БЕРТОЛЬТ БРЕХТ •

БЕРТОЛЬТ БРEXT ■ TEA T P
П Ь ЕС Ы ■ C TAT Ь И ■ В Ы C K A 3 Ы B A H И Я
В ПЯТИ TО МА X

БЕРТОЛЬТ БРЕХТ

ИЗДАТЕЛЬСТВО
• и с к у С С т В о •
МОСКВА •	19 63

Общая редакция
Е. СУРКОВА, В. ТОПЕР, И. ФРАДКИНА
Комментарии
И. ФРАДКИНА
Оформление художника В. Лазурского

глоголовые
и ocmр
оголовые

КРУГЛОГОЛОВЫЕ И ОСТРОГОЛОВЫЕ,
или БОГАЧ БОГАЧА ВИДИТ ИЗДАЛЕКА
Страшная сказка
В СОТРУДНИЧЕСТВЕ
с Е. БУРРИ, Г. ЭЙСЛЕРОМ,
Е. ГАУПТМАН, М. ШТЕФФИН
Перевод
В. С Т Е Н И Ч А

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
ЧУХИ (круглоголовые)
Вице-король.
М несена, его советник.
Анджело Иберин.
К а л ь яс, арендатор.
Н а н н â, его дочь, официантка в кофейне
госпожи Корнамонтис.
Жена Кальяса с четырьмя младшими
детьми.
Парр, арендатор.
Игуменья монастыря св. Варравы.
Настоятель монастыря св. Стефана.
Альфонсо С а с, помещик.
Хуан Дуарте, помещик.
Себастьян де Хос, помещик.
Госпожа Корнамонтис, содержа¬
тельница кофейни.
Адвокат семьи де Гусман.
Судья.
Полицейский инспектор.
Кальямасси, домовладелец.
П а л ь м о с а, владелец табачной лавки.
Толстая женщина.
Писец.
Монахиня.
Солдаты И б е р и н а.
Три с б и ш а.
Арендаторы.
Обыватели.
ЧИХИ (остроголовые)
Эмануеле де Гусман, помещик.
Изабелла, его сестра.

Лопес, арендатор.
Жена Лопеса с тремя детьми.
Игнасио Перуинер, помещик.
Второй адвокат.
Владелец продовольственной
лавки.
Арендаторы.
Врач, t
Обыватели.
Население города Лума, в котором происходит дейст¬
вие пьесы, состоит из двух рас — чухов и чихов; у пер¬
вых головы круглые, у вторых — острые. Эти острые
головы должны быть по крайней мере на пятнадцать
сантиметров выше круглых. Однако круглые головы
должны быть так же неестественны, как и острые.

ПРОЛОГ1
Из-за внутреннего занавеса выходят семь актеров: директор
театра, наместник, арендатор-.повстанец, поме¬
щик, его сестра, арендатор Кальяс и его дочь.
Последние четверо в рубахах. Наместник, в костюме, но без маски,
держит в руках весы с двумя острыми и двумя круглыми черепами;
у повстанца арендатора — весы с двумя наборами одежды —
богатой и рваной; он тоже в костюме, но без маски.
Директор театра.
Почтеннейшая публика, сейчас
Мы вам покажем вещь, что сочинил для вас
Бывалый человек (хотя не всюду он бывал по
доброй воле).
В своем труде
Показывает он, что видел он и где.
Вот в двух словах спектакля смысл глубокий:
Он наблюдал ужаснейшие склоки,
Как белый черного тузил в неравной схватке,
Как желтого гиганта желтый карлик
на обе уложил лопатки,
Как шведа камнем некий финн хватил,
Как горбоносого курносый
трахнул что есть сил.
Наш драматург пытался выяснить —
с чего это они?
И выяснил: по странам в эти дни
Грядет Великий Черепов Раздатчик,
Он всех людей избавит от болячек,
В его кармане кожа разных рас,
носы фасонов всяких,
При помощи чего он друга ссорит с другом
и расстраивает браки.
И слушает его на площадях
толпа —
1 Пролог в переводе С. Кирсанова.
9

Как важно — каковы
у граждан черепа.
И там, где побывал Черепораздатчик сей —
Исследуются волосы, ноем
и цвет лица людей,
И если черепок не в норме у кого —
До полусмерти бьют без жалости того.
Наш драматург не раз допрошен был
о взглядах своих личных:
Коробит ли его от черепов
различных,
Или считает он, что меж людьми
различий вовсе нет?
— Нет, есть различье,—
был его ответ,—
Но разница, увиденная мной,
Важней различья между черепами,
Она как ров глубокий между нами,
Рубеж — между довольством и бедой.
И дело все — в том рубеже проклятом.
В различье между бедным и богатым.
Я этим предисловье ограничу
И предложу мной созданную притчу,
Где каждому доказывается мной,
Что дело только в разнице одной.
Эту притчу, дорогие зрители,
вы увидите наяву.
Для этого на нашей сцене построена страна —
Яху.
Вот здесь Раздатчик Черепов
займется черепов раздачей,
Что кончится для многих неудачей.
Но автор пьесы позаботится о том,
Чтоб было видимо различье
меж бедняком и богачом.
Чтоб ясно было вам на расстоянье —
Раздаст он платья всем
по состоянью. ;
Закройте двери! Пьеса не для робких.
Сейчас Раздатчик Черепов покажет вам
свои черепные коробки.

Наместник (выходит под жестяной грохот, пока¬
зывает свои весы для черепов).
Два разных черепа я положил.
Так вот:
Один с другим в сравненье не идет.
Один остер. Другой шарообразен.
Этот хвор. А тот здоров.
И где несправедливость и нужда —
Замешан этот остренький всегда.
Где слабость мышц и вздувшийся живот —
Виновен тот.
При помощи весов нажатием перста
Легко узнать, где право,
где неправота.
(Нажимает пальцем на чашку весов, где лежат
круглые головы.)
Директор (выводит вперед арендатора-повстанца).
Раздатчик платьев, покажи-ка нам
Свои весами взвешенные платья,
Какие людям ты даешь еще с зачатья.
Арендатор-повстанец (показывая свои весы,
нагруженные одеждой).
Мне кажется, что разница видна.
Вот тут — добротные, а тут — дрянные.
Здесь невозможны мнения иные.
Кто носить отрепья начал,
С тем обходятся иначе,
Чем с другим, что носит модный фрак,—
В городах и селах знает всяк.
При помощи моих весов любой легко бы мог
Определить — кому достанется пирог.
(Нажимает на чашу весов, где лежит богатая одежда.)
Директор.
Как видите вы сами, наш автор пользуется
разными весами.
Вот эти — с платьем, новеньким и грязным.
А вот на этих — чаши с черепами.
Раз! — и весы он взвешивает разом.
(Берет весы в руки и сравнивает их вес. Потом воз¬
вращает весы наместнику и арендатору-повстанцу и
обращается к актерам.)
11

Теперь пусть выберет в Параболе моей;
Костюм иль череп каждый лицедей ,
Пред публикой — как в пьесе решено.
И если автор прав (что ясно наперед),
Не с черепом вам будет счастье суждено,
А с платьем. А теперь — в сражение, вперед!
Арендатор (хватает две круглые головы).
Возьмем-ка, доченька, что покруглей. Обнова...
Помещик.
Мы — острые...
С естр а помещика.
Так, Бертольт Брехт, советуете вы...
Дочь арендатора.
Как мой папанька, я круглоголова,
Я женский род от круглой головы.
Директор.
Вот платья вам.
Актеры выбирают платье.
Помещик.
Помещик я.
Арендатор.
Бедняк — вот роль моя.
Сестра помещика.
Сестра помещика...
Дочь арендатора.
А шлюхой буду я.
Директор (актерам).
Вам ясно все? Надеюсь, вы готовы?
Исполнители.
Да.
Директор (еще раз осматривая всех).
Явились вы сюда —
Круглоголовы и остроголовы.
Есть разница — вот роскошь, вот нужда.
Кулисы ставьте, и скорей за дело!
Мы мир в параболе покажем смело.
И верим в то, что станет вам ясней —
Из двух различий что для нас важней.
Все скрываются за внутренним занавесом.
12

I
Дворец вице-короля.
Вице-король Яху и его советник Миссена засиделись
допоздна в кабинете вице-короля за газетами и шампанским.
Советник большим красным карандашом отмечает для вице-короля
особенно неприятные сообщения газет. В прихожей, за столом, на
котором горит свеча, сидит оборванный писец; там же, спиной к
зрителям, какой-то человек.
Вице-король.
Довольно, друг Миссеиа!
Уж утро близится, а все старанья наши,
Попытки все проникнуть в суть вещей
Дают один лишь результат плачевный:
Мы видим то, что знать мы не .хотели,
И, сколько б ни трудились нынче мы,
Итог один и тот же: полная разруха
. Страны.
Миссена.
Не говорите так!
Вице-король.	Банкротство!
Нужны тут руки посильней моих.
Миссена молчит.
(Взглянув на газеты.)
Быть может, эти цифры лгут?
Миссена.
Не очень.
Вице-король.
Я иногда не прочь прочесть газету,
Чтоб знать подробно, что в стране творится.
Миссена.
Нас преизбыток губит, государь.
Наш край Яху одним зерном живет
И от зерна же гибнет. Ныне гибнет
Он от его избытка. Ибо столько
Родили наши пашни, что подарок
Сейчас нас губит! Цены так упали,
Что фрахт их превышает. Урожай
Так дешев, что снимать его не стоит.
Зерно взросло на гибель человеку,
Избыток породил нужду. Крестьяне
Отказываются платить аренду.
13

Колеблются устои государства!
К правительству помещики взывают
И требуют, чтобы оно взыскало
С крестьян аренду! А меж тем на юге
Сбираются под знамя мятежа
Крестьяне, а на знамени том — Серп,
Символ восстанья. Государство гибнет!
Вице-король вздыхает. Миссена задел в его душе чувствительную
струну: он сам — крупный помещик.
Вице-король.
Скажи, не заложить ли нам дороги
Железные?
Миссена.
Заложены. Вторично.
Вице-король.
А пошлины?
Миссена.
Давно даны на откуп.
Вице-король.
Какая неприятность! А нельзя ли
К Большой Пятерке обратиться? Пусть
Она нам денег даст и тем спасет нас!
В ее руках не менее чем треть
Всех пахотных земель.
Миссена.
Да, это можно,
Но требуют они, чтобы сначала
Восстание Серпа мы подавили,
Грозящее отказом от аренды.
Вице-король.
Вот было б хорошо.
Миссена.
Да, но Большая
Пятерка против нас и рвет и мечет
За то, что слишком медленно и вяло
С крестьян мы взыскиваем недоимки.
Вице-король.
Они ко мне доверье потеряли.
Миссена.
Ну, между нами: вы в конце концов
Крупнейший наш помещик, правда?
(Слово сказано.)
14

Вице-король (взволнованно).
И сам себе я тоже уж не верю!
Я кая помещик должен был бы нынче
Сказать себе как вице-королю:
Нет, хватит, милый друг, ни ügco больше!
Миссен а.
Скажу вам прямо: есть один исход,
Но он рискован и кровав...
Вице-король.
Не надо!
Не говори!
Миссен а.
Никто нас не услышит.
Война могла бы много новых рынков
Нам дать для сбыта нашего зерна
И в то же время принести нам много
Товаров нужных.
Вице-король (отчаянно мотает головой).
Только не война!
Ведь первый танк, который прогрохочет
По Луме, вызовет такую вспышку...
Миссена.
Враг внутренний препятствует расправе
С врагами внешними. Ну что за положенье!
Носящий шлем стальной — таиться должен,
Как паразит. И генерал не может
На улице при свете показаться:
Как на убийцу, на него глазеют.
Когда б не Серп, все было бы иначе!
Вице-король.
Увы, он есть.
Миссена.
Его сломить мы можем.
Вице-король.
Но кто его сломает? Я не знаю
Такого человека. Если ты
Найдешь его, я тотчас п-олномочья
Ему вручу.
Миссена.
Есть человек один,
Кто мог бы...
15

Вице-король ( решительно ).
Нет! И слышать не хочу;
Раз навсегда! Его не допущу я.
Молчание.
Могущество мятежного Серпа
Преувеличивать ты склонен!
Миссена.
Государь,
Простите, я, быть может, вас прогневал,
Быть может, в одиночестве хотите
Вы, все поняв и взвесив, путь найти
Спасительный.
Вице-король.
Ну хорошо, до завтра...
Миссена (откланиваясь).
Надеюсь, я не прогневил вас.
(Обращаясь к публике.)
Коль разумом не чует он беду,
Придется намекнуть мне самому.
(На пороге останавливается и быстро чертит что-
красным карандашом на стене.)
Ба! Что это?
Вице-король.
А что?
Миссена.
Нет, ничего.
Вице-король.
Чего ты испугался?
Миссена.
Я? Нисколько!
Вице-король.
Нет, испугался ты!
(Встает.)
Миссена.
Не подходите!
Тут нету ничего.
Вице-король (подходит к нему).
Посторонись!
(Берет лампу со стола.)

М и с с е н а.
Я, право, сударь,
Не пойму никак,
Откуда здесь явился этот знак.
Вице-король (потрясенный, видит на стене огром¬
ный серп).
Так вот куда зашло! В моем дворце...
Молчание.
Нет, должен удалиться я на время,
Чтоб взвесить все...
(Неожиданно.)
Я выдам полномочье.
Миссен а.
Не надо!
Молчание.
А кому?
Вице-король.
Так, значит, надо?
Прекрасно. Но кому же?
Миссен а.
Это
Быть должен человек, который
Прижмет нам арендаторов. Покуда
Серп держится, нам не видать войны.
Сплошь из подонков темных состоит он.
И ни гроша платить он не желает.
Зато купец, ремесленник, чиновник,
Иначе говоря, весь средний слой
Считает, что крестьянам не под силу
Платить аренду. Он, конечно,
Сторонник собственности, но боится
Взглянуть нужде и голоду в лицо.
И потому-то подавить восстанье
Способен только свежий человек,
Пекущийся о благе государства
И бескорыстием своим известный.
Один лишь есть...
Вице-король (сварливо).
Скажи уж; Иберии!
17

М и с се н а.
Он вышел сам из среднего сословья,
Он не1 помещик и не арендатор,
Он не богат, но и не так уж беден,
И в силу этого он убежденный враг
Борьбы двух классов. Он и тех и этих
В своекорыстие алчном обвиняет
И в низменном материализме. Он
Строжайшей справедливости для бедных,
Как для богатых, требует, поскольку
Он в нашей катастрофе склонен видеть
Одну лишь нравственную катастрофу.
Вице-король.
Ах вот как?) Нравственную?
Ну а эта?
(Делает жест, как бы пересчитывая деньги.)
М и с с е н а.
Ее последствие.
Вице-король.
Позволь! А та
Чем вызвана? И где ее причина?
М и с с ен а.
Вот это-то и есть открытие Иберина!
Вице-король.
Яйцо Колумба?
М и с с е н а.
Именно! И, кстати,
Оно на двух ногах гуляет.
Вице-король.
Вот как!
Миссена.
На двух ногах. Известно Иберину:
Народ, к абстрактным мыслям не привыкший,
Терпенье потерявший от нужды,
В виновном хочет в-идеть существо
Обыкновеннейшее и земное,
С ушами, носом, ртом, на двух ногах,
Какое можно встретить всюду.
Вице-король.
И его
Твой Иберии внезапно обнаружил?
1в

М и с с е н а.
Да, государь.
Вице-король.
Не нас, надеюсь?
Миссена.
Что вы!
Установил он, что в стране Яху
, Две расы проживают. Эти расы
Ни в чем не схожи меж собой, и даже
В их внешности есть явное различье,
В особенности — в форме черепов.
Одна — остроголова, а другая —
Круглоголова.
И что ни череп, то различный дух!
Круглоголовые честны и прямы,
Их основная добродетель — верность;
Остроголовые — расчетливы, коварны
И склонны к лжи и к низкому притворству.
Ту избранную расу, коей череп
Приплюснут, именует Иберин
Чухами.
И только чухов Иберин считает
Отчизны населеньем коренным,
Страны Яху и гордостью и цветом.
Другая ж, у которой острый череп,
Есть чуждый элемент, что вторгся к нам.
Отчизны не имеют эти люди
И чихами зовутся. Злобный дух их
Есть главная причина наших бедствий.
И в этом, государь, открытье Иберина.
Вице-король.
Что ж, мило! Но какая польза
Нам от него?
Миссена.
Он хочет заменить
Борьбу богатых с бедными людьми
Борьбою чухов с чихами.
Вице-король.	Ага!
Это недурно, что?
М и с с е н а.
За справедливость
Он ратует для бедных и богатых.
19

Карать он будет также богачей
За злоупотребленье властью, ибо
Оно есть чисто чихская черта.
Вице-король.
Так, значит, чихская... А как с арендой?
Миссена.
Об	этом он не высказался ясно.
Но собственность он все же признает
И привилегией ее считает чухов.
Вице-король улыбается. Миссена тоже улыбается.
Вице-король.
Неглупо! Злоупотребляют чихи,
Потребляют чухи! Кто за ним стоит?
Миссена.
По большей части средние слои:
Хозяин лавочки, ремесленник, чиновник,
Кто победней с образованьем высшим,
Мелкий рантье. Короче — средний слой.
Он их объединил в большой союз,
Принявший имя Иберина. Кстати,
Союз, как говорят, вооружен.
Никто, как он, мятежный Серп раздавит.
Вице-король.
Но армию оставьте в стороне,
И шлем и танк в стране непопулярны.
Миссена.
Нет, государь, Анджело Иберин
В ней не нуждается.
Вице-король.
Ну что ж, отлично!
Я напишу доверенность ему.
Уж утро близко. Розовый рассвет
Полнеба охватил... Да будет так!
Попробуем! Пусть Иберин покажет,
На что способен. Зови его сюда!
Миссена (звонит).
Он битых семь часов сидит в прихожей
И приглашенья ждет.
Вице-король (все еще колеблясь).
Да, я забыл!
Ты очень ловок! Но постой! Большая
Пятерка за него? Коль нет, то бог с ним!

'Ми с се на.
Его привел один из тех пяти,
Который втихомолку деньги
Ему дает.
Вице-король (подписывает приказ о полномо¬
чиях, надевает шляпу, берет в руки трость).
А я на время
От власти мне постылой отрекусь
'И, прихватив в дорогу два-три чека
И две-три книги (мне давно хотелось
Прочесть их на досуге), удалюсь.
Бродить по людным улицам я буду
И любоваться жизни многоцветной
Спектаклем вечным. Где-нибудь на ветхих
Присев ступеньках, буду я следить,
Как месяц плавает по небосклону.
М несена.
То будет час, когда столицу нашу
Захватит Серп, коль не спасет нас...
(Широким жестом указывает на дверь.)
Иберин!
Ожидающий в прихожей человек по знаку оборванного писца
встает, отворяет дверь в кабинет и низко кланяется. IIII
Переулок в Старом городе.
Из окон кофейни госпожи Корнамонтис девицы вывешивают
большой белый флаг с изображением Иберина. Хозяйка заведения
госпожа Корнамонтис стоит на улице и руководит работой
девиц. Подле нее — полицейский инспектор и судей¬
ский писец, оба — босые и оборванные. В витрине продоволь¬
ственной лавки, расположенной слева, опущены жалюзи. На поро¬
ге табачной лавки стоит ее хозяин Пальмоса и читает газету.
В одном из окон видно, как бреется домовладелец Кальямасси.
Перед продовольственной лавкой, расположенной справа, стоят
толстая женщина и солдат милиции Иберина с бе¬
лой повязкой на рукаве; на голове у него большая соломенная шля¬
па, он вооружен до зубов. Все следят за вывешиванием флага.
Издали глухо доносятся топот проходящих отрядов и выкрики
газетчиков: «Покупайте воззвание нового наместника!»
Госпожа Корнамонтис. Высунь древко еще
немного, чтобы ветер развевал флаг. А теперь чуточку
вбок! (Жестами показывает, как должен висеть флаг.)
21

И а нн а. То налево, то направо — а впрочем,, как
желаете!
Инспектор. Госпожа Корнамоитис, вот вы — де¬
ловая женщина, как вы относитесь к новому курсу?
Госпожа Корнамоитис. Я вывешиваю флаг,
этим все оказано. И будьте покойны, чихских деву¬
шек я больше нанимать не стану. (Садится на пле¬
теный стул перед кофейней и тоже углубляется в га¬
зету.)
Домовладелец Кальямасси ( продолжая
бриться). Сегодня одиннадцатое сентября. Этот день
войдет в историю! (Смотрит на свой флаг.) Немало де¬
нег стоил.
Торговец Пальм о с а. А война будет? Моему
Габриэлю как раз сравнялось двадцать.
Солдат Иберин а. С чего вы взяли? Войны ни¬
кто не хочет. Господин Иберин — друг мира в такой
же степени, как и друг народа. Уже сегодня утром все
воинские части были выведены из города. На этом
настоял господин Иберин. Вы видите где-нибудь хоть
один стальной шлем? Улицы отданы нам, солдатам
Иберина.
Торговец Пальм о с а. Вот и в газете написано,
что Иберин, верный друг народа, захватил власть с
единственной целью — положить конец растущему угне¬
тению беднейших слоев населения.
Солдат Иберина. Да, это правда.
Толстая женщина (владелица продовольствен¬
ной лавки справа). Тогда он должен первым долгом по¬
заботиться о том, чтобы в такой маленькой улочке, как
эта, не было рядом двух лавок с припасами. Здесь-то и
одной только-только удержаться. Та лавка напротив, по-
моему, совершенно лишняя.
Писец. Господин инспектор, если и новое прави¬
тельство не окажет нам, чиновникам, материальной под¬
держки, я первого числа просто не явлюсь домой.
Инспектор. Моя резиновая дубинка до такой сте¬
пени износилась, что она разлетится вдребезги от перво¬
го столкновения с острой головой. Или вот свисток. Я им
зову моих людей, когда мне требуется их помощь. Он
за последние месяцы окончательно заржавел. (Пытается
свистнуть.) Вы слышите хоть что-нибудь?
22

Писец (качает головой). Мне вчера пришлось по¬
заимствовать некоторое количество известки из ведерка
маляра, чтобы привести мой воротничок в надлежащий
вид. Как вы полагаете, господин инспектор, мы получим
первого числа жалованье?
Инспектор. Я так твердо в этом уверен, что сей¬
час же возьму в счет жалованья сигару у господина
Пальмосы.
Оба входят в табачную лавку.
Домовладелец Кальямасси (указывает на
инспектора и писца). Какое счастье! Наконец-то сокра¬
тят чиновников. Их слишком много, и им платят черес¬
чур большое жалованье.
Госпожа Корнамонтис. Попробуйте скажите
вашему квартиранту, что вы требуете увольнения со
службы его последних клиентов!
Солдат Иберина. Как вам нравятся мои новые
сапоги? Теперь всем такие дают! (Читает вслух домо¬
владельцу и толстой женщине.) «Уже одно то, как Ибе¬
рии захватил власть, характеризует этого замечательно¬
го человека. Среди ночи, когда все правительственное
здание было погружено в сон, он ворвался туда во гла¬
ве кучки отчаянных храбрецов и с револьвером в руках
потребовал свидания с вице-королем. После короткого
разговора он просто-напросто низложил его. По слухам,
вице-король бежал».
Толстая женщина. Раз так, то я одного не
понимаю: на нашей улице все дома украшены флагами.
Почему же это один домовладелец не считает нужным
вывешивать флаг? (Указывает на продовольственную
лавку слева.)
Солдат Иберина (удивленно). В самом деле —
нет флага. (По очереди смотрит на всех.)
Все качают головой.
Не помочь ли ему, а?
Толстая женщина. А на что ему флаг? Он
ведь чих!
Солдат Иберина. Ну это прямо верх наглости!
Так вот, госпожа Томасо, мы сейчас научим эту сволочь,
23

как нужно праздновать приход к власти Иберина. Вон
идут мои коллеги. Это сбиши, грозный отряд «сбивате-
лей шляп», — гвардия кровавого Сасаранте, коменданта
лагеря Святого Креста. Не бойтесь! Они всем загляды¬
вают под шляпы, но если под шляпой круглая голова,
то милее их вы не найдете людей.
Слышны крики: «Шляпы долой! Проверка черепов». Из глубины
сцены тоявляются три с б и в а т е л я шляп, «сбиши». Они
сбивают шляпу с прохожего.
Первый сбиш. Сударь, у вас слетела шляпа.
Второй сбиш. Ветрено сегодня, а?
Прох о ж и й. Простите!
Все три сбиш а. Пожалуйста!
Толстая ж е н щ и н а. Господа! Господа! Если хо¬
тите видеть настоящего остроголового, то есть самого
что ни есть остроголового, постучитесь-ка вон в ту про¬
довольственную лавку!
Солдат Иберина (рапортует). Торговец продо¬
вольствием. Чих. Выказывает свое презрение прави¬
тельству Иберина путем демонстративного невывепЙ!-
вания флага.
Из дома выходит остроголовый; он бледен, в руках у него
стремянка и флаг. Все смотрят на него.
Первый сбиш. Я не верю своим глазам. Флаг хо¬
чет вывесить.
Второй сбиш. Знамя Иберина в грязных лапах
чистокровного чиха. (Смотрит на всех по очереди.)
Все качают головой.
Солдат Иберина. Это верх наглости!
Три сбита подходят к остроголовому.
Третий сбиш. Чих свинячий! Марш домой и не¬
медленно надень шляпу! Ты думаешь, нам приятно
смотреть на твою острую голову?
Толстая женщина. Он небось думает, что Ибе¬
рии старается для чихов! Он вывешивает флаг! Он этим
хочет сказать, что рад перевороту, совершенному Ибе-
рином. Но ведь яснее ясного, что, если он считает, будто
правительство печется о чихах, он тем самым оскорбляет
его!
Остроголовый .поворачивается, чтобы идти за шляпой.
24

Первый сбит (указывая на него). Попытка к
бегству.
Все трое бьют остроголового.
Он еще смеет оказывать сопротивление! Я ему дал по
морде, а он поднимает руку. Я в этом усматриваю по¬
пытку сопротивления властям!
Второй сбит (методично избивая остроголово¬
го). Ему место в охранном лагере. Там мы охраняем по¬
добный элемент от нашего справедливого негодования.
Толстая женщи-на. Хайль Иберин!
Два сбита уводят остроголового. Третий вывешивает на
его лавке плакат «Чихское предприятие».
Третий сбит (толстой женщине, доставая из
кармана плакат). Милостивая государыня и соплемен¬
ница, вы видите, что в переживаемое нами время не
мешает иметь предмет, где черным по белому сказано
о расовой принадлежности. Этот плакат стоит тридцать
песо. Но истраченные деньги дадут триста процентов
барыша, смею вас уверить.
Толстая женщина. А нельзя ли за десять? Де¬
ла-то ведь плохи.
Солдат Иберина (угрожающе). Есть люди, у ко¬
торых чих сидит в душе!
Толстая женщина. Давайте, давайте! (Торо¬
пливо расплачивается.) У вас есть сдачи с пятидесяти?
(Вешает над дверью плакат «Чухское предприятие».)
Третий сбиш. Так точно! Двадцать песо сдачи.
В мелочах — честность. (Однако уходит, не дав сдачи.)
Толстая женщина. Так и не дал сдачи!
Солдат Иберина грозно смотрит на нее.
Хорошо хоть, что выкинули того чиха! Еще две недели
назад он говорил, что Иберин тоже кашу не помаслит.
Госпожа Корнамонтис. Вот типично чихская
точка зрения! Пробуждается нация, а он болтает о
масле.
Солдат Иберина. Все дело в том, что чих одер¬
жим низменным материализмом. Он ищет выгоды только
для себя и потому отрекается от своей отчизны, где ему
вообще не место. Чих не.ведает ни отца, ни матери.
Может быть, это оттого, что у него нет чувства юмора.
25

Вы это только что видели. С другой стороны, будучи
подвержен патологическому сластолюбию, чих ни в чем
не знает удержу. Обуздывает его только скупость, все
тот же чихский материализм, — сами понимаете.
Торговец Пальмоса (кричит человеку, брею¬
щемуся у окна второго этажа, — домовладельцу Каль-
ямасси). Конец материализму! Господин Кальямасси,
надеюсь, вам ясно, что теперь ни о какой плате за по¬
мещение не может быть и речи?
Солдат Иберина. Правильно!
Домовладелец Кальямасси. Напротив, до¬
рогой мой! Плата за торговые помещения будет взыски¬
ваться в судебном порядке. Вы слышите мерную по¬
ступь батальонов? Это боевые отряды Иберинова
союза. Они идут карать восставших арендаторов, не
желающих вносить аренду! Подумайте об этом, госпо¬
дин Пальмоса, — вы, не желающий вносить плату за
помещение.
Солдат Ибёрина. Верно.
Торговец Пальмоса. Вы, должно быть, за¬
были, господин Кальямасси, что в их рядах марширует
мой сын! (Толстой женщине.) Сегодня утром я сказал
ему, когда он прощался со мной, отправляясь в поход
на юг: «Сын мой, принеси мне трофей — знамя Серпа,
и я разрешу тебе курить!» Говорят, банкиры примут на
себя всю задолженность разоренных ремесленников и
лавочников и откроют новые кредиты —в первую голову
прогорающим предприятиям.
Солдат Иберина. Да здравствует Иберии!
Толстая женщина (своей домовладелице, гос¬
поже Корнамонтис). Вы слышали? Теперь, должно быть,
снизят плату за помещение.
Солдат Иберина. Да, так оно и есть.
Госпожа Корнамонтис. Нет, дорогая моя, я
слышала, что ее повысят.
Солдат Иберина. И это верно.
Толстая женщина. Этого не может быть. Раз¬
ве что для чихов! От меня вы, во всяком случае, ее так
скоро не дождетесь.
Госпожа Корнамонтис. Очень скоро, госпо¬
жа Томасо, очень скоро! И повышенной! (Солдату Ибе¬
рина.) Это простонародье понятия не имеет о политике.
26

Толстая женщина. Еще больше платить за по¬
мещение?
Солдат Иберина (прерывая ее). На сегодня,
говорят, назначены массовые преследования чихов. (Чи¬
тает вслух газету.) «Иберин говорит совершенно опре¬
деленно, что единственная наша цель — изничтожение
остроголовых, где бы они ни гнездились!»
Топот проходящих в глубине отрядов усиливается. Слышно пение.
Смирно! Хорал Иберина! Все подхватывают! Стихийно!
Все поют, солдат Иберина дирижирует.
ГИМН ПРОБУЖДАЮЩЕГОСЯ ЯХУ »
1 '
Все Иберина молите—квартирную плату
понизить!
И заодно
Пусть он позволит ее
Домовладельцам — повысить!
2
Пусть понижением цен убавит он в городе голод!
И заодно
Цены поднять на зерно
Пусть он крестьянам позволит!
3
Пусть он мелких торговцев на ноги снова поставит!
И заодно,
Вспомнив про нищее дно,
Универмаги оставит.
4
Фюрера славьте, что сел нам на шею и спину!
Видим мы топь,
Ждем, отупелые, чтоб
Фюрер повел нас в трясину!
1 Перевод С. Кирсанова.
27

Госпожа Корнамонтис (солдату Иберина).
Пойдем поглядим на наших доблестных воинов, которые
уничтожат это отродье вместе с их Серпом! (Уходит с
солдатом Иберина.)
Толстая женщинаи т о р г о в е ц П а л ь м о с а.
Я же не могу оставить лавку, а если придет покупатель?
Возвращаются каждый в свою лавку.
Нанна (выходит из кофейни госпожи Корнамонтис
с письмом в руках). Только что по улице прошел гос¬
подин де Гусман. Он совершает свою предобеденную
прогулку .и вскоре пройдет обратно. Я должна с ним
поговорить. Мать пишет, что отец сбился с пути из-за
того, что ему нечем платить аренду. Он вступил в
союз Серпа, призывающий к крестьянскому восстанию.
Лучше уж я попрошу господина де Гусмана, чтобы он
не взыскивал с отца аренду! Может быть, я ему не
совсем еще безразлична и он исполнит мою просьбу.
Вот уже почти три года прошло с тех пор, как я была
с ним близка. Он был моим первым любовником. Соб¬
ственно говоря, только благодаря ему я, дочь простого
арендатора, очутилась в солидном заведении госпожи
Корнамонтис. Тогда моей семье кое-что от него пере¬
падало. Не очень-то мне приятно — обращаться к нему
опять с просьбой. Да ну ничего — ведь это не навек.
( Поет.)
ПЕСНЯ НАННА «
1
Господа! Чуть минуло семнадцать,
Я на рынок вышла продаваться.
Сколько довелось мне испытать!
Сколько я хлебнула зла!
Такова игра была.
Я держу за многое ответ;
Человек я все же или нет?
Грусть и любовные грезы
Бог нам послал не навек.
Где вы, вчерашние слезы,
И ты, прошлогодний снег?
1 Перевод Л. Большинцовой.
28

2
Юный пыл умела расточать я;
Целыми Шеренгами счастливцы
Устремлялись в жаркие объятья.
Но пришел печальный час,
Юный пыл остыл, угас...
Смолоду бы надо поскупиться —
Ведь запас когда-то истощится.
Грусть и любовные грезы
Бог нам послал не навек.
Где вы, вчерашние слезы,
И ты, прошлогодний снег?
3
Не сумеешь ты на этом торге
В маленькую кучку медяков
Превращать любовные восторги...
Наконец и ты поймешь,
Боль сердечную уймешь,
А меж тем нагрянет старость, да!
Ведь семнадцать — это не всегда.
Грусть и любовные грезы
Бог нам послал не навек.
Где вы, вчерашние слезы,
И ты, прошлогодный снег?
Вот он идет. К сожалению, он не один. С ним трое, сре¬
ди них — богатый господин Перуинер. Даже не знаю,
как к нему подойти. (Делает знак де Гусману.)
Он подходит к ней. Трое спутников останавливаются, поджидая его.
Де Гусман. Здравствуйте, Нанна.
Нанна. Я вам хочу кое-что сказать. Зайдем вот
сюда, в подъезд.
Они входят в подъезд.
Отец прислал мне письмо —он опять не может запла¬
тить аренду.
Де Гусман. На этот раз ему, к сожалению, при¬
дется платить. Моя сестра идет в монастырь, ей нужно
сделать вклад,
29

Нанна. Неужели же вы из-за этого заставите моих
родителей голодать?
Де Гусман. Дорогая Нанна, моя сестра намере¬
на посвятить себя девственной жизни среди неимущих
сестер монахинь. Не мешало бы и вам отнестись к это¬
му факту с уважением. Ибо если я и не вижу необходи¬
мости, чтобы все девушки были целомудренны, все-таки
желательно, чтобы они целомудрие почитали.
Нанна. Если бы вы своей молоденькой сестре дали
в мужья любовника, а не носителя титула, она бы и не
подумала идти в монастырь. Но вы ведь устраиваете
браки не между людьми, а между поместьями.
Де Гусман. Ты очень изменилась, Нанна. И при¬
том к худшему. Я просто не узнаю тебя.
Нанна. Тогда, пожалуй, не имеет смысла говорить
вам, что мой отец потому не может заплатить аренду,
что ему непременно нужно купить лошадь, — наша де¬
ревня расположена очень далеко от железнодорожной
станции.
Де Гусман. Они могут брать лошадь из имения.
Нанна. Но ведь это стоит денег.
Де Гусман. Так уж устроен мир, мне моя лошадь
тоже стоит денег.
Нанна. Значит, ты меня больше совсем не любишь,
Эмануеле?
Де Гусман. При чем тут наши отношения? Я зай¬
ду к тебе сегодня после обеда. Ты сама убедишься, что
мои чувства к тебе нисколько не остыли.
Нанна. Подождите минутку, не выходите. Там
идут люди, которые могут вас обидеть. Ведь вы чих.
На улице вновь появляются три сбита.
Первый сбиш. Раньше, бывало, куда ни пойдешь,
всюду болтались чихи. А теперь их точно ветром смело.
Второй сбиш. Только не терять надежды!
Нанна. Как я подумаю, Эмануеле, ты всегда обра¬
щался со мной как с тряпкой. Ты, право, мог бы раско¬
шелиться и вознаградить меня за зло, что ты мне при¬
чинил!
Де Гусман. Тише! Ради бога!
Н а н н а. Так ты не хочешь платить?
Третий сбиш. Я что-то слышу.
30

Нанна. Если бы я сейчас обратилась к этим госпо¬
дам, они наверняка встали бы на мою сторону. В конце
концов, я ведь требую только то, что мне причитается.
Первый сбит. Там кто-то разговаривает.
Нанна (громко). Господа, скажите сами, может ли
бедная девушка рассчитывать на благодарность со сто¬
роны человека, увлекшего ее на дурную дорогу? Или
не может?
Де Гусман. Я удивляюсь тебе, Нанна!
Нанна. Вы сами виноваты.
Три сбита подходят к нему.
Первый сбиш. Шикарный господин! Вы только
посмотрите, какая на нем покрышка!
Второй сбиш. Мне нравится в a nia шляпа, сударь.
Я бы охотно купил себе такую же. Покажите-ка, как она
выглядит изнутри. Я хочу посмотреть марку. (Сбивает
с де Гусмана шляпу и указывает на его острую голову.)
Все три сбита начинают неистово орать.
Три сбиш а. Чих!
Первый сбиш. А ну, дайте ему по его острой
башке! Смотрите, как бы он не удрал!
Богатый господин Сас. Мы должны вме¬
шаться, наш друг де Гусман попал в скверную историю.
Богатый господин Перуинер (удерживая
Саса). Не поднимайте шума! Я сам чих!
Все три богача поспешно уходят.
Третий сбиш. Недаром я сразу почуял, что тут
воняет чихом.
Второй сбиш. Чих! Под суд его!
Два сбита уволакивают де Гусмана, третий остается
с Нанна.
Третий сбиш. Вы, кажется, говорили, что он вам
должен денег, барышня?
Нанна (хмуро). Да, он не хочет платить.
Третий сбиш. Чихи все такие! (Уходит.)
Нанна медленно входит в кофейню госпожи Корнамонтис. На шум
в окне опять появляется домовладелец К а л ь я м а с с и, на
пороге лавки — толстая женщина. Торговец табаком Пал ь-
м оса тоже стоит в дверях своей лавки.
31

Домовладелец Кальямасси. Что случилось?
Толстая женщина. Они только что накрыли
какого-то чиха, по виду очень состоятельного господи¬
на, — он разговаривал с официанткой госпожи Корна-
монтис.
Торговец Пальмоса. А что, это теперь запре¬
щено?
Толстая женщина. Говорят, она чухка. А он,
кажется, из Большой Пятерки.
Домовладелец Кальямасси. Да что вы го¬
ворите!
Торговец Пальмоса (возвращаясь в лавку).
Господин инспектор! Тут только что было произведено
нападение на члена Большой Пятерки. Его куда-то ута¬
щили!
Инспектор (уходя вместе с писцом). Полиции это
не касается.
Толстая женщина. Теперь богачам солоно
придется!
Домовладелец Кальямасси. Вы так ду¬
маете?
Торговец Пальмоса. Помещикам будет те¬
перь не до смеха!
Домовладелец Кальямасси. Но и аренда¬
торам, не желающим платить аренду, тоже непоздоро-
вится!
Торговец Пальмоса. Сегодня в газете напи¬
сано: начинается новая эра!
интермедия
На большом картоне нарисован переулок Старого города. Вбегают
солдаты Ибер и на; они несут горшки и ведерки с белилами;
щетками на длинных или коротких палках они замазывают трещины
и щели на стенах домов.
ПЕСНЯ О ПОБЕЛКЕ >
Если стены кроет плесень, пятна сея,
Если дом сырою гнилью заражен —
Принимайте меры поскорее,
Гниль заметят — как нехорошо!
1 Перевод С. Кирсанова.
32

Здесь нужна побелка! Свежие белила!
И скорей, покуда здание цело!
Здесь нужна побелка! Мы приложим силы
Сделать все, чтобы поправить зло.
На стенах — как неприятно! —
Все новые влажные пятна!
Это беда! (Большая беда!)
Морщины свежих трещин
Извилистей и резче!
Принимайте меры, господа.
Если расползутся выше
Эти трещины, до крыши —
Будет беда! (Большая беда!)
Здесь нужна побелка! Свежие белила!
Поскорей, покуда здание цело!
Влажный мел на щетках! Мы приложим силы,
Трещины замажем и поправим зло!
Вот белила с варом клеевым!
Дни и ночи краска наготове.
Вот белила! Все мы подновим,
А тогда и время будет Новым!
III
«ПОЙДЕМ НА РЫБАЛКУ?» - СПРОСИЛ ЧЕРВЯКА РЫБАК
У деревенского колодца.
Круглоголовый арендатор К а л ь я с, его жена и д е т и и
остроголовый арендатор Л ошес, его жена и дети заняты
поливкой.
Арендаторы К а л ь я с и Лопес.
Тянем, аж пена пошла изо рта, —
У арендатора нет лошадей.
Сам себе лошадь ты — и ни черта;
Это обычай рабочих людей.
Жена Лопеса. Слышите — и наши идут под
знамя Серпа.
Слышен стук множества деревянных башмаков. Входит кругло¬
головый арендатор с двумя ружьями под мышкой.
2 Брехт, т. II
33

Третий арендатор. С тех пор. как цены на хлеб
так сильно упали, наше положение стало отчаянным.
Поэтому мы, арендаторы Яху, — все, кто ходит в дере¬
вянных башмаках, на тайных—а в последнее время и
открытых — собраниях единодушно решили взяться
за оружие. Чем и дальше платить аренду, лучше сра¬
жаться под знаменем Серпа. Время пришло. Каль-
яс и Лопес, вот ружья для вас. (Отдает ружья и
уходит.)
Арендатор Лопес. Ты, Кальяс, хотел подож¬
дать, не придут ли хорошие вести из города от твоей
дочери.
Арендатор Кальяс. Помощь не пришла, и я го¬
тов присоединиться к вам.
Арендатор Лопес. Дай мне руку, Кальяс.
И вы дайте друг другу руки, и дети тоже! Сегодня —
одиннадцатое сентября. Запомните этот день, ибо сегод¬
ня арендаторы берутся за оружие, чтобы навеки сбро¬
сить ярмо помещиков или умереть.
Все (подают друг другу руки и запевают «Песню
Серпа»).
ПЕСНЯ СЕРПА 1.
Крестьянин, вставай!
Нужда через край.
Вешать голов не смейте!
Смело навстречу смерти!
Не жди ниоткуда подмоги,
Вставай на крепкие ноги!
Нужда через край,
Крестьянин, вставай!
За Серп—навсегда!
Раздается колокольный звон.
Жена Лопеса. Слушайте. Почему звонят коло¬
кола?
Жена Кальяса (кричит в глубину сцены). Что
случилось, Паоло?
1 Перевод С. Кирсанова.
34

Голос издали. Только что пришло известие из
города — власть перешла к народному правительству!
Жена Кальяса. Пойду разузнаю все подробно.
(Уходит.)
Остальные ждут. Слышно по радио «Воззвание к населению нового
наместника».
Голос Ибер и на.
Чухский народ! Страна Яху издавна
Низменным, чуждым духом одержима,
ГрОЗЯЩИМ УНИЧТОЖИТЬ ВСё iH вся,—
То дух раздора и корыстолюбия.
Чухский народ, живущий в нищете
И в рабстве! Кто ж кровь твою сосет?
И кто тебя гнетет? В ряды твои прокрался
Враг злобный, но неведомый тебе.
То — чих! И только он один — виновник
Всех бедствий наших. Так борись же с чихом!
Но как узнать его? По голове!
По острой голове его узнаешь!
Остроголовый кровь твою сосет!
И я, Анджело Иберин, решил народ
На кругло- и остроголовых разделить
И чухов всех сплотить противу чихов.
И да не будет розни среди чухов
Отныне и вовек! Внимайте, чухи!
Соединяйтесь под белым стягом Иберина!
Наш общий враг — остроголовый чих!
Во время радиопередачи присутствующие более или менее открыто
ощупывают свои головы. Круглоголовые дети с хохотом показывают
пальцами на головы остроголовых детей.
Арендатор Лопес. Опять пустые слова! Каж¬
дые три минуты они придумывают что-нибудь новое.
Я одно хочу знать: обуздают ли они помещиков? Осталь¬
ное меня не интересует.
Арендатор Кальяс. Это верно.
Жена Кальяса дернулась. Избегая смотреть на Лопесов, она
собирает вокруг себя своих детей.
Арендатор .Лопес. Хорошие вести, госпожа
Кальяс?
2*
35

Жена Кальяса. Наш помещик господин де Гус¬
ман арестован!
Арендатор Лопес. За что?
Арендатор Кальяс. Лопес, я думаю, не стоит
спрашивать — за что! Все ясно и так. За повышение
арендной платы.
Жена Лопеса. Так мы спасены!
Арендатор Кальяс. Это уже звучит получше!
Что скажешь, Лопес? Миновали дни нищеты, дети!
(Прислоняет ружье к колодцу.)
Жена Лопеса. Сегодня великий день!
Жена Кальяса. Не очень-то радуйтесь, госпо¬
жа Лопес! Для вас, к сожалению, не очень благоприят¬
ные вести. Анджело Иберин захватил власть, а ведь
вы — чихи! В Луме, говорят, уже начались массовые
преследования чихов. Господина де Гусмана тоже аре¬
стовали за то, что он — чих.
Арендатор Лопес. Это скверные вести и боль¬
шое несчастье.
Арендатор Кальяс. Я не нахожу, что это не¬
счастье. Во всяком случае, не для всех. Для нас это во¬
все не несчастье.
Жена Кальяса. Только для вас!
Арендатор Кальяс. Для нас, чухов, это, мож¬
но сказать, радостное известие.
Жена Кальяса. В эти минуты нас воодушев¬
ляет надежда, которую вы, господин Лопес, едва ли
способны понять. Ведь вы принадлежите к совсем
другой человеческой особи, я не хочу сказать — к
худшей.
Арендатор Лопес. До сих пор моя голова не
казалась тебе слишком острой, Кальяс.
Кальяс молчит. Обе семьи разделились; на одной стороне стоят
остроголовые, на другой — круглоголовые.
Мы с тобой платили те же самые подати. Еще и
пяти минут не прошло, как ты хотел бороться под
знаменем Серпа за отмену арендной платы. А ведь до¬
биться этого можно только силой. Возьми ружье,
жена.
Жена Лопеса нерешительно берет ружье.
36

Арендатор Кальяс. Слишком мало надежд.
Конечно, это было бы лучше всего. Но только ничего из
этого не выйдет.
Арендатор Лопес. К чему говорить о том, мало
или много надежд, когда это — единственный выход?
Арендатор Кальяс. А может быть, для меня
это вовсе не единственный выход.
Жена Кальяс а. Конечно, мы теперь рассчитыва¬
ем, что нас освободят от арендной платы.	|
Арендатор Лопес. Я понимаю, ты цепляешься
за самую маленькую надежду. Но ты обманываешься.
Еще никогда не бывало, чтобы эти господа кому-нибудь
что-нибудь дарили ради формы черепа.
Арендатор Кальяс. Довольно, Лопес. У меня
нет никаких оснований не верить этому правительству.
Оно всего пять часов как у власти, а мой помещик уже
сидит в тюрьме.
Жена Кальяс а. И мне только что сказали в де¬
ревне, что теперь не надо примыкать к Серпу.
Вбегают пять арендаторов, среди них арендатор Парр,
все сильно возбуждены. Все — круглоголовые, у одного в руках
флаг с Серпом, у остальных — ружья.
Арендатор Парр. Что вы решили? Мы хотели
сегодня вечером примкнуть к Серпу, как было уговоре¬
но. Но только что огласили воззвание правительства и
пришло известие об аресте помещиков. Нужно ли про¬
должать борьбу?
Арендатор Кальяс. Я отправлюсь в город Лу¬
му « явлюсь к Иберину. Если он даст мне лошадей для
полевых работ и освободит от арендной платы, мне не
за что бороться. Де Гусман — чих, пускай теперь по¬
малкивает!
Первый арендатор. Ну да, ваш! помещик —
чих, а наш — круглоголовый!
Арендатор Парр. А может быть, наш тоже от¬
менит арендную плату, когда прогонят чихов? Он дол¬
жен чихскому банку много денег, теперь ему, наверно,
скостят этот долг.
Арендатор Лопес. Может быть, и скостят.
Но аренду он будет взыскивать по-прежнему.
37

Третий арендатор. За Иберином ведь стоят
одни помещики.
Арендатор Парр. Говорят, это неправда. Я слы¬
шал, что он живет очень скромно, не пьет, не курит и
сам — сын арендатора. Он бескорыстен, так написано в
газете. И он говорит, что парламент ни черта не стоит,
и это правда.
Первый арендатор. Да, это правда.
Молчание.
Третий арендатор. Значит, арендаторы не дол¬
жны теперь бороться с помещиками?
Арендатор Парр. Нет, должны. Арендаторы-чу¬
хи с помещиками-чихами.
Арендатор Лопес. А арендаторы-чихи? Как им
быть с помещиками-чухами?
Арендатор Парр. Арендаторов-чихов очень ма¬
ло. Чихи не любят работать.
Пятый арендатор. Зато помещиков-чухов много.
Арендатор Парр. Пора положить конец этой
розни — между чухами и чихами!
Арендатор Лопес. И чтобы крыша у нас про¬
текала — этому тоже пора положить конец.
Арендатор Кальяс. Нашего чиха уже посади¬
ли в тюрьму.
Четвертый арендатор. А вот моя крыша то¬
же протекает, а мой помещик — чух.
Третий арендатор. Все это обман! Вы мне од¬
но скажите: прогонит ваш Иберин помещиков ко всем
чертям или нет? И притом всех!
Арендатор Парр. Он прогонит ко всем чертям
чихских помещиков, а чухских заставит немного по¬
добреть.
Третий арендатор. Все это ни к чему: чух или
чих, помещик всегда помещик! Их всех нужно послать
к чертям! Я примкну к Серпу! Я больше никому не
верю, только себе. Кто хочет избавиться от нужды, тот
должен встать под знамя Серпа. Этот ваш Иберин —
сплошной обман! (К публике.)
Помещик и бедняк — должны дружить
Из-за того, что голова кругла!
98

Ему — в карман аренда, мне — платить!
И мы друзья!.. Веселые дела!
Что оба чухи мы — какой мне толк?
Пусть лучше снимет с нас арендный долг!
Иначе ветер, холод и нужда
Расколют резко нас на два ряда!
Арендатор Кальяс. Думайте что хотите: я
попытаю счастья у Иберина.
Арендаторы. Идем с нами, Лопес!
Чух или чш — не значит ничего!
Богач или бедняк — вот что важней всего!
Они подают ему руку и уходят.
Жена Лопеса. Я думаю, нам тоже пора домой.
Жена Кальяс а. Нет, вам не попасть домой, гос¬
пожа Лопес. Когда я давеча шла, я слышала — люди
говорили, что пора с вами расправиться. А когда я по¬
смотрела в сторону вашего дома, я увидела зарево.
Жена Лопеса. О господи!
Арендатор Лопес. Кальяс, я прошу тебя
укрыть мою семью, покуда не улеглась первая волна
преследований.
Молчание.
Арендатор Кальяс. Мне было бы приятней,
если бы вы сегодня ночью и вообще в ближайшее время
не находились под моей крышей...
Арендатор Лопес. Неужели же ты' не можеш/ь
спрятать моих детей хотя бы ненадолго?
Арендатор Кальяс. Пожалуй, я бы мог это
сделать. Но ты примкнул к Серпу, а пребывание в мо¬
ем доме сторонника Серпа может сильно повредить
моей собственной семье.
Арендатор Лопес. Стало быть, мы уходим,
Кальяс.
Кальяс молчит.
Обе женщины.
Когда-то побратала нас нужда.
А ныне из-за формы черепа враги мы навсегда.
Семья Лопеса медленно уходит.
39

Жена Кальяса. Послушай-ка, муженек! Не те¬
ряй времени, иди в Луму и постарайся использовать
удобный случай. Аренду не плати и получи удостовере¬
ние, что ты платить не должен.
Арендатор Кальяс. Так и знайте: без удосто¬
верения я не вернусь!
IV
Дворец вице-короля.
Во дворе происходит заседание суда. Тяжущиеся стороны —
игуменья монастыря св. Варравы и настоятель монастыря
св. Стефана. Светящаяся надпись: «Наступление Серпа на столицу».
Судья. По делу, возбужденному нищенствующим
орденом святого Стефана против неимущих сестер мо¬
настыря святого Варравы, нищенствующий орден опре¬
деляет сумму понесенных им убытков в семь миллионов.
В чем нищенствующие братья усматривают основание
для иска на такую крупную сумму?
Настоятель. В постройке монастырем святого
Варравы новой часовни для богомольцев, вызвавшей
отлив верующих от нашей церкви.
Игуменья. Мы просили суд ознакомиться с при¬
ходо-расходными книгами часовни святого Севастьяна,
о которой идет речь, дабы суд мог убедиться, что дохо¬
ды ее составляют не семь миллионов, как утверждают
братья, а четыре миллиона, да и то с натяжкой.
Настоятель. Так ведь то по книгам! Я обращаю
внимание суда на то, что неимущие сестры ордена свя¬
того Варравы однажды уже привлекались к суду за
сокрытие от налогов полутора миллионов дохода, при¬
чем сестры точно так же ссылались на свои «книги».
Они грозят друг другу кулаками. Появляется писец.
Судья. Что такое? Я попросил бы не беспокоить
меня во время разбирательства столь сложного дела.
Писец. Ваша милость, к зданию суда прибли¬
жается толпа. Она тащит в суд помещика де Гусмана.
Утверждают, что де Гусман изнасиловал чухскую де¬
вушку.
40

Судья. Вздор! Господин де Гусман—один из пяти
богатейших помещиков страны. Он три дня тому назад
освобожден из-под незаконного ареста.
Врывается толпа. Де Гусмана волокут к судейскому столу.
За ним вталкивают госпожу Корнамонтис и Нанна.
В то время как судья громко звонит в колокольчик, толпа толкает
и оплевывает де Гусмана.
Голоса. Вырядился-то как! На один такой костюм
шесть душ могут прокормиться целый месяц!
—	Посмотри-ка на его лапки! Сразу видать,
что он в жизни не держал мотыги в
руках!
—	Мы его повесим на шелковой веревке!
Сбиши бросают жребий — кому достанутся кольца помещика.
Один из толпы. Господин судья, народ Яху
требует, чтобы этот человек понес кару за совершенное
им злодеяние.
Судья. Друзья мои, это дело будет расследовано.
Но сейчас мы заняты разбором чрезвычайно важного
и срочного дела.
Настоятель (пошептавшись с игуменьей, воз¬
бужденно). Мы не считаем нужным выносить наши мел¬
кие разногласия на суд широкой общественности. Мы
согласны отложить слушание дела.
Крики. Хватит откладывать!
—	Мы же говорили, что всю эту лавочку пора
спалить!
—	Повесить и судью за компанию!
—	Всю банду повесить, и никакого разбира¬
тельства!
Один из толпы (обращаясь к толпе за воротами).
Так истинное правосудие глаголет —
Оно снисходит к жертве, но злодею не мирволит,
А кто к обидчику безжалостно суров,
Тот за обиженного встать всегда готов.
Второй из толп ы. Пусть и суд узнает, что для
страны Яху началась новая эра и новое правосудие!
Транспарант: «В речи, произнесенной перед школьными учителями,
Наместник назвал войну на юге борьбой права с беззаконием».
41

Первый из толпы. Садитесь все и не уходите,
покуда суд не вынесет справедливого приговора и по¬
мещик не будет повешен!
Садятся на землю, курят, разворачивают газеты, сплевывают,
болтают. Входит инспектор.
Инспектор (к судье). Наместник приказал пере¬
дать вам, чтобы вы уступили толпе и разобрали дело.
Суд не должен больше придерживаться голой буквы за¬
кона, но считаться с естественным чувством справед¬
ливости, присущим народу. Положение на юге весьма
неблагоприятно для правительства, и беспокойство в
столице усиливается.
Судья (к публике). Столько треволнений меня
доконают. Я физически ослаб, и чрезмерные требования
мне не по плечу. Уже два месяца, как нам задерживают
жалованье. Положение весьма неустойчиво, а мне нуж¬
но заботиться о своей семье. Сегодня утром я выпил
чашку жидкого чая с черствой булкой. На пустой желу¬
док нельзя судить по закону. Человеку, который остал¬
ся без завтрака, не верят, у него нет напора. Тогда и
самые законы блекнут.
В приемную вбегают адвокаты де Гусмана в развевающихся
мантиях; за ними — несколько помещиков.
Адвокат-чух (в приемной, другому адвокату).
Не выходите из адвокатской комнаты. Вам, как чиху,
я не советую выступать публично.
Адвокат-чих. Постарайтесь упрятать его на не¬
дельку в тюрьму. Я бы и сам не прочь посидеть.
Адвокат-чух и помещики выходят во двор.
Крики. Да начинайте же!
— Уже темнеет, как же мы его будем вешать
в темноте?
Судья. Прошу публику по крайней мере усесться
как полагается. Сначала нужно разобрать дело. Нельзя
же так неорганизованно. (Госпоже Корнамонтис.) Кто
вы такая?
Госпожа Корнамонтис. Эмма Корнамонтис.
Владелица кофейни «Парадиз», Эстрада, дом номер
пять.
42

Суд ья. А что вам тут нужно?
Госпожа Корнамонтис. Ничего.
Судья. Зачем же вы сюда пришли?
Госпожа Корнамонтис. Примерно полчаса
тому назад у моего дома собралась толпа и потребова¬
ла, чтобы одна из моих официанток — вот эта самая —
пошла в суд. Я отказалась отпустить ее, и меня тоже
заставили пойти. Меня все это дело совершенно не ка¬
сается.
Судья. А вы и есть та девушка? Будьте любезны
сесть вот сюда, на скамью подсудимых.
Голос из толпы. Ого!
В толпе слышны свистки.
Там место не ей, а кое-кому другому.
Транспарант: «Правительственные войска оказывают наступающему
Серпу упорное сопротивление».
Судья. Кому сидеть на скамье подсудимых, решаю
я. (К Нанна.) Вы заговорили с этим господином на ули¬
це. Вы знаете, что это карается тремя неделями заклю¬
чения?
Нанна молчит.
(С поклоном обращается к de Гусману.) Пожалуйста,
подойдите поближе. Так оно было?
Де Гусман. Так точно, господин судья. Она заго¬
ворила со мной, когда я совершал предобеденную про¬
гулку. Это дочь одного из моих арендаторов. Она про¬
сила меня освободить ее отца от арендной платы. (Ше¬
потом.) Прошу посадить меня в тюрьму, я чих.
Адвокат. Я поверенный семьи де Гусман и прини¬
маю на себя защиту интересов моего клиента.
Судья. Вы можете предъявить свидетелей?
Адвокат. Да, вот они — господа Сас, Дуарте и
де Хос.
Голоса. Богачи выступают свидетелями против
бедняков!
Свистки.
Судья. Тише! (Свидетелям.) Что вы имеете сооб¬
щить суду? Обращаю ваше внимание на то, что за лож¬
ные показания вам грозит кара.
43

Г о л о с а. Вот это звучит получше!
Господин С а с. Эта девица подошла к господину
де Гусману на улице и заговорила с ним.
Адвокат. Социальное положение моего клиента,
которому притивостоят только показания обыкновенной
служанки из кофейни, само по себе, как мне кажется,
гарантирует правдивость его слов.
Голос сверху. Ого! А может быть, как раз нао¬
борот? Ну-ка, сними колпак, братец! Давай-ка посмот¬
рим, какая у тебя голова. При этаких взглядах...
Второй голос. Колпак долой!
Адвокат (снимая берет). Уж во всяком случае
такая же круглая, как у вас!'
Голос сверху. Ты спроси-ка лучше твоего клиен¬
та, кто взвалил на ее отца такую аренду, что ей при¬
ходится торговать собой!
Второй голос сверху. Надо смотреть в корень!
Судья (к Нанна). Сядьте же наконец на скамью
подсудимых, иначе мы никогда не начнем!
Голос сверху. Эй ты, не садись! Мы пришли
сюда, чтобы доказать твою правоту, а не для того, что¬
бы тебя сажали на скамью подсудимых!
Адвокат. На улице невозможно заседать. Суду
предстоит решить весьма тонкие вопросы. Для таких
дел нужны головьц
Голос сверху. Небось острые?
Смех.
Второй голос. Иберина бы сюда!
Голоса. Мы требуем, чтобы на скамью подсуди¬
мых сели следующие лица: помещик-живодер, сводница
и судейский крючок!
Голос сверху. Подавайте сюда Иберина! Пусть
не зазнается!
Голоса. Иберин! Иберин! Иберин!
Незадолго до этого, .никем. не замеченный, вошел Иберин и сел
в сторонке, позади судейского стола.
Еще голоса. Да вот же он, Иберин!
Несколько голосов. Да здравствует Иберин!
Судья (Иберину). Ваше превосходительство, я опи¬
раюсь на показания виднейших наших помещиков.
44

И бери н. Вы бы лучше опирались на сообщения о
военных действиях!
Транспарант: «Недостаточное снаряжение правительственных войск
по-прежнему дает себя знать! Нехватка боеприпасов и .продоволь¬
ствия заметно ослабляет неустрашимый боевой дух солдат».
В толпе волнение. Входит в сопровождении кучки людей
арендатор Кальяо.
Голос сверху. А вот и отец девушки.
Нанна. Ой, мой отец! Куда спрятаться? Только
бы он меня не увидел. Я сделала глупость, за которую
придется отвечать моим родным.
Судья (Кальясу). Что вам тут нужно?
Голос сверху. Он ищет правды!
Спутники арендатора Кальяс а. Мы встре¬
тили его на улице. Он спросил нас, где и когда будет
разбираться дело де Гусмана. Мы сказали ему, что дело
разбирается именно сейчас и пусть он идет вместе с
толпой, потому что все отправляются в суд.
Арендатор Кальяс. Так оно и есть. Я приехал
сюда из деревни, чтобы выступить свидетелем против
моего помещика, которого отдали под суд за незаконное
повышение арендной платы.
Судья. Речь идет вовсе не о повышении арендной
платы.
Арендатор Кальяс. Ошибаетесь: я могу засви¬
детельствовать, что арендная плата была непосильна.
Почва болотистая, пахотные участки расположены да¬
леко друг от друга, орудия у нас самые примитивные,
а вместо лошади мы запрягаем корову. Мы все лето
работали с трех часов утра, и дети помогали нам. Цены
на зерно от нас не зависят, они меняются с каждым го¬
дом, а арендная плата все та же. Наш!' помещик ничего
не делает, только кладет деньги в карман. Поэтому
я предлагаю раз навсегда отменить аренду и устано¬
вить такую цену на зерно, чтобы наш труд мог прокор¬
мить нас.
Голос сверху. Правильно!
Аплодисменты.
Человек из толпы (встает и говорит, обра¬
щаясь в глубь сцены, на улицу). Отец оскорбленной де-
45

вушкй — он же арендатор обвиняемого — требует от¬
мены арендной платы и введения справедливых цен на
зерно.
За сценой — одобрительные крики многолюдной толпы.
Судья (Иберину). Ваше превосходительство, как
прикажете разбирать это дело?
И б е р и н. Поступайте так, как вы находите нужным.
Транспарант: «Из всех южных районов поступают сведения о не¬
законном захвате .помещичьих земель арендаторами».
Судья. Согласно уголовному кодексу вся вина ло¬
жится на эту девушку. Она не имеет права заговаривать
с мужчинами за пределами заведения, в котором она
служит.
И б е р и н. Это все, что вы имеете сказать? Маловато.
Голос сверху. Браво! Слышали, как наместник
утер нос судье? Он сказал, что этого маловато.
Человек из толпы (в глубь сцены, на улицу).
Наместник вмешался. Он уже сделал верховному судье
замечание. Он сказал, что юридические познания судьи
весьма ограниченны. Заседание продолжается.
И б е р и н. Допросите подробней отца девушки! И пе¬
рейдите наконец к существу дела.
Судья. Вы, стало быть, утверждаете, что ваш1 по¬
мещик, назначая арендную плату, переступил установ¬
ленные законом пределы?
Арендатор Кальяс. Понимаете, мы все равно
не можем платить такую аренду. Мы живем древесными
отходами и питаемся корешками, потому что зерно при¬
ходится сдавать в город. Дети чуть ли не круглый год
бегают нагишом. Дом мы тоже не можем починить, кры¬
ша мало-помалу обваливается нам на голову. Подати
тоже слишком велики. Я предлагаю также сложить все
подати с тех, кто не может их платить.
Общее одобрение.
Человек из толпы (в глубь сцены, на улицу).
Арендатор предлагает сложить все подати с тех, кто
не может их платить! Но это еще не конец. Заседание
продолжается.
Бешеный крик одобрения за сценой.
46

Судья. Как велика арендная плата? Как велики
подати?
И б е р и н (встает так стремительно, что его стул
опрокидывается). И это все, что вы находите нужным
спросить? И внутренний голос не подсказывает вам, что
нужно народу?
Арендатор Кальяс. Лошадь! Например, ло¬
шадь!!
Иберин (строго). Тише! Что лошйдь! Тут речь
идет о большем! (Судье.) Можете идти. Освободите это
место, которого вы недостойны. Я сам доведу заседание
до конца.
Судья собирает свои бумаги, в полной растерянности выходит
из-за судейского стола и покидает двор.
Человек из толпы (в глубь сцены, на улицу).
Наместник снял с должности верховного судью и сам
взялся вести заседание. Верховный судья покидает зал.
Да здравствует Иберин!
Арендатор Кальяс. Вы слышали: что лошадь!
Тут речь идет о большем!
Человек из т о л п ы. Теперь, когда изгнан самый
главный кровосос — вице-король, отчего бы не раздать
землю?
Шумное одобрение.
Транспарант: «Из северных районов также сообщают об отдельных
выступлениях восставших арендаторов».
Иберин. Ввиду того что суд не сумел выявить
сущность дела, я сам в нем разберусь. 'Во имя чухского
народа!
Нагляднейшим примером чухского правосудья
Да послужит сей случай. Побороть должны мы
Враждебный дух. Как армия наша
Мятежных арендаторов обуздает,
Так суд введет помещика-кровососа
В строгие рамки чухского закона.
Тут все равны — бедняк и богатей:
За одинаковое преступленье
Постигнет их одна и та же кара.
Пусть сядут на скамью подсудимых помещик де Гус¬
ман, а также (указывая на госпожу Корнамонтис) эта
особа. Место истца пусть займут эта девица и ее отец.
47

Человек из толпы (в глубь сцены, на улицу).
Наместник преподает народу урок чухского правосудья.
В первую голову он намерен упорядочить судопро¬
изводство. Он указывает обвиняемым и истцам их
места.
Иберии (Кальясу). Подойдите сюда! Взгляните на
вашу дочь!
Арендатор Кальяс. Ах, ты здесь, Нанна?
Иберин. Вы узнаете ее?
Арендатор Кальяс. Конечно.
Иберин. Я вас спрашиваю об этом потому, что
она, должно быть, сильно 1изменилась.
Арендатор Кальяс. Не особенно.
Иберин. Вы купили ей это платье?
Арендатор Кальяс. Нет, конечно, не я.
Иберин. Не правда ли, это не то платье, которое
покупает дочери простой хлебороб, обрабатывающий
мозолистыми руками свою пашню?
Арендатор Кальяс. Куда уж мне! При такой
арендной плате!
Иберин. А если бы вы и могли, то вы бы все равно
этого не сделали. Вашему простому, здоровому вкусу
претят подобные тряпки. На какие средства купила
ваша дочь это платье?
Арендатор Кальяс. Она ведь довольно при¬
лично зарабатывает.
Иберин (резко). Ужасный ответ! Я еще раз спра¬
шиваю вас, узнаете ли вы в этой одетой по последней
моде девице то резвое дитя, что некогда шло по полям,
держась за вашу руку?
Арендатор Кальяс недоуменно таращит глаза.
Могли ли вы предполагать, что ваша дочь в столь неж¬
ном возрасте — шестнадцати лет от роду — вступит в
преступную связь с вашим помещиком?
Арендатор Кальяс. Да, но пользы мы от этого
почти никакой не имели. Разве только что нам два-три
раза позволили взять из имения лошадей для перевозки
леса. Но если с вас (обращаясь к окружающим) дерут
удесятеренную аренду, то много ли толку от того, что
иногда вам списывают какую-нибудь треть. Да и tq от
48

случая к случаю! Собственные лошади — вот что мне
нужно!
И б е р и н. Стало быть, помещик злоупотребил своим
положением и толкнул вашу дочь в пропасть?
Арендатор К а л ь я с. В пропасть? Да уж кто-кто,
а она как следует попользовалась. Хоть оделась при¬
лично. Ей не пришлось работать. Зато мы! Попробуйте-
ка пахать без лошадей.
Иберин. Известно ли вам, что в результате всего
этого ваша дочь попала в заведение госпожи Корна-
монтис?
Арендатор Кальяс. Известно. Здравствуйте,
госпожа Корнамонтис.
Иберин. Известно ли вам, что это за дом?
Арендатор Кальяс. Известно. Я хочу еще ска¬
зать, что за пользование лошадьми тоже приходилось
платить в контору. И притом безобразно много. А брать
лошадей со стороны нам запрещали.
Иберин (к Нанна.) Как вы попали в этот дом?
Нанна. Мне надоело работать в поле. В двадцать
пять лет выгляди,ш(ь, точно тебе сорок.
Иберин. Роскошь, которую вы познали через ва¬
шего соблазнителя, отвратила вас от простой жизни в
родительском доме. Помещик был вашим первым муж¬
чиной?
Нанна. Да.
Иберин. Расскажите нам, как вам живется в ко¬
фейне?
Нанна. Грешно жаловаться. Только за стирку боль¬
но много дерут и чаевые отнимают. Мы все у хозяйки
в долгу как в шелку. А работать приходится до поздней
ночи.
Иберин. Но вы сказали, что не жалуетесь на рабо¬
ту. Ведь все мы должны работать. Но там было и еще
кое-что, на что вы вправе жаловаться.
Нанна. Конечно, бывают такие заведения, где слу¬
жанкам позволяют самим выбирать себе гостя.
Иберин. Ага! Стало быть, в этом доме вас при¬
нуждали уступать ласкам всякого, кто платил?
Нанна. Да.
Иберин. Довольно. (Арендатору Кальясу.) Какое
обвинение предъявляете вы подсудимому в качестве отца?
49

Арендатор Кальяс. Незаконное повышение
арендной платы.
И б е р и н. Вы имеете все основания обвинять его в
большем.
Арендатор Кальяс. Я думаю, этого достаточно.
И бери н. Вам причинили непоправимое горе. Не¬
ужели вы этого не понимаете?
Арендатор Кальяс. Понимаю.
И б е р и н. Какое же именно?
Арендатор Кальяс молчит.
(Де Гусману.) Признаете ли вы, что вы злоупотребили
вашим положением в целях совращения дочери вашего
арендатора?
Де Гусман. Мне казалось, что сближение со мной
не было ей неприятно,
И б ер и н (к Нанна). Что вы на это скажете?
Нанна молчит.
(Инспектору.) Уведите подсудимого!
Де Гусмана выводят.
(К Нанна.) Не скажете ли вы нам теперь, была ли вам
приятна близость с де Гусманом или нет?
Нанна (недовольно). Не помню.
И б е р и н. Чудовищный ответ!
Адвокат (к Нанна).
Быть может, то была любовь?
Пути людей подчас непостижимы,
Их люди сами редко понимают,
Не говоря уже о посторонних,
И даже самый острый взгляд не часто
В глубь проникает человеческой природы.
Мы видим пред собою человека,
Которого мы обвиняем в том,
Что он девицу совратил и деньги
За это заплатил, купив тем самым
Предмет, которого купить нельзя.
Но кто так утверждает, государь,
Тот обвиняет также и девицу:
Он то купил, что продала она.
И вот я спрашиваю: разве этой
50

Куплей-продажей можно объяснить
Ту сладостную, темную и вечную
Игру меж женщиною и мужчиной?
А если то была любовь и только
Любовь? Я утверждаю, государь,
Что в данном деле так оно и было!
(Садится.)
Так.
И б е р и н (инспектору).
Введите де Гусмана!
Вводят де Гусмана.
Так, значит, он любовь в ней возбудил?
Общий смех.
Адвокат.
Что есть любовь? И почему мы любим?
Одни из нас находят себе друга,
Его и любят, в то время как иные
Хотят любить и для своей любви
Подыскивают человека. Так,
Одни любимых любят, а иные
Процесс любви. Одно из этих чувств
Я называю роком, иль судьбою,
Другое — вожделеньем. Тут, быть может, мы
Имеем дело с низким вожделеньем.
Госпожа Корнамонтис (встает). Я хочу дать
показание.
Иберии кивает.
Я должна сказать, что Нанна Кальяс одна из самых
порядочных девушек в моем заведении. Она копит день¬
ги и посылает их домой.
Иберин (адвокату). Вы можете идти. Правое дело
не нуждается в защитнике.
Адвокат собирает свои бумаги и локидает двор.
(Де Гусману.) Подсудимый, признаете ли вы, что вы
злоупотребили своим положением?
Де Гусман молчит.
(Резко.) Кто вы?
51

Де Гусман. Помещик.
И б е р и н. Кто вы?
Де Гусман. Поместный дворянин.
И б ер и н. Я спрашиваю, кто вы?
Де Гусман. Католик.
И б е р и н (медленно). Кто вы?
Де Гусман молчит.
Вы — чих, и вы злоупотребили вашим положением, со¬
вратили чухскую девушку. (Госпоже Корнамонтис.)
А вы, чухка, не постеснялись продавать чихам чухскую
девушку. Вот в чем суть дела. (Повернувшись к де Гус¬
ману,)
Вот он стоит, злодей остроголовый!
Он властью злоупотребил своею
И совершил тем( самым преступленье!
Вполне безвредна власть как таковая,
Но злоупотребленье ею вредно!
Вы, что так алчно жаждете купить
То, что нельзя купить и что возникло
Не вследствие продажи; вы, что стремитесь
К тому линА>, что имеет денежную цену,
И вечно глухи к ценностям незримым,
Нерасторжимым и неотделимым,
Как рост от дерева неотделим,
Как от него неотделимы листья;
Вы, чужаки, что напоили нас
Отравой отчужденья, знайте: мера
Полна!
(Прочим.)
А вы!.. Вы видите теперь, как трудно
Добыть из сора истины зерно
И откопать из-под налипшей грязи
Простую правду.,
Один изсбишей. Да здравствует Иберин!
И бери н. Вот мой суд: девушка оправдана. Кофей¬
ня госпожи Корнамонтис, в которой чухскую девушку
сводили с чихами, закрывается...
Госпожа Корнамонтис (вполголоса). Об этом
и речи быть не может.
Иберин. ...для чихов. Совратитель же — родом
чих — приговаривается к смертной казни.
52

Арендатор Кальяс (кричит). И аренда Отме¬
няется! Ну что, Лопес, что ты теперь скажешь?
И б е р и н.
Что ты орешь все время про аренду?
Аренда — вздор, есть вещи поважнее.
Ужель возвыситься не можешь ты
До пониманья сущности событий?
Чухский отец! И ты, дочь чуха!
Чих угнетал вас, ныне ж вы свободны!
Арендатор Кальяс. Свободны! Слышишь,Лопес?
И б е р и н.
Тебе я возвращаю дочь, с которой
Ты некогда гулял по чухским весям.
А вы, друзья, повсюду возглашайте:
Вот он каков, истинно чухский суд!
Смысл приговора вам да будет ясен:
Я тьму от света отделить намерен
И разделить народ наш на две части.
Одну я уничтожу, чтоб другая
Впредь процветала, ибо я хочу
Поднять ее, как этого мужлана
Из тьмы невежества, как дочь его
Из тьмы разврата... Сим отделю я чуха
От чиха, право — от бесправья, .добро — от зла!
Толпа. Да здравствует Иберин!
Толпа бешено рукоплещет. Нанна выносят на руках. Человек
•из толпы тем временем сообщает на улицу.
Человек из толпы. Наместник вынес чиху
де Гусману смертный приговор за совращение чухской
девушки. Все претензии девушки удовлетворены, толпа
выносит ее на руках из зала суда. Да здравствует
Иберин!
Толпа подхватывает клич. Иберин быстро уходит.
Настоятель (громко, окружающим). Чудовищ¬
ный приговор! Семья де Гусмана — одна из самых знат¬
ных в Яху. Ее отдали на растерзание черни. А сестра
приговоренного вот-вот должна постричься в монахини!
Де Гусмана уводят. Он проходит мимо кучки богатых помещиков,
они отворачиваются от него,
53

Де Гусмай.
О дон Дуарте, помоги мне, друг!
Вы все, друзья, молю вас, заступитесь!
Ужель забыли вы те дни, когда
Мы вместе с вами пировали дружно?
Замолви слово за меня, Альфонсо!
Тебе дала природа круглый череп,
А это все, что требуется нынче.
Скажи, что ты не раз поступок тот же
Свершал! Ты отвернулся? О, не надо,
Не надо отворачиваться! Боже,
Вы на смерть обрекли меня! Друзья,
Взгляните на мою одежду! Если
Вы не заступитесь, то завтра с вами
Поступят так же, как со мной сегодня,
И не спасет вас круглый череп ваш!
Помещики по-прежнему делают вид, что незнакомы с ним.
Его уводят.
Солдаты Иберина (избивая его). Ах ты, ста¬
рый кровосос! Совращать чухских девушек! Бейте его
по острой башке! И запомните получше его друзей!
Помещики поспешно уходят.
Арендатор Кальяс (указывая на де Гусмана).
И этот человек был моим помещиком! Госпожа Корна-
монтис, моя дочь не желает больше иметь с вами дела.
Ей не место в таком доме, как ваш.
Торговец Пальмоса. Такого еще не бывало!
Вот она, новая эра. Помещик будет повешен! Арендатор
поднимает голову, госпожа Корнамонтис!
Госпожа Корнамонтис. Господин Пальмоса,
я всегда с большим удовольствием слушаю вас: вы со¬
хранили поистине детскую веру.
Домовладелец Кальямасси. Не думаете ли
вы, госпожа Корнамонтис, что иногда и бедный может
победить богатого?
Госпожа Корнамонтис. Сейчас я вам скажу
мое мнение. (Поет.)
54

БАЛЛАДА О ГАДАНИИ НА ПУГОВИЦАХ 1
1
Раз хромой спросил меня,
Сможет ли его моя
Лучшая девчонка полюбить?
Говорю я: это может быть.
Но потом я с куртки пуговку срываю,
Дай-ка, друг, судьбу я попытаю!
Кинем!
Если дырочки снаружи —
Ты не верь ей — дело хуже,
Уходи в соседний дом.
Посмотрю: несчастлив ты на свете ль?
Пуговку бросаю: так выходит.
Мне ответят: как же? Дырки эти
С двух сторон выходят! — Да, но так выходит!
Говорю ему: промчалось счастье мимо!
Чтоб не мучиться, реши, что так и быть!
И любви ты не получишь от любимой,
За любовь придется заплатить!
2
Раз пришел ко мне простак,
И меня спросил он так:
Честно ль с ним делиться будет брат?
— Что же, так бывает, говорят!
Но потом я с куртки пуговку срываю,
Дай-ка, друг, судьбу я попытаю!
Кинем!
Если дырка кверху глянет,
Значит, он тебя обманет
И твое возьмет притом.
Посмотрю: несчастлив ты на свете ль?
Пуговку бросаю... так выходит.
Мне ответят: как же? Дырки эти
С двух сторон выходят! — Да, но так выходит!
Говорю я: обошла тебя удача.
Но не мучься лучше, так и быть!
Должен ты, чтоб тихо жить, не плача,
Половину брату уплатить!
(Берет за руку арендатора Кальяса и ведет его ближе
к рампе. Демонстрирует на нем третью строфу.)
Перевод С. Кирсанова.
99

3
Подошел ко мне бедняк,
Спрашивает злобно так:
Мол, богач разбил мой дом и труд. *
Что-нибудь за это мне дадут?
С куртки я сначала пуговку срываю,
Дай-ка, друг, судьбу я попытаю!
Кинем!
Если дырочки снаружи —
Затяни кушак потуже,
Не отплатят и грошом.
Дай взглянуть, несчастлив ты на свете ль?
Пуговку бросаю... Так выходит!
Мне ответят:
Некоторые слушатели (наклонясь к пугови¬
це и взглянув на нее).
Как же? Дырки эти
На две стороны выходят!
Госпожа Корнамонтис.
Да, но так выходит!
Говорю я: обошла тебя удача
И не раз так будет обходить!
И всегда, за все, что б ты ни начал,
Будь ты прав или неправ,— тебе платить!
Арендатор Кальяс. Вы, видно, сегодня не
мыли ушей, сударыня! Наместник совершенно ясно ска¬
зал, что аренда — это пустяки! Теперь бы еще лошадок,
и я спасен!
Госпожа Корнамонтис заливается смехом и показывает пальцем
на арендатора Кальяса, который ведет себя так, как если бы он
был слеп.
Транспарант: «Бой на юге свирепствует с прежней силой».
V
Монастырь св. Варравы.
Друг .против друга сидят две монахини и Изабелла
де Гусман со своим адвокатом -ч ухом.
Адвокат. Девица де Гусман желает до начала
переговоров о ее вступлении в ваш монастырь задать
вам несколько вопросов
56

Изабелла (читает с листка). Достаточно ли строг
устав монастыря?
Игуменья. Строже не бывает, дитя мое. (Адво¬
кату.) И дороже нашего монастыря тоже нет.
Адвокат. Это мы знаем.
Игуменья. Зато и шикарней его нет.
Изабелла. Много ли постных дней? Сколько?
Игуменья. Два дня в неделю, полную неделю пе¬
ред большими праздниками и по три дня в начале каж¬
дой четверти года.
Изабелла. Действительно ли ваш монастырь не¬
доступен мужчинам? Может быть, есть какие-нибудь
лазейки?
Игуменья. Никаких.
Изабелла. Проста ли пища, жестко ли ложе, мно¬
гочисленны ли духовные упражнения?
Игуменья. Пища проста, ложе жестко и духов¬
ные упражнения многочисленны, дитя мое.
Изабелла.
Сколь часто видела я плотское
Вожделенье и любострастие служанок.
Оно претит мне! Даже взоры брата моего
Неоднократно были застланы этим пороком.
За дверями я часто слышала возню. Я ненавижу
Этот смех! Мечтаю я о чистом ложе и нетронутых
персях.
О целомудрие, вечный дар, царственная нищета!
Да будет келья моя бедна и скудна моя пища,
Но тиха ограда,, отделяющая меня от мира.
Я молода годами, но сколь много я видела
Высокомерия и недовольства судьбою.
Вот почему я хочу остаться смиренной, бедной и
целомудренной.
Игуменья.
Так мы живем, дитя, и так ты будешь жить,
Такою же, как мы, и ты пребудешь.
(Адвокату.) Но сначала надо договориться об условиях,
господин поверенный. Каков вклад барыш'ни?
Адвокат. Надеюсь, вы не станете драть с нас
шкуру. Вот вам список.
Игуменья (читает). Три дюжины сорочек. Не хва¬
тит! Скажем — пять дюжин.
57

Адвокат. Ну-ну, хватит й четырех.
Игуменья. А полотно где?
Адвокат. А к чему полотно?
Игуменья. К чему полотно? Бог даст, барышня
доживет у нас до восьмидесяти лет. Пятьдесят метров
полотна домотканого. Ножи, вилки — серебряные?
Адвокат. Да уж не никелевые.
Игуменья. Господин поверенный, всегда лучше
поинтересоваться заранее. И шкафы мы хотели бы не
березовые, а вишневого дерева.
Адвокат. Из-за этого мы с вами не разойдемся.
Сейчас мы подходим к самому главному, мать игуменья.
Игуменья. Да, это верно.
Адвокат. Ага! Вас это обстоятельство тоже сму¬
щает?
Игуменья. Увы!
Адвокат. Да, происхождения барышни никак не
обойти.
Игуменья (с облегчением). Ах вы вот о чем? А я
совсем о другом. (Встает, подходит к Изабелле, запу¬
скает ей руку под шляпку, громко смеется.) Острая, ни¬
чего не скажешь. Ну это здесь не играет роли. Это
вздор. Если остальное в порядке, то это ничего не зна¬
чит. Итак, самое главное: ежемесячные взносы...
Адвокат. Вы знаете, какой доход приносят де Гус¬
манам земли, сданные в аренду.
Игуменья. Не так уж он велик. Разумеется, зна¬
чительная часть аренды должна перейти к нашему доро¬
гому монастырю. Мы прикинули: примерно четверть.
Адвокат. Это совершенно невозможно. Брат
барышни, господин де Гусман, несет все расходы по
представительству семьи де Гусман и живет исключи¬
тельно на доход с аренды.
Игуменья. Насколько мне известно, господин
де Гусман в данный момент, к сожалению, лишен воз¬
можности нести представительные функции.
Адвокат. Но ведь у вас здесь живут очень просто,
по имеющимся у нас сведениям.
Игуменья. Просто — не значит дешево.
Адвокат. Кроме того, новое правительство прини¬
мает меры к тому, чтобы аренда вносилась не только
своевременно, но и в увеличенном размере.
58

Игуменья. Так-то так, но полагаться на это нель¬
зя. Мы рассчитываем на восемь тысяч в месяц.
Адвокат. Я оставляю открытым вопрос — удастся
ли выжать эту сумму из наших арендаторов, они и без
того уже измотаны вконец. (Изабелле.) Вам тоже при¬
дется об этом подумать, сударыня.
Игуменья. Да, подумайте, дитя мое. Столько это
должно стоить.
Изабелла. Так ли уж это дорого, господин по¬
веренный?
Адвокат отводит ее в уголок. По дороге он еще раз оборачивается
к сестрам.
Адвокат. Шесть тысяч?
Сестры качают головой и тупо смотрят в пространство.
(Изабелле.)
Жизнь, о которой вы мечтали по ночам,
Очень дорого обойдется вам.
Изабелла (плачет оттого, что мечта о блаженстве
так трудно осуществляется). Я ни за что не отступлюсь.
Разве то, чего я хочу, дурно?
Адвокат (игуменье). Учтите, что вследствие чрез¬
мерного урожая зерно в этом году не принесло никакой
прибыли. Даже помещики принуждены во многом себе
отказывать.
Игуменья. У нас тоже есть пашни. Мы тоже
страдаем. Но, может быть, вы учтете, что у барышни
достаточно серьезные основания добиваться вступления
в монастырь. Этот шаг сулит ее семье множество вы¬
год. Мы уже говорили о ее происхождении.
Адвокат. Хорошо, в таком случае позвольте за¬
дать вам еще несколько вопросов. (Читает с листка.)
Перейдут ли земли формально под опеку монастыря?
Будут ли неимущие сестры, если того потребуют обстоя¬
тельства, защищать наши интересы в суде? Можем ли
мы рассчитывать на соответствующее обязательство с
вашей стороны?
Игуменья (все время кивает). Можете быть
спокойны, все будет сделано. Ваша барышня — не
исключенье.
59

Адвокат. В таком случае мы согласны. Теперь
остается только раздобыть денег. Это очень нелегко в
разгар гражданской войны. Вот поземельные книги по¬
местий де Гусманов. (Передает книги игуменье, она за¬
пирает их в сейф.)
Игуменья. Итак, милая барышня, мы рады при¬
ветствовать вас в стенах нашей тихой обители. Вы бу¬
дете жить в тишине и покое. Бури жизни не проникают
к нам.
Камень разбивает окно.
Что это? (Вскакивает и распахивает второе окно.) Что
нужно на нашем дворе этим людям с повязками на
рукаве?
Звонит. Входит монахи н я.
Монахиня. Мать игуменья. На дворе...
Игуменья. Что это значит? Велите кучеру де Гус¬
манов подавать.
Монахиня. Мать игуменья, нд дворе разыгралась
ужасная сцена. Мимо ворот монастыря шел какой-то
человек в сопровождении шумной толпы. С ним еще
какая-то молодая, накрашенная женщина. Он увидел
лошадей и заявил, что это его лошади, что он аренда¬
тор и что они ему нужны для полевых работ. Он ударил
кучера по голове, выпряг лошадей и увел их. И еще он
сказал: господин де Гусман пешком дойдет до висе¬
лицы.
Игуменья. Но это ужасно!
Адвокат. Мать игуменья, обстоятельства принуж¬
дают меня просить вас взять барышню немедленно под
свою защиту. Ей, по-видимому, небезопасно будет вый¬
ти на улицу.
Игуменья (смотрит на монахинь). Мне кажется,
что опасность грозит не столько семье де Гусман, сколь¬
ко ее поместьям.
Адвокат. Значит ли это, что вы отказываете ба¬
рышне в прибежище?
Игуменья. Я несу ответственность за эту тихую
обитель, сударь. Надеюсь, вы понимаете сложившуюся
ситуацию и мне не придется говорить то, чего я не хоте¬
ла бы говорить,
60

Изабелла. Пойдем.
Адвокат. А как насчет земель де Гусмана? Ведь
мы уговорились?
Игуменья. Мы дали слово и постараемся не на¬
рушить его.
Стороны раскланиваются. Адвокат и Изабелла уходят.
VI
ЧТО ЕСТЬ, ТО ЕСТЬ
Кофейня госпожи Корнамонтис.
Вечереет. За столиком сидят богатые помещики С а с, д е Хос
и Перуинер, окруженные чемоданами. В глубине сцены домо¬
владелец К а л ь я м а с с и читает газету. Госпожа Корна¬
монтис сидит за стойкой. Она покуривает сигару и вяжет.
С а с.
Мы хорошо придумали —
Здесь переждать до поезда.
Перуинер.
Коль будут поезда.
Де Хос.
Здесь неприметны мы. А это
В такое время главное.
Вот до чего дошло!
С а с.
Какие вести с фронта?
Вот главное.
Перуинер.
Плохие вести.
Не стоит даже уезжать.
Де Хос.
А виноват во всем вице-король,
И Дуарте, что свел с ним Иберина.
Учением о чухах и о чихах
Хотят мужлана от Серпа отвлечь,
Чтобы потом он нам же сел на шею.
Снаружи доносится шум.
61

П е р у и н е р.
Что там за шум?
С ас (с иронией).
Грядет герой народный.
Вся Лума говорит о лошадях
Крестьянина Кальяса.
П е р у и н е р.
Это скверно!
С а с.
И очень заразительно.
Перуинер.
Весьма!
По улице идут арендатор Кальяс и его дочь. Он ведет
на поводу двух лошадей. С ним — арен да тор Парр, три
сбита и уличная толпа. Он втаскивает лошадей в кофейню
и привязывает их к стойке. Толпа кричит: «Да здравствует Иберин!»
и «Да здравствует Кальяс!»
Первый сбиш. Сюда, Кальяс! Иди, иди, старый
греховодник!
Второй сб|иш. Добрые люди, перед вами «Каль¬
яс с конями» — победитель чухского суда.
Госпожа Корнамонтис (к Нанна). Здрав¬
ствуй, Нанна. Добро пожаловать в кофейню, где ты
долгое время была официанткой.
Арендатор Кальяс (рекомендуя Парра). Это
мой друг Парр, тоже арендатор. Понимаете, иду это я
два дня тому назад по улице, со мной дочка. Дело вы¬
играли. Помещика присудили к повешению. Но лично я
тут, конечно, ничего не выгадал. Я был, так сказать,
по-прежнему гол как сокол — ничего, кроме чести. Мне,
так сказать, только вернули дочь, а это ведь лишний
рот и больше ничего. И вдруг вижу я — у монастырских
ворот этих бездельниц Варравы стоят лошади. Ага, го¬
ворю я дочке, это наши лошадки! Ведь он же тебе обе¬
щал лошадей, говорю я, когда соблазнял тебя. В сущ¬
ности, так оно и есть, отвечает моя дочь. Она только
боялась, что нам не поверят. Отчего же не поверят, гово¬
рю я и забираю лошадей. Довольно я натерпелся обид.
Арендатор Парр (с восхищением). Подумайте,
он даже не подождал, покуда наместник ему присудит!
Арендатор Кальяс. Нет, я решил; что есть —
то есть! (Поет.)
62

ПЕСНЯ «ЧТО ЕСТЬ - ТО ЕСТЬ» >
1
Жил-был один человек,
Он плохо жил свой век.
Сказали ему: терпенье!
Так долго терпел человек,
Что стал, ожидая, тенью.
Иберину хвала и честь!
Однако
Что есть — то есть!
2
Человек был очень плох,
Он поднял крик и ох.
Человек оказался жохом.
Сулили ему из крох
Дать, чтобы он не охал.
Иберину хвала и честь!
Однако
Что есть — то есть.
3
Человек один жил-был,
Ни крошки не получил.
И сам, что хотелось, взял он.
И жрет теперь что есть сил
И плюет на что попало.
Иберину хвала и честь!
Однако
Что есть — то уж есть!
С а с. Это же открытый мятеж!
Первый сбит. С чухской точки зрения это вели¬
чайшее геройство. Рекомендуется подражать!
Госпожа Корнамонтис, обеспокоенная возможностью скандала,
приносит Нанна чашку кофе.
Госпожа Корнамонтис. Не хочешь ли чашеч¬
ку кофе, Нанна?
Нанна. Нет, спасибо.
Госпожа Корнамонтис. Выпей!
Перевод С. Кирсанова.
63

Нанна. Я не заказывала кофе.
Госпожа Кор на монти с. И не надо. Я угощаю.
(Проходя мимо Саса, вполголоса.) Осторожней!
С ас (отмахиваясь от нее, сбишам). Вы правда ду¬
маете, что это соответствует желаниям Иберина?
Первый сбит. Да, почтеннейший, это соответст¬
вует желаниям господина Иберина. Вы небось думаете,
что люди в деревянных башмаках хуже вас? В поучение
вам, милостивые государи, мы позволим себе спеть нашу
новую песню в честь Иберина.
С б и ш и (поют).
НОВАЯ ПЕСНЯ в ЧЕСТЬ ИБЕРИНА 1
1
У помещика и день и ночь расчет:
Что бы можно было выручить, еще?
У крестьянина — и день и ночь забота:
Как бы барину еще доставить что-то.
Стоит на столе
Суп и филе.
Вино прямо в рот
Услужливо льет.
В кровать
Несет — отбивную жевать.
Затем салат
И купальный халат.
Куришь? — в зубах
Виргинский табак.
Что хочешь — несут!
Тут как тут!
Да, порядок превосходен и по нраву богачу;
Говорит он — слава богу, я другого не хочу.
Первый сбиш. При таком положении вещей, до¬
рогие друзья, арендаторы пошли к своему дорогому гос¬
подину Иберину, а господин Иберин пошел к помещику
и показал ему, где раки зимуют. И помещик — куда де¬
валась вся его спесь? — стал обходиться с арендаторами
точно брат родной.
1 Перевод С. Кирсанова.
64

С б и ш и (снова запевают).
2
Стоит на столе
Суп и филе.
Вино прямо в рот
Услужливо льет.
В кровать
Несет — отбивную жевать.
Затем салат
И купальный халат.
Куришь? — в зубах
Виргинский табак.
Что хочешь — несут!
Тут как тут!
Да, порядок превосходен и по нраву мужику;
Говорит он — слава богу, я другого не хочу.
У крестьянина и день и ночь расчет:
Что бы можно было выручить еще?
А у барина и день и ночь забота:
Как бы мужику еще доставить что-то?
Сбиши сопровождают свою .песню действиями: во время первой
строфы они заставляют арендатора Парра кланяться помещикам;
во время второй—подымают его на стол, надевают ,на голову
шляпу господина Саса, суют в рот сигару де Хоса, подносят стакан
Перуинера. Арендатор .Парр приплясывает на столе, стуча
деревянными подошвами.
Первый сбиш. Господа, раздача лошадей и зем¬
ледельческих орудий арендаторам вот-вот начнется.
А также раздел земли. Взяв себе лошадей, Кальяс толь¬
ко предвосхитил то, что все равно произойдет.
Арендатор Парр (арендатору Кальясу). Этого
же хочет и Серп.
Арендатор Кальяс. Не совсем. При Серпе ло¬
шади достанутся всей деревне! Но заметь: предвосхи¬
тить— это очень хорошо! Ты же сам слышал, друг мой,
что я сделал. При всем моем доверии к господину Ибе-
рину — а, должен сказать, доверие мое к нему безгра¬
нично— все же, если тебе удастся на этих днях залу¬
чить лошадок — ну, скажем, случайно, как мне,— то это
очень неплохо. Я бы даже сказал — так вернее.
Арендатор Парр. Понятно. Да здравствует Ибе¬
рии! Но только то, что есть,— то есть. Кальяс, ты открыл
65
3 Брехт, т. II

мне глаза. Теперь я знаю, что мне делать. (Торопливо
уходит.)
Первый сбит. Так или иначе, прошу всех присут¬
ствующих выпить за здоровье Кальяса и его коней.
Сбиши встают. Помещики, за исключением господина Перуинера,
остаются сидеть.
Де Хос (вполголоса). Я не стану пить за здоровье
конокрада!
С а с. Тогда лучше немедленно уйти.
Помещики расплачиваются, встают и уходят.
Второй сбит. Я не верю своим глазам! Они от¬
казались пить за твое здоровье, Кальяс. Мне это не нра¬
вится. Держу пари, что они чихи!
Арендатор Кальяс. Я как будто знаю их. Это те
самые люди, которые показали на суде, что моя дочь
приставала к чиху. Это друзья де Гусмана, они из того
же теста, что и он.
Сбиши. Сиди спокойно, Кальяс! Нам еще придется
серьезно поговорить с этими господами по твоему делу.
Сбиши уходят вслед за помещиками.
Госпожа Корнамонтис (бежит за сбишами).
Ради всего святого, не трогайте наших богатейших по¬
мещиков! (Уходит.)
Арендатор Кальяс (дочери). Не можешь ли ты
раздобыть какую-нибудь мелочь? Я здорово проголо¬
дался.
Нанна. Ничего я не могу. Вот уже три дня Лума
чествует меня как королеву. Все пьют за мое здоровье,
говорят о моем возвышении. И вот уже три дня, как
никто ко мне не пристает. Я ничего не могу зарабо¬
тать. Мужчины смотрят на меня почтительно, не так,
как раньше —с вожделением. Это просто катастрофа.
Арендатор Кальяс. Во всяком случае, в этот
притон ты уже больше не возвращайся. Коняги у меня
тоже уже есть. И я даже пальцем не пошевелил, чтобы
добыть их!
Н а н н а. А я считаю, их у тебя еще нет.
Входят два адвоката семьи де Гусман. С распростертыми
объятиями они бросаются к Кальясу.
66

Адвокаты. Ах вот вы где, дорогой господин Ка-
льяс! Мы хотим сделать вам одно блестящее предложе¬
ние. Сейчас мы все уладим. (Подсаживаются к нему.)
Арендатор Кальяс. Так.
Адвокаты. Мы можем сообщить вам, что некая
семья готова на известных условиях пойти вам навстре¬
чу в деле, касающемся лошадей.
Нанн а. На каких условиях?
Арендатор Кальяс. Вы имеете в виду чихскую
семью?
Адвокаты. Вам, вероятно, известно, что дело, о
котором мы говорим, будет пересмотрено.
Арендатор'Кальяс. Мне это неизвестно.
Адвокаты. Вы могли предвидеть, что в неких вы¬
соких кругах будут приняты меры к тому, чтобы при¬
говор был отменен.
Арендатор Кальяс. В чихских кругах.
Адвокаты (смеются). В чихских кругах. Мы рас¬
полагаем показанием, данным под присягой, о том, что
ваша дочь, честь которой мы, впрочем, отнюдь не хотим
задеть, еще до знакомства с некиим господином чихско-
го происхождения находилась в связи с другим мужчи¬
ной, вследствие чего обвинение в совращении отпадает.
Нанна. Неправда.
Адв.окаты. Если бы вы это подтвердили, мы могли
бы тотчас же договориться о передаче в дар.
Арендатор Кальяс. Я вам на это отвечу только
одно...
Нанна. Стой! (Адвокатам.) Оставьте нас на мину¬
ту вдвоем.
Адвокаты. Коротко и ясно: если у вас есть голова
на плечах, вы можете сейчас же получить в подарок
пару лошадей! (Медленно подходят к стойке.)
Арендатор Кальяс. Иберин—^за нас, оттого-то
они такие сговорчивые. Не станем же мы продавать свое
доброе имя за ломаный грош. Что ты скажешь?
Нанна. Я считаю, что нужно взять лошадей. Не то
важно — за кого Иберин, а важно — как дела на фронте.
Кальяс. А как дела на фронте?
Нанна (взволнованно листает газету). Здесь все
вранье, но и так ясно, что Серп продвигается все даль¬
ше. Даже здесь написано, что они уже на подступах к
67
3*

городу Мирасонноре. Там электрическая станция, даю¬
щая свет столице. Если они захватят станцию, они мо¬
гут отключить ток.
Арендатор Кальяс. Дочь моя, я осушаю стакан
за здоровье нашего друга Лопеса. Он сражается, как лев.
Помещики уже раздаривают своих лошадей. Но нужно
быть на месте, ибо то, что есть,— то есть.
Нанна. Но счастье может изменить Серпу. У него
слишком мало людей. Слишком многие убежали так же,
как ты.
Арендатор Кальяс. Я с тобой не согласен. (Де¬
лает знак адвокатам.) Господа, вот мой ответ семейству
де Гусман: нет! Незачем мне ничего признавать. Читай¬
те сегодняшние газеты. Не обязан я больше лизать вам
сапоги!
Адвокаты. А лошади?
Арендатор Кальяс. Так лошади же у меня. Вот
они, стоят у дверей. Я не подумаю поступиться честью
моей дочери, чухской девушки.
Адвокаты. Как вам угодно! (Уходят.)
Домовладелец Кальямасси (сидевший за со¬
седним столиком). Вы чем-то расстроены, господин
Кальяс?
Арендатор Кальяс. Наоборот! Эти чихи — уди¬
вительные дураки. Они вздумали подкупить меня. Но я
их здорово отбрил! Они хотели подарить мне лошадей.
До того их скрутило. Но они подбивали меня на бес¬
честный поступок. Как это похоже на чихов! Они ду¬
мают, что ко всему можно подходить только с низмен¬
ной, корыстной точки зрения. О, как прав наместник!
Сударь! Прошли те времена, когда я принужден был
продавать свою честь. Отныне я уже не могу смотреть
на вещи с такой низкой точки зрения. Пусть они это
запомнят раз и навсегда. А какие чихи дураки —это
видно уже по тому, что теперь я получил коняг за то,
что чих получил мою дочь. Не всякий сумеет такое. Дочь
моя не лучше и не хуже, чем любая девушка в ее го¬
ды,— но вы только взгляните на моих лошадок! Они
стоят у дверей. Между нами говоря, о том, чтобы я по¬
лучил за дочку лошадей,—<и речи, конечно, не было.
Нанна (замечая, что он пьян). Не пора ли нам,
отец?
68

Арендатор Кальяс. Это же курам на смех! Про¬
сто господин де Гусман смотрел сквозь пальцы, когда я
пользовался ими. Кто же отдаст таких коней за де¬
вушку? Пойдите взгляните на них!
Домовладелец Кальямасси. Господин Ка¬
льяс, я почту за честь полюбоваться вашими конями.
Нанна вытаскивает отца из кофейни, ухватив его за полы курт¬
ки. Домовладелец Кальямасси уходит за ними. Слышен
голос диктора: «Серп угрожает электростанции города Мирасонноре.
Будет ли столица сегодня ночью погружена во тьму?» Через дверь
в глубине сцены вбегают помещики Са с, де Хос и Пе¬
ру и « е р. Они ранены. За ними входит госпожа
К о р н а м о н т и с.
Госпожа Корнамонтис. Ах, господа! Было бы
вам встать и выпить за здоровье господина Кальяса.
Как никак, а ведь он народный герой.
С а с. Немедленно опустите ставни! Сбиши гонятся
за нами!
Перуинер. Дайте воды, ваты, бинтов!
Госпожа Корнамонтис приносит воду и бинты. Помещики
перевязывают свои раны.
С а с. Как только расправятся с Серпом, надо будет
перевешать всех этих молодчиков.
Перуинер (госпоже Корнамонтис). Рука совсем не
действует. Перевяжите мне голову тоже!
Госпожа Корнамонтис. Голова у вас цела,
господин Перуинер.
Перуинер. Зато она острая, дорогая моя!
В дверь стучат. Входит нез накомец.
Незнакомец. Здесь нужна медицинская помощь.
Я врач.
Перуинер (кричит). Шляпу долой!
Врач снимает шляпу. У него острая голова.
Кто вы такой? Вы чих!
Врач (кричит). Я врач!
С а с. Коль вас застанут здесь —убьют и нас,
Врач уходит.
69

Де Хос (Перуинеру).
Не будь ты чих — не гнались бы за нами!
Перуинер.
Ох нет, я не держусь такого мненья.
Все дело в платье. Выглядишь прилично —
И отдан ты на произвол толпы!
Все это вытекает из того,
Что Гусмана напрасно осудили.
Нет-нет, отнюдь не следовало нам,
Помещикам, помещика предать им;
Мы выдали им чиха, а они
С помещиком расправиться стремились!
Де Хос.
Что ж теперь делать?.. Я уверен,
Что до вокзала нам уж не добраться.
Стучат. Гоопожа Корнамонтис осторожно открывает дверь. Входит
Миссема.
Ми с се на (приветливо).
Ну как я рад, что вас здесь нахожу!
С а с.
Весьма обязаны. Верней — обвязаны.
Нещадно нас избили ваши люди,
На улице набросившись на нас!
Де Хос.
Как идет сраженье?
Ми с сен а.
Неважно.
Де Хос.
Скажи нам правду.
М несена.
Проиграно! Бегут отряды наши,
И поля битвы нам не удержать.
Перуинер.
А поле битвы—<где?
М и с с е и а.
В Мирасонноре,
Электростанции не отстоять.
С а с.
Так близко? Чертовщина!
Ми с с е н а.
70
Всем ди ясно.

