Скиталец.
1934 г.

СКИТАЛЕЦ
Сссти
кссцазы
&
воспоминание
-/МосковскирАБОЧИИ4'

Составление,
подготовка
текста
и
предисловие
А.
Трегубова

СКИТАЛЕЦ,
ЕГО
ВРЕ МЯ
И
КНИГИ
Эпо ха
революции
1905 года,
вызвавшая
к
ж изни
луч­
шие
творческие
с илы
рус ской
радикально
настроенной
де­
мократии,
характеризовалась
подъемом
передовой,
св я­
занно й
с
интересами
тр у дящи хся
м асс
реалистической
ли­
тературы.
Героизм
и
муже ст во
народа,
поднявшегося
на
борьбу
с
помещичье-буржуазным
гн е том,
вдохновляли
писате­
лей-демократов
на
создание
пр о изве ден ий,
проникнутых
боевым
революционным
духом.
Писатели-реалисты
виде­
ли
основную
св ою
задачу
в
стремлении
сл ужи ть
народу,
в озбужд ать
«и мужество и гнев пылающий».
М.
Горький
глубоко
осоз на л
значен и е
и
место
пе ре­
довой
демократической
лите ра тур ы
в
на зр ева вших
рево­
люционных
событиях
1905 года.
Он
стремился
со бра ть
воедино,
скрепить
организационно
все
живое,
демо кра ти ­
ческое,
прогрессивное,
что
бы ло
в
л ите ратуре
и
искусстве
той
поры ,
чтобы
повести
непримиримую
борьбу
с
реа к­
ционным
упадочным
искусством.
В
годы
ре в ол юционно го
подъема
писатели
—
«знаньев -
цы»
бы ли
единственным
и
самым
к рупн ым
тв орче ­
ск им
объединением,
которое
ак тивн о
боролось
против
литературной
и
политической
реакции
в
ст р ане.
В.
И.
Ленин
высоко
оценил
горьковские
сборники
«Зна ­
н и я», определив их,
как
«сборники,
стремившиеся
кон ­
центрировать
лучшие
силы
художественной
литера­
туры»*.
1В.
И.
Лен ин.
Соч.,
т.
34, стр .
380.
3

Одним
из
активных
«знаньевцев»
был
Скиталец,
вст у­
пивший
в
литературу
в
начале
900- х
годов.
Все
лучшее,
созданное
им
почти
за
полувековой
период
творчества,
неразрывно
с вяза но
с
героической
эпохой
первой
русской
ре в олю ции,
с
борьбой
трудящихся
масс
за
сво е
освобож­
дение,
со
светлыми
идеалами
на ро да.
Выс ока я
оценка
творчества
Скитальца
по
спр аведл и ­
вости
была
дана
в
приветствии
през ид иу ма
правления
Союза
советских
писат ел ей
юбиляру
в
де нь
его
70-лет ия
в
1939 году:
«В тяжелых условиях царского самодержавия,
вместе
с
демократическими
писателями
«Знания», под непосред ­
ственным
руководством
Алексея
Максимовича
Горького,
в
борьбе
с
реакционным
писательским
лагерем
создавали
Вы
передовую
русскую
литературу,
с вяза нную
с
трудо­
выми
низами
общества.
Гуманистическими,
демократиче­
скими
тен денц иями,
горячим
интересом
и
сочувствием
к
тр у дящим ся
и
обездоленным
п рон ик нуто
все
Ва ше
твор­
че ств о...»
Скита лец
(Степан Гаврилович Петров) (1869—1941)
родился
в
сел е
Обшаровке
бывшего
Самарского
уезда,
в
семье
крестьянина.
Детство
его
б ыло
тяжелым
и
безра­
достным.
Впечатления
этого
периода
жизни
ле гли
в
осно­
ву
многих
автобиографических
произведений
Скитальца.
Раннему
пробуждению
духовных
интересов
будущего
пи­
сател я
в
немалой
степени
способствовала
его
бабушка,
о
которой
Скиталец
вспоминал
с
ос обой
теплотой: «Была
она
талантливой
сказочницей.
Народных
ск азок
знала
великое
множество
и
умела
их
рассказывать
фан тасти че ­
ски,
великолепным
сказочным
язык о м,
в
лицах,
с
пением
и
прибаутками.
Именно
она
своими
сказ ками ,
кротким
характером
и
в сею
своею
незлобивою
и
бл аг ород ной
лич­
ностью
внушила
мне
на
всю
жизнь
любовь
к
поэзии,
ко
всему
прекрасному
и
все
лучшие
человеческие
чувства,
каких
по том
не
могли
выт ра вить
ни
школа,
ни
люди,
ни
жизнь » .
Благотворно
повлиял
на
формирование
будущего
пи­
сателя
и
его
отец
—
талантливый,
незаурядный
челов ек ;
он
прекрасно
игр ал
на
гуслях,
учился
столярному
ремес­
лу,
токарному
и
ре з ному
делу,
рисованию.
Находясь
з
4

больнице
в
те чен ие
двух
лет,
от ец
Скитальца
изучил
арифметику,
много
читал
к ниг
по
медицине,
праву,
астро­
номии,
самоучкой
постиг
французский
язык.
Он
послужил
прообразом
главного
героя
по ве сти
«Сквозь строй», ри­
с ующей
г оды
с уров ой
юности
писателя.
Посл е
окон чан ия
начальной
школы,
а
затем
сельского
двухклассного
учил и ща
Скиталец
в
1885 году поступил
в
Самарскую
учительскую
сем инар ию,
но
не
закончил
ее:
в
1887 году он был исключен из последнего класса за
«политическую неблагонадежность».
В
это
в ремя
он
был
связан
с
пер ед ов ой,
революционно
настр о енной
м оло­
дежью,
занимался
в
кружке
самообразования
семинари­
стов,
где
читали
«Капитал»
Маркса.
Здесь
же
п ро яви­
лись
и
литературные
способности
юного
Ск итал ьца.
Им
бы ла
напис ана
большая
поэма
«Кабала»
—
о
трудовой
жизни
его
отца.
Поэма
была
принята
редакцией
провин­
циальной
г аз еты,
но
цензура
запретила
ее,
и
она
ра с­
пространялась
в
рукописных
экземплярах.
«С 1893 по 1897 год, —
вспоминал
писатель,
—
путе­
шествовал
по
югу
Ро ссии
в
поисках
жизненного
пути:
ра­
бо тал
в
земст ве ,
в ращ ался
в
сту д енч еских
революцион­
ных
кружках,
был
певцом
в
бр о дячей
тр уппе ,
с
ко торо й
исколесил
Украину,
Крым,
Бессарабию,
Зап адн ый
край...
В
г оды
э тих
пу теш ест вий
случайно
впервые
начал
печа­
таться
в
провинциальных
га зетах »1.
Возвратившись
в
Самару,
Скиталец
стан о ви тся
по­
стоянным
сотрудником
«Самарской газеты», пишет
из
номера
в
номер
стихотворные
фельетоны,
рассказы,
ле­
г енды,
поэмы,
сказки .
Случилось
так,
что
первый
свой
фельетон
в
стихах
он
отнес
в
редакцию
«Самарской газеты»
без
всякой
подпи­
си.
«На другой день,
—
вспоминал
писатель,
—
я
увидел
напечатанным
мой
фельетон
за
подписью
«Скиталец».
Ког да
он
з ашел
в
редакцию,
его
обступили
сотрудники
и
сказ али : «Посоветовались мы всем составом и по содер­
жанию
вашего
фельетона
решили
по д писать
—
«Скита ­
ле ц»...» 2
1 Скиталец .
Избранные
рассказы,
«Советский писатель», 1939,
стр.
4.
2В.
Пе трова -Ск итал е ц.
Жизнь
и
творчество
Скитальца.
Воспо­
минания,
рукопись.
5

Так
поя вил ся
его
псевдоним,
под
ко торы м
он
постоян­
но
выступал
в
литературе.
Об ычно
в
немногочисленных
статьях
о
тво р честв е
пи­
сател я
начало
литературной
жи зни
связывают
с
оп уб ли­
кованием
рассказа
«Октава» (1900 г . )
на
страницах
ж ур­
н ала
«Жизнь» .
Однако
большое
значение
имела
его
ра­
бо та
в
«Самарской газете» (1897—1900 гг. ) .
О
значи­
тельности
самарского
периода
в
творчестве
Скитальца
говорит
тот
фак т,
что
работа
писателя
была
замечена
и
оценена
столичной
печатью,
—
ф акт
по
тому
в рем ени
немаловажный.
«Удивительное
время!
—
о тмеч ал
в
1899 году писатель Чириков.
—
Как
поразительно
хорошо
стал и
писа ть
даже
некоторые
газетные
работн и ки.
Дот ,
например,
в
«Самарской газете»
пиш ет
фельетоны
некто
«Скиталец».
Пи шет
он
недавно,
но
в ладеет
пером
так
свободно,
как
будто
з анимается
писательством
уже
деся­
тилетия».
Решающую
роль
в
судьбе
Скитальца-писателя
сыграл
Гор ьк ий,
который
помог
фельетонисту
«Самарской газе ­
ты»
войти
в
«большую»
литературу.
Твор че ск ая
д ружба
Горького
и
Скитальца,
дли в шая­
ся
годами,
укрепила
веру
молодого
писателя
в
свои
силы.
Когда
Скиталец
при
встрече
с
Гор ьк им
рас ска зал
ему
о
замысле
повести
«Октава», Горький сказал: «Это можно
великолепно
написать,
и
это
до заре зу
нуж но!
Это
очень
важно!
Понимаете
ли
вы,
что
та кие
пи сател и
теперь
не об­
хо дим ы?
Вы
—
интеллигент,
вы
из
народа,
и
у
вас,
по-
видимому,
столько
на ко пило сь
здесь !
—
стукнул
он
с ебя
в
грудь...»
П о весть
«Октава»
была
опубликована
Горьким
в
жур н але
«Жизнь»
в
1900 году и принесла Скитальцу все­
российскую
известность.
А.
П.
Чехов
на звал
повесть
«хорошей вещью»«Кр и ­
тик а,—
вспоминал
позже
Скиталец,
—
два
г ода
занима­
лась
ею.
Рецензии,
написанные
в
с вязи
с
эт ой
повестью,
в
десять
раз
больше
самой
повести».
М.
Гор ьки й
вовл ек
Скитальца
в
активную
револю­
ционную
работу.
За
пропаганду
среди
сормовских
рабо-
1 Евт.
Карпов.
Две
последние
вст реч и
с
А.
П.
Чеховым,
журнал
«Рампа и жизнь», 1914, NoNo 24 —25.
6

чих
Ски таль ца
и
Горького
арестовали
17 апреля 1901 го ­
да.
Поводом
для
ареста
послужило
о бв инение
в
приобре­
тении
ми ме огр афа
для
печатания
революционных
про­
кламаций
и
возз ва ний .
Горького
вы пуст или
из
тюрьмы
чер ез
месяц
на
о сно вании
врачебного
заключения
о
пло­
хом
состоянии
зд оровь я,
а
Скитальца
—
через
три
меся­
ца
с
последующей
высылкой
в
село
Об шар овку
под
н ад­
зор
полиции.
Однако
по
пу ти
на
род ину ,
в
Самаре,
его
снова
арестовали.
В
тюрьме
им
б ыли
напи саны
повесть
«Сквозь строй», о которой хорошо отозвался Л.
Толстой,
рас ск аз
«За тюремной стеной»
и
цикл
с тих ов.
Примечателен
и
другой
фа кт : 9 февраля 1905 года был
арестован
Ле онид
Андр еев
с
д е вятью
членами
Централь­
ног о
Комитета
РСДРП,
проводившими
собрание
в
его
квартире.
Как
доносил
в
депар т ам ент
полиции
на чаль­
ник
Московского
жан да рмск ого
упра вл е ния,
это
б ыло
собрание
«главных деятелей Российской Социал- Де м о­
кратической
Р або чей
партии...
для
выработки
программы
по
вопросу
о
революционировании
народных
м асс»1;
Среди
задержанных
на
квартире
Андреева
был
и
Скиталец.
В
донесении
об
это м
с ообщ а лось
сл еду ющее:
«Кроме того были арестованы: 10) крестьянин Самарской
губернии
Ст епан
Га врилов
Петров
(литератор Скита­
ле ц ), явившийся в квартиру Андреева во время производ­
ств а
обыска; 11) егобрат,
т ехн ик,
Аркадий
Петр о в,
у
ьфего
при
обыске
отобрано
было
100 экземпляров прокла ­
мации ,
только
что
выпущ е нно й
от
Московского
Комитета
Социал-Демократической
Рабочей
пар т ии,
и
несколько
экземпляров
других
про к ла маций
Самарского
Комитета
С о циали ст ов- Рево л юцио нер ов»а.
К
донесению
ца рс кие
жан дарм ы
приложили
справки
о
привлечении
к
уголовной
ответственности
к ажд ого
из
ар есто ванных .
П рип омнил и
Скитальцу
и
его
первый
арест.
Весьма
характерны
в
этой
справке
подробности
«дела»: «Петров,
С тепан
Гаврилов
привлекался
17 апре­
ля
1901 года при Нижегородском губернском Жанд.
Упр.
по
дознанию
«о приобретении мимеографа и изготовлении
революционных
воззваний
к
сормовским
рабочим
с
це лью
1 Цит.
по
работе
Ю.
С.
Пух ова
«Л.
Андреев
и
Скиталец
в
ре­
в олюц ии
1905—1907 годов», сб.
«Революция 1905 года и русская ли­
т е ра тура », АН СССР, 1956, стр.
418.
1 Там же.
7

возбудить
их
к
беспорядкам»
и
к
переписке
в
по рядк е
охраны
«об устройстве демонстрации и недозволенных
сборищ
в
Нижне м- Н овгор од е
и
печатании
ж урн ала
тен­
денциозных
п роизв еде ни й. ..»1
Оказавшись
благо дар я
Горькому
в
центре
литера­
турн ой
жиз ни,
Скиталец
деятельно
сотрудничает
в
пе­
риодических
изд аниях
д ем окра ти чес кого
напр авле ния.
Его
литературно-творческая
работа
до стигл а
широкого
ра зма ха
в
св язи
с
организацией
издательства
«Знание»,
идейным
руководителем
которого
ста л
с
1900 года
М.
Горький.
Скиталец
создает
в
это
время
наиболее
значительные
произведения
н а чальн ого
периода
своего
творчества
—
«Октава», «Квазимодо»,
«Композитор»,
«Миньона»,
«Любовь декоратора», «Сквозь строй»
и
стихи: «Коло­
кол », «Кузнец», «Гусляр»
и
другие.
Его
волнуют
актуаль­
ные
вопросы
общественной
жизни.
За
опубликование
са­
тирического
памфлета
«Газетный лист», в котором едко
вы смеи вает ся
мещанство
и
жест ок ое
преследование
пе­
чати
царским
правительством,
едва
не
бы ла
за крыта
«Самарская газета». А газета « Ку р ь ер», опубликовавшая
стихотворение
«Гусляр», не смогла избежать этой уча­
сти.
В
письме
к
К.
Пятницкому
Гор ьки й
пи са л : «...гово­
ря т,
что
автору
стихотворение
сие
даром
не
пройдет.
Цензор
сидит
на
га уп твахт е»2.
Г ерои
многих
повестей
и
рассказов
Скитальца
900-х
год ов
— талантливые
ар тис тич ески е
натуры,
народные
самородки,
остро
ощущавшие
социальную
несправедли­
вость.
Это
—
люди
страстной
мечты,
высоких
идеалов,
утверждавшие
любовь
к
человеку,
верившие
в
безгранич­
ные
возможности
творческого
духа.
Вот
отец
р ассказ чи ка
Гаврила
Петрович,
прошедший
«сквозь строй»
живни.
Он
п олон
выс о ких
духовных
интересов:
изучает
алгебру
и
физику,
чтобы
построить
вечный
двигатель,
лю бит
ст и­
хи
Никитина
и
Некрасова,
читает
«Отечественные запис­
ки ».
Просветители
отца
—
семинарист,
учи тел ь
и
пись мо -
водитель,
преподававшие
ему
«новые идеи», —
очень
ско-
1 ЦГИА,
ф.
102, оп.
5, No 2230/1905, л.
II об.
2 «Архив А.
М.
Гор ько го», т.
IV, Гослитиздат, 1954, стр.
114.
8

ро
превратились
из
наставников
в
слушателей.
«Новые
идеи»
оказ али сь
сок р овен ными
убеждениями
отца,
кото­
рые
он
«давно уже расточал в своих рассуждениях о
жи зн и». «Ее несовершенство
и
несправедливость
он
гл у­
боко
и зучил
на
собственном
горь ком
опыте
и
по
поводу
сухих
и
отвлеченных
иде й
сыпал
такими
художественно­
яркими!
рассказами,
что
очень
ск оро
обратил
своих
разви-
вателей
в
ауд ито рию» .
Это
с ильн ый,
вол евой
че лове к,
кот оры й
мог
бороться
с
несправедливостью
(вспомним
кляузный
судебный
проц есс
прот ив
него
с
опорой
на
л же­
свидетелей)
и
отдаться
«счастью битвы» .
Весь
подтекст
ранних
повестей
и
рассказов,
основное
их
ид ейно е
содержание
приводили
читателя
к
мысли
о
несовершенстве
социального
устройства,
его
враждебно­
сти
миру
подлинной
красоты,
воз выш енных
духовных
интересов.
В
с илу
сво ей
исключительности,
определяв­
ш ейся
талантом,
пониманием
прекрасного,
эти
герои
Скитальца
особенно
трагично
переживали
«гримасы жиз­
н и», разрыв между
мечтой,
идеалом
и
действитель­
ностью...
Вот
б езвест ный
хорист
оперной
труппы
Федот
(«Миньона»); он мечтает беззаветно служить искусству,
це лико м
посвятить
се бя
вопло ще нию
в
жизнь
его
высо­
ких ,
облагораживающих
идеалов.
Он
тос ку ет
о
любви,
создав
в
воо б ра жении
образ
идеальной
женщ ины-м еч ты ,
Миньоны,
и щет
ее
в
жизни.
И
находит...
«Федот делал
чудеса.
Бас
был
безумно
вл юбл ен,
и
в
э том
заключалась
тайная
пр ичина
т ого
мощ ног о
подъема
и
заразительного
вдохновения,
с
которым
он
пел...
Как
в
сказке,
он
вырос
в
собственных
св оих
глазах,
и
ему
казалось,
что
нет
ничего
невозможного,
потому
что
на
свете
ес ть
М иньо на
—
п ре­
к ра сная,
поэтическая,
гармоничная,
как
му зык а,
Миньо­
на—
вдохновительница,
для
которой
одной
льется
его
пение
и
всеми
стр у нами
звучит
его
молодое,
сильное
сер дц е,
впервые
пробудившееся
для
л юб ви...» Но
это
м еч­
та,
а
жиз нь
повернулась
другой
стороной
(и это неизбеж­
но!
—
утв ер жд ает
автор)
—
и
М инь о на, • «гармоничная,
как
м у зы ка », оказалась просто пошлячкой...
Внешне
проста
и
обыденна
ист ор ия
Зах ары ча
(«Окта­
ва »).
За хары ч,
о бла дате ль
редкого
и
крас ивог о
«сто ­
рублевого»
голоса,
попадает
в
церк о вный
хор.
Подне­
вольная,
каторжная
жизнь
певчего,
затхлая
атмосфера
церковного
быта,
беззастенчивая
эксплуатация
од ар ен­
9

ных
от
природы
люд ей
оче нь
скоро
заставили
его
«зато ­
ск о ва ть », задуматься о жизни,
где
«все перепутано:
и
добро
и
з ло». Однако
основной
вывод,
к
которому
пр и­
ходил
читатель,
состоял
в
то м,
что
подлинная
кр асо та
живет
в
сознании
простого
нар о да,
а
ц ерков ь
—
од ин
из
столпов
самодержавия
—
калечит
и
уроду ет
душу
чел о­
век а,
пож ира ет
ее,
словно
Молох.
В
редкие
минуты
духовного
просветления
между
изну­
ря ющ ими
церковными!
с лужба ми
и
пьяным
угаром
пе в­
чие
как
бы
вспоминают,
что
они
—
люди,
что
они
то же
должны
жить
«для лучшего» . « Б у дем
громко
петь
о
го рь­
кой
нужде,
—
гов ор ит
октавист
Томашевский,
—
...и о том,
как
и дем
мы
к
погибели,
оттого,
что
мы
артисты,
а
не
жул ики ,
от того;
что
у
нас
не
умерла
душ а
и
мы
еще
мо­
жем
чувствовать
и
петь,
искренне
веселиться
и
и скр ен­
не
плакать!»
Гер ои
ранних
произведений
Скитальца
—
сил ьные ,
во­
левые
лю ди,
но
не
а к тивные
б орцы.
Кузнец
Федор
Ивано вич
(рассказ «Ку з не ц») сознает
свое
человеческое
достоинство,
превосходство
над
«хозяе ­
ва ми». Он
зн ает,
что
его
руками
и
рук ами
т аких
тружени­
ков,
как
он,
со здают ся
все
богатства
на
земле.
Гордость
и
сознание
превосходства
делают
его
независимым,
способ­
ным
к
бунту.
Он
чувствует
себя
подли нн ым
хо з яином
жиз­
ни
и
потому
бесстрашно
бр о сает
вызов
своим
поработите­
ля м: «Вы
—
хозяева
завода,
а
я
—
хозяин
дела,
хоз яин
этих
машин,
в
ко торы х
вы
ничего
не
смыслите!» «Безвра­
гов
и
без
сражений
—
т ебе
и
жизнь
не
в
жизнь!
—
гово ри т
оди н
из
персонажей
р ассказ а.
—
И
к аждо му
делу,
каждо­
му
чувству
ты
отдаешься
весь
целиком,
без
раздумья!
Т ебе
бы
над о
ж ить
во
времена
Стеньки
Р азин а!
Ты
—
человек
цельный,
из
одного
к уск а!»
Не с о мненное
идейно-тематическое
родство
мо жно
ус­
тановить
между
персонажами
этих
рассказов
и
ли ри че­
ским
ге роем
поэзии
Ски таль ц а.
Политически
актуальные
и
злободневные
стихи
С ки­
тальца
пользовались
огромной
популярностью
у
ч итат е­
лей
и
б ыли
н енав истны
цензуре.
Т ак,
о
стихах
Ск ита льца ,
напечатанных
во
втором
сборнике
«Знания», Петербург­
с кий
цензурный
комитет
отзывался,
как
о
«несомненно
тенденциозных,
намекающих
на
будущее
разрушение
и
освобождение
народа».
10

Однако
нельзя
не
отметить
отличительных
особенно­
сте й
в
идейном
содержании
ранних
стихов
и
про зы
Ск и­
тальца,
которые
б ыли
зам ечен ы
и
тогдашней
критикой:
«...песни Скитальца не кованые,
—
писал
критик
«Русской
мысли»,—
а
звучные,
сильные,
оригинальные
по
размеру
и
наст ро ению ,
и
если
в
них
сл ыш ится
пра вд а,
много
воз­
му ще ния
и
гнева,
то
его
р ассказ ы
не
дышат
местью
и
проклятием,
не
дики
они
и
суровы,
и
не
груб
его
голос ,
не
чужд
он
сло вам
любви...»1
Тема
протеста,
бунта,
«распрямления»
человека,
ха­
рактерная
для
творчества
Скитальца
в
период
рев ол ю­
ционно го
подъема
накануне
1905 года,
р еш алась
писа­
тел ем
с
гуманистических,
общедемократических
позиций;
герои
еще
не
поднимаются
до
осознания
политической
борьбы,
они
способны
пока
на
с т ихийные
выступления:
это
был и
только
«искры возмущения» .
Рассказы
и
повести
Скитальца
по-горьковски
овеяны
романтикой.
Своеобразный
быт
средневолжских
с ел,
где
память
народная
хра нил а
воспоминания
о
се дой
старине,
поэт из ирова ла
удаль,
свободу,
веселый
разгул;
волжские
песни,
прос ла вля вшие
богатырский
размах
и
силу
народ­
ную,
шир ок ую
заво л жск ую
степь
и
«буйную волю», — в с е
это
составляло
необходимый
фон
ранних
стихов
и
мн о­
гих
р ассказо в ,
и
потому
герои
казались
более
цельными,
не о быч ными,
величавыми...
А тмос фера
романтической
приподнятости,
лиризм а
и
задушевности
определялась
еще
и
тем ,
что
Скиталец
ум е­
ло
вводил
в
художественную
ткань
произведения
песню
и
му зы ку.
Т ак,
он
находил
чудесные
краски
для
и зобра­
жения
пр о цесса
пе ния: «Этот чугунный,
грохочущий
го­
лос ,
печальный
и
мрачный,
был
тве рд
и
тяжел;
казал ось ,
что
его
можно
было
ощупать
рукой
в
в оз духе
и
что,
дой­
дя
до
человека,
он
п ри жмет
его
к
стене
и
раздавит...
Вни­
зу
вс его
хора,
как
бы
из
земли,
пл ыла
пустая,
сочная
и
вкусная
окт ав а.
Что-то
плодородное,
ароматное
и
де в­
ственное
чувствовалось
в
эт их
яр ких
и
цель н ых
звуках,
могучее
и
устойчивое.
Казалось,
что
эт от
гол ос
внес
сюда
всю
при род у,
яркие
солн ечн ые
л учи,
их
теплоту,
аромат­
ное
дыхание
зел ен ых
степей,
их
тайн ы
и
теплый
зап ах
согретой
со л нцем
земли...»
1 «Русская мысль», книга VII, 1902, стр.
214,
11

У
Ск ит альца
да же
пейз аж
озвучен,
музыкален
и
по­
тому
особенно
эмоционален: «А навстречу,
подавляя
своей
мощной
шириной,
уже
м ча лось
беспредельное
море.
Казалось,
оно
дышало.
С иние
тяже лы е
волны
взд ым а­
л ись
л енив ою
зыбью.
Море
звенело
и
пе ло.
Величаво,
как
орган,
гудело
оно
с вою
торж ес твен н ую
песнь.
В
ней
говорилось
о
тайнах
мира,
о
вечности
не из ме нной
при­
роды,
о
непрочности
людского
сча стья» .
Бунтарское
начало
творчества
Скитальца
вслед
за
Г орьк им
ут ве ржда ло
новое,
активное
отношение
к
жиз­
ни,
к
на зна че нию
человека
на
земле,
противостояло
пессимизму,
у нынию,
безверию
дека ден т ског о
искус­
ства.
Кру пным
событием
в
творческой
биографии
Скиталь­
ца
явился
выпуск
в
свет
книгоиздательством
«Знание»
в
марте
1902 года первого тома его «Р ас сказо в
и
песен» .
Горький
внимательно,
с
большой
любовью
редактировал
каждое
произведение
этого
сборника.
П рочтя
корректуру
книги,
он
написал
К.
П ятн иц ко му: «Ваше предположе­
ние,
что
книжка
будет
иметь
успех,
—
очень
раду ет
мен я.
Очень,
очень
жажду
этого
успеха
в
пу бл ике,
а
есл и
он
будет
со провожд ат ься
неодобрением
критики
—
я
сгор ю
от
восхищения!»1
Книг а
дейс твите ль н о
имела
большой
успех
у
демокра­
тического
читателя.
Обратил
на
нее
внимание
и
В.
И.
Лени н,
который
находился
в
это
время
за
границей.
Получив
в
Лондоне
пятый
том
«Рассказов»
М.
Горького
и
пе рвый
том
«Рассказов и песен»
Скит а льца ,
он
п исал
матери
7 июня 1902 года: «Горького,
Скитальца
получ ил
и
читал
с
очень
бол ьшим
интересом.
И
сам
чи тал
и
др у­
гим
д ав ал»2.
Л енин
на шел
возможным
поставить
эти
две
книги
рядом,
так
как
бы ли
очевидны
их
идейная
близость,
ре во­
люционная
направленность,
гуманизм,
гл уб окое
сочув­
ствие
тру д ящимс я
массам.
В
период
революционных
соб ыт ий
1905 года Скиталец
прод о лжа ет
сотрудничать
в
«Знании»,
выпускает
не-
1 «Архив А.
М.
Горького», т.
IV, Гослитиздат, 1954, стр.
65.
2В.
И.
Ленин.
Соч .,
т.
37, стр.
270.
12

сколько
сборников
стихотворений,
а
так же
публикует
р асска зы
«Полевой суд», «Лес
разгорался»,
повесть
«Огарки».
Те ма
индивидуального
протеста,
наметившаяся
в
на­
чал ь ный
период
творчества,
перерастает
теперь
в
тем у
массовой
революционной
борьбы
против
угнетения
и
бе с­
правного
положения
народа.
Для
подавляющего
большинства
крестьян
в
ре в олю­
ции
1905 года важнейшим был вопрос о разделе по­
мещичьих
земель.
Крестьяне
глухого
поволжского
сел а
Селитьбы
(«По­
левой
с уд ») верят еще,
что
мо жно
«без бунта»
отнять
землю
у
графа.
Но
рушатся
их
ил люзии
од на
за
д ру­
гой,—
не
помог
ни
царский,
ни
«полевой суд»
—
старин­
ный
прадедовский
способ
решать
спо рны е
вопр ос ы
«по
справедливости».
За
самовольную
з апаш ку
графской
земли
сорок
три
крестьянина
бы ли
арестованы
и
заклю­
ч ены
в
тюрьму.
Более
решительны
в
своих
действиях
крестьяне
в
ра с­
сказе
«Лес разгорался» (1905).
Они
уже
вооружились
«мечом освобождения», готовятся в борьбе отстоять свои
права:
беспрерывно
горящий
лес,
поджигаемый
то
с
од но го,
то
с
другого
конца,
является
выражением
их
окрепшего
стремления
«бунтовать» .
Повесть
«Огарки» (1906) —« т алант л ивая
повесть
со­
всем
горьковского
типа » (по отзыву А .
Блока)
—на
новом
этапе
пр од олжа ла
так
называемую
«артистическую
тему».
Огарки
—
это
незаурядные
ли чнос ти,
ис торг нуты е
жизнью,
отверженные,
вынужденные
опуститься
до
бо­
гемы.
Необычайно
разнообразны
и
живописны
персона­
жи
эт ой
повести:
артист
Илья
Толстый,
певец
Северово-
стоков,
слесарь
М ихел ьсо н,
высланный
из
Петербурга
за
политическую
неблагонадежность,
кузнец
Сокол
и
дру­
г ие,
жившие
надеждам и
попасть
на
«вольные земли», где
не
попрана
справедливость,
не
унижен
та лант
и
разум,
где
человеку
л егко
ды ши тся.
Повесть
сильна
своей
критической
направленностью.
С
полным
основанием
А.
Блок,
ознакомившись
с
«Огар ­
кам и», выражал уверенность,
что
«есть много таких лю­
дей,
которые
про чт ут
«Огарков»
—
и
душа
их
тронется,
13

как
ледоходная
река,
какой-то
нежной,
звенящей,
как
ль дина ,
м узыко й »1.
Основной
лейтмотив
этой
музыки
—
бор ьба ,
скорая
и
спр аведл ивая ,
во
имя
уничтожения
со­
циального
строя,
уродовавшего
душу
человека.
Устами
бывшего
журналиста
Небезызвестного
автор
за являл
о бщест ву : «Придут дни,
великие
д ни!
Мелкую
речку
по­
кроет
грозное,
бушующее
море,
будет
вел икая
бур я,
вел и­
кий
гнев.
И
в
первой
волне
возмущенного
народа
п ойдут
Михельсоны
и
С окол ы;
Северовостоковы
будут
строить
баррикады,
поднимая
самые
громадные
тяжести,
и
будут
драться
на
ба рри кад ах
все
долго
и
много
тер пев ши е,
все
озлобленные,
все
годами
ко пив шие
горечь
свою,
и
явятся
среди
них
вожди
и
ге рои!»
Как
художник-реалист,
стоявший
на
о бщед ем окр ати­
ческих
позициях,
Скиталец
суме л
уло ви ть
в
жизни
нов ые
веяния,
однако
революционные
идеалы,
во
имя
которых
герои
произведений
Скитальца
в сту пают
на
путь
бо рь­
бы,
нечетки;
неясны
б ыли
пи сател ю
и
реальные
п ути
для
достижения
конечных
це лей.
Скит ал ец
не
поднялся
до
понимания
исторической
роли
пролетариата,
и
по эт ому
в
«Огарках»
нет
резкой
границы
между
пер едо вы ми,
революционно
настроенны­
ми
пролетариями
и
представителями
«дна»,
богемы,
деклассированными
элементами;
противоречивы
полити­
ческие
установки
и
в
рассказе
«Лес разгорался».
Ограни­
ченность
мировоззрения
писателя
сказалась
в
том ,
что
го­
род,
изображенный
в
этом
рассказе,
символизирует
толь­
ко
те мны е,
враждебные
де р евне
силы.
Протестуя
против
об на женн ых
уродств
капиталистического
города,
Скита­
лец
не
понимал,
что
им енно
та м,
в
жестокой
классовой
борь бе
з ар ожд ался
пролетариат,
вызревало
его
ре волю­
ц ион ное
самосознание,
ковалось
оружие
для
борьб ы
не
только
с
п рогни в шим
феодально-крепостническим
стр оем ,
но
и
в осх одя щим
к лас сом
бу ржуа зии,
что
де ре вня
добьет­
ся
ра з реше ния
с воих
проклятых
вопр ос ов
только
в
союзе
с
революционным
пролетариатом,
под
руководством
его
па ртии ,
открывшей
законы
преобразования
общества
в
ин­
те р есах
трудящихся
масс.
Эту
ограниченность
позиции
автора
в
рас сказ е
«Лес
ра згор ал ся»
верно
подметил
М.
Г орьки й.
В
одном
из
пи-
1А.
Блок .
Собр.
соч.,
т.
X, стр.
43.
14

сем
в
декабр е
1905 года он писал К.
Пятницкому: «рас­
сказ
очень
неду р ен,
но
сильно
эсероват.
Социалисты-рево­
люционеры
возликуют
—
это
вода
на
их
мельницу»
Ч
Понадобился
большой
исторический
оп ыт
для
того,
чтобы
Ски тал ец
пон ял
ве лик ую
освободительную
миссию
пролетариата,
его
революционного
авангар да
(романы
«Дом Черновых»
и
«Кандалы»),
В
1908 году вышла в свет повесть Скитальца «Э т а пы»
(первый вариант) .
В
ней
не
б ыло
пр е жних
бунтарских
настроений,
не
б ыло
ре чи
об
освобождении
народа.
По­
вест ь,
в
значите ль н ой
своей
ч асти
а вто био гра фич ная,
вос­
производит
трудный
период
в ступ ле ния
в
жизнь
интелли­
гента
в
нач але
90-х
годов.
Безысходная
то ска
од инок ог о,
обозленного
на
мир
и нт еллиг ента,
лише нно го
св язи
с
народом,
метавшегося
в
поисках
жизненного
пути,
—
вот
что
составило
содер­
жание
э той
по вест и.
Главный
герой
—
презирающий
всех
некрасивый
гор­
бун
с
ог не нно-р ыже й
привой,
рвущийся
из
душной
неволи
провинциальной
жизни.
В
повести
нет
широ кого
жизнен­
ного
фона ,
и злиш не
резко
подчеркнута
б еспро светн ая
же­
стокость
социальных
уродств,
почти
фатальная
их
неиз­
бежность.
Фальшиво
звучат
страницы,
рассказывающие
о
сострадании
к
наро д у,
котор ый ,
якобы
в
безотчетном
стремлении,
несет
к
«святым мощам»
все
само е
сокровен­
н ое : «скорби и жалобы,
и
сл езы
свои,
и
мечты,
и
моль бы ».
Повесть
выз вал а
суровое
осуждение
Горького,
к ото­
рый
не
да вал
своего
согласия
на
ее
публикацию
в
XXV
сборнике
«Знания», но она была напечатана К.
Пят ни ц­
ким
без
его
ве дома.
В
письме
Скитальцу
Гор ьки й
пи сал : «Три года тому
назад
наша
страна
пережила
великое
со тр ясени е
своих
основ,
три
года
тому
назад
она
вступила
на
пут ь,
с
ко его
никогда
уже
теперь
не
свернет,
ес ли
б
даж е
и
хотела
это ­
го.
Неужели
э тот
пов орот ,
историческое
значение
кото­
рого
так
огромно
и
глубоко,
прошел
для
Вашего
героя
незамеченным,
не
оживил,
не
расширил,
не
вз вол новал
Вашей
души
радостным
во лне ние м,
не
заже г
огонь
Ва­
шей
лю бви
к
родине
новыми,
яркими
цветами?
По в есть
го во рит
—
не т...»
1 «Архив А.
М.
Горького», т.
IV.
Гослитиздат, 1954, стр.
192.
15

Горький
правильно
сумел
оп ре де лить
истоки
творче­
ской
неудачи
пер вого
вар иант а
«Этапов»: «Вам,
вид им о,
не
о
чем
писать,
кроме
с ебя
с а м ог о. ..» «Писать себя»,
потеряв
историческую
перспективу,
отказавшись
от
бо ль­
ших
социальных
задач,
объективно
означало
содействие
политической
реакции.
Творческая
неудача,
суровое
осуждение
Горького,
нако нец ,
причины
семейные
(первая жена Скитальца в
течение
многих
лет
с трад ала
тяжелым
недугом)
застави­
ли
Скитальца
почти
умол кн уть
в
литературе.
Однако
при
этом
с лед ует
подчеркнуть,
что
в
эпоху
мрачного
б езвре­
мень я
в
литературе
писатель
не
переметнулся
в
ст ан
•реакции,
не
продал
свое
перо.
Он
был
о дним
из
последних
«знаньевцев», покинувших « З н ан ие», когда с отъездом
Г орьк ого
за
гр а ницу
фактически
им
ст ал
руководить
К.
Пя т ницк ий.
В
1915 году Скиталец по мотивам повести « О г ар ки»
н апис ал
пьесу
«Вольница», которая была запрещена цен ­
зурой
к
по стан о вке
и
только
в
1919 году увидела свет .
Пьеса
имела
успех .
В
1914—1917 годах Скиталец увлекается фольклором,
народными
пе с нями,
выступает
на
многих
литературно­
вокальных
вечерах
(он проехал с концертами от Петро­
г рада
до
Владивостока
и
чер ез
Маньчжурию
в
Харбин).
В
эти
же
годы
Скиталец
обращается
и
к
мемуарному
жанру,
были
опубликованы
его
«Воспоминания»,
«Юность», «Метеор».
Пос ле
Велик ой
О к тябр ьской
социалистической
рево­
люции,
не
осознав
громадного
всемирно-исторического
сдвига
в
судьбе
нашей
р од ины,
Скиталец
легальным
образом
переехал
жить
в
Х арб ин.
В
своей
автобиографии
он
писа л
об
э том
с л еду ющее: «Весной 1921 года А.
В.
Лу­
начарский
командировал
группу
пи сател ей
во
Вл адиво ­
ст ок—
организовать
там
советскую
га зету.
В
этой
группе
участвовал
и
я.
Когда
группа
доехала
до
Читы,
В ладив о­
сток
заняли
белые.
Организовали
газету
в
Чи те,
но
в
ма­
леньком
городе,
в
гол од ный
1921 год,
без
материальной
б азы
газета
не
выдержала
расходов
и
к
концу
года
пре ­
кр ат ила
св ое
существование.
В
ко нце
де каб ря
1921 года правительство ДВР коман­
дир овал о
меня
в
Харбин
для
постановки
моей
пьесы»
(имеется в виду « Во л ьн ица». —
А.
Т.)<
16

За
вре мя
пребывания
в
Харбине
в
течение
д вен ад цати
с
половиной
лет
Скиталец
создал
второй
вариант
пове­
сти
«Этапы», написал новый роман «До м
Че рновых »
о
судьбах
р усс кой
инте лл иг е нции
после
революции
1905 го ­
да,
а
такж е
работал
над
бол ь шим
р ома ном
«Кандалы»
—
об
истор ии
возникновения
маленькой
р ес пуб лики
в
Самар­
ско й
губернии
в
г оды
первой
русс кой
революции.
В
эт от
же
период
были
написаны
и
мно гие
воспоминания
—
лите­
ратурные
портреты,
в пер вые
соб р анные
в
настоящем
сбор­
ник е
и
открывающие
нов ую
грань
тв орче ск ого
на сл едия
талантливого
писателя.
Находясь
многие
годы
в
гущ е
литературной
жизни
России,
Скиталец
общался
с
выдающимися
мастерами
русской
литературы
и
искусства:
М.
Горьким,
Л.
Тол­
сты м,
А.
Чеховым,
Л.
Андреевым,
В.
Короленко,
С.
Сер-
геевым-Ценским,
А.
Серафимовичем,
Ф.
Ша ля пины м,
В.
Маяковским,
А.
Дуровым
и
другими.
Мемуарные
очер­
ки,
скромно
наз ванные
а в тором
«Встречи»,
во сс оздаю т
не
только
пор тре ты
вы да ющих ся
д еятел ей
русского
искус­
ств а,
но
и
б ое вое,
кипучее
время,
творческое
горение,
страстную
заинтересованность
их
в
су дь бах
отечествен­
ног о
искусства,
родн ог о
русского
народа.
Да,
это
было
вре мя,
как
свидетельствует
Скиталец,
когда
«отовсюду
как
бы
выпирало
молодую
русскую
талантливость,
все
р асцвет ало :
сцена
—
с
Художественным
театром,
Комис-
еаржевской,
Шаляп ин ым
и
Собиновым;
ж ивопис ь
—
с
Васнецовым,
Врубелем,
Малявиным;
музыка
—
с
Ра х­
маниновым,
Скрябиным
и
Глазуновым;
литература
—
с
Горьк им ,
Андреевым,
Буниным.
В
воздухе
веяло
обновлением,
и
каз ало сь,
вся
Россия
пробуждалась,
грезила
сказочными,
рад уж­
ными
снами».
Скиталец
— мастер
литературного
портрета;
не м ноги­
ми
штрихами
ему
у да ется
нарисовать
запоминающийся
образ
великого
современника.
В
начале
своего
ж изненн ог о
пу ти
Скиталец
трижды
вст ре ча лся
с
Владимиром
Ильичем
Лениным.
Вот
юны й
Ле нин
в
Самаре
в
1887 году .
Огр ом ное
о ба яние,
просто­
та
и
человечность,
тон кий
анал ит ич ески й
ум,
глубокая
целеустремленность
запомнились
Скитальцу
на
всю
жизнь.
Второй
раз
Ск итал ец
встречался
с
Лениным
в
Женеве
в
1903 году.
В
1905 году состоялась третья встре­
/7

ча.
3 декабря 1905 года была закрыта первая легальная
газета
большевистской
партии
«Новая жизнь», на стра­
ница х
ко торой
п ечат али сь
произведения
Ленина
и
Горь­
кого.
Экстренное
з аседан ие
произошло
на
квартире
Ск и­
тальца,
где
собрались,
совместно
с
Лени ным
и
Горьким,
до
сорока
сотрудников
за кры той
газеты.
В.
И.
Ленин
в
сво ей
повс е дне вной
политиче с к ой
ра­
бо те,
в
неп римир имо й
идеологической
борьбе
с
врагами
ре волю ции
умело
использовал
не
только
огромную
н ауч­
но-историческую
аргументацию,
но
и
лит ера т уру,
искус­
ство.
Т ак,
напр имер ,
при
оценке
предательской
р оли
ли­
беральной
буржуазии
В.
И.
Лен ин
вос п ользов алс я
обр аз­
ной
характеристикой
определенного
исторического
эт апа
в
развитии
первой
русской
революции,
данной
С китал ь­
цем
в
стихотворении
«Тихо стало кругом».
В
работе
«Победа кадетов и задачи рабочей партии» (1906) Ленин
пис ал : «Когда наступает затишье после отчаянной борь­
бы,
когда
наверху
«отдыхает уставший от победы», обо ­
жравшийся
зв ерь
*, а внизу «точат
ме чи», собирая новые
с илы,
когда
начинает
снова
понемногу
бродить
и
кипе ть
в
народной
глуб ин е,
когда
только
еще
готовится
но вый
политический
кризис
и
новый
великий
бой,
—
тогда
пар­
тия
мещанских
и ллю зий
о
народной
свободе
переживает
кульминационный
пун-кт
своего
развития,
упивается
свои­
ми
победами».
Чтобы
пояснить
свою
мысл ь
и
сд е лать
понят ным и
по­
этические
образы
зверя,
отдыхающего
от
п об еды,
и
п од­
с пуд ное
вызревание
новых
ре вол ю цио нных
сил,
которые
«точат мечи», В.
И.- Лени н
в
сноске
при вод ит
следующие
стихотворные
с трок и:
«* Скиталец
—
«Тихо стало кругом»: «Струны порва ­
ны!
песня,
ум ол кни
те перь !
Все
слова
мы
до
битвы
ск а­
зал и.
Сно ва
ожил
дракон,
изды х ающий
зверь,
и
ме чи
вместо
струн
зазвучали...
Тихо
ст ало
кругом;
в
этой
жут­
кой
ночи
нет
ни
зву ка
из
жизни
бывалой.
Там
—
вн изу
—
по б ежден ные
точат
мечи,
наверху
—
победитель
у ста­
л ый.
Одряхлел
и
исс ох
обожравшийся
зверь.
Т ам,
внизу
что-то
вид ит
он
снова,
там
дрожит
и
шатается
стара я
дверь,
бога тырь
разбивает
оков ы»
Ч
Э тот
факт
свидетельствует
о
постоянном
интересе
1В.
И.
Ленин.
Со ч.,
т.
10, стр.
194*
18

Лени на
к
делам
горьковского
«Знания», к
тво рче с тву
писателей
горьковской
«литературной дружины» .
Большая
творче ск ая
д ружба
связывала
Скитальца
с
Горьким
и
Ф.
Шаляпиным.
Под
пером
Скитальца
во
в есь
исполинский
рос т
вста ют
эти
ги га нты
русского
искусства,
приумножившие
его
мировую
славу.
Г орьки й
—
это
чело­
век,
который
имел
необыкновенный
талант
«возиться»
с
людьми,
помогать
им
словом
и
делом,
мудрым
советом,
верил
в
лучшие
качества
человека,
ободрял
в
минуты
не взг од
и
сурово
журил
за
не ве рные
шаги
и
оши бки .
По
существу,
Горький—это
тип
человека,
пи сател я,
трибуна,
борца,
вызванный
к
жизни
новой
эпохой
социалистиче­
с кой
ре во люц ии.
Н еу емная
натура,
энциклопедически
об­
разованный
человек,
талантливый
художник,
несгибае­
мый
борец
— таким
его
рисует
Скиталец
в
своих
мемуа­
рах.
Чувство
признательности
и
большой
любви
к
этому
ч ело веку
Скиталец
пронес
через
всю
свою
труд ну ю
жизнь.
Ве рн ув шись
на
р один у,
Скиталец
в
одном
из
писем
пи сал
Горькому: «В оргкомитете я еще не был и ни с
кем
не
виделся,
хочу
прежде
увидеться
с
Ва ми ...,
Свидание
с
Вами,
кроме
естественной
радости
пос ле
многих
лет
невольной
разлуки,
дорого
для
меня
еще
и
потому,
что,
намереваясь
вновь
выступить
в
родной
л ите­
рат уре ,
сильно
нуж даю сь
по
старой
памяти
в
Ваших
добрых
и
мудрых
сов ета х.
Хотелось
бы
в
конце
ж изни
еще
раз
взглянуть
в
Ваши
вдохновенные
оч и,
услышать
доброе
слово,
по­
черпнуть
в
них
но вые
силы...»
В
обширной
мемуарной
литературе
о
Горьком
воспо­
минания
Скитальца
занимают
свое
о пред ел енное
место,
помогают
вос созд ать
дорогие
черт ы
М акси ма
Г орького.
С
огр омно й
душевной
симпатией
расск азы вает
Скита­
лец
о
Л.
Толстом,
А.
Чехове,
В.
Короле н ко,
Н.
Зла товр ат -
ско м.
Воспоминания
С кита льца
—
это
св оеобра зн ые
карти­
ны
литературной
и
общественной
ж изни
России
в
канун
революции
1905 года.
Театр ,
опера,
литературные
журналы,
вечера,
собра­
ни я,
демонстрации,
пе тиц ии,
протесты,
но вые
произведе­
ния
литературы
— все
это
б ыло
про я влением
огромн ого
общественного
подъема,
охватившего
с тра ну.
19

Вот
телешовские
литературные
«Среды», где
соб и­
рался
цвет
тогдашней
литературы...
Гор я чие
споры,
об­
суждения
к ниг. . . «Среда»
бы ла
«чистилищем», —
в спо ми­
на ет
Скиталец,
—
через
которое
проходило
каждое
новое
произведение
ее
участников
пре жде ,
чем
попадало
в
пе­
чать».
Это
творческое
объединение
ст ало
особенно
актив­
ным
зимой
1903 года,
ко гда
из
провинции
переселились
в
Москву
все
его
участники.
Именно
зд есь
о кр епли
св язи
многих
писателей,
составивших
ядр о
горьковского
«Зна­
ния».
В
вос п ом ина ниях
Скитальца
дается
характеристика
литературной
ж изни
реакционного
л аг еря.
«После пора­
же ния
революции
1905 года,
—
пишет
Скиталец,
—
на ча­
лась
беспощадная
расправа,
водворилась
на
много
лет
гнетущая,
тупая
ре акци я.
Реакционный
политический
режим
пород ил
у
части
интеллигенции
р еак цию
вн ут рен нюю,
психологическую,
уныние,
пессимизм
и
упадок
ду ха,
сказавшийся
в
по­
требности
на йти
забвение
в
чем-то
другом:
искали
с урро­
га тов
в
опьянении
себя
вином,
кокаином,
полов ой
распу ­
щенностью,
аза рт ной
и грой;
мрачным
флером
подерну­
лось
за туман енн ое
сознание
разочарованных
душ,
утра­
тивших
ве ру
в
лучшее
будущ ее .
«Все насмарку и всему конец»
—
приблизительно
та­
кими
словами
обоз на чал и
эту
длительную
п олосу
отчая­
ния
и
горького
ра згу ла».
Мотивы
мрачной
бе зыс ходнос ти,
уныния,
пессимизма
мутным
потоком
хл ынул и
на
страницы
журналов.
Скитальцу,
вых о дцу
из
глубин
народных,
убежденному
демократу,
претит
вся
эта
пестрая
нагота
декадентщины.
Разоблачению
декаданса,
его
антигуманистической
су щнос ти
посвящено
немало
страниц
в
романе
«Дом
Чер но вых ».
Однако
при
вс ей
определенности
отношения
С кит аль­
ца
к
де кад е нтс кому
направлению
в
искусстве,
страницы
воспоминаний
не
да ют
политической
оценки
этого
яв ле­
ния.
Скиталец
рисует
как
бы
бытовую,
«житейскую»,
по
существу
внешнюю
сторону
литературной
ре акц ии.
В
это й
же
связи
сл еду ет
сказа ть
и
о
Л.
Андрееве;
его
пере­
ход
в
л агерь
антидемократического
иск у сства
Скиталец
объ ясн яет
чисто
психологическими,
глубоко
личными
мо­
тивами.
Но
в
искусстве,
как
и
во
всякой
иной
сфере
об­
20

щ ест венно й
жизни,
прежде
всего
действуют
не ум олим ые
законы
классовой
борьбы,
и
логик а
э той
классовой
борь­
бы
определяет
поведение,
вз гляд ы,
интересы,
ид еи
и
стремления
пр едс тав ител ей
каждой
из
борющихся
сто­
рон.
Ошибочны
взгляды
Скитальца
и
в
оценке
русского
футу ри зма .
В
очерке
о
В.
М аяк овск ом
он
пишет: «В по­
э зии
в
самом
начале
социального
кат акли зма
в
первые
ря ды
призваны
б ыли
футуристы
—
по
д уху
их
творчест­
ва
р ево лю цио неры
и
но ват ор ы».
Од нако
анализ
истори­
ческих
фактов
не
позволяет
сделать
такой
вывод.
Футу­
ризм
—
од но
из
крайне
правых
буржуазных
те чений
в
иск усст ве,
в
к ото ром
заумное
словотворчество
бы ло
са­
моцелью,
формалистические
выкрутасы
ничего
общего
не
име ли
с
по дл инно
ре в ол юционны ми
пои с ками
нов ой
ф ор­
мы
и
содержания
в
поэзии,
пр овод ивш имис я
Ма яко в­
ским.
Воспоминания
Ски та льц а,
над
к оторы ми
он
работал
в
последнее
двад цатил ети е
сво ей
жизни,
входят
сущ е ст­
венной
составной
частью
в
творческое
н асле дие
пи сат е­
ля;
они
значительно
ра сшир яют
наши
представления
о
творческом
облике
писателя-реалиста
Скитальца,
быто­
писателя
эпохи
первой
рус ск ой
революции.
Ве ликие
события,
сви дет елем
кот оры х
был
Скиталец,
заставили
его
поразмыслить
над
и ст орич ес кими
перспек­
ти вами
и
четче
оп р едел ить
св ое
мес то
в
ж изни
нар о да,
в
судьбах
роди н ы.
Разгромив
инте рв ент ов,
освобожденный
народ
приступил
к
строительству
новой
жиз ни.
Страна
быстро
вставала
из
пепла
и
ра з валин.
Новое,
социали­
стическое
вл астн о
входило
в
жизнь
и
за яв ляло
о
себе.
И
всякий
ч ес тный
наблюдатель
по
ту
ст орон у
наших
рубе­
жей,
чей
взгляд
не
был
омрачен
звериной
ненавистью
к
победившему
народу,
кто
способен
был
объективно
су­
ди ть
о
происходивших
больших
процессах
в
нашей
стра­
не,
не
мог
не
заметить
этого
нового,
не
мог
не
загореться
желанием
внести
свой
вклад
в
созидание
новых
форм
жизни.
Из
Х ар бина
в
Москву
Ск итал ец
вернулся
в
1934 году,
накану не
открытия
I съезда писателей,
к огда
молодая
со­
вет ская
литература
окрепла,
набралась
сил
и
намечала
пут и
своего
развития.
В
едином
тв орчес ком
союзе
объеди­
нялись
художники
разных
стилевых
направлений,
пре д­
27

ставители
ст арш его
поколения
и
вз раще нная
Октябр ем
молодая
п орос ль.
Скиталец
включился
в
напряженную
творческую
ра­
б оту
над
новыми
про изв еден иями
и
главным
образом
над
рома но м
«Кандалы».
Писатель
пр инял
активное
участие
в
работе
съезда.
В
своей
речи
он
с казал: «Величие наших дней заклю­
чается
в
решающей
роли
т рудящ ихс я
масс,
в
развившей­
ся
в
них
гигантской
энергии,
направляемой
твердой
ру­
кой
сорганизованного
мо ноли тн ого
авангарда...
Наша
эпоха
— эпоха
героизма.
В
настоящее
время,
наблюдая
к ругом
ки пе ние
бурн ой
жиз ни,
испы т ываешь
бодрое
и
радостное
чув с тво
в еры
в
лучезарное
будущее.
Когда
видишь
человеческие
массы,
организованно
ид у­
щие
историческим
путем,
сердце
н ев ольно
бьется
в
та кт
мо лоды м
шагам,
колеблющим
старую
з емлю...»
Лучшие
произведения
Скитальца
по
праву
з ани мают
вид ное
мест о
в
тв орчес ком
наследии
писателей-демо­
кратов,
вступивших
в
ли те рату ру
на
заре
нынешнего
века.
А.
Трегубов.

ч тт !^!^лт

ОК ТАВА
I
На
к раю
захолустного
уездного
города
плотники
строили
двухэтажный
деревянный
дом.
Весеннее
солнце
ослепительно
сияло
в
голубом
не бе,
и
гор од ишк о,
зате­
рянный
сред и
ши рок ой
зеленой
степи,
мирно
дремал,
пригретый
ж ар кими
лу чам и.
На
да л еком
сте п ном
гори­
зонте
серебряной
рекой
струилось
марево,
в
гор од
пр и­
лет ал
теплый
ветер,
пропитанный
за пах ом
степных
тр ав.
У лица
около
постройки
спл ошь
зар о сла
т рав ой;
о кна
до­
мов
бы ли
за к рыты
от
солнца
ставнями;
кругом
веяло
ти­
шиной
и
ленью,
и
спокойствие
городка
нарушала
только
плотничья
песня,
зв учно
и
весело
разливавшаяся
в
возду­
хе.
Разд е лившись
на
две
кучки,
плотники
стояли
на
ве рх­
них
венцах
сруба,
высоко
над
зем лей ,
и
тащил и
балку.
Фигу ры
плотников
в
разноцветных
рубашках
и
чер­
ных
картузах
отчетливо
вырезались
на
нежном
ф оне
го­
лубого
неба.
На
одн ом
с
ними
уровне,
как
бы
ми мо
них
и
рядом
с
ним и,
п лыли
пр ич уд ливые
серебристые
облака...
Бал ку
вкатывали
быст р ыми
рывками,
и
поэтому
на­
пев
был
то же
бы ст рый
и
веселый.
Обе
куч ки
чередова­
ли сь
в
песне,
перекидывая
мотив
о дна
др у гой.
По
одн у
сторону
б ыли
борода ты е
пожилые
муж ик и,
—
они
пел и
гус тым и,
н изк ими
голосами,
по
другую
—
собр алась
мо­
лодежь,—
она
подхватывала
песню
высокими
и
в ес елы­
ми
фальцетами.
Ка-а-тай,
наши,
катай,
Знай
покатывай,
ка та й!..—
25

зв енел и
веселые
и
переливчатые
свежие
голоса
в
чистом
и
спокойном
воздухе,
пр опит анно м
смолистым
запахом
сырого
де рев а.
И
тотчас
же
с
другого
уг ла
им
вт о рили
б асы,
обо д­
ряющие,
солидные,
спокойно-уверенные:
Ва-а-ляй,
наш и,
валяй,
Зна й
по-ва-ли-вай,
вал яй!
А
молодые
уже
опять
заливались:
Ка-а-тай,
наш и,
ка-тай..«
Эта
бе ско нечна я
песня,
перебрасываемая
от
одной
ку чки
к
другой,
ли лась
играючи,
свободно
и
легко.
Так
же
двигалась
и
балка,
поднимаясь
все
выш е
и
вы ше.
На конец ,
она
вкатилась
на
ве рх
дом а,
и
тогд а
зазв учала
другая
песня.
Здоровенный
го лос
загремел
на
весь
город,
всколых­
нувши
его
ти ши ну:
Э-эй,
м ор- двин,
подвин ь. .«
И
прежде
чем
он
смолк,
вся
ар тел ь,
легко
увлекая
куд а-т о
балку,
густо
под хвати л а:
Да
у -ух!.«
Э-эй ,
мо- орд о-в о-чк у. ..—
зав ел
опять
громадный
голосище.
Да
ух!.,—
подхватывала
толпа.
Песня
гре ме ла
и
звенела.
Она
звучала
высоко
над
городом,
под
шир оким
прос тор ом
синего
неба,
доп ол няя
картину
разноцветной
ар те ли,
плывущих
мимо
нее
об ла­
ков
и
раскинутой
кругом
зеленой
ст епи.
Артельный
зап ев ала,
обладавший
м огучим
голосом ,
вдохновлял
и
увле к ал
не
только
всю
артель,
но
и
прохо ­
ж их.
Несколько
фигу р
стояли
внизу
около
п ост ройки
и,
з адравш и
головы,
слушали,
как
из
артели
плы л
густой,
как
смола,
крепкий
и
свежий
гол ос:'
Э -эй...
мо -орд о-в ский
сын ,
д а-о!..
Тщедушный
уездный
дь яко н,
в
соломенной
старой
шляпе
и
го лу бом
полукафтане,
с
любопытством
остано­
26

вил ся
в
отдаленье
и
слушал,
играя
перстами
в
своей
к оз линой
бо роде .
Он
склонил
голову
набок
и
с
ви дом
знато ка
вслушивался
в
могучий
голос.
Когда
плотники
умолкли
и
стал и
сходить
по
мосткам
на
землю,
он
п одо шел
ближе
и
закричал
им
резким
басом:
—
Эй,
ре бят а!
А
к оторы й
из
вас
запевало?
Плотники
поглядели
на
дьякона.
—
А
вот
он,
отец
дьякон!
Эй,
Захарыч,
покажись
от цу
дьякону!
На
верху
сруба,
как
на
пьедестале,
появилась
круп­
ная
фигура
мужика
в
пестрядинной
рубахе,
синих
пор­
тах
и
лаптях.
Он
был
среднего
роста,
с
огром н ым
туло­
вищем
на
несоразмерно
коротких
и
толстых,
как
тумбы,
ногах,
широ копле ч ий,
с
выпуклой
богатырской
грудью
и
кудлатой,
большой
голов ой.
Безобразное,
с
толстым
носом,
широкое
ли цо
обросло
рыжей
клочковатой
боро­
дищей.
Похожий
на
язы че ск ого
идол а,
он
ст оял,
упе р­
шись
рука ми
в
бока,
и
ка зался
богом
плотничества,
оли­
цетворением
в сей
эт ой
нез ат ейл ив ой,
но
крепкой
и
не­
зыблемой
жиз ни.
Он
цар ил
зд есь,
созданный
как
бы
только
для
этой
ж изни,
наилучшим
образом
пр исп ос об­
ленный
к
не й.
Дьякон
поднял
бороду
кверху,
чтобы
разговаривать
с
плотником,
фигура
к от орого
подавляюще
в ысил ась
над
ним.
—
Это
у
т ебя
така я
здоровая
глотка? — спросил
его
дьякон.
—
У
меня-а!
— ухн уло
св е рху.
—
Хо-хо!
Плотник
засм ея лся
тяжелым
и
круглым,
как
бревно,
груд ны м
смехом.
—
Ему
в
хайло-то
ваша
шляпа
пролезет,
отче!
—
го­
вори ли
плотники.
—
В
рясу
бы
его
обрядить,
ва ше
пре­
подобие!
Собираясь
обедать,
они
с ход или
на
землю
с
кошеля­
ми,
обрубками
дерева
и
крупными
щепками
под
мыш­
кой.
—
А
ну,
слазь,
Захарыч!
—
закричал
дьякон.
—
Я
по­
гов орю
с
тобой!
Захарыч
тяжело
и
медленно
с тал
спускаться
по
сход­
ня м,
и
они
гн ули сь
от
его
шагов.
Когда
он
пр едс тал
пре д
дьяконом,
тот
невольно
от­
27.

ст упи л,
как
бы
почувствовав
свою
хилость
в
сравнении
с
э тим
богатырем,
от
к оторого
веяло
несокрушимым
здоровьем,
силой
и
крепостью,
как
от
смолистой
круп­
ной
сос ны,
гл убоко
пустившей
кр епк ие
корн и
в
ча ще
тихого,
девственного
леса.
Все
в
Захарыче
был о
аляповато,
грубой,
топорной
работы,
но
крупно
и
кр еп­
ко.
Каза лос ь,
что
природа,
создавая
его,
имела
идею
слепить
что- то
выдающееся,
наскоро
затратила
на
эту
мощную
фигуру
огромн ы е
куски
дорогого
материа­
ла
с
ц елью
об раб отать
его
после,
но
потом
почему-то
так
и
оставила
Захарыча
неотесанным.
В
его
ф игуре
истукана
и
нечеловеческом
голосе
было
нечто,
вну ша ю­
щее
страх,
и
только
огромные,
как
у
быка,
гл аза
све­
тились
добродушным
сп окой ств ием
и
на ив н остью
ребен­
ка.
На
вид
ему
ка зало сь
лет
со рок;
густые,
кре пки е
спутанные
кудри
его
б ыли
пе рев иты
серебристыми
ни­
тями.
—
Теб е
чово?
—
с пр осил
он
с
с иль ным
уд ар ением
на
«о».
—
Чово!
—
передразнил
его
дь яко н.
—
А
ты
вот
«чово», что не поешь в церкви с этаким голосищем?
—
Нашто?—
добродушно
о твеч ал
Захарыч.
—
Мне
и
здесь
хорошо!
Он
повел
могучим
п лечом
и
с
любовью
окинул
гла­
зами
плотничью
работу,
синее
небо
с
плывущими
обла­
к ами
и
зеле ну ю
степную
даль.
Дьякон
хлопнул
себ я
по
бедр ам .
—
Как
«нашто»? —
вскричал
он,
энергично
потря­
сая
бородой.
—
Бог
тебе
дал
та лант ,
значит
нужно
тебе
не
«дубину»
орать,
а
в
божьем
хра ме
пе ть,
чтобы
лю ди
слушали
и
умилялись.
Твой
гол ос
для
украшения
хора
и
церковных
пе сно пен ий
может
служить!
Разве
это
пло­
хое
дело?
Ведь
это
—
кому?
—
внушительно
подняв
кверху
палец,
сп рос ил
дь яко н.
И,
помолчав,
сам
отве­
тил:—
Б- бо гу!
—
и
отступил
от
Захар ыч а,
строго
гля­
дя
на
нег о
с
подн ят ой
кверху
руко й,
перстом
указующей
в
неб о.
—
Ему
должен
служить
тот
человек,
ко торы й
имеет
от
него
талант,
а
не
себ е!
В
писа ни и
ск азано :
«Овому даде талант,
овому
два...
Ко му
дано
мно го,
с
того
много
и
взыщется!»
Захарыч
задумчиво
и
внимательно
слушал
хилого,
но
горячего
дьякона.
Остальные
плотники
тоже
ме д лили
28

ухо д ить
и,
слушая
дьякона,
зорко
смотрели
на
товари­
ща,
точ но
в идя
в
нем
что-т о
но вое.
—
Оно,
конечно...
—
виновато
и
медленно
от ве тил
За-
харыч,
—
да
где
же
на м?
Мы
неграмотные...
ничего
не
знаем...
—
Там
выучат
и
еще
тебе
же
деньги
будут
платить!
Ну-ка,
с ка жи : «Вонмем!»
—
Гы!.. —
гус то
усмехнулся
Захарыч.
—
Не
«гы», а ты бери!
Вот
так!
И
дь яко н,
вььпрямив
грудь
и
сложив
губы
т рубой ,
затянул,
потрясая
козлиной
бородой :
—
Во-о-н-мем!
Вот
так!
У
тебя
лучше
моего
выйд е т!
Ну!
Р азев ай
глотку,
я
послушаю.
Захарыч
сконфузился,
покраснел
и,
набр ав
в
груд ь
воздуха,
загудел,
как
труба,
на
целую
октаву
ниже
дья­
кона:
—
Во-о-н-мем!
И
тут
он
ср азу
увидел
св ое
превосходство
над
дья ко­
ном.
У
Захар ыча
вышло,
как
будто
в
праздничный
ко ло­
кол
ударили,
торжественно,
густо
и
добротно,
а
у
дья ко­
на
голос
дребезжал,
как
р азб итый
чугун.
—
Да
у
т ебя
о ктав а!
—
всплеснув
руками,
за кри чал
дьякон
и,
подойдя
вплоть
к
лиц у
Захарыча,
заговорил
ти хо
и
в разумите л ь но:
—Да
знаешь
ли,
гл упый
че лове к,
что
ты
совсем
не
ту
нот у
взя л,
на
шесть
тон ов
ни же:
я
сказ ал
в
ср едн ее
«до», а ты закатил в нижнее,
да
как !..
Аж
земля
загудела!
У
теб я
ок та ва,
чудак
ты
этакий!
Знаешь
ли
ты,
что
такое
октава?
Это
з олот ой
голос!
С то­
рублевый
голос!
Цены
нет
твоему
голосу!
Эх,
дурак!
Дьякон
тряхнул
б ород ой
и
добавил
с
груст ью :
—
Экий
к апита л
пропадает!
Поступай
в
пе вчи е!
До
дьякона
достукаешься!
Захарыч
почесал
в
затылке,
посмотрел
на
св ои
ла п­
ти,
на
синие
порты,
на
обрубок
дерева
под
мышкой...
—
Где
нам
до
дьякона?
— отвечал
он.
—
Наше
дело
п лотни ц кое ...
мы
топором...
—
То-по-ром!
—
ун ыло
передразнил
дьякон
и
вд руг
опять
энергично
затр яс
бо родо й.
— Хошь,
сейчас
в
хор
определю?
И
плотничество
не
на до
бросать:
по
праздни­
кам
ведь
поют-то.
Ну!
Пой де м...
я
теб я
регенту
покажу!
Он
схватил
Захарыча
за
руку
и
потащил
за
собой.
Молча
и
долго
смотрели
плот ник и,
как
товарищ
уходил
29

от
них
вдоль
по
улице,
зар о сшей
зелен ой
травой.
Заха-
рыч
шагал,
задумчиво
опустив
гол ову ,
а
дьякон,
разве­
вая
ши роким и
рукавами
голубой
рясы,
ра звод ил
руками
и
мотал
бородой .
—
Увел!
—
ск азал
оди н
плотник,
прерывая
молчание-
—
Нешто!
—
добавил
д ругой .
—
Айд а,
ребята,
обедать!
Теперь
Захарыч
у
нас
в
божьи
ду дки,
зн а чит,
за пи са лся!
—
весело
воскликнул
м олодой
парень
с
ры жими
волосами
в
кружало,
то рча в­
ши ми
из-под
ка рту за.
—
Что
ж!
—
солидно
возразил
оди н
из
пожилых.—
Дьякон
верно
говорил:
богу
это!
—
Да
богу- то
б огу,
а
не
рука
все-таки
пло тник у
в
певчие
лезть.
Что
он
может?
Для
бога !
Богу-то
и
то по­
ром
послужить
можно!
—
Как
же
топором-то?
—
А
по
церквам?
С трой
це ркви !
Вот
теб е
и
в
плот­
ничьем
вид е
можешь
рвение
ока за ть!
Напрасно
дьякон
мужика
сбивает!
Од на
склока!
Гурьбой,
все
с
обрубками
и
щепками
под
мышкой,
плотники
шли
по
зе л еной
тихой
ул ице
и
обсуждали
судь­
бу
Захарыча.
—
Врос ло,
скажем,
дерево
в
землю,
—
го во рил
высо­
кий
и
ху дой
стар и к,
—
хорошее
дерево!
А
пересади-ка
его
на
другое
место,
так
о но,
пожалуй,
и
пропадет!
И
че ло­
век
то
же,
что
дер ев о:
пошто
отры в ать
его
от
ко рня ?..
II
В
губернском
городе
на
Волге
по
в сем
церквам
зво­
нили
ко
всенощной.
В
м орозн ом
з имнем
воздухе,
пе ре пу­
тываясь,
плыли
густые
колокольные
звуки.
Зимняя
ночь
опус ка лас ь
над
го род ом,
в
дома х
зажигали
огни,
и
на
тем ном
небе
всплывали
звезды...
К
домовой
церкви
городского
училища
шел
народ,
то
и
д ело
подъезжали
щегольские
сани.
В
этой
церк ви
был
канун
«престола», и там пел хор певчих,
лучший
в
го ро­
де.
Хор
эт от
содержал
куп ец
Понедельников,
церковный
стар о ста
и
попечитель
училища.
Церковь,
пр и лег ающие
к
ней
коридоры
и
даже
л ест ница
б ыли
набиты
народом.
Певчие
по м ещал ись
не
на
кл ир осе,
который
был
м ал,
а
ад

на
ос обо
уст рое нн ой
эстраде,
отгороженной
перилами,
у
задней
стены
церкви,
вхо дн ые
двери
были
устроены
в
бо к овой
стене.
Большой
хор
з анима л
всю
эстраду,
выстроенный
на
ней
рядами
в
полукруг,
как
на
сцене.
Впереди,
вытянув­
шис ь
как
игрушечные
солдатики,
стояли
мальчики
в
се­
рых
курточках,
а
по зади
них
в
два
ряда
виднелись
взрос­
лые
невч ие:
справа
тенора,
франтоватый
народ,
слева
басы ,
огромные,
м рач ные
люди,
с
густы м и
гривами
до
плеч ;
на
задне м
пл ане,
в
тен и,
видны
были
фигуры
лю­
дей
с
дл инны ми
окладистыми
бородами.
Около
перил,
перед
ико ной ,
стоял
толстый,
лысый
купец,
лет
пятидесяти,
с
окладистой
седоватой
бород ой
и
су ро вым
взгляд ом ,
одетый
в
че рный
длиннополый
сю р­
тук
и
вы со кие
лакированные
сапоги.
Это
был
Понедель­
ников.
Меж ду
купцом
и
иконой
си ял
т яж елый
серебря­
ный
подсвечник,
у став ленный
множеством
восковых
свечей.
Ря дом
с
Понедельниковым
стоял
ре ген т,
с
очень
длинными,
свешенными
вн из
усами,
с
чубом
на
кр угл ой
стриженой
голове
и
серьезным
взглядом,
в
г лу бине
кото­
рого
св етил ся
скрытый
юмор.
—
Ну
что
ж,
приехал
новый
октавист?
—
сп росил
Понедельников.
Регент
шевельнул
о дним
усом.
—
Приехал.
Пробовал.
Г олос
большой, —
от веч ал
он
с
рас ста нов кой ,
точ но
каждое
слово
его
б ыло
золотое
и
он
взвешивал
его
на
рук е.
—
Выстоит
п ротив
Томашевского?
—
Сильнее.
Медный
голос.
—
Ну -у?
Из
как их
он?
Чай,
из
духовных?
—
Н ет,
из
п ростых.
В
уездном
городе
пел.
Знает
еще
плохо,
но
голос
—
та ких
октав
я
да вно
не
слышал!
—
Если
выстоит
с упр отив
Томашевского,
красную
дам
ему
на
чай!
—
Нет,
не
б алу йте
их
этим.
А
то
в е дь...
г нать
при­
д ется.
—
Ну,
вот
еще!
Все
равно
пья ница ,
чай?
—
Нет.
Гов ори т,
не
пьет.
—
Где
уж,
ча й,
не
пи т ь!..
В
церкви
становилось
жарко
от
тесноты,
свечей
и
пылающего
вверху
паникадила.
Темные,
старинные
ли ки
и кон
смотрели
сурово
на
г устую
нар ядн ую
тол пу.
Ее
31

сдержанный
гул,
шелест
платьев,
покашливанье
и
шум
от
толкотни
см еши вал ись
с
треском
свечей
и
позвякива­
нье м
раздуваемого
кадила.
С
улиц ы
г лухо
доносился
трезвон
колоколов.
Пахло
ладаном,
топленым
воском
и
потом.
Зашуршала
и
отдернулась
завеса
«царских»
дверей,
на
амвон
медленно
вышел
сутуловатый
и
приз ем ис тый
протодьякон
в
б елой
серебряной
ризе.
Его
дл инные
тя­
желые
волосы
лежали
по
плечам
и
спин е.
Всено щ ная
началась.
Регент
ст рого
поводил
по
сторонам
бл ес тящим и
гл а­
зами,
требуя
вн имания.
Вид
у
него
был
торжественный
и
суровый.
Он
п охож
был
на
Свято сл ава
перед
б оем
или
запорожского
гетмана:
длинные
усы
его
свирепо
шев е­
ли лис ь,
чуб
на
стриженой
голове
встал,
н оздри
горба­
того
но са
раз дул ис ь.
Регент
величественно
под нял
рук и.
Пение
н ача лось
нежным
аккордом,
разрослось,
рас­
ширилось
и
с ти хло,
зако нч ивш ись
замечательно
густым
и
приятным
звуком
серебристой
октавы.
Этим
красивым
гол ос ом
пел
самый
моло дой
из
басов.
Выс окий ,
стройный,
с
белым
инт е ллиге нт ным
лицом,
с
не бо льш ими
усиками
юноша
лет
двадцати
пяти;
он
был
чисто
оде т,
и
благообразное
л ицо
его
резко
выделялось
из
кучи
хохлатых
г олов,
д линных
бород
и
опу хши х
фи­
зиономий.
Его
мягкий
голос
затушевывал
все
шерохова­
тости
и
мелкие
недостатки
хора,
объединяя
все
звуки
в
о дно
целое
—
в
круглый
и
густой
аккорд.
В
половине
всенощной
на
эстраде
из
б оков ой
двери
по яв ился
Захарыч.
Он
был
в
плотно
засте гну то м
кази­
нетовом
«пеньжаке»
и
ко жан ых
му жицк их
сапогах.
К уд­
рявые
волосы,
перевитые
сединой,
лежали
венком
на
его
широкой
голове.
Он
истово
перекрестился
на
иконы
и
вопросительно
вз гля нул
на
регента.
Тот
молча
указал
ему
мест о
рядом
с
молод ы м
октавистом,
и
Захарыч
скромно
в стал
к
с тенк е.
От
копоти
и
ладана
в
церкви
стоял
туман;
с
ярко
ос­
вещенной
э стр ады
трудно
бы ло
разл ичи ть
в
э том
тумане
п л отную
толпу
народа:
она
только
шевелилась,
гудела,
вздыхала
и
ка залас ь
одн им
существом,
которое
дышало
одной
грудью,
о дним
дыханием.
Хор
однообразно
гуде л
«Господи,
п ом илуй», и,
как
отзвук
п осле
удара
в
коло­
кол,
струилось
«луй»
молодого
октависта.
Зах ар ыч
мол­
32

чал.
Он
с
удовольствием
слушал
это
ст ройн ое,
равномер^
ное
пение .
Голоса
звучали
свободно
и
легко,
ни кто
не
жилился
и
не
выходил
из
себя.
М олод ой
о ктавис т
умел
пускать
сво й
ль виный
рев
так
благородно
и
мягко,
что
хотелось
подойти
и
расцеловать
его
за
то,
что
у
него
такой
бархатный,
масленистый
и
соч ный
голос.
Заслушался
Захарыч
хорошего
пения
и
не
решался
показать
си лу
своего
голоса.
Стесняла
его
и
публика,
на полня вша я
церковь:
вид нелись
фигуры
б ары нь,
господ
и
куп цов ,
а
п рост ого
народу
совсем
не
бы ло.
Но
вот
регент
поглядел
на
него
и
шевельнул
длин­
ным
усом.
Захарыч
начал
подпевать.
Голос
его
своим
колокольным
рокотом,
как
звон
огромных
медных
струн,
то тчас
же
отделился
от
мягкого
голоса
его
соп ерни ка.
На
обще м
нежном
ф оне
хора
гудение
Захарыча
выступило
металлически
ясно,
точ но
лилось
оно
из
медной
груд и.
Тогда
его
соперник
с тал
пе ть
сильнее,
но
и
За ха рыч,
осмелев,
загудел,
как
ма шин а.
Они
тянули
«луй»
все
время,
пок а
дья кон
читал,
—
ни
о дин
не
х отел
кон чи ть
раньше
другого.
Голоса
их
подавляли
хор
и
рокотали,
как
большие
колокола.
Началось
со стязани е.
Купец
Понедельников
и
еще
несколько
толстых
куп­
цо в,
обернувшись
к
хору,
смотрели,
не
сводя
глаз
с
ок­
тавистое,
да
и
весь
остальной
народ
с
напряженным
лю­
бопытством
слушал
эти
потрясающие
звуки.
Из-за
их
«луй»
не
б ыло
слышно
ни
дьякона,
ни
св ящен ни ка,
ни
пения
хора.
Это
уже
было
нехорошо,
но
регент
сам
ув­
лекся
их
борь бой
и
не
запрещал
им
реветь,
как
дв ум
бода ющи мся
буйволам.
А
они
стояли
рядом
и,
косясь
друг
на
д руга,
рылись
в
низких
рокочущих
зв ука х.
Один,
м олодо й,
красивый,
з акину л
голов у
кверху
и
выст ав ил
громадный
д в ойной
кадык,
другой,
безобразный,
широкий,
уперся
подбород­
ком
в
широкую
выпук л ую
грудь
и
поводил
исподлобья
большими
глазами.
Г руди
их,
высоко
подымаясь,
работали,
как
к у знеч­
ные
мехи.
В
воздухе,
лиш ен ном
резонанса,
голоса
их,
ох­
ватив
дру г
друга,
густой
волной
носились
над
толпой
людей,
и
доски
эс трад ы
гудели
под
ног ами
октавистое,
как
в ерхн яя
дека
ог ро много
контрабаса.
Г олос
Захары­
ча
был
сил ьнее,
но
соперник
его
и мел
перед
ним
другие
33

преимущества:
хитрость
и
ловкость.
Он
давал
Захарычу
выпустить
полов и ну
си лы
и
как
будто
уступал,
но
в
кон­
це
в друг
обнаруживал
всю
с вою
си лу
и
обрушивался
на
Захарыча.
Ек тени я
кончилась,
прервав
на
минут у
борьбу.
Ре­
ге нт
зада л
но вый
тон ,
и
хор
опять
запел.
С опер ник
Заха­
рыча
играл
сво ей
октавой,
как
мячиком,
упруго
и
легко
перескакивая
с
ноты
на
ноту,
точ но
в
струны
ударял,
а
Захарыч,
не
поспевая
за
ним,
сердился
на
самого
себя.
Чувствуя
превосходство
с вое
в
силе,
он
завидовал
уме­
нью
со перник а,
и
его
оби жал о
со зна ние
бесполезности
силы.
Неужто
здесь,
в
городе,
не
си льн ый
побеждает,
а
лов кий?
И
плотник
ощутил
в
себе
ра здра жен ие
прот ив
городских
тон ко стей ...
Началось
тягучее
тихое
пение
«ирмосов», все
осно­
ванное
на
октаве.
Захарыч
решился
сломить
своего
увертливого
пр от ивника .
Колокольчиками
звенели
тенора
и
дисканты
и
плы­
ли,
качаясь
на
ши рокой
басовой
волне,
разливались
все
шире,
становились
сильнее,
точ но
приближался
ве­
лича вый
де в ятый
вал...
За ха рыч
глубоко
в здох нул,
на­
бр ал
в
грудь
воздуху
и
приготовился,
сердито
нахмурив
брови.
Вот
регент
ве личе с тв енно
р азвел
руками,
повернулся
лицом
к
о ктави стам
и,
наступая
на
них,
задержал
бу­
шующий,
ши рок ий
аккорд.
Оба
октав и ста
раскрыли
свои
глотки
и
наполнили
душную
церковь
львиным
ревом.
Г р ебень
высоко
под ­
нявшейся
в олны
звуков
обрушился
и
разлился
с
грохо­
том
и
зв оном .
Захарыч
надулся,
корот кая
шея
п о крас­
нел а,
пуговицы
ворота
у
рубашки
отлетели,
и
вьипустил
из
груди
целый
вих рь
густ ых
и
бу рных
зву ко в.
Эта
вол­
на,
как
поры в
бури,
всколыхнула
воздух,
поглотила
хор
и
раздавила
хрустальную
октаву
молодого
человека.
Зат ихал
хор
уже
без
октав.
Оба
певца,
измученные,
оста­
новились
и
тяжело
ды шал и.
Пот
струился
по
их
лицам.
Купцы
с
во ст оргом
смотрели
на
З ахары ча
и
готовы
бы­
ли
ему
аплодировать:
он
«заглушил», —
знач ит ,
с остяза­
ние
было
кончено.
После
всенощной,
когда
народ
с
шум ом
повалил
из
церкви,
Понедельников
подошел
к
перилам
эстрады
и
громко
сказ ал
регенту:
34

—
Нового
прими
и
Томашевского
не
увольняй:
пу­
щай
оба
ржут.
А
потом
добавил,
усмехнувшись
и
протягивая
дв а­
дцать
пя ть
рублей:
—
Вот
это
им !..
На
овес!
III
Захарыч
вступил
в
жиз нь,
для
него
совершенно
не­
знакомую.
Он
еще
никогда
не
жил
в
боль шом
городе
и
не
в ст реч ался
бл изко
с
городскими
люд ьми .
Теперь
при­
шлось
знакомиться
и
сталкиваться
с
ними.
Певчие
были
самый
разношерстный
народ,
примениться
к
ним
бы ло
трудно.
Некоторые,
как
Томашевский,
выглядели
гос по­
дами,
другие
имели
вид
проп ойц,
третьи
бы ли
п охожи
на
мастеровых.
И
все
они
много
п или,
а
Зах ар ыч
совсем
не
пил
и
по эт ому
чувствовал
себя
чужи м
среди
них .
Их
речи,
мне ния ,
пос тупки
и
об раз
ж изни
—
все
удивляло
Захарыча.
О дна жды
после
обедни
регент
ст рого
провозгласил
на
клиросе:
—
Завтра
к
семи
час ам
на
Купеческую
ул ицу!
Не
опаздывать!
У
вс ех
пе в чих,
как
у
больших,
так
и
у
маленьких,
просветлели
физион ом ии,
точ но
им
сказали
что-то
при­
ятное.
—
Что
это
будет
за втр а?
—
с про сил
Захарыч
Т ома­
шевского.
—
Похорон ы !
—
смеясь,
ответил
тот.
— Доход!
Бог
покойничка
по слал .
—
Плохо
мрут
нынче
хорошие-то
люди!
— поддержал
ра з говор
запьянцовский
тенорок,
с
оче нь
см е шной
фи­
зиономией
и
вертлявый,
как
обезьяна.
—
Год
плохой-с!
Не
мр ут
богатые-то,
а
так ,
шва ль
разная
дох не т!
Из
рук
вон
плох
ныне шний
год-с.
Он
сделал
мечтательную
физиономию
и
прод ол жал
сладким
голос ом:
—
Ах,
в
п рошлы й
сезон
ка кие
покойнички-то
были!
—
Вертлявый
поцеловал
кончики
пальцев.
—
Антик-муар
с
гвоздикой-с!
Купцы
какие
хорошие
мерли,
пом е щи­
ки...
прелесть!
Певчие,
бывало,
пос ле
п охо рон
и
напьют­
35

ся,
и
подерутся,
все
как
следует,
чес ть-ч есть ю !
А
те-
перь-с?
—
Ржавчина!
—
строго
рявкнул
на
нег о
бас
в ел иче­
ственной
наружности
и
с
це лой
охапкой
кудрявых
волос
на
голов е .
—
Ка кая
у
теб я
скверная
теноровая
привычка
бо лта ть
мн ого
слов.
Вас,
теноров,
нужно
бить
уже
за
одно
то,
что
вы
тенора.
Он
сверкнул
на
Ржавчину
презрительным
взглядом
и
сп рос ил
его
октавой:
—
Кого
хороним?
—
Не
знаю-с,
И лья
Ник ол аевич !
—
с
прит вор ной
ро­
бостью
отвечал
Ржавчина.
-
Ну,
кого
—
это
наплевать!
А
за
сколько?
—
Увы,
И лья
Николаевич,
за
двадцать
и
трешницу
на
чай!
Ил ья
Николаевич
энергично
плю н ул.
—
Св олоч ь!
—
пробурчал
он,
вероятно
по
адр есу
по­
койника.
На
другой
день
после
заупокойной
обедни
из
церкви
попарно,
длинной
вереницей
вы хо дил
весь
хор,
потрясая
воздух
м огучим и
раскатами
п охорон ного
пения.
«Свя-т ы- ы й
бо-же!»—
гремели
басы,
звенели
тенора
и
з алив ались
дисканты,
а
Захарыч
с
То м аше вским
за­
мыкали
шествие
и
ревели
октавой.
Редкие
и
густые
удары
колокола,
медленно
падая
с
колокольни,
сливались
с
п ением
хора.
Чер ез
минуту
процессия
вытянулась
по
площади.
Впереди
хора
несл и
кры шку
гроба,
а
сзади,
на
н ек отором
р ассто яни и,
м ед­
ленно
дви гался
печальный
катафалк,
сопровождаемый
мрачными
людьми
в
че рных
плащах,
толп ой
народа
и
вереницей
экипажей.
За
хором
шли
священник
и
дьякон
в
ризах,
надетых
поверх
ш уб.
Был
холод ны й
зимний
день,
со лнце
ярко
сияло,
и
певч ие,
подняв
воротники
и
о бвяз ав
уши
платками
и
шарфами,
без
шапок,
медленно
шли
по
дороге,
утапты­
вая
искрившийся
и
хрустевший
снег.
Они
пели,
широко
раскрывая
рты,
пар
оседал
инеем
на
усах
и
бородах.
Прохожие
с
любопытством
останавливались
посмотреть
на
проц ес сию ,
почтительно
обнажая
голов ы.
В
проме­
жутках
меж ду
пени ем
певчие
разговаривали
о
сво их
делах,
пересмеивались,
рассказывали
анекдоты.
—
Сказали
ему,
понимаешь
ли
ты,
что
в
этом
доме
36

хозяин
умирает...
Вот
он
и
стучит
в
о кно : «Хозявушки!»
А
у
окошка
сидит
старичок.
«Тебе чего?» — « Да
у
вас,
я
слы ша л,
покойничек
есть ,
царство
ему
небесное,
а
я
регент.
Не
н адо
ли
хор?» — «Нет, — отвечает
стари­
чо к,
—
не
на до:
м не,
слава
бог у,
полегче».
—
Хе-хе-хе!
Вот
налетел-то!
«Свя- т ы-ы й
б-бо-же!» —
гуд ит
опять
хор.
Весе­
лый
разговор
прерывается.
Рыдающие
похор онн ы е
ак­
ко рды
далеко
несутся
в
мор оз ном
воздухе.
Зах ар ыч
шел
вместе
с
другими,
ревел,
слушал
раз­
гов оры
пе вчих
и
чувствовал
странную,
непривычную
не­
ловкость
от
этого
смешения
печали
и
смеха.
По
дороге
процессия
остановилась
у
огромного
дома,
около
которого
был
выставлен
стол
для
литии.
Завидя
стол,
басист ый
д ьякон ,
с
окладистой
черной
бо род ой
и
широкой
гру д ью,
еще
на
ходу
начал
служить
литию.
Он
служил
самодовольно,
заученными
прие ма ми,
пуская
кр ас ивые
ноты
и
кр ас иво
отче кан ив ая
слова.
«Вечную память»
он
с
удовольствием
пустил
вни з.
Хор
торопливо
подхватил.
К огда
процессия
приблизилась
к
воротам
кладбища, *
ее
встретили
печальными
ударами
колокола,
а
в
самых
воротах
уже
стоял
маленького
рос та
священник
в
ч ер­
ной
р изе
и
с
дымящимся
кадилом
в
рук е.
Ли цо
у
н его
бы ло
ласковое
и
приве т ливое .
Рядом
с
ним
стоял
клад­
бищенский
дьякон,
высокий
и
мра ч ный,
весь
заросший
волосами.
Е два
свящ енн ик
завидел
покойника,
как
зал ил ся
то н­
чайшим
тенорком,
гостеприимно
помахивая
дымящим­
ся
кадилом.
Дьякон
угрюмо
вторил
ему
гру б ым,
как
бы
желе зны м,
басом.
Певчие
смолкли,
покойника
поставили
в
воротах,
а
веселый
кл адби щенс кий
свя щенни к
привет­
ст вовал
его,
з алив аясь ,
как
соловей,
и
благодушно
по­
махи вая
ка ди лом.
Казалось,
что
он
был
оче нь
рад
но­
во му
г остю
и
очен ь
хлопотал
о
том ,
чтобы
доставить
ему
всевозможные
приятности.
Процессия
двинулась
по
узкой
д орожке ,
м имо
огоро­
женных
пам ятни ко в,
крестов
и
мог ильных
плит.
У
свежей
могилы
затихли
последние
звуки
хора.
Гро б
опустили
в
яму,
по слы шали сь
глухие
уда ры
земли
о
гробовую
крышку.
Кто-то
з ар ыдал
тем
надрывающим
душу
рыданием,
которое
м ожно
сл ы шать
только
на
37

могилах.
Помощник,
з ам еняющ ий
регента,
т орг ова лся
с
ра сп орядит ел ем
похорон.
—
П риба вьте
на
чай
певчим!..
Хо лодн о! ..
Люди
устали...
—
А
почему
мальчиков
бьк ло
меньше,
чем
обещали?
—
Помилуйте,
все
налицо!
Певчие
стояли
в
стороне,
на девая
ш апки
на
з аинде­
велые
головы
и
раз м иная
застывшие
члены.
—
Эх,
водки
бы
т епе рь!
—
говорил
Томашевский,
еж ась
в
с воем
коротеньком
паль т о.
—
Весь
заст ыл !
—
Проклятое
ремесло!
—
сказа л
кто-то.
Помощник
регента
получи л
деньги
и
на пр авилс я
к
воротам.
За
ним
потянулся
хор.
Мальчики
бежали
впри­
прыжку
и
дули
в
о зябшие
кулаки.
Вскоре
весь
хор
—
и
взрослые
и
дети
—
во шли
в
«Россию», трактир,
бли­
жайший
к
погосту.
Там,
кряхтя
и
зв учно
откашливаясь,
они
уселись
за
д линный
с тол
и
потребовали
себе
ча ю,
водки.
За
со сед­
ним
сто лом
разместились
румяные
о зяб шие
ма ль чуга ны
и
набросились
на
чай
и
булки.
Когда
выпили
по
две
рюмки,
хохлатый
бас
Ил ья
Ни­
колаевич
вьинул
з аписную
книжку,
взял
ка ран даш
и
ска­
зал
внушительно:
—•
Ну-с,
госп ода!
Деньги
по
рукам!
Сколько
по ло­
жит ь
Захарычу?
Певчие
замялись.
—
Пол ожи ть
ем у,
как
хорошему
ок тав исту ,
—
уклон ­
чиво
сказ ал
кто-то.
—
Да
сколько?
Томашевский
получает
восемь
про­
центов.
Я
кладу
Захарычу
столько
же.
Никто
не
имеет
против?
—
Кл ади!
— загудел
хор.
—
Ни че го!..
Им
по ров ну
мож но
получать.
Ил ья
Николаевич
выпил
водки
и
углубился
в
состав­
ление
раскладки.
Появилась
новая
бутылка.
З аг удел
разг ов ор.
На
одн ом
конце
стола
гов ори ли
одно,
на
другом
—
другое.
Изредка
вырывались
громкие
вос кли ­
цания.
—
Эх
ты,
жизнь!
Из
цер кви
в
ка бак,
из
кабака
в
церковь.
—
Такая
уж
н аша
судь б а,
чтобы,
знач ит ,
петь
и
пить.
38

—
А
буты л к а-то
опять
пуста!
—
прищелкнув
языком
И
смешно
прищурясь,
вскричал
Ржавчина.
—
Захарыч,
не
же лает е
ли
вы
обмыться?
Тогда
весь
хор
загудел:
—
Надо,
надо !
Надо
обмыть
октаву!
С
поступле­
нием!
Следует
поклепать!
—
Что
ж!
— отвечал
Захарыч,
поч ес ав
затылок.—
Я
поставлю,
только
сам-то
я
не
п ью.
—
Ты
не
пей,
а
нас
уг ос ти!
Иль я
Нико л аев ич
поднял
кудластую
голову
и
уста­
вился
на
Захарыча.
—
Не
пьешь?
— строго
с прос ил
он
его.,
—
Не
п ью.
—
Н е хорошо.
Следует
пить,
ибо
неп ью щих
октави-
с тов
не
бывает.
И
о пять
углуб илс я
в
раскладку.
—
Эх,
Ирлюша!
—
ра здалс я
картавый
и
заду ше вны й
бас.
—
Не
соврлащай,
брлат,
ед и ного
от
малых
сих.
Со­
пьется
и
без
нас
в
с илу
судеб.
—
Ну-ну,
П етр
Иван ыч ,
не
скули!
Святая
душа!
—
смягчаясь,
бурчал
Иль я
Николаевич.
Захарыч
невольно
посмотрел
на
картавого
Петра
Иваныча.
Это т
бас
всегда
был
немножко
пьян,
даже
по
утрам,
до
об едн и.
Он
был
оч ень
высок
и
страшно
худ.
Лоб
у
нег о
был
большой,
с
заливами,
л ицо
некр а­
сивое,
острое
кн изу,
но
гл аза
смотрели
по-детски
яс­
но.
Певчие
о тн осил ись
к
нему
как-то
особенно:
с
ува ­
жением,
с
лю б овью
и
в
то
же
время
снисходитель­
но,
как
к
ребенку.
Захарычу
захотелось
поговорить
с
Петром
Иванычем.
Он
с прос ил
певчим
бу ты лку
водки
и
подсел
к
нему.
С
Пе тром
Ив аныч ем
си дел
и
Томашевский,
к оторый
держал
себ я
не пр исту пно
и
гордо.
Мальчики
ушли,
получивши
свою
часть
из
дохода.
Певчие
зв енел и
деньгами.
То
и
дело
по яв ляли сь
нов ые
бутылки.
Все
говорили
разом,
и
звукам
голосов
вторил
звон
рюмок
и
бутылок.
—
Ты
из
каких,
брат?
—
спросил
Пет р
Ива ныч
За­
харыча,
поймав
его
внимательный
взгля д.
—
Плотники
мы...
Ну,
сбили
ме ня
в
пе вчи е.
Два
г ода
пел
в
Бугуруслане
и
п ло тн ичал.
А
теперича,
з нач ит,
ра­
б оту
пор еш ил ...
Пою.
Говорят
про
ме ня,
ко ли
бог
дал
39

ему
талант,
то,
знач ит ,
и
быть
ему
н адо
в
хору:
пущай
люди
слушают.
—
А
семь я-т о
у
тебя
где ?
—
Семья
у
меня
завс егда
в
деревне
живет.
Потому
как
я
с
а ртел ью
по
всем у
уезду
ход и л...
Захарыч
был
оче нь
рад,
что
нако н ец
встр е тил
че ло­
в ека,
которому
можно
р асс казат ь
о
св оей
семье,
о
дер е­
вне.
—
Талант!
—
во скл икну л
Петр
Ива ныч,
и
грустная,
пре кр ас ная
улыбка
осветила
его
некрасивое
лицо.
—
Та­
лант!
Правда
твоя,
—
он
обязывает
тебя
быть
в
хору,
но
смотри,
брат,
береги
его:
зд есь
ом ут.
Он
окинул
трактир
грустным
взгляд ом
и
повторил:
—
Да,
бра т,
омут!
Томашевский
улыбнулся
и
заговорил:
—
Все
ты
врешь,
П етр
Ив аны ч.
Что
здесь
за
омут?
Здесь
трактир
для
порядочных
людей,
которые
трудятся,
устают
и
зябнут
на
морозе,
а
отдыхают
и
веселятся
толь­
ко
в.
кабаке.
Сволочь
сюда
не
ходит,
стало
быть,
только
здесь
и
можно
отдохнуть
душой
порядочному
чел ов еку.
Томашевский
го во рил
не
октавой,
а
тенором,
точно
октава
была
у
н его
только
для
пения.
—
Эх,
Саша!
—
задушевно
воскликнул
Петр
И ва­
ныч.—
Понимаю
я
т ебя:
хоро ший
зде сь
народ
пь ет,
да
ведь
ж изнь -то
ка кая?
Пьяная
жизнь,
со
святыми
уп о­
к ой,
аминь,
и
ку -ку!
—
Полный
ход !
— сказал
Томашевский
и
влил
в
се бя
«двуспальную»
рюмку
водки.
От
водк и
его
белое
ли цо
разрумянилось;
по
красивому,
с ловно
выточенному
лбу
расплылось
розовое
пятно,
пох оже е
на
облако.
Л ицо
пр иня ло
возбужденное
выражение,
и
казалось,
будто
что-то
неожиданно
за горе ло сь
в
этом
человеке.
—
Ом ут
не
здесь ,
—
упрямо
сказал
он,
коснувшись
октавной
ноты,
словно
слегка
стукнул
по
бар абану .
Томашевский
взволнованно
выпил
е ще,
встал
и
зары­
чал,
как
лев,
и
зло бно
выругался.
—
Саша,
мил ый!
—
обнимая
ег о,
утешающим
голосом
гов ори л
Петр
Иваныч .
—
Брось,
не
растравляй
себя,
вы­
пьем!
Ты
думаешь,
сделал
ч ело век
подлость,
так
уж
он
ве сь
насквозь
мерзавец?
А
он
на
д ругой
д ень
возьмет
да
геройский
подвиг
и
совершит.
Ста ло
быть,
нет
ни
плохи х
людей,
ни
хороши х,
а
есть
просто
человек,
40

в
котором
все
перепутано:
И
добро
и
з ло.
Жизнь
горька
ве зде.
—
Ах,
не
то
все
ты
гов оришь !
—
крикнул
Томашев­
ск ий,
нал ивая
в
обе
рюмки.
—
Эх,
мужичище!
— вдруг
обратился
к
Захарычу
Петр
Иваныч.
—
А
за чем
ты
деревню
бросил
и
в
город
припер?
Т оже
своих
б р осил?
Ты
к
нашим,
а
мы>
к
вашим!
И
в
сем
самом
кабаке
происходит
слияние
интеллиген­
ции
с
народом.
То
есть
интеллигенция
— это
мы
с
Тома­
шевским,
а
народ
—
ты!
Понял?
—
Понял!
Оно
вер но !..
Я
—
мужик...
—
отвечал
За-
харыч.
Каб ак
шумел
и
гудел.
Певчие
бы ли
уже
наполовину
пьяны
и
п ели
хором .
Пьяный
Ржавчина
стоял
перед
сто лом
с
сияющей
физиономией
и
управлял
хором ,
раз­
водя
руками
и
перебирая
пальцами.
Ты
взойди-ка,
вз ой д и!..—
з апев ал
он
на
весь
трактир
хороши м ,
звонким
тенором,
а
хор
подхватил,
расширяясь
и
вырастая:
Солн це
кра-а-сное-е!..
Басы
перекатывались
волной
и
рассыпались
брызга­
ми.
Тенора
так
и
плакали,
так
и
выливали
всю
д ушу.
Над
г орою
взойди
над
выс о-о-о...—
зазвенел
опять
голос
Ржавчины,
а
хор
дружно
подхва­
тыв ал
и
р азли в ался:
Над
вы сокою
над
дубравою,
взойди
над
зеле но ю...
Песня
вызы вала
в
воображении
привольную
волж­
скую
картину:
раннее
ут ро
над
с пок ойной ,
зе ркал ьной
рекой,
зе лен ые
горы,
п оросши е
кудрявым
лесом,
а
из-за
горы
вы ход ит
багряное
солнце,
розовые
луч и
скользят
по
м окрой
траве
и
сп окойной
реке,
пахнет
росой,
и
в оз­
дух
свеж,
а
с
ре ки
поднимается
прозрачный,
голубова­
тый
туман.
По
пе ску
ид ут
оз ябшие,
изму че нн ые
люди ...
Захарычу
тотчас
же
представилась
эта
родная
картина,,
и
д ымный
каб ак
на
минуту
исчез
перед
его
глазами.
Тянут,
тя-нут
ребятушки,
Тянут
родимые...—
41

заливался
звонкий
тенор,
а
хор
ти хо
и
протяжно
под­
хватил
с
какой-то
особенной
не жной
задушевностью:
Барку
с
х леб ушкой !..
Пусть
н аша
жизнь,
—
гремел
голос
Томашевско­
го,— страдание
непон ятых
сердец,
пускай.
Кричите
гром че,
пойт е!
Будем
громко
пе ть
о
горькой
нужде
и
о
то м,
что
л юди
несчастны.
Я
спою
и
о
том ,
как
и дем
мы
к
погибели,
о ттог о,
что
мы
артисты,
а
не
жулики,
оттого,
что
у
нас
не
умерла
ду ша
и
мы
еще
можем
чувствовать
и
петь,
искренне
веселиться
и
искренне
плакать!
От
это­
го
мы
идем
к
поги бе ли.
Мы
не
сами-то
ид ем...—
звонко
и
размашисто
з апевал
Рж авч ина
с
отчаянной
удалью,
потряхивая
волосами,
а
хор,
заглушая
трактир­
ный
гам,
звон
пос уды
и
щелканье
бильярдных
шаров,
за гуде л,
как
ветер,
сти хий но
и
неуд ер жимо :
Нас
н ужда- а
ве -де т!..
Ба сы
прокатились
волной
и
унесли
ку да- то
вдаль
жалобные
теноровые
зв уки:
Нужда
го-орь-ка-я..«
IV
Певческие
«похороны»
за т ян улись
до
поздней
ночи.
За ха рыч
должен
был
вести
дом ой
вдребезги
пья ног о
Петра
Ив ан ыча
и
заночевать
у
Него.
Петр
Иваныч,
Ил ья
Николаевич,
Ржавчина
и
некоторые
другие,
все
од и­
нокие,
жи ли
вместе
и
представляли
из
себ я
одн у
ко ло нию.
Когда
Захарыч
проснулся,
то
увидел
такую
картину-
В
непри гл яд ных
ко мн атах
деревянного
флиге лька
бы ло
грязно,
не
убрано,
голо
и
бедн о.
Солнце
тускло
светило
сквозь
замерзшие
окна,
бледными
и
грустными
лучами
освещая
сонное
царство
пьяных.
Все
спали
в
тех
позах,
в
ка ких
был и
захвачены
хме лем.
Н оги
Ржавчины
лежали
на
кресле,
а
голова
на
полу,
прикасаясь
к
длин­
ным
ногам
Петра
Иваныча,
выт яну тым
из-под
стола.
42

Рж авчин а^ о пус тил
ноги,
приподнялся,
с ел,
встряхнул
всклокоченной
голов ой ,
посмотрел
на
спящих,
нюхнул
носом
и
сос трои л
рожу.
Природа
наделила
его
чр ез вы­
ча йно
уморительной
физиономией,
со
вздернутым
и
за­
гнутым
кверху
носом,
такой
под виж ной
от
вечного
гримасничанья,
что
другой
тен ор,
Иванов,
толс ты й
и
молчаливый
человек
с
кр асив ым
и
скучающим
лицом,
проснувшийся
на
сундуке,
звонко
рассмеялся.
Весь
пол
занимала
гигантская
фигура
Ильи
Ни кол а­
евича.
Он
спал
на
с пине,
раскинув
м огу чие
руки,
разме­
тав
свою
великолепную
гриву.
Кругом
вал ял ись
груды
нот,
разб итая
ги та ра,
скрипка
в
старом
футляр е,
пустые
пивные
бутылки;
под
кроватью
виднелась
ко р зина
из-
под
пива.
В
комнате
было
холод но,
угл ы
ее
промерзли.
Ржавчина
под ми гнул
Захарычу
на
спящего
баса
и
сказ ал
с
ужимкой:
—
Из верг
рода
че лов ечес кого!
—
Мастодонт!
—
подтвердил
Иванов.
—
Не
п ора
ли
его
будить,
Ржавчина?
Ржавчина,
приплясывая,
осторожно
потряс
масто­
донта
за
м огуч ее
плеч о.
Раздалось
громкое
рычание.
Ржавчина
благоразумно
отскочил
в
сторону
и
с казал,
п ожи маясь :
—
Нет
ещ е,
не
пора-с:
убьет!
Проснулся
Пе тр
Ив аныч ,
прогудел: «Что за черт!» и
вылез
из-по д
стола;
молча
зап у стил
рук у
в
пивную
кор­
зин у,
нащупал
там
бутылку
с
пиво м,
привычным
уд а­
ром
об
ладонь
вышиб
пробку
и
ста л
тяну ть
из
гор­
лышка.
Ржавчина
вытащил
корзину:
там
остались
только
две
бутылки.
Он
сделал
ки слую
м ину
и
тож е
откупорил
бутылку.
Пи во
со бла зните ль но
забулькало.
Илья
Ник о­
лаевич
издал
протестующее
рычание.
—
Рж авч ина,
пора !
— сказал
Ив ано в,
з евая.
Ржавчи­
на
д опил
п иво,
ско р чил
р ожу
и,
наклонясь
над
басом,
закричал
ему
в
ухо
изо
вс ей
силы:
—
Илья
Николаевич!
Зе-мле-тря-се-ние!..
Бас
пробормотал
сквозь
со н:
—
Пшол!
Разбуди,
когда
дойдет
до
нашего
квар т ала!
Ржавчина
посмотрел
на
всех
с
плачевной
физ ионо ­
мией.
43

—
11о-жа-ар!—закричал
он
в
ухо
раздирающим
душу
голос ом.
—
Наплевать!
—
мычал
б ас.
Ржавчина
по дм игнул
вс ем
и
оп ять
закричал
в
ухо:
—
Иль я
Николаевич!
Вы
пиво
—
пьете?
И
отскочил,
приплясывая.
Бас
медленно
про ст ер
свою
дл ань,
чтоб ы
схватить
назойливого,
потом
открыл
глаза,
приподнялся
на
ло­
кот ь,
вс тряхнул
охапкой
спутанных
волос,
зевнул,
как
л ев,
и
ск азал
с
мр а чным
видом:
—
Давай!
Ржавчина
с
ирон ичес ки м
подобострастием,
гримасни­
чая
и
кривляясь,
подал
б асу
бутылку
пива.
Илья
Нико­
лаевич
в ыпил
ее
единым
духом
и
опять
растянулся
на
полу.
—
Водка
есть?
—
спросил
он,
ни
к
к ому
не
обра­
щаясь.
Ржавчина
подскочил
к
нему .
—
Была-с,
Иль я
Николаевич,
да
вы
сам и
ее
вчера
выпили.
—
Не
твое
де ло!
Знаю.
А
поче му
не
позаботился
до­
стать?
—
Кто
ж
это
обязан
вам
водки
д ост авать ?
—
Ржавчина,
—
воз выс ил
свой
бас
Ил ья
Ни ко ла­
евич,—
п о падешь ся
ты
мне
под
руку
с
похмелья!
Вот
встану
сейчас
и
изуродую.
Иванов
смеял с я
про
себ я
и
говорил
тихонько
За ха-
рычу:
—
Вот
каждо е
утро
у
них
эта
комедия
бы вает !
Ты
не
подумай,
что
это
они
серьезно.
Боже
упаси!
Они
жи ть
оди н
без
другого
не
м огут,
закадычные
друзья,
а
так
себе
—
ро ли
разыгрывают.
Ржавчина
стоял
от
баса
на
приличном
расстоянии
и
гов ори л
с
ужимкой:
—
Уж
я
ваш
характер
знаю-с,
Илья
Николаевич:
не
встанете!
Л ен ивый
бас
действительно
не
пож ел ал
встать
для
избиения
тенора,
а
только
выругался.
—
Обезьяна
какая!
—
ворчал
он.
—
И
на
кой
чер т
тенора
на
свете
бывают?
Все
они
гл у пые!
—
Ну,
и
вы,
басы,
тож е..-
—
Молчать!
Все
вы
мошенники!
44

—
А
вы
шарлатаны!
—
А
вы
козлы!
—
А
вы...
—
Рж ав чина!
Убью!
Нет,
вст ану
сейчас
и
уб ью
эту
самую
Ржавчину!..
Сд елаю
доброе
де ло!
—
Бас
п рип од­
нялся
на
локоть.
—
Погоди
убивать,
— вступился
Иванов, —
бы ть
мо­
жет,
он
водки
достанет.
Нехай
поживет!
Уби ть
всегда
успеешь.
Бас
опять
лег
и,
зевая,
произнес
медленно
и
равно­
душно,
тон ом
помилования:
—
И
то...
нехай!..
А-а...
поживет!
Клоун
прок л ятый !
Слово
«клоун»
задело
Ржавчину.
—
Что
ж, — подскочил
он,
—
я
действительно
служил
в
цирк е
клоуном.
И
кондитером
бы л.
Да-с.
А
вот
вы- то
кто- с?
—
Я?
—
ря вкн ул
бас,
опять
поднимаясь
на
локоть.—
Ах,
ты,
Р -ж авчин а!
Я
—
студент,
я
—
пев ец,
а
ты
—
н иги ль,
шут
горохов ы й.
Сравнил
себя
со
мной.
Ха-ха-ха!
Он
театрально
рас хохотал с я.
—
Илья
Николаевич,
в едь
и
я
певец.
Я
в
опере
пел,
а
вы
не
пел и.
—
Что
ж,
не
пел ,
а
зн аю
больше
тв оего..
—
Вот
и
не
з нае те.
Пропойте-ка
«В старину живали
деды...»
—
«В старину живали деды»? Ну,
положим,
я
э того
старья
не
пою...
А
ты-то
сам
знаеш ь
ли?
—
Я
знаю-с.
Хо тите,
спою?
—
А
ну!
Ржавчина
уселся
на
кровати,
сложил
но жки
ка лачи­
ко м, «пригорюнился», как-то
по-бабьи
подперев
ще ку
рукой,
и
запел
на
мотив
народной
песни:
В
ста-рину
жи-ва-ли
д е-е-ды ...
Эх!
Ве-се-лей
своих
вну чат ...
—
Дурак!
—
остановил
его
бас.
—
Это
«Не белы
сн еги» .
Не
см ей
у
меня
па яс ничат ь,
когда
я
с
похмелья.
Эх!
Как
трещит
гла ви зна.
Хоть
бы
полмешка
соо руд ить.
—
Что
толку
в
этакой
малости?
—
возра зи л
Ржав­
чина.
—
Полмешком
только
вы
поправитесь,
а
нам
и
по­
нюхать
не
о ст анется .
Н адо
всю
ака деми ю
опох ме лит ь,
45

да
и
Захарыч,
может
бы ть,
выпьет.
Вы,
Иль я
Николае­
ви ч,
только
о
с ебе
заб о титесь .
—
Обо
мне
хлопотать
не чего ,
—
ве жли во
ск азал
За­
харыч,
тяж елым и
шагами
прохаживаясь
по
комнате.—
В ина
я
совсем
не
пью,
а
посидеть
с
вами,
посижу.
Чудно
вы
ж ивет е.
Хе-хе-хе!
И
он
рассмеялся
гр у дным
и
медленным
смехом.
До­
машняя
жизнь
певч их
зан имал а
е го.
—
Да,
брат,
мы
чу дно
ж ивем,
—
кар таво
ото звал ся
Пет р
Ив аныч ,
—
деньги
пропиваем,
за
квартиру
не
пл а­
тим,
а
хо зяй ка
п ечку
нам
не
топит
и
нас
вымораживает.
—
Ст ра нная
ж енщи на!
—
по жал
плечами
Ржавчина.
—
О,
черт!
—
рычал
на
полу
И лья
Николаевич.
—
Как
бы
осмыслить
вну тр е нний
полушубок?
—
Плохо
вы
мыслите,
Илья
Николаевич!
—
задир ал
его
неугомонный
Ржавчина.
—
А
ты-то
как
мыс лиш ь,
чертова
кукла?
—
Я
мы слю
так ,
—
г оворил
Ржавчина,
—
у
на шей
хо­
зяйки
в
погребе
на
веревочке
спу щ ена
четверть
водки.
Когда
к
ней
приходят
гости,
проклятая
баб а
вытягивает
на
веревке
пос уди ну
и
наливает
в
графинчик.
Я
полагаю,
что
от
морозу
посудина
может
лопнуть,
и
на
веревочке
останется
одно
только
горлышко.
Мыш ление
Ржавчины
понравилось
всей
компании.
—
Возьми
с
собой
из-под
кровати
пус тую
четверть!
—•
примирительно
ск азал
Ил ья
Николаевич.
—
Господа!
— обратился
Ржавчина
ко
всем,
вооду­
ше вляя сь
и
понижая
тон
до
таинственности.
—
Во
время
моего
отсутствия
вы
можете
пооди н очке
прогуляться
по
двору
и
незаметно
захватить
с
собой
по
одному
п оле-
ну-с.
—
Это,
бр ат,
ид ея!
—
воскликнул
Петр
Ива ны ч.
Ржавчина
оделся
и
вышел.
Вскоре
певчие
сам и
затопили
печку
крадеными
д ро­
вами,
а
через
десять
минут
явился
Ржавчина,
выну л
из-
под
пальто
поч ату ю
четверть
водки,
поднял
ее
над
го­
ло вой
и
запел
з во нким
тенором:
Братья,
рюмки
наливайте!
Лейся
ч ерез
край,
ви но! .«
С
п ола
торжественно
поднялся
Илья
Николаевич
и
от ряхн улс я,
как
пудель.
На
непокрытом
столе
появился
46

кочан
кислой
капусты.
Все
подходили
к
столу
и
в ыпи­
вали,
ласково
ругая
Ржавчину.
—
Бестия!
Продувное
существо!
—
гал дел и
они.
—
Рракалия,
—
гудел
Илья
Николаевич.
—
Что
же
теперь
в
погребе-то?
—
А
там
осколки
четверти
и
горлышко
на
веревке..*
—
Хо-хо-хо!
—
лромыхали
басовые
глотки.
—
Мес ть
проклятой
ведьме!
Захарыч,
пей,
какого
черта?
Но
Захарыч
не
п ил,
а
только
уд ивл енно
кряхтел:
«Ну- н у!» и качал кудрявой головой.
В
это
время
из
темного
угла
комнаты
вышел
еще
од ин
тенор.
Это
был
седенький
и
сгорбленный
старичок
с
ярко-красным
носом
и
длинными
жидкими
волосами.
Фигура
его ,
об л ечен ная
в
какую-то
кацавейку,
в
узень­
кие
и
коротенькие
брючки
с
оттопыренными
и
заса лен ­
н ыми,
словно
лакированными,
ко ле нкам и,
бы ла
смеш­
на
и
жал ка.
Трясущейся
с тарч еск ой
рукой
он
тоже
по­
тянулся
к
вод ке
и
с
жадностью
выпил.
Он
хрипло
кряк­
нул
и,
потирая
рук и,
опя ть
б ыло
направился
в
свой
уго л,
но
компания,
пр ише дшая
в
благодушное
настроение,
остановила
е го.
—
Профессор!
Читай
нам
лекцию,
чи тай
ле кци ю!
—
галдели
все.
«Профессор»
моргал
красными
веками
и
п угли во
смотрел
на
всех
крот ким и
старческими
глазами.
Чер­
ты
его
ли ца
и
вся
фигура
хра н или
с леды
былого
изяще­
ства.
—
Ах
вы,
пьяная
абсурдия!
—
прохрипел
он,
ул ыб­
нувшись
доброй
улыбкой.
И лья
Николаевич
мол ча
поставил
п оср еди
комнаты
сту л,
а
на
стул
«профессора».
—
Валя й!
—
сказал
он
ему
и,
обернувшись
к
осталь­
ны м,
строго
рявкнул:
—
М олч ите
вы,
черти!
Слушать
у
ме ня,
а
то
ребра
п ер еломаю!
Моментально
все
смолкло.
Благородный
бас
лег
в
кресло
и
приня л
позу
отдыхающего
театрального
ко­
рол я.
«Профессор»
оживился
от
в ыпито й
водки
и
за гово ­
рил.
Он
гов орил
п росты м
и
понятным
языком
о
происхож­
дении
мира,
о
мат ер ии,
о
кам енном
периоде,
о
теории
Дар вин а
и
пе рво быт ном
человеке,
Г ов орил
о
звез дных
47

мирах;
о
человеческих
религиях,
о
Бу дде
и
Христе,
об
истории
всего
человечества.
Речь
его
не
представляла
из
себя
ничего
цельного,
но
в
ней
было
столько
нового,
и
неожиданного,
и
странного
для
Захары ча,
что
ему
каз а­
лос ь,
будто
п еред
ним
раздвинули
горизонт
и
по каз али
новый,
удивительный
ми р.
П л отник
весь
напрягся
и
вни­
мат ельн о
сл ушал,
разиня
рот.
Он
не
знал,
как
отнестись
к
эт ой
ре чи,
—
верить
ей
или
сме ять ся
над
нею?
П орою
он
во пр осит ель но
п огляды в ал
на
публику,
застывшую
в
неподвижной
груп п е,
серьезную,
внимательную.
А
«профессор»
строго
и
важно
гов ори л
им
о
боге,
о
цели
и
смысле
жизни
и
о
людях
с
п ытли вым
умом,
пол­
ным
мучительного
и
вечного
сомнения.
Он
г ов орил
об
их
смелых
мыслях
и
о
том ,
как
они
шли
против
всех.
Он
говорил
о
Галилее,
о
Лапл асе,
об
инк виз иции
и
о
прото­
попе
Аввакуме.
Он
гов ори л
о
ненависти
то лпы
к
таким
людям,
о
ст радани ях
их
духа
и
тела,
о
п рокл ятиях,
ко­
торы м
их
пре да вали
в
соборах,
и
о
кострах,
на
кот орых
их
сжигали.
Пл отн ик
слушал
и
порою
тяжко
взд ыха л,
удивленно
моргая
глазами.
А
дрожащий
голос
бывшего
профессо­
ра
звуч ал
среди
молчания:
—
Дорог о
че ло век
пл атит
за
с вое
стремление
к
исти­
не !..
Только
на
этом
пут и
он
бескорыстен
и
только
зде сь
до ст оин
уважения!..
V
Архиерейская
обедня
кончилась.
Кафе д ра льный
со­
бор
был
полон
людьми.
Тысячеголовая
толпа
колыха­
лась
и
глухо
гудела.
Золоченый
иконостас
блестел,
и
на
ризах
«местных»
ико н
отражались
огон ьки
пылающих
свеч ей .
Высоко
под
громадным
к упо лом
т ихо
покачива­
лось
на
толстой
цеп и
св ерка ющее
паникадило.
Хор
стоял
на
ш иро ком
клиросе
в
голу бы х
д линных
«парадах», с закинутыми за плечи рукавами наподобие
крыльев,
отороченными
золотым
галуном,
с
золотыми
снурками
и
кистями
на
груди.
Рег ент ,
ст роги й
и
се рье з­
ный,
в
черном
застегнутом
наглухо
сюртуке,
име л
ос обо
т ор жест венный
вид.
Захарыч
стоял
с
кр аю
клироса
около
тяжелой
золотой
хор уг ви
и
мрачно
посматривал
кр уго м.
44

Скиталец.

Скиталец
и
М.
Горький.

Он
был
расстроен.
Томашевский
почему-то
не
пришел.
Зах арыч
за
об едне й
был
не
в
уда ре
и
получил
от
регента
замечание
за
невнимательность.
У
н его
уже
несколько
дней,
как
все
зв уч ала
в
ушах
лекция
профессора,
воз­
буждая
какие-то
странные,
н еотв язны е
думы.
По­
рою
серд це
За ха рыча
неожиданно
сжимало сь
от
ка­
кой-то
острой
и
тонкой
жалости
к
кому-то:
не
то
к
самому
себ е,
не
то
к
пе вчи м.
Он
вспомнил
слова
профессора
о
могучем
духе
сомнения,
о
нео твя зных
мучениях
лю­
дей,
которым и
это т
дух
овладевал.
И
Зах ар ыч
ст ал
рассеянным.
—
Чего
же
все
жду т?
—
тих о
п рогуд ел
он
Петру
Ив а­
нычу,
ко торы й
стоял
рядом.
—
Ве дь
обедня
кончена?
—
Будет
обряд
«проклятия», —
о тв ечал
т от.
—
Н ико­
гда
не
видал?
—
Нет.
—
Ну
вот
увид ишь
Архиерей,
в
с опр овожд е нии
св яще нник ов
и
дьяконов,
вышел
из
алтаря
на
середину
собора.
Он
стоял
там
на
во звыш е нии,
окруженный
духовенством.
Драгоценные
камни
его
золотой
митры
горели
разноцветными
искор­
ками.
Около
левого
клир ос а
ус трое н
был
в ысоки й
помост
вроде
кафедры,
застланный
красным
сукном.
Наро д
слился
в
тесную
толпу
и
замер
в
ожидании.
Сдержанный
шепот,
кашел ь ,
шарканье
ног
по
камню
пола
гулко
пла вали
под
к уп олом.
Наконец
из
левых
дверей
алтар я
медленно
вы шел
старый
протодьякон
в
белой
серебряной
р изе
и
с
седыми
тяж елым и
волосами,
приземистый,
сутуловатый
и
широ­
кий.
Лицо
у
н его
было
огромное,
с
крупными
и
суровы­
ми
чертами,
все
заросшее
седой
бородой ,
с
мрачным
взгляд ом
из-под
косматых,
седых
бровей.
Медленно
и
т яже ло,
словно
чугун ны й,
протодьякон
с
трудом
по д­
нялся
по
ступеням
на
вы с окий
помост
и
положил
пе ред
соб ою
тонкую
черн ую
книгу .
В
странной
тиш ине
протодьякон
запел
од ин
громад­
ным
и
стра шн о
густым
б асом
таинственный
и
странный
напев,
от
которого
веяло
чем-то
др е вним.
Казалось,
что
это
пел
сам
неумолимый
рок,
судь б а,
выносящая
печал ь ­
ный
приго во р.. .
Что-то
жестокое
зв уча ло
в
это й
злове­
щей
у бежде нно ст и.
4*

Волнообразный
голос
протодьякона,
тяж елый
и
те м­
ный,
как
смола,
лился
черн ой
и
гус той
массой,
печаль­
ными
полутонами,
начавшись
с
верхней
ноты
и
постепен­
но
спускаясь
книзу.
Протодьякон
остановился,
провел
по
ли цу
и
бороде
ши рок ой
ладонью,
которая
вся
заросла
серебряными
во­
лосами,
и
переждал,
пока
утихнет
эх о,
встревоженное
его
могучим
голо сом .
Потом
он
опять
запел
тот
же
напе в,
только
тоном
выш е.
В
эт ом
тон е
его
исполинский
гол ос
ста л
пох ож
на
гро з овую
туч у
с
отдаленным
гр ом ом,
к от орая
надв игает ­
ся,
охватывая
небо .
Этот
чугунный,
гр ох очу щий
голос,
печальный
и
мрачный,
был
тве рд
и
тяжел;
казалось,
что
его
мо жно
бы ло
ощупать
рукой
в
воздухе
и
что,
дойдя
до
человека,
он
прижмет
его
к
стене
и
раздавит.
Протодь якон
опять
остановился
и
ждал,
к огда
ути х­
нет
эхо.
В
третий
раз
он
запел
еще
на
тон
выше,
все
с
таки ­
ми
же
печальными
и
стр анным и
полутонами.
Его
страш­
ным
во прос
о
боге
грянул
теперь
грозно
и
сокрушающе,
на по лнив
соб ою
весь
с обор.
Ответом
на
него
бы ло
только
могучее,
неумолкающее
эхо,
и,
когда
оно
успокоилось,
сн ова
настала
т ишина .
Тогда
протодьякон
вы нул
золотые
очки ,
на дел
их
и
развернул
че рную
книг у.
Кончив
утверждение
веры,
протодьякон
приступил
к
в оп росу
о
те х,
кто
уклонился
от
нее.
Он
опять
развернул
кн игу
и
н ачал
читать
речитати­
вом,
размеренно
отчеканивая
слова,
словно
прибивал
их
гвоздями.
«Утверждающим,
что
Мария
де ва
не
была
де в ою...» —
сурово
и
гневно
неслось
по
собору.
Протодьякон
перевел
дух
и
грянул
уже
во
всю
си лу,
вдвое
гром че ,
чем
до
этих
по р,
голос ом ,
ко то рый
страш­
но
б ыло
слушать:
—
А -на-а-ф е-м а- а!..
Из
тысячи
грудей
вылетел
общ ий
испуг а нный
вздох.
А
в
это
время
архиерей
и
священники
запели
все
в
унисон,
словно
зарыдали:
—
Ана-фема!
Ана-фема!
А на-фем а!..
Пот ом
запе л
арх иер ейск ий
хор,
жало бно
и
грустно
повторяя
то
же
самое
слово: «Ана-фема-а!
Анафема-а1!»
50

А
п рото дья кон
опять
заг р емел
колыхающимся
огром­
ным
голосом:
«Утверждающим,
что
Иисус
Хри ст ос
не
был
сыном
б ожии м...»
Гул
ужаса
прошел
в
толпе: «Ана-а-фе-ма!»
«Сомневающимся...
—
сурово
загремел
протодья­
ко н,
—
в
бытии
б ожи ем. ..»
Захарыч
вздрогнул.
«И утверждающим,
что
мир
произошел
сам
собою...»
Гул
в
толпе
вырастал
все
более
и
более: «А-на-
фе -ма !»
В
толпе
пробежал
какой-то
странный,
жалобный
ро­
пот ,
общий
ст он,
по слы шал ись
в схл ипы ван ия,
кто-то
истерично
вскрикнул,
у
стоявших
впереди
текли
по
ли­
цу
слезы.
«А -на-фе-м а!» —
неумолимо
и
сурово
гремел
ужа с ный
голос,
как
раскат
грома,
пот ряса ющи й
неб о.
Соб ор
на­
полнился
эт им
раскатом,
и
удар
его
с
тре ск ом
р азряди л­
ся
в
куполе.
Казалось,
что
куп ол
в ал ится.
Над
т олпой
пронесся
гул
плача
и
ужаса.
Острая
жалость
и
сострадание
к
«сомневающимся»
охватили
Заха рыча .
Рядом
с
громов ы м
голосом
п рото­
дь яко на
ему
неотвязно
слы ша лся
дребезжащий,
тихий
голос
«профессора»,
его
лекция
о
страданиях
духа,
о
вел ико й
муке
сомнений.
Замученные
своими
не уго­
монными
мыслями,
они
и
зд есь
прокляты
и
н изве рже ны
в
преисподнюю.
Несчастный,
от вер жен ный
дух
со­
мнения!
После
окончания
обр яда ,
когда
народ
гус ты ми
тол­
па ми
валил
из
собора,
певчие
снимали
в
алтаре
сво и
«парады»
и
беззаботно
разговаривали:
—
Ну
и
тяпнул
нынч е
протодьякон!
*—
Да!
От
души
рявкнул
дедушка!
-—
Из
молодых
та кого
не
на йде шь!
—
Хорошие-то
ба сы
вымирают!
Вот
умрет
этакое
чу­
д овищ е—
и
ша баш!
Конец
басам
старого
фасо на!
-
Ну,
этот
еще
два
в ека
наших
изъездит!
Зах арыч
небрежно
ш вы рнул
свой
па рад
и,
присло­
нивш ис ь
к
стене,
ту по
смотрел
пер ед
собой.
Он
был
б ле­
ден.
—
Ты
чт о,
Захарыч?
—
участливо
спросил
его
Петр
И ван ыч.
—
Чумной
какой-то!
Что
с
тобой,
брат?.
51

У
Захарыча
зад рож ала
нижняя
че лю сть,
на
гла зах
на вер нул ись
слезы.
Проглотив
слюну,
он
мрачно
пос мо­
трел
на
П етра
Иваныча
исподлобья
и
медленно
сказал :
—
Мне
скуш н о.
VI
Томашевский
не
пришел
и
на
сп ев ку.
Когда
посл али
мальчика
на
его
квартиру,
то
узнали,
что
он
простудил­
ся
на
похоронах
и
ле жит
в
больнице.
После
спевки
Петр
Иваныч
сказал
Захарычу:
—
Пойдем,
брат,
навестим
его.
Захарыч
согласился.
Он
жал ел
это го
«барина»
и
при­
числял
его
тоже
к
«сомневающимся».
Больница
был а
за
городом,
и
Пет р
Ива ныч
н анял
извозчика.
—
Ты
зн аешь ,
бра т,
ве дь
у
него
тиф!
—
ск азал
он
до­
рогой
Захарычу.
—
Неужто?
—
Да!
Есл и
не
перенесет
кризиса,
так ,
знач ит ,
и
тово...
Ку-ку!
А
ж алко
парня.
—
Конечно,
жалко!
—
согласился
Захарыч.
—
Такой
молодой,
беленький...
—
Дра ма
у
него
вышла
в
жизни...
поним ае ш ь?
Влю ­
бился
он
в
образованную...
Он
ве дь
из
этакого
круга...
Дамский
кавалер,
т ен ором
пел
романсы.
А
она,
брат,
за
другого
заму ж
вышла.
Ему
и
о про тиве ло
чистое-то
обще­
ство.
Приходит
он
к
нашему
реге н ту: «Примите в тено­
р а».
Тот
пробует
голос.
Тенор
сильный,
но
есть
что-то
неестественное
в
тембре.
А
наш-то
ведь
опытен
по
части
голос ов ,
з убы
на
это м
съел.
Посмотрел,
посмотрел
на
пего,
да
и
гов ори т: «У вас не тенор,
а
октава,
—
я
вас
приму
в
октависты».
И
что
же
ты
думаешь?
Ушел
Тома­
ш евский
из
высшего
об щест ва
в
наш у
«пьяную абсур -
дию»,
как
говорит
профессор,
по пел
с
месяц
баском
и
вдруг
как
провалится
с
теноровых-то
нот
пря мо
в
ни ж­
ний
эта ж!
Открылась,
бр ат,
у
него
ок та ва,
и
что
ни
даль­
ше
по ет,
все
ни же
да
ниже,
все
гуще
да
гуще...
—
Чудеса!
—
удивлялся
Захарыч.
—
Да,
бр ат!
—
вздохнул
Пе тр
Иван ыч ,
приподнимая
воротник
п аль ти шка.
—
Жалко,
есл и
умрет:
в
консерва­
52

тори ю
на
казенный
сч ет
его
берут,
а
она
бы
его
вы­
тащила
на
свет .
Там
бы
он
и
про
любовь
эту
самую
за­
был
и
пил
бы
сл абее.
Захарыч
крякнул
и
с прос ил
Петра
Иваныча:
—
А
ты...
т оже
через
любовь?
—
Пью-то?
Петр
Иваныч
рассмеялся.
—
Не т!
—
отвечал
он.
—
Как ая
у
нашего
бр ата
лю­
бов ь?
Я
и
влюблен-то
был
несуразно,
в
актрису
Бел ь­
с кую,
когда
еще
в
семинарии
бы л.
Бы в ало,
ору
ей
с
га­
лер ки
«браво»
так,
что
весь
народ
шарахается
и
смеется.
Наконец
пришел
к
ней
в
уб орн ую.
Так
и
так ,
мол,
вл юб­
лен .
А
она
спрашивает: «Это вы,
что
ли,
с
галерки
так
орете
басом?»—«Я».
Р ассмеял ась
этак
весело,
как
ре бе­
но к.
«Ну,
садитесь, — говорит, —
я
вас
угощ у,
по кло н­
ник!» Послала за вином .
Чокнулись
мы
с
ней ,
выпили
и
расстались.
Вот,
бр ат,
и
вся
моя
люб овь .
С ани
остановились
около
бо льн и чной
палаты.
Певчие
сле зли
с
извозчика
и
во шли
в
больни чн ый
коридор.
Па х­
ло
тяжелым
запахом
лекарств
и
карболкой.
На
дворе
уже
смеркалось.
В
д линной
в ы сокой
палате
с
огромными
окнами
б ыло
как-то
особенно
грус тн о.
По
мягким
половикам
бе ззв уч­
но
двигались
белые
тени
сиделок
и
фельдшериц,
худы е
фиг уры
выздоравливающих
в
желтых
халатах
из
г рубого
сукна.
В
отворенные
выс ок ие
двери
см ежных
комнат
виднелись
ря ды
боль ни чн ых
кроватей.
—
Вам
кого?
—
спросила
певчих
какая-то
женщина,
вся
в
белом.
—
Томашевского...
Пе вчий
он...
—
загудели
они,
не
со­
размерив
с воих
голосов,
и
каждое
их
слово
гулко
пер е­
кат ы вало сь
по
в ы сокой
п ал ате.
—
Знаю.
Разденьтесь
и
посидите
здесь.
Он
плох.
Я
спрошу,
можно
ли
к
нему.
Вы...
его
родные?
—
Мы
—
товарищи.
Мину т
ч ерез
десять,
когда
уже
совсем
стемнело
и
в
палате
ст али
зажигать
жестяные
лампы,
их
впустили
в
большую
комнату,
где
лежало
несколько
б ол ьных
на
низк их
железных
кроватях.
На
одной
из
них,
слабо
осве­
щенной
тусклым
светом
лампы,
н епод вижн о
вытянувшись
и
тяжело
дыша,
лежал
То м ашевс кий
в
жару
и
бреду.
Он
никого
не
у зна вал
и
смо т рел
в
про ст ранст во
му т­
>3

ными,
широко
открытыми
глаза ми .
Овальное
белое
лицо
его
с
небольшими
усиками
горело
неестественным
рум ян­
цем,
голов а
запрокинулась,
обнаруживая
белую
шею
и
двойной
широк ий
ка дык
—
разгадку
его
ба рхатн ой
ок­
тав ы,
—
Саша!
—
осторожно
прогудел
Пе тр
Иваныч.—
Брат!
Это
мы...
мы
к
тебе
п риш ли.
И
неожиданно
для
нег о
самого
голос
его
з адр ожал
и
осекся.
При
звуках
певческого
голоса
Т о м ашевский
мед лен ­
но
под нялс я
и
сел
на
постели.
Лицо
его
приняло
вдохно­
венное
выражение,
он
поднял
д линные ,
худые ,
белые
ру ки
и
заговорил
своей
влажной
октавой:
—
Тише!
Сейчас
начинаем!
И,
ра зво дя
руками,
как
ре ге нт,
он
запел
торжествен­
но,
наполняя
всю
палату
бархатными
звуками:
Де-е-ва!
Де- ва
дн е-ес ь...
От
сильного
жа ра
голос
Томашевского
ст ал
вдво е
гуще
и
си льне е.
Е сли
бы
теперь
приш лос ь
Захар ычу
состязаться
с
ним,
то
превосходство
бы ло
бы
на
с тор оне
Томашевского.
Го лос
его,
гармоничный,
гус той
и
струн­
ный,
звучал,
как
ц елый
хор,
и
плы л
по
всем
к о мнатам.
Прислуга,
сиделки,
фельдшерицы,
фельдшера
и
вы­
здоравливающие—
все
с т олпилис ь
ок оло
дверей
и
с лу­
шали.
Томашевский
си дел
на
постели,
регентовал
перед
во­
об ража емым
хором
и
пел.
Петр
Иваныч
п лак ал.
У
Захарыча
тоже
щек отал о
в
горле.
Он
отоше л
от
изголовья,
чтобы
смахнуть
невольные
слезы,
и
наткнулся
в
полумраке
на
како е-т о
съе жившее ­
ся
существо,
которое
коп оши лос ь
и
всхлипывало
на
п олу,
около
ног
бо льног о.
Захарыч
нагнулся
и
увидел
жалкое
старушечье
ли цо,
омоченное
слезами,
п олное
б еско неч­
ного
горя,
муки,
о тчаяни я,
почти
безумное...
—
Кто
это?
—
сп рос ил
он,
•—
Мат ь!
—
по слыш ался
ск о рбный
шепот.
К
ут ру
Томашевский
ум ер.
Хорон и ли
его
на
больнич­
ном
кладбище
в
п ростом ,
некрашеном
гробу.
Г роб
несла
«пьяная абсурдия»
—
И лья
Николаевич,
Петр
Иван ыч ,
54

Рж авч ина
и
Захарыч.
За
гробом
никт о
не
ш ел,
кроме
ст аруш ки
матери.
Она
еле
волочила
но ги
от
горя
и
д аже
не
имела
сил
громко
плакать.
Товарищи
умершего,
слегка
выпившие,
несли
гроб
молчаливо
и
мра чн о.
Только
Ржавчина
пы­
тал ся
бы ло
подтягивать
дь ячку ,
но
и
он
скоро
ум олк,
п од авлен ный
тяжестью
общего
мо лч ания.
И лья
Ни к олае­
вич
был
мра че н,
как
туч а,
и
зло
пог ляд ыва л
на
Ржавчи­
ну,
желая
п ри драть ся
к
нему.
Пе тр
Иван ыч
был
бл еден,
с
опухшими
от
сл ез
глаза­
ми.
Скука,
кото рую
Захарыч
ощутил
в
с обор е,
не
п ро­
ходила,
а
все
увеличивалась
и
п ричиня ла
ему
страдания.
У
всех
б ыло
скв ерно
на
душе,
и
каждый
таил
от
других
не веселы е
мысли.
Отдавая
последний
долг
товарищу,
эти
безродные
и
бездомные
люди
ду мали ,
что
им
тоже
пр и­
дется
умирать
на
больничной
подушке,
сре ди
чужих
лю­
дей,
и
н икто
о
них
не
заплачет,
кроме
како го -ни бу дь
пьяницы-товарища.
Зах арыч
думал
о
ж изни
певч их,
о
том,
как
они
тру­
дятся,
как
живут
и
умирают.
И
в
его
ушах
зв учал и
то
церковные
на певы ,
то
веселые
песни,
то
з ар азит ельн ые
слова
«профессора»
и
«анафема»
протодьякона.
Кладбище
бы ло
грустное,
пу стын но е,
место
упокоения
бед няко в
и
бобылей,
умирающих
в
больнице.
Оно
бы ло
занес ен о
сугробами
снега,
огорожено
рвом
и
едв а
замет ­
ной
изгородью.
Кое-где
виднелись
нак лонен ные
кр ест ы.
Де нь
был
су мр а чный,
сверху
падал
легкий
снежок,
у бе­
ляя
длинные
волосы
певческой
бр а тии.
Гроб
опустили
на
сн ег
у
свежевырытой
ям ы.
—
Ну,
прощайтесь!
—
равнодушно
сказа л
дьячок.
Ме р твец
лежа л
в
гро бу
мраморно-белый,
с
лицом
сп о­
койным
и
важным.
Кадык
выдавался
теперь
еще
бол ее.
Старушка
припала
к
л ицу
мертвого
сына;
раз дали сь
те
самые
переворачивающие
ду шу
рыдания,
которые
так
привычны
бы ли
для
певческого
слуха.
Но
зде сь
эти
ры­
дания
причинили
им
беспокойство.
Илья
Николаевич
злобно
к рякн ул
и
метнул
убийственный
взгляд
на
Ржав­
чину .
Рж авч ина
понял
его,
с
уважением
поддержал
ст а­
руху ,
отвлек
ее
от
гроба
и
ста л
утешать
ее...
Все
поц е­
ловали
мер твец а
в
лоб .
—
Эх,
брлат!
—
вырвалось
у
Петра
Ив аны ча.
Ил ья
Николаевич
и
Захарыч
взял и
гробовую
крышку.
55

—
Н-у!.. — в
низкую
октавную
ноту
сер д ито
сказ ал
Илья
Николаевич.
—
Ну!
—
еще
ниж е
и
гуще
ответил
Захарыч.
И
они
накрыли
гр об
крышкой.
—
А
молоток-то
позабыли
взять!
—
сказал
кто-т о.—
Чем
же
гвозди-то
зак ол ач иват ь?
Ил ья
Николаевич
обнажил
огромный,
твердый,
с лов­
но
железный,
кула к,
поросший
волосами,
и
злобно,
с
остервенением,
молча,
крепкими
ударами
ст ал
вгонять
гвозди
в
крышку.
Захарыч
поглядел
на
него,
вз ял
в
руку
лопату
и
нач ал
ребром
ее
з абив ать
гвоздь.
Огромные,
мускулистые,
мрачные
люд и
стояли
вок руг
гроба
на
коленях,
вбивая
длинные
гвозди
в
дерево.
Ве­
тер
играл
длинными
волосами
пев чих,
снег
шел
сильнее.
Гроб
о пус тили
в
м о гилу,
бр ос или
туда
по
куску
мерзлой
земли
и
стали
молча,
злобно
и
раздраженно
зарывать
ям у...
VII
После
похорон
Томашевского
у
Зах арыча,
кроме
ску­
ки,
появились
еще
и
мысли,
и
он
почувствовал
себ я
окон­
чательно
несчастным.
Прежде
ни
скуки,
ни
мыслей
у
него
никогда
не
бы ло.
В
деревне
все
б ыло
прос то,
яс но
и
непоколебимо,
а
з десь
он
ничего
не
понимал,
все
кру ­
гом
было
полно
противоречий.
В
церковь
ход ят
не
мо­
л ить ся,
а
смотреть
на
с остяз ани е
пе вц ов.
Если
ч ело век
умрет,
певчие
радуются,
потому
что
смерть
его
д ает
им
средства
к
жиз ни.
Хорошие,
образованные
лю ди
п ре смы­
кают ся
в
певч и х,
живу т
н ехорош о,
в
пь янств е
и
бед­
ности.
Не
верят
в
бога,
а
д уши
у
них
добрые.
Купец
Понедельников,
н ехоро ший
человек,
относится
к
певчим,
как
к
лошадям,
швыряет
им
деньги
«на овес», не дал ни
гроша
на
п охоро ны
Томашевского,
—
жи вет
хорошо,
в
по­
чете,
богатстве
и
благочестии.
Он
верит
в
бога,
сердце
же
имее т
звериное.
Протодьякон
проклинает
«сомневаю­
щих ся », а они стоят на клиросе и поют сами себе «ан а­
фе му».
Они
заблуждаются
в
сво ем
неверии
и
от
этого
не счас тны .
Но
почему
же
они
не
злодеи
и
почему
рас­
сказы
«профессора»
о
происхождении
мир а
так
занима­
тельны?..
Кто
пр ав : «профессор»
или
протодьякон?
56

И
Захарычу
казалось,
что
тот
самый
мучительный
«дух сомнения», о котором рассказывал
«профессор»,
как-то
успел
забраться
и
в
его
душу
и
что
он,
Захарыч,
попал
в
ч исло
«сомневающихся», преданных протодья­
коном
«анафеме» .
Рой
во про сов
гуде л
в
голове
Захарыча.
Мысль,
спав­
шая
в
нем
мертвым
сно м
целую
жизнь,
никогда,
быт ь
может,
не
проснулась
бы,
есл и
бы
ее
не
разбудило
вн е­
запное
столкновение
с
жиз нь ю,
весь
уклад
которой
шел
наперекор
Захарычу.
Но
он
не
мог
разобраться
в
самом
себе,
ч ув ств овал
себя,
как
заблудившийся
в
лесу,
и
не
знал,
как
выйти
к
свету.
Он
думал
по
целым
дня м
и
но­
чам
и
не
мог
отвязаться
от
дум,
и
это
было
мучительно
для
него,
потому
чт о,
про жив
на
свете
более
сорока
лет,
он
еще
никогда
ни
о
чем
не
думал
и
не
им ел
к
эт ому
привычки.
Думы
его
пер е пле тали сь
с
необъяснимыми
и
грустными
чувствами.
В
лучистые,
морозн ые
дни
он
по
це лым
часа м
сидел
на
пустынном
берегу
Волги ,
зане­
сенно й
толс ты м
с лоем
снега,
не подв ижно
смотрел
на
снежн ые
ра внины,
на
далекие
синеющие
горы,
покрытые
лес ом
и
сн егом .
И
в
его
ду ше
разливалась
ядовитая
тоска
по
чем-то
утраченном
и
дорогом,
быть
может
по
род ной
деревне,
по
той
жиз ни
на
воздухе,
среди
пр и­
роды ,
под
лучами
солнца,
с
котор ой
срослась
его
ду ша.
И
за
этой
ме рт вой
картиной
городской
зимы-
ему
чуди­
лас ь
весна
в
деревне,
зеленая
степь,
ши роки й
пр ос тор
н еба,
поющие
жаворонки,
зап ах
сте п ных
трав,
пахучие,
сырые
балки
и
беззаботные
пл отн ичьи
песни.
Мучения
Заха рыч а
сделались,
наконец,
невыносимы.
Он
похудел,
ли шил ся
сна.
Тогда
Захарыч
решился
об ра­
титься
за
пом ощь ю
к
Петру
Иванычу.
Одна ж ды
п осле
ранней
обедни,
когда
пе вчие ,
по
обык­
новению,
н апил ись
чаю
в
трактире,
а
до
п оздн ей
еще
б ыло
время,
он
взя л
Петра
Иваныча
под
руку,
отвел
в
с торо ну
и
сказал
ему
озабоченно:
—
Петра...
И
за тем
они
долго
ходи ли
в
полном
уединении.
За­
харыч
приступил
к
изложению
своих
мы сл ей,
г ово рил
долго,
тяжело
и
бестолково.
В
продолжение
все й
своей
жиз ни
он
очень
мало
разговаривал,
ограничиваясь
од но­
сл ожным и
фразами,
и
вот
теперь
с
ужасом
убеждался
в
то м,
что
не
может
вы сказ ать
своих
мыслей.
57,

Яз ык
гов орил
совсем
не
те
слова,
какие
надо
было
говорить,
и
получался
совершенно
бессмысленный
набор
несуразных,
самого
его
у ди вл явших
с лов.
Он
помогал
своей
речи
телодвижениями,
прижимал
руки
к
груди,
раз ­
ма хива л
ими
в
воздухе,
но
ничего
не
помогало:
мысли
З аха рыча
оставались
в
нем,
как
в
кре п кой
тюрьме,
осво­
бодить
их
из
за кл ючен ия
он
был
не
в
силах.
И
Захарыч
сердился.
—
Ты
вот
что
мне
скажи!
—
гов орил
он
с
ли цом
страдальческим
и
мрачным.
Мяси ст ый
лоб
его
намор­
щилс я
и
пок ра сн ел,
сл овно
в
его
громадной
голове
рабо­
тал
какой -т о
тя же лый
и
с иль ный
механизм.
—Ты
вот
что
мне
скажи :
почему,
например,
Ад ам
и
Ева...
ска­
ж ем,
потоп...
евангелие,
например,
или
этот,
как
его...
Бурда...
Васька-Где-Гамма...
который
плавал
по
мо­
рям...
и
все
та ко е...
И
вдруг
—
подлость,
гр абеж .
А
где
со­
весть?
В
его
голове
но силась
мысль
о
противоречиях
жизни,
о
высоком
учении
нравственности,
которое
остается
ме рт­
вой
буквой,
о
гибели
лучших
люд ей
и
о
благополучной
ж изни
низк их
и
мерзких.
Петр
Ива ныч
не
мог
уловить
смысл а
в
скачках
За-
харычевой
мысли
и
недоумевал;
тогда
Захарыч
тр яс
его
за
плечо,
бил
себя
в
ши рок ую
и
выпуклую,
словно
вы ли­
тую
из
бронзы,
грудь,
тяжело
выжимал
из
с ебя
неуклю­
жие,
несуразные
слова
и
за путы ва лся
в
них .
—
Б-бог!—
гремел
он.
—
Планида!
Жисть!
Рассердился
и
Пе тр
Иваныч.
—У
тебя,
бр ат,
ни
черта
не
поймешь!
Ада м
и
Ева !
Васко-де-Гама!..
Бог!
Подлость!
П ланид а!
Че рт
знает,
что
такое!
Действительно,
бурда
какая-то!
—
Эх,
Петра,
здесь-то
у
меня
много,
—
стучал
себя
Захарыч
в
богатырскую
грудь, —
а
наружу
ничего
не
вы­
ходит!
Го вори ть
я
не
ум е ю...
И
кр епко
выругался
Захарыч.
Долго
бился
с
ним
Петр
Иваныч,
прежде
чем
поня л
хо тя
бы
отчасти
Захарыча.
—
Накат ил о
на
меня !
—
в
отчаянии
говорил
ему
За­
хары ч.
—
Не
глядел
бы
я
на
добрых
людей,
свет
мне
не
ми л!
Нет
мне
житья
от
думы!
Сумлеваюсь
я!
Скажи
ты
мне,
как
бы
выгнать
из
се бя
сумление?
Брат!
Я
не
мог у
не
сумлеваться!
58

Пет р
Ива ныч
задумался,
посмотрел
на
Захарыча
сво­
им
грустным,
добрым
взглядом,
сказал:
—
От
невеж ест ва
это
у
тебя!
—
Верно!
—
радостно
вскр ич ал
За харыч .
—
По сто й!
Ты
по мниш ь,
как
п рофе ссор
лекцию
чи­
тал ?
—
Как
не
пом н ить?
С
нее
и
началось
у
ме ня.
—
Ну,
так
вот!
Помнишь,
он
рассказывал
об
иско­
паемых,
о
чудовищах,
которые
вымерли
и
почему
вымер­
ли.
Ты
—
то же
ископаемое.
Ты
из
чис ла
вымер ши х
чу­
довищ.
Ты
приспособлен
к
древней
пастушеской
жизни,
а
теперь
жизнь
д ругая .
Жив ешь
ты
на
свете
совершенно
случайно,
потому
что
был
ты
спрятан
в
тихой
заводи.
Когда
же
в зяли
тебя
в
город
нашего
столетия,
то
вы­
шло,
будто
явился
ты
совсем
из
др уг ого
мира,
упа л
с
лу ны
или
с пал
в
бугурусланских
степях
несколько
столе­
т ий,
а
потом
проснулся
и
в идишь
кругом
непонятные
тебе
в ещи.
—
Вер но!—п одтв ерд ил
Захарыч.
—
Н ичего
и
не
по­
нимаю,
что
круг ом
делается.
—
Да!
Но
ты
хочешь
сразу
п оглоти ть
всю
премуд­
рос ть,
сразу
все
разрешить,
а
э того
нельзя:
на
это
нуж ­
ны
годы,
нужно
прочес ть
много
книг,
повстречать
по­
больше
умных
людей,
сделаться
человеком
о бра зо ван­
ным,
а
ты
в едь
не вежда!
Ты
ничего
не
знаешь,
—
хот я
бы
да же
вращения
земли.
—
Вращения
земли?
—
Ну
да!
—
И
Пе тр
Ива ныч
наглядно
р асска зал
ему
о
вращении
земли.
—
Понял?
—
Понять-то
я
пон ял,
да
верно
ли
это?
Кто
узнал,
что
все
это
так
и
есть,
а
не
п о-д ругом у?
—
Ученые!
Они
делали
опыт ы
и
доказали.
—
Опыты,
говоришь?
Но
я-то
ведь
не
делал
опы тов ...
С тало
быть,
должен
им
верить?
Петр
Иваныч
был
несколько
озадачен,
но,
подумав,
с казал :
—
Должен
в ери ть!
—
Так, —
про тя нул
Захарыч,
сбычившись,
—
а
ежели
я
так
не
могу?
Еж ели
и
тут
выходит
у
меня
сумле­
ние?
Мне
надо,
чтобы,
зна чи т,
в
самый
коре н ь.
А
то...
ком у
же
ве р ить?
59

Захарыч
крякнул,
помолчал
и
с
тя жел ым
усилием
с про сил
Петра
Иваныча:
—
Не
знаешь
ли
ты
такого
слова,
чтобы
из
меня
су­
мление
выгнать?
—
Не
з наю,
Захарыч.
—
И
профессор
не
зна ет?
—
И
он
не
знае т.
—
Та-а к!
Вы ход ит,
что
жи ть
по
совести
и
по
н ас тоя­
щему
закону
не ль зя.
Кто
не
хочет
людоедом
быть,—
рук и
на
себ я
н ал ожи!
Захарыч
тяжко
замолчал
и
ш ел,
пыхтя
и
от дув аясь .
Лоб
его
еще
более
п окр асн ел,
на
висках
вздулись
жилы.
Моз г
его
работал
напряженно,
тяжело
и
медленно.
По
морщинам
мясистого
лба
струился
пот.
—
Постой!
Ч то,
бишь,
я
хоте л
спросить?
Самое
гла в­
ное.
Может
быть,
ты
знаеш ь.. .
Вот
не
най ду
слов...
Да!
Он
остановил
за
лацкан ы
пальто
Петра
Ива ныча
и,
смотря
ему
в
лицо
страдальческим
взгля до м,
полным
на­
д ежды
и
опасения,
выговорил
медленно,
с
тяж елы м
уси­
лием:
—
В
чем...
смысел...
жизни?
Бы ла
страстная
нед еля,
но
«пьяная абсурдия»
н ачи­
нал а
свой
де нь
обы чны м
обр азом :
все
бы ли
с
похмелья;
Иль я
Ни кол аев ич
л ежал
на
п олу
и
пикировался
с
Ржав­
чиной.
—
Очень
уж
вы,
басы ,
много
водки
пьете!
—
зади­
рал
тенор
страдающего
баса.
—
Что
ж?
—
рычал
то т,
поднимаясь
на
локоть.
—
Уж
это
от
бога
так
установлено:
бас
—
пь яни ца,
баритон
—
нахал,
а
тен ор
— дурак.
—
Ну,
пол ожим,
б ывают
и
между
басами
та-а-кие,
я
вам
скажу...
—
Ничего
ты
не
скаж ешь !
— поспешно
пе ре бил
Илья
Николаевич.
—
Бас
всегда
глубоко
благороден,
снисходи­
телен
даже
к
тенорам,
а
тенор
мелочен,
хитер,
мал,
глуп,
соплив
и
к ри вон ог!..
Эх,
как
трещит
главизна!
Рж ав­
ч ина!
Там
у
меня
в
пальто
есть
п олтин н ик.
Сбегай
в
ка­
ба к,
при неси
меш ок
водк и!
—
И лья
Ник о лаевич !
Что
толку
от
од ной
бутылки
на
пять
ал чу щих
морд?
60

—
Как
же
быть-то,
коли
больше
нет?
Вед ь
у
тебя,
ме рз авца,
ни
копейки?
—
У
мен я- то
денег
никогда
не
б ы вает,
И лья
Ни ко­
лаевич,
но
за то
я
на
полтинник
мо гу
приобрести
целую
четверть
и
яи чн ицу
на
закуску.
—
Четверть?—легкомысленно
переспросил
Илья
Ни­
колаевич.— Мудрено!
Не
ври
у
меня,
а
то
я,
право,
в ст ану!
Рж авч ина
уже
вытащил
о тку да-то
пальто
Ильи
Ни­
колаевича
и
шарил
по
карманам.
Найдя
п олтин н ик,
он
нахлобучил
картузишко
и,
те а тра льно
раскланявшись,
убежал.
—
О,
чертова
обезьяна!
—
рычал
вслед
ему
бас.—
Изуродую,
коли
пропьет!
Через
пя тна дц ать
минут
яв ился
припля сы ва ю щий
Ржавчина.
Бережно
пол ожив
картуз
на
с тол,
он
с тал
выгружать
странные
предметы:
с ков ор оду,
де сято к
яиц ,
пу зыр ек
с
краской
и
ки сточ кой ,
фольг у,
сусальное
зо ло­
то
и
большое
количество
обыкновенного
песку.
Все
эти
пре д меты
вызвали
недоумение,
но
с коро
все
объяснилось,
ко гда
Ржавчина
обнаружил
сво и
кондитерские
по зна ния.
Он
иголкой
прокалывал
каждое
яйцо,
выпускал
чер ез
отверстие
содержимое
на
ск овород у
и
взамен
насыпал
в
скорлупу
песку .
Затем
он
и ск усно
з ак леивал
дырочку
вос ком ,
обертывал
скорлупу
ф оль гой
и
сусальным
зол о­
том,
расписывал
краской.
Ко мпа ния,
окружив
его,
с ле­
д ила
за
работой.
Ржавчина
священнодействовал.
Ск оро
он
из гот овил
де сято к
кр асив ых
«пасхальных»
яиц ,
на­
полненных
песком,
за ве рнул
их
в
бумагу
и
исчез
с
нимщ
Остальные
занялись
изготовлением
яичницы.
—
У,
Ржа вчина !
—
гудела
компания,
предчувствуя
удачу
его
предприятия.
—
Хитер,
собака!
Ржавчина
не
заставил
себя
долго
жд ать.
Очень
ско­
ро
он
гордо
появился
на
пороге,
держа
над
гол овой
чет­
верть
водки,
и
пел:
Брат ья ,
рюмки
наливайте!..
Ил ья
Николаевич
благополучно
вст ал
с
пола,
и
все
п ошло
обы чны м
порядком:
бе седа
оживилась,
зазвучало
пен ие
и
раскаты
басового
смеха.
В
самый
разгар
о пох мел ения
дверь
отворилась,
и
на
пороге ,
на
момен т
остановившись,
поя вилс я
Захарыч.
61

Он
был
в
одной
р у башке,
без
пояса
и
к арт уза.
Гу­
стые
кудри
ег о,
перевитые
сединой,
с валя лись ,
б оль шие
гл аза
бы ли
налиты
кр овью,
а
широ кое
л ицо
с
толс тым
носо м
о пухло
и
б ыло
темное,
чугунного
цвета.
Захарыч
был
пьян
и,
очев ид но,
п ьян
уже
подряд
не­
сколько
дней.
—
А-а-а!—заревел
он
своим
нечеловеческим
голо­
сом.
—
Вот
и
я!..
Ко мпан ия
при
ви де
пьяного
Зах арыча
пришла
в
во­
сторг.
—
Давно
бы
так !
—
одобрил,
ос м атр ивая
его
живо ­
писную
фи гур у,
Ил ья
Николаевич.
—
Я
говорил,
что
сле ­
дует
пи ть!
Ржавчина!
Н алива й
октаве!
Од на
она
теперь
на
всю
Во лгу
и
вот,
слава
богу,
за
ум
взялась?
Захарыч,
пой
и
пей:
пом яне м
Томашевского!
Зах ар ыч
м едл енно
в ливал
в
св ое
горло
чайный
ст а­
кан
водки,
а
товарищи
стояли
полукругом
перед
ним
и
пел и
пе сню:
Мы
тебя
люб им
серд ечно,
Буд ь
нам
то вар ищем
вечн о!
Первый
налитый
ст акан
Выпей,
Захарыч,
ты
са м!
Захарыч
сел
за
стол,
об локот ил ся
и
заговорил,
ни
к
ком у
не
обращаясь:
—
От
мыслей
запил
я!
Ср оду
не
б ыло,и х
у
ме ня,
пра х
их
побери,
а
тут
—
на
вот
тебе!
А
скучно
же
мне
с
н ими!
Эх!
Кончено!
Ре шилс я
я
своего
спокоя!
—
Брос ь,
Захарыч,
не
скули!
У
нас
это
не
принято!
—
Пей
и
пой
с
нами!
И,
притопывая,
они
запели
веселую
песню;
...Как
у
тетки
Акулины
Собирались
име ни ны !..
—
Молчать!
—
рявкнул
Захарыч.
Он
обв ел
всех
ис­
подлобья
налитыми
кров ью
гл азам и
и
сказал
октавой:
—
Не
то
поете!
Вот
какую
надо
пес ню!
Плотн ик
об локот ил ся
на
стол,
по дпер
щеку
рукой,
закрыл
глаза
и
запел.
Он
зап ел
не
тем
сво им
органным,
густ ым
голосом,
каким
его
з ас та вляли
петь
в
хоре,
а
другим ,
т онким ,
дро ­
жащим,
народным
голосом,
каким
поют
муж ик и.

