Аркадий
ПОЛОНСКИЙ

Аркадий
ПОЛОНСКИЙ
raw
•im
lim
второе издание
Сан кт-П етербург
АЛЕТЕЙЯ
2012

Памяти Владимира Гамолина,
основателя литературно-мемориального
музея-усадьбы Ф.И. Тютчева
в селе Овстуг (Брянщина)
V
Герб рода Тютчевых
(ААЕТЕЙЯ1
ИСТОРИЧЕСКАЯ
КНИГА

МИНИСТР ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ: «Уважаемый
Аркадий Эмильевич, Ваша работа, позволяющая расширить знания об
этом выдающемся мыслителе, особенно важна сейчас, на переломном
историческом рубеже, когда Россия в очередной раз сталкивается с
вызовами,требующими сосредоточения ее сил, потенциала и творческой
энергии в интересах обеспечения достойного места в формирующейся
новой международной системе».
Сергей Лавров
07.03.2012
ПОСТОЯННОЕ ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВО РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ В
ГЕРМАНИИ: «Многоуважаемый государь,... Позвольте Вас поблагодарить
за огромную работу, которую Вы проводите в Германии для русской
культуры. Кто хранит прошлое, у того и будущее. Ваш интерес к жизни
и деятельности Фёдора Ивановича доказывает, какие тесные отношения
имели Россия и Германия. К сожалению, для многих это остается
неизвестным, а многие даже не хотят этого знать... Желаю благословения
и мира душевного».
Архиепископ Лонгин.
Дюссельдорф. 04.01.2000
ЧИТАТЕЛЬНИЦА ИЗ РОССИИ: «Многоуважаемый Аркадий Эмильевич! Я
прочла Вашу книгу, не отрываясь. Дочери и зятю (он тоже литературовед,
профессор университета) это еще предстоит. ...от имени нашей семьи
выражаю Вам глубокую благодарность и пожелание дальнейших успехов».
Лаура Виролайнен, литературовед.
Санкт-Петербург. 24.02.2001
МАРТИН-ЛЮТЕР-УНИВЕРСИТЕТ ГОРОДОВ ГАЛЛЕ И ВИТТЕНБЕРГА: «Дорогой
Аркадий Эмильевич! ...Книгу Вашу прочел с большим удовольствием.
Более всего меня поразила Ваша любовь к фактам: действительно, гадать
и фантазировать можно много и „плодотворно" на самые разные
исторические и историко-литературные темы, но разве в этом призвание
науки? Я думаю, что Ваша подвижническая преданность тютчевской
тематике обязательно найдет признание в России...»
Владимир Янцен, доктор философии.
Галле. 18.09.2000

УДК 82.091
ББК 83.3(2Рос=Рус)1
Π 52
Полонский А.
Π 52 Федор Тютчев. Книга бытия / А. Полонский. — СПб.: Алетейя,
2012. — 408 с. второе издание.
ISBN 978-5-91419-495-3
Перед вами неординарное прочтение «книги бытия» Федора Тютчева,
необычный взгляд на жизнь поэта сквозь призму ритмов (и аритмий)
в карьере, поэзии, любви. Конфликт Тютчева-чиновника с министром
Нессельроде сломал ритм служебного роста, изменил жизненные
ожидания, отразился на творчестве. Образный мир поэта формировался под
влиянием домашнего учителя С. Е. Раича, благодаря которому поэзия
ученика украсилась библейскими и античными тройственными ритмами.
Изучая литературные приемы Святого Писания, юный Тютчев обратил
внимание, что высказывания библейского проповедника построены по
единому правилу, получившему название Код Екклесиаста. Код
моделирует вечные циклы в природе и обществе. На основе обнаруженной
закономерности поэт в зрелом возрасте создал ряд шедевров, в числе
которых и Silentium! На его творчество оказала влияние поэзия
немецкого романтизма и особенно философские произведения Гете. Десятки
стихотворений иностранных, в том числе немецких поэтов стали известны
в России благодаря переводам Тютчева. Книга представляет интерес для
широкого круга читателей.
УДК 82.091
ББК83.3(2Рос=Рус)1
© А. Полонский, 2012
© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2012
© «Алетейя. Историческая книга», 2012
SBN 978-5-91419-495-3
95311

ОТ АВТОРА
...с глубокой серьезностью посылаю в мир свою
книгу в уповании на суждения читателей и
надеюсь, что она дойдет до тех, кому единственно
и предназначалась.
Артур Шопенгауэр
«Мир как воля и представление»
Как-то, в начале 90-х гг. прошлого века, в известном мюнхенском музее
«Новая Пинакотека» экспонировалась коллекция полотен, посвященная
160-летнему юбилею восшествия принца Отто Баварского, сына Людвига I,
на греческий престол. Историческое событие происходило в 1832-1833 гг.
Авторы работ известные живописцы: Ф. Фольц (Philipp Foltz,
1805-1877) и П. Гесс (Peter Hess, 1792-1871). Главным заказчиком был,
разумеется, король. Моё внимание привлёк небольшой холст с
изображением проводов мальчика-принца, стоящего в вестибюле дворца у выхода
в большой мир (худ. Ф. Фольц, 1834). На широкой мраморной лестнице
художник расставил несколько десятков придворных, их взоры он
обратил на юношу Отто, держащего за руку грустную маму. Отец прощается
с греческой депутацией, которая будет сопровождать нового короля. На
противоположной стене выставочного зала на большом полотне молодой
король в сопровождении отряда союзных войск сходит на берег в порту
Навплии. Корабли салютуют, толпы греков ликуют (худ. П. Гесс, 1835).
Изображение помпезной встречи, вероятно, имело недостаток:
отсутствовал король Людвиг. Этот изъян был исправлен на другой, ещё большей
картине: «Людвиг I король Баварский в кругу семьи рассматривает
картину Петера Гесса "Приезд короля Отто в Навплию"», 1836.
Очевидно, художникам надлежало решить сверхзадачу — убедить
потомков(!) в правдивости блистательного правления баварского
монарха. К сожалению главного мифотворца, реальность была иной: в
действительности, принца с помпой не провожали, в Навплии встречали
скромно, спустя тридцать лет оставили без трона... Людвига ещё
раньше... Подробности этой истории известны.
Отто остаётся — гордостью королевской династии. Одной из окраин
Мюнхена присвоено имя Оттобрунн (Ottobrunn — целебный источник
Отто). На данной территории находятся одноимённая община и частный
музей, основанный офтальмологом, профессором Яном Муркеном. Музей

6
От автора
вполне солидный, ведётся научная работа, публикуются труды.
Отправляюсь в названное учреждение, и вскоре становлюсь обладателем
прекрасного альбомного издания с описанием экспонатов музея и картин «Новой
Пинакотеки», посвященных Отто*. На пятьдесят восьмой странице фолианта
на меня смотрел упомянутый групповой портрет, написанный Ф. Фольцем.
На следующих двух страницах следовал список сорока двух приближённых
короля, провожавших Отто 6 декабря 1832 года в Грецию.
Шестое декабря 1832 года! Фёдору Тютчеву — двадцать девять лет и
один день (по н. ст. )! Он уже десять лет живёт в Мюнхене, служит
России за рубежом. Придворные, изображённые Фольцем, все известные
ему лица. Библиотечные фонды предоставили биографии персонажей
картины и их близких, возможных знакомцев и полузнакомцев
будущего главного действующего лица моей жизни.
Так началась многолетняя эпопея моего виртуального общения с
Фёдором Ивановичем. Иногда казалось, что давно ушедший поэт сам
подсказывал направление поиска сведений о нём и его творчестве. Имя
Тютчева и его немецких родственников отыскались в более, чем в двух
десятках архивов. Обнаружились адреса службы и проживания в двух
браках. Разыскалась и церковь, Сальваторкирхе, в которой поэт
венчался, и были крещены его пятеро детей. В Тегернзее, курортном районе
недалеко от Мюнхена, удалось найти виллу, в которой когда-то
доживала свой век первая любовь поэта, Амалия, урожд. графиня Лерхенфельд
(в браках баронесса Крюденер и графиня Адлерберг). В путеводителе по
местному некрополю указано место её захоронения.
Фортуна не предоставляла Фёдору Ивановичу варианты выбора
жизненного пути. За него это делало Провидение! Его бытие — тесное
переплетение закономерного и случайного. Судьба Тютчева свершалась под
знаком высокого метафизического влияния: по велению рока
выстраивались вовремя происходящие мистические события. Присутствовала ли,
например, в судьбе поэта булгаковская Аннушка, предопределившая
течение всей жизни ещё до его рождения? Так, 4 мая 1703 года в йенском
погребке «У Розы» некий юнец Генрих Остерман в пьяной потасовке
непреднамеренно лишил жизни студента Г. Ф. Борхердинга. Существует ли
связь между названным печальным эпизодом и приездом Фёдора
Ивановича в Мюнхен 23 июля 1822 года? Оказывается, существует...
Не иначе как выбором судьбы можно назвать встречу подростка
Тютчева с наставником С. Е. Раичем. Это ему принадлежит главная роль
* Murken, Jan. König-Otto-von-Griechenland-Museum der Gemeinde Ottobrunn /
München. S. 128. ISBN 3-921669-16-2. 1995.

От автора
7
в формировании поэтического дарования ученика. Благодаря Раичу в
поэзии Тютчева, Пушкина, Лермонтова и даже Гейне появились
удивительные античные литературные приёмы, т. н. тройственные ритмы.
Учитель помог юному Фёдору раскрыть секрет построения изречений
Екклесиаста.
В общениях с Генрихом Гейне весной 1828 года у Тютчева
сформировалось понимание метафизической философии Артура Шопенгауэра,
противополагаемой диалектической философии Гегеля. Влияние
Шопенгауэра ощутимо в стихотворениях: «Не то, что мните вы
природа...», «Как над горячею золой...», «Silentium!» и многих других,
созданных после этого времени.
Долгожданное карьерное повышение Тютчева в Турине на деле
оказалось мнимым. Дипломат возмутился. Произошёл серьёзный конфликт
с Нессельроде, увольнение, лишение званий, наград. Строптивый
чиновник попал за рубежом в бедственное положение. Им был разработан
проект возвращения на родину. Осуществлению проекта помог
Бенкендорф, единственный человек, которого опасался Нессельроде...
Результаты архивных поисков и находок регулярно печатались на
русском и национальных языках в газетах и литературных журналах
Германии, России, США, Испании, Голландии и др. стран,
докладывались в Мюнхенском научном обществе, на международных
конференциях: в ноябре 2003 года в Регенсбурге, декабре 2003 года в Москве, в мае
2007 года в Гранаде. Особо был отмечен доклад на гранадской
конференции о трёхэлементной антитезе в поэзии Тютчева. Форум рекомендовал
автора в члены Международной ассоциации преподавателей русского
языка и литературы (МАПРЯЛ).
По «подсказкам» поэта за два десятилетия мной был собран материал,
опубликованный шести книгах*. Данная — седьмая. (История картины
* — Аркадий Полонский. Прогулки с Тютчевым по Мюнхену / Киев. Центр
«Поэзия». 1998, с. 188. Илл. 80. ISBN 966-7116-32-8.
— Аркадий Полонский. Фёдор Тютчев. Мюнхенские годы. Fjodor Tjutschew. Die
Münchner Jahre / MIR e. V. , 1999. S. 156, 111. 44. ISBN 3-98055300-4-3. Издание
двуязычное.
- Аркадий Полонский. «Здесь Тютчев жил... ». Русский поэт в Мюнхене / Киев.
Центр «Поэзия». 2003, с. 350. ISBN 966-7116-70-0.
— Аркадий Полонский. Фёдор Тютчев. Двадцать два года вдали от России / М.
Издательский Центр «Классика», 2004, с. 320. Илл. 32с. ISBN 5-94525-021-Х.
— Аркадий Полонский. Код Екклесиаста. Очерки о Тютчеве / München. А.
Jochim Vela-Verlag 2010, с. 407. Илл. 64. ISBN 9-78394-135219-3.
— Аркадий Полонский. Фёдор Тютчев. Книга бытия / СПб. : Алетейя, 2011. —
416 с. ISBN 978-5-91419 495-3

8
От автора
Фольца изложена в изданиях 1998 и 2004 гг. ) В XXI столетии российские
документалисты сняли в Мюнхене фильмы*, в сценариях которых
учтены упомянутые работы. В конце прошлого века имя поэта уходило в
историю, его неизбежно ждала участь забвения. Празднование в 2003 году
200-летнего юбилея Ф. И. Тютчева способствовало расширению и
укреплению пространства русской культуры на Западе. Русские общины
организовывали культурные мероприятия, посвященные творчеству
поэта. Звёздным возвращением Тютчева в Германию стало чествование
его памяти. Появились мои новые публикации о его поэзии и жизни в
Баварии, востребовались частые выступления во многих городах ФРГ
и на баварском радио. Церковь св. Сальватора и могила Амалии стали
местами паломничества туристов, здесь зазвучала русская речь,
декламируются стихи Тютчева.
В 2002-2004 гг. совместно с мюнхенским бюро путешествий «Globus
Reisen» были организованы посещения двадцати городов в шести
странах, в которых по служебным и личным делам бывал Фёдор Иванович.
При активном участии Генконсульства РФ, Московской мэрии,
Брянской администрации, русской православной церкви, российских
соотечественников, немецкой общественности и поддержке городской
власти, были установлены:
— в 1998 году мемориальная запись на щите в Salvatorkirche,
греческой церкви, в которой венчался поэт в первом браке;
— в 1999 году доска на здании Herzogspitalstrasse 12, месте
дипломатической службы Тютчева;
— в 2003 году бронзовый монумент в полный рост (скульптор
А. Ковальчук, Москва) в одном из старинных парков в центральной
части города (рядом с композицией, посвященной поэзии Генриха Гейне).
Сооружение памятника — яркое свидетельство признания Баварией
себя второй родиной поэта, а его творчество мостом между культурами
России и Германии.
По предложению российской стороны мюнхенский муниципалитет
изменил прежнее историческое название парка Finazgarten на
соответствующее новым реалиям — Dichter garten, Парк Поэтов.
Согласно Указу Президента РФ от 3 апреля 2006 года «за большой
вклад в укрепление дружбы и сотрудничества в области культуры
между РФ и ФРГ» мне вручили награду «Медаль Пушкина». Так случи-
* — «Прогулки с Тютчевым», 2002, реж. Сологубова, Н. А. (ГТРК «Культура»);
— «Водомет неистощимый!», 2003, реж. Спиридонов, В. А. (ГТРК «Культура»);
— «Тютчев другой», 2004, реж. Цымбал, Е. В. (киностудия «Президент-фильм»);
— «Тютчев-дипломат», 2008, реж. Хижняк, Б. А. (киностудия «Классика-фильм»).

От автора
9
лось, что данное торжественное событие произошло 5 декабря 2006 года,
в 203-й день рождения любимого поэта!!
Настоящая публикация является дополненным переизданием труда
«Фёдор Тютчев. Книга бытия» («Алетейя», СПб, 2011). Новое
редактирование коснулось всех глав. Наиболее значительной переработке
подверглась глава о творчестве поэта. Добавлена статья о службе Тютчева
в должности председателя Комитета цензуры иностранной и его дружбе
с поэтом Яковом Полонским, чиновником Комитета.
Книга о бытие Фёдора Тютчева — многолетний труд в попытке
постижения внутреннего мира поэта, в стремлениях иногда тщетных,
всегда трудных и радостных, подаривших прозрения и открытия, новое
понимание в прочтении известного.
Feci quod potui, certe nixus sum..*
Аркадий ПОЛОНСКИЙ
Мюнхен, ФРГ, 16 июля 2012 года
* Я сделал всё, что смог, по крайней мере, я старался, лат. [Coes]

НА ИМПЕРАТОРСКОЙ СЛУЖБЕ.
ИСТОРИЯ КАРЬЕРЫ
Жизнь каждого человека - лабиринт, в центре
которого находится смерть, и, может быть, даже
после смерти, прежде чем окончательно
перестать существовать, человек проходит
последний лабиринт.
Майкл Эртон,
исследователь критского лабиринта
Г-жа Простакова: «Одна моя забота, одна моя
отрада - Митрофанушка. Мой век проходит.
Его готовлю в люди».
Д. Фонвизин, «Недоросль» (1782).
Героиня Фонвизина кратко сформулировала чаяния всего
живого мира: судьбы детей строятся по макроплану, предопределённому
родителями. Таков Божественный замысел, записанный в генной
структуре каждой особи. Возможны случайные или намеренные
отклонения, но, в основном, родители стремятся передать детям своё
подобие, и не только внешнее. Известно, что длительность детства
напрямую связана с необходимой продолжительностью родительской
опеки и находится в некотором стойком отношении с
продолжительностью жизни в целом.
В автобиографическом романе «Другие берега» Владимир
Набоков (1899-1977), описывая значение родительского примера для
своей жизни, высказывал соображения о закономерностях развития
собственной судьбы. Автор, вспоминая прожитые годы, богатые
многими знаменательными событиями, сравнивал свою жизнь с плоской
раскручивающейся спиралью, похожей на Архимедову. Писатель
составлял спираль из отрезков дуг, которые соответствовали атрибутам
философской триады. (Длины дуг несущественны, важна только
топология. ) Первая дуга соответствовала тезису, следующая за ней —
антитезису, третья дуга отвечала синтезу. Наглядная конструкция,
обретавшая форму спирали, соответствовала пониманию развития
участи писателя. Набоков был доволен своим онтологическим открытием.
Он так сформулировал течение своей судьбы: «... Цветная спираль в
стеклянном шарике — вот модель моей жизни. Дуга тезиса — это

На императорской службе. История карьеры
И
мой двадцатилетний русский период (1899-1919). Антитезисом
служит пора эмиграции (1919-1940), проведенная в Западной
Европе. Те четырнадцать лет (1940-1954), которые я провел уже
на новой моей родине, намечают как будто начавшийся синтез.
Позвольте мне заняться антитезисом»*.
Тезис
1899-191
Антитезис
1919-1940
интез
1940-1954
Графическая интерпретация В. В. Набоковым своей жизни
в 1954 году в виде философской триады
Рассуждения Набокова справедливы и для изложения жизни
Тютчева. Вероятно, внимательный читатель обратит внимание, что набоков-
ская идея нашла применение в настоящей статье.
В развитии судьбы Ф. И. Тютчева, его поэзии, личной жизни,
ощущаются скрытые закономерности, представляющие интерес для более
рельефного их проявления.
Так жизнь Тютчева содержит три последовательных этапа:
— жизнь под родительской опекой, период до 1822 года,
— жизнь по родительскому плану, период до 1839 года,
— живая жизнь по собственному плану, после названной даты.
Пока судьба Фёдора Ивановича складывалась по родительскому
плану, у него не появлялись ощущения лабиринтной сложности жизни, не
возникали обстоятельства, побуждавшие его к неординарным
поступкам, жизнь протекала в радости её восприятия, в творчестве
доминировала солнечная «религия Горация» (Иван Гагарин). Такое
существование Тютчева длилось до лета 1839 года...
* Набоков, В. В. Другие берега / Библиотека Альдебаран. С. 82.

Жизнь по родительскому плану.
1803-1839
Прелюдия судьбы.
1803-1822
Не руководит ли порой судьба нашими
замыслами, и не исправляет ли она их!
Мишель Монтенъ, «Опыты»
Двадцать третьего ноября/5 декабря 1803 года — открытие занавеса
жизни, наступление времени зачарованного мира детства,
закладывание фундамента будущей судьбы, начало развития личности поэта.
Фёдор Иванович родился в селе Овстуг (35 км от Брянска) Орловской
губернии. Мальчик жил в достатке, его свобода не ограничивалась, он
рос в семейном благополучии и любви родителей, к которым всю жизнь
будет нежно обращаться: «Дорогие папенька и маменька». И это
будет данью искренних чувств, он всегда будет испрашивать
родительского совета и следовать наставлениям. Жизнь представлялась вечной,
окружающий мир — безграничным, пробуждающим любопытство. Его
обучали грамоте, привили любовь к чтению книжек, уважение к церкви.
«С самых первых лет он оказался в семье каким-то особняком, с
признаками высших дарований, а потому тотчас же сделался
любимцем и баловнем бабушки Остерман, матери и всех окружающих».
[Акс].
Что же предсказывали числа и звёзды, каковой будет судьба
новорожденного? Нумерологический гороскоп Пифагора сообщал, что
будущий поэт — человек настроения, слабого здоровья, наделён
неординарным воображением, фантазией, художественным вкусом, что он
тонкого нрава, непрактичен, характер слабый, близок к эгоистическому,
жизненные испытания приводят его душу к страданиям.
Согласно восточному гороскопу Тютчев, как рождённый под знаком
созвездия Стрельца, — натура философская, хороший политик, тип
мыслителя, романтичный идеалист, любит путешествия, лишен
ощущения времени и пространства. В обыденной жизни он пассивен,
приложение усилий для изменения условий бытия для него страшная му ка.
Он живет исключительно настоящей минутой, любвеобилен, может
одновременно встречаться с несколькими женщинами. Им он не лжет,

На императорской службе. История карьеры
13
выражает то, что чувствует в данный момент. Важный год жизни — 36.
Для постоянного партнера или мужа молодой «Стрелец» абсолютно не
подходит. Лучший возраст для вступления в брак после 35 лет. Мута-
бельный знак — Юпитер, управитель знака — элемент огонь.
«Стрельцы», родившиеся в год «Кабана» (1803) с 3 по 12 декабря, находятся под
влиянием Луны, обладают воображением и фантазией, любят далекие
путешествия, обладают изменчивым настроением, им противопоказан
брак с «Девами» (дни рождения с 23 августа по 22 сентября),
родившимися в год «Обезьяны» (1800), но хорошая совместимость с «Тельцом»
(дни рождения с 21 марта по 18 апреля) и «Овном» (дни рождения с 19
апреля по 20 мая). Наилучшее время года — весна, удачные места
пребывания — дворцы вельмож, другие страны. Счастливое число тройка
и числа, кратные ей.
Как же в действительности сложилась жизнь поэта? Что угадали
астрологи? С четырёх лет Фёдора воспитывал дядька-слуга Н. А. Хлопов,
воплощавший по своему духовному складу подлинно народное нравственное
начало, переданное им своему питомцу. С принятием в конце 1812 года в
семью к Тютчевым домашнего воспитателя и учителя С. Е. Раича для
мальчика Феди наступила пора отрочества, противоположения детству. Бытие
наполнилось новым содержанием. Семён Егорович, выпускник Севской
семинарии, знаток античной культуры и языков, обучал воспитанника,
вступившего в десятый год жизни, иностранным языкам, арифметике и другим
предметам, знание которых необходимо для поступления в университет.
У мальчика, проявившего необыкновенные дарования и страсть к
просвещению, появились обязательства, которые необходимо было исполнять.
Учитель развивал любознательность, прививал воспитаннику основы
нравственности, понимание таких вечных ценностей, как труд, красота, добро,
справедливость. Благодаря восприимчивому уму, у Фёдора под влиянием
Раича формировались духовность, любовь к природе, обнаружилась
склонность к стихотворным опытам. Учитель почувствовал в ученике
лирическую душу и способствовал развитию его природного таланта.
29 сентября 1819 года Фёдор Тютчев написал заявление в
Правление Императорского Московского Университета: «Родом я из дворян,
сын надворного советника Ивана Тютчева, отроду себе имею 15-ть
лет, воспитывался и обучался в доме родителей ... покорнейше
прошу, сделав мне в знаниях моих надлежащее испытание, допустить
к слушанию профессорских лекций и включить в число своекоштных
университетских студентов Словесного отделения»,
30 октября, профессора А. Ф. Мерзляков и Т. И. Перелогов
известили Правление: «... мы испытывали дворянина Федора Тютчева в рос-

14
На императорской службе. История карьеры
сийском, латинском, немецком и французском языках, в истории,
географии и арифметике и нашли его способным к слушанию
профессорских в университете лекций». [Лет1999, 29]
В процессе учёбы происходило накопление фундаментальных
знаний о мире, культуре, формирование желания более глубоких познаний.
Фёдор Иванович впервые становился членом коллектива сверстников.
Начиналась пора юношества, воспитывалось новое качество его
характера: необходимость принятия самостоятельных решений.
По происшествии трёх лет, 8 октября 1821 года, Тютчев, уже
бывший ученик Раича, получил университетский диплом, в котором
засвидетельствовано, что он, «... доказавший свои знания и на
обыкновенном трехгодичном экзамене, и сверх того отличившийся своими
упражнениями в сочинении, примерным поведением и успехами в
науках, за что награжден был похвальным листом, оказался теперь
достойным степени Кандидата». [Лет1999, 49]
Кандидат — низшая ученая степень, которую получали лучшие
выпускники университета. Обладатели данной степени имели право продолжать
образование, готовясь к защите магистерской диссертации. В марте того
же года почти одновременно в Москве (18 марта) и Петербурге (20 марта),
проходили заседания литературных обществ, на которых обсуждался
тютчевский перевод с французского языка стихотворения Ламартина
«Одиночество» {«Как часто, бросив взор с утесистой вершины... »)*.
Центром жизни Фёдора Ивановича по-прежнему ещё оставался
родительский дом, родители были естественной и надёжной опорой
молодого человека: они выбрали ему домашнего учителя, высшее учебное
заведение, область будущей деятельности.
Период юношества завершался важным для дальнейшей судьбы
событием в жизни Тютчева знакомством с руководителем
внешнеполитического ведомства России, графом Карлом Нессельроде (1780-1862) —
человеком, возглавившим условный список лиц, оказавших решающее
влияние на участь Фёдора Ивановича. Знакомство это состоялось
благодаря генералу графу Александру Остерману-Толстому (1770-1857),
дальнему родственнику поэта.
Познакомимся с названными лицами.
* Заседание «Вольного общества любителей российской словесности при
Московском университете» проходило в отсутствии Тютчева, т. к. он находился в
это время в Петербурге. На заседании петербургского «Общества любителей
российской словесности» Тютчева представлял прозаик и историк А. О. Кор-
нилович (знавший его ещё по Москве). Из присутствующих тринадцати членов
двенадцать человек одобрили сочинение «г. Тютчева».

На императорской службе. История карьеры
15
Александр Остерман-Толстой*
Странная вещь - судьба человеческая! Надобно
же было моей судьбе вооружиться уцелевшей
Остермановской рукой, чтобы закинуть меня
так далеко от вас!
Из письма Ф. И. Тютгева
родителям из Турина
в октябре 1840 года.
Известно, какое огромное значение в формировании Фёдора
Ивановича Тютчева как мыслящей личности, политика, поэта сыграла его
двадцатидвухлетняя жизнь на Западе (1822-1844), в т. ч.
двадцатилетняя в Мюнхене. Удивительно, но в Баварии Тютчев оказался не по
своему желанию, а в результате случайного стечения многих
обстоятельств, первое из которых произошло за 100 лет до его рождения!
Осталась в истории и точная дата фатального события, и место, и
имена его участников.
Инцидент, от которого исчисляется дальнейшая эпопея, произошёл
4 мая 1703 года, место события — университетский погребок «У Розы»
в тюрингском городке Иена. Суть происшедшего как бы совершенно
тривиальна — потасовка студентов, пребывавших во власти пивного
хмеля.
Названный кабачок был местом весёлого проведения времени
завсегдатаев-буршей. Звание бурша считалось почётным в
студенческой среде, для его получения следовало сдать вступительный экзамен
на знание дуэльного кодекса и культа ячменного напитка.
Вечером того непримечательного дня в кабачок зашли трое студентов.
В пивной уже развлекалась подвыпившая компания буршей. Один из
распалённых дурманной жидкостью молодых людей старался рассмешить
своих друзей. Он нелепо пританцовывал, размахивал шпагой,
демонстрируя виртуозное владение стилем фехтования. Вошедшим незнакомцам,
желавшим поддержать атмосферу веселья, представление тоже
показалось смешным. Но их реакцию разошедшийся прыгун неожиданно
воспринял как оскорбительную: смеялись не те, ради кого он усердствовал.
Пьяный танцор, подбадриваемый товарищами, не сходя с места,
развернулся, сделал изящное па и с победным кличем напал на одного из вошед-
* Статья в сокращении, более полное исследование см. в работе: «Аркадий
Полонский. Три главы Остерманианы / Бюллетень русской библиотеки
Толстовского фонда № 128 (март 2006). Мюнхен. С. 1-19», а также в Интернете по
ключевой фразе: «Три главы Остерманианы».

16
На императорской службе. История карьеры
ших, поразив его своим оружием. В половине двенадцатого ночи мнимый
оскорбитель скончался. Убийцей оказался 17-летний Генрих Остерман.
В анналах сохранилось имя жертвы: им был 24-летний Герхард
Фридрих Борхердинг, единственный сын вдовы ганноверского ветеринара.
Несчастная мать, убитая горем, прокляла род убийцы страшными
карами библейского Второзакония, пожелав исчезновения всей фамилии.
Грех убийства невинно-убиенного остался на роду всех поколений
потомков преступника.
Потом Генрих в оправдание придумает версию дуэли. Это будет
неправдой: Борхердинг пришёл без шпаги, «У Розы» сражения не
произошло. Свершилось неправедное убийство, какими богата мировая
действительность, но именно данному преступлению будет суждено
оставить след в российской истории.
Что замыслили пряхи-мойры, востребовав безвинную душу сына
ветеринара?
Спасаясь от правосудия, отрезвевший молодчик бежал из города, из
страны и далее в Голландию. Его целью была Россия, там на службе
находились старший брат Генриха, Иоганн, и некоторые другие
родственники. В амстердамском порту русский вице-адмирал К. Крюйс принял
беглеца. Сначала Генрих работал у адмирала личным секретарём, потом
перешёл в царскую команду: Пётр нуждался в грамотных европейцах.
Трагический эпизод в йенском кабачке круто изменил течение
жизни Остермана. Вся дальнейшая биография сына бохумского священника
хорошо известна. Генрих в России стал именоваться Андреем
Ивановичем. Он проявил усердие и таланты, военные, дипломатические,
организаторские, был замечен и возвышен. В 1721 году Остерман участвовал в
выработке условий Ништадтского мира, завершившего Северную войну.
«За отличные труды и верность» в 1721 году Пётр пожаловал Остерману
титул барона. После Шафирова это был второй случай баронского
титула в России. Андрей Иванович был в числе авторов «Табели о рангах»
и проекта организации Коллегии иностранных дел, вице-президентом
которой Остерман стал в 1723 году. В том же году Пётр назначил
Остермана сенатором, пожаловал ему в рязанском уезде село Красный Угол, с
деревнями Избная, Красная Слобода и Марфина Слобода.
В своей личной жизни Андрей Иванович не был волен: она
складывалась по желанию царя. В январе 1721 года Пётр женил 35-летнего
Остермана на своей родственнице, 22-летней боярышне М. И.
Стрешневой (1698-1781). Марфа Ивановна полюбила мужа и одаряла его
детьми-погодками: Петром (1722-1723), Фёдором (1723-1804), Анной
(1724-1769), Иваном (1725-1811).

На императорской службе. История карьеры
17
После смерти Петра влияние Остермана усилилось, в 1830 году он
был возведен в графское достоинство. В 1741 году дворцовые интриги
оказались не в пользу Андрея Ивановича, и Елизавета Петровна, дочь
Петра, приговорила Остермана к казни, замененной вечной ссылкой в
Березов Тобольской губернии, где он скончался 31 мая 1747 года. Жена
добровольно последовала за мужем в ссылку и после его смерти
вернулась в Москву. Всем детям были возвращены графские титулы.
Второе поколение Остерманов благополучно связало себя
брачными узами: старший сын Фёдор Андреевич женился на Анне Васильевне
Толстой, младший Иван Андреевич — на Александре Ивановне
Талызиной, дочь Анну Андреевну императрицы Елизаветы Петровны выдала
замуж за небогатого Матвея Андреевича Толстого (1724-1763). Через
неё Остерманы породнились ещё с одной ветвью Толстых. Дети от этого
брака: — Иван Матвеевич (женился на Аграфене Ильиничне
Бибиковой ( 1746-1808)) — Фёдор Матвеевич (женился на Наталье Фёдоровне
Лопухиной), — Николай (1752-1782), — Наталья, в браке Сабурова
(1751-1816).
Шестого/18 февраля 1770 года у Ивана Матвеевича Толстого и его
жены Аграфены Ильиничны родился сын Александр (можно встретить
и иную дату), внук Анны Андреевны.
Сыновья Андрея Ивановича Остермана, Фёдор и Иван, достигли на
государственной службе больших высот. Старший, Фёдор, по
армейской линии дослужился до командира Московской дивизии, на статской
службе стал Московским губернатором, сенатором. Младший, Иван,
получил чин вице-канцлера, занимал кресло президента Коллегии
иностранных дел.
Однако была общая беда: в семьях обоих братьев не рождались
продолжатели фамилии Остерман. Словно действовало проклятие матери Бор-
хердинга... Братья были очень богатыми людьми, имели много поместий,
наследовали тысячи крепостных душ, а вот собственной ни одной души на
свет не произвели. Провидение не приняло их достойные дела во
искупление греха старшего Остермана. Знаменитой фамилии грозило угасание,
две богатейшие влиятельные родственные семьи не имели наследников!
Братья-графы, находившиеся уже в преклонном возрасте (им уже было за
70), решили изменить ситуацию, так сказать, внести корректуру в судьбу,
и по взаимному согласию, обратились к Екатерине II с просьбой о
передаче имени, титула, герба и майората Остерманов их двоюродному внуку
(т. е. внуку их сестры Анны), Александру Ивановичу Толстому.
Ранее Екатерине уже представляли высокого, худощавого молодого
подполковника, сподвижника Суворова, под командованием которого

18
На императорской службе. История карьеры
в чине поручика он воевал при взятии Измаила. После Ясского мира,
завершившего русско-турецкую войну 1787-1792 гг. , Александр
Иванович приезжал в Петербург и был пожалован лично императрицей из
поручиков в капитаны, минуя чин штабс-капитана. Она тогда уже
«заметила его выразительные глаза на смуглом лице, освещенном
добродушием, которое пробивалось сквозь наружную холодность и
даже суровость» (П. Вяземский). Особый шарм придавала Александру
Ивановичу близорукость, из-за которой он однажды едва не угодил в
плен к французам. Во время сражений он обычно надевал очки.
Двадцать седьмого октября 1796 года, на утверждение государыни
принесли ходатайство братьев-Остерманов. Время было выбрано не
самое благоприятное для прочтения государыней столь важной бумаги:
императрица находилась в дурном расположении духа и была серьёзно
нездорова, но документ рассмотрела благосклонно: «Подполковнику
Александру Ивановичу Толстому, имеющему наследовать
заповедное имение дядей его (sic! — ΑΠ), графов Ивана и Федора
Андреевичей Остерман, принять их титул и фамилию и именоваться впредь
графом Остерман-Толстым с тем, чтобы фамилия эта и графский
титул переходили лишь к старшему в роде из его потомков». Ниже
она начертала «Быть по сему!». Затягивание утверждения ещё на
десять дней оставило бы судьбу подполковника без изменения: 6 ноября
1796 года Екатерина II скончалась.
Из вышеизложенного следовало, что братья Остерманы возлагали
на неженатого Александра Ивановича последнюю надежду на
продолжение их рода, осуществимость которой, прямо скажем, была под
большим вопросом. Определённо, все
участники соглашения были азартными игроками,
наследовавшими от хитрого вестфальца,
Андрея Ивановича, влечение к поединкам
с роком.
Итак, двоюродному внуку для
достижения задуманного результата надлежало
последовательно решить две задачи: — во-
первых, найти достойную невесту, здоровье
которой не будет внушать сомненья, и
вступить с ней в брак; — во-вторых, в брачном
союзе с оной дамой необходимо произвести
на свет хотя бы одного сына, который
благополучно доживёт до своего брака и проявит
те же заботы о сохранении рода.
Александр Иванович
Остерман-Толстой
(1770-1857)

На императорской службе. История карьеры
19
Затевалась опасная игра с мойрами, в
которой вышеозначенным дворянам нельзя было
проигрывать, но другого выхода из
сложившегося тупика они не видели.
В октябре 1799 года граф Остерман-Толстой
сделал свою ставку: в продолжательницы рода
он выбрал 20-летнюю красавицу, княжну
Елизавету Алексеевну Голицыну, фрейлину Великой „ .
^ А / .. Графиня
княгини Елизаветы Алексеевны (тезки по имени „ r \
ν _ А Елизавета Алексеевна
и отчеству), жены Великого князя Александра Остерман-Толстая
Павловича. Разумеется, никаких медицинских (1779-1835)
справок о репродуктивных способностях
княжны не существовало. Кстати, родной сестрой графини Остерман-Толстой
была княгиня Мария Алексеевна, супруга графа П. А. Толстого (посла
во Франции). Она стояла во главе теневого кабинета всех
петербургских суд и пересудов и, это ей посвящена финальная реплика Фамусова
в комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума»: «Ах! Боже мой! Что
станет говорить княгиня Марья Алексевна!». Выбирая в жёны княжну
Елизавету Голицыну, Александр Иванович Остерман-Толстой уверовал
в свою счастливую планиду.
Он был талантливым человеком. В потоке событий рубежа веков ему
удалось точно уловить своё время действия. Граф стал выдающимся
командиром, героем Отечественной войны. Его имя увековечено в анналах
военной истории (и не только российской!). В качестве командира
дивизии и позже командира корпуса он активно участвовал в сражениях
с французами. За героизм в бородинском сражении Остерман-Толстой
был награждён орденом св. Александра Невского. 13 июля 1812 года
во время кровопролитного боя у деревни Островно (под Витебском)
Остерману-Толстому донесли, что войска несут возрастающие потери,
и спросили, каковы будут его распоряжения, он ответил: «Стоять и
умирать!». Этот приказ принес графу славу непоколебимого и
стойкого российского воина. В битве под чешской деревней Кульм (17 августа
1813 года) храброму генералу снарядом оторвало руку, но он продолжал
руководить боем. Александр I лично наблюдал за ходом сражения.
Значительный перевес сил противника опасно угрожал успеху всего хода
военных действий. Благодаря полководческому таланту и личной
храбрости графа Остермана-Толстого русские части не только избежали
поражения, но и одержали блестящую победу, разгромили французский
корпус, пленили его командира, генерала Доминика Вандама, и ещё чет-
вырёх генералов. Александр Иванович боготворил государя. Племян-

20
На императорской службе. История карьеры
ник графа, Д. Е. Завалишин, писал о дяде: «Истекая кровью во время
битвы, он спрашивал: „Мой господин император в безопасности?".
Остерман в императоре Александре I чтил не только государя, но и
полководца». [Зав] Царь также с большим уважением относился к
своему военачальнику. За победу в кульмской операции генерал Остерман-
Толстой был награждён орденом Георгия 2-й степени и получил звание
генерал-адъютанта. Поэт В. А. Жуковский посвятил генералу строки:
«Хвала, наш Остерман-герой, в час битвы ратник смелый».
После окончания войны граф-инвалид, оставаясь в свите императора,
был возвышен до генерал-лейтенанта и шефа лейб-гвардии Павловского
полка. В звании генерала от инфантерии он в 1817 году был освобожден
от командования корпусом и уволен по состоянию здоровья в
бессрочный отпуск.
...Дух Фёдора Андреевича Остермана витал в его московском доме в
Малом Трёхсвятительском переулке. В этом доме прошли детские годы
Федора Тютчева. Толстые с Остерманами издавна дружили семьями.
Мать будущего поэта, Екатерина Львовна, воспитывалась теткой Анной
Васильевной, женой графа Ф. А. Остермана. Екатерина Львовна
почитала Фёдора Андреевича как отца, и при рождении младшего сына
нарекла его в честь уважаемого родственника. С унаследованием имени
Тютчеву определенно передалась от графа Фёдора и его рассеянность.
Позже при петербургском Дворе рассеянность Тютчева станет темой
многих анекдотов.
В октябре 1821 года 18-летний Тютчев окончил Московский
университет и переехал в Петербург. 5/17 февраля следующего года граф
Остерман-Толстой поселил племянника у себя. В его доме часто
получали приют будущие декабристы, Александр и Валерьян Голицыны,
племянники Елизаветы Алексеевны. Завалишин вспоминал: «... я
перешел жить в его доме, и он дал мне лучшее в нем помещение, а именно
комнаты находившейся в отсутствии супруги своей и
воспитывавшейся у нее графини Ольги Сен-При (Saint Priest), бывшей потом
замужем за князем Василием Андреевичем Долгоруким, военным
министром и шефом жандармов». [Зав]
Юноша Фёдор выглядел почти подростком, моложе своих
восемнадцати лет. Его родители в заботах о юном чаде старались уберечь сына
от вредных влияний, заражавших молодёжь. Тютчев имел право на
продолжение образования, но у папеньки и маменьки был свой резон.
Они рассудили, что учёная степень не уйдёт. Конечно, их сын мог бы
оставаться в университете, защитить магистерскую диссертацию,
потом докторскую, стать знаменитым профессором, на блестящие лекции

На императорской службе. История карьеры
21
которого стремились бы толпы студентов, но сейчас, перво-наперво,
дитяти надо взрослеть, пора становиться мужчиной. Лучшим местом для
такого превращения является окружение солидных людей, дипломатов,
предпочтительнее не в России, а Германии, где, по мнению родителей,
общество не отравлено духом разврата и якобинства.
Во исполнение этих желаний генерал и молодой Тютчев нанесли
визит к графу К. В. Нессельроде, руководителю Государственной
Коллегии Иностранных дел. Остерман-Толстой, герой многих сражений,
любимец армии и Александра I, был знаком с Нессельроде еще со времени
последней войны, граф заведовал тогда походной внешнеполитической
почтовой канцелярией царя. Статс-секретарь был любезен и учтив, он
понимал, что стоящего перед ним интеллигентного юношу, пока рядом
находится его грозный дядя, не дай Бог обидеть. Он и не обижал. Генерал
обратился к Карлу Васильевичу с просьбой о зачислении племянника в
его ведомство в любую страну южной Европы: «Желательно поближе
к Швейцарии».
Почему Александр Иванович задал такой ориентир?..
Нессельроде согласился с зачислением, но без содержания, которое
временно должны взять на себя родители Фёдора Ивановича, скромных
доходов орловские помещики. 21 февраля 1822 года во
внешнеполитическом ведомстве России появился новый чиновник XII класса, губернский
секретарь, с уставным обращением «Ваше благородие». Так состоялось
зачисление Тютчева в Коллегию. Нессельроде пожелал новоиспечённому
чиновнику успехов в представлении за рубежом интересов Российской
Империи. 13/25 мая Тютчев был официально причислен к российскому
дипломатическому представительству при Баварском королевстве в
качестве сверхштатного атташе. Этим петербургским событием
завершилось юношество Тютчева, пролог его судьбы. Фёдор Иванович заехал в
Москву, попрощался с родителями и 11 июня убыл к месту своей первой
службы. С ним ехали генерал Остерман-Толстой и дядька-воспитатель
Николай Хлопов. Тютчев готовился к встрече с Баварским королевством,
ему предстояла аудиенция у короля Макса I Йозефа.
До 1 января 1806 года Бавария имела статус не королевства, а
курфюршества, и Макс до указанной даты был соответственно не королём,
а двадцать шестым курфюрстом Максом IV династии Виттельсбахов
(генеалогической линии Цвайбрюккен). Корону курфюрст № 26, к
неудовольствию потомков, получил из рук Наполеона, о чём королю
напоминать не надо. К названной генеалогической линии принадлежали также
шведские короли, включая Карла XII (1654-1718), известного
претендента на российский престол.

22
На императорской службе. История карьеры
Молодому атташе будущее казалось тревожным. Он расставался с
привычным кругом друзей, многие из которых уже проявили
писательские таланты, становились членами литературных объединений, в т.
ч. и «Общества любителей отечественной словесности», т. н. «кружка
Раича», организованного Семёном Егоровичем для воспитанников
Московского университетского пансиона. Фёдора влекла словесность, он
не тяготел к деятельности чиновника, но всё случилось не по его
желанию. Юноша замечал, что изменения в его судьбе складываются
благодаря каким-то внешним, непредвиденным стечениям обстоятельств,
возникавшим без его участия, словно роком заранее предначертано их
свершение без вмешательства воли главного персонажа.
...Как-то внезапно он входил в серьёзную взрослую жизнь, в которой
уже не было привычной и надежной опоры на окружение. К нему
пришло понимание того слабо утешительного факта, что его бытие
управляется фортуной, а не им самим, что он не является хозяином своей
жизни. Предполагал ли Тютчев, что истоки его судьбы таились не в энергии
уцелевшей руки Остермана-Толстого, а в более отдалённых событиях, к
свершению которых и сам генерал не был причастен?
Случайное убийство неповинного немецкого студента Борхердинга
обернулось в русской истории многими сюжетами с непредвиденными
последствиями, которые могли быть заранее известны лишь
упомянутым пряхам, но для них, как известно, время просто не существует. Эх,
не подвернись бедный Борхердинг в полночь 4 мая 1703 года в йенском
кабачке «У Розы» под острую шпагу пьяненького Генриха, и гуляка,
вероятнее всего, проспался бы после бурной вечеринки, благополучно
закончил университет, стал бы городским нотариусом, женился на соседке
Гретхен, у них росли бы дети, внуки, правнуки, о которых сегодня никто
бы не помнил, как и о миллионах других жителях эпохи. И не бежал
бы Остерман стремглав от справедливого возмездия в Россию, и там не
произошли бы важные исторические возмездия, и не приросла бы
страна городом Выборгом, и многие законы Империи имели бы совсем другое
содержание, не украшены были бы деяния царя Петра и последующих
монархов весомым вкладом российского государственного мужа родом
из Бохума, и у Марфы Стрешневой родились бы другие дети, и посему на
свет не появился бы и внук Анны Андреевны, будущий граф Александр
Иванович Остерман-Толстой, который стал легендарным героем
Отечественной войны. Одному Богу известно, как закончилось бы без
отважного генерала сражение под Кульмом 17 августа 1813 года. И к кому бы
тогда, не будь столь влиятельного родственника, обращалась Екатерина
Львовна Тютчева, чтобы пристроить своего умненького младшенького

На императорской службе. История карьеры
23
после окончания Московского университета? И не окажись Тютчев в
Мюнхене, появились ли бы такие шедевры русской поэзии как «Люблю
грозу в начале мая.,. », «Silentium!», «Вечер мглистый и ненастный...
» и ещё много других перлов. Тютчев как поэт, несомненно, состоялся
бы, его гению не угрожали печальные события, которые произошли за
сто лет до его рождения, но появилась бы другая поэзия, вдохновлённая
другими событиями. Тютчев состоял бы в других браках, в которых
родились бы другие потомки. Отмечала ли бы мировая культура юбилеи
поэта?..
... Путешественники целый месяц пересекали Европу. Генерал
много рассказывал о жизни, наполненной яркими военными
фактами, знакомствами со знаменитыми людьми российской и европейской
истории. Фёдор слушал с большим интересом и тщетно старался
представить свою собственную будущность. Его участь сейчас радикально
менялась, начиналась новая жизнь. Как она будет развиваться, какие
в ней произойдут события, встречи? Только 11/23 июля 1822 года
карета Остермана-Толстого въехала в небольшую мюнхенскую
улочку Herzogspitalstrasse и остановилась у двухэтажного здания миссии.
От названной даты будет исчисляться новое бытие Фёдора Тютчева за
пределами России.
В другой карете, с другими попутчиками Тютчев выедет на родину
5/17 сентября 1844. Очень много событий произойдёт между
названными датами...
Генерал представил своего племянника российскому послу графу
И. И. Воронцову-Дашкову и, не задерживаясь, вскоре убыл в
Швейцарию. Его встречи с Тютчевым ещё будут происходить, но это уже
будут рядовые события, более не оказавшие столь решающего влияния на
участь Фёдора Ивановича.
...Жизнь Елизаветы Алексеевны была полна тревог и огорчений, она
часто недомогала и проводила большую часть времени в лечебницах за
границей. От каких хворей стремилась избавиться графиня? Драма её
личного состояния здоровья оборачивалась трагедий для рода Остерма-
нов: графиня не могла иметь детей... Возможно, что этот медицинский
факт являлся не следствием происков мойр, а результатом тесного
переплетения родственных уз, т. к. род Толстых состоял в близком родстве
с Голицыными, многие браки совершались между названными
фамилиями, но сознание невозможности оправдать возложенные надежды на
её природу отравляло существование графини. Граф никогда не корил
супругу, всегда оставался с ней корректным, выдержанным. Внутренне
он больше винил себя и по своему разумению пытался обойти заклятие

24
На императорской службе. История карьеры
матери Борхердинга. Но, как наставляет русская пословица: «Судьбу не
обманешь, не обойдёшь, на хромой телеге не объедешь».,.
В том 1822 году графу исполнялось 52 года. Несмотря на тяжёлые
ранения, он не стремился на покой, его не привлекала карьера
паркетного генерала пусть даже в свите любимого императора. Завалишин в
«Воспоминаниях» муссировал слухи о личной жизни семьи Остерманов-
Толстых: «Графиня Елизавета Алексеевна была женщина постоянно
больная и в последнее время страдала продолжительною водяною
болезнию. Брак был бездетен, но говорили, что за границею Остер-
ман имел связь с какою-то италианкою, от которой имел будто бы
детей. Но все это он тщательно скрывал не только от графини,
чтоб не оскорбить её, но и от всех нас, исключая Ф. И. Тютчева,
которого он употреблял, как думали, для сношений с итальянкой.
Говорили (что я узнал уже впоследствии), что после 1825 года,
приехавши с этою италианкою в Париж, когда и графиня была там, он
жил в Париже под чужим именем и не показывался графине, а писал
ей письма будто бы из Италии». [Зав]
На гравюре итальянского художника Carlo Lasinio (1759-1838) в
музее «Мураново» изображён граф А. И. Остерман-Толстой с двумя
детьми лет четырех-пяти и младенцем в люльке. Картина была
написана в Пизе, датирована 1827 годом, т. е. в 1822 году любовная связь
Александра Ивановича с «какой-то итальянкой» уже существовала.
Бывший адъютант графа, писатель И. И. Лажечников, также
вспоминал: «Живя, после смерти жены своей, в Пизе или Флоренции, он
страстно полюбил красавицу италианку. Детей он также нежно
любил... Боясь со
временем, на старости лет,
сделаться ревнивым, он
пожертвовал ее
спокойствию своею горячею
к ней привязанностью
и выдал ее с богатым
приданым за
молодого, красивого
соотечественника ее. Детям он
дал хорошее
воспитание и обеспечил их
будущность. Правда, для
удовлетворения этих
потребностей срезали
Граф Остерман-Толстой в Пизе
со своими детьми. 1827.
Худ. С. Lazinio

На императорской службе. История карьеры
25
вековые подмосковные леса, которые так берегли старики, графы
Остерманы, не думая, чтоб они ушли в Италию»*. Кроме туманных
воспоминаний Завалишина, никто не сообщает о причастности
Тютчева к сердечным делам Остермана-Толстого, хотя его семейная тайна
была известна и другим современникам. Фёдор Иванович пользовался
особым доверием графа. К сожалению, многие детали романтической
связи Александра Ивановича так и остались скрытыми от истории.
Каким-то образом Елизавета Алексеевна всё-таки узнала, что у графа
в Швейцарии живёт любимая женщина, что она родила ему троих
детей: двух мальчиков и страстно любимую им дочь Катрин, названную в
честь императрицы-благодетельницы, что граф странствует по Европе
под именем полковника Иванова.
Как же складывалась дальнейшая жизнь самого Александра
Ивановича? Смерть обожаемого царя Александра круто изменила жизнь
графа, он демонстративно не воспринял нового императора После его
безрезультатных обращений к Николаю I с просьбой о смягчении
участи племянников Голицыных, сосланных в Сибирь, Остерман-Толстой
окончательно порвал с Россией.
В 1835 году монархи Австрии, Пруссии и России праздновали
годовщину победы под Кульмом. Николай I понимал, что на юбилее,
конечно, должен присутствовать главный виновник торжества генерал
Остерман-Толстой. Царь пытался навести мосты, протянул руку для
мира, преодолел старую неприязнь и направил генералу приглашение:
«... Под Кульмом вы стяжали неувядаемую славу предприимчивого
вождя, вполне постигшего и дух, и сердце русского
солдата...Желая в сей торжественный день почтить в лице вашем всех храбрых
воинов русской армии, которые подвигами непоколебимого
мужества увенчали геройскую решимость вашу столь блистательным
успехом, мы всемилостивейше жалуем вас кавалером ордена св.
Андрея Первозванного, знаки коего при сем препровождая, пребываем
к вам навсегда благосклонны. В городе Теплице, в Богемии,
сентября 17(29) дня 1835 года»**. Граф царя не простил, на празднество не
приехал, царское рукопожатие отверг: Валериан Голицын ещё отбывал
наказание на Кавказе. Пакет с наградами царя так и остался
нераспечатанным. В 1837 году по проекту австрийского архитектора Питера Но-
била под Кульмом был открыт российский мемориал.
* Лажечников И. И. Материалы для биографии А. П. Ермолова. «Русский
вестник». 1864.
** Степанов М. П. Село Ильинское. Μ., 1900. С. 176-178.

26
На императорской службе. История карьеры
Александр Иванович был центром притяжения русских людей в
Швейцарии, организовал в Женеве биллиардный клуб, существующий
по сей день. Как сообщал И. И. Лажечников, он пытался узаконить
права своих внебрачных детей, но Россией и в этом ему было отказано (хотя
швейцарские власти признавали его детей и их потомков как потомков
русского графа).
Мягкий климат Швейцарии привлекал русских аристократов.
Александр Кошелев вспоминал, что «русское общество в Женеве было
очень многочисленно: полдюжины Нарышкиных, столько же, коли
не больше, князей и княгинь Голицыных и много разного калибра
военных, статских и отставных русских... ». В Женеву приезжали
Н. И. Тургенев, П. Вяземский, А. Герцен, С. Шевырев, Гоголь и многие
другие. В марте 1838 года в Женеве был и Тютчев. Остерман-Толстой —
всегда был центральной фигурой женевского бомонда, он создал клуб
любителей бильярда, сам превосходно играл одной рукой. Сохранилось
много воспоминаний об Остермане-Толстом, особенно у Вяземского и
Герцена.
11 февраля 1857 года генерал от инфантерии граф Александр
Иванович Остерман-Толстой скончался. Его похоронили на кладбище в Пти-
Саконне. Спустя полтора месяца, 19 апреля, российское правительство
(царём уже был Александр II) обратилось к властям кантона с просьбой
об эксгумации тела графа для
перезахоронения на родине, в Рязанской
губернии. Просьба России была
удовлетворена. Почти тридцать лет граф
Остерман-Толстой прожил в
Швейцарии, чужбина стала родиной. Здесь у
него появилась семья, родственники,
друзья. Они тоже лягут в эту землю.
30 мая была произведена процедура
эксгумации. Зять генерала, Шарль
Виктор де Бюде, в присутствии мэра Пти-
Саконне вручил учредителю, Жану
Огюсту Вайсс-Хаасу, и бывшему
лакею Остермана-Толстого, Пьеру Мари
Гавару, мандат «на сопровождение
гроба до Варшавы и передачи оного
его сиятельству князю Александру
Голицыну для дальнейшей
транспортировки гроба в российский город
Здесь, в могиле 421,
>ыл ПОХОРОНЕН РУССКИЙ
ЕИЕРА& ОТ ИНФАНТЕРИИ
\ф Александр Иванович
^ΤΕΡι\
1771
:анки
Россию зо мая
Мемориальная доска
в Пти Саконне с именем графа
А. И. Остермана-Толстого.
Фото Вяч. Блохина

На императорской службе. История карьеры
27
Рязань», конечной целью была родовая усыпальница в селе Красном Са-
пожковского уезда Рязанской губернии.
Траурный поезд тронулся в далёкую Рязань. Князь А. М. Голицын
(1798-1858), старший племянник Голицыных, первый кандидат на
титул графа Остермана, встретил процессию в Варшаве и сопровождал её
далее. А далее ничего не известно... Не вызывает сомнений, что князь
Александр Михайлович с возложенной на него миссией справился, но
захоронение графа в селе Красное Сапожковского уезда сегодня не
обнаружено. Не обнаружены и какие-либо документы, подтверждающие
факт перезахоронения графа в склепе Троицкой церкви, где находятся
фамильные захоронения Остерманов. Ныне склеп разорён, разграблен
вандалами, тело героя Отечественной войны не обнаружено. Родина
оказалась чужбиной... За раннюю смерть юного Борхердинга судьба
через полтора столетия поквиталась с потомком его обидчика. Так
свершилось проклятие неутешной матери студента: «И будут трупы твои
пищею всем птицам небесным и зверям, и не будет отгоняющего
их». (28 Втор. 28). Ныне на женевском кладбище установлена
мемориальная доска с текстом на русском и французском языках: «Здесь, в
могиле 421, был похоронен русский генерал от инфантерии граф
Александр Иванович ОСТЕРМАН-ТОЛСТОЙ 1771-11.02.1857. Останки
отправлены в Россию 30 мая 1857 г.».
Успокоила ли эта запись мятущуюся душу незахороненного графа?..
Карл Нессельроде
Но все спрашивают друг у друга: «Откуда вдруг
взялся этот маленький кувыркунчик? Что
нужно этому маленькому чудищу?», - а карапуз все
еще продолжает бесноваться, топает ножкой
и, не умолкая, кричит: «Я министр Циннобер!
Я министр Циннобер!».
Э. Г. А. Гофман
«Крошка Цахес, по прозванию Циннобер»
Историографией и обществом роль графа Нессельроде в судьбах России
однозначно воспринимается как негативная. На протяжении сорока лет,
от Венского конгресса до окончания Крымской войны, Нессельроде для
внешнего мира являлся олицетворением России. Он автор всех малых удач
и больших просчётов российской дипломатии. Вызывает удивление, как
заурядный человек, каковым являлся граф, мог в течение столь длительного
времени оказывать решающее влияние на внешние дела Империи.

28
На императорской службе. История карьеры
Царь возвёл в статус афоризма своё
любимое выражение: «Мне нужны не
умники, мне нужны послушные».
Граф Карл Роберт фон Нессельроде-
Эресгофен (в России — Карл Васильевич),
был послушным верноподданным
императора. В «Записках», составленных в 1858
году для потомков, Карл Васильевич
профессиональным дипломатическим языком,
т. е. смещая акценты своей биографии и
утаивая важнейшие её моменты,
вспоминает об отце, российском дипломате, гра- Граб Карл Нессельроде
фе Вильгельме Нессельроде (1728-1810), (1780-1862)
католического вероисповедания,
представлявшем (с 1778 года) интересы России в Пруссии, Австрии, Голландии,
Франции, Португалии. Канцлер вспоминал: «...Будучи одним из
младших членов старинной фамилии герцогства Берг (в Вестфалии), он
по тогдашнему обыкновению всех младших в роде, искал счастья
везде понемногу». *
В XVII веке в Европе бродили безработные генералы и обедневшие
аристократы, предлагавшие монархам свои услуги. К таким относился
и Вильгельм Нессельроде, которому довелось служить и в австрийской
армии, и при Палатинском Дворе (т. е. в Риме), и в провинциях Франции
и Пруссии. Он стал известен Фридриху Великому, пожаловавшему ему
ключ камергера. В Берлине соискатель должности «познакомился с
князем Орловым, который представил его Екатерине.
Императрица вследствие ходатайства ландграфини Дармштадской, матери
великой княгини Натальи Алексеевны (первой супруги императора
Павла), изъявила благосклонное согласие на принятие его в
камергеры российского Двора и направила посланником сначала в
Португалию, потом в Берлин».
Во Франкфурте граф познакомился с семьёй банкира Якоба
Фридриха Гонтаря (1702-1766), успешно торговавшего английскими
шерстяными товарами. Так приключилось, что его 34-летняя дочь, Елизавета
Гонтарь Luisa Gontard (1746-1885), между прочим, фрейлина
гессенского Двора, зачала ребёнка вне брака. Желая скрыть её неприятность
и устроить жизнь дочери, банкир давал за ней солидное приданное. Ни
* Нессельроде К. В. Записки Карла Васильевича Нессельроде / «Русский
вестник», 1865, окт. с. 520-563.

На императорской службе. История карьеры
29
беременность фрейлины, ни 18-летняя разница в возрасте не стали
помехой для заключения брака немолодого Вильгельма и неюной
Елизаветы. Второго/14 декабря 1780 года (на борту корабля, плывшего в
Лиссабон) супруги стали официальными родителями, появившегося на свет
малютки, именуемого в российской истории графом Карлом
Нессельроде. Граф в «Записках» нигде не упоминает о форс-мажорных
обстоятельствах своего рождения, не называет имени любовника матери.
Кто же всё-таки им был? Вездесущие историки выяснили, что
недолгие страстные отношения сложились в 1780 году между фрейлиной и
австрийским дипломатом, графом Адамом Лебцельтерном (женатым
папашей 6-летнего сына Людвига). Отец Адама был лейб-медиком короля
Карла VI. (Leibzelter — лейб-пекарь, австр. АП). Старшего Нессельроде
Карл Васильевич в «Записках» уважительно именует отцом. О нём он
пишет: «Прожив долгое время среди энциклопедистов и философов
XVIII века он сделался менее исключительным в деле
веротерпимости и поэтому согласился на желание моей матери окрестить
и воспитать меня по обрядам той веры, которую она
исповедовала. В Лиссабоне не оказалось иного протестантского храма, кроме
домашней церкви английского посольства; в ней совершилось моё
крещение, и таким образом я на всю жизнь принял англиканское
вероисповедание. ... Едва мне минуло шесть лет, как я остался без
матери. Несчастье это так глубоко поразило отца моего, что сделало
для него ненавистным пребывание в Лиссабоне. Он стал
ходатайствовать об увольнении, которое получил в 1787 году». Екатерина
отпустила его в отставку, назначив пенсию в 2000 рублей (5 руб. 50 коп.
вдень).
Карл рос непримечательным худощавым человечком, почти
карликового роста. «Достигнув 16-летнего возраста (в 1796 году), я был
отправлен отцом моим в Петербург для начатия службы. Я приехал
сюда за шесть месяцев до кончины императрицы Екатерины и имел
честь быть представленным ей. Она назначила меня в Балтийский
флот». Карл, рождённый на корабле, был записан мичманом на
военное плавательное судно, куда и отправился служить после окончания
берлинской гимназии и представления императору Павлу. Но военная
служба нестатного близорукого юноши не сложилась...
Многие годы Карла Васильевича одолевал комплекс, присущий
невысоким людям, стремящимся к карьерному возвышению. За большими
очками скрывались ум и настороженность. Его улыбчивое лицо
выражало показную доброжелательность, он старался слушать собеседника,
знал, что производит неблагоприятное впечатление, питал неприязнь к

30
На императорской службе. История карьеры
одаренным людям. В кабинете не расхаживал. Принимая гостей,
предпочитал сидеть в кресле, пряча свой маленький рост. Его речь была
изысканно-светской. Говорил негромко и неторопливо, слыл большим
гурманом, имел хорошего повара, да и сам составлял рецепты блюд.
Следовал шутливому завету Тайлерана: «Лучший помощник
дипломата — это его повар». Кулинарные анналы русской кухни хранят
рецепты, названных в честь Нессельроде: суп из репы Нессельроде, суфле из
бекасов Нессельроде, знаменитый пудинг Нессельроде, ставший хитом
мировой гастрономии. Характер графа, включая названные
пристрастия, подтверждался предсказаниями восточного гороскопа, согласно
которому судьба лиц, рождённых в год Крысы, таковым был 1780 год,
соответствовала коллизиям жизни графа. Гороскоп, например,
сообщает, что «Крыса» агрессивна, хотя с первого взгляда кажется спокойной,
уравновешенной и веселой, но не следует этому верить. Кажущаяся
видимость умиротворения скрывает постоянное возбуждение.
Достаточно пообщаться с «Крысой» подольше, чтобы открыть её нервозность
и беспокойство. «Крыса» — создатель неразберихи, охотно
сплетничает, никому не доверяет. Тот, кто родился под этим знаком, стремится
из всего извлечь личную пользу и прибыль: из друзей, знакомых, места
службы. «Крыса» — гурман, ни в чем себя не ограничивает, интенсивно
живет настоящим, однако постоянно тревожится о будущем. «Крысы»
перестраховщики, на службе часто хорошие чиновники, преуспевают в
делах и политике.
Граф Карл Васильевич стойко удерживался на дипломатической
службе при четырёх российских императорах: начинал при Павле I,
пережил царей Александра I и Николая I, безрадостно завершил карьеру
при Александре П.
После смерти Павла он был отправлен в Вюртемберг ко двору
герцога с извещением о вступлении на престол Александра I. (Герцог
Фридрих I Вюртембергский был зятем императора Павла). Из Штутгарта
его перевели в Берлин, потом в Гаагу секретарём посольства. Во
время пребывания в Германии он познакомился с Меттернихом, тогда
австрийским посланником в Дрездене, это знакомство скоро перешло в
тесную дружбу. Нессельроде смотрел на Меттерниха снизу вверх;
последний казался ему гениальным дипломатом, а его советы — всегда
спасительными; в свою очередь Меттерних умел хорошо пользоваться
слабостями своего ученика. В 1807 году Нессельроде был командирован
в Тильзит, в распоряжение русских уполномоченных князей Лобанова и
Куракина, затем отправлен советником посольства в Париж, где вновь
встретился с Меттернихом. Депеши, которые составлял Нессельроде

На императорской службе. История карьеры
31
для русского посла П. А. Толстого, под влиянием австрийского
дипломата были насыщены ненавистью к наполеоновской Франции. Основной
идеей политики Нессельроде было неприятие любых свободолюбивых
стремлений, как в Европе, так и в России. Его закрепощённое естество
с опаской относилось к идеям свободы. Франция с её революционными
лозунгами ассоциировалась со злоключениями, которые могут пасть на
его несчастную голову. Граф проповедовал тесный союз с Австрией.
Современники прозвали его «австрийским министром российских
иностранных дел». Перед войной с Наполеоном канцлер граф Румянцев
настойчиво советовал императору Александру не доверять Австрии и
даже предлагал поднять в ней восстание славян. Нессельроде
представлял противоположную точку зрения...
С 1810 года отношения России и Франции начали ухудшаться. Карл
Васильевич, по собственному желанию, был отозван в Петербург,
принят императором Александром. Позиция Нессельроде относительно
Франции получила содействие царя.
С 1812 по 1815 годы он постоянно находился при императоре, был
назначен начальником канцелярии внешнеполитической переписки
царя. После изгнания наполеоновских войск из пределов России граф
Нессельроде, вопреки мнению Кутузова, поддержал мнение канцлера о
необходимости продолжения войны до окончательного ниспровержение
французского могущества. Граф был влиятельным участником
Венского конгресса, сопровождал Александра I на конгрессы в Аахен, Троп-
пау, Лайбах, Верону. В 1816 году он получил должность управляющего
Иностранной коллегией, но одновременно и как бы в противовес ему
ведение иностранных дел было также поручено и графу Каподистрия,
бывшему пророссийскому министру республики «Ионийские острова».
В Коллегии сложилась нежизнеспособная структура: два министерства
иностранных дел, возглавляемых чиновниками, взгляды которых на
задачи русской внешней политики значительно расходились. Император
служил верховным примирителем и посредником между ними, гораздо
чаще склоняясь на сторону Нессельроде.
В 1822 году Каподистрия получил бессрочный отпуск, уехал в
Грецию, где в 1831 году был убит. Нессельроде остался единственным
министром иностранных дел.
В светской жизни молодой Нессельроде был невероятно скучен и
настолько неинтересен, что уже этим граф сообщал особый колорит
обществу, в котором присутствовал. Отчим как-то преподал своему отпрыску
основные правила карьерного продвижения: быть на виду у начальства,
угадывать его желания, проявлять инициативу только в дозволенных

32
На императорской службе. История карьеры
рамках, заводить полезные связи в высшем свете. Выполнение данных
наставлений дало замечательный результат: уже в 1810 году Нессельроде-
пасынок был пожалован почетным званием: статс-секретарь Его
Величества, званием, не предусмотренным в «Табеле о рангах».
Важным шагом в выполнении общих указаний отчима была удачная
женитьба. Карлу Васильевичу предстояло найти женщину, которая бы
его полюбила. В Российской империи такая женщина нашлась. Ею
оказалась 26-летняя графиня Мария Дмитриевна Гурьева (1786-1849), дочь
министра финансов Д. А. Гурьева. На Новый 1812 год с благословения
тёток матери, т. е. во Франкфурте на Майне (!!!), состоялось
бракосочетание 32-летнего графа Карла и графини Марии*. Графу Гурьеву также
приписывается авторство рецептов котлет, паштета, в т. ч. известной гу-
рьевской каши, вероятно, положившей начало гастрономическим
увлечениям зятя**.
Граф А. X. Бенкендорф 11 января 1812 года сообщал графу М. С.
Воронцову: «Петербург невесел, но увлечен вихрем браков, в который
попали и Нессельроде с девицей Гурьевой; вот подходящая пара:
плоть и кости — все необходимое для того, чтобы иметь детей; у
мужа достаточно одного, а у жены в избытке другого» * * *. Отец
девицы Гурьевой добрался до министерского кресла благодаря содействию
* В семье Нессельроде родились трое детей: Елена (1813-1877), Дмитрий
(1816-1891), Мария (1820-?). Старшая дочь вышла замуж за графа М. И.
Хрептовича, младшая — за саксонского дипломата Лео Зеебаха. Внешнее
сходство Марии Зеебах с отцом было предметом злых эпиграмм, авторство
которых приписывается другу Пушкина, С. А. Соболевскому: «Лев Павлович
Зеебах, /Женившись на уроде /Живёт себе на хлебах / У графа
Нессельроде». Дмитрий стал обер-гофмейстером Двора, женился на Лидии Закревской,
дочери генерал-губернатора Московской губернии графа А. А. Закревского.
Брак оказался непрочным: Лидия ушла к князю Друцкому, который не без
помощи генерал-губернатора вынудил священника перевенчать её при живом
муже. В результате этой «операции» Закревский лишился должности. Зеебахи
через дочь породнилось с родом графов Лерхенфельдов, к которому
относилась и баронесса Амалия Крюденер, романтическая любовь Ф. И. Тютчева в
Мюнхене.
* * Общеизвестна гурьевская каша, название которой происходит от имени графа
Гурьева, но изобретена она была не графом, а Захаром Кузьминым, крепостным
поваром отставного майора Оренбургского драгунского полка Юрисовского, у
которого гостил Гурьев. Гурьев выкупил Кузьмина с семьёй и сделал своим
штатным поваром.
*** Примечание публикатора письма П. И. Бартенева (в 1889 году): «Шуточки
Бенкендорфа относительно его <Нессельроде> бракосочетания —
превосходный юмористический штрих к портрету известного дипломата».

На императорской службе. История карьеры
33
графа Аракчеева. Покровительство для преуспевания в служебном
росте было обычным явлением в российской действительности и более
результативным, чем продвижение на основе трудового усердия.
Протекционизм семьи Министра помог ввести Карла Васильевича, чужака в
российском бомонде, в высший свет. Он породнился с Трубецкими,
Столыпиными, Голицыными, Толстыми.
Пикантный нюанс: сводный брат графа Несельроде, австрийский
дипломат граф Людвиг Лебцельтерн, в 1812 году и в 1816-1826 гг. был
австрийским послом в Петербурге. Здесь в 1823 году 49-летний
Людвиг женился на графине Зинаиде Лаваль, сестра которой, Екатерина,
состояла в браке с князем Сергеем Трубецким. Князь Сергей, главарь
заговорщиков, выступивших 14 декабря 1825 года на Сенатской
площади, уклонился от активного участия в бунте, выжидал его результатов в
доме графини Лебцельтерн. Это обстоятельство стало известно
судебному следствию и послужило причиною к отозванию Лебцельтерна в
начале 1826 года из С. -Петербурга. Супруги Лебцельтерн жили в том же
доме Гурьева, где жил и граф Нессельроде*.
Мария Дмитриевна стала для Карла Васильевича надёжным тылом
и теневым кабинетом. Без учёта её мнения не принималось ни одно
важное решение. Эта умная и решительная женщина слыла и коварной
интриганкой. У Нессельроде не было секретов от Марии Дмитриевны.
Её врагами становился каждый, от кого могли исходить неприятности
или того больше — опасности для её мужа. В защите Карла Васильевича
была основа счастливого существования её семьи. Нессельроде был
обязан жене своими карьерными успехами, Россия и её поэты — Пушкин,
Грибоедов, Тютчев — многими бедами.
Шефу российской дипломатии посвящены солидные научные труды,
его имя упоминается в десятках исторических исследований. Не он
является главным персонажем настоящего труда, но, исследуя пружины
формирования судьбы Фёдора Ивановича, нельзя оставить без
внимания роль Нессельроде в жизни Тютчева.
* Киселёв Виталий. Исторические анекдоты от Старого Ворчуна. Вып. 320 от
01.10.2005.

34
На императорской службе. История карьеры
Служба в Мюнхене.
1822-1837
...ежели и существует страна, где бы я льстил
себя надеждой приносить некоторую пользу
службой, так это решительно та, в коей я
нахожусь.
Из письма Ф. И. Тютгева
графу К. В. Нессельроде
от 3 ноября 1835 года
Меняешь место — меняешь судьбу.
Вавилонская пословица
Из адресной книги, которая находилась в библиотеке Коллегии,
Тютчев узнал, что в Мюнхене проживало около 60 тысяч жителей, почти в
10 раз меньше, чем в Париже, что горожанам предлагали свои услуги
34 адвоката, 47 врачей (в том числе 4 зубных и 2 глазных), 3 винодела,
57 пивоваров, 16 переплетчиков, 1 сапожник зимней обуви, 14
часовщиков, 1 изготовитель барометров. [Adr]
Здание российской миссии находилось в Старом городе на
Herzogspitalstrasse 1139 (нумерация домов была не в пределах улицы,
а в пределах административного района, в данном случае Старого
города, сегодня Herzogspitalstrasse 12). Глава российской миссии, граф
Иван Воронцов-Да шков, учтиво принял приезжих. (Граф на этом
посту сменил молодого Фёдора Палена. ) О генерале Остермане-Толстом,
герое войны, фаворите императора, посланник был много наслышан.
Генерал вручил письмо от Нессельроде и отрекомендовал графу своего
племянника, будущего чиновника миссии. Перед посланником стоял
худощавый узкоплечий юноша, почти подросток, с румянцем во всю
щеку, русый, невысокого роста. На овальном лице, не отличающимся
красотой и правильными пропорциями, обращали на себя внимание
высокий лоб и умные внимательные глаза. Миссия не нуждалась в новых
сотрудниках. Посланник немедленно отправил в Петербург депешу
статс-секретарю Карлу Нессельроде, в которой многое читается между
строк: «Новый атташе при моей миссии г-н Федор Тютчев только
что приехал. Несмотря на малое количество дела, которое будет
у этого чиновника на первых порах его пребывания здесь, я все же
постараюсь, чтобы он не зря потерял время, столь драгоценное в
его возрасте».
Малое количество дела, которое было на первых порах, требует

На императорской службе. История карьеры
35
малого труда, а малый труд стоит мало, очень мало. В общем, ничего не
стоит. Так первая пора растянулась на годы бесплатной службы.
Граф в пределах своих возможностей опекал новичка. Через три года, в
мае 1825 года, посланник, поддерживая просьбу графини Е. А. Остерман-
Толстой, обратился к Нессельроде с ходатайством о присвоении Фёдору
придворного звания камер-юнкера. Карл Васильевич знал, что Тютчев
был в числе покровительствуемых лиц, и о ходатайстве графини доложил
царю Александру, удовлетворившего просьбу. За все дальнейшие
десятилетия службы Фёдора Ивановича под началом Нессельроде этот эпизод
будет единственным случаем быстрого решения служебного вопроса.
Жизнь бывшего московского студента радикально изменилась, её
новое содержание явилось полным противоположением его прежнему
бытию в России. Выпускник словесного отделения предстал в новом
качестве — в должности атташе российской дипломатической миссии.
Исчезла юношеская инфантильность, пришла пора зрелости и
формирования профессиональных навыков, происходило духовное созревание.
Остроумного российского атташе принимали в салонах и высшем
свете баварского королевства. Молодой дипломат был желанным гостем в
семьях мюнхенских коллег. Нередко случались и приятные
романтические связи с молодыми женщинами, в т. ч. с юной графиней Амалией
Лерхенфельд.
Мюнхен первой половины XIX века был одним из духовных
средоточий Германии и Европы, его называли Афинами на Изаре. Красивые
ухоженные парки с ясеневыми, липовыми, каштановыми аллеями,
улицы с высаженными кустами кизила, благоухающей сирени и
эфироносных растений наполняли воздух в пору цветения тонким
оранжерейным ароматом. Многочисленные старинные замки придавали столице
Баварии облик королевского благородства. Соборы имели по две
колокольные башни, на которых были установлены часы с четырёх сторон,
а на Михелькирхе — даже в два ряда. Рассказывают, что на вопрос к
архитектору, зачем же в два ряда, тот ответил: «Когда мюнхенец
смотрит на часы, то другой мюнхенец ему не должен мешать». Тютчев
обратил внимание, что на обоих куполах самого большого собора в
Баварии, собора Божьей Матери, Фрауенкирхи, нет крестов. Оказалось,
что каждая колокольня копирует Иерусалимский храм, на котором, как
известно, крестов не было. В городе много театров, музеев, выставочных
галерей. Король покупает картины западных мастеров и выставляет их
для всеобщего обозрения.
Богатство художественной и интеллектуальной жизни буквально
ошеломили Тютчева. Качество бытия изменилось радикально. Он ока-

36
На императорской службе. История карьеры
зался в совершенно новой среде. Его интересовало всё! Он с
воодушевлением вживался в европейский образ жизни. Память молодого
дипломата оказалась благодарным реципиентом новых впечатлений и западной
культуры в целом. Тютчев преобразился, его европеизм контрастировал
с прежним обликом и на этот факт обратили внимание знакомые
россияне, с которыми он встречался в Мюнхене и в России, куда он приезжал
в 1825, 1830 и 1837 годы. Наблюдения окружающей новой жизни
вызывали у Тютчева ощущения радости бытия, нашедших своё выражение
в стихотворчестве, в создании почти ста произведений, как
собственного сочинения, так и многих переводов, украсивших русскую поэзию.
У Фёдора Ивановича появляются стимулы и в служебной деятельности:
желание самоутверждение себя в избранной профессии, стремление к
карьерным успехам. Молодой чиновник осваивался в новой для него
реальности.
В академическом Мюнхене главенствовала школа Шеллинга, и
Фёдор Иванович начал посещать в университете его лекции по
философии. Сам Шеллинг тяготел к натурфилософским учениям Якоба Бёме
(1575-1624), самоучки-философа, достраивавшего мироздание по
своему разумению. Его оригинальные идеи были и ранее известны
Тютчеву, но теперь он углубил знакомство с ними. Сочинения тевтонского
христианского мистика, не обременённого знаниями богословских догм
и неудовлетворённого библейской картиной мира, буквально
ошеломляли философов XVI-XIX веков.
Барон Карл Пфеффель, будущий шурин по второму браку Тютчева,
как-то присутствовал на запомнившейся ему беседе молодого
Фёдора Ивановича и маститого философа Шеллинга: «Шеллинг был
целиком поглощен идеей примирения философии с христианством, по
правде говоря, уже утратившим ореол божественного
откровения. „Вы пытаетесь совершить невозможное дело, — возражал ему
г-н Тютчев. — Философия, которая отвергает сверхъестественное
и стремится доказывать все при помощи разума, неизбежно
придет к материализму, а затем погрязнет в атеизме. Единственная
философия, совместимая с христианством, целиком содержится в
Катехизисе. Необходимо верить в то, во что верил святой Павел, а
после него Паскаль, склонять колена перед Безумием креста или же
все отрицать. Сверхъестественное лежит в глубине всего наиболее
естественного в человеке. У него свои корни в человеческом
сознании, которые гораздо сильнее того, что называют разумом, этим
жалким разумом, признающим лишь то, что ему понятно, то есть
ничего!"».[ЛН2, 36]

На императорской службе. История карьеры
37
Внимание к Шеллингу соединялось у Тютчева с интересом и к
другим философским направлениям, с увлечением поэзией и философией
Гёте, которого он воспринимал как воплощение немецкой духовности и
культуры..Фёдор Иванович переводил отрывки из «Фауста», «Эгмонта»,
«Вильгельма Мейстера» и других малых и больших произведений Гёте.
Увлекали и баллады Шиллера, и романтические стихи Гердера, Улан-
да, Ленау, лирика Гейне. В 1828 году он познакомился с Гейне лично.
Их сближение оказалось благотворным для обоих поэтов. Оказавшись
в центре Европы и отдавая должное немецкой поэзии, Тютчев
обращался к поэзии английской, с восторгом читал Шекспира, Байрона, Шелли,
во французской — Расина, Беранже. И много переводил, и ещё больше
создавал. Появилась его поэзия о баварской природе, философии бытия,
любви. Он чувствовал внутреннюю потребность в поэтическом
самовыражении своих новых, удивительных для него восприятий. Молодой
Фёдор был нетипичным поэтом, он творил для себя, писал стихи «в стол».
Иногда он отправлял некоторые произведения в российские
литературные издания, в альманахи Раича. Они не всегда обращали на себя
внимание, т. к. часто публиковались без подписи, в категории первостепенных
поэтов его многие годы не числили. Имя их автора на слуху не было.
Тютчева не одолевало честолюбивое желание известности, и не
угнетало отсутствие слушательской аудитории. По просьбе бывшего
коллеги, князя Ивана Гагарина, Фёдор Иванович переслал ему в 1836 году
несколько десятков стихотворений «из стола» для публикации в
пушкинском «Современнике», но и тогда известность была недолгой.
Настоящая поэтическая слава придёт к Тютчеву только в годы жизни его в
России. Но до той поры ещё произойдёт много событий.
Тютчеву нравилась Европа. Он много путешествовал по Германии и
в сопредельных странах: Австрии, Италии, Франции, Швейцарии,
Греции. Упомянутый выше барон Карл Пфеффель вспоминал о поездках
Тютчева в Париж (в 1827-28 гг. ): «... он усердно посещал незабвенные
курсы лекций Гизо, Кузена и Виллемена и немало общался с
некоторыми выдающимися личностями, а именно — с последователями
Ройе-Коллара. Пребывание в Париже было для Тютчева решающим в
том смысле, что оно отметило его последнюю, западническую, если
можно так выразиться, трансформацию. Он проникся
спиритуализмом Кузена, либеральным доктринерством Гизо, классическими
теориями Виллемена». В примечании барон добавлял: «Впрочем, от
пантеизма Гегеля он так и не мог отделаться. Запретный плод
познания нельзя вкушать безнаказанно». [Восп, 291] Спиритуализм
— философское направление, противоположное материализму, сводит

38
На императорской службе. История карьеры
явления материального порядка к духовным. Между спиритуализмом
и материализмом — место дуализма, признающего субстанциальное
значение материи и духа. Выражая стремление считаться со всеми
возможными направлениями и путем критики находить в них зерно истины,
эклектизм обозначает требование широты кругозора в обосновании
собственной системы. В мироощущении Тютчева дуализм пустит глубокие
корни. Философ-спиритуалист Виктор Кузен (1792-1867) — почти
ровесник Тютчева, был переводчиком с древнегреческого трудов Платона,
приверженцем философии эклектизма, сочетавшей принципы
немецкого идеализма с началами английского эмпиризма.
Брак с Элеонорой Петерсон
В 1825 году Тютчев был свидетелем событий на Сенатской
площади, которые им оценивались негативно: «Вас развратило Самовластье
/... / О жертвы мысли безрассудной... », писал он в стихотворении
«14-е декабря 1825».
Почти целый год он был в России (выехал из Мюнхена 20 мая /
1 июня 1825 года, вернулся из 5/17 февраля 1826 года). Баварцы
праздновали масленицу, фашинг. На одном из балов Фёдор Иванович
познакомился с сестрами графинями Ботмер. Тютчев увлёкся младшей, юной
Клотильдой. Но роман прекратила старшая сестра, Элеонора Петерсон,
вдова российского дипломата Александра Йоханна Петерсона. [BayGl]
У неё были свои виды на русского атташе...
Тогда, в 1826 году, милая и стройная 26-летняя Элеонора была уже
матерью четырёх мальчиков, которые нуждались в отцовском
воспитании. По её мнению, Фёдор вполне мог занять вакансию отца её детей.
Да и других кандидатур, откровенно говоря, она не находила.
Неафишируемые любовные отношения Тютчева и Элеоноры, по свидетельству
Г. Гейне, находившегося Мюнхене в 1828 году, были вполне
серьёзными. 1 апреля Генрих Гейне писал из Мюнхена в Берлин литератору
Варнгагену фон Энзе о сестрах графинях Ботмер, он описал Элеонору
как уже не очень молодую, но бесконечно очаровательную,
негласно замужнюю за его лучшим другом, молодым русским дипломатом
Тютчевым...
При отсутствии государственного денежного содержания Тютчев не
считал возможным делать предложение Элеоноре, и его связь с молодой
вдовой затягивалась. При дворах Европы незарегистрированные браки
не были редкостью и высшим светом не осуждались, однако длительные
отношения российского дипломата, неженатого по бедности(!), — это

На императорской службе. История карьеры
39
было уже нечто унизительное. Нессельроде, несомненно, знал о
трудном материальном положении своего чиновника.
Со смертью Александра I и приходом нового царя положение Тютчева
резко изменилось. Николай I и граф Остерман-Толстой терпеть не могли
друг друга. Генерал открыто презирал монарха, считая его ничтожным
человеком. Гордый граф, не желая служить Николаю, покинул Россию.
Тютчев остался без покровителя... Отныне беззащитный поэт станет
объектом откровенного неуважения со стороны Нессельроде. Между
тем существование молодого дипломата весьма нуждалось в поддержке.
Проживать на родительский кошт, несмотря на постройку родителями
сахарного завода, было всё тяжелей и тяжелей. Фёдор Иванович не был
мотом или картёжником, но его расходы росли.
Только после шести лет(!) бесплатной службы, 17 апреля 1828 года,
Тютчева, наконец, утвердили в должности второго секретаря миссии.
Он поднялся с нулевой ступеньки своей карьеры. Тютчев начал получать
небольшие деньги (должностное жалование второго секретаря
составляло 800 рублей в год, 2 рубля 20 копеек в день!). 15 августа 1828 года
Фёдор Иванович письменно обратился к руководству с просьбой
«снискать дозволения Правительства на брак с г-жой Элеонорой
Петерсон, вдовой Действительного Статского Советника Пе-
терсона, урожденной графиней Ботмер, протестантского
вероисповедания».
Двадцать седьмого января/8 февраля 1829 года в мюнхенской
Греческой церкви, Сальваторкирхе, состоялось венчание молодых по
православному обряду. * Сведения о венчании по протестантскому обряду не
обнаружены.
Фёдор Иванович стал семьянином. Многие гости из России,
побывавшие в гостеприимном доме Тютчевых, восхищались хозяйкой. Но
средств не хватало катастрофически. Острота материальных проблем
была частой темой разговоров Элеоноры с Теодором. Денежное
содержание дипломата оставалось невысоким. Сменявшие друг друга
посланники Иван Потемкин (с 1/13 января 1829 года) и Григорий Гагарин
(с 28 мая /9 июня 1833 года), безрезультатно обращались к министру
Нессельроде с просьбами об увеличении должностного оклада их
подчинённому. Тютчевых выручала помощь родителей, которые посылали
в Мюнхен часть доходов от имения в Овстуге. На смену посланнику
графу Воронцову-Дашкову, получившему назначение в Турин, прибыл
* Archiv der Salvatorkirche. Hauptbuch für die griechische Kirche in München.
Taufregister. S. 71.

40
На императорской службе. История карьеры
граф Иван Потёмкин, второй начальник в бытность Тютчева в Мюнхене.
За время совместной службы (с 1828 года) их отношения, несмотря на
двадцатипятилетнюю возрастную разницу, стали дружескими, они
нередко встречались во внерабочей обстановке, граф высоко ценил
интеллект, знания, слог Тютчева, его утончённый аристократизм. Он
ходатайствовал перед Министром об улучшении положения второго секретаря.
В феврале 1831 года И. А. Потёмкин обратился к Нессельроде: «Что же
касается г-на Тютчева, то соображения о пользе государственной
службы в большей мере, нежели искреннее участие, которое он во
мне вызывает, побуждают меня обратить внимание вашего
превосходительства на высокую одаренность сего молодого человека.
Со временем редкие дарования этого чиновника послужат на пользу
государства, и лишь одно для этого необходимо — такое
положение, которое способствовало бы полному развитию ею дарований».
Нессельроде не отреагировал на просьбу посланника...
В 1832 году стало известно о переводе Потёмкина из Мюнхена в
Гаагу. Возникла надежда на переезд к новому месту службы и
соответственное перемещение Тютчева по карьерной лестнице. Элеонора сообщала
Николаю Ивановичу, брату Тютчева: «...он (Потёмкин) хочет, чтобы
Теодор остался при нём; это было бы возможно лишь при условии,
если Теодору дадут место первого секретаря в Гааге». Лишь
летом 1833 года после повышения Тютчева в чин коллежского асессора
(VIII класс «Табели о рангах») оклад был увеличен на 200 рублей.
Тютчеву не дали места первого секретаря...
Место Потёмкина занял князь Григорий Гагарин, третий начальник
Тютчева. Материальные трудности вынуждали Элеонору обращаться
непосредственно к новому посланнику с настойчивыми просьбами об
увеличении жалования Фёдору Ивановичу. В одном из писем брату
поэта, Николаю Ивановичу Тютчеву, Элеонора признавалась: «Моя беседа
с Гагариным так повлияла на него, что теперь ничего не стоит
заставить его поверить чему угодно и заставить его видеть, желать
и делать, что угодно».
Между тем семья Фёдора Ивановича увеличилась: в 1834 году
родилась Дарья, через год— Екатерина. Материальные проблемы ещё более
усугубились. Демарш Элеоноры возымел последствия. «Коллежский
асессор Тютчев, состоящий при посольстве в должности 2-го секретаря,
— человек редких достоинств, редкой широты ума и образованности,
притом нрава в высшей степени благородного», писал князь Г. И.
Гагарин графу Нессельроде 24 ноября /6 декабря 1834 года. Письмо
осталось без ответа...

На императорской службе. История карьеры
41
Семья Тютчева просто бедствовала. Князь входил в положение
Фёдора Ивановича и 21 апреля/3 мая 1836 года вновь настойчиво обратился к
Министру с просьбой о помощи своему подчинённому: «... умоляю Вас,
граф, уделите самое благосклонное внимание всему, что он (барон
Крюденер) будет говорить Вам о г-не Тютчеве, о его злополучии, о
его отчаянном положении и о самой настоятельной необходимости
его из этого положения вывести....Во имя христианского
милосердия умоляю Ваше превосходительство извлечь его отсюда.., ». Вряд
ли Тютчев знал содержание письма Г. И. Гагарина. У князя Григория
Ивановича были основания полагать, что изменение места службы,
повлияет в лучшую сторону на судьбу Фёдора Ивановича. Следует отдать
должное мужеству князя: он, больной человек, оставался в
представительстве только вдвоем с Тютчевым и во имя решения судьбы своего
единственного помощника готов был на дальнейшие трудности в ущерб
своему здоровью и работе миссии. Тютчев не ожидал от тяжело больного
князя такого энергичного вмешательства. Заступничество князя и в
глазах графа Нессельроде было очень весомым, к графу пришло понимание,
что Фёдор Тютчев уже сформировавшийся дипломат, а не тот «зелёный»
университетский выпускник, каким он помнил его по 1822 году.
Фёдор Иванович тоже написал в Петербург. Адресатом его письма
был Иван Гагарин, бывший коллега (родственник посланника). Тютчев
сетует: «Не пишу вам про свои служебные дела. ... Вице-канцлер
(Нессельроде) хуже тестя Иакова. Тот, по крайней мере, заставил
своего зятя работать только семь лет, чтобы получить Лию, для меня
срок был удвоен, Тютчев иронизирует. — Они правы, в конце концов.
Так как я никогда не относился к службе серьезно, — справедливо,
чтобы служба также смеялась надо мной. ,,.у меня нет ни
малейшего разумного повода упорно держаться службы, которая ничего не
обещает мне в будущем». Действительным поводом для письма была
просьба к адресату о дезавуировании слухов о причинах неприятного
происшествия с Элеонорой, которое якобы произошло из-за связи
Тютчева с баронессой Эрнестиной Дёрнберг.
Фёдор Иванович явно ёрничал перед приятелем. Шестью месяцами
ранее, 3 ноября 1835 года, он деликатно, стараясь не уронить
собственного достоинства, что ему с трудом удавалось, напоминал графу
Нессельроде о своём существовании: «Милостивый государь граф, я едва
имею честь быть знакомым с вами и обращаюсь к вам с частной
просьбой», Тютчев, ни на кого более не надеясь, по настоянию Элеоноры
сам просил для себя место убывающего в Петербург Крюденера:
«Прежде всего, не стоит, наверное, напоминать, что я служу в означен-

42
На императорской службе. История карьеры
ной миссии уже 13 лет,,,.После долгих колебаний я решился
обратиться прямо к вашему сиятельству. Признаю, что мой поступок
может показаться дерзким.,,.Ваше сиятельство легко поймете,
что решиться на подобный шаг меня вынуждают, с одной
стороны, крайняя необходимость, а с другой — полное доверие вашему
великодушию и справедливости....место 1-го секретаря Мюнхенской
миссии станет вакантным. Осмеливаюсь просить у Вашего
сиятельства сие место для себя, — т. е. и Тютчев, и его
непосредственные руководители считали, что для действующего второго секретаря
по уровню его квалификации давно созрело повышение на следующую
ступеньку карьеры. Фёдор Иванович далее продолжал. —... Бывают
признания, к коим даже суровость обстоятельств не могла бы нас
принудить, ежели бы не благородство души того, кто нас
выслушивает. Сими соображениями я и руководствуюсь теперь....уже в
течение многих лет я приведен к печальной необходимости жить
службой. Незначительность средств, отнюдь не отвечает
расходам, к коим меня вынуждает мое положение в обществе....Уверяю
вас, я бы не стал останавливаться на этом обстоятельстве, ежели
бы я был один... но у меня беременная жена и двое детей. Конечно,
никто лучше меня не понимает, что женитьба в столь непрочном,
зависимом состоянии, как мое, есть самая непростительная
ошибка. Я сознаю это, поскольку уже 7 лет расплачиваюсь за неё. Но я
был бы глубоко несчастлив, ежели бы за мою ошибку
расплачивались три совершенно невинных существа». Далее в письме следует
очень важная мысль — 32-летний Тютчев определяет своё отношение к
Германии: «... Впрочем, ежели и существует страна, где бы я льстил
себя надеждой приносить некоторую пользу службой, так это
решительно та, в коей я ныне нахожусь, длительное пребывание здесь,
благодаря последовательному и серьезному изучению страны,
продолжающемуся поныне, как по внутреннему влечению, так и по
чувству долга, позволило мне приобрести совершенно особое знание
людей и предметов, ее языка, истории, литературы,
общественного и политического положения, — в особенности той ее части, где я
служу» (выделено мой — А. П.).
Услышал ли вице-канцлер этот крик души российского дипломата?
Граф с ответом не торопился, выдерживал паузу и ответил лишь через
три месяца, 31 января 1836 года: «Милостивый государь, я медлил с
ответом на ваше письмо в надежде на благоприятный случай,
позволивший бы мне обратить благосклонное внимание государя на
вашу службу и ходатайствовать перед ним о получении милости

На императорской службе. История карьеры
43
для вас, о чем я был готов немедленно вас известить. Я очень рад,
что мое ожидание сбылось, и я могу сообщить вам, милостивый
государь, что его величеству угодно было удостоить вас ключа
камергера».
Придворный чин камергера соответствует гражданскому чину
IV класса «Табели о рангах». Этот высокий чин положен
действительному статскому советнику, Тютчев же был в это время только ещё
коллежским асессором, т. е. чиновником VIII класса. Но высокий придворный
чин не означал соответственного улучшения материального положения.
Граф подбадривал: «Я убежден, что сия награда послужит вам новой
поддержкой и побудит усилить рвение по службе, исполнявшейся
вами и прежде с примерным усердием, заслуживающим
неизменно лестные отзывы со стороны вашего начальства. Продолжая и
впредь следовать поведению, достойному всяческих похвал, вы
непременно со временем добьетесь продвижения по службе,
являющегося предметом ваших чаяний надежд». Несельроде понимал, что
его отговорки противоречивы, и он оправдывался: «... в настоящий
момент по указу государя императора произошло сокращение многих
постов, и многие служащие после длительной службы остались не у
дел, — вы, конечно, первый признаете, что любая вакансия за
границей рассматривается Императорским кабинетом как возможность
вознаграждения тех, кто потерял свою службу». Мажорный тон
объявления об удостаивании Тютчева камергерским ключом
Нессельроде уравновесил минором в финале: «... в настоящее время совершенно
невозможно удовлетворить вашу просьбу в отношении должности,
освобождающейся в Мюнхене. Мое сожаление так же искренне, как
и мое желание при первой возможности доказать вам мое истинное
участие, каковое еще более усилилось после получения вашего
последнего письма, в чем примите мои уверения, как и в лучших моих
чувствах». [ПСС, т4, 35] Какой изысканный аристократический стиль
объяснения между главой российской дипломатии и вторым секретарём
небольшой миссии! Письмо успокаивало, предотвращало возможный
скандал, призывало к терпению и смирению. И Тютчев смирился!
12 февраля 1837 года князь Г. И. Гагарин скончался. Тютчев опять
остался без опоры. Просьба Григория Ивановича, выраженная в
упомянутом выше письме от 21 апреля/3 мая 1836 года, получила смысл
завещания, волю которого надо исполнять. Осторожный вице-канцлер
сдался. В полном объёме он сам решения принять не мог.
Нессельроде доложил царю. Результат известен: Фёдору Ивановичу вручили чек
на 1000 червонцев. Это большая сумма. Последовало, наконец, и из-

44
На императорской службе. История карьеры
влечение Тютчева из Мюнхена: 3 августа 1837 года, во время
пребывания Тютчевых в Петербурге, Фёдор Иванович получил повышение —
назначение в Турин, столицу Сардинского королевства, на должность
первого секретаря российской миссии с жалованием 8000 рублей в год.
Пятнадцать лет службы в Мюнхене были годами внутреннего роста его
личности, временем формирования профессионализма. Каждый из трёх
мюнхенских посланников ощущал неисчерпанный потенциал Фёдора
Ивановича и вносил свою позитивную долю участия в его судьбу.
Предстоял переезд в Турин.
Как сложится его судьба на новом месте?
Служба в Турине.
1837-1839
Наконец, закончились годы нужды. Полной противоположностью
службе в Мюнхене станет деятельность Фёдора Ивановича в
российской миссии при Сардинском королевстве. Тютчев созревает к занятию
более высокой служебной должности в российской дипломатии, он не
достиг ещё своего уровня некомпетентности, и через год, после убытия
посланника в Петербург, Фёдор Иванович будет исполнять
обязанности временного поверенного, фактического главы представительства.
Он самостоятелен, энергичен, его деятельность положительно оценит
путешествующий по Европе Великий князь Александр Павлович,
который побывает и в Сардинском королевстве. Главный стимулом Тютчева
станет желание закрепиться в новой должности. Какова же была роль
графа Нессельроде в развитии судьбы молодого дипломата на данном
этапе его жизни?
Александр Обрезков. Игровые аналогии
Фёдор Иванович имел достаточное представление о Сардинском
королевстве — государстве, существовавшем на Апеннинском
полуострове с 1720 года. В его состав входили, кроме острова Сардиния, также
княжество Пьемонт, герцогства Аоста и Монферрат, графство Ницца,
герцогства Савойя и Генуя. Столица — главный город Пьемонта Турин.
Элеонора до следующей весны оставалась ещё с детьми в
Петербурге, Фёдор Иванович отправился к месту новой службы.
Новый начальник Тютчева — 47-летний тайный советник (чиновник
III класса) Александр Михайлович Обрезков. У посланника и его жены
Натальи Львовны, урожд. Соллогуб, обширные родственные связи в вые-

На императорской службе. История карьеры
45
шем свете. Обрезковы принадлежали к старинному и богатому
дворянскому роду, имели земли во многих губерниях, включая Московскую.
Десять лет тому назад, в 1828 году, Обрезков участвовал в
составлении Туркманчайского договора, завершившего войну с Персией
(Ираном)*. За Обрезковым тянулся шлейф сплетен о нём.
«Любезность Обрезкова по отношению ко мне не оставляет
желать ничего лучшего — и вот тут я не смогу в достаточной мере
загладить свою вину за предубеждения, которые возымел против
него, доверившись общественному злословию», — это цитирование из
письма от 1/13 ноября 1837 года. Тютчеву надо отвечать любезностью
на любезность, он уже умудрён жизненным опытом и не хочет ни
верить, ни поддерживать общественное злословие в адрес своего нового
руководителя, не хочет бросать на него тень, ему нужен положительный
Обрезков независимо от того, какой он на самом деле. Время покажет,
верна ли позиция Тютчева. Удовлетворен ли Фёдор Иванович
назначением в Турин? «Как место, как служба, словом, как средство к
существованию Турин, несомненно, один из самых лучших служебных
постов, — и, как бы походя, — ... что касается дел, то их нет».
Тютчев в действительности совсем не очарован Турином и даже сожалеет
о расставании со столицей Баварии: «Турин — один из самых унылых
и угрюмых городов, сотворенных Богом....Турин совершенная
противоположность Мюнхену. — Не без горечи он заключает. — Я-то
всё-таки останусь в Турине — с несколько б льшим огорчением, и
* 10 февраля 1828 года от имени императора России А. М. Обрезков
подписал мирный договор, но обозначились проблемы, которые, по мнению генерала
И. Ф. Паскевича, были усугублены действиями английской миссии. В
накалившейся обстановке лавировавший Обрезков, предчувствуя опасность, всё
бросил и попросту сбежал, сказал, что уехал к хворой невесте (Наталье Львовне).
Расхлёбывать неприятности Обрезков оставил своему преемнику. Фортуне и
Нессельроде было угодно назначить новым послом в Тегеране А. С.
Грибоедова, состоявшего при Паскевиче. У Нессельроде были поводы для неприязни к
Грибоедову, вольнолюбивому острому на язык поэту, который нарушил
обязательность согласования с Министерством и царём кандидатуры невесты,
женился на Нине Чавчавадзе, дочери грузинского поэта. Грибоедов был хорошо
информирован о круге ожидавших его в Тегеране проблем. Формально задача
сводилась к тому, чтобы разрядить конфликтную ситуацию и привезти в
Петербург текст договора. Не разрядил, не привёз... 30 января 1829 года в результате
провокации Александр Сергеевич Грибоедов был зверски убит. Перед отъездом
Грибоедов просил Карла Нессельроде назначить ему в помощники графа
Николая Киселёва. Нессельроде отказал и назначил чиновника МИДа Мальцева.
Позже Киселёв утверждал, что, в отличие от струсившего Мальцева, он смог
бы защитить Грибоедова. [Сми-Р, 267. ]

46
На императорской службе. История карьеры
грустью, и завистью — но станусь. — Далее вдруг в полной
прострации, — ... для того ли я родился в Овстуге, чтобы жить в Турине?
Жизнь, жизнь человеческая, куда какая нелепость!».
Тютчев ещё тяготеет к Мюнхену, который по-прежнему остаётся
центром его мира.
Откуда такая хандра на новом месте службы? Ответ без вариантов:
депрессивность исходит от Обрезковых. Ежедневно общаясь с ними,
Тютчев узнает об их страстном желании покинуть Турин и выехать на
родину. Обрезковы здесь уже пять лет (они сменили бывшего
начальника Тютчева, графа Воронцова-Дашкова), это годы скуки в самом
унылом и угрюмом из городов, в томлении от праздности: дел нет, перемен
нет. Важный момент — жена Н. Л. Обрезкова: Наталья Львовна,
беременна и «должна родить в конце января. Она хороша собой,
обладает большим тактом, умением держать себя». (Письмо от 13/25
декабря 1837 года. ) Обрезковы в браке состоят уже почти десятилетие,
но дети не рождались, и вот у немолодого Александра Михайловича
возникла надежда на потомство. Тютчев предположил, что появление
ребёнка ускорит отъезд посланника в Россию. Настойчиво звал домой и
отец Александра Михайловича, генерал-лейтенант Михаил Алексеевич
Обрезков (1759-1842), сенатор, действительный тайный советник,
(чиновники класса!).
Сам Александр Михайлович как чиновник III класса, также имел
право на занятие места в сенате*. Престарелый Михаил Алексеевич
радел за назначение сына в высшее учреждение империи.
У Фёдора Ивановича появилось ощущение самостоятельности.
Он чувствовал, что, наконец, не фортуна, а он сам вполне созрел для
управления собственной жизнью, что он может предпринять усилия
* Сенат состоял из чинов первых трех классов. Определяются сенаторы по
непосредственному избранию Императорского Величества, как из гражданских,
так и из военных чинов, причем сенаторы, не лишаясь своего звания, могут
занимать и иные должности. Исключение составляют сенаторы кассационных
департаментов, которые могут быть назначены только из лиц, состоявших не
менее трех лет в особых должностях с известным служебным и
образовательным цензом. Из сенаторов часть назначается к присутствованию в
департаментах, часть присутствует лишь в общих собраниях, часть вовсе освобождена от
каких-либо занятий по Сенату. К числу последних принадлежат высшие
сановники, члены Государственного Совета, министры и т. п. Главную работу
несут на себе сенаторы, присутствующие в департаментах. Поскольку
государственное и политическое положение учреждения обусловливается
общественным положением его членов, положение Сената зависит именно от этих
сенаторов, присутствующих в департаментах. Это — почти всегда лица, занимавшие
должности III, иногда IV класса.

На императорской службе. История карьеры
47
для создания своей судьбы. У Тютчева начал складываться замысел, для
осуществления которого, как он считал, ему необходимо немедля,
зимой, отправиться в Петербург. Что он задумал? Рационально мыслящая
Элеонора никогда не верила в способность мужа к какой-либо
серьёзной деятельности. Она и сейчас не понимала его стремлений и просила
брата мужа, Николая Ивановича: «... попытайтесь дать ему понять,
что его бредовые фантазии превращают всю его жизнь в сплошной
припадок лихорадки». [ЛН1, 181] О действительных причинах,
побудивших Тютчева к планированию зимней поездки, Фёдор Иванович
подробно с женой не делился, только неясные полунамёки и непонятные ей
вопросы: «Бываешь ли ты в свете? У графини Нессельроде,
например? Делай это, прошу тебя. Это для меня существенно». (Письмо
от 13/25 декабря 1837 года. ) Тютчев лично не был знаком с графиней
Марией Дмитриевной, но прекрасно был осведомлён о её роли в
управлении делами Министерства. Ему было известно, что Элеонора уже
произвела хорошее на неё впечатление. Присутствие жены в Петербурге
для него важнее, чем её приезд в Турин.
Как и предполагала Элеонора, зимняя его поездка в Петербург
оказалась не нужной. Что же всё-таки у её мужа на уме? Тютчев не
петербуржец, его корни в Москве, но ему нужны связи в столице. Связи и связи!
Для их обретения он прилагает большие усилия. Тютчев пишет
родителям: «Я желаю, чтобы, как только она (Элеонора) узнает о приезде в
Петербург тётушки г-жи Обрезковой, графини Соллогуб, с которой
та в постоянной переписке, — она не преминула бы познакомиться
с ней и сказала бы ей, как я благодарен Обрезковым за оказанный
мне приём. Признаюсь, я непременно хочу, чтобы мои чувства к ним
были известны в Петербурге». Он стремится как-то оживить память о
себе: «... Самый сердечный привет всем, кто меня помнит. Вернулся
ли Жуковский? Наверное, нет. Но как только он приедет,
постарайтесь сблизиться с ним ради меня и поддерживать это знакомство».
(Письмо от 1/13 ноября 1837. ) И вот тут Тютчев раскрывает свои
намеренья: «Я имею надежду с будущей осени остаться (временным)
поверенным в делах в течение целого года»\ Провинциальность Турина
забыта, Тютчев хочет закрепиться в должности временного поверенного!
В другом письме новая надежда, внушённая ему неизвестным
информатором: «... министерство, по-видимому, склонно оставить меня
поверенным в делах, больше, чем на год». (Письмо от 17/29 июня 1838.
) Информатор передаёт в Турин петербургские слухи.
Более откровенен Тютчев со своим знакомцем по мюнхенской миссии
И. С. Гагариным, которому в письме от 11-го апреля того 1838 из Жене-

48
На императорской службе. История карьеры
вы он сообщал о наличии вакансии второго секретаря в Турине. Тютчев
хотел разнообразить свою весьма бесцветную жизнь и приглашал
молодого князя Ивана Сергеевича в сослуживцы, но опасался, что князь,
наслушавшись сплетен об А. М. Обрезкове, не примет его предложения.
Поэтому он пытается как-то дезавуировать возможное плохое
впечатление о посланнике. Тютчев пишет: «Что касается Обрезкова, то могу
поручиться, что его характер ничуть не хуже, если не лучше, чем
у большинства лиц, слывущих за людей с прекрасным характером.
Закрепившаяся за ним репутация, — намёк на сплетни,
окружавшие начальника, — весьма пошлый наговор, и чтобы рассчитывать
на наилучшее отношение с его стороны, не нужно даже быть
таким как вы». В упомянутом выше письме родителям от 1/13 ноября
1837 года Фёдор Иванович приоткрыл пошлый наговор: «Я должен
признать, что в сношениях с местными жителями Обрезков далеко не
так любезен, как, например, со мной. Он недостаточно скрывает ту
малую симпатию, какую они ему внушают, и своё крайнее желание
от них уехать». Тютчев чувствует, что его логика в письмах Гагарину
может оказаться неубедительной, и он пытается её усилить следующим
доводом, осторожно раскрывая планы: «Впрочем, возможно, что вам
и не придётся иметь с ним дела. — Он (Обрезков) уже давно
стремится покинуть Турин, а неприятность, только что пережитая им
при этом Дворе, не может способствовать тому, чтоб настроение
его изменилось. Наше Министерство со своей стороны также
поймёт, что противиться этому желанию было бы несвоевременно и
неуместно, — а ввиду того, что сейчас другого поста для него не
имеется, я полагаю, ему с удовольствием дадут отпуск, о коем он
так страстно мечтает». (Письмо И. Гагарину из Женевы от 11
апреля 1838 года. ) О какой только что пережитой неприятности Обрезкова
пишет Тютчев?
Наталья Львовна Обрезкова, «которая хороша собой, обладает
большим тактом, умением держать себя», вдруг нарушает дворцовый
этикет: она демонстративно является на королевский приём в русском
костюме с белой вуалью. Белый цвет — прерогатива королевской семьи!
Здесь нет случайного несоответствия костюма нормам Двора. Обрезко-
вы за пять лет пребывания в Турине хорошо их знали и шли ва-банк. При
королевском Дворе издаются вполне серьёзные подробные циркуляры о
фасоне и цвете дамских головных уборов: шляпки членов семей
дипломатов должны быть только чёрного цвета! Министром иностранных дел
королевства, графом Солларо делла Маргарита, было выражено
российскому посланнику неудовольствие по поводу наряда его жены. Обрезков

На императорской службе. История карьеры
49
резко ответил. Пустяковый вопрос был искусственно разогрет до статуса
скандала. Обрисовав ситуацию тёмными красками, Обрезков обратился
к Николаю I с просьбой отзыва из Турина. Царь справедливо счёл
инцидент сущим вздором, нашёл, что «малолюбезный образ действий»
сардинского Министра заслуживает урока, и приказал отозвать Обрезкова,
место его оставить незанятым, аккредитовав Тютчева временным
поверенным в делах! Идеально продуманная интрига для развития карьеры
сразу обоих дипломатов: Обрезкова и Тютчева! Разыгрывается
своеобразный «шахматный» гамбит, партия с жертвой ферзя, но притом, что
в ферзи тут же проходит ранее запертая пешка! Опытный «шахматист»
Обрезков хочет играть свою партию в другом турнире, более высокого
ранга. Для Тютчева вполне достаточен и этот поединок с судьбой, это
была его первая самостоятельная игра, в которой никто не подсказывает
следующий ход. Он шахматный новичок, питающий чемпионские
амбиции... Интересно, как далеко они его заведут, каких не сразу очевидных
результатов он достигнет? Все ли ответные ходы рока продумал ещё
несостоявшийся врио (временно исполняющий обязанности) посланника?
Иностранные политики замечают, что Тютчев остерегается выказывать
слишком горячее одобрение действий своего начальника, и более того,
он хотел бы даже дистанцироваться от бесспорно вызывающего
поведения Обрезкова. Фёдор Иванович нигде ни словом не должен был
обмолвиться, что ему известно о сговоре Обрезковых. Он сам становился как
бы невольным его участником, т. к. был заинтересован в благополучном
исходе и не без основания мог рассчитывать на помощь Обрезковых в
Петербурге. Никто не должен догадываться, что демарш посланника на
руку Тютчеву. Возможно даже, что первый секретарь подсказывал
руководителю какие-то детали сценария демарша. Фёдор Иванович поручает
Элеоноре встретиться в Петербурге с сардинским посланником
господином Каррегой и заверить его в самых благих намерениях её мужа.
Элеонора блестяще справляется с этим несложным заданием. Каррега
сообщил в Турин своему правительству, что «она (Элеонора) неоднократно
уверяла меня, что живейшее её и Тютчева желание — снискать
благорасположение нашего Правительства... г-н Тютчев утверждает,
что находится в наилучших отношениях с нашим Министром
иностранных дел». Очень успешный ход в самостоятельной игре Фёдора
Ивановича. Ему обязательно нужны удачи, хотя бы небольшие.
Тютчеву неоткуда ждать чьей-либо поддержки, и он пытается
самостоятельно осуществить продвижение своей карьеры. Суть замысла
мужа, наконец, становится понятной Элеоноре. Она даже поверила в
восход счастливой звезды её Теодора...