Что делать вы должны? Нам нужно денег!
Нам денег нужно! Денег нужно! Денег!
Перуинер.
Да, денег! Денег! Денег! Легко сказать.
На что они пойдут?
С а с.
Нас колотили люди Иберина!
М несен а.
Ну этому никак помочь нельзя.
Уж так, друзья, ведется: если вы
Телохранителя не накормили —
Он против вас оружие поднимет.
Вот почему решился Иберин
На подкуп половины бедняков,
Чтоб укротить другую половину.
Так рассчитайте каждый, чих и чух,
Какую сумму может дать взаймы,—
Иначе рухнет все!
Свет мигает и гаснет.
С а с.
Ну что такое?
Миссена (торжествующе).
Друзья мои, Мирасонноре пала!
Госпожа Корнамонтис (вносит зажженную
свечу). Боже мой, господа, что же теперь будет? Ведь
если так пойдет дальше, то завтра Серп нагрянет к нам
в Луму.
Де Хос.
Чем можно тут помочь?
Миссена.
Помогут деньги.
С а с.
Откуда деньги, если нет доверья?
Уж о побоях я не говорю,
Не посягайте на мое добро,
И я могу простить вам тумаки,
Достались ведь они мне по ошибке.
Важней другое: как с арендной платой?
Миссена.
Аренда? Это собственность, она священна.
71

Перуинер.
А как же будет с лошадьми Кальяса?
Миссена.
Чего вы добиваетесь?
И гласного! Немедленно! А ваш
Герой народный должен возвратить
Двух лошадей! Немедленно, открыто!
Миссена.
Гоните деньги —мы устроим суд.
Я знаю, Иберина удручает
Та мелочная, низменная жадность,
Которой арендаторы полны.
Но жалобы напрасны. Пока Серп не сломлен,
Любой возьмет и лошадь и добро,
Которого в хозяйстве не хватает;
Но с вашей помощью разгромлен будет Серп.
К де Гусману тогда вернется власть,
И лошади к де Гусману вернутся;
Но не касайтесь казни «а суде!
Отстаивайте лошадей его, не жизнь.
Сначала лошади, а жизнь потом.
Идемте ж к Иберину. Но одно
Запомните: про деньги — осторожней!
Претит его возвышенному духу
О низменных предметах разговор.
Он верует, что чухский дух способен
Сразить врага без помощи извне.
Но — денег надо. Вы их предложите
Самозабвенно, жертвенно, с восторгом —
Тогда он несомненно их возьмет.
Перуинер (показывая на свою острую голову).
Но там таких голов не привечают.
Миссена.
Научатся ценить вас в трудную минуту.
Перуинер.
Не примут там от чиха денег.
Миссена (улыбаясь).
Еще как!
Готов я биться с вами об заклад,
Что деньги примут. Ну идем скорее!
72

VII
Дворец вице-короля.
Вновь заседает суд во дворе. Но двор очень изменился. Большая
люстра, ковер, новая одежда судейских говорит о богатстве. На
старом судье новая мантия, он курит толстую сигару.
Инспектор уже не босой. Пока судейские чиновники
под наблюдением М и с с е н ы оборудуют зал суда, судья под тихую
музыку поет «Песню о живительном действии денег».
Судья (поет.)
ПЕСНЯ О ЖИВИТЕЛЬНОМ ДЕЙСТВИИ ДЕНЕГ »
1
На земле считают деньги мразью,
Но земля без денег холодна.
А от чудной силы денег сразу
Может стать приветливой она.
Только что был мир забрызган грязью,
А теперь все золотом горит,
Потеплело, и просохли слезы,
Есть у всех что надо! Славный вид!
Горизонт окрашен цветом розы..
Посмотрите, как труба дымит!
Да, совсем другой и мир и век.
Шире взгляд. И сердца стук быстрее.
Стол обилен. Платья запестрели.
Человек живет, как человек.
2
Ах, как ошибается жестоко,
Кто считает, будто деньги — чушь.
Если иссякает бег потока —
Постигает почву сушь.
Все вопят вразброд, стараясь вырвать куш.
Раньше все давалось без труда,
Полусытый как-то с сытым ладил,
Жизнь теперь —бездушна и груба,
Братья, мать, отец — живут в разладе.
Гляньте, больше не дымит труба.
Все живет, завидуя и зля. 11 Перевод С. Кирсанова.
73

В затхлости никто дышать не может.
Каждый — всадник, и никто —* не лошадь,
И земля — холодная земля.
3
Так — со всем великим и красивым,
И к упадку этот мир течет.
С пустотой в желудке и босыми
Пятками — величье не влечет.
Всех манит не благо, а расчет.
Малодушный у людишек вид.
Если ж добрый золотом владеет,
Он деянья добрые творит.
Ну а кто пошел путем злодея —
Посмотри наверх:—труба дымит.
Веришь снова, род людской, тебе!
Человек прекрасен и т. п.
Выше чувства, выше голова,
Кто седок, кто лошадь — ясно стало.
Шире взгляд. И сердце застучало,
Жизнь опять вошла в свои права.
На черной доске инспектор пишет крупными буквами: «Дело мо¬
настыря св. Варравы и арендатора Кальяса о присвоении двух
лошадей».
Транспарант: «Правительственные войска, получив подкрепление,
контратакуют Серп».
Из дворца выходит И б е р и н.
И б е р и н.
Какие вести с поля битвы?
Миссена.
Много лучше.
Серпа атаку ночью мы отбили,
А утром в наступленье перешли.
К нам вовремя явились подкрепленья
С орудиями. И в Мирасонноре
Вновь счастье повернулось к нам лицом.
Мы скоро отобьем электростанцию,
Что занял Серп три дня тому назад...
Вы тяжбу эту сами разберете?
И б е р и н.
И не подумаю! Исход-то неизвестен.
Я ничего решать не стану
До вести о победе над Серпом.
74

М и с с е н а.
А мы приступим.
И б ер и н.
Что же, вам виднее.
(Уходит во дворец.)
Ми с се на.
Ни да, ни нет! Таков его обычай.
Приступим без него. Минутку, господин судья.
(Отводит судью в сторону, что-то внушает ему, пока не
появляются тяжущиеся. После этого уходит.)
Инспектор. Дело монастыря святого Варравы и
арендатора Кальяса о присвоении двух лошадей.
Арендатор Кальяс, Наина, Изабелла де Гусман,
игуменья и адвокаты входят в зал.
Арендатор Кальяс. Я открою ему глаза на то,
как поступают в его духе. Пусть он сам скажет, имеет
ли чих право отнимать у чуха лошадей, когда они нуж¬
ны тому для полевых работ.
Нанна. Этак ты всех лошадей угонишь.
Арендатор Кальяс. Не всех. Только у чихов.
Адвокат-чух (громко).
Какие вести с поля битвы?
Игуменья.
С утра сегодня лучше.
Адвокат-чух.
Отлично. От исхода боя зависит все.
Изабелла.
Ах, мать игуменья! Скорей бы
Нам кончить низкую, мирскую тяжбу!
Нанна. Остроголовая, дура дубовая. (Пауза.) Зато
набожная! И задница как у королевы. До чего упитан¬
ная баба! Что угодно выдержит. Ну да разве она станет
работать? (Кальясу.) И за все платишь ты.
Арендатор Кальяс. Я? Ни черта я больше не
плачу. (Женщинам.) От меня вы ни гроша больше не
получите.
Игуменья. Дорогое дитя, тебе лучше всего укрыть¬
ся в нашей тихой обители.
Нанна. Да, ей это полезно. Пускай эта коза отдох¬
нет от безделья.
75

Арендатор Кальяс. Сволочь чихская!
Нанна. Судья опять тот же. Это скверно.
Арендатор Кальяс. Скверно только то, что се¬
годня совсем народу нет. Но мы еще посмотрим, чья
возьмет.
Игуменья. Ну что ж, посмотрим, милейший!
Нанна. Только сначала почтенного братца повесят!
Изабелла шатается — ей дурно.
(Кричит.) Подайте пару лошадей, отвезите ее сахарницу
в монастырь.
Игуменья. Попридержите язык. (Подходит к Киль-
ясу.) Вы что о себе воображаете? Вы думаете — отто¬
го что у вас круглая голова, вы можете больше не пла¬
тить аренду? А вы знаете, кому вы ее будете платить?
Арендатор Кальяс. Чихам — ни гроша.
Игуменья берет его руку и кладет себе на голову.
Нанна. Вы что хотите сказать?
Игуменья. А вот увидите. Во всяком случае, у
нас тоже круглые головы.
Нанна (отцу). Видно, у Серпа дела плачевны.
Здесь все не так, как было неделю назад. Они разжи¬
лись деньгами. Плохо нам будет.
Арендатор Кальяс. Я всецело полагаюсь на гос¬
подина Иберина.
Транспарант: «Смертный приговор, недавно вынесенный одному из
крупнейших помещиков страны, произвел сильное впечатление на
арендаторов. Многие отходят от Серпа и остаются на своих
фермах».
Судья. Господин Иберин очень занят, но он непре¬
менно прибудет в суд, чтобы самолично вынести реше¬
ние по этому делу, поскольку оно вызвало много толков
в столице и касается вопроса о собственности.
Арендатор Кальяс. Хочу подчеркнуть, что я
опираюсь на слова господина наместника:	арендная
плата — это пустяки. И еще он сказал: «При чем тут
лошади!» Кроме того, я считаю, что со мной поступили
несправедливо.
Судья. Все по порядку, друг мой. Сначала мы вы¬
слушаем поверенного семьи де Гусман.
76

Адвокат-чух. У этого человека нет никаких ос¬
нований притязать на лошадей.
Нанна. Видно, у барышни есть основания: она хо-
Лет молиться верхом.
Ь Судья. Тише! (Кальясу.) Теперь вы можете объяс¬
нить — на каком основании вы присвоили лошадей.
I	Арендатор К а л ь я с. Когда помещик соблазнил
Ною дочь, мы и уговорились с ним, что я получу ло¬
шадей.
Адвокат-чух.
Так, значит, это сделка?
Арендатор Кальяо молчит.
Просто — сделка?
Закрой глаза на дочкино бесчестье,
И ты получишь пару лошадей.
Нет, так не водится. Не допускаю,
Чтоб оценить ты мог позор дочерний
Не выше пары лошадей. Возможно ль?
Арендатор Кальяс.
Я в сделку не вступал.
Адвокат-чух.
А что ж ты сделал?
Арендатор Кальяс (к Нанна).
На чем меня он ловит?
Нанна.
Ты сказал,
Что будто бы тебе их подарили.
Адвокат-чух.
Когда же получили вы подарок?
Арендатор Кальяс.
А как вы разумеете «когда»?
Адвокат-чух.
Очень просто: до или после?
Арендатор Кальяс.
Я чиху отвечать не стану.
(Оглядывает присутствующих, ожидая одобрения, но
видит лишь каменные лица.) Это ловушка, господин
судья, меня хотят поймать. Такие колючие вопросы мо¬
жет придумать только острая голова.
77

Су д ьй.
Коль ты заранее уговорилсй,
То в сводничестве гнусном ты виновен.
Но суд готов считать, что за молчанье	/
Ты после принял лошадей в подарок.
Как' пластырем, конями залепили
Твою обиду. Так ли? Отвечай,
Затычкой эти лошади служили?
Арендатор Кальяс. Да, это было после. Это был
пластырь. Когда мне нанесли обиду, то лошади были
пластырем.
Транспарант: «Сражение на юге развивается успешно. Серп
перешел к обороне».
Адвокат-чих (тихо, своему коллеге).
О чихах или чухах ни слова нынче!
Адвокат-чух (вполголоса). Я уже заметил.
(Судье.) Высокий суд, мы тоже считаем, что данный
случай имеет основополагающее значение для нашей
страны. Могут сказать: двумя лошадьми больше или
меньше — не все ли равно для крупнейших землевла¬
дельцев нашего острова? Однако это не так.
Отдайте арендатору коней —
Все арендаторы начнут хватать лошадок.
Нанна. И коза не попадет в монастырь, где ей не¬
обходимо отдохнуть от безделья!
Игуменья (громко).
На юге арендаторы уводят
Коней из стойл, прихватывая плуги,
И громко голосят про справедливость.
Им кажется теперь несправедливым,
Что наши земли, лошади и плуги
Вчера принадлежали только нам!
Адвокат-чух. Высокий суд, со вчерашнего дня
р тюрьме находится один человек, тоже арендатор. Я хо¬
датайствую о том, чтобы его привели.
Судья кивает головой.
Инспектор (вызывает). Арендатор Парр!
Нанна. К чему им понадобился еще Парр?
Арендатор Кальяс. Ни к чему. Все это их
уловки.
Вводят арендатора Парра, закованного в кандалы.
78

^ Адвокат-чух. В тот день, когда господин Кальяс
привел лошадей в кофейню госпожи Корнамонтис, вы
выли вместе с ним?
I Арендатор Парр. Да.
\ Адвокат-чух. Вы, так же как и он, арендуете
зе’млю у семьи де Гусман?
Арендатор. Парр. Да.
Адвокат-чух. Выйдя из кофейни, вы вернулись
домой пешком, потратив «а дорогу пять часов, и угнали
лошадей в имении семьи де Гусман?
Арендатор Парр. Да.
Адвокат-чух. На каком основании?
Арендатор Парр молчит.
У вас есть дочь, господин Парр?
Арендатор Парр. Нет.
Адвокат-чух. Значит, семья де Гусман не пре¬
поднесла вам в дар этих лошадей?
Арендатор Парр 'молчит.
Почему вы присвоили себе лошадей?
Арендатор Парр. Потому, что они были мне
нужны.
Адвокаты улыбаются.
Судья. Но ведь это же не причина!
Арендатор Парр. Для вас, может быть, а для
меня еще какая причина! Участок мой на болоте, мне
нужны кони для пахоты, это каждому понятно.
Адвокат-чух. Господин Кальяс, и ваш участок
тоже на болоте?
Арендатор Кальяс молчит.
Арендатор Парр. В точности как у меня.
Адвокат-чух. Господин Кальяс, вам лошади тоже
были нужны?
Арендатор Кальяс. Да... то есть нет. Я хочу
сказать, что взял я их не потому, что они мне были
нужны, а потому, что мне их подарили.
Адвокат-чух. Стало быть, вы не одобряете об¬
раз действий вашего друга?
Арендатор Кальяс. Нет, не одобряю. (Парру.)
79

Как это ты решился увести лошадей? Ты не имел на
это никакого права.	(
Арендатор Парр. Права и ты не имел.	j
Адвокат-чух. Разве? Почему господин Кальяс
не имел права увести лошадей?
Арендатор Парр. Потому, что ему тоже лошадей
не дарили.
Арендатор.Кальяс. Тебе-то откуда это извест¬
но? Что ты такое несешь?
Арендатор Парр. Много лошадей нужно бы
иметь де Гусману, чтобы за каждую бабу давать по две
лошади!
Адвокат-чух. Высокий суд! Арендатор Парр в
простоте своей выразил мнение широких кругов аренда¬
торов, а именно: что в случаях, аналогичных случаю с
Нанна Кальяс, ценные подарки не в обычае. Высокий
суд, я прошу вызвать одного свидетеля, чьи показания
сильно удивят вас. Этот свидетель изложит мнение са¬
мого Кальяса о том, легко ли раздаривают помещики
своих лошадей.
Нанна. Кого они там еще выкопали? Ты много
вздору нагородил в кофейне.
Арендатор Кальяс. Дело дрянь! А во всем ви¬
новат один Парр. Вот дурень-то! Он все мне испортил.
■Входит домовладелец Кальямасси.
Адвокат-чух. Прошу вас, повторите слова, ска¬
занные вам господином Кальясом в кофейне.
Нанна. Протестуй немедленно!
Арендатор Кальяс. Высокий суд, этот свиде¬
тель вообще ничего не стоит. Если я ему что и говорил,
то в частном разговоре.
Адвокат-чух. А что же именно говорил господин
Кальяс?
Домовладелец Кальямасси (единымдухом).
Господин Кальяс сказал: «Само собой разумеется, меж¬
ду нами и речи не было, что мне подарят за дочку ло¬
шадей. Ведь это курам на смех! Господин де Гусман
попросту закрывал глаза, когда я ими пользовался.
Да и кому придет в голову дать за девушку таких ло¬
шадей? Вы только подите и взгляните на них!»
Судья (арендатору Кальясу). Вы говорили это?
80

Нанна. Нет.
у Арендатор Кальяс. Да, то есть нет... Я был про¬
сто пьян. Все чокались со мной в честь моей победы
над помещиком, а закуски мне никто не предложил.
\ Судья. Все это звучит не очень убедительно, гос¬
подин Кальяс. Подумайте как следует — не лучше ли
вам добровольно отказаться от лошадей?
Шанна. Этого ты не сделаешь!
\Арендатор Кальяс. Ни за что, высокий суд!
Я н|е могу отказаться от лошадей. (Повысив голос.)
Я предлагаю — пусть наместник сам вынесет приговор,
так как речь идет не о простых, а о чихских лошадях.
Да, в этом-то все дело — речь идет о чихских лошадях!
Транспарант: «По слухам, наместник получил с ' фронта самые
благоприятные вести!»
Из дворца выходит Иберии.
Судья. Господин наместник, по делу о лошадях
монастыря святого Варравы арендатор Кальяс требует
вашего приговора.
Иберин (несколько выступив вперед).
Чего тебе еще? Ведь я исполнил
Все, что ты требовал. Не я ли честь
Тебе вернул? И к смерти человека,
Тебя обидевшего, присудил,
Не посмотрев, богат ли он иль беден?
Тебя возвысил я! А ты что сделал?
Остался ль ты на этой высоте?
Твои поползновенья мне известны,
И я предупреждаю: берегись!
Арендатор Кальяс. Разрешите обратить ваше
внимание на то, что лошади, необходимые для полевых
работ, находились в руках чихов.
Игуменья. Разрешите обратить ваше внимание на
то, что они в данный момент находятся в руках чухов.
Спор, государь, о наших лошадях,
А мы ведь чухи. Но если б даже
Они принадлежали чихам, что с того?
Ведь собственность есть собственность, не
так ли?
Кто смеет покушаться на нее!
Вот перед вами пара лошадей,

Вы их осматриваете подробно,
Оцениваете, глядите в зубы,—;
Что ж? Где видна тут чихская рука?
И впрямь скажите, что такое лошадь?
Кому присуща — чихам или чухам?
Ни тем и ни другим. Лошадь — это
Товар, который стоит сотню песо,
А то и больше и который мог бы
С тем же успехом быть и сыром или
Парой сапог за сотню с лишним песо.
Короче говоря, то, что там ржет
И землю роет, есть не что иное,
Как сотня звонких песо, и притом
Они принадлежат монастырю.
Они случайно лошадиной шкурой
Облечены. Но точно так же как
От лошади неотделима шкура,
От них неотделимо наше право:
Они принадлежат монастырю.
Адвокат-чух. Дело в том, что монастырь получил
в дар половину всего живого и мертвого инвентаря де-
гусмановых поместий, куда входят и эти лошади.
Арендатор Кальяс. Во всяком случае, когда я
их взял, они еще не принадлежали монастырю.
Изабелла (неожиданно, в бешенстве). Но и не
тебе, скотина! Шапку долой!
Нанна. Вас не спрашивают!
Арендатор Кальяс. Никто в их семейке даже
не умеет запрячь лошадей.
Изабелла. Шапку долой! Это наши лошади!-Шап¬
ку долой!
Арендатор Кальяс. Я ссылаюсь на слова на¬
местника: тут нет ни богатых, ни бедных!
Изабелла. Вот то-то и оно! Шапку долой!
И б ер и н. Сними же шапку!
Арендатор Кальяс снимает шашку.
(К помещикам.)
С этим пора кончать!
Я слышал, ходят слухи, будто я
Расправиться с помещиками жажду,
Лишь оттого, что присудил я к смерти
82

Чиха-помещика. Какая глупость!
Я осудил не собственность, конечно,
Но только злоупотребленье властью.
А ты, мужик, из всех великих чувств,
Что наполняют сердце чуха, понял
Одно лишь — что стяжать приспело время.
Ты честь на лошадей менять готов?
И это чух! Позор тебе, мужик!
А д в о к а т -ч у х (резко). Господин наместник! Высо¬
кий суд! Мой клиент — монастырь святого Варравы —
готов представить доказательство, что вышеозначенный
Кальяс принадлежит к мятежникам.
Адвокат-чих. Господин Кальяс только что весь¬
ма решительно осудил кражу лошадей, которую совер¬
шил его друг арендатор Парр. (Свидетелю Кальямасси.)
Но, если не ошибаюсь, в кофейне господин Кальяс пел
песню, которая взволновала всех посетителей.
Домовладелец Кальямасси. Верно. Он пел
запрещенную песню: «Что есть — то есть».
Нанна (отцу). Ну теперь тебе крышка.
Адвокат-чух. Я ходатайствую перед судом —
пусть обвиняемый Кальяс повторит здесь эту песню.
Иберин (арендатору Кальясу). Ты пел эту песню?
Арендатор Кальяс. Нет, то есть да. Я пьян был,
высокий суд. Все чокались со мной, а закуски никто не
предложил.
Иберин. Повтори песню!
Арендатор Кальяс. Какая это песня? Всего-то
несколько куплетов.
Иберин. Спой их!
Арендатор Кальяс. Сейчас. (Молчит.)
Иберин. Пой, тебе говорят!
Арендатор Кальяс (угрюмо). Я охрип.
Адвокат-чух. Мы и не ожидаем эстетического на¬
слаждения.
Ибер и н. Пой!
Арендатор Кальяс. Я слышал ее только раз,
сейчас мне и не припомнить всего. Как будто так. (По¬
вторяет скороговоркой текст песни, оттеняя только сло¬
ва — «Иберину хвала и честь».)
83

Песня «что есть-то есть.
1
/
Жил-был один человек,
Он плохо жил свой век.
Сказали ему: терпенье!
Так долго терпел человек,
Что стал, ожидая, тенью.
Иберину хвала и честь!
Однако
Что есть — то есть!
Человек был очень плох,
Он поднял крик и ох.
Человек оказался жохом.
Сулили ему из крох
Дать, чтобы он не охал.
Иберину хвала и честь!
Однако
Что есть — то и есть.
Человек один жил-был,
Ни крошки не получил.
И сам, что хотелось, взял он.
И жрет теперь что есть сил
И плюет на что попало.
Иберину хвала и честь!
Однако
Что есть — то уж есть!
Игуменья (громко). Это открытый мятеж!
Судья. Я вынужден поставить вопрос, не является
ли эта песня прямым оскорблением правительства?
Иберин. Отобрать у него лошадей.
Судья. Суд определил: лошадей у тебя отобрать.
(Уходит.)
Арендатор Кальяс. Я, стало быть, не получу
лошадок?
Иберин. Нет. Суд есть суд. И все пред ним равны.
Арендатор Кальяс. Тогда я вам вот что скажу:
я плюю на ваш суд, если я не могу добиться от вас ло-
2
3
84

кщдей, которые мне нужны для полевых работ! Какая
же это справедливость? Если мне не дают лошадей, ко¬
торые мне необходимы, то такая справедливость, по
мре, ни черта не стоит. Это помещичья справедливость!
Значит, надо переходить к Серпу! Они-то уж добудут
мне лошадей!
Начинают звонить колокола. Издали слышен гул огромной толпы.
Голос (за сценой). Серп сломлен!
Адвокат-чух. Победа!
Входит Мнесена с микрофоном.
Миссена.
Наместник Иберин, дерзкие повстанцы
■Разбиты наголову.
Игуменья (негромко аплодирует).
Браво!
Иберин (в микрофон).
Серп арендаторов лежит в пыли!
Отрублены завистливые руки,
Что к нашему добру тянулись жадно.
К священной собственности уваженье
Есть основная чухская черта.
Чух голодать всю жизнь предпочитает,
Чем есть с чужой тарелки, точно нищий.
Но есть в Яху и жалкие отбросы, .
Что объедают наше государство
И жалко хнычут: «Чем мы виноваты?»
«Работы нет, ах дайте нам поесть!»
Мы можем бросить этим людям корку,
Но чухами мы их «е признаем,
Мы кормим их, и мы их презираем!
Но тот, кто тянется к добру чужому
И землю не свою зовет своею
Лишь оттого, что он ее вспахал,
И думает, что он коней получит
Затем лишь, что они ему нужны,
Кто на добро чужое посягает,
Того должны мы просто растерзать!
Мерзавцы эти вносят лишь раздор
В народ наш! Грязной алчностью гонимы,
Они и в нас воспитывают алчность.
85

Не будет мира знать родной очаг,
Покуда реет хоть один мятежный флаг! j
В это мгновение в люстре вспыхивает свет.	j
Голос (в глубине сцены). Город Мирасонноре пал!
Электростанция в руках правительственных войск! Да
здравствует Иберин!	1
И б ер и н.
Итак—-свет воссиял!
(Кальясу, прикрыв ладонью микрофон.)
А ты, мужик, ступай домой работать
И предоставь о государстве печься
Тем, кто духовным взором обнимает
Все государство в целом. Ты же не ропщи.
Не причитанья нам нужны, но труд твой.
Твоей земле недостает тебя,
И что она не даст, то дай ты сам.
Ступай, мужик, домой без промедления
И заслужить старайся наше уваженье!
(Отворачивается и идет во дворец в сопровождении
Миссены.)
Все уходят, кроме арендатора Кальяса и Нанна.
Транспарант: «Серп разгромлен. Арендаторы 'бегут из недавно
присвоенных поместий».
Арендатор Кальяс. Ты слышала? Он пригово¬
рил меня к смерти, этот мерзавец!
Нанна. Этого я не слышала. А вот лошадей он у
тебя отнял.
Арендатор Кальяс. Это одно и то же!
Звон колоколов продолжается.
VIII
■Переулок в Старом городе.
Колокола «все еще звонят. Торговец табаком Паль м оса стоит
на пороге своей лавки. Дверь 'продовольственной лавки справа от¬
крывается, оттуда выходит толстая женщина, нагруженная
картонками и чемоданами.
Толстаяженщина. С чего это они раззвонились,
господин Пальмоса?
86

\ Торговец Пальмоса. По случаю победы, госпо¬
жа Томасо! Мы с божьей помощью утопили в крови
восстание арендаторов. Это большая победа.
Толстая женщина. Вот как? А мне, к сожале¬
нию, приходится выбираться отсюда — я не могу упла¬
тить за помещение.
Торговец Пальмоса. Неужели вы не можете
как-нибудь дотянуть до тех пор, когда новое прави¬
тельство начнет осуществлять свои великие планы?
Толстая женщина. Нет. (Присаживаясь на че¬
модан.) Я тут тридцать пять лет жила!
Торговец Пальмоса. Мне, вероятно, тоже при¬
дется выехать. Слава богу, хоть сын мой — он служит
в чухском легионе —вскоре получит приличное возна¬
граждение.
Толстая женщина. Я сильно разочарована в гос¬
подине Иберине. А ведь он казался таким энергичным!
Торговец Пальмоса. Строительство нелегкая
штука! Возможно, что для процветания Яху и от вас
требуется небольшая жертва, госпожа Томасо.
Толстая женщина. Единственное, чего он до¬
бился,— хоть чиха из лавки забрали!
Появляется человек весьма робкого .вида, в широкополой шляпе.
Он отпирает дверь продовольственной лавки слева. Это торго¬
вец-чих.
(Уходя.) Я ничего больше не понимаю!
Колокола звонят. Торговец-чих выходит из продовольственной
лавки слева; он вернулся только за своими чемоданами и, заперев
лавку, уходит. По улице идет домовладелец Кальямасси.
Домовладелец Кальямасси. Только что за¬
кончился процесс. Важная новость: у Кальяса отобрали
лошадей.
Торговец Пальмоса. Да что вы говорите! А что
с помещиком?
Домовладелец Кальямасси. О помещике
никто не упоминал.
Торговец Пальмоса. Вы считаете, что его ос¬
вободят? Вот это весьма показательно!
Домовладелец Кальямасси. Вы, кажется,
критикуете правительство, господин Пальмоса?
87

Торговец Пал ьмоса. Кальямасси, мое делр
продавать сигары, а не критиковать правительство.
Домовладелец Кальямасси (заходя в дом).
Советую вам поостеречься, господин Пальмоса! На¬
местник весьма сурово говорил о недовольных элемен¬
тах. Кстати, вы до сих пор не заплатили за помещение.
Торговец Пальмоса бежит через улицу и звонит в кофейню.
Г ос ложа Корнамонтис появляется в дверях.
Торговец Пальмоса (многозначительно). Гос¬
пожа Корнамонтис, у Кальяса отобрали лошадей.
Госпожа Корнамонтис. В таком случае ко мне
скоро пожалуют гости. (Скрывается за дверью.)
Торговец Пальмоса (возвращается в свою
лавку). Таков круговорот времен.
По переулку идет арендатор Кальяс и его дочь. У нее
в руках чемодан.
Нанна. Ну вот мы и пришли к этому самому дому.
Туг стояли люди и говорили: как это могло случиться,
что чухская девушка попала в такой дом? Это позор!—
кричали они. Но красивыми словами не наешься, и я
буду благодарить судьбу, если попаду обратно.
Арендатор Кальяс. Они будут очень довольны,
если ты вернешься.
Нанна. Не знаю.
Арендатор Кальяс. Не дай бог, нас увидят
Ибериновы солдаты. Меня еще посадят в тюрьму за то,
что я веду себя не как народный герой. (Звонит.) Отчего
нам не открывают?
Нанна. А может быть, суд все-таки определил за¬
крыть кофейню?
Арендатор Кальяс. Вот это мило! Значит, те¬
перь мне придется всю зиму кормить тебя?
Госпожа Корнамонтис (выходя). Ах, это ты,
Нанна!
Нанна. Добрый день, госпожа Корнамонтис.
Арендатор Кальяс. Добрый день, госпожа Кор-
иамонтис.
Н а нн а. Госпожа Корнамонтис, расчеты отца отно¬
сительно моего будущего, к сожалению, не оправдались,
88

Я так й думала. Но необычайный судебный процесс, в
котором мы оказались главными участниками, возбудил
в нем, как вам известно, преувеличенные надежды. Мой
отец просит вас вновь принять меня на службу.
Госпожа Корнамонтис. Не знаю, стоит ли
брать тебя.
Нанна. Ах, госпожа Корнамонтис, как странно уст¬
роен мир! Два дня тому назад меня вынесли на руках
из суда и при этом порвали на мне новые шелковые чул¬
ки. Хорошо, что дело ограничилось чулками, обычно
бывает еще хуже. Вся эта мелкота, которая вчера и
сегодня так орала, скоро очнется. Зарабатывать восемь
песо, а -поднимать шум на восемьдесят — куда это го¬
дится?
Госпожа Корнамонтис (осматривая Нанна).
Никак этого не вытравишь! Каких-нибудь три дня про¬
шло, а на кого ты стала похожа? Хоть начинай все сна¬
чала! Чего ради я истратила на тебя такую уйму денег,
если через три дня все твои прелести полетели к чертям!
Вон чулок падает! И какую дрянь ты все это время
жрала? Что за цвет лица? Прямо смотреть противно!
И эта дурацкая улыбка! Чем ее смыть? Эта девочка
улыбалась, как Афродита, а теперь она ухмыляется!
И как она вихляет задом! Точно уличная девка! Не
знаю, решусь ли я. Единственное твое достоинство —
это что господа посетители предпочитают девиц, кото¬
рые еще вчера казались недоступными. Пожалуй, возь¬
му тебя, попробую. (Уходит в дом.)
Арендатор Кальяс. Итак, дорогая Нанна, час
расставания пробил снова. Очень рад был повидать тебя
и удостовериться, что тебе живется не так уж плохо, во
всяком случае лучше, чем твоим бедным родителям!
Если ты в ближайшее время еще что-нибудь для нас
урвешь, мы тебе будем очень благодарны.. Что ни гово¬
ри, твоя мать и я, мы дали тебе возможность найти себе
здесь пропитание. Не забывай этого!
Нанна. До свиданья, дорогой папа, мы с тобой чу¬
десно провели несколько дней. Только не делай больше
глупостей и отправляйся поскорей домой. (Уходит в ко¬
фейню.)
На пороге табачной лавки появляется подслушивавший торговец
П а л ь м о с а.
89

Торговец Пальмоса. Не вы ли «Кальяс с ко¬
нями»?
Арендатор Кальяс. Да, так меня называли. Но
лошади оказались сном. Они мне снились ровно три дня.
Тогда Серп сильно напирал, но потом, к сожалению, по¬
дался.
Торговец Пальмоса. Но процесс против де Гус-
мана вы выиграли? Аренда будет отменена?
Арендатор Кальяс (испуганно). Аренда? А ведь
верно! Об этом в суматохе вообще позабыли. Я сейчас
же должен узнать, как обстоит дело!
Торговец Пальмоса. Где? Где вы можете об
этом узнать?
Арендатор Кальяс. Где?
Торговец Пальмоса. Лучше всего вам немед¬
ленно отправиться к Иберину.
Арендатор Кальяс. К Иберину? Нет, милейший,
к нему я больше не пойду. Но узнать я все-таки должен.
(Уходит почти бегом.)
Торговец Пал ьмоса. Куда же вы бежите? (Ка¬
чая головой, возвращается в свою лавку.)
Появляются Изабелла де Гусман, игуменья и
адвокаты, идущие с процесса.
Игуменья.
Дело, по-моему, уладится, сейчас
Мне Перуинер на ухо шепнул,
Что брату вашему он шлет поклон.
И Сас сказал многозначительно: «Когда
Наши войска войдут в столицу,
Они сюрприз с собою принесут
Для Иберина». И смеялся он.
Адвокат-чух.
Все идет отлично.
Появляются -инспектор, сбиши и Эмануеле де Гусман
в цепях. На шее у де Гусмана висит большой картонный щит с
надписью:	«Я — чих, обесчестил чухекую девушку и за это
приговорен к смертной казни».
Изабелла. Что это?
Адвокат-чух. Господин де Гусман! Поздравляю.
Все в порядке.
90

Игуменья.
Кальясу лошадей не присудили.
Адвокат-чих.
А это значит,
Что в безопасности поместья.
Де Гусман.
А я?
Адвокат-чух.
Ах, все образуется.
Об этом не было и речи.
Изабелла.
Почему молчишь ты, брат?
Как бледен ты! Что значат эти цепи?
А щит зачем?
Игуменья.
Формальность, вероятно!
Изабелла.
Скажи, Эмануеле, куда тебя ведут?
Скажи хоть слово!
Де Гусман.
Все кончено, сестра! Меня ведут
В тюрьму — ей имя Крест Святой!
Изабелла. Нет!
Адвокат-чух (инспектору). Это правда?
Инспектор. Да, сударь, это нехороший признак.
Из тюрьмы «Святой Крест» еще никто живым не вы¬
ходил.
Де Гусман. Я дальше не пойду — ни шагу! (Са¬
дится на землю.)
Изабелла.
Так это правда? Ах, мать игуменья, все время
Мне эта мысль покоя не давала.
Мы торг вели из-за коней — его же мы забыли.
Коней ему спасли мы, но он
Для нас потерян.
Д е Гусман.	Да,
Меня повесят.
Адвокат-чух.
Вздор! А победа?
Игуменья.
Ты слышишь ли колокола, мой СЫЧ?
То вестники твоей победы!
91

Изабелла.
Нет, не лгите!
Он обречен. Теперь я вспоминаю:
Когда раздались крики в честь победы,
Ко мне мужчина подошел и молвил,
Чтоб брата не забыла я. И что закон
Сработать может как машина. И предложил
Помочь мне.
Адвокат-чух. Каков собой он?
Изабелла. Большого роста, зверское лицо.
Адвокат-чух. То Сасаранте — Иберина правая
рука.
Инспектор. Он комендант в «Святом Кресте»!
Адвокат-чух.
А не сказал ли он точнее? Где встретиться?
Когда?
Изабелла.
Он странное
Назначил время: в пять утра.
Молчание.
Де Гусман.
Сестра, это спасенье.
Изабелла.
Что ты!
Де Гусман.
Тобой он явно заинтересован.
Поговорить? О деле? Завтра утром?
Сестра, я знаю эти разговоры,
Я сам их вел по поводу аренды...
Пойти должна ты.
Изабелла.
Брат!
Де Гусман.
Не спорь!
Игуменья.
Нет, сударь, это слишком. Не могут
Помещика повесить. Ведь вы помещик!
Де Гусман.
Нет. я чих!
Адвокат-чух.
Конечно, он открыто намекал,
92

Он явно шантажировать пытался,
Покуда не был Серп еще разбит.
Тогда такие штучки проходили.
Теперь, когда мятеж Серпа подавлен...
Поймите, сударь!
Изабелла.
Что это значит?
Игуменья.
Еще вчера пришлось бы вам пойти.
Сегодня—I стоит ли?
ДеГусман.
Конечно, стоит!
Сестра, ты знаешь ведь — меня казнить хотят
За то, что чих я волею природы.
Изабелла.
Да, чихи мы. На голову его взгляните!
Иль, может быть, она круглее стала?
Де Гусман.
Вот видите? Моей сестре все ясно!
Изабелла.
Да, ясно мне.
Де Гусман.
И что меня повесят!
Изабелла.
Он прав.
Де Гусман.
Ведь это же грабеж средь бела дня!
Но раз уж суждено мне жертвой оказаться,
Надо решить, не медля ни минуты,
Что лучше нам разбойнику отдать,
Что нам дороже и с чем мы легче можем
Расстаться. Может быть, мы вместо жизни
Предложим палачу что-нибудь другое,
Такое, без чего мы можем обойтись.
Короче говоря, мне жизнь всего дороже,
Спасите же ее любой ценой!
Изабелла (с ужасом смотрит на брата).
Опомнись, брат! Тот человек, который
Со мной заговорил, был сущим зверем.
Де Гусман.
А я на что похож? Быть может, дочке
Крестьянина и я казался зверем?
93

Я знаю — тяжело тебе решиться,
Но ведь и ей со мной не сладко было.
Взгляни на это брюхо! А она
Была тебя не старше.
Изабелла.
Послушанья
Ты требовал?
ДеГусман.
Да, требовал, конечно!
Изабелла.
Так знай же, брат мой, это предложенье
Отвергну я. Я не пойду к нему!
Де Гусман.
Я требовал тогда! Он требует теперь!
Пойми же наконец! Тебе грозит
Не меньшая, чем мне, опасность. Если
Меня повесят, ни один крестьянин
Тебе аренды больше не заплатит,
И грош цена невинности твоей.
Изабелла.
Проси что хочешь, брат,
Но это — нет!
Де Гусман.
Не притворяйся! Брось ломать святую!
Меня повесят. Не желаю я
В петле болтаться — ни из-за шлюхи,
Ни из-за богомолки. Хватит!
Изабелла.
Ах, брат, тебя испортило несчастье!
(Убегает.)
Де Гусман (кричат ей вслед).
Не то еще за час до смерти запоешь!
Адвокат* чух.
Ее не уломаешь.
Игуменья.
Присмотрю я.
(Уходит.)
Адвокат-чух.
Я с Перуинером условлюсь. Завтра утром
Все крупные помещики должны прийти
На место казни. И вы помещик, Гусман!
(Уходит.)

Сбит (встает с земли). А ну, пошевеливайся! (Ин¬
спектору.) Дайте ему под зад! А вот меня наша победа
нисколько не радует, не успели ее объявить, как тут
же отменили суточные.
Инспектор. Нам пора в путь, господин де Гусман.
Де Гусман (встает).
Пропал я.
Адвокат-чух (инспектору).
Его нервы сдали.
Уходят.
Торговец Пальмоса, который все время подслушивал, снова
подбегает к дверям кофейни и звонит. Госпожа Корна мои-
тис и Нанна появляются на пороге.
Торговец Пальмоса. Нанна, вы пропустили
важное событие. Тут только что провели де Гусмана.
Его отправляют в «Святой Крест». Можете по крайней
мере радоваться, что его повесят.
Нанна. Вот как?
Торговец Пальмоса. Что-то я не вижу, чтобы
вы обрадовались.
Нанна. Знаете, господин Пальмоса, я видела гос¬
подина Иберина за работой. Вчера нас судил вице-
король, сегодня — Иберин. Сегодня лошадей у нас от¬
бирает игуменья, почему бы завтра этим опять не за¬
няться господину де Гусману? (Поет.)
БАЛЛАДА О ВОДЯНОМ КОЛЕСЕ »
1
О Великих в этом мире
Нам легенда сообщила,
Что они, как звезды, всходят
И заходят, как светила.
Утешает знанье этих песен,
Но для нас, дающих пить и есть им,
Безразличны их паденья и восходы.
Кто несет издержки и расходы?
Колесо кружится дальше с визгом,
Сверху вниз —- ступенек быстрый бег. 11 Перевод С. Кирсанова.
95

Но воде — в ее теченье низком
Только: двигать колесо вовек.
2
Мы господ имели много,
Среди них гиены были,
Тигры, коршуны и свиньи,
Мы —и тех и тех кормили.
Все равно — получше ли, похуже!
Ах, сапог подходит к сапогу же!
Он топтал «ас, вы поймите сами,
Хорошо б совсем покончить с господами.
Колесо кружится дальше с визгом,
Снизу вверх — ступенек быстрый бег.
Но воде — в ее теченье низком
Только: двигать колесо вовек.
3
Они грызлись за добычу
И ломали лбы и ребра,
Звали прочих жадным быдлом,
А себя — народом добрым.
Мы их видим в драке и раздоре,
Вечно в споре. Стоит нам подняться
И кормежки их лишить, как вскоре,
Спор забыв, они объединятся.
Колесо кружится дальше с визгом,
Сверху вниз — ступенек быстрый бег.
Но воде — в ее движенье низком
Только: двигать колесо вовек. IXIX
Кофейня госпожи Корнамонтис.
Изабелла де Гусман стоит у входа.
Изабелла.
С тех пор как знаю, что его повесят,
Я знаю также, что должна пойти я.
Ту, что сама бывала многократно
В подобных переделках, расспрошу я:
96

Смогу ли я остаться безучастной?
Что в случаях подобных надевают?
И прочие подробности. Нельзя ли
Мне притвориться, будто я пришла
По воле собственной, лишь оттого, что
Он мне на днях во сне приснился и
Большое впечатленье произвел?
Быть может, этим способом удастся
Рассеять подозренье, будто я
Продажна? Или, может быть, напротив,
Гораздо лучше сделать вид, как будто
Пришлось мне против воли подчиниться
Степенью обстоятельств, лично ж я,
Его объятьям жадным отдаваясь,
По-прежнему строга и недоступна?
И часто ли случаются такие
Истории — возможно, что так часто.
Что даже мужчины сами ничего в них
Предосудительного не находят.
Быть может, то, что требуют они,
Такая малость, что сепротивленье
Чрезмерное свидетельствует только
О чересчур большом участье. Дале —
Девицы многоопытные эти
Беременности избежать умеют
И знают все, что нужно предпринять,
Чтоб плода не дал грех. Как много надо
Еще узнать мне!
(Звонит.)
Нанна (отворив дверь). Что вам угодно?
Изабелла. Здравствуй, Нанна, мы с тобой знако¬
мы, мы в детстве часто играли с тобой на дворе.
Нанна. Чем могу служить?
Изабелла. Я у тебя отнимаю время?
Нанна. Об этом вы не беспокойтесь.
Изабелла. Обстоятельства вынудили меня обра¬
титься к тебе. Завтра, в пять часов утра, должны каз¬
нить моего брата. Есть возможность спасти его, но для
этого от меня требуется большая жертва. Ввиду того
что я в этих делах совершенно неопытна, я одна не
справлюсь.
Нанна. Садитесь.
4 Брехт* т. II
97

Изабелла (садится). Дай мне, пожалуйста, воды.
Мне что-то нехорошо.
Нанна приносит стакан воды.
Предложение, сделанное мне комендантом «Святого
Креста» с целью унизить меня, ставит меня — в том слу¬
чае, если я его приму,— в чрезвычайно затруднительное
положение.
Нанна. Да.
Изабелла. Я ничего не понимаю в любовных де¬
лах.
Нанна. Нет.
Изабелла. Не сочти меня циничной, если я по не¬
обходимости задам тебе несколько вопросов, на которые
тебе в силу твоего ремесла нетрудно будет ответить.
Нанна. Спрашивайте, но только вам придется за¬
платить хозяйке за время.
Изабелла. Хорошо, я заплачу.
Нанна. Я догадываюсь, что вас интересует. Сове¬
тую вам привлечь к этому делу хозяйку. У нее по этой
части огромный опыт.
Изабелла. Она не болтлива?
Нанна. .По роду деятельности.
Изабелла. Хорошо, я согласна.
Нанна идет за госпожой Корнамонтис.
Нанна (у стойки, госпоже Корнамонтис). Прижми¬
те ее как следует. Она очень богата.
Обе входят в смежную комнату.
Госпожа Корнамонтис. Можете не называть
себя. Спрашивайте меня обо всем без всякого смущения,
дитя мое, как священника на исповеди.
Изабелла. Вам следует знать, что жизнь моего
брата зависит от того, пойду ли я к одному высокопо¬
ставленному господину, на которого я, как говорят, про¬
извела впечатление. Я не знаю, как мне себя вести и яв¬
ляется ли подобный способ предлагать и принимать лю¬
бовь обычным.
Госпожа Корнамонтис. Вполне.
Изабелла. О!
Госпожа Корнамонтис. Продолжайте!
98

Изабелла. Если указанный мужчина разочарует¬
ся в моих ласках, не откажется ли он выполнить взятые
им на себя обязательства и не нарушит ли данного им
обещания?
Нанна. Это возможно.
Изабелла. Как это предотвратить?
Госпожа Корнамонтис. Они постоянно нару¬
шают свои обещания, и бороться с этим невозможно.
Только жажда новых ласк удерживает их от самых
крайних жестокостей.
Изабелла. Поскольку от этого так много зави¬
сит,— эта одежда, вероятно, не соответствует цели моего
визита.
Госпожа Корнамонтис. Весьма соответствует.
Изабелла. Это — одеяние послушницы.
Госпожа Корнамонтис. Вот именно.
Изабелла. Простите мне мое недоумение. Такое
количество холодного полотна?
♦ Госпожа Корнамонтис. Как можно больше
полотна. Полотно — это очень хорошо.
Изабелла. И не менее холодная осанка?
Госпожа Корнамонтис. Самая что ни на есть
холодная.
Изабелла. О! И вас не пугает неопытность?
Госпожа Корнамонтис. Нисколько.
Изабелла. Но я, вероятно, знаю о таких вещах
гораздо меньше, чем вы думаете.
Госпожа Корнамонтис. Да тут и знать-то поч¬
ти нечего, дитя мое! Это-то и печальней всего. Не прак¬
тика, а природное расположение, встречающееся очень
редко, придает этому делу некоторое очарование. Но вы
не бойтесь: вы и без всякого очарования доставите ему
радость. Для этих незамысловатых удовольствий всякая
годится.
Изабелла. Стало быть, нет ничего, что помешало
бы мне испить эту чашу?
Госпожа Корнамонтис. Ничего.
Молчание.
Кое-что все-таки есть.
Изабелла, Что же именно? Говорите! Обгово¬
рите!
4*
99

Госпожа Корнамонтис. Ваши деньги, доро¬
гая моя! Они очень даже мешают. Чего ради вы при ва¬
шем положении в обществе совершаете такой шаг? Чего
ради вы делаете то, к чему не чувствуете ни малейшей
'склонности? Не странно ли, что вы, для кого другие,
менее чувствительные люди с таким трудом добывают
деньги, совершите поступок, который уронит вас в их
мнении? Странно и неприлично! Что бы вы сказали,,
если бы в один прекрасный день дождь начал идти
снизу вверх? Вы с полным правом сочли бы это стран¬
ным и неприличным. Нет, вы ничего подобного не
сделаете.
Изабелла. Но одна высокопоставленная особа
этого требует.
Госпожа Корнамонтис. Она имеет на это
право, дитя мое, тут ничего не скажешь. Почему бы ей
не требовать, раз она высоко поставлена? И почему бы
ей не получить того, что она требует? Но вы—.«вы ведь
тоже высокопоставленная особа, с какой стороны это вас
касается? Ваши средства позволяют вам придать этому
вполне справедливому делу некоторый шик, этакое je ne
sais quoi...1
Изабелла. Что вы имеете в виду?
Госпожа Корнамонтис. Конечно же, нас! Ко¬
го же еще? Насколько нам, низким людям, легче пре¬
терпеть унижение. Вот она сидит, бездельница! Ей даже
глазом моргнуть лень. А ведь речь идет о ее работе.
Нанна, выйди и подожди в соседней комнате.
Нанна -выходит.
Вместо вас пойдет лучшая из моих девиц.
Изабелла. Это невозможно! Вы не знаете, кто он.
Госпожа Корнамонтис. Да кто бы он ни
был, он ничего не заметит.
Изабелла. Он — комендант «Святого Креста».
Госпожа Корнамонтис. Ну так что же? Она
наденет ваше платье и будет подражать вашей осанке.
А справится она гораздо лучше, чем вы. Вашему брату
вернут свободу. И дождь будет идти как полагается —
сверху вниз. Вам это будет стоить тысячу песо.
1 Неуловимое; дословно —не знаю, что (франц.).
100

Изабелла. А пойдет она за вознаграждение?
Госпожа Корнамонтис. С радостью. Деньги
горячат кровь. (Поет.)
ПЕСНЯ СВОДНИ »
1
Отразился красный месяц на воде.
Не гляди туда, девчонка: быть беде!
Наведет на грех мужская красота,
Ослабеешь ты. Ну прямо смехота!
Я видала, как ты в церковь забрела,
Как ты к образу Марии подошла,
Как стояла, замирая и любя,
И колени подгибались у тебя.
Нет, хорошая девчонка никогда
Не позволит, чтоб стряслась над ней беда,
Не допустит, чтобы к ней проникла в кровь
Голоштанная и нищая любовь.
Ну а если он — не бедный человек
И готов вознаградить по мере сил,
Нет, тогда не устоять тебе вовек;
Вот чему нас горький опыт научил.
2
Что он стоит, красный месяц на воде,
Если денег не предвидится нигде?
И утешит ли мужская красота,
Если вечная в кармане пустота?
Каково перед Пречистою стоять,
Если дрожь тебе в коленях не унять?
Что за дура и какой такой дурак
Занимаются любовью натощак?
Усладить не думай впроголодь его,—
Только деньги прибавляют страстных сил;
С ничего, дружок, не будет ничего —'
Вот чему нас горький опыт научил.
(Зовет.) Нанна! (Изабелле.) О цене ей знать незачем.
Нанна входит.
Нанна, поменяйся платьем с этой дамой. Ты пойдешь
вместо нее к коменданту. 11 Перевод Л. Большинцовой.
101

Нанна. А сколько я за это получу?
Госпожа Корнамонтис. Не нахальничай! По¬
лучишь что полагается. Переодевайтесь.
Изабелла. Дайте, пожалуйста, ширму.
Нанна. Я на вас не смотрю.
Изабелла. Все-таки дайте ширму.
Нанна приносит ширму. Девушки .переодеваются.
Госпожа Корнамонтис. Ну вот, ты надела
платье, Нанна, но как ты в нем будешь держаться? Я
буду изображать высокопоставленную особу. Что вам
угодно, сударыня? Отвечай!
Нанна. Я пришла к вам, чтобы еще раз просить...
Госпожа Корнамонтис. Молить!
Нанна. Молить!
Госпожа Корнамонтис (Изабелле), Вы так
бы сказали?
Изабелла. Я бы ничего не сказала.
Госпожа Корнамонтис. Предоставили бы ему
догадываться?
Нанна. Это еще как? Не нравится мне эта коме¬
дия!
Госпожа Корнамонтис. Молчи! Он, возмож¬
но, станет распрашивать о причинах, побудивших тебя
поступить в монастырь. Что ты ему скажешь?
Нанна. У меня есть капитал. Если я не отдам его
в монастырь, его у меня еще, пожалуй, отнимут. Дело в
том, что у меня острая голова. Замужеством делу не
помочь. За остроголового я не хочу идти, потому что в
наши дни он не сможет обеспечить мне спокойную
жизнь, а круглоголовый меня не возьмет. У неимущих
сестер святого Варравы мне будет очень удобно. Я весь
день почти ничего не буду делать, во всяком случае не
буду работать физически, буду хорошо питаться, никто
ко мне не будет приставать. Так что забот у меня не бу¬
дет, не то что у других.
Госпожа Корнамонтис. Ну как, правильно?
Изабелла. У меня совсем другие причины. Впро¬
чем, разве это так важно? Я своих причин не хотела бы
называть.
Госпожа Корнамонтис. Но ей придется их
назвать. И в тех выражениях, которые вы сейчас слыша¬
102

ли. Как какая-нибудь скотница, без всяких тонкостей.
Научите ее.
Сестра помещика .поучает дочь арендатора, что три главных
добродетели монахини — воздержание, послушание и бедность.
Изабелла (негромко).
Ах, я мечтала всегда, чтобы детство мое не
кончалось,
Длились бы ясные дни и тихие ночи.
Ах, в каморке бы жить, огражденной от грубых
и жадных
Взглядов мужских,— вот к чему я стремлюсь.
И чтоб одного только видела я,
Кому я доверюсь, кто любит меня.
Госпожа Корнамонтис (плачет). Видишь, вот
благородство, ты, нищее отребье!
Нанна (нагло).
Ах, я мечтала всегда, чтобы детство мое не
кончалось.
(Как оно у нее сложилось.)
Длились бы ясные дни и тихие ночи.
(Ей можно!)
Ах, в каморке бы жить, огражденной от грубых
и жадных
Взглядов мужских, и мне бы хотелось.
И чтобы одного только видела я,
Кому я доверюсь, кто любит меня.
Госпожа Корнамонтис (возмущенно). Что ты
болтаешь, дрянь? Возьми себя в руки!
Нанна. Ладно, постараюсь.
Госпожа Корнамонтис (Изабелле). Продол¬
жайте, пожалуйста. Я слушаю с восхищением.
Изабелла.
Высшая добродетель — есть послушанье.
Что для меня хорошо, разве я знаю?
Знаю одно — что добра мне господь мой желает,
Всю я себя воле господней вручаю.
Простя мои грехи и испытав,
Полюбит он меня за тихий нрав.
Госпожа Корнамонтис (к Нанна). Теперь по¬
втори, но смотри без ошибок!
103

Нанна (с неподвижным лицом).
Высшая добродетель — есть послушанье.
Что для меня хорошо, разве я знаю?
Знаю одно, что добра господин мне желает,
Всю я себя господской воле вручаю.
Простя мои грехи и испытав,
Полюбит он меня за кроткий нрав.
Изабелла.
Но, что превыше всего, — бедность указана первой.
Ах, рабыня твоя терпеть испытанья должна.
И да не будут они ни тягостной ношей,
ни жертвой,
Бедной мне быть, чтоб тебе угодить, мой господь!
За то, что нрав мой не строптив и тих,
Ты дашь мне щедро от богатств своих.
Нанна.
Но, что превыше всего,— бедность указана первой.
Ах, рабыня твоя терпеть испытанья должна.
И да не будут они ни тягостной ношей, ни жертвой,
Бедной мне быть, чтоб тебе угодить, господин мой!
За то, что нрав мой не строптив и тих,
Ты дашь грошей мне от богатств своих.
Госпожа Корнамонтис. Ах боже мой! Мы за¬
были самое главное!
Нанна. А что?
Госпожа Корнамонтис. Она ведь чухка! У нее
круглая голова! А высокопоставленная особа интересует¬
ся чихкой! Фигура и движения — одинаковые, остальное
тоже сойдет. Платье такое же. А голова другая! Он по¬
гладит ее по голове и все обнаружит!
Нанна. Дайте мне накладку, а я уж позабочусь о
том, чтобы он не добрался до головы. А вообще-то, по-
моему, раса тут ни при чем.
Нанна причесывают таким образом, что голова ее становится
похожей на голову Изабеллы.
Госпожа Корнамонтис. Каково бы ни было
различие в вашем общественном и имущественном поло¬
жении, головы у вас теперь совершенно одинаковые.
(К Нанна.) Твои манеры должны быть под стать твоим
речам — несколько деревянными. Забудь обо всем, чему
ты у меня научилась, веди себя так, словно ты вообще
104

ничему не училась,— дескать, я пришла, и этого доста¬
точно. Вообрази себе, как стала бы дарить свои ласки
обыкновенная доска. Не давай ничего, но делай вид, что
даешь слишком много. Бери все, но делай вид, что не
получаешь ничего. В результате он не получит никакого
удовольствия, но будет чувствовать себя обязанным те¬
бе. Поди наверх, вымой еще раз руки и оботри лицо
моей туалетной водой, она стоит на комоде, или нет,
это пошло, гораздо благородней, если ты ничем не бу¬
дешь пахнуть.
Нанна уходит наверх.
(Изабелле.) А вы оставайтесь здесь, пока Нанна не вер¬
нется. Через несколько часов вы уйдете домой в собст¬
венном платье. (Выходит и усаживается за стойку.)
Входит жена Кальяса с четырьмя детьми.
Жена Кальяса. Ах, госпожа Корнамонтис, когда
мы узнали, что началась новая эра, мой муж, арендатор,
отправился в город, чтобы получить свою долю. Мы уз¬
нали, что наш помещик приговорен к смертной казни. За
незаконное повышение арендной платы. А вчера у нас
угнали последнюю корову за неплатеж податей. Но
мой муж до сих пор не вернулся. Я повсюду искала его,
дети валятся с ног от усталости и голода, а у меня нет
денег накормить их супом. Раньше нам в таких случаях
помогала Нанна. Теперь, как нам довелось слышать, она
исправилась и больше не служит у вас. Конечно, ваш
дом неподходящее место для нашей дочери. Но, может
быть, вы нам скажете, где она теперь.
Госпожа Корнамонтис. Она вернулась ко
мне, но в данный момент ее нельзя видеть. А супу я вам,
конечно, могу дать. (Разливает суп.)
Семья Кальяс садится на ступеньки крыльца и ест суп. Входит
Нанна и протискивается между ними. Ее останавливают.
Жена Кальяса. Это сестра помещика! Дети, чи¬
тайте свой стишок.
Дети.
Милый дядя Гусман, наш привет примите,
Милый дядя Гусман, аренду с нас снимите,
105

Нанна (из-под вуали). Не надейтесь!
(К публике.)
Итак, теперь должна я роль сыграть свою,
Чтобы направить всех в былую колею.
За чихку выступает дочка чуха,
За даму—» нищенка, за богомолку — шлюха.
X
Тюрьма.
В одной камере смертников сидят арендаторы- .повстанцы,
среди них — Лопес. С б и ш и стригут их. В другой камере —
помещик де Гусман. Во дворе тюрьмы ставят виселицы.
Сбит (арендатору, которого стрижет). Разве уж
так важно было — повсюду малевать этот ваш серп?
Арендатор. Да.
С б и ш. А кто позаботится зимой о ваших женах?
Арендатор. Этого мы не знаем.
Сбиш. А кто вспашет весной ваши поля?
Арендатор. Этого мы тоже не знаем.
Сбиш. А будут ли вообще пашни весной?
Арендатор. И этого мы не знаем.
Сбиш. Но что Серп когда-нибудь победит — это вы
знаете?
Арендатор. Да, это мы знаем.
Инспектор (появляется с рулеткой, при помощи
которой измеряет толщину шеи помещика). Меня эта ис¬
тория самого глубоко волнует. Кругом говорят, что в
город съехалось множество арендаторов, которые только
и ждут казни помещика. Если его повесят, никто из них
первого числа не внесет арендной платы. Как же можно
его вешать? Шея — сорок два, стало быть, высота паде¬
ния— восемь футов. Тише! Если я ошибусь, опять поды¬
мется вой! Вспомните, какой крик подняла пресса два
года тому назад по поводу дела Колсони,— оттого что
гильотину заело. Гораздо меньше шуму было, когда вы¬
яснилось, что он ни в чем не был виноват.
Входят оба адвоката.
Адвокат-чух. Господин инспектор, мы уверены,
что в настоящий момент сестра осужденного уже приня¬
ла все меры к его спасению.
106

Инспектор (сухо). Ôxotiio верю. Не та ли эта да¬
ма под вуалью, что недавно прошла к коменданту?
Адвокаты облегченно вздыхают.
Адвокат -чих (де Гусману, который от страха ни¬
чего не слышал). Де Гусман, радостная весть: ваша се¬
стра уже у коменданта!
Адвокат-чух. Мы можем рассчитывать на то,
что в ближайшие несколько часов Сасаранте нам здесь
не помешает.
Инспектор (уходя). Но стрижку все равно пора
начинать!
Сбиш принимается стричь помещика.
Адвокат-чух (своему коллеге). К сожалению,
дела все еще плохи. Даже если комендант сделает по¬
блажку— решения-то еще нет. А наш клиент — один из
крупнейших помещиков в стране.
Де Гусман и оба адвоката поют «Песню Великого».
ПЕСНЯ ВЕЛИКОГО ■
1
Д е Гусман.
Пели мне еще у колыбели:
Не придется саднить ноги о булыги.
Руки верные несли меня колыша,
Потому что, как я часто слышал,
На земле причислен я к Великим!
(При этом я весил всего четыре фунта, а сейчас я толст
как не знаю кто!)
Адвокаты.
Кто ж вас щедро выкормил такого?
Разве госпожа мама сама?
Де Гусман.
Нет, вскормила нянюшка меня,
Женщина простая из народа,
Два гроша ей шло из наших касс.
Адвокаты.
Видите, нашелся, значит, кто-то,
Сделавший что надобно для вас!
Перевод С. Кирсанова.
107

2
Де Гусман.
Без труда я получил наследство,
Я еще в коротких был штанишках,
И тревоги надо мной не висли,
Потому что знал я понаслышке,—
На земле к Великим я причислен.
(При этом у меня, собственно говоря, не было никакой
склонности к сельскому хозяйству.)
Адвокаты.
Да, но кто же занимался вспашкой?
Неужели приходилось вам?
Де Гусман.
Нет, я вверил поле батракам.
Кой-какие люди из народа
Ковыряли и копали грязь.
Адвокаты.
Видите, опять нашелся кто-то,
Делавший что надо вместо вас!
3
Адвокаты.
И наш клиент ни с того ни с сего должен быть
повешен.
Из-за формы головы висеть на заковыке!
Этот случай так жесток и грозен,
Нам понятно, почему клиент нервозен,
Он, в конце концов, является Великим!
Де Гусман.
Я, в конце концов, действительно Великий!
Адвокаты.
Да, «о как же быть- крестьянам,
Если их помещик вздернут?
Де Гусман.
Да, но как же будет с этой вздержкой?
Адвокаты.
За живое ж это тронуло его!
Разве нет — проклятье! — никого?
Разве нет другого, из народа,
Кто в петлю полезет, к черту в пасть?
Должен быть! Найдется тот, кому охота
Сделать то, что надо, вместо вас!
У окошка в задней стене, забранного чугунной решеткой,
появляется арендатор Кальяс.
108

Арендатор Кальяс (манит пальцем). Господин
де Гусман! Господин де Гусман! Господин де Гусман,
это я, Кальяс! Скажите, как же будет с арендой?
Адвокат-чух. Аренду надо вносить в монастырь
святого Варравы, финансовый отдел, задний флигель,
направо.
Арендатор Кальяс. Тебя не спрашивают. Госпо¬
дин де Гусман, сбавьте мне арендную плату!
Адвокат-чих. Зайдите сюда, мы не звери!
Арендатор Кальяс исчезает.
Господин де Гусман, кажется, нашелся заместитель!
Входит арендатор Кальяс.
Арендатор Кальяс (публике).
Когда ушел я от гумна,
Моя мечта была скромна:
Аренды больше не платить,
Себе пшеницу молотить.
Пришел я в Луму из села,—
Вдруг стали бить в колокола.
Как будто я бог знает кто,
Из пушек дали залпов сто.
Кто смел задеть таких, как я,—
Тому немедленно петля!
Лягушка из воды гнилой
На стул уселась—(золотой.
Почетный звон весь день не молк,
Но мне важней, чтоб сняли долг.
Почет — почет, на кой он черт,
Не купишь хлеба на почет!
Когда еда лишь в луже есть,
Лягушке лучше с трона слезть.
Недели две о славе гул,
А об аренде — ни гугу.
Ну если мне ответа нет —
Помещик должен дать ответ.
Так будь что будет, хватит ждать!
С арендой что — я должен знать!
(Проходя, видит в камере смертников своего бывшего
друга Лопеса. Злобно, Лопесу, который молча смотрит
на него.) Заткнись! (У клетки де Гусмана.) Господин
109

Де Гусман, если вы не Освободите меня от арендной
платы, я возьму веревку и повешусь. Я больше не в си¬
лах терпеть!
Лопес. А ведь было время, Кальяс, когда ты всего
мог добиться!
Арендатор Кальяс (орет). Заткнись, тебе гово¬
рят!
Ад во кат-чух. Господин Кальяс, мы хотим сде¬
лать вам одно предложение! (Приносит стул для арен¬
датора Кальяса.)
Адвокат-чих. Вам посчастливилось! Господина
де Гусмана помилуют — помилование у него все равно
что в кармане. Но местным властям ничего еще не из¬
вестно. Его помилуют на эшафоте по случаю возвраще¬
ния высокой особы, которое ожидается завтра. Но мы
не хотим, чтобы он шел на казнь. Мы за него боимся.
Он слишком нервничает. Хотите пойти вместо него? За
это с вас в течение года не будут взыскивать арендную
плату. Вам ничего не угрожает или все равно что ни¬
чего.
Арендатор Кальяс. Вы хотите, чтобы меня
вздернули вместо него?
Ад в окат-чих. Вздор! Никто этого от вас не тре¬
бует!
Адвокат-чух. Решайте! Вы свободный человек.
В Яху нет рабов. Никто вас не принуждает. Но вы ведь
сами понимаете, каково ваше положение и такой ли уж
пустяк для вас—> арендная плата за год.
Адвокат-чих. Вы же только что просили, чтобы
вам дали веревку!
Адвокат-чух. Понимаете, богатый человек не
привык к таким передрягам. Роскошь изнежила его,
теперь это дает себя знать. Между нами говоря, он про¬
сто баба. Вы, арендаторы, совсем из другого теста.
Вам все это нипочем. (Подзывает одного из сбишей,
только что кончившего стричь арендаторов.) Эй вы!
Постригите-ка заодно этого человека, так велел Са-
саранте!
Арендатор Кальяс. Но ведь тогда меня по¬
весят!
110

Адвокат-чих. Можете пока еще не принимать
решения, но пускай вас на всякий случай постригут, ина¬
че ваше согласие уже будет ни к чему.
Арендатор Кальяс. Но я еще не сказал —да!
Его сажают на стул подле клетки, где стригут помещика, и тоже
стригут.
Сбиш (стригущий повстанцев-арендаторов). А куда
вы денете свои башмаки?
Арендатор. А что?
Сбиш. Глянь-ка на мои сапоги! Выдали их даром,
а за подметки-то надо платить. Я уже остерегаюсь пи¬
нать кого-нибудь в зад этими сапогами. Кто-то сумел по¬
греть руки.
Арендатор. Можешь получить мои башмаки.
Арендатор Кальяс (после раздумья, неуверен¬
но). Не меньше двух лет — освобождение от аренды! Я
же рискую головой.
Адвокат-чих. Господин де Гусман, ваш аренда¬
тор Кальяс согласен заменить вас. За это вы должны
пойти ему навстречу в вопросе об аренде.
Сбиш (стригущий Кальяса). Кальяс! Кальяс! Не
будь чихом, не жадничай!
Арендатор Кальяс. Аренда больно высока!
Де Гусман (настороженно). Что — аренда?
Арендатор Кальяс. Больно высока. Как тут
жить?
Де Гусман. А мне как жить? Не будь лодырем,
не зевай, тогда сведешь концы с концами и тебе не при¬
дется выпрашивать подачки.
Арендатор Кальяс. Если я лодырь, то кто же вы?
Де Гусман. Если ты будешь хамить, у нас во¬
обще ничего не выйдет.
Арендатор Кальяс. Я не хамлю, я просто очень
нуждаюсь.
Де Гусман. Земля у тебя очень хороша.
Арендатор Кальяс. Да, для вас. И не потому,
что она приносит урожай, а потому, что она приносит
арендную плату.
Лопес.
Мужик воюет с барином, дыша едва-едва,
Мужик-то прав, зато у барина права!
///

Де Гусман. Как тебе не стыдно вечно что-нибудь
выклянчивать!
Арендатор Кальяс. Я не хочу подачек, но да¬
рить я тоже никому ничего не хочу!
Д е Гусман. Ну что ж, можешь уйти, если хочешь.
Ты — человек свободный!
Арендатор Кальяс. Да, я могу уйти! А куда
мне пойти?
Де Гусман. Хватит. Ничего не получишь.
Арендатор Кальяс. Это ваше последнее слово?
(Сбишу.) Перестань меня стричь!
Адвокат-чух (арендатору Кальясу). Дело в том,
что господин де Гусман уверен — тут нет никакого или
почти никакого риска. (Де Гусману.) Господин де Гус¬
ман, уступите ему. В конце концов, вы тоже не так уж
уверены! Год без арендной платы — это же безделица.
Арендатор Кальяс. Два года! Ведь я рискую
головой!
Де Гусман (словно просыпаясь). Головой? О чем,
собственно, речь?
Адвокат-чих. Господин Кальяс пойдет вместо
вас, поскольку тут нет «и малейшего риска, как мы вас
неоднократно заверяли, не правда ли?
Де Гусман. Да, вы мне это говорили.
Арендатор Кальяс. Я требую освобождения
от арендной платы на два года. Ведь меня могут пове¬
сить.
Адвокат-чух. На один год.
Арендатор Кальяс (сбишу). Не стриги!
Инспектор (за сценой). Кончайте стричь! Комен¬
дант желает осмотреть осужденных перед отправкой.
Адвокат -чух. Ну ладно, полтора года, Кальяс!
Арендатор Кальяс молчит.
Де Гусман. Два года.
Арендатор Кальяс. Но я все еще не сказал да!
Тем временем четырех арендаторов вывели.
Адвокат-чих. Вам придется сказать да, госпо¬
дин Кальяс, вам ничего другого не остается.
112

Арендатор Кальяс (публике). Итак,
За чиха чух, бедняк за богача
Погибнет от веревки палача.
Адвокат-чих (другому). Будем надеяться, что
вице-король явится вовремя! Не то его повесят!
Адвокат-чух. Да, у него есть все основания мо¬
лить бога, чтобы его помещика не повесили.
XI
Дворец вице-короля.
Раннее утро. Во дворе возведены виселицы. На щите надпись:
«Казнь одного -помещика и двухсот арендаторов». Между инспек¬
тором и с б и ш е м стоит закованный в кандалы ч е л о в е к;
капюшон скрывает его лицо. Они ждут. За сценой слышен стук
деревянных башмаков.
Инспектор (сбишу). Не понимаю, почему до сих
пор не принесли приказа о повешении. Ведь вот уж и
мятежников ведут.
С б и ш. А почему вы решили, что это мятежники?
По стуку деревянных башмаков? Так ведь и мы, солда¬
ты Иберина, уже частенько топаем в деревянных баш¬
маках.
Инспектор. Эй ты, держи язык за зубами, не то
тебе не поздоровится. Займись-ка лучше виселицей.
Сбиш угрюмо уходит в глубь сцены и принимается за работу.
(Со вздохом, человеку в капюшоне.) А все оттого, что
им позволяют вешать тех, кого им хочется повесить.
Тогда они наглеют. (Кричит сбишу.) Что ты там возишь¬
ся без конца?
Сбиш (возвращается). Я все приготовил для казни.
Можете вешать.
Во двор входит наместник И б ер и н в сопровождении Миссены,
Саса, Перуинера, де Хоса и Дуарте. Издали слышатся
их громкие крики.
В уме ли вы? Ведь это же помещик!
При чем тут чих? Коли его повесят,
Все скажут — обдирал как липку
Он арендаторов.
113

Перуинер.	И всем известно,
Что первого числа арендной платы
Не видел ни один помещик-чих.
И чухам, что берут ничуть не меньше,
Уже платить аренду не желают.
И б ер и н.
(И что же?
Дуарте.
То есть как—'и что же?
Миссена.
На виселицу вы послать хотите
Помещика; пускай он даже чих,—
Но ведь, помещик он такой же, как и мы.
Ибер и н.
Такой же, как и мы?
Миссена.
Ну да,
Живет и он доходами с аренды.
И б е р и н.
Когда я жил доходами с аренды?
С а с.
А на какие средства жили вы?
Дуарте.
А на какие средства двор расчищен?
И виселицы там поставлены?
И нанят этот вот?
(Указывая на сбита.)
И войско
Содержится, что разгромило Серп?
Перуинер.
Единственно — доходами с аренды!
Но незачем шуметь; ведь все понятно.
Запутался немного. Что ж, поможем.
Он много говорил о чихах и о чухах,
Пересолил слегка. Оно понятно,
И мы претензий не имеем к вам.
Вы выполнили честно обещанье,
Вы мужиков бунтующих смирили.
Теперь пора вернуться к нашим планам,
Которые казались слишком смелы
Еще недавно.
Иберин.	Это что за планы?

