела ли она
костюм, который вы должны были надеть?
—	Да, знала. Мэри зашла к нам после полудня, чтобы сообщить,
что они проведут ночь в своем коттедже, и спросить, каковы наши
планы на вечер. И я показала ей почти готовое платье. Я сшила
его сама, копируя платье с портрета, который висит у нас в галерее.
— Можно мне спросить вас кое о чем, Люси? — вмешался
Стивенс. — Именно в среду после полудня Мэри впервые узнала
об этом платье?
— Да. Я начала шить его только в понедельник.
— Можно ли изготовить точно такое же платье самостоятельно,
без образца — у портного или еще где-нибудь?
— Конечно, нет! — резко ответила Люси. — Оно очень нео¬
бычное. И очень сложное. Еще раз объясняю вам, что я взяла за
модель картину. Я никогда не видела похожего платья, именно
поэтому...
— С того момента, как Мэри увидела это платье, и до того,
когда таинственная посетительница была замечена в комнате вашего
дяди, мог ли кто-нибудь изготовить что-нибудь похожее?
— О, Господи, нет же! — воскликнула Люси. — Это же оче¬
видно... Как я сама об этом не подумала? Мне потребовалось три
дня, чтобы завершить работу, а у Мэри даже не было времени,
чтобы рассмотреть как следует детали. К тому же я сейчас только
вспомнила, что она оставалась со мной до половины седьмого.
Затем отправилась за вами на вокзал.
Стивенс повернулся и посмотрел на Бреннана. Первый раз
после их встречи тот, казалось, находился в замешательстве. Однако
Лис попытался скрыть это за улыбками и любезностями.
— Ну что же делать? Я должен полностью довериться вам в
этом деле, не так ли, миссис Деспард? Проблемы пошива одежды
это не мой профиль, но все же я думаю, что, работая быстро...
— Это абсолютно невозможно!— тоном, не терпящим возра¬
жений, перебила его Люси. — Представьте, дорогой капитан, что
только для того, чтобы вшить бижутерию, мне потребовался почти
целый день. Да вы спросите Эдит!
Бреннан почесал затылок.
— И все же ведь кто-то же скопировал платье! Но оставим
пока этот вопрос, так как мы снова уходим от главного. Мистер
Стивенс, как вы провели вечер двенадцатого апреля?
— С женой. Мы остались дома и легли спать довольно рано.
— Когда?
242

—	Около половины двенадцатого, — сказал Стивенс, прибавляя
час. Это была его первая существенная ложь, и ему показалось,
что голос предает его.
—	Каким образом вам удалось заметить время?
—	Дело в том, что мы впервые ложились спать в Криспене в
будний день, и я поставил будильник, чтобы не опоздать на поезд
в Нью-Йорк.
—	Кто-нибудь может подтвердить все, что вы сказали? Слу¬
жанка, например.
—	Нет, служанка убирает у нас днем и ночует в коттедже.
Казалось, Бреннан принял какое-то решение. Он сунул очки
в верхний карман куртки и, хлопнув по коленям, поднялся. Теперь
он уже не выглядел таким добродушным, как раньше.
—	Если вы не будете возражать, миссис Деспард, — сказал
он, — то одну загадку во всем этом деле мы сможем разрешить
немедленно. Мисс Корбет, сиделка, находится в доме, я хотел бы
задать ей один вопрос по поводу похищения.
—	Она с Эдит. Я разыщу ее, — сказал Марк, с опаской поглядев
на сыщика. — Я рад, что вы изменили направление ваших поисков.
История с платьем не доказала ничего. Мы не стали ни на йоту
менее убежденными в том, что Мэри к этому делу не имеет
никакого отношения...
—	Однако ты допускал мысль, что я могла быть в чем-то
замешана! — воскликнула Люси.
Эти слова едва не привели Марка в бешенство, и спустя мгно¬
вение она уже пожалела о том, что не сдержалась. Люси отвер¬
нулась, стараясь не глядеть на мужа, и горящие глаза ее, казалось,
были поглощены созерцанием картины, висевшей над каменным
камином.
—	Я никогда этого не думал, Люси, ведь надо же исследовать
все факты! Было платье, появление, чаша, женщина!..
—	Вот именно в этом я и упрекаю тебя, — сказала Люси, все
еще продолжая разглядывать картину. — В том, что ты решил
обсудить все это с посторонними людьми не поговорив прежде со
мной.
Марк, казалось, был тронут и согласился, быть может, невольно.
—	Конечно, это не те проблемы, которые обсуждают с кем бы
то ни было, но я был так потрясен... Хотя... хотя я был бы
потрясен еще сильнее, если бы и раньше знал, что какой-то
телефонный звонок едва не заставил тебя покинуть бал. Я не
знал о нем, я...
—	Замолчи, безумец, — вдруг по-французски сказала Люси,
продолжая смотреть на картину. — У сыщиков длинные уши.
Уверяю тебя, мне позвонили вовсе не для того, чтобы назначить
свидание!
243

Марк покачал головой и покинул комнату, но все его поведение
выдавало гнев. На пороге он дал знак Партингтону, и тот, жестом
извинившись перед всеми, находившимися в комнате, последовал
за ним в холл.
Во время всей этой сцены Стивенс думал о Бреннане — отступил
ли тот или готовится к новой атаке?
Люси опустила взгляд и улыбнулась.
— Простите меня, мистер Бреннан, — сказала она. — Это
последний и, к сожалению, дурной крик моды — говорить по-
французски, как будто вокруг дети и нежелательно, чтобы они
знали, о чем идет речь. Но все, что я сказала, очень банально,
и думаю, что вы прекрасно меня поняли.
Бреннан явно симпатизировал Люси.
— Кажется, вас слишком волнует этот телефонный звонок,
миссис Деспард. Меня же — нет, хочу вас в этом заверить. Я не
знаю, о чем шла речь, но тем не менее я не хотел бы, чтобы вы
беспокоились по этому поводу. Мы должны заняться более важными
делами...
— Но какими!— воскликнула Люси.— Расскажите нам, пожа¬
луйста! Вся эта история настолько полна привидениями, дикостями
и странностями! Исчезновение тела дяди Майлза лишь одна из
них. Я не представляю, с чего здесь можно начать...
— С обнаружения тела, разумеется, — сказал Бреннан. — Мы
не можем обойтись без этого. Ваш дядя, без всякого сомнения,
был отравлен, и убийца, узнав, что мистер Деспард собирается
вскрыть склеп, опередил его, чтобы спрятать тело. Однако мы не
сможем доказать, что отравление имело место, если не найдем
труп. Не спрашивайте меня, однако, каким образом могло произойти
скрытное проникновение в склеп, — я не обнаружил потайного
хода... По крайней мере пока!..
Нахмурившись, он повернулся к Стивенсу.
— Я все же хочу дать вам кое-какую справку... Бесплатно. Я
знаю, что четверо, вскрывших склеп этой ночью, не имеют отно¬
шения к исчезновению тела. Но если бы вы сами явились ко мне
сегодня утром и рассказали о своей неудаче, я бы решил, что вы
придумали всю эту историю. Вам повезло, что наш человек следил
за вами, и мне известно, что это правда.
— Да, — вздохнул Стивенс, — до сих пор это единственная
удача во всем расследовании.
Люси казалась чем-то взволнованной.
— Но как вы собираетесь искать ход? — спросила она. — Вы
будете делать дыры...
— Если потребуется, сделаю, — сказал Бреннан. — Но я не
уверен, что это необходимо. Готов заключить пари, что тело на¬
ходится в доме, — заключил он спокойно.
244

— В домс? — удивленно переспросил Стивенс.
— Ну да. Из склепа должен быть тайный выход. Также должна
быть потайная дверь в комнате Майлза Деспарда. У меня ощущение,
что ход из склепа ведет в комнату Майлза.
— Но простите, капитан! Не думаете же вы, что женщина,
дав чашу с ядом Майлзу Деспарду, вышла затем из комнаты через
потайную дверь, чтобы забраться в один из гробов склепа?
— Нет. Я еще не настолько свихнулся, чтобы предполагать
нечто подобное, — передразнивая интонацию Стивенса, сказал
Бреннан. — Я хочу сказать, что вчера вечером в то время, когда
вы вчетвером два часа вскрывали склеп, эта женщина проникла
туда, чтобы вытащить тело. И оно должно находиться в каком-то
месте потайного коридора, который связывает дом со склепом. Это
предположение кажется вам чересчур фантастическим?
'	— Да, — сказал Стивенс.
— Хорошо, давайте проанализируем ситуацию. Неважно, кто
виновен, исследуем пока только возможности. Если допустить, что
есть еще один доступ в склеп, трудно ли в таком случае открыть
гроб? Он ведь не запаян, не так ли?
— Нет, — признал Стивенс. — Он из дерева и закрывается
только на два запора, но женщине не хватило бы сил, чтобы
перенести тело...
— А кто говорит о женщине? И потом, не исключено, что
убийце помогали. Кстати, мертвец был крупный?
Люси покачала головой. Ее взгляд снова стал странным.
— Нет, он скорее был маленький. Почти моего роста.
— Плотный и тяжелый?
— Нет. Майлз был тщедушен, и доктор даже заставлял его
следить за своим весом и взвешиваться на весах в ванной комнате,
что весьма его раздражало. Если память мне не изменяет, он
весил около ста десяти фунтов. Он был, что называется, кожа
да кости.
— Тогда... — начал Бреннан, но остановился, видя, что в
комнату входит мисс Корбет и за ней Марк.
Сиделка по-прежнему была в пальто, но без шляпки. Стивенс
взглянул на ее волосы. Он почему-то полагал, что она — брюнетка,
но волосы ее были какими-то полинявшими, белесыми и очень не
шли к ее карим глазам и квадратному лицу. Она вообще могла
бы показаться приятной, если бы лицо ее не отражало еще что-то
загадочное, кроме постоянной озабоченности по поводу выполнения
своего профессионального долга. Бреннан церемонно попросил си¬
делку садиться.
— Мисс Корбет, вчера после полудня к вам заходил инспектор
полиции по имени Партридж, не так ли? И вы дали ему показания.
— Я просто ответила на его вопросы.
245

— Прекрасно, именно это я и имел в виду. — Бреннан порылся
в своих бумагах. — Вы сказали, что вечером в субботу восьмого
апреля между восемнадцатью и двадцатью тремя часами из вашей
комнаты был похищен флакон, содержащий две унции морфия в
таблетках по четверть грана?
— Значит, это все-таки был морфий! — воскликнул Марк.
— Вы дадите возможность говорить? — рявкнул Бреннан. —
Когда вы установили пропажу, о ком вы подумали как о возможном
похитителе?
— Сначала я подумала, что это мистер Деспард взял флакон,
мистер Майлз Деспард. Он все время просил морфий, но доктор
Бейкер, конечно, ему не давал. Однажды я уже застала его в моей
комнате за поисками морфия, поэтому я и подумала первым делом
о нем.
— Что вы сделали, когда обнаружили пропажу флакона?
— Я искала его, — ответила сиделка, решив, по-видимому,
что ее собеседник полный глупец. — Я спросила у миссис Деспард,
не видела ли она. Но я полагала все же, что флакон взял мистер
Деспард и что мне удастся его вернуть. Однако мистер Деспард
поклялся, что не делал этого. Я уже собралась предпринять более
основательные поиски, но на следующий день после пропажи склян¬
ка вдруг появилась.
— Ее содержимое было в порядке?
— Были взяты три таблетки по четверти грана.
— Но черт побери, — вмешался Марк. — Почему вы придаете
такое большое значение этому морфину? Ведь ничто не указывает
на то, что дядя Майлз был отравлен именно им! Да и три таблетки
не могли бы причинить ему много вреда!
— Тем не менее я думаю, что это дело, которое надо прояс¬
нить,— заметил Бреннан. — Мисс Корбет, я хотел бы, чтобы вы
повторили все, что сказали вчера Партриджу... по поводу возвра¬
щения склянки и что вы видели вечером в воскресенье девятого
апреля.
Сиделка кивнула.
— Было около восьми часов вечера, и я только что вошла в
ванную комнату, которая находится в конце коридора на втором
этаже. С порога ее просматривается весь коридор, вплоть до комнаты
мистера Майлза Деспарда, включая и стол, который стоит около
его двери и освещается лампой. Я оставалась в ванной не более
двух минут и, когда выходила, заметила, как кто-то удаляется от
комнаты мистера Деспарда по направлению к лестнице. Тотчас я
увидела на столике какой-то предмет. Когда я приблизилась, то
обнаружила, что это и есть похищенный накануне флакон.
—	И кто же спешил к лестнице?
—	Это была миссис Стивенс, — сказала сиделка.
246

До сих пор она рассказывала бесцветным тоном уличного
полицейского, наводящего порядок. Но произнеся последние сло¬
ва, она повернулась к Стивенсу и сказала очень строго и вну¬
шительно:
—	Я глубоко сожалею. Мне очень хотелось поговорить с вами
сегодня утром. С вами или с вашей женой, но мистер Деспард
помешал мне сделать это. Я собиралась сказать вам, что во время
моих вчерашних показаний инспектор пытался заставить меня при¬
знаться, будто я видела, как миссис Стивенс поставила этот флакон
на столик. Но я отказалась говорить что-то кроме того, что я
видела!
Глаза Бреннана сверкнули, и отнюдь не веселыми искорками.
—	Ваше поведение весьма достойно, но кто же другой мог
поставить флакон на столик?
—	Я не знаю. Может быть, мистер Деспард?
—	А что вы сделали затем? Вы не говорили с миссис Стивенс?
—	У меня не было подходящего случая. Она сразу вышла из
дома, и они с мужем отправились в Нью-Йорк. Миссис Стивенс,
собственно, заходила попрощаться. Я подумала было, что стоит
подождать и проследить, что произойдет с флаконом дальше. Но
потом решила, что все это дело нешуточное, и стала предпринимать
меры предосторожности. Каждый раз, уходя из дома, я запирала
на засов дверь, связывавшую мою комнату с комнатой мистера
Деспарда. С дверью, выходившей в коридор, забот у меня было
побольше, так как замок в ней чрезвычайно прост. Но мой отец
был слесарем по замкам, поэтому насчет замков я знаю кое-какие
хитрости, которые в данных обстоятельствах мне очень пригодились.
Даже знаменитый вор Роберт Хоудин не смог бы проникнуть в
мою комнату, если бы я не показала ему, как пользоваться ключом!
Я не предприняла бы всех этих мер предосторожности, если бы
миссис Стивенс не возвращалась в среду в мой выходной.
—	После полудня в день, когда был убит мистер Майлз
Деспард?
—	День, который предшествовал его смерти, — сухо сказала
сиделка, — и я думаю...
—	Скоро все станет ясно! — объявил Бреннан, перебив ее и
повернувшись к Марку. — Мисс Корбет, — спросил он, после того
как заглянул в свои заметки. — Говорила ли когда-нибудь миссис
Стивенс с вами о ядах?
—	Да.
—	Как это произошло?
—	Она спросила меня, где можно купить мышьяк.
Последовала мучительная пауза. Стивенс чувствовал, что все
взгляды сосредоточились на нем. Сиделка была пунцовой, но со¬
храняла решительный вид.
247

— Это довольно тяжелое обвинение,— вкрадчиво сказал Брен¬
нан.
— Это не обвинение, это просто...
— Обвинение, которое нужно будет доказать, если это возможно, —
с расстановкой продолжил Бреннан. — Кто-нибудь еще слышал,
как миссис Стивенс спрашивала вас об этом?
— Да, — сказала сиделка, кивнув головой, — миссис Деспард.
— Это верно, миссис Деспард?
Люси заколебалась, хотела что-то сказать, но задумалась.
— Да, — вымолвила она наконец.
Стивенс крепко ухватился за подлокотники кресла — он по¬
нимал, что становится центром всеобщего внимания. Стивенс по¬
чувствовал также, что в дверях появился Огден Деспард.
Глава 15
— Я попытаюсь проследить весь ход ваших мыслей, мисс Де¬
спард, — сказал Бреннан, наклонившись в сторону Люси. — В
первый раз, когда я заговорил о миссис Стивенс, вы, конечно,
были удивлены, однако задумались. И чем больше вы размышляли,
тем больше эта версия захватывала вас. Наверное, вы упрекали
себя в том, что нс можете не думать о вероятной виновности
миссис Стивенс. Затем, когда выяснилось, что невозможно было
бы скопировать ваше платье за столь короткий срок, вы снова
стали думать иначе. Вы решили, что миссис Стивенс совершенно
не причастна к делу об отравлении... Но теперь вы в этом уже
не так уверены. Ошибаюсь я или прав?
Люси сделала по комнате несколько нервных шагов.
— О! Это смешно... Что я могу ответить? Объясни капитану,
Тед.
— Не волнуйся, — вмешался ее муж. — Могу ли я приступить
к контрдопросу, капитан?
Слова эти вырвались у Марка почти случайно, и никакого
плана контрдопроса у него не было.
— Сможете. Но только тогда, когда в этом возникнет необхо¬
димость, — сказал Бреннан. — Мисс Корбет, когда миссис Стивенс
спрашивала вас о мышьяке?
— Недели три назад. Кажется, это было днем и в воскресенье.
— Расскажите, как это происходило?
— Мисс Стивенс, миссис Деспард и я сидели в столовой перед
зажженным камином. Мы ели гренки с корицей и маслом. Тогда
все газеты были наполнены сообщениями об одном преступлении,
совершенном в Калифорнии, и мы говорили о нем. Затем речь
зашла о преступлениях вообще, и миссис Деспард задала мне
несколько вопросов о ядах...
248

—	Миссис Стивенс, вы хотите сказать, — перебил ее Бреннан.
—	Вовсе нет! — возразила сиделка, живо повернувшись к нему.
— Мисис Деспард сейчас здесь, и вы можете поинтересоваться об
этом у нее... Миссис Стивенс все время молчала... Ах, да! Еще я
рассказала о своей первой практике, когда я еще была стажеркой.
Об одном человеке, которого привезли в клинику после того, как
он хотел отравиться, приняв стрихнин. Я описала им, как он себя
вел. Миссис Стивенс сказала тогда, что он, вероятно, сильно страдал.
—	Давайте-ка кое-что уточним. Какое впечатление произвел
на нее ваш рассказ? Какой у нее был вид?
—	Она была просто прелестна.
—	Какой прекрасный ответ! Просто прелестна! Объясните, что
вы хотите этим сказать.
—	То, что сказала. Она... Я могу говорить откровенно?
—	Разумеется!
—	У нее был вид... — продолжала свидетельница голосом спо¬
койным и медленным, — вид женщины, испытывающей сексуальное
возбуждение.
Холодное бешенство завладело Стивенсом и ударило ему в
голову, будто крепкий ликер, но внешне это никак нс проявилось,
и он продолжал лишь пристально разглядывать сиделку.
—	Минутку, — сказал он. — Мне кажется, что мисс зашла
слишком далеко. Мисс Корбет, не могли бы вы уточнить вашу
мысль?
—	Ну уж нет, извините! — запротестовал Бреннан, видя что
сиделка стала совершенно пунцовой. — Давайте вести себя по-
джентльменски.
—	Я не собираюсь грубить и прошу извинить меня, если так
получилось. Но хочу заметить, что слова мисс Корбет ни о чем
не говорят, или, если быть более точным, под ними можно под¬
разумевать все что угодно...
—	Да, — сказал Марк Деспард, снова взяв на себя роль за¬
щитника. — Я нс совсем понимаю, куда вы клоните. Послушайте,
капитан, если вы хотите доказать виновность Мэри Стивенс, почему
вы тогда задаете вопросы нам, а не ей? Тед, почему ты не позвонишь
Мэри и не попросишь ее прийти сюда, чтобы она сама могла
отвести все обвинения?
—	Действительно, — вступил в разговор еще один голос. —
Почему он не позвонит ей?
Это произнес все еще одетый в плащ Огден Деспард. Он глядел
на Стивенса с ликованием.
—	Если вы не возражаете, Бреннан, — продолжил он, — я
задам этому парню несколько вопросов. Это в ваших же интересах,
и я обещаю, что через минуту он будет спутан по рукам и ногам.
Итак, Стивенс, почему вы не звоните жене?
249

Огден ожидал ответа с видом учителя, который отчитывает
ребенка, и Стивенс едва сдержался, чтобы скрыть свой гнев. У
него не было ненависти к Бреннану, который был в своем роде
даже симпатичным человеком, но к Огдену он испытывал совер¬
шенно иные чувства.
— Видите, он молчит, — торжествуя, заявил Огден. — Надо
помочь ему ответить. Потому что ее нет дома, не так ли? Так
как она уехала!
— Ее действительно нет.
— Почему же в таком случае, — тараща глаза, спросил Огден,—
когда я зашел к вам сегодня утром в половине восьмого, вы сказали
мне, что она еще в постели?
— Вы лжете, я этого не говорил, — спокойно сказал Стивенс.
Огден совершенно был сбит с толку и с десяток секунд молчал,
не зная, что предпринять. У него была привычка самому подтверждать
свои подозрения, не давая жертве возможности оправдаться — это
всегда приносило ему редчайшую радость, — но слышать, как жертва
отвергает обвинение, было в новинку для него.
— Хе-хе! Сами не лгите. Вы прекрасно знаете, что сказали
это. Мисс Корбет, вы слышали... не правда ли, мисс Корбет?
— Вы оба были в кухне, — возразила сиделка. — Я не
знаю, что вы там наговорили друг другу, и ничего не могу
подтвердить.
— Чудесно. Но все-таки, Стивенс, вы признали, что вашег!
жены нет дома. Где же она?
— Уехала утром в Филадельфию.
— В самом деле? И с какой целью?
— Чтобы сделать кое-какие покупки.
— Вот как раз это я и хотел услышать. Кто-нибудь хоть раз
слышал, что Мэри Стивенс покинула свою мягкую постельку до
половины восьмого, «чтобы сделать кое-какие покупки»?
— Конечно нет. Но мне кажется, что я уже говорил вам,
причем в присутствии мисс Корбет, что мы не спали всю ночь...
— И несмотря на это, она так рано отправилась за покупками!
Отчего же так?
— Да оттого, что сегодня суббота и магазины закрываются в
полдень.
— В самом деле? Когда вы прекратите изворачиваться? Вы
лучше меня знаете, что она уехала ночью!
— На вашем месте, — посоветовал Стивенс, — я бы не очень
увлекался и не затягивал надолго свои глупые шутки. Вы хотите
еще о чем-нибудь спросить меня, капитан? — продолжал он, по¬
вернувшись к Бреннану. — Это верно, что моя жена уехала утром
в город. И если она после полудня не вернется, я готов держать
перед вами ответ за этот ее проступок! Я не думаю, что вы
250

придаете большое значение болтовне нашего друга Огдена, тем
более что это именно он написал вам анонимное письмо, а также
подписывал телеграммы вашим именем.
Лицо Бреннана выражало нерешительность, он переводил взгляд
с Огдена на Стивенса.
—	Я не хотел бы, конечно, отвлекаться всякий раз, как только
подступаю к чему-то важному, — сказал он. — Но это заявление
тем не менее кажется мне заслуживающим внимания. Так это вы,
юноша, написали мне письмо и рассылали телеграммы?
Огден немного отступил, окинув присутствующих холодным
взглядом.
—	Никто не сможет это доказать. Кроме того, капитан, советую
вам быть осмотрительнее, все это смахивает на провокацию.
Бреннан раздумывал какое-то время, теребя бляшку в кармане
своей куртки, затем покачал головой.
'— Мне кажется, юноша, вы пытаетесь изобразить сыщика из
какого-нибудь романа. Позвольте заметить, что книжный опыт
абсолютно непригоден для жизни. А для начала запомните — нам
не составит никакого труда найти автора телеграмм.
—	Ну и что? Изучайте законы, хитрый Лис, — ухмыльнулся
Огден. — Действие не считается подлогом, если не приносит со¬
вершившему его никакой личной выгоды. Если, к примеру, я
обращусь к директору «Чейз Нейшнл Банк» с просьбой: «Выдайте
с моего счета десять тысяч долларов мистеру Огдену Деспарду» и
подпишусь «Джон Д. Рокфеллер» — это будет подлог. Но если я
попрошу: «Я буду вам весьма благодарен за вежливое обращение
с мистером Огденом Деспардом» и подпишусь тем же именем —
это уже не подлог. Маленький нюанс юриспруденции. В тех те¬
леграммах нет ни слова, которое бы позволило возбудить дело
против меня.
—	Стало быть, их послали вы?
—	Я вам ничего не скажу, — сказал Огден, пожав плечами. —
Это лучшая политика. И не льстите себя надеждой услышать от
меня: «Да, это я».
Стивенс повернулся к Марку. Тот стоял, прислонившись к книж¬
ному шкафу около камина, и взгляд его голубых глаз был мягким
и задумчивым.
— Огден, я не понимаю, что происходит с тобой? — спросил
он. — Но Люси права — никогда раньше ты не вел себя так
дурно. Может быть, это деньги, полученные в наследство от дяди
Майлза, вскружили тебе голову? Я бы хотел поговорить с тобой
и попытаться выяснить, как далеко все это зашло.
— Не советую тебе связываться со мной! Я очень любопытен
и знаю слишком много! К примеру, могу сказать тебе, что ты
сделал глупость, вызвав сюда Тома Партингтона. Ему бы лучше
251

сидеть в своей Англии и вспоминать о прошлом. А так он может
случайно узнать кое-что, касающееся Джинет Уайт, о чем он
раньше даже нс догадывался...
— Кто такая Джинет Уайт? — живо поинтересовался Бреннан.
— О, это одна дама! Я с ней лично не знаком, но мне известно
немало фактов, касающихся ее.
— Вам известно немало фактов! — взорвался Бреннан. — Но
объясните мне хоть один факт, имеющий отношение к делу, которым
мы занимаемся! Не можете? Прекрасно. Тогда вернемся к мышьяку
и миссис Стивенс. Мисс Корбет, вы сказали, что однажды, в во¬
скресный день, вы разговаривали о ядах. Продолжайте.
— Беседа длилась еще какое-то время, — подумав, заговорила
сиделка. — Затем я направилась с лекарством к мистеру Майлзу
Деспарду и вышла в холл. Там было довольно темно, а миссис
Стивенс последовала за мной. Она взяла меня за руку, ладонь ее
была горячей. Именно тогда она и спросила," где можно купить
мышьяк...
Мисс Корбет поколебалась немного и добавила:
— Это показалось мне очень странным. Вначале я даже не
поняла, что она имеет в виду. Миссис Стивенс говорила не о
мышьяке, а о чьем-то рецепте приготовления ада. Я забыла имя,
кажется, какое-то французское. Она стала объяснять, в этот момент
из столовой вышла миссис Деспард, и я думаю, что она должна
была слышать...
Бреннана все это очень заинтриговало.
— Чей-то рецепт? — спросил он. — Вы можете уточнить,
миссис Деспард?
Казалось, что Люси этот вопрос привел в полное замешательство,
и она посмотрела на Стивенса, как бы прося его о помощи.
— Вряд ли, хотя и слышала слова Мэри. Кажется, это имя,
начинающееся с «Г», что-то вроде «Гласе». Она говорила очень
быстро и странно изменившимся голосом. У меня создалось впе¬
чатление, что с ней что-то случилось...
В этот момент Марк Деспард поднял голову и заморгал, словно
ослепленный вспышкой света. Затем вынул руку из кармана и
провел ею по лбу.
— Неужели никто из вас не может вспомнить точно, что
сказала миссис Стивенс! Это важно, вы понимаете, от этого...
— Все так и было, — несколько раздраженно сказала сиделка. —
Как заметила миссис Деспард, она говорила весьма странно, и
сказала что-то вроде: «Где это можно достать сейчас? Когда я
жила, это было нетрудно, но теперь старик умер?»
Бреннан, делавший пометки, нахмурился.
— Все это очень бессвязно, я не понимаю... Подождите-ка! Вы
говорите, что она выразилась странно? Ее зовут Мэри, и вы думаете,
252

что она произнесла французское слово? В таком случае она фран¬
цуженка?
—	Нет, нет, — запротестовала Люси. — Она говорит по-анг¬
лийски, как вы и я. Она канадка французского происхождения.
Однажды она сказала мне, что ее девичье имя Мари Д’Обрэй.
—	Мари Д’Обрэй? — поразился Марк.
Лицо его исказилось ужасным образом. Он подался вперед и,
на каждом слове тыча указательным пальцем в жену, спросил:
—	Люси, я прошу тебя подумать, и подумать хорошенько.
Рецепт, о котором говорила Мэри... назывался «рецептом Глазэра»?
—	Да, кажется, так. Но в чем дело, дорогой?
—	Ты знаешь Мэри лучше, чем кто-либо из нас, — продолжал
Марк, пристально глядя ей в глаза. — Замечала ли ты когда-нибудь
что-либо странное в ее поступках? Хоть что-то!
У Стивенса возникло ощущение, будто он стоит на рельсах и
на него с огромной скоростью летит локомотив, а он не может ни
пошевелиться, ни даже отвести глаз от него. С большим трудом
он нашел в себе силы вмешаться.
—	Ты выглядишь смешным, Марк, — сказал он. — Сумасше¬
ствие здесь передается как заразная болезнь,..
—	Ответь мне, Люси, — не слушая его, настаивал Марк.
—	Я ничего никогда не замечала, — ответила Люси. — Тед
прав, ты выглядишь странным. Мэри, конечно, проявляла ка¬
кой-то болезненный интерес к уголовным судебным процессам, но
как, кстати, и ты. Нет, я ничего не замечала, за исключением,
конечно...
—	За исключением?
—	Это, конечно, ерунда, но она не выносит даже вида воронок.
Однажды миссис Хендерсон варила варенье в кухне и взяла воронку,
чтобы перелить сок... Я никогда не думала, что лицо Мэри может
так жестоко исказиться, вокруг глаз у нее появилось множество
морщин...
Снова наступила тишина, тишина, которую можно было ощу¬
щать физически. Марк прикрыл глаза рукой, и, когда убрал ее,
взгляд его был очень тяжел.
—	Послушайте, мистер Бреннан, я бы хотел остаться только
с вами и Тедом. Это единственный способ попробовать выпутаться
из нашего положения... Огден, ты сделаешь доброе дело, если
отправишься к Хендерсону и посмотришь, чем он занимается. Он
должен быть у себя. Скажи ему, чтобы он принес маленький
топорик и долото. Еще один топор, побольше, лежит в кухне, он
также может пригодиться.
Лицо Бреннана явно выражало обеспокоенность, не сошел ли
Марк с ума, и одновременно готовность к худшему. Все остальные
подчинились требованию Марка и покинули комнату.
253

— Не волнуйтесь, я никого не собираюсь убивать топором, —
заверил Марк. — Мы можем вызвать архитектора, чтобы он
исследовал стену между двумя окнами в комнате Майлза и
проверил, нет ли там потайной двери, но на это потребуется
много времени. Быстрее и проще самим разрушить стену и убе¬
диться во всем.
Бреннан вздохнул.
— Очень хорошо, очень хорошо! Если вы не прочь разрушить
стену...
— Послушайте, капитан, я не хочу опережать события, но тем
не менее очень хотел бы задать вам вопрос. Представьте себе, что
мы не найдем никакого потайного хода, какой вы сделаете вывод?
— Я решу, что женщина по фамилии Хендерсон лжет, — без
колебаний ответил Бреннан.
— И ничего другого?
— Нет.
— И это убедит вас в невиновности Мэри Стивенс?
— Это...— осторожно сказал Бреннан. — Я бы пока не спешил...
Все же мне кажется, если... Во всяком случае, это изменит многое,
так как нельзя выставить перед судом присяжных свидетеля, не¬
сущего вздор! Никакое живое человеческое существо не может
пройти сквозь каменную стену, поверьте мне!
— Обнадеживающие слова, не так ли, Тед? — сказал Марк,
повернувшись к Стивенсу. — Итак, вперед!
Глава 16
Они вышли в холл. Бреннан и Стивенс молчали, пока Марк
сходил в кухню и вернулся оттуда с корзиной, полной инструментов,
и топором.
Комната Майлза Деспарда находилась на втором этаже в конце
галереи, напротив лестницы. Стивенс заметил на стенах портреты,
но было слишком темно, и он не смог отыскать тот, который его
интересовал. Марк открыл дверь в комнату дяди, и все трое, войдя,
стали разглядывать ее.
Комната была метра три на четыре, по моде XVII века, как и
все помещения в доме, имела низкий потолок. На полу лежал
большой серо-голубой потертый ковер, вокруг которого блестел
навощенный паркет. Примерно до высоты двух метров стены по¬
крывали деревянные панели. Выше стена, так же как и потолок
между проступающими балками, была покрыта побелкой. В углу
слева стоял огромный платяной шкаф. Одна его дубовая, с медной
ручкой дверца была приоткрыта, и можно было видеть ряды кос¬
тюмов и ботинок.
254

На левой стене комнаты, являвшейся одновременно задней стеной
дома, было два окна, между которыми стояла конторка. Над ней на
стене висела картина Греза — круглый головной портрет кудрявого
ребенка. В этом месте с потолка свешивался светильник на коротком
шнуре. Около дальнего от порога окна стояло большое кожаное кресло.
Изголовьем к стене, что была напротив входа, стояла кровать. В
углу справа находилась стеклянная дверь, ведущая на веранду. У
этой же правой стены располагался уродливый газовый радиатор —
в комнате не было камина. Еще ближе по стене находилась дверь в
комнату сиделки. В дверь был вбит гвоздь, и висело на нем голубое
домашнее платье покойного. И наконец, в правом ближнем углу, у
стены коридора, находился туалетный столик с зеркалом для бритья,
весь беспорядочно закиданный галстуками.
Внимание вошедших привлекло деревянное панно, прикрыва¬
ющее левую стену между окон. В нем неясно угадывались контуры
двери. Бреннан подошел к этому панно и постучал по нему кос¬
тяшками пальцев.
— Кажется, пустоты нет, — заметил он, озираясь. — Черт
побери, мистер Деспард, что-то здесь не то...
Он подошел к стеклянной двери в противоположной стене ком¬
наты и осмотрел занавеску.
— Эта занавесь осталась в том же положении, в каком была,
когда миссис Хендерсон заглядывала в комнату?
— Да, — подтвердил Марк. — Я удостоверился.
— Хм! Не такое уж большое пространство для обзора. Вы не
думаете, что миссис Хендерсон могла видеть какую-нибудь другую
дверь? Например, дверцу шкафа?
— Это исключено, — сказал Марк. — Отсюда невозможно
видеть ничего другого, кроме того, что она описала: Грез, верхушка
кафедры, контуры двери. Но даже без картины и кресла никто не
спутает большую, с медной ручкой дверцу шкафа, которая рас¬
крывается внутрь комнаты, с потайным скрытым входом... Итак,
капитан, я берусь за дело?
С какой-то свирепой веселостью Марк взял в руки топор. Можно
было подумать, что стена нанесла ему какое-то оскорбление и он
считал ее живым существом. И никто бы, пожалуй, особенно не
удивился, если бы услышал какой-нибудь крик о боли, когда он
в первый раз с силой ударил топором по панно...
Когда удары затихли, голос Марка, казалось откуда-то издали,
спросил:
— Ну как, капитан, вы удовлетворены?
В комнате от штукатурки и известки повисла едкая белая пыль.
За окнами плыл другой туман, покрывавший аллею и цветущие деревья
сада. Деревянное панно и стена, которое оно закрывало* были пробиты
в нескольких местах, через них виднелись деревья парка.
255

Потайной двери не существовало. Какое-то время Бреннан мол¬
чал, затем вынул носовой платок и вытер лоб:
— Вы не думаете, что свидетельница могла ошибиться и нам
надо искать секретный вход в другом месте?
— Если вам понравилось, мы можем разломать все деревянные
панели, — язвительно заметил Марк. — Ну, так как, капитан, теперь
вы понимаете, чего стоит ваш абсолютно материалистический мир?
Бреннан снова подошел к шкафу и с расстроенным видом при¬
нялся рассматривать его дверцу.
— Не то, — пробурчал он себе под нос, затем повернул голову.—
Над панно, которые мы только что пробили, лампа. Интересно,
горела ли она, когда визитерша проходила сквозь несуществующую
дверь? Миссис Хендерсон, кажется, сказала, что нет...
— Верно. Лампа была потушена. Горела только та, что в
изголовье кровати. Именно поэтому у нас очень мало информации
о таинственной посетительнице, кроме, конечно, цвета ее волос.
Миссис Хендерсон говорит...
Стивенс не мог бы сказать со всей определенностью, стало ли
его положение проще после того, как выяснилось, что потайного
хода нет. Он склонялся все же к тому, что, наверное, упростилось,
и поэтому в нем нарастало возмущение всей этой историей, в
которую его втянули.
— Я могу обратить ваше внимание, — вмешался он, — на то,
что во всей этой чертовой фантазии нет ни одного положения,
которое не опиралось бы на показания миссис Хендерсон? Я уже
начинаю бредить словами: «Миссис Хендерсон сказала, что...» Кто
такая эта миссис Хендерсон? Оракул? Авгур? Или рупор Всевыш¬
него? Где она, между прочим? Мы ее здесь не видели, а полицию
она уже ввела в курс всей этой невероятной истории. Капитан,
вы обвинили в преступлении жену Марка, затем мою жену. Вы
до мельчайших подробностей уточняли, как они проводили время,
хотя Люси имела полное алиби, и несмотря на то, что совершенно
незаинтересованные свидетели уверяют, что Мэри не могла сшить
или раздобыть где-то платье такое же, как у маркизы де Бренвийе.
Вы все проверяете. Прекрасно. Но стоило миссис Хендерсон заявить,
что есть какая-то таинственная дверь там, где, как мы только что
выяснили, ничего нет, вы тут же поверили ей. Хотя история,
которую она выстраивает на этой двери, просто невероятна!
Марк покачал головой.
— Это не настолько парадоксально, как может показаться на
первый взгляд, — сказал он. — Ход рассуждений может быть
таким: если она лжет, зачем ей придумывать еще какие-то фан¬
тастические детали? Почему просто не сказать, что она видела,
как женщина в комнате дает лекарство моему дяде? Зачем добавлять
невероятные подробности, которые можно проверить?
256

—	Ты сам отвечаешь на эти вопросы; ведь именно благодаря
этим подробностям ты веришь ей.
Наступило молчание, которое снова прервал Стивенс:
—	Вы спрашиваете меня, почему миссис Хендерсон готова по¬
клясться, что некая умершая женщина прошла сквозь кирпичную
стену? Позвольте и мне спросить вас: почему мистер Хендерсон
готов поклясться, что умерший мужчина прошел сквозь гранит?
Почему он настаивает на том, что ни одна плита не была тронута
со времени похорон? В этом деле у нас есть два, и только два,
бросающихся в глаза своей невероятностью факта: исчезновение
женщины из этой комнаты и исчезновение тела из гроба. И лю¬
бопытно, что есть тоже только два свидетеля этих двух исчезно¬
вений. И оба они по фамилии Хендерсон.
Бреннан тихонько присвистнул, затем вынул пачку сигарет,
пустил ее по кругу, и каждый взял по штуке.
—	Давайте повнимательнее, — продолжал Стивенс, — исследуем
все обстоятельства этого преступления, если оно вообще было, это
преступление. Вы, капитан, полагаете, что убийца мог прийти
снаружи. А я, напротив, почти уверен, что убийца должен жить
в этом доме, так как имеется обстоятельство, о котором, кажется,
все забыли: это способ, которым был подсунут яд, это яйцо с
молоком и портвейном.
—	Я понимаю, куда... — начал Бреннан.
—	В самом деле? — перебил его Стивенс. — Ну и отлично!
Можно ли представить, что кто-нибудь чужой пришел, взял яйца
из холодильника, разбил их, смешал с молоком, а потом еще и с
портвейном, который, кстати, надо вытащить из погреба? Или,
может быть, этот человек принес всю эту смесь с собой, чтобы
затем вылить ее в серебряную чашу Майлза? Но есть еще большая
несуразность: как посторонний мог бы заставить Майлза Деспарда
выпить всю эту смесь? Ты ведь помнишь, Марк, как нелегко было
уговорить старика принять лекарство. Если бы его пришел отравить
посторонний, он бы скорее угостил его шампанским или бренди,
которые старик любил. Эту же смесь мог использовать только
к~о-нибудь из домашних: только он знал, что такую смесь можно
изготовить и можно убедить Майлза Деспарда выпить ее. Это могла
быть и Люси, и Эдит, и сиделка, и даже служанка. Но Люси
танцевала в Сент-Дэвиде, Эдит играла в бридж, мисс Корбет сидела
в кино, Маргарет ласкалась в автомобиле. Вот к чему привели нас
алиби. И есть только два человека, алиби которых вы, капитан,
не подтвердили и которых на этот счет даже не допрашивали. Мне
нужно их назвать? Я только хочу заметить в связи с этими лицами
и портвейном, что одна из этих двоих кухарка и что оба, по
словам Марка, получают от покойного довольно солидное наслед¬
ство.
9 Дж.Л.Карр «Сжигающий суд»
257

Марк пожал плечами.
— Я не могу в это поверить! Во-первых, Хендерсоны уже давно
служат у нас. Во-вторых, если они убили дядю Майлза, чтобы
получить часть наследства, зачем им нужно выдумывать всю эту
сверхъестественную историю? Не слишком ли это тонко, если по¬
лагаться на твою аргументацию, для людей довольно простых?
— Послушай, Марк, позволь мне спросить у тебя кое-что.
Прошлой ночью ты повторял нам рассказ миссис Хендерсон о
таинственной посетительнице и не упустил одну весьма «щепе¬
тильную» деталь. Ты сказал, что, возможно, шея той женщины
не очень хорошо сидела на плечах...
— Что? — воскликнул Бреннан.
— Подумай хорошенько, Марк. Не ты ли вложил эту мысль
в ее голову? Или она сказала это сама?
— Не знаю, — резко ответил Марк. — Не помню.
— Но если бы миссис Хендерсон не поведала тебе об этой
детали, мог бы ты сам придумать ее?
— Вероятно, нет... Я не знаю.
— Во всяком случае есть вещи нам неизвестные. Мы открывали
склеп вчетвером, но кто постоянно приплетал к этой истории
сверхъестественное? Кому казалось, что за нами наблюдают? Кто
клялся, что склеп не трогали до нас? Так кто же, если не Джо
Хендерсон?
— Да, конечно, но именно это меня и удивляет. Невозможно
предположить, что два пожилых преданных слуги вдруг преврати¬
лись в демонов!
— Они не демоны, это ты их ими изображаешь. Безусловно,
что это очень приятные люди, но они не первые из приятных
людей, кто совершил преступление. Тебе они очень преданы, но
быть такими же преданными по отношению к Майлзу у них нет
никаких оснований. И ты и они плохо знали его, учитывая, что
в Деспард-парк он приехал недавно. И если они получают от него
наследство, то лишь благодаря твоему отцу. А что касается сверхъ¬
естественной истории, ты не догадываешься, что может быть ее
причиной?
— Причиной?
— Мне кажется, — вмешался Бреннан, — я понимаю, куда
клонит мистер Стивенс. Когда умер мистер Майлз Деспард, никто
не подозревал, что он был отравлен... кроме... кроме вас, так как
вь| обнаружили серебряную чашу в шкафу. И тотчас миссис Хен¬
дерсон придумала для вас всю эту историю с призраками и жен¬
щинами, которые проходят сквозь стену... Кстати, мне она не
сказала ни слова о шее, которая была перерезана, но в остальном
все совпадает. Зачем она сказала вам это? Вероятно, вы воспри¬
имчивы к выдумкам подобного рода и цель ее заставить вас по¬
258

меньше размышлять обо всем случившемся. Самое большее, что
вы должны были бы сделать в ответ, — это открыть и обнаружить,
что духи похитили и тело покойного. Ну, а это должно было
отбить у вас всякую охоту делать историю достоянием гласности...
Разве такая, предположим, версия не объясняет выдумки Хендер¬
сонов?
—	Значит, эти рассказы имели только одну цель — заставить
меня хранить молчание?
—	Возможно, так.
—	Но в таком случае, — сказал Марк, — совершенно необъяснимо,
зачем вчера, еще перед вскрытием склепа, миссис Хендерсон отпра¬
вилась рассказывать эту же историю комиссару полиции?
—	Непонятно, — согласился Стивенс.
—	Я считаю иначе, — возразил Бреннан. — Не забывайте про
вашего брата Огдена, мистер Деспард. Этот хитрый парень тоже
что-то подозревал. Однако мы не знаем всего, что ему известно
об этом деле, так же как не знаем и то, что предполагали Хен¬
дерсоны о его осведомленности. Но они знали другое — что Огден
Деспард не тот человек, который будет сидеть сложа руки. Не
могла ли миссис Хендерсон с нервозностью, свойственной женщине,
предпочесть рискнуть и опередить его?
Бреннан, снова нахмурившись, принялся разглядывать шкаф.
—	Мне бы хотелось понять, какую роль во всей этой истории
играет шкаф? Я смутно подозреваю, что с ним как раз и связаны
все таинственности. Я не имею в виду, что он какой-то поддельный,
но ведь именно в нем вы обнаружили чашу с ядом. Попробуйте
объяснить мне, почему убийца поставил ее в шкаф. Почему без¬
обидный стакан с молоком и далеко не безобидная чаша оказались
рядом? Зачем кошка влезла в шкаф и выпила, судя по всему, из
чаши? — Бреннан поворошил висящую одежду. — У вашего дяди
очень много костюмов, мистер Деспард...
—	Да. Как раз вчера я рассказывал о том, что он немало
времени проводил, примеряя их, и получал от этого занятия ог¬
ромное удовольствие. Правда, он скрывал эту свою слабость...
—	Но это было не единственное его развлечение, — произнес
женский голос.
Из коридора в комнату вошла Эдит Деспард. Она приблизилась
неслышно и появилась неожиданно. На лице ее было выражение,
смысл которого они сумели понять гораздо позже. Глаза ее были
все еще красными от бессонницы, однако взгляд выражал уверен¬
ность и решимость. Эдит почему-то показалась Стивенсу моложе,
чем в предшествующую ночь. В руке она держала две книги...
—	Эдит! — воскликнул Марк.— Как ты здесь оказалась? Люси
сказала, что ты нс спала всю ночь, а когда наконец заснула, тебе
приснился кошмар...
259

— Верно, — сказала Эдит и с подчеркнутой вежливостью по¬
вернулась к Бреннану. — Капитан Бреннан, не так ли? Мне
рассказали о вас те, кого вы недавно выставили. — У нее появилась
обаятельная улыбка. — Но я уверена, что по отношению ко мне
вы так не поступите.
— Миссис Деспард! — приветливо произнес Бреннан. — Я
прошу простить меня, но... — Он сделал движение в направлении
пробитой стены.
— О, этого следовало ожидать! Я хочу помочь вам разрешить
некоторые ваши трудности, — постучав указательным пальцем по
книгам, сказала Эдит. — Когда я вошла сюда, вы говорили, что
думаете, будто шкаф сыграл во всей этой истории какую-то важную
роль. Вы правы — именно в этом шкафу вчера ночью я нашла
вот эти книги. Второй том очень легко раскрылся на главе, которую,
судя по всему, часто перечитывали. Дядя Майлз не относился к
любителям чтения, поэтому я предположила, что он нашел на
этих страницах что-то интересное для себя. Позвольте, однако, я
вам немного почитаю. Возможно, произведение не покажется вам
очень уж увлекательным, но думаю все же, что вы извлечете из
него немало полезного. Не могли бы вы закрыть дверь, Тед?
— Что это за книга? — поинтересовался Марк.
—	«История колдовства» Гримо, — ответила Эдит.
Усевшись в большое кресло рядом с окном, она начала читать
таким тоном, словно держала на коленях квитанции из прачечной.
Проходя к креслу, она взглянула на Стивенса, и тот с удивлением
заметил в ее глазах интерес и любопытство. Хотя читала Эдит
без выражения, но очень внятно и приятным голосом.
—	«Истоки верований в «неумирающих» возникли в последней
четверти семнадцатого века во Франции. Господин де ла Марр впервые
упоминает о них в 1737 году, в «Трактате о магии, колдовстве,
одержимостях, наваждениях и порчах». В течение нескольких лет
после выхода трактата вопрос этот очень серьезно обсуждался даже
учеными, но споры на эту тему разгорелись с новой силой совсем
недавно, во время уголовного процесса 1861 года.
Если говорить кратко, то «неумирающие» — это лица, в ос¬
новном женщины, приговоренные к смертной казни за преступные
отравления, тела которых, мертвые или живые, были сожжены на
костре. Именно в этом пункте криминология объединилась с кол¬
довством.
С давних времен использование ядов считалось колдовством.
Различные приворотные зелья, всегда употреблявшиеся в магии,
зачастую служили и для отравлений. Так, например, попытка
опаивания любовным напитком преследовалась еще по древнерим¬
ским законам. В средние века магию приравнивали к ереси. В
Англии в 1615 году состоялся процесс об отравлении, который
260

стал настоящим процессом над колдовством. Когда Анна Тернер
предстала перед господином судьей Коуком за отравление сэра
Томаса Овербсри, суду были продемонстрированы все ее «волшеб¬
ства» —свинцовые статуэтки, пергаменты, кусок человеческой ко¬
жи. Присутствующие как бы ощутили дыхание Зла.
Но именно во Франции во второй половине того же века эти
дьявольские преступления стали наиболее частыми. Дамы двора Лю¬
довика Четырнадцатого предавались сатанизму, принося в жертву
младенцев на теле женщин во время «черных месс». Эти обряды
совершались в тайных помещениях. Так, госпожа ля Вуазен вызывала
призраков в Сен-Дени, и затем при таинственных обстоятельствах
умирали люди.
Используя исповедальни, религиозные власти пытались изме¬
нить складывающееся положение дел. В Париже в Арсенале, около
Бастилии, действовал знаменитый Сжигающий суд, который карал
колесом и огнем. Таинственная смерть мадам Монтеспан, фаворитки
Людовика Четырнадцатого, в 1672 году дала новый импульс к
преследованию отравителей. Между 1672 и 1689 годами некоторые
из виднейших дам Франции предстали перед Судом; среди них
были и две племянницы кардинала Мазарини, герцогиня де Буйон,
графиня де Суассон, мать принца Евгения. Но наиболее громкий
процесс состоялся в 1676 году. Он длился три месяца, подсудимую
звали маркиза де Бренвийе.
Преступные действия маркизы де Бренвийе были открыты после
внезапной смерти ее любовника, капитана Сен-Круа. Среди вещей
Сен-Круа была обнаружена шкатулка из тикового дерева, в ней
находилось завещание с просьбой передать ее после его смерти
маркизе де Бренвийе, живущей на улице Нев-Сен-Поль. Шкатулка
была полна ядов, содержащих хлорную ртуть (сулему), сурьму и
опиум. Мадам де Бренвийе бежала, но была разыскана и арестована
полицейским по фамилии Деспре. Несмотря на изобретательную
защиту мэтра Нивелля, она была изобличена Деспре, который
подал в Суд письменное заявление с перечислением преступлений,
о которых маркиза тайно поведала ему. Это было признание ис¬
терички — список содеянных ею преступлений, а также преступ¬
лений, которые она не совершала и не могла совершить. Она была
приговорена к отрубанию головы и сожжению.
После приговора, для того чтобы заставить ее выдать имена
сообщников, она была подвергнута пыткой водою, что составляло
часть процессуальной системы. Жертва была положена на стол,
ей в рот вставили кожаную воронку и вливали в нее воду до тех
пор, пока...»
Эдит Деспард оторвала глаза от книги. Туманный свет из окна
падал на ее волосы и лицо, в выражении которого чувствовалось
напряженное любопытство. Никто из мужчин не шевелился. Сти¬
261

вене пристально разглядывал рисунок на ковре. Он вспомнил теперь
адрес того дома в Париже, который доктор Вельден советовал ему
посетить, если он интересуется знаменитыми преступлениями. Это
был дом номер 16 по улице Нев-Сен-Поль.
— «Мадам де Севинье видела, как мадам де Бренвийе отпра¬
вилась на казнь. Большая толпа народа собралась на Нотр-Дам,
чтобы посмотреть, как преступница будет расплачиваться за свои
злодеяния. Маркиза была в рубашке, босиком и с зажженной
свечой в руке. Ей было тогда сорок два года, и она сохранила
лишь остатки своей былой красоты. К радости аббата Пиро, она
демонстрировала собой эталон раскаяния и покорности. Однако
она, кажется, не простила Деспре и, поднимаясь на эшафот, про¬
изнесла несколько слов, которые никто не расслышал. Тело ее
было сожжено на Гревской площади.
Благодаря разоблачениям, сделанным во время процесса, власти
сумели раскрыть в кратчайшие сроки все дьявольские нити, ведущие
во двор Великого Короля. Ля Шоссе, служанка Сен-Круа, была
заживо колесована. Колдунья и отравительница ля Вуазен, аре¬
стованная вместе со своими сообщниками, была заживо сожжена
в 1680 году. Поклонники Сатаны были казнены, их пепел развеян.
Но мэтр Нивелль вынужден был позднее признаться: «Есть нечто
недоступное для нас. Я видел, как они умирали. Они не были
обыкновенными смертными женщинами, этим дело не кончилось».
Что было затем? Мы должны заметить, что и в наши дни
сатанизм еще существует в Европе, мало того, как подтвердило
расследование Марселя Надо и Мориса Пеллетье, он является при¬
чиной большого числа отравлений.
Но если можно понять, что убийцы, как правило женщины,
используя мышьяк, стремятся совершать преступление, то совер¬
шенно необъяснимым кажется тот факт, что у их жертв появляется
желание быть убитыми. Весьма странным кажется, что в большин¬
стве случаев жертвы даже не пытаются защищаться, словно бы
смиряясь со своей судьбой, хотя они совершенно определенно знают,
что принимают яд. Фрау ван Лейден открыто заявила своей жертве:
«Ваш черед придет через месяц». Едаго сказал: «Где появляюсь я,
там люди умирают». Однако никто не доносит на них. Можно
предположить, что существует некая дьявольская связь между убий¬
цей и жертвой, нечто вроде колдовской порчи.
Эта теория впервые была предложена господином дс ля Марром
в 1737 году в связи с делом, которое взбудоражило весь Париж.
Молодая девушка девятнадцати лет — Тереза ля Вуазен, носящая
ту же фамилию, что и изветная отравительница, сожженная в
1680 году, — была арестована за серию убийств. Ее родители были
угольщиками, живущими в лесу Шантильи. Она не умела ни
читать, ни писать. Росла она обыкновенной девочкой и до шест¬
262

надцати лет ничем не отличалась от других детей. И тут по
соседству была совершена серия из восьми убийств. Любопытная
деталь: у изголовья или под покрывалом каждого покойного нахо¬
дили шнурок — из волос или из пеньки — с девятью узелками.
Девять, как известно, магическое число, тройное умножение
трех, которое постоянно встречают во всех мистических обрядах.
Шнурок, завязанный девять раз, приводит жертву в полную за¬
висимость от колдуна.
Когда власти сделали судебный выезд, они обнаружили ля Ву¬
азен в лесной чаще, совершенно нагую и с «глазами, похожими
на глаза волчицы». Привезенная в Париж и допрошенная, она
сделала письменное заявление и в то же время вопила при виде
огня. Хотя, по утверждению родителей, она не была обучена читать
и писать, и то и другое она делала великолепно, изъясняясь к
тому же весьма изысканно. Она признала, что совершила убийство.
На вопрос о завязанных шнурках она ответила: «Теперь они со¬
ставляют часть наших. Нас так мало, что мы нуждаемся в попол¬
нении. В.действительности они не мертвые и оживут. Если вы мне
не верите, можете открыть их гробы и увидите, что они пусты.
Один из них уже был на Великом Шабаше прошлой ночью».
Кажется, гробы и в самом деле оказались пустыми. Другая
странная деталь касается алиби, которое родители подтверждали
для дочери. Оно заключалось в том, что ей необходимо было в
кратчайшее время преодолеть два километра и проникнуть в за¬
колоченный дом. Ля Вазен объяснила это так: «Это нетрудно. Я
пошла в кусты, намазала мазью тело и оделась в платье, которое
было на мне раньше. И тогда все стало совсем просто».
На вопрос, что она подразумевает под платьем, которое было
на ней раньше, ля Вуазен ответила:
«У меня было несколько платьев. Это было очень красивым,
но я не надела его, когда взошла на костер...» Произнеся слово
«костер», она опомнилась и разразилась рыданиями...»
—	Довольно, — сказал Бреннан, проведя по лицу рукой, словно
бы удостоверяясь, что он все еще здесь. — Простите меня, мисс
Деспард, но я должен работать. На дворе апрель, а не ночь Всех
святых. Дамы, скачущие верхом на метлах, находятся немного в
стороне от моих занятий. Если вы хотите заставить меня поверить,
что какая-то колдунья вначале сглазила Майлза Деспарда, затем
намазалась мазью, прежде чем облачиться в платье столетней
давности, для того чтобы суметь потом проникнуть сквозь стену...
на это я вам отвечу, что мне нужна версия, которую я смогу
изложить суду присяжных!
—	В самом деле? — не смутилась Эдит. — Хорошо, вот одна
из них. Сейчас я прочту вам наиболее интересное. Хотя, если вы
не способны сделать из прочитанного выводы, может быть, мне
263

нет смысла стараться вообще? Это касается женщины по имени
Мари Д’Обрэй, кстати, это девичье имя маркизы де Бренвийе,
гильотинированной в тысяча восемьсот шестьдесят первом году.
Как бы вы ни оценивали семнадцатый и восемнадцатый век, вы
не будете спорить с утверждением, что мракобесие продолжалось
и во второй половине прошлого века?
— Вы хотите сказать, что она была казнена за колдовство?
— Нет, она была казнена за убийство. Подробности нс очень
приятные, и я избавлю вас от них. Я только прочитаю описание
Мари Д’Обрэй, сделанное одним из тогдашних журналистов: «Дело
захватило публику не только потому, что обвиняемая была красива
и довольно богата, но также и потому, что Мари Д’Обрэй оказалась
женщиной скромной до такой степени, что, когда прокурор позволил
себе произнести несколько двусмысленных фраз, она покраснела
как школьница...» А вот ее портрет: «Она носила коричневую
велюровую шляпку со страусовым пером и того же цвета шелковое
платье. В одной руке она держала серебряный флакон с солью, а
запястье руки охватывал любопытный браслет, защелка которого
была сделана в виде кошачьей головы и руби ном. вместо рта. Когда
свидетели описывали подробности знаменитой черной мессы в ман¬
сарде версальской виллы или об отравлении Луи Динара, многие
в зале взволнованно выкрикивали: «Нет, нет! Не может быть!»,
тогда как обвиняемая лишь поигрывала своим браслетом».
С глухим хлопком Эдит закрыла книгу.
— Тод, — сказала она, — вы знаете, у кого есть похожий браслет.
Стивенс знал это прекрасно и помнил также, что видел этот
браслет на фотографии Мари Д’Обрэй 1861 года, которая исчезла
из рукописи. Однако чувства его были в* таком смятении, что
ответить он ничего не смог.
— Да, — сказал Марк, — я тоже знаю и не могу об этом не
думать.
— На вашем месте, мистер Стивенс, — живо вмешался Бреннан, —
я бы не мучился так, как мучитесь, кажется, в настоящее время
вы. Очень любопытно то, что мистер Деспард весьма живо защищал
вашу супругу до того момента, как услышал все эти сказки. У
меня же, напротив, реакция совершенно иная.
— Вы отрицаете, что колдовство практиковалось в прошлом? —
резко спросила Эдит.
— Вовсе нет, — вопреки всякому ожиданию ответил Бреннан.—
Скажу вам больше: оно и сейчас практикуется, причем у нас, в
Америке. Мне знакомы эти шнурки с девятью узелками. Их на¬
зывают «лестница колдуна».
— Как вы сказали? — удивленно воскликнул Марк.
— Вы что, забыли где мы находимся? — спросил Бреннан. —
Или, может быть, вы не читаете газет? Здесь, на границе Гол¬
264

ландской Пенсильвании, местная ведьма до сих пор лепит восковые
фигурки и пытается сглазить животных. Может быть, вы знаете
об этом, ведь ваша служанка родом из Голландской Пенсильвании.
Возможно, и это имеет какое-то отношение к делу, хотя я и не
думаю, что ваша служанка замешана в преступлении. Как только
я услышал о шнурке, я тотчас подумал, что 'кто-то пытался окол¬
довать вашего дядю. А размышляя над версией мистера Стивенса,
я пришел к выводу, что просто необходимо узнать, откуда приехали
Хендерсоны.
—	Из Ридинга, я думаю, — ответил Марк. — По крайней
мере, они уроженцы тех мест. Затем часть их семьи переехала в
Кливленд.
—	Ридинг — милый городок, — сказал Бреннан. — И как раз
находится в Голландской Пенсильвании.
—	Чтоб меня повесили, если я что-то понимаю, капитан! Теперь
и вы поверили в колдовство?
Бреннан, скрестив на груди руки и слегка склонив голову набок,
рассматривал Марка.
—	Мистер Деспард, когда я был ребенком, пределом моих мечтаний
был револьвер с рукояткой из слоновой кости. В воскресной школе
меня научили, что надо только помолиться — и мечта осуществится.
И я молился об этом пистолете, как, надо думать, многие молились
о вещах более важных. Я даже говорил себе, что, если дьявол придет,
чтобы попросить мою душу в обмен на этот чудесный пистолет, я
соглашусь на сделку. Вот и с колдовством все точно так. Я могу
лепить восковые фигурки, похожие на всех тех людей, которых я
не люблю — хоть на всю республиканскую партию! — но это вовсе
не значит, что они умрут, если я буду втыкать в них булавки.
Поэтому, когда вы мне втолковываете, что ваш дядя был заколдован
и убит с целью присоединения его к шайке вампиров из особ женского
обличья, что он вышел из гроба и в любой момент может постучаться
в эту комнату, я вам...
В этот момент дверь в комнату распахнулась с треском, заста¬
вившим всех подпрыгнуть, а Марка невольно выругаться. На пороге,
держась за косяк, с растерянным лицом стоял Огден Деспард.
Взглянув на него, Стивенс ощутил страх еще более сильный, чем
тот, который охватил его раньше. Огден вытер лоб рукавом.
—	Хендерсон... — начал он.
—	Что? Что с Хендерсоном? — спросил Марк.
—	Сегодня утром на Хендерсона напали, и с ним случился
припадок. Он еле говорит. Надо, чтобы вы все пошли сейчас к
нему. Он сказал, что видел дядю Майлза.
— Вы хотите сказать,— спросил Бреннан,— что он нашел тело?
— Нет! — гневно возразил Огден. — Я хочу сказать, что он
видел дядю Майлза.

Часть четвертая
ОБЪЯСНЕНИЕ
— И где же ваш нос? — сказал Санчо, увидев
его без костюма ряженого.
— В моем кармане, — и, ответив так, тот
показал нос из лакированного картона, точно такой,
как было уже описано.
— Святая Мадонна! — воскликнул Санчо. —
Кто же это? Томас Сесиаль, мой сосед и друг!
— Он самый, друг Санчо, — отвечал господин.
Вскоре я объясню тебе, как он позволил угово¬
рить себя сюда прийти.
•Жизнь и подвиг знаменитого Дон Кихота
из Ламанчи»
Глава 17
Дверь маленького каменного домика была нараспашку. Туман
поднялся, и наступил светлый и свежий день. Невдалеке среди
щебенки и разбитых плит виднелся брезент, прикрывавший вход
в склеп, углы брезента были придавлены большими камнями.
Хендерсона они нашли в маленькой гостиной, где они собирались
прошлой ночью. Он лежал на старом кожаном диване, уставившись
полуприкрытыми глазами в потолок. На лице его застыло выра¬
жение, в котором удивление смешалось с физическим страданием.
Волосы его были спутаны, а на левом виске виднелся синяк. Он
был в той же одежде, что и прошедшей ночью, и, кажется, не
мылся с той поры. Поверх укутывавшего его до подбородка одеяла
лежали дрожащие руки. Услышав, что кто-то вошел, он напряженно
повернул голову, затем снова уставился в потолок.
— Добрый день, Джо, — сказал Марк.
Что-то дрогнуло в лице Хендерсона, но он по-прежнему выглядел
человеком, испытывающим невыносимые страдания.
— Ну что, старина, — сказал Марк, приветливо положив руку
ему на плечо. — Этой ночью, несмотря на ваш возраст, вы работали
как лошадь, и, конечно, очень устали. А что это за забавная
история приключилась у вас с дядей Майлзом?
— Мистер Деспард, — спокойно вмешался Бреннан. —
Я перестал понимать вас. Сейчас вы называете историю с
дядей забавной, а всего пять минут назад всерьез рассуждали о
призраках?
266

— Я не знаю... — смутился Марк. — Но мне показалось, что
вы заинтересовались версией Стивенса. И когда один из Хендерсонов
снова увидел призрак, я подумал, что это уж слишком...
Он снова повернулся к старику и сказал сухо:
—	Попытайтесь взять себя в руки, Джо. Здесь полиция.
Хендерсон со страхом, будто эта новость была для него еще
одним ударом, вытаращил глаза.
— Полиция... кто ее прислал?
— Ваша жена, — ответил Бреннан.
— Это неправда! Вы обманываете меня!
—	Не будем спорить. Я бы хотел, чтобы вы повторили все,
что сказали мистеру Огдену Деспарду относительно призрака его
дяди...
—	Это был не призрак, — с трудом запротестовал Хендерсон.
Стивенс с тревогой отметил, что старик был явно не в себе.
— По крайней мере, это не походило на призрак, насколько
я о них слышал. Он был... Он был...
— Живой?
—	Я не знаю, — жалобно вымолвил Хендерсон.
—	Что бы это ни было, попытайтесь подробно нам все рас¬
сказать, — попросил Марк. — Прежде всего, где вы его видели?
—	Там, в спальне, — проговорил Хендерсон, указывая на
дверь.— Вы помните, что вчера вечером после приезда мисс Эдит
мы все отправились в большой дом? Мисс Эдит приказала мне
включить отопление, и я занялся этим делом, пока вы спорили в
библиотеке. Потом в три часа все пошли спать. Вы помните это?
—	Да, — сказал Марк.
—	Вы со мной должны были пойти искать брезент, чтобы
натянуть его на вход в склеп. Но вы показались мне очень уставшим,
дело было простое, и я сказал, чтобы вы тоже шли спать, а я
справлюсь один. Вы поблагодарили меня и предложили выпить на
посошок...
—	Да, я прекрасно все это помню...
—	Погодите... да... в спальню я пришел сразу. Вначале вспомнил,
что брезент лежит не у корта, а у меня дома, потому что еще
месяц назад я брал его, чтобы зашить дырку. Я вернулся сюда. В
доме было темно. Я повернул выключатель в комнате, но свет не
зажегся. Это мне очень не понравилось, но, к счастью, у меня
был фонарь. Я взял брезент в углу у двери и отправился к склепу.
И все время, пока я укладывал на углы брезента камни, мне
казалось, что вот-вот он поднимется из-за того, что кто-нибудь
захочет выйти наверх... Как только я закончил, я быстренько
вернулся сюда, закрыл и забаррикадировал входную дверь. Но я
не трус! Я самый обыкновенный человек, мистер Марк может это
подтвердить!
267

Электричество не работало, а когда я захотел увеличить свет
фонаря и стал выворачивать фитиль, он тоже погас! Я не стал снова
зажигать его, а пошел в свою комнату, чтобы включить освещение.
Вхожу, значит, в комнату и вдруг слышу свое кресло-качалку! Оно
раскачивалось с хорошо знакомым мне скрипом! Я взглянул в сторону
окна, где стояло кресло, и увидел, что кто-то сидит в нем и качается.
Через окно проникало достаточно света, чтобы я смог узнать
в нем вашего дядю, мистер Марк. Он раскачивался в моем кресле
точно так же, как всегда, когда он заходил ко мне в гости. Я мог
различить его лицо и руки, они были совершенно белыми... Он
даже сделал жест, собираясь подать мне руку!
Я бросился вон и захлопнул дверь, но ключ был с другой
стороны, и я слышал, как ваш дядя поднялся и последовал за
мной. Затем я споткнулся, упал и ударился головой скорее всего
о диван. Потому что именно около него и нашел меня ваш брат
Огден, когда влез в окно. Он и привел меня в сознание.
Хендерсон устало закрыл клаза.
Все присутствующие, не говоря ни слова, переглянулись, затем
Бреннан подошел к выключателю и повернул его. Свет зажегся.
Глядя на Хендерсона, он несколько раз повернул выключатель.
Стивенсу захотелось вдохнуть свежего воздуха, и он вышел из
дома. Он видел, как Бреннан направился в спальню и через не¬
которое время появился на улице.
— Если я вам больше не нужен, — сказал Стивенс, — позвольте
мне сходить позавтракать.
— Идите. Но я хотел бы видеть вас сегодня с женой. Поэтому
прошу вас быть дома. А мне предстоит немало потрудиться,
немало! — сказал он, сделав ударение на последних словах.
— Что вы думаете обо всем этом? — спросил Стивенс, кивнув
в направлении домика.
— Если этот тип лжет, то он самый оригинальный лжец из
тех, которых я встречал за тридцать лет.
— Ну хорошо... В общем, до встречи!
— До свидания. Было бы очень хорошо, если бы ваша жена
вернулась до вечера, мистер Стивенс...
Несмотря на то, что стрелка часов уже перевалила за один¬
надцать, Мэри все еще не было дома. Правда, выяснилось, что
она уже приезжала, но уехала снова, оставив мужу записку, что
завтрак в буфете.
Стивенс медленно пережевывал все, что приготовила Мэри,
когда мысль, внезапно пришедшая ему в голову, заставила его
встать и отправиться к телефонному столику, где лежала рукопись
Годэна Кросса. На титульном листе рукописи он прочел: «Опыт
повествования об отравлениях через годы. Годэн Кросс. Филдинг-
холл, Ривердейл. Нью-Йорк». Стивенс снял телефонную трубку.
268

—	Алло, алло! Девушка, вы не могли бы сказать мне, был ли
сегодня ночью междугородный разговор отсюда, с этого номера?
—	Этой ночью... Да, сэр, Ривердейл три, шесть, один!
Повесив трубку, Стивенс прошел в библиотеку и взял с полки
«Господ присяжных». С задней стороны обложки на него глядел
Годэн Кросс. Лицо худое, умное, выражение мрачное, глаза с
тяжелыми веками, волосы черные, с небольшой сединой. Он вспом¬
нил о споре, который возник в связи с тем, что утверждали, будто
в то время Годэну Кроссу было сорок лет.
Стивенс поставил книгу на место и поднялся наверх. Открыв
платяной шкаф, где висела одежда Мэри, он осмотрел ее. Гардероб
был небольшой, основная часть его находилась в Нью-Йорке.
В ожидании время тянулось медленно. Стивенс попробовал чи¬
тать, затем послушал радио, поразмышлял, не выпить ли ему
виски, однако отказался от этой затеи. В четыре часа пополудни
он вдруг выяснил, что кончился табак; это обрадовало его, так
как надо было отправиться в лавку.
Несколько дождевых капель упали на лицо Стивенса, когда он
вышел из дому. Он пересек Кингс-авеню и направился к вокзалу.
Стивенс уже почти добрался до лавки аптекаря, украшенной вит¬
риной с большими красными и розовыми электрическими фонарями,
и тут, точно так же как и вчера, ему показалось, что кто-то зовет
его. Он оглянулся. Дверь между двумя витринам магазина «Дж.
Аткинсон. Бюро похоронных торжеств» была открыта, и с порога
кто-то подавал ему знаки рукой.
Стивенс пересек улицу и увидел немолодого, плотного, похожего
на бизнесмена, элегантно одетого мужчину. У него были черные
редкие, зачесанные назад волосы с пробором посередине. Лицо его
было жизнерадостным, а манеры указывали на приветливый характер.
—	Мистер Стивенс, — сказал мужчина. — Мы с вами не
знакомы, но я вас знаю. Позвольте представиться — мистер Ат¬
кинсон, Джонах Аткинсон. Мой отец уже почти совсем отстранился
от дел. Вы бы не могли заглянуть ко мне на минуточку? У меня
к вам небольшое дельце.
Черные занавески на витринах оказались намного более высо¬
кими, чем это представлялось снаружи, и они погружали в полутьму
маленький зал ожидания с бархатистым, похожим на искусственный
ковром. Обстановка в магазине была очень мирная, и ничто не
наводило на мысль о его предназначении, кроме двух урн, похожих
на те, что стояли в склепе. Но и они находились около второй
двери в глубине комнаты. Аткинсон подошел к столу и протянул
Стивенсу фотографию Мари Д’Обрэй, которая была гильотиниро¬
вана за убийство в 1861 году.
—	Меня попросили передать вам это, — сказал он. — В чем
дело? Вам нехорошо?
269

Как Стивенс мог объяснить ему свои чувства? У него возникло
ощущение какого-то кошмара и не только из-за фотографии, но
и из-за куска веревки с узелками, лежавшего на столе между
беспорядочно разбросанными журналами...
— Нет... Нет... Ничего... — проговорил Стивенс, невольно вспом¬
нив о полицейском романе, который он придумывал некогда, увидев
этот магазин. — Откуда у вас это?
Аткинсон улыбнулся.
— Видите ли, вчера вечером в девятнадцать тридцать пять вы
сошли с поезда. Я видел вас через витрину...
— Да, действительно, я заметил, что в магазине кто-то
есть!
— Вас ждала машина, — продолжал Аткинсон, заинтригован¬
ный, казалось, словами Стивенса. — Вы сели в нее, и, как раз
когда она поворачивала за угол, я услышал, что кто-то с вокзала
зовет вас. Это был сборщик билетов. Кажется, вы уронили эту
фотографию в вагоне, контролер поезда поднял ее и передал сбор¬
щику билетов, когда поезд уже тронулся.
Стивенс вспомнил, как вынул фотографию из книги, чтобы
получше ее рассмотреть; затем появился Вельден, и он поспешил
убрать рукопись подальше от его глаз...
— Служащий уже повернул к себе, потом увидел меня у дверей
и попросил передать вам эту фотографию при первом удобном
случае. При этом он сострил, и, как ему, наверное, показалось,
остроумно: «Вам это больше подойдет, чем мне!» Это по поводу
надписи на фото, как вы понимаете... Как бы то ни было, я решил,
что вы будете рады, если вам эту фотографию вернут.
— О да, конечно! Вы не представляете, как я рад, что нашел
ее. Ах, если бы все трудности могли разрешаться таким же чудесным
образом... Послушайте, мистер Аткинсон, я бы не хотел, чтобы
вы приняли меня за сумасшедшего, но позвольте задать вам один
вопрос. Это очень важно. Каким образом попал сюда этот кусочек
веревки... вот этот, на столе, с узелками?
Аткинсон повернулся и сунул обрывок веревки в свой карман,
пробормотав:
— Этот? О, дело рук моего отца. Он оставляет их повсюду!
Он стал немного... как бы это сказать... В общем, у него всегда
была эта мания. Он брал обрывок веревки и принимался завязывать
узелки. Понимаете — одни курят, другие поигрывают ключами,
третьи чиркают карандашом, а тут — узелки. Его прозвали Старик
на Углу... Вы читаете полицейские романы? Возможно, вы помните
новеллы банонессы Орже, там действует старик, который сидит в
углу чайного салона и целыми днями завязывает узелки на обрывке
веревки. Мой отец всегда делал, то же самое, но раньше это не
было манией... А почему вы спрашиваете?
270

