Author: Рибо Т.А.  

Tags: философия  

ISBN: 5-484-00904-9

Year: 2007

Text
                    ИЗ НАСЛЕДИЯ МИРОВОЙ ФИЛОСОФСКОЙ мысли
Т. А. Рибо
ФИ.1ОСОФИЯ
ШОПЕНГАУЭРА

НЗ НАСЛЕДИЯ МИРОВОЙ ФИЛОСОФСКОЙ мысли -----------великиг. --------------- ФИЛОСОФЫ Т Рябо ФИЛОСОФІЯ ШОПЕНГАУНРА, Т. А. Рибо ФИЛОСОФИЯ ШОПЕНГАУЭРА Перснодс пятою французской» издания М. Суперанского И ідаііие третье, стереотипное ОАЗЗ МОСКВА
Рибо Тсодюль Арман Философия 11(опсніа> )ра: Ііер сфр. И и. 3-е. стереотипное. М.. КомКінпа 2007 114 с (И і наослия мировой философской мыепі венікпе фи іо- софы ) Насіояніая киша, написанная іпнестным франку іеким психолоіом I А Гм Сх> (1839 1916). іюсняшена жизни и творчеству великого пемеикоіо философа Аріура ПІонепгау >р<і Авгор последопателыю рассмаірпнаеі раиінчч>іе ,іороііы фплософии Шопенгауэра как обііиіе принципы, так и тгіяды на іііпс і.іем, но'ію, искусство, мораль. Книга будеі патеша философам и исіорпкам науки, сіулепіам и асічір.чи г.і фплоеофских факу п.гетов ну іоп, а іакже вссм, кн> ниіересуется к іа-.епчеезоч йеменкой философиеГі Издательство выра.жает гіуѵокую при іпателынм ть Илы? Никифорову, который предоставиі для переиздати раритетные книги и) своей іичной оио.іиотеки )ти иикиііія, сохраниншие свою актуальность, ітаті био.піографической /н’дкостыо Нікінояіная книга быіа предложена к иіданит //іьей Никш/юриныи І1у:.і:ѵ.і^нч> КомКіііі..!, М7>12. I Мік-кіі.і. ар Ыі еі» Оісіяйр 9 Фоіпиі ЫІхЧО.'Іб |>умаі-і и:ноі]>••• ііек.ія Исч ,і ч О.геч.іп <і і> ООО -ЛІЛА1І I I і '3|Т । М,чмі.і і ЫІ ленія ОмяТ-рч I \ I I т. иі.рніі.ій |<>В\. НІЮДІІ.МЫИ е 2ПВ7 । КомКпига, 2006, 2001 ІЯПХ 97Я—5—484—00904—6 Сіюги 10-іначныіі КН\ іірнмсііясмыи ло’007 г І8ВХ 5-484-00904-9 НАУЧНАЯ И УЧЕБНАЯ ЛИТЕРАТУРА ЦЯ58 Тел/факс 7(495)135-42-46
ГЛАВА I. Шопеягауеръ, давъ чедовіаъ и писатель. I. Жизнь, привычки, бесѣды Шопенгауера извѣстны намъ во всѣхъ подробностяхъ. Книга его душеприказчика Гвиннера1) можетъ удовлетворить въ этомъ отношеніи самымъ строгимъ тре- бованіямъ. Въ изданіи, названномъ: Ѵоп іЬт, йЬег іЬп2)» Линднеръ и Фрауенштедтъ опубликовали его переписку и собраніе разгово- ровъ. Изъ французовъ Фуше-де-Карейль и Шалльмѳдь-Лакуръ3), посѣтившіе Шопенгауера, разсказали о своемъ свиданіи съ нимъ. Мы не можемъ здѣсь подробно говорить о Шопенгауэрѣ, какъ о человѣкѣ; притомъ мы лишены преимущества судить о немъ по личнымъ впечазяѣпіямъ и не желаемъ навлечь на себя упрекъ, обращенной имъ къ лицамъ, останавливающимся на біографіи философа. Онъ сравнивалъ ихъ съ людьми, которые» находясь предъ картиною, главнымъ образомъ, занимаются рамою и позо- лотой. А потому отсылаемъ интересующихся подробяостяии къ названнымъ авторамъ и скажемъ здѣсь о человѣкѣ лишь т0» 470 необходимо для пониманія философа. ') Оіойтег. Агікиг ВскорегЛаиег аив рег»6пІісЛвт Отдапдв ЛагдвяіЛі Ьсіргір, 1862. *) Ѵоп Лт, НЬег Лп. Вегііп, 1863; въ двухъ частяхъ: ^ог1 <*« ѴеПЪеі<1І8ип8» Ѵоп Е- ОИо Ішкіпег.—ІКетоггЛіІівп, ВгіеГе ппі К асЬІавввѣйске, топ «Г. Кгаиепяіаѳйі. ’) УоисЬег іе Сагеіі. НвдА еі ЯЛорепкаиег. Рагів. 1862- — СЬаІІеиеІ- Ьосоиг, Веѵие Нея Овив-МопДе», 15 тан 1870.