Миссена (предостерегающе).
Гм!
Перуинер.
Ну, в общем, планы. И теперь уже
Нельзя плошать. Вам перестроиться пора.
Миссена.
А если трудно вам, то поразмыслим,
Кто может чиха отпустить на волю?
'Иберии (упрямо).
Я не могу.
Миссена.
Так кто же?
Молчание.
А сам вице-король?
Перуинер.
Он мог бы.
Так казнь отложите до его црибытья.
И б е р и н.
Что? До прибытья?
Миссена.
Да, Иберин,
Возлюбленный, законный наш властитель
Решил вернуться к управленью краем.
Мы очень рады все — и вы, конечно, тоже.
Молчание.
Иберин.
Решил вернуться?
Миссена.
Армия его
Сегодня ночью встретила с почетом,
И поведет он верные полки
К столице преданной своей.
Иберин (после тягостной паузы).
Так вот как?
И за моей спиной? Но все же
Меня спросить бы надо, полагаю.
Миссена.
Так вот же я и спрашиваю вас.
115

И бери н (после тяжелой внутренней борьбы).
А если
Я сам согласен чиха отпустить?
Миссена.
Вы сами?
И б е р и н.
Да!
Миссена (в замешательстве).
Не ожидал.
Но как же учение о чихах и о чухах?
Иберин (твердо).
А это уж моя печаль, не ваша.
Но вот кто поведет полки —
Я без меня решать вам не позволю!
За сценой барабанный бой и топот марширующих ног.
Миссена (улыбаясь).
Вступило войско. Во главе полков...
Входит элегантный и тоже улыбающийся вице-король в сталь¬
ном шлеме и солдатской шинели поверх смокинга. Все почтительно
кланяются.
(Вполголоса, Иберину, который стоит прямо.)
Склоните голову пред государем!
Иберин кланяется.
Вице-король.
Привет, Анджело!
Миссена.
Вы вовремя явились,
Мы головы себе без вас ломаем:
Анджело Иберин, занявшись делом,
Которое, по мнению его,
Могло б служить примером правосудья
И беспристрастья нашему народу,
Слегка запутался.
Вице-король.
Я знаю дело.
Позволь же показать тебе, наместник,
Тех рыб, которые попались в сети,
Сплетенные тобою столь искусно.
116

Я слышал, ты повесить собирался
Богатого помещика за то,
Что у крестьянина он отнял дочку.
Помещик — чих, и потому не смел он
Подобные злодейства совершать.
Вот он стоит. Должно быть, это он?
Инспектор.
Помещик-чих он, ваша светлость!
Вице-король.
Я не уверен. Он 'в деревянных башмаках?
С сомненьем я снимаю капюшон
С его лица. А впрочем...
(Пытается поднять капюшон с лица осужденного.)
Тот сопротивляется.
Осужденный.	Оставьте!
Инспектор сдергивает с него капюшон.
Миссена.
Крестьянин-чух?
Вице-король.
Как ты сюда попал?
Арендатор Кальяс. Он обещал освободить ме¬
ня на два года от арендной платы, если я пойду вместо
него на виселицу. Мне было сказано, что помещика ни
за что не повесят!
Вице-король.
Боюсь, мой друг,— тебя не обманули.
Пусть приведут помещика, который
Им заменен был!
Инспектор выходит.
И б ер и н (арендатору Кальясу).
Как? За два-три песо
Ты, гадина, пошел на эшафот?
Арендатор Кальяс.
Нет, за двухлетнюю аренду.
Вице-король.
Дочь этого крестьянина когда-то
Пошла к помещику спасать отца.
Помещика твой приговор премудрый
Послал на виселицу. Что же дальше?
117

Насколько мне известно, дальше вот чтб
(Ты этого не знаешь, но уверен
Я в том, что ты душевно будешь рад
Такому справедливому исходу):
Как чухка некогда, пошла спасать
Помещика сестрица, родом чихка;
Нашелся чух, принявший эту жертву.
Тобою поймана вторая рыба:
Сестра помещика, девица-чихка.
Смотри, мой друг, вот твой второй улов.
Входит Нанна в платье Изабеллы де Гусман. Все «а ней
изорвано; она идет шатаясь, но лицо все еще закрыто вуалью.
Богатые помещики. Что с ней случилось? Как
она идет?
Инспектор. Ваша светлость, мы нашли ее в ко¬
ридоре. Во рту у нее был кляп; она была в ужасном
состоянии. По ее словам, после того как она ушла от
коменданта, ее изнасиловали солдаты охраны.
Вице-король. Это правда?
Нанна кивает.
Богатые помещики.
Позор! Позор! Отмщенья, государь!
Ты, Иберин, за это нам ответишь!
Дворянства благородный отпрыск, дева,
Как голубица чистая. Пример
Высокой нравственности! Наглой чернью
Посрамлена! Постыдное бесчестье!
Вице-король.
Все это так, но я подозреваю,
Что помогла счастливая случайность
Нам этого бесчестья избежать.
Девице, что стоит перед вами нынче,
Пожалуй, тоже было нелегко,
Но такова профессия ее,
Весьма нелегкая, как вам известно.
Любуйся, Иберин, на твой улов.
(Снимает вуаль с лица Нанна.)
Миссена.
Дочь арендатора!
118

Богатые помещики.
Да это чухка!
(Разражаются диким хохотом.)
Ну и потеха! Иберин, что скажешь?
Так вот кого вознес ты и прославил? .
Так вот чью честь ты ставил всем в пример?
В грязи валяются и честь и слава,
За два-три песо эта потаскушка
Чухское тело всем продать готова,
И для спасения насильника, который
Невинности лишил ее когда-то.
Ну что ж, теперь ты скажешь: это дочь
Крестьянина — невелика потеря!
Но не забудь приспешникам твоим
Сказать: она из чихов, эка важность!
Верни ж вторично чухскому отцу
Дочь блудную. Гляди сюда, крестьянин!
Ты не поверишь!
Вице-король.
А теперь довольно!
Да, это дочь его, и все в порядке.
И головы у. них круглы, как шар.
Вводят д е Гусмана, с ним его -сестра.
А вот и наши чихи: помещик и его сестра.
Понятно ли тебе, де Гусман,
За что тебе дарую я свободу?
А вот за что: твой арендатор
Так испугался, что тебя повесят,
Что предпочел он сам пойти на казнь.
А во-вторых, еще и потому, что
Вот эта арендаторская дочь
Готова на любые униженья,
Лишь бы тебя в петле не увидать.
Короче — я тебя освобождаю
Лишь оттого, что всеми ты любим.
И точно так же должен арендатор
Свободным быть, хотя бы для того,
Чтоб в срок платить аренду.
(Арендатору Кальясу.)
Да, придется
119

Тебе платить, мой друг. Не подавай
Дурных примеров!
Тебе же самому платить придется больше:
Кто ж, как не ты, расправу с конокрадами
Оплатит? Тотчас же снимите
С помещика и с мужика оковы!
Равна обоим мера правосудья.
Обоим—жизнь и воля!
(Иберину.)
Ты согласен?
Иберии кивает. С помещика и с арендатора снимают кандалы.
Изабелла.
Эмануеле! Свободен ты?
Де Гусман (улыбаясь).
Конечно!
Арендатор Кальяс.
А как с арендой?
И б ер и н.
Да никак, мой друг.
Ваш договор — безнравствен и силы не имеет.
ИсполнительницаролиНанна.
Даны равно обоим жизнь и воля,
Но не равна по-прежнему их доля.
Один за стол садится, а другой
Несется вскачь на кухню за едой.
И можно одному остаться где угодно,
Другому разрешат прогнать его свободно.
Уходят оба прочь. Но есть загадка тут:
Попробуйте понять, куда они идут?
Вице-король.
Стой, Кальяс, не спеши, есть дельце
небольшое.
Ты, говорят, нуждаешься в одежде?
Вернулся не с пустыми я руками.
Тебе, крестьянин, я принес подарок.
Ты в драной шляпе, друг,— возьми мою.
Прикрыться нечем? Я тебя одену!
(Надевает арендатору Кальясу на голову стальной
шлем и накидывает шинель.)
(20

Что скажешь? И сегодня я и завтра
Охотней видел бы тебя на пашне,—,
Но призову тебя для высших целей,
Быть может — скоро.
Первый шаг
Ты сделал, Иберин, «о предстоит нам
Свершить еще немало славных дел.
Теперь должны мы это государство,
Которое в истекшие недели
;Вы строили с великим прилежаньем,
Значительно расширить, ибо, если
Его мы не расширим, съежится оно.
Известно вам, что с юга из-за моря
Заклятый враг грозит: народ живет там,
Чьи головы квадратны. К сожаленью,
У нас не все еще об этом знают.
Твоя задача, Иберин, оповестить
Своих Кальясов, что нас ждет
Неслыханно кровавая война,
В которой каждый воин будет нужен.
Теперь — к столу, друзья! Прошу откушать!
За этот стол судейский мы воссядем:
За ним судили мы, за ним и попируем.
(Арендатору Кальясу.)
А ты, мужик, постой — пришлю тебе я супу.
Арендатор Кальяс (к Нанна). Ты слышала?
Войну затевают!
Вносят накрытый стол. Вице-король, Миссена, Изабелла и богатые
помещики занимают места.
Вице-король (разливая суп большим половни¬
ком).
Сначала мужику, не так ли, Иберин?
Теперь он должен есть — ведь он солдат.
Две порции ему. Что там еще? Проголодались
мы!
Инспектор. Прошу прощенья, ваше превосходи¬
тельство, осужденные арендаторы ждут исполнения при¬
говора. Прикажете их также освободить?
Вице-король. Это еще почему?
121

Инспектор. Стало быть, всеобщая амнистия и о
случаю возвращения вашего превосходительства на
арендаторов не распространяется?
Вице-король.
Ведь Иберин уже решил их участь.
Повешенье, не так ли? Но Кальясу,
Любимцу моему, суп отнесите!
Сбит приносит арендатору Кальясу и его дочери суп. Они садятся
на землю и едят. Сбиш подходит к щиту и в надписи «Казнь одного
помещика и двухсот арендаторов» стирает рукавом слова «одного
помещика». Потом снова подходит к арендатору Кальясу и оста¬
навливается у него за спиной.
Сбиш.
Ешь живее, Кальяс, ложкой в супе не болтай.
Ты ведь хитрый, ну и дальше не плошай.
Не в пример другим хлебаешь суп,
И все лишь потому, что ты неглуп.
Арендаторов, и среди них Лопеса, приводят под виселицу.
Барабанный бой.
Арендатор Лопес (арендатору Кальясу из-под
виселицы).
Гляди, Кальяс! Признал ли ты дружков?
Мы много вместе провели деньков.
Родились мужиками,— ты и сейчас мужик;
Но мы ярмо стряхнули, а ты к нему привык.
Кто шею гнуть не хочет, тому ее свернут,
Тебе тарелку супу, а петлю нам несут.
Но лучше уж висеть в петле позорной,
Чем за подачки благодарить покорно.
Тебе внушили, что ты круглоголовый,
Из хижины своей ты нас прогнал сурово, ^
И бросил ты ружье, от боя отказался,
Лишь по судам напрасно ты таскался.
Поверил ты, что если головы круглы,
То нищий и богатый перед судом равны.
Ты лошадей не получил, украл.
Как жалкий вор, их попросту угнал.
Ты ни о ком не думал, только о себе,
И что ж? Двух лошадей оставили тебе,
Пока боролись мы, глупец! —t
Ни часу более. Ты понял наконец?
122

Ты думал — чух, так даром отдадут?
Тут чихов с чухами на виселицу шлют,
Там чихи с чухами садятся вновь за стол.
Вновь цепи — беднякам, и вновь богатым —
прибыль,
И все как встарь. Ты полагал, осел,
Что ты рыбак. Скажи: а ты не рыба ль?
Во .время монолога арендатора Лопеса арендатор Кальяс и Нанна
(перестают хлебать суя. Они встали с земли.
Арендаторы ( под	виселицей поют «Песню
Серпа»).
ПЕСНЯ СЕРПА
Крестьянин, вставай!
Нужда через край.
Вешать голов не смейте!
Смело навстречу смерти!
Не жди ниоткуда подмоги,
Вставай на крепкие ноги!
Нужда через край,
Крестьянин, вставай!
Да здравствует Серп!
Барабанная дробь становится громче и заглушает все. Арендатор
Кальяс выливает суп из своей и из тарелки Нанна, снимает шлем
и шинель и кладет их на землю.
Арендатор Кальяс (громко). Лопес, Лопес, как
бы я хотел, чтобы снова было одиннадцатое сентября!
Арендатор Кальяс и Нанна уходят.
Утренняя заря заливает дворец розовым светом;’ за столом вице-
короля сидят помещики — чухи и чихи; арендаторы — чухи и чихи —
стоят под виселицами в ожидании казни.
Вице-король (Иберину).
Мне остается только принести тебе
Глубокую признательность. Еще раз
Своим учением о чухах и о чихах
Ты спас, мой друг,, и государство наше,
Которое так крепко любим мы,
И строй, к которому мы так привыкли.
Иберин.
Уверен, государь, что знак Серпа проклятый,
Знак мятежа и помыслов дурных,
№

Теперь навеки изгнан из столицы вашей
И вашей всей страны.
Вице-король (с улыбкой грозя ему пальцем).
А потому
Забудь о чухах и о чихах!
И б е р и н.
Так точно, государь.
Миссена (поднимаясь).
И все же
Осталось нечто от его ученья:
Мы ощутили чухами себя!
Теперь у нас пойдет борьба за мир:
Но будет этот мир не тихий мир,
А мир по-нашему, для истых чухов мир.
И стань кто-либо поперек дороги —
Его мы сломим так, как Серп сломили,
Искореним — как Серп искоренили.
Во время речи Миссены над столом опускается ствол большого
орудия.
Вице-король (поднимая бокал).
Выпьем, друзья, за то, чтобы навеки
Осталось все как есть!
Помещики (с сигарами во рту поют хором).
хор помещиков
Быть может, дней остаток мы протянем,
И схлынут тени, что нам жить мешали,
И слышанные нами бормотанья —
Ночные слухи — правдою не стали?
Быть может, нас они еще забудут,
Как мы, что их навек забыть хотели?
За стол садиться нам мешать не будут?
Быть может, мы умрем в своей постели?
Быть может, в нас швырять не будут грязью?
Быть может, солнце встанет ночью тоже?
Луна, быть может, будет вечно в полной фазе?
И снизу вверх польется дождь, быть может?!
Когда они кончают петь, сбит отодвигает помост, прислоненный к
стене,— он нужен ему для казни. На свежепобеленной стене по¬
является огромный красный знак Серпа. При виде серпа все
каменеют.
124

Арендаторы (глухо поют под капюшонами, скры¬
вающими их лица, «Песню Серпа»).
Крестьянин, вставай!
Нужда через край.
Вешать голов не смейте!
Смело навстречу смерти!
Не жди ниоткуда подмоги,
Вставай на крепкие ноги!
Нужда через край,
Крестьянин, вставай!

ПРИМЕЧАНИЯ 1
ОПИСАНИЕ ПРЕМЬЕРЫ В КОПЕНГАГЕНЕ
ОБЩИЕ ЗАМЕЧАНИЯ
Премьера в Копенгагене состоялась 4 ноября
1936 года в театре «Ридерсален» в постановке Пера
Кнутцона. В зрительном зале разрешалось курить и есть,
в нем 220 мест. Размеры сцены: ширина—7 метров,
глубина—8 метров, высота Ю метров.
ОСОБЕННОСТИ ПЬЕСЫ-ПАРАБОЛЫ
Эта пьеса типа параболы, не принадлежащая к ари¬
стотелевской драматургии, требовала постановки и сце¬
нического исполнения, не расчитанных на подражание
действительности. Подготовка, проведенная для то¬
го, чтобы придать ^ притче действенность, должна
была быть наглядной. Игра актеров должна была
дать возможность зрителю делать обобщения. Во
время речи Миссены (в конце) над обеденным сто¬
лом опускался на проволоках ствол большого ору¬
дия. Арендатор Кальяс (в десятой картине) про¬
ходил в тюрьму через весь зрительный зал, расска¬
зывая зрителям еще раз свою историю. Небольшие
изменения, подчеркивающие смысл параболы, заключа¬
лись в том, что Миссена сам вел гражданский процесс
вместо судьи (в седьмой картине) и что речь Иберина
(в третьей картине) разобщила семьи арендаторов.
(После слов «власть перешла к народному правитель¬
ству!» голос в глубине сцены продолжал: «А для нас
самое важное то, что наш помещик уже в тюрьме».
После слов «миновали дни нищеты, дети» следует речь
Иберина, во время которой семьи разобщаются, а за¬
1 Примечания переведены М. Осиповой.
126

тем — слова жены Кальяса: «Для вас, к сожалению, не
очень благоприятные вести. Анджело Иберин захватил
власть, а ведь вы — чихи. Господина де Гусмана тоже
арестовали за то, что он—чих». Выход остальных арен¬
даторов отпал.)
ПОСТРОЕНИЕ РОЛЕЙ
(ИНДУКТИВНЫЙ МЕТОД)
Построение ролей определялось общественной точкой
зрения. Сценическое поведение актеров со всей ясностью
вытекало из побуждений общественно-исторического
характера. Не «извечно человеческое» должно было быть
показано, не то, что якобы делают все люди во все
времена, а то, что делают в наше время, в отличие от
других времен, люди определенных общественных слоев
в отличие от людей других общественных слоев. Актеры,
которые привыкли добиваться «сопереживания» зрителя
и поэтому используют его непосредственные эмоции,
обычно объединяют целые куски текста и придают им
единое звучание. В пьесе типа «Круглоголовые и остро¬
головые» необходимо каждую фразу наполнять особым
общественным содержанием. Точная передача противо¬
речивого поведения персонажа ни в коем случае не на¬
рушает единства образа: только в развитии он стано¬
вится подлинно живым. Нанна Кальяс, например (в ше¬
стой картине), дает ясно понять, что считает дело своего
отца безнадежным; тем не менее она борется с судьей
(в седьмой картине) за лошадей, как тигрица, пуская
в ход всю свою привлекательность. В разговоре с госпо¬
жой Корнамонтис (в восьмой картине) она не скрывает,
что, по ее мнению, отец — просто осел, но тут же, про¬
щаясь с ним, преисполнена благодарности и любви.
Ведущий сбиш превратился в один из центральных
образов благодаря тщательной отработке каждой реп¬
лики, благодаря индуктивному продвижению от фразы
к фразе. В одном единственном возгласе «Да здравствует
Иберин!» (в четвертой картине), в сцене, где Иберин
смешивается с толпой («Вы видите, как теперь труд¬
но...») выразилась вся сила его убежденности. Несколь¬
кими словами (в шестой картине) он давал почувство¬
вать, что его ненависть к помещику и сочувствие к
127

арендатору исходят из одного и того же источника.
Буржуазная публика даже при изобилии общественно
значительных высказываний, вероятно, считала бы сце¬
нические образы примитивными, поскольку они не вызы¬
вают привычных эмоций; если бы не дифференцирован¬
ная работа актера, правда была бы на ее стороне.
Работа актера затруднена еще и тем, что перед ним
поставлена более чем одна задача. Так, например, роль
Нанна Кальяс требует от артистки не только того, чтобы
в сценах, когда Нанна одна или в своей среде, она
показывала себя разумной и естественной, а в осталь¬
ное время демонстрировала замашки профессиональной
проститутки; артистка должна сверх того — так ска¬
зать, по поручению автора — обращаться непосредствен¬
но к зрителю с некоторыми разъяснениями (картина
одиннадцатая). Но именно это бросает дополнительный
свет на образ Нанна: ее отношение ко всему происходя¬
щему должно вытекать из логики образа.
Арендатор Кальяс был показан как человек,
изнуренный тяжелым трудом, который сильно смущен
своим отступничеством (в третьей картине). Он с доса¬
дой слушает слова своей жены, которая и глупее его
и легче идет на предательство. Только когда арендатор
Лопес не хочет вонять его (Кальяса) особого положе¬
ния, он начинает сердиться. Его непонимание идеали¬
стических разглагольствований Иберина (в четвертой
картине) вызывает к нему симпатии; его колебания
относительно чести дочери имеют веские причины; позд¬
нее (в шестой картине), когда он мнит себя обладателем
лошадей, он с готовностью вступается за ее честь. И все
же он уже здесь, в первой сцене суда, обнаруживает
явную неспособность к реалистическому мышлению, что
заставляет его предпочесть судебное решение борьбе
с оружием в руках. При этом он знает, сколь многим
он обязан борьбе Серпа. Это видно, когда он, пьяный,
пьет за здоровье Лопеса (в шестой картине). Исполни¬
тель роли арендатора — вопреки осуждению, даже пре¬
зрению, вызванному предательским оппортунизмом
Кальяса, — сумел сохранить ему некоторую симпатию
зрителя, в которой трудно отказать обманутому арен¬
датору; более достойными презрения все время остава¬
лись его угнетатели, и в час окончательного поражения
128

(в седьмой картине) он снова делит участь своего
класса; таким образом — хотя ом в большей степени,
чем классовые враги, способствовал разгрому крестьян¬
ского восстания, — и на его долю приходится немного
того гнева и отчаяния, которые должна вызвать гибель
Серпа.
Вице-король, чья речь и одежда выдают в нем
помещика, не без кокетства (в первой картине) позво¬
ляет своему советнику считать его человеком неопытным
в делах и бескорыстным в экономических вопросах: он
предпочитает роль беспристрастного зрителя. После
того как он принял решение относительно Иберина во
время игры на бильярде (после фразы: «Скажи уж —
Иберин» он смахивает с письменного стола оставшиеся
газеты и начинает играть на бильярде), он спускается
в партер и возвращается оттуда же (в одиннадцатой
картине), и он мог бы наблюдать из своего кресла за
всем экспериментом Иберина. В таком случае (после
восьмой картины) он может произнести из партера не¬
большой монолог:
«Почти забытый в городе моем,
Подумываю я теперь о возвращенье.
Надеюсь, что оно свершится неприметно.
Победу возглашает колокольный звон.
Ненастье позади, и; знаю: да,
Пора мне сесть за стол, где ждет меня еда,
Не то остынет все. И заверяю вас,
Что новый месяц старого ведет в последний
раз».
Во всяком случае, для исполнителя этой роли было
бы очень полезно присутствовать на репетициях, сидя
в зрительном зале, и следить за ходом действия с точки
зрения вице-короля. Для того чтобы отчасти лишить его
ореола deus ex machina в последней картине, где он
показывает себя мастером затушевывать противоречия,
он был выведен алкоголиком.
Анджело Иберин не был наделен никаким внеш¬
ним сходством с Гитлером. Уже тот факт, что он в из¬
вестной степени является сильно идеализированным
портретом расистского пророка (что достаточно для
параболы), не позволял этого сделать даже там, где
полиция не возражала бы. Однако некоторые жесты,
129
5 Брехт, т. II

частично по фотодокументам, были использованы. Оба
поклона вице-королю (в первой и одиннадцатой карти¬
не) едва ли могут быть воспроизведены без знакомства
с этим материалом. Плач Иберина, вытаскивающего
большой носовой платок (в картине одиннадцатой),
когда ему сообщают о возвращении вице-короля, многим
показался слишком наивным, однако это достоверная
и очень характерная черта такого рода личностей, равно
как и демагогическое подчеркивание усталости после
длинных речей. Обращение Иберина с микрофоном
(в седьмой картине) сразу приобрело известную славу —
актер изображал почти эротическое отношение Иберина
к этому инструменту.
Официантка Нанна Кальяс была изображена
как девушка, которая вследствие двойной эксплуатации
(в качестве официантки и проститутки) еще менее раз¬
вита политически, чем арендатор. Ее мировоззрение
только кажется более реалистичным; в действительности
оно выражает полную безнадежность. Исполнительница
показывала это особенно отчетливо в «Балладе о водя¬
ном колесе» и, кроме этого, во многих других местах.
ВОЗДЕЙСТВИЕ НА ЗРИТЕЛЯ
(ПРИ ИНДУКТИВНОМ ПОСТРОЕНИИ РОЛЕЙ)
Далеко идущий отказ от «вживания» зрителя не
означает отказа от воздействия на него. Показ поведе¬
ния человека с общественной точки зрения как раз и
должен оказать действенное влияние на общественное
поведение зрителя. Такие способы воздействия неиз¬
бежно дают эмоциональный эффект. Эти моменты пред¬
намеренны и должны быть точно рассчитаны. Сцениче¬
ское исполнение, в той или иной мере отвергающее
вживание зрителя, отнюдь не должно непременно быть
«бесчувственным» или игнорировать чувства зрителя.
Но оно должно критически противостоять чувствам зри¬
теля, точно* так же как и его представлениям. Обычно
считается, что чувства, инстинкты, склонности более
глубоко заложены, долговечнее, менее подвержены влия¬
нию общества, чем представления, но на деле это вовсе
не так. Чувства не являются ни неизменными, ни об¬
щими для всех людей; инстинкты — ни безошибочными,
130

ни независимыми от рассудка; склонности — ни непрео¬
боримыми, ни врожденными и т. д. Но прежде всего ак¬
тер должен учитывать, что ни одно полноценное чувство
не будет ослаблено, если его возвысить до ясного и со¬
знательного восприятия. Постепенно, по мере раскрытия
образа, появляется все больше связей с другими персо¬
нажами, создаются все новые ситуации, в которых герой
утверждает себя или претерпевает изменения; это вызы¬
вает у зрителя богатую, нередко сложную эмоциональ¬
ную кривую —его чувства переплетаются между собой
и даже вступают в борьбу друг с другом.
ОТЧУЖДЕНИЕ
Отдельные эпизоды пьесы должны были быть — по¬
средством надписей, музыкального или шумового сопро¬
вождения, манеры игры актеров — выделены как само¬
стоятельные сцены и приподняты над сферой буднич¬
ного, само собой разумеющегося, ожидаемого (отчуж¬
дены). Такими эпизодами являются:
В первой картине:
вице-король Яху узнает из газет, что его страна
обанкротилась;
вице-король узнает во время партии на бильярде,
что, по учению расистского пророка Иберина, в нищете
арендаторов виновны не он и другие помещики, а остро¬
головые;
вице-король принимает и разглядывает расистского
пророка Иберина.
Во второй картине:
мелкие буржуа узнают из газет, что у них новый вла¬
стелин;
хозяйка публичного дома Корнамонтис, первой выве¬
сившая флаг Иберина, объявляет, что впредь чихки в ее
заведении работать не будут;
конкурентная борьба мелких торговцев выливается
в погромы;
остроголовому хозяину продовольственной лавки
угрожают, потому что он не вывешивает флаг Иберина;
но когда он его вывесил, его арестовывают;
Нанна Кальяс знает для сестры своего помещика
другой выход, чем монашеский обет целомудрия;
5*
131

Нанна Кальяс выдает своего помещика и бывшего
любовника сбишу как остроголового.
В третьей картине:
обращение Иберина, призывающего круглоголовых
к борьбе с остроголовыми, разобщает двух арендаторов,
которые вместе хотели бороться против своих поме¬
щиков;
жена арендатора Лопеса берет оружие, отставленное
арендатором Кальясом;
арендатор Кальяс отказывает остроголовой семье
арендатора Лопеса в приюте.
В четвертой картине:
сбиши бросают жребий —кому достанутся кольца
арестованного помещика;
народ и судья спорят о том, кто должен сесть на
скамью подсудимых — помещик или официантка;
Иберин указывает судье на то, что он должен вы¬
нести приговор не по материалам следствия, а по свод¬
кам гражданской войны;
арендатор Кальяс обвиняет своего помещика не в
совращении дочери, а в повышении арендной платы;
Иберин выносит смертный приговор господину де
Гусману не как помещику, а как остроголовому, и не за
повышение арендной платы, а за осквернение расы;
круглоголовые помещики отдают своих остроголовых
собратьев по классу во власть бандитов Иберина.
В пятой картине:
адвокат сомневается, достаточно ли велика арендная
плата для того, чтобы сестра помещика могла выполнить
свое заветное желание — уйти в монастырь;
монастырь св. Варравы проявляет готовность при¬
нять под опеку поместья остроголового де Гусмана, но
отказывает его сестре в приюте.
В шестой картине:
арендатор Кальяс истолковывает заявление Иберина о
несущественности обладания в том смысле, что он может
взять лошадей, которые ему нужны для полевых работ;
Кальяс, считая, что лошади принадлежат ему, от¬
клоняет предложение семьи де Гусмана поступиться
честью дочери;
Нанна жалуется на то, что из-за почестей, оказанных
ей Иберином, она потеряла свою клиентуру;
132

помещиков, избитых солдатами Иберии а, поучает
высокопоставленный чиновник, что своему телохрани¬
телю надо платить.
В седьмой картине:
Иберин решает вопрос о том, присудить ли аренда¬
тору лошадей чиха или нет, в зависимости от исхода
гражданской войны;
игуменья монастыря, которая претендует на лошадей
остроголового, показывает Кальясу, что ее голова тоже
круглая;
арендатор Парр объясняет, что он взял лошадей,
потому что они ему были нужны для полевых работ;
арендатор Кальяс ругает его за это;
Кальяс, которому не присудили лошадей, хочет при¬
соединиться к Серпу; он узнает, что Серп побежден.
В восьмой картине:
арендатор Кальяс, не имея средств прокормить свою
дочь, приводит ее обратно в публичный дом;
арендатор Кальяс осознает, что Иберин вместе с
Серпом победил также и его;
помещик де Гусман требует от своей сестры, чтобы
она отдалась его тюремщику; адвокаты не понимают
его малодушия;
Нанна Кальяс заявляет, что она не заинтересована
в смертном приговоре помещику ее отца.
В девятой картине:
сестра помещика узнает, что и она подходит для роли
проститутки; единственное, что говорит против ее па¬
дения,— это ее богатство;
Нанна Кальяс согласна за деньги пойти к тюремщику
ради спасения помещика, приговоренного к смерти за
то, что он ее растлил.
В десятой картине:
перед лицом смерти помещик и арендатор еще тор¬
гуются из-за' арендной платы;
круглоголовый арендатор Кальяс ради освобождения
от аренды идет на риск быть повешенным вместо свое¬
го остроголового помещика.
В одиннадцатой картине:
Иберин, стремясь удержать власть, объявляет о
своей готовности отменить учение о круглоголовых
и остроголовых;
133

вице-король показывает Иберину, какие рыбы попа¬
лись в его сети;
вице-король объясняет, что ему нужен арендатор,
так как предстоит большая война против соседнего на¬
рода с квадратными головами; арендатор Кальяс отка¬
зывается от супа вице-короля ввиду казни привержен¬
цев Серпа;
на виселице вице-короля висят, а за его столом едят
круглоголовые и остроголовые.
ПРИМЕРЫ ОТЧУЖДЕНИЯ В ПОСТАНОВКЕ
КОПЕНГАГЕНОКОГО ТЕАТРА
Нанна Кальяс во время исполнения своей вступитель¬
ной песни (во второй картине) стояла под эмблемой
мелкой торговли (смотри: «Декорации и маски»)—то¬
вар среди товаров,— а перед третьей строфой привет¬
ствовала зрителей с автоматической, почти сразу исчез¬
нувшей улыбкой проститутки.
Перед пятой картиной из боковой кулисы вышла
молодая монашенка с граммофоном и села на ступеньки
маленькой лесенки. Органная музыка пластинки сопро¬
вождала первую, благочестивую часть картины до слов
«каков вклад барышни?». Затем монашенка встала и
ушла с граммофоном.
Восьмая картина (переулок в Старом городе) вклю¬
чает встречу брата и сестры де Гусман — копию сцени¬
ческого действия елизаветинского театра, а именно: диа¬
лог Клавдио и Изабеллы в «Мера за меру» Шекспира.
Сцена должна быть исполнена совершенно серьезно,
в приподнятом и патетическом стиле елизаветинского
театра. Копенгагенская постановка использовала прием
отчуждения, введя в эту сцену дождь и снабдив всех ис¬
полнителей зонтами. Таким образом, выспренная манера
игры была искусственно отчуждена. Но все же не уда¬
лось достигнуть того, чтобы зритель, которому дали
понять несовременность подобного поведения, мог еще
увидеть, что приподнятая манера игры тесно связана
с личными проблемами высшего класса. Это могло бы
быть достигнуто, например, тем, что инспектор и сбиш,
сопровождающие заключенного, слушали бы диалог
подчеркнуто равнодушно или даже с усмешкой, а может
быть, напротив, с восхищением,
134

К воспроизведению исторических стилей относится
также девятая картина, действие которой происходит
в кафе госпожи Корнамонтис; в эту сцену введены эле¬
менты французской салонной пьесы конца восемнадца¬
того столетия. В этой картине у Изабеллы был сплош¬
ной белый грим.
ДЕКОРАЦИИ И МАСКИ
Основная декорация состояла из четырех выкра¬
шенных под цвет слоновой кости, горизонтально слегка
изогнутых ширм, которые по мере надобности могли
быть поставлены в любом порядке. Передвижные лам¬
пы были видны; два открытых рояля, когда на них иг¬
рали,— освещены. Перестановка происходила за неболь¬
шим внутренним занавесом, не полностью закрывавшим
сцену, но удобным для интермедии. Декорация устанав¬
ливалась и дополнялась во время репетиций.
Были использованы:
В первой картине:
маленький стул для вице-короля: бильярд, зава¬
ленный газетами; географическая карта на деревянной
стойке; разбитая лампа с одной зажженной лампочкой;
вешалка для шляпы и трости вице-короля; дверь, на
ней маленькая эмблема — гиена со скипетром; деревян¬
ный стул для ожидающего за дверью Иберина.
Во второй картине:
две неоструганные деревянные оконные рамы для
Кальямасси и Нанна; вывеска:	«Табачный магазин
Пальмосы»; красный фонарь с надписью «Кафе Пара¬
диз»; плетеный стул для госпожи Корнамонтис; дверь
в кафе; два нарисованных двухметровых четырехэтаж¬
ных дома с продовольственными лавками; шесть эмблем
мелочной торговли, подвешенных на проволоке (по Го¬
релику): золотой кренделек, серебряный цилиндр, чер¬
ная сигара, золотой тазик цирюльника, красный детский
башмачок, красная перчатка. Эти эмблемы мелочной
торговли опускались, когда Нанна, стоя под ними, пела
свою вступительную песню; флаги с портретом Иберина.
В третьей картине:
большой колодец из неоструганных бревен; висящая
соломенная циновка.
135

В четвертой картине:
стул вице-короля для судьи на маленьком деревян¬
ном балконе, в стороне, вне сцены; светящаяся надпись,
появляющаяся на заднике, над ширмами; неостр'уган-
ная деревянная лестница; старая скамья для подсуди¬
мых; поврежденная статуя Правосудия.
В пятой картине:
церковная скамья для игуменьи; нарисованное цер¬
ковное окно на железных ножках, открывающееся
снизу; два деревянных стула; несгораемый шкаф
с иконой.
В шестой картине:
дверь; маленькая деревянная лестница; стол; шесть
стульев; красный фонарь; выпиленные черные буквы
«Кафе Парадиз»; свеча; на одной из ширм — силуэт
двух лошадей.
В седьмой картине:
деревянная лестница, покрытая голубой дорожкой;
люстра; статуя Правосудия, починенная: в конце «Песни
о живительном действии денег» она была опущена на
место поврежденной статуи, подмятой вверх; маленькая
дощечка «Иск монастыря св. Варравы к арендатору
Кальясу. Предмет тяжбы—две лошади»; стул для
судьи; свежевыструганная скамья подсудимых; две под¬
вешенные лошади из фанеры, которые при вынесении
приговора могли быть подняты вверх.
В восьмой картине:
грязные флаги; в остальном все как во второй кар¬
тине.
В девятой картине:
дверная рама, закрытая красной занавеской с бах¬
ромой; поднос со стаканом воды; деревянный стул; ста¬
рая кушетка в стиле ампир; зеленое искусственное гор¬
шечное растение, которое Нанна использует как ширму;
красная висячая лампа над кушеткой; посетитель, по¬
кидающий заведение, куда входит Изабелла.
В десятой картине:
у рампы большая выкрашенная в черный цвет дере¬
вянная рама с натянутыми веревками, изображающая
тюремную решетку; два деревянных табурета для де
Гусмана и Кальяса, приставленные вплотную к решетке
по ту сторону; небольшое возвышение с табуретами для
136

связанных арендаторов; световая установка, располо¬
женная таким образом, чтобы арендатор Кальяс мог
пройти через зрительный зал, произнося свой монолог;
три виселицы за ширмой.
В одиннадцатой картине:
три виселицы за ширмой; черная доска вне сцены
с надписью «Казнь одного помещика и двухсот аренда¬
торов»; накрытый стол с золочеными стульями; фанер¬
ные силуэты солдат — они видны, когда появляется
вице-король; ствол большой пушки, спускающийся на
проволоке над столом и направленный на зрительный
зал в то время как Миссена говорит о мире.
Головы были высотой около двадцати сантиметров.
Вместо лиц — маски с уродливыми носами, ушами, во¬
лосами, подбородками. У сбишей были непомерно боль¬
шие руки и ноги.
Женские костюмы — красочные, не связанные с ка¬
кой-либо определенной модой; на арендаторах были
черные штаны, холстиновые рубахи и деревянные баш¬
маки; на богатых помещиках — котелки и визитки; на
Миссене — мундир; на мелких буржуа — обычные пид¬
жаки.
О ШУМАХ
В настоящее время производство грампластинок пре¬
доставляет театру возможность пользоваться записан¬
ными шумами. Это в значительной мере усиливает
ощущение зрителя, что он не в театре. Этими пластин¬
ками театры пользуются очень охотно, так что теперь
в '«Ромео и Джульетте» Шекспира можно услышать под¬
линный шум толпы. Насколько нам известно, Пискатор
был первым, применившим граммофонную запись. Он
применил это новое средство абсолютно правильно. Во
время представления пьесы «Распутин» звучал записан¬
ный на пластинку голос Ленина. На это время спектакль
был прерван. В другом спектакле было использовано
новое достижение техники *— передача по радио шумов
в сердце 'больного. Одновременно на экране демонстри¬
ровалось сокращение сердечной мышцы. Тот факт, что
для лечения больного, находящегося на пароходе или
в каком-нибудь отдаленном месте, можно получить ука¬
зание специалистов, не играл в пьесе никакой роли.
137

Было лишь показано, как техника облегчает человече¬
ству общение и что этому противодействует современный
общественный уклад.
В пьесе типа параболы шумы могут быть использо¬
ваны лишь в том случае, если они соответствуют назна¬
чению параболы, а не для создания настроения, иллюзии,
атмосферы. Топот вступающих войск Иберина (в одинна¬
дцатой картине) может быть передан пластинкой.
А также победный перезвон колоколов (в седьмой и
восьмой картинах) и похоронный звон (в одиннадцатой
картине). Посредством записи не должен быть передан,
например, скрип колодца, у которого работают аренда¬
торы (в третьей картине). Искусственный шум толпы
может сопровождать 'появление Иберина (в четвертой
картине): реакция народных масс за сценой (в четвер¬
той картине) на требования арендатора и решение на¬
местника, а также шум толпы при известии о победе
(в седьмой картине) тоже могут быть искусственными.
Было бы правильным поместить проигрыватель, как
и оркестр, на виду у всех. Но если такое нововведение
может вызвать слишком сильное неудовольствие публики
или слишком откровенный смех, лучше обойтись без
него.

Го^аулл л Ку^л&л?
лк

ГОРАЦИИ И КУРИАЦИИ
Учебная пьеса
В СОТРУДНИЧЕСТВЕ
с М. ШТЕФФИН
Перевод
БОРИСА СЛУЦКОГО
Проза в переводе
П. ПЕЧАЛИНОЙ

ДЕЙСТВУЮЩИ!?: ЛИЦА
Хор К у р и а ц .и е в.
Хор Горациев.
Три куриацианских полководца
лучник, копейщик, мечник.
Три горацианских полковод¬
ца — лучник, копейщик, мечник.
Жены Горациев.
Жены Куриациев.

ВСТУПЛЕНИЕ
Город Горациев и город Куриациев. Города обращаются к своим
полководцам.
ХорКуриациев.
Зачем себя терзаем, Куриации?
Снова
Прошла зима, но все еще
Бушует в наших стенах страшная
Борьба за землю и за рудники.
Поэтому
Мы решили
вооружиться и
Тремя колоннами
Ворваться в страну Горациев,
Чтобы полностью их покорить и чтобы
Завладеть всем их добром и на земле
и под землей.
(Кричат Горациям.)
Сдавайтесь!
Отдайте ваши хижины, поля и инвентарь,
не то
Обрушимся на вас с такою силой,
Что ни один из вас не сможет уйти.
Хор Горациев.
Грабители идут! С несметной
Силой войска они обрушатся на нашу землю.
Они хотят
Оставить нам жизнь, если мы выдадим
Все, что необходимо для жизни.
Чем смерть
Страшнее голода?
Мы не сдадимся!
Хор Куриациев.
Мы передаем полководцам
Войска и оружие.
(43

Хор Горациев.
Мы передаем полководцам
Войска и оружие.
На полководцев надевают наплечники с флажками, обозначающими
число подчиненных им воинских частей; те же числа заносят на
таблицы вооруженных сил.
Хор Куриациев.
Тебе, полководец,
Вручаем семь когорт лучников.
Хор Горациев.
Тебе, полководец,
Вручаем семь фратрий копейщиков.
Хор Кури ациев.
Тебе, полководец,
Вручаем двенадцать когорт мечников.
Хор Горациев.
Тебе, полководец,
Вручаем семь фратрий лучников.
Хор Куриациев.
Тебе, полководец,
Вручаем семь когорт копейщиков.
Хор Горациев.
Тебе, полководец,
Вручаем двенадцать фратрий мечников.
Все полководцы.
Несите оружие!
Приносят луки, копья, мечи, щиты.
Хор Куриациев.
Выбирайте
Из этого оружия
Самое лучшее.
Хор Горациев.
Вот
Ваше оружие.
Перед Куриациями вырастает гора луков.
Кур наций.
Лук должен быть хорош. Без хорошего лука
Я не могу сражаться.
(Сгибает лук до тех пор, пока тот не ломается.)
144

Хор Куриациев.
Выбрось его!
Куриаций (выбрасывает лук и натягивает новый.
Этот выдерживает).
Лук меня устраивает.
Перед Горацием кладут лук.
Гораций (осторожно натягивает).
Я могу натянуть его сильнее,
но он сломается.
Хор Горациев.
Хватит с тебя.
У нас нет другого.
Гораций.
Но из него далеко не выстрелишь.
Хор Горациев.
Тогда подойди к врагу поближе.
Гораций.
Но это опасно.
Хор Горациев.
Да.
Жены Горац и ев.
Нельзя сражаться,
Если лук
Не подходит лучнику.
Гораций (быстро).
Мне подходит.
Горацию дают два копья.
Хор Г о р а ц и е в.
Это твое копье, а это
Куриацианское. Как видишь,
Они равны по весу и по длине равны.
Итак,
Ты уравнен с твоим врагом, копейщик.
Хор Куриациев.
Несите новое копье!
Куриацию тоже приносят копье. Оно много длиннее. Перед третьим
Куриацием ставят пять больших щитов. Он переходит от щита к
Щиту и пробует их на удар меча. Три поддаются мечу, он выбирает
один из двух оставшихся.
145

Куриаций.
Меч притупился.
Ему приносят новый меч.
Хор Ку р и а ц и е в.
Вот тебе новый.
Куриаций (вырывает из султана своего шлема кон-
ский волос и рассекает его).
Я хорошо вооружен этим щитом и этим мечом.
Перед Горацием кладут два щита — маленький и большой.
Гораций.
Я испытаю, чтобы знать, какие они.
(Пробивает большой щит, потом поворачивается к ма¬
ленькому.)
ХорГорациев.
Стой! Его ты уже испытал. Уцелевший
Такого же металла. Но первый щит
Неправильно держали.
Один из воинов держит щит, покуда второй Гораций бьет его
плашмя так, что -меч скользит.
Гораций.
Я понимаю.
Так как он не выдержит
Прямой удар,
Я должен постараться, чтобы удар скользил.
ХорГорациев.
Починить большой щит?
Гораций.
Нет, беру маленький.
Он очень легкий.
(Берет его.)
Мне этот щит подходит. С ним
Подвижней я. И меч я знаю.
Я сам
Его ковал. И лучшего
Мне не сковать.
Жены Горациев и жены Куриациев.
Сейчас вы выступаете. Не все
Из вас домой вернутся,
m

Полководцы КуриацйвЁ.
Не плачьте! Приготовьте
Венки для победителей! Вернемся
Отягощенные добычей!
Жены К урн ад ие в.
Мы будем дни считать, -пока вы не вернетесь.
Ваше место за столом и ваше место в постели
Не займет никто.
Полководцы Горациев.
Как вы поля возделаете, как
Без нас дадите ход станкам?
Жены Гор аци ев.
Не беспокойтесь об этом! Поля
Будут возделаны. Но позаботьтесь,
Чтобы урожай достался также нам.
Хор Горациев.
Чтоб упредить нападение,
Наше поражение и разграбление наших
Полей и хижин с инвентарем,
Мы, Горации,
Решили напасть
Тремя колоннами.
Мы будем воевать
До окончательного разгрома противника. II
БИТВА ЛУЧНИКОВ
Гораций.
Вчера вечером
Противник занял ту позицию,
Которую я для него назначил.
Я так ее назначил, что ему,
Чтобы ударить на меня, придется
Обогнуть гору. Поэтому мы будем
Так близко друг к другу,
Как это требуется моему луку.
Теперь я жду
Восхода солнца.
Оно должно сослужить мне службу.
147

Кур наций.
Противник ждет меня
Меж двух мне неизвестных гор.
Далеко ли он, я не знаю,
Но встречного ветра нет,
А лук мой — хорош.
Я буду ждать восхода.
Оба хора.
Лучники заняли позиции.
С рассвета
начнется битва.
Гораций и Куриаций.
Светает.
Воины 'натягивают тетивы. Актер очень медленно проносит в глу¬
бине сцены «а шесте прожектор, изображающий солнце. Справа
налево он должен идти столько времени, сколько продолжается
битва. Так как солнце восходит над горой Горация, Гораций в тени,
а его противник освещен.
Куриаций.
О! Солнце ослепляет меня!
Я не могу прицелиться, а
Враг стоит в тени. Тень от горы —
Его укрытие.
Первый обмен стрелами. Стрела ослепленного Куриация пролетает
слишком высоко. Гораций попадает ему в колено.
(Извлекая стрелу.)
Я поражен, а
Мой противник не поражен.
Я позабыл,
Что солнце не только освещает,
Но также ослепляет.
Чтобы целиться, мне нужен свет,
Но также нужно,
Чтобы он был правильно направлен.
Моя позиция плохая.
Мое колено разможжено.
Поэтому противник
Меня удерживает
На этом неподходящем месте.
Хор Куриациев.
Каковы твои потери?
Куриаций показывает, сколько он потерял, вытащив из наплечника
два флажка и отбросив их в сторону.
148

Хор Кури а ц и ев ( обращается к своему eoiinÿ,
покуда на таблицах вооруженных сил вычеркивают две
когорты).
Ты потерял
Две когорты
Из бывших- у тебя семи. Однако
Твое оружие — хорошее.
Оно дорогое и оно хорошее.
Время,
Как все прочее,
Работает на нас.
Не рискуй!
В конечном счете
Решает лучшее оружие.
Гораций.
Мой лук стреляет не слишком далеко,
Но солнце ослепило
Моего врага.
А мо!Я стрела,
Во всяком случае, раздробила ему колено.
Моя позиция хорошая.
Хор Горациев.
Почему ты не сражаешься?
Хорошая позиция
Не вечно будет хорошей.
Наше положение ухудшится,
Если оно не улучшится. Неумолимо
Солнце движется по небу. Неотвратимо
Утро сменяется полднем.
Гораций.
Тремя стрелами
хотел я его повергнуть,
Того, кому солнце бьет в глаза.
Однако первая моя стрела
Его не умертвила,
Хоть я попал в него. И вот
Он скрылся за своей горою и
Больше не сражается. Но солнце движется,
И тень моей горы становится короче, и
Мой враг все дальше от меня,
Так что йоя стрела не может его настичь.
149

Хор ГорациеЁ.
То, что твой лук плох,
Нехорошо. Но лучшего у нас нет.
Брось его! Дерись кулаками!
Ты должен сражаться всеми способами.
Главное — действовать!
Г о р а ц и й.
Я другого мнения. В конце концов,
Я уже ранил моего врага
Из моего лука.
Я не кулачный боец, а лучник.
Покуда ваш приказ дошел,
Наступил полдень. Теперь
Я сам стою на освещенном месте.
Итак, я подойду к такому пункту,
С которого смогу достичь
Того, кто ослеплен. Приходит время
Для второго обмена стрелами.
Теперь солнце стоит между обеими горами так, что освещены оба
противника.
Куриаций.
Солнце встает над горою. Враг
Вышел вперед и ничем не прикрыт.
Может быть,
Теперь я смогу его поразить.
Г ор аций.
Выходи, разбойник!
И пусти свою стрелу! О!
Не вижу ничего! Солнце
Ослепляет и меня.
Второй обмен стрелами. Обе проходят слишком высоко.
Гораций и Куриаций
(обращаясь к своим хорам).
Закончился второй обмен стрелами.
Мы оба
Промахнулись.
Хор Куриациев (своему воину).
Но ты улучшил
Свою позицию.
Гораций.
Неумолимо
Солнце движется по небу.
150

Неотвратимо
Полдень сменяется вечером. Но что же делать?
Если я ослеплен
Полуденным солнцем,
Мой враг покуда также ослеплен.
Итак, я могу действовать,
Как вы советовали, то есть
Кулаками.
(Делает несколько шагов влево, однако останавли¬
вается и глядит вдаль, заслонив глаза рукой. Обра¬
щается к хору.)
Я хотел выйти вперед,
Но солнце уже зашло за вторую гору.
Враг
В тени. Я
Полностью освещен.
Следуя вашему совету вечером,
Я забыл, что он был дан днем.
Солнце зашло за вторую гору, и Куриаций смог убить Горация
своей третьей стрелой.
Куриаций.
Победа! Моя последняя стрела
Попала в цель. Моя позиция
В течение одного дня
Превратилась из плохой в хорошую.
А когда она стала хорошей,
Качество моего лука решило дело.
Хор Куриациев.
Победа! Колонна противника
Уничтожена. Пять когорт лучников
Свободны для решительного боя. После
Краткого отдыха •
Они двинутся на восток,
Чтобы соединиться с другими нашими частями.
Хор Горациев.
Мы ничего не слышали о нашем воине
С тех пор, как получили донесение
О том, что он немедленно вступает в бой.
Приходится предположить,
Что он уничтожен.
Он цеплялся за одно и то же место.
Он цеплялся за одно и то же оружие.

Он цеплялся за один и тот же совет.
Но неумолимо
Солнце двигалось по небу. Неотвратимо
Сменялось утро полднем, а полдень вечером.
(Жене горацианского лучника.)
Женщина, от твоего мужа
Нет никаких известий. Но из вражеского города
Мы слышим победный шум. Предполагаем,
Что лучник пал.
Женщину одевают во вдовий наряд.
Сотрите семь фратрий
на таблице вооруженных сил!
Они уже не стоят там, где стояли прежде.
Планы, которые строились в расчете на них,
Должны быть выполнены другими.
Стирают семь фратрий лучников на таблице.
Враг продвигается по нашим долинам.
Сборщики податей идут с войсками.
Истекающие кровью
Должны расплачиваться.
Плодородные почвы
Родят не более каменистых,
Потому что хлеб забирает враг.
Крестьянин
Утирает пот со лба,
Но хлеб ест тот,
У кого есть меч. II * * УII
БИТВА КОПЕЙЩИКОВ
Хор Горациев.
Враг продвигается в наших горах,
Он марширует через ущелья*
Движется вдоль бурной реки.
Ты должен его задержать, копейщик!
Гораций.
Я видел, как оп приближался. Копье
У него огромное. В открытом бою
Я не смогу его задержать.
№

Если вы дадите согласие,
Я возьму над ним верх без того,
Чтобы рисковать. Но в этом случае
Мне предстоит переход,
А у меня
Лишь немного времени.
Хор Горациев.
Мы согласны на тО|, чтобы ты
Берег войска. Мы уже потеряли
Одно соединение. Но
Останови врага!
СЕМЬ ПРИМЕНЕНИИ КОПЬЯ
Г о р а ц и й совершает тяжелый переход через горы .навстречу вра¬
гу, к тому месту, где горы .подходят к дороге. В >пути он опирается
на копье.
Г о р а п и й.
Я взбираюсь на гору. Копье —
Мой посох. Оно моя третья нога.
Та, которая не болит,
Та, которая не устает.
Сколько угодий в нем одном.
(Стоит перед пропастью.)
Но как я пройду? Это пропасть.
Мальчишкой я повисал на ветке
И перемахивал
через ручей в сад,
Где были яблоки.
Мое копье,
Когда-то уже бывшее веткой,
Должно стать веткой снова.
Так я перейду через пропасть.
Сколько угодий в нем одном.
(Перебросил копье через пропасть и перебрался, дер-
жась за него руками.)
Хор Горациев.
Враг проникает в наши долины.
Останови врага!
Гораций.
Но как я пройду? Я перешел
Через пропасть, но вот снежный занос.
153

Кто знает, насколько он глубок?
Копье да будет лотом моим.
Сколько угодий в нем одном.
(Измерил глубину снежного заноса.)
Но как я пройду? Снежный занос
Слишком глубок,
а до края скалы
Я не допрыгну. Опять
Я смотрю на свое копье.
Прошу его стать шестом для прыжка.
Сколько угодий в нем одном.
(Совершил прыжок с шестом.)
Хор Горациев.
Враг прорывается. Он
Угоняет наши стада.
Торопись! Останови врага!
Гораций.
Но как я пройду? Вот край скалы.
Он уже моей ноги.
Все мои труды пропадут,
Если он задержит меня.
Я должен пройти по нему. Копье
Поможет мне сохранить равновесие.
Его вес, иногда тяготивший меня,
Теперь пригодился, и я говорю:
Сколько угодий в нем одном.
(С копьем, как с балансиром, прошел по острому краю
скалы.)
Хор Горациев.
Враг приближается
К нашим копям.
Останови врага!
Гораций.
Я прибыл. Я перегибаюсь
Через вершину скалы. Подо мной
Лежит дорога, которой пройдет мой враг.
Под обломками скал я его погребу,
А столкну их моим копьем.
Сколько угодий в нем одном.
(Расшатал обломок скалы.)
Мое копье — мой опорный брус.
154

Он удержит скалу до подхода врага.
Движением пальца моего
Я раздавлю моего врага.
Мое копье послужило мне.
Сколько угодий в нем одном.
(Устраивает небольшую лавину.)
Мой враг еще не подошел,
А я устал от перехода.
(Присел в ожидании.)
Я откинусь назад, зная,
Что я не должен заснуть. Но я
Еще в силах действовать,
Но уже не в силах бездействовать,
И я засыпаю.
(Засыпает.)
Показался Куриаций. Он медленно продвигается вперед;
Гораций спал, ом миновал опасное место.
Гораций.
Вот я просыпаюсь и немедля,
Перегнувшись через вершину
И посмотрев вниз,
Я вижу,, что враг уже прошел
Место, где я хотел его поразить.
Бег привел меня к цели
И в то же время измотал. Поэтому
Я не смог выполнить план.
Хор Горациев.
Наш копейщик прошел большой путь
И преодолел все преграды,
Однако усталость
Свела на нет его усилия.
Этот удар в пустоту хуже,
Чем потерянное сражение.
Встань, копейщик,
И забудь о том, что ты уже сделал.
Снова
С уменьшившейся надеждой
Бросайся навстречу врагу.
Гораций.
Я свое сделал.
Я больше не могу.
пока
155

Хор Горациев.
Да будет тебе известно: этого мало.
Если бы ты лег в траву
и считал облака,
И то наши дела не были бы хуже.
Ты сделал много, однако
Ты не задержал врага.
Г о р а ц и й.
Значит, все, что я сделал,
Было неверно?
Хор Горациев.
Нет. Но ты недоделал.
Сдержи врага!
Ты столько изобрел—
Изобрети еще что-нибудь.
Ты сделал столько усилий —
Сделай еще одно.
Сдержи врага!
Все, что ты уже совершил,
Прославит тебя,
если ты сдержишь врага.
Но тебе не воздастся ничего,
Если ты не сдержишь1 врага.
Семь усилий не идут в расчет,
Но если ты
сделаешь еще одно
И сдержишь врага,
Тебя превознесут за восемь усилий.
Г о р а ци й.
Я согласен.
Итак, я поднимаюсь сызнова.
Дорогу ту, что я пробежал сюда,
Я пробегу обратно.
Битву ту, что казалась мне проигранной,
Я выиграю.
Во время следующего хора Гораций совершает спуск. Он приводит
в равновесие обломок скалы, он вытаскивает из-под него копье, он
проходит по острому гребню скалы, он измеряет глубину снежного
заноса, он прыгает, он перебирается на руках через пропасть, он
взбирается наверх. На него обрушивается буран, и его торопливость
обходится ему недешево. Он погружает один из своих флажков в
снег, другой теряет на гребне скалы и еще один роняет в пропасть.
156

Хор Горациев.
Итак, начни свое отступление!
Ты потерял время. Потеряй его еще раз.
Ты ослабел. Удвой усилия!
Снегопады и бури
Не минуют упавшего духом.
Трудности легко преодолевает тот,
Кто уже видит победу, но тяжело
Отступать и снова встречаться
Со старыми опасностями. После пораженья
Удвоить мужество, удвоить изобретательность,
Только для того
Чтобы восстановить прежнее положение,
которого раньше
Ты достиг без труда.
Каждое открытие
Ведет назад. Каждое движение руки
Только исправляет ошибку, и все же
отступление.
Для того, кто беспрерывно сражается,—
Часть нового
Наступления.
Гораций.
Повезло. Я снова там,
Где начинал. Для битвы
Я вижу лишь одну возможность,
Так как мое копье слишком короткое.
Успех моего плана не обеспечен.
Его осуществление опасно.
Но никаким другим путем
Я не смогу сдержать врага.
Однако для этого плана
У меня слишком длинное копье.
Что ж, я не могу его удлинить, но могу
Укоротить.
(Ломает копье на две части, бросает одну и уходит.)
Хор Горациев.
Мы стираем
Три фратрии с таблицы вооруженных сил —
Те, что лежат в снегу и в пропастях.
И возлагаем надежды
На уменьшившееся войско.
157

СКАЧКА ПО РЕКЕ
Куриаций. Я иду по речной долине. С одной
стороны отвесная гора, с другой — река. На гору не¬
возможно взобраться, по реке невозможно плыть, так
как ниже по течению смертоносный водопад. А спереди
на меня нельзя напасть потому, что у меня слишком
длинное копье и враг своим копьем меня не достанет.
Вниз ino реке опускается на плоту Гораций. Он рулит обломком
копья.
Вот справа от себя я вижу врага, плывущего по реке на
плоту. Я не вижу при нем никакого оружия. Он прибли¬
жается очень быстро. Я не смогу взмахнуть копьем меж¬
ду стенами скал: оно слишком длинное. А он внезапно
вытаскивает из воды весло и направляет на меня.
Гораций.
И вот я спускаюсь по реке
К большому водопаду,
И копье стало моим веслом.
Сколько угодий в нем одном.
А теперь,
когда я иду на моего врага,
Оно опять стало копьем,, и я
Наношу удар.
Куриаций. И вот всей мощью реки, на которой
он несется, как на сильном коне, он вонзает мне копье
в живот. Я падаю. Мой враг уничтожен. Его должен
поглотить водопад. Я тяжело ранен и недвижимо лежу
в теснине. Я забыл, что по реке можно плыть, хотя и с
опасностью для жизни. Следовательно, мою позицию
можно было атаковать, хотя и с большими потерями.
Итак, мой враг пал, а я тяжело ранен.
Хор Куриациев.
Каковы твои потери?
Куриаций показывает, вытаскивая из наплечника пять флажков и
бросая их в сторону.
Хор Горациев.
Копейщик пал.
Мы стираем
четыре фратрии с таблицы
вооруженных сил.
158

Там, где они стояли, их больше нет.
План, который строился в расчете на них,
Должен быть выполнен другими.
С таблицы стирают четыре фратрии. Жену Горация-копейщика
одевают во вдовий иаряд.
Жена копейщика.
Как он сражался?
Хор Горациев.
Он удержал врага.
Он совершил два марша и
Прошел сквозь все преграды.
Под конец он несся по реке и увеличил
Свою малую силу
Большою силой реки.
Но река, которая повлекла его на врага,
Совлекла его вниз. Долго
Было видно, как он выруливал. До самого
водопада.
Он все пытался достичь берега.
Но водопад
Все же увлек его. Своего врага
Он не убил, но своему соратнику
Он оставил обессиленного врага.
Хор Кур наци ев ( стирая с таблицы вооруженных
сил пять фратрий копейщиков).
Пять фратрий из семи пало,
Но победа обеспечена. Наши войска
Идут вперед неодолимо. Противник
В отчаянии. Он лезет на наши стрелы
и бросается в воду. Добыча
Огромная. Ради земель и новых копей
Прекратим раздоры!
Покончим с ними, Куриации!
Уже завтра
Произойдет последнее сраженье, в котором
Три наши армии
Противостанут одной армии врага.
Жены Горациев.
Наши мужья падают, как скот на бойне.
А скот падает, едва взмахнут топором.
159

Один хорошо планировал и пал. Другой
Выказал храбрость и пал. А мы, мы радуемся
Плану и также храбрости и плачем.
Мы были рады, что они сражались.
Если мы плачем, это потому, что они пали,
À не потому, что они сражались.
Ах, не каждый победитель, кто возвращается
домой,
Но из теХ|, кто не вернулся, не победил никто.
Хор Горациев.
Разбойники идут!
Сраженье еще не стихло, а они
Уже таскают
Руду -из рудников.
Со стонами их воинов,
Смертельно раненных, мешаются
Приказы надзирателей.
III
БИТВА МЕЧНИКОВ
Гораций. Вот уже два дня я угрожаю своему
противнику. Так как он слишком хорошо защищен, я
жду, чтобы лучник и копейщик присоединились ко
мне,
Куриаций (бросает к его ногам сломанное древко
копья второго Горация и лук первого Горация). Твои
братья уничтожены! Сдавайся!
Гораций. Я узнаю копье и узнаю лук. Мои сорат¬
ники, должно быть), уничтожены, как говорит Куриаций.
Поэтому я должен скорее атаковать его, несмотря на
его броню, иначе он соединится со своим лучником и со
своим копейщиком.
Куриаций. Я думал, что мое сообщение напугает
его и удержит от нападения, но теперь вижу, что вызвал>
его нападение.
Гораций. Я нападу на него с фланга.
Гораций заходит со стороны и видит позади Куриация скрывав¬
шиеся до сих пор за ним два других куриацианских войска: к о -
п е й щ и к а, увенчанного победным венком, и лучника, увенчан¬
ного победным ’венком и нагруженного добычей. Оба теперь воору¬
жены мечами.
160

Гораций.
Слишком поздно. Они приближаются.
Куриаций-мечник (кричит копейщику).
Обнажи меч и поспеши!
Начинается бой!
Куриаций-копейщик.
Двигаясь вдоль реки,
В- теснине я загнал врага в реку.
Семь фратрий погибли. Несмотря на потери
И беспорядок в обозе,
Я спешу к решающему сражению.
(Оборачивается и кричит.)
Начинается бой! Поспеши, лучник!
Куриаций-лучник.
Я прохожу
Меж двух гор.
В незнакомой местности
При третьем обмене стрелами
Я поразил врага.
Еще до вечера их последнее войско
Будет разбито.
Куриаций-мечник.
Я буду семью когортами
сильнее противника.
Гораций.
Я не могу наступать. Превосходство в силах
слишком велико.
(Спрашивает Горациев.)
Что мне делать?
Хор Горациев.
Несмотря на мужество наших войск,
Знание местности и
Использование всех средств войны,
Мы проиграли два сражения. Две армии
Уничтожены. Из каждых трех жен
Нашего города
Две носят вдовий наряд.
Твои фратрии, мечник,
Наш последний резерв.
Ты ждал подкрепления.
Больше не жди, оно не придет.
б Брехт, т. II
161

В твоих руках
Наши нйвы, поля, станки.
Между нами и захватчиками
Стоишь только ты.
Гораций.
Они продвигаются.
Со своим превосходством в силах
Они меня раздавят.
Тройная рука
С тремя мечами
Поднимается против меня.
Как же смогу я устоять?
Мой щит плох.
Хор Горациев.
Не отдавай ни пяди!
Твое оружие
Нельзя улучшить.
Примени его.
Число твоих ,врагов нельзя уменьшить.
Встань против них.
Бросайся на них. Уничтожай...
Ах, что ты делаешь?
Г о р а ц и й обращается в бегство.
Хор Куриациев.
Победа! Враг
Обращается в бегство!
Преследуйте его, Куриации!
Куриаций-мечник.
За ним! Увидев наш перевес,	v -
Враг обратился в бегство.
За ним! Не то он от нас ускользнет!
Хор Горациев.
Остановись! Он нас не слышит.
Наш последний воин
Покидает битву. Наш лучший воин
Подкуплен врагом.
Гораций-мечник пытается на бегу успокоить их жестами.
Не возражай! Почему ты бежишь?
162

ХорКуриациев.
Сдавайтесь! Выдайте ключи от вашего города!
Не позволяйте ему уйти, Куриации!
Куриаций-копейщик (меченосцу).
Не позволяй ему уйти! Ты ведь
Можешь бежать.
Три воинских части Куриациев начинают преследование. Однако они
не могут двигаться вперед с одинаковой быстротой. Тяжело ранен¬
ный копейщик отстает. Легко раненный лучник обгоняет его,
но также отстает.
Хор Куриациев.
Смотрите, как он бежит!
Себя он не спасет, но свою смерть
Он покроет позором.
У него нет мужества
Остаться лишь гордой погребальной песней
В устах земляков.
Гораций.
Хорошо, что у меня легкий щит.	4
Поэтому мне легко бежать.
Хор Горациев.
Он издевается над нами!
Куриаций - мечник.
Я бегу
Так быстро, как могу. Мой щит
Тяжел.
Гораций.
А я бегу
Так быстро, как ты можешь.
Беги скорей!
Иначе
Я убегу от тебя.
Хор Горациев.
Сотрите его фратрии!
Никто не стоит там, где они стояли.
Планы, которые строились в расчете на них...
Когда фратрии мечника уже наполовину стерты с таблицы воору¬
женных сил, он делает полуоборот и бросается на Куриация-меч-
ника; в ходе преследования бойцы оторвались друг от друга.
163
6*

ХорГорациев.
Стой! Он возвращается! Он поворачивается!
Он нападает!
Хор Куриациев.
Он нападает!
А наш мечник
Обессилен.
У него был тяжелый щит.
А наш лучник
Не смог его сопровождать!
Хор Горациев.
Наш лучник
Раздробил вашему колено
И нагрузил на него
Свои сапоги,
свой шлем
и свою сумку с хлебом
Хор Куриациев.
Наш копейщик также остался позади!
Хор Горациев.
Наш копейщик
Разгромил его фланг.
Гораций в коротком бою убивает задыхающегося Куриация-мечни
ка. Затем он бежит к лучнику.
Хор Куриациев.
Мечник пал.
Сотрите двенадцать когорт
На таблице вооруженных сил.
Там, где они стояли...	v
Гораций догнал лучника, выбил из его рук меч и убил его. Он бе
жит дальше.
Лучник также пал. И враг
Продолжает штурм. Преследование
Разъединило преследователей.
Бегство стало нападением!
Теперь остался только
Копейщик, тяжело раненный.
Гораций напал на копейщика и убил его без труда.
164

Хор Куриациев.
Сотрите дев*ятнадцать когорт! Там,
где они
стояли,
Нет больше никого. План
был построен
в расчете на них,
И больше нет никого, кто бы мог его выполнить.
Трех жен куриацианских полководцев одевают во вдовий наряд.
Девятнадцать когорт стирают.
Хор Горациев.
Победа! Твоя хитрость, мечник,
Разъединила врагов, а твоя сила
Их низвергла.
Гораций.
Я видел лучника, шедшего
С трофеями, и копейщика, шедшего
Без трофеев.
А мечника я видел
без победных
лавров.
И тогда я понял,
как они будут на меня
нападать.
И я видел,
как оглянулся мечник,
Как он глядел на того, что с трофеями,
и на того, что с победными
лаврами.
И тогда я понял: то, что идет как
один отряд,
Прежде было тремя отрядами
И поэтому снова
может стать тремя отрядами.
И я видел, что один могуч, другой хром,
А третий — ползет.
И я подумал: сражаться могут все трое,
Но бегать
может только один.
165

Хор. Горациев.
Захватчики отбиты.
Наш лучник недостаточно использовал
Великий механизм
Изменяющихся обстоятельств. Однако наш
копейщик
С помощью реки, плота и обломка копья
Превратил себя в неотразимый снаряд.
А хитрость нашего мечника
Разъединила врагов.
И его сила
Низвергла их.
Наш лучник ослабил
своего врага.
Наш копейщик нанес своему врагу
тяжкое
поражение.
А наш мечник завершил победу.

УКАЗАНИЯ АКТЕРАМ
1
Полководцы одновременно представляют свои войска.
Согласно традиции китайского театра, воинские части
могут быть обозначены флажками, которые полководец
несет на деревянной планке на затылке. Она возвы¬
шается над плечами. Актеры должны двигаться медленно
и стараться передать ощущение тяжести наплечников и
определенную громоздкость. Уничтожение своих воин¬
ских частей актеры изображают, извлекая широким же¬
стом из наплечника соответствующее количество флаж¬
ков и бросая их в сторону.
2
Пейзаж изображен на полу сцены. Актеры, так же
как зрители, видят нарисованную реку или долину. На
наклонном полу можно соорудить декорацию — все поле
сражения, карликовые леса, холмы и т. д. Однако эти
декорации не должны быть вычурными (например, рас¬
крашенными). Они должны быть похожи на старинные
ландкарты. В главе «Семь применений копья» преграды
(пропасть, снежный занос и т. д.) могут быть обозначе¬
ны на небольших табличках, установленных на пустой
сценической площадке.
3
Шаг должен быть четко направлен: актеры как бы
ступают в чьи-то следы. Это необходимо потому, что
время должно быть точно отмерено. В первой битве
время показывает актер, несущий солнце. Во второй
битве — во время «Семи применений копья» часами
167

служит Куриаций. Все происходит очень медленно —
словно под увеличительным стеклом времени.
4
В битве лучников можно обойтись без стрел.
5
Чтобы изобразить метель, достаточно рассыпать над
головой копейщика несколько пригоршней нарезанной
бумаги.
6
Относительно чтения стихов: начало каждой строки
акцентируется. Однако текст не должен звучать отры¬
висто.
7	■
Можно обойтись без музыки и использовать одни
барабаны. Барабаны через некоторое время покажутся
монотонными, но ненадолго.
8
Названия глав следует написать на транспарантах
или проецировать.

dx и ниги^ета
в Т^гтъгй Ммк
и и

СТРАХ И НИЩЕТА В ТРЕТЬЕЙ ИМПЕРИИ
Двадцать четыре сцены
В СОТРУДНИЧЕСТВЕ
с М. ШТЕФФИН
Сцены 1, 5, 7, 13 — перевод
В. СТАНЕВИЧ
Сцены 2 4, 8, 11, 12, 14, 15, 16, 20, 21, 23, 24 — перевод
Н. КАСАТКИНОЙ
Сцены 3, 22 — перевод
н. вольпин
Сцена б — перевод
в. топ ЕР
Сцены 9, 17, 18, 19 — перевод
В л. НЕЙШТАДТА
Сцена 10 — перевод
А. ГУРОВИЧА
Стихи — перевод
Ар к. ШТЕЙНБЕРГА

НЕМЕЦКИЙ ПАРАД
На пятый год вещал нам самозванный
Посланец божий, что к своей войне
Он подготовлен: есть, мол, танки, пушки,
Линкоры есть в избытке, а в ангарах
Бесчисленные самолеты ждут его приказа,
Чтоб, взвившись в воздух, небо затемнить.
Тогда решили мы взглянуть: какой народ, каких
людей,
С какими думами и нравами он сможет
Объединить под знаменем своим. И мы тогда
Построили Германию к параду.
Вот катится пестрая масса
Пушечного мяса.
Всеобщий имперский съезд!
Кровавые флаги повсюду,
На каждом — рабочему люду
Крюкастый крест.
Кому шагать не под силу —
Ползет на карачках в могилу
Во имя «его борьбы».
Не слышно ни жалоб, ни стонов
От рева медных тромбонов,
От барабанной пальбы.
Плетутся жены и дети.
Пять зим — словно пять столетий!
За рядом тащится ряд —
Калеки, старцы, больные,
А с ними и все остальные —
Великий немецкий парад!
171

НАРОДНОЕ ЕДИНСТВО
Эсэсовцы-офицеры,
Его речами и пивом без меры
Упившись, шагают вперед.
Им надо, чтоб стал дерзновенным,
Внушающим страх, и смиренным,
И очень послушным народ.
Ночь 30 января 1933 года. Два офицера-эсэсовца, споты¬
каясь, бредут по улице.
Первый. Значит, все-таки наша взяла. А факель¬
ное шествие прямо величественно! Вчера еще банкрот,
нынче рейхсканцлер! Вчера ощипанный коршун — нын¬
че государственный орел!
Справляют нужду.
Второй. А теперь начнется это самое народное
единство. Я жду от немецкого народа духовного подъ¬
ема в самых больших масштабах.
Первый. Сначала надо выцарапать истинного нем¬
ца из этой кучи неполноценной сволочи. Куда это мы
забрели? Ни одного флага!
Второй. Мы заплутались.	v-
Первый. Паршивое место.
Второй. Квартал преступников.
Первый. Ты думаешь, тут опасно?
Второй. Да разве порядочный немец будет тебе
жить в таком вот бараке?
Первый. И всюду темно!
Второй. Их дома нет.
Первый. Нет, эти молодцы дома. Думаешь, они
глядят на рождение Третьей империи из первого ряда?
Ступай вперед, я прикрою тебя с тыла.
Пошатываясь, они снова пускаются в путь, первый позади второго.
172

5ервый. В этих местах как будто проходит канал?
торой. Не знаю.
ервый. Мы там за углом одно марксистское гнез-
[зорили. Они потом уверяли, будто это был католи-
й союз подмастерьев. Все вранье! Ни на одном не
воротничка.	\
торой. А как ты думаешь, он может создать это
само£ народное единство?
Первый. Он все может. (Застывает на месте и
прислушивается.)
Где-то открылось окно.
Второй. Это что такое? (Спускает предохранитель
своего револьвера.)
Из окна высовывается старик в ночной сорочке и тихонько спра¬
шивает: «Эмма, это ты»?
Это они! (Делает крутой поворот и как бешеный начи¬
нает стрелять во все стороны.)
Пер вый (орет). Помогите!
Из окна против того, в котором все еще стоит старик, раздается
отчаянный вопль подстреленного человека.

2
ПРЕДАТЕЛЬСТВО
)
1
Идут предатели. Эти
Теперь у всех на примете.
Соседей топили они.
Не спится домашним шпионам!
Им звоном грозят похоронным
Грядущие дни.
Бреславль, 1933 год. Обывательская квартирка. Мужчина и
женщина стоят у двери и ирислушиваются. Оба очень бледны.
Женщина. Спустились?
Мужчина. Нет еще.
Женщина. Перила обломали. Когда его вытаскива¬
ли ш квартиры, он был уже без памяти.
Мужчина. Я ведь только сказал, что заграницу
не мы ловили.
Женщина. Ты сказал не только это.
Мужчина. Больше я ничего не говорил.
Женщина. Что ты на меня смотришь? Не говорил
так не говорил, значит, все в порядке.	v-
Мужчина. Вот и я так думаю.
Женщина. А почему ты не пойдешь в участок и не
скажешь, что никаких у них гостей в субботу не было?
Молчание.
Мужчина. Не стану я ходить в участок. Это зве¬
ри, а не люди. Смотри, что из него сделали.
Женщина. Поделом ему. Не надо совать нос в по¬
литику.
Мужчина. Жалко только1, что куртку на нем ра¬
зорвали. Все мы — люди небогатые.
Женщина. До куртки ли теперь.
Мужчина. А все-таки жалко, что ее разорвали.
174

3
МЕЛОВОЙ КРЕСТ
I	А вот штурмовые оравы,
\	Привычные к слежке кровавой,
Идут, отдавая салют.
В застенках собратьев терзая,
Они от жирных хозяев
Подачки какой-нибудь ждут.
Берлин, 1933 год. Кухня в господском доме. Штурмовик, ку¬
харка, горничная, шофер.
Горничная. Ты в самом деле должен через пол¬
часа уходить?
Шту рмовик. Ночное учение!
Кухарка. Что вы там делаете по ночам?
Шту рмовик. Служебная тайна.
Кухарка. Облава?
Штурмовик. Вам бы все узнать. Но у меня никто
ничего не выведает. Из колодца рыбу не выудишь.
Горничная. И тебе еще нужно сегодня в Рейни-
кендорф?
Штурмовик. В Рейникендорф? А почему не в
Руммельсбург или в Лихтерфельде, а?
Горничная (смущенно). Может, покушал бы в
дорогу?
Шту рмовик. Зарядиться перед боем? Пожалуй!
Кухарка ставит прибор.
Да, нам болтать не положено! Захватить противника
врасплох! Нагрянуть с той стороны, где не видно ни об¬
лачка. Посмотрите на фюрера, когда он что-нибудь за¬
мышляет: непроницаем! Вы никогда ничего не знаете
наперед. Он, может быть, и сам-то наперед ничего
не знает. А потом сразу удар... молниеносно. Самые
175

сумасшедшие штуки. И поэтому все перед нами трепе¬
щут. (Обвязался салфеткой и, вооружившись ножом, и
вилкой, спрашивает осторожно.) А господа не нагрянут,
Анна? А то я тут сижу и набиваю рот деликатесами.
(Рявкает, как будто с полным ртом.) Хайль Гитлер!
Горничная. Нет, они сперва позвонили бы, вызва¬
ли бы машину. Правда, господин Франке?
Шофер. Простите? А, конечно!
Штурмовик, успокоившись, принимается за еду. /
Горничная (подсев к штурмовику). Ты, верно,
устал?	1
Штурмовик. Дьявольски.
Горничная. Но в пятницу ты свободен?
Штурмовик. Если ничего не случится.
Горничная. Кстати, за починку часов взяли че¬
тыре пятьдесят.
Штурмовик. Какое бесстыдство!
Горничная. Они и новые-то стоили всего две¬
надцать марок.
Штурмовик. Мальчишка из аптеки все еще при¬
стает?
Горничная. Ах, что ты!
Штурмовик. Ты мне только слово скажи, и все
будет в порядке.
Горничная. Я и так ничего не скрываю. Ты в но¬
вых сапогах?
Штурмовик (скучным голосом). Да. А что?
Горничная. Минна, вы видели, какие у Тео новые
сапоги?
Кухарка. Нет.
Горничная. Покажи ей, Тео! Вот им теперь какие
выдают.
Штурмовик, дожевывая кусок, вытягивает -ногу.
Шикарные, правда?
Штурмовик смотрит по сторонам, словно чего-то ища.
Кухарка. Что-нибудь не так, не по вкусу?
Штурмовик. Смочить бы.
Горничная. Пива хочешь? Я живо принесу. (Вы¬
бегает.)
m

\Кухарка. Она ради вас, господин Тео, из кожи
го\ова выскочить.
Штурмовик. Да, в этом деле я осечки не даю.
Бьем молниеносно.
Кухарка. Вы, мужчины, слишком много себе по¬
зволяете.
Штурмовик. Женщина только того и хочет.
(Вит, что кухарка поднимает тяжелый котел.) Зачем
же Шэ1 так себя утруждаете? Оставьте, это наше дело.
(Бер)ет из ее рук котел.)
Кухарка. Очень с вашей стороны любезно. Вы
всегда найдете, чем бы мне облегчить работу. (Бросив
взгляд на шофера.) Не все такие услужливые.
Штурмовик. Есть о чем говорить! Нам это только
приятно.
В дверь с лестницы стучат.
Кухарка. Это мой брат. Он должен принести
лампу для радио. (Впускает брата, рабочего.) Мой
брат.
Штурмовик и шофер. Хайль Гитлер!
Рабочий буркнул что-то, что может с некоторой натяжкой сойти
за «хайль Гитлер».
Кухарка. Лампу принес?
Рабочий. Да.
Кухарка. Может быть, сейчас же и ввернешь?
Выходят вдвоем.
Штурмовик. Что за личность?
Шофер. Безработный.
Шту рмовик. Часто сюда заходит?
Шофер (пожимает плечами). Я сам тут бываю
редко.
Штурмовик. На толстуху можно положиться,
она чистопробная немка.
Шофер. Абсолютно.
Штурмовик. Но брат может оказаться другого
поля ягодой.
Шофер. Вы берете его на подозрение?
Штурмовик. Я? Нет. Зачем? Подозрений у меня
не бывает. Понимаете, подозрение — это уже все равно
что уверенность. А когда так, сразу делается вывод.
177

Шофер (про себя). Молниеносно!	/
Штурмовик. Да, вот оно как. (Откинулся Jna
спинку стула, прищурил один г\лаз.) Вы разобрали, ^что
он там пробурчал? (Подражает приветствию рабочего.)
Это могло означать '«хайль Гитлер», но могло и не оз¬
начать. Люблю я таких молодчиков. (Раскатсто
смеется.)
Кухарка и рабочий возвращаются.	(
Кухарка (ставит перед рабочим еду). Мой/брат
по части радио первый мастер. А предложи ему рослу-
шать передачу, и нисколько это ему не интересно. Будь
у меня время, я бы только и делала, что крутила прием¬
ник. (Рабочему.) Но у тебя-то, Франц, времени хоть
отбавляй.
Ш турмовик. В самом деле? У вас есть радио, и
вы его не включаете?
Рабочий. Включаю иногда — музыку послушать.
Кухарка. Он себе прямо-таки из ничего смасте¬
рил превосходный приемник.
Ш т у р м о в и к. На сколько ламп?
Рабочий (глядит на него с вызовом). На четыре.
Штурмовик. Да, вкусы бывают разные. (Шофе¬
ру.), Не так ли?
Шофер. Простите? А, разумеется.
Г о р н и ч л а я входит с бутылкой пива.
Горничная. Холодное, прямо со льда.
Штурмовик (дружески накрывает ее руку ла¬
донью). Девушка, ты совсем запыхалась. Незачем было
так бежать, я подождал бы.
Горничная (наливает пиво в стакан). Ничего.
(Пожимает руку рабочему.) Вы принесли лампу? По¬
сидите немного. Небось опять шли всю дорогу пешком.
(Штурмовику.) Он живет в Моабите.
Штурмовик. А где же мое пиво? Кто-то выпил!
(Шоферу.) Это вы выпили мой стакан?
Шофер. Нет, конечно! Как вы могли подумать?
Разве нет вашего пива?
Горничная, Я же тебе налила!
Штурмовик (кухарке). Ага, это вы мое пиво
вылакали! (Раскатисто смеется.) Ничего, успокойтесь.
178

Маленький фокус, практикуемый у нас, штурмовиков:
пи выпивается так, чтобы никто не видел и не слышал.
турмовик. Старый? Попробуйте покажите вы!
(Набивает ему.)
Рабочий. Можно. Итак, вот стакан пива (подни¬
мает стакан), и вот вам фокус. (Спокойно, со смаком
выпивает пиво.)
Кухарка. Но мы все видели!
Рабочий (вытирает рот). Да? Ну, стало быть, фо¬
кус не вышел.
Штурмовик. По-вашему, смешно?
Рабочий. Да ведь :и вы сделали то же самое. Как
сделали вы?
Штурмовик. А как я вам покажу, если вы у меня
все пиво вылакали?
Рабочий. И то верно. Без пива фокус не выйдет.
А другого фокуса вы нам не покажете? Ведь у вас там
в запасе немало фокусов.
Шту р мо в и к. У нас? Это у кого?
Рабочий. У вас, у молодежи.
Штурмовик. Та-ак!
Горничная. Господин Линке только пошутил, Тео!
Рабочий (признав за лучшее переменить тон). Ну
вы, конечно, не обиделись?
Кухарка. Я вам принесу еще бутылку.
Штурмовик. Не нужно. Промочил глотку — и бу¬
дет с меня.
Кухарка. Господин Тео умеет понять шутку.
Штурмовик (рабочему). Почему вы не присяде¬
те? Мы не людоеды.
Живи и давай жить другим. И шутка тоже иногда до¬
пустима. Почему не пошутить. Строги мы только в од¬
ном— когда коснется образа мыслей.
Кухарка. И правильно, здесь строгость к месту.
Рабочий. А какой сейчас может быть образ мыс¬
лей?
(Р очему.) Вы что-то сказали?
абочий. Старый фокус.
Шофер громко смеется.
Рабочий садится.
179

Шту р мо в и к. Сейчас образ мыслей самый правиль¬
ный. Вы иного мнения?	/
Рабочий. Нет. Я только хотел сказать, что сейчас
никто никому не говорит, что он думает.
Шту р м о в и к. Никто никому не говорит? Почему?
Мне говорят.
Рабочий. В самом деле?
Штурмовик. Никто, конечно, сам не при$ежит
докладывать, что он думает. Но можно прийти и
узнать.
Рабочий. Куда?
Штурмовик. Да хотя бы на биржу труда. Мы там
каждое утро.
Рабочий. Да, там кое-.кто еще позволяет себе по¬
ворчать. Что правда, то правда.
Штурмовик. То-то и оно.
Рабочий. Ну и что ж, вы одного кого-нибудь вы¬
ловите, а там уж вас узнали. И впредь будут молчать.
Шту р мов и к. Как это меня узнают? Хотите, пока¬
жу, как я делаю, чтоб меня не узнали? Вы любите фо¬
кусы. Могу вам спокойно показать один-другой, потому
что у нас их в запасе много. И я всегда говорю: если
они будут знать, что у нас припасено в арсенале, они
поймут, что никогда у них ничего против нас не выйдет,
и, может быть, сами отступятся.
Горничная. Правда, Тео, расскажи, как вы это
проделываете!
Штурмовик. Так вот, предположим, мы с вами на
бирже труда, на Мюнцштрассе. И вы, скажем (глядит
на рабочего), стоите передо мной в очереди. Но мне
нужно сперва кое-что подготовить. (Выходит.)
Рабочий (подмигнув шоферу). Ну сейчас мы уви¬
дим, как они это проделывают.
Кухарка. Всех марксистов надо повыловить, по¬
тому что невозможно терпеть это разложение, которое
они распространяют.
Рабочий. Угу.
Штурмовик (возвращается). Я, понятно, в штат¬
ской шкуре. (Рабочему.) Начинайте ворчать.
Рабочий. Насчет чего?
Штурмовик. Ладно, нечего тут прикидываться. Вы
же всегда находите, на что поворчать.
180

\Рабочий. Я? Никогда!
Штурмовик. Ага, стреляный воробей! Но ведь вы
не можете утверждать, что у нас все идет гладко —
придоаться не к чему.
Р[а б о ч и й. Почему же не могу?
Штурмовик. Так нельзя. Если вы не будете мне
подыгрывать, ничего не получится.
Рабочий. Хорошо. Уж разрешу себе — чтоб вас
уважить. Торчи тут весь день, они наше время ни во что
не ставят. А мне и так два часа ходу из Руммельс-
бурга.
Штурмовик. Нет, это не годится. Что ж вы,
право, при Третьей империи от Руммельсбурга до Мюнц-
штрассе не стало дальше, чем было при веймарских
бонзах. Давайте что-нибудь посущественней!
Кухарка. Ведь это как в театре, Франц, мы же
знаем, что ты только прикидываешься, что ты на самом
деле так не думаешь.
Горничная. Вы только, так сказать, представляе¬
те недовольного. Можете вполне положиться на Тео,
он ничего такого не подумает. Он только хочет кое-что
показать.
Рабочий. Хорошо. Тогда я скажу: по мне, так я
бы все штурмовые отряды послал кошке под хвост.
Я за марксистов и за евреев.
Кухарка. Что ты, Франц!
Горничная. Так не годится, господин Линке!
Штурмовик (со смехом). Нет, голубчик! Этак я
просто кликну ближайшего полицейского и отдам вас
под арест. Неужто у вас нет ни на грош фантазии? Вы
должны говорить что-нибудь такое, что можно потом по¬
вергнуть и так и этак: такое, что в самом деле дово¬
дится слышать.
Рабочий. Тогда уж будьте любезны, спровоцируй¬
те меня сами.
Штурмовик. Бросьте, на это уже давно никто не
ловится. Я мог бы, например, сказать так: наш фюрер —
величайший из людей, какие только жили на земле, он
больше Иисуса Христа и Наполеона, -вместе взятых, а
они мне, в лучшем случае, ответят: «Пусть по-вашему!»
Тут я пробую с другого боку. Горлопаны большеротые!
Все пропагандой занимаются. В этом они мастера. Слы-
181

хали вы анекдот про Геббельса и двух вшей? Нет? Ну
так вот: две вши поспорили, которая из них быстрее
пройдет от одного угла рта до другого. И выиграла
спор та, которая обежала сзади по затылку. Тот[путь
оказался короче.	!
Шофер. Вот как?
Все смеются.
Штурмовик (рабочему). Ну теперь рискните и вы.
Рабочий. Я в такие разговоры пускаться не могу.
Анекдот анекдотом, а вы все-таки можете оказаться
шпиком.
Горничная. Он прав, Тео.
Штурмовик. Прав? Вот подобрались слюнтяи! Ну
как тут не обозлиться! Люди слова сказать не смеют.
Рабочий. Вы это всерьез или только на бирже
труда?
Штурмовик. И на бирже.
Рабочий. Так вот, если вы это говорите на (5ирже,
то я вам там же, на бирже, отвечаю: осторожность ни¬
где не повредит. Я трус, у меня нет револьвера.
Штурмовик. Так вот что я тебе скажу, приятель,
раз тебе так дорога осторожность: ты будешь осторожен
раз и будешь осторожен другой раз, а потом и угодишь
в добровольческий трудовой батальон.
Рабочий. А если не 'быть осторожным?
Штурмовик. Тогда уж во всяком случае угодишь.
Спорить не могу. Оно и выйдет, что добровольно попал.
Хорошенькое «добровольно», а?
Рабочий. Что ж, это возможно: подвернулся бы
вам такой вот смелый человек, и вы стояли бы с ним
в очереди на отметку и уставились бы на него вашими
голубыми глазами, — он, пожалуй, и впрямь начал бы
ворчать насчет добровольной трудовой повинности. Ну
что бы он мог тут сказать? Хотя бы так: вчера опять пят¬
надцать душ отправили. Я часто сам себя спрашиваю,
как это они умудряются их набирать, когда повинность
вполне добровольная, люди же там получают, работая,
не больше, чем сидя здесь и ничего не делая, а желудок
требует больше. Но потом довелось мне услышать исто¬
рию про доктора Лея и про кошку, и тут мне все стало
ясно. Знаете вы эту историю?
182

Штурмовик. Нет, не знаем.
Рабочий. Так вот. Доктор Лей отправился в не¬
большую деловую поездку — пропагандировать «Силу
через радость», — .и повстречался ему некий бонза вре¬
мен Веймарской республики, по имени... ну, называть не
стоит; а было это, скажем, в концлагере, — но только
как же попал туда доктор Лей, такой рассудительный
человек? Бонза его спрашивает, как он. добивается того,
что рабочие сейчас все готовы проглотить, чего бы они
раньше никак не стерпели. Тут доктор Лей указывает на
кошку, которая мирно грелась на солнышке, и говорит:
«Допустим, вы хотите угостить ее порцией горчицы и
чтобы она ее проглотила, терпит она ее или не терпит.
Как вы этого добьетесь?» Бонза берет горчицу и сует
кошке в рот. Та, понятное дело, выплевывает ему эту
самую горчицу прямо в лицо. Ни черта кошка не про¬
глотила, только всего его исцарапала. «Нет, голубчик,—
говорит ласково доктор Лей, — так у вас ничего не вый¬
дет. Посмотрите, как делаю я». Он изящно берет на
палец горчицу и, глазом не моргнув, заправляет ее не¬
счастной кошке в задний проход... (Обращаясь к жен¬
щинам.) Вы меня извините, но из песни слова не выки¬
нешь. Кошка, совсем очумев — ведь боль отчаянная,—
тотчас принимается вылизывать из-под хвоста весь
заряд горчицы. «Вот видите, любезный,— торжествует
доктор Лей,— кошка ест горчицу! И добровольно!»
Все смеются.
Да, смешная история.
Шту рмовик. Теперь дело у нас пошло. Доброволь¬
ная трудовая повинность — об этом поговорить любят.
Самое скверное, что никто не пытается больше оказы¬
вать сопротивление. Заставляют нас жрать навоз, а мы
еще спасибо говорим.
Рабочий. Ну нет, тут я с вами не соглашусь. Вот
было на днях — я стою на Александерплаце и раздумы¬
ваю, пойти ли мне на добровольную трудовую службу от
большого чувства или ждать, когда меня туда загребут
вместе с другими. Из продуктовой лавки на углу выхо¬
дит маленькая худенькая женщина, сразу видно — жена
пролетария. Позвольте, говорю я, с каких же это пор
в Третьей империи объявились вдруг опять пролетарии,
Ш

когда у нас, так сказать, народное единство, включая
самого Тиссена? «Ах, что вы,— говорит она,— сейчас, ког¬
да маргарин так подскочил в цене — с пятидесяти пфен¬
нигов сразу до марки! — вы будете меня убеждать, что
у нас народное единство!» Мамаша, говорю я, будьте
осторожны, что вы, право, так передо мной нараспашку,
я же истый немец до мозга костей. «Да, кости! —говорит
она, — а на костях-то нисколечко мяса, а в хлебе одни
отруби». Вот куда загнула! Я стою огорошенный и бор¬
мочу: покупали бы уж лучше масло, оно полезней. Толь¬
ко не экономить на еде, это ослабляет силу нации, чего
мы никак не можем себе позволить пред лицом врагов,
которые окружили нас со всех сторон и на самые высшие
государственные посты забрались, как нас о том пре¬
достерегают. «Нет, — говорит она, — все мы честные
немцы до последнего нашего издыхания, которого и
ждать, пожалуй, недолго осталось ввиду военной опас¬
ности. А вот недавно, когда я хотела, — говорит она,—
отдать свой плюшевый диван в комитет Зимней помо¬
щи,— а то, я слышала, Геринг спит уже на голом полу, по¬
тому что у нас недохват сырья,— так мне там в комитете
сказали: лучше бы нам сюда рояль — для силы через
радость, знаете! А тут мука пропала. Я, значит, забираю
из Зимней помощи свой диван и иду с ним в лавку к
старьевщику — тут же за углом, я уже давно хотела
купить полфунта масла. А в молочной мне говорят: се¬
годня, уважаемая соплеменница, никакого масла не бу¬
дет, не угодно ли пушку? Давайте, говорю я», — это она
мне говорит. А я ей: как же так, к чему же это пушки,
мамаша? Кушать их на пустой желудок? «Нет, — гово¬
рит она, — но уже если мне помирать с голоду, надо
кстати разнести всю эту мразь с Гитлером во главе...»
Что, что такое, кричу я в ужасе. «...C Гитлером во главе
мы,—говорит она,— и Францию одолеем — раз что мы
уже бензин из шерсти добываем». А шерсть? — говорю я.
«А шерсть,— говорит она,— из бензина. Шерсть нам тоже
нужна. Когда попадет в Зимнюю помощь хороший отрез
старого доброго времени, его обязательно урвет кто-ни¬
будь из правления. Если бы Гитлер знал,— говорит
она,— но он ничего не знает, его дело — сторона, он, го¬
ворят, и в высшей школе не учился». Ну как услышал
я такой разлагающий разговор, у меня просто язык
№

отнялся. Сударыйя, говорю я, вы постойте минутку, я
только загляну тут в одно место на Александерплаце.
Так что же вы думаете, возвращаюсь я с агентом, а она
не изволила дождаться!.. (Прекращая игру.) Ну что вы
на это скажете?
Штурмовик (продолжая игру). Я? Гм, что я на
это скажу? Я, пожалуй, посмотрю неодобрительно.
Сразу же на Александерплац? — вот что я, пожалуй,
скажу. Да с тобой и поговорить нельзя!
Рабочий. Никак нельзя. Со мной — никак! Мне,
если что скажете по секрету, обязательно влипнете.
Я знаю свой долг истинного немца. Пусть только мне
моя родная мать шепнет на ушко, что маргарин вздоро¬
жал или еще что-нибудь, я пойду прямо в штаб к штур¬
мовикам. Я родному брату спуску не дам, если он
станет ворчать насчет добровольной трудовой повин¬
ности. И с невестой тоже: если она мне напишет, что
ей там в трудовом лагере начинили брюхо во славу
Гитлера, я попрошу установить за ней слежку, чтобы
она не вытравила плод, это у нас не полагается, мы не
можем иначе: если не идти против собственной род¬
ни, то нашей Третьей империи, которую мы все так лю¬
бим, не на чем будет держаться. Ну что, теперь лучше
пошла игра? Вы мной довольны?
Штурмовик. Этого, пожалуй, хватит. (Продолжая
игру.) А теперь ты можешь спокойно подать свою кар¬
точку на отметку, я тебя отлично понял.Не правда ли,
мы все тебя отлично поняли, не так ли, братцы? Но на
меня ты можешь вполне положиться, приятель: все, что
ты мне сказал, как в могиле похоронено. (Хлопает его
ладонью по спине. Прекращая игру.) Так. А теперь вы
спокойно пойдете отмечаться, и вас тут же на месте
сцапают.
Рабочий. И вам не придется даже выйти из оче¬
реди и последовать за мной?
Штурмовик. Не придется.
Рабочий. И вы никому не мигнете? Этим тоже
можно себя выдать.
Штурмовик. Не мигну.
Рабочий. Как же вы это делаете?
Штурмовик. Вот именно! Вам хотелось бы раз¬
гадать наш фокус! Встаньте и повернитесь спиной. (По¬
185

ворачивает рабочего за плечи так, что все могут видеть
его спину. К горничной.) Видишь?
Горничная. Крест стоит, белый крест!
Кухарка. Как раз посередке, между лопатками.
Шофер. В самом деле.
Штурмовик. А откуда он взялся, хотите знать?
(Раскрывает ладонь.) Вот маленький белый крестик,
сделанный мелом, — он и отпечатался весь как есть!
Рабочий снимает с себя куртку, рассматривает отпечаток креста.
Рабочий. Тонко сработано.
Штурмовик. Что, неплохо? Мелок я всегда ношу
при себе. Да, тут головой работать надо, никакие уставы
тут нам не помогут. (Благодушно.) А теперь можно идти
в Рейникендорф. (Спохватившись.) У меня там тетя^
Что, вы как будто не в восторге? (Горничной.) Что ты
так смотришь, Анна? Не поняла, в чем фокус?
Горничная. Поняла. Не такая уж я дура, как ты
думаешь.
Шту р м о в и к (протягивает ей руку с таким видом,
как будто ему испортили все удовольствие). Сотри.
Она платком вытирает ему ладонь.
Кухарка. Вот такими-то средствами и нужно ра¬
ботать, если враги хотят разрушить все, что построил
наш фюрер и в чем нам все другие народы завидуют.
Шофер. Как, простите? А, совершенно правильно.
(Достает часы.) Пойду вымою машину. Хайль Гитлер!
(Уходит.)
Ш турмовик. Что за личность?
Горничная. Тихий человек. Никакой политикой не
занимается.
Рабочий (встает). Так, Минна, я тоже, пожалуй,
пойду. И не обижайтесь за пиво. Могу сказать, я лишний
раз убедился, что ничего ни у кого не выйдет, если он
что-нибудь затеет против Третьей империи,— очень уте¬
шительно это сознавать. Что до меня, так я никогда не
соприкасаюсь с разрушителями, а то я с удовольствием
сам бы выступил против них. Только у меня нет такой
находчивости, как у вас. (Ясно и отчетливо.) Итак, Мин¬
на, премного тебе благодарен и хайль Гитлер!
Все остальные. Хайль Гитлер!
186

Штурмовик. Мой вам добрый совет: не представ¬
ляйтесь вы лучше таким невинным. Это бьет в глаза.
Со мной вы можете и запустить что-нибудь, я-то умею
понять шутку. Ну — так хайль Гитлер!
Рабочий уходит.
Вот они как —сразу и распрощались. Что-то больно
скоро! Точно испугались чего. Зря я упомянул насчет
Рейникендорфа. Как они сразу насторожились!
Горничная. Я хотела кое о чем попросить тебя, Тео.
Штурмовик. Говори, не стесняйся!
Кухарка. Пойду белье разберу. Я тоже была
молода. (Уходит.)
Штурмовик. Ну что?
Горничная. Я скажу только в том случае, если
буду знать, что ты нисколько не рассердишься, а иначе
я ничего не скажу.
Шту р м о в и к. Ладно, выкладывай!
Горничная. Мне, понимаешь... мне так неприятно...
Я хочу взять из тех денег двадцать марок.
Штурмовик. Двадцать марок?
Горничная. Вот видишь, ты рассердился.
Штурмовик. Взять с книжки двадцать марок —
этим ты меня, конечно, не обрадовала. На что тебе по¬
надобились двадцать марок?
Горничная. Я бы не хотела тебе говорить.
Штурмовик. Так. Ты мне не хочешь сказать? Что-
то странно.
Горничная. Я знаю, что тебе не понравится, так
что я лучше ничего объяснять не буду, Тео.
Штурмовик. Если ты нисколько мне не доверяешь...
Горничная. Да нет же, я тебе доверяю вполне.
Штурмовик. Значит, нам, по-твоему, следует
вовсе прикрыть наш общий счет в сберегательной кассе?
Горничная. Ну как ты мог такое подумать! У ме¬
ня, если я возьму двадцать марок, останется там еще
девяносто семь.
Штурмовик. Можешь не высчитывать мне с такой
точностью. Знаю сам, сколько у нас на счету. Я пони¬
маю, ты хочешь порвать со мной, потому что завела
шашни с другим. Ты, пожалуй, еще хочешь проверить
наши книжки?
187

Горничная. Никаких я шатен не заводила.
Штурмовик. Тогда скажи, в чем дело?
Горничная. Ты же все равно решил не давать.
Штурмовик. Откуда я знаю? Ты, может, просишь
на какое-нибудь нехорошее дело. Я сознаю свою ответ¬
ственность.
Г орничная. Прошу на самое хорошее. И если бы
мне не нужно было, я бы не просила, ты знаешь это сам.
Штурмовик. Ничего я не знаю. Знаю только, что
тут пахнет паленым. Зачем тебе вдруг понадобились
двадцать монет? Кругленькая сумма! Ты беременна?
Горничная. Нет.
Штурмовик. Уверена, что нет?
Горничная. Уверена.
Штурмовик. Если до меня дойдет, что ты зате¬
ваешь что-то незаконное, если только я что-нибудь такое
пронюхаю — крышка! Прямо тебе говорю. Ты, верно,
слышала сама: все, что делается против зачатого плода,
есть тягчайшее преступление, какое только ты можешь
совершить. Если немецкий народ перестанет размно¬
жаться, тогда конец его исторической миссии.
Горничная. Но, Тео, я просто не понимаю, о чем
ты говоришь. Ничего такого нет, будь что-нибудь та¬
кое, я тебе сказала бы, это касалось бы и тебя. Но
раз уж у тебя такие мысли, я лучше скажу все как есть.
Просто я хочу добавить Фриде на покупку зимнего
пальто.
Штурмовик. А почему твоя сестра не может сама
купить себе пальто?
Г орничная. Да как же она купит его на свою пен¬
сию? Она получает по инвалидности всего двадцать
шесть марок восемьдесят пфеннигов в месяц.
Штурмовик. А Зимняя помощь! То-то и есть, что
вы совершенно не доверяете национал-социалистскому
государству. Я это понял давно по тем разговорам, ко¬
торые ведутся здесь, на этой кухне. Думаешь, я не
заметил, как ты кисло приняла сейчас мой фокус?
Горничная. Ничуть не кисло.
Ш т у р м о в и к. Кисло! Так же точно, как эти парни,
которые вдруг сразу распрощались.
Горничная. Если ты хочешь знать мое истинное
мнение, мне тоже кое-что не понравилось.
188

Штурмовик. Что же тебе не понравилось, осме¬
люсь спросить?
Г о-p н и ч н а я. Что ты ловишь несчастных бедняков
своими представлениями и фокусами и всякими штука¬
ми. Мой отец тоже безработный.
Штурмовик. Так. Я только и ждал, что ты мне
это скажешь. Меня и так уже сомнения разбирали во
время разговора с этим Линке.
Горничная. Ты хочешь сказать, что ты собираешь¬
ся его подловить на том, что он тут наговорил тебе
же в угоду? И когда сами же мы его на то подзу¬
живали.
Шту рмовик. Ничего я не хочу сказать, как тебе
уже сказано. А если тебе не по вкусу то, что я делаю,
исполняя свой долг, так я тебе на это заявляю: ты мо¬
жешь прочитать в «Моей борьбе», что сам фюрер не
считал для себя зазорным проверять настроения в на¬
роде, и это долгое время было его прямым делом, когда
он служил в рейхсвере. И делалось это ради Германии
и дало большие результаты.
Горничная. Ну если ты так со мной, Тео, то я
хочу только знать, могу ли я получить свои двадцать
марок, вот и все.
Штурмовик. Я скажу тебе только одно: я не в
таком настроении, когда можно что-нибудь у меня вы¬
тянуть.
Г о р н и ч н а я. Что значит — вытянуть? Мои это день¬
ги или твои?
Штурмовик. Как ты странно вдруг заговорила
о наших общих сбережениях! Для того мы, что ли, убра¬
ли евреев, чтобы из нас теперь сосали кровь собственные
наши соплеменники!
Горничная. Как ты можешь говорить такие вещи
по поводу двадцати марок!
Штурмовик. У меня и так немало расходов. За
одни только сапоги двадцать семь марок заплачено.
Горничная. Как? Вам же их выдали бесплатно?
Штурмовик. Да, так мы думали. И я поэтому
выбрал самые первосортные. А потом поставили нам
всем в счет, и мы сели в лужу.
Горничная. Двадцать семь марок за одни только
сапоги? А какие же другие расходы?
189

Штурмовик. Другие расходы?
Горничная. Ты же сказал, что у тебя много рас¬
ходов.
Штурмовик. Так сразу не вспомнишь. Да и вооб¬
ще нечего мне учинять допрос. Можешь не беспокоиться,
я тебя не обману. И насчет двадцати марок я тоже
как-нибудь соображу.
Горничная (плача). Тео, это же просто невоз¬
можно, как ты мог сказать мне, что с деньгами все в
порядке, и вдруг оказывается, что нет. Я просто не знаю,
что теперь и думать. Хоть двадцать-то марок осталось
у нас на счету — из всех наших денег?
Шту рмовик (хлопает ее по плечу). Кто же гово¬
рит, что у нас ничего не осталось на счету? Ерунда. Ты
можешь на меня положиться. То, что ты мне доверила,
то будет в полной сохранности, как в несгораемом шка¬
фу. Ну, веришь ты своему Тео?
Она плачет, не отвечая.
У тебя просто нервы не в порядке, ты переутомилась.
Ну, я отправился на учение. Значит, в пятницу я за
тобой зайду. Хайль Гитлер! (Уходит.)
Горничная старается унять свои слезы и ходит в отчаянии взад и
вперед по кухне. Возвращается кухарка с корзиной белья.
Кухарка. Что тут между вами вышло? Поссори¬
лись? Тео молодец. Побольше бы нам ’таких. Ничего
серьезного, конечно?
Горничная (все еще плача). Минна, не можете
ли вы поехать к вашему брату и сказать, что ему нужно
остерегаться?
Кухарка. Чего?
Горничная. Ну так... вообще...
Кухарка. Из-за сегодняшнего? Неужели вы ду¬
маете?.. Но разве Тео способен на такое?
Горничная. Я и сама теперь не знаю, что мне ду¬
мать, Минна. Он так изменился. Они его совсем испор¬
тили. Нехорошая у него компания. Четыре года мы с
ним были вместе, и теперь мне вдруг стало казаться,
точно... Я попрошу вас, посмотрите у меня на спине, там
нет креста?