Слушая рассказ Аткинсона, Стивенс вдруг вспомнил, как Пар-
тингтон прошлой ночью говорил по поводу Джонаха Аткинсона-
старшего: «Старый Джонах часто видел отца Марка, тот имел
привычку спрашивать его шутливо, не сидит ли Джонах в своем
«чайном салоне» или в своем «углу»? Я не знаю, что он слышал
в ответ...»
—	В свою очередь позвольте же и мне узнать, почему вы меня
об этом спросили? — обеспокоенно поинтересовался Аткинсон. —
Это важно для меня. Был... — он осекся. — Я знаю, вы большой
друг Деспардов. Мы занимались похоронами мистера Деспарда.
Было что-то...
—	Вы хотите сказать, какие-то неурядицы? О нет! — осмот¬
рительно ответил Стивенс. — Но вы, наверное, думаете, что один
из этих обрывков веревки мог быть... мог быть положен в гроб
Майлза Деспарда?
—	Полагаю, что мог бы. Хотя это было бы совершенно непро¬
стительно со стороны моего отца.. Господи! Я надеюсь...
«Странно, — подумал Стивенс, — старый Аткинсон всегда
делает девять узелков на веревке. Такая же веревка каким-то
образом попадает под подушку Майлза Деспарда. В ночь его смерти,
еще до того, как обратились к услугам Джонаха Аткинсона-стар¬
шего!»
Перестав думать об этом, Стивенс рискнул даже спросить Ат-
кинсона-младшего, может ли он подтвердить, что тело Майлза
Деспарда находилось в гробу, когда его переносили в склеп.
Аткинсон был категоричен, даже раздражен.
—	Я догадывался, что в Дсспард-парке произошло нечто стран¬
ное! Я слышал... Да, да, конечно, это останется между нами. Во
всяком случае, я могу ответить на ваш вопрос: нет ни малейшего
сомнения в том, что тело мистера Деспарда было положено в гроб.
Я сам помогал делать это, и тотчас носильщики отправились прямо
к. склепу. Мои помощники могут подтвердить.
Наружная дверь тихо открылась, и в лавку вошел незнакомец.
Он остановился у покрытого каплями дождя окна, и силуэт его
выделялся на сером фоне сумерек. Незнакомец был невысок, даже
казался тщедушным, хотя на нем была толстая шуба. Эта шуба,
так же как и коричневая фетровая шляпа, мягкий край которой
прикрывал глаза, произвели на Стивенса неприятное впечатление,
так как в первый момент ему почудилось, что перед ним Майлз
Деспард. Но мертвецы не разъезжают на «мерседесах» с водителем
за рулем, а именно «мерседес» стоял у края тротуара. К тому же
вошедший приблизился, и Стивенс смог убедиться, что это был
не мертвец.
Шуба незнакомца была сшита не по моде, и на вид ему было
за семьдесят. Лицо у незнакомца было очень некрасиво и, несмотря
271

на выдающийся вперед нос, казалось похожим на обезьянье. Но
тем не менее лицо это производило впечатление привлекательного.
Стивенсу почудилось в нем что-то неуловимо знакомое, но отчего
возникло такое впечатление, он вряд ли смог бы сказать. Взгляд
незнакомца, взгляд острый, циничный и злой, блуждал по комнате,
затем остановился на Стивенсе.
— Я прошу извинить меня за вторжение, — проговорил
гость. — Но мне надо побеседовать с вами, сэр. Я видел, как
вы вошли сюда, и последовал за вами, так как я проделал
большой путь только для того, чтобы познакомиться с вами.
Меня зовут Кросс... Годэн Кросс.
Глава 18
— Да, да, это действительно я, вот моя визитка, — видя
удивление на лице собеседника, подтвердил он. — Вам, наверное,
кажется, что я выгляжу намного старше и куда как менее благо¬
образно, чем на обложке моих книг. Это потому, что та фотография
тридцатилетней давности. Она была сделана до того, как я попал
в тюрьму. — Он, предупреждая возражения, поднял руку в перчатке
и продолжал: — Вам также, наверное, кажется, что мои авторские
гонорары, как бы значительны они ни были, все же недостаточны
для того, чтобы разъезжать на автомобиле вроде этого, — показал
он в сторону улицы. — Вы совершенно правы. Но когда я отправ¬
лялся в тюрьму, у меня уже была довольно кругленькая сумма,
а поскольку я не имел возможности израсходовать из нее ни
крупицы, она возросла до целого состояния; к ней я прибавил еще
и авторские гонорары, так как в тюрьме у меня было достаточно
времени, чтобы писать. На моем примере прекрасно видна разница
между финансистами и писателями. Первые вначале зарабатывают,
а потом садятся в тюрьму. Вторые садятся в тюрьму и там уже
сколачивают состояние. Я полагаю, мистер Аткинсон извинит нас,
если вы, мистер Стивенс, пожелаете поехать со мной.
Он приоткрыл дверь, и Стивенс, совершенно обескураженный, под¬
чинился. Шофер вышел, чтобы открыть перед ними дверцу машины.
— Прошу вас, — сказал Кросс.
— Куда мы едем?
— Понятия не имею, — сказал Кросс. — Везите туда, куда
захотите, Генри.
Мотор работал негромко. В отделанном серым лимузине было
уютно и покойно. Крйхх уселся в углу длинного сиденья и нс
отрывал глаз от Стивенса. Лицо его по-прежнему выражало ка¬
кую-то смесь злости и цинизма, но к ним добавилось еще кое-что,
чему дать определение Стивенс был не в силах. Достав из кармана
портсигар, Кросс предложил гостю сигару.
272

—	Итак?
—	Итак что? — в свою очередь спросил Стивенс и, испытывая
острое желание закурить, взял сигарету.
—	Вы по-прежнему ослеплены ревностью? Я спрашиваю вас
об этом, потому что ваша жена, которую я, кстати, видел про¬
шедшей ночью, проехав уж не знаю сколько миль в автомобиле,
разбудила меня, чтобы забросать вопросами. Она ночевала под
моей крышей, но помимо того, что с нами была гувернантка миссис
Мергснроуд, уже один мой возраст вполне достаточен, чтобы ус¬
покоить вас. Я полагаю, вы догадались о том, что ваша жена
отправилась ко мне. По крайней мере, вы должны были догадаться,
если бы даже были глупее, чем я думал о вас.
— Однако, — заметил Стивенс, — если не считать Огдена
Деспарда, вы, безусловно, самый нахальный из всех моих знакомых!
Ну, а так как вы предложили говорить открыто, я готов подтвердить
вам, что смешно было бы считать вас опасным соперником.
—	Вот и прекрасно! — закудахтал Кросс и сухо заметил:—
Однако почему же? Вы — молоды, я — умен. Вам рассказывал
обо мне ваш директор Морли?
— Нет, — поразмыслив, ответил Стивенс. — Он лишь спра¬
шивал, не встречался ли я с вами. И все. Где сейчас Мэри?
— Она дома. Но давайте пока не будем спешить к ней. Видите
ли, молодой человек, — продолжал Кросс, развернувшись и про¬
должая курить сигару, — мне семьдесят пять лет, и я изучил
уголовных дел больше, чем можно было бы изучить их за сто
семьдесят пять. И все это благодаря тем двадцати годам, которые
провел в тюрьме. Я приехал дать вам один совет только для того,
чтобы доставить удовольствие вашей жене.
— Я благодарен вам за это. Кажется, я сейчас сделаю то, чего
не должен был бы делать, — сказал Стивенс, вынимая из кармана
фотографию Мари Д’Обрэй, — однако если у вас такие намерения,
не можете ли вы объяснить мне, что это означает? И почему Мэри
стала разыскивать вас? И откуда у вас такое имя — Годэн Кросс?
И снова Кросс негромко закудахтал:
— А, так вы попытались, значит, сделать кое-какие выводы!
Именно этого и боялась ваша жена. Мое имя действительно Год’н
Кросс, и я имею полное право носить его. Хотя до того, как мне
исполнился двадцать один год, я назывался Альфредом Моссбаумом.
Нет, нет, нс думайте, что здесь какой-то криминал! Я — еврей
и, как все великие люди моей нации, горд тем, что принадлежу
к ней. Без нас в мире наступит хаос. Но я также еще и эгоист
и нашел, что мое еврейское имя Альфред Моссбаум не очень
благозвучно. Я думаю, что вы согласитесь со мной.
Видите ли, преступление с детства привлекало меня. Я при¬
сутствовал на огромном количестве знаменитых процессов, а до¬
273

стигнув сорока лет, чтобы доказать, что преступление вещь иск¬
лючительно простая, сам совершил его. Вы, наверное, уже готовы
посмеяться надо мной: а дальше, мол, для того, чтобы показать,
как легко избежать наказания, вы двадцать лет провели в тюрьме!
Все так, друг мой. Но виновность моя была открыта единственно
возможным способом: моими собственными стараниями. Напившись
однажды, я похвалился содеянным.
Он выпустил облако дыма и развеял его быстрым движением руки.
— Но какие прекрасные перспективы открылись в тюрьме
для человека моего рода занятий! Я стал доверенным лицом
начальника тюрьмы. Представляете, что это значит? Для меня
это была возможность прикоснуться к источникам всех великих
уголовных дел. Я познакомился со знаменитыми убийцами лучше,
чем судьи, перед которыми они 'представали, лучше, чем при¬
сяжные, приговаривавшие их. Я познакомился также с теми,
кто их ловил. Я попал в самую гущу уголовного мира и не стал
искать смягчения наказания и даже не пытался освободиться
под залог. Я жил за государственный счет, накапливая то, что
можно было затем превратить в деньги!
— Интересный взгляд! — заметил Стивенс.
— Конечно, были и темные пятна на той светлой картине, что
я вам сейчас обрисовал, — пребывание в тюрьме могло нанести
вред моей литературной карьере. Однако, искупая свою вину перед
обществом под легко запоминающимся именем Годэна Кросса, я
вовсе не стремился снова стать Альфредом Моссбаумом. Но, желая
исключить возможность установления сходства между Годэном
Кроссом, заключенным в тюрьму за убийство в тысяча восемьсот
девяносто пятом году, и Годэном Кроссом, который только что
начал карабкаться на литературный Олимп, я- позаботился о том,
чтобы на обложках моих книг помещали только очень старую мою
фотографию.
— Ах, значит, речь шла об убийстве?
— Разумеется, — с неперестававшим удивлять Стивенса ци¬
низмом ответил Кросс. — Поймите, я специалист именно по этой
части. Не случайно ваша жена отправилась разыскивать меня. Ей
достаточно было пробежать глазами лишь первую главу рукописи,
чтобы удостовериться в том, что мне известны такие факты, о
которых она даже понятия не имела.
— Факты, касающиеся чего?
— Касающиеся Мари Д’Обрэй года тысяча шестьсот семьдесят
шестого и Мари Д’Обрэй тысяча восемьсот шестьдесят первого
года. Касающиеся ее предков, или, точнее, тех, кого она считала
своими предками.
— Ну вы прямо читаете мои мысли, — заметил Стивенс. —
Я как раз хотел вас спросить не о настоящем, а об отдаленном
274

прошлом... о мертвецах... о «неумирающих» — так, кажется? Есть
ли во всем этом хоть капля правды?
—	Нет. Хотя говорю я вам об этом с сожалением. По крайней
мере, все это никак не касается вашей жены.
«Вот я сижу в комфортабельном лимузине, — подумал Сти¬
венс, — курю хорошую сигару с человеком, который сам при¬
знался, что он убийца. Но тем не менее одно лишь присутствие
этой живой мумии у меня под боком достаточно, чтобы все
расставить на свои места и вернуть мне здравый рассудок. Причем
гораздо быстрее, чем все объяснения с распорядителями похо¬
ронных торжеств».
—	Как я понял, вы женаты три года? — поморгав, сказал
Кросс. — А хорошо ли вы знаете свою жену? Нет. Не так ли?
Но почему же? Ведь женщины обычно болтливы. Если в разговоре
вы упомянете одного вашего дядю, они тут же вспомнят двух
своих теть и начнут рассказывать истории одну за другой! Но
почему же ваша жена никогда не рассказывала вам о своей семье?
Да потому, что она сама запретила себе делать это. Почему она
постоянно осуждала вещи, которые считала патологическими? Да
потому, что очень их боялась. Мне понадобилось не более десяти
минут, чтобы выяснить всю ее подноготную. Хотя, разумеется, во
время ее рассказа я вынужден был постоянно анализировать факты,
отнюдь не принимая на веру все, что она говорила.
Выслушайте меня внимательно. В одном местечке, называе¬
мом Гибург — ужасной дыре на северо-западе Канады, — дей¬
ствительно проживает семья по фамилии Д’Обрэй, имеющая
отдаленное родство с теми Обрэй, которые породили маркизу де
Бренвийе, так же как и Мари Д’Обрэй, чей портрет вы держите
в руках. До этого момента все точно, как я и сам смог убедиться,
готовя свою книгу и проведя в Гибурге две смертельно скучных
недели. Мне тогда захотелось убедиться в реальности гипотезы
относительно «неумирающих». Скажу вам, что я не доверяю
легендам, поэтому изучаю выписки о рождении, акты граждан¬
ского состояния. Ваша жена вообще не связана с семьей Д’Обрэй,
хотя она считала иначе. Ее удочерила в возрасте трех лет мисс
Андриенн Д’Обрэй, единственный продолжатель этого рода. Ее
имя так же не Д’Обрэй, как и мое — не Кросс. Ее мать была
французской канадкой, а отец — шотландским рабочим.
—	Но право, я не знаю, — сказал Стивенс, — может быть,
мы находимся в каком-то колдовском мире, однако взгляните на
эту фотографию. Сходство потрясающее...
—	А вы думаете, без этого сходства ее могли бы удочерить?
В том-то и вся штука! Живи я в Гибурге в течение многих лет,
я бы тоже считал мисс Андриенн Д’Обрэй колдуньей. Кстати, а
вы знаете, откуда происходит, это название — Гибург? В семнад¬
275

цатом веке черную мессу называли «Гибургской мессой», по имени
аббата Гибурга, служившего ее. У семьи Д’Обрэй в Гибургс старый
и довольно зловещий дом. Итак, мисс Андриенн Д’Обрэй удочерила
дочь шотландского рабочего только с одной целью — убедить ее
в том, что в ее жилах течет кровь «неумирающих» и однажды
настанет день, когда «неумирающий» придет, чтобы вселиться в
ее тело. Она показывала ей портреты, рассказывала страшные
легенды, додумалась даже до того, чтобы демонстрировать ей раз¬
личные предметы ночью в еловом лесу, окружающем дом. Ребенка
наказывали при помощи воронки и воды — как и ее предполагаемого
предка. Для нее совершались сожжения животных, чтобы она ви¬
дела, как это происходит. Надо ли мне и далее углубляться в
детали?
— Нет, — сказал Стивенс, обхватив голову руками.
Кросс казался очень довольным своим рассказом и продолжал
не спеша курить. Но сигара была толстовата для него и разрушала
то сатанинское впечатление, которое он изо всех сил старался
придать своей внешности.
— Ну вот, молодой человек, теперь вы знаете, что за женщина
ваша супруга. Замужество казалось ей счастливым освобождением
от прошлого, и она старалась хранить свою тайну. Но в результате
ваших отношений с семьей Деспард, кажется, произошли некоторые
инциденты, которые заставили ее вспомнить прошлое. Мисис Люси
Деспард однажды в воскресенье в присутствии сиделки, ухаживав¬
шей за больным стариком, завела беседу о ядах...
— Я знаю, — сказал Стивенс.
— А, так вам это известно? Все эти страхи, все демоны, от
которых избавилась ваша жена, снова ожили в ходе этой беседы.
Если говорить словами вашей жены, она «снова почувствовала себя
не такой, как все», — сказал Кросс, с удовольствием выпуская
клуб дыма. — Великий Боже! Она была даже настолько наивна,
что бросилась из комнаты вслед за сиделкой и принялась расспра¬
шивать ее о ядах. Ваша жена призналась, что она сама не знает,
зачем она так поступила. Я думаю, что это уже из области пси¬
хоанализа. Однако вас я могу заверить, что ваша жена находится
совершенно в здравом рассудке, но это только благодаря своему
природному психическому здоровью. Без него методы мисс Анд¬
риенн достигли бы своего и сделали из нее что-то вроде ненор¬
мальной. Как бы то ни было, спустя менее трех недель после этого
разговора о ядах старик умирает. Затем вы под впечатлением моей
рукописи произносите несколько неподходящих фраз, а в довер¬
шение всего появляется некто Марк Деспард в компании с неза¬
регистрированным врачом и в то время, когда ваша жена стоит
за дверью, рассказывает вам, что его дядя был отравлен и что
какая-то женщина в костюме маркизы де Бренвийе была замечена
276

в комнате жертвы. Только недалекий человек не может представить,
в какое состояние пришла ваша жена. После этого она, конечно,
захотела выяснить о своих предках все.
Стивенс, по-прежнему закрывая лицо руками, умоляюще сказал:
—	Попросите шофера повернуть. Я хочу вернуться к ней. Пока
я жив, она больше никогда не будет жертвой своих безумных
страхов!
Кросс отдал приказание в слуховую трубу.
—	Эта ситуация была совершенно новой для меня, — заметил
он. — А так как у меня нет привычки устранять чужие трудности,
признаюсь вам, что все это мне не по душе. Тем не менее я здесь
и ввожу вас в курс дела, так как она чувствовала себя неспособной
сделать это сама. Мне трудно понять причины, но, кажется, она
влюблена в вас. Бедное создание! Есть ли у вас ко мне еще
вопросы?
—	Да... а... я хотел бы знать, говорила ли она вам что-нибудь
по поводу таблеток морфия?
—	Ах да, я забыл! Конечно! — сказал Кросс с раздражением. —
Это она украла таблетки. И знаете зачем? Не пытайтесь понять,
вы все равно не догадаетесь. Вернемся, однако, немного назад.
Как-то раз вы были в известном, отвратительном для меня, Де-
спард-парке ночью. Вы помните число?
—	Да, конечно, субботним вечером восьмого апреля.
—	Правильно. И вы помните, что вы тогда делали?
—	Мы собирались поиграть в бридж, но... но провели весь
вечер, рассказывая истории о призраках.
—	Совершенно верно. Вы рассказывали истории о призраках —
выбирая пострашнее, я думаю! — вечером, ночью в присутствии
жены, уже охваченной страхом перед своим прошлым. У нее была
единственная мысль — заснуть, как только голова ее коснется
подушки, и не видеть этих вертящихся перед глазами колдунов и
призраков. Я не удивлен тому, что вы не заметили ничего, но то,
что все это прошло мимо внимания Деспардов, поразило меня!
Мне кажется, что Деспарды влияют на вас обоих роковым образом.
Они любят сверхъестественное...
Снаружи послышался глухой раскат грома, и по стеклам ударил
дождь. Стивенс почувствовал, что все его тревоги, за исключением
одной, свалились с плеч.
— Все, что вы говорите, верно, — сказал он. — Но, однако
же, остается еще и тело, исчезнувшее из склепа...
—	Конечно! — подался Кросс поближе к собеседнику. — Я
как раз собирался поговорить с вами и об этом. Как я уже объяснял,
я приехал помочь вам и доставить тем самым удовольствие вашей
жене. У нас в распоряжении минут десять до прибытия к вам.
Расскажите мне всю эту историю в деталях.,
277

— С удовольствием. Я не собираюсь держать ее в секрете
теперь, когда даже полиция уже в курсе. Капитан Бреннан...
— Бреннан? — неожиданно оживившись, переспросил Кросс. —
Возможно, речь идет о Френсисе Ксавье Бреннане? О Лисе Френке?
— Да, это он. Вы его знаете?
— Я знаю некоего Френка Бреннана с того времени, когда тот
был еще сержантом, — задумчиво ответил Кросс. — Каждый год
к Рождеству он присылает мне открытку. Он довольно хорошо
играет в покер, но возможности его ограничены... Продолжайте
же, я слушаю вас.
Судя по тому, нравился ли Кроссу рассказ Стивенса или нет,
лицо его то, казалось, молодело, то старело еще больше. Иногда
он даже восклицал: «Чудесно», но прервал своего собеседника только
один раз и лишь для того, чтобы приказать шоферу ехать помед¬
леннее.
— И вы всему этому поверили? — спросил он наконец. — Да
оставьте вы в покое колдовство! Надеюсь, вы не станете оскорблять
черную магию, смешивая ее с этим дешевым шарлатанством! Речь
идет об обычном преступлении, друг мой! Хорошо инсценированном,
красиво обставленном, но автор его — человек нерешительный и
неудачник. Все лучшее в этой истории — результат совершенно
неожиданных совпадений.
— Вы хотите сказать, что знаете, как было совершено это
преступление и кто его совершил?
— Разумеется! — сказал Кросс.
Оглушительный удар грома почти сразу после вспышки прока¬
тился по окрестностям, и дождь полил как из ведра.
— В таком случае кто же убийца?
— Кто-то из домашних. Это очевидно.
— Я должен предупредить вас, что все имеют полное алиби,
за исключением Хендерсонов, конечно...
— Могу заверить вас, что Хендерсоны ни при чем. Убийца
был гораздо более сильно заинтересован в смерти Майлза Деспарда,
Хендерсоны — не тот случай. А что касается алиби, советую вам
не очень-то им доверять. Когда я убивал Ройса — а между нами
говоря он заслуживал смерти! — у меня было абсолютное алиби:
двадцать человек, включая метрдотеля, были готовы подтвердить,
что я ужинал в Дельмонико. Это было результатом довольно хит¬
роумных комбинаций, и я доставлю себе удовольствие рассказать
вам об этом, когда у нас будет побольше времени. То же самое
было, когда я совершил кражу, которая легла в основу моего
состояния. Нет, в самом деле в вашем случае нет ничего ориги¬
нального. Даже способ, каким тело вытащили из склепа. Хотя он
и не лишен изящества. Но могу сказать, что мой друг Бестиен
проделывал это гораздо эффектнее. Он кончил не очень хорошо —
278

его казнили в тысяча девятьсот шестом году. К несчастью, когда
он покинул нас и возвратился в Англию, его там арестовали.
Между тем, он совершил такие вещи, которые, если взглянуть на
них с точки зрения мастерства, могут стать классическими... Но
думаю, что мы приехали...
Стивенс выскочил еще до того, как лимузин полностью оста¬
новился. В доме не было заметно ни лучика света, а на аллее,
ведущей к крыльцу, виднелся знакомый массивный силуэт.
—	Фрэнк! — позвал Кросс. — Забирайтесь же в машину...
—	Ну вот, наконец-то! — увидев Стивенса, воскликнул Брен¬
нан.— Извините, мистер Кросс, но у меня здесь дело. Позже...
—	Старый Лис, — сказал Кросс, — за четверть часа я распутал
это дело больше, чем вы в течение целого дня. Садитесь же, и я
объясню вам его механизм...
Бреннан нехотя подчинился, и Стивенс видел, как удалялась
машина. Он с наслаждением ощущал, как дождь стекает по его
лицу, но на душе было легко. Стивенс повернулся и направился
к дому, где его ждала Мэри.
Глава 19
Они стояли в гостиной около окна, выходящего в сад. Он
прижимал ее к себе, и обоим казалось, что уже ничто не может
нарушить их счастье. Дождь прекратился, от земли поднимался
белый туман.
—	Я не знаю, почему я не могла решиться рассказать тебе все
это, — пробормотала Мэри, еще сильнее прижимаясь к мужу.—
Иногда это представлялось мне слишком смешным, а иногда слиш¬
ком страшным... От хватки такой женщины, как моя тетка Анд-
риенн, осободиться непросто, хотя я и покинула ее после
совершеннолетия, и я...
—	Не думай больше об этом, Мэри. Не стоит говорить обо
всем этом снова.
—	Да, но я хочу говорить, ведь все зло возникло из-за моего
молчания. Я так хотела правды! Ты помнишь нашу первую встречу
в Париже?
—	Да, на улице Нев-Сен-Поль, шестнадцать.
—	В доме... — Она помолчала. — Я отправилась туда и села
во дворе, чтобы попытаться понять, чувствую ли я что-нибудь.
Теперь это кажется мне диким, но если бы ты знал тетку Андриенн,
видел дом, в котором я жила... за домом была долина и...
Она повернула голову, и Стивенс увидел, как дрожит ее белая
шея. Но это был не страх — Мэри смеялась.
— Я верю, что избавилась от всего этого. Если мне когда-нибудь
снова станет жутко, если я снова увижу кошмары во сне, ты
279

должен только прошептать мне в ухо: «Мэгги Мак Тэвиш» — и
это вылечит меня.
— Почему Мэгги Мак Тэвиш?
— Потому что это — мое настоящее имя, дорогой. Имя пре¬
красное, волшебное. Его нельзя переделать ни в какое другое имя...
Видишь ли, мне кажется, что во всем виноваты Деспарды. Их дом
настолько похож на тот, в котором я росла, что он пробудил во
мне все, от чего, как я надеялась, ты вылечил меня. Это странно,
но я словно привязана к этому дому. Он все время как будто
стоит у меня перед глазами, я без конца думаю о нем... И ты
знаешь, Тед, ведь это все правда по поводу мышьяка. Я действи¬
тельно спросила, где я могу его купить. Это было что-то жуткое.
Я не знаю...
— Мэгги Мак Тэвиш, — сказал Стивенс.
— О нет! Сейчас все в порядке, я только вспомнила тот суб¬
ботний вечер, когда вы принялись рассказывать истории о призра¬
ках. Марк рассказал тогда... О! Я должна была напрячь все силы,
чтобы не закричать. Я почувствовала, что мне надо все забыть, в
одно мгновение, или я сойду с ума. Поэтому я и украла флакон
с морфием. Но я не удивляюсь, Тед, тем мыслям, которые пришли
вам в головы... Я даже поражаюсь тому, что такое огромное ко¬
личество улик против меня не убедило меня в собственной винов¬
ности. Людей сжигали на костре и за меньшие подозрения.
Он с усилием повернул ее к себе лицом и поцеловал в лоб.
— Только ради истины, скажи мне, ты не подсыпала таблеток
нам обоим вечером в прошлую среду? Это беспокоило меня больше
всего. В тот вечер я свалился замертво и уснул в половине один¬
надцатого...
— Нет, совершенно искренне говорю тебе, Тед. К тому же я
и не могла этого сделать, потому что взяла всего одну таблетку
и половинку использовала...
— Одну таблетку? Но утверждают, что пропало три!
Она казалась удивленной.
— Значит, еще кто-то брал флакон, — сказала она, и голос
ее прозвучал удивительно правдиво. — Я не осмелилась взять
больше, потому что побоялась отравиться. Тед, я действительно
задаюсь вопросом, что может скрываться во всей этой истории.
Кто-то убил Майлза, однако, поверь мне, это не я. Я не могла
совершить это преступление даже мысленно, потому что в ту ночь
я заснула раньше половины двенадцатого. Я не принимала снот¬
ворного, не была пьяна, просто растянулась рядом с тобой... Я
прекрасно помню это! Тебе не представить, какое удовольствие
можно испытывать, вспоминая такие подробности!.. Но мне кажется,
что кто-то в Деспард-парке догадывался о том, что меня тревожило.
Ты говорил, что Эдит...
280

Она помолчала, затем направила разговор в новое русло.
—	О, Тед! Какую бы радость я ни испытывала сейчас, это
ничто по сравнению с тем, что я буду чувствовать, если для всей
этой истории найдется естественное объяснение. Ты помнишь, это
убийство... Возможно, что... Ты сказал, что мистер Кросс... Кстати,
а что ты думаешь о нем?
—	По-моему, — немного поразмыслив, сказал Стивенс, — без
всяких сомнений, это старый негодяй. По его собственному при¬
знанию, он убийца, вор и не знаю что еще! Он, видимо, человек,
лишенный любых моральных принципов, и, если была бы хоть доля
правды во всех этих историях с переселением душ, он, безусловно,
и должен был оказаться одним из этих самых «неумира.......
—	Не произноси этого слова!
—	Ну, Мэгги! Я хотел добавить, что, несмотря на все это, в
нем тоже можно найти кое-что симпатичное, к тому же он, кажется,
питает к нам чувства, похожие на дружеские. Ну, а уж если ему
когда-нибудь удастся дать толковое объяснение той тайны про... я
подниму его авторский гонорар до двадцати пяти процентов за
первые три тысячи экземпляров!
Мэри вздрогнула и принялась открывать окно. Оба они вдохнули
свежего воздуха.
—	Как клубится туман! — сказала она. — Даже кажется, что
должно запахнуть дымом... О, Тед, когда все это кончится, возьми
отпуск и давай отправимся в долгое путешестие. А может быть,
лучше будет пригласить сюда тетю Андриенн, чтобы посмотреть,
как она будет выглядеть за пределами Гибурга. Уверена, что это
всего лишь безобразная старуха. Ты знаешь, я могу описать тебе
обряд черной мессы. Я присутствовала на нем, и это действительно
нечто невероятное. Я расскажу тебе позже. Это заставляет меня
думать... Минуточку!
Мэри побежала в холл, и Стивенс слышал, как она поднимается
наверх. Мэри вернулась, держа осторожно в руке, словно вещь, о
которую можно обжечься, золотой браслет с головой кошки. Она
выглядела слегка смущенной.
— Это единственное воспоминание о той моей жизни, в Гибурге.
Я сохранила его потому, что он мне кажется красивым. Но этот
браслет мне приносит несчастье. А теперь, после того, как я увидела
его на фотографии женщины из тысяча восемьсот шестидесятого
года, мне хочется его расплавить или...
Мэри не закончила и посмотрела в окно.
— Правда... он очень ценный, — поколебавшись, добавила она.
— К черту! Я куплю тебе в сто раз красивее! Дай-ка его
мне...
Браслет, который Стивенс взял в руки, показался ему символом
зла, и вся его ненависть сосредоточилась на нем. Стивенс размах¬
281

нулся и швырнул его в окно. Браслет задел ветку вяза, и его
поглотил туман. И в этот же самый момент послышалось мяуканье
рассерженной кошки.
— Тед, не!.. — вскрикнула Мэри. Затем сказала: — Ты слышал?
— Конечно, — сказал он. — Браслет тяжелый, и бросил я его
с силой. Если он угодил по ребрам какой-нибудь кошке, ей есть
отчего мяукать!
— Кто-то пришел... — насторожилась Мэри.
Они услышали явственный хруст гравия на аллее, из тумана
стал появляться силуэт.
— Да, но не думай, что ты вызвала какогогто демона. Это
всего лишь Люси Деспард.
— Люси? — странным голосом спросила Мэри. — Люси? Но
почему она собирается войти в дом через черный вход?
Не дожидаясь стука, они отправились открывать дверь... Люси
вошла в кухню, сняла мокрую шляпку и резким движением привела
в порядок волосы. У нее были покрасневшие глаза, но она не
плакала, слез на них не было видно.
— Я прошу прощения за свое появление, — сказала она, —
но там я уже больше не могу находиться.
Она с любопытством посмотрела на Мэри, затем лицо ее снова
приобрело озабоченное выражение.
— Я бы немного выпила, Тед... Там произошли страшные вещи.
Тед... Мэри... Марк сбежал.
— Сбежал? Почему?
Люси молчала, разглядывая паркет, и Мэри нежно положила
руку ей на плечо.
— Это из-за меня, ну и также по другим причинам, — вздохнула
Люси. — Все было прекрасно до завтрака. Мы хотели, чтобы этот
полицейский, такой любезный, вы знакомы с ним — Бреннан,
остался завтракать с нами, но он отказался от приглашения. До
этого момента Марк оставался спокойным. Он ничего не говорил,
не проявлял дурного настроения, но я все равно почувствовала,
что что-то не в порядке. Мы все прошли в столовую, и, как только
расселись, Марк подошел к Огдену и ударил его в лицо. Затем он
принялся избивать его. О, это было ужасно, но никто не мог
остановить Марка. Вы же знаете, каков Марк! Когда все кончилось,
он ушел в библиотеку курить.
Она вздохнула и подняла голову. Мэри, видимо, стало не по
себе, она тревожно переводила взгляд со Стивенса на Люси, затем
вымолвила наконец:
— Я бы не хотела при этом присутствовать. Но, Люси, объясни
нам, что же его могло так взволновать? Если вас интересует мое
мнение, то хочу сказать, что я давно удивляюсь, как вы можете
так долго терпеть Огдена? Ведь он ведет себя вызывающе!
282

—	Верно! Да еще и это письмо, и разосланные телеграммы.
Для Марка они были последней каплей, — подхватил Стивенс.
—	Да, но все же это безумие — набрасываться на Огдена, —
упавшим голосом сказала Люси.
—	В самом деле? Хорошо, но я тоже готова наброситься на
него, — заявила Мэри. — Он втайне попытался приударить за
мной и очень удивился, когда выяснил, что не производит на меня
никакого впечатления.
—	Но это еще не все, — сказала Люси. — Мы с Эдит сполоснули
Огдену лицо, и он пришел в сознание. Как только он смог встать
на ноги, он сказал, что хочет сделать нам заявление. Он прошел
в комнату рядом с библиотекой, чтобы Марк слышал его... Я не
знаю, что вы знаете о докторе Партингтоне. Одно время он был
помолвлен с Эдит, но тогда открылось, что он сделал операцию
аборта, и, чтобы избежать судебных преследований, Партингтон
вынужден был эмигрировать из Америки. Эдит до сегодняшнего
дня была уверена, что женщина, которой он сделал аборт, была
его любовницей. Эдит довольно холодна, и мне всегда казалось,
что она не очень-то расположена к замужеству. Короче, она ис¬
пользовала эту историю с Джинет Уайт, чтобы порвать с Партин-
гтоном. И только сегодня Огден сказал нам правду. Джинет Уайт
была любовницей не Тома, а Марка!
Через некоторое время Люси продолжила все тем же упавшим
голосом:
—	Том был лучшим другом Марка, и все же Марк ни в чем
не признался. Он оставил Эдит думать так, как она хочет. А Том
не знал правды, потому что Джинет Уайт не выдала ему имя
возлюбленного. Ну, а Марк все так и оставил, вовсе не подумав
о Томе, который был влюблен в Эдит. Вы понимаете, в то самое
время Марк был помолвлен со мной и боялся открыться...
—	Дела в этом низменном мире очень запутаны, и в них
трудно разобраться, — меряя шагами кухню, сказал Стивенс. —
Если Марк Деспард поступил так, то как личность он, пожалуй,
еще мельче Огдена. Однако, как это ни странно, я продолжаю
испытывать уважение к Марку и мне вовсе не жаль Огдена.
К его удивлению, оказалось, что Мэри испытывает те же
чувства.
— Получается, — сказала она с презрением, — что Огден
копается в грязном белье!
—	А что Партингтон? — вмешался Стивенс. — Как он-то
принял это известие? Он при разговоре присутствовал?
— О да! — сказала Люси.— Однако разоблачение, кажется,
не произвело на него никакого впечатления. Он только пожал
плечами и сказал, в общем довольно здраво, что с тех пор утекло
довольно много воды. А потом добавил, что теперь алкоголь он
283

предпочитает любой женщине. Возмущался не Том, а я. Я вбежала
в библиотеку и сказала, что не желаю больше видеть его. И он
поймал меня на слове!
— Но почему, черт возьми! — продолжая удивлять своего
мужа, воскликнула Мэри. — Зачем вы так себя повели? Неужели
имеет такое уж большое значение то, что Марк спал с какой-то
девушкой десять лет назад! Моя дорогая Люси, найдите мне муж¬
чину, который ни разу не поступал подобным образом, и я уверяю
вас, что это скучный, унылый муж! И потом, существует же срок
давности! Между прочим, то, что он дурно поступил по отношению
к доктору Партингтону, — это факт, но все же сделал он это
только потому, что дорожил вами! Это единственное, что следует
изо всей этой истории!	/
Стивенс приготовил мартини для Люси. Она глотала его с
жадностью и, почти допив, сказала:
— Видите ли, я боюсь, что он встречался с этой девушкой и
потом.
— С Джинет Уайт?
- Да.
— И это Огден, разумеется, постарался пробудить в вас такие
подозрения? — с горькой усмешкой сказал Стивенс. — Я лично
думаю, что Огдена давно пора поставить на место. Чтобы получить
свою долю наследства, он слишком долго скрывал злобу под мягкими
манерами, а теперь она ударила ему в голову!
— Тед, — сказала Люси, строго глядя на него, — вы помните
тот таинственный телефонный звонок, который едва не заставил
меня покинуть бал в Сент-Дэвиде? И у меня бы тогда не было
никакого алиби. Этот звонок был анонимным...
— То есть от Огдена!
— Да, именно так я и решила. Именно поэтому я и поверила
звонку — ведь Огден обычно хорошо осведомлен. По телефону
мне дали понять, что Марк возобновил отношения с Джинет Уайт.
В тот момент я не знала или даже скорее забыла имя девушки,
которая была замешана в истории с Партингтоном. Но речь шла
о женщине, и этого мне было достаточно... так как Марк со мной
уже не тот...
Она говорила с трудом. Наконец она осушила свой стакан и
уставилась на стену.
— Мой невидимый собеседник сказал, что Марк, воспользовав¬
шись тем, что он в маске, и думая, что никто этого не заметит,
отправился обратно домой, чтобы там встретиться с девушкой. В
наш дом. Он добавил, что, если я потружусь съездить в Криспен,
я смогу собственными глазами убедиться в правоте его слов. Сначала
я не могла этому поверить, затем напрасно пыталась найти Марка
среди приглашенных. А он, оказывается, в это время играл в
284

бильярд с двумя друзьями в комнате в задней части дома, как я
потом выяснила. Я уже собралась было отправиться в Криспен,
но потом решила, что все это выглядит смешно, и вернулась на
бал. Однако сегодня, когда Огден назвал имя этой Джинет Уайт,
я... я...
—	И вы верите, что все это правда? — спросил Стивенс. —
Ведь если предположить, что телефонный звонок в тот вечер был
ложным и имел совсем другие цели, то и все обвинение против
Марка тоже может оказаться ложным.
—	Марк согласился с этим обвинением. А теперь и вообще
уехал. Тед, надо во что бы то ни стало найти его! Я прошу вас.
Не ради меня, а ради самого Марка! Когда капитан Бреннан
узнает, что Марк уехал, он подумает, что побег связан с убийством...
—	Значит, Бреннан не в курсе?
—	Нет. Он уехал раньше, чем это случилось, и вернулся только
что с каким-то старичком в шубе, похожим на клоуна, но мне
сейчас не до смеха. Капитан Бреннан спросил меня, не буду ли
я возражать, чтобы этот Крофт или Кросс, кажется, остался в
Деспарде. Он прибавил, что этот человек знает психологию пре¬
ступников как свои пять пальцев. Они вместе пошли в склеп, и
когда вышли из него, капитан был красным как рак, а маленький
человечек хохотал. Все, что я могла понять, это то, что они не
обнаружили никакого тайного хода. Я спросила Джо Хендерсона,
что они делали в склепе... Возможно, вы помните, что там есть
такая старая деревянная дверь, которую никак не удается плотно
закрыть?
— Ну, да.
— Джо сказал, что он с хохотом открывал и закрывал ее. Не
знаю почему, но я испугалась... Затем они прошли на веранду
около комнаты дяди Майлза и стали двигать занавеску и смотреть
через стеклянную дверь. Это, кажется, тоже очень забавляло ма¬
ленького человечка. Как вы думаете, что все это значит?
— Я не знаю, — сказал Стивенс, — но мне кажется, что вас,
Люси, беспокоит что-то другое. Может быть, вы объясните нам?
— Я затрудняюсь сказать, это ли меня беспокоит или что-то
другое, — со странной готовностью ответила Люси. — Вообще, это
может быть в любом доме, и Бреннан это признал, когда обнару¬
жил... Но тем не менее для нас это может иметь серьезные по¬
следствия, если не будет надежного алиби на ночь среды. Дело в
том, что после вашего ухода, Тед, капитан обнаружил в доме
мышьяк.
— Мышьяк? Боже мой! И где же?
— В кухне. Я могла бы и сама ему об этом сказать, если бы
вспомнила. Но у меня не было никаких причин думать об этом,
потому что до настоящего дня никто не говорил о мышьяке...
285

— Кто его купил, Люси?
— Эдит. Для крыс. Но это совершенно вылетело у нее из
головы.
Наступила пауза. Люси машинально поднесла к губам пустой
стакан. Мэри, дрожа, подошла к задней двери и приоткрыла ее.
— Ветер изменился, — сказала она. — Сегодня ночью снова
будет гроза.
Глава 20
Действительно, вечером снова разыгралась гроза, и как раз в
это время Тед отправился в Филадельфию на поиски Марка. Но
ни в клубе, ни в конторе, ни в других местах, где он обычно
бывал, его не видели.
Стивенс вернулся в Криспен поздно, промокший и разочаро¬
ванный. Он согласился с тем, чтобы Кросс провел ночь в его
коттедже, но встретился с ним только около полуночи, так как
вначале отправился в Деспард-парк, чтобы как-нибудь попытаться
успокоить Люси. В доме было тихо, и казалось, что Люси была
единственной, кто оставался на ногах в этот час. Когда Стивенс
добрался наконец до своего дома, он увидел Бреннана и Кросса,
расположившихся в лимузине у входа в дом.
— Вы...
— Да, — с мрачным видом прервал его Бреннан, — да, я
думаю, что мы уже можем назвать имя убийцы. Но есть одно
обстоятельство, которое надо проверить, поэтому я отправляюсь в
город... Да, когда все кончится, вспоминать об этом, я думаю,
будет странно.
— Хотя, как вы знаете, я сам лишен каких бы то ни было
моральных принципов, — вмешался Кросс, — но не могу не
согласиться с возмущением Фрэнка Лиса. Речь идет, сэр, о пре¬
ступлении на редкость отвратительном, и я не удивлюсь, если
убийца пойдет на электрический стул. Мистер Стивенс, к моему
огромному сожалению, я не смогу воспользоваться вашим любезным
приглашением и переночевать под вашей крышей, так как мне
нужно ехать с Бреннаном, чтобы довести дело до конца. Я обещал
вам распутать его, и, если вы с женой не откажетесь прибыть
завтра в Деспард-парк к двум часам дня, я представлю вам убийцу.
Поезжайте, Генри!
Мэри высказала свое сожаление, узнав о том, что Кросс не
сможет провести ночь у них.
— Он был очень любезен, и я ему крайне благодарна, однако
есть в нем что-то неприятное. Кажется, что он читает твои мысли.
Хотя они и легли в двенадцать и не спали прошлой ночью,
Стивенс все равно не мог сомкнуть глаз, он слишком перевозбу-
286

дился. Гром грохотал почти без перерыва, и кошки устроили вокруг
дома настоящий концерт. Мэри спала очень беспокойно. В два часа
ночи она стала бормотать что-то бессвязное, и он едва не начал
будить ее, боясь, что ей снится кошмар. Казалось, будто кошачья
возня приближалась к самым окнам. Стивенс поискал что-нибудь,
чем можно было бы запустить в кошек, и смог найти в ящике
туалетного стола только что-то похожее на пустую банку из-под
крема. После того, как уже во второй раз за эти сутки он бросил
предмет из дому в сад, раздался жуткий, похожий на человеческий
вопль, и Стивенс поспешил поскорее захлопнуть окно. Он заснул
около трех часов ночи и проснулся только от звона воскресных
колоколов.
Около двух часов дня Стивенс и Мэри прибыли в Деспард-парк.
Им открыла миссис Хендерсон. Стивенс, словно бы видя ее впервые,
внимательно рассматривал миссис Хендерсон. В воскресной накрах¬
маленной одежде она вовсе не производила впечатление женщины,
которой мерещатся призраки, но глаза ее были заплаканы.
— Я заметила, как вы подходили к дому, — с достоинством
сказала она. — Все уже наверху, за исключением миссис Деспард.
Она почему-то...
Миссис Хендерсон смолкла с таким видом, будто ворчание ка¬
залось ей недостойным воскресного дня, и, шаркая туфлями, повела
гостей по дому.
— Как бы то ни было, — говорила она себе под нос, —
сегодняшний день совершенно не подходит для развлечений!
Она, кажется, имела в виду звуки, раздающиеся со второго
этажа. Без сомнения, это был радиоприемник, находившийся на
веранде, и именно туда направлялась служанка. Когда они про¬
ходили по коридору, Стивенс заметил, что кто-то прячется за
дверью. Оказалось, что это Огден с немного опухшим лицом. По
всей вероятности, он не собирался присутствовать на собрании, но
желал слушать, что там будут говорить.
В углу веранды стоял Хендерсон. Эдит сидела в плетеном ивовом
кресле, а около нее на софе расположился совершенно трезвый и
с мефистофельским видом Партингтон. Капитан Бреннан рассеянно
опирался на один из подоконников, мисс Корбет очень церемонно
разносила шерри и бисквиты. Люси не было так же, как и Огдена,
правда, его присутствие за дверью чувствовали все. Самым замет¬
ным было отсутствие Марка, без которого словно бы образовалась
какая-то пустота.
Всем собранием руководил Кросс. Он наклонился к радиопри¬
емнику, и его обезьяноподобная физиономия источала удовольствие.
Мисс Корбет предложила ему стакан с шерри, он, почти не глядя,
взял его и поставил на приемник, словно не желая отвлекаться
от слушания передачи. Это была какая-то проповедь.
287

— Ну вот и они, — несколько манерно сказала миссис Хен¬
дерсон, вводя Стивенсов.
Никто не сказал ни слова. Лишь Эдит быстро взглянула на
Мэри, и что-то непонятное появилось в се глазах.
— Неужели нужно, чтобы радио так гремело! — возмущенно
вскричала миссис Хендерсон. — Я прекрасно знаю, что это шабаш.
Кросс повернул ручку приемника, и в комнате мгновенно во¬
царилась тишина. Если он хотел взвинтить обстановку и поиграть
у всех на нервах, то это ему, безусловно, удалось.
— Сколько раз мне приходилось объяснять непосвященным, —
медленно сказал Кросс, — что в воскресенье не может быть шабаша.
Шабаш — это еврейское слово, означающее субботний праздник.
Поэтому и колдовской шабаш совершается в субботу. Сейчас как
раз мы собираемся обсудить колдовство или то, что принимаем за
колдовство. Вы, миссис Хендерсон, были очень загадочным свиде¬
телем во всем расследовании преступления. Вы поведали всем
очень логичный и очень душещипательный рассказ о том, что
видели через эту дверь...
— Нечего пытаться запугать меня, — сказала миссис Хендерсон. —
Наш пастор утверждает, что это шабаш, и в Библии говорится то
же самое. А что касается моего рассказа, то я не нуждаюсь в его
оценках. Я знаю, что я видела!
— Альтеа! — спокойно сказала Эдит.
Хендерсон оборвала себя на полуслове. Бцло заметно, что все
побаиваются Эдит.
— Я сказал это только для того, чтобы удостовериться в том,
что вы твердо уверены в том, что видели, — совершенно бесстрастно
сказал Кросс. — Вы можете подтвердить, что занавеска находится
в том же положении, что и вечером в среду двенадцатого апреля.
Если же нет — укажите на отличие, которое вы заметили. Обратите
внимание на то, что лампа в изголовье кровати мистера Деспарда
тоже зажжена. Мы занавесим все окна веранды, чтобы было темно,
а вы подойдете и посмотрите через левую прорезь занавески и
скажете мне, что вы видите.
Мисис Хендерсон смешалась. Стивенс услышал за своей спиной
приближающиеся шага Огдена Деспарда, но никто не повернулся
в его сторону. Кросс затянул занавеси на окнах, полностью закрыв
ту часть веранды, которая выходила на запад. Очень бледная,
миссис Хендерсон посмотрела на Эдит.
— Делайте, что вам говорят, Альтеа.
— Чтобы воссоздать насколько возможно те же условия, что
и в ночь, — продолжал Кросс, — я все-таки включу радио. Сейчас
должна начаться музыка... Ну вот, чудесно.
Послышалась песенка креолки под аккомпанемент банджо, и
миссис Хендерсон стала приближаться к двери, она наклонилась
288

к прорези... И тут вопль служанки заглушил все. Кросс выключил
радио. Миссис Хендерсон повернула к нему лицо с вытаращенными
от ужаса глазами.
—	Что вы видели? — поинтересовался Кросс. — Все остаются
на местах!.. Что вы видели? Ту же самую женщину?
Миссис Хендерсон молча кивнула.
—	Ту же самую дверь?
—	Я... да...
—	Посмотрите еще раз, — бесстрастно сказал Кросс, снова
включил радио, и креолка снова принялась петь, через некоторое
время Кросс выключил приемник. — Отлично, миссис Хендерсон.
Я повторяю, никто не встает! Фрэнк, было бы неплохо, если бы
вы занялись этим молодым человеком, который, как мне кажется,
куда-то слишком спешит...
Огден вышел из-за угла веранды и, казалось, не замечая никого
вокруг, с перекошенным лицом, направился к застекленной двери,
но Бреннан остановил его, схватив за руку.
—	Если присутствующие не будут возражать, — сказал Кросс, —
в первую очередь я займусь наименее важной, наиболее очевидной
и случайной ситуацией в этом деле. Той ситуацией, которую со¬
вершенно не предусмотрели преступники. Это было счастливое
или, наоборот, несчастливое совпадение, которое едва не разрушило
планы убийцы. Некий призрак, привидение, возникшее вопреки
его желанию.
Имеется два факта, о которых не устают повторять буквально
все — о мистере Майлзе Деспарде и о его комнате. Первый факт:
большую часть времени он проводил, закрывшись в своей комнате
и занимаясь примеркой костюмов, которых у него было великое
множество. Второй факт: освещение в комнате скудно. Есть только
две слабые лампочки: одна — в изголовье кровати, вторая висит
на длинном шнуре между окон. По вечерам мистер Майлз Деспард
обычно оставался в своей комнате.
Если вы внимательно проанализируете все, что я вам сказал,
вы, безусловно, заметите между этими фактами некоторую связь.
Что нужно человеку, который проводит время в переодеваниях?
Кроме самих костюмов ему, безусловно, необходимо хорошее ос¬
вещение и зеркало, чтобы видеть свое отражение.
В этой комнате есть нечто вроде туалетного столика для бритья
с зеркалом, но стоит он в неудобном месте, где мало света от
окон днем и совсем нет от ламп вечером. Однако между окон —
заметьте, любопытная деталь — находится высоко висящая лампа,
которая освещает только картину и конторку. Лампы, висящие на
шнуре, обычно употребляются для освещения туалетных столиков.
Но тогда, чтобы глядеться в зеркало, можно переставить стол под
эту лампу.
10 Дж Л.Карр «Сжигающий суд»
289

Однако в таком случае вначале надо перевесить картину, и
картину дорогую, впрочем, перевесить только на время, пока не
будет возвращен на место столик. Ну, куда перевесить эту картину?
В комнате нет хороших гвоздей, кроме одного... на двери, соеди¬
няющей эту комнату с комнатой сиделки. Сейчас там висит голубое
домашнее платье покойного. Конторку в таком случае тоже нужно
куда-нибудь перетащить. Но куда? Мы знаем, что мистера Деспарда
очень раздражало, если кто-нибудь неожиданно входил в комнату.
Поэтому он должен был забаррикадировать дверь сиделки.
Давайте теперь посмотрим, что же получилось в комнате. Лампа
над туалетным столиком погашена, и помещение освещено лишь
слабым рассеянным светом, не позволяющим различить даже цвет
волос женщины... а прямо напротив столика с зеркалом расположена
дверь, сделанная в деревянной обшивке стен. Она выходит в комнату
сиделки и смутно отражается в зеркале, если смотреть из-за за¬
навески. Имеем в виду также, что деревянная обшивка сделана
по всему периметру комнаты. На двери теперь висит картина
Греза, и стоит высокое кресло. Все погружено в полутьму. Всякий
шум шагов, открывание и закрывание двери заглушается звуком
радио. Вывод ясен: нет никакого сомнения в том, что свидетель
видел комнату сиделки, отраженную в зеркале туалетного столика.
Миссис Деспард, вы теперь можете войти...
Стеклянная дверь открылась, послышался шорох широкой юбки,
и на веранду вошла Люси в платье из сатина и велюра. На
красно-голубой ткани сверкали камни... Люси, отбросив назад ву¬
аль, покрывавшую голову, осмотрела присутствующих.
— Мисс Деспард очень помогла мне сделать маленький экспе¬
римент: она вошла в комнату сиделки, затем вышла из нее и все
это проделала в полутьме, и все это отразилось в зеркале туалетного
столика, который установлен сейчас между окон.
Но, — воодушевленно продолжил Кросс, — если мы принимаем
это объяснение, мы сталкиваемся с другой проблемой. Мы не знаем,
каким образом таинственная посетительница очутилась в комнате.
Хотя нет никакого сомнения в том, что вышла она из нее совершенно
нормально, через дверь, ведущую в комнату мисс Корбет. И миссис
Хендерсон видела этот выход в зеркале туалетного столика. Но,
оказывается, в ту ночь мисс Корбет заперла на засов эту дверь с
внутренней стороны и закрыла замок двери, выходящей из ее
комнаты в коридор, таким хитрым образом, что открыть его могла
только она сама.
Итак, две двери у нас закрыты. Таинственная женщина, которая
покинула комнату Майлза Деспарда после того, как отравила его,
не могла выйти через дверь, запертую на засов. Если даже допу¬
стить, что она сумела сделать это, то ей надо было бы открыть и
следующую дверь в коридор. Есть, правда, еще застекленная дверь
290

из комнаты сиделки на веранду, но женщина не решилась бы
выйти в нее, так как миссис Хендерсон находилась на веранде.
Со всей очевидностью получается, что преступление мог совер¬
шить только один человек. Этот человек вернулся сюда около
одиннадцати, открыл комнату сиделки ключом, которым умел поль¬
зоваться только он, отодвинул засов второй двери, вошел в комнату
Майлза Деспарда с чашкой лекарства, содержавшего яд, заставил
больного выпить, вышел из комнаты, задвинул засов двери, вышел
из комнаты сиделки в коридор и закрыл дверь на ключ...
— Мира Корбет, я имею огромное удовольствие сообщить вам,
что имеется ордер на ваш арест. Он выписан на ваше настоящее
имя: Джинет Уайт.
Глава 21
Сиделка чуть отступила к двери-окну комнаты, которую всегда
занимала. На этот раз она была не в униформе, на ней было
узкое, стесняющее движение голубое платье, лицо ее покрылось
соблазнительным румянцем, но во взгляде появилось что-то испу¬
ганное и неприятное.
—	Вы сумасшедший! — облизнув губы, сказала она. — Вы
ничего не сможете доказать!
—	Минутку, — сказал Бреннан, сделав к ней тяжелый шаг. —
Вы отрицаете, что ваше настоящее имя Джинет Уайт?.. Хотя можете
не отвечать. Есть еще один человек, который поможет нам это
установить, — доктор Партингтон!
Врач, который до этого разглядывал пол, поднял голову.
—	Да, — подтвердил он. — Это Джинет Уайт. Вчера я обещал
ей не выдавать ее, но если она совершила все это...
—	Вчера, доктор, — мягко сказал Бреннан, — когда я увидел
вас в первый раз, вы так испугались, что мне подумалось, что вы
кинетесь бежать. Я тогда сказал вам, что я из полиции, а за моей
спиной вы заметили женщину, которая когда-то работала у вас и
которой вы делали аборт. Я слышал, что вам удалось избежать
суда только потому, что вы скрылись за границей. Вы рисковали,
соглашаясь на вызов мистера Марка Деспарда... Не правда ли, вы
готовы были удрать именно потому, что увидели меня вместе с
этой женщиной?
—	Да, это правда, — сказал Партингтон, закрывая лицо ла¬
донями.
Бреннан повернулся к Мире Корбет.
—	Вам я задам еще один вопрос. Вы отрицаете, что снова
встретились с Марком Деспардом год назад и возобновили ваши
отношения?
291

— Нет. Зачем же мне это отрицать? Я даже горжусь этим! Он
любит меня и предпочитает всем другим женщинам, включая и
присутствующих здесь. Но между нашими отношениями и пре¬
ступлением нет ничего общего!
Усталость и раздражение появились на лиЦе Бреннана.
— Скажу вам сразу, что ваше алиби на ночь с двенадцатого
на тринадцатое апреля рассыпалось. Вчера все мое возмущение
было направлено на миссис Стивенс, — сказал он, повернувшись
к Мэри, которая с любопытством рассматривала сиделку, — так
как ее алиби на ту же ночь основывалось только на показаниях
ее мужа, спавшего в той же комнате, что и она. И кажется,
никому из нас не пришло в голову, что есть еще один человек,
хрупкое алиби которого покоится лишь на словах единственного
свидетеля... Это вы, Джинет Уайт. Только ваша соседка по комнате
могла подтвердить, что с десяти вечера вы не выходили из своего
дома. Все же остальные имеют по полдюжине свидетелей, включая
и служанку, которая была на «групповом свидании»... Ну, а вы
заглянули сюда, не правда ли?
Казалось, сиделка начинает терять свою выдержку.
— Да, я приехала сюда, чтобы встретиться с Марком, — не¬
решительно призналась она. — Но я не видела старика, да и не
желала его видеть. Я даже не поднималась наверх. Но Марк меня
обманул! Он не приехал! Он боялся, что она... Но где же Марк?
Он бы мог подтвердить вам мои слова... Его здесь нет, поэтому
вы...
— Действительно его здесь нет, — насмешливо сказал Брен¬
нан.— И я думаю, пройдет немало времени, прежде чем мы найдем
его. Он-то почувствовал, что ветер переменился. Вы и Марк вместе
организовали это убийство. Вы должны были сделать грязную ра¬
боту, а он должен был помочь вам спрятать концы в воду, не так
ли?
На веранде воцарилось молчание. Стивенс повернулся к Огдену
Деспарду, стоящему в тени, и заметил на его опухших губах
удовлетворенную улыбку.
— Я этому не верю, — спокойно сказала Люси. — Что бы я
ни думала о ней, я не могу подумать того же о Марке. А вы что
скажете, мистер Кросс?
Кросс, облокотясь на приемник, наслаждался ситуацией.
— Я недоумеваю — есть ли среди вас люди с мышлением
глубоким и развитым? Вы все время обращаетесь ко мне, миссис
Деспард, и, кажется, это уже входит у вас в привычку. Но я
должен сказать, что, к несчастью, правда состоит в том, что именно
ваш муж с мисс Корбет задумали это убийство и тут же принялись
заметать следы. Он был сообщником и перед и после совершенного,
но есть одно свидетельство в его пользу: он не пытался бросить
292

тень вины на вас. И даже больше — когда заметил, что вы попали
под подозрение, тут же постарался выгородить вас. Делая это, он
запутался, усложнил все неимоверно и сделал фантасмагорическим
преступление, которое было совершенно обыкновенным. Видите ли,
наиболее любопытным в этом преступлении является столкновение
двух характеров, двух намерений.
Первоначальный план был прост. Марк Деспард и мисс Корбет
решили убить старого Майлза Деспарда, потому что Марк нуждался
в деньгах. Но жертва должна была умирать как бы естественно.
Он должен был скончаться от гастроэнтерита, и у семейного врача
не должно было бы возникнуть никаких подозрений. И не должно
было быть никакой серебряной чаши с мышьяком, оставленной
странным образом рядом с мертвой кошкой, а позже — никаких
книг о колдовстве.
Таким был очень простой способ, выбранный Марком Деспардом.
Но он не удовлетворил Миру Корбет. Она желала не только смерти
Майлза Деспарда, ей надо было еще и убрать с дороги Люси
Деспард. В этом намерении нет ничего удивительного: ведь миссис
Деспард была женой ее любовника. Поэтому Майлз Деспард должен
был умереть не просто так, он должен был скончаться в результате
преступления, которое приписали бы Люси Деспард.
Исполнить этот план без ведома Марка не составляло труда.
С самого начала распутывания этого дела казалось очевидным, что
женщина в платье маркизы де Бренвийе могла быть только из
этого дома. Я уже говорил моему другу Стивенсу, что не придаю
слишком большого значения алиби, но чтобы поверить в виновность
миссис Деспард или мисс Эдит, мне пришлось бы отбросить такое
их количество, которому был бы удивлен даже я сам. То есть ни
та, ни другая не могли быть таинственными посетительницами.
Но кто же тогда? Видимо, тот, кто мог скопировать • это платье.
Однако этот кто-то тоже не мог быть посторонним. За пределами
этого дома миссис Деспард не рассказывала о том, что шьет платье
такое же, как на портрете. Кроме того, чужой не мог бы постоянно
обращаться к портрету, чтобы сделать точную копию, по крайней
мере такую копию, которая убедила бы миссис Хендерсон в его
сходстве с образцом. Но если это платье шилось в доме, создатель
его должен был предусмотреть еще кое-что...
—	И что же? — вырвалось у Стивенса.
—	Он должен был сделать так, чтобы никто не мог войти в
комнату, где находилось второе платье, пока его изготавливали, —
бесстрастно ответил Кросс. — Предлог для этого представился
просто невероятный. Миссис Стивенс похитила флакон с таблетками
морфия в комнате сиделки вечером в субботу и вернула его на
следующий день. Как мы знаем, только в понедельник Люси Деспард
решила шить платье с портрета маркизы де Бренвийе, чтобы надеть
293

его на маскарад. К этому моменту Мира Корбет уже имела пре¬
красное объяснение для того, чтобы держать свою комнату закрытой.
Остальное было просто. Мисс Корбет облачилась в платье, сход¬
ное с платьем миссис Деспард, надела маску и, вероятно,
парик. И постаралась, чтобы ее увидели.
Однако нужно было предпринять еще одно действие — позвонить
миссис Деспард и заставить ее уехать с маскарада. Она не должна
была избежать обвинения.
Таким образом, убийца приезжает в дом и переодевается в
приготовленное платье. Она прекрасно знает, что миссис Хендерсон
в одиннадцать часов на веранде будет слушать свою любимую
передачу. У нее есть время, чтобы приготовить смесь яиц с пор¬
твейном в кухне, пока миссис Хендерсон еще находилась в своем
домике недалеко от склепа. Эта смесь нужна для того, чтобы
сиделка могла появиться с нею у постели больного. Тот, по замыслу,
не должен был особенно удивляться, увидев ее в маскарадном
костюме. Он знал, что состоится бал-маскарад, и мог предположить,
что мисс Корбет приглашена тоже.
Но Мире Корбет хочется, чтобы ее увидели через прорезь в
занавеске. Я хочу обратить внимание на одно обстоятельство. Мисс
Хендерсон стояла вот здесь, около приемника, примерно там же,
где нахожусь я. Комната Майлза у дальней стены за плотно за¬
крытой дверью. И несмотря на это, свидетельница слышала голос
женщины совершенно отчетливо. Странно выглядит, что убийца
разговаривала так громко именно в тот момент, когда давала от¬
равленное питье. Этому может быть единственное объяснение: она
хотела быть обнаруженной.
Мисс Корбет не учла, что в занавеске может быть и еще одна
прорезь, которая бы позволила увидеть ее в зеркале. Она завершила
свою убийственную миссию, а так как больной не выпил все
содержимое чаши — это не имело значения, потому что доза
мышьяка была большой, — она дала остаток’ кошке и поставила
чашу на видном месте в шкафу. Эти ее действия сводились к
тому, чтобы никто не сомневался в том, что было совершено
убийство и нельзя было бы пройти мимо фактов смерти кошки и
большого количества мышьяка в чаше.
Итак, дело сделано. Майлз Деспард не подозревает, что его
отравили. Он ставит туалетный столик на место, снова вешает
картину Греза между окон и передвигает кафедру на свое обычное
место. Эти его усилия ускоряют действие яда до такой степени,
что у мистера Деспарда уже нет сил отправиться за помощью
куда-либо, а в доме, как известно, он один.
Лишь в третьем часу ночи возвращается Марк и находит своего
дядю — к чему он стремился — уже агонизирующим. Однако с
ужасом, который вы можете себе вообразить, он также обнаружи¬
294

вает и следы отравления, оставленные на виду у всех. Я очень
хотел бы обратить ваше внимание на то, что странное поведение
Майлза перед смертью, его бессвязные слова, желание быть похо¬
роненным в деревянном гробу и даже шнурок с девятью узелками —
все это известно нам со слов Марка.
Да, у Марка Деспарда были веские причины для того, чтобы
спрятать стакан и чашу и тайно похоронить труп кошки. Но было
и кое-что посерьезнее. На следующее утро он узнал от миссис
Хендерсон, что какая-то женщина, одетая в платье, схожее с плать¬
ем его жены, была замечена как раз в тот момент, когда давала
яд Майлзу. Он больше не сомневался в том, что его любовница
намеренно старалась направить подозрения против его жены. Он
не знает, как быть. Он просит миссис Хендерсон хранить все в
секрете, и это первый его шаг. Затем ему вдруг потребовалось
подтверждение того, что все это продумано его любовницей заранее
и что чаша и стакан содержат мышьяк. Это сообщает ему аптекарь.
Но есть и самое худшее.
Сразу после дядиной кончины он уже слышит намеки и слухи
о том, что смерть Майлза Деспарда была неслучайной. Марк не
может остановить расползание этих слухов, которые рано или
поздно приведут к требованию эксгумировать тело. Я думаю, не
надо пояснять, кто был источником этих слухов.
Нужно было предупредить эту главную опасность, заставив
труп с желудком, полным мышьяка, исчезнуть. Похороны должны
были состояться в субботу. Но до тех пор, включая и сами похороны,
у Марка не было возможности что-то предпринять с телом. Во-
первых, потому что официальные лица уже взялись за подготовку
Майлза Деспарда к погребению, и во-вторых, потому что его со¬
общница могла помешать всякой его попытке избавиться от тела.
Значит, надо было схитрить.
Поведение Миры Корбет, должен признать, было очень ловким.
Она могла бы сразу после смерти больного объявить, что подозревает
отравление, могла бы поделиться своими сомнениями с врачом,
подтолкнув его к тому, чтобы тут же сделать вскрытие. Но она
не хотела рисковать, так как в любой момент могла открыться ее
прошлая связь с Марком. И странно выглядело бы тогда ее при¬
сутствие у изголовья больного Майлза. Для нее безопаснее было
оставаться сиделкой, автоматом, существом. Надо было позволить
похоронить Майлза, ничего не говоря и ни на кого не наводя
конкретных подозрений, а затем уже броситься в атаку и посеять
следы, которые привели бы в конце концов к намеченной жертве.
Но с вмешательством Марка все усложняется чрезвычайно и
как по мановению волшебной палочки. Возможно, что новая идея
пришла ему в голову после рассказа миссис Хендерсон, заявившей
вдруг утром в четверг, что она «видела женщину, прошедшую
295

сквозь стену». Что подумал Марк, когда услышал эти слова, мы
узнаем лишь тогда, когда схватим его, но этот рассказ, а также
книга о колдовстве, которую читал Майлз и которая, кажется,
глубоко потрясла старика, особенно глава, повествующая о «неу¬
мирающих», были для него источником вдохновения. Поэтому,
запутывая следы, Марк утверждает, что нашел под подушкой дяди
веревку с девятью узелками, и также рассказывает одному из
своих друзей Эдварду Стивенсу историю о женщине, «которая
проходит сквозь стену». Он сделал все это, пустил всю эту пыль
в глаза с одной целью — обставить придуманную им самим просьбу
Майлза о том, чтобы его погребли в деревянном гробу.
Просьба необычная, достаточная для того, чтобы возбудить по¬
дозрения. Но только до тех пор, пока мы не прибавим к ней
утверждение короля Джеймса I о том, что «те, кто убежден в
страшном колдовском преступлении, всегда стремятся искать дерево
или камень и совершенно не выносят стали». Вот такой изуми¬
тельный камуфляж...
Партингтон резко поднялся.
— Камуфляж чего? — спросил он. — Если Марк убрал тело
из склепа, то как он это сделал? Какая разница, сделан гроб из
металла или из дерева?
— Но ведь деревянный гроб легко переносить! — неторопливо
воскликнул Кросс. — Даже для человека с такой чудовищной
силой, как у Марка Деспарда, свинцовый гроб был бы слишком
тяжел.
— Переносить? — переспросил Партингтон.
— Позвольте мне перечислить вам несколько фактов, касаю¬
щихся тела и склепа. Первое. Гроб хотя и защелкивается на две
защелки, открыт он может быть мгновенно. Второе. Майлз Деспард
очень исхудал и почти ничего не весил. Третье. У нижних ступенек,
ведущих в склеп, есть старая дверь из дерева, препятствующая
обзору того, что делается внутри. Эту дверь вы нашли закрытой
в пятницу вечером. Четвертое. В склепе имеется две громадных
урны из мрамора...
— Если вы ведете к тому, что тело было засунуто в одну из
урн, — вступил в разговор Стивенс, — то вы напрасно теряете
время, так как мы заглядывали в них!
— Если те, кто просил моего присутствия здесь, помолчат до
тех пор, пока я не закончу объяснения, то это будет лучшее, что
они смогут сейчас сделать, — язвительно сказал Кросс и продолжил: —
Наконец, пятый пункт. И он должен был бы вас встревожить еще
в пятницу, когда вы проникли в склеп и обнаружили валяющиеся
на полу цветы. Как они там оказались? Очевидно, они выпали из
урны, но похороны — это дело не суматошное, поэтому трудно
предположить, чтобы цветы случайно уронили на пол.
296

Учитывая все сказанное, давайте рассмотрим, что же про¬
изошло во время погребения, которое состоялось субботним днем
пятнадцатого апреля. Марк Деспард вам все очень точно и
подробно описал. Он не мог поступить иначе, ему требовалось,
чтобы и незаинтересованные свидетели могли бы подтвердить де¬
тали. Ну а мы давайте все же обратимся к некоторым из этих
деталей.
Марк Деспард признал, что он последним покинул склеп. Все,
мол, уже ушли за исключением пастора. Но находился ли пастор
в склепе? Нет, так как, опять-таки по словам Марка, никто не
хотел дышать спертым могильным воздухом дольше, чем в этом
была необходимость. Пастор поджидал Марка на верхних ступень¬
ках, где он мог свободно дышать. Между ним и склепом была
деревянная дверь, которая препятствовала обзору. Марк оставался
в склепе якобы для того, чтобы расставить несколько железных
подсвечников. Он заявил, что пробыл там не больше минуты, и
я не вижу никаких причин, чтобы поставить его утверждение под
сомнение. Шестьдесят секунд — время вполне достаточное для
того, чтобы сделать то, что сделал он: вытащить из ниши гроб,
открыть задвижки, вынуть тело, запихнуть его в урну, закрыть
гроб и водрузить его на место. Какой бы шум ни слышал в это
время пастор, он все равно показался бы ему естественным —
ведь Марк в это время якобы возился с канделябрами. С этого
момента труп находился в урне под цветами. И единственная
улика, оставленная Марком, — разбросанные по полу цветы.
Но все это было подготовкой к свершению «чуда».
«Чудо» преследовало двойную цель. Если бы, благодаря таин¬
ственной атмосфере, которую удалось создать Марку, жертвы об¬
мана увидели в исчезновении тела нечто сверхъестественное, он
бы ничуть не возражал. Но до той поры, пока «чудо» не свер¬
шилось, пока тело не исчезло из склепа, Марку не нужно
было слишком сильно упирать на сверхъестественное в этой исто¬
рии, так как его могли принять за сумасшедшего и отказать ему
в помощи. А в ней он нуждался, так как требовалось открыть
склеп ночью, в полной тайне, без любопытных взглядов полицей¬
ских, способных рассеять атмосферу странности, которую ему уда¬
лось создать.
Сначала я коротко расскажу вам, как Марку Деспарду удалось
обвести вас вокруг пальца. Я готов снять перед ним шляпу,
так как он действительно здорово сыграл свою роль. Он рассчи¬
тывал на психологический шок, который вызовет у вас пустой
гроб.
Итак, вы спускаетесь в склеп. Марк — единственный, у кого
есть электрический фонарь. Он возражал, чтобы вы спускались с
фонарями, утверждая, что вентиляция в склепе недостаточная. Вы
297

открыли гроб и... обнаружили, что он пуст. Вам было отчего изу¬
миться! Когда вы замерли, не веря собственным глазам, какая
первая мысль пришла вам в голову? И эту мысль, я уверен,
поддержал Марк. Вы помните его первые слова?
— Да, — сказал Стивенс, — я помню. Он сказал: «А не
перепутали ли мы гроб?»
— Так и должно было быть, — подтвердил Кросс. — Он хотел
убедить вас в том, что, если тела нет в этом гробу, значит, оно
находится в другом. Тогда как в действительности тело было спря¬
тано в урне под цветами. Но Марк имел огромное преимущество —
у него был фонарь. Он мог регулировать освещение и управлять
поисками. И вы все поверили, что тело находится в одном из
гробов. Что произошло после этого? Сначала вы осмотрели гробы
на нижних радах, затем он натолкнул вас на мысль, что тело
может находиться в одном из гробов наверху... Именно здесь мы
подходим еще к одному повороту нашей истории. Марк преследовал
единственную цель — заставить всех покинуть склеп хоть на
несколько минут. Хендерсон и Стивенс отправились в дом Деспардов
за табуретками, Партингтон захотел принять дозу спиртного. Полицей¬
ский, который следил за вами, свидетельствует, что с двадцати
восьми минут первого Стивенса, Партингтона и Хендерсона в склепе
не было. Стивенс и Хендерсон вернулись только в тридцать две
минуты, а Партингтон в тридцать пять минут. Если бы полицейский
остался следить за склепом, весь план Марка мог бы рухнуть, но
тот отправился вслед за Стивенсом, Хендерсоном и Партингтоном.
Получается, что четыре минуты Марк Деспард оставался совер¬
шенно один.
Нужно ли объяснять вам, как он использовал эти четыре ми¬
нуты? Он вынул тело из урны и потащил его к дому Хендерсона,
чтобы оставить его там, вероятно, в спальне. Ну, а когда все
остальные вернулись, он посоветовал перевернуть урны. Что и
было, как известно, сделано.
— Вы хотите сказать, сэр, — дрожащим голосом вмешался
Джо Хендерсон, — что когда я увидел в ту ночь старого мистера
Майлза сидящим в кресле...
Ах да! Я забыл эту деталь. Хорошо, что вы мне
напомнили. Вы видели не призрак Майлза, мой друг, а самого
Майлза.
Теперь уже ясно, что, как только тело было извлечено из
склепа, Марк стал нажимать на сверхъестественное, толковать о
женщине, проходящей сквозь стену, подсунул книгу о колдовстве
в комнату Майлза, где мисс Деспард ее тут же нашла. Но насчет
шнура с узелками, обнаруженного в гробу, я сомневаюсь — не
был ли он оставлен мистером Джонахом Аткинсоном-старшим?
Если это так, то Марк должен был испытать шок не меньший,
298

чем тот, который он испытал, когда увидел, что в убийстве может
быть обвинена миссис Стивенс!
Что касается таблеток с морфием, знайте, что миссис Стивенс
взяла только одну. Две другие были похищены с ведома или без
ведома сообщницы.
Марк собирался напичкать ими Хендерсона, чтобы суметь вы¬
тащить труп из его спальни и уничтожить...
—	Уничтожить? — вскричала Эдит.
—	Сжечь, вероятно. Кажется, последние два дня ваши батареи
были чересчур горячими... Но это оказалось не так-то просто, так
как миссис Деспард и мисс Эдит, получив телеграммы, внезапно
вернулись домой. Однако трудности могли только отложить испол¬
нение плана. Когда все разошлись по спальням, Марк распорядился,
чтобы Хендерсон один отправился искать брезент и накрывать им
вход в склеп. Марк предполагал, что Хендерсону придется пройти
несколько сот метров по парку, а он тем временем вытащит из
дома тело Майлза. Но Хендерсон внезапно вспомнил, что брезент
лежит в его доме. И он с Марком оказался в доме в одно и то
же время. Но Марк уже подсыпал морфия в стакан, предложенный
старику «на посошок». К тому же лампочка, вывернутая из гнезда...
труп, покачивающийся в кресле-качалке и даже поднимающий
руку... Нужно ли еще хоть что-нибудь, чтобы вызвать панику
у перепуганного человека, к тому же испытывающего действие
морфия? Марк с этого момента мог полностью распоряжаться
телом.
Кросс выждал какое-то время, в течение которого на его лице
расползлась почтительная улыбка.
— Я мог бы добавить и еще кое-что. Вы, без сомнения, заметили,
что дом сегодня необычно холодный. Это оттого, что люди Бреннана
в настоящий момент занимаются котельной. Возможно, конечно,
что они там ничего не найдут, но...
Мира Корбет, покачнувшись, сделала два шага вперед. Лицо
ее выражало сильный страх.
— Я не верю вам! Нет! Марк не совершал ничего подобного!
Он бы мне сказал!
— Да? — спросил Кросс. — Значит, вы признаетесь, что от¬
равили Майлза Деспарда? В таком случае, друзья мои, остается
только один факт, чтобы осветить все, что касается мисс Корбет—
Уайт. Вчера она выдумала версию, которая, казалось, должна была
возложить ее вину на миссис Стивенс. Известно, что, ко всеобщему
удивлению, да и к своему тоже, миссис Стивенс действительно
спрашивала, где она могла бы купить мышьяк. Верно и то, что
мисс Эдит Деспард его купила. Но вы помните, что мисс Корбет
ответила вам, когда вы уже было решили, что миссис Стивенс
завела разговор о ядах? Мисс Корбет стала настаивать, что разговор
299

этот завела Люси Деспард! Она осталась верна своему первона¬
чальному плану и прекратила попытки обвинить во всем жену
своего любовника только тогда, когда алиби миссис Деспард вы¬
яснилось со всей очевидностью. Значит, если она признает, что
отравила...
— Я не убивала его! — закричала Мира Корбет. — Я даже
не думала никогда об этом. Единственная моя цель — Марк. Он
сбежал не потому, что виновен! Он сбежал... от своей жены! Вы
не сможете доказать, что я убила Майлза Деспарда! Вы даже не
знаете, где тело! Вы можете делать со мной что угодно, но вам
никогда не добиться, чтобы я созналась в убийстве!
Она замолчала, с трудом дыша, затем добавила жалобным,
умоляющим голосом:
— Неужели здесь нет никого, кто бы поверил мне?
Огден Деспард неожиданно поднял руку.
— Кажется, я начинаю сомневаться в вашей вине! — сказал
он. Затем, повернувшись ко всем остальным, добавил: — Каковы
бы ни были мои поступки в прошлом, я не считаю их неправиль¬
ными. Но есть один неоспоримый факт, на который я хочу обратить
ваше внимание: эта женщина никогда не звонила в Сент-Дэвид в
ночь преступления. Звонил я. Мне показалось занятным услышать
реакцию Люси, когда она узнает, что ее Марк возобновил свою
старую связь.
Бреннан пристально посмотрел на него, в то время как Кросс,
подняв стакан с шерри, поклонился в сторону Огдена.
— Я пью за ваше здоровье, молодой человек, — сказал он. —
Потому что вижу, как вы впервые за все ваше бесполезное суще¬
ствование попытались кому-то помочь. Хотя я никогда и не со¬
мневаюсь в своих версиях, однако'я достаточно открытый человек
и готов исследовать с вами...
Он резко оборвал себя. Все взглянули на сиделку, сделавшую
в этот момент шаг вперед, и вдруг услышали глухой удар. По¬
вернувшись, они увидели Кросса, рухнувшего на радиоприемник.
Он задыхался. Затем пораженные увиденным присутствующие стали
свидетелями того, как он соскользнул на пол и замер. Партингтон
вскочил и склонился над ним.
— Он мертв, — объявил Партингтон.
— Да вы с ума сошли! — воскликнул Бреннан. — Он
упал в обморок... он, наверное, поскользнулся... но невозможно,
чтобы...
— Он мертв, — повторил Партингтон. — Можете удостовериться
сами. А по запаху я могу утверждать, что смерть наступила от
цианистого калия. Действие почти мгновенное. Лучше бы вам
убрать этот стакан куда-нибудь подальше...
Бреннан подошел к телу и, осмотрев его, сказал:
зоо

— Да, он мертв. Мира Корбет, — прибавил он, повернувшись
к сиделке, — ведь это вы вручили мистеру Кроссу стакан и были
тем единственным человеком, который прислуживал нам? — По¬
держав стакан в руке, он поставил его рядом с собой на радио¬
приемник. — Около Кросса никого не было, и, значит, никто не
мог бы отравить его, кроме вас. Но он не выпил яд сразу, как вы
рассчитывали. Он, актер, ожидал случая произнести тост. Если
раньше и не было достаточных оснований, чтобы послать вас на
электрический стул, то теперь уж это дело решенное!
Сиделка в ответ улыбнулась странно, будто она внезапно сошла
с ума, и люди Бреннана, явившиеся арестовывать ее, вынуждены
были буквально нести ее на руках.