Артуръ Шопенгауеръ родился 22 февраля 1788 года въ Дан- цигѣ. Его отецъ, человѣкъ богатый и патриціанскаго происхожде- нія, былъ однимъ пэъ главныхъ негоціантовъ этого города. Это былъ человѣкъ энергичнаго характера, упрямый, дѣятельный п съ большими коммерческими способностями. Отличаясь въ обыденной жизни юмористическою веселостью, онъ жилъ на широкую ногу, много расходуя на картины, драгоцѣнности, книги й особенно на путешествія. Тридцати восьми лѣтъ опъ женился на восемнадцаги- лѣтвей дочери ратсгера Трозннера. Знавшій ее позднѣе Л. Фейер- бахъ высказываетъ о ней такое сужденіе- „Она много и хороню болтаетъ; умна, безъ души и сердца**. Это былъ бракъ но раз- судку; чувства не было ни съ той, ни съ другой стороны. Сыпь родившійся отъ этого брака, получилъ имя Артура, -имя, котороо оставаясь неизмѣннымъ на всѣхъ языкахъ, очень удобно, какъ говорилъ его отецъ, для обозначенія торговой фирмы. Юный Артуръ прожилъ въ своемъ родномъ городѣ пять лѣтъ Въ 1793 году Данцигъ пересталъ быть вольнымъ городомъ, и семья ІПопеп- гауера, девизомъ которой было: „нѣтъ чести безъ свободы**, пе- реселялась въ Гамбургъ. Она оставалась тамъ двѣнадцать лѣзъ За это время Шопепгауѳръ много путешествовалъ. Па девятомъ году отецъ отвезъ его въ Гавръ и оставилъ тамъ на два года у своего друга, негоціанта. Вт, Гамбургъ опъ возвратился для того, чтобы снова отправиться въ продолжительное путешествіе (1803— 1804) по Швейцаріи, Бельгіи, Франціи и Англіи1) Въ теченіе шести мѣсяцевъ онъ оставался въ одномъ изз. лондонскихъ пан- сіоновъ и получилъ тамъ отвращеніе къ англійскому ханжеству, которое, — какъ впослѣдствіи опъ выразился, — „низвело самую интеллигентную и, можетъ быть, первую націю въ Европѣ .до того, что было бы въ пору послать противъ ихъ преподобій, вь Англію, миссіонеровъ Разума, съ сочиненіями Штрауса въ одной рукѣ п съ Критикою Канта—въ другой** Помѣщенный въ торговый домъ сенатора Іепиша, въ Гамбургѣ, молодой Шопепгаусръ пе обнаружилъ склонности ни къ чему, кромѣ ученья. За своей конторкой онъ читалъ Френологію Галля. Торговля была ему противна. На его взгляд ъ, въ большомъ маска- радѣ, который представляетъ собою нашъ цивилизованный міръ, только одни купцы играютъ безъ маски н открыто являются спекулянтами: но эта откровенность ему по нравилась. 1) Съ 1799 ио 1°03 г г. Шоиенгауоръ обучался пъ ипетнтутѣ Рунге въ Гамбургѣ, приготовляясь къ коммерческой дѣятельности. При*. переводчика
3 Между тѣмъ умеръ его отецъ. Кажется, что, вслѣдствіе пре- увеличеннаго опасенія банкротства, онъ покончилъ съ собой самоубійствомъ. Если бы этотъ фактъ былъ вполнѣ установленъ,— а онъ, повидимому, имѣлъ мѣсто,—то это печальное обстоятельство бросало бы нѣкоторый свѣтъ на мрачный характеръ его сына *). Шопенгауеръ попалъ подъ власть своей матери, Іоганны, женщины остроумной (Ьѳі-езргіі.), окружавшей себя литераторами, художниками и свѣтскими людьми. Ея гамбургскій домъ посѣщали Клопштокъ, живописецъ Тишбейнъ, Реймарусъ и довольно много политическихъ дѣятелей. По смерти мужа, она поселилась въ Веймарѣ, познакомилась съ Гете и вращалась въ одномъ съ нймъ свѣтѣ. Она выпустила нѣсколько критическихъ трудовъ объ искусствѣ и большое число романовъ. Эта женщина была такъ расположена видѣть міръ въ радужномъ свѣтѣ, что должна была немало удивляться тому, что она дала жизнь неисправимому пессимисту. Съ этого времени начинается недовольство ея сына. Своими жалобами онъ достигъ того, что былъ освобожденъ отъ торговли и отправленъ сначала въ Готу, въ гимназію, а затѣмъ, въ 1809 го- ду, въ геттингенскій университетъ, гдѣ съ особеннымъ усердіемъ изучалъ медицину, естественныя науки и исторію Лекціи послѣ- дователя Капча, Шульце, автора „Эиесидема", внушили ему лю- бовь къ философіи. Его учитель далъ ему совѣтъ запяться исклю- чительно Платономъ н Кантомъ и, нреждо чѣмъ овладѣетъ ими, не приступать ни къ какому другому философу, особенно же къ Аристотелю и Сшіпозѣ,—„совѣтъ, послѣдовавъ которому ГПопеи- гауерь никогда не раскаялся". Въ 1811 году опъ отправился въ Берлинъ, въ надеждѣ услы- шать тамъ великаго, истиннаго философа, Іоганна Фихте. „Но его апріорное преклоненіе, — говоритъ Фрауопштодтъ, — скоро усту- пило мѣсто презрѣнію и насмѣшкѣ". Вь 1813 году опъ готовился защищать докторскую диссерта- цію въ берлинскомъ университетѣ; война помѣшала этому, и онъ получилъ докторскую степень въ Тенѣ за диссертацію подъ загла- віемъ: „О четвероякомъ корнѣ закона достаточнаго основанія"*). ) Си. объ этомъ превосходныя замѣчанія профессора Мейера. ЗсЬорсп- Ьаиег аін МепасЬ ипд Оспѣог Всгііп, 1872, р. П. ») ПеЪег <іів тег/асЛе ТГигееІ де» Заіее» ѵоп гигеиКвпдеп Огипде. ВшІоИ- вийі, 1813.