Этот
о со бенный
го лос
он
как
будто
берег
для
одного
себя
и
запе л
им
только
те пе рь.
Г олос
пе рел ивал ся
и
д ро­
ж ал,
и
бы ло
в
нем
что-то
хватающее
за
с ердце ,
разм а­
шистое
и
глубоко
п еча льн ое.
В
песне,
протяжной
и
про­
стой,
чувствовалась
настоящая
русская
грусть,
широкая,
безбрежная.
Бы ть
может,
ему
вспоминалась
родная
деревня
и
пе­
ч а льные
степи,
где
он
слышал
и
пел
эту
песню,
где
не
зн ал
тоски,
скуки
и
ядовитых
мысл ей .
Быть
может,
он
сожалел
об
утра ченн ом
равновесии
души.
Де -и-энь
хо жу
я,
но чь
гу -а-ля - ю...
Гру-устно
с е-и-э рдцу
ма-е-му...—
пел
Зах арыч ,
и
его
из муче нн ая
душа
вся
влилась
в
эту
широкую
песню.
Точно
не
Заха ры ч,
а
кто-то
другой
пел
в
нем:
Сле-и-озы
жа-атя тс я
ручья
ми
Вдо-и-оль
по
б е-о-э- ло-му
ли-цу...
Задушевный,
размашистый
мотив
переливался
не­
о ж ида нными
переходами,
опускался
на
н ижние
ноты,
за­
мирал
и,
вместо
того
чтобы
оборваться,
вдр уг
п ере ходил
к
началу:
Вдо-и-оль
по
бе- еэ -ло-м у
ли
цу...
Эх!
Па-и-а-ру-мя-на-ай
па
ще-ке-е!
Песня
захватывала
ду х,
унос ила
с
собой
и
захле­
с тыва ла
душу
своей
широкой,
стихийной,
ру сск ой
гру­
стью...
Захарыч,
крепко
прижав
руку
к
щ еке,
забыл
обо
всех
и
пе л,
слегка
по качи вая
кудрявой
головой,
не
замечая,
как
из
закрытых
гл аз
ручьем
с труи лись
крупные
пьяные
слезы.
VIII
Пасха
была
р ан няя.
Сн ег
еще
не
со шел
хорошенько,
и
б ыло
то
время,
которое
н азы вае тся
«ни на санях,
ни
на
колесах».
В
воздухе
па хло
талым
снегом
и
той
осо­
бенной
свежестью
ранней
ве сны,
ко гда
при рода
только
еще
ожидает
пробуждения,
когда
еще
хол одн о,
но
солн­
63

це
играет
по-весеннему
и
нал
ч ер ными
суками
го лых
де­
ревьев
вьются
прилетевшие
грачи.
Эти
первые
нежные
вздохи
пр ир оды,
еще
не
очнувшей­
ся
от
зимнего
сна,
проникают
в
ду шу
как
ти хое
дуно­
вение,
и
люди
чувствуют
бессознательную
жизнерадост­
ность,
прилив
сил,
бодрости,
надежд
и
неясных
в ле чений
куда-то.
Над
городом
сияло
праздничное,
радостное
солн це,
оглушительный
тре зв он
лился
над
городом
по до бно
сол­
нечным
лучам.
По
улицам
текл а
нарядная,
весел ая
тол­
па.
Несмотря
на
холод,
прео б лад али
легкие
нов ень кие
костюмы.
Лиц а
девушек,
освещенные
задорной
у лы бкой
и
разрумяненные
свежим
в лаж ным
ветерком,
мелька­
ли
в
толпе,
и
все
они
казались
хорошенькими.
По
мосто­
вой,
кое - где
очищенной
от
снега,
мчались
санки
и
пролет­
ки
с
«визитерами»
в
бл естящих
цилиндрах.
У
некото­
рых
из
них
цилиндры
»уже съезжали на затылок.
На
ул и­
цах
вс юду
сл ышал ись
пьяные'
песни.
На
из возч ике
окол оточн ый
и
будочн ик
п ров езли
в
часть
пьяного
го ро до­
вог о.
К
дому
купца
Понедельникова
шумно
подъехали
три
тройки.
С
длинных
линеек
и
дрог
сл ез
цел ый
хор
певчих.
По
заведенному
и сстар и
обычаю
они
раз ъез жа ли
по
бо­
гатым
домам
«с концертом» .
Тут
была
целая
масса
альтов
и
дискантов
и
толп а
те но ров
и
басов.
Регент
взобрался
на
кр ыль цо
и
позвонил.
Хор
стоял
у
крыльца,
лениво
переговариваясь
между
собой.
—
Во т!
—
угрю мо
говорил
один
бас
с
фи зионом ие й
бандита,
в
бесцветном
пальто
с
чьих-то
плеч,
еще
бо­
лее
ш ироки х,
чем
его
плечи,
и
в
майских
б рюках. —
Це лый
день
хв ора ю;
уж
я
и
вып ью,
и
заку ш у,
и
с
солью-то,
и
с
перц ем
—
нет!
Ни
одно
лекарство
не
по­
могает!
Ржавчина
ско рч ил
пост ну ю
рожу.
.—
Выпей
насто й ки
из
еловых
шишек!—посоветовал
он
басу.
—
А
ты
пил ?
—
Пил!
—-
Хо рош о?
—
Все
равно,
что
в
еловом
лесу
сидишь
и
пьешь.
о'4

Две рь
о тво рила
одетая
по-праздничному
горничная
и
на
вопрос
ре ген та
о тв е тила : «Пожалуйте!»
Лестница
и
прихожая
сразу
н ап олни лись
нар о дом.
Для
удобства
мальчики
раздевались
на
лестнице,
а
в
комнате
только
большие,
но
и
им
бы ло
тесно.
Разде­
ваясь
и
снимая
га лоши,
все
толкали
и
мяли
друг
друга.
Певчие
торопливо
проходили
в
зал
и
становились
по
пар­
тиям.
У
Понедельникова
собрались
гости,
и
шел
пир
го­
рой.
В
со седней
комнате
гудел
пьяный
гов ор
и
утроби­
стый
смех,
а
в
отв оре нну ю
дверь
видне ли сь
п ло тные
тол­
стобрюхие
ф игуры
в
длиннополых
сюртуках,
ме лька ли
окладистые
боро ды ,
красные,
ш ирок ие
лица.
Ре гент
зада л
тон,
обвел
хор
строгим
взг лядо м
и
взмахнул
руками.
В низу
всего
хора ,
как
бы
из
земли,
плыла
гус та я,
сочная
и
вкусная
ок тав а.
Что-то
плодородное,
ароматное
и
девственное
чувствовалось
в
этих
ярких
и
це ль ных
зв у­
ках,
м огучее
и
устойчивое.
Казалось,
что
эт от
голос
внес
сюда
всю
п ри роду,
ярки е
солнечные
л учи,
их
теплоту,
ароматное
д ых ание
зеленых
ст еп ей,
их
тайны
и
теплый
запах
сопретой
солнцем
земли.
Как
только
загудела
ок тава,
к упцы
од ин
по
одному
стали
вылезать
в
зал,
и
на
их
заплывших
жи ром
лицах
появлялась
улыбка
у миле ния.
Этот
странный
и
редкий
голос,
играющий
в
духовных
хорах
такую
ва жную
роль,
неотразимо
пленял
купе че ск ие
ду ши.
Они
знал и
счастли­
вого
обладателя
такой
у дивит е льно
широкой
глотки
и
ободряюще
под миги ва ли
ем у,
с
нет ер пением
ожидая
са­
мой
низко й
и
густой
ноты.
И
он
наконец
в зял
эту
ноту.
Это
был
зву к,
словно
до ходив ши й
из
бездны,
—
глу­
бок ий,
таинственный
и
внушающий
невольное
чувство
с траха
и
уважения.
Захарыч
стоял
позади
всех
басов
и
пускал
в
во здух
св ои
по тр ясаю щие
сердца
купцов
ноты.
Фигура
его
была
уж асна.
Приземистый,
с
богатыр­
ской
груд ью ,
с
громадной
вихрастой
головой
на
короткой
и
с ильно й
шее,
с
аляповатым,
безобразным
лицом,
по­
хож ий
на
истукана,
он
кре пко,
как
на
сваях,
с тоял
на
коро тких ,
неуклюжих
ногах
и
свирепо
водил
ис под лоб ья
огромными
глаза ми ,
налитыми
кров ью
от
пьянства.
Страшная
гус тота
голоса
не
позволяла
ему
вы го варив ать
65

слов,
и
он
тольк о
бессмысленно
ревел,
опус ти в
голов у,
как
буй вол .
После
громогласного
конца
концерта
мальчики
ушли,
а
больш и е
певч ие
сделали
вид ,
что
то же
хотят
уходи ть,
но
зна ли,
что
Понедельников
им
у йти
не
позволит.
—
Гос по да!
По
рюмочке!
Закусить!
Пож ал уйс та!
—
провозгласил
он,
обращаясь
к
хору,
и,
по ложив
обе
пя­
терн и
на
свое
офомное
брюхо,
осклабляясь,
подошел
к
регенту.
—
Ну,
бр ат,
и
ревет
же
у
те бя
За ха рыч
твой!
У те­
ши л,
о дно
слово!
Х о-хо -хо-х о!
При
одно м
воспоминании
о
том,
как
ревет
За ха рыч,
ему
становилось
сме шно.
—
Октава
—
краса
хора!—самодовольно
о тве чал
ре­
гент.
—
Да
уж
верно,
брат!
Он а,
матушка,
как
загу д ит
—
от
нее
вес ь
хор
стонет!
Х о-хо -хо!
Ну,
а
что,
пьет
вед ь?
—
Пьет,
Лу ка
Савельич!
По де ржа лся
б ыло
сначала,
а
теперь
н ик огда
трезвым-то
и
не
бывает!
Уж
это
голос
тако й!
Без
водки
и
петь
не
может,
—
машина
не
дейст­
вует,
а
вь г пьет
п олбу тылк и
—
п рих одит
в
свою
нормаль­
ность.
Самый
голос
тяготит
такого
ч ело века.
Тяжело
иметь
окт ав у!..
Ну-с,
—
переменил
тон
регент,
—
мы
уж
вами
закончили
визит ы,
Лука
Савельич!
Зн аем,
что
у
вас
можно
отдохн уть.
—
А
то
как
же?
Ча й,
не
вп ерво й!
По
заведенному
п оряд ку,
в ыпь ем,
песен
попоете
нам!
—
За
этим
дело
не
стан ет,
Лу ка
Савельич!
—
А
это
кто
у
вас...
новенький?
—
Да,
недавно
поступил!
Из
выгнанных
студентов
будет.
На ук
не
кончил
и
в
певч ие
по пал!
Хе-хе-хе!
—
Высших,
зна чит ,
наук?
—
Хе-хе-хе!
—
Высшие
на уки
ни
к
чему!
—
и кая,
вмешался
в
раз­
г овор
др угой
купе ц
с
лошадиным
хвостом
вместо
б оро­
ды .—
Жил
у
ме ня
о дин
этакий
на
фатере.
Так
он
бога-то
«механиком»
руг ал.
Я
говорю:
по
какому
случаю
механик,
но
не
б-бог?
Он
то,
се,
но,
между
прочим,
меня
не
проведешь:
я
«их»
наскрозь
вижу,
этих
высших-то
нау к!
Никакого
толку!
Вот
беса
тешить
—
это
их
дело.
Я
сл уш ал-с лу шал,
да- а
как
д-дам
ему
за
мех а ник а-то
66

Б
морд у!
Одним
махом
сдел ал
ему
разрушение
По м­
пеи...
«Философ»
о бнаж ил
промадный
к ула чище
и
по каза л,
как
он
сделал
«разрушение Помпеи» .
М ежду
тем
певчие
не
дремали
ок оло
дли нн ого
стола
с
винами
и
заку скам и .
Там
шла
д еятел ь ная
выпивка.
За хары ч,
мр а чный
и
молча лив ы й,
опрокидывал
рюм­
ки
с
так ой
б ыст ротой,
точно
мух
лов ил.
Сначала
он
вы­
пил
три
рюмки,
стоявшие
рядышком.
Потом
увидал
шесть
и
начал
их
выплескивать
в
се бя
од ну
за
другой,
без
закуски,
но
при
по следней
рюмке
почувствовал,
что
кто-то
ти хонько
взял
его
за
рукав.
Это
был
регент.
Он
пошевелил
длинными
усами,
сверкнул
строгими
гл азам и
и
покачал
головой.
—
Не
пей
ты
хоть
по
шести-то!
—-
укоризненно
произ­
нес
он.
Захарыч
отмахнулся
от
регента.
—
Отвяжись!
—
пуст ил
он
в
удивительно
низкую,
ве­
ликолепную
ноту.
Регент
махнул
рукой
и
тоже
выпил.
—
Нет
лу чше
голоса,
как
октава!
—
разглагольство­
вали
купцы.
—
Ну
что,
например,
тенор?
Так
с ебе,
жи д­
кий
голос,
от
не го
только
мозоли
ужжат!
А
у
З ах ары-
ча
—
голос!
Мы
его
завсегда
ублаготворим:
оде жу
с
себя
пропьет
—
о денем!
Посу ду
в
трактире
перебьет—запла­
тим!
Н апей ся
он
сейчас
—
сбережем!
Он
—
наш!
—
Вер-рно!
Ну,
тож е
есть
и
верха,
которые...
хо-хо-
хо!
Кэ-эк
тяпнет!
—
Ну,
верха-то
я
«и сам тяпну!
Тут
же
шел
и
ре лигио зный
спор.
—
Я
говорю
те бе,
дурья
башка,
что
на
том
самом,
знач ит ,
месте,
где
стоит
гора
Голгофа,
о ткоп ан
был
Ад а­
мов
м осол ...
Собеседник
икнул
и
перебил
серьезно:
—
Врешь,
не
мосол!
—
Не т,
мосол!
И
вот,
зн ачи т...
—
Не
мо сол,
гов оря т
тебе!
—
Как
не
мосол?
—
Голова,
а
не
мосол!
Пис а ния
не
знаешь!
—
Не т,
мосол!
—
Какой
такой
мосол?
—
Вот...
такой!
—
сп оривш и й,
растопырив
лад они ,
67

уверенно
и
с
точностью
по казал ,
какой
дл ины
был
«мо­
с ол».
В
ко мн ате
стоял
гул
голосов.
Всяк ий
говорил
свое.
Чья-то
м огуч ая
длань
ласково
трясла
регента
за
шиво­
рот
и
лю б овно
приговаривала:
—
Ве ли
им
песню
петь,
че ртов
ку м,
варяг
ты
эт ак ий!..
Дей м он!
Вскоре
хор
со бр ался
в
кучу.
Ржавчина,
специалист
по
части
«светского»
пения,
занял
мес то
регента.
Нача­
лос ь
пение.
От
Кав-ка-за
до
Ал- та- я,
От
А-му-ра
до
Днеп-ра!—
отчеканивали
ба сы
«стокатто», а тенора так залились,
что
да же
Понедельников,
не
любивший
их,
притопнул
ногой
и
к рик нул:
—
Унеси
ты
мое
горе!
За ха рыч
со всем
не
мог
выговаривать
сло в
н овой
для
него
песни
и
только
хрюк а л,
покрывая
вес ь
хо р:
От
Шалтая
до
Болт ая
От
Болтая
до
Шалтая!
Купцы
б ыли
оч ень
довольны.
По
окончании
песни
они
так
и
вцепились
в
него
и,
о бл епив
его,
как
мухи,
начали
«накачивать»
водкой..
И
За ха рыч
пил
ее,
как
воду.
Нак о нец,
он
свали лся
под
ст ол
и
засну л .
Куп цы
до лго
старались
растрясти
его,
но
он
спал
богатырским
сном.
—
На
сне г
его,
ребята!—догадался
оди н
к уп ец.—
Там
оклемается!
—
Верно!
—
подтвердили
остальные.
—
Перенесем
его
с
честью!
—
Ковер
ему
на
снег у
постелим!
—
И
графин
под
самое
ры ло!
—
Хо-хо-хо!
Октава!..
Мысль
о
том ,
что
За ха рыч
проснется
не
в
комнате,
а
на
снегу,
показалась
купцам
забавной.
Они
подняли
на
р уки
сп ящег о
богатыря
и
торже ст ­
венно
п онесл и
его
на
дв ор.
—
Держи
голову-то,
черт!
—
Сп ин у-то,’
спину-то
под о при!
68

—
Ничего,
тащи,
ребята!
—
Клади!
Так !
—
Ну,
не
трог,
спит!
Че лове к
не
с винь я,—
в ыспится ,
сам
встанет!
—
Хо-хо- хо-хо!
С
насмешливым
п оче том
уло жили
они
м ер твецки
сп я­
щего
октависта
на
куче
снега,
постелив
г рязн ую
рого­
жу;
кто-то
всунул
ему
за
пазуху
бутылку
с
простой
водой.
Затем
все
возвратились
в
комнаты
и
позабыли
о
нем .
Нач ал ся
самый
разгар
пи ршес тв а.
В
комнатах
зажгли
лампы.
Начался
пляс
и
дым
коромыслом.
Певчие
опья­
нели
и
охри п ли
от
не уста нно го
оранья.
Песни
пош ли
разухабистые.
Вдоль
по
улице
м ол одчик,
Моло-о-одчик
и д ет!..—
свирепствовали
пьяные
басы
хриплыми
и
дикими
голо­
са ми.
—
Дел-лай!
—
мычали
купцы,
уже
бе сп ом ощно
прито­
пывая
груз ным и
ножищ а ми
и
тщетно
пытаясь
подняться
с
кре с ел.
—
Отчи-хвощивай!
Жарь!
Ржавчина,
донельзя
п ьяны й,
покачиваясь,
дирижиро­
вал
хором.
Дв ое
басов
поддерживали
его
под
руки,
что­
бы
он
не
упал.
Длинные
волосы
свесились
Ржавчине
на
пьяное
лицо .
Он
беспомощно
разводил
руками,
словно
желая
поле те ть,
и
подпевал
хору
тоненьким
и
пь яне нь­
ким
тенорком:
Вдоль
по
ши-рокой
уда ла
го-ло-вва..,
А
хор
опять
ревел
нестройно
и
ди ко:
Мо ло-о- од чик !..
М оло- о-д чик
иде т!..
Вдруг
на
пороге
появилась
страшная
фигура
Заха-
рыч а.
Ве сь
он
был
мокрый,
—
в
кудрявых
его
волосах
блестели
капли
растаявшего
снега.
Нал иты е
кровью
гла­
за
смотрели
св иреп о.
Он
дер жал ся
о беими
руками
за
ко­
сяк
двер и,
покачиваясь,
несколько
секу нд
смот ре л
на
ку­
терьму
в
комнате
и
вдруг
грянул
голосом,
наводящим
ужас:
69

—
Ана-а-фемы!
Рев
хора,
гам ,
гва лт
и
вес ь
ст он
кутежа
—
все
было
на кры то
этим
чудовищным
голосом,
от
которого,
каза­
лось,
дрогнули
стены.
Захарыч
шагнул
к
д линном у
столу
с
вина ми
и
за кус­
ками ,
схватил
за
угол
скатерть
и
с де рнул
все
со
стола
на
пол.
Р а здался
адский
гром
и
зв он.
Все
загалдели
и
бросились
на
Захарыча,
а
он
швырял
вс ех,
как
ще­
нят,
полный
гне ва
и
ярос ти,
бил
и
ломал
все
и
вс ех
и
ревел,
как
бык,
к оторого
обожгли
р аскал енны м
же­
лезом .
—
Вот
вам
за
Томашевского!
Вот
вам
за
овес!
Вот
вам
за
с нег!
Все
вы
сволочь!
Все
вы
а на фе мы!..
—
Берите
его,
вя жите
его,
бейте
его !
—
кричал
По­
недельников.
Нач алась
каша,
св алк а,
всеобщая
по т асо вка;
звон
разбитой
посу д ы,
крик,
визг ,
плач
и
ругань
покрывал
громовой
голос
Захарыча:
—
Сокрушу!
И ст реблю !..
IX
Захарыч
был
уволен
из
х ора
и
п ропал.
Прошло
не­
сколько
ле т.
По
временам
в
певческий
мир
приходили
слухи
о
нем.
Говорили,
что
он
поступил
в
капел л у
Сла­
в янс кого
и
путешествует
по
Европе.
Потом
прошел
слух,
что
он
оп ять
в
Ро ссии
и
пое т
в
м и тропол ичье м
хо ре.
По­
том
кто- то
видел
его
в
Рост о ве-на-Д ону ,
откуда
он
опять
исчез.
Встретили
его
раз
путешествующим
пешком
по
монастырям
и
поющим
в
монастырских
хора х.
Но,
не­
смотря
на
соблазнительные
ус ло вия
и
ухаживания
содержателей
хо ров,
он
ни где
не
хотел
остановиться
и
все
куда -т о
шел.
Он
превратился
в
«странствующего
певчего».
Нед авн о
я
встретил
Захарыча
после
д олгой
разлуки.
Это
б ыло
в
при в олжс ком
небольшом
сел е.
Там
плотники
ст р оили
деревянную
церковь
почти
на
самом
берегу
Волги.
Сельцо
при ют ил ось
между
дв ух
в ысо ких
гор,
р аз­
деленных
узки м
ущельем.
Казалось,
что
с ело
в ы суну лось
из
уще лья
на
св ет
божий,
но
при
мале йше й
опасности
вновь
сп рячетс я
в
жигу ле вс кие
дебри.
10

Ст ояла
погожая,
тепл ая,
ведренная
осень,
какая
р ед­
ко
быва ет .
Солнц е
си яло,
как
весной.
Волга
лениво
и
мечтательно
р ассти лал ась
к ругом ,
спокойная
и
медлен­
ная
до
не подв и жнос ти,
блестящая
под
спокойно-привет­
ливыми
и
нежно-меланхолическими
лучами
о сенне го
со лнца .
Величавые
горы
—
Жигулевские
с
одн ого
берега
и
Сокол ьн ич ьи
—
с
другог о,
поросшие
кудрявым
разноцвет­
ным
лесом,
тянулись
чу дн ой,
ск азоч ной
панорамой
по
обеим
сторонам
р еки.
Лис тва
желтеющих
дер евь ев
пора­
жа ла
и
восхищала
бога тс тв ом
и
разнообразием
к рас ок:
б ыли
деревья
с
ярко-красными
листьями,
оранжевыми
и
бледно-розовыми,
березы
с тояли,
словно
убранные
золо­
т ом,
а
ог ол енные
ветви
издали
сливались
в
нежно-голу­
бую
дымку.
Казалось,
что
гор ы
усыпаны
сорванными
разноцветными
розами.
Волга
лежала
между
этими
грудами
р оз,
словно
сп ящая
кр асав и ца.
Из-под
кудря­
вой
опушки
ле са,
у
с амой
воды,
бе лой
лентой
тянулся
отвесный
каменистый
берег.
Внизу,
под
величавой
гро­
мадой
г ор,
п лыли
ле нивые
плоты,
бежали
корич не вые
«косоуши»
с
кос ым
белым
парусом,
мелькала
рыбац­
кая
лодка.
И
все ,
что
плыло
по
р еке,
по
сравнению
с
громад­
ными
размерами
окружающей
природы,
бы ло
игруш еч­
ны м,
хруп ки м
и
н ичтож ным :
барки
ка зали сь
ореховой
с к орлу пой,
плоты
с
их
избушками
казались
кр ош ечн ыми,
а
люди
на
них
—
бу каш кам и.
Гор ы
с
удивлением
смо­
трели
на
хлопотливый
пароходишко,
лопотавший
что-то
своими
колесами,
и
точ но
спр ашив али
др уг
д ру га: «Кто
это
по лзе т ?» И дальше тянулись все такие же внуши ­
те льн ые
мол ч алив ые
горы,
убранные
разноцветными
куд­
ря ми
леса,
по гр уже нные
в
свои
таинственные
и
важные
думы,
чуждые
всего
людс ког о.
Волга
ух од ила
вдаль
ши­
рокой,
блестящей,
трепетавшей
на
солнце
серебряной
лентой
и
сли вал ась
с
прозрачным
горизонтом.
Приро д а,
пленявшая
размашистыми
штрихами,
дышала
мощью
и
величавым
спокойствием.
Где-то
нед ал еко
от
ст ро ивш ей­
ся
церкви
коп оши лис ь
плотники
в
разноцветных
рубахах,
а
в
чистом
горном
воздухе
звуча ла
вес ел ая
песня.
Кат ай,
на ши,
катай!
З най,
покатывай,
ка т ай!«—
71

заливались
звонкие
фальцеты
и
тенора,
перебрасывая
песню
низ ким
гол оса м,
а
те
подхватывали
ее
на
л ету
и
густо
вторили:
Валяй,
наши,
валяй.
Знай,
поваливай,
валяй!
Около
церкви
тяпали
топорами,
пильщики
распили­
ва ли
сырые
п а хучие
балки,
а
на
ве ршин е
об наж енн ых
ребе р
купола
ко локольни
работал
старик
с
длинными
се­
дым и
в олос ами
и
пел
расшатанным
басом
какие-то
ду­
ховные
стихи.
Его
голос
далеко
был
слышен,
и
по
этому
голосу
и
седым
кудрям
я
узн ал
Захарыча.
Я
направился
к
церкви,
и
его
пение
стало
ясн ее
доноситься
до
моего
слуха.
Разбитая
печальная
октава
непринуж д е нно
и
с воб одно
зву ча ла
над
спокойной
рекой
и
уплывала
в
гор ы.
Ок оло
церкви
на
при пе ке
улеглось
небольшое
стадо
овец.
С
ко локо льни
выглянула
огромная
голова
старика
и
«рявкнула громовым голосом:
—
Тря!..
Овцы
с
гулом
шарахнулись
от
колокольни,
а
из
ку­
пол а
опять
п оплыл о
густое
пение
под
мерные
удары
б ле­
стящего
т опора .
—
Захарыч!
—
закричал
я.
—
Это
ты,
что
ли?
Захарыч
пос м отрел
на
меня
с
высоты,
узнал
и
бросил
пе ть.
Он
был
очен ь
хорош
в
своем
венке
из
белых,
как
се ре бро,
куд ре й.
—
Я!
—
густо
отв ет ил
он.
—
Айда
сюда!
Я
влез
к
нему.
Захарыч
во ткн ул
топ ор
носом
в
бр евн о,
к ото рое
те­
сал,
сел
на
бревно
и
не
без
важности
принял
меня.
Он
был
в
син ей
сво ей
куртке
и
в
ла п тях.
Ли цо
его
дышало
спокойствием
и
уверенностью
в
себе.
—
Ско льк о
лет ,
сколько
зим!
—
сказал
он
мн е.
—
Давненько
не
видались!
—
отвечал
я.
—
Ты
вот
ушел
от
нас,
—
оп ять
плотничаешь!
За ха рыч
усмехнулся:
—
Опять
плотничаю!
—
Что
же
ты
из
города - то
ушел?
Ве дь
там
ты
го ло­
сом
впятеро
больше
зараб отаеш ь ,
чем
здесь
топором!..
Захарыч
опять
усмехнулся.
—
А
нап ле вать
мне
на
ва ше
«впя!ер о»1—
отвечал
12.

он.*-
Ты
посмотри
тол ько
отсюда
на
Волгу,
на
горы!
Здесь
душа
покой
се бе
н аходит ,
а
там
она
мятется
по­
пусту...
—
Но
ведь
красота
и
в
пении
есть,
Захарыч!
—
во з­
разил
я.
—
Отчего
ты
не
пое шь
в
опере
или
у
С лавян ­
ского?
За ха рыч
с
пре зрен и ем
ус ме хн улся
и
п ром олч ал,
слов­
но
ему
при ход илось
отвечать
на
ре бяче ск ий
вопрос...
1900

КОМПОЗ ИТОР
Я
шел
по
набережной
мимо
одн ого
грязного
тракти­
ра.
Вдруг
мне
послышалось,
что
кто-то
изо
все й
мочи
кри кнул
мое
имя.
Оглянувшись,
я
увидел
в
окн е
т ол­
стобрюхую
фи гуру
мясника
Си доры ча,
моего
д авн ишне­
го
прият е ля.
Он
приятельски
оск лаб ля лся,
поманив
меня
рукой,
и
ор ал
зычным
басом:
—
Г ав ри- илыч! ..
Гаври-илыч!..
—
Ч его
тебе?
—
кр ик нул
я
ему.
—
Зайди
на
минутку!
Д ело
есть!
Когда
я
вошел
в
трактир,
то
сразу
не
мог
разобрать­
ся,
так
бы ло
накурено
и
так
скверно
пахло.
Трактир,
по
случаю
воскресенья,
был
полон,
стоял
гул
голосов,
входили
-и
выходили
лю ди,
бегали
бледнолицые
поло­
вые
с
грязными
салфетками,
и
я
остановился
на
п оро­
ге,
ища
гла зам и
Си доры ча ...
—
Сю да!
С юда!
—
раздался
его
голос
из
угла.—
Иди
сюд а!. .
Сидорыч
встал
из-за
стола,
за
которым
он
си дел
с
кем-то,
в зял
меня
за
руку,
подведя
к
собеседнику,
тор­
жественно
сп рос ил
мен я:
—
Знаешь
ли,
кто
это
со
мной
сидит?
—
и,
потрясая
вилкой,
на
которой
был
кусок
со сиски ,
завопил:
—Это
—
ком-по-ззи-тор!
Си дор ыч
был
уже
порядочно
пьян.
На
столе
стояла
водка
с
неопрятной
кабац ко й
закуской.
Тот ,
кого
Сидо­
рыч
назвал
ком п ози тором ,
поднял
гол ову
и
поглядел
на
мен я
пьяными,
добрыми
голубы ми
глазами.
Это
был
мускулистый
ч елов ек
лет
около
тридцати,
с
густыми
во л­
нистыми
кудрями
и
рыжеватыми
усами.
Его
л ицо
явля­
74

ло
все
признаки
д олголет н его
пьянства:
оно
было
изм я­
то,
с
характерными
морщинами
и
ме шкам и
под
г лазам и,
нос
был
ноздреват
и
кра се н,
но
черты
л ица
были
кр асив ы
и
выразительны,
а
голуб ые
детские
глаза
п оло­
жительно
напоминали
мне
что-то
забытое...
—
А
ве дь
мы
с
вами
знакомы
б ыли!
—
п роизне с
он
хриплым,
пропитым
голосом
и
улыбнулся
застенчивой
улы бкой .
—
Органов!
Я
был
п ора же н...
Несколько
лет
том у
назад
я
знал
Органова,
странного,
си мп ати чного
юношу
с
голубыми,
наивными
глазами.
Он
тогда
ничего
не
пил
и
был
очень
красив,
говорил
и
пел
звучным,
приятным
ба ритон ом ,
с
дет ст ва
пел
в
церковных
хо рах
и
у дивля л
меня
своими
сп особнос тям и,
в
особенности
музы к альн ыми .
Играл
на
вс ех
инструментах
оркестра,
выучившись
этому
самоуч­
кой,
превосходно
зн ал
музыку
и
то гда
еще
пи сал
как ие-
то
музыкальные
пь есы
и
разыгрывал
их
на
фисгармонии,
котор ую
сде лал
са м.
Сам
же
сд елал
себе
и
кон церт ную
гармонию.
Жил
слесарным
ремеслом,
к оторы м
занимал­
ся
дома,
квартируя
в
лачуге
на
к раю
горо да
со
старухой
матерью.
Зарабатывал
мало,
занимаясь
боль ш ею
частью
только
починкой
самоваров
и
часов.
За то
постоянно
си­
дел
за
фи сгарм он ие й...
Из
бедно й
лачуги
вечно
н есл ись
ст ройн ые
тягучие
аккорды.
Его
часто
приглашали
на
ме­
щанские
сва дь бы
играть
на
гармонии.
Играл
он
как
артист.
Си доры ч
был
одним
из
тех
с меш ных
люби те лей
му­
зыки,
к отор ые
сами
ничего
в
ней
не
понимают
и
не
име ­
ют
слуха.
Он
не
мог
спеть
ни
одной
самой
простой
песни,
а
межд у
тем
замирал
от
восторга,
когда
слы шал
пе ние
или
му зы ку.
Понятно
б ыло
его
преклонение
перед
«ком ­
п оз итором ».
—
Он
в
тос ку
может
человека
вогнать!
—
хва лил
Си­
доры ч
своего
собутыльника.
—
До
смерти
люблю,
ко гда
он
со
слезой
заиграет!
Ем у,
брат,
пятьсот
це лков ых
за
его
ноты
давали,
а
он,
чудак,
не
прода ет! ..
—
Да
ну
те бя!
—
ук оризн е нно
прервал
его
Ор ган ов.
—
Что
же
вы
не
продали
ва ши
со чин ени я?
—
спро­
сил
я.
—
Да
так.
Не
к
чему.
Денег
мне
не
надо:
все
равно
пропьешь...
Пускай
пос ле
мое й
сме рти
в озьмут ...
—
У
не го
гвоздь
в
башке!
—
объяснил
мне
С идо рыч
75

странный
ответ
ком поз ит ора.
—
Он
на
чем
упр ет ся,
не
со­
бьешь!
А
ты
лучше
вот
что:
сейчас
бер ем
с
собой
бу­
тылку
водки
и
—
к
те бе.
И
Гаврилыча
возьмем.
Ты
нам
сыграешь.
Идет?
—
Идет.
Компания
была
подвыпившая,
но
Органов
всегда
мне
казался
интересной
личн ост ью,
каким-то
человеком
не
от
мира
сего,
и,
кром е
то го,
мне
хоте лос ь
послушать
его
игру.
Я
согласился
поехать
к
Органову.
Мы
сели
втроем
на
извозчика,
причем
композитор
ко е- как
приле пилс я
на
козлах.
Ехать
пришлось
на
сам ый
край
города,
имев ший
совершенно
се льск ий
характер:
т ян улись
пус тыри
и
забо­
ры,
по
улице
ходили
к оровы
и
св иньи ,
убогие
лачуги
смотрели
пе чальн о.
Мы,
наконец,
остановились
у
одно й
избы,
над
воротами
которой
висела
сапожная
вывеска.
—
Стоп
машина!—сказал
Сидорыч,
слезая.
Через
низкие
и
темные
сени
мы
вош ли
в
мастерскую
сап ож н ика,
кот ор ый
сидел
на
низеньком
кр угл ом
стуле
и
работал,
о бнаж ив
по
локоть
мускулистые
руки.
Кру­
гом
валялись
об ре зки
к ожи,
к олод ки
и
сапожные
ин­
струм е н ты.
П ахло
тяжел ым
кислым
запахом.
Он
пос м от­
рел
на
нас
испод л об ья
и
ничего
не
ск аза л.
Встретила
нас
старуха,
одетая
по-деревенски.
—
А
ты
бы
по г одил
нынче
напиваться-то!
—
раздра ­
женно
сказ ал а
она
Органову.—
Скоро
сва дь бу
идт и
ве н­
чать,
все
бы
сколько-нибудь
заработал!
Мы
прошли
в
соседнюю
маленькую
комнату
с
од ним
окном.
Там
ст оял
голый
стол,
три
стула,
кр о вать
и
фис ­
гармония.
Па хло
все
тем
же
сапожным
запахом.
Комна­
та
отделялась
тонкой
дощатой
пе реборк ой ,
и
б ыло
слыш­
но
все,
что
гов орил и
в
доме.
—
Человека
только
что
в
хор
при няли,
через
час
ему
н адо
на
св адь бу
ид ти,
а
тут
разные
пьяницы
прих од ят
спаивать,
—
слышался
н е доволь ный
голос
старухи.
—
Про па щий
ч ел овек!
—
подтвердил
сапожник.
Органов
ухмыльнулся.
—
Это
мой
брат,
—
сказал
он .—
Сердит
он,
да
в едь
мне
наплевать...
Не
пойд у
я
на
свадьбу,
потом у
что
пья н,
все
равно
денег
не
дадут,
а
только
оштрафуют.
Вы
по­
сидите,
а
я
сбегаю
в
ла во чку
за
закуской.
И
н ах лобучи л
картуз.
Е два
он
вышел,
как
вошла
старуха.
76

—
Неудачный
у
мен я
сьтнок-то!
—
со
в здохом
начала
она.—
Ни
к
какому
делу
несп особ ен,
пьянс тв уе т!
Уж
вы,
не
знаю,
как
ва с,
не
давайте
ему
напиваться-то.
На
свадьбу
ему
н адо
идти,
все ,
гля дишь ,
хо ть
целковый
при ­
несет,
а
жит ье
наше
бедное...
Нак аз ал
го спо дь
таким
сыном.
—
Разве
он
много
пьет?
—
спросил
я.
—
Каждый
день
напивается...
Совсем
от
дела
отбил­
с я...
А
ведь
слесарь-то
какой
хороший
был!..
Она
прибрала
нем ног о
в
ко мна те
и
направилась
к
двери.
Я
выше л
за
ней
и
остановил
ее.
—
Вы
не
сердитесь
на
нас,
—
сказал
я.—Может
быть,
он
из-за
нас
не
пойдет
на
свадьбу,
так
вот...
И
я
суну л
ей
целковый.
Это
произвело
на
ст ару ху
оше ломляюще е
впечатле­
ние...
Она
вся
просияла
и
со всем
переменила
обра ще ни е.
Принялась
благодарить
и
долго
д оп ыт ыв алась,
кто
я
та­
кой:
мой
поступок
ка за лся
ей
удивительным.
—
Уж
вы
изв инит е,
батюшка,
я
ведь
думала,
что
вы
та кой
же
шарамыжник,
как
эти,
которые
к
нему
все
хо­
дят...
Да
кто
вы
т акие
будет е?
Из
каких
в ы?..
Да
я
вам
горя чен ьк ой
к арт ошечк и
на
закуску-то
подам...
В
это
время
явился
сын,
и
старуха
скрылась.
Он
по­
ложил
на
стол
с олены е
огурцы
и
кусок
сквер но й
колба­
сы.
Мать
подала
в
таре л ке
жареный
к арт оф ель...
Сидо-
рыч
от ку порил
бут ылк у,
и
мы
выпили...
Он
прищелкивал
языком
и
пальцами
и
чувствовал
при сту пы
музыкаль-
ногох
восторга.
Наконец,
не
выдержал
и,
умильно
по­
см отр ев
на
молод ого
человека,
сказал
просительным
тоном:
—
А
ну-ка
ты,
тово...
вальни
что-нибудь!
—
На до
выпить
сначала!
—
возразил
музы ка нт.
Вы пили
еще.
Н ак онец,
Органов
сел
к
своей
с амо дель ной
фисгар­
монии
и
взя л
несколько
аккордов.
Фисгармония
была
небольшая,
но
звуки
были
верные
и
мя г кие.
С кольк о
труда,
в ероя тно,
п отра тил
бедный
самоучка,
что бы
с ооруд ить
этот
инструмент!
Си дорыч
замер
в
о жида нии.
—
Что
же
и грат ь?
—
спр о сил
Ор га нов,
оборачиваясь
к
нам .
—Хотите,
Моцарта
сы гра ю?
А
то
из
опер ы
ч то-
нибу дь?
77

—
Духовное
сыграй!—сказал
Сидорыч.—
О
душе...
и
слова
говори...
—
Ладно...
я
сыграю
одну
пропорцию
концерта
«Высшую небес. . . »
Вы
его
нигд е
не
ус лыш ит е...
О рг анов
заиграл
печальную
мелодию...
Чистые,
жа­
лобные
звуки
сплет ались
в
бла гогов ей ны е
акко р ды
и,
казалось,
улетали
к
небу...
Но
они
бы ли
слишком
сл абы
и
беспомощны
и
сн ова
возвращались
назад
и
болезненно
п ели
о
земле,
о
слезах
и
страданиях...
Низкие
басовые
а ккор ды
гуде ли
тоже
болезненно,
тихо
и
м ела нхоли чно...
В
этих
звуках
чувствовался
какой-то
ра злад ,
тихая
жа­
лоба
на
что-то,
что-то
беспомощное
и
глуб ок о
печаль­
ное...
Музыка
шла
отд ель ны ми
коротки м и
фраз ами ,
ко­
торые,
в ероя тно,
н ужно
было
петь
вдумчиво,
в разуми ­
тельно,
вника я
в
их
печальный
смысл...
И
Органов
з апел
как
бы
про
се бя
фи стул ой
своего
болезненно-разбитого
баритона:
От
многих
моих
грехов...
Тут
он
взял
аккорд
тихий,
как
вздох,
и
продолжал,
аккомпанируя
болезненно-жалобными
звуками:
Нем ощ ству ет. ..
тело...
И,
сл овно
после
некоторого
ра здумь я
и
вздоха
фис­
гармонии,
добавил
боле е
ни зко
и
тихо,
просто
и
мелан­
холично:
Немощствует
и
ду ша!..
—
О-о-хо-хо!.. —
ти хон ько
вздыхал
Си дорыч,
нали­
вая
в
рюмки.
Органов
имел
способность
извлекать
живые
зву ки,
пе ре да вать
их
настроение.
Ме ла нх олия
воцарилась
в
комнате,
и
мы
с
Сидорычем
сидели
пе ча ль ными,
п ока
он
вдумчиво,
с
паузами,
пел
грустные
слова,
поя сняв ­
шие
грустн ую
музыку.
—
Будет!
—
в друг
сказал
музыкант.—
Н адо
вып ить .
—
Ах
ты,
господи!
—
восхищался
Сидорыч,
чокаясь.—
И
как
это
он
может
прямо,
мо жно
ск аза ть,
за
сердце
человека
взят ь? ..
А? ..
—
А
вы
своей
ко мп озиции
сыграйте
что-нибудь!
—
попросил
я.
—
Своей
композиции
—
это
на
гармонии
или
на
75.

скрипке...
Да
у
ме ня
какая
композиция?
Вроде
ст ар ин­
ных
русс ки х
песен...
без
слов...
У
меня
до
дв ухс от
ста ­
рых
песен
на
ноты
п ол оже но...
Этих
песен
уж
и
не
поют
теперь...
я
соб ира л...
Он
сн ял
с
ок на
концертную
гармонь
с
каким-то
осо­
бенным
уст ройс тв ом
ладов
и
заиграл
что-то
про т яжное ,
русское,
напоминавшее
степные,
размашистые
песни,
пол­
ные
нежно сти
и
то ски,
но,
тем
не
менее,
это
не
была
обыкновенная
народная
п есня:
мотив
был
облечен
и
обра­
ботан
в
стройную
музыкальную
форму
с
удачным
сохра ­
нением
народного
духа.
Передо
мною
был
о дин
из
тех
народных
композиторов,
ни кому
не
известных,
со здаю ­
щих
самые
народные
песни,
до
такой
ст епен и
характер
его
музыки
был
сходен
с
н арод ной
му зык ой.
Для
него,
ве роя тно,
ничего
не
стоило
выразить
свои
настроения
так ,
что
получалась
под линна я
нар о дная
песня,
правиль­
но
положенная
на
ноты.
Пусть
это
б ыли
д аже
подража­
ния
народным
мотивам,
все
же
от
эт ой
музыки
ве яло
та­
кой
юношеской
свежестью,
глубиной
и
сил ой,
что
как-то
не
в ери лось,
будто
душа
э того
спившегося
сл есар я
могла
п ороди ть
их
на
свет.
А
огром н ый
материал
и сче за ющих
народных
песен,
ко то рым
он
вла де л,
не
представляет
ли
он,
может
быть,
огром ной
ценности?
Да
и
сам
н арод ный
ко м по зитор
не
мог
ли
сделаться
чем - ниб удь
замечательным,
если
бы
не
погиб
в
засасывающей
мещанской
среде,
ник ем
не
поня­
тый
и
даж е
сам
себя
не
понимающий?
Органов
игра л,
си дя
на
стуле
и
прислонившись
спиной
к
стене.
По
вр е­
менам
он
в стр я хивал
густыми
кудрями,
а
голубы е
глаза
загорались
каким-то
особенным
радостным
блеском.
Ка­
залось,
что
хм ель
соскочил
с
него,
и
в
чертах
его
измя­
того
лица
я
вно вь
узнавал
забытый
симпатичный
об раз
пр ежне го
юноши
с
застенчивой
у лыбко й
и
прекрасными
голуб ым и
глазами.
Казалось,
что
вдохновение,
таи вшее­
ся
в
ду ше
композитора,
вновь
од ухотв орило
его
пр еж де­
временно
обрюз гшее
ли цо
и
с дел ало
его
юным
и
прекрас­
ным.
А
гармония
пела
дрожащими,
задушевными
зв у­
ками.
И
пр едста вл ял ся
тихий
летний
вечер
в
степи,
без­
брежная
шир ь
и
даль,
чуткая
тишина
и
нежная
гармо­
ния
всевозможных
с теп ных
звуков;
и
на
эт ом
фоне
дале­
ко
плыл а
и
уходила
в
необъятную
даль
надрывающая
душу
песня:
в
ней
словно
кто-то
прощается
навеки,
79

рыдает
томительно-сладким
рыданием.
И
все
зако н чи­
лось
т он ким,
уход ящим
вдаль,
тающим
звуком,
потонув­
шим
в
пе чал ьной
тишине...
Си дорыч
молча
вытер
слезы
и
вно вь
наполнил
рюмки.
Бутылка
быстро
убывала.
Я
стал
гов ори ть
Органову,
что
у
него,
по
вс ей
вероят­
ности,
есть
та лан т,
что
ему
нуж но
з анять ся
соб ой,
бро­
сить
пить,
уйт и
из
мещанской
обстановки
и
п ое хать
в
б ольш ой
город
продолжать
музыкальное
образование.
Он
ничего
не
отв е тил.
Опять
взя л
гармонь
и
заиграл
вс ем
известный,
изб итый
шарманками
вальс.
Но
я
не
уз нал
этого
вальса
в
его
испо лн ении,
столько
б ыло
в
звук ах
страстной
и
безнадеж но й
тоски,
отчаяния.
Лицо
его
п ри няло
по чти
трагическое
в ыр ажен ие,
а
го­
лу бые
глаза
потемнели,
как
темнеет
река
в
хмурую
погоду.
Он
игр ал
«Невозвратное время».
И
вдруг
рванул
гармонь
и
з аиг рал
«камаринского»,
Бесшабашная,
неудержимая
удаль
заговорила
в
каждом
звуке,
дразня
и
под мыв ая
к
пляске...
Приунывший
бы ло
Сидорыч
поднял
голову
и
начал
передергивать
плечами,
потом
притопывать
тяж ело й
ножищей.
Т емп
«камарин­
с кого»
все
у чащал ся,
делаясь
все
удалее
и
забористее...
Правда,
Органов
забы л
оп устит ь
какой-то
винт,
дел ав­
ший
звуки
дрожащими
и
ры да ющи ми,
и
мне
странно
б ыло
слышать
развеселую
плясовую
песню,
сквозь
кото­
рую
пр об ивал ись
рыдающие
звуки.
Но
Си дорыч
уже
не
в ыдер жал,
вскочил,
распустил
руки,
как
крылья,
и
по­
плы л
настолько
гра ци озн о,
насколько
позволяла
ему
его
семипудовая
фигура.
П отом
он
топ нул
т ак,
что
все
задрожало,
и
запрыгал
на
но сках ,
как
воробей...
В
комнате
все
затряслось.
—
Эх,
х оди
изба,
х оди
печь!
—
к рикн ул
он
и
начал
«откалывать»
новое
ко лен о.
Каж дая
жилка
плясала
в
Сидорыче,
на
жирном,
красном
л ице
сиял а
блаженная
улыбка.
Органов
весело
потряхивал
кудрями
и
ипрал
все
за­
бор ис тее
и
зажигательнее...
—
Сидорыч,
не
выдай!
—
покрикивал
он.
А
сквозь
дикое
ве се лье
«камаринского»
сл ышал ись
д ро­
ж ащие,
плачущие
звуки.
1900

Л.
Н,
Толс той.

А.
П.
Чехов .

МИНЬОНА
I
Теплая
южн ая
но чь
оп ус тила сь
над
живописным
при­
морским
городом.
На
те мно м,
словно
бархатном
не бе,
как
бриллианты,
рассыпались
к ру пные
звезды.
Невидимое
море
бормотало,
ворча
свои
никому
не
понятные
речи .
Воздух
был
теплый
и
вл ажный.
Ночная
те мн ота
к азал ась
наполненной
какими-то
таинс твенн ыми
те н ями,
в
сонном
воздухе
чудились
ти хие
вздохи,
п лыли
невнятные,
см ут ные
зв уки.
И
город
и
море
были
погло­
щены
мечтательной
темнотой
южной
ночи,
и
бы ло
видно
только
целое
мо ре
огней,
переливавшихся
в
бесп ор я дке,
как
золотые
искры.
Порой
по
не бу
двигались,
рассекая
те м ноту,
громадные
лучи,
похожие
на
северное
сия ние.
О г ненный
меч
описывал
пол укр уг
через
все
не бо
и
у да­
рял
по
морю,
мгновенно
ос ве щая
его
до
самого
гори­
зонта.
В
этой
узкой
полосе
св ета
се ребри лось
пл ескав­
ше еся
мо ре,
отч етлив ы м
ри сун ком
выделялась
плывущая
лодка
или
нос
неподвижно
с тоящ его
на
як оре
суд­
на.
Зате м
все
опять
тонуло
во
мраке:
это
поворачива­
ли
в
разные
стороны
электрический
фонарь
на
военных
судах.
К
пристани
только
что
по дошел
огромный
морской
па роход.
Толпа,
хлынувшая
по
мосткам,
ка залась
не
сов­
сем
обыкновенной:
ор игина льные
костюмы,
бритые
фи­
зиономии
и
како й- то
осо бый
отпечаток
б еспеч но сти,
отличающий
профессиональных
актеров,
сразу
бро-
81

сались
в
глаза.
Это
б ыла
гастролирующая
оп ерн ая
труппа.
То ропя сь
и
толкаясь,
они
быстро
схлы нули ,
и
скоро
с
при ст ани
потянулась
целая
вереница
и зв озч иков
с
седоками.
После
вс ех
сош ли
с
парохода
два
м олод ых
актера.’
Это
были,
вероятно,
хористы.
За
ними
не
следовал
но­
си льщик
с
их
вещами,
и
в
руках
у
них
не
было
никакого
баг ажа.
В
п роти воп оложн ос ть
общей
озабоченной
сует­
ливо ст и,
они
совсем
не
думали
спешить
и
шли
с
любо­
пытствующим
вид ом
тури ст ов.
Приятели
представляли
полнейшую
противоположность
од ин
д руг ому,
напоминая
Несчастливцева
и
Аркашку.
Один
был
очен ь
высоко­
го
роста,
в
высоких
сапогах,
в
папахе
и
че ркес ской
бур­
ке;
в
эт ом
кост ю ме
он
казался
гром а дн ым,
выделяясь
из
толпы.
Он
ме дленно ,
с
бессознательной
важностью
шаг ал
св оими
длинными
но га ми,
односложно
отвечал
ба сом
на
теноровое
щебетанье
своего
гов орли в ого
товарища;
этот
был
маленький,
кругле ньки й,
с
коротенькими
ручками
и
нож к ами
и
кр уг лым
улыбающимся
лицом.
Одетый
в
коротенький
пиджак,
он
б еспеч но
за ложи л
коротенькие
ручк и
в
карманы
брюк
и
задорно
се мени л
около
своего
товарища,
который
казался
несколько
угрю м ым
или
за­
думчивым.
—
П осм отри те,
Шемякин,
посмотрите!
—
волновался
те нор,
забегая
вперед
и
за гля д ывая
в
гла за
своему
тов а­
ри щу.—
Посмотрите,
какой
симпатичный
город!
Ск ольк о
огней!
Ах,
ка кой
до м!
И
окна
о ткр ыты!
Светит
роз ов ый
фонарь.
Как
хо рош о,
в ероя тно,
в
этих
комнатах!
Как
вы
думаете,
кто
там
живет?
Вероя тно,
какая-нибудь
кр аса­
вица!
Рояль!
Вы
с лышит е,
роя ль,
Фе дот?
а?,
И
он
запел
сл ад ким
голосом:
О
Маргарита!
—
Пьеро!—укоризненно
басом
остановил
его
Федот
Ше мя кин.
—
Ах,
Шемякин,
ес ли
бы
вы
знали,
как
я
люблю
ком ф орт,
кра с оту,
изящ ество !
И
как
досадно,
право,
что
вот
в
этом
самом
Доме,
в
эт ой
аристократической
обста­
новке
живут
бездарные
люди,
которым
все
это
над ое ло,
82

которым
оче нь
скучно!
Представьте
с ебе,
ес ли
бы
мы
туд а
попа ли,
в
это
общество!
Мы
бы
царили
там.
Все
же нщ ины
влюбились
бы
в
на с!
—
Ну,
бр ат,
—
угрюм о
во зр азил
бас,
—
не
забывай,
что
нас
с
тобой
туда
не
п риг лася т:
мы
можем
т олько
с
у лицы
омотреть
на
их
окн а!
Н аше
дело—доходы!
С
ме ста
на
место!
—
А
что
ж!
Приятно
тоже
и
путешествовать,
ос о­
бенно
без
баг ажа!
Незнакомый
город
всегда
производит
како е- то
о с вежа ющее
впечатление!
А
вед ь
мы
с
ва ми
—
флегматики.
Что
для
др угих
важно,
то
для
нас
пустяки,
и
наоборот
—
что
для
др угих
пустяки,
то
для
нас
чрез­
выч айн о
важно!
Вот,
например,
эти
впечатления,
о щу­
щения...
ве дь
это
цел ый
мир !
В
них
—
жизнь!
А
внеш­
ние
условия
—
это
проза!
Счастлив
тот,
кто
умеет
находить
поэзию
жизни!
Они
пов ер нули
на
ярко
освещенную
улицу.
Витрины
магазинов
и
множество
гуляющей
п ублик и
привлекли
их
внима ние.
Они
вмешались
в
тол пу
гуляющих
и
с
любо­
пытством
посматривали
на
все
стороны,
в
свою
оч ере дь
возбуждая
любопытство
и
улыбки
окружа ющи х.
Фигура
в
черкесском
кос тюме
всем
бросалась
в
глаза.
—
Это
артисты!
Артисты
приехали!—доносились
до
них
от рыво чн ые
фразы.
Ж енщины
оглядывались
им
вслед,
улыбались,
и
гла за
их
светились
люб оп ытс тв ом.
—
Что
ме ня
прежде
всего
ин т ересу ет
по
п риез де
в
новый
город,
так
это
—
женщины!
—
во скли кнул
тот,
ко­
торого
другой
н азыв ал
Пьеро.—
Помните,
Шемякин,
как
мы
восхищались
женскими
лицами
в
Харькове
и
Киеве!
Там
все
у кр аин ские
и
поль с кие
типы,
а
здесь
в
другом
ро де,
кажется
б ольше
ев ре йки
и
караимки...
Сядемте
где
посветлее
и
будем
же нс кие
т ипы
н аб люда ть!
Они
уселись
на
скамейке
под
деревом,
ок оло
тро­
туара,
ярк о
освещенного
окнами
магазинов.
Теперь
и
их
лиц а
ст али
виднее.
Ли цо
Фе дота
бы ло
добродушнейшим
ли цом
деревенского
па рня,
с
м ягк ими
чертами,
широки­
ми
ноздрями
и
белыми
бровями.
Глаза
—узкие,
сер ые,
наблюдающие
и
се бе
на
у ме.
Когд а
он
говорил
или
слу­
шал,
брови
его
взмахивали
или
сдвигались,
придавая
ли цу
то
или
иное
выражение.
Было
ему,
в ероя тно,
лет
двадцать
пять.
Пьеро
казался
моло же ,
подвижнее
и
красивее
аляпо­
83

ватого
и
слегка
неуклюжего
баса:
это
был
хорошен ьки й
брю нет
с
тонкостью
в
очертаниях
в ыбри того,
к ругло го,
ю нош ески
свежего
лица.
—
Ты
легкомыслен,
Пьеро!
—
бархатным,
приятным
ба рит оном
говорил
Федот,
посматривая
прищуренными
глазами
из-под
своих
по д вижных
бел ых
бровей
на
теку­
щую
ми мо
толпу.—
Тебе
каж дая
женщина
нравится,
а
мне
—
одна
из
тыся ч и.
Я
люб лю
только
од ин
тип ,
кото­
рый
чрезвычайно
ре дко
встречается,
—
тип
поэтической
ж енщ ины!
Понимаешь
ли,
какая
она ?
Это
— среднего,
даже
немножко
выше
среднего
роста,
брюнетка
или
шатенка,
чрезвычайно
пропорциональная,
с
ос обе нной ,
этакой,
понимаешь
ли,
походкой,
такой
л егк ой,
сдержан­
ной
и
скромной,
с
какой-то
эта кой
музыкальной,
строй­
ной
походкой,
с
грустным
серьезным
лицом,
в
котором
ес ть
какая-то
трагическая
че рточк а,
с
глазами,
из
кото­
рых
смотрит
глубокая
женская
душа.
П они маешь
—
это
тип
о перно й
Миньоны!
Такую
женщину
я
мо гу
узнать
еще
из д али,
еще
не
в идя
ее
лица,
по
грациозности
ее
фигуры,
по
легкос ти
походки,
по
вкусу,
с
которым
она
одета,
по
красному
цветку
в
черных
или
то лько
темных,
но
непременно
густых
волосах
или
на
шляпк е,
которая
всегда
уд иви­
тел ьно
идет
к
ее
лицу
и
прическе.
Равнодушный
ко
всем
остальным
женщинам,
я
пр и­
хожу
в
волнение
при
однохМ
ее
приближении.
К
подоб­
ного
типа
женщинам
я
чувствую
какое-то
магнетическое
влечение.
И
представь
себ е,
что,
как
назло,
не
представ­
ляется
воз м ожно сти
даж е
и
познакомиться
с
такой
жен­
щиной:
она
всегда
пром е лькне т
в
жизни,
как
что-то
случайное,
неу ло вим ое.
Иногд а
встретишь
Миньону
на
улице,
в
толп е...
Так
бы,
каж етс я,
и
поб ежал
за
ней ,
п одо шел
бы
к
не й,
рассказал
ей
все,
открыл
всю
с вою
душу,
но
она
уже
исчезла,
и
сколько
ни
ищи
ее
потом
—
не
найдешь
никогда.
И
несколько
лет
не
встречаешь
в
жи зни
чего-нибудь
подобного,
живешь
воспоминанием
о
ней
и
тщетно
ст а раеш ься
воспламенить
се бя
к
ок ру­
жающим
женщ ина м:
фальшь
видна
сразу,
и
х олод
сердца
заметен
для
всех.
И
живешь
ску чно
и
од ино ко
до
тех
пор ,
по ка
сн ова
не
промелькнет
где -н ибу дь
ее
т аинст вен­
ный
образ.
Же нщины,
окружающие
нас
с
тобой,
мелочны,
ск уч­
84

ны
и
прозаичны,
так
что
человек
с
эстетической
душой
чувствует
к
ним
ледяное
равнодушие.
Вот
поч ему
осуж ­
дены
мы
на
вечное
одиночество
сердца!
С
возвышенной
душой
—
и
мы
только
презренные
хо рист ы,
мы
живем
ср еди
всякого
сброда,
где
нет
поэ тич ес ких
же нщи н,
столь
б лизк их
нашей
на туре .
Как
скучна
жи знь
без
них !
Сколь­
ко
энер г ии,
сил ы,
вдохновения,
талантов
обнаружил
бы
я
для
нее
—
этой
таинственной
Миньоны!
И
мне
надо ело ,
наконец,
издали
любоваться
на
н ее.
Я
с
ней
заговорю!
Вот
в стре чу
на
улице
и
—
заговорю!
—
И
получишь
по
морде!
Приятели
рассмеялись.
В
это
вре мя
мимо
я рко
освещенного
окн а
прошла
молодая
де ву шка.
Свет
упал
на
ее
лицо,
которое
б ыло
так
поражающе
красиво,
что
оба
они
остолбенели:
это
бы ла
фа нта зия
художника,
мечта
поэта,
сон...
Античная
правильность
очертаний
ли ца,
обли то го
тонким
зо ло ти­
сты м
загаром,
громадные
черные
глаза ,
опушенные
мяг ­
ким и
ресницами,
тя желые
волосы
цв ета
воронова
крыла,
на
которых
трепетала
свеж ая
т емн о-кра сн ая
роза,
и
не­
объяснимо
грациозная
походка
—
все
это
так
пора зи ло
(молодых людей,
настроенных
своим
разговором,
что
они
разом
сказали
друг
другу: «Она!»
Красавица
вздрогнула
и
ур онил а
перчатку.
Федот
бы стро
под нял
ее
и,
подавая
девушке,
загоро­
дил
ей
д орог у.
—
Ми н ьон а...
—
п рогуд ел
он
смущенно.
Она
поблагодарила
его
гра ц иозн ым
кивком
и
пош ла
далее.
Федот
последовал
за
не й.
Он
догнал
ее
и
загово­
рил ,
волнуясь,
торо пли во
и
сконфуженно:
—
Прос тит е
мою
дерзость,
что,
не
будучи
знаком
с
ва м и...
Ум оляю
вас,
выслушайте
меня...
Маленький
тенор,
с
любопытством
следивший
за
этой
сцено й,
более
ничего
не
мог
расслышать.
Он
то лько
ви­
дел,
что
красавица
не
дала
Фе доту
«по морде», а спо­
ко йно
шла
ря до!М
с
его
высок о й
фи гу рой.
Через
минуту
они
ис чезл и
за
толпой.
Тено р
запустил
рук и
в
карманы,
посмотрел
им
вслед,
посвистал
и
пропел
иронически:
—
На-ча-ло
ест ь!..
Затем
он
принялся
рассматривать
яр ко
ос ве щенны е
ок на
магазинов.
35

II
Октябрьское
ут ро
был о
великолепное,
какое
бывает
только
на
юге.
В
хо рош ен ьком
сквере,
разбитом
около
театра,
в
де вять
часов
не
было
ни
души.
Деревья
юж-
Лго
кл и мата
зеленели,
как
в есно й,
и
грядки
цветов,
только
что
политых
садовником,
распространяли
аромат
в
свежем
утреннем
воздухе.
Ф едот
в
св оей
ч еркес ск ой
бурке
и
папахе
нетерпеливо
бродил
по
дорожкам.
Красавица
са ма
н азначил а
ему
свидание
в
скв е ре,
так
он
был
вчера
красноречив.
Он
заинтересовал
ее.
Это
еще
совсем
молоденькая
де ву шка.
Удив ит ель но
красива.
Никогда
еще
хорист
Федот
Шемякин
не
желал
так
страстно
изве стнос ти
и
славы,
как
теперь...
Хоть
бы
оди н
раз
в
жизни,
но
непр еменно
теп ерь,
выступить
в
какой-
нибудь
партии
пер ед
Мин ьон ой.
Она
бы
тогда
уз на ла,
что
такое
Федот.
Он
чувствует,
что
мог
бы
затмить
мно­
гих
известных
п е вцов,
л ишь
бы
ему
д али
дебют.
Он
знает
наизусть
все
партии
во
всех
опе ра х,
помнит
партии
каждой
скри пки
и
каждой
тр убы
в
оркестре,
ноты
чи­
т ает
с
листа
и
не
с мути лся
бы
выступить
хотя
бы
в
пар­
тии
Мефистофеля!
Ма ло
то го:
в
его
душе
давно
уже
зрею т
какие-то
смутные
грезы
о
пересоздании
всех
эт их
старых
о пер ных
образов,
о
появлении
ве лик ого
а р тиста
Федота...
Но
никто
в
труппе
даже
и
не
подозревает,
что
за
гу сь
этот
самый
Федот:
думают,
что
это—только
м едно е,
неу то мим ое
горло,
покрывающее
ве сь
хор,
что
это
—
только
необъятные
ле гк ие,
могучие,
как
кузнечные
мехи...
Только!
Но
он
«им»
пок аже т!
Лишь
бы
дождаться
удобн ого
случая...
Вдруг
на
дорожке
показалась
Миньона.
На
ее
сине­
вато-черных
в олос ах
т реп етала
еще
вла жн ая
темно-крас­
ная
роза ,
темное
платье
было
с
темно-красною
отдел­
ко ю.
Это
сочетание
темного
цвета
с
красным
удивитель­
но
шло
к
ней .
Ее
свежее,
золоти ст ое
ли цо
настоящей
южанки
дышало
з дор овье м,
черные
глаза,
напо мина вш ие
Федоту
южную
звездную
ночь,
блестели.
Федот
затрепетал
при
одном
ее
приближении
Он
поспешил
ей
навстречу.
—
Здравствуйте,
—
сказала
она
своим
п ев учим
гол о-
56

со м,
протягивая
ему
крохотную
ручку,
затянутую
в
чер­
ную
’перчатку.— А х,
как
я
у ст ала!
Торопилась
очень!
Сядемте!
Они
с ели
на
скамейку.
Кругам
пестрели
роск ош ные ,
благоухающие
цветы,
и
са ма
Мин ьон а
благоухала
и
цвела,
как
он и.
Картинная
фигура
черкеса,
вся
в
се­
ребре,
как
нельзя
о олее
гармонировала
со
всей
обстанов­
кой
с вида ния.
4
—
Вы
м еня
оч ень
интересуете!
—
сказала
она ,
украд­
кой
взгля дыва я
на
него
своими
пла ме нными
глазами.—
Никто
со
мной
еще
так
не
говорил...
Расскажите
мне
ч то-н и будь
о
себе,
о
сцене...
Для
мен я
это
—
со­
в сем
н еведо мая
жизнь!
С каж ите,
неужели
вам
не
надоела
она ,
так ая
беспокойная,
бродячая?..
Вы
люби те
сцену?
Федот
зразу
в оод ушев и лся.
—
Любл ю
ли
я
сц ену?
—
заговорил
он
своим
сдер­
жан ным ,
ба рхат ным
голосом,
то
сдвигая,
то
поднимая
сво и
ш ирок ие
белые
брови.—
Люблю
ли
сцену?
Да
я
без
ума
от
н ее!
Я
мечтал
о
ней
с
детства.
Я
пе репроб о­
вал
много
всяких
заня т ий
и
везде
чувствовал
се бя
не
на
св оем
мес те
до
тех
пор,
пока
не
попал
на
сцену!
Я
люб­
лю
ее
страстно,
я
наслаждаюсь
ею,
и
мне
все
равно,
чем
бы
ни
служить
ей:
окаж ется
у
меня
талант
—
я
бу ду,
может
бы ть,
бол ьш им
артистом,
не
окажется
—
останусь
тем,
что
я
ес ть,
пропадет
голос
—
я
буду
ламповщиком,—
но
только
бы
мне
быть
на
сцене,
только
бы
служить
ей,
этой
кр ас оте ...
Раз
в
человеке
ест ь
х оть
ис кра
лю бви
к
искусству
и
раз
эт от
ч ело век
попал
на
сцену
—
к он­
че но.
Он
на
всю
жизнь
становится
рабом
сцены,
и
для
него
ле гче
сойти
в
мог и лу,
чем
сойти
со
сцены!
В
жертву
ей
он
приносит
в се.
Он
готов
переносить
всю
непроч­
нос ть
и
необеспеченность
жизни
а кте рской ,
жи зни
с ки­
тальческой,
цыганской
и
закулисные
дрязги,
и
всевоз­
можные
неудобства
и
страдания,
которыми
изобилуют
внешние
ус л овия
его
жизни!
На
все
это
он
закрывает
гл аза,
все
это
при носи т
в
жертву
том у
насл ажд ению ,
ко­
то рое
он
испытывает
на
сцене!
—
А
вы...
играете
какие-нибудь
рол и?
—
сп росил а
Миньона,
опуская
глаза
и
крутя
в
пальцах
темно-крас­
ную
ро зу.
Федот
мучительно
покраснел
и
смущенно
у лыбн улс я.
$7

—
Нет
еще...
То
есть
од ин
раз
выходил
сватом...
но
неудачно...
Он
вз дохн ул.
—
Отчего
же?
—
Да
неосторожно
сел
на
кончик
дл инно й
такой
скамьи
на
сцене. ..
Скамья
взвилась
—
и
я
того...
уп ал!
Вызвал
с мех
в
п ублик е...
Миньона
звонко
рассмеялась.
—
Ах
вы,
бед ны й,
право!
Го лубчик
вы,
милый
какой,
непо ср едс т ве нный!
За
что
же
вы
так
любите
сцену?
Федот
быстро
оправился
и
с
прежним
ув лече ние м
стал
говорить
о
с цене
и
о
том,
за
что
он
ее
любит.
Это
н ич его,
что
он
был
н елов ок
при
первом
в ыхо де:
он
сл иш­
ком
силь но
хочет
быть
ловким
—
и
будет
таким,
по на­
доб итс я
б ыть
изящным
—
он
бу дет
изящным
на
сце не.
Потребуется
взять
ноту,
которую
он
в зять
не
умеет,
—
он
ее
возьмет,
он
выучится
этом у
на
сцене
же!
Воля
—
вот
главное,
а
сил а
во ли
дается
любовью. ..
И
Федот
рассказал
ей
о
сво ем
влечении
на
сцену
с
детства,
о
сво их
м еч тах,
о
св оих
скитаниях...
Ра сск азал
за чем- то
всю
жизнь.
Еще
в
ранние
годы
ну жно
было
корм ит ь
стариков
—
отц а
и
мать,
во с питыва ть
маленьких
братьев
и
сестер,
но
он
их
бросил
и
уше л...
Словно
звезда
к акая-то
светит
ему
и
ведет
куда-то.
Отец
спился,
м ать
умерла
в
нужде,
чуть
ли
не
с
голоду.
Его
душа
разрывалась
от
лю бви
и
жалости
к
ни м,
но
не
уступил
он
им,
в есь
охва чен ны й
одно ю
целью,
о дним
призва­
нием
—
сценой!..
Федот
был
положительно
красноречив,
почти
вд охно­
венен,
когда
рассказывал
Мин ьоне
о
своих
страданиях.
Даже
п ростое ,
т ипи чно
рус ск ое
лицо
его
ста ло
инте­
ресным
от
постоянной
см ены
выражения.
Бархатный
голос
очаровывал.
Ми ньон а,
казалось,
внимательно
слушала,
но
потом
вдр уг
спросила,
почти
прервала
его :
—
А
вы,
конечно,
хорошо
знакомы
с
ва шим
знаме­
ни тым
тенором,
который
завтра
по ет
Фауста?
Федот
н еск олько
смутился:
-
Ну,
да,
знаком...
А
что ?
—
С кажит е.. .
м еня
это
интересует...
Какой
он?
Хоро­
ший?
Интересный?
Умный?
Федот
за мялс я:
знаменитый
тено р
был
изв ес тен
своею
г луп остью ,
чванством,
малограмотностью
и
некра­
88

сивыми
«похождениями по любовной части.
Федот
искрен­
не
презирал
этого
человека.
Но
что-то
остановило
его
отозваться
так
об
арти сте .
—
Да,
он
интересный...
—
И
хороший?
Ах,
я
так
и
знала!
Я
бы ла
в
этом
у ве ре на!..
А
та
маленькая
певица,
г оворят,
его
же на?
—
Да,
же на ...
Мин ьон а
нахмурилась.
—
Мне
она
не
нравится!
—
враждебно
ска за ла
де­
вушка.
—
У
нее
вот
та кие
поднятые
брови ,
идиотское
л ицо !..
И
она
сделала
очень
похожее,
но
смешное
лицо
ма­
ленькой
артистки.
—
Я
бы
хот ела
завтра
побывать
за
кулисами...
в
антракте...
Я
ни когд а
не
видала...
проведите
меня!
—
нежным
голосом
с казал а
Ми ньон а
и,
просительно
улы­
баясь ,
положила
св ою
бархатную
ручку
на
его
большую
руку.
Вз гляд
ее
лу чис тых,
ласкающих
гл аз
о бжи гал
про­
сто е
сердце
Фед ота.
—
Хорошо,
—
обещал
он,
—
я
вам
это
устрою...
Вы
бу дете
в
театре?
Хотите,
я
вам
достану
ложу?
—
До ста нете ?
П релес тно!
Я
буд у
в
ложе.
А
теперь
—
по ка
расстанемся:
мне
пора!
Не
провожайте:
мне
не­
удо бн о,
что бы
кт о- ниб удь
ме ня
увидел
с
вами...
Они
простились,
улыбаясь
друг
другу.
Миньона
бы­
ст ро
исчезла
за
деревьями,
оставивши
после
себя
тонкий
аромат
ду хов.
Федот
ост ался
с идеть
на
скамейке
и
долго
мра чно
с мотре л
на
садовую
дорожку,
усыпанную
желтым
пес­
ком,
на
едва
заметные
маленькие
следы
ее
ног.
III
Случилось
т ак,
что
Мефистофель
внез а пно
заболел
накануне
самого
сп ек так ля.
Хот ели
б ыло
о тме нить
«Фауста»
и
поставить
др угую
оперу,
потому
что
некому
б ыло
пе ть
Мефистофеля.
Но
такого
случая
давно
уже
жд ал
Ф едот
и
заявил
о
св оем
ж елан ии
выступить
в
эт ой
ответственной
пар­
т ии.
Сначала
ему
бы ло
не
поверили.
Но
потом,
ра ди
89

пробы,
позволили
выступить
на
ре пе тици и.
Федот
изумил
всю
труп пу:
св об одно
и
легко
лился
его
г ибки й,
самой
п рирод ой
поставленный
голос.
Знатоки
замети л и
не об ык­
новенную
ри тм ичнос ть
и
музыкальность
в
его
пении.
У спех
был
уже
на
р епе тиции .
Неуклюжий
Федот
пере­
во пло т ился
в
Мефистофеля
и
сам
не
знал,
как
это
с де­
л ал:
ему
казалось,
что
п ерев оп лощен ие
—
дело
самое
простое.
Он
только
ухмылялся,
когда
его
сп рашив али ,
как
это
он
делает.
В
его
сердце
царила
Миньона,
ее
милый
образ
неу сыпно
в итал
перед
ним,
ее
бархатные
г л азки,
как
две
п утев одны е
звездочки,
ласково
и
тепло
ободряли
его,
си яя
и
смеясь.
И
Федот
делал
чудеса.
Бас
был
безумно
влюблен,
и
в
э том
заключалась
тайная
пр ич ина
того
мощного
подъема
и
заразительного
вдохновения,
с
к оторы м
он
пел .
Он
чувствовал
необыкновенный
прилив
сил.
Как
в
сказке,
он
вырос
в
собственных
своих
гла за х,
и
ему
ка­
за лос ь,
что
для
него
нет
ничего
не воз м ожног о,
потому
что
на
свете
ес ть
Миньона
—
прекрасная,
поэтическая,
гармоничная,
как
музыка,
Миньона
—
вд ох новит ел ьница ,
для
которой
одной
льется
его
пен ие
и
всеми
струнами
звучит
его
м ол одое,
с ильн ое
сердце,
впер вые
пробудив­
шееся
для
лю бв и...
Федот
люб ил,
Федот
развернулся.
Вечером
на
спектакле
он
превзошел
самого
себя,
превзошел
все,
что
от
него
ожидали.
Высокая,
мощная
фиг у ра,
своеобразный
художественный
грим
и
ве ли ко­
лепный,
г ибки й,
светлый
голос
бархатного
тембра,
м огу­
чий
темперамент
—
все
это
сразу
же
ошеломило
п ублик у,
опечаленную
б ыло
анонсом
о
болезни
«настоящего»
артиста.
Мефистофель
затми л
самого
Фау с та,
знаменитого
слащавого
тенора,
и здавн а
щеголявшего
своим
сладо­
страстным
«pianissimo».
Для
всех
бы ло
ясно,
что
на
сцену
пришел
новый
не­
сомненный
та л ант,
в ос ходит
новая
зве зд а.
Рано
утром
вся
труппа
б ыла
уже
на
пароходе.
Вос ­
ходящее
солнце
обещало
св ет лый,
те плый
день
и
кр а­
сноватыми
лучами
освещало
спокойное
мо ре
и
пробу­
ж дающ ийся
город.
90

После
все х
явились
на
пароход
Федот
и
Пьеро.
Они
не
спеша
рассчитывались
с
и зв оз чиком
и,
смеясь.,
взби­
рались
на
пароход.
—
Скорее!
—
к рича ли
им
хористы.—
Уже
два
св и­
стка
бы ло!
Только
вас
дв оих
и
ждут,
флегматики
про­
клятые!
—
А
нам
како е
дело?
—
от веч ал
им
Пьеро,
поджав
о дну
н ожку
и
перевертываясь
на
другой.—
Мы
—
фле г­
ма тики ,
нас
можно
и
подождать!
На
палубе
один
музыкант
п илик ал
на
скр ип ке,
а
др угой
вторил
ему,
ударяя
в
бубен
и
припевая.
От
этой
ка рти ны
так
и
веяло
б еспечн ос т ью,
свободой.
—
В
поход,
Пьеро!
—
возбужденно
к рик нул
Ф е дот.—
С
места
на
место!
Он
встал
в
позу
и
запел1
В
морском
просторе...
Вдруг
какой-то
предмет
ударил
его
в
плечо,
он
огля­
нулся:
у
ног
его
лежала
тол ько
что
со р ванная
темно­
красная
роза;
он
п одоб рал
ее
и
вз гля нул
с
п лоща дки
парохода
вниз:
на
конторке
стояла
Миньона
и
кивала
ему
головкой.
Он
бросился
по
лестнице
вниз
и
через
минуту
был
уже
п одле
не е.
—
Миньо на !
Она
протянула
ему
руки.
Мин ьона
был а
бл една.
Та
самая
тр аги ческ ая
черточка,
которая
так
нр авил ась
Фе­
доту
в
его
идеале,
с кво зила
теперь
в
выражении
ее
лиц а.
—
В идит е,
я
пришла!—сказала
она
низк им
го ло­
сом. —
Не
забывайте
меня!
Благодарю
вас
за
лож у!
Я
вчера
сходила
с
ума
от
Мефистофеля:
какой
певец!
Лучше
те нор а!
Вот
если
б
вы
так
пели!
Р азда лся
оглуши тель ны й
свисток.
—
Идите,
идите!
Не
поспеете!
—
заторопила
она
ег о.
Он
жал
ее
руки.
—
Сберегите
мою
розу!
—
Бу ду
хранить
всю
жизно...
—
Прощайте!
Он
едва
успел
вскочить
на
пароход.
Зашумели
во лны,
п аро ход
отвалил,
медленно
удаляясь.
Миньона
махала
плат ком .
91

Федот
с мот рел
на
ее
печальное
л ицо
с
черн ым и
серь­
езными
глазами:
оно
все
более
и
более
уд алялос ь
от
него.
Он
ст оял
на
площадке
парохода,
завернувшись
в
бурку,
и
пе л,
заглушая
шум
воды:
Прощай,
моя
Миньо на !
Лиц о
Федота
в
эту
минуту
имело
счастливое
и
само­
дов ольн ое
выражение
победителя
женских
сердец.
В
это
время
к
нему
по дош ел
Пьеро
и
бесцеремонно
пихнул
его
кулаком
в
бок.
Круглое
ли цо
его
против
обыкновения
не
бы ло
улыбающимся,
а,
на оборо т,
так
и
ды шало
гневом
и
раздра ж ени ем:
—
Федот!
Я
не
мо гу
утерпеть,
чтобы
не
ск азат ь
в ам,
что
вы
ве ли
себя
как
дурак
и
прос тоф и ля.
Чер т
побери!
Не уже ли
вы
так
и
не
заметили,
что
она
все
время
бега­
ла
за
нашим
знаменитым
тенором,
а
вами
пользовалась
тол ько
для
усл уг?
Ну,
что?
Вы
ее
за
кулисы
вод ил и,
контрамарки
ей
доставали,
а
она
над
вами
смеялась
и
за
нос
вас
водила!
Дурак
бас!
Вы
думаете,
что
это
она
вас
вышла
пр овожа т ь?
Как
бы
не
так ,
держи
кар­
ман!
Это
она
«его»
пр ов ожала!
И
вся
труппа
это
з нала
и
вид ела,
кром е
ва с!
Это
—
дрян ная
девчонка,
обыкно­
венная
противная
п сихоп ат ка!
Обидно
даже
мне
стал о
за
вас,
Федот!
Вот-те
и
Мй ньона ,
по эт иче ский
тип,
таи н­
ственная
женщина
и
прочая
белиберда!..
Пьеро
запустил
ру ки
в
кар м аны
и
продолжал
и рони­
чес ки:
—
Дубина
ты,
дубина,
ба лда
ты
стоеросовая!
А
навстречу,
подавляя
своей
мощной
шир ино й,
уже
мчалось
беспредельное
море.
Казалось,
оно
дышало.
Си­
ние,
тяжелые
волны
вздым ал и сь
ле нив ою
зыбью.
М оре
зве не ло
и
пело .
Величаво,
как
орган,
гуд ело
оно
с вою
торжественную
песнь.
В
ней
говорилось
о
тайнах
мира,
о
вечности
неизме нно й
природы,
о
непрочности
л юдск ого
счастья.

ЛЮБОВЬ
ДЕКОРАТОРА
Де корат ор
Костовский
запил
в
такое
время,
когда
и менно
не
следовало
запивать:
гот ови лас ь
к
п оста нов ке
феерия,
успех
которой
исключительно
зависел
от
кр а­
соты
декораций.
По
городу
расклеили
анонс,
нужно
было
у стр аи вать
различные
пр испо со блени я,
писат ь
но­
вые
декорации,
и
вдруг
случилось
то,
чего
так
боялся
режиссер:
К о сто вский
за пил.
Это
всегда
случалось
в
самое
горячее
время,
ко гда
он
был
до
зарезу
нужен,
и
происходило
нечаянно,
в
ви де
не­
ожиданного
несчастия.
Словно
зл ая
сила
подталкивала
его
в
такое
время,
и
запр ет ная
влага
казалась
ему
неот­
разимо
зам анчив ой:
он
ощутил
непреодолимое
же лан ие
испытать
чувство
преступности,
поступить
напер еко р
всему,
во
вр ед
самому
себе.
С ильн ые
впечатления
становились
положительно
не­
обходимыми
этой
бу рно й,
т алант ли вой
на туре
-
и
он
об­
ре тал
их
в
пьянстве.
Дни
загула
были
у
него
всегда
пол­
ны
интересных
встреч
и
странных
приключений,
свой­
ственных
только
ему
одному.
Зато,
вытрезвившись,
он
принимался
за
работу
с
какой-то
неист о вой
энергией:
кругом
н его
все
тогда
кипело
и
трещало,
а
сам
он
горел
огнем
вдохнове­
ни я.
Его
не
прогон яли
за
п ьянс тво
т олько
потому,
что
это
был
дивный
декоратор,
ге ний
своего
дела.
Он
вредил
реп ута ции
труппы
скандалами,
приключе­
ния ми,
небрежною
и
гряз но й
од еж дой
и
вс ей
своей
не­
р яшлив ой
внешностью,
но
зато
из-под
его
кис ти
выхо­
д или
восхитительные,
художественные
декорации,
за
ко-
93

тор ые
п убл ика
вы зыв ала
«декоратора»
и
о
к оторы х
по­
том
печаталось
в
газетах.
В
тр у ппе,
за
кулисами,
все
с торон или сь
Кост овск ого,
и
никт о
не
хотел
вод ить
с
ним
знакомства:
хористы
тоже
«пили», но считали себя
людьми
высш ей
породы,
чем
рабочий-декоратор,
и
не
принимали
его
в
св ою
компа­
нию,
а
хо р истки
и
балет ны е
танцовщицы
отн оси лис ь
к
нему,
как
к
существу
бес пол ом у,
избегали
его
и
смот­
ре ли
на
него
с
бре згли вою
гримасою.
Он
то же
мало
ин­
тересовался
ими .
Ему
нравилась
только
о дна
—
Юлия ,
маленькая
ба­
ле рин а,
да
и
ту
он
по лю бил
только
как
художник,
к огда
она
плясала
на
с цене,
освещенная
электрическими
лу­
чами
рефлектора,
ко торы м
управлял
он
же.
Ему
нрави­
ли сь
не которы е
повороты
ее
хорошенькой
голов к и,
я
он
любовался
ею,
отличая
ее
в
то лпе
других
балерин
более
св е тлым
лучом .
«В жизни»
он
ник огд а
не
заг о­
в ари вал
с
нею ,
а
она
делала
вид,
что
не
замечает
его
внима ния.
Живя
в
каком-то
ст ра нном
одиночестве,
без
любви
и
друзей,
не
интересный
ни
для
кого
в
труппе,
но
н еоб хо­
дим ый
для
нее,
он
испытывал
беопредметное
ч увст во
«обиды»
и
—
запивал.
Так
запил
он
и
теперь,
когда
был
в
сильной
степени
«необходим».
Т ол стый
режиссер
стоял
по
окон чан ии
репетиции
на
сцене
и
разговаривал
о
К ост овс ком
с
поверенным
по
де­
лам
трупп ы,
щеголеватым
брюнетом.
Шир окое
жирное
лицо
р ежиссер а
выражало
сдер ж и­
ваемое
озлобление,
озабоченность
и
грусть.
—
Ну,
ск аж ите
вы
мне,
пожал у йст а,
—
говорил
он
как
бы
сквозь
слезы,
между
тем
как
в
груди
его
клоко­
тал а
целая
буря,
—
ну,
что
я
теперь
буду
делать?
Ч-то
я
теперь
б-буд-ду
д-дел-лать?
И,
б есп омо щно
скрестив
на
толс том
б рюхе
пухлые
руки,
он
злобно
и
грус тно
посмотрел
на
собеседника.
—
Свинство!
—
отвечал
поверенный.—
Запил
еще
на
море,
когда
мы
сюда
ехали,
и
до
сих
пор
не
просы­
пается,
пьет
се бе
и
з нать
ничего
не
хочет!
И,
знаете,
в едь
он
в
до роге
свалился
с
парохода!
Это
б ыло
забавн о .
Л ежу
я
себ е,
сплю.
Вдруг
шум.
Стоим
у
Ялты.
Шторм.
К рич а т : «Человек упал в море!» Я вскочил .
«Кто та­
94

кой?» — «Костовский!» А,
К о сто вский,
а
я
ду мал
—
кто
другой!
Я
опять
лег
спать,
потому
что
Кост ов с кий
не
человек,
а
св ин ья.
—
Как
же
он
упал?
Пьян ый ?
—
Конечно.
Заснул
на
палубе,
а
про
не го
и
забыли.
Пароход
накренился,
море
его
и
слизнуло.
—
Хо-хо-хо!
—
ба со вито
засмеялся
режиссер.
—
Хе-хе-хе!
—
тоне ньк им
смехом
откликнулся
пове­
ре нный. —
Но
всего
забав нее ,
что
море
его
не
приняло:
не
успел
Кос тов ски й
п росн уться ,
как
его
уже
опять
на
палубу
бросило.
Удивительный
случай!
Такого
подлеца
и
море
не
принимает!
Ре жиссер
засмеялся
генеральским
басовым
сме хо м,
от
которого
затряслось
его
об ширн ое
чрево.
—
Где
же
он
теперь?
Не
разыскали
еще?—опросил
он,
несколько
с мягче нны й
рассказом
о
при клю чении
с
Костовским.
—
Здесь.
Вытрезвляется
в
костюмерной.
Искали
его,
искали
и,
наконец,
наст иг ли
голубчи ка
в
к аб аке,
в
самый
разг ар
др аки
с
какими-то
мастеровыми,
не
дал и
кончить
драку
и
баг а жом
доставили
сюда.
Под
глазом
у
н его
теперь
вот
такой
фон а рь.
—
Позовите-ка
его
с юда,
пьяницу.
Мол одой
че лов ек
суетливо
побежал
че рез
сц ену
и
скрылся
за
кулисами.
В
пустом
теа тре
гулко
разносился
его
взывающий
тонкий
голо с:
—
Костовский!
Костовский!
Вскоре
он
в ер нулся
к
режиссеру,
подмигивая
и
как
бы
желая
сказать:
се йчас
начнется
комедия!
—
Сейчас
пр идет :
стыдно
ему,
мнется.
Послышались
медленные,
нер ов ные
шаг и,
и
на
сцену
вышел
ч елов ек,
который
возбудил
с тольк о
негодования
и
не
был
принят
морем.
Это
был
человек
сре дне го
роста,
сильного
телосложе­
ни я,
жилистый
и
мускулистый,
несколько
сутуловатый.
Одева лс я
Костовский
в
синюю
блузу,
испачканную
крас­
ками
и
подпоясанную
шир оки м
р емне м.
Грязные,
замас­
л енные
бр юки
заправлял
в
высокие
сапо ги .
Кос тов ский
име л
вид
обы кнов е нного
рабочего.
Руки
у
нег о
бы ли
очень
длинные,
как
у
гори ллы ,
жилис т ые
и,
должно
бы ть,
оч ень
сильные.
Си ла
чувствовалась
д аже
в
его
некраси­
во м,
но
характерном
ли це
с
развитыми
скулами
и
боль­
95

шими
рыж еват ым и
усами,
свешенными
вниз.
Из-под
сд ви­
нутых
бровей
мрачно
и
вместе
с
тем
добродушно
смот­
рели
голубые
глаза .
Особенностью
э того
лица
являлось
еще
выражение
стремительности
и
необыкновенной
эне р­
гии .
Под
ле вым
глазом
красовался
огро м ный
си няк
—
с лед
искусного
удара.
Жесткие
св ет лые
волосы
его
тор­
ча ли
во
все
стороны
непокорными,
з лыми
вих рам и,
и
весь
К остов ски й
п рои зво дил
впечатление
существа
ра з­
машистого
и
неукротимого.
Он
застенчиво
и
вместе
с
тем
г ордо
поклонился,
ни­
кому
не
по дав ая
руки.
—
Что
же
это
вы
де лае те,
Костовский?
А?
—
холодно
обратился
к
нему
режиссер.—
Пьеса
назначена
на
зав­
тра,
а
придется
ее
отменить!
Зачем
вы
мне
пакостите,
скажите,
пожалуйста?
Честно
ли
это
с
вашей
стороны?
Зачем
вы
пьянствуете?
Вон
какое
у
вас
под
глазом
украшение!
Стыдитесь!
Кос товс кий
п опя тился ,
запустил
в
свои
вихры
огром­
ные
пя тер ни
и
в друг
весь
заго р елся
страстным,
неукро­
тимым
чувством.
—
Марк
Лукич!
—
в оскли кн ул
он
хриплым,
гл ухим ,
но
проникновенным
гол осом .—
Я
пил !
Но
теперь
—
ба­
ста!
Я
сделаю
все,
что
нужно!
Сегодня
суббота,
спе к­
такля
не т,
я
не
в ыйду
отсюда
до
з автр а!
Я
всю
но чь
буд у
работать!
Я!
Я...
Ах
ты,
бо-жже
мой !
Кос тов ски й
п отряс
в
во зду хе
руками
и,
казалось,
весь
был
охва чен
отчаянной
энергией.
Он
жажд ал
работы,
как
иску пле ния .
—
Да
ве дь
вы
понимаете
ли,
что
нужно
сдел ат ь?
Нужно
написать
н овую
декорацию
во
всю
сцену.
И
написать
хорошо!
Понимаете
ли?
Х-хар-рашо
на­
писать!
—
О,
я
напишу!
Я
напишу!—воскликнул
Кос тов ­
ский,
воодушевляясь
и
запуская
в
жесткие
вихры
все
де сять
па ль цев.
Он,
забывшись,
прошелся
по
сцен е
и
остановился
против
режиссера.
—
Расскажите
мне
суть,
какая
должна
бы ть
декора­
ция ,
для
ч его
она?—спросил
он
бол ее
спокойно.
—
Ви дите
ли,
это
будет
второй
а кт.
Двое
заблуди­
лис ь
н очью
в
степи.
Место
должно
бы ть
дикое,
глухое.
На
них
н апада ет
страх.
Тут
п роисход ят
сверхъестествен­
ные
вещи.
Вот
вы
и
напишите
такую
сте пь,
чтобы
было
96

все:
и
даль,
и
мгла,
и
тучи,
и
чтобы
пу б лике
жу тко
де­
лалось...
—
Довольно!
— прервал
Костовский.—
Я
напишу
вам
степь.
Я
бу ду
работать
ночью,
при
лампах,
на
сцене.
Завтра
все
будет
готово.
Ма тер иал
е сть?
—
Все
ес ть,
только
работайте!
—
вставил
свое
с лово
по вер енный .
Но
Кост ов с кий
уже
почувствовал
декораторское
вдох­
но в ение.
Он
отвернулся
от
своих
начальников,
не
с лу­
шая,
не
видя
их,
позабыв
о
н их.
Он
встал
посреди
сцены
и,
теребя
сво и
вихры,
закричал
мо щн ым,
п ове лите льны м
гол осом :
—
Гей,
Павел,
с юда!
Ванька,
беги
ко
мне,
живо.
По­
ворачивайтесь,
чертов ы
дет и,
Костовский
работает!
Театральный
рабочий
Па вел
и
подмастерье
Вань ка,
личность
юр кая
и
чумазая,
страстно
преданная
сцене,
засуетились,
расстилая
громадное
полотно,
притаскивая
кист и
и
краски.
—
Н у,— сказ ал
поверенный
ре жис се ру,
—
сл ава
бо­
гу,
образумился,
пьесу
теперь
не
при детс я
отменять!
Пойдемте
обедать,
ему
теперь
не
на до
мешать.
Они
ушли.
Сцена
всю
н очь
была
ярк о
освещена.
В
пустом
театр е
было
тихо,
как
в
мо г иле.
Тольк о
раздавались
иногда
шаги
Костовского,
когда
он,
с
дл инн ой
кистью
в
руке ,
то
по дхо дил
к
полотну,
то
отхо ди л
от
него.
Кругом
стояли
ведра
и
горшки
с
красками...
Работа
кипела
у
Кос тов ского.
С
подбитым
гла з ом,
вес ь
перепачканный
в
красках,
с
торчащими
вихрами
и
усами,
он
совершал
св оей
огромной
кистью
ка кую- то
титаническую
ра бо ту.
Глаза
его
горели.
Все
лицо
его
было
вдохновенно.
Он
тв орил.
Утром
в
од иннадц ат ь
ча сов
вся
труп п а,
собравшись
на
репетицию,
стояла
толпой
перед
произведением
Ко­
ст ов ского.
Артисты,
хористы,
хористки
и
балерины
смот­
ре ли
на
громадную
декорацию
то
со
сцены,
то
из
парте­
ра
и
вы сказы вал и
с вои
мн ения.
В
г л убине
сцены,
во
всю
ее
ширину,
висела
гигантская
картина.
Это
был а
ст епь.
На
первом
пла не
она
заросла
густым
и
высоким
бу­
рьяном.
р епей ник ом
и
перекати-поле.
Дальше
виднелась
97

печальная
степная
могила,
гус то
пор ос шая
травой,
а
потом
уже
и
развернулась
безотрадная,
глухая
степь
с
бесконечной,
удивительной
далью,
с тепь
ск азо чн ая,
бо­
гатырская,
бездорожная,
безл юдна я. ..
Каз ало сь,
что
вот-
вот
из-за
м оги льного
кургана
покажется
Илья-Муромец
и
гар кне т:
—
Есть
ли
в
поле
жив
человек?
" Но молчит угрюмая степь,
грозно
и
мрачно
молчит,
а
на
гори зон те
вырезаются
могильные
курганы
и
ползут
косматые,
зловещие
тучи.
И
нет
конца
э тим
тучам
и
мо­
гилам,
и
бесконечна
эта
страшная
степная
дал ь. ..
От
всей
картины
в еяло
мрачным
настроением.
Оно
давило
душу.
Казалось,
что
вот-вот
произойдет
здесь
что-то
страшное,
что
могилы
и
тучи
им еют
какое -т о
символическое
значение,
что
они
как
будто
живые...
П рав да,
на
б ли зком
рас ст оян ии
в
декорации
Ко сто вок ого
ничего
нельзя
бы ло
разобрать:
какая-то
пруба я
мазн я
и
ляпня
огромной
кистью,
широкие
мазки,
спешные
штрихи
и
больше
ниче го .
Но
чем
дальше
отходили
от
нее
зрители,
тем
все
я снее
и
ясн ее
выступала
картина
громадной
степи,
оду­
хотворенной
могучим
настроением.
И
чем
пристальнее
с мо трели
на
нее
все,
тем
все
более
и
боле е
поддавались
ощущению
жут кос ти.
—
Ай
да
Костовский!
—
гудела
вся
гр уппа .—
Молод­
чина!
Та лан т!
Эта кую
черт овщ ин у
напустил!
—
Что
ж!
—
наи вно
отвечал
он.—
Мы
народ
масте­
ровой:
работать—так
работать,
гулять
—
так
уж
гу­
лять !
Мы
этак!
Все
смеялись
над
ним,
говорили
о
нем
целый
день:
никогда
еще
он
не
писал
так
удач но.
А
он
продолжал
орудовать
в
св оей
декораторской,
и
энергия
его
только
еще
разгоралась.
Во
время
репе­
т иции
он
писал
«индийский храм»,
кричал
на
своих
приспешников
и
даже
крикн ул
в
п ылу
вд охнов ен ия
на
самого
режиссера,
который
хотел
б ыло
ему
что-то
у ка­
зать.
Он
был
неу кро т им,
невменяем
и
величав.
Он
расха­
живал
по
своей
мас тер ск ой
еще
более
вихрастый
и
гр яз­
н ый,
чем
пре жд е,
писал
великолепный
фантастический
«храм»
и
переживал
счастье
в дохнов ен ия.
В есь
вид
е го,
взбудораженный
б ессон ной ,
вдохновенной
ночью,
был
98

олицетворением
сил ы
и
страстной
эн ерг ии:
бл ед ное
ли цо
с
синяком
и
торчащие
з лые
вихры,
пл аменные
глаза,
цз
которых
сл овно
исходили
г олуб ые
л учи,
—
все
говорило,
что
в дохнов ен ие
Костовского
вспыхивает
не
на
минуту,
но
горит
д олго,
неиссякаемым,
ровным
свето м.
Он
в есь
уше л
в
свой
«храм»,
ког да
почувствовал
около
себя
чьи-то
легкие
шаги
и
ароматный
зап ах.
Он
обернулся:
перед
ним
стояла
Юлия.
Она
стояла
в
костюме
балетной
танцовщицы,
то
е сть
п очти
без
кос тюм а,
так
как
на
репетиции
при ход ил ось
тан цев ать .
Это
б ыла
маленькая,
хорошенькая
брю нет оч­
ка
в
розов ом
три ко,
бел ых
башмачках
и
воздушно-легкой
коротенькой
юбочке.
Высокая,
крепкая
гр удь
ее
ровно
и
сп окойн о
дышала,
а
свежее
золотисто-смуглое
лицо
у лы­
балось.
Минд а ле видны е
черные
гла за,
под е рну тые
вла ­
го й,
с мотре ли
нежно.
В
балетном
костюме
она
напоми­
нала
сказочную
фею.
Т рудно
бы ло
представить
существо,
более
противоположное
Кос тов ском у,
чем
эта
фея .
Она
был а
вся
—
изящество
и
ле гкост ь,
а
он
—
неуклюжий,
тем ный,
размашистый,
смущенно
с тоял
перед
ней
и
с
восхищением
смотрел
на
нее.
Длинная
кисть
в
его
ру ке
опустилась
на
п ол,
к
ее
ногам...
Кос тов ски й
позабыл
свою
раб оту.
А
Юлия
звонко
рассмеялась,
сверкая
мел ким и
ос трым и
зубками,
подо­
шла
к
не му
легкими,
грациозными
ш ажк ами
и,
протяги­
вая
ему
свою
маленькую
ручку,
смело
ск азала:
—
Здравствуйте,
Костовский!
Прошло
несколько
месяцев.
Громадный
опе рный
теа тр
был
переполнен
п убли кой.
За
кулисами
кипе ла
работа ,
п рои с ходила
давка,
суета
и
бе готн я.
Скво зь
за н авес
слы шал ось
гуде ни е
тол пы
и
доноси­
л ись
т ор жест венные
волны
оркестра.
Рабочие
метались
как
у горел ые,
устраи в ая
декора­
ции;
блок и
визжали,
а
сверху
из
какой-то
темной
высо­
ты
то
спускались,
то
поднимались
огром н ые
полот на ,
сте ны
дворцов,
куполы,
л еса
и
морские
волны.
Все й
толпо й
ра боч их
распоряжался
К о сто вский.
Он
был
неузнаваем.
Л ицо
его
п омоло дело ,
посветле­
ло,
голубые
гл аза
светились
весело
и
счастливо.
На
нем
99

блестели
лакированные
сапоги
и
ло вко
сиде ла
б архат ­
ная
куртка;
вихры
не
торчали.
—
Спускайте
морс кое
дно!
—
кр ик нул
он
звонким
голосом.
Спустили
огром н ое
полотно
с
изображением
морско­
го
дна.
Декоратор
отош ел
на
несколько
шагов
и
еще
раз
с
лю бо вью
пос м отрел
на
«морокое дно»: это было его
новое
произведение.
—
Слушай,
Павел!
—
закричал
он
опять.
—
Когда
поплывут
наяды
—
ты
пусти
Юлию
ниже
всех ,
по
дну
ее
пусти!
—
Слушаю!
Пробежал
сценариус,
челов е к,
на
истасканном
бри­
том
ли це
которого
уже
давно
запечатлелось
ц ини чное
знание
закулисной
стороны
все го
на
свете.
—
А нг елы,
черт
вас
побери!
—
орал
он
хрип лы м
го­
лосом.—
Наяд ы,
чт об
вас...
по
местам!..
Наконец,
все
б ыло
готов о
для
того,
чтобы
наяды
на
блоках
могли
п роплы ть
чере з
сцену
по
«морскому дну».
Костовский
уже
ст оял
на
вышке
с
электрическим
реф­
лекторам,
направленным
на
сцену:
он
сам
устраивал
светорые
эффекты
для
освещения
декорации
и
дейст в ую­
щих
ли ц.
«Морское дно»
озарилось
и
зажглось
нежным,
поэ ти­
ческим
светом.
Этот
зеленовато-серебристый
св ет
как
бу дто
проникал
сквозь
во ду
свер х у,
оттуда,
где
блещет
ярк ий
солнечный
день.
А
здесь,
на
д не,
все
жило,
не
зная
света.
В
пер спективе
сто ял
коралловый
риф,
а
кругом
него
жадно
протягивали
по
воде
свои
ве тви
странные
полу­
живые
растения,
пл ав али
слизистые
медузы...
Внизу,
на
первом
плане,
зи яла
мр ачная
подводная
пе щера,
а
из
нее
высовывались
отвратительные
щупаль-
цы
ог ром ного
спрута
и
неподвижно
см от рели
два
его
зе лен ых
глаза.
И
среди
этого
первобытного,
урод ли в ого
ми ра
вдруг
появилась
чудная,
прекрасная
женщина
с
распущенными
волосами
и
голыми
плечами,
у
которой
вместо
туловища
бы ло
ры бье
тел о,
п окрыт ое
блестящей
серебряной
че­
шуей.
Красоту
ее
чудной
головки
и
роскошных
пл еч
как
бы
оттенял
безобразный
подводный
мир.
ЮО

Она
про пл ыла,
как
рыба,
гибко
и
свободно
изви­
ваясь,
сверкая
ч ешу ей,
а
за
ней
показалась
другая,
тре тья ,
четв ер тая
и
целая
стая.
Те ла
их
светились
прозрачно-молочным
светом,
сереб­
ряная
чешуя
горела
искрами.
Освещенные
лучами
реф­
лек тор а,
они,
по
воле
Костовского,
стали
дивными,
ска­
з очны ми
кр асав ицам и.
Но
вс ех
их
затмевала
одна.
Она
плыла
ниже
всех,
почти
по
дн у,
и
вы де ляла сь
из
в еех
яр кос тью
св оей
кра­
соты.
Она
бы ла
освещена
лучше,
обольстительнее
вс ех:
н ежней шие
лучи
рефлектора
тепло
и
люб о вно
пад али
на
нее,
бежал и
за
ней
и,
л аская
ее
гиб кое
тело,
придали
обольстительное
выражение
ее
лиц у,
а
глаза
сделались
похож им и
на
зв езды .
Она
каз алас ь
созданной
только
из
света,
и
э тот
свет
незаметно
менялся
с
каждым
моментом.
И
она
меня­
лась,
р ядясь
в
тысячу
оттенков,
и
казал ась
ц ари цей
моря.
Она
чувствовала,
что
волшебник-декоратор
н ад елил
ее
дивной
красотой,
что
восхищенная
публика
готова
греметь
аплодисментами
в
честь
этой
красоты,
и,
про­
плывая
вблизи
декоратора,
благодарно
вильнула
ему
блестящим
рыб ьим
хвостом,
на
кот орый
вдруг
посыпался,
по
в оле
щ ед рого,
влюбленного
декоратора,
целый
ливень
р азн оцвет ных
бриллиантов...
Она
уплыла
за
к ул исы,
а
он,
приподнявшись
на
цы­
почки
и
счастливо
улыбаясь,
послал
ей
из-за
рефлектора
воздушный
поцелуй.
В
тр уппе
все
знали
об
этой
закулисной
любв и:
Юлия
в сегда
возвращалась
из
театра
в
сопровождении
Костов­
ского,
они
жили
в
одно й
гостинице,
и
его
ном ер
п ри­
хо д ился
рядом
с
ее
номером.
Кост овс кий
был
посто­
я нно
с
ней
и
любовался
на
красавицу,
а
она
охотно
позволяла
ему
ухаживать
за
собой.
Он
бегал
за
ней,
как
верная
со бака,
и
п одол гу
терпеливо
дожидался
ее
у
дверей
женской
уборной,
пока
она
беззаботно
разгримировывалась,
переодевалась
и
бо л тала
с
подру­
га ми.
На
этот
раз
по
окончании
спектакля
ему
особенно
долго
пришлось
стоять
у
лестницы.
Из
же нск ой
уборной
то
и
дело
выходили
закутанные
женские
ф игурк и
и
ухо­
70/

д или
с
другими
му ж чина ми,
которые
дожидались
у
лест­
ни цы,
как
и
декоратор.
Толпа
редела,
а
«ее»
все
не
бы ло.
Печально
и
озабоченно
сто ял
Костовский,
безучастно
смотря
вокруг
и
уповаклце
посматривая
на
дверь
убо р­
но й.
А
дверь
отворялась
все
ре же
и
реже,
и
вы шли
почти
все
женщины.
Наконец,
вышла
хорист ка,
бо йкая
Роза.
—
Что
вы
тут
стои-те?
—
протянула
она,
удивленно
поднимая
брови
и
делая
лукавую
гримаску.—
Я
по сл ед­
ня я,
больше
нико го
нет,
а
Ю лию
вы
прозевали:
она
дав­
но
уехала!
—
Как
уехала?
—
с прос ил
К о сто вский,
и
на
ли це
его
вы р азил ась
острая
боль.
—
Ха-ха-ха!
—
рассыпалась
Роз а
серебристым
сме­
хом.—
Оч ень
просто,
еще
до
ко нца
спектакля
с
по кло н­
ником
своим
уехала,
а
вы,
м ил ень кий,
дав но
уже
ей
на­
доели!
Декоратор
отшатнулся
и
схватил
себя
за
вихры.
—
Неправда!
—
сказал
он
глу хо.
—
Ну,
вот
ещ е!
—
затараторила
Роза.
—
Сам
вин о­
в ат!
Ей
только
и
хотелось
выдвинуться.
Вы
ее
всегда
так
освещаете,
что
за
ней
тепе рь
в есь
первый
ряд
ухаживает!
Она
сделает
себ е
карьеру!
А
вы
ей
теперь
больше
не
нужны.
Р оза
засмеялась
и,
тащ а
свой
узел,
побежала
по
ле­
стнице.
Костовский
долго
стоял
не под в ижно
на
прежнем
ме­
сте
и,
об ъят ый
тишиной
и
тьмой
пустого
теа тр а,
чувст­
вовал,
как
в
груди
его
сначала
понемн ог у ,
а
потом
все
сильнее
и
с иль нее
разливалось
пла мя
жгучего
стра­
дания.
Когда
он
постучался
в
две рь
ее
номера,
Ю лия
встре­
тила
его
холодно.
Влажные
глаза
ее
ра вно ду шно
и
спокойно
блестели
из -под
густых
черных
ресниц,
черные
во ло сы,
небрежно
зашпиленные,
лежали
роскошной
короной,
и
два
густых
локона
свешивались
на
ее
п олные
щеки.
На
ней
был
ши­
рокий
я по нский
костюм
из
дешевой
материи
и
легкие
туф ли.
102

—
Юлия...—прошептал
Кос тов ск ий,
задыхаясь
от
волнения.
—
Са дит есь ,—
ск аза ла
она
небрежно
и
ничего
це
за«
мечая,—
займитесь
чем-нибудь,
мне,
право,
некогда
за­
нимать
вас...
—
Юлия...
Она
прилегла
на
кровать
и
у гл уб илась
в
чте ние
кни­
ги,
как
будто
ей
никак
нельзя
было
оставить
чтение.
Его
бесила
эта
ненужная
хи трос ть
ж е нщины:
з ачем
хитрить
и
э тим
еще
более
оскорблять
его,
когда
можно
сказ ать
прямо.
—
Ю лия,
ты
гов ори шь
со
мной,
как
с
гостем,
кото­
ро го
нужно
занимать.
Что
за
церемонии?
—
Тут
нет
ник ак их
церемоний,
—
отвечала
она,
вне ­
зап но
оскорбившись,
—
это
—
простота
о тно ше ний:
кто
чем
хочет
—
тем
и
занимается.
Вот
я
—
читаю...
и
вы
ч е м-ниб удь
займитесь,
а
скучно
будет
—
уйдите.
Она
выгоняла
его.
Костовский
свирепел
от
э той
«простоты отношений»
я
от
ее
перехода
с
пре жне го
корот кого
«ты»
на
«вы».
—
Послушайте!
—
сказал
он
раздраженно
и
то же
пе­
реходя
на
«вы».—
Мне
ну жно
п огов орит ь
с
ва м и...
Я
по­
дожду,
когда
вы
ко нчите
читать...
Она
не
отвечала
и,
полулежа
на
кровати,
смотрела
в
раскрытую
книгу.
Наступило
тяжелое
молчание.
Костовский
сидел
за
с толом
и
м олча
см от рел
на
Юлию:
облокотись
на
подушки,
она
ле жала
в
грациоз­
ной
кошачьей
позе,
подобрав
под
платье
ножки,
обутые
в
легкие
туфельки,
и
эти
маленькие
туфельки
шалов­
л иво
прятались
под
складками
пла тья ,
дразня
Костов-
ского.
Сквозь
легкое
платье
обрисовывались
красивые
очер­
та ния
ее
тела,
ш ирок ие
рукава
позволяли
видеть
по
ло­
коть
ее
маленькие,
п олнен ькие
ручки,
и
вся
она
бы ла
так
ми ла
и
г ра цио зна,
что
Костовский,
ненавидя
ее
в
эту
м ин уту,
все-таки
чувствовал
влечение
обнять
ее...
Он
отвел
от
нее
глаза.
Комната
ее
была
бедная
—
дешевенький
но мер
г о стин ицы,
освещенный
электричест­
вом .
У
двери
стоял
гардероб
с
ее
костюмами,
около
сто­
ла
ко мод
и
зеркало...
На
веш алк е,
у
входа
в
комнату,
висела
ее
плюшевая
кофточка,
затканная
кошачьими
ла п­
ками.
Он
долго
с
ненавистью
см от рел
на
эту
коф точк у
ЮЗ

и
на
коша чьи
л апки.
И
ему
вс пом инал ос ь,
как
прежде
она
ласково
встречала
е го,
усажи вал а
в
кресло
и,
смеясь,
нежн о
гладила
ручкой
его
жест кие
вихры,
и
как
отрадно
бы ло
эт им
вихрам
ощущать
прикосновение
неж­
но й,
маленькой
ручки.
Она
быстро
отшвырнула
к нигу
и
гн евно
встала
с
по­
стели.
—
Вам
не
о
чем
со
мн ой
говорить!
—
кричала
она ,
краснея.—
Все
уже
переговорили!
Пора
кон чит ь
эту
лю­
бовную
канитель,
это
миндальничанье!
Кост ов ски й
ве сь
за трясс я
и
вст ал
из-за
стола.
—
Канитель...
миндальничанье...
—
с
горестью
повто­
рил
о н.—
Юлия!
Что
же
случилось
между
нами?
—
Ничего
между
нами
не
было
и
бы ть
не
могло!
—
энергично
заявила
она.—
Мы
слишком
разные
люд и...
ничего
об щ его...
и...
нам
на до
раззнакомиться!
Она
двинула
с тулом ,
села
в
уго л,
где
б ыло
темнее,
и
посмотрела
на
негомиз
тем н оты
св оими
больши ми
чер­
ными
глазами;
у
этих
гла з
бы ло
всегда
одно
и
то
же
вы­
ражение:
на
к ого
они
смотрели,
того
и
пр и гл ашали
куда-
то
и
обещали
что-то,
без
ведома
их
обладательницы.
От­
талкивая,
она
в
то
же
время
зв ала
его
к
се бе.
—
Я
понимаю,
—
печально
заговорил
он,
подсажи­
ваясь
к
ней,— тебе
хочется
ра сстать ся
со
мной,
у
тебя
есть,
гов ор ят,
друг ой....
кто- то
из
первого
ряда...
Что
ж?
Расстанемся...
только
зачем
эти
хитрости
и
зачем
ссор а?
Я
не
хо чу,
чтобы
все
это
кончилось
так
скверно
—
с со­
ро й;
мне
хочется,
чтобы
после
хоть
вспомнить
можно
было...
Но,
Ю лия,
знай,
что
эти...
из
п ер вого
ряд а.. .
пр е­
зирают
тебя...
унижа ю т ...
смотрят
как
только
на
те ло...
а
ведь
я...
я
л-люблю
тебя,
черт
тебя
во з ьми,
проклятая!
Он
держал
ее
за
р уки
выш е
локтя
и
тряс
в
своих
лапах.
—
Фи!
Как
это
грубо!
Ругается!
П у стите!
Пустите,
вы
мне
руки
в ывихн ет е!
Грубый!
Ей
хот елось
п осс орит ься
с
н им.
Он,
в
св ою
очередь,
почувствовал
прилив
зверской
зл обы,
страстное
желание
растерзать,
и збить ,
вытолкать
ее.
Он
еще
крепче
с жал
ее
руки.
Глаза
его
позеленели,
зубы
с кри пнули ,
и
на
с ильных
скулах
обозначились
жел­
ваки.
—
Ай!
—
вскрикнула
она.
104

Но
он
уже
бросился
перед
ней
на
колени.
—
Милая,
дорогая,
золото,
с олны шко
мое,
рад ос ть
моя!
Ты
для
меня
—
в се!
Все
мои
мысли
и
все
мои
ч ув­
с тва
—
все
для
те бя,
и
от
тебя,
и
к
тебе!
О,
я
груб,
я
—
зверь!
Опять
погружусь
на
дно,
откуда
ты
вызвал а
ме­
ня!
Ну,
милая,
ну,
сч аст ье
мое,
прости
меня...
видишь,
я
це лую
тво и
руки,
тв ое
платье...
я
пл а чу...
прости!..
И,
ст оя
перед
ней
на
коленях,
э тот
большой
и
силь­
ный
человек
л овил
маленькие
ручки
женщины,
ц елов ал
их,
целовал
ее
платье
и
плакал...
Когда
он
под нял
голову,
то
вд руг
поймал
на
се бе
ее
внима т е льный,
странный
взгляд:
в
эт ом
взг ляд е
черных
гла з,
по дер ну тых
в лаг ой,
не
б ыло
ни
любви,
ни
состра­
дания
к
нему ,
ни
презрения,
но
было
что-то
очень
обид­
ное,
похожее
на
любопытство,
но
бессер деч нее,
чем
любопытство:
это
б ыла
любознательность
естествоиспы­
та те ля,
с
какою
он
ре жет
живого
кролика,
или
любозна­
тельность
собирателя
н ас еком ых,
когда
он
накалывает
на
бу лав ку
ред кого,
замечательного
жука
и
смотрит,
как
он
корчится
на
булавке.
Он
даж е
и
теперь
интересовал
ее
только
как
нечто
ори гин альн ое ,
самобытное:
резк ие
переходы
от
грубости
к
нежности,
странность
о бъ ясне­
ния,
вспышка
зв ерс кой
злоб ы
и
в след
за
тем
унижение
пер ед
ней
и
слезы
—
все
это
было
очень
интересно.
Но
Кос тов с кого
словно
мо лн ией
озарило:
он
п онял
настоящее,
истинное
отношение
к
нему
Юл ии
и
почув­
ствовал,
что
ранен
ею
с мерт ельн о,
что
она
только
ин те­
ресов ал а сь
им,
но
любить
его
нико гда
не
могла,
что
она
—
существо
со всем
д ругого
мира,
чем
он...
что
он
чужд
ей.
Сл ова
замерли
в
груди
Костовского.
Он
замол­
чал,
схватил
шапку
и
опром е тью ,
не
взглянув
на
Юлию,
выбежал
из
гостиницы.
Кос тов ск ий
почти
бессознательно
очутил с я
в
грязн ом
из возч ичье м
каб аке .
Да вно
уже
он
не
запивал,
но
теперь
почувствовал,
что
ему
необходим
кабак ,
и
надо,
чтобы
кругом
шумели
гол оса
и
кр як али
извозчики,
чтобы
пах ло
водкой
и
в
ушах
зв енел а
кабацкая
посуда.
Он
с идел
в
уг лу
кабака,
один,
за
маленьким
столи­
ком,
и
пил
во дку.
Перед
ним
стояла
бутылка
с
этим
н апи тком
и
скверная
кабацкая
закуока.
Гр язная
скатерть
105

был а
облита
водк ой
и
пивом,
тусклые
керосиновые
л ам­
пы
под
потолком
сл або
освещали
кабак,
наполненный
пьяными
лю дь ми.
Все
они
галдели,
пил и,
звенели
пос у­
д ой;
бл едно ли цые
половые
б ег али,
подавая
напитки,
а
в
соседней
комнате
щелкали
бильярдные
шары,
и
кто-то
из
и грок ов,
каждый
р аз,
когда
ударял
кием ,
запевал
те н ором
веселые
куп леты :
Х ожу
ли
я,
брожу
ли
я. ..
—
Десятку
в
угол,
дуплетом!
р-раз!
Все
Ю-ли- я
да
Юл ия. ..
—
О
ч-ч е рт!
—
ворчал
про
себя
Кос товс ки й,
наливая
д ес ятую
рю мку
и
мрачно
опрокидывая
в
сво е
горло
жгу­
чий
на пи ток.
Он
злился,
что
и
здесь,
в
ка бак е, «она»
пр еслед у ет
его.
Он
решил
«забыть»
ее
навсегда:
он
пр ези рал
ее,
ненавидел
и
не
хотел
вспоминать
о
ней.
К абак
повеял
на
него
своими
зву кам и
и
запахами,
облегчая
стр ад ания
Кос товс кого
да вно
знакомым
коло­
ритом
чего-то
родного,
вольного,
пре жне го.
Но
мало-помалу
мысли
его
незаметно
удалялись
из
к абака,
опять
появлялась
«она»
и
не
отходила
про чь.
Она
была
теперь
в
кос тюме
наяды,
с
ры бьим
телом,
в
серебристой
чешуе,
ярко
освещенная
разноцветными
лучами,
обольстительно
пр ек расная ...
Она
манила
его
за
собой,
соблазнительно
улыбалась
и
уплывала
в
даль,
в
безбр ежно е
море...
И
ч елов ек,
влюбленный
в
наяду,
чувствовал,
что
по­
ги бае т,
что
н икогд а
не
вер нет
он
прежней
бе спе чн ости,
силы
и
здоровья
душ и.
И
ему
вспоминалось,
как
он
жил
пр ежде,
когда
не
з нал
наяды
и
ее
поцелуев.
Он
кутил,
да.
Но
это
б ыло
не
пьянство,
а
молодечество,
си ла
на
волю
р валась !
Веселья
и
размаха
жажд ало
с ерд це.
П отом
он,
словно
сказочный
рыбак,
на шел
в
сет ях
св оих
наяду.
И
поднял
он
ее
на
руки
и
ст ал
целовать,
и
—
п рощай
беспечная
жизнь!
Погубила
на яда
человека!
—
О
черт!
— продолжал
рычать
Кост овс кий ,
до пива я
водку.
и
тем
желая
отогнать
муч ите льны е
мыс ли.
Но
«она»
безжалостно
терзала
его
и
являлась
перед
ним
то
в
одном
костюме,
то
в
друг ом:
то
она
б ыла
фе я,
то
па­

стушка,
то
опять
наяда,
то
бл изко
подплывала
к
нему
в
домашнем
широком
платье,
и
черные
локо ны
ее
в олос
упадали
на
полные
румяные
щеки. . .
И
всю
ее
заливали
яркие,
поэтические
л учи.
С
друзьями
чару
хм ельн ую
Пор ою
разопью
ли
я—
Все
Юл ия
да
Юлия...—
доносилось
из
би лья рдной .
Мало-помалу
кабак
напол­
нялся
ту ма на м,. сквозь
нег о
чуть- чуть
мерцали
лампы,
а
гул
пьющего
народа
отдалился
куда-то
и
ста л
похож
на
дале кий
прибой
моря.
По
кабаку
пошли
мо р ские
во л­
ны,
ра вно ме рно
подымаясь
и
опускаясь.
А
из
вол н
опять
выплывала
наяда
и,
с ме ясь,
манила
к
с ебе
Кос тов ского.
На
минуту
он
приподнимал
голову
и
опять
ви дел
пе­
ред
со бою
бутылку,
наливал
из
нее
и
с нова
пил ;
туман,
сгущаясь,
клубился
перед
его
глазами.
Но,
отуманенный
вином,
он
все-таки
видел ,
как
из
винных
па ров
под нима л­
ся
над
бу тылк ой
ее
поэтический,
мил ый
образ.
Когда
чере з
не ско лько
суток,
пос ле
долг их
п оис ков
по
кабакам,
Костовского,
наконец,
нашли
и
вытрезвили,
шла
опять
оп ера
с
мор ск им
дном
и
наядами.
Теперь
К ос тов ский
опять
имел
свой
первоначальный
вид :
гря зны й,
небрежно
о детый
декоратор
стал
еще
мра чне е,
вихры
его
сделались
упрямее,
усы
ощетинились
б ольше
прежнего.
Мрачно
ст оял
на
своей
вышке,
за
кулисами,
и
ос ве­
щал
наяд
лучами
рефлектора.
В
душе
его
был
холод,
мрак
и
о жесто ч ение.
Теперь
он
уже
и
сам
с тор они лся
от
всех,
ненавидел
всю
трупп у
и
жил
один.
А
ная ды
плыли
по
мо рс кому
дну .
И
он
светил
на
них.
Но
это
был
не
пре жни й
по эт ич еский
свет.
Декоратор
светил
печальным,
бле дны м
свет о м,
и
они
«казались без­
жизненными,
полумертвыми.
К огда
же
поплыла
Юлия,
по-прежнему
н иже
всех,
на
нее
полились
зловещие
темн о- си ние
лучи,
и
она
скорее
казалась
фурией,
чем
на ядой.
Лицо
у
нее
было
синее,
страшное,
с
черными
губами
и
темными
впа дина ми
в ме­
сто
глаз,
а
скользкое
р ыбье
те ло
словно
обли то
было
от­
вратительною
слизью...
Гул
о т вр ащения
пошел
по
театру.
А
декоратор
осветил
тем
же
светом
и
мо рс кое
дно
со
107

все ми
его
чудовищами:
как
символ
кошмара
и
тоски,
вы­
ступил
из
мрака
зеленоглазый
сп рут,
заш ев елил ись
сли­
зистые
медузы...
Синее
тел о
Юл ии
словно
плавало
в
это й
отвратитель­
ной
массе
и,
наконец,
слилось
вместе
с
нею
в
одн о
жи­
во е,
безобразное
существо.
Декоратор
медленно
поворачивал
стекла
рефлектора,
с м отрел
на
созданное
им
освещение,
и
ему
казалось,
что
он
уничтожил
-и
разрушил
все
прежнее
очарование,
что
женщина,
которую
он
любил,
никогда
не
б ыла
хо рош а;
ему
казалось,
что
теперь
он
видит
ее
в
настоящем
свете,
что
божественно-прекрасной
она
становилась
только
то­
гд а,
ко гда
была
освещена
светлыми
лучами
его
любви.
1901

ЗА
ТЮРЕМНОЙ
СТЕНОЙ
Ослепительно-светлый
майский
день .
Те плый,
свежий
воздух
отрадно
вли вает ся
в
грудь.
Голубое
неб о
как-то
особ енн о
п роз рач но,
и
по
нему
мед ле нно
плывут
чистень­
кие
облака,
по хожи е
на
груды
свежего
снега.
Птичье
цар ст во
ликует
под
хрустальным
куполом
н еба:
радостно
вьются
ласточки,
проле та ют
стаями
голуби
и
галки,
вы­
соко-высоко,
чуть-чуть
пош еве лива я
длинными
крыльями,
пл ывет
коршун,
и
его
кле кот ,
как
звук
струны,
раздается
в
зв онкой
п устоте
неба...
Вот
все
из
в нешн его
мира,
что
мож но
видеть
и
сл ы­
шать,
находясь
за
тюремной
стеной.
Высокая
и
бел ая,
она
об ра зует
продолговатый
четырехугольник,
в
ср едине
кот орого
стоит
двухэтажный
бел ый
дом
с
д ом овой
цер ­
ков ью
и
чет ырьм я
к руглы ми
ба шням и
по
углам.
Эти
башни
с
зуб ча тыми
краями
и
кругл ым и
отверстиями
для
пуше к
п ри дают
ему
вид
с тари нн ого
замка.
Он
в
самом
д еле
выстроен
лет
двести
том у
наза д,
и
подвальный
эта ж
его,
с
таинственными
темными
казематами,
почти
ве сь
уше л
в
землю.
Преддверием
к
нему
служит
неуклюжее
высокое
зда ­
ние,
где
помещаются
канцелярия
и
квартиры
тюремного
начальства.
Под
эт им
зданием
устроен
полук руглы й
тун­
не ль
и
двое
п олук руглых
жел е зных
во рот,
выкрашенных
коричневой
кра ско й.
По
бокам
ворот,
заграждающих
ту нне ль
со
двора,
—
две
н егл убокие
ниши ,
и
в
каждой
из
них
окно.
Од но
из
них
с
железной
решеткой,
а
в
др у­
гом
видны
за навески
и
желтая
клетка
с
канарейкой.
Фундамент
здесь
тоже
значительно
ушел
в
землю,
а
от
од ного
угла
отвалился
белый
камень
величиной
с
пол-
709

ар шин а,
ку бич еской
формы,
на
к отором
и
сидит
всегда
надзиратель
Бы ков.
Быков
п охож
на
чугунную
тумбу
или
«бабу», кото­
рою
утрамбовывают
мостовые.
Он
не большог о
роста,
ру­
ки
и
ноги
у
нег о
короткие
и
толст ые,
туловище
«плотное
и
уве си ст ое,
словно
в ыли тое
из
чугуна,
л ицо
безусое,
до­
бродушное
и
глуб оком ы слен ное.
Сидя
на
камне,
он
цел ый
день
развлекается
тем,
что
кормит
б елым
хлебом
голубей.
Ружье
со
штыком
и
к лю­
чами
на
штыке
стоит
у
него
между
но г,
прислоненное
к
плечу,
огромная
стая
голубей
окружает
Быкова,
пож и­
рает
крошки
хлеба
и
ворк ует.
Быков
любит
эт их
мещан
птичьего
царства:
его
к ру глое
и
п рос тое
лицо,
л ицо
дер е­
венского
парня,
осклабляется
при
виде
голубиного
счастья.
Быть
сытым
и
ворковать
—
это
его
собственный
идеал.
В
его
до вол ьном
ли це
с
бо льшим
и
крепким
лб ом
и
во
все й
его
не пов оротл ив ой
фигу ре
ес ть
что-то
непри­
хотливо-положительное
и
не подв и жн о- уст ойчив ое.
Быков
ни
в
чем
не
сомневается,
ничему
не
удивляется
и
все
в
мир е
считает
целесообразным.
Это
твердое
и
ясн ое
ми ро­
созерцание
н аходи т
в
нем
крепкую
опору,
и
Быков
непо ­
коле бим ,
как
чуг унна я,
неподвижная
св ая.
А
по
двору
ходят
арестанты...
Они
оде ты
в
бе лые
хо л­
що вые
руб ахи ,
такие
же
шаровары
и
«коты» .
Тесемка,
которой
завязывается
ворот,
у
многих
оборвана,
и
ру­
бах а
не
закрывает
загорелую,
кори чн ев ую
грудь.
Боль­
шею
частью
это
все
живой
и
веселый
народ.
Исключение
со ставл яют
только
каторжане
с
кандалами
на
ногах:
они
неразговорчивы,
задумчивы,
угр юмы
и
важ ны.
Ос обенн ой
походкой,
широк о
ра сс тав ляя
но ги,
неиз­
менн о
и
ве чно
б родят
они
по
ш ироком у
дв ору
от
стены
до
стены,
и
своеобразный
зв он
ж елезн ых
цепей,
похожий
на
п ение
птиц,
с
у тра
до
ночи
не
смолкает
на
дво ре
и
в
остроге.
С
головой,
н ап олов ину
обритой
в
пр офил ь,
мрачные
и
в ажн ые,
в
своих
зв онки х
цепях,
они
картинно-тра­
гичны...
З ато
ост аль ные
арестанты,
свободные
от
цепей,
и
ма­
лолетние
преступники
смотрят
жизнерадостно:
о дни
ус тр аив ают
борьбу,
другие
просто
лежат
на
тр аве,
ко­
торою
заросли
углы
двора,
и
н ежа тся
на
солнышке.
К ое- где
собрались
в
кучки,
играют
в
карты
и
орл ян ку.
110

Биографии
этих
людей
почти
о дина ко вы:
ж изнь
их
с
де тств а
проходит
в
тюр ьм е;
за
стенами
ее
все
им
чуждо
и
враждебно,
ед ва
выйдут
они
на
свободу,
как
уже
опять
п оп адают
в
острог,
в
с вой
мир,
где
они
выросли
и
еж и»
лись.
Они
не
приспособлены
к
иной
жизни,
кроме
тюрем*
но й.
Надзиратель
кормит
голуб ей
по
од ну
с торону
ворот,
а
по
другую ,
около
ниши,
собрался
кружок
игроков.
Это
все
молодые,
здоровые
лица,
виднеется
две-три
на поло­
вину
обритых
гол овы ,
п оз вякив ают
цепи.
Все
серьезны
и
сидят
на
земле,
поджав
под
себя
ноги.
Быкову
н ас кучили
голуби.
Он
встает
с
камня;
стая
пт иц
взвивается
кверху
и,
звеня
крыльями,
улетает...
Он
подходит
к
ар ес тантам
и,
опершись
на
ружье,
сл е­
дит
за
игрой.
Ставкой,
вместе
с
м едны ми
грошами,
служит
еще
книга,
р азо дран ная
на
четыре
части.
Картежники
играют
молча,
изредка
обмениваясь
ко­
ротк им и
фр аз ами.
—
Четвертку,
значит?
—
Четвертку.
—
Ходи!
А
я
ужо
п олов инк ой-т о
под
те бя !..
—
Батюшки!
—
вскрикивает
Быков.
—
Никак
это
ев анг ел ие?
Кто
это
поставил?
—
Эйко!
—
рассеянно
отвечают
ему.
Эйко,
арестант
важно го
вида,
с
рыжими
бакенбарда­
ми
и
дерзкими
глазами,
полулежа,
бьет
карту.
—
А
тебе
что?
—
огрызается
он
на
Бы ков а.
—
Да
как
же,
—
возмущается
Быков,
—
евангелие
и
на
кон!
Что
ты.
не
р ус ский,
что
ли?
То-то
у
теб я
фами-
лие-то
чудное:
Эйка!
—
Я
англичанин!
—
серьезно
гов ор ит
Эй ко,
поглажи­
вая
бакенбарды;
лицо
у
него
овальное,
исполненное
до­
стоинства,
усов
нет,
ба кен бард ы
котлетами.
Он,
д ейст ви­
те льн о,
похож
на
англичанина.
Бы ков
доб роду ш но,
хотя
и
уко риз нен но,
кач ает
голо­
вой.
—
Т олько
что
вчера
вам
в
церкви
крещеный...
еван­
гелие
раздавал
для
вразумления,
а
вы
—
в
ка рт ы...
111

—
Молчи
ты,
тумба!
—
презрительно
отвечают
ем у.—
Что
смыслишь,
штык?
Быков,
ухмыляясь,
берет
евангелие
на
ру сс ком
язы­
ке,
развертывает
его
своими
короткими
и
толстыми
па ль­
цами
и
медленно
читает
всл» ух:
4—«Бог
ест ь
лю бов ь...»
И
з аду мыв аетс я.
—
То-то
и
есть!
—
снисходительно
гов орит
ему
Эйко.—
Ведь
не
понимаешь,
что
оно
и
к
чему
сказано?
—
«Кто имеет две одежды,
—
продолжает
надзира­
тель,
—
отдай
одну
неимущему
и,
если
кто
ударит
тебя
в
левую
щеку,
подставь
ему
и
другую!»
Тут
Быков
торжествующе
смотрит
на
Эйко.
—
Вот
как
надо-то!
—
говорит
он,
ткнув
коряв ым
па льц ем
в
книгу.
—
Дурак
ты!—спокойно
отвечает
ему
Эйко.—
Надо,
да
не
нам !
К нига
эта
св ящ енная ,
ну,
только
что
она
нам
не
подходит:
кому
может
арестант
оставить
одежду,
ка­
кому
неи му щему ,
когда
она
у
нег о
казенная,
а
неиму­
щий-TM—он
с ам?
И
насчет
щеки
—
т оже.
Ме ня,
может,
всю
мою
жизнь
только
и
де лал и,
что
в
морду
били?
Хот ь
подставляй,
хоть
нет
—
все
равно
лупят!
С оч у вс твенный
смех
арестантов
покр ыл
последнюю
фразу
Эйко.
Засмеялся
и
Быков.
—
Б ыло
за
что,
вот
и
били!
—
возразил
о н.—
Зря
не
станут
бить...
Вс яки й,
зна чит,
буд ь
на
св оей
точке
и
де­
лай
св ое
дел о
в
исправности.
—
Противно
тебя
слушать.
Ты
до в олен
тем,
что
ты
надзиратель?
—
Доволен.
—
И
дети
тв ои
и
внуки
тоже
будут
над зир ате лям и
либо
лакеями.
Ты
представь
себе:
едут
на
пароходе
мои
де ти
во
втором
классе
и
обедают,
а
т вои
им
кушанье
под ают.
И
так
до
скончания
в ека!
Справедливо
эт о?
—
Справедливо!
—
отвечает
Быков,
наклонив
голову
и
опираясь
на
ружь е.
Он
кр епко
стоит
на
своих
коротких
ногах
и
в
эту
минуту
похож
на
по дводн ую
скалу,
о
ко­
торую
разбиваются
мечтания.
Эй ко
см от рит
на
не го
с
ненавистью.
—
Тумба!
—
ворчит
он,
злобн о
убивая
карт у.
—
Бойкий
ты!
—
с
неизм енным
до бродуши ем
зам е­
чае т
Быков.
—
Башка
у
тебя
м озгов и та,
а
все
толк у
не т!
112

И
столяр
ты,
и
резчик,
и
переплетчик,
а
работать
не
хо­
чешь,
балуешься...
Глаза
Эйко,
остры е,
как
гвозди,
с в еркн ули,
овальное
«английское»
л ицо
на
минуту
п риня ло
зло е
и
гордое
вы ражение.
—
Гол одн ый
прохожу,
а
работать
не
стану!
—
упрямо
прои зне с
он,
смотря
куда-то
в
п ростра нс тв о,
словно
го­
ворил
нс
Быкову,
а
кому-то
невидимке.
Задетый
за
боль­
ную
струну
сердца,
он
как
будто
хотел
до садит ь
«кому -
то»
те м,
что
вот
он,
Эйко,
прекрасный
ст оляр,
резчик
и
пе реп лет чик, «не хочет»
работать.
А
кр угом
по-прежнему
в ажно
и
мрачно
бродили
ско­
ва нные
каторжане,
и
по
вс ему
д вору,
не
умолкая,
пели
цепи...
Через
ве сь
д вор
б ежал
низ ень кий
м ужи чон ко- аре-
стант,
громыхая
кожаными
сапогами.
Он
под б ежал
к
Б ык ову.
—
Огурцов
не
надо
ли?
Жена
п ришла !
—
вскричал
он,
улыбаясь
заискивающей
улыбкой.
Арестанты
за­
смеялись.
—
Хорошо
ли
торг уеш ь,
Клемашев?
Клемашев
засмеялся
де тски м
смехом.
—
Какая
моя
то рго вля?
Жен а
орудует .
А
мне
еще
дв адц ать
месяцев
сидеть !
Из- за
восьми
ру бл ей!
Ст раст ь
как
досадно!
Думал
воровством
хозяйство
поправить,
а
оно
только
ху же
вышло!
Баста
теп ери ча!
Не
буд у
воро­
вать!
—
Хо-хо-хо!
Невыгодно?
—
заржали
арестанты.
Кл ем ашев
поглядывал
на
всех
добрыми
детским и
гла­
зам и
и
тоже
смеялся,
а
Быков
наставительно
сказал
ему:
—
Конечно!
С кажи
сам
себе:
не
бу ду.
И
не
б удешь .
Все
равно,
как
в ино
пить
кот орые
бросают.
—
Да
вед ь,
милый
ты
человек,
—
любов н о
з агля ды­
вая
ему
в
гла за,
возразил
Клемашев,
—
в едь
все
думаешь
хозяйству
как
ни
на
ес ть
подс обит ь,
а
оно
только
хуже!
Я
еще
в
прошлом
го ду
чуть
бы ло
не
попал
в
острог
—
из-за
мешков.
Работали
мы
у
куп ца
Б ашки на;
муку
во­
зили.
Ну,
а
ког да
со
двора
уходили,
и
замотали
мы
дв ое
за
онучи
по
два
мешка,
все
годится
для
хоз яйст в а!
А
приказчик
догадался.
Так
что
был о!
Либо,
говорит,
пашпорта
н азад
берите,
ли бо
сейчас
в
острог!
Взяли
пашпорта!
113

—
А
не
вор уй!
—
оказал
Быков.
Огромный
великан-арестант
с
широкой
бо ро дой
улыб­
нулся
д обро душне йше й
улыбкой
и
певуче
про изнес :
—
Не
обкрадывай
ку пцов :
мать-тюрьма
е сть
для
на­
ше го
брата!
Ты
где
служил
в
с олд атах -то? —с про сил
он
Быкова.
—
В
Ромнах
я
служил.
—
А
еще
где
был?
В
Одессе
был ?
—
Нет.
—
Эх,
что
за
город!
Пристань
как а!
Набережная!
Мо ре
шумит!
Жизнь!
Широкая
русская
улыбка
озарила
о громн ое
ли цо
ве­
л икана .
—
Ав
Москве
ты
бы л?
Не т?
Эх,
в
Сокольниках
там
хорошо!
В
Петербурге
т оже
не
бы л?
А
в
Тифлисе?
Не
был?
Ну,
в
Астрахани,
по
крайности?
Нет?
Да
где
же
ты
был?
—
Нигде
я
не
б ыл!
—
о тв ечал
Быков.
—
А
тебя,
в ид­
но,
везде
носило?
—
Я-то
ве сь
св ет
пр ош ел!
Я
по
Б айкал у
плавал
и
в
Татарском
п ролив е
бы л!
Во
вс ех
тюрьмах
сидел,
все
искусства
и
нау ки
произошел...
—
Он
улыбнулся
опя ть
очаровательно-добродушной,
светлой,
как
со л нце,
п луто­
ватой
улы бк ой
и
добавил
нараспев:
—
Тюрьма-матушка
всему
научит!
А
вот
ты,
—
не ожид анно
набросился
он
на
Бык ова ,
—
ничего
не
можешь
понимать,
что
е сть
та­
кое—
жизнь!
С
тобой
говорить,
что
г оро хом
об
стену
бить!
—
Брос ь!
—
загудели
арестанты.—С
кем
ты
св язал­
ся?
Лучше
уж
пусть
соч ини те ль
стиш ок
читает,
чем
это...
А?
Эй!
Соч ини тел ь
кислы х
щей!
Вальни-ка!
Так ие
насмешливые
слова
относились
к
молодому,
угрюмому
арестанту.
Это
был
парень
сутуловатый,
не ук­
люжий,
медвежьего
телосложения,
с
шир о ким
лб ом
и
го­
лубыми
глазами,
смотревшими
мрачно
и
застенчиво.
Сочи ни тел ь
ухмы льну лся
и
прогудел
глухим
и
гу­
стым,
медвежьим
голосом:
—
Смеетесь
на до
мной,
а
сами
просите!
—
Ну,
ну,
не
ломайся!
Отхватывай!
Сочинитель
сидел,
подобрав
под
себя
ноги,
сгорбил­
ся
и,
не
по дн имая
гл аз,
нач ал
де кла ми рова ть
своим
угрюмым
и
грубым
голосом:
114

Очи
черные,
очи
жгучие.
Вы
пленили
мою
м олодос т ь.
Вы
зажг ли
во
мне
луч-огонь,
Не
могу
теперь
сло во
вым олвит ь.
Мне
не
спит ся
в
н очи
темные,
Крушит
молодца
любов ь
к
девице,
А
еще
крушит
участь
горькая,
Доля
бедна я,
безотрадная,
Узы
тя жкие ,
тюрь ма
л юта я...
Нек аз ист
был
поэ т:
лицо
скуластое,
рубаха
на
груди
расстегнулась
и
обнаружила
широкую
звериную
грудь,
заросшую
лохма той
шерстью.
Трудно
б ыло
доп ус тить,
чтобы
«красна -д е вица »
м огла
плениться
такой
фигурой,
но
он
продолжал
с
какой -т о
грубой
и
настойчивой
силой:
Н-но
л- лю блю
я
тебя,
раскрасавица,
Пуще
жизни,
пуще
солн ышка,
Пу ще
света
всего
белого!..
Уж
вы,
узы
мои ,
узы
мрачные,
Узы
мрачные,
тюремные!
Вы
сосете
кровь
из
мо ей
груди,
Душу
мучите,
сердце
гло жете ...
Ой,
судьба
ли
мо я,
судьбинушка,
Горемычная,
злоковарная!
Не
с
т обой
ли
мне
в
тюрьме
сид ет ь,
В
кан да лах
те рп еть
г ореван ьиц е,
От
начальников
измываньице?
Как
од ин
из
них
—
кровожадный
з вер ь...
—
Верно!
—
вырвалось
у
арестантов,
а
поэ т
гудел,
не
останавливаясь:
Он
питает
злобу
к
каждому,
Не
имеет
он
человечества..,
—
Сволочь!
—
пояснили
слушатели.
Он
лю тее
зве ря
лю тог о.
Тигра
хит рог о,
кровожадного.,,
—
Ишь,
как
х ле ще т! — восхитился
и
Быков.— Не
за
это
ли
он
тебя
в
ка рцер
сажал?
—
Что
ему
карцер?
— возразили
арестанты.— У
не го
ружейный
за ряд
в
боку
сидит!
Что
ему
карцер?..
—
Ку-ка-и-ку-у!
— раздалось
вдруг
по
всему
двору
громогласное
пение
петуха.
Это
кр ичал
арестант
с
веселым
и
лукавым
лицом;
он
115

ст оял
пос ред ине
двора,
расстегнутый,
с
шапкой
на
за­
тылк е
и
пел
пе т ухом
так
натурально,
что
где-то
далеко
за
тюрьмой
откликнулись
настоящие
петухи.
В
руках
у
н его
был и
три
де р евя нных
ложки,
и
он
артистически
заиграл
на
них,
припевая
сиповатым,
но
игривым
и
складным
голосом
на
мотив
цыганских
песен?
По
горам-долам
кат ался .
Тарантас
мой
и зло ма лся!
Тарантас
мо й,
тарантас,
Прокати
в
п оследн ий
ра з!..
Ложки
отчет лив о
и
пла вно
пр ищ елк ивали
не
хуж е
кастаньет,
словно
выговаривали
каждое
слово.
В
ту
же
минуту
откуда-то
взялись
два
цыга на ,
смуглые,
л овки е,
с
курчавыми,
словно
осмоленными,
бородами,
п охожи е
др уг
на
друга
как
два
родн ые
брата.
Они
пустились
в
ди кий
цыганский
танец,
изви вая сь
вок руг
музыканта,
как
обезьяны,
а
он
медленно
шел
через
дв ор,
туда,
где
происходила
декламация,
и
пел,
аккомпанируя
на
лож­
ка х:
Ан,
батюшки,
караул:
Цыган
в
море
ут онул !
Не
в
реке,
не
в
озе ре,
На
дворе
в
колодезе!..
—
Гей !
Г ей!
—
выкрикивали
и
с ка кали
цыгане,
у да­
ряя
в
ладони
и
притопывая
арестантскими
«котами».
Ой,
валенки,
валенки,
Не
по дши ты,
стареньки,—
припевал
ар ти ст,
при бл иж аясь
к
г ру ппе.
—
Споем?
—
кр икн ул
он.
Арестанты
вс трет или
его
одобрительным
сме хо м.
То лько
окованные
ка торж ане
с
прежней
тос клив ой
сер ь­
е знос тью
бродили
в доль
длинного
двора,
и
железные
звенья
цепей,
не
умолкая,
пели
св ою
грустную
песню.
Около
ниш и,
у
высокой,
белой
стены
собрался
ар е­
стантский
хор:
кто
сиде л
на
каменной
сту пе ни,
кто
прямо
на
асфальте,
вытянув
скованные
ноги
или
положив
с ебе
на
колени
обезображенную,
бри тую
голов у;
большинство
с тояли
п ол укру гом,
н ек оторые
полулежали...
Живописен
и
странен
был
эт от
окованный
хор,
в
рубашках
из
гру­
бого
холс т а,
с
голыми
шеями,
отк рыт ой
грудью
и
харак­
116

терными
лица ми
коричневого
цвета
от
загара.
Это
все
б ыли
рез кие ,
энергичные
черты.
Не
был о
заметно
лиц
гл упо ват ых
или
з а биты х...
Некоторые
м олоды е
и
почти
интеллигентные
л ица
сразу
бросались
в
глаза
и
навсегда
запечатлевались
в
памяти
своей
осо бе нной
красотой.
Некоторые
бы ли
мрачны
и
гр о зны,
и
всем
лицам
был о
свойственно
о дно
н еулов им ое
выражение,
которое
быв а­
ет
то лько
у
арестантов.
Его
трудно
опре дели ть
каки м-
ли бо
словом,
оно
—
печать
долголетнего
озлобления
не­
покорной
на тур ы,
в
нем
е сть
что-то
протестующее
против
вс его
на
свете.
Ар ест ант
с
ложками
оказался
«регентом» .
Он
встал
лицом
к
хору,
в еличе ст ве нно
поднял
р уку
с
ложкой
и
обвел
весь
хор
строгим
взглядом.
Шапка
у
него
со всем
съехала
на
заты ло к,
обнаруживая
черную
густую
щет ину
стриженой
головы
и
большой
мефистофельский
лоб
с
за­
ли вам и.
В
его
серьезном
теперь
л ице
чуть-чуть
сквозил
ядо­
витый
юмор.
Хор
густо
и
ши роко
загудел.
Регент
помахивал
лож­
кой
со
всеми
приемами
«!маэстро».
Казалось,
что
сам
Мефистофель
д ир ижиру ет
хором
убийц,
воров
и
бро дяг .
Солнце
заливало
всю
эту
группу
ослепительно
яр ким
све­
том.
Они
пел и:
По
диким
степям
Забайкалья,
Где
золото
роют
в
горах,
Бродяга,
судьбу
проклиная,
Тащится
с
сумой
на
плечах.
Котел
его
сбоку
тревожит,
Сухарики
с
ложкой
гремя т.
Идет
он
густою
т айг ою,
Где
звери
его
сторожат.
Худа я
на
нем
рубашонка,
Премножество
разных
заплат,
Худая
на
нем
и
шапч он ка,
И
серый
тюремный
халат.
Ли шь
только
к
Байк алу
по дходит ,
Ры бач ью
он
лодку
берет,
Унылую
песню
заводит.
Про
родину
что-то
поет...
Песня
гус то
катилась...
От
нее
веяло
рома н тичес кой
жиз нью ,
полной
приключений,
она
говорила
о
вечном
скитальчестве
и
бродяже ств е
и
как
бы
поднимала
зав е­
су
над
темной
жизнью
этих
люде й,
и
за
эт ой
завесой
117

чудились
грус тн ые
и
мрачные
рассказы
и
печальные
дра­
мы
с
н еизм енной
кровавой
раз вязкой .
Жизнь
бьет
таких
певцов,
поэтов
и
мыслителей,
и
ее
удары
извлекают
из
них
г лубоки е
звуки,
мрачные
стихи
и
своеобразные
песни.
Регент
сделал
предлагающий
жест,
и
нежный
тено-
рок-запевало
зат ян ул
плавный,
игр ивый
напев:
Па -а
С и-б -бири
я
г ул-ля ю,
Паселенец
ма-ла-дой...
А
хор
густыми
аккордами,
словно
рояль,
аккомпани­
руе т
ему:
Тум-ба
—
тум-ба
—
т ум-ба !
Тум-ба—тум-ба—тум-б-ба-а!..
—
Полюб и
меня,
челдонка:
Я
брожу
здесь
си рот о-ой,
—
заливается
солист.
Это
арестант,
по
прозванию
Со ло­
вей,—
певун
и
пл ясу н;
он
маленький,
с
че рнен ьким и
ус и­
кам и,
ловкий
и
с ил ьный.
Теперь
он
сидит
под
самой
ни­
ш ей,
в
центре
хора,
а
кругом
непринужденно
располо­
ж ился
хор:
тенора
все
стоят
пол укругом
и
им еют
вид
воровской
и
плутоватый,
а
басы,
большею
ча с тью,
сидят
и
рее
—
в
кандалах.
Мы
пойдем
с
тобой
в
Россию
По
дорожке
столбовой:
Снаряжу
теб я
в
д оспехи
—
В
банях
будешь
спать
со
мной..*
—
Тум-ба
—
тум-ба
—
тум-ба-а!
—
густо
аккомпани­
рует
х ор,
мефистофелевская
рожа
сияет,
а
Соловей
забо­
ристо
выводит:
Посох
вырежу
пот о лще
На
защиту
от
соба к.
Твои
к ольца
и
сер еж ки
Отнесем
с
т обой
в
ка бак!
—
Тум-ба
—
тум-ба—тум-ба!
—
грохочут
басы.
А
Быков
неподвижно
застыл
на
св оем
камне,
как
воспе­
ваемая
тумба,
и
с
доб(родушной
улы бкой
с мотри т
на
ве­
селье
арестантов.
Хор
все
увеличивается.
Пе сни
быстро
с мен яютс я.
До­
ходит
де ло
до
пля ск и.
Хор
стоит
к ольц ом
и
весело
по ет
плясов ой
мотив:
Ой,
дуб
—ду-ба,
ду-ба,
ду-ба..«
118

Слышатся
веселые
в ос кли цани я*.
—
Соловей!
Спляши,
что
ли,
для
окончания
дела»
—
Али
он
был
на
су де?
—
Как
же!
Нынче
во д или!
—
Ос уд или?
—
На
три
года!
—
Ва-а-ляй,
Соловей!
Со лов ья
выпихнули
на
середину
круга.
Он
выждал
такт
и
«пустил дробь».
По
первым
же
его
приемам
ви дно
был о,
что
пляшет
не
простой
п л ясун,
а
артист
этого
дела:
так
пляшут
в
ц ирк е...
Его
«коты»
так
и
за гов орил и...
А
хор
с тоял
во
всей
св оей
живописной
непринужден­
ности,
расстегнутый,
загорелый,
с
бри тым и
черепами
и
гуд ел:
Ой,
дуб—ду-ба,
ду-ба—ду-ба!„
—
Жарь,
Соловей!
—
Все
равно
теб е
теперича!
С ол овей
в ос хити те льно
плясал
вприсядку:
малень­
к ий,
но
мускулистый
и
кр епкий,
он
уп руго
и
ловко
по д­
прыгивал,
как
м яч,
и
пер еб расыв ал
из
одной
руки
в
дру­
гую
с вою
маленькую
с ерую
ша пку ...
Все
лица
расплылись
в
улы бку.
Но
ли цо
самого
Соловья
бы ло
нео быкно венн о
серьез­
но:
смуглое,
красивое,
с
ч ер ными
усиками
и
б лест ящи ми
глазами,
оно
сохраняло
пренебрежительное
выражение,
словно
хот ело
сказ ат ь: «Плевать мне на то,
что
меня
осудили!»
В
маленькую
кали т ку
полукруглых
вор от
входили
и
выходили
разные
люди.
Прош ел
взвод
солдат,
в
белых
рубашках,
с
револьверами
у
пояса
и
саблями
и
скрылся
на
соседнем
дворе,
где
была
пересыльная
тюрьма.
Оттуда
провели
разнообразно
о дету ю,
рваную
толп у
пересыль­
ных...
Каких
только
там
не
б ыло
фигур:
кто
в
кацавейке,
кто
в
рваном
пид жаке,
кто
в
длинной
арестантской
ши­
не ли.
Старики,
ж е нщины,
подростки
и
дети
и
в
эт ом
сброде
вдруг
—
гордая
фигу ра
благородного
босяка—
У
многих
за
плечами
ко то мки,
с ап оги,
а
у
пояса
же стя­
ной
чайник.
Некоторые
прощаются
с
друзьями
из
арес­
тантов.
Пожимают
руки.
Слышны
по же лан ия.
По там
119

вся
эта
странная
тол па
исчезает
за
воротами
в
сопровож­
дени и
ко нво йных ,
внушая
не доум ен ие
и
интерес
к
себе...
Странный,
бро дяч ий
мир,
т ени,
о тку да-то
и
куда-то
без
ко нца
иду щие,
кто
они?
Своим
мо лч а ливым,
символиче­
ски м
шествием
через
тюремный
двор
они
на по мина ют
о
существовании
како й-т о
особенной,
таинственной
жизни.
Калитка
вновь
отворилась,
и
в
нее
с
трудом
п роле зла
необыкновенная
фигура.
Это
был
чернобородый
мужик
геркулесовского
тело­
сложения,
в
красной
кумачовой
рубахе,
высоких
сапогах
и
косматой
черкесской
шапке.
Он
был
поразительно
ши­
рок,
грудаст
и
мо щен,
на
вы пукл ую
грудь
падала
окл а­
дистая
черная
борода,
и
вся
невысокая,
но
удивительно
к репко
сложенная
фигура
его
каз ал ась
сбитой
мо лотком
на
наковальне.
Он
обв ел
тюремный
двор
мрачным
взгля­
дом
и
крик нул
с ильн ым
голосом:
—
Здравствуй,
матушка-тюрьма!
За
ним
вошло
двое
часовых
с
ружьями
и
тщедушный
тюр ем ный
чиновник
в
полицейском
мундире.
Арестанты
поднялись
и
сняли
перед
ч ино внико м
шапки,
за
исключе­
нием
Эйко.
Чиновник
с
гримасой
махнул
им
рукой,
и
они
разбежались
по
дв ору.
Потом
он
отдал
какие-то
прика­
зани я
ча сов ым
и
по беж ал
в
пересыльную
тю рьм у,
а
бо­
гатырь
с
ва жным
вид ом
путешественника,
о ж идающ его
на
станции
лошадей,
стал
прохаживаться
около
запертых
ворот.
Взявшись
за
поя с
и
о пу стив
ши року ю
голову,
крепко
утвержденную
на
короткой
воловьей
ше е,
он
ходил
взад
и
вперед
нетерпеливыми
шагами.
Быков
и
еще
трое
надзирателей
вытянулись
в
струн­
ку
и
оцепили
его,
дер жась
на
п очти тел ьном
расстоянии.
Но
в
ср авнении
с
ним
их
гар низо нны е
фигуры
к аза­
лис ь
плачевно-жалкими
и
не
имели
в
себе
ничего
устрашающего.
У
Быкова
на
шты ке
добродушно
зв як али
за быт ые
ключи.
Через
минуту
со
двора
пересыльной
тюрьмы
вышел
на чал ьн ик,
осанистый
пожилой
человек
в
белом
кителе
и
картузе
с
кокардой.
Он
шел,
не
торопясь,
к
воротам,
и
перед
ним
вытягивались
часовые,
снимали
шап ки
а ре­
ста нты ,
только
человек
в
красной
ру б ашке
и
папахе
продолжал
ходить
и
едва
посмотрел
на
него.
Начальник
подошел
к
могуче му
человеку
и
начал
120

что-то
ему
гов орит ь
тих о
и
вразумительно.
Собеседник
остановился
пер ед
ним,
но
не
дослушал
его
и
внезапно
вскипел.
—
В
се-ре-ду-у?—
заорал
он
на
в есь
двор,
размахи­
вая
руками.
—
Это
ч тобы
я
святую
троицу
в
остроге
сидел?
Ни
за
чт о!
Н-нынче
хо чу!
Терп е ть
не
могу
я
здесь!
Уж
лучше
вы
меня
в
бо ль ницу
отправьте,
а
то
я
у
вас
тут
все
переломаю,
перебью
и
сам
изрежусь
и
изобьюсь!
Желаю
нынче,
сегодня,
сича с
—
и
бо льше
ника ких!
Начальник
оп ять
что-то
ск азал
ему ,
отрицательно
кач ая
головой,
и
проследовал
в
кали тку
полук р угл ых
ворот,
а
вслед
ему
загремел
яростный,
могучий
голос:
—
Так
вы
этак-то?
Обманом
за м анили
меня
сюды,
да
и
не
пускаете?
В
тюрьму
посадить
хотите?
Да
рази
это
мыслимо,
ч тобы
в ольн ого
человека
лишить
сво бо ды?
А?
На кос я,
что
выдумали!
Ну,
не
на
того
на па ли!
Ме ня
вез де
по
всей
Рассее
знают!
Ме ня
сам
великий
князь
з нает,
и
прокурор
святейшего
правительствующего
си но­
да
знает!
Только
попробуйте
посадить!
Я
в
московской
тюрьме
из
окн а
р ешет ку
выло мил ,
и
у
вас
выломлю!
Я
в
Петербурге
дворцовую
стражу
всю
разогнал,
а
не
токмо,
что
в ас!
И
мне
за
это
ничего
не
было,
только
патрет
с
меня
с няли
да
еще
денег
на
дорогу
д али!
Вы
со
мной
не
ш ути те!
О т пирайт е,
штоль!..
Он
подошел
к
воротам,
ударил
в
них
н аотм ашь
ог­
ромным
кулачищем
и
загрохотал:
—
Отпирайте!
Тиш ина
была
ему
ответом.
Ве сь
д вор
оп уст ел:
аре­
станты
стояли
кучк ой
в
от дал ении .
Часовые
зам ерли
на
своих
п ост ах.
Тут
беспокойный
гос ть
начал
ругаться,
все
по выша я
и
по вы шая
с вой
мо г учий
г олос
и,
ви дим о,
приходя
в
ярость.
Ругань
была
отборная,
артистическая.
—
Г ей.
анафемы,
июды-предатели,
ироды
окаянные!
Пять
мину т
даю
вам
сроку!
Не
отопрете
—
ломать
на чну!..
—
Нако ся!
—
продолжал
он,
ш агая
по
ас фа льту
в
ожи дан ии
ответа.
—
Вольного
человека
свободы
хотят
ли шить !
Где
это
н апис аны
такие
зако ны ,
ч тобы
за
бес-
письм е ннос ть
гноить
человека
по
вс ем
острогам,
прого­
нять
по
вс ей
Рассее?
А?
Беззаконпики!
Вы
дайте
мне
121

кон во й,
я
и
пойду
се бе
пешком,
в
сутки-то
шутя
сто
верст
уйду
али
лошадь
куп лю:
в едь
у
ме ня
и
деньги
есть!
Вог
он
—
чек:
пойду
сейчас
в
б анк
—
и
в озьм у!
Чего
же
вы
меня
дер ж ите,
как
разбойника,
да
еще
на
святую
троицу
в
острог
хотите
засадить?
За
чт о,
про
что?
Не
хоч у
и
не
хочу,
разнесу
все
—
а
не
сяд у !..
Он
подождал
не м ного
и,
видя,
что
ни кто
не
думает
отпирать
ему
ворота,
подбежал
к
тому
окну,
в
к ото ром
в ид нелись
занавески,
цветы
и
клетка
с
ка на рейко й.
—
Вот
вам!
Вот
вам!
—
кричал
он,
выбивая
кулаком
од но
стекло
за
другим.
—
Я
как
начну
би ть
—
ку да
толь­
ко
все
ваши
пташки-кинарейки
полетят!
Во т,
вот!. .
Разбитые
стекла
звенели
и
сыпались
на
асфальт.
За
окн ом
никто
не
откликался.
Тогда
в ольн ый
человек
за­
стучал
кулаками
в
ворота.
—
От пирай те,
чертовы
дети!
—
грохотал
он.
—
Эх,
кабы
мне
что- ни буд ь
потяжельше
в
руки
взять!
Он
огляделся
к руго м,
и
вн езапн о
взгляд
его
упал
на
камень
Быкова;
он
быстро
схватил
к амен ь,
поднял
над
головой
четырехпудовую
тя жес ть,
разбе жа лся
и
со
всего
ма ху
грянул
камнем
в
полукруглые
железные
ворота.
Гулкий
гром
прокатился
по
всему
двору
тюремного
зам ка.
Камень
уп ал
около
калитки.
Часовые
подбежали,
что­
бы
убрать
его,
но
богатырь
быстро
вста л
на
нег о
и
остановил
их
повелительным
жестом.
—
Прочь!
—
гаркнул
он
и,
подняв
руку
кверху,
пр о­
д олжал
с
камня
торжественно
и
театрально:
—
Я
вт орой
Самсон.
Убью,
не
по дх одит е!
В
это
время,
словно
в
ответ
на
громовой
у дар
камня,
калитка
вор от
отворилась,
и
в
нее
во шло
какое-то
новое
начал ь ствен но е
л ицо
и,
по-видимому,
ничего
не
подо­
зревая,
с
недоумением
огляделось
кругом.
В
тот
же
са­
мый
момент
второй
Самсон
с
необыкновенной
бы строто й
шмыгнул
в
калитку.
—
Уб е жал!.. —
глухо
загудело
по
всему
двору.
—
Заманили!
—
засмеялся
кто-то.
Произош л а
суматоха:
с
пересыльного
дво ра
выб ежа л
о пять
тщедушный
и
бледный
чиновник,
а
за
ним
бег ом
пробежала
толпа
солдат
человек
в
п ять дес ят.
Все
они
ринулись
всл ед
за
Самсоном.
А
он
стоял
в
полуте м н ом
т унн еле,
прислонясь
спиной
122

к
запертым
вторым
воротам,
как
зверь,
заг нанн ый
в
тесное
ущелье.
—
Го сп одь
дал
мне
силу,
—
сказал
он,
—
всех
вас
мо гу
и стр еби ть,
но
не
хочу!
Берите!
Отдаюсь!
Все
п ятьдес ят
облепили
его...
—
Кандалы
давайте.
Кузнеца!
Раздался
чей-то
по ве лите л ьный
голос:
—
Заковать!
Под
каменным
сводом
было
тесно,
темно
и
шумно;
все
суетились,
толкались,
галдели.
Принесли
ножные
и
ручные
кандалы.
Богатырь
ле жал
на
земле,
и
его
не
было
ви дно
за
толп ой
с олда т.
Он
молчал.
Слышалось
звяканье
цепей
и
удары
молота
по
железу.
Наконец,
в орота
отворились,
и
его
торжественно
про­
вели
в
тюрьму.
Он
шел,
окруженный
толпой
солдат,
ок ова нный
по
рукам
и
ногам.
Рук и
его
были
с кручен ы
и
скованы
за
спиной ,
косматая
папаха
сдв ину та
на
затылок,
голова
опущена,
и
широкая
черная
бород а
веером
лежала
на
выпуклой
груди.
В
красной
руба хе ,
огромный,
мр ач­
ный,
в
цепях,
он
был
страшен
и
походил
на
Стеньку
Ра­
зи на.
Арестанты
стояли
в
отдалении
и
сочувственно
смотре­
ли
на
героя.
Он
взглянул
на
них,
кивнул
головой
и,
пе­
реступая
п орог
тюр ьмы ,
крикнул
громовым
гол осом :
—
Глядите,
братцы:
вот
он,
мученик!
Его
увели.
Тогда
ар е станты
опять
собрались
к
воротам.
Но
на­
строение
их
было
испо рч ено .
Они
мо лча ли
и
мрачно
переглядывались.
Не
б ыло
слышно
ни
пения,
ни
шуток.
Из
тюрьмы
в ышел
тщедушный
тюремный
чиновник
и
обратился
к
ним
с
речью.
Арестанты
нехотя
сняли
шапки.
—
Я
вам
д о лжен,
господа,
объявить,
что
вышл о
рас­
поряжение
содержать
вас
в
камерах,
а
на
прогулку
выпускать
по
закону
—
на
два
часа.
Сегодня
—
послед­
ний
д ень
вашей
свободы...
Ар естан ты
глухо
и
недовольно
зарычали.
—
Это
не
от
на с,
—
посп еш ил
заяв ить
ч ино вник,
—
мы
тут
ни
при
чем...
мы
о бязан ы.. .
сам и
знает е.. .
Он
раз вел
рука ми
и
скрылся
в
калитку
ворот.
123

Раздался
бы ст рый
и
гр ом кий
звонок
колокола
—*
знак
собираться
в
камеры.
Арестанты
медленно
и
н ехотя
потянулись
в
мрачное
здание.
Со лнце
садилось,
и
его
последние
ру мян ые
лучи,
бледнея,
угасали
на
неподвижной,
за думчи вой
туче .
Быстро
смеркалось,
и
повсюду
наступала
отрадная
тиши­
на
весеннего
вечера.
Легкие
звуки
долетали
отовсюду.
Отку да- то
издалека
доносились
в
тюрьму
веселые
голос а
и
про тя жное
пе ние.
На
неб е
кое-где
вспыхнули
малень­
кие
зве здо чк и.
Злобно
зве ня
и
п отряс ая
цепями,
шли
арестанты
под
мрачные,
низкие
своды
подвального
этажа:
у
них
бы ли
отняты
последние
л учи
свободы.
Надежды
на
счастье
в
жизни
давно
уже
не
было.
Впереди
б ыла
только
тюрьма...
Столовая
по мещ ал ась
в
катакомбах
уныл ого
подзе­
мелья.
Черные
своды
смыкались
над
самой
голов ой
и
давили
д ушу.
Казалось,
что
они
еще
хранят
мрачные
во с помина ния
о
дыбе,
пытках
и
кн уте.
Казалось,
что
эти
черные,
толстые
сте ны
та ят
в
себе
крики
и
сто ны,
звучавшие
здес ь
когда-то,
в
давние
века.
По
небу
рассыпались
редкие,
изумрудные
звезды,
полная
красавица
лу на
взошла
над
о ст рогом
и
облила
его
белые
стены
трепетным
серебристым
сиянием.
Она,
как
чародейка,
околдовала
своими
волшебными
лучами
эту
нежную,
в есен нюю
ночь:
чары
ее
обнимают
д ре мот­
ную
зе млю
и
ти хий,
серебристый
воздух.
Всюду
таинст­
венно
ле жат
и
расползаются
мглистые
тен и,
и
шепчутся
тихие,
страстные
звуки.
Раздражающая
ароматная
теп ­
лота
веет
в
густом
во зд ухе
и
навевает
нежные
же ла ния
и
неж ную
в есеннюю
тоску...
Быков
по-прежнему
сидит
на
своем
камне,
прислонив
ру жье
к
плечу,
не
то
дремлет,
не
то
думает
о
чем-то...
На
кон чи ке
его
шты ка
от
лун ного
света
искрится
лу­
чистая
бриллиантовая
звездо чка.
А
острог
поет.
П оют
в
каждой
камере,
наверху
и
внизу,
каж дая
камера—свою
песню,
и
п ение
вс его
острога
сливается
в
оди н
общ ий
пев учи й
г ул.
Ст о-н ет
он
по
тюрь -мам
и
остро-гам.,в
В
рудни-ках,
на
желе-зной
цепи-и,—
124

глухо
и
мрачно
гудит
тягучая
песня
в
нижнем
этаже.
А
сверху
гремит
веселый
хор:
А
наутро
старик
с
больной
головой,
Он
ид ет
и
блюет,
и
ру га -а етс я.,.
И
р - ру- га- ае тся!..
Буйно
гудят
басы.
Но
их
покрывают
из
другой
камеры:
Друзей
теперь
мне
не
на-да-а!
Желе-зны
ц епи
мне
дру-зья-а1
Ло- п а- та—ве- чн ая
по дру га,
А
тачка
—
верна-я
жена-а!
С
другого
к онца
острога
откликаются:
Пройдет
зима,
настанет
лето,
В
полях
цве т очки
рас цве тут,
А
м не,
нес част ному ,
в
то
врем я
Железом
н оги
закуют.
Придет
цирю ль ник
с
бри т вой
острой,
Об реет
пр авый
мне
висок:
Я
буду
вид
иметь
ужасный
От
головы
до
самых
ног.
Но
из
всеобщего
гудения
выплы вает
протяжный
мо­
тив ,
полный
специально-тюремной
тоски:
Там,
где
море
вечно
плещ ет
На
песчаные
б рега.. .
Медленными,
тяжел ым и
волнами
ль ется
эта
песня
о
Сахалине,
где
ве чно
звеня т
мо ре
и
цепи...
С пит
там
правда,
спя т
законы.
С пят
дав но
уже,
д авно ...
И
на
все
лю дск ие
стоны
Плещет
море
лишь
одно..,
Тюрьма
поет
свои
страдания,
клянет
св ою
судьбу,
прощается
с
родиной
и
любовью,
не навид ит
своих
тю­
ремщиков
и
воспевает
бродячую
ж изнь.
И
это
пение
п рес туп но й, «несчастной»
и
бродячей
Руси
сливается
в
один
глу бок ий
и
мр ачн ый
стон.
Быков
сидит
на
кам не
и
порой
взглядывает
на
узе нь­
кое
окн о
круглой
башни,
ку да
посадили
скованного
125

Самсона.
Он
понравился
Быкову
своей
силой:
камень',
так
легко
брошенный
в
ворота,
Быков
пробовал
по д­
нять
—
и
не
м ог.
Он
прислушивается,
как
силач
по
вр е­
менам
на чин ает
би ть
в
железную
дверь
башни.
—
Ироды!
Христопродавцы!
—
глухо
доносится
от­
туда.
—
Я
все
башни
размечу,
все
ваши
пташки-кинарей-
ки
разлетятся!
Накануне
святой
трои ц ы!
А?
Дьяволы!
Я
вам
покажу
кинареек!..
И
Быкову
слышен
зв он
потрясаемых
цеп ей.
Но
вот
он
видит,
как
о гро мные
лапы
узника
охваты­
в ают
железный
переплет
решетки:
посыпалась
и звестка ,
железные
прутья
зашатались,
медленно
вогнулись
в
башню
и
—
и счез ли.
—
Господи!
—
прошептал
Быков,
по дход я
к
башне.
—
Вот
вам
и
решетка!
Вот
вам
ва ши
по ганы е
ка н­
дал ы!. .
В
ок но
к
н огам
Быкова
упала
сог н утая
вдвое
решетка
и
сломанные
наручники.
—
Размечу!
—
грохотало
из
башни.
—
Всю
печку
вам
разворочаю!
Господи!
И
для
чего
ты
мне
дад|
та кую
силу?
Неужто
для
того ,
чт обы
век
в
тюрьме
сидеть?
Никто
не
о тв ечал
е му.
Тюрьма
пе ла. ..
1901

СКВОЗЬ
СТ РОЙ
I
Мне
вспоминается
внутренность
дер еве нско го
кабака:
маленькие
окна,
бревенчатые
стены,
грязные
сос нов ые
столы
и
ск амь и.
За
столами
сидят
му жики
и
пь ют
водку
б ольши ми
шкаликами
из
толстого
зеленого
стек ла.
Высо­
кая
стойка
отг ора жива ет
по лки
с
бутылками
и
о громн ую,
тр и дцати веде р ную
боч ку
с
во дк ой.
Около
нее
на
стене
висят
разного
калибра
«мерки»
—
медные
ковши,
и
ка­
батчик
це дит
в
них
из
огромного
кра на
бочки
па хучую
синеватую
водку.
Каб ак
га лд ит;
дверь,
обитая
рогоже й,
с
кирпичом
на
в еревк е
блока,
п остоян но
отворяется
и
хлоп а ет,
в
нее
врываются
кл убы
м ороз ного
воздуха,
образуя
бе­
лое
обл ак о;
оно
редеет,
и
то гда
в
нем
видны
огром н ые
фиг ур ы,
закута н ны е
в
тулупы
и
чапаны,
с
бараньими
шапками
на
голова х,
с
большими
обледенелыми
боро­
да ми.
Фигур ы
хл о пают
огро мны ми
рукавицами,
снимают
их
и
за ско руз лой
рукой
ста ск ив ают
шапки,
обнажая
потные
лысины;
от
лы син
к
потолку
поднимается
пар...
Ледяные
сосульки,
отдираемые
с
дли нных
усов
и
бо­
род
корявыми
пальцами,
тают.
Слышатся
кряканье
и
приветствия
кабатчику.
—
Гавриле
Петровичу!
Хромому!
Сто
лет
жить!
—
И
вам
сто
лет
жить
да
двести
на
кара чках
по л­
зать!—
звучно
отв ечае т
кабатчик.
—
Хо-хо-хо!
—
покатывается
вес®
кабак.
—
Уж
он
ска­
727

жет
так
скажет .
В
карман
за
словом
не
п оле зет,
де ре­
вянная
нога!
Кабатчик
—
сидел ец
от
богача-хозяина,
владельца
почти
всех
кабаков
уезда
—
мой
отец.
Он
ст оит
за
с той кой,
облокотясь
на
нее
большими,
тя­
желыми
рук ами ,
и
н ебр ежно
к идает
мужи к ам
складные
прибаутки,
п огов орки
и
мет кие
слова.
Наружность
его
необыкновенно
симпатична.
Он
—
худой ,
среднего
роста,
х орошо
сложен,
вид
у
н его
бравый.
Л ицо
—
энергичное,
характерное,
с
резкими,
сухими
чертами
—
на по м инает
кардинала
Ришелье;
нос
с
горбиной,
на
щеках
бороды
не т,
и
только
на
подбород­
ке
эспаньолка,
правильная
в
ви де
лопаточки.
Ли цо
смуг­
лое,
весел о е
и
смелое,
оч ень
живо е
и
выразительное.
Во­
ло сы
д линные ,
русые,
закинутые
назад,
вьются
крупными
кудрями.
Лев ая
н ога
у
нею
отрезана
немного
ниже
ко лена ,
и
он
х одит
на
деревяшке,
в
ш и роких
брюках
навыпуск.
Одетый
в
длинный
пиджак
ст ари нног о
пок роя ,
он
быстро
поворачивается
за
стойкой
и
оче нь
ловко
влад е ет
своей
деревяшкой.
Он
почти
не
вынима е т
изо
рта
коротенькую
черную
трубку,
и
над
его
густыми
кудрями
постоянно
вьются
го­
лу бые
кольца
табачного
дыма.
—
Гаврила
Петрович!
Гаврила
Петрович!
—
д руже­
ственно
гуди т
кабак.
И
вот
мой
отец
вынимает
из-под
стойки
гус ли
и
кла­
дет
их
перед
собой
на
стойку.
Они
треугольные,
столярной
работы,
со
множеством
струн.
С
ши рок ого
края
гусель
натянуты
длин ные
ст аль­
ные
басы,
об вит ые
тон ен ькой
блестящей,
серебристой
проволокой;
за
ними
и дут
медные,
золотистые
струны,
одн а
другой
к ороче
и
тон ьш е.
Отец
засучивает
рук а ва,
обнаруживая
мускулистые
рук и
с
крупными
пальцами,
и
кладет
руки
на
с т руны:
правой
рукой
он
бе рет
акко р ды
всеми
пальцами
на
басах
и
дл инных
струнах,
а
указательным
пальцем
ле вой
рук и
проводит
по
всем
струнам;
звонкие,
бе с­
печ ные
и
на ивные
трели
текут
серебристым
руч ьем ,
а
б л естящие
басы
мягко
рокочут
долгим,
расплывчатым
звуком.
128

Кабак
умолкает,
и
к
ст ойке
поворачиваются
груб ые ,
бородатые
лица
полупьяных
слушателей.
Загадочный,
не
то
веселый,
не
то
печальный
мотив
начинался
медленно,
басы
не опре д е ленно
тянули
нечто
пох орон н ое,
но
сквозь
этот
строй
внезапн о
прорывались
маленькие,
лукавые
и
задорные
трели.
И
тогда
гусляр,
закинув
голов у
и
молодцевато
потря­
хивая
кудрями,
запевал
с
под мыва ю щим
видом:
Ка -а к...
на
улице
Варварин-скай!..
У
нег о
был
хороший
голос,
какой-то
теплый
и
груд ной
бас,
не
очен ь
сильный,
но
чистый,
мягкий.
Спи-ит-лежит
мужик
ка ма ринск а-а й!..
Выразительное
лицо
его
дышало
в
это
время
особен­
ным
юморо м,
ноздри
горбатого
но са
раздувались,
глаза
блестели
вдохновением...
А
живые
струны
простодушно
и
п окорн о
выго варив а ­
ли
за
ним
каждо е
слово.
Чувствовалось,
что
крепко
и
глу­
боко
спит
воспеваемый
мужик.
Мот ив
делается
все
быстрее,
звуки
сгущаются
и
креп­
нут ,
св ерк ающ ие
басы
гудят,
сл ив аются
в
оди н
голос,
крючковатые
к ру пные
пальцы
проворно
переб ир ают
стр у­
ны,
а
указательный
палец
уже
с
неимоверной
быстротой
пробегает
по
всем
струнам.
Борода
его
вся
всклоченная
И
дешевочкой
подмоченная!..
Чу д од ейст венный
палец
смешит
ве сь
к абак
своими
движениями:
он
описывает
на
струнах
неуловимо-коми­
ческие
полукруги,
сл овно
и здев ате ль ски
мажет
кого- то
по
губам,
а
порой
и
вся
лев ая
ладонь,
и зобража я
педаль,
похлопывает
по
струнам,
словно
по
лы сине
камаринского
м ужик а,
словно
будит
его
от
сна ,
и
вот
он
п роб ужда етс я,
а
палец
уже
пр ово рно
убежал
на
ве рх ние
струнки,
и
они
заливаются
тон ким
сереб р ист ым
смехом.
Сн ится
бабе,
что
в
в еселом
кабаке
Пьяный
муж
ее
н есетс я
в
трепаке,
То
привск очи т,
то
со гне тся
в
три
дуг и,
Истоптал
св ои
смазные
са пог и.,.—
129

с к орогов оркой
припевает
отец.
На
гус лях
поднимается
отчаянный
вихрь
веселых
звуков:
тонкие
струны
ухарски
взвизгивают,
беспечные
голоса
их
вьются
и
порхают
стая­
ми,
среди
них
воет
и
тя нет
одну
бесконечную
но ту
тол­
стая
нижняя
струна,
а
б асы
гуд ят -гу дят- гуд ят,
сл овно
опускаются
все
н иже
и
ниже.
3-зар-рычало
бла-га-р-родие:
—
А-ах
ты,
ха мово
от р-род ие!
—
выразительно
поет
отец.
Ли цо
его
ежеминутно
изменяет­
ся,
и зобра жая
мужи ка,
со н,
бабу,
г лупо с т ь, «благородие»
и
его
гнев...
Ли цо
музыканта
полно
жизни,
энергии,
ве­
селья,
ноздри
дви гаю тся,
кудри,
встряхиваясь,
словно
пляш ут
на
его
голо ве .
Из
кармана
два
полтинника
Вдруг
со
звоном
покатилися
И
сквозь
землю
пр-ровалилися!..
Голос
отц а
уже
гремит
злоб ны м
смех о м,
а
гусельные
струны
рассыпаются
серебряным
зв оном .
По
мере
того
как
захватывающий
моти в
«Камарин ­
ского»
развертывается
во
всю
шир ь
и
гусляр
вдохновен­
но
созд ает
самые
удивительные
звуки,
неудержимое,
мо­
гучее
веселье
зах ваты в ает
весь
кабак:
шир ок ие
плечи
пожимаются,
под ер гиваю тся ,
о гро мные
ножищи
тяжело
притопывают,
чей-то
кулак
у да ряет
по
столу,
вырывают­
ся
восклицания:
—
Сыпь,
барыня,
в
решето!
Эх!
Ш ире!
Ходи,
изба,
ходи ,
п ечь !..
М ал ень кий,
шестилетний
мальчик,
я
был
тут
же
за
сто йко й
и
во
все
глаза
смотрел
на
отца.
История
о
«камаринском мужике»
очень
интересовала
меня:
его
приключения
бы ли
занимательны,
и
сам
он
завоевал
все
мои
симпатии.
Его
широкий
разгул
казался
мне
волшебным
сно м,
полным
таинственности:
там
рыч ит
«благородие»
—
не вид ан ный
м ною
зверь,
там
по лт инник и
чу десным
об ра зом
со
зв оном
проваливаются
скв озь
зем ­
лю,
а
самого
камаринского
мужика
волшебный
вих рь
подхватывает
и
несет
в
«трепаке» .
Таинственная,
сила
распоряжается
им,
преследует
его
и
наконец
сваливает
лиц ом
в
грязь.
130

Мотив
делается
опять
медленнее
и
ре же
и
снова
ст а­
новится
загадочным:
сквозь
веселый
с трой
слышатся
по­
хоронные
акк ор ды
басо в,
и
к аже тся,
что
камаринский
мужик
устал
пл ясать ,
свалился
на
ул ице
и
опять
спит,
спит
глубоко
и
сим пат ично,
запрокинув
курчавую
вскло­
кочен н ую
боро ду,
подмоченную
«дешевочкой».
И
вд руг
раздаются
самые
отчаянные
звуки
«трепака»,
они
«заставляют», «требуют», чтобы плясали,
не в озм ожно
удержать
ноги
от
пляса,
слушая
их.
Тут
происходило
самое
главное,
волшебное
зрелище:
весь
кабак
пл яса л,
плясали
молодые
и
ст ар ые,
пьяные
и
трезвые,
плясал
я...
А
отец
так
и
крутил
пал ьцем
и,
прихлопывая
по
струнам,
припевал,
потрясая
кудрями:
Му жика м
по
ногам,
А
бабам
по
пят кам !.*
Цыплятки
м ои,
Инди ат ки
мои!
Брошу
просо
—
не
клюют,
Прошу
выпигь
—
не
д ают!. .
—
Хо -хо -хо!
Ай -ай!
Ой!
—
в
изнеможении
стонет
ка­
ба к,
а
гусляр
не
у ни мае тся:
П оп ьем,
попоем
—
Все
горе
забудем!
А
смерть
придет
—
Умирать
будем!
Кабак
наполняется
но выми
фигурами,
он
гуди т,
слов­
но
улей ,
т орго вля
идет
о живле нно.
Поздно
вечером,
перед
запором,
когда
каб ак
уже
пу ст
и
гусли
да вно
спрятаны,
в
нем
еще
пляшет
Пешня,
ка­
бацкий
з авсегд ата й,
седенький
и
ве чно
пья нень к ий
стари­
чиш ка
с
д линным
носом,
похожим
на
пешн ю.
Он
топчет­
ся
на
одн ом
месте
и,
гр омы хая
кожаными
сапо гами ,
смешно
пое т
ста рче ск им
пьяным
голос ом:
Поп ьем ,
попо-ем...
Все
г оре
за-бу-де-м...
—
Г - гав рила..< Петрович!
Д-дай!
Доверь!
Од ну.. .
—
Не
дам!
Ступай
домой!
Г- га ня!
Налей!
Пляса ть
хочу!..
Попьем,
поп о-ем ...
131