4
БОЛОТНЫЕ СОЛДАТЫ
А эти— под стражею, в сборе,
Шагают, о Марксе и Бебеле споря,
Друг друга берут в оборот,
Пока эсэсовец сонный
В лагерный карцер бетонный
Всех вместе не запрет.
Концентрационный лагерь Эстервеген, 1934 год. Несколько за¬
ключенных мешают цемент.
Брюль (тихо, Дивенбаху). Подальше держись от
Ломана, ненадежный малый.
Дивенбах (громко). Слушай, Ломан, Брюль гово¬
рит, что ты ненадежный, чтобы я держался 'подальше
от тебя.
Брюль. Скотина.
Ломан. Не тебе бы говорить, Иуда. Из-за кого
Карла посадили в карцер?
Брюль. Скажешь, из-за меня? Я, что ли, получил
сигареты неизвестно от кого?
Ломан. Когда это я получил сигареты?
Член библейского общества. Берегись!
Часовой-эсэсовец проходит вверху по насыпи.
Эсэсовец. Кто тут язык распускает? А?
Все молчат.
В следующий раз всех отправлю в карцер, поняли? Петь
немедленно!
Заключенные поют первую строфу «Песни болотных солдат».
Эсэсовец проходит дальше.
191

Заключенные (поют).
Нас не тешат птичьи свисты,
Здесь лишь топь да мокрый луг,
Да молчащий лес безлистый,
Как забор, торчит вокруг.
Солдат болотных рота,
С лопатами в болота
Идем.
Член библейского общества. И почему вы
вечно спорите?
Дивен б ах. Не твоего это ума дедо, святоша.
Вчера в рейхстаге его партия (указывает на Брюля)
голосовала за одобрение гитлеровской внешней поли¬
тики. А он вот (указывая на Ломана) считает, что гит¬
леровская внешняя политика ведет к войне.
Брюль. При нас войны не будет.
Ломан. Положим, при вас уже раз была война.
Брюль. И вообще Германия слишком слаба в воен¬
ном отношении.
Ломан. Ну один-то уж крейсер вы принесли Гит¬
леру в приданое.
Член библейского общества (Дивенбаху).
А ты кто был? Социал-демократ или коммунист?
Дивенбах. Я держался вне партий.
Ломан. Зато теперь ты премило сидишь внутри —
внутри концлагеря.
Член библейского общества. Берегись!
Эсэсовец появляется снова и смотрит на заключенных, Брюль
медленно запевает третью строфу «Песни болотных солдат». Эсэ¬
совец идет дальше.
Брюль (поет).
Мы застряли безвозвратно.
За побег ты жизнь отдашь.
Обведен четырехкратно
Частоколом лагерь наш.
Солдат болотных рота,
С лопатами в болота
Идем.
Ломан (бросает лопату). Как подумаю, что сижу
здесь из-за вас, из-за того, что вы раскололи единый
фронт, так бы и размозжил тебе башку.
192

Брюль. Ну да, это на вас похоже: «Поклонись мне,
как дружку, а не то снесу башку». Как же, единый
фронт! Вы рады бы переманить у нас людей.
Ломан. А вам больше нравится, чтобы их перема¬
нил Гитлер! Предатели народа!
Брюль (в бешенстве хватает лопату и замахивается
на Ломана, тот тоже держит лопату наготове). Я тебе
покажу!
Член библейского общества. Берегись!
(Поспешно запевает последнюю строфу «Песни болот¬
ных солдат».)
Эсэсовец показывается снова.
Все заключенные (подхватывают песню, усерд¬
но мешая цемент).
Не томись тоской бесплодной.
Ведь не вечен снег зимы.
Будет родина свободной,
Будем с ней свободны мы!
Болотные солдаты,
В болото мы лопаты
Швырнем!
Эсэсовец. Кто крикнул «Предатели народа»?
Все молчат.
Мало вас учили., (Ломану.) Отвечай, кто?
Ломан смотрит на Брюля и молчит.
(Дивенбаху.) Кто?
Дивенбах молчит.
(Члену библейского общества.) Кто?
Член библейского общества молчит.
(Брюлю.) Кто?
Брюль молчит.
Даю вам пять секунд, а потом всех отправлю в карцер
и сгною там. (Выжидает пять секунд.)
. Все стоят молча, глядя в пространство.
Марш в карцер!
7 Брехт, т. II

5
СЛУЖЕНИЕ НАРОДУ
Вот лагерные вахтеры,
Убийцы и живодеры,
Служат народу вполне.
Чтоб весел был и не плакал,
Секут и сажают на кол
По самой дешевой цене.
Концентрационный лагерь Ораниенбург, 1934 год. Тесный дворик
между бараками. На сцене темно, но слышно, как кого-то порют.
Когда вспыхивает свет, виден эсэсовец, который порет заклю¬
ченного. Эсэсовский труп пен фюрер стоит в глубине
двора и курит, повернувшись к избиваемому спиной. Затем он
уходит.
Эсэсовец (устав, садится на бочку). Продолжать
работу.
Заключенный встает с земли и, пошатываясь, начинает чистить
отхожее место.
Ну что тебе стоит, свинья, сказать «нет», когда тебя
спрашивают: ты коммунист? Ведь тебя забьют до смер¬
ти, меня лишат увольнительной, а я устал как собака.
И почему они не поручат порку Клапроту? Для него
это одно удовольствие. Когда этот сукин кот опять
выйдет (прислушивается), возьмешь кнут и будешь лу¬
пить по земле. Понял?
Заключенный. Так точно, господин шарфюрер.
Эсэсовец. Но только потому, что я себе все руки
отмотал с вами, собаками, понял?
Заключенный. Так точно, господин шарфюрер.
Эсэсовец. Внимание!
Снаружи доносятся шаги, и эсэсовец показывает на кнут. Заключен¬
ный поднимает его и хлещет им по земле. Так как звук ударов не¬
настоящий, то эсэсовец ленивым движением указывает на корзину,
194

и заключенный начинает хлестать по корзине. Шаги приостанавли¬
ваются. Эсэсовец торопливо и нервно вскакивает, вырывает у за¬
ключенного кнут и бьет его.
Заключенный (шепотом). Только не по животу.
Эсэсовец бьет его по заду. Во двор заглядывает группенфюрер.
Группенфюрер. Бей по животу.
Эсэсовец бьет заключенного по животу.
7*

6
ПРАВОСУДИЕ
Вот судьи, вот прокуроры.
Ими командуют воры:
Законно лишь то, что Германии впрок.
И судьи толкуют и ладят,
Пока весь народ не засадят
За проволоку, под замок.
Аугсбург, 1934 гад. Совещательная комната *в суде. За окном мут¬
ное январское утро. Круглый газовый рожок еще горит. Судья
надевает свою мантию. В дверь стучат.
Судья. Войдите.
Входит следователь уголовного розыска.
Следователь. Доброе утро.
Судья. Доброе утро, господин Таллингер. Я вы¬
звал вас по делу Геберле, Шюнта, Гауницера. Откро¬
венно говоря, мне в этом деле не все ясно.
Следователь. ?
Судья. Из материалов следствия видно, что озна¬
ченный случай произошел в ювелирном магазине Арнд¬
та, то есть в магазине, 'принадлежащем еврею?
Следов ател ь. ?
Судья. А Геберле, Шюнт, Гауницер и по сей день
отстоят в отряде штурмовиков номер семь?
Следователь утвердительно кивает головой.
Значит, отряд не счел нужным наложить на них взы¬
скание?
Следователь отрицательно качает головой.
196

Надо полагать, что после этого происшествия, взвол¬
новавшего весь квартал, отряд, со своей стороны, рас¬
следовал дело?
Следователь пожимает плечам-и.
Я был бы вам очень благодарен, Таллингер, если бы вы
мне до судебного разбирательства несколько... освети¬
ли дело.
Следователь (без всякого выражения). Второго
декабря прошлого года в восемь часов пятнадцать ми¬
нут утра в ювелирный магазин Арндта по Шлеттов-
штрассе ворвались штурмовики Геберле, Шюнт и Гауни-
цер и после короткой перебранки нанесли пятидесяти¬
четырехлетнему Арндту рану в затылок. При этом
магазину был причинен материальный ущерб, выразив¬
шийся в сумме одиннадцать тысяч двести тридцать
четыре марки. Расследование, произведенное уголовным
розыском седьмого декабря прошлого года, показало...
Судья. Дорогой Таллингер, все это есть в деле.
(С досадой показывает на обвинительный акт, занимаю¬
щий одну страницу.) Такого тощего и невнятного за¬
ключения мне еще ни разу не приходилось видеть, а уж
за последние месяцы я достаточно нагляделся! Но то,
что вы говорите, здесь все же написано. Я надеялся,
что вы раскажете мне кое-что о подоплеке этого дела.
Следователь. Пожалуйста, господин судья.
Судья. Ну?
Следователь. Никакой подоплеки нет, господин
судья.
Судья. Неужели, Таллингер, вы считаете, что дело
ясное?
Следователь (ухмыляясь). Нёт, этого я не
считаю.
Судья. По-видимому, во время драки исчезли юве¬
лирные изделия. Их отобрали?
Следователь. Как будто нет.
Судья. ?
Следователь. Господин судья, у меня жена, дети.
Судья. И у меня, Таллингер.
Следователь. Вот то-то. (Пауза.) Видите ли,
Арндт ведь еврей.
Судья. Это я понял уже по фамилии.
197

Следователь. Вот то-то. Одно время соседи по¬
говаривали, что в его семье имел место случай осквер¬
нения расы.
Судья (начиная прозревать). Ага! А кто был в
этом замешан?
Следователь. Дочь Арндта. Ей девятнадцать
лет и, говорят, хорошенькая.
Судья. Официальное расследование было?
Следователь (уклончиво). Нет. Слухи вскоре
прекратились.
Судья. Кто же их распространял?
Следователь. Домовладелец. Некий фон Миль.
Судья. Он, вероятно, не хотел иметь в своем доме
еврейский магазин?
Следователь. Мы тоже так думали. Но он, ви¬
димо, взял назад жалобу.
Судья. Тем не менее этим до некоторой степени
объясняется озлобление против Арндта в данном квар¬
тале. И молодые люди действовали, так сказать, в со¬
стоянии национального аффекта...
Следователь (решительно). Не думаю, господин
судья.
Судья. Чего вы не думаете?
Следователь. Что Геберле, Шюнт и Гауницер
будут особенно напирать на осквернение расы.
Судья. Почему?
Следователь. Имя замешанного в этом деле
арийца нигде официально не значится. Мало ли кто это
может быть. Он может оказаться всюду, где арийцы
в большом числе. А где арийцы в особенно большом
числе? Словом, отряд номер семь не желает, чтобы на
суде касались этого пункта.
Судья (сердито). Зачем же вы мне об этом сооб¬
щаете?
Следователь. Вы сказали, что у вас жена и де-
т)и. Для того и сообщил, чтобы вы не касались этого
пункта. Вдруг кто-нибудь из соседей-свидетелей заго¬
ворит об этом.
Судья. Понимаю. А вообще-то я мало что пони¬
маю в этом деле.
Следователь. Между нами: чем меньше вы буде¬
те понимать, тем лучше,
198

Судья. Вам легко говорить. А я должен вынести
приговор.
Следователь (неопределенно). Да-а.
Судья. Остается одно:	провокация со стороны
Арндта. Иначе этого случая не объяснишь.
Следователь. Совершенно с вами согласен, гос¬
подин судья.
Судья. В чем выразилась провокация?
Следователь. По их показаниям, они были спро¬
воцированы самим Арндтом и неким безработным, кото¬
рого Арндт нанял сгребать снег. Они будто бы отпра¬
вились выпить по кружке пива, и, когда они проходили
мимо магазина, безработный Вагнер и сам Арндт, сто¬
явший в дверях, стали осыпать их непристойной бранью.
Судья. Свидетелей, вероятно, у них нет?
Следователь. Есть. Домовладелец, тот самый
фон Миль, показал, что он видел в окно, как Вагнер
спровоцировал штурмовиков. А компаньон Арндта, не¬
кий Штау, в тот же день пришел в помещение отряда
и сказал Геберле, Шюнту и Гауницеру, что Арндт все¬
гда, и в частности в разговоре с ним, презрительно
отзывался о штурмовиках.
Судья. Ах вот как? У Арндта есть компаньон?
Ариец?
Следователь. Ну конечно. Кто же берет еврея
для вывески?
Судья. Так не станет же его компаньон показывать
против него?
Следователь (с хитрой улыбкой). А может быть,
и станет.
Судья (раздраженно). Как же так? Ведь если на
суде будет доказано, что-Арндт спровоцировал Геберле,
Шюнта и Гауницера, фирма не сможет требовать воз¬
мещения убытков.
Следователь. А почему вы думаете, что этот
Штау заинтересован в возмещении убытков?
Судья. Не понимаю. Он же компаньон Арндта.
Следователь. Вот то-то.
Судья. ?
Следователь. Мы установили, то есть узнали сто¬
роной— это неофициальные сведения, — что этот Штау
свой человек в отряде номер, семь. Он сам бывший штур¬
199

мовик, а возможно, и сейчас состоит в каком-нибудь
отряде. Поэтому Арндт, вероятно, и взял его в ком¬
паньоны. Штау уже был раз замешан в одном налете
штурмовиков. Но тогда они не на таковского напали,
и дело с большим трудом удалось замять. Я, конечно,
не утверждаю, что и тут не обошлось без него... Но, во
всяком случае, это довольно опасный субъект. Только,
пожалуйста, все это строго между нами, я рассказал
это только потому, что вы сказали о щъяе и детях.
Судья (качая головой). Все-таки я не понимаю,
какая польза господину Штау от того, что фирма поне¬
сет убыток в одиннадцать тысяч с лишним марок?
Следователь. Ведь драгоценности так и не об¬
наружены. То есть у Геберле, Шюнта и Гауницера их
нет. И продавать их они тоже не продавали.
Судья. Так.
Следователь. Никто не может требовать от
Штау, чтобы он продолжал вести дело с компаньоном,
который признан виновным в провокационных действиях
против штурмовиков. А раз ответственность за понесен¬
ные убытки падает на Арндта, то он и должен возместить
их Штау. Ясно?
Судья. Да, это действительно, очень ясно. (С мину¬
ту задумчиво смотрит на следователя, лицо которого
снова приняло казенно бесстрастное выражение.) По-
видимому, нужно остановиться на том, что Арндт спро¬
воцировал штурмовиков. Совершенно очевидно, что об¬
щественное мнение против него. Вы сами сказали, что
его домохозяин уже подавал жалобу по поводу возму¬
тительных нравов в семье Арндта. Да-да, я помню,
этого пункта не надо касаться. Но, во всяком случае,
можно предполагать, что и с этой стороны выселение
Арндта будет встречено благожелательно. Благодарю
вас, Таллингер, вы оказали мне большую услугу. (Про¬
тягивает следователю сигару.)
Следователь уходит. В дверях он сталкивается с .проку¬
рором.
Прокурор (судье). Можно к вам на минутку?
Судья (чистит яблоко). Пожалуйста.
Прокурор. Я по поводу дела Геберле, Шюнта,
Г ауницера.
200

Судья (рассеянно). Да?
Прокурор. Дело, правда, в достаточной степени
ясное...
Судья. Да. Откровенно говоря, я даже не понимаю,
зачем прокуратура возбудила это дело.
Прокурор. А как же? Случай получил огласку,
вызвал недовольство. Даже в национал-социалистских
кругах настаивали на следствии.
Судья. Я вижу тут типичный случай еврейской про¬
вокации, и больше ничего.
Прокурор. Вздор, милейший Голь! Напрасно вы
думаете, что наши обвинительные акты, хотя они и не¬
многословны, не заслуживают пристального внимания.
Я так и думал, что вы в простоте души пойдете по ли¬
нии наименьшего сопротивления. Только осторожней,
не сядьте в лужу. И оглянуться не успеете, как очути¬
тесь в какой-нибудь глухой дыре, в Померании. А там
в наше время довольно-таки неуютно.
Судья (в недоумении, перестав жевать яблоко).
Ничего не понимаю. Неужели вы хотите сказать, что
намерены оправдать еврея Арндта?
Прокурор (с пафосом). Еще бы не намерен! Да
он и не думал никого провоцировать. Вы что же пола¬
гаете? Если он еврей, так он не найдет справедливости
перед судом Третьей империи? Очень странные у вас
взгляды, любезный Голь!
Судья (с досадой). Да я же никаких взглядов не
высказываю. Просто у меня сложилось впечатление, что
Геберле, Шюнт и Гауницер были спровоцированы.
Прокурор. Но ведь спровоцировал их не Арндт,
а безработный, ну этот, который снег сгребал... как его...
Вагнер!
Судья. Об этом, дорогой Шпитц, в вашем заклю¬
чении нет ни слова.
Прокурор. Совершенно верно. До сведения про¬
куратуры дошло только то, что три штурмовика напали
на Арндта. И прокуратура, как и надлежит, вмешалась
в это дело. Но если, предположим, свидетель фон Миль
покажет на суде, что во время происшествия Арндта
вообще не было на улице, а что, напротив, безработ¬
ный... ну как его... Вагнер, произносил ругательства по
адресу штурмовиков, то суду с этим придется считаться.
*	2Q1

Судья (с изумлением). Это покажет фон Миль?!
Так ведь он же домовладелец, который хочет выселить
Арндта из своего дома. Не станет же он показывать
в его пользу.
Прокурор. Теперь вы уже фон Миля подозре¬
ваете! Почему вы думаете, что он будет лгать под при¬
сягой? А известно ли вам, что фон Миль, помимо того
что он эсеэсовец, имеет большие связи в ^министерстве
юстиции? Я бы советовал вам, любезный Голь, считать
его порядочным человеком.
Судья. Да я ничего не говорю. Кто же в наше
время станет винить человека за то, что он не хочет,
чтобы в его доме был еврейский магазин?
Прокурор (великодушно). Если владелец мага¬
зина аккуратно платит за наем...
Судья (дипломатично). Говорят, что фон Миль уже
раз подавал на него жалобу...
Прокурор. Ах, так и это вам известно? Но с чего
вы взяли, что это было сделано с целью выселить его?
Тем более что жалоба была взята обратно. По-моему,
это скорей свидетельствует о хороших отношениях
между ними. Не будьте же так наивны, дорогой Голь.
Судья (начинает сердиться). Дорогой Шпитц, это
все не так просто. Компаньон Арндта, который, как я
полагал, должен бы покрывать его, собирается его то¬
пить, а домохозяин, который должен бы топить его, со¬
бирается его покрывать. Пойди пойми что-нибудь!
Прокурор. А за что же мы жалованье получаем?
Судья. Ужасно запутанное дело. Сигару хотите?
Прокурор берет сигару, оба молча курят.
(В мрачном раздумье.) Но если на суде будет установ¬
лено, что провокации со стороны Арндта не было, он мо¬
жет предъявить отряду иск о возмещении убытков.
Прокурор. Во-первых, он не может предъявить
иск отряду, в крайнем случае он может предъявить его
персонально Геберле, Шюнту и Гауницеру, у которых
нет ни гроша... А скорее всего, ему придется предъявить
иск безработному, ну как его... Вагнеру. (С ударением.)
Во-вторых, я думаю, он все-таки поостережется пода¬
вать жалобу на штурмовиков.
Судья. Где он сейчас находится?
202

Прокурор. В больнице.
Судья. А Вагнер?
Прокурор. В концентрационном лагере.
Судья (со вздохом облегчения). Ну конечно, при¬
нимая во внимание все обстоятельства, Арндт, вероятно,
не станет подавать жалобу. Да и Вагнер не станет осо¬
бенно настаивать на своей невиновности. Но только
штурмовикам едва ли понравится, что еврея оправдали.
Прокурор. Так ведь на суде будет установлено,
что они стали жертвами провокации. А исходила ли
провокация от еврея или от марксиста — какая им раз¬
ница.
Судья (все еще сомневаясь). Нет, не скажите. Все-
таки во время стычки между безработным Вагнером и
штурмовиками ювелирному магазину был нанесен
ущерб. Это бросает тень на отряд.
Прокурор. Ну что же делать. На всех не уго¬
дишь. А кому угождать, это уж, любезный Голь, вам
должно подсказать ваше национальное сознание. Могу
вам только сообщить, что в национал-социалистских кру¬
гах и, в частности, в высшем эсэсовском руководстве
определенно ожидают большей твердости от германских
судей.
Судья (с глубоким вздохом). Правосудие в наше
время не такое простое дело, дорогой Шпитц. Согласи¬
тесь сами.
Прокурор. Не спорю. Но есть прекрасное изрече¬
ние нашего министра юстиции, которого вы можете
держаться: законно лишь то, что Германии впрок.
Судья (без энтузиазма). Да-да.
Прокурор. Действуйте смелей. (Встает.) Теперь
вы знаете подоплеку. Значит, дело ясней ясного. До ско¬
рого, милейший Голь. (Уходит.)
Судья очень недоволен. Он стоит несколько минут у окна. Потом
рассеянно перелистывает бумаги. Наконец звонит. Входит слу¬
житель.
Судья. Вызовите еще раз следователя Таллингера
из комнаты свидетелей. Только незаметно.
Служитель уходит. Через 'несколько минут входит следо¬
ватель.
Слушайте, Таллингер, хорош бы я был, если бы после-
205

Довал вашему совету и признал поведение Арндта про¬
вокационным. Господин фон Миль готов будто бы пока¬
зать под присягой, что спровоцировал штурмовиков
безработный Вагнер, а вовсе не Арндт.
Следователь (с непроницаемым видом). Да, так
говорят, господин судья.
Судья. Что это значит—так говорят? Что говорят?
Следователь. Что ругался Вагнер.
Судья. А это неправда?
Следователь (с сердцем). Господин судья, как
мы можем утверждать, правда это или....
Судья (твердо). Послушайте, Таллингер, что я вам
скажу. Помните, вы находитесь ib германском суде. Отве¬
чайте: сознался Вагнер или не сознался?
Следователь. Я могу только сказать, что лично
я не был в концентрационном лагере. В протоколе доз¬
нания— сам Вагнер болен, у него что-то с почками,—
сказано, что сознался. Но...
Судья. Значит, сознался! Какое же еще «но»?
Следователь. Он инвалид войны, был ранен
в шею. Так вот Штау — знаете, компаньон Арндта,—
показал, что он вообще громко говорить не может. Как
мог фон Миль из окна второго этажа слышать ругань...
Судья. На это возразят, что не обязательно иметь
громкий голос, чтобы оскорбить кого-нибудь.Достаточно
красноречивого жеста. У меня создалось впечатление,что
именно такого рода лазейку прокуратура хочет оставить
штурмовикам. Точнее говоря, именно эту лазейку
и только эту.
Следователь. Вот то-то, господин судья.
Судья. А что показал Арндт?
Следователь. Что его вообще при этом не было,
а голову он разбил при падении с лестницы. И больше
от него ничего нельзя добиться.
Судья. Должно быть, он ни в чем не виноват, прос¬
то его впутали в это дело.
Следователь. Вот то-то, господин судья.
Судья. А штурмовой отряд должен бы удовлетво¬
риться тем, что Геберле, Шюнта и Гауницера оправдают.
Следователь. Вот то-то, господин судья.
Судья. Что вы заладили, как попугай: вот то-то, вот
то-то!..
204

Следователь, öot то-то, господин судья.
Судья. Что вы хотите этим сказать, Таллингер? Вы
не обижайтесь на меня, вы же понимаете, что я немного
нервничаю. Я знаю, что вы честный человек, и если вы
мне дали совет, так не зря.
Следователь (смягчаясь).к вам не приходило
в голову, что прокурор просто метит на ваше место
и расставляет вам ловушку? Это теперь часто делается.
Допустим, вы признаете еврея невиновным. Он никого
не провоцировал. Его вообще не было при перепалке.
Голову ему поранили случайно во время другой драки.
Значит, после выздоровления Арндт возвращается в свой
магазин. Штау, его компаньон, не может помешать ему
в этом. А магазину нанесен ущерб в сумме одиннадца¬
ти тысяч марок. Значит, и Штау терпит убытки, потому
что он не может требовать возмещения с Арндта.
И Штау—я этих субъектов знаю — обратится со своими
претензиями к отряду номер семь. Сам-то он воздержит¬
ся, потому что он компаньон еврея, а следовательно,
еврейский приспешник. Но он найдет кого послать вмес¬
то себя. Тогда начнут говорить, что штурмовики в поры¬
ве национального энтузиазма воруют ювелирные изде¬
лия. Вы можете себе легко представить, как отнесутся
штурмовики к вашему приговору. Этого у нас вообще
никто не поймет. Как может в Третьей империи еврей
оказаться правым, а штурмовики неправыми?
Уже несколько минут за сценой слышен шум. Он все усиливается.
Судья. Что там за шум? Минутку, Таллингер.
(Звонит.)
Входит служитель.
Что там происходит?
Служитель. Зал переполнен. Все коридоры заби¬
ты, никто пройти не может. А штурмовики заявляют,
что получили приказ быть на суде, и требуют, чтобы их
пропустили.
Служитель уходит, так как .перепуганный судья не в силах вы¬
говорить ни слова.
Следователь (продолоюает). Вам тогда житья не
будет. Послушайте меня, держитесь за Арндта и не тро¬
гайте штурмовиков.
205

Судья (в изнеможении подпирает голову рукой).
Ну спасибо, Таллингер, я еще подумаю.
Следователь. Да, подумать вам не мешает, гос¬
подин судья. (Уходит.)
Судья тяжело встает и изо всех сил нажимает звонок. Входит слу¬
житель.
Судья. Сбегайте, пожалуйста, к господину -Фею,
советнику окружного суда, и скажите ему, что я прошу
его зайти ко мне на минутку.
Служитель уходит. Входит служанка с завтраком для
судьи.
Служанка. Вы когда-нибудь свою голову дома
забудете. Просто беда с вами. Ну что вы сегодня забы¬
ли? Подумайте-ка хорошенько: самое главное! (Протя¬
гивает ему завтрак.) Завтрак забыли! Вот и наелись
бы опять горячих крендельков, а потом мучались бы
животом, как на прошлой неделе. Не бережете вы
себя.
Судья. Ну ладно, Мари.
Служанка. Еле-еле прорвалась к вам. Весь суд
набит штурмовиками — пришли дело слушать. Ну се¬
годня им покажут, правда? Вот и в мясной все говорят:
хорошо, что еще есть закон! Подумать только! Ни с того
ни с сего напасть на коммерсанта! Половина штурмови¬
ков — бывшие уголовники, это весь квартал знает. Не
будь у нас закона, они бы, чего доброго, и церковь унес¬
ли. Это они из-за колец сделали: у Геберле невеста есть,
а невеста эта еще году нет как по панели ходила. А на
безработного с простреленным горлом, на Вагнера, тоже
они навалились, когда он снег сгребал, все видели. Сре¬
ди бела дня разбойничают, весь квартал в страхе дер¬
жат, а скажешь что — подкараулят и изобьют до полу¬
смерти.
Судья. Ладно, ладно, Мари, ступайте!
Служанка. Я им сказала в мясной: будьте по¬
койны, господин судья их научит уму-разуму, правда
ведь? Все хорошие люди за вас будут стоять, в этом не
сомневайтесь. Только завтрак свой ешьте потихоньку,
не давитесь, это ведь вредно, ну я ухожу, вам пора дело
слушать, смотрите не очень там расстраивайтесь, а еще
206

лучше — позавтракайте до суда, минутку-то уж подо¬
ждут, зато вы спокойно покушаете. Берегите себя, пом¬
ните— здоровье дороже всего, ну я ухожу, не мне вас
учить, и я вижу, вам уже не сидится, а мне еще нужно
в бакалейную. (Уходит.)
Входит советник окружного суда Фей, пожилой чело¬
век, друг Голя.
Советник. Ты меня звал?
Судья. Есть у тебя минутка времени? Я хотел по¬
советоваться с тобой. У меня сейчас очень каверзное
дело будет слушаться.
Советник (садится). Да, дело штурмовиков.
Судья (ходивший взад и вперед по комнате, оста¬
навливается). Откуда ты знаешь?
Советник. Об этом у нас еще вчера говорили.
Очень неприятное дело.
Судья (взволнованно бегает по комнате). А что у
вас говорят?
Советник. Не завидуют тебе. (С любопытством.)
Что ты думаешь делать?
Судья. В том-то и беда, что не знаю. Но я, по
правде сказать, не предполагал, что этим делом так ин¬
тересуются.
Советник (с удивлением). Вот как?
Судья. По-видимому, этот компаньон Арндта —
опасный субъект.
Советник. Так говорят. Но фон Миль тоже не
ангел.
Судья. О нем что-нибудь известно?
Советник. Не много, но достаточно. У него, по¬
нимаешь ли ты, связи.
Пауза.
Судья. В высоких сферах?
Советник. В очень высоких.
Пауза.
(Осторожно.) Если ты еврея отведешь, а Габерле, Шюн-
та и Гауницера оправдаешь на том основании, что без¬
работный Вагнер спровоцировал их, а потом поспешил
207

укрыться в магазине, то, по-моему, штурмовики будут
довольны. Арндт ведь не станет на них жаловаться.
Судья (озабоченно). Он-то не станет, а его ком¬
паньон? Он будет требовать возвращения пропавших
вещей. И тогда все руководство штурмовых отрядов
взъестся на меня.
Советник (обдумав этот довод, которого он Ъвно
не ожидал). Но если ты закопаешь еврея, фон Миль
тебе непременно шею сломает, это в лучшем случае. Ты,
должно быть, не знаешь, что у него просроченные век¬
селя. Он держится за Арндта, как утопающий за со¬
ломинку.
Судья (с ужасом). Векселя?
В дверь стучат.
Советник. Войдите!
Входит с л у ж и т е л ь.
Служитель. Господин судья, я просто не знаю,
куда посадить господина генерального прокурора и гос¬
подина Шенлинга, председателя окружного суда. Хоть
предупреждали бы заранее.
Советник (так как судья молчит). Освободите
два места и не мешайте нам.
Служитель уходит.
Судья. Только их недоставало!
Советник. Фон Миль ни за что не допустит, чтобы
Арндта засудили, ведь это верное разорение. Арндт ему
нужен.
Судья (совершенно убит). Как дойная корова.
Советник. Этого я не говорил. И я вообще не по¬
нимаю, как ты можешь приписывать мне такие мысли,
решительно не понимаю. Я категорически заявляю, что
не сказал ни единого слова против господина фон Миля.
Мне очень жаль, Голь, что приходится это подчеркивать.
Судья (взволнованно). Что ты, Фей, как ты мо¬
жешь так со мной разговаривать? При наших отноше¬
ниях!
Советник. Какие такие «наши отношения»? Не
могу же я вмешиваться в дела, которые ты ведешь. Хо¬
чешь— ссорься с министром юстиции, хочешь — с штур¬
208

мовым отрядом, словом, решай как знаешь. В наше вре¬
мя каждый должен думать о себе.
Судья. Я и думаю о себе. Я только не знаю, что
придумать. (Подходит к двери и прислушивается к шуму
в зале.)
Советник. Да, прискорбно.
Судья (с отчаянием). Господи, я же на все готов,
пойми ты это! Тебя точно подменили. Я решу так или
этак, как прикажут, но я же должен знать, что мне
приказано. Если этого не знаешь, так и правосудия
больше нет!
Советник. Я на твоем месте не стал бы кричать,
что правосудия больше нет, Голь.
Судья. Что уж я опять не так сказал? Я вовсе не
это имел в виду. Я только хочу сказать, что когда инте¬
ресы так противоречивы...
Советник. В Третьей империи нет противоречий.
Судья. Конечно, конечно. Разве я спорю? Что ты
каждое мое слово как на аптекарских весах взвеши¬
ваешь?
Советник. Почему бы и нет? Я — судья.
Судья (обливаясь потом). Если бы стали взвеши¬
вать на весах каждое слово каждого судьи, дорогой
Фей! Да я готов разобрать это дело самым тщательным,
самым добросовестным образом, но мне должны ска¬
зать, какое решение диктуется высшими интересами.
Если я решу, что еврей не выходил из магазина, разо¬
злится домовладелец... нет — компаньон... я уже совсем
запутался... а если я признаю, что спровоцировал штур¬
мовиков безработный, то домовладелец, фон... постой,
постой, как раз фон Миль хочет, чтобы... За что меня
сажать в глухую дыру в Померании? У меня грыжа, и
я не хочу связываться со штурмовиками, и, наконец,
у меня же семья, Фей! Хорошо моей жене говорить, что¬
бы я просто разобрал, как было дело. После этого в луч¬
шем случае очнешься в больнице. Разве я ставлю во¬
прос о налете? Я ставлю вопрос о провокации. Так что
же от меня хотят? Я, конечно, засужу не штурмовиков,
а еврея или безработного, но которого из них засудить?.
Как мне выбрать между безработным и евреем, иначе
говоря, между компаньоном и домовладельцем? В По¬
меранию я ни за что не поеду, уж лучше в концентра¬
209

ционный лагерь! Это же невозможно, Фей. Что ты на
меня так смотришь, точно я подсудимый! Ведь я же,
кажется, на все готов!
Советник (встав с кресла). В том-то и дело, что
одной готовности мало, дорогой мой.
Судья. Как же я должен решить?
Советник. Предполагается, господин Голь, что со¬
весть подсказывает судье его решение. Запомните это!
Имею честь.
Судья. Ну конечно. Совесть и разумение. Но в
этом, данном случае что я должен выбрать? Скажи,
Фей!
Советник уходит. Судья, онемев, смотрит ему вслед. Звонит
телефон.
Судья (снимает трубку). Да?.. Эмми?.. От чего от¬
казались?.. От партии в кегли?.. Кто звонил?.. Адвокат
Приснитц?.. Он-то откуда знает? Что это значит? Это
значит, что я должен вынести приговор. (Вешает трубку.)
Входит служитель. Явственно доносится шум из коридора.
Служитель. Дело Геберле, Шюнта и Гауницера,
господин судья.
Судья (собирает бумаги). Иду.
Служитель. Господина председателя окружного
суда я посадил на места для прессы. Он ничего, остался
доволен. А вот господин генеральный прокурор отка¬
зался сесть на скамью свидетелей. Он, видимо, хотел
сесть за судейский стол. Но тогда вам, господин судья,
пришлось бы слушать дело, сидя на скамье подсудимых!
(Глупо смеется своей шутке.)
Судья. Нет-нет, туда я ни за что не сяду.
Служитель. Не сюда, не сюда, вот в эту дверь.
А где же папка с обвинительным заключением?
Судья (окончательно потеряв голову). Да, она мне
нужна, а то я, пожалуй, не буду знать, кто обвиняемый,
что, а? Так куда же нам все-таки посадить генерального
прокурора?
Служитель. Да вы книжку с адресами захватили,
господин судья. Вот ваша папка. (Сует ему под мышку.)
Судья, вытирая лот, в полном смятении выходит.

7
ПРОФЕССИОНАЛЬНОЕ ЗАБОЛЕВАНИЕ
Жрецы медицинской науки
Идут, потирая руки;
Им платят со штуки, подряд.
И тех, кого мастер заплечный калечит,
Они латают, штопают, лечат
И шлют в застенок назад.
Берлин, 1934 год. Больничная палата. Только что доставлен новый
больной. Сестры вписывают его фамилию на аспидную до¬
щечку в головах койки. На соседних койках разговаривают двое
больных.
Первый больной. А у этого что?
Второй больной. Я уже видел его в перевязоч¬
ной. Сидел рядом с его носилками. Он был еще в соз¬
нании, но ничего не ответил, когда я спросил, что с ним.
У него все тело — одна сплошная рана.
Первый больной. Незачем было тогда и спра¬
шивать.
Второй больной. Так я же увидел, только ког¬
да его начали перевязывать.
Одна из сестер. Тише, профессор идет!
В сопровождении ассистентов и сестер в палату входит
хирург.
Хирург (останавливается возле одной из коек; на¬
ставительно). Перед вами, господа, великолепнейший
случай, показывающий, насколько важно спрашивать
все вновь и вновь, искать все более глубоких причин за¬
болевания, без чего медицина превращается в простое
знахарство. У пациента все явления, характерные для
невралгии, и долгое время его от нее и лечили. На деле
оказалось, что он страдает болезнью Рейно; пациент
211

нажил ее от работы с пневматическими инструментами,
то есть, господа, мы имеем дело с профессиональным
заболеванием. Лишь теперь можем мы вести лечение
правильно. Вы видите на этом случае, насколько оши¬
бочно рассматривать пациента только в клинической
обстановке, вместо того чтобы спросить: откуда этот
•пациент, где он нажил свою болезнь и куда пациент
возвратится по излечении. Какие три пункта обяза¬
тельны для хорошего врача? Что он должен уметь? Во-
первых...
Первый ассистент. Спрашивать.
Хирург. Во-вторых?
Второй ассистент. Спрашивать.
Хирург. В-третьих?
Третий ассистент. Спрашивать, господин про¬
фессор!
Хирург. Правильно! Спрашивать! И в первую оче¬
редь о чем?
Третий ассистент. О социальных условиях,
господин профессор!
Хирург. И бесстрашно устремлять свой взор на
частную жизнь пациента, которая нередко бывает, увы,
весьма печальной. Когда человек вынужден заниматься
такой профессией, которая рано или поздно должна его
физически разрушить, и он, так сказать, умирает, чтобы
не околеть с голоду, мы не любим слышать о таких ве¬
щах и избегаем об этом спрашивать. (Подходит со сво¬
ей свитой к койке нового пациента.) А что у этого?
Старшая сестра что-то шепчет ему на ухо.
Ах так! (Бегло и, видимо, принуждая себя осматривает
больного. Диктует.) Ушибы на спине и на бедрах. От¬
крытые раны на животе. Еще что?
Старшая сестра (читает вслух). Кровь в моче.
Хирург. С каким диагнозом доставлен?
Старшая сестра. Разрыв левой почки.
Хирург. Сначала надо еще сделать рентген. (На¬
меревается отойти.)
Третий ассистент (записывающий историю бо¬
лезни). Причина заболевания, господин профессор?
Хирург. А какая причина указана?
212

Старшая сестра. Как причина заболевания ука¬
зано падение с лестницы.
Хирург (диктует). Падение с лестницы. Почему
руки связаны?
Старшая сестра. Пациент уже два раза срывал
повязку.
Хирург. Почему?
Первый больной (вполголоса). Откуда паци¬
ент и куда пациент вернется по излечении?
Все круто оборачиваются к нему.
Хирург (откашливаясь.) Если пациент будет не¬
спокоен, дайте морфий. (Подходит к следующей кой¬
ке.) Ну что, получше стало? Набираемся сил? (Смотрит
у больного горло.)
Один из ассистентов (другому). Рабочий.
Доставлен из Ораниенбурга.
Другой ассистент (усмехаясь). Стало быть,
тоже профессиональное заболевание.

физики
Тевтонские бороды всклоченные
Приклеив, идут озабоченные
Ученые нашей страны.
Нелепую физику новую
С бесспорно арийской основою
Они придумать должны.
Геттинген, 1935 год. Институт физики. Двое ученых Икс « Игрек.
Игрек только что вошел. У него вид заговорщика.
Игрек. Получил!
Икс. Что?
Игрек. Ответ на вопросы, посланные Миковскому в
Париж.
Икс. Относительно гравитационных волн?
Игрек. Да.
Икс. И что же?
Игрек. Знаешь, кто дал нам исчерпывающий ответ?
Икс. Кто?
Игрек пишет на бумажке фамилию и протягивает записку Иксу.
После того как Икс прочел, Игрек берет бумажку, рвет ее на мел¬
кие клочки и бросает <в печку.
Игрек. Миковский переслал наши вопросы ему. Вот
его ответ.
Икс (оюадно протягивает руку). Дай сюда! (Внезап¬
но отпрянув.) Но если узнают, с кем мы переписываем¬
ся...
Игрек. Этого нельзя допустить!
Икс. Hot иначе мы не можем сделать дальше ни
шага. Давай уж, все равно!
Игрек. Ты ничего не поймешь. Я все тут зашифровал
по-своему. Так оно вернее. Я прочту тебе.
214

Икс. Потише!
Игрек. Ролькопф там, в лаборатории? (Указывает
направо.)
Икс (указывает налево). Нет, зато там Рейнгард.
Сядь сюда.
Игрек (читает). Речь идет о двух произвольных
контрвариантных векторах ф и Г и о контрвариантном
векторе t. С их помощью образуются компоненты сме¬
шанного тензора второй степени, структура которого в
соответствии с этим выражается:
= Сы*
Икс (все время записывал то, что читал Игрек, но
тут подает ему знйк замолчать). Минутку! (Встает и на
цыпочках идет к стене налево. Не услышав, очевидно,
ничего подозрительного, возвращается.)
Игрек возобновляет чтение, которое время от времени прерывается
таким же образом: ученые обследуют телефон, внезапно распахи¬
вают дверь и т. д.
Игрек. Для покоящейся некогерентной материи, эле¬
менты которой не действуют друг на друга посредством
натяжения, Т = р, единственная компонента тензора
плотности энергии, не равная нулю. Вследствие этого
возникает статическое гравитационное поле, уравнение
которого при включении коэффициента пропорциональ¬
ности 8ях представляется так:
Af = 4яхр.
При соответствующем выборе пространственных коор¬
динат отклонение от величины c2dt2 очень незначи¬
тельно.
Где-то хлопает дверь, и ученые спешат спрятать свои записи. Но
тревога оказывается напрасной. В дальнейшем оба настолько увле¬
каются, что даже забывают, каким предосудительным делом они
заняты.
(Продолжает читать.) С другой стороны, неизвестные
массы очень малы по сравнению с покоящейся массой,
создающей поле, вследствие чего движение тел, помещен¬
ных в гравитационное поле, определяется геодезической
215

мировой линией в этом статическом гравитационном
поле. Она (эта линия) удовлетворяет вариационному
принципу
8 jds = 0,
причем концы соответствующего отрезка мировой линии
закреплены.
Икс. А что говорит Эйнштейн о...
По ужасу на лице Игрека Икс видит, что проговорился, и сам за¬
мирает на месте от ужаса. Игрек вырывает у него из рук сделанные
им записи и засовывает все бумаги в карман.
Игрек (очень громко, обращаясь к стене налево).
Чисто еврейские фокусы! С физикой это не имеет ничего
общего.
Облегченно вздохнув, оба снова берут свои записи и молча, с вели¬
чайшей опаской, продолжают работать.

9
ЖЕНА ЕВРЕЙКА
Идут на еврейках женатые,
Изменники расы завзятые.
Их спарят с арийками тут,
Блондинкой заменят брюнетку,
И, словно в случную клетку,
Насильно в расу вернут.
Франкфурт, 1935 год. Вечер. Жена укладывает чемоданы. Она
выбирает вещи, какие нужно взять с собой. Иногда она вынимает
уже уложенную вещь и снова ставит ее на место, а взамен укла¬
дывает другую. Долго она колеблется, взять ли ей большую фото¬
графию мужа, стоящую на комоде. В конце концов она оставляет
ее. Устав от сборов, она (Присаживается на чемодан, подперев голо¬
ву рукой. Потом встает, подходит к телефону и набирает номер.
Жена. Это вы, доктор?.. .Говорит Юдифь Кейт.
Добрый вечер. Я хотела только сказать, что теперь вам
придется поискать другого партнера в бридж. Я уез¬
жаю... Нет, ненадолго, недели на две... В Амстердам...
Да, говорят, весной там чудесно... У меня там друзья...
Нет, не в единственном числе... Напрасно сомневаетесь...
С кем вы теперь будете играть в бридж?.. Но ведь мы
и| так уже две недели не играем... Ну конечно, Фриц
тоже был простужен. В такой холод в'ообще нельзя
играть в бридж... Я так и сказала. Да что вы, доктор,
с чего бы? Нисколько... Ведь у Теклы гостила мать...
Знаю... С какой стати мне пришло бы это в голову?..
Нет, это не внезапно. Я давно собиралась, только все
откладывала, а теперь мне пора... Да, в кино пойти нам
уже тоже не придется. Кланяйтесь Текле.. Может быть,
вы как-нибудь в воскресенье позвоните ему. Так до
свидания! Да, конечно, с удовольствием!.. Прощайте!
(Вешает трубку и набирает другой номер.) Говорит
Юдифь Кейт. Нельзя ли позвать фрау Шэкк?.. Я хочу
217

проститься с тобой, я уезжаю ненадолго... Нет, я здо¬
рова, просто хочется повидать новые места, новых лю¬
дей... Да, что я хотела тебе сказать, во вторник вечером
у Фрица будет профессор, может быть, и вы зайдете?
Я ведь сегодня ночью уезжаю. Да, во вторник... Нет, я
только хотела сказать, что уезжаю сегодня ночью, так
вот я подумала, отчего бы и вам не прийти?.. Ну хоро¬
шо, скажем — несмотря на то, что меня не будет. Я же
знаю, что вы не из таких, ну что ж, время беспокойное
и всем приходится быть начеку. Так вы придете?.. Если
у Макса будет время?.. У него будет время, скажи ему,
что придет профессор... Ну, мне пора. Прощай. (Вешает
трубку и набирает еще номер.) Гертруда, ты? Это я,
Юдифь. Прости, если помешала... Благодарю. Я хотела
тебя спросить, не могла бы ты присмотреть за Фрицем,
я уезжаю на несколько месяцев... Вот как? Ты же его
сестра... Почему тебе не хочется?.. Никто ничего не по¬
думает, и уж во всяком случае не Фриц... Конечно, он
знает, что мы с тобой не очень дружим... но... ну хоро¬
шо, он сам тебе позвонит. Да, я ему скажу... Все ведь
более или менее налажено, но квартира несколько вели¬
ка... Как убирать его кабинет, Ида знает, пусть там хо¬
зяйничает... По-моему, она очень расторопная, и Фриц
привык к ней... И вот что еще —пожалуйста, не пойми
это превратно,— он не любит разговоров до обеда —
не забудешь? Я всегда воздерживалась... Ну не будем
сейчас спорить об этом, до отхода поезда осталось мало
времени, а я еще не уложила вещи... Последи за его
костюмами и напомни ему, что нужно пойти к портно¬
му, он заказал пальто. И позаботься, чтобы у него в
спальне подольше топили, он спит всегда с открытым
окном, а еще слишком холодно... Нет, я не думаю, что
ему нужно закаляться, прости, Гертруда, у меня боль¬
ше нет времени... Я тебе очень благодарна, и мы же
будем писать друг другу. Прощай. (Вешает трубку и
набирает еще номер.) Анна? Говорит Юдифь. Слушай,
я сейчас уезжаю... Нет, это необходимо, становится
слишком трудно... Слишком трудно!.. Нет, Фриц (не хо¬
чет, и он еще ничего не знает. Я просто уложила вещи...
Не думаю... Не думаю, чтобы он стал особенно возра¬
жать. Для него это становится слишком трудно по
внешним причинам. Нет, об этом мы не уславливались...
218

Мы вообще никогда об этом не говорили, никогда!.. Нет,
он не переменился, напротив... Слушай, я хотела бы,
чтобы вы немного развлекали его, хотя бы в первое
время... Да, особенно по воскресеньям, и уговорите его
переехать... Квартира слишком велика для него. Я бы
охотно забежала к тебе проститься, но ведь ваш швей¬
цар, понимаешь?.. Ну прощай, нет-нет, не приезжай на
вокзал, ни под каким видом!.. Прощай, я напишу... Не¬
пременно. (Вешает трубку. Во время разговора она ку¬
рила. Теперь она сжигает записную книжку, которую
перелистывала, ища номера телефонов. Несколько раз
прохаживается по комнате. Потом начинает говорить,
репетируя маленькую речь перед мужем, и становится
ясно, что муж всегда сидит на определенном кресле.)
Так вот, Фриц, я уезжаю. Пожалуй, мне следовало
давно уже это сделать, ты не сердись, что я не могла
решиться, но... (Остановилась, задумалась. Начинает
снова.) Фриц, не надо удерживать меня, мне нельзя
оставаться... Ясно же, что я погублю тебя. Я знаю, ты
не трус, полиции ты не боишься, но есть вещи постраш¬
нее. Они не отправят тебя в концлагерь, но не сегодня-
завтра закроют перед тобой двери клиники. Ты ничего
не скажешь, но ты заболеешь. Не хочу я, чтобы ты тут
сидел без дела, перелистывал журналы. Я уезжаю из
чистого эгоизма, только и всего. Молчи... (Снова оста¬
навливается и снова начинает.) Не говори, что ты не
изменился, — это неправда! На прошлой неделе ты
вполне объективно заметил, что процент евреев среди
ученых не так-то уж велик. Всегда начинается с объ¬
ективности. И почему ты постоянно твердишь мне те¬
перь, что никогда во мне не был так силен еврейский
национализм. Конечно, я националистка. Это зарази¬
тельно. Ах, Фриц, что с нами случилось! (Останавли¬
вается. Начинает снова.) Я не говорила тебе, что хочу
уехать, давно уже хочу, потому что, как только взгляну
на тебя, слова застревают в горле. В самом деле, нуж¬
но ли объясняться, Фриц? Ведь все уже решено. Какой
бес вселился в них? Чего они, в сущности, хотят? Что я
им сделала? Политикой я никогда не занималась. Раз¬
ве я была за Тельмана? Я же из тех буржуазных дам,
которые держат прислугу и так далее, и вдруг ока¬
зывается, что на это имеют право только блондинки.
219

Я последнее время часто вспоминаю: как много лет на¬
зад ты сказал мне, что существуют очень ценные люди
и менее ценные и что одним дают инсулин при диабете,
а другим не дают. А я-то, дура, согласилась с этим.
Теперь они сортируют людей по новому признаку,
и теперь я в числе неполноценных. Поделом мне.
(Останавливается. Начинает снова.) Да, я укладываю
вещи. Не притворяйся, что ты этого не за¬
мечал. Фриц, все можно вынести, кроме одного: не¬
ужели в последний час мы не взглянем честно друг дру¬
гу в глаза? Нельзя, чтобы они этого добились, Фриц.
Они сами лгут и хотят всех принудить ко лжи. Десять
лет назад, когда кто-то сказал мне, что я совсем не по¬
хожа на еврейку, ты тут же возразил: нет, похожа.
Меня это порадовало. Все было ясно. Зачем же теперь
нам ходить вокруг да около? Я уезжаю, потому что
иначе тебя лишат должности. Потому что с тобой и
сейчас уже не здороваются в клинике и потому что ты
уже не спишь по ночам. Не говори, что я не должна
уезжать. Я тороплюсь, потому что не хочу дождаться
того дня, когда ты скажешь мне: уезжай. Это только
вопрос времени. Стойкость — это тоже вопрос времени.
Она может выдержать определенный срок, точно так как
перчатки. Хорошие перчатки носятся долго, но не вечно.
Не думай, что я сержусь. Нет, сержусь. Почему я дол¬
жна со всем соглашаться?1 Что плохого в форме моего
носа, в цвете моих волос? Меня вынуждают бежать из
города, в котором я родилась, чтобы им остался лишний
паек масла. Что вы за люди? Да-да, и ты. Вы изобрели
квантовую теорию, остроумнейшие методы лечения, и
вы позволяете этим дикарям командовать вами. Вам
внушают, что вы завоюете мир, но вам не разрешают
иметь жену по своему выбору. Искусственное дыха¬
ние и «Помни, солдат, о задаче своей: каждою пулей
русского сбей». Вы чудовища или подлизы чудовищ!
Да, неразумно, что я это говорю, но к чему разум в
таком мире, как наш? Ты сидишь и смотришь, как твоя
жена укладывает чемоданы, и молчишь. У стен есть
уши, да? Так вы же молчите! Одни подслушивают, дру¬
гие молчат. Фу, черт! Мне лучше бы помолчать. Если
бы я тебя любила, я бы молчала. А я ведь и вправду
тебя люблю. Подай мне белье —вон то. Видишь, какое
220

нарядное. Оно мне понадобится. Мне тридцать шесть
лет, это еще не старость, но долго заниматься экспери¬
ментами мне уже нельзя. В той стране, куда я попаду,
это не должно повториться. Человек, за которого я вый¬
ду, должен иметь право держать меня при себе. И
пожалуйста, не говори, что ты будешь высылать мне
деньги, ты же знаешь, что тебе этого не разрешат. И
не делай вид, что это на какой-нибудь месяц. То, что
здесь происходит, продлится не один месяц. Ты это
знаешь и я знаю. Так что не говори: всего-то на не¬
сколько недель, подавая мне шубу, — ведь шуба-то по¬
надобится мне только зимой. И не будем называть это
несчастьем. Будем называть это позором. Ах, Фриц!
(Умолкает.)
Где-то хлопает дверь. Жена наспех приводит себя в порядок. Вхо¬
дит ее муж.
Муж. Ты что это? Порядок наводишь?
Жена. Нет.
Муж. Зачем ты укладываешь вещи?
Жена. Хочу уехать.
Муж. Что случилось?
Жена. Мы же как-то говорили, что мне следовало
бы на время уехать. Здесь ведь теперь не слишком при¬
ятно.
Муж. Какие глупости!
Жена. Так что же, оставаться мне?
Муж. А ты куда, собственно, думаешь поехать?
Жена. В Амстердам. Только бы уехать.
Муж. Но ведь у тебя там никого нет.
Жена. Никого.
Муж. Почему же ты не хочешь остаться? Во всяком
случае, из-за меня тебе незачем уезжать.
Жена. Незачем.
Муж. Ты знаешь, что я ничуть к тебе не переме¬
нился. Ты это знаешь, Юдифь?
Жена. Да.
Он обнимает ее. Они молча стоят среди чемоданов.
Муж. Никаких других причин для твоего отъезда
нет?
Жена. Ты же знаешь.
221

Муж. Может быть, это не так уж глупо. Тебе нуж¬
но подышать свежим воздухом. Здесь можно задох¬
нуться. Я приеду за тобой. Два-три дня, что я пробуду
по ту сторону границы, освежат и меня.
Жена. Верно.
Муж. Да и вообще — долго здесь так продолжаться
не может. Откуда-нибудь придет перемена. Все это
кончится, как воспалительный процесс.
Жена. Конечно. Ты видел Шэкка?
Муж. Да, то есть мы столкнулись на лестнице. Мне
кажется, он уже жалеет, что они разошлись с нами.
Он был явно смущен. В конце концов им придется
ослабить нажим на нас, интеллигентов. С одними ла¬
кеями, которые только и умеют что спину гнуть, воевать
не пойдешь. И люди не так уж сильно хамят, если им
давать отпор. Ты когда хочешь ехать?
Жена. В девять пятнадцать.
Муж. А куда посылать тебе деньги?
Жена. Лучше всего — Амстердам, главный почтамт,
до востребования.
Муж. Я добьюсь специального разрешения. Черт
возьми, не могу же я допустить, чтобы моя жена жила
на десять марок в месяц! В общем все это большое
свинство. На душе у меня просто отвратительно.
Жена. Если ты приедешь за мной, тебе станет
легче.
Муж. Хоть почитать газету, в которой что-нибудь
сказано.
Жена. Гертруде я звонила. Она будет присматри¬
вать за тобой.
Муж. Совершенно излишне. Из-за нескольких не¬
дель...
Жена (начинает опять укладываться). А теперь
подай мне, пожалуйста, шубу.
Муж (подает ей шубу). В конце концов, всего-то
на несколько недель.

10
шпион
Профессора маршируют,
Их лоботрясы муштруют
И жучат, отставкой грозя.
Зачем для безусых отребий
Знать о земле и о небе,
Когда им думать нельзя?
Идут прелестные детки,
Что служат в контрразведке,
Доносит каждый юнец,
О чем болтают и мама и папа,
И вот уже мама и папа — в гестапо,
И маме и папе конец.
Кёльн, 1935 год. Дождливый день. Воскресенье. Муж, жена и
сын-школьник только что пообедали. Входит служанка.
Служанка. Фрау Климбч с мужем спрашивают,
дома ли господа?
Муж (резко). Нет.
Служанка выходит.
Жена. Ты должен был сам подойти к телефону. Они
ведь знают, что мы никуда не могли уйти.
Муж. Почему это мы никуда не могли уйти?
Жена. Потому что идет дождь.
Муж. Это еще не причина.
Жена. Да и куда бы мы могли пойти? Они сразу
об этом подумают.
Муж. Мало ли куда можно пойти.
Жена. Так почему же мы не идем?
Муж. А куда нам идти?
Жена. Если бы хоть дождя не было.
223

Муж. А куда бы мы пошли, если бы дождя не
было?
Жена. Прежде можно было по крайней мере встре¬
чаться с людьми.
Пауза.
Напрасно ты не подошел к телефону. Теперь они знают,
что мы не хотим поддерживать с ними знакомство.
Муж. Ну и пусть знают!
Жена. Неприятно, что мы сторонимся их теперь,
когда все начали их сторониться.
Муж. Мы их не сторонимся.
Жена. Так почему им тогда не прийти к нам?
Муж. Потому что этот Климбч надоел мне до смерти.
Жена. Прежде ты этого не говорил.
Муж. Прежде! Не раздражай ты меня своим веч¬
ным «прежде»!
Жена. Во всяком случае, прежде ты не оборвал
бы знакомства с ним потому, что школьная инспекция
что-то против него затевает.
Муж. Ты, значит, хочешь сказать, что я трус?
Пауза.
Так позвони им и скажи, что мы вернулись из-за дождя.
Жена (не двигается с места). Может быть, спро¬
сить Лемке, не зайдут ли они?
Муж. Чтобы они опять доказывали нам, что мы с
недостаточным рвением относимся к противоздушной
обороне?
Жена (мальчику). Клаус Генрих, отойди от радио!
Муж. И как нарочно сегодня идет дождь. Что за
несчастье! Нечего сказать, удовольствие жить в стране,
где дождь —это целое несчастье!
Жена. По-твоему, очень умно говорить вслух та¬
кие вещи?
Муж. У себя, в моих четырех стенах, я могу гово¬
рить что мне угодно. Я не позволю, чтобы мне в моем
собственном доме... (Умолкает.)
Входит служанка с кофейным сервизом. Оба молчат, (пока она
не выходит.
224

Неужели нельзя обойтись без служанки, у которой
отец — квартальный наблюдатель?
Жена. Об этом мы, кажется, уже достаточно гово¬
рили. В конце концов ты сказал, что это имеет свои
преимущества.
Муж. Тебя послушать, чего только я не говорил.
Вот скажи такое твоей мамаше, и мы попадем в хоро¬
шенькую историю.
Жена. О чем я говорю с моей матерью — это...
Входит служанка с кофе.
Больше ничего не нужно, Эрна, можете идти. Я сама
налью.
Служанка. Большое спасибо, сударыня. (Уходит.)
Мальчик (отрываясь от газеты). Все священники
так делают, папа?
Муж. Что делают?
Мальчик. Что здесь написано.
Муж. Что это ты читаешь? (Вырывает у него газе¬
ту из рук.)
Мальчик. Наш группенфюрер сказал нам — мо¬
жете читать все, что пишут в этой газете.
Муж. Группенфюрер мне не указ. Что тебе можно
и чего тебе нельзя читать, решаю я.
Жена. Вот десять пфеннигов, Клаус Генрих, поди
купи себе что-нибудь.
Мальчик. Да ведь дождь идет. (Нерешительно
подходит к окну.)
Муж. Если они не перестанут печатать отчеты о
процессах священников, я вообще откажусь от подписки
на эту газету.
Жена. А на какую ты подпишешься? Ведь это пе¬
чатают во всех.
Муж. Если такие мерзости печатаются во всех
газетах, то я не стану читать ни одной. И от этого я
буду знать не меньше, чем сейчас, что делается на
свете.
Жена. Собственно, не так плохо, что они наводят
чистоту.
Муж. Все это только политика.
Жена. Во всяком случае, нас это не касается. Мы
ведь протестанты.
8 Брехт, т. II
225

Муж. Но народу не все равно, если при мысли о
ризнице ему мерещатся всякие гадости.
Жена. Ну а что же им делать, если такие вещи
действительно происходят?
Муж. Что им делать? Не мешало бы им хоть раз
на себя оборотиться. У них в Коричневом доме будто
бы вполне чисто.
Жена. Но ведь'эти процессы доказывают оздоров¬
ление нашего народа, Карл!
Муж. Оздоровление! Хорошенькое оздоровление!
Если это называется здоровьем, то я предпочитаю бо¬
лезнь.
Жена. Ты сегодня все время нервничаешь. Что-ни¬
будь случилось в школе?
Муж. Что могло случиться в школе? И, пожалуй¬
ста, не тверди постоянно, что я нервничаю, именно от
этого я и начинаю нервничать.
Жена. Почему мы вечно спорим, Карл? Прежде...
Муж. Этого только я и ждал! «(Прежде»! Ни преж¬
де, ни теперь я не желал и не желаю, чтобы кто-нибудь
отравлял воображение моего сына.
Жена. Кстати, где он?
Муж. Откуда мне знать?
Жена. Ты видел, как он ушел?
Муж. Нет.
Жена. Не понимаю, куда он мог деться. (Зовет.)
Клаус Генрих!.. (Выбегает из комнаты. Слышно, как она
зовет сына. Через некоторое время она возвращается.)
Он действительно ушел!
Муж. Почему бы ему и не уйти?
Жена. Дождь льет как из ведра!
Муж. Незачем так волноваться, если мальчику за¬
хотелось выйти из дому.
Жена. Что мы, собственно, говорили?
Муж. Какое это имеет к нему отношение?
Жена. Ты так несдержан последнее время.
Муж. Во-первых, это вовсе не так, а во-вторых,
если бы даже я действительно был несдержан последнее
время, то какое это имеет отношение к тому, что маль¬
чика нет дома?
Жена. Но ведь они всегда прислушиваются.
Муж. Ну и?..
226

Жена. «Ну и...» Что, если он начнет болтать? Ты
ведь знаешь, что им вколачивают в голову в Гитлер-
югенд. От них же прямо требуют, чтобы они доносили
обо «всем. Странно, что он так тихонько ушел.
Муж. Глупости.
Жена. Ты не заметил, когда он ушел?
Муж. Он довольно долго стоял у окна.
Жена. Хотела бы я знать, что он успел услышать.
Муж. Но ведь ему известно, что бывает, когда на
кого-нибудь донесут.
Жена. А тот мальчик, о котором рассказывал
Шмульке? Его отец до сих пор в концлагере. Если бы
мы хоть знали, до каких пор он оставался тут в комнате.
Муж. Все это совершеннейший вздор! (Пробегает
по другим комнатам и зовет мальчика.)
Жена. Странно, что он, не сказав ни слова, просто
взял и ушел. Это на него не похоже.
Муж. Может быть, он пошел к товарищу?
Жена. Тогда он у Муммерманов. Я сейчас позво¬
ню туда. (Снимает телефонную трубку.)
Муж. Уверен, что это ложная тревога.
Жена (у телефона). Говорит фрау Фурке. Добрый
день, фрау Муммерман. Скажите, Клаус Генрих у вас?..
Нет?.. Не понимаю, куда он пропал.... Вы не знаете,
фрау Муммерман, комитет Гитлерюгенд открыт по
воскресеньям?.. Да?.. Большое спасибо, я сейчас позво¬
ню туда. (Вешает' трубку.)
Оба некоторое время сидят молча.
Муж. Что он, собственно, мог слышать?
Жена. Ты говорил про газету. И про Коричневый
дом — что было уже совершенно лишнее. Ты ведь зна¬
ешь, какой он истинный немец.
Муж. А что я такого сказал про Коричневый дом?
Жена. Неужели ты не помнишь? Что там не все
чисто.
Муж. Но это ведь нельзя истолковать как враж¬
дебный выпад. Не все чисто, или, как я сказал в более
мягкой форме, не все вполне чисто — что уже состав¬
ляет разницу, и притом довольно существенную,—это
скорее шутливое замечание в народном духе, так ска¬
зать, в стиле обыденной разговорной речи, которое все-
227
8*

го лишь означает, что, вероятно, даже там кое-что не
всегда обстоит так, как хотелось бы фюреру. И я на¬
меренно подчеркнул этот оттенок вероятности, сказав,
как я отлично помню, что даже и там тоже «как буд¬
то» не все вполне — заметь, именно — «не вполне» чисто.
Как будто! А не наверно! Я не могу сказать, что то
или иное там нечисто, для этого у меня нет никаких
данных. Не бывает! людей без недостатков. Только это
я и хотел сказать, да и то в самой смягченной форме.
Сам фюрер выступал однажды с гораздо более резкой
критикой по этому поводу.
Жена. Я тебя не понимаю. Со мной тебе незачем
так разговаривать.
Муж. Ну знаешь, как сказать. Мне ведь совершен¬
но неизвестно, где и с кем ты болтаешь о том, что мо¬
жет иной раз вырваться сгоряча у себя дома. Разуме¬
ется, я далек от того, чтобы обвинять тебя в легко¬
мысленном распространении слухов, порочащих твоего
мужа, точно так же как я ни на минуту не допускаю,
чтобы мой мальчик мог предпринять что-либо против
своего отца. Но делать зло и отдавать себе в этом1 от¬
чет— вовсе не одно и то же.
Жена. Замолчи наконец! Лучше бы ты следил за
своим языком! Я все время ломаю себе голову и не
могу вспомнить, когда именно ты сказал, что в гитле¬
ровской Германии жить нельзя; до того или после того,
как ты говорил о Коричневом доме.
Муж. Я вообще ничего подобного не говорил.
Жена. Ты в самом деле разговариваешь со мной
так, как будто я — полиция! Я же только пытаюсь
вспомнить, что мог слышать мальчик.
Муж. Гитлеровская Германия—выражение не из
моего лексикона.
Жена. И про квартального наблюдателя, и что в
газетах сплошное вранье, и то, что ты на днях говорил
о противовоздушной обороне. Мальчик вообще не слы¬
шит от тебя ничего положительного! Это безусловно
плохо действует на юную душу и только разлагает ее, а
фюрер всегда повторяет, что молодежь Германии — это
ее будущее. Но мальчик, конечно, вовсе не такой, что¬
бы просто побежать туда и донести. Ох, мне прямо-
таки тошно.
228

Муж. У него мстительный характер.
Жена. За что же он стал бы мстить?
Муж. А кто его знает, всегда найдется что-нибудь.
Может быть, за то, что я отнял у него лягушку.
Жена. Но это было еще на прошлой неделе.
Муж. Он таких вещей не забывает.
Жена. А зачем ты ее отнял?
Муж. Потому что он не ловил для нее мух. Он мо¬
рил ее голодом.
Жена. У него действительно слишком много дру¬
гих дел.
Муж. Лягушке от этого не легче.
Жена. Но он ни слова об этом с тех пор не гово¬
рил, а сейчас я дала ему десять пфеннигов. И вообще
мы ему ни в чем не отказываем.
Муж. Да, это называется подкупом.
Жена. Что ты хочешь сказать?
Муж. Они сейчас же заявят, что мы пытались его
подкупить, чтобы он держал язык за зубами.
Жена. Как ты думаешь, что они могут с тобой сде¬
лать?
Муж. Да все! Разве существуют для них границы?
Изволь тут быть учителем! Воспитателем юношества!
От этих юношей у меня душа в пятки уходит!
Жена. Но ведь ты ни в чем не замешан?
Муж. Каждый в чем-нибудь да замешан. Все под
подозрением. Ведь достаточно заподозрить человека в
том, что он подозрителен.
Жена. Но ведь ребенок не может быть надеж¬
ным свидетелем. Ребенок же не понимает, что он го¬
ворит.
Муж. Это по-твоему. Но с каких это пор они стали
нуждаться в свидетелях?
Жена. А нельзя ли придумать, как объяснить твои
замечания? Чтобы видно было, что он тебя просто не¬
правильно понял.
Муж. Что я, собственно, такое сказал? Я уже ни¬
чего не помню. Во всем виноват этот проклятый дождь.
Начинаешь злиться. В конце концов, я последний стал
бы возражать против духовного возрождения, пережи¬
ваемого сейчас немецким народом. Я предсказывал все
это еще в конце тридцать второго года.
229

Жена. Карл, мы не можем сейчас тратить время на
эти разговоры. Нам надо условиться обо всем, и при¬
том немедленно. Нельзя терять ни минуты.
Муж. Я не могу поверить, чтобы Клаус Генрих был
способен на это.
Жена. Прежде всего — насчет Коричневого дома
и мерзостей.
Муж. Я и звука не сказал о мерзостях.
Жена. Ты сказал, что в газете сплошь мерзости и
что ты откажешься от подписки.
Муж. Ах, в газете! Но не в Коричневом доме!
Жена. Предположим, ты сказал, что осуждаешь
мерзости, которые происходят в ризнице. И считаешь
вполне вероятным, что именно эти люди, которые си¬
дят теперь на скамье подсудимых, в свое время сочиня¬
ли сказки об ужасах Коричневого дома и распускали
слухи, что там не все чисто? И что им еще тогда не
мешало на себя оборотиться? И что вообще ты сказал
мальчику: отойди от радио и почитай лучше газету, так
как ты держишься того взгляда, что молодежь в Треть¬
ей империи должна открытыми глазами смотреть на
то, что происходит вокруг.
Муж. Все это ничуть не поможет.
Жена. Карл, только не падай духом! Надо быть
твердым, как фюрер всегда нам...
Муж. Как я могу предстать перед судом, когда сви¬
детелем будет выступать моя собственная плоть и кровь
и давать показания против меня!
Жена. Не надо так смотреть на это.
Муж. Напрасно мы дружили с этими Климбчами.
Какое легкомыслие!
Жена. Но он же цел и невредим.
Муж. Да, но расследование уже затевается.
Жена. Если бы все, кому грозит расследование,
ставили на себе крест...
Муж. Как по-твоему, квартальный наблюдатель
имеет что-нибудь против нас?
Жена. Ты думаешь — на случай, если у него запро¬
сят сведения? Ко дню рождения я послала ему коробку
сигар, и к Новому году я тоже не поскупилась.
Муж. Наши соседи, Гауффы, дали ему пятнадцать
марок!
230

Жена. Так они в тридцать втором еще читали
«Форвертс», а в мае тридцать третьего вывесили черно-
бело-красный флаг!
Телефонный звонок.
Муж. Телефон!
Жена. Подойти?
Муж. Не знаю.
Жена. Кто это может быть?
Муж. Подожди немного. Если позвонят еще раз,
тогда подойдешь.
Ждут. Звонок не повторяется.
Это же не жизнь!
Жена. Карл!
Муж. Иуду ты родила мне! Сидит за столом, при¬
хлебывает суп, которым мы же его кормим, и караулит
каждое слово, которое произносят его родители... Шпи¬
он!
Жена. Этого ты не имеешь права говорить!
Пауза.
Как по-твоему, нужно как-то приготовиться?
Муж. Как по-твоему, они прямо придут вместе с
ним?
Жена. Разве так не бывает?
Муж. Может быть, надеть мой Железный крест?
Жена. Это обязательно, Карл1
Он достает орден и дрожащими руками прикрепляет его.
Но в школе у тебя ведь все в порядке?
Муж. Откуда мне знать! Я готов преподавать все,
что они хотят. Но что именно они хотят? Если бы я
знал! Разве я знаю, какой им требуется Бисмарк? Они
бы еще помедленней выпускали новые учебники! Ты
не можешь прибавить служанке еще десять марок?
Она тоже вечно подслушивает.
Жена (кивает). А не повесить ли портрет Гитлера
над твоим письменным столом? Так будет лучше.
Муж. Да, ты права.
Она снимает портрет.
231

Но если мальчик скажет, что мы нарочно перевесили
портрет, это будет указывать, что мы чувствуем за со¬
бой вину.
Жена вешает портрет на .старое место.
Кажется, дверь скрипнула?
Жена. Я ничего не слышала.
Муж. А я говорю — скрипнула!
Жена. Карл! (Бросается к муоюу и обнимает его.)
Муж. Не теряй мужества. Собери мне немного
белья.
Входная дверь захлопывается: муж и жена застывают на месте в
углу комнаты. Открывается дверь, входит мальчик с фунтиком
в руках. Пауза.
Мальчик. Что это с вами?
Жена. Где ты был?
Мальчик показывает пакетик с конфетами.
Ты только конфеты купил?
Мальчик. А что же еще? Ясно. (Жуя конфеты,
проходит через комнату и выходит в другую дверь.)
Родители провожают его испытующим взглядом.
Муж. По-твоему, он правду говорит?
Жена пожимает плечами.

11
ЧЕРНЫЕ БАШМАКИ
Идут сироты и вдовы.
Приманки для них готовы:
Роскошная жизнь впереди.
А нынче — все хуже и хуже,
Затягивай пояс потуже
И жди, и жди, и жди.
Биттерфельд, 1935 год. Кухня в квартире рабочего. М а т ь чистит
картошку. Тринадцатилетняя дочка делает уроки.
Дочка. Мама, дашь мне два пфеннига?
Мать. Для Гитлерюгенд?
Дочка. Да.
Мать. Нету у меня лишних денег.
Дочка. Если я не буду вносить два пфеннига в
неделю, меня не отправят летом в деревню. А учитель¬
ница говорит—Гитлер хочет, чтобы город и деревня
лучше познакомились. Чтоб городские жители сблизи¬
лись с крестьянами. Только для этого нужно вносить
два пфеннига.
Мать. Уж постараюсь как-нибудь выкроить.
Дочка. Вот это здорово. А я тебе помогу чистить
картошку. Правда, мама, в деревне хорошо? Ешь сколь¬
ко хочешь. А то учительница на гимнастике сказала,
что у меня от картошки раздутый живот.
Мать. Нет у тебя никакого живота.
Дочка. Да, теперь-то нет. А в прошлом' году был.
Ну, правда, не очень.
Мать. Может, я как-нибудь достану требухи.
Дочка. Мне-то хоть дают булочку в школе. А тебе
ничего не дают. Берта говорила, когда1 она была в де¬
ревне, там давали хлеб с гусиным салом. А когда и
мясо. Правда, здорово?
233

Мать. Еще бы.
Дочка. И воздух там хороший.
Мать. Ну работать ей, верно, тоже пришлось?
Дочка. Понятно. Зато уж и кормили. Только она
говорит, хозяин ужасно к ней приставал.
Мать. Как приставал?
Дочка. Да ну так — просто прохода ей не давал.
Мать. А-а.
Дочка. Ну Берта была больше меня. На целый
год старше.
Мать. Делай уроки!
Пауза.
Дочка. Можно мне не надевать старые черные
башмаки, те, пожертвованные.
Мать. Пока незачем. У тебя ведь еще есть другие.
Дочка. Да они продырявились.
Мать. Вот видишь, и погода сырая.
Дочка. Я заложу дыру бумагой. Не протечет.
Мать. Нет, протечет. Раз они прохудились, надо
подкинуть подметки.
Дочка. Да ведь это очень дорого.
Мать. А чем тебе не нравятся те, пожертвованные?
Дочка. Терпеть их не могу.
Мать. Потому что они с длинными носами?
Дочка. Видишь, ты сама говоришь!
Мать. Ну они немножко старомодные.
Дочка. И мне надо их носить?
Мать. Не носи, раз ты их терпеть не можешь.
Дочка. Но я ведь не кокетка, правда?
Мать. Нет, просто ты становишься старше.
Пауза.
Дочка. Так дашь мне два пфеннига, мама? Чтобы
поехать в деревню.
Мать (раздельно). Нет у меня на это денег.

12
ТРУДОВАЯ ПОВИННОСТЬ
О классовом мире болтая,
Надсмотрщиков наглая стая
За пару сапог и харчи
Велит батрачить рабочим,
Интеллигентам и прочим,
Но в барышах — богачи!
Люнебургская пустошь, 1935 год. Бригада отбывающих трудовую
повинность за работой. Молодой рабочий и студент вме¬
сте копают землю.
Студент. Почему засадили того, молоденького, из
третьей бригады? Ведь он был такой сильный.
Молодой рабочий (усмехаясь). Группенфюрер
сказал, что мы, мол, теперь учимся по-настоящему ра¬
ботать, а тот возьми да и скажи себе под нос, что не
худо бы научиться и зарплату получать. Ну им это при¬
шлось не по вкусу.
Студент. Зачем же он это говорил?
Молодой рабочий. А затем, верно, что рабо¬
тать он и раньше умел. Он с четырнадцати лет маялся
в maxie.
Студент. Берегись, толстопузый идет.
Молодой рабочий. Не могу я при нем копать на
иол-лопаты.
Студент. А я не могу выбрасывать больше.
Молодой рабочий. Если он меня накроет, тогда
держись.
Студент. Ну что ж, я не стану швыряться сига¬
ретами.
Молодой рабочий. Так он же непременно меня
накроет!
235

Студент. Â гулять хочешь? Думаешь, я буду те^е
платить, если ты ничем не желаешь рисковать. /
Молодой рабочий. Все твои подачки давно оку¬
пились с лихвой.
Студент. Ничего ты больше не получишь. /
Группенфюрер (подходит и наблюдает зй ни¬
ми). Ну, господин ученый, видишь теперь, что значит
работать?
Студент. Так точно, господин группенфюрер.
Молодой рабочий копает «а тол-лопаты, студент делает вид, будто
трудится изо всех сил.
Группенфюрер. Этим ты обязан фюреру.
Студент. Так точно, господин группенфюрер.
Группенфюрер. Да-да, плечом к плечу и без
всякого там сословного чванства. Фюрер желает, чтобы
в его трудовых лагерях все были равны. На папашу у
нас не сошлешься. Ну-ну, пошевеливайся. (Уходит.)
Студент. По-твоему, ты копал на пол-лопаты?
Молодой рабочий. Конечно, на пол-лопаты.
Студент. Сигарет сегодня не жди. И вообще со¬
ветую тебе подумать, что таких, как ты, охотников до
сигарет много найдется.
Молодой рабочий (раздельно). Да, таких, как
я, много. Об этом мы иногда забываем.

13
РАДИОЧАС ДЛЯ РАБОЧИХ
\
\
Вот Геббельса сброд зловонный!
Рабочим суют микрофоны
Для лживой болтовни,
И тут же бесправным страдальцам
Грозят указательным пальцем,
Чтоб не стонали они.
Лейпциг, 1934 год. Контора старшего мастера на фабрике. Диктор,
стоя возле микрофона, разговаривает с рабочим средних лет,
стариком рабочим и работницей. В глубине сцены —
служащий конторы и широкоплечий молодчик в форме
штурмовика.
Диктор. И вот мы стоим среди маховых колес и
приводных ремней, окруженные усердно и бодро рабо¬
тающими соотечественниками, вносящими и свою лепту,
чтобы дать нашему дорогому фатерланду все, в чем он
нуждается. Сегодня мы находимся на ткацкой фабрике
акционерного общества Фукс. И хотя работа эта тяже¬
лая и напряжен каждый мускул, все же мы видим во¬
круг только радостные и довольные лица. Но дадим
слово нашим соотечественникам. (Старику рабочему.)
Вы ведь уже двадцать один год на производстве, гос¬
подин...
Старик рабочий. Зедельмайер.
Диктор. Господин Зедельмайер. Так вот скажите,
господин Зедельмайер, отчего мы видим здесь только
радостные и беззаботные лица?
Старик рабочий (после некоторого раздумья).
Да ведь они только и знают что зубоскалить.
Диктор. Так. И работать легче под веселые шутки.
Верно? Национал-социализму чужд человеконенавистни¬
ческий пессимизм, хотите вы сказать? Раньше было ина¬
че, верно?
237

Старик рабочий, Да-да.	I
Диктор. В прежние времена рабочим было не до
смеху, хотите вы сказать. Тогда говорили: ради чего fnы
работаем?	/
Старик рабочий. Да-да, кое-кто так говорит/
Диктор. Что? Ах да, вы имеете в виду всяких ны¬
тиков, которые всегда найдутся, хотя их становится все
меньше, так как они вынуждены признать, что их рытье
бессильно, все идет вверх в Третьей империи с тех пор,
как страной опять правит твердая рука. Ведь и вы
(обращаясь к работнице) так думаете, фрейлейн...
Работница. Шмидт.
Диктор. Фрейлейн Шмидт. На каком из наших
стальных гигантов вы работаете?
Работница (отвечает, словно вызубренный урок).
И потом работа по украшению рабочего помещения, ко¬
торая доставляет нам большую радость. На доброволь¬
ные пожертвования мы приобрели портрет фюрера, и
мы этим очень гордимся. А также геранью в горшках,
которая своими волшебными красками оживляет серые
тона рабочего помещения, — предложение фрейлейн
Кинце.
Диктор. Итак, вы украшаете цеха цветами, этими
чарующими детьми полей? И многое другое, наверно,
изменилось у вас на производстве с тех пор, как измени¬
лись судьбы Германии?
Служащий конторы (подсказывает). Умы¬
вальные.
Работница. Умывальные — эта мысль принадле¬
жит лично господину директору Бойшле, за что мы ему
искренне благодарны. Желающие могут мыться в пре¬
красных умывальных, когда не очень много народу и нет
давки.
Диктор. Да, каждый жаждет быть первым. Вер¬
но? И там всегда веселая толкотня?
Работница. На пятьсот пятьдесят два человека
только шесть кранов, поэтому всегда скандал. Есть та¬
кие бессовестные...
Диктор. Но все это происходит в самой дружелюб¬
ной атмосфере. А теперь нам хочет еще сказать кое-что
господин... забыл его фамилию.
Рабочий. Ман.
238

\ Диктор. Значит, Ман, Ысподин Ман. Скажите,
господин Ман, что же, все эти нововведения на фабрике
оказали влияние на дух ваших коЛяег-рабочих?
Рабочий. То есть как?
Диктор. Ну, вы рады, что опять все колеса вер¬
тятся и для всех рук есть работа?
Рабочий. Конечно.
Диктор. И что каждый в конце недели опять уно¬
сит домой конверт с заработной платой. Об этом тоже
забывать не следует. .
Рабочий. Нет.
Диктор. Ведь так было не всегда? В прежние вре¬
мена не одному соотечественнику пришлось изведать
все прелести благотворительности. И жить на подачки.
Рабочий. Восемнадцать марок пятьдесят. Никаких
вычетов.
Диктор (смеется деланным смехом). Ха-ха-ха! За¬
мечательно сострил! Из такой суммы много не вычтешь!
Рабочий. Нет, теперь есть из чего.
Служащий конторы нервничает, он выступает вперед, так же как
и широкоплечий молодчик в форме штурмовика.
Диктор. Да, в Третьей империи все теперь опять
получили работу и хлеб. Вы совершенно правы, госпо¬
дин,— опять забыл вашу фамилию! Нет колеса, которое
снова не вертелось бы, нет руки, которая оставалась бы
праздной в Германии Адольфа Гитлера. (Грубо оттал¬
кивает рабочего от микрофона.) В радостном сотрудни¬
честве приступили наши соотечественники — и те, кто
работает головой, и те, кто работает руками, — к воссо¬
зданию нашего дорогого фатерланда. Хайль Гитлер!