— 4 — Этотъ законъ, по Шопенгауѳру, имѣетъ четыре вида: 1) закопъ достаточнаго основанія быванія (гаііо ПѳпДі), управляющій всѣми измѣненіями и обыкновенно называемый закономъ причиппости; 2) законъ достаточнаго основанія познанія (гаііо соцпозсепсіі); это- по преимуществу логическій видъ, управляющій абстрактными понятіями, и въ частности сужденіемъ; 3) закопъ достаточнаго основанія бытія (гаііо еязешіі), которому подчиненъ формальный міръ, апріорныя интуиціи времени и пространства и вытекающія отсюда математическія истины; 4) законъ достаточнаго основанія дѣятельности (гаііо а^ѳпсіі), который онъ называетъ также зако- номъ мотиваціи и который прилагается къ причинности внутрен- нихъ явленій.—Извѣстно, что Лейбницъ свелъ всѣ этй законы къ двумъ: къ достаточному основанію и тождеству; въ послѣдиемъ анализѣ они, быть можетъ, сводятся къ одному. Такое обобщеніе, конечпо, имѣетъ болѣе философскій характеръ, чѣмъ раздѣленіе Шопенгауера, потому что, по справедливому замѣчанію Л. Дю- мона '), „четыре вида достаточнаго основанія легко можно свести къ одному закону причинности, такъ какъ всѣ факты, даже факты логическіе, въ концѣ концовъ сводятся къ измѣненіямъ1* *, а всѣ абстрактныя условія отношеній между нашими идеями нужно вы- водить изъ самой дѣйствительности и управляющихъ ею законовъ. Получивъ 2 октября 1913 года ученую степень, Шопенгауеръ отправился въ Веймаръ, гдѣ и провелъ слѣдующую зиму. Здѣсь оиъ бывалъ у Гете и сблизился съ пимъ, насколько это допускала тридцатидевятилѣтпяя разница нхъ возраста. Здѣсь же онъ позна- комился съ оріенталистомъ Фридрихомъ Майеромъ, посвятившимъ его въ изученіи Индіи, ея религіи и философіи: важное событіе въ жизни Шопенгауера, который, въ практической части своей философіи, является случайно цопавшимъ на Западъ буддистомъ. Съ 1914 по 1818 гг. онъ жилъ въ Дрезденѣ, посѣщая библіо- теку и музей, изучая—не понаслышкѣ или по книгамъ—произ- веденія искусства и женщинъ. Всецѣло находясь еще подъ влія- ніемъ Гете, оиъ издалъ (1816) свою „Теорію зрлнія и ивп>товъи *), сочиненіе, латинскій переводъ котораго былъ опубликованъ позд- нѣе (1830) въ сборникѣ Радіуса „Зсгіріогез орЫаІтоІо^ісі ті- погѳз". Его теорія, „разсматривая,—какъ онъ говоритъ,—цвѣта, только какъ таковые, т. ѳ. какъ специфическое ощущеніе, передан- ное глазомъ, дѣлаетъ возможный ь выборъ между теоріями Ньютона и Гете относительно объективности цвѣтовъ, т. е. внѣшнихъ при- *) Нетие веіепШідие, 26 іиіііеі 1873. *) П«Ьег Лав 8еКвп ипЛ Ле ГагЪеп. Ьсіргів, 1816.