50
На императорской службе. История карьеры
Временный поверенный
или местоблюститель?
Направляя Обрезкову депешу об отозвании его из Турина и
одновременной аккредитации Тютчева в новой должности временного
поверенного, Нессельроде 20 апреля/2 мая 1838 года писал: «Я не замедлю
доставить сему последнему (т. е. Тютчеву) ваши отзывные грамоты,
полагая, что вы, не дожидаясь их получения, воспользуетесь
свободой, которая предоставляет вам сия депеша, дабы, не медля ни
минуты, посвятить себя заботам, в коих нуждается здоровье г-жи
Обрезковой». Итак, сверхлюбезный Нессельроде, проявляя заботы о
здоровье г-жи Обрезковой, торопит отъезд посланника, не дожидаясь
отзывных грамот! (Беременность Н. Л. Обрезковой завершилась
неудачей. Она рассталась с мужем. ) Министру нужен свой человек в
Сенате державы! Цену такому человеку Карл Васильевич хорошо знал: его
тесть, граф Дмитрий Гурьев, также был сенатором. В июле Обрезковы
уехали на родину. Государь тотчас назначил Александра Михайловича
сенатором! Свершилось то, чего он добивался хитроумными происками,
вовлекая интересы государства для исполнения личных желаний. С
точки зрения теории карьерного роста Лоуренса Питера*. Обрезков достиг
уровня некомпетентности ещё в Турине. Перемещение в Петербург на
службу в Сенат означало для него возвышение на уровень
сверхнекомпетентности. В почётном кресле сенатора надо было ещё и работать. В
народе говорят: «Не по Сеньке шапка». Александр Михайлович
потерял влечение к законотворческим делам и, прослужив два года, вышел
в отставку.
Другое дело Тютчев: он жаждал деятельности и своего уровня
некомпетентности ещё не достиг. 22 июля/3 августа 1838 года его
официально утвердили временным поверенным в делах России. Одновременно в
прерогативу Фёдора Ивановича входило представление интересов
России в Пармском эрцгерцогстве.
Временный поверенный — всё равно, что исполняющий
обязанности ферзя, над которым висит Дамоклов меч возвращения в пешки. В
шахматах не прописана норма такого возвращения, пособие же Питера
данную возможность не исключает, если создана ситуация т. н. мнимого
повышения. Это ситуация подковёрных игр, в которой один из игроков,
как правило, не в курсе, что он только временный местоблюститель
ферзя и не более того.
* Питер Лоуренс Дж., Халл Реймонд. Принцип Питера / Пер. с анг. М. Арско-
го. «Иностранная литература». 1971, №8, с. 197-232.

На императорской службе. История карьеры
51
Вот только теперь центр
жизни Фёдора Ивановича,
наконец, переместился в
Турин, место его нынешнего
обитания.
По замыслу Тютчева
план его карьеры в
Турине состоял из двух частей.
Первая часть — занятие
должности временного пове- Парма. Дворец эрцгерцогини
ренного в делах России. Эта Марии-Луизы
часть к его удовлетворению,
наконец, осуществилась. Вторая часть плана, более сложная,
заключалась в формальном утверждении в новом кресле, т. е. он должен стать
не временным, а полноправным посланником Российской империи при
Сардинском королевстве. Для осуществления этой цели необходимо
много трудится, или, в терминологии Питера, работать «локтями» и, он
работал. Тютчев знал, что может защитить себя только своим трудом.
Свобода окрылила Фёдора Ивановича. Ему и раньше было ясно, что
Обрезков просто устал от порочного безделья. Работы в
действительности оказалось очень много. Новоиспеченный временный поверенный
проявил необыкновенную активность, он активно трудится для своего
самоутверждения, но ему нужна уверенность в поддержке Министра
(письмо от 25 июля 1838 года): «... я неизменно буду следовать тем
указаниям, которые Вашему Сиятельству угодно было преподать
мне в прошлом году перед отъездом моим из Санкт-Петербурга.
Я знаю, какое значение придает наш Двор сохранению добрых
отношений с туринским Двором, и я должен сказать, что
расположение, мною здесь встреченное, значительно облегчает мне
выполнение этой задачи».
Фёдору Ивановичу довелось принимать Великого князя
Александра Николаевича, будущего царя Александра II, и сопровождать его по
Северной Италии, что было исполнено с большим воодушевлением и
отмечено цесаревичем. Тютчев составляет аналитические докладные
записки о внешней политике Сардинского двора, предупреждает об
угрозе экономической экспансии Соединенных Штатов, об осложнении
отношений Сардинии и Испании, ведёт рутинную работу миссии. Он
не может позволить себе расслабления и надеется, что его
добросовестность будет замечена. Его надежды возросли после похвалы Великого
князя Его Императорскому Высочеству. За семнадцать лет безупречной

52
На императорской службе. История карьеры
службы были только положительные отзывы его начальников, и он мог
рассчитывать на дальнейший рост. В целом, положение Тютчева в
Турине как будто упрочнилось, но он также знал, что ещё важнее, упрочить
связи в Петербурге. Ему обязательно, ну просто «позарез», нужен был
там высокий покровитель, по Питеру «Рука сильней локтей»] Но, к
сожалению, таких связей, как у сибарита Обрезкова, у него нет...
Смерть Элеоноры. Брак с Эрнестиной Дёрнберг
Миссия Элеоноры в Петербурге завершилась и в мае 1838 года она с
дочерьми тронулась к мужу. Часть пути, от столицы до Любека, ей
предстояло сделать морем. Любая дорога, особенно морская, всегда чревата
непредсказуемостью, неопределённостью её благополучного
завершения, вмешательством в судьбу неизвестных обстоятельств. Элеонора
торопилась к мужу и выбрала более короткий путь, который, как
оказалось, был и более опасным. Она была преданной женой, женщиной
твёрдого характера и проникновенной интуиции, ей всегда казалось, что
её Теодор без неё погибает....Вблизи Любека пароход загорелся. Гибель
угрожала не Теодору, а ей самой. Семья Тютчева оказалась в большой
опасности. Нелли во время пожара проявила завидное присутствие духа
и недюжинное мужество. Тютчеву бы такие черты характера... После
многих треволнений Фёдор Иванович встретился, наконец, с женой.
Здоровье Элеоноры сильно пошатнулось, она ослабла и с трудом
передвигалась. Хлопоты по устройству их нового жилища её несколько
приободрили. Со стороны царя и даже графа Нессельроде семье была оказана
солидная материальная поддержка.
Но рок преследовал жену Фёдора Ивановича. У рока нет ни души,
ни сердца, ни ушей. Он глух к молитвам, его нельзя умилостивить. В
начале сентября Элеонора сильно простудилась, 28 августа/9 сентября её
исстрадавшееся сердце остановилось... Тютчев был совершенно
опустошён, не способен ни к самостоятельному мышлению, ни к воспитанию
девочек. Самой старшей, Анне, ещё не исполнилось десяти лет. Жизнь
не остановилась, и логика её развития шла к тому, что в семью должна
придти мачеха...
История встречи Фёдора Ивановича Тютчева с баронессой
Эрнестиной Дёрнберг, урожд. баронессой Пфеффель (1810-1894), и их
последующего общежития — это эпопея любви и трагедий, женской верности и
самопожертвования, мужских измен и раскаяния, мистики и фатального
предназначения. История второго брака — отдельная тема. 1 марта 1839
года в характерной для Тютчева манере светской утонченности с частыми

На императорской службе. История карьеры
53
сослагательными наклонениями последовало пространное обращение-
просьба к Министру: «я обращаюсь, граф, к Вашей снисходительной
доброте, или, лучше сказать, — к Вашему великодушию, в надежде,
что Вы доброжелательно отнесетесь к той просьбе, в отношении
которой я решаюсь испрашивать Ваше благосклонное
представительство. Предмет моей просьбы — разрешение вступить в брак».
Начало 1839 года не предвещало неприятностей, Министр вдруг
обнаружил весьма неожиданную лояльность: 23 января Сенат по рапорту
графа Нессельроде произвёл Тютчева за выслугу лет в чин коллежского
советника (VI класс). 19 марта последовал ещё один как бы
благоприятный сигнал от графа, он сообщил Тютчеву, что «Государь
Император с удовлетворением и искренним интересом ознакомился с теми
из Ваших депеш, где даётся отчёт о пребывании Великого Князя
Наследника в Генуе и Турине. Усердие и преданность, проявленные
Вами в этих обстоятельствах, были отмечены Его Императорским
Величеством и заслужили полное Его одобрение». [ЛН1, 213]
Нарушение правил:
возвращение ферзя в пешки
Тютчев «не зря потерял время, столь драгоценное в его возрасте»
(Воронцов-Да шков, июль 1822 года). Он, несомненно, вырос в
серьёзного международного аналитика, но в то же время пребывал в иллюзорной
уверенности, что ему известны писанные и неписанные правила
отношений между коллегами, между подчинёнными и начальниками, нормы
действия сложного механизма карьерного возвышения. Тютчева до сих пор
окружали положительные люди, и происки в сфере человеческих
отношений лично его не касались, о них он знал только понаслышке, в молву о
прошлых интригах Обрезкова старался не вникать. Вязкую топь
чиновничьей системы России он в полной мере ещё не постиг. Своего начальника
Фёдор Иванович не идеализировал, но знал его всё-таки плохо.
Гром грянул 1 апреля 1839 года. В этот день Нессельроде известил
Тютчева о его возвращении к исполнению обязанностей первого
секретаря посольства и о назначении чиновника МИДа Н. А. Кокошкина на
должность Чрезвычайного посланника и полномочного Министра в
Сардинском королевстве. Тютчеву предписывалось официально уведомить
об этом назначении Министерство иностранных дел Сардинии и
продолжать исполнение обязанностей временного поверенного до приезда
Кокошкина. Письмо Нессельроде завершалось сладкой пилюлей:
«Императорское Министерство радо отметить Ваше усердие».

54
На императорской службе. История карьеры
Сообщение Министра от 1 апреля явилось страшным ударом по всем
планам Тютчева на будущее. Фёдор Иванович получил
психологический нокаут, продемонстрировавший призрачность его возвышения и
действительную ничтожность положения. Умышленное игнорирование
начальником заслуг подчиненного, шаг в высшей степени и
оскорбительный, и деморализующий. Тютчев понял свою беззащитность перед
произволом главы ведомства.
Появился настоящий ферзь, и в усердии его местоблюстителя
более нет необходимости. Фёдор Иванович до глубины души расстроен,
страшно разочарован, предельно возмущён. Инфантильный
романтичный юноша исчез окончательно. Состояние стресса, из которого он
выйдет нескоро, разрушительным образом воздействовало на его
личность. Фёдор Иванович получил серьёзный жизненный урок, который
стал главным событием его служебной деятельности в Турине. Отныне,
благодаря Нессельроде, в его сознании и судьбе произошёл крутой
поворот. Тютчев окончательно понял, что как бы хорошо он ни служил,
его усердие без влиятельного покровителя будет разбиваться о твёрдое
неприятие его личности Императорским Министром, и подняться на
следующую карьерную ступеньку он не сможет. Весь дипкорпус
узнаёт о незаслуженной и жестокой обиде, нанесенной графом
Нессельроде российскому врио в Турине. Об этой неприятности дипломаты
незамедлительно докладывают своим правительствам. К слову сказать,
Н. А. Кокошкин по отношению к Тютчеву — нейтральный человек. На
дипломатической службе он с 1814 года (служил в российской миссии
в Лондоне вместе с Д. П. Севериным, с которым был дружен и сам
Тютчев). Николай Александрович — племянник известного драматурга
Ф. Ф. Кокошкина, писал стихи, числился в друзьях поэта К. Н.
Батюшкова. Позднее, после службы при Сардинском королевстве, Кокошкин
будет представлять интересы России в Неаполе, потом в Саксонии. На
службе он рвением не отличился, на поэтическом поприще лавров не
снискал. Чувство неловкости или, того больше, угрызения совести
перед Тютчевым за невольно причинённые неприятности, Кокошкина не
одолевали. Что он мог изменить: уж так повелось на Руси, что карьеру
без нужного человека не сделаешь. Пятнадцатью годами ранее
известный персонаж, кстати, в пьесе одного российского дипломата,
восклицал: «Как станешь представлять к крестишку ли, к местечку, / Ну,
как не порадеть родному человечку?»*.
Кто же благодетель Н. А. Кокошкина? Это не секрет: за Николая
* Грибоедов А. С. «Горе от ума» (1824) Фамусов (действ. 2, явл. 5).

На императорской службе. История карьеры
55
Александровича замолвил слово его старший брат, сенатор Сергей
Александрович Кокошкин, он же приятель и нового сенатора
Александра Михайловича Обрезкова. Тютчев мог догадываться о подобной
классовой солидарности сенаторов. Напрасно он так оберегал реноме
Александра Михайловича, надеялся на его какую-то помощь в
Петербурге: бывший начальник Тютчева, Обрезков, ему не брат, не сват. Но,
как ни странно, именно Кокошкин-старший помог продвинуть через
Сенат представление графа Нессельроде на перевод Тютчева в чиновники
6-го класса. Однако, это был шаг навстречу не Тютчеву, а графу. Этой
несложной процедурой С. А. Кокошкин демонстрировал своё почтение
Министру.
Темп жизни Тютчева в 1839-1840 гг. развивался со
стремительностью ещё неизобретённого кинематографа. Ниже протокольно
излагается хронология событий этого времени (даты по старому стилю).
[Лет1999]
13 апреля 1839 года Тютчев обратился к Министру с просьбой о
разрешении ему отпуска для оформления брака: «Умоляю Ваше
превосходительство, не счесть нескромной настойчивость, с которой я
вновь ходатайствую об отпуске....Отпуск этот мне решительно
необходим. Исполнение самых заветных моих стремлений, в
настоящем и будущем, зависит от милости, о коей я прошу». 15 апреля
Нессельроде ответил, что разрешение на брак получено, но без
предоставления положенного в таких случаях отпуска. Граф просил, чтобы
Тютчев обязательно дождался Кокошкина. Король Сардинии, Карл
Альберт, согласился дать аудиенцию Тютчеву по поводу вручения письма
от Николая I, но разгневанный Фёдор Иванович на грани потери
самообладания, он знать не желает ни короля Сардинии, ни императора
России! Впервые за время своей многолетней безупречной службы Тютчев
решился на дисциплинарное нарушение: так как Министр не дал
согласия на отпуск для оформления отношений с Эрнестиной, то он возьмёт
этот отпуск без дозволения. Отныне он будет только имитировать свою
деятельность!
Девятнадцатого апреля Тютчев оставил миссию на внештатного
атташе Э. Том-Гаве, и, ничего не сообщая Нессльроде, выехал в Геную и
Парму. Парма входила в сферу туринского представительства России.
Фёдор Иванович получил аудиенцию у эрцгерцогини Пармской Марии-
Луизы, второй жены Наполеона.
Двадцать восьмого апреля Тютчев приехал во Флоренцию и, наконец,
встретился с Эрнестиной, ожидавшей его там целую неделю. Дым прао-
течества манил Фёдора Ивановича: «... семейное предание выводит его

56
На императорской службе. История карьеры
из Италии, где, говорят, и поныне, именно во Флоренции, между
купеческими домами встречается фамилия Dudgi». [Акс, 71]
Тютчев полюбил культуру Италии, её мягкий климат, красоту
природы, историю, традиции, искусство, музеи, хранящие великие
произведения художников и скульпторов. Фёдор Иванович и Эрнестина посетили
Лукку, Каррару, Специю. Весь мир вместе с Нессельроде перестал для
них существовать. Приезд Эрнестины в Турин поставил бы Тютчева
перед необходимостью представлять её королю, и он выжидал, пока Двор
выедет на летние каникулы. В конце июня Фёдор Иванович и Эрнестина
через Флоренцию вернулись в Геную. Тютчев понимал, что Нессельроде
уже обеспокоился его молчанием и послал ему депеши из Генуи,
объясняя служебной необходимостью свою поездку в Парму.
В начале июля королевский Двор, наконец, на два месяца убыл на
отдых. Турин опустел, всё замерло, события не происходят. Тютчев с
Эрнестиной приехали в сардинскую столицу. Фёдор Иванович
отчаялся получить разрешение на отпуск, он разнервничался, начал
бунтовать, вошёл во вкус непослушания. 25 июня, не дождавшись депеши от
Нессельроде, он вновь оставил миссию на неаккредитованного атташе
Э. Том-Гаве, и выехал с Эрнестиной в Швейцарию для венчания и
юридического оформления брака. Том-Гаве оказался в сложном положении.
Эта щекотливая ситуация в представительстве России также стала
известна всему дипкорпусу.
Так как Фёдор Иванович был православного вероисповедания, а
Эрнестина католического, то будущим супругам предстояло венчание по
обоим обрядам*. Семнадцатого июля 1839 года в Берне (Швейцария)
священник Лев Каченовский венчал Фёдора Ивановича и Эрнестину
в православной Крестовоздвиженской церкви при российской
миссии. Поручителями молодых были российские дипломаты: посланник
в Швейцарии барон Павел Алексеевич Крюденер (однофамилец
сослуживца Тютчева по мюнхенской миссии Александра Крюденера**),
старший секретарь Л. Виолье и младший секретарь Ф. Ошандо.
Огорчительная заминка произошла с католическим венчанием, но 29 июля после
всех треволнений католический священник Доминикус Кюнцер венчал
Тютчевых в Шпиталькирхе, в небольшом городке Констанц, на берегу
Боденского озера. Отныне самым главным событием в жизни молодых
* Венчаться можно было бы и в Италии, но в таком случае супруги брали
обязательства воспитывать будущих детей в католической вере. Для Тютчева это
условие было неприемлемым.
** В [Лет 1999,225] неправильно сообщается, что поручителем со стороны
жениха был посланник барон А. С. Крюденер(!).

На императорской службе. История карьеры
57
становился факт их общей судьбы. Тринадцатого августа Тютчев заехал
в Турин, но без жены, которая временно осталась в Констанце:
представлять Эрнестину сардинскому Двору Фёдор Иванович не желал.
Разрешения на свадебный отпуск он так и не дождался.
Уязвлённый несправедливым отношением, утративший контроль над собой,
Тютчев решился на беспрецедентный демарш: в знак протеста против
произвола Министра дипломат самовольно оставил службу и в конце
августа вместе с Эрнестиной покинул Турин. Он понимал, что никакой
логики в его действиях нет: поэт мыслил категориями метафизики, он
пытался себе объяснить, что убывает временно, только до весны
следующего года. Двухлетняя деятельность Тютчева в Турине породила
у Фёдора Ивановича призрачную уверенность в собственных
возможностях управления своей жизнью. Он не сразу понял, что играет роль
в чужом спектакле. Развенчание иллюзии было тяжёлым. Поспешные
действия в состоянии аффекта привели ослушника к нежелательному
итогу, естественность которого можно было и предвидеть. Все
последовавшие события кардинально трансформировали жизнь поэта в
длительной перспективе.
На плавной линии жизни молодых супругов Тютчевых появлялся на-
боковский извив, от которого начнётся новое бытие с чистого листа*.
* Профессор-славист Миланского университета Eridano Bazzarelli издал в
90-е гг. XX столетия сборник переводов русских авторов на итальянский
язык, в т. ч. и из поэзии Тютчева. Синьор Bazzarelli является членом
миланского отделения общества «Russia-Italia» (руководитель отделения signora
Anna Sioni). Профессор P. Cazzoli подробно исследовал пребывание в Турине
известных русских людей, в т. ч. уделил внимание и Ф. И. Тютчеву. (Cazzol,
Piero. Viaggiatori russo a Torino nell'ottocento /ISBN 88-395-8520-6
(«Путешествия русских в Турин в девятнадцатом веке») Жители Турина посещают очаг
русской культуры «Associazione culturale „Russkij mir"» («Культурологическая
ассоциация „Русский мир"», президент signor Tullio Regge, секретарь segretaria
responsabile signora Anna Roberti). Ассоциация организовывает конференции,
концерты, встречи, отмечает тютчевские и другие годовщины, проводит
экскурсии по русским местам в Турине.

58
На императорской службе. История карьеры
Живая жизнь по собственному проекту.
1839-1873
Но ты, мой бедный, бледный цвет,
Тебе уж возрожденья нет,
Не расцветешь...
Ф. Тютгев,
«Сижу задумчив и один...»
В линии бытия Тютчева появилась точка насильственного излома,
после которой восходящее развитие прекратилось. Возникла иная система
жизни с новой точкой отсчёта. Монотонная ритмичность карьерного
роста сменилась нервическим броуновским движением в случайном
направлении к неизвестным целям.
В 1836 году поэт размышлял о последствиях принуждения над
судьбой, о возникновении опасности, грозившей гибелью носителю жизни.
В стихотворении «Сижу задумчив и один... » автор не согласился с
изречением Екклесиаста: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет
делаться, и нет ничего нового под солнцем» (Екк 1:9). Неправ
Проповедник: не всё будет, что было — насилие изменяет естественный ход
течения событий.
Конфронтация с Карлом Нессельроде ввергла Тютчева в состояние
эмоционального шока с неясными последствиями для дальнейшего
существования. Энтропия ситуации оказалась непосильной для
логических прогнозов о способах выхода из неё. Время призвало к свершению
решительных поступков для самостоятельного выбора своей
дальнейшей участи, но такого опыта тридцатишестилетний поэт ещё не имел.
Как начинать новое построение своей судьбы по собственному проекту,
Тютчев не знал. Необходим был серьёзный пересмотр прежних
взглядов. С небес романтизма бытие устремило поэта к твердыне реальности,
встреча с которой оказалась весьма болезненной. Линия жизни поэта
уже никогда не обретёт гладкой монотонности восхождения, появились
аритмичные вмятины, изломы, обрывы. Реализм живой жизни
разрушил развитие романтичной направленности творчества. Возникли
мотивы ортодоксального панславизма...
Родительский период восторженного созерцания окружающего мира
завершился. Закончилась и предсказуемость жизни. Теперь от Тютчева
требовалась активная деятельность, направленная на поиск достойных
способов выживания. Он оказался в лабиринте без знания правил
выхода из него. Поэта ожидала борьба за существование, к которой он в

На императорской службе. История карьеры
59
предшествующие годы не был подготовлен. Новая обстановка
требовала психологической адаптации. Ему пришлось впервые осваивать науку
самостоятельного управления своей судьбой, принимать решения, в
правильности которых он не был уверен. Ему предстояло
детерминировать обстоятельства, характеризующихся высокой неопределённостью.
Страстно стремясь к избавлению от зависимости графа, Тютчев после
многолетних(!) мучительных раздумий разработал совершенно
утопический проект обустройства своего существования вне сферы влияния
Министра. Желание его осуществления стало главным стимулом
жизни. В глубине души он понимал, что на деле исполнимость жизненных
планов, родительского и его собственного, контролировал один
человек, граф К. В. Нессельроде. Бессилие перед его всевластием отравляло
душу поэта.
Исход. Долгая дорога в Россию.
1839-1844
Непонятная свобода обручем сдавила грудь.
И не ясно, что им делать — или плыть, или тонуть.
Корабли без капитанов, капитан без корабля,
Надо заново придумать некий смысл бытия.
Глеб Самойлов
Тютчевы срочно выехали из Турина в Мюнхен, куда прибыли 25
августа 1839 года.
Тютчев оказался, словно на необитаемом острове, окружённом
неспокойным морем европейской действительности, вдали от российских
берегов. Как их достичь? Он попал в положении новичка, управляющего
судном в полном тумане при отсутствии маяков, лоций, звёздных
ориентиров. Как справиться капитану с проблемой выживания экипажа? Пять
трудных лет поэт, заброшенный на чужбине, без средств к
существованию, добирался с семьёй до родины...
Прибытие в баварскую столицу походило на бегство. Меньше всего
Фёдор Иванович хотел встречаться со своим преемником, Кокошкиным.
Тютчев так и не информировал Нессельроде о своих ближайших
намерениях или ненамерениях относительно службы. Знакомый
мюнхенский домовладелец, скульптор Йозеф Кирхмайер, предоставил молодым
квартиру в доме, на нижнем этаже по Бриеннерштрассе 18. Этот дом
соседствовал с другим домом Кирхмайера, на Каролиненплац 1, в
котором Фёдор Иванович жил с Элеонорой и детьми до их отпуска в Россию

60
На императорской службе. История карьеры
в 1837 году. Прошло всего два года, но как изменилась жизнь Тютчева,
уезжал с одной женой, приехал с другой...
К прежнему месту службы Фёдор Иванович не вернулся. Между тем,
29 сентября в Турин прибыл Кокошкин, о чём Эрнест Том-Гаве, бывший
сотрудник Тютчева, сообщил Фёдору Ивановичу. Выдержав недельную
паузу, 6 октября, Тютчев пишет Нессельроде короткое письмо,
холодное немотивированное, почти ультимативное. Его тон совсем не похож
на предыдущие учтивые обращения чиновника к начальнику, только
дежурный этикет: «Милостивый государь, граф Карл Васильевич.
Важные обстоятельства вынуждают меня просить ваше сиятельство
благоволить принять мою отставку от должности 1-го секретаря
императорской миссии в Турине. Я был намерен, что вполне
отвечает моим желаниям, незамедлительно возвратиться в Россию,
где надеюсь обосноваться. ...я принуждён просить вас, милостивый
государь, о великодушном разрешении отложить моё возвращение
в Россию до будущей весны. С совершенным почтением честь имею
быть, милостивый государь, вашего сиятельства покорнейший
слуга, Ф. Тютчев». Отставка — это временное неисполнение служебных
обязанностей по согласованию с руководителем.
Тютчев, мастер дипломатических текстов и подтекстов: ни
желаемую дату отставки (в отпуск), ни дату возвращения из отпуска не
указал. Главный акцент — он не намерен расставаться со службой в
Министерстве. Тем самым Тютчев обозначил свою болевую точку...
Нессельроде принял отставку и 8 ноября издал распоряжение об
отозвании Тютчева от должности первого секретаря миссии в Турине с
оставлением до нового назначения в ведении Министерства. Это ещё не
увольнение со службы.
Граф, несомненно, правильно понял смысл письма и 10 ноября, через
два дня, издал уточняющее распоряжение: об увольнении Тютчева в
отпуск на четыре месяца с дозволением оставаться в чужих краях, т. е. из
отпуска он должен вернуться к 10 марта 1840 года. (Аттестат № 2621.
19 августа 1843. ) [ПСС. Т. 4. С. 529]
Повторная жизнь в Мюнхене — полное противоположение активной
служебной деятельности в российской миссии при Сардинском
королевстве. Семья безработного Тютчева вынуждена существовать на деньги
Эрнестины, которые она получила после кончины отца. Какие выводы
сделает низложенный дипломат от полученного жестокого урока графа
Нессельроде? Сможет ли он что-либо противопоставить означенному
графу? Тютчевская переписка с родителями наполнена беспокойством о
будущем. Фёдор Иванович не без основания опасался, что может вообще

На императорской службе. История карьеры
61
остаться без работы. В таком качестве он никогда ещё не был. Его
воинственный пыл поубавился, он даже готов к смирению и питает надежду
на возобновление контактов с Министром: «Здесь известно также, что
граф Нессельроде собирается приехать летом 1840 года, вероятно,
на Богемские воды. Я очень желаю, чтобы это состоялось», — пишет
он родителям 1 февраля. Министру пора бы уже сделать ему
предложение, но Нессельроде пока молчит. Фёдор Иванович знает себе цену, по
крайней мере, он всё ещё в плену завышенных самооценок: «Я еще не
знаю в точности, о чем я буду его просить, но я буду просить...
Должность секретаря при миссии для меня не подходит. Я нив коем случае
не приму ее. Но еще вопрос, согласятся ли они назначить меня
советником посольства или, за неимением подобного поста, дать мне более
или менее подходящее место в департаменте....Недавно я получил
значок за пятнадцать лет службы. Это довольно жалкое
вознаграждение за пятнадцать лет жизни — и каких лет! — Но уж раз мне
суждено было их пережить — примиримся с жизнью и со значком, каковы
бы они ни были». Тютчев ещё надеется на благоприятное решение своих
проблем. В любом случае, значок за выслугу — это хороший знак...
27 января Тютчев обратился в Департамент Хозяйственных и
Счетных Дел с напоминанием, что «... до сих пор еще не уплачено следующее
мне жалованье за последние пять месяцев служения моего в Турине, в
качестве Поверенного в делах, а именно с первого мая по 29 сентября
минувшего года, т. е. по день вручения г-м Посланником Н. А. Кокош-
киным кредитивной грамоты Королю Сардинскому». Тютчев решил, что
довольно скромное вознаграждение за пятнадцать лет работы должно
быть компенсировано Министерством доплатой за два месяца его
отсутствия на рабочем месте, когда он в связи с венчанием находился в
Швейцарии. Хотя формально на эту поездку разрешения он не получил, но
при нормальных обстоятельствах Министерство затраты на свадебные
дела своим чиновникам, как правило, всегда возмещало. Департамент
решил перепроверить информацию Тютчева и обратился к Кокошкину:
«... за какое именно время признаете вы справедливым
удовлетворить г-на Тютчева прибавочными деньгами по званию Поверенного
в делах?». Н. А. Кокошкин не собирался покрывать Тютчева и 12 марта
не без подтекста добросовестно сообщил: «... честь имею уведомить,
что, основываясь на показании состоявшего при Миссии сверх
штата, а ныне младшего секретаря Том-Гаве и банкира Миссии Трави,
Коллежский Советник Тютчев выехал из Турина 25 июня/7 июля
1839 года и отправился чрез Швейцарию в Минхен, откуда он более
к своему посту не возвращался».

62
На императорской службе. История карьеры
Шестнадцатого мая Департамент препроводил через посланника
в Мюнхене Д. П. Северина для передачи Тютчеву вексель «на сумму
427 р. 34 к. сер., причитающуюся за исправление им должности
поверенного в делах в Турине с 1-го мая по 25 июня/7 июля 1839 года, т. е.
по день отъезда его из Турина».
Хотя официальное разрешение на брак Тютчевым получено, но
самый факт венчания Министерством был проигнорирован. Нессельроде
дал понять своё недовольство ослушанием дипломата.
Фёдор Иванович уже остыл, он почувствовал неопределённость
своего положения, начал нервничать, понял, что в своей аффектации
перегнул: ведь он был уже на хорошем счету в министерстве, получал знаки
отличия за беспорочную службу, один год (правда, по случаю) даже
занимал кресло временного поверенного. Нового посланника Кокошки-
на всё равно вскоре перевели из столицы Сардинского королевства в
Неаполь, и Фёдор Иванович полноправно получил бы туринское место.
Перетерпел бы темпераментный Тютчев ещё немного и пожизненно
служил бы России в заграничных посольствах, и не было бы скандального
увольнения с последующим унижением перед тем же Нессельроде.
Этого унижения Фёдор Иванович не мог простить себе до последних своих
дней. В его сознании происходила переоценка жизненных идеалов,
болезненное свержение кумиров.
Он вновь начал посещать православную церковь, с волнением
отмечал русскую Пасху, поздравил родителей с православным праздником,
ощутил острую необходимость возвращения к своим корням. В его
письмах мотивы ностальгии: «... я никак не могу привыкнуть к тому, чтобы
встретить наступление Пасхи без тоски по родине, — и далее, — ...я
твердо решился оставить дипломатическое поприще и
окончательно обосноваться в России. Мне надоело существование человека без
родины».
Это важное декларативное заявление, но пока без
конкретизирующих планов к их осуществлению. Он решает в Петербург ехать в мае.
Мюнхен на этот раз не стал центром его мира, только пунктом
временной остановки.
Но в мае Тютчев в Петербург не отправился. Как же ехать? Встречи с
соотечественниками усиливали у него тоску по России, да и собственно
ехать было не к кому. В планах летнего времяпровождения появился
курорт под Мюнхеном Тегернзее: «... Я заранее радуюсь тому, что среди
других лиц, которые должны провести там лето, снова увижу го-
спожу Крюденер. Великий князь наследник всё еще в Дармштадте,
и в будущем месяце (т. е. в мае) я рассчитываю поехать туда, чтобы

На императорской службе. История карьеры
63
представиться ему и при случае напомнить его милостивые
обещания, данные в прошлом году. Я только что написал по этому поводу
Жуковскому через Северина, который туда поехал и который,
несомненно, будет изо всех сил хлопотать за меня перед графом
Орловым, имеющим к нему большую приязнь». Тютчев бьёт тревогу,
обращается за содействием к влиятельным знакомым. Он опять в поисках
покровителя: Остерман-Толстой уехал из России, Гагарин умер...
Эрнестина прилагает много усилий, чтобы уменьшить боль от обиды
мужа на Нессельроде. Проникновенной женской интуицией она
пытается оградить Фёдора от тяжёлых беспокойств, окружает его любовью,
и, хотя выхода из, казалось бы, тупикового положения не видно, но их
жизнь продолжается и, как будто, совсем неплохо. Эрнестина только-
только родила первенца, дочь Марию (будущую Бирилёву). 14 апреля
1840 года Фёдор Иванович делится с родителями новостями и
прожектами: «Моя коллекция барышень обогатилась ещё девочкой....Доктор
рекомендует ей (Эрнестине) прежде всего пребывание в деревне и
холодные ванны, ввиду чего она наняла дом в Тегернзее».
Наступает 1841 год, оставив позади время тревог и страданий в
Италии. Острота ностальгических чувств притупилась, Тютчев блаженствует
в атмосфере семейного счастья. Эрнестина опять готовится стать
матерью. 14 июня родился сын, названный Дмитрием в честь восприемника
при крещении Дмитрия Северина, главы российской миссии в Мюнхене.
22 августа в Мюнхен приезжает дочь Николая I, герцогиня Мария
Лейхтенбергская. На следующий день Тютчев встречается с этой
молодой очаровательной женщиной и преподносит ей многозначительное
стихотворное посвящение:
Живым согувствием привета
С недостижимой высоты,
О, не смущай, молю, Поэта!
Не искушай его мегты...
Всю жизнь в толпе людей затерян,
Порой доступен их страстям,
Поэт, я знаю, суеверен,
Но редко служит он властям. <...>
В строке «Но редко служит он властям» прочитывается намёк на
отношения поэта с Нессельроде. Фёдор Иванович и Эрнестина часто
посещают герцогиню. Со стороны Марии Николаевны они встречают са-

64
На императорской службе. История карьеры
мый благожелательный прием: «Она была чрезвычайно добра к нам, к
моей жене особенно», — пишет Тютчев родителям. Он часто
упоминает и об Амалии Крюденер: «Она все такая же прекрасная и добрая».
Хотя «положение её уже не так прочно», но от неё также исходят
сигналы дружеской взаимности.
Фёдор Иванович знал, что некоторые дамы при Дворе питали к
Амалии неприязнь. Фрейлины состязались во влиянии на царя. Когда в
1836 баронесса Амалия Крюденер, новичок в российском высшем свете,
впервые появилась на балах, она затмила первых красавиц Петербурга,
стала объектом их сплетен и злословия. Амалия неотразимо блистала в
высшем петербургском обществе. Её любовниками были высшие
сановные лица государства, включая царя, Бенкендорфа и др.
Особенно в запуске злых стрел в Амалию упражнялась А. И.
Смирнова, урожд. Россет*. Спустя 35 лет, в последнее десятилетие своей
жизни, Александра Иосифовна в «Автобиографических записках»
прекрасным литературным пером описала свою жизнь. Это было
художественное произведение с большим количеством персонажей, носящих
имена известных лиц её времени. Друзьями и почитателями бывшей
фрейлины когда-то были В. А. Жуковский, А. С. Пушкин, Н. В. Гоголь
и многие др. Излагая события своей бурной придворной молодости, она
зачастую вкладывала в уста персонажей слова, которые в
действительности произнесены не были. В мемуарах она заново проживала богатую
событиями жизнь, но память подводила, смещались даты, искажались
имена, и герои воспоминаний совершали не свои поступки. В
довершение дочерью Ольгой, публикатором её мемуаров, в текст внесились
многочисленные правки, исказившие образный язык автора. Исследователи
считают «Записки» А. И. Смирновой-Россет не вполне достоверными, их
цитирование требует осторожности. Летом 1869 года Тютчев (ему 65)
встречался в Москве с 60-летней Александрой Иосифовной: «Я часто
видел здесь госпожу Смирнову. Добрая женщина мало изменилась,
— и далее. — Она только ещё больше закоренела в своей брюзжащей
старости»{\). [Тютч, 49] О балах при Дворе 1845 года мемуаристка не
без ехидства вспоминала: «Государь занимался в особенности с бар.
Крюденер, но кокетствовал, как молоденькая бабёнка, со всеми и
радовался соперничеством Бутурлиной и Крюденер. Я была
свободна, как птица». Далее сплетни, сплетни, сплетни... «Всю эту зиму он
* Смирнова, Александра Иосифовна (Осиповна), урожд. Россет (1809-1882),
одна из выдающихся женщин петербургского светского общества, фрейлина
императриц, была в дружеских отношениях со многими знаменитыми людьми
эпохи, ей посвящали стихи Пушкин, Лермонтов, Вяземский и другие поэты.

На императорской службе. История карьеры
65
(государь) ужинал между Крюденер и Мэри Пашковой, которой эта
роль вовсе не нравилась....Государь говорил о ней (бар. Крюденер) с
неудовольствием, жаловался на её неблагодарность и
ненавистническое чувство к России. Она точно скверная немка, у ней, как
говорил мне раз мой Григорий, жадность к деньгам непомерная».
[Сми-Р, 373] Фантазии Александры Иосифовны нет предела: ни
государь, ни её Григорий ни разу об Амалии тогда, в 40-е гг. , данных слов не
говорили\ Это в 70-е гг. брюзжащая в своей старости госпожа
Смирнова сторицей выплескивала своё раздражение в адрес госпожи
Крюденер, и не могла примириться, что в простой бабской участи Амалия была
неизменно счастливее. Во втором браке Амалия уже именовалась не
баронессой Крюденер, а графиней Адлерберг. Муж Амалии, граф Николай
Адлерберг, был младше жены на одиннадцать лет! Сама Александра
Иосифовна прожила семейную жизнь с нелюбимым Николаем Смирновым,
крупным чиновником, богачом и картёжником. Обе дамы были
участницами бесконечных подковёрных интриг, находились по разные стороны
баррикад. Последние двенадцать лет всеми покинутая бывшая
фрейлина находила утешение в воспоминаниях, в перечитывании многих
стихотворных признаний. Одним из них был популярный романс «Песня»
В. И. Туманского {«Любил я очи голубые... »).
Тютчева нет в списке поклонников Смирновой, в её альбом стихов он
не писал. Тютчевский шедевр «Я помню время золотое... »,
посвященный Амалии, Некрасов назвал «лучшими стихами о любви в русской
поэзии». В 1840 году Фёдор Иванович всё же полагал, что связи Амалии
при Дворе ещё достаточно сильны. Он был чрезвычайно щепетильным
человеком и не считал возможным обращаться за помощью к лицам,
отношения с которыми не основывались бы на взаимной привязанности.
Он как-то писал бывшему коллеге по мюнхенской миссии, Ивану
Гагарину: «... из всех известных мне в мире людей она
(Амалия)бесспорно, единственная, по отношению к которой я с наименьшим
отвращением чувствовал бы себя обязанным». Амалия оставалась верным
другом. Члены императорской фамилии — нередкие гости в Мюнхене,
они с удовольствием приглашали своего камергера. Баварский Двор
также не забывал находящегося в отпуске российского дипломата. Мысли о
поездке в Петербург как-то потускнели. Нессельроде на лечение не
приезжал. Фёдор Иванович не упустил бы этот шанс встречи с ним. Тютчев
не напоминает Министру о своём существовании, но он напрасно
думает, что о нём забыли.
Граф Нессельроде осторожен, он опасается нежелательного
скандала: вдруг у Тютчева объявится какой-то влиятельный патрон из царско-

66
На императорской службе. История карьеры
го окружения... Основания для такого предположения у Нессельроде
были. В 1836 году по желанию Николая I Министр перевёл из Мюнхена
в Петербург старшего секретаря баварской миссии барона Александра
Крюденера. Граф знал о родстве жены барона Крюденера, баронессы
Амалии, с императрицей. У него была информация, что царь весьма
благоволил к баронессе. Кроме того, он располагал также сведениями,
что баронесса в своё время была с Тютчевым более, чем в дружеских
отношениях. Правда, до сих пор никаких сигналов от Двора по поводу
Тютчева не поступало...
Заговор против поэта.
Изгнание
Нессельроде выжидал. Реконструируем события, разыгранные в
жанре злой драмы под названием «Заговор». Автором пьесы была графиня
Мария Дмитриевна Нессельроде. Она слыла опытной интриганкой,
известна её негативная роль в печальной судьбе Пушкина. Она ненавидела
Пушкина за эпиграмму на её отца («Встарь Голицын мудрость весил,
Гурьев грабил весь народ... »), которую приписали поэту, и за
подлинные эпиграммы (не сохранились), в которых Пушкин заклеймил «свою
надменную антагонистку». Неприязнь Пушкина к графине «едва ли
не превышала ненависть его к Булгарину»*. Семейство Нессельроде
принадлежало к ближайшему окружению Геккерна. По свидетельству
В. А. Соллогуба, у Пушкина были основания для подозрения графини в
организации сочинения пасквильного диплома. Через много лет такое
предположение подтвердил Александр II: «Ну, так вот теперь знают
автора анонимных писем, которые были причиной смерти Пушкина:
это Нессельроде»**. М. Д. Нессельроде была посаженой матерью жениха
на свадьбе Дантеса с Е. Н. Гончаровой. В конфликте Пушкина с Дантесом
она была на стороне противника поэта. По словам Александра Карамзина,
«кружок Нессельроде» был против Пушкина и после его смерти.
Мария Дмитриевна вычислила благоприятную ситуацию,
сложившуюся во время летних отпусков большинства сановных особ.
Тютчев не приехал в столицу добиваться нового назначения,
безуспешно и легкомысленно ожидая в Баварии предложение от Министра.
Фёдор Иванович формально себя скомпрометировал длительным более,
* Вяземский П. А. Старая записная книжка / Поли. собр. соч. Т. 8. СПб., 1883.
С. 299.
** Московский пушкинист, I. С. 17-22.

На императорской службе. История карьеры
67
чем годичным отсутствием на службе. Несомненно, этот факт требовал
порицания. Однако для его более жёсткого наказания Карл
Нессельроде использовал болевые точки Николая I: Тютчев был протеже графа
А. И. Остермана-Толстого, недруга царя. Недруг сюзерена — недруг и
его вассала. К бочке дёгтя Нессельроде добавил ещё одну ложку.
Турция всегда была разменной картой в отношениях России с
Францией и Англией. В 30-е гг. Оттоманская империя становилась то
союзником, то противником России. Желание генерала Остермана-Толстого
возглавить русскую армию против Турции было царём отвергнуто.
Тогда генерал предложил египетскому паше Мухаммаду Али свои услуги в
качестве военного советника в египетско-турецкой войне.
Современники писали о решающей роли русского генерала в победах египетского
главнокомандующего Ибрагима-паши над турками. Но в 1840 году
министр Нессельроде подписал от имени России Лондонскую конвенцию об
оказании поддержки турецкому султану против паши Мухаммада Али.
Положение Остермана-Толстого оказалось более, чем неопределённым,
и воспринято в России негативно. Во всяком случае, Нессельроде
постарался, чтобы реакция царя была именно таковой. И ещё одна капля дёгтя:
Остерман-Толстой окружил себя в Женеве сомнительными личностями,
водил дружбу с врагом престола Александром Герценом. Поэт Михаил
Михайлов только за одну такую встречу был отправлен на каторгу! И вот
такой неприятный Николаю I человек был покровителем Тютчева...
30 июня 1841 года царём было утверждено предложение
Нессельроде об исключении Тютчева из списка чиновников Министерства за
невозвращение из четырехмесячного отпуска, полученного ещё 10 ноября
1839 года. Одновременно Тютчев бы лишен придворного звания
камергера. 4 августа Д. С. Северин сообщил Министру, что Тютчев встретил
объявленный ему приговор с глубоким чувством горечи. Худшие
опасения Тютчева оправдались: он остался без средств к существованию.
Рассеялись его последние иллюзии...
Была ли удовлетворена семья Нессельроде?
Клевета об утере шифров
По замыслу графини Марии Дмитриевны Нессельроде изгнание
Тютчева необходимо закрепить созданием ему в обществе плохой
репутации. Процитируем труд, известный под названием «Воспоминания»
А. И. Смирновой-Россет. В названной работе излагается беседа
Александры Иосифовны с графиней Нессельроде (о себе автор пишет в
третьем лице):

68
На императорской службе. История карьеры
<<<М. Д. Нессельроде>: Вот и Тютчев — один из тех, кто
всегда заставляет меня смеяться. Правда, что К. В. Нессельроде
заставил его покинуть дипломатию. Он был первым секретарем в
Турине, посланник попросил отпуск на шесть недель, за это время
у Тютчева умирает жена. Мсье оставляет архив у фабриканта
сыра и от потрясения отправляется разъезжать, чтобы найти
вторую жену. Находит ее в Швейцарии и женится на ней. Не
получая известий из Турина, встревоженный Нессельроде велит
написать начальнику канцелярии. Тот отвечает, что первый
секретарь уехал и не доверил ему архивы. Вы хорошо понимаете, что
нет никакой возможности держать в министерстве подобного
человека.
<Смирнова>: Вы много теряете, дорогая графиня, ибо это
очаровательный человек, полный неожиданностей и говорящий
прелестные остроты. Во время несчастной Крымской войны, в 54 году,
когда у нас были одни потери, он сказал: «Это война негодяев с
кретинами».
<М. Д. Нессельроде>: Это мило, но мне не по душе такие
остроты во время этой ужасной войны, стоившей жизни нашему
дорогому императору Николаю».
Художественной фантазии автора «Воспоминаний» нет предела.
Кому принадлежат цитированные слова? В чьей ослабевшей памяти
удерживалась приведённая беседа? Не могла Мария Дмитриевна
произнести слова, вложенные мемуаристкой в её уста, т. к. не дожила ни
до этой ужасной войны, ни до кончины дорогого императора
Николая: графиня скончалась 6 августа 1849 года. Но главная идея автором
«Воспоминаний» изложена верно: «Нессельроде заставил Тютчева
покинуть дипломатию». Ату этого Тютчева, ату! С таким
компроматом никто не возьмёт изгнанного под свою защиту. Была запущена
порочащая сплетня о том, что будто Тютчев взял с собой в
Швейцарию дипломатические шифры и якобы «в суматохе свадьбы» потерял
их. Мария Дмитриевна повторяла проверенную комбинацию ходов с
оклеветанием Пушкина. Правда, оболгать Пушкина ей было легче, у
Александра Сергеевича недругов было много больше, у Тютчева
только один — Нессельроде. Не поняла Александра Иосифовна, что
графиня Нессельроде, зная болтливость своей собеседницы, использовала
тогда её, Смирнову, для распространения в обществе оговора Тютчева.
Поверили многие, даже близкие друзья. Удивительна живучесть
клеветы: через 80 лет(!) молва об утере шифров достигла слуха
авторитетного литератора, главного редактора альманаха «Урания», Евлалии

На императорской службе. История карьеры
69
Павловны Казанович, и через неё проникла в тютчевоведческую
литературу*. [Лет1999, 222]
Многие известные биографы чернящий оговор отвергли. [Лет1933]
К. В. Пигарев ответил твёрдо: «... из официальных документах
Министерства следует, что 8 ноября 1839 года Тютчев был „отозван по
его желанию'' от должности первого секретаря посольства в
Турине, получил отпуск на 4 месяца и вследствие „долговременного
неприбытия из отпуска" в 1841 году был отчислен из министерства».
[Пиг2, 106-108] И всё! Где факт утери секретных шифров? Евлалия
Павловна не задумалась, что если бы реально имела место неприятность с
утерей шифров, то можно было бы не сомневаться, что граф
Нессельроде не покрывал бы нерадивого чиновника, ещё и впавшего в немилость,
а раздул бы инцидент до уровня скандала, последовало бы служебное
расследование с возможным уголовным преследованием.
Известно, что 21 июня 1839 года Тютчев отослал в Петербург с
курьером шифровальные таблицы, о чём депешей №28 доложил Нессельроде:
«В соответствии с распоряжением от 20 декабря 1838 года считаю
своим долгом переслать с квартальным курьером в Императорское
министерство таблицы шифров ММ 153, 154, 155, ныне
отмененные (выделено мной, АП)». Авторы «Летописи жизни и творчества Ф.
И. Тютчева» (1999) утверждают, что факт отправления депеши №28
полностью опровергает легенду об утерянных «в суматохе свадьбы»
дипломатических шифрах. [Лет1999, 224] С этим доводом нельзя
согласиться, т. к. в депеше речь шла не о действующих шифрах,
являющихся предметом государственной тайны, а о ныне отменённых, т. е.
утративших силу секретности. В миссии же оставались действующие
шифры, которые Тютчевым «в суматохе свадьбы» могли быть и в самом
деле утеряны. Вот тогда-то имело бы место должностное преступление,
сокрытие которого было бы невозможно. Обязательно последовала бы
министерская реакция с непредсказуемыми негативными
последствиями для Тютчева. Что же было в действительности? Ничего! Ни в одном
документе Министерства не зафиксировано какое-либо тютчевское
нарушение! Министерство не приняло меры по расследованию из-за
отсутствия события преступления: шифры никто не терял! Произошло же
нечто обратное: через месяц после якобы имевшей место свадебной
суматохи, 22 августа 1839 года, осторожный Нессельроде утвердил
документ о награждении Тютчева «Знаком отличия беспорочной службы за
* В 1937 году Е. П. Казанович проходила в качестве свидетеля по делам
репрессированных писателей: Вильгельма Зоргенфрея, Бориса Пильняка (Вогау),
Николая Зарудина (Эйхельмана). Судьба Евлалии Павловны не известна.

70
На императорской службе. История карьеры
XV лет»! (Награждение данным Знаком инициируется Департаментом
хозяйственных и счетных дел. ) В аттестате же № 2621 от 19 августа
1843 года констатировалось: «Департамент хозяйственных и
счетных дел свидетельствует, что коллежский советник Тютчев при
похвальном поведении поручаемое ему исправлял с усердием; в
штрафах и под судом не бывал; аттестовался способным и
повышения чином достойным; отчетности на ответственности своей
не имел; к перемене ему β свое время знака отличия беспорочной
службы препятствия не настоит (выделено мной, АП)». Вина же
графа Нессельроде в том, что он не воспрепятствовал сплетне,
распространяемой Марией Дмитриевной. Яд инсинуации отравлял существование
Тютчева всю оставшуюся жизнь. Он знал, что нашлись
недоброжелатели, поверившие в ложь. Клевету он сравнивал с уриной, «после которой
всегда что-нибудь да остаётся»*. [Тютч, 24]
Графиня Нессельроде была уверена, что сломленный Тютчев
исчезнет с горизонта её семьи. Средств его самозащиты она не видела и
предположить не могла, что поставленный в катастрофически сложное
положение рядовой чиновник в стремлении выжить обратится за
помощью к двум самым влиятельным женщинам Двора: дочери императрицы,
герцогине Марии Николаевне Лейхтенбергской, и кузине императрицы,
баронессе Амалии Крюденер. Мария Дмитриевна — мастер дворцовых
интриг, была в курсе пристрастий и симпатий первых лиц, но ветреную
баронессу она явно недооценила: Амалия в беде друзей не оставляла. Не
знала графиня, кстати, что брак дочери Николая I с герцогом Лейхтен-
бергским оказался возможным благодаря содействию баронессы
Амалии, что герцогиня с большой симпатией относилась к Фёдору
Ивановичу, адресовавшему ей и другим членам царской семьи великолепные
поэтические посвящения.
Проект возвращения
В августе-сентябре 1842 года баронесса Амалия Крюденер
находилась в Мюнхене. Тютчев часто навещал свою первую любовь. Фёдор
Иванович, конечно, обсуждал с ней главный вопрос о возможном его
трудоустройстве при возвращении на родину. В письмах к жене часто
встречается имя баронессы. 27 сентября посланник Д. П. Северин в её
* Перефразирование Тютчевым реплики из монолога дона Базилио в комедии
«Севильский цирюльник» (1775) французского драматурга Пьера Огюсте-
на Бомарше (1732-1799): «Клевещите, клевещите, что-нибудь да останется»
(«Calomniez, calomniez, Hen restera toujoursquelque chose», φρ. )

На императорской службе. История карьеры
71
честь сделал официальный приём. Тютчев явился в штатской одежде. По
поводу лишения его права на мундир камергера он грустно
иронизировал (письмо Эрнестине от 1 /13 октября 1842 года): «Уж теперь-то ты
в полном праве называть меня бедным камергером». Для светского
Тютчева болезненна сама тема метаморфозы смены мундиров. 3
октября Амалия, Крюденерша, уехала в Париж. Что она пообещала Фёдору
Ивановичу, о чём договорилась? В письме к жене — только мюнхенские
новости: встречи с графом Межаном {Снегирём), графиней
Шереметьевой, триумфальное прибытие кронпринцессы Марии, квартирные дела.
О темах разговоров с Амалией — ни слова.
Между тем, у Тютчева начал созревать проект возвращения. Это
был ещё не окончательный вариант, но у отставного дипломата
появилось ощущение, что не всё потеряно, что он ещё может быть полезным
России. Ему, проживающему два десятилетия в центре Европы, было
ясно, что нужно предложить правительству для усиления
политического влияния империи в Европе.
Соперничество между Западом и Россией остро ощущалось на
страницах периодической печати. Нападки на Россию, инициированные
реакционной прессой, создавали её негативный имидж. Тютчева всегда
возмущали антирусские публикации, и по мере возможностей он
старался давать им отпор. Иногда III Отделение или МИД заказывали
западным журналистам прорусские статьи. Под псевдонимами писали и
россияне. Особенно обострялась «холодная» война в преддверии войны
«горячей». И вот он, Тютчев, будет сражаться пером на страницах
европейской прессы за правое российское дело. Это будет его новая форма
активной деятельности.
Он будет не один, он организует свою команду журналистов.
Кандидаты в команду у него в Германии есть. Тютчев имел в виду упомянутого
выше известного берлинского литератора Карла Варнгагена-фон-Энзе,
бывшего капитана русской армии (в войне против французов). В
дневнике Варнгагена фон Энзе от 29 сентября 1843 года имеется запись о
посещении его камергером Т. В 1842 году поэт обратился к нему со
страстной патриотической речью:
В кровавую бурю
Предтеча спасенья - русское Знамя
К бессмертной победе тебя привело.
Так диво ль, что память союза святого
За Знаменем русским и русское Слово
К тебе, как родное к родному пришло?

72
На императорской службе. История карьеры
Адресат не был славянином, но с пониманием отнесся к
эмоциональному выступлению поэта. Эту реакцию Фёдор Иванович от него и
ожидал. Тема цитированного монолога позже получила развитие в его
панславистской поэзии.
Тютчев предполагал, что его союзником будет также баварский
учёный Якоб Фалльмерайер. В аугсбургской газете «Allgemeine Zeitung»
публиковались материалы Фалльмерайера в пользу интересов России.
Учёный настолько её возлюбил, что придумал историю славянского
происхождения новоэллинов. В начале XIX столетия активизировались
исследования в европейской исторической науке. В 1803-1826 гг. была
издана H. М. Карамзиным 12-томная «История государства
Российского», но одновременно получила распространение т. н. скептическая
школа, ставившая под сомнение выводы традиционной истории. В
России сторонниками скептиков были О. И. Сенковский, M. Н. Катков,
К. С. Аксаков, М. Т. Каченовский и др. , в Германии Фалльмерайер,
Байер, Шлецер. Воззрения скептиков весьма раздражали местную
элиту. Современные немецкие исследователи (в частности, Dr. Walter
Koschmal, проф. Регенсбургского университета) предполагают, что
известный журналист, выходец из Северной Италии, недолюбливал
заносчивое баварское дворянство и эпатировал её знать. В начале 30-х гг.
в Мюнхен приезжал граф Остерман-Толстой. Тютчев познакомил
тогда бывшего патрона с учёным баварцем, предложившим графу услуги
в качестве компаньона в путешествиях по Востоку. Фалльмерайер
писал увлекательный путевой дневник, который обещал опубликовать.
28 октября 1842 года Тютчев пригласил учёного в гости в свою новую
квартиру на Людвигштрассе 7, поил чаем, обсуждал его идеи*. Через
четыре месяца состоялась ещё одна встреча с Я. Фалльмерайером. Теперь
беседовали об идеях Тютчева. В дневнике гостя появилась запись с
подтекстом: «на меня рассчитывают,,, ». Фёдор Иванович начал готовить
основательную почву для новой жизни. Свет клином на Нессельроде не
сошёлся...
* Stadtarchiv Stadtarchiv PolizeiKartenRegister Nr. 38461.

На императорской службе. История карьеры
73
Поддержка проекта Бенкендорфом.
Отъезд на родину
Хоть я и не привык жить в России, но думаю, что
невозможно быть более привязанным к своей стране,
нежели я, более постоянно озабоченным тем, что до неё
относится. И я заранее радуюсь тому, что снова окажусь там.
Из письма Ф. И. Тютгева родителям
18/30 марта 1843 года
Тютчев соскучился по Москве, 18 марта он писал родителям:
«В Москве я не был 18 лет, и мне будет приятно найти кое-какие
жалкие остатки молодости, уже столь отдалённой. Не подлежит сомнению,
что будь я ещё на этой исходной точке, я совсем иначе устроил бы свою
судьбу». Фёдор Иванович ощущал движение времени и с позиции
сорокалетнего возраста критически переоценивал прожитую жизнь.
О каких годах сожалеет Фёдор Иванович? Время его службы в
Мюнхене оказалось на деле самым безоблачным временем его жизни.
Элеонора стала его счастливым домовым, она создала очаг, родила
дочерей, решала за мужа все семейные вопросы, даже повышения
заработной платы, с ней он не знал остроты бытовых проблем. Жизнь
с Элеонорой была ещё продолжением его инфантильной молодости.
Настоящая жизнь начала ему открываться тёмными гранями уже
после кончины первой жены. Тогда наступило время необходимости
принятия собственных решений. Он оказался вовлечённым в сеть
интриг: хорошие люди на самом деле оказались плохими, а плохие
— ужасными. Как бы иначе он, человек, неприспособленный к
самостоятельности, устраивал свою судьбу? Выброшенный за границей
без средств к существованию он, отец пятерых детей, проживая
более двадцати лет вне родины, не обрёл влиятельных связей, растерял
друзей молодости.
В октябре 1842 года, во время пребывания Амалии в Мюнхене,
Фёдор Иванович поделился с ней своим проектом, и она обещала, что
обратится к А. X. Бенкендорфу за поддержкой. Александр Христофо-
рович согласился помочь. Это была неоценимая его услуга,
означавшая не только реальную поддержку, но, что ещё важнее, снимавшая
с Тютчева и чувство бессилия перед произволом Нессельроде. Фёдор
Иванович освобождался, наконец, от эмоционального стресса, столь
тяжело отразившемся на его мироощущениях.

74
На императорской службе. История карьеры
8 мая 1843 года Тютчев выехал в Россию для встречи с А. X.
Бенкендорфом. Путь в Москву проходил через Вену, Варшаву, и 26 июня
Фёдор Иванович приехал в Первопрестольную. Здесь он встретился с
П. Я. Чаадаевым, и с университетским товарищем, славянофилом М. П.
Погодиным, которого поразил своим удивительным пониманием
России: «Как, в самом деле, мог он, проведя молодость, половину жизни
за границей, не имея почти сообщения со своими, среди враждебных
элементов, живущий в чужой атмосфере, где русского духа редко
бывало слышно, как мог он, барич по происхождению, сибарит по
привычке, ленивый и беспечный по природе, ощутить в такой
степени, сохранить, развить в себе чистейшие русские и славянские
начала и стремления?».
11 августа Фёдор Иванович уже в Петербурге. 15 августа в
Петергофе он навещает Крюденеров. В их доме Фёдор Иванович впервые
встретился с графом А. X. Бенкендорфом. Граф радушно пригласил посетить
его новый замок Фалль, под Ревелем. Александр Христофорович очень
гордился красивым зданием, которое недавно построил для него
известный петербургский архитектор, Андрей Штакеншнайдер. 2 сентября
Крюденеры, Тютчев и Бенкендорф приехали в Фалль.
«Мое пребывание у графа Бенкендорфа продолжалось пять дней
и было очень приятно. <... > Бенкендорф, как ты, может быть,
знаешь, один из самых влиятельных, самых высоко стоящих в
государстве людей, пользующийся по самому свойству своей должности
неограниченной властью, почти такой же неограниченной, по
крайней мере, как власть его повелителя. <... > Он был необыкновенно
любезен со мной, главным образом
f *^^ из-за М-те Крюденер и отчасти из
личной симпатии, но я ему не
столько благодарен за его прием, сколько
за то, что он довел мой образ мыслей
до сведения Государя, который
отнесся к ним внимательнее, чем я смел
надеяться. Что же касается
общественного мнения, то я мог
убедиться по сочувствию, которое мой образ
мыслей в нем нашел, что я был прав,
так что теперь, благодаря данному
мне безмолвному разрешению,
можно будет попытаться начать нечто
серьезное, — из письма жене от 17 сен-
Граф А. X. Бенкендорф
(1782-1844). Худ. Джордж Доу.

На императорской службе. История карьеры
75
тября 1843. — Я просил его <Бенкендорфа> предоставить мне эту
зиму на подготовление путей и обещал, что непременно приеду к
нему, сюда ли или куда бы то ни было, для окончательных
распоряжений. Впрочем, не он один интересуется вопросом, и я думаю, что
минута для его возбуждения была пригодна».
Фёдор Иванович ещё не успел оценить, что доведение графом
Бенкендорфом до сведения Государя образа мыслей Тютчева и получение
Высочайшего сочувствия является самым главным успехом за все годы
«исхода». Вопрос, обсуждавшийся царём с графом во время их встречи,
стал известным и вызвал тот резонанс в общественном мнении, который
привел к результату, столь необходимому для Тютчева. Фёдор
Иванович не без основания считал, что, заполучив в союзники Государя, он
избавит себя от происков Нессельроде. Правда, Тютчев не подозревал,
что первым, кому стало известно о встрече Бенкендорфа с царём, был
именно Нессельроде. Об Фёдор Иванович этом узнает позже, а пока он
ещё пребывает в тревоге и неуверенности.
Четвертого сентября Тютчев выехал морским путём к семье в
Мюнхен. По дороге в Берлине он посетил Карла Варнгагена-фон-Энзе, с
которым Фёдор Иванович обсуждал детали претворения проекта.
Встретился Тютчев и с братом Амалии, давним своим знакомцем, баварским
дипломатом, аккредитованном в Петербурге, бароном Максимилианом
Лерхенфельдом.
Двадцать шестого сентября Тютчев, наконец, вновь в Мюнхене. Уже
через три дня он пригласил Фалльмерайера. За чаепитием состоялось
откровенное обсуждение с гостем его предполагаемого участия в
проекте. Фалльмерайер записал в дневнике, что ему поручено «защищать
пером ** дело на Западе, то есть выдвигать правильную
постановку восточного вопроса в противовес Западу, как и до сих пор, не
насилуя своего убеждения. Бенкендорф в следующем году решит
дальнейшее».
Вероятно, тяготение Фалльмерайера к эпатажу настораживало
Тютчева и удерживало от окончательных решений. В результате Фёдор
Иванович так и не воспользовался услугами баварского учёного,
остававшегося «тёмной лошадкой», человеком «себе на уме». Что, к примеру,
означали намёки в виде двух звёздочек «**»? Они означают: два
неизвестных слова или одно? Какое — «русское»} «славянское»}
Поверенный в делах Л. Г. Виолье докладывал в Петербург в январе
1843 года: «Последнее время «Allgemeine Zeitung» вновь позволяет
себе помещать статьи о внутреннем управлении России, столь же
лживые, сколь недоброжелательные. Я поспешил обратить на это

76
На императорской службе. История карьеры
внимание Министров иностранных и внутренних дел; кажется,
вмешательство их покуда приостановило сии злонамеренные
публикации, кои «Allgemeine Zeitung» непрестанно разыскивает в
изданиях самых безвестных и воспроизводят на своих страницах»,
В приложении к газете был напечатан анонимный очерк «Die Russische
Armee im Kaukasus» («Русская армия на Кавказе»), в котором автор
утверждал, что военная служба в России часто является наказанием за
такие преступления, которые во Франции влекут увольнение из армии
и наказание каторгой. Анонимному автору отвечал Тютчев, также
анонимно: «После веков раздробленности и долгих лет политической
смерти немцы смогли получить свою национальную независимость
только благодаря великодушному содействию России; сейчас они
воображают, что смогут укрепить ее с помощью неблагодарности.
Ах, они заблуждаются. Они лишь доказывают этим, что и сейчас
еще чувствуют свою слабость», Л. Г. Виолье в депеше к Нессельроде
особо отметил письмо Тютчева редактору «Allgemeine Zeitung», высоко
оценивая «искусное перо автора». Эти нужные очки в корзину Тютчева
забрасывал тот самый Виолье, который присутствовал в качестве
свидетеля на бракосочетании Фёдора Ивановича и Эрнестины летом 1839
года. В немецкой печати, по-видимому, появлялись и другие статьи
Тютчева. Баварский Министр фон Гизе сообщил Л. Г. Виолье о принятых
мерах по недопущению неблагопристойностей, «касающихся
Правительства и Армии Его Величества Императора Всея Руси»,
В марте была опубликована статья Тютчева «Lettre Monsieur le D-r
Gustave Kolb, r dacteur de „La Gazette Universelle"»*, в которой он вновь
напомнил немцам об их долге перед Россией за решающую роль в её
победе над Наполеоном, и побудил Германию придерживаться союза с
Россией в борьбе против революционного движения. Впоследствии статья
перепечатывалась под названием «La Russie et l'Allemagne» («Россия и
Германия»). Через месяц статья Тютчева вышла отдельной брошюрой
без указания имени автора.
Публикация вызвала большой резонанс в России и Европе. На неё
обращают особое внимание. А. И. Тургенев писал Жуковскому:
«Достань письмо, брошюру Тютчева без имени, к Кольбу, редактору
аугсб<ургской> газеты, в ответ на статью его о России, очень умно
и хорошо писана. Я читал, но здесь нет <... > Тютчев доказывает,
что союз Германии с Россией был и будет всегда благотворен для
первой и что войска наши всегда готовы на её защиту»\
* «Письмо к господину д-ру Густаву Кольбу, редактору „Всеобщей газеты"»

На императорской службе. История карьеры
77
В Россию Тютчев предполагал выезжать осенью, а пока, в апреле
1844 года, Тютчев сдал свою квартиру на Людвигштрассе 7
квартировладельцу Коппу и выехал с женой и младшими детьми из Мюнхена в
Париж, куда прибыли 15 мая. Через неделю Эрнестина в письме брату
Карлу Пфеффелю описывала парижские впечатления и встречи,
упомянула имя герцога Пауля Вюртембергского: «Тютчев подумывает
о письме г-же Свечиной, в котором он будет просить разрешения
навестить её, и хочет, чтобы его представили герцогу Паулю, у
которого можно встретить всех самых примечательных людей
нашего времени».
Герцог, между прочим, находился с Эрнестиной Тютчевой в в
довольно близком родстве: брат Эрнестины, барон Карл Пфеффель, был женат
на дочери герцога Эрнестине-Антуанетте-Губертине. В том же письме
Эрнестины: «Путешествие в Россию по-прежнему предмет наших
задушевных разговоров и даже супружеских ссор. Тютчев совсем
не хочет этого путешествия, я же чувствую, что оно, безусловно,
необходимо, и намерена его осуществить». Тютчев остаётся в
нерешительности, он ищет запасные ходы... Почему?? Интуиция Эрнестины
не подсказывает источник тревог мужа, она уверена в благополучном
исходе путешествия. Но мнительного Тютчева напротив, что-то
останавливало, в нём была какая-то тревожность, он чего-то ждал или опасался,
какие-то надежды не оправдывались...
Конечно, размышлял Тютчев, было лучше, если бы от Нессельроде
все-таки последовало приглашение: контрпропаганду на страницах
западной прессы он мог бы претворять и работая в МИДе. Карлу
Васильевичу эта закулисная сторона дипломатической деятельности была
известна лучше, чем кому-либо другому.
Ведомство же графа Бенкендорфа — при всём том не являлось
открытым внешнеполитическим институтом России. Фёдор Иванович уже
оценил Бенкендорфа, благодаря которому проект попал в поле зрения
царя, т. е. почва для принятия решений уже подготовлена, но беда в том,
что самих решений-то всё ещё нет...
В мыслях Тютчева доминирует не К. В. Нессельроде, а А. X.
Бенкендорф, от которого он ждет «окончательных распоряжений». В июле
Фёдор Иванович писал из Парижа старшей дочери Анне: «Через
несколько недель мы вернёмся в Мюнхен..., — и далее следует странный
текст. — Мы совершенно определённо намерены ехать в этом году в
Россию, и я бы не колеблясь, взял тебя с собой, если бы думал, что
мы останемся там навсегда; но ведь более, чем, вероятно, что
этого не случится и что мы вернёмся в Германию будущей весною».

78
На императорской службе. История карьеры
Комментаторы цитированного письма предполагают, что
отставленный дипломат планировал поездку в Россию, чтобы «вернуться на
службу и, возможно, получить должность русского посланника в
Европе и поэтому он полагал своё пребывание в России временным».
[ПСС, т. 4, 535] Более вероятен другой вариант: Тютчев, изгнанный из
МИДа, совсем не был уверен, что его отношения с Министром скоро
восстановятся и улучшаться до такой степени, что Нессельроде быстро,
«будущей весною», предложит ему приемлемую должность и именно в
Германии! К этому времени конфликт с Министром зашёл так далеко,
что ждать от него приглашения на службу да ещё с повышением, было
просто несерьёзно. Нессельроде сделал своё чёрное дело и более не
проявлял интереса к бывшему дипломату. Последующие события покажут,
что Фёдор Иванович, пребывая во власти эйфории создания проекта,
места для вице-канцлера в своей жизни не оставлял! 22/10 октября
того же 1844 года он уже из Петербурга напишет родителям, что будет
встречаться с Нессельроде только под давлением своих друзей, что
лично он ничего от этой встречи не ждёт. Действительной причиной
неуверенности Тютчева была нечёткость договорённостей с Бенкендорфом,
молчание которого действовало на Фёдора Ивановича угнетающе.
Безвольный Тютчев сильно нервировал Эрнестину, замучил себя и жену
сомнениями. Сложилась какая-то аморфная ситуация. Фёдор Иванович
никогда ещё самостоятельно не совершал столь решительных шагов,
изменяющих его судьбу. Всегда решения за него принимали жизненные
обстоятельства, которым он подчинялся. Природе поэта было противно
рациональное мышление, он полагался на чутьё. Оно и на этот раз его
не подвело...
Выезжать в Россию Тютчевы решили из Мюнхена. Возникла
проблема недлительного пристанища в баварской столице. Эрнестина
пыталась её разрешить в переписке с братом Карлом, бароном Пфеф-
фелем. 23 июля/4 августа она пишет ему из Виши: «Тысяча
благодарностей за ваше столь любезное предложение предоставить
нам вашу квартиру, когда мы будем проезжать через Мюнхен. Но
мой муж и его слуга до такой степени неряшливы и беспорядочны,
что я не могу воспользоваться вашим гостеприимством; Один Бог
знает, что они у вас натворили бы... Поэтому я решительно
отказываюсь остановиться у вас, но если мой добрый Карл мог бы
снять нам маленькую квартирку... ». Тютчев: «... мы можем быть
в Мюнхене 28 или 29-го этого месяца (августа) и пробудем там не
более 2-х недель». Квартирку добрый Карл не снял, поселил семью
сестры у себя на первом верхнем этаже дворца графа Рехберга на Хунд-

На императорской службе. История карьеры
79
скугель 1184 (номер дома по старой мюнхенской нумерации). Этот дом
Тютчев хорошо знал, он бывал здесь ещё в 1828 году, тогда на нулевом
этаже квартиру снимал Генрих Гейне. Тютчев впервые нарушил
баварский закон об учёте иностранцев в полиции, его адрес на Хундскугель
1184 так и остался не зарегистрированным и вычислялся по намёкам,
оставленным в переписке.
Фёдор Иванович решает, что старшие дочери временно останутся в
Веймаре на попечении тётки Клотильды, сестры Элеоноры. 4/16
сентября Тютчевы попрощались с гостеприимным Карлом Пфеффелем. Эрне-
стина оставила на память старшей дочери Карла, Эрнестине-Губертине
(1836-1922), свой портрет, написанный в 1834 году придворным
художником Й. Штилером. Следы портрета затерялись...
Путешественникам предстояла длинная дорога до Свинемюнде. На
восьмидневную часть пути они наняли карету. 5/17 сентября, во
вторник, Тютчев с женой и детьми, Марией и Дмитрием, покинули Мюнхен.
На следующий день, 6/18 сентября, они остановились в Эглофсгейме
— в замке барона Антона Сетто. Тут они встретились с Амалией Крюде-
нер. Дорожные впечатления из письма Эрнестины брату Карлу Пфеффе-
лю: «... Я повидалась с Кёферингскими дамами, в том числе с г-жой
Крюденер, о которой уже не скажешь, что она хороша, как никогда,
но все еще очень хороша, что уже неплохо, — Эрнестина сетует. —
Ужасные дороги, невыносимые дети и, как вы можете себе
представить, не слишком любезный Тютчев». От Амалии Тютчев узнал, что
Бенкендорф на днях возвращается в Россию после лечения в Германии.
Ей более, чем кому-либо другому, было известно, как велика ставка
Тютчева на шефа III Отделения.
Двенадцатого/24 сентября, в среду, на 9-й день путешественники
приехали в Берлин. Здесь у Тютчевых началась полоса неудач, которую,
не иначе как мистической, назвать было нельзя: «... по дороге из того
(берлинского) вертепа, где мы провели ночь, моя глупая горничная
потеряла портфель, в котором были паспорта Тютчева и самой
этой дурехи, а также куча писем. Были предприняты всевозможные
поиски, но напрасно; наш отъезд пароходом из Штеттина
(Свинемюнде) оказался под вопросом, и вы представляете себе, в каком
я была состоянии. Наконец, в пятницу вечером г-н Мейендорф
выдал новый паспорт Тютчеву <... > и в шесть часов вечера в субботу
(т. е. 16/28 сентября) мы заняли свои каюты на борту „Николая'».
Этот рейс парохода был последним в навигации 1844 года. Опоздание
к отплытию означало бы, что поездка морем в Россию в этом году уже
не состоялась бы. Но опасения, слава Богу, оказались напрасными, всё

80
На императорской службе. История карьеры
сложилось благополучно. Путешествие прошло без приключений*.
21 сентября/3 октября 1844 года пароход «Николай» вошёл в
Петербургский порт.
Клич Маугли
Чиль свистнул от изумления, когда увидел, что
обезьяны волокут по верхушкам деревьев
Маугли, и услышал от него Заветное Слово Коршуна:
«Мы с тобой одной крови, ты и я!»**.
Р. Киплинг, «Маугли»
Развитию национального сознания все мы очень
обязаны. Но, увы, как раз эта великая сила духа
привела к страшным вещам в истории:
национальное чувство стало источником страстей,
горделивой мечты подавить другие народы и
господствовать над ними, превратить их в рабов.
О. Василий Зеньковский
В период службы в мюнхенской миссии Тютчев живо
интересовался российскими литературными и политическими событиями,
переписывался с родственниками, Раичем, друзьями. Многие из них гостили
в Баварии. В 1829-1830 годы Тютчев общался со славянофилами,
братьями И. В. и П. В. Киреевскими, которые приезжали слушать лекции
по философии в Мюнхенском университете. Славянофилы —
выразители идей Святой Руси, объявляли об особом историческом пути России,
утверждали мысли о спасительной роли православия как единственно
истинного христианского вероучения, отмечали неповторимые формы
общественного развития русского народа в виде общины и артели,
отводили этим идеям большую роль в воспитании русского
национального сознания. «Всё, что препятствует правильному и полному
развитию Православия, — писал И. В. Киреевский, — всё то
препятствует развитию и благоденствию народа русского, всё, что
дает ложное и не чисто православное направление народному духу
и образованности, всё то искажает душу России и убивает её здоро-
* В ночь на 19/31 мая 1838 года пароход-тёзка «Николай», на борту которого
находились Элеонорой с детьми, сгорел вблизи Любека.
** Для лиц, родившихся в девятый солнечный месяц под знаком Стрельца (под
этим знаком 23 ноября / 5 декабря 1803 года родился Ф. И. Тютчев), коршун по
авестийскому гороскопу зороастрийцев является антитотемом.

На императорской службе. История карьеры
81
вье нравственное, гражданское и политическое». Братья Киреевские,
особенно Иван Васильевич, находились под большим впечатлением от
совместных бесед с Фёдором Ивановичем.
Встречи Тютчева, находящемуся вдали от родины, со славянофилами
способствовали его обострённому осознанию себя как русского
человека, и нашли своё продолжение в панславистских взглядах.
Обсуждения национальной темы получили развитие в связи с
европейскими революциями. Возникла опасность проникновения
ниспровергающих якобинских идей в Россию. В 1830 году Фёдор
Иванович познакомился с 19-летним бароном Карлом Пфеффелем, будущим
шурином. Спустя сорок три года, 6 августа/25 июля 1873 года, барон,
уже известный баварский журналист, в некрологе о Тютчеве напишет:
«... г. Тютчев, второй секретарь русской миссии в Мюнхене,
26-летний молодой человек с редкой прозорливостью взвешивал
последствия Июльской революции. „Ордонансы короля Карла X, —
говорил он, — это завещание политического и нравственного
устройства в Европе. Французы в дальнейшем будут сожалеть о том, что
не оценили их мудрости и необходимости"». [ЛН2, 36] Что имел ввиду
Тютчев?
Двадцать пятого июля/7 августа 1830 года король Карл-Филипп
Бурбон, он же Карл X, подписал указы, которые казались ему
последним шансом для сохранения контроля над ситуацией в стране. Но шанс
оказался безуспешным. В ночь на 28 июля/10 августа группы
республиканцев вместе с бывшими военными, студентами и рабочими
вышли на улицы, приступили к сооружению баррикад, началось восстание.
Первого/14 августа после кровопролитных уличных боев Карл X
отрёкся от престола и подписал последний ордонанс о назначении Луи
Филиппа, герцога Орлеанского, наместником королевства.
Июльские выступления во Франции способствовали распространению
волнений по всей Европе. Вспыхнули возмущения в Бельгии и Италии.
Вирус бунта проник и в Восточную Европу.
Семнадцатого/30 ноября 1830 года начался самый кровавый мятеж
в Царстве Польском. Великий Князь Константин Павлович чудом
спасся от молодых офицеров и юнкеров.
И если поводом революций во Франции, Бельгии, Италии были
социальные проблемы в этих странах, то причиной польского восстания
являлось категорическое неприятие российского диктата — вассал
восстал против сюзерена. Напряжённые отношения между Россией и
Польшей — многовековая трагедия обеих славянских стран. Вследствие
своего геополитического положения в центре Европы влияние западной

82
На императорской службе. История карьеры
культуры на Польшу оказалось более сильным, чем восточной. В 966 году
Польша приняла христианство, закрепила латинский алфавит и западный
обряд, предопределила независимое от России развитие польской
политической истории. Нередкие недружественные взаимные выпады
приводили к конфликтам, войнам, нашествиям, возбуждавшим национально-
патриотические движения в обеих странах. Западные политики, зная о
давних корнях ссоры России с Польшей, воспользовались возможностью
её углубить. Пушкин им отвечал («Клеветникам России», 1830):
Что возмутило вас? волнения Литвы?
Оставьте: это спор славян между собою,
Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,
Вопрос, которого не разрешите вы.
Уже давно между собою
Враждуют эти племена <... >
Пушкин не вскрывает причин давнего спора кичливого ляха с
верным россом, просто семейная ссора Монтекки и Капулетти.
Беседы Тютчева с братьями Киреевскими дали результаты. Поэт,
проживавший вдали от родины, не желал оставаться в стороне от
патриотических бурь, охвативших русское общество. Поддерживая идею
семейных отношений славянских народов, он высказался радикальнее
Пушкина. В 1831 году Тютчев по поводу событий в Польше выступил с
первым панславистским* программным заявлением «Как дочь родную
на закланье... »:
Грозой спасительной примера
Державы целость соблюсти,
Славян родные поколенья
Под знамя русское собрать
И весть на подвиг просвещенья
Единомысленных, как рать.
* Панславизм — теория культурно-исторической общности славянских
народов. Предтечей панславизма был хорват Юрий Крижанич, приехавший ко
двору царя Алексея Михайловича и выдвинувший идею славянского единения.
Захваченные Оттоманской Портой и Габсбургской империей южные и
западные славяне чаяли освобождения. Панславизм явился реакцией на пантюркизм
и пангерманизм. Идея панславизма находила сочувствие во время
освободительной борьбы на Балканах, но с подозрением воспринималась в разделенной
Польше, которая, по мнению панславистов, утратила славянский характер и
тяготеет к Западу.

На императорской службе. История карьеры
83
В утопическом союзе всех славянских народов в единую славянскую
государственность Тютчев-политик видел рецепт прекращения
многовековой вражды: «Воспрянь — не Польша, не Россия — / Воспрянь,
Славянская Семья!», писал он в 1842 году («От русского по прочтении
отрывков из лекций г-на Мицкевича»). Данный радикализм сложился в
целую систему взглядов по спасению России: — только объединённые
славяне способны противостоять хаосу революций, свидетелем которых
была Европа; — славяне могут успешно защитить себя от политической
и духовной экспансии, если управлять ими будут их единоплеменники,
т. е. Свои, Чужих нам не надо...
Упомянутые идеи сформировались как результат реакции Тютчева
на организованную против него травлю кланом Нессельроде. Тоскуя по
России, безработный и униженный Фёдор Иванович остро чувствовал
глубинные связи с отечеством, проникся панславистскими идеями,
указавшими, наконец, виновника его бед. Возбудилась инстинктивная
оппозиция «свой-чужой», которой Создатель одарил природу теплокровного
мира. В человеческом обществе она привела к бесчисленным бедствиям,
«к страшным вещам в истории: национальное чувство стало
источником страстей» (о. Василий Зенковский).
Нессельроде был тем роковым человеком, который отравил
существование поэта, изменил его участь. В упомянутой системе взглядов
Тютчев увидел инструмент защиты от действий канцлера. Уязвлённый
поэт, в патриотическом угаре не отождествлял Нессельроде в качестве
носителя глобальной системы тоталитарного режима, творящего
лишних людей, не увидел в слепом служении графа царю-жандарму
проявления российской бюрократии. Все политические промахи главного
российского дипломата, по мнению Тютчева, проистекают из-за того, что он
иноверец-англиканец, иноземец-вестфалец и вообще немец...
<... > Иноверец, иноземец,
Нас раздвинул, разломил:
Тех обезъязычил немец,
Этих - турок осрамил.
Эти строки адресованы в августе 1841 года чешскому писателю
Вацлаву Ганке, стороннику сближения Чехии с Россией, цитированы из
стихотворения «К Ганке» («Вековать ли нам в разлуке...»).
В период службы Фёдора Ивановича в Мюнхене некоторое время его
коллегой был князь Иван Гагарин (1814-1882), родственник
посланника Григория Гагарина. 23 октября /4 ноября 1874 года, после смерти

84
На императорской службе. История карьеры
Тютчева, он в письме к А. Н. Бахметьевой из Парижа поделился
воспоминаниями о поэте: «... в ту пору, когда я его знал, он был совсем
иным. Его религией была религия Горация....Я не подозревал — и
никто не подозревал тогда, что Тютчев может стать славянофилом
и славянофилом ортодоксальным....в мюнхенском Тютчеве ничто не
предвещало петербургского Тютчева. В настоящую минуту я вовсе
не ставлю вопроса, действительно ли мысли Тютчева в Петербурге
были такими, как нам их представляют, — я лишь настаиваю на
том, что в Мюнхене они были совсем иными». [ЛН2,42] И. Гагарин
не понимал причин произошедших изменений его бывшего мюнхенского
коллеги. В призме времени мир Горация с его надсознательными
прозрениями, интуитивными открытиями, интеллектуальной философской
поэзией к концу 40-х гг. начал замещаться панславистскими
памфлетами, пафосными диатрибами... Былые поклонения остались в прошлом.
Христианский пантеизм Бёме, вдохновивший Тютчева на выдающиеся
произведения, превратился в 60-е гг. в вопиющее противоречие. [ПСС,
т. 2, 456] Бездарность первых лиц Империи трансформировала душу
выдающегося поэта России.
В статье-исследовании «О стихотворениях Ф. Тютчева» великий
эстет Фет назвал творчество Тютчева поэзией мысли: «Говоря о мысли,
мы везде будем подразумевать — поэтическую; до других нам дела
нет, и в отношении к ней г. Тютчев постоянно является полным,
самобытным, а потому нередко причудливым и даже капризным её
властелином». [ЛН2, 121] Западник И. С. Тургенев в своих оценках
панславистских стихотворений Тютчева был более строг:
«Любопытно также наблюдать, как зарождались в душе автора те, в
сущности немногочисленные, стихотворения (их не более ста),
которыми он означил пройденный свой путь» {Тургенев, И. С. Несколько
слов о стихотворениях Ф. И. Тютчева / «Современнике», 1854 год,
№ 4.) Очевидно, что к этим, не более ста стихотворениям,
панславистские Тургенев не причислял: «Глубоко сожалею о Тютчеве; он был
славянофил, но не в своих стихах, а те стихи, в которых он был им
(т. е. славянофилом), те-то и скверны. Самая сущность, его суть —
это западная, сродни Гёте», писал Иван Сергеевич 21 августа 1873 года
Афанасию Фету. [Восп, 465] Такова была форма готовности встречи
Тютчева с отечественной реальностью.

На императорской службе. История карьеры
85
Россия. 1844-1873.
Финал противостояния
Трудное путешествие из Петербурга в Петербург длительностью в
двадцать два года, наконец, завершилось. Уезжал 18,5-летний лирик-
романтик, исповедовавший религию Горация, вернулся 41-летний
много испытавший человек, отец пятерых детей, умудрённый политик,
совмещавший уникальный поэтический дар и воззрения панславизма...
Поэт полон чаяний и тревог. Пока оправдываются только тревоги. Очень
ненадёжным гарантом становления Тютчева в России был вдруг
замолчавший граф А. X. Бенкендорф. Главный стимул жизни бывшего
дипломата — быть принятым в русском обществе. Что придётся пережить
поэту, чтобы стать в России своим? Каких метаморфоз его души
потребует от него реальная действительность? Жизнь и творчество Тютчева
в Петербурге достаточно полно изучены и описаны современниками и
потомками, исследованы биографами и литературоведами, освещены в
художественных произведениях многими писателями и почитателями.
В настоящей статье данный период рассмотрен только обзорно.
Судьба проекта
Тютчев истосковался по России, её природе, народному быту, но он
опасался неприятия его высшим светом, понимал, что и Россия, с
которой когда-то расстался, уже не та, да и он сам сильно изменился, он
опасался оказаться чужим в родной стране. Последние пять лет Тютчев
энергично стремился в родную среду, предполагая оказаться в
приятной роли «многополезного советника, верного ценителя и судии»
(М. П. Погодин [Восп 285]). Он знал, что сделает всё возможное, чтобы
не быть отвергнутым, и страстно желал стать частью российской жизни.
Правда, с некоторыми оговорками...
Тютчев, тонкий политик, хорошо знающий Запад, но всё-таки он
упрощённо оценил ситуацию и своё положение. В практической
повседневности жизнь ничему его ни учила, сердце верило в чудеса, он
очередной раз завысил собственные самооценки и, как следствие, верил в
пропагандистский потенциал своего проекта, не учёл вязкость
российской бюрократии. В чётко продуманном им плане не оставалось место
случайности. То есть он предполагал разные варианты развития
частных событий, но генеральная линия проекта должна была оставаться
неизменной, тут вариации невозможны.

86
На императорской службе. История карьеры
На первом месте в графике исполнения его идеи была долгожданная
встреча с графом А. X. Бенкендорфом, получение от него последних
распоряжений. Тютчев уже знал, что графу удалось сделать чрезвычайно
важный шаг в осуществлении проекта: он докладывал о нём царю, и
царь проявил серьёзный интерес. Теперь осталось ещё недолго
повременить, и Александр Христофорович в самое ближайшее время
организует аудиенцию у Николая I. Фёдор Иванович очень надеялся, что убедит
царя по всем пунктам своего сочинения, особенно по самому главному
— последнему, пока ни с кем не обсуждаемому. А далее все действия по
обстоятельствам.
После утери в Берлине паспортов беспокойство Фёдора Ивановича
ещё более усиливалось, он был фаталистом. И хотя паспорта удалось
восстановить, тревога не исчезала, даже нарастала, будто следила за
ним, как «зверь стоокий, из каждого куста». Он физически ощущал
приближение какой-то очень большой неприятности.
Через два дня после приезда, 23/5 октября, неприятность
объявилась: Бенкендорф умер...
Его смерть сильнейшим образом ударила по главной мечте Фёдора
Ивановича. Тютчев словно оказался в зоне разрушительного
землетрясения, цунами, мирового катаклизма. В очередной раз он убедился, что
наделён обострённым даром предчувствия.
Несчастье с Бенкендорфом произошло на пароходе «Геркулес»,
направлявшемся из Германии в Ревель. Смерть наступила от сердечного
приступа ещё 11/23 сентября, т. е. за сутки до прибытия Тютчевых в
Берлин.
Недоброжелатели распространяли слухи, будто к кончине
Александра Христофоровича причастна баронесса Амалия Крюденер, которая
якобы находилась на том же «Геркулесе». Но Фёдор Иванович
удостоверял, что совсем недавно, 6/18 сентября, он виделся с ней в Эглоф-
сгейме!
Кончина графа Бенкендорфа произошла на пятый день после
расставания Тютчева с баронессой. Если, действительно, Амалия в день
кончины графа каким-то образом оказалась на «Геркулесе», то, как же
ей удалось за столь короткий срок преодолеть немалое расстояние от
Эглофсгейма до порта, в котором она могла ступить на палубу
парохода?! Расстояние от Эглофсгейма до Штеттина, ближайшего порта, —
687 км (до Ростока, — 705 км, Свинемюнде — 773 км). Семья Тютчевых
одолела путь от Эглофсгейма до Свинемюнде за семь дорожных дней, т.
е. по 110 км в день. Возможно ли, чтобы Амалия, расставаясь с Фёдором
Ивановичем 6/18 сентября, в тот же час, не теряя ни минуты, села в

На императорской службе. История карьеры
87
карету и умчалась к морю!? Впрочем, он знал, что для Амалии понятие
невозможно не существовало...
Проекту, которому Тютчев отдал столько душевных сил, который
так тщательно продумывался в течение нескольких лет, грозил полный
провал. Не все подробности Фёдор Иванович успел уточнить с шефом
III отделения во время их последней встречи. Оставались важные
детали, которые предполагалось обсудить позже, в процессе претворения.
В частности, остался неокончательно решённым главный вопрос — о
статусе самого автора проекта. Тютчевское предложение при внешней
привлекательности не было облечено в конкретные организационно-
юридические формы и являлось, вообще говоря, пока только
предварительным договором о намерениях. Между тем, создавая проект, Тютчев
вкладывал в его идею некоторый завуалированный смысл, скрытый до
времени. Неочевидной сверхзадачей проекта было желание Тютчева
обустроить свою карьеру на многие годы вперёд, сделать свое бытие
независимым от капризов любых временщиков и внезапных жизненных
проблем. Поэт хотел стать самостоятельным хозяином своей судьбы.
Творить можно только в условиях личной свободы — главный урок
Турина. Но как этого оптимума достигнуть? В ответе на этот вопрос —
важнейшая суть организационной части проекта.
Сомнению не подлежит, российская государственность будет всегда
нуждаться в защите за рубежом своих европейских интересов, ей всегда
будет необходимо противостоять недругам и клеветникам, разъяснять
общественному мнению Европы и внешнюю политику русского
Правительства, и внутренние дела Империи. Защиту пером, связь с западной
прессой, подбор прогрессивных журналистов Тютчев готов взять на
себя. Совершенно ясно, что осуществление проекта должно быть
поручено только ему, его автору. В России нет другого человека, который
бы так великолепно знал, так остро чувствовал Европу, и так блестяще
владел словом, как он, Тютчев. Поэтому права и обязанность за
исполнение проекта должен нести только он. Однако самое сокровенное, самое
важное условие осуществления его детища заключается в том, что он
возьмёт на себя миссию ответственности за исполнение проекта лишь
в том случае, если ему будет доверено руководство им непосредственно
на месте событий, на Западе!! Служение России вне её — главный пункт
проекта\ Утопия ли это?..
Тютчев верил в логичность и успешность своих доводов и не
сомневался, что найдёт взаимопонимание в царском окружении. Вот почему
он обещал дочерям возвращение в Германию! Именно поэтому всё, что
связано с проектом, обрело для Фёдора Ивановича смысл Idée fix.

88
На императорской службе. История карьеры
Смерть Бенкендорфа разрушала все планы обустройства на родине.
Фёдор Иванович упал духом, растерялся. Правда, он уже в России,
среди близких людей. Тютчев возобновил знакомство с П. А. Вяземским,
Мих. Виельгорским и др. , которые оказывают ему дружескую
поддержку. Озабоченные его судьбой, они настаивают на возвращении Тютчева
к службе. Единственный выход в сложившейся ситуации Фёдор
Иванович видел в необходимости временного отступления от стратегической
линии проекта, в тактическом «наведении мостов» с К. В. Нессельроде.
В конце концов, обидных слов они друг другу не наговорили, внешние
приличия в конфликте их отношений были обеими сторонами
соблюдены, открытой ссоры как бы и не существовало.
4 октября граф Карл Васильевич вернулся из-за границы. Ради
визита к вице-канцлеру Тютчев даже отложил поездку в Москву к
родителям. 22/10 октября он сообщал им: «... мне говорят со всех сторон,
что я не могу уехать отсюда, не повидавшись с графом Нессельроде.
— Ну, хорошо, хотя я лично ничего не жду от этого свидания».
Бывший дипломат явно недооценивал бывшего шефа: граф созрел к
примирению! Министр не ожидал, что Фёдор Иванович найдёт столь
убедительный выход на Бенкендорфа, благодаря которому какой-то пока
неизвестный проект Тютчева уже получил активную поддержку царя. Граф
Нессельроде понимал, что смерть Бенкедорфа теперь ничего не меняла.
Главное свершилось: царь узнал об идеях Тютчева, а это уже совсем
другая ситуация и, кстати, небезопасная для самого Нессельроде...
16 октября граф принял Тютчева. Фёдор Иванович сообщал
родителям: оказанный прием «намного превзошел мои ожидания. <... > он
весьма любезно спросил меня, не соглашусь ли я вернуться на
службу. Так как я уже давно предвидел этот вопрос, я сказал ему, что
да и как я мыслю это возвращение. <...> я был вполне удовлетворен
этим свиданием, даже не столько из своих личных интересов,
сколько в интересах дела, единственно меня затрагивающего».
Нессельроде, ревностный царский чиновник, когда-то безнаказанно
инициировавший конфликт с беззащитным Тютчевым, сегодня,
опасаясь реванша со стороны обиженного им чиновника, поторопился
предложить ему мировую. Министр демонстрировал свою власть, он хозяин
ситуации: хочу выгоняю, хочу милую. Великодушному всепрощающему
поэту некогда сводить счёты с бесчестным графом. В интересах дела,
единственно его затрагивающего, Тютчев принял мировую.
Нессельроде, ещё не зная содержания проекта, на всякий случай, пообещал
содействие. В этом же письме читаем: «Я нашёл здесь ещё одного радетеля.
Это Л. Нарышкин, генерал-адъютант, он сказал мне, что, случай-

На императорской службе. История карьеры
89
но прочитав летом брошюру, напечатанную в Германии, он
представил её государю, который, прочитав её, объявил, что нашёл в
ней все свои мысли, и будто бы поинтересовался, кто её автор»*.
Благодаря Нарышкину престиж Тютчева в глазах царя возрос ещё
больше. И это тоже стало известно вице-канцлеру.
Тютчева можно поздравить с прекращением ещё одного конфликта, со
вторым его недругом, самым ядовитым, графиней Марией Дмитриевной
Нессельроде. Графиня, по недомыслию затеявшая интригу против Фёдора
Ивановича, признала своё поражение. Редчайший случай! Тютчев
оказался ей не по зубам. Он писал в Москву: «На днях я познакомился
также с графиней Нессельроде, которая отнеслась ко мне чрезвычайно
ласково и любезно. Я встретился с ней у князя Вяземского. Мы были
вчетвером, оба Вяземские, она и я, и разошлись только в три часа
утра. Через день она пригласила меня к себе». Оба Вяземские — князь
Павел Андреевич и его сын Юрий, будущий восприемник должности
Тютчева после его кончины. Это произойдёт через тридцать лет...
Однако Эрнестина обеспокоена материальными расходами:
«Сегодня утром я подвела итоги нашим расходам за 8 месяцев
пребывания здесь — это ужасающая сумма, особенно когда подумаешь, как
скромно мы жили. <... > Графиня Нессельроде прониклась горячим
интересом к Тютчеву, и я уверена, что она сделает всё, что в её
силах, чтобы быть ему полезной». Дай-то Бог...
Так 16 октября 1844 года открылась новая страница в биографии
Тютчев, которую литературоведы и биографы назовут петербургским
периодом жизни поэта. Фёдор Иванович ещё не понял, что мечта о
личной свободе окончательно перейдёт в категорию нереальности. Он
сделает вид, что не отступает от своих принципов, что свою судьбу строит
сам, но, в действительности, управление жизнью от названной даты он
вновь передал графу Карлу Васильевичу Нессельроде...
Фёдор Иванович ещё будет нервничать, колебаться, будет строить
несостоятельные планы относительно своего будущего, даже
фантазировать о возвращении в Баварию.
* Лев Александрович Нарышкин (1785-1846), генерал-адъютант царской
свиты, обер-шталмейстер, активный участник войны с Наполеоном. Нарышкин
имел в виду брошюру Тютчева «Lettre â Monsieur le D-r Gustave Kolb <... >»,
которая в русском переводе известна под названием «Россия и Германия».
Радетель, радеть, порадеть — заботиться, одно из самых старых русских слов.
В современном языке употребляется в значении оказывать протекцию, имеет
ироническую окраску. В этом же смысле употреблено и Тютчевым.
Большинство мировых древних языков содержат корни слова радеть. См.: Фасмер М.
Этимологический словарь русского языка в четырёх томах /М. 2003. т. 3, 430

90
На императорской службе. История карьеры
Куда? Кто его там ждёт? 13 ноября он напишет: «Петербург, в
смысле общества, представляет, может статься, одно из наиболее
приятных местожительете в Европе, а когда я говорю — Петербург,
это — Россия, это — русский характер, это — русская
общительность». Очень патриотично! Спустя неделю, 21 ноября 1844 года,
последует обратная тяга, из Петербурга на Юг («Глядел я, стоя над
Невой... »):
О, если б мимолетный дух,
Во мгле вечерней тихо вея,
Меня унес скорей, скорее
Туда, туда, на теплый Юг...
По письмам Фёдора Ивановича можно определить, как
взаимосвязаны настроение и погода в ту зиму. Так 7 декабря в Петербурге была
ветрено и холодно. В письме родителям прибавила в весе чаша неприятия
местного климата: «... если пребывание в этих краях соответствует
всем моим вкусам и влечениям, ужасный климат решительно
противен моей природе. Я слишком хорошо ощущаю, что совершенно
отвык от русской зимы <...> Петербургская жизнь также вовсе не
способствует сохранению здоровья. Я редко возвращаюсь домой
ранее двух часов утра <... >». Очень медленно Тютчев привыкает к
своему отечеству.
29 декабря, небо значительно прояснилось, весы вновь качнулись
в сторону Севера: «... Я совсем не спешу покинуть Россию». Тютчев
горячится. Время идёт, предложений из МИДа нет. Идея проекта
повисает в воздухе. Аудиенция у царя не предвидится. Нессельроде медлит,
выдерживает паузу. Мяч на его стороне, с подачей он не спешит, пусть
противник поволнуется... Фёдор Иванович менее всего умел ждать, он
весь в нетерпении. Любое дуновение в сторону неопределённости
выводит его настроение из равновесия.
Наконец, только спустя пять месяцев, 16 марта 1845 года, произошло
следующее по значению событие: согласно приказу Нессельроде Тютчев
причислен к Министерству. Пока без должности, т. е. без жалования, но
юридически это означает возвращение на службу. Теперь строптивый
чиновник на прочной привязи.
Через месяц, 12 апреля 1845 года, по ходатайству графа Нессельро-
де(!) Тютчеву вернули и ключ камергера. Повторилась ситуация
девятилетней давности: второй секретарь мюнхенской миссии обратился тогда
с просьбой к графу о повышении зарплаты. Граф зарплату не повысил,

На императорской службе. История карьеры
91
прислал камергерский ключ (31 января 1836 года). Сейчас Тютчев без
должности и без зарплаты, зато с ключом. Впрочем, он посчитал этот
шаг Министра хорошим сигналом, даже очень хорошим сигналом!
Заждавшийся конкретных действий воодушевлённый Фёдор Иванович
расценил сложившееся положение как благоприятное для организации
встречи с царём. Сверхнаивный Тютчев опять доверился графу
Нессельроде, не понимая, что тот, умело управляя ситуацией, просто опасался
инициативного чиновника, который может вдруг проявить
самостоятельность с непредсказуемыми для графа последствиями. Граф умело
подтолкнул поэта к желаемому поступку. Усыплённый показной
доброжелательностью Министра Тютчев в начале мая 1845 года, соблюдая
субординации^!), представил графу «Записку», предназначенную для
вручения императору Николаю I. Только теперь вице-канцлер, наконец,
увидел, и внимательно изучил этот опаснейший для него документ.
Этот шаг был колоссальным просчётом Тютчева. За всё время его
службы ни одна собственная идея не была воплощена Фёдором
Ивановичем в жизнь с положительными для него последствиями. Незнание
практической жизни держало Тютчева в плену иллюзий о своих
возможностях.
В теоретической части «Записки» автор излагал панславистские идеи
провиденциальной роли России как вселенской православной Империи,
призванной объединить весь славянский мир под эгидой православной
Церкви. Это историческое предназначение России предопределяет
неизбежность её противостояния с Западом. В этих условиях автор
«Записки» полагает необходимым предпринять практические меры, а именно:
организовать систематическую прорусскую пропаганду в
западноевропейской печати с целью формирования общественного мнения
Западной Европы в пользу интересов России. Для этого следует «завязать
прочные отношения с какой-нибудь из наиболее уважаемых газет
Германии, обрести там радетелей почтенных, серьезных,
заставляющих публику себя слушать». И уважаемая газета у Тютчева есть, и
серьёзные почтенные радетели тоже есть. Но! Для Тютчева самое
главное в идее проекта — это не газета и радетели! Условием успеха
является единственное обстоятельство: «рядом будет находиться человек
умный, наделенный энергическим национальным чувством, глубоко
преданный Императору и достаточно сведущий в делах печати».
В этих амбициозных самооценках скрыт не двусмысленный намёк, здесь
открытым текстом декларируется — таким человеком может быть
только автор идеи: «Если идея эта будет принята благосклонно, я почту
за великое счастье сложить к стопам Императора всё, что может

92
На императорской службе. История карьеры
дать и обещать человек: чистоту намерений и усердие абсолютной
преданности». [Лет2003, 23]
«Записка» Тютчева звучит заверением верноподданного: я Вам,
Ваше величество, — мою чистоту намерений и усердие, Вы мне,
умному, достаточно сведущему, наделенному энергическим национальным
чувством, — полную свободу в рамках осуществления изложенной идеи
проекта. Нессельроде с ужасом прочитал самоубийственную
откровенность своего подчинённого.
Уверенность Фёдора Ивановича проистекала из того опыта, который
уже накопился за время пребывания в Германии и Италии. Ведь совсем
недавно, в марте 1844 года, им была затеяна дискуссия на страницах
аугсбургской «Allgemeine Zeitung». Тогда Тютчев анонимно отвечал
иностранному анониму. Баварский министр фон Гизе понял все
намёки и сделал внушение редактору и цензору газеты, рекомендуя им
проявлять осмотрительность и благопристойность в статьях, касающихся
Правительства и Армии Его Величества Императора Всея Руси. Эта
победа воодушевила Тютчева, он ещё раз убедился, что его проект нужен
России.
Тютчев, наконец, чётко и открыто сформулировал свои замыслы. Он
надеялся, что Николай I, получив «Записку» и вникнув в её суть,
немедленно призовёт автора к себе. Фёдор Иванович вовлекал царя в крупную
внешнеполитическую игру, в которой он, Тютчев, должен будет играть
первую роль. Ответственность очень большая и для Тютчева, и для царя.
В сценарии игры нет имени графа Нессельроде... Граф сразу понял, что
идеалист Тютчев предлагает царю опасный прожект. В случае
утверждения «Записки» её автор, по сути, возвысится над Правительством.
Реальная неосуществимость тютчевских идей была очевидна Карлу
Васильевичу. Вероятнее всего, что результат предварительного обсуждения
«Записки» графа с царём был таким же.
Фёдор Иванович остался в неведении относительно мнения первых
лиц государства...
Передавая «Записку» для царя через Нессельроде, Тютчев совершил
фатальную ошибку: он тем самым лишил себя возможности
обратиться официально к императору самостоятельно или через другое лицо,
например, через того же Л. Нарышкина. Теперь он целиком поставил
себя в зависимость от доброй воли Министра. Министр же (по совету
всеведущей Марии Дмитриевны) справедливо решил, что чересчур
активного Тютчева лучше держать при себе. Это решение и стало главным
результатом проекта.
Встреча автора «Записки» с Николаем I так и не состоялась...

На императорской службе. История карьеры
93
Вскоре (через Сушковых) содержание «Записки» стало известно в
Москве, Петербурге, Париже. Крайне негативно реагировали братья А.
И. и Н. И Тургеневы. Александр Иванович писал в сентябре брату в
Париж: «Я прочел статью (А. И. имел в виду «Записку») и исполнился
негодованием, особливо подумав, для кого она писана».
Положительно отозвались П. Вяземский и П. Чаадаев.
Каждый из друзей Тютчева по-своему судил или осуждал его, но все
они понимали желание Фёдора Ивановича вписаться в политическую
жизнь общества. «Записку» по своему оценили и супруги Нессельроде.
Тютчев писал родителям о благожелательном отношении к нему графа
и графини, что скоро ему найдут место, что графиня Нессельроде
оказывает знаки расположения, что «она готова помогать мне еще
решительнее». Что не договаривает автор письма? Фёдор Иванович просит
родителей рассказывать в своём кругу, что граф и графиня только добра
желают их сыну, что, если родственники и знакомые будут судачить о
нём, то пусть говорят, какие замечательные люди эти Нессельроде...
В мае 1845 года Эрнестина писала брату: «Графиня Нессельроде
обещала моему мужу действовать в его интересах во время нашего
отсутствия, и я полагаю, что мы можем рассчитывать на её
помощь, ибо она прониклась горячим интересом к Тютчеву, и я
уверена, что она сделает все, что в её силах, чтобы быть ему полезной».
Неужели все всё забыли? Граф и графиня, действительно, хотели,
чтобы этот святой поэт-дипломат забыл об его травле, об изгнании. Поэт
не забыл ничего, он спрятал память о Турине в тайники души, но
сейчас, когда «Записка» находится, как он доверчиво полагал, уже у царя и
близка к окончательному воплощению в жизнь, то любое лишнее слово
может быть неправильно понятым и оказаться во вред.
Silentium! Говорите тише, спугнёте сон о мечте! Бедный камергер...
(Ироничная фраза Эрнестины, повторенная Тютчевым в письме от
1/13 октября 1842 года. )
15 февраля 1846 года Тютчев получил извещение из хозяйственного
департамента министерства: «Милостивый Государь Федор Иванович!
Господину Государственному Канцлеру (в 1845 году граф Нессельроде
стал государственным канцлером Российской империи) угодно было
предписанием, данным Департаменту Хозяйственных и Счетных дел в
15-й день сего Февраля назначить Вас чиновником особых поручений
при Его Сиятельстве с жалованьем по тысяче пятисот рублей серебром
в год». Служебная эскалация Тютчева восходила значительно
медленнее, чем предполагал Фёдор Иванович. Он не заметил, как оказался в
капкане Нессельроде.

94
На императорской службе. История карьеры
Тридцатого мая / 9 июня 1846 года Эрнестина родила сына,
которого нарекли в честь деда, Иваном. Он был шестым ребёнком в семье, но
единственным продолжателем фамилии. Забот и расходов существенно
прибавилось. В семье обсуждался переезд в Москву, где жизнь была
значительно дешевле. Но у Тютчева была побудительная причина, о
которой он не говорил, не писал, из-за которой хотел оставаться в
Петербурге. Она являлась главным и тайным двигателем его существа: Фёдор
Иванович ощущал себя в полноценном достоинстве только в качестве
человека столичного высшего света. Петербург — это Европа, это город
свежих иностранных новостей и новостей Двора, здесь
дипломатические представительства всех держав, все дипломаты — его знакомцы,
Петербург — это город, в котором делается европейская политика. «Он
ежедневно нуждается в обществе, ощущает потребность видеть
людей», это наблюдение Анны. За два года Фёдор Иванович совершенно
освоился с жизнью в столице, его опасения о возможном непризнании
оказались напрасными. Тютчев всегда находился в центре внимания
салонной жизни, к его мнению прислушивались, его высказывания
цитировались. Здесь в гостиных, на собраниях ему будут внимать
десятки людей, каждое его слово будет запоминаться, передаваться другим
людям, всех будет интересовать его мнение по политическим и другим
вопросам. Тютчев, наконец, раскроется во всей силе своего
многогранного интеллекта. У него появится ощущение своей нужности русскому
обществу.
Первого февраля 1848 года, т. е. почти через 3,5 года после
возвращения на родину, Тютчев с разрешения царя был произведён графом
Нессельроде в чиновники V класса (т. е. в чин статского советника с
уставным обращением Ваше высокородие) и назначен старшим цензором при
Особой канцелярии МИДа с окладом 2430 рублей. В долгосрочной
перспективе это назначение уже точно означало, что золотой мечте Фёдора
Ивановича сбыться не суждено. По крайней мере, в той форме, как это
было им задумано. Следствием бесхитростной доверчивости Тютчева,
плохого знания им тёмных сторон жизни стало собственноручное
подписание смертного приговора столь долго вынашиваемому проекту. В
тютчевской переписке проект больше не упоминается. Опытный
интриган Нессельроде (и его теневой кабинет — графиня Мария Дмитриевна)
оказался неплохим психологом: время и бездействие уморили проект.
Но реализовалась не мнимая сверхцель служить России за рубежом, а
реальная возможность — служить России в России. Замысел проекта
трансформировался в серию блестящих публицистических статей,
написанных Тютчевым по политическим поводам, востребованными теку-

На императорской службе. История карьеры
95
щими событиями: упомянутая выше «Россия и Германия» (1844),
«Россия и революция» (1848). «Россия и Запад» (1849), «Папство и Римский
вопрос» (1849) и др.
«Стройного, худощавого сложения, небольшого роста, с редкими,
рано поседевшими волосами, небрежно осенявшими высокий,
обнаженный, необыкновенный красоты лоб, всегда оттенённый
глубокой думой; с рассеянием во взоре, с легким намеком иронии на устах,
— хилый, немощный и по наружному виду, он казался влачившим
тяжкое бремя собственных дарований, страдавшим от
нестерпимого блеска своей собственной неугомонной мысли.,,.его появление
в петербургском свете сопровождалось блестящим успехом. Он
сразу занял в обществе то особенное, видное положение, которое
удерживал потом до самой своей кончины и на которое давали ему
такое право его образованность, его ум и таланты..,,все наперерыв
желали залучить к себе этого русского выходца из Европы, этого
приятного собеседника, привлекавшего к себе общее внимание
оригинальною грациею всего своего внешнего и духовного существа,
самостоятельностью своей мысли, сверкающею остротою своих
импровизированных речей», — таким знал Тютчева И. С. Аксаков. [Акс]
От поэта исходил аромат интеллекта, духовной зрелости и таланта,
феромон, влекущий к нему и мужчин, и, конечно, женщин. Д. В.
Григорович вспоминал: «Постоянным посетителем этих вечеров (у Мих.
Ю. Виельгорского) был известный поэт Ф, И. Тютчев,
прославившийся также едкостью остроумия. Можно было бы составить
целый том из того, что сказано было Тютчевым, и том этот мог бы
с успехом занять место между сочинениями остроумцев прошлого
столетия Шамфора и Ривароля», [Гри]
В этом общении содержалась радость жизни, удовольствие Тютчева
от существования на родине. Его, равнодушного к славе, не будет
интересовать, какое место его творчество занимает в русской поэзии. Он
достиг самого важного для себя — права говорить и быть услышанным,
права на внимание единомышленников. Его мысль рождало слово, и оно
было услышано, и услышанное — оно рождало мысль у слушателей.
И если его слова не соответствовали их мыслям, он повторял их. Мысль
изреченная есть ложь, если она изречена только единожды,
изреченная же многократно — становится истиной, даже, если она была
действительно ложью...
Летом 1850 года в жизнь Фёдора Ивановича вошла «последняя
любовь», Елена Александровна Денисьева (1826-1864). «Денисьевский
цикл» в любовной лирике Тютчева — сага о страсти стареющего поэта

96
На императорской службе. История карьеры
к молодой женщине: «О, как на склоне наших лет..,». Трагический
финал их отношений — смерть Денисьевой 4 августа 1864 года. Фёдор
Иванович ввергнут в прострацию. Близкие Тютчева опасались за его
рассудок.
Тютчев был признанным ученым-словесником: 29 октября 1857 года
его избрали в члены-корреспонденты Академии наук по отделению
русского языка и словесности, 21 января 1859 года — в действительные
члены Общества любителей российской словесности. Он активен,
бывает в Москве, Овстуге, за границей. В марте 1854 года в приложении
к журналу «Современник», (т. XLIV, К 3) И. С. Тургеневым, Н. А.
Некрасовым и И. И. Панаевым был подготовлен и издан сборник стихов
Тютчева, в котором содержалось 92 стихотворения. После этой
публикации в «Современнике» там же появилась (в №4 за апрель 1854 года)
статья Тургенева «Несколько слов о стихотворениях Ф. И. Тютчева»; в
этой статье Тургенев ставил Тютчева «решительно выше всех его со-
братов» (т. е. всех здравствующих русских поэтов).
В марте 1868 года вышло в свет второе прижизненное издание
стихотворений Тютчева. В литературных журналах публикуются его
произведения: лирика политическая, гражданская, природная, любовная...
Жизнь ещё одарит Фёдора Ивановича семейными радостями: в январе
1866 года старшая дочь Анна (рождённая в Мюнхене 21 апреля/3 мая
1829 года), вышла замуж за Ивана Сергеевича Аксакова, литератора,
публициста, в будущем первого биографа Тютчева. В конце мая —
начале июня 1868 года младший сын Иван (рождённый в Петербурге
30 мая / 9 июня 1846 года) вступит в брак с Ольгой Николаевной Путя-
той (1840-1920), которая наследовала подмосковную усадьбу
Мураново (Подмосковье).
Возвращение долга:
«Нет, карлик мой, трус беспримерный...»
Деятельность Правительства была на виду у всего общества и,
естественно, под пристальным вниманием Тютчева. Фёдор Иванович с
интересом следил за внешнеполитическими событиями, для него была
очевидна бездарность власти Нессельроде и Николая I, которая, в конце
концов, привела к Крымской катастрофе. Особое возмущение Тютчева
вызывала деятельностью Министра. Биограф К. В. Пигарёв описывал:
«Однажды канцлер Нессельроде заставил вычеркнуть в газетной
статье слова о „пиратской войне", которую англичане ведут у
русских берегов, найдя это выражение „слишком оскорбительным".