14
ЯЩИК
С гробами из цинка, рядами
Идут они к смрадной яме...
А в цинке — останки того,
Кто подлой своре не сдался,
Кто в классовой битве сражался
За наше торжество.
Эссен, 1934 год. Квартира рабочего. Женщина и двое детей.
Молодой рабочий с женой пришли их навестить. Жен¬
щина плачет. С лестницы доносятся шаги. Дверь открыта.
Женщина. Ведь он сказал только, что заработки
теперь нищенские. А разве неправда? У девочки нашей
неладно с легкими, а нам не на что молоко покупать.
За это ведь ничего не могли с ним сделать.
Штурмовики вносят большой ящик и ставят на пол.
Один из штурмовиков. Только без сцен. Вос¬
паление легких схватить может всякий. Вот докумен¬
ты. Все в порядке. Только помните — никаких штук.
Штурмовики уходят.
Ребенок. Мама, папа там в середке?
Рабочий (подошел к ящику). Цинковый.
Ребенок. А можно его открыть?
Рабочий (в бешенстве). Да, можно! Где у тебя
инструменты? (Ищет инструменты.)
Жена (пытается его удержать). Не открывай, Ганс!
Они заберут и тебя.
Рабочий. Я хочу видеть, что они с ним сделали.
Этого-то они и боятся. Иначе бы они не запихнули его
в цинковый ящик. Пусти адецд!
240

Жена. Не пущу. Ты слышал, что они сказали?
Рабочий. Что ж, даже взглянуть на него нель-
зяА, А?
енщина (берет за руки детей и подходит к цин¬
ковому ящику). У меня еще цел брат, они могут его
арестовать. И тебя могут арестовать, Ганс. Не надо, не
открывай. Смотреть на него нам не надо... Мы и так
не забудем его!

15
ВЫПУСТИЛИ ИЗ ЛАГЕРЯ
Всю ночь их пытали в подвале,
Они же не выдавали...
Вот открывается дверь.
Входят — друзья их в сборе.
Но недоверье во взоре:
Кому они служат теперь?
Берлин, 1936 год. Кухня в рабочей квартире. Воскресное утро. Муж
и же.на. Издалека слышна военная музыка.
Муж. Он сейчас должен прийти.
Жена. У вас, собственно, нет улик против него.
Муж. Мы знаем только, что его выпустили из конц¬
лагеря.
Жена. Почему же вы его подозреваете?
Муж. Слишком часто это бывало. Очень уж на них
там наседают.
Жена. Как же ему оправдаться?
Муж. Мы сумеем узнать, устоял он или нет.
Жена. На это время нужно.
Муж. Да.
Жена. А возможно, он самый честный товарищ.
Муж. Возможно.
Жена. Как ему будет тяжело, когда он увидит, что
ему не доверяют.
Муж. Он знает, что это необходимо.
Жена. А все-таки.
Муж. Вот, кажется, он. Не уходи ни на минуту.
Звонок. Муж открывает дверь, входит о с в обожденны й.
Здравствуй, Макс.
Освобожденный молча жмет руки >мужу и жене.
242

\Жена. Выпьете с нами кофе? Мы как раз собира¬
емся пить.
Освобожденный. Пожалуйста, если не трудно.
е н а. Собственно, он старый — стоит всего один-
над ть марок пятьдесят. Прежний развалился.
Освобожденный. А-а.
Муж. Что там происходит на улицах?
Освобожденный. Вещи собирают.
Жена. Не худо бы получить костюм для Вилли.
Муж. Да ведь я же на работе.
Жена. А костюм тебе все-таки нужен.
Муж. Не болтай глупостей.
Освобожденный. Работа работой, а каждому
что-нибудь да нужно.
Муж. Ты уже получил работу?
Освобожденный. Говорят — получу.
Муж. У Сименса?
Освобожденный. Да, или в другом месте.
Муж. Теперь стало полегче с работой?
Освобожденный. Да.
Они теперь рассылают по разным лагерям. Некоторые
попадают даже в Баварию.
Муж. А-а.
Освобожденный. А тут мало что изменилось.
Муж. Да, не много.
Жена. Знаете, мы живем очень тихо, своей семьей.
Вилли почти не встречается со старыми товарищами —
правда, Вилли?
Муж. Да, знакомство у нас небольшое.
Освобожденный. А мусорные ящики по-преж¬
нему в коридоре?
У Е новый шкаф?
Пауза.
Пауза.
Муж. Сколько ты в этот раз пробыл там?
Освобожденный. Полгода.
Муж. Кого-нибудь еще там встретил?
Освобожденный. Никого из знакомых.
Пауза.
243

Жена. Ах, вы не забыли? Говорят, длИ ййх ет
другого места.
Освобожденный (видя, что хозяйка налы ет
ему кофе). Один глоток только. Мне пора.	/
Муж. У тебя дела?	J
Освобожденный. Зельма рассказала мне, чго вы
ее навещали, когда она хворала. Большое спасибо!
Жена. Не за что. Мы охотно бы звали ее к себе
по вечерам, но ведь у нас даже радио нет.
Муж. То, что там услышишь, можно и в газете про¬
честь.
Освобожденный. Из «Моргенпост» немного
узнаешь.
Жена. Столько же, сколько из «Фелькишер».
Освобожденный. А из «Фелькишер» столько же,
сколько из «Моргенпост», да?
Муж. Я не могу читать по вечерам. Устаю.
Жена. Что у вао с рукой? Вся покалечена и двух
пальцев нет!
Освобожденный. Я там упал.
Муж. Хорошо, что левая.
Освобожденный. Да, это еще счастье. Мне бы
хотелось поговорить с тобой. Извините меня, фрау Ман.
Жена. Ну что вы. Мне только надо убрать на пли¬
те. (Возится у плиты.)
Освобожденный следит за ней, у него на губах легкая усмешка.
Муж. Мы собираемся выйти после обеда. Зельма
поправилась?
Освобожденный. Бедро еще болит. Стирка ей
не под силу. Скажите... (Останавливается и смотрит на
обоих. Они смотрят на него. Он молчит.)
Муж (хрипло). Не пойти ли нам на Александерплац
перед обедом? Там невесть что творится со сбором
вещей.
Жена. Можно пойти, правда?
Освобожденный. Конечно.
(Тихо.) Слушай, Вилли, я все тот же.
Муж (беспечным тоном). Ну да, конечно! А может
быть, на Александерплац, кстати, и музыка играет.
244
Пауза.

Ступай оденься, Анна. Кофе мы выпили. Й я тоже пойду
волосы приглажу.
Они уходят в соседнюю комнату. Освобожденный остается на мес¬
те. Он взял свою шляпу, сидит и тихо насвистывает. Супруги
возвращаются одетые.
Идем, Макс.
Освобожденный. Хорошо. Я хочу сказать тебе
только одно: по-моему, ты совершенно прав.
Муж. Что ж! Так пойдемте.
Выходят все вместе.

16
зимняя помощь
В патриотизме рьяном,
С флагом и барабаном
Сборщики ломятся в дом.
И, выклянчив в нищем жилище
Тряпье и остатки пищи,
Дают их нищим соседям потом.
Палач в шутовском одеянье
Швыряет им подаянье,
Но проку от этого нет!
И дрянь, что им в горло вперли,
У них застревает в горле,
Как и гитлеровский привет.
Карлсруэ, 1937 год. Двое штурмовиков приносят посылку
Зимней помощи на квартиру старухе, та стоит у стола с до¬
черью.
Первый штурмовик. Вот, мамаша, это вам по¬
сылает фюрер.
Второй штурмовик. Теперь вы не скажете, что
он не заботится о вас.
Старуха. Спасибо, большое вам спасибо. Гляди,
Эрна,— картошка. И шерстяная кофта. И яблоки!
Первый штурмовик. И письмо от фюрера, а в
нем еще кое-что. Ну-ка, вскройте.
Старуха (вскрывает). Двадцать пять марок! Что
ты на это скажешь, Эрна?
Второй штурмовик. Это вам Зимняя помощь!
Старуха. Угоститесь яблочком, молодой человек.
И вы тоже. Вы ведь ев тащили и по лестнице взбира¬
лись. Другого-то у меня ничего нет. И сама я тоже уго¬
щусь. (Надкусывает яблоко.)
Все едят, кроме молодой женщины.
246

Да возьми;, же, Эрна, не стой как пень. Сама теперь
видишь — твой муж зря говорит.
Первый штурмовик. А что он говорит?
Молодая женщина. Ничего он не говорит. Ста¬
руха мелет вздор.
Старуха. Да нет же, он только так болтает. Не
подумайте, чтобы очень дурное. Все кругом это гово¬
рят. Цены, мол, что-то вскочили за последнее время.
(Указывает яблоком на дочь.) И правда, она подсчитала
по расходной книге, на еду у нее в нынешний год ухо¬
дит на сто двадцать три марки больше, чем в прошлый.
Правда, Эрна? (Видит, что штурмовики отнеслись к
этому с явным неодобрением.) Да я знаю, это потому,
что деньги нужны на вооружение. Что вы? Что я такого
сказала?
Первый штурмовик (дочери). Где у вас хра¬
нится расходная книга?
Второй штурмовик. Вы всем ее показываете?
Молодая женщина. Она у меня дома, и никому
я ее не показываю.
Старуха. Разве плохо, что она ведет расходную
книгу?
Первый штурмовик. А что она распространяет
гнусную клевету, это хорошо, да?
Второй штурмовик. И что-то она не очень
громко крикнула «хайль Гитлер», когда мы вошли.
Как по-твоему?
Старуха. Но ведь она все-таки крикнула «хайль
Гитлер». А я и сейчас повторю: «Хайль Гитлер!»
Второй штурмовик. Куда мы с тобой угодили,
Альберт? Ведь это же настоящее марксистское логово.
Придется нам самим заглянуть в расходную книгу.
Сейчас же ведите нас к себе домой. (Хватает молодую
женщину за руку.)
Старуха. Да ведь она на третьем месяце! Как же
это можно! Ведь вы же сами и посылку принесли и яб¬
локами угощались. И Эрна-то кричала: «Хайль Гитлер!»
Господи, что же мне теперь делать... Хайль Гитлер!
Хайль Гитлер! (Ее рвет яблоком.)
Штурмовики уводят дочь.
(Вместе с рвотой.) Хайль Гитлер!

17
ДВА БУЛОЧНИКА
Вот булочники-бедняжки,
У каждого пухлый и тяжкий
Мешок суррогатной муки.
Приказ — великая сила!
Но из отрубей и опилок
Попробуй-ка хлеб испеки!
Ландсберг, 1936 год. Тюремный двор. Заключенные ходят по
кругу. Двое .передних переговариваются шепотом.
Первый. Ты тоже булочник, новенький?
Второй. Да. Ты тоже?
Первый. Да. Тебя за что зацапали?
Второй. Берегись!
Вновь идут по кругу.
За то, что я не подмешивал отрубей и картофеля в
муку. À ты? Сколько ты уже здесь?
Первый. Два года.
В т о р о й. А за что? Берегись!
Вновь проходят круг.
Первый. За то, что я подмешивал отруби в муку.
Два года тому назад это еще называлось фальсифика¬
цией продуктов.
Второй. Берегись!

18
КРЕСТЬЯНИН КОРМИТ СВИНЬЮ
Крестьянин дорогою длинной
Шагает с кифюй миной:
Ни гроша с поставки зерна,
А молоко для свинки
Ищи на черном рынке! —
И зол он, как сам сатана.
Айхах, 1937 год. Крестьянский двор. Ночь. Перед свинарником кре¬
стьянин наставляет жену и двоих детей.
Крестьянин. Я не хотел втягивать вас в это дело,
но, раз уж вы пронюхали, держите язык за зубами. Не
то засадят меня в концлагерь, в Ландсберг, на веки веч¬
ные. Плохого мы ничего не делаем. Мы только кормим
голодную скотину. Господь бог не хочет, чтобы его тво¬
рение голодало. Скотина, когда голодает, голос подает.
А я не могу слушать, как на моем дворе свинья визжит
с голоду. А кормить ее мне не позволяют. Из государ¬
ственных соображений. Но я все равно ее кормлю и бу¬
ду кормить. Ежели ее не кормить, она сдохнет. Тогда
мне убыток, и никто мне его не покроет.
Крестьянка. И я так говорю. Наше зерно — это
наше зерно. И нечего нам указывать. Правители выис¬
кались. Евреев вытурили, а сами хуже всякого ростов¬
щика. Господин пастор тоже говорит: «И сохрани вола
твоего». Стало быть, он указал, что мы можем свой скот
кормить за милую душу. Не мы ведь выдумали ихний
четырехлетний план, нас об этом не спрашивали.
Крестьянин. Верно. Они не для крестьян, и кре¬
стьяне не для них. Ишь ты, свое зерно им отдай, а корм
для скота купи, да по какой цене! А они пушки будут
покупать. Придумали!
249

Крестьянка. Так вот: ты, Тони, стань у забора,
а ты, Мари, выбеги на лужок. Как кого увидишь, при¬
беги сказать.
Дети занимают посты. Крестьянин замешивает корм и, озираясь,
несет его в свинарник. Жена его тоже со страхом озирается.
Крестьянин (засыпая зерно в кормушку). Ну
лопай, Лина, лопай! Хайль Гитлер! Коли скотина голо¬
дает, разве это государство?

19
СТАРЫЙ БОЕЦ
Идут избиратели сбором
На стопроцентный кворум
Голосовать за кнут.
На них — ни кожи, ни рожи,
У них — ни жратвы, ни одежи,
Но Гитлера изберут!
Вюртемберг, 1938 год. Площадь маленького города. На заднем пла¬
не мясная лавка. На переднем — молочная. Пасмурное зимнее утро.
Мясная лавка еще не открыта. Молочная уже освещена. У дверей
ждут несколько покупателей.
Мужчина. Наверно, и сегодня масла не будет.
Первая женщина. Вот беда! А мне1 и нужно-то
на грош. Не раскупишься на то, что мой зарабатывает.
Юноша. Хватит вам брюзжать. Германии нужны
пушки, а не масло. И это вернее верного. Он же ясно
сказал.
Первая женщина (покорно). Правильно.
Молчание.
Юноша. Разве масло помогло бы нам занять Рейн¬
скую область? Когда заняли, то все были довольны, а
пойти на какую-нибудь жертву никому не хочется.
Вторая женщина. Спокойней, молодой человек.
Все мы идем на жертвы.
Юноша (подозрительно). Что вы хотите этим ска¬
зать?
Вторая женщина (первой). Разве вы ничего не
даете, когда производится сбор пожертвований?
Первая женщина -молча кивает головой.
Вот видите: она дает. И мы даем. Добровольно.
251

Юноша. Знаем мы вас. Дрожите за каждый пфен¬
ниг, когда фюреру для его великих задач нужна, так
сказать, поддержка. На Зимнюю помощь жертвуют вся¬
кое тряпье. Охотнее всего отдали бы одну только моль.
Фабрикант из одиннадцатого номера пожертвовал пару
дырявых сапог!
Мужчина. До чего люди неосторожны!
Из молоч-ной выходит хозяйка молочной в белом переднике.
Хозяйка молочной. Сейчас откроем. (Второй
женщине.) Доброе утро, фрау Руль. Слышали, вчера ве¬
чером они увели молодого Летнера?
Вторая женщина. Мясника?
Хозяйка молочной. Да, сына.
Вторая женщина. Но он же штурмовик?
Хозяйка молочной. Ну и что? Старик с два¬
дцать девятого года в партии. Вчера его случайно не
было, он поехал за товаром, а то бы они и его взяли.
Вторая женщина. В чем же их обвиняют?
Хозяйка молочной. В спекуляции. Последнее
время у него совсем не было товара, приходилось отка¬
зывать покупателям. И вот, говорят, он купил на черном
рынке. Чуть ли не у евреев.
Юноша. И, по-вашему, его не за что было взять?
Хозяйка молочной. Он был один из самых
усердных. Ведь это он донес на старика Цейслера из сем¬
надцатого номера, что тот не подписался на«Фелькишер
беобахтер». Он старый боец.
Вторая женщина. То-то он вытаращит глаза,
когда вернется.
Хозяйка молочной. Если вернется!
Мужчин а. До чего люди неосторожны!
Вторая женщина. Должно быть, они сегодня не
откроют лавку.
Хозяйка молочной. Оно и лучше. Уж если по¬
лиция куда заглянет, она всегда что-нибудь да найдет.
А товар-то нелегко теперь доставать. Мы-то получаем все
прямо из кооператйва, там пока нет перебоев. (Громко.)
Сливок сегодня не будет.
Всеобщий ропот.
У Летнеров ведь и дом заложен. Они надеялись, что за¬
кладную аннулируют, или что-то в этом роде.
252

Мужчина. Как же можно аннулировать закладные!
Многого захотели.
Вторая женщина. Молодой Летнер был очень
славный юноша.
Хозяйка молочной. Да. Вот старик — тот беше¬
ный. Он ведь чуть не силой загнал сына в штурмовики.
А сыну бы только с девушкой погулять.
Юноша. Что значит — бешеный?
Хозяйка молочной. Разве я сказала бешеный?
Ну да, я имела в виду, что его раньше бесило всегда, ког¬
да кто-нибудь оспаривал идею. Он всегда говорил про
идею и осуждал людской эгоизм.
Мужчина. Они все-таки открывают лавку.
Вторая женщина. Жить-то им надо.
Из полуосвещенной мясной лавки выходит толстая женщина, жена
мясника, останавливается на тротуаре и всматривается в конец
улицы. Потом обращается к хозяйке молочной.
Жена мясника. Доброе утро, фрау Шлихтер. Вы
не видели моего Рихарда? Ему давно пора бы уже быть
с товаром.
Хозяйка молочной не отвечает. Все молча смотрят на жену мясника.
Она поняла, в чем дело, и быстро скрывается в лавке.
Хозяйка молочной. Делает вид, что ничего не
случилось. А ведь что там было позавчера! Старик бу¬
шевал так, что на всю площадь было слышно. Это они
тоже записали ему в счет.
Вторая женщина. Я ничего не слышала об этом,
фрау Шлихтер.
Хозяйка молочной. Да что вы? Он же отказал¬
ся выставить в витрине окорока из папье-маше, которые
они ему принесли. А он их заказал — это они потребова¬
ли, потому что целую неделю у него в витрине вообще
ничего не было, только прейскурант висел. Он им так и
сказал: ничего для витрины у меня нет. Когда они при¬
шли с окороками из папье-маше — и телячья ножка там
была, здорово сделано, ну прямо не отличишь от настоя¬
щей,— он и начал рычать, что не станет вывешивать ни¬
какой бутафории, и еще такое, что и повторить-то нельзя.
Все против правительства. А окорока из папье-маше вы¬
бросил на улицу. Им и пришлось вытаскивать их из
грязи.
253

Вторая женщина. Тсс, тсс, тсс.
Мужчина. До чего люди неосторожны!
Вторая женщина. И почему это люди так из
себя выходят?
Хозяйка молочной. И как раз самые хитрые!
В мясной лавке зажигается вторая лам:почка.
Глядите! (Показывает на полутемную витрину мясной.)
Вторая женщина. Там в витрине все-таки что-то
есть!
Хозяйка молочной. Это же старик Летнер!
И в пальто! Но на чем он стоит? (Вдруг вскрикивает.)
Фрау Летнер!
Жена мясника (выходя из лавки). Что такое?
Хозяйка молочной безмолвно 'показывает на витрину. Жена мясника
смотрит туда, вскрикивает и падает без чувств. Вторая женщина и
хозяйка молочной подбегают к витрине.
Вторая женщина (кричит через плечо). Он по¬
весился в витрине!
Мужчина. У него на шее какой-то плакат.
Первая женщина. Это прейскурант. На нем что-
то написано.
Вторая женщина. На нем написано: я голосо¬
вал за Гитлера.

20
НАГОРНАЯ ПРОПОВЕДЬ
Идут христиане, от катов
Христовы заветы припрятав,
Иначе — тюремный срок.
Нацисты хохочут над ними:
Он изгнан богами иными —
Их мирный еврейский бог!
Любек, 1937 год. Комната-кухня в семье рыбака. Рыбак отри
смерти. У его постели жена и сын в форме штурмовика. Тут
же п а с т о р.
Умирающий. Скажите мне, там и вправду что-то
есть?
Пастор. Неужто вас мучат сомнения?
Жена. Последние дни он все говорил: столько, мол,
у нас болтают и сулят всего, не знаешь, чему и верить.
Не гневайтесь на него за это, господин пастор.
Пастор. Там нас ждет жизнь вечная.
Умирающий. А она будет лучше?
Пастор. Разумеется.
Умирающий. Да и надо бы!
Жена. Очень уж он намаялся.
Пастор. Поверьте мне, господу это ведомо.
Умирающий. Правда? (Помолчав.) Может, там на
небесах не будут тебе рот затыкать? Как по-вашему?
Пастор (несколько смутившись). В писании сказа¬
но: вера горами двигает. Веруйте. Это принесет вам об¬
легчение.
Жена. Не думайте, господин пастор, что он неве¬
рующий. Он всегда ходил причащаться. (Мужу, настой¬
чиво.) Господин пастор думает — ты неверующий. А ведь
ты верующий, да?
Умирающий. Да...
Пауза.
255

Умирающий. Ведь кроме-то ничего нет.
Пастор. Что вы хотите этим сказать? Как это —
ничего нет?
Умирающий. Ну вообще, больше ничего нет. А по-
вашему как? Я хочу сказать — будь хоть что-нибудь,
кроме...
Пастор. Но что же должно быть?
Умирающий. Да что-нибудь.
Пастор. Но у вас была ведь и хорошая жена и
сынок был.
Жена. Ведь мы-то у тебя были?
Умирающий. Да...
Пауза.
Я хочу сказать, если бы было что путное в жизни...
Пастор. Вероятно, я вас неправильно понял. Вы
не то хотели сказать. Неужели вы веруете лишь потому,
что в вашей жизни ничего не было, кроме тягот и тру¬
дов?
Умирающий (оглядываясь, словно ищет кого-то,
наконец видит сына). А им лучше будет?
Пастор. Вы хотите сказать — молодежи? Мы на
это уповаем.
Умирающий. Вот будь у нас моторный катер...
Жена. Полно, не порти ты себе кровь!
Пастор. Вам не подобает помышлять сейчас о та¬
ких делах.
Умирающий. Приходится.
Жена. Как-нибудь пробьемся.
Умирающий. А вдруг будет война?
Жена. Перестань говорить про это. (Пастору.) По¬
следнее время у них с сыном только и разговору было
что про войну. И ссорились же они!
Пастор бросает взгляд на сына.
С ы н. Он не верит в возрождение.
Умирающий. Скажите, а он там, наверху, войну
одобряет?
Пастор (запинаясь). В писании сказано: блаженны
миротворцы.
Умирающий. Ну а как же, если будет война...
С ы н. Фюрер не желает войны!
256

Умирающий (отмахивается от него). Значит, как
же, если будет война...
Сын порывается что-то сказать.
Жена. Помолчи.
Умирающий (пастору, указывая на сына). Ему
вот скажите про миротворцев!
Пастор. Не забудьте, что все мы в руке божьей.
Умирающий. Это вы ему говорите?
Жена. Брось ты, разве господин пастор может по¬
мешать войне! И толковать-то про это нынче не годится.
Правду я говорю, господин пастор?
Умирающий. Вы сами знаете, как они горазды
врать. Мне не купить мотора для лодки. Все моторы
идут у них на самолеты. Для войны, для бойни. Мне вот
в непогоду никак не пристать к берегу, потому — мотора
нет. А они все врут, а сами собираются воевать! (В из¬
неможении падает на подушку.)
Жена (испуганно хватает миску с водой и полотен¬
цем вытирает у него пот со лба). Не слушайте его. Он
уже и сам не помнит, что говорит.
Пастор. Успокойтесь, господин Клаазен.
Умирающий. А вы ему скажете про миротворцев?
Пастор (помолчав). Пусть сам прочтет. Это из На¬
горной проповеди.
Умирающий. Он говорит—все это сказано евре¬
ем и ничего не стоит.
Жена. Ну вот, опять завел. Сам он так не думает.
Это он от приятелей слышал!
Умирающий. Да. (Пастору.) Так ничего не стоит?
Жена (опасливо покосившись на сына). Не подводи
ты господина пастора под беду, Ганнес. Не спрашивай
его про это.
Сын. А почему бы и не спросить?
У м и р а ю щ и й. Стоит или не стоит?
Пастор (после долгого молчания, через силу). В пи¬
сании сказано также: отдавайте кесарево кееарю, а
божье — богу.	,•,**#'
Умирающий .падает на подушку. Жена кладет ему на лоб мокрое
полотенце.
9 Брехт, т. II

21
ПРИЗЫВ
Мальчишек придурковатых
Учат: умри за богатых!..
Отдай им жизнь свою!
Учители злы, словно черти,
И парни больше, чем смерти,
Боятся струсить в бою.
Хемниц, 1937 год. Помещение Гитлерюгенд. Группа подрост¬
ков, большинство с противогазами через плечо. Кучка ребят
наблюдает за подростком без противогаза, который си¬
дит один на скамье и безостановочно шевелит губами, видимо, что-
то заучивая.
Первый подросток. Видишь, у него до сих пор
нет.
Второй подросток. Мать ему не покупает.
Первый подросток. Что ж, она не знает, как
ему за это всыплют?
Третий подросток. А если у нее купилок нет?
Первый подросток. Толстяк и без того к нему
придирается.
Второй подросток. Смотри, опять зубрит призыв.
Четвертый подросток. Битый месяц зубрит, а
там и всего-то два четверостишия.
Третий подросток. Да он давно уже выучил.
Второй подросток. А запинается потому, что
боится.
Четвертый подросток. Каждый раз со смеху
умрешь, правда?
Первый подросток. Да уж, потеха. (Окликает
сидящего.) Заучил, Пширер?
Пятый подросток растерянно поднимает глаза и, сообразив, кивает.
Потом снова принимается зубрить.
258

Второй подросток. Толстяк жучит его только
за то, что у него противогаза нет.
Третий подросток. А он говорит — за то, что
он с ним, с толстяком, в кино не пошел.
Четвертый подросток. Слышал я это. А вы
верите?
Второй подросток. Очень может быть. Я бы
тоже не пошел в кино с толстяком. Но ко мне он не смеет
сунуться. Мой предок задаст ему жару.
Первый подросток. Тише — толстяк!
Ребята выстраиваются в два ряда и стоят навытяжку. Входит до¬
родный шарфюрер. Гитлеровское приветствие.
Шарфюрер. По порядку номеров рассчитайсь!
Команда исполняется.
Противогазы надеть!
Ребята надевают противогазы. Те, у кого их нет, проделывают за¬
ученные движения.
Начнем с призыва. Кто нам его прочтет наизусть? (Огля¬
дывается как бы в нерешимости, затем вдруг.) Пши-
рер! У тебя это так хорошо получается.
Пятый подросток выходит и становится впереди. Он очень бледен.
Заучил, умная голова?
Пятый подросток. Так точно, господин шарфю-
рер!
Шарфюрер. Выкладывай! Первая строфа!
Пятый подросток.
Должен ты теперь учиться,
Смерть встречать бесстрашно впредь.
Тот, кто смерти не боится,
Может гордо умереть.
Шарфюрер. Смотри не напусти в штаны! Дальше!
Вторая строфа!
Пятый подросток.
Бей, стреляй, круши с размаху,
Это всех...
(Запинается, повторяет последние слова.)
Некоторые из ребят еле удерживаются, чтобы не прыснуть.
259
9

Ш а р ф ю р е р. Опять недоучил!
Пятый подросток. Так точно, господин шарфю-
рер!
Шарфюрер. Верно, дома ты чему-то другому
учишься? (Рявкает.) Дальше!
Пятый подросток.
Это всех... побед залог.
Все отдай... умри без страха... умри
без страха...
Все отдай! Умри без страха...
Чтоб ты смелым... Чтоб ты смелым
зваться мог!
Шарфюрер. Подумаешь, что тут трудного!

22
В КАЗАРМАХ СТАЛО ИЗВЕСТНО
О БОМБЕЖКЕ АЛЬМЕРИИ
Солдатам — суп и жаркое,
Чтоб шли на войну в покое,
Пока утроба полна,
Чтоб слепо за Гитлера драться,
Чтоб долго не разбираться,
На кой им дьявол война!
Берлин, февраль 1937 года. Коридор в казарме. Два пролетарских
мальчика-подростка, боязливо оглядываясь, несут что-то
завернутое в оберточную бумагу.
Первый мальчик. У них сегодня переполох, да?
Второй мальчик. Они говорят — это потому, что
может начаться война. Из-за Испании.
Первый мальчик. Сидят белые как мел.
Второй мальчик. Это потому, что мы бомбили
Альмерию. Вчера вечером.
Первый мальчик. Где это?
Второй мальчик. Да там, в Испании. Гитлер за¬
явил туда по телеграфу, что немецкий военный корабль
немедленно начнет бомбить Альмерию. В наказание. По¬
тому что там они все красные, а надо, чтобы красные
наклали в штаны со страху перед Третьей империей.
Теперь может начаться война.
Первый мальчик. И теперь они сами в штаны
наклали.
Второй мальчик. Да, наклали в штаны.
Первый м а л ьч и к. Так чего же они хорохорятся,
если сами сидят белые как мел и кладут в штаны со
страху, что может начаться война?
Второй мальчик. Они хорохорятся только по¬
тому, что этого хочет Гитлер.
261

Первый мальчик. Но чего хочет Гитлер,4 того
хотят и они. Все же за Гитлера. Потому что он создал
наш вермахт.
Второй мальчик. Факт!
Пауза.
Первый мальчик. Как ты думаешь, нам уже
можно выйти?
Второй мальчик. Погоди. Еще напоремся на
лейтенанта. Он у нас тогда все отберет, и мы их всех
завалим.
Первый мальчик. Какие они хорошие, что по¬
зволяют нам приходить сюда каждый день.
Второй мальчик. Они ведь тоже не у миллионе¬
ров росли. Они сами хлебнули горя. Моя мать получает
только десять марок в неделю, а нас у нее трое. Сидим
на одной картошке.
Первый мальчик. А их тут здорово кормят. Се¬
годня были клецки.
Второй мальчик. Сколько тебе сегодня дали?
Первый мальчик. Ложку. Как всегда. А что?
Второй мальчик. Мне сегодня досталось две.
П е р в ы й м а л ь ч и к. А ну, покажи. Мне дали одну.
Второй мальчик показывает.
Ты что-нибудь им сказал?
Второй мальчик. Нет. Доброе утро, как всегда:
Первый мальчик. Не понимаю. Я тоже сказал,
как всегда,— хайль Гитлер.
Второй мальчик. Странно. Я получил две.
Первый мальчик. С чего бы это вдруг? Не по¬
нимаю.
Второй мальчик. И я не понимаю... Ну теперь
можно — фюить!
Быстро убегают,

23
РАБОТОДАТЕЛИ
Шагают работорговцы,
Для них бедняки словно овцы,
Которых каждый дерет.
Танки и пушки готовя,
Реками пота и крови
Должен платиться народ.
Шпандау, 1937 год. Возвратясь домой, рабочий застает у себя
соседку.
Соседка. Добрый вечер, господин Фенн. Я хотела
занять у вашей жены хлеба. Она вышла на минуту.
Рабочий. Пожалуйста, фрау Диц. Как вам нравит¬
ся, какое место я получил?
Соседка. Да, теперь всем дают работу. Вы на но¬
вом авиазаводе? Бомбардировщики делаете?
Рабочий. Без передышки.
Соседка. Это им в Испанию нужно.
Рабочий. Почему в Испанию?
Соседка. Говорят, чего они только туда не посы¬
лают. Стыд и срам!
Рабочий. Ну-ну! Попридержите язык!
Соседка. Вы что, тоже к ним перешли?
Рабочий. Никуда я не переходил. Я делаю свое
дело. А где же Марта?
Соседка. Пожалуй, лучше вас предупредить: ка¬
жется, какая-то неприятность. Когда я вошла, почтальон
как раз принес письмо. Ваша жена прочла и разволно¬
валась. Я уже собралась идти за хлебом к Ширманам.
Рабочий. Да что вы? (Зовет.) Марта!
Входит его жена. Она в трауре.
Что с тобой? Кто умер?
263

Жена. Франц. Письмо пришло. (Дает ему письмо.)
Соседка. Господи! Что с ним случилось?
Рабочий. Авария.
Соседка (недоверчиво). Он ведь летчиком был,да?
Рабочий. Да.
Соседка. И у него случилась авария?
Рабочий. Да, в Штеттине. Ночью во время учеб¬
ного полета в учебном лагере, так здесь сказано.
Соседка. Какая там авария! Меня вы не прове¬
дете.
Рабочий. Я повторяю то, что здесь сказано. Пись¬
мо от лагерного начальства.
Соседка. А он писал вам последнее время? Из
Штеттина?
Рабочий. Не убивайся, Марта. Этим горю не по¬
можешь.
Жена (рыдая). Я знаю.
Соседка. Славный был парень ваш брат. Не сва¬
рить ли вам кофе?
Рабочий. Будьте так добры, фрау Диц.
Соседка (ищет кастрюлю). Да, тяжелый удар.
Жена. Умойся, Герберт. Фрау Диц — свой человек.
Рабочий. Не к спеху.
Соседка. А из Штеттина он вам писал?
Рабочий. Письма все время приходили из Штет¬
тина.
Соседка (многозначительно). Вот как! А сам он,
верно, был южнее?
Рабочий. Как — южнее?
Соседка. На далеком юге, в прекрасной Испании.
Рабочий (жене, которая опять разрыдалась). Возь¬
ми себя в руки, Марта! А вам не следует так говорить,
фрау Диц.
Соседка. Мне бы только хотелось знать, что бы
вам ответили в Штеттине, если бы вы приехали за телом
шурина?
Рабочий. Я не поеду в Штеттин.
Соседка. Они умеют прятать концы в воду. Даже
за подвиг считают, что у них все шито-крыто. Вот недав¬
но в пивной один хвастал, как ловко они маскируют свою
войну. Когда сбивают бомбардировщик, те, что внутри,
прыгают с парашютом, а их с других машин тут же в
264

воздухе расстреливают из пулемета. Свои же расстрели¬
вают, чтобы они не рассказали красным, откуда их при¬
слали.
Жена (ей дурно). Дай мне воды, Герберт, мне
дурно.
Соседка. Конечно, не следует вас волновать, но
уж очень они ловко прячут концы. Они сами понимают,
какое это преступление, какой позор — их война. Вот и
тут: авария во время учебного полета! А чему они учат¬
ся? Воевать они учатся!
Рабочий. Говорите хоть потише. (Жене.) Лучше
тебе?
Соседка. Вы тоже из тех, что на все глаза закры¬
вают. Вот вас и отблагодарили в этом письме!
Рабочий. Замолчите же наконец!
Жен а. Герберт!
Соседка. Да, теперь «замолчите». Потому что вам
дали место! Вашему шурину тоже дали место! Он по¬
терпел «аварию» как раз на такой штуке, какие вы из¬
готовляете на авиазаводе.
Рабочий. Ну это уж слишком, фрау Диц. Вы гово¬
рите — я изготовляю такие штуки. А что делают другие?
Что делает ваш муж? Лампочки, да? Это, по-вашему, не
для войны? Это только освещение! А на что нужно осве¬
щение? Что они освещают? Может быть, танки? Или
военные корабли? Или тоже такие штуки! Ну да, он де¬
лает только лампочки. А что сейчас делают не для вой¬
ны? Где же искать работу не для войны? Или прикажете
с голоду умирать?
Соседка (смутившись). Я же не говорю, чтобы вы
умирали с голоду. Конечно, вы должны работать. Я толь¬
ко об этих преступниках говорю. Хорошую они дают
работу!
Рабочий (строго, жене). Тебе нельзя ходить в чер¬
ном. Им это не нравится.
Соседка. Им не нравится, чтобы спрашивали, по¬
чему да отчего.
Жена (спокойно). По-твоему, мне надо снять чер¬
ное?
Рабочий. Да, иначе меня сразу же прогонят с
места.
Жена. А я не сниму.
265

Рабочий. То есть как?
Жена. Не сниму. Мой брат умер. Я буду носить
траур.
Рабочий. Если бы Роза не купила черного платья
после смерти матери, у тебя бы его не было и ты бы его
не носила.
Жена (кричит). Никто не запретит мне носить тра¬
ур! Если уж они его прикончили, так я имею право хоть
поплакать вволю. Этого никогда не бывало! Такого звер¬
ства мир не видел! Бандиты!
Рабочий онемел от ужаса.
Соседка. Что вы, фрау Фенн!
Рабочий (хрипло). Если ты будешь так говорить,
мы не только лишимся работы, с нами что-нибудь поху¬
же стрясется.
Жена. Пускай меня заберут! Ведь у них есть жен¬
ские концлагеря. Пускай меня туда упрячут за то, что я
не могу молчать, когда они убивают моего брата! Какое
ему было дело до Испании!
Рабочий. Не ори ты про Испанию!
Соседка. Вы доведете себя до беды, фрау Фенн!
Жена. Оттого, что они тебя с места прогонят,— мы
должны молчать? Оттого, что мы подохнем, если не бу¬
дем делать им бомбардировщики? Все равно скоро при¬
дется подыхать, как Францу. Ему они тоже дали место.
На метр под землей. Такое бы он к здесь получил!
Рабочий (пытается зажать ей рот). Замолчи! Это
ничему не поможет!
Жена. А что поможет? Так делайте же то, что по¬
может!

24
ПЛЕБИСЦИТ
Так шли они страшным парадом,
А мы провожали их взглядом,
Крича: какого рожна
Вы молча шагаете к смерти
Во имя нацистов? Поверьте,
Ведь это не ваша война!
Берлин, 13 марта 1938 года. Пролетарская квартира. Двое рабо¬
чих и женщина. В маленькой комнатушке тесно от высокого
древка знамени. Из радиорепродуктора вырывается неистовое лико¬
вание, колокольный звон и шум авиамоторов. Раздается голос:
«И вот фюрер въезжает в Вену».
Женщина. Точно море ревет.
П ожилой рабочий. Да, у него победа за победой.
Молодой рабочий. Его победы — наше пора¬
жение.
Женщина. Так оно и есть.
Молодой рабочий. Как они орут! Как будто им
самим что-нибудь достанется!
Пожилой рабочий. И достанется. Оккупацион¬
ная армия.
Молодой рабочий. А потом «плебисцит». Еди¬
ный народ, единый рейх, единый фюрер! Хочешь ты это¬
го, немец? А мы у себя, в рабочем городе Нейкельне, не
можем даже листовку выпустить к этому плебисциту.
Женщина. Как так — не можем?
Молодой рабочий. Очень уж опасно.
Пожилой рабочий. В особенности с тех пор как
и Карла засадили. Где нам адреса раздобыть?
Молодой рабочий. А где найти человека, чтобы
текст написал?
Женщина (показывает на радио). У него для на¬
падения сто тысяч нашлось, а мы не можем сыскать од¬
ного человека. Нечего сказать. Если он только будет
находить что нужно, он и будет побеждать.
267

Молодой рабочий (сердито). Так, по-твоему, И
без Карла можно обойтись?
Женщина. Чем так разговаривать, лучше отпра¬
виться по домам.
Пожилой рабочий. Товарищи, незачем нам при¬
творяться друг перед другом. Ведь мы же знаем, что
выпускать листовки с каждым днем все труднее. Не мо¬
жем мы делать вид, будто до нас не долетает их побед¬
ный вой. (Показывая на радио, женщине.) Согласись
сама, что каждый, кто это слышит, все больше вериг в
их силу. Можно и в самом деле подумать, что это кричит
единый народ.
Женщина. Это кричат двадцать тысяч пьянчуг,
которых накачали пивом.
Молодой рабочий. Л вдруг это мы только так
думаем?
Женщина. Ну да. Мы и такие, как мы. (Расправ¬
ляет смятую записку.)
Пожилой рабочий. Это что такое?
Женщина. Копия письма. Под этот гам нестрашно
прочесть. (Читает.) «Дорогой мой сын! Завтра меня не
станет. Казнь обычно бывает в шесть утра. Я пишу тебе
напоследок, чтобы сказать тебе, что убеждения мои не
изменились. Не подавал я и прошения о помиловании,
потому что не знаю за собой никакой вины. Я только
служил своему классу. Хотя и кажется, что я ничего не
добился, но это неверно. Каждый на своем посту — та¬
ков должен быть наш лозунг! Задача наша очень трудна,
но нет в мире выше задачи, чем освобождение человече¬
ства от ярма угнетателей. Без этого жизнь не имеет це¬
ны. Жить стоит только ради этого. Если у нас не будет
этой цели, все человечество одичает. Ты еще мал, но не
мешает тебе всегда помнить, на чьей ты стороне. Будь
верен своему классу, чтобы отец твой недаром претерпел
свою горькую долю. Потому что мне сейчас нелегко. За¬
боться о матери, о братьях и сестрах. Ты ведь старший.
Будь умницей. Привет вам всем от любящего тебя отца».
П о нс и л о й рабочий. Оказывается, не так уж
нас мало.
Молодой рабочий. Что же нам писать в листов¬
ке к плебисциту?
Женщина. Лучше всего одно слово: «ПЕТ!»

Примечания 1
В основу «Страха и нищеты в Третьей империи» по¬
ложены свидетельства очевидцев и сообщения газет. Эти
сцены были отпечатаны Для издательства «Малик Фер-
лаг» в Праге в 1938 г., но не получили распространения
ввиду нападения Гитлера.
Сценическая обработка для Америки была поставле¬
на в Нью-Йорке и Сан-Франциско под названием «The
Private Life of the Master Race» («Частная жизнь расы
господ»). В нее вошли:
в первой части сцены 2, 3, 4, 13 и 14,
во второй части сцены 8, 9, 6 и 10,
в третьей части сцены 15, 19, 17, 11, 18, 16, 20 и 24.
Центральный элемент декорации составляет обыч¬
ный бронетранспортер гитлеровской армии. Он появ¬
ляется четырежды — в начале, между частями и в конце.
Между отдельными сценами слышен человеческий голос
и лязг гусениц. Этот лязг слышен и в сценах, показы¬
вающих гитлеровский террор, который впоследствии
втянет людей в машину войны.
Например:
Первая часть.
Из темноты под варварские звуки военного марша
возникает огромный дорожный столб с надписью: «На
Польшу», и рядом — бронетранспортер. В команде от
двенадцати до шестнадцати солдат; они в стальных ка¬
сках, с винтовками между колен; лица иссиня-бледные.
Затем — хор:
Наш фюрер...
...железною рукой.
Снова темнеет. Глухое громыхание бронетранспорте¬
ра слышно еще несколько секунд. Потом сцена освещает-
1 Примечания переведены А. Голембой.
269

ся, и видна лестничная клетка. Сверху свешиваются
большие черные буквы: Бреславль, Шустергассе, два.
Затем — сцена вторая.
Затем — голос:
Так предал сосед...
...на нашу боевую колесницу.
ХОР КОМАНДЫ БРОНЕТРАНСПОРТЕРА
ПЕРЕД ПЕРВОЙ ЧАСТЬЮ
Наш фюрер, учредив Порядок Новый
В Германии железною рукой,
Нам повелел с решимостью суровой
И в прочих странах ввесть режим такой.
И понеслись мы, повинуясь старшим,
Как молния, что блещет в вышине,
В сентябрьский день форсированным
маршем
На старый город в польской стороне.
И вскоре прокатились мы над Сеной
В крови. В крови над Волгою-рекой,
Ведь строгий фюрер в нас наш дух
отменный
Вколачивал железною рукой.
ПЕРЕД ВТОРОЙ ЧАСТЬЮ
Враждебный стан давно объят
Раздором,
Он белым флагом машет неспроста,
И перед нашим бронетранспортером
Измена распахнула ворота.
На нивах Фландрии мы душим всходы
И датским бухтам свастику несем:
Уже хрипят строптивые народы
Под гитлеровским бронеколесом.
Нас, немцев, первых осчастливил фюрер,
Теперь он ублажит весь мир окрест:
Он утвердит на мира верхотуре
Порядка Нового крюкастый крест.
ПЕРЕД ТРЕТЬЕЙ ЧАСТЬЮ
Наш транспортер построил Крупп фон Болен
И Тиссен, от усердия багров;
270

И три банкира тут входили в долю,
И дюжина дроворных юнкеров.
ПОСЛЕ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИч
На третью зимуч (заревел, натужась,
Наш бронетранспортер — ни тпру ни ну!)
Застряли мы — и Тут пробрал нас ужас:
Увидим ли родимую страну?
Мы на восток неутомимо перли.
Мерцал на лаврах фюреровых лёд...
Впервые нефть зашлась в моторном горле
В чужом краю, зимой; на третий год.
Рабы, мы мир поработить хотели,
Шли, как чумные, всем грозя чумой,—
Теперь мы в смертной ледяной метели,
Нас бьет озноб, и долог путь домой.
ГОЛОС
ПОСЛЕ 2-й СЦЕНЫ
Так предал сосед соседа,
Так перессорились неприметные люди,
И вражда росла в домах и росла в городских
кварталах,
И мы уверенно вступали в города своего отечества.
И мы поднимали на наш бронетранспортер
Каждого, «оторый не был убит,—
Весь этот народ, всех этих предателей и преданных
Взгромоздили мы на нашу боевую колесницу.
ПОСЛЕ 3-й СЦЕНЫ
На фабриках, и на кухнях, и на бирже труда
Набирали мы команду нашей боевой колесницы.
Бедняга приволакивал нам другого беднягу,
И для них обоих находилось место «а нашей
колеснице.
С иудиным поцелуем мы поднимали бедняг
На нашу колесницу;
Дружески похлопывая их по плечу,
Мы зачисляли их в экипаж нашего
бронетранспортера.
271

ПОСЛЕ 4-й СЦЕНЫ
Раздоры в народе пошли нам" на пользу.
Наши пленники дрались еще/и в концлагерях.
Словом, они все-таки очутшшсь в нашем
/ бронетранспортере.
Пленные влезли в наш .бронетранспортер,
И стражники влезли ц наш бронетранспортер,
Мученики и мучители,
Все поднялись на нашу боевую колесницу.
ПОСЛЕ 13-й СЦЕНЫ
Мы осыпали честного работягу восторгами,
И мы осыпали его угрозами.
Мы ставили в его цехе горшки с цветами
И эсэсовцев у проходной.
Под залпы рукоплесканий и винтовочные залпы
Мы взвалили его на нашу боевую колесницу.
ПЕРЕД 8-й СЦЕНОЙ
Прижимая к себе малых детей,
Стоят матери-бретонки
И, окаменелые, смотрят в небо:
Не появились ли уже в нем гениальные изобретения
наших ученых?
Ибо на нашей боевой колеснице есть и ученые
господа,
Ученики пресловутого Эйнштейна.
Конечно, наш фюрер взял их в ежовые рукавицы
И научил тому, что есть арийская наука.
ПЕРЕД 9-й СЦЕНОЙ
Есть и доктор на нашей боевой колеснице.
Доктор, который определяет,
Кто из жен польских горняков
Может быть направлен в краковские бордели.
И он проделывает это толково и отнюдь
не миндальничая,
Ибо ему памятно, как он утратил собственную жену.
272

Ведь она бi	жа, и ее услали прочь,
Поскольку ]	целей расы господ
следует разумно случать,
И сам фюре	> собственной персоной
\	определяет,
С кем надлежит совокупляться арийцу.
ПЕРЕД 6-й СЦЕНОЙ
Е^ть и судьи на нашей колеснице,
Судьи, лихо берущие заложников, выбирающие
Обвиненных в том, что они французы,
И изобличенных в любви к своему отечеству.
Ибо наши судьи собаку съели в германском праве
И превосходно знают — чего от них хотят.
ПЕРЕД 10-й СЦЕНОЙ
Есть и педагог на нашей колеснице.
Теперь он капитан в стальной каске.
Он теперь дает уроки
Рыбакам Норвегии и виноделам Шампани.
Ибо некий день ему особенно памятен и доселе.
Дело было семь лет назад, и день этот,
Пожалуй, несколько поблек в памяти, но
День, когда он, еще мальчишка,
В лоне семьи своей
Научился
Ненавидеть шпионов.
И, куда бы мы ни пришли,
Мы науськивали отца на сына
И друга на друга.
И мы бесчинствовали в чужих краях точь-в-точь
так же,
Как мы бесчинствовали в нашей стране.
ПЕРЕД 19-й СЦЕНОЙ
И не будет никакой иной торговли, кроме нашей.
И никто не ведает, как долго он будет с нами.
сотни жертв,
не забыт.
273

ПЕРЕД 17-й СЦЕНОЙ	/
И мы приходим, голодные, как/аранча,
И мы пожираем за неделю цёлые страны,
Потому что мы получали пушки вместо масла,
И в хлеб наш насущный мы с недавних пор
Подмешиваем отруби. /
ПЕРЕД 11-й СЦЕНОЙ
И там, куда мы приходим,
Матери больше не чувствуют себя в безопасности,
И дети тоже,
Ибо мы не пощадили
Наших собственных детей.
ПЕРЕД 18-й СЦЕНОЙ
И зерно не залежится в амбаре,
И скотина не застоится в хлеву,
Ибо наш собственный скот
У нас отняли.
ПЕРЕД 16-й СЦЕНОЙ
И мы отнимаем у них сыновей и дочерей,
И мы из милосердия
швыряем им картошку,
И заставляем их кричать «хайль Гитлер»,
Как кричат наши собственные матери,
Словно их режут.
ПЕРЕД 20-й СЦЕНОЙ
И нет бога,
Кроме Адольфа Гитлера.
ПЕРЕД 24-й СЦЕНОЙ
И мы поработили чужие народы,
Как мы поработили свой собственный народ.

~е^есы	kj?

ВИНТОВКИ ТЕРЕСЫ КАРРАР
Пом
о т и в а м Д ж. - М. Синга
В СОТРУДНИЧЕСТВЕ
с М. Ш T Е Ф Ф И Н
ПЕРЕВОД
И. КАРИНЦЕВОЙ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Тереса Карра р, рыбачка.
Хосе, ее младший сын.
Педро Хакерос, брат
Тересы Каррар, рабочий.
Раненый.
Мануэла.
Священник.
Старуха Перес.
Голос генерала.
Два рыбак а.
Ж е н m и н ы, дети.

Апрельская ночь 1937 года. Андалусская рыбачья хижина; в углу
побеленной горницы — большое черное распятие. Сорокалетняя ры¬
бачка Тереса Каррар печет хлеб. У окна ее пятнадцатилет¬
ний сын Хосе строгает колышек для сетей. Отдаленная артилле¬
рийская канонада.
Мать. Видна еще тебе лодка Хуана?
Мальчик. Да.
Мать. Горит еще его фонарь?
Мальчик. Да.
Мать. А другие лодки не подошли?
Мальчик. Нет.
Пауза.
Мать. Странно. Почему больше никто не рыбачит?
Мальчик. Ты ведь знаешь.
Мать (терпеливо). Если я спрашиваю — значит, не
знаю.
Мальчик. Никто, кроме Хуана, не вышел в море,
у всех есть дела поважнее, чем ловля рыбы.
Мать. Так.
Пауза.
Мальчик. И Хуан не вышел бы, будь его воля.
Мать. Верно. Но воля-то не его.
Мальчик (ожесточенно строгая). Нет.
Мать ставит тесто в печь, вытирает руки и берет для починки
сеть.
Есть хочется.
Мать. А почему же ты не хочешь, чтобы твой брат
ловил рыбу?
Мальчик. Потому что ловить рыбу и я могу, а
Хуан должен быть на фронте.
Пауза.
Мать. Я думала — ты тоже хочешь на фронт?
279

Мальчик. Прорвутся ли пароходы с продоволь¬
ствием через английскую блокаду?
Мать. У меня-то мука вся, а хлеб в печи — по¬
следний.
Мальчик закрывает окно.
Почему ты закрыл окно?
Мальчик. Уже девять часов.
Мать. Ну и что?
Мальчик. В девять этот негодяй будет выступать
по радио, и Пересы включат приемник.
Мать (просит). Пожалуйста, открой скорее окно!
Тебе будет плохо видно. Свет лампы отражается в окне.
Мальчик. Почему это мне здесь сидеть да сле¬
дить? Не убежит он от тебя. Это ты только боишься,
что он уйдет на фронт.
Мать. Не груби! И без того тошно, что мне прихо¬
дится следить за вами.
Мальчик. Что значит — за вами?
Мать. Ты ничуть не лучше брата. Скорее, хуже.
Мальчик. А они радио включают вообще-то толь¬
ко для нас. Вот уже третий вечер. Я заметил вчера —
они нарочно открыли окно, чтобы мы слышали.
Мать. Эти речи такие же, как те, что передают
из Валенсии.
Мальчик. Скажи уж, что они лучше!
Мать. Ты знаешь, я не считаю их лучше. С какой
стати мне быть за генералов? Я против того, чтобы
лилась кровь.
Мальчик. А кто начал? Может, мы?
Мать молчит. Мальчик открывает окно. Издалека доносится: «Вни¬
мание, внимание! У микрофона его превосходительство генерал
Кейпо де Льяно!» И в тишине ночи громко и резко звучит голос
генерала от пропаганды, обращающегося с вечерней речью к ис¬
панскому народу.
Голос генерала. Сегодня или завтра, друзья
мои, нам предстоит решительный разговор. Поведем
мы этот разговор из Мадрида, хотя, возможно, то, что
будет окружать нас, уже не будет походить на Мад¬
рид. Тогда епископ Кентерберийский не без оснований
прольет крокодиловы слезы. Наши храбрые мавры све¬
дут с ними счеты!
280

Мальчик. Сволочь!
Голос генерала. Друзья мои, так называемая
Британская империя, этот колосс на глиняных ногах,
не помешает нам разгромить столицу развращенной
черпи, которая смеет противиться торжеству националь¬
ного дела. Мы смегем этот сброд с лица земли!
Мальчик. Это он нас имеет в виду, мама.
Мать. Мы не мятежники, и мы ничему не проти¬
вимся. Вот дай вам волю, вы, верно, так бы и поступа¬
ли. Ты и твой брат; у обоих от рождения ветер в голо¬
ве. У вас это отцовское. Только я, пожалуй, и не хотела
бы, чтобы вы были другими.' Но они-то не шутят: не
слышишь разве, как палят их пушки? Мы бедняки, а
бедняки не могут вести войну.
Стучат. Входит рабочий Педро Хакерос, брат Тересы Кар-
рар. Видно, что он проделал долгий путь.
Рабочий. Добрый вечер!
Мальчик. Дядя Педро!
Мать. Какими судьбами, Педро? (Подает ему
руку-)
Мальчик. Ты из Мотриля, дядя Педро? Как там
дела?
Рабочий. Да не очень хороши. Как вы тут жи¬
вете?
Мать (сдержанно). Ничего.
Мальчик. Ты сегодня оттуда?
Рабочий. Да.
Мальчик. Это ведь добрых четыре часа ходу?
Рабочий. Больше, дороги запружены беженцами,
они хотят попасть в Альмерию.
Мальчик. Но Мотриль держится?
Рабочий. Не знаю, как там сегодня. Ночью мы
еще держались.
Мальчик. Почему же ты ушел?
Рабочий. Нам много кой-чего нужно для фронта.
А мимоходом решил заглянуть, к вам.	>
Мать. Выпьешь глоток вина? (Достает кувшин.)
Хлеб поспеет только через полчаса.
Рабочий. А где же Хуан?
Мальчик. Рыбачит.
Рабочий. Правда?
281

Мальчик. Смотри, из окна виден его фонарь.
Мать. Жить-то нужно.
Рабочий. Конечно. Когда я шел по шоссе, я слы¬
шал речь этого крикуна. Кто же его здесь слушает?
Мальчик. Это Пересы, в доме напротив.
Рабочий. Они всегда включают такие передачи?
Мальчик. Нет. Они вовсе не франкисты, они вклю¬
чают не для себя, не думай.
Рабочий. Вот как?
Мать (сыну). Ты что же за братом-то не смот¬
ришь?
Мальчик (неохотно возвращается к окну). Не вол¬
нуйся. Из лодки не вывалился.
Рабочий (берет кувшин с вином и, подсев к сест¬
ре, помогает ей чинить сеть). Сколько, собственно, лет
Хуану?
Мать. В сентябре минет двадцать один.
Рабочий. А Хосе?
Мать. У тебя какие-нибудь важные дела в наших
краях?
Рабочий. Ничего особенного.
Мать. Давненько ты здесь не был.
Рабочий. Два года.
Мать. Как поживает Роса?
Рабочий. Ревматизм мучает.
Мать. Я все ждала, что вы заглянете к нам.
Рабочий. Роса на тебя чуть в обиде — из-за похо¬
рон Карло.
Мать молчит.
Она говорит, вы могли бы нас известить. Мы, конеч¬
но, пришли бы на похороны твоего мужа, Тереса.
Мать. Это случилось слишком внезапно.
Рабочий. А отчего он умер?
Мать молчит.
Мальчик. Легкое было прострелено.
Рабочий (удивленно). Как это?
Мать. Что значит — как это?
Рабочий. Да ведь два года назад здесь было
тихо?
Мальчик. Но в Овьедо было восстание.
Рабочий. А как же Карло попал в Овьедо?
282

Мать. Поехал.
Рабочий. Отсюда?
Мальчик. Да, когда о восстании написали в га¬
зетах.
Мать (с горечью). Как некоторые едут в Америку,
ставя все на карту. Как вообще поступают дураки.
Мальчик (встает). Ты хочешь сказать, что он
был дураком?
Мать молча, трясущимися руками откладывает сеть и выходит.
Рабочий. Она очень горевала, а?
Мальчик. Да.
Рабочий. А хуже всего для нее, верно, что не
увидела его больше.
Мальчик. Она видела его, он вернулся. Вот это,
пожалуй, хуже всего. Кое-как перевязанный, он натя¬
нул куртку и в Астурии еще сумел сесть в поезд. Два
раза ему надо было пересаживаться, и здесь на станции
он умер. Вдруг вечером у нас открылась дверь, вошли
соседки, как бывает, когда приносят утонувшего, и, не
сказав ни слова, стали к стене, бормоча молитву деве
Марии. Потом на куске парусины внесли его и поло¬
жили на пол. С тех пор мать стала бегать в церковь.
А учительницу, о которой известно, что она красная,
мать на порог не пускает.
Рабочий. Она и впрямь стала набожной?
Мальчик (кивает). Хуан считает, что из-за спле¬
тен; соседи о ней разное болтают.
Рабочий. Что же болтают?
Мальчик. Будто она ему присоветовала.
Рабочий. А это верно?
Мальчик пожимает плечами. Входит мать, смотрит, не испекся
ли хлеб, и принимается снова за сеть.
Мать (рабочему, который хочет ей помочь). Оставь,
пей лучше вино да отдохни, ты ведь с утра на ногах.
Рабочий берет стакан и возвращается к столу.
Переночуешь у нас?
Рабочий. Нет. Мало времени, я должен сегодня
вернуться. Но я умоюсь. (Уходит.)
Мать (кивком подзывая сына). Он сказал тебе,
зачем пришел?
283

Мальчик. Нет.
Мать. Ты говоришь правду?
Рабочий возвращается, в руках у него таз и полотенце;
моется.
А что, старики Лопесы еще живы?
Рабочий. Только он. (Мальчику.) Много здешних
ушло на фронт?
Мальчик. Кое-кто еще остался.
Рабочий. У нас многие католики сражаются, и
даже самые ярые.
Мальчик. Из наших тоже.
Рабочий. И у всех есть винтовки?
Мальчик. Нет. Не у всех.
Рабочий. Это плохо. Винтовки сейчас нужней
всего. А в деревне ни у кого нет винтовок?
Мать (быстро). Нет!
Мальчик. Ну иные ведь и припрятали. Зарыли
винтовки в землю, будто картошку.
Мать смотрит на мальчика.
Рабочий. Так-так.
Мальчик не спеша отходит от окна и скрывается в глубине сцены.
Мать. Ты куда это?
Мальчик. Никуда.
Мать. Вернись к окну!
Мальчик упрямо остается на месте.
Рабочий. В чем дело?
Мать. Почему ты убежал от окна? Отвечай!
Рабочий. Там кто-нибудь есть?
Мальчик (хрипло). Нет.
Дети (на улице, поют).
Наш Хуан — он не солдат,
Потому что трусоват.
Чуть его что испугало,
Прячется под одеяло.
(Появляются в окне.)
У-y! (Убегают.)
Мать (встает, идет к окну). Вот поймаю да так
284

отлупцую, что помнить будете, пакостники эдакие!
(Повернувшись.) Это тоже Пересы!
Пауза.
Рабочий. Раньше ты играл в карты, Хосе. Пере¬
кинемся?
Мать садится к окну. Мальчик находит карты, и они начинают
игру.	V
Ты и теперь еще плутуешь?
Мальчик (смеется). А что, разве бывало?
Рабочий. Да, мне так казалось. На всякий слу¬
чай, дай сниму. Значит, все позволено! На войне ведь
хитрость допускается, не так ли?
Мать недоверчиво смотрит на рабочего.
Мальчик. Эх, плохой козырь.
Рабочий. Очень мило, что ты мне сказал... Эге,
у него-то, оказывается, козырный туз! Ты меня обма¬
нул, не слишком ли дорого тебе это обойдется? Твоя
пушка отстреляла, теперь вступят мои пулеметчики.
(Бьет его карты.) Так-то бывает! Смелость — это хо¬
рошо, сын мой. Ты смел, но пока еще неосторожен!
Мальчик. Риск — благородное дело.
Мать. Такие поговорки у них от отца. «Благород¬
ный человек должен рисковать». Что?
Рабочий. Да, нашими жизнями. Дон Мигель
де Ферранте в один присест проиграл семьдесят кре¬
стьян какому-то полковнику. Бедняга разорился и оста¬
ток своих дней довольствовался всего двенадцатью слу-
гами... Смотри пожалуйста, он ходит с козырной де¬
сятки!
Мальчик. Делать нечего. (Берет взятку.) Это был
мой единственный шанс.
Мать. Они все такие. Его отец прыгал в воду, если
сеть запутывалась.
Рабочий. Может, у него была одна только сеть.
Мать. Но и жизнь у него была только одна!
В дверях появляется парень в форме народной милиции; го¬
лова его забинтована, рука на перевязи.
Входи же, Паоло!
285

Раненый. Вы сказали, я могу прийти еще раз на
перевязку, сеньора Каррар.
Мать. Все опять промокло! (Выбегает.)
Рабочий. Где это тебя угораздило?
Раненый. У Монте Сольюве.
Мать возвращается с рубахой; разрывает ее на куски,
меняет повязку, но ни на минуту не спускает глаз
с сидящих за столом.
Мать. Ты опять работал!
Раненый. Только правой рукой.
Мать. Тебе же сказано, этого нельзя делать!
Раненый. Да-да... Они говорят, что сегодня в
ночь прорвутся. А у нас больше нет пополнений. Мо¬
жет, уже прорвались?
Рабочий (с тревогой). Нет, не думаю. Было б
слышно по канонаде.
Раненый. Верно!
Мать. Тебе не больно? Ты скажи. Я ведь не учи¬
лась на сестру. Стараюсь как могу.
Мальчик. Под Мадридом они не пройдут.
Раненый. Неизвестно.
Мальчик. Нет, известно.
Раненый. Это хорошо. А вы, сеньора Каррар,
опять изорвали совсем крепкую рубаху! Не нужно было
этого делать!
Мать. Хочешь, чтоб я забинтовала тебя грязной
тряпкой?
Раненый. У вас ведь и у самих не очень-то
густб.
Мать. Пока есть, так есть. Ну вот. Но для второй
твоей руки уже не найдется.
Раненый (смеется). Значит, в следующий раз
буду осторожней! (Встает, рабочему.) Только б они не
прошли, мерзавцы! (Уходит.)
Мать. Какая пальба!
Мальчик. А мы ловим рыбу.
Мать. Будьте довольны, что у вас еще кости целы.
С улицы, то нарастая, то удаляясь, доносится шум проезжающих
грузовиков и пение. Рабочий и мальчик подходят к окну и вы¬
глядывают.
286

Рабочий. Это интернациональные бригады. Их
перебрасывают в Мотриль на фронт.
Слышна песня батальона Эрнста Тельмана «Далеко она, родная
страна...»
Это немцы.
Слышно несколько тактов «Марсельезы».
Французы.
Поляки.
Итальянцы.
Американцы.
«Варшавянка».
«Бандьера росса».
«Hold the Fort».
«Los cuatros generales».
А это наши.
Шум грузовиков и пение затихает. Рабочий и мальчик опять
подходят к столу,
Сегодняшняя ночь все решит... Ну, мне пора. Это была
последняя партия, Хосе.
Мать (подходя к столу). Кто же выиграл?
Мальчик (гордо). Он.
Мать. Так, значит, не стелить тебе?
Рабочий. Нет, мне надо идти. (Продолжает си¬
деть.)
Мать. Кланяйся Росе. И пусть не сердится. Никто
не знает, что нам предстоит.
Мальчик. Я провожу тебя немного.
Р а б о ч и й. Не надо.
Мать (высовывается в окно). Ты, верно, хотел бы
повидать Хуана?
Рабочий. Да, очень. Но он ведь не скоро вер¬
нется?
Мать. Он довольно далеко. Почти у самого мыса.
(Обернувшись.) Можно позвать его.
В дверях появляется молоденькая девушка.
Мальчик. Здравствуй, Мануэла! (Тихо, рабоче¬
му.) Это подруга Хуана — Мануэла. (Мануэле.) Это
дядя Педро.
287

Девушка. Где Хуан?
Мать. Хуан работает.
Девушка. А мы думали — вы отвели его в детский
сад играть в мячик.
Мать. Нет, он рыбачит. Хуан рыбак.
Девушка. А почему он не явился на собрание в
школу? Там были и рыбаки.
Мать. Нечего ему там делать.
Мальчик. А что за собрание?
Девушка. Мы решили, что все, кто может, уйдут
на фронт еще сегодня ночью. Но вы ведь знали, в чем
дело. Мы известили Хуана.
Мальчик. Этого не может быть! Тогда Хуан ни
за что бы не выехал. Или они тебе сказали, мать?
Мать молчит. Она по пояс залезла в печь.
Она просто не передала ему! (Матери.) Теперь я знаю,
почему ты послала его рыбачить!
Рабочий. Тебе не следовало этого делать, Тереса.
Мать (выпрямившись). Бог дал каждому свое дело.
Мой сын — рыбак.
Девушка. Вы что ж, хотите, чтобы над нами вся
деревня смеялась? Куда б я ни пошла, на меня указы¬
вают пальцами. Я уже имени Хуана слышать не могу.
Да что вы вообще за люди?
Мать. Мы бедные люди.
Девушка. Правительство призвало всех боеспо¬
собных мужчин взяться за оружие. Не уверяйте, что
вы этого не читали!
Мать. Я читала это. Но правительство правитель¬
ством, а на живодерню нас сволокут. Ну я-то уж до¬
бровольно своих детей на живодерню не свезу.
Девушка. Нет! Вы ждете, когда их поставят к
стенке. Подобной глупости свет не видел. Такие, как
вы, и виноваты, что дело зашло так далеко и этот не¬
годяй Льяно смеет разговаривать с нами подобным
тоном!
Мать (нерешительно). Я не потерплю таких слов
у себя в доме.
Девушка (вне себя). Она уже сейчас радуется за
генералов!
Мальчик (с досадой). Нет! Но она не хочет, что¬
бы мы сражались.
288

Рабочий. Хочешь остаться в стороне, а?
Мать. Я знаю, вы хотите сделать из моего дома
гнездо заговорщиков. Пока не увидите Хуана у стенки,
не успокоитесь!
Девушка. И это о вас говорили, что вы помога¬
ли мужу, когда он поехал в Овьедо!
Мать (тихо). Придержите язык! Я не помогала
мужу. Уж в таком-то деле наверно! Я знаю, на меня
наговаривают, но это все ложь. Грязная ложь! Это
каждый может подтвердить.
Девушка. На вас вовсе ничего не наговаривают,
сеньора Каррар. Об этом говорят с глубоким уваже¬
нием. Всей деревне известно, что Карло Каррар был
героем. Но ему пришлось, верно, ночью улизнуть из
дому. Теперь мы это знаем.
Мальчик. Мой отец не улизнул из дому, Ма¬
нуэла.
Мать. Молчи, Хосе.
Девушка. Передайте вашему сыну, что я не хочу
иметь с ним ничего общего. И пусть не обходит меня
стороной, пусть не боится, что спрошу, почему это он
еще не там, где должен быть. (Уходит.)
Рабочий. Напрасно ты отпустила девушку. Пре¬
жде ты не поступила бы так, Тереса.
Мать. Я все та же. Они, наверно, поспорили, что
вытолкнут Хуана на фронт. Я его кликну домой. Или
позови-ка его ты, Хосе! Нет, постой, лучше я сама пой¬
ду. Я скоро вернусь. (Уходит.)
Рабочий. Послушай, Хосе, ты же не дурак, тебе
не нужно все разжевывать. Короче, где они?
Мальчик. Что?
Рабочий. Винтовки!
Мальчик. Отцовские?
Рабочий. Должны же они быть здесь. Ведь
не мог он взять эти штуки с собой в поезд, когда
уезжал.
Мальчик. Ты пришел за ними?
Рабочий. А то зачем же?
Мальчик. Она никогда не отдаст их. Она их
спрятала.
Рабочий. Где?
Мальчик показывает в угол комнаты.
Ю Брехт, т. II
289

Рабочий (встает и хочет подойти туда, но, услы¬
шав шаги, быстро садится). Молчок!
Мать входит с местным священником. Это высокий, плот¬
ный мужчина в сильно поношенной сутане.
Священник. Добрый вечер, Хосе! (Рабочему.)
Добрый вечер!
Мать. Это мой брат из Мотриля, падре.
Священник. Рад познакомиться. (Матери.) Дол¬
жен извиниться, что опять прихожу к вам с просьбой.
Не могли бы вы завтра в обед зайти к Турильосам?
Там дети остались одни, мать ушла к мужу на фронт.
Мать. С удовольствием.
Священник (рабочему). Что привело вас в наши
края? Я слышал, из Мотриля сюда уже трудно доби¬
раться?
Рабочий. Здесь пока совсем тихо, а?
Священник. Простите? Да.
Мать. Мне кажется, падре спросил, что привело
тебя сюда?
Рабочий. Хотелось повидаться с сестрой.
Священник (ободряюще смотрит на мать). Это
прекрасно, что вы решили повидаться с сестрой. Вы
уже, наверно, заметили, что ей живется нелегко!
Рабочий. Надеюсь, она хорошая прихожанка?
Мать. Выпейте стакан вина. Падре заботится о
детях, чьи родители ушли на фронт. Вы, верно, опять
целый день на ногах? (Ставит перед священником кув¬
шин с вином.)
Священник (садится, берет кувшин). Хотел бы
я знать, кто оплатит мне мои башмаки.
В эту минуту у Пересов опять заговорило радио. Мать хочет
закрыть окно.
Оставьте окно открытым, сеньора Каррар! Они видели,
как я вошел сюда. Они в обиде на меня, что я не на
баррикадах, и они время от времени угощают меня эти¬
ми речами.
Рабочий. Вам это очень мешает?
Священник. Откровенно говоря, да. Но окно вы
можете оставить открытым.
290

Голос генерала. ...Но всем известна дьяволь¬
ская ложь, которой эти господа пытаются очернить на¬
циональное дело.. Мы не платим господину епископу
Кентерберийскому так хорошо, как красные, зато мо¬
жем назвать ему десять тысяч священников, которым
его уважаемые друзья перерезали глотки. Да будет из¬
вестно этому господину, даже если мы не подкрепляем
наши слова чеком, что национальная армия при своем
победоносном продвижении находила множество скла¬
дов бомб и пулеметов, но нигде ни одного оставшегося
в живых священника.
Рабочий протягивает священнику пачку сигарет. Священник, ко¬
торый вообще не курит, улыбаясь, берет сигарету.
Хорошо, впрочем, что правое дело побеждает и без
господ епископов, пока оно опирается на превосходные
самолеты. На таких людей, как генерал Франко, гене¬
рал Мола...
Передача резко обрывается.
Священник (добродушно). Слава богу, Пересы
сами не выдерживают больше трех фраз! Я считаю, что
такие речи не могут произвести благоприятное впечат¬
ление.
Рабочий. Тем не менее мы слышали, что и Вати¬
кан распространяет подобное вранье.
Священник. Это мне неизвестно. (Удрученно.)
По-моему, не дело церкви представлять черное белым,
а белое черным.
Рабочий (поглядывая на мальчика). Конечно, нет.
Мать (быстро). Мой брат сражается в рядах ми¬
лиции, падре.
Священник. С какого участка фронта Bt^i при¬
шли?
Рабочий. Из Малаги.
Священник. Там ужасно, да?
Рабочий молча курит.
Мать. Брат не считает меня доброй испанкой. Он
хочет, чтобы я отпустила Хуана на фронт.
Мальчик. И меня тоже! Мы должны быть на
фронте!
10*
291

Священник. Вы знаете, сеньора Каррар, что по
совести и разумению моему я считаю ваше поведение
правильным. Низшие служители церкви во многих мест*
ностях поддерживают законное правительство. Из во¬
семнадцати епархий Бильбао семнадцать объявили о
своей верности правительству. Немало моих собратьев
сражается на фронте. Некоторые уже пали. Но сам я
не боец. Господь бог не дал мне дара просто и доход¬
чиво призывать прихожан к бою за... (он ищет слова)
что-либо. Для меня закон — заповедь господа нашего:
не убий! Я не богатый человек. Я не владею монасты¬
рем и делю с моей общиной то немногое, что у меня
есть. Возможно, это единственное, что способно в ны¬
нешние времена придать силу моим словам.
Рабочий. Конечно. Только вопрос-то вот в чем.
Разве вы не боец? Поймите меня. Если вы, к примеру,
крикнете под руку человеку, которого убивают и кото¬
рый хочет защищаться: «Не убий!» — и его зарежут,
словно курицу,— разве вы не примете участия в борьбе,
я имею в виду — на свой лад? Я думаю, вы извините,
что я так говорю.
Священник. Пока что я принимаю в ней уча¬
стие— голодаю вместе со всеми.
Рабочий. А как вы считаете, можем мы опять
обрести наш хлеб насущный, о котором вы ежедневно
молитесь?
Священник. Этого я не знаю, я могу только мо¬
литься.
Рабочий. Тогда вам будет интересно узнать, что
богу было угодно этой ночью повернуть пароходы с
продовольствием.
Мальчик. Это верно? Мать, пароходы ушли об¬
ратно!
Рабочий. Да, это и есть нейтралитет. (Неожи¬
данно.) Вы тоже за нейтралитет?
Священник. Что вы имеете в виду?
Рабочий. Ну, за невмешательство! А раз вы
за невмешательство, вы, в сущности, одобряете кро¬
вавую баню, которую устроили генералы испанскому
народу.
Священнник (протестуя, поднимает руки). Я это¬
го не одобряю!
292

Рабочий (смотрит на него, прищурив глаза). Ос¬
таньтесь так на секунду. Вот так, подняв руки над го¬
ловой, вышли пять тысяч наших в Бадахосе из осаж¬
денных домов. Вот так, с поднятыми руками, их и
перестреляли.
Мать. Как можешь ты так говорить, Педро!
Рабочий. Мне только пришло в голову, Тереса,
что этот жест, когда чего-то не одобряют, ужасно на¬
поминает жест, означающий капитуляцию. Мне прихо¬
дилось читать, что люди, умывающие руки, умывают их
в крови. Потом по рукам видно.
Мать. Педро!
Священник. Оставьте, сеньора Каррар. Умы в
такие времена возбуждены. Мы опять будем спокойнее
рассуждать, когда все это кончится.
Рабочий. А разве нас не следует стереть с лица
земли,— ведь мы же развращенная чернь!
Священник. Кто говорит это?
Рабочий. Да этот крикун. Вы не слышали? Вы
все еще мало слушаете радио.
Священник (пренебрежительно). Ах, генерал...
Рабочий. Не говорите «ах, генерал». Чтобы сте¬
реть нас с лица земли, он купил все отребье Испании,
не говоря уже о маврах, итальянцах и немцах.
Мать. Какой позор, что они ввозят к нам всех, кто
готов продаться.
Священник. А вы не допускаете, что и на другой
стороне могут быть честные, преданные идее люди?
Рабочий. Не знаю только, какие у них могут быть
идеи.
Пауза.
Священник. Мне еще надо заглянуть к Турильо-
сам.
Рабочий. Разве вы не считаете, что палата депу¬
татов, в которой правительство имело такое большинст¬
во, была избрана честным путем?
Священник. Именно так я и считаю.
Рабочий. Вот я говорил вам: если человеку, кото¬
рый защищается, крикнуть под руку — так ведь я имел
в виду буквально руку. Мы действительно сражаемся
чуть ли не голыми руками, без оружия,.,
293.

Мать (прерывая его). Не стоит начинать все снова,
это ни к чему.
Священник. Человек, как известно, рождаегся
без оружия. Создатель не вкладывает ему оружия в ру¬
ки, когда он рождается на свет из материнского лона.
Я знаком с учением, что все страдания в мире происхо¬
дят оттого, что у рыбака и рабочего — ведь вы рабочий,
я полагаю,— нет ничего, кроме их рук, чтобы добывать
себе средства к существованию. Но ведь в писании ни¬
где не сказано, что мир этот совершенен. Наоборот,
он полон страданий, греха и угнетения. Благо тому,
кто послан на свое несчастье, послан в мир невоору¬
женным, но может хотя бы покинуть его без оружия в
руках.
Рабочий. Прекрасно сказано. Мне нечего возра¬
зить против того, что звучит так прекрасно. Хотел бы
я, чтобы это произвело впечатление и на генерала Фран¬
ко. Самое печальное, что генерал Франко, вооруженный
до зубов, не проявляет ни малейшего желания покинуть
этот мир. Мы бы швырнули вслед ему все оружие Ис¬
пании, только бы он покинул этот мир. Его летчики
сбрасывают листовки, я подобрал одну на улице в Мот-
риле. (Достает из кармана листовку.)
Священник, мать и мальчик читают ее.
Мальчик (матери). Видишь, они и здесь повто¬
ряют, что уничтожат все.
Мать (читая). Этого они не могут.
Рабочий. Отчего же, могут. Как вы считаете,
падре?
Мальчик. Да.
Священник (неуверенно). Я считаю, что техниче¬
ски они, может быть, и в состоянии это сделать. Но
если я правильно понял сеньору Каррар, она полагает,
что дело не в одних самолетах. Они угрожают в своих
листовках только для того, чтобы население поняло всю
серьезность положения. Другое дело выполнить эту
угрозу из военных соображений.
Рабочий. Я вас не совсем понимаю.
Мальчик. Ия тоже.
Священник (еще неувереннее). По-моему, я го^
зорю ясно.

Рабочий. Слова у вас ясные, а вот мнение ваше
ни мне, ни Хосе не ясно. Так вы считаете, они не будут
бомбить?
Короткая пауза.
Священник. Я считаю это только угрозой.
Рабочий. Которую не приведут в исполнение?
Священнник. Да.
Мать. Насколько я понимаю эту листовку, они хо¬
тят предотвратить кровопролитие и предупреждают нас,
чтобы мы не поднимали оружия.
Мальчик. Генералы — и предотвратить кровопро¬
литие!
Мать (протягивая ему листовку). Вот, они же пи¬
шут— кто сложит оружие, того они не тронут.
Рабочий. В таком случае я хочу задать вам, пад¬
ре, еще один вопрос: верите ли вы, что того, кто сложит
оружие, действительно не тронут?
Священник (озирается, словно ища помощи).
Говорят, генерал Франко всегда подчеркивает, что он
христианин.
Рабочий. И это значит, что он сдержит свое обе¬
щание?
Священник (горячо). Он должен его сдержать,
сеньор Хакерос!
Мать. Тому, кто не сражается, ничего не будет.
Рабочий. Падре... простите, не знаю вашего
имени...
Священник. Франсиско.
Рабочий (продолжая). ...падре Франсиско, я, соб¬
ственно говоря, спрашиваю не что должен делать, по
вашему мнению, генерал Франко, а что он, по вашему
мнению, сделает. Вы понимаете мой вопрос?
Священник. Да.
Рабочий. Вы понимаете, что я спрашиваю вас как
христианина или, скажем, как человека, который не
владеет монастырем, как вы выразились, и который
скажет правду, если речь пойдет о жизни и смерти.
Ведь именно об этом и идет речь. Не так ли?
Священник (волнуясь). Я понимаю вас.
Рабочий. Может быть, я помогу вам ответить, на¬
помнив о событиях в Малаге?

Священник. Я знаю, что вы имеете в виду. Но
уверены ли вы, что в Малаге не оказали сопротив¬
ления?
Рабочий. Знаете ли вы, что пятьдесят тысяч бе¬
женцев — мужчины, женщины и дети, растянувшиеся на
двести двадцать километров по шоссе на Альмерию,—
были скошены орудиями кораблей, бомбами и пулеме¬
тами воздушных эскадрилий Франко!
Священник. Быть может, это газетные выдумки?
Рабочий. Такие же как о расстрелянных священ¬
никах?
Священнник. Такие же как о расстрелянных
священниках.
Рабочий. Значит, беженцев не скосили огнем?
Священник молчит.
Сеньора Каррар и ее сыновья не поднимают оружия
против генерала Франко. Значит, сеньора Каррар и ее
сыновья в безопасности?
Священник. Здраво рассуждая...
Рабочий. Да? Здраво рассуждая?
Священник (взволнованно). Уж не хотите ли вы,
чтобы я дал гарантию?
Рабочий. Нет. Скажите только ваше истинное
мнение. Сеньора Каррар и ее сыновья в безопасности?
Священник молчит.
Я думаю, мы понимаем ваш ответ. Вы честный человек.
Священник (встает, смущенный). Итак, сеньора
Каррар, я могу рассчитывать, что вы присмотрите за
детьми Турильосов?
Мать (также очень смущенная). Я и поесть им при¬
несу. Спасибо, что навестили нас.
Священник уходит, кивнув рабочему и мальчику. Мать про¬
вожает его.
Мальчик. Вот ты сам слышал, что они ей вну¬
шают! Но ты не уходи без винтовок.
Рабочий. Где они? Живо!
Они идут в глубь комнаты, отодвигают ларь и взламывают пол.
Мальчик. Но ведь она сейчас вернется!
296

Рабочий. Мы поставим винтовки к окну, оттуда я
их заберу потом.
Они поспешно вынимают винтовки из ящика. Маленькое потер¬
тое знамя, в которое они были завернуты, падает на пол.
Мальчик. Вот и маленькое знамя тех времен!
Я удивляюсь, как мог ты спокойно сидеть, когда дело
такое срочное.
Рабочий. Я должен был их раздобыть.
Они. осматривают винтовки. Мальчик неожиданно достает из кар¬
мана шапочку бойца народной милиции и с торжествующим видом
надевает ее.
Откуда она у тебя?
Мальчик. Выменял. (Бросив опасливый взгляд на
дверь, засовывает ее опять в карман.)
Мать (входит). Положите винтовки на место! Так
вот, оказывается, зачем ты пришел?
Рабочий. Да, они нужны нам, Тереса. Мы не мо¬
жем сдержать генералов голыми руками.
Мальчик. Теперь ты и от самого падре слышала,
как обстоит дело.
Мать. Если ты пришел, чтобы получить винтовки,
то тебе здесь больше нечего делать. И если вы не оста¬
вите нас в покое в моем доме, я возьму детей и убегу.
Рабочий. Тереса, ты видела когда-нибудь нашу
страну на карте? Мы живем как на разбитой тарелке.
Там, где линия излома,— это вода, по краям тарелки
стоят орудия. А над нами — бомбардировщики. Куда
ты побежишь, как не под пушки?
Мать (подходит к нему, берет у него из рук вин¬
товки и уносит). Вы не получите винтовок, Педро! v
Мальчик. Отдай их ему, мать! Здесь они только
ржавеют!
Мать. Молчи, Хосе! Что ты понимаешь в этом!
Рабочий (опять спокойно уселся на стул и заку¬
рил). Тереса, ты не имеешь права прятать винтовки,
принадлежавшие Карло.
Мать (укладывая винтовки). По праву или без
права — я вам их не отдам! Это вы не имеете права
взламывать мой пол и против моего желания уносить
ч,то-нибудь из моего дома..
297

Рабочий. Винтовкам вовсе не обязательно быть
в доме. Не хочу говорить при твоем сыне, что я о тебе
думаю. Не будем говорить и о том, что подумал бы о
тебе твой муж. Он-то сражался. Я понимаю — ты от
страха за своих мальчиков потеряла голову. Но с этим
мы ведь считаться не можем.
Мать. Что это значит?
Рабочий. Это значит, что без винтовок я не уйду.
Уж будь уверена.
Мать. Раньше убей меня.
Рабочий. Этого я не сделаю. Я ведь не генерал
Франко. Я только поговорю с Хуаном. Тогда я навер¬
няка их получу.
Мать (быстро). Хуан не вернется.
Мальчик. Ты же его позвала!
Мать. Я не звала его. Я не хочу, чтобы он видел
тебя, Педро.
Рабочий. Я так и думал. Но я то, что же, немой?
Спущусь к морю и крикну ему. Довольно будет одного
слова, Тереса; я знаю Хуана. Он не трус. И тебе не
удастся удержать его.
Мальчик. Я тоже пойду.
Мать (очень спокойно). Оставь моих детей в покое,
Педро. Я сказала им, что повешусь, если они уйдут.
Я знаю, что это грех, за который уготовано вечное про¬
клятье. Но я не могу иначе. Когда Карло умер, так
ужасно умер, я пошла к падре, иначе я уже тогда пове¬
силась бы. Я понимала, что тоже виновата, хотя из нас
двоих он был хуже — горячий сторонник насилия. Нам
живется нелегко; и не так-то просто терпеть все лише¬
ния. Но насилием ничего не добьешься. Это я поняла,
когда они принесли его и положили здесь на пол. Я не
за генералов, никто не смеет сказать этого обо мне. Но
если я буду держаться в стороне и смирю свое сердце,
может быть, они пощадят нас. Расчет мой очень прост.
Ведь мне так мало надо. Я не хочу больше видеть это
знамя. Довольно с нас горя. (Молча подходит к ма¬
ленькому знамени, поднимает его и рвет на куски. По¬
том тотчас нагибается,, собирает клочки и засовывает
их в карман.)
Рабочий. Уж лучше б ты повесилась, Тереса,
Стучат. Входит старуха Перес, вся в черном,
298

Мальчик (рабочему). Это сеньора Перес.
Раюочий (шепотом). Что они за люди?
Мальчик. Хорошие люди. Радио как раз у них.
Их дочй на прошлой неделе погибла на фронте.
Старуха Перес. Я, знаете ли, нарочно ждала,
пока уйДет падре. Решила зайти потолковать. Хотела
сказать, что я не согласна со своими, когда они досаж¬
дают вам за ваши взгляды.
Мать молчит.
(Садится.) Вы боитесь за своих сыновей, сеньора Кар-
рар. Люди ведь не считаются с тем, как трудно в наше
время вырастить детей. Я родила семерых. (Обращает¬
ся и к рабочему тоже, с которым ее не познакомили.)
Не так-то много их осталось теперь, после гибели Инес.
Двоих я и до шести лет не довела. Это были голодные
годы — девяносто восьмой и девяносто девятый. Об
Андреа я и не знаю, где он. Последний раз он писал
из Рио. Это в Южной Америке. Марианна в Мадриде.
Тоже все жалуется. Она никогда не отличалась здоро¬
вьем. Мы-то, старики, все думаем, что после нас другое
племя пошло, слабенькое.
Мать. Но у вас остался Фернандо.
Старуха Перес. Да.
Мать (смущенно). Извините, я не хотела вас оби¬
деть.
Старуха Перес (спокойно). Не надо извинять¬
ся. Я знаю, что вы не хотели меня обидеть.
Мальчик (шепотом, рабочему). Он у Франко.
Старуха Перес (тихо). Мы не говорим больше
о Фернандо. (После небольшой паузы.) Знаете, вы толь¬
ко тогда поймете наших ребят, когда представите себе,
как мы горюем о нашей Инес.
Мать. Мы все очень любили Инес. (Рабочему.) Она
научила Хуана читать.
Мальчик. И меня тоже!
Старуха Перес. Все считают, что вы за тех.
А я всегда спорю. Мы-то ведь знаем разницу между
богатством и нищетой.
Мать. Я не хочу, чтобы мои лети стали солдатами.
Они не убойный скот
299

Старуха Перес. Знаете, сеньора Каррар, я всег¬
да говорю: бедняку нельзя застраховаться. Тйк или
иначе, а попадает всегда ему. Те, кому попадае^т,— это
и есть бедняки. Бедняков, сеньора Каррар, яй спасет
никакая предосторожность. Инес была как раз самая
тихая из наших детей. Мой муж немало помучился с
ней, пока она решилась поплыть первый раз! /
Мать. А ведь она могла бы жить.
Старуха Перес. Но как?
Мать. Почему ваша дочь, учительница, взяла вин¬
товку и сражалась с генералами?
Рабочий. Которых даже папа римский финанси¬
рует!
Старуха Перес. Она говорила, что хочет и даль¬
ше быть учительницей.
Мать. Но разве она не могла оставаться учитель¬
ницей в Малаге, в своей школе? Что ей эти генералы?
Старуха Перес. Мы говорили с ней. Отец ее
семь лет не курил, а братья и сестры за все эти годы
не получали ни капли молока, только чтобы она могла
стать учительницей. И вот Инес заявила: она не может
учить, что дважды два пять и что генерал Франко по¬
слан богом.
Мать. Если бы ко мне пришел Хуан и сказал, что
при генералах он не может рыбачить, я бы открыла
ему глаза. Вы считаете, что скупщики перестанут драть
с нас шкуру, если мы прогоним генералов, а?
Рабочий. Я думаю, им придется туговато, если у
нас будут винтовки.
Мать. Значит, опять винтовки? Стрельба так и
будет продолжаться?
Рабочий. Кто же об этом говорит? Когда тебя
хватают акулы, разве это ты насильничаешь? Мы, что
ли, выступили на Мадрид, или генерал Мола пришел к
нам через горы? Два года у нас было немного свету,
совсем немного, это не был еще даже рассвет, но те¬
перь снова вот-вот наступит ночь. Мало того. Учитель¬
ницы не только не посмеют больше говорить детям, что
дважды два четыре, теперь их будут истреблять, если
они когда-нибудь это говорили. Разве ты не слышала,
как он сказал сегодня, что нас надо стереть с лица
земли?
300

iMaTb. Только îex, кто взялся за оружие. Нечего
L на меня наседать. Не могу я спорить с вами со
всеми. Сыновья смотрят на меня, как на полицейского.
Когда в ларе нет муки, я по их лицам вижу, что вино¬
вата \я. А когда появляются самолеты, сыновья мои
смотрят в сторону, будто это я их послала. И почему
молчит падре, когда ему бы надо говорить? На меня
смотряУ как на сумасшедшую, раз я считаю, что гене¬
ралы тоже люди, очень плохие, но ведь они — не зем¬
летрясение, с которым нельзя договориться! Зачем
приходите вы ко мне в дом, сеньора Перес, и пы¬
таетесь Мне что-то втолковать? Или вы думаете, я сама
не знаю всего, что вы говорите? Ваша уже мертва, те¬
перь пусть и мои погибнут? Этого вы хотите, да? Все
вы вламываетесь ко мне в дом, словно сборщики нало¬
гов, но я свое уже заплатила.
Старуха Перес (встает). Сеньора Каррар, я не
хотела вас сердить. Я не согласна с мужем, что вас
надо силой заставить. Мы все очень уважали вашего
мужа, и я хотела извиниться перед вами, что наши вас
беспокоят. (Уходит, кивнув рабочему и мальчику.)
Пауза.
Мать. Хуже всего, что своей настойчивостью они
доводят человека до белого каления — говоришь вещи,
которых вовсе и не думаешь. Ведь я же не против Инес!
Рабочий (гневно). Нет, ты против Инес! Раз ты
ей не помогла, ты против нее! Ты говоришь еще, что
ты не за генералов. Это тоже неправда, понимаешь ты
это или нет. Не помогая нам бороться с ними, ты — за
них. Ты не можешь оставаться в стороне, Тереса!
Мальчик (внезапно подходя к ней). Уступи же,
мама, ничего тебе не поможет! (Рабочему.) Ну вот,
она села на ларь, чтобы мы не могли достать их. Ну
позволь же, мама!
Мать. Утри-ка лучше нос, Хосе!
Мальчик. Мама, я пойду с дядей Педро! Я не буду
ждать, пока нас здесь переколют, как свиней. Ты не мо¬
жешь запретить мне сражаться, как запретила курить!
Филиппо не умеет бросать камни так метко, как я, а он
уже там; Андреа моложе меня на годи уже погиб. Я не
позволю, чтобы вся деревня надо мной смеялась!
301

Мать. Да, я знаю. Малыш Паоло обещал какому-то
шоферу своего дохлого крота, если ©н возьмет ег/ на
фронт. Смешно!	f
Рабочий. Это не смешно.	/
Мальчик. Скажи Эрнесто Турильо, пусть возьмет
себе мою маленькую лодку... Пойдем, дядя Педро!
(Хочет идти.)	. (
Мать. Никуда ты не пойдешь!	/
Мальчик. Нет, я пойду! Ты говоришь, что тебе
нужен Хуан, но тогда я тебе ни к чему.	(
Мать. Я не потому удерживаю Хуана, чтобы он
для меня рыбачил. Я тебя не отпущу! (Подбегает к
сыну и обнимает его.) Кури, если хочешь^ и, если хо¬
чешь,— выходи один на рыбную ловлю, я ничего не
скажу,— и даже в отцовской лодке!
Мальчик. Пусти, мама!
Мать. Нет, не пущу!
Мальчик (вырываясь). Нет, я иду! Живо, бери
винтовки, дядя!
Мать. Ох! (Отпускает сына и отходит в сторону,
прихрамывая.)
Мальчик. Что с тобой?
Мать. Какое тебе дело, что со мной? Ступай! Мать
свою ты, во всяком случае, победил.
Мальчик (недоверчиво). Я же не дрался. Ничего
я тебе не сделал.
Мать (растирая ногу). Ничего! Ступай!
Рабочий. Может, я могу вправить вывих.
Мать. Нет, уходи! Уходи из моего дома! Это ты
подстрекаешь моих детей, чтоб они бросались на меня...
Мальчик (гневно). Я на нее бросился!.. (Уходит,
побледнев от гнева, в глубь комнаты.)
Мать. Ты еще станешь преступником! Почему вы
не отбираете у меня последний хлеб из печи? Вы може¬
те привязать меня к стулу! Вас же двое!
Рабочий. Брось притворяться!
Мать. Хуан тоже сумасшедший, но он не тронул
бы мать! Он вам покажет, когда вернется! Хуан!
(Вдруг встает, охваченная какой-то мыслью, и бежит
к окну. При этом она забывает хромать, и мальчик с
возмущением показывает на ее ноги.)
Мальчик. Нога-то вдруг зажила!
302

i(выглядывает из окна). Ничего не понимаю,
"О фонаря!
[и к (ворчливо). Куда же ему деться?
Нет, он и впрямь исчез!
:ик (подходит к окну, выглядывает; изме-
голосом, рабочему). Да, фонарь исчез! Он
у .самого мыса. Сбегаю-ка я к морю. (Быст-
)
и й. Наверно, гребет сюда.
Тогда бы я видела фонарь,
ий. Так что же случилось?
Я знаю, что! Она вышла к нему в море!
и й. Кто? Эта девушка? Этого не может
быть! I
Мать. \Ну конечно же! Они его увели! (С возра¬
стающим волнением.) Да это заговор! Ловко подстрое¬
но! Весь вечер они подсылали сюда одного за другим,
чтобы я не следила! Это убийцы! Все, все они заодно!
Рабочий (полушутя, полусердито). Падре-то, во
всяком случае, не они послали!
Мать. Они не успокоятся, пока всех не заполучат!
Рабочий. Ты что, думаешь, что он на фронт ушел?
Мать. Они — его убийцы, но и он не лучше! Сбе¬
жать украдкой, ночью! Видеть его больше не хочу!
Рабочий. Не понимаю тебя, Тереса. Разве ты не
чувствуешь, что только губишь сына тем, что пытаешь¬
ся удержать. Он не поблагодарит тебя.
Мать (рассеянно). Не ради себя я говорила ему,
чтобы он не смел сражаться.
Рабочий. Не сражаться за нас, Тереса,— это не
просто не сражаться, это — сражаться за генералов.
Мать. Если он и вправду это сделал и вступил в
милицию, так будь он проклят! Пусть они искрошат
его своими бомбами! Пусть раздавят своими танками!
Пусть знает, что господь не позволит издеваться над
собой. И что бедняк не может идти против генералов.
Я не для того родила его, чтобы он, притаившись за
пулеметом, подстерегал своих ближних. Если в мире
есть несправедливость, то не я учила его быть соучаст¬
ником! А вернется, я не открою ему двери в награду
за то, что победил генералов! Я скажу ему, скажу че¬
рез дверь, что не потерплю у себя в доме никого, кто
303

запачкал себя кровью. Я отсеку его, как больную hory.
Я сделаю это. Одного они мне уже принесли. Тот/тоже
думал, что ему посчастливится. Но нам нет счастья.
Быть может, и вы это поймете, прежде чем генералы
покончат с нами. Взявший меч от меча и погибнет.
За стеной слышно бормотание, дверь открывается, вж)дят три
женщины со сложенными на груди руками, бормоча молитву
деве Марии. Они становятся у стены, и через открытую дверь
два рыбака вносят на пропитанном кровью парусе мертвого
Хуана Каррара. За ними идет смертельно бледный X oæ е. В руках
у него шапка брата. Рыбаки кладут мертвого на пол. Один дер¬
жит фонарь Хуана. Пока мать сидит, словно окаменев( а женщины
молятся все громче, рыбаки вполголоса рассказывают рабочему,
что произошло.
Первый рыбак. Это был один из их) катеров с
пулеметами. Проходя мимо, они просто подстрелили
его.	I
Мать. Этого не может быть! Это ошибка! Он же
выехал рыбачить!
Рыбаки молчат. Мать падает. Рабочий поднимает ее.
Рабочий. Он ничего и не почувствовал.
Мать (опускается на колена подле мертвого),
Хуан!
Некоторое время слышны только бормотание молящихся женщин
и глухие орудийные раскаты вдалеке.
Может, положите его на ларь?
Рабочий и рыбаки поднимают мертвого, несут в глубь сцены и
кладут на сундук. Парус остается на полу. Громче и внятнее
становятся голоса молящихся. Мать берет мальчика за руку и
идет с ним к мертвому.
Рабочий (вернувшись на авансцену к рыбакам).
Он был один? Других лодок там не было?
Первый рыбак. Нет. Но вот он был на берегу.
(Показывает на второго рыбака.)
Второй рыбак. Они даже не окликнули его.
Только пошарили прожектором, а потом его фонарь
упал в лодку.
Рабочий. Но должны же они были видеть, что он
просто рыбачил?
Второй рыбак. Да, это они должны были видеть.
Рабочий. И он ничего не крикнул им?
304

Цт о р о й рыбак. Я бы услышал.
Мать подходит, в руках у нее шапка Хуана, которую принес мальчик.
Мать (просто). Всему виной шапка.
П е р\в ы й рыбак. Как так?
МатЪ. Поношенная. Такую не наденут господа.
Первый рыбак. Но ведь не могут же они па¬
лить во всякого, на ком поношенная шапка!
Мать.уМогут. Это не люди. Это проказа, их надо
выжечь, к\к проказу. (Молящимся женщинам, вежли¬
во.) Я пробила бы вас уйти. Мне еще много надо сде¬
лать, со мной останется мой брат.
Все посторонние уходят.
Первый рыбак. Лодку мы привязали.
Мать (когда все уходят, поднимает парус и смот¬
рит на него). Я только что разорвала знамя, а они при¬
несли мне другое. (Несет парус в глубь комнаты и при¬
крывает им мертвого.)
Внезапно отдаленный грохот орудий становится громче.
Мальчик (апатично). Что это?
Рабочий (с тревогой). Прорыв! Я должен идти!
Мать (подходя к печи, громко). Достаньте вин¬
товки! Собирайся, Хосе! Хлеб уже тоже готов.
Пока рабочий достает винтовки, она открывает печь, вынимает
хлеб, завязывает его в платок, становится рядом с братом и сы¬
ном, берет в руки винтовку.
Мальчик. И ты с нами?
Мать. Да, за Хуана.
Идут к двери.