— 5 — чинъ, производящихъ въ глазѣ соотвѣтствующее ощущеніе". Най- дутъ, что въ этой теоріи все говорить въ пользу Гете и противъ Ньютона, потому что Гете,—замѣчаетъ опъ въ другомъ мѣстѣ,— изучалъ природу объективно, довѣряя ой; Ньютопъ же былъ чис- тый математикъ, постоянно запятый вычисленіями и измѣреніями, но не проникавшій дальше внѣшности явленій. Физіолоіичесноо значеніе этого сочиненія было оцѣнено Чер- макомъ, который указалъ на поразительное сходство между док- триною Шопенгауера и теоріею цвѣтовъ Юнга и Гольмгольца. Почему же столь важное сочиненіе могло оставаться совершенно неизвѣстнымъ до нашихъ дней! Потому,—справедливо говоритъ Чермакъ,—что хотя Шопенгауеръ имѣлъ свою собственную тео- рію, но ого вражда къ Ньютону и пристрастіе къ Гёте повре- дили ему у физиковъ и физіологовъ, относившихся притомъ по- дозрительно къ его метафизическимъ тенденціямъ. Это былъ только эпизодъ изъ большого сочиненія, которымъ онъ занимался и котороо должно было сдѣлаться его главнымъ произведеніемъ. Оно вышло въ 1819 году подъ заглавіемъ: „Міръ, какъ воля и представленгеи *), въ одномъ томѣ, раздѣленномъ на четыре книги. Прежде всего здѣсь разсматривается интеллектъ, въ его подчиненіи закону достаточнаго основанія; какъ таковой, опъ производитъ міръ явленій (книга 1-я). Затѣмъ онъ изучается внѣ зависимости отъ этого закона, какъ причина эстетическаго творчества (книга 3-я). Воля изслѣдуется также съ двухъ сто- ронъ: какъ послѣднее основаніе, къ которому все сводится (книга 2-я), и какъ основа своеобразной морали,—возобновленной морали буддизма (книга 4-я).—Къ этому первому тому, двадцать пять лѣтъ спустя (1844), Шопенгауеръ прибавилъ второй, въ ко- торомъ опъ возвращается къ развымъ положеніямъ, затронутымъ въ первомъ томѣ, и развиваетъ ихъ, ничего, однако, не измѣняя. Въ самомъ дѣлѣ, Шопенгауеръ весь выразился въ произведеніи 1819 года, которое одно въ состояніи дать точное понятіе о его философіи. А потому въ дальнѣйшемъ изложеніи мы будемъ строго держаться принятаго авторомъ порядка, заимствуя всѣ необходимыя поясненія изъ другихъ его изданій. Эта книга совершенно не имѣла успѣха. Отдавъ свою руко- пись издателю, Шопенгауеръ немедленно (осенью 1818 г.) уѣхалъ, съ цѣлью побывать въ Римѣ и Неаполѣ. Почти два года оста- вался оиъ въ Италіи, изучая произведенія искусства, посѣщая 1) Лів УРеІС аЪ И5П/ ыпЗ Ѵогвіеііипд, І&ргід 1819. Второе изданіе—1844. Третье—1859, которымъ мы пользуемся для настоящаго труда.
6 муіхчі, театры, храмы, не пренебрегая и удовольствіями, которыя, одііінсо. і>сужд.ыт.. Ві. |Ч2<> году оиь возвратился въ Берлинъ и въ теченіе од- ного соч< < і р.і читалъ лекціи, вь качествѣ приватъ-доцента. По угнѣхі. Г- і->• ли и Иілі-ііерчахера, преподававшихъ въ томъ же уніінорстг'ч |,, остаинлъ его въ тѣни; съ этого времени получаетъ начало его ненависть къ оффиціальному преподаванію и къ про- фессора ч і. философіи.—Весною 1822 года онъ опять тиранился нъ Италію п остав.ілся тамъ до 1825 года, пополняя свои эсте- тическія и іучсіия и моральныя наблюденія. Вновь возвратившись въ Берлинъ, оиь имѣлъ, кажется, намѣреніе еще разъ попытаться иреиндаиать философію „Его имя значилось вь программѣ курса,- - говорить одинъ изъ его біографовъ;—по онъ не читалъ лекцій". Онъ жилъ вь этомъ городѣ уединенію, почти забытый, пока ужасы холеры не заставили его удалиться во Франкфуртъ на іМаЙнѣ. Онъ остался въ этомъ „столь удобномъ для отшель- ника" городѣ и провелъ тамъ всю свою остальную жизнь—два- цать девять лѣтъ. Не нужно забывать, что ПІопопгауоръ былъ еще совершенно иеизвѣсіенъ. Во время франкфуртскаго уединенія его дурное настроеніе, ого погодонапіе „просивъ шарлатановъ и духовныхъ калибановъ", которымъ онъ приписывалъ свои неудачи, продол- жалось и возрастало съ каждымъ днемъ. Въ 1836 году оиъ вы- пустилъ новое произведеніе, подъ заглавіемъ: „О волѣ въ природѣ" ’)• Подобно другимъ, и это его сочиненіе было встрѣчено молча- ніемъ и казалось мертворожденнымъ. Шопенгауеръ развилъ въ немъ свою теорію воли, въ приложеніи ея къ разнымъ вопросамъ физики и естественныхъ наукъ. Оиь разсматриваетъ здѣсь физіо- логію, патологію, сравнительную анатомію, физіологію растеній, физическую астрономію, животпый магнетизмъ, магію и лингви- стику, стараясь всюду показать роль, которую играетъ въ этихъ явленіяхъ воля. Въ заключеніе онъ сильно нападаетъ на универ- ситетскую философію, „эту апсіііаіп іЬеоІо^іае,—эту дурную за- мѣну схоластики, для которой высшимъ критеріемъ философской ис’інііы служитъ катехизисъ страны". Вь 1839 году имя Шонеигауера сдѣлалось, наконецъ, из- вѣстно публикѣ совершеппо неожиданнымъ образомъ. Королев- ское Норвежское научное общество назначило конкурсъ по во- просу о свободѣ; трактатъ Шопенгауера „О свободѣ воли“ былъ удостоенъ преміи, и автора избрали членомъ этой академіи. Въ *) ѴеЪет <іеп ІРіІІея іп Лег Маіит. Ргапс/игіа-М. 1836.