На императорской службе. История карьеры
97
„И вот какие люди управляют судьбами России во время одного
из самых страшных потрясений, когда-либо возмущавших мир! —
с гневом восклицал поэт. — Нет, право, если только не
предположить, что бог на небесах насмехается над человечеством, нельзя
не предощутить близкого и неминуемого конца этой ужасной
бессмыслицы, ужасной и шутовской вместе, этого заставляющего то
смеяться, то скрежетать зубами противоречия между людьми и
делом, между тем, что есть и что должно бы быть, — одним словом,
невозможно не предощутить переворота, который сметет всю эту
ветошь и все это бесчестие"». [Пиг2, 151]
Тютчев был уверен, что искоренить эту ужасную бессмыслицу может
только осуществление панславистской идеи о всемирной христианской
монархии, во главе которой должна стать Россия. Её национальным
интересам, по мнению Фёдора Ивановича, противоречила позиция
канцлера. Со всей силой полемической страсти Тютчев обрушивается на
Нессельроде. Он не забыл графу годы нищенского существования
своей семьи, унижения, клевету об утере шифров, несправедливые обиды,
фактическое уничтожение проекта. В мае 1850 года поэт пишет
гневный памфлет, финальный аккорд в его отношениях с Нессельроде. Здесь
и лозунги славянофилов, и идеи панславизма. Оскорблённый в лучших
чувствах бывший дипломат возвращает, наконец, шефу старый долг:
Нет, карлик мой! трус беспримерный!..
Ты, как ни жмися, как ни трусь,
Своей душою маловерной
Не соблазнишь Святую Русь... <... >
То, что Олеговы дружины
Ходили добывать мечом,
То, что орел Екатерины
Уж прикрывал своим крылом, -
Венца и скиптра Византии
Вам не удастся нас лишить!
Всемирную судьбу России -
Нет, вам ее не запрудить!..
К середине 1853 года общественное мнение России было взвинчено
до предела. Объявление войны Турции буквально висело в воздухе.
Вопрос один: когда? Тютчев пытался найти ответ с помощью вертящихся

98
На императорской службе. История карьеры
столов, — спиритического опыта, к которому он относился очень
серьёзно. Однажды мистический дух стола разыгрался не на шутку и
сочинил Фёдору Ивановичу четверостишие, приличествующее
патриотическим переживаниям, охватившим русское общество в кануне Крымской
войны:
Дни настают борьбы и торжества,
Достигнет Русь завещанных границ,
И будет старая Москва
Новейшею из трех столиц.
3/15 октября 1853 года Фёдор Иванович сообщал Эрнестине
последние известия: «... Я вернулся из Царского, куда ездил за новостями,
но всё, что мне удалось узнать, это — подробности, правда, очень
любопытные, о вертящихся и пишущих столах; по-видимому,
только одни столы и занимаются текущими событиями, — Тютчев
пишет в полной уверенности своей правоты, — ибо именно стол,
отвечая на мой вопрос, написал мне самым красивым своим почерком,
что в будущий четверг, т. е. 8/20-го этого месяца, появится
манифест с объявлением войны. Итак, два важных вопроса должны
будут сразу разрешиться самое позднее через пять дней (ибо сегодня
3/15 октября) : во-первых, — вопрос о войне, а затем о том, —
правду ли говорят столы».
Почерк медиума показался Фёдору Ивановичу красивее
собственного... Чутье дипломата с подсказки неодушевленного стола не обмануло
Тютчева: война Турции была действительно объявлена 20-го октября
1853 года! Столы говорят правду!
Правдоподобная мешанина морочила Фёдора Ивановича. Однако
отдадим должное предсказаниям стола, не все они попадали в молоко.
Были и такие: «Наполеон III погибнет; после его смерти во
Франции вспыхнет анархия, и красные на время возьмут верх, но скоро
будут раздавлены». Да это же почти в точности история Парижской
Коммуны и франко-прусской войны! Стол чудесно предсказал то, что
предчувствовал Фёдор Иванович. Тема предчувствий довольно частая в
поэзии и переписке Тютчева.
Шестого/18 апреля 1854 года в дневнике Анны совершенно
необыкновенные сведения: «Мой отец находится в состоянии крайнего
возбуждения, он весь погружен в предсказания стола, который по
поводу восточного вопроса и возникающей войны делает множество
откровений, как две капли воды похожих на собственные мысли

На императорской службе. История карьеры
99
моего отца, — далее на полном серьёзе. — Стол говорит, что
Восточный вопрос будет тянуться 43 года, что он разрешится только
в 1897 году, когда потомок теперешнего императора вступит на
константинопольский престол под именем Михаила I».
Тютчев для Вяземского был абсолютным авторитетом в
прогнозировании политических событий. Вяземский в феврале 1854 года
спрашивал Плетнева: «Хотелось бы мне послушать Тютчева. Что говорит
он о всем этом и что из этого предвидит?». [ЛН2, 260]
О даре пророчества поэта часто пишут жена и дочери Фёдора
Ивановича. «Я совершенно поражена острой проницательностью его
взгляда на будущее и на предстоящий ход истории. Но помимо его
гения философского, исторического и пророческого, его поэтическая
суть поражает меня и очаровывает», — так восторженно и любовно
Дарья писала об отце 23 августа/5 сентября 1855 года.
В августе 1854 года Тютчев узнал из газет о капитуляции русского
гарнизона крепости Бомарзунд, расположенной в Ботническом заливе.
18 августа он пишет Эрнестине в Овстуг возмущённое письмо: «О,
негодяи! Бывают мгновения, когда я задыхаюсь от своего бессильного
ясновидения, как заживо погребенный, который внезапно приходит
в себя. Но, к несчастью, мне даже не надо приходить в себя, ибо
более пятнадцати лет я постоянно предчувствовал эту страшную
катастрофу, — к ней неизбежно должны были привести вся эта
глупость и все это недомыслие. И одна лишь чрезмерность катастрофы
минутами заставляла меня сомневаться в том, что мы осуждены
видеть ее осуществление». В письме от 18-го августа 1854 года Тютчев
еще более возмущается бездарностью канцлера Нессельроде: «...Я вот
какие люди управляют судьбами России во время одного из самых
страшных потрясений, когда-либо возмущавших мир! — Далее
Тютчев добавляет. — Лет тридцать тому назад барон Штейн, человек
наиболее ненавидевший это отродье, встретившись с нашим
теперешним канцлером на каком-то конгрессе, писал про него в своих
письмах: „Es ist der armseligste Wicht, den ich jemals gesehen habe"
{„Это самое жалкое существо, какое я когда-либо видел {нем. )").
Все это во всех подробностях находится в биографии Штейна,
недавно изданной в Германии». В мае 1855 года, сообщая жене о
критическом положении русских войск под Севастополем, Тютчев делится с
женой следующим размышлением: «По-видимому, то же недомыслие,
которое наложило свою печать на наш политический образ
действий, сказалось и в нашем военном управлении, да и не могло быть
иначе. Подавление мысли было в течение многих лет руководящим

100
На императорской службе. История карьеры
принципом правительства. Следствия подобной системы не могли
иметь предела или ограничения — ничто не было пощажено, все
подверглось этому давлению, всё и все отупели».
Восемнадцатого февраля 1855 года скончался царь Николая I.
Дочь писателя С. Т. Аксакова, В. С Аксакова, писала в дневнике:
«... все невольно чувствуют, что какой-то камень, какой-то пресс
снят с каждого, как-то легче стало дышать... ». Наступило время,
которое провидец Тютчев назвал «оттепелью»*. О злополучной роли
Николая I в судьбах страны, под впечатлением исхода кровавой агонии
Севастополя, Тютчев без всяких обиняков 17 сентября с горечью делился
с женой: «Для того, чтобы создать такое безвыходное положение,
нужна была чудовищная тупость этого злосчастного человека,
который в течение своего тридцатилетнего царствования, находясь
постоянно в самых выгодных условиях, ничем не воспользовался и
все упустил, умудрившись завязать борьбу при самых невозможных
обстоятельствах. Если бы кто-нибудь, желая войти в дом, сначала
заделал бы двери и окна, а затем стал пробивать стену головой, он
поступил бы не более безрассудно, чем это сделал два года назад
незабвенный покойник».
Еще более беспощадную историческую оценку деятельности
умершего императора Тютчев дает в эпиграмме:
Не богу ты служил и не России,
Служил лишь суете своей,
И все дела твои, и добрые и злые,-
Все было ложь в тебе, всё призраки пустые:
Ты был не царь, а лицедей.
Эрнестина, напуганная крамольным содержанием, не разрешала её
публиковать. Данным некрологом Тютчев подводил итоги
«тридцатилетнему режиму глупости, развращенности и злоупотреблений» и
видел в падении Севастополя лишь «первое звено целой цепи еще более
страшных бедствий». Война завершилась поражением режима и
дипломатической системы Николая I и графа Нессельроде.
В начале января 1856 года Александр II принял решение о начале
мирных переговоров с союзниками. 11 февраля граф подписал «Записку
о политических соотношениях России», в которой, по существу,
признавалась ошибочность принципов внешней политики, проводимой им в
* Аксакова В. С. Дневник 1854-1855 годов. СПб., 1913, стр. 66, 102.

На императорской службе. История карьеры
101
течение сорока лет. Мирный договор об окончании Крымской войны был
подписан в Париже 30 марта 1856 года. Тютчев сказал, что николаевские
сановники, оставшиеся у власти при Александре II, ему «напоминают
волосы и ногти, которые продолжают расти на теле умерших еще
некоторое время после их погребения в могиле».
Пятнадцатого апреля Нессельроде, наконец, получил отставку.
В период подготовки Парижского мирного договора союзники, желая
унизить Россию и нанести ей максимальный не только материальный
ущерб, но и моральное унижение, якобы поставили перед русской
делегацией в Париже два условия: отмена налогов на ввозимые в Россию
товары и возвращение на службу Нессельроде... Так бесславно граф
сошел с исторической сцены. Тютчев был отомщён.
Князь А. М. Горчаков.
Письмо о цензуре
На должность Министра иностранных дел в чине государственного
канцлера был назначен князь А. М. Горчаков. Князь хорошо знал
Фёдора Ивановича ещё со времён юности. В 1821 году будущий начальник
Тютчева записывал в дневнике: «Его замечательные способности,
несмотря на юность лет, восхищали многих, в том числе и его
преподавателя С. Е. Раича <... > В свое время, если будет возможность,
я помещу некоторые из стихотворений Т<ютчева> в моем
дневнике, и в особенности те, которые случайно сохранились у меня в
рукописи»*.
С воцарением Александра II в народе наступило некоторое
затишье. Тютчев писал Эрнестине: «Тишина, господствующая в
стране, ничуть меня не успокаивает; но не потому, чтобы я считал
её неискренней, а потому, что она основана на очевидном
недоразумении, на безграничном доверии народа к власти....Когда же
приходится видеть то, что делается, или, вернее, не делается
здесь, невозможно при наличии такой явной нерадивости
правительства, столь противоречащей данному положению,
невозможно не поддаться серьёзным опасениям....ни к одной реформе
ещё не приступлено всерьёз, хотя сложившееся положение
поставлено под сомнение». Но это затишье было обманчивым: народ
ждал изменений.
* Горчаков В. П. Выдержки из дневных моих воспоминаний о А. С. Пушкине и
других его современниках» / «Москвитянин». 1850, № 2. С. 181-192.

102
На императорской службе. История карьеры
Курляндский губернатор граф П. А. Валуев в публицистической
записке «Дума русского во второй половине 1855 г.», получившей
широкое распространение, дал точную характеристику экономического и
социально-политического состояния России. По его мнению, в стране
царит господство «всеобщей официальной лжи», «пренебрежения к
человеческой личности». Граф констатирует: «Устройство разных
отраслей нашего государственного управления не благоприятствует
развитию духовных и вещественных сил России». [Жир]
18 апреля 1856 года князь принял группу чиновников МИДа, в числе
которых был и Фёдор Иванович. Вероятно, какие-то ободряющие
слова были сказаны новым канцлером. Горчаков предложил Тютчеву стать
редактором газеты или нечто в этом роде, но, как пишет дочь Тютчева,
Дарья, 23 октября/8 ноября 1857 года, «папа предвидит множество
препятствий на этом пути, в настоящее время составляет
записку, которую Горчаков должен представить государю; в ней он
показывает все трудности дела». [ЛН2, 293] Этой запиской явилось
впоследствии знаменитое «Письмо о цензуре в России».
Тютчев был хорошо осведомлён о сложившемся положении вещей в
общественном устройстве и государственном управлении, знал о
хаотическом брожении умов, о различных проектах обновления социальной
жизни. Среди следствий правительственной неспособности он особо
выделял произвол по отношению к печати, жертвами которого становились
и либерально-демократические, и славянофильские издания. Именно
из-за этого произвола проистекали все трудности дела, предложенного
новым Министром. В ноябре 1857 года «Письмо» было направлено
князю Горчакову, но его читал и Александр П. Собственно, оно так и было
рассчитано на двух адресатов. Тютчев использовал шанс, полученный
от канцлера, для обращения сразу к обоим первым лицам Империи: он
ещё жил мечтой осуществления проекта.
Тютчев оговаривает жанр письма: «я пишу не полуофициальную
статью, а доверительное и откровенное письмо, в котором оговорки и
недомолвки выглядели бы смешно и неуместно». Он непревзойдённый
мастер дипломатического текста. Послание сочинено в
верноподданническом стиле: «...нет, кажется, сейчас у нас общественного слоя, столь
благоговейно преданного Личности Императора», критика власти
максимально смягчена. Письмо большое, 2700 слов, состоит из трёх частей.
Вначале излагается состояние вопроса: «Если среди всех прочих есть
истина, вполне очевидная и удостоверяемая суровым опытом последних
лет, то она, несомненно, такова: нам было строго доказано, что
нельзя чересчур долго и безусловно стеснять и угнетать умы без значи-

На императорской службе. История карьеры
103
тельного ущерба для всего общественного организма....Прямодушие и
благосклонная натура царствующего Императора позволили понять
необходимость ослабления чрезмерной строгости предшествующего
правления и дарования умам недостающего им воздуха...».
Далее проблема всё более заостряется. Тютчев пишет дерзкие,
неудобные для правительства слова: «Одним словом, следовало бы всем —
и обществу, и правительству — постоянно говорить и повторять,
что судьбу России можно сравнить с севшим на мель кораблем,
который никакими усилиями команды нельзя сдвинуть с места, и
только приливная волна народной жизни способна снять его с мели
и пустить вплавь».
Развивая мысль, автор увлекается: «Ибо надо ли в тысячный раз
настаивать на факте, очевидность которого бросается в глаза: в
наши дни везде, где свободы прений нет в достаточной мере, нельзя,
совсем невозможно достичь чего-либо ни в нравственном, ни в
умственном отношении. Как определить, что следует разуметь под
достаточной мерой свободы прений?». Тютчев усиливает аргументы:
«...я даже не испытываю особой враждебности к цензуре, хотя она
в последние годы тяготила Россию как истинное общественное
бедствие....Весь вопрос состоит в том, как само правительство, в
собственном сознании, рассматривает свои отношения с печатью;
он, добавим, заключается в большей или меньшей доле законности,
признаваемой за правом индивидуальной мысли».
И, наконец, Тютчев констатирует важное утверждение: «Цензура
служит ограничением, а не руководством. А у нас в литературе,
как и во всем остальном, речь должна идти, скорее, не о подавлении,
а о направлении, — и далее, как набат. — Мощное, умное, уверенное
в своих силах направление — вот кричащее требование страны и
лозунг всего нашего современного положения».
Следует сокровенная идея, вынашиваемая Фёдором Ивановичем ещё
в его проекте: «...я разумею учреждение русских изданий за границей
вне всякого контроля нашего правительства....наберемся смелости
и дадим себе отчет в истинном значении и важности
рассматриваемого факта; это просто-напросто отмена цензуры, но ее отмена
в пользу вредного и враждебного влияния; и, чтобы быть в
состоянии бороться с ним, постараемся понять, что составляет его силу
и приносит ему успех».
Тютчев размышляет: «До сих пор, когда речь заходит о русской
печати за границей, имеется в виду, как правило, лишь издание
Герцена. Какое значение имеет Герцен для России? Кто его читает?».

104
На императорской службе. История карьеры
В конце письма, отвечая на предложение Горчакова стать редактором
газеты, Тютчев подводит итог: «Очевидно, что газета, готовая
возложить на себя подобную миссию, могла бы рассчитывать на какой-
то успех лишь в условиях, хотя бы немного сходных с условиями
противника. Вам, дорогой князь, с вашей благожелательной
мудростью, решать, как и в какой мере осуществимы подобные условия в
нынешнем положении, лучше меня вам известном....Но, откликаясь
на обращенный к ним призыв, они, прежде всего, хотели бы
увериться, что присоединяются не к полицейскому труду, а к делу совести,
и посему сочли бы себя вправе требовать всей необходимой свободы,
которую предполагает по-настоящему серьезная и плодотворная
полемика».
То есть Тютчев готов редактировать газету, полемизирующую с
Герценом, но «захотят ли влиятельные лица, которые возглавили бы
учреждение такого издания и поддерживали бы его
существование, предоставить ему необходимую степень свободы; не внушат
ли, возможно, они себе, что из признательности за оказанное
покровительство и в знак почтительной благодарности за свое
привилегированное положение это издание, которое могло бы отчасти
рассматриваться ими как их собственное, должно соблюдать еще
большую сдержанность и осторожность, чем все другие в стране».
Старший цензор МИДа, стойкий монархист, противник
конституции, революции и отмены крепостного права выступил с памфлетом за
ограничение цензуры во имя свободы слова, прений, печати, за создание
независимой от правительства зарубежной печати! Столь доказательно
и во весь голос о необходимости введения демократических свобод в
России безнаказанно ещё никто не говорил. Тютчев высказал все те же
заветные идеи, вредность которых для самодержавия когда-то сразу
уловил Нессельроде. Канцлер тогда решил, что будет спокойней, если поэта
он будет держать поближе к себе: Тютчев получил должность старшего
цензора в Комитете при МИДе. «Письмо о цензуре», не без подсказки
Фёдора Ивановича, стало известным интеллигенции, расходилось в
рукописных копиях: Тютчеву нужна была реакция общественного мнения
на высказанные им суждения. Его идеи горячо обсуждались, многими
поддерживалось. Но не всеми...
Горчаков оценил государственный размах мышления автора
«Письма», понял его доводы, но предоставить ему необходимую свободу не мог,
влиятельные лица не позволят. Вопрос о создании зарубежной русской
печати к великому сожалению Тютчева более не ставился. Главная
мечта его жизни навсегда ускользнула, как «тень, бегущая от дыма...».

На императорской службе. История карьеры
105
Какие же последствия были для судьбы Фёдора Ивановича? Спустя
пять месяцев, 17 апреля 1858 года, он, старший цензор Комитета
цензуры иностранной, получил назначение на должность председателя
данного учреждения, в коей пребывал до дня кончины.
В 1856 году Тютчев получил чин действительного статского
советника, т. е. чиновника IV класса согласно петровской «Табели о рангах», что
соответствует статскому генералу с обращением «Ваше
высокопревосходительство». (В 1865 году Фёдор Иванович будет удостоен чином III
класса — тайного советника!)
Наконец, семья поэта окончательно рассталась с материальной
нуждой.
Председатель Комитета цензуры иностранной.
Дружба с поэтом Яковым Полонским*
Ярким примером реформаторства в области
цензуры, проявления ее просвещенческой
функции служит деятельность поэта, члена-
корреспондента Петербургской Академии
наук Ф. И. Тютчева, назначенного в 1858 г.
председателем Комитета цензуры
иностранной, проработавшего до этого цензором
десять лет (с 1848 г.).
Жирков Г. В. [Жир]
До Тютчева Комитет с 1833 года возглавлял «казенный человек»
А. И. Красовский (1770-1857). Министр народного просвещения
граф С. С. Уваров, которому были подчинены все цензурные
учреждения России, говорил: «Красовский у меня как цепная собака, за
которою я сплю спокойно». Сын протоиерея Петропавловского
собора Александр Иванович Красовский состоял на цензурной службе с
1821 года, по его характеристике современная литература «так мерзка,
что это — чистое наказание». Он испытывал отвращение к
иностранной литературе, называя её «смердящим гноищем,
распространяющим душегубительное зловоние». Особенно доставалось французским
сочинениям, Париж считал «любимым местопребыванием
дьявола». Цензор буквально терроризировал русскую поэзию. Стих поэта
* Материал в сокращении. Полная версия см. Аркадий Полонский. «Мой
костёр в тумане светит...». О дружбе поэтов Якова Полонского и Фёдора Тютчева
/ Russian Literature, LXIV (2008) II, а также в Интернете по ключевой фразе
«Поэт Яков Полонский — друг поэта Фёдора Тютчева».

106
На императорской службе. История карьеры
В. Н. Олина: «Улыбку уст твоих небесную ловить... » заслужил его
уничижающий комментарий: «Слишком сильно сказано: женщина не
достойна того, чтобы улыбку ее называть небесною». Запрету
подвергались произведения Лермонтова, И. Аксакова и мн. других. Пушкин
писал о петербургских цензорах: «Бируков и Красовский не в терпеж
глупы, своенравны и притеснительны». Почти в каждом письме поэта
к друзьям содержатся нелицеприятные слова в адрес цензуры.
Приняв кресло от врио Г. Дукшта-Дукшинского, Тютчев приступил
к перестройке деятельности Комитета: «При назначении меня в апреле
1858 г. Председателем Комитета цензуры иностранной, — сообщил
он в первом же отчете, — я считал первою обязанностью привести в
более рациональное положение действия иностранной цензуры,
желая удовлетворить потребностям читающей публики и принимая в
соображение развитие русской литературы, я старался дать
больший простор и иностранной, не выходя, впрочем, при этом из
законных пределов и держась точно смысла Устава о цензуре.
...исполнение самого точного закона о печати никак не соответствовало бы
назначению цензуры, при учреждении которой имелось
Правительством в виду ограждать общество от вредных учений и начал. ...на
обязанности цензуры оставалось и остается исполнять задачу свою
разумно, т. е. различать в делах печати полезное от вредного, —
понятия — переходные, обусловливаемые уровнем просвещения». [Жир]
Прежде всего, Ф. И. Тютчев стремился «согласовать действия
цензоров с современностью, соблюдая при том полную солидарность
с Правительством, т. е. не выходя из начертанного законом
принципа — ограждения общества от действительно вредного и
предосудительного». Работа Комитета на таких «основаниях» вела к
сокращению «запретительных решений», возвращению обществу того, что
было отнято у него предыдущей деятельностью иностранной цензуры:
«масса запрещенных книг со времени учреждения Комитета»
превысила цифру 10000. Тютчеву удалось добиться пересмотра
запретительных решений своего предшественника. 17 февраля 1862 года при
содействии министра народного просвещения А. В. Головнина последовало
Высочайшее повеление о пересмотре запрещенных в разное время книг.
Одновременно предлагалось представить в Главное управление цензуры
соображения, какие из запрещенных сочинений «нужно подвергнуть
пересмотру».
Естественно, не было смысла возвращаться к рассмотрению всех
10000 запрещенных произведений. На это потребовались бы годы.
В этой работе Ф. И. Тютчев исходил из запросов публики, ее «потреб-

На императорской службе. История карьеры
107
ности ознакомиться с заграничными корифеями науки и
литературы». В своем «Мнении... » от 27 ноября 1865 года он замечал:
«Крезультатам сих усиленных занятий Комитета должно отнести: прежде
запрещенные, а ныне позволенные в целости или с исключениями
мест многие сочинения известных авторов, как например: Гизо, Ба-
стиа, Спиноза, Тьер, Дюма, Гюго, Занд, Ламартин, Сю, Карлейль,
Диккенс, Теккерей, Шлоссер, Гервинус, Моль, Блунтшли, Улс, Ве-
бер, Гейне, Берне, Гуцков и весьма многие другие».
Однако путь председателя не был усыпан розами. Случалось, что
отчаявшийся Тютчев готов был повторить туринский инцидент: швырнуть
ключи и уйти. Он был ответственен за должностные промахи
подчинённых цензоров, за издательскую деятельность, не согласующуюся с
духом законов Империи и за многое другое.
В Комитете цензорские должности занимали талантливые
российские литераторы: А. Н. Майков, А. В. Никитенко, И. А. Гончаров.
В 1859 году на освободившееся место младшего цензора Фёдор
Иванович пригласил Я. П. Полонского.
Тютчев и Полонский были знакомы с середины 50-х гг. , имели много
общих литературных друзей, симпатизировали друг другу. Родство
натур предопределило дружбу поэтов на многие годы. В 1856 году Яков
Петрович посвятил стихотворение литератору Ивану Аксакову, будущему
зятю и сподвижнику Тютчева. В апреле 1857 года поэт-переводчик
Николай Гербель в частном письме упомянул Тютчева и Полонского, как
равные литературные авторитеты. Но сам Яков Петрович всегда считал
Фёдора Ивановича своим учителем.
Приглашение было сделано по рекомендации Н. Щербины. Полонский
растерялся: цензоры не числились в числе его
друзей, перейти в стан чиновников, профессию
которых он всегда недолюбливал, было против
его убеждений. Более всего Яков Петрович
ценил свою независимость. Полонский
обратился за советом к Н. Некрасову. Позже Яков
Петрович рассказывал: «Некрасов засмеялся.
Он назвал меня Дон-Кихотом, чуть не
дураком, — далее прямая речь Некрасова. — Вам
дают место в 2500 рублей жалования, а Вы,
бедный человек, будете отказываться. Да
это просто глупо!». Яков Петрович не
пожалел о своём выборе: всю оставшуюся жизнь,
38 последующих лет, он служил в Комитете.
Поэт Я. П. Полонский,
1819-1898

108
На императорской службе. История карьеры
Яков Петрович Полонский родился 6/18 декабря 1819 в Рязани, в
1844 году окончил юридический факультет Московского
государственного университета. В 1845 переехал в Одессу, в 1846 году — в Тифлис
(служил в канцелярии наместника М. Воронцова), в 1851 году — в Петербург,
в 1857-1858 гг. жил в Италии, Швейцарии, Франции (изучал живопись).
Первые публичные стихи Я. П. Полонского появились в 1837 году
(в рязанской гимназии), печатался Яков Петрович в журналах
«Современник», «Эпоха», «Отечественные записки», «Заря», «Вестник
Европы», «Время», недолго редактировал журнал «Русское слово» (издатель
граф Г. А. Кушелев-Безбородко). Я. П. Полонский имел незначительный
чин, жил случайными литературными заработками, служил домашним
учителем в семьях состоятельных господ*.
О своей родовитости Полонский сообщал, что его бабушка,
Александра Богдановна Умская, была незаконнорожденной дочерью графа
Алексея Григорьевича Разумовского**. С царями поэт не знался, к знакомству
с ними не стремился, хотя и был убеждённым монархистом.
Младший цензор раз в неделю являлся на работу и забирал домой
на просмотр иностранные книги и журналы, которые позже могли быть
разрешены им для чтения гражданами России. Естественно, эти
издания представляли интерес только для лиц, владеющих иностранными
языками, т. е. для наиболее образованной части населения империи.
Яков Петрович полиглотом не был. Его спрашивали, как при слабом
знании языков он берётся определять, достойна ли чужестранная печатная
продукция к распространению в России. Полонской несерьёзно отвечал,
что ищет в тексте слово Царь и переводит со словарём только
сопутствующие эпитеты. При таком способе поиска крамолы чрезвычайное
происшествие не могло не произойти. Как-то монархический либерал
Яков Полонский разрешил к продаже книгу англичанина Артура Бута
«Роберт Оуэн, основатель социализма в Англии». Так как к книге был
проявлен читательский интерес, то кто-то предложил перевести книгу
на русский язык, но потребовалось в данном случае разрешение
цензуры, которая ведала контролем русскоязычных изданий. Однако такого
* В 1857 году Я. П. Полонскому довелось быть домашним учителем в семье
вельможи H. М. Смирнова. Высокомерие хозяйки, Александры Осиповны
(урожд. Россет), избалованной дамы, ущемляло самолюбие Якова Петровича и
в августе того же года он порывает с учительством.
** Любвеобильные графы Разумовские оставили о себе память в демографии
России, дав жизнь большому количеству незаконнорожденных детей, которые
зачастую не знали о существовании друг друга. К их числу принадлежала и
знаменитая террористка Софья Перовская.

На императорской службе. История карьеры
109
разрешения не последовало: петербургский цензор запретил книгу,
разрешенную Комитетом цензуры иностранной. Скандал! Результатом
неординарного инцидента было предписание Главного управления по
делам печати о выговоре младшему цензору Комитета. Вмешательство
Тютчева спасло Полонского от более строгих санкций.
Яков Петрович — высокий красивый с правильными чертами лица
бородатый мужчина, дядька, как называла его хозяйка литературного
салона Елена Андреевна Штакеншнейдер, с которой был дружен поэт*.
В её дневниках записи о Полонском всегда трогательно нежны: «Он
редкой души человек, второго такого доброго, чистого, честного нет»
или же: «Он просто не от мира сего.,,.Доброты он бесконечной и
умён, но странен....Он как будто принимает за действительность
не то, что видит, а то, что ему мерещится. Он любит всё
необыкновенное и часто видит его там, где его нет». С лёгкой руки Николая
Щербины, автора шутливого «Сонника современной русской
литературы», доброта Полонского вошла в поговорку: «Булгарина видеть во
сне — предвещало быть битым, графа Соллогуба — дать взаймы и
не получить... Видеть во сне Якова Полонского — быть на ёлке и с
детьми беседовать».
В 1858 году Я. П. Полонский познакомился с Еленой Васильевной
Устюжской, дочерью псаломщика парижской православной церкви. Он
квартировал в парижском Pension Mugnier, по соседству с церковью.
Мать Елены была француженка, в семье говорили только по-французски.
Елена русского языка почти не знала, Яков Петрович — французского.
Языки общения они осваивали после свадьбы... Это был союз по
страстной любви уже немолодого поэта и юной девушки. Их чувства
сверкнули ярким, но, увы, печальным фейерверком.
Как-то Яков Петрович серьёзно травмировал ногу и до конца дней
вынуждено пользовался костылём, Елена Васильевна тогда произнесла:
«Не везёт тебе, бедный Жак». О своей нелёгкой доле Полонский
грустно иронизировал: «Моя судьба, старуха, нянька злая...». В неравной
борьбе с жизненными бедствиями спасала поэзия: «Меня гармония
учила по-человечески страдать», но порою муза была бессильна и
обращалась к поэту с безнадёжным отчаянием: «Я петь не могу, — я
устала, поэт!». Тема страданий прошла красной нитью через его творчество.
Абстрактное изречение философа Декарта «Мыслить — значит
существовать» у поэта Полонского звучало: «Страдать — значит суще-
* Елена Андреевна - дочь известного петербургского архитектора Андрея
Ивановича Штакеншнейдера, строителя петербургских дворцов.

по
На императорской службе. История карьеры
ствовать». Его шопенгауэровский афоризм: «Нет конца стремленью,
есть конец страданью» отражал настроения русской интеллигенции,
которой надлежало выносить мировую скорбь, сомневаться и страдать.
Ещё в университете студент Аполлон Григорьев поинтересовался у
однокашника студента Якова: «Ты сомневаешься?», — «Да», следовал
вопрос: «И ты страдаешь?», — «Нет». Григорьев возмутился.
Жизнь не баловала Полонского удачами. Труд и страдания
формировали личность поэта:
О Боже, Боже!
Не Ты-ль вещал, когда мне дал живую душу:
Любить - страдать, страдать и жить - одно и то же.
8 июля 1860 года после неполных двух лет семейной жизни Елена
Васильевна скончалась (ранее умер и их малыш). Хоронили Елену
друзья семьи Полонского, Штакеншнейдеры, поэты Майков, Михайлов,
Щербина. Несчастного, одинокого Якова Петровича на время приютили
Штакеншнейдеры.
Яков Петрович тосковал по ушедшей жене. Смерть Елены
Васильевны сблизила его с Фёдором Ивановичем, которого также преследовали
кончины близких людей. И хотя постепенно жизнь восстанавливалась,
душевное состояние ещё не обрело покоя. С 1861 года имя Полонского
часто упоминается в переписке и дневниках членов тютчевской семьи.
Яков Петрович был нередким гостем у Тютчевых. Лето 1863 года
Полонский провёл в Овстуге, родовой усадьбе Тютчевых. Он почти не
отдыхал, много здесь работал. Сохранились рисунки и акварели тютчевского
имения, выполненные Яковом Петровичем. Часто встречаясь в имении с
Марией Фёдоровной, 23-летней дочерью Тютчева, он увлёкся ею.
Кому адресовал 44-летний поэт столь необычную лирику того времени?
И рассудок, и сердце, и память губя,
Я не даром так жарко целую тебя -
Я целую тебя и за ту, перед кем
Я таил мои страсти - был робок и нем,
И за ту, что меня обожгла без огня,
И смеялась и долго терзала меня,
И за ту, чья любовь мне была бы щитом,
Да убитая спит под могильным крестом.
Всё, что в сердце моём загоралось для них,
Догорая, пусть гаснет в объятьях твоих.

На императорской службе. История карьеры
111
Стихотворение пронизано противоречивыми чувствами: незатихаю-
щая тоска по усопшей юной жене и новое едва загорающееся чувство.
В дневниках Марии Фёдоровны стихотворение не упомянуто, возможно,
она о нём и не знала. Через полгода Полонский сделал ей официальное
предложение. Душевный настрой поэта, его ещё незажившая сердечная
боль, несомненно, Марии Фёдоровне были ведомы. Ей, молодой
жизнерадостной девушке, связывать свою жизнь с пожилым тоскующим
дядькой было ни к чему. Она безоглядно, как это бывает только в молодости,
влюбилась в красавца-моряка, мужественного героя Севастопольской
обороны, флигель-адъютанта Николая Бирилёва. А зря...
Бирилёв тоже не был юношей (на 4 года моложе Полонского). Его
культурные запросы не шли ни в какое сравнение с предыдущим претендентом
на руку и сердце дочери Тютчева. Родители Марии были против этого
брака, но сердцу не прикажешь. «Ни внешности, ни лоска. Ни умения
держать себя, ни воспитания, ни образования», характеризовала Бирилёва
Д. Ф. Тютчева (письмо от 17/29 января 1865 года. [ЛН2, 366]) Тютчев
говорил о зяте: «Он ведь полный идиот, особливо с утра... ». Из-за сильной
контузии Бирилёв начал утрачивать умственные способности и его
пожизненно госпитализировали (умер в 1882 году). У Марии родился ребёнок,
не выжил... Она, 32-летняя, скончалась от чахотки в 1872 году. По какому
сценарию прошла бы жизнь Марии, не откажи она Полонскому?..
До свадьбы Марии и Бирилёва Яков Петрович перестал бывать у
Тютчевых.
Внутреннее одиночество давило. В 1864 году появились
трогательные строки, посвященные памяти Елены: «Последний вздох»:
«Поцелуй меня...
Моя грудь в огне...
Я ещё люблю...
Наклонись ко мне».
Так в прощальный час
Лепетал и гас
Тихий голос твой,
Словно тающий
В глубине души догорающий.
Это стихотворение часто повторял А. Фет. Критик Н. Страхов
восклицал: «Какая музыка, какая невыразимая прелесть...».
Музицирующий граф Г. А. Кушелев-Безбородко написал романс «Последний
вздох». Одарённый граф сочинял романсы и на слова Ф. И. Тютчева. Му-

112
На императорской службе. История карьеры
зыкальность поэзии Полонского ощущали многие композиторы, в числе
которых П. И. Чайковский, М. М. Иванов, А. Г. Рубинштейн. Иваном
Буниным особенно была любима «Затворница»:
В одной знакомой улице -
Я помню старый дом,
С высокой, темной лестницей,
С завешенным окном.
Никто не знал, какая там
Затворница жила,
Какая сила тайная
Меня туда влекла,
...Как не по-детски пламенно,
Прильнув к устам моим,
Она дрожа шептала мне:
«Послушай, убежим!
Мы будем птицы вольные -
Забудем гордый свет...
Где нет людей прощающих,
Туда возврата нет... »
И тихо слезы капали-
И поцелуй звучал -
И ветер занавескою
Тревожно колыхал
Удивительно, «Затворница» стала народной песней особенно в среде
политкаторжан.
Александр Блок хорошо знал творчество Полонского, был в восторге
от стихов:
Снится мне: я свеж и молод,
Я влюблён, мечты кипят.
От зари роскошный холод
Проникает в сад.
Особой популярностью пользовалась «Песня цыганки»:
Мой костер в тумане светит,
Искры гаснут на лету...
Ночью нас никто не встретит;

На императорской службе. История карьеры
113
Мы простимся на мосту.
Ночь пройдет - и спозаранок
В степь, далеко, милый мой,
Я уйду с толпой цыганок
За кибиткой кочевой.
В творческом тандеме П. И. Чайковского и Я. П. Полонского созданы
опера «Черевички» и кантата к открытию выставки в честь 200-летия со
дня рождения Петра I.
И на Тютчева, и на Полонского оказала большое влияние поэзия
Гейне. Оба переводили стихи немецкого поэта, оба искали ответы на гей-
невские вопросы о тайнах бытия, мироздания, поэзии, красоты
(«Вопросы», пер. Ф. Тютчева): «О, разрешите мне жизни загадку /... / В чём
состоит существо человека? / Откуда приходит, куда он идёт».
Осознание бесконечности мира приходит через таинство любви («Они»,
пер. Я. Полонского):
Полночь им открыла
В трепете лобзанья,
В тайне поцелуев
Тайну мирозданья.
4 августа 1864 года скончалась Денисьева, Елена Александровна,
молодая женщина, с которой Тютчев был близок в течение 14 лет,
последняя любовь Фёдора Ивановича, воспетая им в стихотворных шедеврах,
названных «Денисьевским циклом». Одинаковое горе ещё более
сблизило двух поэтов. Связь Тютчева с Денисьевой порицало общественное
мнение. Единственный человек, к которому в тяжёлую минуту смог
обратиться Тютчев, был больной Яков Петрович: «Что с Вами, друг мой
Яков Петрович, что Ваше здоровье? — О, как мне больно, и за Вас и
за себя, что Вы нездоровы. Мне с каждым днём хуже. Надо уехать,
бежать — и не могу решиться. — Воля убита, всё убито». Эти строки
были написаны через 11 дней после смерти Денисьевой.
Вот декабрьское 1864 года тютчевское письмо, полное воспоминаний
об ужасных предчувствиях: «Другмой, Яков Петрович! <... > Человеку
дан был крик для страданий, которых и крик вполне не выражает...
<...> Ещё при её жизни, когда мне случалось при ней, на глазах у неё,
живо вспомнить о чём-нибудь из нашего прошлого, нашего общего
прошлого, я помню, какою страшною тоскою отравлялась тогда
вся душа моя — и я тогда же, помнится, говорил ей: „Боже мой, ведь

114
На императорской службе. История карьеры
может же случиться, что все эти воспоминания — всё это, что и
теперь уже так страшно, придётся одному из нас повторять
одинокому, переживши другого", но эта мысль пронизывала душу — и
тотчас же исчезала. А теперь....О друг мой, Яков Петрович,
тяжело, страшно тяжело. Я знаю, часть этого Вы на себе самом
испытали, часть, но не всё, — вы были молоды, вы не 14 лет...»
Поэт Полонский выражал своё сочувствие поэту Тютчеву, сравнивая
его с ночным костром в зимнем лесу, а себя с одиноким путником,
спешащему к этому костру:
Ночной костёр зимой у перелеска,
Бог весть кем запален, пылает на бугре,
Вокруг него, полны таинственного блеска,
Деревья в хрусталях и белом серебре;
<... > Так и к тебе, задумчивый поэт,
К огню, что ты сберёг на склоне бурных лет,
Счастливец не придёт.
<... > Но я - я бедный пешеход,
Один шагаю я, никто меня не ждёт...
Глухая ночь меня застигла,
Морозной мглы сверкающая и гла
Открытое лицо моё язвят;
Где б ни горел огонь, иду к нему, и рад -
Рад верить, что моя пустыня не безлюдна,
Когда по ней кой-где огни ещё горят.
Страдающий Тютчев отвечал «Другу моему Я. П. Полонскому» (30 мая
1865):
Нет боле искр живых на голос твой приветный:
Во мне глухая ночь и нет для нас утра!
И скоро улетит во мраке незаметный,
Последний, скудный дым с потухшего костра.
Стареющий Яков Петрович после отказа Марии Тютчевой считал,
что останется бобылём. Но вот 13 мая 1866 года в доме врача Конра-
ди 47-летний Полонский знакомится с юной Жозефиной Антоновной
Рюльман, компаньонкой Антонины Христиановны Лавровой, жены
революционера Петра Лавровича Лаврова (автора русской «Марсельезы»:
«Отречемся от старого мира! / Отряхнем его прах с наших ног!»).

На императорской службе. История карьеры
115
Антон Рюльман, брат Жозефины также жил в семье Лавровых на
правах домашнего учителя их сына. На немецком языке говорили все члены
семьи Лавровых. Брат и сестра Рюльманы были незаконнорожденными
сиротами и не имели фактически средств к существованию. Сложность
жизни красивой девушки в доме Лавровых усугублялась
настойчивыми ухаживаниями за ней главы семьи, революционера Лаврова. И хотя
ухаживания эти решительно отвергались, драматичность и
двусмысленность положения Жозефины не исчезали. За 3 недели до встречи Якова
Петровича с Жозефиной, 25 апреля, Петра Лаврова по делу о
покушении на царя арестовали. Но даже из Петропавловской крепости
Жозефина продолжала получать от Лаврова страстные записки.
Второго июня 1866 года Яков Петрович сделал предложение
Жозефине: «Если б в голове моей возникло хоть малейшее сомнение в том, что
я люблю Вас, если б я в силах был вообразить себе те блага или те
сокровища, на которые я мог бы променять счастье обладать Вашей
рукою, если б на минуту струсил перед неизвестным будущим, я счёл
бы чувство моё непрочным, скоропреходящим, воображаемым — и,
поверьте, не осмелился бы ни писать к Вам, ни просить руки Вашей»,
Письмо произвело впечатление, но ответного чувства не
последовало. Жозефина дала согласие на брак: ей попросту некуда было голову
приклонить. Невеста плохо изображала любовь. Полонский чувствовал
её холодность и с болью в сердце сказал Жозефине, что без её сердца
ему не нужно её руки.
Семнадцатого июля Яков Петрович и Жозефина Рюльман
обвенчались. Счастливыми молодожёны себя не почувствовали. Надо было друг
к другу как-то привыкать. Елена Андреевна Штакеншнейдер вспоминала:
«Новая лсена Полонского первое время была холодной и молчаливой,
как статуя. Голубиная душа отогрела статую, и статуя ожила.
Потом обошлось, они сжились». Летом 1868 года родился сын Александр,
через три года — дочь Наташа, ещё через четыре — сын Борис. Антон
Антонович Рюльман, брат Жозефины, стал известным врачом.
Тютчев и Полонский часто встречались и вне служебной обстановки. Фет
был в добрых отношениях с обоими поэтами и об их особой дружбе не без
ревности писал в своих мемуарах «Мои воспоминания»: «Я хотел
встретиться с Тютчевым перед его отъездом за границу и сказал Як. Петр.
Полонскому, бывшему в самых интимных отношениях с Тютчевым,
о желании проститься с поэтом...». Профессор А. В. Никитенко
записал в дневнике 26 марта 1870 года: «Вечер у Ф. И. Тютчева. Гостей было
довольно. На вечере были читаны славянофильские стихотворения:
Тютчева („Гусе"), Майкова и Полонского („Симеон Болгарский")».

116
На императорской службе. История карьеры
Яков Петрович Полонский, чиновник государственной службы, в
соответствии с табелей о рангах был повышен в чин действительного
статского советника. В Комитете ему предложили высокооплачиваемый
пост старшего цензора. Но за увеличенный должностной оклад
необходимо каждый день ходить на работу. Поэт, верный принципам своей
независимости, от предложения и от повышенной платы отказался.
Однако средств в семье не хватало катастрофически, и поэт согласился
служить домашним учителем (за 5000 рублей в год) в семье капиталиста
С. С. Полякова. Впрочем, ненадолго.
В 1873 году умирает Фёдор Иванович Тютчев, друг, коллега, учитель
Полонского... Яков Петрович откликается проникновенными стихами:
Оттого ль, что в божьем мире
Красота вечна,
У него в душе витала
Вечная весна; <...>
Оттого ль, что от бездушья,
Иль от злобы дня,
Ярче в нём сверкали искры
Божьего огня, -
<...> Песнь его глубокой скорбью
Западала в грудь
И, как звёздный луч, тянула
В бесконечный путь!..
После смерти Тютчева председателем Комитета стал Павел
Петрович Вяземский, сын князя Петра Вяземского. Позже (с 1881 года)
Комитет возглавлял Ап. Майков.
У Жозефины Антоновны, жены Полонского, обнаружился талант
ваятеля. Её работы стали появляться на выставках, и многие из них
известны по сей день. Скульптурные портреты И. Тургенева установлены
на могиле писателя и в Одессе. Большой бюст Пушкина её работы был
установлен в саду Императорского Александровского лицея. С лета
1878 года широкую известность получили в Петербурге пятницы в доме
Полонских на Владимирском проспекте 13. Идея пятниц: собирание во
имя прогресса и общего блага в единую дружную семью деятелей науки
и искусства независимо от их взглядов и убеждений. Пятницы
начинались поздно вечером, после концертов и спектаклей. Посещали их
литераторы: Лесков, Гаршин, Аверкиев, художник Айвазовский, историк
Соловьёв, пианистка Синягина-Блюменфельд и др. Традиция пятниц

На императорской службе. История карьеры
117
продолжалась и после смерти Полонского до 1916 года. Справочник
«Петербург весь» сообщал, что неизменной «почётной хозяйкой и
непременным членом современного литературно-художественного
кружка имени Я. П. Полонского» была Жозефина Антоновна Полонская.
Секретарём-распорядителем кружка все годы был Борис Яковлевич
Полонский, сын поэта, известный в среде петербургской интеллигенции как
«товарищ председателя дирекции художественно-драматического
общества». До б льших высот подняться не успел: октябрьский
переворот смёл не только это общество...
Пушкин всегда был кумиром Якова Петровича. Роман в стихах
«Свежее предание», опубликованный в журнале братьев Достоевских
«Время», был написан размером онегинской строфы. Каждая строфа по-
тютчевски состоит только из одного предложения:
Метель, шумя по чердакам,
С дощатых кровель снег сдувает;
Фонарь таинственно мигает
Двум отдалённым фонарям,
Закрыты ставни у соседей;
Высоко где-то на стекле
Свет огонька дрожит во мгле.
19 октября 1891 года Якову Петровичу по конкурсу присудили
Пушкинскую премию.
По инициативе Ап. Майкова в декабре 1896 года был создан юбилейный
комитет для торжественного празднования 50-летия поэтического
творчества Якова Петровича. Друзья Полонского знали, что в 1837 году юный
Яков адресовал стихи наследнику-цесаревичу, посетившему рязанскую
гимназию (в сопровождении воспитателя князя В. Жуковского), и
получил тогда свой первый гонорар, золотые часы. Чествование состоялось 10
апреля 1897 года. (Аполлон Майков, многолетний друг, коллега и
последний председатель Комитета цензуры иностранной, до этого дня не дожил.
) За литературный вклад в культуру России 78-летний Полонский к
своему юбилею был избран членом-корреспондентом Академии Наук России.
Александр III изъявил желание познакомиться с Яковом Петровичем. На
августейшем приёме император предложил поэту оказать честь и
позавтракать в кругу царской семьи, монарх услышал ответ независимого
интеллигента: «Нет, покорно благодарю, Ваше величество, я только что
позавтракал, а дважды обременять свой желудок не имею привычки». Из
уст аристократа Тютчева такое непочтение никогда не прозвучало бы.

118
На императорской службе. История карьеры
О духе вольнолюбия и свободы, царившем в возглавляемом
Тютчевым Комитете, красноречиво свидетельствует факт протеста
Полонского, выступившего в 1865 году в защиту литературного врага, критика и
общественного деятеля Д. Д. Минаева, заключенного за свои
убеждения в Петропавловскую крепость:
Господа! я нынче всё бранить готов -
Я не в духе - и не в духе потому,
Что один из самых злых моих врагов
Из-за фразы осуждён идти в тюрьму.
... Что же делать? и кого теперь винить?
Господа! во имя правды и добра -
Не за счастье буду пить я - буду пить
За свободу мне враждебного пера.
Ко дню рождения Якова Петровича литературный враг, оценив
христианское великодушие юбиляра*, ответил стихами:
Твоя задумчивая муза,
Поэта нежная сестра,
Не знала тёмного союза
С врагами света и добра.
К призывам буйного их пира
Глуха, шла гордо за тобой
И не была у сильных мира
Ни приживалкой, ни рабой.
В 1871 году вольнодумный монархист Яков Полонский, чиновника
Комитета цензуры иностранной написал «В альбом К. Ш.» программное
стихотворение:
Писатель, если только он
Волна, а океан - Россия,
Не может быть не возмущён,
Когда возмущена стихия.
Писатель, если только он
Есть нерв великого народа,
Не может быть не поражён,
Когда поражена свобода...
* 24Прит. 17: «Не радуйся, когда упадёт враг твой, и да не веселится сердце
твоё, когда он споткнётся».

На императорской службе. История карьеры
119
Поэт скончался 18 октября 1898 года, через 1,5 года после юбилея...
Его тело было погребено в Льговском монастыре рядом с матерью.
Спустя 60 лет, весной 1958 года, прах Якова Петровича перезахоронили
на территорию Рязанского кремля. Многотомное полное собрание
сочинений Полонского было подготовлено и издано Жозефиной Антоновной.
Перу Полонского принадлежат многие стихотворные и прозаические
произведения, в т. ч. великолепные переводы, поэмы, романы,
критические статьи, интереснейшие исследования истоков и законов
поэтического творчества, даже сказки, воспоминания о М. Михайлове (поэте,
погибшем на каторге), Л. Мее, И. Тургеневе, Н. Успенском, Т.
Шевченко и, но в русской культуре его имя связывается, главным образом, с
лирической поэзией.
Виссарион Белинский отзывался о Якове Петровиче: «Полонский
обладает в некоторой степени тем, что можно назвать чистым
элементом поэзии и без чего никакие умные и глубокие мысли и
никакая учёность не сделает человека поэтом».
Елена Андреевна Штакеншнейдер писала: «... у Полонского не лира,
а золотая арфа. Он так чуток, он передаёт такие для простых
смертных неуловимые звуки человеческого сердца или природы, что
кажется чем-то нездешним, небывалым; он, кажется, и в самом
деле имеет дар слышать, как растёт трава».
Иван Тургенев: «... в его поэзии смесь простодушной грации,
свободной образности языка, на котором ещё лежит отблеск
пушкинского изящества и какой-то иногда неловкой, но всегда любезной
честности и правдивости впечатлений».
Из тумана времени продолжает светить костёр великолепной
русской поэзии, зажжённый другом Ф. И. Тютчева.
Эпилог.
«Живая жизнь уж позади...»
Всякий раз, как умирает человек, погибает
некий мир, который он носит в своей голове; чем
интеллигентней голова, тем этот мир
отчётливее, яснее, значительнее, обширнее, тем ужаснее
его гибель.
А. Шопенгауэр
Жизнь вошла в пасмурную фазу, 11 июля 1870 года умирает сын
Дмитрий, 8 декабря 1870 года — брат Николай, 2 июня 1872 года — дочь
Мария. Жизнь подходит к завершению:

120
На императорской службе. История карьеры
Дни сочтены, утрат не перечесть,
Живая жизнь уж позади,
Передового нет, и я, как есть,
На роковой стою очереди.
Из этих злоключений Тютчев уже не выйдет. «Низенький,
худенький старичок, с длинными, отставшими от висков, поседелыми
волосами, которые никогда не приглаживались, одетый небрежно,
ни с одной пуговицей, застёгнутой как надо.,. », — таким он
запомнился в последние годы жизни университетскому товарищу, М. П.
Погодину.
Первого января 1873 года у него случился удар, разбил паралич.
Весть о тяжёлой болезни Тютчева облетела весь Петербург. «Ему
положительно лучше, — писал Аксаков одной из дочерей поэта, — он
даже весел, жаждет говорить о политике и общих вопросах и
сыплет остроумными словами. Однако же при том он не вполне
сознает свое положение; ему часто приходит желание встать и пойти
гулять...». Приходили навещать друзья, знакомые. Даже царь изъявил
желание приехать к поэту. Больной узнал о монаршем желании и будто
сказал: «Будет в высшей степени не благородно, если я не умру на
следующий день». Царь отменил визит. Позже, когда Тютчеву стало
немного легче, он ответил стихотворением: «Императору Александру II»
{«Царь благодушный, царь с евангельской душою...»).
Весенние мотивы присутствуют во многих стихотворениях
умирающего поэта, приближение весны создавало подъём его духа. Смертельно
больной он пополнил весенний цикл ещё одним творением:
Благоуханна и светла
Уж с февраля весна в сады вошла -
И вот миндаль мгновенна зацвела,
И белизна всю зелень облила.
Тот же мотив, но с грустью, к тридцать девятому дню рождения
дочери Дарьи (она родилась 12/24 апреля 1834 года):
Ещё цветы я посылаю,
А сам так быстро отцветаю.
Ему всегда не хватало собеседников, он не переставал удивлять
близких людей ясностью сознания даже тогда, когда ему становилось совсем

На императорской службе. История карьеры
121
плохо, он просил, чтобы ему регулярно сообщали политические
новости: «Faites un peu de via autour de moi»*. Вот меркнул день,
земнородных оживленье, земная жизнь погружалась в сны, ночь густела, как хаос
на водах, наступал час всемирного молчания. Поэт ощущал себя частью
мироздания...
Согласно знаку Зодиака Тютчев находился под покровительством
Луны. Ночь — время его творчества. Одним из сложных
философских циклов в его поэзии, которому уделено наибольшее внимание
отечественных и зарубежных литературоведов, является т. н. ночной
цикл, включающий около двух десятков стихотворений. Циклу и его
отдельным стихотворениям посвящены многие научные и
популярные издания, известны десятки отзывов авторитетных аналитических
мнений. Ограничимся только выдержкой из статьи русского философа
Владимира Соловьёва (1895): «Хаос, т. е. само безобразие, есть
необходимый фон всякой земной красоты, и эстетическое значение
таких явлений, как бурное море или ночная гроза, зависит именно
от того, что „под ними хаос шевелится'. В изображении всех этих
явлений природы, где яснее чувствуется её тёмная основа, Тютчев
не имеет себе равных»**. Статья Соловьёва послужила импульсом, с
которого в XX веке началось возрождение имени Фёдора Ивановича
Тютчева в русской литературе. Его творчеству грозило погружение в
безвестность.
В апреле 1873 года умирающий Тютчев мысленно возвращается в
годы своей молодости и создаёт последнее произведение, завершавшее
ночной цикл, «Бессонницу (ночной момент)». Большинство
стихотворений цикла оставили здесь свой след. На краю небытия его сердце «о
жизни и любви отчаянно взывает»:
...Но тщетно плачется и молится оно:
Все вкруг него и пусто и темно!
Час и другой все длится жалкий стон,
Но наконец, слабея, утихает он.
...Телега жизни Фёдора Ивановича подъезжала к своему ночлегу.
С античных времён известна философская притча о человеке,
который гнал телегу, запряженную конями, именуемых День и Ночь. Он
* «Сделайте так, чтобы я немного почувствовал жизнь вокруг себя», фр.
** Соловьев В. С. Поэзия Ф. И. Тютчева / «Вестник Европы». 1895, № 4.
С. 735-752.

122
На императорской службе. История карьеры
>ка у животных достаёт сил. Они обес-
т, и жизнь седока обрывается. Та же
а в стихотворении Пушкина («Телега
1823):
Катит по-прежнему телега;
Под вечер мы привыкли к ней
И, дремля, едем до ночлега -
А время гонит лошадей.
Пушкинскую тему продолжил Яков Полонский («В телеге жизни»,
1877): «...Но хоть кричи, бранись и плач — / Они бегут по тьме
ночной...».
Спустя почти сто лет в русской поэзии появились «Кони
привередливые» Владимира Высоцкого (1972), влекущие галопом сани к
последнему приюту: «Чуть помедленнее кони! В гости к Богу не
бывает опозданий...».
Иван Аксаков вспоминал кончину поэта: «Ранним утром 15 июля
1873 года лицо его внезапно приняло какое-то особенное выражение
торжественности и ужаса, глаза широко раскрылись, как бы
вперились вдаль, — он не мог даже ни шевельнуться, ни вымолвить слова,
— он, казалось, весь уже умер, но жизнь витала во взоре и на челе».
Едва заметно двигались его губы, умирающий кому-то что-то отвечал.
Эрнестина услышала непонятное слово Kohelet и тихо произнесла:
«Теодор уходит к Проповеднику». Кончина Фёдора Ивановича произошла
в царскосельском доме Иванова на улице Малой.
Свидетелем смерти Тютчева был Иван Сергеевич Аксаков: «Никогда
его лицо так не светилось мыслью, как в этот миг... Через полчаса
вдруг все померкло и его не стало... Он просиял и погас». Цитируя
последнюю строку шедевра «Как над горячею золой...», Аксаков заменил
сослагательное наклонение на совершившееся изъявительное...
Скорбное известие сообщала в этот день Эрнестина брату, Карлу
Пфеффелю, в Мюнхен: «Мой муж скончался сегодня утром после
24-часовой агонии четырёх недель жестоких страданий. В течение
этого месяца он дважды причащался, а позавчера его соборовали.
Да будет мир его бедной душе, которая с таким трудом оторвалась
от своей телесной оболочки. Сейчас я здесь одна...».
Тютчев был поощрён Божьим Милосердием — его жизнь
завершилась на руках главной женщины его судьбы. Это была последняя их
разлука, 17 апреля 1894 года они вновь встретятся, но в ином мире...
гонит, по
силивакг
метафор*
жизни»,
Колесница жизни
Платона

На императорской службе. История карьеры 123
Восемнадцатого/30 июля состоялись похороны поэта на
Новодевичьем кладбище в Петербурге. Здесь уже упокоились Дмитрий и Мария,
его дети, рождённые в Мюнхене. Тут же со временем найдут упокоение
все члены его семьи. «Милый, умный, как день, умный, Фёдор
Иванович. Прости-прощай», — писал с тоской И. С. Тургенев. Фет страдал
по утере друга: «Мир праху твоему, великий поэт! Тень твоя может
утешиться! Недаром ты так ревниво таил свой пламень, ты
навсегда останешься любимцем избранных. Толпа никогда не будет в
силах понять тебя!»*.
Закрылся занавес земного бытия Фёдора Ивановича Тютчева. Поэт
предстал у врат в иной мир: «Я знаю твои деяния, — донеслось к нему,
— ты небезгрешен, — это был голос Предвечного. — Но, когда ты
слышал Меня, то создавал высокую поэзию, твой слог был
неотличим от Моего. Выстраивало вдохновенье полёты мысли в
стройность слога. Кто знал, чьё это творение — Поэта или Бога? Твоё
слово останется в памяти живущих. Ступай в Бессмертие». Такова
была Его воля.
В фабуле трёхактной пьесы Драматурга Всего Сущего под названием
«Книга бытия Фёдора Тютчева» развитие судьбы главного персонажа
отображено в логике тройственного платоновского ритма. Скромного
юношу из орловской глубинки Создатель определил на роль
великого Поэта. Именно в этом образе он вошёл в историю культуры России.
Иные его деяния, вне названного назначения, были эпизодичными и
существенного следа не оставили. Все три акта пьесы, как водится в
канонах Театра Жизни, были противополагаемого содержания. Антитеза,
столь часто применяемая поэтом фигура противопоставлений, получила
рельефное воплощение в его участи.
На веку главного персонажа были и светлая радость любви, и
горечь потерь, и унижения от злодеяний вельмож. Борьба со
злодейством согнула поэта, отравила его существование, сократила дни
жизни... Карл Пфеффель писал: «Родись и живи он во Франции, он,
без сомнения, оставил бы после себя монументальные труды,
которые увековечили бы его память. Родившись и живя в России,
имея перед собой в качестве единственной аудитории общество,
отличающееся скорее любопытством, нежели образованностью,
он бросал на ветер светской беседы сокровища остроумия и
мудрости, которые забывались, не успевая распространиться»
[Восп293].
* Фет А. А. «Мои воспоминания». (1890).

124
На императорской службе. История карьеры
Умер поэт-мыслитель, поэт-философ, великий провидец, тонкий
лирик, восторженный поклонник религии Горация — великолепия
природы и женской красоты. Его жизнь была гимном триаде: Любовь, Поэзия,
Отечество.
Vixit — завершённое бытие, след, оставленный в памяти живущих.
Тютчев был посланником античной культуры в современной
цивилизации, проводником немецкой поэзии — в русской литературе. В его
творчестве нет разнообразия поэтических жанров, им обойдены большие
формы, эпические произведения, поэмы, романы в стихах. Он не писал
рассказы, басни, сказки, но в его лирике объединилось редкое сочетание
гармонии слова и уникального интеллекта. Его философские
стихотворения пронизаны и глубокомыслием, и созвучием слова, и строем стиха.
К Тютчеву влечёт соединение глубины и афористичности мысли,
которая всегда предельно спрессована. Раздумья, обгоняя слова,
размещались не вширь горизонтального многословия, а укладывались вглубь, по
вертикали. Видимая вершина словесного айсберга не давала
представления о полноте идеи, в нём сокрытой: «Мысль изреченная есть ложь».
Его поэзия всегда многоэтажна, в ней есть и второе дно, и третье и эти
донья не сразу очевидны. Для более полного их понимания необходимо
изучение обстоятельств их создания. В устной речи Тютчев предельно
краток, «мечет словами» (М. Погодин). Поразительно разнообразие
его лирических тем. Трудно обозначить предпочтения поэта. Наряду с
жемчужинами любовной поэзии, в которой он также оставался
мыслителем, им созданы прекрасные мудрые стихотворные произведения о
природе и бытие.
Ещё в отроческие годы юным Фёдором был расшифрован способ
построения изречений библейского Проповедника, воспроизводящий
тройственные ритмы, имитирующие вечные циклы природы. Позже,
уже в Мюнхене, на основе правил Екклесиаста Тютчевым создавались
шедевры: «Сижу задумчив и один... », «Silentium!» и др. Открытый им
библейский алгоритм до сих пор остаётся малоизученной частью
творчества поэта и Проповедника.
Большинство стихотворений мюнхенского периода построена
Тютчевым на основе тройственных ритмов Платона: «Олегов щит», «О, вещая
душа моя... » и мн. др. Эта часть его поэзии также пока ещё остаётся
недостаточно исследованной.
Творчество Тютчева входит в программы обучения средних и высших
учебных заведений многих стран, ему посвящены тысячи публикаций и
научных исследований. В 1920 году в селе Мураново (Подмосковье)
усилиями потомков Тютчева был открыт музей-усадьба «Мураново» имени

На императорской службе. История карьеры
125
Ф. И. Тютчева. Усадьба ранее принадлежала младшему сыну поэта,
И. Ф. Тютчеву (1846-1909). Открытие музея предотвратило
разграбление усадьбы в хаосе того времени.
В 1986 году в селе Овстуг (Брянщина) благодаря инициативе
местного учителя В. Д. Гамолина (1930-2003), поддержанной сельской и
областной администрациями, был открыт литературно-мемориальный
музей-усадьба Тютчева.
Двухсотлетнюю годовщину рождения поэта в 2003 году
торжественно отмечала вся современная цивилизация. В Москве возле дома, где
прошли отроческие годы Тютчева, установили бюст поэта. На
центральной площади Брянска открыли памятник, в Овстуге — освятили вновь
отстроенную Успенскую церковь, разрушенную во время войны. Фёдор
Иванович был когда-то председателем её попечительского совета. Более
десятка документальных лент о жизни Тютчева были созданы
российскими студиями, четыре фильма — в Баварии!
Большим событием в культурной жизни Мюнхена стало сооружение
памятника поэту в полный рост (скульптор Андрей Ковальчук, Москва).
Его установили в одном из старинных парков центральной части
города, Парке поэтов (прежнее название Finanzgarten), рядом с памятником
музе Генриха Гейне, друга Тютчева. Открытие состоялось 11 декабря
2003 года. Этим событием Германия подтвердила себя второй родиной
русского поэта, признала его творчество — мостом дружбы между
немецким и русским народами.
Тютчев прошёл последний земной лабиринт и ушёл в вечность,
дыхание которой всегда ощущал. Он, молча, слушает эпоху:
Хотел бы я, чтобы в своей могиле,
Как нынче на своей кушетке я лежал.
Века бы за веками проходили,
И я бы вас всю вечность слушал и молчал...
Время земной жизни поэта длилось 25072 дня. Судьба, задуманная
античными мойрами, сложная, противоречивая, неуёмная, словно
болид, запущенный из пращи, ярким светилом пронеслась по небосводу
культуры России.
* * *
Через 108 лет после кончины Тютчева, 3 октября 1981 года, в
просторах Вселенной астроном Крымской астрофизической обсер-

126
На императорской службе. История карьеры
ватории (КрАО), Людмила Карачкина, обнаружила малую
планету, которую зарегистрировала под номером 9927 и нарекла именем
Tyutchev...*
«Vous, dont on voit briller, dans les nuits azurées...»
(1850):
Слава вам, звёзды! Ваше сияние всегда священно!
Слава вам, вы сохраняетесь вечно нетленными!
Телесная оболочка тленна, душа поэта бессмертна... Утратили власть
правила бренного бытия, вступили в силу постулаты Абсолюта, законы
Космоса...
Покойной ночи, милый принц, спи сладко!
Пусть ангелы баюкают твой сон**.
* О данном событии, опубликованном в MPC 34632 (Minor Planet Center),
автору настоящего труда сообщили британские коллеги: д-р Рональд Лэйн Ronald
Lane и Джон Дьюи John Dewey. Подробные разъяснения получены
непосредственно из КрАО: «Уважаемый Аркадий Полонский....Действительно астероид
9927 несёт имя Tyutchev. Открыт 03.10.1981 в КрАО Людмилой Георгиевной
Карачкиной. Орбита (9927) Tyutchev: перигелий..., афелий..., эксцентриситет....
Период вращения астероида вокруг Солнца — 3,3 года, диаметр — 12,9 км.
С. н. с. КраО Василий Румянцев. 29.07.2009».
** В. Шекспир. «Гамлет», слова Горацио в финальной сцене (пер. А. Радлова).

На императорской службе. История карьеры
127

Обозначение
Т1
AI
Cl
Т2
А2
С2
ТЗ
A3
сз
A4
Стадии
тройственных ритмов
Тезис 1-й триады
Антитезис
1-й триады
Синтез 1-й триады
Тезис 2-й триады
Антитезис
2-й триады
Синтез 2-й триады
Тезис 3-й триады
Антитезис
3-й триады
Синтез 3-й триады
Антитезис 4-й триады
№№
дуг
I
II
III
IV
V
VI
VII
VIII
Годы жизни
1803-1813
1813-1819
1819-1822
1822-1837
1837-1839
1839-1844
1844-1873
1873-...
Местопребывание
поэта
Овстуг, Москва
Москва,
учёба у Раича
Москва, учёба
в университете,
переезд в Мюнхен
Служба в Мюнхене,
переезд в Турин
Служба в Турине,
переезд в Мюнхен
Жизнь в Мюнхене,
переезд в Петербург
Служба в Петербурге
Бессмертие
Тройственные временные ритмы в судьбе Ф. И. Тютчева.
Интерпретация жизни поэта в виде спиральной модели (по В. В. Набокову).
Спираль содержит три триады, охватывающие годы жизни
1803-1922,1822-1839,1839-1873:
синтез 1-й триады совпадает с тезисом 2-й, синтез 2-й — с тезисом 3-й,
синтез 3-й с тезисом виртуальной 4-й.
Антитезис 4-й триады (дуга VIII) — бессмертие после жизни...

С. Ε. РАИЧ -
ВОСПИТАТЕЛЬ ПЛЕЯДЫ
МОСКОВСКИХ ПОЭТОВ.
ДОН-КИХОТ ИЗ РАЙ-ВЫСОКОГО
Учитель! Я привел к Тебе сына моего...
9 Map. 17.
Каждому юному человеку, входящему в
жизнь, необходим учитель. Учителю известен
вкус плодов Древа познания добра и зла и
Древа Жизни. Он уже усвоил знания и
понятия предыдущих поколений, познал новые
представления о мире, и он готов передать
запас сведений следующему поколению. * Этот
процесс задуман природой и его протекание
свойственно не только человеку, но и всем
высшим существам, даже птицам (см. работы
Конрада Лоренца). Хищные животные учат
детёнышей охоте, их возможные жертвы
получают наставления по спасению.
Учитель создаёт основу знаний о мире,
формирует духовность учеников. По Аристотелю
родители дарят только жизнь, учителя — добрую жизнь. «Кто умеет
лучше всех выносить блага и бедствия этой жизни, тот и воспитан
лучше всех», — Ж.-Ж. Руссо.
Учителем Сократа был Анаксагор. Сократ учил Платона, Платон
Аристотеля, Аристотель — Александра Македонского. В Севской
православной семинарии, что на Орловщине, преподавали учения великих
греческих философов. Выпускник названного заведения Семён
Егорович Раич ( 1792-1855) стал учителем Фёдора Тютчева и его троих двою-
С. Е. Раич.
1792-1855
* В комедии Д. И. Фонвизина «Недоросль» персонажи в стиле жанра
обсуждают наследование опыта мастерства из прошлого в настоящее: «Г-жа Простако-
ва портному-самоучке Тришке: Ища он же и спорит. Портной учился у другого,
другой у третьего, да первоет портной у кого же учился? Говори, скот. Тришка:
Да первоет портной, может быть, шил хуже и моего».

С. Ε. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов 129
родных братьев, позже Михаила Лермонтова и многих других молодых
людей. В современных энциклопедиях находим отдельные сведения о
роли Раича в истории российской литературы, о гранях его
поэтического и переводческого творчества, воспитательской, преподавательской и
издательской деятельностях. Нередки и воспоминания в мемуарных
публикациях о его личной жизни, отношениях с Пушкиным. В настоящей
статье кратко излагается жизненный путь этого без сомнения
интересного человека, безоглядно вступившего в юные годы на неизведанную
стезю литературной нивы. Литературой XIX столетия и последующего
времени недооценен вклад в русскую словесность скромного педагога,
не снискавшего громкой славы на избранных поприщах, но мечтавшего
об опоэзивании родной речи.
«Маленький мальгик,
нагни улыбаться, мать узнавая...»
Семён Егорович Раич родился 15 сентября 1792 года в небольшом
селе Рай-Высокое Кромского уезда (ныне Троснянского района)
Орловской губернии в многодетной семье приходского священника местной
Покровской церкви о. Егора (Георгия) Никитича Амфитеатрова и его
жены Анастасии. (Село сохранилось и поныне, но в названии утрачено
первое слово «Рай». )
«Нас, детей, было у него девять человек, кроме троих, умерших в
младенчестве; пятеро сыновей все до одного с честью кончили
полный курс наук в Семинарии; я из них был последний», вспоминал
Семён Егорович в 1854 году. [Раи]
Амфитеатровы дали многих известных священнослужителей и
православных писателей, внесших большой вклад в укрепление духовности
Росси. Старший сын о. Егора, Феодор (1779-1857), в ноябре 1798 года
принял монашеский постриг под именем Филарета, епископ
Православной Российской Церкви, с 18 апреля 1837 года митрополит Киевский и Га-
лицкий, член Святейшего Правительствующего Синода (1836-1842 гг.),
член Российской академии (1837), месточтимый святой Русской
Православной Церкви, в 2005 году внесен в российский месяцеслов под
именем Феодосия.
Другой потомок, правнук о. Егора, Амфитеатров Валентин
Николаевич (1836-1908), служил в начале 60-х гг протоиереем Архангельского
Собора Московского Кремля, 23 сентября 1862 года венчал Льва
Николаевича Толстого и Софью Андреевну Берс.

130 С. Ε. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов
Потомками Амфитеатровых были также деятели театра,
изобретатели, адвокаты. Один из них, П. А. Александров (1838-1893), получил
известность в качестве защитника Веры Засулич. Боковые ветви
Амфитеатровых — Скаткины, Строевы.
Первые годы жизни воспитанием Семёна занималась мать. Природа
одарила её талантами, которым будет суждено раскрыться в её потомках.
Будущий литератор наследовал внешнее сходство с ней и многие черты
характера: мягкость, доброту, трудолюбие, настойчивость. «Начатками
учения, — отмечал впоследствии Семён Егорович, — обязан я матери
моей, женщине необыкновенно кроткой и образованной, по
тогдашнему времени, выше своего состояния: ей знакома была грамота». В
семь лет он остался сиротой. В 1802 году его определили на учёбу в Сев-
скую духовную семинарию, где преподавал старший брат Феодор.
Семинария располагалась в болотистой местности, и у мальчика
случались приступы лихорадки, доводившие часто юного семинариста до
изнеможения. Причину нездоровья подростка брат видел в его
увлечении стихотворством, и запретил ему эти занятия. Феодор был
примером для младших Амфитеатровых, и семья надеялась, что способный
Семён пойдёт по его стопам, но обстоятельства жизни распорядились
иначе. В 1802 году, брат, уже в сане игумена, был назначения ректором
семинарии. Он начал хлопоты о переводе семинарии в Орел, куда она со
временем переехала. В 1804 году Филарет (Фёдор) был возведён в сан
архимандрита и направлен из Орловской епархии в отдалённую Уфу.
Мальчик остался без его надёжной опоры.
Большую роль в пробуждении любви к литературе и в развитии
у молодого семинариста чувства эстетического сыграли педагоги
Я. К. Сильвестров и И. М. Фавицкий*, «преподаватели в классах
пиитики и риторики... Они ознакомили нас с Цицероном, Овидием,
Горацием, Вергилием». Под их благотворным влиянием юноша увлёкся
поэзией и античной культурой. Им овладевало восторженное
чувство при чтении <<Буколик» Вергилия (70-19 гг. до н. э.), пер. С. Шер-
винского, (экл. IV, ст. 62-64):
Маленький мальчик, начни улыбаться, мать узнавая,
Много страдала она, нося тебя долго под сердцем. <...>
Так улыбнись ей скорей! Кто не знал родителей смеха.
Пиром бог того не почтит, ни ложем богиня.
* Я. К. Сильвестров, учитель Высшей риторики, немецкого языка и
экспериментальной физики. И. М. Фавицкий, впоследствии наставник П. К.
Александрова, побочного сына Великого Князя Константина Павловича.

С. Ε. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов 131
Впечатлительного мальчика душили слёзы. Образ матери глубоко
запал в его сердце. Ему, страдающему сироте, так недоставало её ласки.
Страдания очищали душу, возвышали и укрепляли дух. Тема страданий
красной нитью пройдёт через творчество будущего поэта. В другом
месте персонаж Вергилия, Дамет, восклицает (Экл. X, ст. 69):
Всё побеждает любовь, и мы любви покоримся.
Такие слова подросток часто слышал от матери. Вергилия она не
читала... Семёна влекла магия слова. Он чувствовал его живую душу.
Новое видение изменило мироощущение ученика семинарии. Мальчик
начал писать стихи. Советы и похвала учителей воодушевляли
Семёна. Они поощряли его первые поэтические опыты. Это были чаще всего
стихотворные подражания современным классицистам, Ив. Ив.
Дмитриеву* и др. Первые сочинения юный Семён подписывал псевдонимом
Раич, т. е. житель села Рай-Высокое. Под таким вымышленным именем,
которое со временем станет настоящей фамилией, он войдёт в историю
русской литературы.
Всё свободное время Семён отдавал стихотворчеству, к которому
почувствовал неистребимую тягу. В преклонном возрасте Раич
вспоминал: «Бывало, только что все в доме уснут, я зажгу свечу, напишу
десятка два стихов, раза два прочту их, вздохну:
И чад моей мечты дрожащею рукою
На жертву принесу не Музам, а Вулкану... ».
Культ бога Вулкана в древнеримской мифологии сопровождался
человеческими жертвоприношениями...
Любовь к поэтическому слову стало его судьбой. «Мои помыслы
стремились в тёмную, неразгаданную даль,..». Он поставил себе
целью понять античную эпоху и современный мир через словесную
образность, стремился стать активным участником живого литературного
процесса. Вскоре Раич понял, что оказался перед серьёзной
альтернативой: либо после окончания семинарии он должен продолжить династию
духовных пастырей, как на это надеялись его родные, либо дерзнуть и
отдаться во власть страстного желания, захватившего всё его существо.
У него сложилась внутренняя убеждённость, что дорогой его жизни
должен быть путь в литературе. Молодой семинарист из затерянного в
орловской глубинке села твёрдо решил не расставаться с поэтическим
* Дмитриев, Иван Иванович (1760-1837) — русский поэт, баснописец,
государственный деятель; представитель сентиментализма.

132 СЕ. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов
творчеством и связать своё будущее не со священнической стезёй, а с
получением словесного образования.
В осуществлении чудной мечты юноша проявил удивительную
целеустремлённость. У него были смутные представления, как претворить
ирреальность в действительность. Все поступки он совершал, не получая
советов от старшего брата. У Семёна, вероятно, были некоторые
основания предполагать, что принадлежность к духовному сословию может
стать помехой для претворения его амбициозных планов. Семинарский
диплом, как и гимназический, разрешал поступление в высшее учебное
заведение. Формально в университет могли поступать лица из любых
групп населения (за исключением крепостных крестьян)*. Правда, для
выходцев из духовного сословия существовала специальная система
высшего обучения. В начале XIX века духовные лица чрезвычайно
редко стремились к высшему светскому образованию. «Боже мой, сколько
надобно было твёрдой надежды на Промысел Небесный для того,
чтобы решиться на этот переход!».
Спуск вниз, гтобы подняться вверх.
«Перекати-поле...»
В сознании многих людей не укладывалось желание сына
священника, одного из лучших выпускников семинарии, покинуть духовное
сословие. «Какой бы Вы были со временем архиерей! Какие бы Вы
писали проповеди», — сокрушенно говорил ему новый ректор семинарии.
Ректор предрекал Семёну большое будущее: архиерей — лицо,
имеющее третью, высшую степень священства. Но молодой поэт уже ощущал
себя в светлой вышине. Он отверг сословную традицию и взлетел,
подобно Икару, бросившему вызов земному притяжению. «По окончании
полного курса наук в Семинарии решился я оставить духовное
звание по многим причинам; важнейшие из них две: 1) я считал себя
неспособным исполнять священную обязанность служителя Божия,
2) любознательность, тёмное предчувствие чего-то, ожидавшего
меня впереди, непоколебимое желание удовлетворить требованиям
духа, наперекор всем препятствиям, влекли меня в Москву, в
Университет». В 1828 году он напишет «Поэту»: «...ты, полный Феба, /
Летаешь в светлой вышине...». Юноша испытывал подъём душевных
сил, которые поднимали его над повседневностью и выводили в новый
* В России со второй половины XVIII века население страны делилось на пять
сословий: дворянство, духовенство, крестьянство, купечество, мещанство.

С. Ε. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов 133
мир. Искра высокой поэзии воспламеняла душу семинариста, творила
подлинное чудо. Мечта об изменении судьбы и получении
литературного образования стала его Idee fix.
Чтобы оставить духовное сословие и перейти в сословие низшее,
мещанское, требовался весомый довод, и семинарист назвал главной
причиной своего необычного желания частые болезненные страдания от
лихорадки. Это было правдой. Ему предписывалось пройти медицинское
освидетельствование в Орловской Медицинской Управе. Штаб-лекарь
Суходольский, прежде преподававший в семинарии медицину и
лечивший Семёна от лихорадки, счёл просьбу худощавого маленького
человека некрепкой стати уважительной и после осмотра и выслушивания
объявил Семёна, не погрешив против совести, «неспособным по
болезни к духовному званию».
Переход в мещанство по собственной охоте было для Семёна
Егоровича самым главным, самым ответственным решением, изменившим
кардинально его участь и определившим стратегию всей его будущей
жизни. Второго столь серьёзного распутья ни волей случая, ни по
собственной инициативе судьба ему больше не преподнесёт. В накатанной
колее нормального течения его бытия им вдруг был сделан резкий
поворот в сторону ухабистого просёлка в угоду «непреоборимого желания
удовлетворить требованиям духа наперекор всем препятствиям».
У Раича будут трудные минуты, будут минуты сомнения и даже
безысходности: «Благоразумно ли, или не благоразумно поступил я, не
знаю», — писал он в «Автобиографии» незадолго до кончины, но
обратного хода сделано им не будет, и о своём отчаянном поступке он никогда
не пожалеет. Он ещё не знал, как долго и тяжело ему предстоит
сражаться за претворение своих грёз.
Семён Егорович вступил в жизнь, которую не знал совершенно. Ради
миража он лишился постоянного материального содержания и обрёк
себя на скудное существование. В новом сословии он получил право на
низший гражданский чин — коллежский регистратор.
Покидая отчий дом, Раич уповал только на Божью помощь, ибо не
имел чётких представлений, каким образом он будет осуществлять
движение к поставленной цели. Он ничего не просил у отца, да и тому-
то дать было нечего, «кроме маленького кипарисного образа, как
залога своего родительского благословления». Надежда была на
эфемерный счастливый случай. Юноша жил впроголодь, замерзал, но
продолжал писать стихи и мечтать о Московском университете.
Первым трудовым занятием Раича было служение в канцелярии Рузского
земского суда.

134 С. Ε. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов
Бывший семинарист, ведя аскетический образ жизни, излагал
нравственные принципы своего самовоспитания: «... никакие
обольстительные виды — ни корысть, ни служба с чинами, почестями и надеждой
на обеспечение состояния не могли отвлечь меня от Поэзии....знаю
только, что Поэзия, вместе с любовью к наукам, спасла меня от
многих преткновений и на жизненном пути много, много
отрадного навевала на мою душу». Приемлемый выход из своего бедственного
положения Раичу представлялся в обучении детей из семей
состоятельных родителей. Дальнейшие события показали, что этот план, как идея
выживания, оправдался полностью. Ограждая подростков от вредных
влияний за стенами дома, родители отодвигали время вступления
родных чад во взрослое бытие, нередко тем самым, задерживая
становление волевых черт характера юношей. (Названное обстоятельство
окажет влияние и на личность Ф. И. Тютчева. ) Приглашали учителей по
рекомендации родственников или знакомых, иногда — из-за границы*.
Кроме поэзии и античной истории, Раича увлекала сама педагогика
процесса обучения других людей. Он чувствовал глубокое удовлетворение,
ощущая перетекание знаний, уподобленных некоему теплороду, от него
к воспитанникам. В семинарии учили основам педагогики,
рассказывали об идеях Яна Каменского, К. Гельвеция, И. Песталоцци. В
обучении он видел свою просветительскую миссию. Ещё в Рай-Высоком, до
поступления в семинарию, ему довелось безвозмездно выучить
грамоте одного ровесника, и он очень тогда гордился своим первым учебно-
воспитательным успехом. Два последних года обучения в семинарии
Раич исполнял «должность над семьюдесятью учениками из
малолетнего возраста, рассеянными по квартирам, и пользуясь за то квартирой и
столом». Положительным примером педагогической деятельности были
его семинарские преподаватели.
Вскоре произошёл тот ожидаемый случай, на который надеялся
Семён Егорович: его, новоиспечённого чиновника XIV класса,
приняла в качестве домашнего учителя к своему сыну орловская помещица
А. Н. Надоржинская**, кстати, родственница Тютчевых. Усердие
молодого воспитателя, его педагогические приёмы, багаж знаний,
усвоенный её сыном, произвели хорошее впечатление на Анастасию
Николаевну, «женщину высокого ума и редкой доброты, понимавшую и до
самой смерти своей поддерживавшей меня во мнении своих родных».
* «Кирила Петрович выписал из Москвы для своего маленького Саши француза-
учителя...». (А. С. Пушкин. «Дубровский»).
** Надоржинская А. Н. (1769-1830) — тётка Ф. И. Тютчева.

С. Ε. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов 135
Она осталась довольна Раичем и через полгода рекомендовала Семёна
Егоровича своей сестре, Η. Н. Шереметевой, также родственнице
Тютчевых. С сыном Шереметевой, Алексеем*, Раич будет заниматься три
года и тоже с самым благоприятным отзывом. (Во время войны 1812
года учитель попытается вступить в ополчение, но благородный порыв
немощного патриота был отвергнут, и он «к несказанной радости
Наполеона» вместе с Шереметьевыми выехал из города. )
Воспитатель и угитель Фёдора Тютгева
В конце 1813 года, уже заслуживший престиж опытного
домашнего учителя, 21-летний Раич был приглашён в семью Тютчевых. На него
возлагалась подготовка к поступлению в университет младшего сына,
10-летнего Фёдора. В последствии станет ясно, что данное приглашение
станет той большой удачей, ради которой он затеял свои незрелые,
возможно, опрометчивые действия. Этот дом станет пристанищем Раича в
течение семи лет. Позже объектом обучения Семёна Егоровича будет
третий московский родственникТютчевых, Андрей Муравьёв**. Не имея
ни кола, ни двора, Раич жил в семьях своих воспитанников, горестно
называя себя перекати-поле («Перекати-поле», не позднее 1825):
Тяжело быть сиротой!
Горько жить в чужбине!
Ах, что станется с тобой,
Перекати-поле?
Увлечённость молодого учителя поэзией заражала юную душу
благодарного ученика. Судьбоносное влияние педагогов Сильвестрова и
Фавицкого продолжалось через Раича и далее на его учеников. Доброе
деяние семинарских учителей не пропадало втуне.
Воспитатель и его милый воспитанник, несмотря на различия их
социального положения и условий предшествующей жизни, были во
многом людьми близких психологических типов. Восприимчивость Фёдора
* Шереметев Алексей Васильевич, (1800-1857) — адресат стихотворения
«Послание к А. В. Шереметеву» («Насилу добрый гений твой... »). Его сестра,
Анастасия (1807-1846), — жена декабриста И. Д. Якушкина (1793/94-1857).
** Андрей Николаевич Муравьёв, (1806-1874), будущий поэт, богослов,
церковный историк, духовный писатель, адресат стихотворений Тютчева «Нет веры
к вымыслам чудесным...» и «Там, где на высоте обрыва...». Умер в Киеве,
похоронен в церкви Андрея Первозванного.

136 С. Ε. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов
радовала Семёна Егоровича, мальчика приятно было учить: он любил
учиться. Такие отношения всегда радуют воспитателя.
Раичу импонировал одарённый питомец: «...Провидению угодно
было вверить моему руководству Ф. И. Тютчева, вступившего в
десятый год жизни. Необыкновенные дарования и страсть к
просвещению милого воспитанника изумляли и утешали меня; года
через три он уже был не учеником, а товарищем моим, — так быстро
развивался его любознательный и восприимчивый ум!». Провидению
было угодно пересечение линий жизни учителя и ученика. Ведь в дом к
Тютчевым мог прийти и не Раич, а Семёну Егоровичу могли преподавать
другие, не столь талантливые педагоги...
Раич со своей обязанностью справился блестяще, он стал для
Тютчева и воспитателем, и старшим товарищем, и кладезем знаний,
формировавших мировоззрение подростка. Он рассказывал любознательному
мальчику об основах духовности древних греков и римлян, античной
философии, литературе, мифологии. Учитель объяснял, как через миф
отображалось религиозное и мистическое сознание древнего общества.
В мифах постулировалось сочетание бытия и небытия, порядка и хаоса.
Характеры персонажей мифологических сюжетов были вполне
человечны: боги любили, ревновали, изменяли. Философия «жизни» богов была
естественна, соответствовала земному пониманию.
Воспитатель развивал воображение подростка, учил его общению с
природой, познанию её мудрости, осмыслению прекрасного. Отменный
знаток русской, итальянской и античной словесности, Раич познакомил
ученика с лучшими её образцами, преподал общие сведения о поэтике,
теории стихосложения, истории литературы. Учитель приучал Фёдора к
углублённому пониманию чтения, к художественным переводам
первоисточников, рассказывал о той поре в истории человеческой
цивилизации, когда формировались основополагающие знания об окружающем
мире. Значительное внимание в беседах учителя с учеником уделялось
изучению литературных приёмов, применяемых в античной литературе и
Библии. Обращалось внимание на представление античных философов о
движении, времени, вечности. По рекомендации Раича Тютчев читал в
оригинале «Федра» Платона, «Физику» Аристотеля, «О государстве»
Цицерона. Учитель последовательно формировал поэтическую судьбу ученика. Во
вкладе Тютчевым в русскую поэзию есть немалая толика труда Раича. Как
свидетельствовал И. С. Аксаков, он «был человек в высшей степени
оригинальный, бескорыстный, чистый, вечно пребывавший в мире
идиллических мечтаний... соединявший солидность ученого с каким-то
девственным поэтическим пылом и младенческим незлобием». [Акс]

С. Ε. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов 137
Слушатель московского университета
Через некоторое время Раич, наконец, приблизился к претворению
грёз об университетском образовании: с согласия Тютчевых он с осени
1815 года временно, на полгода, приостановил занятия с Фёдором и,
«наняв за 4 рубля ассигнациями в месяц квартиру», поступил слушателем
в университет. Невероятный сценарий его жизни из категории утопии
перешёл в категорию реальности. Раич подлинно управлял своей
судьбой. Какую силу воли надо было проявить молодому человеку в
служении своей фантасмагорической мечте!
Весной 1816 года «я держал и выдержал экзамен на степень
кандидата по Юридическому факультету», писал Раич.
Фёдор в пору прерванных занятий с Семёном Егоровичем брал уроки
французского языка у известного переводчика П. Динокура.
Французский станет его вторым языком общения, а за границей — даже первым.
Он будет рабочим языком на дипломатической службе и языком бесед в
дворянских гостиных, на французском будет вестись переписка с
родными, друзьями, сослуживцами, любимыми женщинами... Острые
публицистические статьи и полтора десятка стихотворений Тютчев напишет
на французском языке.
Как-то Динокур, который был также и знатоком латыни, в
присутствии Раича, Тютчева, А. Ф. Мерзлякова, П. А. Новикова («ныне Его
Превосходительство не пишущее, но подписывающее»)
пренебрежительно высказался о русском языке. Дескать, недостаточно в нём
дидактических форм для перевода поэм Вергилия и Горация. Только,
мол, французский язык более всего подходит для переводов с
латинского. Раич возмутился: «Я заступился за честь родины и её слова и,
вместо бесплодного словопрения, принялся за дело, за перевод Вер-
гилиевых „Георгик"....Около года никому не показывал я опытов
моих в переводах, кроме Ф. И. Тютчева, вкусу которого я вполне
доверял». Раич признавал, что воспитанник настолько овладел
латынью и древнегреческим, что он, Раич, мог вполне полагаться на его
советы. Со своей стороны Тютчев считал Раича лучшим знатоком
латинской поэзии. В 1822 году Погодин* записывал в дневнике: «Тютчев
* Погодин Михаил Петрович (1800-1875), русский историк, коллекционер
(в т. ч. зазеркальных историй), писатель, публицист. Закончил Московскую
гимназию (1818) и филологическое отделение Императорского Московского
университета (1821). Учился вместе с Ф. И. Тютчевым. Профессор истории
Московского университета (1826-1844). Многие стихотворения С. Е. Раича
были опубликованы в изданиях Погодина.

138 С. Ε. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов
<... > говорит, что Раич переведет лучше Мерзлякова Виргилиевы
эклоги».
Воспитательная миссия Раича приблизилась к завершению.
Тысяча восемьсот девятнадцатый год знаменуется поступлением
Тютчева в Московский университет. 4 ноября он приступил к слушанию лекций
по классу проф. М. Т. Каченовского: «Теория изящных искусств и
археология». Вместе с ним начал слушать эти лекции и кандидат С. Е. Раич.
Благодаря Раичу созрела и получила мощный импульс
переводческая увлечённость Тютчева, прослеживаемая на протяжении всей
творческой жизни поэта.
11 июня 1822 года Тютчев уезжал в Мюнхен, ученик и учитель
надолго расставались. Семён Егорович получил на память стихотворение:
«На камень жизни роковой... », в котором кратко поэтически изложена
его творческая биография: «И в мире сем — как в царстве снов / Поэт
живет, мечтая — <...>/ Ум скор и сметлив, верен глаз, /
Воображенье — быстро... ». Впрочем, их связи не прерывались.
Магистр словесных наук
Фёдор Иванович не воспользовался правом на продолжение учёбы
в университете, тридцатилетний учитель от него не отказался. И вот,
наконец, долготерпение Раича было вознаграждено. Вопреки неверию
родственников и друзей в его силы, бывший семинарист воплотил в
действительность свою сказочную мечту, к осуществлению которой он
с таким необыкновенным упорством стремился: 24 октября 1822 года
Семён Егорович успешно защитил диссертацию на соискание
степени Магистра Словесных Наук. Тема научной работы: «Рассуждение
о дидактической поэзии», — своеобразный ответ Динокуру. В печати
«Рассуждение» появилось годом ранее в качестве предисловия к его
переводу поэмы Вергилия «Георгики», гекзаметры латинского
оригинала передавались рифменным пятистопным ямбом. В «Георгиках»
прославлялась патриархальная сельская жизнь, раскрывалась поэтичность
деревенского труда. Древнеримский земледелец под пером переводчика
напоминал российского крестьянина.
Сын бедного сельского священника из Рай-Высокого благодаря
невероятным усилиям характера стал магистром словесности. «Я с
содроганием вспоминаю о тех мытарствах, через которые суждено было
мне пройти от Севска до Рузы, где был я... канцеляристом Земского
суда, — от Рузы до Москвы и до университета, до кандидатства!»,
— вспоминал Семён Егорович свою суровую молодость.

С. Ε. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов
139
Перевод из Вергилия вызвал интерес среди московских
литераторов. Семён Егорович был польщён лестным вниманием, проявленным к
его труду известным поэтом Ив. Ив. Дмитриевым: «...по-моему, Семён
Егорович лучшую избрал для себя дорогу: по крайней мере, имя его
останется в Истории Русской Литературы». Раич навсегда сохранил
уважение к этому «просвещенному ценителю дарований,
наделенному от природы тонким вкусом, истинному жрецу всего высокого
и прекрасного» (1822). Дмитриев обратился к Президенту академии
А. С. Шишкову* с просьбой о присуждении автору перевода «Георгик»
академической награды. Ходатайство было удовлетворено: Семёна
Егоровича наградили серебряной медалью. Это был триумф! Писатель
А. А. Бестужев (будущий декабрист), характеризовал переводы Раича:
«Вергилиевые „Георгики» достойны венка хвалы за близость к
оригиналу и за верный звонкий язык...». Один из выводов раичевой
диссертации о полезном назначении поэзии прозвучал в стихотворении
Тютчева «К оде Пушкина на вольность»:
Воспой и силой сладкогласья
Разнежь, растрогай, преврати
Друзей холодных самовластья
В друзей добра и красоты!
Раич, тонко чувствовавший латинский язык, ратовал за
использование некоторых особенностей его синтаксиса в русской поэзии. (То есть
учитель Тютчева признавал справедливость отдельных упрёков Диноку-
ра. ) Вспоминая об учителе, Андрей Муравьёв писал о его стремлении
усовершенствовать слог своих воспитанников, вводя в поэзию
латинские и итальянские синтаксические обороты**. Увлечение Семёна
Егоровича приводило к курьёзным последствиям, впрочем, его не
удручавшим. Итальянизм Раича, ставший с легкой руки И. В. Киреевского его
основной литературной характеристикой, был некоей стилистической
и эстетической системой в области поэтического языка, которую
можно определить как своеобразный неопетраркизм***. Осенью 1825 года
Раич сообщал Д. П. Ознобишину о желательности переводов из Арио-
* Шишков Александр Семёнович (1754-1841) — русский писатель и
известный государственный деятель, министр народного просвещения, президент
Российской академии.
** Муравьев А. И. Знакомство с русскими поэтами / Киев. 1871. С. 5.
*** Киселев-Сергенин В. С. С. Е. Раич. В кн: Поэты 1820-1830-х гг. Л. , 1972.
Т. 2. С. 5.

140
С. Ε. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов
сто, что помогло бы ввести в русскую поэзию «неисчерпаемый запас
новых пиитических выражений, оборотов, слов, картин; тогда бы
все для нас — на нашем богатом языке — опоэзилось. <... > Чтобы
дополнить это опоэзение нашего языка надобно перенести к нам
поэзию Востока. Этот благороднейший, прекраснейший труд
принадлежит вам, любезный друг, конечно, вам, по крайней мере,
значительною частию»*.
Пропагандируя итальянизм, Раич искренне пытался опоэзить
родной язык, дополняя его «неисчерпаемым запасом новых пиитических
выражений, оборотов, слов, картин, присущих поэзии Востока».
Он даже в любви объяснялся в согласии с латинским синтаксисом.
В 1826 году Семён Егорович написал озорное эротическое стихотворение
«К Лиде. Подражание К. Галлу». Автором античной поэмы о Лиде, в
основу которой положен мифологический сюжет, считается древнегреческий
поэт Антимах (род. ок. 444 до н. э. ). В римской поэзии творцом элегии о
любвеобильной Лиде признаётся К. Галл (друг Вергилия). Обращаясь к
деве по имени Лида, Раич придерживается латинского ритма:
<...> Млеть пред тобою - двух жизней мне мало...
Дева восторгов, сними покрывало.
<...> С длинных ресниц не спустил бы очей:
Лида, сними покрывало скорей!
<...> Дымка слетела, и груди перловы
Вскрылись, и вскрыли элизий мне новый.
<...> Сладко... дыхание нарда и роз
В воздухе тонком от них разлилось.
Тихий их трепет, роскошные волны
Жизнью несметной небесною полны
Лида, о Лида, набрось поскорей
Дымку на перлы живые грудей:
В них неземное биенье, движенье,
С них, утомленный, я пью истощенье.
Лида, накинь покрывало на грудь,
Дай мне от роскоши нег отдохнуть.
Для поэта Раича, никогда не знавшего материального достатка,
роскошь, — обозначение не богатства, а высшей степени красоты, в этом
* Васильев М. Из переписки литераторов 20-30 гг. XIX века: (Д. П.
Ознобишин. — С. Е. Раич. — Э. П. Перцов). — Изв. О-ва археологии, истории и
этнографии при Казан, ун-те, 1929. Т. 34. Вып. 3-4, С. 175.

С. Ε. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов
141
смысле им часто употребляем эпитет роскошный: роскошные волны,
роскошь нее («К Лиде», 1826), к песне роскошной («Соловей», 1826),
роскошно солнце заходило («Вечер», 1829). Красота вещественна, она
обоняема, ощущаема на вкус: «Сладко... дыхание нарда и роз... ». Нард
— та же роза, но покрытая бугорками на тонком стебле, красивый белый
цветок с разливающимся тонким ароматом, усиливающимся к ночи.
«Раич — любопытная фигура в тогдашнем лирическом
разброде», — писал Ю. Н. Тынянов*.
Литературная жизнь в александровской России 10-20-х гг. после
избавления от павловского режима находилась в состоянии либеральной
эйфории, напоминала перенасыщенный соляной раствор, в котором,
словно центры кристаллизации, возникали общества, объединявшие
литературных единомышленников. Так в 1811 году организовалось
«Общество любителей российской словесности при Московском
университете». Его основателями были профессора А. А. Прокопович-Антонский,
М. Т. Каченовский, А. Ф. Мерзляков и др. И Тютчев, и Раич станут
членами Общества. Двадцать второго февраля 1818 года на его собрании
заслушивалось «...подражание Горацию г-на Тютчева». В 1828 году в
«Трудах Общества любителей российской словесности при имп. Моск.
ун-те» были опубликованы стихотворения Раича «Жаворонок» и «Поэт» * *.
Общество из чисто просветительского постепенно реформировалось в
литературно-научное и оказалось самым долгоживущим (с перерывом в
1837-1858), оно прекратило своё существование только в 1930 году. Но в
1992 году Общество вновь возобновило свою деятельность.
В подражание московскому обществу в том же 1811 году в
Петербурге образовался литературный клуб «Беседа любителей русского слова».
В его главе стояли Г. Р. Державин и А. С. Шишков. Основной целью
клуба было противостояние реформе языка и новым литературным
направлениям. К этому клубу принадлежали так же С. А. Ширинский-
Шихматов, А. С. Хвостов, А. А. Шаховской и другие. «Беседа любителей
русского слова» развалилась в 1816 году.
В 1815-1818 гг. составился литературный кружок «Арзамас», в
котором собрались либерально настроенные сторонники нового карам-
зинского направления в литературе: В. А. Жуковский, К. Н. Батюшков,
В. Л. Пушкин, П. А. Вяземский, А. С. Пушкин и др. Вяземский так
характеризовал кружок: «Это было новое скрепление литературных
* Тынянов Ю. Н. Вопрос о Тютчеве / Поэтика. История литературы и кино. М.,
1977. С. 38-51.
** Поэты 1820-1830-х годов. / Л., 1972. Т. 2. С. 26.

142 СЕ. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов
и дружеских связей, уже существовавших прежде между
приятелями. Далее это была школа взаимного литературного обучения,
литературного товарищества. А главное, заседания «Арзамаса»
были сборным местом, куда люди разных возрастов, иногда даже и
разных воззрений и мнений по другим посторонним вопросам,
сходились потолковать о литературе, сообщить друг другу свои труды
и опыты и остроумно повеселиться и подурачиться». «Арзамас»
полемизировал с «Беседой».
Было ещё «Вольное общество учреждения училищ по методе
взаимного обучения». Одним из его руководителей был будущий декабрист,
князь Сергей Трубецкой. В этих и других литературных объединениях
развивалось общественное сознание дворянской и разночинной
молодой российской интеллигенции.
«Кружок Раига»
и другие общества любителей литературы
Раич не был в стороне от литературных течений.
Ещё в 1815 году Семён Егорович оказался в кругу интеллектуальной
молодёжи. Его знакомыми были способные молодые люди, которым в
будущем предстоит стать литераторами, чиновниками,
государственными деятелями. Он чувствовал себя ровней с ними, его
провинциализм ни чем себя не обнаруживал, а степень образованности была не
слабей гимназической подготовки его новых товарищей. Раич проявил
себя активным литературным диспутантом, человеком, не лишённым
поэтического дара. Студенческая молодёжь охотно приняла новичка в
свою среду. Когда возникла идея создания общества, высмеивающего
недостатки некоторых профессоров, то Раич, наделённый недюжинным
чувством юмора, безоговорочно стал его членом. Так было учреждено
«Общество громкого смеха». Председателем избрали М. А. Дмитриева
(племянника поэта Ив. Ив. Дмитриева), секретарем — А. Д.
Курбатова. Члены общества писали сатирические и шутливые произведения,
в которых высмеивались университетские профессора, граф Хвостов,
М. Г. Гаврилов (адресат поэмы Философова «Гаврилиада») и другие.
При написании «Автобиографии» (1854) Семён Егорович вспоминал:
«В 1823 году под моим председательством составилось маленькое,
скромное литературное общество... Члены этого общества были:
М. А. Дмитриев, <... > Ф. И. Тютчев, <... > и некоторые другие...
Здесь читались и обсуждались по законам эстетики, которая была
в ходу, сочинения членов и переводы с греческого, латинского, пер-

С. Ε. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов 143
сидского, арабского, английского, итальянского, немецкого и редко
французского языка»,
Семён Егорович запамятовал: если скромное литературное
общество состоялось в 1823 году, то Тютчев не мог быть в его составе, т. к.
годом ранее он убыл на службу в Мюнхен, либо Общество состоялось не
в 1823 году, а в 1822, т. е. до отъезда Тютчева.
Речь идёт об организации «Общества молодых любителей
литературы» при Московском университетском пансионе, получившего
лаконичное название «Кружок Раича». О его литературных интересах читаем
в записной книжке Раича: «... 3. Обществом перевести классических
историков, мне — историю Флоренции Макиавелли. 4. Поручить
NN сделать литературное описание достопримечательностей
Москвы.... 6. Обществом составить: 1. Антологию русскую, 2.
Избранные места из греческих и римских писателей в стихах и прозе с
русским переводом по образцу Мэе'/'я»*.
Некоторых членов «Кружка» интересовали также философия,
история. Раич не соглашался, чтобы Общество утрачивало литературную
устремленность. В 1823 году В. Ф. Одоевский организовал другое, более
узкое, «Общество любомудров», изучавшее романтическую философию и
эстетику с позиции натурфилософских идей Шеллинга. Носителями этих
идей были преподаватели Московского университетского пансиона
профессора М. Г. Павлов и Д. М. Велланский. На квартире Одоевского
собирались А. И. Кошелев, Д. В. Веневитинов, братья П. В. и И. В. Киреевские,
В. К. Кюхельбекер. Посещали заседания А. С. Хомяков, М. П. Погодин,
В. Г. Белинский.
Четырнадцатого декабря 1825 года, узнав о восстании декабристов,
Одоевский собрал своих друзей и объявил о роспуске «Общества
любомудров». К этому времени «Кружок Раича» уже прекратил своё
существование. Многие члены литературных объединений находились в
дружеских и родственных отношениях с членами тайных Южного и Северного
обществ и, естественно, попали под подозрение следственной комиссии
Татищева. Полностью она именовалась: «Комиссия для изысканий о
злоумышленных обществах». Это было верное направление изыскания
крамолы. Правительство опасалось, что университетские общества могли быть
рассадниками духа якобинства. Из показаний декабристов И. Г. Бурцева
и Η. М. Муравьёва следовало, что Раич якобы состоял членом «Союза
благоденствия», существовавшем в 1818-1821 гг. т. е. до выступления де-
* Королёва Н. В. Тютчев и Пушкин / В кн. : Пушкин. Исследования и
материалы. Т. 4. М.-Л. 1962. С. 195.

144
С. Ε. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов
кабристов*. Семён Егорович угодил в число подозреваемых. В реальности
он был далёк от настоящей политической деятельности, хотя и должной
лояльности к сложившимся социальным условиям не проявлял.
Никто из арестованных или свидетелей по делу от 14 декабря ввиду
отсутствия любых подтверждений противоправной деятельности Раича
ничего предосудительного о нём сообщить не мог. Для Комиссии была
очевидной невиновность Семёна Егоровича. Высочайше было повелено
причастность С. Е. Раича к заговору «оставить без внимания», [ГАРФ,
ф.48,оп. 1, д. 28,243]
С апреля 1825 по август 1826 года Семёна Егоровича в Москве не
было (по предложению генерал-интенданта Г. Н. Рахманова он
занимался словесностью с его племянником, проживавшим на Украине). К тому
времени комиссия Татищева уже потеряла к Раичу интерес. Магистр
словесности к декабристам причислен не был, хотя ярлык
неблагонадёжности вполне мог бы заполучить.
«Что за жизнь? Ни на миг я не знаю покою...»
Раич находил некоторое сходство своего нелегкого существования с
образом жизни неаполитанского поэта и живописца Сальватора Розы**,
* «Союз благоденствия» был образован в январе 1818 года. Целью «Союза»
провозглашалось нравственное (христианское) воспитание и просвещение
народа, помощь правительству в благих начинаниях и смягчение участи
крепостных. «Союз» стремился к широкому распространению либеральных и
гуманистических идей. О существовании этой организации было достаточно
широко известно, в т. ч. и императору Александру. В январе 1821 года в Москве
был созван съезд «Союза», на котором было принято решение о самороспуске.
В мае 1821 года император Александр, выслушав доклад командира
гвардейского корпуса, генерал-адъютанта Васильчикова, сказал ему: «Любезный Ва-
сильчиков! Вы, который служите мне с самого начала моего царствования, вы
знаете, что я разделял и поощрял все эти мечты и эти заблуждения, не мне
подобает быть строгим». 1 августа 1822 последовало высочайшее повеление
о закрытии масонских лож и других тайных обществ, под какими бы
наименованиями они ни существовали. Все военные и гражданские служащие дали
подписку о непринадлежности их к тайным обществам.
** Роза Сальваторе (1615-1673), неаполитанский живописец, актер, литератор,
представитель предромантических веяний в искусстве барокко. Является
автором нескольких больших сатир: «Поэзия», «Музыка», «Война», «Живопись»,
«Зависть», «Ведьма», «Вавилония», созданных в период с 1639 по 1654. Он
весьма далек от принятых академических норм. Предполагается его участие в
Неаполитанском восстании Мазаньелло (1620-1647). Грубость и резкость он
предпочитает изнеженности, льстивой покорности; пылкость, горячность и буйный
задор — аристократическому жеманству. С. Роза выступает против искусства,

С. Ε. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов 145
жившего в XVII веке, его творчество было известно в России. После
декабрьских событий 1825 года прославление имени С. Розы приобретало
характер некоего общественного протеста. Бунтарь-правдоискатель,
защитник бедноты, участник восстания 1647 года в Неаполе, предвестник
романтизма, художник, оказавший влияние на европейское искусство,
С. Роза вызывал симпатии в русской литературной среде. Ему посвятил
стихотворение Д. П. Ознобишин, о нём писал Достоевский.
Неаполитанец, предшественник Гарибальди, обращался к согражданам:
Оставьте мифы у моих ворот,
Пусть стоны воплотит поэта лира
Вдовиц несчастных, нищих и сирот.
Скажите смело о страданьях мира.
С. Раич (как и С. Роза) имел много возможностей испытать на себе
бездушный аристократизм. Выражением недовольства сродни
декабристскому стало его стихотворение «Жалобы Сальватора Розы»*.
Первая и последняя строфы написаны тяжёлым четырёхстопным
анапестом, напоминающим ритмику итальянской поэзии. Поэт осуждает
надменность и холодность вельмож. Художник, несущий в себе священный
огонь, презрен и унижен высшим светом. Описывая жизнь С. Розы, Раич
имел в виду и себя (не позднее 1831):
Что за жизнь? Ни на миг я не знаю покою
И не ведаю, где приклонить мне главу.
Знать, забыла судьба, что я в мире живу
И что плотью, как все, облечён я земною.
Я родился на свет, чтоб терзаться, страдать,
И трудиться весь век, и награды не ждать
За труды и за скорбь от людей и от неба,
по дням проводить... без насущного хлеба.
... Тютчев и Раич переписывались, хорошо были осведомлены о
творчестве друг друга, «...ежели вы настаиваете на печатании,— писал
Тютчев И. Гагарину 7/19 июля 1836 года в ответ на его просьбу
прислать стихи для публикации в «Современнике»,— обратитесь
оторвавшегося от правды и истины. Эту правду он понимает как отражение в
искусстве народной жизни, истинных, а не мнимых потребностей людей. Личность
и искусство неаполитанского мастера влияли на европейскую культуру.
* Телескоп, 1831, № 13, с. 51. Ср. : Поэты 1820-1830-х годов, т. 2, с. 7.

146 СЕ. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов
к Раичу, проживающему в Москве; пусть он передаст вам все, что
я когда-то отсылал ему». [Тют1984. ] Сопроводительные тютчевские
письма к Семёну Егоровичу, к сожалению, остались неизвестными. В
творчестве Тютчева и Раича нередки параллели, реминисценции,
цитирования, заимствования образов, приёмов.
Одним из первых материальных приобретений Егора Семёновича
была эолова арфа, самозвучащий музыкальный инструмент,
распространённый в древней Греции. «Не много нужно было ему, <Раичу>,
— писал М. А. Дмитриев, — при его умеренных желаниях, хотя он
жил и не без нужды. Единственное излишество, которое он себе
позволил в своем приюте, — это установленная на окне Эолова
арфа, к унылым звукам которой любил он прислушиваться, когда
в отворенное окно играл на ней ветер». {Дмитриев, М.
Воспоминание о С. Е. Раиче / «Московские ведомости», 24 нояб. 1855, с. 577.
) Её вибрирующие звуки слышал и Тютчев, они пробуждали смутное
волнение в его душе. Позже, пребывая уже в Мюнхене, молодой
атташе будет часто вспоминать беззаботное ушедшее время и чарующий
лёгкий звон раичевой воздушной арфы. В 1825 году будет рождено
стихотворение «Проблеск»:
Слыхал ли в сумраке глубоком
Воздушной арфы легкий звон,
Когда полуночь, ненароком,
Дремавших струн встревожит сон?..
Когда-то Раич живописно рассказывал впечатлительному
подростку Феде Тютчеву о поре своего учения в семинарии: «Я помню и как
теперь вижу тот высокий, таинственный дуб, который часто в
летнее время приковывал к себе моё внимание, мои думы;
одинокий, сиротливый он стоял на холме, среди открытого поля, далеко,
далеко, за рекой... Не собирались ли некогда под священной тенью
этого дуба скальды со своими золотыми арфами и сладкогласными
песнями, если только скальды когда-нибудь навещали Скифию и
разнеживали песнями её сердце». Скальды и их арфы оживут в 1834 году в
тютчевском стихотворении «Арфа скальда», непосредственным поводом
для создания которого послужил концерт в Мюнхене «Норвежские
напевы» композитора Бернхарда Ромберга (1767-1841):
О арфа скальда! Долго ты спала
В тени, в пыли забытого угла

С. Ε. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов 147
Мотивы поэзии Тютгева
в творгестве Раига
В 1836 году в «Современнике» было опубликовано
стихотворение Тютчева (ему 33) «Я помню время золотое... », — грустный стих-
воспоминание об ушедших чувствах, лирический гимн быстротечности
счастья и бытия. За исключением помню, все глаголы прошедшего
времени. В творчестве Тютчева это произведение открыло тему мемуаров
о любви (посвящено Амалии Крюденер):
Я помню время золотое,
Я помню сердцу милый край.
<... >И солнце медлило прощаясь
С холмом, и замком, и тобой.
Поэтический мир Раича был иным. Не позднее 1849 года Семён
Егорович (ему 57) опубликовал произведение «Арета», историю
превращения эпикурейца-язычника в аскета-христианина. Поэму Раич писал
долго, не менее десятилетия. Тема поэмы — преследования христиан
в эпоху императорского Рима. Здесь просматриваются аналогии с
русской жизнью 20-30-х годов и страданиями декабристов, с осознанием
собственной причастности к их кругу.
В поэме немало отступлений, не связанных с основной сюжетной
линией. В одном из них часто повторена строка «Я помню золотые годы...
». Рефрен заимствован из стихотворения «Leonore» итальянского поэта
Торквато Тассо (1544-1595). Метафору золотое время многократно в
вариациях находим в поэзии Джакомо Леопарди (1798-1837), также
поклонника Т. Тассо. Творчество обоих итальянцев Раич знал хорошо.
По совету учителя знал их поэзию и Тютчев*. В тютчевской элегии
«Я помню время золотое...» звучит лёгкая печаль об уходящем
времени, у Раича — пессимистический настрой, восходящий к трагической
безысходности, поэт немощен, здоровье уходит... :
* Профессор Болонского университета Piero Cazzoli, исследуя
итальянские следы в русской поэзии, установил аллюзии поэзии Данте Алигьери
(1265-1321) в русской любовной лирике. Метафоры типа «огонь любви», «огонь
желаний» в творчестве Пушкина, Лермонтова, Тютчева, по мнению Cazzoli,
заимствованы из «Божественной комедии». (Cazzol, Piero. Viaggiatori russo a
Torino nell'ottocento /ISBN 88-395-8520-6 («Путешествия русских в Турин в
девятнадцатом веке»).