ПРИМЕЧАНИЕ
I
Эта небольшая пьеса была написана в первый год
гражданской войны в Испании для немецкой труппы,
игравшей в Париже. Она принадлежит к а|ристотелев-
ской драматургии (драматургии вживанья). Ожида¬
тельные стороны этой техники можно до известной сте¬
пени сгладить, если сопроводить спектакль докумен¬
тальным фильмом об испанских событиях или каким-
нибудь пропагандистским мероприятием.

уК^изнь

ЖИЗНЬ ГАЛИЛЕЯ
Пьеса
В СОТРУДНИЧЕСТВЕ
с М. ШТЕФФИН
Перевод
Л. КОПЕЛЕВА

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Галилею Галилей.
Андреа С а р т и.
Госпожа Сарти, экономка Галилея,
мать Андреа.
Людовико Марсили, богатый моло¬
дой человек.
Приули, куратор университета в Падуе.
С а г р е д о, друг Галилея.
Вирджиния, дочь Г алилея.
Федерцони, шлифовальщик линз, по¬
мощник Галилея.
Дож.
С оветники.
Козимо Медичи, великий герцог Фло¬
ренции.
Маршал двора.
Теолог.
Философ.
Математи к.
Пожилая придворная дама.
Молодая придворная дама.
Лакей великого герцога.
Две монахини.
Два солдата.
Старуха.
Толстый прелат.
Двое ученых.
Два монаха.
Два астронома.
Очень тощий монах.
Очень старый кардинал.
Патер Кристофер Клавиус, астро¬
ном.
Маленький монах.

Кардинал-инквизитор.
Кардинал Барберини—он же за¬
тем п а п а Урбан VIII.
Кардинал Беллармин.
Два монаха, писцы.
Две молодые дамы.
Филиппо Муциус, ученый.
Г а ф ф о н е, ректор университета в Пизе
Уличный певец и его жена.
В а н н и, владелец литейной.
Чиновник.
Высокопоставленный чиновник.
Некий субъект.
Монах.
Крестьянин.
Пограничный страж.
Писец.
Мужчины, женщины, дети.

i
Галилео Галилей, учитель математики в Падуе, хочет доказать
правильность нового учения Коперника о строении вселенной
В году тысяча шестьсот девятом
Свет истинного знания
Излился на людей,
Из города Падуи, из скромной хижины,
. Исчислил Галилео Г алилей,
Что движется Земля, а Солнце неподвижно.
Небогатая рабочая комната Галилея в Падуе. Утро. Мальчик Ан¬
дреа, сын экономки, .приносит Галилею стакан молока и бу¬
лочку.
Галилей (умывается; обнажен до пояса, фыркает,
весел). Поставь молоко на стол, но не тронь там ни од¬
ной книги.
Андреа. Мать говорит, что нужно заплатить мо¬
лочнику, а то он скоро будет описывать круг вокруг
нашего дома, господин Галилей.
Галилей. Нужно говорить:	«описывать окруж¬
ность», Андреа.
Андреа. Как вам угодно. Если мы не заплатим, он
и опишет окружность вокруг нас, господин Галилей.
Галилей. А вот судебный исполнитель господин
Камбионе идет прямо к нам и при этом избирает... ка¬
кое он избирает расстояние между двумя точками?
Андреа (ухмыляясь). Кратчайшее.
Галилей. Хорошо! У меня есть кое-что для тебя.
Погляди там, за звездными таблицами.
Андреа (вытаскивает из-за таблиц большую дере¬
вянную модель солнечной системы Птолемея). Что это
такое?
Галилей. Это астролябия — такая штука, которая
изображает, как планеты и звезды движутся вокруг Зем¬
ли. Так думали в старину.
311

Андреа. Что значит — так думали?
Г а л и л е й. Давай исследуем это. Прежде всего опи¬
ши, что видишь.
Андреа. Посередине находится маленький шар...
Галилей. Это Земля.
Андреа. А вокруг него, одно над другим,—
кольца.
Г а л и л е й. Сколько их?
Андреа. Восемь.
Г а л и л е й. Это кристаллические сферы.
Андреа. На этих кольцах приделаны шары.
Г а л и л е й. Это планеты и звезды.
Андреа. Тут полоски, а на них написаны слова.
Г а л и л е й. Какие слова?
Андреа. Названия звезд.
Галилей. Например?
Андреа. Самый нижний шар это Луна, тут так и
написано. А над ним — Солнце.
Г алилей. А теперь двигай Солнце.
Андреа (вращает кольца). Красиво получается.
Только вот... Мы так закупорены.
Г алилей (вытираясь). Да, и я ощутил то же, ког¬
да впервые увидел эту штуку. Некоторые чувствуют это.
(Бросает Андреа полотенце и подставляет спину, чтобы
тот вытер.) Стены, и кольца, и неподвижность! Две
тысячи лет кряду люди верили, что и Солнце и все не¬
бесные тела вращаются вокруг нашей Земли. Папа, кар¬
диналы, князья, ученые, капитаны, купцы, торговки ры¬
бой и школьники верили, что неподвижно сидят в этом
кристаллическом шаре. Но теперь мы выбираемся из
него, Андреа. Потому что старые времена миновали и
наступило новое время. Вот уже сто лет, как человече¬
ство все как будто ждет чего-то.
В городах тесно и в головах тесно. Есть суеверия,
есть и чума. Но теперь говорят: есть, но не будет, не
останется. Потому что все движется, друг мой.
Мне хочется думать, что началось все с кораблей.
С незапамятных времен корабли все ползали вдоль по¬
бережий, но внезапно они покинули берега и вышли в
открытое море. На нашем старом материке возник слух:
где-то есть новые материки. И с тех пор как наши ко¬
рабли добираются до них, на всех материках, смеясь,
312

говорят о том, что великий грозный океан — только ма¬
ленький водоем. Возникла великая задача, люди хотят
понять причины всего, что есть на свете. Почему камень,
если его выпустить из рук, падает, а если подбросить —
подымется вверх? Каждый день приносит что-нибудь
новое. Даже столетние старцы требуют, чтобы юноши
кричали им в уши о новых открытиях.
Многое уже открыто, но куда больше осталось тако¬
го, что еще можно открыть. Так что и для новых поко¬
лений найдется дело.
Еще юношей в Сиене я видел, как двое строителей
изменили древний, тысячелетний способ передвижения
гранитных глыб; после пятиминутного спора они догово¬
рились и стали применять новое, более целесообразное
приспособление канатов. Там я понял тогда, что старые
времена прошли, что наступает новое время. Скоро
человечество полностью изучит свое жилье, ту планету,
на которой оно обитает. Написанного в старых книгах
уже недостаточно.
И там, где тысячи лет гнездилась вера, теперь гнез¬
дится сомнение. Все говорят: да, так написано в книгах,
но дайте-ка нам самим поглядеть. С самыми почтенны¬
ми истинами теперь обращаются запросто; сомневаются
в том, в чем прежде никогда не сомневались.
И от этого возник такой сквозняк, что задирает даже
расшитые золотом полы княжеских и прелатских одежд.
И становятся видны их ноги, жирные или тощие, но та¬
кие же, как у нас. А небеса, оказывается, пусты. По¬
этому раздается веселый хохот.
Но воды Земли двигают валы новых прядильных
станов, на верфях, в канатных и парусных мастерских
сотни рук работают по-новому в лад.
Я предвижу, что еще на нашем веку об астрономии
будут говорить на рынках. Даже сыновья торговок ры¬
бой будут ходить в школу. И жадным до всего нового
людям наших городов придется по душе, что новая
астрономия заставила двигаться также и Землю. До сих
пор всегда были уверены в том, что небесные тела
укреплены на кристаллическом своде и поэтому не па¬
дают. А теперь мы набрались смелости и позволяем им
свободно парить в пространстве, ничто их не удержи¬
вает, и все они движутся по великим путям так же, как
313

и наши корабли. Ничто их не удерживает в стреми¬
тельном движении.
И Земля весело катится вокруг Солнца, и торговки
рыбой, купцы, князья и кардиналы, и даже сам папа ка¬
тятся вместе с ней.
Вселенная внезапно утратила свой центр и сразу же
обрела бесчисленное множество центров. Так что теперь
любая точка может считаться центром, любая и ника¬
кая. Потому что мир, оказывается, очень просторен.
Наши корабли заплывают далеко, далеко, наши пла¬
неты и созвездия движутся в беспредельном простран¬
стве, даже в шахматах теперь ладьи могут двигаться в
новом пространстве через все клетки. Как сказал поэг?
«О рассвет великих начинаний...»
Андреа.
«О рассвет великих начинаний!
О дыханье ветра, что веет
Со вновь открытых берегов!»
Но пейте же молоко, ведь скоро опять придет кто-
нибудь.
Галилей. А ты хорошо понял то, о чем я тебе го¬
ворил вчера?
Андреа. О чем же? Об этом, как его, Кипернике,
у которого все вертится?
Галилей. Да.
Андреа. Нет, не понял. И как я могу понять? Это
же очень трудно, а мне еще только в октябре будет
одиннадцать.
Галилей. Вот я как раз хочу, чтобы и ты это по¬
нял. Чтобы все понимали. Поэтому я и работаю и по¬
купаю дорогие книги, вместо того чтобы платить мо¬
лочнику.
Андреа. Но я же сам вижу, что Солнце вечером
здесь, а утром там. Как же оно может стоять на месте?
Никак не может!
Галилей. Ты видишь? Что ты видишь? Ничего ты
не видишь. Ты только глазеешь. А глазеть — не значит
видеть. (Ставит железный умывальник посреди комна¬
ты.) Это пусть будет Солнце. Садись.
Андреа садится на стул, Галилей становится за ним.
Где Солнце: справа или слева?
314

Андреа. Слева.
Галилей. А когда оно будет справа?
Андреа. Когда вы его перенесете направо, конеч¬
но же!
Галилей. Нет. Не только так. (Подымает Андреа
вместе со стулом и поворачивает его на 180°.) Где теперь
Солнце?
Андреа. Справа.
Галилей. А оно двигалось?
Андреа. Нет.
Галилей. А что же двигалось?
Андреа. Я двигался.
Галилей (орет). Чепуха! Дурень! Стул двигался!
Андреа. Но и я вместе со стулом!
Галилей. Разумеется. Стул — это Земля. А ты
на ней.
Госпожа Сарти (вошла, чтобы застелить по¬
стель, и наблюдала все происходящее). Что это вы де¬
лаете с моим парнишкой, господин Галилей?
Галилей. Учу его видеть, дорогая Сарти.
Госпожа Сарти. Тем, что таскаете по комнате?
Андреа. Не мешай, мама, ты этого не понимаешь.
Госпожа Сарти. Вот как? А ты понимаешь, что
ли? Тут приходил молодой человек, который хочет учить¬
ся. Очень хорошо одет и принес рекомендательное пись¬
мо. (Подает письмо.) Вы моего Андреа скоро до то¬
го обучите, что он станет говорить, будто дважды
два — пять. Он же путает все, что вы ему рассказы¬
ваете. Вчера вечером он доказывал мне, что Земля вер¬
тится вокруг Солнца. Он, видите ли, твердо убежден,
что это вычислил какой-то господин по имени Кипер-
никус.
Андреа. А разве Киперникус не высчитал этого, а,
господин Галилей? Скажите вы сами.
Госпожа Сарти. Что такое? Так вы и вправду
рассказываете ему такую чепуху? Чтобы он болтал об
этом в школе, а господа священники приходили ко мне
жаловаться, что он плетет греховную ересь. Постыдились
бы вы, господин Галилей.
Галилей (ест). На основе наших исследований, гос¬
пожа Сарти, и после жестоких споров мы с Андреа сде¬
лали открытие, которое больше не можем держать в тай¬
316

не от мира. Настало новое время, великое время, одно
удовольствие жить в такое время.
Госпожа Сарти. Да неужели! Надеюсь, господин
Галилей, в это новое время мы сможем заплатить мо¬
лочнику? (Показывает на письмо.) Очень прошу, сде¬
лайте мне хоть раз такую милость, не отказывайте в
этот раз. Помните о том, что мы должны молочнику.
(Уходит.)
Г ал и л ей (смеясь). Дайте мне хоть молоко допить!
(Обращаясь к Андреа.) Значит, кое-что мы все-таки вче¬
ра поняли?
Андреа. Да я говорил, только чтобы ее удивить. Но
это же неправильно. Стул, на котором я сидел, вы только
боком повернули (показывает рукой), а не переворачи¬
вали. Вот так. Не то я упал бы, и это факт. Почему вы
не переворачивали стул? Потому что тогда было бы до¬
казано, что я свалился бы и с Земли тоже, если бы она
вертелась. Вот видите как.
Г а л и л е й. Но ведь я же тебе доказал...
Андреа. А сегодня ночью я думал и понял, что ес¬
ли бы Земля так вертелась, то я всю ночь висел бы го¬
ловой вниз. И это факт.
Галилей (берет со стола яблоко). Так вот это
Земля.
Андреа. Не берите вы всегда такие примеры, гос¬
подин Галилей. Так вам всегда удастся.
Г ал илей (кладет яблоко на место). Хорошо.
Андреа. С примерами всегда можно доказать,
если хитер. Но ведь я же не могу таскать на стуле свою
мать, как вы меня. Видите, какой это плохой пример.
Ну а что, если яблоко — Земля? Это же ничего не
значит.
Г а л и л е й (смеясь). Да ведь ты же не хочешь знать.
Андреа. Возьмите его опять. Как же это получает¬
ся, что я ночью не вишу вниз головой?
Галилей. А вот так: вот это Земля, а вот стоишь
ты (отламывает от полена щепку и втыкает ее в яблоко),
и вот Земля вертится.
Андреа. Ая вишу вниз головой.
Галилей. Почему же? Посмотри внимательней! Где
голова?
Андреа (показывает на яблоко). Здесь. Внизу.
316

Г а л и л е й. Что? (Поворачивает яблоко в обратную
сторону.) Разве она не на том же самом месте? Разве
ноги твои по-прежнему не ниже головы? Разве, когда я
поворачиваю, ты стоишь так? (Вынимает щепку и пере¬
ворачивает ее.)
Андреа. Нет. Но почему же я не замечаю, как Зем¬
ля повернулась?
Г а л и л е й. Потому что ты сам вращаешься вме¬
сте с ней! И ты, и воздух над тобой, и все, что есть на
шаре.
Андреа. А почему же мы видим, что ходит Солнце?
Галилей (снова поворачивая яблоко с щепкой).
Под собой ты видишь Землю, она не изменяется, она
всегда внизу, и для тебя она не движется. А теперь по¬
гляди, что над тобой. Вот сейчас лампа над твоей голо¬
вой. А сейчас, когда я повернул — что сейчас над твоей
головой, что сейчас сверху?
Андреа (поворачивая голову вслед за его движе¬
ниями). Печка.
Галилей. А где лампа?
Андреа. Внизу.
Г а л и л е й. Вот то-то оно и есть...
Андреа. Вот это здорово! Ну теперь уж она уди¬
вится.
Входит Людовико Марсили — богатый молодой
человек.
Галилей. У нас тут как на проходном дворе.
Людовико. Доброе утро, сударь. Меня зовут Лю¬
довико Марсили.
Галилей (читает рекомендательное письмо). Вы
бывали в Голландии?
Людовико. Да, и там я много слышал о вас.
Галилей. Ваши родители владеют поместьями в
Кампанье?
Людовико. Мамаша хотела, чтобы я малость по¬
глядел на свет. Что где имеется и тому подобное.
Галилей. И вот в Голландии вы услышали, что в
Италии, например, имеюсь я.
Людовико. А так как мамаша желает, чтоб я еще
и с науками малость познакомился...
Галилей. Частные уроки — десять скуди в месяц.
317

Людовик о. Очень хорошо, еударь.
Галилей. А что вас интересует?
Людовик о. Лошади.
Галилей. Ах вот что!
Людовик о. У меня, видите ли, господин Галилей,
голова не приспособлена к наукам.
Галилей. Ах вот что! Ну если так, вы будете пла¬
тить пятнадцать скуди в месяц.
Людовик о. Очень хорошо, господин Галилей.
Галилей. Мне придется заниматься с вами по ут¬
рам. Значит, с тобой уже не выйдет, Андреа. Сам пойми,
ведь ты же не платишь.
Андреа. Ладно. Я пойду. Можно мне взять яб¬
локо?
Г а л и л е й. Бери.
Андреа уходит.
Людовик о. Вам придется запастись терпением,
чтоб меня учить. Потому что в науках ведь всегда все
не так, как следует по здравому человеческому разуме¬
нию. Возьмите, например, эту диковинную трубу, кото¬
рую продают в Амстердаме. Я ее подробно исследовал.
Футляр из зеленой кожи и две линзы: одна такая (по¬
казывает жестами двоякую выпуклость), а другая — та¬
кая (показывает двоякую вогнутость). Мне говорят: од¬
на увеличивает, а другая уменьшает. Каждый разумный
человек, конечно, поймет: они друг дружку должны
уравнивать. Неверно! Сквозь эту штуку все видно уве¬
личенным в пять раз. Вот вам и ваша наука.
Галилей. Что увеличено в пять раз?
Людовик о. Колокольни, голуби, все, что вдали.
Галилей. И вы сами видели увеличенные коло¬
кольни?
Людовик о. Да, сударь.
Галилей. Ив трубе две линзы? (Набрасывает на
листе бумаги чертеж.) Так это выглядит?
Людовико кивает.
Как давно изобрели эту штуку?
Людовико. Думаю, что она была не старше не¬
скольких дней, когда я уезжал из Голландии. Во всяком
случае, ее как раз только что начали продавать.
318

Галилей (почти дружелюбно).) И зачем вам нуж¬
на физика? Почему не коневодство?
Незамеченная Галилеем, входит госпожа Сарти.
Людовик о. Мамаша считает, что немного науки
необходимо. Нынче, знаете ли, никто и шагу без науки
не сделает.
Галилей. Вы с тем же успехом могли бы заняться
мертвыми языками или богословием. Это полегче будет.
(Замечает госпожу Сарти.) Ладно, приходите во втор¬
ник утром.
Л юдовико уходит.
Не гляди на меня так. Я же взял этот урок.
Госпожа Сарти. Потому что вовремя заметили
меня. Там пришел куратор университета.
Галилей. Веди его сюда, веди, он сейчас очень
кстати. Может быть, через него я добуду пятьсот скуди,
тогда не нужны будут уроки.
Госпожа Сарти уходит и вводит куратора.
(Тем временем, продолжая одеваться, в промежутках
делая записи на клочках бумаги.) Доброе утро, одолжи¬
те мне полскуди.
Куратор достает из кошелька и протягивает Галилею монету, тот
передает ее госпоже Сарти.
Пошлите Андреа к мастеру, что делает очки. Пусть ку¬
пит две линзы, вот тут записаны размеры.
Госпожа Сарти уходит с запиской.
Куратор. Я пришел по поводу вашего ходатайства
о повышении вам жалованья до тысячи скуди. К сожа¬
лению, я не могу ходатайствовать об этом перед уни¬
верситетом. Вы ведь знаете, что математические колле¬
гии ничего не приносят университету. Математика — это,
так сказать, чистое искусство, не приносящее дохода. Не
подумайте, что наша республика ее не ценит. Ценит, и
притом даже весьма высоко. Математика не так необ¬
ходима, как философия, и не так полезна, как бого¬
819

словие, йо зато доставляет знатокам безмерное наслаж¬
дение.
Галилей (склонившись над бумагами). Я не могу
жить на пятьсот скуди, любезнейший.
Куратор. Однако, господин Галилей, ведь вы пре¬
подаете всего два раза в неделю по два часа. Ваша
исключительная известность несомненно доставит вам
сколько угодно учеников, которые могут платить за уро¬
ки. Разве у вас нет платных учеников?
Г ал ил ей. Сударь, у меня их слишком много! Я учу
и учу, а когда же мне самому учиться? Послушайте, вы,
человек божий, ведь я не так хитроумен, как господа с
философского факультета. Я глуп. Я ничего не понимаю.
И поэтому вынужден латать прорехи в своих знаниях.
А когда же мне этим заниматься? Когда я могу иссле¬
довать? Сударь, моя наука еще очень любознательна!
Вместо ответов на самые великие вопросы мы сегодня
имеем только гипотезы, но мы требуем доказательств от
самих себя. А как же мне продвигаться вперед, если
только для того, чтобы поддерживать свое существова¬
ние, я должен втолковывать каждому болвану, который
может заплатить, что параллельные линии пересекаются
в бесконечности?
Куратор. Не забывайте, однако, что если наша
республика платит меньше, чем некоторые князья, зато
она обеспечивает свободу исследований. У нас в Падуе
мы допускаем в число слушателей даже протестантов!
И удостаиваем их ученой степени доктора. Господина
Кремонини мы не выдали инквизиции, хотя нам доказа¬
ли— доказали, господин Галилей,— что он высказывает
безбожные суждения; напротив, мы еще повысили ему
жалованье. Даже в Голландии известно, что в Вене¬
цианской республике инквизиция не имеет никакого
влияния. А это кое-что значит для вас, поскольку вы
астроном и, следовательно, подвизаетесь’ в такой науке,
в которой за последнее время учение церкви уже не по¬
читается должным образом!
Галилей. Господина Джордано Бруно вы, однако,
выдали Риму. За то, что он распространял учение Ко¬
перника.
Куратор. Не за то, что он распространял учение
Коперника, которое, впрочем, ложно, а потому, что он
320

не был венецианцем, да и не имел здесь должности. По¬
этому вам незачем ссылаться на сожженного. Кстати,
при всех наших свободах все же не рекомендуется про¬
износить слишком громко имя того, кто проклят цер¬
ковью. Даже здесь не следует, да, даже здесь.
Галилей. Ваша защита свободы мысли довольно
выгодное дело, не правда ли? Крича о том, что в других
краях инквизиция лютует и сжигает, вы зато вербуете
по дешевке хороших преподавателей. Защищая их от
инквизиции, вы вознаграждаете себя тем, что платите
самое низкое жалованье.
Куратор. Несправедливо! Несправедливо! Что тол¬
ку в том, что вам предоставляют неограниченное время
для исследований, если невежественный монах — служи¬
тель инквизиции — может просто запретить ваши мыс¬
ли? Нет роз без шипов, нет князей без монахов, госпо¬
дин Галилей!
Галилей. А какой толк в свободе исследований, ес¬
ли нет свободного времени для того, чтобы исследовать?
Может быть, вы покажете господам городским советни¬
кам эти исследования о законах падения (показывает
на связку рукописей) и спросите, не стоят ли они при¬
бавки в несколько скуди!
Куратор. Они стоят бесконечно больше, господин
Галилей.
Галилей. Нет, не бесконечно больше, а всего на
пятьсот скуди больше, сударь.
Куратор. Деньгами оценивается лишь то, что при¬
носит деньги. Если вам нужны деньги, вы должны пред¬
ложить что-нибудь другое. За те знания, что вы прр-
даете, можно требовать лишь столько, сколько они при¬
несут дохода тому, кто их купит. Например, философия,
которую господин Коломбо продает во Флоренции, при¬
носит князю по меньшей мере десять тысяч скуди в год.
Ваши законы падения возбудили много шума. Вам руко¬
плещут в Париже и Праге. Но господа, которые руко¬
плещут, не оплачивают университету того, во что вы
ему обходитесь. Вы не ту науку избрали, господин Га¬
лилей.
Галилей. Понимаю: свобода торговли, свобода
исследований... и свободная торговля свободными иссле¬
дованиями, не так ли?
1 J Брехт, т. II
321

Куратор. Однако, господин Галилей, что за стран¬
ные мысли! Позвольте признаться, я не совсем понимаю
ваши насмешливые замечания. Цветущая торговля рес¬
публики, как мне представляется, никак не дает поводов
для презрительных шуток. А будучи в течение многих
лет куратором университета, я еще менее склонен гово¬
рить в таком, осмелюсь сказать, легкомысленном тоне
о научных исследованиях.
Галилей тоскливо поглядывает на свой письменный стол.
Подумайте о том, что происходит вокруг вас. О биче
рабства, под которым стонут науки в других краях! Из
кожаных переплетов древних фолиантов там нарезаны
бичи. Там не нужно знать то, как действительно падает
камень, а только то, что написал об этом Аристотель.
Там глаза служат только для чтения. К чему новые за¬
коны падения, если важны только законы коленопрекло¬
нения? И сопоставьте с этим ту бесконечную радость, с
которой наша республика воспринимает ваши мысли,
как бы смелы они ни были! Здесь вы можете исследо¬
вать! Здесь вы можете трудиться! Никто не следит за
вами, никто не угнетает вас! Наши купцы хорошо знают,
что значит улучшение качества тканей в борьбе против
флорентийской конкуренции, и они с интересом слушают
ваш призыв «улучшить физику»! И ведь физика в свою
очередь многим обязана требованию улучшить ткацкие
станки. Самые именитые сограждане интересуются ва¬
шими исследованиями и навещают вас, знакомятся с
вашими открытиями: люди, чье время очень дорого
стоит. Не презирайте торговли, господин Галилей. Здесь
никто не потерпел бы, чтобы вашей работе чинились
хоть малейшие помехи, чтобы посторонние люди созда¬
вали вам трудности. Признайтесь, господин Галилей,
здесь вы можете работать!
Галилей (с отчаянием). Да.
Куратор. А что касается материальных дел, то
сделали бы вы опять что-нибудь хорошее. Ну вот что-
нибудь вроде этого вашего замечательного пропорцио¬
нального циркуля, посредством которого можно без вся¬
ких математических знаний (перечисляет, загибая паль¬
цы) проводить любые линии, вычислять сложные про-
322

центы с капитала, воспроизводить планы земельных уча¬
стков в уменьшенных или увеличенных масштабах и вы¬
числять тяжесть пушечных ядер.
Галилей. Игрушка!
Куратор. Вы называете игрушкой то, что привело
в восхищение, что поразило самых влиятельных господ,
что принесло вам наличные деньги? Я слыхал, что даже
генерал Стефано Гритти может извлекать корни с по¬
мощью этого инструмента!
Галилей. Воистину чудо! Впрочем, знаете что, При-
ули, вы все же побудили меня задуматься. Кажется, я
опять изобрету для вас нечто подобное. (Рассматривает
листок с наброском.)
Куратор. Неужели? Вот это был бы выход. (Вста¬
ет.) Господин Галилей, мы знаем, что вы великий че¬
ловек. Великий, но, осмелюсь сказать, ничем не до¬
вольный.
Галилей. Да, я недоволен. Но именно за это не¬
довольство вы и должны были бы мне приплачивать,
если бы у вас был здравый смысл! Потому что я недо¬
волен самим собой. Однако вместо этого вы стараетесь,
чтобы я был недоволен вами. Признаюсь, господа ве¬
нецианцы, мне бывает приятно показать вам, чего я
стою, работая в вашем знаменитом арсенале, на ваших
верфях и в артиллерийских мастерских. Но вы не остав¬
ляете мне времени для того, чтобы основательно про¬
думать те плодотворные утверждения, которые именно
там выдвигает моя наука. Вы завязываете рот волу мо¬
лотящему. Мне уже сорок шесть лет, а я ничего не сде¬
лал, что могло бы меня удовлетворить.
Куратор. В таком случае не смею вам больше ме¬
шать.
Галилей. Благодарю вас.
Куратор уходит. Галилей начинает работать. Через несколько
минут вбегает Андреа.
(Продолжая работать.) Почему ты не съел яблоко?
Андреа. А как бы я тогда показал ей, что Земля
вертится?
Г а л и л е й. Вот что я хочу тебе сказать, Андреа. Не
говори ты другим людям о наших мыслях.
Андреа. Почему нельзя говорить?
И*
323

Г а л и л е й. Потому что власти это запрещают.
Андреа. Но ведь это же правда!
Галилей. Но тем не менее власти запрещают. Да
притом тут еще кое-что есть. Мы, физики, все еще не мо¬
жем доказать то, что считаем правильным. Даже учение
великого Коперника еще не доказано. Оно пока еще
только гипотеза. Давай-ка линзы.
Андреа. Полскуди не хватило. Я должен был оста¬
вить там свою куртку. В залог.
Г а л и л е й. Что же ты будешь делать зимой без
куртки?
Пауза. Галилей располагает линзы на листе с чертежом.
Андреа. А что такое гипотеза?
Г а л и л е й. Это если что-нибудь считают вероятным,
но не имеют фактов. Вот, например, Феличе там, у лав¬
ки корзинщика, держит ребенка. Если сказать, что она
кормит его грудью, а не сама берет у него молоко, .то
это будет гипотезой до тех пор, пока не подойдешь к ней,
не увидишь сам и не сможешь доказать, что это так.
А перед звездами мы словно мутноглазые черви, видя¬
щие лишь очень немногое. Старые учения, которым ве¬
рили тысячу лет, совсем разваливаются. В этих огром¬
ных строениях осталось меньше дерева, чем в тех под¬
порках, которыми их стараются поддержать. У них
много законов, но они мало что объясняют, тогда
как в новой гипотезе мало законов, но они объясняют
многое.
Андреа. Так ведь вы же мне все доказали.
Г а ли лей. Доказал только то, что это может быть
так. Видишь ли ты, эта гипотеза прекрасна, и ничто ей
не противоречит.
Андреа. Я тоже хочу стать физиком, господин Га¬
лилей.
Галилей. Верю тебе, потому что у нас, физиков,
огромное множество еще не решенных вопросов. (Под¬
ходит к окну и смотрит через линзы, не проявляя особой
заинтересованности.) Погляди-ка сюда, Андреа.
Андреа. Боже мой, как все приблизилось. Колокол
на башне теперь совсем близко. Я даже могу прочесть
медные буквы: «Грациа деи...» Благодарение богу.
Г а л и л е й. Это принесет нам пятьсот скуди.
324

II
Галилей передает Венецианской республике новое изобретение
Не все то гениально, что гением совершено;
Галилей любил вкусную пищу и хорошее вино.
Услышав правду, не хмурьте лоб;
Слушайте правду про телескоп.
Большой арсенал в гавани Венеции. Советники во главе с
дожем. В стороне друг Галилея Сагредо и пятнадцатилетняя
дочь Галилея Вирджиния, которая держит бархатную подушку
с подзорной трубой длиной примерно в шестьдесят сантиметров, в
ярко-красном кожаном футляре. На возвышении Галилей, за
ним подставка для подзорной трубы, за которой присматривает
шлифовальщик линз Ф е д е р ц о н и.
Г алилей. Ваше превосходительство! Высокая Синь¬
ория! Будучи преподавателем математики вашего уни¬
верситета в Падуе, я всегда считал своей задачей не
только исполнять мои почетные обязанности преподава¬
теля, но еще и сверх того с помощью полезных изобрете¬
ний доставлять чрезвычайные преимущества Республике
Венеции. С глубокой радостью и всем надлежащим сми¬
рением я осмеливаюсь сегодня показать и преподнести
вам совершенно новый прибор — мою зрительную трубу,
или телескоп,— прибор, который изготовлен здесь, в ва¬
шем всемирно прославленном арсенале, на основе са-
' мых высоких научных и христианских принципов, яв¬
ляясь плодом семнадцатилетних терпеливых исследова¬
ний вашего покорного слуги. (Спускается с возвышения
и становится рядом с Сагредо.)
Аплодисменты.
(Раскланивается, к Сагредо, тихо.) Пустая трата вре¬
мени.
Сагредо (тихо). Ты сможешь заплатить мяснику,
старик.
Г алилей. Да, им это принесет деньги. (Снова рас¬
кланивается.)
Куратор (подымается на возвышение). Ваше пре¬
восходительство! Высокая Синьория! Снова, в который
раз, страница славы в великой книге искусств покры¬
вается венецианскими письменами.
Вежливые аплодисменты.
325

Куратор. Ученый, пользующийся мировой славой,
передает вам исключительное право на изготовление и
продажу прибора, который, несомненно, встретит самый
высокий спрос.
Аплодисменты усиливаются.
Надеюсь, вы заметили, что с помощью этого прибора во
время войны мы сможем распознать число и вооружение
вражеских кораблей за целых два часа до того, как они
увидят нас. Так что мы сумеем, установив силы против¬
ника, заблаговременно решить—преследовать его, на¬
падать или обращаться в бегство.
Бурные аплодисменты.
Итак, ваше высокопревосходительство, высокая Синьо¬
рия, ныне господин Галилей просит вас принять этот
изобретенный им прибор, это свидетельство его дарова¬
ния, из рук его очаровательной дочери.
Музыка. Вирджиния выступает вперед, кланяется, передает трубу
куратору, тот передает ее Федерцони. Федерцони устанавливает
трубу на подставке, наводит; дож и советники подымаются на воз¬
вышение, смотрят в трубу.
Галилей (тихо, к Сагредо). Не могу тебе обещать,
что вытерплю эту комедию. Господа думают, что полу¬
чают сейчас доходную игрушку, но это кое-что поболь¬
ше, значительно больше. Этой ночью я ее направил на
Луну.
Сагредо. Что же ты увидел?
С о в е т н и к. Господин Галилей, я вижу укрепления
Санта-Розита. Вон там, на лодке, сели обедать. Жареная
рыба. Я чувствую аппетит.
Г а л и л е й. Пойми, астрономия остановилась на ме¬
сте тысячу лет тому назад, потому что у нее не было под¬
зорной трубы.
Советник. Господин Галилей!
Сагредо. К тебе обращаются.
Советник. В эту штуку слишком хорошо все вид¬
но. Я должен буду.сказать моим дамам, что теперь им
уже нельзя умываться на крыше.
Г а л и л е й. Она не светится, не излучает свет.
Сагредо. Что?
Галилей. Знаещь ли ты, цз цето çoçtoht Млечный
путь?
326

С а г p g до. Нет.
Галилей. Ая знаю.
Советник. За такую штуку можно запросить де¬
сять скуди, господин Галилей.
Галилей кланяется.
Вирджиния (подводит Людовико к отцу). Людо-
вико хочет тебя поздравить, отец.
Людовико (смущенно). Поздравляю вас, сударь.
Галилей. Я ее усовершенствовал.
Людовико. Да, сударь. Я видел. Вы сделали фут¬
ляр красным. В Голландии был зеленый.
Галилей (к Сагредо). Я даже спрашиваю себя, не
смогу ли я с помощью этой штуки доказать некое учение.
Сагредо. Возьми себя в руки.
Куратор. Ну теперь вы имеете верных пятьсот
скуди прибавки, Галилей.
Галилей (не обращает на него внимания, к Сагре¬
до). Разумеется, я очень недоверчив к себе и остере¬
гаюсь поспешных выводов.
Дож, толстый застенчивый человек, (подходит к Галилею и неуклюже
пытается заговорить с ним.
Куратор. Господин Галилей, его высокопревосхо¬
дительство дож.
Дож пожимает руку Галилею.
Галилей. Да, верно, пятьсот скуди. Вы удовлет¬
ворены, ваше высокопревосходительство?
Дож. Увы, так уж повелось, что нашей республике
нужен какой-нибудь повод для воздействия на отцов го¬
рода, чтобы хоть что-нибудь перепало ученым.
Куратор. Но, с другой стороны, господин Галилей,
ведь нужно иметь стимул.
Дож (улыбаясь). Нам нужен повод.
Дож и куратор подводят Галилея к советникам; они окружают его.
Вирджиния и Людовико медленно уходят.
Вирджиния. Ну как, я все правильно делала?
Людовико. По-моему, правильно.
Вирджиния. О чем ты думаешь?
Людовико. Да нет, ничего! Но зеленый футляр
был бы, пожалуй, так же хорош.
327

Вирджиния. Мне кажется, что все очень довольны
отцом.
Людовико. А мне кажется, что я начинаю кое-что
понимать в науке.
III
10 января 1610 года. С помощью подзорной трубы Галилей откры¬
вает в небесном пространстве явления, которые подтверждают пра¬
вильность системы Коперника. Друг предостерегает его от опасных
последствий этих открытий, но Галилей утверждает, что он верит в
человеческий разум
Десятого января тысяча шестьсот десятого года
Галилей увидал, что нет небосвода.
Рабочая комната Галилея в Падуе. Галилей и Сагредо в теп¬
лых плащах у телескопа.
Сагредо (смотрит в телескоп; вполголоса). Край
зубчатый и шершавый. В темной части, вблизи светя¬
щегося края, светящиеся точки. Они выступают одна за
другой. Свет растекается от них на все большие участ¬
ки, и там он сливается с большой светящейся частью.
Г а л ил ей. Как ты объяснишь, что это за точки?
Сагредо. Этого не может быть.
Галилей. И все-таки есть. Это горы.
Сагредо. Горы на звезде?
Г а л и л е й. Огромные горы. Их вершины позолотило
восходящее солнце, а вокруг на склонах еще ночь. Ты
видишь, как свет, начиная с вершин, распространяется
по долинам.
Сагредо. Но ведь это противоречит всему, что учит
астрономия вот уже две тысячи лет.
Г ал ил ей. Именно так. Ты видишь то, чего не ви¬
дел еще ни один человек, кроме меня. Ты второй.
Сагредо. Но Луна не может быть Землей с горами
и долинами. Так же как Земля не может быть звездой.
Г ал ил ей. Нет, Луна может быть Землей с горами
и долинами, и Земля может быть звездой. Это обычное
небесное тело, одно из тысяч. Посмотри-ка еще раз. Ка¬
жется ли тебе затемненная часть Луны совсем темной?
Сагредо. Нет, теперь, когда я гляжу внимательно,
я вижу там слабое, сероватое освещение.
Г а л и л е й. Откуда этот свет?
Carp е до. ?
Галилей. Он от Земли.
328

Carpe до. Но ведь это бессмыслица. Как может све¬
титься Земля с ее морями, лесами и горами, ведь Зем¬
ля — холодное тело.
Г а л ил ей. Так же, как светится Луна. Потому что
обе эти звезды освещены Солнцем, поэтому они и све¬
тятся. Луна для нас то же, что и мы для нее. И она ви¬
дит нас то серпом, то полукругом, то полностью диском,
то вовсе не видит.
Сагредо. Итак, значит, нет различия между Луной
и Землей?
Г а л ил ей. Очевидно, нет.
Сагредо. Еще не прошло и десяти лет с тех пор,
как в Риме сожгли человека. Его звали Джордано Бру¬
но. Он утверждал то же самое.
Галилей. Конечно. А мы видим это. Продолжай
смотреть в трубу, Сагредо. То, что ты видишь, озна¬
чает, что нет различий между небом и землей. Сегодня
десятое января тысяча шестьсот десятого года. Сегодня
человечество заносит в летописи: небо отменено.
Сагредо. Это ужасно!
Галилей. Я открыл еще кое-что. И, пожалуй, нечто
еще более удивительное.
Госпожа Сарти (входит). Господин куратор.
Куратор вбегает.
Куратор. Простите, что так поздно. Я был бы вам
весьма обязан, если бы мог побеседовать с вами на¬
едине.
Галилей. Господин Сагредо может слушать все,
что слушаю я, господин Приули.
Куратор. Но, может быть, вам все же будет не¬
приятно, если этот господин услышит, что именно про¬
изошло. К сожалению, это нечто совершенно, совершен¬
но невероятное.
Г а л ил ей. Видите ли, господин Сагредо привык уже
к тому, что там, где я, происходят невероятные вещи.
Куратор. А я боюсь, я боюсь. (Показывая на теле-,
скоп.) Вот она, диковинная штука. Можете ее выбро¬
сить. Все равно никакого толку от нее нет, абсолютно
никакого.
Сагредо (беспокойно расхаживая по комнате). По¬
чему?
329

Куратор. Знаете ли вы, что это ваше изобретение,
которое вы назвали плодом семнадцатилетних изыска¬
ний, можно купить на любом перекрестке в Италии за
несколько скуди? И притом изготовленное в Голлан¬
дии. Именно сейчас в гавани выгружают с голландского
корабля пятьсот подзорных труб!
Галилей. Да неужели?
Куратор. Я не понимаю вашего спокойствия, су¬
дарь.
Сагредо. А что, собственно, вас беспокоит? Вы
лучше послушайте, как господин Галилей с помощью
этого прибора за последние дни совершил величайшие
открытия в мире звезд.
Галилей (смеясь). Можете поглядеть, Приули.
Куратор. Нет, с меня достаточно того открытия,
которое сделал я, предоставив за эту чепуху господину
Галилею удвоенное жалованье. А господа из Синьории
так доверчиво полагали, что этот прибор обеспечит рес¬
публике большие .преимущества, потому что он якобы
может быть изготовлен только здесь. Но ведь только по
чистой случайности, заглядывая в него, они не заметили
на ближайшем перекрестке семикратно увеличенного
обыкновенного уличного торговца, который по дешевке
продает точь-в-точь такие же трубы.
Галилей громко смеется.
Сагредо. Дорогой господин Приули, может быть,
я неправильно сужу о ценности этого прибора в торгов¬
ле, но его ценность для философии так неизмерима, что...
Куратор. Для философии? Какое отношение имеет
господин Галилей к философии? Ведь он же математик.
Господин Галилей, в свое время вы изобрели для горо¬
да очень приличный водяной насос. И ваше ороситель¬
ное устройство все еще действует. Ткачи хвалят вашу
машину. Как мог я ждать, что произойдет такое?
Галилей. Не спешите, Приули. Морские путешест¬
вия все еще очень продолжительны, опасны и дорого
стоят. Нам не хватает своего рода точных часов на небе.
Этакого путеводителя для навигации. Так вот у меня
есть все основания считать, что с помощью этой подзор¬
ной трубы можно отчетливо наблюдать известные со¬
звездия, которые совершают строго закономерные дви¬
330

жения. Новые звездные карты могут сэкономить в море-
плавании миллионы скуди, понимаете, Приули?
Куратор. Оставьте! Я уже достаточно вас слушал.
В благодарность за мое дружелюбие вы сделали меня
посмешищем всего города. Потомство будет помнить обо
мне как о кураторе, который попался на ничего не стоя¬
щей подзорной трубе. У вас есть все основания смеяться.
Вы получили свои пятьсот скуди. Но я могу вам ска¬
зать— и говорю это как честный человек,— мне опроти¬
вел этот мир. (Уходит, громко хлопнув дверью.)
Галилей. В гневе он даже симпатичен. Ты слы¬
шал: ему противен мир, в котором нет выгодных дел.
С а гр ед о. А ты знал об этих голландских приборах?
Галилей. Разумеется, хотя только по слухам. Но
для этих простаков в Синьории я создал вдвое лучший
прибор. Как мне работать, если судебный исполнитель
торчит в доме? И для Вирджинии скоро понадобится
приданое. Она ведь не очень умна. К тому же я охотно
покупаю книги, и не только по физике, и люблю при¬
лично поесть. Хорошая пища возбуждает самые удачные
мысли. Поганое время! Мне платят меньше, чем возчи¬
ку, который возит винные бочки. Четыре вязанки дров
за две лекции по математике. Теперь я вырвал у них
пятьсот скуди, но все еще не 'выплатил всех долгов, иные
уже двадцатилетней давности. Мне бы выкроить пять
лет, чтобы исследовать, и я бы доказал все! Постой,
я покажу тебе еще кое-что.
Сагредо (не решается подойти к телескопу). По¬
слушай, Галилей, мне страшно.
Галилей. Я покажу тебе сейчас одну из молочно-
белых блестящих туманностей Млечного пути. Ты
знаешь, из чего она состоит?
Сагредо. Это звезды, бесчисленные звезды.
Галилей. Только в одном созвездии Ориона пять¬
сот неподвижных звезд. Все это многочисленные миры,
и нет числа иным, еще более далеким созвездиям, о ко¬
торых говорил тот, сожженный. Он их не видел, но он
их угадывал!
Сагредо. Но если даже наша Земля действительно
только звезда, это все еще не доказывает утверждения
Коперника, будто она вращается вокруг Солнца.
В небе нет ни одной звезды, которая вращалась
331

бы вокруг другой, а вокруг Земли все же вращается
Луна.
Галилей. А я не уверен, Сагредо. С позавчераш¬
него дня я не уверен. Вот Юпитер. (Направляет теле¬
скоп.) Дело в том, что возле него находятся четыре зве¬
зды, которые видны только в трубу. Я заметил их в по¬
недельник, но не обратил особенного внимания на их
положение. Вчера я поглядел опять. Я готов присягнуть,
что их положение изменилось. Тогда я приметил их. Но
что это? Ведь было четыре звезды. (Очень взволнован.)
Посмотри.
Сагредо. Я вижу только три.
Галилей. Где же четвертая звезда? Вот таблицы.
Необходимо вычислить, как именно они могли переме¬
ститься.
Оба (взволнованы, садятся за работу. На сцене темнеет, однако «а
круглом экране видны Юпитер и его -спутники. Когда становится
светло, они все еще сидят, накинув зимние плащи.
Все доказано. Четвертая звезда могла только зайти за
Юпитер, и поэтому она не видна. Вот тебе та звезда,
вокруг которой кружатся другие звезды.
Сагредо. Но как же тогда кристаллическая сфера,
к которой прикреплен Юпитер?
Галилей. Да, где же она, эта сфера? И как может
быть прикреплен Юпитер, если вокруг него движутся
другие звезды? Нет опоры в небесах, нет опоры во все¬
ленной! Там находится еще одно Солнце!
Сагредо. Успокойся. Ты слишком торопишься с вы¬
водами.
Галилей. Как это — торопишься? Да взволнуйся
же ты, человече. Ведь то, что ты видишь, еще не видал
никто. Они были правы!
Сагредо. Кто? Последователи Коперника?
Галилей. И тот, сожженный! Весь мир был против
них, но они были правы. Это нужно показать Андреа.
(Вне себя бежит к двери и кричит.) Сарти, Сарти!
Сагредо. Галилей, ты должен успокоиться.
Галилей. Сагредо, ты должен взволноваться!
Сагредо (поворачивая телескоп). Ну чего ты
орешь как сумасшедший?
Галилей. А ты? Чего ты стоишь как пень, когда
открыта истина?
332

Сагредо. Я вовсё йё стою как пейь, я дрожу от
страха, что это может оказаться истиной.
Галилей. Что ты говоришь?
• Сагредо. Ты что же, совсем обезумел? Неужели ты
не можешь понять, в какое дело ввязываешься, если
все, что ты увидел, окажется правдой? И еслй ты будешь
на всех рынках кричать о том, что наша Земля не центр
вселенной, а простая звезда?
Г а л ил ей. Да-да, и что вся огромная вселенная со
<всеми ее созвездиями вовсе не вертится вокруг нашей
крохотной Земли, как это воображали раньше.
Сагредо. Значит, есть только созвездия? А где же
тогда бог?
Г а л и л е й. Что ты имеешь в виду?
Сагредо. Бога! Где бог?
Галилей (гневно). Там его нет! Так же как его нет
и здесь, на Земле, если там имеются существа, которые
мотели бы его разыскивать у нас.
Сагредо. Так где же все-таки бог?
Галилей. Разве я богослов? Я математик.
Сагредо. Прежде всего ты человек. И я спраши¬
ваю тебя, где же бог в твоей системе мироздания?
Галилей. В нас самих либо нигде.
Сагредо (кричит). Ведь так же говорил сожжен¬
ный!
Галилей. Так же говорил сожженный.
Сагредо. За это он и был сожжен! Еще не прошло
и десяти лет1
Галилей. Потому что он ничего не мог доказать.
Потому что он только утверждал.
Сагредо. Галилей, я всегда считал тебя умным че¬
ловеком. Семнадцать лет в Падуе и три года в Пизе
ты терпеливо излагал сотням студентов систему Птоле¬
мея, которая соответствует писанию и утверждена цер¬
ковью, основанной на писании. Ты считал ее неправиль¬
ной, так же как Коперник, но ты излагал ее ученикам.
Галилей. Потому что я ничего не мог доказать.
Сагредо (недоверчиво). И ты считаешь, что теперь
что-то изменилось?
Галилей. Все изменилось! Послушай, Сагредо! Я
верю в человека и, следовательно, верю в его разум! Без
этой веры у меня не было бы сил утром встать с постели.
ззз

Сагредо. Ну а теперь послушай, что я тебе скажу.
Я не верю в это. Сорок лет, проведенные среди людей,
научили меня; люди недоступны доводам разума. Пока¬
жи им красный хвост кометы, внуши им слепой ужас —
и они побегут из домов, ломая себе ноги. Н-о сообщи им
разумную истину, снова и снова докажи ее, и они по¬
просту высмеют тебя.
Галилей. Это совершеннейшая неправда, это кле¬
вета. Не понимаю, как ты можешь любить науку, если
думаешь так. Только мертвецов нельзя убедить доказа¬
тельствами!
Сагредо. Как ты можешь смешивать их жалкую
хитрость с разумом!
Галилей. Я не говорю о хитрости. Я знаю, что они
называют осла конем, когда продают его, а коня — ос¬
лом, когда покупают. В этом их хитрость. Но старуха,
которая, готовясь в путь, накануне жесткой рукой под¬
кладывает мулу лишнюю вязанку сена, корабельщик,
который, закупая припасы, думает о бурях и штилях,
ребенок, который натягивает шапку, когда ему дока¬
жут, что возможен дождь,— на них на всех действуют
доказательства. И на «их на всех я надеюсь. Да, я верю
в кроткую власть разума, управляющего людьми. Они
не могут подолгу противостоять этой власти. Ни один
человек не может долго наблюдать (поднимает руку и
роняет на пол камень), как я роняю камень и при этом
говорю: он не падает. На это не способен ни один чело¬
век. Соблазн, который исходит от доказательства, слиш¬
ком велик. Ему поддается большинство, а со временем
поддадутся все. Мыслить—<это одно из величайших на¬
слаждений человеческого рода.
Госпожа Сарти (входя). Вы меня звали, госпо¬
дин Галилей?
Г ал ил ей (опять подошел к телескопу, что-то запи¬
сывает, очень приветливо). Да, мне нужен Андреа.
Госпожа Сарти. Андреа? Он в постели, он
спит.
Галилей. Не могли бы вы его разбудить?
Госпожа С а р т и. А зачем это он вам нужен?
Галилей. Я хочу показать ему кое-что, что его по¬
радует. Он должен увидеть то, что, кроме нас, еще ни¬
кто не видел с тех пор, как существует Земля.
334

Госпожа Сарти. Значит, опять глазеть в вашу
трубу?
Г а л ил ей. Да, в мою трубу, Сарти.
Госпожа Сарти. И ради этого я должна его бу¬
дить среди 1НОЧИ? Да вы в своем уме? Ему нужно спать
по ночам. И не подумаю его будить.
Галилей. Ни в коем случае?
Госпожа Сарти. Ни в коем случае.
Галилей. Тогда, Сарти, может быть, вы мне по¬
можете? Видите ли, возник вопрос, о котором мы ни¬
как не можем договориться,— вероятно, потому что про¬
читали слишком много книг. А ,речь идет о небе, о со¬
звездиях. Спрашивается, как предполагать, что вокруг
чего вращается: большое вокруг малого или малое во¬
круг большого?
Госпожа Сарти (недоверчиво). Вас нелегко по¬
нять, господин Галилей. Вы серьезно спрашиваете или
опять собираетесь дурачить меня?
Г ал ил ей. Это серьезный вопрос.
Госпожа Сарти. Тогда я могу вам быстро отве¬
тить. Кто подает обед: я вам или вы мне?
Галилей. Вы подаете мне. Вчера он был пригорев¬
шим.
Госпожа Сарти. А почему он был пригоревшим?
Потому что я должна была принести вам башмаки как
раз тогда, когда все поспевало. Ведь я приносила вам
башмаки?
Г а л и л е й. По-видимому.
Госпожа Сарти. А все потому, что вы ученый и
вы мне платите.
Г а л и л е й. Понятно, понятно. Это нетрудно понять.
Спокойной ночи, Сарти.
Госпожа Сарти уходит смеясь.
И такие люди не поймут истины? Да они схватятся за нее.
Зазвонил колокол к утренней мессе. Входит Вирджиния в пла¬
ще, с фонарем.
В и р д ж и н и я. Доброе утро, отец!
Галилей. Почему ты так рано встала?
Вирджиния. Мы пойдем с госпожой Сарти к ут¬
ренней мессе. Людовико тоже придет туда. Как прошла
ночь, отец?
335

Галилей. Ночь была светлой.
Вирджиния. Можно, я погляжу?
Г а л и л е й. Зачем?
Вирджиния не знает, что ответить.
Это не игрушка.
Вирджиния. Нет, отец.
Галилей. А к тому же эта труба — сплошное разоча¬
рование, и ты вскоре услышишь об этом повсюду. Ее
продают на улице за три скуди, и ее еще раньше изо¬
брели в Голландии.
Вирджиния. А ты ничего не увидел нового на не¬
бе через эту трубу?
Г а л и л е й. Ничего такого, что б тебе понравилось.
Только несколько маленьких тусклых пятнышек слева
от большой звезды. Придется как-то обратить на них
внимание. (Обращаясь к Сагредо, а не к дочери.) По¬
жалуй, назову их звездами Медичи в честь великого
герцога Флоренции. (Опять обращается к дочери.) Вот
что будет тебе занятно, Вирджиния: возможно, мы пе¬
реедем во Флоренцию. Я написал туда, не захочет ли
великий герцог использовать меня как придворного ма¬
тематика.
Вирджиния (сияет). При дворе?
Сагредо. Галилей!
Г а л ил ей. Дорогой мой, мне необходимо время для
исследований. Мне необходимы доказательства. И мне
нужны горшки с мясом. А в такой должности мне уже
не придется на частных уроках втолковывать систему
Птолемея. Нет, у меня будет достаточно времени —
время, время, время, чтобы разрабатывать мои дока¬
зательства, потому что всего, что у меня есть сейчас, еще
мало. Это еще ничто, жалкие крохи! С этим я еще не
могу выступать перед всем миром. Еще нет ни единого
доказательства того, что хотя бы одно небесное тело
вращается вокруг Солнца. Но я найду доказательства,
убедительные для всех, начиная от Сарти и кончая са¬
мим папой. У меня теперь одна лишь забота — чтобы
меня приняли ко двору.
Вирджиния. Конечно же, тебя примут, отец, с
этими новыми звездами и со всем прочим.
Галилей. Ступай в церковь.
Вирджиния уходит.
336

Сагредо (читает вслух конец письма, которое ему
протянул Галилей). «Ни к чему я не стремлюсь так
сильно, как к тому, чтобы быть ближе к вам, восходя¬
щему солнцу, которое озарит нашу эпоху». Великому
герцогу Флоренции сейчас девять лет от роду.
Галилей. Правильно! Ты находишь мое письмо
слишком раболепным? А я все сомневаюсь, достаточно
ли оно раболепно, не слишком ли официально; не пока¬
жется ли, что я недостаточно унижаюсь? Сдержанное
письмо мог бы написать тот, кто имеет заслуги в дока¬
зывании правоты Аристотеля, но не я. А такой человек,
как я, может добраться до более или менее достойного
положения только ползком, на брюхе. Ты ведь знаешь,
я презираю людей, чьи мозги неспособны наполнить им
желудки.
Госпожа Сарти и Вирджиния идут в церковь, проходят
мимо Галилея и Сагредо.
Сагредо. Не надо уезжать во Флоренцию, Гали¬
лей.
Г а л и л е й. Почему не надо?
Сагредо. Потому что там хозяйничают монахи.
Г ал ил ей. При флорентийском дворе есть именитые
ученые.
Сагредо. Лизоблюды!
Галилей. Я возьму их за загривки и поволоку к
трубе. Ведь и монахи люди, Сагредо. И они подвластны
соблазну доказательств. Не забывай, что Коперник тре¬
бовал, чтобы они верили его вычислениям, а я требую
только, чтобы они верили своим глазам. Если истина
слишком слаба, чтобы обороняться, она должна перехо¬
дить в наступление. Я возьму их за загривки и застав¬
лю смотреть в эту трубу.
Сагредо. Галилей, ты вступаешь на ужасный путь.
Злосчастен тот день, когда человек открывает истину,
он ослеплен в тот миг, когда уверует в разум человече¬
ского рода. О ком говорят, что он идет с открытыми
глазами? О том, кто идет на гибель. Как могут власть
имущие оставлять на свободе владеющего истиной, хотя
бы это была истина только о самых отдаленных созвез¬
диях? Неужели ты думаешь, что папа будет слушать
тебя и признавать, что ты прав, когда ты скажешь ему,
дд7

что он заблуждается и сам этого не знает. Неужели ты
думаешь, что он просто запишет в свой дневник: де¬
сятого января тысяча шестьсот десятого года отмене¬
но небо? Неужели ты захочешь покинуть республику с
истиной в кармане и с твоей трубой в руке, направляясь
прямо в капканы князей и монахов? Ты так недоверчив
в своей науке и так по-детски легковерен ко всему, что
якобы может облегчить твои научные занятия. Ты не
веришь Аристотелю, но веришь великому герцогу Фло¬
ренции. Только что я смотрел на тебя, ты стоял у своей
трубы и наблюдал эти новые звезды, и мне почудилось,
что я вижу тебя на костре, и, когда ты сказал, что ве¬
ришь в силу доказательства, я почувствовал запах го¬
релого мяса. Я люблю науку, но еще больше люблю
тебя, мой друг. Не уезжай во Флоренцию, Галилей!
Галилей. Если они меня примут, я поеду.
На занавесе появляется последняя страница письма:
«Нарицая новые звезды, открытые мною, величавым именем ро¬
да Медичи, я сознаю, что если прежде возвышение в звездный мир
служило прославлению богов и героев, то в настоящем случае,
наоборот, величавое имя Медичи обеспечит бессмертную память
об этих звездах. Я же осмеливаюсь напомнить Вам о себе как об
одном из числа Ваших самых верных и преданных слуг, который
считает для себя величайшей честью то, что он родился Вашим
подданным. Ни к чему я не стремлюсь так сильно, как к тому,
чтобы быть ближе к Вам, восходящему солнцу, которое озарит
нашу эпоху.
Галилео Галилей».
IV
Галилей сменил Венецианскую республику на флорентийский дворец.
Открытия, сделанные с помощью телескопа, наталкиваются на недо¬
верие придворных ученых
Старье говорит: я есмь и буду,
Каким было веков испокон.
Новое говорит: но если ты худо,
Изволь убираться вон.
Дом Галилея во Флоренции. Госпожа Сарти в кабинете Га¬
лилея готовит прием гостей. Тут же сидит ее сын Андреа, раз¬
бирая и складывая астрономические карты.
Госпожа Сарти. С тех пор как мы благополуч¬
но оказались в этой хваленой ' Флоренции, только и
дела что спину гнуть в поклонах, Весь город проходит у

этой трубы, а мне потом пол вытирать. И все равно ни¬
чего не поможет. Если бы там что-нибудь было, в этих
открытиях, так уж духовные господа знали бы это рань¬
ше. Четыре года я прослужила у монсиньора Филиппо
и никогда не могла стереть всей пыли в его библиоте¬
ке. Кожаные книжищи до самого потолка, и не стишки
какие-нибудь! А у бедняги монсиньора у самого было
фунта два мозолей на заду от постоянного сидения над
науками. И чтоб уж такой человек не знал что к чему.
И сегодняшний большой осмотр, конечно, будет конфу¬
зом, так что я завтра опять не посмею глянуть в глаза
молочнику. Я-то уж знала, что говорю, когда советова¬
ла ему сперва покормить господ хорошим ужином, дать
им по доброму куску тушеной баранины, прежде чем они
подойдут к его трубе. Так нет же. (Передразнивая Га¬
лилея.) «У меня для них приготовлено кое-что другое».
Внизу стучат.
(Смотрит в зеркальце за окном, так называемый «шпи¬
он».) Боже мой, ведь это уже великий герцог. А Гали¬
лей еще в университете.
Бежит вниз и впускает великого герцога Флоренции К о з и м о
Медичи, маршала двора и двух придворных дам.
К о зим о. Я хочу увидеть трубу.
Маршал двора. Может быть, ваше высочество
соблаговолят подождать, пока придут господин Гали¬
лей и другие господа из университета. (Оборачиваясь к
госпоже Сарти.) Господин Галилей хотел, чтобы астро¬
номы проверили открытые им звезды, названные им
звездами Медичи.
Коз и мо. Но они ведь вовсе не верят в трубу. Где
она?
Госпожа Сарти. Там, наверху, в рабочей ком¬
нате.
Мальчик кивает, показывая на лестницу, и после ответного кивка
госпожи Сарти взбегает наверх.
Маршал двора (дряхлый старик). Ваше высоче¬
ство! (Госпоже Сарти.) Нужно обязательно туда поды¬
маться? Я ведь пришел только потому, что заболел вос¬
питатель.
339

Госпожа Сарти. С молодым господином ничего
не приключится. Там наверху мой сын.
Коз им о (наверху, входя). Добрый вечер.
Мальчики церемонно раскланиваются. Пауза. Затем Андреа вновь
возвращается к своей раиоте.
Андреа (тоном своего учителя). Здесь у нас прямо
как в проходном дворе.
Коз и м о. Много посетителей?
Андреа. Ходят, толкутся, глазеют и не понимают
ни шиша.
Коз и мо. Понятно.Это она? (Показывает на трубу.)
Андреа. Да, это она. Но только здесь руки прочь!
Коз и мо. А это что такое? (Показывает на деревян¬
ную модель системы Птолемея.)
Андреа. Это птолемеевская.
Коз и м о. Тут показано, как вертится Солнце?
Андреа. Да, так говорят.
Кози мо (садится, кладет модель на колени). Мой
учитель простудился, потому я смог уйти пораньше.
Здесь хорошо.
Андреа (беспокоен, ходит взад-вперед, волоча но¬
ги, недоверчиво оглядывая чужака, наконец, не в силах
удержаться от соблазна, достает из-за карт вторую де¬
ревянную модель — модель системы Коперника). Но в
действительности-то, конечно, все выглядит так.
Коз им о. Что значит — так?
Андреа (показывая на модель, которую держит
Козимо). Думают, что устроено все так, а по-настоя¬
щему (показывая на свою модель) оно так. Земля вер¬
тится вокруг Солнца. Понимаете?
Козимо. Ты вправду так думаешь?
Андреа. Еще бы! Это доказано.
Козимо. Правда?.. Хотел бы я знать, почему они
меня вообще не пускают к старику. Вчера он еще был
за ужином.
Андреа. Вы, кажется, не верите, а?
Козимо. Напротив, конечно, верю.
Андреа (внезапно показывая на модель, которую
держит Козимо). Отдай-ка. Ты ведь даже этого не по¬
нимаешь.
Козимо. Зачем тебе сразу две?
340

Андреа. Отдавай! Это не игрушка для мальчишек.
К о з и м о. Я готов тебе отдать, но ты должен быть
повежливее, вот что.
Андреа. Ты дурак! «Повежливее»! Еще чего, ишь
ты. Давай живо, не то влетит.
Коз и мо. Руки прочь, слышишь!
Они начинают драться, схватываются, катаются по полу.
Андреа. Я тебе покажу, как обращаться с моделью.
Сдавайся!
Кози мо. Вот теперь она сломалась. Ты вывернешь
мне руку.
Андреа. А вот мы увидим, кто прав, кто неправ.
Говори, что она -вертится, а не то нащелкаю по лбу.
Коз и мо. Никогда! Ах ты, рыжий! Вот я тебя научу
вежливости.
Андреа. Кто рыжий? Я рыжий?
Они молча продолжают драться. Внизу входят Галилей и не¬
сколько профессоров университета; за ними Ф е д е р -
ц о н и.
Маршал двора. Господа! Легкое недомогание вос¬
препятствовало воспитателю его высочества господину
Сури сопровождать его высочество.
Теолог. Надеюсь, ничего опасного?
Маршал двора. Нисколько.
Галилей (разочарованно). Значит, его высочества
не будет?
Маршал двора. Его высочество наверху. Прошу
господ не медлить. Двор так жаждет поскорее узнать
мнение просвещенного университета о необычайном при¬
боре господина Галилея и чудесных новых созвездиях.
Они подымаются наверх. Мальчики, лежа на полу, притихли. Они
услыхали движение внизу.
К о з и м о. Они уже здесь. Пусти меня.
Профессора (поднимаясь по лестнице). Нет-нет,
все в полном порядке.
— Медицинский факультет считает, что эти заболе¬
вания в старом городе нельзя считать чумой. Это ис¬
341

ключено. Миазмы должны замерзать при такой темпе¬
ратуре, как сейчас.
—	Самое худшее в таких случаях паника.
—	Не что иное, как обычные для этого времени года
простуды.
—	Всякое подозрение исключено.
—	Все в полном порядке. (Приветствует герцога.)
Галилей. Ваше высочество, я счастлив, что мне
позволено в вашем 'присутствии познакомить этих гос¬
под с некоторыми новинками.
Козимо церемонно раскланивается со всеми, в том числе и
с Андреа.
Теолог (увидев на полу сломанную модель систе¬
мы Птолемея). Здесь, кажется, что-то сломалось.
Козимо быстро наклоняется и вежливо передает модель Андреа.
Тем временем Галилей незаметно убирает вторую модель.
Г а л ил ей (стоя у телескопа). Как вашему высочест¬
ву несомненно известно, мы, астрономы, за последнее
время столкнулись с большими трудностями в наших
расчетах. Мы используем для них очень старую систему,
которая хотя и соответствует философским воззрени¬
ям, но, к сожалению, видимо, не соответствует фактам.
Согласно этой старой системе — системе Птолемея —
предполагается, что движения звезд очень сложны. Так,
например, планета Венера движется якобы так. (Рисует
на доске эпициклический путь Венеры в соответствии с
гипотезой Птолемея.) Однако, принимая за действи¬
тельность такие затруднительные движения, мы оказы¬
ваемся не в состоянии рассчитать заранее, положение
небесных тел. Мы их не заходим там, где им следовало
бы быть по нашим вычислениям. А к тому же еще
имеются и такие движения звезд и планет, которые во¬
обще невозможно объяснить по системе Птолемея. Имен¬
но такие движения осуществляют вокруг планеты Юпи¬
тер те новые маленькие звезды, которые я обнаружил.
Угодно ли будет господам начать с наблюдений над
спутниками Юпитера — звездами Медичи?
Андреа (указывая на табурет перед телескопом).
Пожалуйста, садитесь вот сюда.
342

Философ. Благодарю, дитя мое! Я опасаюсь, од¬
нако, что все это не так просто. Господин Галилей, пре¬
жде чем мы используем вашу знаменитую трубу, мы
просили бы вас доставить нам удовольствие провести
диспут. Тема: могут ли существовать такие планеты?
Математик. Вот именно, диспут по всей форме.
Г алилей. Я полагаю, вы просто поглядите в трубу
и убедитесь.
Андреа. Садитесь, пожалуйста, сюда.
Математик. Разумеется, разумеется. Вам, конеч¬
но, известно, что, согласно воззрениям древних, невоз¬
можно существование таких звезд, кои кружились бы
вокруг какого-либо иного центра, кроме Земли, и так
же невозможны звезды, кои не имели бы на небе твер¬
дой опоры?
Г алилей. Да.
Философ. Независимо от вопроса о возможности
существования таких звезд, которую господин матема¬
тик (кланяется математику), видимо, полагает сомни¬
тельной, я хотел бы со всею скромностью задать другой
вопрос в качестве философа: нужны ли такие звезды?
Aristotelis divini Universum...
Галилей. Не лучше ли нам продолжать на оби¬
ходном языке? Мой коллега, господин Федерцони, не
знает латыни.
Философ. Так ли это важно, чтобы он понимал нас?
Г алилей. Да.
Философ. Простите, но я полагал — он у вас шли¬
фует ЛИНЗЫ.'
Андреа. Господин Федерцони шлифовальщик
линз и ученый.
Философ. Благодарю, дитя мое. Если господин
Федерцони настаивает на этом...
Галилей. Я настаиваю на этом.
Философ. Что ж, аргументация утратит блеск, но
мы у вас в доме... Итак, картина вселенной, начертанная
божественным Аристотелем, с ее мистически-музыкаль-
ными сферами и кристаллическими сводами, с круговра¬
щениями небесных тел и косоугольным склонением сол¬
нечного пути, с тайнами таблиц спутников и богатством 11 Вселенная божественного Аристотеля (лат.).
343

звездного каталога южного полушария, с ее пронизан¬
ным светом строением небесного шара — является зда¬
нием, наделенным такой стройностью и красотой, что
мы не должны были бы дерзать нарушить эту гармонию.
Галилей. А что, если ваше высочество увидели бы
через эту трубу все эти столь же невозможные, сколь
ненужные звезды?
Математик. Тогда возник бы соблазн возразить,
что ваша труба, ежели она показывает то, чего не мо¬
жет быть, является не очень надежной трубой.
Г а л и л е й. Что вы хотите сказать?
Математик. Было бы более целесообразно, гос¬
подин Галилей, если бы вы привели нам те основания,
которые побуждают вас допустить, что в наивысшей
сфере неизменного неба могут обретаться созвездия, дви¬
жущиеся в свободном взвешенном состоянии.
Философ. Основания, господин Галилей, основания!
Галилей. Основания? Но ведь один взгляд на са¬
ми звезды и на заметки о моих наблюдениях показы¬
вает, что это именно так. Сударь, диспут становится
беспредметным.
Математик. Если бы не опасаться, что вы еще
больше взволнуетесь, можно было бы сказать, что не
все, что видно в вашей трубе, действительно существует
в небесах. Это могут быть и совершенно различные яв¬
ления.
Философ. Более вежливо выразить это невоз¬
можно.
Федерцони. Вы думаете, что мы нарисовали зве¬
зды Медичи на линзе?
Галилей. Вы обвиняете меня в обмане?
Философ. Что вы! Да как же мы дерзнули бы?
В присутствии его высочества!
Математик. Ваш прибор, как бы его ни назвать —
вашим детищем или вашим питомцем,— этот прибор сде¬
лан, конечно, очень ловко.
Философ. Мы совершенно убеждены, господин
Галилей, что ни вы и никто иной не осмелился бы на¬
звать светлейшим именем властительного дома такие
звезды, чье существование не было бы выше всяких
сомнений.
Все низко кланяются великому герцогу.
344

Кози мо (оглядываясь На придворных дам). Что-
нибудь не в порядке с моими звездами?
Пожилая придворная дама (великому герцо¬
гу). Со звездами вашего высочества все в порядке. Гос¬
пода только сомневаются в том, действительно ли они
существуют.
Пауза.
Молодая придворная дама. А говорят, что
через этот прибор можно увидеть даже, какая шерсть
у Большой Медведицы.
Федерцони. Да, а также пенки на Млечном пути.
Галилей. Что же, господа поглядят все-таки или
нет?
Философ. Конечно, конечно.
Математик. Конечно.
Пауза. Внезапно Андреа поворачивается и, напряженно выпрямив¬
шись, идет через всю комнату. Его мать перехватывает его.
Госпожа Сарти. Что с тобой?
Андреа. Они дураки! (Вырывается и убегает.)
Философ. Дитя, достойное сожаления.
Маршал двора. Ваше высочество, господа, осме¬
люсь напомнить, что через три четверти часа начинается
придворный бал.
Математик. К чему нам разыгрывать комедию?
Рано или 'поздно, но господину Галилею придется при¬
мириться с фактами. Его спутники Юпитера должны
были бы пробить твердь сферы. Ведь это же очень
просто.
Федерцони. Вам покажется это удивительным, но
никаких сфер не существует.
Философ. В любом учебнике вы можете прочесть,
милейший, что они существуют.
Федерцони. Значит, нужны новые учебники.
Философ. Ваше высочество, мой уважаемый кол¬
лега и я опираемся на авторитет не кого-либо, а самого
божественного Аристотеля.
Галилей (почти заискивающе). Господа, вера в
авторитет Аристотеля это одно дело, а факты, которые
можно осязать собственными руками, это другое дело.
Вы говорите, что, согласно Аристотелю, там, наверху,
345

имеются кристаллические сферы и что движения такого
рода невозможны, потому что могли бы их пробить. Но
что, если вы сами убедитесь, что это движение происхо¬
дит? Может быть, это докажет вам, что вообще нет кри¬
сталлических сфер. Господа, со всем смирением прошу
вас: доверьтесь собственным глазам.
Математик. Любезный Галилей, время от времени
я читаю Аристотеля, хоть вам это, вероятно, кажется
старомодным, и можете не сомневаться, что при этом я
доверяю своим глазам.
Галилей. Я привык уже к тому, что господа всех
факультетов перед лицом фактов закрывают глаза и де¬
лают вид, что ничего не случилось. Я показываю свои
заметки, и вы ухмыляетесь, я предоставляю в ваше рас¬
поряжение подзорную трубу, чтобы вы сами убедились,
а мне приводят цитаты из Аристотеля. Ведь у него же
не было подзорной трубы!
Математик. Да, уж конечно, не было.
Философ (величественно). Если здесь будут втап¬
тывать в грязь Аристотеля, чей авторитет признавала
не только вся наука древности, но и великие отцы
церкви, то я, во всяком случае, полагаю излишним
продолжать диспут. Бесцельный спор я отвергаю. До¬
вольно.
Г ал ил ей. Истина — дитя времени, а не авторитета.
Наше невежество бесконечно. Уменьшим его хоть на
крошку! К чему еще теперь стараться быть умниками,
когда мы наконец можем стать немного менее глупыми?
Мне досталось несказанное счастье заполучить в руки
новый прибор, с помощью которого можно немного бли¬
же, очень немного, но все же ближе увидеть кусочек все¬
ленной. Используйте же его.
Философ. Ваше высочество, дамы и господа, я
могу только вопрошать себя, к чему все это поведет?
Галилей. Полагал бы, что мы, ученые, ие дол¬
жны спрашивать, куда может повести истина.
Философ (яростно). Гоподин Галилей, истина мо¬
жет завести куда угодно!
Галилей. Ваше высочество! В эти ночи по всей Ита¬
лии подзорные трубы направляются на небо. Спутники
Юпитера не понижают цены на молоко. Но их никто ни¬
когда ие видел, и все же они существуют. Из этого прос¬
ьб

тые люди делают свои выводы: значит, еще многое мож¬
но обнаружить, если только пошире открыть глаза! Они
ждут от вас подтверждения истины! Вся Италия насто¬
рожилась сейчас. Но ее тревожат не пути далеких звезд,
а весть о том, что начали колебаться учения, которые
считались незыблемыми,— ведь каждый знает, что их
существует слишком уж много. Право же, господа, не
будем защищать поколебленные учения!
Федерцони. Вы, как учителя, должны были бы са¬
ми их потрясать.
Философ. Я желал бы, чтобы ваш мастер не втор¬
гался со своими советами в научный диспут.
Галилей. Ваше высочество! Работая в большом
арсенале Венеции, я ежедневно сталкивался с чертеж¬
никами, строителями, инструментальщиками. Эти люди
указали мне немало новых путей. Не обладая книжны¬
ми знаниями, эти люди доверяют свидетельствам своих
пяти чувств. Чаще всего не страшась того, куда они их
поведут.
Философ. Ого!
Галилей. Это очень похоже на мореплавателей,
которые сто лет тому назад покинули наши берега, не
зная, к каким новым берегам доплывут и доплывут ли
вообще. Видимо, сегодня ту высокую любознательность,
которая создала подлинную славу Древней Греции,
можно обнаружить на корабельных верфях.
Философ. После всего, что мы здесь услышали, я
более не сомневаюсь, что господин Галилей найдет по¬
клонников на корабельных верфях.
Маршал двора. Ваше высочество, к величайше¬
му огорчению, я вынужден заметить, что это чрезвычай¬
но поучительное собеседование несколько затянулось.
Его высочество еще должен немного отдохнуть перед
придворным балом.
По его знаку великий герцог кланяется Галилею. Придворные то¬
ропятся уйти.
Госпож а Сарти ( становится перед великим гер¬
цогом, заграждая ему путь, и предлагает блюдо с пе¬
ченьем). Пожалуйста, кренделек, ваше высочество!
Пожилая придворная дама уводит великого герцога.
347

Г ал ил ей (беэюит следом). Но, право же, вам дос¬
таточно было только поглядеть в прибор!
Маршал двора. Его высочество не преминет за¬
просить по поводу ваших утверждений мнение величай¬
шего из ныне живущих астрономов господина патера
Кристофера Клавиуса — главного астронома папской
коллегии в Риме.
V
Не устрашенный даже чумой, Галилей продолжает свои исследо¬
вания
А
Раннее утро. Галилей у телескопа просматривает записи. Входит
Вирджиния с дорожной су-мкой.
Галилей. Вирджиния! Что-нибудь случилось?
Вирджиния. Монастырь закрыли, нам пришлось
немедленно уехать. В Арчетри пять случаев чумы.
Галилей (кричит). Сарти!
Вирджиния. Рыночную улицу здесь перегородили
уже с ночи. В старом городе, говорят, двое умерли, а
трое умирают в больнице.
Г а л ил е й. Опять они все скрывали до самой послед¬
ней минуты.
Госпожа Сарти (входит). Что ты здесь делаешь?
Вирджиния. Чума.
Госпожа Сарти. Боже мой! Я сейчас же уложу
вещи. (Садится.)
Галилей. Не укладывайте ничего. Возьмите Вирд¬
жинию и Андреа. Я только захвачу мои записи. (По¬
спешно бежит к своему столу и торопливо собирает в
кучу бумаги.)
Вбегает Андреа. Госпожа Сарти накидывает на него плащ, со¬
бирает немного постельного белья и еды. Входит лакей великого
герцога.
Лакей. Его высочество ввиду свирепствующей бо¬
лезни покинул город, отправившись в Болонью. Однако
он настоял на том, чтобы господину Галилею также бы¬
ла предложена возможность отбыть в безопасное место.
Карета будет через две минуты у ваших дверей.
348

Госпожа Сарти (Вирджинии и Андреа). Выхо¬
дите и садитесь в карету. Вот возьмите это с собой.
Андреа. Но почему же? Если ты не скажешь поче¬
му, я не пойду.
Госпожа Сарти. Чума пришла, мой мальчик.
Вирджиния. Мы подождем отца.
Госпожа Сарти. Господин Галилей, вы го¬
товы?
Галилей (заворачивая телескоп в скатерть). Уса¬
дите Вирджинию и Андреа в карету. Я сейчас приду.
Вирджиния. Нет, мы не пойдем без тебя. Ты ни¬
когда не кончишь, если начнешь еще укладывать свои
книги.
Госпожа Сарти. Карета подъехала.
Галилей. Будь благоразумна, Вирджиния. Если
вы не сядите в карету, кучер уедет. А с чумой шутки
плохи.
Вирджиния (вырываясь от госпожи Сарти, кото¬
рая уводит ее и Андреа). Помогите ему с книгами, а то
он не придет.
Госпожа Сарти (кричит снизу). Господин Га¬
лилей! Карета уезжает. Кучер не хочет ждать.
Галилей (на лестнице). Сарти, я думаю, что мне
уезжать не следует. Тут все в таком беспорядке. Види¬
те ли, трехмесячные записи можно просто выбросить,
если я не продолжу их еще одну-две ночи. А чума теперь
везде.
Госпожа Сарти. Господин Галилей! Немедленно
спускайся. Ты с ума сошел!
Галилей. Увезите Вирджинию и Андреа. Я дого¬
ню вас.
Госпожа Сарти. Но уже через час никого отсюда
не выпустят. Ты обязан ехать! (Прислушивается.) Каре¬
та уезжает. Я должна ее задержать. (Уходит.)
Галилей ходит по комнате взад и вперед. Госпожа Сарти воз¬
вращается очень бледная, без узла.
Галилей. Ну чего вы стоите? Ведь карета может
уехать! Там дети!
Госпожа Сарти. Они уже уехали. Вирджинию
пришлось удержать силой. О детях позаботятся в Бо¬
лонье. А кто вам будет подавать обед?
349

Галилей. Ты сумасшедшая. Оставаться в городе
ради стряпни. (Берет свои записи.) Не думайте, что я
безумец, Сарти. Я не могу оставить на произвол судьбы
эти наблюдения. У меня сильные враги, и я должен со¬
брать доказательства для некоторых утверждений.
Госпожа Сарти. Вам незачем оправдываться.
Но это все-таки неразумно.
Б
Перед домом Галилея во Флоренции. Выходит Галилей, глядит
вдоль улицы. Проходят две монахини.
Галилей. Не скажете ли вы мне, сестры, где мож¬
но купить молока? Сегодня утром молочница не прихо¬
дила, а моя экономка ушла.
Первая монахиня. Лавки открыты еще только в
нижней части города.
Вторая монахиня. Вы вышли из этого дома?
Галилей кивает.
Это та самая улица.
Монахини крестятся, бормочут молитву и убегают. Проходит
мужчина.
Г алилей (обращаясь к нему). Не вы ли пекарь, ко¬
торый приносит нам хлеб?
Мужчина кивает.
Не видали ли вы моей экономки? Она ушла, должно
быть, вчера вечером. Сегодня утром ее уже не было
дома.
Мужчина качает головой. В доме напротив раскрывается окно, вы¬
глядывает женщина.
Женщина (кричит). Бегите! У них там чума!
Мужчина испуганно убегает.
Галилей. Вы знаете что-нибудь о моей экономке?
Женщина. Ваша экономка свалилась на улице.
350

Она, наверно, знала уже, что больна. Потому и ушла.
Такая бессовестность! (Захлопывает окно.)
На улице появляются дети; увидев Галилея, с криком убегают.
Галилей поворачивается. Вбегают два солдата .в железных
панцирях.
Первый солдат. Сейчас же войди в дом!
Своими длинными копьями они вталкивают Галилея в дом. Запирают
снаружи ворота.
Галилей (у окна). Можете вы сказать мне, что
случилось с этой женщиной?
Солдаты. Таких стаскивают на свалку.
Женщина (снова появляется в окне). Там вся ули¬
ца теперь зачумлена. Почему вы ее не заграждаете?
Солдаты протягивают веревку поперек улицы.
Но зачем же здесь? Так и к нам в дом никто не войдет!
У нас же все здоровы. Стойте, стойте! Да послушайте
же! • Ведь мой муж в городе, он теперь не сможет по¬
пасть к нам. Звери вы! Звери!
Слышны ее рыдания и крики. Солдаты уходят. У другого окна
появляется старуха.
Г а л и л е й. Вон там, кажется, пожар.
Старуха. А теперь не тушат, если есть подозрение,
что в доме чума. Каждый думает только о чуме.
Галилей. Как это похоже на них! В этом вся их
система управления. Они отрубают нас, как больную
ветку смоковницы, которая больше не может плодоно¬
сить.
Старуха. Напрасно вы так говорите. Они просто
беспомощны.
Г а л и л е й. Вы одна в доме?
Старуха. Да. Мой сын прислал мне записку. Он,
слава богу, еще вчера вечером узнал о том, что рядом
с нами кто-то умер, и потому уже не вернулся домой.
За эту ночь в нашем квартале заболело одиннадцать
человек.
Галилей. Я не могу себе простить, что вовремя не
отправил мою экономку. У меня-то срочная работа, но
ей незачем было оставаться.
351

Cfâpÿxa. Но ведь мы и не можем уйти отсюда.
Кто нас примет? Вам нечего винить себя. Я видела ее.
Она ушла сегодня утром, около семи часов. Она была
больна, потому что, увидев меня, когда я выходила из
двери забрать хлеб, далеко обошла меня. Она, должно
быть, не хотела, чтобы ваш дом отгородили. Но они все
равно все узнают.
Слышен шум и треск.
Галилей. Что это такое?
Старуха. Это они шумят, чтобы прогнать тучи, в
которых сидят зародыши чумы. /
Галилей громко смеется.
Вы еще можете смеяться!
Мужчина спускается по улице, видит, что она перегорожена
веревкой.
Галилей. Эй! Здесь перегородили и заперли, а в
доме нечего есть.
Мужчина убегает.
Но не дадите же вы людям умереть с голоду... Эй! Эй!
Старуха. Может быть, они принесут' что-нибудь.
Если нет, то я вам поставлю кувшин молока у дверей,
если вы не боитесь, но только ночью.
Г а л илей. Эй! Эй! Должны же нас услышать!
Внезапно у веревки появляется Андреа. У него заплаканное лицо.
Андреа! Как ты попал сюда?
Андреа. Я был здесь уже утром, стучал, но вы не
открыли. Люди мне сказали, что...
Г ал илей. Разве ты не уехал?
Андреа. Да, уехал, но по дороге мне удалось выс¬
кочить. Вирджинию повезли дальше. Можно мне войти?
Старуха. Нет, нельзя. Ты должен пойти в мона¬
стырь Урсулинок. Может быть, твоя мать там.
Андреа. Я был там. Но меня к ней не пустили. Она
очень больна.
Галилей. Ты шел издалека? Ведь уже три дня, как
ты уехал...
352