— 7 — < лѣдующѳмъ году оиъ представилъ Королевскому научному обществу пі. Копенгагенѣ другой трактатъ—„Объ основаніи морали", ко- хірое оиъ полагаетъ въ симпатіи Этотъ трактатъ не былъ пре- мировавъ. Академія была непріятно поражена бранью, которой ІПоіюпгауеръ не щадилъ по адресу Фихте и Геголя; кромѣ того, .ша упрекала его въ томъ, цио<1 зсгіріог іп зушраііиа Гишіашеп- інт еЫіісез сопзіііиеге сопаЬиз езГ., педие ірза сііззегепсіі Толпа ііоінч заіізіесіі, педие заііз Ьос Гишіатѳпіит зиГПсеге еѵісіі (авторъ сдѣлалъ попытку указать основаніе моралн въ симпатіи, но не \ .і.оіілетпори.іъ насъ формою изложенія и пе убѣдилъ въ должной і-іепени въ томъ, что это основаніе достаточно). Впослѣдствіе ІИопенгауеръ издалъ оба эти трактата подъ общимъ заглавіемъ: .Обѣ основныя проблемы этики" ’). Это былъ скромный успѣхъ, но съ пего началась его попу- лярность. Его хвалили, критиковали, разбирали. Его первыя произ- веденія, послѣ болѣе чѣмъ двадцатилѣтпяго ожиданія, были вновь изданы. Оиъ имѣлъ, наконецъ, нѣсколько преданныхъ учениковъ, каноны: Фрауенпітедтъ и Линднеръ. „Онъ постоянно возбуждаетъ ихъ рвеніе, ободряетъ и ласкаетъ ихъ, называя одного свонмъ дорогимъ апостоломъ, другого своимъ архіенаигелистомъ, трѳть- .іі'о-сіосіог ішІеГаи^аЪіІіз. Но если имъ случается ошибаться, если они хоть немного погрѣшаютъ противъ точности его ученія, онъ ихъ сот часъ сурово порицаетъ. Малѣйшее упоминаніе его имени въ какой-нибудь книгѣ, согласіе съ нимъ какого-нибудь неизвѣст- наго лица, самая незначительная статья—это событія, которыя обсуждаются имъ въ подробностяхъ". ») Философія Гегеля падала съ каждымъ днемъ. Могущественная въ моментъ смерти своего основателя (1832) и стоявшая въ связи со всѣми политическими, религіозными, соціальными и эстетиче- скими вопросами, эга доктрина ослаблялась внутренними несо- гласіями. Съ 1840 года она распалась на центръ, правую и лѣ- іі} ю. Крайняя лѣвая, которая образовалась позднѣе и главными представителями которой были Фейербахъ, Бруно Бауэръ, Максъ ПІтирнеръ, получила большое значеніе въ 1848 году. Она про- возгласила самыя радикальныя мнѣнія въ философіи и въ поли- тикѣ и поддерживала ихъ во франкфуртскомъ парламентѣ. Из- вѣстно, чѣмъ кончилось это національное движеніе и какая по- слѣдовала затѣмъ реакція. Соціальное значеніе гегсльяпства ’) Віо ЪоМсп ОгипЦргоЫоте 4ег ЕіЬік. ЕгапсЛігі а М. 1841. ’) СЬаІІетеІ-Ьасоиг, указанная статья.
8 вдругъ упало, и освободилось мѣсто для другой метафизики. Этимъ воспользовался Шопенгауеръ. Но онъ много терпѣлъ отъ политическихъ волненій, театромъ которыхъ въ 1848 и 1849 годахъ былъ Франкфуртъ: сторонникъ порядка во что бы то ни стало, занятый главнымъ образомъ тѣмъ, чтобы ничто не препятствовало его мирнымъ размышле- ніямъ, онъ привѣтствовалъ кровавыя репрессаліи, особенно 17 сентября 1848 года; все свое состояніе онъ завѣщалъ „въ пользу учрежденнаго въ Берлинѣ фопда для вспомоществованія защит- никамъ порядка въ 1848 и 1849 годахъ и ихъ сиротамъ". ІІо прекращеніи бури, онъ издалъ свое послѣднее произве- дете „Рагегда ипй Рагаііротепа* *)—собраніе отрывковъ, на- бросковъ и опытовъ, изъ которыхъ иные имѣютъ лишь косвен- ное отношеніе къ философіи. Эта книга любопытна въ качествѣ поясненія общей доктрины Шопенгауера, но ничего не приба- вляетъ къ ея сущности. Ее, однако, необходимо прочесть, чтобы узнать въ Шопепгауерѣ моралиста и писателя. Оиъ паходплъ, что послѣ этой книги ему уже нечего писать, а остается только пересматривать и исправлять то, что было написано имъ раньшо. Теперь начинается его слава. Въ журналѣ „АѴезішіпзіег Кѳѵіоѵ", за