148
С. Ε. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов
Я помню золотые годы, <... >
Тогда я счастьем был богат, -
Его Виргилий и Торкват
Мне напевали, навевали...
Но эти годы миновали, <... >
И вот теперь у них на тризне,
Ненужный гражданин отчизны,
С охолодевшею мечтой
Сижу безродным сиротой.
И Тютчев, и Раич не обошли вниманием тему личности поэта. У
Тютчева поэт уподоблен жаворонку, оба являются вещателями времени, на
Руси маленькую певунью так и называли вещевременником. Мир
жаворонка — мир ясного утра. Гибкий, резвый голосок птички вещал людям
о наступлении нового дня. Жаворонок и поэт, оба умолкают в мглистом
и ненастном застое. В стихотворении время действия — настоящее.
Надвигается поздний, мертвый час. Душа замерла в ожидании
худшего. Это не время песнопенья. Неожиданно здесь, в мире мёртвого
времени, раздался звучно-ясный глас жаворонка. Он слышался, как смех
безумья {«Вечер мглистый и ненастный... », 1836):
Гибкий, резвый, звучно-ясный,
В этот мертвый, поздний час,
Как безумья смех ужасный,
Он всю душу мне потряс!..
Творить надо не в мёртвый час, а в живом времени утра! В
стихотворении восприятие двухцветного мироздания усилено вводом антонимов:
мглистый — ясный, ненастный — прекрасный, мертвый — звучный. В
восьми его строках на двадцать пять знаменательных слов «солирует»
всего один глагол, завершающий текст эмфазой: «потряс!..».
Произведение «Вечер мглистый... », — образец высокой поэзии,
вошло в классику русской поэтики. Оно написано четырёхстопным
хореем. В стихотворении для усиления смыслового акцента отдельных
слов дважды использован приём древнегреческого стихосложения:
замена хорея другой стопой. В первой строке хорей заменён стопой с
двумя краткими слогами «и не», акцентировано слово «ненастным»,
в последней строке — стопой из двух долгих слогов, акцентировано
слово «всю».
Несколько позже тютчевского (но не позднее 1838 года), Раичем так-

С. Ε. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов
149
же был написан «Жаворонок», и также четырёхстопным хореем. Образ
поэта воплощён в птичке, которой нет нужды знать, что творится на
земли. Поэт-жаворонок, по мысли Раича, живёт в собственном мире,
мире вечной весны. Семистрофное произведение Раича само по себе
звучит беззаботной жизнерадостной песней жаворонка:
Светит солнце, воздух тонок,
Разыгралася весна,
Вьётся в небе жаворонок -
Грудь восторгами полна!
Житель мира - мира чуждый,
Затерявшийся вдали, -
Он забыл, ему нет нужды,
Что творится на земли. <... >
Не поэта ль дух высокий,
Разорвавший с миром связь,
В край небес спешит далёкий,
В жаворонке возродясь?
Жаворонок беззаботный,
Как поэт, всегда поёт
И с земли, как дух бесплотный,
К небу правит свой полёт.
Поэзия рождается воодушевлённая целомудренными помыслами «в
высших, более чистых слоях воздуха — в эфире». Вдохновение —
чувство божественное, поэт должен писать о высоком, а не о бренном,
земном. Раич — поклонник Аполлона («Поэту», 1828):
Поэт! Когда ты, полный Феба,
Летаешь в светлой вышине,
Не торопися из-под неба
К надольной темной стороне.
У Тютчева также поэзия имеет божественное происхождение
(ср. у Пушкина: «Веленью Божьему, о Муза, будь послушна...»,
«Памятник»), но её назначение — не отрываться от земли, а примирять
земные бунтующие страсти («Поэзия» 1850):

150 СЕ. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов
В стихийном, пламенном раздоре,
Она с небес слетает к нам -
Небесная к земным сынам,
С лазурной ясностью во взоре -
И на бунтующее море
Льет примирительный елей.
Встрега с Пушкиным
Ещё в июле-августе 1823 года Раич, во время пребывания в Одессе,
встречался с Пушкиным, куда тот был выслан после скандальных
политических стихотворений «Вольность» и «К Чаадаеву». О чём беседовали
поэты? О жизни, о поэзии, читали свои стихи. Семён Егорович
рассказывал о поре своего учительства, о воспитанниках. Вероятной темой
бесед были обсуждения тем, близкие обоим поэтам: поэтические
возможности родного языка. Их позиции не совпадали. Раич высказывался
за опоэзивание русского языка грамматическими формами
древнегреческого и латинского языков. Точка зрения Пушкина была более близка
к позиции Динокура, сообщённой Александром Сергеевичем через два
года, 13 июля 1825 года, в письме из Михайловского Вяземскому: «Ты
хорошо сделал, что заступился явно за галлицизмы. Когда-нибудь
должно же вслух сказать, что русский метафизический язык
находится у нас еще в диком состоянии. Дай бог ему когда-нибудь
образоваться наподобие французского (ясного точного языка прозы, то
есть языка мыслей) ». Дискуссий не могло не быть: оба принадлежали к
разным литературным направлениям. Раич был последователем
классицизма Ив. Ив. Дмитриева, романтизма К. Н. Батюшкова*. Пушкин хотя
и не был поклонником названных поэтов, но в целом уважительно к ним
относился. «Благосклонный ваш отзыв о „Современнике" ободряет
меня на поприще, для меня новом. Постараюсь и впредь оправдать
ваше доброе мнение», — писал Пушкин Дмитриеву 14 июня 1836 года.
В 1839 году Раич вспоминал: «Я познакомился с Пушкиным в то
время, когда он жил в Одессе; там читал он мне только что
сбежавшую с пера «Песнь о вещем Олеге» и отрывки из «Евгения Онегина».
Тогда он был в апогее своей славы и поэзии. Как он был предан ей!
Как иногда боялся измены ее!». Симпатии Семёна Егоровича были на
стороне раннего Пушкина, Пушкина «Руслана и Людмилы», «Цыган».
* Батюшков Константин Николаевич (1787-1855) — русский поэт, соединял
литературные открытия классицизма и сентиментализма, являлся одним из
родоначальников современной русской поэзии.

С. Ε. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов 151
По мнению Раича, ранний Пушкин принадлежал к школе пюризма,
которую псевдолитераторы называли старою школою.
О встрече с Раичем Пушкин упомянул в письме брату Льву от 25
августа 1823 года: «... я не желал бы ее <поэму «Бахчисарайский фонтан»>
напечатать, потому что многие места относятся к одной
женщине, в которую я был очень долго и очень глупо влюблен, и что роль
Петрарки мне не по нутру. Туманский* принял это за сердечную
доверенность и посвящает меня в Шаликовы** — помогите! — Здесь
еще Раич. Знаешь ли ты его? <...> Жить пером мне невозможно при
нынешней цензуре; ремеслу же столярному я не обучался; в учителя
не могу идти; хоть я знаю закон божий и 4 первые правила — но
служу и не по своей воле — ив отставку идти невозможно».
К середине 1823 года Пушкин уже читал и опубликованную
магистерскую диссертацию Раича, и свежий альманах «Новые Аониды»
(в 1796, 1797, 1799 издавал Η. М. Карамзин), с которого началась
издательская деятельность Семёна Егоровича. В «Новых Аонидах» были
напечатаны стихи издателя, а также тютчевский перевод из Ламартина
«Одиночество».
Во время августовской встречи Раича и Пушкина собеседники
оставались в рамках корректности. Душевная близость или дружеские
чувства между поэтами не возникли. Холодное отношение к Раичу косвенно
подтверждает резкая реплика: «в учителя не могу идти; хоть я знаю
закон божий и 4 первые правила <арифметики>».
В цитированном письме упоминается поэт и издатель Шаликов,
литературные поделки которого Пушкин воспринимал крайне отрицательно
ещё с лицейских времён***. Знал бы Раич, с кем его ассоциировал
Пушкин, ему было бы двойне обидно, т. к. у него также о Шаликове
сложилось негативное мнение. Впрочем, добрые слова о Раиче мэтром русской
поэзии никогда сказаны не будут. Уж очень разными были личностные
качества обоих поэтов. Подвижническую деятельность Семёна
Егоровича Пушкин оценить не успел.
* Туманский Василий Иванович, (1800-1860) — поэт, одесский приятель
Пушкина, служил в канцелярии М. С. Воронцова.
** Шаликов Пётр Иванович, (1767 или 1768-1852) — князь, писатель,
журналист, стихотворец. Сентиментальные стихи князя служили образцом
слащавости.
*** 27 марта 1816 года Пушкин писал Вяземскому: «Простите, князь — <вы>
гроза всех князей стихотворцев на <букву> Ш». Князья-стихотворцы —
осмеянные Вяземским князья А. А. Шаховской, С. А. Ширинский-Шихматов и
П. И. Шаликов.

152 СЕ. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов
В неопубликованной рецензии Пушкина «Об альманахе
„Северная лира"» (издаваемом Раичем в 1827 году совместно с Д. П.
Ознобишиным), автор отзыва благосклонно высказывается о поэзии
А. Н. Муравьёва (ученике Раича) и уничижительно — о статье
самого издателя: «Долго г-н Р. не знал, почему „у нашего холмогорца
такая свежесть, такая сладость в стихах, не говорю уже о силе,
которою, без сомнения, обязан он древним; но, перечитавши все,
написанное им, я нашел, что он умел и счастливо умел перенести в
свои творения много, очень много итальянского и даже некоторые
так называемые concetti <блестящие обороты мысли (итал.)>".
Сомнительно».
Успешный опыт альманаха «Новые Аониды» побудил Раича к
попытке издания в 1824 году регулярно выходящего журнала. Вяземским ему
даже была обещана поддержка. Но что-то не сложилось. Почему-то
Вяземский начал издавать журнал («Московский телеграф») не с Раичем,
а Н. Полевым. С 1829 года Раич в связи с вступлением в брак, в
надежде укрепления свого материального положения, начал издавать журнал
«Галатея», который (с перерывом в 1830-39 гг. ) будет печататься до
1840 года: «В 1829 и 1830 годах издавал я журнал, не по призванию, а
по обстоятельствам, извиняющим моё временное отступничество
от принятого мною правила подвизаться на поприще Словесности
бескорыстно... В первый год подписка на него принесла мне жатву,
достаточную для достижения предположенной мною цели».
Журнал получил признание, на него подписывались даже на окраинах
империи*. Семён Егорович мог гордиться, что в его изданиях впервые были
напечатаны произведения Лермонтова, Пушкина, около двух десятков
стихотворений Ф. И. Тютчева. В «Галатее» выражалось восторженное
отношение к поэзии В. А. Жуковского, Ф. Н. Глинки, С. П. Шевырева,
Д. П. Ознобишина. Издатель в своих суждениях придерживался
романтического направления.
О творчестве Пушкина Раич отзывался критически, замечая, что
«содержание почти во всех произведениях г. Пушкина не богато»**.
Пушкин отвечал Раичу в том же духе. В 1830 году он обсуждал с
П. А. Вяземским идею организации собственных литературных изданий
* По воспоминаниям русско-украинского писателя Е. П. Гребёнки,
воспитанники Нежинской гимназии высших наук в складчину выписывали из Москвы
журнал «Галатея». С Гребёнкой вместе учился будущий поэт Н. В. Кукольник,
а несколькими годами ранее — Н. В. Гоголь.
** «Галатея», 1830, К 14, с. 124-126. Журнал «Галатея» Раич издавал в 1829—
1830, 1839-1840 гг.

С. Ε. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов 153
и выразил опасение, что их печатные органы могут оказаться похожими
на журнал «Галатея» Раича и «Дамский журнал» Шаликова, уделяющие
слишком много места «дамской» теме и рекламе — в ущерб собственно
литературному содержанию. «... чисто литературной газеты у нас
быть не может, должно принять в союзницы или Моду, или
Политику. Соперничествовать с Раичем и Шаликовым как-то совестно»,
— из письма Вяземскому от 2 мая 1830 года. В какой-то мере
недружественные отношения с Раичем проецировались Пушкиным и на его
любимого воспитанника. Терпение Пушкина иссякло, когда в альманахе
«Денница» (1830) была напечатана статья И. В. Киреевского
«Обозрение русской словесности 1829 года», в которой имена Жуковского, друга
Пушкина, и Тютчева стояли в одной шеренге поэтов немецкой школы:
«Любовь к литературе германской, которой мы обязаны
Жуковскому, все более и более распространяясь в нашей словесности,
была весьма заметна и в произведениях прошедшего года. Между
поэтами немецкой школы отличаются имена Шевырева, Хомякова
и Тютчева». В этой же статье Киреевский критично отозвался о
пушкинской «Полтаве», хотя признал зрелость таланта её автора. О Раиче
Киреевский писал, что он поэт итальянской школы, что его поэзии
свойственна «нежность чувства и музыкальность стихов». Статья задела
Пушкина. Ответ последовал в февральском номере «Литературной
газеты»: «Из молодых поэтов немецкой школы г. Киреевский упоминает
о Шевыреве, Хомякове и Тютчеве. Истинный талант двух первых
неоспорим».
Пушкин не успокоился. Последовал выстрел эпиграммой,
великолепным мастером которой он всегда слыл. В апреле 1830 года альманах
«Подснежник» напечатал (в июле «Литературная газета» перепечатала)
пушкинскую эпиграмму «Собрание насекомых», подражание басне
Крылова. В довольно желчных стихах имена пяти литераторов были
заменены звёздочками. Читателям предлагалось самим сделать выбор
адресатов пушкинского недружелюбия. В рукописных вариантах встречались
Глинка, Олин, Рюмин, Тютчев, Раич и др. Самая популярная
расшифровка «Собрания насекомых» принадлежала издателю «Московского
вестника» М. П. Погодину:
Вот Глинка - божия коровка,
Вот Каченовский - злой паук,
Вот и Свиньин - российский жук,
Вот Олин - черная мурашка,
Вот Раич - мелкая букашка.

154
СЕ. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов
Неожиданно пушкинская эпиграмма оказалась небезответной.
Автором элегантного возражения под названием «Букашки» был А. X. Восто-
ков*, поэт, филолог-славист, автор фундаментального «Опыта о русском
стихосложении» (1812), приверженец высоких жанров с их
гражданственной, свободолюбивой патетикой. Александр Христофорович, как и
Раич, был сторонником опоэзения, поборником введения в русский стих
античных поэтических размеров. Многие свои стихотворения он писал
гекзаметром. Ниже полный текст упомянутой эпиграммы Востокова:
Однажды Пушкин -
не со зла,
играючи,
букашкою назвал
Семена Раича,
хотя в черновике
не слишком вдумчиво
сначала он поставил
имя Тютчева.
Стих тютчевский
потом перечитнул
и мягко имя он перечеркнул.
Мы в недостатках Пушкина -
все Пушкины,
но гениальность
все-таки в другом.
Любая живность
на Парнас допущена,
и грех
давить букашек сапогом.
И обожаю я коровку божию,
когда, чтобы добыть
хлебца с высот,
как будто бы в степи
по бездорожию,
по линиям судьбы она ползет.
* Александр Христофорович Востоков (1781-1864), внебрачный сын
остзейского барона X. И. Остен-Сакена, при рождении получил фамилию Остенек,
русский перевод которой стал сначала литературным псевдонимом, а затем
официальной фамилией. [Евт]

С. Ε. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов 155
Угитель Лермонтова
С 1827 по 1830 год Раич преподавал словесность в Московском
Университетском благородном пансионе*. Он был общепризнанным
наставником начинающих поэтов. Семён Егорович писал в «Автобиографии»:
«... под моим руководством вступили на литературное поприще
некоторые из юношей, как-то: г. Лермонтов, Стромилов, Колачев-
ский, Якубович. В. М. Строев. Соображаясь с письменным уставом
В. А. Жуковского, открыл я для воспитанников Благородного
пансиона Общество любителей отечественной словесности; каждую
неделю, по субботам, собирались они в одном из куполов, служивших
моею комнатою и пансионскою библиотекою».
Раич преподал Лермонтову основательные знания по истории
литературы, развил его поэтическую технику. В стенах пансиона были
написаны поэмы «Кавказский пленник», «Корсар» и др. В 1829 году Лермонтов
начал работать над поэмой «Демон». Имя Раича упоминается в
приписке Лермонтова на автографе стихотворения «Русская мелодия»: «Эту
пьесу подавал за свою Раичу Дурное... ». У Лермонтова встречаются
реминисценции из Раича: строки из посвящения к «Демону» (ред. 1829)
«Я буду петь, пока поется... » напоминают третью строфу
«Прощальной песни в кругу друзей» Раича. 16 апреля 1830 года Михаилу
Лермонтову выдали свидетельство «о том, что он в 1828 году, был принят
в пансион, обучался в старшем отделении высшего класса разным
языкам, искусствам и преподаваемым в оном нравственным,
математическим и словесным наукам... с весьма хорошими успехами;
ныне же по прошению его от Пансиона с сим уволен».
* Университетский Благородный пансион при Московском университете был
открыт в 1779 году по инициативе куратора университета M. М. Хераскова.
Правом поступления вначале пользовались дети дворян в возрасте от 9 до
14 лет. В пансионе преподавали университетские профессора. Здесь, как и
в самом университете, проходили торжественные акты и экзамены. В конце
XVIII — начале XIX вв. пансион являлся одним из центров культурной жизни.
В 1801 году в Университетском пансионе братья Андрей и Александр
Тургеневы, А. Ф. Воейков и др. создали «Дружеское литературное общество» в
котором воспитанники издавали рукописные журналы и альманахи, создали театр.
С 1811 года в здании Университетского пансиона проходили заседания
«Общества любителей российской словесности», которые посещали Η. М. Карамзин,
Ив. Ив. Дмитриев, К. Н. Батюшков и другие литераторы. В Университетском
пансионе в разное время обучались А. П. Ермолов А. С. Грибоедов, М. Ю.
Лермонтов, В. Ф. Одоевский, будущие декабристы П. Г. Каховский, В. Ф. Раевский
И. Г. Бурцов, Φ. Ф. Вадковский и др. 29 марта 1830 пансион был преобразован
в 1-ю Дворянскую гимназию, в 1833 — в Дворянский институт.

156 С. Ε. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов
Семён Егорович любил созданную им атмосферу Университетского
пансиона, щедро делился с воспитанниками своими работами, сохранял с ними
тесные дружеские отношения, следил за их поэтическими успехами. В
письмах обсуждались литературные новости и собственные творческие
замыслы. Учитель и ученики обменивались стихотворными посланиями. В этом
эпистолярном общении С. Е. Раич оставался литературным авторитетом.
Сложилась та творческая среда, о которой он когда-то мечтал и ради
которой отказался от родового сословия. Сохранилось письмо Раича к бывшему
пансионеру Н. А. Степанову. На письме есть приписка получателя: «Раич,
профессор словесности, переводчик „Освобожденного Иерусалима"
Тасса и издатель журнала „Галатеи". Он читал лекции в Московском
университетском пансионе, и я был одним из его любимцев» [ИРЛИ]*.
«Ты много потерпел, Готфред...»
В России поэму Торквато Тассо знали в переводах М. Попова (1772)
и К. Батюшкова (1808), но не с итальянского оригинала, а с
французского языка. «Подобно другим поэтам-переводчикам рубежа XVIII
— XIX веков, Батюшков воспроизводил не собственно оригинал, а
комплекс тематически и стилистически связанных с ним текстов,
включая уже существующие переводы», писал литературовед Игорь
Пильщиков**. Раич, превосходно знавший поэму в подлиннике,
считал, что переводы неудовлетворительны и взялся за её переложение на
русский язык непосредственно с оригинального текста. Семён Егорович
трудился долго, семь лет, и завершил работу 25 августа 1828 года.
Новый перевод поэмы Тассо «Освобождённый Иерусалим» был
значительным культурным событием. Правда, Дельвиг о поэме будто высказался
неодобрительно. Притчей во языцех стала чья-то острота, по поводу
какой-то несуразности, якобы присутствующая в поэме. Аноним
каламбурил по поводу персонажа Готфрида Булонского: «Вскипел Бульон,
течет во храм...». Автор выдумки остался неизвестным***, но у Раи-
* Н. А. Степанов проявил свои таланты в жанре остросоциальной карикатуры,
был членом редколлегии журнала «Искра» и членом центрального комитета
общества «Земля и Воля». Торквато Тассо (1544-1595), итальянский поэт эпохи
Возрождения и барокко.
** Пильщиков И. А. Батюшков — переводчик Тассо. К вопросу о роли версий-
посредников при создании переводного текста. Материалы международной
конференции 23-27 июня 1998 г. — М., 2001.
*** О данном каламбуре сообщается в предисловии к книге: Т. Тассо.
Освобожденный Иерусалим. Пер. Ореста Головнина (Романа Брандта). Т. 1. М., 1912

С. Ε. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов
157
ча каламбур анонима вызвал не досаду, а весёлое настроение. С
присущим чувством юмора он написал эпиграмму в поддержку военачальника
крестоносцев:
Ты много потерпел, Готфред,
От варварских народов,
Но более потерпишь бед
От русских переводов.
Большинство читателей работу Раича приняли положительно.
Событие завершения перевода автор отметил стихотворным посвящением в
свою честь. Семён Егорович в Иерусалиме никогда не был, но он столько
души вложил в четырёхтомное издание, что в панегирике ощутим
эффект присутствия автора в Святом городе:
Ерусалим! Ерусалим!
Тобою очарован, -
Семь лет к твоим стенам святым
Я мыслью был прикован; -
Те годы для меня текли,
Лились, как воды Рая...
Их нет!..Но память на земли
Осталась их живая.
В разные годы Раич преподавал в Первой московской гимназии,
Лазаревском институте восточных языков и некоторых других учебных
заведениях. Редакторская деятельность Раича продолжалась до конца его
дней. После журнала «Галатея» он сотрудничал с журналом М. П.
Погодина «Москвитянин» (1841-1855). В 1832-1837 гг. Семён Егорович
трудился над переводом части поэмы Л. Ариосто «Неистовый Роланд».
30-е годы — пик творческой деятельности Семёна Егоровича.
В среде московских литераторов Семен Егорович пользовался
большим авторитетом, его выбрали секретарем «Общества любителей
российской словесности». «Раич — один литератор в Москве, скажу
смело», — писал П. Вяземский. В этом небесспорном утверждении
справедливо главное: Россия приняла в национальную литературную
сокровищницу и переводы Раича, и его лирическую поэзию. Для
стихотворений Раича характерны чистота стиха, напевность и
благозвучие, разнообразие форм, поиски новых ритмических фигур, своеобразие
поэтической инструментовки. Многие из них были положены на музы-

158
СЕ. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов
ку и становились песнями. Наиболее известные стихотворения Раича:
«Перекати-поле», «Грусть на пиру», «Соловью», «Посетитель Черного
моря» — были положены на музыку композиторами А. Варламовым, Н.
Титовым, Ф. Толстым и в XX веке — С. Растроповичем. Особенно
повезло стихотворению «Друзьям» («Не дивитесь, друзья...»). Молодой
Белинский переписал его в особую тетрадь:
Не дивитеся друзья,
Что не раз
Между вас
На пиру весёлом я
Призадумывался.
Вам у жизни пировать,
Для меня
Свету дня
Скоро вовсе не сиять
Жизнью сладостною.
Это лирическое и проникновенное произведение отражало душевное
состояние поэта после событий 14 декабря и последовавшей расправы
над участниками:
Я через жизненну волну
В челноке
Налегке
Одинок плыву в страну
Неразгаданную. <...>
Я плыву и наплыву
Через мглу
На скалу
И сложу мою главу
Неоплаканную...
Произведение «Друзьям» упоминается в романе В. В.
Крестовского «Тьма египетская» (1888) и сатирическом цикле M. Е. Салтыкова-
Щедрина «Помпадуры и помпадурши» (1886). Стихотворение стало
любимой студенческой песней, исполняемой под аккомпанемент гитары, и
по утверждению Н. Гербеля, «облетело всю Россию». Раич, как и
Тютчев, был поэтом весны, поэтом мая (у Тютчева: «Люблю грозу в начале
мая...»):

С. Ε. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов 159
Ароматным утром мая,
О подруге воздыхая,
О любимице своей,
Пел над розой соловей.
Насладися утром мая!
Утро жизни отцветет,
И на сердце грусть падет.
Со временем живительные связи с учениками утрачивались. Раич
горестно вспоминал:
Одних постигла смерть, другие на пути
Земном расстретились со мной и торопливо
Умчалися вперед...
Верность поэзии Семён Егорович пронёс через всю жизнь.
Старость.
«Мегтать — пусть обманет мегта...»
Писатель К. А. Полевой* как-то увиделся с Раичем и поразился его
постаревшему облику: «Маленький ростом, какой-то чернокожий,
тщедушный, почти монах по образу жизни, он любил в стихах
своих выражать наслаждение жизнью...». Какой силой духа держалась
жизнь в этом теле несостоявшегося инока? Душа Семёна Егоровича, как
свечение, исходящее из сущности Творца, не претерпевала возрастных
изменений и всю жизнь оставалась молодой.
В июле 1843 года Тютчев готовился к окончательному возвращению в
Россию. В Москве он случайно повстречал Раича. Они не виделись более
двадцати лет. Тютчев, не замечавший в повседневном течении жизни бега
времени, был поражён изменению внешности своего учителя, которому
было всего 51. «О, что за ужас! Не могу не верить в некое страшное
колдовство, когда вижу эти сморщенные, поблекшие лица, эти
беззубые рты, — писал Фёдор Иванович жене 14 июля 1843 года. — Это
мой учитель русского языка; я расстался с ним двадцать лет тому
* Полевой Ксенофонт Алексеевич (20 июня (1 августа) 1801 — 9 (21) апреля
1867) — русский писатель, литературный критик, журналист, книгоиздатель,
младший брат писателя, критика, историка Н. А. Полевого и писательницы
Е. А. Авдеевой.

160 СЕ. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов
назад, когда он был во цвете лет, а нынче это лишённый почти всех
зубов человечек, со старческой физиономией, представляющей, так
сказать, карикатуру на его прежнее лицо. Я никак не могу
опомниться от этого удара. Излишне говорить, что при каждом таком
потрясении сердце во мне сжимается и устремляется к тебе. Но и ты
постареешь. .. И мне кажется, что без меня ты больше во власти этого
недуга, именуемого временем». [Тютч1984]
Тютчев предлагает жене как бы простой рецепт избегания власти
этого недуга, именуемого временем: стареть надо вместе... Встреча
с Раичем была предупреждающим звонком о приближающейся
старости. Лукавил Фёдор Иванович: у него был ещё один рецепт... В
стремлении обмануть жизнь, Тютчев в 1850 году влюбится в Елену Денисьеву
(1826-1864): последняя любовь будет младше поэта на двадцать три
года. Шагнув в своё полустолетие, он узнает, что знакомые, жалея и
сочувствуя, называют его (как он сам когда-то называл Раича), то тощим
престарелым, жизнью сломленным поэтом (Евдокия Ростопчина), то
божественным старцем, то просто старичком (Эрнестина). В облике
Раича Тютчев увидел свою старость. Иллюзия обмана времени
обернётся горькой расплатой...
Личная жизнь Семёна Егоровича складывалась удачливо. В 1829 году
он женился на 19-летней красавице, Терезе Андреевне Оливье ( 1810—
1847). Она обожала мужа, который был почти вдвое старше её. «Чистая
святая супружеская любовь, чуждая материально-корыстных
видов, всегда представляла моему воображению очаровательную
картину прочного семейного счастья. Решившись вступить в брак
с особой, избранной сердцем, а не расчётом, не слепой корыстью, я
счёл нужным предварительно обзавестись маленьким хозяйством,
потому что ни у меня, ни у суженой моей не было, как говорится, ни
ложки, ни плошки». Раич оказался хозяйственным главой семьи.
«Господь благословил меня женой умной, образованной, просвещенной,
любящей и даровал нам с нею добрых детей на утешение старости
не её, а моей...». От их безоблачного брака родились счастливые дети:
четыре дочери и сын: — Лидия Семёновна Раич, (род. 1833); — Вадим
Семёнович Раич (1836-1907), коллежский асессор (VIII класс),
кандидат историко-филологического факультета Московского университета,
служил в Московском Архиве министерства иностранных дел,
позже — судебным приставом Московского мирового съезда, секретарем
Московской Губернской Земской управы; написал историю земства до
1903 года; — Поликсена Семёновна Раич (род. 1839); — Надежда
Семёновна Строева (1841-1903), была замужем за П. П. Строевым (1828-

С. Ε. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов
161
1920), сыном известного археографа П. М. Строева (1796-1876); —
Софья Семеновна Раич (род. 1846).
Судьбы детей Раича сложились успешно. У Вадима Семёновича
обнаружилась наклонность к творчеству. Он был увлечённым фотографом-
художником, открыл фотографическое ателье, в котором снимались
многие знакомые его отца, их дети и внуки. В 1867 году сын Раича
сделал портрет сына Тютчева, Ивана Федоровича (1846-1909).
За свою жизнь Семён Егорович не
нажил богатства. Посильную помощь
ему оказывал старший брат Филарет,
простивший его уход из семьи
Амфитеатровых. В 1847 году, за пять лет до
кончины, в «Послужном списке
надворного советника Семена Раича,
учителя русского языка и
словесности при Александрийском
сиротском институте» сообщалось, что
«ни у родителей, ни у него, ни у жены
родового или благоприобретенного
имения нет, за исключением
деревянного дома в Москве»,
купленного на средства более состоятельного
старшего брата. В первой половине
XIX столетия в русской литературе
трудно найти другого столь
незаурядного человека, идеалиста, создавшего Иван Федорович Тютчев,
самое себя без связей, без родослов- ателье В. С. Раича. 1867.
ной, исключительно только энергией
внутреннего духа, с полным отсутствием материальных желаний,
карьеры и честолюбия, бескорыстно преданного служению своей Даме
Сердца — русской литературе. С полной уверенностью можно утверждать,
что, если бы учителем Ф. И. Тютчева и М. Ю. Лермонтова был другой
человек, то их вклад в отечественную поэзию был бы скромнее...
Учитель, словно наместник Создателя на земле, формирует душу в големе-
ученике, задаёт развитие его талантам.
Чистое сердце донкихотствующего мечтателя, Семёна Егоровича
Раича, не могли замутить никакие мирские дрязги. Он терпел насмешки,
обиды и непонимание близких и неблизких людей. Иногда сил не
хватало, опускались руки. Социальным двойником Раича был Сальватор Роза
(«Жалобы Сальваторы Розы», 1831):

162
С. Ε. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов
Я и во сне и наяву
Воздушные чертоги строю.
Я, замечтавшися, творю
Великолепные чертоги.
Мечты пройдут, и я смотрю
Сквозь слёз на мой приют убогий.
Нравственное подобие Семёна Егоровича — «Человек из
Ламанчи»*:
Мечтать - пусть обманет мечта,
Бороться, когда побежден,
Искать непосильной задачи
и жить до скончания времен!
Станут люди сильней от того,
Что чудак, побежденный везде,
Когда опускаются руки,
Тянулся к далекой звезде!
Скромный и безупречно честный, он спокойно относился к
критике, не причислял себя к выдающимся поэтам, какими
действительно стали его знаменитые ученики. Раич, трезво оценивая свой
уровень творческих возможностей, не стремился в литературные
корифеи, предпочитая оставаться педагогом, «играющим тренером».
Он оставлял в русской литературе след своей яркой
индивидуальности через античные и итальянские переводы, лирическую поэзию,
через своих воспитанников. «Мне как будто на роду написано
было целую жизнь учиться и учить»**. На склоне лет Семён
Егорович с чувством удовлетворения вспоминал, что среди его учеников
были М. Ю. Лермонтов, Л. Якубович, Е. Ростопчина
(родственница Тютчева), что учил русскому языку известную сочинительницу
Е. В. Сухову-Кобылину*** (родственница Тютчева), что учил
русскому языку известную сочинительницу Е. В. Сухову-Кобылину
* Дэйл Вассерман, Джон Дэрион «Человек из Ламанчи», (1960), по мотивам
романа Мигеля де Сервантеса «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанче-
ский», (1605, 1610).
** Русская калька с латинского docendo discimus — уча учусь.
*** Ростопчина, Евдокия Петровна, урожденная Сушкова, (23 декабря 1811/
4 января 1812, Москва — 3/15 декабря 1858, Москва) — одна из ранних русских
поэтесс.

С. Ε. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов 163
(её псевдоним — Евгения Тур). Но более всего он искренне
радовался выдающимся поэтическим успехам любимого воспитанника
Ф. И. Тютчева, гордился тем, что Фёдор Иванович и другие ученики
превзошли своего учителя. Раич понимал, что от учителя требуется
только одно — обладать даром воспитателя талантов, и, хотя такой дар
остаётся в тени славы учеников, но цена его всегда очень высока.
«Несчастен тот ученик, который не превзойдет своего учителя», говорил
Андреа дель Верроккио, наставник Леонардо да Винчи.
В трёхстрофной жизни поэта Семёна Егоровича давно миновали
первые две строфы: ароматное утро юности и его противоположение
— яркий полдень зрелости. Наступил поздний вечер, продвигалась к
завершению третья строфа тройственного ритма мудрого бытия
бывшего семинариста. «Обозревая мысленно поприще, пройденное мною, и
припоминая сладкое и горькое, доставшееся на мою долю в земном
странствии, всякий раз взываю я из глубины души:
Благодарю тебя мой Бог,
За всё, — за самые лишенья:
Они грядущих благ залог,—
В них зреет семя утешенья.»
«...на закате жизни кончилось моё литературное поприще! Не
знаю, принесли ли мои труды какую-нибудь пользу моим
соотечественникам, но, оставляя в стороне скромность, кажется, я имею
некоторое право сказать: И я был на земле не лишний», С. Е. Раич.
[Раи, 24]
...На Орловщине, родине Семёна Егоровича, и сегодня отмечают
юбилейные даты жизни знаменитого земляка. В газете «Орловская
правда» нередко появляются содержательные публикации местных кра-
еведовч*.
Средневековые ученики, завершившие образование, желали своему
учителю: «Познай в свой век всю радость мира. Грядущий путь твой
— к жизни вечной, Стремленья — в даль и глубь веков. Будь
сердцем Разума герольдом. Пусть голос твой вещает Мудрость, И
ликование — уста, Зеницы путь твой озаряют, И светом Учения
блещут очи, И лик — сиянием небес. Будь Знанья вестником для мира.
И, всей душой ликуя в Правде, Гряди Предвечному внимать!»
* Власов Владимир. О С. Е. Раиче / Газета «Орловская Правда» от 07.06.2004,
16.10.2004,24.03.2005.

164 С. Ε. Раич — воспитатель плеяды московских поэтов
Двадцать восьмого октября 1855 года умолкла эолова арфа Дон-
Кихота XIX столетия. Надворный советник (чиновник VII класса)
С. Е. Раич, происходящий из духовного звания, магистр словесности
Московского университета и других учебных заведений, поэт,
переводчик, критик, воспитатель московской плеяды поэтов, издатель
литературных альманахов и журналов, был похоронен в Москве на Пятницком
кладбище. В XX веке на участке Грановского (№ 22) ему установили
памятник. Надпись в современной орфографии увековечила приоритеты
биографии покойного в понимании новейшего времени:
РАИЧ
СЕМЁН ЕГОРОВИЧ
1792-1855.
Учитель Лермонтова,
воспитатель Тютчева
Поэт, переводчик,
декабрист

ТРОЙСТВЕННЫЕ РИТМЫ
В РУССКОЙ поэзии
Мир, единый из всего, не создан никем из
богов и никем из людей, а был, есть и будет вечно
живым огнем, закономерно воспламеняющим и
закономерно угасающим.
Гераклит (ок. 520 — 460 гг. до н. э.)
Открытие Тютчевым вечных
циклов Екклесиаста
Мальчика Федю судьба наделила необычайно ярким
метафоричным воображением. Подросток сохранил его на всю жизнь. Он видел
и смеющуюся небесную лазурь, и мнил, что слышал ток подземных
Воду в оный час над ним раскрывалось ночное чёрное небо, и в
мириадах звёзд представала живая колесница мирозданья... Феде повезло:
воспитатель С. Е. Раич угадал даровитость ученика и всемерно
развивал его способности. Он учил искусству познавательного созерцания
красоты природы, вдумчивому восприятию окружающего мира, много
рассказывал об античной философии, прекрасным знатоком которой
являлся. Проникнутые ностальгией строки читаем в «Автобиографии»
Раича о времени обучения юного Тютчева: «Это время было одной
из лучших эпох в моей жизни. С каким удовольствием вспоминаю
я о тех сладостных часах, когда, бывало, весной и летом, живя в
Подмосковье, мы вдвоём с Федором Ивановичем выходили из дома,
запасались Горацием, Вергилием или кем-нибудь из отечественных
писателей и, усевшись в роще, на холмике, углубляясь в чтение и
утопали в чистых наслаждениях красотами гениальных
произведений Поэзии!» [Раи].
Семён Егорович познакомил его с лучшими образцами русской и
мировой поэзии, преподал общие сведения о поэтике, теории литературы.
Учитель рассказывал Феде о выразительных средствах Святого
Писания, являющихся не только Словом Божьим, но и словом человеческим.
Изучение его особенностей важно для более полного и точного
восприятия исторического, литературного и богословского постижения Библии.

166
Тройственные ритмы в русской поэзии
Основные усилия авторов Библии направлены на разъяснения деяний
Божьих в жизни людей. Изобразительные приемы играют
вспомогательную роль. В отличие от поэтики светской литературы, она не стремится
к созданию законченных, сформированных характеров. Ученик узнал о
различных формах иносказаний (метафорах, метонимиях), поэтических
расположениях смысловых стихов в виде параллельных двустиший,
тристиший и о многом другом.
Особое внимание Раич уделил стилистической симметрии,
построенной на антитезах — приёме противопоставления понятий, явлений,
образов и т. д. Лексической основой антитезы являются антонимы, для
которых характерно парное, т. е. чётное, количество симметрично
составляющих элементов.
Первый стих двустишия тезисно вводит некоторое утверждение,
второй — его противоположение. Общий вид антитезы: тезис-антитезис.
Раскрывая ученику поэтическую образность лаконичного слога Библии,
учитель обратил его внимание на первые строки Святого Писания:
«В начале сотворил Бог небо и землю» (Быт 1:1). Этими словами
противопоставляемые элементы: тезис — небо и антитезис — земля,
объявлены актом одного творенья, они сотворены одновременно, оба
невозможны друг без друга и поэтому находятся в отношении
комплементарного взаимодополнения. Приём стилистической симметрии
способствовал более углублённому изложению мысли.
В Новозаветном изречении: «Если око твое будет чисто, то
все тело твое будет светло, если же око твое будет худо, то все
тело твое будет темно» (Мф 6:22-23) первая часть: «Если ..., то
все тело твое будет светло» является тезисом, вторая часть: «если
же ..., то все тело твое будет темно», его противоположение —
антитезисом.
Как-то любознательный мальчик, изучая по совету учителя
поэтику Святого Писания, заинтересовался в Книге Екклесиаста, или
Проповедника литературной основой текстов изречений. Он
заметил, что они были построены по, несомненно, одинаковой, но
неизвестной ему схеме. Благодаря острой восприимчивости
впечатлительный мальчик распознал в одной из самых читаемых библейских
книг незнакомую словесную фигуру, которую не знали даже в
античную эпоху, в пору изобретений лексических приёмов красноречия.
Яркая мудрость Проповедника затмевала форму изречений искусно
построенной фигуры.
В поле внимания Фёдора оказался странный литературный приём,
как бы напоминающий антитезу, но, в отличие от неё, содержащий не-

Тройственные ритмы в русской поэзии
167
чётное количество противополагаемых элементов. Подросток показал
текст учителю. Загадка стала предметом разбора и длительных
обсуждений, поводом для более основательного понимания высказываний
библейского автора, проникновения в их глубинный смысл. Исследователи
обратили внимание на особую роль порядка слов в строении
неизвестной фигуры. Однако правила их следования оставались пока неясными.
Аналогов данной фигуры ни в одном литературном произведении они
не встречали. Лаконичность изложения напоминала аристотелевский
принцип экономии мышления.
Процесс познания захватил обоих. В поле их внимания оказалось
изречение Екклесиаста Екк 1:5: «Восходит солнце, и заходит солнце, и
спешит к месту своему, где оно восходит». В библейском афоризме
различимы три простых суждения, извещающих об отдельных
последовательно происходящих этапах перемещения светила:
— первое суждение извещает о начале движения солнца: «восходит
солнце»\ это исходная точка в размышлениях Проповедника, первый
посыл, тезис 1;
— во втором суждении Проповедник вводит следующий посыл,
который противоположен первому: «и заходит солнце»; данное
противопоставление, антитезис — важный момент для дальнейшего понимания
логики его рассуждений;
— в третьем суждении Проповедник возвращается к первому
посылу, уточняя его, но, не создавая при этом нового качества: «и спешит к
месту своему, где оно восходит», это суждение — тезис2; его смысл
в восстановлении статуса тезиса1: солнце готово к новому восходу с
точки старта.
Оба тезиса содержат заявления об одном и том же явлении: процессе
начала движения светила!
Тезис2 — это целый меморандум о непрекращающемся процессе
перемещения по небосводу объекта под званием солнце]
Таким образом, в изречении Екк 1:5 тремя взаимозависимыми
суждениями сообщается геоцентрическая концепция солнечной системы*.
Раич и его ученик знали из «Физики» Аристотеля античную версию
вечного движения небесной сферы, на которой закреплены Солнце, пла-
* Геоцентрическую картину Вселенной находим в работах Аристотеля
(384-322 до н. э.), Аристарха Самосского (310-230 до н. э.), Птолемея (умер
в 165 году н. э.). В их трудах модель мироздания имела вид круга, в центре
которого находилась Земля и центры орбит семи планет: Луны, Меркурия,
Венеры, Солнца, Марса, Юпитера, Сатурна. Отсюда семёрка — священное число
у многих народов.

168
Тройственные ритмы в русской поэзии
неты, звёзды: «Время — мера движения, а движение — мера
времени, и выход из этого парадокса в том, что мерой времени является
не всякое движение, а движение небесной сферы, это равномерное
круговое движение есть „круг времени'»*. Сопоставляя
первоисточники, они обратили внимание на очевидную смысловую сходность
обоих утверждений. При этом текст Екклесиаста структурирован строже,
чем выводы греческого философа. Если слова Аристотеля можно как-то
переставлять без ущерба для понимания, то в изречении Проповедника,
очевидно, что порядок слов играл важнейшую роль.
В другом библейском изречении, Екк 1:6, объектом внимания
является движение воздуха (ветра): «Идёт ветер к югу и переходит
к северу, кружится, кружится на ходу своём, и возвращается
ветер на круги своя». Смысл высказывания раскрывается по такой же
схеме:
— тезис 1: «идёт ветер к югу», исходная ситуация, первый посыл;
— антитезис: «и переходит к северу», противопоставление
тезису1;
— тезис2: «ивозвращается ветер на круги своя», т. е. ветер идёт
к югу, к точке старта! Фраза: «кружится, кружится на ходу своём»
исключает остановку движения ветра, кружение повторяется
бесконечно.
Бесконечный цикл имеется в виду и в библейском стихе Екк. 1:7:
«Все реки текут в море, но море не переполняется; к тому месту,
откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь». Объект
внимания — движение воды (водных масс рек, морей). Данное
изречение, как и в предыдущем примере, состоит из трёх попарно
противополагаемых высказываний, т. е. второе суждение, антитезис,
противоположен тезису1 и одновременно тезису2:
— тезис 1: «все реки текут в море»;
— антитезис: «номоре не переполняется»;
— тезис2: «<и> реки возвращаются, чтобы опять течь
<в море>».
Изречениями Екк 1:6 и 1:7 современники извещаются о вечном
круговороте воздуха и воды. Данными высказываниями декларируется
(в понятиях своего времени) важнейший закон естествознания — Закон
сохранения материи. Научно сформулировать и обосновать указанный
Закон удастся только М. В. Ломоносову.
В стихе Екк 1:4 «Род проходит, и род приходит, а земля пребыва-
* Аристотель. Физика, 8 книг, Харьков, 1999. Кн. 4, гл. 10, с. 44.

Тройственные ритмы в русской поэзии
169
ет во веки», изложенном также в стиле тройственного ритма,
декларируется Божественное предназначение Человека: высший смысл жизни
состоит в поддержании непрерывного её движения из рода в род! Эта
идея с уточнениями и нюансами высказана в тексте и подтексте многих
притч и изречений Екклесиаста.
В неутешительном изречении Екк 1:9 « Что было, то и будет; и что
делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем»,
т. е. всё уже было, всё преходяще, Екклесиаст в одной лексической
фигуре соединил две тройки высказываний: А «Что было, то и будет» и
В: «что делалось, то и будет делаться»:
— тезис 1 тройки А: «Что было»;
— тезис2 тройки А: «то и будет»;
— антитезис общий для обеих троек: «и нет ничего нового под
солнцем»;
— тезис 1 тройки В: «что делалось»;
— тезис2 тройки В: «то и будет делаться».
Вербальная команда на повторение действий присутствует здесь в
неявной форме, связки и налицо.
Итог рассуждений учителя и ученика:
1. Все упомянутые изречения Екклесиаста — сложные суждения с
одинаковой структурой, содержащей по три простых попарно
противополагаемых суждения, т. н. параметры изречения: тезис1, антитезис,
тезис2.
2. Антитезис состоит в оппозиции по отношению как тезису 1,
так и тезису2; из чего следует: — а. оба тезиса по отношению к друг
к другу находятся в состоянии двойной оппозиции, — б. двойная
оппозиция создаёт свойство эквивалентности тезисов (в Екк1:9
эквивалентны одноимённые тезисы разноимённых троек).
3. Объектом изречения является круговорот, т. е. непрерывное
циклическое движение, осуществляемое в три такта: тезис! —►
антитезис —» тезис2 с последующим возвращением в ту же точку и
готовностью возобновления нового цикла: тезис2 —> тезис 1.
4. Параметры изречения соединены вспомогательными словами:
— тезис! с тезисом2 вербальной командой, указывающей на
возобновление действий с точки старта; команда может быть явной
(содержащей одно или несколько слов) или подразумеваемой (не содержащей
ни одного слова);
— антитезис с обоими тезисами союзами типа и, но и др.

170
Тройственные ритмы в русской поэзии
Структура изречений Екклесиаста сводима к схеме:
Слово-указание^ Т1 Слово-связка
Слово-связка ®
Условные обозначения
Параметры изречения:
О - объект изречения: круговорот (циклическое
движение) солнца, воздуха, воды, времени, мысли,...;
TL - тезис1; А - антитезис; Т2 - тезис2.
Вспомогательные слова:
Слово-указание, имеющее смысл указания-приказа на
повторение действий, например: опять, снова или их
синонимический эквивалент.
Слово-связка - соединительный союз типа: и, но и др.
Графическая интерпретация вечных циклов Екклесиаста
Графическая интерпретация вечных циклов Екклесиаста
Каждое из высказываний Екклесиаста является частным
исполнением универсального процесса круговорота в три такта некоего объекта
независимо от его природы!
Новое понимание сентенций Книги Екклесиаста обнаружило
неведомую грань мыслей Проповедника и имело значение библейского
Откровения. Изречения имели сложную структуру, и их
конструирование предполагало наличие высокого уровня интеллекта автора
высказывания. Обоих первооткрывателей буквально ошеломило
распознание неведомых идей тройственного движения в вечных
циклических процессах, о которых сообщалось в изречениях Екк 1:4, 1:5, 1:6,
1:7, 1:9 и других.
...В декабре 1815 года (или в январе 1816) двенадцатилетний поэт
Федя Тютчев на радость родителей и воспитателя сочинил оду «На
Новый 1816 Год». В 56-строчном стихотворении автор торжественно
расставил 30 восклицательных знаков! Текст сочинения свидетельствовал

Тройственные ритмы в русской поэзии
171
об интересах подростка к таким философским категориям, как время и
вечность в понимании античных философов. В третьей строфе оды две
знаменательные строки:
Века рождаются и исчезают снова,
Одно столетие стирается другим.
В названных стихах точно воспроизведено строение высказывания
Екк 1:5 и соответственно отражена тройственность ритма
бесконечного циклического движения. Двенадцатилетний автор, следуя стилю
изречения Екклесиаста, продемонстрировал не только глубокое
понимание его сущности, но и незаурядные мыслительные способности. Век,
столетие — являются образом времени, объектом
противополагаемых действий. Соблюден порядок высказываний:
— тезис 1: «века рождаются»',
— антитезис: «/#<века> исчезают снова»;
— тезис2: «</#> одно столетие стирается другим», т. е.
происходит рождение новых столетий.
Присутствует и слово-команда, возвращающее действие на повтор:
снова. Трёхэлементная фигура Екклесиаста в стихотворении Тютчева
отображает поступь времени. Смена веков — явление
самодвижущееся, ход времени — безграничен.
Судя по воспоминаниям воспитателя, восхищённого догадками
смышленого воспитанника, можно предположить, что при обсуждении
художественных и философских достоинств библейского текста, Тютчеву
чаще принадлежала роль первопроходца, наставнику — комментатора-
редактора. Творческий тандем учителя и ученика оказался на редкость
плодотворным для обоих исследователей. Изречения библейского
Проповедника глубоко проникли в тайники души юного Фёдора, оставили
неизгладимый след и нередко спонтанно, возможно, помимо воли поэта под
влиянием метафизических эманации всплывали в виде перлов, мотивов,
аллюзий в разных стихотворениях: «Поэзия с небес слетает к нам...»,
«Сижу задумчив и один...», «Silentium!», «Фонтан», «Листья» и др.
Раич также не забывал о некогда обсуждаемых им и его учеником
свойствах обнаруженной лексической фигуры. В его элегии «Песня
соловья» (1827) присутствуют строки: «Минет утро, день настанет
/.../ День умрёт, другой родится», построенные по правилам
библейской фигуры.
Пушкин хорошо знал изречения Екклесиаста и при случае их
цитировал. В письме к П. Я. Чаадаеву от 6 июля 1831 года он сетовал:

172
Тройственные ритмы в русской поэзии
«Я плохо излагаю свои мысли, но вы поймете меня. Пишите мне,
друг мой, даже если бы вам пришлось бранить меня. Лучше, говорит,
Экклезиаст, внимать наставлениям мудрого, чем песням безумца».
Маловероятно, чтобы литературный библейский приём был в точности
известен автору «Евгения Онегина», по крайней мере, в его творчестве
он встречается только один раз. Неизъяснимые повороты поэтической
мысли находим в первой главе романа в стихах (1823). Не нагружая
текст глубокомыслием Проповедника, Пушкин совершенно правильно
воспроизвёл структуру его высказываний:
Изображу ль в картине верной
Уединенный кабинет,
Где мод воспитанник примерный
Одет, раздет и вновь одет?
Присутствует полный набор параметров:
— объект обсуждения: — «<переодевание> воспитанника
примерного»;
— тезис1: «<воспитанник> одет»;
— антитезис: «<воспитанник> раздет»;
— тезис2: «ивновь < воспитанник> одет».
Наличествует и указание на повтор цикла переодеваний с точки
старта: и вновь. Не достаёт только авторского комментария о количестве
смен одежды... Воистину, Пушкин наше всё\ [Три]
Логика изречений Екклесиаста упорядочивала догмы веры.
Устройству мира и общества свойственна внутренняя динамика без
проявления внешних изменений во времени. Система — идеальная,
существует от момента завершения акта семидневного творения только за счёт
энергии негасимого Солнца: как было вчера, так будет и завтра. Общая
концепция первой главы Книги Екклесиаста, или Проповедника
сводится к утверждению: Господь создал мир вечным и устойчивым,
никаких катаклизмов ранее не происходило и далее не произойдёт, причин
для беспокойств быть не должно.
Изучая текст Книги, Тютчев предположил сознательное
сокрытие её автором глубинных свойств сконструированного им
необычного приёма, олицетворяющего тройственный ритм движения в
бесконечном цикле. Проповедник явно не желал, чтобы читатели
догадывались о словесном устройстве, которое на основе трёх простых
суждений воспроизводит безграничный ход времени. Скрытый
подтекст Книги утверждает время как инструмент познания! Понимание

Тройственные ритмы в русской поэзии
173
миром этого факта может породить безверие и, как следствие, утрату
авторитетов.
Безграничность — родственница вечности, является прерогативой
только Господа. Верующие люди могут засомневаться в совершенстве
Создателя, задуматься, что не Всевышний, а бесчувственное время
управляет законами природы! Эта еретическая мысль должна быть
спрятана! И Проповедник прятал её, затаивал в псевдоупрощении
библейских текстов. В знаниях таится опасность: «Потому что во многой
мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь»
(Екк 1:18). Екклесиаст запомнил урок из нравоучительной истории об
изгнании прародителей из Эдема. Он осознавал, что «только богам
дано знать добро и зло» (Быт. 3:5), и утаивал истины, которые должны
быть понятными лишь узкому кругу лиц.
Античная философия (Аристотель) различала два рода знаний:
знания причин существующего, это тайные знания, доступные только
для избранных, посвященных, именуемых эзотериками, и знания
существующего, открытые знания, т. е. знания для всех остальных,
непосвящённых (profani, лат., профан). Автор Книги, несомненный
эзотерик, опасался бесконтрольного распространения знаний,
которыми могут овладеть непосвящённые. Тогда не уберечь общество от зла.
Примеров не счесть. Идея об элитарности знаний находила свое
отражение и в латинской поэзии. В поэме римлянина Вергилия (70-19 гг.
до н. э.) «Энеида» персонаж Кумекая Сивилла восклицает: «Procul este
profani» {«Ступайте, чуждые таинствам, прочь!», пер. С. Ошерова,
это восклицание цитируется в эпиграфе стихотворения Пушкин «Поэт и
толпа»). В другой поэме Вергилия, «Георгики», Орфей предупреждает:
«Я буду петь для понимающих — затворите двери,
непосвящённые!». Названные поэмы Вергилия Тютчев знал в переводе учителя и
нередко их цитировал. См. посвящение «С. Е. Раичу» {«На камень
жизни роковой...», 1822).
...И вот Фёдор Иванович Тютчев — атташе русской миссии при
баварском Дворе. Он встречается с философами, художниками, поэтами,
читает и переводит европейскую поэзию. Поэт молод, энергичен, он
во власти «жизни преизбытка» (метафора любви из стихотворения
«В душном воздуха молчанье...», 1835), он активен, оптимистичен, в
восторге от природы южной Европы. Появляется замечательная поэзия,
посвященная высоким чувствам, временам года, альпийскому пейзажу.
Библейскую стилистическую фигуру после 2000 лет её забвения
Тютчев возрождает к поэтическому восприятию XIX столетия. В Баварии
он глубже понял её словесную особенность, постиг философскую сущ-

174
Тройственные ритмы в русской поэзии
ность. В Мюнхене нередко гостили литераторы из России: И.
Киреевский, А. Тургенев, П. Вяземский и др. — но в их памяти не
закрепились разговоры с Фёдором Ивановичем на темы структуры изречений
Екклесиаста. Позже, в России, судьба сделала крутой поворот, и в
вихре будней ему уже было недосуг вспоминать о прошлых литературных
увлечениях. Творчество Тютчева в мюнхенский период обогатило
русскую поэзию стихотворениями, понимание которых полнее проясняется
через призму трёхэлементной антитезы Екклесиаста. Обнаружив ещё в
ученические годы её второе дно, поэт уже не стремится подражать
открытой им фигуре, как это было в упомянутой новогодней оде. Принимая
бессмертие мира и циклическую смену явлений природы, поэт понял и
ограниченность законов, подчиняющих взлёты мысли и душевные
страсти. Он восстаёт против тирании времени и нескончаемого ритмичного
хода часов мироздания. Бесконечность — бессердечна и бесчувственна,
она словно «всепоглощающая и миротворная бездна» («По дороге во
Вщиж», 1871).
...Двадцать лет прошло после создания оды «На Новый 1816 Год».
У Тютчева сложилось зрелое мнение о высказываниях Проповедника.
И вот последовал его ответ Екклесиасту: «Сижу задумчив и один...»
(1836?). Стихотворение не было обделено филологическим вниманием.
Б. М. Эйхенбаум писал: «Отметим, наконец, следы державинской оды
в стихотворении „Сижу задумчив и один... ". И вопросы, и подхваты
выражений — совершенно в духе классической оды. В самой лексике
Тютчева — несомненное родство с лексикой Державина. Ср. у
Державина: „И дни мои как злак сечет" („На смерть кн. Мещерского"),
„То вечности жерлом пожрется" („Река времен")»*. Дополним
выводы известного литературоведа. Начало названного стихотворения
выражает печаль от повседневной суетности жизни:
Сижу задумчив и один...
С тоскою мыслю о былом
И слов в унынии моем
Не нахожу.
В следующей строфе, сохраняя лексику Проповедника, поэт
продолжает тему суетности и текстуально точно цитирует изречение: «Что
было, то и будет...» (Екк 1:9). Равнодушный Екклесиаст пророчеству-
* Эйхенбаум Б. М. Мелодика русского лирического стиха / О поэзии. —
Л.: Советский писатель, 1969. — С. 395.

Тройственные ритмы в русской поэзии
175
ет безысходность: «Все идет в одно место...» (Екк 3:20), автор
стихотворения, как бы следуя ему, грустит о неизбежном:
Былое - было ли когда?
Что ныне - будет ли всегда?..
Оно пройдет -
Пройдет оно, как все прошло,
И канет в темное жерло...
У Тютчева объект обсуждения — ход времени, оно — метафора
времени. Тройки противополагающих высказываний: оно было; оно будет;
оно пройдет (т. е. было). В следующей строфе указание на бесконечный
повтор, «и снова будет...». Действительно ли законы однажды
созданной Природы являются вечными?
Что ж негодует человек,
Сей злак земной?
Он быстро, быстро вянет - так,
Но с новым летом новый злак
И лист иной.
То есть мироздание осуждено на бесконечный повтор того, что уже
было?!
И снова будет все, что есть,
И снова будут розы цвесть,
И терны тож...
Терны — библейский образ, нередко встречаемый в Ветхом и
Новом Заветах. «Чт лилия между тернами...», — строка стиха из «Песни
песней Соломона» (Песн 2:2). Общая тональность у Тютчева
противоположна и Екклесиасту, и Державину. У Екклесиаста устойчивый
речитатив: что было, то и будет. Но! постоянство — преграда любому
изменению. Трёхэлементная фигура Екклесиаста диалектически
тупиковая, движение без развития, без нового качества! Вечный бег во
вращающейся клетке. Что же противополагает поэт постулату
Проповедника? Любовь! Она живёт по своим ритмам: рождается, расцветает
и увядает, не возвращаясь... Ушедшую любовь, как сорванный цветок,
уже не возродить. Эта же метафора цветок — любовь в стихотворении
«Un Rve» («Грёза» φρ., 1847). Ритмы живой любви существуют не в

176 Тройственные ритмы в русской поэзии
согласии с вечными ритмами Екклесиаста. Насильственное изменение
ритма жизни смертельно опасно для неё, гибельно для растения,
пагубно для любви:
Но ты, мой бедный, бледный цвет,
Тебе уж возрожденья нет,
Не расцветешь!..
Ты сорван был моей рукой,
С каким блаженством и тоской,
То знает Бог!..
Останься ж на груди моей,
Пока любви не замер в ней
Последний вздох.
Жизнь разнообразней сентенций Екклесиаста. Абсолютной
мудрости на все случаи бытия не существует. В подтексте стихотворения
«Сижу задумчив и один...» прочитывается не только несогласие с
диалектическими идеями Екклесиаста, но и с претензией Гегеля на
признание его диалектики в качестве всеобщего принципа развития
природы и общества.
Молодой поэт искал ответ на вопрос о месте человека в природе.
В гегелевской философии чёткой ясности он не находил. В
выхолощенном рациональном мире Гегеля не уделено внимание душе, интуиции,
иррациональности, чувственности, случайности, хаосу. Слово «душа»
и его производные в поэзии Тютчева встречается более 120 раз!
Вероятно, тогда же (конец 20-х — начало 30-х гг.), Тютчев написал памфлет
о единстве человека и мироздания. Памфлет адресован неким косным
людям, возможно, конкретным цензорам, которым не нравится острота
высказываемых им идей:
Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик -
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык...
Вы зрите лист и цвет на древе:
Иль их садовник приклеил?
Иль зреет плод в родимом чреве
Игрою внешних, чуждых сил?..

Тройственные ритмы в русской поэзии
177
Но услышан ли был поэт?!
Они не видят и не слышат,
Живут в сем мире, как впотьмах,
Для них и солнцы, знать, не дышат,
И жизни нет в морских волнах.
Первая строка — текстуально точное высказывание Платона:
«Космос — живое существо, наделенное душой и умом». В пушкинском
«Современнике» (1836) стихотворение вышло с купюрами...
Ответы на свои вопросы Тютчев нашёл в фундаментальной работе
философа Артура Шопенгауэра (1788-1860) «Мир как воля и
представление» (Дрезден, 1819). Ученый провозгласил соизмеримость
мирового Космоса и космоса души: «С древнейших времён о человеке
говорили как о микрокосмосе. Я перевернул это положение и показал,
что мир — макроантропос, ибо воля и представление
исчерпывают сущность мира и человека. Совершенно очевидно, что
правильнее учить понимать мир исходя из человека». Внутренний мир
человека также безмерен, как мироздание! [Шоп1, с. 10] В основе учения
Шопенгауэра — философия Платона, трансцендентальная философия
Канта, древнеиндийский мистический трактат Упанишады.
Выводы Шопенгауэра парадоксальны. Рациональному декартовому кредо:
«Я мыслю, следовательно, я существую», он противопоставил
волевое долженствование: «Я существую, потому что хочу!». Воля к
жизни — главный принцип философии Шопенгауэра. Всё сущее
существует так, как представляет своё существование. Стимулом
развития является вечная неудовлетворённость и волевое стремление к
её преодолению. Идеи Шопенгаура перевернули сознание
цивилизованной Европы. Его взгляды обрели магическую притягательность во
всех странах. В России они произвели большое впечатление не только
на Тютчева, но и Фета, Толстого и других известных деятелей
культуры. Фет переводил сочинения философа на русский язык. В
упомянутой работе «Мир как воля» философ сообщал свои взгляды: «Воля
на всех ступенях своего проявления, от самой низкой до самой
высокой, совершенно лишена конечной цели, постоянно испытывает
стремление, потому что в стремлении единственная её сущность;
ни одна достигнутая цель не кладёт конец этому стремлению,
которое поэтому не ведает окончательного удовлетворения и
задержано может быть только препятствием, — само же по себе оно
уходит в бесконечность» [Шоп, с. 182]

178
Тройственные ритмы в русской поэзии
О мире как представлении Шопенгауэр писал: «...нет истины более
несомненной, более независимой от всех других и менее
нуждающейся в доказательстве, чем та, что всё существующее для познания,
следовательно, весь этот мир, — лишь объект по отношению к
субъекту, созерцание созерцающего, одним словом, представление».
[Шоп, с. 12]
Во многих стихотворениях Тютчева находим мотивы учения
Шопенгауэра.
Мысль неизрегенная...
Мысль изреченная есть ложь...
Ф. К Тютгев, «Silentium!»
Как вам известно, всё то, что он имеет сказать,
остаётся невысказанным.
Из письма Эрн. Тютгевой
брату Карлу от 19/31 дек. 1863 г.
Гимном тройственному ритму, обнаруженному в изречениях
Екклесиаста, прозвучало в российской поэзии стихотворение Тютчева
«Silentium!» («Молчание!», лат., 1829?). Молодой поэт долго
вынашивал идею бесконечного движения, но не аристотелевского движения как
меры времени, а движения мысли\ Мысль не имеет протяжённости во
времени — она мгновенна! Современники выражали своё восхищение
тютчевским шедевром, дискутировали о поводах его создания,
источниках, мотивах. Однако, что в действительности имел в виду поэт без
знания структуры изречений Проповедника, сказать было невозможно.
О существовании же их замысловатого библейского строения никто
толком не знал.
Так что же оставалось за скобками восемнадцати строк
знаменитого стихотворения? Обратимся к вышеизложенной схеме рассуждений.
Логика трёхстрофной структуры стихотворения построена на
противопоставлении движений: извне вовнутрь — изнутри вовне — извне
вовнутрь, т. е. каждой строфе соответствует только ей свойственное
стремление.
Первая строфа, тезис! — движение мысли из мира внешнего,
мирового космоса, в мир внутренний, космос души, то есть, справедливо
шопенгауэровское утверждение — оба космоса равновелики! Этот
шопенгауэровский мотив проявлен и в настойчивом убеждении, обращен-

Тройственные ритмы в русской поэзии
179
ном к кому-то: молчать, таиться и скрывать свои чувства и мечты.
Пусть они, чувства и мечты, существуют только во внутреннем космосе.
В строфе шесть глаголов-приказов:
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои -
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне
Безмолвно, как звезды в ночи, -
Любуйся ими - и молчи.
Вторая строфа, антитезис, — противоположение первой: движение
из мира души во внешний мир. Строфа разрывает поэтический строй
стихотворения и оппонирует сразу двум строфам: предшествующей и
последующей. Автор словно отвергает свою прежнюю идею о молчании,
он спорит с самим собой, ему тесно внутри собственного мира, он
задаётся справедливым вопросом:
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя? (Выделено мной,
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.
Поэт в состоянии сопереживания с тем другим, он ощущает, что
ответная речевая реакция другого также будет понята неверно, и круг
взаимного непонимания замкнётся. С одной стороны: «Мысль изреченная
есть ложь», с противоположной — неверно понятое изреченное слово
порождает у собеседника ложную мысль\ И тогда:
Взрывая, возмутишь ключи, -
Питайся ими - и молчи.
Вместо искомого контакта с неким другим, находящемся извне,
после оглушающего наружного шума наступает оглушающая тишина,
воспринимаемая как взрыв молчания.
Третья строфа, тезис2, — противоположена второй, она вновь
декларирует движение из внешнего мира в мир души, т. е. повтор идеи
первой строфы. Мысль, центральный образ, она в неистовом движении
между двумя космосами. Поэт вновь не согласен с собой и возвращается
к трудному решению первой строфы, он вновь предлагает довольство-
-А.П.)

180
Тройственные ритмы в русской поэзии
ваться внутренним миром! Завершает строфу и всё произведение
главный приказ: молчи\ Audi, vide, sile — слушай, смотри и молчи (лат.)
— формула пифагореизма! Культ элитарности знаний, проповедуемый
Екклесиастом, молчания перед шумом толпы, находил поддержку у
философов античности (Платон, Аристотель), Китая (Лао-Цзы), Индии
(в трактате «Упанишады»):
Лишь жить в себе самом умей -
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи, -
Внимай их пенью - и молчи!..
Поэт пытается вжиться в образ того, другого, поставить себя на его
место. (Этот приём в XX столетии получил название эмпатии). Он
надеется, что тот, другой, как и он, тоже посвященный. Характерная
для творчества Тютчева линия сопереживания, позже она будет
акцентирована и в его любовной лирике. Возможно, именно сопереживание,
помогло Тютчеву понять внутренний мир библейского персонажа,
являющегося как раз тем другим, кому так настойчиво поэт хочет
высказать себя. Но, поймет ли он, чем ты живешь!? Между ними века! Поэт
одинок, ему необходим собеседник, он в поисках диалога с двойником,
реальным или мнимым...
По канонам приёма Екклесиаста между третьей и первой строфами
стихотворения «Silentium!» создались отношения, управляемые
вышеупомянутым правилом двойной оппозиции. Поэт наполнил эту
логическую схему подтверждающим содержанием: третья строфа не спорит с
первой, не противостоит ей, а, наоборот, солидаризуется, находится с
ней в полном единодушии и даже, более того, поддерживается её
доводами. То есть действия третьей строфы предшествует действиям первой,
третья строфа не является финальной! Процесс продолжается в
соответствии с авторским замыслом порядка строф и закольцовывается в
бесконечное повторение!
Середина кольца, четвёртая строка второй строфы, содержит слова,
обретшие статус крылатого афоризма: «Мысль изреченная есть ложь!».
По мнению поэта, мысль изреченная, т. е. речь, всегда рациональна, она
по определению не может соответствовать иррациональной
бесконечности мысли, образности невысказанного. «Бесконечное абсолютно
неопределимо», утверждал неоплатоник Филопон (490-570).

Тройственные ритмы в русской поэзии
181
Поэт-философ Вяч. Иванов проголосовал за Тютчева: «Слово
перестало быть равносильным содержанию внутреннего опыта»
(«Заветы символизма»). «Язык и голос едва ль достаточны для наших
мыслей — а перо так глупо, так медленно — письмо не может
заменить разговора», из письма Пушкина Н. И. Кривцову летом 1819 года
из Михайловского в Лондон. Несоответствие мысли её словесному
выражению обсуждалось ещё античными философами. Эпименид Критский в
6-м веке до н. э. назвал эту неэквивалентность «Парадоксом лжеца».
Богословские толкователи, комментируя в недельных чтениях
конфликтную ситуацию из 12-й главы книги «Числа», категорично настаивают,
«что информация объективной не бывает, что мысль изреченная —
воистину ложь»\
У Тютчева призыв к молчанию
— это крик души о сложности
самовыражения, о трудности
взаимопонимания, о невозможности словами
передать душевное состояние, об
одиночестве — убежище души. И как
же сердцу высказать себя, коль
изреченная мысль ложна? Как уберечь
чувства и мечты от опасностей,
таящихся в наружном шуме? И что же
остаётся? Остаются вопросы, можно
ли жить молча? Лишь неизреченная
мысль будет принята без искажения
тем другим, внутренним двойником,
являющимся в видениях и назидаю-
щим: «Истина в мысли
неизреченной!». Неречевое общение доступно
только влюблённым, тем, кто говорит,
молча: «это и есть любовь —
собирать с тобой золотое молчание» (А. Мариенгоф).
Поэт, погружённый в одиночество, обращается к своей душе, к
своему alter ego. В целом мире нет никого, кому бы он мог открыть себя.
В этом его трагедия. Ибо именно в общении с внешним миром, миром
людей, развивается личность, рождается потребность человека в
творчестве. Творение как процесс уподоблено бесконечному маятниковому
колебанию мысли между внутренним и внешним мирами. Мысль
человека в смятении, она не находит своего выражения и обречена на
нескончаемое беспокойство, её неудержимо влечёт свобода бесконечно-
Тот, кто говорит молча.
М. Шагал

182
Тройственные ритмы в русской поэзии
го Космоса, вон из земного плена, но её также неукротимо манит мир
души. Сочетание противоположных страстных желаний —
неразрешимая трагическая загадка природы человека: «Какой закон
непостижимый тебя стремит, тебя мятет?» («Фонтан», 30-е гг.).
Человек несёт в себе два противоборствующих образа, земной и
небесный, они, словно составные части комплементарной антитезы, оба
сосуществуют одновременно в единстве и оппозиции, они не приемлют
друг друга, и друг без друга быть не могут, их взаимное притяжение и
несогласие — м ка адова. В XVII веке, неугомонный башмачник,
тевтонский философ-самородок, Якоб Бёме (1575-1624), названный
Тютчевым «одним из величайших умов, которые когда-либо являлись в сей
мир» [ПСС, т. 2, 456], обозначил двойное бытие души как неотъемлемое
состояние природы человека: «Взирай человек, как в одном лице
твоем смешано земное и небесное, и носишь ты в себе как земной, так
и небесный образ: и затем претерпеваешь ты жестокую муку и
несешь на себе уже адов образ, который прорастает в Божественном
гневе из муки вечности». * Конфликт двойного бытия — главный мотив
гётевского «Фауста» и тютчевской поэзии. В м ке рождается творение,
завершение которого невозможно... Отдадим должное догадке
композитора А. Шнитке (1934-1998), уловившего стержневую идею тютчевского
афоризма: «Здесь некий бесконечный круг. Как только ты говоришь,
что мысль изреченная есть ложь, то она перестает быть ложью и
становится правдой. Но в ту же секунду, как ты осознаешь, что
в данном случае догнал хвост, ложь перестала быть ложью и
стала правдой, ты в этот же момент обрушиваешься опять в ложь. —
Здесь некий бесконечный круг». **
Неочевидной формулой библейской лексической фигуры поэт
выражал сущность творчества как непрестанного движения мысли по
бесконечному кругу. Прекращение этого бега останавливает духовное
преображение человека, погашает стимулы развития его бытия и мышления.
В его душе наступает Великое Молчание Космоса. Почитаемый
Тютчевым французский математик Блез Паскаль (1623-1662), обращаясь к
небу говорил: «C'est le silence éternel des espaces infinies qui m'éffray»
{«Меня ужасает вечное безмолвие бесконечных пространств», фр.)
Семь российских композиторов: В. В. Бегичева (1975), А. П. Гречанинов
(1912), Г. Л. Катуар (1909) и др., покорённые философским глубокомыс-
* Бёме, Иаков. Christosophia или путь ко Христу, в десяти книгах. Пер. с нем., пред. и
комм. А. Лабзина. Санкт-Петербург. 1815.
** Шнитке, Альфред. Покаянные мысли. Признания и откровения / М., Персона,
№ ю, 1999.

Тройственные ритмы в русской поэзии
183
лием и изяществом тютчевского стиха, посвятили ему своё музыкальное
творчество.
Взрывная лаконичность тютчевских слов была услышана всей
читающей Россией. Произведению были посвящены десятки статей,
исследований, подражаний. У Тютчева нет иного стихотворения, которое бы
вызвало столько толкований, бескомпромиссных споров, оригинальных
умозаключений, дискуссионных статей, глубоких литературоведческих
исследований. Ни один известный поэт, писатель, филолог не оставил
«Silentium!» вне своего внимания. Уже в 1836 году князь Иван Гагарин в
письме от 12/24 июня сообщал Фёдору Ивановичу о восторженной
реакции Пушкина и его окружения на «Silentium!»: «Я был в восхищении,
в восторге, и каждое слово, каждое замечание, в особенности
Жуковского, все более убеждало меня, что они (Жуковский и Вяземский)
верно поняли все оттенки и всю прелесть этой простой и глубокой
мысли... Через день о них (стихотворениях, полученных Гагариным от
Тютчева) узнал и Пушкин, я его видел после того; он ценит их как
должно и отзывался мне о них весьма сочувственно».
Известно, какое огромное впечатление произвела философская идея
тютчевского произведения на Льва Толстого, Ивана Тургенева. Поэты
Дм. Мережковский (в 1892 г.) и Вяч. Иванов (в 1910 году)
рассматривали «Silentium!» как важное доказательство преемственности
символистами творчества поздних романтиков. В докладе о символизме Вяч.
Иванов говорит, что «парадоксом-признанием "Мысль изреченная есть
ложь" Тютчев обнажает болезненно пережитое современною душой
противоречие потребности и невозможности высказать себя». Он
пишет: «И применима ли, наконец, формальная логика слов-понятий
к материалу понятий-символов? <...> Мысль изреченная есть ложь.
Я не люблю злоупотреблять этим грустным признанием Тютчева,
мне хочется думать, что в нем запечатлелась не вечная правда, а
основная ложь нашей расчлененной и разбросанной культурной
эпохи». Как бы возражая Вяч. Иванову, композитор Николай Метнер
воспринял стих Тютчева строго логически: «... я положительно пришёл к
тому заключению, что тютчевская "мысль изреченная есть ложь"
— есть ложь! (Хотя бы потому уже, что она уже изреченная)».
В понимании Метнера мысль обязательно соответствует её словесному
эквиваленту, и с точки зрения такого понимания композитор упрекнул
Тютчева в противоречивости. Композитор не понял поэта... Метнер,
автор большой музыкальной тютчевианы, позже ощутил глубину
тютчевского стихотворения и украсил свое творчество одноимённым
романсом. Не понял поэта и философ-писатель Фёдор Степун. В небольшой

184
Тройственные ритмы в русской поэзии
статье о Пушкине (Мюнхен, 1962) он, анализируя пушкинское
стихотворение «Пророк», вдруг решается на противопоставление: «...
Знаменитые строчки Тютчева „Мысль изреченная есть ложь" он
(Пушкин) никогда не повторил бы, во всяком случае, не отнес бы к своему
творчеству. Он определенно любил свет разума, его божественную
ясность». Но тут не требуется сослагательного наклонения: известен
вышецитированный восторженный отзыв Жуковского, Вяземского и
самого Пушкина. На «Silentium!» откликнулись и поэты серебряного
века, акмеисты, символисты. Одноименное стихотворение создано
Осипом Мандельштамом, почитателем творчества Тютчева. Однако первый
отклик принадлежит Аполлониусу Мальтицу, коллеге и родственнику
Тютчева: ещё в 1838 году (т. е. после публикации тютчевского
стихотворения в «Современнике»), он издал в Мюнхене сочинение «Silentium»
с подзаголовком «Ein Lustspiel mit Gesang» («Веселая игра с пением»),
объем произведения 55 страниц! Тещ молчания в поэзии Ф. Тютчева не
обошёл вниманием К. Бальмонт: «Тютчев понял необходимость того
великого молчания <Космоса>, из глубины которого, как из
очарованной пещеры, озарённой внутренним светом, выходят
преображенные прекрасные призраки».
Во всех комментариях к тютчевской поэзии сообщается, что
Тютчевым на одном листе были написаны два стихотворения: «Silentium!» и
«Цицерон». Благодаря наставлениям Раича, Фёдор Иванович хорошо
знал римскую античность, переводил творчество латинских авторов.
Увлечение Тютчева латинской
поэзией Иван Гагарин называл поклонением
«религии Горация». Поэт восхищался
эстетикой речей Цицерона,
выдающегося оратора и писателя Рима. У
историков мнения о Цицероне как о политике и
человеке неоднозначны. Он чтил все
направления греческой философии и с этой
точки зрения считался эклектиком, его
имя стало как бы символом совершенного
ораторского искусства, научную теорию
которого он тщательно разрабатывал.
Им был написан большой трактат «Об
ораторе», содержащий раздел «О
ритмической художественной речи». Цицерон
Марк Туллий Цицерон совершенствовал ораторскую практику,
(106 г. до н. э. - 43 г. до н. э.) стремился для создания большего впе-

Тройственные ритмы в русской поэзии
185
чатления у слушателей вырабатывать музыкальную периодичность и
ритмичность, используя греческие теории Демосфена: «...полный
период состоит приблизительно из четырех членов, как бы из стихов,
размером равных гекзаметрам. ...Тем, что греки именуют
антитезой, то есть противопоставлением взаимно различных понятий,
всегда неизбежно создается ораторский ритм и притом без всякой
искусственности»*.
Обратимся к исследованию профессора-филолога Марии
Евгеньевны Грабарь-Пассек (1893-1975), преподавателя и переводчика с
древних языков: «Само расположение членов предложения позволяет
Цицерону подчеркнуть именно то, к чему он хочет привлечь внимание
слушателей, например, он выносит подлежащее на последнее место
или, напротив, выносит сказуемое на первое место. Особую
расстановку слов представляют собой и фигуры хиазма (перекрещивания)
и климакса (нарастания). Риторический вопрос один из
излюбленных приемов Цицерона, которым он порой даже злоупотребляет:
"Когда ж, наконец, перестанешь ты, Катилина, злоупотреблять
нашим терпеньем?! Где предел необузданных дерзостей твоих
выступлений?!" Цицерон охотно пользуется и более сложными
фигурами, охватывающими одно предложение или ряд предложений в
целом, антитезой и анафорой. Кое-где он прибегает и к созвучному
окончанию предложений, почти рифме. ... в речи против Катилины
он применяет фигуру олицетворенной отчизны: "мать — родина".
... Богатейшую синонимику речей Цицерона и в особенности их
звуковую сторону, чередование долгих и кратких слогов, благозвучие
окончаний периодов, мы полностью оценить не можем»**.
Фёдор Иванович был пленён изящной словесностью знаменитого
римлянина. Стиль глагольного наполнения «Silentium'a» (в сорока
восьми словах двадцать пять глаголов!), позволяет предполагать, что
стихотворение написано в традиции ораторских приёмов.
Проф. M. Е. Грабарь-Пассек анализировала историческую
обстановку, современником которой был Марк Туллий Цицерон. На
государственное поприще он вступил в качестве оратора в судебных заседаниях.
Защищая одних, он наживал врагов среди их противников. Когда вражда
между Цезарем и Помпеем вылилась в междоусобную войну, Цицерон
* Цицерон I Хрестоматия по античной литературе. В 2-х томах. Для высших учебных
заведений. Том 2. Н. Ф. Дератани, Н. А. Тимофеева. Римская литература. М.,
«Просвещение». 1965.
** Грабарь-Пассек Λί. Ε. Марк Туллий Цицерон / «Закон». Журнал ассоциации
юристов Приморья. 21.10.1999.

186
Тройственные ритмы в русской поэзии
был в смятении, не зная, на чью сторону стать. Он говорил: «От кого
бежать — мне ясно, но не ясно к кому». Такая неопределённость
политической позиции, безусловно, талантливого человека, находящегося
во власти ошибочных честолюбивых устремлений, предопределила его
трагический финал: он был зверски убит.
Упомянутая статья о Цицероне — прекрасное пособие для всех
желающих полнее узнать о римском консуле и его времени.
Мнение проф. M. Е. Грабарь-Пассек имеет для нас ещё одну важную
привлекательную сторону: дело в том, что Мария Евгеньевна являлась
прямым потомком Гавриила Егоровича Амфитеатрова, брата Семёна
Егоровича Раича. Она прекрасно знала свою родословную, ей была
хорошо известна и роль Раича в судьбе Тютчева. Острее других она
воспринимала его поэзию, глубже ощущала античные мотивы в его
философских стихотворениях. Профессионально владея языками древних
культур, она также хорошо знала и современные языки, в частности,
немецкий. Под её руководством, при её соавторстве был создан учебник
немецкого языка для старшеклассников. В 1946 году его издали восьмой
раз тиражом в 100000 экземпляров! И вот русский профессор-филолог,
поклонница тютчевской поэзии, посчитала необходимым, чтобы
поэтические шедевры, созданные когда-то на немецкой земле(!), стали
достоянием немецкой культуры: она перевела с соблюдением ритмики
оригинала чрезвычайно сложное стихотворение «Silentium!»!
В упомянутой выше её статье, посвященной Цицерону, ощутимо
сочувствие римлянину: «О, неугомонный всадник Марк Туллий! Ты
вошёл в историю Рима как великий оратор и талантливый писатель.
Твоя мученическая смерть ничего не добавила к твоей славе...».
Может быть, Мария Евгеньевна, уловила это сочувствие и в тютчевском
тексте?..
... Вот уже много столетий человек, названный в Библии
Екклесиастом, или Проповедником, наставляет живущих. Каждое новое
поколение внимает его слову, учится на его максимах. Некоторые из мудрых
суждений получили статус народных поговорок, афоризмов. Читающие
люди, не подозревают, что в высказываниях мудреца скрыто ещё и
другое значение, которое завуалировано в искусном сплаве содержания и
формы самой сентенции. Этот второй смысл предназначен не для всех,
только для посвященных. Книги Екклесиаста укрыли завесой,
невидимой для остального мира, мира непосвящённых, потаённый резон его
всегда мудрых, порой двусмысленных, часто загадочных изречений. То,
что установили Раич и Фёдор, не увидели миллионы читателей Библии!
«Талант достигает достижимое, гений не понятен толпе, он до-

Тройственные ритмы в русской поэзии
187
стигает невидимое», А. Шопенгауэр «Мир как воля и представление»
[Шоп].
С древнейших времён ни один человек не сообщил игЫ et orbi, что
ему известен способ проникновения в неочевидную сущность
библейской мудрости. Лишь когда изречения Проповедника по спирали
времени достигли первой трети XIX века, их тайна, наконец, была раскрыта
Федором Тютчевым. Словесному изобретению библейского персонажа
была суждена встреча с современным обществом через художественное
видение русского поэта. Украсив своё творчество ранее неведомой
фигурой, искусно построенной по логическим правилам, Фёдор Иванович,
к сожалению, ничего о ней никому не поведал, не упомянул о
существовании её секрета. Может быть, он рассказывал кому-то о своих
поисках и удивительных находках, да его изреченная мысль так и осталась
тогда тем, другим, непонятой, и поэт молчал... Ни одному россиянину,
знавшего Тютчева, ничего неизвестно о существовании и раскрытии им
библейской загадки. Неужели он, действительно, ни с кем не делился?!
Может быть, его собеседником был кто-либо из немецких друзей?
На идентичность неординарной структуры литературного приёма
древней Книги и стихотворений Тютчева было обращено внимание в
первом десятилетии XXI века. И только сравнительное исследование
творений предка и потомка позволили окончательно снять флёр
загадочности с изречений Проповедника, полнее понять мудрую красоту
творчества русского поэта. *
В 1889 году поэт серебряного века Константин Льдов (1862-1937),
поклонник тютчевской поэзии, стихотворением «Екклесиаст» выразил
своё отношение к изречениям библейского царя-Проповедника:
«Все суета сует! Промчится год за годом
И канет без следа...
Развеются, как дым, державы и порфиры,
И слава и любовь промчатся, как мечта,
И всё пройдет как сон... Все тлен и суета,
Все суета сует!..».
... И мыслю горестно:
— Зачем же мы так страстно
Глядим в немую даль, страдаем и скорбим?
* Полонский А. Э. Антитеза Екклесиаста в поэзии Тютчева / «Mundo Eslavo». Universi-
dad de Granada. Num. 6 (2007). ISSN 1579-8372. С 139-159.

188
Тройственные ритмы в русской поэзии
Раич и античные ритмы
Природный ритм — чудесный Разум.
Взаимодействуй с ним и ты...
Третья заповедь
Пифагора
С. Е. Раич, знаток и почитатель античной культуры, ратовал за
введение в русскую поэзию форм, принятых в античные времена.
Особенно он отстаивал идею тройственных ритмов афинского философа
Платона (428 или 427—348 или 347 до н. э.). Афинянин, последователь
Пифагора, считал, что тройка — первое из чисел, содержащее начало,
середину и конец, символизирует принцип ритмического движения,
т. е. движения как всеобщей основы природы. (Платон. Анонимные
пролегомены к платоновской философии.) Во главу угла концепции
античного философа легло сформулированное им понятие триады как
структурного единства, образуемого тремя раздельными
взаимозависимыми частями, инициирующими эволюцию процесса бытия,
познания. В работах платоников и неоплатоников составные части триады в
разное время получали разное смысловое наполнение и
соответственно разные названия, но основополагающей всегда оставалась
незыблемой платоновская идея поступательного развития в три этапа, или три
ступени. Содержимое первых двух параметров триады находится в
несовместимом противоречии. Третий параметр устраняет сложившийся
конфликт, устанавливая ранее не существовавшее свойство. Третье
есть единство обоих — главный вывод Платона. Учения афинянина
о трёх началах и трёх ступенях бытия разрабатывались философскими
школами на протяжении последующих 700-800 лет, не были забыты в
XIX столетии и получили своё продолжение в немецкой классической
философии, в которой платоновская триада обрела значение основного
философского принципа диалектического развития. В трудах
Шеллинга, Фихте, Гегеля параметры триады, сохраняя логику платоновской
идеи о триединстве, трансформировались соответственно в тезис,
антитезис, синтез. Данные понятия синонимически эквивалентны
логическим параметрам Платона, но смысловое их наполнение
соответствовало уровню философской мысли XVIII-XIX столетий: под
тезисом философами также понималась та начальная стартовая стадия,
от которой прослеживается дальнейшее развитие процесса бытия или
мышления; антитезис — суждение, противопоставляемое предыдущей
стадии; синтез — процесс снятия конфликта между предшествующи-

Тройственные ритмы в русской поэзии
189
ми стадиями, создание нового качества. Упомянутые три стадии
обнаруживаются в природных и социальных процессах, известны в
мифологии, религии.
Раич был увлечён идеей опоэзивания русского языка, дополняя его
«неисчерпаемым запасом новых пиитических выражений, оборотов,
слов, картин, присущих поэзии Востока». В частной переписке
неудовлетворённость возможностями родного языка высказывал и Пушкин:
«Ты хорошо сделал, что заступился явно за галлицизмы, — писал
Пушкин Вяземскому 13 июля 1825 года из Михайловского в Царское
Село. — Когда-нибудь должно же вслух сказать, что русский
метафизический язык находится у нас еще в диком состоянии. Дай бог
ему когда-нибудь образоваться наподобие французского (ясного
точного языка прозы, то есть языка мыслей)».
Пушкин не знал о споре Раича с французским учителем Динакуром,
доказывающим, что только французский язык подходит для переводов с
латыни, а русский, дескать, слишком беден.
Идеи Раича увлекли его учеников, Тютчева и Лермонтова. В
творчестве Пушкина также находим произведение, созданное на основе
тройственных ритмов. Генрих Гейне узнал от Тютчева о необычной
стихотворной структуре и обогатил свою поэзию античной фигурой.
Размерность ритмов оказалась настолько органично вплетённой в
поэтический строй, что долгое время оставалась не распознанной отечественной
филологией, да и немецкой тоже.
Поводом для воплощения Раичем его идеи послужило прочтение им
одного стихотворения Пушкина.
Антигные ритмы в поэзии Пушкина
Раич познакомился с Пушкиным в Одессе в 1823 году. Опальный поэт
читал гостю созданные здесь произведения, в частности,
ностальгический шедевр «К морю» {«Ночью на корабле написал я Элегию,
которую тебе посылаю», из письма Л. С. Пушкину от 24 сентября 1820 года).
В 40-строчном стихотворении, не разделённом на строфы, Раич усмотрел
такое течение поэтической мысли, которое могло бы укладываться в
понимание логики платоновского тройственного ритма. Раич обратил
внимание на трижды повторенный рефрен: «Шуми, шуми, послушное
ветрило, / Волнуйся подо мной, угрюмый океан...», подчёркивающий
завершение каждого этапа развития поэтического действия. Так, в
первых четырёх строках поэт сообщает о видении картины спокойного моря
без акцентов на собственные переживания. Этот начальный образ, пред-

190
Тройственные ритмы в русской поэзии
варяющии дальнейшее изложение, является первым параметром
триады, соответствует философскому тезису:
Погасло дневное светило;
На море синее вечерний пал туман.
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан.
В следующих двенадцати строках внутренние переживания поэта
приходят в движение: его душа в волненье, он полон будоражащих
воспоминаний, внутренний мир разбужен желаниями и надеждами.
Состояние поэта противоположно статической картине тезиса. Этой части
стихотворения по мысли Раича соответствует антитезис:
Я вижу берег отдаленный,
Земли полуденной волшебные края;
С волненьем и тоской туда стремлюся я,
Воспоминаньем упоенный...
И чувствую: в очах родились слезы вновь;
Душа кипит и замирает;
Мечта знакомая вокруг меня летает;
Я вспомнил прежних лет безумную любовь,
И все, чем я страдал, и все, что сердцу мило,
Желаний и надежд томительный обман...
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан.
В последних двадцати четырёх строках желания поэта устремились
из мира души в простор окружающего мира. Данный выплеск чувств
создал неведомое свойство, разрешившее конфликт между двумя
предыдущими этапами развития. Рождаются новые чувства, воспринимаемыми
в качестве платоновского синтеза:
Лети, корабль, неси меня к пределам дальным
По грозной прихоти обманчивых морей,
Но только не к брегам печальным
Туманной родины моей,
Страны, где пламенем страстей
Впервые чувства разгорались,
Где музы нежные мне тайно улыбались,

Тройственные ритмы в русской поэзии
191
Где рано в бурях отцвела
Моя потерянная младость,
Где легкокрылая мне изменила радость
И сердце хладное страданью предала.
Искатель новых впечатлений,
Я вас бежал, отечески края;
Я вас бежал, питомцы наслаждений,
Минутной младости минутные друзья;
И вы, наперсницы порочных заблуждений,
Которым без любви я жертвовал собой,
Покоем, славою, свободой и душой,
И вы забыты мной, изменницы младые,
Подруги тайные моей весны златыя,
И вы забыты мной... Но прежних сердца ран,
Глубоких ран любви, ничто не излечило...
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан...
В первой строке рефрена упоминается украинизм ветрило, т. е. парус,
который позже появится у Тютчева: «Ветрило весело звучало...»
{«Восток белел...», начало 30-х гг.). Тютчев внимательно следил за
пушкинскими публикациями! Позже ветрило встречаем у Лермонтова: «На
воздушном океане / Без руля и без ветрил...» («Демон»), у А. К. Толстого
«Уже надутое ветрило / Наш челн уносит в новый край...» («Нас не
преследовала злоба...»). Русские поэты хорошо знали античную
культуру, знали о философском ритме Платона и нередко вводили его в
поэтический текст. В 1838 году Евгений Боратынский* написал элегию «Осень»,
встреченную критикой весьма доброжелательно. Стихотворение стало
заметной вехой в русской поэзии. Д. И. Писарев назвал его гениальным.
Пушкин писал о Боратынском: «Никто более Баратынского не имеет
чувства в своих мыслях и вкуса в своих чувствах».
Произведение «Осень» содержит 16 строф. Процитируем девятую:
Но если бы негодованья крик,
Но если б вопль тоски великой
Из глубины сердечные возник
Вполне торжественный и дикой, -
* Фамилия Боратынский польского происхождения, в российских источниках
встречаются два варианта написания: польское Боратынский и российское Баратынский.
(В сб. «К 200-летию Боратынского». М. 2002. С. 151.)

192
Тройственные ритмы в русской поэзии
Костями бы среди забав
Содроглась ветреная младость,
Играющий младенец, зарыдав,
Игрушку выронил, и радость
Покинула чело его на век,
И заживо б в нем умер человек!
Строфа стала предметом литературоведческого исследования*.
В работе Ю. М. Лотмана, в частности, сделано важное замечание: «Так,
(девятая) строфа в "Осени" Е. Баратынского складывается по
отчётливой логической схеме: тезис — 4 стиха, антитеза — 4 стиха,
синтез — 2 стиха».
Однако, такая же логическая схема содержалась и в элегии
Пушкина, но оказалась филологами нераспознанной. Обнаруживший её Раич
также посчитал данную схему не столь отчётливой. Верный идее
привлечения античных ритмов в русскую поэзию учитель Тютчева
предложил встраивать платоновскую логику непосредственно в структуру
стихотворной системы. По его идее необходим такой порядок построения
платоновского тройственного ритма, при котором каждому из трёх
параметров будет соответствовать по одной строфе, т. е. три параметра —
три строфы! В таком строе слова приобретают необычайную значимость,
характерную для малого смыслового пространства. Жёсткие правила,
вводимые Раичем, фиксируют стиль (тип) поэтического мышления,
создают логическую строгость, ограничивающую внерациональные
интуитивные процессы, предполагающие недосказанность и метафоричность
образов. Свободного пространства для движения мысли остаётся совсем
мало. Какое же проявление таланта требуется от создателя
поэтического произведения, чтобы в прокрустовом ложе триады рождался шедевр!
Раич предложил своеобразный поэтический тест, который испытал на
себе. По мотивам пушкинского произведения он написал трёхстрофное
стихотворение «Вечер в Одессе» («На море лёгкий лёг туман...», 1823),
отображающее развитие поэтического сюжета в его понимании
тройственного ритма. В этом произведении триаде Платона придана
структура, в которой строфическая и лексическая составляющие (термины
Ю. Лотмана) совпадают полностью, каждому из параметров
платоновской триады теперь жёстко соответствует по одной строфе на параметр.
* — Лотман Ю. М. Анализ поэтического текста / В сб. «Ю. М. Лотман. О поэтах и
поэзии». СПб. 2001. С. 101., — Либерман, Анатолий. Элегия Боратынского «Осень».
Заметки переводчика / «Флейта Евтерпы», № 3, 2007., — Хьетсо Гейр. Стихотворение
Боратынского «Осень» / В сб. «К 200-летию Боратынского». М. 2002. С. 151.

Тройственные ритмы в русской поэзии
193
В результате, учитель набросил уздечку на быстроногого Пегаса, загнав
его в узкое коринфское стойло. Придай Пушкин своему произведению
задуманную Раичем строфическую организацию, тройственные ритмы
обрели бы наглядность, но поэзии грозила бы утрата присущей ей свободы.
В первой строфе стихотворения «Вечер в Одессе» декларируется
вводная ситуация — картина-дагерротип — полный покой, сладострастная
нега, красота моря, очарованье южных стран, это тезис:
На море лёгкий лёг туман,
Повеяло прохладой с брега -
Очарованье южных стран,
И дышит сладострастно нега.
Во второй строфе поэт ввёл активную подвижность в небесной
сфере, противопоставленную статичности предыдущей строфы, происходит
смена дагерротипов, антитезис:
Подумаешь: там каждый раз,
Как Геспер в небе засияет,
Киприда из шелковых влас
Жемчужну пену выжимает.
Третья строфа — создание нового качества, третье — единство
обоих, процесс снятия противопоставления, платоновское действие
объединения образов первых двух строф в новой нераздельности, синтез:
И, улыбаяся, она
Любовью огненною пышет,
И вся окрестная страна
Божественною негой дышит.
Итак, Раич придал платоновской триаде суровую трёхстрофную
структуру. Ю. Тынянов выразил замечательную догадку: «...здесь, в
этом стихотворении Раича, уже предсказана трехчастная
краткость многих тютчевских пьес и разрешение двух строф в
третьей, представляющей определенную ритмико-синтаксическую
конструкцию»*. Происхождение в раичевом стихотворении мотивов
* Тынянов Ю. Н. Вопрос о Тютчеве / Поэтика. История литературы и кино. М., 1977.
С. 38-51.

194
Тройственные ритмы в русской поэзии
пушкинской элегии «К морю» {«Погасло дневное светило...», 1820)
Тынянов не акцентировал.
Знал ли Пушкин, что его произведение, благодаря Раичу (к которому
он не питал приязни!), отзовется в русской поэзии столь удивительным
эхом создания многих пьес, построенных на тройственном движении
поэтической мысли? Вопрос не риторический. Со значительной долей
вероятности не исключено, что в 1823 году Семён Егорович поделился с
мэтром своими замыслами строфического структурирования поэтического
произведения, построенного на основе тройственного ритма. Согласился
ли тогда Пушкин с необычной идеей? Можно утверждать, что доводы
оппонента им были услышаны и... приняты! Но не сразу, спустя шесть лет
раичево предложение легло в основу стихотворения «Приметы»*.
Первая строфа, начальный посыл — «Я ехал к Вам: живые сны...»:
Я ехал к вам: живые сны
За мной вились толпой игривой,
И месяц с правой стороны
Сопровождал мой бег ретивый.
Вторая строфа, противоположение — «Я ехал прочь: иные сны...»:
Я ехал прочь: иные сны...
Душе влюбленной грустно было,
И месяц с левой стороны
Сопровождал меня уныло.
Третья строфа, разрешение конфликта — «Так суеверные приметы»:
Мечтанью вечному в тиши
Так предаемся мы, поэты;
Так суеверные приметы
Согласны с чувствами души.
Ап. Григорьев, анализируя стихотворение «Приметы», акцентирует
психологический нюанс в описании рождения любовных чувств поэта.
[Гри] Пушкин читал все публикации в раичевых альманахах и проявлял
особый интерес к тем, которые строились на тройственном ритме.
В 1839 году Раич, вспоминая отношение Пушкина к поэзии,
восклицал: «Как он был предан ей!».
* Публикация в апрельском номере альманаха А. Дельвига «Подснежник», 1929.

Тройственные ритмы в русской поэзии
195
Антигные ритмы в поэзии Тютгева
Жёсткие рамки предложенной учителем системы не смутили
Тютчева, он осуществил её не менее, чем в двух десятках стихотворений.
В 1829 году в раичевой «Галатее было опубликовано тютчевское
стихотворение «Олегов щит». Это было флагманское сочинение Тютчева в
ключе осуществления идеи Раича. Поводом к написанию стихотворения
было завершение русско-турецкой войны 1828-1829 гг.
Тютчев построил стихотворение в соответствии с раичевой
установкой, т. е. в первой строфе утверждается тезис, в котором зреет будущий
конфликт, — турки обращаются к Богу, Аллаху, с просьбой о победе над
гяурами:
1
«Аллах! пролей на нас твой свет!
Краса и сила правоверных!
Гроза гяуров лицемерных!
Пророк твой - Магомет!..»
Что можно противопоставить молитве врагов? Другую молитву,
русскую молитву, тоже обращение к тому же Великому, с той же просьбой,
антитезис:
2
«О наша крепость и оплот!
Великий Бог! веди нас ныне,
Как некогда Ты вел в пустыне
Свой избранный народ!.."
Всевышний поставлен в трудное положение. Он слышит обе
молитвы. Создатель един для всех: и для мусульман, и для христиан (и для
избранного Им народа). Обращения к Нему и тех, и других (и третьих)
не допускают выборочной справедливости только по отношению к
одному из них. Что делать? Бог один, вер много. Синтетическое решение:
мир наступит только при единой религии для всех! Эту же
неординарную мысль высказывали многие русские религиозные философы (Вл.
Соловьев в споре с И. Аксаковым апеллировал к мнению Тютчева)*.
А сейчас всё молчит! Silentium! Но пусть турки видят, чей щит озарила
мусульманская луна:
* 6 мая 2001 года Папа Иоанн Павел II впервые в истории христианства
провел богослужение в мечети, призывая верующих всего мира к взаимному
согласию.

196
Тройственные ритмы в русской поэзии
Глухая полночь! Все молчит!
Вдруг... из-за туч луна блеснула
И над воротами Стамбула
Олегов озарила щит.
В 1829 году замысел единой веры в качестве рецепта всеобщего мира
ещё владел поэтом.
В этом же стихотворении Тютчева, кроме воплощения концепции
тройственного ритма, очевидно раскрытие и другой идеи Платона:
противопоставление гармонии небес хаосу земных конфликтов.
В рафаэлевской «Афинской академии» в центре внимания на
переднем плане изображены две фигуры: убелённый сединами философ-
идеалист Платона (с чертами Леонардо да Винчи) и его ученик,
оппонент-материалист, молодой Аристотель. Платон, указывая правой
рукой на небо, обращается к ученику: «Если ты знаешь истину,
Аристотель, не смотри вниз на землю, в окружающий нас
эмпирический мир со всем его беспорядком и хаотическими случайностями.
Смотри в небо, в мир идеальных форм, ибо только там ты найдёшь
истинную сущность и природу вещей. Там вместо случайностей и
конфликтов ты найдёшь единство и гармонию». Идея
противоположения горнего земному проходит лейтмотивом через всё творчество
Тютчева.
В шумовом гуле публикаций газет, журналов, альманахов
внимание Пушкина уловило и публикацию в «Галатее» тютчевских стихов.
Его отзыв, устный или письменный, остался неизвестным. Он
откликнулся поэтически, одноименным стихотворением. Совпадение
заголовков — сигнал пушкинского не восприятия идеи мюнхенского
автора, не согласия с изложением сущности военных событий. По
его мнению, корни нынешнего конфликта России с турками
произрастают не из религиозной проблемы, а социально-исторической:
они кроятся в прошлой и нынешней небоеспособности греков! После
поражения греческого восстания 1821 года греки не проявили волю
к борьбе за независимость. «Греция мне огадила, — писал Пушкин
П. А. Вяземскому 24-25 июня 1824 года. — О судьбе греков
позволено рассуждать, как о судьбе моей братьи негров, можно и тем
и другим желать освобождения от рабства нестерпимого. Но
чтобы все просвещенные европейские народы бредили Грецией —
это непростительное ребячество. Иезуиты натолковали нам о
Фемистокле и Перикле, а мы вообразили, что пакостный народ,

Тройственные ритмы в русской поэзии
197
состоящий из разбойников и лавочников, есть законнорожденный
их потомок и наследник их школьной славы. Ты скажешь, что я
переменил свое мнение. Приехал бы ты к нам в Одессу
посмотреть на соотечественников Мильтиада и ты бы со мною
согласился. Да посмотри, что писал тому несколько лет сам Байрон в
замечаниях на Child Harold».
Греки не устояли когда-то перед ратной Русью, пригвоздившей на
цареградских воротах булатный щит Олега, не устояли они и теперь
перед турками. Не сдали бы греки Константинополь, и не было бы
сегодня турецкого города Стамбула и дней вражды кровавой\ Но днесь,
когда мы вновь со славой грозно притекли, старый щит Олега остановил
нашу рать и предохранил турок от полного разгрома.
* * *
В 1828 году Пушкин написал 16 строчное горькое признание,
стихотворение «Воспоминание», всего одно предложение, заключённое точкой
в конце. В последних шести строках в центре внимания свиток:
Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток:
И, с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу, и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,-
Но строк печальных не смываю.
Свиток — несмываемая память о прожитой жизни, от которой,
несмотря на её трагизм, поэт не отказывается. Для него болезненны
тревожные воспоминания, он остро переживает жужжанье клеветы и
шепот зависти, чувствует укор кровавый, но то, что было прожито,
остаётся с ним...
Тютчев знал эту пушкинскую грусть. Родились ассоциации,
появились собственные мысли, оформившиеся в произведение на ту же
тему, но с другими акцентами. Оно было создано не позднее 1830 года
и называлось: «Как над горячею золой...» (опубликовано в 1836 году
в третьем томе пушкинского «Современника» среди стихотворений,
присланных из Германии). Три строфы — три такта тройственного
ритма. Первая строфа — начальная позиция, акцент на сгорающем
свитке, читатель наблюдает процесс его сгорания, обоняет запах дыма,
осязает жар золы:

198
Тройственные ритмы в русской поэзии
Как над горячею золой
Дымится свиток и сгорает,
И огнь сокрытый и глухой,
Слова и строки пожирает,
Следующее четверостишие соотносится с первым как прообраз к
образу — они взаимно отражены: «Как дымится свиток, Так и жизнь моя
уходит с дымом». Начальные слова обеих строф представляют единый
неодноместный союз «Как» — «Так», Между частями союза
устанавливаются отношения противоположения, определяющие вторую строфу
в качестве антитезиса:
Так грустно тлится жизнь моя
И с каждым днём уходит дымом;
Так постепенно гасну я
В однообразье нестерпимом!..
В третьей строфе страдающий автор обращается к Всевышнему:
«О небо», синтезируются противоположения первых двух строф:
О небо, если бы хоть раз
Сей пламень развился по воле,
И не томясь, не мучась доле,
Я просиял бы - и погас!
Стихотворение в целом — поэтическая иллюстрация учения Шопен-
гаура о страдании как стимуле изменения жизни: «... В той степени,
в какой усиливается отчетливость познания и возвышается
сознание, возрастает и мука. Чем интеллигентнее тот, в ком живет
гений, страдает больше всех. Именно в этом смысле я понимаю и
привожу здесь знаменитое изречение Когелета: «И кто умножает
познания, умножает скорбь»», [Шоп с. 183 §57] Когелет, Kohelet, —
католическое имя Екклесиаста-Проповедника. Стихотворение Тютчева
«Как над горячею золой,,,» вызвало отклики Н. Некрасова, И.
Аксакова, И. Тургенева, Л. Толстого.
Подробный литературоведческий анализ стихотворения в 1859 году
сделал А. А. Фет*. В произведении Тютчева его интересовало всё: и
поиск мысли, и её эстетика, перспектива изображения, образы планов,
переднего и заднего, т. е. всё то, что он сам акцентировал в своем твор-
* Фет А. А. «О стихотворениях Ф. Тютчева» / «Русское слово», 1859, № 2.

Тройственные ритмы в русской поэзии
199
честве. Нашёл всё, что искал. Фет писал: «Первое слово: "Как",
управляющее всем (первым) куплетом, доказывает, что процесс горения,
так мощно и так тонко обрисованный, способен высказать
задушевную мысль....чувствуешь, что он (огонь) единовременно ходит и
по извивам свитка, и по изгибам души». То есть первую строфу критик
справедливо воспринял в качестве исходного посыла. Фет верно постиг
значения следующих двух куплетов как изображения завершающей
стадии процесса горения: «Наше ожидание сбывается вполне:
поэтическая мысль уже ясно выступает во втором куплете, а в третьем
вспыхивает так ярко, что самый образ пылающего письма
бледнеет перед её сиянием». Однако грамматический оборот «Как» — «Так»,
устанавливающий противоположение первых двух строф, Афанасий
Афанасьевич не заметил, не ассоциировал он платоновского
разрешения двух строф в третьей, то есть точке зрения критика не
противоречила возможность количества строф в стихотворении больше трёх. В
творческом арсенале самого Фета античные ритмы не обнаруживаются.
* * *
...Апрель 1873 года. Внутренний монолог умирающего поэта:
стихотворение «Бессонница (Ночной момент)». Первые двенадцать строк —
одно предложение, главный посыл:
Ночной порой в пустыне городской
Есть час один, проникнутый тоской,
Когда на целый город ночь сошла,
И всюду водворилась мгла,
Все тихо и молчит; и вот луна взошла,
И вот при блеске лунной сизой ночи
Лишь нескольких церквей, потерянных вдали,
Блеск золоченых глав, унылый, тусклый зев
Пустынно бьет в недремлющие очи,
И сердце в нас подкидышем бывает,
И так же плачется и также изнывает,
О жизни и любви отчаянно взывает.
Противоположение всего две строки — «Но... всё пусто и темно!»:
Но тщетно плачется и молится оно:
Все вкруг него и пусто и темно!

200
Тройственные ритмы в русской поэзии
Жизнь как стон, слабея, утихает. Новое качество — её
противоположение...
Час и другой все длится жалкий стон,
Но наконец, слабея, утихает он.
Произведение «Бессонница» создано на одном дыхании, на
безостановочном излиянии души без строфических пауз. Тютчев впервые в
своём творчестве освободился от ограничивающего правила Раича: три
параметра — три строфы. Такую же структуру имело стихотворение,
созданное Пушкиным пятьюдесятью годами ранее на основе
тройственного ритма, «К морю» {«Погасло дневное светило»). Тютчев всегда
признавал приоритет мэтра, с уважением относился к его памяти. Не
забыл о нём он и сейчас, в оставшиеся часы своего бытия... Каждый из
параметров ритма в «Бессоннице» — тезис, антитезис, синтез —
завершён соответственно точкой, восклицательным знаком, точкой. Точка
у Тютчева — редкий знак препинания, она упрямая помеха, тормозит
свободный полёт воображения, мешает поворотам мысли,
препятствует выходу из лабиринтов фантазии, создаёт тупики, требует смирения.
Поэт её игнорировал, заменял другими знаками: тире, многоточие,
восклицательные знаки. Точка в заключительной строке «Бессонницы» —
последняя в его творчестве...
* * *
...Весна 1828 года знаменательна в жизни Фёдора Ивановича встречей
в Мюнхене с немецким поэтом Генрихом Гейне. Генрих уже успел
учиться в трёх университетах: Боннском, Геттингенском и Берлинском. В
Берлине он слушал лекции Гегеля, излагавшего диалектическое
миропонимание. Генрих не принял учение берлинского профессора, его привлекали
воззрения Артура Шопенгауэра. Интересно, что сам Шопенгауэр нередко
подкреплял изложение своих идей цитированием из творчества Гейне.
Какой след оставили общения Гейне и Тютчева в душе каждого из
них? Этот вопрос не остался безответным в российской* и немецкой**
филологии. Дополним исследования известных литературоведов
некоторыми суждениями.
* Тютчев и Гейне / В сб. Тынянов Ю. Н. Тютчев и Гейне. — М, 1977. — С. 29-37.
** Rothe Hans. "Nicht was ihr meint, ist die Natur..." : Tjutschev und das «Junge
Deutschland / «Studien zu Literatur und Aufklärung in Osteuropa» («Исследование
литературы и просвещения в восточной Европе»). S. 319-335. Gissen. 1978.

Тройственные ритмы в русской поэзии
201
Жизненный и литературный опыт Гейне к названному времени
сложился богаче, чем у его российского друга. Поэтический опыт Гейне
к 1827 году нашёл своё выражение в лирических циклах, собранных в
«Книге песен» («Юношеские страдания» (1815-1821), «Сновидения»
(1816), «Романсы» (1820-1821) и др.). «Книга песен» — первый
поэтический шедевр Гейне, прекрасное утверждение его способности
совершенными художественными средствами раскрыть духовный мир
лирического героя. С каким мастерством Гейне сумел показать искания,
разочарования и надежды новой личности, многогранность её духовного
мира! Гейне уже хорошо знали в немецкой культурной среде.
Фёдора и Генриха многое роднило: оба талантливы, ироничны,
склонны к философским размышлениям, для того и другого метафизическое
состояние души — родная стихия. Оба поэта хорошо знали
европейскую философию и поэзию, часто обсуждали творчество отдельных
авторов, солидарно негативно оценивали творения в стиле гегельянского
рационализма и перезрелого романтизма. Многие остроты и афоризмы
Тютчева, высказанные им в обществе Гейне, остались фактически
неизвестными в российской тютчевиане. Темы и настроения их бесед нашли
отражение в статье Гейне о работе Вольфганга Менделя «Немецкая
литература» (1828), в книгах: «Романтическая школа» (1833) и «К истории
религии и философии Германии» (1834), «Путевые картины» (1834).
В поэзии Тютчева, созданной после лета 1828 года («Silentium!»,
«Как над горящею золой...», «Не то, что мните вы, природа» и др.),
ощутимы мотивы метафизической философии Шопенгауэра,
почитателем которой был Гейне.
Несомненно, немецкий собрат по перу узнал от Фёдора Ивановича
об идеях Раича, о давнем вынашивании учителем замысла введения в
поэзию античных форм, требующих адаптации мышления, о
причастности одного стихотворения Пушкина к осуществлению Раичем своего
проекта. Эти сведения чрезвычайно заинтересовали Гейне. Был ли он
готов к такому необычному творчеству? Одно, несомненно, Генрих
решил испытать свой талант.
В 1831 году увидел свет сборник «Neuer Frühling» («Новая весна»),
содержащий сорок два произведения. Некоторые были написаны ещё в
Мюнхене в 1828 году и посвящены Клотильде. Открывается названный цикл
стихотворением «Prolog» («Пролог»). И вот здесь Гейне пытается проявить
себя его изложением в античном ритме. Ему необходимо изобразить
лирическое признание не красочным многословием, на которое Гейне был
большой мастер, а сжатым в три четверостишия текстом, подчинённым
логическим законам философской триады. Что же создал поэт?