Часть пятая
ПРИГОВОР
Все это заходит так далеко, что у нас должен
возникнуть естественный вопрос: «Л нет ли в этом
следов крайней развращенности?» Однако в эстети¬
ческом плане полное исключение всех «вилланов»
из истории может рассматриваться лишь как большое
несчастье.
Томас Секкомб. •Двенадцать злодеев»
Эпилог
Исчезли последние краски осени, и стоявший на бюро календарь
указывал дату 30 октября — канун праздника Всех Святых.
Комната была освещена небольшими, с круглыми плафонами
лампами, установленными на мебели. Кресла были обиты оранжевой
тканью, и над камином висела довольно хорошая копия Рембрандта.
На диване лежала газета, на развороте которой можно было про¬
честь короткую статью под крупно набранным заголовком:
ДЕМОНИЧЕСКАЯ СИДЕЛКА ИЗБЕГАЕТ КАЗНИ
«Я не виновна!» — воскликнула Мира, приговоренная к по¬
жизненному заключению.
Не перестававшей твердить о своей невиновности Мире Корбет,
«демонической сиделке», которая 9 октября этого года была при¬
говорена к казни за убийство писателя Годэна Кросса, сегодня
было объявлено, что приговор ей изменен на пожизненное заклю¬
чение.
Г.Л. Шапиро, ее адвокат, заявил, что пока еще не удалось
напасть на след ее «призрачного сообщника» Марка Деспарда, но
заверил также, что все необходимые усилия в этом направлении
будут предприниматься и впредь.
Вспоминается эпизод, происшедший во время процесса, когда
адвокат мэтр Шапиро неожиданно предложил версию, согласно
которой Годэн Кросс, не сумев убедительно доказать вину Миры
Корбет в отравлении своего больного, сам подсыпал цианистый
калий в свой стакан.
На что районный атторней Шилдс резонно заметил:
— Если защита серьезно хочет заставить нас поверить в то,
что человек может покончить с собой, преследуя единственную
цель — доказать правильность выдвинутой им теории, — обвинению
остается только поднять руки!
302

— Защита, — возразил Шапиро, — имеет основания считать,
что Кросс имел сообщника, который и дал ему этот яд, заставив
поверить его в то, что это мышьяк, который доставит ему всего
лишь небольшие неприятности. Форма таблеток...
Но в этот момент в зале возник шум, и судья Дэид Р. Андерсон
вынужден был заявить: «Если я еще раз услышу смех, я прикажу
очистить зал!»
Языки пламени неровно озаряли газету, и комната, освещенная
светом из камина, казалось, изменила форму, поэтому каждый
даже самый простой предмет в ней выглядел странным. Около
окна, выходящего в сад позади дома, стояла женщина. Лицо ее
отражалось в темном стекле. Это было красивое лицо с большими
серыми глазами, с немного тяжелыми веками и едва заметной
улыбкой на губах.
«Жаль, что сиделка не умрет, — думала женщина. — Она
заслуживает казни. И не только потому, что указала на меня.
В тот день, когда я спросила, где можно раздобыть рецепт ста¬
рика, мне действительно не хватило осторожности. Но ведь я
бездействовала долго. И очень жаль, что она и в самом деле
невиновна. Сиделка могла бы увеличить нашу группу. Нас дол¬
жно быть много».
Над темным садом в черном как сажа небе блестели три звезды,
легкий туман плавал над полями. Красивая рука женщины ото¬
рвалась от окна, чтобы коснуться маленького секретера, стоявшего
рядом, но головы она не повернула.
«Наконец-то я начинаю все вспоминать. А раньше как все было
туманно, словно мое отражение в этом стекле. Однажды во время
черной мессы в Гибурге, когда поднялся дым, мне показалось, что
я вспомнила... глаз, линию носа, кинжал, вонзенный в грудь.
Интересно, когда я снова увижу Годэна? Его черты были немного
искажены, но я узнала его сразу и сразу поняла, что мне нужно
отправиться к нему и он поможет мне. Конечно, на этот раз
служители закона не смогли бы до всего докопаться. Но я не
хотела, чтобы муж что-то подозревал. Не сейчас. Я люблю его, и
он станет одним из наших».
В ее руке появился ключ, и она открыла один за другим
несколько ящичков, продолжая смотреть в сад. Казалось, что рука
ее ведет независимую жизнь. В последнем отделении находилась
шкатулка из тикового дерева и маленькая баночка.
«Да, я узнала Годэна. Он тоже должен был искать меня. Он
действительно очень ловко объяснил все случившееся, исходя из трех
измерений и каменной стены, непроходимой для них. Я бы смогла
сказать им только правду, которую они все равно бы не поняли. Он
действительно ловко все это сделал, жаль, однако, что ему пришлось
обвинить во всем Марка Деспарда, ведь я любила Марка.
зоз

Хотя я и не очень умна, однако не глупее же Годэна, в конце-то
концов. Годэн потребовал цену Годэна за то, что он сделал, и
жаль, что он пожелал, чтобы я вернулась. Потому что он невоз¬
можен как любовник. Но Годэн — это только плоть, так как он
не использует ароматическую мазь. Вскоре он снова обретет че¬
ловеческую форму, но куда ему до моей оболочки».
Бледная рука коснулась сначала шкатулки, затем маленького
сосуда, а прекрасное лицо продолжало в это время улыбаться
своему отражению в стекле...
Послышался шум поворачивающегося в замке ключа, затем
звук открывающейся и захлопнувшейся двери и шаги в холле.
Женщина спрятала сосуд, и странное свечение в комнате исчезло.
Лицо ее приняло обычное выражение очаровательной супруги, и
она побежала встречать своего мужа.

Часть первая
ВЕЧЕР
Посвящается
Д. Б. Пристли
Слоун-стрит, 81,
Линкольн-Инн-Филдс
26 апреля 1938 года
Дорогой Джон, имеются ли у тебя какие-нибудь планы на
ближайший уик-энд, 29 и 30 апреля? Даже если они у тебя име¬
ются, надеюсь, тебе удастся их изменить. > Нам бы очень хоте¬
лось, чтобы ты приехал в Форуэйс. Постарайся уговорить и сэра
Генри Мэрривела.
Тебе, вероятно, известно, что Форуэйс принадлежит Сэму и
Минне Констеблам. Сэм мой дальний родственник. Они очень
просили, чтобы я вас пригласил. Дело в том, что Минна нашла
какого-то телепата. Уверяю тебя, я не шучу и не сошел с ума.
Тебе стоит приготовиться к самому невероятному! Наш телепат
не из тех, кого можно увидеть на эстрадном концерте. Я не
думаю, что он шарлатан. По крайней мере, насколько это по¬
зволяет мой скромный ум, у меня сложилось такое впечатление.
Если же говорить серьезно, он читает чужие мысли с такой
легкостью, что становится просто страшно! По какой-то там
его теории, мысль с точки зрения физики является силой, ко¬
торую можно использовать в качестве оружия.
Компания соберется небольшая. Сэм, Минна, наш приятель-
телепат Герман Пенник, Виктория Кин и я. Викки Кин — моя
новая знакомая, она мне очень нравится, так что прошу тебя
обойтись без глупых шуточек!
Надеюсь, тебе уже стало интересно. Наш уик-энд начинается
в пятницу, 29 апреля. Ехать нужно поездом с вокзала Чаринг-
Кросс до станции Камберден. Самый удобный поезд отправляется
в 17.20. На станцию за* тобой пришлют автомобиль. Сообщи,
если сможешь приехать.
Искренне твой
Лоуренс Чейз
Этот ооман был создан писателем под псевдонимом Картер Диксон. (Лримеч. ред.)
307

Р. 5. Твоя очаровательная Марсия Блайстон все еще совершает
кругосветное путешествие со своими родителями? Я слышал,
между вами произошла небольшая размолвка. Надеюсь, ничего
серьезного?
Институт Гарриса,
Блумсбери-стрит, У. С. 1
27 апреля 1938 года
Дорогой Ларри
с удовольствием приеду к вам в пятницу. К сожалению, Г.М.
должен отправиться на север по служебным делам. Однако он
очень заинтересован вашим телепатом и обещал по возвращении
хотя бы ненадолго заглянуть к вам в воскресенье, конечно, если
это будет не слишком поздно для вас.
Свое мнение я выскажу после ознакомления с фактами. Однако
уже сейчас вынужден заметить, что ваш телепат, если ты,
конечно, правильно его процитировал в своем письме, с научной
точки зрения несет совершеннейшую чушь!
Передай мою искреннюю благодарность Констеблам за при¬
глашение. Выезжаю поездом в ¡7.20 с вокзала Чаринг-Кросс до
станции Камберден.
Искренне твой
Джон Сандерс
Р. 5. Не совсем понимаю, что означают выражения «без
глупых шуток» и «небольшая размолвка». Марсия по-прежнему
путешествует. Последнее письмо от нее я получил из Гонолулу.
Оттуда они отправились на Ямайку, а в июне возвратятся
домой.
Глава 1
Доктор Джон Сандерс приехал в Суррей в пятницу вечером.
Он совершенно не подозревал, что вскоре произойдет уголовное
преступление, которое заставит юристов преждевременно поседеть
настолько, что их волосы станут похожи на судейские парики, и
308

опровергнет прецеденты в области судебной практики и медицины.
Все же доктора Сандерса что-то беспокоило. Даже прекрасная
весенняя погода, ласковый ветерок и голубое небо не были в
состоянии снять нервное напряжение. В переполненном поезде он
не мог вынуть из кармана письмо от одной юной особы и еще раз
внимательно его изучить так, как изучают интересный объект под
микроскопом.
Оснований для тревоги, конечно, не было. Марсия Блайстон,
несмотря на то, что в настоящий момент находилась в Гонолулу
на расстоянии в шесть тысяч миль, оставалась его невестой. Кру¬
госветное путешествие было вызвано тем, что на судебном процессе
об убийстве Хея совершенно необоснованно упоминалось имя отца
Марсии. Эта поездка не очень была ей нужна, но Сандерс не мог
осуждать ее за то, что она так обрадовалась предстоящему путе¬
шествию. Она писала ему очень часто, письма ее были сумбурными
и интересными, хотя Сандерс предпочитал, чтобы они были более
сентиментальными и даже страстными. Однажды, когда Греция
настроила ее на сентиментальный лад, она прислала такое письмо,
и Сандерс долго пребывал на седьмом небе от счастья. Однако
подобные праздники выпадали ему нечасто. Кроме того, его все
больше тревожило то, что в письмах стала повторяться фамилия
некоего Кесслера.
Сначала упоминания были совершенно случайными. «Компания
на пароходе неинтересная, кроме одного мужчины, его фамилия,
кажется, Кесслер или что-то вроде этого». В следующем письме:
«Это уже четвертое морское путешествие мистера Кесслера по
этому маршруту, и поэтому он оказался нам очень полезен». И
наконец: «Жаль, что ты не слышал, как мистер Джеральд Кесслер
рассказывает о своих приключениях с верблюдами в пустыне Гоби!»
К черту мистера Джеральда вместе с пустыней Гоби! Сначала
«мистер», потом «Джеральд Кесслер рассказывал нам» и вот финал:
«Джерри говорит, что...»
Сандерс мог следить за развитием этого знакомства по мере
удаления парохода от родных берегов так же, как морской штурман
отмечает флажками на карте пройденные мили. Кесслер буквально
преследовал его. Марсия прислала из Иокогамы групповую фото¬
графию, где был и Кесслер, однако, несмотря на это, Сандерс
плохо себе его представлял. Очевидно, Кесслер высокий, вальяж¬
ный, с трубкой в зубах. Вероятнее всего, это человек с большими
возможностями. В холодную зимнюю Англию приходили письма,
где рассказывалось о теплых морях и разноцветных фонариках под
цветущими магнолиями. Доктор Сандерс, работающий патологом-
консультантом в Министерстве внутренних дел, все чаще и чаще
впадал в депрессию. Проклятый Кесслер! Теперь они в Гонолулу.
Знания Сандерса о Гонолулу ограничивались тем, что люди там
309

играют на гавайских гитарах и надевают друг на друга гирлянды
цветов. Он опасался, что последствия этой романтики могут ока¬
заться роковыми для такой девушки, как Марсия Блайстон.
Проклятый Кесслер! Кстати, в письме она упомянула имя еще
одного мужчины. Как быть с ним? Может быть, дело вовсе не в
Кесслере?
У Сандерса бывали периоды, когда он задумывался, не осла¬
бевает ли его чувство к Марсии. Иногда ее письма оставляли его
равнодушным. Читая ее сумбурные писания, ему временами хо¬
телось иронически воскликнуть: «Любимая, это не твое хобби!»
Потом его мучили угрызения совести, но что было, то было.
Именно в таком душевном состоянии доктор Сандерс ехал про¬
водить уик-энд в Форуэйсе, загородном имении Самюэля Констебла.
Это его состояние отчасти могло явиться причиной последующих
событий, хотя полной уверенности в этом у него не было.
Доктор Сандерс приехал на станцию Камберден в четверть
седьмого. Был тихий вечер. Доктору нравились эта тишина и оди¬
ночество. Впервые за долгое время он расслабился. Чистое небо
походило на свежевымытое сверкающее окно. В воздухе пахло
весной. Автомобиль за доктором не прислали, но это не огорчило
его. Начальник станции, голос которого эхом разносился по пустому
перрону, сообщил, что транспорт здесь не ходит, а Форуэйс на¬
ходится в полумиле от станции, если идти вверх по шоссе. Несмотря
на довольно увесистый чемодан, доктор бодро двинулся в путь.
Форуэйс не произвел на доктора впечатления архитектурного
шедевра. В лучшем случае об этом строении можно было сказать,
что оно могучее и неприступное. Типичный викторианский стиль —
гладкие стены из красного кирпича, лишь на самом верху укра¬
шенные маленькими галереями, трубами и башенками. Здание
вместе с садом площадью примерно акров в семь в форме тре¬
угольника, ограниченного сходящимися дорогами, окружала высо¬
кая стена, которая уже сама по себе в восьмидесятых годах прошлого
века должна была стоить целое состояние.
Тот, кто строил Форуэйс, жаждал уединения и вполне его
достиг. На перекрестке стояла будочка дорожной службы Англий¬
ского автомобильного клуба, а в некотором отдалении ее сотрудник
регулировал дорожное движение, но когда доктор Сандерс вошел
в ворота, все исчезло за деревьями вплоть до того момента, когда
его взгляду открылись оконные витражи и балкончики. Доктор
Сандерс направился к дому по посыпанной песком дорожке.
Его сопровождал только звук собственных шагов и громкое чири¬
канье воробьев над фронтоном Форуэйса. О Самюэле и Минне
Констеблах доктор Сандерс знал лишь то, что они близкие друзья
Лоуренса Чейза. Он не имел ни малейшего понятия о том, зачем
они захотели с ним познакомиться. Чейз способный, но довольно
310

рассеянный молодой адвокат обычно исходил из того, что все всегда
все знают.
Доктор поднял тяжелый металлический молоток, висящий у
двери, и постучал. Ответом ему был лишь усилившийся птичий
щебет.
Доктор подождал минуту и снова постучал, однако и на этот
раз никто не открыл дверь. Из дома не доносилось никаких при¬
знаков жизни. Вспомнив, что на станции его никто не ждал,
Сандерс начал немного беспокоиться. Возможно, он перепутал дату,
а может быть, затерялось его ответное письмо. Он немного поко¬
лебался, потом поставил чемодан и пошел в направлении правого
крыла дома. Все это крыло, состоящее из одного большого поме¬
щения, было возведено позднее. Здесь находилась оранжерея, по¬
строенная, очевидно, в прошлом веке. Она была деревянная, с
огромными окнами до самой земли и крышей в форме стеклянного
с позолотой купола. В нынешние времена она выглядела слишком
роскошной и устаревшей. Одно из окон было наполовину открыто,
и Сандерс с облегчением услышал женский голос, который не¬
сколько заглушался журчанием льющейся где-то воды.
— Он обязательно должен отсюда уехать! Ларри, уговори Минну,
чтобы она его отослала, в противном случае начнутся неприятности.
Неужели ты этого не понимаешь?
В словах этих было столько напряжения, что Сандерс остано¬
вился, как вкопанный. Раздался чей-то смех, и доктор услышал
голос Лоуренса Чейза.
— Ты, наверное, боишься, что он прочтет твои мысли?
— Возможно, ты и прав, — призналась женщина.
Доктор кашлянул и нарочно зашаркал ногами по песчаной
дорожке. Потом он подошел по газону к оранжерее, постучал в
раму и заглянул в окно.
— О Боже! — обернувшись, воскликнул Чейз. С парапета
маленького фонтана быстро встала девушка в темном платье.
Внутри было более жарко и душно, чем предполагал Сандерс.
Слабый свет пробивался сквозь стеклянный купол крыши. Полумрак
усугубляли огромные тропические растения, раскидистые папорот¬
ники и пальмы. Мелкая водяная пыль с тихим шумом опадала в
фонтан. Каменный пол частично был покрыт ковром. На этом
старомодном фоне выделялся современный переносной электрока¬
мин, освещающий оранжево-красным светом пол, фонтан и стек¬
лянный купол.
— Старина Сандерс... — как-то недоверчиво констатировал
Чейз. — Клянусь, мне очень жаль, что за тобой не прислали
автомобиль на станцию. Похоже, что наш уик-энд начинается
неудачно. Однако, прошу прощения, я забыл вас представить друг
другу. Доктор Сандерс — мисс Виктория Кин.
311

Он бросил на Сандерса многозначительный взгляд: «Прошу
обойтись без глупых шуточек!» Его вытянутое лицо приобрело
торжественное выражение. Лоуренс Чейз был высоким, стройным
молодым человеком, у него был спокойный характер и талант
настоящего юриста. Говорил он очень гладко и свободно. В те
времена, когда строили этот дом, было модным выражение: «Он
выглядит так, будто его только что вынули из сундука». Однако
в настоящий момент его основной чертой была серьезность.
— К сожалению, все совершенно расстроилось, — начал объ¬
яснять он. — Поэтому тебя никто не встретил. У нас произошел
несчастный случай.
— Несчастный случай?
— Да. Минна, Виктория, Сэм и я приехали поездом, так же
как и наш приятель-телепат Пенник. Слуги же ехали в автомобиле
Сэма вместе с нашими вещами. Чемоданы нам прислали, но, к
сожалению, без слуг.
— Что же с ними случилось?
— Точно никто не знает. Вроде бы Ходжес, шофер Сэма, на
повороте столкнулся с грузовиком. Не понимаю, как это могло
произойти. Ходжес — самый осторожный шофер из всех, кого я
знаю.
— Они серьезно пострадали?
— Нет, нет. Синяки и шок, но этого достаточно, чтобы их
оставили в больнице на всю ночь. Так что здесь нет никого, кто
бы смог хотя бы приготовить яичницу. В общем, сплошные не¬
приятности. Конечно, им, беднягам, гораздо хуже, — торопливо
добавил Чейз.
— Им действительно намного хуже, чем нам, — согласилась
Викки Кин. — Кроме того, у меня хватит умения приготовить
яичницу. Добрый вечер, доктор!
Сандерс поклонился и с интересом посмотрел на девушку. По-
видимому, она была того же возраста, что и он, около тридцати,
но по внешности и манере разговаривать ей можно было дать
намного меньше. Вряд ли ее можно считать красивой, если исходить
из классических канонов. Голубые глаза и темно-каштановые ко¬
ротко стриженные волосы были совершенно средними, и вы бы нс
обратили на нее никакого внимания, если бы не какое-то притя¬
жение, исходившее от всей ее фигуры и манеры поведения. Взглянув
на нее один раз, трудно было отвести глаза. Сандерсу редко при¬
ходилось встречать женщину, которая ведет себя так раскованно
и так владеет собой. Она просто сидела у фонтана в своем простом
темном платье, но ее присутствие все время ощущалось. И вдобавок
ко всему у нее была очень приятная улыбка.
— Странно, — продолжил свою мысль Чейз, — как пустынно
выглядит дом без слуг. Странно, что вся наша шестерка буквально
312

оказалась здесь в изоляции на весь уик-энд и нет никого, кто смог
бы стать капитаном нашего корабля.
—	Что же в этом странного? -г- поинтересовалась Викки.
Хотя она и возразила, Сандерс сам уже ощутил ту атмосферу,
о которой говорил Чейз. Впечатление было такое, будто стены
Форуэйса совершенно отгородили их от внешнего мира. Из соседней
комнаты донесся мерный бой часов.
—	Я и сам не знаю, — замялся Чейз. — Может быть, у меня
какое-то ненормальное мышление? Кроме того, бедняга Сэм получит
инфаркт без своего бесценного Паркера. Кто приготовит ему ванну
или вставит запонки в манжеты? Виктория, — быстро сменил он
тему, — в некотором роде наш коллега. Она работает в прокуратуре.
Ты режешь, я защищаю или обвиняю, она готовит материалы для
юристов. Веселенькая подобралась компания, не так ли?
—	Ты прав, — серьезно сказала Викки. Она обратилась к
Сандерсу. — Это правда, что вы друг сэра Генри Мэрривела?
—	Я бы сказал, один из многих друзей.
—	Он, кажется, приедет сюда в воскресенье?
—	Думаю, что да.
—	Викки опасается, как бы не возникли неприятности из-за
нашего телепата, — вмешался Чейз. Он говорил таким тоном, как
будто что-то объяснял маленькому ребенку.
—	Меня обвиняют в слишком буйной фантазии. — Викки с
интересом рассматривала свои ногти. — Однако давайте представим
себе такую ситуацию. Допустим, Пенник действительно обладает
способностями, на которые он претендует, и может прочесть любую
мысль, которая только придет нам в голову. Не буду утверждать
заранее, что он настоящий телепат, хотя ни на одном представлении
такого рода я не чувствовала себя так неуютно. Предположим, он
обладает такими способностями. Отдаете ли вы себе отчет в том,
какие это может иметь последствия?
Вероятно, лицо Сандерса выразило недоверие. Взгляды Викки
и Сандерса скрестились, как клинки фехтовальщиков, Викки улыб¬
нулась.
—	Вы, доктор, не верите в телепатию?
—	Не знаю, — искренне признался Сандерс. — Но продолжайте.
Каковы же будут последствия?
Она молча наблюдала за игрой воды в фонтане.
—	Мы с Ларри обсуждали пьесу Пристли «Опасный поворот».
Возможно, вы помните, главная мысль пьесы заключается в том,
что в любых разговорах с родственниками или друзьями каждое,
даже самое невинное слово может сделать банальную беседу смер¬
тельно опасной. Чаще всего мы благополучно минуем эти опасные
повороты, хотя иногда может произойти занос. Тайное становится
явным. Но если вы уже вошли в опасный поворот, движение
313

придется продолжить. За первой тайной следует вторая, касающаяся
другого человека. И так по очереди интимная жизнь каждого будет
извлечена на свет Божий. Думаю, что присутствующие получают
при этом очень мало удовольствия. Этот поворот достаточно опасен,
но он может появиться просто случайно. Теперь предположим, что
некто сделал это умышленно, потому что знал, где находится этот
поворот и к чему все это может привести. Предположим, что есть
человек, умеющий читать мысли. И этот человек способен узнать
вашу самую сокровенную мысль. Лучше не думать, чем это может
кончиться. Жизнь просто станет невыносимой, вот и все. Возможно,
я не права?
Она говорила спокойно, ровным тоном и лишь в конце отвела
взгляд от фонтана. Лицо Чейза выражало сомнение, удивление и
даже раздражение.
— Все это слишком теоретично для меня.
— Нет, Ларри, и ты знаешь, что это не так.
— Кроме того, подозреваю, моя дорогая, что ты слишком уж
обобщаешь.
— Возможно. Если говорить честно, я и сама не знаю. Но я
заметила, что собеседники всегда объявляют оппонента ненормаль¬
ным, если он заставляет их интенсивно шевелить мозгами.
— Я имею в виду, что ты заходишь слишком далеко в своих
обобщениях,— сказал Ларри. До сих пор он говорил спокойно и
бросал взгляды на Сандерса, как бы призывая его внимательно
слушать все то, что говорит девушка. Теперь он резко выпря¬
мился. — Ты права. Будем рассуждать серьезно. В пьесе, о которой
ты говоришь, насколько я помню, еще до того как стали явными
все тайны, оказалось, что ее персонажи успели совершить пре¬
ступления против всех десяти заповедей. Черт возьми! Не думаешь
же ты, что это относится к любой группе людей?
— Преступления! — Викки улыбнулась. — Позволь спросить
тебя, как ты отнесешься к тому, что любая мысль, пришедшая
тебе в голову, будет записана и потом зачитана твоим друзьям?
— Не дай Бог!
— Я вижу, ты не в восторге от этого.
— Уж лучше пусть меня сразу бросят в кипящее масло! —
заявил Чейз.
— Но ведь ты не совершил никакого преступления? Я, конечно,
имею в виду настоящее преступление.
— Нет. Во всяком случае я не совершил ничего, что бы за¬
ставляло меня сейчас волноваться.
Несколько секунд было тихо.
— И еще одно, — продолжила Викки. Ее глаза блестели. —
Оставим в покое преступления. Можем даже не упоминать о ваших
мужских приключениях. Можешь не признаваться в мелких греш¬
314

ках. Ну, например, когда ты знакомишься с девушкой, приглашаешь
ее куда-нибудь и думаешь: «все в порядке, она легко согласится»,
хотя на самом деле ничего о ней не знаешь. Люди говорят о
тайнах, но обычно имеют в виду любовные секреты, как удачные,
так и неудачные любовные приключения и прочие пикантные
ситуации в жизни.
— Ты, как всегда, права, — признал Чейз с отсутствующим
видом, но даже в полумраке было заметно, что его щеки окрасил
густой румянец.
— Ну так как? Даже если исключить все, что связано с сексом,
ты согласился бы... — начала Викки.
— Позволь! — прервал ее Чейз. — Это уже заходит слишком
далеко. Мы ведь хотели провести теоретическую дискуссию, а не
играть в правду и ложь. Кроме того, почему именно мои слабости
нужно обсуждать? Разве тебе самой хочется, чтобы твои мысли
стали известны окружающим?
— Ни в коем случае, — быстро ответила Викки.
— Так значит, даже если исключить секс и преступления, у
тебя остаются мысли, которые тебе бы хотелось сохранить в тайне
от всех?
- Да.
— Ты действительно думала и о сексе, и о преступлениях?
— Естественно.
— В таком случае все в порядке, — сказал Ларри. — Давайте
лучше оставим эту тему в покое, пока не начался скандал.
— Все дело в том, что мы не можем этого сделать. Разве ты
это не понял? Начать легко, а вот остановиться гораздо труднее.
И не потому, что мы преступники, а потому, что мы обыкновенные
люди. Именно поэтому мы должны убедить Минну, чтобы она
избавилась от Пенника.
Чейз промолчал, и Викки обратилась к Сандерсу.
— Он доставит массу неприятностей. При этом я вовсе не
считаю, что у него плохие намерения или что он интриган. Нао¬
борот, у него добрые намерения, к тому же несмелость добавляет
ему очарования...
— Что же в таком случае тебя тревожит? — спросил Чейз,
как бы нехотя, но лицо его было озабоченным.
— Вот в этом-то все и дело. Он действительно верит, что обладает
даром телепатии, и мне не кажется, что он шарлатан. Он производит
впечатление мягкого человека, но под этой маской скрывается дикое
упрямство, желание заставить людей поверить в него, телепата ми¬
лостью Божией! Особенно с тех пор, когда мистер Констебл...
— Сэм.
— Хорошо, Сэм. Особенно с тех пор, когда Сэм начал ему
противоречить при каждом удобном случае. Ты помнишь, к чему
315

привели его «выступления» в лондонской квартире Констеблов?
Можешь себе представить, каковы будут результаты если он про¬
демонстрирует свои способности здесь, перед нами? Или перед
какими-нибудь другими людьми? А вы, доктор, что об этом думаете?
Солнце уже садилось; в стеклянной крыше оранжереи как бы
отражалось быстро темнеющее небо. Капли воды из фонтана тихо
падали на каменный пол. Тропические растения превратились в
причудливые тени. Единственным источником света был яркий
оранжево-красный квадратик электрокамина. Сандерс наконец по¬
нял, почему его пригласили провести уик-энд в Форуэйсе. Он
посмотрел на Чейза.
— Ответь мне, это твой замысел, чтобы мы с сэром Генри
Мэрривелом провели расследование и выяснили, является этот субъ¬
ект жуликом или нет?
Ларри обиделся.
— Не говори так! Ни в коем случае! И Минна, и Сэм очень
хотели с тобой познакомиться.
— Спасибо. Но где же все-таки наши хозяева? В конце концов
надо с ними познакомиться. Я чувствую себя незваным гостем...
— Они уехали в Гилфорд навестить слуг и заодно нанять
кого-нибудь, кто смог бы приготовить поесть и заняться уборкой.
Минна совершенно расстроилась. И это должно было случиться
именно сейчас, когда она работает над следующей книгой...
— Над чем она работает? — спросил Сандерс.
— Над книгой. Видишь ли, дело в том, что... — Чейз осекся,
широко открыл глаза и ударил себя рукой по лбу. — Неужто ты
этого не знаешь! Я полагал, что это известнр каждому.
— Отнюдь не каждому, если информация находится у тебя.
— Минна Констебл, — начал объяснять Ларри, — в действи¬
тельности Минна Шилдс — писательница... И не смейся!
— Почему я должен смеяться?
— Не знаю, — угрюмо сказал Чейз. — Мне кажется, что, если
женщина пишет книги, это вызывает всеобщее веселье. Не подумай,
что Минна какая-то одержимая или эксцентричная. Она спокойная,
умная женщина, и ты в этом убедишься. Она пишет на разные
темы. Когда она захотела написать роман о храме, расположенном
во французском Индокитае, она не стала изучать уже изданные
на эту тему книги. Нет! Она отправилась в Индокитай! Это пу¬
тешествие чуть не прикончило Сэма, не говоря уже о Минне. Они
оба заразились малярией. Самюэль до сих пор не может выкараб¬
каться. Он всегда мерзнет. Поэтому в каждой комнате имеются
электрокамины и в доме жарко, как в печке. Не открывай широко
окна, потому что Сэм будет недоволен.
— С этим я полностью согласна, — сказала Викки натянутым
тоном. Она по-прежнему рассматривала фонтан.
316

—	Минуточку!
—	Миссис Констебл — прекрасная женщина, — продолжила
Викки. — Она мне очень нравится. Но мистер Констебл... Нет, я
не буду называть его Сэм!
—	Ерунда. Сэм — отличный парень. Типичный продукт анг¬
лийских клубов.
—	Он по меньшей мере на двадцать лет; старше нее, — бес¬
страстно сказала Викки, — и я не заметила, чтобы он был хоть
немного привлекателен. Он буквально командует ею, причем не
стесняется устраивать скандалы даже на людях! Я бы никогда не
допустила, чтобы какой-нибудь мужчина так относился ко мне.
Уж лучше отравиться.
Чейз беспомощно развел руками.
—	Минна очень к нему привязана. Она относится к нему как
к герою из своего романа. Когда-то он был очень привлекательным
мужчиной, но потом оставил службу и сосредоточился на собст¬
венной персоне.
—	Чего никто из нас не может себе позволить, — с горечью
пробормотала Викки.
— Ну, ладно... — сказал Ларри и оборвал начатую было фразу.—
Давайте прекратим сплетничать о хозяевах в их собственном
доме. — Он замялся. — Послушай, Джон, тут нечего скрывать.
Приступы малярии немного изменили Минну, но намного сильнее
они повлияли на Самюэля. Он сейчас очень зол, но его нельзя не
любить. Я и сам не знаю, хочет ли он, чтобы этот телепат оказался
обычным жуликом или человеком с совершенно неизвестными до¬
селе способностями. Его открыла Минна, и, по-видимому, она им
гордится. Хотя иногда я в этом сомневаюсь и-думаю, не проявляется
ли здесь присущее Минне чувство юмора. Самюэль же терпеть не
может протеже своей жены, и у меня создается впечатление, что
пахнет громким скандалом. Атмосфера ужасно напряженная. Все
дело в том, поможете ли нам ты и твой известный друг сэр Генри
Мэрривел.
Глава 2
Настроение Сандерса наконец-то улучшилось. Его тщеславие
было несколько удовлетворено, и впервые за несколько недель он
пришел в хорошее, веселое расположение духа.
— Конечно, однако...
— Что однако?
— Думаю, ты ошибся во мне. Я ведь не детектив, я занимаюсь
судебной медициной. И не понимаю, каким образом мои знания
или способности могут здесь оказаться полезными. К тому же...
— Ты слишком скромен, — прокомментировал Чейз.
317

— К тому же трудно сказать, к какой области науки или
скорее лженауки имеет отношение ваш телепат, если окажется,
что он не обычный жулик. Как именно он работает или прики¬
дывается, что работает?
— Я не совсем тебя понимаю, старина.
— Большинство телепатов, с которыми мне приходилось иметь
дело, работали на эстраде. Женщина сидит с завязанными глазами,
а мужчина ходит между зрителями и спрашивает у нее: «Что у
меня в руке?», ну и так далее. Некоторые работают в одиночку.
Такой просит написать что-нибудь на листке бумаги, который
кладет в конверт, заклеивает, а потом читает текст. Это обычный
трюк, достаточно об этом знать заранее, чтобы поймать такого
артиста за руку. Если ваш телепат такого рода, я смогу вам помочь.
К какой группе вы его отнесете?
— О Господи, ни к какой!
— Откуда такая решительность?
— Ларри хотел сказать, — объяснила Викки, — что у нашего
телепата имеется масса ученых званий. Дипломы почти со всего
света. Мне, собственно, это безразлично, но нельзя отрицать, что
он пользуется некоторым авторитетом. В определенном смысле
дипломы подтверждают его правдивость. Кроме того, он резко
отличается от тех телепатов, которых вы нам описали.
— Что же он делает? Просто смотрит в глаза и вещает: «Вы
думаете о небольшой уютной вилле на тихом морском берегу»?
— Вы угадали! — подтвердила Викки.
В сгущающемся мраке все труднее было различать причудливые
тени пальм, и только яркая спираль камина резко выделялась на
темном фоне. Несмотря на темноту, Ларри удалось заметить, каким
стало выражение лица Сандерса.
— Ты потрясен?! — воскликнул он, довольно улыбаясь. —
Почему?
— Потому что это невозможно. С точки зрения науки это детский
лепет. — Доктор замялся на несколько мгновений. — Я не отрицаю,
что в прошлом с определенным успехом было проведено много опытов
в области телепатии. Существование телепатии признавали Уильям
Джеймс, Гегель, Шеллинг, Шопенгауэр. Но позднее исследования в
этой области прекратились. Дело в том, что нельзя признать на¬
учным фактом то, что не находит своего подтверждения в каждо¬
дневной практике при одном и том же действующем механизме.
А в данном случае исследования заходят в тупик. Представьте себе
человека, проводящего опыты, который жалуется на плохое на¬
строение или неподходящие условия. Возможно, он говорит чистую
правду, но с научным подходом это не имеет ничего общего. Однако
вернемся к вашему телепату. Кто он? Что вам о нем известно?
Несколько секунд было тихо, потом Викки ответила:
318

—	Честно говоря, ничего, кроме того, что он производит впе¬
чатление человека богатого и на всем этом ничего не зарабатывает.
Минна познакомилась с ним, когда возвращалась из Индокитая.
Нам он сказал, что проводит научные эксперименты.
—	В какой области?
—	В области человеческой мысли, которую можно использовать
как физическую силу. Он сам должен вам это объяснить. Од¬
нако, — продолжила Викки, и тон ее голоса внезапно стал жестким,
— мне все время кажется, что с ним что-то не в порядке. Это не
имеет ничего общего с тем, шарлатан он или нет. Скорее, это
связано с его подсознанием. Робость, может быть? Комплекс не¬
полноценности? Впечатление такое, что чтение мыслей для него
как бы начальная задача... Впрочем, я и сама не знаю. Вам лучше
самому с ним поговорить, если он, конечно, согласится...
—	Это доставит мне огромное удовольствие, — неожиданно
раздался чей-то голос.
Серый закатный свет пробивался через высокие окна. Зашелестела
трава, и в приоткрытой двери появился чей-то силуэт. В темноте
можно было разглядеть лишь то, что это мужчина ниже среднего
роста. У него была широкая грудная клетка и кривоватые ноги. Он
наклонил голову, и, несмотря на темноту, всем показалось, что он
улыбается. Голос у него был низкий и приятный, говорил он медленно.
—	Давайте зажжем свет, — засуетился Ларри. Сандерс явст¬
венно почувствовал панику в его голосе.
Чейз повернул выключатель. Наверху под стеклянным куполом
зажглись электрические лампы, похожие на светящиеся фрукты.
Такое освещение было модным в конце девятнадцатого века: яркое
и вульгарное, оно подчеркивало крикливость позолоты купола,
пальм и цветных витражей.
—	Благодарю вас, — сказал мужчина. — Доктор Сандерс?
—	Да. А вы...
—	Герман Пенник.
Он протянул руку. Перед тем как войти в оранжерею, Пенник
тщательно очистил подошвы от грязи у порога, а прежде чем
подать руку, еще раз внимательно осмотрел свою обувь, чтобы
убедиться, что не запачкает ковер. Ему было за сорок. Крепкий
череп покрывали волосы песочного цвета, лицо широкое, загорев¬
шее, с глубокими морщинами на щеках; широкий нос и светлые
глаза под песочными бровями. Грубо отесанное лицо без признаков
интеллекта, самое обыкновенное. Однако особенность Пенника за¬
ключалась в том, что он казался более неприметным, чем это
было в действительности.
— Добрый вечер. Прошу прощения, что невольно подслушал
часть вашей беседы. — Говоря последнюю фразу, Пенник пожал
плечами, как бы сожалея о происшедшем.
319

— Мне кажется, я говорил несколько резко. Надеюсь, я вас
не обидел? — так же любезно ответил Сандерс.
— Ни в коем случае. Видите ли, я и сам не знаю, зачем здесь
нахожусь. Я человек совершенно необщительный. Однако миссис
Констебл хотела, чтобы я приехал, и поэтому я здесь.
Пенник улыбнулся, и доктор почувствовал, что странно реагирует
на эту улыбку. Репутация Пенника, несмотря на внутреннее сопро¬
тивление Сандерса, привела к тому, что он почувствовал себя как
бы не в своей тарелке. Эта репутация окружала Пенника, словно
ореол. Она возбуждала тревогу и выводила из равновесия. Она вы¬
зывала предательскую мысль: а может быть, Пенник действительно
может прочесть мои мысли? Атмосфера в комнате резко изменилась.
— Может быть, присядем? — неожиданно предложил Пенник. —
Позвольте принести вам кресло, мисс. 'Наверное, в нем вам будет
намного удобнее, чем на краю фонтана.
— Благодарю вас, мне очень удобно сидеть.
— Если вы в этом уверены...
— Уверена, благодарю вас.
Доктор почувствовал, что Викки, несмотря на улыбку на се
лице, так же, как и он, неприятно застигнута врасплох поведением
Пенника. Он совершенно изменялся, когда обращался к ней: комкал
фразы и вел себя, как стеснительный подросток. Пенник нервно
уселся в плетеное кресло. Он быстро взял себя в руки, хотя Сандерс
заметил, что он тяжело вздохнул.
— Мы как раз рассказывали доктору, — начал Чейз, поглаживая
пальцами редеющие волосы, — о некоторых ваших способностях.
Пенник остановил его движение руки.
— Благодарю вас. И как же отреагировал доктор?
— Мне кажется, он был несколько шокирован.
— В самом деле? Можно узнать почему?
Сандерс почувствовал себя так, как будто защищается он, а
не Пенник. Ему хотелось, чтобы этот субъект не впивался в него
так пристально своими дьявольскими глазами. К чертям подсоз¬
нание! Он все время старался перехватить взгляд Викки, это раз¬
дражало его, он переводил взгляд в другую сторону и снова
возвращался к Викки.
— Я бы не сказал, что был шокирован, — сухо ответил
доктор. — Скорее это можно назвать удивлением. Человек, име¬
ющий дело с такой конкретной наукой, как анатомия...
— Это нечестный прием, — прервал его Ларри.
— Согласен, но любой ученый не воспримет серьезно экспери¬
менты... — Доктор осекся. Он хотел сказать, эксперименты, которые
противоречат основным законам природы, но сообразив, что это про¬
звучало бы слишком патетически и могло бы вызвать всеобщий смех,
закончил неловко, — ...в общем, эксперименты такого рода.
320

—	Понятно, — сказал Пенник. — Значит, наука отказывается
проводить исследования в этой области, потому что результаты
могут оказаться для нее неблагоприятными?
—	Я этого не говорил.
Пенник наморщил лоб, в его глазах появились веселые искорки.
—	Вы ведь сами признали, что в прошлом с успехом проводились
эксперименты в области телепатии?
—	Успех был весьма незначительным и очень далеким от ваших
собственных достижений.
—	Разве вы против того, чтобы я добился прогресса? Но ведь
это так же неразумно, как и утверждение о том, что следовало
бы прекратить все эксперименты с радио и телеграфом, поскольку
первые опыты, хотя и удачные, были неполными.
«Мне следует вести себя осторожно, — подумал Сандерс. —
Если так пойдет и дальше, он просто положит меня на обе лопатки.
Использование ложных аналогий — старый трюк».
—	Именно об этом я и хочу сказать, — ответил доктор. —
Принципы действия беспроволочного телеграфа общеизвестны. Мо¬
жете ли вы объяснить основополагающие принципы вашей теории?
—	Могу, но только соответствующему слушателю.
—	Относится ли это ко мне?
—	Дорогой доктор, — сказал Пенник с некоторым трудом, хотя
выражение лица его было искренним, — прошу вас понять меня
правильно. Вы считаете, что мои рассуждения неверны, так как
основаны на сравнениях. Но если речь идет о совершенно новом,
какие можно найти аргументы, кроме сравнений? Как иначе я
могу представить вам ход моих мыслей? Допустим, я стараюсь
объяснить африканскому дикарю принцип работы беспроволочного
телеграфа! Прошу меня извинить, возможно, это не лучшее срав¬
нение. Или допустим, то же самое я попытаюсь объяснить циви¬
лизованному римлянину первого века нашей эры. Для него и
принцип действия, и результат останутся одинаково загадочными.
Я бы даже сказал, к принципу действия он отнесется так же
недоверчиво, как и к самому результату. Я оказался в том невы¬
годном положении, когда люди требуют представить им готовую
формулу. Будь у меня больше времени, мне бы удалось вам это
объяснить. Общий принцип состоит в том, что мысль или то, что
мы называем волной мысли, обладает физической силой подобно
звуку. И если древнему римлянину понадобилось бы несколько
недель, чтобы понять, как действует беспроволочный телеграф, то
неудивительно, что вы не можете понять принципы телепатии за
несколько минут.
Сандерс проигнорировал последнее замечание.
— Значит, вы считаете, — спросил он, — что волна мысли
обладает такой же физической силой, как и звуковая волна?
II ЛжД.Карр «Сжигающий суд»
321

— Да.
— Но ведь силу звука, так же как и его физические свойства,
можно измерить.
— Естественно. Звуковая волна может разбить стекло, даже
убить человека. То же относится и к мысли.
Он говорил предельно понятно. Сандерс уяснил, что его первое
впечатление, будто этот человек — сумасшедший, было ошибочным.
— Давайте пока не будем обсуждать, могли бы вы убить человека
только при помощи мысли, как это, кажется, делают колдуны из
племени банту. Перейдем на более простой язык, доступный че¬
ловеку с таким скромным умом, как у меня. Что конкретно вы
делаете?
— Я продемонстрирую вам это на примере, — сказал Пенник.—
Если вы сконцентрируете свои мысли на чем-нибудь, имеющем
важное значение для вас: в особенности на человеке или идее, —
я скажу, о чем вы думали.
Это был вызов.
— Вы утверждаете, что могли бы это сделать с каждым?
— Почти с каждым. Конечно, если вы не захотите мне помочь
и будете стараться скрыть свои мысли, у меня возникнут допол¬
нительные трудности. Однако и в этом случае мне удастся прочесть
мысли.
Сандерса потрясла прямолинейность Пенника. Мысли его бук¬
вально разбежались в панике в разные стороны. Подсознательно
он старался защититься от своего противника.
— Ну что ж, — сказал он нарочито беззаботно, — проверим,
на что вы способны. Когда можно начать?
— В любую минуту.
— Прекрасно, начинайте, — предложил доктор, стараясь со¬
хранять спокойствие.
— Ну, раз вы предлагаете... нет, нет! — вскричал Пенник. —
Ничего не выйдет!
— Что не выйдет?
— Вы стараетесь вообще ни о чем не думать. Не бойтесь меня,
я не хочу вас обидеть. Сейчас, например, вы решили сконцент¬
рироваться на мраморном бюсте какого-то ученого; вероятнее всего,
это бюст Листера1, стоящий на каминной полке в чьей-то библиотеке.
Это была абсолютная правда!
Очень трудно скрыть свои чувства, если вас застигли врасплох.
Если угадали вашу мысль, это не очень приятно; если ваши мысли
отгадал друг, который о вас много знает, а об остальном может
догадаться, это вызывает бессилие и неудовольствие. Но если прочли
’Листер Джозеф — английский хирург, ввел в хирургическую практику
антисептику. (Здесь и далее примеч. перев.)
322

первую случайную мысль, пришедшую вам в голову, причем прочел
ее совершенно посторонний человек со взглядом пса, ищущего
брошенную хозяином палку...
—	Нет, нет! — запротестовал Пенник, энергично жестику¬
лируя. — Вы должны предоставить мне больше возможностей.
Бюст Листера для вас совершенно безразличен. С таким же успехом
это могла быть статуя Ахилла или кухонная плита. Может быть,
попробуете еще раз?
—	Секундочку, — прервала его Викки со своего места у фонтана.
Она нервно мяла в руках носовой платок. — Он угадал?
—	Да.
—	Черт, — пробормотал Чейз. — Женщин и детей прошу покинуть
зал суда. Я ведь писал тебе, что, по моему мнению, это не рядовой
фокус. Ты ведь не записывал свою мысль на листке бумаги...
—	Фокус, фокус, фокус, — полушутя перебил его Герман
Пенник. Сандерсу показалось, что за этой веселостью скрывается
огромное умственное напряжение Пенника, его собственная чрез¬
мерная вера в самого себя как бы подверглась сомнению. Говоря
попросту, он рисовался. И было опасение, что будет рисоваться
дальше. — Фокус, фокус, фокус! Вы, англичане, только об этом
и думаете! Ну так как, доктор, попробуете еще раз?
—	Хорошо. Давайте продолжим.
—	В таком случае я попытаюсь... ну вот, сейчас намного луч¬
ше,— объявил Пенник. Он прикрыл глаза пальцами и в щели
между ними наблюдал за своей жертвой. — На этот раз вы играете
честно. Вы сконцентрировали мысли на объекте, который вызывает
у вас очень сильные чувства.
И почти без запинки он начал рассказывать о Марсии Блайстон
и ее кругосветном путешествии с мистером Кесслером.
Слушая этот рассказ, Сандер ощущал почти такую же физи¬
ческую боль, как если бы у него без наркоза рвали зуб.
—	Надеюсь, вы на меня не сердитесь, — начал оправдываться
Пенник. — Вообще-то, мне не следовало быть таким многословным.
Мне близок девиз королевы Елизаветы — вижу и молчу. Но вы
сами хотели, чтобы я сказал, о чем вы думаете. Можем продолжить.
Есть вещи, которые вы постараетесь скрыть от меня... — Он замялся.
— Мне говорить дальше?
—	Да, — процедил Сандерс сквозь стиснутые зубы.
—	Я бы хотел...
—	Да!
—	О, я вижу новый объект. — Во взгляде Пенника было что-то
от сатира. — Мисс Кин с первого же взгляда произвела на вас
сильное впечатление. Вероятнее всего, теперь проявляются ваши
эмоции. Ее красота действует на каждого. Вы уже начали поду¬
мывать, не подходит ли она вам больше, чем мисс Блайстон.
323

— Я знал, что так произойдет! — воскликнул Чейз.
Викки молчала. Она вела себя так, как будто ничего не слышала.
По-прежнему не сводила глаз с водяных струй. Свет отражался от
ее густых темно-каштановых волос и подчеркивал плавную линию
шеи. Внезапно она посмотрела на собравшихся. Лицо ее выражало
удивление, вызванное скорее тоном Пенника, чем его словами.
— Я прав? — спросил Пенник. Голос его был таким же бес¬
цветным, как и в начале разговора.
Сандерс промолчал.
— Так, значит, ты признаешься? — воскликнул Ларри. —
Отлично, мистер телепат, а о чем думаю я?
— Я бы предпочел не отвечать на этот вопрос.
— Ах вот как! Может, мне кто-нибудь объяснит, почему меня
всегда подозревают в непристойных мыслях? Почему всегда счи¬
тают, что я думаю только о...
— Этого никто не говорил, — постарался успокоить его Сан¬
дерс.— В этом заключается некорректность всего этого экспери¬
мента. Нас просто подводит совесть.
— В таком случае, может быть, вы скажете нам, о чем думает
Виктория? — с вызовом заявил Чейз. — Какую тайну она старалась
скрыть в течение всего того времени, что мы знакомы?
К счастью, в этот момент их прервали. Из глубины дома сквозь
застекленную дверь, прикрытую бархатной портьерой, донесся звук
чьих-то торопливых шагов и женский голос. В оранжерею буквально
вбежала маленькая улыбающаяся женщина в сбившейся набок
шляпке. Это могла быть только хозяйка. Сандерс с облегчением
встретил ее появление. Он уже начал понимать, что игру в чтение
мыслей не стоит продолжать, потому что она может иметь непред¬
сказуемые последствия. И все же, несмотря на это, каждому из
присутствующих из-за простого человеческого упрямства хотелось
ее продолжить. Именно в этом и заключалась опасность. Впервые
доктор задал себе вопрос, закончится ли этот уик-энд благополучно?
Глава 3
— Извините, что я бросила вас, — начала оправдываться Минна
Констебл. — Все совершенно расстроилось, я просто не знаю, что делать.
Она сразу понравилась Сандерсу, потому что буквально излу¬
чала доброжелательность, искренность и очарование. Она была
худенькая, быстро двигалась, как будто ее переполняла энергия.
У нее были большие темно-карие мечтательные глаза, смуглая
кожа и темные коротко стриженные волосы. Одета была с небрежной
элегантностью, а отчаянно сбившаяся шляпка лишь добавляла ей
очарования. И все же Сандерс заметил следы тяжелых приступов
малярии — суженные зрачки и слегка дрожащие руки.
324

—	Я прибежала первой, — продолжила она, быстро оглянувшись
и все еще не в состоянии отдышаться. — Я бы хотела попросить,
чтобы вы не обращали внимание на Сэма, если он будет не в
настроении. У него, бедняжки, сегодня был очень неудачный день.
Машина разбита, нанять кого-нибудь для помощи в доме не удалось.
Слава Богу, слугам уже намного лучше. Они даже улыбаются,
хотя аварию нельзя назвать приятной. Можете себе представить...
Она внезапно замолчала, наконец-то заметив Сандерса, Чейз пред¬
ставил их друг другу. И возможно, потому, что был выведен из
равновесия, допустил совершенно несвойственную ему бестактность.
—	Не расстраивайся, Минна, — сказал он успокаивающе, слегка
обняв ее за плечи. '— Перед тобой человек, который никогда о
тебе не слышал. Ты не столь популярна, как думала.
—	Я никогда так не думала, — спокойно ответила Минна и
благожелательно улыбнулась доктору.
—	Он никогда не слышал, — упрямо продолжал Ларри, — о
«Леди Иштар» или «Сатане из предместья», и даже не знаю,
известно ли это остальным, что наша Минна когда-то написала
детективный роман! Остаюсь при своем прежнем мнении, что этот
роман был неудачным. Считаю совершенно неправдоподобным, что
какой-то тип мог ездить с трупом по всему Лондону, а потом
убедить всех, что покойник все это время был жив и умер только
в Гайд-парке. Кроме того, твоя главная героиня — абсолютная
разиня. С другой стороны, не будь она разиней, не было бы и
романа. Стало быть, все в порядке.
Это задело Сандерса за живое.
—	Так, значит, это вы написали «Двойное алиби»? Конечно,
мне известно ваше имя. И я совершенно не согласен с Ларри. Вас,
наверное, об этом уже спрашивали сотни раз, но все-таки интересно,
как вы придумали такой яд? Это совершенно новая идея, и она
научно обоснована.
— Сама не знаю, — ответила смущенно Минна. — Я знакомлюсь
с людьми, они рассказывают много интересного. — Создавалось
впечатление, что ей очень хочется сменить тему. — Я очень рада,
что вы приехали, но боюсь, что наш уик-энд не совсем удался.
Как вам нравится Форуэйс? Красивый дом, не так ли? — спросила
она с искренней гордостью. — С детства я мечтала о таком доме.
Я знаю, что люди над ним смеются, но мне он нравится. Мне
нравится его атмосфера так же, как и Сэму. Он тоже разбирается
в таких вещах. Ларри, милый, принеси нам что-нибудь выпить.
Мне коктейль, а для Сэма, вероятнее всего, джин с вермутом. Я
угадала, дорогой?
Она обернулась с улыбкой. В оранжерею вошел Сэм Констебл.
Мистер Самюэль Хобарт Констебл начал что-то говорить, но за¬
молчал, увидев незнакомого гостя. Он тяжело дышал и всем своим
325

видом решительно показывал, что замолчать его заставляют хо¬
рошие манеры. Его представили чуть ли не тираном, но Сандерс
увидел полного мужчину лет примерно шестидесяти, лицо которого
выражало раздражение и высокомерие. Он оставался все еще ин¬
тересным мужчиной, несмотря на то, что был невысок и немолод.
Твидовый костюм лежал на нем без единой морщинки. После
нескольких мгновений торжественного молчания Констебл резко
повернулся и увидел открытое окно. Мерным шагом Сэм прошел
через оранжерею и тщательно закрыл его.
— Рад с вами познакомиться, — обратился он к Сандерсу,
демонстративно игнорируя остальное общество.
— Все в порядке, дорогой, — сказала Минна, весело похлопав
его по плечу. — Ларри сейчас принесет выпить, и мы сразу
почувствуем себя лучше. К тому же миссис Чичестер обещала
приготовить нам что-нибудь на ужин...
— Вы, вероятно, слышали, что произошло. Думаю, вам повезет,
если вы получите что-нибудь на ужин, молодой человек. Некая
миссис Чичестер любезно согласилась присмотреть за нашим домом.
Нормальный ужин он$ приготовить не умеет, но сделает «холодную
телятину» и «вкусный салат». — На его желтом лице проступили
пятна румянца. — Лично мне это не подходит. Я не хочу ни
холодной телятины, ни вкусного салата. Мне нужен нормальный
ужин.
— Сэм, мне очень жаль. — Минна сняла шляпку и бросила
ее на плетеную скамейку. Она все больше и больше нервничала. —
Я прекрасно тебя понимаю, но сегодня все магазины закрываются
раньше и кроме холодных закусок в доме больше ничего нет.
— Разве в этом виноват я?
— Нет, но без слуг...
— Это меня не касается. Полагаю, что в мои обязанности не
входит ходить за покупками, в частности за мясом и так далее.
Постарайся понять меня, Минна. Если ты смогла почти без всяких
сборов потащить меня в путешествие из восьмисот миль приступов
малярии, — жаль, что ты не видишь в эту минуту своих глаз, —
то согласись, я не требую многого, когда хочу, чтобы наш дом
был снабжен всем, чем положено. Впрочем, не будем ссориться в
присутствии гостей.
— Я могу приготовить ужин, — предложил Герман Пенник.
Это прозвучало так неожиданно, что все буквально вытаращили
на него глаза. Даже Чейз остановился на полпути и высунулся
из-за папоротника. Самюэль впервые обратился непосредственно
к Пеннику.
— Так вы еще и повар, дружище? — спросил он высокомерно,
тоном человека, которому все обо всех давно известно. — Я имею
в виду, в придачу к прочим вашим способностям?
326

—	Я умею очень хорошо готовить. Конечно, на горячий ужин
меня не хватит, но зато я приготовлю вам холодные закуски,
достойные королевского стола.
Викки рассмеялась, как бы сбросив с себя неимоверную тяжесть.
Она встала.
—	Прекрасно! Сядьте, наконец, и отдохните, — предложила
она Минне. — Честно говоря, не считаете ли вы, что не стоит
устраивать трагедию из-за одного ужина? Если бы у вас не было
денег, как у меня, один ужин не имел бы для вас никакого
значения. Мистер Пенник приготовит ужин, а я его подам...
—	Нет, нет! — Герман Пенник явно был шокирован таким
предложением. — Вы подадите ужин? Я не могу этого допустить.
Прошу все поручить мне.
—	Вы просто взяли его в плен! — Самюэль внезапно решил
пошутить. Сандерс задумался над тем, что могло вызвать столь
резкую смену его настроения. Возможно, рассмешила мысль о
телепате в роли повара или о Викки в роли официантки. Минна
все еще беспомощно осматривалась вокруг, она как бы хотела
убедиться, что, несмотря на мелкие недоразумения, все по-преж¬
нему с большим уважением относятся к ее мужу. Она снова на¬
строилась на мечтательный лад.
—	Значит, все в порядке, — заявила она. — Насколько я помню,
Дюма когда-то готовил ужин для французских гурманов? Жаль, что
я этому не научилась. Где-то в кухне должен быть поварской колпак,
знаете, такой высокий, белый. Возможно, он вам пригодится.
—	Он очень пойдет мистеру Пеннику, — совершенно серьезно
сказал Сэм. — Но предварительно вы должйы дать нам слово, что
не отравите нас. Хорошо?
Разговор прервало появление Ларри. Он толкал впереди себя
плетеный столик, который так раздражающе скрежетал по камен¬
ному полу, что Сэм побагровел. Через минуту Чейз поставил на
стол поднос с бутылками, бокалами и тазиком со льдом.
—	Он нас не отравит, — заверил всех Чейз. — Что бы ни
случилось, он этого не сделает. Ему это просто не понадобится.
—	Не понадобится?
—	Ну да. Он просто подумает о нас, и все! Джин с вермутом
или коктейль?
—	О чем ты говоришь, черт возьми?
—	Это правда, — продолжал Ларри, быстро разливая напитки
по бокалам. — Тебе коктейль? Отлично! Что будешь пить, Минна?
— Мне безразлично. Может быть, джин с вермутом?
— Мистер Пенник, — дальше развивал свою мысль Ларри, —
утверждал, что волна мысли является физической силой. Согласен,
об этом мы уже знали. Но он также сказал, что эта волна может
убить человека.
327

Сэм взял в руку бокал с напитком, на лице его появилось
выражение отчаяния. Он будто хотел сказать: «Ну вот, опять.
Что-то всегда должно меня угнетать и преследовать. Зачем мне
все эти заботы?»
— В самом деле? — сказал он, немного отпив из бокала. —
Вы снова играли в чтение мыслей?
— Спроси у доктора Сандерса. Нет, ты спроси у него! Мистер
Пенник сказал, о чем он думал, причем попал с первого выстрела.
И даже угадал, когда Джон старался скрыть свои мысли о...
— О других вещах, — вмешалась Викки, с интересом разгля¬
дывая фонтан.
— Возможно, вы как раз тот человек, который нужен, — сказал
Сэм, внимательно изучая Сандерса. — Молодой человек, вы ведь
врач?
— Да.
— И насколько мне известно, вы патолог-консультант в Ми¬
нистерстве внутренних дел?
— Да.
— И вы согласны со всем этим бредом?
— Я не обязан соглашаться с чем-нибудь или не соглашаться.
Яо признаю, что мистер Пенник великолепно продемонстрировал
свои способности... Думаю, что способности — это правильное
определение.
Хозяин вскочил с кресла.
— Господи, Минна! Да перестань же ты трясти этим бокалом!
Ты ведешь себя как старуха, хлебающая джин в пивной. Если у
тебя так дрожат руки, что ты не можешь нормально держать бокал,
поставь его на край стола и пей. Это будет приличнее, чем уст¬
раивать из себя посмешище.
Он замолчал, устыдившись своего же взрыва гнева. Вероятнее
всего, он не имел в виду ничего плохого, но в его словах прозвучала
жестокость, потому что он сам прекрасно знал, что невозможно
избавиться от дрожания рук после приступа малярии.
Минна ничего не ответила.
— Ну хорошо, извини, — пробормотал Сэм. Он осушил бокал
до дна и сел. — Вы меня доводите до того, что я чувствую себя,
как старый дед. Проявите хоть каплю жалости. Я часто повторяю,
что Минна когда-нибудь меня убьет тем, что вечно роняет предметы.
Это нервы. Я не могу этого вынести. Однако вернемся к прежней
теме. Вся эта история с чтением мыслей — чушь. Это аморально,
это противоестественно. — Чувствовалось, что он сильно возбужден.
— Не нервничай, Сэм, — попросила его Минна. Глаза ее
блестели. — Ты ведь должен признать, что это захватывающе, и
не будешь отрицать, что мистер Пенник точно сказал, о чем ты
думаешь. А ты не дал ему закончить и закричал: «Неправда!»
328

После этого ни на какие эксперименты ты больше не соглашался.
Мне жаль, дорогой, но именно так все и было.
—	Может, сменим тему? — предложил Сэм. Он вынул из
кармана часы. — Ну вот! Скоро уже половина восьмого. Пора
принять ванну и переодеться.
—	Успокойся, Сэм. Может быть, сегодня мы не будем пере¬
одеваться к ужину?
—	Будем, моя дорогая. Или ты можешь объяснить, почему мы
должны менять наши привычки? Если я переодевался к ужину,
находясь в обществе проклятых негров, то, наверное, имею право
переодеться к ужину в своем собственном доме?
—	Естественно, если у тебя есть такое желание.
—	Есть. И именно сегодня вечером Паркер нашел время отле¬
живаться в больнице! Единственный человек, который умеет как
следует подготовить для меня все необходимое. Это произошло как
будто назло. Тебе придется заменить его, моя дорогая, если, конечно,
такая задача не выше твоих сил. — Он обратился к Пеннику. — Я
хотел бы поблагодарить вас, мой друг, за ваше самопожертвование
в связи с ужином. Успеете ли вы приготовить его к восьми часам?
—	Как вам угодно,— ответил Пенник. Он на секунду заду¬
мался. — Но я думаю, что вы не будете ужинать.
Констебл выпрямился в кресле.
—	Не буду ужинать? Почему, черт возьми, я не буду ужинать?
—	Потому что в это время вас уже не будет в живых, —
ответил Пенник.
Только через минуту смысл сказанного дошел до присутству¬
ющих, и еще больше времени прошло, пока кто-то проронил хоть
слово. При всем этом обмене фразами Пенник сидел с таким
спокойным видом, что все забыли о его присутствии. И внезапно
всеобщее внимание сконцентрировалось на нем. Он выглядел весьма
достойно в своем темном костюме. Наклонился вперед, а ладони
сжал так крепко, что на ногтях появились голубоватые полумесяцы.
В тишине оранжереи был слышен каждый звук: вода, бьющая из
фонтана, шарканье подошв по полу. В душном, перегретом поме¬
щении внезапно стало холодно.
Затянувшееся молчание прервал Сэм. В голосе его была какая-то
детская недоверчивасть. Все оживились.
— Что вы говорите?
— Я сказал: не думаю, что вы доживете до ужина.
Лоуренс Чейз вскочил с места.
— Сердечный приступ? — допытывался обеспокоенный хозяин.
— Нет.
— В таком случае, может быть, вы будете столь любезны
объяснить мне, что имели в виду? Такая угроза... — Констебл
осекся, подозрительно огляделся вокруг и поднял свой бокал. —
329

Может быть, кто-то отравил мой коктейль, вы это хотели сказать?—
саркастически добавил он.
— Нет, я не это хотел сказать.
— Я вам скажу, что он имел в виду, — спокойно сказала
Викки. —- Вы можете нам сказать или полагаете, что можете
сказать, о чем каждый из нас думает?
— Вполне вероятно.
— И у кого-то в голове родился замысел убить мистера Кон¬
стебла? Я угадала?
— Вполне вероятно.
Стало тихо.
— Конечно, — подчеркнул Пенник, еще сильнее сжав ладони,—
я не утверждаю, что это наверняка произойдет. Для этого есть...
причины. Я поставлю прибор и для вас, но, вероятнее всего, за
стол вы не сядете. — Он посмотрел Сэму в глаза. — Можете
считать, что я вас предупредил.
— Бред! — взорвался Чейз. — Послушайте...
Все начали говорить одновременно. Самюэль не сводил взгляда
с Пенника. Он выдвинул вперед подбородок, на лице его появилась
зловещая улыбка. Это поразило Сандерса.
— Ну что ж, — сказал Сэм. — Спасибо за предупреждение.
Я буду очень осторожен. Но кто же хочет меня убить? Моя жена?
И это будет похоже на несчастный случай, о чем уже столько
писалось в газетах? Будь осторожна, Минна. Помни, что ты гово¬
ришь во сне и можешь проболтаться. И пусть это заставит тебя
жить праведной жизнью. — Он задел локтем бокал, который со
звоном разбился о каменный пол. — Господи, какой идиотский
взгляд! Я иду наверх переодеться. Вы идете со мной?
— Сэм, он не шутит, — разнервничалась Минна.
— Ты хорошо себя чувствуешь, дорогая?
— Сэм, повторяю, он не шутит!
— Я только что споткнулся о чей-то чемодан у входной двери,—
продолжил невозмутимо Сэм. — Это ваш чемодан, доктор? Отлично.
Я отнес его в холл. Пойдемте со мной, я покажу вам вашу комнату.
Минна, покажи мисс Кин ее спальню. Ларри, будь добр, покажи
мистеру Пеннику, где находится кухня и другие помещения.
— Очень хорошо, — согласился Пенник. — Я как раз хотел
поговорить с мистером Чейзом.
— Сэм! — Минна уже почти кричала.
Он крепко взял ее за руку и вывел за дверь. Сандерс направился
за ними и краем глаза успел заметить, что Чейз и Пенник стоят
у плетеного столика посреди оранжереи. В этот момент Пенник
что-то сказал, Чейз отшатнулся и внимательно огляделся вокруг.
От стеклянного купола оранжереи эхом отразились удаляющиеся
шаги. Часы в холле громко пробили половину восьмого.
330

Глава 4
Было ровно без четверти восемь, когда Сандерс услышал при¬
глушенный крик в соседней комнате.
Здание Форуэйса чем-то напоминало ему судно. Чтобы попасть
в главный холл, нужно было пройти через несколько маленьких
гостиных, стены которых были покрыты толстой обивкой. Из боль¬
шого главного холла наверх вела лестница, прилегающая к высокой
стене, почти сплошь состоящей из цветных витражей. Хрустальные
люстры и бронзовые бра давали яркий электрический свет. На
втором этаже находилось шесть спален, двери которых выходили
в прямоугольный холл, маленький, слабо освещенный, пол его
покрывал толстый ковер. Очевидно, его главным украшением дол¬
жны были служить старинные часы. На каждую из трех сторон
выходило по две двери из двух спален. С четвертой стороны на¬
ходилась лестница. Доктору досталась комната рядом со спальней
Виктории Кин. Констеблы занимали две комнаты напротив лест¬
ницы. По-видимому, Чейза и Пенника разместили в двух остав¬
шихся комнатах.
Спальня Сандерса была обставлена так же, как и другие комнаты
в доме. На окнах тяжелые портьеры, большая массивная кровать,
а на столе у самого окна стояла выключенная фарфоровая лампа.
Центрального отопления в Форуэйсе не было, однако отсутствие
современного комфорта компенсировалось большим количеством
ванных комнат. Одна из них принадлежала Сандерсу.
Чтобы не изжариться от жары, доктор выключил электрокамин
и открыл настежь оба окна. С портьерами он справиться не мог
и оставил их так, как они были. Одно окно выходило на маленький,
очевидно, неиспользуемый балкон. Доктор немного подышал све¬
жим воздухом, потом принял холодный душ и быстро оделся. Перед
тем как надеть пиджак, он закурил и задумался. Действительно
ли Пенник был способен читать мысли?..
Именно г. этот момент в соседней комнате раздался приглу¬
шенный крик. Сандерс был убежден, что крик донесся из соседней
комнаты, хотя толстые стены не давали возможности точно опре¬
делить, кто кричал. Он различил какие-то звуки, похожие на
шепот, и скрип оконных рам. Внезапно портьеры зашевелились,
кто-то пытался их раздвинуть. Маленький столик наклонился, фар¬
форовая лампа поехала по его гладкой блестящей поверхности и
упала на пол с таким грохотом, что он наверняка был слышен
внизу. Из-за портьеры справа появились черные атласные туфельки,
бежевые чулки, темно-синее платье и, наконец, Викки, тяжело
дыша, буквально ворвалась в комнату. Она была близка к обмороку,
страх превратил ее лицо в бесцветную маску. С трудом она по¬
старалась взять себя в руки.
331