апрѣль 1853 года, была помѣщена о немъ серьезная статья, которую Линднеръ перевелъ на нѣмецкій языкъ и напечаталъ въ „Фоссовой Газетѣ". Въ слѣдующемъ году Фрауѳнштедтъ из- далъ полное изложеніе его доктрины, въ небольшой, ясно напи- санной книгѣ, которой недостаетъ лишь нѣсколько порядка, чтобы быть хорошимъ руководствомъ ’). Наконецъ, въ 1855 году лейпцигскій университетъ назначилъ премію за сочиненіе о его философіи Его популярность, число его читателей, учениковъ и критиковъ постоянно возрастали и, прежде чѣмъ умереть, онъ позналъ славу. Опъ надѣялся, что его образъ жизни дозволитъ ему прожить до ста лѣтъ, но умеръ 21 сентября 1860 года *) отъ паралича легкихъ, 72 лѣтъ отъ роду ‘). ’) Рагегда ипА Рагаііротепа, 2 тома. Берзинъ, 1851. Второе изданіе ом- путево Фрауеиштсдтомъ въ 1862 г. * ) Эта книга называется „Письма о философіи Шопенгауера" (Впе/в иеЪеѵ іів есЪорепЛаиегмке РЫІыорЫе. 1864). • ) У Рибо ошибочно показано 23 сентября. Примѣ*. перев. * ) Гвиннеръ, до мелочей изслѣдовавшій черепъ и мозгъ своего учителя, пришелъ къ ваклочеиів, что у иего была „самая большая изъ всѣхъ невѣст- ин къ головъ*. Кахъ мѣру черепа, опъ даетъ...........................7" 5"' Мозгъ Шопенгауера равняется...........................6" Г>"' „ Канта „ ........................4" 4"'
— 9 — II. Онъ жилъ мизантропомъ, вѣчно всѣмъ и всѣми недовольнымъ. Фихте называетъ его „ипохондрикомъ4*, но это преувеличеніе. Угрюмость и раздражительность, повидимому, перешли къ нему <ігі. отца, но у сына онѣ усилились. По теоріи наслѣдственности, которую Шопѳнгаѵоръ подробно изложилъ въ своемъ главномъ < очиненіи (томъ II, глава 43) и изъ которой онъ вывелъ нѣ- сколько практическихъ послѣдствій, воля — способность сущѳ- . гвенная и первоначальная- передается отцомъ; интеллектъ же— способность вторичная и производная — переходить отъ матери. Подтвержденіе этого онъ видѣлъ въ себѣ самомъ и производилъ огъ перваго свой характеръ, отъ второй—умъ. Пѣть ничего ги- поі этичнѣе зтой теоріи. Это—метафизическая, т. е. простая, абсо- лотиая и мало согласованная съ фактами теорія. Шопѳигауеръ выводитъ ее изъ своей философской доктрины, т. ѳ. изъ гипо- тезы, и фактовъ, которые бы ее подтверждали, такъ мало, что оии не могутъ имѣть рѣшающаго значенія ’). Кажется даже, что изъ этой доктрины можно логически придти къ совершенно противоположному заключенію и утверждать, что воля должна наслѣдоваться отъ матери, а умъ отъ отца. Дѣйствительно, подъ волей, какъ мы увидимъ далѣе, Шопенгауѳръ разумѣетъ страсти, стремленія, сердце, словомъ—моральную жизнь, которая, оче- видно, преобладаетъ у женщины, тогда какъ умъ имѣетъ пре- имущество у мужчины, и было бы, кажется, логично заключить, что каждый передаетъ то, чѣмъ онъ обладаетъ въ высшей сте- пени, т. ѳ. женщина — сердце, а мужчина — умъ. Но въ дан- номъ случаѣ требуется опытъ, а не логика; впрочемъ, здѣсь не мѣсто останавливаться па этомъ вопросѣ. Несомнѣнно то, что, спорная вообще, теорія Шопенгауэра вѣрна въ частномъ случаѣ, въ приложеніи къ нему самому. Характеръ его матери оказалъ, кажется, вліяніе и на су- жденія его о женщинахъ. Умная и образованная, но крайне без- Моэгъ Талейрана „ і" 9"' „ Шиллера . 4" 8"' „ Наполеона „ -4" 5"' . Тндге „ 4" 2'" „ кретина „ 2" 4"' 1) Въ качествѣ примѣровъ передачи интеллекта отъ матери къ сыну, оиъ ссылается иа Кардаио, Ж. Ж. Руссо, д’Аламбера, Бюффоиа, Юма, Каита, Бюр- гера, Вальтеръ-Скотта, Бекона, Галлера, Бергаве.—Вотъ примѣры передачи характера отъ отца къ сыну: Децік, родъ Фабіевъ. родъ Фабриціевъ, родъ Клавдіевъ (Тиберій, Калигула, Неровъ) и проч.