202
Тройственные ритмы в русской поэзии
Итак, первая строфа «Пролога» (пер. П. И. Вейнберга) — исходный
тезис. На некоторой картине, экспонируемой, по-видимому, в
мюнхенской Пинакотеке, изображён вооружённый человек, рыцарь,
собирающийся на войну:
In Gemäldegalerien
Siehst du oft das Bild des Manns,
Der zum Kampfe wollte ziehen,
Wohlbewehrt mit Schild und Lanz.
В галереях часто видишь
Ты картину: снаряжён
Рыцарь в битву; он со шпагой
И копьём вооружён.
Начало второй строфы слово «Doch» — наречие с многозначным
контекстным значением, часто имеющее смысл возражения.
Переводчик перевёл «Но», недвусмысленно придавая второй строфе понимание
противоположения первой, антитезис:
Doch ihn necken Amoretten,
Rauben Lanze ihm und Schwert,
Binden ihn mit Blumenketten,
Wie er auch sich mürrisch wehrt.
Но амуры отнимают
У него копьё и щит,
Из цепей цветочных тщетно
Бедный вырваться спешит.
Третьей строфой поэту необходимо примирить первые две,
синтезируя некую новую идею. Обезоруженного ангелами рыцаря Гейне
сравнил с собой, оказавшегося в оковах любви. Удивительны, хотя,
несомненно, случайны, аллюзии с образом пушкинского хана Ратмира:
So, in holden Hindernissen,
Wind ich mich in Lust und Leid,
Während Andre kämpfen müssen
In dem großen Kampf der Zeit.
Так и я в оковах милых
Крест несу блаженный свой,
Между тем как братья бьются
В битве века мировой.
Гейне доказал свой поэтический дар: произведение действительно
построено на основе логического приёма: третье есть единство
обоих. Стихотворение «Prolog», в котором осуществлён античный ритм,
оказалось единственным в его творчестве.
Поэзия Гейне будет подвергаться строгой цензуре в России. В 1858 году
Фёдор Иванович займёт должность председателя Комитета цензуры
иностранной. В 1865 году он отметит среди результатов усиленных
занятий Комитета за прошедшие семь лет «позволенные многие
сочинения известных авторов прежде запрещенные, а ныне, как например:
... Гейне и весьма многие другие».

Тройственные ритмы в русской поэзии
203
Незавершённые ритмы
Подлинная жизнь беспредельна в многообразии действительных её
коллизий. Невозможно отобразить через инструментарий конечного
количества литературных приёмов всю неисчислимую палитру
красок действительности. Дискретность несоизмерима с бесконечностью,
мысль изреченная несоизмерима с мыслю неизреченной.
Художественное воспроизведение бесконечности бытия никогда не сможет быть
удовлетворено наличным арсеналом изобразительных средств. Всегда
будет ощущаться необходимость в создании новых приёмов, в
расширении аристотелевского принципа достаточного основания, В
реальной жизни развитие идеи не всегда завершается её финалом. О
таком повороте поэт размышлял ещё в стихотворении «Сижу задумчив
и один...». Не любой конфликт может быть увенчан созданием нового
качества, конфликт может оставаться вечным, вообще неразрешимым.
Вероятные динамичные противоположения между тезисом и
антитезисом не удаётся устранить созданием нового качества. В этом случае
ритм действия обрывается уже после второго такта. Триада не
вызревает, остаётся диадой. В подобном диадном фрагменте противополагаемые
друг другу строфы находятся в условиях бескомпромиссных
диспутантов: эмоциональный накал не завершается его погашением, результат
диспута — его отсутствие. Примером описываемой структуры является
«Люблю глаза твои, мой друг...».
Первая строфа, исходная ситуация, тезис «Люблю...»:
Люблю глаза твои, мой друг,
С игрой их пламенно-чудесной,
Когда их приподымешь вдруг
И, словно молнией небесной,
Окинешь бегло целый круг...
Ключевые слова тезиса: люблю; пламенно-чудесная игра
приподнятых глаз. Начало второй строфы предопределяет зреющий конфликт,
антитезис, «Но есть...»:
Но есть сильней очарованья:
Глаза, потупленные ниц
В минуты страстного лобзанья,
И сквозь опущенных ресниц
Угрюмый, тусклый огнь желанья.

204
Тройственные ритмы в русской поэзии
Растущий взрыв чувств переходит в разрушающую страсть:
приподнятые глаза заместились глазами, потупленными ниц, исчезло
пламенно-чудесное люблю первой строфы, его место заняло желанье,
угрюмое и тусклое. Как же примирить две противоположности:
небесную любовь и тёмный необузданный земной огонь?! Никак! Оба
чувства сосуществуют в разных мирах, соединяемых в недостижимой
беспредельности. Разрешение конфликта возможно только в ужасной
каре как знамении богов. Таков ответ поэта в монологе Терамена «Из
"Федры" Расина» (1828). Стихотворение «Люблю глаза твои...»
построено на незавершённом тройственном ритме, ритме без синтеза. В
противоборство вступают две логики: логика развития сюжетной
интриги произведения, в котором по канонам ожидается финальный синтез,
и логика реальной жизни, в которой нового качества не будет, оно не
может быть создано подлинной ситуацией...
Такой же диалог противоположений без канонического синтеза
находим в стихотворениях: «День и ночь», «Когда в кругу убийственных
забот...» и пр. Поэзия Тютчева обогатила русскую литературу
творениями, структура которых строилась на основе библейских и античных
тройственных ритмов, завершённых и незавершённых, воплощавших
неординарный творческий замысел, отображавших стройную систему
уникального поэтического мышления.
Антигные ритмы в поэзии Лермонтова
В 1827-1830 гг. Раич занимал должность профессора Московского
университетского пансиона*, преподавал студентам античную,
латинскую и российскую словесность. В рамках данного предмета он
рассказывал им о тройственном ритме, который находит применение не
только в философии, но и в поэзии. Идея поэтического воплощения
замысла философской триады была с воодушевлением принята
студентами и нашла своё выражение во многих их стихотворениях. В числе
воспитанников Раича оказался и М. Лермонтов. Он был зачислен в пансион
с 1 сентября 1828 года и учился до его закрытия 29 марта 1830 года.
Раич раскрывал перед воспитанниками логическую строгость, фило-
* Университетский Благородный пансион при Московском университете
был открыт в 1779 году по инициативе куратора университета M. М.
Хераскова. В Университетском пансионе в разное время обучались А. П. Ермолов,
А. С. Грибоедов, М. Ю. Лермонтов, В. Ф. Одоевский, будущие декабристы
П. Г. Каховский, В. Ф. Раевский И. Г. Бурцов, Φ. Ф. Вадковский и др. 29 марта
1830 пансион был преобразован в 1-ю Дворянскую гимназию, в 1833 — в
Дворянский институт. (Энциклопедия «Москва»)

Тройственные ритмы в русской поэзии
205
софскую глубину, поэтическую гармоничность тройственных ритмов,
построенных на платоновском выводе: третье есть единство обоих,
Семён Егорович читал студентам стихи Тютчева («Олегов щит» и др.), в
которых философская триада управляет поэтической гармонией
стихотворного строя. Поэтическое мышление Лермонтова органически
вписывалось в тройственный ритм раичевой идеи, следуя которой им были
созданы: «Русская мелодия» (1829), «Невинный нежною душой,,.» (1829),
«Чаша жизни» (1831) и многие другие. В 1837 году Лермонтовым было
написано печальное 24-строчное стихотворение «Узник». Первая
строфа провозглашает, тезис:
Отворите мне темницу,
Дайте мне сиянье дня...
Вторая строфа возражает, антитезис: «Но окно...»
Но окно тюрьмы высоко,
Дверь тяжелая с замком...
Третья строфа стихотворения снимает спор первых двух, создавая в
восьми строках новое единство, синтез:
Одинок я - нет отрады:
Стены голые кругом,
Тускло светит луч лампады
Умирающим огнем;
Только слышно: за дверями
Звучно-мерными шагами
Ходит в тишине ночной
Безответный часовой.
В апреле 1840 года Лермонтов получил приказ отправляться в
ссылку на Кавказ. В день отъезда поэт пришёл к Карамзиным, где собрались
друзья, чтобы проститься с ним. Он стоял у окна и, глядя на облака,
плывущие над Невой и Летним садом, слагал стихи, названные им «Тучи».
Этим произведением Лермонтов обозначил дату своего изгнания.
Тройственные ритмы, о которых Лермонтов узнал от Раича, органично
вписывались в его индивидуальность. Экспромт отражал неустроенность
судьбы, душевные метания 26-летнего поэта. Построение
стихотворения характерное для раичевой идеи.

206
Тройственные ритмы в русской поэзии
Исходное положение: тучи, будто люди-изгнанники. Тезис:
Тучки небесные, вечные странники!
Степью лазурною, цепью жемчужного
Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники
С милого севера в сторону южную.
Противоположение. Тягостный вопрос: тучки, кто же вас гонит?
Антитезис:
Кто же вас гонит: судьбы ли решение?
Зависть ли тайная? злоба ль открытая?
Или на вас тяготит преступление?
Или друзей клевета ядовитая?
Тягостный ответ: вы изгнанники безродные, синтез:
Нет, вам наскучили нивы бесплодные...
Чужды вам страсти и чужды страдания;
Вечно холодные, вечно свободные,
Нет у вас родины, нет вам изгнания.
Лермонтов творил легко. Он не чувствовал дискомфорта при
созидании своих произведений на основе чуждой русской традиции
платоновской триады. Тройственный ритм был свойственен его стилю
поэтического мышления. Количество созданных им стихотворений,
построенных на античном ритме, соизмеримо с количеством тютчевских.
Раичевый тест оба ученика Семёна Егоровича сдали по высшему балу!
Многие годы Михаил Юрьевич будет благодарно вспоминать
университетского профессора, под влиянием которого его творчество украсилось
поэтическими жемчужинами. Их гармоничный строй пребывал в
подчинении философской идеи, рождённой в античные времена.
* * *
Так в творчестве великих поэтов России — Пушкина, Тютчева,
Лермонтова и присоединившегося к ним немецкого поэта Гейне,
воплотилась хрупкая мечта Дон Кихота из Рай-Высокого о введении в поэзию
лаконичных композиционно-завершённых стихотворных форм
античных ритмов.

РАЗВИТИЕ ДЕЙСТВИЯ
В ПОЭЗИИ ТЮЧЕВА
Меня окружают молчаливые глаголы,
Похожие на чужие головы глаголы,
Голодные глаголы, голые глаголы,
Главные глаголы, глухие глаголы.
Глаголы без существительных,
глаголы - просто.
Глаголы, которые живут в подвалах.
К Бродский
Формирование действия у Тютчева происходит как
последовательное изменение качественных свойств главных членов предложения. При
этом в арсенале творческих средств в управлении развитием действия
глаголы занимают лидирующее место. Частым приёмом поэта
является введение различных движений, изменяющих темп или направление.
Тютчев — мастер использования палитры глагольных возможностей
для отображения душевного настроя в мелодию стиха. В статье
«Структура художественного текста» Юрий Лотман на примере анализа
стихотворения В. Жуковского «На смерть Пушкина» обращал внимание на
роль глагольных категорий в отображении художественной картины
мира.
Глагол наиболее информативно-насыщенная и активная часть речи,
обозначающая процесс (действия, состояния, отношения) в категориях
вида, залога, наклонения, времени, лица, числа и даже рода (в формах
прошлого времени и сослагательного наклонения). Атрибутивные
формы глагола (причастия, деепричастия) совмещают значения
соответственно глагола и прилагательного, глагола и наречия. Употребление
глаголов в устной речи определяет её темп и динамичность, делают речь
выразительно-краткой, убедительной*.
Примером осуществления поэтические идеи на основе
разнообразия глагольных свойств является упомянутое выше стихотворение
«Silentium!». Его образность довольно скупо передана немногими тро-
* — «Пришёл, увидел, победил», Ю. Цезарь; — «Бороться и искать, найти и
не сдаваться», В. Каверин «Два капитана». Перевод из поэмы А. Теннисона
«Улисс»: «То strive, to seek, to find, and not to yield».

208
Развитие действия в поэзии Тютчева
пами и эпитетами. Сжатый до конспективности текст несёт
энергетический заряд более сильный, чем пространное изложение. Экспрессию
усиливают сквозная мужская рифма и одиннадцать глаголов в
повелительной форме. Необычайная динамика мысли передаётся через
глагольный «шквал». В лаконичном произведении всего сорок восемь
знаменательных слов, из них более половины — глаголы и атрибутивные
формы: двадцать пять (плюс наречие безмолвно, мотивированное
глаголом «не молвить», «молчать»).
Сюжетные действия сменяются с кинематографической быстротой.
Если бы стихотворение содержало только глаголы и атрибутивные
формы, то сохранился бы связный смысл концентрированного эмоционально-
напряжённого накала:
1-я строфа: Молчи, скрывайся и таи /...—/ Пускай / Встают и
заходят / (Безмолвно), —/ Любуйся и молчи.
2-я строфа: Как высказать? / Как понять? / Поймёт ли, чем
живёшь? / изреченная есть / Взрывая, возмутишь, —/ Питайся и
молчи.
3-я строфа: Лишь жить умей, / Есть /..;/ оглушит, / разгонят,
— / Внимай и молчи!..
Около 1830 года было написано стихотворение «Весенние воды»
(«Ещё в полях белеет снег...»). Оно насыщенно чувствами райской
бесконечности жизни. Мир прекрасен и совершенен, в нём нет места
тревогам, болезням, житейским проблемам. Молодой поэт как бы
впервые увидел весну, будто никогда ранее, в его прежней жизни, не было
такого прекрасного времени года. Стихотворение является вехой его
поэтической зрелости, знаменует те ступени творческого развития,
которые были им достигнуты к концу 20-х годов. В данной пиесе (термин
И. Аксакова), как и в большинстве произведений Тютчева, присутствует
подтекст.
«Прежде всего бросается в глаза при знакомстве с нашим
поэтом, — писал В. Соловьев, — созвучия его вдохновения с жизнью
природы, — совершенное воспроизведение им физических явлений
как состояний и действий живой души»*.
Стихотворение «Весенние воды» построено на идее
платоновского тройственного ритма, предполагающего сюжетность произведения.
В «Весенних водах» все глаголы (кроме одного) — несовершенного вида,
они акцентируют незаконченность происходящего процесса. Из сорока
трёх знаменательных слов одну треть — четырнадцать — составляют
* Соловьев В. С. Сочинения в 2 т. / М., 1990. Т. 2. С. 17.

Развитие действия в поэзии Тютчева
209
глаголы. Они вводятся в текст стихотворного сценария по мере
развития в природе интриги прихода весны.
Первая строфа, тезис, — прелюдия сюжета, старт весне. Она ещё не
наступила, но уже очевидны признаки её приближения (первая строка):
«Ещё в полях белеет снег». Белеет — глагол, имеющий свойство быть
видимым. Затем следуют звуки весны (вторая строка): «А воды уж
весной шумят». В третьей строке к звуку добавилось движение: «Бегут и
будят сонный брег». Строфу завершает эскалация весенних мотивов:
«Бегут и блещут и гласят».
Вторая строфа, антитезис, — стадия динамичного развития
события в противоположении к стартовому тезису, триумф прихода весны.
Во второй и четвёртой строках глаголы направленного движения: идёт,
идёт, выслала. Глагол выслала, единственный совершенного вида,
утверждающий, что действие прихода весны уже совершилось и
возврата к зиме не будет:
Они гласят во все концы:
«Весна идет, весна идет!
Мы молодой весны гонцы,
Она нас выслала вперед!»
В третьей строфе, синтез, снимается противоположение первых
двух стадий, устанавливается новое качество — окончательное
торжество весны, выраженное также глаголами движения: идёт, идёт,
толпится. Последний глагол, толпится, символизирует весёлую сутолоку
в место окончательного прибытия весны:
Весна идет, весна идет!
И тихих, теплых, майских дней
Румяный, светлый хоровод
Толпится весело за ней!..
Поступь времени — постоянная тема в сознании и поэзии Ф. И.
Тютчева. В каждой детали изменчивой природы поэт философски
осмысливает быстрое течение времени. Глаголы — главные выразители этой
темы. В четырёхстрофном стихотворении «Листья» (предполагаемая
дата создания 1830 год) движение времени олицетворено изменением
состояния листьев в процессе смен времён года. В каждой строфе
почти равное количество знаменательных слов: 19, 19, 16, 19. Все строфы
состоят из полустроф, содержащих предложения-четверостишия. Пер-

210
Развитие действия в поэзии Тютчева
вая строфа посвящена зиме. Сонное течение времени передано тремя
глаголами настоящего времени и одним причастием: хвойные деревья
торчат, закутавшись, спят, их зелень не желтеет — природа в
состоянии анабиоза:
Пусть сосны и ели
Всю зиму торчат,
В снега и метели
Закутавшись, спят.
Их тощая зелень,
Как иглы ежа,
Хоть ввек не желтеет,
Но ввек не свежа.
Во второй строфе три «весёлых» глагола настоящего времени —
цветём, блестим, гостим — ассоциированы с кратким летом. В
следующем четверостишии пора уже предосенняя, ощутима ностальгия о
красном лете. (Красное лето — устойчивый народно-поэтический эпитет).
Здесь также три глагола, но уже в прошедшем времени: листья были в
красе, играли, купались:
Мы ж, легкое племя,
Цветем и блестим
И краткое время
На сучьях гостим.
Все красное лето
Мы были в красе,
Играли с лучами,
Купались в росе!..
В первой полустрофе третьей строфы — начало осени, — состояние
природы после лета: отпели, отцвели (противопоставление глаголу
цветём в предыдущей строфе), побледнели, ушли. Во второй
полустрофе время позднеосеннее, неопределённое, вопросы риторические и
вечные — что делать: висеть и желтеть? улететь\
Но птички отпели,
Цветы отцвели,
Лучи побледнели,
Зефиры ушли.

Развитие действия в поэзии Тютчева
211
Так что же нам даром
Висеть и желтеть?
Не лучше ль за ними
И нам улететь!
В четвёртой строфе природа предзимняя (продолжение позднео-
сенней), время помчалось со скоростью буйного ветра. В строфе
предлагается ответ на вопрос предыдущей строфы — спасение в бегстве. В
первой полустрофе только один глагол: сорвите, во второй — семь (!!):
сорвите, умчите, ждать не хотим, летите, летите, летим!
Последний глагол звучит как, наконец, принятое решение:
О буйные ветры,
Скорее, скорей!
Скорей нас сорвите
С докучных ветвей!
Сорвите, умчите,
Мы ждать не хотим,
Летите, летите!
Мы с вами летим!..
Но! Времена года цикличны: после предзимы наступает зима, за
четвёртой строфой должна следовать первая! Смысл стихотворения —
движение времени вечно, но внутри цикла, т. е. в течение
календарного года, это движение неравномерно. Темп неравномерности мастерски
передаётся глаголами движения. Идея вечных циклов периодических
состояний природы — смены дня и ночи, времён года, круговоротов
воды и пр. — была прочтена Тютчевым в Книге Екклесиаста и нашла
своё воплощение во многих стихотворениях поэта в период его жизни в
Мюнхене.
В тютчевской поэзии частым мотивом является замедление времени
или даже полная его остановка, и тогда мир вступает в состояние
безвременья, вечности. В ощущении этого состояния поэт отказывается от
глагольного многословья, он оттеняет недвижение времени малым или
полным неупотреблением глаголов. При этом наличествующие
глаголы присутствуют в неопределённой форме или в настоящем времени.
Ювелирно-точное обозначение процесса определяет индивидуальную
уникальность поэтического мира Тютчева. Так полной
противоположностью жизнерадостного мажора «Весенних вод» является стихотворение
«Осенний вечер» (написано также в Мюнхене в 1830 году, опубликова-

212
Развитие действия в поэзии Тютчева
но в «Современнике» в 1840 году). Стихи об одинокой усталой природе,
об осени — поре наступления её немощи. Время застыло,
быстросменяемых событий-вех не происходит, осень вошла незаметно. В её тихой
неумолимой поступи есть зловещий блеск, предчувствие сходящих бурь,
близится разрушение. Природа готовится к встрече с порой ущерба и
увяданья. Поэту дано видение божественной стыдливости её страдания
за своё невольное бессилие. Знаки препинания, только запятые, задают
внутреннюю сдержанную ритмичность:
Есть в светлости осенних вечеров
Умильная таинственная прелесть:
Зловещий блеск и пестрота дерев,
Багряных листьев томный, легкий шелест,
Туманная и тихая лазурь
Над грустно сиротеющей землею,
И, как предчувствие сходящих бурь,
Порывистый холодный ветр порою,
Ущерб, изнеможенье - и на всем
Та кроткая улыбка увяданья,
Что в существе разумном мы зовем
Божественной стыдливостью страданья.
Действие в стихотворении не развивается(!): на сорок три
знаменательных слова (как в «Весенних водах») — звучат всего два глагола, оба
несовершенного вида настоящего времени: есть и зовём, плюс два
причастия: сиротеющая и сходящих. Второе причастие содержит намёк
на предстоящий уход таинственной прелести. Ощущение осенней
тревожности передают отглагольные существительные: изнеможенье,
увяданье и страданье.
Фет включил стихотворение «Осенний вечер» в свое эссе «О
стихотворениях Ф. Тютчева». Он писал: «Мы подчеркнули выражения,
которые своей тонкой прелестью и смелостью особенно кидаются в
глаза, хотя всё стихотворение изумительно полно и выдержано от
первого до последнего слова....Двустишие, которым заканчивается
"Осенний вечер", не быстрый переход от явления в мире
неодушевлённом к миру человеческому, а только новый оттенок
одухотворённой осени».
Некрасов восторженно реагировал: «Каждый стих хватает за
сердце, как хватают за сердце в иную минуту беспорядочные,
внезапно набегающие порывы осеннего ветра; их и слушать больно и

Развитие действия в поэзии Тютчева
213
перестать слушать жаль.,. Только талантам сильным и
самобытным дано затрагивать такие струны в человеческом сердце...».
Удивительны тематические параллели в творчестве Тютчева и
Пушкина. Это не диалоги двух поэтов, хотя таковыми их можно было бы и
представить. У каждого из них выражена своя точка зрения на
поэтический объект внимания, отражающая индивидуальное богатство
внутренних ощущений. Александр Сергеевич не мог знать в 1833 году о
стихотворении «Осенний вечер», которое было написано Тютчевым в
1830 году. Хотя в пушкинской «Осени» присутствуют сходные образы с
«Осенним вечером», но по своему настрою эти стихи противоположного
звучания тютчевским. Пушкин оптимист в каждой строке. Тютчевской
мудрой скорби об уходящем времени здесь нет. Пушкина не печалят
угрозы седой зимы. Созерцание осенней пышно увядающей природы
приятно поэту, все объекты картинны, они находятся в состоянии
статики, время остановилось. Среди тридцати семи знаменательных слов
всего один глагол и одно причастие:
Унылая пора! Очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса -
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и золото одетые леса.
В их сенях ветра шум и свежее дыханье,
И мглой волнистою покрыты небеса,
И редкий солнца луч, и первые морозы,
И отдаленные седой зимы угрозы.
Красота осени возбуждает поэта, она ассоциируется с прозаизмом
приятной реальности, с порой полноты бытия, кипящих желаний.
Осень — время творческой активности, поэт от описания созерцания
переходит к описанию активной деятельности, каждая строка содержит
один-два глагола:
И с каждой осенью я расцветаю вновь;
Здоровью моему полезен русский холод;
К привычкам бытия вновь чувствую любовь:
Чредой слетает сон, чредой находит голод;
Легко и радостно играет в сердце кровь,
Желания кипят - я снова счастлив, молод,
Я снова жизни полн - таков мой организм
(Извольте мне простить ненужный прозаизм). <... >

214
Развитие действия в поэзии Тютчева
В стихотворении Тютчева «Как ни тяжел последний час...» среди
шестнадцати знаменательных слов всего два связанных глагола:
«следить, как вымирают». Настоящее время глагола «вымирает»
подчёркивает непоколебимое постоянство угнетающей душу власти Времени.
Стихотворение было написано 14 октября 1867 года на скучном заседании
Совета Главного Управления по делам печати. Тютчев не вникал в
обсуждения Совета, он был поглощён своими думами, вероятно, озабочен
потускнением в его душе лучших воспоминаний о «последней любви»,
Елене Александровне Денисьевой, скончавшейся 4 августа 1864 года. Поэт
передал бумаге свою тревогу, и лист со стихами ему теперь более стал не
нужным... Присутствующий граф П. Капнист случайно обратил внимание
на оставленный текст и сохранил его. Спонтанное рождение шедевра:
Как ни тяжел последний час -
Та непонятная для нас
Истома смертного страданья, -
Но для души еще страшней
Следить, как вымирают в ней
Все лучшие воспоминанья.
В другом стихотворении, «Вечер мглистый...», на двадцать пять
знаменательных слов солирует только один глагол, завершающий текст
эмфазой: потряс!..Время действия — настоящее. Мир в мглистом и
ненастном застое. Надвигается угнетающая ночь. Но где-то в другом
времени есть мир утра, мир светлый и прекрасный, мир полный радостных
звуков. В том мире живет певучая пташка, жаворонок. Неожиданно
гибкий и резвый жаворонок случайно для себя оказался в чужом мире, в
чужом времени, в мире Ночи. Его охватил ужас:
Вечер мглистый и ненастный...
Чу, не жаворонка ль глас?..
Ты ли, утра гость прекрасный,
В этот поздний, мертвый час?..
Гибкий, резвый, звучно-ясный,
В этот мертвый, поздний час,
Как безумья смех ужасный,
Он всю душу мне потряс!..
Жить надо в своем времени! В стихотворении заметны мотивы
философии Якоба Бёме. Бёме не был удовлетворён простотой библейского

Развитие действия в поэзии Тютчева
215
объяснения создания Богом мироздания из хаоса. Философ
вкладывал более глубокий смысл в акт Творения. Он придумал собственную
модель мироздания и утверждал среди прочих идей равноправие двух
сосуществующих антагонистичных миров: Ночи и Дня.
Увлекательные соображения Бёме были тщательно детализированы, глубоко
продуманы и оказали колоссальное воздействие на философскую мысль
XVII-XIX столетий. Церковь не поощряла его учений, но во времена
Реформации особых запретов на них тоже не было.
Тютчев принимал философию видения двухтактного мира Ночи и Дня,
инициирующего создание замечательных поэтических текстов,
объединенных в т. н. «Ночной цикл». В стихотворении «Вечер мглистый и
ненастный...» поэт усиливает восприятие двухцветного мироздания
вводом антонимов, характерных для противоположных миров: мглистый
— ясный, ненастный — прекрасный, мертвый — звучный. В первой
половине XIX века в русской поэзии была модна романтическая тема
Елисейских полей, рая для поэтов, Элизиума, жилища блаженных душ
в представлении античной мифологии. Тема Элизиума в русскую
литературу пришла не из древнегреческого мифа, а из Германии. В 1785 году
Фридрих Шиллер написал оду «An die Freude» («К радости», вторая
редакция — 1793 год), Бетховен переложил её на музыку, и она стала
частью 9-й симфонии*. Начало оды:
Freude, schöner Götterfunken,
Tochter aus Elysium!
Подстрочный перевод:
Радость, прекрасное сияние богов,
<Ты> дочь из Элизиума!
Элизиум Шиллера получил распространение в русской поэзии и в
1810 году прозвучал у К. Батюшкова в стихотворении «Элизий»: в
Элизиуме сплошное блаженство, «всё тает чувством неги и любви».
А. Дельвиг избирательно поселял в тихий «Элизиум поэтов» (между
1814 и 1819 годами) души только тех поэтов, которые оставались
верными музе, несмотря на мирские соблазны.
В 1825 году грустное стихотворение «Элизийские поля» написал 25-
летний Е. Боратынский:
* В 1972 году ода «An die Freude» обрела статус официального гимна
Европейского Союза.

216
Развитие действия в поэзии Тютчева
Бежит неверное здоровье,
И каждый час готовлюсь я
Свершить последнее условье,
Закон последний бытия;
Ты не спасёшь меня, Киприда!
Не забыт Элизиум и Пушкиным («Воспоминания о Царском Селе»):
Не се ль Элизиум полнощный,
Прекрасный Царскосельский сад,
Где, льва сразив, почил орел России мощный
На лоне мира и отрад?
У Тютчева в 1823 году Шиллер был переведен без Элизиума:
Радость, первенец творенья,
Дщерь великого Отца...
В начале 1830-х годов поэт создаёт стихотворение «Душа моя,
Элизиум теней...», драматичную грустную исповедь, обращенную к
собственной душе, оказавшейся в чужом времени в конфликте с ним:
Душа моя, Элизиум теней,
Теней безмолвных, светлых и прекрасных,
Ни помыслам годины буйной сей,
Ни радости, ни горю не причастных, -
Душа моя, Элизиум теней,
Что общего меж жизнью и тобою!
Меж вами, призраки минувших, лучших дней,
И сей бесчувственной толпою?
В тексте «Душа моя...» причастие причастных — единственный
экземпляр атрибутивной формы глагола. В стихотворении полное или
почти полное отсутствие действия. Течение мысли происходит на уровне
медленной смены образов-слайдов. Ощущение движения достигается не
изображением быстросменяемых кадров (как в «Silentiuml'e»), а
художественными средствами статичного дагерротипа: в образе-отпечатке
только начало действия, зрителем-читателем домысливается его
продолжение. Тютчев уловил неторопливость русской души, у которой во внешнем
безмолвии скрыт внутренний драматический динамизм. Грамматически

Развитие действия в поэзии Тютчева
217
для достижения этого эффекта поэту оказалось достаточным
употребление лишь отглагольных существительных, прилагательных и других
слов, содержащих основу, воспринимаемую читателем как способность
к действию. Например, буйный ассоциирует действие буянить,
безмолвный — не молвить (молчать), минувший — миновать,
бесчувственный — не чувствовать. Стихотворение было опубликовано в 1836 году
в IV томе «Современника». Тему «псевдобездействия» понял Фет,
внимательный наблюдатель природы, поэт, безупречно владеющим словом.
В 1842 году им было написано стихотворение «Буря на небе вечернем...»:
Буря на небе вечернем,
Моря сердитого шум -
Буря на море и думы,
Много мучительных дум
Буря на море и думы,
Хор возрастающих дум -
Черная туча за тучей,
Моря сердитого шум.
Сердитый шум моря, буря на небе вечернем, чутким камертоном
резонируют в душе поэта хором мучительных дум. В восьмистрочном
тексте два предложения, по четыре строки на предложение, но ни
одного глагола! Фетовская «Буря на небе...» — прочитывается не только как
ответ на тютчевское стихотворение «Душа моя...», но и как
приглашение к поэтическому турниру... Тютчев ответил согласием. В июле 1851
года Фёдор Иванович, уже в Петербурге, написал стихотворение «Волна
и дума»: как бы те же мотивы, вроде бы тот же камертон, но у Тютчева
думы и волны ассоциируются с противостоянием микрокосмоса тесного
сердца макрокосмосу безбрежного моря:
Дума за думой, волна за волной -
Два проявленья стихии одной:
В сердце ли тесном, в безбрежном ли море -
Здесь - в заключении, там - на просторе,
Тот же всё вечный прибой и отбой -
Тот же всё призрак тревожно-пустой.
Вечность зеркально-отображённых стихий-двойников
подчёркивается безвременьем, полным отсутствием действий. У Тютчева шесть строк
вместили одно безглагольное предложение!

218
Развитие действия в поэзии Тютчева
Лето 1851 года (Тютчеву 48) в нравственном плане явилось
тяжёлым испытанием для поэта: душа разрывалась между любовью к жене
и омутом греховных чувств к другой женщине. В стихотворении
ощутима бездеятельная растерянность поэта, опасение принятия каких-либо
решений. Тонкий эстет, А. А. Фет, назвал стихотворение Тютчева
«истинно прекрасным». Преклоняясь перед его талантом, Фет писал, что
в «Волне и думе» есть «тайное сродство природы и духа или даже их
тождество, как об этом говорит наш поэт на могучем языке
своём». Данной уважительной фразой Фет признаёт поэтическое
превосходство Тютчева.
Творчество Ф. И. Тютчева обогатило русскую поэзию
художественными приёмами в мастерстве употребления глаголов для передачи
тончайших нюансов восприятия окружающего мира.

МОТИВЫ ТВОРЧЕСТВА ГЕТЕ
Поэзия - дар, свойственный всему миру
и всем народам,
а не частное наследственное владение
отдельных тонких и образованных людей.
И.-В. Гете.
Веймарский классик.
Вероятность встречи с Тютчевым
Творчество и личность И. -В. Гёте
оказали колоссальное влияние на
европейскую культуру. Его называли
веймарским классиком, портретом
эпохи. Трудно себе представить, как
в одном лице соединились мудрый
философ, тонкий поэт-романтик,
переводчик (с французского,
английского, итальянского, латыни,
древнегреческого), знаток античной
культуры (философии,
литературы, математики), государственный
деятель, военный специалист,
горный инженер, ткач, учёный-химик
(и оптик, и геолог, и ботаник, и
зоолог), страстный коллекционер
(собиратель гербариев, монет, скульптур,
картин, гравюр), одарённый художник (творивший маслом, акварелью,
карандашом), великолепный актер и режиссёр, и сценарист.
Старинный Веймар, столица небольшого герцогства Саксен-Веймар-
Эйзенах, имел неофициальный статус литературной Мекки. Здесь жили
И. -В. Гёте (1749-1832), Ф. Шиллер (1759-1805), И. Гердер (1844-
1803). Гостями Гёте были русские литераторы: друзья Пушкина — поэт
В. К. Кюхельбекер и историк А. И. Тургенев, писатель Н. И. Греч, позже
в город Гёте приезжал Лев Толстой. Существовало мнение, что Тютчев
также встречался с Гёте. В 1873 году его высказал M. Н. Катков: «Он
Гёте. Рисунок Кипренского (1823),
литографированный
Анри Грендоном

220
Мотивы творчества Гёте
был обласкан Гёте, короток с Гейне...»*, в 1880 году — перепечатал
Н. В. Гербель**, позже повторили Р. Брандт и В. Брюсов. Г. И. Чулков
считал, что стихотворение «На древе человечества высоком...»,
посвященное Гёте, писалось ещё при жизни немецкого поэта. [Тют1933]
Критик замечал по поводу публикации названного стихотворения
А. Н. Майковым в 1886 году: «В этом изд. непонятная дата: 1827».
Далее Чулков предлагает версию: «Это стихотворение могло быть
написано лишь в 1831 году». Известно, что в манере Ф. И. Тютчева
было составление адресных посвящений, как правило, предваряющих
его встречу с адресатом. Когда могла состояться такая встреча с Гёте?
В 1827 году Тютчев с конца мая до середины июля находился в Париже.
Расстояние от Мюнхена до Парижа — 781 км, путь в Париж (или из
Парижа) через Веймар 1168 км, т. е. дополнительных два дня в почтовой
карете для преодоления около 370 км. Препятствие ли это расстояние
для молодого Фёдора Ивановича, жаждущего встречи со
здравствующим классиком? Ответа не требуется. Была ещё оказия для встречи
в 1829 году в связи с возможным местом венчания в Веймаре, но
тогда оказия не понадобилась, т. к. мюнхенская Сальваторкиха открыла
православное богослужение. Верно ли предположение Чулкова о дате
написания (и встрече) Фёдора Ивановича с Гёте в 1831 году? Версия
не исключительная, столица Баварии находилась относительно
недалеко от главного города герцогства, почти 370 км. Тютчев, вероятно, мог
готовиться к встрече с мэтром, но стихотворение всё-таки передано не
было... В 1832 году посвящение была переписано в форме некролога.
Факт встречи остаётся документально неустановленным.
После кончины Гёте Фёдору Ивановичу доводилось несколько раз
бывать в Веймаре, посещать бывший дом немецкого поэта, беседовать
с его родственниками. Здание к тому времени было уже сдано
российской миссии. Интересы России представлял тогда свояк Тютчева,
барон Аполлониус Мальтиц, муж свояченицы Клотильды. Дочери
Тютчевых часто и подолгу гостили у тётки. В Веймаре Тютчева принимала
Великая герцогиня Саксен-Веймар-Эйзенахская Мария, дочь
императора Павла I. В России она величалась Великой княжной Марией
Павловной (1786-1859). Мария Павловна покровительствовала
поэтам, художникам, музыкантам. В 1848 году в Веймар ею был
приглашён выдающийся музыкант Франц Лист (1811-1886), которому были
даны права руководства всей музыкальной жизнью герцогства. Гёте,
* Катков Μ. Η. Ф. И. Тютчев (некролог) / «Русский вестник». 1873. С. 834-837.
** Гербель Н. В. Русские поэты в биографиях и образцах / СПб., 1880. С. 337

Мотивы творчества Гёте
221
министр веймарского правительства, принадлежал к кругу её друзей,
называл Марию Павловну одной из лучших и наиболее выдающихся
женщин современности.
К творчеству Гёте Тютчев относился с большим почтением ещё со
времён московского студенчества. Его поколению, охладевшему к
французской философии, которая привела к революции 1793 года и, в
конечном итоге, к войне 1812 года, стали более близки идеи Шеллинга, Канта,
Гегеля. В среде учащихся сформировался кружок юношей, увлечённых
немецкой литературой и философией, именовавших себя
«любомудрами» («любомудр» греческое значение слова «философ»). На квартире
«молодого Фауста», Одоевского, собирались И. В. Киреевский, Д. В.
Веневитинов, С. П. Шевырёв, А. Н. Кошелев и др. Кошелев позже
вспоминал: «Всё наше время мы посвящали немецким любомудрам». * Фёдор
Иванович был дружен с российскими любомудрами, но принадлежал (до
1822 года) к т. н. «Кружку Раича». «Здесь читались и обсуждались
законы эстетики, сочинения членов кружка, их переводы с греческого,
латинского, персидского, арабского, английского, итальянского,
немецкого и редко французского языка», вспоминал Раич в
«Автобиографии» [Раи]. Семён Егорович собирал вокруг себя литературную
молодёжь. 2 декабря 1820 года Погодин записал в дневнике: «Были у
Тютчева, говорили с ним о просвещении в Германии....О Лессинге,
Гёте, Шиллере, Шлёцере». [ЛН2, 182] Творчество Гёте получило права
поэтического и философского приоритета.
После окончания университета фортуна выбрала для Тютчева его
дипломатическим поприщем страну автора «Фауста». В Мюнхене
Фёдор Иванович погрузился в благодатную атмосферу европейской
литературы, много читал, особенно творчество Гёте. Веймарский
классик писал: «Wer den Dichter will verstehen / Muss in Dichter Lande
gehen» {«Тот, кто хочет понять поэта, должен приехать на его
родину»). Тютчеву открылись романтичный мир великого немца, его
любовная и философская лирика. О круге интересов Тютчева можно
судить по темам его переводов. С подзаголовком «Из Гёте» Тютчев в
1826 году переводит стихотворение «Саконтал » из цикла
«Приближение к античной форме», в 1827-1829 гг. — романтичное
«Приветствие духа», тогда же «Гиджра. (Из гётева «Западно-восточного
дивана»)» и «Из Wilhelm Meister». Всего получили известность десять
обращений Тютчева к поэзии Гёте, восемь из которых переведены до
1838 года [ТютЗП], т. е. в период первого брака Фёдора Ивановича.
* Колюпанов Н. П. Биография А. И. Кошелева. — М., 1889. Т. 1. Кн. 2. С. 67.

222
Мотивы творчества Гёте
Это было самое результативное время в творчестве поэта. Он был в
поиске своей манеры самовыражения. И. Аксаков отмечал, что не все
переводы молодого Фёдора Ивановича получили признание русской
критики, [Акс] но одним из лучших переводов из Гёте признана «Песнь
Миньоны» («Ты знаешь край, где мирт и лавр растет,,,»). Кроме
Тютчева «Песнь» переводили ещё семь поэтов, но только тютчевский
перевод был удостоен композиторского внимания П. И Чайковского.
Исследованию переводов Тютчева посвящены работы Р. Ф. Брандта* и
К. В. Пигарёва [Пиг1]. Оба филолога приводят примеры удачного
перевода многих стихотворений Гёте. Цикл «Из западно-восточного дивана»
Гёте создавал под впечатлением переводов, сделанных известным
востоковедом, австрийским профессором Йозефом Хаммером-Пургшталем
(1774-1852) из поэзии Низами, Навои, Хафиза, Сапаи, Руми и других
восточных поэтов. Благодаря Хаммеру-Пургшталю Гёте (и Тютчеву)
стала известна суфийская традиция. Наибольшее влияние оказала на
Тютчева философская мистическая трагедия Гёте «Фауст».
Центральный герой трагедии, чернокнижник, доктор философии и медицины
Фауст, в поисках бессмертия и смысла жизни вступил в соглашение
с дьяволом. Европейская литература XIX века с особой остротой
задавалась поиском ответов на вечные вопросы гётевского персонажа.
Шесть отрывков из фундаментального труда Гёте стали достоянием
русской культуры. Тютчевым было переведено и всё первое действие
второй части «Фауста». Но участь этой работы оказалась печальной.
После возвращения из Греции Фёдор Иванович, очищая стол от
хлама, по небрежной случайности уничтожил перевод, предполагая, что
выбрасывает ненужные бумаги. «Может статься, это было
лучшее из всего», с сожалением писал Фёдор Иванович Ивану Гагарину
7/19 июля 1834 года. Трагедией «Фауст» веймарский классик
пытался раскрыть тайну бытия. Мотивы трагедии Гёте резонансно
звучали в произведениях Тютчева. В конце 40-х гг. Тютчевым на
французском языке было написано стихотворение «Comme en aimant le
coeur devient pusillanime.,,», в котором слышалась фаустовская тема.
Стихотворение — о философии любви, но имя женщины не указано.
Тютчев не утруждал себя ни адресацией посвящений, ни их точной
датировкой, доставляя заботы своим биографам. Можно предполагать,
что адресатом являлась Эрнестина, жена поэта во втором браке. Она
уже успешно осваивала русский язык, но нюансы тютчевской мысли
* Брандт Р. Ф. Материалы для исследования «Фёдор Иванович Тютчев и его
поэзия». Спб. 1912. С. 32.

Мотивы творчества Гёте
223
она лучше воспринимала в французском изложении (подстрочник
К. В. Пигарева [Тют1977]):
Каким робким становится сердце, когда оно любит!
Какой оно исполнено грусти, томления и страха!
Я говорю исчезающему времени: остановись! Остановись!
Наступает мгновенье - и бездна откроется между ею и мною,
Ужасна тревога и этот неумолимый страх -
как тяжко бремя на моём угнетённом сердце.
Я жил слишком долго, удручённый прошлым, -
только бы не стала прошлым её любовь.
Ещё во времена учёбы у Раича (1813-1819) будущий поэт проявлял
любознательность к философской проблеме исчезновения времени. Тот же
интерес Тютчев обнаружил позже в творчестве Гёте. После потери первой
жены его душа наполнена тревогой: он счастлив во втором браке и
боится, что время разрушит его. Главная мысль цитированного стихотворения
выражена в фаустовском обете — время, не беги, постой. Поэта заботит
страх потери любимой женщины, она в центре его переживаний,
собственные ощущения где-то на периферии сознания. Такие строки Тютчев
адресовал только жене. Ключевой эпизод трагедии Гёте — пари между двумя
главными персонажами: доктором Фаустом и дьяволом Мефистофелем.
Дьявол в обмен на душу обещал доктору возвращение молодости, любовь
женщины, бессмертие. Фауст, уверенный в своей победе в
противостоянии с сатаной, согласился на его условия спора (пер. Н. Холодовского):
Ну, по рукам!
Когда воскликну я: «Мгновенье,
Прекрасно ты, продлись, постой!» -
Тогда готовь мне цепь плененья,
Земля, развернись подо мной!
Твою неволю разрешая,
Пусть смерти зов услышу я -
И станет стрелка часовая,
И время минет для меня!
Тютчев глубоко проникся пониманием идеи фаустовского обета.
...Время неумолимо, 40-е годы сменились 50-ми гг. 1855 год. Тютчеву
52. В его беспокойной душе уживаются две любви-соперницы: одна —

224
Мотивы творчества Гёте
неземная последняя, другая — земное провидение. Поэт не в состоянии
расстаться ни с одной из них, обрекая себя на метание между обеими.
В его жизни складывалась триада Екклесиаста, роль среднего
элемента досталась самому поэту — он в вершине созданного им любовного
треугольника. Страдание — плата за внутренний раздор. В своих
отношениях с молодой любовницей Тютчев ощущал себя чернокнижником-
грешником, заключившим, как Фауст, пари с дьяволом, но, в отличие от
Фауста, поэт в угаре страсти желал не выигрыша у него, а проигрыша(!)
и опасался, как бы тот не передумал. Поэту надоела пошлая и ложная
реальная жизнь — ценой продажи души он желал подняться вровень с
небесными птицами, получить всё мило-невозможное. Этот мотив
прозвучал в пылком монологе «Так в жизни есть мгновения...»:
И любо мне, и сладко мне,
И мир в моей груди,
Дремотою обвеян я -
О время, погоди!
Поэт произносит сакральный обет, означающий продажу души в
вечное рабство. Мотив двойного бытия — один из ключевых в трагедии
Гёте. В сцене «У ворот» Фауст восклицает (пер. Н. Холодовского):
Ах, две души живут в больной груди моей,
Друг другу чуждые,- и жаждут разделения!
Из них одной мила земля -
И здесь ей любо, в этом мире,
Другой - небесные поля,
Где тени предков, там, в эфире.
Сердце Тютчева разрывалось между грехом и долгом. Он ни к кому
не может обратиться, только к самому себе. Он пишет «О вещая душа
моя!..». Поэт в сложное для его судьбы время раскрыл тему трагедии
двойного бытия в тройственном ритме. Первая строфа — исходное
положение, тезис:
О вещая душа моя,
О, сердце, полное тревоги, -
О, как ты бьешься на пороге
Как бы двойного бытия!..

Мотивы творчества Гёте
225
Вторая строфа противополагает, антитезис:
Так ты - жилица двух миров,
Твой день - болезненный и страстный,
Твой сон - пророчески-неясный,
Как откровение духов...
Третья строфа снимает противопоставление, устанавливая новое
качество, синтез:
Пускай страдальческую грудь
Волнуют страсти роковые -
Душа готова, как Мария,
К ногам Христа навек прильнуть.
Третье — есть единство обоих! Тройственный ритм обрёл статус
стиля творческого мышления Фёдора Ивановича. Через призму
философской поэзии Гёте Тютчев полнее воспринимал горесть собственной
жизни. Поэтическое воплощение его личной драмы вошло в золотой фонд
русской поэзии.
О квадрате ведьмы и звёздах-горемыках
В 1832 году в Мюнхен приехал старший брат Фёдора Ивановича —
Николай Иванович. Он остановился в семье Фёдора на Каролиненплац.
Между братьями издавна установились близкие отношения. С детства
Николай Иванович выступал в роли покровителя-воспитателя, и сейчас
жена Тютчева нередко обращалась к нему за советом. В семье графов
Ботмеров Элеонора на правах самой старшей также наставляла своих
братьев и сестёр.
Как-то вечером у Тютчевых вслух читали произведения Гёте. Были
ещё гости. «Чайник и две восковые свечи на столе и приятный
разговор: вот стихии их маленького салона», вспоминал П.
Вяземский. Элеонора читала сцены из «Фауста», все внимали её звучному
контральто. Чтица манерно изображала персонажей. В сцене «Кухня
ведьмы», представляя колдунью, Элеонора уморительно кривлялась,
компания смеялась. Ведьма у Гёте с диким воем спускается в кухню
из пламени и странными движениями проводит круг (пер. Н. Холо-
довского):

226
Мотивы творчества Гёте
Фауст (Мефистофелю):
К чему, скажи мне, эти представленья?
Чушь глупая, безумные движенья,
Обман и ложь пошлейшие кругом.
Мне этот вздор давно знаком.
Мефистофель (заставляет Фауста войти в круг):
Чудак, ведь это лишь для смеха!
Не будь к старухе слишком строг:
Она ведь тоже врач. Пусть будет ей потеха.
Без этого питье тебе пойдет не впрок.
Ведьма (напыщенно декламируя по книге), (подстрочник
монолога мой, —А. П.):
Du mußt verstehn!
Aus Eins mach Zehn,
Und Zwei laß gehn,
Und Drei mach gleich,
So bist du reich.
Verlier die Vier!
Aus Fünf und Sechs,
So sagt die Hex,
Mach Sieben und Acht,
So ist's vollbracht:
Und Neun ist Eins,
Und Zehn ist keins.
Das ist das Hexen-Einmaleins!
Ты пойми:
Из единицы сделай десятку,
Двойку оставь в покое
И тройку тоже,
И ты станешь богат,
Спрячь четвёрку,
Из пятёрки и шестёрки
Сделай, как говорит ведьма,
Семь и восемь,
И дело сделано!
И девятка будет одна,
И десятки не будет.
Это есть таблица умножения ведьмы!
Фауст:
Старуха в лихорадке бредить стала.
Мефистофель:
О, это друг, пока еще начало,
А далее вся книга так гласит!
Понять ее стараться - труд напрасный:

Мотивы творчества Гёте
227
Глупец и умный с толку будут сбиты
Противоречий массою ужасной.
Все это и старо и ново! Посмотри
В историю и вспомни: не всегда ли,
Три за одно, одно за три
Считая, люди вздор за правду выдавали?
1
4
7
2
5
8
3
6
9
Рис. 1. Исходный
числовой квадрат
Внимавший Элеоноре Николай
Иванович прерывает её: Что
означают Мефистофеля намёки — три
за одно, одно за три? И ведьмы счёт
нам непонятен — сделай из единицы
десятку. Что тут сокрыто?
Фёдор Иванович,
перечитывая отрывок: Здесь ведьма поучает
своей таблице умножения!
Попробуй разобраться, Николай. Ты ж в
арифметике силён.
Николай Иванович: На тройку намекает Мефистофель.
Похоже, тут речь идёт о квадрате три на три... Обычно в клетки
такого квадрата записывают числа от единицы до девятки (рис. 1).
Φ. И. : Размером три на три? Да
это же магический квадрат!
Говорят, его придумал Пифагор, хотя
известен был в Индии и Китае, а в
астрологии он назывался
квадратом Сатурна. В этом квадрате
сумма чисел по строкам, столбцам и
диагоналям равна магическому
числу 15 (рис. 2.) Каждой планете
соответствовал свой квадрат.
Юпитеру, например, — квадрат четыре
на четыре, магическая сумма — 34, а Марсу — квадрат пять на
пять с магической суммой 65. В нумерологии с помощью квадрата
три на три в древние времена предсказывали судьбы людей.
Н. И.: Типично ведьминское изобретение!
Ф. И. (осенённый догадкой): Николай! Планета Сатурн лежит
в основе зороастрийского календаря. В зороастрийской таблице
ведьмы, как в нумерологическом гороскопе, девять клеток: по три
клетки в каждой горизонтали и вертикали.
4
3
8
9
5
1
2
7
6
Рис. 2. Квадрат Пифагора
«Сатурн

228
Мотивы творчества Гёте
10
4
7
2
5
8
3
6
9
Рис. 3. Построение квадрата
ведьмы
Н. И.: Так последуй указаниям
ведьмы — сделай из единицы
десятку, двойку оставь в покое и тройку
тоже, т, е. мадам-колдунья требует
записать десятку вместо единицы,
которую она удаляет из исходной
таблицы, а остальные числа первой
строки пока остаются без
изменения (рис. 3).
Далее ведьма переходит к
следующим строкам: спрячь четвёрку, из пятёрки и шестёрки сделай, как
говорит ведьма, семёрку и восьмёрку, то есть, меняем местами числа
второго и третьего рядов — пятёрку с семёркой, шестёрку — с
восьмёркой. Четвёрку не прячем, переносим её на место девятки, которую
за ненадобностью удаляем из таблицы. Место же, которое занимала
четвёрка, остаётся пустым, ставим нуль, И дело сделано! Таблица
готова (рис. 4.).
Φ. И. : Остаются непонятными стихи — и девятка будет одна,
и десятки не будет,
Н. И.: Мефистофель
подсказывает, что старуха нарочно выражается
неясно, понять ее стараться — труд
напрасный: глупец и умный с толку
будут сбиты. Слова ведьмы требуют
истолкованья: хотя в таблицу
умножения она ввела десятку и, как мы
догадались, нуль, но общее количество
чисел не меняется: в девяти клетках
сохранятся девять чисел — девятка
будет одна и десяти (чисел в таблице) не будет. Это таблица умно-
эюения ведьмы!
Элеонора (восхищённо): Как интересно! Так в чём же зороа-
стрийская магия?
Н. И.: Посмотри: ведьме удалось всё-таки составить другой
квадрат три на три с таким же магическим числом 15, В её
таблице: сумма чисел в горизонтальных строках и вертикальных
столбцах тоже равна 15, Это всё равно, что открыть ещё один Сатурн,
например, Сатурн-1,
Ф. И.: (изучает таблицу): Возможно, ведьма придумала
другой магический квадрат, но он всё-таки какой-то неправильный.
10
0
5
2
7
6
3
8
4
Рис. 4. Квадрат
ведьмы «Сатурн-1

Мотивы творчества Гёте
229
Посмотри, здесь только одна диагональ с магической суммой
15: (3 75). Кроме того, у ведьмы удалены единица и девятка, и
вместо них она ввела нуль и десятку. Квадрат явно нетрадиционный.
Что скажешь?
Н. И. : Умница, братец-зороастриец! Но согласись, не могут же
два Сатурна быть неотличимыми близнецами. В твоих словах ключ
к секрету магии в новом квадрате!*
Φ. И. : Поясни, что я раскрыл?
Н. И.: Ты заметил, что ведьма удалила два числа. Сколько они
составляют в сумме? Десять. А ввела другие два числа. С какой
суммой? Тоже десять. Сколько убыло из квадрата, столько же и
вернулось! В столбцах и строках магия сохранилась! Утверждаю!
Все молодцы: ведьма, автор «Фауста», а ты больше всех!
Поздравляю. Отныне ты магистр магических наук!
Ф. И.: (копирует манеру Элеоноры): Благодарю вас, господа.
Пожалуй, тогда сотворю ещё какой-нибудь Сатурн.
Н. И. (тоже ёрничает, подражая
Фёдору): Замечательная идея!
Господа, перед вами поэт-звездочёт.
Сейчас на ваших глаза сбудется
мечта всех астрологов — магистр
магии Теодор ибн Иоганн совершит
волшебство: силою известных ему
таинств он создаст новую плане-
Рис. 5. Квадрат Тютчева т^ Сатурн-2. Смотрите на небо, не
«Сатурн-/» пропустите акт творенья. Начинай,
брат мой маг!
Ф. И.: (что-то бормочет, колдует): Выполним по правилу ведьмы:
удалим, допустим, двойку и девятку — в сумме одиннадцать, и вновь
вернём те же одиннадцать, но с другими слагаемыми, к примеру, с
нулём и одиннадцатью. Перенесём числа диагонали (3 7 5) в левый
столбец. В правый столбец запишем числа (11 О 4), центральному
столбцу достанутся числа (18 6). И как говорила ведьма, дело
сделано, вздор за правду выдавая! (рис. 5.)
Η. И. : Господа, удостоверитесь — суммы чисел по всем строкам
* О правилах составления магических квадратов, см., например, Гарднер М.
Математические досуги. — М.: Мир, 1972. Энциклопедический словарь юного
математика. — М.: Педагогика, 1989; Кордемский Б. А. Математические завле-
калки. — М.: Оникс. Альянс — В, 2000; Иоффе Э. Математика для всех. — М.:
Универ-Пресс. 2005.
11
0
4
1
8
6
3
7
5

230
Мотивы творчества Гёте
и столбцам равны магическому числу 15! Восхищение и
аплодисменты магистру магии! (Все аплодируют.) Нашему гениальному магу
теперь по силам зажигать новые светила на небесном своде!
Элеонора: Теодор вошёл в роль Создателя. Это опасно!
Остановись, Теодор!
Φ. И. : Остановись, мгновенье, ты прекрасно! Я понял, что
ощущает Вседержитель, творя в небесной хляби мирозданья!
Н. И.: Я что же?
Φ. И. : Божественную радость созидания! Для Него,
Конструктора мира, цель творенья — не результат, а беспредельное
движение вдоль луча света, и, не дай Бог, если Он достигнет его конца:
наступит сплошная темень, финал существования мироздания!
Миру не суждено быть совершенным! Создатель, однажды начав,
не остановится никогда! Он вне времени — вечность и миг! Он
прекрасен в своём вдохновенье, для Него ль совершенства тупик? Для
Него — бесконечность творенья!
Н. И.: Браво! Очень здорово придумал! Тебе, создателю новых
светил, — радость созидания, а им, бедным звёздам, что делать?
Как говорится, поматросил и бросил,
Φ. И. : Как что? Светить людям!
Автор «Фауста», вступает в разговор («Ночные мысли», пер.
Ф.И.Тютчева, 1832):
Вы мне жалки, звезды-горемыки!
Так прекрасны, так светло горите,
Мореходцу светите охотно,
Без возмездья от богов и смертных!
Вы не знаете любви - и ввек не знали!
Неудержно вас уводят Оры
Сквозь ночную беспредельность неба.
О! какой вы путь уж свершили
С той поры, как я в объятьях милой
Вас и полночь сладко забываю!
Немецко-французский востоковед С. Мунк ( 1803-1867) знал данное
стихотворение Гёте и его тютчевский перевод. Мунк предполагал
аллюзию на неизвестную восточную версию легенды об Орионе, охотнике,
превращенном после смерти в созвездие.
Гётевское ощущение противоположения беспредельности
холодного звёздного пространства теплу одинокой земной любви передано

Мотивы творчества Гёте
231
на полотне Ван Гога «Звёздная
ночь над Роной». На поле тёмно-
синего небосклона художник
разбросал цветы подсолнуха,
которые назвал звёздами. В центре
прямой линейной перспективы
сходятся линии неба и земной
поверхности, по мере
увеличения глубины уменьшаются
размеры элементов картины.
В средневековом воззрении
(идущем от Платона и Аристо- Звездная ночь над Роной,
теля), небесные сферы — тела Художник Ван Гог, 1888.
одушевленные, наделенные
разумом. Астральный мир как бы обладает двумя сущностями: в одной из
них он обращен к Перводвигателю, в другой — к низшему миру. В
первой — это образец бытия, полностью проникнутого и просветленного
Богопознанием (тема светил в «Божественной комедии»), во второй —
образец господства и управления.
К гётевской теме противоположений: звёзды — человек Тютчев
возвратился через 18 лет. В 1850 году он создаёт стихотворение « Vous, dont
on voit briller, dans les nuits azure es...». У Тютчева ночное мироздание
осмысливается в философском ракурсе противоположения: вечность
звёзд — миг человеческой жизни. Это противоположение не отрезков
времени, а несравнимое безвременье: (подстрочник М. Жердиновской):
Вы, которые сияете лазурными ночами,
Сияние<ваше> непорочно, стихия <ваша> божественна,
Слава вам, звёзды! <Ваше> сияние всегда священно!
Слава вам, вы сохраняетесь вечно нетленными!
Человек <самое> эфемерное существо, видимое под облаками,
В одно мгновение он рождается и умирает,
<Он> проходит, обратив глаза к небу, - и вас приветствует!
Это бессмертный привет от тех, которые умрут.
Два противополагаемых мира поэт передаёт двухстрофной
антитезой. Первая строфа — верхний мир бесконечного пространства
олицетворён нетленными звёздами, вторая строфа — низший мир кратко
живущих людей, едва успевающих приветствовать следующее поколение.

232
Мотивы творчества Гёте
Аборигену Земли, наблюдающему Космос из межпланетного корабля,
мироздание предстаёт в обратной перспективе: дальний план
несоизмеримо превосходит передний. Б. Раушенбах писал: «...человек стал
большим, чем частью Космоса. Человек стал самим Космосом»*. Эту
же мысль ещё в XVI столетии высказывал почитаемый Тютчевым
тевтонский философ Якоб Бёме.
Творчество Гёте оказало большое влияние на поэзию Шиллера,
Байрона, Ницше, в России — Жуковского, Боратынского, Фета, Тютчева.
Заболоцкого, поэтов Серебряного века, Вяч. Иванова.
Кумир европейских и русских поэтов, язычник Иоганн-Вольфганг
Гёте, постигший природу и поклонявшийся ей, скончался 22 марта 1832
года. Проникновение веймарским классиком в тайны языка природы
выразили в поэтическом некрологе Евгений Боратынский («С природой
одною он жизнью дышал...») и Фёдор Тютчев (1832 год, первая
публикация в журнале «Русский архив» в 1879 году):
На древе человечества высоком
Ты лучшим был его листом,
Воспитанный его чистейшим соком,
Развит чистейшим солнечным лучом!
С его великою душою
Созвучней всех на нем ты трепетал!
Пророчески беседовал с грозою
Иль весело с зефирами играл!
* Раушенбах Б. В. Пристрастие. / М. 1997.

САГА О ЛЮБВИ
...любящий божественнее любимого, потому что
вдохновлён богом.
Платон
Любви никто не избежал и не избегнет, пока
есть красота и глаза, чтобы их увидеть. А мне
пусть бог даст, разум сохраняя, любовь чужую
описать.
Лонг, «Дафнис и Хлоя»
Три сути невозможно понять, и четвёртой я
не постигаю: следа парящего орла, тропу змея
на скале, дороги корабля среди волнующегося
моря и пути мужчины к сердцу женщины.
30 Прит. 18,19
Любовь — это очарованность и неиссякаемое
желание взаиморастворения, согласованность
душ и ритмов дыхания.
Марина Цветаева
Причина, о которой я заговорил и которая, как
тормоз, задержала Фёдора Ивановича на его
блестящем поприще, было его какое-то
особенное, даже редко встречающееся в такой степени,
обожание женщин и преклонение перед ними...
Φ. Ф. Тютгев
(сын поэта и Е. А. Денисьевой)
«Душа моя! О, не вини меня!..»
В толпе людей, в нескромном шуме дня
Порой мой взор, движенья, чувства, речи
Твоей не смеют радоваться встрече —
Душа моя! о, не вини меня!..
Ф. И. Тютгев
Рассказ о формировании эмоциональной составляющей личности
Ф. И. Тютчева — это история восхождения чувств поэта от трепетной
влюблённости робкого юноши к разрушающей страсти мужчины на склоне
лет. Тютчеву не свойственны коварные старанья преступной юности.

234
Сага о любви
Φ. Ф. Тютчев, сын поэта, категорически отвергал определение его
отца как легкомысленного ловеласа, прототипа персонажа романа
С. Ричардсона. Его натуре не присущ и всеядный авантюризм Казановы.
Фёдором Ивановичем не владел донжуанский азарт покорения новых
женских сердец, всё более непреступных. В первый брак он вступил
после трёх лет увлечения будущей женой, во второй — после четырёх.
Обстоятельства его личной жизни связаны с глубиной и
серьезностью ощущений. Сладостный напиток его любовных увлечений был
настоян на страданиях и изнывающей грусти. Человек сильных страстей,
он запечатлел в стихах все оттенки чувств и мысли о неумолимой
судьбе. В лирических посвящениях, адресованных последней любви,
стареющий поэт видел себя грешным доктором Фаустом.
21 июля 1823 года датируется шестистрофное стихотворение
«Слёзы», обращенное Тютчевым (ему 19,5 лет) к девочке-подростку,
графине Амалии Лерхенфельд (ей 15), первой романтической привязанности
поэта:
Люблю, друзья, ласкать очами
Иль пурпур искрометных вин,
Или плодов между листами
Благоухающий рубин.
Восторженный юноша умилён красотой мира и лицом прекрасной.
Восхищение любимой он выражает в традиции мировой лирики в меру
развивающегося таланта. Поэтическое дарование Ф. И. Тютчева
совершенствовалось с годами в согласии с созреванием души. На протяжении
всей творческой жизни душа была главным или фоновым персонажем
лирики Тютчева. Тридцать три раза, чаще других слов, душа была в
центре его поэтического внимания. Так отображалась в образы собственная
душа поэта. Женщин, отдавших сердце невысокому небрежно одетому
рано состарившемуся человеку, не обладавшему ни внешностью, ни
телосложением Атланта, влекла его душевная исключительность. Явление
женской красоты Тютчев воспринимал как дар Создателя. При встрече с
совершенством его душа озарялась внутренним сиянием, возвышалась,
и он выполнял своё главное предназначение — творил поэтические
жемчужины. Тютчев был ваятелем любви, созидателем микеланджеловских
мадонн в поэзии.
Соавторами Тютчева в возведении святилища под названием
«Предчувствие любви» были юные графини: упомянутая Амалия и графиня
Клотильда Ботмер. Девушки только ещё входили в возраст серьёзных

Сага о любви
235
сердечных отношений. К каждой из них большие чувства придут позже
и не оставят их уже никогда.
У Клотильды была старшая сестра, Элеонора, которая ранее уже
состояла в браке. Она овдовела и воспитывала четверых маленьких детей.
Элеонора была несколько старше Фёдора. В феврале 1829 она стала
его женой. В уютном ею сотворенном очаге, поэт ещё долго оставался
инфантильным юношей. Тютчев посвятил её памяти трепетные стихи:
«Ещё томлюсь тоской желаний...».
Элеонора как-то узнала, что у неё появилось соперница, баронесса
Эрнестина Дёрнберг. Последовали семейные ссоры, но баронесса,
спасая брак Фёдора, воспрепятствовала его расторжению. Только после
кончины жены (сентябрь 1838 года), Тютчев через год обвенчался с
Эрнестиной.
Второй жене довелось завершать сооружение «Зала Преизбытка
Жизни», так поэт метафорично обозначал свои переживания в
посвящениях будущей супруге. Поэт ещё будет увлекаться женщинами, но
Эрнестина неизменно будет оставаться главным адресатом его
любовных обращений до конца его дней. «Ты, ты, моё земное Провиденье...»,
писал Тютчев жене на день рождения в 1851 году.
Манящая тайна Эроса — неразгаданная тайна природы. В душе
поэта бесконечность окружающего мира ассоциирована с красотой любви к
женщине {«Еще земли печален вид...», не позднее апреля 1836 года):
Блестят и тают глыбы снега,
Блестит лазурь, играет кровь...
Или весенняя то нега?..
Или то женская любовь?..
Восхищаясь женщиной, возбуждая в ней любовь, Фёдор Иванович
стремится к постижению тайны огня, зажжённого им и пылающего в
глубинах её души. В любовной поэзии он часто выступает не
участником поединка, а в третьей роли — роли исследователя чувств, психолога
любви, он пытается вжиться во внутренний мир предмета страсти. Из
посвящения Эрнестине:
С какою негою, с какой тоской влюбленной
Твой взор, твой страстный взор изнемогал на нем!
В 1850 году в жизнь 47-летнего Тютчева вошла 24-летняя Е. А. Де-
нисьева. Фатальной, последней любви, ввергшей поэта в состояние ду-

236
Сага о любви
ховного обморока, русская поэзия обязана созданием шедевров
потрясающего чувственного накала. Денисьевой было недостаточным стать
музой поэта, она хотела бо лыиего, не понимая, что Провидением ей не
предназначено исполнение иной роли. Её настойчивое требование
разрыва любовника с семьёй изначально обрекалось на конфликт с
трагическим финалом... Тютчев болезненно осознаёт пагубность их связи для
судьбы Елены Александровны, эту боль он пропускает через своё
сердце, ставя себя на её место (1852):
Не говори: меня он, как и прежде любит,
Мной, как и прежде дорожит...
О нет, он жизнь мою бесчеловечно губит,
Хоть, вижу, нож в его руке дрожит...
В 1854 году рецензенты «Современника» (т. 45) и «Отечественных
записок» (т. 95) назовут вышеупомянутое стихотворение «Слезы»
(1823) «плохими и бесцветными стихами по сравнению с
прежними». [ПСС, т. 1, 301] Какими прежними?!! Писал ли поэт лирические
стихи до 1823 года? В 1854 году взыскательные критики не делали
скидок на девятнадцатилетний возраст автора «Слёз». Прозвучавшее
негативное заключение отражало сложившееся общественное мнение,
осуждавшее последнюю любовь поэта. Денисьева пользовалась
успехом в своей среде. Молодые кавалеры, претендовавшие на её
внимание, не постигали, чем же завоёвывал сердце молодой
привлекательной особы этот внешне невзрачный человек. Ещё многие годы будет
оставаться неизвестной его поэзия, излучавшая энергию,
проникавшую в глубины сердца Елены Александровны. Радостно и без
остатка она отдавала всю себя любимому. Тютчев погружался в пьянящее
грешное чувство её молодой страсти. Печальность финала любого
пожара всегда предопределена...
В том же 1854 году, в «Современнике» (в т. 44), было опубликовано
незамеченное критикой двухстрофное «Предопределение» (поэту 50!).
Это произведение относят к денисьевскому циклу. Какая гигантская
дистанция пройдена поэтом от первых лирических стихов, в которых
полно «обветшалых выражений, праздных слов, непонятных картин,
неудавшихся стихов», до философского сочинения о психологии
любви. В стихотворении ярко выражен сформировавшийся к этому времени
строй его поэтического мышления: мир двойственен, его составные
части неразрывно сосуществуют во взаимном противопоставлении.
Первая строфа констатирует:

Сага о любви
237
Любовь, любовь — гласит преданье -
Союз души с душой родной -
Их съединенье, сочетанье,
И роковое их слиянье.
И... поединок роковой...
В диспуте строф вторая возражает:
И чем одно из них нежнее
В борьбе неравной двух сердец,
Тем неизбежней и вернее,
Любя, страдая, грустно млея,
Оно изноет наконец...
Поэт-психолог раскрывает тайну: любовь — это одновременно и
съединенье судеб, и противостояние сердец, это и союз родных душ, и
неравная борьба сильного сердца со слабым, это роковой поединок
радости и страданий, но более страдает то сердце, которое нежнее.
Страдающее сердце любит жертвенней...
Тончайшие нюансы душевных переживаний воплощались в
гармонию стиха. Рождался шедевр любовной лирики...
НИ
Парад русских солдат на Марсовом Поле в Мюнхене 17 августа 1838 года во время
посещения Баварии императором Николаем I. Акварель и литография Густава Крауса.
Во время данного визита Великая княжна Мария Николаевна познакомилась
с герцогом Максимилианом Лейхтембергским и через год стала именоваться
герцогиней Лейхтембергской. Этому браку способствовала баронесса Амалия
Крюденер, которая знала герцога ещё с детства. Она противодействовала французскому
Двору, пытавшемуся привлечь внимание Максимилиана к парижским аристократкам

238 Сага о любви
Вехи любви. Основные лирические посвящения
Время золотое.
Предчувствие любви
Амалия
1808-
1888

Романтические
отношения:
1822-1825.
Дружба-
любовь:
1826-1873.
— «Слёзы»
(«Люблю,
друзья,
ласкать
очами...»),
1823.
— «К.Н.»,
1824.
«К Нисе»,
1825.
— «Я пом-
ню время

золотое...»,
1834-1836,

воспоминание о
любви.
Клотильда
1809-1882

Романтические
отношения:
1826.
Дружба-
любовь:
1827-1873.
— «Nous
avons pu
tous deux,
fatigues du
voyage...»
(«...И
теперь, друг,
что нам
осталось
/ От тех
прошедших
часов, от
той жизни
вдвоем?»),
1838,
прощание с
любовью,
античный

тройственный ритм.
— «К. Б.»
(«Я
встретил вас
и все
былое...»),
1870,
воспоминание
о любви.
Тоска
желаний
Элеонора
1800-1838
Фёдор
любимое дитя
Элеоноры.

Гражданский брак:
1826-1829.
Церковный
брак:
1829-1838.
— «Ещё
томлюсь
тоской
желании...»,
1848,
памятник любви
к 10-летию
кончины
Элерноры.
— «В часы,
когда
бывает...», 1858,

воспоминание о любви,
20-летие
кончины
Элеоноры.
Любовь —
божественный напиток
Эрнестина
1810-1894
Любовные внебрачные
отношения: 1834-1837.
Предотвращение
Эрнестиной
разрушения брака Фёдора с
Элеонорой.
Церковный брак:
1839-1873.
Эротический цикл:
— «Восток белел...»,
1836(?), метафора
любви, античный
тройственный ритм.
— «В душном воздуха
молчанье», 1836(?).
— «Люблю глаза твои,
мой друг», 1836(?),
двухстрофная антитеза:
любовь-страсть.
— «Вчера, в мечтах
обвороженных...», 1836(?).
— «1-е декабря 1837»,
1837, нежелание
прощания.
— «Un Rêve», 1847,
увядание любви.
— «Не знаю я, коснется
ль благодать...», 1851,
крик души о прощении.
— «Все, что сберечь
мне удалось...», 1856.
— «Успокоение» 1858,
желание примирения,
водный поток —
обновление жизни.
— «Все отнял у меня
казнящий Бог...», 1873,
последнее прости.
Разрушающая
страсть, синдром
Федры
Е. А. Денисьева
1826-1864
Любовные
внебрачные отношения:
1850-1864.
Требование
Е. А. Денисьевой на
разводе Фёдора с
Эрнестиной.
— «Последняя
любовь», 1852.
— «Я очи знал...»,
1852, приём эмпа-
тии.
— «Не говори: меня
он, как и прежде,
любит...», 1854,
приём эмпатии.
— «Пламя рдеет...»,
1855, пожар страсти.
— «Так в жизни
есть мгновенья...»,
1855, фаустовский
обет дьяволу
продажи души в обмен на
вечную молодость и
любовь.
— «Как ни бесилося
злоречье...», 1863.
Цикл прощания:
— «Весь день она
лежала...», 1864.
— «15 июля 1865 г.».
— «Накануне
годовщины 4
августа 1864».
— «23 ноября 1865».

Сага о любви
239
Время золотое.
Предчувствие любви
Вся жизнь делится на три периода:
предчувствие любви, действие любви
и воспоминание о любви
Марина Цветаева
Я еще не любил,
но любил любовь
и, любя любовь,
искал, чтобы полюбить.
Исповедь св. Августина
Амалия. «Люблю, друзья, ласкать огами...»
После России это моя самая давняя любовь...
Ф. И. Тютгев родителям
2/14 июля 1840 года
Амалия (? июля 1808, Дармштадт — 21 июня 1888, Тегернзее),
внебрачная дочь графа Максимилиана Лерхенфельда ( 1772-1809) и княгини
Терезы Турн-унд-Таксис. В аристократической среде внебрачные дети не
были редкостью, но в обществе отношение к ним прохладное. Родители
старались обеспечить будущее побочных чадо, однако законодательство
накладывало жёсткие ограничения на их права (включая иногда даже и
ритуальные услуги после жизни!). В 1825 году Амалия вышла в Мюнхене
замуж за российского дипломата барона Александра Крюденера (1786-
1852). В браке с бароном у неё родились трое детей. В 1855 году вступила
во второй брак, с графом Николаем Адлербергом, генерал-губернатором
Таврическим (1819-1892). Граф был отцом её сына Николы. После
отставки графа на российской службе (в 1881 году) окончательно вернулась
в Мюнхен. Похоронена в Роттах-Еггерн (Тегернзее).
Амалия Штернфельд, именуемая Амалия Штаргард
Посетители Галереи красавиц Нимфенбургского дворца в Мюнхене
обращают внимание на портрет красивой молодой женщины с меховой
накидкой на правом плече. В рекламном буклете сообщается, что
изображена 20-летняя баронесса Амалия фон Крюденер, что её портрет

240
Сага о любви
создан в 1828 году знаменитым живописцем короля Людвига I, Йозефом
Штилером, что заказал (читай: оплатил) в 1828 году портрет Амалии
брат короля, принц Карл. Известно, что в списке баварских меценатов
имени принца нет...
^^^н^^^^^^^^н Происхождение Амалии загадочно и
драматично. Её матерью была княгиня Тереза Турн-
унд-Таксис( 1773-1839),урожденнаяпринцесса
Мекленбург-Штрелиц (Mecklenburg-Strelitz).
Тереза приходилась тёткой российской
императрице Александре, жене Николая I. Муж
Терезы, князь Карл Александр Турн-унд-Таксис
( 1770-1827), наследовал Регенсбург, город
«вечного рейхстага» (с 1664 года, в состав
Баварии княжество Регенсбург вошло в 1810
году), а также сложное ведомство европейской
почты, основателями которой были его предки
еще в XV веке. Каждое поколение князей Турн-
унд-Таксис расширяло свое влияние. Князя
Карла пригласил Наполеон для осуществления
новых проектов и князь годами жил в Париже.
Княгиня Тереза в отсутствие князя почти всё
свободное время посвящала филантропической
деятельности, но благородные движения души не восполняли
потребности плоти молодой женщины: сердце княгини пылало в быстротечном
неистовом романе с баварским дипломатом графом Максимилианом-
Эммануэлем Лерхенфельдом (1772-1809). Результатом этой душевно-
телесной бури была нежеланная малютка, названная Амалией. Княгиня
Тереза уехала рожать подальше от Регенсбурга, в Дармштадт, столицу
гессенского великого герцогства. Там дитё было зарегистрировано под
именем Амалии Штернфельд, именуемой Амалией Штаргард*.
Отец Амалии,
граф Максимилиан
Лерхенфельд
(1772-1809).
* «Standes-Erhebungen und Gnaden-Acte verliehen von den Landgrafen und
Grossherzögen zu Hessen-Darmstadt seit 10. Juli 1816 von Hessen und bei Rhein
/ Görlitz. C. Α. Starke. 1881. S. 519». 1823.1.8. Sternfeld, Α., unter diesem
Namen, für Amalie Stargard in Regensburg, Pflegetochter der Gräfin Maria Anna von
Lerchenfeld-Köfering, geborenen Freiin Groschlag von Dieburg, Patrimonial-Ge-
richts-Herrin zu Eppertshausen in Hessen (geb. 21.8.1775, gest. 17.1.1854 zu Wien),
Gemahlin des Grafen Maximilian von Lerchenfeld-Köfering (geb. 17.1.1772, gest.
IS. als kgl. Bayer. Kämmerer und Geh, Rath.) Dieselbe bedient sich des Namens
"Gräfin v. Lerchenfeld" (W.: (nicht verliehen)» («Акты о возвышении в сословии
и помиловании» великого герцога Людвига I Гессенского», с. 519: «Амалия
Штернфельд, именуемая Амалия Штаргард из Регенсбурга, приемная дочь

Сага о любви
241
К несчастью Амалии её драма
усугубилась скорой кончиной отца, графа
Максимилиана, 19 октября 1809 года. Жена
отца Амалии, графиня Мария Анна фон
Лерхенфельд-Кёферинг, простила
умирающего мужа и по его просьбе не
оставила малышку без своего внимания и
забот. Амалия находилась первое время на
попечении дармштадтских родственников
Терезы. Позже её перевезли в Регенсбург,
ближе к княгине. Подрастающая Амалия
перешла, наконец, под опеку Лерхенфель-
дов и жила то в их мюнхенском дворце, то
в родовом замке графов в Кёферинге, го- Мать Амалии,
родке недалеко от Регенсбурга. С 1 авгу- княгиня Тереза Турн-унд-Таксис
ста 1823 года гессенский герцог Людвиг I (1773-1839)
разрешил 15-летней Амалии именоваться
графиней Лерхенфельд, но без права на герб и генеалогию. Такова была
цена увлечения графа Максимилиана и княгини Терезы.
По приезде в Мюнхен молодой Тютчев при содействии
посланника, графа Ивана Воронцова-Дашкова, был введён в круг сверстников-
дипломатов, среди которых оказался и граф Максимилиан-Йозеф
Лерхенфельд*, Его единокровной сестре, Амалии (тогда ещё именуемой
Штаргард), вскоре был представлен молодой Фёдор Иванович. Поводом
для их сближения послужило приглашение Максимилианом-Йозефом
российского атташе на именины сестры, которой исполнялось 14 лет.
Именинница выглядела зрелой девушкой, и в цветнике приглашённой
молодёжи смотрелась прекрасной розой, в которой уже угадывалась
чувственная женственность. Плод греховной любви, Амалия, была
красавицей. Её обаяние и жизнерадостность возбуждали поэта, он был
искромётен, остроумен, зажигателен. Глаза его сверкали, руки
жестикулировали. Тютчев был в ударе. Именинница весело воспринимала его
юмор. Впервые в её компании появился столь яркий молодой человек.
Юношу покорили очарование девушки, её меткие ответы на его шутки.
графини Марии Анны фон Лерхенфельд-Кёферинг, урожд. фрейлины Грошлаг
фон Дибург (21.08.1775-17.01.1854 Вена), имеет право с 1 августа 1823 года
именоваться "графиней фон Лерхенфельд" без права на герб и генеалогию»).
* Граф Максимилиан-Йозеф фон Лерхенфельд (1799-1859), баварский
дипломат в Санкт-Петербурге (1827-1849 гг.), в Берлине (1849-1859 гг.), Вьене
(1859 году).

242
Сага о любви
Не противясь естеству, он влюбился. Повинуясь тому же закону
природы, она ответила на чувства романтичного юноши. Так состоялось их
знакомство, которому будет суждено длиться всю жизнь.
Влюблённые гуляли в мюнхенских парках вдоль Изара, ездили в Ре-
генсбург (120 км), там находился замок князей Турн-унд-Таксис, оттуда
во дворец Лерхенфельдов — в Кёферинг (12 км).
Труднопроизносимую фамилию Тютчева в семье Лерхенфельдов
шутливо упростили и называли её носителя ласкательно Тутерле или
Туту (Туту — звук горна). В дневниках Максимилиана-Йозефа в
период 1823-1824 гг. многократны упоминания имени Фёдора, часто рядом с
Амалией. Так 12 июля 1823 года: «Приезд Тютчева (в Кёферинг),
большая радость, хорошие вести». Июль — это месяц Амалии. 13 июля: «...
гулял с Тютчевым, хорошо; вечером разговаривали, хорошо». [Dew]
Такие краткие записи-намёки делают обычно для возможного
восстановления их в памяти, но по прошествии же почти двух столетий, установить
тему разговора не представляется возможным. Трудно
прокомментировать, например, запись от 21 июля 1823 года: «Тютчев большой секрет,
очень хорошо...». Вероятно, обсуждались сюрпризы для Амалии в честь
15-летия и обретения ею имени графини Лерхенфельд. После весёлых
именин, которые праздновали в Кёферинге, молодая графиня и Теодор
(так она его называла) отправились гулять к развалинам старой крепости.
На высоком дунайском берегу именинница внимала звонкому голосу
будущего поэта России («Слёзы», «Люблю, друзья, ласкать очами...»):
Люблю смотреть, когда созданье
Как бы погружено в весне,
И мир заснул в благоуханье
И улыбается во сне!..
Люблю, когда лицо прекрасной
Зефир лобзаньем пламенит,
То кудрей шелк взвевает сладострастный,
То в ямочки впивается ланит!
Придёт время, и шедевры любовной лирики Тютчева покорят сердца
многих поколений россиян и нероссиян, а сейчас глаза первой его
любви увлажнились, щёки раскраснелись, дыхание участилось. Амалия под
тонкой шелковой блузой не носила других одежд, и прозрачная близость
юного тела Афродиты волновала её спутника. Им впервые открылась
метафизика чувств, они слышали голоса поющих улиссовых русалок.

Сага о любви
243
Большую провинность совершил бы поэт, если бы не ответил на
страстный призыв зовущих карминовых губ юной графини, но, слава Богу, он
не оплошал... «Ты моя Хлоя, губы твои нежнее роз, а уста — слаще
мёда, твой поцелуй пронзил меня больнее пчелиного яда,,,», шептал
Теодор слова Дафниса, прикасаясь к игрушечному ушку Амалии, и
трепетное неизведанное желание охватывало её тело... Молодые люди в
знак вечной любви обменялись шейными цепочками. У Амалии не было
дорогих украшений. Её цепочка была простым шёлковым шнурком.
Слуга Николай Хлопов, вырастивший Тютчева, сердился и докладывал
родителям, что Федор получил шёлк в обмен на золото.
Влюблённые догадывались, что «всё бесконечное конец свой
обретает», (Тацит Публий Корнелий). Каждый из них был во власти
воздушных мечтаний, но это были разные мечты. Фёдор любил и мучился,
понимая, что делать предложение бедной девушке, проживая на
родительские деньги, по крайней мере, несерьёзно. Графиня тоже страдала.
Её одолевал комплекс бедности, она хотела любой ценой вырваться из
этого угнетающего состояния. Ей грезилось богатство, родовой герб,
многовековая родословная. Пределом желаний Амалии было
восстановление своей причастности к аристократическому классу её родителей,
блистание при королевских дворах Европы.
Баронесса Крюденер
Между тем, на подросшую расцветающую Амалию обратил
внимание первый секретарь российского представительства барон Александр
фон Крюденер. В дневнике Лерхенфельда замелькало его имя. Барон
происходил из старинного рода балтийских немцев, многие из которых
издавна были российскими подданными.
Амалия взвешивала возможности барона. Его древняя генеалогия —
это хорошо. Правда, барон — однорукий инвалид (он родился с сухой
рукой), обстоятельство малоприятное. И ещё один немалый минус для
юной кандидатки в баронессы: барон староват, родился на двадцать два
года раньше Амалии.
Для Крюденера Амалия была выгодной партией, он был уверен, что
её высокородство будет, в конце концов, признано, и тогда он, чиновник
заштатной миссии, не прозевает своей удачи.
Барон перестал являться на работу, постоянно гостил в Кёферинге.
Он, опытный дипломат, всё просчитал и обихаживал не столько Амалию,
сколько всех её домашних, стремясь произвести хорошее впечатление,
прежде всего, на обеих матерей Амалии, — на родную, княгиню Терезу,

244
Сага о любви
и приемную, графиню Лерхенфельд, — двух дам, умудрённых опытом
жизни при Дворе. Им казалось, что представилась возможность
вывести Амалию в люди, и этот шанс надо не упускать. Но пока в посольстве
зреет конфликт. Брат Амалии беспокойно пишет матери о злоязычных
пересудах: «Ты не имеешь понятия, дорогая мама, о том, что люди
здесь говорят, все спрашивают, когда будет свадьба». Посланник
недоволен поведением Крюденера: «Пусть он, черт побери, остается,
где хочет, нам он больше не нужен»,
Тютчев нервничает. В день своего совершеннолетия, 23 ноября
1824 года (по старому стилю), он пишет стихотворение «К. Н.» («Твой
милый взор, невинной страсти полный,,,»). Влюблённые давно уже на
ты. Поэт ласково называет Амалию Нисой {Nice, Ника, крылатая
богиня победы в греческой мифологии). Он дорожит её милым взором,
который, как небо и дыханье, нужен его душе. Но есть некие они, в сердцах
которых правды нет. Поэт предостерегает прелестницу:
<... > Сии сердца, в которых правды нет,
Они, о друг, бегут, как приговора,
Твоей любви младенческого взора,
Он страшен им, как память детских лет.
Но для меня сей взор благодеянье.
Как жизни ключ - в душевной глубине
Твой взор живит и будет жить во мне —
Он нужен ей, как небо и дыханье. <... >
Эти юношеские, ещё незрелые стихи наполнены нежностью к
любимой, беспокойством о её судьбе.
Какие-то доводы старших женщин оказались достаточно
убедительными, и юная графиня без энтузиазма практично предпочла солидного
барона нетитулованному молодому человеку. Амалия утешала Фёдора,
целовала и плакала, заверяла, что останется его другом на всю жизнь.
Можно лишь благодарить судьбу за то, что она отказала юноше.
Распознать в Тютчеве будущую гордость России Амалия не могла, да и
тщеславие её было более заземлённым.
Уязвлённый Фёдор обратил против барона своё острословие,
вероятно, довольно едкое. Назревавшая ссора развивалась в сторону
грозного финала. Барон жёстко предупредил Фёдора, что вызовет его на
дуэль. Тютчев и в годы студенчества предпочитал не быть участником
рискованных обстоятельств. В детстве он не получил закалку участия в
мальчишеских конфликтах. Родители не приглашали к подростку учите-

Сага о любви
245
лей фехтования, верховой езды, стрельбы из пистолетов и прочих видов
мужских занятий, развивающих волю, характер, способность к
совершению решительных поступков. Учитель Раич, поклонник античности,
взращивал в молодом человеке душу Орфея, и места для
мужественности Геракла в ней не оставалось. В общем, к великой радости дядьки
А. Н. Хлопова вмешательство посланника урезонило соперников.
Урок несостоявшегося поединка преподнёс Тютчеву знания о
возможных последствиях увлечения чужими невестами или замужними
женщинами и приглашений к дуэли поэт более не получал. По
ходатайству посланника Воронцова-Да шкова 23 февраля / 7 марта Фёдору
разрешили длительный отпуск, и в конце мая 1825 года Тютчев уехал в
Россию. Вернулся он 5/17 февраля 1826 года, но без преданного Хлопова,
здоровье которого серьёзно ухудшилось. Дядька остался в Москве. Он
очень скучал по воспитаннику и 5-го марта 1826 года Николай
Афанасьевич, записал на память своему дитяти (на обратной стороне иконы
Феодоровской Божьей Матери), что 19 января 1825 года Фёдору
Ивановичу «грозила опасность от его нескромности». Внушение посланника
и благоразумное влияние преданного слуги возымели действие: Тютчев
смирился. «20 Генваря, то есть на другой же день кончилось
благополучно», — напомнил дядька о происшествии.
Концом января 1825 года датируется стихотворение «К Нисе»,
настрой которого был полной противоположностью любовного признания
«К Н.». 21-летний поэт постигает первый негативный опыт взрослой
жизни, первые разочарования, которые, слава Богу, не явились для него
вселенской трагедией. Он досадует, но не более:
Ниса, Ниса, Бог с тобою!
Ты презрела дружный глас,
Ты поклонников толпою
Оградилася от нас.
Равнодушно и беспечно,
Легковерное дитя,
Нашу дань любви сердечной
Ты отвергнула шутя.
Нашу верность променяла
На неверный блеск пустой, -
Наших чувств тебе, знать, мало:
Ниса, Ниса, Бог с тобой!

246
Сага о любви
Через три месяца после отъезда Фёдора, 31 августа 1825 года,
17-летняя Амалия стала именоваться баронессой Крюденер. Венчание
состоялось в Кёферинге. * Её честолюбивое желание сбылось: отныне
она, фактическая родственница прусской и российской монарших
фамилий, будет достойно принята при обоих Дворах. Оправдались
меркантильные надежды и барона Крюденера, который также не без основания
надеялся на использование высоких родственных связей жены для роста
своей карьеры? Впрочем, он просчитал не все возможные последствия
затеянного им брака. Дальше всех видели женщины, Амалия и её обе
матери. Молодожёны никаких иллюзий не питали, их брак изначально
был союзом по расчету, но у каждого был свой резон.
Отношения между Амалией и Фёдором не успели разгореться
большим пожаром, но перешли в длительную и прочную дружбу, не столь
частую в отношениях между мужчиной и женщиной. Впрочем, Тютчев
поначалу конечно ревновал и остыл не сразу:
Ты любишь, ты притворствовать умеешь,—
Когда в толпе, украдкой от людей,
Моя нога касается твоей -
Ты мне ответ даешь - и не краснеешь!
Все тот же вид рассеянный бездушный,
Движенье персей, взор, улыбка та ж...
Меж тем твой муж, сей ненавистный страж,
Любуется твоей красой послушной. <... >
Урок несостоявшегося поединка преподнёс Тютчеву знания о
возможных последствиях увлечения чужими невестами или замужними
женщинами, приглашений к дуэли поэт более не получал.
Красота Амалии не прошла незамеченной Генрихом Гейне, который
бывал в гостях у Тютчева (в 1828 году). Позже он передавал баронессе
приветы: «Кланяйтесь <... > г-же dé chargeuse d'affaires Амалии фон
Крюденер» {dé chargeuse d'affaires — поверенная в делах, φρ.). По-
* При бракосочетании Амалия указала, что ей 1714 лет. Торопящаяся замуж
невеста несколько «округлила» свой возраст: к 31 августа 1825 года Амалии
прожила на свете 17 лет и 114 месяца. 2/14 июля 1840 года Ф. И. Тютчев
писал родителям из Тегернзее об Амалии: «...намедни мы справляли ее именины».
День св. Амалии приходился на 10 июля (по н. ст.). Как правило, имя ребёнку
давали по имени ангела дня рождения. Метрическая запись о рождении
Амалии Штаргард или Штернфельд не обнаружена.

Сага о любви
247
стоянное общество четы Тютчевых, Фёдора Ивановича и Элеоноры (его
жены в первом браке), — семьи дипломатов иностранных
представительств и, конечно, российской миссии. Супруги жили тогда на Кароли-
ненплац 1, а Крюденеры — в пяти минутах ходьбы, на Бриеннерштрассе
15. Федор продолжает встречаться с Амалией, но теперь уже семьями.
По поручению брата короля Людвига, принца Карла, очарованного
красавицей Амалией, Й. Штилер написал упомянутый выше портрет.
Молодая баронесса вполне осознала, что её блистательная женственность
— мощное оружие для осуществления любых её амбициозных планов.
За своё бесправное детство Амалия, не торопясь, брала реванш...
Не позднее апреля 1836 года поэт посвятил замужней Амалии
лирический гимн быстротечности счастья и бытия, который, по словам Некрасова,
«принадлежит к лучшим произведениям о любви г. Т-ва, да и вообще
всей русской поэзии». Некрасов не совсем прав: эти стихи не о любви, а
воспоминание о ней, о прошлых встречах в милом сердцу крае над Дунаем,
на холме в пригороде Регенсбурга, почти в каждой строфе интимное ты:
Я помню время золотое,
Я помню сердцу милый край.
День вечерел; мы были двое;
Внизу, в тени, шумел Дунай.
И на холму, там, где, белея,
Руина замка в дол глядит,
Стояла ты, младая фея,
На мшистый опершись гранит,
Ногой младенческой касаясь
Обломков груды вековой;
И солнце медлило прощаясь
С холмом, и замком, и тобой.
И ты с веселостью беспечной
Счастливый провожала день;
И сладко жизни быстротечной
Над нами пролетала тень.
Элегия «Я помню время золотое...» откроет в творчестве Тютчева
тему воспоминаний о прошедшей любви. Это будут неизменно
проникновенные стихи, которые всегда окажутся в поле внимания российских

248
Сага о любви
композиторов. Большую известность получил романс «Я помню время
золотое...», написанный композитором М. С. Вайнбергом.
Слово, данное Фёдору, Амалия сдержала: она оставалась преданным
другом возлюбленного своей юности. Тепло встреч они сохранили на
всю жизнь. Роль Амалии в дальнейшей судьбе Тютчева чрезвычайно
велика.
В апреле 1836 года барон получил повышение, и Крюденеры
отправились в Россию. Баронесса привезла в Петербург пакет от Тютчева. В
пакете находилось около ста листков (были даже ресторанные салфетки)
с текстами стихотворений. Пакет был передан Амалией князю Ивану
Гагарину. Князь, бывший сослуживец Тютчева, один из немногих, кто
знал и ценил тютчевское творчество и даже желал его издать. Часть
стихотворений он переписал и передал Пушкину, издателю журнала
«Современник», главного литературного журнала России. Восхищенный
Пушкин принял их для публикации. Так, благодаря Амалии, Тютчев
стал, наконец, известен на родине.
Между тем баронесса Амалия неотразимо блистала в высшем
петербургском обществе. Государь не числился среди мужчин, равнодушных
к Амалии... Очарованный внешностью баронессы, он преподносил ей
дорогие подарки. Как бы на правах кузины его супруги, Амалия 25 ноября
1836 года получила в подарок от царя прекрасную соболью шубу,
которая поразила завистливое воображение всего Петербурга: шуба стоила
11 тыс. рублей! [Vit, 282]
Но истинных друзей у Амалии почти не было.
Рассказывают, что на одном из балов Амалией увлекся и первый поэт
России. Жена Пушкина, Наталья, одна из красивейших женщин
высшего света, вынуждена была по-семейному объясниться с мужем, после
чего тот острил: «у Мадонны тяжёленькая рука...»*. Князь Иван
Гагарин в письмах Тютчеву сплетничал по поводу успехов Амалии в высшем
свете и непростого положения барона Крюденера. Тютчев отвечал князю
в июле 1836 года: «Подробности, сообщенные вами о нашей
прекрасной Эсфири и её Мардохее, доставили мне большое удовольствие...».
Фёдор Иванович не злорадствовал, давние чувства уже прошли. Он
жалел Амалию, понимая, что брак Амалии с бароном Крюденером не был
союзом по любви: «У меня есть некоторые основания полагать, что
она не так счастлива в своем блестящем положении, как я того
желал бы. Какая милая, превосходная женщина, как жаль её. Столь
счастлива, сколь она того заслуживает, она никогда не будет».
* Шик Александр. Женатый Пушкин / Berlin. 1936. С. 68.

Сага о любви
249
В 1839 году деятельное участие Амалии способствовало браку
баварского герцога Максимилиана Лейхтенбергского с дочерью
Николая I, Марией Николаевной. На сердце молодого герцога претендовали
принцессы нескольких европейских Дворов. Но Амалия повлияла на
22-летнего герцога, которого знала с детских лет.
Изредка она появлялась в Мюнхене. Тютчев всегда был ей рад: «Вы
знаете мою привязанность к госпоже Крюденер — писал он
родителям из Тегернзее, курорта в 40 км от Мюнхена, — и можете легко себе
представить, какую радость мне доставило свидание с ней. После
России это моя самая давняя любовь. Ей было четырнадцать лет,
когда я увидел её впервые. А сегодня, 2/14 июля (1840 года),
четырнадцать лет исполнилось её старшему сыну. Она всё ещё очень
хороша собой, и наша дружба, к счастью, изменилась не более, чем её
внешность». Сын Амалии, Николай-Артур, родился 20 июня/2 июля
1826 года. [Gen 1977] Цитированным строкам предшествует
любопытный текст: «Эти дни мы вовсю предавались празднествам благодаря
госпоже Крюденер, она приехала сюда месяц тому назад, и намедни
мы справляли её именины. Заботу обо всём взял на себя принц Карл,
брат короля. Он очень дружески расположен к госпоже Крюденер,
а так как он к тому же чрезвычайно любезен, то не упустил
случая нарочно приехать из Мюнхена, чтобы в день её именин дать в
её честь большой обед, на который пригласил всех её знакомых,
находящихся в Тегернзее. К несчастью, виновнице торжества,
единственной из всех, не пришлось принять в нём участия по причине
лёгкого нездоровья, принудившего её не выходить в этот день из
дому». Тютчев необыкновенно тактичен, упоминая лишь вскользь о
заботах принца Карла, не сообщая, что причиной лёгкого нездоровья была
беременность именинницы. Известно, что в 1828 году любезный принц
оплатил художнику Й. Штилеру заказ на написание портрета Амалии.
О любвеобильности брата короля Тютчев деликатно сообщал в
письме от 7/19 июля 1836 года. Даже события холерного Мюнхена тогда
отошли на второй план: «Мюнхен опустел. Моя жена ещё не
вернулась (из Бурга Фаррнбах), — и далее иронично. — В Мюнхене видишь
либо беременных, либо только что разрешившихся женщин. В числе
первых красивая госпожа Анна, которая поселилась в доме Майо в
Английском саду. Сейчас это единственное обитаемое место
Мюнхена. Скоро и оно будет недоступным... Принц Карл уже принялся
молиться, а Вебер почти закончил приданное для
новорожденного...». К. В. Пигарёв, правнук поэта (по линии второго брака), биограф
Фёдора Ивановича и переводчик его писем с французского, правильно

250
Сага о любви
комментировал, что красивая госпожа Анна это графиня Анна Д'Арко-
Валлей (D'Arco-Valley, урожд. принцесса Марескальки, 1813-1885), её
красота была действительно впечатляющей. 21-летнюю графиню
Александр Тургенев сравнивал с мадонной Рафаэля. Но биограф далее
признал, что смысл выше цитированных слов Тютчева неясен. Архивные
материалы позволяют полнее расшифровать тютчевский текст.
Разбирая нечёткий почерк прадеда, Кирилл Васильевич напутал с фамилией
домовладельца. Согласно адресной книге Мюнхена горожанин с
латиноамериканской фамилией Майо здесь никогда не проживал. Графиня
Анна жила в доме Андреаса Майера, секретаря военного министерства,
который имел свой дом на Ветеринерштрассе 2, небольшой улице,
примыкающей к Английскому парку. * Скрытая ироничность подтекста
фразы Тютчева о принце Карле осталась непонятой ни К. В. Пигарёвым,
ни более поздними биографами. Моральные устои баварского двора, как
и других царствующих дворов Западной Европы и России, были далеки
от пуританских. Фёдор Иванович недвусмысленно намекает на связь
принца с замужней графиней Анной. А. И. Тургенев также замечает в
дневнике 3-го апреля 1834 года: «Графиня Арко — красавица, за коей
волочится брат короля». 10 августа 1836 года, через три недели после
встречи с Тютчевым, графиня благополучно разрешилась от бремени,
произведя на свет сына Карла, тёзку брата короля(!). Брат Людвига был
добропорядочным принцем: его, конечно, беспокоило здоровье Анны
и благополучный исход родов в объятом ужасом холерном Мюнхене,
принц Карл уже принялся молиться. Заботы о новорожденных,
вероятным отцом которых был принц, входили в обязанности его
гофмаршала, генерал-майора барона Христиана фон Вебера, который почти
закончил приданное для новорожденного...
В 1843 году Тютчев приехал в Россию, подготавливая почву для
окончательного возвращения на родину. Он уже во втором браке, у него
пятеро детей, но у него крупные неприятности по службе: за
спровоцированный графом К. В. Нессельроде должностной проступок Фёдора
Ивановича уволили с работы, лишили званий.
Фёдор Иванович хорошо знал Запад, стал опытным политиком, у него
созрели замыслы о способах расширения влияния России на
общественное мнение западных стран. Кто мог выслушать отставного дипломата и
поверить в его идеи? Помогла надёжный друг, добрая фея Амалия,
выручили её связи при Дворе. Федор Иванович писал Гагарину: «Ах, что
* Полнее см. с. 128-158 в работе: Полонский А. Э. Фёдор Тютчев. Двадцать два
года вдали от России / М., Издательский Центр «Классика», 2004, с. 320. Илл.
32 с. ISBN 5-94525-021-Х.

Сага о любви
251
за напасть! И в какой надо было быть мне нужде, чтобы так
испортить дружеские отношения! Все равно, как если бы кто-нибудь,
желая прикрыть свою наготу, не нашел бы для этого иного
способа, как выкроить панталоны из холста, расписанного Рафаэлем...
И, однако, из всех известных мне в мире людей она, бесспорно,
единственная, по отношению к которой я с наименьшим отвращением
чувствовал бы себя обязанным».
Страстным поклонником молодой баронессы был стареющий граф
А. X. Бенкендорф. Сотрудники III Отделение буквально изнывали от
ига Амалии. Влияние Амалии на боевого генерала, активного участника
войны с французами, было столь велико, что по её настоянию он тайно
принял католичество. По законам Российской империи такой поступок
подлежал строгой каре. (Тайна открылась только после смерти
Александра Христофоровича.) Граф Бенкендорф пригласил Фёдора Ивановича.
В чрезвычайно доброжелательной их беседе затрагивались глобальные
вопросы внешней политики. Федор Иванович потом сообщал жене, что
Бенкендорф «был необыкновенно любезен со мной, главным образом
из-за госпожи Крюденер...». Главный жандарм положительно отнёсся
к проекту Тютчева об усилении положительного образа России в
Европе и доложил о них императору. Этот факт сыграл решающую роль в
возвращении Тютчева на родину. Нессельроде, инициатор конфликта с
Тютчевым, узнал о его контактах с Бенкендорфом, но изменить ничего
не мог.
В 1848 году 40-летняя Амалия повторила греховный поступок своей
матери: она дала жизнь внебрачному ребёнку. 17 марта у Амалии
родился сын Николо. Отцом Николо был 29-летний фаворит императора,
граф Николай Адлерберг. Для общественного мнения ребенку был дан
статус приемного сына Николая Николаевича Венявского. Многим
завистникам не нравилось огромное влияние Амалии на царя. При Дворе
образовалась целая партия недругов баронессы. Партию возглавляла
графиня М. Д. Нессельроде. Муж графини не мог простить Амалии, что
её усилиями монарх благорасположился к Тютчеву. Чтобы избавиться
от надоевшей баронессы, граф Нессельроде добился назначения барона
Крюденера на должность Чрезвычайного Посланника и полномочного
Министра при дворе Короля Швеции и Норвегии. Предполагалось, что
баронесса последует за мужем. Амалия эти козни обернула в свою
пользу: во время отъезда барона в Стокгольм она сказалась больной и
осталась в Петербурге. Барон Крюденер отбыл один...
Он, наконец, взлетел на ту вершину дипломатической карьеры, ради
которой женился на Амалии. Стал ли он счастливым человеком? Пони-

252
Сага о любви
мал ли цену своей удачи? Больше он и Амалия никогда не встретятся.
В 1852 году барон скончался в Стокгольме от инфаркта. Амалия стала
свободной.
Графиня Адлерберг
С графом Адлербергом она обрела долгожданную любовь, покой и
счастье. В 1855 году они узаконили свои отношения.
Где венчались Амалия и Николай Адлерберги? Возможно, в
Петербурге, но, вероятно, что в Симферополе!..Дело в том, что с 11 ноября
1854 года по 25 мая 1856 года, т. е. во время Крымской войны, граф
Адлерберг состоял в должности Таврического военного губернатора.
События войны усугубили положение крымских детей, многие
остались без родителей, не имели родных. Что такое бесправное детство,
Амалия знала очень хорошо. Детей привозили в Симферополь вместе с
ранеными солдатами из осажденного Севастополя. Власти пытались
организовать приют в Симферополе еще в 1848 году. Но всегда чего-то не
хватало: денег, необходимых документов и пр. Ввиду исключительности
обстоятельств, графиня Адлерберг решительно пренебрегла
бюрократическими формальностями, и 31 декабря 1854 года на свои средства
открыла приют для 14 беспризорных сирот-девочек. В 1856 году граф
Адлерберг получил новое назначение, и Амалия вместе с мужем покинула
Крым. Документы на приют так и не были оформлены, но Амалия
предоставила императрице Марии Александровне, покровительнице всех
детских приютов страны, полный отчет и просила не оставить вниманием
начатое ей дело. Отвечая на запрос императрицы о состоянии приюта,
новый Таврический губернатор Г. Жуковский писал: «После того, что
сделано уже в этом отношении попечениями и усердием графини
Адлерберг, остается только желать, чтобы открытый ею приют,
в котором призревается до 20 детей обоего пола, сохранен был
навсегда». В 1857 году Комитет Главного Попечительства Детских
Приютов утвердил преобразование временного приюта в постоянный с
присвоением ему имени основательницы — графини Адлерберг. В 1869 году
для приюта было построено новое здание. К его новоселью императрица
прислала благодарственное письмо губернатору Г. Жуковскому. В
письме Мария Александровна настаивала, чтобы новый приют в отличие от
всех остальных, которые были её имени, сохранил имя основательницы.
Она повелела также поместить в приюте портрет графини Амалии
Адлерберг. Портрет был доставлен из Финляндии и сохранялся в здании
приюта до 1917 года. Нынешнее местонахождение портрета, к сожале-

Сага о любви
253
нию, неизвестно. Здание благополучно пережило революции, войны и
существует по сегодняшний день. В большом двухэтажном доме на углу
улиц Пушкинской и Гоголевской много лет размещался Крымский
краеведческий музей, именуемый ныне Музей этнографии народов Крыма.
Спустя десятилетия, 31 марта 1873 года, с умирающим Тютчевым, за
три с половиной месяца до его кончины, прощалась верный его друг Ама-
лия. Вот трогательные строки письма Федора Ивановича к дочери:
«Вчера я испытал минуту жгучего волнения вследствие моего свидания
с графиней Адлерберг, моей доброй Амалией Крюденер, которая
пожелала в последний раз повидать меня на этом свете и приезжала
проститься со мной. В её лице прошлое лучших моих лет явилось
дать мне прощальный поцелуй».
Последние годы.
Упокоение в Роттах-Еггерн
В 1881 году погиб император-освободитель Александр И. Граф
Адлерберг, фаворит предыдущих императоров, был уволен в отставку.
Адлерберги в России оказались не у дел. Они, российские
подданные, приехали в Мюнхен на постоянное место жительства. У них не
было своего дома и пришлось остановиться у племянника Амалии,
Максимилиана Лерхенфельда (однофамильца и тёзки её отца и её брата),
на Амалиенштрассе 93. Семья Адлербергов состояла из трёх человек:
граф Николай, Амалия и их сын Николо. Вскоре Адлерберги купили
недалеко от Мюнхена, в курортном городке Тегернзее, участок земли на
берегу озера и возвели усадьбу, которая стоит по сегодняшний день на
Schweighofstrasse 2.
Амалия, романтическая любовь поэта Фёдора Тютчева на
протяжении 50 лет(!), скончалась в Тегернзее 21 июня 1888 года. Она
похоронена в Rottach-Egern am Tegernsee на кладбище кирхи St. Laurentius.
Кирха расположена на берегу озера напротив виллы Амалии,
известной под названием «Haus Adlerberg am See». С террасы виллы и окна
спальни скорбящий граф Адлерберг хорошо видел кирху и кладбище.
Он терпеливо ждал своей кончины для встречи с любимой. 25 декабря
1892 года граф Николай Адлерберг-старший нашёл упокоение рядом с
Амалией.
На могильной плите гравёр ошибочно продлил жизнь Амалии на 10
дней. Опечатка не обращала бы на себя внимание, если бы в июне было
31 число. Ошибка закреплена в путеводителе по кладбищу. Но может

254
Сага о любви
быть промах могильщика вовсе не его оплошность? Не означает ли
несуществующая дата смерти отсутствие кончины?..На надгробиях не
указаны и даты рождения супругов. Никто не должен знать их возраст,
они любили друг друга всегда, смерть не была разлучницей, но только
пунктом пересадки в вечность...
Для их могил был сооружен красивый мавзолей, но на маленьком
кладбище он занимал слишком много места, и в 1967 году статус
захоронений Адлербергов был уравнен с остальными вечными
поселенцами.
Тогда же к горизонтальной надгробной плите были пристроены ещё
две вертикальных мемориальных плиты со следующим текстом:
1. Dolly (Helene Amalie) Freifrau von Gemmingen-Massenbach,
geb. v. Linder. Geb. 5.7.1883 (Nääs, Finnland), — Gest. 24.11.1969,
heiratet 2.1.1905 in Helsingfors Wilhelm Ludwig Konstantin Freiherr von
Gemmingen-Massenbach*, Regensburg 10.9.1874, t (gef. bei) Mont-sur-
Meurthe 26.8.1914.
2. Wilhelm (Ludwig Ernst) Freiherr v. Gemmingen-Massenbach,
Leutnant der Luftwaffe, Geboren am 19.7.1913 (München), starb den
Fliegertod (Flugplatz Oldenburg) fürs Vaterland am 29.7.1938.
Ниже цитированы стихи Гёте:
Denn der Tod ist Gebot
Das versteht sich nun einmal
Dorthin! - Ich muss! Ich muss!
Goennt mir den Flug!
Goethe
Подстрочник мой — А. П.:
Смерть есть мой завет,
Это надо лишь понять.
Туда - Я должен! я должен!
Пожелайте мне полёта!
Гёте
Имена каких людей дополнительно указаны на могиле графов
Адлербергов, кому разрешено общее с ними захоронение?
Первой дочерью Амалии была Мария-Анна Крюденер, которая 7 мая
1852 года вступила в брак с графом Jules Arthur de Fontenilliat. В этом
браке родились четверо детей, в т. ч. дочь Мари-Элен. Названная
внучка Амалии вышла замуж в Финляндии за барона Константина Линдера,

Сага о любви
255
члена Совета Российской Империи, обер-егермейстера русского
императора. У Мари-Элен и Константина Линдера 5 июля 1883 года
родилась дочь Долли-Элен-Амалия, которая через 22 года, 2 января 1905 года
вышла в Хельсинки замуж за Вильгельма-Людвига Константина барона
фон Геммингена-Массенбаха Wilhelm Ludwig Freiherr ν. Gemmingen-
Massenbach, родившегося в Регенсбурге 10 сентября 1874 года. К
великой горести правнучки Амалии, Долли, её муж Вильгельм-Людвиг погиб
26 августа 1914 года при Mont-sur-Meurthe. В течение девяти
предшествующих счастливых лет семейной жизни у них родились пятеро
детей. Пятым был Вильгельм-Людвиг-Эрнст (праправнук Амалии),
который родился 19 июля 1913 года в Мюнхене. Несчастливой вдове Долли
суждено было пережить потерю младшего сына. Смерть нашла барона
Вильгельма-Людвига-Эрнста фон Гемминген-Массенбаха, лейтенанта
Люфтваффе, 29 июля 1938 года. Его самолёт разбился вблизи аэродрома
города Ольденбурга (Нижняя Саксония). 26-летний Вильгельм погиб не
в бою, а при трагических обстоятельствах, спасая жизни людей на земле.
На могильной плите цитированы строки Гёте из второй части «Фауста»
(третьего действия в сцене «Внутренний двор замка»). Их произносит
Эвфорион, сын Фауста и Елены, унаследовавший от отца беспокойный
дух и титанические порывы. У Гёте духовный облик Эвфориона принял
черты Байрона.
В купчих документах граф Адлербег записал, что будут прокляты
во веки веков те, кто посмеет какими-либо строениями закрыть вид
кладбищенской кирхи из окон виллы. Годы шли, вилла меняла
владельцев, но никто не осмеливался нарушить завет графа. Сын Амалии, граф
Николай Николаевич, был российским подданным, рос в чинах
статских и императорского двора, получал российские награды, состоял на
российской дипломатической службе. В начале XX века и до 1914 года
граф Николай Адлерберг-младший был атташе в Мюнхене, в
последней российской миссии А. Вестманна. В июле 1910 года граф продал
виллу своему коллеге, российскому дипломату в Мюнхене, князю
Константину Мурузи (Mourousi). Князь скончался в 1913 году, и его
могила соседствует с захоронением Адлербергов. Жизнь графа Николая
Николаевича Адлерберга, сына Амалии, камергера российского
императорского двора, завершилась в Монтре (Швейцария) 8 сентября
1920 года.
В первом полугодии 1914 года на вилле отдыхал Чрезвычайный и
Полномочный посол России во Франции член Госсовета Александр
Петрович Извольский (1856-1919) с супругой Маргарет. Он хорошо
знал знаменитый курорт, т. к. в 1897-1899 гг. Извольский был по-

256
Сага о любви
сланником в Мюнхене. Через территорию будущего противника из
Петербурга в Париж возвращался хороший знакомец Александра
Петровича, президент Франции Раймонд Пуанкаре. На вилле
состоялось их секретная встреча. Обсуждались вопросы предстоящего
военного сотрудничества*.
Во время Второй мировой войны регион Тегернзее не пострадал.
Просторный дом на Швайгхофштрассе 2 собирал под своей крышей
семьи беженцев, преимущественно женщин с детьми из Мюнхена. Досуг
они заполняли самодеятельностью. В холодное время года посетители
из соседних домов приносили по куску угля или несколько щепок. Через
40 лет увидели свет дневниковые записи одной из участниц посиделок,
Марии Пустеовски «Три полена дров», где описана беженская жизнь, в
которой не последнее место занимали литературные вечера в доме Ад-
лербергов**. О том, кто такие Адлерберги, в книге Марии Пустеовски
нет ни слова.
Нынешний хозяин усадьбы, доктор Ганс-Петер Люкс, проявил
большую любознательность к истории виллы. Из купчих документов он
узнал, что виллу построил русский граф, рассказал об этом соседям и,
осознавая солидность своего приобретения, даже сообщил о себе
российскому генконсулу. Тот был более сведущ в русской истории, но им
обоим имя жены графа ни о чём не сказало. О том, что графиня Адлер-
берг была первой любовью великого поэта России, они узнали из
публикаций мюнхенской Толстовской библиотеки***.
К чести д-ра Люкса одну из комнат виллы он сделал мемориальной,
повесил православную икону (граф был православным) и портреты
первых владельцев виллы.
Сегодня дом и могила Амалии являются местом поклонения.
У её надгробия звучат посвящения Фёдора Тютчева его первой любви.
В двухсотлетний юбилей поэта место упокоения Амалии не было забыто
в российских фильмах****.
* Guggenbichler Otto. Fürstlicher Dachbodenfund / «Tegernseer Tal» № 127,
S.40.
** Pustejovsky Maria. Drei Scheiteln Holz / Tegernsee. 1987. S. 68.
*** Полонский А. Э. Тютчев живой / «Русская библиотека Толстовского фонда».
Мюнхен. Март-май 1996 (№№ 88-90).
**** —«Водомет неистощимый!», 2003, реж. Спиридонов, В. А. (ГТРК
«Культура»); — «Тютчев другой», 2004, реж. Цымбал, Е. В. (киностудия «Президент-
фильм»).