— Извините за непрошеный визит. У меня просто не было
другого выхода. В моей комнате кто-то есть!
— В вашей комнате? Кто?
— Я вылезла в окно, — начала она подробно объяснять, что
свидетельствовало о большом нервном потрясении. — Там есть
балкон. Мне нужно на секундочку присесть, я не хочу привлекать
к себе всеобщее внимание...
Почти с первой минуты знакомства Сандерс пытался безуспешно
определить главную особенность характера Викки. И именно сейчас,
в момент сильного потрясения, эта особенность проявилась отчет¬
ливо: чрезмерная забота о своем внешнем виде. Об этом говорили
ее гладкие плечи, руки, лоб, глаза и холодный цвет кожи. Одна
бретелька ее платья сползла с плеча, и Викки быстро ее подтянула.
На плечах и руках у нее были грязные полосы. Викки заметила
их, и Сандерсу показалось, что она вот-вот расплачется. Она села
на край кровати.
— Все уже хорошо, — успокоил ее Сандерс. — Что случилось?
Что вас так сильно напугало?
В этот момент кто-то начал стучать в дверь. Викки нервно
вскочила.
— Умоляю, не открывайте! — попросила она. — Нет, нет, не
открывайте! — Она с облегчением замолчала, когда в комнату,
так и не получив разрешения, вошел Констебл. На нем был халат
и шлепанцы.
— Что это за шум? — потребовал он объяснения. — Я думал,
что дом разваливается. Даже переодеться спокойно нельзя.
— Извините, — сказал доктор. — Ничего особенного не про¬
изошло, лампа упала на пол.
Однако лампа не заинтересовала хозяина. Он бросил быстрый
любопытный взгляд на Викки и Сандерса, широко раскрыл глаза
и сделал собственные выводы.
— Послушайте... — медленно начал он.
Викки уже овладела собой.
— Нет, нет, не делайте поспешных выводов. Это совсем не то,
о чем вы думаете.
— Могу ли я узнать, мисс, — словно учитель, сказал Сэм, —
в каких таких выводах вы меня подозреваете? Разве я требовал
объяснений? — Его чувство собственного достоинства было задето. —
Я пришел, потому что услышал шум. Обнаружил при этом, что
ценная семейная реликвия разбита вдребезги, а двое моих гостей
находятся в ситуации, которую во времена моей молодости было
принято называть подозрительной. Однако разве я задал в связи
с этим хоть один вопрос?
— Мисс Кин как раз говорила... — начал Сандерс.
Викки перебила его.
332

—	В моей комнате что-то испугало меня. Я попала сюда через
балкон. Посмотрите на мои руки, если вы мне не верите. Эту
лампу разбила я, когда влезала через окно, и очень об этом
сожалею.
—	Не стоит извинений. — Лицо Сэма стало хитрым. — Что
же вас напугало? Мыши?
—	Нет, не знаю.
—	Так, значит, не мыши. Если вспомните, скажите мне, я
этим займусь. Прошу прощения, не буду больше надоедать.
Сандерс, сообразив, что его объяснения еще больше возбудят
подозрения хозяина, воздержался от комментариев.
—	А как обстоят дела с предсказанием? — сменил он тему. —
Вас еще никто не пытался убить?
—	Еще нет, доктор. Альбом все еще лежит на полке. До встречи
за ужином!
Сандерс остолбенело уставился на дверь, за которой исчез Сэм.
—	Что он хотел этим сказать?
—	Чем?
—	Альбом все еще лежит на полке.
—	Не знаю, — прошептала Викки. — Так же, как не знаю,
смеяться мне или плакать. Похоже на то, что вы попадаете из
одной неловкой ситуации в другую.
—	Это совсем неважно. Но если уж об этом говорить, то в
какой подозрительной ситуации находились вы сами несколько
минут назад?
Она уже говорила спокойным тоном, хотя шок явно не прошел
бесследно. Через каждые несколько секунд она вздрагивала.
—	Это не имеет значения. Можно, я умоюсь в вашей ванной?
Мне бы не хотелось возвращаться в свою комнату.
Он показал ей на дверь ванной, закурил и глубоко затянулся.
Внезапное появление Викки, ее внешний вид все же беспокоили
его. Когда она вышла из ванной, причем пробыла там очень недолго,
он заметил решительное выражение на ее лице.
—	Честно говоря, я хотела несколько минут поразмышлять, —
объяснила она. — И не сердитесь на меня, доктор, за то, что я
не могу с вами ничем поделиться, кроме своего собственного впе¬
чатления: создавшаяся здесь ситуация приведет к трагедии. И я
не хочу добавлять к ней еще и свои заботы. Со мной ничего не
произошло.
—	Но ведь что-то должно же было произойти! Может быть, кто-то
вынашивал... мм, определенные намерения по отношению к вам?
—	Я вас не понимаю.
— В самом деле?
— Ах, это совсем не то, что вы имеете в виду. Нечто совсем
другое. — Она вздрогнула. — Для моих нервов это уж чересчур.
ззз

Ведь взглядом нельзя убить, правда? — Она уселась в мягкое
кресло, Сандерс подал ей сигарету. Викки задумчиво пускала кольца
дыма. — Сказать, почему все это закончится печально?
— Конечно.
— Когда мне было семь лет, мне подарили книжку с любимыми
сказками. Некоторые из них были удивительными. Они рассказы¬
вали о мире, в котором можно иметь все, конечно, заручившись
дружбой какой-нибудь феи или волшебника. В одной из сказок
речь шла о ковре-самолете, что он может лететь, куда ему только
захочется, но при одном условии. Во время полета он не имеет
права даже на мгновение подумать о корове. Если мальчик о ней
подумает, ковер-самолет сразу упадет на землю. У мальчика не
было ни малейшей причины думать о корове. Однако с той минуты,
когда ему сказали, чтобы он этого не делал, он не мог избавиться
от мысли о корове, особенно, когда смотрел на свой волшебный
ковер-самолет. Нет, нет, я не сошла с ума. В то время я не
понимала психологического смысла этой сказки, она мне просто
не нравилась. Но эта сказка правдива. Достаточно, чтобы кто-то
сказал: «Этот человек умеет читать мысли», и ты уже можешь
думать лишь о том, что тебе хочется скрыть от других. Причем
именно на этом сосредоточиваешь все свое внимание. И справиться
с этим нельзя.
— Ну и что их этого?
— Ах, не прикидывайтесь таким невинным!
— Я вовсе не прикидываюсь. Мне кажется, вы немного пре¬
увеличиваете. Я готов скорее согласиться с Ларри, что было бы
чертовски неприятно, если бы наши мысли стали известны, но
ведь мы все-таки не банда преступников!
— Даже потенциально? У меня, например, есть мачеха, которую
я ненавижу. Мне бы очень хотелось, чтобы она умерла. Что вы
на это скажете?
— Только то, что это не такая уж страшная тайна.
— Мне нужны ее деньги, — упрямо продолжала Викки, — а
вернее, деньги моего отца, которые он оставил ей по завещанию
в пожизненное владение. Да, в пожизненное, потому что она вышла
за него замуж, когда он был в возрасте мистера Констебла.
Она ненамного старше меня, и характер у нее как кремень. Я
постепенно становлюсь такой же. Скажите, что вы думаете о нашем
телепате?
— Клоун.
Викки удивленно посмотрела на Сандерса. В ее глазах были
беспокойство, облегчение и еще какие-то чувства, в которых он
не мог разобраться. И все же он знал, что в глубине души она
верит в сверхъестественные способности Пенника.
— Почему вы так считаете? Ведь он прочел ваши мысли.
334

—	Мне так кажется. Не знаю еще почему, но у меня склады¬
вается впечатление, что ответ на этот вопрос связан с Ларри.
—	С Ларри?! Каким образом?
—	Неужели вы не знаете, какой он болтун? Сначала расскажет
вам историю из жизни какого-нибудь человека, а потом утверждает,
что на эту тему вообще с вами не разговаривал. Я как раз вспомнил,
что ему кое-что известно о Марсии Блайстон и других вещах,
говорить о которых мне не хочется. Об этом он упоминал в своем
письме. Если Пенник умеет вытягивать из человека сведения,
причем делает это незаметно...
—	Однако ваша версия не объясняет, как Пенник мог узнать,
когда именно вы об этом будете думать?
—	Я вовсе в этом не уверен. Предположим, он хороший пси¬
холог, а это лежит в основе работы любой гадалки.
—	А как быть с бюстом Листера? — Она замялась. — И, простите,
что я об этом упоминаю, как быть с другими вещами, о которых
говорил Пенник? Особенно с тем, что он сказал в самом конце?
—	Готов признать, что относительно бюста Листера мне непо¬
нятно. А то, что он сказал в конце, вполне мог прочесть по
выражению моего лица. По нему все видно, как в зеркале. Я не
умею долго сохранять невозмутимый вид.
Викки положила погасшую сигарету и нервно начала ходить
взад и вперед по ковру.
—	Осталось еще предсказание, что Сэм... вы знаете.
—	Мистер Констебл, — подчеркнуто уважительно сказал Сан¬
дерс, — пока еще не умер. Даже если Пенник умеет читать мысли,
я не поверю, пусть хоть меня казнят, что он может предсказывать
будущее.
—	И все это обыкновенный обман...
—	Этого я не говорил. Не исключаю, что Пенник обладает
определенными телепатическими способностями. Однако при этом,
даже будучи честным человеком, он прибегает к мелкому обману
и своему отлично развитому дедуктивному мышлению.
—	Значит, вы не поверили, что мысль можно использовать в
качестве силы или оружия?
—	До конца моих дней буду это отрицать.
В спальне Констеблов пронзительно закричала Минна. Часы
Сандерса показывали без одной минуты восемь.
Это был звериный крик, полный физической боли и страха.
Она кричала и почти одновременно что-то говорила. Сандерс и
Викки могли различить только повторяющееся имя ее мужа. Викки
смотрела на доктора с суеверным страхом; он боялся, что еще
минута и она тоже начнет кричать.
Он открыл дверь в холл и увидел сцену, которую потом столько
раз описывал.
335

Переодетый к ужину Сэм Констебл стоял, опершись о перила,
в шаге от лестницы. Всем своим туловищем он опасно наклонился
вперед и одной рукой держался за колонну. Вторую руку он поднял,
ее пальцы сводила судорога. Какое-то мгновение Сандерс думал,
что Сэм через перила тяжело упадет на первый этаж. Но Сэм
уже не владел собой. Его тело сползло на пол у перил, а рука
глухо стукнулась о ковер. Голова его была повернута набок, так
что Сандерс увидел его лицо только тогда, когда Констебл пере¬
вернулся на спину.
Крики прекратились.
Вцепившись зубами в носовой платочек, Минна стояла в дверях
одной из комнат напротив лестницы.
Сейчас, в тишине, было легче думать. Сандерс подбежал к
Сэму и опустился на колени. Слабый пульс, который удалось ему
нащупать, исчез через секунду. Самюэль Констебл умер.
Доктор, все еще стоя на коленях, осмотрелся вокруг. Двери в
комнаты Минны, Викки и его собственную были открыты. Со
своего места он мог заглянуть под кресло, кровать и даже туалетный
столик у стены в комнате Викки. Именно под столиком взгляд его
задержался на каком-то светлом пятне.
Это был белый поварской колпак.
Старинные часы в холле мелодично пробили восемь.
Глава 5
Краем глаза Сандерс заметил, что в холле кроме него было
еще три человека. Минна, с трясущимся подбородком, по-прежнему
стояла в дверях. Викки сделала два шага по направлению к лестнице
и остановилась. В открытых дверях своей спальни появился Ларри.
Все замерли.
В углу у старинных часов светили несколько слабых ламп. Они
освещали перила, которые бросали тень на лицо и тело Сэма
Констебла. Доктор склонился над телом и тщательно его обследовал.
Результат осмотра позволил ему облегченно вздохнуть. И все-таки?
Он скорее почувствовал, чем увидел, что Чейз пытается загля¬
нуть ему через плечо. Он обернулся только тогда, когда Ларри
неожиданно схватил его за локоть. Ларри был без пиджака и
воротничка, его накрахмаленная рубашка вздыбилась между под¬
тяжками, а тонкую шею он скривил набок. В другой руке Ларри
держал воротничок.
— Он жив? — хрипло выдавил из себя Ларри. — Скажи, ведь
он жив?
— Нет.
— Сэм мертв?
— Можешь сам в этом убедиться.
336

—	Но ведь это невозможно! — Чейз придерживал Сандерса
одной рукой, а другой, с воротничком, размахивал перед ним. —
Он не мог, он ничего такого не имел в виду!
—	Кто не имел в виду?
—	Не имеет значения. Ответь мне только одно: как он умер,
от чего?
—	Успокойся и не дергай меня, не то я упаду с лестницы.
Отодвинься, черт возьми! Сердечный приступ, так, по крайней
мере, это выглядит.
—	Приступ?
—	Да или, возможно, инфаркт. Если сердце слабое, оно попросту
в один определенный момент останавливается. Отодвинься, прошу
тебя! — Сандерс оттолкнул от своего лица руку с воротничком. —
Ты же слышал, он сам говорил о сердечном приступе. В каком
состоянии было его сердце?
—	Его сердце? — с облегчением повторил Ларри. — Не знаю.
Вероятнее всего, очень слабое. Наверное. Бедняга Сэм. Спроси
Минну, она должна знать. Спроси у Минны!
Викки медленно подошла к ним.
—	Слушайте меня внимательно и делайте, что я велю, —
обратился к ним Сандерс. — Останьтесь здесь, ни к чему не
прикасайтесь и не разрешайте это никому делать. Я через минуту
вернусь.
Он подошел к Минне, мягко завел ее в комнату и закрыл за
собой дверь.
Минна не сопротивлялась, но ноги под ней подгибались, как
будто были из пластилина. Сандерс осторожно усадил ее в кресло.
Она еще не переоделась к ужину. На ней был широкий розовый
халат, достающий до самого пола. Она судорожно сжимала кисти
рук, а бледное неподвижное лицо в обрамлении темных волос было
похоже на трагическую маску. На рукаве халата виднелись пятна,
похожие на стеарин. Губы у нее посинели, пульс частил. В тот
момент, когда до ее сознания дошло, что Сандерс не пускает ее
к собственному мужу, она начала отчаянно сопротивляться.
— Прошу вас, успокойтесь. Мы уже ничего не можем сделать.
— Неправда, он жив! Жив! Я сама видела...
— К сожалению...
— Но вы ведь должны знать! Вы же врач! Вы бы знали, если бы...
Сандерс молча склонил голову.
Вся дрожа, она откинулась в глубоком кресле. Казалось, испуг
уступил место боли. Она старалась взять себя в руки. В ее больших,
полных грусти глазах медленно появились слезы.
— У него было слабое сердце?
— Что вы сказали?
— Правда, что у него было слабое сердце?
337

— Да, он всегда... нет, нет! — воскликнула Минна, придя в
себя и глядя на доктора. — У него было совершенно здоровое
сердце. Только неделю назад его обследовал доктор Эйдж. Думаю,
мало кто имел такое здоровое сердце, как у Сэма. Но какое это
имеет значение теперь? Я не дала ему двух чистых носовых платков.
Это было последним, о чем он меня просил...
— Что же произошло?
— Не знаю, не знаю, не знаю!!!
— Почему вы кричали?
— Прошу вас, оставьте меня.
В Сандерсе нарастало чувство жалости. Он ласково положил
руку на плечо Минне.
— Сожалею, но необходимо уладить несколько дел. Нужно
послать за врачом, лучше всего вызвать домашнего врача. И еще
сообщить в полицию. — Он почувствовал, что под его рукой
внезапно напряглись мышцы Минны. — Расскажите мне, как это
случилось, я всем займусь.
— Да, да, вы правы. — Слезы заливали ее лицо, щеки тряс¬
лись.— Вы очень добры ко мне. Я все вам расскажу.
— Что случилось?.. Сэм был в моей комнате...
Спальня Минны, где они оба сейчас находились, несмотря на
множество мелочей, была не очень уютной. Это подчеркивала
весьма скромная меблировка. Небольшая ванная комната соединяла
ее спальню со спальней мужа. Все двери были открыты. Минна
выпрямилась, вытерла лоб ладонью и дрожащими пальцами пока¬
зала в направлении спальни Сэма.
— Он был там, как раз кончил переодеваться. Я сидела за
туалетным столиком у себя в комнате, • еще не подготовилась,
потому что перед этим помогала ему. Все двери были открыты.
Сэм сказал: «Я иду вниз». Это были его последние слова. Я ответила:
«Хорошо, дорогой». — Это воспоминание вызвало новый поток
слез, хотя глаза’Минны оставались неподвижными.
— Что же случилось дальше?
— Я услышала скрип закрывающейся двери, которая ведет из
его комнаты в холл.
Она замолчала.
— Продолжайте, пожалуйста.
— Я не была уверена, дала ли ему два носовых платка, о
которых он меня просил. Вы знаете, один должен лежать в кармане,
а другим пользуются по прямому назначению.
— Понимаю.
— Я хотела его спросить. Встала из кресла и надела халат. — Каждое
свое действие она иллюстрировала жестами. — Пошла... туда и открыла
дверь в холл. Я думала, что он уже внизу. Он стоял у лестницы,
повернувшись ко мне спиной. Он словно танцевал и спотыкался.
338

—	Танцевал и спотыкался?
Прошло несколько секунд, прежде чем она заставила себя ответить.
—	Мне так показалось. Потом он упал на перила. Я думала,
он упадет вниз, и закричала. Я знала, что он умирает.
—	Как вы могли об этом знать?
—	Я это чувствовала.
—	Что же дальше?
—	Это все. Вы выбежали из своей комнаты. Я услышала, что
вы сказали Ларри.
—	Вам нужно успокоиться. Я сделаю все, что нужно. Прилягте.
Скажите, вы видели еще кого-нибудь в холле?
—	Нет.
—	Сколько времени могло пройти с того момента, когда вы
услышали последние слова мужа, и до того момента, когда увидели
его в холле?
—	Около минуты. Зачем вам нужно это знать?
—	Я просто соображаю, как долго это могло длиться.
У Сандерса создалось впечатление, что мысли Минны устре¬
мились в каком-то неведомом направлении. Он не мог понять
меняющегося выражения ее лица. Презрение к себе самой? При¬
нятие какого-то решения? Она не смогла совладать со своими
чувствами, и произошел новый взрыв.
—	Не могу лежать! — разрыдалась она. — Не хочу лежать!
Хочу быть рядом с ним!
—	Минуточку... Вот так. Теперь вам будет удобнее.
—	Не будет!
—	Ну вот, уже хорошо, — мягко сказал Сандерс. Он стащил
с кровати покрывало и укрыл им Минну. — Я сейчас вернусь.
Он пытался быстро сообразить, где можно найти снотворное
или успокоительное. При чрезмерной возбудимости Минны, которая
временами превращала ее в клубок нервов, такие вещи должны
быть в доме. Доктор хотел, чтобы Минна приняла лекарство, прежде
чем начнет думать о Германе Пеннике. Он вошел в ванную комнату
и зажег свет. Это было маленькое, немного влажное помещение.
Здесь находились ванна, вешалка для полотенец, умывальник и
аптечка. В полной флакончиков и таблеток аптечке он обнаружил
картонную коробочку с морфином. На коробочке был наклеен
рецепт с подписью доктора Д. Л. Эйджа. Сандерс взял две таблетки.
Он закрыл аптечку и вдруг увидел в зеркале свое собственное
лицо.
—	Нет! — сказал он вслух. Положил таблетки на место и
вернулся в спальню. Минна лежала неподвижно, чуть приоткрыв
глаза, под которыми появились темные пятна.
—	Я буду рядом, — заверил ее Сандерс. — Вы можете мне
назвать имя врача вашего мужа?
339

— Нет... да. Местного? — Она старалась говорить отчетливо.—
Доктор Эйдж. Ему можно позвонить по номеру Гровтоп, 62.
— Гровтоп, 62. Может быть, погасить свет у кровати?
— Нет!
Он отдернул руку от выключателя, но это движение не было
связано с возбужденным голосом Минны. Сандерс заметил предмет,
который усилил его инстинктивный страх перед любым лекарством
в доме Констеблов. Возле кровати стоял ночной столик. Рядом
письменный стол с лампой, под которой лежали блокнот, несколько
заточенных карандашей и вырванных страничек. Кончики всех
карандашей были изгрызаны, на них виднелись следы острых зубов.
Под столом и позади него на расстоянии протянутой руки от
кровати было несколько полок с книгами. Между Оксфордским
словарем синонимов и толстым блокнотом с газетными вырезками
Сандерс увидел более высокий, тонкий, с переплетом из искус¬
ственной кожи альбом. Вдоль корешка альбома была наклеена
полоска бумаги с отчетливо написанным названием «Новые способы
совершения убийств».
Сандерс тихо вышел в холл. Викки и Ларри ждали его, уже
успокоившись, отвернувшись от тела, лежащего у перил.
— Ну как? — спросил Чейз. В левой руке он по-прежнему
держал смятый воротничок.
— Ты знаешь, где в этом доме все находится. Позвони доктору
Эйджу, номер Гровтоп, 62, и попроси его приехать как можно
быстрее. В полицию пока сообщать не будем.
— В полицию? Что ты имеешь в виду, старина?
— Заранее ничего не могу сказать. Однако вовсе не надо быть
телепатом, чтобы догадаться, что я имею в виду. Кстати, раз уж
речь зашла об этом, а где Пенник?
Викки и Ларри с беспокойством посмотрели друг на друга.
Кроме тиканья часов и рыданий Минны, во всем доме не было
слышно никакого шума.
— Я пойду к ней, — нервно предложила Викки, но Сандерс
остановил ее.
— Погодите. Нам нужно созвать, если можно так сказать,
военный совет, потому что, судя по всему, каждому из нас придется
отвечать на много вопросов. Мне казалось, крик Минны способен
был услышать даже глухой. Где Пенник?
— Почему ты так на меня смотришь? — разозлился Ларри. —
Откуда мне знать, куда он подевался?
— Потому что ты остался с ним внизу, когда все мы пошли
переодеваться.
— Ах вот оно что! Я провел в его обществе лишь несколько
минут, и с тех пор прошло уже полчаса. Я отвел его в кухню и
посоветовал приниматься за работу. Потом пошел к себе в комнату
340

и все время оставался там. Какой ты назвал номер? Гровтоп, 62?
Доктор Эйдж? Хорошо, сейчас я ему позвоню.
Он повернулся и чуть не споткнулся о тело Сэма Констебла.
Так он простоял несколько секунд, а потом большими прыжками
помчался вниз по лестнице. Викки смотрела прямо перед собой с
непроницаемым выражением лица. Она шагнула вперед, но Сандерс
вторично остановил ее.
— Будет лучше, если вы позволите мне пойти к Минне. Эта
несчастная женщина так плачет...
— Выслушайте меня внимательно, — сказал подчеркнуто серь¬
езно Сандерс. — Я вовсе не собираюсь вами командовать, но
поверьте, сам уже неоднократно был замешан в уголовные дела. —
Если быть честным, это произошло лишь однажды, но воспоминания
преследовали его до сих пор. — Поэтому я знаю, что, если не
говорят правду с самого начала, это приводит к массе неприятностей.
'Вы можете мне ответить на один простой вопрос?
— Нет.
— Но...
— Нет, я не буду отвечать. Я иду к Минне... — она замолчала,
ее голубые глаза стали веселыми при виде огорченного лица док¬
тора.— Ну, ладно. Что это за вопрос?
— Когда вы залезли ко мне в комнату... что вас так напугало?
Пенник? Он был в вашей комнате?
— С чего вы взяли? Нет!
Сандерс облегченно вздохнул.
— В таком случае все в порядке.
— Почему вам пришло в голову, что Пенник был в моей
комнате?
— Мне показалось. Это неважно.
— Наоборот, это очень важно. — Лицо Викки покрылось ярким
румянцем. — Вопреки тому, что вы думаете, это очень важно.
Почему вы подозревали, что Пенник был у меня в комнате? Почему
именно я, по каким-то совершенно необъяснимым причинам, вызываю
у людей подозрение? Вначале Ларри, потом Сэм и, наконец, вы.
— Мы подозреваем не вас, а, скорее, самих себя.
— Я не совсем понимаю.
— Извините, что я об этом говорю. В данных обстоятельствах...
— Ах, Сэм не услышит вас. Он умер.
— Я хочу лишь сказать...
— Это вы должны меня извинить, — перебила она изменив¬
шимся голосом. Она поднесла к губам и прикусила зубами указа¬
тельный палец. После всего происшедшего ее нервы стали сдавать,
она была готова расплакаться. Сандерс, однако, настаивал на своем.
— Я должен знать, что вас так напугало. Вероятнее всего,
здесь есть какая-то связь с этим. — Он кивнул в направлении
341

неподвижного тела Констебла. — Он мертв и не может нас услы¬
шать, как вы сами это сказали.
— Я знаю, вы считаете меня упрямой. Правда? — спросила
Викки, глядя Сандерсу прямо в глаза. — Вы забыли, где я работаю.
Вы забыли, что я знаю о случаях внезапной смерти столько же,
сколько и вы. Наверняка вы не обратили бы на меня внимания:
я всего лишь одна из рядовых сотрудниц, которые помогают юристам
готовить уголовные дела. Но я не хочу ничего об этом знать! Не
хочу! — Она прикоснулась к его руке. — Почему вы спросили,
был ли у меня Пенник?
— Давайте перейдем туда. — Сандерс провел Викки в открытую
дверь ее комнаты. — Наклонитесь и загляните под туалетный
столик. Вы видите, что лежит на полу? Белый поварской колпак.
— Ну и что?
— Миссис Констебл предложила Пеннику надеть именно такой
колпак. Поэтому я подумал... — Он замолчал, потому что Викки
посмотрела на него с таким выражением лица, будто не доверяла
собственным ушам. — Вероятнее всего, это ничего не значит. Одна
из моих туманных версий. Если вы утверждаете, что Пенника
здесь не было, так, значит, не о чем и говорить.
— Этот скромный, маленький человечек?
— Вам так кажется. Интересно, где сейчас находится этот
скромный, маленький человечек?
Толстый ковер приглушал топот Ларри, прыгающего сразу через
две ступеньки. Он запыхался.
— Доктор Эйдж сейчас приедет, — сообщил Ларри. Он сжал
длинными, сильными пальцами колонну. — Послушай, Джон, мо¬
жет быть, с моей стороны это просто паника, но я считаю, нам
следует вызвать полицию.
— Нам некуда спешить. А почему ты так считаешь?
— Во-первых, доктор Эйдж сказал, что у Сэма было здоровое
сердце. А во-вторых, Пенник...
— Ты его видел?
— Если быть точным, — Чейз еще сильнее сжимал колонну, —
я его не видел. Но можете не опасаться, он там, внизу. И к его
бессмысленной болтовне не следует относиться слишком серьезно.
Я заглянул в столовую. Дверь в кухню закрыта, но Пенник на¬
ходится там. Я слышал, как он насвистывал и перемешивал салат
в деревянной миске или что-то в таком роде. Да, в столовой все
готово: яркий свет, фарфор и серебро, любимые ирландские сал¬
фетки Минны, цветы в вазе. Но стол накрыт только на пять
персон.

Часть вторая
НОЧЬ
«Ист Суррей Морнинг Мессенджер»
30 апреля 1938 года
СМЕРТЬ МИСТЕРА С. X. КОНСТЕБЛА
Всем многочисленным друзьям мистера Самюэля Хобарта Кон¬
стебла, владельца Форуэйса, со скорбью мы сообщаем о его вне¬
запной кончине. По имеющимся у нас сведениям, мистер Констебл
скончался от сердечного приступа. Мистер Констебл, пятидесяти
шести лет, был сыном сэра Лоуренса Ч. Констебла, владельца
текстильных фабрик. Он обучался в Хэртонби, а также в колледже
Саймона Магуса в Кембридже. После первого курса решил посвя¬
тить себя государственной службе. Он сделал карьеру, достойную
лучших традиций нашей Империи. После смерти отца в 1921 году
отошел от активной деятельности. В 1928 году женился на мисс
Вильгельмине Райт, более известной широкому кругу ее читателей
под псевдонимом Минны Шилдс. Детей после себя не оставил.
«Лондон Ивнинг Гриддл»
30 апреля 1938 года
Загадочная смерть мужа писательницы — автора приключен¬
ческих романов! Что было причиной смерти? Решит ли эту загадку
полиция?
Наш специальный корреспондент Рэй Додсуорт сообщает:
Сэм Констебл, богатый муж писательницы, автора приключен¬
ческих романов, Минны Шилдс, потерял сознание и умер вчера
вечером на глазах у многочисленных друзей, собравшихся в его
загородном поместье в Суррее.
Какова причина смерти?
Вначале причиной считали инфаркт. Однако доктор Д. Л. Эйдж
отказался выдать свидетельство о смерти. Коронер распорядился
произвести вскрытие, которое было сделано сегодня утром доктором
Эйджем при участии известного патолога доктора Джона Сандерса.
После вскрытия оба врача провели консультацию, которая длилась
около семи часов.
343

Почему?
Похоже на то, что они не смогли установить причину смер¬
ти. Ни один из внутренних органов покойного не был повреж¬
ден.
— Имеется ли в связи с этим у врачей какая-нибудь версия? —
С этим вопросом мы обратились к начальнику полиции графства
Суррей полковнику Ф. Г. Уиллоу.
— Это загадочный случай, — признал полковник. — В насто¬
ящий момент я больше ничего не могу добавить.
— Но может ли человек умереть без всякой причины?
— В настоящий момент мне нечего больше добавить к сказан¬
ному, — повторил полковник Уиллоу.
Журналистам не разрешили задать вопросы гостям, приехавшим
провести уик-энд в Форуэйсе, охваченной скорбью загородной вил¬
ле, где произошла загадочная смерть.
«Лондон Ивнинг Гриддл» (в том же номере)
В последнюю минуту!
В связи с таинственной смертью Самюэля Хобарта Констебла
в Гровтоп, графство Суррей, направляется инспектор Скотленд-
Ярда Хэмфри Мастерс.
Глава 6
Воскресным утром, когда даже природа, казалось, пробуждается
позже, сонный свет падал в открытую дверь гостиницы «Под черным
лебедем», расположенной между Гилфордом и Гровтопом, где доктор
Сандерс сидел у открытого окна в общем зале, попивая кофе и
щуря глаза на солнце. В утренней тишине со двора позади гостиницы
отчетливо доносился шум домашней птицы. Вдруг громко подъехал
автомобиль, и Сандерс с облегчением увидел широкое, добродушное
лицо инспектора Мастерса.
— Привет, сэр! — Мастерс бодро влетел в зал и стал с явным
удовольствием трясти руку Сандерса. — Добрый день! Прекрасное
утро, а?
— Нам это сильно поможет.
Несмотря на то, что инспектор любой ценой старался выглядеть
веселым, от такого приветствия его энтузиазм несколько угас. Он
присел.
— Кофе? С удовольствием выпью. Доктор, клянусь Богом, вы
выглядите так, будто совершенно потеряли интерес к жизни!
— Так оно и есть, наверное.
344

—	Ну, ну, не отчаивайтесь! — воскликнул Мастерс. Он энер¬
гично начал размешивать принесенный ему кофе. — Как ваши
дела, сэр? Есть ли какие-нибудь новости от мисс Блайстон? Надеюсь,
она в добром здравии?
—	Насколько мне известно, в прекрасном, — пробурчал Сандерс,
окинув Мастерса таким ледяным взглядом, что тот вытаращил
глаза, а на лбу у него проступили кирпичные пятна. Инспектор
внимательно поглядел на своего собеседника, придвинулся к нему
поближе вместе со стулом и перешел на конспиративный шепот.
—	Что случилось, сэр? Не совсем понимаю, почему вы так
меня оборвали, когда я спросил о мисс Блайстон? Конечно, это
меня не касается...
—	Извините, я не хотел вас обидеть.
—	Ну что ж, в таком случае перейдем к более важным делам.
Вы попросили меня приехать сюда, и вот я здесь. Однако вы,
доктор, знаете лучше, чем кто-либо другой, что у меня есть свои
собственные обязанности. А моя первая обязанность — поехать в
Гровтоп и доложить о своем приезде комиссару полиции. Таковы
правила игры. Так зачем вам понадобилось со мной встретиться
перед этим?
—	Потому что я не хочу, чтобы вас на месте хватил удар, —
прямо сказал Сандерс. — Решил, что маленькое предостережение
не помешает.
—	Неужели дела так плохи?
—	Да.
—	О Господи, — пробормотал Мастерс, — опять какое-то темное
дело. А впрочем, все равно. Я такого насмотрелся за последние
несколько лет, что меня невозможно еще чем-нибудь удивить, и
если вы так не считаете, то глубоко заблуждаетесь. — Было заметно,
что, несмотря на эти слова, его все больше охватывает тревога. —
Кроме того, к чему весь этот шум? Из того, что мне известно,
вытекает, что повода для беспокойства нет. Жена мистера Констебла
видела, как ее муж вышел из спальни и направился к лестнице.
В холле с ним случился сердечный приступ, он упал и через
несколько минут умер. Так?
—	Так, если говорить о фактах.
—	А если... — Мастерс оборвал фразу и искоса наблюдал за
доктором. — Может быть, вам известно больше?
—	Ненамного больше. Причем ничего запутанного в этом нет.
В пятницу вечером в Форуэйсе находилось шесть человек: мистер
и миссис Констебл, мисс Виктория Кин, мистер Лоуренс Чейз,
мистер Герман Пенник и я. Непосредственно перед смертью Са¬
мюэля Констебл переодевался к ужину в своей спальне, которая
имеет общую ванную комнату со спальней его жены. Миссис Кон¬
стебл переодевалась у себя в комнате. Мистер Чейз занимался тем
345

же у себя. Мисс Кин и я беседовали у меня в спальне. Все эти
комнаты расположены на одном и том же этаже с трех сторон
прямоугольного холла. Герман Пенник в кухне готовил для нас
еду. Примерно без двух минут восемь мистер Констебл сказал
своей жене, что он уже оделся и спускается в столовую. Когда он
закрывал за собой дверь, миссис Констебл вспомнила, что, воз¬
можно, забыла дать мужу два чистых платка, которые он просил.
Она открыла дверь в холл. Их комнаты находятся напротив лест¬
ницы. Самюэль Констебл стоял в холле, повернувшись к жене
спиной. Точнее говоря, он не стоял. Минна Констебл сказала, что
ее муж «словно танцевал и спотыкался».
Мастерс вынул и положил на стол блокнот. Его маленькие
глазки выражали сосредоточенность. Он интуитивно чувствовал,
что за последней фразой что-то скрывается, но не очень понимал
что.
— Танцевал и спотыкался? Что она хотела этим сказать?
— Она не могла или, возможно, не хотела выразиться
точнее.
— Что же было дальше, доктор?
— Он упал вперед на перила, Минна начала кричать. Я выбежал
в холл буквально через две секунды. Констебл наклонился через
перила, его поднятая вверх левая рука судорожно дергалась. Было
похоже, что в любой момент он может упасть вниз через перила.
Он упал на пол и умер через секунду после того, как я к нему
подбежал.
— От чего он умер? — резко спросил инспектор.
— Сначала я думал, что это сердце. Очень характерные сим¬
птомы — внезапная боль, падение, судороги, резкое понижение
температуры и влажность тела. Ранее в тот же вечер Констебл
говорил что-то о сердечном приступе так, как будто опасался его.
Однако мне не понравились расширенные зрачки. Поэтому я спро¬
сил у миссис Констебл, в каком состоянии было сердце ее мужа.
Она не смогла ответить ничего конкретного. Ситуация казалась
достаточно простой — наверное, вы со мной в .этом согласитесь, —
однако лишь до тех пор, пока я не поговорил с доктором Эйджем,
врачом Констебла.
— И что же он сказал?
— Что сердце у покойного было такое же здоровое, как ваше
или мое. Он был попросту ипохондриком. Но это не все. При
вскрытии оказалось, что все органы умершего в прекрасном состо¬
янии. Мы не обнаружили ничего, что бы могло указать на причину
смерти.
— Но обнаружите?
— Не понимаю.
Мастерс недоверчиво присвистнул.
346

—	Может, это и плохо выглядит, но я не вижу повода уст¬
раивать панику. Врачи всегда что-то темнят, сомневаются в причине
смерти.
—	Повторяю, мы не обнаружили ничего, что могло бы явиться
причиной смерти. Поймите, наконец, своей упрямой головой, что
сказанное мной очень важно! И кроме того, врачи не темнят!
—	А как насчет ада? — предположил Мастерс таким тоном,
как будто делал честное деловое предложение.
—	Нет!
—	Наверняка?
—	Да. Разве что вам известен какой-нибудь таинственный ад,
которого не знает наука, но я вам все равно не поверю. — Сандерс
как бы нехотя улыбнулся. — Готов поспорить с вами на все, что
угодно, что причиной смерти Констебла не был яд в жидком,
твердом или газообразном состоянии. Мы с доктором Эйджем про¬
мучились несколько часов, и если мы упустили хоть один из
методов исследования, я бы очень хотел о нем услышать. Нет,
этого быть не может.
Инспектор задумчиво почесал подбородок. Выражение лица было
подозрительным — он явно встревожился.
—	Что-то здесь не так, — заявил он. — Всегда остается ка¬
кой-нибудь след в организме, так ведь? В конце концов, что-то
же должно было заставить его умереть. Не может же человек
умереть просто так, ни с того ни с сего.
—	Может.
—	Доктор, я, наверное, ослышался?
—	Вовсе нет. Могу назвать вам по меньшей мере три случая,
когда совершенно здоровый человек может умереть без видимой
причины.
—	Не может быть!
—	Почему?
—	Потому... О Господи! — взорвался Мастерс. Он встал и,
нервно позванивая монетами в кармане, уставился в залитое сол¬
нечным светом окно. — Хорошенько бы мы выглядели! Спраши¬
вается, что бы случилось с полицией, если бы люди начали умирать
без всякой причины и не оставалось бы даже ничтожного следа
от того, что их убило...
—	Ну вот, уже теплее, Мастерс, хотя в самую точку мы еще
не попали. Если ситуация сильно осложнится, вы можете передать
прессе объяснение, которое я написал. Предупреждаю, оно не мое,
а человека, который является авторитетом в этой области. Это
цитата из «Теории и практики судебной медицины» Тейлора, так
что можете отбросить всякие сомнения. — Сандерс склонился над
листом бумаги, покрытым его аккуратным почерком. — «Не име¬
ющие специального научного образования убеждены, что человек
347

не может умереть внезапно, если только его организм не получил
смертельную рану — т.е. видимое механическое повреждение одного
из органов или жизненно важных кровеносных сосудов. Понятие
это ошибочно, так как смерть может наступить в результате на¬
рушения функции жизненно важного органа без видимого изме¬
нения его строения». — Он отодвинул лист. — Здесь изложено
главное. Повторяю, могу назвать хотя бы три случая, когда человек
может умереть внезапно без какого-либо следа причины смерти
как внутри, так и снаружи.
Мастерс буквально набросился на него, как терьер.
— Позвольте! Вы сказали «умереть внезапно». Это значит убий¬
ство?
- Да.
— Ага, — буркнул инспектор. Он снова сел. — Не буду скрывать,
с каждой минутой я узнаю все больше и больше нового. Однако
когда я разговариваю с вами или сэром Генри Мэрривелом, то
всегда чувствую себя немного не в своей тарелке. Так вы говорите,
три случая? Я вас слушаю.
— Первый. Известны случаи почти внезапной смерти в резуль¬
тате неожиданного удара в верхнюю часть желудка или живот.
Он воздействует на нервную систему или солнечное сплетение.
При этом не оставляет внешней раны и повреждений внутри ор¬
ганизма. А это значит, что нет ни малейших следов причины
смерти.
— Секундочку! — Мастерс нервно ерзал на стуле. — Не хотите
же вы сказать, что человека можно убить неожиданным ударом в
желудок?
— Я бы не сказал, что это лучший способ. Либо да, либо нет.
Но дело в том, что такие случаи имели место. Если вы проделаете
это без свидетелей и жертва умрет, никто и ничто на свете не
прояснит настоящую причину смерти.
— Стало быть, именно так это выглядит? — Мастерс переже¬
вывал полученную информацию. — А второй способ?
— Случается, люди умирают от сотрясения мозга, причем следов
причины смерти нет. Внезапный удар по голове, и жертва умирает
на месте или немного позднее, не приходя в сознание. Конечно,
может остаться след от удара или будет поврежден череп, а воз¬
можно, и нет. Бывают случаи, когда после такого удара в мозгу
не остается повреждения или разрыва кровеносных сосудов, а ос¬
тальные органы умершего в прекрасном состоянии. И все же человек
внезапно умер.
— Так. А третий способ?
— Нервный шок, вызванный испугом или чем-то неожиданным.
В большинстве случаев в качестве причины смерти называют пре¬
кращение работы сердца. И не фыркайте, у этого факта имеется
348

солидное научное обоснование. Есть еще множество других спосо¬
бов, однако ни один из них не подходит к нашему случаю.
(Перечитывая эти заметки, я пришел к выводу, что поступил
бы нечестно, если бы не дополнил их информацией о том, что
мистер Констебл не был убит при помощи какого-либо механи¬
ческого устройства, действующего в отсутствие убийцы. При¬
сутствие человека, виновного в смерти, было обязательным при
использовании данного способа. Читатель предупрежден. — Док¬
тор Джон Сандерс).
Например, люди умирают от электрошока, и при этом не ос¬
тается никаких следов. Конечно, такая мысль первой приходит в
голову в доме, напичканном электрическими приборами. Однако
Констебл не находился в радиусе действия такого рода приборов;
к тому же сила тока была слишком мала для того, чтобы поразить
смертельно. Кроме того, дело в том, что электричество убивает
мгновенно, в доли секунды. Существуют также определенные пре¬
параты, например инсулин, которые очень трудно обнаружить при
внутримышечном введении. Однако, полагаю, при вскрытии мы
ничего подобного не упустили из виду. В этом вы можете быть
уверены. Вот и все, что я могу для вас сделать, прежде чем пробьет
час бури. Хорошо сказано, не так ли?
Уже в течение нескольких минут Мастерс, полуприкрыв глаза,
неуверенно поглядывал на собеседника. На лице его появился кир¬
пичный румянец.
—	Не сердитесь, доктор, — успокаивающе произнес Мастерс. —
Вы хорошо себя чувствуете?
—	В общем-то да.
—	Я очень рад, потому что не могу понять, что вас угнетает.
Вы подробно объяснили всю эту историю. Чего же больше? Проверим
только, правильно ли я все понял. Мистер Констебл мог умереть
от удара кулаком в желудок. Либо от удара тупым предметом по
голове. Либо от шока: кто-то высунулся из-за угла и сказал:
«Бу-у!». Если позволите, — сказал Мастерс тоном, полным сар¬
казма, — воспользуемся научной терминологией и этот последний
случай назовем «необъяснимое прекращение работы сердца». Вы
перечислили три способа, которые могли привести к смери Самюэля
Констебла. Так?
—	Так.
— Отлично. И вы полагаете, что его убили с заранее обдуманным
намерением?
— Скорее всего, именно так.
— Внимание! — Мастерс нацелил на Сандерса указательный
палец. — Никаких решений до полного ознакомления с фактами,
молодой человек! Но обсудить их можно. Итак, Констебл сказал
жене, что идет на ужин и вышел в холл?
349

- Да.
— Сколько времени прошло с того момента, когда миссис Кон¬
стебл в последний раз говорила с мужем, до того, когда она открыла
дверь и увидела, что он не может устоять на ногах?
— По ее словам, около минуты.
— Около минуты. Кто-нибудь выглядывал в холл до того, как
миссис Констебл закричала?
— Нет.
— Значит, целую минуту он был один.
— Логично.
— Предположим, — продолжал Мастерс, — что убийца ждал его
там. Предположим, он напал на Констебла, когда тот вышел из
комнаты. Ударил его в желудок или по голове. Очевидно, убийце
хватило времени, чтобы быстро спуститься по лестнице или вернуться
в одну из спален, прежде чем миссис Констебл выглянула в холл.
— Наверное, хватало.
— В таком случае...
— Видите ли, — начал объяснять Сандерс, — мы приближаемся
к сути дела. Все это может быть правдой. Выберите версию, которая
вам больше всего нравится. И даже если допустить, что она верна!
то как вы это докажете?
Мастерс вскочил было и попытался что-то сказать, ко ему
удалось овладеть собой. Взгляд его был очень серьезен.
— Вы поняли, о чем я говорю? — настаивал доктор. — Проблема
заключается в том, что нет ничего, что бы указывало на причину
смерти. Вполне возможно, от удара в живот или по голове, что,
в свою очередь, могло произойти в результате несчастного случая,
когда он был один в холле. Выдвигая любую версию, вы не можете
утверждать, что он умер именно так, а не иначе. Его смерть точно
так же могла быть вызвана нервным шоком. Наверное, в медицине
нет ничего более загадочного и непредсказуемого, чем нервный
шок, над которым вы минуту назад посмеивались. Врачам известны
случаи, когда люди умирали при виде железнодорожной катаст¬
рофы, во время слушания новостей по радио или в результате
глупых шуток. Даже от одной мысли, что на них кто-то нападает,
хотя поблизости не было ни души. И поскольку мы не знаем,
отчего умер Самюэль Констебл, вы никогда не сможете ничего
доказать. Если это убийство, то убийца ушел от ответственности
перед законом.
— Но это противоречит здравому смыслу! — задиристо возразил
Мастерс.
— Нет. Так часто бывает.
— Ладно, доктор, посмотрим, что удастся сделать. — Мастерс
силился выглядеть веселым. — Вынужден признаться, мне не нра¬
вится вся эта история с отсутствием доказательств...
350

—	Боюсь, это будет не самая главная ваша забота.
Инспектор подозрительно присматривался к доктору.
—	Знаете, если бы я не был с вами так давно знаком, я бы
не поверил, что за всем этим кроется нечто странное. Вы уверены,
что не идете по ложному пути? Убийство? Из ваших слов следует,
что это мог быть и несчастный случай. Зачем же вы стараетесь
укрепить меня в подозрениях, что Констебл не умер естественной
смертью?
—	Потому что телепат по имени Герман Пенник предсказал,
что Констебл умрет в пятницу вечером около восьми часов. А я
не верю в телепатов.
Приближался полдень, солнце пригревало все сильнее. По улице
в медленном воскресном темпе проехал автобус и, скрипнув тор¬
мозами, остановился. Сандерс посмотрел на часы. Инспектор, вни¬
мательно наблюдавший за ним, шумно вздохнул и вышел из
комнаты. Доктор услышал его голос, ласковый и умилительный,
будто Мастерс объяснялся в любви.
—	Скажите, барышня, — спросил он, — ваш бар в воскресенье
открыт?
Женский голос ответил утвердительно.
—	Будьте столь любезны, — довольно сказал Мастерс, — две
кружки светлого пива.
В этот момент из автобуса на остановке перед гостиницей
вышел Герман Пенник. Сандерсу трудно было объяснить, почему
фигура Пенника показалась ему столь неуместной на улице ма¬
ленького городка тихим воскресным днем. С момента смерти Са¬
мюэля Констебла им овладело чувство, несколько угнетающее его,—
что с каждой минутой личность Пенника становится все более
могучей, как мангровое дерево, выпускающее новые корни, похожие
на щупальца.
Инспектор вернулся, неся две кружки светлого пива. Он вел
себя нарочито беззаботно.
—	Пора слегка утолить жажду, — сказал он. — Ах да,
вспомнил, что я хотел еще спросить. Вы давно видели сэра Генри
Мэрривела?
—	Он приедет сюда вечером.
—	Вот как? Он уже знает об этом деле?
—	Еще нет.
—	О-о-о... — засопел Мастерс от удовольствия, которое вряд
ли можно было полностью объяснить вкусом пива. — Так, значит,
не знает. Такой себе небольшой сюрприз? Ну-ну. Желаю успеха!
—	Я бы хотел вам кое-кого представить. Прошу к нам, —
позвал он Пенника. — Знакомьтесь. Инспектор Скотленд-Ярда
Мастерс. Мистер Пенник, тот самый телепат-уникум. Я попросил,
чтобы он заглянул сюда к нам.
351

Удовольствие инспектора оказалось кратким. Он бросил на Сан¬
дерса укоризненный взгляд, поспешно отодвинул кружку и, как
всегда, внешне спокойный, повернулся к Пеннику.
— Прошу прощения, я, наверное, плохо расслышал...
— Я телепат, как сказал доктор Сандерс. — Пенник не сводил
глаз с инспектора. — Доктор Сандерс сообщил мне, что вы будете
вести это дело.
Мастерс покачал головой.
— Этот вопрос еще не решен. Мне мало известно об этой
истории. Однако, — доверительным тоном сказал он, — если вы
пожелаете поделиться со мной своим мнением об этом деле, строго
между нами, естественно, то это наверняка мне поможет. Прошу,
присаживайтесь. Что будете пить?
Сандерс, отлично изучивший инспектора, знал, что, когда тот
напускал на себя исключительно вежливый и предупредительный
вид, его нужно опасаться, как гремучей змеи.
— Благодарю вас, — ответил Пенник. — Я никогда не пью.
И не потому, что не одобряю это, а просто потому, что алкоголь
плохо действует на мой желудок.
— Для многих людей было бы лучше, если бы они не пили, —
поддакнул Мастерс, с удовольствием глядя на свою кружку. — Но
вернемся к предыдущей теме. Знаете, ведь можно сказать, что
никакого дела вовсе нет. Если мы поднимем шум, а потом выяс¬
нится, что Констебл умер своей смертью, то скандал получится
порядочный...
Пенник слегка скривился и устремил на Сандерса дружелюбный,
но несколько удивленный взгляд. И снова Сандерс представил себе
мангровое дерево, выпускающее щупальца, чувство это было не
из приятных.
— Очевидно, доктор Сандерс мало рассказал вам обо всем этом
деле, — решил Пенник. — Естественно, Констебл умер не своей
смертью.
— Вы тоже в это верите?
— Естественно. Я это знаю.
Мастерс расхохотался.
— Знаете? В таком случае, возможно, вы знаете, кто именно
его убил?
— Конечно, — ответил Пенник, слегка ударив себя рукой в
грудь. — Его убил я.
Глава 7
Именно этот жест, а не слова, заставил Сандерса увидеть в
Пеннике тогда нечто новое, неуловимое. Но что же это было? Его
твидовый костюм был солидным и не бросался в глаза. Мягкую
352

фетровую шляпу и бамбуковую трость Пенник положил на стал.
Он вел себя так сдержанно, что это выглядело неестественно. На
мизинце его левой руки кроваво поблескивал перстень с рубином.
Нельзя было и представить себе большего контраста между этим
драгоценным камнем и маленькой захудалой гостиницей, воскресным
пейзажем с курами. Лучи солнца освещали круглую голову Пенника.
Перстень изменял Пенника — он как бы становился светлее.
Сандерс был настолько увлечен своим наблюдением, что не
заметил выражения лица Мастерса. Однако ему хватило и тона
инспектора.
—	Что вы сказали?
—	Его убил я. Разве доктор Сандерс не сообщил вам об этом?
—	Он ничего мне не говорил. Так, значит, вот почему вы сюда
приехали? — Мастерс выпрямился. — Герман Пенник, хотите ли
вы дать показания в связи со смертью мистера Констебла?
—	Как вам угодно.
—	Должен вас предупредить, что вы не обязаны давать пока¬
зания, но как только вы на это решитесь, что бы вы ни сказали...
—	Я знаю, все будет в порядке, инспектор, — успокоил его
Пенник. Сандерс заметил, как повеселело спокойное до сих пор
лицо Пенника. Однако взгляд его оставался раздраженным. — Не
понимаю, почему доктор Сандерс вам ничего об этом не сказал.
Так же, как не понимаю причины всей этой суеты. Доктор Сандерс
может подтвердить, что я предупредил мистера Констебла в при¬
сутствии его жены и друзей о том, что буду стараться его убить.
Конечно, я не говорил, что смерть его наступит обязательно, так
как не был уверен, удастся ли мкс этот эксперимент. Я заявил
лишь, что попытаюсь это сделать. Не понимаю, почему возникло
недоразумение в связи с этим. Я вовсе не приписываю себе сверхъ¬
естественных способностей, и некто до сих пор, насколько мне
известно, не мог предсказать будущее. Я предупредил, что буду
стараться его убить, и убил. По-моему, здесь все ясно.
—	Господи, — засопел Мастерс, с трудом хватая воздух, —
дайте мне вставить хоть слово! Я должен вас предупредить, что
вы не обязаны давать показания, ко если вы их дадите...
—	Повторяю, инспектор, я знаю, что делаю. Я информирован,'
что могу дать какие угодно показания без всяких для себя послед¬
ствий.
—	Кто вам это сказал?
—	Мой адвокат.
—	Ваш адвокат?
—	Скорее, — поправился Пенник, — мой бывший адвокат
мистер Чейз. После нашей последней беседы он отказал мне в
своих услугах. Думал, я шучу. Но я вовсе не шутил.
— Не шутил?
12 ДжЛЖарр «Сжигающий суд»
353

— Нет. Перед тем как убить Сэма Констебла, я спросил мистера
Чейза, могут ли меня обвинить в убийстве, если бы я убил Констебла
при определенных обстоятельствах. Мистер Чейз ответил отрица¬
тельно. В противном случае я бы этого не сделал. Я ужасно боюсь
замкнутого пространства, мои нервы совершенно его не переносят.
Я бы не стал проводить весь этот эксперимент, если бы знал, что
меня могут посадить в тюрьму.
— Еще бы! А как насчет повешения?
— Вы тоже считаете, что я шучу?
Мастерс откашлялся.
— Спокойно, не будем ссориться. Извините меня, доктор, этот
господин сумасшедший?
— К сожалению, нет, — ответил Сандерс.
— Спасибо, доктор. — Пенник говорил совершенно серьезно.
Однако под его широким носом выступили бледные пятна, свиде¬
тельствующие, по мнению Сандерса, о еле сдерживаемой ярости.
Кровь отхлынула со щек, и все лицо стало похоже на плоскую маску.
— Ну, хорошо. А почему вы не сообщили об этом местной
полиции?
— Я сообщил.
— Когда?
— Сразу после их прибытия в Форуэйс. Я хотел убедиться,
что по закону мне ничего не грозит.
— Как они к этому отнеслись?
— Согласились, что мне ничего нельзя сделать... Что же касается
их личного отношения, то тут совершенно другое дело. Полковник
Уиллоу не моргнул и глазом, на него это не произвело никакого
впечатления. Но у комиссара Белчера не такие крепкие нервы, и,
насколько я понял, лишь мысль о жене и детях удержала его от
того, чтобы сразу сунуть голову в газовую плиту.
Мастерс с трудом владел собой.
— Это правда, доктор?
— Абсолютная правда.
— Почему же, черт возьми, вы не сказали мне об этом?
— Именно это я и делаю, — терпеливо объяснил Сандерс. —
Поэтому я и просил, чтобы вы сюда приехали. Так же, как мистер
Пенник, я вас предупредил. Мне казалось неразумным... мм, вы¬
валивать все сразу.
— А, черт! Так, значит, полиция тоже успела сойти с ума?
— Нет, нет, — заверил его Пенник. — Хотя вначале они были
обо мне того же мнения, что и вы. Согласен с вами, доктор Сандерс
должен был обо всем вам рассказать. Сразу после случившегося
в Форуэйсе я сообщил о своем участии в этом деле доктору и
остальным гостям. Почему-то все присутствующие, за исключением
доктора, смотрели на меня с суеверным страхом. Они даже отка¬
354

зались съесть ужин, который мне с таким трудом удалось приго¬
товить. Я пытался объясниться, но меня не хотели слушать. Я,
конечно, горжусь своим успехом, — кровь снова медленно отхлы¬
нула от его лица, — но я всего лишь человек и вовсе не утверждаю,
что обладаю сверхъестественными способностями. Такие предполо¬
жения являются бессмысленными.
Мастерсу все-таки удалось взять себя в руки. Некоторое время
он размеренно, спокойно дышал, как бы считая в уме до десяти,
а потом поднял голову.
—	Если вы не возражаете, — любезность прямо-таки распирала
инспектора, — может быть, начнем все с самого начала? Вы по-
прежнему утверждаете, что убили Самюэля Констебла?
—	Мне кажется, мы не продвинемся вперед, инспектор^ если вы
не перестанете задавать мне один и тот же вопрос. Да, его убил я.
—	Конечно, конечно! Но как именно вы его убили?
—	А вот это мой секрет. — Пенник задумался. — Я вдруг
начал понимать, какое огромное значение для мира может иметь
моя тайна. Не надеетесь же вы, что я ее выдам?
—	Не надеюсь ли я, что... о Господи!.. Спокойно! Не надо
волноваться... Так, уже лучше. А почему вы его убили?
—	На этот вопрос мне ответить намного легче. Я считал его
грубым тираном, который жестоко обходится со своей женой,
оскорбляет гостей и стоит на пути интеллектуального и морального
прогресса. Мое терпение лопнуло. Это был человек, отсутствие
которого никого бы не огорчило. Я уверен, что доктор Сандерс в
этом согласен со мной, хотя в остальном наши взгляды полярно
противоположны. Именно поэтому я выбрал Констебла в качестве
объекта эксперимента.
—	Эксперимент! — схватился за голову Мастерс. — Давайте
поговорим рассудительно. Как вы это сделали? Каким образом?
Может, вы изобрели новый способ убивать одним-единственным
ударом в желудок? Такой, который никогда не подводит, естест¬
венно. Или бьете по голове тяжелым предметом? А может быть,
это новый способ так напугать человека, что он сразу отправляется
на тот свет?
—	Так, значит, вы слышали о некоторых признаваемых наукой
возможностях, — констатировал Пенник, бросив быстрый взгляд
на Сандерса.
—	Какой же из этих способов вы использовали?
—	Определить это я предоставляю вам, — улыбнулся Пенник.
—	Вот как? Значит, вы признаетесь, что воспользовались одним
из этих способов?
—	Как раз наоборот. Я не воспользовался ни одним из них,
вернее, если быть точным, воспользовался, но только в определен¬
ном смысле.
355

— В определенном смысле? Что вы хотите этим сказать?
— То, что я использовал оружие, которое может поразить, а
при должном применении убить. Если вам требуется точное опре¬
деление, назовем это телефорс — физическая сила, действующая
на расстоянии, сила, могущая стать орудием уничтожения. До сих
пор я не отдавал себе отчета в том, — лицо его, как и раньше,
когда он волновался, побледнело, — насколько она могуча. Я очень
устал, инспектор. И не тяните меня дальше за язык. В общем,
это та самая сила, которая сейчас позволяем мне читать ваши
мысли.
— Стало быть, вы знаете, о чем я сейчас думаю? — спросил
Мастерс, наклонив голову.
Пенник едва заметно улыбнулся.
— Конечно. Вы думаете о моей преждевременной смерти. Это
понятно каждому, кто к вам приглядится. Однако то, о чем я
говорил, относилось к вашим скрытым мыслям, которые вы ста¬
раетесь отогнать. Под маской искусственного веселья вы прячете
тревогу. У вас есть ребенок — дочь, если я не ошибаюсь, которая
завтра должна лечь в больницу для удаления аппендикса. У нее
очень слабое здоровье, и вы так волнуетесь, что всю ночь не спали.
Мастерс покраснел и тут же побледнел. Сандерс никогда не
видел у своего старого приятеля такой гримасы.
— Вы ему об этом сказали?! — взорвался инспектор.
— Но ведь я об этом ничего не знал, — возразил Сандерс,
положив руку ему на плечо. — Я очень сочувствую.
— Но ведь это правда? — настойчиво допытывался Пенник. —
Поверьте мне, рано или поздно вам придется это подтвердить.
— Будьте столь любезны, оставьте мои дела в покое. Кстати,
скажите, что вы делали в тот момент, когда мистер Самюэль
Констебл был убит?
— Я ждал, когда вы, наконец, зададите этот вопрос, — улыб¬
нулся Пенник.— Давайте выясним все раз и навсегда. Доктор
Сандерс и мисс Кин могут подтвердить, что в пятницу вечером,
без четверти восемь, мистер Констебл был жив и невредим. Он
зашел в комнату доктора, чтобы выяснить причину странного шу¬
ма.— В его словах было столько злости, что Сандерс буквально
почувствовал физическую боль.— Я в это время был внизу. При¬
мерно в это же время раздался звонок у задней двери. Очевидно,
вам известно, что все слуги попали в больницу и в связи с этим
некая миссис Чичестер согласилась приготовить ужин. Я открыл
дверь. Миссис Чичестер пришла вместе со своим сыном Льюисом.
Я сказал, что, если они хотят, могут мне помочь. Они почему-то
очень нервничали.
Здесь вмешался Сандерс. Это был один из эпизодов, которые
меньше всего нравились ему в этой истории.
356

—	Почему бы вам не сказать инспектору, отчего они так
нервничали?
—	Не понимаю.
—	Миссис Чичестер и ее сын расскажут вам, — объяснил
Сандерс, — что, когда мистер Пенник открыл им дверь, он дышал
так, будто пробежал стометровку, а глаза его словно были готовы
выскочить из орбит. За эти пятнадцать минут, до восьми часов,
у него было несколько приступов ярости. В восемь часов, когда
миссис Констебл начала кричать наверху, их нервы не выдержали,
они убежали из дому так, будто их преследовал сатана, и больше
не вернулись.
—	Понятно, доктор, что же дальше? — поторопил Мастерс.
Сандерс глядел на Пенника.
—	Я пытался сообразить, почему он был таким запыхавшимся,
когда открывал им дверь. Может, он был наверху?
—	Нет, не был, — заверил Пенник. — Хотя доктор Сандерс
весьма любезно помог мне в изложении событий. Миссис Чичестер
и ее сын подтвердят вам, что между семью сорока пятью и восемью
часами я не покидал ни кухни, ни столовой. Им это известно
наверняка, так как дверь в столовую была открыта. Доктор Сандерс
же, как врач, может вам сказать, что Констебл умер около восьми.
Полагаю, этого достаточно.
Мастерс уперся руками в бедра.
—	Прекрасное алиби, а?
—	Вы совершенно правы, прекрасное алиби, — улыбнулся Пен¬
ник. — Дорогой инспектор, я знаю английские законы. Вы не
решитесь меня арестовать и даже не получите на это приказа. Вы
не можете применить ко мне допросы третьей степени или даже
временно задержать меня в качестве так называемого «важного
свидетеля»; я упоминал, что ужасно боюсь замкнутого пространства.
К тому же я не свидетель — важный или не важный. Я попросту
убил этого человека. Действительно не понимаю, что вы можете
со мной сделать.
Инспектор обреченно смотрел на Пенника, не в силах что-то
сказать. Пенник взял шляпу и трость. Солнечный свет падал на
его редкие песочного цвета волосы, он выгнул грудь колесом и
вдруг заговорил проникновенным голосом, как будто на него сни¬
зошло вдохновение:
—	Когда в седьмой раз священники трубили трубами, Иисус,
сын Навина, сказал народу: воскликните, ибо Господь предал вам
город1!
Он изо всех сил ударил кулаком по столу.
1 Книга Иисуса Навина, VI, 15.
357

— Господа, благодаря усилиям моего сердца, тела и разума я
освободил энергию неограниченных возможностей. Я вырвал со¬
кровища великой тайны. Доктор Сандерс может подтвердить вам,
инспектор, что нет более таинственной и трудной для исследования
области, чем нервный шок, но я вырвал этот секрет. Прежде чем
почивать на лаврах, я объясню ученым, занимающимся этой про¬
блемой, что их логика — детский лепет, а сами они слепые летучие
мыши и совы. Силу эту нужно использовать для добрых дел. Для
добрых. Всегда, всегда! И как бы высоко вы ни ценили Самюэля
Констебла, никто не почувствует его отсутствия...
— Не приходило ли вам в голову, — прервал его Сандерс, —
что для его жизни это, как вы его назвали, «отсутствие» будет
очень болезненным?
— Его жена! — повторил Пенник.
— Она очень хорошая женщина. Если предположить, что вы
виновны в смерти ее мужа, тот факт, что вы совершенно ее
сломили, не вызывает у вас угрызений совести?
— Если предположить, что я виновен? — удивленно сказал
Пенник, подняв песочные брови.
— Именно так я сказал.
Пенник наклонился вперед, голос его изменился.
— Мне следует это понимать как вызов, доктор?
Наступившую тишину прервал инспектор.
— Спокойно. Только без ссор!
— Вы правы, инспектор, — согласился Пенник, сделав глубокий
вдох. — Прошу извинить меня, доктор. Я должен помнить, что
мне нельзя делать ничего безрассудного или необдуманного. По¬
старайтесь понять меня. Я не претендую на то, что обладаю ка¬
кими-либо сверхъестественными силами; я использую лишь силы
природы, возможности которых хорошо знаю. Я слишком скромен
для таких заявлений. Однако полагаю, что в семи случаях из
десяти им будет сопутствовать успех. Это я подчеркну в беседе с
журналистами...
У Мастерса появился еще один повод для беспокойства.
— Стоп! — прервал он Пенника. — Вы что, собираетесь дать
интервью журналистам?
— Почему бы и нет?
— Вы не можете этого сделать!
— Каким же образом вы собираетесь мне помешать? Они уже
ждали меня в комиссариате полиции. Я обещал приготовить сегодня
сообщение для прессы. Первым ко мне обратился, — Пенник вы¬
тащил из кармана визитную карточку и внимательно на нее по¬
смотрел, — мистер Додсуорт из «Ивнинг Гриддл». Мне сказали,
что эта газета специализируется на скандалах, но это не помеха,
я считаю, что скандалы иногда полезны. Однако там были и жур¬
358

налисты, представляющие так называемую серьезную прессу... Ми¬
стер Бэнкс из «Нью Рекорд», мистер Макбейн из «Дейли Трам-
петер», мистер Норрис из «Дейли Нон-Стоп», мистер О’Брайен из
«Ивнинг Бэннер», мистер Уэстхаус из «Дейли Уайелис». И еще...
где же визитная карточка? Ага, вот она, мистер Кайнстон из
«Таймс».
—	Вам нужна реклама? — выдавил Мастерс.
—	Я не ищу рекламы, однако избегать ее тоже не буду. Если
у прессы имеются ко мне вопросы, я с удовольствием на них
отвечу.
—	Вот как? И вы собираетесь сказать им то, что говорили
здесь минуту назад?
—	Естественно.
. — Вы понимаете, что им не разрешат опубликовать ни единого
слова?
—	Это мы еще посмотрим, — ответил равнодушно Пенник. —
Однако мне бы не хотелось применить открытую мной силу только
для того, чтобы доказать, что я говорю правду. Не вынуждайте
меня это делать. По своей природе я добрый человек и хотел бы
делать только добро. Если я вам больше не нужен, позвольте
откланяться. В случае чего меня можно найти в Форуэйсе. Вооб¬
ще-то миссис Констебл приказала мне оставить ее дом — она
испытывает ко мне маниакальную ненависть, — но в полиции
сказали, чтобы я продолжал там проживать.
—	Говорю вам прямо! Я не разрешаю разговаривать на эту
тему с журналистами!
—	Не глупите, инспектор. До свидания.
С этими словами он надел шляпу и, холодно кивнув Сандерсу,
вышел. В окно они видели, как Пенник направился к автобусной
остановке.
—	Ну? — сказал Сандерс.
—	Он сумасшедший.
—	Вы действительно так думаете?
—	Что же еще остается? — начал размышлять вслух Мас¬
терс.— В этом человеке есть нечто такое, чего я не могу понять.
Признаю это. Клянусь, ни разу в жизни со мной никто еще так
не разговаривал. Я не могу относиться к нему, как к тем психам,
которые приходят к нам и утверждают, что совершили убийство.
Я тысячи раз их видел и скажу вам прямо — он на них не
похож.
—	Ну, хорошо, предположим, — задумался доктор, — только
лишь предположим, Пенник скажет, что в определенный день и
час умрет еще кто-то, на кого он покажет, и это на самом деле
произойдет?
—	Я бы в это не поверил!
359

— Что ж, очень короткий и понятный ответ. А вы представляете
себе, во что всю эту историю может превратить желтая пресса?
Ничего удивительного, что они считают се прекрасным материалом
для своих статей!
— Это меня волнует меньше всего. — Мастерс скептически
покачал головой. — Даже если встанут с ног на голову, нс найдется
газеты, которая опубликует подобную историю; тем более не станет
рисковать, если получит соответствующее распоряжение. Беспокоит
меня другое. Причем беспокоит больше всего. Я думаю, что этот
субъект действительно убил мистера Констебла.
— Вы тоже сошли с ума?
— Нет. Но, доктор, этот тип был абсолютно искренним. Говорю
вам, он в это верил. Такие вещи я чувствую. Я думаю, а вдруг
он изобрел какой-то новый, не оставляющий следов способ убийства.
Ну, например, придумал, как по-новому бить в желудок или...
— Даже если несомненно доказано, что в это время он находился
внизу вместе с миссис Чичестер и ее сыном?
— Нам нужны факты, — упрямо продолжал Мастерс. Он за¬
думался над чем-то, и глаза его злорадно заблестели. — Во всем
этом деле меня радует только одно. Интересно, как к этой истории
отнесется один джентльмен, которого мы оба неплохо знаем? —
На лице Мастерса появилось довольное выражение. — Между нами,
доктор, как вам кажется, что обо всем этом скажет сэр Генри
Мэрривел?
Глава 8
— Чушь! — сказал Г. М.
В те времена, когда строили Форуэйс, были очень модными ниши.
Их занавешивали портьерами и ставили внутрь кушетки с полосатой
обивкой, а на стены вешали кривые турецкие ятаганы. Свет в такой
нише должен быть приглушенным. Все это призвано было создать
таинственную и романтическую атмосферу. В действительности же
этот уголок привлекал лишь влюбленные парочки и пыль.
Именно в таком уголке гостиной в вечерних сумерках сидел
на кушетке сэр Генри Мэрривел, которого подчиненные и друзья
называли «Старик» или Г. М.
Даже Мастерс, который много лет сотрудничал с ним, редко
видел столько злости в его глазах. Сдвинув очки вниз на кончик
носа, он переводил внимательный взгляд своих маленьких умных
глаз с Сандерса на инспектора и обратно. Время от времени он
ерзал на кушетке. Каждое движение поднимало облако пыли, ко¬
торое оседало ему на голову и вызывало поток проклятий. Чувство
собственного достоинства не позволяло ему, однако, пересесть ку¬
да-нибудь, а возможно, ему понравился этот уголок.
360

—	Именно так обстоит дело, — резюмировал Мастерс довольным
тоном. — И что вы на это скажете?
Сэр Генри засопел.
—	Скажу, — задиристо заявил он, — то, что уже говорил,
много раз. Не знаю почему, но Мастерс всегда ухитряется впутаться
в такие проклятые дела, о которых даже я не слышал. Вижу, они
не хотят оставить вас в покое? Казалось бы, раньше или позже
ваши противники устанут выдумывать свои гадкие штуки и выберут
себе другой объект. Но все остается по-прежнему. Не везет вам.
Может, вы знаете почему?
—	Наверное, потому что меня легко охватывает ярость, —
прямо признался Мастерс. — Так же, как и вас.
—	Меня?
—	Да, сэр.
—	Как и меня? Что вы хотите этим сказать? — возмутился
Г. М., высоко подняв голову. — Вы настолько бессовестны, чтобы
предположить, что я, я из всех людей на свете...
—	Да, сэр. Вернее, нет, сэр! Я совсем не это имел в виду.
—	Очень рад.— Г. М. расслабился и с достоинством начал
чистить лацканы пиджака. — В мире хватает заблуждений и дра¬
матических недоразумений. Возьмите для примера меня. Разве они
меня ценят? Ха-ха! Можем поспорить, что нет!
Сандерс и инспектор смотрели на него, широко раскрыв глаза.
Это было какое-то новое настроение, не сама жалоба, конечно, а
угрюмый тон, наводящий на мысль, что тело лишь жалкая оболочка,
которая обратится в прах, а жизнь — это только скучное и без¬
радостное путешествие к смерти.
—	Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете?
—	Как сказать...
—	Я имею в виду, сэр, курс лечения, чтобы похудеть, который
вам рекомендовали; он мог отразиться на вашем здоровье...
—	Я произнес речь... — сказал руководитель отдела военной
разведки сэр Генри Мэрривел, хмуро изучая носки своих ботинок.
Внезапно он разозлился. — Я хотел оказать услугу кое-кому. Я
член совета или нет? Нужно было помочь Скэффи. Именно Скэ4х})и
должен был произнести речь по случаю открытия нового участка
железной дороги где-то на севере. Он заболел гриппом, и я обещал
поехать вместо него. Успех был оглушительным, многие мне за¬
видовали. Правда, на обратном пути произошла, мм... маленькая
неприятность. У нас был специальный поезд, и оказалось, что
машинист мой старый знакомый. Так что я проехался на локомотиве
со стариной Томом Портером. Черт возьми, почему я не мог это
сделать? Потом говорю по старому знакомству: «Слушай, Том,
подвинься, дай я поведу эту развалину». Том мне на это: «А ты
знаешь, как это делается?», а я ему: «Конечно, знаю!» Вы должны
361

признать, что у меня есть склонность к механике, а может, и нет.
Ну тогда Том говорит: «Ладно, только езжай, как катафалк, по¬
тихоньку».
Мастере смотрел на него заинтригованный.
— Надеюсь, вы не пустили поезд под откос, сэр?
— Конечно, нет! — сказал Г. М. таким тоном, как будто
больше всего на свете сожалел об этом. — Я только стукнул
какую-то глупую корову.
— Что вы сделали?
— Стукнул корову, — объяснил Г. М. — А потом они сделали
фото, когда я выяснял отношения с фермером. Скэффи был взбешен.
Вот она, человеческая неблагодарность. Он заявил, что я уронил
престиж... и всегда так делаю, что, конечно, является откровенной
ложью. Последний раз я принимал участие в такого рода торжествах
три года назад в Портсмуте, когда крестил новый минный тральщик.
Разве я виноват, что они слишком быстро спустили его на воду,
и бутылка шампанского ударилась не в борт судна, а попала по
башке мэру. О дьявол, ну почему мне всегда так не везет!
— Потому что все это, сэр... — мягко начал Мастерс.
— Я вам скажу, в чем дело, — пробурчал Г. М., наконец
добираясь до сути дела. — Можете не верить, но до меня дошли
слухи... отвратительные сплетни, что меня хотят посадить в палату
лордов. Они могут это сделать? — обратился он к Мастерсу.
Инспектор чуть заметно улыбнулся.
— Трудно сказать, сэр. Но я не совсем понимаю, как «они»
могут посадить вас в палату лордов только потому, что вы стукнули
корову.
— Я в этом не уверен. — Тон Г. М. говорил о его подозрениях
относительно «их» неограниченных возможностей. — Они все время
повторяют, что я старый, неисправимый грешник. Запомните мои
слова: они под меня копают, и если смогут использовать одну из
моих оплошностей, я окажусь в палате лордов. И как будто мне
этого мало, начинается эта новая история. Я приехал сюда после
тяжких трудов в надежде спокойно отдохнуть, а вы что мне под¬
совываете? Новое убийство. Черт побери!
— Если уж мы заговорили об убийстве мистера Кон¬
стебла...
— Я не желаю об этом говорить, — заворчал Г. М., сплетя
руки на могучем животе. — И совершенно не намерен этим за¬
ниматься. Попрошу прощения у хозяйки и дам деру. Кстати, хо¬
рошо, что ты напомнил мне, а где миссис Констебл, куда все
подевались?
Мастерс огляделся вокруг.
— Не знаю, сэр. Я пришел прямо из комиссариата, но доктор
Сандерс вернулся раньше меня.
362