10 порядочная, она потеряла часть своего сосюянія и нерѣдко за- путывала дѣла. ІИопенгауеръ, очень дорожившій своей независи- мостью, а, слѣдовательно, и богатствомъ, но прощалъ ей ея расто" чптельности и безпечности. Крайне прозаичная любовь Гёте въ Веймарѣ, имѣвшая послѣдствіемъ рожденіе сына, котораго Ви- ландъ пазвалъ сіег 8оѣп <іег Ма#<1; женщпны легкаго поведенія, которыхъ оиъ зналъ въ Дрезденѣ и въ Италіи (потому что—какъ оказывается—онъ не всегда презиралъ ихъ, по крайней мѣрѣ, практически),—все это, въ соединеніи со странной теоріей, ста- вившей цѣлью прекращеніе человѣческаго рода путемъ абсолют- наго цѣломудрія,—сдѣлало изъ Шопеигауера одпого изъ самыхъ страстныхъ противниковъ, какихъ только когда-либо имѣла жен- щина, какъ орудіе любви (сошпіе іпеігишспі ііс Гатоиг). Оиъ грубо прилагалъ къ пнмъ иллирійскую пословицу: „У жепщпны волосъ дологъ, а умъ коротокъ". Кромѣ женщинъ, этотъ богатый ненавистью человѣкъ всегда ненавидѣлъ евреевъ и, особенно, профессоровъ философіи. Онъ— идеалистъ и пессимистъ: евреи же для пого — настоящее вопло- щеніе реализма и оптимизма Ихъ мнѣніе, что міръ прекрасенъ, тгаѵта *аХя ).іаѵ, постоянно вызываетъ насмѣшки ІПош-пі ауера. Ему, ивдусу-созорцателю, заблудившемуся на западѣ буддисту, ясный и положительный семитическій умъ представляется оскор- бленіемъ и вызовомъ. Еще болѣо искренни его ненависть къ профессорамъ фило- софіи. Мы видѣли, что опъ дѣлалъ попытку преподавать философію. Почему онъ отказался отъ этого? Естественно думать, что изъ чистой любви къ независимости „Еслибы я родился бѣднякомъ,-— говорилъ опъ Фрауенштедту, — и долженъ былъ бы жить на счетъ философіи, приноравливая свое ученіе къ оффиціальнымъ предписаніямъ, то я предпочелъ бы пустить себѣ пулю въ лобъ". Но въ Гегелѣ и ого сторонникахъ Шопенгауеръ видѣлъ винов- никовъ того, что оиъ былъ одинокъ п забытъ. Если мы обра- тимъ вниманіе на то обстоятельство, что Фихте, Шеллингъ, Ге- гель и знаменитые ученики, группировавшіеся вокругъ этихъ трехъ именъ, почти всѣ были профессорами, — что, благодаря блеску своего преподаванія и отчасти вслѣдствіе интригъ, они сдѣлались силою въ государствѣ, то поймемъ гнѣвъ непризиавнаго дисси- дента, какимъ былъ Шопенгауеръ. Онъ сравниваетъ себя съ Же- лѣзною Маской, а его ученикъ, совѣтникъ магдебургскаго суда, Доргутъ, называетъ его въ своихъ сочиненіяхъ „Каспаромъ Гаузеромъ профессоровъ философіи,—человѣкомъ, когорому опи отказывали въ воздухѣ и свѣтѣ". Онъ примѣняетъ къ себѣ изрѳ*
11 чиніе Шамфора: „При видѣ союва глупцовъ противъ умныхъ людей можно подумать, что это заговоръ слугъ для низверженія господъ". Поэтому лишь только подтвѳртываѳтся подъ ого перо имя „троихъ софистовъ", предъ нами раскрывается неисчерпае- мый ругательный словарь нѣмецкаго языка. „Въ Германіи ты- сіічи і'оловъ испорчены и навсегда извращены жалкимъ гегельян- ствомъ, этою школой плоскости, этимъ обществомъ нелѣпости и глупости, этою поддѣльною мудростью, пригодною для того, чтобы потерять голову; но его (гегельянство) начинаютъ цѣнить по до- стоинству и оно скоро упадетъ и во мнѣніи Датской академіи, для которой грубый шарлатанъ—зиштпз рІііІояорЬие (величайшій философъ). Саг і)а виіѵгопі Іа сгбнпсс еі 64и<іе йе і’іепогапіе ві воііе тиіііішіе Эопі 1е ріив 1оиг<) вога ге^и роиг ^ике (Рабле). (г. о они будутъ держаться вѣрованія п ученія невѣжественной и глупой толпы, изъ которой самый тупой будетъ признанъ за знатока *)• Въ памфлетѣ „Оба университетской философіи* онъ подробно изложилъ свои обвиненія противъ оффиціальнаго преподаванія. Особенно онъ упрекаетъ его вь томъ, что опо лавируетъ между двухъ подводныхъ камней, между двухъ ревнивыхъ властей: цер- ковью и государствомъ, и больше заботится о нихъ, чѣмъ объ нстипѣ. Опъ восклицаетъ съ Вольтеромъ: „Писатели, оказавшіе наибольшія услуги небольшому числу мыслящихъ существъ, раз- сѣянныхъ вь мірѣ,—это одипокіо люди науки, истинные учопыѳ, ведущіе кабинетную жизнь, которые не аргументируютъ съ уни- верситетскихъ каоедръ, не излагаютъ дѣла на половину въ ака- деміяхъ; опи почти всегда подвергались преслѣдованіямъ". Можно охотно допустить это утвержденіе, по вмѣстѣ съ тѣмъ слѣдуетъ отвѣтить Шопепгауѳру, что роль университетовъ — не столько разрабатывать науку, сколько обучать, что фплософію, какъ и все другое, нужно преподавать, — что передача си, даже въ не- совершенной формѣ, лучше, чѣмъ ничего, и что лучшее средство достигнуть ея процвѣтанія — ие упускать никакого случая для обученія ей. Онъ болѣе правъ, когда, подъ именемъ узкой и ограниченной метафизики, осмѣиваетъ — какъ мы увидимъ — ге* гѳльянство, которое все знаетъ, все объясняетъ такъ хорошо, что *) Эта страница случайно взята изъ пятидесяти другихъ подобныхъ въ его главномъ сочиненіи, томъ II, стр. 786.