Сага о любви
257
Клотильда — муза трёх поэтов
В белый сад выходишь утром...
Г. Гейне, май 1828 года.
И теперь, друг, что нам осталось
от тех прошедших часов,
от той жизни вдвоем?..
Ф. Тютгев, 4 апреля 1838 года
Твоя ласковая верность...
А. Малътиц, 1858 год
Графиня Клотильда Ботмер, восьмой ребёнок в многодетной семье
дипломата графа Карла Ботмера (1770-1845) и Антуанетты (урожд.
баронессы Ганштейн, 1777-1826), муза трёх поэтов: Ф. Тютчева, Г. Гейне
и А. Мальтица, родилась в Мюнхене 22 апреля 1809 года (по восточному
гороскопу «Телец»), скончалась в Георгентале (Тюрингия) 5 сентября
1882 года.
Начало знакомства с Тютчевым
Семьи дипломатического корпуса общались чаще всего на приёмах,
балах, концертах. Обстановка на этих форумах была раскрепощённой:
здесь и танцевали, и флиртовали, присматривали женихов и невест,
передавали слухи, сплетни, последние анекдоты, неофициальные новости,
о которых дипломаты извещали свои правительства. Тютчев,
вернувшийся в феврале 1826 года из России, был полон впечатлений о
событиях на Сенатской площади, которым он был свидетелем, и его сообщения
немедленно доносились за границу. В конце зимы обычно устраивались
балы по случаю баварской масленицы. На одном из таких празднеств
Фёдор Иванович представился двум милым сестрам, графиням Ботмер,
Клотильде и Элеоноре.
Это произошло на балу в новом зале, расположенном в
надстроенном этаже здания на Герцогшпитальштрассе 1139 (ныне номер 12).
На первом этаже здания находилось российское представительство,
возглавляемое графом Иваном Воронцовым-Да шковым. (Сооружение
более торжественного Одеонсзала ещё не было завершено и
празднества для знати временно организовывались в достаточно просторном
помещении на Герцошпитальштрассе.) Открытие зала происходило

258
Сага о любви
12 октября предыдущего 1825 года и было тогда приурочено к
семидесятым именинам первого баварского короля Макса I Йозефа*. На
именинах 1825 года развесёлый король не соблюдал меры, и то ли
перетанцевал с юными фрейлинами, а может «перебрал» с
российским посланником, но сердце монарха не справилось с нагрузкой,
и к великой его печали этот день оказался последним в его жизни.
Следующий день баварской истории отмечен новым венценосцем на
баварском троне: им по праву наследования стал упомянутый
кронпринц, названный королём Людвигом I Баварским. В Баварии с тех
пор каждый октябрь в честь годовщины венчания нового короля
отмечен пивным праздником — Октоберфестом. О дне ангела
предшествующего короля уже не вспоминают... Тютчев убывал в Россию при
одном помазаннике, возвращался при другом. Почти в то же самое
время смена имён произошла и на
российском престоле. Правда, в России эта
процедура была омрачена дворянским
бунтом с последовавшими виселицами,
ссылками и другими наказаниями.
Отцом сёстер-графинь, обративших на
себя внимание Тютчева, был вюртемберг-
ский дипломат граф Карл Ботмер.
Старшая, Элеонора, была первенцем в семье
Ботмеров. В семье родилось двенадцать
детей, они рождались в разных землях и
странах, где приходилось служить графу
Карлу. Частые роды подорвали здоровье
жены, графини Антуанетты. Она много
болела, и в конце 1826 года её не стало.
Элеонора ранее уже была в браке, у её
многочисленных братьев и сестёр
появились первые племянники. Известно, что
в больших семьях заботу о воспитании
младших детей возлагают на старших.
Такая же обстановка была и в семье
Ботмеров. Авторитет Элеоноры для всех был
Генерал-полковник граф
Феликс фон Ботмер
(1852-1937),
племянник Элеоноры
и Клотильды.
Имя генерала упомянуто
в Галерее Полководцев на
Одеонсплац
* Пятнадцатью годами ранее, 12 октября 1810 года, в день ангела короля на
большом лугу в пригороде Мюнхена сыграли грандиозную свадьбу
кронпринца Людвига и принцессы Терезы. Щедрый король одарил невестку большой
поляной, получившей с тех пор название Theresienwiese, луг Терезы, а праздник
на лугу — Oktoberfest.

Сага о любви
259
беспрекословным. Муж Элеоноры, дипломат Александр Йоханн Петер-
сон, состоявший на российской службе, в прошлом, 1825 году,
скончался (в Нюрнберге). Его смерть явилась большой трагедией для всей
семьи.
Клотильда родилась на девять лет позже Элеоноры, в 1809 году. Она
более других привязалась к племянникам, проявляла о них
трогательную заботу. Младшая сестра была хороша собой. Правильные черты её
удлинённого овала лица, признак благородного происхождения,
украшали большие голубые глаза, воспетые поэтом Генрихом Гейне. Высокий
лоб, обрамлённый пышной причёской с буклями, усиливал впечатление
её выразительной внешности. Тонкая матовая кожа обходилась без
пудры, кремов, лосьонов и других премудростей доисторических дикарей,
ярко-красные губы не нуждались в помаде, атрибуте женщин второй
молодости. Такой Клотильда изображена на картине неизвестного
художника. Портрет хранится в запасниках Новой Пинакотеки. К моменту её
встречи с Фёдором девушке было 17 лет.
После первого знакомства Тютчев нередко приглашал сестёр на
театральные зрелища. Баварская столица славилась сценами, на
которых за честь почитали выступать европейские знаменитости. Здесь
ставились роскошные французские и итальянские балеты, немецкие
оперы, пьесы французов Расина, Корнеля, Мольера, немецких авторов
Шенка, Беера, композитора Меербера. В Королевском театре Куве-
льи, Национальном театре, Доме оперы на Сальваторплац всегда были
аншлаги, билеты заказывались задолго до спектаклей. Молодые люди
беседовали о поэзии, современной европейской литературе. В моду
входили произведения женщин-писательниц, ратующих за
эмансипацию: романы мадам де Сталь, графини де Жанлис, госпожи де Шарри-
ер, баронессы Варвары Крюденер и др. Элеонора с грустью заметила,
что Тютчеву больше приглянулась не она, что Теодор (так называли
его сестры) чаще обращается к младшей, и той нравится проявление
его интереса. Клотильде, романтичной и мечтательной
почитательнице Вольтера и Гёте, было действительно приятно внимание русского
атташе, аристократичного, хорошо воспитанного, образованного
молодого человека.

260
Сага о любви
Дружба с Генрихом Гейне*.
Кабачок «Собачий шар»
Однажды Клотильда увидела новый
поэтический сборник «Tragödien nebst einem
lyrischen Intermezzo» («Трагедии с
лирическим интермеццо»). Она обратила внимание
на стихотворение «Ein Fichtenbaum steht
einsam...» и прочитала его Теодору:
Ein Fichtenbaum steht einsam
Im Norden auf kahler Höh.
Ihn schläfert; mit weißer Decke
Umhüllen ihn Eis und Schnee.
Er träumt von einer Palme,
Die, fern im Morgenland,
Einsam und schweigend trauert
Aufbrennender Felsenwand.
Имя автора им было незнакомо, но молодым людям пришлась по
душе тема — поиск любимого человека. Фёдору Ивановичу
показалась необычной поэтика стихотворения, и он перевёл его
нетипичным в русской поэзии разностопным стихом и отправил в «Северную
лиру». Семён Раич, издатель альманаха, как раз собирал
редакционный портфель. Уже 1 ноября 1826 года было получено цензурное
разрешение на публикацию, и в следующем году за подписью Ф.
Тютчев стихотворение, названное «С чужой стороны», было напечатано,
правда,... без указания имени немецкого автора: Тютчев его попросту
позабыл:
На севере мрачном, на дикой скале
Кедр одинокий под снегом белеет,
И сладко заснул он в инистой мгле,
И сон его вьюга лелеет.
Про юную пальму всё снится ему,
Что в дальних пределах Востока,
* Подробнее о пребывании Г. Гейне в Мюнхене см.: Полонский А. Э. Фёдор
Тютчев. Двадцать два года вдали от России / М. Издательский Центр
«Классика», 2004. С. 159-172. Илл. 32с. ISBN 5-94525-021-Х.
Генрих Гейне. Худ. Г. Гассен.
Карандаш. 1828 год

Сага о любви
261
Под пламенным небом, на знойном холму
Стоит и цветёт, одинока...
Публикацию заметили. В 1828 году в «Атенее» критик Д. Дубенский
отметил необычность стихосложения тютчевского перевода. Так,
благодаря Клотильде впервые на русском языке прозвучала поэзия Генриха
Гейне. С этого времени произведения немецкого поэта получили
большую известность в России. Позже Иван Тургенев напишет, что Генрих
Гейне — самый знаменитый иностранный поэт. Во втором
полустолетии XIX века почти сто россиян-германистов будут переводить его
произведения.
Однако, нюансы первого гейневского текста не всеми
переводчиками оказались распознаны. Согласно оригиналу некий одинокий
господин Фихтенбаум с Севера мечтает о юной госпоже Пальме,
проживающей в своём ареале, die fern im Morgenland. Камнями преткновения
оказались два слова: der Fichtenbaum и das Morgenland. Первое
слово означает ель, в немецком языке — существительное мужского рода.
Соблюдая замысел автора о тяготеющих друг к другу лицах
противоположного пола, Тютчев заменил ель на кедр, подходящее в русском
языке сосновое дерево также мужского рода. Второе слово для
перевода оказалось сложнее. Morgenland (иначе — Orient), означает, как
настаивают немецкие словари, Переднюю Азию, Ближний Восток, в
расширенном смысле даже все североафриканское пространство, но
никогда Дальний Восток\ Совершенно точно этот нюанс трудно
переводим, и Тютчев указал нейтрально, близко к оригиналу: дальние
пределы Востока.
Поэтический смысл стихотворения Гейне спрятан в аллегорию:
разлучены двое влюблённых, но между ними не географические широты, их
разделяет нечто большее — непреодолимое различие вероисповеданий:
его религия принята в Северной Германии, её — на Востоке!..
Это произведение Гейне позже станет известным в изложении
многих российских поэтов (А. Фета, П. Вейнберга, М. Михайлова, В.
Гиппиуса), в т. ч. и другого ученика Раича, М. Лермонтова, несомненного
читателя раичевой «Северной лиры». Но подтекст стихотворения
Генриха Гейне остался не всеми раскрыт. У Лермонтова северный
персонаж уподоблен сосне, т. е. даме(!), местом обитания пальмы назначен
край, где солнца восход, т. е. Дальний Восток. Фразу «Auf brennender
Felsenwand» Лермонтов перевел дословно на утесе горючем(?\), у
Тютчева — знойный холм. В результате, в прекрасном
стихотворении «На севере диком стоит одиноко...» гейневский смысл предстал

262
Сага о любви
искаженным*. Можно предположить, что во главу угла Михаил
Юрьевич ставил не скрупулёзную трансляцию дословности и непростой
ритмики стихотворения Гейне, а упрощение размерности в сторону
мелодичности, легче воспринимаемой русским ухом. Читатель не
замечает смысловых огрехов. В пользу этого допущения говорит
включение именно лермонтовского перевода в российские хрестоматии и
популярность его музыкального переложения.
Вскоре Фёдор Иванович и сестры Ботмер познакомились с немецким
поэтом лично: в 1827-1828 гг. он гостил в столице Баварии в надежде
получить место профессора в Мюнхенском университете. Тютчев
сблизился с Гейне. Они стали друзьями.
30-летний Генрих был уже известным литератором, автором
«Путешествия по Гарцу», первых двух томов «Путевых картин», «Книги
песен», многих лирических стихотворений. В Мюнхене у Гейне был
полугодовой контракт с издательством Котта на редактирование (совместно
с Линднером) журнала «Neu allgemeine politische Annalen».
1 апреля 1828 года Генрих с восторгом писал в Берлин Варнгагену фон
Энзе: «Между тем мои отношения здесь очень светлые и приятные.
Я живу, как gran Seigneur (большой господин, фр.) и 5,5 человек,
которые здесь умеют читать, могут также мне заметить, что они меня
высоко ценят... Изумительные знакомства с женщинами!... я
повсюду умею найти какой-нибудь прекрасный оазис». Сообщая о сестрах
Ботмер, Гейне уточнял о 28-летней Элеоноре, что она «уже не очень
молодая, но бесконечно очаровательная, состоящая в негласном браке
с молодым русским дипломатом и моим лучшим другом Тютчевым...
Вот две дамы, с которыми я нахожусь в самых лучших и приятных
отношениях». Гейне отдавал предпочтение юной графине. По просьбе
Клотильды он переписал для неё стихотворение «Ein Fichtenbaum steht
einsam...» на обратной стороне копии картины Ротари, выполненной
приятелем Генриха, художником Готтлибом Гассеном.
* В 1866 году поэт Д. Д. Минаев (псевдоним Мих. Бурбонов) пародировал
лермонтовские строки о сосне, которая дремлет, качаясь:
У ящика с деньгами ночью в ломбарде
Стоит караульный солдат
И дремлет, качаясь, и ждет себе смены,
И смене, конечно, он рад.
Я в сердце твоем занял пост караульный.
Драгая! Я тоже солдат.
Я тоже дремал бы; но тоже жду смены
И смене, конечно, не рад.

Сага о любви
263
Клотильда не скрывала своего удовольствия от полученного подарка.
Она с выражением перечитывала и повторяла стихи, пока ни запомнила
их. «Невозможно выучится писать такие сочинения, — сказала она
проникновенно Генриху, — у Вас невероятный дар». «Мой друг
Теодор и я, — отвечал Гейне, — лишь вассалы музы Эрато,
служительницы Аполлона. Стихи пишет она, мы только подписываем». «А в
сердце у Теодора обитает своя Эрато, это она водит его рукой —
запальчиво выступила Элеонора, она предъявляла свои права на
Теодора, — Правда, Тоди?». Фёдор улыбнулся: «Аполлон — бог всех поэтов,
он через своих муз сообщает нам свои желания, и тогда: "So fliegt
sie von dem Himmelszelt / Zu uns, den Kindern dieser Welt.., "
(перевод Л. Мюллера строки "Поэзия с небес летает к нам — Небесная к
земным сынам.." стихотворения Тютчева "Поэзия")».
Друзья ещё не знали, что станут знаменитостями, что составят
гордость своих отечеств. Оба любили поэзию, ощущали тягу к
философским размышлениям. Мюнхенская встреча Тютчева и Гейне сохранится
не только в их биографиях: идеи Раича оставили глубокий след и в
творчестве немецкого поэта.
Как-то душным предгрозовым майским вечером 1828 года Фёдор
Иванович пригласил сестёр-графинь Ботмер и Генриха Гейне в Münchens
älteste Baststätte «Hundskugel» (Baststätte по-баварски наилучшее
место), старинный мюнхенский кабачок «Собачий шар», находящийся на
одноименной Hundskugelstrasse (сегодня его адрес Хоттерштрассе, 18).
Он известен с 1440 года и располагался через дорогу от замка Рехбер-
га, где по рекомендации приятеля-художника Готтлиба Гассена Генрих
снимал комнату. Тютчев знал этот кабачок и раньше, Фёдор Иванович
нередко здесь обедал. Он любил крестьянский дух баварской кухни,
которую предлагала хозяйка, фрау Барбара Зисс, полная невысокая
женщина неопределяемого возраста. Она приветствовала гостей.
В её заведении могли удобно разместиться 40-50 посетителей.
Стены были украшены старинными гравюрами и портретами значительных
особ прошлого времени. На столах и подоконниках — много цветов.
В глубине залы висело старинное хрустальное зеркало, в котором
отражались ближние столы. Компания выбрала стол недалеко от зеркала.
Графини удовлетворённо посматривали на свои изображения.
Мужчины заказали по полмасса Hausgemachterer Bierlikör,
довольно крепкого пивного ликёра домашнего изготовления (das Maß
— обычно литровая кружка), и bunter Salatteller, по обильной порции
салата, женщины — по полпорции Kraftbrühe mit Maultaschen,
бульона с варениками.

264
Сага о любви
Элеонора полюбопытствовала у хозяйки о происхождении названия её
заведения. «Наш кабачок известен с 1440 года. За 400 лет народ давал
ему разные названия, длинные и короткие, — рассказала Барбара, —
но всегда в название входило слово Hund, собака: Hundesfud, Hundes-
guggel, Hundeskuchl и, наконец, Hundskugel, Собачий шар. Говорят,
что когда-то возле кабачка собирались бедняки и голодные собаки,
И тех, и других хозяева и гости охотно подкармливали, И сегодня
(т. е. в 1828 году) наша улица называется "Hundskugel"».
«Мне рассказывал слуга Хёльцль, —
произнёс Теодор, — что когда-то здесь
было последнее пристанище для узников,
приговорённых к казни. Они
принимали омовения, им выдавали выстиранную
одежду и вдоволь кормили. Они должны
были предстать перед Господом чистыми
и сытыми. Потом их вели к месту
экзекуции. Собаки, сопровождая процессию,
с громким лаем толкали огромный шар,
привлекая горожан».
На улице темнело, Барбара зажгла на сто-
Кабачок «Собачий шар» лах свечи. Зеркало обозревало уютное
помещение в сумеречном свете. «Какой
удивительный волшебный вечер!», — мечтательно произнесла Клотильда.
Неожиданно сильный порыв ветра напомнил о приближающейся
грозе, сквозняк распахнул двери, задул светильники. Но... темень в зале не
наступила, от зеркала исходило странное сияние: свечи в отраженном
пространстве продолжали гореть! Клотильда увидела нечёткие
движения каких-то серых людей, и со страхом воскликнула: «Ой, смотрите,
там мелькают чьи-то тени», Генрих посмотрел туда и ласково
произнёс: «Успокойтесь, графиня, это отражение окон». Но Клотильда
настаивала. Элеоноре даже послышался в зеркале собачий лай,
старческий голос прокашлялся и произнёс: «Веемы были когда-то молодыми,
здоровыми и сильными,,,», Клотильду охватило состояние прострации.
«Клоти, смочи лоб холодной водой, — Элеонора успокаивала сестру,
её тоже удивили фантомы, но не так взволновали, — тебе от жары
мерещатся призраки, Тоди, мне тоже показались какие-то химеры.
Ведь что-то действительно произошло», Тютчев становился для
Нелли высшим авторитетом, она уже знала об его увлечении загадочными
явлениями. У мужчин ни зрительных, ни слуховых галлюцинаций не
возникало. Теодор, снимая тревогу, весело произнёс: «Милые красави-

Сага о любви
265
цы, вспомните сказки: поговорите с зеркалом, с ним можно
приятно пообщаться, многое узнать». Теодор, глядя на свою ладонь, как бы
смотрясь в зеркало, комично декламировал известную сказку:
«Свет мой, зеркальце! скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?»
И ей зеркальце в ответ:
«Ты, конечно, спору нет...»
Женщины немного
успокоились, Фёдор Иванович серьёзно
продолжал: «В фольклоре
многих народов присутствуют
метафизические сюжеты
о зеркальных отражениях
воды (ведь говорят
«зеркало воды»), и даже луны. Да,
да, луны! По знаку зодиака
я Стрелец, человек Луны.
В фазе полнолуния ночное
светило, словно зеркало,
отражает на меня весь
Космос. Я чувствую
безвременье, прошлое и будущее, ко
мне приходит ясновидение...
Надеюсь, что физическая
наука обратит внимание на фольклор как феноменальный
источник многовековых накопленных наблюдений. — Теодор продолжал.
— Мой университетский товарищ, Михаил Погодин,
коллекционирует истории с видениями в зеркалах. Когда-нибудь он их издаст.
Ему рассказывали, будто Е. М. Оленина видела в зеркале
батальные сцены войны с Наполеоном и даже панический переход
французов через Березину. Сыновья Елизаветы Марковны, Николай и Пётр,
служили в Семёновском полку. В её зеркале возникали картины
кровавых битв с участием сыновей. Николай погиб в Бородинском
сражении, младший дошёл до Парижа»*.
За этим столом в мае 1828 года сидели
Фёдор Тютчев, Генрих Гейне и сестры
Ботмер, Клотильда и Элеонора. Слева,
в тёмном окладе - зеркало, в котором
возникают видения параллельного мира
* Упомянутая Тютчевым книга была, действительно, издана: Погодин М. П.
«Простые вещи о мудрых фактах», Санкт-Петербург. 1875.

266
Сага о любви
Красивые глаза Клотильды выражали испуг и стали ещё прекрасней.
Жалобно глядя на Тютчева, она взмолилась: «Теодор, куда вы нас
привели? Стекло не забыло тех несчастных страдальцев?! Что же
получается: я вижу зеркало, а оно смотрит на меня?! И запоминает!!
Когда-нибудь кто-то увидит наше застолье?». Гейне выразительно
посмотрел на Клотильду: «Ура! Я тоже страдалец, но счастливый!
Пусть это все увидят!». И далее с подтекстом:
Да, от любви к тебе я вяну,
Я тощ и бледен стал, вглядись...
— заключил Генрих («Новая весна», пер. В. Коломийцева).
Нелли воскликнула: «А Теодор во сне видит только меня! Я
подсматриваю, не приходят ли к нему другие женщины. Да, Тоди?».
«Во сне я вижу и тебя, и весь мир, и великих эллинов, — ответил
Фёдор. — Я жду сновидений — они зеркало моей Вселенной. По
воле Морфея я оказываюсь в Афинах в гостях у Платона или в
роскошном иерусалимском храме и слушаю наставления царя-
Проповедника, вещающего библейские притчи. Он поучает
праведному бытию. Ему внимают приближённые и писцы. Потом все
удаляются, и мы беседуем о философии жизни. Удивительно, он
словно мой двойник, настолько я чувствую близость наших
воззрений. После пробуждения во мне ещё долго не исчезают
ощущения ночных видений. Сон — это разновидность бодрствования.
Как говорил Шопенгауэр, жизнь и сновидения — страницы одной
и той же книги. Наша внутренняя жизнь — единство,
создаваемое рассудком. Поэтому сновидения и бодрствование для
психики почти неотличимы. Думаю, что по замыслу Создателя наше
сознание не должно отключаться от течения бытия ни днём, ни
ночью. Мой знакомец Иван Кереевский целый трактат написал о
сновидениях, он уверяет, что лучшая его жизнь была во сне* —
Тютчев улыбнулся. — Кстати, знаете, и собаки видят сны. Наш
обаятельный терьер Дик, настоящий ловелас. Он повизгивает,
когда ему снится соседка, игривая болонка Леди, безотказно
одаривающая его наяву своим вниманием», — на шутливой ноте
заключил Теодор. Элеонора влюблено смотрела на своего будущего
супруга. Пока их отношения ещё оставались романтической тайной,
* Киреевский И. В. Полное собрание сочинений в 2-х томах / Под ред. М. Гер-
шензона. 1911 II, 221.

Сага о любви
267
впрочем, секретом полишинеля... Барбара вновь зажгла свечи,
видение в зеркале исчезло. Голодный Генрих с мольбой обратился к
Клотильде: «Графиня, сжальтесь, я совершу сейчас страшный грех:
съем Ваше сердитое сердце, и тогда ведите меня сытого на
плаху». Он томно посмотрел на Клотильду и выразительно проговорил
(«Новая весна», пер. В. Левика):
Ты голубыми глазами
Так нежно следишь за мной
А я молчу, овеян
Неуловимой мечтой.
Твои глаза голубые
Я помню ночью и днём.
Как море, мечты голубые
Волнуются в сердце моём.
Хозяйка принесла заказанную еду. Молодая компания с аппетитом
её отведала, расслабилась. У Барбары нашлась гитара, и Генрих под
собственный аккомпанемент, картинно закатывая глаза, запел
шутливую французскую песенку про солдата, обещавшего жениться и на
Жаннетке, и на Мальвинке, и на рыжей красуле, но только после
возвращения с войны. Незатейливая мелодия скрывала отсутствие слуха
у исполнителя. Песенка заканчивалась печально (пер. с фр. М. Жер-
диновской):
Шёл солдат, с судьбою споря,
С генералом за три моря,
Одолели супостата,
Но вернулись без солдата...
Генрих явно терял голову от влюблённости в очаровательную
Клотильду, его влекла её юность и романтичность. Он был в ударе. Гейне
эмоционально рассказывал о ярких впечатлениях недавнего подъёма на
Броккен в Вальпургиеву ночь (с 30 апреля на 1 мая 1824 года),
«когда ведьмы скачут сюда верхом на метлах и навозных вилах и
начинаются дерзкие и нечестивые забавы» («Путешествие по Гарцу»).
Клотильда, наконец, успокоилась, её восторженный взгляд возбуждал
Генриха. Этому необычному майскому вечеру в мюнхенском кабачке
немецкая поэзия будет обязана рождением стихотворного цикла «Новая
весна» (перевод В. Левика):

268
Сага о любви
И повсюду - что за чудо! -
Снег цветет весенней новью,
Юный май сменяет зиму,
А душа горит любовью!
Духота дня, наконец, завершилась сильной и недолгой грозой. На
дворе мела метель яблоневого цветения. Воздух посвежел, ещё
слышались дальние густые раскаты грома, предвещавшие праздник на улице
Тютчева — поэт читал стихи, которым будет суждено войти во все
российские хрестоматии. Сколько юношеской непосредственности,
радости жизни в строках молодого Фёдора Ивановича:
Люблю грозу в начале мая,
Когда весенний первый гром,
Как бы резвяся и играя,
Грохочет в небе голубом.
В последней строфе поэт ощущает себя частью языческой природы:
Ты скажешь: ветреная Геба,
Кормя Зевесова орла
Громокипящий кубок с неба,
Смеясь на землю пролила!
Поэзия Гейне всегда оставалась в поле зрения Фёдора Ивановича.
Через 40 лет, в 1868 году, он вновь вернулся к его раннему творчеству,
но какая дистанция прозвучала в мастерстве Тютчева, какое мощное
поэтическое воплощение получило не самое сильное стихотворение
немецкого поэта. Известные российские литераторы (В. С. Соловьев,
Ю. Н. Тынянов и др.) утверждали, что переведенные Тютчевым стихи из
Гейне талантливее оригинала («Мотив Гейне»):
Если смерть есть ночь, если жизнь есть день,
Ах, умаял он, пестрый день меня!..
И сгущается надо мною тень,
Ко сну клонится голова моя...
Обессиленный отдаюсь ему...
Но все грезится сквозь немую тьму -
Где-то там, над ней, ясный день блестит
И незримый хор о любви гремит...

Сага о любви
269
Тютчев уловил в оригинале текста едва осознанные самим автором
мотивы, не воспринятые другими поэтами (у В. Левика: «Смерть это
ночь, прохладный сон...»). В тютчевском переводе нашли выражение
философские воззрения о двойственности бытия, разделённости мира
на две противоположности: хаос и порядок, свет и тьму, жизнь и смерть.
Позже имя Тютчева в контексте высказанных мыслей будет часто
упоминаемо в трудах русских религиозных философов.
Гейне воспринимал мюнхенскую жизнь через неровную призму
своего настроения. Тональность писем часто меняется. Жалобы Генриха
Иоганну Детмальду на всё и вся: «... В Мюнхене слабая профессура, в
городе слишком много развлечений, и к тому же там подлый климат,
от которого трудно приходится всем, страдающим грудью. Если
у вас слабая грудь, держитесь от него подальше». В письме Карлу
Варнгагену фон Энзе: «... Здесь скверно: пошлая убогая жизнь,
мелкие умы, — и далее. — И если бы изредка не происходили
грандиозные явления вроде трагедий Михеля Вера или Шенка, то вынести
этот скверный климат тривиальности было бы невозможно». Гейне
хотел обосноваться в Мюнхене, стать профессором мюнхенского
университета, и по совету министра-литератора Эдуарда фон Шенка Генрих
обратился с прошением к королю Людвигу I. Шенк уважительно
относился к поэту, сам когда-то писал неплохие стихи и обещал содействие.
Однако планам Гейне не суждено было осуществиться. Ожидая от
министра важной услуги, Гейне пока возносил его поэтические таланты:
«Величайший поэт мира — Эдуард Шенк». Лесть Генриха ожидаемого
действия не возымела... Надежды Гейне на кафедру не оправдались. Не
помогло и принятие крещения незадолго до приезда в Мюнхен. Король
Людвиг не понял возможности сделать поэта карманным сладкопевцем.
Их рукопожатие, слава Богу, не состоялось... Баварские клерикалы не
могли простить поэту антирелигиозных произведений. Стихотворение
«Das Herz ist mir bedr ckt, und sehnlich...» (1825) подверглось по
настоянию мюнхенских клерикалов цензурному запрету. Оно было написано
Генрихом за год до принятия им лютеранского вероисповедания, у
Тютчева называется «Закралась в сердце грусть — и смутно...» (1828?):
Господь-Бог на небе скончался -
И в аде Сатана издох.
В строках Гейне — аллюзия на еретические стихи Беранже (1780-
1857) «Смерть Сатаны»: «Погибла! Прощай, казна! Отца, отца мы
потеряли... Ах, умер, умер Сатана!».

270
Сага о любви
Из всех мюнхенских событий, в круговороте которых окажется
Гейне, единственным светлым пятном в памяти останется недолгое
увлечение Клотильдой. Их расставание прошло без сожаления:
главным человеком для Клотильды оставался Теодор. Через два года
произойдёт одна её случайная встреча с Гейне, но без последствий
для обоих. Ярким быстро-сгорающим метеоритом пронеслось чувство
к немецкому поэту в небе Клотильды. Она не успела даже серьёзно
влюбиться.
Тогда в кабачке Генрих прочитал ещё шесть строк, написанных
ещё до знакомства с Клотильдой. Это были романтические стихи «Die
Rose, die Lilie, die Taube, die Sonne...». В 1962 году, к 165-летию со
дня рождения поэта, они вдохновили мюнхенского зодчего,
профессора Академии изобразительных искусств Тони Штадлера, к созданию в
Парке поэтов, Dichtergarten (недалеко от Odeonsplatz) Heinrich-Heine-
Fontane. Скульптура уникальна своим замыслом: на краю чаши
фонтана сидит обнаженная муза Эрато. Она желанна, жаль, что бронзовая...
Она ждёт поэта, и они встретятся обязательно. Рядом мраморная
плита с начертанными строками, которые и сегодня с удовольствием
продекламирует на память и стар, и млад:
Die Rose, die Lilie, die Taube, die Sonne,
Die liebte ich einst alle in Liebeswonne.
Ich lieb sie nicht mehr, ich liebe alleine
Die Kleine, die Feine, die Reine, die Eine;
Sie selber, aller Liebe Bronne,
Ist Rose und Lilie und Taube und Sonne.
В переводе В. Зоргенфрея:
Голубка и роза, заря и лилея, -
Я прежде любил их, пылая и млея,
Теперь не люблю, и мила мне иная,
Иная, родная, моя неземная;
Ее одну я в сердце лелею,
Голубку и розу, зарю и лилею.
В стихотворении очевидный дон-жуанский мотив: любя многих, поэт
искал ту одну идеальную, воплощавшую достоинства всех. Памятник
установлен внутри грота, закрытого тюремной решёткой,
символизирующую несвободу мысли.

Сага о любви
271
Генрих Гейне умер 17 февраля 1856 года в Париже. Его имя
увековечено в мемориалах многих немецких и не немецких городов: во
Франкфурте на Майне, Дюссельдорфе, Мангейме, Нью-Йорке и др.
На излучине рейнской стремнины установлена скульптура коварной
девы Лореляй, которой посвящена одноимённая гейневская баллада.
Баллада была переложена на музыку Рихардом Вагнером и многими
другими композиторами. Проплывающие суда салютуют скульптуре
мелодией, написанной другом Гейне, композитором Фридрихом Зильхе-
ром. В годы нацизма «Lorelei» была объявлена народной песней, автор
которой неизвестен. Строгим указом было запрещено немецким
офицерам посещать могилу поэта на парижском кладбище. На стенах аркад в
мюнхенском королевском парке в 1828 году были нанесены фрески со
сценами баварской военной истории. Для одной из них художнику Готт-
либу Гассену позировал Генрих, который изображён в виде свирепого
солдата-завоевателя. Коллизии немецкой жизни XX столетия не
отразились на прекрасно сохранившемся портрете.
Не все монархи не возлюбили Гейне: до Первой мировой войны на
острове Корфу находился памятник, сооружение которого заказала
сестра баварского короля Людвига I, австрийская императрица Елизавета,
известная в народе под именем Sissi. На памятнике были начертаны
любимые Елизаветой гейневские стихи: «Что нужно слезе одинокой...».
Именем Гейне названа одна из улиц Мюнхена. Есть в Мюнхене и
Heinrich-Heine-Gymnasium. В 2006 году, к 150-й годовщине смерти
поэта, бюст Гейне был установлен в пантеоне великих людей Баварии,
Walhalla, недалеко от Регенсбурга. Рядом с сооружением скульптора
Штадлера 11 декабря 2003 года был установлен бронзовый памятник
русскому другу Генриха Гейне. Скульптор Андрей Ковальчук изваял в
полный рост молодого улыбающегося Тютчева.
Брак с Аполлониусом Мальтицем
Между тем серьёзное наступление на сердце Тютчева начала
Элеонора. Клотильда понимала семейную сложность положения старшей
сестры. Конечно, её четыре мальчика нуждаются в мужском влиянии,
да и юный атташе не отвык ещё от материнской опеки, которую только
опытная Элеонора могла бы восполнить. Истинная любовь всегда
жертвенна: Клотильда ушла в тень, она уступила Теодора... Бессмысленно
предполагать жизненную ситуацию, при которой Элеонора не проявила
бы излишней настойчивости и оставила бы в покое романтичных
молодых людей. Как «подсказывали звёзды», мнением которых никто не

272
Сага о любви
поинтересовался, союз Клотильды и Теодора («Тельца» и «Стрельца»)
сложился бы более гармонично, чем тот, который реально состоялся.
Тютчев не заметил, как оказался во власти обаяния старшей сестры.
27 января/8 февраля 1829 года Фёдор Иванович и Элеонора узаконили
свои отношения, обвенчавшись по православному обряду в мюнхенской
Греческой церкви, Сальваторкирхе.
Роман Фёдора Ивановича с Клотильдой продолжения не имел. Её
сердце будет оставаться наполненным светлым чувством к кумиру её
юности. Всю жизнь она будет любить его тихо и преданно, его жён, его
детей. Их линиям бытия, словно в утверждение четвёртого постулата
Эвклида, назначены параллельные курсы без пересечения. Адреса
Клотильды и Тютчевых будут соседствовать почти все 12 лет брака старшей
сестры: на Каролиненеплац, Оттоштрассе 248. * Бывшим влюблённым
будет дорога память об их общей юности, и в обращении друг к другу они
сохранят высокое Вы, удерживающее дистанцию между ними. В 1846
году Тютчев вспоминал, обращаясь к 17-летней дочери Анне: «Первые
годы твоей жизни, дочь моя, которые ты едва припоминаешь, были
для меня годами, исполненными самых пылких чувств. Я провел их
с твоей матерью и Клотильдой. Эти дни были так прекрасны, мы
были так счастливы! Нам казалось, что они не кончатся никогда.
Однако дни эти оказались так быстротечны, и с ними все исчезло
безвозвратно». [ЛН2, 216] Во многих стихотворениях поэта
угадываются посвящения свояченице. Клотильда была крестной матерью
дочерей Элеоноры и детей Эрнестины, жены Тютчева во втором браке.
Дочери Элеоноры часто гостили у тётки, особенно после кончины матери
(28 августа / 9 сентября 1838 года).
Ещё при жизни Элеоноры к Клотильде сватался коллега Тютчева,
секретарь российской миссии, барон Аполлониус Мальтиц (1795-1870).
И только с появлением Эрнестины в жизни Фёдора у Клотильды исчезла
надежда на создание семьи с Тютчевым. Мальтиц был на 14 лет старше
Клотильды. Прежним местом его службы, до 1837 года, была российская
миссия в Рио-де-Жанейро. В конце марта 1838 года состоялась её
помолвка с Аполлониусом. 4-го апреля Тютчев из Линдау писал краткое
письмо Мальтицу: «... Сегодня целый день я только и делал, что
читал вас и думал о вас. — Мои дружеские приветствия Клотильде.
Будьте счастливы — она и вы». К записке были приложены стихи, как
* В конце 20-х годов Клотильда жила с Тютчевыми на Оттоштрассе № 248,
в начале 40-х Фёдор Иванович и Эрнестина были соседями Клотильды, они
жили через дом, на Оттоштрассе № 250; улицы ещё не имели чётной и
нечётной стороны.

Сага о любви
273
бы посвященные адресату. Фёдор Иванович знал, что оба текста будут
прочтены Клотильдой. Поэтически Мальтиц не только никогда не
вдохновлял Тютчева, но даже раздражал. Клотильда это знала... Ей был
совершенно ясен и подтекст приложенного стихотворения: «Nous avons
pu tous deux, fatigues du voyage...» {«Мы смогли оба уставшие от
путешествия...»). Клотильду и Тютчева связывала память прошлого
чувства. В стихотворении угадывалось прощание и грустный намек,
который мог быть понятен только ей одной (подстрочный перевод с фр.
М. Жердиновской):
Мы смогли оба, уставшие от путешествия,
Присесть на мгновение на краю дороги -
И почувствовать, как над нашими головами плывет одна и та же тень,
И наши взгляды обратились к далёкому горизонту.
Но время продолжает свой непреклонный спуск,
И вскоре разделит то, что оно <когда-то> соединило, -
И человек под хлыстом невидимой власти,
Грустный и одинокий, погружается в бесконечное пространство.
И теперь, друг, что нам осталось
От тех прошедших часов, от той жизни вдвоем?
Взгляд, слово, осколки мыслей, -
Увы, то, чего не может больше быть?
Стихотворение написано в ключе тройственного ритма Платона.
Первая строфа определяет исходное положение: «Мы смогли оба
присесть, И наши взгляды обратились к далёкому горизонту».
Во второй строфе поэт выдвигает оправдывающее
противоположение: «Но время...».
Третья строфа — синтез нового единства, поэт понимает, что
расставание неизбежно: «что нам осталось от той жизни вдвоем?».
6 апреля 1839 года 30-летняя Клотильда вышла замуж, как указано
в генеалогическом матрикуле Ботмеров, за «Фридриха Аполлониуса
барона фон Мальтица (с конской головой на гербе)», российского
дипломата и немецкого литератора.
Барон Мальтиц проявил себя плодовитым поэтом и драматургом.
Он был автором первых переводов на немецкий язык двух
стихотворений Тютчева под названиями «Fr hlingslied» («Весенняя песня») и «Der
Vogel» («Птица»). Стихотворения увидели свет в 1858 году в сборнике

274
Сага о любви
«Vor dem Verstummen» («Перед тем, как умолкнуть»). Он хорошо знал
русскую литературу, переводил на немецкий язык поэзию Пушкина
(«Ангел и черт»), Лермонтова («Казачья колыбельная»). Под влиянием
пушкинских стихотворений Мальтиц написал в стиле баллад
небесталанный цикл «Из русской истории»: «Olegs Ross» («Конь Олега»),
«Swjatoslaws Sch del» («Череп Святослава»), «Isiaslaws Tod» («Смерть
Изяслава»). Перу Мальтица принадлежат 23 книги! К концу творческой
жизни он издавал по 2-3 сборника в год. Имя поэта Мальтица сейчас
малоизвестно и сохранилось только в старых литературных
справочниках. Аполлониус окружил Клотильду вниманием и любовью, посвящал
ей сонеты, в 1838 году: «An die Verm hlten» («Жене»), и ещё через 20
лет «R ckblick von fernen H geln. An Clothilde» («Взгляд назад с далёких
холмов. Клотильде»). «Взгляд назад...» — стихотворение минорное,
прощальное. Мальтиц готовился к расставанию с бытием, не ведая, что
ему отпущено ещё 12 лет. Сонет наполнен смирением, удовлетворением
от прожитой жизни и собственным душевным покоем. В последних
строках не забыта и Клотильда (подстрочник мой, АП)\
Златая цепь рвется надвое,
Мир земных радостей готовится к последнему сну,
Моя поступь расстается с этой прихожей,
Но остаются еще нити воспоминаний.
В них восторги свиданий молодости,
В сердце - наслаждение кротостью и смирением.
Приходит время и каждый для себя решает,
Когда отзвучал зов его лебединой юности.
Вечерняя заря обращает к покою.
Я не побежден грустью подслащенных колебаний,
И все прошедшее считаю завершенным.
Утренняя заря замирает в тоске.
В будущем - светлая звезда твоих проводов
И твоя ласковая верность...
Обожание Мальтицем своей жены нервировало Тютчева и вызывало
даже чувство досады: «Я себе не очень нравлюсь в их обществе», —
недовольно писал он как-то Эрнестине. Потом Мальтицы переехали в
Веймар, куда с мая 1841 года Аполлониус был назначен поверенным в

Сага о любви
275
делах России. Когда-то эту же должность в Веймаре занимал Александр
Петерсон, первый муж Элеоноры. Тютчев переписывался с Мальтицами
и первое время довольно часто навещал, потом всё реже и реже. После
встречи Тютчева с Клотильдой в Веймаре 7 июля 1847 года они
разлучились надолго. Своих детей Мальтицы так и не вырастили.
31-го марта 1861 года в Веймаре гостил Л. Толстой.
2 марта 1870 года Клотильда овдовела и переехала из Веймара в город
Кезен, под Наумбургом (в 120 километрах от Карлсбада). В последней
декаде июля 1870 года Тютчев ехал на лечение в Теплиц и задержался в
Карлсбаде. Двадцать шестым июля им датирован автограф
стихотворения, названного загадочным криптонимом «К. Б.».
Через полгода, в декабрьском номере известного ежемесячника
«Заря», стихотворение увидело свет, но подписано оно было не полной
фамилией автора, а только буквой Т. В журнале публиковались ведущие
литераторы России (И. С. Тургенев, Я. П. Полонский и др.). Семья
Фёдора Ивановича знала, чье имя скрыто в заголовке, но адресат посвящения
оставался неразглашённым. Иван Аксаков, зять Тютчева, в подробном
исследовании «Биография Фёдора Ивановича Тютчева» о
стихотворении «К. Б.» не обмолвился ни словом, вроде бы этого заметного
произведения не существовало. [Акс]
Тайна «К. Б.».
Дискуссии об адресате
В 1913 году, к 40-й годовщине кончины Фёдора Ивановича, издатель
Пётр Быков опубликовал все известные к тому времени стихотворения
Ф. И. Тютчева. Некоторые из них были опубликованы впервые. Быков
взял на себя и функции редактора. По его незнанию в сборник были
включены также многие стихотворения, автором которых Тютчев не являлся,
их действительное авторство было установлено позже. Быков по-своему
пропагандировал творчество уважаемого им поэта. Писатель, князь
Георгий Гагарин, назвал быковское издание «возмутительной расправой
с текстом стихотворений Тютчева» [ЛН2, 534-541]. Не менее жестко
высказывались позже и другие литераторы (Г. Чулков [Тют1933], К. Пи-
гарев [Восп, 9]). Десятилетия потребовались для удаления быковских
плевел. Однако один миф Быкова сохранился до сих пор.
Стихотворение, озаглавленное Тютчевым таинственными инициалами
«К. Б.», Быков сопроводил примечанием, в котором раскрывал загадочное
посвящение. Он сообщал, что друг Фёдора Ивановича, известный поэт
Яков Петрович Полонский, якобы незадолго до своей кончины (в 1898 году)

276
Сага о любви
поведал ему, Быкову, рассказ Тютчева об адресате «К. Б.». По версии
издателя-редактора (со ссылкой на Полонского) криптоним следует
инвертировать в «Б. К.» и расшифровывать «Баронессе Крюденер».
Быков не задумался, что рано или поздно возникнет вопрос, почему
Яков Петрович никому более в своем обширном литературном
окружении об этой «тайне» никогда никому не рассказывал, а поделился
чужим «секретом» только с ним, второразрядным поэтом? Версия Быкова
противоречива, порождает возражения. Например, Быков почему-то не
заметил, что Тютчев в посвящениях Амалии всегда обращался к
адресату на ты («Твой милый взор, невинной страсти полный...», «Ниса,
Ниса, Бог с тобою!», «Стояла ты, младая фея /... / Ты беззаботно
вдаль глядела...»), к Клотильде же — только на дистанцирующее вы
(«Я встретил вас...»).
Валерий Брюсов, почитатель таланта Тютчева, сразу усомнился
в достоверности ссылки Быкова на усопшего Полонского. По мнению
Брюсова, у Федора Ивановича с Амалией не было вековых разлук, их
любовь-дружба была общеизвестна и не нуждалась в замысловатых
криптонимах, несвойственных Тютчеву. К 1870 году Амалия давно уже
имела другой, более высокий дворянский титул. Сокращение слова
баронесса до буквы б. {бэ с точкой) нетипично ни для Тютчева, ни для его
окружения. В переписке было принято сокращать слова барон,
баронесса до трех букв: бар.
Брюсову оппонировал филолог Роман Брандт. Брандт настаивал на
версии Быкова, мотивируя свой довод совпадением эпитета время
золотое в стихотворениях «К. Б.» и «Я помню время золотое...».
Воспоминание «Я помню время золотое...», действительно посвящено Амалии,
его создание датируется между 1834 годом и апрелем 1836 года.
Известный тютчевовед Г. И. Чулков в «Примечаниях» к [Тют1934] многократно
выражает неудовлетворение суждениями П. Быкова и Р. Брандта.
Аргументы Брандта уязвимы. Сравниваемые стихотворения
написаны с интервалом в 34-36 лет. У Фёдора Ивановича есть похожие
строки, адресованные заведомо разным лицам. Поэзия Тютчева рождалась
вдохновенно-спонтанно и выражала его душевное состояние в момент
творческого акта созидания. В тютчевской поэзии ощутимы его
собственные клише, его цитирования самого себя, которые, как и новые
образы, возникали у поэта интуитивно-подсознательно, в виде озарений,
свойственных его индивидуальному феномену. Исследуя названные
стихи Тютчева, наиболее достоверно устанавливается главное:
стихотворения «К. Б.» и «Я помню время золотое...» принадлежат перу
одного автора. И всё!

Сага о любви
277
Впрочем, не всё. Есть одна важная особенность, общая для
названных стихотворений.
В коллизиях жизни влюбчивого Тютчева нередко возникали
бурные порывы чувств, которые спустя некоторое время затихали. Тютчев
ощущал вину перед женщинами, чувство к которым угасало. Любовным
опытом его жизни было продиктовано понимание любви, как рокового
поединка двух сердец («Предопределение»):
И чем одно из них нежнее
В борьбе неравной двух сердец,
Тем неизбежней и вернее,
Любя, страдая, грустно млея,
Оно изноет наконец...
И тогда рождалась поэзия воспоминаний, признательность судьбе за
дарование счастья любви. В таких стихотворениях можно найти
сходные тропы и эпитеты, но все они объединены общим мотивом памяти
о любви. Амалиевский цикл завершался стихотворением «Я помню
время золотое...». Его настроение — прощание с любовью: «И солнце,
медлило, прощаясь / / С холмом и замком, и тобой». И Фёдор
Иванович, и Амалия ещё проживут много десятилетий, они сохранят тёплые
отношения, связи Амалии при Дворе помогут Тютчеву выехать на
родину, но у каждого из них отныне будет своя судьба, адресатом
стихотворных посвящений она более не будет.
Дети и внуки Тютчева, во многом благодаря стараниям Фёдора
Ивановича, занимали высокое положение в социальной иерархии державы и
можно понять его радетелей, Быкова и Брандта, стремящихся оберегать
репутацию фамилии поэта. Сам Фёдор Иванович, публикуя любовные
стихотворения, понимал возможность нравственной проблемы,
которую он может создать своей семье. А. И. Георгиевский, родственник
Е. А. Денисьевой, вспоминал, что Тютчев по поводу утаивания адресатов
стихотворных посвящений, писал ему: «Я не прячусь, но и выставлять
себя напоказ перед толпою не хочу. Для сочувствующих одного
намека довольно»*. Фёдор Иванович часто вовсе не озаглавливал
стихотворения либо озаглавливал сокращениями, недомолвками, нехитрый
смысл которых был очевиден его друзьям. [ЛН2, 129] Версия Быкова с
инвертированием «К. Б.» в «Б. К.» не похожа на намек для своих, это
скорее задача для дешифровальщиков спецслужб.
* У Бомарше: «Умному человеку нет смысла слушать все подряд, он и так
догадается».

278
Сага о любви
Кандидатура Амалии на роль адресата таинственного посвящения
была выбрана Быковым крайне неудачно: деликатнейший Тютчев
никогда не увлекался замужними женщинами. Объектом сердечных
привязанностей стареющего Тютчева чаще всего были вдовы (жёны поэта в обоих
браках, увлечения Е. К. Богдановой, А. В. Плетнёвой, Гортензией Лапп)
или незамужние (Е. А. Денисьева). Фёдор Иванович помнил об уроке
января 1825 года, когда ему из-за Амалии, по словам дядьки Н. А. Хлопова,
«грозила опасность от его нескромности». Опасность, слава Богу,
прошла мимо. Драки на кулаках и пистолетах не числились в бойцовском
арсенале Тютчева. Трудно себе представить, чтобы через 45 лет Амалия,
которая обрела, наконец, (в 1855 году) долгожданное семейное счастье с
царским фаворитом, графом Николаем Адлербергом, статным красавцем-
генералом (моложе жены на 11 лет!), решилась вновь дать повод или
какие-то надежды на взаимное чувство угасающему, не по годам
старчески выглядевшему Фёдору Ивановичу. Тютчев знал об уважительном
отношении к нему и самого мужа Амалии. Граф весной 1867 года писал
Вяземскому: «... Тютчев, чей ум и перо являются предметом всеобщей
зависти...». Еще трудней предположить, чтобы 67-летний Тютчев
жаждал повторения приключений своей молодости. Амалии, графине Адлер-
берг, было вполне достаточно многолетней дружбы с поэтом. Она жила в
Петербурге и её встречи с Фёдором Ивановичем не были тайной и
редкостью. Достоверно установлено, что в июле 1870 года Амалия в Карлсбад
не приезжала*. Через три года умирающий Тютчев скажет об Амалии,
что «В её лице прошлое лучших моих лет...». Вряд ли 1870 год можно
отнести к лучшим годам угасающего поэта. В этом же письме Тютчев
говорит об Амалии как о графине Адлерберг и доброй Амалии Крюденер.
Называть стихотворение утраченным титулом, баронессой Крюденер,
было бы, по крайне мере, невежливо. Исследованиями московского
литературоведа Александра Николаева установлено, что Фёдор Иванович и
Клотильда могли встречаться между 21 и 26 июля.
Через месяц, в августе 1870, Клотильда сообщала Екатерине,
дочери Фёдора Ивановича, о смерти мужа: «На этих днях исполняется
шесть месяцев, как покоится мой дорогой Мальтиц. Я прошла через
ужасные часы страданий и печали, мне показалось, что моё сердце
умерло. <... > Я была избалована мужем. Я слишком была приучена
быть любимой»**. Это, действительно так. За что-то же её любили зна-
* Николаев А. А. Загадка «К. Б.» / «Нева». 1988. № 2.
** Долгополова С. А. Русский поэт Фёдор Тютчев. Русско-немецкие
культурные и семейные связи / Музей «Мураново». 1999. С. 25.

Сага о любви
279
менитые поэты Германии и России! Сердце Клотильды не умерло, ей это
только показалось... Миф Быкова был развенчан в ленинградском
издании «Полного собрания стихотворений Ф. И. Тютчева» (составители
Н. Берковский и А. Николаев, 1987). [Тют1987] Но по сегодняшний день
быковская «утка», выпущенная еще в 1913 году, продолжает упорно
тиражироваться.
Ф. И. Тютчев и А. В. Плетнёва
Встреча Фёдора Ивановича на знаменитом курорте с одной из воз
возможных кандидаток на адресат стихотворения «К. Б.» произошла,
несомненно, случайно. В пользу версии непреднамеренности этого
события свидетельствует желание Тютчева увидеться здесь совсем с
другой женщиной, ради свидания с которой он готов был ехать даже по
незапланированному маршруту в город Эмс. Прочтем его письмо из
Берлина от 7/13 июля 1870: «Где вы, и если вы еще в Эмсе, что вы
делаете среди этой ужасной сумятицы, которая начинается? Если бы я
знал наверное, что вы в Эмсе, я не мог бы устоять против
искушения отправиться разыскивать вас там. Но после вашего отъезда я
не имел от вас, как и должен был этого ожидать, ни малейшего
признака жизни... Но если бы случайно эти строки имели удачу дойти
до вас, подайте мне знак жизни, адресовав мне его в Карлсбад, куда
я еду завтра. — Еще несколько дней, и мы будем в полном
катаклизме. Да хранит вас особенно Господь».
Ужасная сумятица и полный катаклизм — это первые
впечатления о начавшейся франко-прусской войне. Кому с такой заботливой
теплотой писал Фёдор Иванович? Кого хотел бы увидеть Тютчев в
Карлсбаде? Тайны нет: письмо адресовано Александре Васильевне
Плетневой (1826-1901), вдове Петра Александровича Плетнева (1792-1865),
редактора послепушкинского «Современника», позже ректора
Петербургского университета. (29 октября 1857 года по рекомендации
академика П. А. Плетнева Тютчев был избран членом-корреспондентом
российской АН по отделению русского языка и словесности.)
Удачи, упомянутой в цитированном письме, не произошло,
Александру Васильевну Фёдор Иванович в Карлсбаде не дождался... Их встреча
произошла позже, уже в Петербурге, на её квартире. Они договорились
обсудить некоторые религиозные вопросы. Так, по крайней мере,
полагала хозяйка. Тютчеву — 67 лет, Плетневой 44!
Очарованный молодой женщиной, гость уже не вникал в смысл
её слов, он видел только глаза, живой блеск которых его возбуждал

280
Сага о любви
{«Люблю глаза твои, мой друг...», из
посвящения Эрнестине, «Я очи знал...»
— это Денисьевой). Душа стареющего
поэта воспарила, Фёдор Иванович
ощутил прилив молодых токов крови. Он уже
забыл, как здесь оказался, зачем пришёл.
Его затуманенный взор был направлен на
её глаза и чувственный рот. Он подошёл
к Александре Васильевне и неожиданно
поцеловал её в губы. Та отпрянула и не
без обиды воскликнула: «Неужели жизнь
с её страшными загадками, с её
неразрешимыми вопросами, с её безумными
страданиями не научила вас невольно
преклоняться перед теми, кто решил,
во что бы то ни стало, взявши свой
крест, идти за Христом?!».
Спонтанный всплеск чувств
собеседника застал Плетнёву врасплох. Её спокойной рассудительной натуре
не был свойственен неожиданный переход от спокойного обсуждения
идей милосердия к возгоранию метафизическими ощущениями. Мираж
женской близости исчез. Тютчев очнулся, понял, что переоценил
ситуацию, и горько произнёс: «Не устраняйте меня из вашей жизни!»
[ЛН1, 567]. На другой день Александра Васильевна получила по почте
письмо со стихами, продолжавшими прерванный накануне разговор:
Александра Васильевна Плетнева,
урожд. княжна Щетинина;
(1826-1901).
Чему бы жизнь нас ни учила,
Но сердце верит в чудеса:
Есть нескудеющая сила,
Есть и нетленная краса.
И эта вера не обманет
Того, кто ею лишь живет,
Не все, что здесь цвело, увянет,
Не все, что было здесь, пройдет!
Но этой веры для немногих
Лишь тем доступна благодать,
Кто в искушеньях жизни строгих,
Как Вы, умел, любя, страдать,

Сага о любви
281
Александра Васильевна не устранила Фёдора Ивановича из
сердца. В марте 1875 года, читая биографический очерк И. С. Аксакова
«Ф. И. Тютчев», она заново переживала свои встречи с поэтом: «Мне было
и больно, и сладко, и часто слёзы мне застилали глаза. Всё, что дала
мне его дружба прелестно-милого в жизни, — в живых образах опять
предстало уму и сердцу. Никто, как вы,— писала она автору очерка,
— не мог бы воскресить всю прелесть его неподражаемой личности».
Ах, как бы хотелось Плетнёвой повернуть время вспять...
В 1914 году А. Ф. Кони, близкий её друг, перечисляя друзей
Александры Васильевны, вспоминал: «К ней был тепло привязан и поэт Федор
Иванович Тютчев. В его письмах к ней, написанных своеобразным
почерком, сквозит даже то, что французы называют une amiti
amoureuse (дружба-любовь)»*.
Известный юрист был тонким психологом, он нашёл точный
понятийный эквивалент отношений между Фёдором Ивановичем и
Александрой Васильевной — дружба-любовь. В психологии так
обозначают психологическую близость двух людей, которая не имеет чёткого
финала, потому что сама по себе уже является конечным результатом,
в котором сохраняется логическая составляющая дружбы и
эмоциональная любви. Такие тонкие отношения превалируют в
интеллектуальной среде. Вот строки Марины Цветаевой на эту тему: «Жен
много, любовниц мало. Настоящая жена от (любовного) недостатка,
настоящая любовница — от избытка. Люблю не жён и не
любовниц — "amoureuses"».
Тютчев возвёл дружбу-любовь в норму отношений с женщинами, с
которыми был когда-то близок. О любви-дружбе к "прекрасной Ама-
лии» писал и К. В. Пигарев. Дружба замещала ушедшую любовь. В этот
круг женщин Тютчева входила и Клотильда...
«Я встретил вас...»
Можно предположить, что, если бы Тютчев всё-таки встретил
Александру Васильевну в Эмсе или Карлсбаде, то Россия, вероятнее
всего, осталась бы без шедевра «К. Б.», и, в этом случае, у издателя
В. Быкова одной легендой было бы меньше. Но Главному
Режиссёру был угоден более возвышенный сценарий: случайность курортной
встречи Тютчева с адресатом «К. Б.» оказалась на деле
преднамеренностью судьбы...
* Кони Ф. Плетнева А. В. — PC, 1914, № 2, с. 292-293.

282
Сага о любви
Публикация стихотворения «К. Б.» в
декабрьской 1870 года книжке журнала
«Заря», в отличие от И. Аксакова, была
замечена многими читателями. Уже в
следующем году появились первые переложения
на музыку. Новую жизнь стихотворение
получило в романсе «Я встретил вас...».
В прежних нотных изданиях сообщалось,
что автор музыки неизвестен. Одним из
исполнителей романса был
прославленный драматический артист Иван Москвин.
Его исполнение произвело однажды
большое впечатление на профессионального
певца Ивана Козловского, который на
слух восстановил нотную запись мелодии.
Исследователями-музыковедами и
литературоведами после десятилетий(!) поисков,
дискуссий, находок новых композиторских имён (С. Донауров, А. Спиро),
музыкальных жанров и вариантов выяснено, что автором музыки,
ставшей народной, в действительности является композитор Л. И. Малашкин,
который в 1880 году сочинил знаменитый романс. Данное произведение
— элегия, пронизанная памятью о неутраченном чувстве двух давно
немолодых людей. Композитор, очарованный тютчевским стихом, ощутил
гармонию музыкальности поэтического текста, тонкую возвышенность и
интеллигентную чувственность двадцати строк, изысканно завершённых
изящным признанием, обращенным к своей молодости:
Я встретил вас - и все былое
В отжившем сердце ожило;
Я вспомнил время золотое -
И сердцу стало так тепло...
Графиня Клотильда Ботмер,
в браке баронесса Мальтиц,
адресат стихотворения «К. Б.»
Как поздней осенью порою
Бывают дни, бывает час,
Когда повеет вдруг весною
И что-то встрепенется в нас,
Так, весь обвеян дуновеньем
Тех лет душевной полноты
С давно забытым упоеньем
Смотрю на милые черты...

Сага о любви
283
Как после вековой разлуки
Гляжу на вас, как бы во сне, -
И вот слышнее стали звуки,
Не умолкавшие во мне...
Тут не одно воспоминанье,
Тут жизнь заговорила вновь,
И то же в вас очарованье,
И та ж в душе моей любовь!
Любимая женщина трех поэтов, Клотильда баронесса фон Мальтиц
урожд. графиня фон Ботмер, адресат стихотворения «К. Б.», скончалась
в Георгентале (Тюрингия) 5 сентября 1882 года.
Женатый Тютчев
Элеонора. «Ловлю я образ твой...»
Графиня Элеонора-София-Луиза-Христина фон Ботмер родилась в
Касселе 7/19 октября 1800 года, выросла в аристократической семье.
Её отец — граф Карл фон Ботмер ( 1770-1845), в 1804-1808 гг. был вюр-
тембергским посланником в Мюнхене, мать Антуанетта (1777-1826),
урожд. баронесса Ганштейн. В семье Ботмеров Элеонора была старшей
из 12 детей. Сохранились биографии всех членов семьи. Некоторые
стали известными деятелями, в т. ч. на российской службе. Наиболее
благополучно сложилась карьера младшего — Максимилиана,
реформатора баварской армии. Его сын Феликс также получил военное
образование и во время Первой мировой войны в чине генерал-полковника
был командующим Южной армией. Имена брата и племянника
Элеоноры Тютчевой, генералов Ботмеров, увековечены в названии одной их
мюнхенских улиц, а имя Феликса — и на мемориальной плите в Галерее
полководцев, Feldherrnhalle, на Одеонсплац. В первом браке Элеонора
была замужем за российским дипломатом Александром Йоханном Пе-
терсоном. Венчание состоялось 15 декабря 1817 года по лютеранскому
обряду в Мюнхене в Сальваторкирхе. У них родились четверо сыновей:
Карл (1818-1875), Оттон (1820-1883), Александр (1823—?) и Альфред
( 1825-1860). [Лет 1999,80]БрачныйсоюзсПетерсономдлилсявосемьлет:
6 октября 1825 года Александр Йоханн скончался в Нюрнберге. [BayG 1 ]
С Ф. И. Тютчевым Элеонора Петерсон обвенчалась 27 января/8 февра-

284
Сага о любви
ля 1829 года по православному обряду в Мюнхене в той же Сальватор-
кирхе. От этого брака родились три дочери: Анна (1829-1889), Дарья
(1834-1903) и Екатерина (1835-1882). Скончалась Элеонора в Турине
28 августа/9 сентября 1838 года. Согласно китайскому гороскопу
Элеонора родилась в год «Обезьяны», по зодиакальной таблице судеб ей, как
появившейся на свет между 24 августа и 23 сентября,
покровительствовало созвездие «Девы».
Венчание
Кто найдет добродетельную жену? цена ее выше
жемчугов; уверено в ней сердце мужа ее, и он
не останется без прибытка; она воздает ему
добром, а не злом, во все дни жизни своей.
Притчи 31:10-12
Я считал её настолько необходимой для моего
существования, что жить без нее мне казалось
невозможным, все равно как жить без головы на
плечах....
Ф. И. Тютгев дочери Анне
4/16 мая 1846 года.
Из всех лет, прожитых Фёдором Ивановичем Тютчевым в Баварии,
1828 год был, пожалуй, самым удачливым. Именно в этом году, на
двадцать пятом году жизни, после шести лет бесплатной работы, он,
наконец, 17/29 апреля, получил законный статус российского дипломата и
был утверждён в качестве второго секретаря представительства в
Мюнхене. Отныне у него будет должностной оклад — 800 рублей /год (2 руб.
20 коп. /день). Это новое обстоятельство дало ему моральное право
официально предложить Элеоноре Петерсон (урожд. графине Ботмер)
руку, сердце и кошелёк (пока с мелкими купюрами...) и возможность
небогатого самостоятельного существования.
Два года тому назад, по приезде из отпуска в феврале 1826 года,
Тютчев увлёкся её юной сестрой, графиней Клотильдой Ботмер, но более
опытной Элеоноре удалось стать центром его внимания и удерживать
рядом с собой до конца своих дней. Тонкие романтические отношения
с Клотильдой заместились желанием домашнего уюта, отсутствие
которого он всё более ощущал. Вскоре Теодор и Нелли стали жить одним
домом. Известие о назначении на должность было долгожданным.
Элеонора была рада даже больше, чем Теодор: она хорошая хозяйка и у них

Сага о любви
285
теперь будет настоящая семья, хотя и со скромным доходом. Совместная
жизнь только на родительские средства была бы попросту невозможна.
Но теперь помощь родителей будет существенной дотацией к его
служебному заработку.
Они до времени не афишировали статус своих отношений. Ни в
России, ни в высшем свете Баварии гражданские браки, т. е.
незарегистрированные брачные связи, не были редкостью, не считались
аморальными и, во всяком случае, остракизму не подвергалась. Известны
десятки имён знаменитых, малознаменитых и вовсе незнаменитых
людей, рождённых вне брака (князь В. А. Жуковский, А. Герцен и пр.) или
давших жизнь внебрачным детям (Екатерина II, А. Пушкин, И. Тургенев
и мн. др.)*, Согласно переписи населения 1868 года, число незаконных
рождений в Баварии составляло 22,2%! Процент детей, рождённых вне
брака, был чрезвычайно высок в аристократической среде, особенно
у членов королевской фамилии. По семейному состоянию 1885 года в
Баварии насчитывалось 61,4% холостых и только 32,9% состоящих в
браке, официально разведенных числилось всего 5,7% **. Христианство,
вообще говоря, довольно терпимо относилось к устойчивым
незарегистрированным бракам (т. н. конкубинату), не считая их распутством,
«ибо имеющий наложницею честную женщину и делающий это
открыто, по-видимому, имеет её как жену; а в противном случае
грешит по отношению к ней блудом»***.
Сослуживцы и друзья Тютчева были свидетели его безоблачной
жизни с Элеонорой. Одним домом вместе с ними какое-то время жили
четверо детей Элеоноры от первого брака, ещё двое слуг, а также
Клотильда, обожавшая мальчишек старшей сестры. Родители Элеоноры были
обременены большой семьёй. Ко времени кончины её матери (13
октября 1826 года) младшему брату Элеоноры, Максимилиану, было всего
7 лет. Дом остался без хозяйки, и отец был вынужден срочно вступить
* В тютчевской переписке нередки прозрачные намёки на фривольное
поведение баварского принца Карла, на его связь с Амалией, с графиней Арко-
Валле и др. 10 декабря 1852 года Тютчев писал Эрнестине: «Быть может,
ты помнишь князя Трубецкого, которого мы знали в Мюнхене и о котором
говорили, что он женат на Тальони. Женат он не был, но в течение многих
лет открыто жил с нею и, так же открыто, имел от нее ребенка...». Князь
А. С. Трубецкой (1813-1889) длительное время состоял в гражданском браке с
известной танцовщицей Марией Тальони.
** Энциклопедический словарь / Изд-во «Брокгауз и Ефрон». Санкт-Петербург.
Том И. 1890. С. 616.
*** Властарь. Синтагма. П. гл. 17.

286
Сага о любви
во второй брак (с Терезой Коппенфельс). [BayG2] Уход из семьи Ботме-
ров двух взрослых дочерей и детей Элеоноры было только облегчением
для графа Карла.
Нелли сохранила приятную грациозную женственность и девичий
стан. Трёхлетняя разница в возрасте с Теодором не обращала на себя
внимания. Ну и что плохого в том, что её муж моложе? 23-летний
пророк Илия тоже взял в жёны вдову-финикийку, к тому же поклонявшейся
Валааму, которая уже имела ребёнка и была старше мужа на 10 лет*!
Любовь не знает преград ни в возрасте, ни вероисповедании. На
портрете Элеоноры кисти Шелера (1827, она ещё Петерсон) изображена
милая «молодая женщина с томным видом» (графиня Д. Ф. Фикель-
мон). Преданная Нелли (по утверждению её гороскопа) была создана
для семейного счастья. Она горячо полюбила своего молодого
избранника, гордилась, что всегда оставалась для него желанной, и очень хотела
иметь общих детей. Теодор был её выбором, её судьбой. «Я буду жить
ради тебя, ты никогда не умрёшь!», говорила она. Теодор,
незащищённый и неприспособленный, более других нуждавшийся в её
призоре, возбуждал в Элеоноре неизъяснимую материнскую нежность. У неё
теперь будет пять сыновей, и Теодор — самое любимое дитя. Любящей
Нелли будущее виделось счастливым. Для Тютчева она тоже стала
родным человеком. Ясновидением Господь её не наградил, да это, скажем
прямо, способность и ненужная простому человеку... В ней вновь
пробудилось неистовое желание материнства, и в конце апреля/начале мая
она почувствовала, что беременна.
Нелли ни дня не могла прожить без своего ненаглядного Теодора, и,
когда он сообщил о желании поехать в Париж, она с готовностью
поддержала, заявив, что они обязательно отправятся вместе, но по дороге
заедут в Штутгарт к её отцу, графу Карлу. Летом прошлого, 1827 года,
Тютчев уже путешествовал в Париж. Он вернулся полный ярких
впечатлений о европейском центре культуры и пообещал Элеоноре, что в
следующий раз она тоже посетит столицу Франции.
И вот в мае 1828 года их карета в пути по земле короля Вильгельма I
Вюртембергского. Не доезжая до Штутгарта, возле посёлка Унтертюрк-
хайм, экипаж несколько отклонился от главной дороги, чтобы подняться
на холм Ротенберг (высота 411м), на вершине которого в 1820-1824 гг.
была сооружена капелла с захоронением молодой королевы
Екатерины Вюртембергской, российской Великой княжны, дочери императора
Павла, внучки императрицы Екатерины П. 31-летняя королева сконча-
* Коэльо Пауло. Пятая гора / М. 2001.

Сага о любви
287
лась зимой 1819 года от сильной простуды. Православную часовню на
развалинах старой крепости Виртемберг построил архитектор Джо-
ванни Салуччи Giovanni Salucci, скопировавший Palladio Villa Rotonda
(в итальянском городе Vicenza). Мавзолей, небольшой круглый храм на
покрытом виноградниками взгорье, находился вдали от селений и
возвышался над полями, через которые протекает река Неккар. Одинокая
часовня-ротонда с могилой молодой российской княжны на немецкой
земле и живописный летний пейзаж не могли оставить равнодушным
сердце поэта:
Над виноградными холмами
Плывут златые облака,
Внизу зелеными волнами
Шумит померкшая река -
Взор, постепенно из долины
Подъемлясь, всходит к высотам
И видит на краю вершины
Круглообразный светлый храм.
Через тринадцать лет, 21 мая 1841 года здесь, в православной
часовне прихода Ротенберг, 58-летний князь Василий Андреевич Жуковский
обвенчается с 20-летней Елизаветой Ройтерн, дочерью своего друга,
художника Герхарда фон Ройтерна, автора одного из портретов князя.
(Тесть был младше зятя на 11 лет!). От брака с Елизаветой будут
рождены двое детей. Судьба подарит князю ещё одиннадцать лет жизни.
В 1937 году(!) мавзолей княжны Екатерины Павловны посетил
известный немецкий филолог-славист (русско-украинского происхождения),
профессор Галльского университета Дмитрий Иванович Чижевский*.
Он обратил внимание, что во всех изданиях тютчевской поэзии,
начиная с 1854 года, неправильно сообщено место создания цитированного
шедевра: вместо Ротенберг указывается Ротенбург. Тиражируемая по
сей день ошибочная помета была сделана на автографе рукой Эрнестины
Фёдоровны, жены Тютчева во втором браке. Но в баварском городе
Ротенбург (на реке Таубер) нет пейзажа, соответствующего тютчевскому
сюжету, нет вершины с круглообразным светлым храмом\ В помете
явная неточность. В тютчевские времена населённого пункта Ротен-
* Tschyzevskij, Dm. Zu einem Gedicht Tjutschews / In: «Zeitschrift für slawische
Phililogie», Nr. 14 (1937). S. 325-331. О Дмитрии Чижевском подробнее см.
с. 281: Полонский, А. Э. Фёдор Тютчев. Двадцать два года вдали от России / М.
Издательский Центр «Классика», 2004, с. 320. Илл. 32c..ISBN 5-94525-021-Х.

288
Сага о любви
берг на картах не существовало. Немногочисленный приход Ротенберга
занимался исключительно виноградарством. В Баварии же традиционно
основная сельскохозяйственная культура — пивной хмель. Эрнестину
(или Федора Ивановича!) ввело в заблуждение созвучие названий Ро-
тенбург и Ротенберг. Приказом короля Вильгельма II в 1907 году холм
Ротенберг с часовней-мавзолеем и прилегающими полями оберегаются
от городских застроек. (Ныне Ротенберг находится в городской черте
Штутгарта в конце автобусного маршрута №61.) Коллега-ученица
Дмитрия Чижевского, славист Галльского университета Софья Виндиш,
развивая мысль Чижевского о сравнительном исследовании произведений
одинаковых жанров в творчестве разных поэтов, описывает в своей
диссертации (в 1939 году) общность поэтического мира Тютчева и
Пушкина. * Она иллюстрирует параллели двух стихотворений: «Над
виноградными холмами.,.» и «Монастырь на Казбеке», написанного Пушкиным в
1829 году во время путешествия в Арзрум (опубликованном в 1831 году
в альманахе «Северные цветы»).
...Будущий зять произвёл хорошее впечатление на графа Карла —
воспитанный, эрудированный русский аристократ. Граф, к сожалению,
уже завершил воспоминания о своей жизни, которые он писал для
своих детей: «Nachrichten aus dem Leben des Grafen Karl von Bothmer, von
ihm fr seine Kinder geschrieben in Karlsruhe 1827.» («Сведения из
жизни Карла Ботмера для его детей, написаны в Карлсруэ в 1827 году»), и
имени Тютчева там не оказалось. Возможно, Нелли в Штутгарте
хотела не только познакомить отца с Теодором, но и обвенчаться здесь по
лютеранскому обряду (Элеонора была лютеранского вероисповедания).
Но Тютчев ещё не обращался к начальству с просьбой о разрешении
на брак.
Писательница А. Н. Бахметьева вспоминала о пребывании в Париже
Фёдора Ивановича и Элеоноры в письме И. С. Гагарину 2/14 ноября
1874 года: «... он был там со своей первой женой, слушал лекции в
Сорбонне и находился в положении довольно обычном для русских за
границей: без денег и в ожидании денег».
Баварский журналист, барон Карл Пфеффель, будущий шурин
Тютчева (с 1839 года), сообщал подробнее: «... в 1828 году желание
увидеть и узнать один из великих очагов новейшей цивилизации привело
Тютчева в Париж, где он пробыл довольно долго, деля время между
занятиями и светскими развлечениями».
* Windisch Sophie. Zu Tjutschews «Rotenberg» / «Zeitschrift für slavische
Phililogie»№ 16(1939). S. 121-122.

Сага о любви
289
В числе светских развлечений молодой пары было и посещение
представлений в театре Расина. Особенно большое впечатление на обоих
произвела «Федра». Страстное греховное влечение главной героини к
пасынку и по театральной драматургии, и в жизненной морали должно
непременно заканчиваться возмездием. Нелли заливалась слезами,
сострадая Федре, желавшей любой ценой удержать молодость. Что
предчувствовала будущая жена Тютчева? Реалистичность игры в сюжете,
построенном на законах классицизма, произвела большое впечатление
и на Фёдора Ивановича. Расин (1639-1699) не следовал точной фабуле
Еврипида и Сенеки, сочтя её уже несовременной. Из числа
действующих лиц исчезли греческие богини, место которых заняли афиняне:
воспитатель пасынка Ипполита — Терамен, Ариция — невеста Ипполита,
и другие персонажи. В характере Федры появились полутона, она не
представлена ни вполне преступной, ни вполне безвинной. Греховная
страсть ужасает, и Федра прилагает все усилия, чтобы превозмочь её и
предпочитает умереть, нежели открыть свою тайну. Её смерть —
скорее божественная кара, чем акт её собственной воли. У Расина Федра
вызывала меньшую неприязнь, чем в трагедиях древних авторов. Но за
грех Федры жестоко наказывается Ипполит. В его смерти
демонстрируется очевидность разрушительной силы страсти, в орбиту которой он
оказывается втянутым. Страсть представлена антиподом любви.
Тютчев уловил, что на эпизоде гибели пасынка сфокусирована философия
трагедии, и перевёл эту часть произведения Расина на русский язык.
Монолог Терамена, принесшего в Афины печальную весть, завершается
ключевой фразой:
Остался труп, свирепо искаженный,
Как знаменье богов ужасной кары,
Не распознаемый и для отцовских глаз!
Тютчева увлекали необъяснимые явления: знание прошлого и
будущего, природа сверхчувственного, случаи ясновидения. Он острее
других воспринимал подтверждения метафизичности бытия. В его
коллекции ясновидцев были шведский философ Эммануил Сведенборг
(1688-1772), философ и поэт Иоганн Гёте, гадалка Анн-Мари Ленор-
ман (1772-1843), благополучно ещё здравствующая в 1828 году.
Тютчев рассказал Элеоноре об удивительной парижской сивилле, ставшей
явлением эпохи, частью культуры Франции времён революции,
бонапартизма, реставрированной монархии. Ниже краткая реконструкция
их диалога.

290
Сага о любви
Фёдор Иванович: На улице Турнон, недалеко отсюда, живет
знаменитая ворожея Ленорман. Её адрес знают все люди, кому
нужен совет. К ней приходят министры, генералы и даже монархи.
Элеонора (не поняла): И какие же она даёт советы?
Ф. И.: Любые. Куда вложить деньги? За кого выйти замуж?
На ком женится? Расскажет, что было в прошлом? Что ждёт в
будущем?
Элеонора убеждённо: Будущее знать невозможно, оно в руках
Божьих. И ей верят?
Ф. И.: Поверили. Одной небогатой дворянке она предсказала,
что та станет первой дамой Франции, а некий бедный офицер
женится на вдове и его ждёт императорская корона.
Элеонора: Мистика! И всё сбылось?
Ф. И.: Сбылось. Дворянкой была Жозефина де Богарне, а
офицером — Наполеон. Марату она предсказала гибель, Робеспьеру
— гильотину, Бонапарту поражения, свергнутым Бурбонам —
возвращение, Александру I — смерть вдали от столицы, С. И.
Муравьёву-Апостолу — виселицу.
Элеонора: Ужас какой-то. Я не хотела бы знать своё будущее.
Ф. И.: А моё?
Элеонора: Л твоё и без неё знаю: ты будешь моим мужем, я буду
всю жизнь тебя любить и рожать. Любить и рожать. В этом суть
Божественного замысла предназначения женщины!
Ф. И. смеётся: А что же я буду делать?
Элеонора: Твоя участь быть охотником, кормильцем семьи!
Φ. И. : Прекрасно! Услаждать тебя — моя мечта*! Сивилла
подтвердит. Хочешь, мы её посетим?
Элеонора: Боюсь, предскажет неприятности — испортит
настроение.
Ф. И: Закажем приятности.
Фёдор Иванович и Элеонора купили цветы, подошли к дому гадалки,
постучали в дверь. Их пропустили в приёмный кабинет.
Позже, уже в Петербурге, приятельница Тютчева, А. О. Смирнова-
Россет, вспоминала его эмоциональный рассказ о ворожее. По-видимому,
встреча с ней всё-таки состоялась.
Ф. И.: Здравствуйте, мадмуазель Ленорман. Мы
путешественники из Баварии.
* В диалоге игра слов: охотник — Weidmann^ наслаждаться, любоваться —
weiden.

Сага о любви
291
Ленорман: Здравствуйте, молодые люди, — смотрит
внимательно на вошедших. — Что угодно?
Ф. И.: В Европе много наслышаны о Ваших удивительных
способностях. Вас называют парижской Сивиллой. Говорят, что Ваши
предсказания всегда сбываются. К Вам обращались даже Бонапарт
и Жозефина, мадам де Сталь, известные якобинцы: Марат,
Робеспьер, Сэн-Жюст, министры Тайлеран и Меттерних. Государь
Александр нашел время для нанесения визита к Вам.
Ленорман (раздражаясь): Мсье, Вас что-то важное привело? Вы
хотите знать свою участь?
Ф. И. (учтиво): Ваше знание прошлого и будущего загадочно. Мы
просто не представляем связи между случайной тасовкой карт и
судьбой. Ведь в Ваших руках шелестят не карты, а доли людей и
государств, их жизнь и смерть, связь миров и времён, рай и ад,
отношения с Господом и Сатаной!
Ленорман (ворчливо): Ну, уж и наговорили: ад, рай. Вам просто
хочется поговорить на эту тему. У меня мало времени для пустых
разговоров. Тасовка карт, возможно, и случайна, но карты —
только подсказка, главным является моё чутье, ощущение дуновения
Вашей души. И если я ощутила его, то моё предсказание не
ошибается. Так что секрет не в картах, а во мне... Для предсказаний мне
и карты-то не всегда нужны. Многое, господа, я читаю на Ваших
лицах, ладонях. Согласитесь, что Ваша внешность и руки имеют к
Вам очень непосредственное отношение.
Ф. И.: Соглашаемся. Значит наша судьба записана на наших
лицах и руках? И какие же у нас лица?
Нелли (вступает в разговор): Я не хотела бы узнавать о новых
бедах в своей жизни.
Ленорман (усмехается, изучающе рассматривает Элеонору):
У Вас, мадемуазель, сильная и решительная натура. Вы способны
на мужественные поступки. Покажите руки. У Вас уже есть дети.
Вы скоро обвенчаетесь. Поздравляю — Вы станете матерью ещё
трёх дочерей. Теперь я должна посмотреть карты. Сдвиньте левой
рукой. Снимите пять карт. М-да! В Вашей судьбе возможна помеха,
вероятно, сплетница или... соперница.
Элеонора: Чтоооо? Теодор! Я тебе дам соперницу!! Ты же отец
троих дочерей! Стыдись!
Ф. И.: Не волнуйся, друг мой. Что я cm ю без тебя?! Мало ли,
какие фантазии придут в голову, если вдруг в колоде рядом с
трефовым королем волею случая окажутся две дамы. Ведь не три!

292
Сага о любви
Ленорман: Я не обижаюсь. (Медленно и встревожено.) Но я вижу
и более серьёзную опасность: пламя на воде, ночь, возможно,
кораблекрушение, страх смерти. (Помолчав) Впрочем, я Вас опять
поздравляю — Вы будете спасены... (Выдерживает паузу) и
проживете ещё счастливые годы, возможно, самые счастливые в Вашей
жизни.
Ф. И.: Ну вот видишь, друг мой, слава Богу, я же тебе говорил:
будут и приятности!
Элеонора: Мне воздуха не хватает, я выйду на улицу.
Фёдор Иванович остался. Он бледен. Когда Элеонора вышла,
Ленорман добавила: В присутствии Вашей будущей жены мне бы не
хотелось продолжать наш разговор. Она действительно окажется
в кораблекрушении и будет спасена, но... Не буду более о ней.
Ф. И.: Элеонора не хотела этого визита.
Ленорман: Вы настояли. Поговорим о Вас?
Ф. И. (уныло): Что-то расхотелось...
Ленорман: Выслушайте терпеливо. Вы человек талантливый,
но безвольный, характер у Вас слабый. Вы нечестолюбивы, у Вас
отсутствует желание славы и власти. И, хотя Вы не усердны на
службе, Вас ценят за какую-то, для меня пока неясную, сильную
сторону Вашей личности, вероятно, из-за ума, связей или чего-то
в этом роде...
Φ. И. : И на том спасибо.
Ленорман: Покажите ладони.
Ф. И. (равнодушно): Пожалуйста.
Ленорман: Вы чувственны и
влюбчивы. Советую не флиртовать на
балах. Однажды Вы встретите женщину,
которая сыграет большую роль в Вашей
судьбе. Узнайте её.
Ф. И.: Как?!
Ленорман: Провидение даст знак.
Ф. И. (огорчено): Вы что-то
недоговариваете. Элеонора была права: лучше
б мы к Вам не приходили. Зачем знать
будущее, если его неприятности нельзя
отменить!
Парижская прорицательница Ленорман: Слушайтесь свою Элео-
Мари-Анн Ленорман нору и не берите в голову мои предска-
(1772-1843) зания. Не все сбываются. Но определен-

Сага о любви
293
но, Вы станете знаменитым человеком, вероятно, в искусстве или
литературе. (Ещё раз смотри карты и руки Теодора. Пауза) С Вас я
плату не возьму. Прощайте. Да поможет Вам Бог!
Ф. И. (расстроенный уходит): Прощайте.
Ленорман (Одна): Сколько любви и сколько несчастий его
ожидают! Пусть живет сегодняшним днём.
Фёдор Иванович вышел на улицу. Встревоженной Элеоноре он
передал слова Ленорман: Сивилла сказала, что мы будем счастливы, что
ты будешь меня любить и рожать. Любить и рожать.
Элеонора: А ты?
Φ. И. : Она подтвердила — я буду охотником.
Оба рассмеялись, напряжение исчезло. Нелли встряхивала головой,
стараясь, словно неприятный сон, выбросить из памяти разговор с
гадалкой. Теодор его не забыл, впрочем, Элеонора тоже...
Когда они находились в кабинете ворожеи, Элеонора не заметила,
как её спутник вздрогнул при словах гадалки о кораблекрушении. Он
впервые сердцем почувствовал дуновение ветра Судьбы.
На душе у Нелли тоже было неспокойно. Обострённое чутьё
опасности хранительницы очага сигналило тревогу. Ночью в темноте
гостиничного номера она прижималась к Теодору, шептала: «Ты моё дитя, ты
мой, ты мой». Теодор сквозь сон отвечал: «Твой, твой, спи, мой друг,
не волнуйся».
В Париже светало...
Несколькими годами ранее Европу поразила весть о гибели друга
Байрона, английского поэта-философа Перси Б. Шелли (1792-1822).
Шелли («Лев» по зодиаку) жаждал острых ощущений опасности,
вожделел к риску, дарящему чувство свободы. У него было предчувствие,
что в море найдёт свою кончину, и он даже описал её... Через год его
парусник затонул во время шторма. Никто из команды не спасся. Байрон
нашёл останки тел погибших и кремировал на берегу. Стихотворение
Шелли «Время» наполнено ощущением неизбежной участи и страхом
перед Неведомым. Время бесконечно и безбрежно, как океан, чьи волны
— годы. Гейне знал творчество и судьбу Шелли, он тоже был потрясен
гибелью поэта. Под впечатлением трагедии появилось его произведение
«Кораблекрушение», аллегория крушения жизненных идеалов. Тютчев
перевел эти стихи. В каждой строке Рок:
<... >Изверженный сердитым морем,
Лежу на берегу,
На диком, голом берегу!..

294
Сага о любви
Передо мной пустыня водяная,
За мной лежит и горе и беда,
А надо мной бредут лениво тучи,
Уродливые дщери неба!..<... >
Молчите, птицы, не шумите, волны,
Все, все погибло, счастье и надежда,
Надежда и любовь!..Я здесь один -... <... >
У Фёдора Ивановича возникало смутное ощущение, что в
стихотворении предсказано крушение и его жизни...
Когда Теодор и Нелли вернулись в Мюнхен, Генрих ещё не уехал,
он тщетно ожидал от Людвига I благоприятного ответа, разрешающего
преподавание в Мюнхенском университете. Судьба преподнесла королю
благоприятный случай приручить поэта, сделать его своим
сладкопевцем. Неврастеничный холерик Гейне устал от преследований, жаждал
спокойной жизни и готов был к измене себе. Он протянул руку монарху,
но Людвиг не понял этого шанса, и в Европе прибавилось ещё одним
пламенным пропагандистом революции. Поэт стал кумиром молодёжи
Германии и Франции. На улицах Берлина и Парижа во время июльской
революции 1830 года пели его «Гимн» (пер. П. Вейнберга):
Я меч, я пламя.
Я светил вам во тьме,
и когда началась битва,
я сражался впереди, в первом ряду.
Фёдор Иванович рассказал Генриху о впечатлении от трагедии
Расина. Гейне высоко ценил великого французского драматурга: «Жан
Батист Расин был первым новым поэтом... В нём средневековое
миросозерцание окончательно нарушено... Он стал органом нового общества».
Через несколько дней, не дождавшись королевского решения, Гейне
убыл во Флоренцию.
...Двадцать седьмого июня/9 июля 1828 года произошло важное
событие в служебной карьере Тютчева. В этот день он подписал присягу,
т. н. «клятвенное обещание». Временный поверенный барон А. С. Крю-
денер, поздравил новоиспеченного второго секретаря миссии с
официальным вступлением в должность (после шести лет бесплатного
исполнения обязанностей!).
Через полтора месяца произошло другое важной событие, пожалуй,
ещё более важное, на этот раз, в личной жизни Теодора и Элеоноры;

Сага о любви
295
15/27 августа оба влюблённых открыто объявили о своём намерении
стать мужем и женой, о чём Фёдор Иванович сообщил временному
поверенному. То есть от названной даты их негласные отношения, heimlich, о
которых Гейне писал 1 апреля 1828 года Варнгагену фон Энзе, перешли
в категорию публичных, открытых, öffentlich. Отныне Теодор и Нелли
объявили себя женихом и невестой!
В тот же день барон Крюденер, поддерживая заявление Тютчева,
написал графу К. В. Нессельроде: «Г-н Тютчев, Камер-юнкер Его
Императорского Величества, нашего Августейшего Повелителя,
обратился ко мне, дабы через мое посредство снискать дозволение
Правительства на брак с г-жой Элеонорой Петерсон, вдовой
Действительного Статского Советника Петерсона, урожденной
графиней Ботмер, протестантского вероисповедания. После того, как
сей чиновник представил убедительные свидетельства того, что
его будущая супруга не владеет никаким недвижимым имуществом
за границей, я имею честь представить его прошение Вашему
Превосходительству и со своей стороны прошу, чтобы, после получения
разрешения, священник Ее Императорского Высочества Марии,
Великой Герцогини Веймарской, совершил сие бракосочетание».
[Летопись, 1999 с. 81]
Упомянем ещё об одном немаловажном событии 1828 года: 6/18
октября новый посланник, граф Иван Потёмкин, вручил Тютчеву чек на
сумму 261 р. 331/4 κ·> за «майскую треть» текущего года, первые
заработанные деньги на дипломатическом поприще.
Ещё через месяц, 17/29 ноября, стало известно о получении
Высочайшего дозволения на вступление в брак камер-юнкера Тютчева,
второго секретаря мюнхенской миссии. К обоюдному удовлетворению
никаких препятствий для венчания более нет. Можно ехать в Веймар. Но,
удачное совпадение: с 30 сентября 1828 года в мюнхенской церкви св.
Сальватора по указанию короля открылось православное богослужение,
и необходимость путешествия Фёдора Ивановича с беременной
Элеонорой в неблизкий Веймар (800 км в оба конца), слава Богу, отпадала.
Правда, если бы поездка в Веймар всё-таки состоялась, то более, чем
вероятно, что произошла бы и встреча Тютчева с мэтром немецкой
культуры Иоганном Вольфгангом Гёте. (Существует небеспочвенное
предположение, что такая встреча уже состоялась в 1827 году.) Через три года,
22 марта 1832 года, автора «Фауста» не станет и появится тютчевский
некролог «На древе человечества высоком,,.».
Старинная Сальваторкирха была построена в 1494 году как
кладбищенская церковь, приданная главному католическому собору Мюн-

296
Сага о любви
хена, Фрауенкирхе. На её кладбище находились захоронения многих
известных людей, в том числе отца Робеспьера, преподавателя
французского языка. 20 октября 1827 года союзные корабли, в числе
которых была большая российская эскадра, в сражении в бухте Наварино
разгромили турецко-египетский флот. Свою благодарность России
король Людвиг I выразил в стихах, тютчевский перевод которых был
депешей отправлен в Петербург. В знак уважения борьбы греков за свою
независимость против Турции король Людвиг I Баварский передал
церковь св. Сальватора греческой православной общине города Мюнхена.
Бавария считала себя правопреемницей Священной Римской империи,
наследницей античной культуры, и во внешней политике на Балканах
солидаризовалась с Россией. В ответ царь прислал подарки для первой
православной церкви в Баварии. 6/18 апреля 1829 года в Мюнхен
прибыл Министр двора и уделов князь П. В. Волконский, выполнивший
поручение Николая I. Сальваторкирха получила 38 предметов
церковной утвари. Список даров был составлен лично князем на русском и
французском языках.
27 января/8 февраля 1829 года, после длительной совместной
жизни, при весьма заметной беременности Элеоноры, в церковных
актах Сальваторкирхи появилась, наконец, (для спокойствия
дискутирующих потомков) запись о венчании Тютчевых. На обряде венчания
присутствовали родственники, посланник граф Потёмкин, друзья-
дипломаты. Венчал Тютчевых священник Григориос Калаганнис,
недавно направленный в Баварию с острова Лесбос. Венчание в Сальва-
торкирхе было вторым в жизни Элеоноры. Первый раз она венчалась
в этой же церкви 15 декабря 1817 года с Александром Петерсоном, но
по лютеранскому обряду. В упомянутом письме барона Крюденера
указано, что Элеонора была протестантского вероисповедания. О
лютеранском венчании Тютчевых документальных сведений нет*. Если
* Управление церковной общиной евангелических лютеранских церквей
в Мюнхене (письмо д-ра Рювандля А. Полонскому от 13 марта 1997 года),
лютеранский культурный центр в Париже (письмо пастора А. Жолио (Alain
Joly) английскому филологу Д. Дьюи (John Dewey) от 10 июля 2001 года),
центральный архив Вюртембергской евангелической церкви в Штутгарте
(письмо д-ра Г. Эмера д-ру Л. Мюллеру, профессору Тюбенгского университета,
от 18 декабря 2001 года) не подтвердили гипотез о венчании Ф. И. Тютчева и
Элеоноры Петерсон в названых городах. Дьюи выразил предположение, что
«возможно, их брак был освящён в часовне королевской резиденции в Вюрцбурге,
где незадолго до этого поселилась овдовевшая баварская королева Каролина
(лютеранского вероисповедания)». Однако эта версия непроверяемая, т. к. все
метрические книги погибли во время Второй мировой войны. [Dewl]

Сага о любви
297
лютеранское венчание в невыясненном месте всё-таки состоялось, то
его обязательным условием было сохранение Элеонорой фамилии Пе-
терсон, т. к. в противном случае вдова Элеонора при смене фамилии
теряла российскую пенсию по утрате кормильца. Естественно, что
крайне не желательна была афишируемость венчания. Однако на
самом деле эта неафишируемость была секретом полишинеля. Вряд ли
близкое окружение Тютчева, включая его прямое начальство, не было
в курсе семейных обстоятельств своего атташе. О личной жизни
Фёдор информировал даже по сути скороспелого друга,
экзальтированного Генриха Гейне, который уже 1 апреля 1828 года писал в Берлин
Варнгагену-фон-Энзе об Элеоноре, что она «бесконечно
очаровательная и негласно замужняя (unendlich reizend und heimlich vermalt)»
за дипломатом Тютчевым. Вопрос о точной дате и месте лютеранского
венчания Фёдора и Элеоноры остаётся открытым.
Фёдор Иванович скептически относился к протестантизму, считая
его угасающей ветвью христианства. 16 сентября 1834 года Фёдор
Иванович присутствовал на воскресной лютеранской мессе в Тегернзее,
в этот день появилось ироничное стихотворение «Я лютеран люблю
богослуженье,..». Небогатое убранство храма, по мнению Тютчева,
соответствует бедности идей протестантизма. В Тегернзее не было тогда
лютеранской церкви и богослужения проходили дважды в год в одном из
помещений замка принца Карла:
<...>Не видите ль? Собравшися в дорогу,
В последний раз вам вера предстоит:
Еще она не перешла порогу,
Но дом ее уж пуст и гол стоит, -
Еще она не перешла порогу,
Еще за ней не затворилась дверь...
Но час настал, пробил... Молитесь Богу,
В последний раз вы молитесь теперь.
В трактате «Папство и римский вопрос» (1850) Тютчев выразил
свою точку зрения на протестантизм: «Протестантство с его
многочисленными разветвлениями, с трудом преодолевши трехвековой
путь, умирает от дряхлости во всех странах, в коих до сих пор
господствовало». Прогноз Тютчева оказался ошибочным...

298
Сага о любви
Семейная жизнь
Удачный брак, если он вообще существует,
отвергает любовь и все ей сопутствующее; он
старается возместить ее дружбой. Это не что иное,
как приятное совместное проживание в течение
всей жизни, полное устойчивости, доверия и
бесконечного множества весьма осязательных,
взаимных услуг и обязанностей.
М. Монтенъ, «Опыты»
Любовь! Это самая возвышенная и
победоносная из всех страстей. Но её всепокоряющая сила
заключается в безграничном великодушии, в
почти сверхчувственном бескорыстии.
Г. Гейне
Двадцать первого апреля/3 мая 1829 года родилась дочь Анна,
первенец Тютчевых (будущая жена писателя Ивана Аксакова,
с 1866 года), через пять лет — Дарья ( 1834-1903), ещё через год —
Екатерина (1835-1882). Все дети Тютчева, рожденные в Мюнхене, будут
крещены в православной Сальваторкирхе.
С рождением Анны Тютчев стал почтенным семьянином. Правда,
действительным главой семьи была Нелли. В практической жизни она была
мудрее Теодора, экономно вела хозяйство и беззаветно любила своего
мужа. Бытие Тютчева упорядочилось. Нелли понимала, что её супруг
нуждался в общении с людьми своего круга. Отныне уютный семейный
очаг стал центром жизни Фёдора Ивановича. Не редкостью были гости
из России: братья Киреевские, историк Александр Тургенев,
родственники мужа. Штабс-капитан Гвардейского Генерального штаба Григорий
Оленин нашёл Элеонору весьма приятной. Коллега Тютчева, князь
Иван Гагарин, был в восторге: «... я чудесно провел утро за
восхитительным разговором у г-жи 7<ютчевой>. Она так хорошо понимает
человеческое сердце; какой бы его струны вы ни касались, она всегда
найдет в ней отклик». В 1832 году Нелли пригласила в гости брата
мужа, Николая Ивановича, с которым подружилась: «... вы найдете нас
в доме Кирхмайера на Каролиненплац, где раньше жил дядя Николай,
а позже Киреевские...» [ЛН2, 434]. Адрес на Karolinenplatz 1
многократно подтверждён и в мюнхенских архивах. Из мюнхенского письма
П. А. Вяземского в октябре 1834 года: «Вечером бываю у Тютчева,
который женат на здешней вдовушке. У них собираются члены ди-

Сага о любви
299
пломатического корпуса и кое-кто из местных жителей». В 1830
году Тютчевы — Элеонора, их годовалая дочь Анна, два старших сына
Элеоноры от первого брака, Карл и Оттон, а также брат Тютчева,
Николай Иванович, и сестра Элеоноры, Клотильда — отправились в
Петербург. Там они познакомились с графиней Д. Ф. Фикельмон ( 1804-1863),
урожд. Хитрово, внучкой фельдмаршала Кутузова. В дневнике Дарьи
Фикельмон дата 18/30 июля отмечена как день знакомства с
Тютчевыми: «... я познакомилась с очаровательной женщиной, госпожой
Тютчевой, урожденной графиней Ботмер из Мюнхена, в первом
браке она была замужем за г-ном Петерсоном. Она еще молода, но так
бледна, так хрупка и имеет такой томный вид, что можно принять
ее за очаровательное привидение; она умна и даже пытается быть
остроумной, что плохо сочетается с этим туманным видом. Муж
её — человечек в очках, очень некрасивый, но блестящий говорун».
Графиня Фикельмон, белокурая Долли, близкая приятельница
Пушкина, в апреле того же года получила милое письмо от Александра
Сергеевича из Москвы, датированное двадцать пятым числом. Пушкин,
пребывая в предсвадебных хлопотах, мотался между столицами. 14 июля
он был ещё в Москве, 19 июля уже в Петербурге, 10 августа он опять
выехал в Москву. Тютчевы убыли в Мюнхен в конце сентября, т. е. три
недели, с 19 июля по 10 августа, оба поэта находились в одном городе,
но обстоятельств для их встречи не представились. Случайно или
неслучайно их пути более не пересекутся...
Главных целей приезда Тютчевых в Петербург было две: —
представиться графу Нессельроде, произвести хорошее впечатление, которое
будет весьма полезным при очередном продвижении по службе, —
напомнить графу Карлу Васильевичу про обещание ходатайствовать перед
царём о принятии двух старших сыновей Элеоноры, Карла и Оттона
(детей российского дипломата Петерсона) в Морской кадетский корпус:
«Ничтожное их состояние, — писала Элеонора в прошении, — не
позволяет мне дать им достойное воспитание, которое позволило бы
им когда-нибудь достойно послужить их стране <... > Вся моя
надежда заключается в том, что при содействии Вашего Сиятельства
они будут помещены в Морской Кадетский корпус или другое учебное
заведение». Нессельроде своё обещание сдержал: оба сына стали
российскими морскими офицерами. Позже старший, Карл, перешёл на
дипломатическую службу. Оттон проявил незаурядные способности художника.
Острота материальных проблем семьи Тютчева не исчезла.
Жалование оставалось невысоким. Посланники, Иван Потемкин и Григорий
Гагарин, безрезультатно обращались с просьбами к Нессельроде об уве-

300
Сага о любви
личении должностного оклада их подчинённому, считая данный оклад
явно недостаточным. Тютчевых выручала помощь родителей, но и
вместе с ней доходы Тютчева не могли покрыть всех затрат. Материальные
трудности Тютчевых как-то даже вынудили Элеонору самой обратиться
непосредственно к посланнику Гагарину с настойчивыми просьбами о
прибавлении жалования Фёдору Ивановичу. В одном из писем Н. И.
Тютчеву, брату поэта, Элеонора признавала: «Моя беседа с Гагариным
так повлияла на него, что теперь ничего не стоит заставить его
поверить чему угодно и заставить его видеть, желать и делать,
что угодно». Это был демарш жены второго секретаря миссии. Можно
себе представить эту беседу...
В бытовых вопросах Фёдор Иванович был совершенно беспомощным
человеком. Элеонора опекала его, как маленького ребёнка. Планируя
поездку в Россию, Нелли в феврале 1837 года писала матери Фёдора
Ивановича: «Признаюсь, однако, что его присутствие ничуть не
облегчает трудности путешествия. Я предпочитаю
путешествовать с тремя грудными младенцами, нежели с одним Теодором».
С Н. И. Тютчевым у Элеоноры установились доверительные отношения.
Она знала о влиянии Николая Ивановича на младшего брата. 3/15
апреля 1833 года Элеонора писала ему в Вену о материальных затруднениях
своей семьи: «... я не могу действовать вопреки воле Теодора.
Каждый раз, когда я заговариваю с ним об этом, он находит массу
возражений <... > Но я прекрасно понимаю, что касаться этого вопроса
не позволяет ему его деликатность <... > я отнюдь не неблагодарна
и очень хорошо сознаю, что они сделали для нас более того, на что
мы имели право рассчитывать, но вместе с тем я уверена, что, если
бы они знали, к чему обязывает нас наше положение, то поняли бы,
что при 10000 рублях содержания и куче долгов, которые
приходится делать, чтобы вести дом, вполне естественно, что затруднения
растут». В общем, выбирая в спутники жизни Фёдора, Элеонора
выбрала нужду... Лишь после повышения в коллежские асессоры, летом
1833 года, жалование было увеличено на 200 рублей.
Жизнь Фёдора Ивановича приобретала форму ленивого покоя.
Практичная Элеонора часто сетовала на эту сторону характера мужа. Как-то
в ноябре 1832 года она делилась с Николаем Ивановичем: «Пишу Вам
два слова, мой друг, за отсутствием лучшего, т. е. за отсутствием
Теодора, который всё ещё одержим одним из своих приступов лени.
Вот уж, сколько времени он собирается писать Вам, однако каждый
раз день оказывался слишком коротким для этого; так подождите,
пока в нём станет более 24 часов».

Сага о любви
301
Российская колония в Мюнхене состояла из аристократов,
предпочитавших в общении друг с другом западноевропейские языки:
французский, немецкий. В семье Тютчева русского языка не знали. Отдушиной
для Фёдора Ивановича был приезд славянофилов, братьев Киреевских,
обучавших как-то Элеонору родному языку её мужа: «Жена Тютчева
хотела и начала брать у меня уроки русского языка, но после их
оставила». Собеседником поэта являлся только его внутренний мир.
Чувство одиночества в толпе... Нелли не постигала сложности
внутреннего мира своего Теодора, её влияние на его поэтическое творчество
— неощутимо. Разделить с мужем его душевные тревоги она не могла.
Неординарность его мышления оставалась за пределами её сознания.
Биограф Кирилл Васильевич Пигарев, праправнук Тютчева по линии
Эрнестины, соперницы Нелли, характеризовал Элеонору не в её
пользу: «Серьёзные умственные запросы ей были чужды». Нелли
занималась исключительно деловой стороной семейной жизни. На её плечах
лежали хозяйственные заботы, в семье прибавились ещё две дочери:
12/24 апреля 1834 года родилась Дарья, 27 октября/8 ноября 1835 —
Екатерина.
Преданность Элеоноры мужу была безграничной. Ради брака с
Тютчевым она фактически отказалась от своих маленьких детей-Петерсонов,
которые воспитывались в Петербурге. Она опасалась, что, подрастая,
они её забудут, и часто писала им, посылала свои портреты, дважды
ездила на встречу (в 1830 и в зимнее полугодие 1837-1838 гг.). Элеонора
понимала существование дистанции в интеллектах её и мужа и
старалась окружить Тютчева ещё большей заботой. Вряд ли прав писатель
Φ. Ф. Тютчев (сын поэта и Елены Денисьевой, соперницы Эрнестины,
жены Тютчева во втором браке), уверяя, что Тютчев в первом браке
женился по страстной любви. Страсть ждала его ещё впереди. При
жизни Элеоноры поэт не посвятил ей ни одного стихотворения. Постоянно
окружая быт Теодора своими заботами, жена не являлась для него
источником поэтического вдохновения. Он настолько привык к Элеоноре,
что у него не возникали немыслимые ощущения вероятной его
отторжимости от неё, он не осознавал, что она является его частью и ангелом-
хранителем. Эти чувства запоздало придут позже...
Позже, в письмах к дочерям Тютчев трогательно и нежно вспомнит
об их матери, о её заботах: «Я считал её настолько необходимой для
моего существования, что жить без нее мне казалось невозможным,
все равно как жить без головы на плечах... Она вся передо мною,
бедная твоя мать!». Эти слова будут обращены к Анне в 1846 году. Но всё
это будет сказано потом, когда Элеоноры уже не будет.

302
Сага о любви
«Любовь долготерпит, милосердствует...»
Любовь долготерпит, милосердствует, любовь
не завидует, любовь не превозносится, не
гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не
раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде,
а сорадуется истине; все покрывает, всему верит,
всего надеется, все переносит.
1 Кор. 13,4-7.
Любовь должна быть трагедией. Величайшей
тайной в мире! Никакие жизненные удобства,
расчеты и компромиссы не должны её касаться.
Александр Куприн,
«Гранатовый браслет».
... не было ни одного дня в её жизни, когда ради
моего благополучия она ни согласилась бы, не
колеблясь ни на мгновенья, умереть за меня.
Это способность очень редкая и очень
возвышенная, когда это не фраза.
Письмо Ф. К Тютгева родителям
в апреле1837 года.
В 1837 году, перед поездкой Тютчевых в Петербург, Фёдор Иванович
писал родителям: «Я хочу, чтобы Вы, любящие меня, знали, что
никогда ни один человек не любил так, как она меня». Это было
правдой. Но правдой было и существование в это же время в жизни Тютчева
другой женщины... Сначала Элеонора предполагала очередное
несерьёзное увлечение, которым, она знала, Фёдор Иванович не был чужд.
Нелли не заметила, что её когда-то юный муж уже давно не дитятя,
как она ласково его называла, что к заботливой опеке мамы-жены он
тяготеет все менее и менее...
Психологи, изучающие прочность семейных союзов, отмечают, что
первый кризис совместной жизни созревает после пяти лет брачного
стажа. Отношения Фёдора и Элеоноры не были исключением... Кризис
— это всегда боль, боль, которая делает человека несчастным. Любовь
Нелли была беззащитной. Ей некому помочь, она вынуждена сделать
свою тревогу гласной и обращалась за советом к брату мужа.
В июле 1833 года Элеонора нервно жаловалась Николаю Тютчеву:
«Он, как мне кажется, делает глупости или что-то близкое к ним...
Теодор легкомысленно позволяет себе маленькие светские интриж-

Сага о любви
303
ки, которые, как бы незначительны они ни были, могут неприятно
осложниться. Я не ревнива, и у меня для этого как будто нет
оснований, но я беспокоюсь, видя, как он уподобляется сумасбродам...».
Подозрения Элеоноры были ближе к действительности, чем она
предполагала. Беспокойство Элеоноры возрастает и по поводу здоровья
мужа. Зная, что мать Тютчева, Екатерина Львовна, подвержена
приступам тяжелой депрессии, Элеонора предполагала у Фёдора Ивановича
наследственное патологическое расстройство психики. Её письмо
Николаю Тютчеву полно новой тревоги: «... Мне надо рассказать вам о
вещах, которые не пишутся, но которые важны для вас не менее,
чем для меня. Мне необходим ваш совет — быть может,
существует всё-таки какое-то средство против этого? То, о чем я говорю, не
имеет отношения к нашим делам... Не знаю, как лучше написать об
этом, говорю с вами и чувствую, что не умею выразить мою мысль.
Вы, конечно, догадываетесь, что подобную тревогу мог вызвать у
меня только Теодор. Я имею в виду его здоровье, не то чтобы он был
болен — чувствует он себя как обычно, — но есть в нём какой-то
нравственный недуг, который, как мне кажется, развивается
быстро и страшно....Надо знать его так, как знаю его я, и притом
необходимо, чтобы он сам высказался до конца, только тогда можно
представить себе его состояние. Вы должны понимать, что я имею
в виду: ваша мать, кажется, передала ему в наследство эту боль?
Посоветуйте, что мне делать. Когда я об этом думаю, когда это
вижу, меня охватывает смертельный ужас и горе».
Вот такая душевная боль о здоровье мужа. Женская интуиция
подсказывала Элеоноре возможность неприятных осложнений, хотя
опасности прямой угрозы она еще не чувствовала. Она не понимала причин
болезненного раздражения Теодора, его угнетенного настроения,
постоянной хандры. Какое поразительное чутье у любящей женщины! Она
готова ему помочь, но еще не знает как: «Отвращение ко всему,
невероятная разочарованность в мире и, главное, в самом себе, это — что
пугает меня больше всего, — то, что он сам называет навязчивой
идеей. Самая безумная, самая абсурдная идея, которую можно себе
представить, мучает его до лихорадки, до слёз».
Элеонора была права, Тютчев действительно находился в
сумасбродном состоянии. В сердце Фёдора Ивановича входило чувство к 23-летней
красавице-баронессе Эрнестине Дёрнберг. Тютчев ещё в 1830 году
познакомился с её братом, 19-летним студентом Мюнхенского университета бароном
Карлом Пфеффелем. Позже их знакомство перешло в дружбу. 12/24 марта
1833 года барон Карл был приглашён на обед к Тютчевым. Элеонора знала,

304
Сага о любви
что у Карла есть замужняя старшая сестра, но пока не ассоциировала её с
той помехой, которую когда-то предрекала парижская гадалка. Сколько лет
пробежало, сколько событий произошло, трое детей родились. Нелли уже
точно и не помнила обстоятельств своего визита на улицу Турнон...
... Так случилось, что муж Эрне-
стины, барон Фридрих фон Дёрнберг,
заболел тифом и в феврале 1833 года
скончался. Эрнестина длительное время
избегала встреч с Фёдором Ивановичем.
Их отношения развивались неровно, но
не прерывались... То, что по логике этого
развития должно было произойти, с
роковой неизбежностью произошло, и
Элеонора, наконец, поняла причины резкого
изменения поведения мужа. Его
участившиеся отсутствия, приводили Элеонору
в ярость. Она была потрясена
неверностью дитяти. Последовали скандалы с
«Я беспокоюсь, видя, как он иллюзорными трудными примирениями,
уподобляется сумасбродам...» Частная жизнь выплеснулась из стен
Худ. А. Рысс. Бамберг квартиры в мюнхенские салоны. Высший
свет всегда знал всё и даже больше, чем
было на самом деле. В этом семейном конфликте мюнхенское общество
почему-то сочувствовало Тютчеву.
В мае 1836 года барон Александр Крюденер расставался с
Баварией, уезжал в Петербург для получения нового назначения. Посланник,
князь Григорий Гагарин, подготовил письмо (от 21 апреля/3 мая) для
передачи через барона вице-канцлеру. В письме он настойчиво просил
Карла Нессельроде: «... умоляю Вас, граф, уделите самое
благосклонное внимание всему, что он (барон Крюденер) будет говорить Вам
о г-не Тютчеве, о его злополучии, о его отчаянном положении и о
самой настоятельной необходимости его из этого положения
вывести. При способностях весьма замечательных, при уме выдающемся
и в высшей степени просвещенном, г-н Тютчев не в состоянии ныне
исполнять обязанности секретаря миссии по причине того пагубно-
ложного положения, в которое он поставлен своим роковым браком.
Во имя христианского милосердия умоляю Ваше
превосходительство извлечь его отсюда...». Князь Григорий расставил по местам все
акценты личной жизни Фёдора Ивановича. Князь полагал, что
изменение места службы, повлияет в лучшую сторону на судьбу второго секре-

Сага о любви
305
таря миссии. Но, Нессельроде не проявил дружественности к Тютчеву,
не внял просьбе добрейшего посланника. Следует отдать должное его
мужеству: он, больной человек, оставался в представительстве только
вдвоем с Тютчевым и во имя решения судьбы своего единственного
помощника готов был принять дальнейшие трудности в работе миссии в
ущерб своему здоровью (через год Г. Гагарин скончается).
Апрель 1836 года был особенно трудным в семье Тютчевых.
Элеонора убеждалась в серьёзности связи Теодора с Эрнестиной. Накал ссор
становился невыносимым. У жены было развито буквально звериное
чувство опасности за свой очаг. Однажды, предполагая, что муж на
свидании, Элеонора в состоянии аффекта схватила миниатюрный
маскарадный кинжал, нанесла себе в грудь несколько ударов и в нервном
возбуждении выбежала из дома на Бриеннерштрассе (дом Тютчевых на
Каролиненплац 1 одной стороной выходил на Бриеннерштрассе). Это
был крик отчаяния, страстный бунт любящей женщины, ослеплённой
несчастьем супружеской неверности. Сколько душевных сил и
здоровья она вложила в создание своего очага! Нелли была для мужа всем на
свете: воздухом, пищей, сопереживающей его частью. Её неимоверными
усилиями строилось благополучие семьи на скудном бюджете. И в
результате — предательство... Размеренный ритм её жизни неожиданно
дал опасный сбой! Тютчев не ожидал до такой степени бурной реакции
жены, его потрясла колоссальная сила её характера. Поэт ощущал свою
вину за несчастья в жизни Элеоноры. В памяти возникли строки из
стихотворения Гейне «Кораблекрушения»: «Надежда и любовь, всё, всё
погибло!..». Кораблю судьбы Элеоноры угрожала серьезная опасность...
Семейные проблемы стали достоянием улицы, темой мюнхенских и
петербургских сплетен. Скандал на глазах всего заграничного мира губил
репутацию российского дипломата, вовлечённого в семейный конфликт.
Тютчев нешуточно обеспокоился. Его мысли были заняты
предотвращением скандала в Петербурге. Попытка Элеоноры к самоубийству могла
серьёзно повлиять на его карьеру. Он решил, что напишет письмо в
Россию бывшему сослуживцу, Ивану Гагарину, племяннику князя Григория.
Князь Иван знал о личной жизни Тютчева очень многое. Все важные
письма Тютчев тщательно продумывал и не писал их сразу набело. Фёдор
Иванович придавал данному посланию большое значение и продумывал
его до мелочей. Текст писался как бы два дня, 20-21 апреля/2-3 мая, и
соответственно состоял из двух частей, в каждой их которых свои
акценты, сюжетные повороты и смысловые нюансы. Это письмо одно из самых
интересных в эпистолярном творчестве поэта периода первого брака. Тон
первой части письма — самый благожелательный, письмо ни о чём: де-

306
Сага о любви
кларация спокойствия, невозмутимости и лени. Ленью Фёдор Иванович
оправдывал и длительное молчание, и даже своё благорасположение к
адресату. Тютчев, мастер фразы, возводит бездеятельность в культ.
Самоирония и самобичевание: «Я живой пример того рокового, но в то
же время нравственного и логического явления, по которому
всякий порок несет в себе подобающее ему наказание. Я аполог,
притча, предназначенная к тому, чтобы доказать отвратительные
последствия лени. От нее возрастало мое молчание, пока наконец я не
почувствовал себя подавленным им, словно лавиной. Она — причина
того, что я должен представляться вам до грубости безучастным,
до тупости бесчувственным. И, однако, мой друг, видит Бог, это
отнюдь не так». Далее следуют милые сплетни. Впрочем: «Что касается
настоящего момента, то Крюденеры, покидающие нас завтра,
скажут вам, есть ли у меня основание быть особенно радостным. Эта
зима, проведенная в постоянных тревогах, причины коих известны
лишь мне одному, завершилась непредвиденным событием, которое
могло иметь ужасные последствия и перевернуть все мое
существование. У меня не хватает духу вам его рассказать». Фёдор Иванович
был совершенно уверен в жене барона, Амалии Крюденер, она его
искренний друг, но сам барон мог представить все события в нежелательном для
Тютчева свете. Письмо не развивает далее тему непредвиденного
события, а отвлекается на серьёзные проблемы общественного сознания, по
сравнению с которыми собственные постоянные тревоги как бы совсем
пустячны и незначительны: «Если уместно говорить о вещах
совершенно неведомых, я бы сказал вам в общих чертах, что умственное
движение, происходящее сейчас в России, напоминает в некоторых
отношениях, и, принимая в расчет огромное различие времени и
положения, попытку в пользу католичества, предпринятую
иезуитами...». Тютчев знал, что затронутый вопрос близок Гагарину...
Во второй части письма, датированной следующим днём, 21 апреля/
3 мая, Тютчев сообщает о длительном, вероятно, ночном размышлении,
после которого он решается, наконец, сообщить о некоем
происшествии: «Вчера вечером, когда я писал вам, я не мог решиться
рассказать вам о постигшем меня грустном событии. Однако, тщательно
взвесив все обстоятельства, я предпочитаю изложить вам всё как
было, чтобы вы не придавали значение ложным и преувеличенным
слухам. Вот что случилось».
Трудно поверить, что при столь сложных сюжетных поворотах
письмо было сочинено сразу начисто и действительно в течение двух дней.
В отличие от отвлекающих рассуждений, заполняющих несколько стра-

Сага о любви
307
ниц текста, описание И. Гагарину тютчевской версии невесёлого
события, немногословно. В море слов сознательно не акцентированы главные
мысли. Тютчев объясняет происшедшее физиологическими процессами
в организме кормящей женщины: 6-месячная Екатерина нуждалась в
молоке матери. Всё произошло как бы невзначай и очень просто:
Элеонора кормила ребёнка, но вдруг случился прилив крови к голове,
начался болезненный приступ, и она случайно увидела маленький кинжал
«и в припадке полного исступления нанесла себе несколько ударов
в грудь. <... > Люди Голленштейна*, которые видели, как она
выбежала, последовали за ней и принесли ее домой». [Тют1984, 16] Вот
и всё. Завершается этот раздел письма словами: «Такова истинная
правда об этом происшествии: причина его чисто физическая. Это
прилив к голове». И далее невзначай, самое главное, ради чего письмо
собственно писалось: «... я жду от вас, любезный Гагарин, что, если
кто-нибудь в вашем присутствии вздумает представлять дело в
более романическом освещении, вы во всеуслышание опровергните
нелепые толки». Затем следует сердечный привет от Элеоноры и просьба
передать её старшему сыну (Карлу) её портрет с коротким, но важным
дополнением: «... осторожно сообщите о случае, происшедшем с его
матерью». Просьба высказана, и последующие сетования на
петербургское начальство опять уводят от значительности изложенного события.
Тютчев многое готов дать, чтобы предотвратить пересуды, но дать ему
нечего. Кроме своих стихов! В заключение письма Фёдор Иванович как
бы вспомнил просьбу Гагарина о присылке пакета со стихотворениями:
«Пользуюсь этим случаем, чтобы от него избавиться. Делайте с
ним, что вам заблагорассудится. Я питаю отвращение к старой
исписанной бумаге, особливо написанной мной. От нее до тошноты
пахнет затхлостью...». Подтекст концовки письма очевиден: Тютчев
пытается расположить к себе бывшего сослуживца... Был существенен
и другой замысел: наладить через Гагарина отношения с Пушкиным.
Князь Иван предполагал показать стихи редактору «Современника».
* В адресной книге Мюнхена 1833 года [Adr] нет жителя по фамилии Gollen-
stein Голленштейн. В переводе текста письма на русский язык допущена ошибка:
соседом Тютчевых был не Голленштейн, а согласно упомянутой адресной
книге Innenminister Ludwig Crato Carl Fürst von Oettingen-Wallerstein, Министр
внутренних дел князь Людвиг-Карл Оеттинген-Валлерштейн, проживавший
через дом от Тютчевых, на Бриеннерштрассе 17. Ошибка тиражирована
во многих изданиях, [Лет1999, 155], [ПСС, т. 2, 46]. Князь Валлерштейн
изображён на картине Филиппа Фольца под номером 27, см.: Полонский А. Э.
Фёдор Тютчев. Двадцать два года вдали от России / М. Издательский Центр
«Классика», 2004. С. 173, с. 320. Илл. 32 с. ISBN 5-94525-021-Х.