—	Миссис Констебл, — сказал Сандерс, — лежит в постели в
своей комнате наверху. Мисс Кин у нее. Чейз беседует на кухне
с полисменом, которого оставили там на посту. Пенник исчез.
Сэр Генри, казалось, встревожился.
—	По-видимому, хозяйка очень переживает смерть мужа?
—	Да. Она совершенно ошеломлена. Викки вынуждена была
провести у нее две ночи — в пятницу и в субботу. Но сейчас ей
немного лучше, и она обязательно хочет с вами встретиться.
—	Со мной? Зачем?
—	Потому что она считает Пенника жуликом и вместе с тем
сумасшедшим преступником и уверена, что только вы можете его
разоблачить. Она все знает о ваших громких успехах: деле Энсу-
элла, Хея и многих других. Эта одна из ваших поклонниц. Она
с нетерпением ждет этой встречи, почти ни о чем другом не
говорит. Вы не можете ее подвести.
Сэр Генри подозрительно посмотрел на Сандерса. В его ма¬
леньких глазках появилась сосредоточенность, он поправил очки
и с внезапно разбуженным интересом начал задавать вопросы.
—	Так, значит, она говорит, что Пенник жулик? Но это странно.
Ведь она сама его нашла, уверяла, что он обладает даром телепатии,
защищала его от собственного мужа.
—	Да.
—	Откуда вдруг такая резкая перемена? Когда это произошло?
—	Когда Пенник убил, вернее, сказал, что убил Констебла.
Ну, когда он объявил об этом.
—	Неужели? Возможно, она думала, что эта заслуга принад¬
лежит кому-нибудь другому?
—	Она не утверждает, что ее мнение на что-то опирается, —
развел руками Сандерс.— Говорит только то, что чувствует. Она
хочет разоблачить Пенника. Поэтому я рассчитываю, что вы с
Мастерсом займетесь этим делом и распутаете его. Этот кошмар
длится уже две ночи, и приятным его не назовешь.
Сэр Генри что-то пробормотал себе под нос. Через минуту он
тяжело повернул голову в сторону инспектора.
—	Инспектор, эта история более странная, чем вам кажется.
—	Да уж страннее некуда! Но не забывайте, мы еще не уверены,
было ли это убийством.
— Ах, сынок! Конечно же, это было убийство.
—	Тем не менее...
—	Пенник говорит, что некто умрет до восьми часов. И этот
человек действительно умирает, как по заказу! Господи! Разве в
вашем подозрительном мозгу, который не стал бы доверять даже
собственной матери, наполняющей бутылочку молоком для грудного
ребенка, не мелькнул хотя бы проблеск любопытства относительно
этого странного совпадения?
363

— Вам легко говорить, сэр, — уперся Мастерс. — То же самое
я слышал от доктора и до некоторой степени с этим согласен. Но
встает вопрос, от чего умер Самюэль Констебл, если следов —
кот наплакал. Если говорить о доказательствах, то в худшем по¬
ложении мы еще никогда не были. Разве нс так?
— Так, — легко согласился Г. М.
Он встал с кушетки, засунул большие пальцы рук в карманы
жилета и начал тяжело шагать взад и вперед по гостиной. Его
могучий живот, украшенный большими золотыми часами на це¬
почке, опережал его, полный великолепия, как военный дирижер,
марширующий перед оркестром. Если он и проходил какой-нибудь
курс лечения для того, чтобы похудеть, результаты были ничтожны.
— Ну, ладно,— пробурчал он. — Это можно обсудить. Но
вовсе не значит, что я этим займусь!
— Как хотите. А что вы думаете о нашем приятеле Пеннике? —
подбросил вопрос Мастерс.
Сэр Генри остановился.
— Нет, — ответил он решительно. — У меня нет ни малейшего
намерения говорить, что я думаю, если я вообще что-то думаю, —
слишком много собственных хлопот. При одной мысли, что мне
прикажут нарядиться в графскую мантию, у меня прямо мурашки
по коже бегают! Если это не сплетни, целая стая грифов терпеливо
ждет первого же удобного повода, чтобы засунуть меня в палату
лордов. Я, сынок, должен думать, как мне их перехитрить! Ладно.
Я готов выслушать все, что связано с делом Констебла, но сначала
скажите мне, что вы сами обо всем этом думаете.
Инспектор кивнул.
— Хорошо, сэр. Хочу только заметить, что я человек простой
и в чудеса не верю. Кроме библейских, которые не в счет. Вместе
с комиссаром Белчером мы тщательно изучили каждый, даже самый
незначительный факт. Выводы: Герман Пенник не совершал этого
преступления — если это преступление, — потому что у него для
этого не было никакой возможности. Это во-первых. Далее, сле¬
довало бы определить, кого еще мы можем полностью исключить,
благодаря алиби? Кто еще не мог совершить этого преступления?
Это был чисто риторический вопрос.
— Я не мог, — ответил Сандерс, как этого от него и ожидали. —
Викки Кин тоже. Можем поручиться друг за друга, потому что
были вместе.
— Это проверили, сынок? — поинтересовался Г. М.
— Да, — ответил Мастерс. — Пойдем дальше. Итак, если
мистер Констебл был убит, преступление это могли совершить
только либо миссис Констебл, либо мистер Чейз.
— Чепуха, — заявил Сандерс.
Мастерс поднял руку.
364

—	Минуточку, доктор.— Он обратился к Г. М. — Это вполне
вероятно. Возможность была у обоих. Удар в желудок. Удар по
голове. И даже что-нибудь, что могло привести пожилого джентль¬
мена в состояние нервною шока и убить его. Все это могла сдалать
его жена и Чейз. Алиби у них нет.
Сэр Генри снова начал ходить по гостиной.
—	До сих пор, — продолжал Мастерс, — вы принимали за
чистую монету показания миссис Констебл о том, как у ее мужа
произошел сердечный приступ в холле, после того как он вышел
из спальни. Белчер считает их правдивыми. Полковник Уиллоу
также. Но правда ли это? Доктор Сандерс увидел Констебла уже
в последней стадии приступа за секунду до смерти. Миссис Констебл
могла его ударить. Могла довести до нервного шока. С одной
стороны, роковой удар мог нанести мистер Чейз и быстро вернуться
к себе в комнату, прежде чем кто-либо успел его увидеть. Над
чем сейчас следует подумать, сэр? Это ясно: мотив. У кого были
причины избавиться от Констебла? У Пенника не было никакого
мотива, вся эта болтовня о научных экспериментах — для ма¬
леньких детей. У доктора не было никаких причин. У мисс Кин
тоже. Однако можно ли сказать то же самое о миссис Констебл
и мистере Чейзе? У меня есть следующие предположения. Мистер
Чейз дальний родственник хозяина дома. Я слышал также, что в
завещании Констебл отписал ему порядочную сумму. Если же
говорить о миссис Констебл, — Мастерс скептически улыбнулся,—
то могу с ходу назвать несколько причин, по которым ей хотелось
бы избавиться от богатого мужа, который к тому же был старше
нее на двадцать лет. Разве я не прав?
—	Позвольте сказать, — вставил Сандерс.
Сэр Генри кивнул.
—	Я ни разу в жизни не видел женщины, потрясенной смертью
мужа так, как миссис Констебл.
—	Вы так полагаете? — Тон инспектора выражал сомнение.
—	Нс относитесь к этому как к моему частному мнению. Я
утверждаю это как врач. Готов присягнуть, что она не убивала и
никогда не смогла бы убить своего мужа. Эта женщина едва не
умерла в пятницу вечером.
—	От сердечного приступа?
—	Можете иронизировать, инспектор. Крокодиловы слезы не
обманут врачей. Ей не нужно было заставлять себя плакать. Она
была так же потрясена и испугана смертью мужа, как Викки Кин
была потрясена и перепугана тем, что произошло в ее комнате
немного раньше в тот же вечер. В обоих случаях мои наблюдения
основаны на физиологических симптомах. — Сандерс помолчал и
продолжил более спокойным тоном: — Обращаю на это ваше вни¬
мание, прежде чем перейти к другим вещам. Раньше или позже
365

вы все равно узнаете. И лучше, чтобы вы услышали это от меня.
В пятницу вечером, примерно в семь сорок пять — Мастерс об
этом уже знает, — что-то напугало мисс Кин. Ее комната распо¬
ложена по соседству с моей. Влезая ко мне через балкон, она
разбила лампу. Мистер Констебл услышал шум и пришел проверить,
что случилось. Когда он уже выходил из комнаты, я спросил его:
«Вас еще никто не пытался убить?», а он ответил: «Еще нет.
Альбом все еще лежит на полке». Погодите! Я не понял, что он
хотел этим сказать, и не знаю до сих пор. Могу лишь вам сообщить,
что под столиком у кровати миссис Констебл есть несколько полок
с книгами и среди них имеется солидного размера альбом с надписью
«Новые способы совершения убийств».
Мастерс задумался.
— «Новые способы совершения убийств», — повторил он воз¬
бужденно. — А знаете, доктор, я не удивлюсь, если окажется, что
мы нашли именно то, что искали. А вы что скажете, сэр?
— Не знаю, — буркнул Г. М. — Что напугало эту юную даму?
— Простите, сэр?..
— Я спросил, что напугало эту юную даму? — повторил Г.М.
раздраженно. — Ну эту Викки Кин, о которой вы только что
говорили. Всем известно, что она натерпелась страху, но никто не
знает почему. И никого это не интересует. Ваш приятель Белчер
спрашивал ее об этом?
Мастерс рассмеялся, перелистывая свой блокнот.
— Да, комиссар спросил ее. Он очень подозрителен. Ему хотелось
знать, что она делала в комнате доктора. Она ответила, что ее
охватила паника при мысли о предсказании Пенника, и к тому же
вся атмосфера в доме была какая-то странная. Она не смогла больше
оставаться одна и побежала к Сандерсу, который занимал соседнюю
комнату. Полагаю, в этом нет ничего удивительного.
— Ах, сынок! Но почему через балкон?
— Да, это непонятно.
— Вот именно. Балконы редко прибирают. Если лезть в окно,
можно выпачкаться, кроме того, это в высшей степени неприлично.
Если вы ищете чьего-то общества, зачем лезть в окно, когда до¬
статочно выйти в холл и открыть дверь? Более того, она разбила
лампу и доктор утверждает, что мисс Викки была на грани нервного
шока. Похоже на то, что кто-то преградил путь к двери.
За высокими окнами гостиной быстро смеркалось. Последний
холодный вечерний свет образовал на полированном паркете блед¬
ное озеро. Под белой мраморной каминной полкой оранжевым
пламенем засветился электрокамин. Отблеск пламени падал на
старинную мебель и тяжелые портьеры.
«Так, значит, — подумал Сандерс, — Викки не только мне,
но и полиции не назвала настоящую причину».
366

Он ощутил на себе проницательный взгляд сэра Генри.
—	Она ведь должна была вам что-то сказать. Может, о чем-
нибудь намекнула?
—	Нет.
—	Отказалась объяснить?
—	Что-то в этом роде.
—	Но ведь вы были на месте! Должны же были возникнуть
у вас какие-то подозрения в связи с ее возбужденным состо¬
янием?
—	Нет. Вернее, мне показалось, что я знаю. Однако потом
выяснилось, что я был не прав, так что можем об этом забыть.
—	Момент! — воскликнул Г. М., махнув рукой инспектору,
который как раз начал что-то говорить. Он уселся на кушетку,
пружины которой застонали под его тяжестью, и начал по привычке
передвигать очки на носу. Помолчав минуту, он сказал странно
изменившимся голосом. — Ты тревожишь меня, сынок.
—	Я вас? Почему?
—	Кто эта девушка?
—	Мисс Кин? Не знаю. Я знаком с ней лишь несколько дней.
—	Ясно. Ты к ней неравнодушен?
—	Не вижу ни малейших причин для такого рода предполо¬
жений.
Сандерс уважал сэра Генри Мэрривела и в глубине души вос¬
хищался им. Считал, что он умеет быть забавным и вместе с тем
остроумным, что удается немногим. Больше всего доктору нравилось
быть в его обществе, когда Старик с самым серьезным видом делал
смешные оплошности. Но за все время их дружбы он не мог
избавиться от странного беспокойства, которое вызывал у него
быстрый взгляд маленьких глаз Г. М. Поэтому Сандерсу с большим
трудом удалось достойно ответить на последний вопрос Старика.
Ответ Сандерса, однако, не произвел на сэра Генри ни малей¬
шего впечатления.
—	Это не предположение, а правда! — Г. М. расхохотался. —
Я телепат. И если бы Пенник сообщил вам то же самое, что сказал
только что я, использовав лишь зрение и ум -г мой старый метод,—
вы бы преподнесли ему вышитый золотом капюшон колдуна. Это
такой средневековый обычай... — Голос его снова изменился. —
Ах, я вовсе не против. Могу вам даже сказать, кто она. Ее отцом
был старый Джо Кин. После смерти первой жены его подцепила
на крючок певичка из варьете «Виадук», что на Холборн-стрит.
Одна из тех, что охотятся на мужей с толстым кошельком. Я
слышал, его дочь очень умная девушка. Однако не это было темой
нашей беседы. В данный момент меня больше всего, — он быстро
взглянул на Сандерса, — интересуют ваши подозрения. Что или
кто испугал мисс Кин?
367

— Тогда я думал, что это был Пенник. — Сандерс рассказал
о белом поварском колпаке под туалетным столиком в спальне —
несколько необычная вещь...
— Она сказала вам, каким образом он там оказался?
— У нас были другие темы для разговоров.
— Вы хотите сказать, что она ушла от ответа?
— Я хочу сказать, что больше мы на эту тему не разговаривали.
— Спокойно, сынок. Давай играть в открытую. Вы думали, что
Пенник был в ее комнате. Что еще, кроме колпака, натолкнуло
вас на эту мысль?
— За эти несколько дней, — неохотно начал Сандерс, — мы
привыкли к тому, что в атмосфере предельного нервного напря¬
жения становились известными наши скрытые мысли. В результате
у всех развилось чрезмерное воображение; Может, мое внимание
привлекло отношение Пенника к Викки, буквально какая-то собачья
преданность. Он не мог разговаривать с ней нормально, был ка¬
ким-то скованным в ее присутствии. Готов был мгновенно оказать
ей любую, пусть даже самую мелкую услугу, был на грани...
трудно сказать чего. У меня сложилось неприятное впечатление,
что все это предсказание относительно смерти Констебла было
вызвано желанием как-то проявить себя перед ней. Честно говоря,
когда она влезла в окно ко мне в комнату, ее состояние свиде¬
тельствовало не только о нервном потрясении.
Сэр Генри зашевелился.
— Так. Значит, покорный и тихий поклонник вдруг приказал
долго жить. — Он немного помол чал. — Инспектор, нс нравится
мне все это дело. — Он снова помолчал. — Мне кажется, мисс
Кин нельзя отнести к истеричкам?
— Нет.
— Поэтому, — вмешался инспектор, — вы спросили Пенника,
был ли он наверху в пятницу вечером. Я прав, лектор? И он это
отрицал.
— Отрицал, — согласился Сандерс.
На лице сэра Генри появилась кислая улыбка, впрочем, не
выдающая истинного настроения.
— Все же мне непонятно. Казалось бы, такая девушка будет
вести себя решительнее в данной ситуации. Я не собираюсь обоб¬
щать, но женщины часто утверждают, что поступят так, а не
иначе, если какой-либо из их поклонников слишком зарвется, а
потом делают совсем наоборот. Да, это заставляет задуматься.
Предположим, это было не то, о чем вы подумали. Что же в таком
случае мог сделать Пенник, чтобы довести ее до состояния, гра¬
ничащего с паникой?
Попадание было точным. Именно эта мысль с пятницы навяз¬
чиво преследовала Сандерса.
368

—	Но она сказала, что это был нс Пенник, — заупрямился
доктор, — и, готов поспорить, говорила правду. Мы не знаем, кто
или что это было. Знаем только, что она испугалась.
—	Т-с-с... — прошептал Мастерс, приложив палец к губам.
Они оглянулись. Каменный пол холла позволял слышать стук
чьих-то шагов. В гостиную энергично вошел Лоуренс. Он улыбнулся
и окинул собравшихся любопытным взглядом.
—	Нашего полку прибыло,— заметил Сандерс.— Мистер Чейз —
инспектор Марстерс. А это сэр Генри Мэрривел.
В то время как Чейз с энтузиазмом потряс руки Мастерсу и
сэру Генри, его внимательные глаза старались ничего не упустить.
—	Хэлло, — сказал он. — Наконец-то знаменитые люди при¬
ехали в наши края. Давно я так не радовался. Приветствую вас,
инспектор, приветствую вас, сэр Генри! Я так много слышал о вас
обоих. — Он с беззаботным видом повернулся к Сандерсу и рав¬
нодушно сказал: — Ты бы проиграл пари, старина.
—	Пари?
—	Ты ведь хотел поспорить.
—	О чем?
—	О том, что в пятницу вечером Пенник не был в комнате у
Викки, — медленно проговорил Чейз, вынимая из кармана порт¬
сигар. — Другое дело, не могу понять, почему это так интересует
Скотленд-Ярд. Я не придавал никакого значения этому визиту, но
он был в ее комнате. Я лично его видел.
Он придвинул не очень удобное кресло, уселся в него и вытянул
вперед длинные ноги. Потом подбросил вверх портсигар, ловко
поймал его в воздухе одной рукой и посмотрел с любопытством
на присутствующих, словно ожидая аплодисментов за отлично ис¬
полненный трюк.
Глава 9
В этот момент в разговор вмешался Мастерс.
—	Прошу вас подробно все повторить, — потребовал он, вы¬
таскивая блокнот и окинув Чейза суровым г.: гл ядом. — Вы видели
Пенника в пятницу вечером в комнате мисс Кин?
—	Если быть точным, я видел, как он выходил из ее комнаты.—
Чейз снова подбросил портсигар.
—	В которой часу это было?
—	Примерно без пятнадцати восемь.
—	Неужели? А у нас имеются сведения, что без пятнадцати
восемь Пенник открывал кухонную дверь мисок Чичестер и ее сыну.
—	Все совладает.— Чейз немного подумал. — Я почти уверен,
что услышал звонок в дверь, когда Пенник мчался по лестнице
вниз. Да, именно так это и было.
369

Инспектор внимательно изучал Чейза.
— Вы дали показания комиссару Белчеру?
— Конечно. Хороший парень, этот наш Белчер! Но какая
физиономия! — Он сообразил, что сболтнул лишнее, лицо его
сразу стало неподвижным, и лишь в глазах можно было прочесть
беспокойное любопытство. Он опять подбросил портсигар, но голос
его стал сухим и официальным. — Да, я дал показания комиссару.
— Однако об этом не упомянули.
— А зачем? Это не имеет ничего общего со смертью бедного
Сэма. Кроме того...
— Позвольте, — Мастерс поднял руку, словно уличный регу¬
лировщик, — я прочту часть ваших показаний. «В половине вось¬
мого миссис Констебл попросила, чтобы я проводил Пенника в
кухню; остальные отправились на второй этаж. Я показал Пеннику,
где находится кухня, кладовая и разные необходимые предметы.
Я оставался с ним лишь несколько минут. Потом я пошел пере¬
одеваться и находился в моей комнате до восьми часов, то есть
до тех пор, когда услышал крик миссис Констебл».
Чейз внимательно прослушал свои прежние показания, после
чего поднял голову и посмотрел на Мастерса.
— Все верно. Ну и что? Это правда. Я не выходил из комнаты,
не был с Пенником, не разговаривал с ним, однако я видел его.
— Вы не могли бы объяснить понятнее?
Чейз явно успокоился.
— С удовольствием. Примерно без четверти восемь, когда я
пустил воду в ванну и только-только начал раздеваться, я вдруг
услышал какой-то грохот, было похоже, что разбилось что-то стек¬
лянное. Я выглянул в холл и увидел, как Пенник выходит из
комнаты Викки. Он закрыл за собой дверь и быстро побежал вниз.
Это все, что я видел.
— Вам не показалось это странным?
Чейз прищурился. Он изучал инспектора внимательным взгля¬
дом человека, который старается хорошо рассмотреть слишком боль¬
шую картину.
— Конечно же нет. Почему это должно было казаться странным?
Викки предложила ему свою помощь в приготовлении ужина и
хотела подать на стол. Джон может это подтвердить. Я думал, что
именно поэтому он был у нее в комнате.
— Это верно, доктор?
- Да.
— А шум не вызвал у вас беспокойства?
Чейз немного подумал.
— Лишь на секунду. Вскоре все выяснилось, и больше я не
думал о Пеннике. — Он говорил с холодной сдержанностью. —
Едва Пенник успел спуститься, из своей комнаты вылетел бедный
370

старый Сэм. Он натягивал на себя халат, а босые ноги старался
воткнуть в соскальзывающие шлепанцы. Он направился прямиком
к двери Сандерса и, громко постучав, открыл ее. Я слышал, как
он спросил, что случилось. Джон ответил: «Ничего особенного не
произошло, лампа упала на пол».
Он замолчал.
—	А дальше? — настаивал Мастерс.
Чейз пожал плечами:
—	Я также слышал голос Викки.
—	В самом деле?
—	Да. И поэтому закрыл дверь своей комнаты. — Ларри снова
говорил с деланным равнодушием, словно хотел прекратить об¬
суждение этой темы. — Меня это не интересовало. И с чего бы
мне было думать о Пеннике? Ведь Викки не было в своей спальне.
Объяснять что-либо еще он не видел ни малейшей необходи¬
мости.
Так, значит, вот что было причиной переменчивого настроения
Чейза, подумал Сандерс. Именно в такой ситуации каждый оши¬
бочно истолковывает мотивы поведения остальных ее участников.
Однако он промолчал, заметив предостерегающий взгляд инспек¬
тора. Мастерс стал вдруг ласковым и добрым. Чейз, имеющий
достаточную практику, сразу его раскусил.
—	Понятно, — охотно согласился инспектор. — Можно сказать,
абсолютно ясно. Но если уж мы начали говорить об этом деле,
может, выясним все до конца? Вы не возражаете?
—	Спрашивайте, инспектор. — Чейз улыбнулся. — Только не
пытайтесь меня запутать. Хочу напомнить, что я юрист и вряд ли
споткнусь о собственную ногу.
—	Я знаю. Когда вы видели Пенника в последний раз, заметили
в нем что-нибудь странное?
—	Вы все время повторяете слово «странный». Что вы под этим
подразумеваете?
Мастерс неопределенно махнул рукой.
—	Нет, не могу сказать, что заметил. В холле было слишком
темно, чтобы я мог увидеть выражение его лица, если именно это
вы имели в виду. Я заметил только, что он бежал вниз по лестнице,
раскачиваясь как большая сумасшедшая обезьяна. Но знаете, я не
боюсь обвинения в клевете, потому что уже и раньше подозревал,
что он чокнутый.
—	Чокнутый?
—	Послушайте, инспектор. — Чейз снова подбросил портсигар
и ловко его поймал. Казалось, он принял какое-то решение. — Я
уже однажды обжегся на этом деле. Он действительно спросил
меня в кухне, могут ли его привлечь к ответственности за убийство
человека описанным им способом. Я ответил, что существующие
371

законы не предусматривают наказания даже за самую плохую
мысль о другом человеке. Он относился к этому так серьезно и
основательно, что трудно было ему не симпатизировать. Ты согласен
со мной, Джон? — обратился он к Сандерсу.
— Наверное, ты прав.
— Но чтобы относиться к нему серьезно... Нет!
Из ниши, где царственно восседал на кушетке сэр Генри Мэр-
ривел, донесся ехидный смех.
— Ох-хо-хо, — засопел Г. М. — И все-таки однажды вы начали
относиться к нему серьезно. Ну, признавайся, сынок.
Чейз рассматривал портсигар.
— Что ж, короткий сеанс чтения мыслей это одно, — сказал
он, — но чтобы мыслью раскроить человеку череп, это уж слишком.
Подумайте только, какое это имело бы значение, если было бы
правдой. Возьмем, например, Гитлера. Гитлер внезапно хватается
за голову, кричит «Майн Готт», или «Майн Кампф*>, или еще
что-нибудь столь же известное и падает бездыханным. Я спрашивал
Пенника: «Ну, хорошо, а вы могли бы убить Гитлера?»
Это вызвало такой большой интерес, что Мастерс закрыл блок¬
нот. Сэр Генри сдвинул очки на кончик носа.
— И что же он ответил, сынок?
— Он спросил: «Кто такой Гитлер?»
— Что?!
— Да, именно так он отреагировал. Меня внезапно охватило
чувство, будто я говорю с человеком, свалившимся с луны. Я
спросил его, где он был последние несколько лет. Он ответил
совершенно серьезно: в разных уголках Азии -и Африки, куда не
доносится эхо последних событий. Потом он попросил меня —
меня! — быть рассудительным. Во-первых, он утверждает, что его
метод можно будет применить в каждом случае. Во-вторых, для
достижения успеха нужно познакомиться с будущей жертвой и
«примерить ей чепчик» — не имею ни малейшего понятия, что
это значит! А в-третьих, он должен находиться некоторое время
в контакте с будущей жертвой, интеллект которой, это он особо
подчеркнул, должен быть ниже, чем у него.
Инспектор бросил на сэра Генри насмешливый взгляд.
— Ну что ж, это исключает возможность уничтожить Гитлера,
Муссолини или еще какую-нибудь крупную рыбу. Полагаю, вы не
вытянули из него всех этих сведений за время короткого разговора
в пятницу вечером?
— Нет, я спросил его об этом вчера. Но где же сейчас
Пенник?
— Все в порядке, — успокоил его Мастерс. — Он вас не обидит.
— Можете не сомневаться, если это будет зависеть только от
меня. Где же он?
372

—	Вероятнее всего, где-то прячется, злой и разочарованный.
В полицейском участке он хотел дать интервью журналистам, но
я их убедил, что он безвредный псих, — довольно сказал Мастерс. —
Не должен же я думать, что весь этот бред произвел на вас
впечатление? Почему вы хотите знать, где Пенник?
—	Нет, не произвел, — неуверенно возразил Чейз. — Мне
просто показалось, что минуту назад я видел его в саду.
Последние лучи заходящего солнца проникали сквозь тяжелые
портьеры, украшенные по краям кистями. Инспектор вскочил. Он
быстро подошел к большому окну и со скрипом отворил его.
—	Тут слишком жарко. Я позволил себе... — Он жестом
показал, что позволил себе. Потом выглянул в окно и глубоко
вдохнул свежий воздух, который холодной волной начал напол¬
нять комнату.
В тишине был хорошо слышен даже самый слабый шум: шорох
птичьих крыльев, шелест листьев и легкое потрескивание веток
винограда. Тропинка под окном была пуста.
—	Наверное, он где-то здесь. Мне говорили, что наш телепат
любит прогуливаться, — сказал инспектор. Неожиданно он ожи¬
вился. — Я бы хотел задать несколько вопросов мистеру Чейзу.
Они касаются не Пенника, а вас лично. Тем временем, доктор,
не были бы вы так любезны пойти к мисс Кин и попросить, чтобы
она присоединилась к нам?
Сандерс вышел, закрыв за собой высокую дверь гостиной. Его
немного встревожило то, как Мастерс выглянул в окно: он крался,
как охотник. Но ничего не могло быть обыденнее картины, пред¬
ставившейся его глазам, когда он вошел в комнату Минны Констебл.
Викки, сидя у окна, быстро и увлеченно вязала. Минна, укутавшись
в яркий шелковый халат, отдыхала в мягком кресле у кровати.
Рядом с ней на ночном столике стояла полная окурков пепельница.
Минна курила сигарету, стиснув ее губами, словно ей трудно было
держать ее дрожащей рукой хотя бы несколько секунд. При виде
Сандерса на лицах обеих женщин появилось выражение облегчения.
Внешне атмосфера была мирной, казалось, они исчерпали все темы
для разговора и теперь им осталось только ждать.
Минна резко оживилась.
—	Кто там пришел? — спросила она, беспокойно глядя на
Сандерса. — Снова тот комиссар? Я слышала, как вы его впустили.
—	Нет. Это инспектор Мастерс и сэр Генри Мэрривел. Они
хотят увидеться с вами.
—	Я знала, знала! Сейчас же оденусь и спущусь. Но у меня
нет ничего черного. Боже мой, у меня нет ничего черного. —
Сандерс подумал, что она сейчас расплачется. — Впрочем, какое
это имеет значение? Попросите их немножко подождать.
Сандерс заколебался.
373

— Не стоит так волноваться. Оставайтесь на месте и не нер¬
вничайте, они поднимутся к вам наверх. Но вначале они хотели
бы поговорить с мисс... с Викки.
Викки сосредоточенно старалась поймать петлю. Она подняла
голову и удивленно посмотрела на Сандерса.
— Со мной? Зачем?
— Небольшие расхождения в показаниях. Прошу вас!
Минна, слегка оттолкнув Сандерса, побежала в ванную, вклю¬
чила свет, схватила полотенце, споткнулась об электрокамин и,
наконец, остановилась в дверях. Взгляд у нее был решительным.
В ней ощущалось то, что не было заметно раньше, — сила воли.
Однако не это привлекло внимание Сандерса. Свет из ванной
падал на ночной столик и находящиеся под ним две полки с
книгами. Там уже не было большого альбома под названием «Новые
способы совершения убийств».
— Небольшие расхождения в показаниях? — спросила Минна,
вытирая ладони полотенцем. — Что случилось?
— Ничего серьезного. Действительно.
— Речь идет об этой отвратительной жабе Пеннике?
- Да.
— Я знала! Знала!
— Пожалуйста, сядьте, — успокоила ее Викки. Она обратилась
к Сандерсу. — Джон... — Нерешительность, с которой они про¬
изнесли имена друг друга, указывала на врожденную несмелость.—
Мы должны выяснить кое-что немедленно. Завтра ты должен вер¬
нуться в Лондон?
— Скорее всего, да. Предстоит следственное разбирательство,
но его наверняка отложат.
— Ты не мог бы взять отпуск и побыть здесь?
— Да, конечно. Но зачем?
— Потому что ее, — она показала на Минну, которая все еще
бессмысленно вытирала руки, — нельзя оставлять одну. Я знаю,
что говорю, Джон. Звонили из больницы, кухарка и горничная
вернутся завтра, так что речь идет только об одной ночи. Минна
немного свихнулась на одном пунктике: она непременно хочет
остаться одна в этом доме. Мы не должны этого допустить. Конечно,
я бы осталась с ней, но завтра утром будет рассматриваться дело
Райс против Мейсона, и если сегодня вечером я не уеду, можно
не сомневаться, меня выгонят с работы. Ты можешь остаться?
«Что ж, — думал Сандерс, уставившись на пустое место, которое
еще вчера занимал альбом, — я не полицейский. Это не мое дело.
Но мне бы очень хотелось, чтобы альбом лежал на своем месте».
— Ты слышал, что я сказала?
— Естественно. — Он с трудом отогнал мучившую его мысль. —
С удовольствием останусь, если миссис Констебл не имеет ничего
374

против. Будет неплохо, если кто-нибудь станет ее опекать еще
одну ночь. Она вовсе не так хорошо себя чувствует, как ей кажется.
На лице Минны появилась улыбка. Она бросила полотенце,
подбежала к Викки и положила руку ей на плечо.
—	Что бы ни случилось, — сказала она, — спасибо за все. Вы
оба были очень добры ко мне. Викки, не знаю, что бы я делала
без тебя. Ты готовила! И даже мыла посуду!
—	Ужасная работа, — пробормотала Викки. — Она совсем
меня вымотала. А как ты выходишь из положения, путешествуя
в забытых Богом местах, где нельзя найти никого, кто бы вымыл
посуду?
—	Ах, я плачу деньги, чтобы это сделали, т— ответила смущенно
Минна. — Так я экономлю время и избавляюсь от хлопот. — Тон
ее голоса заметно изменился.— Но не беспокойся обо мне, дорогая.
Все будет хорошо. Я с нетерпением жду сегодняшнего вечера.
Конечно, если мне удастся убедить остаться и эту жабу Пенника.
—	Пенника?
—	Да.
—	Но я думал...
—	Я хочу поговорить с сэром Генри Мэрривелом, — продолжила
Минна, — тогда мы посмотрим... А сейчас уходите и дайте мне
одеться... Вот так!
Она вытолкала их из комнаты и захлопнула дверь. Сандерса
это не огорчило. Ему необходимо было кое-что сказать Викки, и
он понимал, как трудно будет это сделать.
Весь холл, кроме слабо освещенных высоких цветных витражей,
был в полумраке. Казалось, эта разноцветная стена еще выше,
чем в действительности, и похожа на причудливые рисунки ка¬
лейдоскопа. «В алькове девичьем высокой аркой венчалось много¬
цветное окно»1, — вспомнил строки стихотворения Сандерс, спускаясь
рядом с Викки по покрытой толстым ковром лестнице. Он по-прежнему не
мог заставить себя произнести то, что собирался сказать Тем времотем
Викки говорила:
—	Ее нельзя вызвать на откровенный разговор. В этом вся
трудность. Она либо замыкается, и нельзя узнать, о чем она на
самом деле думает...
—	Кто?
—	Минна, конечно! Либо становится чересчур разговорчивой.
Мне бы очень хотелось знать, что же в действительности здесь
произошло!
—	Викки!
—	Да?
1 Джон Китс, «Канун Святой Агнессы». (Перев. Е. Витковского.)
375

— Почему ты не сказала мне, что Пенник действительно был
у тебя в комнате в пятницу вечером?
Они внезапно остановились. Из холла доносилось тикание ста¬
ринных часов. Доктор боялся, что их разговор могут услышать в
гостиной.
— Иди сюда, — сказал он и потянул Викки на несколько
ступенек вверх. Она не сопротивлялась, ее плечо безвольно усту¬
пило сильному нажиму пальцев Сандерса.
— Почему ты считаешь, что я солгала? — спокойно сирости она.
— Ларри видел, как Пенник выходил из твоей комнаты. Это
было до того, как ты нанесла мне неожиданный визит в окно. В
этом, конечно, нет ничего плохого, но Ларри сказал об этом полицей¬
ским, поэтому они хотят с тобой поговорить. Пойми, им нужно
знать, что тебя напугало. Он был у тебя?
— Да, — призналась Викки. — Он был в моей комнате.
Глава 10
— Почему же ты не сказала мне об этом?
На этот раз она решила спрятаться за маской капризной жен¬
щины, однако, хотя играла без фальши, созданный ею образ был
не к месту. Сандерс сразу это почувствовал. Сделав низкий двор¬
цовый поклон, она уселась на ступеньки, обняла колени руками
и посмотрела на Сандерса. На ее лице трудно было что-то прочесть
в полумраке цветных витражей — оно могло выражать все, что
угодно.
— Зачем мне было об этом говорить воспитанному молодому
человеку? — спросила Викки, покачав головой.
— Не стоит, Викки...
— Наверняка есть вещи, о которых даже не подозревают не¬
винные юноши...
— Наверняка. Но я бы не хотел быть на твоем месте, если ты
не скажешь это невинной полиции. Пойми это наконец.
— Ты мне угрожаешь?
— Послушай, Викки, — сказал Сандерс, садясь на ступеньки
рядом с ней, — ты ведешь себя, как героиня приключенческого
романа. Гордая и таинственная. И все только для того, чтобы
скрыть мелочь, скрывать которую нет ни малейших причин. Полицию
интересует Пенник, они хотят знать, где он был и что делал. Я
интересуюсь этим по другой причине. Что такого сделал тебе Пен¬
ник, что ты так испугалась?
— Так, значит, вот что ты думаешь?.. На этот раз ты сам
говоришь, как герой сентиментального романа: Неужели ты пола¬
гаешь, мне хочется, чтобы об этом все знали? Думаешь, хоть одна
женщина хотела бы предать такую вещь огласке? Возможно, хотела
376

бы, принадлежи она к определенной категории женщин, не буду
называть их точнее. Лучше притворяться, что ничего не произошло.
Это... — Настроение Викки вдруг изменилось. Сандерс почувство¬
вал, как она вздрогнула. — Ты, прав,— сказала она. — Это было
нечто большее. В конце концов, этот бедняжка даже не прикоснулся
ко мне.
—	Этот бедняжка?
Викки откинулась назад и оперлась на раму высокого окна.
Казалось, она полностью расслабилась.
—	Скажи мне, — неожиданно спросила она, — какая она,
мисс Блайстон, ну, та девушка, на которой ты собираешься же¬
ниться? — В ее голосе ощущалась напряженность.
—	Но...
—	Прошу, скажи мне.
—	Ну... я думаю, она немного похожа на тебя.
—	Что ты имеешь в виду?
Сандерс вспомнил последние минуты перед разлукой: солнце,
отражающееся от белого борта, высокие черные трубы, протяжная
сирена и пестрая толпа, в которой металась Марсия Блайстон,
стараясь сказать каждому несколько прощальных слов. Кесслер
наверняка тоже находился на палубе.
—	Я не могу это выразить точно. Она не такая взрослая, как
ты. Но более жизнерадостная. — Последнюю фразу Сандерс сказал
только потому, что ненавидел это слово. — Ей весело в компании.
С ней очень приятно разговаривать. Я серьезный, она беззаботная...
—	Как она выглядит?
—	Она ниже и худее тебя. У нее карие глаза. Она актриса.
—	Наверное, она симпатичная?
—	Да.
—	Ты ее любишь?
Он ждал этого вопроса.
—	Да, конечно.
Некоторое время Викки сидела неподвижно.
—	Да, конечно, ты ее любишь, — повторила она, выпрямив¬
шись, — и именно поэтому мы можем быть «хорошими друзьями.
—	Мы и так хорошие друзья.
—	Да. Я думала... — Она замолчала. .Ее поведение изменилось.
Старомодное викторианское кокетство исчезло бесследно. Она го¬
ворила серьезно, почти с отчаянием. — Ты только что сказал, что
я веду себя, как героиня приключенческого романа. Я всегда сме¬
ялась над такими вещами, но именно так себя сейчас и чувствую.
Телепат, преследующий девушку. То, что случилось две ночи назад,
несоизмеримо со смертью мистера Констебла. И все же это было
отвратительно. Пенник в общем-то не злой, но он очень опасен.
Я не собираюсь говорить им все, потому что не хочу, чтобы стало
377

известно... Ах, не надо об этом. Но вся трудность в том, что, если
я скажу им все, меня обвинят в том, что кое-что я скрыла, а если
не скажу всего, мне нечем будет защищаться. Впервые в жизни,
с тех пор как меня маленьким ребенком наказывали темной ком¬
натой, я боюсь. Я вовсе не шучу. Джон! Мне нужен человек,
который будет рядом со мной, который мне поможет. Ты поможешь
мне, скажи? Поможешь?
— Ты знаешь, что можешь на меня рассчитывать, Викки.
Их прервали. Тонкая полоска света пересекла холл. В темноте
послышался шум удара, шарканье подошв, проклятия и грохот
перевернутой вместе с кадкой пальмы.
— .Бы бы потрудились найти выключатель, сэр! — заворчал
кто-то. — Неужели нужно все переворачивать вверх ногами?
— Что я, сова? — воскликнул в ответ кто-то разъяренным
голосом. — Если вы думаете, инспектор, что в темноте видно, как
днем, найдите его сами! Я знаю, что делаю. Ага, вот он!
Щелкнул выключатель. Яркий свет залил холл и лестницу.
Викки и Сандерс вскочили, будто были в чем-то виноваты. Сэр
Генри Мэрривел и инспектор молча всматривались в их лица, на
которых еще не успело появиться выражение безразличия.
— Гм, — буркнул Г. М., воздерживаясь от дальнейших ком¬
ментариев. Он с трудом поднялся по лестнице. — Добрый вечер.
Вы дочь Джо Кина?
Она молча кивнула.
— Я знал вашего отца. Старый Джо был порядочным челове¬
ком, — сказал Г. М. — Так что я хотел сказать? Ага, инспектору
необходимо задать вам несколько вопросов. Может быть, вы спуститесь
к нам? Нет, сынок, — он тронул за руку Сандерса. — Вы пойдете
со мной. Представьте меня миссис Констебл.
— Охотно, — холодно ответила Викки и посмотрела на часы. —
Я надеюсь, это не займет много времени. Мне нужно приготовить ужин.
Она легко сбежала вниз по лестнице к Мастерсу, который уже
успел напустить на себя серьезный и важный вид. В этот момент
в холл выглянул Чейз, он окинул взглядом всех присутствующих
и тихо присвистнул. Сандерс пошел наверх вслед за сэром Генри,
который не проронил ни слова.
Минна в коричневом зд^атье встретила их на пороге комнаты,
сна уже совсем успокоилась.
— Я как раз шла вниз, — объяснила она, закрывая за ними
дверь, — но, наверное, будет лучше, если мы поговорим здесь.
Садитесь, пожалуйста. Мы можем сразу приступить к делу.
— Уважаемая миссис Констебл, — сказал Г. М. с бестактностью,
производящей такое же убийственное впечатление, как и его не¬
предсказуемые приступы ярости, — я вовсе не чувствую себя
счастливым, находясь здесь.
378

—	Зато я счастлива, что вы с нами, — улыбнулась Минна,
отряхивая пальцами пудру с шеи. Ее глаза подозрительно забле¬
стели. — Мне хотелось только одного — чтобы вы смогли быть
здесь раньше. Вы погостите у нас?
Г. М. покачал головой.
—	Нет. Я могу остаться только на один день. — Он осторожно
уселся в кресло и положил руки на поручни. — Мне сказали, что
вы хотите со мной поговорить. Поэтому я решил, что есть вопросы,
на которые вам будет легче ответить мне, а не Мастерсу. Однако
это довольно неприятные вопросы, уважаемая миссис.
—	Можете спрашивать меня о чем угодно.
—	Ну что ж. Правда ли, будто ваш муж подозревал с некоторых
пор, что вы хотите его убить?
—	Кто вам это сказал? Ларри Чейз?
Сэр Генри неопределенно махнул рукой.
—	Этого он, собственно, не говорил. Это само вышло наружу.
Ну, так как?
В комнате была включена лишь маленькая лампа на ночном
столике, она бросала приглушенный свет на темные волосы Минны.
Но даже в полутьме было видно, как она старается не рассмеяться.
—	Нет, нет и нет! Это настолько бессмысленно, что попросту
смешно. Почему Ларри так сказал? Ведь он прекрасно знает и
наверняка не это имел в виду. Бедный Сэм просто шутил.
—	Для шутки он выбрал неподходящую тему.
Минна ловко парировала удары. Наблюдая за ней, Сандерс
решил, что в этом поединке ее клинок острее. Впрочем, возможно,
это только казалось.
—	Нет. Дело в том, — она слабо улыбнулась,— что я писа¬
тельница.
—	Знаю.
—	О, это хорошо. Собственно, я написала только один детективный
роман, но в другие мои книги я почти всегда вставляю какую-нибудь
таинственную или внезапную смерть. Сэм говорил, — она спокойно
и открыто смотрела в глаза своему собеседнику, — что у меня
мышление преступника. Я же считаю, что все наоборот, что как раз
люди, которые все в себе подавляют, обладают мышлением преступ¬
ников. Он шутил, когда говорил, что я когда-нибудь его убью.
—	Это вас тревожило?
—	Нет. — Казалось, она удивлена таким предположением.
—	Я как раз подумал, где вы берете материал для всех этих
таинственных и запутанных смертей?
—	Ах, мне о многом рассказывают люди. Много интересного
можно найти в древнеегипетских папирусах и средневековых до¬
кументах. Кроме того, у меня есть альбом с вырезками. Я назвала
его «Новые способы совершения убийств».
379

Даже Г. М. не смог удержаться, чтобы не моргнуть. Уже давно
его партнеры по покеру в «Клубе Диогена» поняли, что любая
попытка прочесть мысли по выражению его лица обречена на
неудачу. Однако сейчас лицо его было хитрым и имело какое-то
странное выражение. Он сцепил руки на животе и начал перебирать
пальцами.
— Так. Значит, альбом? Наверное, читать его было очень
увлекательно?
— Когда-то да, но только не сейчас, — сказала Минна, судо¬
рожно сжав ладони. — Вчера я сожгла его. Я не желаю больше
думать о таких вещах и писать об этом больше никогда не буду.—
Она наклонилась вперед. — Сэр Генри, не знаю, сказали ли вам,
почему я так хотела с вами познакомиться. Я искренне восхищаюсь
вами. .Искренне восхищаюсь — и это не просто комплимент. Я
знаю все ваши дела, начиная с дела Дэруорта в тысяча девятьсот
тридцатом году, убийства кинозвезды в Рождество тысяча девятьсот
тридцать первого года и удивительного дела об «отравленной» ком¬
нате в замке лорда Мэнтлинга. Считаю, что вас недостаточно
ценят. Я часто говорю, что они уже давно должны были присвоить
вам титул лорда.
Лицо Г. М. стало пунцовым.
— Больше всего мне в вас нравится, — продолжала Минна,
не отдавая себе отчета в том, какое впечатление произвели ее
последние слова, — легкость, с которой вы справляетесь со всеми
загадками и разоблачаете страшных оборотней. Именно это здесь
и требуется! И поэтому я прошу вас помочь. Я хочу, чтобы вы
разоблачили Германа Пенника. Чтобы с него сорвали маску и он
получил то, что заслуживает, — виселицу, если это возможно. Вы
уже познакомились с Пенником?
Сэру Генри с большим трудом удавалось сохранять спокойствие.
— Так, значит, вы полагаете, Пенник убил вашего мужа спо¬
собом, который известен лишь ему?
— Не знаю. Мне известно только одно: этот человек — жулик!
— Вы немного непоследовательны. Сначала предполагаете, что
Пенник мог убить вашего мужа, используя телепатию. Потом ут¬
верждаете, что он жулик. Как же быть?
— Не знаю. Я говорю только то, что чувствую. Вы уже по¬
знакомились с Пенником?
— Нет.
— Он болтается где-то неподалеку. — Глаза Минны стали похожи
на узкие щелочки. — Я давно уже стараюсь вспомнить, кого этот
человек мне напоминает. И теперь вспомнила. Он похож на Питера
Квинта из романа «В тисках страха». Помните эту ужасную историю?
Испуганная гувернантка во дворце Блай. Квинт в башне, Квинт на
лестнице, Квинт у окна. Все погружено во мрак. Однако мне это
380

напомнило о другом. Я могу сказать, сэр Генри, как поступить с
Пенником. — Она еще сильнее наклонилась вперед.— Он большую
часть времени гуляет в саду и избегает надолго остваться в закрытом
помещении. И знаете почему? Пенник страдает клаустрофобией,
он не выносит замкнутого пространства. Ему нравятся комнаты в
нашем доме, потому что они большие, с высокими потолками.
Знаете, что вы должны сделать? Пригласить его под каким-нибудь
предлогом в полицию, а потом арестовать и держать не меньше
недели в самой маленькой камере, которая только найдется. Вот
тогда-то он начнет говорить! Он скажет вам все!
—	К сожалению, уважаемая миссис Констебл, мы не можем
это сделать.
—	Но почему? — жалобно допытывалась она. — Никто никогда
не узнает!
Сэр Генри, казалось, пришел в замешательство.
—	Видите ли, у нас есть такая вещь, как закон. Кому-то он
нравится, кому-то — нет, но закон необходим. Им нельзя прене¬
брегать. Вы должны понять, мы абсолютно ничего не можем
поделать с Пенником, даже если он будет кричать на всех углах,
что убил вашего мужа. Кроме того, закон запрещает пытки.
—	Закон запрещает пытки! А он имеет право пытать?
—	Но ведь...
—	Он провел над Сэмом эксперимент, разве не так? Разве мой
муж не заслуживает того, чтобы жить? Без него можно было
обойтись. Он говорил так или нет? Ну что ж! Вы отказываетесь
мне помочь, сэр Генри?
—	Господи! — зарычал Г. М. — Не нужно так нервничать.
Недаром меня называют Стариком. Это ведь к чему-то обязывает.
Я помогу, насколько это будет в моих силах. Однако все это дело
очень запутанное и пока что ухватиться не, за что. Поэтому мы
ничего не можем сделать до тех пор, пока... — Он замолчал,
потому что ее выразительное лицо стало таким, словно она приняла
какое-то решение. Она снова ушла в себя и, как показалось
Г. М., потеряла всякий контакт с внешним миром. Она улыбнулась,
в глазах у нее было смятение.
— Вы слышите меня? — озабоченно спросил Г. М.
—	Да.
— Если я должен заняться этим делом, вам следует мне помочь.
А впадать в транс значит только мешать. У меня имеется один
замысел, а скорее, какие-то неясные очертания замысла. Мне нужны
факты. Вы скажете то, что мне необходимо знать?
— Извините меня, — сказала Минна, выйдя из задумчивости. —
Конечно, скажу.
Сандерс видел, что Г. М. очень встревожен. Сандерсу казалось,
что он похож на спасателя: бросил слова так, словно они были
381

веревкой, за которую вытаскивал утопающего. Несколько секунд
сэр Генри молчал, лишь слышалось его астматическое дыхание.
— В таком случае все в порядке. — Он оглядел комнату. —
Это была ваша общая спальня?
— Нет. Муж жаловался, что я разговариваю во сне. Его комната
рядом. Хотите ее осмотреть?
С безразличным видом она встала и провела их через ванную
комнату в спальню Самюэля Констебла. Включила свет. Эта ком¬
ната мало чем отличалась от других спален в этом доме, разве
что некоторыми мелочами. Она была квадратная, с высоким по¬
толком, холодная. Кровать, шкаф, комод, стол, два кресла — вся
мебель ореховая — плохо гармонировала с зелеными узорчатыми
обоями, расписанными золотистыми листьями. Несколько картин
в массивных рамах казались лишними в этом и без того мало
привлекательном помещении.
Сэр Генри начал осматривать комнату. В одном углу комнаты
стояло охотничье ружье в чехле, на комоде громоздились шляпные
коробки, стол был завален еженедельниками «Тэтлер» и спортив¬
ными журналами. Обитатель комнаты оставил после себя не очень
много следов. Одно из окон выходило на маленький балкончик, с
которого можно было по каменной лестнице спуститься на газон
перед домом. Г. М. все тщательно обследовал, потом повернулся
к Минне, стоящей в дверях ванной.
Все это время глаза Минны с желтоватыми белками после
недавно перенесенной малярии внимательно следили за ним.
— Так. А что находится под этой комнатой?
— Столовая.
— Понятно. Давайте вспомним, что было в пятницу вечером.
Вы с мужем отправились наверх к себе в комнаты в половине
восьмого. Что делал ваш муж?
— Он принял ванну и начал одеваться.
— Где в это время были вы?
— Здесь.
— Здесь?
— Да. Паркер, слуга Сэма, находится в больнице. Мне нужно
было приготовить ему смокинг и вдеть запонки в манжеты. Это
заняло у меня много времени. Мои руки... — Она замолчала.
— Пожалуйста, рассказывайте.
— Он был уже почти одет, я как раз завязывала шнурки его
лакированных туфель...
— Так. А сам их завязать он не мог?
— Он страдал от головокружения, бедняжка, и не мог так
низко наклоняться. — Она посмотрела на шкаф и крепко сжала
челюсти, для нее это был самый ужасный момент. — Я завязывала
шнурки, когда мы услышали страшный грохот. Я сказала: «Это в
382

комнате рядом». Сэм разозлился: «Нет, в комнате этого глупого
докторишки. Он наверняка разбил лампу моей прабабки». Нет,
нет, доктор Сандерс не заслуживает такого определения, но Сэм
надеялся, что доктор разоблачит Пенника, и был очень разочарован.
Теперь я понимаю, что он чувствовал. Не сомневайся, Сэм, мы
доведем это дело до конца... — Сандерс взглянул на Минну, и
его охватил озноб. — Он сказал, что пойдет посмотреть, что
случилось. Надел халат и вышел. Примерно через минуту он вер¬
нулся. Сказал, что Викки Кин с доктором Сандерсом... — Она
осеклась. — Извините, доктор! Я совершенно забыла о вашем
присутствии. Я знаю, что в этом ничего такого не было. Так вот,
я помогла ему надеть рубашку, и он сказал, чтобы я шла пере¬
одеваться, не то опоздаю на ужин, а галстук он себе завяжет сам,
потому что мои руки для этого не годятся. — Она грустно улыб¬
нулась. — Я пошла к себе. Через несколько минут я услышала,
как он чистит пиджак. Потом он крикнул, что идет вниз. Я
ответила: «Хорошо, дорогой». Когда он закрывал дверь, я вспомнила,
что собиралась дать ему два чистых носовых платка. Наверное,
вы знаете, что было потом. Я уже столько раз об этом рассказывала,
столько раз! Нужно ли мне рассказывать еще раз?
— Нет, — сказал Г. М.
Уперев руки в бедра, широко расставив ноги, он стоял посреди
комнаты. Слушал совершенно спокойно, но уголки губ зловеще
опустились вниз, и казалось, даже его симпатичная лысина блестит
угрожающе.
— Послушай, сынок, — обратился Г. М. к Сандерсу, — я тоже
не люблю наклоняться, но это потому, что я толстый. — Он
показал пальцем. — Вон там, на полу, у девой ножки кровати,
и здесь рядом с миссис Констебл. Нагнись, пожалуйста, и посмотри,
что это такое.
— Это похоже, — ответил Сандерс, потрогав пятна на ковре, —
на стеарин.
— Стеарин! воскликнул Г. М., почесывая нос. — Ну и
что?
Он снова оглянулся вокруг. По краям комода стояли два под¬
свечника с зелеными свечами. Сэр Генри с трудом наклонился над
ними и потрогал фитили.
— Холодные,— сказал он, — но это ничего не значит, потому
что эти свечи так или иначе кто-то зажигал. Обе. Приглядитесь
к ним. Это вы их зажигали? — обратился он к Минне.
— О Господи, нет!
— Может, у вас не работало электрическое освещение?
— Нет, нет!
— Однако этими свечами кто-то пользовался, — не сдавался
Г. М. — Вам об этом что-нибудь известно?
383

— Нет. Я ничего не заметила. — Минна прижала ладони к
щекам. — Вам это о чем-то говорит? Почему вы придаете этому
такое значение?
— Потому что здесь что-то не так. Это единственная вещь,
которая не вписывается в комнату и во все это грязное дело.
Кто-то разгуливает с горящими свечами по дому, в котором столько
света, что хватило бы для иллюминации Пикадилли-серкус. А за
дверью кто-то другой умирает от сердечного приступа, и рядом с
ним никого нет. О Боже! Кроме того...
Минна Констебл была бледна, лицо ее выражало решительность.
— Вы закончили, сэр?
— Пока да.
— Но я не закончила. — Минна улыбнулась приветливо, но
вместе с тем немного нервно. — Я, наоборот, только начинаю.
Сейчас вы кое-что узнаете. Давайте пройдем вниз.
Сандерс совершенно не понимал, что она собирается делать.
Было похоже, что для Г. М. это тоже загадка. Они молча вышли
из комнаты и спутились вниз. Минна сразу пошла в гостиную,
дверь которой была распахнута. Под роскошным бра с блокнотом
на коленях сидел Мастерс и что-то писал. Лоуренс с интересом
наблюдал за ним. Оба удивленно посмотрели на Минну, которая
не обратила на них никакого внимания. На столике у окна стоял
телефон. Мкмна сняла трубку и положила ее на столик. Затем,
придерживая левой рукой запястья правой, чтобы та не дрожала,
она начапа набирать номер. Выражение ее лица при этом было
странным. Набрав номер, она поднесла трубку к уху.
'Ластере резко вскочил из кресла.
— Прошу прощения, — сказал он. — Миссис Констебл, если
не ошибаюсь? Я так и думал. Можно узнать, что вы собираетесь
делать?
— Что? — спросила она, повернувшись к нему с улыбкой и
одкозременно выражением решимости на лице. Почти в тот же
момент она забыла о заданном вопросе и сказала в телефонную
тоубку: — Междугородная? Мой номер Гровтоп, тридцать один.
Пожалуйста, дайте Лондон, Центральная, девяносто восемь семь¬
десят шесть. Да, спасибо. Что вы сказали? — обратилась она к
Мастерсу.
— Я спросил, что вы делаете?
— Звоню в «Дейли Нон-Стоп». Я знакома с редактором лите¬
ратурного отдела. Когда-то я написала для них несколько статей.
Больше я та>. никого нс знаю, но, возможно, он посоветует, с кем
я должна поговорить. Извините... Алло? «Дейли Нон-Стоп»? По¬
просите, пожалуйста, к телефону мистера Бартона.
— Секундочку. — Мастерс нажал на рычаг телефона и прервал
связь. — Извините, но я вынужден это сделать.
384

Минна посмотрела на него.
—	Значит ли это, что мне нельзя звонить из своего собственного
дома?
—	Ну конечно же можно, — улыбнулся Мастерс, пытаясь
смягчить впечатление, которое произвел его поступок.— Но, воз¬
можно, будет... гм, лучше, если вначале вы поговорите с нами?
У нас большой опыт, и мы могли бы что-нибудь вам посоветовать.
Что вы хотели им сказать?
В ярком свете лицо Минны выглядело старым и некрасивым.
Внешне она сохраняла спокойствие, однако, по-прежнему судорож¬
но сжав трубку, прижимала ее к груди.
—	Наверное, вы инспектор Мастерс из Скотленд-Ярда? Скажите,
какое оскорбление вы считаете самым сильным?
—	Трудный вопрос, — с готовностью ответил Мастерс. — Если
вы имеете в виду меня...
—	Я имею в виду Германа Пенника. — Она задумалась. —
Мой муж умел заводить разговор на одну определенную тему и
выводить Пенника из себя. Я пытаюсь понять почему? Но можно
начать с мошенника.
—	Может, вы отдадите мне трубку?.. Прекрасно. Спасибо.
Минна опустила руки. Она посмотрела вокруг. В комнате не
было никого, у кого бы не сжалось сердце при виде ее лица.
—	Я прошла через ад, — выдавила она. — Умоляю, оставьте
мне хотя бы маленький шанс для возмездия. — В глазах ее поя¬
вились слезы.
В тишине раздался стук трубки о рычаг. Через открытое окно
в гостиную проникала вечерняя прохлада.
—	Понимаю, понимаю, дорогая миссис Констебл, — с сочув¬
ствием сказал Мастерс, — но так делать нельзя. Не можете же
вы ни с того ни с сего звонить в редакцию и передавать оскорбления
в адрес какого-то Пенника?
—	Я не собираюсь это делать.
—	Нет?
—	Нет. Мистер Пенник утверждает, — тихо сказала она, —
что может использовать мысль в качестве оружия. Глупый лжец.
Вы, наверное, знаете, что мой муж был богатым человеком. Он
никогда никого и ничего на свете не боялся. Хорошо: пусть телепат
испытает свое оружие на мне. Я бросаю ему вызов. Именно это
я хотела сказать редактору Бартону. Пожалуйста, пусть Пенник
попробует меня убить. Я разоблачу его. Если мне это удастся, все
мое состояние я отдаю на благотворительные цели. Но у него
ничего не выйдет. Я хочу разоблачить этого мошенника, хочу хоть
что-нибудь сделать для моего бедного любимого Сэма. Предупреж¬
даю вас, я сообщу об этом во все английские газеты, даже если
мой поступок окажется последним в жизни.
13 ДжД.Карр «Сжигающий суд»
385

Чейз быстро подошел к ней.
— Минна, — прошептал он, — что ты придумала? Умоляю,
будь осторожна!
— Ах, ерунда!
— Повторяю, ты не знаешь, что говоришь.
— Вы, наверное, тоже не знаете, что говорите, — сказал Мастерс,
приблизившись к ним. — Дамы и господа! Прошу вас сохранять
спокойствие! Не устраивайте истерику! — С трудом он выдавил из
себя улыбку., — Ну вот! Уже намного лучше. Пожалуйста, — ласково
обратился он к Минне, — садитесь рядом со мной в это удобное
кресло. Мы обсудим сообща все это дело. Мисс Кин занята приго¬
товлением ужина. — Он кивнул в направлении закрытой двери
столовой, из-за которой доносились характерные звуки. — А мы тем
временем посидим и попробуем вести себя рассудительно...
— Как вам угодно, — согласилась Минна. — Я сказала то,
что обязана была сказать. Вы сами знаете, что не сможете долго
мешать мне воспользоваться моим собственным телефоном.
— Я хочу вам кое-что сказать. — Мастерс подмигнул Минне. —
Вы совершенно напрасно выходите из себя при одном лишь упоми¬
нании о Пеннике. И вам не нужно повторять всем, что он мошенник.
Нам прекрасно это известно.
Минна резко повернулась к нему.
— Вы говорите серьезно?
— Клянусь. Как вы думаете, зачем нужна полиция? Конечно,
нам об этом известно. У нас имеются доказательства.
За открытым окном на песчаной дорожке раздались чьи-то
легкие шаги. Сандерс, который находился к окну ближе всех,
услышал их, но не выглянул. Он лишь неосознанно зафиксировал
шорох и только позже вспомнил об этом. Все его внимание было
приковано к лицам людей, находящихся в залитой ярким светом
гостиной.
— Я могу вам объяснить все его чудеса, — заверил Минну
инспектор. — Мы только что узнали из беседы с мистером Чейзом
о некоторых вещах, касающихся и мисс Кин, и поняли, что в
большинстве случаев наш проницательный приятель Пенник при¬
творялся, будто читает ваши мысли. В действительности же он
просто сообщал то, что узнавал раньше.
— Прошу прощения, — возмущенно вмешался Чейз. — Я не
согласен, чтобы мои слова искажали. Я этого не говорил. Это вы
так сказали.
— Пусть будет по-вашему. Я не в обиде.
— Ах, если б я только могла в это поверить! — воскликнула
Минна. — Вы считаете, что все чтение мыслей было обманом?
— Да, — довольно подтвердил Мастерс. Он взглянул на Г. М.,
который за все время не сказал ни слова. — Жаль, вас там не
386

было, сэр. Клянусь, я получил удовольствие! — Лицо Мастерса
стало красным. — Он меня прямо оглушил, не буду отрицать.
Болтать о моем ребенке! Ну, я покажу ему за болтовню о моей
малышке и операции! Мне бы только узнать, где он раздобыл эти
сведения. И если говорить о сенсации, могу дать такое сообщение
для прессы, что вся Англия будет покатываться со смеху при одном
упоминании имени Пенника. Вы хотите спровоцировать Пенника
испытать на вас его несуществующее оружие? — Он бросил на
Минну косой взгляд, смысл которого трудно было определить. —
Что ж, можете ему бросить вызов, но это пустая трата времени.
Этот тип никого не убьет своей дурацкой телефорс. Он не способен
убить даже муху. Если я не прав, готов завтра же уходить- в
отставку.
—	Т-с-с. Тихо! — неожиданно прервал его Чейз. — Прислушайтесь!
Резкий звук его голоса произвел должный эффект. Стало тихо,
слышно было, как позвякивают ключи у кого-то в кармане, и
даже Мастерс перестал покашливать. На этот раз все услышали
слабый шорох на дорожке перед домом. Ларри подбежал к окну.
Сандерс, стоящий ближе всех к окну, выглянул. Яркие звезды
светились на темном небе, неподвижные деревья отражали в про¬
зрачном воздухе холодный блеск луны. Хотя на дорожке никого
не было, они отчетливо расслышали затихающий в тени высоких
деревьев звук удаляющихся легких, осторожных шагов.
—	Это был Пенник, — нервно сказал Чейз. — Интересно, что
он задумал в этот раз?
Глава 11
—	Все необходимое для завтрака я оставила в буфете, —
натягивая перчатки, сказала Викки, — не разбей что-нибудь. Све¬
жий хлеб в коробке справа, черствый — слева. Ты уверен, что
справишься? Минну ты ведь тоже должен опекать.
—	Можешь не верить, — иронично улыбнулся Сандерс, — но
мне часто приходилось готовить себе завтрак. И я не считаю это
настолько ужасным занятием, что, приступая к нему, нужно
предаваться медитации всю ночь или читать молитву. Достаточно
бросить два яйца и ветчины на сковородку, убедиться, что очередная
пара тостов подгорела, и завтрак готов. Что касается Минны, она
спит крепким сном после морфина, который я ей дал, и проснется
только около девяти. Тебя что-то тревожит?
Она была чем-то обеспокоена. Он тоже чувствовал нечто по¬
добное. Они стояли в столовой под большими мрачными картинами,
совершенно потемневшими от времени, на которых когда-то на¬
верняка были нарисованы гигантские ветчина и овощи. Уже на¬
ступил вечер, часы Сандерса показывали двадцать минут десятого.
387

Викки расправила перчатку. На ковре рядом стояла ее дорожная
сумка. Через парадную дверь доносился со двора тихий шум мотора
полицейского автомобиля. Викки надела вторую перчатку.
— Мы все бросаем тебя, — сказала она. — Бежим, как крысы
с тонущего корабля. Вначале неотразимый Пенник отказался от
ужина. Потом Ларри вспомнил, что у него неотложное деловое
свидание и он должен срочно умчаться в Лондон...
— У него консультация с адвокатом. Вчера он об этом говорил.
— В воскресенье вечером? Я попросила, чтобы он помог мне
вымыть посуду. Он ответил, что не выносит такого рода работы.
Если хочешь знать мое мнение, нашему Ларри нравятся совсем
другие вещи. Впрочем, не хочу сплетничать. Да, да, я тоже
дезертирую. — Она со злостью подтянула перчатку. — Самое
главное, куда исчез Пенник? Почему его нет в доме? Ты отдаешь
себе отчет, что мы оставляем тебя одного в обществе Пенника
и Минны?
— Это неважно. Я справлюсь с Пенником.
В глубине души он не был в этом уверен. Ему очень хотелось,
чтобы она осталась, хотя он ничего ей не говорил. Ее щеки по¬
крылись румянцем, а голубые глаза возбужденно блестели. На ней
был светло-серый костюм, контрастирующий с цветом лица и глаз,
легким гримом и свежей гладкой кожей. У него в памяти ее образ
навсегда остался таким, как сегодня в столовой, под стеклянным
куполом, в котором отражался электрический свет и вечернее небо.
Она взяла в одну руку сумку, а другую протянула ему.
— Ну что ж, до свидания. Ну и уик-энд был!
— Да. Я не скоро его забуду. — Он взял у нее сумку.
Они уже были у двери, когда она остановилась.
— Джон, очень тебя прошу, если что-нибудь...
— Послушай, — мягко перебил он. — Меня ведь не оставляют
пожизненно в Бастилии. Здесь очень удобно. Доктор Эйд ж, по-ви¬
димому, зайдет часов в десять, чтобы взглянуть на Минну.
В кладовой есть пиво. И еще библиотека, в которой у меня
не было времени порыться. Тебе пора! Увидимся во вторник за
ужином?
Она кивнула. Он говорил легко и свободно, и только когда они
оказались у входной двери, его снова охватила тревога. Инспектор
и сэр Генри Мэрривел медленно спускались по лестнице.
— Садись в машину, — сказал Сандерс Викки. — Инспектор
подвезет тебя на станцию. — Он подождал, пока она вышла, и
тщательно закрыл дверь, чтобы быть уверенным, что она ни слова
не услышит. Только после этого он с яростью посмотрел на инс¬
пектора и сэра Генри.
— Я хочу задать вопрос и прошу не отделываться шуточками,
как раньше.
388

Мастерс скорчил удивленную мину.
—	Вопрос? Конечно, доктор, — сказал он с широкой улыбкой.—
Что бы вы хотели узнать?
—	Что вы собираетесь с ней делать?
—	С ней?
—	С миссис Констебл. Вам не приходило в голову, что она,
возможно, находится в опасности?
Никогда раньше не казались ему такими чужими эти люди,
которых считал своими друзьями. Словно лопнула нить, связыва¬
ющая их мысли и чувства. Даже Г. М., в которого Сандерс так
верил, остался угрюмым и кислым. Мастерс же, наоборот, отреа¬
гировал мягко, но решительно.
—	Что? Какую опасность вы имеете в виду, доктор? Кто именно
ей угрожает?
—	Пенник. Думаю, вам известно, какой у него характер. Не¬
зависимо от того, убивает он при помощи воли мысли или нет,
он попросту способен совершить убийство. Разве вы не слышали,
какой вызов бросила ему миссис Констебл?
—	Вызов, который бросила Пеннику миссис Констебл, — за¬
думчиво повторил инспектор. — Ну как же, слышал. Но я также
слышал историю о пастухе, который любил кричать: «Волк!» По¬
мните ее?
—	Помню, — ответил Сандерс. — И помню, что волк в конце
концов пришел.
—	Об этом можно не беспокоиться. — Мастерс самоуверенно
улыбнулся. — И вам тоже не стоит переживать. На вашем месте
я бы постарался об этом забыть.
Доктор молча смотрел на инспектора.
—	Но если Пенник вернется сюда...
—	Он не вернется, сынок, — хмуро вставил Г. М. — Мы
только что были и в его комнате. Он исчез. Когда мы ужинали,
он упаковал чемодан и дал деру. На туалетном столике он кое-что
оставил для нас. Мастерс, вы показывали доктору?
Инспектор вынул из блокнота сложенный вчетверо лист бумаги
и подал его Сандерсу. Внутри лист был исписан мелким, аккуратным
почерком.
«В полицию.
Сожалею, что определенные обстоятельства, как имеющие
в настоящее время, так и могущие появиться позднее, привели
к тому, что мое пребывание в Форуэйсе стало как неудобным,
так и невозможным. Однако, чтобы не быть заподозренным в
стремлении уйти от закона, сообщаю, что собираюсь остано¬
виться в гостинице «Под черным лебедем», где сегодня утром
встречался с инспектором Мастерсом. Это единственная гоо
389

тиница, которую я знаю здесь, и за время моего краткого визита
она произвела на меня вполне благоприятное впечатление, в
любое время к вашим услугам.
С уважением, Герман Пенник»
Это письмо вызывает как облегчение, так и тревогу, подумал
Сандерс. Он вернул письмо Мастерсу.
— Но миссис Констебл...
— Послушай меня, сынок, — спокойно и серьезно сказал
Г. М., что случалось у него очень редко. — Мне бы и самому
хотелось думать иначе, но фактом остается то, что эта потрясенная,
отчаявшаяся миссис Констебл умышленно наговорила нам целую
кучу вранья.
Сандерс не мог понять, почему это заявление так застало его
врасплох и, можно даже сказать, потрясло. Он понял только, какое
оно произвело на него впечатление.
— Хочешь знать, о каком вранье идет речь, сынок?
— Да, очень.
— Первое, — пробурчал Г. М., пытаясь ослабить тесный во¬
ротничок. — Вспомни, что было за пятнадцать минут до убийства,
когда лампа прабабушки с грохотом разбилась и Самюэль Констебл
ворвался к тебе в комнату проверить, что произошло. Два человека
подробно описали это событие, ты сам слышал. Чейз и миссис
Констебл. Чейз рассказал, как мистер Констебл выбежал из своей
спальни и при этом пытался воткнуть босые ноги в соскальзывающие
шлепанцы. У каждого из нас неоднократно были такие приключения
со шлепанцами. Все мы знаем, как это выглядит. Описание Ларри
было таким точным, что исключало ошибку. Итак, либо это правда,
либо примитивная ложь.
— Ах так? — пробормотал Сандерс, потому что знал, что
теперь последует.
— С другой стороны, что сказала супруга мистера Констебла?
А она сказала, что как раз кончила завязывать бедному Сэму
шнурки его лакированных туфель, когда послышался шум и муж
выбежал из комнаты. Значит, из се рассказа следует, что у Кон¬
стебла на ногах были носки и туфли. Это описание тоже очень
точное и подробное. Но я боюсь, сынок, что это ложь.
— А почему Чейз не мог солгать?
Сэр Генри почесал свою солидную лысину.
— Потому что я разбираюсь в лгунах, сынок, — сказал он
устало, — а она относится не к самым ловким из них. Если вы
полагаете, что сказанное мной лишь бред больного воображения
и вам нужно больше доказательств, вспомните сами, что было на
ногах Констебла — туфли или шлепанцы?
390

Сандерса совершенно поглотил и другие дела, и хотя ему хотелось
забыть об этой сцене, она словно стояла у него перед глазами.
—	Шлепанцы, — сказал он.
—	Гм... стало быть, она лгала. Второе, — продолжал Г. М. —
Вы сами слышали, как она клялась с потрясающей искренностью,
что ничего нс знает о свечах, которые кто-то зажигал в спальне
ее мужа. Ну конечно же! Не прогуливалась.же она по комнате с
зажженными свечами? Может, вы не заметили, как она буквально
подпрыгнула, когда я обратил на них внимание? Ну ладно. В
пятницу вечером на ней был просторный розовый халат из шелка,
так? Мы с Мастерсом немножко порылись в разных местах и нашли
этот халат. На правом рукаве его, внизу, — а вы, вероятно,
заметили, как сильно дрожит ее правая рука, — имеются пятна
стеарина.
Доктор не стал спорить. Он хорошо помнил Минну, сжавшуюся
в кресле, розовый халат, в который она закуталась, и пятна стеарина
на рукаве.
—	Понимаешь, сынок? — мягко спросил Г. М.
Доктор промолчал.
—	И еще одно. Альбом с газетными вырезками и записями.
Она сказала, что сожгла его, но не сделала этого. Невозможно
сжечь толстую книгу или альбом, оправленный в искусственную
кожу, и не оставить при этом никаких следов. Конечно, если не
бросить его в печь. Но в этом доме нет печей, нет даже ни одного
камина для дерева или угля, где бы можно было его сжечь. И нет
никаких следов сожжения книги или обложки. Все это вранье,
сынок. Пусть спит. Если бы у нас было хотя бы одно доказательство
ее вины, она бы уже находилась не в своей спальне, а на пути в
Кингстонскую тюрьму, обвиненная в убийстве.
— О дьявол, — пробормотал Сандерс.
— Да, — согласился Г. М.
— Но все, что она сказала или сделала... Какое имеет значение,
был Констебл в туфлях или шлепанцах? Зажигала она свечи или
нет?
На лице Г. М. появилась грустная улыбка.
— Мне бы самому хотелось знать ответы на эти вопросы, сынок.
Это самые непонятные улики, о которых я когда-либо слышал.
— Значит, вы утверждаете, — не сдавался Сандерс, — что
почти обморочное состояние, рыдания, апатия и даже вызов, ко¬
торый она сегодня хотела бросить Пеннику при помощи прессы,
все это лишь игра и вранье?
Мастерс добродушно расхохотался.
— А вы как думаете? Вы заметили, как легко она дала себя
уговорить не делать этот, вызов?
— Думаю, вы не правы.
391