—
Ну,
это
—
его
же
царствию
не
бу дет
конца!
—
го­
ворит
оте ц,
выпро важива я
Пеш ню.
И
когда
тот
послушно
уход ит
и
отец
запирает
дверь
кабака,
я
выхожу
из-за
стойки
на
середину
его
и,
пред­
ставляя
Пе шню,
начинаю
тоже
п ляса ть
и
горбиться,
как
он,
припевая;
П опье м,
по поем
—
Все
гоп е
заб уд ем!
В
се ле
был
еще
другой
кабак,
ог
д ругого
хоз яи­
на.
Ме жду
двумя
каб ака ми
возгорелась
борьба,
и
побе­
дителем
в
ней
ока за лся
мой
отец.
Его
вообще
часто
п ере водил и
из
с ела
в
село,
и
весь
период
моего
де т­
ств а
за
это
время
свя зан
с
воспоминаниями
о
беспре­
ста нны х
переездах.
Отца
всегда
посылали
в
такой
ка­
ба к,
где
«торговля»
шла
плохо
и
ее
требовалось
под­
нять.
Как
только
п оявлялс я
он
со
своими
гуслями,
село
на­
чинало
пьянствовать,
и
«торговля»
шла
бойко.
Гу сли
и
пес­
ни
и
симпатичная
личность
кабатчика
окружали
кабак
оре олом
поэзии,
влекли
туд а
даже
непьющих
и
совра­
ща ли
их
в
п ьянс тво.
Успех
о тца
выводил
из
себ я
пр едс тави тел ей
враждеб­
ного
ему
кабака.
Против
не на вист ных
гуслей
был
ус трое н
заговор.
Однажды
в
пр азд ник,
когда
каб ак
был
полон,
а
оте ц
в
уда ре
и
заливался
на
гуслях
за
сво ей
стойкой,
отпуская
забористые
куплетцы,
в
кабак
вошла
цел ая
ко мпа ния
парней,
сильно
подвыпивших.
Они
навалились
к
сто йке ,
и
о дин
из
них,
рыжий,
протягивая
музы кан ту
руку,
вместо
рукоп ож ати я,
размахнулся
и
ударил
изо
всей
силы
кулаком
по
гуслям.
Но
удар
пришелся
по
под­
ст рун ник у,
сдела нно м у
из
очень
крепкого
дерева,
и
гу с­
ли
уцелели
—
оте ц
успел
сдернуть
их
со
с той ки.
Пья ная
то лпа
с
ревом
и
ругательствами
ле зла
на
ст о йку,
чтобы
разбить
гусли.
Мне
ярко
запомнилась
эта
картина:
крас­
ные,
пьяные
лица,
потрясая
кулаками,
лезли
на
отца,
а
он
стоял
за
ст ойкой ,
как
за
баррикадой,
и,
де ржа
гусли
за
с пин ой,
отмахивался
от
своих
врагов
увесистой
ме д­
ной
меркой.
Вес ь
ка бак
волновался,
ревел
и
крутился
в
свалке.
Отец
от бил
п риступ
злоумышленников
и
отстоял
с вои
гусли.
На утро
пар ни
пришли
к
нему,
трезвые,
с
повинной.
132

Он,
по
обыкновению,
был
за
стойкой,
а
пар ни
мялись
пер ед
ним
и
конфузливо
чесали
з атыл ки.
—
Прости
уж!
—
ныли
они.
—
Дураки
— богу
печаль!
— сказал
им
от ец
сп ок ой­
но.
—
Зачем
вам
понадобилось
гусли -т о
разбивать?
Олухи
царя
неб есно г о!
—
Да
мы
нешто
сами?
Целовальник
из
того
ка бака
нас
подбил!
Разбейте,
байт ,
у
него,
робя ты !
Дал
по
це л­
ковому
да
два
полштофа
выставил!
Ну,
мы
и
того...
пь я­
ные
были,
спьяну.
—
Не
спьяну,
а
с дуру...
Другой
и
пья н,
да
ум ен,
два
угодья
в
нем!
А
вы
—
ни
б огу
свечка,
ни
черту
коче рга !
—
Прости
уж,
молим
тебя!
—
Без
толку
молиться
—
без
числа
с огре шит ь!
За
целковый
ва с,
че рте й,
и
купить
и
продать
можно!
Ничего
не
понимаете!
Мужики
—
кругом
брюхо!..
—
Га вр ила
Петрович!
—
выступил
вперед
р ыжий
па­
рень,
тот
самый,
что
ударил
по
гуслям.
—
Окрестил
ты
ме ня
меркой,
буду
тебя
крестным
звать!
Крестный,
дай
мне
сейч ас
по
морде,
только
не
томи!
Пар ни
мялись
пе ред
сто йк ой,
а
оте ц
смотрел
на
них
как-то
особенно
задумчиво.
По том
вздохнул,
тряхнул
куд ря ми
и
сказа л
с
добродушным
презрением:
—
Черти!
И
стал
з аним ат ься
со
мной
грамотой:
я
лежал
на
стойке,
а
он
рисовал
карандашом
на
листе
бумаги
алфа­
вит
букв,
круп н о,
по-печатному.
Кабак
мал о-п ома лу
наполнялся
народом,
и
опять
шла
«торговля», гвалт и игра на гуслях.
Иногда
отец
заст ав лял
меня
подзванивать
железной
палочкой
в
треугольник,
сделанный
из
стального
прута,
и
я
сидел
на
стойке
и
звонил
в
такт
его
игре,
а
к ругом
галдели,
пили,
ругались.
Я
очень
любил
отца,
больше,
чем
мать.
М ать
бы ла
женщина
добрая,
тихая,
на
все
смотревшая
гл азам и
св о­
его
мужа,
всегда
во
вс ем
с
ним
согласная.
И
она,
и
я,
и
мужики
считали
отц а
оче нь
ум ным
и
все
знающи м .
Он
мн ого
разговаривал
со
мно й
и
любил
р ассказы в ать
зан и­
мательные
и стори и.
Мы
жи ли
в
маленькой
комнате,
смежной
с
кабаком.
Я
бывал
оче нь
счастлив,
ког да
отец
позволял
мне
спать
с
ним.
Р аз дев аясь,
он
отвязывал
де­
ревяшку,
ставил
ее
у
изголовья,
шутил
и
пугал
ме ня
об­
133

рубком
св оей
ноги.
Смеху
и
в еселью
наш ему
не
б ыло
г ра ниц.
Я
смеялся
до
слез
от
его
чудачеств
и
наконец
уставал
от
смеха.
Тогда
мы
укладывались
под
одеяло,
я
радостно
пр ижима лс я
к
его
ши рок ой
груд и
и
тре б овал
рассказов.
И
он
р ассказ ыв ал
мне
о
мор е
и
солнце,
о
жа р­
кой
ст орон е,
о
ките,
о
слоне
и
обезьяне,
о
льва х
и
тиграх
и
вс ех
их
пр едст авл ял
в
лицах,
принимал
их
позы,'
ложился
на
пол ,
ползал
и
под раж ал
их
голосам.
Он
сам
увлекался
представлениями
и
увлекал
меня.
Ин о­
гда
он
рассказывал
мне
о
своей
жизни,
полной
прик лю­
чений.
—
Вот
видишь
ли,
Копка,
—
го во рил
он
мне
сво им
низ ким
и
теплым
басом,
и
в
голосе
его
з вуча ли
тогда
зад у шевн ые,
мягкие
нотки, —
я
был
дворовый
человек,
барский...
Теперь
народ
во льны й,
а
тогда
в оли
не
бы ло,
и
все
люди
б ыли
бар ски е:
желтопузики,
что
хот ели
с
ними
делать,
то
и
делали.
Мое го
отца,
а
твоего
дедушку,
за сек ли
до
смерти
кну том
за
сущий
пустяк:
украл
обру­
бок
барского
дерева
и
спрятал
в
подполье,
—
он
был
сто­
ляр.
Ма ть
в
дворне
был а,
а
меня,
когда
я
вот
еще
с
те бя
бы л,
лет
шести,
гус ят
пасти
посылали.
Быв а ло,
с идиш ь-
сиди шь
на
солнышке
день-деньской,
с гори шь
весь
от
зно ю,
все
смотришь,
как
бы
к оршун
гусенка
не
утащил:
если
пр оп адет
гус е нок
—
значит,
и
меня,
клопа,
то же
драть
будут.
У
меня,
брат
Копка,
тогда
со
с пины-т о
руб ­
цы
не
сходили,
дубленая
у
меня
спина- то .
А
гусята
часто
пропадали,
потому
что
я
на
тростяных
дудках
лю бил
игра т ь,
у
пастуха
выучился-
Заи гр аешь ся
—
и
забудешь
про
гуся т:
вечером
порка.
А
был
я-таки
и
озорник
поря­
до ч ный,
все
но ро вил
наз ло
что-нибудь
сделать.
Потом,
когда
побольше
вырос,
на
гуслях
ст ал
играть.
И
когда
у
барыни
мигрень
приключался
—
есть
так ая
б ар ская
боль
—мигрень,
—
то
мен я
с
гуслями
к
ней
призывали.
Барыня
была
старая
девка,
злющая-презлющая:
гусл и
с луша ть
л юби ла,
а
ме ня
н енав идел а.
Бывало,
как
заиг­
раю
ей
да
за пою
«Вьется ласточка», сейчас это ее в сле­
зу
ударяет
—
мигрень
пройдет,
а
миг рен ь
про йд ет
—
ба­
рыня
опять
всех
пороть
ве лит.
И
отдала
она
м еня
в
ученье—в
столяры.
Та м,
брат,
м еня
то же
з доров о
лупи­
ли:
шесть
лет
я
был
не
в
уче нье ,
а
в
мученье,
ну
за то
столяр
из
меня
вышел
хороший,
и
еще
я
от
себ я
токар­
но му
и
ре з ному
рем еслу
и
рисовать
выучился.
Выш ел
я,
134

бр ат,
из
ученья
дв адц ати
одного
года
—
оре л-о рлом,
словно
ме ня
и
не
би ли
никогда!
По
праздникам
работал
на
себя.
Скопил
деньжонок,
расфрантился,
шл япу
купил
пух овую
и
на
тройке,
с
колокольчиком,
в
родное
село
приезжаю...
Рассказ ы ва я,
отец
вн овь
переживал
давно
пережитое,
голос
его
звучал
задушевной
г руст ью,
по
вр ем енам
он
закуривал
св ою
трубку,
и
она,
на
момент
вспыхивая,
освещала
кр асны м
светом
его
лицо,
пох оже е
на
л ицо
кардинала
Ришелье.
И
в
тишине
темной
комнаты
мягко
ворковал
его
теплый
голос:
—
Зд ор ово
мне
в л етело
за
этот
колокольчик:
как
за­
сл ыш ала
барыня
тройку
— тут
же
ее
в
мигрень
ударило..«
Показалось
ей,
что
«волю»
везут,
—
перед
волей
это
бы­
ло.
А
народ
бе жит
навстречу,
кри ч ит: «Воля!
Воля!»
Пл ачу т.
И
как
уз нали,
что
это
не
в оля,
а
я,
—
на
смех
меня
подняли,
а
барыня
к
се бе
позвала.
Как
завиде­
ла
меня,
фр ан та,
так
и
заш ипел а: «Я,
говорит,
тебе
по­
каж у
волю!
Отец
тв ой
под
плетьми
околел,
и
тебе
то
же
буде т!»
Написала
запи ску,
призвала
мужика
Онуфрия,
дво­
рецким
он
был ,
отдает
ему
письмо: «Отведи,
говорит,
этого
х ама
в
контору
и
письмо
отдай!
А
потом
наз ад
Га врюшк у
п ре дст ав ь !» Повел меня дворецкий.
Чую
—
- п ороть
ведут.
Идем
мимо
кабака.
Я
и
говорю
Ону ф рию:
«Ведь не убегу я от тебя,
зайдем
в
кабак,
в ыпье м!»
Важный
был
так ой
это т
мужик,
почтенный
и
глупый
и
в ино
любил,
но
только
непременно
даровое,
на
сво и
же
не
пил.
Зашли.
Спросил
я
косушку.
Пьем.
«Ну -ка ,
гов о­
рю,
дай- ка
я
посмотрю
бумагу-то».
Он
мне
и
дал .
А
я
ее
р-раз!
Изорвал
в
мелкие
клочья.
Как
вскочит
мужик.
«Что ты со мной сделал?
И
ме ня
с
тоб ой
будут
по­
роть!»—«Беспременно,
гов орю ,
выпорют,
коли
поведешь
меня
в
контору!»—«Как
же
быть-то?»—«А
пой дем ,
го­
ворю,
назад
потихоньку:
я
притво рю сь ,
будто
меня
выпо­
р оли,
и
ты
до ложи
барыне,
только
и
всего!
И
будут
на­
ши
спины
ц е лы!..»
Я
тихонько
вз визг ива л
от
нетерпения:
р ассказ
от ца
захватывал,
волновал
и
увлекал
меня,
я
трепетал
за
от­
ца,
пр ижима ясь
к
его
те плой
груди,
и
в
душе
диви л ся
его
уму
и
смелости,
а
он
о ст ана влив ался
на
самых
инте­
ре сных
местах
рас ск аза
и
курил
с вою
трубку.
135

—
Ну-с,
делать
нечего,
с оглас ил ся
мужик.
Посидели
в
кабаке
—
идем
на
бар ски й
двор.
Я
согнулся,
чу ть
ног и
в ол очу,
охаю:
о-ох!
Насилу
п лету сь.
Муж ик
ведет
мен я,
а
дворня-то
посмеивается, «с приездом»
позд р авля ет,
и
до
спины
пальцем
то
оди н,
то
другой
дотрон ет ся,
а
я
—
о-ой!
— заору
благим
матом,
в
ку хне
до
кой ки
насилу
доб рал ся. ..
Вышла
барыня.
«Что,
гов ори т,
Ону фрий,
сводил?»—
«Сводил,
матушка-барыня!» —«Выпороли?»— «Выпоро­
ли,
матушка-барыня!»—«Хорошо
ли
выпороли-то?»—
«Хорошо,
матушка-барыня!»Аялежу:
о-ох!
о-о-хо-хо!..
От ец
рассказывал
все
это
картинно,
в
лицах,
разн ы­
ми
голосами,
и зображ ая
людей.
Я
тор же ство вал
и
пок а­
тывался
со
смеху.
Тр убка
то
вспыхивала
красным
огонь­
к ом,
то
погасала,
а
оте ц
рассказывал...
Мр а чные
тени
и
картины
прошлого
как
бы
проносились
перед
нам и
одна
за
другой
в
тихой
полу ноч но й
темноте...
—
И
всего-то
я
у
бар ыни
одн о
лето
прожил.
Воспи­
т а нница
у
нее
была,
барышня,
Наташей
звал и.. .
Р-раскр-
р асав ица!
Во ло сы,
почитай,
до
п яток,
глаза
большие,
пе­
ча льн ы е...
Когда
бывал
у
барыни
мигрень
—
призывали
меня
в
пок ои
с
гуслями.
Был
я
тогда
веселый.
Н аташ а-
то
ме ня
и
полюбила,
и
я
ее
пол юбил.
Барыня
же
тер п еть
не
могла,
ес ли
кто
кого
полюбит!
Отдали
Наташу
за муж
за
пастуха,
а
меня
в
кабалу,
далеко,
на
фабрику,
около
Вол ги...
Теперь
уже
и
слова-то
это го
никто
не
понимает,
что
оно
значит
—
ка бала,
а
тогда
чел о века
в
дрожь
бросало
от
это го
слова.
Продавали
тогда
мастеровых
из
дворни
на
фабрики
и
заводы
на
года:
человек
работает,
а
ден ь­
ги
за
него
давно
уже
бар ин
п олучи л.
И
обходились
с
та­
ки ми
закабаленными
страшнее,
чем
с
кат о ржн иками,
лу пили
и
в
хвост
и
в
грив у.
Вот
и
меня
так-то
закаба­
лил и...
опять
на
шес ть
лет.
Ты
на
гору,
а
че рт
за
ногу:
только
из
ученья
вышел-**
в
кабал у
попал,
а
там
люди,
как
в
аду,
му чилис ь.
Л упи­
ли
их
плетьми
—
ск ол ько
в лезет ,
все
равно
как
Сидорову
коз у.
Жизнь
про жит ь,
Копка,
не
мутовку
облизать:
всего
натерпишься!
О на,
б рат,
совсем
не
в
нашу
пользу
устрое­
на.
Она
—
как
мала
куча:
которые
наверху
—
барах­
таются
да
нижних
ногами
топ чу т!..
А
из- под
низ у
как
вылезешь,
коли
на
нас,
ниж них,
до ски
положены,
ве рх­
136

ние
на
досках
сидят
и
обедают,
а
у
нас
кос ти
трещат!
У
них
чай
да
кофей,
а
у
нас
чад
да
копоть.
Я
не
понимал
истинного
смысла
этих
слов,
но
о тец
всегда
говорил
притчами,
образно,
и
его
рассказы
зап е­
чатлевались
в
моей
ду ше.
—
Ну-с,
жил
я
таким
манером
в
кабале,
—
рокотал
отец, —
и
думал:
только
бы
кончился
ср ок,
тогда
мои
де­
ла
пой дут
по
маслу,
откуплюсь
на
волю!
И
ст ал
я
рабо­
тать
по
н очам
сдельную
работу,
чтобы
денег
накопить
да
от
барыни
выку пит ьс я.
И
так-то
раб от ал
шесть
ле т,
деньги
эти
мне
в
рук и
не
давал и,
а
только
за
мной
зап и­
с ыва ли.
Кончился
срок.
Иду
в
контору
за
расчетом,
чут ь
петухом
не
пою
от
радости:
вол я,
думаю,
вот
она
где!
З араб ота л!
Отец
засмеялся
го рь ким
смехом.
—
«Позвольте расчет!» Переглянулись .
Главный-то
и
говорит,
сп окой но
та к: «Отведите его и дайте ему рас ­
чет».
Повели
меня
двое.
Гляжу
—
ведут
к
воротам.
А
фа б рика
была,
как
острог,
в ыс окой
стеной
обведена,
п
ворота
бы ли
же лезны е,
а
у
ворот
огромный
такой
тата­
р ин,
и
в
руках
у
не го
пу да
в
три
ду бина .
Иду
я,
под
по­
лой
пусли,
в
руке
узелок
—
и
весь
я
т ут.
По две ли
меня
мол ча
к
воротам,
растворили
их,
а
татарин
вз ял
в
обе
р уки
дубин у...
да -а
как
д-даст
мне
п роме жду
лопаток—я
и
вылетел
за
ворота:
ку да
кузов,
куда
милостынки!
Брякнулся
я
об
землю,
гус ли
в
одну
сторону
полетели,
узелок
в
др уг ую,
а
ворота
опять
за­
хлопнули
и
заперли.
Вот
тебе
и
ра сч ет!
Полу чи л!
Копил-
копил,
да
черта
и
куп ил !..
И
опять
горь ки й
см ех
и
пл аменно е
дыхание
тр уб ки.
—
А
уж
вечер
б ыл,
и
на
дворе
б ыла
буря,
дождик
ли л,
и
Волга
вся
черная
был а,
а
по
ней
бе лые
бара шки
гуляли...
И
некуда
мне
б ыло
де ть ся,
и
нич его
у
меня
не
был о,
только
гус ли
сломанные.
В зял
я
их
в
обе
руки,
разм ах ­
нул ся
и
о
камень
разбил,
только
с труны
застонали!..
И
побежал
я
под
дождем,
по
грязи,
без
шапки
—
сам
не
знаю
куда.
И
так ая
зло ба
у
меня
в
сердце
бы ла,
что
так
бы
вот
эту
самую
фабрику
порохом
бы
и
взорвал!
До беж ал
до
берега
Волги,
повалился,
плачу,
ру гаю сь
и
бог у
жалуюсь...
А
Волга
так
и
гудит
в низу,
че рные
валы
так
и
ходят,
137

дождик
х леще т,
ветер
гон ит
темные
тучи,
а
гром
с
неба
нет-нет
да
и
раскатится,
словно
х охоче т
надо
мно й:
тррах-тах-хо-хо-хо-о!
Мрачная,
величавая
картина
бурной
ночи,
гром
и
мо л нии,
тучи
и
во лны
—
все
это
грозно
вставало
пре до
мной,
и
я
в
страхе
прижимался
к
отц у,
который,
может
бы ть,
и
сам
не
сознавал
в
себе
волш еб ной
си лы
слова.
Он
попыхивал
из
своей
коротенькой
трубочки
и,
вновь
переживая
пережитое,
р ассказ ывал
своим
заду шев ны м
голо сом :
—
И
ст ал
я
звать
черта:
хотел
я
продать
ему
с вою
душу,
только
бы
он
помог
мне
отомстить
за
все
мои
об ид ьь..
—
Ну,
и
что
же
он?
—
ш еп отом
спрашивал
я,
едва
переводя
дух
от
волнения
и
не во льн ого
страха.
—
Не
явился!
— отвечал
он
тоном
сожаления
и
сос трил :
—
Должно
быть,
тогда
и
сам
черт
не
мог
по­
мочь
мне!..
До бра лся
я,
—
продолжал
оте ц,
—
до
родного
сел а,
к
бар ыне ,
и
заболела
у
ме ня
нога :
простудил
я
ее,
боси­
ком
по
болотам
с
неделю
осенью
шел.
Распухла
моя
нога,
как
бревно,
ста л
я
хромать.
Барыня
видит,
что
я
об ез ножи л,
как
лош ад ь,
и
выг оды
ей
от
ме ня
мало,
в зяла
да
и
отдала
ме ня
в
солдаты,
единственного
с ына
у
ма-
тери-то,
да
еще
боль ного!
Ничего!
На
на шем
б азаре
все
сойдет,
это
можно
б ыло
тогда.
Как
сейчас
вижу:
вышла
партия
новобранцев
в
дорогу,
и
я
с
ко томк ой
иду,
а
мать
все
за
мной
бежит
да
ревет,
седые
волосы
растрепались,
г лаза
безумные...
Обвила
ме ня
за
шею
—
нипо чем
не
вы­
рв усь! ..
Она
ревет,
и
я
р ев у...
Наконец,
я
вырвался
и
без
о гл ядки
убеж ал
от
нее
бегом,
со
св оей
хромой
ногой,
до­
гонять
партию...
Эх,
Копка,
инд а
сл еза
прошибает,
как
вспомнишь!
С
тех
пор
я
так
ма ть
св ою
и
не
видал:
умерл а. ..
О тец
пл акал
всякий
раз,
когда
р ассказ ывал
этот
э пи­
зод
прощания
с
матерью.
Он
продолжительно
затягивался
из
трубки,
вытирал
сл езы
и,
успокоившись,
продолжал:
—
Тогда
в
сол д аты
провожали
все
равно
как
в
мо­
гилу ,
а
я
не
робел;
я
даже
и
не
думал,
что
не
дос лужус ь
до
офицера...
Непременно,
думал
я,
оф ицер ом
буду!
Од­
нако
выш ло
другое.
Ногу
мою
оче нь
скоро
там
разнесло
138

совсем,
и
по ло жили
меня
в
больницу.
А
в
больнице-то
я
пролежал
ни
много
ни
мало,
как
целых
два
года,
ногу-
то
мне
там
и
отрезали.
И
как
раз
тут
во ля
вышла!
Об-
карн али
мне
крылья
да
на
в олю
и
в ы пуст или!
Ни
кола,
ни
двор а,
полетай
ку да
знаешь
— это
пролетарий
наз ы­
вается
по-книжному-то!
Двадцать
девять
лет
мне
было
тогда,
да
только
никто
не
верил,
все
за
старика
считали:
переделали
мне
в
б оль нице
ры ло- то!
За
два
го д а-то
ле­
жан ья
много
я,
Копка,
кн иг
прочитал:
ес ли
бы
все
их
собрать,
то
можно
бы ло
бы
ими
набить
вот
всю
н ашу
комнату
до
п отолк а!
И
арифметике
я
выучился
в
б оль­
нице ,
у
одного
барина,
а
до
тех
пор
арифметики
я
не
знал,
так
что
оно,
пожалуй,
и
лучше
вышло,
что
в
боль-
ницу-то
попа л.
Солдатская
служба
был а
та кая,
что
во­
лос ы
дыбом
становятся,
как
вспомнишь!
Я
бы
непремен­
но
в
беглые
попа л,
а
беглых
тогда
«сквозь строй»
прого­
ня ли:
п оста вят
рот у
солдат
в
два
ряда,
ка жд ому
палку
даду т,
а
беглому
р уки
к
ружью
привяжут
и
за
р ужье
ве­
ду т,
и
б ьют
его
с
дв ух
ст орон
в
голую
сп ину
палкой
изо
всей
силы,
так
что,
когда
до
тебя,
бывало,
дойдет
оче­
р едь
би ть,
то
уж
не
по
спине
бьешь,
а
по
кровяной
го вя­
дине,
говядина-то
клочьями
в исит,
а
в
ней
от
палок
за н озы.
Упадет
он
—
его
в одой
от ольют,
поднимут
и
опять
дальше
сквозь
с трой
ведут!
Случалось,
что
так
и
не
до йдет
до
ко нца:
помрет
под
палками.
Ти хо- то
уд а­
ри ть
нельзя:
сзад и
строя
ундера
и дут
и
мелком
на
с пине
крестики
ст авят
т ем,
ко то рые
не
изо
вс ей
м очи
ударили.
Кончится
«сквозь строй»,
тут
начнут
этих
«меченых»
п ороть :
только
и
слышно
кругом
«ува!
ува!»—
как
мла­
денцы,
под
розгами
ви зж ат!..
Я
слушал
эти
рассказы,
и
сердце
мое
замирало
от
жал ост и
и
ужа са.
И
вся
жизнь
моего
о тца
представлялась
мне
так им
длинным-длинным
«сквозь строем»
из
розог,
п лете й,
палок,
дубин ,
горьк их
о бид,
нескончаемых
несча­
стий,
несправедливых
унижений
и
п опира ний
че лов е ка!..
И
ка кого
человека!
Даровитого,
талантливого,
умного...
Я
до
сих
пор
не
по нима ю,
как
он
мог
сохранить
в
се­
бе
с то лько
жизнерадостности,
достоинства
и
доброты,
как
мог
он
быть
весельчаком,
так
забористо
играть
на
гус лях
и
пе ть
примиряющее: «попьем-попоем,
все
горе
з аб уд ем»...
139

Однажды,
ког да
отец
далеко
за
п ол ночь
убаюкивал
меня
своими
рассказами
и
мы
лежали
с
ним
в
нашей
камо р ке
без
огня ,
в
ка баке
р аз дался
звон
разбитого
стекла,
а
потом
зазвенели
деньги
в
большой
шкатулке
для
выручки.
От ец
вскочил,
наскоро
подвязал
дер евя ш­
ку,
торопливо
зажег
свечу,
и
мы
с
ним
осторожно
выгля­
ну ли
в
полуотворенную
дверь
в
кабак:
там
уже
все
было
тихо.
Тогда
мы
вышли
за
стой ку,
оте ц
кинулся
к
выруч­
ке. ..
Большой,
окованной
медью
шкатулки
с
деньгами
не
было,
о кно
против
стойки
разбито.
Вор
исчез
через
ок но
вместе
со
шка тулк ой,
и
зво н
п рои зошел
от
груды
медных
и
с ере брян ых
монет,
ког да
он,
ве роятно,
пов ерн ул
ее
боком.
Все
сел о
знало,
что
ежемесячная
выручка
о тца
бы ла
не
менее
пя тис от
рублей,
а
бы ло
уже
близко
первое
число,
и
оте ц
жд ал
хоз я ина
за
выручкой.
Похищение
бы ло
засвидетельствовано
п однят ой
на
ноги
се льск ой
полиц ие й,
а
на
другой
де нь
прискакал
хоз яин,
бог атый
купец.
Он
был
тол сты й,
с
широкой
бородой
веером,
кривой
на
од ин
глаз,
с
д вумя
толстыми
цепями
на
жилетке.
В
обыкновен­
ное
время
он
всегд а
шути л
с
отцом,
видимо
дорож ил
им,
любил
слушать
гусли
и
всегда
зв ал
его
почему-то
«орлом», может быть потому,
что
как
в
физиономии,
так
и
в
на туре
необыкновенного
каб атчи ка
было
что-то
орли ­
н ое:
оре л
с
отре зан н ой
ногой
и
подрезанными
крыльями!
Но
теперь
хозяин
влетел
в
кабак
запыхавшись,
озаб очен ­
ный
и
недовольный.
Единственный
гл аз
сердито
вращался,
ряб ова тое
лиц о
п ок рас н ело...
—
Орел!
—
закричал
он.
— Много
ли
украд ен о?
—
Пять со т
рубле й !
— отвечал
о тец.
—
Вся
вы ру ч ка!.«
Хозяин
плюхнулся
на
стул,
вынул
кр асн ый
платок
и
стал
оти рать
пот
с
лысины...
—
Пятьсот
руб лей!
—
простонал
он
хр иплым
голо­
сом .—
Вся
выручка!
И
зачем
я
теб я
без
залога
взял?
Что
с
теб я,
го ляка ,
возьмешь?
—
Лев
О сипыч !
—
ук ор изне нно
заговорил
отец.
—
Чем
же
я- то
виноват?
Ведь
меня
убить
м огли
из-за
в аших
дене г!
Да
и
что
вам
пятьсот
рублей?
—
Как
что!
— заорал
хо з яин.
—
Ор ел!
Ты
не
орел,
а
в оро на!
Проворонил
мои
д еньг и,
да
еще
смеешься!
Пять ­
сот
рублей
—де ньги !
Их
на
полу
не
п оды м ешь!..
—
Бывает,
что
и
на
пол у
подымают!
— о твечал
от ец
и
бросил
в
купца
т олс тым
кожаным
бумажником,
туго
140

набитым.
—
Я-то
орел,
—
презрительно
продолжал
он,
—
орлом
и
останусь,
а
вот
ты-то
кт о?
Лев
Осипыч
раз ве рнул
бумажник:
в
нем
были
бу­
мажные
д ень ги.
—
Это
чт о?
—
спросил
он
в
недоумении.
—
Пятьсот
руб лей!
—
отвечал
отец.
— Ус покой те сь,
все
цело:
я
всегда
их
держал
в
шкату л ке,
а
этой
н очью
словно
кто
шепчет
мне:
возьми
да
возьми
в
кар м ан!
Встал
ве дь
ночью
с
п ост ели,
вынул
их
из
шкату л ки
да
в
карман
и
положил!
А
тут
как
раз
и
воры!
Ну,
им
только
рублей
восемь
досталось,
мелочь...
—
Ор- р ел!.. —
заорал
купец,
словно
пьяный,
так
был
р ад.
—
Молодчина!
Люблю!
Оре л
—
о дно
с лово,
это
ты
верно!..
И
он
стал
трясти
своей
жирной
рукой
огро м ную,
жи­
листую
руку
отца.
На
радостях
купец
в елел
откупорить
бутылку
ка кого-
то
«допель- кюм еля », и они дружественно выпили.
Отец
сыграл
на
гуслях,
я
подзванивал
в
звонок,
Лев
О сипыч
был
в
прек р асней шем
настроении
и
все
кр ича л: «Ор-
рел!»
Отец
только
кудрями
тряс.
—
Ты,
орле но к!
Н-на!
— захмелевший
хозя ин
ущ ип­
нул
ме ня
и
по д арил
мне
новенький
бумажный
руб ль;
бу мажка
гремела,
как
накрахмаленная,
и
хорошо
пахла.
Я
был
рад.
Отец
и
Лев
Осипыч
выпили
еще.
—
Ну-с,
—
сказа л,
наконец,
хозяин,
—
теперича
—
учет!
Н ельз я!
Девушка
гуляй,
а
дельце
помни!
Беда,
еж ели
я
тебя
да
в
мошенстве
пым аю!
Ха-ха-ха-ха! 3-за-
музычу!..
Ор-рел!..
И
они
принялись
за
учет.
Когда
через
несколько
в реме ни
я
вбежал
к
ним
в
кабак,
они
ссорились.
—
Какая
недоимка?
—
горячился
отец.
—
Недоимку
сл еду ет
скостить;
в
д олг
му жи кам
роздал,
а
у
них
ко­
былка
хлеб
поела,
от того
и
воровство
началось!
Хозяин
спокойно
щелкал
на
сч етах
и
холодно
отве­
чал :
—
Скостить
не ль зя!
Вы чту
с
теб я
из
жа ло ва нья!..
О тец
по блед нел .
Орлиные
глаза
его
засверкали.
141

Как? — заговорил
он
голосом
тихим
и
дрожащим,
меж ду
тем
как
в
груд и
его
клок ота ло
бешенство.
—
Не
можешь
скостить,
когда
я
спас
тебе
пятьсот
рублей?
Я
мог
ве дь
их
утаить!
—
Мог
у таить
—
и
не
утаил!
Значит
—
дурак!
Был
я
у
теб я
в
руках
—
не
умел
держать,
а
теперича
за
что
же
я
тебе
буду
скащивать?
Сам
по су ди!
Орел!
—
Так
ты
этак ?
—
А
то
как
же?
—
сп окойн о
отвечал
хозяин,
у глуб­
ля ясь
в
счета.
Ноздри
его
ос тро го
но са
сплющились,
гл аз
х олод но
и
не по д вижно
с мотре л
в
приходо-расход­
ную
книгу,
и
все
рябое
л ицо
п ри няло
н еп риятн ое,
хи щ­
ное
выражение.
Наступило
зловещее
молчание.
—
Во н!
—
рявкнул
вдруг
отец,
бледный
и
ве сь
дрожа
от
злости.
Хоз яин
от
изумления
не
мог
ничего
с каз ать
и
уста­
вил ся
на
него,
бледнея...
—
Вон,
сволочь!..
Я
т ебе
не
слуга,
—
по втор ил
отец ,
и
от
его
баса
на
полках
встревоженно
за дреб езжали
бу­
тылки
и
рюмки.
Своей
дюж ею
рукой,
оплетенной
толстыми
жилами,
он
сх ва тил
хозяина
за
ш ивор от
и
тряхнул.
Меж ду
«орлом»
и
Львом
Оси пыч ем
зав яз ал ась
борь­
ба.
Несколько
минут
они
воз ил ись
молча,
слышно
б ыло
только
усиленное
дыхание
обо их.
Купец
был
гораздо
к рупн ее
мо его
отца,
но
оте ц
оказался
сил ьн ее.
Он
дейст­
вовал
то лько
одной
рукой,
дру гой
же
д ерж ался
за
ст ойк у,
чтобы
не
быть
сшибленным
с
ног,
и
яро стн о
возил
про­
тивника
из
стороны
в
сторону.
Перехватываясь
лев ой
рук ой
по
стойке,
примыкав­
шей
к
вы ходн ой
двери,
оте ц
вп ихн ул
его
в
дверь,
но
ку­
пец
упе рся
в
ко с яки.
Пыхтя
и
ст раш но
вращая
гла­
зом,
он
силился
подшибить
отца
под
его
деревянную
ног у.
Тут
п роиз ошло
что-то
бы стро е
и
неожиданное:
отец
выпус т ил
шиворот
врага
и,’
подняв
деревяшку
н апер евес ,
пихнул
ею
к упца
в
толстое,
мягкое
брю хо.
Лев
Осипыч
полетел
с
крыльца«
142

II
Мы
с
отц ом
вышли
за
окол иц у,
н авсегд а
оставляя
село.
За
спино й
у
отца
висели
гусли
и
у зело к.
Ле вой
рукой
он
опирался
на
толстую
палку
с
железным
нако­
нечником,
а
за
правую
д ерж ался
я
и
семенил
за
ним
по
пы льной
дороге.
Из-по д
серого
картуза
развевались
по
ветру
его
д л инные
кудри,
в
зубах
у
н его
ароматно
дыми­
л ась
на
свежем
воздухе
черная
короте нь ка я
тру б ка.
Со лнце
яр ко
си яло
над
зеленой
сте пью ,
село
пот онуло
за
приго рк о м,
а
впереди
серебристою
лентой
бле сте ла
на
со лнце
широкая
Вол га.
М ать
мы
отправили
в
родн ую
де­
ревню,
к
дедуш ке,
а
с ами
превратились
в
странствую­
щих
музыкантов.
—
Поедем,
Копка,
перво-наперво
в
Нижний,
на
яр­
мар ку ,—
ск азал
мне
о тец.
—
Там,
говорят,
музыканты
деньги
н ажи вают!
Там
у
нас
пойдут
де ла
по
маслу,
каж­
дый
день
буду
тебе
пятак
на
кн ижку
да ва ть!
В
это
время
я
был
одержим
страстью
к
чтению
ска­
зо к.
Я
жил
в
чудном
м ире
под ви гов
Еруслана
Лаз аре ­
вича,
Бовы-королевича
и
Францыля
Венециана
и
хотел
кажды й
день
чит ать
н овую
сказку.
—
Иде м!
—
отвечал
я,
чувствуя
в
себе
геро иче ск ий
дух
Еруслана
и
Бовы.
Перед
на ми
открывалась
фантастическая
жизнь
бро­
дяч их
гусляров,
полная
при ключ ени й,
богатая
но выми
впечатлениями,
яркими
картинами...
Тро е
суток
мы
плыли
на
пароходе
в
третьем
к л ассе.
Зно йный
ле тний
д ень
торжественно
сиял
над
сп окойной
гладью
реки,
а
навстречу
нам
плыла
панорама
зелено­
кудрявых
г ор.
Эти
красивые
береговые
го ры
важн о
и
за­
думчиво
молчали,
песчаные
ко сы
блестели,
как
золото,
порой
из-за
горы
любопытно
выгля д ывал а
дер е вуш ка-
По
временам
пароход
плыл
около
самого
бере г а,
у
под­
ножия
ог ро мных
скал,
и
тогда
нужно
бы ло
поднимать
голову
кверху,
чтобы
видеть
верхушки
гор.
Лес исты е,
курчавые
г оры
сменялись
гладкими,
и
они
б ыли
распи­
сан ы
золотыми
квадратами
хлебов,
черными
пол осам и
пашен,
з елен ыми
п астбищ ам и.
Вы соко,
наверху
гор,
п ол­
зали
ч уть
видные
стада
черных
и
белых
ов ец,
коровок
и
л о шадок ...
Все
они
казал ись
маленькими,
как
де тские
игрушки«
Избуше чки
селений
то же
представлялись
ку-
из

кольными,
с
беленькой
церковкой,
с
малиновым
зв оном
сельского
колокола...
Порой
по
извилистой
тропинке
спу­
скалась
к
р еке
за
в одой
девушка
в
ярком
на р яде,
а
у
бе­
рега
колыхались
челноки,
бегали
на гие
ребятишки,
купа­
лись
и
брызгали
водой,
и
брызги
алмазами
сверкали
на
солн це.
Вся
эта
жизнь
медленно
проплывала
мимо
нас
и
опя ть
сменялась
ве л ича выми
гора ми
и
дикими
утесами.
—
Гляди,
Копка,
—
сказал
мне
однажды
отец,
—
вон
ут ес
С те ньки
Разина!
Экое
орлиное
г нездо !..
И
он
стал
мне
рассказывать
о
Стеньке
Разине.
Уте с
п ора жал
своею
мрачной
величавостью...
Он
был
отвес­
ны й,
возвышался
пря мо
из
в оды
и
каз алс я
кр еп ос тью,
сл ож енной
гигантами
из
громадных
камней.
Весь
камен­
ны й,
с
боков
окутанный
ст ройны м
бором ,
он
грозно
хм у­
рился,
словно
погружен
был
в
грус тн ые
воспоминания
о
Ст епане
Тимофеевиче.
Из
р асщел ин
диких
камней
упрямо
р осли
мо лоды е
б ер езы,
а
в
уступах
ви ли
гнезда
степные
орлы .
От
эт ого
места
веяло
геро иче ск им
на­
строением,
а
оте ц
увлекательно
рассказывал
мне
о
по д­
вига х
Раз ина,
о
громадных
исторических
сц ен ах,
и
фи­
гу ра
волжского
ге роя
вырастала
в
моем
воображении
до
гигантских
размеров...
М ятежи ,
ра збои
и
г ро зные
собы­
тия
впол не
соответствовали
этой
романтической
обста­
но вке:
величавая
река,
лесистые
горы
и
мр а чные
утесы
словно
созданы
был и
для
того,
чтобы
зде сь
р азыг рыва­
лись
трагические
истории,
эти
места
о дним
своим
видом
наводили
на
какие-то
р азмаш исты е,
бо льш ие
мысл и.
—
И
вот,
Копка,
—
рассказывал
мне
о тец,
—
поймали
его,
ск овал и
и
ру ки
и
но ги
и
в
ж елезну ю
клетку
посади­
ли.
Так
в
клетке,
с ловно
зв еря,
и
п ов езли
в
Мос кв у.
Там,
на
Красной
площади,
четвертовали...
И
он
в
ярких
кра ска х
и
в
живы х
образах
большими
чертами,
словно
художник,
нарисовал
мне
картину
казни:
огромная
площадь,
о св ещенна я
кровавым
светом
восходящего
с ол нца,
полна
народа...
Эшафот...
Па лач
в
красной
рубашке,
с
окладистой
бо род ой,
с
т оп ором ...
Разин
ле жит
на
эшафоте...
Р-раз!
отлет ел а
пр авая
рука...
Раз -р аз!.,
левая
н ога...
Раз ин
молчит...
не
хочет
сто­
н ат ь...
Он
горды й.
Пот ом
та ким
же
манером
левую
рук у,
потом
правую
н огу
и
после
голов у...
Изрубили
в
куски
и
бросили
соб ака м.
Вот
как!
144

У
ме ня
кровь
застывала
в
жилах.
Изумленными
г ла­
за ми
смотрел
я
то
на
отца,
то
на
утес,
кот оры й,
как
гроз­
ное
видение,
уплывал
наз ад
и
каза лся
мне
теперь
о би­
талищем
величавых
теней,
а
отец,
указывая
на
нег о
п алк ой,
продолжал
сво и
рассказы.
—
На
этом
утесе
был
сложен
из
камней
сту л,
на
ст у­
ле
сидел
Разин
и
судил
ослушников,
и
бросали
их
тут
же,
с
горы
да
в
Волгу ...
Очень
просто.
А
то
раз
плывет
Ра зин
по
Волге
со
в сем
своим
во йс ком
на
лодках:
паро­
ходов
то гда
не
бы ло.
Все
лодки
коврами
разубраны
да
награбленным
добром
нагружены:
разграбил
он
персид­
ск ое
царство
и
персидскую
княжну
с
собою
взя л.
Пл ы­
вут
они
и
песни
вольные
поют ,
а
кругом-то
дебри
дикие,
утесы,
да
горы,
да
Волга
на
солнышке
светится.
И
гов о­
рит
Разин: «Эх ты,
Волга-матушка!»
И
я
ж адно
слушал
красочный,
картинный
рассказ,
оживленный
по д ро б нос т я ми: «княжна взвизгнула»,
по
воздуху
сверкнули
«золотые башмачки с красными каб­
л учк ами»
и
прочее.
Я
смотрел
на
Волгу
и
утес ы
и
не­
вольно
ждал,
что
во т- вот
из- за
мыса
покажутся
раз­
убранные
лодки
с
разбойниками,
и
уже
мне
чудил ос ь,
как
поют
они
вол ь ные
песни,
а
Раз ин
гов орит : «Эх ты,
В о лга- ма туш ка !» Но ничего подобного не показывалось:
п лыли
иногда
парусные
лодки
да
плоты
со
своими
из­
бу шкам и.
А
отец
р ассказ ы вал:
—
Тв ой
дедушка
не
верит,
что
Разин
уме р,
и
все
сп о­
рит
со
мно й.
В
народе,
вид ишь
ты,
разные
сказки
про
него
сложены,
так
—
фантазии:
будто
под
этой
самой
го­
рой
живет
Разин;
в
сме рти
ему
отказано,
а
предназначе­
но
в ечно
мучиться;
лежит
он
в
темной
пе ще ре,
вроде
как
в
подполье...
Цепям и
он
к
этому
подполью
прикован,
томится
и
стонет,
задыхается
без
воздуха
и
света.
Де­
душка
говорит,
что
ко гда
на
Волге
под ни мается
буря,
это
знак,
что
Раз ин
мечется
и
рве т
свои
цеп и.
Каж етс я,
что
только
Во лга
шумит
да
ва лы
об
утесы
бьют,
а
е сли
при­
слуша ешься, — эт о
«он»
под
горою
стонет...
С
виду
б удто
бы
только
со сны
под
ветром
гудят,
а
наставишь
у хо,
п о-'
слушаешь
хорошенько
— железные
ц епи
звенят!
И
лежиг
в
пе щере
огром ны й
великан,
се дой
и
нагой...
Борода
ему
все
тел о
покрывает,
на
рука х
и
ногах
за
триста-то
лет
львиные
когт и
отросли,
це пь,
как
змея,
обвила
его
и
с
телом
сро сл ас ь«..
Лежит
Разин
и
на
груд и
сво ей
всю
го­
145

ру
выдерживает.
Каждую
ноч ь
приходят
лев
и
медведь,
в
клочья
его
разрывают...
И
тогда
он
стонет,
и
от
стонов
его
дрожит
гора,
а
на
Волге
поднимается
буря.
Но
в
том-то
и
штука,
что
к
утру
он
опять,
как
ни
в
чем
не
бы­
вало,
срастается
и
опять
целехонек
лежит
в
цепях ,
и
опять
гора
его
да вит. ..
Так
мучится
Разин,
и
к онца
его
муче ни ям
не
будет
никогда!
Отец
задумался
немного,
помолчал
и
по вто рил
груст­
но
и
вд умч иво:
—
Никог-да!..
Я
полюби л
Раз ина
за
его
мужество
и
ст ра да ния.
Я
на­
с троен
был
сказоч н о,
на
богатырский
л ад,
и
в
мо их
гл а­
зах
он
был
горды й
и
мятежный
волжский
дух.
Прико­
ванный
к
утесу,
он
жил
в
эт их
горах.
Ма ло
того,
он
был
в
моем
от це
и
во
мне.
Вечный
дух
беспокойства,
муче­
н иям
которого
н и когда
не
бывает
конца,
—
вот
что
б ыло
в
нас.
Нам
была
по
ду ше
дерзость
Раз ина,
на м,
ото рва н­
ным
от
всего
уклада
жиз ни,
отрицаемым
ею,
одиноким,
чуждым
всем.
Мы
оба
любили
героев
непокорных
и
одиноких,
си льны х
и
воинственных.
И
оте ц
без
ко нца
рассказывал
мне
о
них .
А
Волга
о слепи тель но
трепетала
на
солнце,
вдали,
словно
со
дна
реки,
всплывал
вд руг
белый,
как
лебедь,
пароход
и,
дымясь,
гулко
п ел.
Рев
его
катил ся
по
ре ке
и
пропадал
за
гор а ми.
А
в
ответ
ему
оглушительно
и
дико,
со
св ис том
и
хри потой
яр ос тно
орал
наш
па роход
и,
мощно
барабаня
колесами,
весь
со­
тр яса лся
и
дрожал,
словно
был
охвачен
неукротимою
зло­
бой,
словно
мчался
он
в
бой .
Потрясенный
его
мо гучи м,
страшным
голос ом ,
я
зажимал
уши
и
в
страхе
бросался
к
отцу.
Он
мне
каз ался
единственным
и
верным
мои м
оп л отом
в
этой
огромной
жизни,
где
ис чезал
я,
как
ма­
ленькая,
незаметная
пылинк а.
—
Чего
ты,
дурачок,
боишься?
—
успокаивал
ме ня
отец.
—
Это
свисток,
пар !
Вон
ви ди шь,
как
он
уст рое н:
повернуть
ручку
— пар
и
бье т
в
края
этой
медной
трубки...
И
он
после
свистка
подв од ил
м еня
к
трубке,
где
р ас­
хаживал
сердитый
усатый
че ло век
в
фор ме нном
картузе,
и
объяснял
ее
устройство;
он
страстно
любил
механику
и
рассказывал
мне
все
это
со
св оим
об ычны м
увлече­
нием...
Потом
подводил
к
машине
и,
говоря
о
не й,
в оз­
вышался
до
истинного
красноречия.
Я
со
страхом
и
лю­
146

бопытством
заглядывал
в
огр ом ное
брюхо
парохода
и
по
целы м
часам
смотрел,
как
работал
могучий
и
страш­
ный
механизм,
как
двигались
огромные,
блестящие
ци­
линдры,
о б литые
хлюпа ющим
маслом,
и
как
копо ши­
лись
и
кишели
бесчисленные
колесики.
—
Это
все
пар
пр иво дит
в
движение!
— объяснял
отец.
—
Но
когда-нибудь
нау ка
выдумает
и
«вечный
д вигат ель >,
который
будет
двигаться
без
пара,
с ам,
и
—
вечно!
—
продолжал
он
с
г лубоки м
убе жде н ием
и
в ерой.
—
Он
будет
наподобие
вселенной
и
этих
бесчисленных
миров,
которые
все
в ороча ю тся
во­
круг
солн ца
и
звезд...
К аждая
зве зда
вед ь
—
это
то же
солн це!
О
науке
он
всегда
отзывался
с
боль ш им
уваж ением
и
любовью,
и
у
нас
начинался
упоительный
разговор
о
зв ездах
и
планетах,
о
мо ре
и
солнце,
о
жаркой
стороне,
пол ной
сказочных
чудес,
о
жителях
луны ,
о
че лов ечес кой
душе,
и
мой
от ец
да вал
во лю
сво ей
пылкой
фантазии.
Он
ум ел
р ассказ ы вать
с
мельчайшими
подробностями
о
том,
чего
сам
ник ог да
не
видал.
С
лун ы
и
звезд
мы
опять
спускались
на
землю,
но
не
к
на шей
пе чальн ой
жизни,
не
в
тесные
каморки
и
бедные
хижины,
хорошо
знакомые
нам,
а
в
роскошные
дворцы
и
пышные
за лы,
к
богатым
и
счастливым.
От ец
водил
мою
жадную
мысль
по
бесчисленным
сказочным
залам,
без
ко нца
отворяя
пред о
мной
все
новые
и
новые
двери
с
яшмовыми
руко­
ятками,
с
зеркальными
стеклами,
с
дивными
зверями
у
мраморных
ступенек
крыльца...
Наконец,
он
описывал
мне
жизнь
царя
с
таким
обилием
подробностей
и
с
таким
видом,
как
будто
сам
был
развенчанным
царем.
Он
опи­
сывал
царское
белье,
царское
кушанье,
весь
д ень
царя,
его
занятия
и,
наконец,
сп аль ню
с
балд ах ино м
из
барха­
та
и
острым
мечом,
который
висит
на
тонкой
н иточке
над
гол ов ой
ца ря. ..
Грустная
действительность
на шей
жизни
была
сл иш­
ком
неприглядна,
чтоб
ею
интересоваться,
и,
два
мечта­
тел я,
мы
больше
интересовались
мечтами.
Расск азы
отц а
отвечали
в
моей
ду ше
под вига м
Б овы
и
Еруслана
и
уно­
си ли
ее
в
мир
героизма
и
ры ц арств а.
Потом
мы
начинал и
играть
перед
пароходной
пу бли­
кой.
Нас
плот ны м
ко льц ом
окружала
разношерстная,
любопытная
толпа,
р азгляды ва я
нас
и
наш и
гусли .
147

А
оте ц
начинал
«Песню про Стеньку Разина»:
Из-за
острова
на
стрежень,
На
п рос тор
речной
волны
Выбегают
распис ны е,
Острогрудые
че л ны!..
Мотив
песни
был
самый
разбойнический,
размаши­
стый,
и
отец
пел
ее
сильным
голосом,
вол ьно
и
ши роко...
А
стр уны
ж урчал и,
словно
весла
всплескивали,
песня
мчал ас ь
мерными
взмахами,
и
выходило
похоже
на
то,
что
«острогрудые челны»
разрезают
звонкую
во лну
и
д линные
весл а
на
солнце
бл естят. ..
На
переднем
Стенька
Ра зин,
Обнявшись
с
своей
княжной.
Свадьбу
н овую
справляет
И
веселый
и
хмельной...
Мне
представлялась
цел ая
ст ая
л о до к, «разубранных
к ов ра ми», отчаянные лица разбойников и среди них Ра ­
зин,
говорящий
с
В олгой .
Эх
ты,
В олга,
м ать
родная,
Волга,
вольная
река!.. —
гремит
силь ны й
голос
отца,
а
мне
каж ется ,
что
это
г олос
Разина.
Т олпа
вдруг
увеличивается,
все
жду т,
чем
кончится
песн я,
а
отец
п ропое т
куплет
и
пом олчит
немного,
только
струны
журчат
и
звуки
бе гут,
и
м чатся
легкие
чел н ы..
Мощным
взмахом
поднимает
Он
персидск ую
к няжну
И
за
борт
челна
б росает !
Резко
обрывается
песня;
словно
«ахнули»
все,
словно
б роси ли
весла...
И
опять
повторяются
последние
слова,
но
уже
нежно,
жалобно
и
медленно,
словно
ду ша
рас ­
ст ает ся
с
телом,
и
ти хо
плач ут
волн ы,
принимая
драго­
ценный
подарок:
И
за
борт
че лна
бр осае т...
В
набежавшую
волну...
И
в
душе
у
Разина,
в
темной
ее
глубине,
тож е
что-то
плач ет
о
любви,
вырванной
с
кровью
из
сердца.
Но
тот­
час
же
начи нает ся
прежний
размах,
и
отец,
тряхн ув
к уд­
рями,
поет,
как
настоящий
разбойник:
148

Гей ,
ты,
Фролка,
черт!
Пляши!
Грянем
песню
удалую
На
помин
ее
ду ши!
И з-за
острова
на
ст режень ,
На
пр ост ор..,
И
песня
заканчивается
так
же,
как
и
началась:
челны
бегут,
волны
жу рча т,
весла
вспл еск ив аю т,
и
никаких
сл е­
дов
не
о с тается
на
том
месте,
где
у топ или
к няж ну.
Все
и счезает .
Выйду
ль
я
на
реченьку,
П осмотр ю
на
быструю!..
Потряхивая
кудрями,
переходит
оте ц
на
др угую
песню.
Унеси
ты
мое
го ре !..
Бес печ ны е,
живые
звуки
русс ки х
песен,
вдохновен­
ный
вид
гусляра
и
смешные
движения
его
пал ьцев
по
струнам
мало-помалу
наэлектризовывают
слушателей,
и
в
круглую
дыру
гусель
сыплются
мелкие
де ньги .
А
ночью
небо,
и
Волга,
и
берега
—
все
одевалось
те плою
мгло й,
в
небе
выплывали
лучистые
звездочки
и
в
черной
мгле
горизонта
пер епут ыв ались
с
разноцветны­
ми
огоньками
маяков
и
встречных
судов.
П аро ход
мчал ­
ся
в
таинственную
безбрежную
мг лу,
из
черной
огром­
ной
трубы
вместо
дым а
ст олбом
вылетали
мелкие
крас­
ные
искры»
и
гасли
на
бархатном
фон е
черной
ночи.
И
мне
казалось,
что
какое-то
сказочное
чудовище
с
красными
огненными
глазами,
изрыгая
искры,
как
Змей-Горыныч,
уносит
нас
в
неведомый,
удивительный
край...
И
вот
однажды
ут ром
этот
край
вдруг
пр едст ал
перед
моими
глазами.
Я
проснулся
от
какого-то
странного
пе­
ния.
Пароход
шел
медленно.
На
нос у
парохода
шир ок о­
плечи й,
черн обород ый
матрос
стоял
у
борт а
и,
закиды­
вая
пестрый
д лин ный
ше ст,
нащупывал
дно .
—
Ше-есть!
—
пел
он
густым
и
мрачным
басом.
И
тотчас
же,
как
эхо,
откликался
ему
где-то
невиди­
мый
дрожащий
тенор
и
повторял
за
ним
протяжно
и
печально:
—
Ше - ес ть!..
И
п ока
он
тянул,
коренастый
матрос
опять
погружал
за
борт
с вой
шест
и
безнадежно
пел:
Н9

—
Пя- ять! ..
—
Пя-ять !.. —
жалобно
подхватывал
неви дим ка.
—
Шесть
с
половиной!
—
ободряюще
и
быстро
вскри­
ки вал
бас.
—
Шесть
с
половиной!
—
радостной
скороговоркой
повт ор ял
тенор-
Но
мрачный
матрос
снова
з акиды вал
шест
и
опять
протяжно
и
сердито
пел:
—
Шес ть! ..
—
Шесть!.. — разочарованно
и
грустно
звен ел
неви­
димый
тенор...
На
горизонте,
совсем
уже
близко,
з еленел а
выс ока я
гора,
а
на
горе
б лест ел
под
лучами
утреннего
солнца
красивый,
словно
сказочный
город ,
—
он
был
обнесен
зубчатой
каменной
стеной
с
ба шням и,
старинные
церкви
так
и
сияли
своими
золотыми
головами,
а
река
прот ив
города
была
вс я,
от
одного
берега
до
другого,
запружена
судами,
и
мачты
этих
суд ов
с
бесчисленными
красными
и
белыми
флагами
казал ись
огромным
лесом,
которому
не
видно
б ыло
конца.
Пароход
наш
подходил
к
ним
все
ближе
и
ближе..«
Мы
с
отцом
ход или
по
многолюдным,
шумным
ул и­
цам
о гром ного
города,
играли
и
пел и
под
окнами
мно го­
этажных
домов,
пробирались
сквозь
разноцветную,
ве­
се лую
толп у.
Над
ярмаркой
стоял
целый
ад
звуков:
из
трактиров
ревели
музыкальные
машины
с
лит авра м и,
бубнами
и
турецкими
барабанами,
доносилось
бесшабашное
хоро­
вое
п ение
с
визгом
и
пля ско й.
На
улицах
гре ме ли
ло мо вики
и
пролетки,
жужжа л а
оживленная
толпа;
ули чны е
певцы,
музыканты
и
пл я­
су ны
пел и,
игр али
и
пля сал и,
з ади рая
головы
на
ок на
вер х них
этажей.
Это
был
все
п ришл ый,
не
русский
на­
р од:
евреи
и
еврейки
с
арфами
и
скр ипкам и,
ул ич ные
оркестры
ве нгров
с
м едны ми
трубами
и
хр иплы ми
конт­
рабасами,
музыканты-акробаты,
из
которых
каждый
иг­
рал
на
нескольких
инструментах
руками,
ногами
и
голо­
во й,
и,
на коне ц,
гудочники-итальянцы
с
гудком
под
мыш­
кой,
в
национальных
рваных
и
засаленных
костюмах,
а
красивыми
загорелыми
лицами
и
живым и
мягкими
тело­
750

движениями,
полными
прирожденной
г раци и.
Все
это
наигрывало,
з венело ,
гудело,
пе ло
и
п ляс ало
разом,
со з­
да вая
невообразимый
гам;
волынка
тянула
странные
не
ру с ские
мотивы,
скрипки
ули чн ых
скрипачей
визжали,
расстроенные
струны
арф
беспомощно
стонали,
трубы
неистово
ревели
и
хр ипе ли,
литавры
звенели,
барабаны
бухали,
певцы
и
певицы
надрывались,
чтобы
бы ть
ус лы ша нным и...
То лпа
густ ым и
волнами
текла
повсюду
с
невнятным
гулом
и
жу ж ж анием;
мелькали
яркие
восточные
кос тю­
мы:
восточные
ку пцы
в
золотых
и
сер ебр яны х
тюбетей­
ках,
в
ха латах
из
желтой
и
голубой
материи,
китайцы
в
том
наряде,
в
каком
я
видел
их
на рис ова нными
на
вывес­
ка х,—
в
ш ирок их
цветных
шароварах,
в
странной
шляпе
и
странной
обуви,
косоглазые,
смуглые,
с
длинными
тон ­
кими
усами,
с
черной
ж естк ой
косой.
Ул ич ные
акроба­
ты
в
ярком
трико
сгибались
в
к ольц о,
пр ыга ли,
п ер евер­
тывались
в
воздухе,
ручные
обезьяны
лазали
по
водо­
сто чны м
трубам
громадных
домов,
заглядывали
в
окн а
ве рх них
этажей,
по т ешая
тол пу.
Из
окон
трактиров,
от­
куда
несся
гам
и
гул
голо сов ,
г рохот
«машин»
и
взвизги­
в ание
женского
хора,
спокойно
выглядывали
полуобна­
женные
женщины.
Над
пе строй ,
в есе лой
и
поющей
тол­
пой
стояла
золотистая
пыл ь,
ос вещен ная
жаркими
луча­
ми
августовского
солнца...
Мы
затерялись
в
э той
толкотне
со
своими
тихими,
простодушными
гуслями.
На
огромн ой
площади,
полной
народа,
вид нел ся
це­
лый
ряд
бал агано в.
На
выш ке
к ажд ого
из
них
гремел
раздирающий
уши
оркестр
и
кри в ляли сь
паяцы
в
смеш­
но м,
дурацком
наряде.
Потрясая
в ыс оким
колпаком
с
погремушками,
они
отпускали
едкие
ш уточки ,
и
то лпа
слушателей
отве ча ла
им
сло вами,
еще
более
смешными.
Набеленные
лица
паяцев
бы ли
неприятны,
со
щ е тини­
стыми
усам и,
с
ре з кими
чертами
и
мо рщ ина ми,
со
сл е­
дами
п ьяной
и
тяжелой
жиз ни.
Тут
же
крутились
карусели,
каждая
под
св ою
музы­
ку.
Около
одной
карусели
мы
долго
стояли
и
смотрели
на
музыкантов;
их
б ыло
трое,
и
все
они
бы ли
пьяны,
в
растерзанных
одеждах,
двое
играли
на
гармониях,
а
тре­
тий —
на
бар абане,
отдаваясь
и гре
с
необыкновенной
эне рг ией.
Один
из
гармонистов
был
в
одном
только
151

белье...
Нервное,
бледное
лицо
его,
обросшее
рыжей
ще­
тиной,
бы ло
возбуждено
от
долгодневного
пьянства,
воспаленные
глаза
блестели,
все
силы
его
души,
ка за­
лось,
были
напряжены
вовсю,
как
натянутые
ст р уны,
и
он
играл
мастерски,
с
неистовством,
с
бе ше ной
энергией,
в
каком-то
исступлении.
Играя,
он
разма хи вал
гармо­
ние й,
поднимал
ее
над
головой,
растягивал
дл инне йшие
мехи
и,
в
у по ении
собственной
игрой,
качал
нечесаной
мох на той
голов ой,
а
гармония
так
и
пел а,
говорила,
ры­
дал а,
и
смеялась,
и
звенела
болью
русской
души,
кото­
рая
развернулась
и
удержу
знать
не
хочет.
—
Ай
да
портной!
—
говорили
кр угом.
—
Пропился
че лове к,
в
музыканты
попал,
а
ловко
наяривает!..
Яко
благ,
яко
наг,
яко
нет
ничег о !..
В торой
гармонист
аккомпанировал
столь
же
энергич­
но
и,
су дя
по
черн ым
рукам,
был
сапожником.
Но
вс ех
энергичнее
был
барабанщик,
деревенский
парень.
Весь
красный,
обливаясь
потом,
он
злобно
и
ожесточенно
бил
палкой
в
большой
турецкий
бар абан,
словно
тот
был
его
за клят ым
врагом.
—
Жарь!
— слышалось
из
толпы.
—
Сы пь,
ребята!
От
музыки
этих
троих
музыкантов
ве яло
о громн ой
силой
энергии,
удалью
и
ш ирью ...
Около
«силомера»
мы
заинтересовались
богатырем-
калачником.
Он
был
почти
на
голову
выше
толпы,
весь
в
муке,
с
рыжими
курчавыми
усами,
в
картузе
на
ухо
и
донельзя
рваном
пид жа ке
внакидку...
Какой
у
нег о
был
героический
вид!
Как
горд о
смотрел
он
на
толпу,
как
л егко
раздвинул
ее
своим
богатырским
пл е чом!
Из
уст
его
рекой
лилась
рифмованная
ругань,
он
ругался
артистически,
торжественно
и
победоносно,
выражая
звонкою
руганью
избыток
сил
и
благодушно-боевое
на­
строение.
Одной
рукой
он
бра л
тя же лый
де р евян ный
молот,
вдохновенно
бил
им,
кверху
по
доске
взлетал
кусочек
железа
и
эффектно
р азбив ал
пистон...
—
Ссар ивай!
Знай
наших,
почитай
своих!
Что,
черти?
Живота
вам
али
смерти?
—
вызывающе
ругался
калач­
ник.
Он
победил
всех .
Презрительно
раздвинул
толпу
и
гордо
и счез
в
рев уще й
пасти
бли жай ш его
к абак а.
Гул
и
стон
стояли
над
ярмаркой.
Мы
с
трудом
п ро­
152

бирались
сквозь
гус тую
толпу,
останавливаясь
кое-где
поглазеть...
Нас
обоих
подавляло
обилие
впечатлений,
лиц,
красок
и
звуков...
Толпа,
пре д с тавл явшая
смесь
всероссийских
типов,
физиономий
и
одежд
вс ех
стр ан
и
народов,
с
гулом,
гов оро м,
пен ием
и
руганью
бесконеч­
ным
потоком
проходила
пе ред
нами:
китайцы,
бухарцы,
негры
и
итальянцы
сменялись
русскими
ку пцам и,
мужи­
кам и,
бар ын ями,
сапожниками
и
калачниками.
Посередине
площади
какой-то
разносчик
выставил
з ер каль ный
шар,
величиной
с
камышинский
арбуз,
и
на
его
поверхности
о тража лас ь
вся
ярмарка,
со
всеми
з да­
ниями,
со
всем
движением
разноцветно
одетой
толпы;
мы
ув ид али
и
себя,
маленькими,
словно
на
ф ото гра фи­
ч еской
карточке.
Я
долго
рассматривал
в
бесконечной
смене
лиц
крохотные
отражения
кудрявого
гус ляр а
с
ха­
рактерным
э н ерги чным
лицом ,
с
пуслями
за
плечами», и
маленького
деревенского
мальчика
рядом
с
ним.
Отец
вспомнил,
что
в
Нижнем
Новгороде
должен
где-то
стоять
памятник
Минину
и
Пожарс кому.
Он
рас ­
сказал
мне
об
этих
людях
и
хотел
показать
памятник,
но
не
знал,
как
его
отыскать,
и
сколько
ни
спраши­
вал
в ст речн ых,
никто
ничего
не
мог
с казать .
Ка ждый
думал
о
своем
деле,
настроение
у
всех
бы ло
торговое,
только
мы
с
отц ом
интересовались
героя м и
и
на
ярмар­
ке
ж изни
искали
чего-то,
что
б ыло
чуждо
всем
и
близко
нам.
От ец,
наконец,
решил,
что
Минина
и
Пожарского
нет
здесь.
—
Е сть
другой
Новгород,
—
сказ ал
он
мне ,
—
так
они
там,
в
другом
Нов горо д е!
Наконец
мы
попали
в
грязный
и
низенький
трактир,—
там
было
много
комнат,
и
во
всех
комнатах
то лпилис ь
лю ди,
сидели
за
сто лам и
и
пили .
В
трактире
стоял
гул
и
шум
голосов,
з вон
п осуд ы,
г рем ело
пение.
В
самой
б ольш ой
комнате,
на
возв ыш е нной
площадке,
пел и
пе с­
ни
же нщин ы
в
коротеньких
платьицах,
с
голы ми
плеча­
ми.
Они
слегка
пританцевывали
и,
оттопыривая
пал ь­
ца ми
с вои
кисейные
под олы ,
потрясали
ими
в
такт
сво­
ему
пению.
Одн а
из
них,
ко тора я
ст ояла
впереди,
зап е­
ва ла
сильным,
груд н ым
голо сом :
153

Раз
в
ког тях
нужды-злодейки
Сту к нул
нищий
в
дверь
мо ю.
Но
сама
я
без
ко пе йки,
Голодаю,
да
п ою!
Тру-ля-ля!
Тру-ля-ля\
Остальные
пр и певал и,
ч уть- чуть
поднимали
юбк и,
пр итан цев ыв али
и
неестественно
улыбались.
Ради
неба,
просит
пищи,
И
пуста
его
сум а...
Жаль
бед ня гу! ..
Хо ч ешь,
нищий,
Вместо
хле ба
—
я
с ам а...
Весело
подхватывал
хор
пев иц.
Все
они
были
очень
кр асивы е,
молод ые ,
голоса
звен ел и,
как
ст рун ы...
Наш е
появление
б ыло
зам еч ено
хозяевами
трактира,
и
нам
по зво лили
в
антракте
пок аза ть
свое
искусство.
От цу
да ли
стол,
он
поло жил
на
него
гусли,
засучил
ру­
к ава,
настроил
струны,
тряхнул
кудрями
и
заи гр ал.
Он
заиграл
печальную,
задушевную
песню...
Резко
в ыд еляясь ,
прозвучала
она
в
э том
грязном
городском
трактире,
сре ди
бесшабашного
веселья
и
нечистых
пе­
сен.
Невинн ые
гусельные
трели
как
бы
случайно
залете­
ли
сюда,
словно
пойма нные
по ле вые
пт ички .
От
них
веяло
чистым
воздухом
п олей,
они
как
будто
грустили,
одиноко
порхая
в
нездоровом
воздухе
огромного
воз­
бужденного
города.
А
у
нас
обо их,
у
отца
и
у
меня,
на
сердце
была
печаль
по
оставленной
деревне
и
стр ах
перед
городом...
К
нам
прислушивались.
Шум
трактира
ста л
глуше.
Тогда
отец
запел:
Ветка,
ветка
бе дна я,
Ты
куда
плы веш ь?
Берегись,
сердечная:
В
море
про падеш ь!
Жалобные
трели
и
грустные
аккорды
гуслей
опять
заговорили,
словно
повторяя
его
слова,
а
он,
помолчаВя
продолжал
с вою
песню:
Нечего
б еречься
мне!—
Ветк ин
был
ответ.—
Я
уже
исс охшая .
Во
мне
жизни
не т!
154

Как
задушевно,
как
грус тн о
он
пел
своим
теплым
го­
лос ом! ..
Негромкий,
но
гус той
и
слышный,
эт от
г олос
переплыл
через
весь
гам
трактира,
как
волна,
и
смолк,
а
зв уки
гуслей
повторили
его
слова
и
пер ед али
басам.
Басы
согласились,
но
ти хо
спросили
о
чем-то...
От
родного
деревца
Ветер
оторвал!—
об ъясн ил
отец,
и
ноздри
его
ра зд ули сь,
и
г лаза
вне за пно
заблестели...
Пу сть
теперь
несет
ме ня
К уда
хочет
—
вал!..
И
о пять
за гов ори ли
печ аль ные
ст руны.
Тут
по дош ла
к
нам
замечательно
красивая
деву шк а.
Я
был
до
глуби­
ны
души
поражен
ее
красотой
и
ф ант аст ич еским
ярким
на ряд ом:
на
ее
черных
гус тых
во ло сах
ле жала
красная
шелковая
шапочка,
украшенная
ме лки ми
серебряными
монетами,
вся
грудь
бы ла
в
ожерельях
из
монет,
рукава
куртки
широкие,
расшитые
золотой
бахромой,
а
юбка
на
девушке
была
из
кра сно го
атласа.
Девушка
весело
смот­
рела
ог ро мными
черн ым и
гл аза ми
из-под
густых
и
длин­
ных
ресниц
и
ка залась
очен ь
живой
и
возбужденной.
Сму глая ,
румяная,
с
тон кими
чертами
лица,
он а.
бы ла
д ивно
хороша!
И
г олос
у
нее
был
музыкальный,
п охожи й
на
з вук
свирели,
и
говорила
она ,
словно
пел а,
чу жим,
не
на шим
говором, «по-хохлацки», как объяснил мне после
отец.
—
Бандуристику,
голуб чичк у!
Заграй
м ени,
а
я
заспи-
ваю!
Заг ра й,
кучерявый!
И
она
громко
запела
св оим
с вире ль ным
голос ом :
Виют
витры,
в иют
буйны,
Аж
дерева
гнутця!..
Отец
сразу
подхватил
на
гуслях
аккомпанемент,
и
с иль ное
грудное
сопрано
так
и
зазвенело
по
всему
трактиру...
Ее
голос
был
яркий
и
гор ячи й,
как
луч и
ее
родного
южн ого
солнца,
и
брызгал,
словно
огне нны й
дождь,
обд ава я
тол пу...
Теперь
мы
уже
сделались
п ред­
мет ом
всеобщего
внимания,
со
всего
трактира
пр их лы­
нул
народ,
ко льцо м
окружил
певицу
и
гусляра,
а
она
пе­
ла,
ни
на
кого
не
глядя,
и
лицо
ее
б ыло
тепер ь
такое
гор д ое,
мрачное
и
пр ек расно е!. .
155

Ой,
як
болит
мое
с е рдце,
А
сл езы
не
ль ютц я !..—
ра зли в алась
по
трактиру
печальная
песня.
Но
слезы
об иль ным
руч ьем
уже
текли
из
ее
прекрасных
гла з.
Она
пе ла
задушевно
и
грустно,
и
так
бы ла
красива,
поющая
и
плачущая,
что
жаль
б ыло
с мо треть
на
не е.
Вдруг
она
быстро
положила
сво ю
хорошенькую
руч-
ку
на
струны
и
остановила
песню,
.—
Веселую!
—
крикнула
он а.
Отец
з аигр ал
веселую.
Она
тряхнула
гол овкой ,
повела
плеча м и,
зазв енел а
вс еми
своими
монетами,
улы бн ула сь
и,
плавно
поворачи­
вая сь
на
каблучках,
грациозно
пока чив ая
станом
и
р аз­
вод я
руками,
запела:
Поп ьем,
попоем
—
Все
го ре
забудем.
А
сме рть
придет—’
Уми ра ть
будем!
Слушатели
смеялись.
«Ловко поет!» —
го вор или
одни.
«Пьяная», —
возражали
другие.
Она
пел а
и
хло па ла
в
ладошки,
притопывая
кабл уч ­
ками
и
плавно
поворачиваясь
кругом
себя,
а
по
ли цу
ее
все
еще
текли
слезы.
В
эту
минуту
явил ся
полицейский
в
со про во жд ении
толстого,
хорошо
оде того
господина.
Полицейский
грубо
ухватил
певицу
за
рук у
и
прекратил
ее
веселье,
а
госпо­
дин
что-то
такое
говорил,
и
вид
у
него
был
оск орб ле н­
ный
и
обиженный.
Девушка
пок орн о
по шла
с
н ими
из
трактира
и
только
громко
ругалась
грубыми
словами.
В
толпе
звучали
сл о ва : «убежала», «били», «обязана»
и
еще
что- то,
непонятное
мне.
Мы
играли
в
этом
тра к тире
несколько
дней.
Потом
нас
пригласили
в
другой.
Наконец
мы
получили
пр иг ла­
шение
в
б оль шой
тра кт ир
играть
до
ко нца
ярм ар ки
на
жалованье
в
дв адц ать
пять
рублей
в
месяц
на
всем
го­
товом.
Тр актир
помещался
во
в тором
э таже
огр ом ного
дома ,
и
в
него
вела
длинная
широкая
лестница.
Нам
отвели
156

к ро хо тную,
п олут емн ую
каморку,
два
раза
в
де нь
пода­
в али
ч ай,
в
полдень
обед
и
поз дно
ве че ром
ужи н.
Дн ем
почти
нечего
б ыло
делать
—
трактир
пустовал,
и
только
по
временам
приходила
пить
чай
большая
ко м­
пания
в ост очных
куп цов .
Они
все
был и
одеты
в
до ро гие
национальные
кос тюмы
яркого
цвета,
ходили
в
кало ш ах
и
ичигах
из
зел еног о
саф ьян а
и
не
снимали
с
бритых
го­
лов
доро ги х
тюбетеек,
густо
расшитых
золо том
и
сереб­
ром.
Все
на
них
блестело
и
шелестело.
Они
были
важ­
н ые,
молчаливые,
медлительные
и
гов ори ли
на
странном,
гортанном
языке.
Им
подавали
на
б ольшо м
подн осе
фар ­
форовые
чашечки,
низе ньк ие
и
ши роки е,
похожие
на
тю­
бетейки,
и
они
медленно
и
долго
пи ли
из
них
густой
чай.
В
нашей
музыке
они
не
нуждались.
Дн ем
о тец
об ык но венно
разучивал
для
се бя
но вые
мотивы,
слышанные
им
на
ярмарке.
У
него
был
хороший
слух
и
большая
память,
и
он
уже
играл
на
св оих
гуслях
все
марши,
п ольки
и
всевозможные
отрывки
из
о пер
и
опереток,
ус во енные
им
от
зд ешн их
бродячих
музыкан­
т ов.
Играл
он
и
нежно-печальные,
одного
характера,
нижегородские
на ро дные
напевы,
не ум олчно
звучавшие
в
воздухе.
Вся
ярм арка
прежде
всего
гудела
здесь
песнями:
они
нос илис ь
в
воздухе,
л езли
в
уши,
запечатлевались
в
памяти.
Эти
ме л од ичные
нижегородские
песни,
в
кот о­
рых
неизменно
во спев али сь
любовь
и
разлука,
до
сих
пор
звучат
у
ме ня
в
ушах ;
они
особенно
хорошо
выхо ди­
ли
на
не жных
гусельных
струнах.
Отец
разучивал
эти
песни
и
даже,
ка жет ся,
сочинял
свои,
а
я
в
это
время
упивался
ч т ением
лубочн ой
кн иги,
купленной
за
пятак.
Это т
пятак
я
ежед невно
стал
требо­
вать
у
отца,
помня
его
об ещ ание.
Он
сначала
давал
охотн о,
но
потом
ста л
отказывать
и
сердиться.
А
я
вс ем
существом
мо им
жил
в
ми ре
бога тырей ,
ры­
царей,
во лше бнико в
и
драконов.
После
каждой
прочитан­
ной
сказки
я
долго
не
мог
успокоиться
и
пы тался
пере­
давать
мои
впечатления
бу м аге:
я
рисовал.
Так
как
ри­
совал
я
без
устали
и
веч но,
то
на
бумагу
для
э того
то­
же
нуж ны
бы ли
деньги,
и
я
подбирал
на
полу
оберточ­
ную
бумагу
и
пок рыва л
ее
изображением
воо ру же нных
с
ног
до
голов ы
рыц арей,
подписывая
каждое
изображе­
ние
каким-нибудь
двустишием.
157

Я
продолжал
сво и
занятия
и
вечером,
к огда
под
по­
то лком
трактира
зажи г али
лампы;
желтая
оберточная
бумага
из-под
гильз
при
свете
ламп
становилась
белой,
и
на
ней
можно
было
рисовать.
От
рисования
отрывал
меня
отец,
он
налаживал
струны
и
принимался
за
раб о­
ту;
трактир
нач и нал
напо л нять ся
гостями«
Я
чувствовал
себя
т ак,
как
будто
бы
только
что
оч­
нул ся
от
роскошных
и
сл ад ких
сновидений,
и
с
тоской
на чина л
би ть
в
з вонок ,
а
оте ц
разливал
по
трактиру
звонкие
гусельные
звуки.
Иногда
мы
пели
дуэтом
«Стонет сизый голубочек»,
или
«Вот на пути село большое», или «В е т ку».
У
меня
был
з во нкий
ди ск ант,
и
я
любил
петь,
но
петь
по
при­
нуж де нию
не
хотел
и
часто
отказывался.
Тогда
мы
ссо­
рились.
—
Пой !
—
гов ори л
мне
отец.
Настр о ени е
мое
моментально
становилось
мрачным,
я
б ыч ился
и
молчал.
—
По й,
говорят
тебе!
—
горячился
отец
и
начинал
аккомпанемент.
Гус ли
рокотали.
Я
молчал.
—
Пой,
ч ерт
тебя
п одери !
—
ревел
он
на
меня
в
бе*
шенстве.
Я
н ачи нал
петь,
но
от
грубого
обращения
со
мн ой
у
ме ня
совсем
пропадал
мой
об ычн ый
з во нкий
голос :
он
дрожал,
об ры валс я,
слабел,
а
глаза
мои
наполнялись
с леза ми
оскорбленного
самолюбия.
—
Громче!
—
кипятится
отец.
Я
совсем
умолкаю:
горло
сдавлено
спазмой,
по
ще­
кам
льются
слезы.
—
Тьфу!
Ни
од ной
книжки
т ебе
не
куп лю!
Звони!
И
он
пел
о дин
комические
куплеты:
Встреча-то
премерзкая:
Лавочник
идет.
А
жена-то
дер зк ая
В
лавке
в
дол г
берет!
Дети
плачут
с
г оло ду,
Дохнет
вся
семья.
Глуп о
сделал
смолоду,
Что
женил с я
я...
Он
пел
и
по -пр ежнем у
энергично
потряхивал
кудря­
ми,
но
сквозь
ве се лый
ст рой
гус лей
пробивалась
п ечал ь.
158

К огда
по
ок онча нии
игры
никт о
из
п ублик и
не
по д­
ходил
к
гусляру
и
не
бросал
на
струны
мелких
де нег,
тогда
отец
посылал
меня
обходить
слушателей
с
протя­
нутой
шля пой
в
руке .
Из-за
э того
у
нас
тоже
в ы ходили
препирательства,
но
угроза
лиш е ния
книг
действовала,
и
я
шел
собирать
деньги.
Смущенно
путешествуя
со
ш ля пой,
я
чувствовал
с ебя
униженным.
Некоторые
дава ли
мне
деньги
со
словами:
«Это тебе», но я все отдавал отцу.
Гости
все
«прибывали,
гол оса
их
начинали
сливаться
в
од ин
общий
гул ,
и
мы
барабанили
всю
ночь
почти
без
пе реды ш ки.
Мало-помцлу
фигуры
гостей
расплывались,
разбухали,
вырастали
До
пот олка ,
по том
сразу
исчезали,
гул
тр актир а
становился
глуше,
в
ушах
гудели
только
знакомые
звуки
гуслей,
и
я
звонил
сквозь
сон,
с
за кры­
тыми
глазами.
Т олчок
отцовской
р уки
пробуждал
меня,
я
подним ал
голову
и,
п ос те пенно
склоняя
ее,
опять
зво­
нил,
звон и л,
звонил...
У
отца
на
вс ех
пал ьц ах
были
кожаные
«напалки»,
иначе,
как
говорил
он,
«пальцы можно протереть до
кости».
О дн ажды
утром,
ког да
трактир
пус това л
и
мы
были
свободны,
я
спу ск ался
с
отцом
по
дли нно й
лестнице
из
трактира,
чтобы
идт и
купаться
на
Ок у.
На
лестнице,
как
и
во
всем
трактире,
было
пусто,
тихо.
Вдруг
на
ней
по явилис ь
какие-то
л юди
и
бросились
к
отцу.
Один
из
них,
зверообразный,
рыж ий,
похож ий
на
того
парня,
который
хотел
разбить
гусли,
загородил
отцу
дор огу.
—
Ты
чт о,
хромой
черт,
нам
вчера
испортил
д ело?
—
хри пл ым
голосом
зарычал
он.
—
А
то,
что
я
не
согласен
лю дей
грабить,
—
отв еч ал
отец.
—
Пошел
прочь!
—
Ах
ты...
шерстобит!
—
злобно
зашипел
рыж ий
и
схватил
о тца
за
г орло.
Трое
других
молча
вцепились
в
него,
и
началась
борьба.
Рыжий
душ ил
его,
и
отец
хр и­
пе л,
лицо
налилось
к ров ью,
глаза
страшно
выкатились.
Я
пронзительно
визж ал
и
колотил
ручонками
ры же го.
Мой
виз г
сп ас
отца:
сверху
прибежали
пол о вые,
таин­
ственные
люди
брос или сь
на
у лицу
и
уб ежал и.
Отец
ед ва
отдышался.
Разбойники!
—
г овор ил
он
вс ем
собравшимся.
—
159

Хотели
они
вчера
обобрать
пьяного
куп ца,
да
я
не
со гла­
сился,
а
без
ме ня
нельзя
б ыло!
Так
вот
—
за
это!
Тут
грабежом
деньги-то
наживают!
Ну,
якшать с я
с
ними
нам
не
рука!
Он
тр ях нул
к удрям и
и
шутли во
до бав ил,
обращаясь
ко
мне :
—
Видно,
Копка,
здесь
у
нас
дела-то
не
пойдут
по
маслу!
Дел а
шли
у
нас
действительно
далеко
не
по
маслу.
Доходы,
па
которые
рассчитывал
отец,
был и
плохие,
а
на
«темные»
дел а
он
не
сог лаш ал ся;
зна чит ,
о
солидном
за­
работке
нечего
было
и
думать.
Но
я
зн ать
ничего
не
хоте л
и
каждый
день
клян чил
п ятак
на
кн ижк у.
Когда
в
трактир
заходил
разносчик
С
коробом
лубоч ных
книг
и
ка рт ин,
я
ударялся
в
слезы.
—
Купи
книжку !
—
умолял
я
отца,
об ли ваясь
слезами.
—
Денег
не т,
не
куплю!
—
сурово
отвечал
он.
—
Куп и- и!
—
приставал
я,
всхлипывая.—
Деньги
есть,
я
сам
в идел
в
сундуке!
—
Отстань!
Какие
это
деньги?
Они
нужны
тебе
же,
на
сапоги,
на
руб аш ку!
—
Не
на до
мне
сапоги!
Не
надо
рубашку!
Книжку
мне!
Ведь
только
пята-ак!
—
тянул
я
его
за
душу.
—
Се годн я
пятак,
завтра
п ята к!..
Это
—
его
же
цар ­
ствию
не
будет
ко нца!
—
К у пи-и!..
Я
реву.
Все
л ицо
мое
м окро
от
слез.
—
Я
те бе
все
песни
буду
петь!
Бу ду
слушаться!
—
пускаюсь
я
на
обещания.
—
Не
куплю!
—
говорит
он
непр екло нно .
—
Зачем
же
ты
меня
обманул?—сквозь
рыдания
кричу
я,
испытывая
первое
разочарование
в
ж изни.
—
Чем
я
те бя
обманул?
—
Ты...
говорил...
как
п ри едем
в
Нижн ий...
каждый
ден ь...
по
кн и жке...
Родник
мо их
с лез
ок азы ва лся
неиссякаемым.
Я
посту­
пал
жестоко:
вероятно,
отцу
б ыло
тяжело
видеть
мое
горе.
Но
он
оставался
непреклонным
—
вп е реди
стоял
грозный
пр изр ак
бесп ри ютн ых
скитаний
без
гроша
за
душой.
Оп роме тчив ое
обещание,
данное
мне
отцом
о
ежеднев­
ной
п оку пке
книг,
имел о
для
меня
огромн ое
значение.
160

Ме чта
о
ежедневном
чтении
все
но вых
и
новых
книг
со­
ставл я ла
для
меня
в есь
и н терес
жизни,
и
ради
это й
мечты
я
терпеливо
переносил
все,
что
бы ло
для
м еня
ненави­
стного
в
нашем
ремесле.
Эту
мечту
я
лелеял
до лго,
еще
когда
мы
ех али
по
Волг е.
Я
ника к
не
ожидал,
что
отец
ме ня
обманет,
и
не
хотел
взять
в
толк
нашего
тяжелого
положения
—
книжка
мне
каз алась
нужнее
са пог.
Какая-то
м ысль
мелькнула
у
меня.
Х отя
плакал
я
вполне
искр енне ,
но,
тем
не
менее,
име л
и
ра сче т,
что
мои
слезы
разжалобят
отца.
Когда
же
он
устоял
против
сл ез
и
занялся
разучиванием,
я
ср азу
бросил
плак ат ь,
забился
в
угол
нашей
каморки
и
си дел
в
нем
долго
и
мр ачн о.
Я
решил
неп рем енно
поставить
на
своем.
Мне
захотелось
отнять
у
отца
пятак.
Но
тут
я
вспом­
нил ,
как
он
расправился
с
ку пцом
и
четырьмя
разбойни­
ками,
кото рые
не
м огли
его
свалить
на
лестнице
с
ед ин­
ственной
ноги,
и
сообразил,
что
он
—
сил ь ный,
а
я
—
мал
и
слаб.
Значит—
н адо
украсть.
Пятако в
в
с унд уке
леж ит
целая
при горш н я:
если
в зять
о дин
из
них,
то
отец,
пожа­
луй ,
не
заметит.
А
есл и
и
заметит
—
так
что
ж?
Я
не
боюсь!
Я
ска жу:
да,
я
взял,
потому
что
это
«мой»
пятак,
заработанный
мною,
один
из
те х,
которые
дадены
«мне» .
Пусть
тогда
не
покупает
сапог,
наплевать!
Я
с читал
себя
сов ерше нн о
правым,
и
не
только
пр авым ,
но
прямо
об о­
бранным,
а
отца
—
присвоителем
моего
пятака
и
обман­
щиком.
Я
смело
открыл
сундук,
в зял
пятак,
лежавший
сверху
других
п ята ков
в
маленьком
ящике
сундука,
и,
кре пко
зажав
монету
в
ку л аке,
побежал
покупать
к нижку .
Мне
по пал ся
разносчик,
у
которого
только
и
ост ало сь ,’
что
две
книжки.
Од на
б ыла
«Еруслан», давно мне изве ­
стная,
а
на
ро зов ой
обертке
друг ой
был
нарисован
ры­
царь
в
пол ном
во ору же нии,
заг лав ие
же
книжк и
бы ло
«Дон -Кихо т ».
Я
любил
ры ц арей
и
куп ил
эту
к нижку .
Читать
я
ее
принялся
тут
же,
на
тумбе,
между
де­
ре вья ми.
К нига
эта
сразу
увле кла
меня.
Я
от
всего
серд­
ца
полюбил
благородного
и
храброго
рыцаря,
путь
кото­
р ого
был
длинным
рядом
несчастий
и
битв,
а
он
все-таки
не
унывал
и
шел»
как
«сквозь строй».
И
я
находил
сход­
ство
в
его
судьбе
с
моей
собственной
судьбой
и
жизнью
моего
отца
и
плакал,
читая
о
страданиях
Дон-Кихота...
Я
наскоро
смахивал
рукавом
сле зы
и
снова
проглаты­
161

вал
страницу
за
ст р аниц ей,
по ка
не
кончил
чтения.
Та­
ких
книг
я
еще
не
чи ты вал
и
теперь
был
убежден,
что
лучшей
книги
нет
на
свете.
Я
чув ств овал
себ я
после
чт е­
ния ,
как
в
чаду:
голова
горела,
ще кам
б ыло
жарко,
и
ка­
залось
мне,
что
все
кругом
задумалось
о
печальной
ист о­
рии:
огром ны е
пятиэтажные
до ма
удивленно
смотрели
своими
многочисленными
окнами,
словно
хот ели
сказать)
«Вот так штука!», а деревья совсем -т а ки
я вст венно
ше п­
та ли
над
моей
го л о во й: «И ты ведь будешь...
Дон-Кихо­
том...
Дон-Кихотом!»
Нак оне ц
я
пришел
в
себ я.
Как
бы ть
с
та кой
велико­
лепной
книг ой?
Как
уни чт ожит ь
ее?
Можно
ли
расстать­
ся
с
таким
друго м,
как
Дон-Кихот?
Я
был
в
нерешитель­
ности,
а
храбрый
рыц арь
пристально
смотрел
на
меня
с
роз ов ой
обложки,
восседая
на
Россинанте
во
всеоружии
своих
доспехов,
и
как
бы
го вор ил
мне,
кивая: «Не
бо йся !»
Я
свернул
книжку
трубкой,
по ло жил
в
карман
штанов
и
как
ни
в
чем
не
бывало
возвратился
в
тракти р.
До
са­
мого
вечера
я
рисовал
Дон-Кихота
на
желтых
обл о жках
от
гильз,
слагая
в
честь
рыцаря
самые
дружеские
дву ­
ст иши я,
потом
всю
но чь
покор но
играл
с
отц ом
и
даж е
пропел
«Вот на пути село большое».
Заснул
я
крепко
и
спокойно,
как
человек,
которому
удалось
хороше е
предприятие.
Во
сне
подъезжал
к
мо­
ему
изголовью
Дон-Кихот
и
дружелюбно
разговаривал
со
мной.
К огда
я
проснулся,
утреннее
солнце
радостно
бил о
в
о кно
и
освещало
ка морку
ро з овым
светом.
Первою
моею
мыслью
был
«Дон -К ихот », и я схватился за карман:
у вы!
к нижки
там
не
был о.
Я
поднял
голо ву :
у
ст ола
сидел
отец,
ве сь
в
розов ом
освещении,
и
внимательно
читал
из­
мятую
книжку
в
розов ой
об ложке —мое г о
«Дон-Ки хо та ».
На
ли це
его
я
заметил
удовольствие.
Он
курил
трубку,
слегка
улыб а лся,
раз ду вая
н оз дри,
и,
ви д имо,
одобрял
подвиги
Дон-Кихота.
Но
едва
он
заметил,
что
я
проснул­
ся
и
шевелюсь,
как
лицо
его
приняло
суровое
и
зловещее
в ыр ажени е.
—
Поди
сюда!
—
сказал
он
что-то
чересчур
уж
с по­
койно.
—
Где
ты
эту
кн ижку
в зял?
—
Купил.
—
А
где
денег
взял?
162

—
В
сундуке.
—
Значит
—
у-кр-рал!
—
сказал
он,
повышая
голос
и
как
бы
срывая
с
лица
маску
спокойствия;
оно
теперь
пылало
гне вом ,
розовое
от
восходящего
со лн ца.
Я
ст оял
перед
ним
с
опущенной
головой,
как
подсу­
димый.
Я
оби дел ся,
что
отец
заговорил
со
мной
тоном
судьи,
а
не
това р ища,
каким
он
был
до
сих
п ор.
Я
чу в­
ство в ал
какую-то
неискренность
с
его
стороны,
словно
он
играет
ро ль.
И
я
молчал.
Что-то
мне
меш ало
гово рит ь.
Помолчал
и
отец,
выпустил
облако
табачного
дыма,
и
оно
расплылось
по
комнате,
освещенное
золотыми
луч а­
ми.
О тец
сердито
посмотрел
на
сол нце
своими
гроз ным и
глазами
и
за гово рил
о
Дон-Кихоте.
—
Дон -К ихот
был
ч естный
рыцарь,
—
гов орил
он,
—
он
шел
напролом
и
нико г да
не
воровал,
не
ла зил
испод­
ти шка
по
сундукам...
А
ты
—
воришка,
трусишка,
непо­
слушный
сын !
Ты
—
не
рыцарь,
а
просто
арестант!..
И
он
д олго
красноречиво
и
с
обычным
своим
у влеч е­
н ием
ярки ми
красками
рисовал
мне
мое
буд уще е:
снача­
ла
я
украл
о дин
пята к.
Если
меня
не
наказать,
то
я
украду
др уг ой,
потом
стащу
и
целый
рубль,
потом
боль­
ше,
потом
еще
больше.
Зат ем
—
«повадится кувшин по
воду,
сломать
ему
г олов у». Это значит,
об ъяс нил
он,
что
«сколько вору ни воровать,
а
тюрьмы
не
миновать!
Быть
бы чку
на
веревочке!» Я,
на конец ,
попадаюсь
в
лапы
жа н­
дармов
в
синих
мундирах,
м еня
забирают
и
сажают
в
острог,
о дев ают
в
а р естан тский
халат,
ано ги
кую т
в
же­
лезные
цепи .
Мать
в идит
ме ня
в
цепях
и
ум и рает
с
г оря,
а
весь
н арод
кр ич ит: «Смотрите,
смотрите,
арестанта
ве­
ду т !» На груди у меня повешена черная доска,
а
на
ней
мелом
напи сан о : «Вор!»
Это
слово
оте ц
крикнул
так,
что
я
вздрогнул:
оно
слов­
но
б ило
меня
по
лицу .
Я
хот ел
во з раж ать,
хо тел
опра в­
дываться,
объяснить
ему...
Но
язык
мой
не
хотел
гово­
рит ь:
я
был
оскорблен
и
горд о
молчал,
а
от ец
не
пон и­
мал
мое го
молчания
и
допекал
мен я.
—
По здно
тушить
пожар!
—
гремел
он.
—
Нужно
ту­
ши ть
искр у!
Зло
нужно
вырывать
с
корн ем
в
самом
на­
чале!
Нуж но
се чь
сына,
ко гда
он
поперек
лавочки
укла­
дывается,
а
не
тогда,
когда
он
и
вдоль-то
не
уляжется!
Ты
думаешь,
—
не
унимался
он,
—
что
мне
пятака
жалко?
Нет,
мне
тебя
жалко,
потому
что
ты
стоишь
на
163

краю
пропасти
и
хочешь
броситься
туда.
Сегодня
ты
по­
сягнул
на
пятак
от ца
твоего,
а
завтра
посягнешь
на
пя­
так
чужого
дяди,
потому
что
своих-то
пят ако в
у
нас
мал о
и
всегда
будет
у
те бя
ма ло
их,
запомни
это!
Мы
—
бед­
няк и
и
не
должны
тягаться
с
богачами: «Коза с волком
тягалась
—
од на
шкура
осталась!» А чужой-то
дядя
т ебя
в
бараний
рог
и
с огн ет,
потому
—
он
сила: «С сильным
не
борис ь,
с
богатым
не
с удис ь!» На свете так устроено,
чтобы
одни
был и
бедные ,
а
другие
богатые!
И
в
котором
бедняк е
заводится
такой
дух,
чт обы
завидовать
богатым
и
не
покоряться
своей
низкой
доле,
то
этот
б едняк
поги­
бает,
как
мошка
от
дождя,
и
я
не
хоч у,
чт обы
ты
погиб,
а
для
этого
я
обязан,
как
отец,
дать
теб е
наказание,
чтоб ы
ты
помнил
и
не
воровал
больше
ни ко гда!
И
он
с тал
торжественно
приготовлять
розги,
чтобы
истребить
во
мне
мятежный
воровской
ду х.
Я
не
верил,
что
он
ме ня
высечет.
Что-то
поднялось
и
закипело
в
мо ей
груд и,
но
оскорбленная
гордость
не
по­
зволяла
гов орить...
А
мне
хот ело сь
крикнуть
ему,
что
я
уже
не
маленький,
мне
целых
восемь
лет,
что
я
такой
же
в ольны й
певец,
как
и
он,
и
меня
не
за
что
се чь...
Он
вз ял
ме ня
за
руку
и
вывел
на
двор,
под
сарай...
Я
чувствовал,
что
в
голове
м оей
все
перевертывается
от
уж аса,
униж ения
и
страха.
Я
готов
был
на
в се,
ли шь
бы
м еня
не
секли.
И
я
у ниж енно
вс тал
перед
ним
на
ко­
лени,
ры дал
и
даже
лицемерно
молил
«о прощении». Г о р­
дый
в
душе
—
я
затрепетал
при
в иде
розог,
испугался
предстоящих
ударов...
Я
струсил.
Но
лицо
о тца
бы ло
твердо
и
с уров о.
Он
решил.
—
Не
проси
и
не
моли!
—
гово ри л
он
непреклонно.
Рыдающего,
п олуб ез умн ого,
п оло жил
он
меня
на
ска­
мейку
и
начал
сечь.
Роз ги
свистели
в
воздухе
и
обжигали
мою
спину
огненными
полосами.
Я
вырывался,
царапал­
ся,
кусался,
бил
ногами
и
пронз ите л ьно
кричал.
Но
оте ц
крепко
держал
м еня
и
сильно
би л.
П отом
у
ме ня
потемнело
в
гла зах .
Очнулся
я
в
каморке,
на
постели.
До
спины
нельзя
бы ло
дотронуться:
она
была
в
крови
и
ее
жгло ...
Но
го­
раздо
сильнее
жг ло
мою
д ушу:
и
те ло
и
душа
моя
бы ли
в
кров и.
164

Ду шу
жгло
какое-то
новое
чув с тво,
которого
я
преж­
де
не
испытывал,
—
это
был а
злоба.
Я
думал»
об
отце;
он
мне
теперь
был
ненавистен.
Я
чувствовал,
что
нико г да
не
забуду
и
не
прощу
ему
на­
несенной
мне
обиды.
Как
приятно
б ыло
бы
увиде т ь
его
теперь
мер т вым!..
Отц а,
ко торого
я
так
люби л,
без
кот о­
рого
не
мог
представить
себе
своего
су щест во вания,
за
которого
я
не
задумался
бы
пре жде
по йти
в
огон ь,
—
этого
от ца,
такого
дорогого
для
ме ня
человека,
един ст­
венного
из
людей,
кого
я
до
эти х
пор
любил
всеми
си ла­
ми
сво ей
души,
—
теперь
я
не
мог
представить
себ е
без
нен ави сти
и
отвращения.
Я
сид ел
на
постели
в
неподвижной
п озе
и
чувствовал
себя
со вер шенно
одиноким
на
вс ем
свете.
Я
хотел
плакать,
но
слез
не
бы ло.
Упрямая
злость
застыла
в
мо ем
сердце,
жг ла
мою
душу
и
сушила
мои
слезы.
Я
уже
никого
не
л юбил
и
вс ех
ненавидел.
Я
нена­
видел
и
отца,
и
половых,
и
повара,
и
бабу
с
ре б ятишк а­
ми,
и
всю
то лпу,
кот ора я
смотрела
на
то,
как
меня
секли.
Нако нец,
я
не нав идел
самого
с ебя,
и
это
б ыло
всего
тяжелее.
«И зачем это я на колени становился,
да
еще
«ми­
леньким»
его
наз ыв ал,
—
со
стыдом
думал
я,—лгал,
п ри­
знавая
себя
виноватым,
кричал
и
пл акал ?
Нужно
бы
молчать,
как
молчал
С тень ка
Ра зин,
а
я
испугался,
стр у­
си л!
Стыд!
Не
хоч у
бы ть
т русо м!
Хо чу
бы ть
храбрым,
как
Дон-Кихот,
и
мужественным,
как
Раз ин !»
Самолюбие
мое
страдало
от
сознания,
что
я
не
таков,
какими
бы ли
они.
На
по лу
в алялся
измятый
«Дон- К и­
хот», розовая обложка книги сморщилась,
и
мне
п ока за­
лось,
что
рыцарь
теперь
смотрит
на
меня
с
кислой
гр и­
масой
пр езр е ния.
Весь
с вет
был
мне
противен,
не
глядел
бы
на
него.
Жизнь
моя
как
бы
разделилась
на
две
половины:
свет­
лу ю,
когда
я
еще
не
был
бит,
и
темную
—
после
того,
как
меня
высекли.
Светлая
жизнь
и сче зла
безвозвратно,
а
теперешняя
моя
темная
жи знь
по к азал ась
мне
совер шен но
неинте­
ресной,
скучн ой,
холо дн ой ...
И
мне
захотелось
умереть.
Захотелось
п рек рати ть
в
груди
невыносимую
жгучую
бо ль,
которую
я
чувствовал.
И
я
представил
себе,
как
я
бу ду
ме ртв
и
как
оте ц
165

бу дет
плакать
надо
мной
и
раскаиваться
в
том ,
что
вы­
сек
м ен я. 01 Я отомщу отцу!
Я
отомщу
своею
смертью!
Я
чувствовал
себя
несправедливо
обиженным
стра­
дальцем,
и
мне
б ыло
смертельно
ж аль
самого
себя,
и
это
чув с тво
доставляло
мне
мучительное
наслаждение.
Зло ­
радное
чувство
ме сти
охв ати ло
мою
горящую
душ у.
Я
встал
с
п ост ели
и
вытащил
из- под
кро ва ти
веревку:
я
знал,
что
там
бы ла
веревка.
Куда
же
привязать?
Вот
к
форточке
можно
привязать.
Я
приставил
стул
к
пе ч­
ке,
встал
на
него,
припод ня лс я
на
цы по чки
и
привязал
веревку
к
чугун н ой
плит е
печной
форточки;
на
другом
конце
была
п етля.
«Теперь нужно запереть дверь!» —
сказал
я
мысленно,
соскочил
со
стула
и
з апер
дверь.
Все
это
я
проделал
с
каким-то
особенным
спокойствием
и
ч ув­
ствовал
себя
хитрым
и
предусмотрительным
человеком.
Од нако
я
торопился.
На
дворе
был
ка кой -то
шум«
«Яшка,
подь
с юды,
эфиопская
твоя
морда!»—
орал
сердитый
голос.
Эго
пова р
поваренка
руг а ет.
Экипажи
гремят.
Воробьи
чирикают. «Да что же это я?
Скорее!»—
шептал
я
сам
себ е.
Я
п рос унул
голову
в
петлю
и
о тто лк­
нул
стул.
Он
с
грохотом
уп ал,
а
меня
куда-то
потащило.
Сте ны
комнаты
з акач али сь,
и
мне
сделалось
страшно,
и
я
опять
струсил,
мне
захотелось
освободиться,
снять
пе т­
лю,
спастись:
я
б олтал
ногами
в
в оздух е,
чтобы
встать
опять
на
стул.
Х оте лось
закричать
и
не
мог...
Мне
пока­
залось,
что
лицо
мое
раздулось
и
к ожа
на
нем
хочет
лоп ­
нуть...
Ц елый
вихрь
мыс лей
завертелся
в
моей
голове.
С
удивительной
ясностью
вспомнил
я
всю
мою
коротень­
кую
жизнь ,
деревни,
села,
пол я,
ма ть ,* кабаки,
В олгу
и
ярмарку.
Все
это
был о,
как
на
картине,
и
имело
какой-то
особ енн ы й,
та инс тв енный
смысл,
как
бывает
во
сне,
и
я
понял
что-то
такое
самое
главное,,
что
прежде
не
зн ал.
Зеленые,
оранжевые
и
красные
круги
заходили
перед
мо ими
глазами,
расплываясь
все
ши ре
и
ши ре,
и
нако­
нец
моя
жизнь
о свет ил ась
ярким
солнечным
светом:
она
стала
д ивно
прекрасной.
Я
почувствовал
необыкновенный
в ос торг.
Где-то
мягко
и
ти хо
играла
стройная
музыка,
а
около
меня
гармонично
позванивали
ма лино вым
звоном
с ере бряны е
коло кольчи ки ...
Сл адк ая
истома
с час тья
раз­
лилас ь
по
всему
моему
телу.
Тогда
моя
жизнь
ста ла
по­
немногу
удаляться
от
ме ня,
солнечное
с ияние
побледне­
166

ло,
появилась
черная
ночная
мгл а,
по
ее
безбре жно м у,
бархатному
по лю
замелькали
бесчисленные
ог онь ки
и
понеслись
вдаль...
Колокольчики
зв ене ли
все
ти ше
и
ти­
ше,
музыка
удал ял ась,
огонь ки
мелькали
все
реже
и,
на­
ко нец,
совсем
погасли.
Кто
то
случайно
вытащил
меня
из
петли.
III
Два
г ода
мы
были
бродячими
музыкантами.
Мы
по­
бывали
во
вс ех
пово лжс ких
городах,
п ер ее зжали
из
го­
ро да
в
город ,
переходили
из
трактира
в
тра кти р,
но
в езде
нам
жилось
одинаково
скве рн о.
Отец
как
будто
че го-т о
искал
в
жизн и;
ощ уп ью,
ск о­
рее
чутьем,
чем
сознательно,
он
стремился
к уда- то
вы­
бит ься
«из-под
низу ».
Это
был
чел ове к,
неудовлетворен­
ный
жиз нь ю.
Его
а р тистиче ская
натура
и
живой
ум
жаж дали
какой-то
ино й
жизни,
более
широкой
и
светлой,
чем
та,
которая
пр едназ началась
нам,
рожденным
в
ни з­
кой
доле.
И
он
иск ал
д ороги ,
но
дороги
не
был о.
Вместо
луч­
шей
жизни
мы
попадали
в
худшу ю,
вместо
во звы шени я—
понижались,
мы
ле зли
«на гору», но «черт»
не укосн и­
тельно
схватывал
нас
«за ногу», и дела наши все еще не
шли
«по маслу», хотя отца нигде не покидала глубокая
вера,
что
о ни,
эти
дела,
вот-вот,
сейчас,
завтра
непремен­
но
пойд ут
по
маслу.
Наконец,
мы
оставили
музыкальный
промысел:
в
од­
ном
из
приволжских
городов
отец
поступил
на
механиче­
ский
завод,
из
де р евни
приехала
мать,
и
мы
зажили
по­
семейному.
На
заводе
из
людей
в есь
сок
выжимали
и
ум ели
де р­
жать
их
в
кабал е,
хо тя
и
по-новому.
От ец
целый
день
проводил
на
заводе,
делая
шестерни,
и
воз вра щал ся
до­
мой
усталый
и
мра ч ный.
Когда
мы
с
ним
по-прежнему
ло­
ж ились
вместе
спать,
я
видел,
что
все
колено
его
изуро­
д ова нной
но ги
п окрыто
кровавыми
пятнами.
—
Это
мозоли,
—
гов ори л
он
мн е,
—
они
ногу-то
как
огнем
жгут!
В
св оих
рассуждениях
он
подвергал
ре зкой
критике
заводские
порядки,
потом
делал
поэтические
обобщения
167

и
переходил
к
философским
расс уж дени ям
о
жизни
во­
о бще.
Эти
рассуждения
он
сводил
к
басн е
о
Кривде
и
Правде
и
передавал
ее
в
лицах.
...«Правда,
где
ты?»—
восклицал
он
громким
г олосом
и
сам
же
от вечал ,
со­
строив
смиренную
и
юмористическую
физ ионо мию:
«Здесь -т о
я
здесь ,
да
за-корм-ле-на!» —он
го вор ил
эти
слов а
то нень ким ,
словно
пришибл е нным
голосом.
И
вдруг,
уже
от
себя,
начинал
г ром ить
Правду.
Его
возму­
щ али
ее
«закормленность»
и
забитость.
Я
ходи л
в
шк олу.
Там
не
знали,
что
со
мной
де ла ть:
по
чтению
я
годился
х оть
в
старший
класс,
а
по
письму—
в
самый
младший,
так
как
мог
писать
только
печатными
буквами.
Ме ня
посадили
в
младший,
где
люд и
едва
уме­
ли
складывать
слова,
а
я,
читавший
лучше
«старших»,
должен
был
з аним ат ься
только
чистописанием.
И
мне
б ыло
скучно
в
школе.
Товарищи
мои
ка зал ись
мне
слиш­
ком
глупыми:
их
занимали
только
свайка,
бабки
и
гол у­
би;
книг
они
все
терпеть
не
могли,
а
о
богатырях
не
им е­
ли
по нятия ,
никт о
из
них
не
путешествовал
и
ничего
не
знал .
Я
презирал
их,
предпочитая
оставаться
в
обще­
стве
своего
отца
и
лубочных
богатырей.
Жили
мы
около
зав ода ,
под
горой ,
недалеко
от
Вол ги
и
прис та ни.
Зав од
с
вы сок ой
трубой
с тоял
на
самом
бе­
регу;
в
полугоре
тесно
жал ись
лачуги
всякой
голи
и
бед­
ноты;
там
во
дворе
снимали
мы
у
кого-то
комнату
за
три
рубля.
А
выше
нас
громоздились
большие
каменные
дома
и
гудел
город.
Наш
д вор
был
весь
застроен
лачугами,
переполнен
жильцами,
комната
н аша
бы л>а
такая
грустная,
гря зн ая,
оклеенная
старыми
шпалерами,
а
п от олок
—
писчей
бу­
магой,
он
протекал
от
дож дя,
и
от
это го
на
бумаге
об ра­
зовались
прич у д ливые
узоры;
я
любил
смотреть
на
них
и
различать
в
этих
узорах
облака,
замки,
рыцарей
и
дра­
конов.
За
тон кой
дощатой
перегородкой
жил
хозяин
хи­
барки.
Он
был
всегда
п ьян
и
пос тоянн о
пел
одн у
и
ту
же
пе с ню : «Воспой,
вос пой ,
жавороночек!» Песня
б ыла
очень
грустная
и
зв уч ала
за
переборкой
денно
и
нощно.
О дн ажды
в
праздник,
в
летний
день,
в
городе
случил­
ся
пожар.
Пожары
происходили
почти
каждый
день,
и
население
нашего
двора
относилось
к
ним
толь ко
как
к
168

даровому
зрелищу.
Обыкновенно
эти
зр ел ища
не
бы ли
продолжительными:
пожар
скоро
тушили.
Но
в
этот
де нь
он
что-то
зат ян ул ся;
из
города
к
нам
плыли
о блака
чер­
ного
дыма,
слышались
грохот
скачущей
пожарной
команды,
гул
то лпы
и
тревожные
звуки
набата.
День
был
ветреный,
по
В олге
ходи ли
бел яки ,
а
в
черном
д ыму
по­
рой
лет ели
«галки»
—
горящие
г олов ни ...
С
нашего
дво ра
множество
людей
побежало
на
по­
жа р.
Черные
об лака
все
увеличивались,
теперь
уже
и
нам
из -под
горы
бы ло
видно,
как
пор ой
лиз али
их
к р асные
язык и
пламени.
Ветер
все
сильнее
и
си ль нее
дул
к
Вол­
ге,
доносил
к
нам
запах
гари
и
дыма.
Прибежавшие
с
пожара
говорили,
что
его
н икак
не
могут
остановить:
«галки»
летят
во
все
стороны,
и
огонь
перекидывается;
вся
г лавн ая
улица
в
огне,
по жар
ид ет
к
Волге...
Э тим
тревожным
рассказам
аккомпанировали
возра­
стающие
приливы
н абат а,
гул
пожара
и
вой
ветра...
Дым
и
пыль,
см еши ва ясь,
крутились
в
воз ду хе
и
застилали
солнце,
и
оно
све тил о
каким-то
зловещим,
сказочным
светом.
Некоторые
на
всякий
случай
начали
«таскаться»,
выбираясь
из
хибарок,
но
отец
мой
за пре тил
матери
связывать
наш
скарб
в
узлы.
—
Терпеть
это го
не
могу!
—
возмущался
он,
энергич­
но
выколачивая
из
т ру бки.
—
Да
ведь
другие
же
таскаются?
—
в озр ажала
она.
—
Др угие !
Ма ло
ли
что
друг ие ?
Другие-то
бога­
т ые,
у
них
много
всего,
вот
они
и
боятся
пожара,
вот
и
т аскают ся !
А
у
нас
ве дь
нет
ничего,
терять
нам
неч его
и
таскать
тоже
неч его !
Не
моги!
Пожа>р
с юда
не
до йд ет!
Он
за ку рил
трубку,
выпустил
дым
из
ноздрей
и
пр о­
должал:
—
А
жаль,
ес ли
не
дойдет:
давно
уж
эти
гни лушки
пожара
дожидаются,
да
и
заводу-то
над о
бы
с горе ть,
ежели
по
справедливости-то!
Все
бы
немчура-то
наша
поплясала
не мно жк о!.. Штрафовать!
Штрафовать!
Глюп!
Карашо
штрафовать!
И
он
артистически
пе ред ра знивал
немца,
хозяина
за­
вода.
Отец
спокойно
отправился
на
пожар,
а
мы
с
матерью
воспользовались
его
отсутствием
и
стали
«таскаться» .
Мы
вы тащил и
постель,
несколько
узлов
и
гус ли
к
во ро­
169

там,
где
уже
расположилось
все
население
наше го
двора,
напоминавшее
цыганский
табор.
Я
тоже
побежал
на
пожар.
Та м,
на
гор е,
в есь
город
гудел...
Народ
т ол пами
бе­
жал
ту да
и
оттуда...
К
Волге
с какал и
п ожар ные
бочки,
запряженные
п арой
сильных
ло шаде й,
с
пожарными
в
медных
касках,
и
возвращались
обратно
с
во дой...
Я
бе­
жал
в
гор у
по
скверным
тротуарам
из
булыжников,
по­
падая
людям
под
ноги,
невольно
заражаясь
общи м
в оз­
б у ждени ем.
На
г ла вной
улице,
на
горе ,
свирепствовал
необыкно­
венный
пожар:
все
кругом
горело,
дымилось,
руши лос ь,
трещало,
грохотало.
Пр имы ка ющая
к
пожару
ул ица
б ыла
зап ружен а
тол пой
народа,
лошадьми,
бочками,
насоса­
ми,
гр у дами
узлов
и
всякого
имущества.
Черный
едкий
дым
застилал
всю
картину,
м огучее
пламя,
раздуваемое
бурей,
выло
и
металось,
вся
толпа
кричала,
и
в
этом
обще м
крике
ничего
нельзя
б ыло
разобрать,
—
все
звуки
покрывал
потрясающий
набат.
Он
гудел
грозными
частыми
ударами,
и
эти
удары
слились
в
огл уш ит ель­
ный
медный
вой
и
с тон;
на бат
возбуждал,
требовал
и
гроз и л...
Я
испугался,
стиснутый
гус той
т олпой ...
Вдруг
поя ви­
лис ь
солдаты.
Впереди
их
был
толстый
и
седой
вояк а
в
эполетах,
г енер ал,
как
я
подумал.
Он
махал
рук ой
и
что-
то
кричал
толп е,
которая
запрудила
улицу.
Толпа
не
сл у­
шала.
Тогда
солдаты
обнажилй
са бли
и
двинулись
на
нее,
—
толпа
ухнула
и
с
гул ом
подалась
назад.
Произ о­
шла
давка:
ж ен щины
визжа ли
и
плакали,
м ужч ины
ру­
гались,
у па вших
топтали
ногами.
Я
стоял,
прижатый
к
стене.
Густая
во лна
народа
хлынула
к
стене,
и
я
был
бы
ра зд авл ен,
если
бы
чья- то
мощная
рука
не
с хва тила
меня
за
шиворот
и
не
приподняла
на
во зд ух.
Это
был а
рука
моего
отца.
Он
как
раз
наткнулся
на
меня,
загородил
мое
тело
своим
и,
упершись
в
стену
руками,
выдержал
на
сво ­
их
плечах
стихийный
напор
толп ы.
Ск оро
она
отхлынула,
и
тогда
оте ц,
только
что
спасший
мне
жизнь ,
той
же
са­
мой
мощной
рукой
сгреб
меня
за
волосы
и
дал
краткую,
но
внушительную
таску.
Он
был
вз б ешен
моим
присут­
ствием
на
по жаре .
—
Я
тебя,
мерзавец!—гневно
закричал
он
на
меня.—
Беги
домой,
чтобы
духу
твоего
здесь
не
был о!
170

Я
заплакал
от
бол и
и
побежал
домой.
Когда
б оль
прошла,
я
нашел»
таску
впол не
заслуженной.
Вслед
за
мной
пришел
и
о тец.
Увидя,
что
мать
все*
таки
вытащила
имущество
к
воротам
и
сидит
на
узлах,
он
рассмеялся.
—
А
ве дь
и
впрямь
дойдет
сюда!
—
сказал
он.
—
Сго­
рит
весь
наш
клоп ов ни к!
Эй,
жавороночек!
—
крикнул
он
хозяину.
—
Г ори шь?
—
Гор ю!
—
весело
отвечал
плюгавый
мещанин
с
мо­
чальной
боро де н кой,
одетый
в
казинетовый
пи джа к.
Он
вы ко лач ивал
обухом
косяки
из
дверей
и
окон
своей
хи­
бары,
б ыл,
по
обыкновению,
выпивши
и
пел :
Вос по-ой,
воспо-ой,
жа вор о-о- ны- чик !..
—
Эх!
—
вскричал
отец,
расх аж ивая
по
двору.
—
Од­
ног о
жалко:
в
погребе
целая
к орч ага
сметаны
осталась!
Копка!—дружески
обратился
он
ко
мне.
—
Ну
тебя
злиться-то!
По лез ем
в
п огреб
смет ану
е с ть!..
—
Полезем!—сказал
я
важно ,
польщ е нн ый
его
п ри­
глашением.
И
мы
спустились
в
п огре б.
А
двор
наш
уже
загорался.
Мы
долго
сидел и
на
корточках
около
корчаги,
весело
ели
сме тану ,
и
физиономии
у
нас
обоих
были
вымазаны
ею.
Мы
дурачились.
—
Ну,
пора!—сказал
отец.
—
А
то
сгорим!
Мы
выле з ли
вовремя
—
кры ша
«погребицы»
уже
пы­
ла ла
и
минут
через
пять
после
нас
ру хну ла
в
погреб.
А
пожар
уже
разлился
по
всей
гор е,
сп уск аясь
под
гору,
к
набер ежн ой ,
где
был и
ог ро мные
склады
ле са
и
дров .
Было
жарко
от
огня,
и
мы
перевезли
на
извозчике
св ои
ве щи
к
самому
берегу
Вол ги.
Приближалась
ночь.
Солнц е
заходило
за
отдаленные
Жигулевские
горы.
Волга
ста ла
роз овой ,
а
облака,
осв е­
щенные
лучами
заката,
ка за лись
объятыми
пожаром.
В
это
время
занялись
на
набер ежн о й
дровяные
скла ды,
и,
наконец,
загорелся
заво д.
В есь
город,
расположенный
по
огромной
горе,
вместе
с
набережной
представлял
те­
перь
море
огня.
Пароходные
кон торк и
отошли
от
берега.
Пассажирские
пароходы,
проходя
ми мо
города,
б ыли
полны
зр ител ям и,
к р енились
и
казались
черными.
Кар ­
т ина
пылающего
города
была,
вероятно,
великолепной.
Мы
был и
между
огнем
и
водой.
Вся
беднота
со
св оим
171

ск ар бом
расположилась
вдоль
самого
берега,
у
во ды.
Приходилось
ночевать
на
открытом
воздухе.
Я
за дрем ал
около
матери,
свернувшись
клубочком
на
больш ом
узле.
Ночная
прохлада
разбудила
меня .
Суда
и
пароход­
ные
конторки
б ыли
освещены
кр асным
отблеском
пожа­
ра,
а
за
ни ми,
на
черном
ф оне
ночи,
из
в оды
поднимался
огненный
великан:
он
колыхался,
гудел
и
трещал,
дохо­
дя
до
самого
неба,
и
сыпал
оттуда
страшные
искры.
Пл а­
менное
чудовище
медленно
шло
по
реке,
все
ближе
и
бл иже
к
нам.
—
Кто
это?—закричал
я
в
ужасе.
—
С пи,
с пи!
—
отве ча ла
мне
мать,
нак лоняяс ь
ко
мне
и
прикрывая
м еня
старой
шалью.
—
Не
пугайся,
это
бе­
л яка
горит!..
Но
я
не
мог
спать
и
сел
наверху
наш его
скарба.
Ог­
ненная
беляка
пылала
над
рек ой,
отражаясь
в
н ей,
и
ре ка
пылала.
Я
поднял
голову
к
небу:
небо
горело.
Вес ь
берег
и
вся
г ора
был и
в
огне.
Этот
п ыльн ый
и
вонючий
город,
к оторы й
давил
нас
под
горой
в
душных
подонках
своих,
теперь,
об ъяты й
пламенем,
ст ал
д ивно
прекрас­
ным :
о г ненные
волн ы
вздымались
к
розовому
небу,
и
пламя
их
на
бархатном
ф оне
н очи
был о
таким
чистым.
Темно-красные
яз ыки
лизали
черную
ночь,
фукали
фейервер к ом
бриллиантовых
огней,
то
бледнели,
прини­
мая
золотистый
отблеск,
то
снов а
обращались
в
ярко-
красный
поток...
Отец
мой
сидел
на
узле,
курил
трубку
и
за думчив о
смотрел
на
п оги ба ющий
город.
—
Гори,
гори,
черт
те
дери!—сказал
он
и
с плю нул.
Потом
взя л
гусли ,
подумал
н ем ного
и
з аиг рал
что-то
стройное
и
трогательное.
А
город
пылал.
Мы
переех али
в
село,
в
одн о
из
тех
пр иво л жских
с ел,
где
некогда
оте ц
был
си дел ьцем
в
кабаке.
Село
было
бол ьш ое,
богатое,
расположенное
у
п од­
ножия
горы,
в
не скольк их
верстах
от
В ол ги».
Мне
вспоминается
н аша
маленькая
избушка,
приобре­
тенная
о тцом
за
сто
дв адц ать
рублей
в
рассрочку
на
не­
ск олько
ле т,
стоявшая
в
конце
села,
невдалеке
от
озера
172

Кривенькое,
осененного
грома дн ы ми
ветлами,
а
на
бе­
регу
прокоптелые
кузницы.
Вспоминаются
мне
тих ие
летние
дни,
скрип
тяже лых
телег
с
пах учим и
снопами,
ко торые
вечно
тянулись
мим о
нашего
дома,
мужики,
х од ившие
в
черных
высоких
шля­
пах
гречневиком,
и
звучные
удары
кузн е чн ого
молота,
мягко
до л етавш ие
к
нам
из
кузниц.
Здесь
отец
открыл
столярную
мастерскую
и
раб ота л
од ин,
самостоятельно.
В
из бе
бы ли
русская
печ ь
и
п од­
топок—
голландка.
Стол,
стул
и
рамы
окон
б ыли
его
собственной
столярной
работы,
стены
оклее н ы
шпалера­
ми,
а
пол
выкрашен
охрой.
На
окнах
белели
зана веск и,
на
столе
красовалась
в язан ая
скатерть,
на
сте нах
—
де­
шевые
картинки,
несколько
фотографий,
зеркало,
эта ­
жер ка
с
книг а ми...
Вооб ще,
обстановка
нашей
избы
зна­
чительно
отличалась
от
крестьянской
обстановки.
Две рь
из
и збы
ве ла
в
мастерскую,
непосредственно
пристроенную
к
избе
и
отопляемую
п одтопк ом.
В
мас тер ­
ской
стояли
в ер стак
и
токарный
ст ано к,
под
п отолк ом
сушились
доски
и
брусья,
а
стены
был и
увешаны
столяр­
ным
и
токарным
инструментом.
Около
верстака
всегда
бы ла
гру да
пышных
белых
с труже к,
от
них
приятно
пах ло
свеж им
деревом,
и,
куд ­
рявые,
веселые,
они
ва лялис ь
по
всему
по лу
мастерской.
Работы
у
отца
б ыло
всегда
много.
Он
был
единствен­
ный
на
всю
округу
мастер
столярного
дела,
все
его
знали,
и*
для
всех
он
был
симпатичен.
Он
стоял
за
верстаком
в
холщов ом
фартуке
с
нагруд­
ником,
твердым
от
кле я
и
лак а,
шапку
его
ку дрей
под­
дер ж ивал
реме шок ,
руки,
большие,
тяжелые,
с
крупны­
ми
пальцами,
с
моз олями ,
был и
засучены
по
локоть.
Я
л юбил
лежать
на
стружках
и
смотреть,
как
рабо­
тал
отец.
Сосновые
и
липов ые
стр у жки
смолисто
и
сла д­
ко
пахли,
а
оте ц
ввинчивал
доску
или
бру с
в
св ой
вер­
ст ак
и
строгал.
Сн ачал а
он
строгал
шерхебелем,
которы й
злобно
гры з
и
ско бл ил
дерево;
летели
грубые,
тол ст ые
стружки,
на
доске
оставались
прямые
ж ел обообра зн ые
полосы.
По­
том
он
бр ал
рубанок;
рубанок
мя гко
пел
и
сглаживал
резкие
полосы
шерхебеля,
и
из
не го
весело
вылетали
широкие
мягкие
стружки,
свертывались
в
спираль
и
ло­
жились
к
ногам
стол яра.
Затем
в
его
руках
появлялся
173

пузатенький,
благодушный
шлифтик;
он
нежно,
же н­
ственно
и
кротко
во рк овал
и
давал
стружки
тон кие ,
словно
шелковые
ленты.
Но
более
всег о
я
л юбил
смотреть,
ко гда
от ец
фуговал«
Фуг ано к
шел
по
до ске
медленно,
с
певучим,
размаши­
стым
свистом,
выпуская
длинные,
тонкие
и
ш ирок ие
ленты.
Эти
ленты,
белые
и
мяг кие ,
ла ск ово
ложились
отцу
на
плечо,
обвивали
обнаженную
ру ку
и
застревали
на
гол ове,
перевивая
его
к ру пные
кудри.
А
он,
медленно
и
размашисто
строгая,
пел
неистощимые,
д линные ,
ин те­
ресные
песни.
Ме рный
свист
фу га нка
аккомпанировал
ему,
ст ружки
радостно
и
раболепно
плясали,
а
игривый,
льющийся
голос
отц а
распевал:
За
морем
си ни чка
Не
пы шно
жила:
Не
пышно
жи ла
—
Пи во
вва-рива-ла!
Отец
и
столярной
работе
умел
отдаваться
с
увлече-,
нием,
вдохновенно.
В
стульях,
сундуках,
рамах,
этажер­
ках
и
шка фа х,
выходивших
из-под
его
рук и,
б ыло
много
его
лич ного,
творческого,
сказыв ался
его
вкус,
любовь
ко
всему
красивому,
стройному,
изящному.
Шкафы
и
стулья
он
укр аш ал
резьбой
собственного
рисунка,
сам
же
вы­
думывал
и
тока рн ые
ф игу ры.
В
капризных
и
непринуж­
денно
неожиданных
завитках
резьбы,
в
стройно
выгну­
тых
линиях
токарных
работ
чувствовался
остроумный
художник
с
ве сел ой,
капризной
и
свободной
душой.
Жили
мы
все-таки
«не пышно»: у меня уже были се­
стра
и
брат,
а
впоследствии
поя вилис ь
еще
сестра
и
еше
три
брата;
маленькая
на ша
из бу шка
бы ла
пол на
жизн и.
М еня
и
здесь
отдали
в
шк олу.
В
первый
же
день
мо­
его
ученья
возвратился
я
из
школы
с
огромным
синяком
под
глазом:
дер ев енские
школьники
п ри няли
меня
на­
смешливо,
и
я
дрался
с
ними.
«Нехрестьянин», сын «с т ран н е го»
человека,
я
каза лс я
им
существом
низшего
разбора,
чем
они.
Ка ждый
из
них
чувствовал
себя
«хозяином»,
наследником
отцовского
добра,
а
я
был
пришлым,
ст ран ству ю щим
человеком
без
всякой
над ежды
на
хозяйство
и
имущество.
И
в
городе
и
в
деревне
я
чувствовал
и с ключи гель-
174

н ость
своего
положения
и
неиз б ежност ь
одиночества;
лю ди
как
бу дто
устроили
жизнь
так,
ч тобы
меня
не
было,
а
я
появился,
и
вот
меня
нигде
не
хотели
принять,
я
был
л иш ний.
Деревенские
мальчишки
сл овно
чувствовали
во
мне
какого-то
врага:
из
таких,
как
я,
пришлых
и
«странних»,
лишенных
оседлости,
вых од ят
обыкновенно
конокрады
а
«стрекулисты»
и
во
всяком
случае
вра ги
всякого
мало-
мальски
зажиточного
кр ес тьян ина.
И
мне
п риш лось
избегать
ребяческих
сборищ,
игр
и
хороводов;
проходя
ми мо
них,
я
шел
сквозь
с трой
насме­
шек
и
кам ень ев.
А
ок оло
от ца
ки пела
своеобразная
ж изнь
и
втягивала
его
в
неожиданную
общественную
деятельность.
Прежде
всего
оказалось,
что
он
давно
уже
известен
как
«знахарь»
и
лечит
от
разных
б олез ней
молитвой.
Больные,
минуя
фельдшера
и
доктора,
обращались
к
нему.
П отом
он
о каз ался
адвокатом.
К
нем у
при ходи ли
за
судебными
советами,
доверяли
про изв од ить
раздел
и
про­
сто
являлись
поведать
како е-ни бу дь
личное
горе,
попро­
сить
совета
и
утешения.
День
его
напол ови ну
был
за нят
посетителями.
Для
вс яко го
он
бросал
работу,
с адил ся
на
верстак,
закуривал
св ою
не изм е нную
трубку,
выслу­
шив ал
чужое
горе
и
тотчас
же
воодушевлялся.
Начиналось
это
с
утра.
Дверь
отворялась,
и
в
ма ст ер­
с кую
входил
изм ожд е нный
мужик,
блед ны й,
как
мертвец«
Он
ст аски вал
шапку
и,
тяжело
дыша,
д олго
и
медленно
молился
на
икону,
потом
кланялся
на
обе
стороны
и
го­
вор ил:
—
Здорово
живете!
Отец
останавливал
фу гано к
и
отвечал:
—
Поди-ка,
добро
пожаловать!
Милости
прошу
к
на­
шем у
грошу
со
сво им
пятаком!
Что
ска же те?
—
До
тв оей
милости,
Гаврила
Петрович:
одолела
ку-
моха,
смерть
мо я,
дрянища
с
ры ла
не
сходит!
С илов
нет!
Отец
са дил ся
на
верстак
и
закуривал
т рубк у.
Посе­
титель
пр ис аживал ся
на
стул.
Трубка
пы лала ,
зеленова­
тые
облака
дыма
окутывали
голов у
отца.
—
Бьет?
—
слышался
из
об ла ков
его
б ас.
—
И-и!.. —
о тве чал
мужик,
крутя
головой.
—
Не
дове­
ди
го спо ди!
Всю
си лу
вымотало,
все
пот роха . ,«
175

—
Да вно?
—
Да
уж,
н икак,
два
года!
—
Д-да!
Запустил
ты!
У
фельдшера
лечился?
—
Лечился,
да
чт о!
—
Тон
мужика
звучит
пренебре­
жительно.
—
Полый
нет!
Никакой,
то-ись,
польги
нет
тебе,
да
и
шабаш!
—
А
от
меня-то
как ая
тебе
польза
будет?
Ведь
я
есл и
что
и
знаю,
тйк
от
них
же:
я кшался
я
с
ними.
Мужик
недовольно
молчит
и
по том
отвечает
тоном
несокрушимого
у бе ждени я:
—
Ты
больше
знаешь!
Отец
искренне
злится.
—
Черти!
—
гремит
он
из
облаков
дыма.
—
Вам
хоть
кол
на
голове
т еши!
Сколько
лет
долблю
я
вам:
не
запу­
скайт е
болезней,
лечитесь
у
доктора:
он
учился
медици­
не,
у
него
л ек арст ва,
он
з нает
науку!
—
Ты
больше
зн ае шь!
—
уп рямо
повторяет
мужик.
—
От
д охту ра
п ольги
нет,
а
от
тебя
— польга!
Они
хорош ее -
то
лекарство
господам
дают,
а
на
нас
кричат...
—
Да
как
на
вас,
дьяволов,не
закричишь?
Вы
и
ан­
гела
из
тер пения
выведете!
Идет е
лечиться,
когда
уже
ф олез нь
запущена...
Тебя
теперь
никакой
хиной
не
прой­
ме шь!
Мышьячищем
теб я,
черта...
Мужик
добродушно
улыбается
и
с
удовольствием
слушает
отборную
ругань:
от
отца
ему
приятно
ее
с лу­
шать ,
а
от
доктора—обидно.
—
Не нави жу
я
вас,
чертоломов,
дуботолов
про ­
кл ятых !
—
искр енне
гремит
отец.
—
А
ты,
будет
костерить-то!
—
прерывает
его
му­
жи к.—
Ты
уж ...
тово...
молитву-то
лучше
дай:
тво я
мо­
ли тва
не
то,
что
наша:
она
до
бога
дох оди т!
Зн аем
мы!..
Да но,
знач ит ,
тебе
от
него...
Страдал
ты
много!..
—
Я
не
ко л дун!
—
обращался
отец
к
мужику.
—
Я
только
знаю
молитву
от
лихорадки.
Отец
присаживается
к
с толу
и
н ачина ет
что-то
п исать
на
маленьком
клочке
бумаги
своим
корявым
почерком.
Мужик
вздыхает.
Я
не
знаю,
откуда
в зял
оте ц
эту
мол ит ву,
и
теперь
не
помню
ее,
но
она
вся
бы ла
написана
каким-то
громовым
яз ыко м.
Отец
свертывал
бумажку
в
маленькую
трубочку
и
го­
вори л,
отдавая
му жику :
176

—
П р ивяжи
на
крест
и
н оси
на
груди
до
тех
п ор,
по ка
са ма
не
потеряется.
Не
отвязывай
и
не
бросай,
а
то
болезнь
опять
воротится!..
Мужик
благоговейно
брал
б ума жку
и
тут
же,
при
отце,
привязывал
ее
на
«гайтан».
Вознаграждения
отец
не
требовал.
Ед ва
уходит
боль ной ,
как
являе тс я
целая
компания
мужиков.
—
Гаврила
Петрович!
—
вз ыва ют
о ни,
торопливо
по­
молясь
на
икону.
—
Это
что
же
такое
будет?
Разор?
Сде­
лай
милость,
оборони!
—
Тут
паш ня,
пар,
се нокос
пр их о дит!..
—
А
нас
в
острог!
—
Ни
за
что
ни
про
что!
—
Бо га
в
ем
нет !
—
Рази
можно
в
острог
мужика
са жать
ле том?
А?
Летом?
Отец
си дит
на
верстаке,
закинув
настоящую
ногу
на
деревянную,
к ото рая
враждебно
смотрит
на
мужи ков ,
как
дуло
ружья.
Дымные
обла ка
возносятся
к
потолку
и
окружают
отца
ореолом
таинственности.
Он
курит
и
мол ­
ча
смотрит
на
му жико в.
—
А
вы
вот
чт о!
—
го вори т
он,
прерывая
их
говор.
Мужики
сразу
умолкают. —
Нечего
дурака-то
корчить,
говорите
мне
пря мо,
по
совести:
в ед ь...
украли?
Мужики
мнутся,
чешут
в
затылках,
и
з атем
их
длин­
ные
бороды
шевелятся
от
ши рокой
улыб к и.
—
Да
ве дь
оно
уж...
конеш н о...
Таврило
Петрович...
те бе-т о
уж
мы...
как
попу...
знамо
де л о...
было
дело ...
Затем
они
под р обно
рассказывают,
как
«было дело»:
об ык нове нно,
украли
какие-нибудь
пустяки
у
кулака,
сделали
по рубк у,
за лез ли
в
амбар...
У знав,
что
они
уже
признались
судебному
сл едо ва­
телю,
оте ц
в ых одит
из
себ я
и
в
ярости
вскакивает
с
вер ­
ста ка.
—
Черти!
—
гремит
он,
потрясая
бор одой
и
сверкая
гл азами.
—
Ду бь е!..
Олухи
цар я
не бе сного!
Да
в едь
нет
ник ак их
доказательств,
дьяволы
1 Мужики вы,
кругом
брюхо!
Т ерпет ь
я
вас
не
мог у!
Зачем
признались?
Эх!
Засадят
вас
т еперь
на
все
лето,
пустят
по
м иру
блажен­
ных
дураков!
Тьфу!
«Воры»
ноют.
/77

Отец
мрачно
затягивается
из
трубки.
Трубка
хр ипит
и
пылает.
Облака
ды ма
сгущаются.
—
Ба!
—
нео жи дан но
вскрикивает
отец.
—
Вот
что
сделайте:
запритесь
опять
на
суде,
да
и
бас та!
А
про
сле­
дователя
скажите:
он,
мол,
на
нас
шибко
зак ри чал,
стал
стращать,
мы
испугались
и
ск азал и,
как
он
велел...
он
ведь...
ч ай,
со б ака?
—
Собака!
—
отвечают
мужики,
пов е селев .
—
Орет
истошным
голосом!..
—
Ну,
вот !..
Прикиньтесь
дур ач кам и!
Казанских
си­
рот
разыграйте!..
И
от ец
пускается
в
подробные
наставления.
Частью
из
кни г,
но
больше
из
жиз ни
он
п очерп нул
всевозможные
сведени я
по
вс ем
от рас лям:
лечил
не
только
молитвой,
но
и
давал
рецепты,
зн ал
судебные
уставы
и
писал
му­
жикам
прошения,
отдавая
мне
их
переписывать
набело«
«Платы»
и
тут
он
не
требовал,
но
мужики
не
забывали
своего
избавителя
и
совершенно
неожиданно,
спустя
долгое
время,
являли сь
к
отцу
или
с
мешком
мук и,
или
с
возом
дров,
присы лали
молока,
я иц.
М ест ный
мировой
судья,
старый
барин
и
за коре не лый
кре по стник,
возненавидел
мое го
отца
от
в сего
сер д ца.
Судья
мстил
мужикам
тем,
что
постоянно
стремился
«закатать»
их
в
острог
«по высшей мере наказания», но
благодаря
отц у
половина
его
решений
отменялась
«на
с ъе зд е », и судья оставался в дураках.
Мужики
смеялись
над
н им,
а
хром ог о
столяра
пре­
возносили.
Складывали
и
распевали
песни
про
них.
Не­
заметным
образом
отец
стал
популярным
человеком,
лю­
бимц ем
народа.
Песня
п рос лавля ла
его ,
а
с удью
осмеивала.
Осмеива­
ла
она
та кже
ме стны х
богачей,
п ричт
и
сельское
началь­
ство
и
все
в ыше
и
выше
поднимала
образ
моего
отца,
окружала
сиянием
славы,
и
он
являлся
в
п есне
нар од­
ным
герое м ,
печальником
народного
горя
и
ходатаем
за
народ.
Первоисточником
этих
песен
был
кузнец
Назар.
Удары
его
молота
доносились
до
нашего
дома,
а
когда
наступали
сумерки
и
звуки
рабочего
дня
умолкали,
то
прекращались
и
кузнечные
звуки.
В
такие
полупечаль-
ные,
полуотрадные
вечера
от ец
вы хо дил
на
крыльцо
с
гуслями
и
потихоньку,
для
себя,
наигрывал
что-то
не ж­
ное
и
грустное.
Тонкие,
жалобные
звук и
тих о
струились
178

и
п лакал и
в
задумчивом
вечернем
воздухе,
и
в
это
время
к
нему
иногда
прих од ил
Назар.
Ему
б ыло
лет
двадцать
пять,
он
об ла дал
заметной
н аруж нос тью:
в ысокий,
п ле­
чистый,
ст ат ный,
он
смело,
как
сокол,
смотрел
своими
голубыми
г лаза ми.
Волосы
и
усы
у
нег о
б ыли
белые,
как
ле н,
г у стые,
слегка
вьющиеся;
гов ор ил
скороговоркой,
с
б ыст рыми
жестами,
что
не
совсем
шло
к
его
атлетиче­
ско й
наружности.
Н азар,
как
и
о тец,
гов ори л
меткими
сл ов ечк ами,
пословицами
и
поговорками.
Приходя,
по д авал
отцу
большую
зако п телу ю
руку
и
встречал
пожатие
такой
же
огромной
и
жил ис той
рук и,
выпачканной
лаком
с
гол­
ландской
сажей.
И
у
них
начинался
быст р ый,
ос тро ум­
ный
разговор,
пересыпанный
рифмами.
—
Гаврилу
Петровичу
исполать,
много
денег
на­
живать,
сто
лет
ж ить
да
двести
на
ка р ачках
пол­
зать!
—
И
тебе
т ого
же,
кузнец-молодец
на
с вой
образец:
ду мал
сделат ь
лемех,
а
он
вышел
плох,
сожег
да
и
око­
ротил
и
на
то пор
поворотил...
—
И
на
топор-то
не
хватило,
повернул
на
шило:
шило-то
не
вышло,
а
вышло
ш-шик!..
—
И
то
хорошо.
—
Верно
говоришь
ты
примерно,
что
тебе
покучишь-
ся,
то
и
научишься!
—
У
нас
ума
нет,-совести
больше!
—
Именно!
Живем
в
себе,
а
не
в
городу,
все
носим
на
вороту,
что
не
надо—и
то
по весим !
Эх!
—
тараторил
рифмач-кузнец.
—
Чудно
дедушкино
гумно,
с емь
лег
хл е­
ба
не
сеял,
а
все
с виньи
ходят!
Уж
д авно
все
наши
ка­
питалы
в
печи,
а
все
к
нам
в
гости
ходят
б ог ачи;
э тта
старшина
с
писар ем
у
нас
побывали,
на пилис ь
да
нас
же
с
батькой
обругали...
—
Где
гостят
— там
и
пакостят!
—
замечает
отец.—
У
них
чай
да
кофей,
а
у
нас
чад
да
копоть!..
Играя
р иф мами,
они
продолжают
рассуждать;
кузнец
у сажив ает ся
у
ног
моего
отца.
Мы-
уже
знали,
что,
не­
много
послушав
и
вдохновившись
музыкой,
он
бу дет
пе ть
на
тот
мотив,
ко торы й
ему
заиграют,
и
не
от ходи ли
от
него.
А
он,
упершись
локтями
в
ко лен и,
де ржал
перед
со­
бой
большой
пал ец
левой
руки,
изуродованный
ударом
179

м олот а,
не
спуская
с
н его
глаз
и
ни
на
ко го
не
обр ащ ая
внимания.
Он
говорил,
что
дар
песен
заключается
у
него
именно
в
этом
пал ьце,
и
пел
всегда
смотря
на
нег о
и
как
бы
извле кая
из
пальца
неистощимые
поговорки.
Отец
зн ал,
как
пробуждается
в
Наза ре
вдохновение,
и
сна ча ла
играл
пе чальн ое .
Назар
слушал,
смот ре л
на
свой
раздробленный
па лец
и,
покачивая
белокурой
го­
ловой,
нач ина л
тихонько
напевать
что-то:
Сердце
мохом
обрастает...
Весь
изм у че нный
народ!..
И
сама
с обой
слагалась
у
не го
песн я
о
том ,
как
болит
у
него
сердце
и
от чего;
как
вздыхают
кузнечные
ме хи
и
как
он
кует
мол о том
же лез о;
сердце
его
такое
же,
как
то
железо:
оно
мя гкое ,
отто го
что
раскаленное...
И
бью т
его
прямо
по
мягкому
огненному
се рдцу ,
а
из
сер дца
вы­
летают
ис кры ...
Он
поет,
а
гусли
жалобно
и
нежн о
с тон ут...
Между
тем
око ло
к рыльц а
мало-помалу
собирается
народ,
кто
ни
ид ет
мимо ,
всяк
остановится
и
сл уш ает.
Но
г усли
уже
играют
веселее,
импровизатор,
вдохнов­
ляясь
все
более
и
более,
подчиняется
мотиву
и
постепен­
но
меняет
настроение:
он
п оет
уже
о
том,
что
не
все
же
плакать
да
вздыхать,
что
рабочий
чел ов ек
ни
в
какой
беде
не
пропадет,
он
все
перенесет,
ему
все
тры н -тра ва!. .
Я
люб ому
б огачу
Набо к
ры ло
с вор очу!
—
п оет
он,
ухарски
п отр яхи вая
го л овой.
—
Хо-хо-хо1
—одобрительно
смеется
толпа.
Она
у в ел ичив ается
с
каждой
минутой.
—
Назар
поет!
Назар
поет!
—
слышится
кругом.
А
его
уже
не
видно
за
толпой:
он
си дит
согнувшись
и
не
отрывает
гл аз
от
своего
чудодейственного
пальца.
Отец
потряхивает
кудрями
и,
ра здув
ноз др и,
разливает
лука­
вые
подмывающие
трели.
Раздается
залихватский
мотив
с
прихлопываньем
ладонью
по
струнам:
это
знак,
что
пришло
время
петь
на
«злобу дня».
В
толпе
светятся
у лыбк и,
и
она
плотнее
придвигается
к
певцу,
чт обы
луч­
ше
слышать.
И
звенят
насмешливые
куплеты
о
попе,
судье
и
писаре,
о
стар ши не
и
мироедах-кулаках.
Все
село
насм ешил о
приключение
с
к улак ом
Кузькой,
180

которому
на
хуторах
за
его
амурные
п охожде н ия
«обря­
д или»
ло ша дь,
когда
он
сп ал
пьяный
в
тарантасе:
об ре­
за ли
ей
хвост
и
гриву
и
нав яз али
мочала.
На
такой
лошади
спавш ий
Кузька
пр оех ал
по
всему
селу.
И
вот
начинается
п оэма
о
Кузьке:
Поглядите,
д обры
люди!
Кузька
едет
на
верблюде!
—
Хо-хо-хо-хо!
—
грох оче т
вся
толпа,
надрывая
жи­
вотики
над
каждым
куплетом.
Злободневная
поэма
оказывается
бесконечной,
и
от
Кузьки
поэ т
переходит
к
д ругим
лицам;
Ми ровой
су дья,
па паша ,
Рассуди-ка
де ло
наше:
Я
не
жулик
и
не
вор,
А
мешок
с
мукой
упер!
—
Хо-хо-хо!—
гремят
слушатели.
Они
сов ерш ен­
ствуют
п есню,
тут
же
вслух
поправляют
и
«приправля­
ют»
ее
забористыми
словечками.
И
за
что
судить-то
тут ,
Коль
укра л
я
только
пуд ?
—
Верно!
—
замечает
толпа.
—
Знамо
дело,
не
за
что.
За
пуд
—
и
с уди ть!
Дурак,
а
еще
с удья!
Гусли
так
и
заливаются,
так
и
рассыпают
добродуш­
но-лукавые
трели,
толпа
хохочет,
а
импр овиз ат ор
сидит,
глубокомысленно
уставясь
не под в ижным
взглядом
в
па­
лец
вдохновения,
пое т
и
сыплет
летучими
рифм а ми.
Столяр
и
кузнец
б ыли
б ольшим и
друзьями:
кроме
поэзии,
их
соединяла
еще
идея
об
изобретении
«вечного
дв и гат еля».
Эти
талантливые
люди
увлекли
и
ме ня:
мы
втроем
устраивали
на ши
совещания
и
дел ил ись
мыслями
о
шу ру п ах , «шалнерах», рычагах и других деталях из­
мышляемого
нами
мех ан из ма,
наводя
ск уку
на
до­
машних.
Иногда
ночью,
когда
все
крепко
спали,
о тец
о кл икал
меня:
—
Копка!
181

Я
пр осы пался
и
видел,
что
он.
со
свечой
в
руке,
в
од­
ном
белье,
с
наскоро
по двя занно й
деревяшкой,
сидит
около
моей
постели.
—
У
ме ня
явилась
новая
мысль!
—
объявляет
он
мн е.
—
Вот
пог ля ди,
я
сделал
че рт еж!
И
он
с овал
мне
клочок
бумаги
с
нов ым
рисунком
«вечного двигателя» .
—
Вот
здесь
будет
шалнер,
—
увлек ая сь,
гудел
он,
по ни жая
голос
до
октавы,
чтоб ы
не
разбудить
сп ящих ,
—
а
здесь
ры чаг
на
большом
ш уруп е,
а
колено-то
уж
вот
оно
где !..
Э ге?
И
он
радостно
и
хи тро
по дм иг ивал
мне.
—
Теперь
у
нас
пойдет
дел о
по
ма с лу!..
Но
дел о
не
шло .
На ши
оп ыты
не
удавались,
обн ар у­
живая
существование
каких -т о
н еожид анных
для
нас
законов
и
не пре д вид енных
препятствий,
которые
только
увеличивали
энергию
и зобр ет ат еля.
Кажды й
пра з дник
мы
со бир ал ись
в
кузнице
или
маст ер ско й
и
«строили»«
О тец
за быв ал
о
еде,
о
семье,
обо
всем,
кроме
своей
идеи.
Он
сам
клепал
же лезо ,
пил ил,
ковал,
страшно
возбуж­
денный,
с
горящими
глазами,
неубедимый,
повелеваю­
щий.
Назар
был
ис полните ле м ,
а
я
на
по бег у шках,
и
отец
командовал
на ми,
приходя
в
ярость
от
малейших
наших
сомнений;
молот
и
гол ос
его
гремели
до
ночи,
мы
нако­
нец
утомлялись,
но
он
был
неутомим.
Возвращаясь
в
сумерки
из
ку з ницы,
мы
горячо
об­
с ужда ли
наш е
предприятие.
—
Эх,
кабы
зн ал
я
ф изику
да
алгебру!
—
восклицал
оте ц
и
таинственно
сообщал
нам :
—
Там,
в
эт их
книгах,
есть!..
К
д елу
о
«вечном двигателе»
был
привлечен
сель­
ски й
учитель,
с
к оторы м
отец
мой
во дил
дружбу.
Это
был
хладнокровный,
невозмутимый
человек,
лет
двадцати
восьми,
красивый,
представительный,
с
не большой
б ело­
к урой
б ородой .
Он
пришел
к
нам
в
м астер ск ую
с
целой
компанией:
с
двумя
семинаристами
—
сыновьями
попа,
и
письмоводителем
ми рового
судьи;
последний
обожал
моего
отц а,
ходил
к
нему
каждый
день,
учился
токарно­
му
искусству
и
игр е
на
гуслях.
Вся
эта
молодежь
наперебой
с тала
доказывать
отцу
невозможность
«вечного двигателя».
Но
не
так-то
легко
бы ло
его
убедить.
Он
не
призна ва л
никаких
авторитетов
182

и
выс ту пил
прот ив
них
с
блестящей
речью,
достойной
лучшего
применения.
Он
з нал
о
Галилее
и
Копернике
и
ср авни вал
се бя
с
ними,
гов орил,
что
всякая
новая
м ысль
внач ал е
считается
людьми
невозможной,
а
потом
ок а­
зывается
вполне
осуществимой.
Он
требовал
в еских
доказательств
и
спо рил
с
ними
целую
неделю.
Они
че рт или
и
до ка зыва ли
ему
теоремы,
натащили
книг,
и
оте ц
принялся
за
чт ен ие.
С
эт ого
времени
моло ­
дые
люд и
стали
ходи ть
к
нему
и
проводить
вре мя
в
г ор ячих
сп орах
о
жизни,
о
науке,
о
религии
и
о
че ло ве­
че ст ве.
Отец
и
Н азар
отложили
на
время
изобретение
«веч­
ного
дв ига те ля»
и
возвратились
к
п остроен и ю
самокат-
ки
—
вело сипеда,
кото р ый
был
уже
изобретен
моим
от­
цом
прежде,
но
не
усовершенствован.
Снов а
начались
р а знооб раз ные
рисунки
и
модели
сложного
механизма,
по ка
он
не
стал
проще.
Тогда
с
тем
же
лихорадочным
у влеч ением
принял ис ь
мы
строить
с ам ока тку.
Опять
к аж­
дое
воскресенье
мы
ковали,
варили,
клепали,
и
отец
опять
в до хнове нно
отдавался
ра бо те.
Нашей
деятель­
ностью
сильно
интересовались
муж ики
и
п риход или
в
кузницу
глядеть.
Они
глубокомысленно
смотрели
на
от­
ца,
который,
си дя
на
земле,
в есь
в
саже,
клепал
листовое
железо
и
грохотал
кузнечным
молотом.
—
Не
пойдет!—обменивались
они
замечаниями.
•—
Хитра
штука!
—
Не
выйдет,
хромой!
Кишк а
у
те бя,
пожалуй,
тон ка
такую
вещь
сл япат ь?
—
В ыйдет!
—
неистово
рычал
изобретатель,
надса­
жи вая сь
и
грохоча
молотом.
—А
не
в ыйдет,
так
во рота
вымажем!
—
Хо-хо-хо!
Чудило
мученик!
Против
ожидания
вышло.
Мы
сд е лали
из
железа
ни­
зень ку ю
тел ежку
на
тр ех
колесах:
два
колеса
побольше,
а
третье
—
м алень ко е,
впереди,
оно
п овер т ывало сь
и
так
и
сяк,
словно
р уль.
Механизм
ее
был
до
смешного
п ро­
с той
и
остроумный,
и
на
тележке-самокатке
можно
был о
ездить,
р абот ая
руками.
Проба
самокатки
происходила
довольно
то ржес тв ен­
но:
в
ку зн ице
со бр алась
толпа
мужиков,
ба б,
т уча
ребя­
тишек
и
учит ель
со
своей
компанией.
От ец
не
без
во лнения
сел
на
самокатку
и,
дви гая
ры­
183

ча ги
на
«шалнерах»
своими
ручищами,
быстро
пок ат ил
от
куз ниц ы
к
се лу.
Только
в олосы
его
развевались,
да
ситцевая
рубашка
раздувалась
от
ветра...
—
Бр-раво
о!
—
кричали
ему
вслед
семинаристы
и
письмоводитель.
— Ур-ра-а!
А
хладнокровный
учите ль
солидно
р ассу ждал
с
мужи­
ками:
—
Вот
кабы
та кому
человеку
образование!
Бог
зна­
ет,
что
бы
из
него
вышло!
Может
бы ть,
гений!
—
С
головой
человек,
—
подтверждали
мужики.—Хи­
трец!
—
Вот
был
Кулибин,
механик-самоучка!.. —
продол­
жал
учитель
и
ст ал
рассказы в ат ь
о
Кулибине.
А
отец,
сопровождаемый
радостной
тучей
р е бятиш ек,
был
уже
далеко
и,
н ак онец,
исчез
из
виду.
Мужики
с мо­
трел и
ему
вслед,
качали
головами,
приговаривали:
—
Чудодей!.<
Такая
жиз нь,
полная
кипучих
волнений,
нр авил ась
моему
отцу.
Он
был
уверен,
что
дела
пойдут
по
маслу,
есл и
рядом
с
его
верст ак ом
пост авит ь
еще
другой
для
мен я,
и
с
нетерпением
ждал,
когда
я
кончу
курс
учения
в
школе.
На
мою
склонность
к
чте нию
он
мало
обр ащ ал
внима ния
и
по
окончании
курса,
ко гда
мне
исполнилось
четы р надц ать
лет,
поставил
меня
за
верстак.
Мне
сш или
холщов ы й
фартук
с
нагрудником,
и
в
на­
шей
мастерской
засвистели
два
фуганка.
Мы
с
отцом
вставали
рано
и
вместе
принимались
за
работу.
В
семье
и
у
дер евенс ки х
ребят
сразу
перемени­
лось
от ноше ние
ко
мне:
я
ста л
работником,
полноправ­
ным
ч елов ек ом...
От ец
обращался
теперь
со
мной
сер ь ез­
н ее,
как
с
б ольш им.
Когда
мы
сни мал и
ф а ртуки
и,
вымыв
мозолистые
р уки,
садились
за
стол,
он
даже
ухаживал
за
мной:
—
Ешь
больше,
Капитон,
—
говорил
отец.
—
По
пище
фуг а нок
свищет!
И,
глядя,
как
с
каждым
днем
грубели
мои
руки
и
развивались
плечи,
похваливал
ме ня:
—
Зд оров и ло!
Выйдет
из
тебя
этакий
чертище-столя-
рищ е!
/54

Но
я
мечтал
о
чем-то
дру гом .
Мне
по-прежнему
хоте­
лось
читать
все
но вые
и
новые
книги.
Во
мне
приняли
уч астие
семинаристы,
и
я
с тал
бы вать
в
семье
попа.
Там
все
смеялись
над
мое ю
неуклю­
жестью:
я
за
все
за дев ал,
все
ро нял
и
разбивал.
Рифмо­
ван ная
речь,
сотканная
из
народных
пословиц,
обычная
у
нас
дома,
здесь
в сех
удивляла...
Мне
б ыло
тяжело
в
непривычной
обстановке,
я
постоянно
конфузился,
но
се­
минаристы
рассказывали
о
неведомой,
з аман чив ой
жи з­
ни,
они
открывали
мне
но вый
ми р,
и
у
них
бы ли
замеча­
те льн ые
кни ги.
Я
т аскал
эти
книги
домой,
с
жадностью
читал
их
и
давал
читать
отцу.
Он
поглощал
их
с
так им
же
увлече­
нием,
как
и
я.
И
мы
говорили
о
к нига х.
Особенное
впечатление
произвела
на
нас
по эзия
Ни­
китина
и
Некрасова.
Читая
их,
мы
просиживали
ночи
напролет,
делились
чувствами
и
новыми
мыслями.
Я
чи­
та л,
а
о тец
с луш ал.
—
Что
это
за
люди
были!—страстно
восклицал
он
со
слезами
на
глазах.
—
Как ая
у
них
душа
б ыла,
кол и
они
о
прос том
народе
так
верно
писали?
Стихи
Никити на
сделались
его
любимой
книгой.
Он
раскрывал
ее
и
днем,
на
н ес колько
ми нут
оставляя
фу­
ганок,
но
ед ва
раскрывал,
как
уже
и
плакал.
—
Проклятая!
—
кричал
он
сквозь
ры дани я
и
запу­
ск ал
книгой
в
угол.
—
И
читать-то
тебя
нельзя!
Письмоводитель
мирового
судьи
таскал
нам
из
би б­
лиотеки
своего
патрона
журн а лы
«Отечественные запис­
ки»
и
«Дело».
Мы
с
отцом
погрузились
в
мир
новых
идей.
Т еперь
уже
вся
эта
компания—семинаристы,
уч ите ль
и
письмоводитель
—
сделались
нашими
постоянными
го­
стями.
Собираясь
в
н ашу
избушку,
они
сн а чала
было
поучали
отца,
но
потом
внезапно
превратились
в
его
уче­
ников. «Новые
иде и»
оказались
идеями
моего
отца,
кото­
рые
он
дав но
уже
расточал
в
своих
рассуждениях
о
жизни.
Ее
несов ер ш енст во
и
несправедливость
он
глубоко
изучил
на
собственном
горьком
опыте
и
по
поводу
сухи х
и
отвлеченных
идей
сьшал
такими
художественно-яркими
рассказами,
что
оче нь
скоро
обратил
с воих
развивателей
в
а уд итори ю.
Под
влиянием
прочитанных
к ниг
и
обще­
185

ст ва
интеллигентной
молод еж и
т алант
красноречия
раз­
вернулся
у
не го
во
всю
ширь.
Мой
отец
как -то
ср азу
п ро­
будился,
прозрел,
бессознательные
мысли,
назревавшие
в
нем
в
продолжение
всей
жиз ни,
тепер ь
отлились
в
ясную,
художественную
форму.
В
нем
началась
кипучая
внутренняя
раб ота , «переоценка ценностей», и он уже не
хотел»
зн ать
удержу.
Он
г ов орил
вдохновенные,
огненные
ре чи,
про ник нут ые
знанием
и
пониманием
жизни.
Он
ж иво
и
образно,
со
всеми
подробностями
набра­
сыв ал
огром ны е
и
ярки е
картины
бу дущего
сч асть я
че­
ловечества,
вкладывал
в
это
всю
сво ю
веру,
всю
с илу
воодушевления
и
— увлекал.
Он
ст ал
для
нас
все х
«учителем жизни».
А
жизнь
шла
сво им
чередом.
Урожаи
делались
год
от
год у
ху же,
село
быстро
беднело,
и
к
отц у
толпами
стали
приходить
«больные»
и
«воры».
Благодаря
сво ей
наход­
чив ост и
и
близости
к
народу
он
и
лечил
удачно,
и
«та ­
т ей»
обелял
успешно.
М иров ой
судья
рассвирепел
и
по­
клялся
уничт о жить
моего
отца.
Сельское
йа ч аль ство
то­
же
да вно
точило
зубы
на
него.
Они
все
соединились
про­
тив
хром о го
вра га
и
зате ял и
кляузный
п роцес с,
оп орой
которого
слу жили
лжесвидетели.
Этот
процесс
при
удачном
окончании
должен
был
привести
моего
отца
в
острог.
Отец
не
испугался
борьбы.
Напротив,
он
смело
при­
нял
вызов
и
ве сь
о тдал ся
сч ас тью
битвы.
Никогда
я
еще
до
сих
пор
не
видал
его
таким
э не ргичн ым
и
красноре­
чивым:
он
вырастал
в
мо их
гла зах .
Казалось,
что
эт от
че лове к
«с беспокойством в серд ­
ц е », всю жизнь свою искавший именно такой донкихот­
ско й
борьбы
за
угнетенных,
наконец
наш ел
условия
существования,
подходящие
для
него.
Все
время,
п ока
тя н улся
п роц есс
в
тр ех
инст анци ях ,
отец
походил
на
огнедышащий
ву л кан,
энергия
б ила
из
н его
огн енн ым
фонтаном,
а
из
уст
лились
увлекающие
вдохновенные
речи.
Он
виде л
поэтически-пророческие
сны,
где
ср ажалс я
с
огромной
змеей,
два
ра за
ду шил
ее,
а
она
ускользала
из
рук,
и
нак о нец
в
третий
раз
заду-
шил-таки.
И
действительно,
в
третьей
инс та нции,
когда
дело
б ыло
передано
съ ездо м
другому
мировому
судье,
от ец
выиграл
проц есс .
Он
сам
говорил
на
су де
защит ит ел ьну ю
186

речь
при
огромном
стечении
«чистой публики»
в
зале
суда
и
«нечистой»
—
у
крыльца
камеры.
Что
это
б ыла
за
речь!
Уничтожающая,
мощная,
вдох­
нове нна я!
Он
разбил
ею
козни
св оих
врагов
с
каким - то
богатырским
размахом,
словно
Еруслан
Лазаревич,
сру­
бающий
голов ы
семиглавому
змею,
он,
как
Бова,
разо­
гнал
их
метлою!..
А
мужики
все
бе дн ели
да
беднели.
Нак о нец,
нагрянул
голод ны й
го д.
Еще
весно й
по
селу
по шел
стон :
весна
ранняя,
безводная,
земля
трескается,
будет
голод.
Осенью
он
пришел,
это т
голод.
Отец
повесил
гусли
на
чердак,
и
они
висели
там
всю
зиму
с
порванными
стру­
нами,
з анес енны е
сн егом :
не
до
них
было.
Приезжие
«из степи»
показывали
образчики
хлеба
из
лебеды,
—
он
был
похож
на
сухой
коров и й
помет.
Такой
же
хл еб
предстояло
есть
и
нам.
Но
нашему
сел у
повезло.
Внезапно,
как
раз
против
н ашей
Обираловки,
затонула
на
Волге
ба ржа
с
пшеном.
Ме шки
пшена
доставали
крючьям и
со
дна
реки
и
прода­
вали
за
бесценок.
Нар о дная
молва
создала
из
этого
целую
легенду;
на­
шлись
люди,
которые
сами
«видели»
Николая-угодника:
он
шел
по
волнам
как
по
суху,
весь
был
о г ненный
и
та­
кой
большой,
что
головой
к асал ся
небес.
И
взял
он
рукой
ку пе че скую
баржу
за
конец
мачты
и
погрузил
ее
на
са­
мое
дно
—
«для народа»!
Кулаки,
словно
коршуны,
бросились
на
это
пшено ,
скупили
его
и
стали
продавать
по
дв ойн ой
цене.
А
народ
и
это му
был
рад.
Мы
покупали
большие,
дл инные
мешки
с
мокрым,
гор е лым
пш ено м,
суши ли
его
на
печ ке,
потом
отдавали
молоть
и
пекли
из
пшенн ой
муки
блины.
Бл ины
эти
был и
горьковаты
и
пр есны
на
вкус,
а
ко г­
да
остывали,
то
стоило
урон ит ь
бли н
из
рук
на
пол,
как
он
разбивался,
как
тарелка,
на
части.
Всю
зиму
питались
мы
этими
б лина ми,
не
ви дя
ни
хлеба,
ни
мяса .
Найденная
где-нибудь
сухая
корка
чер­
ног о
хлеба
с читал ась
лакомством.
Блины
опротивели
нам,
и
мы
ели
их
с
отвращением,
ис ху дал ые,
бледные,
см отря
друг
на
д руга
б ольши ми
голодными
глазами.
Вес­
ной
пришел
однажды
к
нам
сельский
учитель
и
ст ал
го­
ворить
отцу:
—
Наступают
врем ена
трудные,
деревня
беднеет,
ра­
187

зоряется...
Это
—
экономический
процесс...
дальше
будет
еще
хуж е ...
Известный
п роце нт
населения
дв ине тся
в
го­
род.
Отпустите-ка
старшего-то
сын а
дер жат ь
экз ам ен
в
учительскую
семинарию.
Приспособим...
ес ли
выдер­
жи т—
казенную
стипендию
дадут ! ..
И
уч ите ль
ст ал
убеждать
отца,
чтобы
он
«пустил
меня
по
нау к е». Отец согласился.
В
начале
а в густа
меня
снарядили
в
город.
И
вот
вспо м инает ся
мне
теперь
по­
следняя
страница
мо ей
дер евенск о й
жизни.
Три
часа
утра.
Все
уже
готов о
к
моему
отъезду
на
станцию.
Горит
лам па да
у
обр аз ов
и
лампа
—
на
столе.
Мои
младшие
братья
и
се стры
с пят
на
полу,
а
мы
—
оте ц,
м ать
и
я
—
п ьем
чай
«на дорогу».
Но
никому
чаю
не
хочется;
мать
мол ча
вытирает
слезы,
ее
до бр ое,
сла в­
ное
лицо
полно
молчаливой,
но
бесконечной
любви
ко
мне.
Отец
гов ори т
о
жиз ни,
ре чь
его
дышит
мужеством
и
его
вечной
верой
в
д ела,
идущие
по
маслу.
Я
в ол­
нуюсь:
мне
и
г рустн о,
и
радостно,
и
жутко...
С л ышно,
как
подъехал
м ужик
на
телеге,
чтоб ы
везти
меня
на
станцию.
—
Ну,
мать,
надо
благословить
сына-то!
—
говорит
отец.
—
Выпускаем
птенца
из
гнезда!
Мат ь
берет
мал еньк ую
ик ону
спасителя
в
фол ьго вой
ризе
и
молча
благословляет
ме ня.
Она
ничего
не
гово­
рит ,
только
крупные
сл езы
бегут
по
ее
л ицу
и
падают
на
мою
голо ву.
Потом
благословил
отец.
Я
и
перед
ним
встал
на
ко­
ле ни
и
нак ло нил
гол ов у,
а
он
прик о снул ся
иконой
до
моих
волос
и
стал
гов орит ь.
—
Благословляю
тебя,
сын
мо й,
в
жизнь !
—
говорил
он
задушевным
гол осом.
—
Иди
пря мой
доро гой ,
н адей ся
только
на
самого
с ебя,
а
не
на
других,
никогда
не
тру сь.
Зна й,
что
пут ь
бедняка
тяжел,
и
бу дь
готов
ко
всяким
ис пыт ания м.
Не
увлекайся
богатством
и
сладкой
жиз­
нью,
помни
о
нас,
о
твоих
братьях
и
се стра х,
и
о
про­
сто м
на ро де,
кото рый
страдает.
Может
бы ть,
вернешься
назад
учен ым
человеком.
Набирайся
больше
т ого
уче­
нья,
которое
нуж но
народу,
а
не
воротишься,
так
ра сск а­
жи
хорошенько
там,
в
горо де ,
счастливым
и
богатым
лю­
дям,
хорош ен ько
расскажи
о
стра да ниях
народа!
Помни
о
нем
всегда,
не
поддавайся
соблазнам,
да
с мотри ,
бере­
гись
потерять.,. —
тут
го лос
его
дрогнул,
—
вер у. ..
188

И
он
заплакал,
осеняя
м еня
иконой...
В идно
б ыло,
что
он
хо тел
сказать
очень
много,
но
не
мог
гов орить
от
слез.
А
я
ед ва
сдерживал
радостную
улыбку
—-
мой
выход
в
ж изнь
казался
мне
тогда
таким
легким,
многообещаю­
щим.
В
том,
что
я
достигну
в
жиз ни
чего-то
очень
хоро­
шего
и
буду
ее
победителем,
я
не
со м невался :
мне
был о
ше стна дцать
ле т.
Сели
мы
с
отцом
в
телегу,
положили
в
нога х
малень­
кий
сундучок
и
под уш ку,
и
тел ега
покатила
по
сельской
д орог е.
Светало.
Звезды
гасли
одна
за
другой.
Пышная
заря
освещала
нам
пу ть.
В
ее
роз о вых
лучах
плыл а
чи­
ст ая,
бриллиантовая
звезд оч ка.
Роз ов ый
св ет
обливал
из бы,
соломенные
крыши,
сельскую
церковь,
ок о лицу,
гладь
изв илис то й
реч ки,
затерявшейся
в
зеленых
лугах,
и
ку сты,
окропленные
росой...
Все
кругом
было
в
розовом
свете.
Утренний
све жий
воздух
лился
в
грудь.
Я
радостно
дышал
полной
грудью
и,
оз ир аясь
по
сторонам,
б еспеч но
улыбался.
А
утренняя
зв ездочк а
так
весело
пл ыла
и
си я­
ла,
так ая
чистенькая,
хорошенькая...
Ах,
как
жаль,
что
я
не
сделался
уч еным ,
никогда
с
тех
пор
не
возвращался
в
деревню,
а
в
город е
не
расска­
зал
о
страданиях
народа!
Я
был
брошен
на
путь
н е удач,
разочарований
и
мытарств.
Изгнанный
из
уче бн ого
з аве­
дения,
я
был
гоним
повсюду,
очутился
в
рядах
«город­
ского
пролетариата»
и
по шел
«сквозь строй»
жизни.
Ме­
ня
унижали,
оскорбляли...
Если
мужики
в
деревне
сч и­
тал и
м еня
«нехрестьянином», то городские люди ясно ви­
дели
во
мне
все
признаки
«мужика», «плебея». Мне было
чуждо
многое,
что
течет
в
крови
инте л лиге нт а,
на
мне
не
б ыло
«долга народу», вся психология моя была неинтел­
лигентная,
знание
народа
было
п оче рпнут о
из
ж изни,
а
не
из
книг,
и
я
чувствовал
свою
рознь
от
всех.
Как
в
деревне
я
слышал
враждебное
«нехрестьянин», так здесь
слышал
пренебрежительное
«неинтеллигент».
Мои
приключения
был и
как
бы
продолжением
при­
ключений
моего
отца.
Я
лез
«на гору», но черт,
по
обык­
н ов ению,
схватывал
меня
«за ногу»
и
не
дав ал
ничего,
кроме
грошового
з арабо т ка,
противного
канцелярского
труда,
жизни
впр ого лод ь.
Я
жил
одной
только
надеждой,
что
в
будущем
дела
пойдут
по
маслу.
Я
мечтал
о
Москве^
189

о
вольнослушании
в
университете,
о
сцене,
о
литерату­
ре...
Стремлений
и
надежд
б ыло
много,
не
было
только
де нег
и
не
было
дороги,
по
кот орой
мог
бы
я
и дти.
И
вот
в
это
сам ое
время,
когда
я
совсем
было
нац е­
лился
лезть
в
Москву,
черт
опять
схватил
меня
«за но­
гу ». Из села пришло от отца
пись мо .
«А у нас опять голод!
—
писал
он
своим
корявым
по­
че рком .—
Мужик
совсем
обеднял,
и
у
меня
никакой
ра­
бот ы
нет .
Прежде
хоть
добрые
люди
помогали,
а
т еперь
и
рады
бы
помочь,
да
самим
ест ь
нечего.
И
надумал
я,
сынок,
переехать
к
тебе
в
гор од,
там
я
хоть
ка кую
ни
на
есть
работишку
на йду,
и
дела
н аши
пойдут
по
маслу,
а
здесь
совсем
с
голо ду
помирать
приходится,
и
с
р ебя­
тишками.
И збу
мы
продали
за
сто
двадцать
п ять
рублей.
Я
думаю,
что
ты
не
оставишь
своего
отца...» и т.
д.
Через
неделю
они
пр иех али.
О тец
немного
поседел,
кудри
его
развились,
и
гол ос
как
будто
уже
не
так
был
звучен
и
тверд,
как
прежде,
но
в
общем
он
по-прежнему
был
энергичен
и
свято
вер ил
в
то,
что
все
пойдет
по
маслу.
Шесть
человек
мелюзги
играли
в
лошадки,
бы ли
до­
нельзя
жизнерадостны,
беспечны
и
эгоистичны.
Мы
зажили
на
краю
города,
в
маленькой
шестирубле­
вой
квартирке,
в
подвальном
этаже.
Нас
было
так
много
и
все
мы
предались
так ой
ки пуче й
деятельности,
что
даже
сам ый
дом,
в
котором
поселились
мы,
угр юмы й
и
какой-то
кислый,
как
будто
ожи л
и
повеселел.
Отец
точил
на
токарном
ст анк е,
младшие
мои
братья
бегали
в
шк олу,
прыгали
на
одной
ноге,
вывертывали
козла,
кувыркались
и
дрались,
оглашая
глу хую
окраину
города
з вонк им,
заразительно
веселым
смехом.
Я
служил
разом
на
д вух
гр ош овых
должностях,
таскал
работу
до­
мой
и
теперь
уже
не
имел
ни
одной
свободной
м ину ты.
А
отец
имел
вид
мудреца
и
философа,
чи тал
Бокля
и
Милля.
Мысль
его
шла
вперед,
к
н ему
и
здесь
ходила
молодежь;
душа
его
о ст авал ась
вечно
юной.
Так
прошел
год
и
еше
год...
и
е ще...
Однаж ды
зимой,
когда
я
при шел
поздно
ночью
с
вечерних
за нят ий,
м ать
и
шестнадцатилетняя
сестра
тревожным
и
печ аль ным
ше пот ом
сказа ли
мн е:
—
Отец
заболел.
Он
ле жал
на
койке
и
стонал.
190