308
Сага о любви
К истории публикаций в «Современнике»
Вы просили меня прислать вам мой бумажный
хлам. Ловлю вас на слове....
Из письма Ф. И. Тютгева И. Гагарину
от 20-21 апреля/2-3 мая 1836 года
Роль князя Ивана Гагарина в судьбе Тютчева — предмет дискуссий.
Гагарин был одним из первых, кто высоко оценил феномен тютчевской
поэзии. Тютчева, как поэта, в России фактически не знали. Фёдор
Иванович не был честолюбив, не стремился к известности, часто не
подписывал изредка публикуемые стихотворения, не заботился об их
сохранности. Гагарин после службы в Мюнхене оказался в
Петербурге и однажды, встретившись с Пушкиным, который тогда уже издавал
«Современник», рассказал ему о стихах российского дипломата,
аккредитованного в Баварии. Пушкин знал стихи Тютчева по публикациям
в российских альманахах, в частности, в «Галатее» Раича. Князь Иван
обратился с просьбой к Тютчеву, чтобы тот прислал свои стихи для
публикации в пушкинском журнале. Фёдор Иванович не торопился
выполнять просьбу Гагарина. Но вот появились серьёзный повод и
упомянутая оказия. Ворох лоскутов со стихами, всего около 100(!)
стихотворений, Тютчев передал Гагарину для Пушкина. Вместе с пакетом
следовало упомянутое письмо от 20-21 апреля/2-3 мая. Издатель
«Современника» не был лично знаком с Тютчевым, однако слышал о нём,
читал немногие тютчевские стихи, но... не благоволил к их автору.
Тому могли быть причины.
В 1817 году молодой Пушкин написал крамольную оду
«Вольность», которая поляризовала общество и навлекла царский гнев на
её автора. Пушкин не любил Александра I. В пушкиноведении
история отношений Пушкина с русскими царями достаточно хорошо
исследована. Тютчев не страдал пушкинской нелюбовью к Александру I
и болезненной зависимостью от его преемника. В 1818 году
пушкинское «Послание к Чаадаеву» окончательно переполнило чашу
царского терпения:
<... > Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!

Сага о любви
309
Поэт был сослан. Правда не в Сибирь, а, благодаря заступничеству
П. Чаадаева и Н. Карамзина, на юг. События 14 декабря 1825 года
застали его в Михайловском.
В 1820 году Фёдор Иванович, 17-летний воспитанник Семёна Раича,
ответил на пушкинскую оду стихами «Огнем свободы пламенея...», в
которых выразил свою точку зрения по теме «Поэт и Царь»:
<... > Воспой и силой сладкогласья
Разнежь, растрогай, преврати
Друзей холодных самовластья
В друзей добра и красоты!
Но граждан не смущай покою
И блеска не мрачи венца,
Певец! Под царскою парчою
Своей волшебною струною
Смягчай, а не тревожь сердца!
Тютчев в декабре 1825 года находился в России и недвусмысленно
высказался о восставших на Сенатской площади, «как о жертвах
мысли безрассудной». Его стихи «14 декабря 1825 года» явно полемизируют
с пушкинским стихотворением «К Чаадаеву». Тютчев жалеет о напрасно
пролитой крови, которая не могла сокрушить вековую громаду льдов
царизма (стихотворение увидело свет лишь в 1881 году!):
<... > Вас развратило Самовластье,
И меч его вас поразил -
И в неподкупном беспристрастье,
Сей приговор Закон скрепил.
Народ, чуждаясь вероломства,
Поносит ваши имена -
И ваша память для потомства,
Как труп в земле, схоронена. <... >
В общем, политические взгляды обоих поэтов серьёзно расходились.
До 1836 года в разных российских журналах было опубликовано не
более двух десятков мюнхенских стихотворений Тютчева, в числе
которых значились шесть переводов из немецкой поэзии, три — о
баварской природе («Весенняя гроза», «Видение», «Летний вечер»), «Олегов
щит», «Могила Наполеона», четыре стихотворения любовной лирики и
некоторые другие. В раичевой «Галатее» было напечатано семь стихот-

310
Сага о любви
ворений. Пушкин не жаловал её редактора. В 1830 году Раич и Пушкин
обменялись публичными нелюбезностями.
В отличие от Пушкина, Фёдор Иванович не стремился к
популярности. Ни «чёрная зависть», порождавшая муки Сальери, ни творческая
зависть в позитивном побудительном смысле («белая зависть») были
Тютчеву чужды*. Фёдор Иванович был острословом и довольно едким
эпиграммистом. Адресатами тютчевских острот, случалось, бывали
известные литераторы, сановные лица и даже царь. Эпиграммы Тютчева
подчас доставляли их автору серьёзные неприятности, но в
журнальные драки он не ввязывался. Становление Тютчева проходило в других
жизненных условиях. Со сверстниками-подростками Тютчев почти не
общался, гимназию не посещал. Уже с десятилетнего возраста Фёдор
под влиянием Раича изучал Вергилия и Горация, брал уроки
французского языка, посещал лекции профессоров словесного факультета,
писал первые стихи. К тринадцати годам, благодаря наставлению Раича,
Тютчев начал посещать Московский университет на правах вольного
слушателя. Его образование завершалось за рубежом и развивалось в
основном под влиянием европейского просвещения. Уникальный сплав
его поэтического дарования, философского мышления, интеллекта не
сразу вписался в естественный процесс развития национальной
литературы. Характер Фёдора Ивановича был полным антиподом
энергичному пушкинскому. Поэтический феномен россиянина Тютчева проявлял
себя неторопливо. Хотя у Фёдора Ивановича бывали десятилетия
поэтического молчания, он оставался самородком отечественной поэзии.
Долина русской жизни была предопределена судьбой местом рождения,
обитания и кончины поэта. Тридцатилетний Фёдор Иванович размышлял
о философской категории случайного, о неведомых силах во Вселенной, о
соотношении и взаимовлиянии воли своей и воли Высшей, чужой:
С горы скатившись, камень лег в долине.
Как он упал? никто не знает ныне -
Сорвался ль он с вершины сам собой,
Иль был низринут волею чужой?
Столетье за столетьем пронеслося:
Никто еще не разрешил вопроса.
Что не принял Пушкин в ранней тютчевском творчестве? Да и знал
ли его Александр Сергеевич?
* Пушкин в 1830 году записал: «Зависть — сестра соревнования, следственно
из хорошего роду» [Пуш1978, т. 7, 354. ].

Сага о любви
311
12 июня 1836 года Иван Гагарин отвечал Фёдору Ивановичу на его
вышеупомянутое письмо от 20-21 апреля/2-3 мая: «... намедни я передаю
Вяземскому некоторые стихотворения, старательно разобранные
и переписанные мною..,». Переписанные означает, что автографы
Гагарин оставил у себя и что при снятии копии возможна редактура
переписчика. Стихи произвели большое впечатление на Вяземского,
Жуковского, Пушкина и вскоре те некоторые (24 стихотворения) увидели
свет в третьей и четвёртой книжках пушкинского «Современника» за
подписью «Ф. Т.».
Через 20 лет, 29 октября 1857 года, друг и соратник Пушкина,
академик Петр Александрович Плетнев (к тому времени ректор
Петербургского университета), в речи, посвященной избранию Фёдора Ивановича
членом-корреспондентом Петербургской Академии Наук по отделению
русского языка и словесности, вспоминал об этом времени Тютчева:
«Он (Тютчев) только в последний год Пушкина в первый раз
напечатал в "Современнике" несколько стихотворений, хотя конечно мог
бы с ним вместе начать этот путь счастливой деятельности. Еще
живы свидетели того изумления и восторга, с каким Пушкин
встретил неожиданное появление этих стихотворений, исполненных
глубины мыслей, яркости красок, новости и силы языка. Во всем была
ощутительна свежая кисть художника». [Восп, 116]
Пушкин, кажется, наконец, мог по достоинству оценить поэзию
российского дипломата, аккредитованного в Мюнхене. Фактическая
анонимность заинтриговала почитателей талантливой поэзии и удивляла
отсутствием авторского честолюбия. Тютчев был равнодушен к славе,
но общий заголовок публикации «Стихотворения, присланные из
Германии» вызывал у него досаду. Название не раскрывало принципиально
существенной для Фёдора Ивановича сути: оно не подчёркивало, что
стихи, присланные из Германии, написаны русским поэтом. После
кончины Пушкина Некрасов пытался в 1840 году сгладить эту неловкость
«Современника». Он писал о стихах Тютчева: «... хотя они и
присылаемы из Германии, но не подлежало никакому сомнению, что автор их
был русский»*. Нов 1836 году эти слова не были произнесены. Впрочем,
как того и следовало ожидать, анонимные шедевры недолго оставались
в поле внимания русских читателей и вскоре о них почти не
вспоминали. Фёдор Иванович остро ощущал пространственную оторванность от
родины и болезненно воспринял заголовок в «Современнике» как намёк
* Некрасов Н. А. Русские второстепенные поэты / «Поэт и гражданин». М.
1982.

312
Сага о любви
Пушкина на якобы близость его, Тютчева, более к немецкой духовности,
чем к русской.
Тютчев, действительно, вполне адаптировался к жизни на Западе.
В письме к К. В. Нессельроде от 3 ноября 1835 года он писал о важности
своего пребывания в Баварии, о последовательном и серьезном
изучении, «как по внутреннему влечению, так и по чувству долга», ее языка,
истории, литературы, общественного и политического положения, что
позволило ему приобрести совершенно особого знания людей и
предметов. Усваивая европейскую культуру, Тютчев, воспитанник С. Е. Раича,
не переставал оставаться русским человеком. Но признавался ли себе
Фёдор Иванович, что в чем-то Пушкин прав, что тонкой интуицией
лидер русской литературы почувствовал нерусскость поэзии, созданной
в Мюнхене? У Тютчева, действительно, нередка немецкая калька в
русских текстах. Но это отдельная филологическая тема для российских
германистов и немецких славистов.
Князь Иван Гагарин был посредником между двумя поэтами,
отношения которых медленно и трудно продвигались от неприязни к
дружественному финалу. Но к лету 1836 года их прямые доверительные
контакты явно не созрели. Дискуссия Тютчева с Пушкиным привела бы к
бесплодному выяснению взглядов и позиций малоизвестного поэта из
Германии и главы русской литературы, с возможными поучениями
эмоционального мэтра, которые неминуемо задержали бы сближение
диспутантов. Но не ответить на заголовок, в котором предполагался некий
намек Пушкина, Тютчев тоже не мог.
И вот, не нарушая сложившийся modus vivendi, Фёдор Иванович
7/19 июля вновь пишет бывшему сослуживцу пространное письмо:
«Любезнейший Гагарин, вы заслуживаете премию добродетели за
вашу снисходительность и неизменную дружбу ко мне и за то, как
вы ее доказываете». После приветствия и очередного
псевдосамоуничижения Фёдор Иванович излагает свое восхищение «Тремя повестями»
Η. Ф. Павлова и рассуждает о совершеннолетии русской мысли. Фёдор
Иванович продолжает: «Поэтическое чувство не исказилось
напыщенностью выражений... Мне приятно воздать честь русскому уму,
по самой сущности своей чуждающемуся риторики, которая
составляет язву или скорее первородный грех французского ума».
Фёдор Иванович определённо под впечатлением пушкинской
статьи (без подписи!) в третьей книжке «Современника»: «Мнение
M. Е. Лобанова о духе словесности, как иностранной, так и
отечественной». И вдруг в тексте тютчевского письма резкий поворот мысли,
неожиданный пассаж, как внезапный фехтовальный укол: «Вот отчего

Сага о любви
313
Пушкин так высоко стоит над всеми современными французскими
поэтами...»!
Тютчев знал о франкофильстве Пушкина (ещё в лицейские времена
друзья в шутку дразнили его французом) и не сомневался, что Гагарин
без искажения донесёт тютчевское сообщение действительному
адресату. Далее в письме следует спокойное возвращение к предыдущей
теме, следует типичная мистика, безропотное склонение головы перед
ударами судьбы: «То, что я вам послал, составляет лишь
крохотную частицу вороха, накопленного временем, но погибшего по воле
судьбы или, вернее, некого предопределения». И. Гагарин передал в
«Современник» меньшую часть присланных Тютчевым стихов. Фёдор
Иванович ждал новых публикаций и в 1837 году, когда «Современник»
перешёл к Плетнёву, подписался на 4 тома.
У князя Ивана после получения пакета с тютчевскими творениями
появилось желание их самому издать, но упорства для осуществления
этих намерений у него не доставало. Значительное количество стихов
пролежали в зарубежных архивах Ивана Гагарина почти сорок лет!
«Знаете ли, мой милый друг Дарья, — писал И. С. Аксаков 24
ноября 1874 года Дарье Фёдоровне, второй дочери уже покойного
Тютчева, — что нашлось 60 стихотворений Фёдора Ивановича, никогда
ненапечатанных? 60 пиес, о которых он не только никогда не
упоминал, но, по всей вероятности, даже забыл... Эти стихотворения
хранятся у Ивана Сергеевича Гагарина... В 1836 году он уехал в
Петербург, говорил много о Фёдоре Ивановиче Пушкину и Жуковскому
и по их желанию писал ему в Мюнхен о присылке всех его стихов.
Ф. Ив. исполнил его просьбу, и Гагарин получил от него целый
пакет с лоскутками, исписанными собственной рукой Ф. Ив. Из этих
лоскутков Гагарин выбрал стихотворений 40 или около этого и
передал их Пушкину, который и стал помещать их в своем журнале,
а остальные так и остались у Гагарина и пролежали у него почти
40 лет!!». Гагарин передал Аксакову тютчевскую часть архива, но не
полностью, при этом многие стихотворения в копиях. Высочайшую цену
Фёдор Иванович, не задумываясь, заплатил князю Ивану Гагарину за
его ожидаемую помощь в сохранении семейной тайны от пересудов
высшего света. Но князь был не тем человеком, на которого мог положиться
Тютчев. Письмо Фёдора Ивановича имело прямо противоположный
эффект. Вопреки просьбе Тютчева Гагарин поддерживал нелепые толки.
Герцен характеризовал Гагарина, как «аристократа, вероятно, не
получившего серьезного образования, ни сильного таланта».
Опрометчивость Фёдора Ивановича могла дорого обойтись русской поэзии. Поз-

314
Сага о любви
же Тютчев перестал поддерживать отношения с князем И. Гагариным.
«Моих убеждений, кажется, Тютчев никогда не разделял», —
признавал Гагарин Аксакову в 1874 году. Ни Тютчев, ни Пушкин не желали
недоговорок, недоразумений. Оба сделали жесты миролюбия. Но
помехой стали амбиции И. Гагарина. Пушкину не довелось прочитать многие
замечательные тютчевские стихотворения, в т. ч. перевод из столь
любимого им французского поэта Беранже:
Пришлося кончить жизнь в овраге:
Я слаб и стар - нет сил терпеть!
«Пьет, верно», - скажут о бродяге, -
Лишь бы не вздумали жалеть
Те, уходя, пожмут плечами,
Те бросят гривну бедняку!
Счастливый путь, друзья! Бог с вами!
Я и без вас мой кончить век могу!
Вероятнее всего, если бы Пушкин получил все присланные ему
стихотворения Тютчева, произошло бы, наконец, полное примирение двух
российских поэтов, и в «Современнике» появилась бы публикация под
заголовком, например, «Стихи русского поэта, дипломата в Германии»...
Две яркие личности неизбежно обладали уникальной
индивидуальностью поэтического дарования.
Сегодня здание русской литературы невозможно представить без
фундаментальных опор бесценного творчества Пушкина и органично
дополняющей интеллектуальной поэзии Тютчева. Фёдор Иванович
никогда не стремился соперничать с Пушкиным. Напротив, отдавая должное
его таланту и посмертной славе, пророчески предсказанной самим
поэтом в 1836 году в стихотворении «Я памятник себе воздвиг
нерукотворный.,.», Тютчев через 30 лет, будучи уже известным поэтом,
определил скромность своей персоны четверостишием «Когда сочувственно
на наше слово...»:
Когда сочувственно на наше слово
Одна душа отозвалась -
Не нужно нам возмездия иного,
Довольно с нас, довольно с нас...
Неясно, от кого Фёдор Иванович узнал о гибели Пушкина.
Возможно, из газет. Со ссылкой на письма из Берлина и на французскую прес-

Сага о любви
315
су аугсбургская «Allgemeine Zeitung» 5-го марта 1837 года поместила
краткую статью о смерти поэта. Заметка называла Пушкина
«известным русским поэтом и писателем» и, за исключением некоторых
неточностей, в основном, верно, сообщала историю дуэли. В указанной
заметке два разных человека — А. С. Пушкин и граф Мусин-Пушкин
— по оплошности автора идентифицированы как одно и то же лицо.
Вероятно, и при жизни Александра Сергеевича уже случались такие же
досадно-комичные недоразумения, которые Пушкин высмеял в «Моей
родословной» (1830):
Я грамотей и стихотворец,
Я Пушкин просто, не Мусин,
Я не богач, не царедворец,
Я сам большой: я мещанин».
Баварский посол в Петербурге граф Максимилиан Лерхенфельд
(брат баронессы Амалии Крюденер) уже 29 января докладывал в
Мюнхен своё понимание событий: «Россия только что потеряла самую
большую фигуру своей литературы, знаменитого поэта господина
Александра Пушкина. Он умер в возрасте 37 лет, получив серьезное
ранение на дуэли. Особенностью этой ситуации являлась яростная
ненависть со стороны высших кругов из-за его арапского
происхождения. Дуэль была единственным сюжетом разговоров в русской
столице. Противником Пушкина на дуэли был господин Жорж де
Геккерн, француз по происхождению, приемный сын голландского
министра барона Геккерна. Жорж де Гекккерн раньше имел
фамилию д%Антее, он был офицером и в скором времени женился на сестре
госпожи Пушкиной...». [Vit, 13] Летом в Петербурге под впечатлением
рассказов очевидцев кончины Пушкина Тютчевым была написана
знаменитая ода «29-е января 1837»:
Из чьей руки свинец смертельный
Поэту сердце растерзал?
Кто сей божественный фиал
Разрушил, как сосуд скудельный? <... >
Вражду твою пусть Тот рассудит,
Кто слышит пролитую кровь...
Тебя ж как первую любовь,
России сердце не забудет!..

316
Сага о любви
Сила гневной страсти запугала цензоров, стихотворение было
опубликовано только в 1875 году (в № 2 «Гражданина» с пометою «Мюнхен»)!
«Она была для меня жизнью...»
Молчите, птицы, не шумите, волны,
Все, все погибло, счастье и надежда,
Надежда и любовь!..Я здесь один...
Ф. И. Тютгев,
«Кораблекрушение».
Она была для меня жизнью... Женщина,
которую видел молодой и прекрасной, смеющейся,
нежной и чуткой - и вдруг мертва, недвижна,
обезображена тленьем.
Ф. К Тютгев дочери Анне
4/16 мая 1846 года.
... Безвольный Тютчев был неспособен к свершению каких-либо
действий для разрешения семейного конфликта. «Ум сильный и твердый —
при слабодушии, при бессилии воли, доходившем до немощи», —
мнение Аксакова о тесте.
Встречи Фёдора Ивановича с Эрнестиной еще какое-то время
продолжались. Он находился между двух любящих его женщин и по-своему
дорожил обеими. Растерявшийся Тютчев уже был склонен к бегству.
4 февраля 1837 года всепрощающая Элеонора деликатно указывает
полуправду матери поэта, не называя действительного повода для
переезда в Россию: «Если бы Вы могли его видеть таким, каким он уже
год, удрученным, безнадежным, больным, затрудненным тысячью
тягостных и неприятных отношений и какой-то нравственной
подавленностью,... вывезти его отсюда волею или неволею (! — А. П.)
— это спасти его жизнь....я, связанная с этой страной столькими
узами дружбы, я принуждена сказать, что пребывание здесь для
меня невыносимо; судите, что же это для него, не имеющего здесь
почвы в настоящем и ничего в будущем». Какое деликатное
определение непростой семейной обстановки... Но судьба не сопутствовала
немедленному отпуску Тютчева: посланник Гагарин серьёзно заболел.
С 28 июля по 22 августа 1836 года Тютчев исполнял обязанности
поверенного в делах. Поездка была отложена до весны следующего года.
Как всегда, всё или почти всё разрешила смерть: 12/24 февраля
1837 года скончался посланник Григорий Иванович Гагарин, почётный

Сага о любви
317
член общества «Арзамас». В мюнхенской миссии были произведены
новые назначения: Тютчев получил должность с повышением в Турин
(с правом трехмесячного отпуска), его место в Мюнхене занял барон
Аполлониус фон Мальтиц, муж Клотильды. Вопрос о ностальгии больше
не обсуждался, его сменило желание скорей покинуть Мюнхен. Только
9/21 мая Тютчев, наконец, сообщил родителям о поездке всей семьёй в
Россию. Приступ семейной аритмии, кажется, слава Богу, завершился...
Но Петербург не доставил радости Фёдору Ивановичу. Он себя здесь
чувствовал чужим. Иван Гагарин в письме от 28 октября/9 ноября 1874
вспоминает тютчевскую франко-немецкую фразу, ставшей крылатой: «je
n'ai pas le heimweh, mais le herausweh», («y меня не тоска по родине, а
тоска по отъезду»), [ЛН2, 48] В немецком языке нет слова herausweh.
Его придумал Фёдор Иванович как игру слов, означающую тоску по
отъезду. Историк Александр Тургенев, часто гостивший в
петербургском доме Тютчевых, отмечал, что и Элеонора «жалеет по мюнхенской
жизни». Темы вечерних бесед: «о Шеллинге, Чаадаеве, о его
наказании и пр. О Пушкине».
По истечении отпуска и утверждения в должности, Фёдор
Иванович заторопился к новому месту назначения, в Турин. С Нелли у
Теодора была договоренность, что осенью она выедет вслед за ним, а пока
жена с детьми оставалась в Петербурге. Здесь же были и её сыновья-
Петерсоны.
Элеонора, зная о бесхарактерности мужа, понимала, что должна
находиться рядом с ним. В Турин Тютчев ехал через Мюнхен, где
оставался весь август 1837 года. Из Мюнхена Элеонора получила длинное
письмо с советами оставаться до весны в Петербурге. Тут и трудности
переезда с детьми, и риск заболевания холерой, и материальные
проблемы. Доводы Тютчева и добрый тон письма {«Мой друг!» — обращался
Фёдор Иванович к жене) убедили Элеонору. В сентябре Тютчев прибыл
к месту нового назначения. Из Турина он слал в Петербург родителям
и Элеоноре подробные отчеты. Уделял место и описанию Сардинского
королевства. Вот его первые впечатления о туринских знакомствах:
«Среди тех, которые я завел за последнее время, есть, бесспорно,
несколько любезных женщин, чьё общество во всякой стране было
бы большим подспорьем». Опять женщины. Правда, новые лирические
стихи не появились... Тютчевские письма Элеоноре полны жалоб на
одиночество и скуку: «В моём следующем письме я буду говорить тебе
подробно о моём состоянии, как внешнем, так и внутреннем. Тебе
достаточно будет знать, что нет ни одной минуты, когда б я не
ощущал бы твоего отсутствия. Я никому не желаю испытать на

318
Сага о любви
собственном опыте всего, что заключают в себе эти слова», В
письме от 13 декабря 1837 года Тютчев тепло поздравлял родителей и жену с
наступающим Новым 1838 годом. Ничто его серьезно не беспокоит.
Никаких дурных предчувствий... Но душевная тревога изводит чуткую
Элеонору. Её интуиция более восприимчива к опасности. Она торопится в
Турин, чувствуя недосказанности в письмах. Но на поездку нет средств.
Вечные денежные проблемы!
Что не договаривал Теодор?..
Лишь 14 мая 1838 года Элеонора с дочерьми отбыла из Петербурга
к мужу. Часть путешествия, Петербург-Любек, было морским. При
подходе к Любеку (в ночь на 19 мая) на российском пароходе «Николай»
внезапно начался сильный пожар. На пароходе путешествовал цвет
петербургской аристократии: Толстые, Голицыны, Вяземские. Находился
здесь также 20-летний Иван Сергеевич Тургенев, который направлялся
на учебу в Берлин*. Абитуриента сопровождал слуга-дядька Порфирий
Тимофеевич Кудряшев**. Через 45 лет, 17 июня 1883 года, во
французском городе Буживаль Тургенев по памяти продиктует Полине Виардо
рассказ о происшествии на пароходе: «... два широких столба дыма
пополам с огнем поднимались по обеим сторонам трубы и вдоль мачт;
началась ужаснейшая суматоха, которая уже и не прекращалась.
Беспорядок был невообразимый....В числе дам, спасшихся от
крушения, была одна г-жа 7<ютчева>, очень хорошенькая и милая, но
связанная своими четырьмя дочками (sic! — А. П.) и их нянюшками;
поэтому она и оставалась покинутой на берегу, босая, с едва
прикрытыми плечами. Я почел нужным разыграть любезного кавалера,
что стоило мне моего сюртука, который я до тех пор сохранил,
галстука и даже сапог; кроме того, крестьянин с тележкой,
запряженной парой лошадей, за которыми я сбегал на верх утесов и которого
послал вперед, не нашел нужным дождаться меня и уехал в Любек
со всеми моими спутницами, так что я остался один,
полураздетый, промокший до костей, в виду моря, где наш пароход медленно
догорал...».
Пожилой Иван Сергеевич хотел в памяти потомков остаться
галантным спасателем. Молодому же Тургеневу, в действительности,
героических подвигов во время пожара совершать не довелось. Сплетничали,
* Однако в том же 1838 году имя Ивана Тургенева обнаруживается в
регистрационных записях Гейдельбергского университета. См.: Birkenmaier Willy.
Biographisches Lexikon des Russischen Heidelberg / Heidelberg. 1998. S. 137.
** П. Т. Кудряшев по молве единокровный брат И. С. Тургенева. См.:
Богословский К В. Тургенев / ЖЗЛ, М. 1964. С. 45.

Сага о любви
319
что он порядком струхнул. Иван Сергеевич признавался: «Близость
смерти могла смутить девятнадцатилетнего мальчика — и я не
намерен уверять читателя, что я глядел на нее равнодушно,,,». Пожар
не обошелся без жертв, погиб и партнер Тургенева по шахматам. Об их
яростной игре, которая не прекращалась всё путешествие, язвительный
Петр Андреевич Вяземский пророчески злословил: «Можно подумать,
что дело у вас идет о жизни и смерти,,.». Спустя шесть недель, 6 июля
1838 года, П. А. Вяземский в письме к Д. П. Северину осведомился о
здоровье своей <<сопогорелой». [Тют1933, 48] Багаж Тютчевых пропал.
Потрясение Элеоноры было на грани её физических сил. Рассказывая
позже Дарье Ивановне, сестре мужа, о пережитом на пароходе, она ещё
долго оставалась во власти страха: «Никогда Вы не сможете
представить себе эту ночь, полную ужаса и борьбы со смертью!», —
Элеонора не замечала, что повторяет слова парижской гадалки. У Теодора было
ощущение, что этот страх был предназначен ему, но Нелли заслонила
его от беды.
Рок послал Элеоноре последнюю чёрную метку. Корабль её судьбы
получил большую пробоину и кренился всё больше. Но ни она, ни
Теодор ещё ничего не поняли и спасения не искали...
Тютчеву о пожаре стало известно из газет: «Я спокойно сидел в
своей комнате в Турине, когда мне пришли просто-напросто
сообщить, что "Николай", вышедший 14/26 мая из С,-Петербурга,
сгорел в море», Фёдор Иванович тотчас выехал в Мюнхен. Туда уже
добиралась жена с детьми. Они остановились в пансионе тетушки Элеоноры,
баронессы Ганштейн. Элеонора сообщала из Мюнхена отцу Тютчева,
что уже поправляется после «нескольких дней довольно сильного
нездоровья, последствия пережитого ужаса и тревог, а также тысяч
забот, последовавших за этим, которые привели к чему-то
похожему на нервную горячку». Тютчев также подтверждал, что здоровье
удовлетворительно: «Помимо Бога, сохранением жизни Нелли и детей я
обязан её присутствию духа и её мужеству.,,Только прибыв в
Мюнхен, я узнал, как всё было, и неделю спустя смог успокоиться,
убедившись, что Нелли не столь измучена и разбита, как я опасался».
Итак, слава Богу, Нелли как будто восстановилась, она опять вся в
заботах о муже и семье. Процитируем ещё одно, последнее письмо
Элеоноры матери Фёдора Ивановича, от 4 августа 1838 года, уже из Турина: «Я
не решаюсь говорить Теодору о моих (материальных) заботах, я
нахожу его таким убитым, не знаю, что тому причиной: климат или
одинокий образ жизни, который он должен вести здесь, но я думаю, что
и то, и другое вместе вызывают в нем раздражительное и меланхоли-

320
Сага о любви
ческое настроение, которое Вам известно....Я нахожу, что здоровье
Теодора скорее лучше, чем хуже, а с тех пор, как он проходит курс
лечения гидропатией, наступило заметное улучшение». У неё мысли
только о муже. Никаких серьезных жалоб на свое здоровье.
Тютчеву 33. Возраст Христа. Но на Голгофу взошёл не он...
Пережитый ужас в море на ночном пожаре не прошёл бесследно для
здоровья Элеоноры: сильная простуда уложила её в постель*. Теодор
стоял рядом на коленях и, заливаясь слезами, целовал её лицо и молил:
«Нелли не уходи». Элеонора угасала: «Мой родной, я любила тебя
больше своей жизни, больше, чем наших детей...».
28 августа/9 сентября сердце страдалицы Нелли остановилось. Она
из последних сил защищала своего дитятю от Рока, от будущих
несчастий, терпеливо выстраивала жизнь с Теодором. Их хрупкий семейный
корабль не выдержал бури. Тютчев был уверен, что в
«Кораблекрушении» описана именно его гибель, но выбор Судьбы пал на Элеонору,
заслонившую мужа... Парижская Сивилла это предсказала. Тютчев рыдал
над гробом жены и поседел от горя за одну ночь. Он был раздавлен, остро
чувствовал трагический финал её жизни, физически ощутил
исчезновение души Элеоноры из пространства их общего обитания. Он знал, что,
уходя, она унесла с собой его смерть. Из дома ушёл добрый домовой,
хозяин очага, творец их общего центра мира. Благодаря жене, Фёдор
Иванович всегда пребывал в ощущении внутренней свободы. Самая лучшая
поэзия мюнхенского периода — природная, философская, любовная —
была им создана в годы его брака с Элеонорой. Без неё жилище сразу
осиротело. Существование Тютчева переломилось надвое. Кончилось
золотое время его жизни, когда никто не умирал. Смерть жены открыла
счёт потерям близких людей. Элеонору похоронили на кладбище в
предместье Турина Village de la Tour. На могильной мраморной плите слова:
«Здесь покоится Элеонора Тютчева, урожд. Ботмер, скончавшаяся
в сентябре 1838 года». И ниже: «Она не придет более ко мне, но я иду
к ней».
Первым поспешил на помощь к Тютчеву его брат Николай. Он был в
Варшаве и узнал о случившемся горе 15 сентября из письма Клотильды.
На следующий день Николай извещал родителей: «Это неожиданное
известие сильно меня поразило, тем более, что я совершенно ничего не
знал о болезни бедной нашей Нелли».
* Генриетта фон Ботмер, потомок семьи Ботмеров, проживающая ныне в
Нижней Саксонии, в письмах к А. Полонскому от 24.01.2002 и 03.02.2002
выразила предположение, что причиной скоропостижной кончины Элеоноры было
острое воспаление легких.

Сага о любви
321
Очень медленно у Тютчева восстанавливалась способность к
осмысливанию жизни. В один день, 6 октября 1838 года, Тютчев сообщил о
кончине Элеоноры В. А. Жуковскому и К. В. Нессельроде. Вот строки из
его письма Василию Андреевичу: «Есть ужасные годины в
существовании человеческом... Пережить все, чем мы жили — жили в
продолжении целых двенадцати лет... Что обыкновеннее этой судьбы — и
что ужаснее? Все пережить и все-таки жить...». Далее следует мысль,
которая постоянно присутствует в его сознании, подсознании, поэзии и
переписке, мысль о трудности самовыражения: «Есть слова, которые
мы всю нашу жизнь употребляем, не понимая... и вдруг поймем... и в
одном слове, как в провале, как в пропасти, все обрушится». Через
несколько строк — программное заявление о главных ценностях его,
тютчевской, жизни: «Вы принесли с собой то, что после неё
(Элеоноры) я более всего любил в мире: отечество и поэзию...». Тютчев
дискутирует с адресатом, он пишет о важности счастья для человеческой
судьбы: «Не Вы ли сказали где-то: в жизни много прекрасного и
кроме счастия. В этом слове есть целая религия, целое откровение...
Но ужасно, несказанно ужасно для бедного человеческого сердца
отречься навсегда от счастия. Простите». Заключающее
Простите звучит несогласием с этой давней позицией Жуковского. Через
28 лет, 25 ноября 1866 года, в письме дочери Екатерине, личная жизнь
которой не сложилась, Тютчев повторил неприятие того же тезиса: «Всё,
что ты мне говоришь в последнем письме о живительной силе,
которую черпает душа в смирении, идущим от разума, конечно, весьма
справедливо, но, что до меня, то признаюсь тебе, я не в силах
смириться с твоим смирением и, вполне восхищаясь прекрасной мыслью
Жуковского, который где-то сказал: "Есть в жизни много
прекрасного и кроме счастия", — я не перестаю желать для тебя счастья,
которое требовало бы от тебя меньших усилий...». Необходимость
ощущения счастья было внутренней потребностью души поэта,
главным рефреном всей жизни. В феврале 1823 года юный Фёдор переводит
«Песню радости» Шиллера, которая начинается четверостишием:
Радость первенец творенья,
Дщерь великого Отца,
Мы, как жертву прославленья,
Предаем тебе сердца!
Через 47 лет, в феврале 1870 года, тот же душевный настрой, но уже
тяжело больного Тютчева в переводе песни Клары из гётевского «Эгмонта»:

322
Сага о любви
Радость и горе в живом упоенье,
Думы и сердце в вечном волненье,
В небе ликуя, томясь на земли,
Страстно ликующей,
Страстно тоскующей
Жизни блаженство в одной лишь любви...
... Василий Андреевич содействовал публикации тютчевских стихов
в пушкинском «Современнике». Он знал Тютчева еще подростком, но
душевной близости между ними не возникало. Ослабевший духом
Фёдор Иванович писал Жуковскому 6/18 октября 1838 года: «... я вам
чужой, почти вовсе незнакомый, жду и надеюсь утешения». Вероятно,
сказывалась более чем, 21-летняя разница в возрасте. Через полтора
месяца Василий Андреевич встретился с Фёдором Ивановичем. Сухие
и краткие записи в дневнике Жуковского о Тютчеве: «Горе и
воображение». Состояние Фёдора Ивановича он не принял близко к сердцу.
Автор сентиментальной «Светланы» (1812) писал сводной сестре
Екатерине Протасовой, отказавшей ему в руке своей дочери Марии: «Я
убеждён, совершенно убеждён, что главное сокровище души
заключается в страдании». Страдания очищают... При жизни Жуковского Тютчев
стихотворений ему не адресовал. Фёдор Иванович высоко оценивал его
поэтический талант, считая Жуковского одним из трёх незабвенно-
дорогих, наряду с Пушкиным и Карамзиным, столпов русской
литературы.
Начало письма к Нессельроде от того же 6 октября 1838 года
продолжает тютчевскую тему сложности самовыражения: «Ваше сиятельство,
я всё потерял... Слова, я это чувствую, не выражают ничего... Но ведь
у человека нет ничего, кроме слов, чтобы выразить, сколь изранено его
сердце». Тютчев напоминает события последних месяцев. После
пожара на пароходе пострадавшие пассажиры были доставлены в Гамбург.
Элеонора в Гамбурге виделась с графом Нессельроде. По его совету она
послала Николаю I (который находился тогда в Берлине) прошение о
возмещении убытков. Нессельроде также рекомендовал Элеоноре,
чтобы Тютчев обратился с аналогичным ходатайством и на его имя. В
результате Тютчев получил от казначейства 800 червонцев. Фёдор
Иванович благодарил графа: «Не известие ли об этом благодеянии принесло
ей последнее утешение, последнюю радость, которую ей было дано
изведать на земле?... Два дня спустя обнаружилась та болезнь,
которая среди жесточайших страданий разбила одно из самых
благородных сердец, когда-либо созданных Богом». Конец письма для Фё-

Сага о любви
323
дора Ивановича особенно труден: «... Граф, как ни горестно, как ни
постыдно такое признание... я ни на что не способен, я сам ничто.
Испытание не было соизмерено с моими силами... Я чувствую себя
раздавленным... Я могу проливать слезы над этими несчастными
детьми, но я не могу их оберегать».
Дочери Тютчева находились в Мюнхене под надежной опекой
любящих людей, близких родственников, друзей тютчевской семьи:
баронессы Ганштейн и свояченицы Клотильды.
Траурную дату, день смерти Элеоноры, в семье Тютчевых помнили
всегда. Потребовалось время, много времени, чтобы образ первой жены
освободился от бытовой мелочности и засверкал чистотой яркой, но,
увы, уже недоступной звезды. «Ты хорошо сделала, что думала обо
мне в день 9 сентября», — писал Тютчев дочери Анне в 1846 году.
Тютчев остро чувствовал трагизм судьбы Элеоноры. В 1848 году, через
десять лет после её кончины (на девятом году нового супружества), он
обратил к памяти Элеоноры шедевр-воспоминание:
Еще томлюсь тоской желаний,
Еще стремлюсь к тебе душой -
И в сумраке воспоминаний
Еще ловлю я образ твой...
Твой милый образ незабвенный,
Он предо мной везде, всегда,
Недостижимый, неизменный,
Как ночью на небе звезда...
Простота ритма, образность текста, эмоциональность, боль
душевной незаживающей травмы воодушевили более двадцати российских
композиторов на создание романсов и элегий на эти прекрасные стихи.
Как-то Элеонора написала брату Фёдора Ивановича, Николаю,
пророческие слова о своем муже: «Провидение позаботилось о нашем
дитяти, и везде он находил, где преклонить голову». Нелли чувствовала
благорасположение Провидения к Теодору... С её кончиной
завершилась пора счастливой беззаботной затянувшейся молодости Тютчева
с женой-мамой. Федору будет отпущено ровно столько же, сколько он
уже прожил — 35 лет. В суете бытовых неурядиц Тютчев не проявлял к
Элеоноре поэтических знаков внимания. Таковые он оказал, к
сожалению, только её памяти. В 1858 году, через двадцать лет после кончины
жены, Тютчев вновь обращается к её образу:

324
Сага о любви
В часы, когда бывает
Так тяжко на груди,
И сердце изнывает,
И тьма лишь впереди; <... >
Так мило-благодатна,
Воздушна и светла,
Душе моей стократно
Любовь твоя была.
С декабря 1838 года рядом с Тютчевым уже была баронесса Дёрн-
берг. Летом следующего года, Фёдор Иванович и Эрнестина
обвенчались. Нелли передала своей преемнице эстафету забот, тревог, любви...
и страшных потерь: к великой горести Тютчева из девятерых детей,
которым Фёдор Иванович даст жизнь, он переживёт пятерых... Дочь
Элеоноры, Дарья Фёдоровна, 10/22 октября 1871 года посетила могилу
матери: «Убогая разоренная могила, где не осталось ничего — ни
креста, ни памятника, только немного травы и мраморная доска...»,
[ЛН2, 147]*
В 1994 году по инициативе церковного старосты Сальваторкирхи,
историографа греческой общины в Мюнхене, г-на Константина Кот-
совилиса, в названной церкви** был установлен мемориальный щит с
гравированными на пластиковых полосах именами баварских королей,
российских императоров, посланников, греческой знати и других
почётных посетителей. На доске плотно размещены почти 50 имен. О Тютчеве
староста ничего не знал, но в церковном архиве обнаружил имя дамы с
высоким дворянским титулом, которую и увековечил её следующей
надписью: «Tutscher Eleonore, geb. Gr fin von Bothmer». В 1995 году
указанный щит с именем Элеоноры был обнаружен автором настоящей
работы. В 1998 году в мюнхенской газете «Deutsch-russische Zeitung»
Nr. 7(19) свет увидела его публикация: «Тютчев и российско-баварские
отношения на Балканах», в которой уделялось место и рассказу о роли
Сальваторкирхи в биографии Тютчева. Статья завершалась словами
«... будем надеяться, что мы увидим, наконец, на мемориальной до-
* Житель Турина, профессор Piero Cazzoli, доцент кафедры русского языка и
литературы Болонского университета, посетил кладбище и в частном письме
от 9.06.2001 А. Полонскому сообщил, что разыскать могилу Элеоноры не
представляется возможным. Сегодня предместье называется Torre Seilice.
** Сальваторкирха находилась под управлением православной старостильной
церкви Греции с центром в городе Салоники.

Сага о любви
325
ске <в Сальваторкирхе> впервые на Западе имя великого русского
поэта». Церковное руководство приняло к сведению мнение газеты.
Но... места на доске для новой записи уже не оставалось. Выход был
найден совершенно неординарный: полосу с именем Элеоноры отклеили и
на обратной стороне гравировали новую надпись: «Tjutschev Fjodor,
russ. Diplomat u. Dichter» («Тютчев Фёдор, русский дипломат и поэт»,
нем.). Затем полосу приклеили на то же самое место. Имя Тютчева
теперь красовалось на лицевой стороне доски. 22 июля 1998 года, к 125-й
годовщине кончины поэта, в притворе Сальваторкирхи торжественно с
участием представителей русской православной церкви, персонала
Генерального консульства РФ, российских соотечественников, немецкой
общественности Мюнхена мемориальный щит был открыт в новой
редакции. Никто не догадывался, что скромная Элеонора осталась рядом
с мужем...*.
Могила Элеоноры на кладбище
недалеко от Турина
* В 1999 году Сальваторкирха перешла под управление
Константинопольского экуменического патриархата. Новая церковь под предлогом ремонта здания
щит демонтировала. Ремонт давно завершён, но щит не восстановлен!
Многочисленные обращения российских неправительственных организаций,
включая РПЦ и ЗРПЦ, остались безответными...

326
Сага о любви
Эрнестина.
«Ты, ты, мое земное провиденье!..»
За мной, читатель! Кто сказал тебе, что нет на
свете настоящей, верной, вечной любви! Да
отрежут лгуну его гнусный язык! За мной, мой
читатель, и только за мной, и я покажу тебе такую
любовь!
М. Булгаков,
«Мастер и Маргарита».
Эрнестина Фёдоровна Тютчева (полное имя Эрнестина-Генриэтта-
Каролина-Максимилиана-Вильгельмина), урожд. баронесса фон Пфеф-
фель, в первом браке баронесса фон Дёрнберг, родилась 20 апреля
1810 года в баварской семье. Отец, барон Карл Максимилиан
Христиан Фридрих Гюбер фон Пфеффель (1765-1834), баварский дипломат в
Голландии, Дрездене, Лондоне, Париже. Мать, Каролина (1789-1811),
урожд. баронесса фон Теттенборн. Род Пфеффелей происходил из Ауг-
сбурга (первый Георг Пфеффель упомянут в 1633 году), но баварское
дворянство было подтверждено только 19 мая 1808 года, баварским
бароном отец Эрнестины стал лишь 5 января 1828 года. [Genl977] В
истории оставили своё имя два двоюродных деда Эрнестины: Готтлиб Конрад
Пфеффель (1736-1809) и Кристиан Фридрих Пфеффель (1726-1807).
Первый был известным баснописцем, второй — дипломатом и историком
Баварии. Эрнестина воспитывалась в пансионах Парижа и Страсбурга.
В брак вступала дважды. 28 сентября 1830 года в Париже она вышла
замуж за баварского дипломата барона Фридриха Карла фон Дёрнберга
(1796-1833). 21 февраля 1833 года овдовела. С Тютчевым обвенчалась
летом 1839 года. От брака с Фёдором Ивановичем были рождены трое
детей: Мария (1840-1872), Дмитрий (1841-1870) и Иван (1846-1909).
Скончалась 17 апреля 1894 года в Петербурге. Брат Эрнестины, барон
Карл Пфеффель (1811-1890), известный баварский журналист и
публицист, был дружен с Ф. И. Тютчевым.
... 1873 год. 70-я весна Фёдора Ивановича. Лучшие творения им были
написаны вёснами. В эту пору года душа поэта в единении с природой
наполняется её целительными силами и стремится в «животворный
безбрежный океан божеско-всемирной жизни».
Поэт предчувствует, что нынешняя весна последняя в его жизни. Ум
ещё светел, но тело уже чужое. Он без волнений принимает настоящее:
рядом его благодать, жена Эрнестина, по-домашнему Нести. Только она
была подстать его интеллекту, культуре, мышлению. Близость Нести

Сага о любви
327
успокаивала его страдания, и не только телесные... Её жизнь, полная
любви, тревог, страданий, трагедий — прошла между двумя
апрельскими датами: 20-го апреля 1810 года она родилась (в Дрездене) и 17-го
апреля 1894 года скончалась (в Петербурге).
Память поэта озаряют воспоминания. В его бытие были и радости, и
печали. Душа то наполнялась ярким светом любви, то проваливалась во
тьму ужаса смерти. Всплывают картины мюнхенской молодости,
далёкий карнавальный праздник баварской масленицы Fasching в феврале
1833 года. 40 лет тому назад на масленице, произошло событие,
изменившее участь Теодора и Нести. Всю оставшуюся жизнь Фёдор
Иванович ощущал пристальное внимание Провидения к их общей судьбе...
Первые встречи
«Это произошло в феврале на балу...».
Из дневниковой записи Дарьи Тютчевой.
1833 год.
В январе 1833 года баварский дипломат барон Фридрих Дёрнберг и его
жена Эрнестина приехали из Регенсбурга в Мюнхен на Fasching. Через
24 года Дарья, дочь Фёдора Ивановича и Элеоноры, расскажет семейное
предание о первой встрече её отца с её будущей мачехой: «Маменька
(дочери Фёдора и Элеоноры так будут называть мачеху) танцевала, а
муж её (барон Фридрих), чувствуя себя нездоровым, решил уехать
с бала, он не хотел мешать веселью жены. Когда он подошел к ней,
она разговаривала с каким-то молодым русским. Сказав жене,
чтобы она оставалась, и что он уедет один, он повернулся к молодому
человеку и сказал ему: "Поручаю Вам мою жену". Этот молодой
русский был папа».
Барон Фридрих был бледен. Фразу произнёс тихо, с некоторым
усилием. Он что-то ещё хотел добавить, но мешала весёлая музыка. Эрнестина,
возбуждённая атмосферой бала, увлечённо слушала остроумного русского
дипломата. Грустное состояние мужа её не насторожило. Барон это понял
и сделал только прощальный жест. Фёдор с улыбкой рассеянно кивнул.
На этом свете Фёдору с бароном увидеться более не довелось...
«Приехав домой, г-н Дёрнберг слег; он заболел тифом и более не
встал на ноги. Маменька рассказывала, что по возвращении домой
она застала мужа совсем больным... Когда он умер, она долго не
могла прийти в себя от ужаса и недоумения. Вместе с братом она
уехала из Мюнхена в Ратисбон. — В семье Тютчевых старинный ба-

328
Сага о любви
варский город Регенсбург называли древним кельтско-римским именем
Ratisbona, Ратисбон. — Там брат её заболел той же болезнью», —
запись Дарьи, дочери Фёдора Ивановича и Элеоноры, в июне 1857 года.
Склонный к мистицизму Тютчев был потрясён внезапной смертью
барона, «поручившего» ему перед смертью свою жену. Они едва
успели познакомиться. Барон, словно специально приехал ради завещания,
предчувствуя свою кончину...
В контексте описываемого события роковым совпадением выглядит
ещё один эпизод этого же времени: отклонение ходатайства министром
Нессельроде о переводе Тютчева из Мюнхена на службу в другую
страну (совместно с посланником Иваном Потёмкиным). Удовлетворение
ходатайства означало бы, что Эрнестина в судьбе поэта никогда бы не
появилась... Фатальная предназначенность друг другу Фёдора
Ивановича и Эрнестины, будет особенно остро ощущаться в трудные времена их
бытия. Рок покровительствовал их союзу. Истории был угоден именно
тот сценарий жизни и творчества Тютчева, который засвидетельствован
потомками. В марте 1833 года еще не совсем выздоровевший брат
Эрнестины, Карл был уже в Мюнхене и сообщал в Регенсбург сестре:
«Тютчев, которого я повстречал на улице, чрезвычайно интересовался вами».
Через шесть дней: «Тютчевы звали меня обедать». Карл Пфеффель и
Фёдор Иванович были знакомы с 1830 года.
Насколько знаменательным для обоих было происшествие на
зимнем карнавале? Ещё одна встреча могла произойти летом 1833 года в
Эглоффсгейме, предположительно 25 июня 1833 года. Элеонора, жена
Фёдора Ивановича, писала брату Тютчева, Николаю: «Сегодня утром
Теодор уехал в Эглофсгейм, он должен отвезти туда и передать
Крюденеру письмецо Гагарина. Впрочем, он и без того отправился
бы туда». В последней фразе прочитывается подтекст: Элеонора уже
заметила внимание мужа к сестре барона Карла Пфеффеля. Во всяком
случае, у Элеоноры, появился повод к беспокойству: «Я не прочь
отправить его немного прогуляться. Безделье — вещь коварная». Это
очень проницательное замечание. Такая «прогулка» состоялась. С
августа по ноябрь Тютчев с деликатным дипломатическим заданием был
командирован в Грецию. Элеонора сопровождала мужа до Триеста...
Сценарий отношений Фёдора и Эрнестины был расписан Главным
Режиссёром по классическим канонам: первая встреча, прелюдия любви,
объяснение, брак. Объяснение — точка на оси времени. Любовь — луч
в бесконечность... Но сколько сюжетных интриг, сколько препятствий
было суждено преодолеть влюблённым в продвижении к конечной цели
— союзу двух родственных душ.

Сага о любви
329
Сначала о точке на оси. Часы их земной любви были запущены с
двенадцатым ударом курантов на новогоднем балу у прусского посланника
Августа Дёнгофа в последний день 1833 года. Через 20 лет, 19/31
декабря 1853 года, Тютчев напоминал жене: «Сегодня день св. Сильвестра,
ты, может быть, вспомнила об одном бале у Дёнгофов в Мюнхене?».
Часы Фёдора и Эрнестины шли 60 лет 3 месяца, 16 дней. Механизм
работал неравномерно, иногда ход опасно замедлялся, но даже кончина
Фёдора Ивановича их не остановила. Часы умолкли только 17 апреля
1894 года. Любовь продолжается в параллельном мире...
События первых месяцев 1834 года сопутствовали дальнейшему
сближению Фёдора и Эрнестины.
26 марта в Мюнхене приехал известный историк Александр
Тургенев. Он был знаком с Тютчевым и другими дипломатами, дружен с
философом Шеллингом, принят при дворе, часто посещал светские рауты.
Молодящийся 50-летний холостяк с привычками опытного салонного
кавалера обратил внимание на 24-летнюю баронессу-вдову Эрнестину
Дёрнберг. Краткие выдержки из его дневника (с соблюдением
стилистики оригинала) — история несостоявшегося романа. Любопытно, что в
дневниковых записях Тургенева имена Фёдора Ивановича и Эрнестины
часто упоминаются рядом.
30 марта встреча на королевском приеме: «...Я стоял возле
вдовушки-красавицы: она внучка славного Пфеффеля: отец её
министром в Париже. Слушал, но более смотрел на нее...».
3 апреля: «Тютчев был у меня, приглашал к сардинскому
посланнику... Вечер у сардинского посланника, разговор с графом Гихом, с
принцем* и с М-те Krudener (баронессой Амалией Крюденер) о мин-
хенских красавицах. Не спускал глаз с милой вдовушки Дёрнберг-
Фефель». 4 апреля: «... Любезничал с вдовочкой Дёрнберг: насилу
Тютчев увёл меня». В последующие дни следуют описания
многочисленных встреч с баварскими знаменитостями, салонные
времяпровождения, продолжение увлечения Эрнестиной. Записи типа:
«Вальсировал с Криденер, болтал с графиней Гих и с милой вдовочкой <... >,...
до 11 часов пролюбезничал умом и сердцем с прелестной вдовушкой
<... >,... вальсировал с вдовушкой; была любезна во весь вечер».
Появляются жалобы на отсутствие взаимности: «К вдовушке
подходил; но приняла сухо и убегала сближения...».
20 апреля, прогуливаясь по центральным улицам в районе Мариен-
плац, Нойхаузерштрассе, Кауфингерштрассе, Тургенев случайно подо-
* Тургенев имел в виду принца Карла (1795-1875), брата короля Людвига I.

330
Сага о любви
шёл к собору и увидел Эрнестину, входящую в храм. Она его не
заметила. Тургенев весь внимание: «Едва остановился близ входа вовнутрь
храма, как и вдовушка явилась! Она католичка! Это новость для
меня! Я остановился у памятника, спрятался за бронзового
рыцаря... Я простоял почти до конца 3-й обедни. Сделал визит ей —
нездорова!».
Тургенев не знал, что Эрнестина
родилась 20 апреля 1810 года. В 24-й день своего
рождения она пришла на воскресную мессу
}в Фрауенкирхе, самую большую
католическую церковь Мюнхена. Внутри собора
находится мавзолей-памятник императору
Людвигу Баварскому (1282-1347). По его
углам установлены 4 бронзовые фигуры,
изображающие коленопреклонённых
наследников императора. Тургенев наблюдал
за Эрнестиной, спрятавшись за фигуру
герцога Вильгельма V (1493-1550).
О чём молила Эрнестина Всевышнего?
Просила продлить дни умирающего отца?
Желала освободить душу от грешного
чувства к женатому русскому дипломату?
Тайна молитвы, тайна исповеди...
21 апреля: «...Гулял с Шеллингом. Вечер
в концерте: слышал Ромберга*, но только
1-ю половину концерта; от второй уехал
и норвежским напевам перед королевой и блестящей публикой
предпочел собственные — вдовушке, царице мыслей моих». Тютчев
остался в театре. Скандинавская тема уже однажды прозвучала в творчестве
Фёдора Ивановича при переводе стихотворения немецкого поэта
Иоганна Гердера «Песнь скандинавских воинов». Молодого Тютчева тогда,
ещё в 1825 году привлекла возбуждающая героика текста песни:
Тургенев наблюдал
за Эрнестиной, спрятавшись
за фигуру герцога
Вильгельма V
Вихрем помчимся,
Сквозь тучи и гром,
К солнцу победы
Вслед за орлом!..
* Бернхард Ромберг (1767-1841), известный музыкант, композитор.

Сага о любви
331
Теперь 30-летнего Тютчева тронула проникновенная лиричность
композиторского исполнения норвежских напевов. Сердце поэта
резонансно откликнулось на мелодию звуков музыкой слов:
О арфа скальда! Долго ты спала
В тени, в пыли забытого угла;
Но лишь луны, очаровавшей мглу,
Лазурный свет блеснул в твоем углу,
Вдруг чудный звон затрепетал в струне,
Как бред души, встревоженный во сне.
Какой он жизнью на тебя дохнул?
Иль старину тебе он вспомянул -<...>
Вернёмся к Тургеневу и Эрнестине. Её неприязнь всё более очевидна:
«Сперва была вдовушка любезна; при других стала
отворачиваться». Тургеневу явно изменяет чутьё кавалера... 23 апреля: «... Идучи по
своей улице* встретил её с братом. Остановились; она держала
букет цветов....Я стал её упрашивать приехать к Сетто**; сказала,
что объявила уже, что не будет, что должна писать письма; я
умолял её — не соглашалась; я пенял, что она не приняла меня, а
других. Она и не знала, что я был. "Завтра?" — "Я в 12 часов выеду, —
отвечала, — но придите в три"». У Тургенева появилась надежда...
На следующий день, 24 апреля, Александр Иванович опять у Эрне-
стины. Но его назойливая влюбленность откровенно ей неприятна: «... в
три часа был уже у неё, до 4 часов ровно....говорил о моих чувствах,...
начала отворачиваться, сказала, что не любит этого; я замолчал,
заговорил о другом... Не знаю, не более ли досады оставил в её
сердце, чем... В 4 часа ушел, весь взволнованный и смущенный».
Тургенев был уверен, что Эрнестина осталась дома писать письма и в
гости к семье баронов Сетто не поедет («объявила уже, что не будет»),
и направился к князю Ивану Гагарину ухаживать за Амалией Крюденер.
Эрнестина же после ухода Тургенева сразу поехала к баронессе Сетто.
Там был Тютчев. Запись в дневнике Дарьи Фёдоровны Тютчевой в июне
* А. Тургенев проживал в гостинице «Goldener Hirsch» («Золотой олень») на
Театинерштрассе 18.
** Барон Антон фон Сетто (1756-1847), баварский дипломат итальянского
происхождения. Фамилию Cetto согласно норм транскрипции итальянских
фамилий следует произносить Четто, в французской и русской транскрипциях
звучит Сетто.

332
Сага о любви
1857 сообщает об этом дне: «Маменька (Эрнестина) была знакома с
нашей матерью (Элеонорой), а меня она знает со дня моего
рождения. Когда я появилась на свет, маменька была с визитом у г-жи
Сетто, это было после обеда, У моей матери благополучно
окончились роды, и папа сказал об этом г-же Сетто, когда та
поинтересовалась здоровьем моей матери. Маменька была тут же и таким
образом узнала обо мне в тот самый день, когда я родилась».
Между тем навязчивые ухаживания путешествующего учёного
Эрнестина отвергает всё более решительно. 26 апреля: «... Был у ней; сперва
был живописец; потом одевалась, не приняла и времени не
назначила». 28 апреля в гостях у графа Гиха непонятливый, но настойчивый
Тургенев «решился подойти к ней... и просить о свидании завтра: "]е
ne serai pas a la maison". Наконец: "cela m'ennuie" («меня не будет
дома» — φρ., «это меня раздражает» — фр.)».
29 апреля: «... он (Карл Пфеффель) показывал мне
литографированный Бодмером портрет сестры, писанный Штилером. Сходства
много».
С опозданием догадался Тургенев о близости Фёдора Ивановича и
Эрнестины: «... Тютчев и у меня перед обедом, и у нунция советовал
быть смелее, шутить и пр. Я отвечал, что не хочу: он имеет о ней
понятие, кажется, справедливое, но сам — любит её!»
Для этого откровения автору дневника понадобился целый месяц.
А ведь такие были надежды! Романтическая влюблённость длились так
долго, четыре недели, и вот незадача... Финал наступил 1 мая.
Эрнестина уезжала в Париж к тяжело больному отцу: «Еще темно... в половине
шестого увидел карету: это она, одна... я остановил карету, подал
руку... Отвечала то же сухо, не дала руки... она сказала, что велит
ехать, — я ушёл... вот и всё! Finita la comedia!».
Упоминания об Эрнестине в записях отвергнутого Тургенева и в
переписке с ним Ивана Гагарина будут еще неоднократно. Описываемые
салонные ухаживания в жизни Эрнестины, слава Богу, продолжения не
имели и остались только эпизодом. Выбор Судьбы был иным... В тот же
день из Мюнхена уехал и А. Тургенев. В России за страсть к
перемене мест неугомонного путешественника прозвали пилигримом, Тютчев
в письме от 23 июня 1843 года нарёк его почтовой лошадью. Спустя
10 лет, в мае 1844 года, супруги Тютчевы, Фёдор Иванович и Эрнестина,
приедут в Париж и уведомят запиской Александра Тургенева о своем
желании с ним увидеться. Краткое письмо завершится галантной фразой с
многоточием в конце: «Жена моя поручает мне передать вам привет
и льстит себя надеждой, что вы также доставите ей удовольствие

Сага о любви
333
видеть вас..,». 3 декабря 1845 года Александр Тургенев скончался.
Тютчев написал своей тетушке Шереметьевой: «Вы, конечно, пожалели о
Тургеневе. При всем его легкомыслии и пустословии, в нём было
много доброго, много души».
Поэзия любви
Женщина слаще жизни и горше смерти.
Царь Соломон
Сердце, сердце, что случилось,
Что смутило жизнь твою?
Жизнью новой ты забилось,
Я тебя не узнаю.
И.-В.Гёте
«Многое осталось от нас скрытым β истории отношений
Тютчева и Э. Дёрнберг, — писал правнук Эрнестины и Фёдора
Ивановича, К. В. Пигарев, о периоде их жизни в 1833-1838 годы. — Она
уничтожила переписку поэта с нею за эти годы, а также свои письма
брату — ближайшему другу, от которого у нее никогда не было
никаких тайн. Но и то, что уцелело в виде загадочных дат под
сухими цветами альбома-гербария*, постоянного спутника жизни
Э. Пфеффель-Дёрнберг, в виде случайно невычеркнутых её
старательной рукой намеков в позднейших письмах к ней Тютчева, в виде
глухих отголосков в переписке и дневниках немногих свидетелей
интимной жизни поэта, наконец — ив особенности, — в некоторых
стихах его, которые в свете этих данных приобретают глубокое
автобиографическое значение, — свидетельствуют о том, что это
не было чуждое «взрывам страстей» и «слезам страстей»
увлечение, подобное любви-дружбе к "прекрасной Амалии»».
Все лето 1834 года Эрнестина была за границей, во Франции (в Париже),
и позже в Швейцарии, но от брата она получала известия: «Г-н Тютчев
приходит ко мне почти каждые два-три дня, чтобы справиться о вас».
Ответы Эрнестины для Фёдора Ивановича передавались через Карла.
* Альбом сохранился в семье праправнучки Ф. И. Тютчева А. К. Бегининой.
90 страниц альбома содержали свыше 200 записей. В среде баварской
аристократии было распространено сентиментальное увлечение альбомами-гербариями
с записями приятных воспоминаний. Увлекался ими и романтичный король-
стихотворец Людвиг I. Нередко рядом с засушенным памятным цветком
хранился и локон женских волос...

334
Сага о любви
Теодор, Эрнестина и стрекоза...
Худ. А. Рысс. Бамберг
воздух, знойный воздух
странство обитания:
До конца 1834 года и в начале
следующего года влюблённые не встречались.
Эмоциональный взрыв последовал
летом 1835 года. В июне Эрнестина записала
в альбоме-гербарии «о счастливых днях,
проведенных в Эглоффсгейме». Эту же
пору года отмечает и Тютчев в песне о
деве. Рождалась новая лирика, какой не
было еще в русской поэзии. Стихи не
выражали в явной форме традиционного
восхищения любимой, не объясняли и не
декларировали своих чувств. Все в
подтексте. 32-летний Тютчев создаёт «В душном
воздуха молчанье...», одно из самых
чувственных стихотворений в его творчестве.
...Баварское лето в разгаре. Душный
■ метафоры эроса, заполнившего всё про-
В душном воздуха молчанье,
Как предчувствие грозы,
Жарче роз благоуханье,
Резче голос стрекозы...
Жаркое благоуханье роз — аромат любви, нечастое создание
Тютчевым поэтического образа средствами обонятельного эпитета. В картине
присутствует еще один неожиданный персонаж: стрекоза! Звучание её
голоса подчеркивает огромность пространства, в котором совершается
великое таинство, накал чувств возрастает:
Чу! за белой, дымной тучей
Глухо прокатился гром;
Небо молнией летучей
Опоясалось кругом...
Дева погружается в приятную ауру неведомого ей состояния:
Некий жизни преизбыток
В знойном воздухе разлит!
Как божественный напиток
В жилах млеет и горит!

Сага о любви
335
Присутствие Поэта угадывается, он где-то рядом, очень близко. С
радостным удивлением он созерцает проявление девичьей чувственности:
Дева, дева, что волнует
Дымку персей молодых?
Что мутится, что тоскует
Влажный блеск очей твоих?..
Ощущение сладостности переполняется и изливается в
окружающий простор, в знойный воздух. Внешний мир в гармонии с
внутренним, однако, доминирует над ним. Звучание голоса стрекозы усиливает
эту доминанту. Сферы внешнего и внутреннего миров сфокусированы
на единый объект, на Деву. Поэт как бы на периферии внешней сферы,
его внимание сосредоточено не на себе, оно направлено на центр. Дева
переживает нарастание волнения:
Сквозь ресницы шелковые
Проступили две слезы...
Иль то капли дождевые
Зачинающей грозы?..
Капли дождевые зачинающей грозы — символ чувственного
истока жизни.
В европейской поэзии стрекоза была довольно популярным
персонажем (у Новалиса, Гейне и др.). У Гофмана в «Крошке Цахесе» голос
стрекозы — сладостно журчащая музыка, В творчестве О. Э.
Мандельштама упоминание стрекозы прослеживается по разным поводам до
десятка раз, с юношеских лет он был поклонником Ф. И. Тютчева.
Мотивы тютчевской поэзии звучат во многих его стихотворениях. 17-летний
Осип сочинил нечто изящно-туманное:
В непринуждённости творящего обмена,
Суровость Тютчева - с ребячеством Верлена,
Скажите - кто бы мог искусно сочетать,
Соединению придав свою печать?
Через два года в стихотворении «Медлительнее снежный улей...»
рождается первое трепетанье стрекоз:
<...> Здесь - трепетание стрекоз
Быстро-живущих, синеглазых..

336
Сага о любви
В мае 1932 года Мандельштам раскрыл свою привязанность к
любимому автору: «Дайте Тютчеву стрекозу — / Догадайтесь почему!».
Мандельштам копирует тютчевскую манеру вуалирования главной
мысли, уводя её в подтекст. Осип Эмильевич прочил Тютчеву не гейневскую
die schöne, falsche Kanaille, а стрекозу — символ райского преизбытка
чувств... Намеки о Тютчеве и стрекозе не поняла Надежда
Мандельштам, жена поэта. Подготавливая к изданию полное собрание
сочинений мужа, она долго искала у Тютчева стрекоозу. Нашла, но увлечения
Мандельштама этими насекомыми так и не заметила. С тютчевской
стрекозы началось, вероятно, и энтомологическое хобби В. В. Набокова:
«Сквозная стрекоза, мой жадный взор чаруя, / легко покоилась на
освещенном пне». («Элегия», 18 янв. 1918). Младшему брату В. В.
Набокова, Кириллу, также по душе пришлась стрекоза, удачность
поэтического образа которой была отмечена в переписке братьев в 1945 году.
Совмещением ненавязчивой философичности с утонченной
эротичностью и сосредоточием поэтического внимания не на своем внутреннем
переживании, а на внешнем объекте чувств, пронизаны и другие
вдохновения Тютчева, посвященные баронессе Эрнестине в эти счастливые
для них обоих годы. «Стыдливость тематики тютчевских
стихотворений, — подчеркивал Иван Аксаков, — бросается в глаза, поэзию
Тютчева резко отличает от поэзии современников совершенное
отсутствие грубого эротического содержания. Она не знает их
«разымчивого хмеля», не воспевает ни «цыганок» или «наложниц»,
ни чувственных восторгов, ни даже нагих женских прелестей....Мы
уже знаем, какое важное значение в его судьбе, параллельно с
жизнью ума и высшими призывами души, должно быть отведено
внутренней жизни сердца. Но она отразилась в них только стороной
чувства....Ни тени циничного ликования, нескромного торжеств,
ветреной радости....На всем печать изящного вкуса,
многосторонней образованности. В истории русской словесности Тютчев
останется всегда одним из самых блестящих проявлений русского
поэтического гения, его значение не померкнет». [Акс]
Одно из самых замечательных «Восток белел...», созданном тогда
же. Всего три четверостишия, но какое ёмкое изображение нарастания
силы чувства и апогей его финала: восток белел, алел и, наконец, вспы-
лал\ Такой восторг молодого счастья Тютчев никогда ранее ещё не
ощущал. Он словно вырвался из повседневного рутинного мира и
растворился в мировом эфире любви. Но в тексте нет ни слова о любви, только
метафоры: ладья — ложе любви; восток — восход, начало нового дня,
начало любви, трепещущее море — море чувств.

Сага о любви
337
Трёхстрофная структура стихотворения соответствует стилю
тройственного ритма, прочно вошедшего в арсенал поэтического мышления
Тютчева. Произведение сюжетное, первая строфа — оживлённая
расстановка мизансцены во внешней природе. Строка: «Как опрокинутое
небо...», — дань философии Я. Бёме, утверждавшего, что при
достижении высшего экстаза Человек становится Богом, Бог — Человеком,
Земля и Небо меняются местами. Главный персонаж ещё не назван, но явно
присутствуют два действующих лица: «Под нами...»:
Восток белел... Ладья катилась,
Ветрило весело звучало...
Как опрокинутое небо,
Под нами море трепетало...
Вторая строфа, на переднем плане появляется безымянная Она,
теперь внимание только на неё:
Восток алел... Она молилась,
С кудрей откинув покрывало, -
Дышала на устах молитва,
Во взорах небо ликовало...
Ощущения развития интриги передаётся активными глаголами
незавершённого действия. О напряжении происходящего сообщает дваж-
ды(!) упомянутая молитва и усиление цветовой температуры Востока.
Третья строфа, новое состояние: финал экстаза! Все глаголы
обозначают завершение:
Восток вспылал... Она склонилась...
Блестящая поникла выя, -
И по младенческим ланитам
Струились капли огневые...
Стихотворение никому не адресовано, метафорически
изображаются высокие чувства, существующие вне нас. Поэт передает восхождение
душевного состояния от обыденного к постижению религиозного
опыта (философ Семен Франк).
В цитированном стихотворении Тютчева чувственная любовь воспета
как платоническая! Тонкая возвышенная эротика выражена в изящных
символах. В 1835 году Эрнестина еще не могла прочесть стихотворение

338
Сага о любви
«Восток белел...». Фёдор Иванович не думал о поэтической славе, о
публикациях. Названные стихотворения — интимные, внутренние
монологи, оды радости молодой жизни. Даже поделиться не с кем...
В поэтическом подъёме именно в это время Тютчев пишет одно из
лучших своих творений о причастности человека к космосу: «Тени
сизые смесились...». Сердце Тютчева переполнено чувствами, мозг
обостренно воспринимает мир. В ярком воображении Тютчева — уснувшие
звуки стихии ночного мироздания, неотделимость космоса души от
макрокосмоса, взаимопроникновение двух равных сущностей — одинокой
души Поэта и Необъятного:
Тени сизые смесились,
Цвет поблекнул, звук уснул -
Жизнь, движенье разрешились
В сумрак зыбкий, в дальний гул...
Мотылька полет незримый
Слышен в воздухе ночном...
Час тоски невыразимой!..
Всё во мне, и я во всём!..
Последняя строка — крик-стон языческой души. Тютчев обладал
талантом созерцания, целеустремлённого в познание действительности,
даром видения природы, которому научил его Раич. Шопенгауэр назвал
такое созерцание интеллектуальным: «...постоянное проявление
рассудка — созерцание действительного мира; оно есть всецело
познание причины из действия. ...Лишь когда рассудок переходит от
действия к причине, возникает мир, расстилающийся как
созерцание в пространстве, изменчивый по форме, постоянный по своей
материи во все времена». [Шоп с. 17]
Почитатель Шопенгауэра Л. Н. Толстой был потрясен
философией саморастворенья в Бесконечном. По воспоминаниям музыканта
А. Б. Гольденвейзера в 1899 году: «Лев Николаевич начал
прерывающимся голосом "Тени сизые смесились...", — но когда он произнес
конец первой строфы "Всё во мне, и я во всём!..", голос его оборвался».
Стихотворение переложили на музыку композиторы Метнер,
Гольденвейзер и многие другие.
Толстой в молодости писал стихи, но как поэт не состоялся и всю
жизнь поэзию более не жаловал. Но вот 28 декабря 1855 года он
записал в дневнике: «Когда-то Тургенев, Некрасов и К? едва могли
уговорить меня прочесть Тютчева. Но зато, когда я прочёл, то просто

Сага о любви
339
обмер от величины его творческого таланта». Позже, в письме к
М. М. Ледерле от 25 октября 1891 г., Лев Николаевич приводил список
книг, которые произвели на него наибольшее впечатление в возрасте от
20 до 35 лет. В русской поэзии он отметил только трёх поэтов: Тютчева,
Кольцова и Фета*.
Весенней освежающей грозой ворвалось в душу Фёдора Ивановича
чувство к Эрнестине. Он, словно на лебединых крыльях, парил в
вышине между двойною бездной. Столь мощное эмоциональное воздействие
он испытывал впервые в своей жизни.
Яркая и необычная женщина вошла в судьбу поэта. Русская
литература обязана немецкой баронессе рождением непревзойденных
жемчужин высокой поэзии. Счастливых дней у Фёдора Ивановича и Эрнести-
ны было в ту пору немало. Её дневнику-гербарию был доверен намёк на
приятное воспоминание, завершённое тремя восклицательными
знаками: «Воспоминание о 20 марта 1836 года!!!». В 1836 году был создан
фейерверк изящных лирических обращений к Эрнестине. В двухстроф-
ном стихотворении «Люблю глаза твои, мой друг...» чувство с небес
опускается на землю, появляется земное люблю:
Люблю глаза твои, мой друг,
С игрой их пламенно-чудесной...
Накал ощущений во второй строфе усиливается, нарастает и
переходит в беспредельную страсть:
И сквозь опущенных ресниц
Угрюмый, тусклый огнь желанья.
Контроль над чувствами утрачивается. В таком неуправляемом
состоянии уже нет грани между высоким и низким. В двух строфах в
антитезе два образа: пламенно-чудесная любовная игра противоположена
огню угрюмых тусклых желаний, любовь противопоставлена
разрушающей дремучей слепой силе. Многие духовные ценности мировой
культуры своим появлением обязаны созидательной силе любви, а их
уничтожение — силе тёмной страсти.
В 1828 году на спектакле трагедии «Федра», в парижском театре
Расина, Тютчев впервые уловил в образе главной героини опасность
* Гусев H. Н. Летопись жизни и творчества Льва Николаевича Толстого
(1828-1890)/М. 1958. 25 окт. 1891.

340
Сага о любви
манящей бездны беспредельной чувственности, угрозу её необъятного
высвобождения. Слепая страсть Федры привела к гибели персонажей
трагедии. В том же году Тютчев перевёл монолог Терамена из «Федры»,
в котором звучит ключевая фраза трагедии: гибель главной героини —
«знаменье богов ужасной кары...». И вот теперь поэт сам оказался во
власти страсти. К каким несчастьям приведёт эта вассальная
зависимость? Через двадцать лет, в 50-е гг., такая же сила его вновь захватит,
им овладеет желание вновь пережить пожар души своей молодости. Кто
сгорит в его огне?
Лик любящей женщины рождает нежность, вдохновенье,
восхищение... Поэт посвящает Эрнестине стихотворение: «Вчера, в мечтах
обвороженных...». Выверенность каждого слова, точность рифм,
необычность словосочетаний и феерический финал воплотили волшебство
земной любви. Воздействие мира внешнего на мир внутренний
символизировано неким движением извне — «Вдруг что-то порхнуло в
окно...»:
Вчера, в мечтах обвороженных,
С последним месяца лучом
На веждах, томно озаренных,
Ты поздним позабылась сном... <... >
Вот тихоструйно, тиховейно,
Как ветерком занесено,
Дымно-легко, мглисто-лилейно
Вдруг что-то порхнуло в окно...<... >
Вдруг животрепетным сияньем
Коснувшись персей молодых,
Румяным, громким восклицаньем
Раскрыло шелк ресниц твоих!
Элеонора вся в напряжении. Интуиция подсказывала ей большую
опасность, грозящую семье. Она чувствовала, что Тютчев попал в
магнетизирующую ловушку эйфории страсти к чужой женщине. Она
губительно изводила себя подозрениями и ревностью. В состоянии нервного
срыва Элеонора предприняла отчаянную попытку совершения
самоубийства. Ситуация сложилась скандальная.
Некоторое время Фёдор и Эрнестина не встречались.
В июне Тютчев на две недели уезжал по делам в Вену.

Сага о любви
341
До середины июля он жил в Мюнхене без семьи: Элеонора с дочерьми
уберегалась от холеры в Бурге Фаррнбах, в замке свояка графа Пюклера
(мужа сестры Луизы) в окрестностях городка Фюрт (недалеко от
Нюрнберга). Тютчев искренне заверял жену о своем разрыве с любовницей.
Он даже сам верил, что это действительно произойдёт...
Эрнестина готовилась покинуть Мюнхен. Перед её отъездом в альбоме-
гербарии вновь появились восклицательные знаки: «Воспоминание о
моем отъезде из Мюнхена!! Понедельник, 18 июля 1836 года»,,.
На другой день после её отъезда, 19 июля, Фёдор Иванович писал
Ивану Гагарину: «Мюнхен опустел,,,». Город, действительно,
обезлюдел, горожане бежали от эпидемии холеры. К страшной болезни,
воспринимаемой как Божья кара, Тютчев был равнодушен. Он был уверен,
что жизнь его покинет по каким-то внутренним причинам. От внешних
стрел он защищен Провидением. Через три дня, 22 июля, опять следует
письмо к Гагарину. Адресант согласен покинуть Мюнхен. Он скучает
по живому обществу, интересуется новостями петербургского высшего
света.
В Петербург к родителям Тютчева идут нервные письма от Элеоноры:
«Любезная маменька, в вашем письме есть слова, которые
заставили биться мое сердце и вызвали слезы на моих глазах. Неужели это
возможно — чтобы этой зимой мы все соединились в Петербурге?.,,
Признаюсь, именно теперь эта возможность привлекает меня более
чем когда-либо,,,.пребывание в этом городе мучительно тягостно
мне, и я живу лишь надеждой на то, что так или иначе все должно
измениться». Однако служебные дела и материальные проблемы
задержали отъезд надолго, на целый год. Только 9/21 мая 1837 года Тютчев
получил отпуск на три месяца и вся семья, наконец, выехала в Россию.
В Петербурге он томился, чувствовал ослабление духовных связей с
родиной, и вновь заскучал по загранице. 3 августа Фёдор Иванович был,
наконец, утвердили старшим секретарем при российской миссии в
Турине, столице Сардинского королевства. 8 августа он направился к новому
месту службы. По дороге задержался в Мюнхене.
Тринадцатого декабря 1837 года Тютчев из Турина послал
родителям и Элеоноре в Петербург поздравительное письмо с Новым годом.
В обращении к жене Тютчев жалуется на разлуку: « Терпение, мой друг!
Я напишу тебе через несколько дней. Теперь же я хочу уверить тебя
в том, что запоздание твоих писем заставляет меня переживать
тяжелые минуты», В письме есть и такие строки: «Вернувшись в
начале этого месяца из Генуи, где мне чрезвычайно понравилось,,,»,
В Генуе Тютчев был не один, в декабре там гостила и Эрнестина...

342
Сага о любви
Можно полагать, что любящая Эрнестина проявила твёрдость: их
отношения давно не являлись романтической тайной. Быть причиной
бурных скандалов в семье Тютчева и мишенью для сплетников
Мюнхена и Петербурга она не желала... В Генуе оба решили, что расстанутся
навсегда. Через год в сентябрьском выпуске «Современника» будут
напечатаны прощальные строки Тютчева «1-е декабря 1837»:
Так здесь-то суждено нам было,
Сказать последнее прости...
Прости всему, чем сердце жило,
Что, жизнь твою убив, её истлило
В твоей измученной груди!..
В Генуе в том же декабре того же 1837 года была написана
«Итальянская villa», аллегория о некогда заснувшей любви и через два века вновь
пробуждающейся:
<... > Вдруг все смутилось: судорожный трепет
По ветвям кипарисным пробежал, -
Фонтан замолк - и некий чудный лепет,
Как бы сквозь сон невнятно прошептал:
«Что это, друг? Иль злая жизнь недаром,
Та жизнь, увы! что в нас тогда текла,
Та злая жизнь с её мятежным жаром,
Через порог заветный перешла?»
Впрочем, генуэзское прости не было последним. За ним
последовало женевское прости. Через годы, 8 августа 1846 года, Тютчев в письме
из Москвы будет напоминать гостившей в Женеве Эрнестине: «Женева,
гостиница Бергов, Рона, ты, я — восемь лет назад».
В гербарии Эрнестины есть веточка из сада Вольтера в Фернее
(недалеко от Женевы). Возле веточки дата: «12 марта 1838 года». Девятым
марта 1838 года датирован рукой Эрнестины портрет Фёдора
Ивановича, написанный молодой художницей-дилетанткой Ипполитой фон Рех-
берг. Но по дороге к месту службы в Турин из Женевы была сделана ещё
одна остановка, в Линдау на берегу Бодензее.
Как оказался Тютчев в баварском городке на северо-восточном
берегу Бодензее? Дорога Тютчева из Швейцарии в Турин через Линдау не
проходит... В Линдау из Женевы — путь Эрнестины на Мюнхен! Ответ

Сага о любви
343
однозначен: Тютчев провожал Эрнестину из столицы Баварии до Лин-
дау, где прозвучало линдауское прости.
Но навсегда Фёдор Иванович и Эрнестина разлучиться были не в
состоянии! Их расставание было не в интересах Поэзии!..
Возможно, еще в Женеве или несколько позже, но по поводу
женевской встречи с Эрнестиной, была создана ещё одна жемчужина: «Как ни
гнетет рука судьбины...» («Весна»). Сложность жизни, грусть и
оптимизм — основной мотив настроения Тютчева весной 1838 года.
Многообразие противоречивых чувств в душе поэта: нравственные страдания
и радость весеннего обновления, озабоченность и надежда, жить надо не
страхом неизбежной кончины, а радостным дыханьем весны:
<... > Каким бы строгим испытаньям
Вы ни были подчинены, -
Что устоит перед дыханием
И первой встречею весны! <... >
Весна и Поэзия слетают к нам с небес: «Она с небес слетает к нам
— / Небесная к земным сынам...» («Поэзия»).
Стихотворение «Как ни гнетет рука судьбины...» 30-летний
Л. Н. Толстой знал наизусть и особенно весной твердил от строчки до
строчки. В письме к Александре Андреевне Толстой, двоюродной тётке,
он 1 мая 1858 года писал: «... нет полнее, гармоничнее этого счастия,
— т. е. счастья угорания от весны, и далее цитирует, — И ринься
бодрый, самовластный, / В сей животворный океан!».
Женщина - вечный апрель
И создал Господь Бог из ребра, взятого у
человека, жену, и привел ее к человеку. И сказал
человек: вот, это кость от костей моих и плоть
от плоти моей; она будет называться женой: ибо
взята от мужа.
2 Бытие 22,23.
В начале сентября 1838 года Элеонора сильно простудилась в Турине
и 9 сентября в тяжёлых муках скоропостижно скончалась. Она словно
уступала место Эрнестине... Когда-то Клотильда ей уступила Теодора.
Во второй половине ноября, Эрнестина и Фёдор Иванович
встретились в Генуе. Эрнестина сообщила брату, барону Карлу Пфеффелю, о её
и Фёдора решении соединить свои судьбы.

344
Сага о любви
1 марта 1839 года Тютчев из Турина, обратился к Министру: «... я
обращаюсь, граф, к Вашей снисходительной доброте, или, лучше
сказать, — к Вашему великодушию, в надежде, что Вы
доброжелательно отнесетесь к той просьбе, в отношении которой я решаюсь
испрашивать Ваше благосклонное представительство. Предмет
моей просьбы — разрешение вступить в брак».
Спустя полтора месяца такое разрешение было получено, но без
отпуска, который обычно в таких случаях обычно предоставлялся.
Расстроенный Тютчев возмутился и самовольно отлучился из миссии. 17
июля 1839 года молодые обвенчались по православному обряду в Берне
и 29 июля — по католическому обряду в городке Констанц. Осенью того
же года Фёдор Иванович, оскорблённый унизительным отношением к
нему графа Несельроде, покинул миссию, и переехал вместе с женой в
Мюнхен.
Вступая в брак с баронессой Эрнестиной, Тютчев вошел в круг семьи
с культурными традициями. «... она внучка славного Пфеффеля», —
записал Александр Тургенев в дневнике 30 марта 1834 года. Александр
Иванович имел в виду двоюродного деда Эрнестины, известного
баснописца. В сборниках для декламации до сих пор издаются басни Готтлиба
Пфеффеля. Вот одна из них (перевод мой — А. П):
Юный заяц
Солидным шагом, как герой,
Приходит зайчик в дом родной.
Изранен глаз и нос разбит,
Зайчишка пыжится, шумит:
- Я бился, враг мой был силён!
Спросил отец:
- Скажи, кто он?
Мать задрожала:
- Иль забиякой
Была хозяйская собака?
Родня вскричала в перепуге:
- Где ты нашёл врагов в округе?
Никто из нас о них не слышал!
- О, дрался я со страшной мышью!..
Принимая эстафету от Элеоноры, Эрнестина хорошо знала, за кого
выходила замуж. Фёдору Ивановичу и Эрнестине предстояло написать
свою Книгу Бытия, в которой будут сюжеты драматические, трагедий-

Сага о любви
345
ные, но будут и счастливые. Хотя первые страницы этой Книги
оказались с привкусом горечи, но для молодых Фёдора Ивановича и Эрне-
стины после пяти лет неафишируемых отношений самым главным было
осуществление их желания совместной жизни: они стали, наконец,
законными супругами и любые житейские бури отныне им не страшны.
Эрнестина, оптимист-жизнелюб, верила в свою счастливую судьбу.
Ей пришлось по душе предсказание гороскопа, согласно которому брак
«Тельца» со «Стрельцом» (это знаки её и его) должен быть слаженным
и удачным. Звёзды не обманули, её союз с Теодором, действительно,
стал гармоничным объединением двух любящих людей. Они оба знали,
что Провидением предназначены друг для друга. Жребий соединил две
уникальные личности ценой двух жизней. Они всегда помнили об этом.
Через пять лет Тютчев адресует Эрнестине следующие слова: «Милая
моя кисонька,... Сегодняшнее число — 9 сентября (день смерти
Элеоноры) — печальное для меня число. Это был самый ужасный день
моей жизни, и не будь тебя, он был бы вероятно и последним моим
днем. Да хранит тебя Бог».
Бог хранил Эрнестину, чтобы она хранила Фёдора. Господь пошлёт
им испытания, но самоотверженная любовь Эрнестины спасёт поэта
Тютчева для России...
С осени 1839 года Тютчев, изгнанный из МИДа, живёт в Мюнхене
в качестве частного лица. Пока еще этот город будет пристанищем его
семьи. О плохом настроении мужа Эрестина поделилась с братом,
который выразил ей своё понимание: «Неудовлетворенность, которую
испытывает ваш муж, была неизбежна». Умиротворяюще на
Тютчева действует только присутствие рядом Эрнестины, «существа,
лучшего из когда-либо созданных Богом....Нельзя быть лучше ее, более
искренней, более любящей и преданной....Она безупречна по
отношению к детям и занимается ими с нежностью». Её падчерицы,
дочери Фёдора Ивановича и Элеоноры, боготворили мачеху. Екатерина,
младшая дочь, образно и с восхищением писала об Эрнестине: «Она не
женщина, а девушка — вечный апрель с его ливнями, преходящими
снегопадами и внезапными прояснениями, с его легкими облаками,
размываемыми ветром, июльского солнца тут никогда не бывало,
— и далее. — Именно этот аромат свежести и таинственности
присущ моей мачехе: ничего горячего, сверкающего, лишь свежие
запахи гор и чистый, бодрый горный воздух». Средняя дочь, Дарья,
называла Эрнестину «поэтической, утонченной и женственной
натурой». Старшая, Анна, так характеризовала Эрнестину: «Есть
только один человек, в котором папа нуждается: это его жена; всего

346
Сага о любви
остального он мог бы лишиться, не испытывая никакой пустоты».
В письмах Тютчева будут многократно звучать слова о теплоте
отношений между Эрнестиной и дочерьми Элеоноры: «Но чем я не могу
достаточно нахвалиться, это её нежностью к детям и её заботой о
них, за что не знаю, как благодарить её. Утрата, понесенная ими,
для них почти возмещена» (1/13 декабря 1839 года). Примечательно
сообщение Фёдора о мюнхенском образе жизни: «... мы живем очень
уединенно и тихо. Дети, Мальтиц и его жена (Клотильда), тетка
Клотильды (баронесса Ганштейн), её отец (отец Клотильды — граф Карл
Ботмер) и братья — вот кто составляет наше обычное общество
(по меньшей мере — 11 человек). Я часто видаю Северина*, который
очень дружески ко мне относится. Из русских здесь только старый
граф Толстой со своей дочерью, графиней Аграфеной Закревской»**.
[ПСС, т. 3, 128] Жить уединённо и тихо — нечто несовместимое с
деятельной натурой Тютчева. Общаясь с русскими собеседниками, он
чувствовал, как отстал от течения жизни на родине, как соскучился по
простой российской будничности. Встречи с соотечественниками усиливали
у него тоску, но ехать, собственно говоря, было некуда и не к кому.
День св. Сильвестра 1839 года
В 1853 году Тютчев обратил внимание, что дни св. Сильвестра
примечательны в его биографии: в 1833 году — состоялся бал у Дёнгофа,
определивший судьбу Фёдора Ивановича и Эрнестины. В день св.
Сильвестра 1839 года Тютчевы, Мальтицы, Северин, Толстые собрались в
уютном кабачке «Собачий шар». Здесь ничего не изменилось с мая 1828
года. Клотильда не забыла напугавших тогда видений, после которых
Элеонора её долго успокаивала, а Гейне веселил и признавался в любви.
Сегодня та же хозяйка, нестареющая Барбара Зисс, та же обстановка, то
же большое зеркало, но теперь в нём отражались иная компания, другое
оживленное застолье. Клотильда с осторожностью поглядывала на
роскошное стекло, лицезревшем общество...
* Северин Дмитрий Петрович (1792-1865), российский посланник в Мюнхене
с 1837 по 1865 год.
** Граф Фёдор Андреевич Толстой (1758-1849), двоюродный дед Льва
Николаевича Толстого, приходился Тютчеву пятиюродным племянником, состоял в
Обществе любителей Российской словесности и известен как страстный
собиратель старопечатных русских и славянских рукописей. Его дочь Аграфена
Фёдоровна (1799-1878) в 1818 году была выдана замуж за генерала А. А. За-
кревского (1786-1865), участника Отечественной войны.

Сага о любви
347
Гости угощались, говорили о жизни в России. В центре внимания
была 40-летняя красавица Аграфена Фёдоровна. Она слыла одной из
обаятельнейших женщин Петербурга. По словам князя А. В.
Мещерского, Закревская «была женщина умная, бойкая и имевшая немало
приключений, которыми была обязана, как говорили, своей
красоте», Клеопатрой Невы, блестящей, мраморной, ослепительной
называл её восторженный Пушкин. Клеопатра с юмором рассказывала об
охотничьих страстях мужа и не без удовольствия вспоминала о своих
флиртах. «Я имею несчастье состоять в связи с остроумной,
болезненной и страстной особой, которая доводит меня до бешенства,
хоть я люблю ее всем сердцем», это цитирование из письма
Александра Сергеевича в августе 1828 года к Е. М. Хитрово. Пушкин адресовал
А. Ф. Закревской стихотворения: «Портрет» («С своей пылающей
душой,..»), «Когда твои младые лета...», «Счастлив, кто избран
своенравно...» и др. В восьмой главе «Евгения Онегина» есть целая строфа,
посвященная Закревской. Её пленительный образ волновал воображение
и Боратынского, и Вяземского. Аграфена Фёдоровна не была роковой
женщиной. Романтические похождения генеральши украшали жизнь её
и её кавалеров, однако, без фатальных последствий для участников
любовных приключений.
В полночь Фёдор Иванович попросил
уменьшить освещение. Гости не поняли,
но Клотильда, предчувствуя загадочность
предстоящего, попросила: «Сделайте,
пожалуйста». Погасили несколько свечей и
светильников. В полумраке участники
пиршества удивленно смотрели на Тютчева.
Он подошёл к большому зеркалу и
негромко объяснил: «Сегодня — полнолуние
моего знака Зодиака, Космос слышит меня».
Теодор повернулся к зеркалу и
внутренним голосом медленно проговорил: «Poëta
salutat ad Ecclesiastes ("Поэт приветствует Екклесиаста", лат.)».
Напряжённо глядя в своё отражение, он повторил приветствие ещё раз.
Хотя в зале царила полная тишина, никто не слышал слов Фёдора. В
третий раз он вместо Ecclesiastes настойчиво безмолвно произнёс Kohelet,
Проповедник. Темень в зеркале начала рассеиваться. Изумление
присутствующих было неописуемым. Появилось изображение нестарого,
лет пятидесяти, статного мужчины в богатой восточной одежде. Тихо
заиграла музыка. На вопрошавшего Теодора смотрели умные усталые
Екклесиаст

348 Сага о любви
глаза. Теодор услышал бессловесное приветствие: — «Ecclesiastes
salutat ad poëta {"Екклесиаст приветствует поэта", лат,)». Это
был мысленный диалог предка и потомка:
Екк.: Что привело тебя ко мне, посвященный?
Ф. И.: Миллионы людей восхищены твоими изречениями, В них
объяснено устройство мира, твои слова наставляют разумной
обыденной жизни, — Фёдор Иванович сделал паузу и продолжал. — Однако,
в ослепительном блеске твоих мудростей затемнена словесная
форма, их выражающая. Но именно в ней утаён секрет привлекательной
лаконичности, достигаемой порядком слов, непонятым профанами,
Екк.: Ты прав, поэт, люди пребывают в неведении о ценности
амфоры, содержащей благовонное масло, Я рад, что ты догадался о
её высоком достоинстве. Что ты хочешь узнать?
Φ. И. :. Как настичь убегающее время?
Екк.: Ахиллес не догоняет черепаху. Твой стих «Мысль
изреченная есть ложь» — та же апория. Её разрешение ты увёл из мира
людей в мир безвременья и одиноких грёз. Вернись к людям, и к тебе
вернётся твоё время, время искать, и время терять, время молчать
и время любить. Наслаждайся жизнию с женою, которую любишь,
во все дни суетной жизни твоей, и которую дал тебе Бог под
солнцем на все суетные дни твои; потому что это — доля твоя в жизни
и трудах твоих. Что ещё?
Ф. И.: Ты ратуешь за принятие людьми вечных законов
природы. Я не согласен с тобой: бытие не подчиняется нормам мёртвой
натуры. Люди не звёзды, они живут не по правилам вечности, а по
канонам любви. Общество развивается. Современное не похоже на
древнее. Почему ты не говоришь людям о будущем?
Екк.: О каком будущем они хотят знать?!! Суета сует. Всё
канет без следа и развеется, как дым. Что сказать людям? Многие
знания создают много печалей! Посвященным не следует наводить
смуту в умах профанов. Не забывай: молчание — первое правило
посвященных! Vide et sile! Vale («Смотри и молчи! Прощай», лат.).
В бессловесном диалоге с внутренним двойником неизреченная
мысль передавалась без искажения.
Музыка стихла, зеркало погасло. Фёдор пребывал в задумчивости.
Кроме Эрнестины и Клотильды, никто толком не понял
происходящего. С волнением, восхищением и... недоверием гости восприняли
необычное видение как некую ирреальность. Позже они будут многократно
рассказывать всё новые варианты чуда, свидетелями которого были.
Приближалось утро 1840 года...

Сага о любви
349
Благодаря заботам Эрнестины Тютчев погрузился в тёплую
атмосферу семейного внимания. Его жизнь счастливо протекала в привычной
для его душевного комфорта полупроницаемой мембраной оболочке.
23 февраля/6 марта 1840 года жена Фёдора Ивановича стала
матерью: родился первенец, дочь Мария (будущая Бирилёва). 14
апреля 1840 года Тютчев извещал родителей: «Моя коллекция барышень
обогатилась ещё девочкой....Ребёнок был окрещен с именем Марии
греческим священником. Северин был крестным отцом, а маменьку
в её обязанностях заменяла Клотильда....Доктор рекомендует ей
(Эрнестине) прежде всего пребывание в деревне и холодные ванны,
ввиду чего она наняла дом в Тегернзее (курорте под Мюнхеном)».
Греческий священник был из православной греческой церкви Сальватор-
кирхе. Острота ностальгических чувств притупилась, Тютчев
блаженствовал в атмосфере семейного счастья.
Эрнестина опять готовилась стать матерью. 14/26 июня 1841 года те
же действующие лица в той же Сальваторкирхе крестили
новорождённого сына Тютчевых, Дмитрия, названного в честь Дмитрия Северина.
Детей крестил митрополит Калиникас Кампанис.
Материального изобилия семья Тютчева никогда не имела. Деньги
и ранее были постоянной темой в переписке Фёдора Ивановича с
миссией, Министерством, родителями. Тема эта не исчезла и во втором
браке, но зазвучала в настойчивой тональности (письмо от 3 февраля
1840 года): «Моя жена, не обладая большими средствами, имеет
достаточно для содержания нас обоих, и готова все свое состояние
до последней копейки истратить на меня*. С прошлого июля и я, и
дети, мы всецело живем на её счет, а сверх того тотчас после
нашей свадьбы она уплатила за меня двадцать тысяч рублей долгу.
Повторяю, она сделала это охотно, с радостью... Но справедливо
ли, нет ли, я никак не могу согласиться на такой порядок, как на
окончательный».
Щепетильный вопрос материальных взаимоотношений с Эрнестиной
имел достаточные основания. Карл Пфеффель считал, что Тютчев
должен возместить Эрнестине её затраты. Уже из Петербурга Эрнестина
деликатно выговаривала брату, отстаивая Тютчева: «Возвращаясь к
той части вашего письма, где вы убеждаете меня попытаться
вернуть средства, потраченные на расходы, которые, не имея ко мне
прямого отношения, подорвали мое состояние, отвечу вам, что я
* 11 декабря 1834 года в Париже скончался отец Эрнестины, барон Карл фон
Пфеффель, и она получила наследство, которое обеспечило ей некоторую
материальную самостоятельность.

350
Сага о любви
плохо представляю себе, где проходит грань между тем, что
касается меня лично и что не касается. Разумеется, не будь я г-жой
Тютчевой, я никогда не приехала бы в Россию. По правде говоря, я
страшно много израсходовала вследствие того положения, в
которое поставил меня мой брак... Когда вы увидитесь с Эйхталем*,
поговорите с ним обо всем этом; я знаю, что он предубежден против
моего мужа, и разрешаю ему сохранить все эти предубеждения за
исключением тех, которые смогут заставить его усомниться в
бескорыстии и благородстве чувств, достойных восхищения». Тютчеву,
разумеется, эта переписка не была известна. Эрнестина не могла знать,
какие милости или немилости ей готовит будущее, но она не
сомневалась, что в России у Фёдора Ивановича будет работа и что жизнь обретёт
новый смысл, более содержательный. После долгих колебаний, уступая
настойчивости жены, Фёдор Иванович, наконец, согласился на отъезд
в Россию, и осенью 1844 года Тютчевы покинули Германию. Навсегда.
21 сентября/3 октября пароход «Николай» вошёл в Петербургский порт.
До 30 августа 1845 года дочери Элеоноры ещё продолжали учёбу в
привилегированном интернате Макс-Йозеф-Штифт**, учебном
заведении для светского воспитания девочек из дворянских сословий, куда
они были зачислены 15 октября 1842 года. Школа была открыта еще в
1813 году по инициативе премьер-министра Баварии графа
Максимилиана Монжела. Кандидатуры учащихся тогда утверждал сам король
Макс-Йозеф. Учебные планы соответствовали французской модели
обучения в St. Denis. Все предметы преподавались на французском языке.
Обучение было довольно напряженным. Например, в третьем классе
учили шестнадцать дисциплин, в т. ч., кроме французской грамматики,
чтения, сочинения, письма, счета, также мифологию, итальянский язык,
домашнюю экономику, светский прием, музыку, танцы и др. В деловых
* Барон Симон фон Эйхталь, банкир королевского двора, вёл денежные
дела Пфеффелей. Его отец, Арон Эйхталь-Зелигман, на основании Эдикта от
10 июля 1813 года об евреях, принявших крещение, получил в 1814 году за
финансирование экономического развития Баварии дворянство и титул барона.
** В 1911 году основным языком преподавания стал немецкий. Учебное
заведение по сегодняшний день сохранило статус интерната для девочек и
называется Gymnasium-Max-Josef-Stift. Опекает гимназию «Общество им. Монжела».
В архиве гимназии сохранились сведения об обучении Дарьи, Екатерины и
Анны, чьи имена зарегистрированы соответственно под номерами 347, 348 и
349. Позже, уже в России, Анна с грустью вспоминала: «Эта обстановка (отеля
«Демут» в Петербурге) представляла печальный контраст с просторными и
светлыми залами моего института в Германии, окруженного свежей зеленью
сада с его липами и кустами роз».

Сага о любви
351
документах Макс-Йозеф-Штифт именовался: l'Institut Royal de Bavière,
т. е. Королевский институт Баварии.
На новой родине
Первые годы жизни в Петербурге проходили безоблачно, в радости,
любви, балах. «У Софьи Сергеевны Бибиковой был большой вечер и
картины, — вспоминает в дневниковой записи от 12 марта 1845 года
Александра Смирнова-Россет. — Наша Тютчева была прелесть
хороша, весела и мила в греческом костюме». Эрнестине нравились лёгкие
одежды греческих богинь. В таком одеянии её изобразил и художник
Й. Штилер в 1834 году. На костюмированных балах приглашенные
должны были картинно изображать избранных ими персонажей.
Русский язык не сразу стал родным для членов тютчевской семьи,
и Фёдор Иванович, желая донести нюансы поэтических размышлений,
адресовал Эрнестине стихотворения (чаще всего) на французском
языке. Образовался франкоязычный цикл изящных философско-лирических
посвящений. Позже их будут переводить известные поэты (А. Фет,
В. Брюсов) и профессиональные переводчики (М. Кудинов, В. Левик,
В. Костров и др.). 23 августа 1850 года Фёдор Иванович и Эрнестина
совершали поздний променад по ночному Петербургу. Это те редкие
минуты, когда они наедине друг с другом и природой. Созерцание
безлунного звёздного неба настраивает поэта на мысли о вечности, о
краткой бренности бытия. На глазах изумлённой жены у поэта рождается
стихотворение «Vous, dont on voit briller, dans les nuits azurées...»
{«Вы, которые сияете лазурными ночами», подстрочник M. Жерди-
новской). Главный мотив: противопоставление нетленно-сохраняющихся
звёзд неизмеримо-краткой жизни человека.
Тютчев любил полные ярких впечатлений рассказы Эрнестины о
её детстве. Звук голоса любимой женщины возбуждал сердце поэта
(12 апреля 1851 года, перевод с французского А. А. Фета):
О, как люблю я возвращаться,
К истоку первых дней твоих
И, внемля сердцем, восхищаться
Рассказом - тем же всё - о них! <... >
Эрнестина рассказывала, что её мать скончалась вскоре после
вторых родов, 27 августа 1811 года. Остались двое сироток. Старшей,
Эрнестине, было чуть более одного года, её брату Карлу всего 5 дней. Дарья,

352
Сага о любви
падчерица Эрнестины, в 1857 году записывала в дневнике: «Маменька
родилась, кажется, в Дрездене, там похоронена её мать... Раннее
детство её прошло в Мюнхене, у бабушки с материнской стороны,
там её баловали, любили, лелеяли». Эрнестина и её брат Карл Пфеф-
фель действительно родились в Дрездене. Маленьких детей забрала к
себе бабушка, после смерти которой наступили чёрные годы —
воспитание мачехи. Когда Эрнестина сама станет мачехой, она сделает всё
возможное, чтобы её падчерицы не чувствовали своего сиротства.
Дочери Элеоноры всю жизнь называли Эрнестину маменькой. Старшая
падчерица, Анна, вначале трудно, медленно, болезненно сближалась с
Эрнестиной. Она не могла вот так сразу, как её младшие сестры,
принять чужую женщину, жену их отца. Но, кто «устоит перед дыханием
и первой встречею весны»\ 25 января 1853 года, будучи уже
фрейлиной двора, Анна Фёдоровна записывает в дневнике слова любви,
обращенные к мачехе: «Вчера я получила от мамы письмо, прелестное по
своей нежности и полное заботливости обо мне, — и далее. — Мне
ужасно хочется видеть маму. Вчера, ложась спать, я так живо
представила себе ее дорогое лицо, ее чудесные грустные глаза, ее
руки, которые я так любила целовать».
После многих треволнений Тютчев, наконец, поступил на службу.
По служебным и семейным делам он иногда отлучался, и тогда щедрую
палитру светлых чувств к жене Фёдор Иванович доверял бумаге. Вот
образец письма после восьми лет супружества, от 14 августа 1846:
«Милая моя кисонька, получил твое милое письмо от 8-9-го. Знаешь ли
ты, что твои письма весьма жестоко молодят меня? Они
вызывают во мне чувство тоски и отчаяния, от них сжимается сердце,
появляется жажда воздуха, т. е. жажда видеть тебя, во что бы то
ни стало. Когда я читаю их, мне кажется, будто сердце
находится вне меня, что оно бьется за 100 верст от меня, что оно
отдано на милость ста тысячам случайностей, которых я не могу ни
обуздать, ни предвидеть. Увы, стоит ли стариться, если, несмотря
на все убывающие силы, остаешься по-прежнему во власти все тех
же волнений. Особенно в конце твоего письма есть несколько строк
столь грустных и смиренных, ты обращаешься мыслью к нашему
прошлому с такой благодарностью и так задушевно, что, читая
эти строки, я почувствовал, как в душе моей все кричит, и
бросился, чтобы не задохнуться, на Тверской бульвар, и все ходил по нему
взад и вперед, пока немного успокоился и не пришел в себя. Ах, боже
мой, значит все по-прежнему, вечно будет одно и то же... Ведь даже
когда ты находишься возле меня, я не могу без волнения вспомнить

Сага о любви
353
о нашем прошлом, не почувствовав головокружения; что же я
должен чувствовать, когда тебя нет со мною...».
7 октября 1847 года старый гербарий Эрнестины вдохновил
44-летнего Тютчева на поэтические размышления о любви и беге времени. Для
Фёдора Ивановича этот гербарий всё более и более обретал
символику судеб его и Эрнестины. В стихотворении «Un Rêve» («Грёза», φρ.),
написанном по-французски, многократный повтор о двух засыхающих
цветках (перевод В. Кострова):
Ах, два цветка! На них блестели росы,
И мы ловили много лет назад
Благоуханье этой алой розы,
Сверкающий гвоздики аромат.
<... > Цветы зимою умирают сами,
Крошатся корни, лепестки, листы.
Но если стебельков коснется пламя,
Вновь расцветают мертвые цветы.
Вот так же в час последнего дыханья,
Как солнца лик в угрюмых облаках
Вновь оживут твои воспоминанья
У смерти в костенеющих руках.
Прочтём в подстрочнике Л. Гладковой последнюю, восьмую строфу:
И так же всегда исполняются
В день роковой и грезы, и судьбы...
Когда в наших сердцах воспоминания бледнеют,
Смерть заставляет их расцвесть в своих руках.
Цветы и любовь воскрешаются болью! 7 октября (какого года?) —
памятная дата из гербария. Роза и гвоздика, символ Её и Его (во
французском, как и в русском языке, слово rose, т. е. роза, женского рода, но
oeillet — гвоздика, мужского рода). Вянущие цветы — память о любви,
которая в буднях жизни становится всё прозаичнее, тускнее,
утрачивает своё было нежное очарование. Чтобы воспоминания не бледнели
и любовь не увяла, как цветы, нужен ожог, боль, близость смерти, и
любовь вновь расцветет... Лечение болью — давний рецепт восточной
медицины... Любовь и Смерть, Эрос и Танатос — два врага, два союз-

354
Сага о любви
ника, два бессознательных импульса человеческой природы. Поэт был
наделён даром глубинных ощущений главных побудительных мотивов,
правящих жизнью человека.
Проблема увядания чувств, видимо, всё-таки существовала...
Последняя любовь Елена Денисьева.
«О время, погоди!...»
Пройдет ли обморок духовный?..
Ф. И. Тютгев
Он чувствовал бесовски-сладкое чувство,
он чувствовал какое-то пронзающее, какое-то
томительно-страшное наслаждение.
К В. Гоголь.
«Вий»
Летом 1850 года в жизнь 47-летнего Фёдора Ивановича вошла 24-летняя
Елена Александровна Денисьева. Линия судьбы сделала петлю и
повторила ситуацию любовного треугольника, но теперь Эрнестина оказалась
в роли Элеоноры. Она так же, как когда-то Нелли, вначале не придала
серьёзного значения любовной связи Фёдора. Эрнестина полагала, что
её аристократ-муж, камергер двора Его Императорского Величества, не
снизойдёт до увлечения девушкой из семьи разорившихся дворян,
годившейся ему в дочери. Снизошёл... Но теперь Рецидив аритмии
привёл в жизни Тютчевых к более тяжёлым осложнениям... Фёдор
Иванович увидел в Денисьевой молодую Эрнестину. Тогда, в середине 30-х,
они оба пребывали в расцвете сил. Теперь, пытаясь обмануть время, он
вновь стремится к переживанию любовных восторгов молодости. Поэта
заботили наступающие сумерки жизни. Седые взлохмаченные волосы
прибавляли годы. Многие знакомые называли его ласково
божественным старцем, иные просто стариком. Поэтесса Евдокия Ростопчина
в 1858 году, посвятила 55-летнему Фёдору Ивановичу такие строки:
«... тощий престарелый, / Жизнью сломленный поэт» и т. д. Тютчев
знал об этих стихах и никак не реагировал, но Эрнестина сердилась.
Однажды в письме она сама шутливо назвала мужа старичком. Тютчев
ответил грустным анекдотом о покойнике, на имя которого присылали
поздравительные письма с днём рождения. Синдром приближающейся
старости из недр психики выползал наружу, охватывая и изменяя всё
его существо. Тютчев пребывал в иллюзии истинности апории Зено-

Сага о любви
355
на, вообразив, что, действительно, быстроногому времени-Ахиллу не
угнаться за медленно ползущей старостью-черепахой...
Встрече Федора Ивановича с Денисьевой русская литература
обязана созданием шедевров любовных переживаний поэта на склоне лет:
О, как на склоне наших лет
Нежней мы любим и суеверней...
Сияй, сияй, прощальный свет
Любви последней, зари вечерней! <... >
Пускай скудеет в жилах кровь,
Но в сердце не скудеет нежность...
О, ты, последняя любовь!
Ты и блаженство и безнадежность.
В противоположность любовной лирике, созданной в молодости, у
зрелого Тютчева наиболее частый мотив — взгляд, иногда тревожный,
но вовнутрь своей души. Другому участнику любовной драмы
отведено место вне неё... Если посвящения юной Эрнестине были гимнами
любви, как явлению Небес: любовь — божественный напиток,
существующий вовне человеческого существа, им заполнена вся природа, то
в обращениях к Денисьевой поэт акцентирует свое личное душевное
состояние. В центре его внимания чаще он сам, чем любимая женщина.
Здесь уже нет стрекозиного феномена переполнения чувств и выплеска
их в окружающий мир. Но, вводя обобщающее «мы» вместо
конкретизирующего «я», поэт открывает явление, ограничивая его возрастными
рамками: это не он один, а все мы, которые уже на склоне лет,
нежней мы любим и суеверней... Функция природы здесь ассоциативна
(ср. «Уж как пал туман на сине море, а злодей тоска в ретиво
сердце»), склон лет ассоциирован с зарей вечерней. Сосредотачиваясь на
своём состоянии в посвящениях Е. А. Денисьевой {«Пламя рдеет,
пламя пышет...», июль 1855), Тютчев здесь не иносказательно применяет
и обнажающее «я»:
<...> Я в покое нерушимом
Листья веют и шуршат.
Я дыханьем их обвеян,
Страстный говор твой ловлю...
Слава Богу, я с тобою,
А с тобой мне - как в раю.