— Это ваше дело, доктор. Каждый человек имеет право на
собственное мнение! А сейчас, с вашего позволения. — Мастерс
взглянул на часы, — сэру Генри и мне пора уезжать. Сначала
мы поедем в Гровтоп, а потом в гостиницу, чтобы встретиться с
мистером Пенником. Могу вам доверительно сообщить, что я за¬
ранее предвкушаю удовольствие от беседы с ним! Когда сэр Генри
встретится с Пенником...
— Эта женщина в опасности!
— Все будет хорошо, доктор! Присматривайте за ней получше.
Спокойной ночи!
Он открыл дверь и приглашающе кивнул сэру Генри. Г. М.
снял с вешалки свой старомодный котелок и такое же старомодное
пальто, сделал несколько шагов и остановился, повернувшись лицом
к Мастерсу и доктору.
— А если предположить, что этот молодой человек прав? —
задумчиво спросил он Мастерса.
— Снова то же самое! — закричал инспектор. — Мы уже
обсудили это сто раз! Нам ведь уже все известно, сэр, разве нс
так? — закончил он почти умоляющим тоном.
— Ох! Конечно. Мы все всегда знаем. Каждый раз, когда кто-то
споткнется и летит в пропасть, мы всегда знаем, что следует об
этом думать. Так, а теперь послушайте, что мы об этом думаем.
Оглядевшись по сторонам, Мастерс закрыл все двери и обратился
к Сандерсу.
— Мы знаем, что миссис Констебл убила своего мужа с заранее
обдуманным намерением. Не знаем только, каким образом она это
сделала. Могу вам кое-что сказать. Я не читал ее книг, можете не
сомневаться. Но моя жена прочитала все и кое-что мне рассказала.
В одной из книг, где повествуется об экспедиции в Египет, умирает
несколько человек — их поразило проклятие могилы фараона! Хо¬
рошенькое дельце, а? А потом оказалось, что их прикончили при
помощи газа — окиси углерода. Моя жена точно не помнит, как эго
сделали, но сказала, что это вполне применимо в обычном доме и
ей это вполне удастся, если захочется меня прикончить.
Доктор пожал плечами.
— Ну хорошо, допустим и такую возможность, — согласился
он. — Ав другой ее книге «Двойное алиби» жена умирает от
внутримышечного укола инсулина. Волосы от этого просто встают
дыбом, потому что с научной точки зрения такое вполне возможно,
причем причину смерти обнаружить очень трудно. Помнится, в
пятницу вечером я что-то сказал ей относительно этого... Ну и
что же? Констебл не умер ни от отравления окисью углерода, ни
от инсулина. Что же это доказывает?
— Доказывает, — продолжал Мастерс, тыча пальцем в ладонь,—
что такого рода фокусы не секрет для миссис Констебл. Если бы
392

ей захотелось кого-нибудь прикончить, она бы использовала именно
такие способы. Нечто неуловимое, как ветер, и вместе с тем такое
же обыденное, как хлеб. То, что можно сделать в собственном
доме при помощи воды и куска мыла; то, что не требует специ¬
альных знаний.
В этот момент выражение лица Г. М. резко изменилось. Он
наморщил лоб, астматически засопел, щеки его надулись; казалось,
еще миг и он неодобрительно засвистит. Лицо его, однако, раз¬
гладилось, на нем проступил от возбуждения румянец, а в глазах
появилось выражение безмерного удивления.
—	Ах, какая слепота! — пробормотал он.
—	Да, сэр?
—	Неважно, сынок. Я просто размышляю вслух.
Мастерс подозрительно на него посмотрел.
—	Я размышляю вслух! — с ударением сказал Г. М. — Про¬
должайте. Мои мысли совершенно не связаны с вашими выводами.
Я думал о том месте на ковре, где было пятно стеарина. Черт
возьми, почему вы всегда подозреваете, что я хочу вас оставить
с носом?
—	Потому что вы всегда так делаете, — тихо констатировал
инспектор. — И если...
—	Вернемся к делу, — вмешался Сандерс. — Какова же роль
Пенника в этом деле?
—	Это ясно, доктор, Пенник знал об этом или догадывался.
Он знал, когда она собирается убить и почему. Смерть Констебла
он использовал для построения своей сумасшедшей теории отно¬
сительно убийства при помощи телепатии. Обращаю ваше внимание
на то, что его предсказания до убийства были очень осторожными.
Что, собственно, он сказал? Что мистер Констебл, вероятнее всего,
умрет до восьми часов. А когда это произошло, стал нагло утвер¬
ждать, что именно он это сделал. Ну как? Я почти уверен, что
он не был в сговоре с миссис Констебл. (При просмотре моих
заметок об этом деле я обратил внимание на то, что уже
неоднократно разных людей подозревали в сговоре с убийцей. Мне
бы хотелось направить вас по правильному пути, сообщив, что
в данном конкретном случае убийца действовал в абсолютном
одиночестве и у него не было ни одного сообщника, который бы
знал о его планах или каким бы .то ни было образом с ним
сотрудничал. Читатель, ты предупрежден вторично. — Джон
Сандерс). Он просто использовал ее как орудие. Именно поэтому
она возненавидела его. Пенник болтает на всех углах, что убил
он, в то время как Минна знает всю правду. Она знает, что
«телепат» врет. Поэтому я спрашиваю вас, разве не этим объяс¬
няется та непоследовательность, с которой мы постоянно сталки¬
ваемся в этом деле?
393

— Да, но только в том случае, если миссис Констебл ненор¬
мальная, — сказал Г. М.
— Не совсем понимаю, что вы имеете в виду, сэр?
— Да ведь это ясно! Такое поведение было бы уж слишком
нарочитым! С чего бы миссис Констебл испытывать прямо-таки
смертельную ненависть к Пеннику? Ведь он берет на себя вину
за убийство мужа, совершенное ею!
Инспектор с минуту переваривал последнюю фразу.
— Трудно сказать, сэр. Возможно, это лучший способ притво¬
ряться.
— Вполне возможно. В таком случае ее вызов тоже сплошное
притворство. Да, совсем неплохой материал для обвинения, за
исключением мелочи: мы бы не смогли ничего доказать, даже если
были бы уверены в своей правоте. А это должна быть правда. И
вопреки всем твоим опасениям, сынок, — он посмотрел на Сандерса, —
эта женщина в такой же безопасности в Форуэйсе, как если бы
находилась в сейфе Английского банка. Ну, нам пора ехать, а то
дочь Джо Кина не успеет на поезд. Спокойной ночи, сынок. Пойдем,
инспектор.
Доктор Сандерс стоял на пороге дома и ждал, пока красные
задние огни автомобиля не исчезнут за деревьями. Было прохладно.
Он несколько секунд смотрел вверх, сквозь ветви деревьев, на
темное небо с яркими звездами. Потом вошел в дом, закрыл па¬
радную дверь, повернул ключ в замке и задвинул засов. Теперь
он оставался в доме со спокойной, симпатичной'женщиной, которая,
по мнению двух его друзей, была убийцей. Эта мысль вызвала
улыбку на его лице. Он не знал, что ему предстоит одна из самых
страшных ночей в его жизни.
Глава 12
Как позднее вспоминал Сандерс, первое, что он ощутил в тот
вечер, было чувство свободы и беззаботности. Как прекрасно оди¬
ночество: наконец-то он сможет немного почитать или подумать
над собственными проблемами. Может, стоит погасить хотя бы
часть зажженных всюду ламп, однако они отвечали его настроению,
а мелочная бережливость была не в его ‘характере. Интересно,
анализировал он собственные ощущения, какими чувствительными
и напряженными становятся нервы под грузом молчания. Малейший
шум вырастал до невероятности: звук шагов на каменном полу
холла, шорох пальмового листа, задетого рукавом.
Вошел в гостиную, и дубовый полированный паркет пугающе
за крипел у него под ногами. В комнате было холодно, он быстро
за..рыл окно, отошел на несколько шагов, постоял немного и вер¬
нулся к окну. Тщательно закрыл его на задвижки. Все окна на
394

первом этаже были до самого пола, и он подумал, закрыты ли
они.
Перешел в столовую, задумчиво посмотрел на большие темные
картины и массивный поднос на буфете. Вспомнил, что внутри
должна быть неполная бутылка пива. Он вытащил ее, поставил
на столик со стуком, который в тишине оказался очень громким,
открыл дверцы серванта. В зеркале, расположенном на задней
стенке, неожиданно отразилась его фигура. Он взял бокал и фар¬
форовую пепельницу необычной формы, которая переворачивалась
каждый раз, когда в нее стряхивали пепел. Теплое пиво давало
слишком много пены. Он медленно наполнил бокал, закурил и
задумчиво сел у круглого большого стола.
Да, было бы интересно написать когда-нибудь монографию о
медицинских аспектах чувства, называемого страхом. Конечно, об
этом уже писали, но только теперь, анализируя факты, изложенные
им сегодня утром Мастерсу, он понял, насколько загадочен нервный
шок. Он похож на зыбучие пески. Многие в этом доме, включая
и Викки, испытали это чувство. Кстати, Викки... он ведь так и
не узнал, что она увидела. Или более конкретный пример: пред¬
положим, Сэм Констебл умер в результате шока, вызванного тем,
что он увидел или услышал, а может, то была не случайность?
Кухонная дверь у него за спиной протяжно заскрипела.
Собрав всю силу воли, он подавил в себе желание мгновенно
вскочить. Подождал долю секунды и только потом обернулся с
безразличным видом.
Он заранее предвидел, что там никого нет, и оказался прав.
Ему стало стыдно, что он так нервно реагирует на обычное вне¬
запное движение неодушевленного предмета. Все эти мелкие от¬
звуки — сквозняк, скрип дерева — отзвуки неодушевленных
предметов всегда вызывают тревогу и внутреннее напряжение. На
кухне было темно, темно было и в оранжерее, которая виднелась
за стеклянной закрытой дверью. Да, не лучшее это было
время для проверки нервной системы. Полезнее встать и заняться
делом. Например, заглянуть к Минне и проверить, как она себя
чувствует.
Он погасил сигарету, допил пиво и пошел наверх. Постучал в
дверь, ответа не было, да, собственно, он и не рассчитывал его
получить, так как хорошо знал, как действует морфин, который
он дал Минне. Тихо открыл дверь и вошел в комнату.
Кровать Минны была пустой.
Постель скомкана, измятая простыня белела в свете ночника.
Подушки сдвинулись в угол кровати, халат и шлепанцы исчезли.
Шлепанцы Минна сняла в его присутствии, послушно укладываясь
в кровать в девять часов вечера. В ванной комнате ее тоже не
было. Это маленькое неосвещенное помещение, как и темная ком¬
395

ната Сэма, было похоже на черную пустоту, где никто не сидел
бы для собственного удовольствия.
— Миссис Констебл! — позвал Сандерс. Тишина. — Миссис
Констебл!
Возможно, трудно найти более тревожное чувство, чем осознание
того, что человек, с которым ты находишься в запертом доме,
слышит, как его зовут, и по каким-то только одному ему известным
причинам не отвечает. Это напоминало какую-то кошмарную игру
в прятки. Он позвал еще раз, с тем же успехом.
Доктор начал обыскивать комнату, обдумывая при этом, что
скажет, если найдет ее в шкафу. А может быть, на этот раз у
нее действительно сердечный приступ? Однако в это предположение
не вписывалось отсутствие халата и шлепанцев — у нее не было
бы времени, чтобы одеться. Торопливо осмотрел ванную, наткнулся
на выкрашенный в коричневый цвет переносной электрический
камин и столкнул с полки стакан, который с оглушительным звоном
упал в умывальник. Это немного отрезвило доктора. Он спокойно
и систематически начал обыскивать каждую комнату на втором
этаже, включая и собственную спальню. Потом спустился на первый
этаж. Мимо его наблюдательного взгляда не прошло небольшое
изменение в холле. Высокая дверь в гостиную, оставленная им
открытой настежь, была закрыта.
Он рывком открыл дверь, и в этот момент зазвонил телефон.
В первую секунду Сандерс не знал, что делать, потому что от
резкого звука телефона его нервы натянулись до предела. Оглядел
гостиную, непрерывные звонки раздражали его. Наверное, лучше
ответить. Он снял трубку и почувствовал, что она теплая. Буквально
несколько секунд назад кто-то положил ее на место.
— Алло! — услышал он возбужденный голос. — Это Гровтоп,
тридцать один?
— Нет. Да, — ответил Сандерс, проверив номер на таблич¬
ке.— В чем дело?
— Говорят из редакции «Дейли Нон-Стоп». Попросите мисс
Шилдс.
— Кого? Ах, да! Мне очень жаль, но мисс Шилдс больна и,
боюсь, не сможет...
— Все в порядке, доктор, — прервала его Минна, выглянув у
него из-за спины. Из рукава халата вынырнула ее тонкая немного
веснушчатая рука и отобрала у него трубку. — Алло? Да, я у
телефона. Хорошо, что вы позвонили. Ну, вы наконец поверили,
что это не розыгрыш? Да, прекрасно понимаю, что вы не можете
рисковать. Но в любом случае опубликуете, сколько сможете...
Нет, об этом не нужно беспокоиться... Я не могу с вами больше
говорить. Плохо себя чувствую. Да, спасибо. До свидания.
Она положила трубку и отступила на шаг.
396

—	Мне стыдно, что я вас обманула, — сказала она, гладя ему
в глаза. — Я ведь говорила, что все равно воспользуюсь своим
телефоном. Как только они уехали, я сразу спустилась сюда. Они
наверняка захотели бы меня удержать.
Сандерс тоже сделал шаг назад.
—	Вы не обязаны мне ничего объяснять.
—	Вы сердитесь на меня.
«Конечно. Кто бы на моем месте не рассердился?» — подумал
Сандерс, а вслух сказал:
—	Не будем об этом. Если я оказался в глупом положении,
это мое личное дело. — Он вспомнил, как громко звал ее, обыскивая
комнаты. — Каким образом вам удалось не спать после того, как
вы приняли большую дозу морфина?
—	Я вообще его не принимала, — ответила Минна с болезненным
возбуждением. Сандерс чутко уловил истерические нотки в ее голосе,
и его злость прошла. — Я притворилась, что проглотила таблетку,
это очень легко. Наконец-то я отомстила Пеннику, я отомстила ему!
Они не захотели опубликовать все, что я просила, утверждают, что
это была бы клевета или оскорбление. Но мне хватит и того, что
есть! Мистер Водуа будет выглядеть, как старый осел! Вы слышали
об этом? Во время путешествия на пароходе один профессор называл
Пенника мсье Водуа. Не знаю почему, но это приводило Пенника
в бешенство. Зато я сейчас улучшила ему настроение! Теперь я
пойду наверх, приму лекарство и лягу спать.
—	И сделайте это как можно быстрее!
—	Прошу вас, доктор, пойдемте со мной! Я так одинока, и
сейчас мне намного хуже, чем днем. Все покинули корабль. Ос¬
тались только вы.
—	Ну конечно, я побуду с вами.
В холле на втором этаже прадедушкины часы пробили десять.
Еще через двадцать минут Минна Констебл лежала в кровати.
Сандерс укрыл ее одеялом, дал таблетку, которую она тут же
проглотила, подождал, пока лекарство начнет действовать. Она
свернулась в клубок, прикрыла голову углом подушки и быстро
уснула. Доктор проверил ее пульс, погасил свет и вышел из ком¬
наты. Как же так, думал он, спускаясь по лестнице, Минна про¬
изводит впечатление искреннего и честного человека, и в то же
время такая бессовестная лгунья...
Как ни странно, история с ее исчезновением благоприятно по¬
действовала на него. Его необоснованная тревога исчезла, впрочем,
это только могло ему казаться. Все же он чувствовал некоторое
напряжение и понимал, что о сне может и не мечтать. Даже
перспектива тяжелого рабочего дня, предстоящего ему завтра, не
смогла заставить прилечь. Он бесцельно бродил по дому, садился
и в конце концов возвращался в столовую. Проверил и закрыл
397

двери и окна на первом этаже. Просмотрел не очень интересную
библиотеку. Часы пробили одиннадцать.
Было около половины двенадцатого, когда ему показалось, что
он увидел лицо Пенника, заглядывающее в застекленную дверь
оранжереи.
Сандерс потом вспоминал, что бокал, из которого он пил пиво,
выскользнул у него из руки и разбился об стол.
Уже некоторое время он слышал какой-то тихий звук, едва
уловимый, похожий на легкую вибрацию или, скорее, шум в ушах.
У него это ассоциировалось с водой; он вздохнул с облегчением:
конечно же это фонтан, вода в котором журчала сейчас с таким
же безразличием, как и до смерти Сэма Констебла. Он заглянул
через застекленную дверь в оранжерею.
Доктор не помнил, как он вскочил из кресла. Какую-то долю
секунды он думал, что это его собственное отражение на стекле,
потом увидел сплющенный о стекло нос и пальцы Пенника. Когда
он подбежал к двери и распахнул ее, Пенник исчез. Из оранжереи
вырвался поток теплого воздуха, наполненного запахом тропических
растений. Вокруг было тихо.
Доктор ворвался в оранжерею и начал лихорадочно искать
электрический выключатель. Где же он может быть? Вдруг он
остановился, поняв, что все поиски бесполезны. Одно из высоких
окон оранжереи, которое он тщательно закрыл несколько минут
назад, было распахнуто. Путь к бегству открыт.
Минна! Минна Констебл, наверху и под действием снотворного?
Он побежал наверх и без стука ввалился в темную комнату.
Ложная тревога. Она спала, дыхание ее было равномерным и спо¬
койным. Но Сандерс не стал больше рисковать. Он закрыл дверь
ванной на задвижку, проверил окна и, выйдя в холл, запер дверь
снаружи, а ключ спрятал в карман.
Эта неуловимая угроза была хуже конкретной опасности. Он
же видел Пенника, а может, ему только показалось? Он вдруг
понял, что вовсе в этом не уверен. Этот промелькнувший образ
был вызван разыгравшимся воображением, а может, это было —
он даже вздрогнул от самой мысли! — привидение? А как быть с
открытым окном? Возможно, он сам оставил его открытым? Раз¬
мышляя над этим, он пришел к выводу, что, вероятнее всего, сам
не закрыл окно.
Ему стало немного легче. Однако он остался рядом со спальней
Минны, сел в холле на верхнюю ступеньку лестницы, дышал
нервно и часто, мысли его метались словно в замкнутом круге.
Доктор закурил и наблюдал, как поднимается дым. Часы пробили
четверть — без пятнадцати двенадцать. Он уже почти успокоился,
встал и начал спускаться по лестнице... И в этот момент снова
зазвонил телефон. Он подошел к столику и взял трубку.
398

—	Алло? — услышал он приятный голос. — Гровтоп, тридцать
один? Говорят из редакции «Дейли Трампетер»...
—	Мне очень жаль, — устало сказал Сандерс, — но на этот
раз вы не получите никаких сведений...
—	Пожалуйста, не вешайте трубку. — Голос был таким на¬
стойчивым, что Сандерс, вопреки своему желанию, крепко прижал
трубку к уху. — Не кладите трубку! Мне не нужны никакие
сведения, напротив, я хочу вас кое о чем проинформировать.
—	В чем дело?
—	Мисс Шилдс хорошо себя чувствует? Вы понимаете, что я
имею в виду?
—	Нет, не понимаю. Конечно, она хорошо себя чувствует.
Почему вы спрашиваете?
—	А с кем я говорю?
—	Моя фамилия Сандерс. Почему вы спрашиваете, хорошо ли
она себя чувствует?
—	Доктор Сандерс? — живо заинтересовался голос. — Доктор,
нужно, чтобы вы об этом знали. Несколько минут назад в редакцию
звонил Герман Пенник.
—	Так, — поторопил Сандерс, хотя хорошо знал, что будет
дальше.
—	Он сказал, что мисс Шилдс, вероятнее всего, умрет до
полуночи. Подчеркнул, что ничего не обещает и не утверждает,
что это произойдет наверняка, однако полагает, что к этому времени
ему удастся ее убить. Мы, естественно, не придаем большого зна¬
чения его заявлению, но подумали, что стоит сообщить вам, чтобы
вы могли принять необходимые...
—	Секундочку! Откуда он звонил?
После короткого молчания голос сообщил:
—	Из гостиницы «Под черным лебедем» в четырех милях от вас.
—	Вы уверены?
—	Да. Я проверял.
—	Когда он звонил?
—	Десять минут назад. Мы не знаем, как отнестись к этому.
Если бы вы захотели нам помочь и сделать заявление...
—	Во всем этом нет ни капли правды. Миссис Констебл спокойно
спит в запертой на ключ комнате. И никто не может до нее
добраться. Все в полном порядке. Можете считать это моим заяв¬
лением.
Он энергично положил трубку. Потом засунул руку в карман
и нащупал ключ от спальни Минны.
Снова пронзительно зазвенел телефон.
—	Гровтоп, тридцать один? Редакция «Ньюс Рекорд». Прошу
прощения за поздний звонок, мистер Пенник сегодня сделал нам
подозрительное заявление. Только что он снова звонил и сказал...
399

— Знаю. Что собирается убить миссис Констебл при помощи
так называемой тслсфорс. Он очень скромен и поэтому заранее
не может обещать, что ему это удастся...
— Не совсем так, — прервал его голос собеседника. — Все это
он говорил пятнадцать минут назад. А сейчас он утверждает, что
миссис Констебл уже умерла.
Сандерс некоторое время смотрел на белый диск телефона.
Потом, не ожйдая следующей фразы собеседника, дрожащей рукой
положил трубку.
На этот раз он не поддастся. Воображение уже сыграло с ним
злую шутку: он думал, что видит лицо Пенника в оранжерее, в
то время как Пенник находился на расстоянии четырех миль в
гостинице. Все это игра воображения. И все же мурашки пробежали
у него по спине при одном воспоминании, как отчетливо вырисо¬
вывались на стекле нос и пальцы Пенника. Нет, все-таки он видел
Пенника! Видел!
Зазвонил телефон.
— Гровтоп, тридцать один? Редакция «Дейли Уайелис.......
На этот раз Сандерс очень осторожно положил трубку. Он
вынул из кармана ключ, вышел из комнаты, пересек большой холл
и, лишь пройдя половину лестницы, побежал наверх. Открыл дверь
в спальню Минны и подошел к кровати.
Выходя через несколько минут из ее комнаты, он думал только
об одном. Минна спокойно лежала на кровати, однако это был нс
сюн, а спокойствие смерти. Бедная, несчастная женщина, которую,
несмотря ни на что, он успел полюбить. Бедная, бедная Минна.
И все же он думал только об одном: нужно скорее выключить
этот проклятый телефон, который все звонил и звонил.

Часть третья
СТРАХ
«Дейли Нон-Стоп»
Понедельник 2 мая /938 года
«Минна Шилдс проигрывает поединок с телепатом!
Таинственная сила убивает вторую жертву!»
«Дейли Трампетер»
«Телефорс: новая угроза для человечества!»
«Дейли Ньюс-Рекорд»
«В интервью, данном нашей газете, телепат предсказывает смерть!
Новое оружие — волны мысли! Что такое телефорс?»
«Лондон Ивнинг Гриддл»
(В последнюю минуту!)
«Смерть без видимых причин — графство Суррей в панике!
Кто будет следующей жертвой телефорс?»
(Перепечатка запрещена)
...мы все слышали. Да, я и мой старик слушали радио. Я говорю
ему: «Если не верить Би-Би-Си, кому же верить?» Именно так я
и сказала, ручаюсь за каждое слово! А народ шумит, куда ни
пойдешь, все только об этом и говорят! Соседка, миссис Дрю,
совсем на этом деле свихнулась. Ее муж работает автомехаником
в Гровтоне. «Повесить этого Пенника и только!» — кричит она.
А ей на это: «Пусть сначала прикончит Гитлера, а потом будет
видно». А мой старик умница, все знает, ничего в газетах не
пропускает. Я его спрашиваю: «Что такое эта самая телефорс?» А
он отвечает: «Это такая штука, вроде радио, только намного
больше». А я ему: «Ну, ладно, а что сделают с Пенником? Это
бы мне знать. Повесят?»
Барышня, еще одну кружечку! Будем здоровы! Да, старик, как
ни печально, но я должен сказать, что ты консерватор. Да, дл,
мой дорогой. Надеюсь, ты не обиделся, но признай, что так оно
401

if есть. Верю ли я в телефорс, старина? Почему бы и нет? Это
ведь наука, дружище. Лет тридцать назад мы бы сказали, что
радио тоже выдумки. Разве ты думал бы по-другому, если бы жил
я то время? А сейчас оно в каждом доме, достаточно только
включить и слушай сколько угодно! Ты меня понимаешь, старина?
Лет через тридцать включаешь телефорс и можешь убить своего
начальника, или Гитлера, или еще кого угодно. Ах. черт! Если бы
я знал, как это делается, всем бы показал! Бац, бац, бац! Как из
автомата. И все на том свете! Кстати, этому Пеннику надо запретить
убивать таких людей, как Эйнштейн или Уэллс. Они нужны... Спа¬
сибо, старик. С удовольствием. Барышня, повторите! Твое здоровье!
Редакция «Ивнинг Гриддл»? Нью-Йорк на проводе. Говорите.
Хэлло! «Ивнинг Гриддл»? Соедините меня с мистером Рэем До-
дсу ортом.
Да, да, Додсуорт!
Алло? Рэй? Это Луи Вестерхем из «Флудлайт». Как дела? Слушай,
что там у вас происходит с этим чехословацким ученым? Он,
кажется, собирается прикончить Гитлера при помощи лучей смерти?
Что?
Это все чушь?
Вот так история! Даже лучше, чем я предполагал. Не понял?
Что?..
Слушай, Рэй, я могу на тебя положиться?
Какой материал! Золотая жила! Главное, заголовок...
ТЕЛЕ...
Что?
Почему я должен быть осторожен?
О Боже, зачем так переживать! Пусть никто не знает, что это
такое. Думаешь, они удержатся, чтобы не выболтать все? Мы
продадим телефорс американцам, вот увидишь! Мы постараемся,
чтобы все у нас, независимо от возраста и пола, набросились на
телефорс. Вот так сенсация! Подожди, Рэй, не клади трубку. Мне
надо поговорить еще с...
Алло! Алло! Прошу разъединить, мадемуазель. Подключился ка¬
кой-то ненормальный.
Британское министерство обороны?
Отлично! Бон!
Вы еще не отключились, дружище?
Мои искренние поздравления. Прекрасное изобретение. Вы можете
оказать неоценимые услуги союзникам. Ха-ха! Мы ведь друг друга
понимаем? Бон! Устройство, которое придумали ваши инженеры!
Нет, нет. Больше ни е)гова. Я не настаиваю. Понимаю. Совершенно
секретно. Просто хотел поздравить.
402

Прекрасно понимаю ваши намски. Я тоже подозреваю, что линия
прослушивается.
Может быть, наши инженеры подъедут к вам?
Алло? Не понял. Сплошной треск, наверное, подслушивают. Да,
погода в Париже великолепная. В Тюильри распустились первые
тюльпаны!
Оревуар, дружище.
Глава 13
Во вторник с самого утра зарядил дождь. Когда доктор Сандерс
вышел из метро на Трафальгар-сквер и быстро направился в сторону
Уайтхолла, где договорился позавтракать с сэром Генри и Мастер¬
сом, лило, как из ведра.
Он с облегчением вернулся в Лондон к повседневным делам,
которые не оставляли много времени для всяких размышлений. И
все-таки его постоянно что-то преследовало, буквально наступая
на пятки, чтобы наконец настичь на городском асфальте. За городом
это был тихий шепот, здесь же он превратился в миллионоголосый
газетный крик. Мастерс сидел в ресторане за столиком у большого
окна. В окно был виден газетный киоск, весь увешанный сверху
донизу газетами с крупными сенсационными заголовками. Пенник
стал знаменитостью.
Сэр Генри опоздал на несколько минут. Они видели, как он,
закутанный по самую шляпу в прозрачный дождевик, вышел из
машины и направился в ресторан. Он чем-то напоминал грозное
привидение из детских комиксов. Сэр Генри освободился от до¬
ждевика, бросил его официанту и начал принюхиваться к запахам
вкусной еды. Инспектор не стал ждать, пока он сядет.
—	Сэр, вы обещали мне...
Не злитесь, — проворчал Г. М. — Я в любом случае не
мог вчера вырваться в Форуэйс. У нас ужасный скандал, и если
мне не удастся выкрутиться, они прямиком доставят меня в палату
лордов. Без всяких церемоний — как лук на рынок Ковент-Гарден.
—	Заботы?
—	Заботы? — иронично повторил Г. М. Он засунул уголок
салфетки за воротничок и начал с интересом изучать меню. —
Нет. Еще немного и начался бы международный скандал, вот и
все. Мы это дело немножко замяли... Но я бы хотел знать, какой
идиот начал всю эту кампанию, вы меня понимаете? Ну, что мы
будто бы открыли лучи смерти, которые могут сбивать все самолеты,
пролетающие на высоте меньше полумили. О Господи! Каждый
раз, когда разгорается скандал, такие люди, как я, должны всех
успокаивать. И что мы имеем вместо благодарности? Пинок в зад
за то, что не проявили достаточной активности.
403

Мастерс показал пальцем в окно на киоск, увешанный газетами
с сенсационными заголовками.
— Не знаю. У меня буквально чешутся руки. Схватка будет
короткой, но упорной.
— Так ведь Пенник ничего не может сделать?
— Естественно. Но делает...
— Это все проклятая газетная кампания. Сколько живу,
ничего подобного не видел. В автобусах, метро, поездах, везде
только: «Телефорс, телефорс!» А мы что собираемся предпри¬
нять? Делают не слишком приятные предположения. Говорят:
«Позор». Какой-то тип в поезде схватил меня за пуговицу и
предложил посадить Пенника в свинцовый ящик, как это де¬
лают с радием. Все из-за этих газетчиков, мне бы только
узнать, кто их поощряет...
Сэр Генри ткнул себя в грудь меню.
— Я их поощряю, — сказал он.
— Что?
— Я. Ты должен был заметить, сынок, что ни в одной из
статей не утверждается, что Пенник настоящий телепат. Да, они
следят за каждым словом. И если мне удастся...
— Но люди верят в эти бредни!
— Естественно. Но эти бредни поощряют Пенника. Завтра
вечером у вас будет возможность услышать его по радио.
— О Боже! — закричал Мастерс. — Кто разрешил, чтобы он
болтал по нашему радио?
— С ним заключили договор французы. Радио «Бретань», семь
пятнадцать, рекламная программа, которую финансирует конди¬
терский концерн Спридона. Знаете, друзья, — сэр Генри почесал
лысину, — некоторые явления нашей современной жизни даже
меня способны удивить. Честное слово. Каким образом болтовня
Пенника заставит людей есть кондитерские изделия, непосильная
для меня загадка. Мадам и мсье! Слушайте Германа Пенника,
который убивает, кого захочет, даже не прибегая к помощи сырных
палочек Спридона!
— Догадываюсь, сэр, что именно вы уговорили французов это
сделать?
— Гм... Скажем так, я не уговаривал их этого не делать.
Мастерс умолк. Он лишь смотрел на Г. М. таким взглядом,
словно подыскивал для него гораздо более подходящее место, чем
палата лордов.
Сэр Генри не шутил.
— Недаром меня называют Стариком, — сказал он гордо. —
Доверьтесь мне, и все будет хорошо. У меня есть причины так
думать. Разве только...
— Что?
404

—	Если у меня ничего не выйдет и мой замысел не удастся,
не хочу думать о том, что произойдет. Упакую чемоданы и уеду
в Сахару с такой скоростью, что вы и глазом не успеете моргнуть.
—	Я уже вижу, как вы уезжаете, сэр, — хмуро буркнул
инспектор.
—	Поэтому, — взволнованно продолжал Г. М., — нам необ¬
ходимо все обдумать и немедленно приниматься за работу. Я хочу
знать все, даже самую незначительную мелочь. Я хочу быть готовым
к каждой неожиданности, а их у Пенника хватает. Я читал ваш
рапорт и отчет Сандерса. Вы производили вскрытие Минны Кон¬
стебл?
—	Да, — ответил доктор.
—	И снова нельзя было определить причину смерти?
—	Нет. Однако ее организм был очень ослаблен и Минну легко
было убить...
—	Каждым из тех способов, о которых мы говорили?
—	Да.
—	Гм... Расскажите мне обо всем подробно. О том, что произошло
после нашего отъезда в воскресенье вечером. Обо всем, что имеет
отношение к миссис Констебл. И да не оставит нас Господь! На¬
чинай, сынок, только медленно и подробно.
Сандерс начал свой рассказ, который длился почти до конца
завтрака. Он рассказывал об этом, наверное, уже в десятый раз,
но ничего не упустил. Сэр Генри с салфеткой за воротничком ел
и слушал. Время от времени он задавал вопросы. По его лицу
трудно было прочесть, что из рассказа Сандерса оказалось для
него наиболее важным. Закончив завтрак, он положил приборы и
скрестил руки на груди.
—	Так, — пробормотал он. — Так-так.
—	Похоже на то, сэр,— сказал Мастерс, — что наши выводы
относительно смерти мистера Констебла были ошибочными.
—	Ну да. И поэтому все теперь кажется вам еще более подо¬
зрительным? Если я был так уверен, что нахожусь на правильном
пути, то теперь должен объяснить, каким образом произошла эта
ошибка так? А вы не догадываетесь?
—	Я не хочу догадываться, я хочу знать. А вам и это известно?!
Сэр Генри задумался.
—	Сначала проясним все сомнительные моменты. Алиби Пен¬
ника на воскресный вечер твердо?
Мастерс кивнул.
—	Без сомнения. Он остановился, как и говорил, в гостинице
«Под черным лебедем». Помните, сэр, мы поехали туда, чтобы
поговорить с ним, а он начал строить из себя важную птицу и
отказался встретиться с нами?
—	А дальше?
405

— Что дальше? Он приехал в гостиницу около девяти. И почти
до половины первого постоянно находился на глазах по крайней
мерс у двух человек, которые в любой момент могут это подтвер¬
дить. Естественно, он поступил так нарочно. После того, как бар
закрылся, он предложил нескольким постояльцам выпить с ним,
они согласились. Думали, что он чокнутый, и я им вовсе не
удивляюсь. Пена на губах, глаза горят...
— Он задержал их нарочно?
— Естественно. Он был у них на глазах, даже когда звонил,
хотя шум был такой, что они ничего не услышали. Другими сло¬
вами, с девяти до нескольких минут первого у Пенника железное
алиби.
Мастерс замолчал и глубоко вздохнул. Было видно, что давление
у него поднялось.
— Я знаю, что у него железное алиби, — повторил он. — Но
доктор Сандерс клянется, что видел Пенника в половине двенад¬
цатого ночи в Форуэйсс.
— Ты уверен в этом, сынок? — спросил сэр Генри.
Доктор кивнул. В этот дождливый полдень, в шумном ресторане
он как бы снова вернулся в мрачную атмосферу Форуэйса и от¬
четливо вспомнил лицо Пенника, прижавшееся к застекленной
двери оранжереи.
— Да. Это был Пенник, или его дух, или брат-близнец.
— Может, его дух, — без всякого удивления прокомментировал
Г. М. — Нечто вроде астрального видения.
— К черту астральное видение! — заорал Мастерс. Кровь при¬
лила к его щекам. — Вы хотите сказать, что Пенник не только
может убивать людей, не оставляя на их теле ни малейших следов,
но к тому же еще способен посылать своего духа, чтобы он за
него это сделал? К черту!
— Как же вы объясните последние события?
— Не знаю. Во всяком случае, не сейчас. Я знаю только, что
потихоньку становлюсь психом. Самым настоящим...
— Спокойно! — Г. М. неуклюже наклонился в сторону Мастерса
и окинул его неодобрительным взглядом. — Не надо лезть из кожи
и стучать кулаком по столу. Следует вести себя так же воспитанно,
как я. — На его лице появилась язвительная улыбка. — Я настолько
хорошо воспитан, что даже Скеффи не в чем было бы меня
упрекнуть. Представьте себе, инспектор, что вы лорд и размышляете
о Марке Аврелии. Что слышно у вас дома? Как себя чувствует
ваша малышка?
Мастерс улыбнулся.
— Спасибо, сэр. Операция прошла очень удачно. Малышка
уже веселая, жена с ней в больнице. Я от всего этого немного
устал и...
406

—	И поэтому ваши мозги не работают.
—	Весьма благодарен за комплимент.
—	Не стоит благодарности. Я стараюсь вытянуть из вас самую
важную информацию. Когда мы виделись в последний раз, вас
интересовала только одна вещь. Вы решили преодолеть все пре¬
пятствия и получить хоть какую-нибудь информацию о Пеннике.
Ну и как?
Мастерс успокоился.
—	Кое-что мне уже известно. Правда, немного, но и это хорошо.
—	Ну, я слушаю.
—	Частично я получил информацию от Чейза, а остальное
сообщил владелец гостиницы «Под черным лебедем». Я старался
узнать, кто он, собственно, такой, этот проклятый Пенник, чем
занимается, откуда родом. Похоже на то, что мистер Чейз, с
которым я разговаривал вчера, является последним оставшимся в
живых человеком, что-либо знающим о Пеннике.
Сэр Генри поправил очки.
—	Радостное известие. Надеюсь, оно благотворно подействовало
на Чейза?
—	Я как раз вспомнил, сэр, что позволил себе пригласить сюда
мистера Чейза. Думал, может, вы захотите с ним побеседовать.
Но вернемся к Пеннику. Информацию о нем я пытался раздобыть
в университетах, где он учился: Оксфорд и Гейдельберг; о том,
что он там обучался, мне сообщил мистер Чейз. Но в Оксфорде
о нем ничего не знают, а Гейдельбергский университет он окончил
лет пятнадцать назад, изучал там философию, причем получил
диплом с отличием. Свое имя он тогда писал с двумя «н».
—	Интересно.
—	Остальную информацию я получил в гостинице. Все те, кто
впервые столкнулся с Пенником, считают его иностранцем, но не
знают почему. У меня сложилось такое же впечатление, и пусть
поразит меня молния, если я знаю почему. Точно так же считал
и хозяин гостиницы, он хотел, чтобы Пенник зарегистрировался
в книге для иностранцев. Пенник разнервничался, отказался и
предъявил паспорт Южно-Африканского Союза1. Хозяин уступил,
но не был уверен, что поступил правильно, и поэтому записал на
полях регистрационной книги номер паспорта. Я послал телеграмму
с просьбой дать подробную информацию о владельце этого паспорта.
Сэр Генри кашлянул.
—	Ответ уже пришел?
—	Нет.
— Он и здесь выкрутится, — засопел Г. М. — Попомните мои
слова. Надеюсь только на то, что я ничего не упущу. Возьмем,
1 В то время доминион Британии.
407

например, убийство миссис Констебл. Даже Мастерс теперь вы¬
нужден согласиться, что это было убийство. Странная история в
оранжерее, о которой рассказал Сандерс. Вы хорошо проверили
дом и сад? Отпечатки пальцев, потерянные запонки и так далее?
— Да. Мы тщательно все обыскали.
— Нашли что-нибудь?
— Нет. Ничего. Прочесали каждый квадратный дюйм в комнате
миссис Констебл, вес уголки в доме и не нашли абсолютно ничего.
Отпечатки пальцев? Полным-полно. Все в разное время побывали
у нее в комнате. -- Он наклонился вперед и постучал ножом по
столу. — Бедная женщина. Она лежала в кровати в ночной рубашке
и розовом халате. Постель была вся разбросана. Без сомнения,
она пыталась сопротивляться, пыталась изо всех сил! Доктор может
подтвердить...
— Момент! Вь говорите о какой-то драке?
Инспектор замялся и посмотрел на Сандерса.
— Я бы этого не сказал, — задумчиво сказал доктор, и перед
его глазами появился образ женщины в кровати. — Во всяком
случае, никаких следов, царапин и тому подобного. Я бы сказал,
это похоже на сопротивление человека приступу какой-то болезни.
Помните, как описывала Минна поведение своего мужа в холле
за несколько секунд до смерти? Что-то в этом роде.
В жарком зале ресторана вдруг повеяло холодом.
— Так, — резюмировал Г. М. — Рассмотрим конкретные воз¬
можности. Мог ли кто-нибудь проникнуть в ее комнату?
Сандерс задумался.
— Мы с инспектором обсуждали такую возможность. Она ми¬
нимальна, и я в это не верю. Последний раз я видел Минну
Констебл живой в половине двенадцатого. Уходя от нее, я закрыл
дверь ванной, а потом запер дверь в комнату и положил ключ в
карман. После этого пятнадцать минут сидел на ступеньках. Без
четверти двенадцать, когда я начал спускаться по лестнице, за¬
звонил телефон. Я ответил на несколько вопросов журналистам и
максимум через три минуты снова был наверху. Конечно, это не
классическая «запертая комната». Замки на дверях слабоваты, и
почти каждый мог с ними справиться. Например, пока я сидел на
ступеньках, кто-то мог войти внутрь через ванную. Потом убийца
мог уйти тем же путем и ключ, находящийся внутри, повернуть
снаружи. Согласен. Но если ее смерть наступила в результате
насилия и именно тогда, когда я сидел на ступеньках в холле,
уверен, что я бы обязательно что-нибудь услышал.
— Ты далеко сидел от двери, сынок?
— Примерно в восьми футах. И если Мастерс прав, говоря,
что она сопротивлялась перед смертью, подчеркиваю, я бы обяза¬
тельно что-нибудь услышал.
408

—	Логично. А вы помолчите, — осадил Г. М. Мастерса, который
попытался что-то сказать. — Ты не слышал даже малейшего шума?
—	Нет. А это значит, что на нее напали в течение тех двух-трех
минут, когда я разговаривал по телефону. Я готов согласиться
даже с этим. В этом случае убийца должен был проникнуть сквозь
запертую дверь, после короткой борьбы убить миссис Констебл
способом, который не оставляет следов, и выйти из комнаты. Да,
убийца мог это сделать. И даже, как я уже говорил, мог запереть
дверь ключом. Но у него было бы очень мало времени на все это.
—	Значит, она умерла, когда рядом никого не было, — задум¬
чиво проговорил Г. М., — так же, как и се муж.
Лицо Мастерса стало ласковым и добродушным. Застигнутый
врасплох этим необычным явлением, Г. М. разглядывал Мастерса
подозрительно и с недоверием.
—	Минуточку, сэр, — вмешался инспектор.— Вы говорили,
что в воскресенье вечером в Форуэйсе были только два человека:
миссис Констебл и доктор Сандерс. Вы полагаете, что никого треть¬
его там не было?
—	Не знаю. Возможно, Форуэйс удостоил своим визитом аст¬
ральный дух Пенника?
—	А я могу доказать, именно доказать, что там был еще и
кто-то третий.
—	Мы вас слушаем...
—	Вы помните две зеленые свечи на комоде в комнате мистера
Констебла?
—	Я помню, — буркнул Г. М., его глаза превратились в узкие
щелочки.
—	Прежде чем уехать из Форуэйса в воскресенье вечером, мы
оба заглянули в комнату Пенника, но этот субъект уже смылся.
Вспоминаете? Потом заглянули и в комнату мистера Констебла,
верно? Вы, сэр, обратили мое внимание на две зеленые свечи и
показали, что они выгорели примерно на полдюйма.
—	Да. Ну и что?
Мастерс выпрямился в кресле.
—	После смерти миссис Констебл эти же свечи, как оказалось,
сгорели еще на полдюйма.
Глава 14
— Я не понимаю, какое это имеет отношение к нашему делу, —
продолжал Мастерс. — Это даже не улика. — Он рассмеялся. —
У меня, конечно, было несколько предположений. Сначала я по¬
думал об отравленных свечах. Когда-то я читал в одном рассказе,
как человека убили именно таким способом. Но доктор Сандерс
409

установил, что ни одна из жертв нс умерла от яда в твердом,
жидком или газообразном состоянии. Мне этого достаточно. — Он
потер лоб. — Может, это и не связано с обоими убийствами, но,
мне кажется, говорит о том, что в воскресенье вечером в Форуэйсс
находился еще кто-то третий. Сэр Генри и я ушли из дома по¬
следними, и в это время свечи находились в таком же состоянии,
как и после смерти мистера Констебла. Полагаю, доктор, вы ими
не пользовались?
— Нет.
— И я не вижу причин, по которым миссис Констебл понадо¬
билось бы их зажигать. Секундочку. Я знаю, что вы хотите сказать.
Она могла это сделать. Предположим. Но зачем. Мне это кажется
правдоподобным. Нет. Разве только в случае самоубийства. Но
ведь свечи не были отравлены, а значит, не могли никого убить.
О Боже, отправьте меня в сумасшедший дом!
— Все кончено, — подал наконец голос Г. М.
— С кем все кончено?
— Со свечами. Теперь я уверен, что вышел на правильный
след. На них нашли отпечатки пальцев?
— Нет.
— Никаких новых пятен стеарина? Таких, как те, что мы
обнаружили в комнате Констебла.
— Ни единого пятнышка.
Сэр Генри недовольно засопел.
— Именно так я и думал. На этот раз убийца действовал
осторожнее.
— Действовал осторожнее? — быстро подхватил Мастерс. —
Значит, он был там в воскресенье вечером? Послушайте, сэр, если
вы догадываетесь, как это было сделано, или каким чудом про¬
клятый Пенник мог находиться в двух местах одновременно, или
что означают эти чертовы свечи, говорите прямо, не тяните кота
за хвост. У меня для этого сейчас неподходящее настроение.
Сэр Генри громко откашлялся.
— Честно говоря, у меня тоже неподходящее настроение. Черт
побери! Вам знакомо такое чувство, инспектор, что вы находитесь
на пороге какого-то открытия, еще немного, еще чуть-чуть и вы
почти... Почти! И все. Как будто пытаешься вспомнить сон. Я бы
посоветовал вам избегать такого рода психологических испытаний.
Ответьте мне еще на один вопрос, и потом я расскажу вам кое-что
интересное. Вы нашли тот большой альбом с вырезками и заметками
миссис Констебл?
— Нет.
— Тщательно искали?
— Что за вопрос! Тщательно ли мы искали? — повторил Ма-
стерс^ не скрывая сарказма. — Комиссар, его люди и я осмотрели
410

каждый квадратный дюйм в этом доме. Каждый квадратный дюйм!
И не нашли ничего. Однако меня это не удивило. Все гости уехали
вместе со своим багажом. Альбом отправился из дома в чемодане
или дорожной сумке. Кто-то его стибрил.
—	Вполне возможно. У меня только одно существенное возра¬
жение — я попросту в это не верю. Я уже говорил и повторяю
еще раз: Минна Констебл спрятала альбом. Это было написано у
нее на лице, когда я ее об этом спросил. Могу поспорить на
кружку пива, что он по-прежнему находится в том доме.
Инспектор с трудом подавил приступ ярости, вызванный тем,
что в его профессиональных способностях усомнились.
—	Доктор! — повысил он голос. — Только вы видели этот
альбом. Каких он размеров?
Сандерс задумался.
—	Примерно восемнадцать дюймов в высоту, дюйм в толщину
и двенадцать дюймов в ширину.
—	Восемнадцать дюймов... — Мастерс поднял руку над столом
на соответствующую высоту, — и двенадцать дюймов в ширину.
Это гигант, а не альбом. Он бросается в глаза. К тому же оправлен
в толстую искусственную кожу. Да, похоже, она не могла его
сжечь или изорвать. Кроме того, миссис Констебл вообще не по¬
кидала дом. Сэр Генри, где, по вашему мнению, спрятан альбом?
—	Не знаю, сынок. Я старый упрямец.
—	Для меня это не новость. Вы думаете, с помощью этого
альбома мы бы смогли узнать, как был проделан весь этот фокус?
—	В общем-то, да.
—	Если дело обстоит именно так, его нужно выставить в Бри¬
танском Музее как народное достояние! Во-первых, в нем содер¬
жится описание того, что нельзя увидеть. Во-вторых, в нем
объясняется, почему две зеленые свечи уменьшаются на полдюйма
каждый раз, когда кто-то умирает. В-третьих, из него мы узнаем,
каким образом Пеннику удается находиться в двух местах одно¬
временно: в баре гостиницы и в оранжерее в четырех милях...
— Гм. Вы попали в точку. Пенник — это проблема. Хотя, может
быть, не такая сложная, как нам кажется. Я немного понаблюдал
за ним...
— Вы немножко понаблюдали за ним? — как эхо повторил
Мастерс. — Да ведь вы его еще не видели! Когда мы приехали в
гостиницу «Под черным лебедем» в субботу вечером, он спрятался
от нас. До сегодняшнего дня вы его ни разу не видели.
— А вот и видел, — спокойно заявил сэр Генри. Он снял очки,
которые делали его глаза маленькими и далекими, — и хорошо
знакомое лицо стало совершенно чужим. Он посмотрел стекла на
свет и надел очки. Но около минуты доктор и инспектор имели
возможность видеть настоящее лицо Старика.
411

— А вот и видел, — повторил он. — Примерно, как Чейз в
известном вам случае; я не встречался с ним, не разговаривал,
однако видел его.
— Где, когда?
— Вчера вечером в Золотом зале отеля «Коринтиан». Это такой
роскошный ресторан. Хорошенько же ко мне относятся в собст¬
венном доме, ничего не скажешь! Любимое занятие моих двух
дочерей — не давать мне спать! Каждый мой бессонный час —
праздник для них. Поэтому они потащили меня после театра ужи¬
нать. И кого мы видим за столиком? Герман Пенник собственной
персоной, кривляющийся, как девушка на выданье. Он ужинал в
обществе Викки Кин.
Инспектор присвистнул.
Сандерс подумал, есть ли в мире хотя бы один человек, кому
можно верить. Он внимательно посмотрел на Г. М., однако выра¬
жение лица у того было еще более непроницаемым, чем обычно.
— Ну и что из этого? — безразлично пожал плечами доктор,
почувствовав все же небольшой укол ревности. — Кто может ей
это запретить? Сегодня вечером я пригласил ее поужинать со мной,
но такие заведения, как «Коринтиан», мне не по карману.
— А может быть, — возбужденно воскликнул инспектор, —
эта мисс в сговоре с Пенником?
Г. М. взмахом руки развеял его надежды.
— Чушь! Пенник ни с кем не сговорился, это одинокий волк.
Вы еще не понимаете, куда я клоню? В роскошном ресторане сидит
элегантная, красивая Виктория. Атмосфера, сами понимаете! Од¬
нако она была крайне испугана. Украдкой она наблюдала за Пен¬
ником даже тоща, когда он подзывал официанта. — Он замолчал. —
Видно было, что Пенника тоже что-то угнетает. Хотя ресторан
обставлен роскошно — золото, бархат и Бог знает что еще, —
помещение это маленькое. Когда там много народу, нормальному
человеку трудно выдержать, а уж Пеннику тем более. Он ведь
сам говорил вам, что не переносит замкнутого пространства. Его
сдерживало лишь присутствие мисс Кин. Он влюбился в нее по
уши, и мне это очень не нравится. Проблема серьезнее, чем кажется
с первого взгляда. — Он с беспокойством посмотрел на Сандерса. —
До сих пор я ничего не говорил о твоих делах, сынок. Чувства,
которые вы начинаете испытывать к дочери Джо Кина, могут быть
вызваны тем, что, сами того не сознавая, вы злитесь на Марсию
Блайстон, хотя они могут быть и настоящими. Однако не это
сейчас важно. Важно другое: если и дальше события станут раз¬
виваться в таком темпе, я готов поклясться своими волосами, —
он гордо погладил себя по лысому черепу, — что между вами и
Пенником дело дойдет до открытой ссоры. Вы над этим задумы¬
вались?
412

—	Нет.
—	Ну так подумай об этом, сынок, — хмуро сказал Г. М. —
Мастерс мне говорил, что однажды вы уже...
Он замолчал и, нахмурив брови, стал наблюдать, как через
вращающуюся дверь, отряхивая воду с плащей, входят Виктория
Кин и Лоуренс Чейз. Гроза, которая начала было стихать, возоб¬
новилась с новой силой. Молния ярко осветила свинцовое небо,
раздался гром, и ливень сплошной завесой закрыл Уайтхолл.
—	Добрый вечер, — поздоровался Чейз. С его котелка капала
вода. — Как говорится, а волк тут как тут. Мне кажется, мы
прервали вашу очень интересную дискуссию, которая касалась либо
Викки, либо моей скромной персоны. «Разве я не прав?» — как
сказал бы наш телепат.
Викки и Сандерс посмотрели друг на друга и почти сразу же
одновременно отвели взгляды.
—	Вы правы, — охотно согласился Г. М., махнув рукой официанту.—
Присаживайтесь. Выпьем кофе и закурим хорошую сигару.
—	Я обойдусь без сигары, — улыбнулась Викки. Она сняла
шляпу и откинула рукой назад блестящие темно-каштановые во¬
лосы. Сандерс придвинул ей кресло. — И могу посидеть только
несколько минут. У меня нет возможности тратить на завтрак два
с половиной часа, как у некоторых. Я как раз возвращалась на
работу, когда встретила этого искусителя, и... я просто любопытна.
Ларри положил портсигар на стол.
— Честно говоря, — признался он, — я тоже любопытен.
— Серьезно? — предупредительно спросил Мастерс. — И что
же вас интересует?
— Многое, дорогой инспектор. Например, зачем вам понадо¬
билось со мной встретиться? Произошло что-то еще? Я не имею
в виду последние события. Боже мой, бедная Минна! — Он при¬
двинул кресло ближе. Веки его были красными. — Кажется, это
совершенно невозможно. Самый мерзкий бред, который только мог
выдумать человек, чудовище или черт знает кто! Посмотрите в
окно — сплошные газетные заголовки. Посмотрите вокруг — везде
газеты. На нашем столе, на соседнем и на любом другом! — Он
быстро взглянул на собеседников. — Как вы думаете, кто-нибудь
здесь знает, что мы замешаны в эту историю?
— Если вы не станете говорить тише, через минуту об этом
узнают все.
Чейз нагнулся над столом.
— Извините, — прошептал он. — Но я предупреждал Минну,
а она не хотела меня слушать. Пусть вам не кажется, что я верю
в сверхъестественные силы, но ведь все повторилось. Как разо¬
браться во всем этом? Наверное, вам известно, что Сэм Констебл
был моим дальним родственником?
413

— Ну? — заинтересовался Мастерс.
— Да. Нужно было внимательно читать некролог. Его отца
звали Лоуренс Чейз Констебл. Я его троюродный племянник. Денег
он мне, однако, нс завещал.
— Нет?
— Нет. Кроме ста фунтов, которые не в счет. Вопрос в том,
кто является наследником. Я сообщу вам кое-что, но прошу со¬
хранить это в тайне.
— Конечно!
— В завещании Сэма,— объяснил Чейз, раскрывая портсигар,—
упомянуто имя одного наследника. Все свое состояние он без всяких
условий оставил жене. Минна о таких вещах никогда не думала и
не оставила никакого завещания. Причем семьи и родственников у
нее нет. Это значит, что состояние Минны вместе с еще большим
состоянием Сэма переходит в собственность государства. Начнется
большой скандал, потому что это будут опротестовывать родственники
Сэма,— возбужденно продолжал Чейз. — Заявляю, что я в этом
участия принимать не буду. Во-первых, вместе со старым почтенным
сэром Джоном Ричем я назван душеприказчиком и куратором состояния
Сэма. Во-вторых, остальные его родственники — это родная сестра и
два кузена. Если они выиграют процесс, то большая часть достанется
сестре, а остальное разделят кузены, так что, даже если бы я и
хотел, из этого все равно ничего не выйдет. Так обстоит дело. Я
рассказал вам честно и без недомолвок. Мне же достается тяжелая
работа, и вместо благодарности я, вероятнее всего, получу хорошего
пинка. Ну что ж! Будь он трижды проклят, этот Пенник...
Он замолчал. Вероятно, решил, что больше говорить не стоит.
Стряхнул невидимую пылинку с пиджака и закурил.
— М-да, не везет, — с сочувствием пробормотал Мастерс.
— Ничего. Это не главное. Самое плохое, что бедного старого
Сэма и Минны нет в живых.
— Конечно. Но...
— Что — но?
Мастерс, который вел себя с подозрительной предупредитель¬
ностью, держал за пазухой бомбу. Он только ждал удобного мо¬
мента, чтобы ее вытащить.
— Нет, нет, ничего. Но в этой компании лучше не произносить
резких слов в адрес Пенника.
— В этой компании?
— Я хотел сказать, в присутствии мисс Кин.
— Какое отношение к этому имеет Викки?
Мастерс сделал удивленное лицо.
— Так вы не знаете? Мисс Кин в большой дружбе с мистером
Пенником. Не так ли, мисс Кин? На следующий день после смерти
Минны Констебл она провела с ним вечер в роскошном ресторане...
414

Викки молчала.
Она неподвижно сидела в кресле рядом с Сандерсом. Голову
она слегка наклонила, и он видел только ее блестящие, цвета
старой, потемневшей меди волосы, коротки^ локоны за ушами и
нежную линию шеи над воротником скромненького синего платья.
Дыхание ее было учащенным.
Неприятную тишину продлило появление официанта. Он со
стуком поставил на стол чашки с кофе и удалился.
Викки подняла голову и обратилась к Г. М.
—	Сэр Генри, почему вы так сильно меня не любите?
—	Я?! Не люблю вас?
—	Да, вы. Потому что вы друг отца невесты доктора Сандерса,
сэра Дэниса Блайстона, так?
—	Дорогая, я не понимаю, о чем вы говорите. Какое к этому
имеет отношение Дэнни Блайстон?
Викки начала нервно вертеть в руке коробок спичек, лежавший
на столе.
—	Я видела вас вчера вечером в «Коринтнане». Вы все время
наблюдали за нами и даже нарочно споткнулись о соседний столик,
чтобы получше нас разглядеть. Догадываюсь, что именно вы рас¬
сказали инспектору об этой встрече.
Некоторое время Г. М. молчал. Он как-то странно смутился.
Бурчал что-то себе под нос, медленно выбирая сигару из ящичка,
который поднес официант.
—	Ну... вы ведь там были?
—	О Боже, конечно!
—	По собственной воле?
—	По собственной воле.
—	«Коринтиан» — это не закрытый клуб. В любую минуту
там могли появиться журналисты...
—	Конечно. И они появились, когда мы уже собрались уходить.
—	Вам нравятся такие приключения?
—	Я их ненавижу, — воскликнула Викки. Она оставила в
покое спички и говорила уже спокойнее. — Вы обладаете большой
силой, сэр Генри. Это какая-то внутренняя сила, которая заставляет
других людей думать и чувствовать, как вы. Поэтому прошу вас
не делать выводов до тех пор, пока вы не узнаете причин того
или иного поступка.
—	Это не в моих правилах, — так же спокойно ответил Г. М. —
Признаю, я смотрел в вашу сторону, но, поверьте, вовсе не из-за вас.
Мне хотелось получше разглядеть руки Пенника, и поэтому... мм, я
споткнулся о соседний столик.
—	Руки Пенника? — искренне удивилась Викки.
—	Да, — подтвердил Г. М. — И я не исключаю возможности,
что ваши намерения лучше, чем кажется на первый взгляд.
415

Викки облегченно вздохнула и удобно откинулась в кресле.
Напряженную атмосферу разрядил смех Сандерса.
— Кто-нибудь может мне ответить, что здесь происходит? —
спросил он. — Полагаю, мы собрались не для того, чтобы диску¬
тировать о товарищеских встречах. Почему Викки не может ужи¬
нать с кем ей хочется?
— Конечно. Почему? — холодно спросила Викки. — Я упо¬
мянула об этом лишь потому, что инспектор намекнул...
— Но, мисс Кин, я...
— Кроме того, — заявил Сандерс, — сегодня вечером с Викки
ужинаю я. Т1к, Викки?
— Конечно, Джон. Разве только...
— Ты приняла мое приглашение?
— Да, конечно. Однако здесь неподходящее место для таких
разговоров. Извините, но мне пора возвращаться на работу. —
Она быстро допила кофе, встала и надела дождевик. Впервые она
посмотрела Сандерсу прямо в глаза. Ес поведение было спокойным
и сдержанным.
— Отлично, — весело сказал Сандерс. — Я заеду за тобой в
половине восьмого.
— Джон...
— Я сейчас вызову такси. В такую собачью погоду нельзя идти
пешком до Ричмонд-террас.
— Джон, мне нужно с тобой поговорить. Хорошо? Извините
меня.
— Прошу прощения, мисс Кин, — начал инспектор, с любо¬
пытством ес разглядывая, — возможно, это и не наше дело. А с
другой стороны, вы только не обижайтесь, возможно, и наше. Могу
с вами поспорить, мне известно, что вы хотите сказать доктору.
Меня интересуем все, что имеет отношение к этому проклятому
Пеннику и людям, которые его окружают. Поэтому вы не сможете
сегодня поужинать с доктором... — Он не закончил фразу и вскочил
на ноги.
Снаружи, за окном, под дождем промелькнул какой-то мужчина.
Он толкнул вращающуюся дверь и вошел в ресторан. Снимая
промокший плащ и шляпу. Гетман Пенник улыбнулся всей ком¬
пании и одновременно нетерпеливым жестом подозвал официанта.
Глава 15
Мангровые заросли разрастались. Появлялись все новые побеги,
опутывая ветви и стволы, словно лианы. Это сравнение навязчиво
преследовало Сандерса всякий раз, когда он видел Пенника.
Хуже всего было то, что всем пришлось притворяться, будто
это самый обычный в мире завтрак, такой же, как и для остальных
416

посетителей уже почти опустевшего ресторана. Сквозь приоткрытое
окно ворвался поток свежего воздуха, и в накуренном поме¬
щении начало светлеть. Официанты бегали вокруг столиков и от¬
ряхивали скатерти. В этой немного сонной после завтрака атмосфере
любое громкое слово или резкое движение привлекало к себе вни¬
мание.
Пенник заговорил первым. Лицо Пенника и весь его внешний
вид не могли измениться, и все же в нем появилось что-то новое.
Поведение его выдавало какую-то внутреннюю удовлетворенность,
причин которой Сандерс сразу не понял.
—	Сэр Генри Мэрривел? — спросил Пенник. Он устремил
изучающий взгляд светлых глаз на Г. М.
—	Да. Присоединяйтесь к нам.
—	Благодарю.
Он подал плащ и шляпу официанту, который, судя по блеску
его глаз, узнал Пенника. Официант взял мокрые вещи и быстро
удалился.
—	Мне пора, — сказала Викки. — Джон, я хотела бы сказать
тебе несколько слов.
—	Очень прошу вас, оставайтесь, — обратился к ней Пенник.
Он сказал это безразличным тоном, но Сандерс уловил в его голосе
еле сдерживаемое предвкушение развлечения. В Пеннике появилась
сила! Именно ее не сумел сразу распознать Сандерс в лице и всем
его внешнем виде. Пенник поверил в свою могучую силу. — Нет,
нет, не уходите. Даже если вы опоздаете на работу, это удастся
уладить.
—	Если бы так...
—	Я бы хотел, чтобы все остальные дела были столь же лег¬
кими!— улыбнулся Пенник. — «Будь я королем, солнцем бы тебя
позолотил, месяцем посеребрил», — продекламировал он.
—	Это было бы очень любезно с вашей стороны, — пробормотала
смущенно Викки. Она снова села.
—	Как поживаете, инспектор? — приветствовал Пенник Мас¬
терса, наблюдающего за ним так же внимательно, как за воющим
мартовским котом, в которого через минуту -надо будет запустить
ботинком. — Добрый день, — обратился он к Чейзу.
—	Извините. Мне пора идти, — сказал Чейз.
Он встал и скованной походкой покинул ресторан. Даже не
надел дождевик, а лишь небрежно накинул его на плечи. Остано¬
вился на улице под проливным дождем, без шляпы и посмотрел
влево-вправо, словно не мог выбрать, в каком направлении идти.
Наткнулся на людей, которые пережидали дождь под козырьком
у входа, и быстро пошел куда глаза глядят.
Тишину за столиком нарушил Пенник, обратившийся к сэру
Генри.
14 ДжЛ.Карр «Сжигающий суд»
417

— Весьма сожалею, что не согласился побеседовать с вами
вчера вечером. Мне очень хотелось с вами познакомиться. Однако
в тех обстоятельствах я полагал, что это может вызвать нежела¬
тельное влияние. Вы понимаете меня?
Сэр Генри долго раскуривал сигару.
— Обойдемся без извинений, сынок. А что вы делаете здесь?
— Честно говоря, я следил за мисс Кин.
— Так значит, вы... — начала Викки.
— Ездили за мной в такси? — закончил за нее Пенник. — Да,
моя дорогая, это был я. Мне нравится смотреть на вас. Да, это дей¬
ствительно доставляет мне удовольствие. Прошу меня понять! Вы дей¬
ствуете на меня вдохиовляюще. Под вашим влиянием даже такой
скромный человек, как я, способен решиться на великие дела. — Лицо
Викки покрылось ярким румянцем, но она не отважилась что-нибудь
ответить. Пенник возбужденно сжимал ладони. — Когда я увидел всех
моих... противников, собравшихся на военный совет, я не смог отказать
себе в удовольствии принять участие в дискуссии. Однако главная
причина в другом. Я хотел поговорить с инспектором Мастерсом.
Мастерс окаменел.
— Я хотел задать вам один вопрос, — продолжал Пенник.
— Если кто-то и будет задавать здесь вопросы, — засопел
Мастерс, — то этим человеком буду я. Во-первых, что вы делаете
в Лондоне? Во-вторых, назовите свой постоянный адрес на тот
случай, если вы нам понадобитесь. Раньше вы проживали в гос¬
тинице «Под черным лебедем». Итак?
Пенник улыбнулся.
— Я останавливался там ненадолго. У меня квартира в Блум¬
сбери, довольно скромная, но мне нравится. Я запишу вам адрес.
И все-таки, как я уже говорил, я хочу вас кое о чем спросить.
Будете ли вы возражать против моего отъезда за границу?
Неожиданный удар в желудок не мог бы произвести большего
впечатления на Мастерса.
— За границу? — Казалось, ему трудно выговорить эти слова.—
Да, у меня есть чертовски серьезные возражения против вашего
отъезда. Если вы полагаете, что можно заварить такую кашу, а
потом упаковать барахло и смыться за тридевять земель, то быстро
убедитесь, что глубоко заблуждаетесь.
Пенник снова улыбнулся. И хотя он не сводил полного обожания
взора своих маленьких глазок с Викки, ответ инспектора не прошел
мимо его ушей.
— Не беспокойтесь, инспектор. Я не собираюсь удирать. Мне
нужно выехать на несколько дней во Францию. Мне оказана боль¬
шая честь, радио «Бретань» предложило мне...
— Да-да, — прервал его Мастерс с язвительным блеском в
глазах. — Знаю. Кондитерский концерн?
418

Пенник расхохотался. Его лицо странно изменилось. На нем
проступили многочисленные, не видимые до сих пор морщины,
словно он не привык проявлять радостные чувства. Казалось, он
искренне полюбил инспектора и нет никого, к кому бы он испытывал
ненависть.
—	Нет. Вы не знаете последних новостей? Парижское радио
официально пригласило меня выступить завтра вечером. Я буду
говорить по-французски, а затем по-английски. Если вас интересует
время: с девяти сорока пяти до десяти пятнадцати. — Хотя он
по-прежнему продолжал улыбаться, видно было, что он явно не¬
доволен. — Мне кажется, мой друг, французы неправильно поняли
мои объяснения. Все эти бессмысленные сплетни о лучах смерти
и прочей ерунде... — Он покачал головой. — Они обманывают
сами себя. Упорно приписывают мне сверхъестественные способ¬
ности, которыми я не обладаю и никогда этого не утверждал. Бог
свидетель, моя теория очень проста. Она поражает воображение
только потому, что при современном состоянии науки является
совершенно новой... — Пенник на мгновение заколебался. — По¬
этому я не хочу, чтобы они кормились такого рода сказками, а
потом разочаровались. Вместе с тем, полагаю, что когда они
услышат меня, то не разочаруются. Это же относится и к моим
друзьям в Англии. Клянусь, господа, я не разочарую сотни тысяч
моих слушателей!
Все уставились на него.
—	Погоди, сынок. — Сэр Генри положил сигару на край пе¬
пельницы. — Вы хотите сказать, что собираетесь убить еще кого-то?
—	Да, — спокойно подтвердил Пенник.
Стало тихо. Только через минуту, словно желая предупредить
нападение, Пенник начал быстро говорить.
—	Господа, до сих пор я представал перед вами не в лучшем
свете. Возможно, я сам в этом виноват. Я не стратег, а простой
человек, подверженный обычным импульсам. Самюэля Констебла
я убил намеренно, будучи глубоко уверенным, что совершаю пра¬
вильный и добрый поступок. Что же касается смерти миссис Кон¬
стебл... Впрочем, почему бы и нет? Почему, если я совершил это,
находясь в приступе гнева?
Мастерс сухо спросил:
—	Вы сделали это потому, что я сказал, что вы не способны
прихлопнуть даже муху?
—	Нет. Я принял ее вызов. И теперь она мертва. Послушайте,
господа. — Он постучал указательным пальцем по столу. — Я не
собираюсь часто использовать силу, действие которой для меня
абсолютно понятно, а вам кажется таким загадочным. Я уже сказал,
что эту силу следует применять во имя добра, и продолжаю это
утверждать. Но такого случая, какой подвернулся сейчас, я не
419

могу упустить. Передо мной открываются такие возможности, какие
были только у нескольких человек за всю историю человечества.
Люди словно дети, которым я стараюсь объяснить что-то непонятное.
Мне приходится доказывать это на примерах, понятных для ауди¬
тории. Когда я буду обращаться к ним завтра вечером, одних слов
окажется недостаточно. Я возьму в свои руки человеческую жизнь
и, как стеклянный шар, разобью ее у них на глазах. Скажу, кто
умрет, сообщу число и час. Когда они убедятся, что это нс пустые
угрозы, возможно, наконец поймут, что я нс бросаю слов на ветер.
Он сделал глубокий вдох. Похоже было, он уже не так возбужден
и с трудом сдерживает радость.
— Слишком много слов, — сказал он, энергично потирая руки.—
Как там говорил Антоний Клеопатре?.. — с улыбкой обратился он
к Викки. — Я пришел сюда не за тем, чтобы болтать... В вашем
лице, инспектор, есть что-то, действующее на меня, как вызов.
Итак, теперь вы знаете мои планы. И я не понимаю, каким образом
вы сможете помешать мне...
— Спокойно! — прикрикнул Г. М. на Мастерса. — Сядь, сынок.
— Но...
— Сядь, я сказал.
Под Г. М. заскрипело кресло. В течение всего монолога Пенника
сэр Генри спокойно дымил сигарой, стряхивая пепел после каждой
затяжки. Это было единственным признаком его возбуждения. Скло¬
нившись над чашкой остывшего кофе, доктор Сандерс не спускал
глаз с Пенника. И когда тот в начале своей тирады наклонился
в сторону Викки, Сандерс впервые отметил, какие у него толстые,
вывернутые губы.
— Если этот джентльмен, — начал иронически вежливо инс¬
пектор, — полагает, что может поехать во Францию и там устроить
свои фокусы, и если он полагает, что я нс в состоянии этому
воспрепятствовать...
— Вы можете помолчать? — прервал его Г. М. и обратился к
Пеннику: — Если вы желаете поехать и наделать шуму, дело
ваше. Нам в ближайшее время вы не понадобитесь. Правда, завтра
после полудня будет проводиться расследование, но особой нужды
в ваших показаниях нет.
Пенник живо заинтересовался.
— Какое расследование?
— По делу о смерти жертвы, мистера Констебла.
— Вероятно, уважаемый сэр, я вас неправильно понял. Ведь
уже было начато расследование по делу о смерти мистера Констебла.
И оно было отложено.
— Верно. Но по закону оно должно быть проведено рано или
поздно, поэтому разбирательство назначено на завтра, чтобы по¬
кончить с этим раз и навсегда.
420

Пенник беспокойно зашевелился.
—	Я по-прежнему ничего не понимаю.
—	Послушайте, — сказал Г. М., в отчаянии потирая лоб. —
Человек умирает, так? Полиция считает, что дело здесь нечисто.
Она временно откладывает судебное расследование, пока не наберет
достаточно материала. Однако даже если и не имеется достаточных
доказательств против кого-либо, коронер, в соответствии с законом,
должен назначить разбирательство. Это необходимо для установ¬
ления причины смерти.
—	Но ведь они не смогут установить, что было причиной
смерти.
—	Не смогут.
—	Зачем же все это разбирательство?
Сэр Генри с трудом овладел собой.
—	Не знаю, — зарычал он. — Таков закон. Не я его придумал.
Не меня вы должны винить. Сжальтесь хоть немного над нашей
слепотой. Не забывайте, что коронеру не каждый день приходится
проводить расследование по делу о смерти жертвы, убитой с по¬
мощью телепатии. Если вы не хотите, чтобы я вышел из себя,
прошу вас принять мои слова на веру. Это обычная формальность,
они вынесут вердикт, что мистер Констебл умер от неустановленных
причин. Поэтому вы можете ехать хоть в Париж, хоть в Тимбукту,
куда вам заблагорассудится. Вы ведь не являетесь свидетелем.
— Мне прекрасно известно, — самодовольно улыбнулся Пен¬
ник,— что я не являюсь свидетелем. Я — убийца и поэтому
интересуюсь расследованием по делу о смерти моей жертвы. Когда
оно состоится?
— Завтра, в три часа дня.
—	Где?
— В Гровтопе. Надеюсь, вы туда не собираетесь?
Пенник широко раскрыл глаза.
— Сэр, — сказал он, — прошу вас не осуждать мой чрезмерный
интерес к публичным зрелищам, но если вы полагаете, что я
там не появлюсь, то ошибаетесь. Хоть я всего лишь убийца, меня
тем не менее очень интересует, что обо мне будут говорить. —
Он задумался. — Три часа? Да, я успею. Если желаете, я дам
показания. Возможно, они помогут коронеру разобраться в этом
деле.
Инспектор внимательно на него посмотрел.
— А вы не боитесь, что вас могут... гм, линчевать?
Пенник рассмеялся.
— Нет. Вы плохо знаете своих соотечественников, приятель.
С глазу на глаз, чтобы никто не слышал, они умеют болтать. Но
их главная черта — это боязнь проявить свои чувства на людях,
она парализует каждое их движение. Если бы меня представили
421