Кругом
бы ла
на ша
печальная
и
горд ая
бедность:
ста­
рые
стулья
с
резьбой,
по ч иненны е
рукой
отца,
тусклое
зеркало
и
три
грошо вы е
картины
на
ст ене,
в
рамках
его
же
работы:
охот а
на
слона,
на
льва
и
на
бе лого
медве­
дя ...
гусли
в
угл у.
Лицо
о тца
было
темно-коричневое,
вос­
паленное,
но,
по
обыкновению,
мужественно-спокойное...
Он
открыл
глаза.
—
Простудился...
—
сказал
он
впер емежк у
со
с то­
но м,
—
целый
день
был
в
ходу...
а
ве дь
для
меня
—
ход...
самое
трудное...
пить
захотел...
выпил
квасу...
и
грудь
заложило...
Организм
его
был
еще
полон
сил:
на
груди
лежали
геркулесовы
руки,
а
от
густых
груд ны х
стонов
сотряса­
л ась
койка,
и
гудел
под
нею
пол...
Нужна
бы ла
пом ощь
доктора,
а
денег
в
доме,
по
обыкновению,
не
было .
Наутро
я
раздобыл
целковый
и
плохонького,
старень­
ко го
доктора.
Болезнь
пош ла
вперед
очень
быст р о:
через
неделю
на­
ступил
кризис,
и
бо льн ой
был
уже
перед
л ицом
смерти.
Он
лежал
на
своей
койке,
тяжело
дышал,
мучительно
кашлял
и
гулко
стонал...
Мы
мо гли
только
смот ре ть
на
борьбу
жизни
и
смер­
ти
и
надеяться
только
на
с илу
ор ган из ма.
Мать
и
сестра,
сто я
около
кой ки,
ти хонь ко
плакали,
отворачиваясь,
ч тобы
он
не
видел
их
сл ез,
но
он
видел.
Он
по-пре жне м у
гус то
и
глубоко
стонал
и. ..
отпускал
шутки
для
того,
чтобы
рассмешить
п лачущ их
женщин.
—
Ты
на
гору...
а
че рт
за
ногу!
—
гов ор ил
он
сво ю
лю бим ую
пог ов орк у.
И
они
улыбались,
плача.
Н очью
ему
сделалось
ос обе нно
тру дн о.
—
Надо...
по па !..—
сказал
он
мне ,
прерывая
с то­
ны.
—
Ум ер
бы
я
и
без
него,
да
придираться
будут
к
вам...
и з-за
похорон...
Умру,
дух
мой
см е шается
с
атмо­
сферой...
и
все!
Очень
просто!
К
концу
ж изни
он
ста л
отходить
от
рел иги и:
суще­
ствование
бога
допускал,
но
в
загробную
ж изнь
не
ве­
рил.
Я
п обеж ал
за
попом.
Было
часа
четыре
ут ра.
Ночь
бы ла
морозная,
звездная...
Весь
горо д
спал
как
мерт­
вый.
Густые
голос а
церковных
колок олов
мед ле нно
па*
191

дали
в
ти ш ину,
был и
п охожи
на
стон ы
от ца
и
надрывали
сер дце
своим
похоронным
у нынием . ..
Каз ало сь
мне ,
что
эти
колокольные
вз дох и,
полные
мр ачн ой
б езнад еж нос ти,
относились
ко
вс ей
долгой
и
страдальческой
жи зни
отца,
к
моей
жизни
и
к
моему
будущему
и
к
бу дуще му
всей
на шей
семьи.
Они
словно
прои зн оси ли
пр игово р,
злове­
ще
пророчили
что- то
грустн ое ,
словно
отнимали
у
нас
всякую
на де жду
на
како й-ни бу дь
проблеск
счастья
в
на­
шей
жизни...
«Никогда-а!
никогда-а!..» —
словно
го вор и­
ли
они,
надрывая
душ у,
и
п лыли
и
умирали
в
мертвой,
безучастной
тишине...
А
кругом
нигде
не
б ыло
ни
единого
проблеска
света.
Я
добежал
до
квартиры
соборного
священника.
П ри­
шлос ь
очень
долго
звонить.
Мне
отп ерли
с
неудоволь­
ствием.
«От кого?» — спросили
меня.
Я
ск аза л,
что
мой
оте ц
умирает.
Мне
велели
по до жда ть,
и
я
долго
стоял
в
передней.
Наконец,
вышел
священник
атлетического
те­
лосложения,
с
кр углой
бо родой
и
необыкновенно
высокой
грудь ю:
т аким
почем у- то
я
всегда
представлял
себе
Пе­
ресвета,
кот орый
вышел
на
пое ди нок
с
Тел еб еем
в
Кул и­
ков с кой
битве.
На
лице
по па
я сно
вы ража лась
досада.
«Где живет умирающий?» —
сп рос ил
он
меня.
Я
сказал,
«Не моего прихода!» —
о тв етил
он
и
не
хотел
идт и.
Я
ста л
его
упрашивать
и
не
уходил
из
квартиры...
На ко­
нец,
священник
скрепя
сер дце
согласился
и
пошел
со
мной,
сер д ито
запахнувшись
в
ен отов ую
шубу
и
нахлобу­
чив
бобровую
шапку.
Когда
мы
пришли,
отец
уже
умирал:
стоны
сделались
сл аб ее,
в
груди
клокотало.
Пересвет
стоял
у
его
изго ­
ловья
и
ск о рого вор кой
исповедовал
его,
з адав ая
вопросы
и
не
дожидаясь
ответов,
да
оте ц
уже
и
не
мог
говорить.
В
несколько
мину т
исп ове дь
бы ла
ко нч ена.
С вящен ­
ник
торопился
домой.
Я
догнал
его
у
п орога
и
сунул
ему
тридцать
копеек
—
все
деньги,
ка кие
нашлись
в
доме.
Он
принял
их,
не
глядя,
надел
бобровую
ша пку
и
ушел.
—
Благословить...
детей...—
сквозь
хрип
и
стоны
вы­
рвалось
из
гр уди
отца.
И
мы
все
ста ли
подходить
к
его
изголовью,
он
клал
д рожащ ую
руку
на
гол ову
каждого
и
де лал
это
так,
как
буд то
торопился
куда-то.
—
Дочери
мои...
доче ри
мои...—
лепетал
он
коснею­
щим
языком.
192

Гла за
его
был и
за крыт ы,
грудь
высоко
и
тяжело
подымалась,
из
нее
вырывалось
клокотание,
словно
она
вое
более
и
бол ее
наполнялась
чем-то,
что
м ешало
ды­
шать .
Он
ниче го
не
сказал
о
своих
сыновьях;
в
минуту
смерти
его
душа
болела
только
о
дочерях;
он
знал,
чт о,
пол учив
от
нег о
в
на следс тв о
здоровье
и
энергию,
мы
все
пойдем
«сквозь строй»
ж изненн ых
пы ток,
бу дем
к аждый
в
одиночку
биться
с
жизнь ю
и
не
упадем,
гордо
прой дем
до
ко нца ;, истерзанные,
с
окровавленной
душой,
мы
вы­
несем
все!
Но
как
же
горька
и
безотрадна
ваша
су дь ба,
вы,
до­
че ри
бедноты,
бедные
сестры
мои!
Вашим
певцом
хо­
тел
бы
я
быть,
в аши
сл езы
и
страдания
хот ел
бы
во с­
п еть,
к
ваш им
ногам
положить
горькие
песни!..
Бес­
просветно
грустна
ваша
жизнь ! ..
Клокотание
в
груди
от ца
все
увеличивалось.
Но
во­
спаленное
лицо
его
по-прежнему
хранило
выражение
му­
жественной
эне рг ии
и
ясного
со знани я.
Он
собрал
по­
следние
с илы
и
отчетливо
прошептал:
—
Прощайте!
И
вдруг
открыл
глаза
ш иро ко,
из умлен н о...
Казалось,
что
он
увидел
ка кое- то
необыкновенное
видение,
и
гла за
его
медленно
закатились,
словно
не
могли
оторваться
от
какого-то
удивительного
зрелища.
Потом
по
лицу
и
все­
му
тел у
пробежало
острое
содрогание,
вздохи
станови­
ли сь
все
глубже
и
реже.
Потом
замерли,
остановились...
Долго
не
бы ло
вздоха...
Н ак онец,
вырвался
глубокий
вздох
и
опять
замер...
Эти
последние
вздохи
был и
похожи
на
умирающее
пла мя
лампы,
когда
оно
то
гаснет,
то
в спых и вает
снова.
Последнего
вздоха
я
долго
жда л
—
и
не
дождался.
Я
сто ял
у
по сте ли
о тца
с
ка ким -то
странным,
дере*
вянным
спокойствием.
Я
смотрел
на
его
ме рт вое
лицо:
оно
приобрело
особенное
выражение
важности
и
молча­
ливого
знан ия
никому
не
ведомой
т айны.
Ме ртв ый,
он
бо­
лее
чем
когда-либо
походил
на
кардинала
Ришелье...
Горбатый
но с,
правильная
эспаньолка
с
проседью,
ор­
линая
гордость
и
благородство
лица,
еще
дышавшего
непреклонной
волей
и
энергией,
придавали
ему
странную,
почти
царственную
велич авост ь .
Нечто
рыцарское
было
в
его
чер тах ,
и
не
верилось,
что
этот
важный
старик—не
193

герой,
а
л ишь
задушенный
жизнью
труж ен ик,
бывший
к реп ос тной
раб.
Я
ощутил
же ла ние
заплакать,
но,
посмотрев
на
«ше ­
стерых»
—
маленьких,
с
белыми
кудрявыми
головами,
бледных,
с
недоумевающими
глазками,
—
уд ержался:
ве дь
они
бы
все
взвыли
вслед
за
мной,
а
я
этого
не
хо­
те л.
Как
только
умер
о тец,
я
ср азу
почувствовал
себя
старше
и
се рь езнее,
—
на
мои
пл ечи
опустилась
тяже ла я,
словно
чугунная
ноша...
Женщины
подошли
к
мертвецу,
чтобы
закрыть
ему
глаза,
и
вполголоса
гов орил и
о
чем-то,
словно
боясь,
как
бы
он
не
услыхал.
Мне
предстояло
оче нь
много
хлопо т:
идти
взять
ссуду
на
п охороны ,
взять
записку
от
св ящ ен ника,
от
по лиции,
заказать
гр об
и
купить
место
для
м оги лы.
Много...
Но
пока
еще
бы ло
темно
и
рано
идти ,
и
я
п одо шел
к
окну.
Ту с клый
р ассв ет
кисло
и
насмешливо
смотрел
на
меня
в
окно,
и
в
душе
моей
звучала
др ожа щая,
грустная
мелодия
прощания
с
юношескими
мечтами.
Звезды
бле д­
нели
и
гасли.
Од на
из
них,
маленькая,
туманная
звездоч­
ка,
п о катил ась
по
не бу
и
бесследно
пропала.
1902

ГАЗЕТНЫЙ
ЛИС Т
(Сказка)
Спо к ойно
дрем ал о
гнило е
боло то.
Берега
его
об­
рамлял
высо к ий
камыш
и
ти хо
шептался
с
печальной
осокой,
наклоненной
над
вонючей
илистой
водой.
По
вод е
п л авали
шир ок ие
л илии,
такие
беленькие,
чи­
стенькие
и
не в инные
и
такие
гордые
своей
чистотой,
что
нельзя
было
и
подумать
о
их
родстве
с
гн илым
болотом.
Правда,
у
них
не
б ыло
ни како го
з апаха,
кро­
ме
разве
тог о,
что
от
них
немножко
отдавало
тиной,
но
они
этого
не
замечали
и
весело
улыбались.
А
на
кочке,
поджав
под
се бя
ногу,
уже
це лый
де нь
стоял
глубокомысленный
аист
и
думал
о
египетских
письменах,
которые
он
читал
на
пирамидах,
когда
был
в
Египте.
Он
считал
с ебя
очень
ученым,
потому
что
говорил
всегда
никому
не
по нят ным
египетским
язы­
ком .
Две
лягушки
—
самец
и
с амка
—
с
чувством
пел и
любовный
дуэт,
а ист
слушал
—
и
не
ел
их,
так
как
был
меланхолично
настроен!
Тихо
и
сон но
было
на
болоте.
Голоса
лягу ш ек
неж но
дрожали,
камыш
чуть
слышно
шел ест ел
и
н ашеп ты вал
слова
любви
осоке,
а
она
стыд ли вр
потупилась
и,
на­
к лоняс ь,
расс ма трив ала
свое
от ра жение
в
г нилой ,
зеле­
ной
воде.
Л илии
невинно
улыб али сь.
Вдруг
откуда-то
прилетел
ветер.
—
У-у- у!
Как
тут
у
вас
скучно!
—
сказал
он
камышу
и
осоке.
—
Ты
все
еще
ухаживаешь
за
эт ой
недотро­
г ой?
Смотри,
порежешься!
А
эти
все
еще
п оют
од ну
и
195

ту
же
песню.
И
аист
все
еще
дума ет
бесполезную
думу.
Старые
слова,
старые
песни,
старые
думы.
У-у-у !
Как
скучно
зде сь!
Камыш
недовольно
закачался
и
зашелестел,
не по­
движна я
осока
зашевелилась,
аист
нахохлился,
а
ветер
п ро дол жал:
—
Как
далеко
я
бы л!
Я
играл
с
морскими
волнами.
Вот
была
потеха!
Они
ре ве ли,
как
звери,
вздымались
и
падали,
как
горы,
и
я
трепал
их
белые
гривы.
И
мо ре
гудело,
как
орган,
и
пе ло
д ивную
песн ь !..
У!
Что
это
была
за
музы к а!
Там
бы ли
новые
мотивы
с
новыми
словами.
Как
волновалось
море,
как
боролись
волны!
Как
хоро шо
там
было !
У -у!
У -у!
Терпеть
не
мо гу
ля­
гушечьих.
песен!..
И
там
я
видел
рыцарей
мор я.
Они
жи вут
на
са­
мом
дне
ег о,
в
кора л л овом
дворце.
И
вы хо дят
они
только
ночью
и
в
бурю ,
чтобы
выгнать
ночь.
Что
за
дос пехи
на
н их!
И
сами
они
не у ло вимые
и
сильные,
и
тел а
их
сл овно
выкованы
ти тан ами
из
железа!
И
когда
они
выходят
из
в олн
и
обнажают
свои
длинные,
осле­
пительно
блес тя щие
мечи,
вместе
с
ни ми
из
м оря
по­
является
луче зар н ое
со л нце!
У -у!
Мно го
чудес
на
свете!
Лил ии
недоверчиво
по качал и
головками.
—
А
есть
ли
в
мор е
лилии?—спросили
они .—
Могу т
ли
там
расти
такие
чистые
цветы?
Ве тер
не жно
поцеловал
их
и
ответил:
—
В
море
нет
лилий.
Вы
бы
там
поги бли
с
в ашей
чистотой:
только
гр яз ное,
гнилое
болото
порождает
вас.
Вы
чисты
от
то го,
что
болото
сл ишк ом
грязно...
Что
толку
в
вашей
красоте,
когда
вы
украшаете
и
прикрываете
собо й
грязь?
—
Этот
чудак-ветер
не
признает
эстетики,
—
ск аза ли
цветы,
от вора чи вая сь
от
ветра.
Тут
кто- то
бросил
к аме нь,
завернутый
в
га зет у.
Ра с­
серженный
ветер
подхватил
его,
изо
всех
сил
ш выр­
нул
в
болото
и
улетел.
Болото
всколыхнулось.
Камень
громко
шлепнулся
и
п ошел
на
дн о,
а
га­
зетный
лист
развернулся
в
воде.
По
ней
п ошли
широ­
кие
круги,
лилии
испуганно
закачались,
а
лягушки
так
и
не
докончили
св ой
дуэт.
196

—
Т ак!
Так!—закричали
с
другого
конца
болота
дик ие
утки.
—
Что
случилось?
—
с прос ил
по-египетски
аист,
вы­
ним ая
из-под
крыла
голову
и
переступая
с
од ной
н оги
на
другую.
Увидя
как
раз
п еред
собой
газетный
лист,
он
гор до
вытянул
шею
и
важно
заболтал:
—
Ага!
Пони­
маю:
мне
прислали
газ ет у!..
И
он
стал
чи тать
ее,
но
так
как
газетный
л ист
был
нап иса н
не
по-египетски,
то
аист
не
п онял
ни
слова.
—
Гм , —сказа л
, он,
—
гром ко
шле пнуло сь,
но,
между
пр очим ,
совершенно
непонятно
—
откуда
и
зачем?
И,
поджав
под
себ я
одн у
ногу,
он
погрузился
в
долгую
дум у
о
том ,
что
бы
могл о
б ыть
н апи сано
в
га­
зетном
листе.
А
от
листа
все
еще
расходились
по
бо­
лоту
широкие
круги.
—
Нет
ли
здесь
чего-нибудь
об
изящном?
—
спро ­
с или
друг
д руга
лилии,
наклоняясь
над
мокрою
газе­
той.—Так
пр ия тно
почитать
иногда
что-нибудь
изящное
и
непременно
чувствительное,
такое,
от
че го
на
лепестках
выступают
слезы:
это
оче нь
прия т но
в ол­
нуе т
сердце
и
разгоняет
скуку.
Осока
то же
наклонилась
и
молча
заглянула
в
га­
зетный
лист,
а
камыш
прошептал
ей:
—
Милая,
брось,
не
стоит
з абиват ь
голову!
Впрочем,
ведь
у
теб я
нет
г олов ы !.. Знаешь ли,
я
пре жде
тоже
был
о чень
лю бо пыт ен,
но
теперь
мне
все
надоело...
Вс е,
что
п ишут
в
газет ах ,
очень
старо.
—
Ах,
отстань,
пожалуйста!
—
зашел есте л а
осока
и
слегка
оцарапала
камыш.
—
У
т ебя
др яблая
и
пу стая
сердцевина,
а
я
хотела
бы
понять
жизнь
наше го
боло­
та
и
вообще
—
развиваться...
—
С кажи те
п ожал уйс та!
—
недовольно
пробормо­
тал
камыш.
А
газетный
лист,
намокая,
м ед ленно
опускался
на
ДНО.
—
«Московские ведомости»? —
быстро
осведомился
гибкий
и
скользкий
линь,
сверкая
своей
золотистой
че­
шуе й
и
мимоходом
подплывая
к
печатной
бумаге.
—
Ах,
нет ,
что-то
другое,
следовательно,
чи тать
не
стоит!
Я
люблю
толь ко
«Московские ведомости». ..
И,
вильнув
хвостом,
он
пр опл ыл
д алее*
197

—
Б еспрем ен но
тут
что-нибудь
про
моего
со сед а,
про
Ивана
Ив аны ча
написано!
—
ск азал
к арась,
выле­
зая
из
т ины.—Н ак ос я,
как
грохнуло-то
по
болоту,
ин да
я
проснулся!
Поглядишь
—
будто
бы
только
газета,
ан
и
у
нее
про
нас
камень
за
п азу хой
им еет ся!
Ну,
вре ­
м ена!
Экие
времена
бесп око йн ые
пришли:
только
что
в
ил
зароешься
—
бац!
Что-нибудь
бухнется
в
бо лото!
А
зачем?
Почему
не
тихо-смирно,
не
потихоньку
да
п ол егоньку?
Полюбовно
бы!..
Однако
следовало
бы
пр о­
писать
Ивана
Ивановича:
он
у
меня
ракушку
съ е л!..
—
Памф л ет!
—
ск азал
окунь,
подплывая
и
загляды­
вая
в
газету.
—
Понимаю
все
намеки.
Интеллигенцию
ругают:
будто
бы
в ооб ще,
а,
промежду
п рочим ,
кто
у
нас
на
болоте
интеллигент?
Никто,
как
пескарь!
Значит,
это
про
него!
Тож е
и
«буржуа»
п роби рают !
Ну,
это
сразу
видно,
что
вон
про
того
леща
писано!..
Но,
по­
звольте,
зач ем
это т
резонерский
тон ,
какое
полное
право
газ ета
имеет
на
ч ужие
н едо статк и
указывать,
когда
у
нее
свои
есть?
Разве
это
б ума га?
Разве
это
шрифт?
И
потом
—
посмотрите
—
сколько
в
ней
воды!..
В
это
время
газетный
лист
опустился
на
дн о,
так
как
на
н его
села
ул ит ка.
—
Я
глубокая
натура,
замкнутая
в
самой
себе!
—
сказала
она.
—
Ах,
сколько
во
мне
чувств,
ид ей
и
та­
лантов!
Меня
глубоко
возмущает
это т
газетный
лист,
кото рый
так
невежливо
и
грубо
появился
здесь!
Я
не
ви жу
в
нем
ни
одной
строки
о
добродетели,
о
с остр ада­
нии
к
бедным
и
тем
несчастным
рыбам,
кот оры х
судьба
п ере кус ила
пополам.
А
где
тут
лирика?
Где
поэзия?
Не
мешало
бы
тем,
кто
пиш ет
г азету ,
помнить
ве лик ие
слова
П ушк ина: «Мы рождены для вдохновенья,
для
звуков
сладких
и
мо лит в»! А это что?
Тьфу!
И
улитка
плюнула
на
газету.
—
Непременно
пошлю
им
анонимное
письмо
с
руга­
тельствами!
—
добавила
она .
Но
тут
вполз
на
га зету
рак
и,
ни
слова
не
говоря,
сошвырнул
ее
огромн ой
клешней
в
болотный
ил,
—
Я
и
сам
умею
чита ть!
—
сказал
он.
—
Удивитель­
но
мне:
заче м
эти
улитки
лезут
к
нам,
р акам,
с
чтения­
ми?
Сл ава
богу,
мы
теперь
почти
все
грамотные!
По чаще
бы
только
к
нам
на
дно
газету
пропускали,
а
уж
мы
ее
здесь
как-нибудь
тов о...
са ми
обмозгуем...
самому
оно
198

способнее,
чтобы ,
знач ит ,
без
обману!..
А
ну-ка,
нет
ли
тут
че го
насчет
н ар езки
земли?..
И,
медленно
водя
по
строкам
своей
неуклюжей
клеш­
ней ,
рак
ше п отом
н ачал
читать
по
складам:
—
Ст ихотв оре ние
на
тему
«Бей в железные сердца!»
Он
глубокомысленно
пошевелил
д линным и
усами,
остановился
читать
и
спросил
самого
себя: «Бей?» Кого
и
по
какому
поводу?
Потом
подумал
и,
махнув
клешней,
стал
продолжать
чте ни е,
ск аз ав:
—
Должно
бы ть,
там ,
наверху,
что-нибудь
случилось!
А
его
уже
ок руж ила
целая
ст ая
разной
мелкой
ры­
бешки
и
сл уша ла
чте ние
газеты.
И
рак
важн о
чит ал
ее
по
ск ладам ,
медленно
водя
огромной
клешней,
чтобы
не
сб ить ся
со
строки.
В друг
в
воде
что-то
зарябило,
несколько
окуней
бро­
сились
врассыпную,
и
к
газетному
листу
важн о
по д плы­
ла
б оль шая
полосатая
щука
в
со про во жд ении
д вух
угрей.
—
Ур а!
—
закричала
мелкая
рыбешка.
Но
щука
устремила
с вой
не под вижный
вз ор
на
рака,
который
покраснел
от
смущения,
и
строго
спро сил а:
—
Кто
такой?
—
Рак...
—
К акой
губернии?
—
Самарской...
—
Что
это
находится
у
теб я
в
кле шня х?
—
Газетина...
Щук а
вильнула
хвостом.
—
А,
так
у
нас
в
болоте
даж е
р аки
стал и
газеты
читать?!
Да
в едь
эт ак
они
у
нас
все
живо
перешеп­
нутся!
И,
пов ерну вш ись
к
угр ям,
ск азала :
—
Взять
его
за
жа бры!..
А
старый,
заросший
м охом
п ень
стоял
рядом
и
бормо­
тал
про
себя:
—
Сто
лет
уж
я
с тою
на
болоте
и
все
одн у
и стор ию
вижу!
Ничего
нового!
Все
повторяется
в
мире!
Су ета
сует ,
и
всяческая
суета!
1902

КУЗНЕЦ
—
Вот
скажите,
пожалуйста,
эт им
баранам,
которые
ни
черта
не
понимают,
а
суются
не
в
свое
дело,—скажи­
те
им,
что
паровик
может
работать!
Так
закричал
ра зъяре н ный
Фе дор
Иваныч,
кузнец,
машинист
и
руководитель
по
постановке
вно вь
открывае­
мо го
парового
кирпичного
з аво да.
Он
закричал
так,
об­
ращ ая сь
к
эксперту
и
указывая
огр омн ой
чер ной
ру чи­
щей
на
хо зяев
своих,
тре х
купцов,
которые
стоял и
пр ямо
перед
ним
и
смотрели
на
нег о
с
глубокой
ненавистью.
В
это
мгновение
он
был
замечательно
картинен
и
по-
своему
кр аси в:
высокий,
статный,
широкоплечий,
в
синей
гр яз ной
б лузе
и
высоких
сапогах,
он
стоял
перед
ни ми
в
эн ерг ичн ой,
уничтожающей
п озе.
Лицо
у
не го
б ыло
смуглое,
окаймленное
черной
подстриженной
бородой,
че рные
цы га нские
глазищи
горели
из-под
густых
бровей,
густые
че рные
в олосы
как
бы
встали
дыбом
и
сдвинули
на
за т ылок
промасленный
к арт уз,
и
весь
Федор
И ван ыч,
че рны й,
грязный,
м ечущ ий
и скры
из
гл аз,
казал о сь,
горел
каким-то
вну т ре нним
огнем.
—
Действительно!
—
совершенно
спокойно
сказал
эк спер т,
старик
п очтен ного
в ида,
низенького
роста,
с
дл инной
седой
бородой
и
умными
глазами.
—
Хоша
вод ы
и
меньше,
чем
показывает
стрелка,
но
это
совсем
не
вре­
дит .
Па ро вик
может
работать,
а
вы,
гос под а
купцы,
на­
прасно
беспокоитесь!
Если
бы,
скажем,
в оды
в
паровике
б ыло
и
еще
меньше,
то
и
тогда...
Он
толково
и
серьезно,
обстоятельно
объяснял
купцам
положение
дела.
Куп цы
внимательно
слушали.
Оди н
пожи ло й
и
толстый,
старинного
типа,
в
длиннополом
200

сюр т уке
и
высоких
сапогах,
другой
помоложе,
в
под­
девке
синего
сукна,
а
третий
—
совсем
м олод ой,
в
куцом
пиджачке,
жокейском
картузике
и
обуви
велоси­
п еди ста.
Они
все
трое
были
взволнованы
только
что
происшед­
шей
круп н ой
сс орой
с
Федором
Иванычем:
к упцы
на шли
к ако е-то
упущение
в
постановке
н ового,
не да вно
выпи­
сан ног о
паровика
и
набросились
на
машиниста
с
руга­
тельствами.
Фед ор
Иваныч,
по
обыкновению,
дал
им
отцор
в
сильных
выражениях.
По сла ли
за
экспертом,
пригов ор
которого
и
ре шил
де ло
в
пользу
Федора
Иваныча.
Вся
сцена
происходила
в
кузнице,
временно
устроен­
ной
в
отгороженном
дощатыми
ст енами
углу
з аво да.
Здесь
был
кузнечный
горн ,
на
земляном
полу,
посредине
к уз ницы,
стояла
наковальня,
окруженная
грудой
желез­
ных
обломков,
у
ст ен
видн елис ь
ве р стак
и
железный
то­
карный
с тано к.
Вс юду
валялись
молотки,
щипцы,
слес ар ­
ные
и
т окарн ые
инструменты.
В
раскрытую
дверь
кузницы
был
виден
от ло гий
берег
Волги
и
сам а
она ,
спокойная,
как
зеркало,
и
блестящая
под
темно-красными
лучами
лет нег о
заката.
Завод
стоял
за
гор од ом,
на
берегу
Волги.
К упцы
сделали
вид,
что
пр опу сти ли
«баранов»
м имо
уше й,
но
едв а
только
экс пер т
ушел,
как
они
снова
на­
бросились
на
Федора.
—
Ты
что
это
делаешь?
—
закричал
на
нег о
старший
купец,
представитель
ко мпа нии.
—
Теб е
слово
скажешь,
а
ты
—
д ес ять?
—
А
то
как
же?
—
спокойно
о тве чал
Федор
Ива­
ны ч.
—
Что ,
я
вам
спускать,
что
ли,
стану?
—
Охальник
ты!
—
возразил
купец.—Что
ты
есть
тут
такое,
что
за
ф ря?
По
какому
случаю
поднимаешь
мор­
ду?
Ты
—
рабочий,
тако й
же
чертоклеп,
как
и
все
другие
кузнецы!
Должен
ты
хозяина
уважить
или
нет ?
Делай,
что
велят,
—
и
баста.
—
Тоже!
—
раздраженно
подхватил
другой
купец,
одетый
в
поддевку.—Чай,
ведь
он
образованный!
Прочи­
тал
две
кн иги
—
и
думает,
что
ум ный!
Да
ве дь
теб я,
цы­
гана,
еще
у тю жить
да
по лиро в ать
н адо!
Дудки,
брат,—
нет
еще
в
тебе
н ас тоящей
политикатуры!
—
Что
ему!
—
поддержал
велосипедист.
—
Для
него
201

завод-то
хот ь
лопни!
С
него,
г оляк а,
взятки
гладки,
а
на­
ших
тут
восемьдесят
тысяч
ухлоп ан о!
И,
наступая
на
Федора
Ив аны ча,
они
все
трое
закри­
чали,
указывая
на
завод:
—
Тебе
тут
мало
горя!
Твоего
тут
ничего
н ет!
—
Как?
—
по выш ая
звучный,
металлический
гол ос
и
сверкая
гл азам и,
закричал
Федор
Иваныч.
—
Как
моего
тут
н ет?
А
труда-то
моего
тут
сколько
вл оже но!
Вы
его
ни
за
что
считаете?
Вы
платите
мне
только
пять д есят
рублей,
потом у
что
у
м еня
семья
и
нужда,
а
попробуйте-
ка
выписать
ученого
механика!
Зап лати те
ему
дв ести !
Как
же
вы
говорите,
что
мое го
тут
нет ?
Да
тут
каждый
винт,
каждая
гайка
облиты
мои м
потом
да
еще
и
кро­
вью !
Ха!
Тут
много
моего!
Разве
вы
не
видели,
как
я
ра­
ботаю,
как
д ень
и
ночь
кую
для
вас
в аше
богатство?
И
в се- таки
—
моего
тут
нет ?
Вы
—
хоз яе ва?
Вы
—
в
от­
вете?
Нет!
Вы
—
хозя ев а
з ав ода,
а
я
—
хозяин
дела,
хо­
зяин
этих
машин,
в
ко то рых
вы
нич его
не
смыслите!
Кто
ответит,
если
вы
сделаете
взрыв?
Небось,
сами
ж
на
меня
тогда
весь
ответ
взвалите!
Ведь
не
вы,
а
я
распи­
сываюсь
в
книге,
когда
приезжает
фабричный
инспектор!
На
мне
—
весь
труд,
на
мне
—
ве сь
ответ!
В едь
вы
мне
вздохнуть
не
даете
за
пять д ес ят-то
рублей.
Вы
кровь
мою
из
меня
выжимаете,
да
еще
издеваетесь
надо
мною
и
ругаетесь
скверными
словами!
Вы
д ум аете,
что
я
ваш
раб?
Федор
Иваныч
ударил
себя
кулаком
в
грудь
и
звонко
крикнул:
—
Нет !
Я
—
в ольны й
слуга!
Вы
не
имеете
права
ме­
шать
мое й
работе
и
делать
мне
глуп ые
приказания!
Вы
за были ,
что
есть
и
на
вас
упр ава !
—
Какая?
Фе дор
Иваныч
сх ват ил
молот
и,
оглушительно
грянув
им
о
наковальню,
крикнул:
—
Фабричный
инспектор!
Вот
какая!
Как
был
—
гря зны й,
в
замасленной
блузе
и
с
черны­
ми
от
са жи
руками,
взволнованный
и
взбудораженный
гневом,
он
яростно
бросил
м олот,
нахлобучил
картуз
и
вы беж ал
из
кузницы,
оставив
своих
хо зяев
в
самом
оз­
лобленном
настроении.
—
Сходи,
с ходи
к
нему,
дру г!
Ха-ха-ха!
Сходи!
«-
По ж алься
ем у!
Чево
ту т!
202

—
И
пойду!
—
гремел
Федор
Иваныч.
Федор
Иваныч
вышел
из
квартиры
фабричного
инспектора
омраченный
и
разочарованный.
Он
крепко
х ло пнул
большой
пар адно й
дверью
и
с ошел
с
крыльца.
Сме ркал ось .
В
небе
зажглось
несколько
сер еб ряны х
звезд,
и
полная
луна
медленно
выплывала
из-за
облаков.
Над
городом
ст ояла
золотистая
п ыль
и
трескотня
изв оз­
чичьих
пролеток
по
мос тов ой.
Фе дор
Иваныч
пос т оял
не м ного
в
раздумье
и
затем
с
чув ств ом
и зысканн о
и
сильно
выругался.
Потом
повернул
за
угол
и
пошел
по
трот уару ,
на­
пирая
на
встречных,
толкаясь
и
никому
не
уступая
до р оги.
Он
злился
на
фабричного
инспектора,
на
куп ц ов,
на
с вою
бед но сть
и
на
всю
жизнь.
Хороший
машинист,
с ле­
сарь
и
токарь,
он
д авно
уже
создал
себе
репутацию
б ес­
покойного
и
не уживч иво го
человека
и
д ейств ит ельн о
нигд е
не
уживался.
Он
уже
не
гнался
за
тем,
что
за
труд
ему
платили
бессовестно
мало,
он
и скал
только
одного:
чтобы
с
ним
хот ь
обращались-то
де лик атн ее.
Но
об­
р аще ние
бы ло
в езде
грубое,
а
на
грубос ти
Фе дор
Ива­
ныч
всегда
отвечал
еще
более
грубо
и,
о бл адая
горяч им
характером,
даже
пересаливал
в
э том
отношении
и
ни­
когда
не
ост авал ся
в
долгу
у
своих
обидчиков.
От
эт ого
своего
непок о рного
характера
он
страдал
всю
с вою
жизнь,
страдала
его
любящая,
кр отк ая
же на
Маша,
го­
лодали
ребятишки.
Федор
Иваныч
еще
раз
выругался
сквозь
зу бы
и
толкнул
кого-то
пле чом .
Вот
и
т еперь :
шел
к
фабричному
инспектору
защит ы
просить,
а
вместо
это го
и
тут
стычка
вышла.
Он
зло бно
припоминал
подробности
об ъя снения .
Вышел
инспектор
к
нему
в
прихожую,
важный,
то лс тый ...
«Что тебе нуж ­
но?»— «Так
и
т ак. ..»
—
вежливо
начинает
рассказывать
Фе дор
Иваныч,
смяг чая
сво й
гром ки й
голос.
—
Ну,
и
что
же?
Дел ай,
что
велят!
—
с
неудоволь­
ствием
г ово рит
инспектор.
А
в
зале,
слышно,
кто-то
на
музыке
играет
и
ж ен ский
голос
про
любовь
поет .
—
Ка-ак?
—
возвышает
голос
Федор
И ва ныч.
—
Да
как
же
это
можно?
Да
я...
—
Молчать!
Пшел
вон !
203

Инспек т ор
вспылил,
раскраснелся
и
ушел
из
прих о­
же й,
а
у
Федора
Иваныча
в
груди
так
и
запылало.
Об и­
де ло
его
такое
о бр ащен ие.
Не
понял
его
инспектор,
да
и
по ним ать
не
хот ел.
—
Кто
твой
хо з яин?
—
крикнул
он
на
горн ичн ую
око­
ло
двери.
—
Тата ри н
али
рус ск ий?
—
Русский,
—
п робормота л а
она,
отш атну вш ись
от
Федора
Иваныча.
—
Ну,
так
ск ажи
е му,
—
и
го лос
его
загремел
по
вс ей
квартире,
так
что
д аже
музыка
прекратилась
и
про
лю­
бовь
пер е стали
петь,
—
скажи
ем у,
что
дур-рак
он!
Ря вкн ув
так,
Фе дор
Ив аныч
изо
всей
с илы
хлопнул
дверью
и
уше л.
Ему
хотелось
излить
кому-нибудь
с вое
горе ,
всю
с вою
наболевшую
душу.
Он
вспомнил,
что
давно
обещался
побывать
у
брата;
бр ат
у
него,
сравнительно
с
ним ,
бо­
гатый
человек:
сво я
лавк а,
свой
дом
на
набережной,
ло­
шадь,
корова,
свиней
сколько,
кур
од них
сорок
шт ук.
Вот
еще
обещал
ему
бра т
пару
кур
да
петуха
на
обз аведе­
н ие.
Добрый
он
мужик,
брат-то,
только
скучный—сытый
больно,
да
покой
своей
жизни
оче нь
любит,
а
жена
у
н его
—
сущая
ведьма:
скопидомка,
жадная
и
скупая,
все
б оит ся,
как
бы
бедному
брату
от
богатого
чего
не
перепало.
И з-за
нее
они
с
братом
и
отдалились
др уг
от
друга.
Зайти
разве
к
брату?
Федор
Иваныч
вышел
на
набережную,
р азы скал
не­
большой,
серенький
домик
с
палисадником.
На
крыльце
сидел
бр ат.
Он
был
приземистый,
лысый,
с
длинной
рыже й
бор одой
и
нисколько
не
был
похож
на
Федора
Иваныча.
Сквозь
ситцевую
рубаху,
под по яса н­
ную
под
м ышк ам и , «выщелкнулось»
довольно
объемистое
брю хо.
—
Что
п оздн о?
—
ск азал
он
Федору,
подвигаясь
и
да­
вая
место
рядом
с
собой.
—
Да
так...
завернул!
—
про мы чал
кузнец,
присажи­
ваясь.
Он
с нял
с
голов ы
потный
картуз
и,
смотря
в
него,
вздохнул.
—
Что
невеселый?
Али
все
не
ладишь
с
купцами?
Фе дор
Иваныч
крякнул,
надел
о пять
картуз
и
заго­
ворил.
204

Он
заговорил
о
том ,
как
оскорбили
его
купцы,
как
он
с
ними
ссорился,
как
был
у
инспектора
и
что
вышло
из
этого.
Г ов орил
о
том,
как
тяжела
жизнь
рабочего
человека,
как
трудно
ему
бороться
и
как
все
труднее
становится
жить.
—
«Что ни год
—
уменьшаются
силы,
ум
ленивее,
кровь
х олод не й»...—нео ж ид ан но
ввернул
он
стих и
из
Не­
красова
и
закл юч ил
заду шевн ы м,
грустным
тоном,
пони­
жая
голос
по чти
до
шепота:
—
Эх,
брат,
хоть
бы
ты
по мог
мне !
Не
купцов
же
и дти
про сит ь!
Они
с ка жут:
«р -р а-б отай !», а ведь я работаю вот уже тридцать лет,
брат!
Федор
Иваныч
грустно
улыбнулся.
Бр ат
пок а чал
бородой.
—
Я-т о
что
же?
Чем
я
помогу?..
А
ты
бы,
того...
по­
корился
бы
им.
—
Покориться?
Не-ет!
—
вскричал
Федо р
Ив а­
ныч,
и
черные
гла за
его
вно вь
загорелись
сата нин ­
ско й
гордостью.
—
Не
могу
покориться!
Понимаешь?
Не
могу!
Он
по бл еднел
и
глубоко
задышал.
Ему
уже
стыдно
было,
что
он
вдруг
расчувствовался
перед
братом.
Бр ат
молчал.
Л уна
ярко
о св ещала
их
несходные
фигуры:
о дну
—
благодушную,
а
другую
—
мра чн ую;
облила,
словно
мо­
локом,
кусты
акаций
в
па ли садни ке
и
посеребрила
не­
подвижную
гладь
Волги.
У
бер ега
стояли
черны е
баржи
и
суда,
не по д вижные
и
т аинст венные,
как
спящ ие
чудо­
вища .
—
Я
бы
их!
—с
глубокой
сдержанной
злобой
во­
скли кну л
в друг
Федор
Ив аныч
и
сж ал
ку л аки.
Брат
немного
отодвинулся
от
него.
—
Да-да-а!
—
протянул
он,
захватив
горс тью
с вою
длинную
бороду
и
не
находя
что
сказать.
—
Трудно
теб е,
Федор,
эх,
труд н о!
Потом
он
зевну л .
—
О-хо-хо!
Господи
Иисусе
Христе!
Сколько
горя -т о
на
свете!
И,
вставая,
добавил
совсем
в
другом
тоне:
—
Ч то,
возьмешь,
что
ли,
к ур- то?
—
Давай!
—
мрачно
ответил
Федор
и
то же
вст ал.
205

Они
вошли
в
калитку
на
двор,
и
хозяин
от во рил
дверь
ку р ятника .
—
Хватай
прямо
с
нашести!
—
сказал
он
добродушно.
Федор
Иваныч
исчез
в
курятнике,
где
тотчас
же
на­
чался
куриный
п ере полох .
—
Кто
там ?
—
р аз дался
из
окна
з во нкий
голос .
—
Бе ри
скорее!
—
то ро пливо
зашептал
б рат.
—
Про­
снулась,
во лк
ее
заешь!
Федор
Иваныч
р азбо йнич ал
в
курятнике.
Куры
от­
чаянно
кудахтали
и
хлопали
крыльями.
Скоро
он
выско­
чил
из
низенькой
двери,
держа
вниз
гол ов ой
в
одной
ру­
ке
дв ух
кури ц,
в
другой
—
п ет уха.
Но
толстая
же нщина ,
в
юбке,
без
кофты
и
бо сиком ,
уже
шла
из
сеней
к
ним.
—
Это
что
за
р азбо й?
—
завопила
она,
вспл есн ув
ру­
ками,
увидев
об оих
б ра тьев
на
месте
преступления.
—
Так
что...
куры
вот...
Фед ору...
—
робко
бормотал
му ж.
—
Куры!
Кур ы!
—
передразнивала
она
его
желчно.—
Тво и,
что
ли,
куры-то?
Я
их
сама
выводила
да
сама
кор­
мила!
Мое
это
добро,
не
дам
ник ом у!
Лх,
ты,
бардадым,
бардадым!
Рохля!
Дурак!
—
Да
ведь
не
чужому...
брату!
Что
ты!
—
Какому
брату?
Какой
он
т ебе
брат?
И
на
дух
не
надо
мне
твоей
родни!
Все
они
у
тебя
шо бо нники,
го л о шта нники!
Тольк о
н оров ят
что-нибудь
стащить,
п ья­
ницы!
—
Тьфу!
—
плюнул
м уж.
А
он а,
подступая
к
Федору
Иванычу,
задорно
и
звон­
ко
кричала:
—
Отдай
назад,
грабитель!
Федор
Ива ныч
в
эту
минуту
был
похо ж
на
браконье­
ра:
он
держ ал
в
лев ой
ру ке
всех
трех
птиц,
а
пра вой
отстранял
от
се бя
бабу .
Он
свирепо
глянул
на
нее
испод­
лобья
и
сказ ал:
—
Отойди,
тетка,
не
отд ам!
Он
выскочил
в
калитку
с
курами
в
рук е
и
быстро
за­
шагал
к
бе ре гу.
В
это
время
из
о кна
домика
высунулась
дли н но боро­
да я,
лысая
голов а
старшего
брата,
я рко
о св еще нная
лу­
ной,
и
прокричала:
—
Поезжай
на
бу дар е!
У
берега
моя
бу дара
стоит!
206

На
Волге
б ыло
тихо.
Вд оль
всего
берега
не под виж но
спал и
дл инные,
черные
баржи.
Где-то
в
трюм е
слышался
глухой
и
мерный
стук
водолива,
струя
во ды,
к отор ую
вы­
качивали,
падала
из
отверстия
в
боку
баржи
и
мягко
шумела,
выливаясь
в
реке.
Где-то
далеко
играли
на
гар­
мони,
и
дрожащие
звуки
про тя жной
песни
тихо
плыли
в
теплом
в озд ухе.
Ко е- где
на
баржах
разводили
огонь
и
ки пят или
уж ин
в
котелке.
На
других
судах
рабочие
садились
в
кружок
и
ужинали,
другие
моли лис ь,
обратясь
лицом
на
восток;
их
черные
фигуры
отчетливо
выре за­
лис ь
на
светлом
ф оне
реки,
которая
бле стел а
под
сере­
бряным
светом
луны.
Вд али,
за
Вол гой ,
чернела
уз орч а­
тая
полоса
лесистого
б ер ега.
Там,
кое-где,
словно
св етл яки
или
чьи-то
кровавые
глаза,
краснели
точки
далеких
рыб а цких
костров.
Фо­
на ри
на
мачтах
судов
к азал ись
издали
разноцветными
звездами.
Федор
Иваныч
почти
неслышно
ударял
кормовым
веслом,
пробираясь
вдоль
берега,
между
бесчисленных
баржей,
пароходных
кон тор ок,
судов
и
п лотов .
Черный,
он
п лыл
в
тен и
почти
невидимый.
Вода
здесь
ка залас ь
тоже
черн ой
и
ти хо
журчала
под
плавными,
неслышными
ударами
длинного
кормового
весла.
Фед ор
Ива ныч
сидел
в
корме
кро хотн ой
долбленой
душегубки,
нос
ее
высоко
поднимался
над
водой,
и
ка­
залось,
что
кузнец
плывет
по
реке
на
каком-то
сказочном
водяном
звере.
Волга
несколько
смягчила
его
мрачное
настроение.
В
городском
саду
игра ла
музыка.
Большой
город,
за­
лит ый
лу нным
светом
и
ос ыпа нный
о гня ми,
п оти хон ьку
уплывал
назад,
уд аля ясь
от
Федора
Ив аны ча.
Кузнец
миновал
пристань
и
п лыл
теперь
мимо
бесконечной
ве­
реницы
пл ото в.
З десь
б ыло
совсем
ти хо,
только
из
города
не жно
доносилась
струнная
музыка.
Острое
чув ст во
г нева
и
о бид,
испытанных
за
день,
мало-помалу
притуплялось
в
груди
Федора
И ван ыча
и
как
бы
оп ус кало сь
на
дно
его
ду ши,
чтобы
присо ед и­
ниться
там
к
пр ежним
тя жел ым
чу вст вам,
которые
ле­
жа ли
в
темной
ее
глубине,
словно
ох лажд ен ные
кус ки
раскаленного
жел ез а,
брошенного
в
воду.
Теперь
он
уже
испытывал
не
злобу,
а
презрение
к
вра гам ;
б аба,
которая
хотела
отнять
у
него
к ур,
пока­

залась
ему
смешной.
Э кая
дура!
А
с
ку пца ми
он
сыграет
штуку!
Ненавидят
они
его
ото
вс ей
души,
а
уволить
в се-та ки
не
р ешат ся ...
до
по ры
до
времени...
потому
что
трусы
и
ра бы
они
собственной
копейки,
он
слишком
нуже н
и
вы­
годе н
им.
Ну,
а
вот
когда
он
им
сделает
все
самое
гла в­
ное...
спа сет
их
от
разорения,
тогда,
конечно,
выг оня т.. .
вышвырнут
вместе
с
детьми
на
м о роз...
Да
что
ж!
—он
этого
не
боится:
ско ль ко
уж
раз
так
бывало,
пр ив ык!
Слава
богу,
молот
еще
из
рук
не
выва лива етс я ,
и
его
тотчас
же
примут
в
м аст ер ские,
г де,
впрочем,
знают
уже
характер
Федора...
Э,
ч ерт
с
ними!
Бу дь
что
будет,
а
холуйствовать
он
ни
перед
кем
не
намерен!
Нет,
уж
это го
от
него
никогда
не
дождутся,
—
у
него
ест ь
гор­
дость
и
человеческое
достоинство!
Куры
затрепыхались
у
его
ног
и
закудахтали.
Федор
Иваныч
взглянул
на
них
и
тут
только
заметил,
что
худая
б удар ка
почти
до
половины
наполнилась
водой,
связан­
ные
куры
плавают
в
ней,
а
вода
очень
быстро
приб а в­
ляе тс я:
должно
бы ть,
ототкнулась
какая-нибудь
щель.
Стоило
хорошенько
качнуться
в
лодк е,
чтобы
она
по­
шла
ко
дн у...
А
до
завода
было
еще
далеко.
Си ль ным
ударом
весла
Федор
Иваныч
по вер нул
к
плот у.
—
Эй!
Эй!
—
заорал
с
плотов
зычный
голос,
ко лыха я
дремотную
тишину
р еки.
—
К уда
л езешь ?
Какого
чер та
надо?
Н ель зя!
Эй!
Э-эй!
И
по
реке
гулко
прокатилось
эхо:
—
О!
Э!
Из-за
караулки
по к азалась
пл ечиста я
фи гура
высо­
кого
старика
с
д линным
багром
в
руке ,
которым
он
на­
меревался
оттолкнуть
от
плотов
т онув шую
бударку
Фе­
дор а
Ива ныча .
—
Эй!
—
грозно
орал
старичище.
Но
Федор
Иваныч
с
проворством
гимнаста
вскочил
на
плот.
—
Какого
дьявола
оре шь,
леши й ?!
—
закричал
он
на
сторож а
п лот ов.
—
Тону
ведь!
Не
вид ишь,
что
ли?
Че рт!
И
он
одн им
махом
в ытащ ил
бударку
на
плот,
опро­
кинув
вв ерх
дном
вместе
с
водой
и
ку рам и.
—
Кто
те
знает,
что
ты
за
чел ов ек?
—
смеясь,
от ве­
208

тил
старик,
ос ма трива я
Ф едо ра.
—
Может,
что
слизнуть
хоче ш ь.
Вон
ты
какой...
темный !
—
Небось,
потемнеешь!
—
ответил
Федор
Иваныч,
пе­
ре ве ртыв ая
лод ку
и
помещая
в
нее
мок ры х,
измученных
ку р. —Эх,
как ая
дырища-то!
Дай-ка
пакли,
что
ли?
Я
ма­
шинист
вон
с
того
з ав ода.
Али
не
знаешь?
Нашли
кого
испугаться,
черти!
Чуть
не
уто пил и.
Старик
дал
ему
пакли,
но
все
еще
недоверчиво
на
не го
по гляды вал .
—
Мно го
больно
тут
всякого
жулья!
—
оправдываясь,
бормотал
он.
Федор
Иваныч
по ч инил
бударку
и
спустил
ее
на
воду.
—
Вот
и
готово!
—
весело
сказал
он.
—
Поплыву
те­
п ерь
дал ь ше.
Спасибо,
д ед!
Он
сел
в
корму,
оттол к нул ся
веслом
от
плотов
и,
уда­
ляясь
в
серебристое
лон о
реки,
запел
размашистую
волжскую
песню:
Меж
крутых
бережков
Волга-речка
течет,
А
по
н ей,
по
во лнам,
Легка
лодка
плывет...
Его
металлический,
р езкий
гол ос
словно
разрубал
не­
подвижный
воздух
и
далеко
разносился
среди
ночной
тишины.
Старинный
плавный
мотив
песни,
сл оже нный
на
вол­
на х,
за
веслами,
мчал ся
словно
б ыст рая
шестивесельная
лодка
по
широкому
раздолью
мерно
ды шащей
Волги.
Старик
некоторое
время
сто ял
на
кр аю
плот а
и
с лу­
шал
пес ню,
опираясь
на
свой
д линный
багор.
Голос
Федора
Иваныча,
быстро
удаляясь,
все
глу ше
и
глуше
доносился
из
реч ной
дали:
В
ней
си дел
молодец...
Волны
резал
веслом...
Нако не ц,
не
слышно
стал о
песни.
Она
словно
ра ств о­
рилась
в
лунном
свете.
—
Ну,
этого
не
скоро
заездят!
—
сказ ал
сторож,
по­
ворачиваясь
и
шаг ая
с
багром
по
бр евн ам
плота.
—
Много
в
ём
блох!
Когда
Федор
Иваныч
поднялся
с
курами
в
руках
из-
под
отлогого
берега
к
за вод у,
около
которого
стоял
са­
209

рай,
заменивший
ему
с
семьей
квартиру,
глазам
его
предстала
приятная
кар тин а:
у
нег о
бы ли
г ости
и,
оче­
видно,
уже
давно
поджидали
ег о.
Гостей
было
двое,
они
сидели
за
столом,
выне с е нным
из
сарая
и
поставленным
на
«воле»
т аким
образом,
что­
бы
с идящи е
за
ним
свободно
могли
любоваться
на
Волгу.
На
столе
кипел
самовар,
стояли
домашняя
закус ка
и
б ут ылка
водки.
Гости,
по-видимому,
чувствовали
с ебя
прек р асно
и
встретили
хозяина
радостным
смехом.
О дин
был
с
продолговатой
б ородой ,
сухой
и
крепко
устроенный
человек
в
косоворотке
и
в
пиджаке.
Руки
у
него
бы ли
большие,
мозолистые,
серые
глаза
смотрели
пронз ите льно .
Другой
был
с
закинутыми
на зад
д линным и
кудрями ,
с
рыжеватыми
усами
и
в
белом
кителе
телеграфиста.
—
Будьте
настолько
перп енд ик ул я рны,
Федор
Ив а­
ныч ,
—
галантно
сказал
телеграфист,
—
выпейте
и
зак у­
сит е
огурц ом !
—
Птицелов!
—
насмешливо
приветствовал
Федора
слесар ь.
—
Аника-воин!
Чай
разливала
Маша,
жена
кузнеца,
молодая
ж ен­
щи на,
с
лицом
сим па т ичным
и
грустным.
Подле
нее
си­
дел а
старшая
дочь,
де во чка
лет
дв ена дц ати,
бе лок ура я,
похожая
на
мать.
Она
играла
про
себ я
на
б ольш ой
зву ч­
ной
гитаре,
которая
закрывала
почти
всю
ее
хр упку ю
фи гурк у.
Около
стола
езди л
на
и груше чном
велосипеде
шестилетний
Володька,
бутузый
крепыш,
с
че рн ыми
гл а­
за ми,
похожий
на
Федора
Иваныча.
В
сарае
слышались
голос а
других
детей.
—
Вот
это
хорошо
вы
сделали,
что
водки-то
захвати­
ли!
—
сказ ал
Фед ор
Ива ныч .
—
Хоро шо
выпить
с
ус та тку!
Он
смачно
в ыпил
большую
рюмку
водки
и
пок ру тил
го л овой,
пережевывая
свежий
о гуре ц.
—
Я
нын че
за
де нь
столько
ру галс я,
братцы,
столько
ругался
—
и-их
ты,
боже
м ой!
—
Знаем,
—
сказал
слесарь.
—
Воевал
—
о дно
слово.
—
Был
у
инспектора?
—
спросил
телеграфист.
Федор
Иваныч
выпил
еще,
плюнул
и
стал
в
лицах
рассказывать
о
сво их
пр иклю ч ениях .
Гости
слушали
и
выпивали.
210,

Ког да
он
кон чил
рассказ,
слесарь,
погладив
бороду,
ск азал:
—
Выгонят
они
те бя!
—
А
велика
п еч аль!
—
возразил
Федор
И ва ныч.
—
Видел,
в
какой
квартире
ме ня
де ржа т?
А
ведь
ско ро
холода
настанут.
О
чем
жалеть-то?
Вот
е ще!
Бы ла
бы
голова,
а
петля
всег да
найдется.
—
Вот
он
зав сег да
так
говорит,
—
вмешалась
Ма­
ша.
—
Ни
себя,
ни
семью
свою
не
жалеет!
Век
живем—
му чаем ся!
Хоть
бы
о
детях
вспомнил!
А
я
так
думаю:
нехороший
характер
у
него!
—
Маш а!
—
с
пафосом
вскричал
Федор
Ива ныч.
—
Неужто
я
когда
забывал
о
тебе?
—
Он
ударил
себя
в
грудь
кулаком.—Ты
всегда
бы ла
для
ме ня—мо я
ж изнь,
моя
отрада!
Женское
сердце
Ма ши
ни
на
минуту
не
устояло
п ро­
тив
эт их
страстных
слов,
она
улыбнулась.
—
А
я
так
думаю,
—
сказал
телеграфист,
—
у
тебя,
Федор ,
геройская
натура!
Без
врагов
и
без
сражений
—
тебе
и
ж изнь
не
в
жиз нь!
И
ка ждом у
делу,
кажд ом у
чувству
ты
отдаешься
весь
цел ико м,
без
раздумья!
Тебе
бы
н адо
жи ть
во
времена
Стеньки
Р ази на!
Ты
—
ч елов ек
цель ный,
из
од ного
куска!
Ты
д аже
и
не
зна ешь ,
что
значит
иметь
т ре щину
в
ду ше.
«Через весь мир прошла
ве лика я
трещина,
весь
мир
расколот
пополам,
и
мое
сер дце
расколото!»—
так
сказ ал
великий
по эт
Генрих
Гейне.
—
Ну,
уж
и
герой!
—
язвил
слесарь.
—
Будь те
перпендикулярны,
выслушайте
м е ня,— про­
должал
телеграфист,
в ставая
и
чокаясь.
—
Ты,
Федор,
чело в ек
без
трещины
в
душе,
созданный
из
всего
зд оро­
в ого,
ты
стоишь
на
здоровой,
твердой
почве,
а
я,
челов ек
с
рас кол отым
сердцем,
гов орю
тебе:
валяй,
не
робь!
Не
позв ол яй
наступать
себе
на
горло!
Не
корись
никому!
Плюн ь
в
морду
твоим
купцам!
Вот!
За
твое
зд оров ье!
Будемте
перпендикулярны,
гос под а!
—
Уж
вы,
по жалуй ст а,
не
раззадоривайте
его ,
—
воз­
рази ла
Ма ша.
—
Такого
горячего
человека
остан ав л ив ать
надо,
а
не
натравливать.
Оставьте,
пожалуйста,
этот
р аз­
говор!
—
И
то
правда,
—
сказ ал
Федор
Иваныч,—и
вправду
оставим.
Да
и
ка кого
черта
вы
вз яли сь
меня
жалеть
или
211

вроде
тог о?
Да
я
—
счастливый
человек!
—
воскликнул
он,
размахнув
рук и
и
как
бы
под с та вляя
груд ь
ударам
с удь бы.
—
Я
сча стли в ее
моих
куп цо в!
Знаю
я,
что
у
них
дома-то
делается!
Ка кие
кошк и
у
них
в
сердцах
скре­
бут!
У
одного
же на
сбеж ал а
и
у
другого
—
от
разврат­
ной
жизни.
Из
детей
никакого
толку
не
выходит:
все
бо льны е
да
слабоумные!
А
у
меня-то,
господи,
моя-то
Маша-то,
—
отрада
жизни
моей!
Ребятишки
—
од ин
д ру­
гого
озорнее,
а
на
дочь
на
мою
посмотрите:
музыкант­
ша!
Ну-ка,
Зина,
спой
нам
«Белый день занялся над
столицей»! А?
Она
ведь
у
меня
и
по ет
и
играет,
—
по­
яс нил
он
гостям.
Де воч ка
поправила
с вои
льняные
кудри,
рассыпан­
ные
по
плечам,
и
ти хо
заиграла
на
гитаре.
Маленькие
пальчики
цепко
заскользили
по
гр ифу,
и
под
не жный
ак ко мп анеме нт
тих их
струн
З ина
запела
тоненьким
ме­
ло д ичным
голоском:
Б елый
день
зан я лся
над
ст ол ицей,
Сла дко
с пит
молодая
жена!..
Аккорды
прав ил ьн о,
музыкально
следовали
за
пе­
нием,
цепкие
б лед ные
пальчики
извлекали
нежно-мягкие,
ш елест ящ ие
зв уки,
грустная
пес ня
о
гибели
труженика
в
у стах
ре бен ка
звучала
какой-то
эпической,
спокойной
печалью,
и
дет ско е
личико
певицы,
склоненное
над
ги­
тарой,
бы ло
не
по
летам
серьезно
и
умно.
Ее
то нень кий ,
комариный
голосок
звенел
так
хорошо
и
ти хо,
что
каза­
лось,
будто
это
п ела
невидимая
крохотная
ф ея,
порха ю­
щая
в
лунном
свете.
А
все
кругом
б ыло
залито
этим
не жным
серебряным
светом.
Угрюмый
зав од,
жалкий
сарай
и
пустынная,
песчаная
местность,
т акая
скучная
днем,
т акая
п ро­
з аическа я
и
у ны лая,
—
все
теперь
ст ало
прекрасно
и
мн о­
гозн ачит ельн о.
Словно
все
молча
о жило
и,
полное
тихого,
вдумчивого
спокойствия,
об ли тое
волшеб­
ным
св ето м,
в зд охнуло,
зашеп т ало ,
в згляну ло,
прислуша­
лось...
—
Превосходно!
—
с
важностью
ска зал
т елегр а­
фист.—
Я
зна ю
в
эт ом
толк
и
определяю:
музыкально
и
д аже
с
чувством.
Только
вот
чт о:
не
надлежит
пет ь
пе­
чальные
песни
на м,
у
кого
жизнь
и
без
т ого
печальна.
Наша
песня
должна
поддерживать
в
нас
дух
бодрости.
212

Весел ы й
дух
должен
быть
в
бедном
человеке,
печаль
же
осл абля ет
сердце.
—
Ну,
однако,
Зина,
тебе
п ора
спать,
—
сказ ал а
Маша,
—
дети
все
уже
легли.
Простись
со
всеми
да
и
лож ись .
Зина
положила
гитару,
обняла
и
поцеловала
отца,
п отом
мать,
а
гостям
подала
рук у.
Пот ом
пошл а
в
сарай.
—
Богу-то
не
з абудь
помолиться,
—
ск азал а
ей
вслед
мат ь.
—
Всякая
песня
бы вает
хороша,
ес ли
ее
хорош о
спеть,
—
сказал
Фе дор
Ива ныч ,
бе ря
и
нас тра ивая
ги­
тару.
Под
его
огромными
и
как
бы
железными
паль цами
струны
зазвучали
сильно,
густо
и
резко.
Он
откинулся
к
спинке
стула,
сдвинув
картуз
на
затылок,
и,
мо щно
ударяя
в
гулкие,
з ву чные
струны,
размашисто
зап ел
своим
резким,
м ета лл ическ им
г олосом :
Кто
дорогу
трудом
пролагает,
Не
жалея
труда
своего...
Он
чу вств о вал
се бя
с ил ьным,
смелым
и
правым
чело­
веком.
Фе дор
Ива ныч
был
уверен
в
себе,
в
своих
силах
и
внимавших
его
пению
друзь ях.
Он
бодро
и
отважно
смотрел
в
будущее.
В
голосе
звуч ало
железо.
Кю
безумного
сч асть я
не
зн ает,
Ми лый
друг...
Стальные
струны
гу лко
повторяли
за
ним :
Милый
друг,
помолись
за
того.
—
Го!
О!.. —
разносилось
эхо.
Свет
лу ны
освещал
весь
в оз дух,
обливал
берег
и
таи нств енн о
сп окой ную
Волгу,
зм еил ся
по
ней
серебря­
ной
полосой
и
мелькал
в
ее
струях
мимолетными
звез­
дами ,
которые
то
загорались,
то
гасли,
словно
играющие
золотые
рыбки.
1903

ИКАР
Дер ев енс кий
кузнец
Назар
приехал
в
город
за
покуп­
кам и
по
хозяйству
и
по
устройству
паровика,
им ея
в
кармане
на
эти
покупки
тридцать
рублей.
Он
шел
по
главной
улице,
раз ы скивая
магазин
с
тех ­
ническими
принадлежностями,
но
магазин
все
как-то
не
попадался
ему
на
глаза.
Наружность
у
Назара
самая
непривлекательная:
он—
сут улый ,
с
пологими
плечами,
с
длинной
жилистой
шеей
и
угл оват ым ,
лицом,
с
козлиной
бородой.
Голова
его
накл о нен а,
задумчивый
взг ляд
устремился
в
землю,
а
походка
тяжела
и
неуклюжа.
Ку знец
Наз ар
—
ст р анный
и
«чудной»
мужик.
Вся
деревня
см ее тся
над
ним,
хотя
и
считает
его
«докой»
и
«хитрецом».
Однодеревенцы
отказываются
понимать
ег о:
он
ино г­
да
толкует
нм
о
том,
что
мо жно
сдел ать
«вечный дви­
гатель»,
или
вдруг
придет
в
умиление,
смотря
на
восход
или
з акат
солнца,
радуется
красивому
цвету
об­
лаков.
А
паровик
он
сделал
хотя
и
хоро шо, «умственно»
и
«хитро»,
но
—
«ни к чему», так как гораздо
дешевле
б ыло
бы
купить
его
готовым.
И
много
бы ло
в
Н азаре
такого,
что
всем
ка зал ось
непонятным,
странным
и
смешным.
Сооружение
паровика
стоило
ему
огромного
умствен­
ного
напряжения;
приходилось
многое
постигать,
и зоб ре­
тать ,
проводить
бессонные
ночи,
но
это
нравилось
ем у,
и
он
вл ожил
с вою
ду шу
в
совершенно
не
нужный
ему
па­
ров ик.
2Н

Теперь
он
почти
даром
отдает
его
напрокат.
За
все
эти
поступки
вся
деревня
хохоче т
над
ним,
и
ругательски
ругается
жена,
ж енщ ина
умная,
почтенная,
религиозная
и
хозяйственная.
Вот
и
теперь
Н азар,
вместо
того
чтобы
попас т ь
в
тех­
ниче с кий
магазин
да
п отом
и дти
на
базар
за
покупками
по
поруче нию
же ны,
в незап но
остановился
у
огромного
окна
магазина
художественных
вещей
и
фарфоровых
изделий.
Его
поразила
маленькая
фарфоровая
гру ппа :
моло ­
дой
н агой
парень,
будт о
бы
ангел
с
крылами,
у пал
на
острый
камень
около
воды;
так
и
видно ,
что
упал
он
откуда-то
с
облаков
и
раз б ился
о
камень,
и
так
жалостно
и
красиво
ле жит
его
аккуратное
тело,
а
из-за
бе лых
пле ч,
как
паруса,
легли
изломанные,
разбитые
крылья.
И
еще
две
гол ые
девицы
п одпл ыли
к
нему
из
во ды,
русалки,
до лжно
бы ть,
любопытные,
и
заглядывают
ему
в
мертвое
пригожее
ли цо.
И
вдруг
ум ил ение
и
слезы
почувствовал
Назар
и
сам
не
зна ет
отч его :
то
ли
ис то рия
чувствительная
представ­
ле на,
то
ли
в
линиях
и
очертаниях
э тих
фарфоровых
тел
есть
что-то
умилительное,
тонкое,
так
бы
вот
все
и
смот­
ре л,
и
плакал.
Необыкновенное
вол не ние
овладело
Назаром:
ему
ка­
залось,
что
м ожно
в ечно
сто ять
здесь
и
любоваться
на
эти
удивительно
красивые
тонкие
линии,
и
от
э того
лю­
бования
сл езы
на верт ывал ис ь
на
глаза.
И
все
его
хозяйство,
и
паровик,
и
жен а
показались
ему
пус тяка ми
в
сравнении
с
тем
счастьем,
ко тор ое
д ол­
жен
испытывать
о блада тел ь
этой
вещицы.
Поч ти
бессо з ­
нательно
от во рил
он
дверь
магазина
и
остановился
у
по­
рога,
ст аскив ая
шапку.
—
Чего
тебе?
—
небр ежно
крикнул
на
него
барин,
стоявший
за
прилавком,
—
хозяин,
должно
быть .
Тогда
Наза р
ткнул
корявым
па ль цем
в
вещицу
и
спросил
дрожащим
голо сом ,
з аикая сь:
—
Сколько
стоит?
Приказчик
удивленно
и
не до ве рчиво
посмотрел
на
мужика
и
ответил:
—
Это
—
«Икар>, стоит двадцать пять рублей,
ты
—
от
кого?
215

Н азар
м олча
завернул
полу
кафтана,
дрожащими
ру­
кам и
вынул
деньги
и,
отдавая,
сказал
вну шит ель но
и
проникновенно:
—
П олучи.
Затем
он
бе р ежно
положил
за
пазуху
тщательно
за­
пакованную
драгоценность,
нахлобучил
шап ку
и
уда­
лился
из
магазина
своей
тя жел ой
походкой,
неу кл южи й,
с
нак ло ненно й
заду мчиво
голов ой,
пол оги ми
плечами
и
дл инной
му жицко й
шеей
в
рубцах
и
скл адках .
Наз ар
вернулся
дом ой
без
пок упок ,
но
радостный
и
улыбающийся
сво ей
ти хой,
детской
улыбкой.
Жена
удивилась
праздничному
ли цу
Назара.
Трое
ребятишек
обступили
его,
ож идая
гостинцев.
Жена
ст ояла
в
двери
чулана
и
проницательно
смотрела
ему
прямо
в
ли цо.
—
Что
э то,
Назар,
каким
ты
име нин ником
приехал
нынч е?
А
где
у
те
покупки-то?
Н азар
м олча
и
загадочно
улыбнулся
и
все
стоя л
по­
средине
из бы,
и
все
нащупывал
что- то
за
пазухой.
—
Пок уп ок
я
не
купил,
оставил
до
другого
раза,—
медленно,
с
расстановкой
заговорил
он
и
все
улыбался
своей
хор оше й,
трогательной
улыбкой,
которая
уд иви­
тельно
преображала
его
некрасивое
ли цо.—А
вот,
жена,
поглядико-сь,
какую
ве щу
я
т ебе
привез!
Двадцать
пять
Рублев
отд ал,
потому
и
не
купил,
все
деньги
из вел...
Тут
он
бережно
вынул
«Икара», дрожащими руками
развернул
его
и
любовно
поставил
на
сто л.
При
взгляде
на
голы е
человеческие
фигуры
почт е н­
ная
же нщи на
долго
не
могла
вымолвить
ни
слова,
пора­
женная
горе м
и
не го дов ание м.
Нако не ц,
она
всплеснула
руками
и
неожиданно
для
Назара
вдруг
ра зрази лас ь
эне ргич ной
и
з вонк ой
бранью:
—
С
ума
ты
сош ел,
старый
дурак,
греховодник
ты
эт акий ,
бесстыжие
тво и
глаза!..
Голы х
баб
к упил,
ба­
тюшки
мои
светы!
Да
не ужто
не
стыдно
тебе
гл яде ть- то
на
этакую
пакость,
бе с стыд ник
ты,
охальник,
озорник
бессовестный!
Да
неужт о
дв адц ать
пять
целковых?
Ба­
тюшки!
Огр аби л!
Разорил!
По
м иру
пус т ил,
разбойник...
ду ше- гу-уб !
Что
мы
есть-то
теперь
будем?
Дети-то-боси­
ком
да
без
хлеба!
Ай,
батюшки!
Да
и
что
это
с
т обой
попритчилось?
Ее
ук оры
мало-помалу
пе ре шли
в
причитания
и
216

сл езы.
Мысль
о
двадцати
п яти
рублях,
истраченных
так
глуп о,
все
более
и
более
ужа са ла
ее.
Она
плакала
с
в оем
и
причитаниями,
как
плачут
по
покойникам.
Ребятиш ки,
глядя
на
нее,
то же
завыли.
А
Назар
стоял
среди
них,
как
бы
пробужденный
от
сна,
и
силил ся
что-то
сказ ат ь,
и
на
добром
лице
его
вы­
раж алас ь
острая
и
в неза пная
бол ь.
Смотреть
на
бесстыдных
«голых баб»
Н азару
стр ого
воспрещено.
И
только
по
воскресеньям,
когда
жен а
с
детьми
уходит
в
церковь,
Н азар
отпирает
сундук,
бе­
режно
вынимает
оттуда
«Икара», садится за стол,
де р­
жит
хрупкую
вещицу
в
своих
огро мн ых,
корявых
пальцах,
д олго
лю буясь
ею,
и
детская,
прекрасная,
тр о­
гательная
улыбка
п оявля ет ся
на
его
лице.
1904

ЛЕС
РАЗГОРАЛСЯ
I
На
луговой
стороне
Волги
стоит
голая
каменистая
гора,
похожая
на
опро к инут ый
вверх
дном
котел.
Зов ут
ее
курганом.
Курган
странно
и
неожиданно
возвыш а ет ся
на
пло­
ск ом
песчаном
берегу.
Пе ре дняя
ч асть
его,
обращенная
к
рек е,
безжизненно-каменная,
а
затылок
пок рыт
зеле­
ной
березовой
гри в ой.
Позади
кургана
г ладк ая
степь
до
самого
горизонта.
У
под ошв ы
горы
п ри юти лось
маленькое
село
с
б елой
церковкой;
оно
на зыва ет ся
Буяном.
Весной
Волга
подходит
вплоть
к
селу
и
кургану,
за­
лива ет
кругом
все
луга
и
перелески,
и
то гда
ст оит
кур­
ган
среди
шир окой
водной
ра внины.
Чер ез
Волгу,
прямо
против
ку рган а,
виднеются
крутые
зеленые
горы ,
заро с­
шие
кудряв ым
лесом,
окаймленные
внизу,
около
в оды,
св ер каю щей
белой
п ол осой:
это
каменоломни
обнажили
их
девственные
извест ко вы е
груд и.
И
стоят
горы,
словно
девичий
хор овод ,
з елен ой
гир­
л янд ой,
бе логруд ые,
кудрявые,
отраженные
в
реке,
как
в
зеркале,
и
молча
улыбаются
ку рга ну,
но
ку рган
угрю м
и
печ ал ен:
голый,
каменный,
он
сл овно
сжал
и
затаил
в
твердом
сер дце
сво ем
огромное,
глубокое
горе.
Из-за
спины
его
глядит
серое,
гол од ное
село
с
ма­
ленькой
беленькой
ц ерк овью.
Б едно
живет
Буян.
Земли
у
буяновцев
мало,
и
родит
218

она
плохо;
они
умерли
бы
с
голоду,
если
бы
не
кор ми ли-
ца-Волга,
ес ли
бы
не
благодатные
горы:
весной
у
курга­
на
бывает
хлебная
пристань,
и
буяновцы
грузят,
а
летом
они
идут
в
горы ,
в
каменоломни,
и
ломают
камни.
Тяжел
и
суров
их
труд:
к аждый
год
во
время
ломки
камня
погибает
их
неско л ько
человек,
раздавленных
ка­
менной
г лыбой ,
и
каждый
день
кто-нибудь
во з вращ ает­
ся
с
работы
окровавленный.
Оттого
и
харак теры
у
буя -
новцев
дер зкие,
мрачные,
оттого
и
пропивают
они
осенью
почти
весь
сво й
заработок.
Вдали
с
к урга на
виден
б ольш ой,
красивый
город.
Днем
он
блестит
на
солнце
золотыми
головами
церквей,
а
ночью
горит
красными
огн я ми,
словно
тысячью
пл а­
м енных
гла з.
И
кажется,
что
многоглавый
исполинский
зверь
д нем
и
ночью
смотрит
на
приволжские
се ла,
вну­
ша ет
им
что-то
и
властно
притягивает
к
с ебе
своим
огн ем
и
блеском,
как
бы
прос тира я
к
ним
длинные
лучистые
нити,
по
которым
ль ется
ток
его
жизни,
от­
зываются
удары
его
сердца.
Он
не
то лько
вытягивает
из
этих
сел
жизненные
сил ы,
но
и
сам
да ет
им
в
об­
мен
что-то
горькое
и
ост р ое,
блестящее
и
опасное,
то,
что
мучит,
но
за жиг ает,
что
становится
ог не нным
оружием
против
не го
же.
Мо жно
подумать,
что
в
ды­
мя щихс я
зд ан иях
каменоломен,
ме льни ц
и
ку зниц,
раз­
бросанных
по
берегу
у
подножия
гор,
в
здани ях ,
где
мучатся
порабощенные
с ела
и
дерев н и,
—
сотни
мус­
кулистых
рук
уже
куют
бога тырск ий
меч
освобожде­
ния.
А
кругом,
по
обоим
бер ег ам
громадной
реки ,
день
и
ночь
горят
заповедные,
вековые
леса.
Облака
серого
ды­
ма
вместе
с
запахом
гари,
разрежаясь,
плывут
над
го ра­
ми
от
горизонта
к
Волг е,
и
над
нею
сто ит
серый,
д ым­
ный
туман.
Н очью
по
всему
небосклону
—
то
за
лесистыми
гор а­
ми,
то
в
далекой
степи
—
пылает
гигантское
зар ев о,
о св еща ющее
кровавым
светом
высокое
ночное
неб о.
Ед­
ва
потушат
пож ар
в
од ном
месте,
как
огонь
п ояв ляе тся
в
др уг ом.
Но
крестьяне
как
бы
не
замечают
лесного
по­
жара,
не
любят
г ово рить
о
нем.
Лица
их
серьезны,
уклончивая
речь
коротка
и
осторожна.
Молчат
к ре­
стьяне.
219

Горит
огромн ое
богатство,
дивная
красота,
первобыт­
ный
угол
мира.
Б ыть
может,
скоро
пламя
охв а тит
ми­
лые
кудрявые
г оры,
обоймет
каждую
с тр ойную
сосенку,
и
запы л ает
вся
с тра на.
Тревожным
настроением
затишья
пер ед
грозой
охва­
чено
все
кругом :
и
горы,
и
Волга,
и
ст ары й,
печальный
ку рг ан.
Тревожнее
блестит
вдали
каменный
город,
окутанный
об лак ом
дыма
и
пыли,
напряженнее
смотрит
он
в
те м­
ную
весеннюю
н очь
своими
кровавыми
гл азами
на
ти­
хие
приволжские
села,
озад аче нны й
тем ,
что
со
вс ех
с торон
приближается
пламя.
Все
молчит;
м олчит
напряженно,
тревожно,
торже­
ственно...
Лес
оазгорается...
II
Сельский
учитель
сел а
Буяна,
Дивногорский,
сидел
утром
перед
раскрытым
окн ом
своей
маленькой
квар­
тирки,
пил
чай
и
поджидал
к
себе
в
гости
мужика
Ми­
рона,
обычного
и
почти
единственного
своего
посети­
тел я.
Дивногорский,
длинный,
не скл адны й
юн оша
с
пер­
вым
пухом
на
рум яных
щеках,
засте нч ивы й,
робкий
и
тупой
на
в ид,
был
з десь
учителем
не да вно
и
уже
т яго­
тился
своим
по ло жение м.
Исключенный
за
мало-
успешность
из
ду ховно го
училища,
он
долго
шатал-
я
без
д ела
и,
након ец,
чтобы
не
идти
в
солдаты,
прис т ро ил­
ся
в
учите ля .
Но
ему
пре ти ла
возня
с
ребятишками,
дерз­
кими
и
озорными,
как
и
все
на
селе;
ребятишки
и
му жи­
ки
н ев злюби ли
ег о,
и
он
стал
бояться
их.
Юн оша
не
ожидал,
чтобы
мужики
могли
быть
таки­
ми,
какими
он
их
нашел,
ему
казалось,
что
они
умне е
его
и
желают
дать
это
почувствовать:
при
всяком
ра з­
говоре
предлагают
ему
замысловатые
воп ро сы
и
злорад­
но
любуются
его
невежеством,
ненаходчивостью
и
ма ль­
чишеским
с мущен и ем.
А
н евеж ест во
с вое
он
в пе рвые
почувствовал
только
здесь .
Пре жни е
учителя
приучили
здешних
мужиков
к
воскресным
ле кц иям,
любительским
спектаклям,
за­
220

прещенным
кн ижк ам
и
всяки м
умственным
ра згов ора м.
Обо
всем
этом
Дивногорский
не
и мел
по няти я,
как
бу д­
то
жизнь
его
до
сих
пор
проходила
где-то
в
пу стыне.
И
ему
хотелось
как
мо жно
скорее
сложить
с
пл еч
непо­
сильное
бр емя
учительства.
«Уйду в дьяконы», —
думал
он,
по меш ивая
ложеч­
кой
п рост ыв ший
ч ай.
Ши рок ие
белые
брови
юноши
бы­
ли
низк о
оп уще ны
над
маленькими
серыми
глаза ми ,
смотревшими
угрюмо
и
грус тн о,
а
пухлы е,
сочны е
гу бы,
чуть -ч уть
от т е ненные
золотистым
п ушком ,
складыва­
ли сь
в
капризную
детскую
улыбку.
Мысль
о
дьякон­
с тве
он
уже
однажды
высказал
сторожу,
и
сторож
ир о­
н ичес ки
одобрил
ее.
Хотелось
ему
об
это м
пог ово рит ь
еще
с
Мироном,
молодым
грамотным
парнем,
кот орый
за
последнее
вре­
мя
что-то
часто
повадился
к
нем у
п рихо дит ь.
В
пе рвый
раз
Мирон
пришел
недели
две
назад,
и
между
ними
произошел
следующий
разговор:
—
Здравствуйте.
—
Здравствуй!
Че го
тебе?
—
А
до
вашей
милости,
Иван
Петрович,
с
док уко й.
—
С
какой?
—
А
вот
вы
люд и
ученые,
всякие
умные
книг и
чи­
таете.
—
Ну,
так
что
же?
—
А
мы
мужики-дураки,
ничего
не
з наем.. <
—
Ну?
Ми рон
осклабился.
—
Нет
ли
у
вас
како й
книжечки
почитать?
Дивногорский
не
ожидал
такого
во про са
и
запнулся.
—
Е сть
у
меня.книги,
да
ве дь
они...
того...
—
Чего ?
—
Не
разрешены
для
в ас,
для
мужиков...
Ми рон
словно
жда л
такого
ответа.
—
Как
это
не
разрешены?
Для
всех
разрешены,
а
для
нас
—
нет ?
Отч ег о?
Почему
такое?
На
учителя
посыпался
до ждь
ще к от ливых
вопросов.
Юно ша
растерялся.
Вопрос ы
Мирона
казались
заранее
обдуманными,
и
учитель
дал
ему
книгу
из
«неразре ­
ше нных ».
Но
Ми рон
не
отвязался.
Че рез
два
дня
он
о пять
при­
шел
—
воз врат ить
п рочит ан ную
кн игу
—
и
опять
завел
221

разговор
в
фор ме
вопросов,
которыми
он
как
бы
вытя­
гивал
желаемые
ответы.
Дивногорскому
б ыло
не
по
се бе.
—
А
в от,
—
з авел
Ми рон,
уже
развязно
сид я
на
стуле
перед
стоявшим
учителем,
—
есть
ищо
одна
книг а
по
этому
самому,
как
бы
сказать,
в оп рос у...
И
он,
смешно
п ере ви рая,
с
трудом
выговорил
какое-
то
иностранное
с лово.
—
Вы,
ча й,
зна ете
ее?
Ч итал и?
—
Нет,
не
читал...
— сконфузившись,
произнес
юн о­
ша.
—
А
я
читал!
—
нео жи данн о
заявил
М ирон
и
мед­
ленно
вытащил
из
к арм ана
истрепанную
кн игу.
—
Не
же лает е
ли
почитать?
Примечательная
книга.
С
тех
пор
они
стали
обмениваться
книгами,
а
визи­
ты
Мир она
стали
почти
ежедн евны м и.
«Мужик,
—
с
до са дой
думал
про
нег о
Дивногор­
с кий.
—
Како й
он
мужик
—
он
с туде нт!
Нах в ат ался
где-то
верхушек,
брошюр,
книг,
обо
всем
толкует,
обо
в сем
знает,
выписывает
какую-то
газету...
что
я
ему
дал­
ся?
Зачем
х оди т?»
И
у
нег о
к
Мирону
зародилось
д вояк ое
чувство:
за­
вистливой
вражды
и
невольного
уважения.
Ему
хотелось
сравняться
с
Ми рон ом
в
развитости
и
выйти
из
того
унизительного
положения
ученика,
в
котором
он
неча­
янно
очутился.
Он
смотрел
в
окн о
и
все
хмурился.
Весеннее
ут ро
было
ти хое,
отрадное.
На
широкую
сельскую
площадь,
заросшую
зел ен ой
травой,
па дала
го рб атая
те нь
курга­
на.
Волга
т ихо
др ожала
на
солнце.
У
берега
чер не ла
длинная
купеческая
баржа,
кот орую
крючники-буяновцы
уже
бо лее
недели
с
перерывами
нагружали
ч ужим
хле ­
бо м,
а
теперь
почему-то
забаст овал и,
и
кажется,
что
за­
бастовкой
руководил
Мирон.
За
дверью
послышались
тяжелые,
быстрые
шаги;
учитель
обернулся.
На
п ороге
стоял
улыбающийся
Ми­
рон.
Он
вошел,
и
Дивногорскому
показалось,
что
все
кругом
стало
яснее,
веселее
и
проще ,
а
сам
Дивногор­
с кий
почувствовал
себя
более
умным
и
более
нуж ным
для
людей,
и
все
это
произошло,
должно
быть,
от
ши­
рокой
улыбки
Миро на ,
от
его
с ия ющих
серых
гла з
и
вс ей
крепкой,
бодрой
фи гуры .
222

—
Здравствуйте,
Иван
Петрович!
Чай
да
кофе й,—-
зву чным
тенором
громко
заговорил
Мирон.
—
Ми лост и
прошу!
—
улыбнулся
и
Дивногорский.—
Садись
за
компанию.
—
М илос ти
прошу
к
нашему
гро шу
со
своим
пята­
ком!
—
до ск азал
Мирон,
садясь,
и
засмеялся
рассыпча­
тым
см ехом .
Он
в
самом
д еле
похо ди л
на
студента
из
крестьян:
это
был
крепыш
лет
двадцати
се ми,
блондин,
с
ма ле нь­
кими
белокурыми
усам и,
с
кр асив ым
за гор елым
лицом.
Серые
гл аза
его
искрились
умом,
хитростью
и
весельем.
Такие
лица
бы вают
у
бедняков-студентов
и
у
некоторых
рабочих.
Во лосы
он
стриг
ежико м ,
одевался
в
синюю
ра­
бочую
блуз у
и
высокие
с ап оги.
Но,
п оходя
на
студента,
он
все-таки
о ставал ся
мужиком:
он
был
крепкий,
ядр е­
ны й,
сочн ый,
как
морковь,
только
что
вытащенная
из
влажной,
теплой
земли.
Он
в есь
был
насыщен
запахом
солнца
и
поля.
Мирон
прид винул
к
се бе
стул,
сел
к
самовару
и,
кив­
нув
на
открытое
окно,
с про сил:
—
Любу ет ес ь?
—
А
чем
тут
любоваться?
—
угрюмо
ответил
учи­
тель.
—
Как
че м?
Лес
горит!
Ка зен ный
ле с!
Вы
сходите
на
курган
да
оттудова
поглядите:
так
и
полыщет!
Дымище
над о
всей
В олгой
столбом
стоит!
Страсть!
Вот,
брат,
Иван
Петрович,
до
чего
дошло.
—
Отчего
же
он
горит?
—
пробурчал
учи те ль,
хм у­
р ясь
и
прихлебывая
чай.
Мирон
слегка
отодвинулся
от
стола,
прочно
уселся
на
стуле,
как
раз
п ротив
учителя,
расставил
короткие
но ги
в
тяж елых
сапогах,
уперся
руками
в
колени,
Глубо­
к о м ысленно
нахмурился
и
воскликнул
своим
з вучн ым
груд ны м
те но ром:
—
Как
отче го?
Да
мужики
же
под жи гаю т!
Неужто
не
зн ае те?
Стражники
давно
уж
перестали
тушить
—
все
равно
никак о го
толку
не
выходит,
вроде
того,
как
бы
насмех:
в
одном
к онце. з алью т,
а
хвать
—
с
другого
занялось.
Рази
можн о
что
поделать
с упр отив
народа?
Все
сгорит!
—
Неужели?
—
изумился
уч ите ль,
близко
нагнув­
ши сь
к
Мир ону
и
гл ядя
ему
в
лиц о.
223

А
светло-серые
глаза
Мирона
сияли
каким -т о
особен­
ным,
привлекательным
огон ьком .
Он
пришел,
точ­
но
до
краев
переполненный
какими-то
больш им и
чувст­
вами.
—
Ве сь
народ,
—
продолжал
Ми рон
самоуверен­
но,
—
зашевелился!
На
том
берегу
что
делается
—
с лы­
шали?
Василь евцы
з абаст о вали
ренду
п латит ь,
говорят:
не
да дим
одиннадцать
рублей
за
десятину,
хот им
пять.
А
в
други х
которых
деревнях
и
того
не
платят:
давайте,
говорят,
нам
землю
даром,
потом у
что
наш а
она
—
кр е­
сть ян ск ая!
Мир он
энергично
тряхнул
голов ой,
стукнул
се бя
по
колену
и
воскликнул,
сияя
глазами:
—
И
дали
даром!
Ого !
Он
весь
ды шал
злорадным
торжеством.
Ши рока я
синя я
блуза
облегала
его
плечи,
и
за ме тно
было ,
как
вы со кая
плотная
грудь
Мирона
глубоко
и
свободно
ды ша ла.
Учитель,
облокотись
на
подоконник
и
вытянув
сво и
д линные ,
худые
но ги
в
коротких
брюках,
молча
смотрел
на
него,
слушал,
заражался
его
самоуверенностью
и
ощущал
же ла ние
так
же
волноваться,
иметь
такую
же
объемистую
грудь,
как
у
Миро на ,
и
таким
же
зв учн ым
грудным
гол ос ом
говорить
о
народе.
—
Димакраты!
—
неожиданно
вос к ликну л
Мирон.—
Они
говорят
эт ак,
иные
прочие
гос по да
—
та к!
—
Он
по­
вернул
ра с то пыре нную
ладонь
сначала
в
од ну,
а
потом
в
другую
ст орону.
—
И
все
промеж
собой
спо р
ведут!—.
Он
развел
руками,
пожал
плечами
и
глубокомысленно
нахмурился.
—
Не
нам
их
ра збир а ть!
Мы,
му жик и,
зна­
ем
одно:
землю!
Там
вы
как
хот ите ,
а
нам
перво-наперво
зем лю
по да йте!
Нарежьте
нам
землю,
а
потом
мы
уже
поглядим
и
сами
разберем
всю
нашу
н е лягал ьную
лит е­
ратуру.
Мирон
чуть
бы ло
не
подавился
дв умя
последними
словами,
но
вы пал ил
их
самоуверенно.
—
А
не
дадите
—
сам и
возьмем!
—
добавил
он
гордо.
Когда
он
заговорил
о
земле,
л ицо
его
преобразилось,
приняло
одухотворенное
вы ра жен ие,
г лаза
сверкали,
груд но й
голос
тепло
ви бриров ал .
И
чувствовалась
в
нем
могучая
жажда
земли,
нежная
любовь
к
не й.
Он
224

словно
сж ал
и
затаил
в
сердце
что- то
огромное
и
тя*
желое,
и
только
слово
«земля»
могло
всколыхнуть
за­
таенное.
С иль ным
человеком
по каза лся
он
в
эту
минуту
Див­
ногорскому.
—
Да
будет
ли
все
это
к ог да-н ибу дь?
—
жал обн о
спросил
учит ель.
—
По бе дит
ли
народ?
Ми рон
словно
загорелся
ве сь.
—
Буде т!
—
с
необыкновенной
си лой
у бежд ения
от­
ветил
он.
—
Победит!
Восторжествует
правда!
Гл убо ко
взволнованный,
он
замолчал
и,
глядя
на
собеседника
б лес тящи ми
глазами,
п ол ными
сле з,
по чти
прошептал
треп ещ ущ им
от
сильного
чувства
гол о­
сом:
—
Наст ал
великий
час!
Оба
торжественно
замолчали.
Сердце
Дивногорского
трепетало.
Словно
в олна
прокатилась
и
захватила
их
или
огненная
искра,
родившись
в
душе
одн ого,
проникла
в
сердце
другого
и
обожгла...
Слезы
из
гла з
мужика
сверк ну ли
и
высохли,
гол ос
опять
зазвучал
ровно
и
твердо,
но
долго
еще
после
этой
мин уты
сердце
юноши
п ро должал о
гореть
и
трепетно
биться.
Мирон
пр ид вину лся
к
нем у
ближе,
наклонился
к
самому
ли цу
и
заговорил
тихим,
таинственным
голо­
сом :
—
В
Ключах
мужики
землю
захватили
у
помещиков.
Выехали
в
поле
и
давай
пахать...
Конечно,
скачет
ст раж­
ник
ве р хом. «Что вы
дел аете ?» А ему говорят: «Не лезь!
Р ази
не
видишь?
Весь
мир
зд есь ».
Го лос
Мирона
опять
затрепетал
и
зазвенел,
как
стру­
на,
ли цо
с ловно
осветилось
изнутри,
гл аза
сияли.
—
Весь
мир!
—
повторил
он,
вставая
и
наклоняясь
к
другу;
в
мерцающих
гл азах
Мирона
бы ли
во ст орг
и
любовь,
дет ская
вера
и
с ила
внушения.
—
М ир!..
Он
хотел
бы ло
разъяснить
смы сл
этого
слова
учите­
лю,
но
только
махнул
рукой
и
ст ал
продолжать:
—
Стр аж ник
поглядел,
видит
—
народу
много,
что
с
ним
по дел аешь ,
с
народом-то,
подумал
и
говорит:
«Братцы,
я
и
сам
зн аю,
что
ничего
против
вас
не
могу,
да
ведь
—
с луж ба,
взыщут
с
мен я!
Вон
управляющий
на
ме ня
в
окошечко
г л ядит.
Пожалейте,
притворитесь,
225

будто
бы
я
вас
прогнал,
так
— для
близиру,
а
когда
уеду
—
опять
пашите!»
Ну,
муж ики
п ожал ели
ег о,
повернули
наз ад,
стра ж­
ник
уехал,
а
они
воротились.
Упр а ви тель
все
это
ви дел
и
присылает
сказ ать
им : «Хочу,
дескать,
добром
пог ово ­
рит ь
с
вами,
со б ерит есь
к
моему
кр ыль цу».
Мужики
по*
слушались,
пришли.
Вышел
на
крыльцо
с тарич иш ко«
Мосе ем
его
зовут,
я
его
знаю:
хитрый,
из
мужиков
он,
и
вся
му жицка я
душа
на изуст ь
ему
и звест на.
Поклонился
на
обе
с торон ы
всему
народу,
сделал
харю
ласковую
и
г ово ри т: «Православные!
Не
я
хозяин
земли,
мне
все
равно,
а
только
я
добра
вам
хочу,
пот ому
как
и
сам
му-»
жик,
Ну,
хорош о,
запашете
вы
землю...
в едь
д олжны
вы
знать,
что
даром
это
вам
не
пройдет:
приедут
казаки«
начальство,
что
тут
хороше го?
А
не
лучше
ли,
говорит,
сделать
та к:
я
вам
земличку-то
в спашу
и
по сею
на
ней,
а
время
придет
—
уберу,
обмолочу
и
в
амбар
сс ыплю.
А
вы
ос енью
придете
на
все
готовенькое
и
возьмете?
Ась ?»
Мир он,
изображая
управляющего,
заговорил
смеш ­
ным
ст ар ч еским
голос ом
и
состроил
такую
комическую
рожу,
что
учитель
не
выдержал
и
расхохотался.
—
Ах,
чертова
ноз дря !
—
воскликнул
он,
заливаясь
тон ким
бабь им
с мех ом,
и
брыкнул
нога м и.
—
Ну,
что
же
мужики-то?
—
Му жики?
—
ухарски
переспросил
Мирон.
—
Му­
жик и
задумались,
помолчали
маленько,
а
опо сля
того
говорят
е му : «Верно!»
И
опять
он
изоб разил
из
себ я
мужиков,
которые
за­
думались
над
е хид ным
предложением
старичишки,
не­
ук л южие
мужичьи
фигуры,
простодушные
рожи
и
лег ко­
верие
на
этих
рожах.
—
Хи-хи-хи!
—
взвизгивал
развеселившийся
. учи­
тель.— Чудак
ты,
бр ат
Мирон!
Как
это
все
у
те бя
ловко
выходит!
И
откуда
ты
все
знаешь?
Я
вот,
на­
при мер ,
про
здеш ню ю
забастовку
—
и
то
ничего
не
знаю.
—
А
что
же,
вам
рази
на до
про
нее
знать?
—
сер ьез­
но
сп рос ил
Мирон.
—
Очень
любопытно!—вспыхнув,
признался
юноша«
—
Ну,
так
я
расскажу
вам...
Ми рон
опять
отодвинулся
от
учителя,
облокотился
226

на
спинку
стула,
по ло жил
ног у
на
ногу
и
ста л
р асск а­
зывать.
—
Составилась
нас
артель, —
нач ал
он
деловым,
об­
стоятельным
тоном,
—
в
двести
пятьдесят
человек.
Пр е-
жде-то
всегда
по
четыре
рубля
с
тысячи
грузили,
а
тепе­
ри ча
захотели
на ши
грузчики
свою
цену
поставить.
Отрядили
меня
съездить
в
город
—
цены
узнать.
Поехал
я.
В ижу,
в
городе
все
бастуют,
грузчики
—
тоже,
и
мы
з абаст о вали
на
десяти.
Тогда
купец
б р осился
в
сте пны е
деревни
и
набрал
там
пок а
что
чел овек
тридцать
по
ст а­
рой
цене.
Мы
им
сказали: «Что вам за охота
—
по
че­
тыре,
когда
мы
хот им
не
только
для
себя,
но
и
для
вас
десяти
достигнуть.
Ведь
вас
тридцать,
а
нас
двести
пять ­
десят,
вашей
смене
раз
в
неделю
пр идетс я
грузи ть.
Много
ли
заработаете?
Проедите
больше!» Ну,
они
сейчас
же
пе реш ли
на
нашу
цену
и
стали
вместе
с
нами
бастовать.
Он
—
другую
арт ель,
и
другая
к
нам
пристала.
Делать
нечего
—
согласился.
Поработа­
ли
немного,
опять
вчерась
забасто ва л и:
просим
д вад­
ц ать.
—
Ну,
э то,
пожалуй,
не
т ого,
не хорош о,
—
в озраз ил
учитель.
—
Нехорошо-о?
—
и рон ичес ки
протянул
Миро н
и
в друг
побледнел,
на
ли це
его
выра зилас ь
ненависть,
тон­
кие
ноздри
расширились,
гл аза
сверкнули
н ед обрым
огнем,
и
весь
он,
эне ргич ный
и
дикий,
на по мнил
какого-
то
красивого,
опасного
зверя.
—
Не т,
это
хорошо!
—
крикнул
он.
—
Купец-то
ведь
скулил: «Что высо мною
делаете?
Это
р аз девань е
нашего
брата!
Я,
говорит,
в
го­
род
п оеду,
г убе рна тору
донесу,
казаков
сюда
п отребую ,
усмирю
в ас !» А я и говорю ему: «Ваше степенство!
Ско ль ко
лет
мы
чут ь
не
д аром
на
вас
работа л и,
ко гда
была
в аша
сил а,
а
ведь
не
ездили
к
губернатору
усм и­
рять
ваш
аппетит!
Отч его
же
вы-то,
говорю,
теперь
о
ка­
за ках
мечтаете?
Что
у
нас
здесь ?
Бес поряд ки
али
бу нт?
Ничего,
мол,
таког о
не т!
Напротив
того
—
у
нас,
в аше
степенство,
тепе рича
оч -чен ь
даже
тихо!
А
ежели
вам
кажется,
что
от
нашей
забастовки
ва ша
мил о сть
чах­
нет
и
х иреет ,
то,
мол,
у
вашего
степенства
еще
многонько
осталось».
П о дошел
и
пальцем
ему
в
толстое
брюхо
ткнул
Мирон
зло
засмеялся
и
начал
ходить
по
комнате.
227

Учи тель
скон фу жен но
следил
за
ним
г л азами
и
не
на­
ходил
возражений.
Ус п окоив шис ь,
Ми рон
опять
заговорил:
—
У
нас
в едь
на
самом
де ле
теп ер ича
во
всем
сел е
тишина:
ни
др ак,
ни
песе н.
Винную
лавку
закрыли
при­
г ов ором,
всем
селом
согласились
так,
чт обы
не
пить ,
—
не
такое
время.
Мужик
теперь
должен
быть
постоянно
тр езвы й,
потому
что
пьяный
он
не
вытерпит,
разгорячит­
ся
и
выболтает
что-нибудь
секретное...
У
нас
только
оди н
раз
и
отпирали
казен ку ,
когда
нам ед ни
исправник
приезжал
и
с
похмелья
был...
Мирон
стоял
пос ре ди
комнаты,
шир око
расставив
ноги,
и,
по тр ясая
поднятой
кверху
рукой ,
ораторствовал
перед
учителем:
—
Про трез ви ли сь
мужики!
Проспались!
Призаду­
мались.
По мя ните
мое
слово:
будут
теперь
дела
у
нас!..
И
как
бы
вспомнив
что-то,
Миро н
развеселился
и
прервал
самого
себя.
—
А
поп-то
наш!. .
—
весело
вскрикнул
он.
—
Слыша ­
ли,
как
он
проповедь
сказа л
про
нашу
забастовку?
—
Нет,
я
не
был,
—
сказал
учитель.
—
Не
б ыли?
Ск анд ал
выш ел
в
церкви!
Пошли
мы
с
отцом
моим
певчих
послушать
в
воскресенье
к
обед­
не...
Ладно.
Вот
поп
вышел
проповедовать.
«Горе
вам,
—
говорит,
—
братие.
Е фто
все
вн ешние
и
внутрен­
ние
вра ги
устраивают
у
вас
ваши
ок ая нные
заб ас­
товки.
Вс е,
говорит,
будьте
д овол ьны
тем,
что
у
вас
есть,
а
лишнее
—
ближнему.
А
кто
б лижний?
Начальни­
ки ».
Тут
мой
оте ц
не
вы тер пел,
протолкался
к
нему
поб л иже
да
как
заорет
ему
на
всю
це ркву,
проповедь
пер ебил : «Батюшка!
У
нас
вот
земли
нехватка,
а
у
помещиков
много
ее.
Что
же
они
с
нами
не
поде­
лятся?»
Голо с
М ирона
опять
дрогнул
уже
знакомой
уч ите лю
струнной
дрожью,
л ицо
преобразилось,
на
гл азах
свер к­
нули
слезы.
И
опять
волна
сильного
чу вст ва
охватила
обоих,
а
жгу чая
искра,
рожденная
одн им
сердцем,
вновь
зажгла
др уг ое.
Слово
«земля»
г рем ело
в
ду ше
Мирона,
оно
потрясало
ее,
жалило
в
нем
сердце.
—
Остановился
поп
и
отвечает
ст рого: «А это,
гово­
рит,
кому
ско ль ко
дад ено
свыше;
овом у
тал ант,
овому
два».
Тут
вся
церква
так
и
загудела: «А!
хорошо
попу
228

говорить!
Он
с ы т!» Отец мой подступил к нему совсем
близко,
головой
мотает,
дл ин ную
бороду
вперед
выс та­
в ил,
весь
дрож ит
со
зл а,
лысина
светится,
кафтан
рас­
па хну л,
уперся
в
боки,
да
и
говорит
ему: «Эх ты,
поп,
поп
ты
и
есть!
Пустозвон
ты,
пустосвят!
Все-то
ты
врешь,
да
еще
и
п исани я
не
знаешь!
Понимаешь
ли
ты,
что
знач ит
талант,
в
к аком
смысле
и
к
чем у
про
талант
в
писании
с ка зан о?» и пошел,
и
п ошел
чесать...
А
наро д
г ал дит,
никто
н икого
не
слушает,
ска нд ал!
Поп—тягу
в
а лта рь,
а
народ
весь
из
церкви
разошелся
с
руганью,
с
гвалтом,
со
з лост ью...
Ми рон
выпрямился
и
воскликнул,
смеясь:
—
Вот
так
обедня
была!
Он
жестикулировал
перед
учителем,
в
лиц ах
из об ра­
жая
поп а,
своего
отца
и
мужиков,
а
учитель,
не
спу ская
с
него
глаз
и
съежившись
на
стуле,
жа дно
слушал
его
рассказы.
Он
думал
о
попе
и
о
том,
что
такое
талант...
И
т алант
ка за лся
ему
то
могучей
волной
любви
одного
человека
к
другим
людям,
то
жгучей
искрой,
рожден­
ной
с ильн ым
сер дцем
и
зажигающей
слабые
ду ши.
В
го­
лов е
его
смутно
м ел ькала
мысль,
что ,
пожалуй,
не
ст оит
уже
уходить
в
дьяконы,
потому
что
тогда
Мирон,
навер­
но,
лиши т
его
дру жб ы,
прекратит
свои
интересные
посе­
щения
и
что
на до
как-нибудь
так
жить,
чтобы
воз­
вы сить ся
во
мнении
Мирона.
Но
как
же?
Что
ну жно
де­
лать?
—
Приходи
ужо
на
курган!
—
как
бы
отвечая
на
его
мысли,
сказа л
Ми рон
и
взялся
за
кар ту з.
—
А
чт о?
—
спросил
вдруг
учи те ль.
—
Будет
собрание
трезвенников,
всего
нашего
круж­
ка
сознательных
му жико в.
—
Приду,
не пре ме нно
при ду!
—
радостно
забормо­
тал
учитель,
вст авая
во
ве сь
свой
длинный
ро ст
и
во з­
бужденно
махая
руками.
—
Я
т еперь
—
вот
чт о:
я
пря ­
мо
—
ваш!
Да,
поверь
мне,
Мирон,
мил ый
ты
чел ове к,
е й- богу! ..
Примите
меня,
пожалуйста,
в
этот
ваш
мужиц­
кий
кружок!
А?
Может,
и
я
пригожусь
вам
на
что-ни­
будь?
Ну,
хоть
писарем,
что
ли...
На
глазах
юноши
сверкнули
слезы .
Мирон
снисходительно
засмеялся.
—
Ладно,
ладно!
—
ск азал
он,
пр от яги вая
учи телю
сильную
загорелую
лап у.
—
Там
видно
будет.
Парень
229

ты
хорош ий...
только
не
х оди
в
дьяконы:
не
к
ли цу
этд
учителю!
—
Ни
за
что!
—
вскричал
учитель.
—
Ка кие
там
к
черт у
дьяконы!
Я
с
ва м и!..
—
Ну,
то-т о...
—
Это
я
так,
сдуру
б олта л,
а
тепер ь
у
меня
гол ова
просветлела,
ей-богу,
голубчик
Мирон!
И
приняв
степенный
вид,
юноша
деловито
с про­
сил:
—
Насчет
чего
будет
собрание?
—
Михай лу
Васильевича
судить
будем!
—
спокойно
от ве тил
Мирон.
—
Судить?
Агронома?
—
изумился
Дивногорский.—
Это
за
что
же?
—
А
там
ув иди шь ...
Недовольны
им
му жик и.
На­
чал
он
назад
пятиться,
как
рак...
А
мужики
на
уме
дер жат
много...
Вот
теперь
ле са
горят,
—
ши роко
махнул
он
рукой,
—
а
придет
осень,
усадьбы
запыла­
ют!
Да!
Глаза
Мирона
сверкнули
ненавистью.
Озадаченный
учитель
немножко
попятился
от
му­
жика.
—
У
ме ня
в
акку р ат
есть
книжечка
для
вас
по
это му
самому,
как
бы
сказать,
вопросу,
—
продолжал
с
пр еж­
ним
спокойствием
Мирон
и
полез
в
карман
штанов;
он
вытащил
оттуда
маленькую,
сл оженну ю
вчетверо
кни­
же чку
и
мо лча
сунул
ее
учит елю .
—
Это
чт о?
—
с про сил
тот,
с
любопытством
перели­
стывая
тонкую
бумагу.
Тогда
Мир он
оглян улся
по
сторонам,
близко
на кло­
нился
к
п лечу
у чит еля
и,
понижая
голос
почти
до
шепо­
та,
сказал
с ильн о,
многозначительно
и
любовно:
—
Не-ля-га-шка.
У чи тель
вздрогнул
и
засты л
на
месте
с
«нелегашкой»
в
руке .
Рот
его
рас кры лс я,
сер дце
г орело.
—
Н иче го,
ничего,
—
успокаивал
его
Мирон,
ухо­
дя,
—
займись.
Гла за
их
встретились,
и
оба
они
почувствовали,
что
теперь
уже
заключен
между
ними
п рочный ,
важный
со­
юз,
как
будто
за
время
ра згов ора
ду ши
их
нак онец
со­
прикоснулись.
и
од на
из
них,
го ря щая,
по бедил а
дру­
гую
—
темную.
230

III
На
затылке
к урган а,
там,
где
по
отлогому
зеленому
склону
росла
кудрявая
роща,
собралось
на
поляне
че­
ловек
двадцать
—
тр ид цать
му жико в.
Немного
пониже
горной
доро ги,
в
тени
деревьев,
на
г орбе
кургана,
пест­
р ели
они
своими
разноцветными
рубахами.
Тут
бы ли
пожилые
кудластые
голов ы ,
густы е
черные
и
рыжие
бороды,
лапти,
сапоги,
босые
ноги.
Мо ло дые
парни
б ыли
в
блузах
и
брюках
и
носили
д линные
воло­
сы,
закинутые
назад.
В
центре
вс ей
группы,
в
позах
противников,
сидели
друг
против
друга
Миро н
и
земский
а грон ом
Михайло
Васильевич,
давнишний
д руг
и
руководитель
буяновцев.
Рядом
с
М иро ном
сидел
учи те ль.
Агроном
и
Ми рон
с пори ли.
Все
слушали.
Михайло
Васильевич
был
худенький,
маленький
че­
ловечек,
в
пиджаке,
косоворотке
и
высоких
сапогах.
Бледное
не р вное
ли цо
его
с
под с тр иженн ой
ос тре нь кой
бородкой,
в
которой
уже
пробивалась
кое-где
седина,
к азало сь
измученным.
Он
полу ле жал
на
траве,
нервно
комкал
и
ку сал
со­
рванный
ст ебе ль
и
внимательно,
враждебно
слушал.
Го­
во рил
Ми рон.
—
Пя тн адцат ь
лет !
—
звучал
его
груд н ой
голос.
—
Пя тна дца ть
лет
ты
шеп тал
нам
каждому
п ооди ноч ке,
а
которым
чут ь
ли
не
сы зм а льс тва : «поднимайтесь», а мы
спали,
ходили
впотьмах,
боялись,
как
маленькие
ребя­
тишки.
Мы
тогда,
правду
сказать,
мало
что
у
тебя
по­
нимали.
А
все -таки
мы
думали:
ежели
придет
это
время,
то
уже
никто,
как
он,
пойдет
у
нас
впереди.
Мшрон
си дел
в
центре
всей
толпы,
поджав
под
се­
бя
ноги,
нервно
возясь
на
мест е
и
сд ви нув
картуз
на
затылок.
Л ицо
его
был о
се рье зно,
брови
нах му р ены,
пл от ная
груд ь
г лубо ко
дышала
—
что-то
си льн ое
хо­
тел
он
ск аза ть
и
не
н ахо дил
п одх одящ их
сло в.
Он
перевел
дух,
о тер
пот
со
лба
и
хмуро
задумался.
Учи ­
тел ь
подобострастно
смотрел
ему
в
ли цо.
Толп а
мол­
чал а.
По
густым
сочным
ветвям
берез,
лип
и
в язов
сколь­
зил
теплый
весенний
ветерок,
и
листья
тихо,
задумчиво
231

шел ест ел и.
Ск возь
темно-зеленую
листву
мелкими
бли­
ками
пробивалось
золото
со лне чн ого
св ета
и
падало
п ятнам и
на
густой
зел ен ый
ковер
травы.
Солнце
сади­
лось
за
потемневшие
г оры.
С
кургана
р аскр ывал ся
гро­
мадный
горизонт:
б ыла
видна
Волга,
вся
гряда
Жи гу­
левских
гор
и
безграничная
ровная
степь.
Темные
горы
разостлали
по
Волге
свои
черны е,
как
тучи,
тени,
а
вд а­
ли,
в
матовой
дымке
вечернего
тумана,
га сли
на
со лнце
золотые
главы
церквей
большого
каменного
города.
С
грустью
задум алас ь
Волга,
все
мрачнее
и
мрачнее
становились
тени.
Над
лесом
сто ял
дым.
Н еж ною,
печальною
грезой,
восточной
сказкой
веяло
кр уг ом.
Вся
страна
б ыла
как
мучительно-грустная
песня
о
ск ов анной
силе,
о
за д авле нном
гн ев е...
—
Выслушай
ты
нас,
пойми
ты
нас!
—
нервно
зв енел
го лос
Миро на .
—
Мы
терпели,
и
отцы
наши
терпели,
и
деды
и
пр аде ды
т е рпе ли...
Мы
со тни
лет
терпели...
А
когда
мы
спрашивали,
где
правда,
нас
усмиряли,
сек­
ли,
сажали
в
остроги,
и
мы
о пять
тер пел и.
Конца
не
был о
нашему
терпению...
Бу дь
оно
п рок лято
—
муж иц­
кое
терпение!
Кровавыми
сл ез ами
мы
поливали
вот
эту
каменистую
землю,
костями
своими
уд обр яли
ее.
И
—
терпели...
Толпа
бе с пок ойно
зашевелилась
и
глухо,
невнятно
засто н ала:
не
б ыло
слов
и
не
б ыло
ясных
восклицаний—
был
только
ст он
и
вздох
од ной
общей
груди .
—
Но
вот
пришел
конец
терпению...
мы
пришли
к
тебе
и
ск азал и: «Веди нас,
указывай,
что
нам
дел ат ь;
мы
согласны».
А
ты
что
нам
сказ ал ?
Ты
испугался
пер­
вый!
Ты
не
ведешь
нас
и
п рочь
не
отходишь,
и
да же
—
м еша ешь
нам !
Зачем
же
ты
нам
столько
лет
го вори л,
к оли
слов
своих
не
можешь
оправдать
на
д еле?
Вспом­
ни,
как
ты
нам
возвещал
о
правде
и
учил,
как
н адо
стоять
за
нее,
же рт воват ь
всем,
что
только
ест ь
у
тебя,
оставить
вс е,
что
дорого
сердцу,
—
жену,
отц а
и
мать,
—
и
идти.
И
ко гда
у
нас
открылись
глаза
—
вспомни,
лег ­
ко
ли
нам
было
исполнить
то,
что
ты
требовал?
Мы
по
ноча м
ходили
к
тебе,
а
наши
же ны
не
знали,
куда
мы
ходим,
допытывались,
плакали...
Эх!
Б ы вало,
сердце
пе­
реворачивается,
когда
воротишься
домой
под
утро,
а
232

же на- то
на
крыльце
сидит,
и
все
ждет,
и
все
плачет,
и
не
понимает
нич его .
Да
как
начнет
моли т ь,
чт обы
ск а­
зал,
кто
ее
разл учни ца ,
да
голов ой
об
землю
би ть ся,
да
обмирать,
—
так
свет а
божьего
не
взвидишь!
Я
сво ю-
то
жену
тогда
под
навесом
с
вожжей
снял,
да
целый
год
она,
бедная,
не
в
своем
уме
бы ла
—
вот
до
чего
дох о­
дило!.. А рассказать,
открыть
—
нельзя
б ыло:
страшную
клятву
в зял
ты
с
нас,
ты
учил
нас
тайну
свя то
хра н ить!
И
мы
сохраняли.
А
стар и ки
во ев али
с
нами
из-за
бога ,
и з-за
цер кви,
из-за
постных
дней !..
Что
только
бы ло
в
семьях,
—
какой
с о до м !., какая распря!
Но
для
нас
тв ои
речи
были
как
но вая
вера,
за
ко тору ю
мы
все
с
ра­
достью
готовы
по ст р адат ь!..
Ты
посмотри-ка
теперь
на
село,
—
что
с
ним
стало?
Все
ходят
со
светлым
лицом.
А
у
тебя,
скажи-ка,
п риз найся ,
что
на
душе?
Каж ется
нам
те пер ь,
что
оди н
только
страх
у
тебя
там,
с тра хом
полна
вся
твоя
душа!..
Ну,
так
что
же?
Ступай
куда-нибудь
от
нас
подальше,
на
спокой,
мы
тебя
не
неволим,
только
хоть
не
мешай
ты
н ам.
Кончилось
время,
когда
по
задворкам-то
шептались,
по ра
гром ко
говорить...
На­
стал
час
идти
нам
всем
добывать
свое
мужицкое
сча­
ст ье...
Слова
о
мужицком
с часть е
Ми рон
пр оизне с
торжест­
венно,
глубоким
г олосо м.
Эт от
крепкий
гру дн ой
г олос
др ог нул
всем
знакомой
огненной
дрожью,
лиц о
Миро ­
на
преобразилось,
глаза
сверкнули
слезами.
Он
стоя л
перед
изможденной
фи гурой
Михайла
Васильевича,
слов но
в ыли тый
из
бронзы,
силь ный,
молодой,
вд охн о­
в енны й.
—
Не
становись
на
дороге,
Михайл о
Васильевич,
уходи,
—
прошептал
он,
энергично
тряхнув
голов ой.
У
Михайла
Васильевича
др ож али
рук и,
мигали
гл а­
за,
с удорож но
подергивались
беззвучные
бл едн ые
г убы.
Толпа
мол ча ла.
Вн изу,
рядом
с
курганом,
серели
кры ши
изб,
тяну­
лась,
как
лента,
д орог а,
исчезавшая
за
селом
в
сосновом
лесу.
У
берега
чернела
длинная
баржа,
от
к оторо й
б ыли
с пу щены
мостки
на
берег.
На
берегу
виднелись
меш­
ки
с
хлебом.
Т олпа
народа
в
цв етн ых
руб а хах
усеяла
берег.
Она
все
увеличивалась;
к
ней
со
всего
сел а
233

сползались
люди.
Все
вниз у
уже
тонуло
в
сумер­
ках ,
и
только
верх
кургана
освещался
красными
лучами
со л нца.
—
Верно
ли
я
сказал ?
—
спросил
Мирон,
обращаясь
к
собранию.
Толпа
мо лчал а.
В
ней
копилась
тяжесть,
готовая
ото­
рва тьс я
и
уп аст ь,
как
н ави сшая
капля.
—
Верно!—вдруг
резко
вымолвил
кто-то.
И
тогда
что-то
прорвалось
и
хл ыну ло.
Все
з агал дели
разом.
—
Верно!
Верно!
Все
сказал!
—
По ра
в
отставку!
Ха!
—
Отобрать
доверенность!
—
Пусть
уходит!
Невозможно
с
н им !.. Не согласны!..
Михайло
Васильевич
побледнел.
Губы
его
искриви­
лись,
г лаза
замигали,
левая
бровь
подергивалась.
—
Го сп ода!
—
шевелил
он
губами,
озираясь
на
все
с торон ы.
—
Уходи!
—
кр ич али
кругом
возбужденные,
враждеб­
ные
лица.
Михайло
Васильевич
переводил
растерянный
взгляд
с
одн ого
лица
на
др уго е,
ж елая
найти
хоть
одно
сочув­
ствующее,
и
не
на ход ил.
Он
стоял
на
бугре
од ин
перед
бунтовавшей
толпой.
—
Уходи!
—
галдели
му жики.
Тогда
он
сделал
отчаянный
же ст,
про ся
слова,
и
тол­
па
мало-помалу
стихла.
Михайло
Васильевич
заговорил
хриплым,
дрожащим
от
во лн ения
голосом.
Сначала
он
заи кался
и
подбирал
слова,
но
потом
ов лад ел
с обою
и
ста л
говорить
свобод­
нее,
горячо
жестикулируя
и
пронизывая
мужиков
колю­
щ им,
пр они цат ельны м
взглядом.
—
Постойте!
—
крикнул
он.
—
В
чем
дело?.. За что
вы
гон ите
меня?..
Не
за
то
ли,
что
я
пятнадцать
лет
воспитывал,
ра зви вал,
учил
вас?
Пятнадцать
лет
ше п­
т ался
с
вами
по
задворкам?
Но
как
бы
я
мог
ина че
го­
во рит ь,
ес ли
бы
не
шептался?
Я
шептал
вам
великие
слова...
слова
о
правде...
о
человеческом
счастье...
о
том ,
чтобы
вы
поднялись
когда-нибудь...
Я
н алаг ал
на
вас
страшные
клятвы,
и
вы
держали
их,
вы
по винов алис ь
одному
моему
слову,
вы
всегда
верили
мне...
И
отт ого
я
про был
с
ва ми
так
долго
и
создал
ва с!
Не
за
то
ли
234

вы
г оните
меня ,
что
я
отд ал
вам
лучшую
часть
моей
жизни,
или,
может
бы ть,
за
то,
что
я
л юбил
вас,
как
сво ­
их
детей?
Теперь
—
дальше:
вы
укоряете
ме ня
за
то,
что
вы
решили
«подниматься», а я не соглашаюсь вместе с ва­
ми,
не
испол няю
м оих
слов
на
де ле ...
Но
как
вы
подни­
м аетесь?
Стихийно!
Вы
поджигаете
лес,
открыто
захва­
ты вае те
землю,
соби рае тес ь
громить
помещиков!
Мне
не
жалко
леса
и
не
жалко
помещиков,
мне
жалко
вас:
вас
разгромят
к азак и,
вас
перебьют,
расс ажаю т
по
тюрь­
мам!
Погибнет
мой
труд,
погибнет
в се,
над
чем
я
тр у­
дилс я
пятнадцать
ле т!
Если
за
это
вы
гоните
меня,
то
я
откровенно
за яв ляю
ва м:
да,
я
не
пойду
впереди
в ас,
я
буду
останавливать
вас
на
это м
пути
до
тех
по р,
пок а
не
будет
о бесп еч ена
поб еда !
Я
умоляю
ва с:
подождите,
готовьтесь
понемножку,
пот ихо ньку,
не
вст упайт е
в
от­
крытую
борьбу...
Я
всю
жизнь
боялся,
всю
жизнь
хи трил
и
го вор ил
ше пот ом
—
и
теперь
уже
не
могу
ничего
ина­
че
и
не
верю
ещ е,
что
настало
время
громко
го вори т ь!..
Может
быть,
придет
время,
ко гда
я
решусь
и
докажу
сво ею
смертью,
что
не
смерти
я
боялся!
Послушайтесь
ме ня,
как
слушались
пр еж де,
не
выходите
под
выстрелы,
по б ереги те
с еб я...
вы
—
мужичья
интеллигенция,
вас
ма­
ло!
Вас
перебьют
св ои
же,
темные,
несознательные
од­
носел ьч ане.
Вы
подумайте
только,
что
начи нает ся
теперь
в
дерев­
н ях:
все
перемешалось,
перепуталось,
какая-то
всео б­
щая
смута,
льется
кровь,
отнимают
землю,
лес
заг о­
рается...
—
Будет!
—
крикнули
ему.
—
Поздно
туш и ть!
И
не
тебе
бы
за
это
дел о
браться!
Ска за но
—
уходить!
—
Довольно,
Миха йл о
Васильевич!
Бр ось
вожжи!
Теперь
мы
сами
хотим ,
одни ,
без
тебя!
Не
хоти м
по-
старому!
Мужики
ра зм ахи вали
руками
и
возбужденно
шу­
ме ли:
—
Врут,
вс ех
не
перебьют!
—
Че го
тут?
Уходи
домой!
—
У
нас
Мирон
будет
зам ес то
те бя!
•—
Не
хоче шь
быть
впереди,
так
о ста нешь ся
сзади!
—
Он
—
ни
взад,
ни
вп еред !
—
Стара
стала
—
уставать
стала!
235

К раска
сдержанного
гнева
залила
бледные
щеки
аг­
ронома.
—
Прощайте,
больше
не
о
чем
гов ори ть!
—
преры­
вающимся
голос ом
резко
кр икну л
Михайло
Васильевич.
Он
весь
перекосился,
безнадежно
махнул
рукой,
повер­
ну лся
от
мужиков
и
ста л
спускаться
с
б угра
вниз
по
от­
косу .
Ноги
его
скользили
по
вла жн ой
траве,
и
он,
пры­
га я,
побежал
вн из,
раскинув
руки,
как
подшибленные
крылья.
На
б егу
он
цеплялся
за
кус ты
и
камни,
п адая
то
в
одну,
то
в
другую
ст орон у,
и
был
в
то
время
похо ж
на
подстреленную
пт ицу.
Он
б ежал
все
быстрее,
спотыкаясь
и
поднимаясь,
и
нак онец
пропал
из
гла з.
Солн це
погасло
за
горами,
и
только
широкое
крова-
во-золотое
зарево
весеннего
заката
в елик ол епно
п ылало
и
медленно
гасло
на
причудливых
облаках.
Закат
был
гневным:
его
золотистые
краски
чут ь
за ме тно
багровели,
сгущались,
темнели
и
бл екл и.
А
уже
все
кругом
одев а­
лос ь
мягкими
пе ч аль ными
тенями,
погружалось
в
гу­
сту ю
теплую
ть му.
И
на
все
легла
печать
грусти
и
вели­
чавой,
ст рогой
думы:
как
будто
ве лик ий
гн ев
и
безмолв­
ную
смертельную
боль
затаило
в
себе
могучее,
молчали­
вое
сердце.
Вдали
зад ро жали
бесчисленные
серебристые
гор од­
ск ие
ог ни.
С
темнеющего
неба
одна
за
другой
ста ли
вы­
глядывать
любопытные
ми лые
зв ездо ч ки,
а
над
лесом
ясно
обо зна чал ось
грандиозное
зарево
пожара.
Уг аса ю­
щий
зака т
перелился
в
грозное,
живое
пл амя.
Казалось,
что
за
гребнем
т ем ных,
угр юм о-з аду мчи­
вых
гор
бушует
о гненно -к ро ваво е
м оре,
что
оно
идет
все
ближе
и
бли же,
охватывая
ле с.
Алые
волны
рдели,
вздымались
и
пад ал и,
и
опять
вздымались,
а
над
ними
пылало
небо.
Све т
колоссального
пожара
озарял
весь
курган
от
подошвы
до
в е ршины
фантастическим
красноватым
сия ­
нием,
и
оно
возбуждало
людей,
ра здр аж ало
и
зв ало
куда-то.
Внизу,
около
подошвы
кургана,
отблески
огн я
осве­
щали
огромн ую
че рную
толпу
народа,
—
она
ко пош и­
л ась
и
сердито
ворчала.
От
околицы
села
скака л
к
ней
отряд
казако в;
с
ку р­
га на
б ыло
видно,
как
болтались
за
их
сп инами
ружья.
236

Мужики
на
кургане
все
обернулись
лицом
к
Ми рону,
Освещенный
красным
заревом,
в
ру бах е,
с
шапкой
на
затылке,
приставивши
щит ом
ладонь
од ной
рук и
к
гла ­
з ам,
а
другой
отстраняя
от
се бя
учителя,
который
хоте л
ему
что-то
сказать,
он
сто ял
выше
всех,
на
бугре,
отк у­
да
только
что
соше л
Михайло
Васильевич.
Лицо
Миро на
выражало
напряженное,
сумрачное
внимание,
гла за
стали
ос тры ми
и,
словно
в пив аясь
во
что-то,
грозно
смотрели
из-под
густ ых,
сдвинутых
бр о­
вей
поверх
их
голов,
ту да,
где
готовилась
битва.
В
воздухе
па хло
дымом.
Лес
разгорался.,,
1905

полев ой
суд
За
Жигулевскими
горами
прячется
маленькая
речка
У са.
Начинается
она
в
лесу,
около
се ла
Переволоки,
в
полуверсте
от
берега
Во лги,
течет
меж
гор
навстречу
ей,
по хожа я
на
ее
отросток
или
«ус», и,
перерезая
на ис­
кось
Самарскую
луку,
впадает
в
Волгу
верст
на
двести
выше,
около
Молодецкого
кургана.
Если
от
Переволок
еха ть
по
э той
рек е,
а
не
вверх
по
Волге ,
то
мож но
через
несколько
часов
очутиться
по
другую
сто рону
лу ки
и
таким
обр азом ,
плывя
по
тече­
нию,
впятеро
сократить
расстояние.
В
ст ар ину
У сой
пользовались
волжские
разбойники:
они
нападали
на
караваны
около
Переволок;
ес ли
суда
убегали
от
них,
то
переволакивали
сво и
челноки
на
Ус у,
обгоняли
с уда
и
вн овь
грабили
их
у
Молодецкого
кургана.
И
р ека
Уса
до
сих
пор
сохраняет
св ой
прежний
ра з­
бой ни чий
ви д:
она
течет
в
Жигулевских
де бр ях,
меж
скал
и
ущ е лий,
дикая,
безлюдная,
то
исчезая
в
лесу,
то
снова
внезап но
по яв ляя сь,
то
ши рокая
и
спокойная,
то
как
б урный
поток
мчится
по
зубчатым
порогам.
Вы с окие
крутые
берега
ее
покрывает
стар ый
сосновый
бор ,
и
ни
р азу
нигде
не
встречается
жилья
человеческого.
И
тих о
бывает
к ру гом,
ко гда
плывешь
по
ней
на
челноке
с
ко­
сым
волжским
парусом.
Места
здесь
все
запо в едны е,
ле са
—
дремучие,
и
стоят
заросшие
лесом
горы
все
та ки­
ми
же
дикими,
как
и
со тни
лет
назад.
Что
ни
дальше
плывешь
по
Усе,
—
бер ега
идут
все
выш е
и
угрюмее:
ре­
ка
бежит
под
вис я щими
скалами
по
те мно му
ущелью
на
дне
пропасти;
высоко
в
не бе
громоздятся
скалистые
вер­
238

хушк и
гор ,
по хож ие
на
зубчатые
хре бты
сказочных
чу­
довищ
или
развалины
зам ков ,
а
старые
со сны,
качаясь
от
ветра,
гулко
поют
буйные
песни
или
угрюмо
шепчут
друг
другу
жу ткие
разбойничьи
ск азки .
Ветер
в
э том
ущелье
еж емину тн о
меняется,
из-под
каменных
берегов
звенят
подземные
ключи
и
черн е ют
пе щер ы,
полные
темной
вод ы.
Ст оит
на
Усе
в ы сокая
обрывистая
«Девичья гора»;
по
преданиям,
с
нее
когда-то,
со тни
лет
назад,
сбросили
девушку
в
Волгу,
невинную
чистую
девушку;
и
с
тех
пор
каждую
ве сну
горит
с ело
Девичье,
го рит
весеннею
ночью,
а
на
горе ,
в
зареве
пожара,
вид ят
бу дто
бы
люди
ее
огне нны й,
мстительный
образ.
Уже
позабыто
теперь,
за
что
ее
сбросили...
Есть
тут
ур очищ е
«Воеводино»: стоял над Волгой
красный
терем
с
высоким
окном,
воеводин
терем,
и
лю­
би ла
ж ена
воеводы
уд ал ого
разбойника,
на
легкой
ло­
дочке
приплывал
он
к
не й,
св иста л
по-соловьиному,
в
терему
отворялось
окн о,
и
по
веревке
она
принимала
к
се бе
ат амана.
Но
в
последний
раз
не
воротился
он
из
те­
рема:
только
лодка
плыла
без
не го
по
теч ению ,
а
за
нею
—
молодецкая
шапка
с
красным
верхом,
с
зо лот ой
кистью...
А
вот
мрачная
Кудеярова
гора.
Кровожаден,
жесток
и
мстителен
был
Кудеяр.
Лил,
как
во ду,
кровь
че ло ве­
ческую,
любил
похи ще нную
красавицу
и
держал
ее
вза ­
перти
на
ве рш ине
горы.
Кончил
жизнь
св ою
К удеяр
мо­
нашеством:
с тал
грех и
свои
замаливать.
Есть
на
Усе
двенадцать
малых
курганов
—
могилы
двенадцати
братьев.
Позабыто
уже,
что
это
бы ли
за
братья.
Все
кругом
о бв еяно
поэтической
песне й,
с едой
леген­
дой.
И
нач и нает
казаться,
что
между
стволами
старого
бора,
что
вс хо дит
пр ямы ми
рядами
на
вершины
гор ,
ме лька ет
кто-то
б езмо л вный,
кто-то
величаво-печаль­
ны й,
могучий,
в
златоверхой
шапке,
в
д ор огом
ка фтан е
с
о тороч кой .
И
так
жут ко
становится
в
этой
мра ч ной
ти шин е,
что
х оче тся
крикнуть,
хоч ет ся
слышать
обычный
человече­
с кий
голос.
Но
этого
только
и
надо
горам:
волшебное
239

эхо
подхватит
неско л ько
слов
и
долго
будет
повторять
их
громовым,
нечеловечески
мощным
голо сом .
Т ени
далекого
про шло го
об ита ют
здесь.
Воинствен­
ные,
смелые,
сил ьные
люди
ког д а-то
жи ли
здесь,
п
жизнь
их
была
во льной,
и
гибли
они
в
борьбе
за
в олю ...
Давно
уже
нет
их.
И
хочется
знать,
кто
жи вет
здесь
теперь,
где
пот ом ки
тех
си льных
людей,
настоящих
хозяев
эт ой
стр а ны,
по­
ливавших
ее
кров ью
своей.
Как
бы
в
ответ
на
эти
мысли,
нео жи данн о
выносится
Уса
из
глубокого
ущелья
в
приво ль ную
долину,
окру­
женную
подковой
гор,
задумчиво
глядящих
на
Селить­
бу
—
серое,
печ аль но е,
нищенски-бедное
село,
что
пр и­
ют ило сь
в
долине
на
берегу
реки,
убогое
село
ср еди
роскошно-величавой
природы.
Тут
же
впадает
Уса
в
широко
разлившуюся
Волг у,
так
ши рок о,
что
ч уть
виден
простым
глазом
лу го вой
плоский
бер ег
ее.
При
сл иянии
рек,
выдаваясь
вперед,
как
на
ст ра же,
стоит
гро з ный
М ол о децкий
курган
—
сказо ч ная
голова
г игант а
с
морщинистым,
угрюмо-страдальческим
каме н­
ным
лицом,
с
нахмуренным
лбом
и
зел ен ым
бором
вме ­
сто
волос.
И
бьются
певучие
волн ы
о
печальное
лицо
его,
и
ш евелит ся
под
ветром
зве нящи й
бо р.
А
угрюмый
к ур­
ган
глядит
на
соседние
зелено-кудрявые,
ласково-спо­
койные
горы,
отраженные
в
мощной
зеркальной
реке,
и
хмурится
и
ве чно
думает
свои
старые
разбойничьи
дум ы.
И
так
хорош ,
так
целомудренно
хоро ш
этот
благо­
датный
край,
столько
в
нем
глубокого
покоя,
приветли­
вой
ла ски
и
нежной
грусти,
тако ю
дышит
он
дум ой
и
с илой,
ширью
и
во лей,
что
хочется
позавидовать
людям,
живущим
здесь,
что
невероятным
и
невозможным
ка­
жется
в
краю
э том
горе
людское,
I
Бо лее
чем
сто
тридцать
лет
про шло
с
тех
пор,
как
весь
этот
чудный
приволжский
край
—
эти
реки,
земли,
леса
и
горы
—
стал
родовым
граф ски м
достоянием;
в
не­
прикосновенном
в иде
переходит
это
маленькое
царство
240

из
рода
в
род
старой
графской
фамилии,
представители
к оторо й
никогда
не
живут
здесь.
Но
Селитьба
д р евнее
с тарог о
графского
рода:
в
маленькой
старой
церковке
до
сих
пор
хранятся
старые
летописи,
в
ко торы х
рас­
сказана
странная
история
с ела.
Еще
при
царе
Иване
Васил ь еви че
Гроз ном
пришли
сюда
во л ьные
люди,
новгородские
ушку йн и ки,
пришли
с
пищалями
и
бердышами,
прогнали
отсюда
какое-то
ба­
сурманское
племя
и
«окопались около кургана».
Жили
они
в
п ос тоя нной
борьбе
с
кочевыми
племена­
ми,
но
утвердились
и
стали
границей
царства
Москов­
ск ого,
стали
постоянной
угрозой
для
врагов
его.
По двиг и
воинственной
Селитьбы
оценил
ца рь
Алек­
сей
Михайлович:
всю
прилегающую
к
Селитьбе
д олину
даровал
он
им,
и
дарственная
ц арск ая
грамота
из
по­
коления
в
поколение
сохранялась
старейшими
людьми
Селитьбы.
9
И
долго
жили
они
среди
непроходимых
дебрей,
скры­
тые
от
чужой
жизни
горами
и
лесами,
и
долго
н икто
не
знал
о
них.
Век
проходил
за
веком,
а
де ти
леса
жили
без
перемен,
все
так
же,
как
и
прежде,
и
знали
только
св ою
землю,
лес
и
горы.
Пот ом
отыскало
их
кре пос т­
ное
право,
покорило
и
ввело
в
колею.
А
при
Екатерине
они
были
пода ре ны
вместе
с
землей,
с
телом
и
душой
в
«майоратное»
вечное
владение
«великолепному»
гра­
фу
и
всему
его
потомству.
«Царская грамота»
ст а­
ла
ненужной,
ее
забыли,
потеряли.
Остал ась
т олько
глухая,
неистребимая,
незабываемая
легенда
о
ней.
И
старики
рассказывали
внукам
сказку
«о царской гра­
моте».
Потом
пал о
крепостное
право.
Мужики
пошли
на
ма лый
надел
и
ок азал ись
без
клоч­
ка
земл и,
окруженные
владениями
графа.
И
превратились
они
в
рабочие
рук и
графс ки х
име­
ний,
о бр абат ывая
барскую
зем лю
после
в оли
так
же,
как
и
до
в оли.
Она ,
эта
«воля», как будто прошла мимо Селитьбы,
не
коснувшись
ее.
Ушл а
она
от
них
за
ле са
и
горы ,
а
они
остались,
как
и
пр ежд е,
не под вижными,
жили
покор но
и
недоуменно
страдали.
Только
с
новою
си лой
стала
оживать
сказка
о
про­
241

павшей
царской
грамоте,
только
еще
больше
украсилась
эта
сказка
бессознательно
красивыми
вымыс ла ми ,
нев ест ь
когда
рожденными
поэтической
ду шой
на­
ро да.
И
вечно
юн ым
оставалось
в
эт ой
душе
все
да вне е,
легендарное.
Смутно
жили
в
ней
вековые,
забытые
воспоминания
о
земле
и
воле,
о
пе рв обытн ой
справед­
ливости,
о
старой
патриархальной
жизни.
И
не
зн а­
ли
он и,
что
сделала
жизнь
там,
за
эт им
лесом,
за
грядой
таинственных
гор,
к уда
м чал ась
их
старая
разбойничья
река
и
куда
унос и ла
ее
воды
м опу чая
Волга...
Ист ор ия
железною
пятой
шагала
по
их
спинам,
а
они
все
ж или
в
мир е
лесных
сказок,
гремящих
ручьев,
иг­
р ающе го
эх о,
и
под
бессознательными
о бр азами
и
т ем­
н ыми,
смутными
воспоминаниями
спящей
глуб окой
ду ши
ле жала ,
как
сказочный
клад,
какая-то
утраченная
вели­
кая
правда.
И
долго
бы
жи ли
они
так
в
своем
покорном
и
т аин­
ственном
безмолвии,
е сли
бы
одн ажды ,
во
время
по жар а,
когда
горела
в
Селитьбе
хижина
какой-то
столетней
о ди­
нокой
старухи,
спасавшие
ее
добро
не
выбросили
в
окно
маленький
старый
сундучок,
который
при
п адени и
р аз­
бился
и
из
потайного,
никому
доселе
неизвестного
ящика
выскочил
старый
пергаментный
сверток,
испещренный
странными
буквами,
исписанный
малопонятными
слов а­
ми, — удивительный
свер т ок
с
большой
старинной
пе­
чатью.
В
городе
эти
слова
разобрали,
прочли
и
пер евел и
хо­
докам
Селитьбы
на
жигулевский
язы к.
В
этой
полусказочной
воскресшей
хартии
м огучи й
ца рь
брал
их
под
с вою
высокую
ц арск ую
руку,
миловал
за
старые
вины,
а
за
под виги
ратные
щедро
жа лов ал
на
ве ки
вечные
землей
и
угодьями.
К
грамоте
была
прило­
жена
тяжела я
им енн ая
цар ская
п еч ать.
Много
снится
людям
сн ов
золотых,
много
райских
в иде ний
проплывает
над
спящей
д ушой
человека,
но
крестьянский
сон
всегда
оди н:
крестьянину
снится
земля.
И
с
тех
пор
дв адц ать
лет
ходили
ходоки
се ла
Селитьбы
по
су дам
и
пала та м
больших
городов.
Они
искали
все
какую-то
«подземельную канцелярию»
и
взам ен
ее
по­
падали
в
острог
или
в
сумасшедший
дом .
Они
каз али сь
242

выходцами
из
шестнадцатого
века.
Современный
век
не
понима л
их,
и
они
не
понимали
е го.
А
они
хоте ли
—
суда.
Всюду
подавали
ст ран ные
прошения,
в
котор ых
рас­
сказывалась
сказочная
ист о рия,
и
отовсюду
про шени я
им
возвращали
и
су да
н ачина ть
не
хотели.
Мн огим
казались
интересными
эти
самобытные
ор и­
гинальные
лю ди
в
живо пис ном
национальном
нар яд е,
с
заветной
кожаной
сумк ой ,
с
волшебной
сказочной
гр а­
м отой
чуть
ли
не
сказоч но го
царя.
И
смотрели
на
них
с
любопытством,
как
на
действующих
лиц
волшебной
сказки
или
оперы,
смотрели
у
них
грамоту
и
отсылали
от
од ной
канцелярии
к
другой,
от
одного
адвоката
к
другому.
Тогда
они
шли
к
царю ,
но 'дой ти
не
удавалось,
и
ни
с
чем
возвращались
ходо ки
в
родную
сво ю
Селитьбу.
На
некоторое
время
мечты
их
о
земле
как
бы
за­
мирали,
но
потом
опять
возрождались
с
н овой
силой.
Стоило
кому-нибудь
уверить
их,
что
дел о
их
пра ­
вое,
что
зем лю
высудить
можно,
—
и
опять
собирал­
ся
с ход,
га лд ел,
составлял
«приговор», выбирал ходо­
ков .
И
снова
шли
ходоки
в
дале кий ,
не
понимавший
их
город,
ходили
долго
и
опять
ни
с
чем
возвращались
до­
мой .
Писали
гра фу
—
гра ф
жил
за
границей
и
ничего
не
о твечал
им;
немец-управляющий
гна л
их,
не
же лая
слу­
шать.
В
последнее
время
со ста вляли
приговоры
«об ото­
брании
земл и
у
гра фа»
и
вручали
их
земскому
началь­
н ику
для
представления
высшему
начальству,
но
зе м­
ск ий
грозил
и
руга лс я,
бра л
себе
приговоры
и
никому
не
от сыл ал
их.
Так
дв адцат ь
лет
тяну лас ь
эта
бесплодная
история—
бесконечная,
с тара я,
обыкновенная,
в сем
на доевш ая
и ст ория
муж и чьей
тем ноты ,
задавленности
и
беспра­
в ия.
И
никто
не
мог
их
убедить,
что
уже
бессилен
теперь
«добрый московский царь Алексей Михайлович»
и
бе с­
сильно
его
«могучее царское слово», и никто не мог до­
казать
им,
что
бессильна
теперь
та
правда,
в
кот орую
од ну
они
верят,
кот орую
ищ ут
и
не
могут
не
иск ать ,
ибо
глубоко
заложена
жа жда
ее
в
темных
недрах
их
из му­
ченной
молчаливой
души .
243

II
В
светлое
майское
утро,
когда
раз л ивш аяся
Волга
и
полная
бурная
Уса
б ыли
особенно
прекрасны,
отра жа я
в
себе
зеленые
горы,
когда
радостное
весеннее
сол нце
наскв о зь
пронизывало
золотым
своим
светом
прозрач­
ный
молочно-синий
туман,
по д ним авш ийся
над
ши рью
отрадно
св еж ей,
исполненной
величавой
нег и,
силы
и
спокойствия
гигантской
реки,
в
это
дивное
утро
в
чудной
изумрудной
долине,
обрамленной
полукругом
разодетых
в
не жную
зел ень
гор,
на
границе
крестьянской
и
граф­
ской
земли
происходило
что -то
необыкновенное.
Тысячная
толпа
с
женами
и
детьми,
с
целым
таб ором
телег,
сох
и
лош аде й
расположилась
в
поле.
Вся
Селитьба
вые х ала
сюда,
и,
кроме
нее,
пришл и
т олпы
из
соседних
дере ве нь
и
маленького
городка,
кото­
рый
чуть
в иден
был
отсюда
на
горизонте
ск возь
редею­
щий
золотой
туман.
Весь
это т
народ
галдел
и
копошился,
как
на
ярмарке.
Лошади
из
телег
бы ли
выпряжены
и
паслись
рядом.
Оглобли
подняты
к ве рху.
Почти
у
ка ждой
телеги
пылал
кост ер,
на
к отором
же нщины
готовили
пищу,
и
эти
б ес­
численные
о гни
придавали
колоссальному
табору
н ечто
древне-дикое.
Говор
мужчин
и
женщин,
пис к
и
пла ч
ре­
бят,
ржание
л оша дей
—
все
это
создавало
настроение
чего-то
н еоб ычного.
А
вдоль
межи
на
целую
версту
ра­
стянулись
цепью
триста
или
чет ыр еста
сох
с
запряжен­
ными
в
них
лошадьми.
И
вся
эта
кар т ина
удивительно
гар мон ир ова ла
с
могучими
горами,
курганами,
огр ом­
ной
све р кающе й
рекой
и
лесом,
бесконечным
лесом,
что
покрыл
с обою
весь
горный
хребет,
отразился
в
реке
и
уше л
до
кр ая
нежно-голубого
неба.
Около
межи,
в
центре
всего
табора,
стояло
два
бо ль­
ших
стола,
накрытых
с катер ть ю.
На
одн ом
из
них
лежали
предметы
и
церковная
ут­
ва рь
для
молебна.
На
другом
столе
бы ли
приготовлены
пис ьме нные
п ри­
надлежности
—
п еро,
чернила,
бумага,
и
лежала
знаме­
нит ая
ко жан ая
сумка
с
«царской грамотой» .
Ма ле ньк ий,
старенький
селитьбенский
по пик
уже
надел
ризу
и
выпра влял
из-под
нее
жидкие
седы е
во­
лосы.
244

Толпа,
стихая,
тяжело
и
плотно
сгрудилась
к
столам
и
обнажила
голов ы.
Вп е реди
вс ех
стояли
старшины,
сот­
ск ие
и
несколько
самых
старых
крестьян
с
длинными
се­
дыми
бородами.
Н ача лся
молебен.
В
тишине
издалека
доносился
густым,
чуть
слы шны м
ст р унным
звуком
шум
леса
и
волн...
Накануне
этого
дня
кр есть яне
села
Селитьбы
собра­
лись
на
сходе
и
составили
приговор
о
«полевом суде» .
Решили
они
в ыех ать
в
поле,
созвать
туд а
со
всей
округи
окольных
людей,
пр игл аси ть
графского
управ­
ляющего,
уведомить
об
э том
исправника
и
земского
начальника
и
в
присутствии
ок о льных
людей,
пред
ли­
цом
начальства,
показать
управляющему
«царскую гра­
м оту», а затем
потребовать,
чтобы
и
он
пол ожил
на
стол
рядом
с
ней
те
документы,
по
которым
граф
вл аде­
ет
зем лей .
И
тог да
как
решат
окольные
люди,
так
и
бу­
д ет:
к оли
присудят
землю
графу
—
покориться
и
разой­
тись,
а
присудят
мужикам
—
то
з апах ать
ее
тут
же,
торжественно,
всем
селом:
п усть
тогда
гра ф
судится
и
сам
до казыв ает
с вое
право.
Но
если
при
запашке
графские
лю ди
или
городская
полиция
будет
препятствовать,
то
ни
в
каком
случае
не
сопротивляться
и
не
прибегать
к
насилию,
а
чтобы
не
о к леветал
кто-нибудь
крестьян
в
со про тив ле нии
вла­
стям,
то
не
брать
с
с обой
нико му
ни
пал ки,
ни
прутика,
ни
даже
кнута
для
лошади:
пусть
не
смешивают
их
по­
ступок
с
разбоем,
насили ем
и
захватом
чуж ой
собствен­
ности,
—
они
хотят
добиться
правды,
законности
и
вы­
ну жде ны
после
двадцати
лет
бесплодных
ст р аданий
обратиться
к
«полевому суду» .
Густо
вздыхала
толпа,
и
ровною
пе вуч ей
волной
до­
но си лась
музыка
соснового
бора.
Вдали,
с
горы ,
со
с торон ы
графской
у садь бы,
с пу­
скал ся
по
дороге
экипаж
и
несколько
всадников.
Моле бе н
кончился.
То лпа
о пять
загудела.
В ыд елял ись
отдельные
во­
склицания:
—
Исправник
едет !
—
А
верхами-то
—
урядники!
—
Управитель-то!
Рядом
с
исправником.
—
И
зем ски й
с
ни ми!
245

•—
И
все
—
на
графских
ло шад ях!
Ха-ха!
Послышался
презрительный
смех.
Скоро
к
табору
подкатила
щегольская
коляска,
за«
пря женна я
парой
в орон ых
лошадей.
К ол яску
сопрово«
жд ал
наряд
конных
урядников.
Мужики
стихли
и
сня ли
шапки.
Из
к оляс ки
медленно
выш ло
начальство.
П ожи лой
исправник
п оходи л
на
червонного
корол я :
борода
е го,
длинная,
волнистая,
слегка
разделенная
вниз у
на
две
половины,
почти
уже
седая,
ни спадала
на
в ы сокую
грудь.
Земским
начальником
был
мешковатый,
неуклюжий
гос поди н
медвежьего
телосложения,
ры жий,
сутулый,
со
взглядом
исподлобья,
с
туп ой
жестокостью
и
зл ой
огра­
н ичен нос тью
в
выражении
угрюмого,
грубого
л ица.
Да­
же
фу ражк а
с
к р асным
околышем
сидела
на
его
круг­
лой
стриженой
голове
ка к-то
слишком
определенно
и
бесповоротно,
а
ш иро кий
пл ос кий
затылок
внушал
бе з­
отчетный
страх.
За
ними
из
ко л яски
выпр ыгнул
управляющий—немец
с
черной
бородой,
в
с оломен н ой
шляпе
и
парусиновом
костюме.
Он
смотрел
на
толпу
б ре згл иво,
не
скр ы вая
своего
презрения.
Старшина
и
оди н
из
стариков
поднесли
исправнику
«хлеб -с ол ь».
Над
толпой
невн ят но
зву чал и
отрывочные
фразы
короткой
ре чи,
которую
сказал
старшина:
—
...Х л ебом
живе м
—
хлеб
и
п однос им ...
не
обессудь...
не
за
худом
собрались...
изволь
выслушать...
Исправник
дв ижени ем
руки
велел
положить
хлеб
об­
ратно
на
стол
и
сам
п одо шел
к
столу
вместе
с
земским,
управляющим
и
уряд ник ами .
Толпа
ра здала сь,
приняла
их
в
се бя
и
затем
опять
сомкнулась
вокруг
них
густым
ши рок им
кольцом.
И спра вник
быстрым
взгля до м
окинул
мо ре
голов,
та­
б ор,
костры
и
сохи
и
спросил
мягким,
хриповатым
басом:
—
В
чем
дело?
Зачем
собрались?
Вся
толпа
за го вори ла
разом.
Даж е
бабы
что-то
кри ­
ч али,
волнуясь
и
поднимая
руки
к
небу.
Исправник
за ма хал
рукой:
—
Тише!
Молчи те!
Говори
кто-нибудь
оди н ,,,
выбор­
ные!
246

Выступили
вперед
опять
стар ши на,
несколько
стари­
ков
и
молодых.
.—
Мы
—
выборные!
—
Пу сть
кто-нибудь
один!
Раздались
голоса
из
толпы:
—
Епа не шник ов,
говори!
Или
ты,
Б ашае в!
Стал
гов орить
Баш аев ,
м олодой,
лет
тридцати,
жи­
вой,
эн е рги чный
мужик
небольшого
роста,
с
курчавой
светлой
бородкой.
—
Ва ше
б лагоро ди е!—в зво л нов анн о,
смело,
з вонк им
голосом
крикнул
он.
—
Мы
не
воровать
приехали!
Мы
приехали
свою
зем лю
пахать!
Свою !
Будьте
свидетели!
Вот
зде сь
налицо
гос подин
управляющий,
а
вот
околь­
ные,
пос т ор онние
люди
—
мы
сами
их
приз вал и!
Пусть
нас
здесь
рассудят,
будем
в
п оле
судиться,
как
н аши
прадеды
судились!
Ваше
благородие!
Посмотрите:
вот
на
этом
столе
ле жит
цар ская
грамота,
ц арс кая!
Дар­
ств енн ая!
От
самого
царя
Але ксе я
Михайловича.
Наша
зе мля!
Почему
же
ей
владеет
граф?
Пускай
господин
управляющий
положит
на
другой
стол
графскую
гра ­
моту!
Може,
его
гра мо та
сил ьнее
—
тогда
мы
уедем,
там
уже
окольные
люди
будут
су дить !
Мы
требуем,
нам
же­
лательно,
чт обы
пок аза л,
по ло жил.. .
Мы
двадцать
лет...
Пус ть
п оло жит!
Звонкий
голос
его
разносился
по
всему
полю.
—
Пусть
положит!
—
густо
откликнулась
толпа.
Исправник
затряс
б ород ой,
и
толпа,
погалдев,
стихла.
Вперед
выступил
управляющий,
желая
что-то
говорить.
Он
говорил
тих о,
спокойным
голосом,
и
его
ре чь
п ло­
хо
б ыла
слыш на
в
зад них
рядах.
—
Я
не
понимайт...
—
д оно сил ись
ломаные
слова.
—
Какой
такой
пол е вой
с уд?..
Зачем
с уд?
Какое
имеет
пра­
во?
Я
не
обязан...
ничего
не
пок ажу. ..
Тол па
заглушила
его
враждебным
рычаньем:
—
Ага!
не
показывает,
немчура!
Харя!
—
Ви дно,
и
показать-то
нечего!
—
Слышали?
Не
по к азыв ает!
—
Не
п о казыв ает!
То лпа
гуде ла .
Исправник
зама хал
платком.
247

Когда
гул
затих,
он
выпрямился,
тряхнул
волнистой
бородой
и
закр ич ал,
напрягая
грудь:
—
Пр еду пр ежд аю!..
Вы
за тевае те
противозаконное!
Ник ако го
поле во го
суда
нет
и
быть
не
должно!
Убеж­
даю
вас
разойтись
по
домам!
—
Не
разойдемся!
—
загремело
кругом.
Нач ался
вс е общий
го вор.
Толпа
начинала
возбуж­
да тьс я,
жестикулировать...
Ме лька ли
рук и , • бороды,
оживленные,
н его дующие
физио ном ии.
Ты сяча
гол ос ов
на
разные
лады
кричала:
—
Мы
требуем!
Пусть
проч ита ют!
Двадцать
ле т!..
Документ!
Управитель!
Правда!..
За ко н!..
Земский
начальник
давно
уже
весь
трясся
от
злости.
Бледный,
с
потемневшими
гор яч ими
глазами,
он
п рот ол­
кался
вперед
и
что- то
кричал
рыкающим
голосом,
г розя
кому-то
кулаком.
Рев
толп ы
ст ал
затихать.
—
Запрещаю!..
—
услышала
она
гро з ный
окрик.
—
Уйдите!..
Бунт!
При
это м
слове
все
сразу
стихло.
Словно
разом
вспомнили
все
уговор
не
давать
повода
к
об вине нию
их
в
насилии.
Толпа
словно
подавила
в
себ е
что -т о.
Только
где-то
п озади
опущенных
долу
голов
вынырнула
черная
хохлатая
голова
с
дерзкими
острыми
глазами,
и
среди
внезап ной
тишины
прозвучал
н асм ешли вый
спокойный
голос:
—
Эй,
ваше
благородие!
В аше
дело
—
толь ко
запре­
ща ть!
Все
вы
закуплены
графом!
Мы
ляж ем
костьми,
а
не
уйд ем!
Так
и
знайте!
—
Не
уйдем!
—
опять
загудела
толпа.
—
Бунтовать
мы
не
станем:
мы
по
закону!
Ка бы
захотели,
давно
бы. ..
как
пыль
с
лубк а
стряхнули!
Толпа
ос кор бле нно
рычала.
—
Гос п ода
окольные
люди!
—
нараспев
зазвенел
го­
лос
Баш аева.
Он
показался
на
столе,
видный
вс ем,
и,
протяги­
вая
народу
развернутую
хартию,
не
то
кр ича л,
не
то
пел:
—
О-коль-ны-е
лю-ди-и!
Вид ели
вы
нашу
царскую
грамоту?
Вот
она-а!
Глядитя!
Во-от!
Ви д ели?,
-—
Ви д ели!
—
ухнула
ты сяча
голосов.
248

—
А
управитель...
св оей
графской
грамоты...
не
по-
каза-а л?
—
Не
показал!
—
прокатилось
по
всему
пол ю.
—
Ста ло
быть
—
чья
земля?
—
Ваша!
—
в
о дин
гол ос
грянули
окольные
люди .
—
А
коли
на- ша-а ,
—
торжествующе
продолжал
Ба­
шаев,
все
по вы шая
и
по вы шая
свой
з вонк ий
голос
и
в оз­
буждением
своим
з ар ажая
толпу,
—
коли
она,
матушка,
на-аша,
то
как
же
повелите
вы
сделать
нам,
г осп ода
окольные
люди?
Па-ахать?
—
Пашите!—загрохотало
по ле.
Испр а вни к,
земский
и
управляющий
устремились
в
ко л яску.
Старшина
помогал
им.
—
Я
еду
к
губернатору,
—
взволнованно
сказал
ему
ис пра вни к,
—
наблюдайте
по
крайней
мере,
чтоб ы
не
выш ло
столкновения.
Я
дал
урядникам
инс тр ук ции
—
не
•раздражать!..
—
Слушаю,
в аше
благородие!
Прощенья
просим!
Коля ска
покатилась.
А
четыреста
пахарей
уже
приступили
к
делу.
И
в
пе р­
вой
сохе
пошел
девяностолетний
Епанешников,
краси­
вый
старик,
подносивший
вместе
со
старшиной
хле б-
соль
ис пра вник у,
бессменный
ходок
по
делам
се ла
Се­
лит ь бы.
Высокий,
внуш ит е ль ный,
с
д линной
седо й
бородой,
в
лаптях
и
д л инном
кафтане,
он
встал
на
меже,
выпрямился,
как-то
вдруг
помолодел,
ожил,
сл овно
за­
горелся
весь
и,
махнув
шапкой
остальным,,
глухо
крикнул:
—
С
богом,
па шит е!..
Потом
широко
перекрестился,
вытер
рукавом
сл езы
и
взялся
за
соху.
—
Г осп оди
благослови!
—
шептали
его
шамкающие
губы.
Ур ядн ик
вс тал
на
борозде,
загораживая
ему
д орогу.
Тогда
Еп анеш нико в
объехал
ег о,
как
объ з жают
п ень,
и
повел
б орозд у
дальше,
где
оп ять
молча
стоял
полицей­
ский
чин .
И
другим
пахарям
другие
урядники
то же
молча
ста ­
новились
п опер ек
борозды,
и
о ни,
как
и
Епанешников,
объезжали
их,
и
в
рук ах
у
все х
не
бы ло
кнутьев.
И
ст ало
покрываться
обширное
п оле
к рив ыми,
вы­
чурн ым и
б орозд ами ,
похожими
на
как ие-то
никому
не­
249

ведомые
письмена,
в
к ото рых
с ловно
скрыт
был
глубо­
кий
смы сл
и
ключ
к
пониманию
души
народа.
Гигантскими
буквами
начертали
они
на
роди м ой
зем­
ле
с вою
правду,
сво й
кр ик
о
справедливости.
И
казалось
им,
что
этот
крик
пронесется
могучим
н абато м
и
разб у­
дит
Россию.
Три
дня
и
три
ночи,
вс ем
табором
и
не
от пус кая
от
се бя
окольных
людей,
жили
они
в
по ле,
дожидаясь
гу­
бернатора.
На
четвертый
де нь
он
явился
к
ним
—
все
с
тем
же
исправником,
с
зем с ким
начальником,
окруженный
кон­
ной
стражей,
с
в озом
све жих
р озог,
нарезанных
в
г раф­
ск ом
лесу.
Грозным,
взбешенным,
неистовым
п ре дстал
губ ерн а­
тор.
Высокий
он
б ыл,
здоровый,
же нопо до б ный,
с
бритым
румяным
лицом
и
стриженой
седо й
головой.
И,
зави дя
его,
стар ши на
и
Епанешников
поднесли
хлеб-соль.
Но
ударил
он
по
хлебу
и
рассыпал
с оль.
Не
гов ори л
—
визжал
губернатор...
Клейкая
слю на
брызгала
изо
рта
его
на
золотое
шитье
мундира.
Нач ал
он
речь
свою
сл ова ми : «бездельники», «раз­
бой ни ки », а кончил криком: «Будете наказаны!»
И
велел
схватить
«зачинщиков» .
Было
их
схвачено
сорок
три ,
самых
старых,
самых
почт енн ых,
сам ых
уважаемых,
лучших
людей
Се­
лит ь бы.
Т»ут
же,
на
захваченной
земле,
положили
их.
Лежали
они
на
род ной
земле,
ок руже нн ые
густым
ко ль цом
губернаторской
стражи,
и
слышно
было,
как
свистели
в
воздухе
длинные
прутья
да
раз дав али сь
глу­
хие,
сдержанные,
словно
подземные,
стоны.
Толпа
безмолвно
и
не по д вижно
стояла
здесь
же,
и
слезы
текли
по
лицам
ее.
Земский
начальник
радовался
и
на слажд ался.
Под
свист
розог
неумолимо,
непреклонно
и
ненасытно
звучал
его
гр уб ый,
рыкающий
голос:
—
Кре пч е!
Кр-репче1
По
сто
ударов
пол уч или
он и.
На
му ж ицкие
же
телеги
замертво
положили
кх,
ок­
ровавленных,
и
повезли,
как
везут
с
бойни
освежеванное
мясо.
250

Кровавая
лужа
ост ала сь
на
месте
казни.
И
когда
в езли
их
медленным
зловещим
обозом
в
се­
ло,
то
кровь
те кла
сквозь
окровавленные
телеги
и
сочи­
л ась
на
зем лю
большими
тяже л ыми
каплями,
и
кро ва­
вый
пу ть
шел
к
селу
от
мра чн ого
места
«полевого
суда».
По
сто
ударов
п олуч или
они.
III
Цел ый
год
они
сидели
в
тюрьме
в
ожидании
суда,
т ого
настоящего
су да,
кото рого
так
долго
добивались.
Крепкие
натуры
выне с ли
жестокую
пыт ку.
Через
год
их
судили
в
том
самом
маленьком
городке,
который
в
ды мке
волжского
тумана
был
виден
из
Се­
литьбы,
отк уда
призвали
они
окольных
люде й.
В
маленьком
убог ом
зале
уездного
суда
они
сидели,
все
сорок
три ,
з анимая
скамьи,
при гот о вле нные
в
обыч­
ное
в ремя
для
публики,
и
казалось,
что
не
их
судят,
а
они
пришли
суд и ть.
Лица
их
не
б ыли
печальными,
но
б ыли
исполнены
торжества
и
уверенности
в
св оей
правоте.
Судили
их
тупые
«добросовестные»
чинуши,
равно­
душные
«порядочные»
люди,
старались
отнестись
к
ним
«справедливо»
и
—
ос уди ли.
Когда
после
этого
вели
их
к
Волг е,
на
пристань,
чтоб
отп рав ить
в
губернский
город
и
с нова
посадить
в
тюрь­
му,
был
опять
сияющий
весенний
день.
Двигалась
вслед
за
ним и
огромная
толпа
народа:
вся
Селитьба
была
тут
и
вся
округа,
и
все
жители
городка,
жадного
до
з рел ищ.
А
они
шл и,
п онури в
голов ы ,
ни
на
кого
не
глядя ,
и
бы ло
что-то
недо ум е ва ющее
в
их
согбенных
спинах
и
тя­
же лых
движениях.
Казалось,
что
они
все
еще
не
веря т
в
подлинность
произведенного
над
ними
суда
и
уносят
в
св оей
разочарованной
душе
неистребимые
др е вние
фантазии
о
какой-то
божеской
и
царской
правде.
Па рох од
медленно
от ходи л.
А
они
стояли
все
в
ряд,
у
борта
парохода,
бледные,
с
крепко
стиснутыми
челю­
стями,
судорожно
схватившись
напряженно
вытянутыми
руками
за
пер ил а.
251

Стояли
не под вижно ,
словно
окаменелые,
впиваясь
остановившимися
глазами
в
родн ую
толпу,
в
родные
г оры.
И
в
этой
каменной
неподвижности
их
чувствова­
ло сь
тяжкое
напр яж ение
огромной
с илы,
и
каменными
казались
к ру пные
ли ца
их,
и
железными
казал ись
в це­
пившиеся
скрюченные
пальцы.
Долго
уходил
пароход,
уплывая
все
быстрее
и
даль­
ше,
становясь
все
меньше.
До лго
с тояла
то лпа
на
берегу
и
все
см отре ла
в
бл е­
стящую
ре чную
даль,
где
в
сиянии
весеннего
дня
че рной
то чкой
п отон ул
пароход.
Зеленые
кудрявые
горы
целиком
отражаются
в
зе р­
кальной
глубине,
чу ть
виден
вдали
плоский
луговой
бе­
ре г,
да
Молодецкий
курган—богатырская
голова
с
мо щ­
ным
выражением
каменного
терпения
и
т аинст венно й
пе­
ча ли
на
морщи н ист ом
тысячелетнем
лице
—
угрюмо
смотрит
на
окружающую
ширь,
и
хмурится,
и
вечно
ду­
мает
св ои
старые
разбойничьи
думы.
1905

ДУ ЭТ
...Гостиная
мал еньк ой
квартирки
на
первый
взгляд
кажется
уютной
и
комфортной:
мягкая
мебель,
обитая
малиновым
плюшем,
трюмо,
изящ ные
круглые
стол ик и
по
углам,
этажерка
с
красивыми
безделушками,
на
овальном
столе,
покрытом
вязаной
скатертью,
—
боль­
шая
ст олова я
лампа
с
бумажным
абажуром.
О кна
заве ­
ш ены
т ем ными
гардинами,
а
вся
комната
о све щается
с
пот олк а
го лу бым
фонариком.
Со
ст ен
смотрят
фотог ра­
фии
и
две-т р и
гравюры
в
рамах.
Св ет
от
фонарика
сл а­
бый ,
бледный,
похожи й
на
свет
лу ны,
со зд ает
настроение
тихого
у юта,
и
только
спустя
н ек оторое
вре мя
является
смутное
ощ у щение
пустоты
и
грусти.
Каже тс я,
что
хо­
зяева
да вно
уж
не
живут
здесь,
хотя
и
о став или
вещи
на
прежних
местах,
но
нет
уже
в
них
смысла
и
не
хватает
ч его- то
самого
гла вно го.
В
странно-печальной
тишине
комнаты,
освещенной
мертвенным
светом,
чувствуется
безмолвное
у мир ание
чего-то...
В
углу
черн е ет
открытый
р ояль
с
развернутой
тетра­
дью
нот.
За
ним
не по движно
сидит
печальная
молодая
дама
в
че рном .
Голова
ее
похожа
на
голову
Ме дузы :
обильные
черные
волосы
с вилис ь
тяжелыми
жгутами,
открывая
вы сок ий
мужской
лоб
и
бл едн ое
л ицо
с
ре зко
очерчен­
ным
сильным
подбородком.
Угл ы
плотно
с жатых
тонк их
губ
чут ь
опущены
книзу,
ме жду
бровей
скл адка
боли.
Слабый
бледно-голубой
св ет
падает
пря мо
на
это
л ицо,
слегка
приподнятое
кверху,
и
оно
кажется
почти
камен­
ным ,
с
безжи зн енны м и
серыми
глазами,
с
застывшим
253

выражением
внутренней
затаенной
силы.
Она
вся
ушла
в
себ я
и
сл овно
прислушивается
к
тому,
что
творится
в
душе.
Она
не нав идит
мужа,
ненавид и т
ост ро,
до
безумия,
до
беш енст ва,
не
может
равнодушно
видеть
его
лицо,
его
заты л ок,
не
может
сл ы шать
г олос
мужа,
шаги...
Его
послеобеденный
храп
приво дит
ее
в
ярость:
х оч ется
сх ва­
ти ть
подушку,
за ткн уть
ею
эту
противную
красную
рожу
и
навалиться
г рудью...
Утром
он а,
что бы
не
видеться
с
ним,
уходит
одн а
из
до му,
и
он
п ьет
чай
оди н.
Уй дет
на
сл ужбу
—
тогда
она
возвращается,
перед,
обедом
опять
уход и т,
и
он
обедает
оди н,
появляется
дом ой
к
в е черу,
когда
он
у ез жает
в
клуб.
И
так
они
живут
в
одной
квар­
ти ре,
у
п отухше го
очага,
заботясь
только
об
одн ом:
что ­
бы
как-нибудь
не
встретиться
наедине,
без
посторон­
ни х.
А
ведь
с емь
лет
то му
назад
она
убежала
тайком
от
отц а
к
нему
и
вышла
замуж
напер ек ор
отцовской
в оле.
Ей
тогда
было
только
семнадцать
ле т.
В
морозную
зимнюю
ноч ь
бежала
десять
верст
по
степной
дороге
среди
занесенных
снегом
русских
по­
л ей—
до
почтовой
станции,
а
там
в зяла
лошадей.
Как
хорошо
помнит
она
эту
ночь,
ее
торжественную
ти ши ну,
свет
синих
звезд,
пение
морозного
снега
и
тре пет
со б­
ственного
сердца.
Любила
ли
она
тогда
«его»? Нет,
и
тогда
не
любила.
Она
только
верила
в
него,
думала,
что
он
уведет
ее
в
какой-то
новый,
светлый
мир,
приобщит
к
живой
жизни.
Ведь
он
тогда
был
«герой»,
бывший
ссыльный,
только
что
в ерн увш ийся
из
того
сказочно­
страшного
края,
где
он
долго
томился
и
ст р адал
за
лю­
дей,
как
Христос.
Она
прибежала
к
нему ,
чт обы
он
спря­
тал
ее,
защитил,
указал
путь...
Назад,
к
пр ежне й
сытой,
но
подневольной
жизни
вернуться
ни
за
что
не
хот е­
ла:
там
низменная
сы то сть,
жесто ко сть
и
с пячка.
Он
же
и
раз буд ил
в
ней
стремление
уй ти
«в стан поги­
баю щ их», туда,
где
б орю тся
и
страдают
«за других».
Он
предложил
ей
«фиктивный
брак».
Сказал,
что
так
нужно.
«У них»
такие
бумажные
браки
не
редкость.
Ей
б ыло
все
р авно ...
б рак
так
бр ак,
е сли
нельзя
добыть
с во боду
инач е! ..
Обвенчались.
А
потом
как-то
вышло,
что
«фиктивный»
брак
обрати л ся
в
на сто я­
щи й.
254