Андреа. Да, пришлось так долго идти. Не серди*
тесь. Они меня поймали один раз.
Галилей (беспомощно). Ну теперь не плачь. Ви¬
дишь ли, я за это время кое-что опять нашел. Хочешь,
я тебе расскажу?
Андреа кивает 1всхлипьгвая.
Только слушай внимательно, а то не поймешь. Пом¬
нишь, я показывал тебе планету Венера? Не слушай ты
этот шум, это ничего не значит. Так ты помнишь?
И знаешь, что я увидел? Она совсем такая же, как Луна.
Я наблюдал ее в виде половины диска и в виде серпа.
Что скажешь на это? Я смогу показать тебе это с по¬
мощью шара и свечи. Это доказывает, что и у этой пла¬
неты нет собственного свечения. И она вертится вокруг
Солнца просто по кругу, разве это не удивительно?
Андреа (плача). Конечно, и это факт!
Галилей (тихо). Я не удерживал ее.
Андреа молчит.
Но, конечно, если бы я не остался, этого не произо¬
шло бы.
Андреа. А теперь они должны вам поверить?
Галилей. Теперь я собрал все доказательства.
Знаешь, когда здесь все кончится, я поеду в Рим и по¬
кажу им.
По улице спускаются двое мужчин, их лица закутаны. Они не¬
сут длинные шесты и бадейки. С помощью шеста они передают
хлеб в окна старухи и Галилея.
Старуха. Там, в доме напротив, женщина с тре¬
мя детьми. Положите и ей.
Галилей. Но мне пить нечего. В доме нет воды.
Мужчины пожимают плечами.
Вы завтра опять придете?
Первый (приглушенным голосом, так как нижняя
часть лица повязана платком). А «то знает сегодня, что
будет завтра?
Галилей. Не смогли бы вы, когда придете, передать
мне таким же образом одну книжку, которая нужна мне
для работы?
12 Брехт, т. II
353

Второй (глухо смеется). Нашел время для книжек
Радуйся, что хлеб получаешь.
Галилей. Но вот этот мальчик, мой ученик, пере¬
даст вам ее для меня. Это книга с картами и расчета¬
ми времени, за которое проходит свою орбиту Меркурий.
Андреа, я свою куда-то засунул. Не достанешь ли ты
мне такую же в школе?
Мужчины уходит.
Андреа. Непременно. Я принесу ее, господин Га¬
лилей. (Уходит.)
Галилей отходит от окна. Из дома напротив выходит старуха и
ставит кувшин у дверей Галилея.
VI
1616 год. «Коллегиум Романум» — исследовательский институт Ва¬
тикана — подтверждает открытие Галилея
Не часто услышишь о диве таком,
Чтоб учитель назвался учеником.
Великий Клавиус — божий раб —
Признал, что Галилей был прав.
Зал «Коллегиума» в Риме. Группами расположились высокие ду¬
ховные сановники, монахи, ученые. В стороне одинокий
Г а л и л е й. Царит величайшая непринужденность. Еще до начала
действия слышен мощный хохот.
Толстый прелат (держась за живот от смеха).
О глупость! О глупость! Хотел бы я, чтобы мне назвали
хоть одно утверждение, которому бы не поверили!
Ученый. Например, что вы, монсиньор, испытывае¬
те непреодолимое отвращение к еде.
Прелат. Поверят! Поверят! Не верят только разум¬
ному. Сомневаются в том, что существует дьявол. Но вот
в то, что Земля вертится, как щепка в сточной канаве,
в это верят. Святая простота!
Монах (кривляясь). У меня кружится голова. Зем¬
ля вертится слишком быстро. Позвольте мне опереться
на вас, профессор. (Делает вид, что шатается, и хва¬
тается за одного из ученых.)
354

Первый ученый (подражая ему). Да, она сегод¬
ня опять совершенно пьяна, старуха Земля. (Хватает-
ся за другого ученого.)
Монах. Держитесь, держитесь! Мы скатываемся.
Держитесь же!
Второй ученый. Венера совсем скособочилась.
Я вижу только половину ее задницы. Караул!
Все сбиваются в кучу, хохоча; ведут себя так, словно они на па¬
лубе корабля и пытаются удержаться, чтоб их не стряхнуло.
Второй монах. Только бы нас не бросило на Лу¬
ну! Братья, ведь там горы с отвратительно острыми вер¬
шинами!
Первыйученый. А ты отталкивайся от них но¬
гой.
Первый монах. Не смотрите вниз! Я страдаю го¬
ловокружением. Меня мутит.
Прелат (нарочно громко, в сторону Галилея). Му¬
тит? Не может быть! Кто осмелится мутить воду в «Кол¬
легиуме Романум»?!
Взрыв хохота. Из двери в глубине сцены выходят два астро¬
нома «Коллегиума». Наступает тишина.
Первый монах. Неужели вы все еще исследуете?
Ведь это же скандал!
Первый астроном (гневно). Мы-то ничего не
исследуем.
Второй астроном. К чему все это приведет? Не
понимаю Клавиуса! Что было бы, если бы стали прини¬
мать за чистую монету все, что утверждалось в течение
последних пятидесяти лет! В тысяча пятьсот семьдесят
втором году в наивысшей восьмой сфере — сфере непо¬
движных звезд — загорелась новая звезда, более яркая
и крупная, чем все соседние с ней звезды. Но не прошло
и полутора лет, как она вновь исчезла, канула в небы¬
тие. Так что ж, теперь нам следует спрашивать, как
обстоит дело с вечностью и неизменностью неба?
Философ. Если им позволить, они разрушат все
наше звездное небо.
Первый астроном. До чего мы дойдем? Пять
лет спустя датчанин Тихо Браге определил путь кометы.
12* 355

Этот путь начинался над Луной и пробивал одну за дру¬
гой все сферические опоры — материальные носители
подвижных небесных тел! Комета не встречала никакого
сопротивления, не испытывала никаких отклонений све¬
та. Что ж, значит, мы должны были бы спросить: где
сферы?
Философ. Это исключено! И как только может сам
Кристофер Клавиус, величайший астроном Италии и
церкви, вообще даже рассматривать нечто подобное?
Прелат. Позор!
Первый астроном. И тем не менее он исследует!
Он сидит там и глазеет в эту дьявольскую трубу!
Второй астроном. Principiis obsta!1 Все нача¬
лось с того, что мы уже давно стали вычислять долготу
солнечного года, дни солнечных и лунных затмений и
положение небесных тел по таблицам этого Коперника, а
он — еретик.
Первый монах. А я спрашиваю, что лучше? Уви¬
деть лунное затмение на три дня позже, чем предсказано
в календаре, или навеки погубить душу?
Очень тощий монах (выходит на авансцену,
держа в руках раскрытую Библию, фанатически тычет
пальцем в страницу). Что сказано здесь, в писании?
«Стой, солнце, над Гаваоном и луна — над долиною
Ахалонскою». Как же может Солнце остановиться, если
оно вообще не движется, как утверждают эти еретики?
Разве писание лжет?
Второй астроном. Есть явления, которые нам,
астрономам, трудно объяснить, но разве человек должен
все понимать?
Оба астронома уходят.
Очень тощий монах. Родину человечества они
приравнивают к блуждающей звезде. Людей, животных,
растения, целые страны они погружают на тачку, кото¬
рую гоняют по кругу в пустых небесах. Для них больше
нет ни Земли, ни неба. Нет Земли потому, что она только
небесное тело, и нет неба потому, что оно состоит из мно¬
гих земель. И, значит, нет уже различия между верхом
и низом, между вечным и бренным. Что мы бренны, мы
1 Нарушены принципы! (лат.).
356

это знаем.. Но они говорят нам теперь, что и небо тоже
бренно. Сказано было и записано так: есть Солнце, есть
Луна, есть звезды, а мы живем на Земле. А теперь, по-
ихнему, и Земля — это звезда. Нет ничего, кроме звезд!
Мы еще доживем до того, что они скажут: нет различия
между человеком и животным, человек тоже только жи¬
вотное; нет ничего, кроме животных!
Первый ученый (Галилею). Вы что-то бросили
на пол, господин Галилей.
Галилей (все это время играл камнем, который до¬
стал из кармана, и наконец уронил его на пол. Накло¬
няется, чтобы поднять его). На потолок, монсиньор, я
бросил его на потолок.
Толстый прелат (оборачиваясь). Какое бесстыд¬
ство!
Входит очень старый кардинал, опираясь на монаха. Перед
«им почтительно расступаются.
Кардинал. Они все еще там? Неужели они дейст¬
вительно не могут побыстрее управиться с такой ме¬
лочью? Клавиус-то должен ведь разбираться в своей
астрономии! Я слышал, что этот господин Галилей пере¬
мещает человечество из центра вселенной куда-то на
край. Следовательно, он, совершенно очевидно, враг че¬
ловеческого рода. И как с таковым с ним и следует по¬
ступать. Человек — венец творения; это известно каждо¬
му ребенку. Человек самое совершенное и самое любимое
творение господа. Разве стал бы господь помещать та¬
кое дивное творение, плод таких чудотворных усилий
на какую-то мелкую, побочную и все время куда-то убе¬
гающую звездочку? Стал бы он посылать своего сына
куда попало! И как могут быть люди настолько развра¬
щены, чтобы верить этим жалким рабам своих расчет¬
ных таблиц? Какое божье творение допустит это?
Прелат (вполголоса). Этот господин здесь присут¬
ствует.
Кардинал (Галилею). Вот как, значит, это вы?
Я уже не слишком хорошо вижу, но все же я замечаю,
что вы очень похожи на того человека — как там его
звали? — которого мы в свое время сожгли.
Монах. Вашему преосвященству не следует волно¬
ваться. Врач...
357

Кардинал (отталкивает его, Галилею). Вы пытае¬
тесь унизить Землю, хотя вы на ней живете и все от нее
получаете. Вы гадите в свое гнездо. Но уж я ни в коем
случае не допущу этого. (Отталкивает монаха \и начи¬
нает гордо расхаживать взад и вперед.) Я «не какое-то
существо на какой-то звездочке, которая короткое время
где-то там вертится. Я ступаю по твердой земле, я ша¬
гаю уверенно, Земля неподвижна, она — средоточие все¬
ленной, я нахожусь в этом средоточии, и взор творца
почиет на мне, и только на мне. Вокруг меня вращаются
закрепленные на кристаллических сферах неподвижные
звезды и могучее Солнце, созданное для того, чтобы
освещать все, что есть в моем мире. А также и меня, что¬
бы господь меня видел. И так явственно и неопровержи¬
мо все сосредоточено вокруг меня, вокруг человека, ибо
человек — это плод господнего усилия, творение, обре¬
тающееся в центре мироздания, образ и подобие божье,
непреходящее и... (Шатается, теряет сознание.)
В это мгновение растворяется дверь в глубине сцены; во главе
группы астрономов выходит великий Клавиус. Он про¬
ходит быстро и молча, не оглядываясь по сторонам, через зал и уже
у выхода говорит, обращаясь к одному из монахов.
Клавиус. Все правильно! (Уходит, сопровождав¬
шей астрономами.)
Дверь в глубине сцены остается открытой. 'Мертвая тишина. Старик
кардинал приходит в себя.
Кардинал. Что такое? Решение уже вынесено?
Никто не осмеливается сказать ему.
Монах. Вашему преосвященству нужно проследо¬
вать домой.
Старику помогают выйти. Все в смятении покидают зал. Малень¬
кий 'монах из комиссии Клавиуса останавливается возле Галилея.
Маленький монах (шепотом). Господин Га¬
лилей, патер Клавиус, перед тем как уйти, сказал: пусть
теперь теологи позаботятся о том, чтобы снова впра¬
вить небесные круги. Итак, победа ваша. (Идет к вы-
коду.)
m

Г а л ил ей (пытаясь задержать его). Моя? Нет! Это
победа разума!
Маленький монах уходит, Галилей тоже 'направляется к вы¬
ходу. Из дверей ему навстречу выходит высокий монах — карди¬
нал-инквизитор. Его сопровождает один из астроно¬
мов. Галилей кланяется и, прежде чем выйти, шепотом спрашивает
что-то у одного из привратников.
Привратник (отвечает шепотом). Его преосвя¬
щенство кардинал-инквизитор.
Астроном провожает кардинала-инквизитора к телескопу.
VII
Но инквизиция налагает запрет на учение Коперника (5 марта
1616 года)
Когда Галилей приехал в Рим,
Кардинальский дворец распахнулся пред ним,
Ему сласти несли, подливали вино
И просили исполнить желание одно.
Дом кардинала Беллармина в Риме. Бал в разгаре. В вестибюле
два монаха-писца сидят за шахматами и ведут записи о
гостях.
Входят Г а л и л е й, его дочь Вирджиния, ее жених Людо-
в и к о М а р с и л и; их встречает рукоплесканиями небольшая
группа мужчин и дам в масках.
Вирджиния. Я буду танцевать только с тобой,
Людовико.
Людовик о. У тебя пряжка на плече расстегнулась.
Галилей.
Сместившийся слегка платок нагрудный
Не поправляй так тщательно, Таисия!
Иной беспорядок случайный позволит
Скрытые прелести вдруг подглядеть.
Так в людном, огнями сияющем зале
Можно мечтать о таинственном парке,
Где темная тень ожиданий полна.
Вирджиния. Послушай мое сердце.
Г ал ил ей (кладет ей руку на сердце). Бьется.
Вирджиния. Я хочу быть красивой.
359

Галилей. Да-да, будь красива. Не то они опять
усомнятся, что она вертится.
Людовико. Да она же вовсе не вертится.
Галилей смеется.
Весь Рим говорит только о вас. Но с сегодняшнего ве¬
чера, сударь, будут говорить о вашей дочери.
Галилей. Говорят, что нетрудно быть красивым в
Риме весной. Тут даже и я могу уподобиться располнев¬
шему Адонису. (Писцам.) Я должен здесь подождать
господина кардинала. (Дочери и Людовико.) Идите ве¬
селитесь.
Вирджиния (не успев еще войти в бальный зал,
возвращается, подбегает к отцу). Отец, парикмахер на
Виа дель Трионфо принял меня вне очереди, заставил
четырех дам ожидать. Ему известно твое имя. (Уходит.)
Г ал ил ей (писцам). А почему вы играете в шахма¬
ты еще по-старому? Тесно! Тесно! Теперь везде играют
так, что большие фигуры могут проходить по всей дос¬
ке. Ладья так (показывает)у слон так, а ферзь и так и
эдак. Теперь есть простор и можно строить планы.
Первый писец. Это, знаете ли, не соответствует
нашему малому жалованью. Мы можем ходить только
так! (Делает короткий ход.)
Галилей. Напротив, милейший, напротив. Кто жи¬
вет на широкую ногу, тому и обувь дают пошире. Нельзя
отставать от времени. Не все же плавать только вдоль
берегов. Когда-нибудь надо и в открытое море выйти.
По .сцене проходит очень старый кардинал в сопровождении
монаха. Он замечает Галилея, но проходит мимо него, потом
нерешительно поворачивается и кланяется. Галилей садится.
Из бального зала слышен хор мальчиков, поющих начало извест¬
ного стихотворения Лоренцо Медичи о бренности жизни:
«Зрел я умиравшие розы на кустах,
Лепестки завядшие опадали в прах,
Созерцая это, понял я с тех пор,
Сколь бесплодно тщетен юности задор».
Да, Рим... Большое нынче празднество, не правда ли?
Первый писец. Первый карнавал после чумы.
Здесь представлены сегодня все лучшие семьи Италии:
Орсини, Виллани, Нукколи, Сольданьери, Кане, Лекки,
Эстензи, Коломбини...
360

Второй писец (прерывает). Их преосвященства
кардиналы Беллармин и Барберини.
Входят кардинал Беллармин в маске ягненка и карди¬
нал Барберини в маске голубя. Маски они держат на палоч¬
ках перед собой.
Барберини (вытянув указательный палец к лицу
Галилея). «Восходит солнце, и заходит солнце и спешит
к месту своему». Так говорит Соломон, а что говорит
Галилей?
Г а л ил ей. Когда я был вот таким (показывает ру¬
кой) малышом, ваше преосвященство, я однажды стоял
на палубе корабля и кричал: берег уходит! Теперь я
знаю: берег был неподвижен, а уходил корабль.
Барберини. Хитро, хитро. Тому, что ты видишь,
Беллармин, а именно тому, что вращается звездное не¬
бо, не нужно верить, — вспомним о корабле и береге.
А верить нужно тому, чего нельзя видеть, тому, что вер¬
тится Земля. Хитро. Однако его луны Юпитера — это
твердые орешки для наших астрономов. Да, Беллармин,
к сожалению, и я тоже когда-то занимался немного
астрономией. Это прилипчиво, как чесотка.
Беллармин. Будем идти в ногу со временем,
Барберини. Если звездные карты, основанные на некоей
новой гипотезе, облегчают нашим мореплавателям их
странствия, пусть они пользуются этими картами. Нам
только не нравятся те учения, которые опровергают свя¬
щенное писание. (Приветливо машет кому-то в баль¬
ном зале.)
Г а л и л е й. Писание гласит: «Кто удерживает у себя
хлеб, того клянет народ». Притчи Соломоновы.
Барберини. «Мудрый таит свое знание». Притчи
Соломоновы.
Г ал ил ей. «Где есть волы, там и стойла грязны. Но
много прибыли — от силы вола».
Барберини. «Кто держит в узде свой разум, луч¬
ше того, кто завоевал город».
Галилей. «У кого сломлен дух, у того иссохнет
плоть». (Пауза.) «Разве не громко вопиет истина?»
Барберини. «Может ли кто ходить по горящим
угольям, чтобы не обжечь ног своих?» Добро пожало¬
вать в Рим, друг Галилей. А вы знаете, как возник Рим?
361

Предание гласит, что двух крошек-мальчиков приютила
волчица и вскормила их своим молоком. С той поры
все дети должны за свое молоко платить волчице. Но
зато волчица заботится о всяческих утехах — земных и
небесных, начиная от бесед с моим ученым другом Бел-
лармином и кончая тремя или четырьмя дамами, кото¬
рые имеют международную известность. Позвольте, я
покажу их вам.
Барберини ведет Галилея к бальному залу, тот упирается.
Не хотите? Он упрям и хочет вести серьезную беседу.
Ладно! А не кажется ли вам, друг мой Галилей, что вы,
астрономы, просто хотите сделать свою науку более
удобной? (Ведет Галилея опять на авансцену.) Вы мыс¬
лите кругами или эллипсами, мыслите в понятиях рав¬
номерных скоростей и простых движений, которые под
силу вашим мозгам. А что, если бы господь повелел сво¬
им небесным телам двигаться так? (Описывает пальцем
в воздухе слооюную кривую с переменной скоростью.)
Что было бы тогда со всеми вашими вычислениями?
Галилей. Ваше преосвященство, если бы господь
так сконструировал мир (повторяет движение Барбери-
ни), то он сконструировал бы и наши мозги тоже так
(повторяет то же движение), чтобы именно эти пути
познавались как простейшие. Я верю в разум.
Барберини. А я считаю разум несостоятельным.
(Указывая на Галилея.) Он молчит. Он слишком веж¬
лив, чтобы сказать, что считает несостоятельным мой
разум. (Смеется, возвращается к балюстраде.)
Беллармин. Друг мой, разум ограничен; мы ви¬
дим вокруг только ложь, преступления и слабость. Где
же истина?
Г ал илей (гневно). Я верю в разум.
Барберини (писцам). Не записывайте ничего, это
научное собеседование друзей.
Беллармин. Подумайте на мгновение о том, сколь¬
ко стоило труда и напряжения мысли отцам церкви и
многим после них, чтобы внести хоть немного смысла в
этот мир; а разве он не отвратителен? Подумайте о же¬
стокости тех помещиков Кампании, в чьих имениях хле¬
щут бичами полуголых крестьян, подумайте и о глупости
этих несчастных, целующих ноги своим насильникам.
362.

Г ал ил ей. Это позор! На пути сюда я видел...
Беллармин. Ответственность за все явления, ко¬
торые мы не можем понять,— ведь жизнь состоит из
них, — мы переложили на некое высшее существо. Мы
говорим, что все это имеет определенную цель, что все
это происходит согласно великому плану. Нельзя ска¬
зать, что так обеспечивается полное умиротворение, но
вот теперь вы обвиняете верховное существо в том, что
оно даже не понимает толком, как движутся небесные
тела, и только вы это поняли. Разве это разумно?
Галилей (готовится дать объяснение). Я верую¬
щий сын церкви...
Барберини. Нет, это просто ужасно! Он хочет нам
с самым простодушным видом доказать, что бог наде¬
лал грубейших ошибок в астрономии. Что ж, по-вашему,
господь недостаточно внимательно изучал астрономию
перед тем, как создал священное писание? Дорогой
друг...
Беллармин. А вам не кажется более вероятным,
что создатель все же лучше разбирается в созданном,
чем одно из его созданий?
Г а л и л е й. Однако, господа, в конце концов, чело¬
век может ошибиться не только в суждениях о движе¬
нии звезд, но и в толковании Библии.
Беллармин. О том, как понимать Библию, предо¬
ставим уж судить теологам святой церкви, не правда ли?
Галилей молчит.
Вот видите, теперь вы молчите. (Делает знак писцам.)
Господин Галилей, святейший совет постановил сегодня
ночью, что учение Коперника о том, что Солнце непо¬
движно и служит центром вселенной, а Земля не центр
вселенной и движется, является безумным, нелепым и
еретическим. Мне поручено призвать вас отказаться от
этих взглядов. (Первому писцу.) Повторите.
Писец. Его преосвященство, кардинал Беллармин,
обращается к упомянутому Галилео Галилею: святейший
совет постановил сегодня ночью, что учение Коперника
о том, что Солнце неподвижно и служит центром все¬
ленной, а Земля не центр вселенной и движется, являет¬
ся безумным, нелепым и еретическим. Мне поручено
призвать вас отказаться от этих взглядов.
363

Г а л и л е й. Что это значит?
Из зала доносится новая строфа песни, исполняемой хором маль¬
чиков.
«Пока не кончилась весна,
Сорвите розу, вот она!»
Барберини жестом просит Галилея молчать, пока звучит пение.
Они прислушиваются.
Но как же тогда факты? Я понял так, что астрономы
римской коллегии признали правильными те записи, ко¬
торые я представил...
Белл ар мин. Да, и с выражением глубочайшего
удовлетворения, в самой почетной для вас форме...
Галилей. Но спутники Юпитера, но фазы Венеры...
Беллармин. Святая конгрегация приняла свое
решение, не учитывая эти подробности.
Галилей. Значит, всякие дальнейшие научные ис¬
следования...
Беллармин. ...полностью обеспечены, господин
Галилей. В соответствии с учением церкви, которое гла¬
сит, что мы не можем познать, но вправе исследовать.
(Опять приветствует кого-то в зале.) Вам предостав¬
ляется право использовать и это учение как математи¬
ческую гипотезу. Наука является законной и весьма
любимой дочерью церкви, господин Галилей. Никто из
нас не считает всерьез, что вы намерены подорвать до¬
верие к церкви.
Галилей (гневно). Доверие иссякает, когда им
слишком злоупотребляют.
Барберини. Вот как? (Громко смеясь, хлопает Га¬
лилея по плечу, потом пристально смотрит на него и го¬
ворит почти дружелюбно.) Не выплескивайте вместе с
водой из ванны младенца, друг мой Галилей. Ведь и мы
этого не делаем. Вы нужны нам больше, чем мы вам.
Беллармин (берет под руку Галилея). Мне не
терпится представить величайшего математика Италии
комиссару святейшего совета, он чрезвычайно высоко
ценит вас.
Барберини (подхватывая вторую руку Галилея).
После чего он снова превратится в агнца. И вам было
бы лучше прийти сюда ряженым, переодетым в почтен¬
ного доктора схоластики, дорогой друг. Мне, например,
364

моя сегодняшняя маска позволяет некоторую свободу.
В таком виде я могу даже бормотать: если бы не было
бога, то следовало бы его выдумать. Итак, наденем
опять наши маски. А вот у бедного Галилея вовсе нет
маски.
Кардинал Беллармин и кардинал Барберини уво¬
дят Г а л и л е я, взяв его ;под руки.
Первый писец. Ты записал последнюю фразу?
Второй писец. Еще пишу.
Оба усердно пишут.
У тебя записано, как он сказал, что верит в разум?
Входит кардинал-инквизитор.
Кардинал-инквизитор. Беседа состоялась?
Первый писец (автоматически). Сперва пришел
господин Галилей со своей дочерью. Она сегодня обру¬
чилась с господином...
Кардинал-инквизитор жестом прерывает его.
Господин Галилей потом объяснял нам новый вид
шахматной игры, по которому, вопреки всем правилам,
можно передвигать фигуры через всю доску.
Кардинал-инквизитор (опять прерывает его
жестом). Протокол!
Первый писец передает ему листы. Кардинал-инквизитор садится и
просматривает их. Через сцену проходят две молодые дамы
в масках, они приседают перед кардиналом-инквизитором.
Первая дама. Кто это?
Вторая дама. Кардинал-инквизитор.
Обе, хихикая, уходят. Входит Вирджиния, оглядывается,
разыскивает кого-то.
Кардинал-инквизитор (из своего угла). Итак,
дочь моя?
Вирджиния (вздрагивает, так как не сразу уви¬
дела его). О, ваше преосвященство!
Кардинал-инквизитор, не вставая, протягивает ей правую руку; она
подходит, становится на колени и целует его перстень.
Кардинал-инквизитор. Великолепнейший ве¬
чер. Позвольте мне поздравить вас с обручением. Ваш
жених из знатной семьи. Вы останетесь у нас в Риме?
365

Вирджиния. Пока еще нет, ваше преосвященство.
Нужно так много приготовить к свадьбе.
Кар дина л-инквизитор. Значит, вы последуете
за отцом во Флоренцию. Рад этому. Могу себе предста¬
вить, как вы нужны отцу. Жить в доме с одной лишь
математикой неуютно, не правда ли? А существо из
плоти и крови в таком доме значит очень много. Ведь
так легко затеряться великому человеку в столь обшир¬
ных звездных мирах.
Вирджиния (взволнованно). Вы так добры, ваше
преосвященство. Право же, я почти ничего не понимаю
во всем этом.
Кардинал-инквизитор. Неужто? (Смеется).
В доме рыбака не едят рыбы, не так ли? Это, вероятно,
очень позабавит вашего батюшку, дитя мое, когда он
узнает, что все, что вам известно о звездных мирах, вы
услыхали от меня. (Перелистывает протокол.) Я про¬
чел здесь, что наши обновители, главой которых, как
признано всеми, является ваш отец — великий человек,
один из величайших, — считают современные понятия о
значении нашей милой Земли несколько преувеличен¬
ными. Со времен Птолемея, великого мудреца древно¬
сти, и до сегодняшнего дня считалось, что вся вселенная,
весь кристаллический шар, в середине которого покоится
Земля, имеет поперечник примерно в двадцать тысяч
раз больше поперечника Земли. Это очень большая ве¬
личина, но, оказывается, она слишком мала, совсем-со¬
всем мала для обновителей. Если им поверить, то все
это пространство невообразимо расширяется, и расстоя¬
ние от Земли до Солнца, которое всегда казалось нам
очень значительным, теперь окажется столь ничтожно
малым в сравнении с тем расстоянием, которое отде¬
ляет нашу бедную Землю от неподвижных звезд, закре¬
пленных на самой внешней кристаллической сфере, что
его даже не стоит принимать в расчет при вычислениях.
Ну кто после этого еще осмелится говорить, что наши
обновители не живут на широкую ногу.
Вирджиния смеется; кардинал-инквизитор смеется тоже.
Действительно, некоторых господ из святейшего совета
недавно чуть не оскорбила такая картина вселенной, по
сравнению с которой та, что существует сейчас, оказы-
366

аается очень маленькой картиной. Настолько маленькой,
что ее можно было бы повесить на очаровательную шей¬
ку некоей юной девицы. Эти господа опасаются, что в
столь чудовищно огромных пространствах может легко
затеряться любой прелат и даже кардинал. Всемогущий
бог мог бы не заметить даже самого папу. Да, это за¬
бавно, но я рад, что вы, милое дитя, и в дальнейшем
будете находиться при вашем великом отце, которого мы
все так бесконечно ценим. Я пытаюсь вспомнить, не
знаю ли я вашего исповедника...
Вирджиния. Отец Христофор из монастыря свя¬
той Урсулы.
Кардинал-инквизитор. Да-да, я рад, что вы
будете сопровождать вашего отца. Вы будете нужны
ему. Вы, наверно, даже не можете себе представить,
насколько нужны. Но это будет так. Вы молоды, вы
полны жизни, вся из плоти и крови. А величие не всегда
легко вынести тем, кого господь наделил величием, не
всегда. Никто из смертных не велик настолько, чтобы
его нельзя было помянуть в молитве. Однако я вас за¬
держиваю, милое дитя, и могу возбудить ревность ва¬
шего жениха, а может быть, и вашего отца тем, что рас¬
сказал вам кое-что о звездах, что к тому же, быть мо¬
жет, устарело. Идите скорее танцевать и не забудьте
передать от меня привет отцу Христофору.
Вирджиния низко кланяется и быстро уходит.
VIII
Разговор
Запретил ту науку святейший престол,
Но монах молодой к Галилею пришел,
Из нищей деревни, крестьянский сын,
Хотел он науку познать до глубин,
В науку хотел, в науку хотел.
Дворец флорентийского посла в Риме. Г а л и л е й беседует с ма¬
леньким монахом, тем самым, который после заседания «Кол¬
легиума» шепотом сообщил ему мнение папского астронома.
Г ал ил ей. Говорите, говорите! Одежда, которую вы
носите, дает вам право говорить все что хотите.
Маленький монах. Я изучал математику, гос¬
подин Галилей.
367

Г а лил ей. Это имело бы смысл, если бы побудило
вас признать, что время от времени дважды два бывает
равно четырем.
Маленький монах. Господин Галилей, уже три
ночи я не могу заснуть. Я не знал, как примирить этот
декрет, который я прочел, со спутниками Юпитера, ко¬
торые я наблюдал. Но сегодня я решил отслужить ут¬
реннюю мессу и пойти к вам.
Галилей. Чтобы сообщить мне, что спутников
Юпитера не существует.
Маленький монах. Нет. Мне удалось постичь
мудрость декрета. Он открыл мне опасности, которые
таятся для человечества в слишком безудержном иссле¬
довании, и я решил отказаться от занятий астрономией.
И, кроме того, я считаю очень важным изложить вам
те соображения, которые могут побудить и астроно¬
ма отказаться от дальнейшей разработки известного
учения.
Г а л и л е й. Смею сказать, что мне эти соображения
известны.
Маленький монах. Я понимаю горечь ваших
слов. Вы думаете о тех чрезвычайных средствах под¬
держания власти, которыми располагает церковь.
Г ал ил ей. Скажите прямо — орудия пытки.
Маленький монах. Но я хочу говорить о дру¬
гом. Позвольте мне рассказать о себе. Я из крестьянской
семьи, вырос в Кампанье. Мои родные — простые лю¬
ди. Они знают все о масличном дереве, но, кроме этого,
почти ничего не знают. Наблюдая фазы Венеры, я ду¬
мал о своих родителях. Вместе с моей сестрой они сидят
у очага, едят створоженное молоко. Над ними перекла¬
дины потолка, почерневшие от дыма нескольких столе¬
тий, в их старых натруженных руках маленькие ложки.
Им живется плохо, но даже в несчастьях для них скрыт
определенный порядок. Это порядок неизменных круго¬
воротов во всем: и в том, когда подметают пол в доме,
и в смене времен года в масличных садах, и в уплате
налогов. Все беды, которые обрушиваются на них, тоже
как-то закономерны. Спина моего отца все больше сги¬
бается, но не сразу, а постепенно, с каждой новой вес¬
ной, после новой работы в поле. И так же чередовались
роды, которые сделали мою мать почти бесполым суще-
Я68

ством, — они следовали с определенными промежутка¬
ми. Все свои силы — силы, необходимые для того, чтобы,
обливаясь потом, таскать корзины по каменистым тро¬
пам, рожать детей и даже просто есть, они черпали из
ощущения постоянства и необходимости. Из того ощуще¬
ния, которое возбуждали в них уже сама земля, и де¬
ревья, ежегодно зеленеющие вновь, и маленькая церков¬
ка, и воскресные чтения Библии. Их уверили в том, что
на них обращен взор божества — пытливый и заботли¬
вый взор,— что весь мир вокруг создан как театр для
того, чтобы они — действующие лица — могли достойно
сыграть свои большие и малые роли. Что сказали бы они,
если б узнали от меня, что живут на крохотном камен¬
ном комочке, который непрерывно вращается в пустом
пространстве и движется вокруг другой звезды, и что
сам по себе этот комочек лишь одна из многих звезд,
и к тому же довольно незначительная. К чему после
этого терпение, покорность в нужде? На что пригодно
священное писание, которое все объяснило и обосновало
необходимость пота, терпения, голода, покорности, а те¬
перь вдруг оказалось полным ошибок? И вот я вижу,
как в их взглядах мелькает испуг, они опускают ложки
на плиту очага; я вижу, что они чувствуют себя предан¬
ными, обманутыми. Значит, ничей взор не обращен на
нас, говорят они. Значит, мы сами должны заботиться
о себе, мы, невежественные, старые, истощенные. Зна¬
чит, никто не придумал для нас иной роли, кроме этой—
земной, жалкой, на этой вот ничтожной звездочке, к
тому же совершенно несамостоятельной, вокруг которой
ничто не вращается? Нет никакого смысла в нашей
нужде; голодать — это значит просто не есть, — это не
испытание сил; трудиться — это значит просто гнуть
спину и таскать тяжести, в этом нет подвига. Понимае¬
те ли вы теперь, почему я в декрете святой конгрегации
обнаружил ' благородное материнское сострадание, ве¬
ликую душевную доброту?
Г а л и л е й. Душевную доброту! Вероятно, вы рас¬
суждаете так: ничего нет, вино выпито, их губы пере¬
сохли, пусть же они целуют сутану! А почему нет ниче¬
го? Почему порядок в нашей стране — это порядок пу¬
стых закромов? Почему необходимость у нас — это не¬
обходимость работать до изнеможения? Среди цвету¬
359

щих виноградников., у полей колосящейся пшеницы!
Ваши крестьяне в Кампанье оплачивают войны, которые
ведет наместник милосердного Христа в Испании и в
Германии. Зачем он помещает Землю в центре мирозда¬
ния? Да затем, чтобы престол святого Петра мог стоять
в центре Земли! В этом-то и все дело! Вы правы, речь
идет не о планетах, а о крестьянах Кампаньи. И не го¬
ворите мне о красоте явлений, позлащенных древностью.
Знаете ли вы, как создается жемчуг в раковине Marga-
ritifera? Эта устрица смертельно заболевает, когда в
нее проникает какое-нибудь чужеродное тело, напри¬
мер песчинка. Она замыкает эту песчинку в шарик из
слизи. Она сама едва не погибает при этом. К черту
жемчуг, я предпочитаю здоровых устриц. Добродетели
вовсе не сопряжены с нищетой, мой милый. Если бы
ваши родные были состоятельны и счастливы, они мог¬
ли бы развить в себе добродетели, возникающие в бла¬
госостоянии и от счастья. А теперь эти добродетели
истощенных бедняков вырастают на истощенных нивах,
и я отвергаю их. Сударь, мои новые водяные насосы мо¬
гут творить больше чудес, чем вся ваша сверхчеловече¬
ская болтовня. «Плодитесь и размножайтесь», ибо ваши
поля бесплодны и войны сокращают вашу численность.
Неужели я должен лгать вашим родным?
Маленький монах (очень взволнован). Наивыс¬
шие соображения должны побудить нас молчать, ведь
речь идет о душевном покое несчастных!
Галилей. Показать вам часы работы Бенвенуто
Челлини, которые сегодня утром привез сюда кучер кар¬
динала Беллармина? Дорогой мой, в награду за то, что
я не потревожу душевного покоя, скажем, ваших близ¬
ких, власти дарят мне то самое вино, которое изготов¬
ляют ваши родные в поте лица своего, созданного, как
известно, по образу и подобию божьему. Если бы я
согласился молчать, то поступил бы так, уж конеч¬
но, не из высших, а из очень низменных побуждений,
чтобы жить в довольстве, не знать преследований и
прочего.
Маленький монах. Господин Галилей, я священ¬
ник.
Галилей. Но и физик тоже. И вы видели, что у Ве¬
неры есть фазы. Погляди-ка туда! (Показывая в окно.)
370

Видишь там маленького Приапа над ручьем у лав¬
рового дерева? Бог садов, птиц и воров, двухтысячелет¬
ний похабный крестьянский идол! Он меньше лгал.
Впрочем, ладно, оставим это, я тоже сын церкви. Но
знаете ли вы восьмую сатиру Горация? В эти дни я
опять перечитываю его; он иногда помогает сохранить
душевное равновесие. (Берет небольшую книжку.) Вот
что у него говорит именно Приап, маленькая статуя в
Эсквилинских садах. Начинается так:
«Я был стволом смоковницы бесплодной,
Когда однажды плотник, размышляя,
Что вытесать: скамью или Приапа,
Решил сомненье, вырезавши бога...»
Как вы полагаете, позволил бы Гораций запретить
упоминание о скамье и заменить ее в стихах словом
«стол»? Сударь, мое чувство прекрасного не допускает,
чтобы фазы Венеры отсутствовали в моей картине
мироздания. Мы не можем изобретать механизмы для
выкачивания воды из рек, если нельзя изучать величай¬
ший механизм, который у нас перед глазами, — меха¬
низм звездного неба. Сумма углов треугольника не мо¬
жет быть изменена согласно потребностям церковных
властей. Пути летящих тел я не могу вычислять так,
чтобы эти расчеты заодно объясняли и полеты ведьм
верхом на метле.
Маленький монах. А не думаете ли вы, что
истина — если это истина — выйдет наружу и без
нас?
Г ал ил ей. Нет, нет и нет! Наружу выходит ровно
столько истины, сколько мы выводим. Победа разума
может быть только победой разумных. Вот вы уже опи¬
сываете крестьян- из Кампаньи так, словно они мох на
своих лачугах! Кто станет предполагать, что сумма уг¬
лов треугольника может противоречить потребностям
этих крестьян? Но если они не придут в движение и не
научатся думать, то им не помогут и самые лучшие оро¬
сительные устройства. К чертям! Я насмотрелся на бо¬
жественное терпение ваших родных, но где ж их боже¬
ственный гнев?
Маленький монах. Они устали!
S7J

Галилей (бросает ему связку рукописей). Ты фи¬
зик, сын мой? Здесь рассмотрены причины приливов и
отливов, движущих океан. Но ты не должен читать это¬
го. Слышишь? Ах, ты уже читаешь. Значит, ты физик?
Маленький монах погружается в бумаги.
Яблоко с древа познания! Он уже вгрызается в него.
Он проклят навеки и все же должен сглодать его, зло¬
счастный обжора! Иногда я думаю, что согласился бы,
чтобы меня заперли в подземной тюрьме, на десять са¬
жен под землей, куда не проникал бы и луч света, если
бы только взамен я мог узнать, что же такое свет.
И самое страшное: все, что я знаю, я должен поведать
другим. Как влюбленный, как пьяный, как предатель.
Это, конечно, порок, и он грозит бедой. Как долго еще
я смогу кричать обо всем, что знаю, только в печную
трубу, — вот в чем вопрос.
Маленький монах (указывает на страницу). Не
могу понять этого места.
Галилей. Я объясню тебе, я объясню тебе.
IX
После восьмилетнего молчания Галилей узнает, что новым папой
стал ученый; ободренный этим известием, Галилей начинает новые
исследования в запретной области. Солнечные пятна
Хранил он истину за семью замками,
Держал язык за стиснутыми зубами;
Молчал он восемь постылых лет,
Но, разгневавшись, выпустил истину в свет.
Дом Г алилея во Флоренции. Ученики Г алилея — Федерцони, ма¬
ленький монах и Андреа Сарти, который стал уже
юношей,—собрались на экспериментальные занятия. Г алилей
стоя читает книгу. Внизу Вирджиния и госпожа Сарти
шьют белье для приданого.
Вирджиния. Шитье приданого — это веселое ши¬
тье. Вот это скатерть для стола больших приемов. Лю-
довико любит гостей. Но шить нужно очень хорошо. Его
мать видит каждый стежок. Она не согласна с книгами
отца. Так же как отец Христофор.
372

Госпожа Сарти. Вот уже много лет, как он не
написал ни одной книги.
Вирджиния. Я думаю, он понял, что заблуждался.
В Риме одно высокое духовное лицо многое объяснило
мне по астрономии. Расстояния слишком велики.
Андреа (пашет на доске). «Четверг, после полуд¬
ня. Плавающие тела». Опять лед, лохань с водой, весы,
железная игла, Аристотель. (Приносит перечисленные
предметы.)
Остальные читают книги.
Входит Филиппо Муциус, ученый средних лет. Он чем-то
расстроен.
Муциус. Не можете ли вы сказать господину Гали¬
лею, что он должен меня принять? Он осуждает меня,
не выслушав.
Госпожа Сарти. Но ведь он не хочет вас при¬
нимать.
Муциус. Господь наградит вас, если вы его упро¬
сите. Я должен с ним поговорить.
Вирджиния (идет к лестнице). Отец!
Г а л и л е й. Что такое?
Вирджиния. Господин Муциус!
Галилей (резко повернулся., идет к лестнице, за
ним ученики). Что вам угодно?
Муциус. Господин Галилей, я прошу вас разрешить
мне объяснить вам те места в моей книге, в которых,
как может показаться, я осудил учение Коперника о
вращении Земли. У меня...
Г а л илей. Что вы собираетесь объяснять? У вас все
в полном соответствии с декретом святой конгрегации от
тысяча шестьсот шестнадцатого года. Следовательно, вы
вполне правы. И хотя вы изучали здесь математику, но
это не позволяет нам требовать от вас, чтоб вы утверж¬
дали, будто дважды два равно четырем. Вы имеете пол¬
ное право утверждать, что этот камень (вынимает из
кармана камешек и бросает его с лестницы на пол)
только что взлетел вверх, на крышу.
Муциус. Господин Галилей, я...
Галилей. Не вздумайте говорить о трудностях!
Я не позволил даже чуме помешать моим наблюдениям.
Муциус. Господин Галилей, чума еще не самое
худшее.
373

Галилей. Я говорю вам: тот, кто не знает истины,
только глуп. Но кто ее знает и называет ложью, тот
преступник. Уходите из моего дома.
Муциус (беззвучно). Вы правы. (Уходит.)
Галилей возвращается в кабинет.
Федерцони. К сожалению, это так. Он мелкий че¬
ловек и вообще ничего бы не значил, если бы не был
вашим учеником. Но теперь они там, конечно, говорят:
вот он слыхал все то, чему учит Галилей, и сам при¬
знает, что все это ложь.
Госпожа Сарти. Мне жаль этого господина.
Вирджиния. Отец его так любил.
Госпожа Сарти. Я хочу поговорить с тобой о
свадьбе, Вирджиния. Ты еще так молода, и матери у
тебя нет, а твой отец кладет в воду кусочки льда. Во
всяком случае, не советую тебе спрашивать его ни о чем,
относящемся к свадьбе. Он стал бы целую неделю гово¬
рить самые ужасные вещи, к тому же за столом, в при¬
сутствии молодых людей. Ведь у него нет и никогда не
было стыда ни на грош. Но и я не думаю о таких ве¬
щах, а просто о том, как получится в будущем. Знать я
ничего не могу, я необразованная женщина. Но в такое
серьезное дело нельзя пускаться вслепую. Я думаю, ты
должна пойти к настоящему астроному в университет,
чтобы он составил тебе гороскоп, и тогда ты будешь
знать что к чему. Почему ты смеешься?
Вирджиния. Да потому, что я уже была там.
Госпожа Сарти (с жадным любопытством). И что
он сказал?
Вирджиния. В течение трех месяцев я должна
остерегаться, так как Солнце находится под знаком Ко¬
зерога, но потом расположение звезд будет благоприят¬
ным для меня, и тогда тучи разойдутся. Если я не буду
упускать из виду Юпитер, я могу предпринимать лю¬
бое путешествие, так как я сама Козерог.
Госпожа Сарти. А Людовико?
Вирджиния. А он — Лев. (Немного помолчав.)
Говорят, это значит, что он чувственный.
Пауза.
Знакомые шаги. Это ректор, господин Гаффоне.
Входит Г аффоне — ректор университета.
374

Г а ф ф о н е. Я только принес книгу, которая, может
быть, заинтересует вашего батюшку, пожалуйста, ради
бога, не тревожьте господина Галилея. Право же, мне
всегда кажется, что каждая минута, которую крадут у
этого великого человека, украдена у Италии. Я осто¬
рожненько вложу книгу в ваши ручки и ухожу. На цы¬
почках. (Уходит.)
Вирджиния передает книгу Федерцони.
Галилей. О чем это?
Федерцони. Не знаю. (Читает по складам.) «De
maculis in sole...».
Андреа. О солнечных пятнах. Еще одна!
Федерцони с досадой передает ему книгу.
Слушайте, какое посвящение! «Величайшему из ныне
живущих авторитетов физики Галилео Галилею».
Галилей опять углубился в книгу.
Я прочел трактат о солнечных пятнах голландца Фаб¬
рициуса. Он предполагает, что это скопления звезд, ко¬
торые движутся между Землей и Солнцем.
Маленький монах. Разве это не сомнительно,
господин Галилей?
Галилей молчит.
А ид ре а. В Париже и в Праге полагают, что это ис¬
парения Солнца.
Федерцони. Гм.
Андреа. Федерцони сомневается в этом.
Федерцони. Уж будьте любезны, оставьте меня в
покое. Я сказал «гм», только и всего. Я шлифовальщик
линз, я шлифую линзы, а вы смотрите через них на не¬
бо, и то, что вы там видите, это вовсе не пятна, а «ма-
кулис». Как я могу сомневаться в чем-либо? Сколько
раз вам повторять, что я не могу читать книги: они на
латыни. (Сердито размахивает весами.)
Одна из чашек надает на иол. Галилей подходит и молча под¬
нимает ее.
375

Маленький монах. А в сомнении заключено
счастье, хоть я и не знаю, почему это так.
Андреа. За последние две недели я каждый солнеч¬
ный день забирался на чердак, под крышу. Через узкие
трещины в дранке падает очень тонкий луч. И тогда
можно поймать на лист бумаги перевернутое изображе¬
ние Солнца. Я видел одно пятно величиной с муху, рас¬
плывчатое, как облачко. Оно перемещалось. Почему мы
не исследуем пятен, господин Галилей?
Галилей. Потому что мы исследуем плавающие
тела.
Андреа. Даже бельевые корзины моей матери уже
полны писем. Вся Европа спрашивает о вашем мне¬
нии. Ваш авторитет так возрос, что вы не можете
молчать.
Г а л ил ей. Рим позволил вырасти моему авторитету
именно потому, что я молчал.
Федерцони. Но теперь вы уже не можете позво¬
лить себе молчать.
Г а л и л е й. Но я не могу себе позволить, чтобы меня
поджаривали на костре, как окорок.
Андреа. Вы думаете, что пятна как-то связаны с
этим делом?
Галилей не отвечает.
Ну что ж, остаемся при наших ледышках. Это вам не
повредит.
Галилей. Правильно. Итак — наш тезис, Андреа!
Андреа. Что касается плавания тел, то мы пола¬
гаем, что при этом форма тела не имеет значения, а
важно лишь то, тяжелее ли это тело, чем вода, или
легче.
Г а л и л е й. Что говорит Аристотель?
Маленький монах. «Discus latus platique...»
Г а л и л е й. Переводи, переводи.
Маленький монах. «Широкая и плоская пласти¬
на льда может плавать на воде, тогда как железная игла
тонет».
Галилей. Почему, согласно Аристотелю, не тонет
лед?
Маленький монах. Потому что он широк и пло¬
сок и, следовательно, не может разделить воду.
376

Г алилей. Хорошо. (Берет кусок льда и кладет его
в лохань.) А теперь я нажимаю на лед, силой опускаю
его на дно сосуда. Вот я убираю руки, нажима больше
нет. Что происходит?
Маленький монах. Он снова всплывает.
Галилей. Правильно. Видимо, подымаясь, он все
же может разделять воду. Не так ли, Фульганцио?
Маленький монах. Но почему же он вообще
плавает? Ведь лед тяжелее воды, поскольку он сгущен¬
ная вода.
Галилей. А что, если он разжиженная вода?
Андреа. Он должен быть легче воды, иначе бы он
не плавал.
Г алилей. Вот-вот.
Андреа. Так же как не может плавать железная
игла. Все, что легче воды, — плавает, все, что тяжелее,—
тонет. Что и требовалось доказать.
Г алилей. Андреа, ты должен научиться осторож¬
но мыслить. Дай-ка мне железную иглу и лист бумаги.
Ведь железо тяжелее воды, не так ли?
Андреа. Да.
Галилей кладет иглу на лист бумаги и опускает ее на воду.
Пауза.
Г алилей. Что происходит?
Федерцони. Игла плавает! Святой Аристотель,
ведь его же никогда не проверяли!
Все смеются.
Галилей. Главная причина нищеты наук — почти
всегда — их мнимое богатство. Наша задача теперь не в
том, чтобы открывать двери бесконечному знанию, а в
том, чтобы положить предел бесконечным заблуждениям.
Записывайте!
Вирджиния. Что у них там?
Госпожа Сарти. Каждый раз, когда они смеются,
я пугаюсь. Думаю — над чем это они смеются?
Вирджиния. Отец говорит: у богословов коло¬
кольный звон, а у физиков — смех.
Госпожа Сарти. Но я рада, что он по крайней
мере теперь не так часто смотрит в свою трубу. Это
было еще хуже.
377

Вирджиния. Теперь он все время лишь кладет
куски льда на воду; от этого, пожалуй, не может быть
большого вреда.
Госпожа С а р т и. Не знаю.
Входит. Людовико М а р с и л и в дорожной одежде, сопровож¬
даемый слугой, несущим поклажу. Вирджиния бежит к нему,
обнимает.
Вирджиния. Почему ты не писал, что приедешь?
Людовик о. Я был здесь поблизости, осматривал
наши виноградники у Бучоле и вот не мог удержаться.
Г а л и л ей (близоруко щурясь). Кто это там?
Вирджиния. Людовико!
Маленький монах. Разве вы его не видите?
Галилей. Ах да, Людовико. (Идет к нему навстре¬
чу.) Ну как лошади?
Людовико. Отлично, сударь.
Г ал илей. Сарти, празднуем встречу! Тащи кувшин
сицилийского вина, того, старого!
Госпожа Сарти и Андреа уходят.
Людовико (Вирджинии). Ты что-то побледнела.
Сельская жизнь пойдет тебе на пользу. Моя мать ждет
тебя к сентябрю.
Вирджиния. Погоди, я покажу тебе подвенечное
платье! (Убегает.)
Г а л и л е й. Садись
Людовико. Я слыхал, сударь, что ваши лекции в
университете слушают теперь больше тысячи студентов.
Над чем вы работаете в настоящее время?
Галилей. Обычная повседневная суета. Ты ехал
через Рим?
Людовико. Да. Позвольте, пока не забыл, — мать
просила выразить вам свое восхищение по поводу ва¬
шей достохвальной сдержанности перед лицом этих ор¬
гий с солнечными пятнами, которые затеяли голландцы.
Галилей (сухо). Благодарю.
Госпожа Сарти и Андреа приносят вино и стаканы. Все
собираются вокруг стола.
Людовико. В Риме это стало уже притчей во язы-
цех. Кристофер Клавиус высказал опасение, что из-за
этих солнечных пятен сейчас может опять начаться ба¬
лаган с вращением Земли вокруг Солнца.
378

Андреа. Нечего беспокоиться.
Г а л и л е й. Какие еще новости в святом городе, если
не считать надежд на мои новые прегрешения?
Людовико. Вы, конечно, знаете, что святейший
отец умирает?
Маленький монах. 01
Г а л и л е й. Известно, кто будет преемником?
Людовико. Большинство называет Барберини.
Г а л и л е й. Барберини.
Андреа. Господин Галилей знаком с Барберини.
Маленький монах. Кардинал Барберини мате¬
матик.
Федерцони. Ученый на папском престоле!
Пауза.
Галилей. Итак, теперь им нужны такие люди, как
Барберини, люди, которые смыслят в математике. Мир
приходит в движение. Федерцони, мы еще доживем до
времени, когда не придется оглядываться, как преступ¬
нику, говоря, что дважды два — четыре. (К Людовико.)
Мне это вино по вкусу, что ты скажешь о нем?
Людовико. Хорошее вино.
Галилей. Я знаю этот виноградник. Он на крутом
каменистом откосе, и ягоды почти синие. Люблю это
вино.
Людовико. Да, сударь.
Галилей. В нем есть легкие оттенки. И оно почти
сладкое, но именно только «почти». Андреа, убери все
это — лед, лохань и иглу. Я ценю утехи плоти. Я не тер¬
плю трусливых душонок, которые называют их слабо¬
стями. Я говорю: наслаждаться тоже нужно уметь.
Маленький монах. Что вы хотите делать?
Федерцони. Мы снова начнем балаган с враще¬
нием Земли вокруг Солнца.
Андреа (напевает).
Писание гласит: она недвижима; послушно
Профессора твердят: она стоять должна.
Святой отец схватил ее за уши,
Чтоб удержать. Но все же движется она.
Андреа, Федерцони и маленький монах опешат к рабочему столу
и убирают с лето лишнее,
379

Андреа. Мы можем обнаружить, что Солнце тоже
вращается. Как это понравится тебе, Марсили?
Людовико. Почему такое волнение?
Госпожа Сарти. Ведь вы же не начнете опять во¬
зиться с этой чертовщиной, 'господин Галилей?
Г ал ил ей. Теперь я понимаю, почему твоя мать по¬
слала тебя ко мне. Барберини — папа! Наука станет
страстью и исследования — наслаждением. Клавиус
прав, эти солнечные пятна меня очень занимают. Нра¬
вится тебе мое вино, Людовико?
Людовико. Я уже сказал вам, сударь.
Г а л и л е й. Действительно нравится?
Людовико (сухо, напряженно). Да, нравится.
Г а л и л е й. И ты пойдешь настолько далеко, что при¬
мешь мое вино и мою дочь, не требуя, чтобы я отказы¬
вался от своего призвания? Что общего между моей
астрономией и моей дочерью? Фазы Венеры не меняют
форм ее ягодиц.
Госпожа Сарти. Не говорите таких гадостей.
Я сейчас позову Вирджинию.
Людовико (удерживает ее). Бракосочетания в
таких семьях, как моя, заключаются не только на осно¬
ве плотского влечения.
Г ал ил ей. Значит, тебе в течение восьми лет не по¬
зволяли жениться на моей дочери, пока я не пройду
испытательный срок?
Людовико. Моя супруга должна и в нашей сель¬
ской церкви появляться как вполне достойная особа.
Галилей. Ты полагаешь, что твои крестьяне будут
решать, платить ли им за аренду или нет, в зависимости
от святости их помещицы?
Людовико. В известной мере.
Галилей. Андреа, Федерцони, тащите латунное
зеркало и экран! Мы на нем получим отражение Солн¬
ца, чтобы пощадить наши глаза. Это твой метод,
Андреа.
Андреа и маленький монах принесли зеркало и экран.
Людовико. В свое время в Риме вы дали подпис¬
ку, сударь, что не будете вмешиваться в споры о враще-
нии Земли вокруг Солнца.
380

Галилей. Ах вот что! Но тогда у нас был папа-
реакционер!
Госпожа Сарти. Был! Ведь его святейшество
еще даже не умер!
Галилей. Почти, почти умер. Нанесите на экран
сетку меридианов и параллелей. Будем действовать си¬
стематически. И тогда уж мы сможем отвечать на их
письма. Не так ли, Андреа?
Госпожа Сарти. «Почти»! По пятьдесят раз он
взвешивает свои кусочки льда, но слепо верит во все,
что ему нравится!
Ученики устанавливают экран.
Людовик о. Если его святейшество умрет, госпо¬
дин Галилей, то следующий папа — кто бы он ни был и
как бы велика ни была его любовь к наукам — должен
будет считаться и с тем, как велика любовь к нему со
стороны знатнейших семейств Италии.
Маленький монах. Бог создал физический мир,
Людовико; бог создал человеческий мозг; бог разрешит
физику.
Госпожа Сарти. Галилео, а теперь послушай
меня. Я видела, как мой сын погряз в грехах со всеми
этими «экспериментами», «теориями», «наблюдениями»,
и я ничего не могла поделать. Ты восстал против вла¬
стей, и они уже однажды тебя предостерегли. Самые
высокие кардиналы увещевали тебя, заговаривали, как
больного коня. На какое-то время это помогло, но вот
два месяца назад, сразу после благовещенья, я тебя
поймала на том, как ты украдкой опять начал свои
«наблюдения». На чердаке. Я ничего не сказала, но я
все поняла. Я побежала в церковь, поставила свечку
святому Иосифу. Но это уже выше моих сил. Когда мы
бываем с тобой вдвоем, ты рассуждаешь довольно
здраво, говоришь, что не должен так себя вести, пото¬
му что это опасно. Но стоит тебе дня два повозиться с
твоими «экспериментами», и все опять как было. Если
уж я лишаю себя вечного блаженства, потому что не
расстаюсь с тобой, еретиком,— это мое дело, но ты не
имеешь права растаптывать своими ножищами счастье
твоей дочери!
381

Галилей (ворчливо). Принесите телескоп!
Людовико. Джузеппе, отнеси вещи обратно в ка-
рету.
Слуга уходит.
Госпожа Сарти. Она этого не вынесет. Можете
сами сказать ей! (Убегает, не выпуская \из рук кув¬
шина.)
Людовико. Как я вижу, вы уже все приготовили.
Господин Галилей... Мы с матерью большую часть года
живем в имении в Кампанье и можем засвидетельство¬
вать вам, что наших крестьян никак не беспокоят ваши
трактаты о спутниках Юпитера. У них слишком тяже¬
лая работа в поле. Однако их могло бы встревожить,
если бы они узнали, что остаются безнаказанными лег¬
комысленные посягательства на священные устои цер¬
кви. Не забывайте, что эти жалкие существа в своем
полуживотном состоянии все путают. Они ведь почти
животные, вы вряд ли даже можете себе это предста¬
вить. Услышав, будто где-то на яблоне выросла груша,
они удирают с работы, чтобы почесать языки.
Галилей (заинтересован). Вот как?
Людовико. Они — животные. Когда они приходят
в имение жаловаться на какой-либо вздор, мать вынуж¬
дена приказывать, чтобы на их глазах отхлестали би¬
чом одну из собак, чтобы напомнить им о послушании,
порядке и вежливости. Господин Галилей, выглядывая
из дорожной кареты, вы, может быть, иногда замечали
поля цветущей кукурузы. Вы, ни о чем не думая, едите
наши оливки и наш сыр и даже не представляете себе,
сколько труда нужно, чтобы их получить, какой бдитель¬
ный надзор требуется.
Галилей. Молодой человек, когда я ем оливки, я
вовсе не перестаю при этом думать. (Грубо.) Ты меня
задерживаешь. (Кричит ученикам.) Ну что, установили
экран?
Андреа. Да, вы идете?
Г а л ил ей. Ведь вы хлещете не только собак, доби¬
ваясь послушания? Не так ли, Марсили?
Людовико. Господин Галилей, у вас великолепный
мозг. Жаль его!
Маленький монах (изумленно). Он угрожает
вам!

Галилей. Да. Ведь я мог бы смутить его крестьян,
возбудить новые мысли у них, у его слуг, у его упра¬
вителей«
Федерцони. Но как? Ведь никто из них не знает
латыни.
Галилей. Я ведь мог бы писать на языке народа,
понятном для многих, а не по-латыни для немногих.
Для новых мыслей нужны люди, работающие руками.
Кто еще захочет понять причины вещей? Те, кто видит
хлеб только на столе, не желают знать о том, как его
выпекают. Эта сволочь предпочитает благодарить бога,
а не пекаря. Но те, кто делает хлеб, поймут, что ничто
в мире не движется, если его не двигать. Твоя сестра,
Фульганцио, которая работает у пресса, выжимающего
оливки, не станет удивляться и, вероятно, даже посмеет¬
ся, когда услышит, что Солнце — это не позлащенный
герб, а рычаг и что Земля движется потому, что ее дви¬
гает Солнце.
Людовико. Вы навсегда останетесь рабом своих
страстей. Извинитесь за меня перед Вирджинией — я по¬
лагаю, будет лучше, если я ее не увижу.
Галилей. Приданое в вашем распоряжении в лю¬
бое время.
Людовико. Всего хорошего. (Уходит.)
Андреа. Кланяйтесь от нас всем Марсили!
Федерцони. Которые приказывают Земле стоять
неподвижно, чтобы их замки не свалились!
Андреа. И всем Ченчи и Виллаии!
Федерцони. И Червилли!
Андреа. И Лекки!
Федерцони. И Пирлеони!
Андреа. Всем, кто целует папе ноги, только если он
ими топчет народ!
Маленький монах (у приборов). Новым папой
будет просвещенный человек.
Г ал ил ей. Итак, мы приступаем к наблюдениям над
солнечными пятнами, которые нас интересуют, присту¬
паем на собственный риск и страх, не слишком рассчи¬
тывая на покровительство нового папы.
Андреа (прерывает). Но с полной уверенностью в
том, что рассеем звездные тени господина Фабрициуса
383

и солнечные испарения, которые придумали в Париже и
в Праге, и докажем вращение Солнца.
Г ал ил ей. Нет, лишь с некоторой уверенностью, что
докажем вращение Солнца. Я вовсе не намерен доказы¬
вать, что был прав до сих пор; я хочу проверить, был
ли я прав. Я говорю вам: «Оставь надежду всяк сюда
входящий» — сюда, где исследуют. Может быть, это
испарения, а может быть, и пятна. Но прежде чем мы
сочтем их пятнами, как нам больше всего хотелось бы,
мы лучше предположим, что это рыбьи хвосты. Да, мы
будем все снова и снова подвергать сомнению. И мы не
помчимся семимильными шагами в сапогах-скороходах,
нет, мы станем продвигаться со скоростью улитки. И то,
что мы обнаружим сегодня, мы завтра зачеркнем и
только тогда запишем снова, когда обнаружим то же
самое еще раз. И особенно недоверчивы мы будем, об¬
наруживая именно то, чего нам бы хотелось. Итак, мы
приступим к наблюдениям над Солнцем с беспощадной
решимостью доказать неподвижность Земли! И только
если это нам не удастся и мы окажемся полностью и
безнадежно разбитыми, то, зализывая раны, в самом
печальном состоянии начнем мы спрашивать: а не были
ли мы все-таки правы, а не вращается ли все-таки
Земля? (Подмигивая.) И если у нас будут распол¬
заться под руками все иные гипотезы, кроме этой,
тогда уж никакой пощады тем, кто не исследует, но
все же спорит. Снимайте покрывало с трубы и на¬
правьте ее на Солнце! (Устанавливает латунное зер¬
кало.)
Маленький монах. Я догадался, что вы уже на¬
чали работать. Я понял это, когда вы не узнали госпо¬
дина Марсили.
Молча начинают работать. Когда на экране появляется пылающее
отражение солнца, вбегает Вирджиния в подвенечном платье.
Вирджиния. Отец, ты прогнал его? (Падает без
чувств.)
Андреа и маленький монах бегут к ней.
Галилей. Я должен, должен узнать!
384

X
В течение последующего десятилетия учение Галилея широко рас¬
пространилось в народе. Памфлетисты и уличные пев1{ы подхваты¬
вают новые идеи
В карнавальную ночь 1632 года во многих городах в оформлении
карнавальных шествий многих гильдий использовались астроно¬
мические темы
Полуголодная чета бродячих певцов с ш яти летней
девочкой и грудным ребенком выходит на рыночную
площадь, где тол,п а ожидает карнавальное шествие. Часть людей
в масках. Певцы несут с собой узлы, барабан и другие приспособ¬
ления.
Уличный певец (бьет в барабан). Почтенные жи¬
тели, дамы и господа! Перед тем как начнется карна¬
вальное шествие гильдий, мы исполним новейшую фло¬
рентийскую песню, которую мы добыли ценой значи¬
тельных затрат. Эта песня озаглавлена:	«Ужасающие
учения и мнения господина придворного физика Гали¬
лео Галилея, или Предвосхищение грядущего». (Поет.)
«Да будет свет!» — провозгласил всевышний1
И приказал, чтоб солнце с этих пор
Вокруг земли, без проволочки лишней,
Вращалось впредь — и кончен разговор!
Хотел господь, чтоб каждый индивид
Вертелся вкруг того, кто выше чуточку стоит!
И холуи вращаться стали вкруг людей, имевших
вес,
И на земле, сырой и грешной, и в синих заводях
небес!
Вокруг папы зациркулировало кардинальство,
А вокруг кардинальства — епископат,
А вокруг епископата — светское начальство,
А вокруг светского начальства — секретарский
штат,
Городские гласные вокруг секретарского штата,
Вокруг гласных — мещане, ремесленный люд.
А вокруг ремесленников — слуги, куры, и цыплята,
И оборванцы, и псы, которых нищие бьют!
1 Перевод Л. Голембш.
13 Брехт, т. II
385

Вот это, добрые люди, и есть великий порядок мира,
ordo ordinum, как говорят господа ученые богословы,
régula aeternis, закон законов, правило правил. Но что же
произошло с ним, представьте себе, добрые люди! (Поет.)
Вскочил ученый Галилей,
Отбросил святое писание,
Схватил трубу, закусил губу,
Осмотрел сразу все мироздание.
И солнцу сказал: шагу сделать не смей!
Пусть вся вселенная, дрожа,
Найдет иные круги;
Отныне станет госпожа
Летать вокруг прислуги!
Нет, братцы, с Библией я вовсе не шучу!
И так уже от рук прислуга вся отбилась!
Руку на сердце положу и так скажу: я сам теперь
хочу
Начальством быть себе! Не так ли, ваша
милость?
Почтенные жители, ведь такие учения совершенно
недопустимы! (Поет).
Холоп хозяину дерзит,
Собаки разжирели,
А певчий встретить норовит
Заутреню в постели!
Уж это вон из рук! Нет-нет, я не шучу!
И так уже петля душить нас утомилась!'
Руку на сердце положу и так скажу: я сам теперь
хочу
Начальством быть себе! Не так ли, ваша
милость?
Добрые люди, заглянем в грядущее, каким его пред¬
сказывает ученый Галилео Галилей. (Поет.)
Две дамы заохают в рыбном ряду:
— Так можно сойти с ума!
Рыбачка, забыв про простую еду,
Умяла всю рыбу сама!
386

А каменщик после работы дневной
Подрядчику объявил:
— Я тоже решил поселиться в одной
Из этих прелестных вилл!
Все изменилось вокруг! Нет-нет, я не шучу!
И так уже петля душить нас утомилась!
Руку на сердце положу и так скажу: я сам теперь
хочу
Начальством быть себе! Не так ли, ваша
милость?
Нога мужичья угостила
Барона в зад пинком;
Детей крестьянка напоила
Поповским молоком!
Нет, братцы, с Библией я вовсе не шучу!
И так уже петля душить нас утомилась!
Руку на сердце положу и так скажу: я сам теперь
хочу
Начальством быть себе! Не так ли, ваша
милость?!
Жена уличного певца.
А я на днях у муженька
Спросила, не таясь:
Нельзя ли мне вступить пока
С другим светилом в связь?
Уличный певец.
Нет! Нет! Нет-нет! Нет-нет! Пусть замолчит
мудрец!
Взбесившемуся псу намордник крепкий нужен!
Но шутки в сторону, признайтесь наконец,
Что с господами мы порой не слишком дружим!
Вместе.
Свой век влача в юдоли бедствий и скорбей,
Воспряньте! Мужество еще не испарилось!
Пусть добрый доктор Галилей
13*
387

Обучит счастью вас по азбуке своей:
Мы свой свинцовый крест влачили много дней.
Мы сбросим этот крест! Не так ли, ваша
милость?
Уличный певец. Люди, глядите на необыкновен¬
ное открытие Галилео Галилея! Земля кружится вокруг
Солнца! (Неистово бьет в барабан.)
Жена уличного певца и девочка выступают вперед. Женщина дер¬
жит грубое изображение Солнца, а девочка, подымая над головой
тыкву, изображающую Землю, кружится вокруг женщины. Певец
возбужденно указывает на девочку, так, словно она производит
смертельно опасные упражнения каждый раз, когда она передви¬
гается рывками шаг за шагом з такт ударам барабана. Затем слы¬
шен барабанный бой из глубины сцены.
Низкий голос (кричит). Шествие идет!
Входят два оборванца, они тянут повозку — на ней установ¬
лен карикатурный трон, на котором сидит в картонной короне за¬
кутанный в дерюгу «Великий герцог Флоренции» и смотрит в те¬
лескоп. Над троном на щите надпись: «Высматривает неприятно¬
сти». За ним идут четверо мужчин в масках, несущих боль¬
шой растянутый холст. Они останавливаются и подбрасывают на
холсте куклу, изображающую кардинала. В стороне карлик с
транспарантом, на котором написано: «Новое время». Из толпы
выбирается нищий на костылях, подтягивается на них, пляшет,
стуча по земле, и с грохотом падает. Входит на ходулях чучело,
изображающее Галилея, раскланивается перед публикой, а перед
ним ребенок держит огромную Библию, страницы которой пере¬
черкнуты крест-накрест.
Уличный певец. Г алилео Г алилей — разруши¬
тель Библии!
Оглушительный хохот толпы.
XI
1633 год. Инквизиция вызывает всемирно известного исследователя
в Рим
Глубина горяча; высота холодна.
В предместьях шум; во дворце тишина.
Прихожая и лестница во дворце Медичи во Флоренции. Г а л и л е и
и его дочь ожидают приема у великого герцога.
Вирджиния. Как долго это тянется.
Г алилей. Да.
388

Вирджиния. Вот опять этот человек, который шел
сюда за нами. (Указывает на субъекта, который прохо¬
дит мимо них, не обращая на них внимания.)
Галилей (он плохо видит). Я не знаю его.
Вирджиния. Но я его часто вижу в последние дни.
Он пугает меня.
Галилей. Чепуха! Мы во Флоренции, а не среди
корсиканских разбойников.
Вирджиния. Идет ректор Гаффоне.
Г ал ил ей. Вот его я боюсь. Этот дурак сейчас опять
затеет со мной разговор на несколько часов.
Вниз то лестнице спускается господин Г а ф ф о >н е. Увидев Гали¬
лея, он явно пугается и, отвернувшись, проходит мимо, едва кивнув
головой.
Что это с ним? Сегодня я опять плохо вижу. Он вооб-
ще-то поздоровался?
Вирджиния. Едва кивнул. Что там написано в
твоей книге? Может быть, ее сочли еретической?
Галилей. Ты слишком много слоняешься по цер¬
квам. Эти ранние вставания и беганье к утренней мессе
совсем испортят цвет лица. Ты что, за меня молишься?
Вирджиния. Вот господин Ванни — владелец ли¬
тейной, для которого ты делал чертежи плавильной пе¬
чи, не забудь поблагодарить его за перепелок.
Вниз по лестнице спускается Ванни.
Ванни. Пришлись вам по вкусу перепела, которых
я вам послал, господин Галилей?
Галилей. Перепелки были великолепные, еще раз
весьма благодарю.
Ванни. А там, наверху, говорили о вас. Считают,
что вы ответственны за те памфлеты против Библии,
которые недавно продавались повсюду.
Галилей. О памфлетах ничего не знаю. Библия и
Гомер — мое любимое чтение.
Ванн и. Но если бы даже и так, хочу воспользовать¬
ся случаем и заверить вас, что мы, люди промышленные,
на вашей стороне. Я не из тех, кто много смыслит в дви¬
жениях звезд, но для меня вы человек, который борется
за свободу обучения новому. Например, тот механиче¬
ский культиватор, изобретенный в Германии, который
389

вы мне описали. Только за один последний год в Лондо¬
не выпустили пять книг по сельскому хозяйству, а мы
здесь были бы благодарны хотя бы за одну книжку о
голландских каналах. Те же самые господа, что чинят
затруднения вам, не разрешают врачам в Болонье
вскрывать трупы для исследований.
Галилей. Ваш голос будет услышан, Ванни.
Ванн и. Надеюсь. Знаете ли вы, что и в Амстердаме
и в Лондоне есть уже особые рынки, на которых про¬
дают деньги. Там существуют ремесленные школы. Там
постоянно издают печатные новости, так называемые
газеты. А здесь у нас нет даже свободы наживать день¬
ги. Здесь возражают против устройства литейных, по¬
тому что считают, будто скопление слишком большого
числа рабочих в одном месте содействует безнравствен¬
ности. Я целиком и полностью на стороне таких людей,
как вы, господин Галилей. Если против вас попытаются
что-нибудь затеять, то вспомните, пожалуйста, что у вас
есть друзья среди всех деловых людей. За вас все города
Северной Италии, господин Галилей.
Галилей. Насколько мне известно, никто не соби¬
рается предпринимать что-либо против меня.
Ванни. Нет?
Галилей. Нет.
Ванни. А по-моему, в Венеции вы были бы в боль¬
шей безопасности. Там меньше черных сутан. И оттуда
вы могли бы вести борьбу. У меня здесь дорожная ка¬
рета и лошади, господин Галилей.
Галилей. Я не могу стать беглецом. Я слишком
ценю удобную жизнь.
Ванни. Разумеется. Но судя по тому, что я слышал
наверху, вам нужно спешить. У меня создалось
впечатление, что именно сейчас было бы лучше, если бы
вы оказались вне Флоренции.
Галилей. Чепуха! Великий герцог — мой ученик, и
к тому же сам папа решительно отвергнет любую по¬
пытку сплести для меня петлю, какой бы там повод ни
придумали.
Ванни. Кажется, вы не слишком хорошо отличаете
друзей от врагов, господин Галилей.
Галилей. Я хорошо отличаю силу от бессилия.
(Резко поворачивается и отходит.)
390

Ванни. Пусть будет так. Желаю вам счастья.
(Уходит.)
Галилей (возвращается к Вирджинии). В этой
стране каждый обиженный хочет, чтоб я был его хода¬
таем, и как раз там, где это мне вовсе не на пользу.
Я написал книгу о механике вселенной. Вот и все.
А что из этого делают или не делают другие, меня не
касается.
Вирджиния (громко). Если бы только люди зна¬
ли, как ты осуждаешь все то, что происходило в послед¬
нюю карнавальную-ночь.
Галилей. Да, протянув медведю мед, потеряешь и
руку, если он голоден.
Вирджиния (тихо). Великий герцог сам пригла¬
сил тебя на сегодня?
Галилей. Нет, но я просил известить его, что при¬
ду. Он хотел получить книгу. Он заплатил за нее.
Найди кого-нибудь из чиновников и пожалуйся, что нас
заставляют ждать.
Вирджиния (сопровождаемая субъектом, подхо¬
дит к одному из чиновников дворца). Господин Минчо,
его высочество извещен, что мой отец просит его о
приеме?
Чиновник. Откуда мне знать?
Вирджиния. Это не ответ.
Чиновник. Вот как?
Вирджиния. Вы обязаны быть вежливым.
Чиновник отворачивается от нее и зевает, покосившись на
субъекта.
(Возвращаясь.) Он говорит, что великий герцог еще
занят.
Галилей. Я слышал, ты сказала что-то о вежли¬
вости. В чем дело?
Вирджиния. Я только поблагодарила его за лю¬
безное сообщение. Не мог бы ты просто оставить здесь
книгу? Ведь ты зря теряешь время.
Галилей. Я начинаю спрашивать себя, какую цену
имеет это время. Может быть, я все же последую при¬
глашению Сагредо и поеду недели на две в Падую. Со
здоровьем у меня неважно.
Я91

Вирджиния. Ты ведь не сможешь жить без твоих
книг.
Г а л и л е й. Немного сицилийского вина можно будет
в одном-двух ящиках погрузить в карету.
Вирджиния. Ты же всегда говорил, что оно не
выносит перевозок. А двор еще должен тебе жалованье
за три месяца. Тебе не пошлют этих денег вслед.
Г ал ил ей. Да, это правда.
Кардинал -инквизитор спускается по лестнице.
Вирджиния. Кардинал-инквизитор.
Кардинал, проходя, низко кланяется Галилею.
Зачем это кардинал-инквизитор приехал во Флоренцию,
отец?
Галилей. Не знаю. Он вежливо поздоровался. Да,
я правильно поступил, что уехал тогда во Флоренцию и
восемь лет молчал. Они меня так расхвалили, что те¬
перь уж должны принимать меня таким как есть.
Чиновник (громко). Его высочество великий
герцог!
К озимо Медичи спускается по лестнице. Галилей идет ему на¬
встречу. Козимо останавливается, он несколько смущен.
Галилей. Ваше высочество, позвольте мне вручить
вам написанные мною диалоги об обеих величайших
системах мироздания...
Козимо. Ах да. Как ваши глаза?
Галилей. Неважно, ваше высочество. Если ваше
высочество соблаговолит, то моя книга...
Козимо. Состояние ваших глаз меня очень беспо¬
коит, очень беспокоит. Оно свидетельствует о том, что
вы, пожалуй, слишком ревностно пользуетесь своей за¬
мечательной трубой, не правда ли? (Проходит, не беря
книги.)
Г а л и л е й. Он не взял книги, да?
Вирджиния (очень взволнованно). Отец, я боюсь.
Галилей (тихо и решительно). Не подавай виду.
Отсюда мы пойдем не домой, а к стеклорезу Вольпи.
Я условился с ним, чтобы во дворе соседнего трактира
постоянно стояла телега с пустыми винными бочками,
которая смогла бы увезти меня из города.
392

Вирджиния. Значит, ты знал...
Галилей. Не оглядывайся.
Идут к выходу.
Важный чиновник (спускается по лестнице).
Господин Галилей, мне поручено известить вас о том,
что флорентийский двор не в состоянии долее откло¬
нять требования святой инквизиции, которая вызывает
вас для допроса в Рим. Карета святой инквизиции ожи¬
дает вас, господин Галилей.
XII
Папа
Покой в Ватикане. Пала Урбан VIII (о прошлом кардинал
Барберини) .принимает кардинала-инквизитора. Во время
аудиенции его облачают. Снаружи слышно шарканье многих ног.
Папа (очень громко). Нет, нет и нет!
Кардинал-инквизитор. Итак, ваше святейше¬
ство, вы хотите сказать это всем собравшимся здесь —
профессорам всех факультетов, представителям всех свя¬
тых орденов и всего духовенства, которые пришли сюда,
исполненные детской веры в слово божие, изложенное
в писании? Они пришли, чтобы получить от вашего
святейшества подтверждение своей веры, — и вы хотите
им сказать, что писание больше нельзя считать истин¬
ным?
Папа. Я не позволю разбить аспидную доску. Нет!
Кардинал-инквизитор. Что речь идет об ас¬
пидной доске, а не о духе мятежа и сомнения — так го¬
ворят эти люди. Но дело обстоит иначе. Ужасное беспо¬
койство проникло в мир. И это беспокойство, царящее в
их собственных умах, они переносят на неподвижную
Землю. Они кричат, что их вынуждают числа. Но откуда
эти числа? Любому известно, что они порождены сомне¬
нием. Эти люди сомневаются во всем. Неужели же нам
строить человеческое общество на сомнении, а не на
вере: «Ты мой господин, но я сомневаюсь, хорошо ли
это. Это твой дом и твоя жена, но я сомневаюсь, не
должны ли они стать моими». А тут еще и общеизвест¬
ная любовь вашего святейшества к искусству. Этой люб¬
ви мы обязаны столькими прекрасными коллекциями,
393
14 Брехт, т. II

Ho öüa Ёстречает совершенно издевательское толкоба-
ние. На стенах домов здесь в Риме появляются надпи¬
си: «То, что варвары оставили Риму, грабят теперь
Барберини». А за границей? Господу угодно подверг¬
нуть святой престол тяжелым испытаниям. Испанская
политика вашего святейшества непонятна для людей
недостаточно проницательных, они сожалеют о ваших
раздорах с императором. Вот уже полтора десятка лет,
как вся Германия превращена в бойню, люди убивают
друг друга с цитатами из Библии на устах. И вот те¬
перь, когда вследствие чумы, войн и Реформации число
истинных христиан сократилось до нескольких малень¬
ких кучек, в Европе распространяются слухи, что вы
заключаете тайный союз с лютеранами-шведами, чтобы
ослабить императора-католика. В то же самое время
эти математики, эти жалкие черви, направляют свои
трубы на небо и сообщают миру, что, оказывается, и
здесь, в последнем пространстве, которого у вас еще ни¬
кто не оспаривал, вы тоже не слишком сильны. Спра¬
шивается, откуда этот внезапный интерес к такой отвле¬
ченной науке, как астрономия? Не все ли равно, как
именно вращаются эти шары? Но тем не менее вся
Италия вплоть до последнего конюха заражена дурным
примером этого флорентийца и болтает о фазах Венеры.
Пока еще никто из них не задумывается о других ве¬
щах. Ведь многое в жизни для них в тягость. Много
такого, что освящено церковью. Но что же произошло
бы, если бы все они, необузданные, грешные, стали ве¬
рить только своему разуму? А ведь этот безумец объ¬
являет единственным верховным судьей именно разум.
Усомнившись однажды в том, что Солнце останови¬
лось по велению Иисуса Навина, они обратили бы
свои грязные сомнения и на церковные сборы. С тех
пор как они стали ездить по морям — впрочем, я ничего
не имею против этого, — они уже полагаются не на гос¬
пода бога, а на медную коробку, которую называют ком¬
пасом. Этот Галилей, еще будучи юношей, писал о ма¬
шинах. С помощью машин они хотят творить чудеса.
Какие чудеса? Бог, во всяком случае, им уже не нужен,
но какие же это должны быть чудеса? Например, не бу¬
дет больше различия между верхом и низом. Они в этом
больше не нуждаются. Аристотель, с которым они,
394

кстати говоря, обращаются как с дохлой собакой, ска¬
зал — и это они цитируют,— что если бы ткацкий челнок
сам ткал и цитра сама играла, то мастеру не нужны
были бы подмастерья и господам не нужны были бы
слуги. И вот сейчас им кажется, что они уже достигли
этого. Этот негодный человек знает, что делает, когда
пишет свои астрономические труды не на латыни, а на
языке торговок рыбой и торговцев шерстью.
Папа. Это свидетельствует об очень плохом вкусе.
Я скажу ему.
Кардинал-инквизитор. Он подстрекает одних
и подкупает других. В портовых городах Северной Ита¬
лии мореплаватели все настойчивее требуют звездные
карты господина Галилея. Им придется уступить; это
деловые интересы.
Папа. Но ведь эти карты основаны на его ерети¬
ческих утверждениях. Речь идет именно о движении не¬
которых созвездий, о движении, которое оказывается
невозможным, если отрицать его учение. Нельзя же пре¬
дать проклятию его учение и принять его звездные
карты.
Кардинал-инквизитор. Почему же нет?
Иначе поступить мы и не можем.
Папа. Это шарканье действует мне на нервы. Про¬
стите, что я все прислушиваюсь.
Кардинал-инквизитор. Может быть, это ска¬
жет вам больше, чем могу сказать я, ваше святейшест¬
во, Неужели все они должны уйти отсюда, унося в
сердцах сомнение?
П а п а. Но, в конце концов, ведь этот человек — вели¬
чайший физик нашего времени, светоч Италии, а не
какой-нибудь путаник. У него есть друзья: версальский
двор, венский двор. Они скажут, что святая церковь
стала выгребной ямой для гнилых предрассудков. Нет,
руки прочь от него!
Кардинал-инквизитор. Практически нам не
придется заходить слишком далеко. Он человек плоти.
Он немедленно уступит.
Папа. Да, он склонен к земным наслаждениям боль¬
ше, чем кто-либо другой из известных мне людей. Он и
мыслит сластолюбиво. Он не может отвергнуть ни ста¬
рое вино, ни новую мысль. Однако я не хочу осуждения
395
14*

научных данных. Я не хочу, чтобы звучали Враждебные
боевые кличи: «За церковь!» и «За разум!». Я разрешил
ему издать книгу, поставив одно условие, чтобы в кон¬
це было указано, что последнее слово принадлежит все
же не науке, а вере. Он выполнил это условие.
К а р д и н а л - и н к в и з и то р. Но как? В его книге
спорят глупец, который, конечно, защищает воззрения
Аристотеля, и умный человек, конечно, представляющий
господина Галилея. И кто же, ваше святейшество, как
вы думаете, произносит это заключительное суждение?
Папа. Что еще за новости! Кто же выражает наше
мнение?
Кардинал-инквизитор. Уж конечно, не ум¬
ный человек.
Папа. Какова наглость! Однако этот топот невыно¬
сим. Что там, весь свет собрался?
Кардинал-инквизитор. Не весь, но его луч¬
шая часть.
Пауза.
Папа (уже в полном облачении). В самом крайнем
случае пусть ему только покажут орудия.
Кардинал-инквизитор. Этого будет достаточ¬
но, ваше святейшество. Господин Галилей ведь разби¬
рается в орудиях.
XIII
Галилео Галилей отрекается от своего учения о вращении Земли
по требованию инквизиции 22 июня 1633 года
День тот июньский скоро угас,
А был он так важен для вас и для нас.
Разум вышел из мрака вперед
И стоял у дверей весь тот день напролет.
Дворец флорентийского посла в Риме. Ученики Галилея ожи¬
дают известий. Маленький монах и Федерцони играют в шахматы
по-и о в ом у (делая ходы через всю доску). В углу Вирджиния
на коленях читает молитву.
Маленький монах. Папа его не принял. Теперь
с учеными диспутами покончено.
Федерцони. В этом была его последняя надеж¬
да. Да, правдой оказалось то, что он ему сказал много
396

лет тому назад в Риме, когда еще был кардиналом Бар-
берини: ты нам нужен. Теперь они его заполучили.
Андреа. Они убьют его. «Беседы» останутся недо-
писанными.
Федерцони (смотрит на него искоса). Ты ду¬
маешь?
Андреа. Да, потому что он никогда не отречется.
Пауза.
Маленький монах. Когда по ночам не спится,
в голову лезут всегда какие-то посторонние мысли.
Сегодня ночью, например, я все время думал о том,
что ему не нужно было покидать Венецианскую рес¬
публику.
Андреа. Там он не мог бы написать свою книгу.
Федерцони. А во Флоренции он не смог ее из¬
дать.
Пауза.
Маленький монах. И еще я думал — оставят
ли они ему его камешек, который он все время носит в
кармане. Его камень для доказательств.
Федерцони. Там, куда они его уведут, носят одеж¬
ду без карманов.
Андреа (кричит). Они не осмелятся! Но даже если
так, он не отречется. «Кто не знает истины, тот просто
глуп, но кто знает истину и называет ее ложью, тот
преступник».
Федерцони. Я тоже не верю этому, и я не хотел
бы жить, если он поступит так. Но ведь у них сила.
Андреа. Не все можно сделать силой.
Федерцони. Может быть.
Маленький монах (шепотом). Он просидел в
тюрьме двадцать три дня. Вчера его вызывали для
большого допроса, а сегодня заседание. (Заметив, что
Андреа прислушивается, говорит громче). Когда я при¬
шел к нему сюда в тот раз, через два дня после декре¬
та, мы сидели вон там, и он показал мне на малень¬
кую статую Приапа в саду, у солнечных часов, — вон
она видна отсюда, и он сравнивал свой труд со сти¬
хотворением Горация, в котором тоже ничего нельзя
изменить. Он говорил о своем чувстве красоты, которое
397

побуждает его искать истину. И он вспомнил девиз:
Hieme et aestate, et prope et procul, usque dum vivam et
ultra *. И он подразумевал искания истины.
Андреа (обращаясь к маленькому монаху). Ты
рассказывал ему, как он стоял перед римской коллеги¬
ей, когда они испытывали его трубу? Расскажи ему!
Маленький монах качает головой.
Он был таким же, как всегда. Уперся руками в свои око¬
рока, выпятил брюхо и заявил: «Я прошу вас быть ра¬
зумными, господа». (Смеясь, копирует Галилея.)
Пауза.
(Показывает на Вирджинию.) Она молится, чтобы он
отрекся.
Федерцони. Оставь ее. Она совсем запуталась с
тех пор, как они с ней поговорили. Они вызвали сюда из
Флоренции ее исповедника.
Входит субъект, который следил за Галилеем во дворце великого
герцога Флоренции.
Субъект. Господин Галилей скоро прибудет сюда;
ему может понадобиться постель.
Ф е д е р ц о н и. Его отпустили?
Субъект. Ожидается, что в пять часов господин
Галилей выступит на заседании инквизиции с отре¬
чением. Тогда зазвонят в большой колокол собора
Святого Марка и текст отречения будет прочтен все¬
народно.
Андреа. Я не верю этому.
Субъект. Ввиду большого скопления людей на
улицах господина Галилея проведут через садовую ка¬
литку позади дворца. (Уходит.)
Андреа (внезапно повышая голос). Луна это Зем¬
ля, и она не имеет собственного света. И Венера тоже
не имеет собственного света. И тоже подобна Земле и
движется вокруг Солнца. А четыре луны вращаются
1 Зимой и летом, вблизи и вдали, пока я живу и после смер¬
ти (лат.).
398

вокруг Юпитера, который находится на высоте непод¬
вижных звезд, но не прикреплен ни к какой сфере.
И Солнце является центром вселенной, и оно неподвиж¬
но, а Земля — не центр и не неподвижна. И показал
нам это он.
Маленький монах. И никакое насилие не может
сделать невидимым то, что уже было увидено.
Молчание.
Федерцони (глядит в окно на солнечные часы в
саду). Пять часов.
Вирджиния молится громче.
Андреа. Я не могу больше ждать! Слышите, они
обезглавливают истину.
Андреа и маленький монах зажимают уши. Но звона колокола не
слышно. После короткой паузы, заполненной бормотанием Вирджи¬
нии, Федерцони отрицательно качает головой. Андреа и маленький
монах опускают руки.
Федерцони (хрипло). Ничего. Уже три минуты
шестого.
Андреа. Он устоял!
Маленький монах. Он не отрекся.
Федерцони. Нет. Какое счастье!
Они обнимаются. Они безмерно счастливы.
Андреа. Не все можно сделать насилием! Наси¬
лие не всевластно. Итак, глупость можно победить;
она не так уж неуязвима! Итак, человек не боится
смерти.
Федерцони. Вот теперь действительно начинается
время науки. Это час ее рождения. Подумайте только,
если бы он отрекся!
Маленький монах. Я не говорил об этом. Но я
так боялся. О, я маловер!
Андреа. А я знал это.
Федерцони. Если бы он отрекся, это все равно
что если бы после утра опять наступила ночь.
Андреа. Если бы скала назвала себя водой, .
399