одному их них, в худшем случае он бы стал прикидываться, что
не замечает меня. Я как-нибудь это переживу.
— Значит, завтра вы собираетесь отправиться туда во всем
своем великолепии?
-	Да.
— И вы в самом деле хотите поехать в Париж и...
— Убить следующую жертву? Да. Причем, руководствуясь луч¬
шими намерениями. Повторяю, да. Скажите, вы по-прежнему счи¬
таете меня жуликом?
Мастерс крепко схватился за край стола.
— Почему бы вам самому не ответить на этот вопрос? Вы ведь
умеете читать мысли или прикидываетесь, что умеете. Ну, ответите?
— С удовольствием. Вы считаете, что я действительно совершил
эти убийства и при этом использовал какой-то простой способ,
который вы пока еще не раскрыли. Так? Так, я вижу по выражению
вашего лица. Что ж, если вы решили значительно больше внимания
уделить этому «простому» способу, нежели тому факту, что я
признал свою вину, не имею ничего против.
— Вы уже выбрали свою следующую жертву?
— Да, но вам ничего не грозит, инспектор. В общем-то вы
добрый и с вами вполне можно ужиться. Нет, это...
— Извините, но я не могу дольше оставаться. Мне нужно идти
на работу, — прервала Викки их пока еще бескровный поединок.
Пенник решительно запротестовал:
— Моя дорогая, я готов выдержать каждый ваш каприз. Но
это не каприз, а нонсенс. Вы разве не слышали, что я сказал?
Все удастся уладить.
— Ах, из этой болтовни ничего путного не выйдет. Я не хочу
ничего улаживать. Я хочу уйти отсюда. Прошу отодвинуть кресло...
— Извините, — Пенник нахмурился, — что я так неожиданно
выдал свои планы. Но я не мог противостоять интересу, который
явно виден на лицах присутствующих здесь джентльменов, и по¬
этому несколько преждевременно рассказал о некоторых вещах.
Прошу вас, мисс Кин, выслушайте меня. Я не хочу, чтобы вы
возвращались на работу. Надеюсь, мне удастся уговорить вас по¬
ехать вместе со мной в Париж.
Сандерс, молчавший с тех пор, как в ресторан вошел Пенник,
заговорил.
— Уберите руку с ее плеча, — сказал он.
В ресторане, казалось, все замерло. Не только в переносном,
но и в буквальном смысле. Громкий звук голоса Сандерса перекрыл
ресторанный шум. Его слова ударили по окружающим, как камень,
брошенный в окно. Официанты в глубине зала застыли без дви¬
жения.
—	Не понял вас?
422

—	Уберите руку с ее плеча, — повторил доктор.
Их разговор хорошо слышали все вокруг. Пенник с шумом
передвинул кресло.
—	Ах, мой дорогой доктор Сандерс! — сказал он так, будто
впервые заметил присутствие доктора. — Как ваши дела? Вы так
тихо сидели, погрузившись в задумчивость, что я вас не заметил.
Это очень невежливо с моей стороны.
—	Интересно, можете ли вы догадаться, о чем я размышлял?
Пенник устало взмахнул рукой.
—	Дорогой доктор, мы ведь с вами уже как-то беседовали на
эту тему. Я очень опасался, что с вами у меня будут трудности.
Как тогда, в воскресенье, в гостинице «Под черным лебедем». Не
стоит к этому возвращаться... Я больше не занимаюсь салонными
развлечениями. Таким способом я просто хотел обратить на себя
внимание...
—	Вот именно, — задиристо прервал его Сандерс.
—	Можно узнать, почему вы это сказали?
—	Потому что с самого начала раскусил вашу игру.
Ослепительная молния ярко осветила зал ресторана. В течение
какой-то доли секунды Сандерс отчетливо видел изменившееся до
неузнаваемости лицо Пенника. Удар грома сменился тяжелым шу¬
мом дождя.
—	Я не совсем понимаю, что вы хотите этим сказать, —
процедил Пенник.
—	Я хочу сказать об этой истории с чтением мыслей. Мастерс
узнал от Ларри, что вы старались вытянуть изо всех по очереди
информацию, касающуюся каждого из нас. Наверное, вы неплохо
развлеклись с этим «чтением мыслей, которые каждый старается
инстинктивно скрыть»? Если кто-то из нас был чем-либо серьезно
озабочен и вы говорили: «Именно это вы пытаетесь инстинктивно
скрыть», трудно было отрицать вашу правоту. Разве не так? Для
этого вам необходимо было знать массу интимных подробностей.
И вдобавок к этому дедукция, основанная на том, что я обнаружил
вчера в книге «Искусство чтения мыслей по выражению лица»...
Виктория из-за плеча Пенника подавала Сандерсу какие-то
отчаянные знаки, но он не обращал на это внимания.
—	Итак, если вы действительно убили Сэма и Минну Констеб¬
лов...
—	Если я их убил? — повторил Пенник. — Помнится, вы
как-то уже говорили это. Извините, я дам вам тот же ответ и то
же предупреждение, к которым, проявив здравый смысл, вы серь¬
езно относились до сего момента. Вы бросаете мне вызов?
Доктор резко отодвинул чашку с холодным кофе.
—	Да, — ответил он.
423

Глава 16
Дождь, казалось, никогда не кончится. Когда в семнадцать
двадцать поезд, окутавшись облаком пара, отправился с вокзала
Чаринг-Кросс, за окнами ничего нс было видно. Зато поезд был
почти пуст, и они удобно расположились в купе первого класса.
Не прошло и пяти минут, как Г. М. раздраженно фыркнул:
— О Боже, эта черепаха может двигаться быстрее?
— Может, поговорить с машинистом? — ехидно предложил
Мастерс. — Я дам ему взятку, а? С чего бы такая спешка, сэр?
Вчера вы вообще не появились в Форуэйсе, хотя ждали мы до¬
статочно долго. Зачем же сегодня так спешить?
Сэр Генри молча ударил себя несколько раз кулаками в колени
и с неудовольствием посмотрел на доктора Джона Сандерса, который
как раз усаживался на диванчик у окна.
— Старый осел! — пробурчал Г. М.
Этот эпитет привел Мастерса в восторг.
— Как вы себя чувствуете, доктор? — спросил он шутливо. —
Сердце не болит? А может, вас бросает в холодный пот? Клянусь,
мне давно уже нс было так хорошо. Вы славно всыпали Пеннику,
а он был уверен, что вы и слово не скажете!
— Вы оба думаете, что это так весело? — разозлился Г. М. —
Ну-ка, тихо! — оборвал он Мастерса. — А ты, сынок, — он обратился
к Сандерсу, — ответь мне на один вопрос. Зачем ты это сделал?
— А что он себе думает, этот Пенник? Кто он такой? Господь
Бог, который командует людям, когда им умереть или с кем ужи¬
нать? Его знаменитая телефорс — чушь, и вы это знаете не хуже
меня. Отлично, пусть он действует. Он ведь уверял, что его «волны
мысли» могут убивать! Пусть нажмет на кнопочку в своем мозгу,
а мы посмотрим, что произойдет!
— Это у вас такой пунктик? — буркнул Г. М., почесывая
подбородок.
— Да, — честно признался Сандерс.
— Так зачем же вы это сделали?
Почему бы и не признаться, подумал Сандерс. Почему бы не
признаться, что голубые глаза Викки, ее улыбка, вся ее фигура,
которые он сейчас так ясно представил себе, — именно они были
причиной его поступка... Во всем, что касалось ее, Пенник и он
вели себя, как два кобеля в присутствии суки. Это сравнение не
было приятным, и Сандерс разозлился на себя за то, что оно
пришло ему в голову в связи с Викторией. Но если быть честным,
это сравнение, в принципе, правильно. С другой стороны, Пенника
нельзя было отнести к благородным воздыхателям, которые молча
страдают. Как раз наоборот, если бы он мог, убил бы Сандерса
не моргнув и глазом. Доктор вспомнил сцену в ресторане, когда
Пенник вежливо поклонился, взял плащ, шляпу и спокойно вышел
424

на залитую дождем улицу. А если вспомнить, как вел себя Пенник
раньше, — это был красный сигнал опасности.
—	Вы не знаете, зачем я это сделал? — спросил Сандерс.
—	Я? — Сэр Генри задумался. — Конечно, знаю. Наблюда¬
тельности мне хватает, если она вообще была нужна в данном
случае. Однако я не умею предупреждать глупые поступки других
людей, хотя им неоднократно это говорили. Пенник ждал только
удобного случая. Разве вы этого не заметили? Ах, нет! Что ж,
перчатка брошена, и, надеюсь, вы гордитесь собой. Несмотря на
все знаки и предупреждения, которые вам делали в течение пяти
дней...
—	Но...
—	...вы остались глухи. А для чего дочь Джо Кина встречается
с этим субъектом и обходится с ним, как с расписным яйцом? Для
того, чтобы не произошло то, что случилось сегодня. Для того,
чтобы вы не стали мишенью Пенника.
—	Вы так думаете? — быстро спросил Сандерс.
—	Ох, сынок, ну, конечно! Я знаю это. Нужно быть слепым,
чтобы не заметить, как Пенник хочет избавиться от вас. Он ждал
только формального оправдания, чтобы показать свои когти. В
этом все дело. Пенник, в определенном смысле, честный человек.
Инспектор совершенно однозначно постучал себя пальцем по
лбу. Сэр Генри раздраженно посмотрел на него.
—	Да, это правда. Я знаю, что говорю. Еще одна такая выходка,
инспектор, и я брошу все это дело!
—	Прошу вас, сэр, не нервничайте, успокойтесь! Я только
хотел сказать, что...
—	Пенник — человек честный, — подчеркнул Г. М. — Согласен,
временами он бывает исключительно неприятен. Подозреваю также,
что у него не все в порядке с головой, и если кто-то им серьезно
займется, он окажется в сумасшедшем доме. Однако в связи с
Сандерсом он испытывает угрызения совести. Дьявол-искуситель
говорит: «Да», совесть говорит: «Нет». Дьявол-искуситель уговари¬
вает: «Убей его», совесть говорит: «Если ты это сделаешь, то это
будет проявлением ревности к каждому, кто находится рядом с
ней, и докажет, что ты не сверхчеловек». Дьявол-искуситель шеп¬
чет: «Это будет в интересах науки», совесть возражает: «Ерунда!».
Но теперь, когда вы подсунули ему оправдание, он забудет обо
всех своих принципах. Если только ему удастся это сделать, сынок,
ты будешь его следующей жертвой.
Мастерс заволновался.
—	Погодите, сэр! Вы думаете, он это сделает?
—	Если ему удастся, — упрямо повторил Г. М. — Нет, может,
я слишком сильно выразился. Могу вас порадовать. По моему
мнению, Сандерс в полной безопасности...
425

— Да, сэр, по вашему мнению, — возразил инспектор. —
Однако то же самое вы говорили о Минне Констебл. И что же!
Ее нет в живых.
— Хороший из вас утешитель! — со злостью сказал Сандерс.
Вы тут накаркаете! Мне заказывать венок прямо сейчас или я
успею сделать это по возвращении в город?
— Успокойся, сынок, — попытался разрядить атмосферу сэр
Генри, — ты выглядишь совершенно здоровым. Все будет в полном
порядке, если только...
— Знаю, знаю. Если только я доверюсь Старику. Прекрасно,
я вверяю себя в ваши руки, а деньги, предназначенные для венков,
пожертвую в пользу внебрачных детей...— Доктор задумался. —
До сих пор я всегда думал, что живу в нормальном мире, где
ничего необычного не происходит. Я завидовал Марсии... Завидовал
людям, которые могут позволить себе совершить путешествие, на¬
пример в Японию. Фактически в моей жизни почти ничего не
изменилось. Я ем, сплю, как и раньше. В квартире у меня те же
обои, и денег я не зарабатываю больше. Но у меня такое чувство,
словно я оказался в другом мире, где может произойти все, что
угодно.
— У всех нас скоро будет такое чувство, — хмуро заметил
инспектор, — если мы допустим, чтобы эта идиотская история с
телефорс продолжалась и дальше. Телефорс! Вы слышали, что
говорили на вокзале? Что кричал в окно вагона этот толстяк? А
возле газетного киоска? Я бы хотел прочесть вечернюю газету.
Может, удастся что-то купить на следующей станции?
Через несколько минут поезд остановился. Мастерс выскочил на
мокрый перрон и быстро вернулся с целой охапкой газет. Поезд тро¬
нулся, и некоторое время был слышен только шелест газетных страниц.
— Все начинает нагромождаться одно на другое, — пробормотал
из-за газеты Г. М., — будто вавилонскую башню поставили на
пизанскую. Эти ученые умники затеяли спор. Из профессора Хэк-
сдена в интервью удалось вытянуть только одно слово — бред.
Эго приведет Пенника в бешенство. Профессор же Трипплетс,
допустив теоретическую возможность существования такого рода
оружия, заявил, что эта идея не нова. Я уже вижу, как Пенник
брызжет ядом. Так, совсем неплохо. — Он неодобрительно посмот¬
рел на Сандерса. — Если бы только вы не сунулись в это дело!
Жаль, что вы не прикусили себе язык в присутствии Пенника!
Доктор обиженно посмотрел на сэра Генри.
— Почему вы оба цепляетесь ко мне? Я бросил Пеннику вызов,
чтобы доказать, что он клоун. Сделал за вас черную работу. И
вместо того, чтобы благодарить, вы ведете себя так, словно я
нарушил какие-то ваши планы.
— Нарушил, сынок.
426

—	Так? Каким же чудом?
—	Никаких чудес. Дьявольское стечение обстоятельств, — про¬
бурчал Г. М. — Я все тщательно предусмотрел и распланировал.
Я бы набросил на Пенника лассо... вот так! — Он щелкнул паль¬
цами. — В любом случае шансы были ниже сорока процентов, а
большего, наверное, нельзя и требовать. Вы уменьшили их до
одной десятой процента. Какая слепота! И поэтому мы так спешим
в Форуэйс. У меня остались еще две возможности.
—	Поймать Пенника? — Инспектор едва владел своим голосом.
—	Да.
—	Когда?
—	Завтра, если нам повезет.
Мастерс грустно улыбнулся.
—	Вам следует поторопиться, сэр. Я, конечно, не верю в весь
этот бред. Однако, что будет, если Пенник решит немножко раньше
отправить на тот свет нашего милого доктора?
—	Нет, — совершенно серьезно возразил Г. М. — У нас в
запасе двадцать четыре часа. Пенник не начнет действовать до
тех пор, пока не выступит завтра вечером в Париже и...
—	Ха-ха-ха, — деланно рассмеялся Сандерс.
—	Доктор, сидите тихо! — призвал его к порядку сэр Генри. —
Вас это не касается. Как я уже сказал, инспектор, у нас есть
немного времени до того момента, когда Пенник решит, что можно
вынуть из-за пазухи следующую бомбу. В настоящее время причин
для беспокойства нет.
—	Надеюсь, вы знаете, что делаете, сэр. Но я скажу вам прямо:
похоже, что вы, прошу прощения, немножечко свихнулись! Вы
что, собираетесь позволить ему болтать по радио? Я в это не верю!
Его можно остановить. Есть множество способов,* очень легких...
—	Гм. А зачем?
—	И еще одно, — гнул свое инспектор. Он взял в руки газету,
и глаза его подозрительно блеснули. — Вы это видели? «Ивнинг
Планет»?
—	Не видел, — с виноватой миной признался сэр Генри. —
А что там?
—	Что там? Два моих фото! Одно с подписью «Инспектор
Мастерс» и второе — «Испектор Мастерс, переодетый хулиганом
из Ист-Энда». Причем на первом снимке я выгляжу в сто раз
хуже, чем на втором! Вы скажете — мелочь? Но, как говорит сэр
Генри, «прошу не мешать, я сижу и думаю». Я сделал то же самое,
и, черт меня побери, если я знаю еще кого-нибудь, у кого есть мое
фото, где я так славно переодет. Это вы дали мое фото в газету?
—	Спокойнее, спокойнее.
—	Вы?
—	Прекратите скандалить...
427

— Я сразу догадался, что именно вы написали и эту статью
на всю колонку в «Дейли Уайелис». Я не утверждаю, что у вас
уже полный маразм, нет, этого я не говорил. Но если вы все же
угодите в палату лордов, я сяду в первом ряду на балконе для
зрителей, чтобы ничего не пропустить из этого представления. Это
все, что я хотел сказать. Осталось только узнать, зачем мы едем
в Суррей? Что вы хотите там найти?
— Во-первых, — заявил сэр Генри, — я должен найти альбом
Минны Констебл с газетными вырезками.
— Что?! Это невозможно! Мы перерыли все, а вы по-прежнему
утверждаете, что альбом находится в доме?
— Да.
— Где же вы собираетесь его искать?
— В том-то все и дело. Не знаю.
Мастерс пожал плечами. За залитым дождем окном ярко блес¬
нула молния. Раскаты грома слились со стуком и скрежетом колес.
Никто больше не проронил ни слова до станции Камберден, где
их уже ждал с машиной комиссар Белчер, которого инспектор
предупредил телеграммой.
Во время дождя Форуэйс выглядел еще угрюмее, чем обычно,
а газоны превратились в сплошное болото. Огромный дом казался
вымершим и бездушным, как после пожара. У комиссара был ключ
от входной двери. Внутри стук дождя по крыше был особенно
сильным.
— И что же дальше? — спросил Мастерс, зажигая свет.
Сэр Генри огляделся вокруг.
— Не торопите меня, инспектор. Мне нужно подумать. Ага!
Вы искали альбом в оранжерее? Хорошо проверили?
— Можете не сомневаться! И нечего надеяться, что он спрятан
под пальмами. Их, конечно, не выкапывали, но земля была такой
сухой, что мы бы заметили даже малейший след.
— Я бы хотел туда заглянуть.
Они прошли через гостиную, столовую. Сандерс увидел, что
здесь ничего не изменилось с той ночи, когда умерла Минна. На
столе в столовой лежали осколки стекла; Сандерс вспомнил, как
за дверью оранжереи увидел лицо Пенника и упустил бокал с
пивом. Все напоминало о прошлом — и запахи и звуки.
«Пенник ничего не сможет сделать. Он лопнул, как детский
шарик, когда я прямо сказал ему в глаза все, что о нем думаю.
И все-таки...»
Сэр Генри открыл застекленную дверь в оранжерею и начал
тщательно ее осматривать.
— Если вы ищете отпечатки пальцев, — ехидно заметил Ма¬
стерс, — то зря тратите время. Мы ничего не обнаружили. Да,
да, я знаю, доктор сказал, что Пенник прижался лицом и пальцами
428

к стеклу — об этом мы нс забыли. Либо отпечатки потом вытерли,
либо их вовсе нс было.
Доктор нс поддался на провокацию.
— Вы начинаете подозревать меня в галлюцинациях... — про¬
бормотал он.
—	Нс будем забывать об астральном духе, — вставил Г. М.,
открывая и закрывая дверь в оранжерею. — Да, еще одно. Вы
видели что-нибудь, кроме носа и пальцев Пенника?
—	Честно говоря, почти ничего.
—	Вы слышали, как он убегал?
—	Нет. Но я могу поклясться, что он находился здесь, это не
было каким-то трюком или игрой моего воображения.
В этот момент ничто не могло угрожать со стороны Пенника.
Но несмотря на это, дух его, могучий и жестокий, как смерть,
витал над Форуэйсом.
Мастерс протиснулся мимо Г. М. и повернул выключатель.
Гроздья золотых фруктов зажглись в углах стеклянного купола.
Струи дождя так барабанили по нему, что нужно было кричать,
чтобы услышать собственный голос. Сандерс почувствовал облег¬
чение при виде пустого плетеного кресла, стоящего среди тропи¬
ческих растений, в котором всего несколько дней, наъъд сидел
Пенник. Г. М. подошел к бездействующему фонтану.
—	Доктор! — крикнул он.
—	Да?
—	Очень важный вопрос. Когда вы увидели Пенника и побежали
за ним в оранжерею, этот фонтан работал?
—	Нет.
—	Вы точно это помните? — настаивал сэр Генри.
—	Могу присягнуть. Во всем доме была абсолютная тишина.
Более того, я помню, что проходил мимо фонтана. Но почему вы
спрашиваете?
— Потому что, — подозрительно мягко ответил Г. М., — если
все так, как вы говорите, мы добыли одно из самых важных
доказательств по этому делу.
Мастерс в мгновение ока оказался возле него.
—	Не так быстро, сэр! Одно из самых важных доказательств?
Так, значит, мы наконец сможем установить, был Пенник в оран¬
жерее или не был... Извините, доктор. А если был, то с какой
целью? Но при чем здесь фонтан? Это обычный садовый фонтан,
он перекачивает в замкнутой системе несколько одних и тех же
галлонов воды. Я хорошо его осмотрел, потому что хочу купить
такой же для своего сада.
—	Собираетесь вы купить себе фонтан или нет, в настоящее
время несущественно. Главное, мы получили важное доказатель¬
ство. И меня вовсе не интересует, как он работает. Речь не об
429

этом. — Он вернулся в большой холл. — Здесь есть еще какие-
нибудь двери? Ага, только одна. В кухню, я так и думал. А из
кухни лестница наверх не ведет. Это нужно запомнить, инспектор,
лестницы нет.
Сэр Генри заглянул в кухню. Мастерс следовал за ним по
пятам.
— Но...
— С другой стороны, — продолжал Г. М., размахивая руками,
чтобы удержать Мастерса на некотором расстоянии от себя, —
спальня Самюэля Констебла расположена точно над столовой. При¬
поминаю, миссис Констебл говорила мне об этом. Я также помню,
что одно из окон его спальни выходило на балкон, с которого по
каменной лестнице можно спуститься в сад. Сынок, если ты не
отодвинешься от меня, я совершу убийство!.. Итак, из столовой
можно попасть в спальню на втором этаже, вернуться вниз, и
никто ничего не заметит. Если мы...
Яркая вспышка молнии осветила оранжерею, в ее коротком
блеске они увидели испуганные лица друг друга: удар грома раз¬
дался прямо над их головами, заставив вздрогнуть стеклянный
купол. Одно из стекол наверху треснуло и со звоном разбилось о
каменный пол. В образовавшуюся дыру хлынул дождь. Все про¬
изошло в какие-то доли секунды. Очевидно, электрический разряд
вызвал короткое замыкание в проводке, потому что во всем доме
погас свет.
— А, черт! — выругался в темноте Г. М.
— Не волнуйтесь, — успокоил его комиссар Белчер, — у меня
есть фонарик. Что же вышло из строя? Наружная проводка или
пробки?
Мастерс разволновался. У него еще не прошел шок, вызванный
неожиданным ударом молнии, к тому же кромешная тьма дейст¬
вовала на нервы. Он почти кричал, стараясь перекрыть шум дождя.
— Наверное, проводка. У них здесь столько дополнительных элек¬
троприборов, что на каждые две-три комнаты пришлось установить
отдельные пробки. Они не могут перегореть все сразу, разве что...
— Шкафчик с пробками, — внезапно сказал Г. М.
— Что?
— Шкафчик с пробками, — повторил он. — Обыскивая дом,
вы заглянули туда?
— Нет, а зачем? Могу заверить, что туда никто не лазил ни
до, ни после смерти миссис Констебл...
— Я не связываю это с чьей-либо смертью, — начал терять
терпение сэр Генри. — Просто считаю его прекрасным тайником
для плоского альбома с размерами восемнадцать дюймов на две¬
надцать... — Помолчав немного, он спросил: — Где этот шкафчик?
— В комнате миссис Констебл... пойдемте?
430

При свете фонарика Белчера они отправились наверх. В дальнем
углу пустой спальни находился встроенный в стену шкаф с раз¬
движными дверями. Внутри, над самой верхней полкой, они увидели
металлический черный ящичек высотой примерно два фута и ши¬
риной в полтора. Мастерс влез на стул и руками отвинтил едва
прихваченные винты крышки. Она со скрежетом отворилась, и из
ящичка выпал большой альбом.
—	Так значит, он был спрятан здесь, — со злостью пробормотал
инспектор.
—	Ну да, сынок. И никто к нему не притрагивался с тех пор,
как Минна спрятала его здесь после смерти мужа. Прекрасный
тайник. Человек смотрит на шкафчик с пробками, и ему даже в
голову не приходит, что там могут быть спрятаны посторонние
вещи. Но на сей раз крышку не удалось закрыть плотно, альбом
оказался слишком большим. Если вы, инспектор, захотите спрятать
от воров свои драгоценности, берите пример с Минны. Это была
одна из ее лучших идей.
Мастерс спрыгнул со стула.
—	Замечательная идея, а? — сказал он, размахивая альбомом.—
Но мы его нашли. Вы полагаете, сэр, именно это нам и было
нужно? — обратился он к сэру Генри, сунув альбом ему под нос.
—	Возможно. Если в нем есть то, что я надеюсь там найти,
Пенник у нас в руках. Положи его на стол, сынок, поглядим, что
там есть.
Свет фонарика выхватил название альбома, который Мастерс
положил на ночной столик, — «Новые способы совершения
убийств». Все молча склонились над альбомом. Слышно было лишь,
как дождь стучит в оконные стекла.
Это был невеселый экспонат. В нем находились газетные вырезки
примерно за последние восемь лет, где речь шла о случаях на¬
сильственной смерти. Некоторые пожелтели от времени, некоторые
порвались, остальные вырезки были более поздними. На нескольких
были записаны даты и названия газет, однако большую часть
вырезок никак не пометили. Часть статей была вырезана из еже¬
недельников, одна-две — из медицинского журнала. Они лежали
не в хронологическом порядке: 1937 год был вклеен перед 1935,
а между ними оказался 1932 год. Это было похоже на Минну
Констеол, умную, но неорганизованную.
Сэр Генри простонал при виде этой неразберихи. Однако стон
его оказался еще более болезненным, когда вместо предпоследней
страницы они обнаружили лишь обрывок. Почти всю страницу, со
статьей, названием газеты и датой, неровно отрезали ножницами.
— Она не хотела рисковать, — пробормотал Г. М. — Это
можно было легко сжечь. Мы остались с носом.
— Вы так сильно рассчитывали на этот альбом?
431

— Ну, может, не совсем с носом... гм, может, и нет. Но я был
убежден, что наконец смогу доказать себе и другим, что был прав.
Если бы в нем была одна малюсенькая вещь...
Он несколько раз постучал пальцем по альбому. Потом тяжело
пересек темную комнату и уселся в кресло. За ним в залитом
дождем окне блеснула молния.
Мастерс покачал головой.
— К сожалению, ничего нельзя сделать, сэр. Если бы остался
хоть малейший след, я бы поднял на ноги всю полицию и, уверен,
мы бы нашли эту вырезку. Но здесь абсолютно ничего не осталось,
черт возьми! Мы даже не знаем, из какой она газеты или страны,
потому что тут есть также вырезки из американских и французских
газет. Мы не знаем день, месяц даже год издания. Не знаем,
какую статью нужно искать. Если бы вы мне хотя бы сказали, —
инспектор уже почти кричал, — что хотите доказать этим, сэр?!
Сэр Генри подпер голову руками, он задумался. Через минуту
он начал покручивать остатки своей некогда богатой шевелюры —
редкие кустики, торчащие на висках.
— Да, да! Конечно, я знаю все эти трудности. У Минны не
было секретаря. Она не пронумеровала вырезки. Что я хочу до¬
казать? Могу сказать коротко.
— Ну?
— Я хочу доказать, что человек может быть одновременно жив
и мертв.
Все вздрогнули. Атмосферу еще более усугубило дьявольское
хихиканье сэра Генри Мэрривела.
— Хи-хи! Вы уверены, что я совсем выжил из ума? Нет, мои
дорогие. Я сказал точно то, что думаю. Инспектор, вы совершенно
не разобрались в мотивах всего этого дела. (Только сейчас я понял,
какое это важное замечание. Мотивы убийства, хотя о них и
упоминалось в тексте, не были указаны прямо, необходимо учесть
также и юридический аспект. Тем, кто хочет решить эту загадку,
советую читать между строк. Читатель предупрежден. — Джон
Сандерс.)
— Может, я и не разобрался. Но что бы там ни было, вы не
покажете мне живой труп, и никто другой этого сделать не сможет.
Не надо делать из меня сумасшедшего. С меня довольно! Вы, сэр,
давно уже перешли все границы, но ни о чем подобном я еще не
слышал! Можете взять с собой своих астральных духов, свои зеленые
свечи, свои фонтаны и своих живых покойников и можете, сэр...
— Ого, инспектор, у вас, наверное, нс все в порядке с головой?
— Хотел бы я знать, сэр, у кого нс все в порядке с головой!
— У вас, дорогой. Вам так страшно, что мне даже приятно!
Вы боитесь этого дома и всего, что здесь есть. Может, нет?
— Нет. Я вовсе не боюсь. Протестую...
432

—	А почему при каждой молнии вы подпрыгиваете, как ош¬
паренный! Вам не стыдно, но толко честно?
—	Спокойнее, сэр, — озабоченно вмешался доктор Сандерс. —
Если вы не прекратите дразнить инспектора, то через минуту он
начнет грызть ковер!
—	Послушайте меня, — внезапно сказал Г. М. таким реши¬
тельным и спокойным тоном, что все замолчали. — Итак, вы
хотите поймать убийцу?
—	Конечно, хочу!
—	В таком случае все в порядке. Если вас интересуют научные
факты, я предоставлю вам возможность погрызть кое-что получше
ковра. Слушайте, какой у меня план. Завтра мы переходим в
наступление. Возможно, оно заберет у нас много времени и сил,
но шансы у нас имеются, а больше ничего и не требуется. Начнем
на судебном разбирательстве. Пеннику кажется, что он устроит
там блестящее представление. Он думает, что разбирательство за¬
кончится безрезультатно. Нам необходимо, чтобы он был в этом
убежден. Нам нужно получить разрешение, и думаю, мне это
удастся... Присяжные вынесут вердикт, что...

Часть четвертая
УТРО
«Дейли Нон-Стоп»
Среда, 4 мая 1938 года
«Пенник не допущен к разбирательству по делу о жертве предпо¬
лагаемого убийства! Сегодня вечером он попытается еще раз ис¬
пользовать телефорс!»
«Дейли Трампетер»
«Разбирательство по делу о смерти Констебла при закрытых дверях!
Серьезная ошибка правительства! Телефорс сегодня вечером из
Парижа!»
«Ньюс Рекорд»
«Пенник присматривает новую жертву! Сегодня вечером он ответит
на вызов! Убийца-самозванец не допущен на разбирательство,
которое должно установить причину смерти его жертвы!»
«Дейли Уайелис»
«Сэр Генри Мэрривел» (эксклюзивное интервью)
«Телефорс — в девять сорок пять вечера!»
... хотя можно с улыбкой слушать, что говорят вокруг, нельзя не
отнестись со всей серьезностью к возникшей проблеме. Это угроза
свободе личности, которая так дорога каждому гражданину нашей
страны. Следственное разбирательство при закрытых дверях, куда
публика не имеет права доступа, — неординарное событие, и оно
требует объяснения. До сих пор наши власти поступали мудро и
рассудительно, они и теперь должны установить истину и сделать
необходимые выводы в отношении того, кто причастен к случив¬
шемуся. Ответственность не должна возлагаться исключительно на
плечи коронера, мистера Фридайса.
— Как поживаете, миссис Топхэм? Идете на разбирательство?
— Ну! И пусть только попробуют меня не впустить, я им
покажу!
434

Глава 17
Ратуша в Гровтопе, где происходило разбирательство, представ¬
ляла собой одно из наиболее типичных сооружений в викторианском
стиле. Однако помещение, где непосредственно проходило рассле¬
дование, было совершенно не похоже на все остальные. Это был
продолговатый, низкий зал, расположенный в подвале. Через за¬
решеченные окна обычно виднелись лишь ноги прохожих. Поме¬
щение темное и холодное, несмотря на трубы центрального
отопления под потолком. Здесь было что-то от школьного класса.
Каменный пол громким эхом разносил стук шагов. Над столом
коронера, рядом с которым стоял стул для свидетелей, висел све¬
тильник в форме матового стеклянного шара. На небольшом воз¬
вышении уселись присяжные. Почти все остальные стулья в зале
были пусты, лишь в первом ряду сидело несколько человек. Однако
если здесь все казалось сухим и официальном, то происходящее
снаружи было совершенно противоположным. Веселые выкрики и
шум многих голосов доносились в зал заседания, а в зарешеченные
окна виднелись не только ноги, но и любопытные лица.
—	Я требую тишины, — разнервничался коронер, швырнув на
стол исписанный лист бумаги. — Это невыносимо. Сержант!
—	Я, сэр!
—	Пожалуйста, закройте окна. Не слышно даже, что говорит
свидетель!
—	Слушаюсь, сэр.
—	Я не могу проводить расследование в таком шуме. Что все
эти люди здесь делают? Почему вы не приказываете им разойтись?
—	Очень много народу, сэр. От Хай-стрит до Мэйн-стрит такая
давка, что... нечто подобное я видел последний раз во время войны,
когда сбили немецкий дирижабль над фермой Хайдеггера!
—	Сержант, даже если все население Лондона соберется здесь,
я буду действовать в соответствии с полученными мною инструк¬
циями. Разгоните толпу. Или, может быть, закон уже совершенно
бессилен? О Господи, а это еще что такое?
—	Судя по всему, аккордеон, сэр?
—	В самом деле?
—	Так точно. Это Джон Краули исполняет песенку о Бобби
Пиле1.
—	А хоть бы и сам Рахманинов. Перед окнами зала заседания
играть запрещено. Наведите порядок, сержант.
—	Слушаюсь, сэр.
1 П и л Роберт — реорганизатор лондонской полиции в 1829 году. Отсюда
прозвище английских полисменов — Бобби.
435

— Хорошо. Господа присяжные! Прошу прощения за то, что
вам приходится терпеть эти неудобства. Если вам удастся сосре¬
доточиться в таком шуме, мы сможем приступить к допросу по¬
следнего свидетеля. Доктор Сандерс!
Сидящий на скамье свидетелей Сандерс огляделся вокруг. Ему
еще не приходилось видеть более мрачного места, чем этот длинный
зал. В полутьме едва можно было различить окаменевшие лица
сэра Генри Мэрривела, инспектора Мастерса, комиссара Белчера,
доктора Эйджа и Лоуренса Чейза, который официально опознал
трупы. Они сидели, как изваяния. Присяжные же, казалось, с
трудом сдерживают смех.
— Доктор, вы дали нам ясные и точные показания относительно
проведенного вами обследования покойного как непосредственно
после смерти, так и при вскрытии. Считаете ли вы, что при таком
обследовании выявляются все возможные причины смерти?
— Да.
— Значит, вы согласны с мнением доктора Эйджа?
— Согласен.
— Эй, вы! А ну, разойдись! Расходитесь:
— Чего толкаешься?
— Прошу соблюдать спокойствие. Расходитесь!
— Вы только посмотрите на него! Думаешь, ты такой важный
в этом шлеме?
— Бобби! Бобби! Бобби Пил, Бобби Пил — шлем жестяный
нацепил!
— Господа, закройте кто-нибудь второе окно! Спасибо, инспек¬
тор. Лучше задохнуться, чем оглохнуть. Нужны более решительные
меры. Слушаю вас, доктор Сандерс.
Сандерс отвечал на вопросы автоматически. Голова у него
разрывалась от боли, потому что всю ночь он просидел над кни¬
гами, а доносящийся с улицы шум только усугублял его со¬
стояние. К тому же его мучила мысль, что Викки не
встретилась с ним накануне вечером, так что первый раунд остался
за Пенником.
— Вы сказали нам, доктор, что ни один жизненно важный
орган не был поврежден.
— Да.
— И хотя имеются причины, могущие вызвать такое состояние,
нельзя утверждать, какая именно из них привела к смерти мистера
Констебла?
- Да.
436

«Черт бы побрал Пенника вместе с его телефорс. Даже если
бы я и очень хотел, все равно не уснул бы в последнюю ночь.
Внушение не такая простая штука. Нервы натянуты, как струны.
Воображается черт знает что! Уже начало четвертого. Скоро станет
темно. Пенник попытается убить меня... какая ерунда... сегодня
вечером между девятью сорока пятью и десятью пятнадцатью.
Осталось семь часов».
—	Скажите, доктор, смерть мистера Констебла наступила мгно¬
венно?
—	Нет. Быстро, но не мгновенно. Агония длилась не меньше
двух минут.
—	Вы считаете, что смерть была болезненной?
—	Да, очень.
«Я, как идиот, поперся на квартиру Викки в Вестминстере,
заказал столик в «Коринтиане», а она, оказывается, уже ушла с
Пенником и оставила мне записку: «Очень прошу, верь мне. Больше
ничего сказать не могу. Я теперь работаю вместе с твоим Г. М.,
у него есть определенный план». Какой план?»
— Доктор, могу я попросить вас не отвлекаться?
— Извините.
«Какой план? Что скрывалось за каменным лицом Г. М.?»
— Проясним еще один вопрос, доктор. Верите ли вы в сверхъ¬
естественную причину смерти?
—	Нет. Ни в коем случае.
— Является ли, по вашему мнению, такое допущение абсурд¬
ным?
—	Да. Абсолютно.
— Итак, по вашему мнению, никто, будь то вы, я или кто-либо
другой, не может назвать причину смерти. Так?
—	Да.
— Благодарю вас, доктор. Это все.
Один из присяжных, рыжеволосый жилистый мужчина, громко
кашлянул.
— Прошу прощения, господин коронер, можем ли мы задавать
вопросы?
— Конечно. Вы можете задать свидетелю любой вопрос, если
он имеет отношение к рассматриваемому делу.
Рыжеволосый наклонился вперед и уперся ладонями в колени.
— А как быть с телефорс? — потребовал он объяснения.
Присяжные заметно оживились. Эти достойные люди почти
одновременно, словно марионетки, повинующиеся движению кук¬
ловода, подались вперед. Их председатель, толстый мужчина, вла¬
делец самой большой пивной в Гровтопе, скорчил недовольную
мину: этот вопрос он сам давно уже собирался задать. Он повторил
вопрос.
437

— Никогда об этом не слышал, — кратко ответил Сандерс.
— Вы разве нс читаете газет, сэр?
— Я хотел сказать, что не слышал, чтобы телефорс имела
какое-либо отношение к науке. Если вас интересует мое мнение,
могу только присоединиться к тому, что сказал профессор Хаксден:
бред.
— Но...
— Господа, — холодно прервал их диалог коронер. — Мне
очень жаль, но я вынужден прекратить вашу дискуссию. Она
весьма интересна, но неконкретна и затрагивает широкий круг
вопросов. Прошу вас ограничиться вопросами, касающимися фак¬
тов, имеющих прямое отношение к расследованию. Мы выслушали
данные медицинской экспертизы, проведенной доктором Эйджем
и доктором Сандерсом. Ваше решение должно опираться исклю¬
чительно на них. Таков закон, и мы должны его выполнять.
Трудно описать возбуждение, охватившее присяжных. Все на¬
чали говорить — одновременно.
— Это неправильно! — крикнул кто-то коронеру.
— Сэр, вы подвергаете сомнению правильность ведения мною
расследования?
— Врачи, — раздался другой, полный презрения голос. —
Доктора! Возьмем, например, мою жену. Когда она умерла, доктора
утверждали, что...
— Господа, я уже один раз просил соблюдать тишину, и мне
бы не хотелось повторяться. Надеюсь, все меня поняли?
— О небо, клянусь, это он!
— Кто?
— Салли! Быстро! Я подниму тебя. Он выходит из автомобиля.
— Точно!
— О Боже, это он! Я видел его фото. Эй, а ты не мог бы
прикончить мою старуху?
— А сейчас, господа, попрошу вас сосредоточить ваше внимание
на том, что говорю я, вместо того чтобы глазеть в окна. Наверное,
я не должен напоминать, что происходящее за этими стенами нас
не касается. Спасибо, доктор Сандерс, у присяжных больше нет
вопросов. Вы их полностью убедили, что...
— Это убийца!
— Эй! Оставьте ему хоть какой-нибудь шанс. Что он такого
сделал?
438

—	Что он сделал? Это фашист, разве ты не знаешь?
—	О чем они говорят? Что случилось?
—	Это фашист. Личный друг Гитлера.
—	Правда, правда! Я слышал об этом в пивной вчера
вечером. Там один здоровенный, толстый, лысый, как колено,
тип из Лондона — у него еще был какой-то титул, вроде
аристократа, — говорил, что...
— ...что доказательства и только доказательства имеют для нас
значение. Поскольку доктор Сандерс был последним свидетелем,
я должен сделать резюме, которое поможет вам вынести вердикт.
Как мне кажется, господа, есть только один вердикт, который вы
можете вынести. Однако в любом случае давайте подумаем над
тем...
Сандерс на цыпочках прокрался мимо нескольких человек, си¬
дящих' неподвижно, как манекены, в первом ряду. Он взглянул
на Г. М., глаза которого были закрыты, руки скрещены на груди,
а могучий живот вздымался и опадал ритмично, как во время
глубокого сна. Мастерс, настороженный, как всегда, не спускал
глаз с коронера. Больше всего в этот момент доктору хотелось
закурить. Он толкнул скрипящую дверь, ведущую в коридор, и
внезапно остановился с незажженной сигаретой во рту.
Лучи заходящего солнца, падающие в окно, осветили спуска¬
ющегося по ступенькам Германа Пенника. Сандерс, стоя в тени,
как приговоренный, вглядывался в его лицо, лицо человека, меч¬
тающего о неограниченной власти. Его горящие глаза были широко
раскрыты. Он был одет в дорожное платье: спортивная кепка и
плащ, в руке он нес чемодан. На секунду заколебался, когда в
приоткрытую дверь увидел зал заседания в подвале, так как со¬
вершенно не выносил подземных помещений. Однако не успел он
сойти с последней ступеньки, как перед ним возник полисмен.
— Что вам угодно, сэр?
— Мне угодно, мой друг, присутствовать на разбирательстве
по делу о смерти Самюэля Констебла.
— Вы вызваны как свидетель?
— Нет.
— Пресса и публика не допускаются. Прошу вас пройти на
верх.
— Знаю, но я собираюсь дать показания. Мне сообщили, что
любой желающий может принять участие в разбирательстве и дать
показания.
— Только не в этом. Таков приказ.
— Вы меня не понимаете. Я Герман Пенник. Я тот человек,
который, как уже всем известно, убил...
439

— В таком случае, — невозмутимо ответил полисмен, — идите
в комиссариат и там дайте показания. Мне все равно, кого вы
убили. Здесь вы не имеете права находиться.
— Вы что, собираетесь мне помешать... — начал Пенник го¬
лосом, прерывающимся от бешенства.
Несколько мгновений казалось, что он не сдержится. Он поднял
руку. Еще секунда, и он ударил бы наотмашь полисмена — так,
между прочим, как если бы убирал с пути мешающую ему паутину.
Но он опустил руку, а на лбу у него выступили вены.
Полисмен посмотрел на него с нескрываемым интересом.
— Не знаю, что ты собирался делать этой твоей рукой, умник,—
засопел он, — если еще раз попробуешь что-нибудь такое, ты у
меня костей не соберешь.
Дверь снова заскрипела. Сэр Генри, уперев руки в бока, как
балерина, приблизился к ним.
— Все в порядке, сынок, — обратился он к полисмену. —
Разрешите ему войти. Коронер как раз заканчивает расследование,
а я хочу поговорить с этим господином.
Пенник спустился с последней ступеньки. Он поставил на ка¬
менный пол чемодан, снял перчатки и засунул их в карман своего
светло-коричневого плаща. Сандерса он старался не замечать.
— Ах, так, значит, расследование уже закончилось? — спросил
он. — Жаль, что я опоздал. Для экономии времени отсюда я
отправлюсь в аэропорт, в Кройдон. Поэтому взял с собой чемодан
и...
— Ты выглядишь, как сама элегантность, сынок, — пробормотал
Г. М., с интересом разглядывая Пенника. — Я как раз размышлял
над тем, явитесь вы сюда или нет.
— К вашим услугам. А сейчас мы постараемся расшифровать
ваши мысли, сэр. — Пенник говорил ласково, как зубной врач
перед болезненной процедурой. — Я должен сориентироваться в
том, что здесь происходит. Признаюсь, меня удивило решение
Министерства внутренних дел провести это расследование при за¬
крытых дверях. Меня также интересует, почему не допущена пресса.
Я не видел здесь ни одного журналиста. Поэтому я подумал, не
является ли все это приманкой для меня, а может, и вызовом?
Сэр Генри покачал головой.
— Нет, сынок. Я вовсе не хотел, чтобы вы сюда приехали.
Правда. Но раз уж вы здесь, думаю, мы можем войти внутрь и
послушать вердикт.
— Вы пытаетесь меня испугать. — Пенник рассмеялся сэру
Генри прямо в лицо. — Это недостойно вас, сэр. — Он почти
коснулся плечом Сандерса, но по-прежнему игнорировал его при¬
сутствие. — Я проконсультировался у юриста. Мне наверняка из¬
вестно, что я не могу быть осужден за какое-либо преступление.
440

—	Верно. Вы не можете быть осуждены за преступление, свя¬
занное с этим делом. Но все-таки давайте войдем и послушаем
вердикт. Вот так. Возьмите его под вторую руку, — обратился сэр
Генри к инспектору, который как раз вышел из зала. — Пойдем.
—	Могу я узнать, что вы делаете?
—	Мы пойдем и послушаем вердикт. Фу... вы пользуетесь
духами? А может, это бриллиантин?
—	Будьте столь любезны, сэр, уберите свою руку.
—	Да-да, давайте пройдем туда. Сядем в последнем ряду, здесь
нас никто не увидит.
Уличный шум, почти не доносящийся в коридор, встретил их
в зале с новой силой. Наступал вечер, и мелькающие за окнами
ноги и лица отбрасывали все более длинные тени в зал.
— Господа присяжные, приняли ли вы решение?
После этих слов коронера присяжные собрались в кружок, а
потом разошлись, образовав нечто похожее на атаку веером в
регби. В этот момент кто-то приставил снаружи к окну фотоаппарат,
лампа-вспышка выхватила из полумрака Пенника вместе с его
почетным эскортом. Председатель присяжных, весь багровый, под¬
нялся со скамьи. В руке он держал листок бумаги.
— Господин коронер!
— Слушаю. Минуточку!
На этот раз полиция за окнами предприняла настоящую атаку.
Ноги и лица исчезли. Председатель нервно оглянулся. Через минуту
он овладел собой и хмуро посмотрел на листок.
— Господин коронер, — повторил он, — прежде чем сообщить
наше решение, могу я задать вопрос?
— Ну конечно, если вы считаете это необходимым. Что бы вы
хотели узнать?
— Господин коронер, обязаны ли вы подчиниться любому на¬
шему решению?
— Естественно.
— Я спросил, потому что некоторые из нас не были в этом
уверены. Каждый толкует законы по-своему. Может ли какой-ни¬
будь судья или учреждение, куда обращаются с апелляциями, в
общем, может ли кто-нибудь отменить наше решение и сказать,
что мы можем засунуть его себе в...
— Нет, нет, конечно же, нет, — нервно прервал его коронер. —
И я бы попросил вас не пользоваться такими выражениями, господин
председатель. Здесь не суд, а всего лишь расследование, и я обязан
действовать в соответствии с вашим решением. Но наверняка...
Председатель поднял вверх руку, чтобы удержать коронера от
дальнейших пояснений.
— Хорошо, именно это я и хотел знать. — Он посмотрел на
листок бумаги, который держал в руке. Мы, присяжные, — заорал
441

он во всю глотку, — выносим вердикт, что умерший был убит с
заранее обдуманным намерением Германом Пенником при помощи
того, что называют телефорс!
Коронер вскочил с места. Он был так возбужден, что забыл о
лампе, висящей над столом, и ударился головой о стеклянный шар,
который издал громкий звон. Пытаясь рукой поймать раскачива¬
ющийся светильник, он одновременно говорил присяжным:
— Господа, прошу минуточку внимания...
— Ну, говорил я тебе, Тэдди, что это ему не понравится, —
произнес кто-то.
— Я, конечно, не могу повлиять на ваш вердикт и не собираюсь
это делать. Давать оценку фактам — ваше дело, а не мое. Но
прежде чем ваш вердикт будет официально утвержден, прошу вас
еще раз все обдумать. Вы хотите, чтобы я отдал Германа Пенника
под суд за совершение убийства?
— Да, господин коронер.
— Отдаете ли вы себе отчет в том, что такой судебный процесс
превратится в обычный фарс? Понимаете ли вы, что осудить его
нет никаких шансов?
— В таком случае, нам должно быть стыдно за самих себя, —
заявил рыжеволосый присяжный. — Убийце Позволяют гулять на
свободе, а кто подумает, что будет с нами? Нас не касается, что
говорят доктора. В газетах подробно описали все это дело. А раз
это было написано во всех газетах, то это уже не политика, а
правда. Даже в вашей консервативной «Дейли Уайелис» было ин¬
тервью с этой шишкой, сэром Генри, не помню его фамилии. Если
они не могут его осудить, это их дело и им тем более следует
стыдиться. Ну, а мы сделали все, что могли.
— Хорошо ты ему врезал, Чарли, — поддакнул кто-то с удов¬
летворением.
— Господа, в последний раз прошу вас еще раз тщательно все
обсудить! Подумали ли вы о том, во сколько обойдется налогоп¬
лательщикам этот судебный процесс?
— Во сколько? — спросил рыжий с любопытством.
— Это не имеет никакого отношения к нашему разбирательству...
— А только что вы говорили, что имеет! — настаивал тот же
голос.
— Ну, если вас это так интересует, полагаю, что расходы
составят около пяти тысяч фунтов.
— Пять тысяч фунтов!
— Примерно. Даж? это для вас не имеет значения?
Лицо председателе потемнело от бешенства.
— Имеет, — зарычал он. — Если они могут позволить себе
швырять деньги на ветер, что часто и делают, то, черт побери,
могут немного потратить их для защиты наших прав. У меня в
442

пивной был вчера вечером один толстяк, очень вежливый, насто¬
ящий джентльмен, — он так и-сказал. Если они могут швырять...
Коронер смирился.
—	Не будем спорить, господа. Я готов выслушать ваш вердикт.
Он начал слушать вердикт во второй раз.
Сандерс смотрел на коронера. Он не решался взглянуть на
Г. М., Мастерса или Пенника, сидящего между ними. Коронер
стоял с совершенно серьезным лицом, на которое падал яркий
свет от лампы у него над головой, и Сандерс мог поклясться,
что заметил на этом лице с трудом сдерживаемую улыбку.
—	Благодарю вас, господин председатель. Присутствует ли в
зале служащий полиции, который ведет это дело?
В глубине темного зала встал со своего места Мастерс.
—	А, инспектор? Именем закона поручаю вам арестовать...
—	Он здесь, сэр, — быстро прервал его Мастерс и положил
руку на плечо Пенника. — Встаньте и подойдите к коронеру.
Присяжные, все как один, вскочили со своих мест. Сандерсу
не было видно лицо Пенника, да он и не стремился его увидеть.
У него перед глазами все еще стояла картина — Пенник между
Г. М. и Мастерсом, несущим новый чемодан. Свет снаружи почти
не пробивался в зал. Ноги полисменов полностью заслоняли окна
подвала.
— Мистер Герман Пенник? — спросил коронер.
Пенник кивнул.
— Согласно вердикту суда присяжных я должен отдать вас под
суд. Инспектор Мастерс сообщит вам, что вы не обязаны давать
показания, но все, что бы вы ни сказали, будет зафиксировано и
может быть использовано в качестве доказательства. Кроме того...
Пенник перебил его. Он говорил с чувством собственного пре¬
восходства.
— Господин коронер, вся эта ситуация просто фантастична. Не
знаю, плакать мне или смеяться. Вы же сами сказали, что процесс
превратится в фарс.
— Да, я с вами согласен. Если бы вы присутствовали, несмотря
на запрет, на сегодняшнем разбирательстве, — странным тоном
ответил коронер, — то убедились бы, что, даже будь я вашим
адвокатом, я не смог бы сделать больше для вас, чем сделал. У
меня нет выхода.
— Но ведь это лишено здравого смысла. И где же здесь спра¬
ведливость? Что ж, если вы настаиваете, мне не остается ничего
другого, как примириться с этим. Я согласен явиться на мой процесс,
когда бы он ни состоялся. Вы знаете, где меня можно найти. А
тем временем мне предстоит важная поездка в Париж. Конечно,
я внесу залог, гарантирующий мое возвращение. А сейчас, господа,
мне пора...
443

Два полисмена прошли через зал и встали у двери. Коронер
покачал головой.
— К сожалению, — сказал он грустно, — все не так просто.
Вы не поедете ни в Париж, ни в любое другое место. Вам придется
до самого процесса находиться в тюрьме, в четырех стенах.
Прошло несколько секунд, прежде чем Пенник заговорил. Сан¬
дерс заметил, как его широкие плечи вздрогнули под плащом.
— Вы хотите сказать, что меня будут держать в тюремной
камере?
— Конечно. Таков обычный порядок. Не можете же вы тре¬
бовать, чтобы к вам относились не так, как к другим людям,
которых обвиняют в убийстве и которые отданы под суд!
— Но меня нельзя осудить, — отчаянно защищался Пенник. —
Вы ведь сами это говорили. Арестовать человека, которого нельзя
осудить, — это очевидная глупость. И все это лишь потому, что
сборище идиотов решило вынести вердикт, противоречащий закону
и здравому смыслу.
— Вы что, имеете в виду нас? — потребовал объяснений пред¬
седатель присяжных, спрыгнув с возвышения.
Коронер быстро повернулся к нему.
— Господа присяжные, будьте добры, перейдите в соседнюю
комнату и подождите меня там. Я бы хотел сказать вам несколько
слов. Пожалуйста, не спорьте и выполните мою просьбу. Я вас
долго не задержу... Мистер Пенник, у меня нет возможности больше
с вами дискутировать. Инспектор, оставляю арестованного на ваше
попечение.
Пенник уже почти кричал:
— Когда состоится процесс? Сколько меня продержат в тюрьме?
— Точно ответить я не могу. Сейчас у нас начало мая. Вероятнее
всего, ваш процесс состоится в конце июля в Кингстоне. Мне
действительно трудно сообщить вам что-то конкретное.
— Три месяца!!!
— Примерно.
Несмотря на то, что у Пенника были очень широкие плечи,
Сандерс никогда бы не поверил, что в нем столько силы. Он
бросился с такой быстротой, что Мастерс не успел ухватить его
даже за полу плаща. Пенник высоко поднял массивный дубовый
стол и, если бы не споткнулся, со всего размаха, словно каменную
плиту, опустил бы его на голову коронера. Пенник пошатнулся,
в мгновение ока инспектор вцепился в него мертвой хваткой. Два
полисмена поспешили ему на помощь. Стол еще несколько секунд
ходил в руках у Пенника, а потом с грохотом упал на каменный
пол.
Побледневший коронер потрогал очки, словно хотел убедиться,
что они все еще у него на носу.
444

—	Полагаю, этого достаточо. Надеюсь, вы хорошо его держите,
инспектор?
—	Вы еще спрашиваете, сэр!
—	Думаю, не стоит больше рисковать. Выбор камеры оставляю
на ваше усмотрение, инспектор. Вы просили, — обратился он к
Пеннику,— точно придерживаться законов. Мы поступаем в точном
соответствии с ними. Мне кажется, вам не по вкусу лекарство,
которым вы хотели лечить других. Господа присяжные, прошу за
мной...
Присяжные и коронер ушли в соседнюю комнату. В мрачном
зале остался только телепат и его победители. Тишину нарушил
дрожащий голос Пенника:
—	Господи, — прошептал он, закрыв глаза руками, — как вы
можете так поступать. Это ужасно. Ведь это пытка. Три месяца
в камере, три месяца в замкнутом пространстве, три месяца для
того, чтобы сойти с ума. Я этого не выдержу! Требую справедли¬
вости!
Сэр Генри тихо отдал какие-то распоряжения. Он двинулся
вперед почти бесшумно, что было просто удивительно при его
массе, и остановился возле Пенника. Придвинул стул.
— Садись, сынок, — сказал он Пеннику.
Глава 18
Констебль Леонард Риддл был очень доволен тем, что его
постоянный маршрут считался одним из самых спокойных в
полицейском участке. Он любил свой маршрут еще и потому, что
знакомство с аристократическими обитателями этого района при¬
ятно льстило его самолюбию. Он как бы охранял, хотя в боль¬
шинстве случаев и незаметно, покой сильных мира сего. Маршрут
проходил по Парк-лейн, затем по Маунт-стрит до Буркли-сквер,
после чего Риддл сворачивал на Керзон-стрит и возвращался на
Парк-лейн. Любопытно, как много можно узнать о людях, хотя,
казалось, они вовсе не обращали внимания на внушительную фи¬
гуру полисмена. Он знал все, что происходит на его участке. Кто
куда уехал, кто с кем поссорился дома и множество других вещей
о тех, для кого он был лишь кусочком лондонского пейзажа, хотя
и живым кусочком, с которым можно перед сном переброситься
несколькими ничего не значащими вежливыми фразами.
У Риддла были любимые участки маршрута, а также фавориты
среди обитателей этого района. Он знал фамилии некоторых из
них, потому что большинство шоферов были его приятелями. Од¬
нако к большей части своих подопечных он относился, как опытный
гардеробщик, наизусть знающий все номерки и никогда, даже при
445

самой сильной давке, не выдающий по ошибке чужую шляпу.
Иногда ему немножечко казалось, что он добрый Бог, оберегающий
заблудших овечек. И если его называли «знатоком человеческих
душ», это доставляло Риддлу гораздо большее удовольствие, нежели
три кружки его любимого пива.
«Знатоком человеческих душ» его назвал один из жильцов,
которого, как, впрочем, и всех остальных. Риддл помнил по номеру
его дома. Однажды, часа в три ночи, одиннадцатый номер с Д’Ор-
сэй-стрит (не отец, а сын) возвращался домой с вечеринки. Будучи
на хорошем взводе, одиннадцатый номер с Д’Орсэй-стрит обнял
почтовый ящик и вначале хотел непременно прочесть лекцию по
астрономии, а затем о непостоянстве женской души. Столь фило¬
софское настроение было вызвано скандалом, который ему только
что устроила собственная невеста. Во время своей необычайно
продолжительной лекции он назвал Риддла «знатоком человеческих
душ». В общем-то он вел себя так же, как все мы, когда, находясь
в легком подпитии, представляем себе собеседника столь же неве¬
роятно умным, как и мы сами. Однако с тех пор Риддл полюбил
одиннадцатый номер на Д’Орсэй-стрит. Это была еще одна причина,
по которой Д’Орсэй-стрит, представляющая собой боковой тупик
на Маунт-стрит, так сильно его интересовала.
Его интерес к этой улице вызвали не только приятные ассо¬
циации. Риддл знал там фамилии нескольких жильцов. Номер
девять, например, прекрасный дом, в стиле регентства; квартиры
в нем стоят кучу денег. Мистер и миссис Констеблы занимали
квартиру на втором этаже. Так же, как и большинству лондонцев,
Риддлу было известно все о судьбе Констеблов; однако узнал он
об этом лишь недавно, когда известие о преступлении дошло до
аристократического района Мейфер.
Взять хотя бы эту бедную миссис Констебл. Сколько раз она
пыталась выудить у него сведения о работе полиции! Однажды
подбежала к нему прямо на улице, с большой шляпой в руке и,
стараясь идти с ним в ногу, для чего ей пришлось почти прыгать,
засыпала его градом вопросов. Риддлу же решительно не нравилось,
когда при обходе участка кто-нибудь навязывался ему в попутчики.
Уже много ночей Риддл думал о ней. Нельзя сказать, что его
преследовал призрак миссис Констебл. Нет, Риддл не был впечат¬
лительным. Но с тех пор, как началась вся эта заварушка, когда
в газетах и по радио только и слышно было — телефорс, тслефорс,
он всегда, проходя мимо номера девять по Д’Орсэй-стрит, замедлял
шаг и погружался в глубокую задумчивость.
Риддла не слишком интересовала уголовная хроника. Он пришел
в неописуемое изумление, когда при облаве в одном из роскошных
домов на Керзон-стрит обнаружили игорный притон. Хотя он хо¬
рошо знал свой участок, о существовании этого притона он даже
446

не подозревал, до тех пор пока ему об этом не сообщили коллеги.
Он долго испытывал глубокое отвращение к гнезду азарта за то,
что оно процветало за его спиной. Сейчас, как и большинство
лондонцев, он старался найти какое-то объяснение последним со¬
бытиям. Однако думать об этом он не любил, как, впрочем, не
любил думать обо всем, что нарушало его покой. Такой уж у
него был характер.
В эту дождливую ночь, через несколько часов после расследо¬
вания по делу о причине смерти Самюэля Констебла, когда Риддл
проходил мимо газетного киоска, его взгляд задержался на огромном
заголовке. У него еще не было времени прочесть вечернюю газету.
Он надеялся, что с Германом Пенником быстро справятся. Однако
красные буквы жестоко разочаровали его: «ПЕННИК В ПАРИЖЕ!» —
преподносила газета последнюю сенсацию.
Гнев переполнил Риддла, как талый снег горную реку. Так,
значит, они позволили ему уехать. Наверняка он сейчас подыски¬
вает новую жертву. И на этот раз лишь Господь Бог знает, как
далеко зайдет этот дьявол. У Риддла было такое же предчувствие,
как перед началом войны: никому и ничему на свете нельзя верить,
через несколько дней все перевернется вверх дном.
В начале Маунт-стрит он замедлил шаг.
Его подмывало сделать то, чего он никогда в своей жизни не
делал. У него был приятель, который упорно карабкался по ступеням
полицейской карьеры; он уже дослужился до звания сержанта и
работал в дактилоскопической лаборатории их округа. Риддла про¬
сто подмывало позвонить Билли Уинну — для этого можно было
воспользоваться телефоном в аптеке, которая находилась в номере
девять, — и поделиться с ним одним подозрением, которое с
некоторых пор не давало покоя Риддлу. Билли, конечно, был не
очень большой шишкой, но все-таки он ведь сотрудник уголовной
полиции и, наверное, знает, к кому нужно обратиться. Что поде¬
лаешь, Риддл не был знаком лично ни с одной большой шишкой.
Он, правда, немножко знал одного из инспекторов Скотленд-Ярда,
Хэмфри Мастерса; им пришлось работать вместе несколько лет
назад на Ланкастер-мьюс, когда расследовалось громкое дело «Де¬
сять чашечек». Там еще был пожилой толстяк... как его звали? ...
Мэрривел? Ну да, Мэрривел. И все-таки лучше позвонить Билли
и пусть он что-нибудь сделает.
Позвонить Билли?
Нет, лучше не надо. Он только отругает и будет прав.
Риддл продолжил обход. Слабо освещенная улица казалась вы¬
мершей. В безоблачном небе ярко светилась луна, а влажный
порывистый ветер гнал по тротуару грязные газеты.
Монотонный уличный шум. Монотонное тиканье часов. Без
двадцати десять. Пенник в Париже, Пенник в Париже, Пенник в
447

Париже! Кстати, он, кажется, должен выступать по парижскому
радио без четверти десять? У владельца зеленной лавки на Рас-
сел-лейн, 46, всего в нескольких шагах отсюда, есть радио. Риддл
мог бы заскочить к нему на несколько минут и послушать. Но
лучше не стоит. В десять у него встреча со своим сержантом, и
лучше не рисковать, не то можно опоздать. Поэтому он закончит
свой обход с точностью до секунды.
Риддл еще несколько мгновений боролся с искушением, а потом
двинулся по маршруту и свернул в тупичок под названием Д’Ор-
сэй-стрит.
Пройдя полтупика, он резко остановился. До его ушей донесся
странный шум.
Он очень хорошо знал шум своих улиц — как человек, живущий
много лет в одной комнате, знает все трещины на потолке. Его
мозг регистрировал каждый неожиданный звук на несколько секунд
раньше, чем Риддл начинал сознательно его воспринимать. Это
был очень слабый шум, но Риддл быстро сориентировался, откуда
он доносится. Д’Орсэй-стрит, номер девять.
Рядом с девятым номером, второй этаж которого занимали
Констеблы, находилась решетчатая металлическая калитка. Во дво¬
ре, за домом, а Риддл знал его, как собственные пальцы, за высокой
кирпичной стеной был большой сад, к которому от калитки вела
дорожка. К тревоге констебля, эта калитка была сейчас открыта
и со скрипом болталась под порывами ветра. Это произошло впервые
за те четыре года, что он патрулировал свой участок.
Констеблы умерли, значит, калитку открыли не они. Жилец с
первого этажа куда-то далеко уехал. В этом Риддл был уверен.
Однако он не был уверен, где находится жилец с последнего этажа.
Последнее время он был в южной Франции, но, возможно, уже
вернулся. Да, но в таком случае, у него бы светились все окна
и, как часто это бывало, оттуда доносились бы звуки веселья.
Однако сейчас дом номер девять на Д’Орсэй-стрит стоял тихий и
темный, лишь калитка без устали скрипела.
Риддл придержал калитку рукой и вошел в сад. Смотреть там
было в общем-то не на что: только Деревья и трава в ярком лунном
свете да остающаяся в тени тыльная часть дома. В темноте Риддл
различил контуры дома, покрытого белой облупившейся штука¬
туркой, образовавшей как бы огромные лишаи. На каждом этаже
был длинный металлический балкон с отдельной лестницей вниз,
чтобы каждый жилец имел доступ в сад.
Укрывшись в тени дома, Риддл осмотрелся вокруг.
Он замер. На газоне стоял Пенник.
Риддл не мог ошибиться: лицо, выхваченное лунным светом,
уже несколько дней смотрело на него из каждой газеты. Каштан,
на котором распустились молодые листочки, давал густую тень,
148

но Пенник, внимательно вглядываясь в дом, покинул это естест¬
венное убежище.
Он был без шляпы, а его лицо напоминало лицо утопленника,
хотя, возможно, в этом было виновато освещение. Констебль за¬
метил, как Пенник сунул руку в карман и что-то вытащил оттуда.
Несмотря на шум ветра в ветвях, Риддл услышал щелчок пружины
и увидел блеснувшее в лунном свете лезвие ножа. Засунув открытый
нож в карман, Пенник начал тихо красться в направлении дома.
Констебль двинулся за ним, стараясь держаться в тени. Когда
Пенник стал на металлические ступеньки, Риддл уже находился
у него за спиной. Он мог схватить его за руку, но не стал этого
делать. Подождал, пока Пенник взялся за перила и поднялся на
несколько ступенек, и последовал за ним. Этот подъем происходил
в абсолютной тишине и темноте. Пенник не оборачивался, и Риддл
надеялся, что ему удастся остаться незамеченным. Думал он только
о том, что в конце концов оказался прав. Все же надо, было
позвонить Билли Уинну. Наверняка после этого на него бы обратили
внимание в управлении.
Впрочем, это не имеет значения. Леонард Риддл и так был
очень доволен. Если бы он только захотел, он мог бы пролить свет
на некоторые вещи. Пенник опять находился в двух местах сразу?
Исключено! Причем только Риддл мог бы им сказать, в чем состоит
весь фокус. Конечно, в Лондоне хорошо знают о том, как работает
детектив, зато здесь почти ничего не известно о браконьерах...
Чуть заскрежетали металлические ступени. Пенник уже был
почти на втором этаже, Риддл различил на стене темные глазницы
окон. Внезапно телепат остановился, в нескольких футах позади
него замер участковый. На балконе, над их головами, находился
какой-то мужчина.
Он был среднего роста, в шляпе, держался за перила. Риддл
не мог разглядеть его лицо, но решил, что он молод. Ему также
показалось, что, когда голова Пенника появилась над балконными
перилами, мужчина очень перепугался. Несколько секунд они молча
смотрели друг на друга.
Пенник заговорил первым. Он почти прошептал:
— Добрый вечер, доктор Сандерс.
Сандерс? Риддл уже где-то слышал эту фамилию.
Незнакомец сделал такое движение, словно собрался защищать¬
ся. Он тоже говорил шепотом.
— Что вы здесь делаете?
— Я пришел уладить кое-какие дела...
Часы на дальней церкви пробили без четверти десять. Пенник
поднес руку к глазам и попытался разглядеть стрелки своих часов.
— Секунда в секунду, — довольно прошептал он.— А вы что
делаете здесь, доктор?
15 ДжД.Карр «Сжигающий суд»
449

— Я и сам бы хотел это знать, — ответил мужчина, которого
Пенник назвал Сандерсом. — Если б они мне хоть намекнули...
— Я могу вам это сказать, — пробормотал Пенник и в мгновение
ока оказался на балконе.
Риддл решил, что ему пора вмешаться. Без всяких внешних
эффектов, упаси Господи! Это было не в его натуре. Он попросту
одним длинным прыжком преодолел оставшиеся ступеньки и ука¬
зательным пальцем слабо ткнул Пенника в плечо. Одновременно
он снял с пояса фонарик и, когда Пенник резко обернулся, направил
луч света прямо ему в лицо.
— Так, — сказал Риддл, — что здесь происходит?
Это был риторический вопрос. Риддл тут же забыл о нем,
увидев, какое у Пенника лицо. До сих пор констеблю казалось,
что Пенник ведет себя уверенно и спокойно, но то, что он увидел
сейчас, просто потрясло его. Пенник плакал, как ребенок, глаза
его распухли и покраснели. Дрожащей рукой он заслонился от
света. Губы его тряслись, он что-то неразборчиво бормотал.
На балконе послышались осторожные шаги. Кто-то включил
фонарик и осветил Риддла.
— Какого дьявола! Что вы здесь делаете? — прошипел кто-то
с еле сдерживаемой яростью. — Немедленно погасите свет!
Оба луча света исчезли, как по мановению волшебной палочки,
но в последний момент Риддл увидел лицо своего собеседника и
от неожиданности широко раскрыл рот. Это был инспектор Мастерс
в сдвинутом набок котелке, левой рукой он пытался заслониться
от света и одновременно отгонял ею назойливых комаров. Рядом
с ним стол пожилой джентльмен, которого Риддл хорошо помнил
по делу на Ланкастер-мьюс. Риддл попытался собраться с мыслями.
Что бы все это могло...
В чем дело?
— Калитка была открыта, сэр...— машинально начал Риддл и
тут же вспомнил о гораздо более важном событии. — Я задержал
Пенника, — добавил он, держа пойманного за шиворот.
— В таком случае все в порядке. А сейчас исчезнете! Чтобы
через секунду вас тут не было! Хотя, впрочем, останьтесь, вы
можете понадобиться.
— Сэр, это Пенник. Он не поехал в Париж. И я знаю, каким
образом ему удается находиться в двух местах одновременно. Точно
так же поступали браконьеры в Ланкашире. Мой отец...
— Отпустите его! О чем это вы?
— Прошу прощения, сэр. Я хотел позвонить Билли Уинну, но,
может, будет лучше, если меня выслушаете вы. У нас в Ланкашире
были два брата-близнеца, лучшие браконьеры в округе. Они
оставили в дураках всех лесничих вместе с судьей. Их звали Том
и Гарри Годдсны. Один охотился на дичь в лесу сэра Марка
450 .