И
стали
они
ж ить
обыкновенно,
как
живут
все.
Она
жд ала,
когда
начнется
та
инт ер есная ,
деятельная
«жизнь для других», вся из подвигов,
полна я
волнений
и
опасностей,
о
кот орой
она
мечтала.
Ее
имя
должно
блестеть
в
ряду
замечательнейших
имен
страны,
она
будет
помогать
и
с лужи ть
э тим
людям,
а
потом
слава,
почести,
поклонение.
Но
шел
год
за
годом ,
а
в
их
ж изни
еще
т ян улись
будн и.
Сначала
она
ждала.
П отом
ст ала
п ри гляд ыва ть­
ся
к
мужу.
Он
мало - по малу
тускнел
и
уменьшался
в
ее
глазах.
Незам ет но ,
де нь
за
днем,
год
за
годом ,
он
что-то
тер ял
у
нее,
изменялся
к
худ ше му,
спускался
по
какому-
то
нак лонн ом у
пути.
Утратил
пыл
души,
умственные
ин­
тересы,
ск учал ,
когда
другие
го ря чилис ь
и
с по рили
о
вы соки х
материях.
Появилось
равнодушие
ко
всему,
что
пр ежде
волновало
и
возвышало
ду шу.
И
люд и
около
них
появились
другие:
шикарные
дамы
из
о бще ства,
сытень­
кие ,
хол ен ые
мужчины,
а
хохлатые
студ ент ы
и
м ол одые
поэ ты
куда-то
исчезли,
суровые
па рт ийные
лю ди
тоже
отдалились.
Так
прошло
це лых
семь
лет.
За
это
время
муж
ее
потолстел
и
полысел,
хо тя
он
еще
молод.
Ст ал
з авсегдатаем
клуба,
откуда
возвращается
поз дно
и
в
подпитии.
Потом
она
словно
ср азу
выросла,
словно
очнулась
от
тяжелого
сна,
открыла
гл аза
и
увидала,
что
ей
как
будто
подменили
мужа : «тот», прежний,
был
худой,
симпатичный,
с
лицо м
Христа,
от з ывч ивый,
во лную щ ий­
ся,
вдохновенный,
говори вш ий
п ылкие,
благородные
ре­
чи.
А
«этот»
—
лыс ый,
толстый,
краснолицый,
пьяный
и
ко
всем у
на
свете
равнодушный
об ыва тел ь!
Как
произо­
шла
такая
перемена?
И
почему
она
только
теперь
разгля­
де ла
его,
только
т еперь
перестала
«ждать»
и
н а дея ться?
Ах!
Убе жать
бы
т еперь
и
от
мужа,
как
у беж ала
когда-
то
от
родного
отца!
Но
ку да
бежать?
Ве дь
у
нее
нет
«ге­
роя », за которым она могла бы идти!
Она
все-таки
не
пр едставл яет ,
себе,
чтобы
мо жно
бы ло
обойтись
без
«не­
го ». «Он»
должен
быть,
до лжен
отк у да-то
явить ся
и
смелым,
пламенным
голо сом
п о звать
ее
за
соб ой.
На
в ерш ине
горы
должен
появиться
кто-то
высокий,
силь­
ный,
з наю щий
пути,
и
оттуда
запеть
пр изывну ю
песнь,
как
это
бывает
в
оп ере ...
Она
качнула
головой,
вздохнула
и
улыбнулась,
пой­
255

мав
себ я
на
мечтах
о
како м -то
фантастическом
во зл юб­
ленном.
«Будто бы так уже и нельзя взять да и уйти одной?. .»
Чем
и
как
жить?
Что
делать?
Не
пос туп ить
ли
на
сцену?
Она
у чил ась
музыке
и
пению,
у
нее
хорош и й
голос..<
Даж е
и
теперь
ее
часто
приглашают
участвовать
в
б ла­
готворительных
концертах...
Вот
на
днях
она
бу дет
пе ть
в
Благородном
соб рани и...
И,
конечно,
она
могла
бы
п ро­
г нать
от
себя
муж а,
пойти
в
актрисы...
но
—
не
тя нет
се
туда...
Тайный
гол ос
гов ори т
ей,
что
она
не
талантлива,
что
на
сцене
она
не
в ыд винет ся
из
ря да
второстепенных,
а
это
буд ет
об идн о.
Да
и
что
там
за
жизнь?
Ведь,
кроме
люб ви
к
искусству,
у
нее
есть
еще
и
другие
запросы,
бо­
лее
сильные...
Мерещится
какая- т о
общественная
роль;
жизнь
«для других», но жизнь выдающаяся,
блестящая,
в
со зве здии
светил
и
во ждей ,
х оче тся
славы,
но
не
ми­
шурн ой,
актерской,
а
какой-то
другой...
В
передней
задре безжал
звонок.
Вздрогнула.
Вош ли
гости
—
мужч ина
и
дама;
низенький,
толстень­
кий
брюнет
с
закрученными
кверху
усами
и
черненькой,
подстриженной
по
мо де
бородкой.
Выражение
его
краси­
вого
лица
с
мелкими
чертами
томно,
сл ащ аво
и
ничтож­
но,
маленькие,
пухлые
ручк и
в
перстнях,
а
брюшко,
обле­
ченное
в
бе лый
жилет,
украшено
золотой
це пью
с
брело­
ками.
Вслед
за
ним
во шла
хорошенькая,
пухленькая
да­
мочка
с
розовыми
щекам и,
в
роз ов ой
кофточке,
вся
ро­
зовая,
похожая
на
какую-то
пт ич ку.
Мужч ина
мягкими
шагами
подошел
к
хозяй ке
и
лов­
ко
расшаркался,
целуя
ее
длинную,
белую
рук у.
Дамы
поцеловались.
—
Елена
Николаевна,
дорогая,
простите!
—
том ным
т ен орком
сказал
гость,
сладко
улыбаясь.
—
Мы
немнож­
ко
опоздали
репетировать,
заставили
ждать...
—
По лноте ,
—
перебила
Елена
Николаевна
и
засмея­
лась
гр удн ым
де в ичьим
смех о м,
—
перестаньте,
по жалуй ­
ст а!
Как
вам
не
стыдно?
Во-первых,
вы
не
опоздали,
а
во-вторых,
я
всегда
р ада
живым
людям!
Вы
зн ае те,
какое
у
нас
бе злюд ье!
Она
говорила
и
смеялась
своим
глубоким,
низким,
слегка
виб рир ую щим
голос ом
и,
овл ад ев
собой,
уже
не
256

бы ла
похожа
на
Медузу.
Она
сразу
вошла
в
привычную
роль
благовоспитанной
дамы,
приветливая
улыбка
не
сходила
с
ее
гу б,
а
смех
звучал
так
искренне,
что
посто­
ронним
не
могло
и
в
голову
пр ий ти,
к акие
кошки
скреб­
ли
у
нее
на
душе.
—
Вы
са ми
виноваты,
милая!—возразила
ей
г ост ья,
как-то
боком,
по-птичьи
вскидывая
на
нее
свои
черные
гл азки.
—
Если
бы
вы
только
захотели,
около
вас
вс егда
был а
бы
толпа!
В
бол ьш ом
городе
—
безлюдье?!
Уж
вы
ск ажет е!
Она
вспл есну ла
мал ень ким и
ручками
и
с
лукавой
гримаской
покачала
хороше н ьк ой
голов к ой.
Елена
Николаевна
несколько
свысока
взгл янула
на
не е.
—
Да,
вы
правы,
но,
зна ете ,
такие
все
шаблонные,
чересчур
обыкновенные
люди,
такая
серенькая
жизнь ,
что
—
с кучно!
Прав о, —
продолжала
она,
см еясь,
—
как-
то
не
встречается
у
нас
человека,
у
к от орого
б ыло
бы
за
душой
что-нибудь
свое...
А
так
— чужие
мысли,
чужие
слова,
готовые
фра зы,
а
за
фразами,
право
же,
нет
ниче­
го!
И,
зн аете. ..
как-то
нечего
делать...
Чувствуешь
себя
лишним
человеком,
ни
к
чему
не
приспособленным,
всем
как
будто
в
тягость,
право!
Она
вдруг
остановилась,
как
бы
спохватившись,
что
сказала
л ишне е,
и
опять
засмеялась.
—
Право,
—
добавила
о на,
весело
улыбаясь,
—
я
очень
рада,
что
вы,
господа,
з атея ли
хот ь
эт от
благо тв о­
рительный
вечер:
все-таки
как
будто
дело.
—
Ах!
—
прит вор но
застонал
гос ть,
повертываясь
на
ко р ена стых
но жках
от
одной
да мы
к
другой
и
делая
вид,
что
ломает
руки.
—
Я
совсем
не
знаю,
что
мне
петь
на
эт ом
вечере:
все
так
изби то ,
так
всем
надоело,
да
я
и
не
р
голосе!
—
Что-о
вы?!
—
неискренне
испугалась
Елена
Нико ­
лаевна,—
вы
так
див но
пое те,
у
вас
такая
художествен­
ная
передача!
Спойте
вы,
право,
это...
ва ше ...
ка к,
бишь,
оно
н ачи нае тс я?..
—
«Ах,
зач ем
вы
не
прочли?»—
ве жл иво
подсказал
гость.
—
Да,
да! «Ах,
зачем
вы
не
прочли?» —
прелестный
рома н с!
Вот
и
ноты!
Пройдемте
его
с ей час!
Я
вам
бу ду
аккомпанировать!
257

—
Хорошо,
п опроб уем !
—
пожав
плечами,
жеманно
со г ласил ся
гость.
Он
боязливо
кашлянул
и
п ощупа л
свое
горло.
Елена
Н икол аев на
раскрыла
ноты
и
взяла
на
рояле
певучий
ак корд.
Певец
откашлялся,
выждал
несколько
аккордов
и
за­
пел
крохотным
баритончиком:
Ах,
з-зачем
вы
н-не
пр
рачл-ли-и..«
М аей
д уши
н евин ай
из л-л иянь я.. .
Голо с
у
нег о
был
нич то жный ,
и
пел
он,
ма не рнича я,
с
притворным
чувством,
плохо
под ражая
опе рн ым
певцам.
Ни
капли
истинного
увлечения
не
было
в
его
пении.
Он
пускал
нежные
ноты,
ст ар ался
придать
им
слезливость,
но
все
это
б ыло
фальшиво.
Наконец
он
отчаянно
вз ял
финальную
выс ок ую
ноту,
чут ь
не
подавился
и
замер,
под ня вш ись
на
цы по чки,
как
это
делают
на
выс оки х
но­
тах
нас тоящие
опе р ные
тенора...
—
Очень
мило!
—
воскликнула
Елена
Ни кол аев­
на,
ударив
заключительный
аккорд
и
посмотрев
на
певца
хол одны м
взглядом
в
то
время,
как
пубы
ее
улыбались.
—
Я
не
нахожу,
чтоб ы
вы
бы ли
не
в
го­
лосе!
По-моему,
голос
у
вас
зв учи т,
как
всегда...
пре­
кр асно !
—
Ах,
нет!
—
опять
стал
же м аннича ть
баритон.
—
Гвоздем
вечера
будете
вы,
Елена
Николаевна!
Что
вы
поете?
Елена
Николаевна
рассмеялась
и
ма хн ула
рукой.
—■
И
не
гово ри те
лучше!
Я
вы сту паю
в
дуэте
и
сама
не
знаю
с
кем ,
ей-богу!
Милоголовкин
обещался
прислать
ко
мне
сегодня
какого-то
тенора
из
музык ал ьн ого
круж­
ка,
жду
с
часу
на
час,
еще
ни
разу
не
спевались,
а
дуэт
серьезный.
Вот
послушайте,
я
проп ою
кус оче к...
оче нь
трудн ы й
д уэт...
Она
набросила
на
переносье
темное
пенс не,
разверну­
ла
ноты
и
взяла
несколько
беглых
и
б л естящих
п асса­
жей...
Потом
запела
с ильн ым
гру д ным
гол осо м:
П риди,
мой
д руг,
я
жду
тебя!
Она
нево льно
любовалась
своим
бо ль шим
голосом,
со зданны м
для
сцены,
гибким
и
бл естящим ,
как
чешуя-
змеи,
прислушивалась,
так
ли
нап равл я ется
звук,
как
ее
258

учили,
и
ду мал а,
что
если
бы
не
му ж,
так
она ,
может
быть,
пожинала
бы
лавры
на
сцене,
и
жи знь
ее,
пол ная
блеска
и
шума,
не сл ась
бы
ши роки м
п отоком .
Зан ята я
своими
мыс лям и,
она
равнодушно
пе ла
страстные
слова
любви,
как
будто
не
понимала
их,
и
казалось,
что
эта
великолепная
скучающая
да ма
никого
не
любит
и,
мо жет
быть,
ни к огда
не
любила...
Она
не
допела
до
ко нца:
в
передней
опять
затрещал
зво но к,
и
в
комнату
впустили
какого-то
плохо
од ет ого
че лове ка
с
физиономией
рабочего
или
ден щика.
Он
роб­
ко
по кл онилс я
и,
не
отходя
от
порога,
протянул
х о зяйке
к акую -то
з аписку .
—
Ты
от
кого,
любезный?
—
спросила
пе вица ,
р ас­
сматривая
адрес.
—
От
Милоголовкина!
—
почтительно
ответил
по­
сланный.
—
Ах,
боже
мо й!
Ве дь
вот
како й
противный
эт от
Ми-
логоловкин,
право!
Наверное,
опять
оправдания,
о пять
не
прислал
тенора.
Она
расп еч ат ала
записку
и,
пробежав
ее,
по кр ас­
нела.
—
Так
это
вы
тот
тенор?
Ах,
раздевайтесь,
пожалуй­
ста...
из винит е ...
я
не
зна ла.,.
Еле на
Николаевна
н емно жко
смешалась.
Румяная
дам а
и
господин
с
брелоками
чуть-чуть
п ерег ля нул ись.
Тен ор
сня л
в
передней
свое
порыжелое
пальто
и
встал
у
порога
в
пон ошен ном
пидж аке
и
косоворотке.
Фигура
у
него
б ыла
коренастая,
крепкая,
ли цо
не­
красивое,
корявое,
с
каким-то
деревянным,
бес стр астн ым
выражением.
Он
сто ял
пря мо,
вы тя нув
по
шва м
большие
красные
руки .
Чтобы
замять
н елов кос ть,
господин
с
брелоками
за го­
ворил
о
чем
попало.
—
Вот,
Елена
Николаевна,
вы
только
жаловались,
что
вам
как -то
нечего
делать
в
ж изни. ..
Вы,
конечно,
подразумевали
дело
общественного
х ар актер а,
'такое,
которое
могло
бы
захватить
вас
вс ю,
которому
не
жа ль
было
бы
отдать
жизнь,
все
ваши
способности,
ваши
зна­
ния,
ведь
так?
По-моему,
это
очен ь
важный,
мучитель­
ный
вопр ос ,
б ол ьной
воп рос
для
каждой
инт е ллиге нт ной
женщ ины ,
которую
не
удов л е творяют
р амки
семьи...
В
самом
деле,
к уда
ей
ид ти?
Что
делат ь
в
современных
ус­
259

ловиях?
А?
Как
вы
думаете?
—
вежливо,
но
в незап но
обратился
он
к
стоявшему
у
порога.
Тот
вспыхнул
от
неожиданности,
пот у пился
и,
на
мо­
мент
задумавшись,
ответил,
заикаясь:
—
Если
вы
спрашиваете...
то
позвольте
вам
отве­
тить...
во т,
н апри м ер...
голо да ющи е
мужики?..
И
умолк
смущенно.
Наступила
еще
большая
неловкость.
Гос п один
в
б ре­
локах,
в
св ою
оче ред ь,
не
ожидал
такого
отв е та,
ничего
не
на шелс я
сказать
и
пожал
плечами.
Елена
Николаевна
заинтересовалась
эт им,
по - види-
мо му
простым,
человеком
и
заговорила
с
ним
серьезным,
искренним
тоном,
как
с
равным:
—
Мужики!
—
задумчиво
п ротя нула
она,
прищу­
ренными
глазами
рассматривая
но вого
человека.
—
От­
кр ове нно
вам
скажу,
—
обратилась
она
пря мо
к
нему,—
нич его
я
не
п редс тав ляю
себе
при
этих
сл ов ах!
Для
меня
голодающие
мужики
все
равно,
что
голодающие
ин­
ду сы!
Ведь
вы
войдите
в
мое
положение,
—
она
поверну­
ла сь
к
гос поди ну
в
б рел оках
и
румяной
даме,—если
бы
я
хоть
стояла
бл изко
к
их
жизни ,
может
быть,
ме ня
за­
хватили
бы
их
страдания,
и
я
по шла
бы
на
вс е!
Но
ведь
я
никогда
и
близко-то
не
видала
м ужик ов,
не
зн аю
их
совершенно,
воспитана
в
четы рех
ст ена х!
Для
меня
их
жизнь
так
же
дал ека
и
чужда,
как
ж изнь
каких - ниб удь
индусов!
Конечно,
—
прод о лжа ла
она,
обращаясь
уже
ко
в сем
вм есте ,—я
могу
сочувствовать
им,
как
всякому,
про
кого
мне
скажут,
что
он
страдает,
но
это
не
трогает
меня,
не
захватывает
душу...
—
Да,
да!
—
смущенно
пробормотал
пр ише д ший,
все
еще
стоя
у
порога,
—
так,
та к!.. —
Л ицо
его
опять
приняло
деревянно-почтительное
вы р аже ние.
Он
вы та щил
из
ка рмана
серебряные
часы.
—
Вы,
кажется,
торопитесь?
—
спросила
Елена
Ни­
колаевна.
—
Да-с!—виновато
признался
певец.
—
Мне
еще
ну жно
поспеть
на
хор ов ую
сп ев ку.
—
Вы
занимаетесь
в
музыкальном
обществе?
—
Да -с!.. И еще
пою
в
кафедральном
соборе...
Давно
у ж!..
В
голосе
его
чувствовалось
нетерпение^
260

—
Ну
что
ж,
пройдемте
наш
дуэт!
Милоголовкин
пи­
шет.
что
вы
уже
разучили
ег о?.,
—
Не
извольте
беспокоиться!
Я
эту
вещь
н аиз усть
пою !..
Елена
Николаевна
раскрыла
нот ы
и
начала
аккомпа­
нем ент .
Зазвучали
печальные,
неж ные
трел и.
«Тенор»
по-прежнему
сто ял
у
порога:
его
позабыли
пригласить
подойти
по бли же.
Он
стоял
около
двери,
у
портьеры,
в ытяну в
по
швам
большие
красные
рук и
и
с кло нив
набо к
г ол ову.
Ли цо
его
по-прежнему
казалось
лиш е нным
выра жения ,
а
вся
фи­
гур а
б ыла
смиренная,
робкая...
И,
стоя
у
по ро га,
в
своей
униженной
позе,
он
запел .
Хрустально
чи стый ,
з вучн ый
и
не об ык нове нно
силь­
ный
тенор
заз венел
в
комнате.
В
самом
тем бре
этого
яр ког о,
ме та ллич ес кого
голоса
бы ло
что- то
др амати ч е­
ское,
страстное.
Пла вно
и
нежно
лились,
од ин
за
другим,
грудные,
горячие,
тр еп ещу щие
звуки.
Они
лились
свободно,
с
бл а­
городной
сдержанностью,
з вуч али
просто
и
с кромн о,
словно
он
не
хоте л
обнаружить
глу бины
чувства,
а
о но,
как
пл амя,
сам о
прорывалось
и
б ило
из
груди
певца,
пер епо лненно й
гор я чими,
страстными
звуками.
Он
пел
о
то ске
любви.
Него й,
огнем
и
слезами
дыша­
ли
эти
звуки:
Как
страстно
я
люблю
тебя,
Эльвира!
—
пел
он,
опу ст ив
полузакрытые
глаза,
ни
на
к ого
не
гля дя
и
слегка
краснея
от
пения.
Дер евя нно е
ли цо
его
мало-помалу
начало
изме нять ­
ся,
сквозь
корявые
черты
проглянуло
вдруг
что- то
живо е,
милое,
трогательное
и
прекрасное.
А
п евиц а,
сама
аккомпанируя,
ответила
ему
уже
ин а­
че,
не
так,
когда
пела
одна;
ее
мертвые,
бездушно-краси­
вые
зву ки
ожили:
Приди,
мой
друг,
я
жду
тебя!
—
отозвалась
она.
О
Эльвира!
—
зазвенела
от
порога
страстная
нота.
Ж

О
мой
Артур! —
заражаясь
его
огн енн ым
чувством,
восторженно
замира­
ла
он а.
О
Эльвира!
—
обжигал
он
ее
каждым
звуком
и
зв ене л,
и
умо­
лял,
и
уносил
куда-то,
з ах ват ывая
ду х...
На
момент
он
уне с
ее
в
ин ой
ми р:
она
з абыла ,
где
она
и
кто
это
поет.
Ей
казалось,
что
н ак онец
она
слышит
голос
т ого,
ко го
она
тщетно
искала
в
толпе
чересчур
об ыкн ове нных
лю­
дей,
что
это
<он>,
нео бык нове нный,
зовущий
ку да- то
ввысь,
к
светлому
и
ге роич еско му,
он,
полный
огня
и
си лы.
И
с
не ож иданны м
для
самой
себя
порывом
бешеной
чувственности,
изнемогающая
от
поднявшейся
в
ней
во л­
ны
страсти,
она,
побежденная,
зачарованная,
стр ас тно
з амер ла
вместе
с
ним
на
вы сок ой,
та ющей
ноте:
Лю блю ...
тв оя !..
Моя!
—
замирал
те нор.
Дуэт
был
кончен.
Ошеломленные
слушатели
п ришли
в
се бя
и
удивлен­
но
смотрели
на
в дох нове нно го
певца,
А
он,
уже
с
п режни м
деревянным
лицом,
по- пр ежне му
стоял
у
порога,
вытянув
по
ш вам
красные,
узловатые
руки.
Потом,
засу етись ,
смущенно
ст ал
прощаться,
как
бы
стыдясь
чего-то,
оделся
и,
не
по давая
нико му
руки,
у ни­
же нно
вышел.
По
ухом.-
ьууга/
Елена
Н икол аев на
со
ст оном
зало­
мил а
руки,
та к,
чги
лрустнули
ее
бледные
пальцы,
и
почти
упала
на
диван
в
бессознательно-драматической
поз е.
Она
словно
замер ла ,
сжимая
ладонями
виски
и
устреми©
туманный
взгл яд
в
одн у
точку.
Углы
пло тно
сжатого
тонкого
рта
опустились
еще
больше,
каменный,
твердо
очер че н ный
подбородок
выдвинулся
вперед,
между
бровей
опять
легла
скл адка ,
и
все
бледное
лицо
ее
под
синеватым
светом
фонаря
сно ва
стало
похоже
на
лицо
Медузы,
262

Так
она
сидела
долго
и
не
зам еч ала
времени.
Была
уже
глубок а я
но чь,
когда
з адр ебезж ал
зво но к,
внез а пный,
громкий
и
до лги й,
звонок
хозяина.
Она
нена­
в идела
эту
манеру
звонить.
Вскочила
и
бросилась
в
свою
комнату.
Но
он
уже
появился
на
пороге.
Это
был
приземистый,
грузны й
му ж чина
средних
ле т,
с
ш иро ким
красным
л ицом
и
короткой
окладистой
бор о­
дой.
Войдя,
он
пошатнулся,
выронил
палку
и
за сме ял ся.
Он
увидел
только
кончик
ее
платья,
мелькнувший
за
дверью,
и
что-то
сказал.
Долго
пыхтел
и
возился
в
передней,
снимая
кал о ши,
поднял
палку
и
оп ять
ур онил
ее.
Прошел
в
к аб инет.
По­
том
опять
вернулся
к
дверям
жениной
комнаты.
Д олго
и
тяжело
дышал.
Наконец,
осторожно
ст у кнул
в
дверь.
Молчание.
—
Елена,
ты
спишь?
Его
хр иплый
голо с
звучал
неуверенно,
роб ко.
—
Отопри,
Елена...
одну
минуту!
—
Я
спл ю!
—
о тве чал
ее
дрогнувший
го лос.—
Нель­
зя!
За втр а!
—
Од ну
минуту,
Елена!
Нельзя
же
так. ..
Помолчав,
она
отперла.
Он
вошел
без
пиджака,
тяжело
дыша ,
т олст ый,
с
на­
бухшими
векам и,
посоловелыми
глазами.
От
него
пах ло
вод к ой.
Половину
крохотной
комнатки
з анимал а
е§
кровать.
У
окна
стояли
маленький
столик
с
зеркалом
и
мягкое
кресло,
в
котором,
насторожившись,
сидела
же на,
оде­
та я.
д
Стула
не
бы ло,
он
сел
на
кровать.
Напр яж енн о
п
тяж ело
мол ча л,
потирая
широкой
ладонью
лыс ину
на
своей
круглой,
коротко
ост ри женн ой
голове.
—
Надо
поговорить!
—
нак оне ц
сказал
он.
—
Так
нельзя
жить!
—
Да,
нельзя!
—
как
эхо
повторила
она.
—
Ты
хоче шь
бросить
ме ня?
—
Да,
А лекс андр !
Н ужно
разойтись!
Но
мы
п огов о­
рим
об
этом
за втра .
У
тебя
Яз ык
заплетается.
—
Это
ни чего .,,
язык, ..
Голова
у
ме ня
трезва,., А
не
263

пит ь
в
моем
положении
невозможно...
Так,
з нач ит,
ре­
шен о?
-Да .
•
Она
сказала
это
короткое
слово,
не
глядя
на
нег о,
с
каменным
лицо м,
холодно
и
твердо.
—
За
что?
—
спросил
он,
и
зл оба
мелькнула
в
его
маленьких,
заплывших
глазках.
—
Александр!
Вспомни,
чем
ты
был
прежде
и
до
чего
дошел
теперь.
Ты
живе шь
в
одном
мире,
я
—
в
д ругом -
Ты
пот ер ял
интерес
ко
всему,
кроме
себя.
Ты
—
э гои ст.
Он
перебил
с
же лчны м
см ехом .
—
Ха!
Как
я
низ ко
пал
в
самом
дел е.
Эгоист!
Живем
в
разных
мирах.
Да-*а,
я
одинок,
это
пр ав да!
Г олос
его
задрожал.
—
Но
кто
виноват
в
мое м
па де нии,
в
то м,
что
я
вы­
дохся,
устал,
отупел,
стал
ко
всему,
как
ты
говоришь,
равнодушен?
Да,
б ыло
время,
когда
я
гор ел
и
кип е
Я
ник о гда
не
был
героем,
я
заурядный
человек,
но
когда
бы ла
юно сть
и
когда
поднималась
волна
и
все
шумели*
тогда
шумел
и
я. ..
мы
шу ме ли!
И,
шумя,
мы
катились
все
дальше
и
дальше,
вплот ь
до
сс ылк и...
Вернулись
оттуда
тихими...
Тише
в оды ...
Не
все ,
пр авда,
да
и
не
все
верну-
лись - то ...
А
вот
таки е,
как
я...
средние...
они
затихли...
и
я
за ти х...
пога с.
И
так
ра но
еще
п огас- то,
в
тридцать
два
года...
Ну
что
ж!
Сознаюсь.
У
меня
с плин
'ган7г'п
ве ры
нет
ни
во
что...
Он
схватился
за
голову
и
кач ал
ею,
си дя
на
кровати*
повторяя
хри п ло:
—
Нет
веры!
Жена
возразила
хол од но
и
спокойно,
с
чуть
зам етнь ь
оттенком
презрения
в
голос е :
—
Александр,
напрасно
ты
все
еще
продолжаешь
с ч итать
себя
о д н и м,<из борцов;
ты
нико гд а
им
не
бы л...
Ты
был
увлечен
слу
щ«'
по
натуре
—
ты
поверхност
ный,
неглубокий,
слабый
ч . <4>век.
Т ебя
ничто
и
прежде*
то
не
з адев ало
до
глуиикы...
За
эти
го ды
я
по няла
теб я,
Я
шла
в пер ед,
а
ты
—
назад
или
в
сторону,
вот
ме жду
нами
и
обра зов алас ь
пропасть...
Мне
нужно
настоящего,
с иль ного
человека,
а
ты
не
наст о ящ ий.
Сильные
не
па­
дают
духом,
не
выдыхаются,
как
выдохся
ты...
Они
продолжают
борьбу,
по-прежнему
любят
и
ненавидят...
264

живут.
А
я.„ .
я
не
могу
быть
сиделкой
около
тебя...
я
тоже...
хо чу
жи ть!
—
С
ними?
Ха!
А
помнишь,
в
п рошл ом
год у
Красно­
щеков
предлагал
тебе:
хотите
—
пустим
вас
в
дело,
в
са­
мый
ог онь?
Ты
стушевалась,
не
могла...
Поче му?
Да
пр о­
сто
потому,
что
собой-то
жертвовать
ты
—
благодарю
по­
корно—
не
желаешь...
Ха!
С
како й
стати?
Пусть
другие
идут
в
огон ь
и
в
вод у
за
идею!
Но
т ебя-т о
я
тож е
знаю:
ты
не
пой дешь !
Тебе
нужна
только
поза.
Красивая
по за!
Вот
из -за
позы-то,
пожалуй,
ты
можешь
и
жи знь
св ою
на
карту
поставить.
Стр асть
как
хоче тся
разыграть
герои­
ню,
но
только
так,
чтобы
непременно
все
это
видели.
Те бе
ведь
в
сущ нос ти
нет
никакого
дела
ни
до
народа,
ни
до
р ево лю ции,
тебе
роль
нужна!
По
натуре
ты
авантюрист­
ка.
О!
Все
твое
не счас тие
и
вся
тв оя
неудовлетворен­
но сть
в
том
и
сос тоя т,
что
ты
ни когда
не
жи ла
се рдцем .
х^т о
тебе
ст ра дания
на ро да?
Ведь
ты
до
мозга
костей
зрын я,
бурж уазна я
дама!
И
тоска
т воя
и
недовольство
твое
—
все
это
барское!
Ты
чувствуешь,
что
тебе
чего-то
не
хватает
и
сама
не
знаешь
чего.
А
я
знаю:
с ердц а!
Не­
множко
сер дц а!
Ты
любишь
только
т ех,
кто
тебе
нуж ен.
И
только
до
тех
по р,
по ка
нужен.
Ха!
А
для
чего
тебе
всегда
б ыли
ну жны
лю ди?
Только
для
того,
что бы
они
тебе
кланялись,
только
для
тог о,
чтобы
б ыло
перед
кем
п ока зать
себя.
Э тим
я
и
объясняю,
почему
ты
никогда
дня
_
< прожить без поклонников.
Есл и
бы
даже
ты
и
любила
меня,
то
все
равно!
Муж—особь
статья,
а
по кло нники
— особь
стат ь я!
Такая
у
т ебя
натура.
Ты
дей-
< .вительно
не
соз дан я
для
семь и!
Есть
такие
люди.
(Эт­
ого
что
ты
ни кого
и
ничего
не
можешь
любить,
кроме
е бя,
ты—
плохая
же на,
непре м енно
плохая
мать,
плохой
то ва рищ
и
вообще
плохой
человек!
Да
и
в
общественной
деятельности
при
одном-то
себялюбии
далеко
не
уйд ешь!
Что
у
тебя
есть
за
душой?
Од но
Только
не пом ер ное
тще ­
сл ав ие.
'
Ты
всегда
любила
окрг-
ъ
себя
людьми,
которые
хо ть
ч ем-ниб у дь
вы да валис ь:
это
прид ава ло
в
т воих
гла ­
зах
зна че ние
и
тебе.
Как
же!
Кругом
и нтер есные,
талант­
ливые
люди,
а
в
центре
их...
ты!
Ха!
Ха!
Выходило,
что
как
будто
бы
вся
суть-то
б ыла
в
тебе!
Знаешь
ли?
Ты
не
честолюбива,
нет ,
для
этого
ты
прос то
мелк а,
но
ты
чертовски
тщеславна,
ты
всег да
мечтала
прилепиться
к
265

какому-нибудь
удачнику,
замечательному
человеку
и
вместе
с
ним
играть
какую-нибудь
роль,
промчаться
яркой
кометой
над
людскими
головами
и
при
эт ом
еще
об обра ть
и
его,
и
присвоить
исключительно
себ е
все
его
лав ры,
заб ра ть
в
св ои
руки
власть
и
над
ним,
де йств о­
вать
и
ломаться
над
людьми
от
его
имени!
О,
я
пр екра сно
зн аю,
что
ты
хочешь!
Ты
и
меня
обобрала,
взяла
в се,
что
м ожно
бы ло
взять,
а
потом
ун изил а,
отогнала
на
задний
план,
ч тобы
не
мешал.
Что
я
теперь
такое
в
г лазах
твоих
друзей?
Муж
Елены
Николаевны,
не
более!
К
тебе
п ри­
ходят,
а
не
ко
мне .
В
мой
дом
со бир а ются
люди,
ничего
общего
со
мной
не
имеющие...
Он
желчно
засмеялся.
—
Если
у
ме ня
муж
лысый,
то
не
могу
же
я
приг ла­
ша ть
к
себе
в
гости
одних
лысых!
— ледяным
тоном
от­
ветила
Еле на
Николаевна.
Она
молча
и
с
достоинством
слушала
злу ю
ре чь
му жа,
ог ро мным
усилием
во ли
сдер­
жи вая
клокотавшую
в
ее
груд и
ненависть.
Она
решила
выслушать
его
спокойно
и
презрительно,
не
унижаясь
до
н акип ав шей
ссоры.
Ее
спокойствие
и
удачная
острота,
которой
она
ответила
на
его
длинную
обвинительную
ре чь,
выводили
его
из
с ебя.
Он
сам
разжигал
в
себ е
з ло­
бу,
почти
отрезвел
от
нее
и
понесся
вперед,
уже
ничего
не
ви дя
пе ред
собой,
кром е
желания
как
мо жно
бол ее
оскорбить
ее.
—
Ост ри ть
изволите?
—
язвите ль но
осведомился
он.
—
Гл яди,
плешивый?
Да-а,
вы
умны
тем
умом,
кото­
рый
не
идет
да льше
каламбуров
в
гостиной.
Ваш
ум
б ли­
стает,
как
алмаз,
но
душ а- то
б есп лод на-с,
бесплодна,
как
Аравийская
пустыня-с.
И
в
сердце
вашем
беззвездная
ночь,
а
сами
вы
бездар ны
и
зл ы.
Да- с!
Вы
стремитесь
к
выдающимся
людям,
но
ведь
вы
же
им
тайно
зав ид ует е«
В
ду ше
вы
не навиди т е
их,
потому
что
чувствуете
свою-то
ненужность
и
ничтожество
свое.
Да,
да,
ничтожество,
по­
тому
что
у
вас
нет
способности
что-нибудь
соз давать
и
тво р ить
в
жизни!
Вы,
как
плющ,
как
орхидея,
как
всякое
чужеядное
и
х ищно е,
можете
только
похищать
чуж ое,
выс а сыват ь
жизнь
из
д руги х!
Заметьте,
вы
принос ите
несчастье
всем,
кто
имеет
дело
с
вами!
Это,
к он ечно,
сл у­
чайность,
но
в се- таки,
к
чему
бы
вы
ни
присосались
—
все
гибнет
и
умирает!
Я
уже
не
говорю
о
себе,
но
вспомните
ваших
по кл оннико в.. .
то го
скульптора...
и
то го
певца...
266

и
еще
одного
нелегального...
А га?
Бл едн еете?
Вы
—
чер ­
ная
п антер а,
но
вы
же
и
нищ ая
д ухом,
и
вы
всегда
будете
бедной
и
а лчуще й!
Вы
всегда
будете
мятущейся
душой
—
клянусь
ва м!
И
пусть
это
будет
проклятием,
с
к оторы м
я
вас
от
себ я
отпускаю.
Всю
в ашу
жизнь
оно
будет
тяго­
теть
над
вами,
и
виноваты
в
э том
не
люди,
не
жизнь,
не
судьба
и
не
я,
а
—
поймите
—
вы
сами.
У
вас
бесплодная
душа.
Вы
никогда
не
умели
любить,
ни
для
кого
ничем
не
жертвовали
и
только
от
других
треб ов али
жертвы
себе.
И
вы
еще
смеете
толковать
о
жизни
для
других?
Да
ведь
вам
другие-то
всегда
бы ли
ну жны
как
пьеде­
стал!
Вот
и
я,
ко гда
не
выве з
вас
и
задо х ся
на
п олдороге ,
с тал
не нуже н
и
ненавистен
и
вот
—
про гна н,
как
заезжен­
ная
кл яча!
А
в едь
ко г да-то
—
х а-ха-х а!
Любила!
Когда-
то!.. Ха-ха-ха!
Лысый
муж
истерически
хохотал.
Елена
вскочила,
св ер кая
глазами.
Она
была
бледна
как
смерть,
губ ы
дер ­
гались,
руки
дрожали.
Грудь
дышала
глубоко
и
преры­
висто.
—
Никогда!—дрожащим
грудным
голосом
закричала
она
ему
прямо
в
лицо.
—
Это
ложь!
Ни ког да
я
тебя
не
любила!
Сл ышиш ь
ты,
нич то жный?
Никогда!
Никогда!
Он
тоже
стоял
против
нее
и,
весь
красный,
кричал
вы­
соким,
срывающимся
фальцетом:
—
А
честно
было
выходить
замуж,
не
любя?
Как
это
называется? ■
—
Никогда
не
любила!
—
пел
ее
голо с,
рыдающий,
как
виолончель.
—
И
никогда
не
говорила,
что
люблю!
Ты
забыл?
—
Я
не
забыл!
—
Ты
обм ан ул
меня!
—
Ты
обманула!
Не
слушая
друг
друга,
они
кричали
вместе,
бросая
од ин
д руго му
жестокие,
грубые
слова.
Два
голоса
—
один
мужской,
истерически-визгливый,
другой
ж енс кий
—
груд­
ной
и
низкий,
как
стр у на,
словно
пел и
что- то
и
боролись
между
собой,
и
звучало
в
них
такое
несходство,
такое
взаимное
отрицание,
не поним а ние
и
рознь,
что,
повы­
шаясь
и
возрастая,
они
скрещивались,
как
удары,
и
не­
избежно
должны
были
чем-то
разрешиться.
Он
сх ва тил
ее
за
рук и.
Она
р вал ась.
Оба
задыхались,
—
Елена!
267

—
Александр...
—
Ненавижу!
—
взвизгивал
он-
—
Подлец!
—
рыдала
она.
И
оба
в
отчаянной
борьбе
упал и
на
кровать.
Он
душил
ее.
Вдруг
с
не по нятн ой
с илой
и
з ме иной
гибкостью
она
выскользнула
из
его
объятий
и,
растрепанная,
мертвенно-
бледная,
с
безумными
глазами
и
расцарапанным
в
кровь
лицом,
кинулась
к
двери.
Зад ых ая сь,
он
поднялся,
хоте л
бы ло
погнаться
за
же­
но й,
но
хмель
всколыхнулся
в
нем,
ударил
в
голову;
по­
шатнувшись,
он
с
размаху
грохнулся
на
пол
лицом
пр я­
мо
в
ковер.
Хме ль
на вали лся
и
пр ид авил
его.
1910

ОТ ЧЕГ О?
Г ород
Астрахань
далеко,
Я
за ехал
по
пути...
Волжская
песня.
Случайно
застрял
я
в
большом
университетском,
но
како м -то
пус тынн ом ,
безжи зн енно м
городе.
По
крайней
мере,
внешние
признаки
жизни
бы ли
зде сь
очень
слабы:
ни
уличн ой
толпы,
ни
движения,
ни
новых
построек,
ни
пер е по лненных
бойко
то ргующи х
ресторанов
—
ничего
подобного
не
за меча лось .
Общее
впечатление
от
этого
большого,
старого,
грязного
и
запу щен ног о
города
было
такое ,
сл овно
здесь
когда-то
кипела
шумная
жиз нь,
но
потом
уш ла
к у да-то
в
другое
место,
и
вот
ос тал ись
бол ь­
шие
пустынные
улицы
с
мрачными,
старыми
домами,
с
магазинами,
гос т иница ми
и
гостиным
дво ром
в
екатери­
н ин ском
и
нико л аевско м
стиле,
с
почерневшими
старыми
церквами,
с
к азенны м
старым
университетом,
в
кот ором
не
хватает
студентов,
и
не
менее
старинным
городс ким
театром,
где
до
сих
пор
с тави тся
«Кин», «Коварство и
любовь»
и
то му
подобные
но винки .
Был
ок тяб рь
месяц,
театральный
с езон
только
что
открылся,
кроме
театра,
других
разумных
развлечений
в
городе
не
было ,
но
я
так
боялся
«классического»
репер­
туар а
на
пр ов инциаль но й
сцене,
чго
предпочитал
пр оси­
живать
свои
вечера
в
номере
старой
громадной
и
грязной
г ос т иницы,
почему-то
носившей
на звание
«подворье» .
Это
были
меблированные
комнаты
без
бу ф ета,
и
поэтому
питаться
я
ходи л
в
«Китай»
—
самый
перв ок лассный
ре­
сторан
город а,
где
играл
дамский
«венский»
оркестр,
269

где
я
часто
бывал
единственным
посетителем
и
слушате­
лем,
до
тог о
пус ты нен
был
это т
ску чный ,
несчастный
«Ки­
т ай». Лакеи там уже успели привыкнуть ко мне,
пе ре ста­
ли
диви ть ся
моему
вечному
одиночеству,
добродетельные
венские
барышни
в
бел ень ких
платьицах,
сначала
смот­
ревшие
на
ме ня
с
любоп ы тст вом ,
потом
с
насмешливостью,
в
к онце
концов
т оже
пр ивык ли
ко
мне ., Я стал
в
«Китае»
как
бы
завсегдатаем,
своим
чел ов еко м.
Невольно
прихо­
дилось
наблюдать
скучные
беседы
хоз яи на
гостиницы
с
его
приятелями
за
ч аем
или
у жин
купца,
прибывшего
по
какому-нибудь
из
р яда
вон
выходящему
случаю
в
«Ки­
тай»
со
всей
семьей,
с
женатыми
с ынов ьям и,
со
снохами,
свахами,
женой
и
бе д ными,
забитыми
племянниками.
Иногда
кутила
хол ост ая
компания,
и
тогда
посылали
нем кам
на
эс тр аду
шампанское
и,
наконец,
приглашали
к
р ебе
за
стол
снач ал а
мужчин
из
оркестра,
а
потом
и
барышень,
но
с
барышнями
никакого
разговору
не
выхо­
дило,
потому
что
они
не
понимали
русского
языка
ил и,
мож ет
быть,
из
осторожности
только
притворялись
непо­
нимающими.
На х одч ивые
и
более
живы е
могли
бы
в
эт ом
положении
придумать
поводы
для
шуток
и
вес е лья,
н о. «китайские»
умы
неповоротливы,
тяжеловесны.
По­
лучается
ну д ная,
неловкая
сц ена,
из
кото рой
все
ра ды
ка к-н иб удь
поскорее
выпутаться.
В
такие
моменты
я
обыкновенно
вс тав ал
из-за
своего
стола
и
в ы ходил
из
ресторана.
Деваться
больше
некуда.
Можно
б ыло
гул ять
по
глав­
ной
улице,
рассматривать
окна
маг азино в ,
чи тать
афиши.
Я
так
и
дел ал
после
обеда.
И
вот
однажды,
читая
а фиши,
я
наконец-таки
узнал,
что
в
театре
идет
новая
хор ош ая
пьеса.
Решил,
наконец,
пойти
в
теа тр.
Хо рошо
потолкаться
в
незнакомой
толпе,
в
антракте
зайти
в
буфет,
выпить
рюмку
водки
и
чувствовать
с ебя
свободным
наблюдате­
лем
человеческой
жизни,
быть
как
бы
в
шапке-невидим­
ке
и
отдаваться
в
толпе
своим
мечтам
и
мыслям.
Хор о­
шо
натолкнуться
на
нечаянную
встречу,
поп асть
в
какое-
нибудь
неожиданное
приключение.
Кто
долго
жил
бродячей
жизнью,
у
то го
часто
проис­
ход ят
эти
встречи
с
давно
забытыми
друзьями
пр ошл ых
лет.
Поэтому
я
нисколько
не
удивился,
когда
во
время
270

антракта
в
буфете
театра
кт о-то
схватил
меня
сзади
за
рукав
и
произнес
мое
имя .
Оглядываюсь
—
какой-то
не
очень
мол одой
человек,
бритый,
с
подс т риж е нными
усами
и
морщинистым,
лы­
сеющим
лб ом.
—
Да,
—
отозвался
я,
—
вы
угадали,
но,
из вините ,
что-то
не
могу
вспомнить
вас!
—
А
по м ните
С ини ц кого?
—
возразил
он
звучным,
гу­
с тым
голосом.
Я
вспомнил,
что
лет
почти
дв адц ать
то му
назад,
когда
я
и
сам
был
юным,
з навал
во
дни
ис ка ний
и
скитаний
восемнадцатилетнего
беленького
и
тоненького
сту ден ти­
ка
Синицкого,
который,
помнится,
пел
на
вечеринках
не ж ным,
еще
неокрепшим
баритончиком.
Ме жду
тем
юношеским
обр аз ом
и
эт им
плот ным ,
п лечис тым
и
немо­
лодым
человеком
бы ло
мало
об ще го,
и,
если
бы
он
не
на­
з вал
се бя,
я
бы
ник о гда
не
узнал
его.
—
Какими
судьбами
вы
здесь ?
—
с прос ил
он.
—
Проездом.
А
вы?
Служите,
что
ли?
—
Да
нет,
—
за мялся
друг
моей
юн ост и,
—
я
давно
уж
по
театральной
час ти
поше л:
оп ер ный
певец
я,
да
вот
т еперь
мы
оба
с
жен ой
без
сезона
остались
и
тож е
вр е­
менно
здесь
проживаем.
—
Вот
как!
—
удивился
я.
—
Помню,
вы
пел и
тогда
таки м
сер ебр яны м
баритончиком...
—
Теперь
у
меня
ба с,
—
с о лидно
во зра зил
певец,—
и
большой:
служу
всегда
на
первых
партиях..,
—
Как
же
вы
без
сез она-т о?
—
Да
замешкались
в
лет ней
поездке
и
никуда
не
по­
пали
на
зи му
вместе-то,
а
врозь
с лужи ть
не
хотим...
—
Ваша
же на
тоже
на
первых
п арти ях?
—
спросил
я,
к огда
мы
у
буфета
выпили
по
рюмке
водки.
—
О,
да!
—
воодушевился
Синицкий.
—
Же на
моя
бо льш ая
певица,
лучше
меня,
да
во т,
может
быть,
сами
услы ш ите
нас...
Слуша й те!
—
в друг
пе ребил
он
самого
себя.
—
Да ва йте
ус тро им
концерт:
я
сл ышал ,
что
вы
с
ус пе хом
читали
в
Петербурге...
—
Да,
но
я
не
ум ею
устраивать
концертов!
—
возра­
зил
я.
—
Все
хлоп оты
бер у
на
с ебя!
—
воскликнул
Синиц­
к ий.
—
Уж
я- то
умею
это
дел о
делать.., и уверен,
что
мы
с
вам и
возьмем
здесь
полный
сбор!
271

—
Надо
подумать.
—
А
вот
мы
сег од ня
же
после
спектакля
и
подумаем:
зайдем
в
«Китай», я вас познакомлю
с
женой,
—
она
зде сь
же,
со
мной
в
театре.
Я
согласился.
Был
уже
п ослед ний
антракт,
и
по
окончании
спектак­
ля,
когда
я
одевался
в
шинельной,
мой
товарищ,
в
вер х­
нем
платье,
представил
св ою
жену.
Это
б ыла
маленькая,
мо лода я
женщина,
одетая
более
чем
скромно,
какого-то
запуганного
вида,
похожая
на
затравленного
звер ьк а,
с
лицо м
монгольского
типа,
некрасивая
и
в
до вер шени е
всего
—
рябая.
Впечатление
было
не
в
ее
пользу:
в
робкой,
ск ром­
ненькой
и
застенчивой
фигурке
этой
трудно
был о
допу­
стить
опе рн ую
певицу,
да
еще
на
первые
партии.
Наоборот,
в
товарище
моем
чувствовался
важный
актер ,
знающий
себ е
цен у:
самоуверенная
осанка,
др а­
пов ое
пальто
модного
покроя,
манера
нос ить
котелок
и
говорить
низким
ба сом
с
вн уши те льной
оттяжкой.
В
«Китае»
бы ла
о бы чная
ску ч ища:
п еред
пустым
за­
лом
на
эстраде
ба р ышни
в
беленьких
платьицах
выво­
дил и
на
ск рип ках
что-то
безучастное,
како й -то
пьяный
тян у лся
к
ним
через
перила,
же лая
попасть
па ль цем
в
кл ави ши
пианино,
хо з яин,
похожий
на
черемиса,
сидел
с
приятелями
за
ча ем
и
гов ор ил
о
«плохих делах» .
—
Прежде
кто
давал
торг ов ать
нашему
брату?
По­
ме щик!
Приезжал
из
д ерев ни
и
пил ,
задавал
званы е
обе­
ды,
остав л ял
бо льши е
деньги...
А
теперь
он
здесь
же,
бывает
каждый
день,
но ...
только
питается,
а
не
п ьет
ни­
чего!
Ни-ни!
Не
те
времена!
Т еперь
я
только
и
дышу
к абинет ам и!
Сл ов
нет,
к аб инеты
у
меня
ра бо тают.. .
—
Это
действительно!
—
соглашались
приятели,
дули
на
чайное
блюдечко,
обтирали
лысины
и
тянули
нудный
разговор.
Звучал
какой-то
пустой
немецкий
вальс,
бес по л езно
сия ло
электричество,
белели
пус тые
столы.
Мы
поместились
за
столиком
в
углу,
близко
от
оркест­
ра,
но
скоро
забыли
и
о
нем,
и
о
хозяине
«Китая», и об
одиноких
скучных
посет ит елях
его.
Мы
с
Синицким
вспоминали
о
то м,
что
был о
два ­
дца ть
лет
назад,
как
жилось
голодно,
но
почему-то
весе­
ло
и
ярк о,
хо тя
и
тогда
бы ло
беспросветное
безвременье
272

на
Руси,
но
к акое
бы ло
хорошее
студенчество,
не
тепе-»
решнему
чета,
как
молоды
мы
б ыли
и
не
туд а
стреми­
лись,
куд а
над о
б ыло
стремиться,
как
он
хоте л
сделать­
ся
в ра чом,
долго
учился
и
не
выучился,
а
попал,
не
учась,
в
оперные
певцы.
Я
же
мечтал
быть
певцом
и
остался
поэтом...
Марья
Ив анов на
(конечно,
ее
з вали
Марьей
Иванов­
но й,
иначе
и
бы ть
не
могло)
мо лча
и,
по-видимому,
с
бо льш им
интересом
слушала
наши
разговоры.
У
нее
бы ли
прекрасные,
густые
светло-каштановые
волос ы,
вь ющ ие­
ся
от
природы,
и
серые
гл аза,
блестевшие
каким-то
стальным
и
твердым
блеском,
и
в
них
как
бы
н авсе гда
ос та лось
суровое
и
пугливо-настороженное
выражение
з аг нанног о
и
озлобленного
маленького
зверька.
Не
п рошло
и
ча су
в
разговорах,
как
мне
стало
яс­
но,
что
я
имею
де ло
с
четой
н еуд ачни ков
сцены.
Марья
Ивановна
проговорилась,
как
ее
муж
стр а дает
от
гор­
дости,
от
самолюбия,
от
неспо соб нос ти
у нижат ьс я,
про ­
сить,
заискив ать
и
от
этог о
не
п олучае т
хо ро ших
ан­
гажементов,
а
он
рассказал
про
нее ,
что
без
него
бы
ее
совсем
запинали
на
с цене
за
ее
безмерную
скром­
ность
и
незнание
цены
самой
себе.
Наконец
они
заспо­
рили.
—
А
помнишь,
—
го вор ил
ей
Синицкий,
—
как
тебя
штукатур
и зруг ал?
—
И,
невольно
улыбаясь,
он
стал
р ас­
сказ ыват ь
не
ей,
а
мне .
—
Жили
мы
в
гос ти ниц е,
а
на
лестнице
ремонт
бы л,
штукатуры
работали.
Вот
она
бежит
по
лестнице,
с
репетиции
возвращалась,
одета
кое
в
чем,
шл яп енка
на
ней
дешевенькая,
представительно­
сти
в
ней,
сам
видишь,
никакой,
штукатур
и
подумал,
что
это
черт
знает
кт о:
ты
что,
говорит,
сволочь,
тут
шляешь­
ся?
Прибежала
она
ко
мне—лица
на
ней
нет,
г убы
др о­
жат,
слезы
текут...
Что
такое?
Ра сс казы ва ет.
«Пойдем,
говорю,
укажи
мне
его».
Вы шли.
«Этот?» — «Е- то- т!»— и
ревет.
Я
засу чи л
рукава,
развернулся,
бац
его,
не
го во­
ря
слова,
в
у хо,
да
так
неловко,
что
он
инда
на
мос то­
вую
вылетел.
Даж е
испугался
я,
не
с лиш ком
ли
сильно
уд ар ил,
да
тут
подо шл и
другие
рабочие
и
похвалили
ме­
ня:
его
бы,
говорят,
и
не
так
еще
надо,
барин...
—
Ес ли
бы
я
бы ла
сильная,
я
бы
его
сама
тогда
по­
била!
—
неожиданно
заяв и ла
Ма рья
Ивановна.
Мы
засмеялись.
273

—
Ну
зач ем
же
вам
самой
драться?
— возразил
я.—
У
вас
такой
сильный
защитник!
—
Оч ень
уж
я
разозлилась!
И
так
все
обижают...
Заставляют
пе ть
большие
па р тии,
пою
много,
без
отдыха^
публика
меня
лю бит,
а
вот
не
везет
и
не
везет...
—
В
чем
же
не
везет-то?
—•
Трудно
попасть
в
хорош ую
тру пп у.
Не
пр инима ют
антрепренеры...
Других,
которые
хуже
меня,
п риним аю т,
а
меня
не
хотят
и
слу шат ь...
и
неизвестно
отче го...
Она
задумалась.
Я
молча
смотрел
на
нее
и
в
ду ше
сомневался
в
ее
та­
лантах.
Синицкий
заговорил
о
нашем
предстоящем
концерте.
—
Соберемся
завтра
/ одного моего знакомого сту ­
дента,
у
нег о
ес ть
пианино,
и
он
может
хорош о
ак компа ­
н и ров ать...
Из
любопытства
и
от
нечего
делать
я
согласился.
На
другой
де нь
вечером
я
пришел
по
указанному
адресу
в
маленькую
квартирку
на
антресолях.
Мои
друзья
б ыли
уже
там.
Синицкий
пр едс тав ил
меня
хо­
зя ину
студенту
и
его
молоденькой
жене,
красавице-еврей­
ке.
Очевидно,
это
бы ли
молодожены,
су дя
по
их
молодо­
сти ,
неж ным
отн оше ни ям
и
новенькой
уютной
об стано в ке
только
что
устроенного
гнездышка.
Студент,
высокий,
красивый
брюнет
с
м олодо й
бород­
кой,
ока залс я
славным,
симпатичным
па рне м,
любителем
и
знатоком
музыки,
а
его
женой
невозможно
бы ло
бы
не
залюбоваться:
это
был а
как
бы
сама
мадонна,
ожив­
шая
и
со шедш ая
с
по ло тна
Мурильо:
редкостная,
зам еч а­
тельная
красавица!
Рядом
с
ней
бедная
Марья
Ивановна,
одетая
в
коротенькое
скромное
платьице
и
в
како й-т о
пиджачок,
казалась
еще
более
дурнушкой,
чем
прежде,
и
невольно
чув ств ов ала сь
обида
несправедливой
приро­
ды,
так
неравномерно
распределяющей
св ои
дары.
Кр а­
савица-еврейка
казала сь
олицетворением
музыки,
поэ з ии,
красоты,
и
совершенно
з ат мевала
серенькую
Марью
Ива ­
новну,
такую
некрасивую,
ск р омне ньк ую,
забитую,
жал ­
кую...
—
Начнемте!
Без
лишни х
разговоров,
—
сказ ал
хо­
зяин,
садясь
за
пи ани но
и
вз яв
несколько
звучных
аккор­
д ов.
Син иц кий
развернул
нот ы
и
запел.
274

У
него
д ействи тель но
был
хо рош ий
звучный
и
очень
высо кий
бас,
п очти
баритон;
он
пел
«Пролог»
из
«Пая­
цев».
В
маленькой
комнате
с
низким
пот олком
голос
не
помещался,
ка зался
сли шком
металлическим,
резким
и
п ричиня л
б оль
барабанной
перепонке.
Б ыло
неприятно
слушать
эту
массу
звук а,
звона
и
т ре ска,
но
в
т еатре
голос
Синицкого,
ве роятно,
ка за лся
иным:
это,
навер­
ное,
приличный
о пер ный
ба с,
дающий
пр авил ьны е,
хорошо
с тоящи е
и
крепко
де рж ащие ся
звуки,
обыкновен­
ный
мастер
пения
со
школой
и
техникой,
каких
много.
Ничего
выдающегося
в
его
пении
не
б ыло,
да
я
и
не
ж дал
от
не го
большего;
с
удов ольс тви е м
с луша л,
к огда
после
«Пролога»
он
с пел
еще
не ск олько
роман­
с ов.
Нако не ц,
певец
почувствовал,
что
надоел
на м«
—
Будет!
—
коротко
сказал
он,
отход я
в
сторону.
Стали
п роси ть
спеть
Марью
Ивановну,
кот ору ю
ни
с туде нт,
ни
его
же на
еще
не
с лыша ли.
По
правде
го­
воря,
я
не
люблю
с опра но,
и
меня
вообще
мало
трога­
ет
женское
пение,
от
Ма рьи
же
Ивановны,
бедной
неудачницы,
не
ожидал
ниче го ,
кроме
обыкно венн ог о
п иска.
Она
п окорно
встала
около
пианино,
когда
студент
дал
ей
вступительный
аккорд.
И
вдруг
зазвучал
прелестный,
задуш евны й,
искрен­
ний
голос,
сразу
вз ял
за
сердце
и
по вел
за
собой,
властно
и
безраздельно
з ав ладел
внима нием
и
уже
не
отпускал
нику да:
не
стало
ни
мен я,
ни
студента,
ни
его
красивой
ж ены,
раздвинулись
и
уплыли
куда-то
тесные
стены
с
низким
потолком,
вместо
них
з венел о
высокое
хрус та ль­
ное
го лу бое
небо,
лились
горячие
зо лот ые
луч и
и
царил
небесный,
ч истый,
чарующий
голос,
полный
смятения,
тревоги
и
мол ьбы,
страдающий,
жуткий,
непонятно
тро­
гательный
г олос,
словно
птица,
потерявшая
птенцо в
и
мятущаяся
в
звонком
небе ,
словно
чья-то
горестная
душа,
не
нашедшая
своего
места
в
мире...
Отчего
это ,
скажи
м не,
Марта?
Отче г о?
Отче г о?
Нарастали
и
все
повышались
пла ме нные ,
трепещу­
щие
звуки,
No
вдруг
откуда-то
я вились
теплые
слезы,
со­
грели
и
о мыли
д ушу,
п рих лыну ли
и
с давил и
горло.
275

Брошенный
в
вы сот у,
прозвенел
самый
высокий,
са­
мый
отчаянный
и
трагический
звук.
Певица
умолкла.
Никто
не
аплодировал.
В
наступившей
тишине
все
си де ли,
опус т ив
головы
и
не
двигаясь
с
места.
Красавица-еврейка
тих о
пл ак ала,
вы тира я
гла за
ма­
ле ньк им
батистовым
платочком,
и
казалась
она
теперь
такой
бедно й,
такой
серенькой
и
несчастной,
бескрасочной
и
неин тер есн о й!
Я
опять
увидел
эти
тесные
стены
и
низкий
п отол ок,
студента
за
пиан ино ,
Синицк ого
лицом
к
темному
окн у
и
только
теперь
почувствовал
самого
с ебя,
как
бы
очнув­
шись
от
наваждения,
глубоко
перевел
занявшийся
ду х,
выте р
ладонью
мокрые
г лаза
и
из умле нно,
со
страхом
и
уважением
посмотрел
на
п евицу .
Талант
«божиею милостью», она снова как бы угасла
и
робко
сидел а
в
уголку
д ивана ,
сжавшись
в
комочек
с
пр еж ним
заб иты м
и
затравленным
видом:
казалось,
она
не
понимала
произведенного
ею
впечатления,
не
понима­
ла, «отчего»
она
не
нужна
на
сцене
и
осталась
«без се­
зона».
1910

ОСПОМННАН НЯ
(dctpeчи)

УЛЬЯНОВ-ЛЕНИН
Было
это
в
к онце
восьмидесятых
годов
п рошлого
с то­
летия
в
Самаре.
С тарая
Сам ар а,
н ыне
Куйбышев,
бы ла
тогда
типично
про винц иальн ым
г ородом ,
сла вив шим ся
грязью
и
пылью.
.В
то
же
время
это
был
как
бы
пер есыль ный
пункт
для
вы сыл аем ых
из
столиц
«политических», вносивших
единственное
оживление
в
умственную
жи знь
скучного,
с он ного
гор од а.
Это
оживление
б ыло
особенно
заметным,
когда
в
сто ­
личных
университетах
вве ли
новый,
жестокий
устав,
уничтожавший
остатки
вольностей
для
учащейся
м оло­
дежи.
Самара
наводнилась
выс л анными
по
случаю
ст у­
д енческ их
«беспорядков» .
Незадолго
до
этого
произ ош ло
неудачное
покушение
на
жизнь
царя
Ал екс ан дра
III.
На
нелегальных,
но
м ног олюд ные
в ечер инк ах
револю­
цио нн ой
молодежи
выступали
иногд а
крупные
лю ди
того
вре ме ни,
посидевшие
в
«Крестах», отбывшие
почетную
ссылку
или
бежавшие
из
ссылки.
Многих
через
Са мару
высылали
дальше
—
в
Сибирь.
К
весне
1887 года весь этот шум,
вн есенн ый
по ли­
тическими,
куда-то
схлынул,
почти
все
приезжие
«уе ­
хали».
Я
был
тогда
оче нь
юным
человеком,
только
что
о ку­
нувшимся
в
эту
ки пучую
жизнь
и
вдруг
о став шим ся
«без среды».
На
таком
же
по ло жении
ока за лся
и
друг
моего
д ет­
с тва,
мой
однодеревенец,
крестьянин
моей
родной
дерев­
ни
Бестужевки
—
Марк
Ел изар ов,
п олучив ш ий
образова­
279

ние
в
Петербургском
университете
и
«вышибленный»
оттуда
во
время
«беспорядков» .
Мы
ежедневно
виделись.
Марку
бы ло
дв адц ать
пять,
мне
— восемнадцать
лет.
Нас
с вязыва ли
деревенское
детство
в
нашей
Бестужевке,
среди
кр асиво й
природы,
на
берегу
Волги,
стремление
обоих
к
образованию
и
рев о­
люционное
настроение.
Однажд ы
под
вечер
теп ло го
майского
дня
я
заш ел
к
Елизарову.
У
него
оказался
гость
—
юноша
моего
возраста,
крепыш
среднего
роста,
с
бо льши м
лбом
и
длинными
до
плеч,
густыми,
светло-каштановыми,
вью­
щимися
волосами,
закинутыми
н азад.
Веснушчатое,
с
первым
зол отис ты м
пушком
на
под бородке ,
ли цо
его,
с
веселой
ус ме шкой
на
пух л ых,
но
крепко
сжатых
губах,
еще
носило
следы
юно шеско й
мя гкост и.
В
не больши х
го­
лубоватых
глаза х
светился
быст р ый
и
ос трый
ум.
Гово­
рил
он
усмехаясь,
нег ро мки м,
слег ка
грассирующим
го­
лосом.
—
Ульян ов !— отрек оме н дова лся
он,
крепко
сжимая
мне
руку.
О
семье
У ль янов ых,
с
котор ой
Елизаров
познакомил­
ся
в
Петербурге,
я
много
слышал
от
не го
и
п ре жде.
По
его
с лова м,
все
они
бы ли
способные
люди.
Ста р ший
брат,
Александр,
был
казн ен
за
участие
в
покушении
на
жизнь
царя,
после
чего
вся
семья
очутилась
под
надзором
по­
лиции.
Передо
мной
был
младший
Ульянов
—
Владимир.
Он
ехал
в
Казань
с
це лью
поступить
в
Казанский
уни­
верситет.
Нач ал ся
обычный
разговор
учащейся
молодежи
то го
в ре мени:
о
том,
как
и
где
сдат ь
э кзам ены
«вышибленно ­
му»
человеку
и
как,
на коне ц,
при
все й
л юбви
к
науке,
мо жет
она
в
таких
скитаниях
осточертеть.
—
Прежде
я
был
не
в
ладах
с
математикой!
—
по­
смеиваясь
и
запуская
руки
в
карманы
брюк,
говорил
Ульянов.
—
Рассу жд ал
та к:
если
на зн ачен
урок
по
мате­
матике—
значит,
я
св ободе н!
Хе-хе!
Но
теперь,
когда
в ник,
люблю
ее!
Но
все-таки,
если
мыкаться
из
горо да
в
город
с
мешком
толстых
учебников,
то,
каж етс я,
так
бы
и
сп ихн ул
их
в
Волгу!
—
Ну,
при
твоей-то
башке,
с
тако й
пам ять ю,
—
в озра­
зил
Марк,
—
как
не
сдать!
—
Сдам,
конечно!
Да
вся
эта
ка зенн ая
у чеба
давно
в
280

зубах
навязла!
Надоела!
Ме ня
теперь
совсем
не
это
занимает.
Внезапно
загоревшись,
расхаживая
по
комнате
боль­
шими
шаг а ми,
юноша
заговорил
об
исто р ии
революцион­
ного
движения
в
России.
Он
не
гов орил
звонких
с лов,
—
го во рил
пр ос то,
понят­
но,
поэтому
сра зу
захватывал
убедительностью
своих
суждений.
Ви дно
бы ло,
что
эт от
почти
еще
мальчик
хо­
рошо,
о снов атель но
знает
тот
предмет,
о
ко тором
говорит.
Це нтр альн ой
областью
его
интересов
и
поз наний
как
тогда,
так
и
во
всю
п ос леду ющую
жизнь
была
револю­
ция.
Елизаров
на
первых
порах
пытался
бы ло
вставлять
в
его
речь
кр ат кие
реплики,
но
вскоре
ум олк:
Ульян ов
сыпал
датами,
цитатами,
цифрами,
историческими
п од­
робностями,
иногда
отвлекаясь
далеко
в
с торон у
от
св оей
основной
мыс ли
и
как
бы
те ряя
свя зь
с
не й,
но
потом
оказывалось,
что
он
нисколько
не
забывал
о
н ей,
п од­
тв ер ждал
ее,
развивая
сложное
и
с трого
п ост роенн ое
мировоззрение.
Спорить
с
ним
не
п рих одило
в
голову
ни
мне ,
ни
Е ли заро ву:
под
конец
его
обширной,
соде рж а­
те ль ной
реч и
мы
оба
должны
бы ли
только
слушать,
а
юн ый
учен ы й,
по-видимому,
чувствовал
себя
в
любимой
ст ихии .
Ульянов,
засунув
рук и
в
к ар маны
и
потряхивая
дли нным и
золотистыми
кудрями,
б ольши ми
шагами
как
бы
вымерял
комнату,
го вор ил
с
увлечением
математика,
доказывающего
совершенно
ясную
для
нег о
теорему.
В
эти
минуты
юноша
сл овно
в ырос
перед
на ми,
к азалс я
м ного
старше
св оих
лет.
Был о
ясно,
что
да же
по
своей
теоретической
вооруженности
Вл адими р
Ульянов
пред­
ставляет
незаурядное
явление.
Ин огда
он
останавливался
у
окна
и,
оборотись
к
нам,
продолжал
говорить.
Заходящее
весеннее
солнце
косы ми
лучами
освеща­
ло
его
оживленное,
сделавшееся
чрезвычайно
ин те рес­
ным
лицо.
Небольшие,
искрящиеся
лу кав ым
торжест­
вом
гла за
светились
в
это
время
гол»убым,
сияющим
све­
том.
Та ким
на
всю
жизнь
остался
в
памяти
мо ей
юноше­
ски й
образ
Ульянова-Ленина
при
первой
мое й
встрече
с
ним
в
1887 году .
На
другой
день
он
уехал
и,
кон ечно,
сдал
экзамены
в
281

Казани.
Вскоре
Елизаров
жен ил ся
на
Анн е
Ильиничне,
старшей
сестре
Владимира
Ильича.
В
1893 году я уехал из Самары.
В
это
же
время,
исключенный
из
Ка зан ск ого
университета,
Лени н
уехал
в
Петербург.
Марк
с
женой
переселился
ту да
же,
посту­
пив
снова
в
студенты,
несмотря
на
свой
более
чем
три ­
дца тил етний
возраст.
Мы
расстались
на
многие
годы,
вст рет ивш ись
уже
в оз­
мужавшими
людьми
в
обстановке
надвигавшейся
рево­
люции
1905 года.
В
1903 году,
буд учи
уже
пр офессио наль ным
писате­
ле м,
я
в
первый
раз
в
жизни
поехал
за
границу
по­
смотреть
европейские
стр аны
и
кстати
побывать
в
гостях
у
зар убе жн ой
революционной
эмиграции,
сре ди
ко торой
выделялось
имя
Владимира
Ильича
Ленина,
уже
и з вест­
ное
тогда
всей
России.
На
летние
месяцы
п опал
в
Женеву,
остановился
в
го­
стинице
и
тотчас
же
вышел
п ройти сь
по
город у;
но
едва
вышел,
как
столкнулся
со
знакомым
московским
студе н­
том
—
партийцем.
Он
окликнул
меня:
•—
Давно
ли
на
сей
земле?
—
Только
что.
Еще
и
города
не
ви дал!
•—
Пойдемте
сейчас
на
эмигрантское
со бран ие,
вот
в
этом
доме,
зде сь
же
на
площади.
Я
думал,
что
и
вы
туда
идете.
Ве роятн о,
зна ко мых
своих,
вр оде
меня,
многих
в ст рет ите.
Жаль ,
немножко
запоздали!
Мы
в ошли
во
второй
этаж,
в
довольно
большой
зал
собрания,
наполненный
русскими
эмигрантами.
Оказа­
лось,
собрание
кон чилос ь,
пуб лик а
расходилась.
Мы
спустились
по
лестнице
обратно,
нев ол ьно
остано­
вившис ь
у
подъезда.
—
З наете
чт о?
—
с казал
мой
спутник
в
раздумье.—
Давайте
завернем
сейчас
к
Ленину!
Наверное,
он
дома
тепер ь .
—
Пожалуй!
Мы
встречались
с
ним
когда-то
давно,
в
юные
годы.
—
Да,
он
гов ори л
мне.
Ле нин
помнит
вас,
и
ем у,
ко­
нечно,
бу дет
при ятн о
повидаться
с
вами.
Ве дь
в аше
«Знание»
гремит
теп ерь!
Через
несколько
минут
ходьбы
мы
нашл и
кв а ртиру
232

Ленина;
это
был
отдельный
маленький
флигелек
и ли,
скорее,
избушка,
во
дворе
большого
дома,
в
саду.
Обста­
новка
жи зни
Ленина
в
Женеве
в ыгляд ела
аскетически:
через
прихожую
мы
вошли
в
н еб ольшую
комнату,
кото­
рая
казалась
голой
от
скудной
мебели;
вместо
письмен­
ного—
простой,
некрашеный
сто л,
несколько
венских
стульев
и
э таж ерка
с
книгами.
В
момент
нашего
пр ихо да
сам
хозяин
быстро
шагал
по
своей
комнате,
по-видимому
о
чем-то
думая.
Я
сразу
узнал
Лени на,
хотя
за
пятна дца ть
лет
пос ле
нашей
встречи
наружность
его
значит ель но
из м ени лась.
В
это
время
ему
б ыло
тридцать
два
—
тридцать
три
года.
Но
вместо
пр е жних
золотистых
кудрей
на
макушке
светилась
небольшая
лы си нка,
поредевшие
волосы
ко­
ротко
острижены,
отросла
маленькая
бородка.
По-преж­
нему
крепко
сл о женны й,
казался
он
худее ,
сутуловатее
и
одет
был
нева жно :
потертый
ко ричн ев ый
пи дж ак,
наде­
тый
на
косоворотку,
коротковатые
брю ки.
Ув идев
меня,
он
не
особенно
удивился,
словно
дав но
п од жидал
писателя
из
Рос си и.
На
первых
порах
отдали
да нь
воспоминаниям.
—
Отлично
помню
нашу
с
в ами
встречу
у
Елизарова.
Вы
и
тогда,
кажется,
непл ох о
стихи
по пис ывал и.
Марк
по к азыв ал.
Он
чудак:
почти
сорока
лет
опять
в
ст уде нты
поступил,
в
те хно лог иче ск ий,
но,
ко нечн о,
от
п олит ики
не
мог
отстать,—
влопался,
в
тю рьму
попал,
выслали.
П ро­
пало
инженерство!
Он
стал
с
интересом
расспрашивать
ме ня
о
России,
о
лите ра тур е
и
литературных
наших
делах.
Мне
удивительно
было
видеть
огром н ую
мо щь
духа,
заключенную
в
человеке
маленького
роста,
с
огром н ым
лысеющим
лбом,
непрестанно
работающим
над
тем,
что­
бы
из-под
сем и
замков
могли
вырваться
ско ван ные
силы
революции.
Во
вр емя
революции
1905 года Ленин появился в Пе­
тербурге
и
нач ал
руководить
газетой
большевистского
направления
«Новая жизнь» .
Статьи
Ленина
пора жал и
рядового
читателя
новым,
ши роким
масштабом.
Я
жил
в
то
вр емя
в
Петербурге.
Когда
появился
царский
«манифест»
с
подозритель-
283

ными
«свободами», ко мне в то же утро прибежал мой
приятель,
сотрудничавший
в
газете
большевиков
«Новая
жиз нь ».
—
Можно
в
вашей
ква рт ире
сделать
экстренное
со^
бр ани е?
—
запыхавшись,
сп рос ил
он
мен я.
—
Можно.
А
что
это
за
собрание?
—
Наш а
газета
только
что
закрыта,
явилась
пол и­
ц ия.
Нужно
немедленно
обсудить
положение.
—
Х орош о,
собирайтесь.
Через
полчаса
моя
квартира
стала
наполняться
со­
трудниками
закрытой
г азеты ,
руководимой
Ле нин ым.
Со­
б ралос ь
человек
сорок.
После
вс ех
приехали
вместе
Лен ин
и
Горький.
Ленин
выглядел
почти
весел о
в
противоположность
всем:
о
закрытии
га зеты
го вор ил
с
той
же
спокойной
усмешкой,
с
какой
го вор ил
прежде
о
«пропавшем инже ­
нерстве»
Елизарова.
Я
предоставил
собранию
сам ую
большую
комнату
в
квартире
—
мой
кабине т ,
и-они,
не
садясь
и
не
разде ­
ваясь,
тотчас
же
начали
дебаты.
Говорили
спешно,
возбужденно.
Лен ин
все
время
молчал,
руки
у
нег о
бы ли
засунуты
в
карманы.
Я
ушел
в
другую
комнату.
Че рез
час
все
р аз беж ались
с
такой
же
быстротой,
с
какой
собрались.
После
вс ех
ост алс я
у
меня
посидеть
Горький.
—
Вы
сами-то
как
думаете:
че го
теперь
можно
жда ть?
—
Вероятно,
р еакции.
—
Да!
—
со
вздохом
подтвердил
он,
уходя.
—
И дет
ре акци я.
Л енин
после
эт ого
собра ния
исчез
из
Петербурга.
1939

МАКСИМ
ГОРЬКИЙ
I
В
нач але
1897 года,
вернувшись
из
п ятил ет них
скита­
ний
по
России
в
родной
мой
город
Самару,
я
впервые
в
качестве
постоянного
сотрудника,
в
возрасте
двадцати
шести
ле т,
нач ал
печата ть ся
в
«Самарской газете», отку ­
да
только
чт о,
за
несколько
месяцев
до
моего
приезда,
выбыл
и
уехал
из
Самары
м олодой
бел ле т рист
Ал ек сей
Пешков,
по дпис ыва вший ся
под
газетными
фельетонами
«Иегудиил Хламида»,
а
под
рассказами
—
«Максим
Горьк и й».
Имя
и
произведения
«Хламиды»
бы ли
у
все х
на
яз ы*-
ке
в
Самаре.
В
это
время
он
уже
начал
п еча тать ся
в
журналах,
и
я
читал
его
«Челкаш», находя этот рассказ
мастерски
написанным.
Отдельного
и зда ния
его
произве­
де ний
тогда
еще
не
было,
но
я
суд ил
о
них
по
«Чел-
кашу».
Рассказывали
мне
мои
самарские
знако мы е,
что
и
че­
лов ек
он
интересный,
ор игина л ьны й:
вы соки й
такой,
в
крылатке
и
ши рокой
шл япе
ход ил,
как
и
ты
прежде,
тоже
плащ
носил,
демоном
тогда
кричал—«проклятый
мир»
с
крыши
по
ночам
пе л!..
В
Самаре
у
«Хламиды*» —
Горького
б ыло
много
почи­
тателей
и
д р узей,
поклонников
и
п окл он ниц.
Его
прежде
всех
о ценила
читательская
м асса
—
тр у­
довая
интеллигенция,
учащаяся
молодежь,
трудящийся
люд
—
рабочие,
к оторые
называли
его
«наш Максим». Та к
2X5

называемое
«высшее общество»
отз ыва лос ь
о
новом
пи­
сателе
в раж дебн о.
К
этому
обществу
в
большинстве
примыкала
и
фс
шенебельная
буржуазная
интеллигенция.
Как
сотруднику
«Самарской газеты»
эта
интеллиген­
ция
открыла
св ои
двери
и
для
меня.
Вот
там -то
од наж ды
под ош ел
ко
мне
человек,
отрекомендовавшийся
«другом
Горького», некто С.
Пр инадл еж а
к
состоятельному
кругу
буржуазной
ин­
т елл игенции ,
он
был
гласным
гор одс кой
думы,
имел
до­
ходн ые
дома,
доходную
конт ору,
но
тяго те л,
по
его
сл о­
ва м,
к
литературной
богеме.
С
фешенебельным
обществом
я
не
сошелся,
за то
с
«другом Горького»
за вязалос ь
зн аком с тво
из -за
любви
его
к
литературе
и
к
Горькому.
Пра вда ,
любовь
эта
V
эстетствующего
состоятельного
«рантье»
ка залас ь
мне
вытекающей
г ла вным
образом
из
тщеславия.
Од на жды
он
пр инес
мне
свежую
книжку
толстого
журнала,
в
котором
было
н апечатан о
большое
стихотво­
р ение
Горького
под
заглавием
«Песня о Соколе» .
—
Прочтите,
—
с казал
С., —
и
скажите
ваше
мнение...
Вот
та л ант!
Ж аль,
что
вы,
кроме
«Челкаша», ничего у
него
не
чит а ли.
К акая
прелесть
«Старуха Изергиль»
или
«На плотах», и это печаталось у нас,
в
«Самарской га­
зете»!
Продолжая
разговор,
мы
по шли
гулять
по
городу.
Когда
п роходил и
мимо
старого,
мрачного,
облезлого
дома
с
по два ль ным
этажом
ни же
тротуара,
он
сказал
мне:
—
Обратите
вним ание:
в
прошлом
году
здесь
в
п од­
ва ле
жил
Горький.
И
как
п одум а ешь,
что
в
этой
обста­
нов ке
б ыла
написана
такая
вещь,
как
«Изергиль», —
п рямо
удивляешься,
откуда
у
вашего
брата
берется
фа н­
тазия?!
Потом
ста л
рассказывать
о
Горь ком
как
о
человеке:
—
Это
необыкновенная
фигура!
Во-первых
—
с илач!
Мы
как -то
компанией
на
п икник
за
Волгу
ез д или,
так
он
там
такой
огром ны й
кам ень
по
берегу
ка тал,
кот орый
мы
вчетвером
не
мог ли
сдвинуть
с
места.
Во-вторьюс,
вся
его
жизнь
—
фантастическая.
Был
крючником
на
Волге ,
молотобойцем
в
к узнице ,
калачником
в
пекарне
(пеш ­
ком
ис ход ил
всю
Россию).
Вам
надо
непременно
с
ним
286

познакомиться:
вы
одного
с
ним
духа.
Когда-нибудь
по­
едемте
к
нему
в
Нижний,
он
в
Нижнем
теперь
живет.
Однако
случай
познакомиться
с
Г орьки м
представился
мне
только
года
через
два
после
начала
моей
работы
в
«Самарской газете», а именно весной 1899 года,
когда
только
что
выш ло
в
св ет
изд ани е
пе рвых
дв ух
том ов
Горьк ого.
В
Самаре
они
бы ли
расхватаны
на
лету.
В
над ежд е,
что
С.
их
уже
имеет,
я
в
погожий
весенний
день
отп ра­
вился
к
нему
за
город,
на
его
дачу
на
берегу
Волги,
где
проживал
он
с
семьей
каждое
лет о.
Заст ал
его
в
саду ,
в
кры той
беседке
за
чаем,
в
об­
ществе
небольшой
компании
наших
общих
знакомых.
—
Вы
яв или сь
оче нь
кстати, — торжественно
с ка­
зал
С., —
только
что
приехал
Горьк ий
и
сейчас
будет
здесь!
За
эти
два
года
Г орький
быстро
сделался
всероссий­
с кой
известностью.
О
«Фоме Гордееве», печатавшемся в
«Жизни»,
уже
писа л
Н.
К.
Михайловский,
толковала
критика,
вся
ч итающ ая
Ро ссия
встретила
его
пр о изв еде­
ние
с
бо льшим
ин те ресом
и
сочувствием.
Н ак онец,
толь­
ко
что
в ышли
его
книги.
Этих
книг
я
еще
не
видел ,
не
бы ло
их
и
у
С.,
и
вдруг
оказалось,
что
к
нам
в
беседку
ожидается
сам
автор.
Я
все
поглядывал
на
калитку,
представляя
себе,
ка­
кая
должна
бы ть
наружность
у
Горьк ого.
Вдруг
калитка
отворилась,
и
вошел
выс оки й
мо ло дой
че ло век
в
длинном
крылатом
пл аще,
какие
тогда
уже
вы­
шли
из
моды,
в
ш ирокопол ой
шляп е
и
голубой
к ос ово­
ротке,
широкоплечий,
но
оче нь
худой,
с
бледным
ли цом
и
небольшими
светлыми
усами.
В
э том
неправильном,
словно
то по ром
вырубленном
л ице
при
первом
вз гляд е
было
к ако е-то
мрачно-суровое
выражение,
как
бы
нико го
близко
к
себ е
не
допускающее.
Хозяин
п ошел
ему
навстречу,
го сть
улыбнулся
неожи­
дан но
добродушной
улы бк ой
и
с нял
шляпу,
обнаружив
гус ты е,
д линные ,
прямые
в олос ы.
Это
и
был
Мак сим
Г орький
в
1899 году
—
лет
т ри­
д цати
от
роду,
м олодо й,
нач инаю щий
тогда
писатель.
Войдя
вместе
с
хозяином
к
нам
в
беседку,
он
поздо­
ровался
со
вс еми
за
руку.
Рука
у
не го
бы ла
большая,
длинная,
и
чувствовалась
в
ней
значительная
физическая
287

си ла.
Помнится,
что
суровое
выражение
его
лица
через
несколько
минут
разговора
зам ен ил ось
чрезвычайной
симпатичностью.
Горь кий
с
первых
же
слов
ока зался
живым,
остроум­
ным
собеседником,
простодушным
и
задушевным
челове­
ко м.
Говорил
с
подкупающим
добродушием,
расск азы вал
с
природным
арт ист ич еским
талантом,
а
главное,
с
ка­
кой-то
внут ре нне й
с очнос тью,
с
той
и грой
«изюминки»,
о
которой
говорится
где-то
у
Толстого;
человека
этого
как
бы
распирало
от
бродивших
в
нем
обр аз ов,
мыслей
и
свежих,
ярких
впеч ат л ений.
Казалось,
что
он
может
за­
ворожить,
затоп и ть
сл уш ате лей
своими
неистощимыми
рассказами,
кот орым
не
виде л ось
конца.
И
это
без
всякого
литературного
красноречия,
разг о­
во рны м,
п рост ым
язык ом ,
короткими,
грубоватыми
фра­
за ми,
гл ух ов атым
баско м
с
зам е тным
нижегородским
ударением
на
«о».
—
Большинство
современных
писателей
—
б уржуа з­
ны.
Во т!
— говорил
он
с
юмористической
миной
своего
живо го ,
выразительного
лица.
—
Они
всегда
стараются
вы зва ть
жалость
в
читателе.
Они,
л ешие,
всегда
прощают
и
оправдывают
гр е шник ов,
а
э того
не
н ужно,
это
—
лиш­
н ее,
это
—
к
черту!
Зачем?
И
бо га
они
ему
выдумывают
кроткого,
прощающего
мерзавцев,
ибо
такой
именно
бог
нужен
буржую.
Буржуй
п рочте т
своего
пи са теля,
ще ко­
чущего
ему
нервы,
рас трога е тся
и
почувствует
себя
че­
ловеком.
«Должно быть,
я
еще
не
совсем
свинья!»—
подумает
он,
опять
ст анет
уважать
себя
и
успокоится.
Писатель
для
этого
и
нуж ен
ему,
подлецу.
А
это
лишнее.
Зачем
услужать
буржую?
Не
давать
ему
бога!
Не
давать!
Пусть
жи вет
без
бога,
пусть
он
чувствует
себ я
свиньей
перед
господом,
пусть
живет,
не
уважая
се бя!
Вот!
Это
была
как
бы
увертюра
к
определенному,
выр аб о­
танному
миросозерцанию.
Г ов орил
это
не
траф аре тны й,
холодный
мозговик-интеллигент,
а
много
выстрадавший
но вый
ч ело век
«из народа», говорил страстно,
убежденно,
и
чувствовалось,
что
за
этими
словами
может
последо­
ват ь
действие,
что
в
душе
э того
оригинального
человека
горит
большой
костер
выстраданной
ненависти.
Когда
разговор
затянулся
и
С ., говоря о писателях из
на ро да,
упомянул
о
Шевченко,
Горьк ий
сказал
усмехаясь:
—
Ну,
что
же
Шевченко?
Не
впол не
про я вил
себя.
288

остался
толь ко
поэтом,
а
ведь
по-настоящему-то
ему
бы
гетманом
на до
быть!
Мне
по каз алос ь,
что
эт от
новый
наблюдатель
народ­
ной
ж изни
вынес
оттуда
то же
что-то
но вое,
бодрое,
что
под
рубахой
длинноволосого
странника
нет-н ет
иногда
нечаянно
звякнет
ж елезн ая
кольчуга
бойца.
Боец,
несом­
ненно ,
чувствовался
и
тогд а
в
скромном
бытописателе
«низов», протестующих натур
«люмпен-пролетариата»,
оригинальном
мстителе,
проникнутом
стремлением
судить
в ерх ние
классы
с
за ран ее
приготовленным
приговором:
«Нет прощения!»
Го вор или
о
книге
Ницше
«Так говорил Заратустра»,
и
опять
мне
показалось,
что
увлечение
Горького
«ниц­
шеанством»
б ыло
не
то
что
«приятием»
и дей
Ницше ,
но
являлось
соприкосновением
с
ним
в
той
части,
которая
касалась
«суда»
над
европейской
культурой.
В
р ез уль­
тат е
д линно й
и
увлекательной
беседы
п олу чилос ь,
что
глав н ым
образом
говорил
Горький,
а
все
собравшиеся
с
большим
интересом
слушали.
Не
все
были
согласны
с
ним,
в
ос обен нос ти
С.,
с тре­
мившийся
оправдать
буржуазию,
но
реч и
молодого
п иса­
т еля
были
своеобразны», смелы и ярки,
тем
более
что
пересыпал
он
их
еще
более
яркими,
образными,
худ оже­
ств енными
ил л юстра ци ями
из
своих
еще
све жих
тогд а
в печатл ени й,
набл юдений
и
п риключ ени й
пешехода.
Го­
воря
об
изм ени вших ся
понятиях
в
толще
народной,
р ас­
сказ ал
маленький
эпиз од ,
происшедший
за
время
его
пешего
путешествия
через
землю
войска
Донского.
—
Зашел
я
ночевать
в
одн у
ст а ницу ...
большая
ста­
ница
и
богатые
казаки,
хоро шо
живут.
Посмотрели
на
меня,
пустили.
С тал
я
разговаривать.
Заинтересовались.
Ста ли
и
мне
св ои
ну жды
и
оби ды
выкладывать.
Жа­
луются
на
всякие
земельные
у те с не ния, «москалей»
ру­
гают.
Я
им
и
сказ ал : «Ведь у вас есть сабли?» —
«Есть!» —«Так
что
же
вы?» — «А
як
же
царь?»—
возра­
зи ли
мне.
Ну,
тут
я
про
ца ря
им
немножко
п огов орил .
Наутро
прислали
за
мной
от
с т анич ного
ат аман а,
и
с лу­
шателей
мо их
—
каз ако в
—
позвали
тоже,
в
качестве
св и­
детелей.
Вышел
а там ан,
посмотрел
на
меня,
смор щил ся,
ничего
не
сп рос ил,
а
прямо
к
св ид етел ям : «Правда ли,
что
проходящий
насчет
сабель
и
то му
подо бное
и
про
царя
гов ори л?» Тут один из них,
бравый
такой
усач,
при­
289

щелкнул
каблуками,
ус
закрутил
й
за
вс ех
отрапортовал:
«Никак нет,
не
гов орил
и
про
ца ря
не
казав!
Да
неуже­
ли
ж
мы
по зво лили
бы
ем у,
голодрапанцю,
такое
про
царя
г ово рить ?»
И
так
это
внуш ите ль но
сказал
«не позволили бы», что
у
ат аман а
сразу
от
сердца
отлегло.
Все-таки
посадили
меня
в
телегу
и
молча
по ве зли
за
село.
Я
уже
н ачал
думать,
что
тут
мне
и
конец
будет,
однако
провезли
версты
за
три
по
дороге
в
степь,
вы са­
дили
и
отп усти ли.
Горь кий
рассказывал
все
это
мастерски,
в
лицах,
изображая
действующих
лиц
с
украинским
акцентом.
Скитания
св ои
по
К ав казу
с
политическим
каторжа­
нином
—
человеком,
по
его
словам,
«почти гениаль­
ны м»
— передавал
не
менее
интересно.
О
нелегальном
«человеке вне общества»
Гор ьк ий
не
раз
потом
гов орил
мне:
по-видимому,
эт от
эк о номис т,
фи­
лософ,
мыслитель,
широкообразованный
ч ело век
и
боль­
шой
природный
ум
произвел
тогда
на
талантливого
юн о­
шу
сил ьное
впечатление
и,
так
сказать,
наложил
свою
печать,
дал
его
мыслям
определенное
направление.
О
нем
в
ранних
своих
произведениях
Горьк ий
несколько
раз
у пом инал
с
б оль шой
теплотой
и
благодарностью.
Не
его
ли
образ,
к ажет ся
мне
и ногда ,
послужил
Гор ь­
к ому
п рот оти пом
для
создания
одной
из
самых
живых
и
рельефных
фигур
в
пьесе
«На дне»
—
Луки?
Ск во зив шее
в
каждом
слове
рассказчика,
а
также
и
в
его
художественных
произведениях,
ле жа вших
на
столе
перед
нами ,
бо дро е,
жадно-оптимистическое
отношение
к
жизни,
неудержимо
смелый
порыв
к
свободе
—
все
это
с
неожиданной
сило й
действовало
на
его
слушателей
и
читателей.
Все,
что
говорил
и
писал
тогда
Гор ьки й,
зву­
чало
как
бы
сплошной
«песнью о соколе», и сам он по ­
явил ся,
как
сокол,
как
давно
желанный
и
д олгожда н ный
гос ть
—
вовремя.
Его
жгучие
песни
показались
жаждавшим
свободы
подлинным,
реально
существующим
новым
миром,
яр­
к им,
солн еч ны м,
широки м
и
радостным,
откуда
лилась
волшебная
музыка
но вой
жизни.
При
э том
первом
зна ко мств е
Горький
пригласил
ме ня
побывать
у
него
в
Васильсурске,
где
проводил
он
тог­
дашнее
ле то.
290

II
Маленький
город ок
Васильсурск
приютился
над
Во л­
гой,
на
верхушке
остроконечной,
крут ой
и
зеленой
гори
при
впа де нии
С уры
в
В олгу.
Это
одно
из
красивейших
мест
на
великой
рус с кой
реке.
Сур а
и
Волга,
сливаясь,
образуют
огро мну ю
водную
ра внину,
а
над
ней ,
как
в
ск азк е,
возвышается
конусообразная,
зе ле ная,
вся
в
са­
дах,
высокая
гора ;
на
гору
с
тру дом
взбираются
бревен­
чатые
избы,
вьются
тропинки,
ползут,
по дпира я сь
колья­
ми,
покосившиеся
п летни
и
частоколы,
высоко-высоко,
под
самой
вершиной,
в ыдел яется
приле пивш ийс я
к
ней,
как
ласточкино
гнездо,
хорошенький
бревенчатый
одино­
кий
домик
в
три
окна,
с
тесовой
крышей
«коньком», с
распи сным и
крашеными
ста вням и
и
резьбой
по
карнизу.
Этот
домик
б ыло
видно
издалека,
ког да,
бывало,
подплы­
вешь
на
пароходе
к
Васильсурску;
я
помню
его
с
де т­
ства,
к огда
он
был
еще
но ве нь кий,
золотом
го р евший
под
луч ами
об иль ного
волжского
со лнца,
потом
посерел,
а
за
последние
годы
покосился
набок
и
с коро
упадет,
ес ли
не
упал.
Видел
его
на
фотографиях
и
на
полот на х
к ар­
тин.
От
кал и тки
вьется
вниз
к
Волге
жел т ая,
золотистая
тропинка,
а
по
т ро пинке
иногда
спу ск ает ся
румян ая
волжск ая
девица
с
в едра ми
на
ко ромы сл е,
в
ярк ом
пл а­
точк е,
в
цветистом,
п ес тром
платье,
вся
кр асо чна я,
гар­
монирующая
с
золотистым
дом и ком
и
зеленой
горой,
с
голубой
Волгой
и
широким
синим
гори зо нт ом,
сияющим
под
лучами
щедрого,
пы шуще го
солнца.
И
кажется
эта
к ар тинна я,
зе лена я
гора,
домик
над
Волгой, «красная де­
вица»
с
ведрами
на
коромысле
и
сказочная
ширь
кр у­
гом
какой-то
старинной
русской
песней
в
лица х,
волж­
ской
былиной,
красивой
легендой,
созданной
эпическим
баяно м
с
развевающейся
под
ветром
сед ой
бородищей;
будто
бы
едет
он
на
старом
кон е
среди
зеленой,
богатыр­
ско й
степи
и
«бряцает»
на
черв он ных
гуслях
с
гулки м и
на
всю
степь
струнами,
на
вел и канс ких
гуслях,
к ото рые
поло жил
по пер ек
холки
т ихо
иду щег о
ко ня
с
длинной,
до
земли,
косматой
г рив ой,
и
плывут
по
всей
земл е
гус тые
струнные
аккорды.
Вот
такие
странные,
яр кие
образы
являются
в
воо бр а­
жении,
когда
вст анешь
на
ве рши ну
васильсурской
гор ы
291

и
окинешь
с
невольной
гордостью
г р андио зный
гор изо нт
Заволжья,
что
л ежит
на
сотни
верст
кругом.
Васильсурск
ост авал ся,
вероятно,
все
т аким
же
ст а­
ринным
приволжским
городком,
как им
был
издревле,
только
вместо
прежних
«барок с хлебушкой», влекомых
тяжко
идущими
по
берегу
бурлаками
с
разносящейся
над
Вол гой
заунывной
«Дубинушкой», и расписных раз ­
бойничьих
стругов
плыли
по
ней
буксирные
пароходы
с
к арав анами
чудовищных
барж,
пробегали
двухтрубные
«самолеты»
и
белые,
как
л ебед и,
д вух эта жные
«Мерку ­
рии».
Кипела
жизнь
на
великой
реке,
но
по-прежнему
стоял
бревенчатый
приволжский
городок
и
даже
звучала
над
ней
все
та
же
бурлацкая
п есня:
Дубинушка...
иде-идет!
Зеленая ,
са ма
пойдет!
И
казалось,
что
не
вел ик ая
река
плывет,
а
сдвинулось
с
места
и
«идет»
ку да-то
за
горизонты
что-то
огр омн ое,
чего
н икто
остановить
не
может.
Где
кр ай
всему
этому?
Нет
края.
Что
возможно
и
чего
н ель зя?
Все
можн о,
все
безгранично,
как
без гр анич ­
ны
эти
волжские
гори зон ты !
«Все возьму!
Все
покорю ,
все
опрок ин у!
Шир е
доро­
гу,
вели к ая
страна
сдви ну л ась
с
места!
Ид ет!»
Эти
мысли
и
чувства
сами
собой
являются
благодаря
необъятным
во лж ским
горизонтам.
Недаром
и
Горький,
писавший
тогда
волжскую
поэму
«Фома Гордеев», весь во власти волжских горизонтов,
в есь
обвеян
п евуч ими
сказкам и
Вол ги,
забрался
тогда
на
самую
верхушку,
на
самый
шпиц
васильсурской
остроконечной
горы ,
где
под
вечным
ветром
гудели
старые
великаны-осокори,
закрывшие
могучими
в етв ями
ма­
ленький
сер ень кий
домик,
в
котором
он
жил
тогдашнее
ле то.
Это
было
как
бы
орлиное
гн ездо ,
да,
ка жется,
так
и
назыв ало сь
это
место
в
Васильсурске.
И,
вероятно,
когда
выходил
он
на
кра й
этой
сказочной
го ры
и
охва­
тывал
взором
с
высоты
ее
кол дую щ ие,
покоряющие,
гор­
дые
горизонты,
то
чувствовал
в
себ е
не о бъят ные
сил ы,
и
такими
близкими,
такими
воз мож н ыми
и
естест­
в енным и
казал ис ь
грандиозные
фантазии
о
мировом
счастье,
какими
на сыщ ены
бы ли
он и,
эти
волжские
гори­
зонты!
292

И
я
тоже
был
о пьяне н
ими,
когда,
наконец,
до*
бр ался
до
вершины
горы
и
постучался
в
маленький
домик.
Что-то
расширилось,
выросло
в
душе:
казалось,
ска­
зочн ый
клубок
с
бесконечно
разматывающейся
путевод­
ной
нить ю
жизни
пр ивел
меня
через
ди кие
дебри
к
пе­
щер е
дружественного
во л шебн ика.
Я
зас тал
Горького
в
столовой
маленькой
квартирки
с
низенькими»
потолками
и
тус к лыми
окнами
си дящ им
на
п олу
и
заколачивающим
в
ящ ик
детс кие
игрушки.
Тут
же
ст ояла
кр асивая
моло дая
женщина
южного
тип а
—
его
ж ена
и
бегал
шус тры й
шестилетний
мальчик.
Увидя
меня,
бросил
молоток
и
по днял ся
на
ноги,
улы­
б аясь
своей
привлекательной
ул ыбк ой.
—
Вот
это
здоров о! .. —
сказал
он,
крепко
сжимая
мне
руку.
—
Наконец-то
вы
собрались
ко
мн е.
А
я
все
ж дал
вас,
черт
побери
мою
душу !
Ску чно
здес ь
без
люде й.
Вот
видите,
чем
занимаюсь?
Завтра
с
пароходом
возвраща­
емся
в
Нижний.
—
Я
то же
ту да
е ду,
а
по
дороге
завернул
к
вам.
—
И
отлично
сделали.
Пообедаем,
переночуем,
и
зав­
тра
—
айда!
Ну,
садитесь,
рассказывайте,
—
я
последний
гв оздь
за колочу .
Познакомившись
с
Катериной
Павловной,
я
начал
ра сск азыва ть
о
зна комы х
нашего
города.
Он
слушал,
продолжая
в ози ться
с
ящиком.
Гвоздь
попался
к апр из­
ны й,
не
слушался,
сгибался
под
молотком.
Т ерпел иво,
на­
стойчиво
расправлял
его
и
опять
заколачивал,
а
гвоздь
снова
сгибался.
Я
смотрел
с
улыбкой
и
думал,
что
в
чис ле
различных
свойств
этого
замечательного
человека
были,
несомнен­
но,
терпение
и
настойчивость.
—
Ты
сгибаешься,
—
разговаривал
он
с
гвоздем,
как
с
человеком,
—
а
я
опять
те бя
выпрямляю!
Наконец,
удачным
ударом
вогнал
гвоздь
и
закончил
упаковку.
Катерина
Павловна
говорила
мало,
но
приветливо:
от
нее
ве яло
искренностью,
простотой,
чем-то
очень
хоро­
шим;
с
этими
людьми
я
ср азу
почувствовал
се бя
прос то,
весел о
и
задушевно.
За
обедом
они
расспрашивали
меня
о
мо ем
п рошлом .
Рассказывали
о
св оих
приключениях;
я
особенно
заинте­
293

р есо вал
их
сценами
из
ж изни
п ев чих:
эт от
инте ре с ный
мир
бедных
артистов,
у тешав ших
гре ш ные
душ и
св оих
богатых
хозяев,
мир
талантливых
людей,
жи знь
ко то рых
проходила
межд у
церковью
и
кабаком,
Горькому
был
со­
вершенно
неизвестен.
Слушали
они
с
увлечением,
много­
значительно
переглядываясь
во
время
р ассказ а.
Наконец,
Горьки й
не
выдержал,
стукнул
кулаком
и
воскликнул
с
волнением:
—
Черт
возьми,
как
все
это
хорошо
м ожно
написать!
—
Да
я
уже
писал!
—
воз раз ил
я.
—
В
«Самарской
г азет е»
напе чатано
довольно
много
моих
рассказов
из
этой
области.
—
Я
не
все
их
читал!
Вы
не
захватили
с
собой?
—
Захватил...
н ек оторые ...
—
Чего
же
вы
м олчит е?
Давайте
сюда,
я
хорошенько
п рочту
их
сейчас
же.
Это
же,
че рт
побери
мою
душу,
как
ин те ресн о!
Новый
быт !
Обед
был
окон че н,
я
в ынул
из
кар мана
несколько
моих
рассказов,
вы р езанн ых
из
г азеты ,
и
отдал
ему .
—
Ну,
вы
отдохните
с
до ро ги,
а
я
почитаю.
Катерина,
устрой
его
в
углов ой
комнате.
Горь ки й
удалился
из
столовой,
унося
мои
р асск азы
и
озабоченно
п ри гов ари в ая : «Черт побери мою душу!»
Как
о пыт ный
литератор
и
чутк ий
художник,
он
по­
чувствовал,
что
у
м еня
ес ть
интересный
литературный
ма­
тер иа л.
Угадал
в
моих
р ассказ ах
тот
«дух», которым сам
дышал,
а
начинающих
писателей,
подходящих
ему
по
духу,
как
я
после
убедился,
усиленно
высматривал
то г­
да
пов сю ду
не
только
по
доброте
душевной,
но
и
по
де­
лов ым
соображениям:
Горь ки й
был
уже
гл авной
силой
и
руководителем
журнала
«Жизнь», стремился придать
журналу
св ое , «горьковское»
направление;
ем у,
как
вдох­
новителю
журнала,
хоте лось
привле ч ь
ту да
«подходя­
щих»
сотрудников,
более
или
менее
талантливых,
и
он
и скал
их
сре ди
«начинающих».
К
чаю
вышел
с
чр ез вычай но
довольным
лицом.
—
Ну,
я
прочел...
—
заявил
Горький,
возвращая
мне
вырезки. —
Мне
гов ори ли
многие
о
в ас,
я
даже
читал
в
га зете
кое - что
ваше:
знал,
что
вы
пишете
инт ер ес но,
но
все-т аки
эти
вот
рассказы
неожиданно
хорош о
написа­
ны.
Вам
нужно
обраб аты в ать
в аши
произведения
—
то г­
да
вы
будете
писать
в
журналах.
294

Я
был
чрезвычайно
обрадован
таким
для
меня
обо ­
ротом
де ла.
—
Соберем
ва ши
рассказы,
пр иб авим
к
ним
в аши
ст ихи,
а
потом
и
книжку
изд адим .
Н адо
бы
вам
еще
что -
нибудь
покрупнее
написать.
Тогда
я
по вед ал
ем у,
что
давно
собираюсь
написат ь
пов ес ть,
но
газ етн ая
работа
сильно
отвлекает:
хочу
брос и ть
газету,
уехать
куда-нибудь,
найти
службу
и
пи са ть.
—
А
как ая
те ма
вашей
повести?
Я
расс казал
содержание,
и
опять
Г орьк ий
слушал
с
увлечением.
—
Черт
побери,
это
можно
вели ко лепно
н аписат ь
и
это
до
зарезу
нужно!
Это
очень
важно!
Понимаете
лив ы,
что
такие
писат ел и
теперь
необходимы?
Вы
—
интелли­
г ент,
вы
—
из
на рода,
и
у
вас,
по-видимому,
столько
на­
копилось
зд есь,
—
стукнул
он
себя
в
грудь.—Знаете
что?
—
вдруг
перебил
он
сам
себя.
—
Бросьте
газ ет у,
пе­
реезжайте
ко
мне
в
Н ижний,
найдете
себе
комнату
за
восемь
рублей.
Обедать
будете
у
меня
—
и
за
милую
душу
напишете
в ашу
повесть.
Тогд а
и
деньги
появят­
ся,
а?
Я
подумал
—
и
отказался
от
этого
задушевного
пред­
лож ения.
—
Не т,
— ск азал
я,—
бросить
га зету
по ка
не
могу,
но
через
год
разрешите
воспользоваться
вашим
любезным
приглашением.
На
будущее
лето
я
бы
охотно
при еха л
к
вам
дней
на
десять,
где
бы
вы
ни
бы ли.
—
На
десять?
—
уд ивилс я
Гор ь кий.
—
Но
в
десять
дней
вы
не
напишете
повесть!
—
Ну,
недели
на
две?
Он
рас сме ял ся.
—
Положим,
вы
будете
писать
ее
месяц
или
два,
но
это
не
важно.
Он
подумал,
покручивая
ус.
—
Вот
что:
если
т еперь
вам
мешают
ва ши
об стоя­
тельства,
то
непременно
приезжайте
ко
мне
писать
на
буд ущ ее
л ето.
Я
говорю
вам
серьезно.
Вы
непременно
должны
написать
эту
п ов есть.
Будущей
весной
я
напом­
ню
вам
письменно
и
сообщу
свой
адр ес,
тогда
пр ие зжай­
те
немедленно.
Боюсь,
не
лентяй
ли
вы?
И
что
за
ди кая
мысль
найти
службу
и
писать?
Ко неч но,
не
нап ишет е,
а
295

так
и
будете
ва ландать ся!
Лучше
пр иез жай те
ко
мне:
уж
я-то
заставлю
вас
написать!
Так
мы
и
условились.
Он
настроил
м еня
говорить,
и
я
гов орил.
Когда
рас­
сказывал
ему
о
своих
внут ре нних
переживаниях,
о
ду­
шевной
близости
к
простым,
трудящимся
людям
и
не­
истребимой
отчужденности,
которую
чувствовал,
когда
п оп адал
в
так
называемое
«высшее общество», такое
пустое,
такое
лживо е
и
мещанское,
которым
тяготились
даже
некоторые
его
представители,
вроде
€., и
когда
го­
ворил
о
ненависти,
нево льно
скопившейся
и
затв е рдев­
шей
в
глубине
д уши
в
течение
вс ей
жизн и,
Горький
пр е­
рывал
ме ня
с
волнением:
—
Вот
видите,
вид ите ,
как
вы
все
это
чувствуете!
А
в едь
этого
«они»
не
могут
чувствовать.
Для
эт ого
нужно
пережить
то,
что
мы
с
вами
пережил и.
С
од ной
сторо­
ны
—
мы,
с
другой
—
они.
И
эти
«мы»
и
«они»
ник ог да
не
сольются.
Мы
должны
сказать
с вое
слов о
в
литерату­
ре,
в
эт ом
на ша
миссия,
наша
су дь ба.
В
настоящее
вре­
мя
для
ли т ера туры
ну жны
именно
мы.
Пока
нас
только
дв ое,
но
по том
буд ет
много.
Вам
те пе рь,
после
т ого,
что
вы
виде л и,
выстрадали,
пережили,
нужно
выпеть
душу.
Нужно,
пока
не
остыло,
вылить
все
это
в
звонко-брон­
зо вую
таку ю
форму.
По н имаете
ли
вы
сам и
се бя?
Сумрачная
фи г ура,
вылезающая
откуда-то
со
дна
жизни,
из
нижних
недр
зем ли
на шей!
Вот
и
нужно,
ч тобы
«они»
увидали,
нако­
н ец,
ее,
эту
фигур у,
не
об ещающу ю
им
ничего
хорошего«
Понимаете? «Они»
все
ждут
от
народа
благодарности,
сладостей
всяких,
пряни ков
каких-то.
Он
помолчал,
покрутил
ус
и
пр одо лжа л:
—
А
народ
озлоблен
и
н енав идит
их
все х
—
вы
это
зн ает е.
Так
вот
—
будьте
в
лите р ату ре
этим
пе рвым
кр и­
ком
снизу,
из
глубины,
из
пропасти
этой
проклятой,
из
вулкана,
на
ко тором
они
так
ле гко м ысл енно
танцуют!;
Нужно
грянуть
предупреждающим
н аба том,
который,
может'быть,
зас тави т
их
вздрогнуть
и
оглянуться.
Пони­
маете
вы
меня?
Я,
конечно,
понимал.
О,
как
я
по нима л
и
горячо
чу в­
ство в ал
тогда
эти
его
жгучие,
пламенные
тирады,
какой
гулкий
отклик
находили
они
в
м оем
с ерд це!
Т а м , «внизу», мы не только побывали,
но
родились
д
296

вы ро сли,
а
главное,
вышл и
оттуда
и
принесли
в
сер дце
все
отзвуки
«страшной жизни», страшной по своей тьме,
тяжести,
чудовищности
и
веками
накопившейся
ла ве,
уже
расплавленной
и
клокотавшей
п ока
глубоко
внизу.
Горьк ий
и
сам
переживал
та кое
со сто яни е,
ког да
нуж­
но
бы ло
«выпеть душу», претворить в звуки все,
что
за­
печатл ел о сь
в
ней
там, «на дне».
III
На
следующее
л ето
с
перепиской
у
нас
вышла
какая-
то
путаница,
и
я
долго
не
знал,
куда
он
уехал
из
Ниж­
него.
Решив
в се-та ки
ос тави ть
газету
и
н апи сать
заду­
манную
пов ес ть,
я
уехал
из
Самары
в
Москву,
где
оди н
кн и гоиз дат ель,
случайно
узнав,
что
я
знаком
с
Горьким,
обратился
ко
мне
с
прос ьбой
съ е здить
к
не му
с
поруче­
нием
от
издательства,
предлагая
мне
денег
на
дорогу.
Оказалось,
что
на
л ето
1900 года Горький,
ведший
всегда
фантастическую
ж изнь,
забрался
в
село
Ма нуй-
ловку
вбли зи
Харькова,
около
местечка
Г ол твы,
еще
до
это го
опис а нног о
им
в
р ассказ е
«Ярмарка в Голтве»;
оче вид но,
он
уже
и
прежде
бывал
в
эт их
местах.
Я
с
величайшим
удовольствием
принял
предложение
издательства
и
в
Начале
августа
выехал
в
Мануйловку.
Еха л
от
какой-то
маленькой
ст анции
двадцать
пять
верст
на
л ош адях
и
всю
дорогу
беспокоился:
а
вдруг
не
заста­
ну
там
Г орького ?
Но
едва
я
подъехал
к
маленькому,
об­
мазанному
глин ой
и
выбеленному
до мик у,
крытому
со­
ломой
и
стоявшему
в
са ду
запущенной
усадьбы,
как
он
уже
вы бежал
ко
мне
навстречу
и
без
л ишних
слов
за­
ключил
ме ня
в
дружеские
объятия.
Я
начал
б ыло
говорить,
что
п риех ал
с
деловым
пору­
чением,
но
он
и
слу ша ть
не
стал :
—
К
че рту!
Ерунда!
Никуда
не
отп ущ у!
Са дитес ь
и
пишите
повесть!
Кроме
членов
его
семьи,
го сти ла
у
нег о
еще
какая-то
рослая
и
толстая
пожилая
же нщи на
в
о чк ах , «идейного»
типа,
которую
все
звали
«тетушкой», не называя ее по
имен и,
и
ежедневно
заход ил
приятель
—
сосед-химик
из
Киева,
то же
демократической
наружности.
Жил и
мы
в
с ущнос ти
в
заброшенной
усадьбе
какой-то
297

престарелой
и
разорившейся
кня г ини,
которая
здесь
же
доживала
св ой
век,
вынужденная
сдават ь
несколько
до­
миков
усадьбы
«под дачников», землю давно продала
крес ть янам,
а
сама
помещалась
тож е
в
одн ом
из
м але нь­
ких
домиков
около
заколоченного
большого
пом е щичь е­
го
дома:
похоже
было
на
известную
картину
«Все в про­
шлом ».
Старую
кн яги ню
никт о
нико гд а
не
видел;
она
никого
не
принимала;
на
наших
глазах
был
уголок
по­
мещичьего
строя,
который
ум ирал
сам
собою,
чут ь
дыша
перед
сме рть ю,
а
кр угом
складывалась
новая
жизнь;
кре­
стьянское
село
рядом
с
ус ад ьбой
жило
бедно й,
но
креп­
кой
мужичьей
ж из нью,
а
в
тенистом
старом
княжеском
парке,
веявшем
воспоминаниями
п рошлого,
завелись
«дачники»: городская интеллигенция,
писатели,
химики,
люди
с
идейными,
демократическими
наружностями,
с
книжками
и
книж ными
раз г овора ми.
Вероятно,
тут
только
что
кончилась
какая-нибудь
по­
мещичья
драма ,
похожая
на
«Вишневый сад», вскоре на­
писанный
Чеховым.
Домик,
в
к отором
жили
мы,
служивший
прежде
бол ь­
н ицей,
был
у ют ный,
в
пя ть
маленьких
ко мнат ,
с
кры тою,
опря тно ю
террасой,
ок р уже нный
фруктовыми
деревьями
и
подсолнышками.
Мне
отвели
комнату
с
окном
в
са д,
смежную
с
каби­
нетом
хозяина;
ког да
по
вечерам
мы
оба
сидели
каждый
в
сво ей
комнате
и
писали,
нас
разъединяла
только
при­
творенная
боковая
дверь.
Горький
ра бо тал , «как сапожник»
—
с
ремешком
во­
круг
голов ы,
чтобы
не
сваливались
на
бумагу
д линные
в олосы .
Работал
усидчиво,
часов
до
двух
ночи,
и
когда
я
ви­
дел,
что
в
его
комнате
еще
светится
огонь,
то,
н ес мотря
на
утомление,
тянулся
за
ним,
не
ос т авляя
работы
рань­
ше,
чем
он
не
гасил
св оей
лампы.
Таким
образом,
он
как
бы
впряг
меня
в
работу,
и
я
должен
был
писать
с
неко­
т орым
соревнованием.
В
девять
часов
ут ра
дверь
из
каб ин ета
Горького
сле гка
приотворялась
и
в
нее
просовывалась
его
длинно­
волос а я
голова
с
юмористически
на хм уре нной
физ ионо ­
мией.
—
Вставать!
—
рыч ал
он
на
меня
басом.
Я
вставал,
одевался
и
немедленно
вых од ил
в
столо­
298

вую
к
ча ю.
Там
уже
все
бы ли
в
сборе:
Катерина
Пав­
ловна,
м ать
ее
— Марья
Александровна,
маленький
Ма к­
сим
с
б онной
и
толс тая
«тетушка»; Алексей Максимович
председательствовал
за
стол ом
и
уже
что-то
рассказы­
ва л,
по
своему
об ыча ю,
из
неисчерпаемых
воспоминаний
и
необычайных
приключений,
п рои сходи вши х
с
ним
ког­
да-то.
Чего
только
не
случалось
с
ним:
он
и
тонул,
и
в
о гне
сгорал,
вися
на
мускулах
над
пыла ющ им
овином,
но
в
конце
повествования
непременно
из
во ды
сух
выходил,
и
из
пепла,
как
феникс,
возрождался
для
новых
ужасны»
опасностей
и
невероятных
приключений.
Однажды,
по
его
словам,
он
так
был
из бит
в
каком-
то
селе
мужиками
в
качестве
б родяги
за
оскорбление
п опа,
руководившего
публичным
и стяз ание м
же нщ ины,
провинившейся
перед
мужем,
что
был
как
мертвое
те ло
выброшен
в
овраг.
В
другой
ра з,
когда
пут еш ест во вал
по
Кав к азу
с
«че­
ловеком
вне
о бщест в а»,
их
обо их
придавила
в н езапно
обвалившаяся
часть
горы,
но
так
счастливо,
что
голо­
вы
и
р уки
у
них
о стал ись
на
свободе,
и
так
они
лежа­
ли,
на поло вину
заживо
похо ронен н ые ,
ож ида я,
когда
их
откопают.
Все
это
в
другом
изложении
м огло
бы
показаться
го­
лым
вымыслом,
но
Г орьк ий
рассказывал
с
так им
ху до­
жес тв енны м
мастерством,
с
таким
обилием
описаний
и
всевозможных
реальных
подробностей,
что
получалось
впечатление
полной
правдоподобности.
Мне
кажется,
что ,
з аним ая
нас
рассказами,
он
со­
знательно
упр а жнял
сво ю
способность
к
фантазирова­
нию,
а
может
быть,
незаметно
дав ал
и
мне
уроки
твор­
чества,
как
из
само го
об ык нове нног о
материала
можно
создать
художественное
произведение.
Однажды
он
д аже
пропел
перед
на ми
в
лицах
ш уточ­
ную
оперетку
неизвестного
автора
в
одно м
действии,
буд­
то
бы
где-то
напеч ат анн ую
и
поставленную
в
каком-то
теа тр е,
до
такой
степени
забавную,
что
все
мы
хохотали
до
слез.
Впоследствии
я
у бедил ся,
что
такой
оперетки
никто
никогда
не
писал
и
д аже
сам
рассказчик
не
мог
вспомнить
ее
соде ржа ни я,
созданного,
по-видимому,
экспромтом.
Го рь кий
был
от
природы
чрезвычайно
музыкален,
об­
299

ладал
большим
музыкальным
чутье м .
Мне
однажды
п ри­
шлось
быт ь
в
числе
слушателей
его
разговора
о
музыке
с
знаменитыми
музыкантами
и
композиторами
ми ров ого
масштаба,
разговора,
за т ян увшего ся
на
несколько
часов,
в
к отором
Горький
обнаружил
серьезное
понима ние
и
зн ание
истории
классической
музыки;
возможно,
что ,
кроме
природной
музыкальности,
он
об лад ал
и
литера­
турн ым и
знаниями
в
этой
области.
Не
имея
певучего
голоса,
он
вс е-таки
п оп утно
своим
изумительным
р ассказам
иногда
пел
нам
интересные
бы­
товые
пес ни
разных
народностей,
по
всей
вероятности
дейст вит ел ь но
слышанные
им
во
время
скит ани й
по
К ав­
к азу,
Крыму
и
Пр икас пи йск ому
кра ю.
Т ак,
например,
он
признался,
что
известный
его
фа нтастичес кий
рассказ-по­
эма
«Хан и его сын»
сделан
из
песни,
которую
он
слышал
на
К ав казе
от
бродячих
базарных
певцов;
кто-то
не
по­
ленился
ему
перевести
ее.
Он
действительно
сп ел
нам
эту
речитативную
восточную
пес ню
на
татарском
яз ыке,
известном
ему
только
в
рамках
этой
песни.
По сле
такого,
всегда
интересного,
чаепития
мы
оба
удалялись
в
на ши
комн аты
и
работали
до
обеда.
На­
сколько
мне
б ыло
известно,
Гор ьк ий
пи сал
в
это
вре мя
с вой
роман
«Трое», последовавший за
напечатанием
«Фомы Гордеева» .
За
обедом
Гор ьки й
острил,
критикуя
кушанья,
изо­
щряясь
в
юмористических
сра в не ниях,
большей
частью
ме тких ,
образных
и
за б авных:
настроение
у
не го
бы ло
неизменно
веселое
и
бодрое.
К
вечеру
приходил
хи мик
—
добродушно-молчаливый
человек
в
ситцевой
рубашке
с
поя со м,
в
высо к их
сапо­
га х,
в
очк ах,
с
желтоватой
небольшой
б ородк ой.
Горький
гов орил
о
нем
как
о
большой
силе
в
науч­
ном
мире.
Ф ам илию
его
я
теперь
не
пом ню.
Через
год
он
умер
в
Киеве,
отравившись
во
вре мя
химических
оп ы­
тов.
Приходили
еще
какие-то
молодые
люди,
проживав­
шие
у
химика,
и
начиналась
игр а
в
городки,
к ото рой
Г орьк ий
оче нь
увлекался:
он
все
еще,
несмотря
на
под ­
тачивавшую
его
здоровье
болез нь,
о бл адал
бо льшой
фи­
зической
силой,
отл и чаясь
при
эт ом
ловкостью
и
верно­
стью
удара.
По
праздникам
пр ихо дили
принимать
участие
в
этой
300

игре
де рев енс кие
пар ни
—
друзья
Горького,
и
тогда
от
здоровенных
ударов
лома ли сь
пал ки,
а
куски
дерева,
из
которых
строился
«городок»,
летели
в
небо.
Гор ьки й
сер ь езно
завидовал
им,
а
за
ме ня
огорчался,
что
удары
мо и,
несмо т ря
на
с илу,
нико г да
не
о тл ичал ись
м етк ос тью.
В
этой
атлетической
игре
проходило
время
до
вечернего
чая.
За
километр
от
нашего
дома
протекала
ре ка
Псел.
Туда
перед
веч еро м
я
отправлялся
купаться.
Иногда
при­
соединялся
и
Горький,
но
я
предпочитал
ходить
од ин,
обдумывая
в
это
вре мя
мою
работу
и
любуясь
красотой
окружающей
природы.
Т р опинка
к
реке
шла
через
ши­
рокий
луг,
за
к ото рым
беж ал
чрезвычайно
быстрый
Псел
с
твердым,
песчаным
дном,
чи стой,
как
слеза,
в одой
и
го­
ристым
берегом
на
другой
с торон е.
По
дороге
к
се лу,
ко­
торая
вел а
через
луг,
иногда
медленно
проезжала
арба,
запря жен на я
двумя
волами,
с
идущим
рядом
тяжеловес­
ным
мужиком
в
ш иро ких
шароварах
и
хол щово й
сороч­
ке.
Все
это
меня
занимало,
и
я
просиживал
до
темной
но чи
на
берегу
Пела,
созерцая
новый
для
меня
уголок
юга.
Работа
у
меня
двигалась
б ыс тро,
пов е сть
бы ла
выно­
шена,
продумана,
от д ельн ыми
пятнами
написана
прежде^
ост авало сь
только
все
переработать.
Горький
иногда
заг ляд ыва л
ко
мне
и
спрашивал:
—
Ну,
как
иде т
работа?
Боюсь
я,
как
бы
не
при­
шлось
вам
ее
по том
переделывать,
возиться!
Вы
карти­
нами
пишите:
картинами
в ый дет!
Однако
я
не
показывал
ему
рукопись,
пок а
не
кон­
чил.
Че рез
десять
дней,
или
скорее
ночей,
напряженного
труда
я
принес
Горькому
окон че нн ую
п ов есть.
Он
за пер
дверь
своей
комнаты
и,
оставшись
вдвоем
со
мной,
н ачал
читать
вслух.
Сначала,
по пут но
чтен ию,
подчеркивал
карандашом
неудачные
выражения
или
«лишние»
слова,
п ри гова ри вая: «Это к черту!» или: «Это
лишнее!», но потом,
по
мере
увлечения
ч тением,
подчер­
кивал
все
меньше
и
почти
перестал
приговаривать.
На­
конец,
с тал
читать
уже
с
явным
пафосом:
п ов есть
увлек­
ла
его.
—
Ну,
вас
можно
поздравить:
вы
н апи сали
удачную
вещь.
301

Общество,
собиравшееся
за
чайным
с толом ,
дав­
но
уже
было
заинтересовано,
зачем
я
п рие хал
и
что
делаю,
почти
не
выходя
эти
дни
из
маленькой
комнаты.
«Катерина»,
конечно,
Догадывалась,
но
по
своему
обыкновению
молчала.
«Тётушка»
же
за
это
вре мя
вся
и звел ась
от
не удов ле твор ен ного
лю б опыт­
ства.
Теперь
Але ксе й
Максимович
торжественно
объявил
за
с толом
обо
всем.
Фур ор
был
необычайный.
У
«тетушки»
свал ил ась
гор а
с
плеч.
Все
искренне
радовались.
Горь­
кий
реш ил,
однако,
не
спускать
с
меня
глаз,
а
всем
вме ­
сте
ехать
в
Нижний,
где
я
еще
буд у
отделывать
повесть
для
пе чат и,
а
по том
п осе люсь
в
Нижнем,
чтобы
писать
только
в
журналах.
Ему
казалось,
что
он
«призвал»
ме ня
к
б ольш ой
ли­
те ра тур е, «поймал»
в
море
жизни, «выудил»
наверх
из
низов
пр овинциа льно й
прессы
И
д ей ствит ел ьно
— его
л аска,
пылкая
дру ж ба,
возго­
ревшаяся
с
этих
пор
между
нами,
его
по хв алы
моему
первому
се рье зном у
тру ду
значительно
под няли
мой
дух,
ободрили,
воодушевили,
вызвали
к
жизни
все
мои
силы.
В
э том
было
гла вно е,
чем
он
поддержал
м еня
при
пер вых
моих
шаг ах
в
литературе.
Благодаря
ему
по вест ь
бы ла
направлена
в
«Жизнь»
—
лучши й
тогдашний
жур­
нал.
Заглавие
ее
было
«Октава».
Горький
не
ко
мне
одному
так
относился:
он
вообще
искал
тогда
молодых
писателей
с
цел ью
набрать
из
их
числа
свою
«литературную дружину», что вскоре и уда ­
ло сь
ем у,
когд а
появились
с торонн и ки
«Знания»
и
б ле­
стящая
гр уппа
«знаньевцев».
Одн а жды
он
сня л
с
п олки
мал еньк ую
переплетенную
книжечку,
подал
мне
и
сказ ал:
—
А
вот
еще
один
на чина ющ ий.
Прочтите,
а
потом
скажите
мне
в аше
мн ение .
Я
развернул
к нижк у:
там
бы ли
вырезанные
из
газет
рассказы,
тщательно
и
аккуратно
нак леенные
на
хоро­
шую
бумагу.
Все
это
бы ло
сде лан о
с
л юбов ью,
переплете­
но
в
хорош ий
переплет
с
з олот ым
обрезом,
ч увс твов ал ась
нежность
автора
к
этой
маленькой
книжечке
и
заветн ая
мечта
выпустить
ее
когда-нибудь
в
свет.
На
корешке
книжечки
б ыло
оттиснуто
зо лот ыми
бу кв ами : «Сочине­
ния
Ле онид а
Андреева».
302

Я
прочел
ее,
и
у
ме ня
осталось
впечатление,
что
это
не
нач ина ю щий,
а
совсем
готовый
беллетрист,
о пы тный
мастер
слова,
несомненный
та ла нт.
Так
я
и
сказал
Горь­
ком у.
—
Это
не
п росто
т алант ,
—
возразил
Г орьки й.
—
Это
тал анти ще !
И
вот
—
работает
в
московском
«Курьере»,
пи шет
фел ье т оны,
получает
гроши ,
кормит
б ольшую
се­
мью
и,
говорят,
пьет.
Вы
с
ним
познакомьтесь,
когда
бу­
де те
в
Мос кве :
интер есным
парень—молодой,
красивый
такой.
Вот
и
товарищ
вам!
IV
В
ко нце
ав гу ста
1900 года Горький с семьей по
окончании
дачной
жизни
в
с еле
Мануйловке
возвра­
ща лся
в
Нижни й,
но
по
дороге
решил
завернуть
в
Мо­
ск ву.
—
Там
н ачина ется
но вый
театр,
—
гов ори л
он
мне.
—
Художественный!
Замечательный
театр,
которо­
му
предстоит
огромное
будущее.
Вот
приедем
—
по йдем
к
ним
на
репетицию
—
поглядим.
Талантливая
моло­
дежь,
черт
п обери
мою
душу!
Там
ес ть,
наприм ер,
Мо­
сквин—
мальчишка
лет
двадцати
трех,
но
как
игр ает !
Не­
пре ме нно
над о
поглядеть.
В
Москву
мы
приехали
как
раз
1 сентября и прямо
с
во кзал а
отправились
на
Тверскую,
в
булочн ую
Фи­
липпова.
По ка
подавали
утренний
ко фе,
Г орький
от­
правился
к
телефону.
—
Сейчас
приедет
Вишневский!
—
сказ ал
он,
воз­
вращаясь.
Минут
через
десять
в
кафе
оживленно
вбежал
смуг­
лый ,
бритый
че лов ек
средних
ле т,
еще
издали
махавший
шляпой
и
сиявший
почтительно-радостной
улыбкой.
—
Вишневский!
—
отрекомендовался
он.
—
Где
бы
мне
устроиться
переночевать,
—
спр о сил
его
Горький,
—
собственно,
моей
семье?
—
Да
у
меня
же!
—
во скли кну л
артист.
—
Катерина
Павловна,
—
обратился
он
к
же не
Горь кого ,
—
пож а­
лу й ста,
едемте!
—
Вот
и
отлично!
Поез жай те
и
устройте
их,
а
мы
с
ним,
—
махнул
Горький
на
меня,
—
поедем
сейчас
же
303

к
вам
в
театр
репетицию
смотреть.
Что
у
вас
гото­
вится?
—
Снегурочка.
Заканчиваем.
На
днях
открываем
сезон.
О,
вы
будете
поражены!
Только
что
входивший
в
известность
м олод ой,
на­
чинающий
Художественный
теа тр
помещался
тогда
в
«Эрмитаже»,
но
репетиции
прои схо ди ли
в
так
наз ываем ой
«Романовке»,
около
студенческих
квар ­
талов
Пушки н с кого
бульвара.
Театр
внутри
переде­
лывали
плотники
и
столяры.
На
сцене
шла
репетиция.
С
Горьким
почтительно
и
радостно
встречались
ак­
теры.
Подошел
высокий,
стройный
юноша
с
великолеп­
ными
пепельными
гус ты ми
кудрями
до
плеч, «с благо­
родным»
лицом,
заговоривший
красивым,
бархатным,
струнным
баритоном
—
Качалов!
По дбежал
совсем
простецкий
молодой
человек
с
пр я мыми
волосами,
с
московской
физиономией
и
м яг-
гим
говорком
—
Москвин.
—
Где
Немирович?—спрашивал
Горький.—
Мне
бы
его
повидать...
—
В
конт оре !
—
радуясь
чему-то,
отвечали
вс е.
Мы
п ошли
по
закоулкам
коридора.
—
Тут
ес ть
у
них
певчий,
Баранов,
—
на
ходу
гово­
рил
мне
Горьки й,
—
басище,
как
из
бочки,
из
ваших
типов.
Вас
надо
познакомить:
актер
он
на
выходных
ролях,
но...
А
вот
и
о н!.. Баранов,
ид ите
сюда.
Жирная,
бритая
физиономия
крупной
фигуры
высо­
кого,
толстого
и
неуклюжего
молодого
человека
пора­
зи ла
ме ня
своим
«простоватым», чтобы не сказать бо ­
лее,
выражением.
Нико г да
бы
я
не
заинтересовался
Ба­
р ано вым,
су дя
по
первому
вп ечат лению ,
если
бы
не
по­
зна комил
меня
с
ним
Горький.
—
Ну,
вы
тут
оба
посидите,
потолкуйте,
а
я
пой ду
к
Немировичу.
Горький
интересовался
певческой
средой
до
того ,
что
впоследствии
в
Нижнем
ходил
в
м оем
сопровождении
на
спевки
хор ово го
пения.
Я
много
р асск азы вал
ему
о
замечательных
«само ­
родках»
—
пе вца х,
о
талантливых
людях
с
выдающими­
ся
способностями,
с
исключительными
голосами,
неиз­
м енно
по ги бавш их
в
э той
темной,
засасывающей
среде,
304

В.
И.
Ленин.

М.
Горький.

откуда
оче нь
немногим
удавалось
выд вину т ься
на
ши­
рок ую
артистическую
дорогу .
Беседуя
с
Ба ран ов ым,
я
с
пер вых
же
слов
убедился,
что
имею
д ело
с
малограмотным,
наивным
и
вместе
с
тем
с тр ашно
самоуверенным
человеком
ограниченного
ума ,
с
тридцатилетним
младенцем
атлетического
те ло­
сложения
и
огромным,
могучим
голосом,
гудевшим,
как
труба.
Глупость
э того
природного
резонера
был а
так
же
фундаментальна,
тяжела
и
под авл яющ а,
как
и
его
го­
ло с.
Что-то
глубокое,
импонирующее
бы ло
в
этой
со­
лидной,
великолепной
глупо сти ,
которая
минутами
ка­
залась
как
бы
изнанкой
мудрости:
иногда
он
ого раш и-
вал
изречениями
своеобразно
глубокими
по
своей
без­
надежной
парадоксальности.
На
вид
это
—
человеко­
образное,
су хо путно е
чудовище,
состоявшее
из
груды
мяса,
жира,
мамонтовых
костей
и
оглушающей
гл о тки.
К азал ось,
что
оно
ни
к
какому
умственному
разви­
тию
не
было
с пос обно
по
самой
приро д е
сво ей,
что
ка­
кая
уго дно
учеба
раз бил ась
бы
вдр ебезги
об
эту
быко­
образную
голов у.
Поговорив
с
гудевшей,
рев у щей
и
г рохочуще й
глот­
к ой,
я
начал
чу вство в ать
голов н ую
б оль,
тош н оту,
без­
надежность
и
недоумение:
почему
м еня
с
ней
познако­
мили?
Пока
я
п онял
только
о дно,
что
Художественный
театр
ж дет
от
знаменитого
писателя
пьесы
и
поэтому
ухаживает
за
ним.
П онял
я
и
то,
что
театр
эт от
де й­
стви тел ь но
хорош и й.
Ве че ром
мы
п ришли
на
вечернюю
репетицию,
проис­
ходившую
в
костюмах.
В
пустой
ло же
сидел
скромно
одетый
человек
с
не­
большой
бородкой.
Горький
познакомил
меня
с
ним.
Это
был
Чехов.
До
сих
пор
не
могу
забыть
Качалова
в
рол и
ска­
з очн ого
ца ря
Берендея,
молодого
Кач ало ва
с
его
б ар­
хатным,
зв учав ши м,
как
музыка,
голосом,
и
эту
его
ве­
ликолепную
фразу,
когда
благородный
эстет
и
худож ­
н ик,
собственноручно
р асписываю щий
сво й
дворец,
п ат­
риархальный
царь
Берендей
мило с тиво
го вор ит
дв оим
своим
шута м: «Подите вон!», уверенный,
что
осчастли­
вил
их
этими
ласковыми
словами,
ск аз анн ыми
в
низ­
ком ,
бархатном
регистре.
305

На
другой
де нь
Горький
решил
на
несколько
дн ей
остаться
в
Мос кв е.
Я
поехал
сначала
в
Сам ар у,
а
по­
том
по
Волге
в
Нижний.
Еще
в
дороге
из
га зет
я
узнал,
что
в
Художествен­
ном
театре
на
представлении
пь есы
Чехова
у
Алексея
Максимовича
произошло
не прият но е
объяснение
с
пуб­
лик ой.
В
некоторых
газетах
промелькнуло
резкое
осуж­
дение
по
адр есу
Г орьк ого
за
грубый
будто
бы
тон,
в
ко­
то ром
он
г ов орил.
Дело
изображалось
так.
Шла
пьеса
Чехова
«Дядя Ваня» .
В
директорской
ложе
пр ису тст во вал
сам
авт ор
и
вместе
с
ним
Горь­
кий.
Когда
публике
стало
известно,
что
сидевший
с
Че­
ховым
длинноволосый
человек
в
су кон ной
б лузе
не
кто
иной,
как
знам ен иты й
Г орьк ий,
она
стала
вы ра жать
вос т орг
от
охвативших
ее
чувств
к
модн ому
писателю,
возбу жд авш е му
прежде
всего
любопытство.
В
антракте
толпа
прих л ыну ла
к
ложе,
ворвалась
ту да
и
стал а
аплодировать
с
кр и ка ми: «Браво,
Горь­
ки й!»
Пис ал и,
что
Горь кий
упрекал
публику
в
грубых
выражениях
и
да же
«ругался» .
На
самом
де ле
все
это
б ыло
не
та к,
как
опи сывали
некоторые
газеты,
писавшие
понаслышке
или
с
умыс­
лом
дискредитировать
«зазнавшегося»
пис ател я.
Из
письма
присутствовавшего
на
спектакле
писате­
ля
Телешова,
напе чатан ног о
в
московской
газ ете
«Курьер» 17 ноября 1900 года,
видно,
что
в
это т
вечер
шла
пь еса
Чехова
«Чайка», а не «Д яд я
Ва ня», что Чехов
во
время
спектакля
находился
за
кулисами
и
выхо­
дил
только
на
сцену
по
вызову
пу блики ,
а
Гор ький
си­
дел
с
двумя
друзьями
в
директорской
л оже
и
в
антрак­
тах
по спеш но
уходил
в
закрытую
для
посторонних
гостиную
при
ложе.
После
вт орого
действия,
когда
публ ик а
нескол ь ко
раз
вызывала
на
сцену
Чехова,
некоторая
часть
публики
устремилась
к
гостиной
и
начала
выражать
жел ание
видеть
Горького.
Возгла­
сы
за
дверью
становились
все
энергичнее,
все
на­
ст о йчивее.
Наконец,
двери
начали
приотворять
и
ко е-кт о
даже
за гля дыв ал
в
комнату,
в ыкр икива я: «Горького!
Горького!»
306

В
третьем
антракте
вызовы
п ере шли
уже
в
гр о мкий
ре в : «Горького!»
Две рь
насильно
распахнули.
Вместо
овации
получи­
лос ь
впечатление
пр овок а ции
или
травли.
Ве сь
к оридор
был
по лон
нар од а.
Загремели
аплодисменты,
но
Горь­
кий
реш ит ельн о
вышел
из
гостиной
в
тол пу
и
сказал
буквально
следующее:
«Что вам от меня нужно?
Че го
вы
пришли
с мотре ть
на
меня ?
Что
я
вам
—
Венера
Медицейская,
балерина
или
утопленник?
Нехорошо,
госп ода!
Вы
став ите
меня
в
неловкое
пол ожен ие
перед
Анто но м
Павловичем:
в едь
иде т
его
пьеса,
а
не
моя .
И
притом
т акая
пр екр асная
пьеса!
И
сам
Ант он
Павлович
находится
в
театре.
Стыд­
но!
Оч ень
сты дн о,
господа!»
Эта
речь
бы ла
обращена
не
к
п ублик е
те атра ,
а
только
к
той
части
ее,
которая
в
теч ение
двух
ант рак ­
тов
шумела
в
коридоре,
аплодировала
и
вызывала
Горького
на
«чеховском»
спе кт акл е.
Так
писал
об
этом
писат ел ь
Те лешо в,
очевидец
про­
исшествия.
Вернувшись
в
Ниж ний,
Горьки й
только
отмахивался,
не
желая
да же
разговаривать
о
н еп рия тном
случае,
и,
засев
на
несколько
дней
в
кабинете,
чертыхаясь,
напи­
сал
по
этому
пов оду
ве лик оле пный
памфлет
«О писа ­
теле.
кот орый
заз нался » .
Газеты
из
же ла ния
создать
модную
сенсацию,
а
мо­
жет
быть
и
из
других
поб ужд е ний,
подхватили
э тот
эпизод,
перепутали
факты,
б р анили
и
оскорбляли
Горького
за
то,
ч его
вовсе
не
бы ло.
Горький
в
частном
письме
бл аго д арил
Телешова,
а
на
газетные
напа д ки
отв ет ил
письмом
в
р едакци ю
«Русских ведомостей»,
утв ер ж дая,
что
он
вовсе
не
ругался,
а
только
сказал: «я не утопленник и не
балерина!»,
что
в
свою
оче ре дь
вы зва ло
забавный
фельетон
поп улярн ог о
тогда
фельетониста
Власа
Доро­
шевича.
«До письма в редакцию,
—
пис ал
Дорошевич,
—
мы
ду ма ли,
что
газеты
м ногое
переврали,
преувеличили,
но
теперь
оказывается,
что
«утопленник»
и
«балерина»
в се-таки
были.
Что
делать!
Говорят,
Лев
То лстой
сти­
307

хов
писат ь
не
может,
а
вот
у
Горького
письма
в
ре­
дакцию
нс
вытанцовываются!»
Д олго
еще
—
в
течение
года
или
дв ух
—
в
реакцион­
ных
изда ниях
помещались
карикатуры
на
Горького
в
в иде
Вен еры ,
балерины
или
ут о пленник а.
Исчер п ав
этот
«инцидент», Горький засел за серьез­
ную
работу.
Я
действительно,
как
советовал
Горький,
сня л
се бе
в
Н ижнем
комнату
за
восемь
рублей,
недалеко
от
его
квартиры,
в
тихом
семействе
по жил ой
вдовы.
Это
был а
ч рез выч айно
ма лень кая
к омна та,
в
кот орой
едва
поме­
щал ись
ж елез ная
кровать,
два
стула
и
да мск ий
письм ен­
ный
столик.
Но
в
ней
б ыло
уютно.
Светлая
лампа
с
зеленым
абажуром
те пло
горела
по
долгим
з имним
вечерам,
и
далеко
за
п олно чь
светилось
мое
единствен­
ное
маленькое
окошечко,
завешенное
коленкоровой
за­
навеской.
Обедать
я
ход ил
к
Горькому
и
поэтому
видался
с
ним
ежеднев но.
Он
закончил
роман
«Трое»
и
тотчас
же
принялся
за
сво ю
пе рвую
пьесу.
Однажды
в е чером
увлек
ме ня
в
каби нет ,
запер
двер ь
и
сказал :
—
Я
хочу
почитать
вам
мою
пьесу.
Пьеса
наз ыв алась
«Мещане»,
и,
к
мое му
удивле­
н ию,
там
был
выведен
певчий
—
бас,
в
ярких
моноло­
гах
исповедующий
излюбленные
идеи
Г орьк ого.
Тут
я
п онял
интерес
зн аме нитог о
писателя
к
тако­
му
прим ит ивному
человеку,
как
Бар ано в:
именно
его
он
им ел
в
ви ду
в
кач ест ве
незаменимого
исполнителя
этой
выигрышной
рол и,
для
которой
ну жны
бы ли
толь­
ко
импозантная
фигура
и
гро мов ой
голос.
Насл уша вши сь
м оих
устных
«певческих»
рассказов,
б ольша я
ч асть
к оторы х
так
и
о ст алась
ненаписанной,
он,
по-видимому,
находился
под
влия нием
не вол ьной
симпатии
к
этому
интересному
ми ру.
Яркая
и
красивая
роль,
написанная
специально
для
Бар ано ва,
была,
конечно,
внезапно
свалившимся
счастьем
для
этого
бедняги,
не
подававшего
над ежд,
не
пошедшего
дальше
в ых одных
ролей
и
одновремен­
но
продолжавшего
гудеть
в
церковных
московских
хо­
р ах.
Чт обы
использовать
счастливый
с лучай
выд вин ут ь­
ся
на
сцене,
Баранову
достаточно
б ыло
иметь
е сли
не
308

та лан т,
то
хотя
бы
некоторую
долю
ума
и
трудос пособ ­
ности.
С
большим
увлечением
мы
обс ужд али
предстоящую
постановку
пь есы.
Жизнь
н аша
бы ла
замкнутая,
вся
в ну три,
вся
в
ли­
тер ат урно м
труде,
и
это
бы ло
так
красиво
в
тихом ,
ста­
ринном,
романтического
в ида
городе ,
стоявшем
на
вы­
сок ой
горе
в
сер ебр ян ых
сугробах,
с
золотыми
куп олам и
художественных
старых
церквей,
со
сказочными
зубча­
ты ми
стенами
древнего
кремл я,
все
еще
стоявшего
со
времен
удельной
Рус и.
Это
был
медовый
месяц
нашей
л и те ратурно-т ворче ­
с кой
д руж бы,
когда
мы
оба
работали
с
чрезвычайным
воодушевлением,
ве ря
в
бл изко е
и
радостное
б удуще е
нашей
стр ан ы,
когда
нам
казалось,
что
она
уже
на
по­
рог е
красивой
и
светлой,
свободной
жизни.
В
небольшой,
скромной,
сорокарублевой
квартирке
Горького
весь
день
с
утр а
до
вечера
толп ился
всевоз­
можный
народ,
приходивший
к
нему
со
всякими
прось­
бами,
за
помощью
не
только
общественного,
но
и
част­
ного,
л ичн ого
характера.
Я
знаю,
что
он
из
св оих
—
не
очень
б ольш их
тогда
—
средств
д авал
ст ипендии
бедным
студентам,
помогал
нуждающимся
ра бочи м
и
не
отказывал
в
подачках
по­
прошайкам
босяцкого
вид а.
От
этого
имя
его
с
необычайной
быстротой
сделалось
популярным
и
любимым
в
нижегородских
«низах», сре ­
ди
всякой
городской
бедноты
и
голи,
которая
в ряд
ли
даже
могла
читать
его
литературные
произведения.
Имя
его
гремело,
как
имя
человека,
бл изко
принимающего
к
серд цу
всякое
горе,
в
особенности
горе
бедных
и
про­
стых
людей.
В
то
же
время
к
н ему
неп ре ры вно
наезжали
из
сто­
лицы
для
сви дан ий
и
каких -т о
дел
всевозможные
знаме­
ни тос ти:
художники,
скульпторы,
артисты,
редактора,
о бщест вен ные
де ятели ,
появились
и
люди
под пол ьно­
партийного
ви да.
П осети тел и,
кот орым
Гор ьки й
отда­
вал
сво и
дни,
не
всегда
бы ли
с им пат ичны
е му,
но
в сегда
инте р е сны;
так,
напр имер ,
од нажд ы
я
застал
у
нег о
уже
собравшегося
уходить
п осле,
вероятно,
д линного
разговора
не
к ого
другого,
как
известного
нижегород­
ского
миллионера
—
купца
Бугрова;
он
был
в
дли нн ой
309

дорогой
шубе,
в
бобровой
шапке,
с
ум ным
лиц ом
в
окла­
ди стой
боро де —о с ани стая,
властная
фи гур а.
Ему
пр инад ­
лежала
чу ть
ли
не
вся
земля
нижего ро д ск ая.
Одевшись,
он,
по-видимому,
опять
воротился:
стояли
друг
против
друга
в
к абин ете,
у
письменного
стола.
Входя,
я
сл ы­
ш ал,
как
Бу гров
с ка зал:
—
И
чего
вы
этой
самой
конституции
хотите,
Але к­
сей
Максимыч?
Мы
тоже
ее
хотим:
при
к онс тит уции
мы
вас
всех
вот
как
п ри жмем!
—
и
сделал
жест ,
будто
но г­
тем
пр ид авил
что-то
к
дереву
стола.
Когда
он
ушел,
Г орьк ий
сказал
мне,
кивнув
в
его
с торон у:
—
А
в едь
буржуй
ве рно
оценил
конституцию.
Ум­
ный
мужик
эт от
удельный
князь
нижегородский!
Горький
пок а
еще
ни
ра зу
не
бывал
в
Пете рбург е,
но
Пе те рбург
уже
п рисы лал
к
нему
своих
людей
по
всевозможным
литературно-общественным
делам:
ниже­
г ородс кая
квартира
Горького
издалека
многим
казалась
воинственной
ст авк ой,
где
около
прол е тарског о
писа­
теля
зачи нал ось
в ольн олю би вое,
все
н ара став шее
обще­
ственное
движение.
Чувствовалось,
что
к
писателю
уже
близко
подходит
на ст ояща я,
б ольш ая
сл ава,
не
только
литературная.
Имя
его
становилось
легендарным,
и
ле ге нды
повторялись
уже
в
таких
шир ок их
ма с сах,
где
его
писательское
ли­
цо
был о
менее
известно,
чем
политическое.
За
ним ,
его
квартирой
и
посетителями
был а
установлена
для
всех
замет ная
ж андар мска я
сл ежка.
Тайные
агенты
в
переодетом
ви де
иногда
являлись
к
нему
да же
на
квар­
т иру,
ча ще
в сего
под
видом
«начинающих писателей» .
Алексей
Максимович
имел
терпение
с
ними
беседовать,
хот я
прекрасно
зн ал,
с
кем
имеет
дело.
Моя
«Октава»
появилась
в
октя брь ской
кни жке
«Жизни»
в
1900 году,
и
тотчас
же
о
ней
стали
писать
в
газетах:
мое
имя
замелькало
в
газетных
с тат ьях,
по­
весть
хвалили,
ож идая
от
автора
дал ь ней ших
трудов.
Когда
была
получ е на
книжка
журн ала
с
напечатан­
ной
повестью,
Горький
радовался
больше
меня:
перели­
стывал
ее,
читал
вс лух
отдельные
места,
хлопал
по
плечу,
радостно
с ме ялся
и
все
с пра шивал :
—
Ну,
что?
Приятно,
небось,
видеть
в
журнале
пер­
вую
вещь?
А?
—
И
пот ом
сер ь езно
добавлял:
—
Т еперь
310

вы
должны
н апис ать
в торую
повесть
—
лучш е
пер в ой,
третью
—
лучше
второй
и
так
далее.
Тогда
пу бли ка
по­
стави т
вас
на
пьедестал
и
будет
перед
ва ми
прекло­
н яться.
Когда
вы
пос ле
всего
эт ого
напишете
ве щь
хуже
пр ежних ,
то
эта
же
публика
столкнет
вас
с
пьедестала
к
чертовой
матери!
И
тут
же
кстати
рас сказ ал
про
одного
м о лодого
пи­
сателя.
не
назыв ая
его
имени,
который
после
удачного
дебюта
выступил
с
неудачной
вещью,
провалился
и,
за­
болев
нервным
расстройством,
выле жа л
три
месяца
в
больнице.
После
так их
предупреждений
мн е,
конечно,
особенно
р адо ват ься
не
приходилось;
наоборот,
я
впе рвые
п очув­
ствовал
ту
ст раш ную
и
нескончаемую
ответственность,
к отор ая
делает
п уть
даже
прославленного
писателя
усеянным
не
столько
розами,
ско ль ко
терниями,
б оль­
шею
частью
невидимыми
публике.
Тем
не
менее
я
тот­
час
же
засел
за
но вый
рассказ
и,
к роме
того,
почти
ежедневно
писал
стихи.
Сти хи
эти
являлись
невольным
о тр ажен ием
п ер ежи­
вавшихся
нас т рое ний,
новых
впечатлений,
прочитанных
к ниг
и
ежедневных,
чрезвычайно
содержательных
ра з­
говоров
с
Алексеем
Максимычем:
он
всегда
был
полон
ярких,
оригинальных
мыслей
и
образов,
ко торые ,
как
искры,
рассыпал
вокруг
с ебя
с
беззабо тно й
щедростью.
Каждый
день,
поджидая
меня
к
обеду,
он
сам
отпирал
мне
дверь
и
нетерпеливо
спрашивал:
—
Стихи
есть ?
—
Есть!
—
смеясь
о твечал
я
и
в ынима л
из
кармана
лист ки
исписанной
бу ма ги.
Он
поспешно
вых ваты вал
их
у
меня
и
тотчас
же
вслух
нач и нал
декламировать,
пл охо,
но
с
чувством
и
увлечением.
В
этих
ст их ах,
действительно
проникнутых
нашим
с
ним
общим
тогдашним
настроением,
он
ви дел
что- то,
че го
не
ви дел
я
и
его
семейные,
довольно
с по­
кой но
слушавшие
его
стр астну ю
декламацию.
—
Хорошо,
черт
побери
мою
душу!
—
иногда
со
сл е­
з ами
на
глазах
з акан ч ивал
он
свою
ежедневную
пред­
обеденную
декламацию.—
Будто
шампанского
выпил.
Да
вы
сам и-т о
понимаете
ли,
как
нужно
теперь
то,
что
вы
п ише те?
Нико г да
еще
наша
страна
не
переживала
такого
всест о ро ннего
подъема,
ко то рый
потом
будет
311

источником
величайших
вдохновений.
Теперь,
как
ни­
когд а,
нужно
зд оровое ,
бо дро е,
т в орческ ое,
на
какое
спо­
собны
в
данном
случае
вы.
Нар ож дает ся
новый
чита­
тель,
массовый,
для
него
литература
не
забава
сытых
людей,
а
хлеб
насущный.
Помните,
что
у
вас
ес ть
огромный
и
серьезный
читатель,
и
он-то
поймет
и
по­
чувствует
ваши
произведения
так,
ка к,
вы
ви ди те,
чувствую
их
я.
Не
будьте
только
л ентяем
—
пиш ит е!
С амо
собой
ра зуме ется ,
что
подобные
разговоры
со­
общали
и
мне
ту
необыкновенную
бодрость,
вер у
и
эн ер гию,
кот оры ми
гак
полон
был
он.
Жизнь
э того
действительно
необыкновенного
че ло­
век а,
всегда
горевшего
как
на
костре,
бы ла
необыкно­
ве нна
даже
в
той
замкну то й,
трудовой
обстановке,
в
какой
протекало
наше
с
ним
творчество.
Иногда
пос ле
обеда
мы
с
ним
ходили
гул ять
на
«от ­
кос»
или
на
окраины
города,
с тара ясь
сворачивать
в
сторону,
если
завидим,
быва ло ,
высо кую
дли н ноб ород ую
фигуру
доктора
Золотницкого,
запрещавшего
своему
по­
стоянному
пациенту
выходить
из
квартиры
в
холодную
погоду.
О бману в
таким
образом
врача,
мы
свободно
ра зг ули вали
по
т аким
окраинам,
как,
напр и мер , «Яри­
ло», самое название которой свидетельствует о ее сол­
нечности
и
первобытности.
Хо дили
мы.
и
по
Миллион­
ной
—
обиталищу
босяков
и
вся ко го
рода
«бывших лю­
д ей», где когда -т о
Г орьк ий
наблюдал
своих
ге рое в.
Однажды
р ассказал ,
как
в
ранней
юности,
живя
в
Казани,
и
должно
быть
в
слишком
тя жел ую
ми н уту,
з айдя
на
казанский
«откос», выстрелил себе в грудь из
доп от опн ого
«пистолета», купленного «н а
толчке».
На
мой
вопрос
о
п ри чине,
застенчи во
ответил:
—
П ричи ны
особой
не
бы ло...
Т ак,
все
вместе
подо­
шло...
Хорошенько
и
сам
теперь
не
вспомню...
Помшо
только
—
куп ил
за
три
рубля
музейную
пищ ал ь...
за ря­
дил...
надел
чистое
бел ье ...
встал
на
самый
кр ай
обры­
ва,
спино й
к
овр а гу:
думал,
что
упаду
назад,
а
упал
вперед...
Тут
меня
и
нашли...
Девятнадцать
лет
мне
бы ло ...
Мне
вспомнилось
тогда
его
маленькое
стихотворение,
включенное
в
оди н
из
рассказов,
относящихся
к
перио­
ду
«пешеходных»
пе р ежив аний
и,
быть
может,
еще
са­
мим
им
мало
осознанных
ис ка ний:
312

К
земле
ро дной
припал
я
грудью:
—
Скажи,
родная,
куд а
идт и?
И
слы шал
сердц ем
глубокий
шепо т:
—
Сюда
иди!
—
С
тех
пор
и
завелось
вот
что-то
в
груд и...
Кабы
не
это,
я
бы
тепер ь ,
наверное,
в
цир ке
с
Фоссом
борол­
ся...
Опасаясь,
что
«есть что -то
в
груди », он,
мало
дове­
ряя
Золотницкому,
по
временам
сам
проверял
состояние
своего
здоровья.
При
мне
однажды
приве з ли
с
почты
шестипудовый
ящик
с
книг а ми;
Г орьки й
попросил
меня
и
еще
ког о-т о
вдвоем
поднять
эту
тяжес ть
ему
на
спину,
после
че го
пронес
ее
по
в сем
комнатам
своей
квартиры,
уко ряя
на с,
что
неправильно
пол ожил и.
Ежегодно
на
Новый
год
Горький
устраивал
пу бли ч­
ную
елку
для
беднейших
вне шко ль ных
детей
города
с
раздачей
подарков.
З ад олго
до
1 января собирали по­
же р тво вания
деньгами
и
в ещами ,
ш или
ме шки
для
вещей,
нумеровали,
раскладывали
по
мешкам.
Вся
по д­
готовительная
работа
организована
бы ла
Екатериной
Павловной
и
происходила
в
их
квартире,
превращая
ее
как
бы
в
шве йн ую
мастерскую.
Ел оч ное
торжество
от­
крыв ал ось ,
наконец,
в
грандиозном
зда нии
городского
ман ежа;
участвовало
в
нем
более
тысячи
детей
бе днот ы,
не
име вших
возможности
учиться
в
городс ки х
школах.
Чтобы
организовать
такое
огромное
дело,
требова­
лос ь
немало
людей,
их
тр уд
и
энергия.
К
делу
привле­
кались
местные
дамы,
барышни,
студенты,
курсистки.
Гор од
разбивали
на
участки,
и
устроители,
по
двое
на
каждый
участок,
обходили
беднейшие
квартиры:
о дин
спрашивал,
другой
записывал
положение
семьи,
ко ли­
чество
детей
и
те
вещи,
в
которых
наибо л ее
нуждались
дети.
Главе
семьи
вы давал ся
билет
за
номером.
Душой
и
руководителем
этого
хоро шег о
де ла
был,
к он ечно,
Алексей
Максимыч.
Сам
он,
наряду
со
в семи
участвуя
в
обходе
кв арти р,
вз ял
себе
труднейший
уч а­
сток,
где
ют ил ась
самая
вопиющая
нищет а ,
грязнейшие
подонки
город а,
а
помощником
вз ял
меня ,
воор»уженного
записной
книж ко й
и
карандашом.
С
ут ра
до
позднего
вечера
обходя
жилища
бедноты,
напоминающие
звериные
берлоги
или
заброшенные
р аз­
валины.
попадая
в
землянки
или
темные
трущобы,
мы
313

насмотрелись
потрясающих
картин
одичания.
Это
был а
та
сам ая
обстановка,
в
к оторо й
протекало
его
собствен­
ное
д етст во
и
отрочество
внешкольного
ребенка:
здесь,
в
эт ом
г ороде ,
на
эти х
«миллионных»
улицах,
в
тех
са­
мых
квар т ал ах,
по
ко торым
ходили
мы,
отыскивая
детей
без
от цов
и
матерей,
прошли
«в людях»
его
тя желые ,
си ротс кие ,
п ечал ьные
го ды
детства.
Вид
о дича в ших,
забытых
и
бр оше нных
всеми
дет ей
так
ост ро
в ол­
новал
Але ксе я
Ма кси мы ча,
что
он
не
мог
удержаться
ог
слез.
В
день
Нового
года
тысяча
детей
с
сопровождавши­
ми
их
родны ми
явила сь
в
ман еж
с
«номером»
на
груди.
Им
выд ава ли сь
полушубки,
шапки,
теплые
сапоги,
ру­
бахи,
чулки
и
прочее,
а
для
всех
—
узелки
с
конфетами.
Когда
дети
выстроились
попа р но
с
п одарка ми
в
руках
и
под
звуки
духового
оркестра
ст рой ной
колонной
дви­
нулис ь
из
манежа,
трудно
б ыло
не
растрогаться.
Однажды
Горь ки й
позвал
м еня
в
свой
кабин ет
и
предложил
помочь
ему
«размножить», запечатать в кон­
ве рты
и
разбросать
по
почтовым
я щикам
города
не­
большую
прокламацию,
со став ленну ю
им
и
адр есов ан­
ную
м н огочисле нн ым
адресатам
города.
Анонимное
воззвание
«к обществу»
было
напи сан о
здорово,
в
си льны х
выражениях,
особенно
удававшихся
ему
в
тех
случаях,
когда
его
пером
вод ил
благородный
гнев
возмущенного
сердца.
Провожая
мен я
до
дверей,
он
ска за л:
—
С амо
собой
р азу ме ется,
что
все
это
должно
остаться
между
нами:
будьте
ос т ор ожны,
и,
пожалуйста,
об
авторе
ни
звука!
Наутро,
горд ый
удачно
завершенным
предприятием,
я
шел
к
нему
известить,
что
вое
сделано
аккуратно
и
благополучно.
Но
ед ва
я
выше л,
как
мне
навстречу
попались
две
знакомые
курсистки.
Они
ос тано вил и
меня
словами:
—
Чит а ли?
-—
Что
им енно ?
’—
Прокламацию
Горьк ого.
—
?!
—
Ну
так
зн айте,
Горький
выпус т ил
проклама­
цию!
—
и
тут
же
показали
мне
ее,
написанную
моим
из­
мененным
поч ерком .
314

Почему
вы
думаете,
что
это
со ч инил
Горький?
—
Вот
чудак!
По
языку
же
видно:
кто,
кроме
него,
мог
бы
написать
т ак?
Ни
у
кого
нет
так их
слов .
—
Никто
и
не
думает
сомневаться,
кроме
вас.
Даже
странно,
что
вы,
его
друг,
нич его
не
зна е те!
—
Ничего
не
знаю,
—
повторил
я,
уходя .
Прежде
чем
я
дошел
до
квартиры
писателя,
мне
в стр ечал ись
еще
знакомые
и
все
г ов орили
о
«проклама­
ции
Горьк ого».
К огда
я
пришел,
он,
волнуясь,
спросил:
—
Что
же
это
такое?
Ведь
я
же
просил
вас
никому
не
говори ть!
В есь
город
трубит,
писал
я,
а
ведь
посвя­
ще ны
в
это
д ело
только
вы.
В
ответ
я
рассказал
о
моих
утренних
в стре чах
с
жи­
телями
провинции,
обнаружившими
необычайную
психо­
логическую
прозорливость.
—
Они
говорят,
—
до бав ил
я,
—
что
узнали
в
выпу­
щ енном
смелом
воззвании
ваш
слог,
в ашу
душу.
Горький
з ад ума лся,
потом
улы бну лся
и,
махнув
ру­
кой,
проворчал:
—
Черт
побе ри
мою
душу!
Никогда
не
буду
больше
в
Н ижнем
прокламации
выпускать!
V
В
сумрачное
февральское
утро
1901 года мы с Горь ­
ким
вдвоем
приехали
в
Петербург.
Я
в
первый
раз
в
ж изни
увидел
этот
ми ров ой
город.
Приезд
Горького
был
событием
для
Пете рбург а.
В
литературном
м ире
его
имя
уже
стояло
в
ря ду
круп­
нейших
им ен,
оно
б ыло
у
все х
на
устах,
всех
привле­
кало,
в сех
интересовало,
но
сам
он
до
этого
момента
все
еще
продолжал
о став ать ся
в
пр ов инции,
невольно
разжи­
гая
всеобщее
нет ерп ени е.
Петербургский
литературный
мир
жаждал
видеть
эту
легендарную,
рома нт ич еск ую
фигуру,
внезапно
п од­
нятую
на
высоту.
Настал
не избеж ный
моме нт
лич но го
появления
Гор ь­
к ого
в
Пет ербу рге :
маленькое
книгоиздательское
то ва­
рищество
«Знание», издавшее четыре томика сочинений
Горького,
ср азу
сделалось
большим
книгоиздательством
315

благодаря
небывалому,
бешеному
тиражу
эт их
книг ;
естественным
стал о
его
влияние
в
эт ом
товариществе.
Журнал
«Жизнь»
тож е
не
мыслил
с ебя
без
его
ру ко­
водства.
Художественный
театр
впервые
гастролировал
в
это
время
в
Петербурге,
и
там
предполагалась
постановка
первой
пь есы
Горького
«Мещане».
Кроме
того,
у
Горького
с
этого
времени
уже
н ача­
лас ь
опр ед еле нная
с вязь
с
серьезными
р ев олюционными
кружками
в
Петербурге.
В
воздухе
без
всякой
видимой
причины
как
бы
чув­
ствовалась
тревога
и
возбуждение,
наэлектризован-
ность:
все
чего-то
ждали,
и
не
хватало
только
какого-то
зву ка,
кр ика,
слова,
чтобы
началось
катастрофическое
дви же ние,
как
это
бывает
в
горах
при
с не жных
о бв алах;
всем
казалось,
что
этим
условным
зо вом
бу дет
имя
все­
общего
любимца
ши роки х
кругов
на рода.
Приехали
мы
очень
скромно,
в
само е
серое,
б уд нич­
ное
петербургское
зимнее
утро.
Никто
нас
не
вст рет ил.
Пл ел ись
на
п лохон ьк ом
извозчике,
слезли
где-то
на
На­
деж дин ско й
у
ворот
и,
пройдя
во
двор,
похожий
на
дно
ч уд ов ищного
колодца,
по лез ли
на
четвертый
этаж
по
уз кой
темной
лестнице.
Дверь
от во рил
мужчина
атлетического
сложения,
сре дн его
роста
и
возраста,
с
небольшой
рыжеватой
бо­
родой,
в
очках.
Это
был
Константин
Петрович
Пятниц­
кий,
бывший
учитель
гим на зии,
человек
усидчивый,
тру­
долюбивый
и
тя желый ,
сумевший
создать
первоначаль­
ное
«товарищество»,
использовать
успех
и
влияние
Го рьког о.
Квартирка
с ост ояла
из
д вух
или
трех
маленьких
к ом­
нат,
из
к от орых
одна
служила
Пятни цко м у
кабинетом,
столовой
и
спальней.
Это
б ыло
первоначальное
пом ещ е­
ние
«Знания», когда оно еще было бедное.
Впоследствии
р азбо г атев шее
«Знание»
имело
отд ельн ую
кон тору
на
Невском,
а
Пятницкий
—
одинокий
холостяк
—
занимал
большую
квартиру,
роскошно
обставленную.
Горький
кратко
представил
меня,
и
тот
крепко
по­
жал
мне
руку,
как
человеку,
которого
он
уже
знает.
—
Провинциальные
писатели
приехали!—со
с кром­
ностью,
посмеиваясь,
сказ ал
Горький.
—
Принимайте-ка
гостей
да
расскажите,
что
у
вас
тут
делается?
316

^Новостей много,
—
отвечал
Пят ницки й,
проводя
нас
в
кабинет-столовую,
которая
вся
бы ла
з авал ена
связками
неразрезанных
книг.
На
столе
валялись
ко р­
ректуры,
рукописи,
п ис ьма,
счета.
—
Да,
н овос тей
мно­
го,—
озабоченно
повторял
он.
—
Садитесь,
сейчас
пр и­
не сут
кофе.
Вы
приехали
к
самому
ра зга ру
соб ытий :
Т олс того
отлучили
от
цер кви,
готовится
грандиозная
демонстрация,
и,
говорят,
будут
применены
с уров ые
меры.
Весь
гор од
во лну ется .
Се год ня
в
Союзе
писат ел ей
назначено
чрезвычайное
собрание
по
этому
по воду .
Собе­
рут ся
все
н аши
св е тила
и
вообще
вся
литература.
Вам
обои м
тоже
на до
бы ть.
—
При де м!
—
взволнованно
сказ ал
Горький.—
Я
сейчас
пойду
в
редакцию
«Жизнь», а вы оба прихо­
д ите
туд а
позднее.
Выпив
кофе,
Горь ки й
ушел.
П ятниц кий
заговорил
со
мной
о
делах
«Знания» .
—
Работа
у
нас
кипит ,
—
начал
он.
—
До
выхода
кн иг
Горького
наше
издательство,
как
известно,
б ыло
мале ньк ое,
издавали
больше
учебники.
Но
колоссаль­
ный
тираж
его
кн иг
даст
нам
возможность
расширить
дело.
Мы
хотим
издать
целый
ряд
но вых
беллетристов.
Пи шите
и
вы
скоре е
книгу
—
издадим.
Разговаривая,
мы
тоже
отправились
в
редакцию
«Жизнь» .
Петербургский
Сою з
писателей,
в
рез ул ь тате
пос ле­
довавших
с обы тий
вскоре
закрытый,
находился
на
Н ев­
ском,
в близи
Надеждинской
улицы,
и
занимал
несколь­
ко
небольших,
скромных
комнат,
в
одно й
из
которы х
была
э стр ада
для
литературных
и
артистических
выступлений.
В
тот
вечер
все
комнаты
Союза
были
п олны
н арод а:
преобладали
длинноволосые
писательские
голов ы,
но
б ыли
и
бри тые
актерские
лица,
много
дам
и
молодежи.
Зал
гуде л
от
общего
говора:
предполагались
до кл ады,
речи...
Вс юду
упо ми нало сь
имя
Толстого.
Прошел
в
то лпе
прямо
державшийся,
красивый
старик
с
молод ы ми
глазами,
с
закинутыми
наз ад
седеющими,
но
гус ты ми
волосами,
с
благообразной,
окла ди с той
бо родо й
—
известный
тогда
пуб лицист
и
со­
циолог
Нико ла й
Константинович
Миха йлов ск ий;
толпа
не воль но
расс тупи ла сь :
в
ту
эп оху
забытый
теперь
кр и­
317

тик
считался
в
шир оки х
кругах
народнической
интелли­
генции
«властителем дум».
Вот
кудрявый
Коро ленк о —
тогда
еще
без
ед иного
седого
волоса,
с
густой,
слегка
в ью ще йс я , «бобровой»
боя рск ой
бородой.
Мамин-Сибиряк
—
крепыш
монголь­
ск ого
типа
с
горя чим и
глазами,
с
ве чно
дымящейся
коротенькой
трубкой
в
зубах.
Елп ать евс кий
—
старый
народник,
писат ел ь
и
врач,
не
раз
лечивший
То лст ого.
Горнфельд
—
критик
из
«Русского богатства»
и
Миро-
любов
—
редактор
«Журнала для всех»
—
статный,
к ра­
сив ый
вел ика н,
на
голову
вы ше
толпы,
почти
саженного
роста,
всегда
в
длиннополом
сюртуке,
с
иконописной
б ородой
медно-красного
цвета
и
вьющимися
пепель­
ными
кудрями
до
пл еч,
похо жий
на
протодьякона:
р окоч ет
литавроподобным
басом
—
бывший
опе рн ый
певец
Большого
театра.
А
вот
еще
замечательная
фигура:
высокий,
строй­
ный,
не
ниже
Миролюбова,
совершенно
се дой
че лове к
с
черн ым и
усами
и
бровями,
с
молод ы м,
замечательно
располагающим
к
себе
лицом—создатель
Художест­
в ен ного
театра
Станиславский,
и
рядом
—
полная
про­
тивоположность
ему
—
приземистый,
с
раздвоенной
бо­
родой,
безукоризненно
одет ы й,
ве сь
корр ек тност ь
—
Владимир
Иванович
Немирович-Данченко.
И
много,
мно го
еще
других
известных
фи гур
пр о­
плывает
в
калей дос ко пе
движущейся
толп ы.
Но
вот
общий
гул
ее
почему-то
ср азу
стих:
гол о­
вы
вс ех
с
любопытством
пов е рнулис ь
к
входной
двери,
д аже
полуседая
голова
Михайловского
под ня­
ла сь
над
головами
толпы,
и
тревожный
вз ор
его
вни­
мательно
впил ся
во
что -то ,
сверкнув
из -под
сдви нуты х
бровей.
Длинноволосые
головы
пове рну лис ь
в
одн у
ст орон у,
дам ы
и
девицы
приставили
лорнетки
к
глазам,
в ы тяги­
вая
шеи
через
пл ечи
мужчин,
и
глубокая
тишина
вне­
запно
заменила
гул
шумного,
набитого
людьми
длин­
ного
зала
собрания.
У
в ходн ой
двери
появилась
только
что
вошедшая
группа
редакции
сотрудников
журнала
«Жизнь»
с
его
редактором
Поссе,
но
впере д и
всех
шел
ориг ина льны й
человек
в
чер ной
ш и рокой
суконной
рубахе,
в ысо кий,
худой,
с
длинными
густыми
волосами
до
плеч,
с
блед­
313

ным
лицом
и
го луб ыми,
светящимися,
глубоко
сидя­
щими
зам еч ате льны ми
глазами.
—
Горьки й!
— послышалось
в
невнятном,
приглу­
шенном
говоре
как
бы
очнувшейся
тол пы.
Горький
выпрямился
во
в есь
с вой
рост
и,
быстро
окинув
зал
зорким,
памятливым,
смекалистым
взг л ядом
«простолюдина», уверенно
и
прямо,
легкими
шагами
мускулистого
человека
направился
к
Михайловскому,
как
бы
поджидавшему
его.
Тол па
почтительно
расступилась,
и
он и,
как
два
ры­
цар я,
с
достоинством
встретились.
Встреча
вышла
церемониальная,
как
на
сцене:
ес ли
один
в
непроницае­
мой
броне,
то
и
другой
—
в
к ольчу ге,
не
с
открытой
грудью
встретились
эти
два
влиятельных
чел овек а
ра з­
личных
политических
в оззр ени й,
из
кот оры х
одн о
уже
падал о ,
а
другое
быстро
поднималось.
Они
обменялись
официальным
рукопожатием,
несколькими
тихими
сло­
вами—
и
разошлись.
Так
произошло
первое
появление
Горького
в
хол од­
ном,
замкнутом
кругу
бо льшой
литературы
каменного
Петербурга.
На
эс тр аде
молодая
поэтесса
декламировала
с вои
ст ихи,
в
которых
закл юч ал ись
вс ем
понятные
наме ки
на
готовящуюся
демонстрацию
молодежи
по
поводу
«отлу­
чения»
Толстого:
Лес
рубят!
М олодой,
зел еный
ле с!
—
с
чувством
звучал
ее
голо с.
Писатель
Пешехонов
выступил
с
докладом
«О Тол­
ст ом
и
молодежи», о
на ст упа ющем
замечательном
мо­
менте
в
жизни
русского
о бще ства,
о
надвигающемся
небывалом
подъеме
его
сил.
Настроение
публики
пос те пен но
повышалось.
Пе ше-
хонова
сменил
другой
оратор,
другого
—
трет ий .
Р ечи
полились
рек ой.
Еще
задолго
до
ко нца
пу бл ичных
речей
в
бо льшом
эстрадном
зале
—
в
малом
начался
интимный
писатель­
ский
ужин
для
избранных,
в
числе
которых
б ыли
и
мы;
ужин
со сто ял ся,
собственно,
в
честь
приезда
Горь кого.
Прив етст вов ал и
его
появление
в
П ете рб урге
в
такой
исключительный
и
тревожный
момент,
отдавали
д олж­
319