356
Сага о любви
Чувственность Елены Александровны завораживала поэта,
омолаживала его душу:
Я очи знал, - о, эти очи!
Как я любил их - знает Бог!
От их волшебной, страстной ночи
Я душу оторвать не мог. <... >
Поэт повторяет мотив уже звучавший двумя десятилетиями ранее в
посвящении Эрнестине, теперь он желает возвращения чувств своей
молодости. Жизнь казалась вечной, он тогда писал:
Люблю глаза твои, мой друг,
С игрой их пламенно-чудесной <... >
Глаза, потупленные ниц
В минуты страстного лобзанья <... >
Любовь изменяет сознание, им овладевает страх уходящего времени.
Как удержать его стремительный бег — философская проблема
античности. Поэт подпадает во власть тех же слепых разрушительных
страстей, погубивших гречанку Федру. Об их преступной притягательности
Тютчев узнал ещё 1828 году, в театре Расина в Париже. Там он был с
Элеонорой и тогда же понял, что этого безумного неистовства он ещё
не испытывал... Поэт созревал для большой любви, которая пришла в
образе Эрнестины. Молодой Тютчев уверовал, что это навсегда... Но и
всегда имеет свой конец, за которым неизбежно следует «... знаменье
богов ужасной кары...» («Из "Федры" Расина»). В стремлении к
самозабвению земной благодати, Фёдор Иванович на какое-то время
утрачивал контроль над своими ощущениями. Стихотворение «Так в жизни
есть мгновения...» (июль 1855) завершается гибельным фаустовским
обетом, смысл которого в контексте семейной жизни поэта более, чем
многозначителен: Тютчев признает понимание им греховности
отношений с Денисьевой. Их сладость усыпляет совесть поэта, мир
воспринимается сквозь дремоту, в центре мира — он сам, в стихотворении только
его личные волнения, он один их переживает:
Так, в жизни есть мгновения
Их трудно передать,
Они самозабвения
Земного благодать. <...>

Сага о любви
357
И любо мне, и сладко мне,
И мир в моей груди,
Дремотою обвеян я -
О время, погоди!
Всё! Роковая фраза произнесена! Бытие дало трещину, свет
отделился от тьмы, покой от мятежности, любовь заветная, но, увы,
увядающая, от волшебной страстной ночи любви омутной и
завлекающей... Тютчевская строка — эхо той эйфории, которую дьявол, по
имени Мефистофель, пообещал бесстрастному чернокнижнику
Фаусту в обмен на его душу (Гёте, «Фауст», ч. 1, сцена «У ворот», перевод
Б. Пастернака):
Едва я в миг отдельный возвеличу,
Вскричав: «Мгновение, повремени!» -
Все кончено, и я твоя добыча,
И мне спасенья нет из западни.
Тютчев безволен что-либо изменить. Возможность фаустовского
финала пока вне его сознания. Нахлынувшее чувство к Денисьевой
захватило Фёдора Ивановича. Отношениям с Еленой Александровной
способствовала её тетка, Анна Дмитриевна Денисьева, инспектриса
Смольного института. Ей импонировало, что племянницей увлекся
знаменитый солидный человек. Его семейное положение и возраст роли не
играли. Возможные последствия для судьбы своей племянницы она
просчитывала не очень проницательно. Любовная связь разыгралась почти
по классическому сценарию: снятие тайной квартиры, случайное
раскрытие любовного убежища, шумное увольнение племянницы и тётки,
негероическое бегство любовника, его нескорое возвращение...
А. И. Георгиевский, муж младшей сестры Елены Александровны,
так описывает свояченицу: «... природа одарила её большим умом и
остроумием, большой впечатлительностью и живостью, глубиной
чувства и энергией характера, и когда она попала в блестящее
общество, она и сама преобразилась в блестящую молодую особу,
которая при своей большой любезности и приветливости, при своей
природной веселости и очень счастливой наружности всегда
собирала около себя множество блестящих поклонников». Итак,
Денисьева выбрала немолодого поклонника. Георгиевский объяснял: «... она
поддалась его обаянию до совершенного самозабвения и,
несомненно, привязала его к себе самыми крепким узами».

358
Сага о любви
Елена Александровна страстно и безоглядно влюбилась в Фёдора
Ивановича. Её естество жаждало любви, и она щедро одаривала ею
своего любимого. Это увлечение, как вспоминал позже Георгиевский,
«вызвало с её стороны такую глубокую, такую самоотверженную,
такую страстную и энергетическую любовь, что она охватило все
его (Тютчева) существо, и он остался навсегда её пленником».
Денисьева была счастлива с Фёдором Ивановичем и предъявила на
него свои права, уступать любимого не желала. Эрнестина в полной мере
осознала тяжесть той ноши, которую по её вине когда-то пришлось нести
Элеоноре. Сердце бедной Нелли не вынесло тогда этой перегрузки... Но
теперь Тютчев уже не прежний легкомысленный молодой человек (хотя воли
и силы характера не прибавилось...). Он понимал сложность
драматического положения Елены Александровны, в которое она была ввергнута по его
вине. Сострадая и сопереживая ей, он писал, входя в её образ (упомянутый
приём эмпатии) {«Не говори: меня он, как и прежде, любит...», 1854):
<...> «Я стражду, не живу... им, им одним живу я -
<...> Ох, я дышу еще болезненно и трудно...
<...> Он мерит воздух мне так бережно и скудно...
Не мерят так и лютому врагу...».
Писатель Фёдор Фёдорович Тютчев, сын поэта и Елены
Александровны Денисьевой, уверял, что брак его отца и Эрнестины «не был, однако,
особенно счастливым». По его мнению, Елена Денисьева, сражалась
за свою любовь.
Трудно согласиться, что объявление войны не обществу, а одному
человеку, жене поэта, следует понимать, как подвиг борьбы с ханжеской
моралью. Денисьева действительно боролась за счастье любить и быть
любимой, но она желала быть счастливой ценой лишения этого права у
другой женщины, которой Тютчев дорожил, и расставаться с которой не
хотел ни при каких обстоятельствах!
Тютчев не относился к числу верных любовников. Георгиевский
намекал: «Зная его натуру, я не думаю, чтобы он за это долгое время
не увлекался кем-нибудь еще...»*. Действительно, вскоре Фёдор
Иванович начал тяготиться чувственными бурями Денисьевой. Его отноше-
* Возможно, А. И. Георгиевский намекал на небеспочвенные слухи о романе
Тютчева с некой вдовой, Жозефиной Гортензией Лапп, рождённой в Страсбурге
в 1824 году. Связь с ней была определённо случайная, лирических посвящений
не последовало, но следствием были вполне реальные дети. О госпоже Лапп
сообщали: писатель Г. И. Чулков, бывший сотрудник музея «Мураново» А. А.
Николаев, биограф Д. Дьюи [Dewl].

Сага о любви
359
ния с Еленой Александровной были сродни духовному обмороку. Он
откровенно испугался утраты Эрнестины и ясно ощутил, какой прочной
опорой в жизни она является. Тютчев пытался объяснить жене, что
ничего ужасного не произошло, что он по-прежнему любит её и только её
одну и никого, кроме неё, никогда не любил.
Денисьева настаивала на разрыве брака Тютчева, утверждая, что её
отношения с Фёдором Ивановичем — перст Божий. Но поэт знал, что
это не так, что, отбирая счастье, счастливой стать нельзя. Чувства Елены
Денисьевой не имели Божьего согласия и изначально обрекались
только на страдания и проигрыш. Жестокость поражения Денисьевой была
предопределена непонятной для неё прочностью отношений между
Фёдором и женой. Молодость Денисьевой была её временным
преимуществом. Холерическая экзальтированность Елены Александровны не
могла долго оставаться привлекательной чертой её характера. Денисьева
требовала, чтобы поэт писал стихи только в её честь, и чтобы все знали
об этом. Такие чрезмерные требования не могли исходить от
Эрнестины, для которой он при всех обстоятельствах всегда оставался кумиром.
Нести знала: главный глагол любви отдавать, а не требовать. Тютчев
уставал от Денисьевой. Духовный обморок на какое то время проходил...
Денисьева, ослеплённая любовью, не видела дистанции между ею и
Нести, не понимала, что Судьбой не она, а Эрнестина определена в жёны
поэту. О фатальном предсмертном поручении барона Дёрнберга Елена
Александровна не знала... Не знала она и о стихотворении «С какою
негою, с какой тоской влюбленный...» (1838), обращенном к Эрнестине:
<...> А днесь... О, если бы тогда тебе приснилось,
Что будущность для нас обоих берегла...
Как уязвленная, ты б с воплем пробудилась
Иль в сон иной бы перешла.
Будущность для нас обоих предназначалась Фёдору и Эрнестине.
Места для Елены Денисьевой там не оставалось. Её счастливое время
могло длиться ровно столько, пока она оставалась стимулом его
любовной лирики. К началу 60-гг. влияние Елены Александровны на
творчество Тютчева ослабело. Ей доставался нерадостный удел третьей
лишней. Денисьевой было предначертано уйти из судьбы своего любимого.
В неразрешимо-противоречивый узел связались отношения
любовников. Фёдор Иванович предугадывал худший вариант ужасной
развязки и страшился её. Он горестно провидел, что, несмотря на разницу в
возрасте с Денисьевой в 23 года, из жизни Леля уйдет молодой. Тютчева

360
Сага о любви
и раньше тревожило предчувствие неотвратимой беды. Для Денисье-
вой была немыслима жизнь без любви к Тютчеву, альтернативой любви
была только смерть...
Четвертого августа 1864 года 38-летняя Елена Александровна
скончалась от скоротечной чахотки.
С глубокой скорбью Фёдор Иванович писал 8/20 декабря из
Ниццы поэту Якову Полонскому: «... и я тогда же, помнится, говорил ей:
"Боже мой, ведь может же случиться, что все эти воспоминания —
все это, что и теперь уже так страшно, придется одному из нас
повторять одинокому, переживши другого", но эта мысль
пронизывала душу — и тотчас же исчезала».
Тютчеву довелось познать страшную горечь отчаяния, он
самобичевал себя до изнеможения. Его тяжёлые болезненные страдания
вызывали острое сочувствие близких людей. Они опасались за его жизнь.
Екатерина Фёдоровна писала 19/31 августа 1864 года тетке Д. И. Суш-
ковой об отце: «У меня болит сердце за него! Бедная душа его в
таком смятении, и я никогда не забуду того тягостного впечатления,
какое он произвел на меня во время последнего моего пребывания в
Петербурге. Бедный старик! Так горько чувствовать себя виновным
перед покойницей...». Тютчев испытывал муки совести, свойственные
нравственной природе человека. Литературные прообразы поэта,
античные персонажи — Федра и Херей*, не выдерживали внутренних
укоров: Федра покончила собой, Херей стенал: «Побейте меня камнями,
изыщите неслыханный способ кары».
В мае 1865 года от той же болезни, которая убила Денисьеву, умрут
старшая 14-летняя Лена и младший годовалый Николай, дети Елены и
Фёдора Ивановича. В их смерти Тютчев видел кару Божью, которая
постигла Федру, он был на грани умопомешательства.
Ещё будет создаваться трагическая поэзия, посвященная Елене
Александровне, но это будет поэзия памяти.
Сила любви и преданность Эрнестины спасали мужа от финала
прототипов, но не могли уберечь его от страданий («Накануне годовщины
4 августа 1864 г.»):
Вот бреду я вдоль большой дороги
В тихом свете гаснущего дня...
Тяжело мне, замирают ноги...
Друг мой милый, видишь ли меня?
* Персонаж повести Харитона Афродисийского (II век) «Повесть о любви Хе-
рея и Каллирои».

Сага о любви
361
Все темней, темнее над землею -
Улетел последний отблеск дня...
Вот тот мир, где жили мы с тобою,
Ангел мой, ты видишь ли меня?
Завтра день молитвы и печали,
Завтра память рокового дня...
Ангел мой, где б души не витали,
Ангел мой, ты видишь ли меня?
Последняя любовь Тютчева из факта житейского и биографического,
стала явлением литературным, символом борьбы за право женщины на
личное счастье, но, увы, с трагическим финалом этой борьбы.
...Зиму 1864-1865 гг. Тютчевы провели на Лазурном берегу.
Прошло почти три десятилетия после генуэзского «1-го декабря», в
сценарии жизни поэта оставался его главный персонаж: Эрнестина. В Ницце
происходило трудное примирение поэта с женой. Страдания его еще не
утихли. Грустной в Ницце была и свадьба дочери Марии с адмиралом-
инвалидом, героем Севастопольской обороны, Николаем Бирилёвым.
Фёдор Иванович и Эрнестина были против её брака. Этот союз,
действительно, оказался трагическим: родившийся ребёнок не выжил, Мария
скончалась от скоротечной чахотки (в 1872 году), адмирал потерял
рассудок и скончался в госпитале (в 1882 году).
И еще одна печаль: на русской вилле Бельмон Лазурного берега
умирал наследник престола, Великий князь юный Николай
Александрович (сын Александра II). Именно он должен был стать
императором Николаем II. Его кончина, последовавшая 24 апреля 1865 года,
изменила ход русской истории (возможно, и мировой...). Тютчева как
камергера Двора часто приглашали в царскую семью, где он был
вынужденным свидетелем трагедии. Именно тогда слезами поэта был
создан шедевр:
О, этот Юг, о, эта Ницца!..
О, как их блеск меня тревожит!
Жизнь, как подстреленная птица,
Подняться хочет - и не может...
Нет ни полета, ни размаху -
Висят поломанные крылья,
И вся дрожит, прижавшись к праху,
В сознаньи грустного бессилья...

362
Сага о любви
В Ницце Тютчевы жили в
районе, именуемом Croix de la Marbe,
Мраморный Крест — название в
честь когда-то существовавшего
здесь монастыря. На террасе
здания находился памятник в виде
креста, возле которого была
устроена временная часовня для
православного богослужения. В ноябре
1858 года её посетила российская
Район Ниццы Мраморный Крест, императрица. Позже она дала no-
Croix de la Marbe. ручение русскому послу в Турине
Здесь в XIX веке проживали графу Штакельбергу (Ницца до
российские дворяне χ 861 года входила в состав
Сардинского королевства) о ведении
переговоров с властями Ниццы о строительстве православного храма.
Снимать квартиру для Тютчевых помогал князь П. А. Вяземский. Тогдашнему
владельцу, monsieur Воггу, заплатили 2600 франков (до 1 апреля).
В сентябре 2003 года автору настоящего труда удалось разыскать
дом, в котором когда-то жила семья Фёдора Ивановича, и
познакомиться с нынешним хозяином квартиры, адвокатом Joli Clerc. О знаменитых
квартиросъёмщиках monsieur адвокат прочитал в местных туристских
изданиях, из которых узнал, что в Мраморном Кресте от страстей
петербургского высшего света отдыхала бывшая фрейлина,
покорительница сердец, стареющая красавица А. И. Смирнова-Россет. Это о ней
пушкинский мадригал: «Черноокая Россети / В самовластной
красоте...», Александра Иосифовна не была лишена литературного
дарования и оставила потомкам любопытные впечатления о главных лицах
своей жизни, в которых упомянут и Тютчев. Семья Фёдора
Ивановича обитала в тех же комнатах, в которых двадцатью годами ранее жил
Н. В. Гоголь! 2 декабря 1843 года Николай Васильевич писал
Жуковскому: «Ницца — рай; солнце как масло, ложится на всем... Я
продолжаю работать, т. е. набрасывать на бумагу хаос, из
которого должно произойти создание "Мертвых душ"...». Вероятно, от
П. А. Вяземского Фёдор Иванович знал о своих предшественниках в
Мраморном Кресте. В 70-е гг. XX века в квартире проживал граф
Толстой (внук Льва Николаевича), от которого адвокату достался
зеркальный шкаф, без привидений... В 2003 году гости бывшей квартиры
Тютчева преподнесли в подарок хозяину франкоязычные стихотворения и
публицистику русского поэта.

Сага о любви
363
Во времена Тютчева здание было трехэтажным. В конце XIX века
строительная фирма известного архитектора Эйфеля достроила еще три
этажа. Будете, уважаемый читатель, в Ницце, посетите небольшую
площадь Croix de la Marbe. Почувствуйте влекущую ауру великих россиян,
когда-то обитавших в этом районе.
Письма любви
Читая переписку Тютчевых, поражаетесь высокой взаимной
уважительности и интеллигентности отношений респондентов. Их письма —
эпистолярное состязание двух сердец в объяснении взаимной нужности
друг другу, психологическое взаимопроникновение и просветлённое
восхождение, названное Л. Франком религиозным опытом. Любовь
в письменных диалогах — не заурядная письменная речь для передачи
вербальной информации, это сама любовь, имеющая «своей природой
двуединство жизни и смерти, свободу личности и абсолютного бытия»
(Л. П. Карсавин). Эпистолярий Тютчевых — не сухие вежливые письма,
напротив, они проникнуты заботой, душевным теплом и сердечностью.
Содержание писем — возвышенная поэзия чувств, «язык человеческий и
ангельский, а не медь звенящая или кимвал звучащий» (1 Кор, 13, 1).
В текстах нет места брани, повышенной тональности, не дай Бог,
скабрезности. За 34 года семейной жизни Фёдор Иванович адресовал Эрне-
стине 500 писем!* Сколько же было расставаний-встреч и какой мерой
оценить истинное чувство, при котором не иссякает душевная
потребность в столь обильной переписке! 500 писем — это 500 любовных
признаний, 500 объяснений родственных душ. В тютчевских обращениях к
жене воздействует на душу читателя облагораживающая
эмоциональная энергия светлого чувства любви и тяжести страдания. Вряд ли в
мировой культуре существуют другие примеры столь богатой любовной
переписки с женой. В покаянных к ней письмах их автор чистосердечно
отчаивается в связи с той ситуацией, в создании которой сам был
повинен: «Прости меня за последние мои письма, я писал их в одном из
тех приступов безумного отчаяния, какие меня охватывают...».
Второго июля 1851 года, через 1,5 месяца после рождения Еленой
Александровной первого ребенка (от связи с Тютчевым Денисьева
родила троих детей), Фёдор Иванович писал жене из Москвы в Овстуг,
пытаясь убедить её, что за ним нет серьезной провинности: «Что же
* Письма Тютчева к жене получили первую огласку в 1914 году, спустя 20 лет
после кончины Эрнестины.

364
Сага о любви
произошло в твоем сердце, если ты стала сомневаться во мне, если
перестала понимать, перестала чувствовать, что ты для меня —
все (выделено в оригинальном тексте), и что β сравнении с тобою все
остальное — ничто?», Тютчев умалчивает имя Денисьевой, хотя
Эрнестине понятно, кого он имеет ввиду, говоря «все остальное»,
В семье Фёдора Ивановича имя Елены Александровны никогда не
называлось, лишь иногда упоминалась «эта женщина». Фёдор Иванович
решительно продолжает: «Я завтра же, если это будет возможно,
выеду к тебе. Не только в Овстуг, я поеду, если это потребуется, хоть
в Китай, чтобы узнать у тебя, в самом ли деле ты сомневаешься и
не воображаешь ли ты случайно, что я могу жить при наличии
такого сомнения? Знаешь, милая моя кисонька, мысль, что ты
сомневаешься во мне, заключает в себе нечто такое, что способно свести
меня с ума». За 7 тысяч верст в Китай ехать не потребовалось, но и в
Овстуг, всего 400 верст от Москвы, Фёдор Иванович не заторопился.
Чего только не наговоришь жене, чтобы ее успокоить...
Но вот читаем искренние строки раскаяния, любви, благодарности к
Эрнестине в письме от 13 июля 1851 года: «Милая моя кисонька, хочу
воспользоваться одной из своих добрых минут, — минут
просветления, для того, чтобы написать тебе спокойное и рассудительное
письмо, такое письмо, которое ты могла бы прочесть перед моим
дагерротипом, не обращая к нему упреков,,, В твоем письме разлит
тихий покой, некая безмятежность, которая благотворно на меня
подействовала. Я почувствовал себя живущим в твоих мечтаниях
жизнью призрака. Этот вид существования не противен мне. После
всех моих беснований это так успокаивает меня. Ах, милая моя
кисонька, прости мне все те язвительные и глупые упреки, которыми
я тебя осыпал.,. Ну, согласись, милая моя кисонька, что порой я
бываю поистине отвратителен. Но ты меня любишь, прощаешь меня
и жалеешь,,. Еще раз повторяю, что нет человека умнее тебя».
Тютчев понимал, что жена, с её интеллектом, уровнем культуры,
была несравнима с Денисьевой. В любовных отношениях с Еленой
Александровной наступало время переоценки ценностей. Фёдор Иванович
разрывался между влекущим омутом страсти и пониманием опасности
её последствий (письмо от 16/28 октября 1853 года): «... Видишь ли,
киска, есть люди, которых преследует мысль о смерти, меня же
преследует, как угроза искупления, страх потерять тебя... вот
почему разлука порой кажется мне такой ужасной, хоть кричи...
Не знаю, только ли в прошлом любил я тебя, но очень ясно чувствую,
что будущее без тебя меня бы ужаснуло». Это письмо адресовано Эр-

Сага о любви
365
нестине в Мюнхен. Она покинула Россию, уехала с детьми от пересудов
света и не знала, когда вернётся обратно и вернётся ли вообще.
Сердце обожгла мысль о возможности потери Эрнестины. Любовь
сильнее смерти. Эрос сильней Танатоса! Лечение болью давало
результаты... Жизненная стихия обратила к поэту свою угрюмую сторону. Она
словно «морская своенравная волна», в которой отражен и «небесный
свод», и «одичалая бездна вод». Поэту истомно сладок её «тихий
шепот, полный ласки и любви», но и «внятен буйный ропот» и её
«вещие стоны» {«Ты, волна моя морская...», апрель 1852). Душа Тютчева
разрывается между грехом и совестью, сознание в конфликте с
подсознанием. Поэт просит волну:
<... > Сбереги, что ты взяла.
Не кольцо, как дар заветный,
В зыбь твою я опустил,
И не камень самоцветный
Я в тебе похоронил.
Нет - в минуту роковую,
Тайной прелестью влеком,
Душу, душу я живую
Схоронил на дне твоем.
17 декабря 1852 года еще одно прозрение: «... я убежден, что ты до
конца меня знаешь, и воспринимаю твою любовь как Божий дар....
Пусть я делал глупости, поступки мои были противоречивы,
непоследовательны. Истинным во мне является только моё чувство к
тебе».
Тютчев растерялся. Он недооценивал силу своей привязанности к
жене. Длинные письма в Баварию шли потоком, 1-2 письма в неделю.
Внешне между супругами как бы ничего не произошло. Она сообщала
о светской жизни, о приеме у баварских монархов. Он писал о политике,
Восточном вопросе и убеждал жену вернуться: «Моя милая кисонька,
разлука приводит к постоянным недоразумениям». Эрнестина
почувствовала откровенную теплоту отношения Фёдора и готовилась к
обратной поездке. Тютчев понял, что примирение близко, что любовь
Эрнестины к нему не утрачена и... просил её не торопиться с возвращением: время
года, дескать, для путешествия неблагоприятное, он готов подождать
(письмо от 24 февраля/8 марта 1854 года): «Как можешь ты думать,
что я настолько нерассудителен, чтобы, после того как уже восемь
месяцев был лишен твоего присутствия, не предпочел обречь себя на

366
Сага о любви
отсрочку еще в пять-шесть недель скорее, нежели дать тебе
пустится в странствие в самое неблагоприятное время года?». Фёдор
Иванович «бродил, как во сне», последняя любовь была «и блаженством, и
безнадежностью», но этот рай не мог быть вечен. Поэт просил у судьбы
отсрочку «еще в пять-шесть недель» и... посвящал жене стихи.
Она вернулась в Россию, но жила в Овстуге: «... О, что за мерзкая
вещь — разлука, и сколько зла причинили мне разлуки с тобой!
ничто не в силах успокоить и разогнать внутренний мрак, тогда
как и четверти часа твоего присутствия было бы вполне для этого
достаточно... О милая моя киска, то, что я тебе здесь говорю — не
выдумки. И если мне суждено когда-нибудь снова обрести хоть
немного спокойствия и душевной ясности, то этим благом я буду
обязан одной тебе, ибо ты одна имеешь на это власть и волю» (письмо
от 23 июля 1854 года).
В годы угара страсти Тютчева к Елене Александровне нить нежных
отношений между Фёдором Ивановичем и Эрнестиной
выдерживала испытания на прочность. Отношения с Денисьевой длились долго,
14 лет. Фёдор Иванович чувствовал свою вину перед Нести. Её
страдания угнетали поэта. Из дневника Анны Фёдоровны Тютчевой: «У меня
был длинный разговор с папа, который встревожен состоянием
мама. Он опасается, как бы у неё не было истощения, и притом она
грустит. Она говорит ему: "Я в мире никого больше не люблю,
кроме тебя, и то, и то! уже не так"» (2/14 января 1853 года).
Любовью к мужу, заботой и грустным юмором проникнуты письма
Эрнестины к Анне в Петербург (Овстуг, 15/27 мая 1855 года): «Если
увидишь своего отца, посмотри на него внимательно, как
посмотрела бы я. Как он выглядит? Подстрижены ли волосы? Радуют ли
его приятели и, главное, приятельницы?». Дочери Элеоноры, Дарья и
Анна, писали об Эрнестине в августе 1855 года: «Мама как раз та
женщина, которая нужна папа, — любящая непоследовательно, слепо
и долготерпеливо. Чтобы любить папа, зная его и понимая, нужно
быть святой, совершенно отрешенной от всего земного, а у папа ум
благородный и глубокий...». Прочтем отрывок из письма Эрнестины
падчерице Дарье: «В прошлую пятницу почта принесла мне письмецо
от моего Любимого с очаровательными стихами его сочинения:
Когда, что звали мы своим,
Навек от нас ушло
И, как под камнем гробовым,
Нам станет тяжело, -

Сага о любви
367
Пойдём и бросим беглый взгляд
Туда, по склону вод,
Куда стремглав струи спешат,
Куда поток несет...
Хочу поговорить с тобой о Любимом, всегда таком хвором, — его
состояние тревожит меня чрезвычайно. Прошу тебя, посоветуй
ему продолжать пользоваться электро-гальванизмом».
«Когда, что звали мы своим...» — вольное изложение
стихотворения Николауса Ленау «Blick in den Strom» («Взгляд в поток»).
Тютчевское название — «Успокоение». Его создание датировано 15 августа
1858 года. * Тютчева всегда влекла тема сравнения жизни с водной
стихией. Поток — символ постоянного обновления. Вод потока не
повернуть вспять. Дважды в одни и те же струи не войти (Гераклит).
Тревожных вчерашних проблем завтра не будет. Наступит новая, иная жизнь.
Надо успокоиться! В успокоении смысл сдвига акцентов в переводе из
Ленау. В подтексте — желание примирения с женой. Эрнестина намек
поняла, действительная суть стихотворения была ей понятна.
Письмо Эрнестины падчерице Дарье от 12/24 июня 1859 года: «...
пишу тебе под грустным впечатлением отъезда Любимого,
который покинул нас сегодня утром и отправился в Вильдбад, чтобы
пройти там курс лечения. Две недели, которые он провел с нами
здесь (в Рейхенхале), принадлежат к лучшим в моей жизни. Le
Gracieux (Чаровник — φρ.) неизменно оправдывал свое наименование;
несмотря на то, что мы обречены здесь на почти полное
одиночество, он был так добр и ласков, что я была в восторге и не
узнавала его... Мы совершили с Любимым несколько экскурсий... Чаровник
был в восторге, а уж я-то!..Убеждена, что сегодня в пути он
сочиняет стихи, навеянные увиденным за последние дни». Вот такая
бесконечная любовь к мужу, физическое ощущение неразрывности с ним...
А ведь их супружество в это время было далеко небезоблачным.
Эрнестина интуитивно выбрала единственно правильную линию поведения:
избегая двусмысленного положения семьи и кривотолков в обществе,
она отказалась от высшего света, балов и выехала из Петербурга.
Личные дела супруга ни с ним, ни с кем другим она никогда не обсуждала,
муж по-прежнему был окружен её теплотой, словно ничего не произо-
* Nikolaus Lenau (1802-1850) — австрийский поэт-романтик (настоящая
фамилия поэта Niembsch). В июне 1843 года и в марте 1844 года Ленау
посещал Мюнхен. Вероятная встреча Тютчева с Ленау могла произойти в марте
1844 года.

368
Сага о любви
шло. Приезды Фёдора в Овстуг были днями её счастья, она называла его
«любимый», «мой чаровник». Тютчев чувствовал прочность семейных
устоев. Он осознавал себя и Эрнестину как единое существо, для
которого смертельно отторжение супругов друг от друга. В их сложных
отношениях Эрнестина была фактором стабильности. Безвольный Тютчев
это хорошо понимал. Фёдор Иванович посвящал стихи Эрнестине всю
жизнь, и в светлые, и в самые драматичные годы его связи с Денисьевой.
23 ноября/5 декабря того ужасного 1864 года Дарья переслала из
Ниццы сестре Екатерине стихи Фёдора Ивановича, наполненные печалью и
трагизмом истерзанной души поэта: «Жизнь, как подстреленная
птица, / Подняться хочет — и не может...»
Какое сердце могло выдержать такие тяжкие испытания? Но мир не
рухнул «и сердце на клочки не разорвалось»: рядом была Нести —
земное Провидение. Без мужественной сильной Эрнестины не выжил бы
ни Фёдор Иванович, ни 5-летний Фёдор, единственный оставшийся сын
Елены Денисьевой, будущий писатель*. Тютчев медленно возвращался
к существованию без Денисьевой, к жизни с Эрнестиной. Еще
продолжали рождаться трагические стихи, но тональность их была уже иной.
Сентенция из стихотворения, посвященного Дарье Фёдоровне по
поводу её увлечения при дворе (11 января 1865 года):
Когда на то нет Божьего согласья,
Как ни страдай она любя, -
Душа, увы, не выстрадает счастья
Но может выстрадать себя...
Душа, душа, которая всецело
Одной заветной отдалась любви
И ей одной дышала и болела,
Господь тебя благослови! <... >
... Еще в апреле 1851 года Тютчев ко дню рождения Эрнестины
написал поздравительное стихотворение и положил в альбом-гербарий. Он
пытался как-то объясниться с женой. Но примиряющее объяснение не
состоялось: Эрнестина не заглянула тогда в альбом, сюрприза не
увидела, Фёдор не подсказал, а позже о стихах забыл. Более двух десятилетий
не пополняла Эрнестина альбом-гербарий новыми записями о приятных
* Фёдор Фёдорович Тютчев, полковник, командир Дрисского пехотного полка,
скончался от ран в бердичевском госпитале 9 февраля 1916 года, похоронен в Петербурге
на Волковом кладбище рядом с матерью.

Сага о любви
369
воспоминаниях. Увы, жизнь таковыми последнее время не одаривала.
Какого же было её изумление и волнение, когда в мае 1875 года, т. е.
почти через два года после смерти мужа, она обнаружила в гербарии
страничку, написанную рукой Фёдора Ивановича! Это не были стихи,
это был вопль отчаяния, страх утраты единственной жизненной опоры,
это была мольба к Провидению о прощении:
Не знаю я, коснется ль благодать
Моей души болезненно-греховной,
Удастся ль ей воскреснуть и восстать,
Пройдет ли обморок духовный?
Но если бы душа могла
Здесь на земле найти успокоенье
Мне благодатью ты б была -
Ты, ты, мое земное Провиденье!..
Молитва с того света была услышана и принята: остаток жизни
вдова посвятила подготовке издания наиболее полного собрания сочинений
мужа. Судьба страшной ценой соединила Поэта и его Женщину и не
допустила их расставания до конца дней... В личных дневниках Эрнестина
продолжала называть мужа только Любимый. И. Аксаков, собирая
биографический материал о Тютчеве, обращался к ней (26 ноября 1873 года):
«... Что же касается до его переписки с вами, то это поистине
литературное сокровище и драгоценно во всех отношениях. Лишь
в этих письмах сказывается он весь таким, каким он был, лишь в
этих письмах с полной непринужденностью говорит он самом себе
— в этих письмах зараз столь серьезных и прелестных, таких
искренних и простых, раскрывающих самые глубины его поэтического
гения, столь возвышенного и столь смиренного».
Письма Фёдора Ивановича — самостоятельный жанр его творчества.
К. В. Пигарев исследовал переписку Тютчева: «Наряду с его лирикой,
они (письма) являются основным источником нашего знания о
поэте. В письмах к ней (к Эрнестине) он не ограничивает себя кругом
тем, которые могут занимать его адресата или которые
составляют обычный предмет его бесед с ним. К жене он обращается как
к человеку, равному себе, способному понять его во всей сложности
и во всех его противоречиях. В письмах поэта к ней мы находим не
только живое и яркое отображение его повседневной жизни, но и
заветные раздумья по вопросам истории, глубочайшие и тончайшие
наблюдения над окружающей средой и над самим собой».

370
Сага о любви
В начале XX века дети Фёдора Ивановича, Дарья Фёдоровна, дочь
Элеоноры, и Иван Фёдорович, сын Эрнестины, готовили к изданию
письма отца. Дарья: «Перечитывая эти письма, я поражаюсь полному
доверию, которое питал папа к трезвому и рациональному мнению
своей жены. Хотя и чуждая России по своему происхождению, мама
поняла и овладела всем горизонтом патриотической мысли папа
— ив этом отношении папа говорил с ней так, как не говорил ни с
кем».
В 1900 году, через 6 лет после смерти Эрнестины, увидели свет
сочинения Тютчева, подготовленные к публикации вдовой поэта. В
предисловии Дарья и Иван, люди пожилого возраста, восхитились
гражданским подвигом Эрнестины: «... Иностранка по происхождению, при
вступлении в брак с Фёдором Ивановичем совершенно чуждая
России, Эрнестина Фёдоровна (русское отчество Эрнестины) нарочно
изучила русский язык, чтобы приобрести этим путем возможность
читать в подлинниках стихотворения своего мужа, поэтический
талант которого она любила и оценивала по достоинству. Этому
обстоятельству, открывшему Эрнестине Фёдоровне всю
красоту формы и всю глубину содержания стихотворений поэта,
русская литература, несомненно, обязана сохранением большинства
его произведений, которые иначе, при полном равнодушии автора
к их участи, были бы утрачены навсегда... Иван, Дарья Тютчевы.
Октябрь 1899 года».
Отношения Фёдора Ивановича и Эрнестины были редким примером
гармонии, защитившей их брак в катаклизмах общего бытия.
... Февраль 1873 года. Угасающий Тютчев, зрение едва служит, одна
рука неподвижна, тело непослушно. Завершается земная судьба Поэта.
Его последняя мысль не о себе... Поэт создает свой последний шедевр,
последний гимн любви жене, последнее прости:
Все отнял у меня казнящий Бог:
Здоровье, силу воли, воздух, сон.
Одну тебя при мне оставил Он,
Чтоб я Ему еще молиться мог.
Какой удачей для России стал выбор судьбой в жены поэту Фёдору
Тютчеву баварской баронессы Эрнестины!

Сага о любви
371
«О чем ты воешь, ветр ночной?..»
Совокупность явлений и действий, особым
образом связывающих человека с тайным
существом и силами мира, независимо от
условий пространства, времени и физической
причинности; это есть мистика реальная или
опытная....
Владимир Соловьёв
В начале XIX века в Германии был переиздан труд философа
Я. Бёме «Три принципа божественных знаний», написанный за двести
лет до того. В 1815 году в Санкт-Петербурге свет увидело сочинение
«Christosophia или путь ко Христу, в десяти книгах, творение Иакова
Бёме, прозванного тевтоническим философом». Идеи Бёме ранее
жестоко осуждались. Сохранились сведения о сожжении в XVI веке в Москве
лютеранского пастора, пропагандировавшего учения «тевтонического
философа». Якоб Бёме (1575-1624), немецкий башмачник из Гёрлица,
едва обученный грамоте, был последователем Парацельса (1493-1541)
и натурфилософа-мистика Вайгеля (1533-1588). В терминах
герметических знаний (каббалы, астрологии, алхимии) он на библейской
основе создал общие основы пантеизма и религиозно-этического дуализма.
Его учения завоевали умы мыслителей XVI-XIX столетий. Бёме —
современник Галилея, Кампанеллы, Кеплера, Бруно, Декарта, Монтескье
— творчески воспринял достижения их мысли и сам явился источником
новых знаний для Лейбница, Ньютона, Фихте, Гегеля, Шеллинга, Баа-
дера, Фейербаха, Гёте, Ницше, Шопенгауэра, Юнга и даже Эйнштейна.
В истории мировой культуры его имя стоит в одном ряду с названными
выдающимися представителями человечества. Влияние надконфессио-
нальных мистических и пантеистических учений Бёме испытали все
выдающиеся философы.
На любознательных Семёна Раича и его ученика Фёдора
вышеназванная работа произвела колоссальное впечатление. Фёдор Иванович
всю жизнь восхищался учениями «башмачника»: «Этот Яков Бём —
один из величайших умов, которые когда-либо проходили земное
поприще». [ПСС, т. 2, 456]
Философы Вяч. Иванов и С. Франк прослеживают в творчестве
молодого Тютчева проповедуемые Якобом Бёме идеи, основанные на
дуалистическом восприятии природы человека и мироздания: душа — космос,
порядок — хаос, мир Дня — мир Ночи («День и Ночь»):

372
Сага о любви
Но меркнет день - настала ночь;
Пришла и с мира рокового
Ткань благодатную покрова,
Сорвав, отбрасывает прочь...
И бездна нам обнажена
С своими страхами и мглами,
И нет преград меж ней и нами -
Вот отчего нам ночь страшна.
Некоторое время Александр I и его окружение находились в
духовном угаре влияний приверженца магии религиозных видений
баронессы Варвары-Юлианы Крюденер, урожд. Виттингофф
(однофамилицы Амалии Крюденер, урожд. Лерхенфельд). Двор стал
источником распространения оккультизма в обществе. В побеждённый
Париж 31 марта 1814 года баронесса въезжала в одной карете с
императором. Ей принадлежала идея названия союза трёх христианских
держав — России, Пруссии и Австрии, Священным, Союз
олицетворял соответственно православие, протестантизм и католичество.
Мистическая эйфория охватила и русское общество. Петербургские
салоны были буквально одержимы спиритическими сеансами —
столоверчениями и другими опытами с привлечением
сверхъестественных явлений.
Распространению идей мистицизма способствовали сеансы
ясновидения парижской прорицательницы Мари-Анн Ленорман (1772-1843).
В её салоне побывал и русский монарх, которому она предсказала уход
из жизни вдали от столицы. Сохранились семнадцать сочинений Мари-
Анн, в т. ч. о будущем русской монархии «Тень Екатерины II над
могилой Александра I» и другие не менее интригующие пророчества. Они
были вполне доступны Тютчеву. Карты и сверхъестественное чутье
раскрывали парижской Сивилле ужасную картину будущего
Франции. Предсказания Ленорман будоражили европейцев и воображение
Тютчева. Не лишено основания предположение, что в 1828 году поэт
посещал её салон. Рассказывали, что к Ленорман адресовались люди
всех сословий французского общества. Слава вещуньи была столь
велика, что к ней в дом за советами обращались известные политики и
военные, священники и представители высшего света.
К Ленорман нельзя относиться как к заурядной гадалке.
Исключительность её способностей была принадлежностью французской жизни
и культуры. Необъяснимый контакт с таинственными силами,
непонятное с точки зрения здравого смысла безошибочное знание предстоящих

Сага о любви
373
событий сказались на формировании мистического направления в
литературе и философии. Сбывавшиеся её пророчества были сильным
аргументом в пользу существования феномена сверхчувственного. Влияние
Ленорман на умы современников было без преувеличения огромным.
Дочь Тютчева, Анна, фрейлина будущей императрицы Марии
Александровны, признавала в своем дневнике 29 сентября 1853 года: «Факт
тот, что столы вертятся, и что они пишут... Не подлежит,
однако, сомненью, что получаемые ответы неопределенны и банальны:
как будто духи, прибегающие к этому странному способу общения
с людьми, боятся скомпрометировать себя... Столы,
предназначенные к тому, чтобы служить средством общения с духом,
имеют доски величиной не более дна тарелки, сердцевидной формы и
стоят на трех ножках, из которых одна снабжена карандашом.
Эта игрушка неизбежно поддается малейшему нажиму со
стороны руки, якобы магнетизирующей стол, и легко проводит знаки на
бумаге, которая принимает сообщения духов. Отсюда один шаг до
невинного обмана, который невольно создается в уме увлеченного
магнетизера...».
Анна Фёдоровна пыталась понять и как-то объяснить самой себе
явления, свидетелем которых являлась: «Человека странным образом
тянет ко всему сверхъестественному, и он необычайно легко
обманывает себя самым честным образом, вот чем объясняется
широкое влияние Калиостров всех времен, и это создает огромный успех
пишущих столов... я твердо верю в сверхъестественное, но именно
поэтому я не могу допустить, чтобы сверхчувственный мир стал
в зависимость от нашего воображения и нашей воли, чтобы люди
делали из него салонную забаву».
Дань широко распространенному среди образованных россиян
мистицизму отдал и Ф. И. Тютчев*. Фёдор Иванович, почитатель Бёме,
в загадочных явлениях видел подтверждение той картине мироздания,
в которой одновременно сосуществуют и логичный порядок, и хаос
тёмных сил. Спиритическим увлечениям отца уделено много места в
дневнике Анны, особенно за второе полугодие 1853 года. Вот запись от
* Сестра Ф. И. Тютчева, Дарья, через мужа. Н. В. Сушкова, приходилась
двоюродной тёткой графине Евдокии Ростопчиной, которая в свою очередь являлась
двоюродной тёткой известного приверженца оккультизма и спиритуализма,
Елены Блаватской (1831-1891). Елена Петровна в 1875 году основала
Теософское общество, его девиз — «Нет религии выше истины». На общество
возлагалась задача «образовать ядро Всемирного Братства без различия расы, цвета
кожи, пола, касты и вероисповедания».

374
Сага о любви
14 ноября: «Он с головой увлечен столами, не только вертящимися,
но пророчествующими. Его медиум находится в общении с душой
Константина Черкасского, которая поселилась в столе после того
как, проведя жизнь далеко не правоверно и благочестиво, ушла из
этой жизни не совсем законным образом (утверждают, что он
отравился)». Князь Константин Александрович Черкасский, о ком
Тютчев был много наслышан и с кем, вероятно, лично был знаком,
определенно не являлся для Фёдора Ивановича интересной личностью. Слава
Черкасского была скандальной: картежный игрок, промотавший
наследство, скрывался от кредиторов и полиции. Его непонятная внезапная
кончина вызвала в обществе слухи и кривотолки. Граф М. Д. Бутурлин в
«Записках», опубликованных спустя сорок четыре года, сообщая о
таинственной смерти князя, добавлял, что одновременно в Париже при столь
же необъяснимых обстоятельствах ушла из жизни сестра Черкасского
— С. А. Рябинина. Софья Александровна якобы незадолго до своей
кончины выразила недовольство духом покойного митрополита Филарета, к
которому во время спиритического сеанса обратилась за советом в
поисках удовлетворения душевной жажды.
Непонятные случаи обыденной жизни чрезвычайно привлекали
Фёдора Ивановича. В общем, смятенная душа князя Черкасского была
подходящей посредницей между вертящимся столом и миром иным.
«Странно, — иронизирует Анна, — что дух этого стола, как две
капли воды, похож на дух моего отца; та же политическая точка
зрения, та же игра воображения, тот же слог».
Между тем над семейной жизнью Фёдора Ивановича в 50-е гг.
собирались тучи, не менее грозовые, чем на российском политическом
небосклоне. В глубине души Тютчев всё-таки предполагал, что
предсказания столов не таинство, а мистификация. Если они говорят правду, то
пусть, не таясь, ответят, когда начнётся война. Если скажут правду, то
«... хотелось бы мне прибавить и третий вопрос, разрешение коего
не перестает занимать меня посреди катастроф и чудес, но когда
я спросил у стола насчет тебя, он набросал под моей рукой лишь
фестоны и арабески, что меня вовсе не удовлетворило. Льщу себя
надеждой, что в течение ближайшей недели я буду лучше
осведомлен более обычным, но зато более точным путем — посредством
письма, полученного по почте».
Лукавая ирония: Тютчев прятал за ней беспокойство, его тревожило,
какое решение примет Эрнестина об их дальнейшей совместной жизни
в связи с его скандальной связью с Денисьевой. Тютчев напрасно
ожидал от стола успокоительного ответа. Его не последовало. Замыслова-

Сага о любви
375
тые узоры фестонов и арабесок наводили на грустные размышления.
Следующее письмо, полученное по почте, пришло уже не из Овстуга, а к
печали Тютчева — из Мюнхена...
«Что до папа, то он раздирается между Восточным вопросом
и Эрнестиной» — без эмоций констатирует Дарья в марте-апреле
1854 года. Фёдор Иванович успокоится только через полгода, с
возвращением жены из Германии. Страсти немного улягутся, и он (в августе
1858 года) посвятит жене «Успокоение», перевод из Ленау.
... Старшая дочь, Анна, любила отца, но к его занятиям спиритизмом
относилась негативно. Она — истинная христианка, преданная
благочестию и молитве. За глаза её прозывали всероссийской лампадкой.
Не могла она принять и оккультные увлечения Двора, мистицизм не в
ладах с христианством: будущее в руках Божьих, оно не подвластно ни
положению звёзд, ни сочетанью выпавших карт, ни колебаниям
вертящихся столов.
Анне был чужд «строй мыслей» отца, она не считала, что Фёдор
Иванович, увлекаясь мистикой столоверчения, пытается проникнуть
в таинство возникновения нового знания о мироустройстве. Рассудку
поэта тесны собственные границы, и он пытается их расширить.
Еще в Мюнхене Тютчевым было написано стихотворении «Безумие»:
за горизонтом разума «безумье жалкое живет», оно как бы
сумасшествие, но в действительности безумию понятно нечто, недоступное
здравомыслию. Безумие мнит, что ему ведомо всё:
И мнит, что слышит струй кипенье,
Что слышит ток подземных вод,
И колыбельное их пенье,
И шумный из Земли исход!
Гёте в драме «Торквато Тассо» сравнивает безумие с гениальностью:
Великий дух всегда безумию сродни,
Стеною тонкою разделены они.
В античные времена безумием и гениальностью наделяли великих
поэтов. Шопенгауэр, исследуя философский аспект безумия, приводит
подтверждения древних авторов: «Цицерон свидетельствует:
"Демокрит утверждает, что не может быть великого поэта без
некоторого безумия, и то же говорит Платон» (De divin. I, 37), — и далее
Шопегауер пишет. — Гений останавливается на созерцании самой

376
Сага о любви
жизни, стремится в каждой вещи постигнуть ее идею, вот почему
он часто не обращает внимания на свой собственный жизненный
путь и потому в большинстве случаев проходит его довольно
неискусно» [Шоп]. Кстати, Шопенгауэр ссылался и на Шекспира (отрывок
из комедии «Сон в летнюю ночь», перев. Тютчева):
Любовники, безумцы и поэты
Из одного воображения слиты!..
Тютчев не был борцом за отстаивание своего мировосприятия
природы. Он не искал единомышленников и оставался одинок. С Анной
возникали бесполезные споры и болезненные для обоих столкновения.
Он осторожно открывается лишь преданной Эрнестине. 16/28 ноября
1853 года Фёдор Иванович пишет ей в Мюнхен: «... если бы я не
боялся, моя киска, внушить тебе опасения за мой рассудок, я должен
был бы рассказать тебе о некоторых явлениях, свидетелем коих
я был с несколькими другими лицами, — явлениях, которые
следовало бы иметь смелость назвать их именами, но смелости этой
мне не достает. Я видел, я осязал чудо, столь же действительное,
столь же неоспоримое, как и всякая другая действительность.
Что бы ему не верить, я должен был бы отвергнуть свидетельство
своих внешних чувств, но боязнь людского мнения еще сильнее, чем
очевидность».
В общей судьбе Фёдора Тютчева и Эрнестины происходили события,
мистически-загадочная закономерность которых целенаправленно
выстраивала линии жизней обоих супругов. Удивителен калейдоскоп
многих своевременных случайностей.
Поразительны обстоятельства упомянутой выше первой встречи
Фёдора и Эрнестины на Fasching'e 1833 года: вещее прощание барона
Дёрнберга на балу (барон Тютчеву: «Поручаю Вам мою жену») и
последовавшая через два дня его кончина. Судьба неуклонно способствовала
соединению Фёдора и Эрнестины и жестоко и неумолимо, иногда
беспощадно трагически, противодействовала их разлуке.
Если бы это понимала Денисьева?!
В мюнхенский период Тютчевым были созданы стихотворения
глубокого философского содержания. Одно из них «О чем ты воешь, ветр
ночной?..». Поэт в тревоге обращается к ночной таинственной стихии.
Рождаются мысли, наполненные беспокойством, в природе и душе
шевелится темный хаос... «О! бурь заснувших не буди...». Загадкам
мироздания нет разгадок! Стихотворение вдохновило немецко-русского ком-

Сага о любви
377
позитора Николая Метнера на создание сразу двух сочинений: романса
и романтической сонаты, одних из лучших музыкальных произведений
тютчевианы:
О! страшных песен сих не пой!
Про древний хаос, про родимый!
Как жадно мир души ночной
Внимает повести любимой!
Из смертной рвется он груди
Он с беспредельным жаждет слиться!..
О! бурь заснувших не буди -
Под ними хаос шевелится!..
Рождение высокой поэзии Тютчева органично вплетено в роковые
коллизии его семейной жизни.
Тютчевскому творчеству уже в XIX столетии грозила участь
забвения. Многие писатели и поэты через 25-50 лет оказывались
полузабытыми или вовсе утраченными для культуры. При жизни Фёдора
Ивановича его имя в литературной критике изредка упоминали: Д. Дубенский
(1828), И. Киреевский, А. Пушкин (1830), Н. Некрасов (1840).
Угрозу памяти о Тютчеве поняла Эрнестина. Она знала мнение
И. Тургенева, который, отдавая должное поэтическому таланту её мужа,
предрекал: «... популярности мы не предсказываем г. Тютчеву».
С ним солидаризовался и А. А. Фет, друг Фёдора Ивановича: «к
зырянам Тютчев не придет». Афанасий Афанасьевич писал В. Гаевскому
20 июля 1884 года: «... мое Солдатенковское издание в 2400
экземпляров в 10 лет не разошлось. То же с великим Тютчевым».
Единственное упоминание Белинского о Тютчеве встречается лишь
в примечании работы о Д. Давыдове. В статье о русской поэзии
Гоголь назвал Тютчева в числе других поэтов, у которых «собственный
поэтический огонь и благоуханные движения душевные» зажжены
Пушкиным... В 1846 году о Тютчеве примечательно писал критик
Валериан Майков: «Переводы Плещеева из Гейне напомнили нам одного
русского поэта, которого никто не помнит. (!! — А. П.) В мое
время, лет десять назад, его стихи и обратили на себя внимание
людей со вкусом и поэтическим тактом....Видеть забвение истинно-
поэтических произведений еще прискорбнее, чем видеть появление
бездарных виршей, вооруженных самолюбивыми претензиями.
Стихотворения, о которых мы говорим, напечатаны в
«Современнике» 1836 и 1837 гг. под названием «Стихотворения, присланные из

378
Сага о любви
Германии» и принадлежат автору, подписавшему буквами "Ф. Т. ".
Там они и умерли... Странные дела делаются у нас в литературе!».
В 1874 году появилась большая биографическая статья И. С. Аксакова
«Биография Ф. И. Тютчева». [Акс] Статья была замечена лишь узким
кругом любителей поэзии, Тютчева уже начали забывать.
Все силы Эрнестина потратила на достойное посмертное издание
полного собрания стихотворений мужа: в 1879 году и в 1883 году. На
рубеже столетий эти публикации сочинений Тютчева попали под самое
пристальное внимание поэта и религиозного философа Владимира
Соловьёва, первооткрывателя философской многогранности тютчевской
поэзии. Соловьёвская трактовка тютчевского творчества давала
замечательную возможность для обоснования провиденциальной миссии
«нового искусства», превращая Тютчева в идеальный образ поэта —
теурга. Этот богословский термин был перетолкован Соловьёвым в
«Философских началах цельного знания», став обозначением
художника, в деятельности которого «мистика во внутреннем соединении с
остальными степенями творчества, именно с изящным искусством
и с техническим художеством образует одно органическое целое,
единство которого, как и единство всякого организма, состоит в
общей цели... Цель здесь мистическая — общение с высшим миром
путем внутренней творческой деятельности. Этой цели служат
не только прямые средства мистического характера, но также и
истинное искусство и истинная техника (тем более что источник
у всех трех один — вдохновение)»*.
29 сентября 1896 года Φ. Ф. Фидлер (1859-1917), немецко-русский
поэт-переводчик, популяризатор русской литературы на немецком
языке, записал в дневнике: «Вчерашний вечер провёл у Мережковского.
Тютчева ставит он выше Гейне и Ленау и в единых стихах на одном
уровне с Гёте». В 1905 году лейпцигское издательство «Phillip Reclam»,
издающее серии малоформатных «грошовых» книжек, опубликовало
фидлеровский сборник переводов UB-4721 (Universal-Bibliothek), в
который вошли 146 стихотворений Тютчева**.
* Соловьев В. С. Сочинения в 2 т. / М., 1990. Т. 2. С. 17.
** Fiedler Friedrich. Aus der Literaturenwelt: Charakterzüge und Urteile;
Tagebuch. / Herausgegeben von Konstantin Asadovski. Göttingen: Wallstein-Verlag,
1996. ISBN 3-89244-183-9— Подробнее о Фидлере см.:— Полонский А. Э.
«Здесь Тютчев жил...». Русский поэт в Мюнхене / Киев. «Поэзия». 2003,
с. 350. Илл. 75. ISBN 966-7116-70-0, и — Полонский, А. Э. Фёдор Тютчев.
Двадцать два года вдали от России / М. Издательский Центр «Классика», 2004,
с. 320. Илл. 32C..ISBN 5-94525-021-Х.

Сага о любви
379
Поэт серебряного века Н. В. Недоброво ( 1882-1916) в статье «О
Тютчеве» в 1910 году обеспокоено писал: «... все чаще, как нечто ясное и
общеизвестное, утверждается великая ценность стихов Тютчева.
Но теперь усвоению их мешает другое, чисто внешнее препятствие:
сочинений Тютчева нет в продаже. Последнее издание вышло в 1900 г.
и уже через три года разошлось. Теперь оно появляется только у
букинистов, по тройной цене, да и то настолько редко, что оно, в
общем, должно быть признано почти недоступным»*.
Известно, что популярность автора
определяется не количеством его
публикаций, а числом ссылок на них. Ученики
и последователи В. Соловьёва: философы-
филологи С. Франк, Вяч. Иванов, В. Зень-
ковский, Г. Флоровский, Д. Чижевский
и др., почти в каждой работе
аргументировали свои выводы примерами из
тютчевской поэзии. Идеи Тютчева питали
русскую философскую мысль. Благодаря
Эрнестине XX век услышал, понял и
принял Тютчева. В этом была её главная
миссия перед Россией. Жена поэта оказалась Философ Владимир Соловьёв
тем единственным человеком, который (1853-1900)
своевременно оценил громадное значение
творчества Тютчева для русской культуры. Она стояла первой в эстафете
передачи в будущее его уникальной поэзии. Никто другой из тютчевского
окружения с таким высшим предназначением не справился бы.
Эстафету подхватили русские философы.
Поиск портрета Эрнестины.
Путешествие генов
В мюнхенской части дневника А. И. Тургенева есть примечательная
запись от 26 апреля 1834 года: «... Был у ней (Эрнестины); сперва был
живописец; потом одевалась, не приняла и времени не назначила».
По заказу отца Эрнестины придворный художник Й. Штилер написал
* Н. В. Недоброво упоминает об издании в Санкт-Петербурге «Сочинений
Ф. И. Тютчева» (300 стихотворений + 4 политические статьи). Книга была
подготовлена вдовой поэта, Эрнестиной Тютчевой, но выпущена после её смерти.
Следующие публикации творчества Тютчева при жизни Недоброво вышли в
1911, 1912, 1913 гг.

380
Сага о любви
её портрет*. Спустя три дня, 29 апреля, Александр Иванович
дополняет: «... он (Карл Пфеффель) показывал мне литографированный Бод-
мером портрет сестры, писанный Штилером. Сходства много».
Художник-гравёр Готтлиб Бодмер изготовил две чёрно-белые
литографии. Цветного портрета Эрнестины никто не видел. В Россию она его
не вывозила. Наиболее вероятна гипотеза, что портрет оставлен в семье
брата Карла. Для проверки гипотезы проследим выборочно генеалогию
Пфеффелей до наших дней.
В среде немецкой аристократии отношение к генеалогической
истории традиционно являлтся элементом кастового культа. Многие века(!)
муниципальные службы следят за изменениями «роста» родословных
деревьев. Генеалогии родов отображались на гигантских листах-простынях
со многими уточнениями и замечаниями. Общая картина представляет
собой застывшее время, в путешествии по которой открываются новые
и удивительные судьбы.
Итак, узнаём, что брат Эрнестины, Карл (1811-1890), в 1836 году
женился на Каролине Паулине Роттенбург (1805-1872). Названная
дама является незаконнорожденной дочерью актрисы Фридерики Порт
(1776-1860) и герцога Пауля Вюртембергского (1785-1852). [BayF]
В данном браке родились четверо детей: Эрнестина-Антуанетта-
Губертина (1836-1922), Мария (1838-1927), Каролина (1839-1914)
и Губер (1843-1922). От брака Губера с Helene von Rivière были
рождены две лочери: Marie Louise (1882-1944) и Yvonne (1883-?), но
фамилия Пфеффель, в силу обстоятельств излагаемых ниже, не
прервалась.
Младшая дочь, Каролина, в 1862 году вышла замуж за Антона
Августа Сетто, за внука того Сетто, который жил на Резиденцштрассе 6, где
часто встречались молодые Фёдор Иванович и Эрнестина. Отец Антона
Августа, Август Сетто, также был баварским дипломатом. Вторая дочь
Карла Пфефеля, Мария, вышла замуж в том же 1869 году за графа
Фридриха Поччи. Отец Фридриха, Франц Поччи (1807-1876), был
известным баварским литератором.
* Йозеф Карл Штилер (1781-1858), автор портретов крупнейших
деятелей немецкой культуры, коронованных и знатных особ Германии и России,
36 портретов самых красивых женщин Баварии, в том числе Амалии Крюденер.
Художник-литограф Готлиб Бодмер (1804-1837) литографировал большинство
работ Й. Штилера. Г. Бодмер тогда же изготовил две литографии с портрета
Эрнестины. Одну литографию Эрнестина увезла в Россию, и она
экспонируется сегодня в музее-усадьбе «Мураново» им. Ф. И. Тютчева, вторая осталась в
Баварии и хранится в мюнхенском городском музее. Портрет Эрнестины кисти
Й. Штилера считался утраченным.

Сага о любви
381
Возникала гипотеза, что перед своим отъездом в Россию (в 1844 году)
Эрнестина подарила портрет семье брата Карла, предположительно
старшей племяннице Эрнестине-Антуанетте-Губертине.
Но кому Эрнестина-Антуанетта могла бы передать этот портрет?
В браке она была трижды. Два первых брака оказались бездетными.
В третьем браке (23. 11. 1869) она стала женой видного немецкого
дипломата, графа Карла Тауффкирхена-Гутенбурга (1826-1895). В этом
браке родилась дочь Тереза (1874-1960). Если портрет Эрнестины не
был утрачен, то Тереза вполне могла его наследовать.
Двадцатого апреля 1895 года Тереза вступила в брак с бароном Ри-
дерером фон Паар-цу-Шёнау (1864-1940). 3-го января 1899 года Тереза
родила (в Вене) сына, которого назвали Иоганном. Теперь этот барон
Иоганн Ридерер являлся гипотетическим претендентом на роль
наследника портрета Эрнестины (если таковой ещё существовал). Ридерер-
младший, т. е. Иоганн, 16 октября 1924 года женился (в Мюнхене) на
графине Марии Монжела. Рекорд долгожительства барону Ридереру-
младшему устанавливать не довелось: 29 декабря 1941 года он в чине
оберлейтенанта погиб на Восточном фронте, вероятно, под Москвой. Но
еще 12 мая 1926 года Иоганн стал отцом дочери Пии. То есть баронесса
Пия состояла с Эрнестиной Тютчевой в косвенном родстве, являясь её
праправнучатой племянницей.
Продолжим тему скучной генеалогии. Проследим происхождение
матери Пии, баронессы Марии фон Паар-цу-Шёнау. Баронесса Мария
появилась на свет 7 марта 1897 года (в Берне) девятым ребенком в семье
графа Эдуарда Монжела и его жены Марии-Магдалены, урожденной
Петерсон (1856-1931). Отцом Марии-Магдалены был российский
дипломат Карл Петерсон, матерью — Мария Озерова, дочь русского посла
в Мюнхене, Ивана Озерова (в каждом поколении была своя мама
Мария! Статистика утверждает, что имя Мария самое древнее и самое
распространённое в человеческом обществе). Отцом же Карла Петерсона
был российский дипломат Александр Петерсон, матерью — Элеонора,
урожденная графиня Ботмер, во втором браке Тютчева! Таким образом,
баронесса Пия Риттер-цу-Грёнештайн приходилась Элеоноре Тютчевой
прямой праправнучкой.
Девятого сентября 1948 года 22-летняя Пия сочеталась браком с
бароном Эльмаром фон Риттер-цу-Грёнештайн (род. 29.08.1920).
Баронессе Пии (она ещё здравствовала), по гипотезе автора настоящей книги,
мог принадлежать портрет Эрнестины. У Эльмара и Пии родились
пятеро детей: Отто (род. 1.09.1949), Стефан (род. 4.04.1951), Тереза (род.
6.11.1953), Христоф (род. 11.12.1954) и Конрад (род. 24.03.1958). Баро-

382
Сага о любви
несса Пия унаследовала от отца, Иоганна Ридерера фон Паар-цу-Шёнау,
замок расположенный в одном старинном баварском городке. [Gen 1979]
В 1995 году в этот городок автором было направлено письмо с просьбой
о сообщении какой-либо информации о портрете баронессы Эрнестины
Дёрнберг. Письмо осталось безответным...
В издании книги о Тютчеве 1998 года* на с. 134 было упомянуто имя
баронов Риттер-цу-Грёнештайн с дополнением, что названным баронам
«известны все предки, более пятнадцати поколений, но о родстве
с Тютчевым они не ведают». Эта же фраза была повторена на ее. 107
и 134 в двуязычной книге 1999 года**. К немалому удивлению
оказалось, что бароны Риттеры «о Тютчеве ведают»\ Упомянутые книги
были прочитаны зарубежными филологами-тютчевоведами. 15 июля
2000 года английский филолог Джон Дьюи сообщил, что его
соотечественник, д-р Рональд Лэйн, также разыскивал потомков Пфеффелей.
Пользуясь теми же первоисточниками, он еще в 1982 году также
установил адрес баронов Риттеров и даже посетил их. Каково же было его
потрясение, когда на стене он увидел портрет 24-летней Эрнестины
в пору расцвета её любви к русскому дипломату! На тёмно-зеленом
фоне выделялись светлый овал лица портретируемой, её обнажённые
шеи и плечи. Художник изобразил Эрнестину в полупрофиль по пояс.
Изящно повёрнутая в сторону зрителя голова подчёркивает плавную
линию удлинённой шеи. На плечи наброшена тёмно-малиновая
бархатная накидка. Шея украшена золотым ожерельем, контрастно
оттеняющим белую кожу. Античная прическа дополнена пером с зеленоватым
отливом и удерживаемой на лбу золотой каденситой с драгоценным
камнем. Удлинённое лицо украшено влекущими большими глазами и
загадочной ироничной улыбкой. Благорасположенные хозяева
разрешили господину Рональду Лэйну сфотографировать знаменитый
портрет. Английский филолог сделал любительской плёночной камерой
два снимка при домашнем освещении. Но... баронесса Пиа, владелица
портрета, наложила безоговорочное вето на любые сообщения о
месте его нахождения. Правда, в любом случае публикации фотографий
были бы затруднены из-за больших перспективных искажений,
исключающих качественное воспроизведение в печати. Чего опасалась
баронесса?
* Полонский А, Э. Прогулки с Тютчевым по Мюнхену / Киев. «Поэзия». 1998.
с. 188. Илл. 80. ISBN 966-7116-32-8.
** Полонский А, Э. Фёдор Тютчев. Мюнхенские годы. Fjodor Tjutschew. Die
Münchner Jahre / MIR e. V., Zentrum russischer Kultur in München. 1999. S. 156,
111. 44. ISBN 3-98055300-4-3.

Сага о любви
383
Знала ли баронесса о художественной
выставке в Мюнхене, проходившей с 16 февраля
до 1 марта 1924 года (за два года до её
рождения!), на которой были выставлены среди
прочих и 19 картин Йозефа Штилера? В
числе последних демонстрировался «Bildnis der
Freifrau v. Tutscheff. Ölb. H. 70, Br. 57. Bes.
Baron Riederer v. Paar» («Портрет баронессы
фон Тютчев. Масло. Высота 70, ширина 57.
Владелец барон Ридерер фон Паар»).
Следовательно, портрет был зарегистрирован в
музейном каталоге. Владельцем портрета был указан
60-летний Эдуард Ридерер фон Паар-цу- Баронесса Пия Ридерер
Шёнау, сын Эрнестины-Губертины, от кото- фон Паар-цу-Шёнау
рой Эдуард многое слышал о тётке матери, (1926-1997)
Эрнестине, и о её муже, Ф. И. Тютчеве.
16-го ноября того же 1924 года 25-летний сын барона Эдуарда,
Иоганн, сочетался браком с 27-летней графиней Марией Монжела, матерью
которой была упомянутая выше Мария-Магдалена, внучка Элеоноры и
бабушка еще неродившейся Пии. 68-летняя Мария-Магдалена помнила
Тютчева и посвященные ей стихи «Как бестолковы числа эти...»,
хорошо знала Эрнестину, но об истории любви Эрнестины и Фёдора
Ивановича, дате их венчания, дате создания портрета, была осведомлена лишь
приблизительно. Другие здравствующие знакомые и родственники
знали и того меньше. Вероятнее всего, барон Эдуард и графиня Мария-
Магдалена совместными усилиями именовали портрет Эрнестины как
портрет баронессы фон Тютчев, хотя в апреле 1834 года, когда Шти-
лер писал портрет, Эрнестина действительно была ещё баронессой, но
по фамилии фон Дёрнберг. Её муж, барон Фридрих Карл фон Дёрнберг,
умер от тифа в предыдущем году, 21 февраля. Однако фамилию на фон
Тютчев она изменит только летом 1839 года.
В мае 1984 года, цветное изображение портрета Эрнестины было
показано господином Рональдом Лэйном её правнуку, К. В. Пигареву.
В соответствии с запретом баронессы Пии адрес владелицы остался
неразглашаем. Кирилл Васильевич тяжело болел. Как это по-божески
благородно дарить людям радость в последние часы их жизни. Лицо
Кирилла Васильевича, измученного безмерными болями, озарилось светлой
улыбкой. 19 мая он встретился с прабабкой...
Через шестнадцать лет, в мае 2000 года, электронная копия одной
из фотографий Р. Лэйна была переслана в компьютер Джона Дьюи.

384
Сага о любви
К славе вычислительной техники Дьюи-младшему удалось в какой-то
мере устранить искажения. Выяснив, что адрес баронов Риттеров также
известен и автору настоящей книги, филологи Д. Дьюи и д-р Р. Лэйн
направили откорректированную фотографию по каналам всемирной сети в
компьютер автора и передали ему правовые заботы о возможной
публикации портрета.
Тридцатого августа 2000 года барону Эльмару Риттеру, в день его
восьмидесятилетия, автором была отправлена книга «Фёдор Тютчев.
Мюнхенские годы. Fjodor Tjutschew. Die Münchner Jahre». Публикация
содержала большой раздел на немецком языке, в котором много места уделено
Фёдору Ивановичу и его жёнам. В издание были включены две
иллюстрации с изображением Эрнестины: в 24-летнем возрасте (литография
Г. Бодмера с мюнхенского портрета Штилера) и в возрасте 52-х лет
(петербургская фотография И. Робийяра). В прилагаемом письме на имя
барона Риттера высказывалась просьба о разрешении публикации
фотографии, сделанной в свое время Рональдом Лэйном. Книга должна была
убедить владельцев портрета дать такое разрешение. Ответ пришел
нескоро, спустя три месяца. Писал барон Эльмар (перевод мой — А. П.):
«Многоуважаемый господин доктор Полонский! Извините,
пожалуйста, за непредвиденное опоздание с ответом на Ваше
дружественное письмо от 30-го августа. Особенно порадовала меня Ваша
бесценная книга. Жаль, что русский текст я не мог читать. Я
согласен, чтобы в Вашей новой книге было опубликовано фото портрета
Эрнестины. Если я смогу приехать в Мюнхен, то охотно использую
эту возможность для знакомства с Вами. ...Пока остаюсь с
дружественным приветом. Ваш барон Эльмар фон Риттер. ЗОЛ 1.2000».
Итак, барон разрешил публикацию фотографии портрета. Автор
искренне признателен английским филологам-тютчевоведам,
предоставившим ему возможность показать тысячам почитателям русского поэта
цветной потрет главной женщины второй половины его жизни.
Баронессы Пии в живых уже нет... Она скончалась 8 июля 1997 года.
В семье Риттер-цу-Грёнештайн бережно хранится портрет их
предка, баронессы Эрнестины Дёрнберг, урожд. Пфеффель, во втором браке
Тютчевой.

Сага о любви
385
Родословная линия
от Элеоноры Петерсон (урожд. Ботмер)
к баронессе Пии Ридерер фон Паар-цу-Шёнау
Александр ПЕТЕРСОН (?—1825), российский дипломат. 1 00
15.12.1817 Элеонора БОТМЕР (1800-1838), (2 00 8.02.1829 Фёдор
Тютчев (1803-1873)).
4
Карл ПЕТЕРСОН (1811-1890). 00 Мария ОЗЕРОВА, её отец, Иван
ОЗЕРОВ, российский посланник в Мюнхене (1863-1880),
полномочный Министр, тайный советник и камергер.
1
Мария-Магдалена ПЕТЕРСОН (1856-1931). CD 30.09.1879 Эдуард
МОНЖЕЛА (1854-1916). 23 ноября 1872 года Ф. И. Тютчев написал
в альбом Марии-Магдалене Петерсон стихи «Как бестолковы числа
эти...». Брат Марии-Магдалены, Иоганн (Иван) Петерсон,
российский дипломат в Гааге, камергер императорского Двора, состоял в
браке с Натальей Дмитриевной Набоковой, дочерью министра юстиции
Д. Н. Набокова (1826-1904) и фрейлины Марии Фердинандовны фон
Корф (1842-1926). По свидетельству Елены Владимировны Набоковой,
сестры писателя В. В. Набокова, Ф. И. Тютчев посвятил Марии Ферди-
нандовне стихотворение «К розе», которое пока не обнаружено.
I
Мария МОНЖЕЛА (1897-?). 00 16.10.1924 Иоганн Ридерер фон
ПААР-ЦУ-ШЁНАУ (1899-1941).
I
Пия Ридерер фон ПААР-ЦУ-ШЁНАУ ( 1926-1997). 00 09.09.1948
Эльмар фон РИТТЕР-ЦУ-ГРЁНЕШТАЙН (род. 29.08.1920)
Главный итог труда составления данной родословной —
обнаружение владельца портрета Эрнестины. Но оказались немаловажными и
другие результаты. Например, установление генеалогического родства
В. В. Набокова с Элеонорой Петерсон!! Публикации статьи автора
настоящей работы в европейских СМИ о древе Пии Ридерер фон Паар-
Цу-Шёнау («Путешествие генов») способствовали восстановлению
родственных связей ныне здравствующих людей в разных странах с
некоторыми персонажами, упомянутыми в родословной Пии. Автор
получил немало писем от граждан России, Австрии, Германии,
благодаривших за открытие родства, считавшегося утраченным.

386
Сага о любви
Изучая генеалогические связи баронессы Пии Ридерер фон Паар-цу-
Шёнау, обращаете внимание на её родство с обеими жёнами Тютчева.
Неужели, действительно, баронесса являлась одновременным
потомком обеих жен-соперниц Фёдора Ивановича?!
Родословная линия
от Каролины Роттенбург де Пфеффелъ
к баронессе Пии Ридерер фон Паар-цу-Шёнау
Каролина Роттенбург (1805-1872) 00 16.02.1836 Карл ПФЕФ-
ФЕЛЬ (1811-1890).
1
Эрнестина-Антуанетта-Губертина ПФЕФФЕЛЬ (12.07.1836-1922)
00 23.11.1869 Карл ТАУФФКИРХЕН-ГУТЕНБУРГ ( 1826-1895).
1
Тереза ТАУФФКИРХЕН-ГУТЕНБУРГ (1874-1960) 00 20.04.1895
Эдуард Ридерер фон ПААР-ЦУ-ШЁНАУ (1864-1940).
1
Иоганн Ридерер фон ПААР-ЦУ-ШЁНАУ (1899-1941) 00 16.10.1924
Мария МОНЖЕЛА (1897-?).
1
Пия Ридерер фон ПААР-ЦУ-ШЁНАУ ( 1926-1997) 00 09.09.1948
Эльмар фон РИТТЕР-ЦУ-ГРЁНЕШТАЙН (29.08.1920)
Но вот читаем краткую публикацию аугсбургской журналистки Леи
Тьес, Lea Thies, в местной газете от 27 августа 2008 года о визите в
столицу Швабии некоего господина по имени Александр Борис де Пфеф-
фель Джонсон, рождённом 19 июня 1964 года в Нью-Йорке. Статья
возбудила интерес и поставила под сомнение верность высказанного выше
предположения, т. к. известно, что род баронов Пфеффелей до сих пор
считался угасшим. Для установления происхождения фамилии
названного господина пришлось отправиться в поиск, который привёл в
Петербург XVIII столетия.
Хорошо известны многие родственные отношения дома Романовых
с правителями Вюртемберга. 19 января 1785 года в Санкт-Петербурге,
в добропорядочной семье зятя цесаревича Павла, герцога Фридриха
1 Вюртембергского и принцессы Августы Каролины фон Брауншвайг-
Вольфенбюттель, родился сын Пауль Карл Фридрих Август, будущий
храбрый офицер прусской и русской армий в войнах против Наполеона.
Во время войны с Францией герцог был командиром саксонского опол-

Сага о любви
387
чения. Военная и государственная деятельность герцога Пауля
протекала достаточно активно, но для нас интерес представляла его личная
жизнь.
Двадцать восьмого сентября 1805 года двадцатилетний Пауль
сочетался браком с принцессой Шарлоттой фон Захсен-Гильдбургхаусен
(1787-1847). В 1818 году, после тринадцати лет проживания, как все
полагали, в более или менее счастливом браке, в котором родилось
пятеро детей*, Пауль неожиданно подал на развод. Разводы в королевских
семьях случаются нечасто, всегда строго мотивированы, и дозволяемы
только с разрешения монарха. Король Вильгельм отказал в легализации
разлучения супругов. Разразился скандал. В семье любого королевского
подданного сложившаяся ситуация по-человечески могла бы, вероятно,
быть понятой и не вызвала столь острой реакции, но для королевской
семьи заявление Пауля было эффектом разорвавшейся бомбе. Что же
послужило причиной семейной драмы в герцогской семье? Ответ
тривиален: Пауль потерял голову от страсти, большое чувство ворвалось,
словно океанское цунами, разрушающее все препятствия. Земное
чувство разорвало сословные цепи, герцог влюбился в актрису, восстал
против обычая династии: не могут короли жениться по любви...
Выскажем банальную истину:
талантливые актрисы — женщины яркие,
активные, умные, чувственные,
притягательные. Они, и простолюдины,
и крепостные, и даже рабыни, видят
своё жизненное призвание в
покорении сердец. Нередко
представительницы дворянских фамилий, наделённые
душевной бедностью и леностью,
проигрывали им в завоевании мужского
внимания. Во все исторические эпохи
аристократы увлекались, вступали в
длительные гражданские отношения
со звёздами сцены, бывало, что
иногда даже женились, но существовало
неписанное обыкновение: жена одна Герцог Пауль
на всю жизнь, меняются только дамы Вюртембергский
сердца. Герцог презрел обычай евро- (1785-1852)
* Фридерика (1807-1873), Фридрих (1808-1870), Karl (1809-1810), Паулина
(1810-1856), Август (1813-1885).

388
Сага о любви
пейского дворянства... Имя актрисы, его увлекшей, — Фридерике Мар-
гарете Порт (1776-1864). У актрисы был муж, актёр Якоб Генрих Фосс
(1762-1804). В 1805 году Пауль женился на принцессе Шарлотте, и в
этом же году Фридерике Порт родила от Пауля дочь, названную
Каролиной Адельгейд Паулиной фон Роттенбург ( 1805-1872).
Бедному герцогу обе женщины рожали детей...
Герцог Пауль обожал свою гражданскую жену (которая была на
девять лет старше высокородного любимого!) и души не чаял в дочери,
забалованной любимицы. Нравы вюртембергского Двора не слыли
пуританскими. В конце 1835 года уже не очень юная 30-летняя Каролина
к неудовольствию родителей поняла, что беременна. Её любовник,
кстати, семейный человек, во избежание огласки поспешно оставил Двор.
Герцог Пауль для спасения репутации дочери предпринял энергичные
шаги. Он предложил небогатому, но родовитому дворянину, барону
Карлу Пфеффелю, стать его зятем. Карл был в нерешительности, но Эр-
нестина убедила брата согласиться, и 16 февраля 1836 года в
епископской домашней капелле города Аугсбург состоялось венчание. Гостей
не было, присутствовали только Эрнестина и родители новобрачной.
Молодых быстро проводили из церкви в карету, и они сразу уехали.
Дочь Пауля поклялась в верности молодому барону (который был
моложе её на шесть лет...). 12 июля, т. е. спустя пять месяцев(!), Каролина
родила девочку, которую нарекли в честь сестры барона Эрнестиной-
Антуанеттой-Губертиной. [BayF]
Молодожёны были очень благодарны Эрнестине, оказывавшей
большое внимание к участи малютки. Подрастающий ребёнок пробуждал у
Эрнестины тёплые родственные чувства, она его искренне полюбила.
Когда в 1844 году Тютчевы уезжали в Россию, Эрнестина оставляла
свой портрет, написанный художником Й. Штилером, восьмилетней
названной племяннице. Портрет передавался из поколения в поколение и
сегодня хранится в Баварии у одного из потомков.
В каждой семье есть своя тайна. Была она и у Тютчевых. Вспомним
текст в дневнике Александра Тургенева от 1 мая 1834 года. Эрнестина
уезжала в Париж к тяжело больному отцу. Без надежды увлёкшийся ею
Тургенев грустно записывал последнее расставание: «... Отвечала то
же сухо, не дала руки... я ушёл... вот и всё!». Только ли к отцу она
уезжала? Известны пересуды в мюнхенском обществе о внешних
признаках беременности Эрнестины. [Dewl] Есть основания предполагать,
что Эрнестина после Парижа уехала в Женеву. Филолог Александр
Николаев, бывший сотрудник мурановского музея, в 1997 году
рассказывал автору настоящей работы, что читал письмо Эрнестины из Швей-

Сага о любви
389
царии, отправленное в конце 1834 года или начале 1835, в котором она
трогательно сообщала Фёдору о «дорогом имени». Судьба «дорогого
имени» осталась неизвестной (предположительно Ольга), вероятней
всего она была печальной. Общая тайна ещё более сблизила
влюблённых, укрепила их союз. Так как новорожденная приходилась барону
Карлу не родной дочерью, а удочерённой, то, к великому сожалению
биографов, родословная линия от барона Пфеффеля к баронессе Пии
Ридерер фон Паар-цу-Шёнау подлежит аннулированию. Красивая
версия о существовании единого потомка жён Фёдора Ивановича Тютчева
оказалась, увы, несостоятельной. 12 июля 1836 года, в день рождения
Эрнестины-Антуанетты-Губертины, был издан королевский указ,
согласно которому все будущие дети, рожденные в семье барона
Пфеффеля, и их потомки(!), имеют исключительное право как по отцовской,
так и по материнской линии на ношение наравне с родовой фамилией
также и фамилии Пфеффель\ Выше сообщалось, что носителями
фамилии Пфеффель в семьи барона Карла были три дочери (Эрнестина-
Антуанетта, Мария и Каролина), а также две дочери сына Губера (Marie
Louise и Yvonne), т. е. мужчин-продолжателей фамилии не было...
Уделим внимание старшей внучке барона, сохранившей родовую фамилию
в согласии с королевским указом.
Мария-Луиза де Пфеффель родилась в Париже 16 августа 1882 года.
В 1905 году она вышла замуж за англичанина, мистера Stanley F. Williams
of Bromley (1880-?). От этого брака в 1910 году родилась Ирене
Williams (будущая бабушка будущего Джонсона), к которой перешло
фамильное серебро. Ей суждено было стать той вехой, от которой началась
современная сага в генеалогии Пфеффелей.
В 1940 году Ирене вышла замуж за английского поданного по имени
Wilfred Johnson, но оказалось, что этот человек был вовсе не Джонсоном
и вообще не британцем, а турком(!), скрывающимся от турецкого
преследования: его отцом был ...Osman Wilfred Ali Kemal! Этот Али Кемаль
входил в качестве министра в состав кабинета последнего правительства
Османской империи и на таковом посту имел неосторожность подписать
ордер на арест самого Кемаля Ататюрка. Такие оплошности не
прощаются: Али был зверски убит! Его сын Wilfred успел бежать в Лондон, где,
скрываясь от агентов Ататюрка, изменил фамилию на Johnson и
срочно сочетался браком с Ирене. 18 августа 1940 года в семье Джонсонов
родился мальчик Stanley Johnson de Pfeffel. Закрепление за фамилией
Johnson приставки de Pfeffel окончательно снимало подозрения в
турецкой принадлежности сына Али Кемаля. Указанный Stanley Pfeffel вырос
и женился на Charlotte Johnson-Wahl. Следствием этого брака было по-

390
Сага о любви
явление на свет 19 июня 1964 года (в Нью-Йорке) Александра Бориса де
Пфеффель Джонсона*.
Дальнейшая судьба рода Пфффелей
получила своё продолжение в событиях
жизни де Пфеффель Джонсона, прямого
потомка герцога Пауля Вюртемберского.
Рождённый в мире неограниченной
свободы перемещений названный де
Пфеффель, американец с турецкими корнями,
в начале 90-х гг. оказался в Англии, где
стал активным деятелем консервативной
партии.
В частых выступлениях он затрагивал
темы, волновавшие общество. После
взрывов в Лондоне Борис Джонсон, праправнук
турецкого министра, на многотысячном
митинге 7 июля в 2005 года заявил: «Если
судить исключительно по писаниям
Корана, не говоря уже о том, что
проповедуется в мечетях, то ислам — наиболее
злобная из всех религий, проповедующая
бессердечие к неверующим..,.Это отвратительное высокомерие и
снисходительность (вспомните убийство нидерландского
кинорежиссера Тео Ван Гога) широко поддерживается в текстах Корана,
и мы с нетерпением ждем от просвещенных исламских учителей и
проповедников, когда они начнут процесс реформ... Мы — не
мусульмане — не может решить их проблемы, мы не можем промывать
мозги террористов-смертников, убеждённых фундаменталистов.
Требуются огромные усилия, мужество и умение для привлечения
на свою сторону многих тысяч британских мусульман, которые
находятся в таком же состоянии отчуждения, чтобы убедить их,
что их вера должна быть совместима с британских ценностей и
лояльна к Великобритании. Это означает признать, что ислам
является проблемой».
5 мая 2008 года Борис Джонсон, удачливый политик, выиграл
выборы и занял кресло мэра города Лондона, назвав приоритетами борьбу с
преступностью, решение транспортных проблем.
Мэр Лондона
Александр Борис
де Пфеффель Джонсон
* От брака Stanley Pfeffel и Charlotte Johnson-Wahl, кроме Alexader-Boris, были
рождены также Leo, Rachel, Jo.

Сага о любви
391
В 1987 году он (во втором браке) женился на Марине Уилер, она
адвокат, дочь журналиста и телеведущего сэра Чарльза Уилера и его
жены, происходящей из индийских сикхов. У них двое сыновей, Теодор
Аполлон и Мило Артур, и две дочери, Лара Леттис и Кассия Пите.
Александр Борис де Пфеффель Джонсон помнил, что у бабушки
Иренее было фамильное серебро с монограммой «de Pfeffel». Мэр,
используя возможности кресла, затеял поиск своих корней. Он привлёк
телеканал ВВС и в рамках передачи « Who do you think you are» (« Что ты
думаешь, кто ты есть?») организовал экспедицию в Аугсбург.
Директор аугсбургского архива г-н Эрвин Наймер, Erwin Naimer, был весьма
польщён и рассказывал, что никогда не предполагал встречу в Аугсбурге
с лондонским бургомистром и британским телевидением. Мэр узнал о
своём родстве с вюртембергским Двором и даже о родстве с английской
королевой Елизаветой. Взволнованный де Пфеффель Джонсон вошёл в
церковь, в которой венчались его предки: барон Карл Пфеффель и
Каролина Адельгейд Паулина фон Роттенбург. Обратил ли он глаза к небу и
ощутил дыхание вечности?..
Вот и всё: родился, вступил в брак, передал привет потомству,
которое повторит его цикл... «Род проходит, и род приходит, а земля
пребывает во веки» (Екк 1:4).
«В одно мгновение человек рождается и умирает, Он проходит,
обратив глаза к небу, — и вас, звёзды, приветствует!», это слова
Тютчева из его франкоязычного стихотворения: «Vous, dont on voit
briller, dans les nuits azurées,..» {«Вы, которые сияете лазурными
ночами», подстрочник M. Жердиновской.)
Изучение генеалогии российских и европейских родов открывает
динамичную картину движения времени. Она не иллюстрирует социально-
политические процессы, исторические, технические — она
метафорический аналог метронома времени, откуда-то появляющегося, куда-то
исчезающего, создавая ощущение его текучести. Философский аспект
феномена времени был объектом внимания и в античную эпоху, и поэта
Фёдора Тютчева.
Сколько событий-вех, изменяющих течение бытия, происходят в
жизни отдельного человека и его потомков от рождения до кончины.
Некоторые события, какими бы незначительными или случайными они
показались, роковым эхом отзываются в следующих поколениях. Wilfred Johnson
предположить не мог, что нежеланная беременность дочери герцога
Пауля в 1836 году спасла его жизнь в 1940 году от агентов Ататюрка.
Так благодаря заметке Леи Тьес, побудившей к скрупулёзному
генеалогическому поиску, удалось проследить линии жизни нескольких

392
Сага о любви
поколений одной семьи с неожиданными связями между прошлым и
будущим...
Поклонники творчества Ф. И. Тютчева в 2010 году отмечали в 200-й
день рождения его жены и друга, Эрнестины Фёдоровны. К таковым,
не без основания, относил себя и Генеральный консул РФ в
Страсбурге г-н Константин Климовский. Он узнал, что город Кольмар в
Эльзасе, был местом обитания в XVIII веке знаменитого предка баронов
Пфеффелей, писателя, поэта, педагога Теофиля Конрада Пфеффеля
(1736-1809), «Лафонтена Эльзаса». В первой четверти XIX столетия
в Страсбурге училась юная Эрнестина. Данные обстоятельства были
достойным поводом для собрания почитателей. 9 декабря Генеральный
консул открыл международный семинар «Эльзасский ангел русского
поэта». Организации семинара оказали помощь мэрия Кольмара и
Департамент изучения славянских языков Страсбургского университета.
В работе семинара принимали участие потомки семьи Тютчевых и тют-
чевоведы из Франции, России, Германии, Англии. С приветственным
словом выступили Генеральный консул г-н К. Климовский и директор
Департамента д-р Родольф Бодэн. Интереснейшее сообщение (на фр.
языке) о жизни и деятельности баснописца сделал писатель Габриэль
Брюнер. Выступали сотрудники музея «Мураново», института
мировой литературы, потомки Тютчевых. Автор настоящей труда рассказал
об истории поиска портрета Эрнестины. Участники семинара посетили
город Кольмар.

Сага о любви
393
Родословная линия
от герцога Пауля Вюртембергского
к Александру Борису де Пфеффелъ Джонсону*
Herzog Paul WURTEMBERG (1785-1852) 2 GO 1847 Friderice
Margarete PORT ( 1776-1864).
1
Caroline ROTTENBURG (1805-1872) GO 16.02.1836 Carl
PFEFFEL (1811-1890).
I
Christian Hubert PFEFFEL (1843-1922) 0022.10.1881 Helene de
RIVIERE (1862-1952).
I
Marie Luise PFEFFEL (1882-1944) GO 24.01.1905 Stanley F.
Williams (1880-?).
i
Yvonne Eileneen Irene WILLIAMS (1907-?) GO 1936 Wilfred
JOHNSON (1909-?), сын турецкого министра Osman Wilfred Ali
KEMAL.
1
Stanley Johnson de PFEFFEL (1940-?) 00 1963 Charlotte
JOHNSON-WAHL.
I
Alexander Boris de PFEFFEL JOHNSON (род. 19.06.1964, Нью-
Йорк), мэр Лондона с мая 2008.
* Фамилии на языке оригинала.

КРАТКИЙ ХРОНОГРАФ ЖИЗНИ
Ф. И. ТЮТЧЕВА*
1803 г., 23 ноября — Тютчев родился в селе Овстуге Орловской
губернии Брянского уезда.
1812 г., конец года — Воспитателем к Тютчеву приглашен поэт-
переводчик С. Е. Раич.
1813—1816 гг. — Первые стихотворные опыты. Ода «На Новый
1816 год».
1818 г., 30 марта— Стихотворение «Послание Горация к
Меценату» прочитано С. В. Смирновым в Обществе любителей российской
словесности.
— Тютчев избран сотрудником Общества любителей российской
словесности.
1819 г., середина августа — в «Трудах Общества любителей
российской словесности» напечатано стихотворение «Послание Горация к
Меценату».
6 ноября — Тютчев поступил на словесное отделение Московского
университета.
1821 г., 23 ноября — Тютчев окончил университет со степенью
кандидата словесных наук.
1822 г., 21 февраля — Тютчев поступил на службу в
Государственную коллегию иностранных дел.
13 мая — Тютчев причислен к русской дипломатической миссии в
Мюнхене «сверх штата».
11 июня — Отъезд за границу.
1825 г., май — 1826 г. февраль— Тютчев проводит отпуск в России
(Москва, Петербург).
1827 г. — Поездка в Париж.
* Краткий хронограф жизни Ф. И. Тютчева / Сост. И. А. Королева // Ф. И.
Тютчев. Лирика: В 2 т. / АН СССР. — М.: Наука, 1966. — Т. 1-2. — (Лит.
памятники). Даты указаны по старому стилю. Некоторые даты уточнены по результатам
новых исследований.

Краткий хронограф жизни Ф. И. Тютчева
395
1827 г., май-июль — Поездка в Париж.
1828 г., февраль — июль — Встречи Тютчева с Г. Гейне.
17 апреля — Тютчев назначен вторым секретарем миссии в
Мюнхене.
1828 г. — Начало знакомства Тютчева с Ф. Шеллингом.
1829 г., 27 января — Венчание с Элеонорой Петерсон (рожд.
графиней Ботмер).
1830 г., конец мая — начало октября — Тютчев с семьей проводит
отпуск в Петербурге.
1833 г., конец августа, — Поездка с дипломатическим поручением
в Грецию.
1836 г., октябрь — декабрь — В журнале А. С. Пушкина
«Современник» напечатан цикл «Стихотворений, присланных из Германии».
1837 г., май — начало августа — Тютчев с семьей проводит отпуск
в Петербурге.
3 августа — Тютчев назначен первым секретарем русской миссии
в Турине.
7 августа — Отъезд из Петербурга к месту нового назначения.
1838 г., 22 июля — Тютчев назначен временным поверенным в делах
в Турине.
28 августа — Смерть Элеоноры Тютчевой, жены поэта, в Турине.
1839 г., 7 июля — Тютчев венчание с Эрнестиной Дёрнберг (рожд.
бар. Пфеффель) по православному обряду и 29 июля — по
католическому.
/ октября — Тютчев уволен от должности первого секретаря миссии
в Турине с оставлением в ведомстве Министерства иностранных дел.
1841 г., 30 июня — Тютчев исключен из числа чиновников
Министерства иностранных дел «за долговременным неприбытием из
отпуска».
август — Посещение Праги; знакомство с чешским ученым и
писателем В. Ганкой.
1843 г., июль — начало сентября — Приезд в Россию (Москва,
Петербург).
1844 г., июнь — июль — В Мюнхене напечатана французская
брошюра Тютчева «Письмо к доктору Густаву Кольбу», известная под
позднейшим заглавием «Россия и Германия».

396
Краткий хронограф жизни Ф. И. Тютчева
конец сентября — Переезд Тютчева с семьей из Германии в
Петербург.
1845 г., 16 марта — Тютчев снова зачислен в ведомство
Министерства иностранных дел.
конец мая — июль — Пребывание в Москве.
1846 г., 15 февраля — Тютчев назначен чиновником особых
поручений при государственном канцлере.
8 августа — Приезд в Москву.
28 августа — 12 сентября — Пребывание в Овстуге.
1847 г., конец июня — сентябрь — Поездка за границу (Германия,
Франция).
1848 г., 1 февраля — Тютчев назначен старшим цензором при
особой канцелярии Министерства иностранных дел.
1849 г., апрель-май — В Париже напечатана французская брошюра
Тютчева «Россия и революция», вызванная революционными
событиями 1848 г.
19 мая — Отъезд на лето через Москву в Овстуг.
1850 г., январь — В журнале «Современник», №1, напечатана
статья Некрасова «Русские второстепенные поэты» с развернутой
положительной оценкой стихов Тютчева; во французском журнале «Revue des
deux Mondes» помещена статья Тютчева «Папство и Римский вопрос».
июль — Начало «последней любви» Тютчева (к Е. А. Денисьевой).
1851 г., июнь — середина июля — Пребывание в Москве.
1852 г., конец июня — Пребывание в Орле.
31 декабря — Прибытие из Петербурга в Овстуг.
1853 г., конец января — Возвращение в Петербург из Овстуга.
июнь — Поездка за границу (Германия, Франция).
9 сентября — Возвращение в Петербург.
1854 г., март — В приложении к журналу «Современник», т. XLIV,
№ 3, вышел сборник стихов Тютчева, в том же году выпущенный
отдельной книжкой.
апрель — В журнале «Современник», № 4, напечатана статья
И. С. Тургенева — «Несколько слов о стихотворениях Ф. И. Тютчева»,
конец ноября — начало декабря — Тютчев в Москве.
1855 г., начало августа — Приезд в Москву.

Краткий хронограф жизни Ф. И. Тютчева
397
середина августа — Пребывание в Овстуге.
3 сентября — Приезд в Москву из Овстуга.
15 сентября — Возвращение в Петербург.
1856 г., конец августа — сентябрь — Тютчев в Москве.
конец сентября — Возвращение в Петербург.
1857 г., 4-6 августа — Приезд в Овстуг.
конец августа — Тютчев в Москве.
29 октября — Тютчев избран в члены-корреспонденты Академии
наук по отделению русского языка и словесности.
ноябрь — Тютчев составил официальное «Письмо о цензуре в
России» (на французском языке).
1858 г., 17 апреля — Тютчев назначен председателем Комитета
цензуры иностранной.
конец августа — Тютчев в Москве.
начало сентября — Возвращение в Петербург.
1859 г., 21 января — Тютчев избран в действительные члены
Общества любителей российской словесности.
февраль — В журнале «Русское слово», кн. 2, помещена статья
А. А. Фета «О стихотворениях Ф. Тютчева».
конец апреля — Тютчев в Москве.
/ мая — Возвращение в Петербург.
9 мая. — Отъезд за границу (Германия, Швейцария, Франция).
2 ноября — Возвращение в Петербург.
1860 г., 20 июня — Отъезд за границу (Германия, Швейцария).
конец ноября — Возвращение в Петербург.
1861 г., 2-12 июня. — Пребывание в Москве.
1861 г. — Выход в свет отдельным изданием стихотворений Тютчева
на немецком языке в переводе Noé.
1862 г., 25 мая — Отъезд за границу (Германия, Швейцария).
15 августа — Возвращение в Петербург.
начало сентября — Поездка в Новгород на празднование
1000-летия России.
14-23 октября — Пребывание в Москве.
22 ноября — 10 декабря — Пребывание в Москве.

398
Краткий хронограф жизни Ф. И. Тютчева
1863 г., середина июня — начало августа — Тютчев в Москве.
1864 г., середина июня — Тютчев в Москве.
4 июля — Возвращение в Петербург.
4 августа — Смерть Е. А. Денисьевой в Петербурге.
около 20 августа — Отъезд за границу (Германия, Швейцария,
Франция).
1865 г., 25 марта — Возвращение в Петербург из-за границы.
24 июля — Отъезд из Петербурга в Овстуг через Москву.
6—28 августа — Пребывание в Овстуге.
1866 г., январь — Тютчев в Москве на свадьбе дочери Анны
Федоровны с И. С. Аксаковым.
1867 г., конец июля — начало августа — Тютчев в Москве.
1868 г., март — Выход в свет второго прижизненного издания
стихотворений Тютчева.
конец мая — 1 июня — Тютчев в Москве на свадьбе сына Ивана
Федоровича с О. Н. Путятой.
вторая половина июня — начало июля — Тютчев в Старой Руссе.
середина августа — 31 августа — Тютчев в Москве.
1869 г., весна — лето — Поездки в Москву, Курск, Киев, Овстуг.
24 августа — Тютчев в Москве принимает участие в праздновании
500-летия смерти Яна Гуса.
26 августа — Отъезд из Москвы в Петербург.
1870 г., июль — август — Поездка за границу (Германия, Австрия).
7-12 сентября — Пребывание в Овстуге.
9-11 декабря — Тютчев в Москве на похоронах брата.
1871 г., первая половина июня — Тютчев в Москве.
14-20 августа — Пребывание в Овстуге.
1873 г., 1 января — Начало предсмертной болезни Тютчева.
19 мая — Тютчев перевезен в Царское село.
май — В журнале «Русский архив» напечатано французское
«Письмо о цензуре в России», написанное Тютчевым в 1857 г.
15 июля — Смерть Тютчева в Царском селе.
18 июля — Похороны на Новодевичьем кладбище в Петербурге.

Условные обозначения
основных литературных
источников
Акс Аксаков И. С. Фёдор Иванович Тютчев (Биографический очерк) /
Русский архив, 1874 б кн. 2, с. 6-406
Восп Ф. И. Тютчев в документах, статьях и воспоминаниях
современников / Ред.-сост. Г. Чагин. М. 1999.
Вяз2 Вяземский П. А. С. 562-563; 5. Русский архив, 1910, № 5. С. 128.
ГАРФ ГАРФ, ф. 48, оп. 1, д. 28, 243.
Гри Григорьев An. А. Взгляд на русскую литературу со смерти
Пушкина / Русское слово, 1859, N 2. (статья 1, разд. 2).
Евт Десять веков русской поэзии. Антология / Сост. Евгений
Евтушенко. 2008.
Жир Жирков Г. В. История цензуры в России XIX-XX вв. Учебное
пособие. / М.: Аспект Пресс, 2001. С. 368
Зав Завалишин Д. И. Воспоминание о графе А. И. Остермане-Толстом
/ «Исторический вестник». — 1880, №5. С. 92-99.
ИРЛИ ИРЛИ, 4347, л. 2 (дата письма — 29 декабря 1838 г.).
Квя Переписка А. П. Квятковского и А. Н. Колмогорова. Подготовка
текста и вступительная заметка И. Роднянской; комментарии
И. Роднянской и В. Губайловского / «Вопросы литературы»,
№ 4, 2008.
Лет 1933 Чулков Г. //. Летопись жизни и творчества Ф. И. Тютчева / Под
общ. Ред. Вал. Полянского. 1933.
Лет 1999 Летопись жизни и творчества Ф. И. Тютчева. Книга первая /
Мураново. 1999.
Лет2003 Летопись жизни и творчества Ф. И. Тютчева. Книга вторая /
Мураново. 2003.
ЛН1 Тютчев Фёдор Иванович. Литературное наследство / М. 1988.
Т. 97. Кн. 1.
ЛН2 Тютчев Фёдор Иванович. Литературное наследство / М. 1989.
Т. 97. Кн. 2.

400
Условные обозначения основных литературных источников
Пиг1 Пигарёв К. В. Тютчев — переводчик Гёте. / «Урания». Тютчевский
альманах 1803-1928. Л., 1928. С. 101.
Пиг2 Пигарев К. В. Жизнь и творчество Тютчева. М., Изд-во АН СССР,
1962. С. 106-108, 151.
ПСС Тютчев Ф. И. ПСС и письма в шести томах. М., 2002-2005
Пуш1978 А. С. Пушкин. ПСС в 10 томах / Л. 1978.
Раи Раич С. Е. Автобиография / Публикация Б. Модзалевского. —
«Русский библиофил», 1913, № 8. С. 5-33. Дальнейшие
воспоминания Раича цитированы по данному первоисточнику без
уточняющих ссылок на номер страницы. Автобиография была
написана Раичем в 1854 году по просьбе проф. С. П. Шевырёва.
Сми-Р Смирнова-Россет А. О. Воспоминания. Письма /1990.
Тют ЗП Зарубежная поэзия в переводах Ф. И. Тютчева: Сб. / Сост.
Б. Н. Тарасова. С параллельными текстами на языке оригинала.
М. 2004. 320 с.
Тют1933 Тютчев Ф. И. Полное собрание стихотворений в двух томах /
Редакция и коммент. Г. Чулкова. М. 1933-1934 гг.
Тют1934 Тютчев Ф. И. Полное собрание стихотворений в двух томах / М.
1933-1934 гг.
Тют1977 Тютчев, Ф. И. ПСС: В 2 т. Т. 2 / Ред. и комм. Г. Чулкова. 1977.
С. 505.
Тют1984 Тютчев, Ф. И. Сочинения в двух томах. Т. 2. Письма /
Комментарии Л. Н. Кузьминой и К. В. Пигарева. М. 1984. М. 1984. С. 82
Тют1987 Тютчев Ф. И. Полное собрание стихотворений / Вступ. ст.
Н. Берковского. Сост., подг. текста и прим. А. Николаева. Л. 1987.
Шоп Шопенгауэр Артур. Мир как воля и представление /
Пер. Ю. И. Айхенвальда. М. 1992. С. 259 http://az. lib. ru/s/
shopengauer_a/text_0040. shtml
Шоп1 Шопенгауэр Артур. Об интересном / М. 1997. С. 426
Adr Handels- und Gewerbs-Adress-Taschenbuch den
Königlichbayerischen Haupt- und Residenz-Stadt München
BayF Bayerisches Hauptstaatarchiv, Frhr. Ρ13.
BayGl Баварский государственный архив BayHSA Grafen, M7.

Условные обозначения основных литературных источников
401
BayG2 BayHSA Grafen, В9 (Bothmer).
Coes Coester Claus. Клаус Кестер, преподаватель латинского языка.
По моей просьбе д-р. К. Кестер перевёл с русского языка на
латинский несколько искажённую формулу римского права.
Правильно она имеет следующий вид: «Feci, quodpotui, faciant melio-
ra potentes» («Я сделал все, что мог, кто может, пусть сделает
лучше»). Посредником между нами был известный славист г-н
Р. Мюллер-Шмитт
Dew Dewey John. Tiutchev and Amalie von Lerchenfeld: Some /
Unpublished Documents «Slavonic and East European Review». London.
2001, №. l.P. 15-39
Dewl Dewey John. Mirror the soul. A Life oft he Poet Fyodor Tyutchev.
Brimstone Press.
Gen 1977 Genealogie 1977, Freiherrliche Häuser A. Band IX / Starke Verlag.
1977.251
Gen 1979 Genealogisches Handbuch, 1979.
Vit Vitale Serena. Il bottone di Puskin / Milano. 1995. Перевод с итал.
M. Жердиновской.

402
Содержание
От автора 5
На императорской службе. История карьеры 10
Жизнь по родительскому плану. 1803-1839 12
Прелюдия судьбы. 1803-1822 12
Александр Остерман-Толстой 15
Карл Нессельроде 27
Служба в Мюнхене. 1822-1837 34
Брак с Элеонорой Петерсон 38
Служба в Турине. 1837-1839 44
Александр Обрезков. Игровые аналогии 44
Временный поверенный или местоблюститель? 50
Смерть Элеоноры. Брак с Эрнестиной Дёрнберг 52
Нарушение правил: возвращение ферзя в пешки 53
Живая жизнь по собственному проекту. 1839-1873 58
Исход. Долгая дорога в Россию. 1839-1844 59
Заговор против поэта. Изгнание 66
Клевета об утере шифров 67
Проект возвращения 70
Поддержка проекта Бенкендорфом. Отъезд на родину 73
Клиг Маугли 80
Россия. 1844-1873. Финал противостояния 85
Судьба проекта 85
Возвращение долга:
«Нет, карлик мой, трус беспримерный...» 96
Князь А. М. Горгаков. Письмо о цензуре 101
Председатель Комитета цензуры иностранной.
Дружба с поэтом Яковым Полонским 105
Эпилог. «Живая жизнь уж позади...» 119
С. Е. Раич —воспитатель плеяды московских поэтов.
Дон-Кихот из Рай-Высокого 128
«Маленький мальчик, начни улыбаться, мать узнавая...» 129
Спуск вниз, чтобы подняться вверх. «Перекати-поле...» 132

403
Воспитатель и учитель Фёдора Тютчева 135
Слушатель московского университета 137
Магистр словесных наук 138
«Кружок Раича» и другие общества любителей литературы 142
«Что за жизнь? Ни на миг я не знаю покою...» 144
Мотивы поэзии Тютчева в творчестве Раича 147
Встреча с Пушкиным 150
Учитель Лермонтова 155
<<Ты много потерпел, Готфред...» 156
Старость. «Мечтать — пусть обманет мечта...» 159
Тройственные ритмы в русской поэзии 165
Открытие Тютчевым вечных циклов екклесиаста 165
Мысль неизреченная 178
Раич и античные ритмы 188
Античные ритмы в поэзии Пушкина 189
Античные ритмы в поэзии Тютчева 195
Незавершённые ритмы 203
Античные ритмы в поэзии Лермонтова 204
Развитие действия в поэзии Тючева 207
Мотивы творчества Гёте 219
Веймарский классик. Вероятность встречи с Тютчевым 219
О квадрате ведьмы и звёздах-горемыках 225
Сага о любви 233
«Душа моя! О, не вини меня!..» 233
Вехи любви. Основные лиригеские посвящения 238
Время золотое. Предчувствие любви 239
Амалия. «Люблю, друзья, ласкать очами...» 239
Амалия Штернфельд, именуемая Амалия Штаргард 239
Баронесса Крюденер 243
Графиня Адлерберг 252
Последние годы. Упокоение в Роттах-Еггерн 253

404
Клотильда — муза трёх поэтов 257
Наголо знакомства с Тютгевым 257
Дружба с Генрихом Гейне. Кабагок «Собагий шар» 260
Брак с Аполлониусом Мальтицем 271
Тайна «К. Б.». Дискуссии об адресате 275
Ф. И. Тютгев и А. В. Плетнёва 279
«Я встретил вас...» 281
Женатый Тютчев 283
Элеонора. «Ловлю я образ твой...» 283
Венгание 284
Семейная жизнь 298
«Любовь долготерпит, милосердствует...» 302
К истории публикаций в «Современнике» 308
«Она была для меня жизнью...» 316
Эрнестина. «Ты, ты, мое земное провиденье!..» 326
Первые встреги 327
Поззия любви 333
Женщина — вегный апрель 343
День св. Сильвестра 1839 года 346
На новой родине 351
Последняя любовь Елена Денисьева. <<0 время, погоди!...» 354
Письма любви 363
«О гем ты воешь, ветр ногной?..» 371
Поиск портрета Эрнестины. Путешествие генов 379
Краткий хронограф жизни Ф. И. Тютчева 394
Условные обозначения основных
литературных источников 399

МИНИСТР
ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ
РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
07 марта 2012 №1151-гв
ЛАУРЕАТУ ВСЕРОССИЙСКОЙ ПРЕМИИ ИМ. Ф.И.ТЮТЧЕВА
И МЕЖДУНАРОДНОГО ПУШКИНСКОГО ФОНДА «КЛАССИКА»
А.Э.ПОЛОНСКОМУ
Уважаемый Аркадий Эмильевич,
Искренне признателен за возможность ознакомиться с Вашей новой
книгой о жизни и творчестве великого русского поэта, публициста и
дипломата Ф.И.Тютчева.
Ваша работа, позволяющая расширить знания об этом выдающемся
мыслителе, особенно важна сейчас, на переломном историческом рубеже,
когда Россия в очередной раз сталкивается с вызовами, требующими
сосредоточения ее сил, потенциала и творческой энергии в интересах
обеспечения достойного места в формирующейся новой
международной системе.
От души желаю Вам дальнейших успехов и всего самого доброго.
С уважением,
С. ЛАВРОВ

Аркадий Полонский
Федор Тютчев
Книга бытия
Главный редактор издательства И. А. Савкин
Дизайн обложки И. Н. Граве
Оригинал-макет M. М. Егорова
Корректор Д. А. Потапова
ИД № 04372 от 26.03.2001 г.
Издательство «Алетейя»,
192171, Санкт-Петербург, ул. Бабушкина, д. 53.
Тел./факс: (812) 560-89-47
E-mail: office@aletheia.spb.ru (отдел реализации),
aletheia@peterstar.ru (редакция)
www.aletheia.spb.ru
Фирменные магазины «Историческая книга»:
Москва, м. «Китай-город», Старосадский пер., 9. Тел. (495) 921-48-95
Санкт-Петербург, м. «Чернышевская», ул. Чайковского, 55.
Тел.(812)327-26-37
Книги издательства «Алетейя» в Москве
можно приобрести в следующих магазинах:
«Библио-Глобус», ул. Мясницкая, 6. www.biblio-globus.ru
Дом книги «Москва», ул. Тверская, 8. Тел. (495) 629-64-83
Магазин «Русское зарубежье», ул. Нижняя Радищевская, 2.
Тел.(495)915-27-97
Магазин «Гилея», Нахимовский пр., д. 56/26. Тел. (495) 332-47-28
Магазин «Фаланстер», Малый Гнездниковский пер., 12/27.
Тел. (495) 749-57-21, 629-88-21
Магазин издательства «Совпадение».
Тел. (495) 915-31-00, 915-32-84
Подписано в печать 03.06.2012. Формат 60x88 !/β.
Усл. печ. л. 26. Печать офсетная. Тираж 1000 экз.
Заказ №