Уилмена и при этом имел прекрасное алиби, потому что другой
в это время спокойно сидел в пивной на виду у многих свидетелей...
—	Вы что, рехнулись?
—	Есть два Пенника, — упрямо продолжал Риддл, все так же
держа своего пленника за воротник. — Мне и раньше так казалось,
сэр, но теперь я в этом уверен.
—	Не горячитесь, — раздался низкий голос, и Риддл услышал
тяжелое астматическое дыхание сэра Генри Мэрривела. — Не нер¬
вничайте, инспектор. В определенном смысле он прав...
—	Благодарю вас, сэр. Мой отец...
—	Хорошо, хорошо. Отпусти его, сынок, убери руку. Он не
сделал ничего плохого.
—	Но все эти убийства...
—	Он никого не убил.
Риддл безвольно опустил руку. Наступившую тишину прервал
Сандерс. Он говорил спокойно и рассудительно, но констеблю ка¬
залось, что он решительно требовал ответа, и если бы только
Риддл хоть что-то понял, то сразу бы ответил.
—	Не темните, сэр Генри,— горячился Сандерс. — Сейчас не
лучшее время для всяких фокусов. Скажите, что я должен делать,
и я это сделаю. Прошу мне объяснить, чего мне следует опасаться
и чем я могу помочь. Поверьте, будет не только честнее, но и
полезнее, если вы хотя бы немного посвятите меня в это дело.
— Что вы имеете в виду?
— Минуту назад вы заявили, что Пенник не совершил этих
убийств.
— Он ничего не сделал, — устало объяснил Г. М. — Никого
не убил и ничего об этих убийствах не знает. Он абсолютно
невиновен и не оказывал помощи преступного характера.
Ветер под ними раскачивал ветви с шелестящими молодыми
весенними листочками.
— Так обстоит дело, — продолжал Г. М. — Это не Пенник
терзал нас и весь мир целую неделю. Пойдем со мной, сынок, я
покажу тебе настоящего преступника...
Он двинулся в направлении лестницы, ведущей на балкон эта¬
жом выше. Несмотря на свою тушу, он передвигался очень легко.
Сандерс пошел вслед за ним.
— Но ведь здесь квартира Констеблов! Здесь, на этом этаже!
Они жили здесь. Зачем мы идем наверх? — шепотом допытывался
Риддл.
Этот неестественный шепот начал всем действовать на нервы.
Первым ступил на лестницу Г. М., остальные следовали за ним.
На верхнем этаже сквозь балконные перила пробивался луч лунного
света. Сэр Генри остановился и обернулся. Лунный свет отразился
от его очков и старомодного котелка, сдвинутого на затылок. Он
451

развел руки в стороны, словно запрещал идти дальше. В тот момент,
когда он обернулся, все услышали приглушенный, но отчетливый
звонок. Это был звонок у входной двери квартиры на последнем
этаже.
— Наверное, это звонит убийца, — прошептал Г. М. — Слу¬
шайте меня внимательно. Мы все прекрасно увидим в окна. Я
позаботился, чтобы их не закрывали. Если кто-нибудь из вас подаст
голос, убью... Там, наверху, находится квартира человека, который
почти с самого начала этого дела являлся главной целью и который,
по замыслу убийцы, должен умереть сегодня ночью. Идите за
мной...
Козырька над балконом последнего этажа не было. Лунный
свет выхватывал из темноты металлические конструкции балкона
и высокие окна. Два из них, с плотными розовыми шторами, были
слегка приоткрыты. Сквозь раздвинутые шторы и прозрачный, лег¬
кий, как туман, золотистый тюль, как сквозь вуаль, можно было
заглянуть внутрь слабо освещенной комнаты.
Это была спальня, или будуар, меблированная во французском
стиле середины прошлого века. Обитые шелком стены мягко от¬
ражались в зеркалах. С позолоченного карниза на потолке свисали
дорогие портьеры, образуя как бы балдахин над кроватью у левой
стены. Тяжелая люстра состояла из множества маленьких кристал¬
ликов. В комнате были включены только два бра. Кто-то, кого
они не могли видеть, вероятнее всего, хозяин квартиры, сидел в
кресле с высоким подголовником, спиной к окну.
Дверной звонок, нажатый рукой убийцы, прозвучал еще раз.
Из кресла раздался голос, приглашающий войти. Притаившиеся
за окнами услышали чьи-то шаги. Сэр Генри схватил за руку
Сандерса и подтолкнул его к щели между шторами. Она находилась
точно напротив двери. Дверь бесшумно открылась, и в комнату
вошел гость.
В этот момент констебль Риддл впервые в жизни не выполнил
приказ и прерывисто прошептал на ухо Сандерсу:
— Я... я знаю, кто это, сэр. Она часто... навещает свою мачеху.
Это мисс Виктория Кин.
Глава 19
Нереальность всей этой сцены за золотистой вуалью, с двумя
бра, бросающими слабый свет на обитые шелком стены, толстые
ковры, приглушающие шаги, и даже голоса — все действовало на
наблюдателей за окнами словно наркотик.
В этой роскошной обстановке была как бы совершенно неуместна
скромная, незаметная фигурка Викки. Она была немного возбуж¬
дена, щеки ее слегка раскраснелись, но это могло быть вызвано
452

тем, что она быстро поднималась по лестнице. Под мышкой она
держала большой пакет, завернутый в коричневую бумагу. На ней
был красивый костюм из темно-зеленого твида и фетровая шляпа,
надвинутая на глаза. На ее лице появилась искренняя улыбка.
— Дорогая, как хорошо, что ты пришла! — раздался из глубокого
кресла приветливый голос хозяйки. Она встала.
Сандерс впервые увидел вдову Джозефа Кина, вернее ее отра¬
жение в одном из больших зеркал на противоположной стене. Это
была маленькая пухленькая, очень симпатичная блондинка с ло¬
конами, спадающими на плечи, с большим ртом и веселыми глазами.
Она была примерно. того же возраста, что и Викки. На ней был
красивый узорчатый пеньюар, выгодно подчеркивающий ее формы.
Она подбежала к Викки и звонко расцеловала ее в обе щеки.
— Здравствуй, Цинтия. — Викки немного наклонилась, при¬
нимая поцелуй.
— Я знала, что ты придешь, — довольно сказала Цинтия.—
Я обещала, что кроме нас никого не будет, и, как видишь, сдержала
слово. Викки, ты совершенно невыносима, уже много дней я пы¬
таюсь связаться с тобой...
— Но ведь ты только в воскресенье возвратилась с Ривьеры, —
возразила Викки и добавила изменившимся тоном: — Ну, а как
там, на Ривьере?
— Великоплепно! Восхитительно!
— Представляю себе...
— Я познакомилась с самым приятным... впрочем, это неважно.
Умираю от любопытства. Ты должна рассказать мне все о Пеннике.
Викки, ты стала знаменитостью. Эти ужасные статьи в газетах,
не понимаю, что с нами происходит. И ты в центре всех событий.
Но не это главное. Пенник! Говорят, что он готов на все ради
тебя, что он тебя обожает и совершенно помешан на тебе...
— Да, вероятно, это так.
— Стелла Эрскин видела вас вечером в ресторане. Рассказывала,
что он при всех поклонился и поцеловал тебе руку. На континенте
это старая традиция, но и у нас дает много пищи для размышлений.
Ты не в восторге? Если бы я была на твоем месте... Ведь это то
же самое, что появиться вместе с Гитлером или Муссолини. Не¬
вероятная сенсация, ты меня понимаешь? Знаешь, Викки, мне
просто не дают прохода с тех пор, как узнали, что мы с тобой
родственники. Я буду первая, кому ты все расскажешь, ведь так?
Ну, пожалуйста, Викки!
— Я расскажу тебе обо всем очень подробно. В этом ты можешь
быть уверена, дорогая.
Цинтия даже подпрыгнула от радости.
— Викки, любимая! Иди сюда, садись рядом со мной. Скорее
рассказывай. Тебе с ним приятно? У него есть... ты меня понимаешь,
453

дорогая? Говорят, он любит по-настоящему, как... ну, помнишь,
как в книжках о французских королях, которые столько шуму
наделали вокруг этого...— Она ненадолго задумалась и продолжала
свою веселую болтовню. — Стелла говорит, что я должна быть
осторожной. Кажется, Пенник сказал, что я не заслуживаю, чтобы
жить, потому что вместо тебя получила состояние твоего отца.
Какая чушь! Ну, скажи сама, любимая! Прошу, не стой, как
статуя, садись. А что в этом пакете?
— Подарок для тебя.
Цинтия широко раскрыла глаза и покраснела от удовольствия.
— Для меня? Ах, Викки, как это мило с твоей стороны! Кстати,
я ведь тоже привезла тебе кое-что с Ривьеры. Вроде мелочь, но
это лучшие часики из тех, что были в магазине. У них много
камней... кажется, они так называются? Впрочем, я в этом совер¬
шенно не разбираюсь. Ну вот, я и проболталась о своем подарке
раньше времени. А ты что принесла? Давай развернем, ты ведь
знаешь, какая я любопытная!
— Подожди немного, моя дорогая, — холодно ответила Викки.
Несмотря на то что Цинтия уже протянула руки к пакету, она
положила его на мраморную каминную полку. Улыбнулась, сняла
шляпу и энергичным жестом отбросила назад темно-каштановые
блестящие волосы.
— Викки, что-нибудь случилось? Ты вся дрожишь!
— Тебе это просто кажется, моя дорогая. Я могу воспользоваться
твоей ванной?
— Конечно, — улыбнулась Цинтия.
Викки окинула ее странным взглядом, искусственная улыбка
по-прежнему не сходила с ее лица. Она взяла сумочку, быстро
вошла в ванную комнату и закрыла за собой дверь. Доктор от¬
четливо слышал тиканье чьих-то часов. Он боялся даже о чем-то
думать. Сделал шаг вперед, но пальцы Г. М. еще сильнее впились
ему в руку.
Напевая что-то себе под нос, Цинтия медленно, но с удоволь¬
ствием посмотрела на себя в зеркало и, наверно, засмеялась. Она
уселась в кресло, взяла сигарету, закурила и тут же погасила ее.
Очевидно, ей так много хотелось узнать, что она не могла сидеть
спокойно. Дверь в ванную открылась, и атмосфера в комнате сразу
стала другой, она изменилась, как по взмаху волшебной палочки,
хотя трудно было сказать, в чем заключалась эта перемена.
Приглушенный свет бра, расположенных по обе стороны двери
в ванную, бросал косые тени на лицо Викки. Возможно, ее щеки
несколько больше обычного зарумянились и дыхание было чаще.
Выглядела она, как всегда, приятно и казалась спокойной. Держа
руки за спиной, она захлопнула дверь в ванную и сделала шаг
вперед.
454

—	Любимая, что с тобой происходит? Я давно не видела у
тебя такого выражения лица! Что-нибудь случилось?
Викки, по-прежнему держа руки за спиной, сделала еще один
шаг.
—	Викки!
—	Ничего, — сказала Викки своим спокойным, приятным го¬
лосом, — ничего не случилось, разве что...
В несколько прыжков она оказалась у кресла. В этот момент
стоящие за окном почувствовали запах из теплой комнаты — запах
хлороформа. Очевидно, Цинтия тоже его почувствовала, а возмож¬
но, ее насторожило что-то в поведении Викки, потому что она
резко повернулась, и ее бледное лицо отразилось в настенных
зеркалах. Викки не повышала голос, тон его оставался спокойным,
но слова, которые она говорила, были ужасны.
—	...я убью тебя, моя дорогая, так же, как убила Минну
Констебл, — спокойно сказала она и бросилась на свою жертву.
Она несколько поторопилась говорить это, так как любой врач
мог бы ей сообщить, что дать хлороформ сопротивляющемуся па¬
циенту вовсе не такая легкая штука, как кажется некоторым юри¬
стам. Полотенце, пропитанное хлороформом, чуть не выскользнуло
из рук Викки, и Цинтия уже открыла рот, чтобы крикнуть. На
мгновение блеснули ее белые зубы, но Викки грубо прижала голову
Цинтии к своему плечу. Обе женщины исчезли за высокой спинкой
кресла. В тишине раздавалось только громкое дыхание и стихающий
шум борьбы. Еще минута, и ноги Цинтии в белых атласных ту¬
фельках перестали дергаться.
Викки поднялась. Она тяжело дышала, волосы закрывали почти
все ее лицо. Голубые глаза тревожно бегали из стороны в сторону.
Она напряженно всматривалась в каждый угол, пытаясь определить,
не таится ли там какая-нибудь опасность.
Потом она внимательно осмотрела себя. На одном чулке опу¬
стилась петля. Викки машинально смочила палец слюной, потерла
чулок и выпрямилась. Прижав руки к груди, словно пытаясь сдер¬
жать лихорадочно бьющееся сердце, она взмаком головы отбросила
волосы назад и подошла к зеркалу над камином, в котором отра¬
зилось ее бледное лицо. Нервы ее никак не могли успокоиться.
Она все время оглядывалась по сторонам, словно ожидая, что кто-то
сейчас появится из пустых углов. Тишина была абсолютная — даже
часы не тикали.
Вдруг она что-то вспомнила, подбежала к двери и закрыла ее
на ключ. И только потом торопливо разорвала бечевку, которой
был перевязан пакет, лежащий на каминной полке. Развернула
бумагу, открыла коробку и вытащила оттуда кусочки черного шел¬
кового шнура разной длины. Вероятнее всего, это был разрезанный
пояс халата. Потом ловко надела резиновые перчатки.
455

Она потащила Цинтию к кровати. Лицо ес было красным от
физического напряжения, в этот момент оно стало каким-то от¬
талкивающим. Раздвинув портьеры, Викки уложила свою жертву
на кровать.
— Я раздену тебя, моя дорогая, — громко сказала Викки. —
Умереть, как Констеблы, можно только голеньким. И когда ты
будешь раздетой, я свяжу тебя шнурами, которые не оставляют
никаких следов. Потом, — она подбежала к каминной полке и
вернулась с платочком и кусочками пластыря, — засуну тебе в
рот кляп и заклею его пластырем. Я хочу, чтобы ты умирала,
находясь в полном сознании.
Она быстро окинула взглядом комнату. По-прежнему ее голос,
легкие и спокойные движения резко отличались от бегающих глаз.
Она взглянула в сторону окна, заколебалась и отвернулась. Цинтия
тихо застонала.
— Сейчас ты придешь в себя. Еще немного, и все будет готово.
После этих слов она по самую шею укутала покрывалом Цин¬
тию, которой уже успела связать руки и ноги.
— Цинтия, ты меня слышишь? Если бы я только решилась
вытащить этот кляп, нам было бы о чем поговорить... Цинтия!
Она наклонилась над кроватью и начала трясти свою жертву.
Вдруг остановилась и, словно очнувшись от летаргического сна,
побежала к противоположной стене. Там стоял на гнутых ножках
большой комод с богатой позолотой. Его резная полировка была
украшена сценкой с пастушками в стиле Ватто. Внутрь комода
было вмонтировано радио. Викки повернула ручку, но радио мол¬
чало. Она быстро проверила, включен ли приемник в сеть, и снова
несколько раз повернула ручку.
— Цинтия, почему радио не работает?
Никакого ответа.
— Я должна услышать выступление Пенника, — спокойно
объяснила Викки. — Невинная овечка! Он должен предсказать
твою смерть, и мне нужно знать, когда тебя убивать. Без моей
помощи, о которой он, конечно, не подозревает, его телефорс
ничто. Почтенный инспектор Мастерс верно сказал, что Пенник
не способен прихлопнуть даже мухи. Хотя этот чудотворец убежден,
что обладает неограниченной властью. Ты не поверишь, сколько
мне стоило сил убедить его, чтобы он тебя убил. Он так желал
прикончить доктора Сандерса! Устроил настоящий скандал! У меня
уже все было готово, и тут доктор бросил вызов Пеннику. Пришлось
начать заново. Мне все-таки удалось убедить его выбрать тебя. И
знаешь, каким способом, Цинтия? Конечно, знаешь! Он все время
мне повторял: «Будь я королем, солнцем бы тебя позолотил, месяцем
посеребрил». Не мог же он отказать мне в столь скромной просьбе
убить тебя...
456

Викки рассмеялась. Но тут же склонилась над кроватью, как
заботливая мать над колыбелью.
— Ты хотела, чтобы я рассказала тебе обо всем? Все о Пеннике,
кто он такой и чем занимается? Обещаю, ты услышишь это. Грубо
говоря, мне казалось, что я подыскала себе тепленькое местечко.
Ты узнаешь, что это за местечко. Ты знаешь, кто такой Пенник?
Она протянула руку к неподвижно лежащей женщине. Сорвала
пластырь, и через несколько секунд платок, заменяющий кляп,
уже лежал на полу.
— Знаешь?
Из кровати донеслось неразборчивое бормотание.
— Пенник — мулат из восточной Африки. Отец его родом из
порядочной английской семьи, по крайней мере, он так утверждает.
Мать его была дикаркой из племени матабеле, дедушка — колдуном
из племени банту, и Пенник жил в этом примитивном окружении
до восьми лет.
Мужчины, стоящие на балконе, посмотрели друг на друга. Лишь
один из них не отрывал взгляда своих безумных глаз от Викки.
Как прицельно пущенная стрела попадает в центр мишени, так
правда, заключенная в этих словах, вдруг дошла до них. Отдельные
части головоломки начали складываться в единое целое. Да ведь
с самого начала было очевидно, что в Пеннике явно смешались
все эти противоречия.
— Ты, вероятно, видела его, — продолжала Викки. — Вспомни
форму его черепа. Вспомни его глаза и нос, а также маленькие
голубоватые полумесяцы на ногтях. Ошибиться невозможно, даже
если только следить за его поведением. Он боится любого срыва. Ни
капли алкоголя. Очень хочет, чтобы его считали равным. Исключи¬
тельная смесь: три четверти культурного джентльмена и одна —
суеверного дикаря. Причем последнее преобладает. Это и есть то
тепленькое местечко, которое я себе подыскала. Да, моя дорогая:
негр.
Викки нервно кружила по комнате, на щеках у нее появились
пятна румянца, она вся дрожала.
— Во всяком случае он очень умный. Это нельзя отрицать.
Они поняли это, когда он был еще ребенком. Его образованием
занялись какой-то английский миссионер и немецкий врач. Забрали
его у дедушки-колдуна, который зарабатывал себе на жизнь
торговлей амулетами, выгодно продали его поделки из слоновой
кости и получили достаточно денег, чтобы содержать вундеркинда.
Жаль только, что дедушка-колдун оставил на нем такое пятно.
Да... и я вынуждена это терпеть, по крайней мере, еще какое-то
время. Зато он многому научился у дедушки. Он видел, как де¬
душка-колдун бормочет заклятия, которые должны поразить чело¬
века, находящегося за сотни миль. Он в это верит, понимаешь?
457

Результаты видел сам, И всю свою жизнь пытался объяснить это
с точки зрения науки. Он непрерывно повторяет: «научно обосно¬
ванные возможности человеческого мозга» и верит, что мозг об¬
ладает неограниченной силой, которую только он может открыть
и... использовать. Да, он обладет некоторой силой. Но не такой
уж... У него в голове иногда что-то щелкает, и он превращается
в обычного дикаря. Мне это не мешает, а как раз, наоборот,
помогает. Благодаря этому я скоро получу то, к чему так стремлюсь.
Естественно, после твоей смерти, моя дорогая. Именно такой дикарь
в костюме джентльмена вылез из него в пятницу вечером у Кон¬
стеблов. Мы начали разговор на определенную тему и никак не
могли с этим покончить.
Дело было так, моя дорогая, — с удовольствием вспоминала
Викки.— Мы все сидели в оранжерее: Сэм и Минна Констеблы,
доктор Сандерс, Ларри Чейз и я. Никто из нас не имел ни малейшего
понятия, чем все может кончиться. Самюэль Хобарт Констебл —
прекрасный образец типичного джентльмена — непрерывно изде¬
вался над Пенником, так что тот не смог больше выдержать. Потом
доктор Сандерс высунулся с неудачным замечанием: «Давайте пока
не будем обсуждать, могли бы вы убить человека только при
помощи мысли, как это, кажется, делают колдуны из племени
банту».
В разговоре уже однажды промелькнуло слово «дикарь», а потом
мы никак не могли покончить с этой темой. Кто-то упомянул о
поварском колпаке, и мистер Констебл, ехидно улыбаясь, заявил,
что Пеннику будет очень хорошо в таком головном уборе. Минна
вспомнила, что Дюма однажды приготовил ужин для французских
гурманов, а у Дюма, о чем ты, вероятно, и не подозреваешь, была
примесь негритянской крови. И в дополнение ко всему Самюэль
гордо заявил: «Если я переодевался к ужину, находясь в обществе
проклятых негров, то, наверное, имею право переодеться к ужину
в своем собственном доме?» Рассудок моего маленького мулата
помутился от бешенства. Он предсказал, что Самюэль умрет.
И он бы наверняка умер, если бы заклинания племени банту
могли его убить. Перемешивая салат, Пенник напускал порчу на
Сэма. Это так перепугало женщину, которую Минна попросила
помочь, что она уоежала вместе с сыном с такой скоростью, словно
за ними гнался сам сатана. А если учесть, что при действиях
такого рода у Пенника на губах появляется пена, можешь себе
представить, как привлекательно он выглядел. Примчался наверх
и пытался изнасиловать меня. Надеюсь, моя дорогая, твои клиенты
ведут себя немного лучше. Сказал, что убьет Констебла и принесет
его в жертву мне, что бросит к моим ногам все сокровища мира.
Короче говоря, моя дорогая, нагнал хорошего страху. Все это про¬
извело на меня большое впечатление, потому что предсказание
458

сбылось — Самюэль Хобарт Констебл умер. Самое смешное, однако,
заключается в том, что Пенник не имел к этому ни малейшего
отношения. Этот помешанный совершенно безвреден, если только
его действия правильно направлять. Он был* прекрасной ширмой,
когда я убила Минну. Сделала я это, чтобы она никогда не рас¬
сказала правду о смерти Сэма. И лишь после этого смогла при¬
ступить к настоящей работе, то есть заняться тобой под охраной
таинственного могущества Пенника. Могущество Пенника — какая
чушь!
Я хорошо знаю, что делаю, мой ангел. Знаю, что какое-то
время меня будут подозревать и задавать самые невероятные
вопросы. Я к этому привыкла. Но все дело в том, что, как бы
меня ни подозревали, они никогда не смогут ничего доказать. Даже
когда раскусят Пенника, все равно будут подозревать его, а я
лишь скромно улыбнусь, потому что смерть Самюэля... О, здесь
у меня железное алиби.
И тут Викки совершила ошибку. Она потеряла голову, начала
говорить, и ничто уже не могло ее остановить. Щеки ее окрасились
ярким румянцем. Она сделала несколько танцевальных па. И сами
движения, и слова свидетельствовали о ее состоянии.
— Я устала жить такой жизнью, в то время когда таким людям,
как ты, достаточно шевельнуть пальцем, и они имеют все, что им
захочется. Когда я услышала, как на самом деле умер Констебл,
решила, что ты последуешь за ним.
Я не убивала его, Цинтия. Нет. До того как он умер, мои
мысли были невинны и чисты. В противном случае я бы не при¬
зналась доктору Сандерсу, что желаю твоей смерти. Я узнала, как
умер Самюэль, потому что две ночи спала в одной комнате с
Минной, а она, как всем известно, разговаривает во сне. Я собрала
все в единое целое и поняла, что могу использовать Пенника,
чтобы убить тебя.
С юридической точки зрения смерть Самюэля, можно сказать,
произошла в результате несчастного случая. Если же говорить о
подоплеке происшедшего, она не была случайной. Ответственность
за это несет Пенник. Если бы Пенник не сказал то, что он сказал,
и не сделал то, что сделал, и не предсказал смерти в Форуэйсе
до восьми часов вечера, Самюэль был бы жив до сих пор. Это
должно было случиться. Если бы я внимательнее прислушивалась
к разговору в оранжерее, то уже тогда бы поняла, что это неизбежно
произойдет. Каждый человек получает то, что заслужил. Поэтому
Самюэль умер, а я извлекла пользу из его смерти. Сейчас ты
узнаешь, как он умер, потому что умрешь точно так же, как и
он, моя дорогая...— Викки склонилась в церемонном дворцовом
поклоне, и Сандерс вспомнил, что однажды она уже делала это
на лестнице в Форуэйсе. Ему было знакомо и выражение ее лица,
459

такое же, как и под стеклянной крышей столовой: румянец на
щеках, блестящие глаза, — когда она прощалась с ним за несколько
часов до смерти Минны Констебл.
— Если радио не заработает, придется обойтись без него, —
практично заявила Викки. — В конце концов до выступления
моего телепата еще достаточно времени. А сейчас постарайся ничего
не пропустить, дорогая. Это лучший способ убивать людей, о ко¬
тором я когда-либо слышала. Он не требует никаких специальных
знаний, в противном случае я бы не справилась. Инспектор Мастерс
невольно попал в самую точку. Я подслушивала под дверью до
того, как они посадили меня на поезд, которым я, естественно,
никуда не поехала. Он сказал: «Нечто неуловимое, как ветер, и,
вместе с тем, такое же обыденное, как хлеб. То, что можно сделать
в собственном доме при помощи воды и куска мыла». Он был
прав. Мыло! Ах, да, я вспомнила... Подожди минутку!
Она исчезла за дверью ванной комнаты, и через несколько
секунд послышался шум льющейся из кранов воды.
— У тебя можно не бояться шума, — объяснила она, стоя на
пороге, — так, как в Форуэйсе, когда я отправила на тот свет
Минну. Доктор Сандерс услышал шум воды, но решил, что это
фонтан в оранжерее.
У меня с ним ничего не получилось, Цинтия. Я хотела, чтобы
он в меня влюбился, даже сидела с ним в темноте, чтобы облегчить
ему задание. И ничего. Он влюблен без памяти в какую-то глупую
девку, вроде тебя, а она где-то путешествует вместо того, чтобы
держать его при себе. Джон подозревает, что она изменяет ему,
что вполне вероятно, и это его не подстегнуло. Этот дурачок
чересчур большой джентльмен, чтобы воспользоваться минутой
женской слабости. Правда, был момент, когда вот-вот, еще чуть-
чуть... Он сказал, что я веду себя, как «героиня приключенческого
романа». В этом нет ничего удивительного, я считала, что такая
роль подходит мне больше всего. Ты согласна?
Это был прекрасный замысел. Джона легко обмануть, и я знала,
что, если он застанет меня в воскресенье вечером в Форуэйсе, я
смогу убедить его не выдавать меня. Он даже мог бы мне помочь.
В общем-то, он невольно помог. Я должна была проучить Ларри.
Он был очень недоволен, бедняжка! Я раздавала ему такие авансы,
чтобы он пригласил меня к Констеблам и... ничего...
Знаешь, Цинтия, я сейчас по-настоящему начинаю тебя любить.
Ты не можешь понять, какое я испытываю облегчение при мысли
о том, что больше мне не нужно будет притворяться воспитанной,
скромной девушкой, не нужно будет перед всеми заискивать. Ду¬
маю, все лучшее я переняла от тебя. Я внимательно наблюдала
за тобой с тех пор, как ты вышла замуж за моего отца. Такая
уж моя судьба, что мужчины, которые теряют из-за меня голову,
460

не теряют денег, потому что не имеют их. С этой точки зрения
тебе всегда везло... А ну, тихо!
Цинтия отчаянно вскрикнула, извиваясь под покрывалом. Викки
тут же оказалась возле нее, спокойная и владеющая собой.
— Я слишком много говорю. Почти — как Пенник. Не кричи!
Знаешь, я думаю о том, чтобы прижечь тебе пальцы ног спичками,
прежде чем отправить тебя в ад. Полагаю, вряд ли кто-нибудь
потом обратит внимание на маленькие ожоги. Это доставило бы
мне большое удовольствие! А теперь, дорогая, мне нужно тебя
перенести.
Цинтия Кин вдруг сказала прерывающимся, но неожиданно
уверенным голосом:
— Ничего из этого не выйдет...
— Почему, любимая?
— Потому что у нас на балконе много зрителей, — продолжила
Цинтия. — У меня еще осталось немного стыда, несмотря на то,
что ты обо мне здесь наплела. Я уже развязала большую часть
этих проклятых узлов и могу наконец прикрыться халатом, но
полагаю, они могли бы предупредить меня о твоих намерениях.
— За мной, ребята! — спокойно сказал Г. М.
Он распахнул настежь застекленную балконную дверь, раздви¬
нул шторы и вошел в комнату.
Глава 20
—	Да, — сказал Г. М., разглядывая на свет полный бокал.—
Да, теперь уже можно все рассказать, сынок. Мастерс и я вынуж¬
дены были держать язык за зубами из опасения, что вы можете
невольно проговориться перед девушкой. Это очень простое дело...
— Я хочу знать все, — сказал Сандерс, — включая и способ
убийства. Как там сказал Мастерс: «То, что можно сделать в
собственном доме при помощи воды и куска мыла»?
Сэр Генри кивнул, а инспектор довольно улыбнулся: его ци¬
тировали уже в третий раз.
Рано утром, после трудной бессонной ночи, они сидели в ка¬
бинете сэра Генри Мэрривела на улице Уайтхолл. Уже несколько
часов телефон без устали звонил и Г. М., в прекрасном располо¬
жении духа, отдавал множество распоряжений. Большой письмен¬
ный стол, настольная лампа, полный бутылок и бокалов сейф —
все было близким и знакомым.
—	Как вам известно, — Г. М. выдохнул огромный клуб дыма
и сделал несколько глотков из бокала, — у меня свой метод: я
сижу и думаю. Но в данном случае даже это было не обязательно,
поскольку я понял, что человек может быть одновременно жив и
мертв и что медицине известна только одна физиологическая при¬
461

чина, которая может привести к такому состоянию. Мастерс пришел
в бешенство, когда я ему об этом сказал, но факт остается фактом.—
Он задумался. — Будет лучше, если я расскажу обо всем по
порядку, начиная с того вечера в пятницу. Викки Кин, — он
взглянул поверх очков на Сандерса, — постараемся поменьше о
ней упоминать, но она как-то сказала очень верную вещь: то, что
случилось, было неизбежным, потому что каждый человек поступает
в соответствии со своей натурой. Это подтвердили дальнейшие
события.
Представьте себе, что сейчас пятница, примерно половина вось¬
мого вечера, вы сидите возле фонтана в оранжерее Форуэйса.
Перед вами чистый лист бумаги: умершие еще живы, и все по¬
вторится сначала. Минуту назад Пенник вызвал всеобщее заме¬
шательство своим заявлением, что Сэм Констебл, вероятнее всего,
умрет до восьми часов.
Однако, что, собственно, такого сказал Пенник? Разве он го¬
ворил, что убьет Сэма? Ничего подобного! Разве кто-нибудь из
присутствующих понял его именно так? Нет! Вы развлекались
чтением мыслей, и поэтому Виктория Кин сразу спросила: «Вы
хотите этим сказать, что у кого-то в голове родился замысел убить
мистера Констебла?» Пенник ответил: «Вполне вероятно».
Каждый из вас понял его ответ по-своему. Но никто не подумал
о Пеннике, как возможном убийце. Пенник спокойно объяснил,
что имеет в виду. Вы поняли его слова так, что кто-то в доме
решил убить Констебла и Пенник прочел эти грешные мысли.
Верно, сынок?
Сандерс кивнул.
— Да, — признался он, и перед глазами у него появилась
жарко натопленная оранжерея.
— Ну, а какое же впечатление это произвело на ваших хозяев?
Подумайте над этим. Самюэль Констебл, типичный ипохондрик, сразу
подумал о сердечном приступе, потом об убийстве, еще до того, как
кто-либо представил себе такую возможность. Он уселся на своего
любимого конька, а именно, стал утверждать, что его молодая, при¬
влекательная жена может его убить. Конечно, это была шутка. Он
в это никогда всерьез не верил. Однако относился к тем людям,
которые любят отпускать такие шуточки в адрес своей жены. С одной
стороны, как шутку, а с другой — и как предупреждение: попрошу
без фокусов! Все, что он говорил, было приправлено этим специфи¬
ческим чувством юмора. Он даже указал, как именно она его убьет:
«Минна когда-нибудь убьет меня тем, что вечно роняет предметы».
Или даже конкретнее: «Она убьет меня, и это будет похоже на
несчастный случай, из тех, о которых столько писали в газетах».
Они оба поняли этот намек, потому что вырезка с описанием такого
случая находилась в альбоме Минны.
462

А что, по вашему мнению, во время этих вроде бы шутливых
обвинений думала его жена? Она и раньше слышала разговорчики
на эту тему. Это была больная, только что пережившая приступ
малярии женщина, с чересчур развитым воображением, нервно
реагирующая на малейший шум. И она действительно любила его.
Думала: бедный Сэм опасается, что я могла бы его убить! О
Господи, да никогда! Но предположим, что она могла бы сделать
это против своей воли. Тогда еще она верила в Пенника. И вспом¬
нила его предсказание, которое отнесла непосредственно на свой
счет. «Меня бы повесили, если бы я его убила». Это была очень
неприятная мысль.
А что же Пенник? Он несет ответственность за все, — ответил
Г. М. на свой собственный вопрос. — Именно он все начал. Как
личность, он был гораздо сильнее, чем вам казалось. Он поставил
эксперимент на нескольких вполне нормальных людях и еще до
его окончания добился того, что каждый из вас думал именно о
том, о чем нс должен был думать. Ты, мой дорогой, думал, что
тебе уже вовсе ни к чему Марсия Блайстон. Виктории Кин пришли
в голову весьма неприятные мысли о своей мачехе. Сэм Констебл
начал немного опасаться, что жена может его убить, а Минна
умирала от страха при мысли, что способна случайно это сделать.
У всех вас нервы были натянуты до предела. Взрыв был неизбежен.
И он произошел.
В половине восьмого Констеблы пошли переодеваться к ужину.
Минна, с ее тресущимися руками и разыгравшимся воображением,
должна была приготовить ванну для Сэма и вдеть запонки в
манжеты. Еще внизу он намекнул, каким способом она могла бы
его убить. А вдруг что-то случится, когда она будет помогать ему
одеваться? Может быть, где-то глубоко внутри у нее скрывается
неосознанное желание его убить? Эта мысль была для нее наи¬
худшей.
Возьмем, к примеру, другой факт, — напористо продолжал Г.
М. — Принял ли ванну Самюэль сразу после того, как пришел в
комнату? Позже она ответила, что это было именно так; он уже
принял ванну, почти оделся, она завязывала ему шнурки лакиро¬
ванных туфель, в этот момент они услышали шум и Самюэль
побежал проверить, что случилось. Было без пятнадцати восемь.
Но, как мы уже знаем, она лгала. Без четверти восемь Констебл
был в халате и шлепанцах. Почему? Да потому, что он еще не
принял ванну. Он беспричинно придирался, чем еще больше вывел
Минну из равновесия. И именно тогда, когда он собрался войти
в ванную, с грохотом разбилась лампа. Он побежал посмотреть,
что произошло, и сел в ванну между семью сорока пятью и восьмью
часами.
А теперь мы приближаемся к сути дела!
463

Самюэль всегда жаловался на холод. Ему никогда нс было
достаточно тепло в Форуэйсе. На это же он жаловался как раз
перед тем, как идти наверх в половине восьмого. Он был совершенно
помешан на этом! И что же он сделал, чтобы нагреть ванную
комнату, где, как правило, довольно холодно? — Сэр Генри уко¬
ризненно посмотрел на Сандерса. — Сынок, ты несколько раз
видел в ванной электрокамин. Маленький, всего с двумя спиралями.
Вы даже споткнулись об него, припоминаете? Очень даже странно,
что, хотя вы видели этот проклятый камин в субботу и воскресенье,
в пятницу, когда вы заглянули в ванную через несколько минут
после смерти Самюэля Констебла, его там не было.
Это была правда.
Сандерс вспомнил маленькую влажную ванную и аптечку, где
он искал успокоительное для Минны. Он вспомнил все до мелочей.
Сэр Генри, как всегда, был прав. В пятницу вечером электрокамина
там не было. Однако на следующий день доктор обратил на него
внимание: окрашенный в коричневый цвет нагреватель, на который
он и Минна несколько раз натыкались.
— В ванной было влажно, — сказал неожиданно Сандерс.
— Еще бы, — пробурчал Г. М. — Ведь Констебл залез в ванну
только без пятнадцати восемь. О Боже, представляю, сколько он
наговорил ей за пятнадцать минут!
Он погрузился в воду. И, как обычно, начал жаловаться на
холод и сквозняк. Жена нервно металась возле ванны, так же,
как раньше это делал его слуга. Муж был господином и повелителем.
Он автоматически, даже не думая, что говорит, — ведь он столько
раз обращался с тем же к своему слуге,— прикрикнул на нее,
чтобы она поставила электрокамин поближе к ванне. Ею, как она
того и боялась, овладел неосознанный страх. Трясущимися руками,
которые не могли спокойно держать даже бокал, она подняла
металлический предмет. В этот миг оба подумали об одном и том
же. Она поскользнулась, и электрокамин упал в воду.
Вот и все.
— Это верная смерть, — вынес приговор Сандерс.
Сэр Генри шумно вздохнул.
— Ты ведь знаешь, сынок, что устанавливать любые электри¬
ческие приборы в ванных категорически запрещено. Там не должно
быть даже электрических выключателей. Но поставить электрока¬
мин рядом с ванной — попросту самоубийство. Если он упадет в
воду, сразу происходит короткое замыкание. Ток мгновенно про¬
ходит через воду и погруженное в нес тело жертвы. Он нс оставляет
никаких следов или ожогов, потому что равномерно воздействует
на всю поверхность тела. Единственный след — расширенные зрач¬
ки. В последнее время в Бристоле произошло два таких случая,
и бедная Минна Констебл слишком хорошо об этом знала. Она
464

вклеила в альбом газетные вырезки. Напряжение здесь не играет
особой роли, двести десять вольт достаточно для того, чтобы
убить.
Да. То, что она не могла удержать в руках ни одного предмета,
привело к смерти ее мужа. Случилось то, чего она больше всего
боялась. — Г. М. помолчал и через минуту задумчиво продолжил:—
Что же дальше? Темно, в ванной комнате полно воды на полу, в
ванне мертвый муж. Нет, нет, не перебивайте меня! Она должна
была проверить, в ней еще теплилась надежда. Свет погас, когда
перегорели пробки. Однако, как нам известно, в Форуэйсе элект¬
ропроводка устроена так, что на каждые две-три комнаты прихо¬
дятся свои пробки. Поэтому свет погас только в комнате Минны,
ванной комнате и спальне Самюэля. На комоде в комнате ее мужа
стояли две свечи. Она зажгла их и вернулась в ванную. А так
как у нее тряслись руки, она запачкала стеарином не только-рукав
халата, но и ковер. Одно пятно находилось возле ножки кровати,
другое — у двери в ванную. Я ведь говорил, чтобы вы обратили
внимание на эти пятна, помните? Она была тогда вместе с нами
в комнате и пережила очень неприятный момент. И я скажу вам
честно, мне искренне жаль! Но правда именно такова.
Она проверила. Муж был мертв. Ее за это повесят.
Вы ведь знаете, какой у нее был характер. Она уже представила
себе судью, виселицу и свои последние минуты. Вдруг она вспомнила
предсказание Пенника. Никто теперь не поверит, что это был
несчастный случай. Ведь Самюэль при всех сказал, что она его
убьет и «это будет похоже на несчастный случай, из тех, о которых
так много писали в газетах». Она даже думала о том, чтобы
использовать этот способ убийства в своей следующей книге. Она
была виновна.
Теперь вы понимаете, о чем она думала, стоя в ванной с
зажженной свечой в руке. Дьявол-искуситель нашептывал ей: «Раз¬
ве ты не можешь притвориться, будто не делала этого?», совесть
отвечала: «Нет, не могу, я очень его любила». «Но ты ведь не
собиралась этого делать», — мучил ее дьявол. «Это не имеет
значения», — уже не так уверенно отвечала совесть. «Если бы ты
могла, — уговаривал дьявол, — вытащить его из ванны, так, чтобы
никто ни о чем не догадался...»
Все очень просто. Она была к нему сильно привязана, но ею
овладел страх при мысли об аресте и казни. Никогда раньше она
не думала так быстро. Писательница Минна Шилдс нашла решение
за две минуты. Когда-то она написала детективный роман — об
этом упоминал Чейз, — в котором преступник убил свою жертву
в одном месте, потом перевез ее в другое и утверждал, что смерть
наступила именно там...
Сандерс угрюмо кивнул.
465

— Да,— подтвердил он. — Чейз говорил об этом. Он представил
меня Минне и по поводу ее романа сказал, что не верит, чтобы
такое можно было сделать.
— Вот видите? Теперь этот замысел пригодился. Она начала
обдумывать, как перенести тело. Нетрудно было включить свет так,
чтобы этого никто не видел. Пробки находились в стенном шкафу
в ее комнате. Она вставила запасную пробку взамен перегоревшей
и поставила свечи на комод в спальне Сэма. Следующее, что ей
предстояло сделать, едва не вызвало у нее нервный шок: она должна
была одеть труп мужа. Господа, я видел ее в воскресенье и утверждаю,
что только мысль о виселице удерживала се от признания. Вспомните
ее дальнейшее поведение, и вы многое поймете. Перенести Сэма не
составило труда: он нс был большим и тяжелым. Я видел, как хрупкие
женщины управляются с пьяными мужчинами, они раздевают их и
укладывают в постель без особых хлопот. Ей же предстояло нечто
противоположное. У нее оставалось еще около десяти минут. Одежда
была приготовлена, запонки она уже вставила.
Ей казалось, что она переживает самый тяжелый момент в
своей жизни, когда волокла его мертвое тело через холл. Наконец
дотащила его до лестницы и прислонила к перилам, через которые
безвольно перегнулось его туловище. Но это был не самый худший
момент в ее жизни. О нет!
Господа, — продолжал Г. М., окидывая угрюмым взглядом
своих слушателей, — следующий акт драмы — это крик Минны.
Он всех вас просто парализовал. Это был нечеловеческий крик —
примерно так его описывал каждый из присутствующих. Она стояла
на пороге своей комнаты и кричала, кричала так, словно сошла
с ума; да она, впрочем, и была близка к этому. Она не притворялась.
После страшных усилий, только для того, чтобы избежать петли,
ей удалось наконец поставить мертвое тело у перил. И уже закрывая
дверь за собой, она бросила последний взгляд на мужа и увидела,
что он шевелится!
Обратите теперь внимание, мой юный друг, что никто из вас
не видел, как Сэм Констебл стоит на своих собственных ногах без
посторонней помощи. Ты этого не видел, а ведь оказался в холле
почти сразу же после ее первого крика. Ты не видел, как он
«танцевал и спотыкался». Она выдумала это для собственной за¬
щиты. Итак, что же ты конкретно видел? Констебла, наклонив¬
шегося через перила и одной рукой опершегося на колонну. Ты
также заметил, что он пошевелился.
Помнишь? Его тело вздрогнуло, рука с судорожно сведенными
пальцами дернулась вверх. Он безвольно лежал на перилах, однако
спина вздрагивала и рука шевелилась. Весьма характерные симп¬
томы, не так ли? — Сэр Генри обратился к Мастерсу. — Доктор
может вам сказать, что лишь в одном случае человека могут
466

считать мертвым, сердце перестает биться, но несмотря на это
тело проявляет признаки жизни еще в течение одной-двух минут
после смерти. Это происходит при смертельном поражении элек¬
трическим током. Об этом вы можете прочесть у Тейлора в «Теории
и практике судебной медицины».
Такие вещи случались уже давно при казни на электрическом
стуле в Америке; в те времена не знали многого из того, что известно
сейчас. Когда человек поражен электрическим током, часто можно
вызвать у него признаки жизни, используя искусственное дыхание.
Обращаю внимание, инспектор, я сказал: признаки жизни. Потому
что даже самое лучшее искусственное дыхание’ не заставит сердце
биться долго. Начнем с того, что, если сердце останавливается, на¬
ступает смерть. Однако можно добиться проявления некоторых при¬
знаков жизни, таких, какие Сандерс наблюдал у Констебла. Почему?
Да потому что Минна, совершенно не отдавая себе в этом отчета,
применила искусственное дыхание, когда одевала его.
И когда она наконец прислонила его к перилам, у него появились
признаки жизни. Подрагивание, судороги пальцев — и не больше
того. Но как часто бывает, когда человек умирает- после агонии,
Сандерс, ощупывая Сэма, уловил последнюю дрожь мертвого тела
и был уверен, что смерть наступила именно в этот момент.
Господи! Да разве можно упрекать его! Кто бы на его месте
догадался, что имеет дело с «оживлением» смертельно пораженного
током человека, если доказательства и показания свидетелей го¬
ворят о том, что он попросту упал и умер в холле?
Это была как бы вторая смерть. Все произошло в другой по¬
следовательности: время, место и причина смерти. Расследование
пошло по ложному пути. Я не верю в детективные способности
нашего юного приятеля, но как врач он пользуется моим абсолют¬
ным доверием. Никто, окажись он в тот момент на его месте, не
смог бы точно определить, что же произошло на самом деле.
— Спасибо, — тихо сказал Сандерс.
Он вспомнил, как Минна, вся сжавшись, сидела в кресле. Теперь
понятно, что се усталость и частый пульс были результатом тяжелой
физической работы, которую ей пришлось проделать. Ее слова
«Неправда, он жив! Я сама видела!» теперь можно было истолковать
совсем по-другому. «Но вы ведь должны знать! Вы же врач! Вы
бы знали, если бы...» — Сандерс понял, что она чувствовала тогда:
презрение к себе самой, нерешительность, страх и желание при¬
знаться во всем тут же, немедленно...
— Теперь вы понимаете, — сухо продолжил Г. М., — состояние
Минны, когда Пенник спокойно заявил, что это именно он при
помощи телефорс убил Самюэля. Поэтому всю свою боль и нена¬
висть она выплеснула на Пенника и все время повторяла, что он
жулик и преступник. К тому же Пенник утверждал, что сделал
467

доброе дело, потому что убрал бесполезного человека для общества.
Он строил свою славу на ее горе. А что же осталось у нее?
Отчаяние и воспоминания, которые доводили ее почти до психи¬
ческого помешательства.
Проблема, однако, заключалась в том, что она не могла сказать
правду. Больше всего на свете ей хотелось разоблачить Пенника.
И она бросила ему вызов! Пусть попробует убить ее при помощи
телефорс! Но правду сказать она не могла... Итак, миссис Констебл
не была убийцей. Нет. Она была порядочной женщиной, пытаю¬
щейся спасти себя. Мокрый, сгоревший электрокамин она спрятала
в шкафу и на следующий день поставила вместо него новый,
исправный. В этом доме, как вам известно, было много электро¬
каминов. Она также спрятала альбом с вырезками, который Сандерс
так пристально разглядывал. Что ж, на этом мы можем покончить
с Минной. Перейдем теперь к не очень приятной личности убийцы,
настоящего убийцы, единственного во всем этом деле.
Виктория Кин. Ее отец Джо Кин завещал все свое состояние
второй жене, Цинтии. После ее смерти состояние наследовала
Викки.
Инспектор кашлянул и оторвался от блокнота, который он до
сих пор, казалось, внимательно изучал. Г. М., сидящий за большим
письменным столом, отодвинул лампу в сторону, удобнее распо¬
ложился во вращающемся кресле и прикрыл глаза рукой от света.
Уголки его губ были опущены вниз, он громко посасывал пустую
трубку. Однако Сандресу казалось, что из-под руки на него вни¬
мательно поглядывают маленькие быстрые глаза. Немного помол¬
чав, Г. М. продолжил свое повествование, безукоризненно ясно
излагая события.
— Нет, она мне не нравилась. И была настолько умна, что
прекрасно это понимала. Я знал ее отца. Она не похожа на него.
Это злая, беспринципная женщина. Однако я не мог сказать тебе
этого, сынок, так как ты обвинил бы меня в том, что я придираюсь
к бедной, невинной девушке. Ты же влюбился в нее, она делала
все, что было в ее силах, ради этого. Ты мог бы ей пригодиться...
Я очень рад, что ей не удалось подцепить тебя на крючок, потому
что готов спорить с вами на что угодно, что уже очень скоро ей
придется повиснуть на веревке...
Это были первые слова, от которых Сандерс почувствовал на¬
стоящую боль.
— Не расстраивайся так, сынок. Я знаю, что тебе это неприятно,
но она тоже не была приятной. На твоем месте я бы отнес это к
тем грустным урокам, которые обогащают нас жизненным опытом,
и не стал бы ничего рассказывать Марсии Блайстон, когда в июле
она возвратится домой. Ты слышал, что она говорила в комнате
Цинтии, когда чувствовала себя в полной безопасности. Поэтому
468

мне не стоит добавлять что-либо о ее характере: большой ум при
сильной эмоциональной скрытности. Она умела быстро использовать
удобные ситуации. Вот на горизонте появился Герман Пенник. Он
абсолютно убежден, что именно он убил Сэма Констебла и обладает
силой, которая даже его самого поразила своим могуществом. Так
думал Пенник. И она мгновенно сообразила, каким образом можно
это использовать. — На лице Г. М. появилось выражение непод¬
дельного возмущения. — А теперь расскажу вам, как ко всему
этому отнесся я. Вы втравили меня во все это в воскресенье днем.
После того, что мне пришлось пережить в Лондоне, — чертова
палата лордов, да вы и сами знаете! — я поехал за город, чтобы
несколько часов спокойно отдохнуть. И что же я застаю здесь?
Сумасшедший дом! Вы потчуете меня бреднями о волнах мысли,
которые могут убивать людей. Миссис Констебл со слезами на
глазах, буквально стоя на коленях, умоляет разоблачить Пенника
и в то же самое время потчует меня одной ложью за другой.
Превосходно. Что же я подумал? О чем бы подумал любой
трезвый человек на моем месте? Я согласился с Мастерсом, что
если совершено убийство, то убийцей была Минна Констебл. Ска¬
зал, что ей ничего не угрожает и что в Форуэйсе она в такой же
безопасности, как если бы находилась в сейфе Английского банка.
По-прежнему считаю, что я имел право так утверждать.
Однако меня беспокоил Пенник. И если миссис Констебл убила
своего мужа, я не имел ни малейшего понятия, каким образом
она это сделала. Я знал лишь, что с этим как-то связана ванная.
Туда вели все следы, в том числе и пятна стеарина. Когда я
спросил Минну, в котором часу ее муж пошел принять ванну, она
солгала. Сандерс подробно описал нам ванную после смерти Кон¬
стебла и сказал, что электрокамина там не было. А в воскресенье
днем я обнаружил в ванной коричневый электрокамин. Мне ка¬
залось странным, что у человека, которому всегда было холодно,
не стоял обогреватель, там, где он требовался больше всего. Я
испытывал ужасное напряжение, — вздохнул Г. М., — и тревогу,
потому что не мог опровергнуть свидетельство врача о том, что
Констебл умер в холле. И только в воскресенье вечером, когда я
сидел дома и обдумывал, что же случилось в Форуэйсе, мне пришла
в голову мысль, что не было света. А света.не было потому, что
кто-то опустил в ванну электрокамин. Электрокамин, который так
внезапно исчез. Это объясняло возвращение к жизни покойника.
Это также была единственная вещь, объясняющая, почему у него
были расширены зрачки.
Похоже было, что Пенник действовал заодно с миссис Констебл.
Он должен был отвлечь внимание своей магией, а Минна взяла
на себя «мокрую» работу. Ночью я видел весьма приятные сны о
том, как доберусь до них и выведу на чистую воду, а когда
469

проснулся, миссис Констебл уже нс было в живых, а у Пенника
снова стопроцентное алиби! Это приводило меня в бешенство!
Разговоры и споры о телефорс привели к громкому междуна¬
родному скандалу. Я был настолько этим занят, что лишь во
вторник за завтраком узнал от вас подробности. Это позволило
поставить мне точки над «Ь>. Я знал, что прав, так как, во-первых,
кто-то зажег свечи: во-вторых, Сандерс, который сидел в столовой,
расположенной точно под ванной на втором этаже, обратил вни¬
мание на слабый вибрирующий шум воды, который не мог издавать
фонтан в оранжерее.
Сандерс угрюмо кивнул.
— Я понимаю. Это шумела вода, наполняющая ванну.
— Нет.
— Как нет?!
— Это шумела вода, вытекающая из ванны, — возразил
Г. М. — Видите ли, наполнить ванну можно почти бесшумно.
Просто это надо делать медленно. Вы не могли расслышать сквозь
толстые стены этого дома шума воды медленно и равномерно на¬
полняющей ванну. Но чего нельзя замедлить и что издает вибра¬
цию? Вода, выпускаемая из ванны. И ты только потому услышал
этот шум, что канализационные трубы проходят по внешней стороне
стенки столовой. Итак, мне стало совершенно ясно, что Викки
Кин — убийца.
Мастерс подпрыгнул на стуле.
— Не так быстро, сэр. Этого я совсем не понимаю.
— Ну? — удивился Г. М. — В таком случае рассмотрим другие
доказательства. Что рассказал нам Сандерс о воскресной ночи в
Форуэйсе? Он уложил миссис Констебл в постель, дал ей таблетку
морфина и пошел вниз. Было примерно двадцать минут одиннад¬
цатого. Около половины двенадцатого он услышал шум воды и
увидел за стеклянной дверью оранжереи «астральный дух» Пенника.
Безрезультатно обыскал оранжерею, а потом побежал наверх про¬
верить, все ли в порядке. Миссис Констебл спокойно спала.
Тогда когда же она умерла? Выйдя из спальни, доктор пятнад¬
цать минут сидел на ступеньках довольно близко от двери. В доме
была абсолютная тишина. Если вы полагаете, инспектор, что за
эти пятнадцать минут убийца вытащил из постели одурманенную
снотворным женщину, которая бы наверняка хотя бы частично
проснулась, снял с нее ночную рубашку, связал, усадил в ванну,
опустил туда камин, который при соприкосновении с водой издаст
довольно громкое шипение, вытащил ее из ванны, вытер, одел и
снова уложил в постель... если вы полагаете, что это возможно и
что при этом сидящий у двери человек не услышал никакого шума,
то вы еще более тупы, нежели я думал... А если вы полагаете,
что все это могло произойти за те две минуты, когда Сандерс
470

говорил по телефону, то рекомендую проверить, не превратились
ли ваши уши в ослиные... Нет, то, что вода вытекала из ванны
до половины двенадцатого, могло означать только одно...
Миссис Констебл уже была мертва в половине двенадцатого.
Но в это время Сандерс обнаружил в кровати живую, равномерно
дышащую во сне женщину. Правда, он говорил, что не зажигал
свет. Когда он выходил из комнаты, Минна, укутавшись в длинный
халат, лежала в кровати, а голову ее прикрывал угол подушки.
Эта лежащая женщина не могла быть Минной Констебл! А если
это была не она, то, подумайте сами, кто занял ее место?
Для Сандерса этот эпизод в воспоминаниях всегда был самым
неприятным. Он поднял голову, и несколько секунд они с Мастерсом
глядели друг на друга.
Г. М. понимающе кивнул.
— Ну конечно, сынок. Дочь Джо Кина. Когда мы подвезли ее
на станцию, она сделала вид, что садится в поезд. Уже в субботу
она знала, что рано или поздно миссис Констебл бросит вызов Пен¬
нику; она догадывалась, когда это произойдет, и убедила доверчивого
телепата, что он именно тогда должен вторично испытать телефорс.
Она спокойно вернулась в Форуэйс, времени у нее было предостаточно.
Знала, что Сандерс остался один, и была самонадеянно уверена, что,
если он ее поймает, ей удастся уговорить его хранить тайну.
В дом она попала по наружной лестнице, ведущей в комнату
Самюэля Констебла. Теперь ей оставалось лишь взять наверху
один из многочисленных электрокаминов и подождать в укрытии
подходящего момента. Маловероятно, что Сандерс сидел бы у кро¬
вати миссис Констебл всю ночь; так оно и оказалось.
Миссис Констебл, хотя и была под действием снотворного, пы¬
талась сопротивляться. Но для Викки Кин не составило труда с
ней справиться: вы сами видели, как она начинала со своей мачехой.
Само убийство тоже прошло без особых хлопот. Она вытащила
свою жертву из ванны, вытерла, надела на нее ночную рубашку
и тут вдруг поняла, что возникла новая проблема. До сих пор она
не выдала себя даже малейшим шумом, но что будет с водой,
вытекающей из ванны по сточным трубам; это обязательно услышит
тот, кто находится на первом этаже.
Ей обязательно нужно было проверить, слышен ли внизу шум
воды. Она спустилась по главной лестнице в большой холл, оттуда
прошла через кухню в оранжерею и заглянула в столовую как
«астральный дух» Пенника. Все это теперь не имеет никакого
значения! — Г. М. махнул рукой в ответ на немой вопрос в глазах
Сандерса. — Ей вовсе не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел Пен¬
ника, во всяком случае еще не тогда.
Однако доктор его увидел. Он не обратил особого внимания на
шум воды, но вскочил, когда за дверью промелькнуло лицо Пен¬
471

ника. Она поняла, что надо действовать очень быстро. Наверняка
сейчас Сандерс пойдет наверх проверить, что происходит с Минной
Констебл. Найди он се труп, все дело провалится. Речь не шла о
том, чтобы объяснить присутствие Викки в доме, она бы что-нибудь
придумала в свое оправдание. Однако дело было в том, что она
еще не успела убрать многочисленные следы: свечи в ванной, еще
один включенный в сеть электрокамин, мокрая ванна и сгоревший
электропредохранитель. Если труп найдут до того, как она уберет
все доказательства преступления, миф о телефорс лопнет, как
мыльный пузырь.
Ей удалось сделать все, что было необходимо. И притом бес¬
шумно: вы сами видели, какая у нее легкая походка. К тому же
готов поспорить, что она сняла туфли. Когда Сандерс увидел ее
за дверью оранжереи, она на цыпочках подбежала к окну, открыла
его, вылезла наружу и поднялась по наружной лестнице на балкон,
а затем в комнату. Сандерс же в это время обыскивал оранжерею.
Она затолкала труп миссис Констебл под кровать, надела ее халат
и легла в постель в такой позе, в какой обычно спала Минна, —
прикрыв голову углом подушки.
Даже если бы Сандерс захотел включить свет, у него бы ничего
не вышло, потому что пробки перегорели. Однако она рассчитывала,
что он успокоится, когда услышит спокойное, равномерное дыхание
спящей женщины, не станет устраивать тщательный обыск и не
заглянет в ванную. Она была права. Затем последовал небольшой
перерыв, пока Сандерс сидел на ступеньках. Ей все доставляло
большое удовольствие, потому что приближало к заветной цели.
Когда она услышала, что доктор пошел вниз, быстро положила
Минну на кровать и вставила запасную пробку на место сгоревшей.
Затем открыла дверь в ванную, которую Сандерс‘закрыл со стороны
комнаты, вошла туда, закрыла дверь на задвижку изнутри и вынесла
весь свой реквизит через комнату Сэма.
Собственно, лишь последующий ее поступок дал возможность
оценить всю жестокую наглость этого предприятия. Об этом можно
было судить по тем проклятиям, которые она на нас обрушила,
когда мы помешали ей прикончить ее мачеху...
— Достаточно... — нервно прервал сэра Генри Сандерс.
— Продолжайте, сэр. — Мастерс понимающе взглянул на
Г. М. — Мне кажется, я понял, что вы имели в виду.
— Эта девушка всю ночь оставалась в доме, где совершила
преступление! Когда доктор обнаружил, что миссис Констебл мер¬
тва, ему нужно было сделать множество дел, а ведь раздвоиться
он не мог! Он был совершенно один! Ему нужно было позвонить
и вызвать полицию, но вряд ли полиция успеет приехать до утра.
Он хотел немного поспать, потому что очень измучился. А значит,
у нее было время, чтобы убрать оставшиеся мелкие следы. Итак,
472

она проскользнула в уже открытую спальню Минны и закрыла на
задвижку дверь ванной со стороны комнаты. Затем она отнесла
сгоревший камин в пустую комнату на последнем этаже. Она
играла в прятки и при этом получала огромное удовольствие! В
половине шестого утра она выскользнула из дома, взяв с собой
свою дорожную сумку. На шоссе села в первый автобус, идущий
в Гилфорд, а оттуда на поезде отправилась в Лондон. В обычное
время она появилась на работе, свежая и спокойная, как ангелочек.
Вот и все.
Именно так я оценил роль Викки в этом деле, встретившись
с ней во вторник. Однако оставалось еще выяснить роль Пенника.
Возможно, они действовали сообща? На первый взгляд это было
очевидно, но я не мог поверить, потому что, когда увидел его в
понедельник в ресторане отеля «Коринтиан», понял, к какому типу
людей он относится. Есть такой психологический термин «субъек¬
тивная правда», и провалиться мне на этом месте, если Пенник
не принадлежит к тому типу людей, которые свято верят в то,
что они говорят. У Мастерса создалось такое же впечатление, да
и у тебя, сынок, тоже. Я убежден, что любой человек даже среднего
ума после пятиминутного разговора с Пенником не поверит, что
он способен принять участие в каком-то заговоре. Я вам уже
несколько раз повторял, что Пенник — это кот, который гуляет
сам по себе. Я вам также говорил, что в определенном смысле он
абсолютно честен.
В ресторане отеля «Коринтиан» я нарочно споткнулся возле их
столика, чтобы хорошенько рассмотреть этого господина. Обратил
внимание на маленькие голубоватые полумесяцы у основания его
ногтей, которые, как может подтвердить доктор Сандерс, свиде¬
тельствуют о примеси негритянской крови. Однако это мало что
давало, так как я по-прежнему не знал, что скрывается внутри у
Пенника. Мне было необходимо каким-то образом его сломать, а
для этого существовал лишь один способ, тот, который предложила
миссис Констебл в воскресенье. Помните? Если бы можно было на
один-два месяца посадить его в тюремную камеру. Но как же это
сделать? Нужно было так громко разрекламировать Пенника, чтобы
рядовой британский обыватель вышел из своего флегматичного
состояния и заорал: «К черту здравый смысл, засадите Пенника в
каталажку!» И поэтому старый хитрец начал хитрить. Я вовсе не
рехнулся, инспектор. Честное слово!
Вы еще нс понимаете? Да ведь все было совершенно ясно уже
во вторник, когда мы сидели в ресторане за одним столом с Вик¬
торией Кин и Пенником. Тогда меня мучил лишь один вопрос: с
какой целью? Я был убежден, что дочь Джо Кина ведет какую-то
игру. В то же время я был уверен, что Пенник ни в какой игре
не участвует. Независимо от того, действовали они сообща или
473

нет, я не понимал, с какой целью дочери Джо Кина понадобилось
убивать миссис Констебл. Не для того же, чтобы доказать суще¬
ствование телсфорс!
Ответ вы знаете. Минна Констебл могла разоблачить Пенника.
Более того, она бы наверняка это сделала. Она уже несколько раз
была на грани нервного срыва и в любой момент могла бы все
рассказать. Впрочем, вы сами это видели. Если бы умер еще один
человек и Пенник снова заявил, что именно он, Пенник, убил
этого человека, миссис Констебл положила бы конец всему этому
шутовству! Поэтому Виктория была вынуждена убить ее до того,
как Пенник во второй раз «поразил»! Имя настоящей жертвы было
для меня настолько очевидно, как если бы кто-то громко назвал
его за столом. Вспомните, как неожиданно и решительно прервала
Викки разговор, когда Мастерс начал допытываться об имени пред¬
полагаемой жертвы и Пенник, находившийся в прекрасном настро¬
ении, уже был готов проболтаться. Я был прав. Перед нами сидела
новая фрау Франкенштейн1.
Я полагал, что они оба уже у нас в руках. Вы понимаете? Мы
разрешим Пеннику ехать в Париж и выступить по радио. Разрешим
Виктории Кин воспользоваться помощью телефорс и схватим ее
на месте преступления со всеми доказательствами, которые в про¬
тивном случае мы бы получить не смогли. Мы также не позволили
Пеннику присутствовать на следственном разбирательстве. Пусть
наш неподкупный суд вынесет обвинительный вердикт. Сразу после
выступления по радио арестовать его, сломить психологически,
заставить рассказать всю правду. И вот они оба уже в наших
руках! Однако...
— Я все испортил, — виновато сказал Сандерс, — потому что
бросил Пеннику вызов.
— Я был готов убить тебя, сынок, — искоса посмотрел на него
Г. М. — Виктория пришла в не меньшее бешенство, чем я. Весь
ее план рухнул бы, если бы Пенник дал себя спровоцировать и
сказал: «Сандерс умрет», а Сандерс продолжал бы себе спокойненько
жить, но это не позволило бы нам поймать истинного убийцу.
Поэтому я должен был быстро предпринять атаку с другой стороны.
Прежде всего, я уже знал, что элетрокамины как-то связаны с
этим делом и что требовалось найти доказательства. Однако одних
электрокаминов мало. Я ведь не мог сказать: «Послушайте! Этот
камин не работает, а значит, его использовали для убийства че¬
ловека!». Альбом с вырезками мог навести нас на правильный путь.
Я дал бы голову на ст сечение, что миссис Констебл спрятала его,
1 «Франкенштейн, или Современный Прометей» — роман Мэри Шелли. Герой
романа создает искусствен!« по «демона», который убивает своего творца.
474

а дочь Джо Кина не подозревает об этом. Она попросту догадалась
обо всем, услышав обрывочные разговоры Минны во сне. Вы сами
слышали, как она похвалялась своей находчивостью. Когда же я
подумал об электричестве, мне неожиданно пришло в голову, что
шкафчик с пробками является превосходным местом, где можно
спрятать альбом. Однако в этом случае Викки знала бы об этом.
Да, она знала, но не тронула его, потому что он не был доказа¬
тельством против нее. Честно говоря, нам он тоже не особенно
помог.
Остался последний шанс: суд присяжных. Если бы они вынесли
обвинительный вердикт против Пенника! Мне было необходимо,
чтобы его арестовали, но лишь после выступления по парижскому
радио.
Существовала опасность, что Пенник придет на разбирательство.
Он уже неоднократно угрожал это сделать. Он, конечно, знал, что
в зал его не пустят, но мог попытаться туда проникнуть. В этом
случае его пришлось бы арестовать на месте, а это было очень
плохо. Ведь смысл расследования при закрытых дверях заключался
в том, что после вынесения необходимого нам вердикта Виктория
Кин не подозревала об аресте Пенника. Пресса не получила никакой
информации на эту тему, мы бы даже пошли на то, чтобы несколько
задержать присяжных до того момента, когда они могли бы безо
всякого вреда для нас болтать языком направо и налево о резуль¬
татах расследования.
Ну что ж. Пенник явился на разбирательство, а мы получили
необходимый вердикт. Он просто взбесился, но потом психологи¬
чески сломался. Мы с Мастерсом отвели его в соседнюю комнатку...
— А меня туда не впустили, — обиженно сказал Сандерс.
— Нет, сынок. Ты был слишком опасен и мог все испортить.
Если бы мы сказали тебе что-нибудь плохое об этой девушке, ты
бы все равно нам не поверил до тех пор, пока сам бы не увидел
своими собственными глазами. Все висело на волоске до того мо¬
мента, пока мы не узнали правду от Пенника. Я объяснил ему,
что последние события организованы мной, и если он скажет правду,
я все улажу и вызволю его из тюремной камеры. Он поверил мне.
Рассказал нам историю всей своей жизни. Телефорс — это всего
лишь фетиш и суеверие, полученные им в наследство от дедушки
из племени банту.
Ну, вот, а сейчас мы приближаемся к весьма существенному
моменту, и мне бы хотелось, сынок, чтобы ты крепко все за¬
помнил, — повысил голос Г. М., в запальчивости постукивая в
такт себе пальцем по столу. — С научной точки зрения даже его
чтение мыслей было шутовством. Оно основывалось на сведениях,
собранных заранее или незаметно полученных от самого «подопыт¬
ного». Например, от комиссара в Гровтопе он узнал много инте¬
475

ресного о Мастерсе. Однако Пенник не считает это обманом. В
этом-то все и дело. Если быть объективным, надо признать, что
Пенник довольно умен, разбирается в людях, что очень облегчает
ему чтение чужих мыслей. По выражению лица, мимике ему
удается определить, думает ли его жертва о чем-то серьезном или
о пустяках. Все это помогает ему буквально раздеть человека
донага. А если к тому же ему о тебе кое-что известно, то тебе
конец. Мы слышали, как нервничал Сандерс, когда Пенник сказал
е^у, что он думает о бюсте Листера, стоящем в Институте Гарриса.
Успокойся, сынок, все очень просто. Когда-то ты проболтался Чейзу,
а он, естественно, рассказал об этом другим людям, что если ты
не хочешь думать ни о каких серьезных вещах, то концентрируешь
свои мысли на бюсте Листера.
Вероятнее всего, ты уже забыл об этом. Однако я вам уже
говорил, в чем состоит талант Пенника. Он догадался, что ты
стараешься не думать ни о чем серьезном, использовал невинную
болтовню Чейза и попал в десятку. Один ноль в его пользу. Думаю,
многие бы при этом перепугались.
Осложнение заключалось в том, что Пенник постепенно сам
поверил в свои сверхъестественные способности. Он поверил, что
обычная интуиция, которой иногда обладают даже дети и идиоты,
с научной точки зрения представляет собой огромную силу, срав¬
нимую по своему могуществу с черной магией племени банту,
поскольку, как он утверждает, они имеют общее происхождение.
Когда его приводили в бешенство, он вспоминал уроки своего
дедушки — колдуна и так же, как и он, пытался проклясть своего
врага. Человек умер — требуется ли лучшее доказательство? Он
считал, что достиг совершенства. — Г. М. почесал небритый под¬
бородок. — Таким был человек, которого мне нужно было сломить
и вытянуть из него правду. Я осторожно и подробно объяснил ему,
как умерли Сэм и Минна Констеблы. Когда я сказал, кто такая
на самом деле Виктория Кин, он не поверил мне, и несколько
минут мне казалось, что я имею дело с безумцем. Очевидно, в
этом конкретном случае его подвели способности, унаследованные
от дедушки. Он не сумел прочесть мысли этой девушки. Так
влюбился в нее, что буквально ослеп и потерял способность кри¬
тически оценивать ее. Признался, что вечером собирается еще раз
испытать свое могущество на Цинтии Кин. Когда я наконец вытянул
из него эту ужасную тайну, которая представляла собой такую же
опасность, как кружка пива для Мастерса, то понял, что мы по¬
бедили.
Я сказал ему: «Ну, хорошо, вы мне не верите. Вы не верите,
что эта девушка делает из вас дурака. Вы не верите, что она
собирается убить свою мачеху при помощи электрического тока.
Отлично: помогите нам немножко и сами в этом убедитесь. По¬
476

езжайте в Париж и выступите по радио. Я все улажу, так что в
этом не будет проблем. И тогда вы увидите, что произойдет».
Пенник согласился. Он приехал в аэропорт в сопровождении
полисмена, в штатском — никто, кроме нас, не знал, что он
арестован, — сел в самолет на глазах у сотен зевак и десятков
журналистов. Именно это мне и требовалось: чтобы он уехал, не
успев проболтаться Виктории Кин... Однако я знал, что он никогда
не решится выступить, просто не может этого сделать. Его досто¬
инство, его честь были растоптаны, и когда он разговарил со мной,
то плакал, как дитя.
Теперь мы уже знаем, что было дальше. Он полетел в Париж,
но мысль о Виктории приводила его в бешенство. Он удрал от
полисмена и исчез. Быстро улетел в Лондон, хотел быть свидетелем
дальнейших событий, чтобы больше не оставалось никаких сомне¬
ний...
Инспектор тихонько присвистнул.
— Да, да, — перебил он. — Вы предупреждали, что он способен
на такое. Я не очень удивился, что он появился в тот момент,
когда мы собирались поймать с поличным эту мисс, — довольно
улыбнулся Мастерс, — благодаря неоценимой помощи ее мачехи.
Доктор Сандерс посмотрел на него с упреком.
— Верно, но меня это удивило. Увидев Пенника, поднимаю¬
щегося по лестнице на балкон, я решил, что он охотится за мной.
Вы знали, что у него нож?
— Я знал, — хмуро сказал инспектор. — Когда мы стояли на
балконе, я держал его за руки так крепко, что он не мог поше¬
велиться. Нож ему понадобился не для вас, а для мисс Кин. Он
плакал, но вместе с тем хотел ее зарезать тут же, на месте! Я
нс испытываю сочувствия к этому джентльмену, хотя знаю, сэр,
что вы его жалеете...
— Спокойно, сынок, не надо нервничать, — уговаривал его
Г. М.
— Нет, я нисколько его не жалею, — продолжал Мастерс с
упрямым блеском в глазах. — Он хотел быть для всех нас госпо¬
дином и повелителем, как для своих соплеменников, когда пери¬
одически появлялся в родных краях. Рассказывал, как, сидя в
хижине своего дедушки-колдуна, командовал ими! Пенник и его
резиновые маски!
— Резиновые маски? — удивился Сандерс.
Сэр Генри начал лихорадочно почесывать свою лысину. Он с
интересом уставился в потолок, а когда обратился к доктору, голос
его был приторным, как сироп.
— Копия его собственного лица, изготовленная из темной ре¬
зины. Ну, такая маска, какие надевают африканские колдуны.
Она больше нормального лица, резиновая, так что ее можно рас¬
477

тягивать в разные стороны и тем самым придавать более угрожа¬
ющий вид. Знаете ли вы, на чем основывается такого рода фети¬
шизм? Я слишком устал, чтобы в это время суток читать лекцию
о различных и общих чертах двух разных религиозных учений.
Однако в главном они схожи и у африканских дикарей, и в Европе,
когда в средние века на кострах сжигали еретиков. В двенадцатом
веке во Франции возникла религиозная секта водуа1, членов ко¬
торой беспощадно преследовала церковь, обвиняя их в связях с
дьяволом. Отсюда, вероятнее всего, берет свое происхождение слово
«вуду», означающее черную магию, особенно распространенную
среди негров. Не уверен, помните ли вы, но Минна Констебл
сказала, что Пенник пришел в бешенство, когда на пароходе один
профессор назвал его мсье Водуа. У Пенника б|яло несколько таких
масок, а одну из них он всегда носил с собой. Виктория Кин
выпросила или попросту украла у него маску. Она могла ей очень
пригодиться, если бы она захотела в нужный момент продемонст¬
рировать «астральный дух» Пенника...
За окном начинался серый рассвет. Мастерс, который уже явно
был доволен, энергично, одним глотком опорожнил бокал. Потом
расхохотался.
— О Господи! — выдавил он сквозь смех, хлопая себя по
бедрам.
Сэр Генри взглянул на него поверх очков.
— Ну и что же в этом смешного, сэр?
— Я как раз вспомнил, что один тип в поезде предлагал
посадить Пенника в свинцовый ящик, как это делают с радием.
Телефорс! Ну и натерпелся народ страху! И лучи смерти, которые
сбивают самолеты! И все из-за того, что электрокамин упал в
ванну...
— Вы полагаете, что это так смешно?
— Можно подумать, вы не относитесь к этому так же, сэр?
— Нет, — серьезно возразил Г. М. — Как вы думаете, зачем
мы разрешили всю эту шумиху по радио, телевидению, в газетах?
— Не совсем понимаю вас, сэр.
— Чтобы преподать обществу урок здравого смысла. Сегодня
все откроется. Они узнают, что грозная телефорс всего лишь бес¬
смыслица, а наукообразные теории не стоят и выеденного яйца.
Таков был план всей акции. Пресса расхваливает телефорс и об¬
ладателя этой ужасной тайны. В следующий же раз, когда начнут
распространяться панические слухи, когда начнут болтать о су¬
пербомбе, которая сотрет с лица земли все Британские острова,
1 «Долинные люди» (Уаибо15) Дофине и Пьемонта; входили в религиозную
секту вальденсов — приверженцев средневековой ереси.
478

либо о Лондоне, окутанном облаком ядовитого газа, они посмотрят
на свой дом с садом, иронически фыркнут: «Тслефорс» и почув¬
ствуют себя в полной безопасности.
Мы хорошо знаем, что делаем. Нельзя поддаваться на прово¬
кации паникеров. Британия с трезубцем в руке все еще правит
морями. На рыбном рынке Биллинсгейт все еще объясняются не
на эсперанто. Когда вам станут говорить о супсрсамолетах, супер¬
газе или о нашей полной беззащитности, вспомните о телефорс.
Стремление верить всему превращает лица людей в отвратительные
маски. Маски, которые больше лиц, потому что это всего лишь
резина и ее можно растягивать во все стороны. Большая часть из
этого — вуду, а в наше время, как вы знаете, не слишком много
места осталось для суеверий.
Сэр Генри тяжело поднялся из кресла, астматически отдышался
и тихонько направился к окну. Первые утренние лучи солнца
осветили его упрямый подбородок и лысину, а он все стоял и
задумчиво смотрел на Темзу и открывающуюся за ней панораму
Лондона.

СОДЕРЖАНИЕ
УБИЙСТВО В ЗАМКЕ БОУСТРИНГ
Роман
Перевод с английского И. Сидоренко
5
СЖИГАЮЩИЙ СУД
Роман
Перевод с английского Ю. Буковского и Г. Надеждина
159
ЧИТАТЕЛЬ ПРЕДУПРЕЖДЕН
Роман
Перевод с английского Г. Че мер и нс кого и Н. Косенко
307
Литературно-художественное издание
Карр Джон Диксон
СЖИГАЮЩИЙ СУД
Детективные романы
Ответственный редактор И.А. Лазарев
Редактор Н.К. Попова
Художественное оформление Е.Н. и С.В. Рудько
Технический редактор В.Ф. Нефедова
Корректор Т.А. Чернышева
Подписано к печати 20.10.93. Формат 60x84 1/16 Бумага книжно-журнальная офсетная. Гарнитура
«Таймс*». Печать офсетная. Усллечл. 27,9. Уч.-издл. 33,4. ТиражЮ0 ООО экз. Заказ 4202
Торгово-издательское объединение «Центрполиграф» 127018, Москва, ул. Октябрьская, 18.
Оригинал-макет изготовлен ю Домодедовском полиграфическом комбинате
142040, Московская облп г. Домодедово, ул. Пионерская, 18.
Отпечатано с готовых диапозитивов в ГИПП «Нижлолиграф»»
603006, Нижний Новгород, ул. Варварская, 32.

Джон
Диксон
КАРР
УБИЙСТВА В ЗАМКЕ БОУСТРИНГ
СЖИГАЮЩИЙ СУД
ЧИТАТЕЛЬ ПРЕДУПРЕЖДЕН
РОМАНЫ