ное
его
литературному
таланту.
Говорили
о
России,
о
начинающейся
но вой
эпохе.
Горь ки й
ответил
оче нь
скромно
и
коротко:
—
На
безрыбье
и
рак
ры ба!
На
безлюдье
и
Фома
дворянин!
Несколько
дней
после
это го
веч ера
Горький
ходил
с
чрезвычайно
мрачным
и
печальным
лицом ,
что
бывало
с
ним
ред ко.
Ходили
с лухи,
что
молодежи
предстояло
стать
же ртв ой
кров ав ых
р еп рес сий.
По-видимому,
именно
в
это
время
Горьким
был о
на писа но
стихотворение
«Буре­
вестник».
В
Петербурге
первая
постановка
пьесы
Горького
ож идал ась
публикой
с
большим
интересом
и
всеобщим
вол нение м.
Внезапный
приезд
Горького
сильно
обеспокоил
жан ­
дармские
сферы:
к
Горькому
бы ло
отношение,
как
к
революционеру,
имевшему
огромное
влияние
на
массы.
Бы ли
при н яты
мер ы
не
только
для
предупреждения
«беспорядков»
в
город е,
но
и
в
театре
во
время
пред­
ставления
пьесы.
Большого
труда
стоило
руководите­
лям
театра
отстоять
постановку
ее.
Зато
вместо
биле­
теров
театр а
поставлены
были
переодетые
городовые
и,
кроме
т ог о , «на случай беспорядков в театре»
спря­
тан
был
целый
взвод
городовых
под
с це ной.
При
таких
предупредительных
мерах
состоялась
п остан овк а
«Ме ­
щан»
в
чрезвычайно
острый
момент,
в
весьма
накален­
ной
атмосфере.
Ди ре кция
прислала
Го рьком у
би лет
в
ложу
и
пригла­
ш ение
пос ле
спектакля
на
уж ин
и
встречу
с
ар ти стами
театра
в
о тде льном
кабинете
ресторана
Палкина.
Авт ор
пьесы
тоже
бе спок оил ся
за.
б лаго получн ы й
исход
постановки.
Гастроли
Художественного
театра
происходили
в
не­
большом
театре
Су во рина.
В
теа тр
пришл а
фешенебельная,
чопорная
публика
премьеры,
придворная
аристократия,
вы сшее
чинов­
ничье
мещанство,
которое
трудно
б ыло
выве с ти
из
ле дя­
ного
равнодушия.
Первые
сцены
серой,
мещанской
жизни
публика
приняла
с
подозрительной
холодностью.
Пьеса
у да ряла
320

не
в
бровь,
а
в
гл аз
сл ушат е лей.
Являлось
опасение
за
пьесу,
бичующую
именно
собравшуюся
публику.
Но
вот
вышел
на
сцену
Баранов,
исп олня вш ий
роль
певчего
Тетерева.
Его
мощная,
взбудораженная
фигура,
произносившая
гр ом овые
речи,
в
ко торы е
автор
вложил
свои
излюбленные
мысли,
и
потрясающий,
необыкно­
венной
силы
бас
спасли
пол оже ние.
Публика
бы ла
ошарашена
поя вле ние м
на
сц ене
на­
стоящего,
живого
певчего.
Ей
показалось,
что
это
новый
Сальвини
или
второй
Шал я пин
в
драме.
К
П алк ину
было
идти
недалеко.
Я
по шел
туда
с
группой
актеров.
Баранов
был
в
длинной
лисьей
шубе.
—
Шу ба- то
богатая
какая!
—
шути ли
над
ним.
—
Д-да-а!.. — грудной
октавой
рычал
он.
—
Содер­
жание
п рили чное
п олучаю
—
сто
р»ублей
да
в
хоре
пять­
десят. ..
Жи ть
можно,
только
не
в
этом
дело :
на
ду ше
тяже ло!
—
П оче му?
Ве дь,
кажется,
ус пех
и
де ньги ?
—
Э,
что
э тот
успех?
Ве дь
у
ме ня
данные
для
ге­
ниального
артиста!
Недавно
с
Шал япи ным
в
трактире
чуть
не
подрались.
Сцепились,
как
два
буйвола.
Он-то
здоров,
да
и
я
тоже.
Как
эдаких
разнять?
Отшвырнем
всякого!..
Он
ге ний,
а
я-то
неш то
хуже
е го?
Станислав­
ский
и
Н емиро вич
не
сог ласны
с
мои м
толкованием
ро­
лей,
п отому
и
затирают.
За к ул исные
дрязги!
Не
мог у
выносить,
к огда
унижают
че лове ка! «Человек
—
это
звучит
гордо!» — говорит
Максимыч.
«Если кто унизит
тебя
—
опр -р ок инь
гор-ру
на
гол ову
ег о !» Хорошие сло­
ва
у
Ма к сим ыча.
Подарил
мне
сво ю
кн игу
с
надписью:
«Гуди вовсю,
доброгласная
тру ба
г осп одн я!»
В идно
б ыло,
что
у
Баранова
р азви вается
мания
в ел ичия.
В
отдельном
каби н ете
был
накрыт
сто л
на
двадцат ь
п ять
пер со н.
Приглашенные
быстро
стек али сь,
на кон ец
приехал
Гор ьк ий
вместе
с
Н емир ович ем
и
Станислав­
ским.
Но
тут
произошел
любопытный
инцидент:
ш вейцар
отказался
впустить
на
лестницу
Горького,
ссылаясь
на
то,
что
в
таких
костюмах,
как
у
него,
пу ск ать
«не ве­
лено».
По з вали
директора
гостиницы,
но
и
директор
подтвердил,
что
действ ител ь но
получено
рас поря жен ие
321

градоначальства
не
допускать
людей
в
простонародной
одежде,
даже
в
отдельные
кабинеты.
Мы
в сей
толп ой
стояли
в
вестибюле
и
тщетно
стара­
л ись
убедить
ег о,
что
нах о дящи йся
среди
нас
человек
в
рабочей
блузе
есть
не
кто
иной,
как
знаменитый
писа­
тель
Г орьк ий.
Директор
сам
это
знал
и
только
поэт ом у
оказался
неумолимым.
При
п оп ытке
собраться
в
со­
седнем
ресторане
повторилось
то
же
само е.
Як обы
и з-за
к ос тюма
Горького
ужи н
не
состоялся,
и
мы
все
разъе ­
хались
в
отвратительном
настроении.
Наутро
все
газеты
были
полны
дифирамбов
новому
выдающемуся
таланту,
и
никто
не
зн ал,
как
удался
ре-
жиссерахМ
нео быкно венный
трюк:
выпустить
на
сцену
«никакого»
артиста,
а
действительно
московского
пе в­
че го
с
в ыд ающим ся
голос ом .
Необычайный
ус пех
роли,
написанной
для
Баранова,
как
для
громкоговорителя,
свел
его
с
ума.
Певчий
серь езно
вооб рази л
себ я
ген ие м,
в
тр уппе
начал
де р­
жаться
высокомерно,
в
жиз ни
продолжая
с вою
роль:
от
п рост ака
Баранова
ничего
не
осталось.
Вместо
него
существовал
вымышленный
Г орьк им
и
во пл ощ енный
ус или ями
режиссеров
певчий
Тет ер ев,
и зр ек ающий
всю ­
ду
и
всегда
написанные
для
него
монологи:
Баранов
на
всю
жизнь
перевоплотился
в
Тетер ев а,
что
уже
похо­
ди ло
на
обыкновенное
сумасшествие.
В
это
именно
время
Г орьк ий
говорил
о
не м: «Был
у
меня
Баранов,
нес
че пу ху.
Слушал
я,
гляд ел
и
думал:
человек
это
или
олоферна
пол ос атая ».
Говорили,
что
на
репетициях
Баранов
«поучал»
самого
Немировича,
вы зывая
смех
всей
т ру ппы.
Нако­
нец
ему
р азъяс нил и,
что,
кроме
роли
Тетерева
и
выход­
ных
ролей,
он
ничего
игра ть
не
может.
Злополучный
бас
ус троил
скандал
и
з апил
так,
что
очутился
на
«Хитров -
к е».
Погубившая
Баранова
роль
так
на
нег о
повлияла,
что
он,
не
поднявшись
боль ше ,
так
и
ост алс я
«на дне».
Через
много
лет,
а
именно
в
восемнадцатом
году,
в
городском
театре
города
С ама ры,
где
я
присутствовал
на
репетиции
моей
пь есы,
послышался
где-то
у
входа
в
зал
чудо ви щны й,
литавроподобный
бас,
с
кем-то
как
будто
споривший,
и,
наконец,
из-за
кулис
на
сиену
выш ла
исхудалая
фигура
в
жив опис ны х
лохмотьях,
с
копной
сед еющ их
волос,
с
испитым,
длинным
лицом,
в
глу­
322

боких
морщинах,
и,
протягивая
ко
мне
обе
руки,
члено­
раздельно
и
театрально
загрохотала
потрясающей
ок та­
вой :
—
Помогите...
артисту...
Мо ск ов с-ка-ва. ..
Худо-
жественнава...
теа тр-ра .. .
Бар-ра-нову!
4 марта на Невском произошла грандиозная демон­
ст ра ция,
еще
небывалая
по
размерам.
Вся
молодежь
всех
высших
уче бны х
заведени й
за­
прудила
Невский
и
пл о щадь
Казанского
собора.
На
этот
раз
в
уличной
демонстрации
участвовала
не
толь­
ко
и нт еллиг енция ,
но
и
рабочие,
по ка
еще
в
меньшин­
стве.
На
ступенях
Казанского
собора
чуть
ли
не
в пе рвые
в
России
взвилось
красное
знамя
с
на дпи с ью: «Долой
самодержавие!»
И
все
это
началось
с
того,
что
ком у- то
зачем - то
вздумалось
отлучить
Толстого
от
церкви,
от
которой
он
сам
д авно
уже
«отлучился»,
но
этим
бы ло
нанесено
оскорбление
в сей
стране,
сделавшейся
ч рез выч айно
ч ув ствит ел ьной
и
склонной
к
в озмущ ени ю.
Ощущалось
накопление
горю че го
материала,
страна
как
бы
требо­
ва ла
не
только
«будирующей»
литературы
от
писате­
л ей,
но
и
революционных
пос туп ков
от
революционе­
ров .
Не
в
од них
сту ден тах
б ыло
дело:
за
экспансивной,
негодующей
молодежью
ст ояла
пробуждающаяся
Рос­
сия,
что- то
на зр евало
в
ней
посерьезнее
интеллигентско-
студенческих
демонстраций;
организовывались
рабочие,
з ашевел ился
мужик.
С
демонстрацией
расправились
жестоко.
Невский
очищали
при
помощи
казачьих
войск.
Все
вы сшие
уче б­
ные
заведения
бы ли
з акры ты
до
конца
учебного
год а,
затем
последовали
массовые
аресты
и
высылки
в
места
столь
и
не
столь
отдаленные.
На
друг ой
день
после
уча стия
з
демонстрации
я
уеха л
обратно
в
Н ижний,
а
Горький,
все
еще
озабоченный
и
мрачный,
ос талс я
на
некоторое
время
в
Петербурге.
VI
Когда
я
прие ха л
в
Нижний,
тихая
зимняя
жизнь
старорус ск ого
приволжского
города
была
нарушена
по явле ние м
большого
количества
студенческой
моло­
323

дежи,
в ысланно й
с юда
и
наэлектризованной
только
что
пер ежит ым и
со б ыти ями.
Студенты
бы ли
ге роям и
дня,
возбуждая
всеобщее
сочувствие.
Они
волновались
и
здесь,
тор жес т вуя
и
то л­
пами
расх ажив ая
по
улицам,
каждый
вечер
устраивая
вечеринки
с
пением
студенческих
песен,
с
речами
и
де­
батами:
намеревались
что-то
учи ни ть
в
Ниж нем ,
но
ждали
Г орьк ого.
Он
приехал
в
конце
марта,
когда
уже
началась
ростепель,
солн це
светило
по-весеннему,
а
по
улицам
бежали
ручьи.
Студенты
ежедневно
собирались
к
Г орь кому,
кучей
сидели,
о бле пив
его,
как
мухи,
чре з­
выча йно
довольные
близким
общением
с
п исат ел ем,
а
он
гово ри л
с
ними
тепло
и
сердечно,
как
только
Горь кий
умел
это
делать.
Молодежь
н адеял ась
прив леч ь
его
к
устройству
в
Нижне м
новой
ул ич ной
демонстрации,
она
горе ла
желан и ем
«пострадать» .
Го рький
же
почему-то
медлил
с
разрешением
ей
э того
ее
желания,
и
так
не замет но
прошло
время
до
апреля.
Нак о нец,
он
предложил
устроить
легальное
собра­
ние
с
участием
«отцов города», разрешение же на это
собрание
обещал
выхлопотать
лично.
—
Пусть
это
собрание
и
решит
большинством
голо­
сов :
быть
ул ичн ой
демонстрации
или
не
бы ть,
—
заявил
студентам
Г орьки й.
Потол ков ав ,
они
согласились
от ложи ть
демонстра­
цию
до
собрания,
которое
предполагалось
устроить
на
ближайших
днях
в
городской
думе.
—
Это
бы ло
пер вое
«народное собрание»
в
Рос с ии,
со сто я вшееся
с
разрешения
на чал ьст ва,
—
го во рил
по­
том
Горьк ий .
«Отцы города», конечно,
гов ори ли
«благоразумные»
реч и.
Председательствовал
бородатый
студент.
За
п р едсе дател ь ским
с толом
в
числе
почетных
лиц
сидел
Горьк ий .
Он
высказался
пос ле
всех,
и
р ечь
его
с ос тояла
всего
из
нескольких
слов:
—
Демонстрации
не
нуж но
устраивать
по
той
про­
ст ой
причине,
что
она
уже
с ост оялас ь
—
зде сь!
Это
озадачило
молодежь.
В
пользу
у лич ной
демон­
страции
ни кто
не
решился
говорить
пос ле
Горького.
Го­
лосовали
и
большинством
голосов
пос та нов или
демон­
страции
не
устраивать.
С
тем
и
разошлись.
324

После
со бра ния
Горького
арес тов али
и
посадили
в
Н иж егород ск ую
тюрьму
вместе
с
двадцатью
двумя
«со­
об щни ка ми», большинство которых состояло из студен­
т ов;
был
в
том
числе
аре стов ан
старший
бр ат
Якова
Свердлова,
юн оша
Зиновий
Свердлов,
один
рабочий
и
два
интеллигента
из
зем ск ой
управы.
Пиш у щего
эти
строки
то же
после
без резул ь татн ог о
обыска
препроводили
в
тюрьму.
Непосредственной
при­
чиной
арестов
б ыло
телеграфное
распоряжение
из
Пе­
тербурга.
Тюрьма
бы ла
ста рая,
веко ва я
и
п оходи ла
на
с к азоч­
ный
замок
с
четы рьмя
круглым и
башнями
по
углам.
Обнесенная
белой
каменной
с те ной,
она
тогда
стояла
за
город ом.
Меня
п осад или
в
одну
из
четырех
у гл овых
башен
—
на
дно
круглого
каменного
колодца
с
маленьким
око­
шечком
в
ви де
уз кой
щели
на
высот е
около
дв ух
саж ен
от
пола.
Горький
был
посажен
в
другую
так ую
же
башню.
К
о боим
нам
применялся
оче нь
суровый
режим.
Через
четыре
дня
меня
перевели
во
второй
эта ж
тюрьмы,
в
боль ш ую
гря зну ю
камеру
с
не скольк им и
нарами,
служив­
шую ,
по-видимому,
для
заключения
уголовных.
Близко
от
моего
окна
бы ло
окно
Горького,
ко торы й
одновременно
со
мно й
был
переведен
из
башни
в
обык­
новенную
камеру.
Мы
видели
друг
друга
и
разговаривали,
к огда
од ин
вых од ил
на
прогулку,
происходившую
под
окнами
во
дворе
тюрьмы,
а
др угой
стоял
у
ок на
сво ей
ка м еры.
Остальные
сидели
в
соседних
камерах,
и
так им
об ра­
зом
каждый
из
нас
во
время
прогулки
мог
видеть
своих
това рище й,
сидевших
за
желе зн ой
решеткой.
Иногда
в
лунные
весенние
ночи,
ко гда
никому
не
хо­
телось
спать ,
мы
все
стояли,
ра ск рыв
настежь
ок на,
каждый
у
своей
решетки,
и
разговаривали
по
нескольку
часов.
Г орьк ий
был
центром
внима ния
и
привлекал
сим па­
тии
всей
тю рь мы,
включая
даже
тюремное
начальство.
Временным
начальником
тюрьмы
был
интеллигентный
чел о век
—
по кло нник
талан та
Горького.
Он
делал
для
нас
всевозможные
поблажки,
чт обы
об ле гчить
нам
наше
положение.
Как
раз
в
это
вре мя,
когд а
Горький
сидел
325

в
круглой
башне
Нижегородской
т юрь мы,
в
«Жизни»
появился
«Буревестник», «черной молнии подобный»,
промчавшийся
над
Россией,
как
громов ой
раскат.
Жу р­
нал
тотчас
же
за к рыли
—
не
только
за
это
сти хотв оре ­
ние.
Тем
не
м енее
голос
поэта,
заключенного
в
башне,
прозвучал
оттуда
на
всю
страну
с
большей
с илой,
чем
если
бы
Г орький
о ставал ся
на
свободе.
Арест
любимца
трудящихся
масс
и
трудовой
инт ел лиге нции
взво лно вал
буквально
всю
страну
и
даж е
вызвал
беспокойство
за
границей
за
его
жизнь;
п осып ались
те ле гр аммы
и
пети­
ции
от
европейских
писателей
в
адрес
русского
прави­
тел ь ств а: «Не казните Горького».
Когда
меня
вызвали
в
тюр емн ую
канцелярию
на
до­
прос,
то
предъявили
обвинение
в
соучастии
по
пропа­
ганд е
сре ди
рабочих
вместе
с
рабочим
ма лярн ого
цеха
Алексеем
Пешковым.
—
Да
ведь
это
Максим
Горький!—возразил
я,
на
что
мне
с ухо
отвечали:
—
По
документам
мы
знаем
только
рабоче г о
Пе ш­
кова,
по
нашим
сведениям
—
рецидивиста.
Меня
с прос или
од наж ды
вскользь,
не
приво зил
ли
я
из
Пе терб ур га
эдакую
вс ем
дозволенную
штучку,
на­
зыва е мую
«мимеографом»?
—
Че рт
зн ает,
что
такое!
—
ворчал
Горький,
возвра­
тясь
с
допро са
в
одн у
из
лунных
в есенних
ночей,
когда
мы
все
ве ли
»у наших окон обычный «н очн ой»
раз­
говор.
—
В
третий
раз
в
тюрьме
си жу
—
никогда
не
встречал
такого
отн оше н ия!
В
тюрьме
мы
не воль но
соприкоснулись
с
миром
«от ­
ве р женных », с обитателями «м е рт вог о
д ома »: раз попав
туда,
человек
погибал
навсегда.
Каждый
день
в
щелку
двери
мо ей
и
его
камеры
сы­
пались
безграмотные
зап иск и
с
п рос ьбой
о
покупке
та­
ба ку,
ко торы й
не
разрешено
было
иметь
уг ол овн ым.
Однажды
я
п олучи л
особо
униженную
з апис ку
о
табаке,
заключавшуюся
сл о ва ми: «Пожалейте меня,
бе д­
ного
сир отк у !» К записке был приложен подарок
—
ко­
стяная
ручка
для
пе ра,
сделанная
в
форме
мертвой
человеческой
.руки.
Рука
б ыла
вырезана,
по-види­
мому,
простым
складным
ножом,
но
с
поразительным
искусством:
чувствовалось,
что
это
непременно
мертвая
рука.
326

Я
по казал
подарок
Г орьк ому,
и
он,
найдя
в
этой
ра­
боте
п р изнаки
скульптурного
ма стерс тв а,
посоветовал
мне
по ви дать ся
с
автором
записки,
потом
передать
в пе­
чатление:
что
за
человек?
На
прогулке
я
сп рос ил
знакомых
арестантов.
—
А,
это
Мо гила !
—
ответили
мне
с
грубы м
см е­
хом.—
Он
по
ограблению
могил,
каторжник.
Ничего
в
нем
нет
для
вас
интересного,
прос то
дурак.
Верит
в
не­
чис тую
силу,
в
привид ения ,
а
сам
любит
могилы
разры­
в ать,
и
ес ли
есть
у
покойников
на
пальцах
пе рст ни,
то
прямо
так
с
пальцами
и
отруб ит !
—
И
ведь
ч е стным
был
человеком
всю
жизнь,
лодоч­
ником,
что
ли,
служил,
а
как
утонула
у
него
жен а
с
двумя
детьми,
так
«это»
с
ним
и
началось.
Какое-то
дурацкое
любопытство
к
покойникам.
—
А
ну,
поз о вите
ег о.
—
Могила!—закричало
сра зу
несколько
голосов.
Через
минуту
передо
мной
стоял
красивый
атл ет
с
черными,
смолистыми
усами,
падавшими
ему
на
плечи.
Это
б ыла
мо лоде ц кая
фигура
в
холщ овой
рубахе
с
от­
к рытым
воротом,
обнажавшим
волосатую
грудь,
с
ма­
ленькой
арестантской
шап очк ой
на
бритой
голо ве ,
в
ножных
з венящ их
кандалах.
—
Вот
так
сиротинка!—удивился
я,
озирая
его
фи­
гуру,
сло вно
сорвавшуюся
с
пол от на
Ре пина
«Запо ­
р ожцы ».
«Сиротинка»
отв е тил
лошадиным
ржа ние м
вместо
сме­
ха.
Я
попробовал
б ыло
поговорить
с
ним
о
том,
за
что
он
сидит
в
тюрьме,
но
Могил а
отвечал
тупо,
с
видимым
нежеланием
распространяться
и
только
повторял,
отво­
дя
гла за
в
сторону:
—
Все
ра вно
в
каторгу
пойду,
а
этого
дела
не
бро­
шу!
В
ка торг у
мне
и
дорога!
—О
св оем
таланте
ск уль­
птора
отозвался
пренебрежительно:
—
Так
себе,
балов­
ств о,
от
нечего
делать.
А
за
табак
благодарим!
После
меня
разговаривал
с
ним
Горь кий ,
и
т оже
безрезультатно:
человек
осужден
в
каторгу,
а
тут
к
не­
му
«с пустяками пристают!» Горькому он кратко и мрач ­
но
рас ска зал
о
своем
действительном
сиротстве:
о
тра­
гической
гибели
жен ы
и
детей.
Был
май
мес яц,
весна
в
разгаре.
Всюду
слышалось
пени е,
д аже
пт ицы
чирикали.
Но
нигде
весной
не
поют
327

люди
с
такой
охотой,
как
в
тюрьме,
в
особенности
под
вечер,
когда
наступает
вечерняя
прохлада.
Я
то же
пел
каждый
вечер,
с тоя
на
подоконнике
своего
раскрытого
окна
и
де ржа сь
руками
за
железную
решетку.
Пел
те
романсы
и
песни,
в
которых
говорится
о
тю рьме .
Пение
б ыло
слышно
в
горо де ,
и
оттуда
на
д ар овые
концерты
каждый
день
со би ралась
толпа
слушателей.
Концерты
мои
вошли
в
обычай,
развлекая
не
только
мо их
товарищей.
Но
вот
од нажд ы,
как
бы
в
ответ
на
мое
пение,
из
подвального
э тажа
т юрь мы,
где
сидели
у гол овные ,
за­
звучал
красивый,
сильный
и
обширный
бас,
певший:
Не
ш уми
ты,
мати
зелена-дубравушка,
Не
мешай
мне ,
молодцу,
думу
думати,
Что
заутра
мне,
до бру
мо лод цу,
на
допрос
идт и,
Перед
грозного
судью,
самого
царя.
Невидимый
певец
пел
эту
разбойничью
песню
оче нь
хорошо.
Мр ачн ым
спокойствием
п роз вуч али
по след ние
слова
«судьи»:
Я
за
то
теб я,
детинушка,
пожалую
Сре ди
п оля
хо рома ми
высокими,
Что
двумя
ли
столбами
с
п ерек лад ин ой!
—
Кто
это
поет?
—спросил
Горький.
—
Наш
уголовный
певец!—отвечали
снизу.
—
Та­
тарин
Бадиуллин!
На
другой
де нь
я
на
прогулке
познакомился
с
ним:
это
был
юн оша
двадцати
одного
года,
красавец,
высо­
к ого
роста,
с
гус ты ми
кудрями
золотистого
цвета,
отпу­
щенными
до
плеч.
У
него
бы ло
прия тно е
лицо
с
неж ной,
как
у
девушки,
кожей,
голубые
глаза,
го вор ил
по-русски
без
акцента.
—
За
что
вы
си ди те?
—
За
разбой!
—
последовал
неожиданный
ответ.
—
Давно?
•—
У
нег о
уже
пятая
о тси дка,
—
пояснили
товари­
щи.
—
Он
под ол гу
не
гуляет.
Только
выпустят
—
н
уж
о пять
ведут!
—
Ро ст
у
меня
заметный
и
еще
волосы!.,
улыбаясь,
сказал
Бадиуллин:
—
Через
это
приметен
по лиции.
328

■—
А
не
лучше
ли
вам
бросить
разбой?..
Я
ста л
гов орит ь
о
его
выдающемся
голосе,
что
ему ,
если
п оуч итьс я,
м ожно
сделаться
опе рны м
певцом.
Разбойник
слушал
меня
с
и рони чес кой
улыбкой.
—
А
как
же
документы?
—
в озра зил
он.
Ра зда лся
у дар
в
тю ремн ый
колокол,
и,
голов ой
вы­
ше
всей
толпы,
он
исчез
вместе
с
не ю,
сп уск аясь
в
п од­
земные
к азе маты
острога,
где
когда-то
пытали
заклю­
ченных.
Г орьки й
следил
за
этим
разговором
из-за
жел езно й
решетки
своего
окна
и
потом
сказ ал
мне:
—
Нет
уж,
ес ли
в
пятый
раз
си дит , . значит
давно
лишен
всех
прав ...
Ничего
не
поделаешь!
Воскресить
этих
людей
можно
бу дет
раз ве
тол ько
после
революции!
Выходя
на
прогулку,
он
прежде
всего
здоровался
за
руку
с
вооруженными
ч ас о выми . «Преступник»
и
тюрем­
ная
стра жа
мирно
усаживались
на
тр авке,
по к рывавш ей
весь
тюремный
двор,
друж ел юб но
беседуя.
Тут
же
са­
дился
сопровождавший
надзиратель.
Ост ор о жно,
од ин
за
другим,
подходили
уго ло вные ,
в есь
день
проводившие
на
другой
стороне
двора,
и
Горь ки й
всегда
им
что-то
р ассказ ыв ал
с
обы чн ым
сво им
мастерством,
убедитель­
ностью
и
юмором.
Бы ла
какая - то
особенная
привлекательность
в
э том
человеке:
не
про шло
и
недели,
как
часовые,
надзира­
тели,
уголовные
и
да же
начальник
тюрьмы
и
два
по­
мощника
его
бы ли
очарованы
необыкновенным
ар естан­
том .
В
тюрьме
он
просидел
только
месяц,
но
и
за
это
вре­
мя
«что-т о
в
груди »
дал о
знать
о
себе:
здоровье
пошат­
нулос ь .
Горького
перевел и
под
до м ашний
арест.
Чер ез
несколько
дн ей
после
того,
как
был
освобож­
ден
Г орьки й,
оставшихся
студентов,
земцев
и
раб оче го
п озв али
в
контору,
откуда
они
яви лис ь
пр ямо
к
моему
окн у.
—
Прощайте!
—
кричали
мне
студенты
сн изу,
со
д вора
тюрьмы.—
Нас
сего д ня
выпускают
на
с во боду!
Напи шите
стишок
на
память!
—
А
меня
—
в
ссылку,
—
спокойно
добавил
рабочий.
Я
написал
и
бросил
им
в
окно
«Прощальное слово»,
коротенькое
стихотворение,
положенное
впоследствии
композитором
Слон ов ым
на
ноты
для
пения.
С
этим
329

оригинальным
«романсом»
впоследствии
ч асто
выступал
Шаляпин.
Вскоре
мне
пришл ос ь
познакомиться
с
«аристокра ­
том»
уг ол овн ых,
с
«самим Никитиным», знаменитым
вором.
О
Ник ит ине
уголовные
говорили
почтительно,
как
о
человеке
совсем
другого
масштаба,
чем
он и.
Никитин,
пЪ
их
рассказам,
был
специалистом
по
час ти
«дерзких
краж»
и
«работал»
всегд а
о дин.
Еще
незадолго
до
своего
ареста,
среди
бела
дня,
в
воскресенье,
он
ограбил
ю ве­
лир ный
магазин
на
главной
улице
города:
оделся
ст е­
кольщиком
и
на
гл азах
гуляющей
по
тротуару
празд­
ничной
п уб лики
вырезал
алмазом
зе р кал ьное
стекло
окна,
вл ез,
за брал
все
драгоценности
в
корзину,
потом,
не
торопясь,
вы лез
и
опять
вставил
стекло.
Арестанты
рассказывали
об
этой
«работе»
с
во схи ще нием. ч
Незадолго
до
мое й
встречи
с
ним
он
убежал
бы ло
из
тюрьмы,
но
сам
воротился
при
следующих
об с тоя­
тельствах.
Зад умали
они
бежать
вдвоем
с
товарищем
и,
как
всегда
у
Ники тина ,
сделали
это
днем,
когда
все
уголовные
был и
на
тюремном
дворе,
а
около
тюрьмы,
за
город ом
пр огули в ала сь
гор одск ая
мещанская
пуб­
лика:
кругом
б ыло
люд но,
шумно,
был
пр а зд ничный
день.
Вн утри
двор а,
п ри мыкая
к
стене,
стояла
каменная
сторожка
для
час овы х,
с
растворенной
настежь
дверью.
Двер ь
прилегала
к
стене.
Встать
на
скобу
двери,
со
ск о­
бы
—
на
дверь
ничего
не
с тои ло.
По лез
снач ала
товах.
рищ
Ни кит ина,
потом
он,
и
оба
спрыгнули
за
стену
с
двухсаженной
высоты.
Никитин
сделал
это,
а
тов ари щ
вывихнул
ногу.
Тем
не
менее
они
ушли
ки л ометра
за
два,
до
земляного
вала,
где
и
сели.
Дальше
идти
товарищ
не
мо г.
Тогда
Н ики тин
вместе
с
ним
вор оти лся
в
тюрьму,
так
как
не
хотел
бежать,
по кинув
товарища.
Это
было
о со­
бо е,
арестантское
благородство.
Арестанты
с ообщи ли
мне,
что
Ни ки тин,
сидящий
в
одиночке,
желает
со
мной
по гов ор ить
на
прогулке.
Я
согласился.
Свидание
это
б ыло
устроено
уголовными
при
до­
вольно
таинственной
обстановке:
часовые
и
надзиратели
куда -то
ис че зли
с
тюремного
двора,
уголовные
тоже
—
в есь
дв ор
опустел.
Я
ходил
несколько
минут
по
зе мля­
н ому
тротуару,
ус троен ном у
в доль
в ну тре нней
сторо­
330

ны
тюремной
стены,
удивленный
внез апно й
ти ш иной
и
как
бы
безлюдием
тюрьмы,
в
обыкновенное
время
ки­
певшей
голосами,
пением
и
«играми»
уголо в ных .
Наконец,
из-за
у гла
тюрьмы
по казал ась
фигура
аре­
станта
в
обычном
холщовом
костюме
и
маленькой
ша­
п очке.
Он
быстро
подошел
ко
мне
и,
п ротяг ив ая
руку,
отрекомендовался:
—
Ник ити н!
Это
был
юноша
лет
двадцати
пя ти,
небольшого
ро­
ста,
смуглый
брюнет,
с
маленькими
черными
усиками,
к р асивый,
с
ка р ими,
блестящими
глазами.
В
этих
гла­
зах
бы ло
что-то
особе н ное :
что
им енн о,
я
сраз у
опреде­
лить
не
мог,
но
несомненно
это
бы ли
воровские
глаза,
быстрые,
бегающие,
настороженные,
полные
жизни,
мо­
гущие
бы ть
дерзкими,
но
не
дерзкие,
а
даж е
как
будто
печальные
—
замечательные
глаза.
Заговорил
он
не ож иданно
тихим,
печальным
го ло­
сом ;
нельзя
бы ло
и
подумать,
что
эт от
с
вид у
скромный,
симпатичный
юно ша
и
е сть
знам ен иты й
на
всю
Россию
де рзки й
в ор,
од но
появление
которого
на
свободе
по д­
нимает
на
ноги
п ол ицию.
Мы
пошли
рядом
по
тр отуа ру
вдоль
стены
и
до лго
ход или
так
взад
и
вперед,
разговаривая.
До
самого
кон­
ца
разговора
ни кто
не
появлялся
на
тюремном
дворе.
Ник итин
приступил
прямо
к
делу.
—
Видите
ли,
—
заговорил
он
робко
и
печально,
—
я
сейчас
скажу,
о
чем
мне
хочется
с
вами
пог овори ть .
Я,
как
вы
зн аете,
известный
вор,
моя
специальность
—
де рз кие
кражи.
Я
и
сейчас,
с идя
в
тюрьме,
уже
разра­
ботал
план
ограбления
кафедрального
собора
здесь,—
до бав ил
он
еще
скромнее
и
застенчивее,
о пу ская
глаза
в
землю
и
как
бы
слегка
ко нфу зя сь,
—
но,
видите
ли,
когда
мне
пришлось
два
г ода
просидеть
в
одиночке,
в
Пе тербург ск ой
тю рьме ,
я
много
читал
и
очень
много
думал...
Вы
знаете .. .
как
получается
профессиональный
вор ?
Это
—
с лучай н ость,
так
сл ожит ся
жизнь,
а
потом
вам
уж
нет
выхода
из
заколдованного
круга,
вы
—
как
затравленный
зв ерь.
До лго
рассказывать,
почему
я
сдел ал ся
вором,
но,
клянусь,
я
не
хотел
б ыть
им!
А
теперь,
когда
круг
над
мо ей
головой
давно
зам к­
нулся,
я
совершаю
кражи,
иногда
очень
крупные,
вовсе

не
и з-за
к оры сти
—
деньгами
я
не
дорожу,
но
я
мщу
общ ес тву!
Понимаете
вы
меня?
Я
мщу!
Я
л юблю
не
только
украсть,
но
еще
и
посмеяться,
п о издева ть ся,
оставить
какую-нибудь
юм ор истич еску ю
записку
за
мо ей
подпись ю,
да
и
самую
кражу
сделать
как -ни будь
по­
остроумней,
что бы
«они»
по ч увст во вали
се бя
одурачен­
ными,
чтобы
зна ли,
что
я
смеюсь
над
ним и,
над
все й
их
ж изнь ю,
их
лицемерием,
над
их
порядками,
полицией,
по пами
и
соборами!
Я
мщу!
Но,
видите
ли,
после
т ого
как
я
два
г ода
просидел
в
одиночке
и
все
думал,
теперь
моя
п режн яя
жи знь
меня
не
удовлетворяет.
В едь
это
же
не
достигает
цели.
Это,
что
называется,
паллиативы!
Я
хоте л
бы
мстить
иначе:
разумнее,
вернее.
Никитин
в
нерешительности
остановился,
п отуп ил
гла за,
покраснел.
—
Как
же?—спросил
я,
внимательно
с лушая .
Никитин
совсем
сконфузился
и
прошептал
ти хо
и
застенчиво:
—
Я
хотел
бы
пер ейт и
на
политическое!
Я
не
сдержал
невольной
улыбки.
—
Разве
это
смешно?
—
чуть-чуть
обидевшись,
про­
должал
он,
укоризненно
вс кину в
на
меня
своими
горя­
чими
гла за ми.
—
Разве
я
не
мог
бы
при нос ить
пользу
вам
всем...
ну,
хо ть
при
переправе
литературы
из-за
грани­
цы?
Ве дь
я
знаю,
как
это
делае тся
у
вас
неумело,
сколь­
ко
про ва ливае т ся
литературы
и
гибнет
хо ро ших
людей,
а
у
меня
бы
не
было
провалов,
я
бы
каждую
пр о кла­
мацию
губернатору
на
спину
наклеил,
и
он
долго
бы
ход ил
с
нею!
Ве дь
это
такие
пустяки!
—
презрительно
пожав
плечами,
закончил
знам ени т ый
вор.
—
Чего
же
вы,
собственно,
от
ме ня
хоти те?
•—
А
вот
чего:
очень
не мно го го—я
на
д нях
выхожу
на
св об оду
и
хоч у
пре дло жит ь
св ои
ус луги
революционе­
рам
через
Алексея
Максимыча.
Но
он,
пожалуй,
не
пр и­
мет
меня
из-за
моей
известности.
Вот
я
и
хочу
по­
просить
ва с:
напишите
ему
небольшое
п ись мецо
или
просто
за п исочк у...
Не
обо
мне!
Н е т! ,Обо мне ничего не
пишите,
напишите
о
себе,
а
я
п ер еда м...
Это
мне
ну ж­
но
только
для
того,
чтобы
он
м еня
принял.
Можете
вы
эт о?
Я
согласился
переслать
с
ним
письмо
Алексею
Мак -
симычу,
и
Никитин
горячо
и
благодарно
пожал
мне
33?

руку.
Затем
мы
расстались.
Я
остался
на
тротуаре,
а
Ни кит ин
быстрыми
и
легкими
шагами
направился
в
тюрьму.
Я
долго
смотрел
ему
вслед
и
обратил
вним а­
ние
на
его
походку;
видно
было,
что,
несмотря
на
не­
большой
рос т
и
сухощавость,
был
он
си лен
и
ловок
как
бес.
По
выходе
из
тюр ьмы
я
сп рос ил
Г орького :
—
Никитина
видели?
—
Нет,
—
отвечал
он
с
сожалением.
—
Нс
дове­
ло сь—
он
был
в
тот
же
день
опять
арестован
и
отправ­
лен
в
Московскую
тюрьму
по
совокупности
с
другими
его
делами.
А
жаль!
Я
много
слышал
о
Никитине:
н еза­
урядный
человек,
достойный
луч шей
судьбы.
В
это
время
я
столкнулся
у
Горького
с
о дним
та­
лантливым
человеком,
о
к отор ом
Катерина
Па вловн а
расс казыв ала:
—
Виж у,
на
толчке
оратор
поя вилс я,
оборванный,
с
бочки
гов ор ил
речи
на
заказ...
экспромтом...
По
гри­
ве нник у
за
ре чь!
На
любую
тему!
Так
хорош о
гов ори т,
что
о
нем
по
городу
слух
пошел.
Нако не ц
явился
к
Алексею
для
разговоров.
Не
знаю,
о
чем
они
гов ор ил и...
Алексей,
кажется,
пом ог
ему
одеться.
Т еперь
иногда
бывает
у
нас...
Совсем
п рилич ный
стал!..
•—
Что
же
у
него,
т ал ант?
—
Несомненный!
—
подтвердил
Г орьк ий.
—
Главное,
не
из
мягкотелых...
Твердый
парень...
«Твердый парень»
был
еще
совсем
молод ой
чело­
век
—
лет
двадцати
двух,
уме в ший
свободно
дер жат ься
в
обществе,
хорошо
говорить.
Босяцкое
по ложе ние ,
из
которого
его
выру чил
Горький,
б ыло
для
него,
вероятно,
временной
случайностью,
моментом
тяжело
сложивших­
ся
обстоятельств.
К
сцене
и мел
действительно
да нные :
красивую
наружность,
звучный
голос,
живой
темпера­
мент.
Заметно
было,
что
где-то
чему-то
уч илс я,
свободно
судил
о
лите ра ту ре,
о
театр е.
Несмотря
на
крайнюю
свою
ю нос ть,
пр оиз вод ил
впечатление
бывалого
во
вс я­
ких
жизненных
переделках
ум ного
и
талантливого
пар ­
ня.
В
трудные
моменты
каких-то
своих
«исканий»
по­
падал
в
«босую команду»,
становился
чернорабочим.
Иногда
пи сал
в
га зета х.
Бывший
босяк
го во рил,
что
пробовал
с лужи ть
на
провинциальной
сцене
на
вторых
ро лях
и
убедился,
что
333

ему
не
хва т ает
школы,
учебы.
Побывать
бы
в
ч ьих
ни-
будь
хороших
рука х!
Горький
слушал,
чуть
улыбаясь
и
покру чив а я
ус
—
Я,
Алексеи
Максимыч,
все-таки
в
конце
конц ов
актер,
даже
к огда
публицистикой
занимался,
критиче­
ские
статьи
на
произведения
писателей
писал,
и
тогда
мог
прис т уп ить
к
работе
только ,
когда
во обра жу
себя,
бывало,
в
гриме
и
костюме
э да кого
заядлого
старого
профессора:
в
очк ах,
в
седенькой
бородке.
Брюзгу
эда­
кого,
которы й
во
всяких
книгах
копается.
И
как
только
воображу
с ебя
таким,
войду
в
роль ,
могу
статьи
пи са ть,
а
если
не
войду,
ничего
не
выходит!
—
Бывают
так ие
писатели!
—
усмехнулся
Горький.—
В
Нижне м
о дин
на род ник
был :
говорят,
когда
за
пись ­
менный
ст ол
сад ил ся,
лапти
одевал.
—
Ну,
а
я
—
подобно
Мефистофелю
в
«Фаусте», ко ­
торый
надевает
мантию
Вагнера
и
да ет
советы
сту ден ­
та м...
—
А
кем
вы
себя
вообразили,
когд а
речи
на
базаре
гов ор или?
—
Действующим
лицом
эд акой
несу щес тв ую щей
ис­
ториче ской
тра ге ди и...
Городская
пло щадь ...
народ...
ср ед невеко вь е...
може т
бы ть,
кре сть янс кая
война...
и
я
говорю
с
л обного
места...
А
на
самом
д еле
—с
боч­
ки!
Ко гда
вместе
с
босяками
мостовую
ка йлом
бил,
то­
же
воображал
се бя
пр о данным
в
раб ст во. ..
Т огда
и
лохмотья
носить
умеешь
ловк о,
будто
век
их
носил...
Актер
я,
А лексей
Максимыч,
помогите
сделаться
акт е­
ром!
К
этому
времени
Горького
выслали
в
Арзамас
под
гласный
надзо р
пол иц ии
«впредь до окончания дела» .
Меня
водворили
«по месту приписки», как крестья­
нина,
в
мое
род ное
село
Обшаровка
«на тех же усло ­
вия х».
VII
Встретились
мы
в
Крыму,
в
1902 году .
Нам
обо им
разрешен
был
отпуск
из
мест
нашей
ссылки
на
полтора
месяца
для
поправления
здоровья.
Горький
приехал
со
своей
семьей
на
две
недел и
334

раньше
меня.
Я
застал
его
в
Олеизе
—
прелестном
угол­
ке
на
берепу
моря,
верстах
в
двенадцати
от
Ялты.
21 февраля 1902 года закрытой баллотировкой Горь­
кий
был
избран
в
члены
Академии
наук,
но
по
неглас­
ному
т реб о ванию
царя
исключен
из
со с тава
академи и.
В
ви де
протеста
против
его
исключения
демонстративно
выш ли
из
ак адем ии
писатели
Чехов
и
К ор оле нко.
Д ача
«Нюра», в которой поселился Горький,
стояла
всего
в
не с кольк их
шаг ах
от
бер ега
и
представляла
из
се бя
бревенчатый,
выкрашенный
бе лой
краской
дом
за­
тейливой
архитектуры.
Б ыло
начало
апреля
с
его
нежной
и
радостной
крым­
ск ой
весной,
деревья
цвели
и
одевались
нежными
листьями,
а
ярко-синее
м оре
с
гармоничным
шумом
шевелилось
пер ед
самыми
глазами.
Слав а
Горького
росла
не
по
дня м,
а
по
часам .
Тюрь­
ма,
ссылка
и
ис ключе ни е
из
академии
только
повысили
интерес
и
сочувствие
к
Горькому
широки х
масс:
сво их
чи тател ей
он
мог
уже
и
тогда
считать
миллионами,
да
и
в
лите ра тур е
к
этому
времени
был
далеко
не
одинок
—
в
возгл авляе мо м
им
«Знании»
сплотился
цвет
тогдаш­
ней
художественной
литературы.
Все
книги
«знаньев-
цев»
с
небывалой
быстротой
расходились
в
таком
колос­
сальном
количестве,
что
об
истинных
размерах
их
тира­
жа
Пя т ни цкий,
как
оказ ало сь
после,
долго
и
с кро мно
умалчивал,
боясь,
как
бы
у
нас
«не закружились го­
лов ы».
В
Ял ту
на
дни
весеннего
сезона
съехались
чуть
ли
не
все
тогдашние
знаменитости;
артисты,
певцы,
музы­
канты,
художники,
писатели,
заслышав
о
приез д е
Горь­
кого,
явля лис ь
в
Олеиз
для
выражения
своих
ч увст в.
Ежедневно
приезжали
толпы
го сте й.
Шумно
и
весело
стало
на
«Нюре».
Над
Олеизом,
в
Гаспре
—
со всем
рядом
—
ле жал
Лев
Толстой,
оправляясь
от
тя же лой
болезни.
В
Ялте
жил
Ч ехов
на
собственной
дач е
—
то же
бол ь ной
—
и
зва л
к
себе
Горького
повидаться.
Н ако нец,
прие ха л
Шал яп ин
—
веселый
молод ой
ги­
г ант
в
под де вке
и
высок их
сапогах.
Це лую
неде лю,
поч ­
ти
не
умо лк ая,
пел
он
под
р ояль
романсы,
восхищая
всех
ге ни аль ным
талантом,
дивным
голосом,
искристым
остроумием,
неистощимой
веселостью.
335

В
это
же
время
из
Ялты
торжественно
прибыл
Ста­
ниславский,
а
с
ним
—
Владимир
Иванович
Не мир ови ч-
Данченко.
Неспроста
пр ибыл и.
Оказ ало сь ,
что
у
Горького
вчер­
не
готовилась
новая
пьеса,
и
они
приехали
ознакомить­
ся
с
не ю.
Горький
в
присутствии
соб рав шихс я
гос тей
читал
сво ю
рукопись.
Когда
н ачал
читать,
голос
ино гда
срывался,
зам ет­
но
бы ло,
что
автор
волнуется:
от
эт их
двух
«чародеев»
з ависела
судьба
пь есы,
за
которую
он,
по-видимому,
боялся.
И
совершенно
напрасно.
Пьеса,
еще
не
законченная,
произвела,
однако,
на
всех
прекрасное
впечатление;
оригинальность
темы,
че­
канно ст ь
языка,
где,
казалось,
не
было
ни
одного
лиш­
нег о
слова,
рельефность
фигур
—
все
это
даже
в
неис­
куше нно м
чтении
взволнованного
автора
захватывало.
Хотелось
скорее
у в идеть
ее
на
сцене.
По
вы слуш ании,
она
бы ла
то тчас
же
пр и нята
для
постановки
в
Художественном
теа тр е.
Называлась
—
«На дне» .
Отпуск
Горького
кончился
1 мая.
Он
уехал
обратно
в
Арз ама с.
Через
две
недели
должен
был
вернуться
и
я
в
Обшаровку.
В
августе
мне
разреш и ли
пе рееха ть
в
Арзамас
к
Горькому,
по
пр ось бе,
мотивированной
нашими
совме­
стными
литературно-издательскими
дел а ми.
Арзамас
ока залс я
живо писне йш им
древнерусским,
страшно
захолустным,
т иша йшим
городком,
полным
ху­
до жес твен но
кр асивых
старинных
церквей.
Горький
занимал
там
за
тридцать
рублей
на
все
лето
бревенчатый
дом
комнат
в
шесть,
с
мезонином
и
садом.
Завидя
меня,
под ъ езжаю щег о
к
дому
на
из возч ик е,
он
высунулся
из
окошка,
все
все
еще
худой
и
бледный
после
«нижегородского сиденья», но радостный
и
улы­
бающий ся ,
и
закричал
нетерпеливо:
—
Отпустили?
Прогостил
я
в
Арзамасе
не
более
недели:
наконец-то
Пр ишла
нам
об оим
бумага,
изв еща вшая,
что
«дело о
мещанине
Алексее
Пе шко ве
с
«товарищи» « за
отсут­
ствием
сос та ва
преступления»
производством
прекра­
щено.
336

Литературный
кру жок
<Среда* .
Си дят
(слева направо): Л .
Н.
Андреев,
Ф.
И,
Шаляпин,
И.
А.
Бунин,
Н.
Д.
Телешов,
Е.
И.
Чириков.
Стоят
(слева направо): Скиталец,
М.
Горький.

Скиталец
и
Леонид
А ндреев.

Осво бо ди вшись
от
«отеческой»
опеки
жандармского
управления,
Горький
посел ился
в
Москве.
С
з имы
1902/03 года туда на жительство съехалось почти все
тогдашнее
«Знание»: Серафимович,
Бунин,
Найденов,
не
считая
коренных
москвичей,
живших
там
ос е дло,
—
Ан­
др ее ва,
Вересаева,
Телешова,
Белоусова
и
д руги х.
П осели вш ись
в
Мос кв е,
ехал
я
раз
на
извозчике.
Вдруг
з вуч ный
гол ос
ок ликну л
меня.
Гляжу
—
Я-бов,
с
запу щ енно й
черной
боро дой ,
возм ужав ший
красавец.
—
Як
вам!
—
сказал
он,
влезая
в
к оляск у.
Оказалось,
служил
где-то
на
юге
в
труппе,
но
поче­
му-то
ушел.
—
Не
понравилось?
—
Не т,
причина
романическая...
увлекся...
Но
мной
пренебрегли...
не
мог
с лужи ть
—
опять
в
чернорабочие
попал!
Я
рас ска зал
Горькому
о
встрече
со
старым
знако­
мы м.
—
Чего-о?
—
и рони чес ки
переспросил
писат ель
и
за­
тем
с
весом
о тчекан ил :
—
Эда ким -то
парнем
«пренебрег ­
л и »? Скажите вы ему,
чтобы
он
по
миру-то
ходил,
а
ерунду
не
городил.
К оне чно,
врет!
Если
придет,
пере­
дайте,
чтобы
зашел
ко
мне
сечься:
высеку
е го!
Когд а
я
п еред ал
приглашение,
Я-бов
про с иял:
—
Это
все
ра вно,
что
у
Тургенева
в
«Певцах»: «Ан -
тропка!
Иди
домой!
—
Зачем?—А
затем,
что
тебя
тятька
высечь
хочит!»
Через
некоторое
вре мя
он
зашел
ко
мне,
выгляд ев­
ший
престарелым
профессором
в
воображаемых
очках.
—
Не
пишете
ли
вы
уж е?
—
Совершенно
верно!
Максимыч
вел ел
писать
статьи
до
тех
пор ,
по ка
не
про с тит
за
мое
вранье
про
«несчаст ­
ие
ко ха ння »... Просто,
загулы
у
м еня
бывают...
Зимой
1903 г.
по
инициа тиве
Горького
в
Нижнем
был
построен
и
функционировал
«народный театр», ста­
вивший
по
воскресеньям
пьесы
классического
репер­
туара.
Труппа
с ос тояла
из
учеников
и
учениц
студии
Московского
Художественного
театра,
и зобра жав ших
как
бы
его
филиал
под
руководством
опы тн ого
артиста.
В
числе
«студийцев»
о каза лся
и
Я-бо в.
В
окружении!
эт ой
уч енич еско й
юной
труппы
он
был
«премьером»
—
единственным
исполнителем
г ла вных
ро­
337

л ей:
играл
ц аря
Б ор иса,
бо я рина
Грязного
в
«Царской
невесте»
и
пр.
Бог аты й
голос
его
звучал
глубоко
и
мощ­
но:
чувствовались
задат ки
будущего
большого
артиста.
Но
и
здес ь
у
него
п рои зошел
один
из
его
«проры ­
во в», на этот раз,
кажетс я,
действительно
на
роман иче ­
ск ой
подкладке:
кто-то
влюбился
в
«эдакого парня», а
он
как
будто
не
хотел
этого,
любя
другую,
и
ввиду
та­
ких
переживаний
вн езапно
и
горько
на пи лся
в
день
«Царской невесты», где некем было его заменить.
Пь есу
при
собравшейся
публике
пришлось
отменить.
«Твер­
дый
па рен ь»
никак
не
мог
этого
простить
себе,
и
наутро
в
ме ст ной
газете
появилось
его
покаянное
п ис ьмо,
ко­
торым
он
«сам себя изгонял из труппы»,
после
ч его
снова
исчез.
Летом
пришлось
мне
быть
в
Одессе,
где
при
свида­
нии
с
одним
писат елем ,
жившим
там
пос тоян но,
я
ус лы­
хал
расс каз
о
Я-бове.
—
Прохожу
раз
мим о
приморского
бул ь вара,
вижу,
рабочие
мос тов ую
чи нят ...
Гляжу,
в
числе
их
Я-бов
ка й­
лом
работает
в
полном
бо сяц ком
рубище,
так
что
сквозь
п роре хи
здоровенное,
бронзовое
тело
сверкает,
а
кр угом
п убл ика
г уляе т,
раскормленные
дам ы
на
эдако­
го
молодца
засматриваются,
а
все -т аки
гнушаются!
Увидел
меня,
бросил
кайл о,
подбежал,
весь
др ожи т:
«Выручайте меня скорее!. .
Дене г.. .
денег!
Прежде
всего
од ет ься!»
Я
дал
ему
денег,
и
через
час
он
явился
ко
мне
пр е­
ображенный.
Уехал
в
Москву,
там,
говорят,
Горький
ус тро ил
его
в
путешествие
за
границу
с
труппой
арт и ст­
ки
Яворской,
под
руководством
знаменитого
режиссера.
Пройдя
хорошую
шк олу,
он
по
возвращении
превра­
тился
в
заме тног о
артиста,
ставш ег о
желанным
для
вс я­
кой
труппы
столичных
гор одов .
С
этих
пор
кончились
его
«срывы»
в
форме
«загу ­
лов», прежде доводивших его до босячества
—
вероятно,
в
минуты
недовольства
собой.
В
это
время
Горький
с
особы м
усп ехом
выступал
в
драматургии:
его
пьеса
«На дне», великолепно постав­
ленная
в
Художественном
театре,
п ро звуча ла
как
суро­
вый
суд
над
мрачной
рус ско й
ж изнью .
Ряд
последую­
щих
пь ес
действовал
на
публику,
как
удары
бича
по
натянутым
нер вам .
«Знание»
орг анизо ва ло
св ои
«сбор­
338

н ик и», где и начали с 1904 года почти периодически по­
яв лят ься
все
новые
произведения
«знаньевцев», а потом
уже
выходить
от д е льными
изда ниям и .
Громадный
ус пех
и
тираж
эт их
сборников
—
в
шесть­
десят
тыс яч
каждое
издание
—
являлось
чем-то
небы ва ­
лым
до
этого
вр еме ни
в
ист ор ии
ру сс кой
литературы:
книги
расхватывались
на
лету,
выходя
почти
ежемесяч­
но!
ни
оди н
из
существующих
тог да
толстых
журналов,
с
их
тиражами
не
больше
де сяти
тысяч,
не
мог
конку­
рировать
с
ними;
пр ич ина
успеха
б ыла
не
только
в
том,
что
каждый
из
«знаньевских»
сборников
в
з елено й
об­
л ожке
возглавлялся
новыми
произведениями
Г орьког о,
но
и
в
том ,
что
он
сумел
подобрать
туда
талантливую
литературную
молодежь,
переживавшую
необыкновен­
ный
душевный
подъем;
каждый
сборник
был
проникнут
будирующим
настроением,
обещавшим
близость
радост­
н ого
утра,
восход
п ышно го
со лнца
свободы.
Писатели
не
только
заражались
бо дрым
настроением,
пламен но й
верой
своего
старшего
товарища,
но
и
с ами
черпали
из
окружающей
жизни
необычайное
воодушевление,
вы ра­
зи тел ями
которого
не во льно
становились.
Отдельные
из­
да ния
книг
почти
всех
авторов
«Знания»
печатались
и,
как
фе йер вер к,
разлетались
по
стране
в
сотнях
тысяч
экземпляров:
по
крайней
м ере
о
так ом
тираже
гов орил
мне
впоследствии
Г орьки й.
В
начавшейся
революции
1905 года Горький участ­
вова л
в
московском
восстании
и,
наконец,
вынужден
был
эмигрировать.
Последнее
мое
свидание
с
ним
пер ед
переходом
гр а­
ницы
произошло
зимой
1906 года в Гельсингфорсе,
к уда
он
меня
срочно
вызвал
из
П е те рбурга
телеграммой
для
участия
в
русско-финском
вечере,
кот оры м
ст оли ца
Фин ля ндии
приветствовала
«большого русского поэта».
VIII
Замечательно
красив
и
симпатичен
гор од
Гельсинг­
форс.
Сравнительно
с
бо ль шими
с толич ным и
городами
он
каж етс я
м алень ки м,
но
более
уютным,
изящ ным .
На
стройных,
чистеньких
улицах
Гель сингфо р са,
это­
го
уголка
северной
Ев роп ы,
часто
встр е ч аются
дома
из
339.

р одн ого
фи ннам
серого
камня,
представляющие
как
бы
олицетворение
старой
финс ко й
сказки:
они
сложены
из
художественно-необделанных
циклопических
глыб,
а
из-
за
каждого
камня,
сросшись
с
ним ,
выглядывает
л ука­
вая
ро жица
маленького
финского
гнома,
домашнего
до б­
рого
духа,
приветливо
подмигивающего,
с
немым
хи­
хиканьем
д разн ящ его
острым
язычком.
Они
как
бы
гн ез­
дятся
между
камней,
одухотворяют
их,
вышл и
из
них
же,
как
и
сами
финны .
И
на
умышленно
нео тесан ных
ка­
менных
в орот ах
тоже
сидят
на
корточках
смешливые
химеры,
смотря
дру г
на
дружку,
высу нув
я зыки,
ст роят
лу ка вые
рожи
и,
неслышно
хихикая,
показывают
п аль­
ца ми
о дна
на
другую .
Когда
я
в
снежное
и
влажное
зимнее
утро
ехал
на
быстрой
финско й
лошадке
с
Гельсингфорского
в ок зала
и
гла зел
по
сторонам,
мне
казалось,
что
от
этого
опрят­
ного
и
европейски
стройного
города
ве яло
сдер жан ­
ностью,
выдержкой.
Лица
встречавшихся
финнов,
некрасивые,
скуластые,
неподвижные,
серые,
словно
выс е ч енные
из
одного
и
то­
го
же
финского
крепкого
камня,
гов ор или
об
упорно й
устойчивости
лю дей
этой
страны.
Я
вылез
из
саней
у
массивного
подъезда
первокласс­
ной
гостиницы,
где
жил
Горький,
и,
соп р овож дае мый
отворившим
мне
дверь
мо ло дым
человеком
в
ливрее,
по днял ся
наверх
по
шир око й
мраморной
лестнице.
—
Для
вас
уже
приготовлена
комн ат а,
—
на
чистом
русском
языке
сказ ал
мне
финн,
вводя
меня
в
к омф ор­
табельный
номер.
—
Ав
како м
номере
Г орьки й?
—
В
девятом.
Я
отп ус тил
слугу,
умылся,
переоделся,
напился
к офе
в
ресторане,
отыскал
де вятый
номер
и
не
без
в ол нения
постучался.
—
Войдите!
—
глу хо
послышался
голос
Ал ексе я
Мак­
симовича.
Я
вошел.
Номе р
состоял
из
двух
см ежных
больших
комнат,
почему-то
заставленных
множеством
огромных
букетов
свежих
красных
роз :
вся
комната,
в
которую
я
вош ел,
был а
в
цветах.
За
круг лы м
столом
сидели
Го рь кий,
артистка
Худ о­
340

жественного
театра
М.
Ф.
Андр е ева,
финский
художник
Аксель
Галлен
и
начальник
«красной гвардии», как на­
зывалась
то гда
в
Финляндии
народная
милиция.
Галлен
был
элегантный,
за гор елый
брюнет
лет
три­
дцати,
высокий,
плечистый,
с
небольшой
черной
бород­
к ой,
красив ы й
мужественной
красотой
горн ого
охотн и ­
ка ,—
таким
я
представлял
себе
гамсуновского
Глана.
С
Галленом
я
был
немножко
знаком,
встретившись
ле­
том
у
Горького
в
Куок ка ла
в
1905 году .
Начальник
гвардии
—
пожилой
человек
с
большими,
свешенными
вниз
усами
и
лысеющим
лб ом
—
дер жал ся
по-военному
пря мо
и
с ухо,
говорил
по-русски
чисто,
ко­
роткими
фра за ми.
Через
пле чо
у
нег о
бы ла
одета
широкая
кра с ная
перевязь,
напоминавшая
генеральскую
ленту,
в
з нак
принадлежности
к
народной
финской
мил иц ии.
—
А
вот
и
главный
артист
приехал!
Знакомьтесь!
—
рекомендовал
м еня
Горький.
—
Главный
ар тист
—
это
вы,
—
возразила
Андре­
ев а.
—
В
особенности
в
интимном
разговоре.
—
Э!
Мало
ли
что!
—
шути л
Горький.—
В
интимном-
то
я
н еотра зим,
например
в
ра згов оре
с
жандармами!
Все
засмеялись.
Галлен
очень
плохо
и
с
трудом
гов ори л
по-русски,
но
русскую
речь
ему
в
затруднительных
с лучая х
пере­
водила
Андреева
на
ф ран цузс кий
язык.
Она
предупредила
меня,
что
Галлен
—
европейски
и звест ный
художник
и
национальная
финская
знамени­
тость.
Пр ин если
мне
репродукции
его
картин,
и
я
с
на­
сл ажде ние м
любовался
ими .
Финляндия
в ладел а
сер д цем
Галлена,
бы ла
его
лю­
бовью,
грезой,
стр асть ю
и
безумием:
вс юду,
во
всем
у
него
б ыла
Финляндия.
Он
воспел
в
м огучи х
красках
«Калевалу»
—
эти
се­
верные
волшебные
сказки,
стихийные,
как
зимняя
вь ю­
га,
—
финск ий
э пос.
Пели
кра ски
о
современной,
живо й
Финляндии
с
ее
седыми
скалами
и
тихими
озерами,
с
девственными
хво йны ми
лесами
и
уг рю мым
северным
море м:
серое,
свинцовое
финское
море
с
наб ег ающим и
на
п лоски й
бе­
рег
мелкими
в о лнами
и
тут
же
прибитое
к
бере гу
мерт­
вое
дер ев о,
без
коры,
насквозь
просоленное
морем,
341

крепкое,
как
каме нь :
ах,
это
все
символы
Финляндии,
горько
и
страс тн о
любимой
художником
ненаглядной
и
обожаемой
им
сказочной
страны
«Калевалы»!
Это
б ыла
жгучая,
острая
лю бовь
к
своей
у гне те нной
стране,
но
под
этой
любовью
чувс т вова ла сь
оборотная
сторона:
ненависть
к
русскому
самодержавию.
Име нно
эта
н енав исть
сближала
нас
с
тогдашними
ф инна ми.
Го рь кий
заглянул
через
мое
пле чо
и
с
глубоким
вздохом
ска зал:
—
Как
они
любят
св ою
страну!
Ах,
ес ли
бы
русские
так
любили
свою
родину!
—
Пер е веди те,
пожалуйста,
Акселю,—
обратился
он
к
Андреевой,
—
что
я
никогда
не
забуду
Финляндии
и
ее
народа,
ее
художников
и
счастливейших
для
ме ня
дней,
пережитых
в
Финляндии.
Переведите
также,
что
я
н икогд а
не
забу ду
его,
Акселя,
прекрасного
ху­
дожника,
плам е нн ого,
любящего
свою
страну
и
ее
с во­
боду.
Когда
Андреева
перевела,
лицо
Га лле на,
отчасти
по­
нимавшего
сказанное,
просияло
радостной
детской
улыбкой;
он
про т янул
писателю
бо льш ую,
замечательно
красивую,
мужественную
р уку.
—
Се го дня
мы
с
вам и
выступаем
на
русско-финском
вечере,—
ск азал,
обращаясь
ко
мн е,
Горький.—
А
за втра
я
уезжаю.
Т еперь
мы,
вероятно,
не
скоро
увидимся.
—
Не
по
эт ому
ли
случаю
у
вас
здесь
столько
цве­
то в?
Никто
не
успел
мне
ответить.
Где-то
близко
на
улице
в неза пно
грянул
ду хово й
трубный
оркестр.
Все
кин у­
л ись
к
окнам.
У лица
бы ла
полна
пр азд нич но
ра зоде той
то лпо й.
Недалеко
от
гост ини цы
виднелся
среди
маленького
сквера
небольшой
бронз ов ый
памятник,
теперь
ве сь
сверху
донизу
убранный
цветами;
около
не го- то
разда­
вались
торжественные
звуки
оркестра.
—
Что
это
з нач ит?
—
Сегодня
финский
пр аздн ик,
—
объяснил
мне
Горь­
кий.—
Чествование
памяти
ихнего
поэта
Руненберга.
Он
для
них
все
равно,
что
Пушкин
для
нас.
Вот
как
умеют
чтит ь
своих
п оэтов
финны!
—
И
не
только
св оих,
—
возразил
тихим
голосом
молчавший
до
этих
пор
начальник
гв ард ии.
342

—
Кроме
того ,
—
продолжал
Горький,
—
художники
у
них
прекрасные,
архитектура
—
тоже...
Но
позволь­
те...
—
п ере бйл
он
се бя,
вст р епенувш ись
и
прислуши­
ваясь.—
Они
н а пр ,0ВЛфотся с«ода?
Орк естр,
сопровождаемый
все
возраставшей
тол пой,
св е ркая
медными
'Трубами и сотрясая воздух торжест­
венными
волнами
звуков,
приближался
к
подъезду
го­
с т иницы.
Толпа
с
обнаженными
головами
запрудила
ули цу.
Великолепный
ор кест р
грянул
под
нашими
окна­
ми.
Музыканты
бы ли
с
широкими
красными
л ентам и
через
плечо.
Е два
замолк
оркестр,
как
запел
густ ой
и
стр ой ный
хор.
—
Это
все
вас
чествуют!'—взволнованно
гов ор ила
Горькому
артистка.—
Выходите
на
б алко н,
ск аж ите
им:
«Да здравствует Финляндия!» —
по-фински.
—
Но
я
не
уме ю
го во рить
по- фи нск и,
—
возразил
Горький.
—
Ах,
да
это
же
мо жно
написать!
Аксел ь !
Она
схватила
со
сто ла
к ар андаш
и
бумагу.
Аксел ь
прод ик товал
ей
неско л ько
финс ких
слов.
Ан­
дреева
написала
их
русскими
буквами.
Бу маж ку
д али
в
руки
Горькому.
П ение
умолкло.
Тотчас
же
с
другой
с торон ы
загудел
новый
хор .
Потом
оп ять
заревели
трубы.
Толпа
приб ы­
ва ла,
и
уже
не
видно
б ыло
ей
конца.
С
трудом
открыли
дверь
на
бал ко н,
заби тую
по-зим­
нему.
Го рь кий
появился
на
балконе.
Ор кес тр
умолк.
Прерывающимся
голос ом ,
медленно
выговаривая,
Гор ьк ий
крикнул
два
финс ких
сл ов а: «Элекейнен Су­
о м и!», означавшие: «Да здравствует Финляндия!»
Воздух
дрогнул
от
восторженных
криков,
вы р вав­
шихся
из
нескольких
тысяч
груд е й.
Лю ди
с
обнаженными
головами
махали
шл яп ками
и
шапками,
что-то
крича.
Сур о вый
финск ий
народ
радостно
улыбался
и
бурно
приветствовал
русского
писателя
—
борца
за
революцию.
Го рь кий
опять
повторил
с вое
восклицание
и
опять
вызвал
гул
криков
толпы.
В
комн ате
все
волновались.
Было
что- то
трогатель­
ное
во
всем
эт ом
происшестрии,
в
таком
выражении
люб ви
мног от ыс ячной
толпы
к
писателю-революционеру.
343

Подразумевалось,
что
эти
овации
происходят
в
честь
Горького
не
только
как
большого
писателя,
но
и
как
политического
деятеля.
Это
бы ла
демонстрация,
в
кото­
рой
столица
Финлян дии
почти
пог ол овно
прив етс твов а ­
ла
Горького
как
представителя
русской
р ев ол юции:
вм е­
сте
с
ее
ущербом
падали
надежды
Ф инля нд ии.
Гор ьк ий
вбеж ал
в
комнату
с
мокрым
от
сл ез
лицом .
Все
окружили
его ,
растроганные.
Артистка
плакала,
вы­
тирая
св ои
сл езы
платком.
На
ул ице
гре мел
оркестр,
чередуясь
с
хорами
пев­
ц ов.
Толпа
не
расходилась
и
все
прибы вала ;
кр ыши
со­
седних
домов
чернели
от
зрителей.
Зимний
северный
день
у гасал.
Смеркалось.
Начальник
гвардии
вдруг
торжественно
встал
пер ед
Але ксе ем
Максимовичем
и,
обнаружив
военную
вы прав ­
ку,
произнес
торжественно-официальным
тоном:
—
А
теперь
пожалуйте
на
сп ектакл ь !
Экипаж
по­
да н.
Мы
все
о дели сь
и
гурьбой
спустились
вн из
по
широ­
кой
мраморной
лестнице.
На
у лице,
с
обеих
сторон
крыльца,
двумя
живыми
стенами
стояла
тесная
толпа,
ос тав ляя
для
нас
только
узкую
до рожк у,
застланную
ковром,
которая
вел а
к
сан­
кам,
убранным
ги рлян д ами
свежих
красных
р оз.
Но
сани
были
без
лошадей:
за
оглоб ли
держ алась
толпа.
Кругом‘стояли
тысячи
людей
с
обнаженными
голо­
вами,
дев у шки
бросали
на
снежну ю
дорогу
с веж ие,
соч­
ные
розы,
кр асны е,
как
кровь.
—
Я
не
могу,
—
г ово рил
окр ужаю щ им
Горький,
—
я
по йду
пешком.
Не
хочу,
чтобы
ме ня
вез ли
люди!
Тогда,
сле гка
раздвинув
других,
встал
перед
ним
на­
ча л ьник
«красной гвардии», серьезный,
с
седыми
усами,
в
широкой
красной
ленте
чер ез
плечо,
выпрямился
по-
вое нн ому
и
сказ ал
официально:
—
Народ
этого
тре буе т!
Горький
подчинился
народу
и
сел
в
сани
с
открытой
голов ой .
Рядом
с
ним
сел а
М.
Ф.
Анд реев а.
Тронулся
тихий,
торжественный
поезд:
впереди
во
всю
ширину
улиц ы
г усто
двиг ал ась
сплошная,
медлен­
на я,
торжественно-печальная
толпа,
сзади
саней,
ведо­
544

мых
людьми,
шли
де сятки
тысяч
людей
с
открытыми
головами,
не
б ыло
вид но
конца
толпе
ни
впереди,
ни
сзади;
в
демонстрации
участвовало
не
менее
сорока
ты­
сяч
жителей
Гельсингфорса.
Где-то
в
этом
море
лю д­
ском
поте рял ся
затертый
и
заглушенный
гулом
дв иже­
ния
оркестр,
издававший
трубные,
торжественно-могу­
чие
звуки.
А
кругом
саней
в
ногу
шагала
«красная гвардия»
в
ш ирок их
кр ас ных
лентах
через
плечо.
Шествие
двигалось
слишком
медленно
под
торже­
ст ве нные
зву ки
м ед ного
оркестра.
Толпа
устилала
п уть
русского
писателя
красными
цветами,
словно
кровью
орошали
они
с не жную
д ор огу,
и
не
зна л
он,
что
путь,
усеянный
розами,
по
к ото рому
его
влекли
с
так ими
почестями,
бу дет
путе м
многолет­
н его
изгнания,
страданий
и
борьбы.
IX
«Знаньевцы»
во
в ремя
этих
событий,
не
успев
сорга­
низоваться
в
«Товарищество писателей», после отъезда
Горького
потребовали
от
Пятницкого
отч ет нос ти
в
де­
нежных
делах
«Знания», так как доверяли только Горь ­
кому.
Пятницкий
им
в
этом
отказал,
что
и
послужило
поводом
к
уходу
«знаньевцев»
из
«Знания» .
«Знание», оставшееся
под
гнетом
злейшей
прави­
тельственной
и
психологической
реакции,
по
по ня тным
при чина м
уже
не
имело
сил
по-прежнему
возвышать
свой
го лос
на
борьбу
с
ней:
оно
осталось
не
только
без
вдохновителя,
но
и
без
пр е жних
его
соратников,
за ме­
ненных
новыми,
менее
интересными
для
ш иро ких
к ру­
гов
читателей.
Пятницкий
переехал
к
Горькому
на
К ап­
ри,
и
сборники,
составлявшиеся
за
границей,
уже
не
вызывали
прежнего
м огуче го
откл и ка
в
сердцах
ч ита­
телей,
павших
ду хом,
среди
общей
подавленности,
в
об­
ста но вке
реакции.
Тир аж
сборников
у мень ш ился
ката­
строфически,
И',
по ст епен но
хире я,
они,
након ец,
совсем
прекратились.
Материальное
положение
знаменитого
писателя
за
границей
значи тел ь но
ухудшилось,
по шат­
нулось
и
здоровье
—
обострился
туберкулез,
до ходили
слухи
об
открывшемся
кровотечении
горлом.
Посл е
пре­
345

к ра шения
издательства
«Знания»
Горький
и
Пятн ицк ий
разошлись.
В
стр ане
безостановочно,
п одобн о
бе здуш ной
машине,
рабо т ал
военный
суд ,
вынос ивший
задним
числом
смерт­
ные
приг ово ры
через
повешение,
от пра вл явший
людей
в
ссыл ку
и
каторгу.
Народный
юмор
на зы вал
повеше­
ние
«муравьевским галстуком» .
Тогда
взошла
печальная
звезда
Леонида
А ндре ева,
автора
«Семи повешенных», большой,
но
болезненный,
всегда
имевший
уклон
к
пессимизму
талан т
которого
зв ал
тепер ь
не
«К звездам», как прежде,
а
во
«Тьму»
трагического
о тчаяни я.
Андреев
в стал
во
главе
моде р­
нистского
«Шиповника»,
более
отвечавшего
мрачному
«духу времени».
Чув ст во
упадочничества
на
много
лет
охватило
интел­
лигенцию.
Всеобщим
упадком
духа
только
и
мо жно
б ыло
объ­
ясн ить
успех
пес сими ст ич ес кой
«арцыбашевщины»,
ин­
теллигентное
мещанство
п олезло
в
«санинство» («Са­
нин»—
роман
Арцыбашева).
Нач ался
всероссийский
разгул
—
мо ре
по
коле н о.
Из
писателей
многие
надолго
замолчали,
иные
среди
всеобщего
пьяного
угара
спились,
некоторые
морально
опустились,
п сих ологи че ски
ж есто ко
р азбит ые.
На ча­
ло сь
«купринское богемство». « Н е
разбились,
а
рас­
смеялись»
только
обеспеченные
либералы,
э сте тству ю­
щие
«любители словесности», «ужи»
из
«Песни о Соко­
ле », переставшие в это время « лю бит ь
Горького».
Те­
пер ь
они
лягали
всех
и
все,
что
напоминало
им
револю­
цию,
межд у
тем
как
«Сокол»
буквально
и стек ал
кро вью
на
скалистом
острове
Средиземного
моря .
Гор ьк ий
чувствовал,
что
ему
нельзя
ост ават ься
толь­
ко
писат ел ем ,
что
слава
его
—
слава
бо рца
за
револю­
цию
—
д ается
ему
в
ожидании
д ел,
подтверждающих
его
призывные
песни.
Покончив
с
«бывшими людьми», ярко обрисованны ­
ми
в
пе рвом
фазисе
его
литературных
выступлений,
за­
ключительным
аккордом
которых
была
п ьеса
«На дне»,
он
ок азалс я
на
распутье:
т ема
бы ла
исчерпана
до
«дна»,
художник
«выпел душу»
и
ос тыл
к
своим
пе рсо нажа м.
Правда,
огро мны й
материал
поразивших
его
когда-то
впечатлений
далек о
не
весь
был
переработан,
и
всякий
346

раз,
когда
впоследствии
автор
п р икасал ся
к
старым
стру­
нам,
они
зву ча ли
с
прежним
очарованием,
как,
например,
в
прекрасно
написанном
«Детстве», но видно было,
что
ему
йёобходимо
вступить
в
какой-то
но вый
фазис
ли­
тературного
развития,
не
пов торяя
себя
и
не
в озвра­
щаясь
вспять.
За
границей
он
в пер вые
берет
для
своих
вдохновений
жизнь
революционно-рабочей
среды
—
пишет
«Мать»
и
целый
ряд
художественных
произведений,
бесповоротно,
как
по
рельсам,
ведущих
его
на
в ерш ину
ми р овой
и зве­
стности
большого
пролетарского
пи сате ля,
п ерв ого
в
мире.
Я
не
был
у
Горького
на
Капр и.
Вс его
только
дв а- три
раза
обменялись
мы
письмами,
написанными
«эзопов­
ским
языком».
В
моих
старых
тетрадях
я
слу чайн о
на­
шел
экспромтный
набросок
одного
из
так их
мо их
писе м
к
Горькому
на
Капри,
о тно ся щийся
к
1908 году,
когда
у
не го
гостил
Леонид
Андреев.
Вот
отрывок
из
этого
пис ьма :
Син ьор
Алексис,
сын
Мак са!
Примите
привет
н еоб лыжн ый
За
те
досточтимые
ст рок и,
Что
мною
получены
с
Кап ри!
Привет
т ебе,
ост ров
бессмертных!
Бесс мертны е,
будьте
здо ровы!
Пус кай
вас
минует
простуда,
И
насмор к,
и
боль
головная!
Да
гре ет
вас
вечная
слава!
Вы
там
—
на
пр ичуд ли вом
Капри.
Геро й
Леонид
хит роум н ый
(Андреев)
И
Пятницкий
—
в
белом
костюме
С
биноклем
и
в
галстухе
красном!
Я
в ижу
вас
всех
на
веранде
За
к рас ным
вином
(вероятно)
По
сл учаю
дне й
ка рнав ала.
У
нас
же
ка рти на
другая:
Ку тит
на
Ру си
Мефистофель,
Ему
—
«человек»
услужает:
—
Эй,
красного!
—
крикнет
Люцифер,
И
«красное»
льется
рекою.
У
нас
—
к арн авал
Вельзевула:
Мы
в
галстуках
здесь
«муравьевских»
Гуляем
и
пляшем
порою
В
беззвучии
«красного смеха».
347

Ведут
всюд у
«красных»
куда-то
И
бе ся тся
си ние
черти.
Бессмертные!
Будьте
бессмертны!
Да
зд равств ует
синее
не бо
Прекрасного
острова
Капри.
Во
вре мя
мировой
во йны,
в
декабре
1914 года слу­
чилось
мне
бы ть
проездом
в
Киеве.
О стано в ивш ись
в
гост ин иц е,
вз ял
га зету:
оказалось
—
в
городском
театре
бенефис
Марии
Федоровны
Андр е е вой,
иде т
пьеса
Чехо­
ва
«Три сестры».
В
телефон
мне
ответил
приветливый
г олос
артистки:
—
Приезжайте,
пожалуйста,
билет
для
вас
припасут
в
к ассе.
Да
загляните
ко
мне
за
кулисы
в
ан тракте ,
очен ь
рада
б уду.
Между
прочим,
мо гу
сообщить
вам
новость:
здесь
Алексей
Максимыч!
В
первом
же
антракте
по шел
за
к ул исы.
На
мой
стук
в
уборн ую
бенефициантки
две рь
отв ори л
—
Горький.
С
тех
пор
как
мы
расстались
в
Гельсингфорсе,
внешность
его
значительно
и змени лас ь:
уже
не
бы ло
д линных
во лос
и
сук онной
блузы;
коротко
острижен­
н ый,
в
застегнутой
наглухо
тужу рк е,
в
высоких
сап ог ах,
он
теперь
по к азался
мне
по хо жим
на
партийца,
но
лицо,
так
хорошо
мне
зн ако м о е, «солдатское», с отрос­
шими,
опущенными
в низ
широкими
усами,
чем-то
стало
напоминать
известный
портрет
Шевченко.
Вид но
бы ло,
что
много
пережил
и
пер ест р адал
эт от
человек,
между
нами
легли
де вять
лет
р еак ции
в
Рос си и,
приведшие
к
еще
более
бе зна деж ной
и
ужасной
войне,
—
го ды
«кап-
рийс к ого
отшельничества»
Горьк ого.
В
у бор ной
артистки
во
время
краткого
антракта
бы ли
посторонние,
незнакомые
мне
люди,
состав
кото­
рых
менялся:
одни
уходили,
др угие
входили.
Все
это
мешало
нашему
разговору.
Я
узнал
только,
что
Горь­
кий
направляется
в
Москву.
Ответил
ему
на
несколько
вопросов
о
се бе,
поблагодарил
Андрееву,
стал
прощать­
ся,—
затрещал
третий
звонок.
Горький
пошел
проводить
меня.
В
коридоре
театра
мы
пожали
д руг
другу
руки
и
расстались:
я
повернул
в
одн у
ст орон у,
а
он
в
другую.
По том
оба
оглянулись.
—
Редко
видимся!
—
вырвалось
у
меня.
348

—
Да,
редко!—ответил
он
и
вдруг
воро тилс я
ко
мне.
В
лице
его
б ыло
како е-то
новое,
более
теплое
выра­
жение.
—
Приходите
завтра
часов
в
шесть
к
Марье
Федо­
ровне—
я
бу ду
там.
Хорошо?
—
Хорошо,
—
от ве тил
я,
—
есл и
приглашаете,
то
уж,
коне чн о,
при ду.
—
Ну,
так
вот.
Приходите.
Я
ушел
из
театра,
не
дождавшись
конца
пьесы.
В
душе
встало
яркое
воспоминание
о
чистоте
и
непо­
сре дств е ннос ти
нашей
прежней,
почти
юношеской
друж­
бы.
Теперь
мы
оба
были
уже
сильно
пожившими
л юдь ми,
много
тяжелого
пережившими.
Горький
казался
чем-то
озабоченным,
в озв ращаяс ь
в
Россию
в
тяжелую
годину
грандиозной
во йны.
Когда
я
сп ро сил
его,
что
он
думает
о
войне,
Г орьки й
крат ко
ответил:
—
Не
в ыл езем
мы
из
нее.
Н адо
же
ее
прекратить
ко г да-ниб удь .
—
А
зач ем
«им»
ее
прекращать-то?
Война
д ело
выгод­
ное —
для
тех,
кто
любит
устраивать
войны:
так
и
будут
во еват ь
до
тех
по р,
пока...
Дальше
разг ов ор
об орв алс я.
Что-то
лежа ло
у
нег о
камнем
на
душе.
Дирижер­
скую
палочку
в
лите ра т уре
как
раз
подняли
наши
да в­
нишние,
постоянные
враги
—
«любители чистого искус­
ст ва», от которого рукой подать до церковного благо ­
честия
и
«ура- па три отизм а».
В
тогдашнюю
реакционную
эпо ху
критика,
за
к ото­
рую
взя лись
н аши
недоброжелатели,
любила
«хоро­
нить»
Горького
и
«горьковцев» .
О
наших
книгах
пис али: «Прежде это нравилось
—
теперь
не
н рави тся ».
Неправда! «Мы» «им»
нико гд а
не
нр ави л ись,
а
теперь
был
на
«их»
грязной
улице
праздник...
Нико г да
еще
«мы»
и
«они»
не
бы ли
так
не при мирим ы:
нас
травили
за
то,
что
н аши
книги
сам ым
своим
содержанием
воз­
буждали
читателя
против
«них».
Тяжело
б ыло
тогда
в
русской
литературе!..
И
вот
—
пр иех ал
Горький:
может
быть,
он
опять
со б ерет
нас,
поднимет,
как
пр еж де,
наш
падаю щи й
дух.
С
эт ими
мыслями
я
при шел
на
другой
д ень
в
назн а­
ченное
время
на
квартиру
артистки.
Это
была
кр ох от­
349

ная
квартирка
из
трех
мал ень ких
комнат
с
входом
со
двора;
прежде
я
не
видал
столичную
артистку,
пр и вык­
шую
к
комфорту,
в
такой
ми зерн ой
обстановке;
должно
быть,
денежные
дела
ее
бы ли
неблестящие.
Гор ьк ий
с
интересом
расспрашивал
ме ня
о
литера­
тур е
и
литераторах,
о
старых
«знаньевцах», о Куприне,
об
Андрееве.
Я
должен
был
нарисовать
печ аль ную
картину
в се­
общего
разброда,
упадка,
отчаяния,
мрачного
разгула,
пьянства,
ра схл яб анн ости
од них
и
торжества
того
«благочестивого»
литературного
лаг еря,
ко то рый
так
люб ил
наши
«похороны».
Горький
внимательно
слушал,
покручивал
ус
и
ухмылялся.
—
А
что
кас ает ся
меня,
—
хорони ть
еще
рано!
Я
де й­
ствительно
собирался
помирать,
но
нич его
не
вышло.
Одно
время
совсем
был о
собрался...
Врачи
п редупреж да ­
ли,
чт обы
я,
значит,
того...
при гото ви лся...
чтобы
на
вся­
кий
случай
привел
свои
дела
в
поряд ок.
Леж у
это
я ...
кровь
гор лом...
весь
асфальтовый
пол
на
балконе
за­
лил...
Вдруг
на
лестнице
поднимается
ко
мне
эт от
самый
бывш ий
земский
в рач
эмигрант
Ма ну хин
—
слышали
о
нем?
—
рассказывает
о
своем
и зобре те ни и: «Все равно
вам
помирать-то:
д ава йте
я
на
вас
мое
нов ое
средство
попробую.
Двух
обезьян
уже
вылечил.
Может
быть,
вас
вылечу».
—
Ну,
что
это?
Разве
мо жно
так!—со
смехом
за­
протестовала
а р тистка.
—
А
что ?
—
с
ю мо р истич еским
в идом
обернулся
к
ней
р асс казч ик.
—
Ве дь
действительно
в ы лечил:
я
сам
видел
фотографию
с
мо их
легких
до
сеансов
с
этими
самыми
рентгеновскими
лучами
и
после.
До
сеансов
—
каверны
там
и
про ч ее,
а
после
совершенно
чистые
легкие.
Он,
этот
Ман ухи н,
с
догадкой
человек.
А
теперь
совсем
—
«не хочу
я
пом ир ат ь!» Вот приеду в Москву,
отк рою
журнал
и
во зь­
мусь
за
перо,
тогда
узн ают ,
что
я
не
только
жив,
но
и
зд ор ов,
пожалуй!
Нет,
я
не
умру,
—
повторил
он.
Страна
вступила
в
преддверие
новой
эпохи.
Наступил
исторический
момент,
когда
в
массах
с ко­
пилс я
горючий
материал
и
жда л
только
ис кр ы»,
что­
бы
загореться.
Масса
хотела
иметь
«своих»
писат ел ей
и
эт ими
п исате лям и
призна ла
прежде
вс его
Горького
н
удачн о
собранных
им
его
спо движ нико в,
350

Действительно,
что-то
«от земли»
бы ло
в
их
угло­
ватых,
на сы щенных
тяжестью
чу вс тва
стихах
и
проз е,
в
ма с сив ном,
гулком
языке
и
даже
в
их
«лирике», в ко ­
то рой
сквозь
увертюру
«личных»
настроений
помимо
их
со знания
как
бы
слышался
доносившийся
из
глу­
бины
могучий
голо с,
подобный
сто ну
скованного
великана.
Крупнейшим
представителем
этого
яркого
течения
в
ру сско й
литературе
бы#
сам
Горький,
отличавшийся
от
своих
соратников
тем,
что
был
первым
большим
про­
летарским
писателем.
Он
был
редчайшим
самородком
в
том
смысле,
что
з адо лго
до
св оего
вы ст упл ения
в
литературе
открыл
и
совершил
п уть
к
сердцу
народа
среди
кошмаров
«страш ­
ной
жиз ни », при встречах с чудовищами
безотрадной
жизненной
правды.
Как
новый
Рахметов
Чернышевского,
он
с
лямко й
крючника
за
спиной
шел
по
глухим
дерев*
ня м,
речным
и
приморским
пристаням,
всюду
встречал
«горе сел,
дорог
и
деревень».
И
о н-т аки
добыл
волшебный
цветок
человеческого
счастья,
которое
искал
для
людей,
как
«Иванов цвет»
папоротника,
как
не
дававшийся
ни кому
заколдованный
кл ад
—
и
этим
кладом
ока залась
пробудившаяся
с ила
рабочих
масс,
потребовавшая
для
вс ех
трудящихся
сво­
боды,
радости
и
сч асть я.
Он
явился
не
только
как
поэт
революции,
з вавший
других
на
борьбу,
но
и
сам
был
по
натуре
своей
бойц ом .
От
слов
и
песен
переходил
к
немедленному
действию,
подтверждая
искренность
своих
призывов.
Нужно
бы ло
име ть
богатырские
силы,
чтобы
пере­
жить
ту
фантастически
красивую,
полн ую
борьбы
жизнь,
какую
пер ежил
Г орьки й.
Эта
эпическая,
почти
легендарная
и
вместе
глу б око
народная
фигура
п ис ател я-б орца
не
всю
себ я
уместила
в
литературном
творчестве,
которое
бы ло
для
такого
человека,
как
Горький,
оружием
в
борьбе
и
песней
в
трудном
п ути,
сд еланно м
им
от
бурлацкой
ля мки
к
миро­
вому
имени
выдающегося
писателя
и
п олит ич еск ого
де яте ля.
Именно
вследствие
действенной,
активной
энер­
гии
и
большого
организаторского
ума
в
соединении
с
та­
лантом
художника
он
не
мог
остаться,
как
многие,
«только писателем»: значительная часть дарованных
351

ему
от
прир од ы
сил
ушла
в
самую
жизнь,
в
«гущу жиз­
ни», в которую кинулся
он,
о т давая
ей
всего
с ебя
с
юности
и
до
по сл еднег о
вздоха.
Я
славно
пож ил!
—
мог
ск азать
он
в
конце
своего
пути
словами
из
«Песни
о
Соколе».
Путь
его
всегда
был
путем
неустанной
борьбы,
кип у­
чей
энергии
и
ве чной
погони
за
той
символической,
ска­
зочной
феей,
которая
грезилась
поэту
еще
в
ранней
ле ге нде
«о юноше Марко»,
как
олицетворение
мечты
о
великом
будущем,
в
прот ивов ес
ненавистному
для
нег о
старому
миру...
мм

ЛЕВ
ТО ЛСТ ОЙ
I
Мне
вспоминается
яркий,
солнечный
апрель
в
Крыму,
кам енис ты й
бер ег
мо ря
в
О леиз е,
вечный,
неугомонный
гул
прибоя,
а
на
берегу
деревянная
дача
«Нюра»
—
вы­
чурной
архитектуры,
вся
белая,
веселая,
коке тл ива я.
Темно-синей
пе лен ой
колыхалось
м огучее
мор е,
осве­
щенное
весенним
радостным
солнцем,
кое-где
качал ись
надутые
ветром
паруса
рыбацких
лодок;
иногда
вдали
на
горизонте
медленно
проплывал
черный
грузовой
па­
роход.
Это
бы ла
весна
1902 года .
На
да че
«Нюра»
жил
тогда
Горький,
на
рассвете
сво ей
славы:
вся
читательская
Росси я,
жаждавшая
об­
нов ления
и
предчувствовавшая
близость
революции,
ду мал а,
что
у
Горького
в
кармане
ле жит
п уть
в
обето­
ванну ю
стр ану ,
текущую
млеком
и
медом,
к
заветному
острову
свободы,
со
все ми
угодьями
и
зе мл ями,
со
всеми
бл аг опол уч иями
и
воздушно-хрустальными
замками.
Все
обещало
конец
тогдашним
невзгодам:
ве сенн ее
небо,
весеннее
море,
теплом
веющий
южн ый
ветер
и
в ес­
на
в
сердце.
Шум но
и
весел о
б ыло
у
Горького
на
«Нюре», наеха ­
ли
гости ,
пр иех ал
Шал яп ин.
И
когда,
наконец,
все
они
схлынули,
из
гостей
оста­
ли сь
только
двое:
Шаляпин
и
я,
пр иех а вший
по пра влят ь
здоровье,
р асст ро енное
тюрь мо й.
Тогда
Горь ки й
сказал
Шаляпину:
353

—
А
не
схо ди ть
ли
нам
сейчас
к
Толстому?
Оказалось,
что
Т олст ой
жил
тог да
в
Гаспр е,
в
д есяти
минутах
ходьбы
от
«Нюры».
—
Пойдем!
—
согл аси лс я
Шаляпин.
Я
попросил
их
в зять
меня
с
собою.
Горький,
не
раз
бывавший
у
Толстого
в
Ясной
По л яне,
стал
м еня
отго­
варивать.
—
Не
советую!
—
сказал
он.
—
Не при ятно
вам
будет!
Я
вот
про
себя
скажу:
ведь
какой
ни
на
есть ,
а
все-таки
я
—
писат ел ь,
но,
ко гда
говоришь
с
Толстым,
черт
знает
отчего,
чувствуешь
себя
как им -то
мальчишкой,
ей-богу!
Не
чел ов ек
говорит,
гора
говорит!
Шаляпин
заступился
за
меня.
Они
посоветовались*
пос порил и
и,
наконец,
решили
взять
ме ня
с
собой
в
пу­
тешествие
к
Человеку-Горё.
Мы
отправились
к
нему
прямиком
по
тропинке,
через
какую-то
рощу ,
п ер еле зали
через
изгороди,
кар абкал ись
на
гору
и,
наконец,
мин уя
Ко реиз ,
вылезли
прямо
к
су­
мрачному
з амку
из
темного
камня,
выстроенному
в
сред­
невековом,
рыцарском
стиле.
Кругом
нег о
был
большой
запущенный
парк ,
ши рок ий
зеле ны й
луг
с
клумбами
цве­
тов
—
и
ни
души.
II
Пока
шли,
Г орьк ий
рассказ ывал ,
что
Толс той
оправ­
ляется
теперь
от
только
что
перенесенной
им
тя же лой
болезни
—
к ажет ся,
воспаления
лег к их.
Хвалил
Соф ью
Андреевну.
—
Это
правильно
она
гово ри т:
если
бы
не
она,
так
он
бы
десять
раз
с ебе
Го лг офу
ус трои л!
Умн ая
баба.
Я
ей
говорю
в
п рошл ый
раз: «Вот
—
его
отлучили
от
церкви,
в
сл у чае,
если
пом ре т,
без
поп ов
хоронить
при­
дется!» Так она даже кулаком по.
столу
пристукнула,
г ов ори т: «Вот увидите,
ми тр опо лит
хоронить
будет!
М ит­
рополит!»
—
Да,
с
боль шим
хар акт ер ом
женщин а!
Увы!
Через
восемь
лет
после
этих
сл ов
То лст ой
устроил-таки
себе
Голгофу,
и
не
«спасла»
его
Софья
Ан­
дреевна,
и
не
хоронил
ми тр опо лит.
Алексей
Максимович
р ассказ ы вал
содержание
повести
«О.
С ерг ий», только что написанной тогда,
кот орую
Тол ^
354

стой
чи тал
ему
по
рукописи.
Го вор ил
о
то м,
какой
уд и­
вительный
рассказчик
Толс той
в
живой
беседе.
—
Он
как-то
лепит
руками
из
воздуха,
как
скульп­
тор,
и
вот
видишь
перед
с обой
все
эти
ли ца
и
фигуры,
как
живые!
Ле пит,
лепит,
создает
все
из
воздуха,
вызы­
в ает
к
ж изни
из
ничего,
а
потом
дунет
—
и
все
исчезло!
Ко лду н!
В
прошлы й
раз
как-то
рассказал
мне
содержа­
ние
одн ой
новой
повести
какого-то
мо лод ого,
неизвест­
н ого
автора,
напечатанной
в
од ном
п лохо ньк ом
ж урна льчике :
в едь
он
все
читает,
ничего
не
уп ус тит!
Ну,
братец
ты
мой,
так
расс казал ,
что
у
меня
г лаза
на
лоб
вылезли.
«Батюшки,
ду маю,
но вый
та ла нтище
по яв ил­
ся,
а
я
и
п розев ал !» Пришел домой,
от ы скал
эту
повесть,
про че л,
—
только
в
з аты лке
почесал:
конечно,
ерунда!
Бездарность
без надеж на я,
ничего
и
похожего-то
нет
на
то,
что
расс каза л
Толстой!
Ах,
если
бы
тот
мог
написать
та к,
как
эт от
пересказал
им
написанное!
Мы
взобрались
на
парадное
крыльцо
и
п озв они ли.
Огромная
ду бо вая
дверь
тотчас
же
отворилась.
Имена
Горького
и
Шаляпина
о каз али
быстрое
дей­
ствие:
нас
пропустили
в
за л.
Ми нут
через
пя ть
вышла
Софь я
Андреевна.
Она
в
то
время
производила
впечатление
бодро й,
моложавой
жен щи ны.
П риня ла
нас
пр иве тл иво
и
завел а
салонный
разговор.
Потом
сказала:
—
Вы,
вероятно,
хотите
видеть
Льва
Николаевича?
Я
уж
ему
говорила
о
ва с:
он
очен ь
из вин яетс я,
что
не
мо жет
принять
ва с,
и
очень
сожалеет
об
этом,
но
сла б
после
болезни,
ему
вредно
говорить.
Тут
один
за
другим
стал и
выхо дит ь
остальные
члены
многочисленной
семьи
Толстого:
сыновья,
дочери
и
в ну­
ки.
Мне
даже
надо ел о
без
конца
вс та вать
со
стула
и
зна­
ком ит ьс я,—
так
их
б ыло
много!
III
По
внешности,
ман е рам
и
порядкам
в
доме
чувство­
вал ось,
что
семья
Толстого
отнюдь
не
«толстовцы» .
Это
б ыла
обыкновенная,
традиционная
стародворянская
семья,
со
всеми
свойственными
таки м
семьям
сословны­
355

ми
понятиями
и
предрассудками.
Мне
показалось
при
одном
взгля де
на
них,
что
Толс той
в
мужичьей
рубахе
со
всем
миром
своих
и дей
должен
быть
од инок
в
собствен­
ной
семье,
но
что
это
одиночество,
может
быть,
нужно
ему.
Впоследствии
я
водил
дружбу
с
его
сыновьями
—
Сергеем
и
Ильей,
в
особ ен нос ти
с
последним,
из
которо­
го
получился
«до некоторой степени литератор».
Илья ,
по
наружности
похожий
на
отца,
унаследовал
от
н его
более
других
б рать ев
л и терат урную
жилку,—
но,
у вы,
в
оче нь
слабой
степени.
Помню,
в
беседах
со
мн ой
он
всег да
проклинал
с вое
происхождение
от
знаменитого
отца;
по
его
словам,
оте ц,
сам
того
не
зам еч ая,
давит
в
них
наследственную
та­
лантливость
громадностью
своего
гения:
рядом
с
ним
они
всегда
с
отчаянием
убеждались
в
собственном
ни­
чтожестве.
Сравнение
с
великим
отцом
уб ивал о
их
энергию.
Может
быт ь,
и
правда.
Р аз говор
гр аф ини
с
Горьким
и
Шаляпиным
был
не­
зн а чите ль ный,
условно-салонный,
я
с
нетерпением
жд ал
момента,
когда
они
подымутся
уходит ь.
Высидев
де сять
минут,
мы
поспешили
уйти.
Опять
спустились
к
морю,
вниз,
по
той
же
т ропинк е.
Горь ки й
и
Ша ляп ин
шли
впереди
ме ня,
рядом.
Послед­
ний,
по
своему
обыкновению,
острил
и
балагурил,
а
Горь ­
кий
насупился
и
молчал.
Вниз у
шумело
вечернее
море.
Тени
гор
уже
простирали
над
ним
свою
ти хую
вечер­
нюю
печаль.
В
Олеизе
и
Кореизе,
д вух
см ежн ых
татар­
с ких
деревушках,
кое-где
заж иг ались
тусклые
огон ьки .
На
другой
день
уехал
Ша ляпи н,
а
недели
через
две
под нялс я
в
отъезд
и
Г орьки й,
IV
Я
нашел
се бе
комнату
в
Кореизе,
у
татарского
м ул­
лы.
До мик
его,
стоявший
в
п олуго ре,
ближе
к
верхнему
шоссе,
чем
к
мор ю,
был
в
два
этажа,
обы чн ой
вос точной
архитектуры;
внизу
жил
мулла
со
своей
семьей,
а
верх,
состоявший
из
нескольких
отдельных
комнат
с
об щей
356

дли нно й
террасой,
покрашенной
в
синю ю
к рас ку,
пр и­
способлен
был
для
сдачи
«под приезжих» .
Но
в
начале
весны
в
Кр ыму
пр иезж их
мало,
и
я
был
единственным
обитателем
верхнего
этажа.
Жил
в
полном
одиночестве
и
н асл аждался
э тим
од ино че­
ством.
С
террасы
открывался
вел ик ол епный
вид
на
море.
Кругом
цвели
роз ы.
Крымская
вес на
была
в
п олном
разгаре.
Было
так
м ного
сол нц а,
в озду ха
и
зеле ни ,
что
ка ждый
д ень
казал­
ся
торжественным
праздником.
Каждое
ут ро,
напившись
чаю,
я
отправлялся
на
берег
мо ря
купаться.
П отом
не­
которое
время
гулял
по
берегу
и
целыми
часами
с идел
на
скале,
созерцая
море.
Это
занятие
мне
особенно
нрав ило сь.
Так
проходило
мое
время
день
за
днем.
Охота
видеть
Толстого
у
меня
пос ле
неудачи
совер­
шенно
пропала,
да же
как-то
самая
мысль
об
этом
ни
разу
не
приходила
в
голов у.
Его
тогдашний
домашний
врач,
Никитин,
частенько
заходил
ко
м не,
ч тобы
и дти
вместе
купаться,
и
приносил
мне
свежие
книж ки
журналов.
Мало-помалу
мы
подружились
с
этим
симпатичным
юн оше й,
к аким
он
тогда
б ыл:
по
внешности
Никитин
похо д ил
больше
на
студента
последних
курсов,
чем
на
врача.
Прочит анн ы е
книг и
я
ему
отн ос ил
сам,
так
как
в
графском
за мке
у
нег о
была
крохотная
комнатка
в
ниж­
нем
этаже,
с
отдельным
ходом,
в
ко тору ю
мо жно
бы ло
заходить,
не
встречаясь
пи
с
прислугой,
ни
с
членами
семьи
графа.
Поэтому
я
х одил
к
нем у
запросто,
как
и
он
ко
м не.
В
одно
яркое,
солнечное,
золотистое
утро
мы
с
ним
си­
дели
в
его
ко м нате
и
весело
о
чем-то
рассуждали.
По­
том
он
вышел
взять
книг и
для
передачи
мне .
Через
минуту
воз врат ился
и
сказал,
улыбаясь:
—
Лев
Ни ко лае вич
зовет
ва с!
Иди те!
Я
испу г а лся.
Пос мотреть
на
великого
Льва
и з-за
чужих
спин,
не
вступая
с
ним
в
раз гов ор,
я
желал
когда-то,
нс^
теперь
и дти
к
нем у
самостоятельно
и,
следовательно,
ра зг ова­
ривать—
бы ло
страшно.
357

“ Зовет?
Зачем?
Кто
ему
сказ ал,
что
я
здесь?
—
Я
сказал!
Ну,
он
и
просит
вас
на
те рра су,
говорит»
что
давно
желал
с
ва ми
познакомиться.
Я
был
ошеломлен:
ве лик ий
Толстой
желает
познако­
миться
со
мной,
мол од ым
тог да,
начинающим
беллетри­
стом,
только
что
выпус т ив шим
пер вую
к нижк у!
—
Послушайте,
—
в
нерешительности
протестовал
я,
—
но
в едь
вы
понимаете,
что
в
про шлый
раз...
Ник ит ин
улыбнулся
лукавой
улыбкой.
—
Это
бы ла
хитрость
Софьи
А ндре е вны:
она
ему
да­
же
и
не
ск аза ла
ничего
о
вашем
ви зи те!
—
Ну
да,
он
был
тогда
очень
бол ен!
—
Болен-то
он
и
те п ерь...
поправляется
медленно...
не
в
этом
причина,
а
уж
это
тактика
Софьи
Андреев­
ны:
чтобы
чувствовали.
А
про
вас-то
я
ему
сам
сказал ,
да
вы
еще
п ока
что
и
не
очень
знамениты!
Хе-хе!
Ну,
нечего
время
тянуть,
пойдемте,
я
вас
к
нему
про­
вед у.
Долго
рассуждать
бы ло
некогда.
Н икит ин
взял
меня
под
руку
и
потащил
в
знакомый
уже
мне
зал,
за тем
в
смежную
комнату,
откуда
в
раск ры тое
ок но
вид нел ась
залитая
с олн цем
и
обвитая
зеле нь ю
бо льш ая
терраса,
выходившая
в
сад.
—
Две рь
закрыта
во
избежание
сквозняка,
лезьте
в
окно!
—
скомандовал
врач.
Я
полез
в
окно.
То лст ой
леж ал
в
пер едв ижном
кре сл е- кол ясочк е,
в
той
позе,
как
он
снят
в
э том
вид е
на
портре тах
то го
вр е­
мени :
покоящаяся
на
п оду шке
седая
голова
с
проникно­
венным,
сурово-добрым
взглядом
из-под
густых
бровей
и
бессильно
л ежащи е
поверх
одеяла
изможденные,
ст а­
ри ко вские
руки.
Я
заметил,
что
рук и
эти
бы ли
небольшие,
узкие,
с
д линными
п ал ь ц ами, «аристократические».
И
лицо
его,
изможденное
от
бо л езни
и
старости,
вы­
р ажало
доброту
и
вел ичаво ст ь.
Вдруг
я
почувствовал
с ебя
мал ен ь ки м-мал ен ьким,
пяти лет ним
мальчиком,
на
глаза
почему-то
навернулись
сл езы,
ще ки
мои
вс пыхну­
358

ли,
и
мне
захотелось
пр ипасть
к
его
руке,
поцеловать
ее
и
с ка за ть: «Дедушка,
милый
дедушка!»
Он
подал
мне
эту
руку,
сухую,
морщинистую,
втари-
ковскую,
и
сказ ал
сл а бым,
б о лез ненным,
старческим
го­
лосом:
—
Здра в ствуй те !
Садитесь
вот
тут,
ок оло
меня!
Так
вот
ка кой
вы...
молодой!
Он
как
бы
с
завистью
окинул
ме ня
взглядом.
—
Вы с окий
какой!
Все
вы,
что
ли,
там
так ие,
на
Вол­
ге?
Ведь
вы
волжанин,
кажется?
-
Да.
—
Из
крестьян?
-Да.
—
Из
какого
села?
Я
ск азал.
Толстой
спросил,
есть
ли
там
сектанты.,
Я
ответил,
что
мое
родное
село
на по ловину
старообряд­
ческое,
а
се ктанто в
там
нет
и
чт о,
впрочем,
сельскую
жизнь
я
о став ил
в
ше стна дц ати ле тнем
возрасте.
—
Почему
же
оставили?
Не
надо
б ыло
землю
остав­
лять!
Я
от веч ал,
что
мой
отец
безземельный
крестьянин,
деревенский
с толяр,
и
что
стремление
учиться
и
к
пи са­
тельству
склонность
б ыли
у
ме ня
с
де тства .
—
Так!
Так!
Я
читал
вашу
кн игу:
хорошо,
оче нь
хо­
рошо!
Вот
э то,
где
там
у
вас
мужики
в
каб аке
ру ка ви­
цами
хлопают,
—
это
хорошо!
VI
И
Толстой
стал
говорить
мне
о
мужиках.
Странно
г ово рил
он
о
них.
Говорил
с
та кой
любовью,
как
будто
бы
они
был и
муравьями
и
п олз али
у
нег о
на
ладони,
а
он
рассматри­
вал
их,
следил
за
их
работой,
беготней,
как
они
д ви­
г ают
головками,
ш е велят
у сикам и,
ду ма ют,
строят
чт о- то,
радовался
и
как
бы
приговаривал: «Я их очень
люблю!
Посмотрите,
какие
они
умные,
какие
хор оши е,
как
правильна
их
жиз нь!
Вот
так
и
ну жно
жить,
как
о ни!»
Казалось,
он
не
з амеч ал,
что
смотрит
на
них
свысока.
Всю
жизнь
свою
стр е мясь
умалиться
и
опроститься,
ве­
359

ликан
ума,
вероятно,
на
весь
человеческий
род
не
мог
смотреть
иначе,
как
с
высоты
своего
роста.
Может
бы ть,
эт от
досадный
рост
был
даже
муче ни ем
и
несчаст ьем
его
жизни :
печи
кл ал,
зем лю
пахал,
а
муравьем
при
вс ем
желании
так
и
не
мог
сде л ать ся.
Насколько
же
легче
и
п роще
б ыть
муравьем!
Мне
показалось
даж е,
что
от
Толстого
так
и
уск ользн уло
в
мужике
что-то
главное,
самое
интересное,
что
ему
хоте­
лос ь
рассмотреть,
но
так
и
не
довелось.
Мне
думалось,
что
мужики
все-таки
лучше
зн ают
друг
друга,
чем
знает
их
Толстой.
Я
удивился,
как
он
не
может
знать
о
них
че го-т о
самого
п рост ого,
о быкн о­
в е нного,
что
зна ют
все
обыкновенные
люди.
Казалось,
что
То лст ой
не
видал
мужиков
по
к р айней
ме ре
лет
сорок,
и
уже
неизвестно
ему
бы ло,
о
чем
они
думают.
Мужика
он
неизменно
представлял
себе
па шу щим
землю.
О
том
же,
что
мужики
давно
хотят
быть
не
толь­
ко
мужи ками ,
но
еще
и
людьми,
что
надоело
быть
трудо­
л юб ивыми
муравьями,
б ожь ими
пчелками,
то
есть
рабо­
тат ь
на
кого- то
неработающего,
и
тысячу
лет
попусту
хлопать
в
рукавицы;
что
там,
в
многомиллионном
их
уль е,
происходит
как ое- то
необыкновенное
движение,
ко -*
торое
скоро
—
это
и
тогда
чувствовалось
—
может
раз ­
решиться
в елич айш им
потрясением,
об
этом
Толстой
как
будто
не
то
что
не
зн ал,
но
был
твердо
убе жде н,
что
ни­
че му
этому
б ыть
не
следует.
Когда
в
маленькой
р еплик е
у
меня
сорвалось
выра­
ж ение
«о близости революции», то Толстой с болью на
л ице
и
в
голосе
прервал
меня
словами: «Ненадо желать
ре в олюц и и», и тотчас же стал развивать свои дальней­
шие
мысли.
VII
Я
не
ручаюсь,
верно
ли
я
п онял
его
в
краткой,
тороп­
л ивой
беседе,
тем
более
что
я
ум ышле нно
не
возражал
ему,
ж елая
как
можно
более
услышать
от
него.
Но
у
меня
навсегда
осталось
в печатл ени е
от
Толстого,
как
от
говорящей
горы,
не
сознающей
своих
размеров.
«Без­
мерный»,—
ск азал
кто-то
о
Толстом,
и
это
слово
удиви­
360

тельно
определяет
его
во
всех
о т нош е ния х : «безмерный/-,
ог ро мный,
не
з навш ий
наших
мер
и
гр ани ц,
наших
«нельзя»
и
«невозможно», свысока смотревший даже в
смирении
своем.
К аза лось
мне,
что
и
меня
он
тоже,
чтобы
лучше
с лы­
шат ь
и
видеть,
б ер ежно
и
осторожно
пос ад ил
на
ладонь
и,
чтобы
я
не
пугался,
похвалил
мою
к нижк у,
словно
мальчишку
по
головке
погладил.
И
каз ало сь
е ще,
что
его
интересовали
писатели
«из
м у жи ко в », впервые в ту пору пришедшие в русскую ли­
те ра туру,
и,
видимо,
хотелось
ему ,
чтобы
это
был и
хоро­
шие
писатели.
Об иль ный
зо лот ой
свет
торжественного
со лн ца,
пр о­
биваясь
сквозь
гус тую
зеле нь
свежих
весенних
листьев,
обвивавших
террасу,
нежными
лучами
о све щал
его
ль ви­
ную
голову
и
замечательные
руки .
Он
был
до
голов ы
за­
крыт
толстым
широким
п ле дом,
и
мне
казалось,
что
я
говорю
с
одной
только
н еоб ычной ,
сказочной
головой,
возвышающейся
«превыше всех церквей».
Слушая
расск аз
головы,
я
смотрел
на
ее
величавое
лицо
с
большим
лбом
и
се дою
бородой ,
с
до б рыми,
хит­
рыми
морщинками
около
глубоких
глаз,
и
перестал
боят ься
Ль ва.
Напрасно
го во рили
мне
о
его
«пронзительных»
гл а­
зах,
они
на
эт от
раз
бы ли
только
«проникновенными», от
которых,
пожалуй,
нельзя
пр ят ать
мыслей,
и
очен ь
доб­
рыми.
Возможно,
что
в
иные
моменты
эти
глаза
могли
бы ть
невыносимыми
для
смертных,
как
глаза
Мои се я.
«Хитрый ты,
хитрый
дедушка!—думал
я.
—
Учишь
непротивлению,
а
между
тем
на
самом-то
дел е
сам- то
ты
всегда
противился,
как
ни кт о!»
Не
знаю,
проч ел
ли
он
во
мне
эти
мысли,
но
как
раз
в
эт от
момент
пристально
посмотрел
на
меня
и
чуть -чут ь
улыбнулся,
как
бы
спрятав
улыбку
в
св ою
седую,
биб ­
лейскую
б ороду.
На
прощание
Т олст ой
по д арил
мне
св ой
портрет,
на
кот ором
при
мне
же
с
трудом
на пи сал
дрожащей
от
сла­
бо сти
рукой
ласковую
надпись.
Портрет
этот
не
сох ран и лся
у
ме ня:
ото бр али
при
обыске
ж андар мы.
193*

ЧЕХОВ
Весной
1902 года в Ялте,
где
Чехов
жил
в
это
время
на
своей
да че,
он
по звал
к
себе
на
уж ин
съех авш их ся
на
в есенний
сезон
пис ат елей.
Собралась
д овол ьно
бол ьша я
к ом пания:
Ив ан
Бун ин,
Телешов,
Белоусов,
Найденов,
Елпатьевский,
поэт
Лады­
же нск ий
и
еще
кое-кто.
Мы
собрались
еще
засветло,
пи ли
ча й,
гуляли
в
сад у,
беседовали
в
его
уютном
кабинете,
шу тил и,
спо рили,
ос три ли.
Че хов
гов ори л
мало .
Как
все
ист и нные
юмористы,
очень
редко
смеялся,
заставляя
смеяться
д руги х,
и
лишь
улыбались
его
близорукие
глаза,
спрятанные
за
стеклами
пенс не.
В ысо кий,
со
впалой
больной
грудью,
изредка
по­
кашливающий
сухим
кашлем,
он
г оворил
низким,
пр ият­
ным
басом,
благородно
зву ча вши м.
Каждый
из
собравшихся
гостей
считал
нужным
что-то
рассказать,
о
чем-нибудь
расспросить
Чехова.
Говорили
о
современной
литературе,
об
изд ат ел ях,
о
те ат ре,
о
но­
вых
п ьеса х.
—
У
меня
в
этом
году
не
бу дет
пьесы!
—с
обычным
мрачным
видом
сказал
Чехов.
—
Поч ем у?
—
Лев
Николаевич
отсоветовал:
я
его
как-то
спросил,
нравятся
ли
ему
мои
п ьес ы? «Нет,
говорит,
не
нравятся!»
По ч ему ? «Еще хуже,
чем
у
Шекспира!»
Все
зас м еял ись
и
до лго
ост рил и
над
«стариком», как
они
все
называли
Толстого.
—
А
не
н аходи те
ли
вы,
что
Толстой
просто
р ев нив:
завидует
в сем,
кто
мол оже
его?
362

*—
Это
правда!
—
подтвердил
Елпатьевский.
—
Когда
я
в
пе рвый
раз
лечил
его,
он
вдруг
спросил
меня,
сколько
мне
л ет? «Сорок!» У него даже глаза засверка­
ли : «Эх!
Как
я
в
сорок-то
лет
писал!»
—
Антон
Павлович!
Поче му,
когда
в
п рош лый
раз
у
вас
был
м ол одой
пи сат ель
и
очень
долго
гов ори л,
вы
его
вне за пно
с прос или : «А вы любите граммофон?»
—
Ну,
яс но
почему!
—
добродушно
отмахнулся
Ч ехов
с
юмористической
ноткой
в
голосе.
Маленький,
лысый
и
красноносый
п оэт
Лад ыже нский ,
кот орого
все
почему-то
называли
«пензенским помещи­
к ом», подобострастно любивший Чехова,
спросил:
—
Антон
Па вл ович!
По луч ил
ли
ты
от
Академии
н аук
ди плом
на
звание
ак аде мик а?
—
Полу чи л!
—
очень
серьезно
ответил
Чехов.
—
Х оте­
ли
и
тебя
то же
в
академики
избрать,
но
когда
у з нали,
что
ты
пензенский,
сказал и : «Нет,
нам
пензенских
не
на­
до !»—
После
взрыва
общего
смеха
Ч ехов
добавил:—Я
от
э того
диплома
отказался
и
отослал
обратно;
то
же
сделал
и
Ко роле н ко!
—
Отчего?
—
Да
и з-за
солидарности:
Го рьког о
тогда
в
академи­
ки
избрали,
а
он
в
тюрьме
ок аза лся!
Академия
аннулиро­
вала
в
газетах
его
избрание,
ну,
мы
и
решили
отка зать с я!
—
Антон
Павлович,
в едь
это,
конечно,
вы
н ес ерьез но
сказали,
будто
по
совету
Толстого
не
написали
пь есы?
—
Ну,
само
собой,
не
по
его
совету,
а
по
нездоровью:
сам-то
он
за
это
время
«Хаджи Мурата»
и
«Отца Сергия»
успел
написать!
—
Чехов
вздохнул. —
Нет,
писать
надо,
а
то
не
успеешь!
Мне
вот
недавно
в
Москве
профессора
исследование
де л ал и, «коховские палочки»
нашли!
На до
журнал
издавать!
Хороший,
н овый
журнал,
чтобы
всем
там
собраться!
На
этот
раз
Чехов
не
в
шутку,
а
в серь ез
заговорил
о
создании
нового
журнала
или
периодически
в ы ходящих
альманахов.
Мысль
эта
вс ем
понравилась.
—
Хор ошо
бы
без
буржуя
обойтись!
Без
редактора-
издателя!
—
Самим
дело
повести,
на
паях1
—
Товарищество
писателей
учредить!
—
Уж
чего
лучше
—
к
«Знанию»
журнал
при с тегнут ь?
За с иде вшись
довольно
д олго
за
у жино м,
мы
в
ожи в­
363

ленных
разговорах
не
заметили,
что
Чехова
давно
уже
нет
за
ст олом .
Дежуривший
в
столо вой
слуга
с
улыбкой
объяснил,
что
«Антон Павлович спать пошли,
но
пр осил и
передать,
чтобы
си дели
без
него».
Это
бы ло
очень
похоже
на
Чехова.
Никто
из
нас
не
знал
тогда,
насколько
серьезно
он
был
болен.
Все
мы
в
са мом
беспеч но м
и
жизнерадостном
настроении
галдели
за
стол ом ,
попивая
после
уж ина
крымское
вино,
обсуж­
дая
судьбы
России
и
родной
литературы.
Некоторые
до­
шли
уже
до
миро в ых
вопро со в
—
«иерархии и сотворе­
ния
ми ра », как говорится в чеховском рассказе «Мы с ли­
те ль».
Когда
уже
на
р ас свете
расх од ил ись
по
домам,
Бе­
лоусов
вдруг
остановился
и
хлопн ул
се бя
ладонью
по
лб у:
—
Послушайте
вы,
писатели
зе мли
русской!
Да
что
же
он
такое
ск аза л?
—
Кто?
—
Да
Чехов
же!
Так,
между
прочим,
вскользь
упомя­
нул
о
«коховских палочках», а потом,
как
ни
в
чем
ни
бы в ало,
начал
гов ори ть
о
жу рн але!
Да
как
же
это
мы
не
заметили
и
да же
не
пон яли,
не
обратили
внима ния,
что
в едь
это
он
про
св ою
близкую
смерть
говорил?
Была
первая
постановка
н овой
пьесы
Чехова
«Вишне ­
вый
сад» .
Антон
П авло вич
к
этому
времени
жен илс я
на
артист­
ке
Художественного
те атра
Книппер
и
уже
не
так
ле гко
пер ено сил
свое
многолетнее,
вынуж д енное
болезнью,
ял­
тин ск ое
отшельничество.
Жен а
по-п режнем у
с
выдающим­
ся
у спех ом
играла
в
Художественном,
выступала
в
гл ав­
ных
ролях
его
пьес,
к оторы е
давно
уже
ст али
любимыми
пьесами
п уб лики.
Теперь
дирекция,
по-видимому,
попро­
сил а
его
при еха ть
в
Мос кву
на
премьеру
новой
пьесы,
им ея
в
виду
устроить
публичные
овации
первоклассному
писателю
и
драматургу,
сво ими
пьесами
значительно
вы­
двинувшему
театр
при
его
пер вых
шагах,
когда
бе спр и­
ютная,
беспокойная
в
своих
исканиях
«чайка»
осталась
навсегда
его
трогательной
эмблемой.
Это
было
в
ко нце
з имы
1904 года .
Стояли
со лнеч ные,
мягкие
дни,
пах ло
талым
снежком.
364

Театр
был
пер еп ол нен
сверх
всякой
мер ы.
«Вишневый
сад»
поставили
и
сыграли
изумительно,
участвовали
лу ч­
шие,
давно
уже
ст авш ие
знаменитостями
а рти сты
э той
неповторимой
и
не по дра жае мой
труп п ы,
в
которой
нет
плохих
исполнителей,
где
кажд ый
на
своем
мес те
пре­
красен.
Выступал
«сам»
Станиславский,
великолепна
б ыла
Книппер,
яр ок
Москвин.
Наконец,
после
третьего
акта
п роизош ло
чествование
автора.
На
с цене
стояла
вся
труппа
с
В.
И.
Немирови­
чем-Данченко
во
главе.
Вышел
Чехов.
Публика
п очтит ел ьно
вст ал а.
Трогателен
и
вместе
жало к
был
Чехов
на
сцене:
ве­
роятн о,
она
ослепила
его
своими
яркими
огн ям и,
безжа­
лостно
выдала
жив ьем
жадной,
тысячеликой,
глаза ст ой
толпе,
с
невольным
разочарованием
созерцавшей
своего
лучше го
певца:
в ысоки й,
худой,
не
знающий,
куда
де вать
руки,
слегка
горбившийся,
с
подогнутыми
коленками,
в
куцей
визитке
и
коротковатых
брюках,
со
взъерошенной
прической
и
седеющей
бородк ой
кли нышко м ,
в
пенсне,
окруженный
на
сцене
полукругом
актерской
то лпы,
он
в
эт от
момен т
поход ил
на
Дон-Кихота
перед
Альдонсой
или
на
бодлеровского
«Альбатроса», очутившегося на па ­
лу бе
ср еди
забавляющихся
матросов
и
волочащего
по
земле
мо гучие
к рыл ья:
Поэт ,
вот
образ
твой!
—
Сядьте!—с
состраданием
сказал
сре ди
всео бщей
тишины
р аздав шийс я
как
бы
с
неб а
низк ий,
гр у дной
бас,
вс егда
ок азыв ающ ийс я
в
подобных
случаях
на
галерке.
Но,
видимо,
ст рад ав ший
душ ой
от
встречи
с
живыми
чи­
тателями,
кр у пн ейший
из
художников
своей
эпохи
чув­
ствовал
се бя
сов е ршен но
растерявшимся,
не
хотел
садиться,
да
и
не
на
что
бы ло
сесть,
—
а
следовало
бы:
вид
у
н его
был
совсем
больной
и-
слабый.
Казалось,
что
е дин ств ен ное,
что
он
сде лал
бы
с
удовольствием,
—
это
уйти
п оск орее
со
сцены,
скрыться
от
ты сяч
л юбо пытн ых
глаз.
Но
напротив
не го
с тоял
его
др уг,
великий
режиссер
те атр а,
все х
пьес
Чехова
и
происходящей
сце ны
чес тво­
ва ния
—
Владимир
Ив анов ич
Не миро вич- Да нче нк о,
с
раз­
вернутым
б ольшим
ли стом
в
руках:
это
был а
речь
от
365

лица
тр уппы
и
вс его
Художественного
театра,
благодар­
ств енн ая,
юбилейная
и
вместе
дружеская
ре чь,
н ачина в­
шаяся
ин тимн ым
обращением:
—
Антон!
Через
несколько
дней
Чехов
в стр ети лся
мне
за
кули­
сами
Художественного
театра
во
время
представления
«Дяди Вани»
и,
задержав
мою
ру ку
в
своей,
сказа л:
—
Послушайте,
приходите-ка
ко
мне
завтра
обедать,
ч асам
к
двум!
Я
был
вполне
уверен,
что
Чехов,
как
и
остальные
з на­
мен ито ст и,
у
которых
мне
доводилось
бывать
в
Моокве,
затевает
у
себя
званый
артистическо-писательский
обед,
вроде
ял тин ск ого
ужина,
о
кото ром
я
вспоминал
с
удо­
вольствием.
П равд а,
Чехов
и
тогда
был
серьезно
болен,
обмолвившись
о
«коховских палочках», но теперь выгля­
дел
м ного
хуже,
чем
два
год а
назад:
значительно
и сху­
да л,
как-то
постарел
и
осунулся.
Го вор или,
что
в
Москве
у
нег о
обострился
туберкулез
и
что
московские
врачи
решили
вопрос
о
поездке
его
на
л ето
за
границу,
не
удов­
л етв оряясь
более
его
крымским
сиденьем,
да
и
самому
Ч ехо ву,
наверное,
очень
н адо ела
Ялта
с
русскими
почи­
тателями
и
п осе тите лями ,
на помина вшим и
граммофон.
На
другой
д ень
я
аккуратно
к
дв ум
ч асам
явился
на
московскую
квартиру
Чехова
—
где-то
около
Каретного
ряда,
в
первом
эт аже
н еб ольшо го
дома.
Вместо
м ного­
людного
собрания
встретил
в
гостиной
Немировича-Дан­
ченко,
бывавшего
у
не го
ежедневно,
и
еще
двух-трех
че­
ловек
из
труппы
и
администрации
т еат ра.
Разговор
был
товарищеский,
инт имный,
отча сти
д елов ой:
Чехов
ук азы­
вал
на
некоторые
мелкие,
второстепенные
недостатки
первой
постановки
«Вишневого сада»
и
просил
их
испра­
вить
при
следующих
постановках.
—
Это
отт ого,
что
актеры
нервничают!
—
воз ра зил
Владимир
Иванович.
—
Пройдет
несколько
спектаклей,
и
все
само
собой
обойдется.
—
Совершенно
верно,
—
подтвердил
о дин
из
пр ис ут­
ствующих.
—
Об ык нове нно
бывает
так
—
не ро вно
и дут
первый
спекталь,
третий
и
шестой!
После
шестого
пьеса
входит
в
русло!
Поговорив
еще
о
каких-то
мелочах,
все
ушли,
кроме
366

Владимира
Ивановича,
с
к оторы м
у
Чехова
зав язался
разговор
совсем
домашний:
п олуш утя
он
жаловался
др у­
гу
на
же ну,
ко тора я
его
не
сл у шаетс я.
—
Ведь
она
еще
после
боле зни
не
оправилась,
а
ле­
к ар ство
принимать
бросила
—
капризничает
всякий
раз!
—
Не
мешает
в
таких
случаях
и
прикрикнуть!
—
по«
советовал
Владимир
Иванович.
В
это
время
в ошла
Ол ьга
Леонардовна,
молодая,
кра­
сивая,
цветущая.
С
ее
приходом
как
будто
и
в
к омна те
стало
светлее.
Пожимая
нам
рук и,
она
си яла
приветли­
вой
улыб кой.
Но
муж
суровым
и
д аже
грубоватым
тон ом
«велел»
ей
сейчас
же
п рин ять
какое-то
лекарство.
Улыбка
жены,
стоявшей
перед
ним
«руки в боки»,
с тала
еще
более
сияющей:
ви дно
было,
что
она
и
в
гр ош
не
ста вит
«строгость»
такого
мужа,
как
Чехов,
—
он
ор­
г анич ески
не
был
спо соб ен
«прикрикивать»
на
кого
бы
то
ни
было,
тем
мен ее
на
нес ом ненн о
обожаемую
же ну.
«Суровый тон»
был
принят
от ча сти
для
нас
и
во
всяком
случае
очень
прозрачно
прикрывал
бесконечную
мягкость
и
не жную
заботливость
о
люб и мой
же нщине
в
то
время,
ко гда
он
сам
более
чем
кто-либо
нуждался
в
по до бных
за ботах
о
его
преждевременно
и
б ез над ежно
угасавшей
ж изни.
Через
несколько
ми нут
у шел
Немирович,
ушла
и
Ол ь­
га
Леонардовна.
Несколько
недоумевающий,
я
был о
тоже
поднялся
уходить.
—
Что
вы?
—
в озр азил
Чехов.
—
Сейчас
мы
с
вами
о бе дать
бу дем
—
в двое м!.
Действительно,
когда
мы
вошли
в
столовую,
там
уже
был
накрыт
обед
на
два
п рибора .
Кушанья
по д авал
ед ин­
ст в енный
в
доме
слуга.
Из
поданного
маленького
гра­
финчика
Антон
Па вл ович
собственноручно
налил
мне
рюмку
во дки.
—
Выпил
бы
и
я
с
ва ми!
—
со
в здохом
сказал
он.
—
Когд а
был
здоров
—
пил
с
удовольствием,
а
теперь
не
могу!
Очень
ж алею,
что
нельзя
мне
водку
пить .
—
Мос ков ски й
климат
вреден
вам,
на
юг
поезжайте!
—
Да,
на
юг!
—
опять
в зд охнул
хозяи н.
—
На
днях
поеду!
Доктора
посылают
за
гр а ницу
на
ле то,
а
мне
что-
то
не
хочется!
Россию
люблю!
Мне
и
Кр ым
не
нравится!
367

В
русскую
бы
деревню,
с
этакой
бы
березовой
рощей,
а
они
ме ня
в
Биарриц!
Я
попр о сил
его
подарить
мне
на
память
какой-нибудь
том
его
расс каз ов.
Ч ехов
тотчас
же
послал
слугу
в
ближайший
книжный
магазин
купи ть
книгу.
Тот
скоро
вернулся
с
томиком
«Хмурых людей».
Антон
Павлович
тут
же
за
о беденным
столом
сделал
на дпись
своим
неразборчивым,
тонк им ,
женственным
почерком.
—
Послушайте,
—
продолжал
он,
передавая
мне
кни­
гу,
—
отчего
вы
мало
пишет е?
Вам
следует
б ольше
писать!
Я
име нно
это
хотел
вам
с каз ать
на
прощанье!
У
вас
те­
пер ь
м огло
быт ь
томика
четыре,
а
вы
что-то
на
пер вом
замешкались.
Я
и
сам
много
лентяйничал,
а
теперь
очень
жалею
об
этом!
—
Не
знаю,
кого
с луша ть!
—
смеясь,
ответил
я.
—
Не­
давно
Лев
Нико ла е вич
гов орил
мне:
не
пишите
много,
не
на до
много
писат ь !
Чехов
»улыбнулся .
—
Не
верьте
хитр ому
старику!
Он
это
всем
говорит,
и
мне
говорил,
потому
что
сам
стареть
стал!
Нет!
—
Тут
Чех ов
в здох нул
п ечальн о.
—
Надо,
надо
писать !
Вы
нача­
ли
вашу
песню
по-соловьиному,
а
ес ли
остановитесь
на­
всегда
на
од ном
томе,
выйдет
по-воробьиному!
Я
вам
про
себя
скажу:
есл и
бы
я
остановился
на
первых
расска­
зах,
—
меня
бы
и
писателем
не
считали.
Чехонтэ!
Мал ень­
кий
томик
маленьких
смешных
а не кдото в!
Думали,
что
и
весь
я
тут!
Серьезные
писатели
говорили:
чужой
он
нам ,
потому
что
смеет с я!
Как
можно
смеяться
в
наше
время?
Он
пом олча л.
—
Придется
ли
еще
увидеться
—
неизвест но !
Погово­
рить
с
глазу
на
глаз
—
хорошо
быва ет!
Послушайте,
вы
помните,
как
у
вас
в
одном
рассказе
ск аза но : «Протодья­
кон
про кли н ает
сомневающихся
в
бытии
божием,
а
они
стоят
на
клирос е
и
по ют
сами
себе
«анафему»!
Он
откинулся
к
спинке
стула
и
залился
почти
без­
звучным,
но
зар азит ел ьным
смех о м,
вдруг
сделавшись
похожим
на
с вой
молодой
портрет,
когда
Чехов
был
жи з­
нерадостным,
беззаботным
«Чехонтэ».
Об ед
наш
в
разговорах
за тянул ся
часа
на
дв а.
Вдруг
мне
вспомнилась
его
заг адо чна я
фра за : «Придется ли
еще
увидеться
—
не из ве с т но’» И меня поразила мысль,
No

Н.
Н.
Златоератский.

В,
Г.
К оро ле нко,

что
э тот
уд ив ит ельн ый,
очень
оди нокий ,
замкнутый,
п ри­
го во ре нный
к
смерти
человек
думает
не
о
себе,
не
о
своем
по ложе нии,
трагичность
кот орого
он,
как
врач,
понимал
лучше,
чем
кто-либо
из
опекавших
его
друзей,
но
нахо­
дил
время
заботиться
и
т рев ожит ься
о
судьбе
начинаю­
щих
писателей.
Я
зн ал
о
его
се рьез ной
боле зни ,
но
по че­
му-то
думал,
что
еще
ув иж усь
с
ним.
Увидеться
не
п ри­
шлось.
Летом
того
же
года
телеграфная
весть
о
смерти
Че­
хо ва
на
чуж бин е
бо льно
ударила
по
сердцам,
изболев­
шим
под
гнетом
м рачной
действительности.
Смерть
о тня­
ла
тогда
у
России
п ослед н его
н еж ного
друга,
п ечаль ник а
«чеховской»
эпохи:
он
был
любимым,
близким,
родным
писателем
для
своего
п околе ния .
Я
н апис ал
тогда
стих и,
читанные
мной
на
ряде
ве че­
ров ,
посвященных
памяти
Чехова:
Памяти
Чехова
Неумолимый
рок
ун ес
его
в
могилу!
Болезнь
тяже лая
ту да
его
свела:
Она
б ыла
в
груди
и
всюду
с
ним
ходила
—
Вся
ж изнь
страны
род ной
болезнь
его
была!
Пророки
и
вожди,
ки пя
д ушой
мятежной,
Мо гли
быть
гневными,
могл и,
любя,
карать.
А
он
любил
люд ей
так ой
любовью
неж ной ,
Как
любит
же нщина,
как
любит
только
ма ть.
Печали
жгучей
яд
он
в ыпил
полной
чашей,
Впит ал
в
себя
всю
грус ть,
глуб окий ,
как
родник,
И
был
отравлен
он
тос кою
жизни
наш ей,
Терпением
рабов
и
тупостью
владык!
Дыханье
пошлости
ему
дышать
м еш ало,
До
гроба
мучила
холодная
вра жда ,
И
наконец
толпа
люб овь ю
ист ерз ала
—
Но
был
он
одинок
по всю ду
и
всегда.
369

Он
жил
под
тем но ю,
загадочною
вл асть ю
Суд ьбы
насмешливой,
бе счув ст ве нной
и
злой,
И
капля
каждая
им
выпитого
счастья
Была
отравлена
нев идимо й
рукой.
И,
поздно
понятый,
су дим ый
так
напрасно.
Он
у мер
отт ого,
что
сли ш ком
ж изнь
бедна,
Что
л юди
на
земле
и
грубы
и
не сч ас тны,
Что
стонет
под
ярмом
родная
сторона.
И,
оставляя
мир ,
он
зва л
те бя,
свобода!
Последний
вздох
его
уже
звучал
тобой:
Он
чувствовал,
что
дал ь
таи т
лу чи
восхода,
А
но чь
еще
сильна
и
давит
край
родной.
О
родина
м оя,
ты
вознесешь
м ол енья
И
т ень
прекрасную
благословишь
любя,
Но
прокляни
же
ты
проклятием
презренья
Бездушных
торгашей,
что
продают
тебя!
Пусть
смерть
его
падет
на
гадов
д ряхлой
злобы.
Чьи
руки
черствые
обагрены
в
кров и,
Кто
добивал
е го,
а
после
был
у
гроба
Й
громче
всех
кричал
о
дружбе
и
лю бви.
Блесни
над
родиной,
могучее
с ве тило,
Пт иц
ночи
разгони,
пр онзи
ночную
тень
И,
возрождая
жиз нь
над
темною
могилой,
Приди,
торжественный,
давно
желанный
день !
1935

В ЛАДИМ ИР
ГАЛАКТ ИОНОВИ Ч
КОРОЛЕНКО
В
кон це
восьмидесятых
годов,
в
год ы
р анней
юности
встретился
мне
в
новой
книжке
толс того
журнала
рас ска з
под
красивым
заг ла вием
«Лес шумигг».
Язы к
р асск аза
зву чал
певуче,
м е лоди чно,
лу чше
многих
стихов;
подобно
музыке,
открывал
он
то,
что
казалось
нев озм ожны м
вы­
разить
словами.
Т огда
я
еще
не
чита л,
не
слыхал
так ого
красивого
языка,
полного
струнной
звучности.
Залпом
прочел
я
этот
чарующий
рассказ,
оди н
из
п ер­
вых
рассказов
Короленко.
В
голове
шумел
ст ройны й
звон
высокого
леса,
пели
не жные
струны
бандуры,
рея ли
поэтические
образы
О па-
нас а
и
Оксаны,
и
вся
трагическая
поэма
зв»учала
в
моих
уша х,
как
пул
приближающейся
бури.
Короленко
был
тогда
начинающим
писателем.
После
эт ого
рассказ а
имя
его
зашумело
повсюду,
как
лес:
о
нем
заговорили.
Появился
«Сон Макара».
Это
был
сон
того
собирательного,
символического
Ма­
к ар а, «на которого все шишки валятся».
На
этот
раз
в зята
была
сур ов ая
п риро да
з анесенн ой
снегами
Си бири .
Якуты,
олени ,
юрты,
бедная,
дикая
жиз нь,
не
имеющая
радостей,
и
на
этом
фоне
психо ло гия
б ед ного
якута,
его
несложный
душевный
мир .
В
э той
поэтической,
психологически
тон кой ,
грус тн о­
шу тли вой
фа нт азии
столько
чувствовалось
любви
к
чело­
веку
и
несокрушимой
вер ы
в
него,
любви
к
символически
изображенному
в
образе
бедного
Макара
темному
много­
миллионному
трудящемуся
люду
вплоть
до
вы мир авш их
371

як утов ,
находившихся
на
ни зшей
сту пен и
развития
с
их
языческими,
детскими
верованиями,
с
их
жал кой
безза­
щитностью.
Стала
ясной
литературная
физиономия
К ороле нк о:
это
бы л,
прежде
всего,
гуманист,
проникнутый
люб овь ю
к
не­
справедливо
обиженным
людям,
веривший
в
тв орчес тво
справедливости
и
в
искр у
добра
в
каждом
са мом
темном
или
падшем
человеке.
Когда
возникает
су дебный
процесс
по
обвинению
не­
ких
мултанских
крестьян
в
п ри нош ении
человеческих
жертв
ради
б удто
бы
существовавшего
у
них
язычески-
религиозного
культа,
Короленко
страстно
вмешивается
в
это
дело,
выступает
на
с уде
защитником
не сч ас тных,
те мных,
оклеветанных
людей.
Своею
изумительною
по
силе
и
страстной
вере
в
человека
ре чью
делает
это
дело
знаменитым,
н авсе гда
о ста вшим ся
в
ис тории
нашей
об­
щественности.
Благодаря
ему
суд
оправдал
обвиняемых,
и
Короленко
сн ял
с
нашей
страны
позорное,
клеветниче­
с кое
обвинение.
Для
не го
это
б ыло
стр а шно
важным
—
защ ити ть
честь
«низших»
классов
народа
в
возведенном
на
них
кровавом
поклепе.
Та
же
черт а
люб ви
к
человеку
и
веры
в
заложенные
в
нем
прекрасные
возможности
красной
нитью
проход ит
и
че рез
дал ьн ейш ие
его
произведения.
По яв л яется
удивительный
по
г лубин е
и
п си хологич е­
ск ой
тон кос ти
рассказ
«Слепой музыкант», ряд мелких
рассказов
и
большая
повесть
«Без языка».
Центром
при ст аль ного
внимания
и
п си хологи чес кого
из уче ния
писателя
становится
задав ле нны й
бесправием
народ.
Еще
студентом
Петровской
академ ии
Короленко
выступает
в
депутации
студенчества
ходатаем
за
грубо
попранные
человеческие
права
учащейся
молодежи;
в
чис­
ле
«вожаков»
д виже ния
его
отправляют
на
Север,
в
сс ыл ку.
Там
он
делается
сапожником
и,
о кр уже нный
ра­
бочими
людьм и ,
наб люд ает
их
жизнь,
хар ак тер ы,
типы.
В
большом
автобиографическом
произведении
«Исто­
рия
моего
с овр е ме нн и к а», посвященном,
г ла вным
об ра­
зом,
жизни
ссы ль ных,
он
говорит,
шу тли во
обращаясь
к
позднейшим
сапожникам,
превосходившим
его
в
сапо ж­
ном
иску сст в е:
—
Мы,
старые
са по жники,
ир онич ески
смотрим
на
ва с,
молодых.
Мы
шьем
такие
са поги ,
чтобы
мо жно
было
в
них
372

и
с олом ки
постелить
и
чтобы
износу
им
не
было:
бье м
на
прочность.
То
же
сам ое
он
мог
бы
сказать
многим
«художникам»:
все
н апи са нное
им
оказалось
той
пра вд ой,
которая,
как
золото,
не
ржавеет.
Восшествие
на
пр естол
А лек сандр а
III застает Коро ­
ленко
в
ссылке
и
став ит
ег о,
столько
видевшего
н епр авды
и
не дост ат ков
тогдашнего
ст роя,
перед
требованием
пр и­
нять
п рис ягу
на
верность
самодержавию.
Честность,
исключительная
пр я мота
совести
и
мужество
характера
заставили
его
отк аза ться
от
п рин ятия
прис яг и.
За
это
п исател я
отправили
в
с уров ую,
далекую
як ут­
скую
с сы лку, «куда и ворон костей не заносил».
Там-то
и
были
почерпнуты
им
впечатления,
послужившие
для
со­
здания
мн огочис ле нны х
сибир ских
рассказов,
в
кот ор ых
он
отразил,
как
никто
из
русских
писателей,
си бир скую
при род у,
жизнь
ссыльных,
уголовных
каторжан,
бродяг,
суровый
быт
си бирс кой
тюрь мы ,
своеобразные
и
мра чн ые
кар т ины
жизни
ги блых
мест
Сибири.
По
возвращении
из
ссылки
он
поселяется
на
Волге,
в
Нижнем
Новгороде,
принимает
деятельное
участие
в
по­
мо щи
голодающим
во
время
страшного
голода
1891 года,
в
р езу ль тате
чего
является
его
книг а
«В голодный год» .
Около
этого
замечательного
человека
невольно
груп­
пируются
общественные
круги,
и
Короленко
становится
крупньш
общественным
деятелем,
в дохнов ите л ем
в
бор ь­
бе
все
с
тем
же
ненавистным
ему
бесправием
в
эпоху
без­
временья.
Вместе
с
тем
он
наб люд ает
н арод ную
живнь:
участ вуе т
в
толпе,
идущей
на
бо гом олье,
и дет
пешком
на
Святое
озеро,
где
слушает
споры
сект ант ов
и
ле ген ды
о
«граде
К ит е же », по народному поверью,
существующем
на
дне
Свят ог о
озера.
Скитается
по
порам
и
л есам
Ветлуги,
живет
одно ю
жиз нью
с
н арод ной
тол по й.
Так
создаются
очерки:
«За иконой», «На затмении», «Река играет».
Героем
пос ледн е го
рассказа
изображен
пер ево зч ик
че рез
реку
Тюлин,
веч но
страдающий
«похмельной
ск о рб ью », то есть головной болью от неумеренно выпитой
водки,
и
тяготившийся
единственною
своею
обязанно­
ст ью
—
перевозить
на
пароме
редких
пассажиров
с
одно­
го
"opera на другой .
О тв ращен ие
к
к ак им-л ибо
действиям
происходит
у
373

нег о
не
с тольк о
от
по следс твий
в ыпивки,
сколько
от
со­
зерцательного
характера:
Тюлин
ко
всему
окружающему
относится
как
по ст ор онний
зритель
—
безучастно.
Этот
образ
человека,
угнетаемого
вечной
похм ел ьн ой
ско рбь ю,
но
о б ладающег о
дре млющей
в
нем
богатырской
энергией,
к
сожалению,
пр о явл яющей ся
только
стихийно,
гл убоко
с хва чен
в
кра сив ом
рас ска зе,
как
бы
выхвачен
из
жизни.
Чут кое
сердце
писателя
верило
и
угадывало,
что
не
может
погибнуть
веч но
погибающий
че лов ек
нашей
стра­
ны,
что
за
вс ею
неприглядною
к орою
неустойчивости,
ле­
ни
и
не вер ия
в
плодотворность
д ейст вия
есть
в
нем
что- то
глубоко
ценное,
что
в
ре ш ите льный
момент
да ет
ему
сил у
восторжествовать
над
нескончаемыми
бедствиями.
Начав
писать
в
до вольн о
зрелом
возрасте,
Короленко
быстро
встал
в
ряды
первоклассных
рус ски х
писателей.
На
его
примере,
на
его
неутомимой
деятельности,
ко­
гда
от
п али тры
художника
с лова
и
с тру нных
звуков
поэ ­
зии
он
переходит
к
п еру
публициста
и
борца
за
общ ес т­
венные
и д еалы,
учи ли сь
писать
и
действовать
мл адш ие,
последовавшие
за
ним
пис ат ели.
—
Я
ученик
Корол ен ко,
— го ворил
о
нем
Горький.
—
У
него
учился
я
тех ни ке
литературного
мастерства,
ум е­
нию
расходовать
и
располагать
слова,
ритму
и
плавности
языка,
отделке
и
шлифовке
речи;
он
учил
меня.
От
Короленко
произошли
и
выросли
многие
поздней­
шие
писатели,
пер едавая
др уг
другу
а рти сти ческ ую
тайну
муз ы кальн ос ти
языка
русского,
без
которой,
как
без
музы­
кального
ключа,
нет
для
поэтов
дос туп а
к
сердцу
людей.
Кроме
художественного
искусства
и
мастерства
в ла­
деть
красками
и
струнами
литературного
творчества
от
Короленко,
этого
с ол нечн ого,
красочного,
музыкального
художника,
позднейшее
поколение
ли тер ат уры
вос пр ини­
мало
его
бодрое
стремление
видеть
в
ж изни
нашей
не
мрак
пессимизма,
но
св ет
огней
будущего.
Весной
1902 года,
в
Крыму,
в
числе
прочих
гостей,
был
я
у
знакомых
на
даче
около
Ял ты.
Вдруг
в
комнату
вошел
Кор олен ко.
Росту
он
был
среднего,
сложен
хорошо
и
к ре пко.
Оде т
просто,
обыкновенно.
Обращала
внимание
его
характер-
374

ная
голова:
закинутые
наз ад
венком
ле жащ ие,
вьющиеся
ка шта новы е
в ол осы,
тогда
еще
без
седин,
и
густая,
боб ро­
вая
«боярская»
борода ,
мягко-волнистая
и
окладистая.
Внимательные
серые
глаза,
привыкшие
наблюдать
зорко,
все
замечающие,
сразу
все
ви дящие ,
бле ст ели
твердым,
нервным
блеско м.
Было
д аже
неприятно:
хотелось
избе­
жать
их
взгляда.
—
Позвольте
вас
познакомить!
—
сказала
хозяй ка .
—
Да
мы
же
знакомы!
—
в озр азил
Короленко.
Мы
молча
пожали
друг
другу
рук и.
Ч ерез
несколько
дн ей
я
уехал
в
М оскв у.
Слу чай но
в
вагоне
увидал
К орол енк о.
Я
почтительно
поклонился,
не
сделав
шагов
к
разговору.
На
станции
Конотоп
К оролен ко
подо шел
ко
мне
на
п ерр оне
с
маленьким
чемоданчиком
в
р уке
и
сказал,
пр о­
т ягива я
руку:
—
Ну,
прощайте,
я
здесь
с леза ю!
—
Н еужели ?
—
вырвалось
у
мен я
искре ннее
огорче­
ние .
—
А
я
думал,
что
вы
в
Москву
едете...
Все
собирался
п огов орить
с
вами,
да
боялся
помешать!
Короленко
улы бн улс я.
—
И
мне
хоте лос ь
поб лиже
познакомиться
с
вами ,
но
показалось,
что
вы
не
хотите!
Я
всплеснул
руками:
—
Как ое
горестное
недоразумение!
—
Ну,
вот
чт о!
—
сказ ал
он.
—
П огов орим ,
пока
стоит
поезд!
Мы
вошли
в
буфет
вокзала,
се ли
за
столик
у
окна,
чтоб ы
видно
было
поезд.
Чет вер ть
часа,
проведенные
в
задушевном
разговоре
с
Короленко,
рассеяли
последнюю
преграду
межд у
нам и:
странным
и
досадным
оказался
мой
страх;
Короленко
оставил
впечатление
человека,
не
замечающего
своего
превосходства
над
людьми,
не
думающего
о
сво ем
знаме­
нитом
имени.
Разговор
наш
мог
затяну ть ся
н адолго,
но
третий
з во­
нок
прервал
его
на
самом
интересном
месте.
Владимир
Га лак т ионо вич
п ров одил
м еня
до
вагона
и,
к огда
поезд
тронулся,
дружески
махал
мне
шляпой.
Чу вст вов ало сь,
что
э тот
просто
державший
себя
по­
жилой
че лове к
глубок о
лю бил
литературу
и
искренне
со­
чу вс тво вал
ка ждом у
«начинающему».
875

Судьба
надолго
разлучила
на с.
Он
жил
большею
частью
в
своей
родной
Полтаве,
вр е­
менно
по
зимам
наезжая
в
Пе те рбург.
Ровно
через
десять
лет,
в
1912 году,
мы
встретились
в
Пе тер бург е,
где
я
тож е
бывал
наездом,
в
традиционных
лит ера торс ких
меблированных
комнатах
«Пале -Р ояль »
на
Пушкинской.
Одна жд ы
ут ром
я
еще
л ежал
в
пос те ли,
как
в
дверь
постучали.
.
—
Войдите!
Вошел
Короленко.
Волнистая
бород а
его
бы ла
теперь
с
си льн ой
прос едью ,
и
венком
лежавшие
пустые
куд ри
перевиты
серебром.
Я
и
обрадовался
и
сконфузился,
что
он
застал
ме ня
в
постели.
—
Ничего,
не
вставайте!
—успокоил
он
меня.
—
Я
по­
с ижу
около
вас,
так
и
буде м
гов орит ь.
Я
не
знал,
что
вы
гак
долго
спите!
Вспомнил
наш
нео ко нч енный
разговор
десять
лет
н азад:
тогда
вы
были
худощавей,
руки
дл ин­
ны е,
ноги
длинные,
сам
поджарый
—
на
комара
похож!
Он
д оброд ушн о
и
как-то
любовно
усме хн улс я
в
бороду.
Через
десять
мину т
мы
уже
сидели
за
самоваром
в
его
номере
и
вспоминали
нашу
первую
встречу.
Г ово рил
Коро лен ко
просто,
сжато,
но
всегда
образно,
с
тонк им
и
серьезным
украинским
юмором,
таившимся
где-то
в
гл у бине
его
глаз.
Его
интересовало
мое
происхождение
«из народа».
Расспрашивал
о
моей
«крестьянской жизни», о том,
за ни­
мался
ли
я
мужицким
тру дом .
Много
рассказывал
и
о
себе,
о
своей
м олодос ти ,
как
«крестьянствовал»: и пахал,
и
сеял,
и
тр аву
коси л.
С
особенными
п одроб ност ям и
описывал
свое
воспоми­
н ани е, «как они косили».
Прог ов ори ли
мы
все
утро,
касаясь
и
други х,
чис то
литературных
т ем.
Пер ед
самой
войной
1914 года Короленко продал свои
сочинения
Марксу
и
куп ил
себе
маленький
клочок
земли
в
Крыму
на
бе регу
м оря,
ок оло
Байдарской
до лины.
До
постройки
дачи
он
жил
там
с
семьей
во
временном
доща­
том
здании.
По сле
закрытия
жур н ала
«Русское богатство», в кото ­
ром
Коро лен ко
р або тал
несколько
десятилетий,
он
ок он­
376

ч ател ьно
поселился
на
Украине
в
своем
родном
городе
Полтаве.
В
это
время
он
уже
совсем
по седел :
ку дри
и
борода
б ыли
словно
вылиты
из
сер еб ра.
Красив
он
был
особен­
ной
величавой
к рас отой
бо льшог о
человека,
п рожи вше го
большую,
н еобы чай но
чистую
и
возвышенную
жиз нь,
го­
ревшую
благородным
огнем
любв и
к
человеку
и
неслом­
ленной
ве рой
в
него.
Гря ну ла
война,
началась
революция.
Голодая
с
семьей
и
ну ж даясь
в
самом
необходимом,
он
отдавал
всего
се бя
и
все
сво е
время
ходатайству
за
невин но
осужденных,
яв ляясь
для
населения
единствен­
ным
ходатаем,
п ечал ьн иком
и
заступником
«бедных лю ­
де й», каким он,
впрочем,
был
всегда
в
жизни
и
литера­
туре.
За
г оды
революции
Короленко
написал
последнюю
часть
«Истории моего современника»...
[1922}

ЛЕОНИД
АНДР ЕЕВ
1
В
январе
1901 года,
в
Нижнем,
в
о дно
мягкое
зимнее
утро
я
зашел
к
Го рьком у
и
застал
у
него
в
гостях
моло­
дого
человека
з амеч ател ьн ой
наружности:
это
был
редко­
стный
красавец,
напоминавший
итальянца
с
Неаполитан­
ского
залива
или
образ
гоголе вс кого
Андрия,
с
малень­
ким и
ч ерны ми
усиками
на
свежем,
смугловатом
лице,
с
безупречным
профилем,
с
прекрасными
карими
г л азами
и
чрезвычайно
густыми,
ч ер ными,
волнистыми
к удрями ,
отпущенными
до
плеч.
Шея
у
него
б ыла
мощная
и,
в
про­
тивоположность
ли цу,
ослепительной
белизны
и
нежности.
Среднего
роста,
ш ирок опле чий,
хорошо
сложенный,
с
бл е стящ ими
г лазами ,
он
пр оиз вод ил
поэтическое
впечат-«
ление.
—
А!
Вот
и
он!
Кста ти!
—закричал
Г орьки й,
завидя
меня.
—
Знакомьтесь!
—
Андреев!
—
отрекомендовался
м ол одой
человек,
крепко
пожимая
мне
руку.
Мы
оба
с
любопытством
осматривали
д руг
друга;
н аши
первые
рассказы
только
что
по явилис ь
одновре­
менно
в
журнале
«Жизнь» . Мы бы ли
два
м ол одых,
начи­
нающих
автора,
выступивших
с
успехом
в
боль ш ой
ли те­
р ату ре.
—
Ну,
вы
пой ма ли
н ас тоя щего!
—
кивнул
на
ме ня
Горькому
Ан др еев.
—
Хе-хе-хе!
Настоящего!..
Говорил
он
н еско лько
отры ви с то,
с
быстрыми,
корот­
ким и
жестами,
по смеиваясь
добродушным
см ешко м,
«7в

смеялся
как
бы
про
себя,
с
лучистыми
морщинками
во
время
смеха
около
глаз,
и
в
эти
минуты
казался
похо­
жим
на
Г оголя .
—
Вот
что,
сударь
мой,
—
ск азал ,
обращаясь
к
нему,
Гор ь кий,
по-видимому,
продолжая
прерванный
мо им
п ри­
ходом
разговор:
—
По-моему,
книжку
вып ус ка ть,
вам
рано :
вы
еще
че рт
знает
сколько
напишите
и
че рт
знает
как!
—
Я
и
сам
знаю,
что
рано!
—
быстро
прервал
его
Андреев.
—
Но
в ойди те
в
мое
полож ени е :
в
редакции
у
м еня
отношения
натянутые,
то го
и
гляди,
п рид ется
у хо­
дить ,
а
ку да
пойдешь?
Хе-хе-хе!
Име ни
у
меня
нет ,
вот
мне
и
хочется,
чтобы
за
мною
было
хоть
что-нибудь,
хо ть
к нижка !
Кром е
того,
я
собираюсь
жениться!
—
Да
что
вы?
—
встревожился
Гор ь кий,
считавший
женитьбу
несчастьем
для
на чин аю щего
писателя.
—
Да!
—
подтвердил,
посмеиваясь,
Андреев.
—
Здесь,
в
Н ижне м,
ж ивут
родственники
моей
невесты:
отчасти
по
этому
делу
я
приехал
с юда.
Се йчас
по йду
к
ним.
—
Тогд а
вот
чт о,
—
провожая
его
в
переднюю,
гов о­
рил
Гор ь кий,
—
приходите
к
дв ум
часам
обедать,
тогда
и
поговорим.
Андреев
обе щ ал,
простился
с
нами
и
ушел,
на дев
старенькую
ен отов ую
шубу
и
в ысок ую
каракулевую
шапку.
—
Талантище!
—
сказал
после
его
ухода
Горький.
—
И
у мен
при
этом.
По-моему,
настоящий
талант
всегда
бы­
ва ет
немножко
глуповат,
а
этот
—
умен,
знает
с ебе
цену,
бо льшим
писателем
будет!
Андреев
явился
к
началу
обеда
к
Горькому,
но
—
увы!
—
в
с ильн ом
подпитии.
Тяжко
повозившись
около
вешалки,
он
во шел
в
сто­
ловую,
шатаясь
из
с тороны
в
сторону.
Дл инны е
воло сы
свалились
у
него
на
лицо.
Жен а
Горь кого
ахнула,
выронила
ло жку
и
убежала
из
комнаты;
за
ней
последовали
ее
мать
и
бонна
с
ма ль­
чиком.
Андреев,
тяжело
дыша,
хотел
опуститься
на
стул
под ле
меня,
но
пошатнулся,
схватился
за
скатерть
и
упал
бы,
если
бы
я
не
подхватил
ег о.
Утвердившись
на
стуле,
он
от к инул
н азад
свои
рос *
кошные
кудри,
осмотрелся
и
до бро душн о
рассмеялся.
379

—
Спасибо,
милый!
Давай,
бр ат,
выпьем
на
брудер­
шафт,
не
могу
инач е:
очень
уж
я
т ебя
по люби л!
Только
я
—
водой!
Ты
—
во дки,
а
я
—
воды.
Я
нал ил
ему
стакан
вод ы,
а
себе
—
рюмку
водки,
и
мы
оба
выпили.
Гор ьки й
н ед овольн о
м олча л.
—
Так!
—
продолжал
Ан др еев.
—
Извините,
гос пода ,
что
мы
пришли
к
вам
в двое м:
я
и
месье
алкоголь!
В
моей
судьбе
в ообще
ест ь
что-то
а лкоголич ес кое.
Отчего
и ногда
не
выпить
рюмку
в одки?
А
есл и
вып ил
одн у,
то
почему
не
выпить
две,
три ,
де сять ?
Отчего
тогда
не
выпить
ведро
и
в есь
вин ный
скл ад?
В
э том
ес ть
нечто
алкоголическое!
Причин
так же
много,
например: «ие пришла на свида­
ни е»! Ах,
гос п ода,
переживали
ли
вы
когда-нибудь
во
в сех
тонкостях
это
настроение,
когда
она
«не пришла»? Чело ­
век
радостно
идет
на
свидание,
представляет
себе
ее
ко­
стюм,
ее
лицо,
глаза,
голос...
Но
ее
нет!
И
он
долго
гуляет
по
аллее,
притворяясь
бес печным
любителем
природы,
останавливается,
что-то
рассматривает,
св исти т,
сад ится ,
потом
опять
ход ит,
потом
опять
са дится. ..
Проходит
пол­
ча са,
ч ас,
п олтор а,
дв а! «Не пришла!» Тогда он идет к ее
дому
и
ход ит
по
тротуару.
Потом
сад ит ся
на
тумбу
и
с мотри т
на
освещенные
окна.
Но
в
дом
войти
нельзя.
Он
сидит
на
тумбе
и
ждет,
не
выйдет
ли
она,
запоздавшая
на
свидание?
Нет,
нет
никого!
Светятся
о кна,
мелькают
там
какие-то
тени,
гл ухо
слышатся
зв уки
рояля.
Там
ве­
се ло,
тепло,
уютно,
там
ч ужие
люди
и
она
между
ними!
Ей
тоже,
должно
был
ь,
весело.
Она
не
пришла,
она
забы­
ла!
Хе-хе-хе! «Забыла»! Хе-хе-хе!
Человек
долго
сидит
на
тумбе,
до
тех
п ор,
по ка
не
г,аснет
о гонь
в
окнах
дома.
Тогд а
он
идет
на
пре ж нее
место,
в
темную
аллею,
посмот­
ре ть,
не
пришла
ли
о на:
может
быть,
она
вспомнила
и
пришла!
Но
там
темно
и
безлюдно.
Никого
нет.
Ои
долго
сидит
на
ск амей ке
и
п лачет .
Потом
идет
в
кабак,
садится
за
стол
и
спрашивает
бут ыл ку.
И
тотчас
же
к
нем у
п од­
саживается
месье
алкоголь.
«Они»
пь ют
и
размышляют
о
то м,
почему
она
не
пришла,
нельзя
ли
забыть
ее,
чтобы
о браз
ее
рассеялся
в
винных
парах.
П ары
сгущаются
и
туманным
облаком
п лывут
над
бутылкой.
Но
из
бутылки,
в есь
из
винных
паров,
появляется
ее
милый
образ.
Хе-хе!
Долго
так
сид ят
они
«вдвоем»
—
человек
и
месье
алко­
гол ь.
Вдвоем!
380

Как
только
Андр еев
утвердился
на
стуле
и
за гов ори л,
с
н его
словно
соскочило
опьянение:
осталось
то лько
воз ­
буждение,
вдохновенное
состояние,
и
он
говорил
долго
и
увлекательно,
словно
чи тал
по
книге
тал ан тл иво
написан­
ный
рас ск аз.
В
сос то янии
опьянения
Андреев
казал ся
кру пн ее
и
сим патич нее,
чем
в
трезвом
виде:
тре зв ый
го во рил
о
д елах
и
мелочах,
и
только
тепер ь ,
возбужденный
алкоголе м ,
вдо хно вен но
импровизируя,
он
был
настоящим
А ндре е­
вым.
Лицо
его
казалось
пр екр аснее ,
одухотвореннее,
чем
пре жд е;
оно
было
бле дно
и
изможденно,
карие
глаза
горе л и,
бел ый
п рекрас н ый
лоб
прорезала
р езкая,
стра­
дал ьч еская
складка.
Замечательно,
художественно
кр а­
сив
был
в
э тот
момент
Андреев!
—
А
ве дь
ты
чертовски
красив!
—
невол ь но
вырвалось
у
меня.
—
Прямо
красавец!
—
Красавец,
говоришь?
—
посмеиваясь,
пер еспро сил
Андр ее в.
—
Думаешь,
нра в люсь
женщинам?
Хе-хе-хе!
Нет,
брат!
Я
только
произвожу
первое
впечатление,
а
потом,
к огда
к
моей
красоте
пр ивык ну т,
я
очень
быстро
надое­
даю
фило со фие й;
б ог,
дьявол,
человек,
природа,
вечность
и
бесконечность
—
это
мои
ближайшие
друзья,
а
женщи­
нам
в
этой
компании
невыносимая
скучища.
В
этом,
брат,
ес ть
нечто
алкоголическое!
Ве дь
если
бы
я
был
чуточку
поглупее,
как
полагается
настоящему
красавцу,
то,
по­
жалуй,
разбил
бы
сердца,
а
вместо
этого
женщины
помы­
кают
мной.
Хе-хе-хе!
Еще
т ем,
к
которым
я
ра в нодуше н,
я
нравлюсь
ино гд а,
но
ест ь
одна,
которую
я
сам
любил,
и
вот
у
нее-т о
н ик огда
не
им ел
усп еха :
до
нее
я
так
и
не
дости г,
она
не
могла
снизо йт и
до
меня .
Это
не
та,
на
ко­
торой
я
хочу
жениться,
а
друг а я,
или,
ско рее,
пер ва я.
Да
и
эта
в одит
ме ня
на
цепочке,
как
обезьяну,
и
я
пляшу,
кувы рка яс ь,
по казыв аю
штуки.
Х е-хе- хе!
Милый
мо й,
по­
в ерь
мне,
в
э том
есть
не что
ал когол иче ское !
Я
почти
дословно
передал
Э1и
первые
монологи
Андре­
ева,
услышанные
мной,
когда
он
был
в
уд аре.
Впоследствии
не
раз
видел
я
его
в
подобном
сос тоя­
нии
и
долже н
отметить,
что
оно
не
только
не
унижало
его,
но
вс егда
проявлялось
необычайным
подъемом
его
ум­
ств ен ных
си л,
остроумие
бил о
кл ючо м,
он
словно
откры­
вал
в
эти
минуты
огром ны е
богатства
своего
тал ан та,
и
без
изумления
нельзя
б ыло
видеть
бурный
и
безу м но
381

несущийся
водопад
ос трот,
ярких
образов,
необыкновен­
но го
обилия
мыслей.
В
этом-то
и
заключалась
трагиче­
ск ая
опасность
для
нег о
в
о быч ном,
обывательском
недо ­
ст ат ке,
с
которы м
обыкновенные
люди
бла гопо лучн о
до­
живают
до
гл убок ой
старости,
д аже
почти
не
ра сшаты вая
здоровья.
Нео б узда нная,
дикая,
м р ачная
фантазия
Андреева
под
вл ия нием
а лко голя
начинала
работать
с
исступленной
си­
лой ,
словно
выр ыва лис ь
на
волю
из
глубины
душ и
все
его
необычайные
творческие
сил ы;
своим
могучим
нап ор ом
они
могли
погубить
ег о.
Андреев
н ик огда
не
был
пьяницей
в
об ычно м
смысле
это го
слова:
пил
очень
редко,
всю
ж изнь
бо ролс я
с
эти м,
как
он
думал,
наследственным
по­
роком,
проявляя
б ольшу ю
с илу
воли;
в
ра зга ре
своей
огром н ой
литературной
работы
он
по
н еск ольку
лет
п од­
ряд
не
прикасался
к
рюмке,
но,
вследствие
несчастливо
сложившейся
личной
жизни,
и но гда,
что
на зы ваетс я,
срывался,
и
тогда
порок
про являлс я
грандиозно,
болез­
ненно,
с
красотой
душевного
пожара.
Не
бы ло
пош ло сти
в
пороке
Андреева:
что-то
траги­
ческое
было
в
этом
необыкновенном
человеке
с
такой
поэтической
наружностью,
с
его
вд охнове н ным ,
одухотво­
ре нным
лицом,
с
нео быч айн о
утонченной,
глубокой
и
слож н ой
душо й,
с
предчувствием
ранней
гибе ли,
с
муч и­
те ль ным
вниманием
к
во проса м
жиз ни
и
смерти:
его
«Анатэма»
и
теперь
уже
нео т сту пно
следовал
за
ним
в
м аске
«месье алкоголя».
За
обе дом
А нд реев
гов ори л
удивительно
красиво
и
вдохновенно,
фантазия
его
бушевала.
Горький,
сам
ни­
когд а
не
пивший
спиртного,
не
любил
встречаться
с
п од­
выпивш им и
людьми,
но
Андреев,
в
подпитии,
молодой,
красивый,
блещущий
остроумием,
вд о хно ве нный,
глуб о­
кий
и
яркий,
представлял
собой
слишком
интересное
зре­
лище.
Мы
влюбились
тогда
в
этого
разгульного,
н еобы кно­
венного
юно шу
—
Ле он ида
Андреева.
Он
гостил
в
Н иж­
нем
че тыре
д ня,
все
время
ходил
с
нами
«навеселе», в
тако м
же
с ос тоянии
и
уехал,
нескончаемо
занимая
нас
до
са мого
отхода
поезда
своими
ос тротам и
и
вдохновенными
ярк ими
рассказами.
Со
мною
он
быс тро
под ру жилс я
и
просил
загляну!ь
к
нему,
е сли
буд у
в
Мос кве
382

М есяца
через
полт ора,
в
Пе терб ург е,
в
редакции
«Жизни», мне показали рукопись нового рассказа Андре­
ева
«Жили- б ыли », написанного в клинике,
ку да
он
по­
пал
на
изл еч ение
после
«веселой»
по ез дки
в
Ни жн ий.
Рас­
сказ
э тот
с
новой
сило й
и
ужасной
яркостью
трактовал,
по-видимому,
и злюблен н ую
те му
молодого
автора
«о смерти».
Я
возвращался
в
Нижний
и,
остановившись
проездом
на
нескол ь ко
дне й
в
М ос кве,
зашел
проведать
Андреева.
Он
жил
на
Плющихе,
во
дворе,
в
те сно й,
бедно й
и
до­
воль но
мрачной
квартире.
Все
четыре
комнаты
этой
квар­
ти ры
бы ли
заст авлен ы
кроватями
для
его
многочисленной
семьи:
юноша
Андреев
со дер жал
мать,
дв ух
подростков-
братьев
и
двух
сест ер ,
еще
очень
молоденьких.
Все
это
бы ла
у чащ аяся
зел еная
молодежь,
на
содержание
и
у че­
ние
которой
т реб о вались
ра сход ы,
дов ольно
тяжелые
для
фельетониста
газеты
«Курьер»
Дж емса
Линч а
—
псевдо­
ним,
под
которым
писал
во скр есн ые
фельетоны
Леонид
Андр еев .
Я
не
помню,
чт обы
он
тяготился
этой
семь ей:
своих
братьев
и
сестер
любил
с
необычайной
нежностью.
Один
из
братьев,
Павел,
сделался
впоследствии
художником,
довольно
заурядным;
младший
писал
юн ош еские
стихи.
Сестры
были
красивые
девушки,
в
особенности
вторая,
блондинка,
больш е
всех
похожая
на
Леонида.
Вообще
же
никт о
из
братьев
и
сестер
Андреева
не
проявлял
ни
осо­
бой
талантливости,
ни
каких-либо
выдающихся
сп особ­
но сте й.
Даж е
наружной
исключительной
св оей
красотой
он
всех
их
затмев ал .
Андреев
был
любимцем
в
своей
семье
и,
в
особенно­
сти,
люб им чик ом
мат ери .
О
матери
Лео н ида
Андреева,
симпатичнейшей
На­
стасье
Николаевне,
мне
хочется
сказать
зде сь
неско ль ко
слов.
Это
б ыла
совершенно
простая,
едв а
грамотная
жен­
щина
деревенского
склада,
с
очень
приятным,
добродуш­
ным
лицом ,
от
которого
как
бы
проливались
на
вс ех
лю­
дей,
без
разбора,
бесконечная
доброжелательность,
ду­
шевная
чистота
и
неистребимое
незлобие.
Она
всегда
одевалась
п рос то,
в
широкую,
старомодную
коф ту,
в
ш и рокую
юбку .
Волосы
у
нее
тогда
б ыли
свет­
лы е,
а
потом
седые:
обыкновенный,
но
всегда
трогатель­
383