Маленький монах (становится на колени и пла¬
чет). Господи, благодарю тебя!
Андреа. Но сегодня все изменилось! Человек по¬
дымает голову. Измученный страданиями, он говорит:
я могу жить. Какая победа достигнута тем, что один
человек сказал — нет!
В это мгновение раздается звол большого колокола собора Святого
Марка. Все стоят оцепенев.
Вирджиния (подымается). Колокол Святого Мар¬
ка! Он спасен, он не проклят!
С улицы доносится голос герольда, читающего отречение Галилея.
Голос герольда. «Я, Галилей, учитель матема¬
тики и физики во Флоренции, отрекаюсь от того, что я
утверждал: что Солнце является центром вселенной и
неподвижно на своем месте и что Земля не является
центром и не является неподвижной. Я отрекаюсь от
этого, отвергаю и проклинаю с чистым сердцем и нели¬
цемерной верою все эти заблуждения и ереси, равно как
и все заблуждения и любое иное мнение, которое про¬
тиворечит святой церкви».
Наступает тьма.
Когда снова становится светло, все еще слышен звон колокола,
затем он прекращается. Вирджиния вышла. Ученики Галилея
остались.
Федерцони. Он никогда не платил тебе за рабо¬
ту как следует. Ты не мог купить себе штанов, не мог
сам печататься. Ты все терпел, потому что ведь это
была «работа для науки».
Андреа (громко). Несчастна та страна, у которой
нет героев!
Входит Галилей. Он почти до неузнаваемости изменился за вре¬
мя процесса. Он слышал слова Андреа. Несколько мгновений, стоя
в дверях, он ждет, что с ним поздороваются. Но ученики отступают
от него, и он идет медленно, неуверенными шагами, так как плохо
видит; подходит к стулу и садится.
Я не могу смотреть на него. Пусть он уйдет.
400

Федерцони. Успокойся.
Андреа (кричит Галилею). Винный бурдюк! Об¬
жора! Спас свою драгоценную шкуру? (Садится.) Мне
худо.
Галилей (спокойно). Дайте ему стакан воды.
Маленький монах приносит Андреа стакан воды. Никто не обра¬
щает внимания на Галилея, который, молча прислушиваясь, сидит
на стуле. Издалека слышен опять голос герольда.
Андреа. Теперь я могу идти, если вы мне помо¬
жете.
Они ведут его к двери. Голос Галилея останавливает их.
Г а л ил ей. Нет! Несчастна та страна, которая нуж¬
дается в героях.
Перед опущенным занавесом читают:
«Разве не ясно, что лошадь, упав с высоты в три или
четыре локтя, может сломать себе ноги, тогда как для
собаки это совершенно безвредно, а кошка без всякого
ущерба падает с высоты в восемь или десять локтей,
стрекоза — с верхушки башни, а муравей мог бы даже
с Луны. И так же как маленькие животные сравни¬
тельно сильнее и крепче, чем крупные, так же и малень¬
кие растения более живучи. И теперь, я полагаю, гос¬
пода, вы понимаете, что дуб высотою в двести локтей
не мог бы обладать ветвями в такой же пропорции,
как дуб меньшего размера, и природа не могла бы со¬
здать лошадь, которая была бы величиной в двадцать
лошадей, или великана в десять раз большего, чем
обычный человек, без того, чтобы не изменить пропор¬
ции всех членов, особенно костей, которые должны
быть укреплены во много раз больше, чем это обыч¬
но для нормальной пропорциональной величины.
Общепринятое мнение, что большие и малые маши¬
ны одинаково прочны, очевидно, является заблужде¬
нием».
Галилей. «Discorsi»
401

XIV
1633—1642. Галилео Галилей живет в загородном доме вблизи Фло¬
ренции, вплоть до своей смерти оставаясь пленником инквизиции.
<r Discorsi»
С тысяча шестьсот тридцать третьего до
тысяча шестьсот сорок второго года
Галилео Галилей
Был пленником церкви до дня смерти своей.
Большая комната, в ней стол, кожаное кресло, глобус. Г а л и л е й,
одряхлевший и полуслепой, очень тщательно производит опыт с де¬
ревянным шариком на изогнутом деревянном желобе. В передней
сидит на ст;раже монах. Стук, в ворота. Монах отворяет, входит
крестьянин, несущий двух ощипанных гусей. Из кухни выходит
Вирджиния. Ей теперь примерно сорок лет.
Крестьянин. Велено их здесь отдать.
Вирджиния. От кого это? Я не заказывала гусей.
Крестьянин. Велено сказать — от проезжего.
(Уходит.)
Вирджиния изумленно смотрит на гусей. Монах берет их, недовер¬
чиво осматривает и ощупывает. Потом, успокоенный, возвращает.
Вирджиния идет к Галилею, неся гусей за шеи.
Вирджиния. Какой-то проезжий передал тебе по¬
дарок.
Галилей. Что именно?
Вирджиния. Разве ты не видишь?
Галилей. Нет. (Подходит.) Гуси. Кто прислал, не
сказано?
Вирджиния. Нет.
Галилей (берет одного гуся в руки). Тяжелый.
Я бы съел еще кусочек гуся.
Вирджиния. Ты не мог уже проголодаться. Ведь
ты только что ужинал. И что это опять с твоими глаза¬
ми? Неужели ты даже на таком расстоянии не видишь?
Галилей. Ты стоишь в тени.
Вирджиния. Вовсе я не стою в тени. (Уходит в
переднюю, унося гусей.)
Галилей. Не забудь к нему тмину и яблок.
Вирджиния (монаху). Необходимо послать за глаз¬
ным врачом. Отец, стоя у стола, не смог увидеть гусей.
Монах. Пусть сначала монсиньор Карпула даст
мне на это разрешение. Он опять сам писал?
402

Вирджиния. Нет. Он диктовал мне свою книгу,
вы же знаете это. Вы уже получили страницы сто три¬
дцать первую и сто тридцать вторую; это были послед¬
ние.
Монах. Он старая лиса.
Вирджиния. Он не делает ничего, что противо¬
речило бы предписаниям. Он раскаялся совершенно
искренне. Я слежу за ним. (Отдает ему гусей.) Скажите
там, на кухне, чтоб печенки поджарили, добавив одно
яблоко и одну луковицу. (Проходит в большую комна¬
ту.) А теперь мы подумаем о наших глазах и быстрень¬
ко перестанем уозиться с этим шариком и продиктуем
еще кусочек нашего еженедельного письма архиепи¬
скопу.
Галилей. Я себя не совсем хорошо чувствую. По¬
читай мне немного из Горация.
Вирджиния. Только на прошлой неделе мон-
синьор Карпула, которому мы столь многим обязаны,—
на днях он опять прислал овощи,— говорил мне, что
архиепископ каждый раз его спрашивает, как тебе нра¬
вятся вопросы и цитаты, которые он тебе посылает. (Се¬
ла, приготовилась писать под диктовку.)
Галилей. На чем я остановился?
Вирджиния. Раздел четвертый: что касается от¬
ношения святой церкви к беспорядкам в арсенале Вене¬
ции, то я полностью согласен с мнением кардинала Спо-
летти относительно мятежных канатчиков...
Г ал илей. Да. (Диктует.) Согласен с мнением кар¬
динала Сполетти относительно мятежных канатчиков, а
именно, что куда лучше выдавать им во имя христиан¬
ской любви к ближнему похлебку, чем платить им
больше денег за канаты для колоколов. Поелику пред¬
ставляется более мудрым взамен их корысти укреплять
их веру. Апостол Павел говорит: «благотвори с раду¬
шием». Ну как, тебе нравится?
Вирджиния. Это чудесно, отец.
Галилей. А тебе не кажется, что в этом можно
усмотреть иронию?
Вирджиния. Нет, архиепископ будет очень рад.
Он такой практичный.
Галилей. Я полагаюсь на твое суждение. Что там
еше?
403

Вирджиния. Прекрасное изречение:	«Когда я
слаб — тогда я силен».
Галилей. Толкования не будет.
Вирджиния. Но почему же?
Галилей. Что там еще?
Вирджиния. «...И уразуметь превосходящую ра¬
зумение любовь Христову...». Послание апостола Павла
к эфесянам, глава третья, стих девятнадцатый.
Галилей. Особенно благодарен я вашему преосвя¬
щенству за дивную цитату из послания к эфесянам.
Побуждаемый ею, я нашел в несравненном творении
святого Фомы «Подражание Христу» > (цитирует наи¬
зусть): «Он, кому глаголет вечное слово, свободен от
многих расспросов». Смею ли я по сему поводу обра¬
титься к вам по личному делу? Меня все еще попрека¬
ют за то, что некогда я написал книгу о небесных телах
на языке простонародья. Но ведь это отнюдь не озна¬
чало, что я тем самым хотел предложить, чтобы и книги
на значительно более важные темы, такие, как, напри¬
мер, богословие, также писались на наречии продавцов
макарон. Объясняя необходимость богослужения по-ла¬
тыни, обычно говорят, что благодаря всеобщности этого
языка все народности слушают одну и ту же святую
мессу. Но такая аргументация представляется мне не
совсем удачной, ибо дерзкие насмешники могли бы
возразить, что, таким образом, ни одна из народностей
не понимает смысла слов. Я, однако, считаю, что свя¬
щенные предметы вовсе и не должны быть общепонятны
и всем доступны. Латынь, звучащая с амвона, оберегает
вечные истины церкви от любопытства непосвященных,
пробуждает к себе доверие, когда произносится свя¬
щенниками — выходцами из низших сословий,— с инто¬
нациями местного говора... Нет, вычеркни это...
Вирджиния. Все вычеркнуть?
Галилей. Все после слов «продавцов макарон».
В ворота стучат. Вирджиния выходит в переднюю. Монах откры¬
вает. Входит Андреа Сарти. Теперь он уже мужчина сред¬
них лет.
Андреа. Добрый вечер. Я уезжаю из Италии, что¬
бы вести научную работу в Голландии; меня просили
посетить его, чтобы я мог сообщить о нем.
404

Вирджиния. Не знаю, захочет ли он тебя видеть.
Ведь ты никогда не приходил.
Андреа. Спроси его.
Галилей узнал голос Андреа. Сидит неподвижно. Вирджиния входит
к нему.
Галилей. Это Андреа?
Вирджиния. Да. Сказать ему, чтоб уходил?
Галилей (после паузы). Веди его сюда.
Вирджиния вводит Андреа.
Вирджиния (монаху). Он не опасен. Он был его
учеником. А теперь он его враг.
Г а л и л е й. Оставь нас вдвоем, Вирджиния.
Вирджиния. Я тоже хочу послушать, что он рас¬
скажет. (Садится.)
Андреа (холодно). Как вы поживаете?
Галилей. Подойди ближе. Чем ты занимаешься?
Расскажи о своей работе. Я слышал, ты занимаешься
гидравликой.
Андреа. Фабрициус из Амстердама поручил мне
узнать, как вы себя чувствуете.
Пауза.
Галилей. Я чувствую себя хорошо. Мне уделяют
много внимания.
Андреа. Меня радует, что я могу сообщить о том,
что вы чувствуете себя хорошо.
Галилей. Фабрициус будет рад услышать это.
Можешь сказать ему, что я живу с достаточными удоб¬
ствами. Глубиной моего раскаяния я заслужил благо¬
расположение моих руководителей настолько, что мне
разрешено в известной мере вести научные работы под
духовным надзором.
Андреа. Да, мы тоже слышали, что церковь до¬
вольна вами. Ваше полное подчинение подействовало.
Уверяют, что церковные власти с удовлетворением от¬
метили, что, с тех пор как вы- покорились, в Италии
«е было опубликовано ни одной работы с новыми утвер¬
ждениями.
Галилей (прислушиваясь). К сожалению, сущест¬
вуют и такие страны, которые уклоняются от покрови¬
405

тельства церкви. Я опасаюсь, что эти осужденные уче¬
ния продолжают развиваться там.
Андреа. И гам ваше отречение также вызвало
такие последствия, которые весьма радуют церковь.
Г ал илей. Вот как?
Пауза.
Ничего нового у Декарта? В Париже?
Андреа. Есть новое. Узнав о вашем отречении, Де¬
карт спрятал в ящик свой трактат о природе света.
Продолжительная пауза.
Галилей. Я все беспокоюсь о тех моих ученых
друзьях, которых я некогда увлек на неверный путь.
Надеюсь, что их вразумило мое отречение?
Андреа. Чтобы иметь возможность вести научную
работу, я намерен уехать в Голландию. То, чего себе не
позволяет Юпитер, того, уж наверно, нельзя позволить
быку.
Г а л и л е й. Понимаю.
Андреа. Федерцони опять шлифует линзы в какой-
то миланской лавке.
Галилей (смеется). Он не знает латыни.
Пауза.
Андреа. Фульганцио, наш маленький монах, от¬
казался от науки и вернулся в лоно церкви.
Г а л ил ей. Да.
Пауза.
Мои руководители предвидят, что скоро у меня насту¬
пит полное душевное оздоровление. Я делаю более зна¬
чительные успехи, чем предполагалось.
Андреа. Так.
Вирджиния. Слава .и благодарение господу!
Галилей (грубо). Погляди, как там гуси, Вирд¬
жиния.
Вирджиния, рассерженная, выходит. Монах заговаривает с ней, когда
она проходит мимо него.
Монах. Этот человек мне не нравится.
Вирджиния. Он не опасен. Вы же слышите сами.
Мы получили свежий козий сыр. (Уходит.)
Монах идет вслед за ней.
406

Андреа. Мне предстоит exatb всю ночь, чтобы
завтра на рассвете пересечь границу. Могу я уйти?
Галилей. Я не знаю, зачем ты пришел, Сарти.
Чтобы растревожить меня? Я живу осторожно и думаю
осторожно с тех пор, как очутился здесь. Но все же бы¬
вает, что вдруг примусь за старое.
Андреа. Я не хотел бы вас волновать, господин
Галилей.
Галилей. Барберини сказал, что это прилипчиво,
как чесотка; он и сам не избежал этого. Я опять писал.
Андреа. Да?
Галилей. Я закончил книгу «Беседы».
Андреа. Ту самую? «Беседы о двух новых отраслях
науки: механика и падение тел»? Здесь?
Г а л ил ей. Мне дают бумагу и перья. Мои руково¬
дители не глупцы. Они знают, что укоренившиеся поро¬
ки нельзя истребить за один день. Они оберегают меня
от вредных последствий, забирая и пряча каждую новую
страницу.
Андреа. О господи!
Г а л и л е й. Что ты сказал?
Андреа. Значит, вам позволяют пахать воду! Вам
предоставляют бумагу и перья, чтобы вы были спокой¬
ны! И как же вы только могли писать, зная, куда это
идет?
Галилей. О, я ведь раб моих привычек.
Андреа. «Беседы» в руках монахов! А в Амстер¬
даме, в Лондоне, в Праге — так жаждут их иметь!
Г а ли л ей. Да, мне кажется, что я слышу, как там
скулит Фабрициус, требуя свою долю; сам-то он в Ам¬
стердаме в безопасности.
Андреа. Две новые отрасли науки все равно что
утрачены!
Галилей. Однако и Фабрициуса и других несом¬
ненно ободрит, если они узнают, что я рискнул послед¬
ними жалкими остатками своих удобств и снял копию,
так сказать, тайком от самого себя, использовав малые
толики света, в лунные ночи последних шести месяцев.
Андреа. У вас есть копия?
Г а л и л е й. Мое тщеславие до сих пор удерживало
меня от того, чтобы ее уничтожить.
Андреа. Где она?
407

Галилей. «Если твое око соблазняет тебя, вырви
его». Кто бы ни написал это, он понимал жизнь лучше,
чем я. Мне кажется, что было бы верхом глупости от¬
дать эту рукопись. Но раз я уж так и не сумел удер¬
жаться от научной работы, то вы могли бы ее получить.
Рукопись лежит в глобусе. Если ты решишься увезти
ее в Голландию, ты, разумеется, примешь на себя всю
ответственность. В случае чего ты скажешь, что купил
ее у кого-то, кто имел доступ к оригиналу, хранящемуся
в святейшей коллегии.
Андреа (подошел к глобусу. Достает рукопись).
«Беседы»! (Перелистывает рукопись. Читает.) «Мое на¬
мерение заключается в том, чтобы создать новую нау¬
ку, занимающуюся очень старым предметом — движени¬
ем. С помощью опытов я открыл некоторые свойства,
которые заслуживают того, чтобы о них знали».
Галилей. Что-то же мне нужно было делать со
своим временем.
Андреа. Это станет основанием новой физики.
Г а л и л е й. Спрячь за пазуху.
Андреа. А мы думали, что вы переметнулись. И я
громче всех обвинял вас!
Галилей. Так и следовало. Я учил тебя науке, и я
же отверг истину.
Андреа. Это меняет всё. Всё.
Г а л ил ей. Да?
Андреа. Вы спрятали истину. Спрятали от врага.
Да, и в нравственности вы на столетия опередили нас.
Г а л и л е й. Объясни это, Андреа.
Андреа. Мы рассуждали так же, как люди толпы:
«Он умрет, но не отречется». Но вместо этого вы вышли
из тюрьмы: «Я отрекся, но буду жить». Мы сказали:
«Ваши руки замараны». Вы ответили: «Лучше замара.;
ны, чем пусты».
Галилей. «Лучше замараны, чем пусты»! Звучит
реалистически. Звучит по-моему. Новой науке — новая
нравственность.
Андреа. Я первым должен был бы понять это!
Мне было одиннадцать лет, когда вы продали венециан¬
скому сенату подзорную трубу, изобретенную другим.
И я видел, как вы нашли для этого же прибора бес¬
смертное применение. Ваши друзья качали головой,
408

когда вы склонялись перед мальчишкой во Флоренции,
а наука приобрела аудиторию. Ведь вы всегда смеялись
над героями. Вы говорили: «Страдальцы нагоняют на
меня скуку». Вы говорили: «Несчастье проистекает из
неправильных расчетов» и «Когда имеешь дело с пре¬
пятствиями, то кратчайшим расстоянием между двумя
точками может оказаться кривая».
Г ал илей. Да, я припоминаю.
Андреа. И когда, в тридцать третьем году, вы со¬
чли нужным отречься от одного популярного тезиса
вашего учения, я должен был понять, что вы просто от¬
странялись от безнадежной политической драки, с тем
чтобы продолжать ваше настоящее дело — науку.
Галилей. Которая заключается...
Андреа. ...в изучении свойств движения, являюще¬
гося матерью машин; именно они сделают землю такой
благоустроенной, что можно будет отказаться от неба.
Галилей. Вот именно!
Андреа. Вы обрели время, чтобы создать научный
труд, который могли создать только вы. Если бы вы по¬
гибли в огненной славе костра, то победителями были
бы они.
Г а л ил ей. Они ,и есть победители. И нет таких на¬
учных трудов, которые мог бы создать только один че¬
ловек.
Андреа. Почему же вы тогда отреклись?
Галилей. Я отрекся потому, что боялся пыток.
Андреа. Нет!
Г а л и л е й. Они показали м.не орудия.
Андреа. Значит, не было обдуманного расчета?
Галилей. Не было.
Пауза.
Андреа (громко). Наука знает только одно мери¬
ло— вклад в науку.
Галилей. И я внес этот вклад. Добро пожаловать
в сточную канаву, мой брат по кауке и кум по измене!
Ты ешь рыбу? Есть у меня и рыба. Но воняет здесь не
от рыбы, это я сам провонял. Я продаю, ты покупаешь.
Вот он, священный товар, перед которым нельзя
устоять,— книга! При виде ее текут слюни, в них тонут
проклятия. Великая вавилонская блудница, мерзостная
409
15 Брехт, т. II

смертоубийственная тварь разверзает чресла, и все
становится иным. Да будет свято наше мошенни¬
ческое, всеобеляющее, одержимое страхом смерти со¬
дружество!
Андреа. Страх смерти свойствен человеку! Челове¬
ческие слабости не имеют отношения к науке.
Галилей. Нет?! Дорогой мой Сарти, даже в моем
нынешнем состоянии я все же чувствую себя способным
дать вам несколько указаний о том, что имеет отноше¬
ние к науке, которой вы себя посвятили.
Короткая пауза.
(Сложив руки на животе, говорит поучающим академи¬
ческим тоном.) В свободные часы — у меня теперь их
много — я размышлял над тем, что со мной произошло,
и думал о том, как должен будет оценить это мир нау¬
ки, к которому я сам себя уже не причисляю. Даже
торговец шерстью должен заботиться не только о том,
чтобы самому подешевле купить и подороже продать,
но еще и о том, чтобы вообще могла вестись беспрепят¬
ственно торговля шерстью. Поэтому научная деятель¬
ность, как представляется мне, требует особого мужест¬
ва. Наука распространяет знания, добытые с помощью
сомнений. Добывая знания обо всем и для всех, она
стремится всех сделать сомневающимися. Но князья,
помещики и духовенство погружают большинство насе¬
ления в искрящийся туман — туман суеверий и старых
слов, — туман, который скрывает темные делишки власть
имущих. Нищета, в которой прозябает большинство,
стара, как горы, и с высоты амвонов и кафедр ее объ¬
являют такой же неразрушимой, как горы. Наше новое
искусство сомнения восхитило множество людей. Они
вырвали из наших рук телескоп и направили его на
своих угнетателей. И эти корыстные насильники, жадно
присваивавшие плоды научных трудов, внезапно ощу¬
тили холодный, испытующий взгляд науки, направлен¬
ный на тысячелетнюю, но искусственную нищету. Ока¬
залось, что ее можно устранить, если устранить угнета¬
телей. Они осыпали нас угрозами и взятками, перед
которыми не могут устоять слабые души. Но можем
ли мы отступиться от большинства народа и все же оста-
470

ваться учеными? Движения небесных тел теперь более
легко обозримы; но все еще непостижимы движения
тех, кто властвует над народами. Благодаря сомнению
выиграна борьба за право измерять небо. Но благода¬
ря слепой вере римская домохозяйка все время проигры¬
вает борьбу за молоко. Однако, Сарти, та и другая борь¬
ба связаны с наукой. Человечество, бредущее в тысяче¬
летнем искристом тумане, слишком невежественное,
чтобы полностью использовать собственные силы, не
сможет использовать и тех сил природы, которые рас¬
крываете перед ним вы. Ради чего же вы трудитесь?
Я полагаю, что единственная цель науки — облегчить
трудное человеческое существование. И если ученые, за¬
пуганные своекорыстными властителями, будут доволь¬
ствоваться тем, что накопляют знания ради самих
знаний, то наука может стать калекой и ваши новые ма¬
шины принесут только новые тяготы. Со временем вам,
вероятно, удастся открыть все, что может быть открыто,
но ваше продвижение в науке будет лишь удалением от
человечества. И пропасть между вами и человечеством
может оказаться настолько огромной, что в один пре¬
красный день ваш торжествующий клич о новом откры¬
тии будет встречен всеобщим воплем ужаса. Я был уче¬
ным, который имел беспримерные и неповторимые воз¬
можности. Ведь именно в мое время астрономия вышла
на рыночные площади. При этих совершенно исключи¬
тельных обстоятельствах стойкость одного человека мог¬
ла бы вызвать большие потрясения. Если б я устоял, то
ученые-естествоиспытатели могли бы выработать нечто
вроде Гиппократовой присяги врачей — торжественную
клятву применять свои знания только на благо челове¬
чества! А в тех условиях, какие создались теперь, можно
рассчитывать — в наилучшем случае —на породу изо¬
бретательных карликов, которых будут нанимать, что¬
бы они служили любым целям. И к тому же я убедил¬
ся, Сарти, что мне никогда не грозила настоящая опас¬
ность. В течение нескольких лет я был так же силен,
как и власти. Но я отдал свои знания власть имущим,
чтобы те их употребили, или не употребили, или зло¬
употребили ими — как им заблагорассудится — в их
собственных интересах.
Вирджиния вошла с миской и остановилась в дверях.
411
15*

Я предал свое призвание. И человека, который совер¬
шает то, что совершил я, нельзя терпеть в рядах людей
науки.
Вирджиния. Зато теперь ты принят в ряды веру¬
ющих. (Проходит в комнату, ставит миску на стол.)
Галилей. Правильно. А теперь мне пора есть.
Андреа протягивает ему руку. Галилей видит ее, но не пожимает.
Ты сам уже стал учителем. Как же ты можешь себе по¬
зволить пожать такую руку, как моя! (Идет к столу.)
Какой-то проезжий прислал мне двух гусей. Я все еще
люблю поесть.
Андреа. И вы теперь уже не думаете, что насту¬
пило новое время?
Г а л и л е й. Все-таки оно наступило. Будь осто¬
рожен, когда поедешь через Германию с истиной за
пазухой.
Андреа (не в силах уйти). Что касается вашей
оценки автора, о котором мы сейчас говорили, я не
знаю, что вам ответить. Но я не могу поверить в то, что
ваш убийственный анализ останется последним словом.
Галилей. Благодарю, сударь. (Начинает есть.)
Вирджиния (провожая Андреа). Нам не очень
приятны посещения старых знакомых. Они волнуют его.
Андреа уходит. Вирджиния возвращается.
Галилей. Как ты думаешь, кто прислал этих гу¬
сей?
Вирджиния. Не Андреа.
Галилей. Может быть, и не он. Какова ночь сего¬
дня?
Вирджиния (у окна). Светлая.
XV
1637 год. Книга Галилея <rDiscorsi» переправлена через итальянскую
границу
Поймите, люди,— так должно было случиться.
Наука нас покинула, удрала за границу.
А все мы, кто жадно стремился к знаниям,
Оставшись одни, поневоле отстанем.
412

Теперь науки свет вам надо сберегать,
Употреблять на благо, не злоупотреблять.
Чтоб против вас он не восстал,
Чтобы огня внезапный шквал
И вас и нас бы не пожрал.
Небольшой итальянский пограничный городок на рассвете. У по¬
граничного шлагбаума играют дети. Андреа и кучер ожи¬
дают, пока пограничная стража проверит документы.
Андреа сидит на сундучке и читает рукопись Галилея. По ту сто¬
рону шлагбаума видна дорожная карета.
Дети (поют).
Мария на камне сидела,
Сорочку цветную надела.
Сорочка от грязи замшелая.
Когда же зима наступила,
Мария все ту же сорочку носила —
Сорочка грязна, зато целая.
Пограничник. Почему вы уезжаете из Италии?
Андреа. Я ученый.
Пограничник (писцу). Запиши: «Причина вы¬
езда: ученый». Ваш багаж я должен проверить. (Роется
в вещах.)
Первый мальчик (к Андреа). Вам не стоило бы
здесь сидеть. (Показывает на хижину, перед которой
сел Андреа.) Там живет ведьма.
Второй мальчик. Старая Марина вовсе не ведь¬
ма.
Первый мальчик. Хочешь, чтобы я тебе руку
вывернул?
Третий мальчик. Конечно же, она ведьма.
Ночью она летает по воздуху.
Первый мальчик. А если она не ведьма, то по¬
чему ей никто в городе не даст и капли молока?
Второй мальчик. Как она может летать по
воздуху? Этого никто не может. (К Андреа.) Разве
можно летать?
Первый мальчик (показывая на второго). Это
Джузеппе. Он совершенно ничего не знает, потому что
не ходит в школу, у него нет целых штанов.
Пограничник. Что это за книга?
Андреа (не поднимая головы). Это книга велико¬
го философа Аристотеля.
413

Пограничник (недоверчиво). Это еще кто такой?
Андреа. Он давно умер.
Мальчики, поддразнивая Андреа, ходят, уставившись в свои ладо¬
ни, как в книги, словно читая на ходу.
Пограничник (писцу). Погляди, нет ли там чего-
нибудь о религии.
Писец (перелистывая рукопись). Не могу ничего
найти.
Пограничник. Да и нечего искать. Разве кто
станет открыто выкладывать то, что хотел бы спрятать.
(К Андреа.) Вы должны расписаться, что мы у вас все
проверили.
Андреа нерешительно встает и, продолжая читать, уходит с
пограничником в дом.
Третий мальчик (показывая писцу на сундучок).
Тут еще что-то есть, видите?
Писец. Разве этого раньше не было?
Третий мальчик. Это черт принес. Это чертов
сундук.
Второй мальчик. Да нет, это сундук проезжаю¬
щего.
Третий мальчик. Я бы туда не пошел. Она за¬
колдовала лошадей у возчика Пасси. После метели я
сам смотрел сквозь дырку в крыше и слышал, как они
кашляли.
Писец (уже подошел к сундучку, но колеблется и
возвращается). Чертовы штуки! Да мы ведь и не мо¬
жем все проверять. До чего бы мы тогда дошли?
Возвращается Андреа с кувшином молока. Он садится опять на
сундучок и продолжает читать.
Пограничник (выходит вслед за ним с бумага-
ми). Закрывай ящики. Итак, все проверено?
Писец. Все.
Второй мальчик (к Андреа). Ведь вы ученый?
Скажите, разве можно летать по воздуху?
Андреа. Погоди немножко.
Пограничник. Можете проезжать.
Кучер взял вещи; Андреа поднимает сундучок и хочет идти,
Стой, а это еще что за сундук?
414

Андреа (снова погружаясь в рукопись). Это книги.
Первый мальчик. Это сундук ведьмы.
Пограничник. Чепуха. Как бы это сна могла на¬
колдовать сундук?
Третий мальчик. Так ведь ей же черт помо¬
гает!
Пограничник (смеется). Ну здесь это не дейст¬
вует. (Писцу.) Открой!
Сундук открывают.
(Невесело.) Сколько их там?
Андреа. Тридцать четыре.
Пограничник (писцу). Сколько тебе времени по¬
требуется?
Писец (начал небрежно рыться в сундуке). Да они
все уже напечатаны. Так вы позавтракать не успеете.
И если я стану перелистывать каждую книгу, кто тогда
сбегает к кучеру Пасси, чтобы получить долг по дорож¬
ному сбору, когда его дом продадут с молотка?
Пограничник. Да, деньги нужно обязательно по¬
лучить. (Толкает ногой книги.) Э, да что там может
быть такого! (Кучеру.) Езжай!
Андреа уходит с кучером, тот несет сундучок. Они переходят
границу. Оказавшись на той стороне, он засовывает рукопись Гали¬
лея в дорожный мешок.
Третий мальчик (показывая на кувшин, который
оставил Андреа). Смотрите!
Первый мальчик. А сундук исчез! Вот видите,
это все черт.
Андреа (оборачиваясь). Нет, это я. Учись смот¬
реть открытыми глазами. За молоко заплачено и за кув¬
шин тоже. Пусть все достанется старухе. Да, я еще не
ответил на твой вопрос, Джузеппе. На палке нельзя
летать по воздуху. Для этого к ней нужно было бы по
меньшей мере приделать машину. Но такой машины
пока не существует. Может быть, ее никогда и не бу¬
дет, ведь человек слишком тяжел. Но, разумеется, этого
знать нельзя. И мы вообще еще очень мало знаем, Джу¬
зеппе. У нас все впереди!

ПРЕДИСЛОВИЕ
Всем известно, какое благотворное влияние может
оказать на людей убеждение, что они стоят на пороге
нового времени. Тогда им кажется, что окружающий
мир еще далеко не закончен, способен на самые отрад¬
ные улучшения, полон неожиданных и ожидаемых воз¬
можностей, словом, что податливый сырой материал
в их руках. Сами они чувствуют себя как утром: отдох¬
нувшими, сильными, изобретательными. Прежняя вера
называется суеверием, то, что еще вчера представлялось
бесспорным, изучается заново. Нами управляли, гово¬
рят люди, а теперь будем управлять мы.
Ни одна песенная строка не воодушевляла рабочих
на рубеже столетий, как эта: «С нами время новое
идет», — с нею шагали старые и молодые, самые бед¬
ные и изнуренные и те, кто уже отвоевал себе крупицу
цивилизации; все они казались себе молодыми. При
«фюрере» тоже была испробована огромная соблазни¬
тельная сила этих слов, ведь он тоже возвещал новую
эру. Тогда-то и обнаружилась туманность и пустота
этих слов. Их неопределенность, которую использовали
теперь совратители масс, долгое время составляла их
силу. Новое время — это было и есть нечто такое, что
проникает всюду, ничего не оставляет неизменным, но
чему еще предстоит развернуться во всей полноте; оно
дает широкий простор для любой фантазии,, а слишком
определенные высказывания могут его только ограни¬
чить. Всех радует ощущение начала, первооткрыватель¬
ство вдохновляет труд зачинателя. Всех радует счастье
тех, кто смазывает новую машину, прежде чем она про¬
явит свою мощь, и тех, кто заполняет белое пятно на
старой карте, и тех, кто закладывает фундамент нового
дома, своего дома.
1 Перевод Л. Виндт.
416

Это чувство знакомо исследователю, делающему от¬
крытие, которое все перевернет, оратору, готовящему
речь, которая создаст новую ситуацию. Ужасно бывает
разочарование, когда люди обнаруживают или мнят, что
обнаружили, что они стали жертвой иллюзии, что ста¬
рое сильнее нового, что «факты» против них, а не за них,
что их время, новое время, еще не пришло. Тогда дело
обстоит не просто так же плохо, как прежде, а гораздо
хуже, ибо ради своих планов они пожертвовали многим,
чего теперь лишены; они дерзнули продвинуться вперед,
а теперь на них нападают, старое им мстит. Ученый
или изобретатель был человеком безвестным, но зато
его никто и не преследовал, пока он не обнародовал
свое открытие; теперь же, когда оно опровергнуто или
заклеймено, он превращается в обманщика и шарла¬
тана, увы, слишком хорошо известного; угнетаемый и
эксплуатируемый теперь, когда восстание подавлено,
превращается в бунтовщика, который подвергается осо¬
бенно жестокому притеснению и наказанию. За напря¬
жением следует усталость, за, быть может, преувеличен¬
ной надеждой — быть может, преувеличенная безнадеж¬
ность. Те, кто не впадает в тупое безразличие, впадают
в нечто худшее; те, кто не растратил энергию в борьбе
за свои идеалы, теперь направляют ее против них же!
Нет более неумолимого реакционера, чем новатор, по¬
терпевший поражение; нет у диких слонов более жесто¬
кого врага, чем прирученный слон.
И тем не менее возможно, что этим разочарованным
все же суждено жить в новое время, время великого
переворота. Только они ничего о нем не знают.
В наше время фальсифицируется само понятие ново¬
го. Старое и древнее, появившись опять на повестке дня,
провозглашает себя новым или его объявляют новым,
когда оно подается по-новому. А подлинно новое, по¬
скольку оно сегодня отвергнуто, объявляется вчерашним,
мимолетной модой, время которой уже отошло. Новыми
считают, например, методы ведения войны, а устаре¬
лым — социальный строй, едва намеченный, никогда еще
не осуществленный, при котором войны стали бы излиш¬
ними. По-новому устанавливаются общественные классы,
а мысль об уничтожении классов объявляется устарелой.
417

Но и в такие времена у людей не отнимают надежду.
Ее только переключают. Прежде надеялись, что когда-
нибудь можно будет досыта есть хлеб. Теперь позволи¬
тельно надеяться, что когда-нибудь можно будет на¬
есться камнями.
Среди мрака, быстро сгущающегося над горячечным
миром, в кольце кровавых деяний и не менее кровавых
мыслей, видя растущее варварство, которое, кажется,
неудержимо ведет к, быть может, величайшей и страш¬
нейшей из войн всех времен,— трудно вести себя так, как
подобает людям, стоящим на пороге нового и счастли¬
вого времени. Разве не указывает все на приближение но¬
чи и ничто — на зарю новой эры? И не следует ли вести
себя так, как подобает людям, идущим навстречу ночи?
Что это за болтовня о «новом времени»? Разве не
устарело само это выражение? Оно доносится к нам
только в реве охрипших глоток. Сейчас именно варвар¬
ство маскируется под новое время. Оно заявляет, что
надеется продержаться тысячу лет.
Так не лучше ли держаться за старое время? Гово¬
рить об исчезнувшей Атлантиде?
Когда я на сон грядущий думаю об утре, уж не ду¬
маю ли я об утре прошедшем, чтобы не думать о зав¬
трашнем? Не поэтому ли я занимаюсь эпохой расцвета
искусств и наук — эпохой трехсотлетней давности? На¬
деюсь, что нет.
Сравнения с утром и ночью обманчивы. Счастливые
времена приходят не так, как приходит утро после
ночного сна.
НЕПРИКРАШЕННАЯ КАРТИНА НОВОЙ ЭРЫ
(ПРЕДИСЛОВИЕ К АМЕРИКАНСКОМУ ИЗДАНИЮ)
Когда я в Дании в годы изгнания писал пьесу
«Жизнь Галилея», мне помогли при реконструкции пто¬
лемеевской системы мироздания ассистенты Нильса
Бора, работавшие над проблемой расщепления ядра.
В мои намерения входило, между прочим, дать непри¬
крашенную картину новой эры — затея нелегкая, ибо
все кругом были убеждены, что наше время ничуть
на новую эру не похоже. Ничего не изменилось в этом
418

отношении, когда спустя несколько лет я совместно с
Чарлзом Лафтоном приступил к американской редакции
этой пьесы. «Атомный век» дебютировал в Хиросиме в
самый разгар нашей работы. И в тот же миг биография
основателя новой физики зазвучала по-иному. Адская
сила Большой Бомбы осветила конфликт Галилея с вла¬
стями новым, ярким светом. Нам пришлось внести лишь
немного изменений, причем ни одного в композицию пье¬
сы. Уже в оригинале церковь была показана как свет¬
ская власть, чья идеология в основе своей может быть
заменена другой. С самого начала ключом к титаниче¬
ской фигуре Галилея служило его стремление к науке,
связанной с народом. В течение ’столетий народ по всей
Европе, сохранив легенду о Галилее, оказывал ему честь
не верить в его отречение, хотя уже издавна осмеивал
ученых как односторонних, непрактичных и евнухопо¬
добных чудаков. (Само слово «ученый» имеет слегка
комический оттенок; в нем есть что-то от пассива.
В Баварии люди говорили о «нюрнбергской воронке»,
через которую людям несколько слабоумным более или
менее насильственно вливают чрезмерные дозы знаний —
нечто вроде мозговой клизмы. Мудрее они от этого не
делались. Даже если кто-нибудь на учености собаку
съел, на это смотрели как на нечто противоестествен¬
ное. «Образованные» — а этому слову присущ тот же
роковой оттенок пассивной формы — говорили о мести
«необразованных», о врожденной ненависти к «духу»; и
действительно, к пренебрежению нередко примешива¬
лась ненависть; в деревне и в пригородах к «духу» отно¬
сились как к чему-то чуждому и даже враждебному. Но
и среди «высших слоев» можно было встретить такое
пренебрежение. Существовал особый мир — «мир уче¬
ных». «Ученый» был бессильный, малокровный, чудако¬
ватый субъект, «много о себе воображающий» и не
слишком жизнеспособный.)
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ ПРИМЕЧАНИЕ К АМЕРИКАНСКОЙ
ПОСТАНОВКЕ.
Надо помнить, что наша постановка осуществилась
как раз в то время и в той стране, где только что изго-*
товили и использовали в военных целях атомную бомбу,
419

после чего всю атомную физику окутали глубокой
тайной. День, когда была сброшена бомба, вряд ли
будет забыт теми, кто пережил его в Соединенных Шта¬
тах. Войной, стоившей Соединенным Штатам многих
жертв, была именно война с Японией. Войска отправля¬
лись с западного берега, и туда же возвращались ра¬
неные и заболевшие азиатскими болезнями. Когда до
Лос-Анжелоса дошли первые газетные сообщения
о сброшенной бомбе, люди поняли, что это означает
конец грозной войны, возвращение сыновей и братьев.
И, однако, глубокая скорбь охватила огромный город.
Автор пьесы слышал сам, как кондукторы автобусов
и рыночные торговки выражали один только ужас. То
был,а победа, но то был и позор поражения. Потом на¬
чалось засекречивание гигантского источника энергии
военными и политическими деятелями, что сразу встре¬
вожило интеллигенцию. Свобода исследований, обмен
открытиями, международная солидарность * ученых — на
все был наложен запрет учреждениями, внушавшими
сильнейшее недоверие. Крупные физики бегством спаса¬
лись от службы своему воинственному правительству;
один из самых известных ученых взял место учителя,
вынуждавшее его тратить свое рабочее время на обуче¬
ние элементарнейшим основам, лишь бы не работать на
военное ведомство. Научное открытие стало постыдным
делом.
ХВАЛА ГАЛИЛЕЮ ИЛИ ОСУЖДЕНИЕ ЕГО?
Некоторые физики говорили мне, и притом весьма
одобрительно, что отказ Галилея от своего учения, не¬
смотря на некоторые «колебания», изображен в пьесе
как вполне разумный шаг, поскольку он дал ему воз¬
можность продолжить свои научные труды и передать
их потомству. Если бы они были правы, это означало бы
неудачу автора. В действительности же Галилей, обога¬
тив астрономию и физику, в то же время лишил эти
науки большой доли их общественного значения. Своей
дискредитацией Библии и церкви они некоторое время
стояли на баррикадах в борьбе за всякий прогресс.
Правда, перелом все-таки совершился в течение после¬
дующих столетий и при их участии, но это был именно
перелом, а не революция; скандал, так сказать, выро¬
420

дился в диспут между специалистами. Церковь, а с нею
и все реакционные силы смогли отступить в полном по¬
рядке и более или менее удержать свою власть. Что
касается самих этих наук, то они никогда уже не возвы¬
шались до своей тогдашней общественной роли, никогда
уже не достигали такой близости к народу.
Преступление Галилея можно рассматривать как
«первородный грех» современных естественных наук.
Новой астрономией глубоко интересовался новый класс,
буржуазия, ибо в астрономии находили подкрепление
революционные социальные течения того времени; Га¬
лилей превратил ее в строго ограниченную специальную
науку, которая именно благодаря своей «чистоте», то
есть своему безразличию к способу производства, имела
возможность развиваться более или менее беспрепят¬
ственно. Атомная бомба и как техническое и как об¬
щественное явление — конечный результат научных
достижений и общественной несостоятельности Га¬
лилея.
По словам Вальтера Беньямина, герой пьесы — не
Галилей, а народ. По-моему, это сказано слишком скупо.
Я надеюсь, что из моей пьесы видно, как общество вы¬
могает у отдельных личностей то, что ему от них нужно.
Тяга к исследованиям — общественное явление, не
менее прельстительное и деспотическое, чем инстинкт
размножения — толкает Галилея на опасное поприще,
втягивает его в мучительный конфликт с его собствен¬
ной неукротимой жаждой удовольствий иного рода. Он
поднимает подзорную трубу к звездам и обрекает себя
на пытку. Под конец он предается своей науке как по¬
року, тайно и, вероятно, с угрызениями совести. При
таком положении дел вряд ли можно настаивать на том,
чтобы только восхвалять или только осуждать Галилея.
«ЖИЗНЬ ГАЛИЛЕЯ» —НЕ ТРАГЕДИЯ
Перед театрами неизбежно встанет вопрос, тракто¬
вать ли «Жизнь Галилея» как трагедию или как опти¬
мистическую пьесу? Выбрать ли для основного тона
галилеевское «приветствие новому времени» из первой
сцены или некоторые моменты из четырнадцатой? По
господствующим законам драматургии центр тяжести
421

должен быть в конце пьесы. Но эта пьеса построена tiê
по обычным правилам. В ней показано начало новой
эры и сделана попытка пересмотреть некоторые предрас¬
судки относительно начала всякой новой эры.
ИЗОБРАЖЕНИЕ ЦЕРКВИ
Театрам очень важно знать, что, если постановка
этой пьесы будет направлена главным образом против
католической церкви, сила ее воздействия будет в зна¬
чительной мере утрачена. Многие из действующих лиц
носят церковное одеяние. Актеры, которые пожелали бы
вызвать к ним ненависть своей игрой, поступили бы
неправильно. С другой стороны, церковь, конечно, не
имеет права претендовать на то, чтобы человеческие
слабости священников приукрашивались. Слишком часто
потворствовала церковь этим слабостям, не допуская
их разоблачения. Однако цель пьесы и не в том, чтобы
заявить церкви: «Руки прочь от науки!» Современная
наука — законная дочь церкви, она эмансипировалась
и восстала против своей матери.
В данной пьесе церковь, даже там, где она выступа¬
ет против свободы науки, действует просто как верхов¬
ная власть. Поскольку наука была отраслью теологии,
церковь является ее духовной властью, последней на¬
учной инстанцией. Но она же и светская власть, после¬
дняя политическая инстанция. В пьесе показана вре¬
менная победа власти, а не духовенства. То обстоятель¬
ство, что Галилей нигде в пьесе прямо не высказывает¬
ся против церкви, вполне соответствует исторической
правде. У Галилея нет ни одного слова, которое можно
бы истолковать таким образом. Если бы и было, то та¬
кой основательный сыскной орган, как инквизиция, не¬
сомненно извлек бы его на свет божий. Исторической
правде соответствует и то, что величайший астроном
папской римской коллегии Кристофер Клавиус под¬
твердил открытия Галилея (сцена VI). Правда и то,
что в числе его учеников были духовные лица (сце¬
ны VIII, IX и XIII).
Мне кажется, правильно будет взять на мушку и са¬
тирически показать светские интересы высокопостав¬
ленных сановников церкви (это возможно в сцене VII).
422

Но небрежное их обращение с ученым должно иметь
только одно объяснение: на основании своего богатого
опыта они полагают, что можно рассчитывать на бес¬
прекословную сговорчивость и со стороны Галилея. Они
не ошиблись.
По сравнению с нашими буржуазными политиками
духовные (и научные) интересы этих тогдашних полити¬
ков, право, заслуживают похвалы.
Поэтому в пьесе не приняты во внимание те фальси¬
фикации, внесенные трибуналом инквизиции 1633 года в
протокол 1616 года, которые были вскрыты в результате
новейших исторических исследований, проводившихся
под руководством немецкого ученого Эмиля Вольвиля.
Эти подделки и сделали приговор 1633 года юридически
возможным. Тому, кто понял вышеизложенную точку
зрения, должно быть ясно, что автора не интересовала
юридическая сторона процесса.
Нет никакого сомнения, что папа Урбан VIII был
враждебно настроен против Галилея и что под влиянием
ненависти он смотрел на процесс как на свое личное
дело. Пьеса оставляет это без внимания.
Тому, кто понял точку зрения автора, должно быть
ясно, что такая позиция не означает расшаркивания
перед церковью XVII, а тем менее XX века.
В этом театрализованном процессе против притесне¬
ния борцов за свободу науки показ церкви как верховной
власти никоим образом не служит ее оправданию. Но
именно в наши дни было бы в высшей степени риско¬
ванно ставить на борьбу Галилея за свободу науки пе¬
чать борьбы против религии. Это самым нежелатель¬
ным образом отвлекло бы внимание от нынешней от¬
нюдь не церковной реакционной власти.
ГАЛИЛЕЙ В ИСПОЛНЕНИИ ЛАФТОНА
Чтобы показать, насколько Галилей опередил свое
время, Лафтон подчеркивал, что он смотрит на окружа¬
ющий мир точно чужой, смотрит как на нечто, требую¬
щее объяснения. Усмешка, с какой он наблюдал за мо¬
нахами в римской коллегии, превращала их в ископа¬
емых. Впрочем, он не скрывал, что их примитивная
аргументация доставляет ему удовольствие.
423

Были возражения против того, что Лафтон, произно¬
ся в первой сцене речь о новой астрономии, обнажен до
пояса: публику якобы могли смутить столь одухотворен¬
ные высказывания из уст полуголого человека. Но
Лафтона интересовало именно это сочетание телесного
с духовным. Удовольствие, которое испытывает Галилей
от того, что мальчик трет ему спину, обращалось в ду¬
ховную деятельность. И в сцене девятой Лафтон подчер¬
кнул, что Галилей снова смакует вино, услышав о смер¬
тельной болезни папы-реакционера. Его манера расха¬
живать взад и вперед с довольным видом, не вынимая
рук из карманов, при обдумывании новых исследований
граничила с непристойностью. Изображая Галилея
в творческие минуты, Лафтон всегда подчеркивал своей
игрой противоречивое сочетание агрессивности с безза¬
щитной мягкостью и уязвимостью.
Примечания
1.	Декорации на сцене не должны создавать у зри¬
телей иллюзию, будто они находятся в комнате средне¬
вековой Италии или в Ватикане. Пусть публика все
время помнит, что она в театре.
2.	Задний план должен показывать больше, чем не¬
посредственное окружение Галилея; создаваемая таким
образом историческая обстановка должна быть сделана
изобретательно и артистично. При этом задний план
должен оставаться только фоном. (Это достигается, на¬
пример, следующими средствами: декорация сама не
блещет яркими красками, а оттеняет костюмы актеров
или усиливает пластичность фигур, сама оставаясь пло¬
скостной — даже если она содержит элементы пластич¬
ности, и т. д.)
3.	Мебель и реквизит должны быть реалистичными
(включая двери) и, что важнее всего, должны обладать
социально-историческими приметами. Костюмы должны
быть индивидуализированы и не казаться новыми. Со¬
циальные различия следует подчеркивать, поскольку
в очень старинных модах нам трудно их разглядеть.
Краски следует подбирать так, чтобы все костюмы
составляли одно гармоничное целое.
424

4.	Мизансцены должны напоминать исторические
картины (но не для того, чтобы историчность выступала
как эстетическая приманка; это относится и к современ¬
ным пьесам). Режиссура достигает этого, придумывая
для отдельных эпизодов исторические заголовки. (При¬
меры для первой сцены: «Физик Галилей объясняет но¬
вую систему Коперника своему будущему сотруднику
Андреа Сарти и предсказывает великое историческое
значение астрономии». «Чтобы заработать деньги на
пропитание, великий Галилей дает уроки богатым учени¬
кам». «В ответ на просьбу Галилея о предоставлении
ему средств для продолжения своих исследований уни¬
верситетские власти предлагают ему изобретать инстру¬
менты, которые могли бы принести выгоду». «Галилей
строит свою первую подзорную трубу по указаниям од¬
ного путешественника».)
5.	Эпизоды должны разыгрываться спокойно, на
широком дыханье. Следует избегать частых перемен
мизансцены, сопровождаемых маловыразительными дви¬
жениями актеров. Режиссеру ни на минуту нельзя за¬
бывать, что многие эпизоды и речи затруднительны для
понимания, так что основной смысл происходящего сле¬
дует выражать уже самой расстановкой действую-,
щих лиц. Публика должна знать, что любой переход,
движение или жест имеют определенное значение
и требуют внимания. В то же время мизансцены
должны оставаться вполне естественными и реалистич¬
ными.
6.	К распределению ролей церковных сановников
надо подходить особенно реалистично. В намерения ав¬
тора не входит дать карикатуру на церковь, но в то же
время изысканная речь и «просвещенность» князей церк¬
ви XVII века не должны вводить режиссуру в искуше¬
ние подыскивать для них чересчур одухотворенный ти¬
паж. В этой пьесе церковь представляет главным обра¬
зом верховную власть; внешне церковные сановники
должны походить на наших банкиров и сенаторов.
7.	Изображение Галилея не надо направлять на то,
чтобы настроить зрителей на сочувственное «вживание»
в образ; напротив, им надо облегчить возможность
изумленного, критического и оценивающего отношения.
Галилея следует изображать как некий феномен, вроде,
425

например, Ричарда III, причем эмоциональное одобре¬
ние публики достигается полнокровностью этого чуж¬
дого явления.
8.	Чем серьезнее трактуется в постановке история,
тем щедрее можно пользоваться юмором; чем величест¬
веннее оформление, тем камернее могут быть разыграны
сцены.
9.	Сама по себе «Жизнь Галилея» может быть по¬
ставлена без существенной перестройки современного
театрального стиля, вроде исторического боевика с од¬
ной заглавной ролью. Однако традиционная постановка
(которая могла бы и не осознаваться постановщиками
как традиционная, особенно если бы в ней были ориги¬
нальные находки) существенно ослабила бы внутрен¬
нюю силу пьесы и в то же время не открыла бы публике
«более легкого доступа» к ней. Самые главные средства
воздействия этой пьесы потерпят неудачу, если театр не
пойдет на соответствующую перестройку. К возражению
«здесь это не годится» автор уже привык: он слышал
его и на родине. Большинство режиссеров ведет себя
по отношению к подобным пьесам так же, как мог бы
себя вести кучер по отношению к автомобилю в пору
его изобретения: взявшись вести машину и не слушая
практических указаний, он впряг бы в нее лошадей и не
пару, разумеется, а больше — ведь новый экипаж тя¬
желее кареты. Если бы такому кучеру указать на мотор,
он ответил бы точно так же: «Здесь это не годится».

КОММЕНТАРИИ

КРУГЛОГОЛОВЫЕ И ОСТРОГОЛОВЫЕ
(Die Rundköpfe und die Spitzköpfe)
Пьеса написана в 1932—1934 гг., издана впервые в 1938 г.
В первой редакции была написана еще в Германии и готовилась к
изданию, которое, однако, было остановлено в связи с приходом к
власти Гитлера. Когда Брехт на следующий день после поджога
рейхстага был вынужден покинуть Германию, он успел взять с со¬
бой корректурные гранки пьесы, но в эмиграции он ее самым ради¬
кальным образом переработал и в окончательной редакции закон¬
чил в 1934 г. в Свендборге (Дания).
На русский язык пьеса была переведена в 1936 г. В. Стеничем
и в 1956 г. В. Нейштадтом. Первый перевод вышел тогда, же от¬
дельным изданием, второй вошел в однотомник пьес Брехта" (изд-во
«Искусство»).
Отправным пунктом для Брехта в работе над пьесой послужи¬
ли некоторые литературные образцы. Это прежде всего комедия
Шекспира «Мера за меру». Брехт .почерпнул из нее основные эле¬
менты фабулы и ряд сюжетных положений, подвергнув ее в целом
пародийному переосмыслению в свете современных проблем фа¬
шизма и антифашистской борьбы. История арендатора Кальяса и
его судебный процесс о лошадях несомненно навеяны повестью
Генриха фон Клейста «Михаэль Кольхас».
К написанию пьесы Брехта побудило предложение режиссера
Людвига Бергера слегка обработать комедию Шекспира «Мера за
меру» для предполагаемой ее постановки в театре «Фольксбюне».
Работа Брехта вышла далеко за пределы того, о чем просил
Бергер, возникла новая, самостоятельная пьеса. Первоначально
Брехт назвал ее «Мера за меру, или Соляной налог», затем «Богач
богача видит издалека» и т. д. По ходу работы менялось не толь¬
ко название пьесы, менялось также — и самым радикальным обра¬
зом — и ее политическое направление, ее идейно-тематический за¬
мысел. В первой редакции предметом сатирического обличения был
не фашизм, а реформизм, не гитлеровская (в частности, расистская)
демагогия, а социал-демократические теории о возможности без ре¬
волюции, путем мирных реформ преодолеть классовую борьбу в
буржуазном обществе. Лишь в эмиграции, в последних редакциях
пьесы, в ней сменился объект сатиры, и она приняла отчетливо ан¬
тифашистский характер.
Движущим нервом сюжета Брехт сделал расовый вопрос. Но
это не означало, что он готов был ограничиться в своей пьесе лишь
разоблачением антисемитизма гитлеровцев. Свою главную задачу
он видел в том, чтобы вскрыть социальную природу фашизма как
террористической диктатуры господствующих классов и при этом
429

Показать, что расовый вопрос является производным от классовых
интересов промышленных и земельных магнатов, что погромная
антисемитская травля разжигается гитлеровцами по заказу их хо¬
зяев лишь для того, чтобы отвлечь угнетенных от познания истин¬
ных причин их бедствий. В связи с этим существенные изменения
претерпел образ фашистского фюрера Анджело Иберина (в ран¬
них редакциях Томасо Ангелас). Первоначально он изображался
фанатиком расистских идей, искренне верившим в свою теорию
надклассового национального единства. Орудием в руках больших
господ он оказывался, сам того не ведая, и как «обманутый идеа¬
лист» был своего рода трагической фигурой. Но ход событий в
Третьей империи помог Брехту лучше помять фашистских главарей,
и в окончательной редакции пьесы Иберину—в соответствии с ис¬
торической истиной — приданы черты жестокого деспота, бесприн¬
ципного демагога, циничного исполнителя социального заказа Боль¬
шой пятерки.
Первое представление пьесы состоялось 4 ноября 1936 г. в
Копенгагене в театре «Ридерсален». Режиссером спектакля был
Пер Кнутсон (описание спектакля см. в примечаниях Брехта). Спек¬
такль вызвал ь Дании большое общественное возбуждение. Перед
зданием театра состоялись демонстрации с плакатами — прокатоли¬
ческие и антикатолические, антисемитские и контрантисемитские,
ß некоторых реакционных газетах высказывались требования выс¬
лать Брехта из Дании или даже выдать его властям Третьей им¬
перии.
В марте 1960 г. состоялась студийная постановка пьесы но
Франкфурте-на-Майие. Режиссер — Рихард Лоренц.
Стр. 9. ...б ывалый человек (хотя не всюду он
бывал по доброй в о л е). — Имеется в виду вынужденная эми¬
грация Брехта, во время которой он, прежде чем обосноваться на
шесть лет в Дании, проехал через Чехословакию, Австрию, Швей¬
царию и Францию.
Стр. 21. ...д в е-т р и книги (мне давно хотелось
прочесть их на досуге)... — В образе вице-короля, подписы¬
вающего приказ о полномочиях Иберина, заключен намек на пре¬
зидента Гинденбурга, назначившего Гитлера рейхсканцлером.
О Гинденбурге было, между прочим, известно: он гордился тем, что
со времени окончания кадетского корпуса не прочел ни одной
книги.
ГОРАЦИИ И КУРИАЦИИ
(Die Horatier und die Kuriatier)
Пьеса написана в 1934 г., издана в 1938 г.
На русский язык переводится впервые.
Этой пьесой завершался цикл «учебных», или «поучительных»,
пьес, к которым кроме «Горациев и Куриациев» относились «Баден¬
ская поучительная пьеса о согласии», «Говорящий «да!» и Гово¬
рящий «нет!», «Мероприятие», «Исключение и правило» и (с не¬
которыми оговорками) также и «Мать».
430

Сюжет пьесы почерпнут Брехтом у древнеримского историка
Тита Ливия, который рассказывал о войне между городами Римом
и Альбалонгой. Оба города выставили по три воина — трех Гора¬
циев и трех Куриациев. Двое Горациев было убито, двое Куриа-
циев — ранено. О третьем Горации Тит Ливий писал: «К счастью,
он еще не был ранен, и, не будучи в силах справиться один с тре¬
мя сразу, он был. однако, сильнее каждого в отдельности. Чтобы
борьбу с ними расчленить, он обратился в бегство в ожидании, что
они будут его преследовать так, как позволяет каждому ослабляю¬
щая его рана. Он разъединяет таким образом врагов, затем пово¬
рачивается и убивает их поодиночке, сначала сильнейшего, затем
обоих ослабевших'».
Профессор Ганс Майер следующим образом определяет идею
«поучительной пьесы» Брехта: «Умение мыслить важнее материаль¬
ного превосходства. Временные победы не должны располагать к
преждевременному ликованию, все дело в окончательной победе.
И поражения могут быть обращены в победы» (Н. Mayer, Ber¬
tolt Brecht und die Tradition, Pfullingen, 1961, S. 93—94).
В 1958 г. пьеса была поставлена в Галле в театре «Молодая
гвардия» Музыковедческим институтом при университете имени
Мартина Лютера.
СТРАХ И НИЩЕТА В ТРЕТЬЕЙ ИМПЕРИИ
(Furcht und Elend des III Reiches)
Сцены были написаны в 1934—1938 гг., впервые изданы в
1938 г. в Праге, но весь тираж издания пропал в связи с немецко-
фашистской оккупацией Чехословакии. В первое издание входило
двадцать семь сцен, во все последующие — двадцать четыре: три
сцены — «Выборы», «Новое платье» и «Что помогает против га¬
за?» — Брехт снял, а сцену «Интернационал» заменил аналогичной
ей по теме сиеной «Болотные солдаты». Из снятых автором сцен
наибольший интерес представляла сцена «Что помогает про¬
тив газа?» — диалог женщины с братом. Женщина высказывала
тревогу по поводу того, что детей в школах заставляют носить про¬
тивогазы. «Они все равно не помогают против газа»,— замечает
брат. Женщина спрашивает: «Что же тогда помогает? Брат (впол¬
голоса). В 1917 году я был па Восточном фронте. Те, кто сидел в
окопах против нас, сделали такое, что помогает. Они прогнали свое
правительство. Это было единственное, что помогло, и это было
сделано впервые в истории...». Брехт отказался от этой сцены, ви¬
димо, потому, что ее кульминационный пункт был разжиженным
повторением финала сцены «Работодатели» (см. стр. 266).
На русский язык сцены были переведены в 1941 г. и тогда же
вышли отдельным изданием. В это издание входило лишь четыр¬
надцать сцен. Первый полный перевод был напечатан в 1956 г. в
однотомнике пьес Брехта (изд-во «Искусство»).
«В сиенах «Страх и нищета в Третьей империи», — пишет
В. Миттеицвай,— Брехт показал, как фашизм вторгся во все обла¬
сти жизни, как он отравил и разрушил самые интимные человече¬
431

ские отношения» (W. Mittenzwei, Bertolt Brecht, Berlin, 1962,
S. 194). В этих двадцати четырех сценах дана панорама политико¬
морального состояния всех общественных слоев Третьей империи —
интеллигенции и мелкой буржуазии, рабочего класса и крестьянства
и т. д., находящихся под гнетом кровавого террора и порождаемого
им страха. В рабочих заметках, озаглавленных «Страх и нищета в
Третьей империи», давая как бы обобщенный вывод из своих сцен,
Брехт писал: «Германия, наша родина, стала народом, состоящим
из двух миллионов шпионов и восьмидесяти миллионов подвергае¬
мых шпионской слежке... То, что отец говорит сыну, он говорит,
чтобы не быть арестованным. Священник листает свою Библию,
ища слова, которые он может произнести, не будучи арестованным.
Учитель подыскивает для какого-то деяния Карла Великого такую
причину, которую он может преподать ученикам без того, чтобы
его за это арестовали. Подписывая свидетельство о смерти, врач
выбирает такую причину смерти, чтобы она не привела к его аре¬
сту. Поэт ломает голову над рифмой, за которую его нельзя было
бы арестовать. И крестьянин решает не давать корма своей сви¬
нье, чтобы избежать ареста» (Архив Брехта, 42/45-46).
Сохранились представляющие немалый интерес черновики,
предварительные наброски и ранние редакции некоторых сцен.
В сцене «Правосудие» остались, например, неиспользованными та¬
кие заготовки: «Ловко этот еврей устроился. Лежит себе на своей
красивой белой больничной койке, и моя хата с краю, ничего не
знаю».
Показания штурмовиков:
«Должен же простой штурмовик иметь возможность спокойно
ходить по улице! Мы хотели пойти пропустить по кружке пива и
сыграть в кегли, а тут вышел этот еврей и начал всякие гадости
выкрикивать. Один из нас хотел было свести дело к шутке, вот
этот (выступает вперед великан), так еврей прямо с кулаками на¬
кинулся на него. Нет, не должно быть такого деспотического гос¬
подства евреев на улице» (Архив Брехта, 415/42). Лишь обладая
неисчерпаемым остроумием и щедрой творческой выдумкой Брехта,
можно было себе позволить отказаться от таких превосходных заго¬
товок ради строгости и сосредоточенности сюжета и лапидарности
диалога!
Первое представление состоялось в Париже 21 мая 1938 г. на
немецком языке. Режиссер — Златан Дудов. В ролях: Елена Вай¬
гель, Эрнст Буш, Эрих Шенланк, Штефи Шпира и другие. Спек¬
такль назывался «99 процентов», в него входило восемь сцен: «Ме¬
ловой крест», «Зимняя помощь», «Шпион», «Жена еврейка», «Два
булочника», «Правосудие», «Крестьянин кормит свинью» и «Работо¬
датели». Постановка была организована парижской секцией Союза
немецких писателей. Весь сбор поступил в пользу Немецкого на¬
ционального комитета помощи республиканской Испании. Спектакль
имел большой успех не только чисто театральный, но и политиче¬
ский. Одна из газет антифашистской эмиграции писала: «Так этот
спектакль, на который собрались представители всех кругов эми¬
грации, стал антифашистской демонстрацией в духе Народного
фронта. В этом, мы считаем, заключается настоящее и истинное
значение постановки сцен Брехта. Собравшиеся — мы уже давно
432

не видели в Париже такого сплочения сил самых различных
группировок — были едины в своей позиции против национал-социа¬
лизма» («Deutsche Volkszeitung», 1938, 29 мая).
Накануне и во время войны отдельные сцены исполнялись в
странах антифашистской коалиции и в нейтральных государствах.
12 мая 1939 г. состоялась премьера нескольких сцен в Лондоне.
Режиссер — Генрих Фишер, в ролях — Пауль Демл, Эльсберт Варн-
хольц и другие. 29 апреля 1944 г. «Правосудие» было поставлено в
Стокгольме, в роли следователя выступал эмигрант Герман Грайд,
бывший актер театра в Дюссельдорфе.
В июне 1945 г. в Нью-Йорке и затем в Сан-Франциско было по¬
ставлено семнадцать сцен под общим названием «Частная жизнь
расы господ» (см. примечания Брехта).
30 января 1948 г. — премьера в Берлине, в «Немецком театре».
Режиссер — Вольфганг Лангхоф, композитор — Борис Блахер.
Художник Вернер Цинзер создал скупое, «намекающее» оформле¬
ние. Например, дощатая рама на фоне темного задника обозначала
дверь и т. п. В ролях: Эми Бессель — женщина-работница в «Пле
бисците» и жена еврейка, Вернер Хинц — ее муж, рабочий в «Ме¬
ловом кресте» и учитель в «Шпионе», Герхард Бинерт — штурмо¬
вик в «Меловом кресте», Ангелика Хурвиц — жена в «Шпионе», и
другие. Кате Кюль читала стихотворный пролог и эпиграфы к сце¬
нам. В композицию было включено семь сцен.
В 1948 г. — постановка в Дортмунде. Режиссер — Герберт Юн¬
кере, художник — Гарри Бройер. Действие разыгрывалось на слег¬
ка возвышавшихся подмостках, расположенных по диагонали сцены,
обитой черным. Вдоль подмостков в два ряда тянулись резные из
дерева фигуры штурмовиков, как своего рода немой хор.
8 февраля 1957 г. — премьера в театре Брехта «Берлинский ан¬
самбль». Композиция включала десять сцен, поставленных молоды¬
ми режиссерами, учениками Брехта Карлом М. Вебером, Лотаром
Беллагом, Конрадом Свинарским, Петером Паличем и Кетой Рю-
лике. В ролях: Елена Вайгель — жена еврейка и женщина-работни¬
ца в «Плебисците», Норберт Кристиан — рабочий в «Меловом
кресте» и прокурор в «Правосудии», Мартин Флерхингер — следо¬
ватель в «Правосудии» и учитель в «Шпионе», Ганс Хамахер —
офицер-эсэсовец в «Народном единстве» и судья в «Правосудии»,
Агнес Крауз — жена в «Работодателях», и другие. Стихотворный
пролог и эпиграфы к сценам звучали в зале через динамики в зву¬
козаписи в исполнении Елены Вайгель. Одновременно на экран
проецировались фотодокументы фашистских зверств, показывались
кинокадры из документальных фильмов — заседание фашистского
Народного трибунала, речь Гитлера к молодежи и т. п. Спектакль
«Берлинского ансамбля» имел колоссальный успех, с 1957 г. по сей
день он не сходит со сцены.
В ГДР с 1948 г. сцены были поставлены в прятидесяти двух
профессиональных и самодеятельных театрах. В Дрездене, на Ка¬
мерной сцене Государственного театра, спектакль идет с 1958 г.
по настоящее время. В Галле, где премьера состоялась в июне
1958 г., в постановку были вмонтированы сонги — текст Рольфа
Тиме, музыка Эриха Клей. В Гальберштадте, в спектакле Народ¬
ного театра (премьера 3 ноября 1957), художник Эдмунд Брандин
433

»фнменил оригинальное «фрагментарное» оформление — стена, окле¬
енная обоями, или окно, подвешенное на шнурах, обозначают ком¬
нату, рисунок стены, отделанной кафелем, указывает, что действие
происходит на кухне, и т. д.
В ФРГ сцены ставились в Бремене, Франкфурте-на-Майне,
Мюнхене, Брауншвейге и др. Дюссельдорфский Камерный театр в
апреле 1961 г. гастролировал со спектаклем «Страх и нищета» в
Голландии.
Из многочисленных зарубежных постановок следует упомянуть
следующие: Лион, театр Комедии — 7 апреля 1956 г., режиссер —
Роже Планшон; Лилль, Народный театр Фландрии — 5 мая 1956 г.,
режиссер — Сирил Робише; Париж, театр «Пти Мариньи» — январь
1957 г., режиссер — Жак Руссильон; Познань, театр Сатиры — но¬
ябрь 1959 г., режиссер — Ян Пери, в ролях: Мария Радловская,
Мариан Погащ и другие; Варшава, Государственный еврейский
театр—16 июля 1960 г., режиссер — Конрад Свинарский, в ролях:
Мариан Мельман, Самуил Реттиг, Рут и Ида Каминские и другие;
Мехико, театр «Ориентасион»—11 марта 1960 г., режиссер —
Гектор Мендоса, в ролях: Антонио Меделин, Марио Охеа и другие;
Лондон, Центральная школа речи и драмы—18 декабря 1960 г.,
режиссер — Джон Блетчлц.
Стр. 171. Кровавые флаги повсюду, на каждом —
рабочему люду крюкастый крест.— Фашистский флаг
представлял собой красное поле, белый круг и в нем черная сва¬
стика.
...в о имя «его борьб ы».— «Моя борьба» — название книги
Гитлера.
Стр. /75. Рейникендорф, Руммельсбург, Лихтер-
ф е л ь д — районы Берлина.
Стр. 183. Доктор Лей отправилс я... пропаганди¬
ровать «Силу через радост ь»...— Лей — главарь фашист¬
ской псевдопрофсоюзной организации «Рабочий фронт». «Сила через
радость»—название фашистской «культурной» организации, наса¬
ждавшей среди трудящихся идеи «народного единства».
Стр. 184. ..народное единство, включая самого
Тисс ем а?—Тиссен—один из крупнейших немецких капиталистов.
...масла не будет, не угодно ли пушку? — Насмеш¬
ливый намек на пропагандистский лозунг, сформулированный Ге¬
рингом: «пушки вместо масла».
Стр. 185. ...з агляну тут в одно место на Алек¬
сандерплац е.— На Александерплаце в Берлине находилось
здание полицайпрезидиума.
Стр. 192. ...к рей сер вы принесли Гитлеру в при¬
дан о е.—Незадолго до прихода Гитлера к власти социал-демо¬
краты голосовали в рейхстаге за ассигнование средств на строи¬
тельство «броненосца А».
Стр. 226 У них в Коричневом доме...— Коричневый
дом — резиденция Гитлера и помещение Центрального правления
нацистской партии в Мюнхене.
Стр. 231. ...в тридцать втором еще читали «Фор-
вертс», а в мае тридцать третьего вывесили чер-
но-бело-красный флаг1 — «Форвертс» — центральный орган
434

социал-демократической партии. Черный, белый и красный — цвета
германского республиканского флага.
Стр. 251. Старый боец — так именовались члены нацист¬
ской партии, вступившие в нее еще до прихода Гитлера к власти.
Стр. 2Ы. В казармах стало известно о бомбеж¬
ке Альмери и— Бомбежка Альмерии, испанского портового
города, была актом открытого вооруженного вмешательства фа¬
шистской Германии в гражданскую войну в Испании.
ВИНТОВКИ ТЕРЕСЫ КАРРАР
(Die Gewehre der Frau Carrar)
Пьеса написана в 1937 г., тогда же издана. На русский язык
была переведена в 1956 г. И. Кариниевой и вошла в однотомник
пьес Брехта (издательство «Искусство»).
Брехт указывает, что при написании пьесы он воспользовался
идеей ирландского драматурга Синга. Однако черты сходства ме¬
жду пьесой Синга «Riders to the Sea» и пьесой Брехта установить
трудно. Видимо, пьеса Синга натолкнула Брехта на какие-то мысли,
но в итоге он создал абсолютно самостоятельное произведение.
Пьеса была написана в разгар гражданской войны в Испании и
имела своей целью мобилизовать общественное мнение в европей¬
ских странах на защиту дела республиканской Испании. Работая
над пьесой, Брехт собирал газетные вырезки, тщательно изучал ход
военных действий, обстановку на фронтах и особенно интересовал¬
ся событиями в районе Бильбао. Первоначально пьеса называлась
«Генералы над Бильбао».
Направленная против философии аполитичности и нейтрализма,
пьеса Брехта заключала в себе очень тонкую и дифференцированную
трактовку этого многосложного явления. Брехт прежде всего высту¬
пал против капитулянтских настроений среди части трудящихся
(Тереса Каррар), то есть против обывательского неверия в целесо¬
образность и успех антифашистского Сопротивления и против иллю¬
зорных надежд пеной смирения и покорности вымолить себе пощаду
у фашистских палачей. Одновременно Брехт развенчивал и идеи
пацифизма и непротивления злу по религиозно-философским моти¬
вам (священник). Наконец, пьеса заключала в себе решительное
осужление циничной «политики невмешательства», провозглашаемой
правительствами буржуазно-демократических государств. Таким
образом, теория и практика нейтрализма рассматривалась в пьесе в
трех аспектах: нейтрализм как следствие неразвитости классового
сознания, то есть политической темноты и непросвещенности, ней¬
трализм из религиозно-этических соображений и, наконец, нейтра¬
лизм из недостойных политиканских расчетов.
Идейный урок, заключенный в упрямой слепоте и трагическом
прозрении Тересы Каррар, приобрел еще более широкое значение в
последующие месяцы, когда осуществились новые акты фашистской
агрессии в Европе. После мюнхенской капитуляции западных дер¬
жав перед Гитлером и после уничтожения независимости Чехосло¬
вакии Брехт написал для постановки своей пьесы в «Свободном
немецком театре» в Швепии пролог и эпилог, обобщавшие смысл
пьесы в свете больших событий европейской истории.
435

Действие пролога происходит на юге Франции, после поражения
республиканской Испании, в концентрационном лагере для испан¬
ских беженцев. Среди интернированных — Тереса Каррар, ее сын
Хосе и брат Педро Хакерос. Последний беседует с французскими
часовыми о событиях в Европе: «Часовой. Может быть, вообще
нет смысла сражаться? Чехи не сражались, ну и их, конечно, раз¬
громили. Но вы сражались, и вот вы тоже разгромлены. Зачем же
тогда сражаться?.. Рабочий. Наилучший ответ могла бы вам
дать та женщина, но она не знает вашего языка. Это моя сестра.
Она жила с двумя сыновьями в маленьком рыбачьем поселке в Ка¬
талонии. Мальчик — один из ее сыновей, тот, что остался в живых.
Она тоже задавала вопрос: зачем сражаться? Она это спрашивала
не до самого конца, но очень долго, почти до конца. И многие, по¬
добные ей, задавали этот вопрос — зачем сражаться? — очень долго,
как и она, — почти до конца. И то, что они этот вопрос так долго
задавали, было одной из причин того, что нас разгромили,— вот
как! И если вы когда-нибудь будете задавать этот вопрос, как она,
то и вы будете разгромлены...» Один из часовых просит Педро рас¬
сказать историю его сестры, после чего пролог переходит ц действие
пьесы, а сама пьеса оказывается не чем иным, как сценическим рас¬
сказом Педро Хакероса.
Эпилог очень краток: «(Концентрационный лагерь в Перпиньяне.
Рабочий за колючей проволокой закончил рассказ. Часовой, читав¬
ший газету, протягивает ему сигарету). Рабочий. Да, так пошла
Мария Каррар в бой против наших собственных генералов и против
всего мира, часть которого им помогала нас задушить, а другая
часть состояла из зрителей. И так она была побеждена, и ее вин¬
товки снова исчезли в каком-то подполье. Часовой, читавший
газету. Ты думаешь, что когда-нибудь они снова будут оттуда
извлечены? Рабочий. Я уверен в этом, ибо она теперь знает —
зачем сражаться» (цит. по кн.: Werner Mittenzwei, Ber¬
tolt Brecht, Berlin, 1962, S. 390—392).
Первое представление состоялось в Париже 16 октября 1937 г.
Режиссер — Златан Дудов, в роли Тересы Каррар — Елена Вайгель.
Сбор со спектакля поступил в фонд помощи республиканской Ис¬
пании.
21 мая 1938 года — премьера в Праге, также на немецком языке.
В ролях: Шарлотта Кютер — Тереса Каррар, Эрвин Гешонек — Пед¬
ро Хакерос, Эрих Фройнд — священник.
В 1938 г. — постановка в Копенгагене с Еленой Вайгель в за¬
главной роли.
В 1939 году состоялась в присутствии Брехта уже упомянутая
премьера с прологом и эпилогом в Вестеросе (Швеция). Режиссер —
Курт Трепте, художник — Ганс Тромбок. Затем пьеса была постав¬
лена в столице Швеции Стокгольме под руководством режиссера
Германа Грайда.
После второй мировой войны, несмотря на, казалось бы, снизив¬
шуюся актуальность пьесы, она обрела большую сценическую жизнь.
В ГДР с 1948 по 1962 г. она была поставлена в пятидесяти театрах
и самодеятельных коллективах, в том числе в Лейпциге, Дрездене,
Эрфурте и т. д. 16 ноября 1952 г. состоялась премьера в театре
«Берлинский ансамбль», Режиссер — Эгон Монк, художник — Хайнер
436

Хилл, в заглавной роли — Елена Вайгель. Спектакль оставался в
репертуаре театра в течение трех сезонов.
Пьеса ставилась также и в Западной Германии, в театрах Штут¬
гарта, Ульма, Висбадена. Здесь иногда предпринимались попытки
извратить или приглушить политический смысл пьесы. Так, напри¬
мер, западногерманский театровед Карл Ниссен пишет: «В Ульме
режиссер Гюнтер Ханке (май 1956 г.) приложил усилия к тому, что¬
бы сделать фронты анонимными и тем самым достичь вневременно-
сти» (Carl Niessen, Brecht auf der Bühne, Köln, 1959, S. 63).
Пьеса пользуется популярностью и успехом за границей, осо¬
бенно во Франции, где с 1956 по 1961 г. она была поставлена в
семнадцати театрах — в Париже, Марселе, Лионе, Тулузе, Лилле,
Дижоне, Руане и т. д. Она ставилась также в Польше, Швейцарии,
Венгрии и других странах.
В Москве пьеса была поставлена в 1958 г. в театре имени
Евг. Вахтангова на творческом вечере Е. А. Полевицкой, исполняв¬
шей в спектакле заглавную роль.
Стр. 280. Прорвутся ли пароходы с продоволь¬
ствием через английскую блокаду? — Под предлогом
так называемой «политики невмешательства» английский и француз¬
ский флот проводил блокаду распубликанской Испании, не допуская
помощи ей извне. В то же время гитлеровская Германия и фашист¬
ская Италия беспрепятственно оказывали помощь мятежникам и от¬
крыто осуществляли интервенцию в Испании.
Стр. 282. ...в Овьедо было восстани е.— В октябре 1934 г.
в городе Овьедо (Астурия) вспыхнуло восстание рабочих-горняков,
жестоко подавленное войсками и полицией.
ЖИЗНЬ ГАЛИЛЕЯ
(Leben des Galilei)
Пьеса написана в 1938—1939 гг., напечатана на стеклографе в
театрально-прокатных целях в 1946 г., издана в 1955 г. На русский
язык пьеса была переведена Л. Копелевым в 1957 г.
Немецкое издание сопровождалось заметкой: «Пьеса «Жизнь
Галилея» была написана в эмиграции, в Дании, в 1938—1939 гг.
Газеты опубликовали сообщение о расщеплении атома урана, про¬
изведенном немецкими физиками». В этой заметке содержался на¬
мек на связь идейного замысла пьесы с определенными событиями
в области атомной физики. Однако эта связь не в равной степени и
не в одинаковом направлении находила свое выражение в пьесе
на разных этапах работы автора над ней. В этом смысле важно
различать две редакции пьесы.
Первая редакция (датская) относилась к 1938—1939 гг. Она
получила известное распространение, будучи размножена на стек¬
лографе в театрально-прокатных целях издательством Зуркампа.
Вторая редакция (американская) относилась к 1945—1946 гг. Она
возникла в ходе совместной работы Брехта с американским акте¬
ром Чарлзом Лафтоном, впоследствии исполнителем роли Галилея:
они переводили пьесу на английский язык, тщательно ее обсужда¬
ли, причем Брехт вносил существенные изменения в текст. Эта,
437

значительно отличная от первой редакция лежит в основе всех
немецких изданий и принята также в нашем издании.
В первой редакции Галилей в известной мере является носи¬
телем положительного примера. Изображая его, Брехт имел в виду
ту сложную и подчас хитроумную тактику, к которой приходится
прибегать борцам-подполыцикам (в частности, антифашистам в
Третьей империи) для того, чтобы донести слово правды до народа:
приходится маскироваться, таиться, показной лояльностью и законо-
послушанием вводить власти предержащие в заблуждение. Эта
подразумеваемая, подспудная параллель проливала совсем иной
свет на поведение Галилея: его отречение было не позорной капи¬
туляцией, а лишь искусным маневром. Усыпив бдительность инкви¬
зиции, Галилей тайно продолжал свои научные исследования в
прежнем направлении и пересылал через специального курьера-
подпольщика свои рукописи заграничным издателям.
Во второй редакции Брехт удалил все реплики, ремарки, даже
целые эпизоды и сцены и некоторых персонажей—все, что могло
бы располагать к положительному истолкованию поведения Га¬
лилея. Одновременно Брехт создал новые образы (например, Федер-
цони или Ванни) и ввел некоторые существенные моменты (осо¬
бенно в XIV картине), подчеркивающие общественное и нравствен¬
ное банкротство Галилея. Исторические предпосылки столь резкого
отличия второй редакции от первой очевидны: в 1945—1946 гг.
вопрос о тактике антифашистов-подпольщиков уже не был столь
актуален, а атомный взрыв над Хиросимой властно продиктовал
Брехту другие проблемы. «Атомная бомба и как техническое и как
общественное явление — конечный результат научных достижений
и общественной несостоятельности Галилея»,—писал Брехт. Под¬
спудная параллель второй редакции — уже иная: судьба Галилея
связывается Брехтом с предательством современных физиков-атом-
щиков по отношению к человечеству.
Некоторые исследователи пишут об еще одной, третьей (бер¬
линской) редакции, имея в виду текст спектакля театра «Берлин¬
ский ансамбль» (1957). Действительно, незадолго до смерти, репе¬
тируя и готовя постановку «Жизни Галилея», Брехт произвел в
тексте некоторые купюры, ничего, однако, не дописывая. Такие
режиссерские купюры — явление обычное и не дают оснований
рассматривать текст спектакля как новую литературную редакцию
пьесы. Произведенные Брехтом купюры лишь еще более усилили
тенденцию второй редакции. В частности, Брехт снял целиком
картину V (Чума) и картину XV (Андреа провозит рукопись Га¬
лилея через границу). Он, видимо, исходил из того, что картина
V подымала героя на высоту такой самоотверженной, не знающей
страха смерти преданности науке, которая вступает в противоречие
с его последующим поведением. Картина же XV могла создать у
зрителя впечатление, что отречение Галилея все же в итоге оказа¬
лось актом разумным, совершенным в интересах науки.
«Жизнь Галилея» — одно из самых значительных произведений
Брехта, одна из главных опор современного мирового репертуара,
хотя постановка этой пьесы по плечу лишь крупным театрам, рас¬
полагающим яркими актерскими индивидуальностями и многочис¬
ленной труппой.
438

Первое представление пьесы состоялось в Цюрихе 9 сентября
1943 г. В роли Галилея выступал Леонард Штеккель.
10 декабря 1947 г. состоялась премьера в Нью-Йорке в экспе¬
риментальном театре Американской национальной театральной ака¬
демии. 'Роль Галилея исполнял всемирно известный актер Чарлз
Лафтон. Художник — Роберт Дэвисон, композитор—Ганс Эйслер.
Премьера проходила в отсутствие Брехта, который в это время
был уже на пути в Европу, но до того, в течение 1945—1947 гг.,
Брехт месяцами работал совместно с Лафтоном над переводом
пьесы, ее переработкой, толкованием мельчайших фабульных поло¬
жений, режиссерским планом постановки. Таким образом, спектакль
в общем отвечал принципам и идеям Брехта. Последний высоко
ценил работу Лафтона и оставил подробнейшее — кадр за кад¬
ром— описание роли, снабженное в немецком издании пятьюде¬
сятью фотографиями. «Описанием лафтоновского Галилео Гали¬
лея.— замечал Брехт,— драматург пытается не столько на какое-то
еще время продлить жизнь такому быстро преходящему явлению
искусства, как творчество актера, сколько, скорее, воздать должное
тем усилиям, которые великий актер оказался в состоянии употре¬
бить ради столь быстро преходящего явления искусства. Ныне это
уже не принято» (В. Brecht, Aufbau einer Roll, Berlin, 1956, S. 6).
В мае 1955 г.— постановка в Кельне. Режиссер — Фридрих
Зиме, художник — Макс Фрицше. В ролях:	Галилей — Каспар
Брюннингхзуз, папа — Ромуальд Пекны, кардинал-инквизитор —
Вернер Хессепланд, Андреа — Курт Бек, и другие. Спектакль про¬
шел с большим успехом и вызвал широкий резонанс в ФРГ.
С 1955 по 1962 г., несмотря на неоднократные попытки реакцион¬
ных кругов организовать бойкот драматургии Брехта, пьеса была
поставлена в десяти западногерманских театрах, в том числе в
Нюрнберге, Штутгарте, Мюнхене, Франкфурте-на-Майне и др.
15 января 1957 г. состоялась премьера в театре «Берлинский
ансамбль». Спектакль ставил Брехт, но смерть застигла его в раз¬
гаре работы. Постановку довел до конца и выпустил друг Брехта,
режиссер Эрих Энгель. Художник — Каспар Нсер, музыка Ганса
Эйслера. В ролях:	Галилей — Эрнст Буш, Вирджиния — Реги¬
на Лютц, Сарти —- Ангелика Хурвиц, папа — Эрнст Отто Фур¬
ман, кардинал-инквизитор—Норбсрт Кристиан, и другие. Ис¬
полнение роли Галилея Бушем было описано Гансом Эйслером
(подобно тому как Брехт описал лафтоновского Галилея). Спек¬
такль «Берлинского ансамбля» имел огромный успех и приобрел
всемирную известность. Театр выезжал с ним на гастроли в Москву,
Ленинград, Варшаву, Париж, Лондон, в ФРГ и т. д. (Подробное
описание спектакля см.: И. Фрадкин, Литература новой Герма¬
нии, М., 1961, стр. 331—343.) Вслед за «Берлинским ансамблем»
пьесу поставили еще семь театров ГДР, в том числе в Дрездене,
Эрфурте, Лейпциге и др.
Пьеса ставится во всем мире. В Англии ее поставили пять те¬
атров, в том числе в Лондоне — Королевская академия драматиче¬
ского искусства. Во Франции—три театра во главе с ТИП (ре¬
жиссер и исполнитель роли Галилея — Жорж Вильсон). В Поль¬
ше— семь театров: в Варшаве, Лодзи. Кракове, Гданске и др.
Ряд постановок состоялся в Швеции, Италии, Чехословакии и т. д.
В 1960 г. пьесу транслировало ленинградское радио.
439

Стр. 336. Пожалуй, назову их звездам и Медичи
в честь великого герцога Флоренци и.— Здесь и в
дальнейшем речь идет о Козимо Медичи, который в действительно¬
сти жил гораздо раньше: когда он умер, Галилею было только де¬
сять лет. Подобные анахронизмы Брехт допускал сознательно, тем са¬
мым как бы подчеркивая, что он заботится не о воспроизведении
с педантической точностью определенных картин исторического
прошлого, а о создании обобщенных образов, по своему значению
выходящих за узкие рамки изображаемого исторического момента.
Стр. 354. Великий Клавиус — божий раб — при¬
знал, что Галилей был прав. — Снова анахронизм: Кристо¬
фер Клавиус умер в 1612 г., то есть за четыре года до изображаемых
здесь событий.
Стр. 370. ...п рестол святого Петра — то есть папский
престол.
Стр. 384. «Оставь надежду всяк сюда входя¬
щий» — такова, как рассказывается в поэме Данте «Божествен¬
ная комедия», надпись у входа в ад.
Стр. 394. Вот уже полтора десятка лет, как вся
Германия превращена в бойню, люди убивают
друг друга с цитатами из Библии на „устах.—
Имеется в виду Тридцатилетняя война, в идеологическом обоснова¬
нии которой видное место занимала религиозная рознь между ка¬
толиками и протестантами.
Стр. 401. «D i s с о г s i» — книга Галилея «Беседы», подводившая
итоги его исследованиям в области физики, изданная в 1638 г. в
Голландии. Ее более полное название:	«Беседы и математиче¬
ские доказательства, касающиеся двух новых отраслей науки...»
И. Фрадкин

ИЛЛЮСТРАЦИИ

[Круглоголовые и остроголовые». Сцена из спектакля.
Копенгаген, 1936

:Страх и нищета в Третьей империи». Сцена из спектакля.
Открытая сцена, Нью-Йорк, 1945

:Страх и нищета в Третьей империи». Штурмовик —
Эрик Клейн, горничная — Эдит Трекер.
«Берлинский ансамбль», 1957

:Страх и нищета в Третьей империи». Сцена «Меловой крест».
Окружной театр в Аннаберге, 1958

Страх и нищета в Третьей империи. Сцена «Болотные солдаты».
Народный театр, Гальберштадт, 1957

«Жизнь Галилея», Галилей (справа)—Чарлз Лафтон.
Экспериментальный театр Американской национальной театральной
академии, Нью-Йорк, 1947

«Жизнь Галилея». Сцена из спектакля.
Экспериментальный театр Американской национальной театральной академии,
Нью-Йорк, 1947

«Жизнь Галилея». Галилей — Чарлз Лафтон.
Экспериментальный театр Американской национальной театральной академии,
Нью-Йорк, 1947

«Жизнь Галилея». Галилей — Эрнст Буш.
«Берлинский ансамбль», 1957

«Жизнь Галилея». Галилей — Эрнст Буш.
«Берлинский ансамбль», 1957

«Жизнь Галилея». Галилей — Эрнст Буш.
«Берлинский ансамбль», 1957

«Жизнь Галилея». Сцена из спектакля.
«Берлинский ансамбль», 1957

«Жизнь Галилея». Галилей — Эрнст Буш.
Вирджиния — Ригина Лютц.
«Берлинский ансамбль», 1957

«Жизнь Галилея». Папа Урбан VIII — Эрнст Отто Фурман.
«Берлинский ансамбль», 1957

«Жизнь Галилея». Вирджиния — Регина Лютц, кардинал-
инквизитор— Норберт Христиан.
«Берлинский ансамбль», 1957

«Жизнь Галилея». Сцена из спектакля.
Городской театр в Дортмунде, 1959,
.

«Жизнь Галилея». Уличный певец—Бенно Бессок, его жена — Агнес
Краус, их сын — Ульрих Шпалингер.
«Берлинский ансамбль», 1957

«Винтовки Тересы Каррар». Тереса Каррар —
Елена Вайгель.
«Берлинский ансамбль», 1952

«Винтовки Тересы Каррар». Сцена из спектакля.
Городской театр в Карл-Марксштадте. 1956

Бинтовки Тересы Каррер». Сцена из спектакля.
Рабочий театр, Вестераш (Швеция), 1939

«Винтовки Тересы Каррар». Сцена из спектакля.
Городской театр в Котбусе, 1958

СОДЕРЖАНИЕ ВТОРОГО ТОМА
Круглоголовые и остроголовые. Перевод В. Стенича
Горации и Куриации. Перевод Б. Слуцкого .	. .
Страх и нищета в Третьей империи. Перевод В. Ста-
невич, Н. Касаткиной, И. Вольпин, В. Топер,
Вл. Нейштадта, А. Гуровина и А. Штейнберга
Винтовки Тересы Каррар. Перевод И. Каринцевой
Жизнь Галилея. Перевод Л. Копелева .	,	.	.	.
Комментарии И. Фрадкина .
Бертольт Брехт
ТЕАТР. Том 2
М., «Искусство», 1963. 687 464 стр.
Редактор Т. А. Путинцева
Художественный редактор В. П. Богданов
Технический редактор В. У. Борисова
Корректор Я. Г. Антокольская
Сдано в набор 26/11 1963 г. Поди, в печ. 7/IX 1963 г.
Форм. бум. 84X108732.. Печ. л. 14,5 (условных 23,78).
Уч.-издат. л. 21,84. Тираж 12 500 экз. Изд. № 12441. А09896. Зак.
«Искусство», Москва И-51, Цветной бульвар, 25
Московская типография № 8
Управления полиграфической
промышленности Мосгорсовнархоза
Москва. 1-й Рижский пер., 2
Цена 1 р. 30 к.
5
139
169
275
307
427
№ 130.