ный
тип
русской
простой
женщины.
Андреев
своим
кра­
сивым
лицом
то лько
от час ти
по хо дил
на
нее;
вероятно,
он
б ольше
был
похож
на
отца,
рано
умершего,
о
котором
сын
мало
говорил
мн е,
вероятно,
плохо
и
помнил
его,
но
отзывался
о
нем
как
о
пр овинциа льно й
«душе общества*
и
широкой
натуре.
Отец
его
был
землемером
в
город е
Орле.
Андреев
ис кре нне
обрадовался
моему
п риходу
и
посвя­
тил
мне
почти
в есь
день.
Рассказывал
темы
еще
не
на пи­
санных
св оих
р асс казо в;
рассказывал
прекрасно
и
при
этом,
конечно,
жаловался
на
свою
бе днос ть.
—
Последний
мой
рас ска з,
напечатанный
в
«Курье­
р е*,—
между
прочим
сказал
он,
—
в
р едакц ии
наз ываю т
шедевром,
но,
чтобы
как-нибудь
жить
с
мо ей
семьей,
мне
нужно
писать
по
кра й ней
м ере
шедевров
восемь
в
месяц.
Хе-хе-хе!
Трудновато!
Трудновато,
брат!
На
стене
висел
оче нь
хорошо
нарисованный
тушь ю
его
собственный
портрет,
сильно
ид е а лиз иро ванный:
на
п орт­
р ете
Ан дре ев
был
еще
красивее,
чем
в
н атуре .
—
Когда
это
ты
был
таким
сверхкрасавцем?
—
спро­
сил
я
его.
—
Да
ник ог да
не
был!
—
смеясь,
ответил
Андреев.
—
Это
я
сам
себя
рисовал.
Я
когда-то
усиленно
занимался
живописью,
в
художники
стремился,
да
бр осил
те пе рь...
так,
для
себя
иногда
рисую!
Андреев
вытащил
откуда-то
свои
р ису нки
и
стал
пока­
зывать.
Я
не
знаток
в
живописи,
но
мне
к ажет ся,
что
Андреев
был
хотя
и
далеко
тех ни ч ески
незаконченным,
но
незау­
рядным
портретистом-художником.
Посвяти
он
себя
жив опис и,
—
он
и
в
ней,
вероятно,
проявился
бы
не
ме­
нее
к ру пно,
чем
в
литературе.
Из
вс ех
портретов,
на пи­
санных
с
Андр ее ва
р азл ичн ыми
художниками,
в
том
чи с­
ле
и
Ре пин ым,
самый
лучший
в се-та ки
автопортрет
само­
го
Андреева,
известный
всем
и
на пис анны й
много
п озд­
нее.
Андреев
п ров одил
ме ня
на
вок за л,
все
в ремя
с
изуми­
те льны м
мастерством
импр овиз иро ва л
сво и
будущие
ра с­
сказы.
Многие
из
этих
устных
рассказов
так
и
остались
ненаписанными.
Андреев
напоминал
собой
как
бы
кипя­
щий
котел
творчества.
Таким
он
был
до
ко нца
своих
дней.
384

II
Мы
встретились
в
Москве
в
1902 году .
Андреев
за
это
время
ус пел
в ыпус тить
книпу
своих
рас­
сказов
и
жениться.
Жил
с
жен ой
и
матерью
в
маленькой
уютной
квартирке,
где-то
далеко
от
центра,
каж ется,
на
Пр ес не.
Он
продолжал
еще
сотрудничать
в
«Курьере»,
но
большой
тира ж
книги
значительно
улучшил
его
благо­
со сто я ние.
Жену
его
звал и
Алек са н дрой
Ми хайлов н ой.
Это
бы ла
молоденькая,
маленькая,
худенькая
ж ен­
щина,
хороше н ька я,
но
далеко
не
красавица.
Как
чело­
век
А лек сандр а
Михайловна
была
самой
обыкновенной
русс кой
женщиной,
типичной
мо ск ов ской
мещ аноч кой
среднего
ума,
сре дне го
образования.
Тем
не
менее
влия­
ние
ее
на
Ле они да
Николаевича
был о
огро м но
и
в
высо­
кой
степени
благотворно.
Влияние
это
заклю ча ло сь
в
том,
что
она
любила
его
искренне
и
наивно,
трогательно,
само­
от ве рже нно,
не
за
талант,
не
за
успех,
а
за
него
самого.
Лю бя
его
до
обож ани я,
она
по
лог ике
любв и
стала
любить
и
его
мрачный,
трагический
талант,
ни ка кой
др угой
лит е­
ратурой
не
интересовалась,
кроме
литературы
Леонида
Андреева.
Каждую
только
что
написанную
стр ан ицу
своих
произведений
Ан др еев
пр ежде
в сего
чита л
ей
одной,
не
допуская
при
этом
священнодействии
никого
более.
Не
думаю,
чтобы
Ал ександ ра
М иха йловна
понимала
всю
глуби н у
и
сложность
замысловатого
таланта,
ко гда
сама
русская
критика
многого
в
нем
не
понимала,
ломала
и з-за
этого
перья,
но,
вероятно,
многое
говорил о
ему
ее
любящее
сер дце
п ред анн ого,
единстве нн о
близкого
д ру­
га;
не
критика
была
ну жна
ему ,
слишком
много
А ндр еев
возбуждал
кри ти ки
в
литературе
и
при
по вышенно й
чув­
ствительности
св оей
мно го
выстрадал
от
нее,
но
ему
ну ж­
на
б ыла
тайная
по ддер жка
верного
друга,
беззаветно
верящего
в
его
звезду,
в
его
мра чн ый
гений.
Же на
его
бы ла
самой
ревностнейшей,
несо мненно ,
искр ен ней
по­
клонницей
его
таланта
и
его
самого
—
его
Магдалиной:
вот
что
бы ло
дорого,
редкостно
и
имело
незаменимую
ценность
для
мятущейся
душ и
писателя-трагика,
боров­
шегося
и
с
богом,
и
с
Анатэмой
души ,
не
отст упав ш ей
перед
разрешением
ужасов
жизни
и
смерти.
Благодаря
б ол ьшой
любви
мале нь кой
женщины,
любя
ее
сам
тоже
бо льшой
и
сильной
любовью,
Андреев
в осп рянул
духом,
385

талант
его
быстро
вырос,
расцвет,
развернулся.
Он
сам
гов о рил
мне
впоследствии,
после
преждевременной
ее
смерти,
что
все
его
излюбленные
пр оизве д е ния,
все
лу ч­
шее
и
кру пное
бы ло
задумано
вместе
с
не й,
во
время
их
недолгой,
но
счастливой
совместной
жизни.
Пока
она
б ыла
жива ,
Андреев
не
прикасался
к
рюмк е
и
работал
с
боль ш им
воодушевлением.
В
эту
з иму
каждый
его
рассказ,
неизменно
появляв­
шийся
в
«Курьере», производил шум в прессе и волнение
в
читательской
массе.
Маленький
рассказ
«Бездна»
и
потом
«Стена»
созда­
ли
вокруг
себя
бо льшую
кр ити чес кую
литературу.
Газет­
ная
к рит ика
занималась
ими
чуть
ли
не
весь
зимний
се зон.
О
вопросах,
поднятых
этими
произведениями,
писали,
чи­
тали,
спорили.
Все
гов ори ли
о
новом
круп ном
таланте,
о
новой
яркой
звезде,
взошедшей
на
м ра чном
гори зон те
русской
литературы,
—
о
Леониде
Андрееве.
В
то
же
время
в
Москве
образовался
литературный
кружок,
собиравшийся
инт имно
по
средам
у
писателя
Те лешов а
и
известный
под
названием
«Среды» .
Было
такое
время,
что
отовсюду
как
бы
выпира л о
мо­
лодую
рус с кую
талантливость,
все
расцветало:
сцена
—
с
Художественным
театром,
Комиссаржевской,
Шаляпиным
и
С об иновы м;
живопись
—
с
Васнецовым,
Врубелем,
Ма­
л явин ым;
музыка
—
с
Рахманиновым,
Скрябиным
и
Г ла­
з уно вым;
литература—
с
Горьким,
Андреевым,
Буниным.
В
воз ду хе
веяло
обновлением,
и
казалось,
вся
Ро с­
сия
пробуждалась,
гре з ила
сказочными,
радужными
сн а­
ми.
Хоры
поэтов
пели
о
за ре,
публицисты
писали
о
б лиз­
ком
и
прекрасном
будущем
России,
и
только
Андреев,
в
п роти воп оложн ос ть
общему
оптимизму,
с
болезненно
обо­
ст рен ной
чуткостью
всматривался
в
близкое
и
отдаленное
рус ск ой
жизни,
всматривался
в
самую
душу
ее,
и
в зор
его
навсегд а
пр ик ов ался
к
зловещему
призраку,
встав­
ше му
перед
ним :
имя
этому
призраку
было—ужас.
III
Ранней
весной
1903 года я уехал из Москвы на все
лето,
а
ос енью
о стал ся
раб отать
в
Нижнем.
Зимой
нена­
долго
п ри езжал
в
Москву
и
виделся
с
Андреевым
п очта
еж едневн о .
386

Андреев
жил
теперь
в
бол ьш ой
квартире,
много
пи­
с ал;
у
н его
постоянно
толпились
писатели,
жаждущие
так
или
ин аче
использовать
знаменитого
писателя.
На ча­
ла сь
японская
во йна,
и
вся
интеллигенция
волновалась
за
и сход
ее.
Преобладало
пораженческое
настроение.
На
лето
я
собирался
уехать
в
Крым;
туда
же
намере­
валс я
отправиться
и
Андреев.
Усло ви лись
—
весной
встре­
титься
в
Кр ыму.
Действительно,
мы
приехали
туда
почти
одновременно
и
»случайно поселились недалеко друг от друга,
на
бере­
гу
моря,
верстах
в
четырех
от
Ялты,
где-то
около
Ник и­
тинского
сада.
Андреев
с
женой,
матерью
и
р ебенко м
зани м ал
ма­
ленькую
саклю,
состоявшую
из
дв ух
комнат.
Тем
не
менее
у
них
часто
собирались
гости
из
Ялты:
ялтин­
ски й
старожил
писатель
Елпатьевский
с
семьей,
п ри­
ехавший
в
Ялт у
Миролюбов
и
разные
ялтинские
интелли­
генты.
Чех о ва,
до
э того
времени
безвыездно
жившего
на
своей
д аче
в
Ялте,
тепер ь
как
раз
не
бы ло:
еще
зимой
он
пере­
ехал
в
Москву
на
постановку
своей
пос ледн ей
пьесы
«Вишневый сад», от перемены климата у него обострил ­
ся
туберкулез,
да вно
уже
подточивший
его
здоровье,
и
больного
писателя
отправили
за
границу,
откуда
дохо­
ди ли
тревожные
слу хи
о
безна де жно м
состоянии
его
здо­
ровья.
В
скором
времени
пришла
печальная
телеграмма:
«Чехов скончался» .
Это
известие
поразило
и
взволновало
всех;
смерть
Чехова
пок аза лас ь
неожиданной,
несмотря
на
то,
что
все
знали
о
его
роковой
боле зни .
Россия
лишилась
родного,
близкого,
люби мог о
писателя,
а
те,
кто
были
с
ним
зн а­
ком ы
лич но,
любили
его
не
только
как
писателя,
но
и
как
на
редкость
доброго
и
чуткого
человека.
В
Ялт е
решили
уст роит ь
публичный
вечер,
посвящен­
ный
памяти
Чехова.
Вечер
этот
прошел
оче нь
уд ач но,
при
пе репо лне нном
пуб ли кой
за ле.
Большую
и
прочув ств е нную
ре чь
о
Чехове
сказ ал
Елпатьевский.
Андреев
читал
довольно
бол ь шой
р асска з
Чехова.
Он
не
был
хорошим
чтецом,
но
п убли ка
стеклась
«посмотреть на Андреева».
Потом
начался
це­
лый
ряд
ве черов ,
посвященных
Чехову.
В
Крыму
бы ло
387

много
приезжей
учащейся
молодежи
—
ст уде нтов ,
курс и­
сток;
настроение
у
них
было,
конечно,
революционное,
и
в
чтении
ловили
и
подхватывали
на
лету
хотя
бы
одни
только
намеки
на
революцию.
Это
был
1904 год,
во йна
протекала
поз ор но,
и
в
во зд ухе
уже
накапливалась
г роза
1905 года .
Наступила
нестерпимая
жара
крымского
лета.
Случи­
лось
так ,
что
какой-то
знакомый
Андреева,
приехавший
в
Кры м
впервые
для
отдыха
из
Сибири,
внезапно
со шел
с
ума,
по
объяснению
врачей—от
п ере мены
климата.
Почти
в
это
же
время
умерла
от
солнечного
удара
на ша
при слуга ,
мол ода я
девушка.
На
вп еч ат лите льно го,
мнительного
Андреева,
пл охо
переносившего
крымскую
жару,
это
подействовало
та к,
что
он
немедленно
по кину л
Кр ым
и
еще
до
наступления
ав гус та
возвратился
вместе
с
семь ей
в
Москву.
Молодой,
цветущий,
с
в иду
по лный
жизненных
с ил,
Ан др еев
постоянно
боялся
внезапной
смерти,
был
болез­
ненно
мнит е лен,
часто
воображал
у
себя
необъяснимые
бо л езни
и
страдал
от
них.
Впр о чем,
у
не го
по чти
ежемесячно
бывали
припадки
невынос имо й
головной
боли,
про д ол жавш ейся
н ес колько
дней ,
тоже,
к аза лось
бы,
б еспр ич инно й.
Може т
быть,
это
бы ла
действительно
наследственная
б олез нь
на
поч ве
на­
следственного
алкоголизма,
который
он
у
себя
подозре­
вал:
на
моз гу
его
как
бы
леж ал
какой-то
черный
налет«
Может
быть,
даже
самый
талант
его ,
вечно
погружав­
шийся
в
«страшное», должен был,
в
к онце
концов,
п огу­
би ть
его.
В
сущности,
у
нег о
был а
натура
настоящего,
большого
поэта:
ка ждое
впечатление
он
воспринимал
в
сильно
отраженном,
увеличенном
ви де,
как
отражается
св ет
обыкновенной
лампы
в
зеркальном
фонаре
автомо­
б иля:
маленькая,
ту скл ая
лампочка
да ет
ослепительный,
мо щный,
нев ынос имый
свет .
Так
и
печальные
явле ния
серого
русс ког о
быт ия,
проходя
ч ерез
зеркало
андреев­
ского
зрения,
становились
страшно
яркими.
Уже
и
тогда
он
за д умал
пьесу
«Жизнь человека».
Не
берусь
судить,
насколько
эта
п ьеса
изображает
жи знь
че лов ека
вообще,
но
для
жиз ни
самого
Андреева
она
о ка­
залась
жутко
пророческой
—
над
ним
самим
сбылась
вся
жуть
этой
кошмарной
ф ант азии:
б ыла
«любовь и бед ­
ность», потом «слава
и
бо гат ст во»,
фантастический
дом
388

■«в пятнадцать комнат», смерть жены,
гибель
покинутого
дома,
в
ко тором
«мыши скребутся», и внезапная страш ­
ная
«смерть,
че лов ека ».
Все
сбылось.
На
предстоящую
зи му
1905 года я поселился тоже в
Москве,
п рие хав
туда
значительно
п оздне е
Андреева.
Устроившись
и
принявшись
за
литературную
ра боту,
я
часто
бывал
у
Андреева.
Такой
установлен
был
поря­
до к,
чтобы
каждую
с убб оту,
после
бани,
я
з аез жал
к
нему
пит ь
в ино,
которое
он
в
этот
де нь
заботливо
припасал
для
ме ня.
Од на жды , «во едину от суббот», под вечер мягкого
зимнего
д ня,
подъезжая
на
извозчике
к
квартире
Андрее­
ва,
я
с
н ек оторым
н едоум ен ием
заметил
у
к рыл ьца
не­
ско ль ко
человек,
как
на
п одбор
здоровенных,
п охожи х
на
дворников,
и
н еб ольшую
тол пу
зевак
на
противополож­
ной
стороне
улицы,
с
любоп ыт ст вом
глазевших
на
них .
Слегка
удивившись,
я
сл ез
с
саней,
но,
едва
о тво рил
дверь
подъезда,
как
дворники
захлопнули
ее
за
мной,
и
я
очутился
в
руках
рослых
полицейских,
которые
крепко
сх ват или
ме ня
под
рук и,
вырвав
узелок
с
бе льем .
Я
стал
вы рыва тьс я,
но
меня
де ржа ли
как
в
же лез ных
тисках.
—
Да
п уст ите
же!
—
кричал
я.
—
Что
вы
меня
д ер­
жите?
В
чем
дело?
—
Ус покой те сь,
успокойтесь!
—
вежливо
сказал
мне
п одоше дший
ок олот очн ый
надзиратель,
б ережно
и
с
ка­
ким-то
о пасением
принимая
мой
узелок.
—
Пожалуйте
в
квартиру,
здесь
производится
обыск!
Тогда
только
я
понял,
в
чем
дело.
Го сти ная
была
п олна
полицейскими
и
жандармскими
чинами.
За
б ольшим
столом
по ср еди
комнаты
сидел
ро т­
мистр,
разбиравший
в орох
рукопи се й
и
бумаг
всякого
рода.
Надзи рат ель
б ер ежно
по ло жил
перед
ним
мой
узелок
и
со
страхом
развернул
его.
Невольная
улыбка
засвети­
лась
на
вс ех
лицах,
когда
обнаружилось
содержимое
у зел ка.
Тем
не
менее
м еня
пр игла с или
войти
в
затворенную
столовую,
бо льшую
комнату,
и
там
«обождать».
Столо­
вая
была
по лна
н арода ;
там
же
был
и
А ндр еев
с
семьей.
Оказалось,
что
в
э тот
д ень
он
предоставил
пар ти йным
людям
для
собрания
св ою
квартиру,
но
собрание
высле­
389

дила
охранка
и,
напрянув
с
о быско м,
стала
задерживать
в
квартире
всех
при ходящи х
и
приезжающих
к
Андрееву,
а
так
как
к
знаменитому
писателю
ежеднев но
приходило
очен ь
много
всяких
людей,
то
постепенно
в
столовой
обр а­
зова лс я
<ноев ковчег»; кого только тут не было:
па р тий­
ные
люди,
деловые,
литераторы,
старики
и
молодые,
сту ­
денты,
курсистки,
генералы
и
дамы
общества.
Об ыск
продолжался
до
позд ней
ночи.
Н ако нец
отправили
куда-
то,
вероятно
в
тюрьм у,
па рт ийных
людей,
а
за тем
поне­
многу
стали
выпускать
из
столовой
остальных
задержан­
н ых.
К
полночи
столовая
опустела:
в
ней
остались
только
я
и
Андреев.
Думали,
что
вся
эта
история
кончилась,
ко­
гда
во шел
жандармский
ротм и стр,
заявивший,
что
мы
оба
арестованы
и
препровождаемся
немедленно
в
тюрьм у.
Подивились,
пожали
плечами,
ра зве ли
руками,
но,
ко нечн о,
должны
были
подчиниться;
оделись
и
вышл и
в
сопровождении
двух
жандармов.
У
подъезда
ст ояли
два
дрянных
московских
ив в озч ика;
на
эт их
клячах
нас
тихо,
не
торо пясь,
как-то
буднично,
мирно
и
долго
везли
в
Таганскую
тюрьму.
Обращались
с
нами
в
тюрьме
почтительно.
Приходил
начальник
тюр ь мы,
как-то
заискивал
и
обр они л
такую
ф ра зу: «Время тревожное,
кто
знает,
может
быт ь,
с коро
вы
буд ете
пра в ите льс тв ом !» Посаженные в тюрьму в ка ­
честве
будущего
правительства,
мы
пользовались
неслы­
ханными
п ри ви легия ми:
нам
из
дому
приносили
самую
лучшую
провизию,
тюремный
повар,
оказавшийся
пре­
красным
мастером
своего
де ла,
гот ов ил
нам
шик а рные
обе ды.
Име ли
какие
нам
угод но
книги,
чернила,
б умаг у,
а
на
прог улк у
нас
выпускали
вместе.
В
тюрьме
б ыло
необычайно
шумно,
свободно;
ар есто ­
ванная
молодежь
—
сту ден ты
и
курс ис тки
—
гуляли
без
надзора,
ход или
по
камерам
в
гости,
чу ть
ли
не
тюрем­
ные
митинги
устраивали!
«Должно быть,
там,
наверху,
что-то
неладно!»—
ду­
ма ли
мы.
Но
недолго
чествовали
нас
в
тюрьме:
вероятно,
яви ­
лось
сомнение,
что
вряд
ли
писатели
смогут
сделаться
когда-либо
правительством.
Через
две
недели
нас
выпус­
тили.
На
вопрос
наш,
в
качестве
ког о
же
мы
сидели
в
тюрьме
без
допроса
и
об вине ния ,
нам
ответили
кр ат ко:
390

—
В
качестве
св идет еле й.
По
выходе
из
тюрьмы
А нд реев
скоро
закончил
в ели ко­
ле пный
рассказ
о
во йне
—
«Красный смех» .
Японская
война
з ако нч илась
скверно.
Всюду
нарастало
возмущение.
Правительство
расте­
рялось
и
впервые
воззвало
«к доверию» .
Н ач ался
п амят­
ный
сезо н
«банкетов».
В
публичных
помещениях,
в
теа т­
рах
и
бо ль ших
гостиницах
происходили
многочисленные
собрания
с
волнующими,
необычайными
речами.
То
же
п роис ходи ло
в
пр о винции,
по
всей
России.
Вся
страна
ж дала
чего-то.
Это
б ыло
в
начале
1905 года .
Наша
«Среда»
в
п ол­
ном
сост ав е
собралась
у
Телешова.
Ожидали,
что
Андреев
прочтет
св ой
н овый
р асс каз,
но
настроение
б ыло
у
всех
по в ышенно е,
тревожное:
в сем
хотелось
гов ори ть.
Вдруг
в
комнату
вбежал
художник
Первухин,
непр е­
менный,
д а внишний
член
«Среды».
Он
был
бледен,
ка­
залс я
крайне
взволнованным.
—
Г осп ода,
—
закричал
он,
—
но в ость
получена
сей­
час
по
телефону
из
Петербурга!
Бойня
перед
царским
дворцом!
М асса
крови!
Все
по в скака ли
с
мест,
загремели
стулья,
послыша­
лись
во ск лицания .
Толпой
окружили
вестника.
—
Погодите,
дайте
отдышаться!
—
продолжал
запы­
х авш ийся
Первухин.
—
Десять
тысяч
ра боч их
двинулись
ко
дворцу
с
иконами,
с
хо ру гвям и,
под
предводительством
какого-то
св я щенн ика
Гапова.
В
них
стреляли!
Масса
убитых
и
раненых!
Гапон
убит!
Подробности
еще
не из­
вестны,
телефон
п рерв ан!
Изв ест ие
о
смерти
Талона
бы ло
неверно,
но
тогда
э тот
неизвестный
и
необыкновенный
священник
показался
нам
каким-то
ге роич еск им
мифом.
—
Господи!
Да
что
же
это
такое
начинается?
— исте­
рически
кричал
пришедший,
потрясая
руками
в
воздухе
и
хватаясь
за
голов у.
—
Открыто
стреляют
в
люд ей
перед
дворцом
царя!
Что
же
это?
Все
мо лча ли.
—
Это
революция!—спокойно
прозвучал
в
наступив­
шей
тишине
гол ос
Андреева.
И
вдруг
—
словно
вс ех
прорвало:
все
возбужденно
за гов ори ли
разом,
почти
не
слушая
друг
друга.
891

В
общем
гуле
тревожного
гов ора
ничего
нельзя
было
разобрать,
только
все
ч аще
и
гро мче
всех
других
сл ов
повторялось
не
звучавшее
в
России
так
громк о,
еще
не­
вероятное
тогда
слово
«революция» .
IV
Лето
1905 года Андреев жил в Финляндии,
в
ме ст еч­
ке
Ваммельсу,
в
семи
верстах
от
с т анции
Ра йво ла,
где
впоследствии
п острои л
собственную
дачу
и
жил
в
ней
без­
выездно
несколько
лет.
В
воздухе
веяло
революцией.
Андреев
ходил
тогда
в
поддевке,
в ысо ких
сапогах
и
к рас ной
рубашке.
В
э том
кос тюм е
он
и
позировал
Репину,
написавшему
с
нег о
известный
п ортре т.
Ан дре ев
хотя
и
был ,
как
все,
за хва чен
революцион­
ным
настроением,
но
поговаривал,
что
собирается
на
зиму
за
гра ни цу,
чтобы
не
видеть
«всего этого», что,
по
его
мнению,
нам
предстояло
ув и деть.
Действительно,
в
ко нце
лета
он
ка к-то
незаметно
вполне
легально
уехал
в
Берлин
вместе
с
женой.
Во
время
революции
1905 года это чуть ли не един­
ст в енный
п и са т е ль , «бежавший от революции».
Ужасы
не
замедлили
своим
пришествием.
Первая
Д ума
б ыла
ра зоУн ан а,
виднейшие
ч лены
ее
б ежал и,
вы­
шел
царский
манифест,
после
ко торо го
начались
всерос­
си йские
погромы
под
руководством
«Союза русского на­
род а».
Еще
до
разгона
Думы
мне
пришлось
уехать
из
Пе тер­
бурга
в
Крым.
Обстоятельства
задержали
ме ня
там
на­
долго.
Только
из
газет
узнал
я
о
скоропостижной
смерти
же ны
Андреева,
Александры
Михайловны.
Она
умерла
в
Берлине,
п осле
родов,
от
заражения
крови.
Тело
ее
п ри­
везли
в
Москву
и
похорон ил и
на
Ва гань ко вско м
клад­
бище.
А нд реев
не
со про во ждал
ее
гроба;
он
еще
на
н ек ото­
рое
время
о ста лся
за
границей,
поехал
и скать
душевной
поддержки
к
д ругу
своему,
Г орьк ому,
на
Капри.
Все
пя ть
лет
счастливой
семейной
жизн»
с
Александ­
рой
Михайловной
Андреев,
верный
раз
при нято му
ре ше­
нию,
не
прикасался
к
рюмке.
Светлая
любовь
гор ячо
лю­
392

бимой
женщины
оберегала
его:
возлюбленная
и
лю бя­
щ ая,
она
словно
обвела
вокруг
себ я
с
ним
вместе
за кля­
тый
круг,
и
«черные маски»
не
сме ли
переступить
за
чер ­
ту
его .
Но
не
стало
ее,
и
мрачный
дух,
с
которым
он
всю
ж изнь
свою
б оролся ,
снова
овладел
ослабевшей
душой.
А нд реев
тяжк о
запил.
И
все-таки,
пережив
тяж елы й
удар
су дь бы,
он
ус и­
л ием
воли
вз ял
себя
в
руки
и
там
же,
на
Капри,
написал
два
прекрасных
р ассказ а: «Проклятие зверя», посвящен­
ный
памяти
А.
М ., проникнутый чувством глубокой любви,
и
нашумевший
тогда
рассказ
«Иуда Искариот».
Отныне
творчество
сдел ало сь
для
Андреева
единствен­
ным
убежищем
от
тоски
и
ужаса
жизни.
Он
пишет ,
уже
поч ти
не
отрываясь
от
работы;
удар
за
ударом,
почти
без
пр ом аха,
как
из
гранита,
высекает
он
св ои
дальнейшие
произведения.
Кром е
нескольких
значительных
повестей
и
рассказов,
как
«Семь повешенных», «Тьма», «Мои
з а пис к и», появляются новые андреевские пьесы: «Черные
ма ски », «Океан», «Дни нашей жизни», «Тот,
кто
по лу­
ча ет
по щеч ины».
По
воз в ращен ии
из-за
гра н ицы
Ан др еев
поселился
в
Петербурге
на
Каменноостровском.
Увиделись
мы
с
ним
после
д олгой
разлуки
зимо й
1908
года,
в
Петербурге.
Как-то
в
сумерках
туманного
п ет ербургс кого
з имнег о
д ня,
к огда
на
улицах
только
что
зажглось
э лектри чес тво ,
я,
идя
по
М орск ой,
столкнулся
на
мокром
тротуаре
с
хо­
рош о
одетым
ш и рокопле чим
че лов еком
в
с обольей
шапке
того
пок роя ,
какие
носили
при
Иване
Гроз ном
опричники
и
сокольничие.
Человек,
столкнувшись
со
мною,
ок лик нул
меня
и,
за­
смеявшись,
р аскр ыл
руки
для
объятия,
—
тогда
я
то же
у знал
ег о:
это
был
Леонид
Андреев.
Мы
очень
о брад ова­
лись
друг
друпу
и
пошли
вм ест е.
Андреев
позвал
м еня
к
себе.
На
Каменноостровском
была
у
нег о
в
од ном
из
шикар­
ных
«небоскребов»
квартира,
в
которой
он
жил
с
матерью
и
одной
из
сес тер .
На ста сья
Нико л аев на,
по
старой
па­
мяти,
встретила
меня
то же
рад остн о
и
сейчас
же
ст ала
хлопотать
о
чаепитии.
Хо тя
сын
ее
зарабатывал
теперь
оч ень
много
и
жил
большим
барином,
Настасья
Нико­
393

лаевна
оставалась
все
той
же,
как
и
прежде,
в
дни
бед­
ности:
простодушной,
радушной
с та рушкой ,
в
широкой
с таро модн ой
кофте.
Говорила
все
тем
же
«орловским»
го в ор о м : «идеть», «пьеть»...
Когда
сын
зачем-то
вы шел
из
столовой,
она
не
удер­
жа лас ь,
чтобы
не
поговорить
со
мн ой
«по душе», как со
старым
товарищем
Л еони да,
все
о
нем
же,
о
своем
лю­
б имце.
—
Хоть
бы
ж енилс я
поскорее!
—
начала
она,
на лив ая
мне
чаю.
—
Дал
бы
бог!
А
то
ме чет ся
от
одн ой
к
другой,
от
другой
к
третьей,
покою
себе
не
находит.
Такой
же
он
был
и
прежде,
когда
холостой
был :
мечется-мечется
то
к
одной,
то
к
др угой,
то
к
дес ятой !
Ну,
а
женился
на
Шу­
рочке,
и
жи ли
хорошо,
успокоился!
Бывало,
как
напишет
ст ран ич ку,
так
сейчас
запр ут ся
в
кабинет
и
читают
вме­
сте:
вот
ведь
как
ж или- то!.. Как похоронили мы Шурочку,
он
и
тос куе т.
Зашибать
стал
опять
ча сте нько.
А
в едь
ему
нельзя
пить,
не
простой
это
человек,
— особенный!
Я
возразил,
что
такому
«особенному»
человеку,
да
еще
знаменитому,
нел ег ко
н айти
се бе
п одходя щую
жену.
—
В
том-то
и
дело!—согласилась
Настасья
Ни >-
ко лаевн а.
—
Б ыла
у
не го
прежняя
любов ь,
еще
до
Шуроч­
ки,
которая
тогда
от вер гла
е го,
что
ли,
и
вышла
за
др у­
гог о.
Ну,
а
теперь
разошлась
с
муже м,
приезжала
к
нам.
Так
что
ж?
Ни чего
не
вышло!
Не
такой
уж
она
стала,
какой
ему
прежде
казалась.
Так
и
уехала
ни
с
че м.
Тут
принесли
пакет
с
вырезками
из
газет:
существова­
ло
то гда
«Бюро рецензий», и Андреев получал оттуда
ежедневно
все
ре це нзии
о
его
произведениях,
как ие
толь­
ко
печатались
по
всей
Рос си и.
Пакет
был
толстый:
только
ле н ивый
не
писал
тогда
«об Андрееве».
В
большинстве
все
это
была
ерун да ,
болтовня
и
зачастую
завистливая
ругань,
с
гря зц ой
и
клеветой.
И
всю
эту
дрянь
А нд реев
зачем-то
читал,
ежедневно
отравляя
себе
наст р оен ие.
Настасья
Ник о лаевна
над ела
старинные
очки
в
нике­
ле вой
оправе
и
принялась
шепотом
читать
«рецензии»
на
Леонида.
Трогательно-забавна
была
ма ть
Леонида
Ан­
др еева
за
эт им
серьезным,
труд ны м
для
нее
занятием.
—
Что
пишут!
Что
пишут-то!
—
повторяла
он а,
кач ая
седой
головой
и
откладывая
в
сто ро ну
рецензии
ка кого-
то
«Тургайского вестника». —
Ругаются,
да
вр ут
все,
да
394

клевещут!
Вот
начитается
Леонид
этих
вырезок
и
рас­
строится
на
цел ый
день.
Уж
я
сама
сн ачала
читаю:
ко то­
рые
поху же ,
то
отб и раю
да
пряч у,
ему
не
показываю.
В ошел
Леонид
и,
увидав
рец енз ии,
нахмурился.
—
Вот!—сказал
он
мне,
кивнув
на
пакет.
—
Облива­
ют
меня
грязью
и
н азы вают
это
критикой!
—
А
ты
не
чит ай!
—
посоветовал
я.
—
Какая
поль за ?
Чему
могут
н аучить
тебя
«Тургайский вестник»
или
«При­
азовский
край»?
—
Не льзя
не
читать!
—
возразил
Ан др еев.
—
Из
их
же
писаний
я
должен
знать
их
психологию.
Вед ь
все
эти
писаки
ежедневно
долбят
по
голов ам
читающей
Р осс ии.
Говорят,
у
меня
слава,
—
с
усмешкой
п родо лжал
он,
—
а
по-моему,
это
не
слава,
а
скорее
бесславие.
Ре­
цензенты
вс ех
га зет
всей
России
словно
сговорились
уто ­
пить
меня
в
трясине
злословия.
А
ве дь
они
—
сила!
Нуж *
ды
нет ,
что
все
они
пигмеи.
Ведь
лилипуты
св язали
же
Гулливера,
и
не
канатами,
а
тоненькими
нит о ч ками!
Они
заду шат,
если
не
б оротьс я
с
ними !
Но
как
борот ься?
Во
всех
г азе тах
они!
У
нас ,
бе ллет рист ов ,
до
сих
пор
нет
сво­
ей
газеты,
где
можно
было
бы
ответить
на
в есь
этот
град
по щеч ин,
кот орым и
осыпают
писателя
на
протяжении
все­
го
его
пути,
до
мо гил ы.
Мы
беззащитны
—
и
это
ужасно!
Говоря
так,
Андреев
волновался.
Когда
он
говорил
о
рецензентах,
в
глазах
его
отражался
мист ич ес кий
ужас.
Из ба лованны й
вначале
всеобщими
ги мнам и
прессы,
ког­
да
дух
его
произ вед ени й ,
в
кото р ых
мощный
талант
вскрывал
наболевшие
вопросы
общественности,
совпадал
с
нарастающей
волной
революции,
Андреев
чувствовал
те­
перь
нар а стани е
р еак ции,
нового
безвременья.
Литерату­
ра
повернулась
лиц ом
к
«проблемам пола», взошла звез­
да
Арцыбашева,
в
произведениях
кот орого
читателей
при­
влекал
гла вным
образом
половой
натурализм.
Героем
э по­
хи
сделался
его
«Санин». По яв и ли сь
«санинцы».
Мельк­
нул а
скандал ьная
слава
Анатолия
Каменского,
добро ­
в ольно
убившего
сво й
скром ны й
талант
в
погоне
за
«по ­
ло вым»
успехом.
Нравился
только
что
появившийся
тог­
да
весельчак
Аверченко
и
вся
забубенная
ко м пания
«Са­
т ир ико на ». Свирепствовало
всероссийское
пьянство,
когда
Петербург
и
Москва
утопали
в
тумане
горьк ого
русского
разгула,
почти
открыто
поо щряем ого
св ерху ,
к огда
п ро­
цветал
кошмарный
правительственный
рес то ран
«Мак­
395

сим»
и
работали
шикарные
«дома свиданий», игорные до­
ма
и
рулетка.
В
это
время
гнетущий,
мрачный
талант
Андреева
с
его
«Тьмой», «Семью повешенными»
и
«Черными маска ­
ми»
стал
тяготить
читателя.
За
«Тьму»
на
Андреева
опр е­
деленно
обиделись.
Революционер-террорист,
скрывавшийся
но чью
от
ло­
вивше й
его
полиции
в
публичном
доме,
встречает
там
озлобленную
против
всех
«хороших»
людей
проститутку.
«Стыдно быть хорошим,
ког да
я
пло хая!» —
гов ори т
она
аскету
от
революции.
Это
был
голос
самых
низких
низов,
тех
низов ,
где
пребывали
«раздавленные жизнью»
прос ти­
тутки,
воры,
су тенер ы,
подл ец ы,
мерзавцы,
трусы.
Они
хотели
равенства
по-своему,
и
Ан дре ев
ук азал
на
пл амен ­
ную
ненависть
этих
низов
ко
всем
«хорошим», даже к хо­
рош им
революционерам,
указал
на
ужа с
этой
безнадеж­
ной
«тьмы», которая разобьет в черепки и втопчет в грязь
все,
что
было
выше
их,
да же
революцию,
есл и
когда-ни­
б удь
эта
«тьма»
буде т
пр изва на
действовать.
Но
герой
Андреева,
потрясенный
грозн ы м
видом
не­
избежной
русской
«тьмы», теряет веру в революцию:
она
никого
не
спасет,
пока
сущ е ств ует
«тьма слепых от рож ­
де ни я». Действительно,
п осле
неудавшейся
рев олюци и
ря­
довая
интеллигенция
по л езла
в
«тьму».
В
ос обе нн ости
удар ил
по
больному
мест у
деви з
«тем ­
н от ы »: «стыдно быть хорошим», который приписали само ­
му
а вт ору.
В
разговорах
о
литературе
мы
провели
в есь
веч ер
до
по здней
ночи,
и
я
о стал ся
у
нег о
ночевать.
Помню,
я
уже
л ежал
в
постели,
а
он
все
еще
си дел
п одле
м еня
на
моей
кровати,
продолжая
говорить.
Рассказывал
о
смерти
жены,
о
ее
пос ле дних
минутах.
—
Чуть
ли
не
последние
ее
слова
бы ли: «Ты должен
жить!
Ты
должен
жить!
У
тебя
большой
талант!
Ты
не
имеешь
прав а
умереть!»
И
вот
почему
я
тогда
не
покончил
с
собой!
Я
ост ал­
ся
писат ь !
Она
сделала
мне
знак,
чтобы
я
на кл онилс я
к
ней.
Я
на кл онилс я,
и
на
ухо
она
прошептала
мне: «Когда
я
умру,
разрешаю
тебе
жениться!», а уже губы у нее по­
чернели
и
холодели
пал ьцы,
я
поцеловал
ее,
она
улыб н у­
ла сь
мне
и
умерла.
Невозможно
было
слушать
этот
рассказ
без
сле з.
396

—
А!
Ты
пла чеш ь?
—
продолжал
Андреев.—
Ты
еще
можешь
пл акать ?
Но
ест ь
пр едел
и
для
ст рад ания ,
когда
нет
слез,
нет
сло в,
к огда
ничего
нет.
Пон и мае шь:
ничего!
Так
в от—я
дош ел
до
предела
страдания!
V
В
этом
настроении
человека,
дошедшего
«до предела
ст р адан ия», Андреев поехал в Москву,
где
жили
родные
его
покойной
же ны
и
там
же
временно
на хо дилис ь
дети.
Се мья
б ыла
разбита,
литература
тр ави ла
Андреева,
а
жизнь
отравила
д ушу
«тьмой»
и
ужасом
св оим,
который
в сюду
был
виден
ему.
В
Москве
я
за шел
к
его
родственникам,
у
которых
он
остановился,
и
нашел
их
в
б ол ьшой
тревоге:
Андреев
«про­
п ал», уже четыре дня его искали по Москве;
тревога
ус и­
лила сь
тем ,
что
прошел
слух,
будто
кто-то
видел,
как
на
каком-то
вокзале
в
поз дн ий
час
но чи
на
Андреева
б ыло
вооруженное
нападение.
Я вилос ь
опасение,
что
он
сделался
же ртв ою
черн осо­
тен цев ,
о
«нападении»
кто- то
напечатал
в
газетах,
там
же
появилось
пись мо
в
ре дак цию
от
имени
московского
ст у­
денчества,
предлагавшего
отныне
свою
добровольную
охрану
люб и мого
писателя.
М еня
пригласили
участвовать
в
организации
д руз ей,
р азы скив авш их
Андреева,
но
сколько
мы
ни
ис кал и,
его
нигде
не
был о.
Прошел
еще
де нь,
ко гда
Леонид
неожидан­
но
я вился
к
р од ст венник ам
—
живой,
невредимый
и
д аже
слегка
под
хм ельком .
В
забавной
и
ос троум но й
ф орме
он
рассказал
нам
о
«нападении».
—
Это
действительно
б ыло!
Вы
зн аете
мой
недоста­
ток:
у
меня
бывают
дни,
когда
не
сплю
по
нескольку
с уток
подряд;
тогда
я
должен
прибегать
к
помощи
а лко­
голя
и
должен
в
эти
дни
всюду
бродит ь,
где
бодрствуют
люди;
снач ала
в
театр,
потом
в
ресторан,
потом
в
и зво зчи­
чий
трактир,
а
когда
все
закрывается,
остается
вокзал,
который
ник ог да
не
закрывается.
Ну,
вот
третьего
д ня,
что
ли,
часа
в
чет ыре
или
пят ь
утра,
я
пошел
на
Николаев­
ский
во кзал
выпить
рюмку
коньяку
и
скоротать
там
ос та­
ток
ночи.
П рих ожу,
буфет
о ткры т,
но
пуб ли ки
в
буфете
397.

в
так ой
час ,
конечно,
ни
душ и.
Подхожу
к
буфету,
спра­
шиваю
рюмку
кон ьяку,
и
понравился
мне
буф етчик ,
хо­
чется
приятное
что- н ибудь
ему
с каза ть.
«Только мы с вами,
го спо дин
буфетчик,
и
бодрствуем
теп ерь,
—
гов орю
ему.
—
Только
и
есть
в
Москве
поря­
дочных
люде й,
что
мы
с
вами,
го спо дин
буфетчик,
а
о стал ьные
все,
—
тут
я
сделал
ши рокий
ж ест
в
сторону,
—
спят,
п одл ецы!»
Но
тут
ив
те м ного
угла,
куда
случайно
был
направлен
мой
жест,
неожиданно
поднялся
пьян ый
человек,
подошел
ко
мне
и,
ск аза в ши : «Как вы смеете называть меня под­
л ецо м ?», развернулся и засветил мне здоровенную по-
щечийу.
Хе-хе-хе!
Здорово
засветил,
так
что
я
даже
покач­
нулся,
но
устоял
на
ногах:
я
никогда
в
по до бных
случаях
не
падаю
с
н о г. «В подобных
случаях»!Хе-хе-хе!
Спокой­
но
вынимаю
карточку
и
подаю
ему.
Он
прочел,
остолбе­
нел.
«Вы. ..
Леонид
Андреев?»
«Леонид Андреев!. .
Позвольте,
—
говорю,
—
и
мне
ва­
шу
карточку!
За
что
вы
меня
ударили?»
«Но вы показали на меня и йазвали подлецом!»
«Я даже не видал вас!»
Тут
пьяный
уп ал
пе редо
мн ою
на
колени.
«Боже!
Что
я
наделал?
Леонид
Ан дрее в!
Да
в едь
это
мой
бог,
моя
святыня!
Кого
я
только
любил,
к ого
ува жа л,
перед
кем
благоговел
и
того
так
ос корбил !
Я
не
до сто ин
жит ь
после
этого!»—
и
так
далее.
Вынимает
револьвер,
су ет
мне
в
руки.
«Убей меня!»
Ввиду
торжественности
момента
и
нетрезвого
сос тоя­
ния
нас
обоих
на
«ты»
со
мной
перешел.
Одним
с лово м,
от ча янию
и
самобичеванию
этого
че ло­
века,
от
которого
я
только
что
получил
пощечину,
не
б ыло
границ;
горе
его,
что
называется,
не
поддавалось
описа­
нию .
Он
плакал,
бил
се бя
в
грудь...
Через
пять
мину т
мы
с
ним ,
конечно,
уже
мирно
выпи­
вали
за
столиком,
и
он
р асск азал
мне
св ою
жизнь .
Ока­
зался
—
не удачн ик,
ком поз итор,
не сч астн ый,
прекрасней­
ший
человек,
г о нимый
судьбой.
Хе-хе-хе!
Мне
потому
вспомнился
только
с лучай
э тот,
что
после
него
Андреев
за дума л
новую
пье су
под
странным
загла­
вием : «Тот,
который
получает
пощ ечины» .
398

Конечно,
не
эту
сме шную
пощечину
п ьяного
человека
имел
в
ви ду
Андреев,
его
унижали
други е:
литературные
пощечины
литературных
шутов
в
литературных
бала га­
нах ,
—
и
вот
туд а- то,
на
эту
арену
литературного
цирка,
он
хотел
наконец
вы йти
в
качестве
«Того,
который
полу­
чает
пощечины*.
На
этот
раз
у
Андреева
был
«малый выход»; путеше ­
ствие
«вдвоем с месье алкоголем»
было
окон че но,
но
за­
сн уть
он
все
еще
не
мо г.
—
Пойдем
со
мно ю
в
какой-нибудь
театр!—предло­
жил
он
мн е.
—
Хочется
сегодня
говорить
с
тобой.
И
ни­
чего
не
будем
пить,
кроме
чая !
Сопровождая
Андреева
в
качестве
нянь ки,
я
сам
ни­
че го
не
пил
и
его
удерживал
от
соблазна,
заставляя
что-
нибу дь
рассказывать.
А
рассказывал
он,
когда
находился
в
приподнятом
настр о ении,
удивительно.
В
эти
минуты
он
как
бы
снимал
маску
с
себя
самого,
и
мож но
было
видеть
его
настоящее
лицо
—
ли цо
необыкновенного
чел ов ека
с
проникновенным
ум ом
и
талантом.
Пьеса
в
театре
нам
не
понравилась,
поехали
в
дру­
гой—
там
то же
по казал ос ь
скучно;
так
мы
путешествова­
ли
по
всем
теа тр икам
и
наконец
закончили
вечер
в
каком-
то
чуж дом
для
нас
кл убе,
где
предались
разговорам,
вы­
пив
неимоверное
количество
кофе.
Андреев,
как
всегда,
был
п олон
но вых
литературных
замыслов.
Много
из
р ассказ анног о ,
конечно,
осталось
не­
написанным,
как,
например,
пь еса
«Навуходоносор», но
д аже
в
устном
пересказе
ее
чувствовалось
что-то
яркое,
гл убокое .
Расск аз ал
свою,
еще
только
зад у манну ю
пьесу
«Океан»
и
замысел
«Получающего пощечины» .
Наконец
небрежно
заметил:
—
Все
это
бо льши е
вещи.
Пока
я
еще
только
об дум ы­
ваю
их!
Но
как-нибудь
на
дн ях
напишу
маленькую,
пустя­
ковую
пь еску ,
думаю,
что
недели
в
две
напишу,
почти
что
на
з аказ,
очень
просят
у
м еня
такую
пьесу
в
один
вто р о степенный
театрик.
На зыва тьс я
она
будет
«Любовь
с туд ент а»!
И
Ан дре ев
рассказал
мне
со дер ж ание
«Дней нашей
ж из ни», как уже впоследствии была переименована «Л ю­
б овь
с ту де нта ». Пьесу эту Андреев написал,
действитель­
но,
в
две
недели,
и
она
в
том
же
сезоне
б ыла
поставлена.
Колоссальный
успех,
выпа вш ий
на
долю
именно
это й
399

пь есы,
уд ивил
даже
Андреева;
до
конца
«дней своей жиз­
ни»
он
продолжал
счи та ть
ее
самой
слабой
из
всех
напи­
санных
им
пьес
и
впоследствии
с
горечью
отзывался
о
«вкусах нашей публики» .
В
самом
деле:
большинство
его
дра м
и
трагедий,
в
к оторы х
столько
б ыло
вложено
андреев­
ского,
столько
идей,
излюбленных
и
вы но ш енных
им,
не
был и
поняты
ни
публикой,
ни
к рит икой,
а
самая
любимая
его
пьеса
«Океан»,
написанная
вдохновенно,
которую
Анд рее в
мог
ч итать
наизусть,
сов сем
не
имела
ус пе ха.
И
вдруг
маленькая
реалистическая
пьеска
«Дни нашей
жизни»
неожиданно
пришлась
по
вкусу,
ударила
по
серд­
цам
всей
Ро ссии !
Де ло
в
том ,
что
«Дни нашей жизни»
и
на
самом
де ле
не
лучш ая
пьеса
Л ео нида
Андреева,
не
характерная
для
него,
но
она
ока зала сь
бли зко й,
родной
для
его
пок о ле­
ния ,
в
ней
от рази л ась
огромная
эпоха
рус ск ого
безверия,
и
публика,
увидавши
океан
в
одной
капле,
не
зах о тела
сп уск ат ься
в
глуб ину
того
«океана»,
в
который
потом
Андреев
приглашал
ее
за
собой.
Межд у
прочим,
по
той
же
пр ич ине
из
вс ех
пь ес
Гор ь­
кого
наиболее
жизнеспособной
оказ алась
пьеса
«На дне»,
отражающая
ту
же
эпоху
«лишних людей», которыми за ­
частую
оказывались
лучшие
люди.
Ме жду
студенческой
«богемой» «Дне й
нашей
жизни»
и
«бывшими людьми»
горьков ск ого
«Дна»
е сть
внутренняя
связь,
род ств о:
обе
эти
пьесы
в ырос ли
из
одной
почвы,
из
одн их
же
и стори­
ческих
условий
и
сд елал ись
не рукотв орн ым и
памятниками
большой,
печальной
эпохи
в
жиз ни
на шей
страны.
Тут
н еваж но
стало, «как»
написаны
эти
пьесы:
сц ени чно
или
не
сценич но,
ест ь
ли
там
«действие»
или
нет
действия,
ест ь
«выигрышные» «входы», «выходы»
для
актеров
или
нет
их;
на
«Дне»
жизни
с мо трели
Луку
и
С атина
и»
ход и­
ли
на
«Дни жизни»
смотреть
м илого,
симпатичного
Онуф­
рия
—
«Опушу»
—
собирательное
лиц о,
как
бы
на
прият­
ное
св ида ние
с
этими
«родными»
русскими
людьми.
Не
важ ны
стали
когда-то
модные,
а
теперь
уже
у ста­
ревшие
«идеи», большею частью воспринятые авторами
этих
пьес
от
др угих
а втор ов;
все
это
давно
истлело
и
умерло,
но
б ессме ртно й
ока зал ась
«жизнь», до сих пор
горящая
в
этих
п ье сах,
как
горит
вечный
пл ам ень
в
само­
цв ет ных
камнях.
Известно,
что
многие
из
больших
писателей
иногда
400

С.
Н.
Сергеев-Ценский.

Н.
Г.
Га рин -М ихай л ов ский.

глубоко
заблуждались
в
самооценке
некоторых
своих
про­
изведений,
недооценивая
или
переоценивая
достоинства
их.
Так
и
Ан дрее в
совершенно
не
оценил
значения
своей
самой
поп уля рной
пьесы,
единст вен но й
из
всех
его
пьес,
долго
державшейся
на
сцене
и
доставившей
ему
славу
истинного
драматурга.
Драматизм
был
в
его
характере,
драма
в
большой ,
кипучей,
но
несчастливой
жиз ни,
и
тра­
гедия
в
смерти.
В
эти
дни
мо их
встреч
с
Андреевым
он,
с
ра збит ой
личной
ж изнь ю,
травимый
сворой
литератур­
ных
врагов
и
завистников,
но
обуреваемый
напором
огромных
творческих
сил,
видимо,
не-находил
с ебе
места
от
глубокого
одиночества
и
неизбывной
тоски.
Расставаясь,
он
сказал
мне
на
прощание:
—
Нет,
я
так
не
мо гу
жить!
Ве роятн о,
скоро
женюсь
во
второй
ра з;
в едь
я
жи ть- то
остался
только
затем,
что­
бы
написать
все
то,
что
дав но
задумано!
Найду
себ е
та кую
же ну,
чтобы
по
восьми
час ов
в
день
могла
барабанить
на
п ишуще й
машинке,
не
вст авая .
Андреев
по
обы кнов е нию
загадочно
засмеялся: «Хе-хе-
хе !» Можно было подумать,
что
он
шутит,
но
за
грустной
шуткой
чувствовались
скр ыто е
страдание,
серьезная
мысль.
Вскоре
я
.уехал из столицы.
Обстоятельства
закинули
меня
надолго
за
границу,
а
п отом
п ришлос ь
жит ь
в
пр ов инции,
и
с
Андреевым
я
встре­
чал ся
только
во
время
моих
наез дов
в
Пе те рбург.
VI
Когда
пос ле
долгих
скитаний
я
вернулся
в
П ет ербург,
имя
Андреева
б ыло
у
вс ех
на
ус тах:
говорили
о
его
«Океа­
н е», писали о новых альманахах «Ши пов ник а», заменив­
ших
у вя дшее
«Знание», во главе которых встал Андреев,
газеты
б ыли
пол ны
статьями
о
нем
и
его
прои зв е де ниях,
имя
Андреева
звучало
всюду,
но
сам
он,
как
король,
не
показывался.
Анд рее в
по чти
безвыездно
жил
в
это
время
в
Ф инля н­
дии,
в
Ваммельсу,
на
со бств енно й
фантастической
да че
в
п ятна дц ать
ко мна т,
о
которой
тож е
много
говорили.
П ьесы
Андреева
шли
в
не скол ьки х
театр ах
Пе терб урга
и
Мо с квы,
ставились
всюду
в
пр о винции
и
давали
ему
401

больш и е
деньги.
Кроме
того,
он
продал
полное
собрание
св оих
сочинений
тогдашней
«Ниве»
и
вырученные
деньги
у хлоп ал
на
постройку
своей
странной
дачи,
где
жил
с
семьей
одиноко,
никуда
не
вые зжа я
и
почти
никого
не
принимая.
Видеть
Андреева
можно
бы ло
только
по
не от­
ложн ому ,
важному
делу,
и
для
это го
при ход илос ь
ехать
в
Финляндию
сн ача ла
по
железной
дорог е,
потом
на
ло­
шадях,
чтобы,
наконец,
где-то
в
дикой
мес тн ост и,
сре ди
фин ски х
скал
и
лесов,
найт и
его
мрачный
замо к,
од ин око
с тоящ ий
на
бе регу
Черной
реки,
при
впадении
ее
в
угр ю­
мое
море.
Говорили,
что
женился
он
на
замечательной
красавице,
которая
то же
ни куда
не
выезжа е т
из
заколдо­
в анн ого
андреевского
замка,
что
у
них
н иког да
не
бывает
ни
гостей,
ни
празднеств,
что
оба
они
только
и
делают,
что
круглый
год
пи шут
мрачные
андреевские
фантазии.
Ко гда
общие
наши
литературные
знакомые
спрашива­
ли
меня ,
не
хоч у
ли
поехать
к
Андрееву
повидаться,
я
от­
ветил,
что
без
особого
приг ла ше ния
с
его
стороны
ехать
не
соби раю с ь.
Ему
это
немедленно
передали,
и
я
получил
шутливое,
дружеское
пись мо ,
у прек авш ее
меня
в
«чопор­
но с ти».
Андреев
зв ал
приехать
к
нему,
так
как
сам
он
в
Петербурге
не
бывает.
Письмо
привез
и
передал
мне
симпатичный
студент
«добролюбовского»
т ипа
—
домаш­
ний
учитель
его
детей.
Вместе
с
этим
студентом
я
поехал
в
В амме льсу .
На
с танц ии
Райвола
нас
ожидал
экипаж
Андреева,
маленькие
санки,
запр яж енн ые
быст ро й
шведской
лошад­
кой.
Пролетев
сем ь
верст,
мы
подъехали
в
морозный
з им­
ний
вечер
к
андреевскому
«замку». Это был
бол ьш ой
бре­
венч ат ый
дом
в
два
этаж а,
странной
архитектуры,
с
бре ­
венчатой
башней.
Двойные
з е рка льные
ок на
дом а,
нес им­
метрично
расположенные,
различной
вел ич ины,
больш е
в
ши рин у,
чем
в
вышину ,
бы ли
ярко
освещены
электриче­
ством.
Вошли
в
м а лень кую,
низен ьку ю
дверь
парад но го
входа
и
очутил и сь
в
те пло
на топле нном
вестибюле.
Даль­
ше
бы ла
столовая,
потолок
которой
поддерживался
колос­
са л ьной
то л щины
балкой,
топ и лся
фантастического
в ида
камин,
во
в сей
эт ой
большой
комнате
—
только
одн о
зер­
кальное
ок но
—
саже ни
в
две
шири ны
и
не
больше
арши­
на
выш ин ы.
Странная
какая-то
мебел ь ,
сде лан ная
по
ос о­
бому
за каз у.
Внутренний
с тиль
комнат
—
д р евнеск анд и­
навс кий.
Ве роятно,
все
это
был о
хорошо
и
красиво
на
ри-
402

сунке,
но
жи ть
в
таком
«стильном»
доме,
по-моему,
было
не удобно.
Из
столовой
наверх
ве ла
широкая
дубовая
лестница,
по
которой
тотчас
же
при
наше м
входе
быстры­
ми
шагами
сбежал
Ле он ид.
Казалось,
он
был
все
тот
же,
со
своими
могучими
ч ер­
ными
отпущенными
до
плеч
кудрями,
с
небольшой
под­
ст р иже нной
бородкой,
в
черной
бархатной
блузе,
с
го ря­
щ ими,
нервными,
возбужденными
карими
глазами:
ему
б ыло
тогда,
в е роятно,
лет
с орок
или
около
т<#о .
А втоп ортре т,
написанный
им
в
это
время,
прекрасно
пер едает
«внутреннее»
со дер жани е
замечательного
ли ца
круп ней ше го
представителя
Х|удожественной
ли те рат уры
нашего
п окол е ния.
Лицо
прежнего,
б еспе чно го
красавца-
юно ши
с
отте н ком
юн ой
удали
и
некоторой
рисовки
своей
красотой
теперь
п ора жало
необычайной
содержательно­
стью,
слов но
внутри
д уши
его
бы ло
выжже но
все
л ишне е,
наносное,
малоценное.
Между
бровей
уже
не
разглажива­
лась
глубокая
складка,
тонкие
гу бы
крепко
сжались,
ка­
рие
глаза,
в
ко торы х
всегда
был о
нек ое
мистическое
выра­
жение,
сверкали
не
прежним,
внешним
бл еско м
м олод о­
ст и,
но
горели
отблеском
скрытого,
внутреннего
огня.
К
вне шней
красоте
возмужавшего
Андреева
приб а ви­
ла сь
духовная,
страдальческая
красота.
Увидев
ме ня,
он
п росв ет лел
и
засмеялся
прежним,
юношеским
см е хом.
По
м о сков ской
привычке
обнял и сь,
расцеловались.
—
Как
тебе
не
ст ыдно
был о
требовать
особого
приг ла­
шения!—
попрекнул
он
ме ня.
—
Неужели
ты
мог
п оду­
мать,
что
я
забы в аю
старых
друз е й?
Хе-хе-хе!
—
Оч ень
уж
ты
знаменит
с тал!
—отшучивался
я.
—
Да!
Вот
горе!
Хе-хе!
И
живу,
видишь,
как?
Как
п ышно,
как
богато!
А
смерть-то?
Сторожит,
брат,
сто­
рожит!
Ну
ладно,
пойдем
ко
мне
на ве рх,
поговорим,
давно
не
видались.
Мы
пошли
н ав ерх,
в
его
ра бочий
кабине т.
Это
была
большая
дл инн ая
комната,
застланная
мягким
серым
сукном,
отче го
шаги
наш и
сделались
несл ышным и.
Здесь
тоже
уютно
пыла л
из ра з цовый
камин,
с тояли
м ягкие
ко­
жаные
кресла,
большой
пись менный
стол.
К
кабинету
при­
мыкала
библиотека,
помещавшаяся
в
ма лен ькой
ко мн ате,
устр оен ной
наподобие
фонаря.
Ст ены
около
в хода
были
украшены
коп и ями
с
кошмарных
картин
Гойи,
работы
403

самого
хозяина.
Все
в
доме
Андреева
бы ло
н еоб ычай но,
замысловато,
сложно,
как
и
он
са м.
—
Какой
большой,
странный
дом
у
тебя!—сказал
я,
усаж ив аяс ь
в
кресло.
—
Хе-хе-хе!
Пятнадцать
ком нат!
Даже
ес ть
потайная
комната.
Завтра
я
покажу
тебе
их
все.
Я
сам
эт от
дом
выдумал,
это
—
моя
фантазия!
Но
зат о
пишу
здесь
непре­
р ывно
день
и
ночь.
Д ень
и
ночь!
Никого
не
вижу,
никуда
не
выезжаю!
Весело
здесь!
Хе-хе-хе!
В есело !
Не давн о
на­
писал
рас ск аз
«Семь повешенных» .
Я,
брат,
теперь
сра зу
по
семи
челов е к
вешаю.
Хе-хе!
Диктую
жене,
а
она
б ара­
банит
за
мной
на
пишу ще й
машинке.
Она
по
сем и
час ов,
не
в став ая
из -за
машинки,
мож ет
барабанить!
Во т,
брат,
как ую
выискал
я
себе
супругу!
Трагедию
«Океан»
мы
с
ней
в
две
недел и
написали!
Бег аю
вот
здесь
из
угла
в
угол,
как
сумасшедший,
и
диктую,
а
она
пишет.
И
тебе
со ве­
тую
диктовать:
эт о,
брат,
очень
в есело ,
ч есть -ч естыо ,
за
ми лую
душу!
Хе-хе-хе!
Вс коре
вошла
ж ена
Лео н ида
—
А нна
Ильинична,
де й­
ствител ьно
очень
кр асивая
молодая
ж е нщина,
яркого
южного
типа.
Она
произвела
на
меня
впечатление
ж ен­
щины
се рье зн ой,
умной,
уравновешенной.
Гов ори ли
о
не­
давно
написанной
ими
пье се
«Океан».
Я
выразил
удивление,
как
т акая
большая,
си льн ая
в ещь
была
написана
так
бы стро
—
в
две
нед ел и.
—
А
по-моему,
—
возразила
Анна
Ил ьин ичн а,—т ол ь­
ко
так
и
можно
было
написать,
по
вд охн ове нию:
бегает
по
кабинету
как
исступленный,
волосы
дыбом,
глаза
го­
рят .
С
ума
можно
сойти,
если
та кие
безумные
фант азии
дол го
писать!
Я
представлял
с ебе
нео быкно венный
п роце сс
андреев­
ского
творчества:
еще
года
за
три
до
написания
«Океана»
Ан др еев
почти
целико м
импровизировал
передо
мной
эту
пьесу,
она
давн о
существовала
в
мозгу
его,
а
теперь
вы­
лилась
вд охн ов енно
в
момент
наивысшего
экстаза.
И
я
представил
его
в
это м
кабинете,
ц елые
ночи
бег аю­
щего
в
исст у пл ении,
с
горящими,
пламенными
гл азами ,
с
раз веваю щ ейся
черной
гривой,
не
ди кт ующе го,
но
дико
и
страстно
извергающего
с вои
мучительные,
выстрадан­
ные
импровизации.
Мне
казалось,
что,
действительно,
страшно
б ыть
та­
ким
писат еле м.
404

Слуга,
из ящ ный
м оло дой
челов ек ,
при нес
нам
креп­
кого
чаю,
како й
пил
теперь
Андреев,
снова
и,
ка жется,
на­
всегда
расставшийся
с
обществом
«месье алкоголя»:
Но
уже
та ял
вос к,
съедаемый
огнем!
Но
уже
та ял
воск!
Как
всегда
при
н аших
встречах,
Андреев
при нялся
рассказывать
тем ы
новых,
замышляемых
им
п роиз ве де­
ний .
—
Понимаешь
ты,
сидит
этакий
большой,
гениальный
у ч еный,
вр оде
С пино зы,
что
ли!
Никогда
из
св оей
обсерва­
тории
не
выходит.
О
земле
забыл,
звездами
и
небом
занят,
вопросы
мироздания
решает.
Но
вдр*у г
ему
мешает
шум
какой-то:
шумят
где-то
люди.
Н ако нец
толп а
врывается
к
не му
в
обсерваторию.
В
чем
де ло?
Кри ча т,
г розя т,
сердятся.
Ока зы в ается,
пришли
у бить
его
за
то,
что
он
е в рей! «Какой еврей?» Ах,
да! «У них»
там
все
еще
«на­
цио на ль ност и»
су щ еству ют.
Опя ть
1убивают друг друга.
Во
имя
любви,
равенства
и
братства!
И
опя ть
как
раз
тех-то
и
убивают,
ко торы е
этого
самого
равенства
и
б рат­
с тва
хотя т.
Хе-хе-хе!
Андреев
и
сам
был
т аким
Спинозой,
ве чно
си дел
в
своей
«обсерватории»
и
бился
над
р аз реш ением
сложных
задач,
к ото рые
казались
ему
важными
для
вс его
ч елов е­
чества.
Он
по дним ал ся
«к звездам», вечно парил над жизнью,
чувствовал
себя
«сверху»
всех
политических
па ртий ,
ц ерк­
вей
и
ре лигий .
Жутким
показалось
мне
андреевское
«веселье» .
Не
понравился
фантастический,
мрачный
замо к
ег о,
откуда
вы шли
«Семь повешенных»
и
открылся
безотрад­
ны й,
пустынный
«Океан».
VII
Последнее
мое
свид ание
с
Андреевым
б ыло
зимой
семнадцатого
года,
вскоре
после
убийства
Распутина,
на­
кану не
фев раль ск их
дней.
Я
приехал
в
Петербург
из
пр ов инции
ненадолго.
Андреев
работал
теперь
в
новой
газете
«Русская воля».
О
выступлении
сво ем
во
гл аве
большой
и
богатой
405

газеты,
спешно
зат еянн ой
в
чрезвычайно
тревожное
вре­
мя,
А нд реев
писал
мне
незадолго
до
это го.
«Наконец,
я
решился,
—
пи сал
он,
—
или
па н,
или
про­
пал:
или
п ротив ни ки
мои
вдребезги,
или
я
пополам!
Я,
на-
конец,
принял
командование
боевым
кораблем
и
на
вс ех
парусах
выхожу
в
открытое
мор е!»
Действительно:
в
это
время
Анд рее в
покинул
свой
уе диненный
замо к
ср еди
фи н ских
ск ал
и
поселился
в
Пе­
тер бурге,
на
одной
из
центральных
ул иц,
в
каком-то
ста­
ринном
д оме,
г де,
по
преданию,
жил
в
св ое
вре мя
Пу шкин .
Я
застал
его
в
об ширн ом
кабинете,
в
котором,
кр оме
о громн ого
пис ьме н ного
стола
и
дв ух
ко жан ых
кресел
ок оло
нег о,
не
б ыло
ни как ой
другой
ме бели .
Андреев
бегал
по
это й
комнате
в
чрезвычайном
в оз­
буждении.
Он
был
в
обычном
сво ем
ко стю ме
—
в
черной
блуз е;
еще
не
б ыло
ни
одного
седого
волоса
в
его
пустой,
буйной
шевелюре,
но
осунувшееся
лицо
казалось
постаревшим;
след ы
каких-то
жг учих
ду м,
пламенных
в ол нений
носило
оно:
как
пре ж де,
так
и
теперь
он
ос та влял
впечатление
кипящего
котла.
Встретил
меня
с
радостью
старого
друга,
но
уже
не
рассказывал
новы х
тем
ненаписанных
произведений,
кото­
рыми
был
полон
всегда:
теперь
он
кипел
чем-то
нов ым,
дру г им!
С
этого
времени
он
окончательно
разошелся
с
Гор ь­
к им,
который
н ачал
изд ав ать
газету
«Новая жизнь», тяго ­
тевшую
к
больше ви зм у:
пре жние
друзья
с тояли
теперь
во
всеоружии
друг
против
друга.
Как
раз
в
эти
дни
моей
по сл едней
встречи
с
ним
шла
в
Александринке
последняя
пьеса
Андреева
«Милые при­
зр а ки», где были выведены на сцену тени Белинского,
Не­
красова
и
Дост оев с кого.
Я
был
на
первом
представлении
это й
действительно
неж ной,
эл е гиче ской
пьесы.
Геро ем
ее
был
юноша
—
Достоевский,
бе зве ст ный
бедняк,
написавший
«Бедных
л ю де й», так потрясших Белинского.
За
исто р ич еским
сюж ето м
литературной
пьесы
мне
почудилось
личное,
грустное
настроение
автора,
сло вно
сожалевшего
о
том
вр емен и,
когд а
б ыла
у
нег о
юность,
бедно ст ь
и
лю бов ь,
вд охно вен ие
не
оставляло,
а
муза
пела
могучие
песни.
Теперь
же,
ко гда
как
будт о
есть
и
деньги
406

и
сл ава,
отлетает
в до х но в ен ие, «умолкает муза! «Суета»
бо рьбы
и
славы,
похвал
и
бра ни
о тгон яли
в
прошлое
св ет­
лую ,
чистую
юность,
а
с
нею
вместе
—
вд охн ов ение.
«Слу­
женье
муз
не
терпит
суеты!»
Не
н ужны
стали
теперь
«Милые призраки»: не до них!
Давно
уже
кровь
проливалась,
пушки
гремели.
Я
чувствовал,
что
пу бл ика
равнодушно
принимает
эту
хорошую,
но
чуж дую
моменту
пьесу,
не
ко
времени
по­
данную.
«Друзья и почитатели»
устроили
ей
неистинный,
фаль­
шивый
успех.
Заготовили
много
лавровых
в енков
огро мн ого
размера,
вызывали
на
с цену
автора
и
все
их
подали
ему.
Хл оп али
и
кричали
«браво», но чувствовалась холодная атмосфера
равнодушия,
и
сам
Андреев,
в
своей
черной
блуз е,
осун ув­
шийся,
из муче нны й,
казалось,
чув ств ова л
это ,
ког да
с
грустным,
недоверчивым
вид ом
с тоял
среди
этих
как
бы
п охорон н ых
венков
на
я рко
ос веще нной
сцене,
сто ял
не­
п од вижным ,
то же
«милым призраком»
ушедшего
п рошл о­
го,
п ока
не
опустился
зана вес
над
ним.
1923

ГАРИН-МИХ
АЙ
Л
О
ВСК
ИЙ
Однажды,
за йдя
в
редакцию
«Самарской газеты», в
Самаре,
в
ко нце
девятидесятых
годов,
я
вс трет ил
там
не­
знакомого
мне
седого
человека
барской
наружности,
раз­
говаривавшего
с
редактором
и
при
мо ем
поя влени и
вски­
нувшего
на
меня
красивые
и
совершенно
молодые,
го ря­
чие
глаза.
Редактор
познакомил
на с.
Седой
человек
с
какой-то
особ енн ой
не принуж де нно ­
стью
отрекомендовался,
по жима я
мою
руку
своей
малень­
кой
холеной
рукой.
—
Гар ин!
—
сказал
он
кра тк о.
Это
был
и звес тный
писатель
Гарин-Михайловский,
пр о­
изведения
которого
тогд а
часто
появлялись
в
«Русском
бог атст ве »
и
других
тол сты х
журналах.
Его
«Деревенские
очерки»
с
большим
вниманием
и
п охв алой
разбирала
серьезная
критика,
а
блестящая
по вест ь
«Детство Темы»
пр из нана
бы ла
первоклассной.
Встреча
в
пров и нц иа льном
городе
с
настоящим
пис а­
телем,
приехавшим
из
ст о лицы,
для
меня
б ыла
неожидан­
ной.
Гарин
был
замечательно
кра сив :
среднего
роста,
хоро­
шо
с ложе нный,
с
густыми,
слегка
вью щимис я
седыми
волосами,
с
так ой
же
седой,
курчавой
бородкой,
с
пожи­
л ым,
уже
трон уты м
временем,
но
выразительным
и
энер­
гичн ым
лицом,
с
красивым,
породистым
профилем,
он
пр ои зво дил
впечатление
незабываемое.
«Как красив он был в молодости!» —
невольно
поду­
малось
мн е.
Необыкновенный
старик
хо рош
был
и
теперь
—
с
се ды­
408

ми
волосами
и
огромными
ю но шески
пламенными
г лаза­
ми,
с
живым ,
подвижным
лицом.
Это
ли цо
много
пожив­
ш его
и
все
еще
полного
жизни
человека,
поседевшего
и
все
еще
юного,
—
именно
вследствие
этих
контрастов
— обра­
щ ало
на
себя
внимание
и
б ыло
красиво
не
только
внеш­
ней
кра сотой,
но
и
сквозившей
в
его
че ртах
целой
гаммой
каких-то
неу кр о тимых
и
больши х
переживаний.
Га рин
скоро
ушел,
а
в
ре дак ции
еще
долго
о
нем
го­
ворили.
Оказалось,
он
за те вал
в
городск ом
театре
постановку
своей
то лько
что
написанной
пьесы,
еще
нигде
не
напе­
чатанной
и
не
поставленной.
Говорили,
что
пь еса
—
автобиографического
содержа­
ния ,
и
в
ней
Гарин
выводит
себя
и
своих
д вух
ж ен:
пер ­
ву ю,
с
которой
да вно
развелся,
и
вторую
—
молодую.
От
обеих
у
Гарина
ку ча
детей,
а
жены,
в
пр о тивно сть
об ык­
новению,
зн ако мы
между
собой
и
очен ь
дружны,
ездят
о дна
к
другой
в
гости,
а
на
представлении
пьесы
будут
сидеть
в
одн ой
л оже
вместе
с
Гариным
и
детьми
—
всей
сем ье й.
Пь есе
по
этому
с лучаю
предрекали
успех
скан дал а
и
полный
сбор.
Я
не
по мню
теперь
заглавия
эт ой
пьесы:
в
со бра нии
сочинений
Гарина
ее
не
о казал ось ,
больше
она
нигде
не
стави л ась ,
но
в
Самаре
тогда
была
поставлена
и
прошла
с
большим
у спех ом
при
пе репо л ненно м
театре.
Гарин
с
се­
мейством
демонстративно
сидел
в
литерной
ло же
между
двумя
своими
женами,
как
бы
не
зам еча я
пикантности
своего
положения,
пр е дставл яя
из
се бя
главнейший
инте­
рес
для
собравшейся
публ ики.
В
пь есе
ст авил ась
про бле ­
ма
мирного
ра зр еше ния
семе йно й
драмы,
пе реж и той,
как
всем
б ыло
известно,
самим
а вт ором,
присутствовавшим
на
представлении
вместе
с
живыми
главными
персонажа­
ми
ее.
Зачем
Гарин
сде лал
э тот
ор игина ль ный
опыт,
не
знаю ,
но
он
был
в
его
дух е.
Это
был
каприз
чудака:
с
Гари ным
всю
его
жизнь
происходили
странные
э пизоды.
Он
путешествовал
вокруг
света,
гостил
в
Корее
и
Яп о­
нии.
В
России
занимался
главным
образом
инженерством:
был
о пыт ным
инженером-строителем,
построил
од ин
же­
лезнодорожный
путь
не
оч ень
б ол ьшой
ве лич ины;
был
одним
из
пре тенд ен тов
на
несостоявшуюся
постройку
409

южнобережной
д ороги
в
Крыму;
по
временам
ненадолго
делался
помещиком
и
дивил
опытных
люде й
ф а нтастич ­
ностью
сво их
сельскохозяйственных
предприятий.
Так,
например,
засеял
о дна жды
чуть
ли
не
тысячу
дес ятин
маком
и
когда,
конечно,
прогорел
на
этом,
то
все-таки
с
восхищением
вспоминал
о
красоте
полей,
покрытых
«красными цветами».
Занимался
лесным
де лом,
арендовал
им е ния,
брал
ка­
зенные
п одряды .
Иногда
становился
б ога тым
человеком,
но
тотчас
же
затевал
что-либо
б езна дежн о
фантастиче­
ское
и
вн овь
ок а зыва лся
без
копейки.
В
дни
богатства
всех
сбивал
с
то лку
бесцельной
ще дрос тью :
если
курица
в
обыкновенное
время
стои ла
в
деревне
пятн адцать
ко­
пеек,
то,
по куп ая
провизию
для
своих
служащих,
он
при­
ка зыва л
платить
за
курицу
не
полтинник
и
не
рубль,
что
было
бы
хоть
с
чем-нибудь
сообразно,
а
примерно
пять
рублей,
и
это
перевертывало
в
голо в ах
населения
всякие
пр ед ставл ения
о
дешевизне
и
дороговизне.
В
моменты
своих
кипучих
пре дп ри ятий
Гарин
сорил
деньгами,
ра з­
брасывая
золото
буквально
г орстям и,
не
считая,
как
будто
г ла вной
его
целью
было
доставлять
этой
безум н ой
щедро­
стью
удовольствие
и
людям
и
себе.
Все
комме рче с кие
предприятия
Гарина,
задуманные
широко
и
талантливо,
боль ш ею
частью
п рого рали
от
его
ра вно ду шия
к
деньгам
и
детской
доверчивости
к
обкрадывавшим
его
людям.
Что
его
обкрадывают,
он
знал
пре к рас но,
но
на ходи л
это
есте­
ственным,
лишь
бы
дело
было
сд ела но.
И
действительно:
дела
делались,
потом
л опали сь,
но
Га рина
это
не
сму­
щало
—
он
тотчас
же
на чина л
пылать
каким-нибудь
но­
вым
замыслом,
казав шим ся
ему
«красивым».
Был
случай,
когд а
его
им ение
продавалось
с
аукциона
в
уплату
долгов.
К
третьему
удару
молот ка
вдруг
явилс я
Гарин
и
в нес
ден ьги,
к оторы е
ему
только
что
удалось
у
кого-то
занять.
Кредиторы
Гар ина
рассказывали
м не,
что
однажды
они ,
ут омле нн ые
бесконечными
отср очкам и ,
пригласили
его
на
собрание,
твердо
решившись
поступить
с
ним
бес­
пощадно.
Но
явившийся
Гарин
так
их
околдовал,
что
о ни,
сами
не
зная
как,
снова
поддались
очарованию
его
л ич­
ности:
слушая
гаринское
красноречие,
вновь
уверовали
в
явные
фантазии.
Гарин
как
буд то
н ес ерьез но
относился
к
сво им
делам.
410

словно
играл
с
жизнью,
почти
всегда
ставил
На
карту
все,
что
им ел.
Он
всегда
«танцевал на вулкане», вся его деловая дея ­
тельность
походила
на
отчаянную
скачку
с
пр епят ­
ствиями.
И
Гар ин
действительно
всю
свою
жиз нь
мыкался
по
свету
в
вечном
угаре
сво их
рискованных
предприятий:
то
он
п лыл
на
океанском
пароходе
через
А тлан тиче ск ий
океан,
совершая
зачем-то
кругосветное
путешествие,
по
пути
з аинтер есо вываясь
жизнью
островитян
или
«корей­
скими
сказкам и», то летел в Париж,
то
оказывался
на
юге
России,
откуда
спешно,
с
«курьерским»
мчался
на
Волгу
или
Урал.
Пи сал
боль ше ю
частью
в
дороге ,
в
в агон е,
в
ка юте
парохода
или
номере
го ст иницы:
редакции
час то
полу чал и
его
рукопи с и,
написанные
с
какой-нибудь
с лучайн ой
ст ан­
ции
с
пути
его
сл е дов ания.
Писал
не
для
славы
и
не
для
денег,
а
т ак,
как
пт ица
поет,
так
и
Гарин
писал
—
из
вн ут р енней
потребности.
Сл уча йно
оказалось,
что
по вес ти
и
рассказы,
очерки
и
карандашные
наброски,
которыми
он
иногда
те шил
с ебя,
обнаруживают
незаурядный
та лан т,
но
Гарин
и
к
таланту
своему
не
мог
о тнестись
серьезно
и
написал
разве
десятую
часть
того,
что
должен
был
написать,
не
про яви в
и
сотой
части
т ого
богатства,
которое
лежало
в
его
душ е.
Для
него
гл авно е
было
—
сам а
жи знь,
игра
с
препятствиями,
волнения
риска,
воп лощен и е
красивых
фант а зий
в
де й­
ствительность,
постоянная
бешеная
скачка
над
краем
про­
пасти.
Гарин
до
седых
волос
о стал ся
пылким
юношей.
«Детство Темы»
—
лучш ее
его
произ вед ени е,
написано
ясно,
пусто,
блестящим
и
кр епким
языком,
где ,
ка жется,
не
найдешь
ни
одного
лишнего
или
не
на
своем
месте
по­
ставленного
слова.
Вск оре
пос ле
первой
встречи
мне
пришлось
познако­
миться
с
Гариным
ближе:
в
Самару
п рое здом
он
заг ля­
дыва л
часто,
так
как
у
него
были
какие-то
«дела»
на
Волге.
Помню,
я
как-то
порекомендовал
ему
одного
моего
друга-машиниста,
так
как
Га рин
искал
такого
мастера
в
свое
си мби рск ое
имение
заведовать
сельскохозяйствен­
ными
машинами.
411

Через
дв а-тр и
месяца
машинист
вернулся
в
Самару,
от
должности
отк аза лс я.
—
Отчего
же?
—
с прос ил
я.
—
Не
понравилось,
что
ли?
—
Сердце
не
выдержало!
Не
мог
я
видеть
равнодуш­
но,
как
погибает
там
все
на
моих
гла зах
—
прекрасные
а нглийс кие
машины
ржавеют
под
открытым
небом,
зане­
сенны е
снегом;
великолепный
к онск ий
за вод
—
как ие
мат­
ки,
какие
породистые
лошади!
—
падают,
околевают
одна
за
другой .
—
С
чего
же
падают?
—
Да
с
го лод у!
Н икол ай
Гео рг иев ич
не
распорядился
о
заготовке
ко рма
на
зиму .
С
гол оду
все
и
передохли
—
с мо треть
б ыло
больно,
не
выдержал
я
и
ушел,
не
потому,
что
жал ова нье
получ ал
неаккуратно,
это
бы
н ич его,
обой­
т ись
можно,
а
т ак!
Оказал о сь ,
что
Гарин,
увлекшись
какими-то
нов ыми
фантазиями
и
переживая
какой-то
горячий
«ажиотаж»,
«забыл»
о
своем
имении,
—
и
все
пош ло
пра хом .
Позднее,
а
именно
в
1901 году,
к огда
я
жил
в
Самаре
«под надзором»
и
не
имел
права
выезда
за
че рту
г орода ,
мне
захотелось
ус троит ь
на
службу
к
Га рин у,
т оже
в
им е­
ние,
другого
моего
знакомого—техника.
Гарин,
как
всегда,
будучи
в
городе
«проездом»
и
обре­
мененный
ты сяче й
«дел», назначил свидание на пристани
парохода,
на
котором
он
уе зжа л:
разговор
должен
был
произойти
в
несколько
минут,
во
время
посадки
Гарина
на
пароход.
К огда
я
и
мой
зн ак омый
подъехали
на
извозчике
к
пристани,
раздался
третий
свисток,
и
п а роход
начал
ме д­
ленно
отделяться
от
берега:
были
уже
сняты
сходни,
Га­
рин
в
дорожном
ко ст юме,
с
сумкой
чере з
плеч о,
кричал
нам
с
вер х ней
пло щад ки
парохода:
—
Ско р ее!
Скорее!
П ры гайте
на
пар ох од!
Колебаться
и
размышлять
бы ло
некогда:
мы
оба
пере­
махнули
саж енно е
расстояние
над
вод ой
и
очутились
на
отплывающем
пароходе.
—
Вот
и
отлично!
—
сказал
Га рин
мо ему
при ятелю .
—
Я
уже
решил
пригласить
вас
на
моя
работы
—
в
име ние
около
Симбирска,
и
мы
теперь
вместе
ед ем
туда.
—
А
как
же
мне-то
быть?
—
размышлял
я
вс лух.
—
Н адо
с
перв ой
же
остановки
возвратиться!
—
Пустяки!—сказал
Гарин.
—
Сем ь
бед—о дин
от­
412,

вет:
все
равно
будет
суд
у
мирового,
я
в ыйду
свидетеле
л
что
вы
уехали
нечаянно,
заплатим
штраф,
и
больше
ника­
ки х!
Поедемте
ко
мне
в
гости,
в
Тургеневку!
Гарин
еха л
не
оди н,
а
с
цело й
компанией:
о каз ался
еще
какой-то
молодой
художник
и
еще
какой-то
чертеж­
ни к,
и
кто-то
вроде
секретаря
при
Гари н е.
С коро
насту­
пи ла
ночь;
мы
сели
в
руб ке
п ерв ого
класса
ужинать.
За
ужи ном
Гарин
был
в
ударе
и
много
р асс казыв ал;
рассказывать
он
уме л
арти сти ческ и,
обнаруживая
зарази­
тельный
юмор,
тонкую
наблюдательность
и
природную
с п особ ность
художника
неск ол ьк ими
словами
набрасывать
це лые
картины.
Помню,
рассказывал
он
различные
э пизо ды
из
своих
путешествий
в округ
света.
—
Знаете,
когда
я
увидел
океан?
Когда
с
неделю
п ро­
пл ыл
на
эт ом
чудовище,
чет ыре хэ та жном
океанском
па­
ро ходе !
Это
цел ый
город.
Л юди
там
живу т,
п ьют,
едят,
танцуют,
флиртуют,
играют
в
шахматы
и
ни ка кого
океана
не
ви дят,
забыли
о
не м:
какая
бы
ни
был а
волна,
ничего
не
заметно!
Мы
сидели
у
больш ого
зеркального
ок на
на
че твер том
этаже,
я
игра л
с
кем -то
в
шахматы.
Вд руг
паро­
ход
заметно
накренился,
и
на
оди н
толь ко
момент
я
уви­
дел
до
самого
горизонта
вздымающиеся
гор ы
вспененных,
кос ма тых,
ч удо вищн ых
вол н,
на
меня
гл янул
океан
—
седой,
вз беше нн ый
старик!
Внезапно
он
сделал
образное
сравнение
с
рус ск ой
жизнью
и
государственным
кораблем,
на
котором
лю ди
плывут,
играя
в
ша хмат ы
и
не
видя,
что
делается
в
ок еа не.
—
Говорят,
н овая
волна
иде т,
но вая
заря
за ни­
мается!—
со
вздохом
добавил
он.
—
А
как
всп омниш ь,
сколько
раз
эта
за ря
занималась
и
ни
разу
не
взошла,
с колько
раз
новая
волна
поднималась,
а
потом
обраща­
ла сь
в
затишье,
что,
право
же,
не
зн аеш ь,
ку да
бы
уйти
подальше
и
от
эт ой
намалеванной
зари
и
от
эт их
с амых
волн!
Увы!
За ря
с коро
погасла.
За ним ала сь
и
погасала
не­
сколько
раз
и
после
Гарина,
а
«волны»
вскоре
забросали
его
до
с мер ти.
Вся
пу бл ика
рубки,
сидевшая
за
другими
столами,
с
необычайным
вниманием
прислушивалась
к
блестящим
рассказам
Гарина.
На к онец,
ког да
он
вышел,
меня
ос та­
нов ил
человек
почтенной
наружности,
по
ви ду
—
купец.
413

—
Скажите,
пожалуйста,
кто
это т
красивый
старик,
кото р ый
си дит
с
вами?
—
Это
писатель
Гарин!—ответил
я.
—
А- а!
—
с
еще
бо льшей
п очтите льнос тью
в ос клик нул
он. —
Гарин!..
Зн аю,
читал!
Ах,
к акой
красивый
человек?
Такое
впечатление
производил
Гарин
д аже
на
тех
лю­
д ей,
к оторы е
не
знал и,
что
это
известный
писатель
Гарин-
Михайловский.
Бар ски й
дом
в
Тургеневке,
отдельно
ст оявш ий
от
с ела
на
берегу
Волги,
на
в ер шине
горы,
поросшей
строевым,
дремучим
бором,
был
инт ере сным ,
старинным
зданием,
уцелевшим
чу ть
ли
не
с
пу шкин ски х
вр емен.
Когда
мы
вошли
в
огромный,
в ысокий
зал
с
целы м
рядом
сажен­
ных
венецианских
окон,
ме ня
поразил
необычайных
ра з­
ме ров
камин,
в
котором,
казалось,
можно
бы ло
жечь
не
поле нья,
а
целые
бревна.
По
стенам
в исели
старинные
гравюры;
од на
из
них
представляла
взбесившуюся
трой­
ку,
которая
м чал ась
прямо
на
зрителя,
в
п ропас ть.
—
Вот
моя
жиз нь!
—
сказал
между
прочим
Гарин,
со
смехом
у казы вая
на
ка рти ну.
—
Толь ко
это
я
и
люблю!
Он
пе ре оделс я,
выш ел
к
нам
в
в ысоких
сапогах,
синих
рейтузах
в
обтяжку,
в
венгерке
со
шнурками,
и
в
это м
ко стюм е
был
чрезвычайно
под ход ящ
ко
всей
обстановке
ст ари нн ого
замка
в
стиле
рыцарских
времен;
ве роятно,
не
без
кокетства
перед
самим
собой
оделся
он
так,
ос о­
бым
художественным
чутьем
угадывая
гармонию
обста­
новки
и
костюма,
а
может
бы ть,
чув ств ов ал
это
бессо­
знательно.
Гарин
не
был
с обств е нни ком
им ения ,
он
только
арен ­
довал
его
у
настоящих
хоз яев ,
по-видимому,
медленно,
но
вер но
приближавшихся
к
разорению
и
да вно
уже
не
заглядывавших
в
род ово е
«дворянское гнездо» .
У
Гарина
было
здесь
«лесное дело».
Он
снял
великолепный
сосно­
вый
бор
«на сруб»
и
сплавлял
лес
по
Волге.
По сле
чая
пошли
с мотре ть
«лесное дело».
—
Я
сейчас
покажу
вам
«деревянную железную доро ­
гу»!—
заявил
нам
хозяин.
Конечно,
это
бы ла
од на
из
гаринских
«фантазий»: для
подвоза
бре вен
к
обрыву
го ры
были
проложены
деревян­
ные
рельсы,
по
которым
лошадьми
ходили
др оги
на
ос о­
414

бых,
ва гон ного
устройства,
деревянных
к олес ах.
Х отя
колеса
эти
часто
с хо дили
с
ре льсов ,
вызывая
остановки,
тем
не
менее
остроумная
выдумка
облегчала
тяжес ть
пере­
возки.
С
обрыва
бревна
спускали
прямо
к
берегу
Вол ги
по
особ о
устроенному
желобу,
по
ко тором у
проведена
б ыла
вода,
что бы
бревна
не
загорались.
Августовский
д ень
был
ясный,
со лнеч ный.
Вол га
сверкала
как
зеркало.
Зеленый
бор
звонко
гудел
под
те п­
лым
ветром.
Пос т ояли
над
обрывом,
полю бов али сь
вели­
чавой
картиной
Заволжья:
с
ве р шины
горы
гор из онт
был
ви ден
на
сто
верст
кругом.
Приставив
к
делу
вс ех
приехавших
с
нам и
мо ло дых
людей,
Гар ин
к
вечеру
вдвоем
со
мной
уеха л
на
л о шадях
в
Симбирск.
Нам
подали
рессорную
ко ляс ку
с
отк рыты м
верхом,
запряженную
трой кой
п рекра с ных
вороных
лоша­
дей:
Гарин
любил
е зду.
Всю
н очь
ехали
мы
с
ним
по
зв онк ой
ровной
степной
д ороге.
Ночь
б ыла
светлая,
лунная,
зачарованная
безмолвием
безграничных
русских
полей.
И
мне
казалось,
что
неугомонный
человек,
у
которого
давно
уже
образовалась
страсть
к
веч ному
мыканию
с
мест а
на
место,
н ико гда
бол ее
не
захочет
и
не
сможет
изменить
свою
тревожную
жизнь,
полную
веч ной
смены
впечатлений,
на
спокойную,
ка бин е тную
раб оту,
какая
нужна
бы ла
ему,
ес ли
бы
он
захотел
сделаться
«серьез­
ным»
писателем.
На
рассвете
подъехали
мы
к
Симбирску
с
прот ив о­
пол ожн ого
берега,
пе ре пра вилис ь
на
лодке
прямо
на
пароходную
пристань,
где
уже
стоял
пароход,
отправляв­
ший ся
в
Нижний,
куда,
собс т венно ,
и
еха л
Гар ин.
Здесь
я
нам ер евал ся
расстаться
с
ним
и,
дождавшись
парохода
св е рху,
возвратиться
в
Самару,
но
чудак
стал
уговаривать
отправиться
с
ним
в
Нижний.
Га рин
умел
очаровывать
л юдей,
и,
очарованный,
я
уступил:
оче нь
уж
это
был
инт е ресн ый
и
«красивый»
че­
ловек,
как
метко
выразился
о
нем
купец,
в осх ит ивш ийся
им
на
па роходе .
Путешествие
кончилось
тем,
что
по
возвращении
из
Нижне го
я
был
ве жливо
п риг лашен
жа ндар м ским
рот­
мистром,
зашедшим
ко
мне
тихим
летн им
вечером,
в
са­
марскую
тюр ьм у,
где
и
отси дел
месяц,
по ка
разбирали
де ло
о
моей
«таинственной»
отлучке.
415

В
ден ь
выхода
моего
из
тюрьмы
Гарин
опять
ока за лся
«проездом»
в
Самаре
и,
считая
се бя
отчасти
ви нов ни ком
моего
«сидения», явился ко мне с компанией и с кульком
разнообразных
б уты лок.
При
входе
в
квартиру
он
передал
кул ек
моей
матери.
Старушка
поставила
на
стол
дзе
бутылки
белого
вина,
и
мы
выпил и.
По
уход е
Гарина
она
сообщила
мне ,
что
в
кульке
есть
еще
какая-то
большая
бутылка,
оставшаяся
неподанной:
оказалось
—
шампанское
луч шей
марки,
к оторы м
Гарин
хотел
приветствовать
мое
освобождение,
но
по
недоразу­
мению
бутылка
так
и
осталась
не раск уп оренн ой .
Го да
через
два,
проживая
в
М ос кве,
я
ехал
на
святки
в
приволжское
се ло
и
в
вагоне
с луча йно
встретился
с
Гариным.
Он
бы л,
по
своему
обы ча ю,
бодр
и
весел,
шутил.
—
Вы
теперь
пер ежи вает е
э пох )' литературной
сла­
вы!
—
сказал
он
мн е.
—
Сочув с тв ую
и
оче нь
рад
за
вас!
Я
тоже
был
когда-то
в
славе
и
«первоклассным»
был
и
все
та кое!
Всякое
бывало!
—
Почему
же
были?
—
возразил
я.
—
Вы
были
и
ест ь
и
будете
одним
из
лучших
ру сс ких
писат е лей!
—
Н ет,
уж
мое
время
прошло,
наступает
чье-нибудь
еще !
Так
было...
так
будет!
А
я
вот
недавно
имение
купил
без
гроша
в
к арм ане
—
вот
это
штука!
Даже
расходы
по
купчей
бывшая
владелица
за
меня
запл а тил а!
—
Как
же
это
так?
—
А
так!
Почтенная
женщина,
давно
меня
знает,
вст р ети лись
вот
так
же,
как
мы
сейчас
с
вами.
«Вам,
го­
ворит,
непременно
на до
купить
мое
им ен ие,
оно
вам
под ­
ходит,
и
вам
я
бы
продала». — «Да
у
меня
денег
нет!»—
«Пустяки.
Не
н адо
ни каки х
дене г!» Ну,
ку пил
вот,
сам
не
зн аю
зачем,
имение-то
с
переводом
долга
—
еду
теперь
туда;
гов орят ,
хорошее
имение,
кр ас ив ое, «Белый Ключ»
наз ыв ается,
со всем
бли зко
оттуда,
к уда
вы
едете!
Ба!
—
вскричал
вд руг
Гарин,
как
бы
осе ненный
внезапной
мы сль ю:
—
Непременно
п рие зжайт е
ко
мне
под
Новый
год !
Всего
двадцать
верст
от
с танц ии,
я
и
ло шаде й
по­
шл ю!
Непременно!
У
ме ня
там
вся
семья:
и
жен а,
и
де ти,
в езу
вот
всякие
ф ин ти флюшки
для
е лки.
Будем
Но вый
год
встречать
вместе.
116

Я,
коне чно ,
согласился
приехать
в
«Белый Ключ»
и
св ое
обещание
исполнил.
Это
б ыла
встреча
1903 года .
Когда
под
Новый
год
я
высад ился
на
у казанно й
ст ан­
ции,
меня
действительно
ожидала
гаринская
па ра
воро­
н ых,
запряженная
цугом
ил и,
как
го вор ят
на
Волге,
гусем;
кругом
лежали
глуб ок ие
снега,
трещал
силь ней ший
мороз,
как
и
п ола гае тся
в
России
под
Новый
го д.
С
холоду,
что
ли,
кровные
кони
мча лис ь,
как
бешеные,
и
ямщи к
всю
д орогу,
что
называется,
вис ел
на
вожжах,
а
черные,
злы е,
взмыленные
лошади
в
се ре брян ой
сб руе
неслись,
как
в
ск азк е,
обдавая
ме ня
пеной
со
св оих
уди л,
смешанной
с
юровью,
и
целым
облаком
серебристой
сн еж­
ной
пыли .
Двадцать
верст
мы
п роле тели
в
час
—
никогда
я
не
испы тывал
так ой
быстрой
е зды
на
лошадях!
Темной
ночью
подъехали
к
ярким
огн ям
ба рс кого
дома.
Там
уже
сияла
ел ка,
и
сквозь
морозные
ок на
было
видно,
как
в
комнате
двигались
тени.
Около
до ма
был
пруд,
теперь
замерзший
и
покрытый
снегом,
о сененны й
старыми
ветлами
в
кружевной
п арче
м орозного
инея.
Должно
быт ь,
красивое
место!
Дом
был
полон
гостей,
елка
сверкала
огн ям и,
кто-то
играл
на
рояле,
собирались
петь
хором.
Тут
я
впервые
познакомился
с
женой
Гарина
—
Ве рой
Александровной
Садовской,
и
их
де тьм и,
тогд а
еще
школь­
но го
во зр аста
и
ниже.
Старшую
дочь
з вали
Верой,
с редн юю
—
Никой,
а
ма­
ленькую
девочку
—
В ер онико й.
Родители
тоже
были
Вера
и
Ника!
Вера
и
Н ика
в
итоге
давали
Веронику.
Даже
при
наречении
им ен
с воим
детям
неунывающий
род ите ль
«играл»
красивыми
словами.
Ве ра
Ал ександ р ов на
проис ходил а
из
семьи
миллионе­
ров
Садовских,
вы рос ла
буквально
во
дворцах
и,
соеди­
няя
свою
су дьбу
с
бурной
су дьбо й
Гар ина,
имела,
гово­
рят ,
зна чит е льный
капитал,
который,
конечно,
и
был
ею
скоро
и стр ачен
на
широкие
фантазии
беззаветно
лю би­
мого
с упруга.
В
юности
она
бы ла
к расав ицей,
но
теперь
—
в
воз ра­
сте
тридцати
с
лишком
лет
—
преждевременно
располне­
ла,
хотя
все
еще
была
хорош а;
в
особенности
красивы
были
ее
глаза
и
длинные,
чуть
не
до
земли,
зол оти сты е,
пышные
волосы,
к оторы е
в
распущенного
ви де
могли
по­
крыть
всю
ее
фигуру.
4/7

Наконец-таки
Гарин
«отдыхал»
в
кругу
любящей
семьи,
де ти
о бо жали
е го,
жен а
сиял а
от
счастья:
ве дь
бол ьш ую
часть
год а
они
только
скучали
и
мечтали
о
нем,
веч ном
пут еше с тве нни ке,
и
настоящее
сви дание
было
ред­
ким
праздником
для
них.
На утро
после
завтрака
Гарин
с
семьей
и
я
гуляли
по
имению,
катались
на
лыжа х,
а
п осле
о беда
пошел
снег,
за дула
метель,
к
подъезду
подкатили
новые
сани,
запря­
женные
цугом,
ч ер ные,
злобные,
пышущие
кони
взвились,
как
черти,
и
опять
пон есл и
нас
с
ним
куда-то.
Весной
1905 года,
незадолго
до
внезапного
окончания
войны
России
с
Японией,
Гарину
удалось
получить
мил«
ли онны й
государственный
подряд
на
поставку
с ена
для
русской
армии.
Я
жил
тогда
недалеко
от
Петербурга,
в
Финляндии,
в
дачной
местности
Куоккала:
в
тех
мес тах
проживали
многие
писатели
и
художники.
В
Куоккала
же
поселился
с
семьей
и
Гарин.
Получение
миллионного
аванса
окрылило
его
в
вы с­
шей
степени,
и
началось
чисто
гаринское
разбрасывание
денег.
Прежде
всего
он
на
специальном
поезде
(чего это
сто ило!) «на минутку»
слетал
из
Ку о ккала
в
Париж,
привез
отту да
свежих
ф рукт ов
для
предполагаемой
прия­
тельской
пир уш ки
и
доро гое
бр ил лиант ов ое
колье
для
суп руги .
На
пирушке
в
его
маленькой
временной
дачке
мы
ели
настоящие
ф ран цуз ские
груши ,
а
Вера
А лександ­
ро вна,
в
св ер ка ющем
крупными
бриллиантами
колье,
си­
дела,
как
невеста,
рядом
с
обожаемым
супругом
и
в
от­
вет
на
его
шутк и
кокетливо
опус ка ла
свои
все
еще
пре­
красные
глаза.
Это
был
последний
луч
сча ст ья
в
их
жизни,
полной
превратностей.
Уже
с
самого
начала
зап ахл о
пл ох ими
предчувствия­
ми:
пошли
слухи,
что
Гарина
окружили
не на де жные
лю­
ди,
что
вряд
ли
он
справится
с
де лом,
что
его
оберут
и
п одве дут
под
су д.
Авансы
раз давал
он,
конечно,
полными
горс тям и,
не
заглядывая
в
будущее,
не
разбираясь
в
людях,
да
он
и
зн ал
по
своему
огромн ому
опыту,
что
ок оло
такого
огром­
н ого
казенного
костра
без
воровства
не
о бой детс я.
418

—
Поедемте
со
мной!—пригласил
он
меня.—Будете
у
меня
п олуча ть
п ятьсот
рублей
в
месяц.
—
Зач ем
я
вам?
—
удивился
я.
—
Ве дь
сенное
дело
мн е,
вы
знаете,
совсем
н езна ком о!
—
Мне
и
не
н ужно,
чтобы
вы
знали
сенное
дело!
—
воз ра зил
Гарин. —
Знающие
л юди
у
меня
есть,
но
они
все
—
воры
и
мош енник и!
Вот
я
и
хоч у
к
ним
приставить
хоть
одного
честного
человека,
чтобы
он
мешал
им.
Я
рассмеялся,
но,
подумав,
отказался
от
ри ск ован ного
предприятия.
Га рин
набрал
массу
лю дей
для
грандиозной
организа­
ции
сенокоса
в
п олях
Сибири
и
Маньчжурии.
Вскоре
спешно
уехал.
Как
и
следовало
ожидать,
поставку
не
сделали
к
сро­
ку:
помешали
дожди
и
еще
какие-то
неу дач и,
а
в
начале
июля
во йна
нео жида нно
кон чи лась .
Ка зен ные
миллионы
был и
и стра чен ы,
поставка
ост а­
лась
незаконченной.
Предстоял
скандальный
процесс.
Осенью
Гарин
вернулся
в
П ете рбург .
Надвигалось
тревожное
время
—
революция
1905 года.
Гарин
опять
ок аза лся
без
денег ,
изм уч енный
мыка­
нием
по
Сибири,
расстроенный
провалом
предприятия,
но
не
унывающий
и
уже
воспылавший
н овым
увлечением
—
революцией.
Не
давая
с ебе
ни
отд ых у,
ни
срок у,
принялся
за
орга­
низацию
журнала,
кот орый
сам
хотел
издавать.
На
редакционном
заседани и
Гарин
в друг
почувство­
вал
с ебя
д урно,
схватился
за
сердце
и,
вскрикнув: «Под­
к ати ло!»—
упа л
мер тв ым.
До
утра
л ежал
он
на
редакционном
столе,
накрытый
пр о ст ыней,
с едой
и
страшный.
Писатель
Гарин-Михайлов­
ск ий,
через
руки
кот орого
прошли
миллионы
рублей,
умер,
не
оставив
после
се бя
ни
ко пейк и
денег.
Хоронить
бы ло
не
на
что.
На
похороны
его
был а
сделана
под пис ка.
1925

РЕ КА
ЗАБВЕНЬЯ
Писатели
старой
Москвы.
Литературная
«Среда»
В
предреволюционную
эп оху
1905 года в старой
Москве
исключительной
популярностью
пользовался
ин­
тимный
кр ужок
м олод ых
писателей,
из
чис ла
к оторы х
быстро
выдв ину ло сь
несколько
крупн ы х
имен.
Вначале
кружок,
аккуратно
собиравшийся
по
средам,
представлял
из
себя
тесно-приятельскую
компанию
мо­
лодых,
на чина ющих
писателей,
присоединившихся
к
ним
по жилых
неудачников,
любителей
л ите ратуры,
д вух-
тр ех
художников
и
том у
под обн ой
боге м ы,
не
знавшей,
где
ей
голо ву
приклонить.
Там
был
далеко
не
зн ам ен итый
художник
Первухин
(брат писателя), Голоушев ( ху до ж­
ник,
художественный
кр итик
и
вр ач ), «поэт из народа»
Белоусов
—
переводчик
«Кобзаря»
Шевченко,
п ортн ой
по
про фессии;
выделялся
красноречием
Юл ий
Бунин
(брат писателя)—р е дакто р
«Вестника воспитания»; был
еще
старик
Гославский,
п охож ий
на
Са вао фа
и
Савао­
фом
же
пр оз ва нный,
с
ик оноп исн ой
шевелюрой
и
боро­
дой
(хотя на этом и кончалось сходство,
так
как
п осле
третьей
рю мки
Саваоф
впада л
в
транс
и
неудержимо
сквернословил
в
бессо знат ел ьно м
состоянии); он что-то
писал
в
у личн ых
г азе тах,
вла ча
полунищенское
су ще­
ствование.
Был
хорош и й
такой
старичок
—
Хитрово,
где -то
служивший
и
ничего
не
писавший,
но
не
проп у­
скав ший
ни
одной
«Среды» .
С
этой
разношерстной
компанией
со шел ся
писатель
Николай
Те лешов .
420

Сблизившись
с
Телешовым,
кружок
стал
собираться
каждую
среду
в
его
бо льш ой
квартире
на
Чистых
пр у­
да х.
За читы вали
нов ые
рукописи,
обсуждали
их.
После
полуночи
подавался
хлебосольный
старомосковский
уж ин
с
умеренной
выпивкой.
«Среда»
старалась
привлекать
к
с ебе
на чи наю щих
литераторов,
сколько-нибудь
талантливых;
таки м
обра­
зом
в
телешовскую
эпох у
в
кружке
по я вились
со т руд ники
московской
газеты
«Курьер»
—
сорокалетний
Серафимо­
вич,
только
что
возвратившийся
из
ссылки,
совсем
мо ло­
дой
ч ело век
Андреев,
окончивший
Московский
универ­
ситет
по
юридическому
факультету,
но
вместо
адвокатуры
избравший
карьеру
судебного
репортера.
Потом
он
стал
писать
в
«Курьере»
фельетоны
под
псевдонимом
«Джемс Линч»
и
рассказы
под
настоящей
фамилией.
Таково
б ыло
первоначальное
«ядро»
скромного
ли те­
ра тур ного
кружка,
в
скором
времени
сделавшегося
цент­
ром
л и терат урно-худож е стве нн ых
сил
Мос кв ы,
п рав да,
на
короткое,
но
ярк ое
время,
предшествовавшее
револю­
ции
1905 года .
Горький,
бе звы ездно
проживавший
тогда
в
Н ижн ем,
приехал
в
Москву
ставить
в
Художественном
театре
свою
первую
пьесу
«Мещане»
и
неспроста
появился
на
одной
из
«Сред», выступив с чтением своей пьесы:
его
давно
интересовали
Серафимович
и
Андреев,
намечен­
ные
им
в
сотрудники
журнала
«Жизнь»,
ко торы м
он
руководил
из
Нижнего
и
где
сотрудничал
сам.
Особенное
вним а ние
обр ат ил
он
на
Андреева.
Новый
расс каз
молодого
писателя
«Смерть Сергея Петровича»
после
визита
Горького
появился
в
ближайшей
книжке
«Жизни», рядом с произведениями других,
то же
«начи­
на ющих »
тогда
писат елей,
приглашенных
Горьким
из
провинциальных
га зет.
П[>оизведения молодых писателей,
доселе
почти
не­
известных,
появились
в
видном
журнале
и
имели
неожи­
данно
кр упный
усп ех
у
публики:
ее
не
столько
инт ере­
совали
серьезные
статьи
жу р нала,
сколько
свежая
беллетристика,
написанная
с
искренним
подъемом
мо­
лодости,
насыщенная
тем
«духом времени», который уже
бродил
тог да
в
широких
массах:
литературная
молодежь
непосредственно
и
инт уитивно
коснулась
чего-то
да вно
421

назревшего
и
наболевшего
в
большой,
коллективной
ду­
ше
миллионных
масс.
Литература,
как
всегда
отража вша я
жизнь,
прико­
вал а
тогда
к
себе
взоры
всей
читающей
и
мыслящей
России.
Она
р асцвел а,
но
цветы
ее
б ыли
ядовиты,
рас­
пространяли
горький
и
тяж елы й
аромат:
она
свидетель­
с твова ла
о
глубоком
неблагополучии,
и
ч его
бы
ни
касались
ее
пышно
зловещие
краски,
—
все
вызыва ло
боль,
мучи ло
душу,
приводило
к
тяжкому
сознанию,
что
<так дальше жить нельзя», что жизнь властно требует
но вых
форм.
От
нее
ожи да ли
все
новых
и
новых
ударов
по
набо­
ле вшим
местам,
изображения
все
нов ых
очагов
разл о­
жени я,
трагических
дисс он ансо в
жизни,
и
это
не
могло
не
захватывать
за
душу,
не
могл о
не
привлечь
внимания
в сей
читающей
России
да
и
не
м огло
быть
неуд ач но
на пис а нным;
вс ем
удавалось
п исать
сильно,
ярко,
выпук­
ло,
ибо
все
уже
было
выношено,
выстрадано.
«Жизнь»
вскоре
была
закрыта,
но
новые
пи са тели
во
главе
с
Горьким
в ошли
в
книгоиздательство
«Знание»
и
б ыли
изданы
каждый
отдельной
книжкой:
почти
одно­
временно
вышли
книги
рассказов
Андреева,
Телешова,
Серафимовича
и
других
участников
«Среды» .
Все
эти
авторы
оказались
в
це нтре
внимания
«большого чита ­
теля».
Собрания
«Среды»
сделались
как
бы
чистилищем,
через
которое
проходило
каждое
новое
произведение
ее
участников,
прежде
чем
попадало
в
п еч ать.
Не
без
волнения
и
даже
в нут ренн его
трепета
высту­
па ли
там
авторы
с
чтен ие м
своих
новых
рукописей
пер ед
интимным
соб р анием
беспощадных
друзей.
После
чтения
происходил
тщательный
критический
разбор
произведе­
ния :
авторское
самолюбие
ни
во
что
не
ставилось,
снис­
хождения
не
ок а зывало сь
никому.
Часто
случалось,
что
по
окончании
чте ния
раз дав ался
голос
Юли я
Бунина:
«Ну,
и
ерунду
написал!» —
и
начинался
«разнос»,
последствием
че го
бы ло,
что
авторы
коренным
обр аз ом
перерабатывали
написанную
«ерунду», которая по на ­
печатании
о каз ы валась
удачным
и
значительным
произ­
ведением,
имевшим
бо льш ой
успех .
Но
именно
эт им
вы дающим ся
успехом,
выпавш им
на
долю
участников
«Среды», и объяснялась ее суровая

требовательность
к
самой
себе,
чего
прежде
за
ней
не
водилось:
богема
любила
писать
«сплеча и наспех».
Главным
и
жестоким
критиком
«Среды»
оказался
Юлий
Бун ин
или
Бонза,
как
его
метко
прозвали
у част­
ники
ее.
Сам
он
даже
в
собственном
жу рна ле
нико гд а
ничего
не
писал,
но
хорошо
зна л
и
лю бил
художествен­
ную
ли те рату ру
и
в
своих
замечательных
«критических
речах»
на
собраниях
«Среды»
обнаружил
б ольшой
ана­
ли тич ески й
ум.
Всю
жизнь
св ою
это т
интересный
че ло век
старой
Москвы,
старый
холос тяк,
без
грош а
за
душой,
прожил
не
только
в
качестве
редактора
узкоспециального
жур­
нала,
но
главным
образом
участника
и
о ра тора
многих
общественных
организаций,
не ся,
так им
образом,
несом­
ненно
прогрессивное
знамя.
Уча сти е
в
«Среде»
б ыло
только
одн им
из
многих
выступлений
эт ого
о бщест вен­
ни ка
старой
ск лад ки.
Особенно
процветала
по л юдневш ая
«Среда»
начиная
с
з имы
1903 года.
В
Москву
пер еселил ись
все
те
ее
участники,
которые
раньше
появлялись
из
провинции
только
на
короткое
время,
наездом...
На
ве сь
зимн ий
сезон
приехал
Горький
по
случаю
пос т ано вки
в
Художе­
ственном
театре
его
второй
пь есы
—
«На дне», которую
он
предварительно
читал
на
собрании
«Среды».
П ри­
ехали
из
Ялты
Елпатьевский,
Най дено в
—
пьеса
по­
следнего
шла
в
Москве
п оис тине
с
колоссальным
успе­
хо м;
явился,
как
всегда,
из-за
гран иц ы
Петр
Боборы кин ,
а
редактор
«Русской мысли»
Гол ьц ев
в стр етил
его
на
«Среде»
приветственной
речью.
При еха л
из
северной
с толи цы
редактор
«Журнала для
всех»
В.
С.
М иро люб ов,
и,
н ако нец,
завсе гда та ем
и
чле ­
ном
«Среды»
сделался
Шал япин ,
выступавший
со
своим
удивительным
пением.
Скромная
ко гда-т о
«Среда»
во шла
в
п очет
и
славу.
По па сть
туда
об ык но венным
людям
без
имени
и
популярности
не
было
никакой
возможности.
С
чтением
новых
рукописей
чаще
всех
выступал
Лео­
нид
Андреев,
вдруг
выросший
из
недавнего
репортера
и
фельетониста
в
крупного
писателя:
каждое
новое
про­
из веден ие
Андр еев а
в ызыв ало
шумный
успех.
Он
про­
д олжал
сотрудничать
в
«Курьере», где один за другим
появлялись
его
кор о ткие,
но
силь но
написанные
расска­
зы
—
«Жили-бы ли », «Бездна», «Стена»
—
всегда
после
423

предварительного
чтения
и
критической
оценки
на
«Среде» .
Рассказы
эти
сделались
гв оздем
сезо на,
всю
зи му
о
них
писали
и
рассуждали.
Андреев
писал
тогда
под
иск р енним
вл ияни ем
нара­
стающего
революционного
настроения
и
только
после
провала
дви жен ия
1905 года ушел в модернизм и мисти -
чески-мрачные
психологические
глубины,
которые
завели
его
в.
чи сто
мозговые
лабиринты
нарочитой
выдумки.
Чехов
в
од ном
из
своих
частных
писем
с
удивитель­
ной
чуткостью
даже
в
первой
книге
Андр еев а
уловил
э лем енты
будущей
«деланности», назвав его не совсем
справедливо
«искусственным соловьем».
Он,
действитель­
но,
пел
соловьем,
и
не
все
в
этом
пении
бы ло
искус­
ственным.
А.
С.
Серафимович
«Однокашником»
Андр е ева
по
«Курьеру»
был
Александр
Серафимович,
который,
несмотря
на
свя зы­
вавшие
их
дружеские
чувства
и
бо лее
скромный,
совер­
ш енно
р еалист ическ ий
тал ант,
не
поддался
вл ия нию
нарядного,
прославленного
друга,
сохранил
свое
лицо.
Бывший
ссыльный
и
революционер
черпал
свои
тем ы
непосредственно
из
действительности,
из
собственных
наблюдений
и
пер ежи вани й.
Литературой
Серафимович
занимался
профессио­
на льн о.
Но
писал
скупо,
сжато
и
коротко,
поэтому
даже
после
выхода
своей
книж ки
часто
страдал
безденежьем,
обремененный
семьей.
Несмотря
на
большую
требова­
тельность
к
себе,
он
все-таки
вынужден
бывал
иногда
прибегать
к
«скорописи», но живой талант выручал его
и
в
таких
случаях:
даж е
в
спешно
на писан ных
его
ве­
щах
в сегда
чувствовалась
рука
мастера.
Все
же
на
«Средах»
он
выступал
только
с
серьезными
в еща ми,
тщательно
отделанными,
а
«скорописные»
р ас­
сказы
в
случаях
экстренной
ну жды
печатал
тайно
от
«Среды».
Обыкновенно
это
был
традиционный
рассказ
из
народного
быта,
на
к от ором
Серафимович
набил
руку,
—
о
старичке
с
посохом
и
котомкой,
который
куда-
то
идет .
—
И
старичок-то
хоро ший,
а
идет!
—
не
без
юмора
424

р ассказы в ал
о
своем
экстренном
творчестве
сам
автор.—
Куда
идет
и
зач ем
—
сам
не
знаю,
и
куда
придет
в
ко нце
ра сска за
—
неизвестно
мн е!
В
конце
концов
«хороший старичок»
благополучно
попа да л
в
редакцию
и,
право
же,
вы г лядел
не
плохо.
Од нажд ы,
в
момент
острой
нужды
во
время
о тъе зда
на
дачу,
Серафимович
с мог
написать
толь ко
начало
и
конец
р ассказ а,
сер ед ину
же
писать
не
стал
за
недо­
статком
времени:
в
нумерации
листов
р укоп иси
за
два­
дцатой
страницей
следовала
сороковая.
Редакция
при­
няла
рукопись,
не
читая,
выдала
аванс,
и
только
не дели
через
две
автор
получил
на
да че
тревожную
телеграмму:
«Затерялась середина рукописи с 20 по 40-ю
страницу,
извиняемся,
про сим
возобновить».
К
этому
времени
автор
уже
успел
«возобновить»
и
немедленно
выслал
«затерянные»
лис т ки.
Когда
к
нему
об раща лис ь
за
расс каз ом
для
«празд­
нич ны х»
номеров
провинциальных
газет
о
традиционном
«замерзающем мальчике», писатель принимал вид заяд­
лого
ремесленника
и,
зная,
что
с
ним
будут
торговаться,
назна ч ал
гонорар
« с запросом». «Заказчики»
ужа са ли сь:
—
Александр
Серафимович,
уступите!
Нельзя
ли
по­
де шевл е?
—
Мож но!
—
охотно
соглашался
«мастер» .—Но
толь­
ко
уж,
ко не чно,
работа
будет
не
та!
—
Он
вздыхал,
к ачал
кр уг лой
головой.
—
Д- да-с !
Предупреждаю:
по
цене
и
работа
буд ет!
—
Хуже ?
—
А
как
же?
Не
та
от дел ка!
Полировки
не
будет !
Заказчики
мялись,
крякали,
чесали
затылок
и
ч аще
всего
соглашались.
—
Ну,
что
де лать !
Ва ляй
с
п олиров кой !
Так
жил
и
работал
известный
и
талантливый
писатель
Серафимович.
Так
жили
почти
все
писат ел и
за
исключе­
нием
лишь
немногих
избр анны х .
Тяжелое
прошлое,
неволя
ссылки
и
постоянная
не­
обеспеченность
нисколько
не
испор тили
добродушный
характер
Серафимовича:
он
всегда
был
известен
посто­
янной
наклонностью
к
бе зобид ной
шутке.
На
од ной
из
«Сред»
за
чайным
столом
он
заявил
не­
ожиданно:
—
Ни когд а
я
не
писал
стихов,
а
вот
на
днях
по про­
425

бовал
и
написал
стихотворение!
Хочется
мне
узнать
мне­
ние
«Среды». Разрешите прочесть!
Поэт
выну л
измятый
листок
бумаги
и
вразумительно,
кач ая
головой,
начал:
Русалка
плыла
по
рек е
г олуб ой..к
В сех
поразила
первоклассность
стихов
Серафимо­
ви ча.
Только
большой
поэт
мог
н апис ать
так
образно,
сил ьным
я зы ком,
с
богатыми,
звучными
рифмами.
При
чтении
присутствовали
поэты
«Среды»
и
почти
ве сь
кружок,
за
исклю че ние м
Бон зы.
Все
хвалили
с тихи
и
советовали
автору
развивать
вдруг
открывшийся
стихотворный
талант.
Потом
за были
этот
случай.
Через
ме сяц
или
два
он
о пять
попросил
прослушать
нов ый
п лод
его
вдохнове­
ния :
Ночи
м ои,
ночи,
как
вы
мо лчаливы!
Стихотворение
всем
понр ави лось ,
но
один
из
поэ тов
«Среды», зачем-т о
подсказывавший
чте цу
в
тех
местах,
когда
он
з апин ал ся,
сказал
по
окончании
ч те ния:
—
Это
мое
стихотворение
из
моей
книги,
вс ем
изве­
стно е
и
да же
в
«Чтеце-декламаторе»
помещено!..
Как
же
это
так!
Мы,
очевидно,
не
читаем
дру г
друга?
Все
засмеялись
и
уд ивилис ь :
как
это
у
вс ех
захлест­
нул о?
Кс тати,
вспомнили
и
о
первом
стихотворении:
Рус а лка
плы ла
по
реке
г олуб ой. ..
—
Да
ведь
это
же
Лермонтова!
—
напо мнил
Бонза.
Тут
уж
всем
стал о
хотя
и
смешно,
но
отчасти
и
не­
ловко.
Начали
стыдить
«шутника» .
Он
качал
голов ой,
хлопал
о
п олы
руками
и,
ахая,
говорил:
—
Ах,
ах,
как
же
это
мы?
Я
давно
заметил:
время
хлопотное,
шумное,
впору
каждому
только
свои
кор­
ректуры
чи та ть!
Ну,
Лермонтова
забыть
—
так
с як!
Но
своего
товарища,
кот орый
тут
с
на ми
сидит?
С
тех
пор
никто
на
собраниях
«Среды»
не
хотел
слушать
«стихов Серафимовича».
В едь
был а
же
когда-то
вторично
напечатана
«Капи­
т анск ая
до чка»
как
совершенно
новая
вещ ь!
426

Значение
московского
кружка
«Среда»
в
предрево­
люционную
эпоху.
Литературные
вечера.
Эпоха
«банкетов» л
Роль
9 января в истории литературы^
Ко нец
«Среды»
Зимний
сезон
1902/03 года в Москве отличался
особенным
обилием
пу б личных
вечеров
с
у част ием
по­
пу ляр ных
писателей.
Вс юду
в
ви тр инах
бы ли
выставлены
их
портреты
как
отдельно
каж дог о,
так
и
груп пой ,
в
полном
со с таве
«Среды» .
Их
имена
и
книги
сделались
«модными», каждое новое произведение каждого из них
встречалось
пуб лико й
и
критикой
как
событие.
В
особенности
гр емел и
имена
Горького
и
А ндр еева.
Молодежь
бесновалась,
когда
который-нибудь
из
них
появлялся
на
эстраде,
хотя
как
раз
они
оба
б ыли
пл о­
хими
чтецам и ;
их
почти
не
сл ышно
б ыло
с
эстрады,
но
публика
удовлетворялась
лицезрением
любимых
пи са­
телей,
что бы
коллективно
устраивать
им
овации
не
т оль­
ко
за
вы дающий ся
талант,
но
гл авным
образом
за
со­
держание
их
про изве д ен ий.
В
эт их
произведениях
она
многое
подразумевала
между
строк,
что
возбуждало
на­
де жды
на
близость
лучшего
будущего.
В
пос то янных
де­
монстративных
овациях
новым
пи сател ям
чувствова­
лос ь
начало
большого
общественного
подъема.
Как
в сег да,
впереди
этого
движения
шла
учащаяся
молодежь,
кот ора я
при
одном
виде
своих
к ум иров
п ри­
ходила
в
состояние
экстаза.
Нер едк о
шумное
поведение
молодежи
в
те атр ах
привод ило
к
в мешате ль ству
п оли­
ции...
Образчиком
таких
ве черов
был
большой
музыкально-
вокально-литературный
вечер,
окончившийся
несколько
печально
благодаря
слишком
экспансивному
п ов едению
собравшейся
в
огромном
количестве
публики.
Мо лодо й
п исате ль
С.1
жил
скромно
и
одиноко,
по-
студенчески,
за ня тый
своей
работой,
но
сезон
«вечеров»
окончательно
выбил
его
из
колеи,
сделал
на
это
вре мя
почти
профессиональным,
хотя
и
бесплатным,
чтец ом .
Однажды
с
утра
к
нему
забе жал
ко мпо зит ор
Сах-*
новский,
писавший
в
«Курьере»
музыкально-вокальные
1 Скиталец,
427

рецензии
и
таким
образом
немножко
примыкавший
к
литературе.
Это
был
природный
москвич,
го вор ив ший
красочным
московским
языком
со
всякими
«словечками»,
богема,
ведший
разгульно-путаный
образ
ж изни
и
со
всеми
сво­
ими
знакомыми
с
первой
же
встречи
переходивший
на
«ты».
Круглолицый,
широкоплечий
здоровяк
лет
три ­
дцати,
он
всегда
м ешал
дело
с
б езд елье м,
но
мог
после
бессонной
ночи,
проведенной
у
«Яра»
или
в
«Стрельне»,
совершенно
отрезвевший
и
св ежи й,
мык атьс я
по
Москве
по
лит ера ту рно- те а тра льным
дела м
как
ни
в
чем
не
бы­
вало.
И
на
это т
раз,
несмотря
на
грузность
сво ей
атлети­
ческой
ф игур ы,
Сах нов ск ий
бомбой
влетел
к
писателю
и
еще
от
по рога
за го ворил :
—
Енот!
Я
к
тебе
по
экстренному
делу!
«Енот»
бы ло
его
любимым,
хо до вым
словечком.
—
Так
что,
енот,
не
сердись!
Ви дал
афишу?
—
Какую
афишу?
—
Вот,
енот!
Да
ты
газ ет
не
читаешь?
Сегодня
в
Бл аг ород ном
собрании
состоится
литературный
вечер
в
пользу
Высших
курсов
с
участием
знам ен иты х
арти­
стов,
а
такж е
и
всей
«Среды»! Ответственным устроите­
лем
под
афиш ей
подписан
Леонид
Андреев,
а
в
чис ле
по ч етных
распорядителей
—
я!
Будут
читать
св ои
про ­
изведения
Андреев,
Телешов,
Найденов,
Бу нин,
и,
конеч­
но,
тво е
имя
так же
по ста вле но
в
программе.
Писатель
нисколько
не
удивился,
что
его
и звеща ют
о
собственном
выступлении
всего
за
несколько
ч асов
до
спектакля:
случалось
в
од ин
вечер
выступать
сразу
в
нескольких
местах.
Он
спросил
только,
что
же
именно
придется
читать.
—
В
программе
п росто
по ст авл ено
«чтение».
Что
хочешь,
то
и
читай!
Но,
кон е чно,
рукопись
в
ц ензу ру
представить
необходимо.
Им ей
в
ви ду,
что
уча с твую щих
двадцать
человек.
Выбери
какое-нибудь
боевое
стихо­
творение
покороче .
Зато
уж
на
«бис»
надо
непре м е нно
новое.
—
Но
у
меня
нет
но вых
стихов!
—
Ах,
енот!
Неужто
так-таки
ничего?
—
Ес ть
одно,
на че рно
напис а но.
П оэт
показал
листок,
испещренный
помарками.
428

—
Давай
сюда!
Сахновский
схватил
стихи ,
не
гляд я
сун ул
в
карман
и
убеж ал.
Ве чером
сам
прие ха л
за
чтецом
в
наемной
ка рете .
.
Колон ны й
зал
московского
Благородного
со б рания
был
переполнен
до
отказа
вместе
с
хора ми
и
балконами.
Люди
в исели
на
коло нн ах,
сплошной
массой
стояли
за
колоннами
и
в
проходах
партера.
Преобладала
уча щая­
ся
моло де жь,
но
в
пер вых
рядах
сидела
фешенебельная
публика.
С
эстрады
под
гром
аплодисментов
только
что
сошла
Нежданова.
Шло
второе
отделение.
Приехавшие
ед ва
пробились
к
двери
артистической
комнаты,
где
и
встретили
почти
всю
литературную
«Среду».
Ве чер
заканчивали:
оставалось
выступление
Бу нина ,
Те лешо ва
и
С.
—
Боялся
я
—
ц ензу ра
не
пропустит
тв ой
новый
стих,
—
отд ува ясь ,
сказ ал
Сахновский,
—
но
ус трои л
так:
театральному
це н зору,
еноту,
сказ ал ,
что
сти х
твой
уже
разрешён
цензурой
и
завтра
выйдет
в
га зе те,
а
в
редакции
правильно
сообщил,
что
стих
разрешен
теат­
ральной
цензурой.
Ну,
и
в
шляпе
дело!
—
Не
вышло
бы
чего?
—
возр ази л
поэт.
Но
Сахновский
только
рукой
махнул:
—
Еноты!
—
Боюсь!
Бр р!
—
нервничал
Иван
Бунин,
оде тый
в
парадный
костюм
с
какими-то
особенными
манж ет а­
ми.
—
Сейч ас
мой
выход,
но
столько
публики,
что
страх
берет!
—
Шесть
тысяч
че лове к!
—
вставил
Сахновский.
—
Выходи
лучше
ты,
а
я
после
теб я!
—
попросил
Бу нин
С.
—
Напрасно
боишься,
—
шутил
тот.
—
Вот,
посмот­
ри,
какие
я
сорв у
аплодисменты!
И
выш ел.
Сна чала
все
шло
как
по
маслу.
Поэ та
встретили
д ру жные
аплодисменты.
Го лос
чтеца
гремел.
Прочитан­
ное
коротенькое
стихотворение
в ызв ало
вз рыв
несмол­
каемых
аплодисментов.
Публика
не
отпускала
чтеца,
требуя
«биса».
429

На
«бис»
поэ т
п рочел
стихотворение
«Гусляр»,
ко­
торое
буквально
ошеломило
пуб лик у:
раздались
не
ап­
лодисменты,
а
оглушительный
грохот ,
от
которого,
ка­
залось,
сотряслись
стены
Ко лонно го
зала.
Стук ,
к рик,
рев
—
все
слилось
в
страшный
гул
двинувшейся
куда-
то
шеститысячной
толпы.
А
она
рин ул ась
к
эстраде,
на
ко то рой
давно
уже
не
было
чтеца.
Происходило
что- то
небывалое
в
Благород­
ном
собрании,
нечто
б л изкое
к
междоусобию
и
«беспо ­
ря дк ам».
Ни
устроители
вече р а,
ни
сам
автор
и
чтец
никак
ничего
подобного
не
ожидали
и
не
учитывали.
Никто
не
предвидел,
что
у
тогдашней
публики
мо гло
быть
та кое
наст р о ение,
что
разрешенные
цензурой
стихи,
ничего
«политического»
в
себе
не
заключавшие,
могли,
однако,
подействовать
1>ак искра,
брошенная
в
порох.
В
зале
погасили
все
люстры
за
исключением
не­
скольких
лампочек.
Вошел
наряд
полиции.
Вечер
был
прекращен.
Наутро,
как
бы
в
насмешку,
в
«Курьере»
появились
опять
те
же
стихи ,
которые
накан у не
причинили
столько
непр ият ны х
хлоп от
московской
полиции.
Раздраженное
и
отчасти
напуганное
градоначальство
навсегда
закры­
ло
эт у,
до
тех
пор
впо лне
лояльную
газету.
Таков
был
конец
московского
«Курьера».
Андреев,
как
о фициаль ный
устроитель
вечера,
был
привлечен
к
суду.
Но
да же
суд ьи
в
э том
случае
тайно
сочувствовали
пуб лик е,
прочитанным
стихам,
автору
их
и
ни
в
чем
неповинному
ответственному
устроителю:
его
присудили
всего
к
штрафу
в
25 рублей « за
на ру ше­
ние
общественной
тиш и ны».
Чте ца
и
автора
стихов
как
будто’
за был и,
так же
Сахновского
н икто
не
поп рек ­
нул
за
плутовскую
проделку
с
цензурой.
Погибшая
по
этому
поводу
газета,
по-видимому,
сч и тала
ст оя­
щим
закрыться
«ради повышения общественного настрое ­
ни я».
В
1904 году общественное настроение приняло на­
столько
шир ок ие
размеры,
что
между
властью
и
общест­
вом
установился
нескрываемый
антагонизм: «Союз рус­
ского
народа»
с
одной
с торон ы
и
по дпо ль ные
организа­
ции
—
с
другой
нача ли
проявлять
заметную
активность.
Не лега льные
собрания
настолько
стали
обычными,
430

что
устраивались
обыкновенно
днем,
в
«буржуазных»
квар тир ах
«умеренных»
общественных
деятелей.
Вс коре
начался
памятный
«сезон банкетов».
Всюду
в
Мос кве
происходили
многолюдные
собра­
ния ,
напоминавшие
скорее
м ит инги,
чем
банкеты,
с
в ол­
нующими,
пов ыше н ного
то на
речами
известных
и
не из­
вестных
ораторов.
Неизвестно,
чем
бы
кончилась
«эпоха банкетов», если
бы
в
Петербурге
9 января не произошли события,
дав­
шие
сигнал
к
стихийному
дв ижен ию
1905 года .
«Среда», усердно посещавшая ежедневные банкеты,
в
эт от
вечер
собралась
у
Телешова.
Собрание
было
пре ­
р вано
прибежавшим
откуда-то
художником
Первухиным,
еще
с
пор ога
закричавшим:
—
Новость!
Получена
сейч ас
по
телефону
из
Петер­
бурга!
Несвязно,
едва
переводя
дыхание,
чах оточ ны й
Пе р­
в ухин
с тал
рассказывать
подробности
потрясающего
исторического
события.
Предполагавшееся
чтение
нового
р ассказ а
Андреева
бы ло
отменено.
Эт от
момен т
был
гр а нью,
после
кот орой
начался
ес­
тественный
развал
старой
телешовской
«Среды».
Дальнейшие
общественные
и
политические
события
вихрем
закрутили
вс ех
уча с тн иков
«Среды», изменив и
спутав
как
личную
жизнь
каждого
из
них,
так
и
их
це­
леустремления.
Невозможным
стало
а п олити че ское
о бъ­
ед ине ние
писателей,
р азницу
в
мировоззрениях
ко то рых
вскрыла
сама
жизнь.
Го рький
и
Серафимович
переживали
в
Москве
«мос ­
ковское
восстание».
Андреев
еще
до
начала
соб ыт ий
уехал
в
Берлин.
Остальных
наступившие
события
раз ­
б рос али
в
разные
сто роны .
Имя
«Среды»
б ыло
впоследствии
узурпировано
из­
вестным
публичным
клубом
на
Дмитр о в ке,
з ан имав шим
громадный
особняк
с
шикарным
рестораном,
залом
для
концертов
и
открытой,
большой
картежной
игрой,
кот о­
рая
од на
и
давала
богатые
средства
на
содержание
этого
игорного
дома.
Пр авда,
там
бы ла
отдельная
комната
для
со б раний
«Среды», но это была
уже
новая
«Среда»,
в р аж дебная
пре жне й,
не
создавшая
ни
одного
нового
ли те рат урн ого
имени.
431

Северная
столица
—
Петербург^
Отлу чени е
Льва
Толстого
Отлучение
Льва
Толстого
от
православной
церкви,
официально
объявленное
синодом
в
к онце
февраля
1901 года,
взволновало
как
вызо в
стране
не
только
интеллигенцию,
но
и
шир ок ие
рабочие
и
крестьян­
ские
массы:
имя
Льв а
Толстого
бы ло
с лиш ком
известно
да же
в
темных,
почти
бе згра мотн ых
деревнях,
где
почти
не
з нали
о
существовании
изящной
ли т ера туры,
но
о
книге
«Война и мир»
в се-та ки
многие
слышали-
Более
того,
интересовались
«запрещенными»
с очи не­
ния ми
Толстого
на
религиозные
темы,
о
которых
сель­
ские
св я щенн ики
с
осуждением
с
амвона
народу
толко­
вали .
«Церковь и государство», «В чем моя вера»
и
«Еван­
гелие»
раскольники
и
се кта нты
в
рукописях
церковным
шрифтом
в
народе
распространяли:
в
гла зах
кре сть ян
по
отношению
к
церкви
Толстой
был
раскольником.
Влияние
э тих
последних
«раскольнических»
произве­
де ний
великого
п исател я
в
низах
народных
было
несо­
мненно
р е вол юционным
н езав исим о
от
т ого,
хотел
этого
Толс то й
или
не
хоте л.
Момент
для
демонстративного
«отлучения»
Толстого
был
выбран
чрезвычайно
неудачно,
а
главное,
по здно:
страна
стояла
у
входа
в
но вый
век
и
органически
нуж ­
далась
в
радикальных
переменах
в
сво ей
слишком
за­
стоявшейся
жиз ни.
Нарастал
небывало
шир ок ий
подъ­
ем
пробуждающихся
массовых
сил.
«Сдвиг»
деревни,
до лго
незамечаемый
и
незримый
для
столичных
бюрократических
кабин ет ов ,
нак о нец
стал
ощути мы м
и
для
них :
в
деревню
помимо
каз енны х
пут ей
пошла
совсем
новая,
неожиданная
и
неж елат ел ь­
ная
для
правящих
сфер
литература,
вку с
к
которой,
по­
жалуй,
пре жде
всех
привил
Толстой:
он
по дм енил
тра­
диционные
«лубочные сказки»
и
«жития святых»
своими
сказками
и
своими
религиозными
сочинениями,
написан­
ными
с
громадной
си лой
ана лиза .
Тем
вр еменем
в
де­
ревню
пошли
двухкопеечные
издания
«Посредника»
и
др угих
просветительных
фирм,
расходившиеся
в
небы­
валом
количестве.
432

Наконец,
че го
прежде
никогда
не
слу чало сь ,
в
дерев­
ню
ста ли
проникать
кн иги
вроде
«Журнала для всех»
и
сборников
«Знания»
благодаря
их
дешевизне
и
за пр ав­
скому
литературному
содержанию
с
участием
лучших
современных
писателей,
приобщивших
и
деревню
к
«на­
стоящей
литературе».
К
«отлучению»
Толс тог о,
быть
может,
п рибе гли
с
цел ью
дискредитировать
его
имя
в
гла зах
все
же
рели­
гиоз но
во с пита нных
масс.
Хот ели
остановить
уже
начав­
шееся
грозное
движение,
но
результат
получился
обрат­
ный:
когда
в
«неделю православия»
по
всей
стране
во
вс ех
кафедральных
соборах
чудовищные
протодьяконы
громоподобно
предавали
ана фе ме
рядом
с
им ена ми
Гришки
Отрепьева
и
Стеньки
Разина
имя
великого
пи­
са т еля,
ко то рым
гордилась
стр ан а,
м ассы
определенно
об идел ись ,
оскорбленные
в
луч ших
чувствах
к
лучшему
и
умнейшему
человеку
страны.
И
не
только
ре лиг иоз но
во спит анные
массы,
но
и
бе з-
религиозная
и нтел л иг енция,
литература
и
учащаяся
мо­
ло дежь
—
ве сь
цв ет
страны
—
приня ли
«отлучение»
Толстого
почти
как
личное
оскорбление.
П р авда,
казенная
часть
печати
«разъясняла», что
в
эт ом
отлучении
неверующего
Толстого
от
церкви
верую­
щих
со
с торон ы
последней
нет
ничего
враждебного
или
несправедливого,
ибо
Толс той
сам
«откололся», и
что
поэтому
церковь
невольно
должна
под тв ерди ть
совершен­
ный
им
сам им
акт
собственного
«раскольничества» .
Но
страна
подобные
смягчающие
«разъяснения», не­
смотря
на
их
очевидную
логи чн ос ть,
приняла
за
лицеме­
рие
и
была
охвачена
т аким
давно
назревшим
и
справед­
ли вым
чувством
недоверия,
антипатии
и
протеста,
что
с
особенной
надеждой
приветствовала
в
литературе
прежде
всего
протест,
раскольничество
и
иде йный
бу нт
против
всего,
что
исх одил о
от
правителей
и
«разъясни-
телей ».
Кро ме
м огуче го
толстовского
таланта,
г ордого
даже
в
см ире нии
и
сопротивляющегося
даж е
в
«непротивле­
нии»
своем,
она
и з брала
еще
вт орого
любимца,
т оже
идейного
бунтовщика
и
раскольника,
поя вивше г ос я,
по­
добно
Пугачеву,
где-то
за
Вол гой:
его
голос
дав но
раз­
давался
в
с толи чной
литературе,
но
сам
он,
как
бы
во з­
г лав ляя
«движение низов», был еще незримым в столи­
433

пе,
х отя
и
предшествовала
ему
большая
и
шумная
слава:
то
был
Го рь кий.
В
самый
д ень
«отлучения»
Толстого,
в сл едстви е
с лу­
ча йного
совпадения
фактов,
в незапн о
впервые
появился
в
Пе тербург е
и
он.
Эти
два
со в павшие
события
—
«отлучение»
Толстого
и
первое
л ичное
появление
Горького
в
столице
—
вдвой­
не
волновали
учащуюся
молодежь,
инт елл иг енцию
и
журнальную
литературу,
в
к ото рой
еще
сияло
тогда
со­
з вездие
старых
ее
корифеев.
К
этому,
как
нарочно,
приб а вилис ь
еще
первые
га­
строли
в
Петербурге
Художественного
театра
с
пьесами
Чехова
и
Гор ьког о:
пр иех али
главные
персонажи
тр уп­
пы
с
Немировичем-Данченко
и
Станиславским
во
гл аве.
Об
отлуч ен ии
Толстого
все
они
узнали
л ишь
по
пр и­
е зде
в
северную
столицу.
Эти
и
многие
другие
известные
и
знаменитые
деяте­
ли
встретились
в
де нь
«отлучения»
на
собрании
«Союза
пис а те ле й», посвященном Льву Толстому.
Зл атоврат с кий
Зимой
1897 года мне случайно пришлось встретиться
в
Москве
с
о дним
почти
по жилым
студентом
ти па
«веч ­
ны х», еще существовавших в тогдашней России.
Это
был
хохол-украинофил
с
дл инн ыми,
свешенными
вниз
усами,
горб онос ы й,
с
гайдамацкого
типа
физио ном ие й,
с
лыс е­
ющим
лбом
и
умышленно
отпущенным
чубом
на
макуш­
ке.
То вар ищи
зв али
его
«Гетманом», и он,
по-видимому,
давно
привык
к
этому
прозвищу:
действительно
напоми­
нал
портрет
Богдана
Хмельницкого
и
прозвище
свое
но­
сил
с
удовольствием.
Встретившись
на
студенческой
пир ушке ,
он
стал
ме ня
расспрашивать
об
Украине,
откуда
я
только
что
пр и­
ехал.
Выслушав
вынесенные
мною
вп ечатл ен ия,
ста л
го­
вор ить
о
своей
ненависти
к
цивили зации,
к
четырем
рус­
ским
факультетам,
им
окон чен ны м,
о
нежелан ии
б ыть
нич ем,
кром е
«вечного студента», а для Украины поже­
лал,
ч тобы
ее
города
с
русским
вл ияни ем
бы ли
уни чт о­
жены,
а
вм есто
них
был и
бы
оп ять
степи
и
гайдамаки
Его
р ечи
на по мина ли
только
что
напечатанный
рас*
434

ск аз
Златовратского
«Гетман» !.
Там
выводился
студент,
п охо жий
на
моего
собеседника.
—
Позвольте,
Гетман!
Да
вы
все
это
из
расск аза
Зла-
товра тск ого
наиз уст ь
читаете,
или ,
бы ть
может,
это
он
вас
опис а л?
—
Да,
—
с пок ойно
подтвердил
вечный
студент,
—
в
ра ссказ е
«Гетман»
описан
я:
я
знак ом
с
Златовратским
и
часто
бываю
у
него.
Мо гу
и
вас
познакомить,
если
за­
хоти те.
Я
уехал,
не
воспользовавшись
возможностью
позна­
комиться
с
б ольши м
писателем,
а
рассказ
«Гетман»
ока­
зался
последним
произведением
Златовратского,
по я вив­
шимся
в
пер ио дич еско й
пе чат и.
В
кон це
восьмидесятых
годов,
в
эпоху
народничества,
как
крупн е йши й
писатель-народник,
Златовратский
был
«модным»
писателем,
любимцем
молодежи.
Его
«Золо ­
тые
се р дца»
печата ли сь
в
«Отечественных записках».
Позднее
его
произведения
появлялись
на
первом
плане
«Русской мысли»
и
«Русского богатства» . Им я е го т огд а
гремело
не
меньше,
чем
впоследствии
и мена
Коро лен ко ,
Чехова,
Горьк ого.
На
публичных
литературных
вечерах
в
Москве
или
Петербурге
одн о
только
появление
его
на
э стра де
встре­
чалось
гром ом
аплодисментов;
тысячи
людей
привлека­
ло
на
эти
вечера
имя
Златовратского.
Время
шло.
Златовратский
писал
не
хуже,
но
все
реже.
Для
ре во люцио нно
настроенной
инт е ллиге нции,
в
особенности
для
молодежи,
к
кон цу
де вя тиде сяты х
годов
наступило
не избеж но е
ра з оча рова ние
в
«народе»,
под
которым
подразумевалось
крестьянство,
а
следовательно,
и
в
народничестве.
Звезда
Зла то вра тс кого
к
это му
вр ем ени
тускнела:
ведь
он
когда-то
превознесен
был
за
идеализацию
много­
миллионных
масс,
так
долго
остававшихся
неведомым»
тонкому
слою
инт ел лиге нции,
а
он,
эт от
тонкий
сл ой,
в
£вою очередь никогда не был понятен цли хотя бы ощу ­
тим
та м,
в
низах,
так
долго
остававшихся
таинственны*
1 Очевидная ошибка автора:
события,
о
ко то рых
иде т
речь.
Скита л ец
от н осит
к
1897 году,
а
рассказ
Н.
Н,
Златовратского
«Гет<
м ан»
нап и сан
в
1888 году, (Прим,
ред .)
435

ми.
Ново му
поколению
нужно
было»
чтобы
к т о-ниб удь
ос ве тил
мир
пролетариата,
и
не
только
осветил,
но
воз­
жег
перед
ним
лампаду
н овых
надежд
на
о б нов ление
устарелого
государственного
строя
им,
п рол етари ат ом,
согласно
идеям
марк си зма.
Надв иг алась
новая
полоса
увлечений
и
верований
зечно
мятущейся
интеллигенции.
Народничество
все
бо­
лее
уходило
в
прош лое ,
а
на
освещенную
арену
л ите ра­
туры
вылетели
новые
пт ицы,
зазвучали
нов ые
песни.
Умолк
в
литературе
знаменитый
старый
народник,
так
долго
и,
казалось,
незыблемо
утверждавший
«устои» .
В
1903 году уже в качестве писателя я поселился в
Москве
не дал еко
от
Пушкинского
бульвара
—в
ст у ден­
ческом
районе,
в
«Гиршах».
По
странной
случайности
в
одн ом
подъезде
со
мной>
выш е
этажом,
жил
Златовратский.
В
то
время
как
мы,
тогдашняя
литературная
м оло­
дежь,
печ ат али сь
в
лучших
журналах,
объединились
в
альманахах,
расходившихся
в
небывалом
количестве,
ког да
н аши
книги
затопили
читающую
Россию,
а
мы
все,
в
св ою
оче ре дь,
сделались
«модными»
писателями,
с оби­
рались
на
литературных
«средах», Златовратский тут же,
рядом
с
мо ей
квартирой,
жил
никому
не
ну жный
и
не
ин­
тересный,
неспр ав ед ливо
о став ленный
той
самой
пу бли­
кой ,
которая
еще
так
недавно
преклонялась
перед
ним
и
переживала
пафос
при
одн ом
его
поя вле нии
на
эстраде.
Теп ерь
мы
заслонили
в
глазах
толп ы
старую
гвардию
пи сат елей .
Это
бы ло
наглядным
доказательством
тщеты
и
ми­
молетности
всякой
славы,
капризной
Фортуны,
слу ча й­
но
возвеличивающей
своих
л юбим цев
и
потом
безжало­
стно
оставляющей
их.
Бывавший
у
него
и
у
ме ня
писатель
Белоусов
—
«поэт
из
н ар о да», «суриковец»
—
часто
укорял
меня,
почему
я
не
бываю
у
Златовратского.
Он
реши л
с об рать
к
не му
«нашу компанию» .
Действительно,
как-то
под
вечер
зимнего
московского
дня
Белоусов
пришел
с
ц елой
дружественной
для
меня
компанией:
тут
бы ли
Вер есаев ,
Найденов,
Федоров.
Мы
поднялись
из
моей
квартиры
во
вт орой
эта ж.
Златовратский
жил
с
семьей
в
оче нь
скромной
квар«*
тирке
из
ч еты рех
комнат.
436

Наше
посещение
в
таком
количестве
оказалось
не­
ожиданным
и
заметно
взволн ова ло
его.
В
доме
засуе ти­
лись,
а
сам
хозяи н,
встретивший
нас
в
передней,
тороп­
ливо
за звал
в
кабине т .
К аби нет
находился
в
задне й
комнате
с
мрачными
ок­
нам и,
выходившими
во
двор.
Большой,
ба зарной
работы
письменный
с тол
на
точеных
ножках,
и
ни
одной
книги,
ни
одной
б ума жки
на
столе.
Впрочем,
в
комнате
стоя л
бол ьшой
книжный
шкаф
с
книгами,
и
больше
никако й
меб ели .
Златовратскому
б ыло
лет
шест ь дес ят
в осе мь.
Это
был
коренастый,
сутуловатый,
ширококостный
стар ик
с
седо­
ватой
окладистой
боро дой
и
жид к ими
длинными
в оло­
сами,
за глаж енным и
назад,
делавшими
его
похож и м
на
деревенского
д ь ячка.
Недаром
он
происходил
из
духов­
ного
звани я,
о
чем
свидетельствовала
сама
наружность
и
«духовная»
фамилия.
Лиц о
его
было
к рупн о,
аляп ов а­
то,
неправильно,
с
суровым
взглядом
из
глубоких
орбит,
почти
мужицкое
ли цо.
Я
и
раньше
зн ал,
что
Златовратский
с
семьей
живе т
небогато,
что
тираж
его
кн иг
упал
и
он
вы ну жден
сл у­
жи ть
где-то
на
грош ов ой
должности,
но
при
вз гля де
на
обс тан о вку
бедной,
неуютной
квартиры
убедился
в
этом.
Мне
к аза лось
странным,
почему
эт от
б ольшой
пис а­
тель,
напи сав ший
столько
значительных,
крупных
вещей,
бросил
писать.
Что
послужило
причиной?
Разочарование
в
нар од нич еств е?
Но
ве дь
тогда
это
литературное
тече­
ние
еще
не
умерло,
также
существовало
«Русское богат­
ств о», было где печататься.
В
ответ
на
это
Белоусов
еще
до
нашего
в изита
гов о­
рил :
Златовратский
не
может
писать
по
болезни,
стра­
дает
г ол ов окружен и ями
и
какой-то
«боязнью простран­
ств а», не может долго сидеть за письменным столом,
да­
же
не
может
ходить
по
улицам
без
провожатого.
Уже
этого
одного
достаточно,
чтобы
потерять
зн ачи­
тельную
долю
л и терат урной
работоспособности.
Как
же
он
мог
еще
где-то
служить?
Вскоре
нас
позвали
в
столовую,
где
был
подан
чай
и
соб ран а
скромная
закуска-
Разговор
шел
об щий
и,
кон ечно,
о
литературе.
За­
куски
на
шесть-семь
человек
не
хватило,
и
вероятно
437

по
этой
н евы сказан но й
п ричин е
хозяин
поднял
вопрос
о
переселении
компании
в
ресторан
«Прага»,
где
че­
рез
несколько
минут
мы
и
очутились
в
отдельном
каби­
нете.
Зл обой
дня
в
тогдашней
литературе
был
непомерный
и
не
вполн е
об ъяс ним ый
усп ех
Горького
и
молниеносная
слава
Леонида
А ндр еева,
первая
книжка
которого
то ль­
ко
что
вышла.
Каз ало сь
недостаточным
объяснить
их
быструю
и
громк ую
сл аву
только
б ольшой
талантливостью:
центр
тяже сти
находили
в
«ударности»
проблем,
которые
они
став или,
в
повышенной
«революционности»
их
настрое­
ния.
Помню,
гов орил
Вересаев:
—
Качест венно
с
Андреевым
ни кто
из
нас
сравнить­
ся
не
может,
это
художник
исключительный.
Но
ве дь
бывают
кн иги
совершенно
не
художественного
содер­
жания,
в ызы ва ющие
большой
усп ех,
ка к,
например^
«Записки врача», и бывают
произведения
высокохудо­
жественные,
да же
гениальные,
не
имеющие
никакого
успеха
у
современников.
Следовательно,
условием
исклю­
чи те льн ого
успеха
некоторых
писателей,
как,
напри­
ме р,
успех
давно
забытого
Марлинского,
час то
бывает
общность
настроения
писателя
и
публики,
созвучность
эпохе.
Но
ус пех
быва ет
даже
при
отсутствии
талантливости.
Например,
мимолетный
усп ех
од ного
ли те ратур н ого
фиг­
ляра,
пре дтечи
Бальмонта.
Я
говорю
о
быстро
забы то м
Емельянове-Коханском,
которого
вр яд
ли
и
вспомнит
грядущ ее
поколение...
Все
за сме яли сь.
Но
не
смеялся
Златовратский.
На
ре чь
Вересаева
со
всех
сторон
по сыпались
реп­
л ики.
Златовратский,
о пус тив
сво ю
большую
с
лысеющим
лб ом
голову,
слушал
с
напряженным
внима ние м ,
во л­
нуясь.
Воп рос
об
успехе
и
забве нии ,
ви дим о,
больно
за­
девал
е го.
В
присутствии
бо льш ого
писателя,
кн иги
которого
когда-то
увл ека ли
ме ня,
мне
не
хотелось
говорить,
но
друзья
с прос или
т акже
и
мое
мн ен ие.
Я
вы сказ ал
мысль,
казавшуюся
мне
общепризнан­
ной:
438

—
Большинство
русских
писателей
до
сих
пор
были
гуманистами
и
являлись
выразителями
бурж уа зной
гу­
манности,
в
которой
главным
образом
нуждается
бу р­
жуа зия
для
п олучен ия
отпущения
своих
грехов;
что
все
здесь
соб р авши еся
писатели
т оже
б уржуа зн ы,
а
Горький
и
Анд рее в
по
их
ми ро воз зр ению
не
б уржуаз н ы.
Они
тре ­
б уют
не
прощения
гр ехов ,
а
наказания
и
отмщения,
и
в
этом
их
миро воз зр е нии
и
заключается
их
созвучие
с
«ду­
хом
в ре м ени », в этом главная причина их успеха,
помимо
яркой
талантливости.
Слова
мои
о
«буржуазности»
писателей
произвели
впе чатл ен ие
разорвавшейся
бо мбы.
Начался
всеобщий
гвалт.
Все
возмутились.
Я
понял,
что
гуманные
мои
друзья
ничуть
не
желали
«угождать
б уржуа зи и », так как считали себя сторонниками буду­
щей
революции.
Златовратский
с
р аскр ас нев шимся
ли цом
и
св ерк аю­
щими
глазами
крепко
стучал
увесистой
ладонью
по
столу,
же лая
быть
услышанным.
Все
за мол чал и.
—
Ру сская
литература
произошла
от
г оголев с кой
«Шинели»! —
начал
он
взволнованно
и
рез ко. —
Из
это й
«Шинели»
вышли
Достоевский
и
Толстой,
во звыша в шие
голос
в
защит у
униженных
и
ос корб ленн ых.
А
кто
же
был
боле е
унижен
и
боле е
оскорблен,
как
не
бе спра вн ый
кла сс
кр есть ян?
Р усс кая
литература
б ыла
выражением
души
народа:
вот
откуда
происходит
и
кого
имеет
в
в иду
наш
гума ­
низм!
Из-за
того,
что
за
гу мани зм
прячется
буржуазная
идеология,
рус ск ая
литература
не
изменит
великим
ид еям
гума н изма,
ибо
мы
не
б уржуа зию
защищаем,
а
требуем
человеческих
пр ав
для
те х,
кого
она
унижает
я
давит!
Старый
писатель
г ово рил
горячо
и
у б ежденн о,
с
пы­
лающим
лицо м
и
загоревшимися
гла за ми,
в
к ото рых
внезапно
в сп ыхнул
таившийся
под
сед ым
пепл ом
бы лой
м огуч ий
темперамент.
Время
н анесл о
наро д нич ест ву
и
нар о дн икам
сокру­
шительный
удар:
секи ра
давно
уже
лежала
у
корня
это­
го
ко г да-то
всеобщего
увлечения
инт е лл иге нции.
Пережив
революцию
1905 года,
Зла то вра тс кий
умер
в
полн ом
и
несправедливом
забвении.
439

В.
С.
Миро люб ов
В
романе
Амфитеатрова
«Восьмидесятники»
при
опи­
сании
тогдашних
студенческих
волнений
эпизодически
описан
под
настоящим
им енем
студент
Московского
университета
Виктор
Сергеевич
Миролюбов.
То го
же
М ирол юб ова
под
вым ышл енным
именем
в
девятидесятых
года х
в
о дном
из
своих
романов
тоже
эпизодически
портретно
опис ал
Боборыкин
в
качестве
начинающего
певца.
Несколько
поздн ее
в
одн ом
из
в идных
толстых
жур­
налов
печатался
рома н
под
заглавием
«Человек с пла­
но м».
В
ге рое
романа
многие
узнавали
видоизмененную,
но
с лишко м
оригинальную
миролюбовскую
фигуру.
Еще
будучи
с туд ен том,
Миролюбов
водил
б л изкое
знакомство
с
большими
писателями:
с
Михайловским,
Златовратским,
Глебом
Ус пен ским
и
в
особенности
с
Плещеевым,
имевшим
тогда
особенное
в л ияние
в
литера­
турн ых
кругах.
На
публичных
студенческих
вечерах,
где
гл а вным
«гвоздем»
было
«златовратское»
чт е ние,
не
мен ьши м
«гвоздем»
было
и
«миролюбовское»
пени е:
ст уден та
с
за­
мечательным
голосом
все
п рочил и
в
будущие
о пе рные
пев цы,
а
молодежь
на
студенческих
веч ер ах
вс треча ла
бур ей
аплодисментов.
Выдавался
он
еще
как
студенче­
ск ий
оратор
и
один
из
«вожаков»
всяких
общественных
выступлений
молодежи.
Самая
наружность
его
была
им­
понирующая:
по чти
гигантская
фигура,
стат но ст ь,
кудри
до
плеч,
красивое,
иконописное
ли цо.
По
многим
из
э тих
при чин
был
он
вхож
к
знам е ниты м
писателям,
пользовался
и,
мо жно
сказать,
с
юности
сло­
жился
под
влияние м
эти х
больших
и
интересных
людей.
Университета
за
свою
«заметность»
и
«политическую
неблагонадежность»
он,
конечно,
не
кончи л
и
п осле
на и­
бо лее
громких
студенческих
«беспорядков»
был
выслан
из
столицы.
После
это го
Миролюбов
очутился
в
земледельческой
колонии
«толстовцев»
на
Волге,
вблизи
Самары.
Кол о­
нию
эту
организовал
по пуля рный
тогда
сибирский
бог ач
и
промышленник
Сибиряков,
известный
в
столицах
про ­
свещенным
либерализмом
и
дружбой
со
всеми
писателя­
ми,
на чина я
с
Ль ва
Тол с того.
440

Писате ли ,
вероятно,
и
направили
многообещающего
молодого
человека
в
эту
колонию.
Осенью
1887 года Миролюбов,
уже
в
тридцатилетием
возрасте,
приезжает
в
Са мар у,
снимает
ватный
пиджак
и
в але нки,
с
которыми
не
расставался
в
деревне,
и,
од е­
тый
барином,
всегда
в
сюртуке,
сра зу
попадает
в
круг
местной
интеллигенции.
Этот
человек
без
всякого
общественного
пол оже ния,
находящийся
под
негласным
надзором,
без
средств,
жи­
вет
уроками,
но
обращает
на
себя
внима н ие
и нте ре сной
в не шнос тью,
красноречием,
пением
и
обаятельностью.
Н асту пив шей
зи мой
1887 года в столицах снова про­
и зошли
грандиозные
сту де нч еские
бе сп орядки
по
поводу
в ведени я
нового
университетского
устава,
отнимавшего
у
студенчества
все
его
прежние
в ольно сти .
Беспорядки
закончились
массовой
высылкой
студентов
в
пр овин­
циальные
города.
Всюду
в
интеллигентских
квартирах
собирались
сту­
денты,
устраивали
нелегальные
вечеринки.
Как
на
за­
крытых
с обра ни ях,
так
и
на
многолюдных
вечеринках
вы­
сту пал
в
ка чес тве
ора тора
Миролюбов:
бывший
студент
стар ше го
пок о ле ния,
он
играл
рол ь
вожака
и
организа­
тора.
То
бы ло
время,
ко гда
еще
писал
Над сон,
вскоре
умерший,
которым
страстно
увлекалась
молодежь.
Миролюбов
возился
с
молодыми
поэтами,
читал
и
разбирал
их
стихи,
обн ар ужи вая
развитой
литературный
вк ус.
На
музыкально-вокальные
концерты«
в
местном
«благородном собрании»
молодежь,
и нт еллиг енция
и
прочая
публика
вал ом
валила
из-за
участия
М и ролюбо-
ва
в
числе
местных
артистических
сил.
Но
вот
к
концу
зимы
схлынула
молодежь,
волна м и
гонимая
в
ссылку,
и
наступила
дл ител ьная
эпоха
р еак­
ции,
безвременья
и
уныния.
Ми ролюб ов
тоже
исч ез
из
опустевшей
провинциальной
жизни,
в
кот орой
он
мелькнул
вместе
с
волн ой
краткого
оживления.
Кто-то
из
меценатов
обратил
вни ма ние
на
его
вы да­
ющий ся
голо с
и
отправил
в
Италию
уч ит ься
пению.
На­
ступило
время,
когда
моло дежь
толпами
устремилась
на
сцену,
к
артистической
деятельности,
как
к
единственной
441

отдушине
в
царстве
всеобщего
удушения,
но,
кон ечн о,
удача
на
этом
поприще
выпадала
для
оче нь
немногих.
Че рез
пять
лет
учения
Миролюбов
вернулся
в
Москву
уже
с
обработанным
голосом
и
был
приня т
на
сцену
Большого
театра.
Даже
в
Европе
немного
б ыло
таких
голосов,
каким
об лад ал
Миролюбов.
Дир е кция
радовалась,
что
нашла
таког о
«Марселя»
для
«Гугенотов», какого еще не было на мировой сцене,
но
ее
ожидало
большое
ра зочаров ан ие .
Л1иролюбов(на
сцене
М ир ов), выступавший в тече­
ние
нескольких
лет
в
Большом
теа тр е,
не
решался
высту­
п ить
ни
в
одн ой
из
главных
партий
басового
репертуара,
ограничиваясь
вт ор ыми
ролями
вроде
ца ря
в
«Аиде»,
слуги
в
«Демоне», Гремина в « Е вг ен ии
Онегине»
и
т.
п.
Новый
певец
с
феноменальным
г олос ом
необычай­
ной
красоты
и
си лы,
с
безграничным
диапазоном
ока­
зался
мало
музыкален
от
природы
и,
кроме
того,
сов ер­
шен но
лишенным
артистических
способностей:
на
сцене
в
каком
угодно
костюме
и
гр име
он
пр одол жал
чувст­
вова ть
с ебя
русским
инте лл иге нто м
Виктором
Миролю-
бовым.
Но
и
это
б ыло
бы
с
полбеды,
если
бы
героического
вида
великан
не
терял
присутствия
д уха
на
сцене,
не
трусил
так ,
что
со
страху
не
слышал
оркестра,
не
видел
дирижера,
пел
не
в
такт,
то
отставая
от
оркестра,
то
опережая
его
и
теряя
способность
не
только
«играть», но
хотя
бы
сколько-нибудь
сно сно
держаться
на
сце не.
Выступление
на
сцене
стало
для
нег о
ужасом
и
му­
ко й:
он
еще
до ма
начинал
дрожать
и
волноваться,
уви­
дев
с вое
имя
на
афи ша х.
Понятно,
что
в
день
спектакля
на
сцену
выходил
со­
вершенно
б ольно й
человек
и
проваливал
самую
простую,
второстепенную
роль.
Нако н ец
он
стал
по
полгод а
сказываться
бо л ьным
и
дей стви тел ь но
болел
от
одн их
только
терзавших
его
стр ашн ых
мыс лей ,
от
болезненной
мнительности.
Кроме
того,
за
ним
числилась
«политическая неблаго­
н адеж но сть », и в торжественные дни,
когда
за
кулисы
приходили
высокопоставленные
персоны,
дирекция
спро­
важивала
Мир ова
подальше
с
гла з
нач аль с тва.
Интел­
лигент,
тяготевший
больше
к
общественной
деятельно­
442

сти,
чем
к
сцен е,
чувствовал
себ я
безнадежно
чу жим
в
узкочиновничьей
среде
казенного
театра.
Промучившись
таким
образом
пя ть
лет
на
казенной
сцене,
обладатель
мирового
голоса
решил,
на конец ,
«сойти со сцены», вернуть себе прежнюю фамилию и за­
нят ься
журнальной
деятельностью.
М иро любов
открыл
в
Пе тербург е
н е большой
еж е­
месячный
журнальчик,
назвав
его
«Журналом для всех»,
назнач и в
б асно сло вно
дешевую
цену
—
всего
рубль
в
год.
Миролюбовскому
на чина нию
улыбн улся
необыкновен­
ный
успех:
го до вая
подписка
сразу
же
вы ра зила сь
в
не­
слыханной
цифр е
в
сто
ты сяч
экземпляров.
Ничто
не
бывает
случайно
или
беспричинно:
мыс ль
о
хорошем
литературном
журнале,
двинутом
в
массы,
пр еж­
де
всего
пришла
в
голов у
не
коммерсанту,
а
человеку
революционной
закваски,
с
юных
лет
тяготевшему
к
ли­
тературе.
Искания
и
блуждания
молодого
Миролюбова,
т о лкав­
шие
его
то
в
земледельческую
кол он ию
народников,
то
на
сцену,
привели,
наконец,
к
его
истинному
призванию.
Колоссальная
подписка
была
признаком
тог о,
что
на­
род и лся
но вый, «массовый»
читатель,
требу ю щий
добро­
качественной
умственной
пищ и,
но
эту
пищу
до
Миролю­
бова
не
могл и
и
не
хот ели
дат ь
коммерческо-литератур­
ные
пр едпр ини м ате ли,
проглядевшие
перемену,
п роис хо­
дившую
в
массах.
Нед аро м
Ми ролюбов
провел
с вою
юность
о коло
б ольш их
писат елей,
воспитывался
около
них:
от
них
он
воспринял
любовь
и
вку с
к
литературе
и
строгую
требо­
вательность
к
не й.
Недаром
он
в
св ою
очередь
был
х ороши м
воспита­
тел ем
молодежи,
кот ора я
всегда
любила
с
ви ду
сурового,
а
на
самом
д еле
доброго
человека.
Недаром
он
и
прежде
так
близко
к
сердцу
принимал
искания
и
первые
шаги
нач ина ющих
писателей
и
поэ тов :
в
нем
зр ел
пр ирод ный
талант
литературного
руководи­
тел я,
идеального
ре дак то ра.
Для
своего
детища
—
жур на ла
—
этот
о став ши йся
на
всю
жизнь
холостяком
сурово-одинокий
ч ел овек
не
гонялся
за
известными
и
знаменитыми
име на ми:
он
име л
ч утье
к
начинающим
писателям
с
зад атка ми
тал ан­
443

та,
и
они
органически
тянулись
к
нему:
Миролюбов
при­
вл ек
к
своему
начинанию
литературную
молодежь
без
им ени
и
известности»
но
с
верно
угаданной
талантливо­
стью.
К ак-то
сам
собо ю
около
Миро люб о ва
о бра зо вался
кружок
поэтов
и
беллетристов,
ко торы х
он,
сам
ничего
не
писавший, «учил»
писать.
Неза метн о
около
«Журнала
для
всех»
рос
литературный
молодняк,
параллельно
горьковской
группе
«знаньевцев», уже распустившейся
пышным
цветом.
В
миролюбовском
жу р нале
в пе рвые
начали
печатать­
ся
дотоле
никому
не
известные
мол од ые
авторы,
в
чи с­
ле
к оторы х
оказались
Муйжель,
А рц ыбаше в,
Башкин ,
Лаз ар евск ий,
С ургуче в.. .
«Журнал
для
всех»
выпис ыва ли
действительно
«все»: трудовая интеллигенция,
сельские
учителя
и
уч и­
тельницы,
земские
люди,
мелкие
чи нов ник и,
школьные
библиотечки,
рабочие
и
крестьяне.
Миролюбов
с дел ался
близким
другом
в сех
лу чших
писателей,
как
это
бы ло
с
ним
и
п р ежде,
в
го ды
молодо­
сти:
час то
бы вал
по
делам
журнала
у
Льва
Толстого
в
Ясной
Поляне,
у
Горького
в
Ни жне м,
у
Андреева
в
Мо­
ск ве
и
на
собраниях
«Среды» .
Охотнее
всего
со бир ал
у
себя
в
р едакц ии
и
до ма
своих
собственных
«выучени­
ков».
Характерным
для
Миролюбова
был
о дин
необыкно­
венный
поступок,
на
которы й
не
всякий
редактор
ре­
шился
бы:
когда
во
вр емя
р а згона
I Думы Лев Толстой
прислал
в
«Журнал для всех»
большую
статью,
написан­
ную
в
духе
«непротивления злу насилием», Миролюбов
признал
ее
не пригодн ой
для
н ап ечатан ия
и
возвратил
великому
автору,
а
вмест о
нее
напечатал
в ы боргс кое
во з­
звание
депутатов
Думы,
за
что,
конечно, «Журнал для
всех»
был
закрыт
тотчас
же,
а
редактор
его
эми г риров ал
за
г раниц у,
где
и
оставался
многие
годы.
В
эп оху
наступившей
ре акц ии
предприимчивые
лю­
ди
коммерческого
типа,
как
водится,
не
один
раз
п ыта­
лис ь
использовать
популярное
название
«Журнал для
в сех», прибавляя к нему словечко «Нов ы й»
мелким,
еле
зам етны м
петитом
и
выпуская
журнал
в
прежней
об­
ложк е.
Последняя
подделка
под
знам ени т ый
журнал
б ыла
444 -

сделана
темным
издательством
груб о
реакционного
на­
правления,
но
пу бл ика
ни
ра зу
не
поддалась
на
обман,
и
поддельные
«Журналы для всех»
заметного
успеха
не
имели.
Сергеев-Ценский
Первой
вещью,
сразу
сд елавш ей
Це нс кому
ли те ра­
турное
имя,
б ыла
поэма
в
проз е
«Лесная топь».
На
то рфя ных
работах,
в
глуши
не проходи м ых
лесов
и
болот,
вдали
от
всякого
жилья
че лове че ског о,
оди чав ­
шая
от
невозможных
условий
труда
артель
чернорабо­
чих
досмерти
насилует
случайно
п роходи вш ую
же нщи ну,
а
потом
бр о сает
ее
тело
в
бездонную
лесную
топь.
Ужас­
ный
случай
описан
с
потрясающим
реализмом
и
вместе
с
тем
звучит
как
поэма
благодаря
мастерским
о писа­
ниям
дикой
природы,
тон ким
и
сложным,
как
кружево.
Манера
письма,
ударная
меткость
кисти,
яр ко сть
конту­
ров
оставляют
впечатление
ск орее
живописи,
чем
лите­
ратуры.
Появление
этой
яркой
вещи
в
тогдашней
беллетри­
стике,
богатой
талантами,
со вп ало
с
эп ох ой,
когда
толь­
ко
что
схлынул
краткий
подъем
1905 года.
Р еал истиче ­
ские
«знаньевцы»
отходили
на
вт орой
п лан,
и
то же
крат­
ковременно
расцветал
модернизм
в
ли це
«Шиповника»
с
Андреевым
во
главе.
К
модернистам
примкнул
и
новый
моло дой
писатель.
Я
встретился
с
ним
в
Петербурге,
в
традиционном
гне зде
писателей
—
в
меблированном
дом е
«Пале-
Рояль».
По
преданию,
там
еще
Пушкин
живал,
долго
жил
Н.
М ихай лов ски й,
жи ло
несколько
поколений
позд­
нейших
писателей,
впло ть
до
революции.
Там
б ыло
тихо,
семейственно,
комнаты
прос торн ы
и
сумрачно-уютны,
по-
старинному
разделенные
на
прихожую,
гостиную
и
сп альн ю,
а
стоили
не
бол ьше
трешницы
в
сутки,
п оме сяч­
но
—
иногда
дешевле.
В
с кучной
тишине
бо льш ого
старинного
дома,
еще
хранившего
мрачное
в е личие
пу ш кинско й
эпохи,
удобно
б ыло
писать,
зная,
что
в
ближайшем
соседстве
т оже
скрипят
перьями
«братья-п и са тели ».
Ин о гда,
в
виде
от­
дыха,
собирались
к
кому-нибудь
для
приятельских
раз ­
445

говоров;
пос ле
летних
путешествий
—
осенью
о бык нов ен­
но
—
пр оисх о дил
«слет»
в
«Пале-Р о яле » .
В
оди н
из
мо их
ежег од ных
приездов
я
застал
об ыч­
ную
ко мпа нию
«роялистов»
в
полном
сборе.
Г ов орили
о
свежей
новинке
—
о
«Топи»
Сергеева-Ценского.
—
А
сам
он
жи вет
здесь
же,
в
с ороков ом
номере,
только
он
чудаковатый:
вывесил
художественный
пл а­
кат
на
своей
двери
с
на дп ис ью: «Меня никогда нет
дома!»
—
К
не му
никто
и
не
ходит,
а
он,
ме жду
пр оч им,
хо­
дит
ко
всем.
—
Вероятно,
работает,
не
хочет,
ч тобы
п осет ит ели
мешали.
Раздался
стук
в
дверь,
и
на
пороге
по яви лся
некто
чрезвычайно
лохматый.
—
Вот
он!
—
со
смехом
сказало
сра зу
несколько
го­
лосов.
Во шел
высокий,
прямой,
см у глый
мо лодой
чел ов ек,
в
черны х
бравых
усах
и
с
цел ой
охапкой
буйных
кудрей,
отливавших
синим
от лив ом,
небрежно
спутанных,
отпу­
щенных
до
плеч,
крупно
вьющихся
«по ветру», как у пе­
се нн ого
Ваньки-ключника.
Эти
дремуче-запущенные
роскошные
кудри
свидетельствовали
не
о
франтовстве,
а,
наоборот,
о
не до суге
заниматься
ими,
о
свирепой
за ня­
тости
литературного
а скета.
Это
первое
мое
в печатл ени е
подтвердилось
потом,
при
более
близком
знакомстве.
Ценский
жил
одиноким
отшельником
в
«Пале- Роя ле»,
так
же
как,
в ероя тно,
жил
когда-то
в
деревенской
глуши
Тамбовской
гу бер нии,
уроженцем
которой
считался,
и
вообще
везде,
куда
ни
бросала
его
бр о дячая
жи знь.
Из
его
биографических
об м олвок
и звес тно
было,
что
он
два
года
служил
в
пехотной
армии
оф иц ером
и
выш ел
в
запас.
Долгое
время
перебивался
уро ка ми,
был
домашним
у чи­
телем
и,
на кон ец,
бросил
эту
профессию
после
по сто я нных
с сор
с
богатыми
людь ми,
в
домах
и
поместьях
которых
ему
при ходило сь
слу жит ь
репетитором.
Подтвердилось
и
впечатление
живописи
от
его
ма­
неры
ли те рат урн ого
письма
— исключительной
способно­
сти
«рисовать словами»: еще задолго до выступления в
литературе
он
готовился
в
живоп ис цы ;
его
этюды
ма сля­
ными
красками
свидетельствовали
о
таланте
и
порядоч­
446

ной
технике
пе йзажи ста.
Он
и
в
литературе
оставался
тонким,
наблюдательным
пейзажистом.
Летом
его
тянуло
на
юг,
в
излюбл енн ые
им
места
девственной
природы
и
дикой,
некультурной
жизни,
от­
куда
он
и
черпал
кр асив ые
впечатления
и
трагические
темы.
После
пе рвого
знакомства
я
пос тоя нно
встречался
с
ним
или
в
ст оли це,
в
литературной
среде,
ил и,
наоборот,
в
глухих
захолустьях
на
юге ,
ча ще
всего
ле том
в
Крыму,
где
он,
наконец,
обосновался.
Где-то
около
Алушты
вдвоем
с
другом-плотником
собственноручно
построил
себе
до м,
где
и
жил
в
пол ном
одиночестве.
Я
не
вида л
это го
дома,
но
представляю,
что
это
тру­
довое
жилище,
выстроенное
чуть
ли
не
голым и
руками
хозя ин а
и
работника,
вря д
ли
отличается
размерами
или
комфортом.
О д нажды
летом
мы
встретились
в
Ялте.
Я
пригласил
его
к
себе
в
Байдарскую
до лину ,
где
поселился
ок оло
тат арск ой
деревни,
в
замечательно
живописной
местно­
сти.
К
нам
прис о е динило сь
еще
несколько
человек
моло­
дежи
об оего
пола ,
интересовавшихся
пешим
путешестви­
ем
в
глухие
углы
Крыма:
предстояло
пройти
семь
ве рст
лесными
тропинками,
втрое
сокращающими
расстояние
от
Ялты
до
Байдарской
долины.
Этот
пу ть
существует
со
времен
великого
переселения
народов
из
А зии
в
Ев­
ропу.
Подъем
через
перевал,
высеченный
в
ск алах
в
виде
циклопической
ле с тницы,
существует
с
тех
нез апам я т­
ных
времен,
лишь
слегка
ремонтируемый
населением-
Этим
п утем
я
много
раз
пут еш ест в овал
из
деревни
на
южный
берег,
л ю буясь
девственной,
первобытной
приро­
дой
как
бы
искусственно
со зданны х
кра со т.
Ценский,
конечно,
заинтересовался:
все
это
б ыло
как
раз
в
его
духе.
Около
часа
мы
взбир ал ись
по'циклопическим
ступе­
ням
тысячелетней
каменной
лестницы
и
когда
наконец
очутились
наверху
се д лов идной
горы ,
откуда
начинался
ед ва
заметный
уклон
в
долину
по
берегу
ручья,
ниспа­
давшего
по
кам ен ным
у сту пам
под
тенью
столетних
де­
ревьев
букового
леса,
то
потеряли
тропинку.
Реш или
спросить
дорогу
в
ви дн евшей ся
лесной
сторожке.
Но
в
ней
в
праздничный
день
оказалось
великое
пьянство
ар­
447

тели
лесорубов:
навстречу
нам
высыпала
пьяная
ватага
распоясанных
и
босых
людей,
до
глаз
зар о сших
борода­
ми.
Несколько
м олоды х
женщи н
в
нашей
груп пе ,
вид и­
мо,
заинтересовали
их.
Могла
п роизой ти
большая
не­
приятность,
если
бы
мы
об н аружи ли
робость
или
вы зва­
ли
ссору.
Но
нас
б ыло
все-таки
пятеро
здоровых
м уж­
чин,
во ор уже нных
к изил овым и
палками,
оправленными
в
ж ел езо,
поэтому
опасная
встреча
кончилась
мирно.
Пока
мы
с пу скали сь
в
долину,
Ценский
экспромтом
р ассказ ал
тут
же
придуманный
им
рассказ
на
тему
это й
в стр ечи
о
том,
что
м огло
бы
п рои зойт и,
но
не
пр оиз ош ло.
Я
убедился
в
его
с пособ нос ти
создавать
за нятны е
рас­
ска зы
по
всяк о му
поводу.
Красочное
впечатление
от
живописного
п ути
было
к
вечеру
все-т аки
испорчено:
землевладелица,
жившая
в
собс т венно й
ус адьб е,
рядом
с
деревней,
пр игл ас ила
нас
в
свой
сад
на
чаепитие.
И
де рнул о
же
несчастную
петербургскую
да му
на­
чать
с
Ценским
литературно-салонный
разговор!
—
А
вы
любите
Гарина-Михайловского?
Ах,
я
об о­
жаю !
Первоклассный
писатель!
Так
глад ко
пишет,
так
гладко!
Косматый
Ценский
вдруг
вскочил
из -за
стола
с
горя­
щими
яростью
че рным и
гл азища ми.
Его,
что
наз ывае тс я,
взорвало.
Х о зяйка
выр он ила
чашку,
сделала
круглые
гл аза
и,
до
полусмерти
напуганная,
убежала
в
дом,
а
вслед
ей
не сла сь
гром ов ая
тирада
о
творчестве
бедного
Гарина.
—
Противная
баба,—
бросил
он
по
ее
адресу,
бе рясь
за
шляпу,
—
да
и
Байдарская
долина
эта
—
могила
ка­
кая-то!
Пойдем!
—
кивнул
он
мне
и
з ашаг ал
в
деревню.
Он
бли зко
и
простодушно
принял
к
сердцу
пустую
мещанскую
болтовню,
ос кор би тел ьную
для
его
выстра­
данной
любви
к
литературе.
Спустя
н еск олько
лет,
осенью,
в
холодный,
ветреный
день,
я
приехал
из
Бай дар
в
Севастополь
на
дер ев енски х
лошадях,
озяб,
проголодался
и
зашел
в
буфет
вокзала
обогреться
и
перекусить.
В
буфетной
комнате
не
было
нико го ,
кроме
буфетчика.
Я
сто ял
у
стойки,
выбирая
и
зака зыва я
еду.
448

Вдруг
с
перрона
вошел
бравый
во енный.
—
Ба!
—весело
раздался
знакомый
голос.
Я
едва
узнал
Ценского:
буйные
кудри
были
сне се ны
под
гребенку,
усы
подстрижены
и
закр у че ны,
на
руках
—
белые
перчатки.
—
Что
за
пр евр а щение?
—
Призван,
бра т!
Хе
хе!
На
войну
идем’
Поговорив
несколько
минут,
мы
расстались.
Последняя
моя
вс тр еча
с
Ценским
бы ла
опя ть
в
«Пале- Ро я ле ».
За
несколько
месяцев
до
революции
1917 года .
Я
только
что
прие х ал
и,
проходя
по
коридору,
увидел
зна комую
над пись
на
боль шом
листе
бумаги:
«Меня никогда нет дома!»
«Жаль!» —
добавил
я
карандашом,
но
в
эту
минуту
в
дверь
выглянул
Ценский.
У
нег о
был
пре ж ний,
опять
«писательский»
вид:
сп у­
танные
кудри
до
плеч ,
не бре жный
костюм
и
бледное
лицо,
как
бы
еще
хранившее
отблеск
н еост ыв шего
воз­
буждения
за
тя жел ым
трудом
творчества.
—
Заходи!
—
А
как
же
на дпи сь?
—
Э!
—
Он
махнул
рукой .
—
С
ней
все
равно
никто
не
считается!
Мы
вошли
в
комнату
и
ста ли
говорить
о
пред сто ящ их
событиях.
Театр
накануне
1905 года
Всюду
пе реж ивал ась
др ама
гниения
устаревшего
быт а,
и
немудрено,
что
в
лит ера т уре
сама
соб ой
выд ви­
нулась
на
первый
пла н
др амат ич еская
форма:
беллетри­
сты
стали
пи сать
пь есы.
Но
и
в
театре
происходила
ломка
у ста рев ших
трафа­
ретов,
шли
ис ка ния
новых
форм ,
новых
подходов
к
и зо­
бражению
драмы:
жиз ненная
драматичность
пережива­
ний
вместо
прежней,
бытовой,
чисто
внешней
картин­
ност и
времен
Островского
приняла
теперь
психологиче­
с кую, «нутряную», углубленную форму «н а ст роен и й»-
Специалисты-драмоделы,
ремесленники
выдохшегося
трафа рета
д авно
уже
ни кого
не
уд овл етвор яли ,
хо тя
все
449

еще
с чит алось,
что
пьесы
должны
писать
не
писатели,
а
драматурги,
как
бы
рожденные
для
сцены.
К
это му
времени
относится
вы ст упле ние
Чехова
в
ка чес тве
драматурга.
И звест ен
незаслуженный
провал
«Чайки»
—
его
пер ­
вой
пье сы
—
в
лучшем
тогдашнем
театре
—
в
«Александ­
рин ке»: «Дом Щепкина», давно остановившийся и ока ­
меневший
на
«бытовом»
репертуаре
Островского,
прова­
лил
«Чайку»
—
эту
бесприютную
первую
л ас точку
новой
эп охи
в
исто р ии
русского
театра
—
в сл едств ие
органиче­
ск ой
н е спос обн ости
сойти
со
старой,
укатанной
до роги
на
новый
путь.
На
этом
пу ти
создался
совершенно
но вый
театр,
с
но­
вым и
людьми
—
Художественный
театр,
избравший
сво­
ей
эмбле мой
чеховскую
«Чайку»
и
сделавший
Чехова
основоположником
своего
репертуара.
«Чайка», поставленная в молодом,
нач инаю щем
теат­
ре,
имела
необыкновенный
успех.
Еще
с
большим
успе­
хом
утвердились
в
его
репертуаре
дальнейшие
пь есы
Чехова.
Начало
этому
было
положено
в
1900 году,
когда
«художники»
только
что
перекочевали
на
время
репети­
ций
из
«Эрмитажа»
в
новое
помещение
— так
называе­
мую
«Романовку»
б лиз
Пушкинского
бульвара.
Се зон
открывали
«Снегурочкой»
Островского,
постав­
ленной
в
пику
«Александринке»
в
совершенно
неожидан­
ных,
но вых
тон ах
с
первым
выступлением
Ка чал ова
в
роли
Бер е ндея.
Юный
тогда
Ка ча лов,
стройный,
благо­
родно
красивый,
с
дивным,
богатым,
гармоничным
гол о­
сом,
звучавшим,
как
музыка,
поразил
пу бл ику
в
эт ой
сказочной
пьесе
о
пришествии
весны.
Да
и
вся
труппа
со сто яла
тогда
из
цветущей,
талантливой,
юной
молоде­
жи,
еще
так
н еда вно
составлявшей
«любительский»
кру­
жок .
Кач алов у
б ыло
тогда
дв адцат ь
пять
л ет,
Мо с квину
двадцать
шес ть,
и
в
таком
возрасте
эти
«начинающие»
уже
сверкали
яркой
талантливостью.
Была
поставлена
роскошная
поэма
на
сцене:
теплая
и
темная
весенняя
ночь
с
ее
шепотами
и
поцелуями
свободной
л юбви,
когда
казалось,
что
со
сцены,
да
и
от
в сей
пьесы
льется
св е­
жи й,
нежный,
ночной
аромат
расп уск ающи хся
алых
роз!
И
все-таки,
несмотря
на
успех,
эту
пьесу
Островского
скоро
сняли
с
репертуара:
время
требовало
но вых
песен.
Вторым
спектаклем
шла
пьеса
Чехова
«Дядя Ваня».
450

Успех
пьес
Чехова
нанес
смертельный
удар
б ес печ­
ном у
существованию
ремесленного
це ха
«драмоделов»:
наглядно
по каз ал,
каким
должно
быть
ис тин ное
драма­
тическое
произведение,
в
кот ором
художественная
сце ­
ничн ос ть,
заменившая
опошленные
т раф аре ты,
соединя­
ла сь
с
первоклассной
литературой.
Большая
п ублика
пр иня ла
«Дядю Ваню»
и
впослед­
ствии
«Вишневый сад», как и все вообще пьесы Чехо ­
ва,
чут ь
ли
не
с
большей
лю бо вью,
чем
его
мелкие
рас­
сказы .
Чехов
как
драматург
был
пр изна н
п ре ссой
и
публи­
кой.
У спех
его
пь ес
как
бы
пр оло жил
дорогу
на
сцену
бо­
лее
мол одым
пис ател ям ,
его
современникам:
су щест во­
вал
и
быстро
р аз вивал ся
Художественный
театр,
где
умели
ста в ить
пьесы
так
талантливо,
как
нико гд а
и
ни­
где
еще
не
ставили.
Почти
одновременно
с
Ч ехо вым
выступил
и
драма­
тург
Горький:
его
«Мещане»
б ыли
поставлены
в
1901 го­
ду.
В
сл еду ющем
сезо не
появилось
«На дне».
Эти
и
другие
его
пьесы
как
бы
сопровождали
собы­
тия
1905 года .
В
то
же
время
на
сцене
как
Художественного,
так
и
других
театров
по явл яютс я
своеобразные
пьесы
Анд р ее­
ва : «К звездам», «Савва», «Дни нашей жизни».
На
до­
лю
последней
пьесы,
которой
сам
автор
не
придавал
большого
значения,
выпал
исключительный
успех,
ка кого
не
име ла
даже
«Жизнь человека»,
великолепно
пост ав ­
ленная
Художественным
театром.
По
их
следам
шел
Семен
Юшкевич,
талантливый
бе лл етр ист
и
драматург,
яркий
бытописатель,
автор
мно ­
гочисленных
рассказов
и
повестей,
проникнутых
лю­
б овью
«к бедным людям», автор популярных в свое вре­
мя
пье с
«Мизерере», «Король», «Человек
воздуха»,
«Комедия брака», из числа которых «М изе рере»
с
успе­
хом
шла
в
Художественном
театре.
Его
произведения
всегда
бы ли
согреты
чувством
любви
к
лю дям.
В
пьесах
Юшкевича
изображалось
то
же
самое
углубление
классового
и
семейного
разв ала,
дробившего
жизнь
на
антагонизмы
«богатых и бедных»,
«отцов и детей», какое происходило тогда
с
особ енн ой
обостренностью
по
вс ей
ст р ане.
451

С.
А.
Найд ен ов
Среди
шума,
подн ято го
про из вед ениям и
нов ых
пи­
сат елей,
появилась
драма
Найденова
«Дети Ванюшина»,
в
котор ой
вскрывалось
разложение
рядовой
современ­
ной
купеческой
семьи.
На
до лю
ее
выпал
колоссальный,
в
пол ном
смысле
эт ого
слова,
успех.
В
двадцат ь
четы ре
часа
безвестный
молод ой
человек,
ничего
до
этого
не
писавший
и
еще
ни
раз у
нигде
не
пе­
чатавшийся,
сделался
знаменитостью.
Пьеса
б ыла
поставлена
в
театре
Корша,
шла
чуть
ли
не
че рез
день
в
течение
в сего
сезона
и
неизменно
да ва­
ла
битковые
сб оры.
Не
было
в
Москве
человека,
не
с тре­
мившегося
хоть
раз
посмотреть
«Дети Ванюшина».
Имя
автора
сразу
ста ло
большим
им енем,
а
сам
он
очутился
в
высшем
круг у
деятелей
сиены
и
художественной
ли­
тературы.
Найденову
было
тогда
тридцать
два
года ;
худой,
среднего
роста,
сутуловатый,
в
п енс не,
с
те мны ми,
взлох­
маченными,
слегка
вьющимися
в ихр ами,
с
небольшой
бородкой;
ли цо
смугловатое,
горб он осое ,
немножко
во­
с точного
типа,
какие
часто
встречаются
в
Казани
—
род ­
ном
его
городе.
Он
был
оче нь
молчалив,
застенчив
и
скромен,
гово­
рить
на
больших
собраниях
не
ум ел
или
бо ял ся,
да
и
в
интимном
приятельском
кр угу
говорил
мало,
тихи м
го­
лосом ,
сбиваясь
и
путаясь,
ухмы л яясь
чудаковатой,
п рос тодуш ной
улыбкой.
Говорил,
что
был
некоторое
время
провинциальным
актером
на
вт орых
ролях,
но
ск оро
это
дел о
бросил,
так
как,
по
его
словам,
актер
он
был
«плохой» .
Это
и
видно
бы ло
по
его
застенчивым
ман ер ам,
по
неуменью
говорить
и
рассказывать,
по
отсутствию
х отя
бы
намека
на
ап ломб .
Ни чего
в
нем
не
замечалось
актер­
ского.
Происходил
он
из
довольно
состоятельной
купече­
ско й
семьи,
когда-то
попу ляр но й
в
Казани,
но
по
смерти
отца
обедневшей
и
распавшейся.
Тем а
пьесы
«Дети Ва ­
нюшина»
по чер пну та
им
из
х рони ки
собственной
семьи,
причем
так
близка
к
действительным
живым
лицам,
что
постановка
пьесы
в
Казани
надолго
б ыла
запрещена
ав­
тором .
452

Некоторая
угрюмость
и
замкнутость
в
характере
Найденова
была,
вероятно,
следствием
тя же лой
семей­
ной
о бст ано вки,
в
кот орой
п рошли
его
ра нние
го ды.
При
ближайшем
зн аком стве
с
этим
всегда
держав­
шимся
в
т ени
человеком
у
в сех
ос та ва лось
приятное
впечатление
доброты,
мягкости,
сердечной
отзывчивости,
природной
деликатности.
В
первую
зиму
св оей
славы
Н айдено в
был
холост ,
од ин ок,
жил
большей
частью
в
первоклассных
гостини­
ца х,
обедал
в
лучших
ресторанах
и
вообще
не
знал,
куда
деват ь
по лу ч аемые
от
пьесы
де ньги ,
казавшиеся
ему
о гр ом ными,
но
шикарный
образ
жизни
не
удав ался
и
как-то
не
шел
к
его
скромной
вихрастой
фигуре
и
э стети ­
ческим
при вычк а м.
Иногда
жа лов ался
на
одиночество,
на
то,
что
ему
уже
много
лет
и
что
надо
жениться,
по ка
не
ушла
слава:
внезапной
славе
своей
он
плохо
ве рил
и
б оялся ,
что
она
может
изменить
ем у.
В
эту
же
зиму
он
как-то
явился
на
собрание
«Среды»
к
Андрееву
вдвоем
с
молоденькой
курчавой
ос обой
в
красных
саф ь янов ых
башмачках
и
отре комен дов ал
ее:
«Моя жена Инна Ивановна!»
После
головокружительного
успеха
первой
пьесы
начались
не из б ывные
неудачи
последующих.
Правда,
в
провинции
с
некоторым
ус п ехом
шла
его
вторая
пьеса
«Богатый человек», в Художественном доставили тре ­
тью
—
«Авдотьина жизнь»
и
четвертую
—
«Стены», но
все
они
почему-то
ра зо чар овывал и
публику,
не
делали
сборов
и
после
неско ль ких
спектаклей
были
сняты
с
ре­
п ертуа ра.
С
тех
пор
и
до
конца
ж изни
литературная
судьба
же­
стоко
и
незаслуженно
би ла
Н айде но ва.
Он
н ап исал
бо­
лее
десяти
пь ес.
Одна
из
последних
—
«Работница»
—
бы ла
написана
в
1916 году,
ставилась
в
Москве
и
про ­
винции,
но,
как
и
прежние,
успеха
не
имела.
Последую­
щие
совсем
не
став ил ись .
Это
происходило
не
потому,
что
Найденов,
кроме
од­
ной
удачной
пьесы,
ничего
не
на пи сал
удачного.
Все
его
пье сы
в
литературном
и
сценическом
отношении
ничуть
не
хуже
«Детей Ванюшина», но по самому содержанию
уже
не
имели
для
пуб лики
то го
зн аче ния,
какое
имела
его
первая
пьеса.
453

В
эту
пь есу
На йден ов
вложил
все,
что
и мел,
сам
пе­
реживший
и
пер ес тра давш ий
ее
горькую
жизненную
правду,
к отор ая
оказалась
так ой
бл изк ой
и
волнующей
для
вс ей
предреволюционной
эпохи.
Но
ни
прир од ный
та ла нт,
ни
знание
техники
сц ены
не
спасли
его
после­
дующ их
пьес
от
несправедливого
равнодушия
пуб лик и,
метавшейся
в
своих
настроениях
из
одной
крайности
в
другую.
Неуспех
всех
пьес,
кр оме
первой,
стр ашн о
отозвался
на
здоровье
Найд ено ва :
у
него
нач ал ась
чах о тка,
и
все
последние
годы
ему
приш лос ь
жи ть
в
Кр ыму,
где
боль­
ной
драматург
вы нуж ден
был
по селит ься
на
много
лет
до
самой
своей
с мер ти.
И нне
Ивановне
выпала
печальная
судьба
—
превра­
титься
в
подругу
больного,
мнительного,
потерявшего
веру
в
себ я
и
свой
талант
пис ател я.
Она
мужественно
и
самоотверженно
выполняла
дан ­
ную
ей
жизнью
роль ,
не
жа луясь
на
судьбу.
Никогда
не
жа лова лся
и
он,
но,
вероятно,
тем
тяже­
лее
б ыло
таить
в
себе
у нын ие,
сомнение,
тос ку ...
Лето м
1916 года я в последний раз видел Найденова
в
Ялте.
В
это
время
ему
было
лет
сорок
семь:
д лин ные
и
густ ые
вьющиеся
в олосы
его
поседели
как
лунь,
при­
да вая
ему
сходство
с
Ибсеном.
Ед инс тве нным
ист оч ни­
ком
существования
давно
уже
слу жи ли
«Дети Ванюши ­
на»
и
кое-какие
крохи ,
уц еле вшие
от
пр ежних
сбереж е­
ний.
В
1922 г.
он
умер
и
пох орон ен
на
Ялт инск ом
клад­
бищ е.
Реакция
и
литература
упадка
после
1905 года.
Арцыбашев
После
пора жен ия
революции
1905 года началась бес ­
пощадная
расправа,
вод вори ла сь
на
много
лет
гнету­
щая,
тупая
реакция.
Реакционный
политический
р ежим
пород ил
у
части
инт е лл иге нции
р еакци ю
вн ут рен нюю,
психологическую,
у ныние ,
пессимизм
и
упадок
д уха,
ск а за вшийся
в
по­
требности
найти
заб вен ие
в
чем-то
д ру гом:
искали
сур­
рогатов
в
опьянении
себя
вином,
кокаином,
полов ой
распущенностью,
азар тн ой
игрой;
мрачным
флером
по­
454

дернулось
затуманенное
со знани е
разочарованных
ду ш,
утра тив ши х
вер у
в
лучшее
будущее.
«Все насмарку,
и
всему
конец»
—
приблизительно
такими
словами
об озн ачал и
эту
длительную
полосу
от­
чаяния
и
гор ьког о
разгула.
Арцыбашев,
выступивший
в
ми ро л юбов ском
«Жур ­
на ле
для
вс ех»
со
«Смертью Ланге»
и
в
«Современном
мире»
с
рассказом
«Рабочий Шевырев», ранее этого ра­
ботал
над
д линным
романом,
в
то
вре мя
забракованным
Миролюбовым.
Теперь
это т
роман
автор
частями
посы­
лал
в
«Современный мир», где его стали печатать,
не
зная
дальнейшего
содержания
рукописи.
Оказ авш ая ся
«сексуальность»
романа
несколько
с му­
ти ла
редакцию,
х отя
поневоле
пришлось
п родо лжа ть
печатание
в
надежде,
что
с уть
произведения
не
в
«этом» .
Но
именно
«это»
создало
неожиданный
и
необыкно­
венный
успех
романа
у
публики,
с
болезненным
внима­
ни ем
относившейся
к
став шим
мод ны ми
«проблемам по­
ла ».
Заглавие
ро м ан а, «созвучного
эпо х е»,
б ыло
«Са ­
ни н».
Влияние
этого
пессимистического
пр о извед ен ия,
по­
ставленного
критикой
«по ту сторону литературы», быть
может,
вопреки
намерению
автора,
было
иск лю чит ел ьно
«сексуальным»: в жизни появились « Са нин ы», «санин-
цы»
и
«арцыбашевки» .
Изданный
отдельной
книгой
«Санин»
прогре м ел
на
всю
Россию,
доставив
автору
сомнительное
имя,
пол у-
скандальную
славу
и
довольно
большие
деньги.
Мол од ежь
у в лекал ась
Арцыбашевым,
эт ой
новой
тогд а
знаменитостью:
ду ма ли,
что
в
«Санине»
решается
во прос
об
«освобождении женщины», что автор
вывел
там
самого
с ебя,
как
нового
«героя нашего времени»,
рокового
крас авц а
и
п об еди теля
сердец.
На
сам ом
же
деле
Арц ыба шев
только
мечтал
похо­
дить
на
своего
героя,
но
никогда
не
был
им
в
жизни .
По
внешности
это
был
маленького
ро ста
чахоточный
м олодой
человек,
кот ором у
на
почве
туберкулеза
когда-то
была
сделана
трепанация
черепа,
наделившая
его
бол ь­
шим
физическим
нед оста тком
—
неизлечимой
глухо той
и
неприятно
звучавшим,
несколько
гнусавым
голосом.
Пр авда,
лицом
он
был
недурен,
но
лицу
своему
с
холеной,
под ст р иженн ой
бородкой
и
с
подкрученными
455

маленькими
усиками,
желая
хоть
отч асти
походить
на
«автора Санина», он старался
придавать
фато ва­
тый
оттенок,
что,
однако,
ему
мало
удавалось,
пот о­
му
что
на
сам ом
д еле
Арцыбашев
совсем
не
был
фа­
то м.
Х одил
всегда
в
коротенькой
студенческой
ко со во­
ротке,
студенческих
форменных
р ейту зах
и
см аз ных
сапогах,
хо тя
ник ог да
студентом
не
бы л,
а
учился
в
учи ли ще
живо пис и,
намереваясь
сделаться
художни­
ком.
Неско ль ко
странная,
демократическая
его
на руж­
ность
с
заметным
физическим
недостатком,
в ероятн о,
мало
импонировала
«роскошным женщинам»
санинского
типа ,
к оторы х
Арцыбашев
неизменно
выводил
в
своих
произведениях
и
к
к оторым
стремился
в
жизни ,
но
ник о­
гда
не
имел
успеха,
за
что
мстил
им
в
своих
рома на х,
рассказах
и
пье сах .
Физически
обиженный
при ро дой
и
вместе
одаренный
духовно,
болезненно
самолюбивый
и
несчастливый
в
ли чной
жизни ,
он,
вероятно,
уже
в следс тв ие
своих
пр и­
родных
данных
был
всегда
склонен
к
пессимизму.
Личная
его
жизнь
в
этом
отношении
бы ла
чрезвы­
чайно
показательной:
он
рассказывал,
что
в
юности
его
обманным
о бра зом
обвенчали,
напоив
пьяным
до
бесп а­
мятства.
Утром
он
удалил
от
себя
навязанную
ему
жену
и
больше
нико гд а
не
встречался
с
нею,
несмотря
на
то,
что
им ел
от
нее
сына,
ко торо го
никогда
не
видел
и
не
хо тел
видеть.
Мальчик
был
оче нь
хорош
собой
и
болез­
ненно,
ф ана тическ и
любил
своего
знаменитого
отца,
из­
вестного
ему
только
по
фотографиям.
После
такого
не уд ач ного
«законного»
бр ака
Арцы­
ба шев
был
две над ца ть
лет
же нат
на
женщи не
нич ем
не
замечательной,
был
для
нее
совсем
не
по-«санински»
лю­
бящим,
верным
и
заботливым
суп ругом ,
н апи сал
при
ней
«Санина», прославился,
разбогател,
но
как
только
перевел
на
ее
имя
большую
часть
своих
денег,
она
тот­
час
же
оставила
его
ради
заурядного
актера
быкообраз­
ной
наружности.
Погоревав
и
обеднев,
автор
«Санина»
встретился
в
Петербурге
на
м н оголюдной
писательско-актерской
ве­
ч ер инке
с
маленькой
выходной
арти сточ кой
и
на
другой
же
день
женился
на
ней ,
польщенный
легкостью
своей
п обе ды.
Эта
жена
проводила
его
до
могилы,
но
говори­
456

ли,
что
он
не
столько
любил
ее,
ско л ько
ревновал,
вы­
стр ад ав
пьесу
«Ревность».
Таков
был
в
«жизни»
известный
в
свое
время
писа­
тель
Арцыбашев,
ав тор
«Санина», больной и несчастный
человек.
После
«Санина», переведенного на европейские язы ­
ки
и
да же
на
японский,
Арц ыба шев
дал
ряд
произведе­
ний
с
неизменным
привкусом
«сексуальности», но в сущ­
ности
одно
пессимистичнее
другого:
отвращение
к
жиз­
ни
и
неи збежн о сть
самоубийства
—
вот
выводы,
к
кото­
рым
приходят
герои
его
последнего
романа
—
«У по­
след ней
че р ты».
У
эт ой
черты
угасло
и
творчество
Арцыбашева,
мод­
но го
представителя
упадочной
литературы
в
м ра чную
эпо ху
реакции
—
до
Октябрьской
революции.
«Леда»
Анатолия
Каменского.
Вербицкая
и
Арк .
Аверченко
До
появления
«Санина»
в
Петербурге
был
моло дой ,
малозаметный
писатель
Анатолий
Ка м енский,
аккур ат­
ный,
приличный
и
корректный,
приятных
м анер
человек,
пис авш ий
столь
же
приятные
рассказы,
нич ем
не
выде­
лявшиеся
из
общей
массы
заурядных,
но
не
плохих
рас­
сказов.
«Санинское»
течение
захватило
и
э того
вполне
урав­
новешенного
чело в ека:
он
нап ис ал
небольшой
рассказик
«Леда»
с
эпизо д ом
фантастического
демонстрирования
прекрасного
женского
тела
и
эстетической
проповедью
«о красоте», которая должна быть выше предрассудков.
Рассказ
эт от
в
ли тера тур ном
отн оше нии
был
и
остает­
ся
самым
слабым
из
вс ех
немногочисленных
произ ве­
де ний
Анатолия
Каменского,
но,
по
иро нии
судьбы,
имен­
но
этот
р ассказ
сделал
шум
в
лит ера туре ,
в озбу дил
у
одних
воз м ущ ение,
а
у
других
одобрение
не
художест­
венно-литературной
стороной,
а
ост рот ой
«модной»
темы.
О
«неприличии»
этого
рассказа
так
ча сто
упомина­
лось
всюду
кстати
и
некстати,
что
Каменский,
наконец,
стал
известен
всей
Р оссии
главным
об раз ом
как
автор
«Леды» .
457

Этот
сомнительный
успех
так
ободрил
скромного
ав­
тора,
что
он
серь езно
уверовал
в
св ою
мисс ию
пропаган­
дир ова ть
то,
что
называется
«нюдизмом> 1.
«Погоня за успехом», несомненно,
окрылила
Камен­
ско го,
поб у див
его
пе реде ла ть
рассказ
в
одноактную
пь есу,
сутью
кот орой
бы ло,
кон ечно ,
появление
на
сцепе
ж енщин ы
в
одних
только
башмаках.
Составив
труппу,
Каменский
в
качестве
автора-антре­
пре не ра
отпра ви л ся
с
нею
в
артистическое
турне
по
пр о­
винциальным
городам
с
целью
своеобразной
агитации,
ст авя
повсюду
свою
«Леду» .
На
первое
п р едста вл ение
пу бл ика
являла сь
из
лю­
бопытства,
но
потом
утр а чива ла
интерес:
в
пьесе
не
бы­
ло
никакого
действия,
а
было
«ревю»
с
эстетической
про ­
поведью.
В
«ревю»
же
эт ом
не
оказывалось
ничего
ни
чу з-
ст ве нн ого,
ни
соблазнительного:
хор ошо
было
в
д р евние
в рем ена
знаменитой
легендарной
Фри не
покорять
серд­
ца
людей
св оей
«божественной»
красотой
под
открытым
небом,
под
лучами
горячего
южного
солнца,
но
испол­
нительниц
«Леды», обладавших
вы да ющейс я
красотой
или
талантом,
Каменский
не
мог
привлечь
к
своему
тур­
не
в
разгар
зим нег о
сезона
по
з анесен ной
снегом
север­
ной
с тран е,
а
те
маленькие
актрисы,
которые
соглаша­
ли сь
выступать,
производили
жалкое
впечатление
на
халтурно
о б ставл енной
сцене
п ро винциал ьных
театри­
ков ,
с
позеленевшим
телом
от
стыда,
страха
и
холода.
Для
храбрости
пр ибег али
к
коньяку
и
кокаину,
и
все-
таки
бы ли
случаи
обмороков
«Леды»
после
выхода
на
сцену.
«Турне»
приш ло сь
прекратить,
но
в
лите ра т уре
имя
Каменского
как
автора
«Леды»
осталось.
Гораздо
большим
усп е хом
в
то
время
пользовались
произведения
пожило й
писательницы
Вербицкой
—
ис­
ключительно
у
зеленой
молодежи.
Это
была
как
бы
Ча рска я
н аизн ан ку.
Серьезная
кри ­
тика
с
пр езр ен ием
относилась
к
ее
«Ключам счастья», не
находя
в
них
ничего,
кроме
спеку л яци и,
и
ставя
ее
п ро-
1От слова «ню» (пи
—
голый
(франц,) —
об нажен ная
живая
натура;
изображение
обнаженного
тела«
458

изведения
«по ту сторону литературы», но это нисколько
не
мешало
громадному
тиражу
ее
книг.
Такое
же
значение
имела
литературная
юмористи­
ка,
успех
«Сатирикона»
и
«сатириконцев», главным об­
разом
Ар кад ия
Аверченко.
Он
очень
быстро
сделался
всеобщим
любимцем
ши­
рокой
публики:
смешными
рассказами
на
невинные
о бы­
вательские
темы
литературный
весельчак
нев ол ьно
вы­
зывал
улыбку
на
л ице
читателя,
издерганного
окружаю­
щей
мрачной
действительностью.
Да
и
реальное
лицо
са­
мо го
Аверченко
никогда
не
б ыло
таки м
беззаботным,
каким
оно
пр едс та влял ось
читателю.
Действительность,
от р аж аемая
в
«пришибленном ле ­
пете»
литературы,
как
в
существовавшем
тог да
же
«Кривом зеркале», становилась с каждым днем мрачнее
и
невыносимее

МАЯКОВСКИЙ
З адо лго
до
войны
1914—1918 годов в русской поэзии
зад ав ало
тон
пре обл ад авш ее
в
ней
л и тера турное
те чен ие
символизма.
(Кроме символистов,
б ыло
много
мо лоды х
поэтов,
родственных
им
по
д уху,
наст р оения м
и
стремле­
ниям.)
Под
в лияние м
европейских
образцов
молодая
русская
поэз ия
ушла
тогда
в
лабораторную
работу,
в
ис­
кание
новых
форм .
Уже
од ин
только
Бальмонт
отк рыл
и
разработал
це­
лые
ро ссып и
музыкальных
тонкостей
языка,
разнообра­
зия
размеров,
изысканности
р ифм
и
такой
вир ту оз ной
т ех ники
стих а,
о
ко то рой
не
сн ил ось
старым
идолам
рус ­
ск ой
поэ зии.
Во
главу
угла
прежде
всего
ставилось
техни­
ческое
мастерство
часто
в
ущерб
содержанию.
Голая
мысль
в
поэзии
отрицалась,
требовались
образ ы,
музы­
кальность
и
новизна
формы,
р ифм
и
д аже
слов.
Состя­
зались
в
н аг ромож ден ии
образов,
за
которыми
читателю
самому
предоставлялось
угадывать
затуманенный
смысл
поэтической
шар ады .
Внешне
—
это
было
несомненным
под ражан и ем
за­
падной
изысканности,
утонченно-эстетической
гастроно­
мии,
гурм ан ст ву
европейской
литературы,
объевшейся
буржуазным
скептицизмом
с
пустой
сердцевиной
и
рос­
кошной
косметикой
старой
красавицы.
Внутреннее
уга­
сание
духа
насквозь
омещанившейся
жизни
там
давно
прикрывалось
тонко
разра ботанн ой
ф ормой .
Эс тетич е­
ское
гурманство
преимущественно
скрывало
уг асающ ий
п епел
прежних
ярких
огней.
То,
что
в
русс кой
жиз ни
де йствит ель но
отживало
и
разлагалось,
жа дно
впивало
в
се бя
этот
аромат
пресы­
460

ще ния,
смягчавший
роков ую ,
неумолкающую
бо ль,
по­
могавший
на
время
забыть
о
пугающих
предчувствиях,
опьянить
себя
с л адким
дурманом
уто нче н ного
эсте­
тизма.
Но
внутренне
—
иск ание
нов ых
ф орм
для
грядущего
содержания,
неудовлетворенность
старыми
фор ма ми
и
р азру ш ение
их
уже
явля лось
началом
революции
в
русской
л и терат уре:
чу вст вов ало сь
отдаленное
веяние
нов ого
всемогущего
духа,
неотвратимо
охватывавшего
старую
Рос с ию.
Но
пока
лабораторная
работа
поэтов,
выковывавших
новые
ф ормы
художественного
слова,
не
удовлетворяла
широкие,
примитивно
здо ровы е
слои,
жаждавшие
не
только
пустой
фо рмы,
но
и
немедленного
наполнения
ее
жгучим
материалом.
Там,
глубоко
внизу,
все
уже
кипело
расплавленным
металлом
и
только
ждал о
возможности
вылиться.
Там
зрел и
громадные
з апр осы
ве лик ой
стра­
ны,
выросшей
из
детских
сви вал ьн ико в,
оттуда
неизбеж­
но
на двига лся
груб ый
ре ал изм
человеческого
стр а да ния,
борьбы
и
кипящего
гнева.
Для
эт ого
содержания
вр яд
ли
в се-та ки
годились
утонченные,
хрупкие,
заимствован­
ные
ф ормы
символизма:
ши роки м
кругам
сни лись
гово­
рящие
громы,
г ига нт ские
об разы
или
по
к рай ней
мере
громкоговорители
и
пл ака ты.
В
те
времена
политической
реакции
после
подавления
революции
1905 года,
ког да
ра зо ча р ованные
русские
ду ши
искали
приюта
в
эстетиз­
ме
и
художественных
исканиях,
н авст речу
это й
потреб­
ност и
шла
не
только
литература,
но
и
театр:
там
тоже
проис х од или
«искания»: искал выхода из « чехов с ких
на­
строений»
Художественный
театр ,
ставя
то
Ибсен а,
то
Шекспира,
то
инсценировки
Достоевского,
«искала»
Комиссаржевская,
и скал
Мейерхольд.
В
«Эрмитаже»
московском
некоторое
время
существовал
но вый
бога­
тый
театр,
роскошной
постановкой
«новинок»
подавляв­
ший
чародейство
Станиславского.
Особый
у спех
там
имела
экзотическая
пьеса
—
якобы
пе ре вод
с
к ит айско­
го
—
«Желтая кофта»: после исторической борьбы в
же лт о-золо тую
кофту
—
символ
высшей
власти
—
обл а­
чался,
коронуясь
на
царство,
китайский
принц,
долго
скитавшийся
в
неизвестности.
И
тотчас
же
прославился
доселе
неизвестный,
почти
нигде
не
пе ча тавши йся
мол одо й
поэт
М аяко вски й,
появ-
461

лившийся
в
театрах
и
ресторанах
в
желтой
кофте.
Его
удал ял и
оттуда
при
помощи
полиции,
со
скандалом,
га­
зеты
писали
о
«саморекламе»
эт ого
чудака,
возмуща­
лись.
Маяковский
заставил
пре ссу
и
публику
говорить
о
се бе
благ одар я
необыкновенному
костюму.
Потом
с
ком­
панией
таки х
же,
как
и
о н , «неизвестных»
поэтов
уехал
в
литературное
турне
по
провинции
—
все
в
той
же
жел­
той
кофте.
Публика
недоумевала,
не
понимая:
почем у
кофта?
Х отя
не
трудно
б ыло
предположить,
что
юный
неудачник,
стихов
кот орого
не
принимала
ни
од на
ре­
д акция,
счи тал
себя
пр инцем
поэзии
и,
по-видимому,
«короновался»
самовольно,
не
дожидаясь,
когда
его
признают
и
возведут
в
ранг
«короля поэтов» .
Такое
са­
момнение
каз ало сь
вс ем
ловкой
и
смелой
рекламой,
оригинальной
шутк ой.
Скоро
поэты
возвратились
из
тур­
не
с
деньгами
и
скандальной
«славой»: публика везде
возмущалась
стихами
и
ко стю мом
Маяковского,
дер зк и­
ми
репликами
поэтов
с
эстрады,
к ри чала
им
«Долой!»,
но,
движимая
любопытством
и
желанием
«возражать»
им,
всюду
с
боем
лезла
на
их
литературные
пу блич ные
вечера.
Сделавшись
своеобразной
«известностью», Ма­
яковский
с
деньгами
и
славой
вернулся
в
Москву,
одел­
ся
франтом
и
больше
уже
никогда
не
надевал
желтой
кофты.
В
это
время
мне
случайно
пришлось
встретиться
и
познакомиться
с
ним
в
гостях
у
одного
модн ого
тогд а
писателя.
М аяк овск им
ока зался
высокий,
здоровенный,
жи ли стый
дети на
в
приличном
ко стюме
и
каком-то
ори­
гинальном
бархатном
жилете.
На
вид
ему
мо жно
б ыло
дать
лет
двадцать
пять,
хотя
на
сам ом
де ле
могло
быт ь
и
ме нь ше,
но
уж
слишком
громоздким
был
эт от
великан
с
гус т ым,
с иль ным
басом,
важным
видом,
квадратным
лбом
коротко
остриженной
головы
и
презрительно
выдающейся
нижне й
ч елюст ью.
Его
характерное,
р езко
очерченное
ли цо
с
тя жел ым
взгля до м
глубо­
ких
глаз
и
просторным
че ре пом
казало сь
мрачным
и
за -*
стенчивым.
Совсем
не
таким
пре дс та влял
я
с ебе
героя
ск ан даль­
ных
вечеров
и
носителя
желтой
кофты.
По
газетам,
это
был
развязный
рекламист,
авантюрист,
трак ти рны й
ку­
тила.
Но
это му
пр е дстав л ению
не
отвечало
непосред­
ственное
впечатление:
Ма яко вс кий
был
очень
серьезен,
462

сдержан,
обнаружил
большую
начитанность
по
художе­
ственной
литературе,
держа лся
скромно,
иногда
кр асн ел
и
смущался.
Казалось,
что
на
эстраде
и
в
литературе
он
чувствовал
се бя
совсем
не
тем ,
чем
был
на
самом
деле.
Таково
было
мое
первое
впечатление
от
встречи
с
М ая­
ковским.
Прошло
неско л ько
лет.
Имя
Маяковского
больше
не
фи гури ров ало
в
хронике
литературных
скандалов,
но
з ато
появлялись
в
печати
его
стихи:
он
пр имкну л
к
ре­
дакции
«Сатирикона», вращался в литературных круж ­
ках
молодежи,
в
его
стихах
стало
замет но
вл ияни е
«ла­
бораторной
ра б от ы»: меткость сравнений,
богатство
и зыска нн ых
рифм,
м аст ерст во
техники.
Школ а
символи­
стов
ока зала
ему,
несомненно,
большую
услугу,
и
все-
та ки
он
чем-то
отличался
от
них,
выявлялось
св ое
со б­
ственное, «Маяковское»
лицо.
По явила сь
его
поэма
под
юмористическим
заглавием
«Облако в штанах», хотя ни­
че го
веселого
в
ней
не
оказалось:
наоборот,
она
была
проникнута
ре во лю цион ным
чувством,
изобиловала
круп­
ными
обр азами
плакатного
рисунка
и
была
скорее
пе­
чальна
и
ли ри чна,
чем
остроумна.
Но
бо льш ая
публика
еще
по мнила
«желтую кофту»,
смотрела
на
Маяковского,
как
на
«сатириконца», и жда­
ла
от
не го
только
вывертов,
эксцентричностей
и
ос трот.
Самое
заг лав ие
поэмы
многих
отталкивало
от
прочтения
ее.
Ничего
сер ь езно го , «идейного»
в
об ычн ом
шт амп е,
а
тем
более
революционного
или
хотя
бы
«гражданского»
от
Маяковского
не
ждали ,
да
он
и
сам
отмежевывался
от
тогдашних
гражданских
м от ивов.
«Облако в штанах»
не
сдел ал о
шума.
Как-то
зимой
в
П е те рбурге
я
поехал
с
компанией
писат ел ей
в
знаменитый
тогда
ка бач ок
литературно-ар­
тистической
боге мы
«Бродячая собака»
на
объявленный
там
литературный
вечер.
Это
б ыло
почти
подземное
по­
мещение
в
по дв але
большого
д ома
с
ходом
со
двора,
со­
сто явш ее
из
трех
или
.че тыр ех
маленьких,
низеньких
комнат
со
сводчатым
потолком.
Стены
его
были
распи­
саны
худож ник ами
богемы
странными,
яр ко
красочными
рисунками
в
декадентском
стиле
бредового
со де ржания.
Съе зд
в
«Собаке»
начинался
после
полуночи.
Приехали
в
самый
разг ар
литературного
вечера.
Б ыло
душно,
дымно
и
тесно.
С
э стр ады
оди н
за
другим
декламирова­
463

ли
свои
произведения
мол одые
поэты
—
бл едные ,
бр и­
тые
юно ши
типа
тогдашней
боге мы .
Читали
одинаково
хорошо
или
плохо,
но
непонятно,
новой
тогда
напе вно й,
м он отон ной
манерой.
На
э стр аду
поднялась
громадная,
х» удая,
жилистая
фигура
Маяковского.
Той
же
общепринятой
манерой
он
продекламировал
наизусть
св ою
поэму
«Облако в шта­
нах ».
Читал
не
лучше
д ру гих,
но
хорошо
зв учал
его
об­
ширный,
богатый
и
сильный
голос.
Пуб ли ка
«Бродячей собаки»
была
пест р ая:
в
ме нь­
шинстве
—
артисты,
писатели,
художники,
а
в
большин­
стве
—
нарядная,
бур жу аз ная , «из моды»
приезжая
сю­
да
з акон чить
веч ер
п осле
театра,
кут ежа
или
ужи на
в
ресторане.
М аяко вски й
читал
с
пафосом:
Гро м
из -за
тучи,
зверея,
вылез,
гром адн ые
ноз дри
задорно
вы смо рк ал,
и
не бье
л ицо
секунду
кр иви лось
суровой
гримасой
железного
Бисмарка.
Публика,
с луша я,
смеялась,
принимая
эт от
грандиоз­
ный
плакат
за
очередную
шут ку
поэта.
Д ождь
обрыдал
тротуары...
на
ресни цах
моро зных
сосулек
с лезы
из
глаз..
лопались
люди,
п роевш ись
насквозь,
и
сочил ось
сквозь
трещины
сало...
О пять
было
см е шно,
хотя
насчет
«сала»
и
не пр иятно
немножко,
но
ждали
какого-нибудь
выверта
и
скандаль­
ности
в
духе
капитана
Ле бядк ина .
Стр ан но
б ыло
видеть,
как
«проевшаяся насквозь»
публика
упо рно
не
хотела
понимать
истинный
смысл
трагической
поэмы,
напи сан ­
ной
в
балаганном
стиле
шутовским
язык ом
Мармела-
дова:
Идите,
голодненькие...
покорн е ньки е ,
.
•«*«•••(
бер нге
камень,
нож
или
бомбу,
а
есл и
у
кот ор ого
нету
рук —
пришел
чтоб
—
и
бился
лбом
бы!
464

В,
В.
Маяковский.

С.
А.
Найденов.

Ст ихи
прерывались
смехом
нарядной
публики:
рево­
люцион н о?
Но
Ведь
это
Маяковский,
шут
и
паяц,
в
«Бро­
дячей
со ба ке»
потешает
пья ных !..
Не
сер ь езно
же!
И
чем
гро мче
орал
он
с
э стр ады
странными,
слов но
отрубленными
топором
ст иха ми
и
сам
похожий
на
топор
с
неожиданными
и
часто
забавными
рифм а ми,
чем
в
бо льш ий
п риход ил
пафос,
тем
см еш нее
стано ви ло сь
мирно
настроенной
публике.
Она
твердо
помнила,
что
ее
забавляет
шут , «человек,
кото рый
смеется».
Ей
не
п ри­
ходило
в
гол ов у,
что,
б ыть
может,
это
ГуинПлэн
русской
поэзии.
Д аже
когда
он
проклинал
и
грозил,
когда
пла­
кал
о
любви
стихами,
слушатели
смеялись.
И
не
прихо­
ди ло
в
голову
пропахшему
в ином
погребку
«Бродячей
с о б а ки», что этому забавнику,
зашед шему
сюда
с
каки­
ми-то
зловещими
шутками,
суждено
в
бл изком
буд ущем
оказаться
Мефи сто фелем
нарядной
пуб лик и,
которой
будет
тогда
не
до
см еха.
Маяк ов ск ий
долго
не
имел
усп е ха.
Подняла
его
ре­
волюция.
На
у личн ую
три б уну
площадей
поднялся
уже
боле е
не
шут
в
желтой
кофте,
а
«король футуризма», поэт-
агитатор,
принц
революционного
пафоса.
Все
был о
у
него
для
этой
исключительной
роли :
орущ ий
смех,
не
знавш ий
ни
меры,
ни
размера,
даж е
в
лиризме
зв учав ший
в
неиз­
менном
«фортиссимо», крупный,
площадной
язык,
вечная
при подн ят ость ,
п лак атн ые,
преувеличенные
образы
и
сам
он
—
огромный,
с
громовым
голос ом ,
как
бы
созданным
для
шумных
площадей.
В
своей
литературной
молодости
он
был
принят
как
«гадкий утенок»
из
андерсеновской
сказки
с
той
разни­
ц ей,
что
нико гд а
не
чувствовал
с ебя
утенком:
всегда
з нал,
кто
он.
Его
первые
сти хи
не
во спр иним ал ись
в
это й
глухой
реакции
в сл едс твие
своеобразности
фор мы,
нарушавшей
п ривыч ные
традиции
стихосложения;
она
каза лась
недо­
пустимой
дерзостью:
М аяко вск ий
отбросил
плавность
размера,
заговорил
свободным,
но вым,
ярко
образным
я зы ком,
умышленно
допуская
площадность
и
груб ост ь
тона.
Это
б ыло
неслыханно,
ос корб л яло
хранителей
с та­
рых,
о св ящен ных
временем
литературных
форм,
оттал­
кивало
рядового
читателя,
никогда
сразу
не
при ем лю­
щего
ор иги нальн ост и,
и
только
молодежь,
как
это
все­
гда
бывает
при
появлении
наст о яще го
поэта,
по чуя ла
в
С65

нем
самое
себя,
св ое
настроение,
дух
протеста
и
вызова
всему,
что
отходило
в
про ш лое
и
чего
«старшие»
не
хо­
тели
видеть
из
слепоты,
лицемерия
или
трусости.
Он,
как
ребенок
в
известной
сказке,
первый
кр икнул ,
что
«король без штанов!», свое же явление миру уподо ­
бил
«облаку в штанах».
Скромный
и
даже
роб кий
в
обыденной
жизни,
Мая­
ковский
в
своих
стихах
стан ов ил ся
бесст р ашны м,
а
с
эстрады
каза лся
дерзким
и
самонадеянным,
когда
дело
кас ало сь
его
ве ры
в
себя,
в
свое
новаторство.
В
этих
случаях
он
с ра внивал
себ я
только
с
Пу шки ным:
ему
ка­
залось,
что
ве дь
и
Пушкин,
отбросивший
державинский
с тих
и
в пер вые
внесший
в
поэзию
разговорный
язык,
ужа с нул
х ра ните лей
«высокого стиля», вызвал их проте ­
сты
и
пор ицания ,
а
при
первых
своих
выступлениях
был
при зн ан
лишь
н емно гими.
Что
же
касается
высокой
техники
пушкинского
сти­
ха,
то
ведь
она
давно
стала
всеобщим
достоянием:
со­
временная
техника,
после
символистов
и
це лого
ряда
позднейших
виртуозов
яз ыка
и
рифмы,
опередила
пу ш­
кин скую
эпоху.
Маяковский,
действительно,
им ел
право
сознавать
себ я
крупным
представителем
литературного
мас терс т­
ва,
того
ма стерс тв а,
какого
еще
не
могло
бы ть
в
пушкин­
ские
времена:
он
не
мог
не
со зна вать
себя
первым
поэтом
мирового
перелома,
начавшегося
в
России.
По
свойству
к аждо го
ис ти нного
тал анта
в ос прини­
м ать
впечатления
и
переживать
всякое
чувство
в
сильно
ув елич ен ном
в иде
он
ч рез выч айно
высоко
ста вил
сво ю,
роль
в
рус с кой
поэзии.
Это
вытекало
из
всей
психоло­
гии
его
н есом нен но
сил ьн ой
н а туры:
«непризнан -
ность»
принижает
с лабы х,
но
в
Маяковском
она
вызы­
вала
про те ст,
возбуждала
все
его
силы
к
действию,
а
силы
б ыли
незаурядные.
Чем
больше
его
отвергали,
тем
настойчивее
и
тве рже
становилась
его
зам еча тель­
ная
«вера в себя». « Не поним а ние»
современников
толь­
ко
увеличивало
его
энергию
в
работе
над
соб ой,
утверж­
дало
уверенность
в
собственной
избранности,
в
м есс иан­
стве.
Успех
ему
достался
не
сраз у
и
не
легко.
Он
много
работал,
много
боролся
за
свою
самостоятельность
в
ли­
тературе,
прошел
тяжелый
пут ь
не удач,
н епри зна н ности
и
466

тра вли ,
и
эт от
п уть
органически
ра звил
в
нем
революци­
онное
чу вс тво
б орьбы .
Предчувствие
поэтом
своей
будущей
роли
в
русской
литературе
свидетельствовало
о
редкостной
ин ту иции,
об
ощущении
им
близости
катастрофического
сдви га
в
русской
жизни ,
когда
об
этом
еще
ни кто
не
думал .
Наступала
эпоха,
требовавшая
от
люд ей
громадности
си л,
героических
чувс тв
и
почти
сверхчеловеческой
эне р гии.
Революция
должна
бы ла
создавать
«поэта эпо­
х и», и этот жребий выпал Маяковскому:
в
революции
он
н ашел
себя,
перевоплотился
в
трибуна
и
плам е нного
агитатора
в
рус с кой
поэзии
—
яв ление,
как
и
са ма
рево­
лю ция,
еще
небывалое
в
Рос си и.
Развернулись
планетар­
ные
масштабы,
ми ро вые
горизонты,
исч езл а
грань
меж ­
ду
возможностью
и
фантазией.
Развенчивались
и
низ­
вергались
кум ир ы,
разваливались
и
сокрушались
цар­
ства,
исч еза ли
властные
кла ссы,
ги бли
венценосцы,
и
самое
не бо
подвергалось
штурм у.
С
другой
ст орон ы,
из
глуб ины
униже ния,
из
тьмы
неизвестности
выдвигались
на
в ер шины
власти
новые
люди:
произошло
головокружительное
падение
о дних
и
в озв ышени е
других.
В
поэзии
в
с^ю м
начале
социаль­
ного
катаклизма
в
первые
ря ды
призваны
б ыли
футури­
сты
—
по
ду ху
их
творчества
рев олюц ион еры
и
новато­
ры.
Талантливейшим
из
них
ока залс я
М ая ко вский.
Как
тут
не
закр уж и ться
даже
и
не
слабой
голов е?
Как
не
ощутить
ве личия
переживаемой
эпохи?
Психозом
вел и­
чия
были
охвачены
не
только
отдельные
ли чно сти,
но
главным
образом
массы,
да
и
псих оз
ли
это,
когда
гран­
диозность
бы ла
неизбежна
для
величайшей
из
револю­
ций
ч елов ечест ва?
В
ли те рат уру
хл ынул и
новые
с илы,
новые
тал ан ты,
не
с читая
подражателей
Маяковского,
с
нов ыми
моти­
вами,
с
новым,
бодрым
самочувствием,
с
лозунгами
бо рь бы,
ломки
стар о го
и
строительства
н овой
жиз ни
—
от
си мв ол изма
к
новому
реализму;
са ма
ж изнь
давал а
слишком
много
выстраданного
материала
для
широких
изображений
ге роиче с кой
эпохи.
Самый
фу тури зм
был
н ес колько
заглушен
и
покрыт
лавиной
м олодой
и
буйной
советской
литературы,
но
в лия ние
Маяковского
оказалось
гл у боким:
он
проло­
жил
новый
путь
не
для
подражателей,
а
для
те х,
кто
яв­
467

лялся
продолжателями
его
пути,
кто,
освободившись
от
нового
штампа,
выявил
с вое
ли цо.
В
момент
«величия»
Маяковского,
по-видимому,
весь­
ма
мучительно
переживавшего
с вое
в озвы шени е
на
вер­
шину
славы,
вознесшей
его
так
в незап но
и
пре д ъявив­
шей,
быть
может,
сверхсильные
требования,
совершен­
но
изменилось
от нош ение
к
нем у
ч ит ателей ,
писателей
и
поэтов,
да
и
состав
их
радикально
и змени л ся:
читала
и
слушала
его
уж
не
«нарядная публика», ничтожество ко­
торой
он
знал,
к огда
выступал
перед
ней
в
«Бродячей
со ба ке», сам бесприютный,
как
бродячая
со бака.
Он
чи­
тал
теперь
св ои
поэмы
перед
ты сячам и
рабочих
Москвы,
а
потом
и
многих
других
мировых
городов.
Ему
внимал
«его величество народ», и уже здесь поэт,
может
быть
невольно,
чувствовал
себ я
маленьким
в
сравнении
с
громадностью
сл уш ат еля,
впервые
узрел
се бя
на
высоте,
а
под
с обой
бушующую
бездну
революции.
В
од ном
стихотворении
этого
времени
Ма як овск ому
чудится,
что
он
стоит
над
Кремлем
на
куполе
Ив ана
Ве­
ликого
и
делает
отчаянные
усилия,
чтобы
удержаться
и
не
упасть,
а
вниз у
шумит
«народ московский» .
Ему
казалось,
что
«революция превознесла его до не ­
б ес,
и
в
д ругом
стихотворении
представляет
се бя
«на
небесах»:
Эта
вот
зализанная
гладь
—
это
и
е сть
хваленое
н ебо?
<Ну,
как
вам,
В лади мир
Владимирович,
н равит ся
безд н а?»...
«Прелестная бездна.
Бездна
— во сто рг!»
Он
го вори т
с
небом,
как
демон,
с
иронической
брава­
до й,
с
вызывающей
насм ешк о й,
но
на
самом
д еле
именно
с
этого
момента
открывшаяся
под
ним
бездна
властно
тянула
его
к
себе:
к ипя щие
волны
ре в олюции
вз ды ма­
ют ся
и
пад ают
и
опять
подымаются,
тр ебуя
все
новых
сил
и
жертв,
бе ск оне чного
на пр яжен ия,
бесконечного
ге­
роизма.
Имя
и
творчество
поэта
революции
навсегда
будут;
св язан ы
с
не й.
468

Подоб н о
Уитмэну,
котором у
он
сроден,
Маяковский
останется
исключительным
явлением
в
литературе,
как
исключительна
сама
революция.
Он
жил
и
горе л
в
грандиозных
масштабах
ве лик ой
эпохи,
чувствовал,
п исал
и
поступал
гиперболически,
в
зависимости
от
общего
подъема
ду ха:
все
б ыло
в
нем
круп н о,
но
это
к руп ное
до
гиг ант с ких
размеров
уве лич и­
валось
на
экране
его
воображения.
Громадной
ка залась
ему
не
только
ненависть,
но
и
любовь
его,
которая
бы ла
не
причиной,
а
только
поводом:
ки пуча я
жизнь
оборва­
л ась
в незапн о,
как
звук
стр уны ,
натянутой
с лишк ом
вы сок о.
Он
уме р,
прервав
св ою
кипу чу ю
жизнь
трагиче­
с кой
смертью
и
закл ючив
ее
с тихом
с
улыбкой
Гуин-
пл эна,
1930

АН АТО ЛИЙ
ДУРОВ
Весной
1904 года я ехал по железной дороге в захо*
лустный,
но
ж иво пис ный
приволжский
город
на
летний
отд ых.
Ст оя
у
ок на
в
коридоре
вагона
и
лю б уясь
проплы­
вавшими
ми мо
зелеными
полями
и
лесами,
я
в
то
же
время
заметил,
что
п рили чно
одетый
красивый
человек
интеллигентного
вида,
средних
лет
и
сред него
роста
следит
за
мной,
рас ха жив ая
около
меня
по
коридору
и
как
бы
выбир а я
мо мент
вступить
со
мной
в
разговор.
Наконец
он
решился
и,
приподняв
котелок,
вежливо
спр ос ил
меня,
не
тот
ли
я
писатель,
за
которого
он
меня
приним а ет .
Убедившись,
что
не
ошибся,
отрекомендо­
вал ся:
—
Анатолий
Дуров!
В
з авя зав шемся
разговоре
мой
знакомец
сооб­
щи л,
что
едет
со
своей
т руп пой
в
эт от
же
гор од
давать
сп ектакли
в
цирке,
и
п оп росил
меня
заглянуть
на
спек ­
такль.
—
Непременно
при ход ите ,
я
и
билет
вам
на
дом
пришлю.
Говоря
о
сво ей
арт ист ич еско й
деятел ь но сти ,
присово­
купил,
что
он,
кр оме
клоунства,
нем но жко
художник
и
поэт,
пишет
картины,
сочиняет
куплеты,
эпиграммы
и
ведет
многолетний
дне вник .
—
Если
будете
когда-нибудь
в
Воронеже,
—
добавил
он,
—
приезжайте
ко
мне:
у
меня
там
свой
дом
и
соб­
ственный
музей
—
вам
интересно
будет
его
посмотреть!
Дне вн ик
свой
собираюсь
издать
отдельной
кн игой ,
ла
бою сь,
стоит
ли? ..
Вы,
как
опытный
писатель,
посмотре-.
470

ли
бы
сначала,
да
и
сказ али
бы
свое
мнен ие .
Може т
бы ть,
предисловие
к
моей
кн иге
напишете?
Я
обещал.
Разговор
перешел
на
литературу
и
то­
г дашн ие
бодрые
наст р оения
кануна
первой
рев олю ции .
Знаменитый
кл оун
по каз ался
мне
вдумчивым,
серьез­
ным
собеседником.
За
все
время
беседы
он,
к аже тся,
ни
ра зу
не
улыбнулся,
и
странным
казалось,
что
пр о­
фессия
э того
солидного,
даже
немного
пе ча ль ного
че ло­
в ека
—
смех!
На
вокзале
мы
р асстал ись
доб рым и
знакомыми.
В
де нь
спектакля
он
зашел
ко
мне
с
неожиданным
подар­
ком:
принес
небольшую
картину
в
раме,
о р игина льно
на писан ную
масляными
кра ска ми
на
стекле,
и
собствен­
норучно
повесил
ее
в
моем
кабинете
на
стенку.
Слу чи лось
так,
что
вечером
мне
экстренно
понадоби­
лось
ехать
с
пароходом
часов
в
о дин надц ать
ночи.
Пе­
ред
началом
представления
я
за шел
к
Дурову
за
кулисы
сказ ать ,
что
после
пе рв ого
от д еления
уезжаю
прямо
на
пристань.
Дуров
з аме тно
огорчился.
Его
выс т упле ние
предполагалось
во
вт ором
отделе­
нии,
в
конце
спектакля.
—
Тогда
я
выступлю
в
первом,
—
решительно
ск а­
зал
он,
—
и
поед у
на
пристань
провожать
ва с!
Артист
так
и
с дел ал:
выступил
первым,
своими
остро­
тами
вызывая
б есп ред ель ный
хохот
многочисленной
публики.
После
переоделся
и
в
антракте
вышел
со
мной
из
цирка,
чтобы
сесть
на
извозчика.
Тут
мы
оба
ув иде ли,
что
и
публика
вся
п оки нула
цирк,
расходясь
по
домам
и
не
интересуясь
концом
сп ек­
такля:
оказалось,
что
она
собралась
только
для
Дурова.
За
отсутствием
зрителей
сп ектакл ь
прек р ати ли.
Л\ы
расстались
надолго.
Страна
пережила
большие
события,
печальные
разочарования,
наступила
длитель­
ная
реа кци я,
произошло
всеобщее
«успокоение», «царили
безверье
и
тоска».
Жить
не
ста ло
веселее,
но
потребность
в
смехе
не
уба ви л ась,
д аже
как
будто
возросла.
В
1911 году летом я,
на
несколько
дн ей
ос тано в ив­
шись
в
К азан и,
видел,
как
публика
с
«боем»
ломилась
в
цирк,
где
висели
яркие
афиши,
обещавшие
«вечер смеха»
«всемирно известного»
Анатолия
Дурова.
От
него
ждали
47/

острот
политического
с оде ржа ния,
которыми
знамени­
тый
арт ист
и
прежде
славился.
Направляясь
в
ци рк,
я
тотчас
же
увидел
его
на
тро­
туаре,
и дущим
навстречу
мне .
Он
остановился,
с
комиче­
ским
ви дом
раскрывая
об ъя тья.
—
Вот
мы
и
встретились!
Битковые
сборы
—
пя т над­
цать
лет
не
выступал
в
Казани!
А
у
м еня
и
тр у ппы-то
нет
теперь
никакой!
Выступаю
один,
с
женой
да
с
до­
черью,
куп ил
вот
здесь
полдюжины
пор ос ят
и
уже
сде­
лал
их
дрессированными!
Вот
и
вся
моя
т руппа !
Ну,
бр ат,
уж
теперь-то
после
спектакля
зайдем
ко
мне
—
расписаться
в
моем
дневнике,
обязательно
черкнуть
что-нибудь
на
пам ять ,
а
может
быть,
и
обещанное
преди­
словие
написать?
А?
Огромное
здание
цирка,
залитое
о гням и,
было
пер е­
полнено
собравшейся
публикой.
Так ое
в ним ание
к
гастролеру
создало
в
цирке
торжественное,
праздничное
настроение.
Необыкновенный
нервный
подъем
переживал
и
ар­
тист:
в
течение
всего
вечера
он
оди н,
не
надеясь
более
ни
на
кого,
занимал
с обою
пуб лик у.
В
атласном
шутов­
ско м
на ряде ,
в
дурацком
колп ак е
с
бу б енц ами,
красавец,
с
не бол ьш ими
че рным и
усиками,
в
г риме
Пьеро,
набе­
ле нный
и
накрашенный,
он
не
был
т еперь
тем
солидным
человеком,
каким
ка зался
в
жизни ,
не
был
и
ц ирко вым
шутом .
Под
дурацким
колпаком
все
видели
лицо
и
де рзку ю
г олов у,
в
к оторо й
кипели
колючие,
насмешли­
вые
мысли.
Это
был
вдохновенный
Пьеро,
убийственные
о ст роты
кот орого
хлещут
не
только
высокопоставленных
ос об,
но
да же
императоров.
Зат кну ть
народному
шуту
рот
—
зн ач ило
для
власти­
телей
открыто
пр иня ть
на
св ой
сч ет
замаскированные
пощечины.
Многи е
из
ос трот
его,
за
которые
он
иногда
и
в
тюрьму
попадал,
давно
стали
ходячими
анекдотами,
во­
шли
в
на ро дный
фольклор.
Губернатор
Х в остов
только
тем
и
прославился,
что
однажды
разрешил
Дурову
выступать
при
условии
не
касаться
в
своих
остротах
«хвостов».
Тогда-то
и
появи­
лис ь
став шие
«традиционным номером»
поросята
с
хво­
стами,
подвязанными
ал ыми
ленточками
и
запечатан­
ны ми
с ургуч ом.
412

На
вопрос
из
пуб лик и,
что
з начит
запеча тан ны й
хвос т,
паяц
печально
о тв ет ил: «Губернатор «пр о
хвост»
запретил
гов орить».
Бы ли
и
еще
более
опасные
шутки:
Ду ров
вызвал
из
публики
же лающ их
пер ело мит ь
п опол ам
серебряный
рубль,
на
кот ором
чеканился
пор тре т
царя,
предлагая
при з
сто
р убле й.
С
галерки
спустился
деревенский
простоватый
парень
с
надеждой
«попробовать».
К онеч но,
переломить
не
мо г.
Тогда
Дуров
сказ ал
ем у: «Брось,
пер естань
«ломать
дурака!»
Все
это
и
тому
подобное
да вно
было
извест но ,
яо
Дуров
не
повторялся,
варьируя
св ои
остроты
на
свежие
злободневные
темы.
На
другой
д ень
на
моем
письменном
столе
ле жала
рукопись
Анатолия
Дурова,
его
дневник.
Тут
б ыли
рас­
с казы
из
его
богатой
приключениями
жизни,
бо льшею
частью
печальные,
написанны е
просто
и
правдиво,
по-
видимо му ,
без
всякой
«выдумки», стихи,
анекдотические
во с помина ния ,
за ба вные
шут ки,
инт ер есная
и
грустная
автобиография
«царя смеха», описание его музея в Во­
ро неже
и
серьезная
психологическая
ста тья
«о смехе», в
основу
к оторо й
бы ла
положена
мысль
«о неожиданности
и
разнообразности».
Много
фотографий,
ри сун ков
и
портреты
самого
Дурова
—
то
в
«шутовском наряде»
со
смеющимся
лицо м,
то
в
обыкновенном
человеческом
виде,
и
тогд а
с
портрета
смотрело
хоро шее ,
ч уть- чуть
печальное
ли цо
с
живым и,
умными
глазами,
в
которых
притаился
смех.
Эта
д в ойст венно сть
его
ли ца
сказалась
и
в
сод ер жа­
нии
рукописи:
в
ней
отразилась
вся
пестрота,
разнока-
либ ерн ос ть,
разносторонность
многочисленных
тал анто в
шир око
од ар енно й,
оригинальной
натуры.
Анатолий
Ду­
ров
—
это
порядочный
художник
и
поэт,
хорош и й
актер,
декламатор,
сат ир ик,
беллетрист,
гимнаст,
коллекцио­
нер,
остроумный,
находчивый
человек
и
великий
кл оун.
Все
это
—
веселое
и
г рустное ,
серьезное
и
смешное
—
одновременно
существовало
в
нем.
Бы ло
совсем
невесе­
ло
читать
его
мило
и
трогательно
написанный
рассказ
«Тюрьма», где описываются переживания бедного шута,
попавшего
прямо
из
цир ка
в
европейскую
т юрьму
за
473

смелую
шут ку,
к отору ю
сочли
оскорбительной
для
ко­
роля.
К ороли
не
любят
ш ути ть,
и
перепуганный
шут
в
ужасе
плач ет
в
к аменно м
мешке.
Чт обы
как-нибудь
утешить
самого
с ебя,
он
начин ает
«петь,
становиться
на
г олову,
ходить
на
ру к ах»...
Стра нн ый
арестант!
«Людей,
людей
мне.дайте!»—
кричит
он
в
исступле­
нии.
Если
б
к ороль
мог
видеть
шута,
отнятого
им
у
л юдей
и
ходящего
в
тюрьме
на
руках,
он,
вероятно,
расс меял ся
бы,
приняв
и
горе
его
за
нов ую
шутку.
Автобиография
Дурова
—эт о
печальный
рассказ
о
сиротском,
оди ноко м
детстве,
ли ше нном
материнских
ласк,
бегстве
от
ст роги х
педагогов
в
ярмарочный
бала­
га н,
ск итани ях
с
балаганной
труп пой ,
где
акр о баты
спали
на
гол ом
полу,
подкладывая
под
голову
собствен­
ные
ноги,
и
т.
д.
Это
был
тернистый
путь
наст о ящ его
та лант а,
человека
с
определенным
пр из ванием
«смешить
людей».
Но
даже
сделавшись
«известным», он не был
избавлен
от
трагических
положений,
когда
антрепренер
цирка
с илой
выт а щил
его
из
квартиры
от
пос тел и
уми­
р аю щего
ре бен ка
и
выто лк нул
на
арену
смешить
людей.
«Смейся,
пая ц!»
Невольно
волновали
его
рассказы
о
мелк их
и
ни зких
людях,
мстивших
ему
за
ос трое
сл овцо
ударом
палкой
«сзади», истреблением его дрессированных зверьков,
от­
равлением
люби м ой
ученой
лошади
и
по джог ом
его
цирка.
Все
го вор ило
за
то,
что
не
та к-то
уж
легко
и
весело
б ыть
«царем смеха»
и
не
совсем
безо пас но
«смешить
л юд е й»: сила смеха страшна!
Человека,
в
выдающейся
сте пе ни
одаренного
этой
си лой,
ненавидят
и
бо ятся
те,
по
спинам
к от орых
прогулялся
резко
зв уч ащий
бич
его
сатиры.
«Царя смеха»
преследуют
уязвленные
п оддан ­
ные
и
не
любят
короли .
Но
самой
ин тер есно й
частью
это й
пестрой
книги
по­
к азалс я
мне
«альбом»
Дурова,
в
кот ором
расписались
его
«друзья и поклонники».
На
пер вый
взгля д
эта
«альбомная»
литература
не
может
иметь
общественного
интереса,
но
чем
больше
перелистывал
и
перечитывал
я
это
бесчисленное
количество
надписей,
стихов
и
аф о­
ризмов
людей,
нич его
общего
между
собой
не
им еющи х,
кроме
знакомства
с
Дуровым,
тем
более
убеждался,
что
474

он
не
да ром
со бир ал
в
это т
альбом
в
те чен ие
многих
лет
всю
св ою
«почтеннейшую публику»,
а,
соб рав ,
не
себя
по к азыв ал,
как
делал
он
в
цирке,
а
приглашал
ее
теперь
взглянуть
на
самое
себя!
В
самом
деле,
кого
тут
только
не
был о!
Вся
публика
биткового
сбора
в
типичных
своих
представителях
отра­
зи ла
себя
в
этом
альбоме,
как
в
зеркале
и
гр амм оф оне.
У
всех
живые
лица,
и
все
говорят.
В
первом
р яду
сидят
члены
Государственной
дум ы,
правые
и
левые,
графы,
князья,
аристократы,
знаме нит ы е
писатели,
знаменитые
артисты:
тут
Гегечкори,
Куприн
и
Шаляпин,
граф
Бо б­
ринский,
граф
Илья
Толс то й,
князь
Волконский
и
много
известных
фамилий.
Пре дст ави тел и
прессы,
ху д ожник и,
прокуроры,
полит иче с кие
ссыльные,
земские
нач ал ьн ики,
полице йс кие ,
барышни
и
просто
люди
из
публики.
Все
они
высказались
в
стихах
и
прозе,
в
а фори зма х,
остро­
тах
и
комплиментах,
кто
умно,
кто
глуп о,
некоторые
остроумно,
и ные
неудачно,
но
все
с
одинаковой
симпа­
ти ей
к
прославленному
о стр яку
и
все
расписались
в
эт ой
симпатии,
а
некоторые,
кроме
того,
в
собственной
бездар н о сти.
Дуров
выставил
их
в сех,
как
ж ивую
картину,
а
сам
стоит
рядом
в
своем
шутовском
кост ю ме
и
загадочно
улыбается
глазами.
«Посмотрите,
господа,
на
самих
себя,
—
как
будто
хо чет
он
сказать ,
—
и
судите
о
себе
сами!»
Больше
он
ничего
не
прибавляет,
но
заг адо чн ая
и
меткая
насме шка
вот-вот
сорвется
с
его
ос тро го,
как
бр и тва,
языка,
на
л ету
подхваченная
др уж ным
хохотом
«почтеннейшей публики».
Загадочна
ду ша
таких
редко
родящихся
людей,
как
Анатолий
Дуров,
поэта
и
сатирического
ар тиста ,
с
к ап­
риз ной
насмешливостью
избравшего
своей
аудиторией
цирковую
толпу
и
п опр ищем
—
ро ль
«шута» .
Он
всегда
говорил
«с народом», говорил,
бросая
в
толпу
острые
м ыс ли, «крылатые»
словечки,
едкие
и
подчас
дерзкие
насмешки
над
сил ьн ыми
и
власть
иму щим и.
Эт им
он
был
известен,
за
это
люби м
и
за
это
имя
его
с тало
ле­
г ендар ны м,
а
след,
оставленный
им
в
нашей
жизни,
не
имеет
ничего
общего
с
шутов ств ом .
Анатолий
Дуров
был
«королем шутов»,
но
ник ог да
не
был
«шутом королей»!
1930

О
ПЕВЦАХ
Известность
певцов
и
актеров
по
самому
свойству
их
дарований
кончается
почти
тотчас
же,
как
только
они
сойдут
со
сцены,
иногда
задолго
до
физ ическ ой
смерти.
Даже
о
сам ых
знаменитых
о стаю тся
только
во спо мина ­
ния
людей,
сл ышав ших
их
на
сцене,
да
в
вид е
исключе­
ния
сохранившиеся
в
лите ра т уре
впечатления
бо ль ших
писателей,
если
артисты
случайно
попадали
под
перо
художников
слова.
Так,
Гейне
увековечил
впечатление
от
и гры
Листа
и
Пага нин и,
так
о
рус с ком
тра гик е
Каратыгине
мы
хотя
бы
отчасти
имеем
п р едставл е ние
по
за ме чат ельн ым
ре­
цензиям
Бел инско го .
Правда,
зв уки
пения
и
иг ры
певцов
и
музыкантов
нашего
времени
могут
теперь
сохранять
для
будущих
поколений
пла с тин ки,
но
звуки
машины
будут
ли шь
частью
и
тенью
того
впечатления,
какое
оставляет
живой
артист
на
сцене
или
на
э стра де.
В
особенности
это
ка­
сается
о пе рных
ар тист ов,
у
ко торы х
пение
соединено
с
талантом
пластики,
мимики,
способностями
д рам ати­
чес кого
или
комического
актера.
В
настоящее
время
уже
нет
в
жив ых
тех
людей,
ко­
то рые
могли
бы
п ер едать
свое
впечатление
от
пения
Патти,
и
уже
никто
не
может
представить
себе,
в
чем
заключалось
чудо
ее
обаяния.
Очень
немногие
помнят
М аз ини,
да
и
то
уже
старого,
безголосого,
вызывавшего
недоумение
и
разочарование
у
тех,
кто
не
слы шал
его
раньше.
Все
меньше
остается
людей,
слышавших
Альму
Фо-
стрем
или
Хохлова,
слава
к оторы х
гремела
когда-то.
476

Кто
помнит
таки х
певцов
п рошлого,
как
бас
Шакуло,
баритоны
Унков с кий
и
Виноградов,
те нор
Преображен­
ск ий,
не долго
б ывших
на
сцене,
но
обладавших
искл ю­
ч ите льны ми
вокальными
средствами!
Кто
пом нит
итальянских
певцов
в
девяностых
годах
прош лого
сто­
летия?
Вряд
ли
кто
по мнит
артиста
имп ер ато р ских
те­
атров
Лярова,
пе в шего
в
царствование
Ал екса ндр а
II
и
умершего
в
глубокой
старости
и
полной
не из ве­
стности?
Увы !
Не
только
память,
но
да же
самые
имена
эти х
удивительных
певцов,
когда-то
купавшихся
в
сия нии
славы,
исчезли
из
памяти
людской,
покрылись
пепло м
забвения,
словно
их
и
не
б ыло
никогда.
Шакуло
и
Унковский
был и
артистами
столичных
театров,
но
мне
пришлось
их
сл ышат ь
в
начале
девяти­
десятых
год ов
в
провинции,
во
время
их
летней
гастроль­
ной
поездки
с
большой
оп ерн ой
труп пой
по
город ам
По вол жья.
Состав
труп пы
был
сильный,
хор
большой,
и
п о ездка
эта,
всюду
привлекая
б итк овые
сборы,
похо­
дил а
на
триумфальное
шествие.
Вся
тр уппа
состояла
из
хороших
певцов
и
п евиц,
но
в ыдел ял ись
Шаку ло
и
Ун­
ковский.
Шакуло
и
тогда
уже
был
в
пожилых
годах,
говорил,
что
голо с
его
иде т
на
убыль,
но
еще
мощен
был
э тот
густой
бас
необыкновенной
си лы
и
большого
ди апаз она ,
мягкого,
прият но го
тем бр а.
Он
щеголял
октавными
ни­
за ми
и
был
единственным
на
оп ерной
сц ене
Марселем
с
его
огромным
басом-профундо,
ровным
от
октавных
низов
до
гром овы х
в ерх них
нот .
Мощная
фигура
соот­
ветствовала
голосу.
Были
у
нег о
и
недостатки:
он
часто
«врал»
в
пении.
Г олос
его
был
до
то го
массивен,
что
совсем
не
год и лся
для
быстрой
колоратуры
не котор ых
па ртий ,
и
Шакуло
просто
пропускал
«мелкие ноты» .
Был
он
и
не
плохим
актером,
но,
коне чн о,
по
тогдашним
временам
не
отх одя
от
установленного
шаблона.
Суть
бы ла
не
в
игре,
а
в
его
поистине
ко л оссал ьном
голосе.
Унковский
обладал
ши роки м,
т руб ным,
походившим
на
вы сок ий
бас,
необыкновенно
сильным
и
красивым
баритоном.
Баритонов
такой
силы
я
потом
так
и
не
слыхал.
Коронно й
его
ролью
был
Демо н.
Зна ме нитый
Тартаков,
считавшийся
лучшим
исполнителем
этой
477

трудной
па рт ии,
да же
в
расцвете
своего
голоса
не
был
в
«Демоне»
гак
хорош,
как
хорош
был
Унковский.
Он
буквально
наполнял
звуком
весь
театр ,
покорял
не
т олько
св оим
не об ыкнов енным
голос ом ,
но
тем
чувст­
во м,
огнем,
с
которым
пел
в сег да.
При
этом
он
был
кути л а,
пьяница,
шир о кая
натура.
По
вс ем
этим
причи­
на м,
насладившись
успехом,
он
скоро
бросил
сцену,
мелькнувши
на
ней
изумительно
ярким
метеором.
В
те
же
врем ена
уже
с ошел
со
сцены
арт ист
столич­
ных
те а тров
Мельников
в торой
(Миллер)
и
жил
в
про ­
винции
уроками
пения,
выступая
иногда
в
концертах.
Почувствовав
убыль
голоса,
он
сам
оставил
сцену,
но
те,
кто
слышал
его
даже
на
ущербе,
поражались
зв учнос т ью
и
красотой
его
гол оса ,
а
гла в ное
—
первоклассным
ис­
кусством
пения:
в торой
бас,
подавлявший
оркестр
в
нижне м
регистре,
он
ум ел
д елать
трель,
в
совершенстве
в ладел
за кры тым
гол овным
звуком,
уходя
в
обл ас ть
вы­
соких
теноровых
но т.
Голос
с
такой
идеал ь ной
обработ­
кой,
с
такой
в ыс окой
техникой
итальянской
школы
трудно
б ыло
встретить
среди
рус ски х
пе вцо в.
Мельников
был
на
редкость
хорошим
учителем
пе ния
и
в
эт ом
искусстве
и мел
только
одного
соперника
—
У са­
тог о,
тоже
бывшего
а р тиста
с толич ных
театров,
а
в
ко н­
це
жизни
гл асно го
ялтинской
городской
у пра вы.
Извест­
но,
что
Усатов
был
учителем
Шаляпина.
Мельников
кончил
жизнь
оп ер ным
режиссером
и
умер
на
сцене
скоропостижно.
В
серед ине
де вя тиде сяты х
годов
на
харьковской
оп ерн ой
сцене
подвизались
та кие
силы,
как
м о лодой
бас
Антоновский,
баритон
Виноградов,
зн ам енит ый
тен ор
Преображенский,
Ершов
и
замечательный
артист
Деви-
клер.
Царил
Антоновский,
бас
вы д ающ ейся
красоты
и
си­
лы.
По
си ле
и
размерам
голос а
он
немного
уступал
та кой
громадине,
как
исполинский
голос
Шакул о ,
но
зато
владел
звуком
лучше,
выступал
даже
в
партии
Р у слана,
дос туп ной
более
для
баритона,
чем
для
баса.
Впоследствии
он
числился
на
«Мариинской»
сцене,
но
не
ужилс я
там
и
че рез
десять
лет
сошел
со
сцены.
В
последний
раз
он
выступил
в
1903 году в Москве в партии
Мельника,
когда
уже
взошла
звезда
Шаляпина.
Огром­
ный
голос
Ан то нов ског о,
не
у тр атив
замечательной
силы.
478

к
этому
вре м ени
успел
потерять
красоту
т ембр а:
он
«проорал»
св ой
голос.
Появление
Шаляпина
создало
новые,
повышенные
вкусы
бу б лики:
кроме
голоса
и
хо­
рошего
пения,
от
певцов
ста ли
требовать
акт ер ског о
иск усств а.
П ос леднее
выст уп лени е
Антоновского
п рошло
нез а­
меч енным,
при
равнодушии
прессы
и
публики.
Певец
име л
мужество
тотчас
же,
еще
будучи
в
расцвет е
лет,
сойти
со
сце йы.
Он
удалился
на
свою
ро дину
—
в
Бесса­
рабию,
под
сень
собственного
в ино г радни ка.
Неблаго­
дарная
публика
скоро
забыла
эт ого
выдающегося
пев=
ца,
равного
которому
по
голос у
с
тех
пор
не
появля*
ло сь
на
русской
сце не.
Ба рит он
Виноградов
считался
тогда
знаменитостью,
но
далеко
ему
было
до
Ун ков с кого:
он
отличался
только
необычайной
звучностью
голоса,
обилием
ме та лла
в
нем .
Все
же
это
был
о дин
из
замечательных
Демонов
того
времени.
В
ту
пору
на
рус ской
оп ерной
сцене
бы ло
много
хо­
роших
баритонов,
и
может
быть
поэ т ому
опе ра
Рубин­
штейна
б ыла
любимицей
публики,
поч ти
не
сходила
со
сцены.
Преображенский
был
на
закате
славы,
его
уже
съедала
чахотка,
гастролировал
редко,
но
я
помню
его
ист инно
теноровый
красивый
тембр,
р ов ный,
спо койн ый
гол ос,
легко
звучавший
во
вс ех
регистрах,
его
высокую,
стр ойн ую,
худощавую
ф и гуру.
Вскоре
его
затми л
Ершов,
впервые
выступивший
и
обнаруживший
обширный,
сильный,
великолепный
те­
нор.
Им ел
он
шумный
у спех
в
партии
Финна
в
«Руслане»
с
участием
Антоновского,
тогдашнего
кумира
п убли ки.
Г олос
Ершова
ка зался
безграничным,
к огда
он
свободно
бросал
в
зал
верхнее
теноровое
«ре».
Пел
и
играл
горя­
чо,
с
настоящим
темпераментом
артиста.
Девиклер
пот е рял
верхний
ре гис тр
своего
замеча­
тельного
тенора
еще
до
поступления
на
сцену,
но
это
был
редкий
в
то
же
вр емя
драматический
артист-ху­
дожник.
В
опе ре
коронн ой
его
ролью
был
Герман
в
«Пи­
ковой
д ам е». Он давал такой
потрясающий,
трагический
образ,
ка кого,
каж етс я,
ником у
не
удавалось
созда ть.
Девиклер
пел
незадолго
до
появления
Шал яп ина
и
был
как
бы
предвестником
того
переворота
в
ус та рев ших
479

традициях
оперы,
который
вскоре
должен
был
про­
изойти.
Но
был
и
более
крупный,
предшественник
Шал яп и­
на
—
большой
артист
украинской
сцены,
драматург
и
о дин
из
главнейших
создателей
украинского
театра
—
Кро пивницкий.
У
него,
как
и
у
Шаляпина,
б ыло
в се:
разнообразный
сценический
талант
от
тр аги чески х
ро­
лей
до
высококомических,
б о льшая
музыкальность,
сце ­
ни че ская
внешность
и
богатый
голос,
в
пении
напоми­
навший
отчасти
голос
Ш а куло.
В
певучих
роля х
у
нег о
соединился
пер во кла сс ный
артистический
т алант
с
прекрасными
голос ов ыми
средствами
и
другими
данны­
ми
его
богато
одаренной
м н огогра нной
н ату ры.
В
молодости
он
н ачал
свою
ка рье ру
прямо
с
Але к­
са ндр и нки,
где
выступал
в
первых
ро лях
шексп иро в ских
трагедий:
это
был
хорош и й
король
Лир ,
Отелл о ,
Шей-
лок.
Его
место
б ыло
в
ряду
корифеев
образцовой
сцены,
рядом
с
Давыдовым,
Варламовым,
Далматовым
и
дру­
гим и,
но
он
посвятил
себя
род н ому
украинскому
театру
и
сделался
его
корифеем.
По
существу
трагик
и
дра мати чес кий
артист,
а
так же
и
комик,
он
был
вместе
с
тем
от личным
певцом.
Соеди­
нение
общей
всесторонней
артистичности
со
счастливыми
прир од ным и
да нным и,
отданными
Кр опив ницк им
родно­
му
театру,
вскоре
п овт орил ось
в
еще
б олее
крупном
и
в ысо ком
даровании
Шаляпина.
В
те
же
год ы
Одессу
пленяла
замеч ат ель ная
труппа
итальянской
опе ры,
где
выде л ялис ь
бас
Танцини
и
тенор
Арамбуро.
Верные
старинным
традициям
итальянской
оперы,
они
считали
ниже
себя
играть
на
сцене,
бы ть
ак тера­
ми.
Они
были
т олько
певцами
—
но
какими!
Это
были
только
голоса
—
но
как ие
гол ос а!
Голос
Танцини
нельзя
б ыло
сл уш ать
без
чувства
упоения:
это
был
из ящ ный,
строй н ый,
светлый
зв ук
серебряного
колокола,
свободно
ль ющий ся,
гибкий,
прозрачный,
как
хрусталь,
каскад
б еспред ель ных
звуков,
вол ной
р а зливавшихс я
и
наполнявших
громадину
ро­
скошного
одесского
театра.
В
сравнении
с
ним
Шакуло
и
Антоновский
пока за лись
бы
неуклюжими,
гру б ыми
ревунами.
Весь
голос
зв учал
легко,
свободно,
ги бко
и
сочно,
в
верхнем
регистре
переходя
в
могучий
баритон,
480

за мир а вший
пиа нис с имо
или
вдруг
расстилавшийся
бар ­
хатными,
не жными
нотами.
Только
итальянцы
могут
так
пе ть,
с
их
природным
устройством
горла,
когда
н ота
рас
кры ва ет ся,
как
цветок
навстречу
солн цу .
Тенор
Арамбуро
пер ед
пер вым
своим
выступлением
возмутил
публику
капризными
странностями:
два
раза
наз нач али
оперу
«Ромео и Джульетта»
с
его
участием
и
оба
раза
о тменял и
—
тенор
присылал
сказать,
что
он
еще
не
настроился,
болен
и
не
будет
петь,
а
между
тем
та
же
публика,
во звр ащая сь
по
дом ам,
слышала
из
его
квартиры
рулады
знаменитого
тенора,
да
еще
при
рас­
крытых
настежь
окнах
зим ой.
Наконец
он
«настроился», опера была объявлена в
третий
раз,
и
А рамбуро
выступил
в
рол и
кэрого,
вл юб­
ленного
Ромео:
на
сцену
выше л
старичок
с
небольшой
седенькой
бородкой,
в
п идж ачке.
Это
был
Арамбуро
собственной
персоной,
не
захотевший
ни
грим иров атьс я,
ни
одеваться
в
оперный
костюм.
В
за ле
театра
пошел
б ыло
зловещий
шепот,
гр о­
зивш ий
пе рей ти
в
скандал,
но
певец
запел
—
и
словно
околдовал
пер е пол не нный
театр :
не
стало
седенького
чудака,
вышедшего
пе ть
Роме о
в
современном
костюме;
вместо
н его
почудился
настоящий
шекспировский
Ромео,
пылкий
юноша
с
трагической,
бе зы сход ной
любовью,
сильной,
как
смерть.
Это
бы ло
како е -то
наваждение,
волшебство,
чуд о;
все
забыли,
что
они
в
театр е,
что
по ет
невзр ач ны й,
седой
стар ик .
Волшебный
гол ос
уносил
в
и ной,
с казоч ны й,
фантастический
мир .
Так
пел
Арамбуро.

ФЕ ДОР
ШАЛЯПИН
I
Много
рассказывали
мне
о
Шаляпине
нижегородские
друзья
Г орьк ого,
у
которого
в
Нижнем
незадолго
до
моего
пр и езда
был
Шаляпин.
Кажется,
это
бы ло
их
первое
знакомство.
Нижегородцы
не во льно
с ра внива ли
двух
за ме чат ельн ых
людей.
—
Ша л япин
со
всеми
людьми
одинаково
с воб одно
держит
себя,
Горький
же
заст ен чив ,
сознает
это,
а
потом
злится!..
—
Каков
же
он
из
себя?
—
допытывался
я.
—
Большой,
высокий
такой!..
—
Н еуж ели
в ыше
Г орьк ого?
—
К уда
тут!
Громадина!
И
неуклюжий
в
жизни,
а
на
сцене,
действительно,
преображается.
Когда
поет,
все
ноты
одинаково
легко
берет
—
и
высокие,
и
низкие!
Не
«жилится», просто очень поет!
Совершенно
неожиданно
столкнулся
я
с
ним
в
Крыму
весной
1902 года.
В
пр ихо жей
оди нок ой
большой
да чи,
где
жил
Горь­
кий
с
семьей,
внезапно
кто -то
заговорил
пр ият ным,
бар­
хатным
голо сом,
и
появилась
гр омо зд кая
фигура
в
по д­
де вке
и
высоких
сапогах:
это
был
Шал япи н.
Никакой
неуклюжести
незаметно
был о
в
его
крупной,
почти
гигантской
фигуре;
напротив,
во
вс ех
его
движе­
ни ях
чувствовалась
эластичная
с ила
и
ловкость,
г лаза
смотрели
светло
и
весело,
и
ве сь
он
был
какой-то
свет­
лый
и
ласковый,
как
будто
смотрел
на
мир
играючи.
482

«Какой сокол>! —
невольно
подумал
я,
вним ат ел ьно
пр иг л яды ваясь
и
прислушиваясь
к
новому
человеку.
Если
бы
я
не
знал,
что
это
знаменитый
артист,
то
все
равно
не
мог
бы
не
заинтересоваться
одной
только
его
на руж нос тью:
редкостный,
ярко
выр а ж енный
се­
верный
тип
славянина!
Белокурый,
рослы й,
широкопле­
чи й,
с
простонародным
складом
речи,
изобиловавшей
ме т­
ким и
словечками,
брызжущей
яд ре ным
р у сским
юмо­
ром ,
—
он
так
пох ож
был
на
деревенского
парня!
Войдя,
то тчас
же
начал
рассказывать
что-то
смешное
о
св оем
пу теш ест вии
из
Севастополя
на
изво зч ик е,
рассказывал
в
лицах
и
сц енах
—
получалась
заб ав ная
художественная
картинка.
Продолжая
рассказывать,
он
с
небрежной
щедростью
сы пал
остротами,
бессознательно
роняя
между
ними
глубокие
замечания.
В
нем
как
бы
бродило
внутреннее
обилие
об раз ов,
он
весь
был
полон
благоже­
лательной
веселости,
радостного
от нош ения
к
ж изни
и
людям.
В
его
за меча те льн ом
остроумии
не
чувствовалось
желчи
и
злости,
это
был
светлый,
олимпийский
смех,
и
от того
весь
чел овек
как
бы
светился
и зну три
сильным,
прозрачным,
солнечным
с в етом,
словно
явился
он
из
другого
мира,
как
жа р -птица ,
что
свет ит ся
во
т ьм е...
Мы
просидели
весь
вечер
втроем,
причем
мне
пр ихо­
дилось
только
слушать.
А
слушать
бы ло
ин тере сн о:
за­
мечательные
с обесе дни ки
рассказывали
друг
др угу
каж ­
дый
историю
св оей
жизни,
к азав ш уюся
отрывком
из
ты ся­
чи
и
одн ой
ночи.
Это
были
две
фантастических
истории,
сх о дных
по
обилию
нескончаемых
скитаний,
лишений,
прикл юч е ний
и
переживаний,
полных
драматизма
и
чи сто
сказочных
нео жид анно ст ей.
Оказывалось,
что
м ного
лет
назад,
в
юности,
они
сталкивались
в
одн ом
и
том
же
месте,
в
одинаковом
положении,
мож ет
быть
да­
же
видели
дру г
д руга
и
опять
разошлись,
не
узнав
один
др угого,
каждый
в
своих
поисках.
И
они
жалел и,
что
пришлось
встретиться
то лько
те пе рь,
на
вершине
славы.
Теперь
они
как
бы
взирали
с
в ер шины
на
пройден­
ный
тернистый
путь,
и
казался
он
издали
таким
жи во­
писно-красивым!
Непреклонный
гений
властно
вел
каж­
дого
из
них
за
собой,
и
отт ого
история
их
жиз ни,
трудной
и
вне шне
несчастливой,
стала
красивой
сказ­
кой !..
Такие
люди
не
н ах одят
сч асть я
в
бл а го полу чии.
483

Они
умеют
создать
из
св оей
жизни,
пол ной
неукроти­
мой
бо рьб ы,
не об ык нов енно
драматическую
поэму,
дей­
ствующими
лицами
кот орой
являются
они
сами...
В
ра зго вор ах
ночь
прол ет ела
как
на
к рыльях :
только
под
ут ро
разош л ись
мы
по
ко мната м
спать.
Ут ром
на
первый
день
пасхи
к
Горькому
собралось
несколько
человек
гостей:
тут
были
приезжие
писатели,
композиторы,
музыканты,
художники
и
просто
ялтин­
ские
инт е ллиг ент ы.
Было
уже
двенадцать,
а
Шал япи н
все
еще
сп ал
богатырским
сном.
Наконец,
две рь
быстро
отворилась,
и
в
не й,
как
из
земли,
выро с
и
замер
в
юмористически
картинной
позе
Ша ляпи н
—
во
фраке,
изящный,
выбритый,
в
каком-то
особом
галстухе;
сооб­
разно
костюму
он
и
сам
как-то
переменился
и
уже
не
был
п охож
на
вчерашнего
дер евенск ог о
парня
в
под­
девке.
С
его
появлением
общество
оживилось:
послышались
шутки,
ка лам б уры,
смех.
Центром
всеобщего
внимания
был
Шаляпин.
Он
ни
на
минуту
не
ум олка л:
остроты,
вы зыв ав шие
не изм е нные
взрывы
дружного
смеха,
ю мо­
ристические
рассказы
в
лицах
из
собственных
набл юде­
ний
и
за ба вные
анекдоты
—
все
это
сыпалось
как
из
ро га
изобилия.
Незаурядное,
безобидное
остроумие,
тонкая
наблюдательность,
огромная
память
и
спо соб ­
ность
из
к ажд ого
п устяк а
создать
экспромтом
нечто
художественное,
а
гл авн ое,
уд ивит ел ьное
чувство
меры
и
такт а
—
все
это
вызывало
невольный
восторг
слуша­
телей,
и
Шал япин ,
може т
бы ть
сам
т ого
не
жел ая,
за­
нял
п озиц ию
не
только
интереснейшего
со беседн ика,
но
и
поразительного
артиста,
заставившего
вс ех
слушать
себя.
Р асс казы вая,
он
мо мент ал ьно
превращался
в
к аж­
дое
ив
действующих
лиц ,
а
к огда
мимоходом
уп ом янул,
как
в
ци рке
в идел
дрессированную
обезьяну,
то
пре ­
вратился
и
в
обезьяну;
он
мог
сжат ь
св ою
физионом ию
в
кул ак,
потом
ра зжать
ее
и
вообще
сделать
из
своего
лица
все
что
угодн о.
И
это
не
было
только
высокой
техникой
ми мики,
но,
действительно,
перевоплощением
и
пок а
еще
только
шутками
ар ти ста.
Его
поп рос или
спеть
—
он
не
стал
отказываться,
как
об ык нове нно
делают
большинство
пев цов ,
а
тотчас
же
с
видимым
удовольствием
согласился.
Аккомпанировал
отл ичн ый
музыкант.
Шаляпин
пел
без
конца;
пропел
484

п очти
весь
св ой
тогдашний
любимый
репертуар
роман­
сов : «Три пути», «Как король шел на войну», «Пророк»,
знаменитую
«Блоху»
и
прочее.
С
каждым
романсом
он
то лько
еще
больше
распевался,
воодушевлялся:
слушать
этот
серебристо-бархатный,
от
п рироды
по с та вле нный,
мо щны й,
гиб кий,
свободно
л ь ющийся
голос
б ыло
для
все х
истинным
наслаждением.
О
голосе
и
пен ии
Шал япина
н апис ана
целая
лит е­
рат у ра,
да
и
вр яд
ли
найдется
интеллигентный
человек,
к оторы й
бы
сам
не
слышал
Шаляпина
хо тя
бы
в
граммо­
фо не.
Голос
его
—
выс ок ий
бас
баритонного
диапазона
—
о блада л
наибольшею
силой,
красотой
и
свободой
как
раз
на
сам ых
верхних
нотах;
там ,
где
обыкновенно
басы
«давятся»
или
да ют
уже
меньше
звука,
чем
на
средних
нотах,
Ш аля пин
ц арил
и
пл авал ,
как
ор ел
на
простер­
тых
крыльях,
открывая
це лое
море
на раста ющи х,
мощ ­
ных
и
полных
звуков,
сти хая,
как
ему
угодно.
О
таком
именно
голосе,
вероятно,
меч тал и
все
старые
и
новые
композиторы,
когда
создавали
героические
партии
для
баса,
да
и
весь
Шал япи н
с
его
голос ом ,
мощ­
ной
фигурой
и
бо льш им
лицом,
оче нь
удобным
для
всякого
грима,
с
тон кой
музыкальностью
и
необыкновен­
ным
чувством
меры,
так та
и
ритма,
как
бы
нарочно
был
создан
для
оперной
сцены.
Голос,
удивительно
гибкий,
бархатного
тем бра,
мягкий
и
вкр адч ивы й,
там ,
где
на до
явл яв шийс я
о лицет во рением
му ж ества
и
силы,
не
пора­
жал
силой,
не
бил
по
ушам,
но,
незаметно
раз л ивая сь
теплой
и
мягкой,
ласкающей
в олн ой,
поглощал
в
себя
все
зв уки
аккомпанемента.
В печатл ен ие
мо щнос ти
Ша ляпи н
соз давал
ма с тер­
ским
расходованием
звука
и
дыхания,
ему
одному
свой­
ст ве нными
изменениями
тембра
голо са ,
а
так же
и
выра­
жен ием
лица,
которое
у
него
«жило»
во
время
пения;
получалось
очарование,
внушение,
полное
подчи не ние
психики
слушателей
в оле
певца.
—
А
скажи,
пожалуйста,
—
сп рос ил
его
о дин
из
приятелей,
—
ч ем,
собственно,
ты
тогда
в
Ми лане
«ужег»
итальянцев:
г олосом
или
игрой?
Выступление
Шаляпина
в
Мил ане ,
в
театре
Ля- Ск а­
ла,
в
опере
«Мефистофель»
Бойто,
когда
он
отказался
платить
всесильной
итальянской
«клаке»
за
ее
продаж­
ные
аплодисменты,
сделало
шум
во
в сем
мир е:
р у сский
485

артист
так
поразил
итальянцев,
что
даже
«клакеры»,
позабыв
о
своем
решении
«провалить»
Шаляпина,
апло­
дир ов али.
—
«Ужег»
я
их,
—
с
расстановкой
и
совершенно
серьезно
объявил
Шал япин ,
—
и грой.
Голосом
итальян­
цев
не
уд ивиш ь,
голоса
они
слыхали,
а
вот
иг рой- то
я
их,
значит,
и
ужег!
II
Мне
случилось
быть
в
Нижнем
во
вре мя
ярмарки,
когда
там
гастролировал
Шаляпин,
и
я
пошел
в
теа тр
посмотреть
и
послушать
его
в
«Борисе».
С
первого
же
его
вы х ода,
при
первых
зв уках
знакомо-*
го
голоса,
при
одном
вз гляд е
на
этот
со зданны й
им
тр а<
гический
образ
«преступного царя»
я
понял,
что
Шаля­
пин—
великий
трагик.
Самый
гри м
Бориса
—
лицо
че­
ловека
с
душой,
измученной
пла ме нно ю,
адскою
му­
кой ,
—
поражал.
В
антракте
я
пошел
к
ар ти сту
в
убор­
ную
—
рассмотреть
поближе
эт от
гри м.
Ме ня
встретил
Шаляпин
—
Бо рис
—
с
обычными,
свойственными
ему
до­
бродушными
шутками,
но
я
не
мог
разговаривать
с
ним
свободно:
на
м еня
смотрело
исстрадавшееся
л ицо
«несчастного царя» .
Шаляпин
гримировался
сам ,
и
с
так им
искусством,
что
д аже
на
близком
расстоянии,
лицом
к
лицу
нельзя
было
пове рит ь,
что
это
только
грим,
что
борода
наклеена,
а
морщины
нар исо ва ны.
Это
б ыло
настоящее,
живое ,
страшное
л ицо
«обреченного»
человека.
Спектакль
п род олжалс я.
Пу блик а
забы ла
самое
себя,
забы ла,
что
она
в
теа тр е,
что
перед
нею
подмостки,
что
на
подмостках
Шаля пин :
не
бы ло
Шаляпина,—была
только
совершавшаяся,
леденящая
ду шу
трагедия.
Публика,
бе ззв учн ая,
с
затаенным
д ых анием,
была
как
бы
в
состоянии
гипно з а,
и
очен ь
немногие
заметили
какой-то
странный
ди ссонанс
в
заключительной
сцене
смерти
Бориса,
когда
за
ку лиса ми,
в
тон
певцу,
отзы­
вается
хо р.
Каза лос ь,
что
хор
фальшивит,
по ни жая
тон,
но
все
настолько
б ыли
п оглоще ны
пер е жив ан иями
ар­
тиста,
что
никто
на
это
не
обрати л
внимания.
До
хора
ли
тут:
на
сцене
умирал
безумный
«царь Борис»!..
По
окончании
спектакля
я
снова
зашел
в
уб орн ую
486

Ша ля пина
и
неожиданно
наткнулся
на
печальную
и
тя­
же лую
сцену:
Шал яп ин
пла ка л.
Он
был
все
еще
в
«царском»
облачении,
но
уже
без
грима,
без
парика,
с
сорванной
б ород ой.
Урони в
гол ову
и
руки
на
запачканный
кра ска ми
гримировальный
с тол
—
плакал.
А
у
порога
уборн ой
печально
стоял
хромой
антре­
пренер
Айхенвальд,
держа
в
руках
б ольш ую
па чку
бу­
мажных
денег
—
тысячу
рублей
в еч еров ого
гон орара
Шаляпину,
—
и
из вин ял ся:
—
Простите,
Федор
Иванович!..
Что
же
дел ать ?
Луч­
ших
хористов
не в озмож но
был о
найти
в
провинции...
Шал япин
вытирал
гримировальным
полотенцем
мок­
рое
от
слез
ли цо
и
голо сом ,
осекшимся,
дрожащим,
повторял,
волнуясь:
—
Нет!
Я
больше
не
буду
петь!
Не
буду!
—
Но
ве дь,
Федор
Иванович,
еще
три
сп ектакл я
осталось!
—
Не
бу ду !..
С
так им
хором
не
м ог у!..
Это
ужасно:
на
пол
го на !..
З ар езал и!..
Я
сам
был
хорист ом,
но
нико г­
да
так
не
относился
к
делу...
Не
м огу
пе т ь!..
Снимите
спе кта кли !..
Никогда
ни
до,
ни
после
этого
я
не
ви дел
Шал я пина
плачущим
и
никогда
не
видел,
чтобы
антрепренеры
про­
сили
у
арт ис тов
извинения.
Шаляпин
настоял
на
св оем
и,
действительно,
так
и
не
выступил
в
дальнейших
трех
спектаклях,
кот орые
уже
б ыли
а нонс ом
обещаны
п ублик е.
Публика
роптала
на
него:
гов ори ли,
что
знаменитый
певец
«закапризничал»
и з-за
каких-то
пустяков.
—
Говорят,
х ор,
что
ли,
на
полтона
с фа ль шивил,
так
из-за
это го!. .
—
Только-то?
Ну-ну!
За зна лся
Шал япин:
ну,
хот ь
бы
на
целый
тон!..
Капризный
к акой !..
—
Да
хоть
бы
на
два
тона,
хоть
бы
совсем
не
бы ло
ни
хор а,
ни
дирижера:
велика
важность!
Нам
бы
только
«его»
послушать!..
Так
рассу ждал а
«большая»
публика.
—
Неужто
и
за
деньгами
не
погнался?
Действительно,
капризный
артист
так
и
не
погнался
за
ними,
ибо
«не мог»
слышать,
как
хор
фальшивит
всего-то
на
полтона.
Не
ви дал
я
и
артистов,
кот орые
457

страд али
бы
так
от
«маленького»
диссонанса,
как
на
моих
г лазах
страдал
Шаляпин.
П убли ка
не
понимала
его
страданий,
не
з наю,
по ним али
ли
хористы,
и,
несом­
ненно ,
понима л
их
изв иняв ший ся
антрепренер.
На
другой
день,
в
сумерках,
я
зашел
к
певцу
в
го­
стиницу.
Он
сидел
о дин
в
маленьком,
неприглядном
номере
(лучшего не нашлось за переполнением гостиницы яр ­
марочной
пуб лик ой)
и,
кажется,
все
еще
грустил.
В
ру­
ках
у
нег о
бы ла
партитура
—
«Майская ночь», которую
он,
по-видимому,
от
нечего
делать
просматривал:
пиа­
ни но
в
комнате
не
было.
—
Вот,
—
сказал
он
мне,
—
вещь,
кото рую
я
очень
люблю.
Замечательное
ос троум ие
му зыки!. .
Эту
оперу
редко
ставят
потому,
что
здесь
для
вс ех
па ртий
нужно,
чтобы
п евцы
были
хорошими
актерами.
А
ж ал ь!..
В от,
например!
И
он
потихоньку,
почти
шепотом,
на чал
напевать
мне
«Майскую ночь», выбирая наиболее остроумные места
из
партии
Г оловы ,
Винокура
и
Каленика.
Напев ая,
он,
конечно,
тотчас
же
«перевоплощался»
во
всех
эти х
действующих
ли ц,
ср азу
же
увлекся,
развеселился
и
так
р ассмеш ил
меня,
что
я
во
все
время
его
пения
хохотал
от
души.
Да
и
нельзя
было
не
смеяться:
таким
неподра­
жаемым
«Головой»
и
«Винокуром»
был
он
передо
мной,
напевая
в полголос а
без
грима
и
без
аккомпанемента,
только
мимикой
и
интонациями
воссоздавая
высоко­
юмористические
об ра зы.
Не
знаю,
пел
ли
когда-нибудь
Ша л япин
с
тако й
охотой
для
е ди нс тве нного
слушателя
без
хора,
без
дирижера
н
оркестра,
но
то лько
оказалось,
что
его
слушал
не
я
один,
а
еще
кто-то
за
стеной,
из
сос едне го
номера.
В
самый
разгар
этого
домашнего
представления,
в
тонкую
перегородку
кт о-то
сильно
застучал
кулаками
и
густой
женский
голос,
в
к отором
слышалось
ничем
не
сдерживаемое
бешенство,
заорал:
—
Послушайте,
вы!
Когда
вы
перестанете
безобраз­
нич а ть?
Нуж но
же
дать
покой
люд ям!
Слушала,
сл у­
шала,
нету
никакого
мое го
терпения!
Перестаньте
ералашить!
Тон
соседки
Шаляпина
был
так
груб
и
возмутителен,
что
я,
в
свою
очередь,
хотел
ей
наго во рит ь
дерзостей
че­
488

рез
стену
и
сказать,
что
это
поет
Шаляпин,
думая,
что
ее
«тон»
изменится
к
лучшему.
Федор
Иванович
оста­
новил
меня,
извинился
перед
дамой
и
закрыл
пар­
ти туру.
—
Бог
с
не й!
—
сказал
он
добродушно,
махнув
рук ой
в
сторону
сердитой
соседки.
Эти
маленькие
эпизоды,
вероятно,
потом у
вспомина­
ют ся
мне,
что
освещают
истинный
образ
Шаляпина-ар­
тиста
и
то
отношение
«в жизни», какое обнаруживает
мещанская
публика
д аже
к
лучш им
служи т елям
иск у сст ва.
Вскоре
п осле
вс тр ечи
с
Шаляпиным
на
нижегород­
ск ой
ярмарке,
э той
же
осенью,
я
заехал
к
не му
в
Моск­
ве
на
квартиру,
в
переулок
около
Тверской,
где
он
тогда
жил.
Меня
у дивил о,
что
весь
переулок
окол о
его
дома
был
забит
народом:
то лпа
бы ла
не
менее
тыс ячи
человек.
Лестница
тоже
бы ла
заполнена
людьми,
стоявшими
«в очередь»
впло ть
до
самой
двер и.
Не
знаю,
почему
никто
из
них
не
воспрепятствовал
мне
пройти
через
толпу
и
позвонить.
Двер ь
полуоткрылась,
но
ок а­
залась
на
цепи,
а
в
щель
просунулся
здоровенный
ку лак
длиннобородого
Иоанна,
как
Шаля п ин
называл
св оего
слугу
И вана,
и
уперся
мне
в
грудь.
Только
всмотрев­
шись,
Иван
быстро
впустил
м еня
и
опять
запер
дверь
с
гр оз ным
окриком
на
людей,
попытавшихся
б ыло
про ­
скол ь зн уть
вслед
за
мной.
Так
как
я
до
этого
довольно
часто
бывал
у
Ша л япи­
на
и
Иоанн
хорошо
знал
меня,
то
сказ ал
мне,
на зыва я
по
имени
и
отчеству
и
снимая
с
меня
пальто:
—
Уж
вы
извинит е ,
я
по
при в ычке
и
не
посмотрел,
кто
идет,
а
прямо
кулак
выставил.
Иначе
нельзя
—
ле­
зут!
И
вед ь
какие
на ха лы!
Мы,
гов оря т,
друзья
Фед ор а,
да
мы
с
ним
на
«ты», как смеешь не пускать?
А
куда
же
тут
пустить:
их
полон
переулок,
да
и
вру т
все...
Д ру зья!..
—
с
презрением
зак о нчил
солидный
Иоанн.
—
Зна ем
мы
этих
друзей!..
—
Зачем
же
их
привалило
столько?
—
спр ос ил
я.
—
Да
за
би лети кам и
же
за
даровыми!..
Ча й,
сами
з наете,
н ынче
наш
бен еф ис!
Если
таким
друзьям
д аро­
вые
билеты
раздать,
даровой
бенефис
в
их нюю
пользу
получится!
Русская-то
«клака»
еще
хуж е
итальянской,
—
заключил
Иоанн,
возвращаясь
к
двери.
489

Шаляпин
встретил
меня,
окруженный
обществом
друзей
друг ого
сорта.
Это
были
известные
художн и ки
и
композиторы,
его
пос то янные
гости
и
сотрудники,
без
совета
и
содействия
к ото рых
он
не
приступал
к
созда«
нию
своих
роле й.
В
халате,
небритый,
бл е дный,
имел
он
необычайно
хворый
вид:
жа лоб но
стонал,
как
умирающий,
не
нахо­
дя
се бе
места,
как
бы
в
предсмертной
тос ке.
Друзья
поддерживали
его
под
руки
и
с
самым
встре­
воже нным
ви дом
успокаивали:
—
Ну,
успокойся
же,
ус пок ойс я!
Все
будет
хорошо!..
—
В
чем
дело?
—
спросил
я
их.
—
Боится!—объяснили
мне
х уд ож ники.
—
Волнует­
ся
перед
спектаклем...
Вы
знае те,
какую
травлю
п од­
ня ли
ули чн ые
газеты
из-за
высоких
цен
в
первом
ряду
партера
и
лож
бельэтажа...
Галерка
как
была
тр ид цать
копеек,
так
и
оставлена,
а
вот
богатая-то
пу бли ка
по д­
н яла
газетную
травлю.
Боится
Федор,
как
бы
спектакль
не
сорвали.
—
Да
напрасно
он
это,
—
добавил
др угой .
—
Не
по­
смеют!
Что
они
—
свистать,
что
ли,
будут?
Или
гнилы­
ми
я блока ми
кидать?
Публика
не
позволит!
Человек,
не
побоявшийся
в
св ое
вр емя
всесильной
и таль янс кой
«клаки»,
теперь
испытывал
смертельный
стр ах
перед
своим
«первым»
выступлением
в
«Мефисто­
феле»
Бойто,
кот орым
когда-то
п окори л
Ит ал ию,
страну
певцов.
По-видимому,
это
бы ло
оттого,
что
итальянцев
Ша л япин
не
знал,
и
поэтому
не
бо ял ся,
а
«своих- то »
знал
хорошо.
Я
был
на
э том
спектакле,
в
ус пехе
к ото рого
так
не­
уверен
был
Шал я пин,
и,
зна я,
каким-разбитым
и
б оль­
ны м,
словно
п риго вор енн ым
к
пуб л ичной
пытке,
я
видел
его
за
час
до
спектакля,
сам
н ачал
бо ять ся
за
него,
ко­
гда
увидал
зали ты й
огнями,
раззолоченный
зрительный
зал
Большого
теа тра
—
эту
колоссальную
золотую
ям у,
пе ре по лне нную
тысячами
людей,
гуд ев ших
торжествен­
ным
и,
мне
казалось,
грозн ым
гулом.
На
минуту
я
пр ед­
ста вил
себ я
на
его
месте:
что ,
если
он
не
захватит
пуб­
лику,
не
поразит
ее,
не
да ст
че го-т о
сверхъестественного,
ч его
она
непременно
ожидает
от
него,
и з-за
чего,
за­
платив
повышенные
цен ы,
собралась
в
таком
чудовищ­
ном
количестве?
С
какой
злобной
радостью
повергнет
490

она
тогда
во
пр ах
своего
кумира!
Пр изна юсь ,
в
эт от
момент
я
не
желал
быт ь
на
его
месте,
а
есл и
б
был,
то
ощутил
бы
непобедимое
же лан ие
отк аза ться
от
д есяти­
тысячного
сбора,
отменить
спектакль
и
без
оглядки
убеж ать
из
театра,
в
котором,
казалось,
гот ов ила сь
ар­
тисту
какая-то
расправа.
Возможно,
что
и
Шаляпин
в
этот
вечер
переживал
подобные
чувс тв а,
но
жребий
был
бр ошен .
Медленно
по днял ся
за наве с,
все
увидели
не бо
и
в
о бл аках
—
Великого
Духа,
дерзко
и
само н адеянн о
г ово­
рящего
с
Небом:
он
был
громаден
и
бесконечен,
эт от
Вечный
Дух,
че рной
тенью
выплывший
из
бездны,
по­
добный
гигантской
грозовой
туч е,
пр инявш ей
фор му
бесконечной
змеи,
откуда
громовыми
раскатами
разно­
сился
могучий
голос...
Впечатление
б ыло
ошеломляющее.
Шаляпин
пел
мощно,
и
я
не
мог
себе
представить,
как
он,
всего
то ль­
ко
час
то му
на зад
п оходи вши й
на
расслабленного,
мог
так
быстро
превратиться
в
могучего
духа.
Только
в
ко н­
це
пролога,
когда
г олос
его,
божественно
зв уч ав ший,
опускался
на
нижние
ноты,
зам етн о
было,
как
эт от
го­
лос
чуть-чуть
д рогнул
на
по сл едн ем,
зам ир ав шем
зву ­
ке,
и
весь
теа тр
почувствовал,
како е
сил ьно е
волнение
теперь
уже
успокаивалось
в
не м.
Шаля п ин
нашел
св ои
поводья
и
почувствовал
бразды.
Не
страшны
были
ты­
сячи
«друзей», не получивших
даровых
билетов,
даж е
если
они
куп или
с ебе
их
и
присутствовали
здесь.
После
этого
бенефисного
спектакля,
с
предваритель­
ным
газетным
шумом,
еще
до лго
в
«обозрениях»
фарсо­
вых
театриков
актеры,
за г римиров а вш ись
Шаля пин ым ,
распевали
от
его
и мени
на
мотив
«На земле весь род
людской»
куплеты,
к оторы е
потом
и
сам
он,
смеясь,
пе­
вал
дома
перед
приятелями.
Я
на
первый
бенефис
Сто
рублей
за
вход
на зна чил,
Мос квич ей
я
одурачил:
Деньги
все
ко
мне
стеклись!
Мой
великий
друг
Максим
За сед ал
в
б еспл атн ой
ложе,
<Полугорьких»
двое
тоже
Засед али
вместе
с
ним!
И
так
далее.
491

III
Когда
у
Шаляпина
родился
с ын,
он
на
радостях
се-
ввал
небольшую,
но
интимную
к ом панию
гос те й:
тут
были
только
худо жн ики ,
ком п ози торы
и
писатели.
Весь­
ма
характерно,
что
если
бы ли
у
Шаляпина
истинные
друзья,
то
только
из
люд ей
этих
тре х
пр о фес сий.
Я
ни­
когда
не
в стр ечал
у
нег о
певцов
и
актеров.
Мне
кажет­
ся,
что
пос ле дними
он
просто
не
интересовался,
так
как
у
них
ему
было
нечему
учиться,
н ечего
взять,
ме жду
тем
художники
в сех
вид ов
всегда
что-то
давали
е му,
и ли,
вер нее,
он
умел
брать
у
них
то,
что
ему
нужно
и
что
он
о дин
мог
претворять
в
св ое
собственное.
Бессо зн ат ель­
ным,
но
ве рным
чуть ем
он
всегда
находил
в
них
корня­
ми
д уши
ту
п очву,
которая
давала
ему
нужные
соки.
В
особенности
это
верно
относительно
больших
худож­
ников
кисти,
музыки
и
слова.
Теперь
очень
интересная
компания
собралась
у
нег о
за
чайным
столом.
Кроме
гос тей ,
был
еще
ка кой -то
не­
счастный
дру г
его
юности,
которого
Шаляпин
встр е тил
в
самом
жалком
виде,
опустившимся
до
Хитровки,
и
п риюти л
у
себя.
Друг
этот,
сильно
помятый
ж изнь ю,
значительно
воспрянул
духом.
Производил
он
впечатле­
ние
неглупого
человека,
но
сознание
погубленной
моло­
дости
и
отравленного
алкоголизмом
здоровья,
по-видимо­
му,
с
особенной
силой
терзало
ег о,
когда
он
сра вн ил
свою
судьбу
с
блестящей
судьбой
Шаляпина.
—
Тебе
хорошо
б ыло
выбиться
в
люди,
у
тебя
—
тал ан т!
—
завистливо
возражал
он
Шаляп ину ,
о бодр яв­
шем у
его.
На
это
Шал я пин
н еож идан но
ответил
страст­
ной
и
очен ь
ин те рес ной
речью.
—
Да,
—
сказ ал
он,
—
все
меня
попрекают
моим
талантом,
а
между
тем,
когда
я
начинал,
я
шаг у
не
умел
ступить
на
сцене!
Все
ду м ают,
что
если
талант,
то
уж
и
работать
не
нужно,
а
ес ли
кто-нибудь
добьется
успеха,
то
объясняют
это
только
талантом,
который
ему
с
неба
свалился...
Я
работал,
искал,
добивался,
мучился,
и
думаю,
что
упорством
и
настойчивостью
можно
достичь
многого
даже
без
таланта.
Ша ля пин
гов ори л
долго,
гор ячо
и
красноречиво
о
своих
исканиях.
492

Слушая
его ,
казалось,
что
го вор ит
Дон-Кихот:
толь­
ко
Дульцинеей
Шаляпина
была
св обо да
иску сст ва,
а
ветряной
мельницей
—
неведомая
и
таинственная
«мон ­
тировочная
ча с ть».
Много
крови
и
нервов
она
из
него
вымотала.
В
это
время
к
нему
на
цыпоч ка х
подошел
Ио анн
и
что-то
сказал
на
ухо.
Ша ляпи н
тотчас
же
поднялся
и
вышел
в
прихожую.
Через
неско л ько
мину т
он
в озвра­
тился
за
стол
и,
продолжая
разговор,
не
зам ет ил,
что
из
прихожей
вслед
за
ним
пришел
и
сел
за
с тол,
ни
с
кем
не
здороваясь,
како й -то
субъект,
тотчас
же
потянув­
ш ийся
к
водке.
Не ожид анн о
увидав
его,
хозяин
подош ел
к
гостю,
ти хо
сказал
ему
чт о-то
и
ушел
вм есте
с
ним.
Мы
не
придали
этой
сцене
н ик акого
значения,
про­
д олжая
об щий
разговор,
но
т еперь
Шаля пин
исчез
на­
долго.
Только
минут
через
дв адцат ь
возвратился
он,
запыхавшийся,
раскрасневшийся
от
мороза,
и
р ассказ ал
странный,
анекдотический
эпизо д ,
только
что
происхо­
ди вш ий.
Оказалось,
что
странный
гость ,
сидевший
за
с толо м,
был
сов ерш енно
незнак о м
Ша ляпи ну
и
явился
к
нем у
попросить
денег
на
похороны
умершего
ребенка.
Шаля­
пин
дал
ему
двадцать
пя ть
рублей,
но,
возвращаясь,
увидел
его
с идя щим
с
нами
за
с толом .
Тогда
он
вывел
его
в
прихожую,
где
и
попросил
уда ли тьс я,
объяснив,
что
у
него
семейный
праздник
и
собрались
только
бл изк ие
знакомые,
причем
сам
проводил
его
на
крыль­
цо.
У
крыльца
стоял
лихач,
а
на
лихаче
сидел
кто-то
нетрезвый
и,
не
за меч ая
Шаляпина,
крикнул: «Ну что,
Ванька,
дос тал ?..
Едем
к
Яру! ..»
Тогда
человек,
полу­
чивший
дв адц ать
п ять
рублей,
бросился
бе жат ь,
а
Ша­
ляпин,
поняв,
что
его
просто
обманули
пьяные
шело-
па и,
пустился
за
ним
в
погоню.
—
На
углу
я-таки
догнал
его
и
дал
ему
по
шее!
—
с
довольной
улыбкой,
удовлетворенно
заявил
он
нам.
Все
смеялись
этому
странному
случаю,
представляя
Ша ляпин а
без
шапки
и
в
о дном
пи джа ке
преследующе­
го
человека,
которому
только
что
дал
денег,
чтобы
в
дополнение
к
деньгам
дать
еще
и
«по шее».
Я
думаю,
что
у
Шаляпина
не
мало
бывало
подобных
«просителей», сильно подорвавших
его
доверчивость
к
люд ям
и
бер едив ших
наболевшее
чув ств о
к
«публике»,
493

С
годами
это
чувство,
внач але
доородушно-юмори-
стическое,
ста ло
переходить
в
раздражение
и,
наконец,
об рат илос ь
в
пос тоя нн ую,
назой ли ву ю
боль.
Прише л
и
уше л
1905 год,
по т яну лись
годы
н удн ые,
с кучн ы е...
Россия
мрачно
«пила»
от
столиц
до
глухих
де­
ревень,
и
надо ел
трагический
тан ец
«танго».
Несколько
лет
я
бродил
по
чу жим
краям,
редко
быв ал
в
Петербур­
ге,
еще
реже
в
Москве;
с
Шаляпиным
виделся
мало
и
мельком.
Скучнее
с тал
он,
скучнее
ста ло
у
него.
В
сентябре
1912 года я случайно попал в Казань и
про живал
там
в
полнейшем
одиночестве,
почти
не
вых о­
дя
из
номера
гос тини ц ы.
Знакомых
в
э том
городе
у
ме­
ня
не
было
ника ки х.
Сто яла
со лн ечн ая,
в едре нна я,
золотая
осень.
В
не­
подвижном
про зр а чном
воз ду хе
чувствовалась
задумчи­
в о -нежная
печаль
отцветающей
осени,
дер ев ья
бы ли
з
золотом
уборе,
и
желтеющие
опадающие
л и стья,
т ихо
кружась,
мед л енно
падали
на
землю.
—
А
Шаля пи н-то
здесь ,
в
К аза ни,
—
сказал
мне
ка к-то
при
встрече
хозяин
г о стин ицы.
—
Во
«Франции»
остановился.
Вы,
кажется,
с
ним
знакомы?
Это
известие
показалось
мне
маловероятным:
как
будто
бы
незачем
ему
быть
в
Каза ни !
Тем
не
ме нее,
про ­
ходя
мим о
«Франции», я зашел в вестибюль гостиницы
в зглян ут ь,
нет
ли
там
его
фамилии.
Действительно,
на
че рной
доске
между
именами
п риез жих
было
нап иса но
м е лом : «Шаляпин» .
Я
попросил
слугу
доложить
обо
мне.
Через
минуту
ко
мне
прибежал
слуга
Шаляпина
—
мо ло дой
ки таец
Ва с илий,
давно
уже
сменивший
Ио ан на,
чтобы
убедиться,
дейст ви т ель но
ли
это
я,
до
т ого
неожи­
данной
б ыла
для
нег о
эта
встреча.
Ша ляпи н
встретил
ме ня,
одеваясь
ку да -то
идти.
На
висках
его
я
впе рвые
зам етил
седые
волосы.
Острил
он
теперь
не
так
весело,
как
прежде.
Г ов орил
о
К азан и,
вспоминая
своего
отца,
свое
детство
и
юность,
так
как
в
э том
городе
началась
его
жиз нь.
Отсюда
уш ел
он
в
ран­
ней
юности
в
смутных
мечтах
о
служении
сцене,
о став ив
в
бедности
от ца
и
близких.
—
Отец
мой
спился,
—
часто
вспоминал
он.
—
Мать
.умерла
с
г олод у.
Но
это
не
остановило
меня...
Отдыхал
на
Во лге
летом.
Вот
и
завернул
в
Казань
взглянуть
на
род ной
город,
х ожу
здесь,
отыскиваю
те
места,
где
ко­
494

гда-то
жил...
Пойдем
вместе
прогуляться,
—
предложил
он
мне.
—
Иду
посмотреть,
цела
ли
сапо ж ная
ма ст ер­
ская,
в
которой
я
с лужил
подмастерьем
у
сапожника.
Я
о хотно
принял
его
предложение.
Ша ляпи н
з авел
меня
на
как ие- то
задворки
и
там,
во
дворе,
отыскал
деревянное
старое
здан ие,
над
покосив­
шейся
дверью
которого
ви села
сапожная
выв еск а,
но
фамилия
сапожника
б ыла
другая,
не
та,
ко торую
по­
мнил
Шал япин .
—
Я
уже
был
здесь!
—
признался
он
мне.
—
Сп рав­
лялся.
Представь
се бе:
вс его
только
года
три
назад
умер
тот
сапожник,
у
к оторо го
я
здесь
работал
«в маль­
чишках».
Жа ль,
не
заст ал,
хорош ий
был
человек,
п ого­
вор ил
бы
с
ним .
Вос по мина ния
печального
д етс тва
и
горе м ычн ой
юно ст и,
вероятно,
охватили
его.
Постояли
перед
хибаркой,
пом ол чал и.
—
Пойдем!.. —
сказал
он,
как
бы
очнувшись
от
за­
думчивости.
—
Сходим
еще
в
му жс кой
монастырь,
я
там
жил,
в
э том
монастыре,
служкой
бы л.
Пош ли
в
монастырь.
—
А
вот
управских
сослуживцев
моих
я
тут
все х
разыскал
и
снялся
с
ними
со
всеми
в
группе,
—
продол­
жал
он,
шагая
по
тротуару.
—
Я
зде сь
писцо м
в
земской
управе
с лужил.
Мы
вошли
во
дв ор
дре вн его,
замечательно
живописно­
го
мон а ст ыря.
Во
дворе
было
кладбище.
Во шли
в
полу­
темную
ц ерковь ,
где
прои сход ила
служба
и
стояли
моля­
щиеся.
Пост ояли
и
мы,
пос луш али .
Потом
вышли.
—
Зайдем
в
об щежит и е,
—
сказал
Шаля пин .
—
Там
есть
комн ата ,
в
которой
я
жил .
Вошли
в
угрюмое,
грязное
здание
с
длинным,
полу­
темным
коридором,
в
к отор ом
пахло
ща ми
и
помоями.
Повсюду
были
грязные,
засаленные
двери
с
рваной
во й­
лочн ой
обивкой.
В
кон це
коридора
он
остановился
пе­
ред
одной
из
таки х
дверей.
—
Во т!
—
сказ ал
он
с
волнением.
—
В
этой
комнате!
Мим о
нас
прох одил
чернобородый
мо ло дой
монах
в
коленкоровом
черном
подряснике.
—
Мож но
нам
войти
сюда?
—
робко
спросил
его
Шал я пин.
—
Нам
только
пос м отре ть...
—
Можно,
можно,
—
отвечал
монах,
предупреди­
495

тельно
от воря я
дверь
и
оглядывая
в аж ную,
внушитель­
ную
фиг ур у.
Мы
вошли
з
ужасную,
полутемную,
сырую
комнату,
в
которой,
по-видимому,
теперь
никто
не
ж ил.
Стекла
единственного
о кна,
кажется,
никогда
не
мы ли сь.
Голая
койка,
не краше ный
грязный
стол
и
какая- т о
рухлядь
на
полу.
Шаляпин
опять
долго
сто ял
молча,
о
чем-то
думая.
Казалось,
он
ожидал
здесь,
как
и
у
сапожной
мастер­
ско й,
встретить
то
хорошее,
что
—
он
помнил
—
б ыло
здесь
когда-то!
Или
вспомнил
он
юного
монастырского
служку
с
пылк ой
головой,
обуреваемой
несбьГгочными
мечтами,
которому
бы ло
хорошо
здесь ? ..
И
от чего
было
хорошо?..
Не
от
пл аменно й
ли
юно й
фантазии,
не
замечавшей
окружавшего
убожества
и
уносившейся
в
сказочное
царство?..
Отчего
же
теперь
тут
так
голо,
неприглядно
и
хо­
лодно,
словно
навсегда
ушло
отсюда
то,
что
как
будто
оставил
здесь
юный
мечтатель?..
Я
не
мешал
Шаляпину
думать
и
молчал
все
время,
пока
мы
возвращались
к
нему
в
гостиницу.
Войдя,
он,
не
снимая
пальто
и
шляпы,
сел
на
с тул,
стоявший
посреди
комнаты,
и,
облокотись
на
трость,
не­
заметно
для
самого
се бя
запел
тем
тихим,
за
душу
хв а­
тающ им
фальцетом,
как им
умел
пе ть
только
Ша ляпи н:
Куда,
куда
вы
удалились.
Весны
мое й
златые
дни?,,
IV
«Императорские»
театры
платили
Шаляпину
не
очен ь
много:
всего
только
сорок
тысяч
рублей
за
с орок
спектаклей
з имнег о
сезо на .
Потом,
ко гда
ве сь
мир
при­
знал
его
г ениа ль ным
артистом,
стали
пл ати ть
больше.
За
выс ту пле ния
в
концертах
вместо
тысячи
рублей
за
вы ход
платили
вт рое,
а
впоследствии
—
вшестеро.
На
летний
сезон
его
выпис ыв а ли
за
гр аницу ,
бол ь­
шею
частью
в
княже ство
Монако,
где
царила
рулетка
и
лились
бешеные
ден ьги.
Однажды
он
и
сам
проиграл
тр иста
тысяч
ф ран ков
—
вс е,
что
успел
«напеть».
496

Скиталец
и
Анатолий
Дуров.

Ф.
И.
Шаляп ин .

Тогда
директор
игорного
дома,
по
существующему
там
обы ч аю,
пр инес
ему
в
подарок
за
такой
к ру пный
пр оиг рыш
чек
на
деся ть
тысяч
фра нк ов,
сказа в,
что
м-сье
Шал япин ,
конечно,
может
опять
прод олж ать
игру,
но
е сли
он
надеется
выиграть,
то
пусть
он
знает,
что
во­
обще
выиграть
в
руле т ку
к ру пную
сумму
нельзя.
Пев ец
«напел»
еще
сто
тысяч
франков
и
име л
хар актер
пре ­
кра ти ть
азар тн ую
игр у.
В
г оды
расцвета
сво их
с ил,
голоса
и
славы
он
пел
без
отды ха
зиму
и
лето.
Для
этого
нужно
бы ло
иметь
кро ме
та ла нта
еще
и
богатырское
здоровье,
м огучие
нервы,
неутомимое
горло
и
н е объят ные
лег­
ки е.
Великий
ар тист
жил
на
широкую
ногу,
но
неустан­
ный
тру д
не
оставлял
времени
на
увлечения
рад остями
жизни:
п одрас тала
куча
детей,
он
заботился
об
их
бу­
дущем,
стар ая сь
обеспечить
семью
и
со б ст венную
ста­
рость.
О днажды ,
зайдя
к
нему
в
Петербурге,
я
еще
от
по­
рога
услышал
пение:
под
рояль
пел
хороший,
но
уже
сильно
подержанный
б ас.
Ш аля пин
аккомпанировал
представительному
старику
с
густыми,
длинными
ку д­
рями,
еще
не
совсем
поседевшими.
—
Это
знаменитый
когда-то
Ля ров!
—
ск азал
мне
хозяи н,
когда
го сть
ушел.
—
Пел
на
б ольшой
сцене
Мефистофеля,
Сусанина,
Бе ртрам а.
Со
сцены
сошел
еще
при
Александре
Втором.
Теперь
служит
кон торщи ­
ко м,
получает
семьдесят
пя ть
рублей
в
месяц.
Таков
ко­
нец
многих
зн амени то стей .
То
же
может
быть
и
со
мно й,
если
не
думать
о
будущем.
Врагов,
завистников
и
нен а­
вистников
у
меня
неисчислимое
количество!
Но
я
и
то­
г да,
когда
придет
старость,
спадет
голос,
когд а
сойду
со
сцены,
не
пойду
к
ним
кланяться
и
унижаться.
У
ме­
ня
есть
деньги!
Я
знаю,
что
такое
ни щет а,
но
не
бедность
сама
по
с ебе
ст раш на
мне ,
а
связанное
с
ней
унижение.
Н еу жели
фортуна,
поиграв
мной,
снова
бросит
и
меня
обратн о?
Не т!..
Со
мн ой
не
будет
эт ого!
И
Ша ляпин,
словно
возражая
кому-то,
стал
ходить
по
комнате,
вол нуя сь
и
повторяя:
—
У
меня
есть
деньги!
С
точки
зрения
большой
пу бл ики
он
был
счастливец,
497

которого
капризная
фо рту на
осы па ет
зол оты м
дож ­
дем.
Многим
не
давал и
спать
не
слава
и
успех
его,
а
прежде
всего
день ги :
ведь
хористом
был,
ничтожеством,
выдвинулся
из
мужичков,
без
образования,
из
простых,
бедных
людей!
Как-то
в
доме
Шаляпина
появилось
ново е
ли цо
—
мл ад ший
бр ат
его,
вскоре
исчезнувший.
Сп устя
долгое
время
я
спр осил
о
нем.
Ста рший
отв ети л
с
гор еч ью:
—
Он
спился
окончательно
—
от
за вис ти
ко
мне
и
вдобавок
обокрал
меня !
В едь
зависть
всегда
переходит
в
злобу .
До лжно
быть,
именно
поэ то му
у
меня
так ая
масса
вра г ов.
В
особенности
их
много
из
числа
тех
лю­
де й,
для
которых
я
делаю
что-нибудь
хорошее.
Н енави ­
дит
меня
та кже
и
та
акте рская
бр ат ия,
которая
привык­
ла
относиться
к
искусству
с
точки
зрения
«двадцатого
числа», и все у нее сходило с рук,
а
теперь
нельзя
стало!
Терпеть
не
мо гу
дураков,
в
особенности,
если
они
по пад ают
на
сцену !
Шал япи н
юмористически
улыбнулся.
—
Знаю,
что
ск ажут
обо
мне
все
они ,
когда
я
ум­
ру...
Скажут
—
сво-лачь
б ыл,
но
—
т ал ан тливый.
А
в едь
мне
только
это
последнее
и
нужно!
Случилось,
что
за
кулисами
появилась
да же
«мать»
Шаляпина,
деревен ская
старуха,
несомненно
кем-то
подосланная
за
кр у пной
суммой.
—
Он,
он
самый,
как
есть
мой
сыно к!
Когда
мнимый
«сын»
объяснил,
что
мать
его
похо­
р онена
в
Ка з ани,
и
отка зал
в
деньгах,
старушка,
уходя,
недовольно
бормотала:
—
Какой
скупой!
Мне
случайно
пришлось
бы ть
свидетелем
разговора
Ш аля пина
с
кр у пным
адвокатом
о
т ом,
как
быть
с
ш ан­
тажистами,
грозившими
взыскать
с
н его
сто
тысяч
за
в осп ита ние
двадцатилетнего
«незаконного ребенка» .
Больше
всего,
о днако ,
о паса лся
он
тайных
вра гов,
не
раз
прибегавших
к
газетным
«уткам»
для
очернения
его
имени.
Черносотенные
круги
в ысшег о
общества
давно
бы ли
нед ов оль ны
дружбой
знаменитого
«императорского»
ар­
тиста
с
«левыми»
писателями
и
общественными
д еяте­
лями.
498

V
Одн аж ды
р у сские
газеты
—
столичные
и
провинци­
аль ные
—
подняли
шум
из-за
того,
что
з нам ен итый
опе р ный
артист
Шаляпин
сто ял
на
к оле нях
на
сцене
Мариинского
теа тра
во
время
и спол нен ия
хором
народ­
ного
гим на
в
ант рак те
оперного
спектакля,
на
котором
присутствовал
ца рь
Николай
II.
Все
газеты
отнеслись
к
этому
поступку
великого
ак­
тера
с
нескрываемым
осуждением,
иронией
и
презрени­
ем,
за
ис кл юч ением
правых,
приветствовавших
его
за
проявление
монархических
чувств.
Газеты
восстановили
против
прославленного
арт и ста
всю
тогдашнюю
интеллигенцию:
Шаляпина,
члена
ли­
тературной
«Среды», снимавшегося вместе
с
группой
писателей
«Знания», дружившего с Горьким и Плехано ­
вым,
считали,
во
всяком
случае,
сочувствующим
рево­
люционному
движению,
предполагали
и
верили,
что
раз
он
демонстрирует
свою
дружбу
с
революционными
пи­
сателями,
то,
вероятно,
и
содействует
им.
Ценили
в
нем
не
только
артиста,
но
и
«демократа», несомненно тяго­
теющего
ко
всеобщему
и
обязательному
—
лев ому
на­
строению.
Его
имя
постоянно
ставилось
ряд ом
с
именем
Горького
—
идо ла
эпохи.
(
Вс ем
бы ло
конфузно
и
стыдно
за
не го,
досадно
на
се­
бя,
зачем
считали
Шаляпина
«левым», когда он оказал­
ся
а рхипра вым
и
даже
в
эт ом
р асписался
в
своем
з на­
ме нит ом
«письме в редакцию»
в
отв ет
на
ругань
левых
и
похвалы
правых
газет;
в
этом
ответе
Шаляпина
за
его
под пис ью
было
напечатано,
что
он
дейс твите ль н о
«стоял на коленях»
и
сдела л
это
потому,
что,
улицезрев
«помазанника божия», не мог сдержать прилива верно­
под дан ни чес ких
чувств:
з аго вори ло
его
«ретивое», ис ­
тинн о
русское
сердце.
Письмо
б ыло
н аписано
«черно­
сотенным»
языком
и
вызывало
невольное
недоумение.
Именно
это
пис ьмо
с
вы раже нием
верноподданнических
чувств
стр аш но
уронило
и
унизило
имя
Ш аля пина
в
об­
щественном
мнении,
облило
его
всео бщим
презрением,
было
понято
не
как
проявление
каких
бы
то
ни
было
политических
убеждений,
но
как
унизительное
холуй­
ств о.
В
Петербурге
в
интеллигентных
кругах
и
в
особенно­
499

сти
в
среде
учащейся
мо лоде жи
с
возмущением
г овор и­
ли
о
публичном
самооплевании
артиста,
мно гие
призы­
вали
бойкотировать
Ш ал япина,
то
есть
никогда
больше
не
ходить
на
его
спектакли.
К рай н е- п равы х, «монархических»
взглядов
«артист
из
мужиков»
до
этого
сво его
письма
никогда
не
испове­
довал.
Следовательно,
тако й
припадок
произошел
с
ним,
как
пол ага ли,
под
каким-то
давлением,
неискренне,
из
как ого- ниб удь
расчета.
Но
к акой
же
расчет
так
ур онит ь
себя
в
глазах
всей
страны,
по дверг аясь
всеобщим
за у­
шениям?
Наоборот,
уж
если
искать
выг од ы,
то
выгоднее
было
бы
отк азаться , «пострадать за отказ»: с каким во­
с торгом
отнеслись
бы
к
такому
«героизму»
те
же
газе­
ты
и
все
«общественное мнение»! Ведь отделался же пи­
сател ь
Амфитеатров
за
«Господ Обмановых»
всего
т оль­
ко
маленькой
ссыл ко й,
но
з ато
был
прощен
прессой
за
сотрудничество
в
«Новом времени», а публикой по воз­
вращении
из
пу стяко в ой
ссылки
был
вст р ечен
овациями,
как
герой!
Вот
какое
было
время!..
И
не
глу п
ли
какой-
то
там
«расчет»
Шаляпина?..
А
между
тем,
по
расска­
зам,
он
сам
организовал
пение
г имна
и
стоя ни е
на
ко­
лен ях,
с тоял
в
этой
по зе
перед
царем
в пер еди
всего
хора.
Да
еще
печатно
подтвердил
свое
стояние,
объяснив
при­
ливом
монархических
чувств!
Глупо,
нерасчетливо
и
фальшиво!
Всю
эту
историю
я,
находясь
в
то
вре мя
в
поездке
по
п ров инци и,
з нал
из
газет,
но,
вернувшись
в
Петер­
бург,
только
и
слышал
от
всех
встречных
и
поперечных,
что
выражение
негодования
по
адресу
Шаляпина.
Газе­
ты
продолжали
измываться
над
ним,
даж е
ка рик атури­
сты
и
цирковые
шуты
вс ячес ки
варьировали
эту
тему.
Но
мне
все-таки
казалось,
что
тут
«есть что- т о », ка­
кое-то
недоразумение:
слишком
невероятна
бы ла
бес­
так тно сть
Шаляпина.
Я
зн ал
и
любил
этого
умного,
чуткого
человека
и
в
душе
был
бы
рад
найти
для
не го
какое-нибудь
оправда­
ние :
в едь
его
осуждали
не
за
политические
уб е жд ения,
а
за
лицемерие,
холуйство,
подхалимство,
публично
об­
наруженные;
мне
больно
было
бы
окончательно
убе­
диться
в
эт ом.
Я
жда л
случая
лич но
встретиться
с
ним.
Вдруг
Шаляпин
сам
прислал
за
мно й
с
про сь бой
не­
пре м енно
и
немедленно
приехать
к
не му
на
кв артиру.
500

Жил
он
то гда
на
Пе тер бур гск ой
стороне,
на
краю
города
в
соб ст венно м
доме.
Я
в стр етил
у
н его
в
ка би нете
еще
несколько
петербургских
писателей.
Завидя
меня,
хозяин
ск азал :
—
Ну,
вот
спасибо,
что
приехал.
Теперь
все
в
сборе.
Жаль,
нет
Андреева,
а
Горький
на
Капри
и
на
мои
письма
не
отв ечае т.
Господа!
Я
не
имею
возможно­
сти
печат но
восстановить
истину
о
моем
я кобы
стоя­
нии
на
кол еня х
пер ед
цар ем
и
хот ел
бы,
чтобы
вы
здесь
выс луша ли
ме ня
и
не
пос т упили
бы
так,
как
поступил
Плеханов.
Он
вернул
мне
по
п очте
мою
фотографическую
карточку
с'надписью:
«Возвращает ­
ся
за
ненадобностью»! Согласитесь,
что
ве дь
это
—
пощечина!
И
неужели
ему
не
пришло
в
голову,
что
га­
зеты,
которым
он
так
ле гко
поверил,
слишком
часто
врут,
что
все
напечатанное
про
меня
мог ло
быт ь
не­
п рав дой
уже
по
одному
тому,
что
напечатано
в
га зе­
та х!
Опровергать
все
это
в
г азет ах
я
не
буду,
по
обстоя­
тельствам
д ела
—
не
имею
возможности,
да
и
не
умею
я
писать
по-газетному,
нико гд а
не
пробовал.
Лучше
я
ра сск ажу
вам
всю
правду
на
словах.
Шаляпин,
видимо,
был
взволнован,
ку рил
одну
па­
пиросу
за
другой,
встал
с
кресл а
во
весь
св ой
ог ро мный
ро ст
и,
сто я
пер ед
нами,
пр од ол жал:
—
Произошло
все
это
вот
ка к.
На знач ена
была
оп е­
ра
«Борис Годунов», на которой должен был присутство­
ва ть
ц арь.
Вы
знаете,
что
на
таких
казенных
спектак­
лях
обыкновенной
публики
не
бы вает:
весь
театр
полон
вое нными
чина ми ,
придворными,
охра нн ика ми
и
сыскной
полицией.
Пер ед
началом
ко
мне
приходила
депутация
от
наше­
го
опер но го
хора
с
просьбой
во
вре мя
спектакля
пере­
да ть
ц арю
про ше ние
хо ра
о
прибавке
жало ван ья.
Я
на
это
не
согласился
и
объяснил
п очем у.
Я
находил,
что
обращаться
к
царю
на
пар а дном
спектакле
с
просьбами,
да
еще
с
такими
наивными,
как
прибавка
жалованья
хористам,
неуместно,
лучше
это
сд елат ь
об ык нове нным
путем,
в
другое
время.
Хори сты
ушли,
недовольные
мо­
им
отказом,
и,
каж ется,
о бид ели сь,
попрекнув,
что
я
сам
когда-то
был
хористом,
а
теперь,
видно,
забыл
об
этом.
Наверное,
р ешил и,
что
«зазнался», и,
как
потом
501

оказ ал о сь,
вознамерились,
по
их
терминологии, «подло­
жить
мне
свинью»
—
и
подложили.
Наступил
спектакль.
Я
играл
«Бориса» .
У
придворной
чоп орн ой
публики
не
принято
хлопать
артистам,
но
после
тр еть его
акт а
вся
она
поднялась
и
шум но
мне
ап ло дир о вала:
должно
быть,
у дало сь
мне
расшевелить
ее.
Я
должен
был
выйти
на
пок ло н.
И
вот,
откланиваясь
аплодирующей
пу бл ике,
вд руг
вижу:
на
сцену
торопливо
вы бег ают
хористы
и
еще
на
ходу
на чи­
н ают
пет ь-
«Боже,
ца ря
хр ан и».
Пе рвой
мо ей
мыслью
было:
что
случилось?
Я
знал,
что
в
пр ограм ме
спект акл я
пе ния
гимна
не
п ред п олага­
лось,
инач е
бы
меня
об
этом
предупредили,
—
зн ач ит,
случилось
что-то
экстренное,
неожиданное:
родился,
что
ли,
кто-нибудь
в
царской
фамилии
или
произошло
что-нибудь
в
эт ом
роде.
Хот ел
кинуться
за
ку ли сы,
что ­
бы
узн а ть,
в
чем
дело,
но
декорации
т ре тьего
акта
в
это й
опере
представляют
глухую
комн ату
с
одной
то ль­
ко
маленькой
дверью
в
глубине
сцены,
а
две рь
заг ор о­
дил
собою
хор,
уже
певший
на
коленях
ги мн.
Я
о каз ал­
ся
в
мышеловке:
со
сцены
уйти
не
могу,
ст оять
столбом
во
время
гимна,
ко гда
весь
хор
ст оит
на
кол ен ях,
не­
удобно,
и
—
признаюсь,
го спо да,
—
я,
чуть
ли
не
в
пер­
вый
раз
в
мо ей
жизни,
растерялся!
Да,
признаюсь,
я
после
некоторого
колебания,
спрятался
за
высокой
спин­
кой
кресла
около
кулис.
Потом
объяснилось,
что
хористы
за
с вой
страх,
э кс­
промтом
и
тайно
от
нач ал ьст ва
устроили
эту
демон­
ст р ацию,
не
предупредив
о
сво ем
намерении
никого,
и,
к ажет ся,
пытались
подать
царю
свою
челобитную,
ме ня
же
насильно
и
об мано м
заставили
пр и нять
невольное
участие
в
их
коленопреклонении
во
время
пения
гимна.
Скандал
произошел
невероятный.
Ца рь
был
очен ь
недоволен.
Распо р ядит ел и
спектакля
и
вся
адм ин истр а­
ция
театра
перетрусили,
пришли
в
ярость.
Хо р истам
на­
горело,
а
меня
на
другой
день
вызвали
во
дворец
для
да чи
объяснения
по
этому
ст ран ному
делу.
Вот ,
собственно,
и
все.
До вольн о
глупое
закулисное
недоразумение,
актерские
д р язги,
какие
бы вают
каждый
день,
если
бы
не
фигурировало
мое
«стояние на коле­
н ях».
Вра гов,
завистников
и
не нав истн ико в
у
ме ня
—
тысячи!
Думаю,
что
именно
благ ода ря
их
во з дейст вию
502

начал и
по
это му
поводу
тр епа ть
мое
имя
в
желтых
улич­
ных
газетах,
падких
до
всяких
сенсаций.
Дело
это ,
в
сущ­
ности,
вы еденно г о
яйца
не
стоящее,
раздули
в
целое
со­
бытие.
Ма ло
того,
в
тех
же
ул ичных
газе т ах,
н ак онец,
известное
письмо
за
мое й
подписью
с
выражением
ве р­
ноподданнических
чувств.
—
Но
разве
вы
не
писал и
этого
письма?
—
с
у дивле ­
нием
спросил
кто-то
из
слушателей.
—
Никакого
пись ма
я
не
писал.
Письмо
б ыло
по д­
ложное.
Но
из
ули чных
газет
его
перепечатали
большие,
серьезные
га зеты ,
снач ала
с
у каз анием
источника,
а
по­
том
и
источник
з атерялся,
к огда
письмо
пошло
по
в сем
столичным,
провинциальным,
наконец,
по
иностранным,
европейским
и
американским
газетам.
Кл еве та
за гу ляла
по
всему
миру ,
снач ал а
потихоньку,
а
п отом
«как бомба
разрываясь», как поется в «Севильском
цирульнике», и
вот ,
как
вид ит е,
я
«погибаю,
пораженный
клеветой»!
Вот
тогд а -то
я
и
получил
из-за
границы
обратно
мою
ка рто чку
от
Плеханова
с
известной
вам
надписью.
Не го­
дование
против
меня
так
называемого
«общественного
мне ния »
я
уже
знаю ,
удивляет
оно
ме ня:
ничему
так
охотно
не
верят
русские
л юди,
как
самой
не ле пой
кле­
вет е
на
ближнего,
в
особенности
если
этот
б лижн ий
ч ем-
нибудь
воз вышае тс я
над
ними!
Заметьте,
го спо да,
—
продолжал
Шаляпин,
с
волн е­
нием
шагая
по
ко мна те,
—
я
безоружен
и
беззащитен:
отвечать
в
га зетах
не
могу
—
ведь
все
же
я
артист
«им­
ператорских
театров»
и
«солист его величества» .
Как
я
обнародую,
что
не
хотел
с тоять
на
к олен ях
перед
ца­
рем
и
не
с тоял,
а
м еня
заста ви ли
на
сцене
хитростью?
Что
я
от казы в аюсь
от
верноподданнических
ч ув ств,
вы­
раженных
от
моего
имени
в
подложных
пись мах ?
Вед ь
ме ня
за
такое
выступление
уж
во
всяком
случае
выго­
нят
из
императорских
театров,
а
это,
пр изн аюс ь,
было
бы
вы ше
моих
сил
—
уйт и
из
лучших
и
богатейших
в
ми ре
театров!
Чтобы
не
р асст ат ься
из-за
глупой
истории
с
л юби­
мым
театром,
я
в ынужд ен
молчать,
и
только
перед
ва­
ми
мне
хотелось
высказать
все
это,
что
я
вам
теперь
ра сска зал.
Шал япин
замолчал,
раскрасневшись
и
с
навернув­
шим ися
слезами
на
гла за х.
503

Рассказ
его
произвел
на
всех
впечатление
полной
искренности.
Эта
искренность
подтвердилась
напечатанными
впо ­
следствии
воспоминаниями
бы вшег о
директора
импера­
торских
театров
Теляковского,
беспристрастного
с ви­
детеля
знаменитого
спект акля .
Ис тори я
с
гимном
рас­
сказана
им
со вер шенн о
в
том
же
виде,
в
каком
м ного
лет
на зад
рассказал
ее
при
мне
и
сам
Шаляпин,
так
ж ес токо
и
ошибочно
н аказ анны й
общественным
пре ­
зрением
за
мни мые
«монархические чувства».
—
Федор
Иваныч, —
возразил
ему
кто-то.
—
Вот
вы
сказал и,
что
не
можете
п исать
и
никогда
не
пишете
в
газ етах ,
но
в едь
сейчас
печатается
в
од ной
маленькой
газете
в аша
автобиография
за
вашей
полной
подписью!
Ша ляпин
у лыбн улс я.
—
Я
н ик огда
не
писал
этой
биографии,
—
неожи­
данно
заявил
он.
—
И
да же
не
читал
ее.
Это
тоже
по д­
лог!
Мои
друзья
мне
только
недавно
о
ней
сообщили:
она
печаталась
в
какой-то
ул ичной
газетке
и,
гов орят,
префантастическая
биография
у
меня!
Я
хотел
сам
по­
ехать
в
редакцию
просить
о
прекращении
моей
ав то­
биографии,
но
меня
отговорили,
ск азали ,
что
все
в
э той
редакции,
начиная
с
редактора,
такие
типы,
которым
не
раз
б или
физио ном ию,
и
что
они
к
этому
привыкли.
Опасаясь,
что
ме ня
спровоцируют
на
изби ен ие
р еда кто­
ра,
чтобы
создать
новую
се нс ацию,
я
и
не
поехал,
а
только
послал
сказ ат ь,
что
прошу
прекратить
мою
био­
графию.
Они
прекратили
и
очень
остроумно
вы шли
из
затруднения:
вмест о
прод олже ния
в
газете
появилось
такое
и зве стие: «С глубоким сожалением извещаем на­
ших
читателей,
что
автобиография
Ф.
И.
Шаляпина
от­
нын е
пр екр ащае тся
печатанием
по
неожиданной
причи­
не:
рукопись
укр адена
кем -то
у
маститого
а рт иста
на
вокз але .
Горе
автора
не
поддается
описанию!»
Последнюю
фразу
Шаляпин
произнес
с
та ким
вы ра­
зительным
ю мор ом,
что
все
ра сх охота лис ь.
—
Вот
каковы
ва ши
газетные
нравы,
господа!
—
сказал
он
пи с ате лям.
—
Ч ему
же
тут
удивляться,
если
по
поводу
моего
мн и мого
«стояния на коленях»
б ыло
напечатано
маленькое
подложное
письмо?
Теперь
я
со­
би ра юсь
сам
продиктовать
кому-нибудь
мою
био г ра­
фию,
чтобы
«пропавшая рукопись»
не
наш лась
и
не
по­
504

явилась
на
всех
европейских
язы ках
отдельным
из да­
нием .
Действительно,
года
чер ез
два
после
этих
слов
в
марксистском
журна ле
«Летопись»
была
нап ечат ана
а вто б иогра фия
Шаляпина
за
его
подписью,
написа нна я,
к
сожалению,
весьма
бездарно,
серо
и
ск учн о.
Диктант
не
удался.
Спустя
дол гое
время
он
сам
написал
кн игу
о
себе.
По
поводу
выступления
Шаля п ина
в
качестве
со­
трудника
«Летописи»
в
том
же
журнале
появилось
к ол­
лективное
письмо
рабочих,
протестовавших
против
пе­
чат ан ия
биографии
Ш аля пина
в
«марксистском»
жур ­
нале:
искаженная
история
с
гимном
навсегд а
о ст алась
в
памяти
широких
масс
и
не
б ыла
за быт а.
Горький
ответил
на
письмо
в
защиту
Ш ал япина.
VI
Во
время
во йны
1914—1918 годов я,
проживая
в
Мо­
скве,
пошел
в
Большой
театр
послушать
оперу
«Фауст»
с
участием
Шаляпина.
Даж е
в
этой,
ка залось
бы
«за ­
п етой », опере,
в
которой
выступал
он
сотни
раз,
великий
пе вец
был
все гда
разнообразен,
так
как
без
ко нца
со­
вер шенс твова л ся
д аже
в
тех ник е
пения,
которую
у
н его
как
будто
больше
некуда
был о
совершенствовать,
не
говоря
уже
о
то м,
что
вечный
образ
гетевского
Мефи­
стофеля
в
изображении
Шаляпина
год
за
год ом
т оже
беск о нечн о
вырастал
и
видо изм енялс я,
становясь
слож­
нее
и
глуб же .
Ансамбль
спект акля
со сто ял
из
отборных
сил
Бол ь­
шого
теат ра.
Быстро
вы двиг ался
молодой
б ари тон
Ду­
бинский,
за
последнее
время
выступавший
редко.
Хоте­
ло сь
мне
и
его
послушать.
Шаляпин,
исполняя
зна мен иту ю
серенаду
«Выходи,
о
дру г
мой
н еж н ый », купался в звуках.
Это
было
тако е
пение,
которое
разве
только
во
сне
может
присниться,
как
волшебная
с казка .
Тенор—
Фауст
казался
как
бы
тенью
беса,
в
нем
заключенного,
толкающего
человека
в
беду .
Дубинский,
певший
В ал е нтина,
был
не
в
ударе:
б ольшой ,
красивый
баритон
пе вца
зву чал
на
этот
раз
несво бо дно ,
сдавленно,
да
и
сам
п евец
держался
на
505

сц ене
как
связанный,
как
бы
из бегая
телодвижений,
не
повора чива я
неподвижное
ли цо
ни
вправо,
ни
влево.
Когда
же
на чалас ь
дуэль,
в
которой
по
ремарке
требовалось,
чт обы
первым
движением
шпаги
Вален­
тин
выш иб
из
рук
Мефистофеля
мандолину,
Дубин­
ский
не
сдела л
этого,
и
Шаля пин
сам
отбросил
инстру­
мент
в
сторону.
«Что с ним такое?» —
с
тревогой
п од умал
я
о
Ва­
лент ине.
Ве дь
всем
известна
требовательность
Ш аляп и­
на
к
своим
партнерам
на
сцене.
Именно
за
эту
тре бо ва­
тельность
«двадцатники»
не
любили
его;
вспомнил,
как
пл акал
он
от
нижегородского
хора,
понижавшего
то н.
Как
же
пос т упит
суровый
в
таких
случаях
в ел икий
ар­
тист?
Пож алу й,
уж
не
пла кать
будет,
а
прочитает
не­
брежному
«мальчишке»
с ур овую
нотацию?
Когда
я
вошел
в
его
уборную,
Ша ляпин
спокойно
разгов ар ива л
с
режиссером:
—
Знаете,
иногда
за
кулисами
я
вижу
певцов
из
других
театров.
Спрашиваешь
их:
зачем
о ни,
собствен­
но,
приходят?
Мне
от ве чал и : «Приходим учиться у вас» .
Действительно,
вот
хоть
бы
в
«Фаусте»
—
выступал
я
раз
тр ис та,
не
ме нь ше.
Удивительно
даже,
как
это
пуб­
ли ке
не
надоедает
слушать?
Молодым
певцам
м ожно
бы
и
п оучи тьс я!..
Ведь
учился
же
у
меня
кордебалет,
как
танцевать
тан ец
в едьм
на
Брокене!
Я
превращался
в
ведьму
и
т анцев ал
перед
балеринами
на
ре пе тиции.
Поче му
бы
и
Дубинскому
не
обратиться
ко
мне ,
если
он
все
еще
не
твердо
знает
мизансцены?
Передайте
ему
это,
пожалуйста.
Ша ляпин
г ово рил
в
т оне
ле гкого
упрека.
Режиссер
см ущ енно
и
вместе
с
тем
вкрадчиво
улыб­
нулся.
—
Фед ор
И ваныч !
Ведь
он
в
сущности
почти
слепой!
—
Слепой?
—
Одним
глазом
совсем
не
вид ит,
а
другим
—
чуть-
чуть.
Его
на
в ойну
забирали,
но
скоро
вернули
—
с ле­
пым !
От
ядо виты х
газов!
Он
и
боялся
по
слепоте
своей,
как
бы
не
промахнуться
и
не
ударить
вас
по
руке.
Так
и
не
ре шил ся!. .
Лиц о
Ша ля пина
изменилось.
—
.Ну,
это
другое
дело !
Пер едайте
ему
мое
сочу в­
ствие.
Если
в
другой
раз
п рид ется
выступить
вместе,
506

пусть
зай дет
ко
мне
сговориться.
Жал ь,
ж аль !..
Хоро­
ший
голос
и
хо ро ший
певец
пропадает!
За
все
время
з нако мств а
с
Шаляпиным
я
довольно
часто
бы вал
за
кулисами,
но
видеть
его
в
раздраженном
настроении
не
доводилось.
Да
вообще,
встречаясь
с
ним
и
«в жизни»
в
различной
об стано в ке,
не
вида л,
чтобы
он,
так
с ка зат ь, «наступил кому- ни бу д ь
на
любимую
мо­
золь».
Исключительные
сл уч аи,
ко неч но,
могли
быть,
о
ко­
торы х
он
и
сам
рассказывал,
но
это
больше ю
ча стью
относится
к
его
борьбе
с
кос н остью
казенной
а дми ни­
страции.
VII
Первые
год ы
революции
Шаляпин
о ст авался
в
Со­
ветской
России
в
ра спор яжении
нов ой
государственной
вл асти.
Скопленный
им
в
т еч ение
двадцати
лет
тяжелого
«шаляпинского»
труда
довольно
большой
капитал,
особняк
в
Москве
и
дом
в
Петербурге
—
все
б ыло
на­
ционализировано.
Страна
переживала
исторический
мо­
мент,
когда
бумажные
«царские»
деньги
ут рат или
стои­
мость,
но
Шаляпин
не
ун ыв ал,
уверенный,
что
«все
обойдется».
—
Мне
сказали,
что
мои
деньги
нужны
для
наро­
да ,—
го во рил
он
мне
как-то
при
св идани и.
—
Ну,
что
ж!
Если
для
н арода ,
ничего
не
име ю
против!..
Пр авда,
эти
деньги
я
не
«нажил», а заработал горбом,
ве дь
у
ме ня
не
было
пи
каменноугольных
ко пей,
ни
з олот ых
ро ссы пей!
Г орбом
заработал!
Но,
если»
для
народа,
не
ж алко
отдать.
Г лавно е,
не
хотелось
бы
расстаться
с
государственным
театром.
Бу ду
работать!
Он
выступал
по-п реж не му
в
бывших
императорских,
а
теп ерь
государственных
театрах.
Никаких
собственнических,
буржуазных
или
монар­
хических
сожалений
я
от
не го
не
с лыха л.
Петербургскую
квартиру
оставили
в
его
распоряже­
ни и.
Я
бывал
там
у
него.
В
ква рт ире
было
холодно,
же­
на
его
жа лов ала сь,
что
дров
не т.
На
столе
вместо
пр еж­
него
хле бо со льс тва
—
жидкий
чай
и
черный
хл еб
на
та­
ре лке.
507

Не
весел
был
скрытый
в
душе
горький
смех
артиста.
Ка к-то
ранней
весной
во
время
его
гастролей
з ашел
к
нему
в
Москве
в
его
прежний
о со бняк.
Был
дождли­
вый
день.
На циона лизиро ва нны й
дом
был
п олон
«жиль­
ца м и», занявшими все комнаты по ордеру.
Самого
его
я
нашел
наверху,
на
площадке
лестницы
мезонина.
Пло­
щадка
ста рог о
московского
дома
бы ла
за ст екле на
и
представляла
что-то
вроде
сен ей
или
антресолей.
Вме­
сто
по то лка
—
чердак.
Топилась
«буржуйка», а на крова ­
ти
лежал
Ша ляпин
в
ночной
руб аш ке.
По
железной
крыше
сту чал
дождь.
Завидя
меня,
вз бира вше гос я
к
не му
по
крутой
и
уз­
кой
деревянной
лестнице
черного
хода,
он
весело
засме­
ял ся
и,
протягивая
мне
руку,
великолепно
пр о декла ми­
рова л
стихи
Бер ан же:
Его
не
огорчит,
что
до ждь
сквозь
крышу
ль етс я!
Да
как
еще
смеется!
Да
ну
их!
—
го ворит .
И
в се-так и
великий
артист
расстался
с
родным
теат­
ром,
которым
так
до ро жил,
променяв
его
на
скитания
по
вселе нно й. .
1924

Содержание
Л.
Трегубов.
Скита ле ц,
его
время
и
книги
...
3
Пов ести
и
рассказы
Октава.......................................................................................
25
Композитор..............................................................................
74
Миньона.....................................................................................
81
Любовь
декоратора................................................................
93
За
тюрем ной
стеной.........................................................................109
Сквозь
стро й
.......................................................................
127
Газетный
ли ст
(Сказка).................................................................195
Кузнец
............................................................................................. 200
Икар.................................................................................................... 214
Лес
разгорался...............................................................................218
Полевой
суд...................................................................................... 238
Дуэт........................................................
253
О тче го?.............................................................................................269
Воспоминания
(Встречи)
Ульянов-Ленин
.
279
Максим
Горький........................................................................ 285
Лев
Толстой
.
353
Чехов
362
Владимир
Галактионович
Короленко.....................................371
Леонид
Андреев................................................................................378
Гарин-Михайловский
................................................................. 408
509

Река
забвенья............................................................................... 420
Писатели
старой
Москвы.
Литературная
«Среда»
420
A.
С.
Серафимович.................................................................424
Значение
московского
кружка
«Среда»
в
предрево­
люци онну ю
эпоху.
Литературные
вечера.
Эпоха
«банкетов» .
Рол ь
9 января в истории литера­
туры .
Конец
«Среды»..........................................................427
Северная
столица
—
Петербург.
Отлучение
Льва
Толстого
............................................................................... 432
Златовратский
................................................................
434
B.
С.
Мир олюб о в,.................................................................440
Сергеев-Ценский
.
445
Театр
накануне
1905года....................................................... 449
C.
А.
Найденов
........................................................................ 452
Реакция
и
литература
упадка
после
1905 года .
Арцыбашев..................................................................................... 454
«Леда»
Ана то лия
Каменского.
Вербицкая
и
Арк .
Аверченко......................................................................................457
Маяковский...................................................................................... 460
Анатолий
Дуров........................................................................470
О
певцах............................................................................................. 476
Федор
Шаляпин...............................................................................482

СКИТАЛЕЦ
Повести
и
р асс казы.
В ос помина ния
***
Редактор
Л»
Су ров а.
Х удо жник
В.
Иванов.
Тех н,
ре дак тор
И.
Егорова.
♦♦*
Издательство
«Московский рабочий»,
Мо сква ,
пр.
Вл адим ир ова, 6.
♦♦♦
Л132123.
Подписано
к
печати
3/У1 1960
г.
Формат
бумаги
84Х108‘/и.
Бум.
л.
8,0.
П еч.
л.
26,24+9 вкл .
Уч.-изд.
л.
24,80.
Тираж
65 000.
Цена
10 р.
30 к.
Зак.
377.
♦♦♦
Типография
изд-ва
«Московский рабочий»,
Москва,
Петровка, 17.