послѣ него человѣчеству, за неимѣніемъ неразрѣшенныхъ про- блемъ, остается только скучать. Выло бы преувеличеніемъ считать въ числѣ предметовъ его ненависти—Германію и нѣмцевъ. Но онъ ихъ ие очень любилъ Патріотизмъ онъ называлъ „глупѣйшею изъ страстей и страстью глупцовъ". При этомъ онъ хвалился тѣмъ, что самъ не былъ нѣмцемъ, и причислялъ себя къ голландской расѣ; это, кажется, достаточно оправдывается его фамиліей. Онъ упрекалъ своихъ соотечественниковъ въ томъ, что оми ищутъ въ облакахъ то, что находится у нихъ подъ ногами. „Когда, —говорилъ онъ,—произ- носятъ предъ ними слово „идея", смыслъ котораго ясенъ и то- ченъ для француза или англичанина, имъ представляется чело- вѣкъ, намѣревающійся подняться на воздушномъ шарѣ". „Будучи введенъ въ его библіотеку, — говоритъ одинъ изъ его посѣтите- лей, — я увидѣлъ до трехъ тысячъ томовъ, которые онъ, въ отличіе отъ иащихъ современныхъ любителей, почти всѣ прочелъ; здѣсь было мало нѣмецкихъ книгъ, много англійскихъ, нѣсколько итальянскихъ, но больше всего французскихъ. Въ доказательство этого я назову только драгоцѣнное изданіе Шамфора; онъ мнѣ признался, что, послѣ Канта, Гельвецій и Кабанисъ сдѣлали эпоху въ его жизни. Отмѣтимъ, между прочимъ, рѣдкую въ Германіи книгу—Раблэ, и книгу, которую тамъ только и можно найти.— Агз сгерііапсіі". Хотя, по ІПопеигауѳру, единственный, ведущій къ спасенію путь, —это аскетизмъ, но самъ омъ жилъ очень комфортабельно, прекрасно распоряжаясь остатками своего большого состоянія. Нѣсколько друзей, служанка и собака Атма составляли все его общество. Эта собака была особой, и хозяинъ не забылъ ея въ своемъ завѣщаніи. Въ ней н въ ея породѣ ІПопеигауеръ видѣлъ эмблему вѣрности. Поэтому оиъ горячо возставалъ противъ зло- употребленія вивисекціей, отъ которой такъ страдаютъ собаки. „Когда я учился въ Гёттингенѣ, Блюмѳнбахъ, въ курсѣ физіо- логіи, серьезно говорилъ намъ о жестокости вивисекцій и выяс- нялъ, какая это жестокая и варварская вещь; слѣдовательно, при- бѣгать къ ней нужно въ крайнихъ случаяхъ, только для очень важныхъ изслѣдованій и въ виду непосредственной пользы; и дѣ- лать это пужио не иначе, макъ въ присутствіи многочислѳпной публики, пригласивъ всѣхъ медиковъ, чтобы это варварское жертво- приношеніе па алтарѣ науки принесло какъ можно больше пользы. Въ настоящее же время всякій шарлатанъ считаетъ себя вправѣ пытать и мучить животныхъ самымъ варварскимъ образомъ, съ цѣлью рѣшить вопросы, которые уже давно рѣшены въ кни-
13 — гахъ... Нужно быть совершенно слѣпымъ нли вполнѣ захлоро- формированнымъ „іудейскимъ зловоніемъ**, чтобы не видѣть, что пъ сущности животное то же самое, что и мы, н отличается отъ ласъ только случайными признаками** '). Мало доступный для своихъ соотечественниковъ, Шопенгауеръ охотно сходился съ иностранцами, англичанами и французами и посхищалъ ихъ своимъ оживленіемъ и умомъ. „Когда я впѳрвыѳ увидѣлъ его въ 1859 году за столомъ въ отелѣ „Англія**, во Франкфуртѣ,—говоритъ Фуше-дѳ-Карѳйль—это былъ уже старикъ; синіе живые и ясные глаза, тонкія и слегка саркастическія губы, «округъ которыхъ блуждала тонкая улыбка, широкій лобъ, окай- мленный съ боковъ двумя пучками бѣлыхъ волосъ,—все это нала- гало печать благородства и изящества на его, свѣтившееся умомъ и злостью, лицо. Его платье, кружевное жабо, бѣлый галстухъ напоминали старика конца царствованія Людовика XV; по мане- рамъ это былъ человѣкъ хорошаго общества. Обыкновенно сдер- жанный и отъ природы осторожный до недовѣрчивости, оиъ схо- дился только съ близкими людьми, или съ проѣзжавшими чрезъ Франкфуртъ иностранцами. Его движенія были живы и дѣлались необыкновенно быстрыми но время разговора; оиъ избѣгалъ спо- ровъ и пустыхъ словопреній, но лишь для того, чтобы лучше пользоваться прелестью интимнаго разговора. Онъ владѣлъ че- тырьмя языками и говорилъ съ одинаковымъ совершенствомъ по- фрапцузски, по-англійски, по-нѣмецки, по-итальянски и сносно по- испански. Когда онъ говорилъ, то, по старческой прихоти, выши- валъ по грубоватой нѣмецкой канвѣ блестящіе латинскіе, греческіе, французскіе, англійскіе и итальянскіе арабески. Живость его рѣчи, обиліе остротъ, богатство цитатъ, точность деталей,—все это дѣ- лало время незамѣтнымъ; небольшой кружокъ близкихъ людей иногда слушалъ ого до полуночи; на его лицѣ не замѣчалось ни малѣйшаго утомленія и огонь его взгляда не потухалъ ни иа мгновеніе. Его ясное и отчетливое слово овладѣвало аудиторіей, оио рисовало и анализировало все вмѣстѣ; тонкая чувствитель- ность усиливала его жаръ; чего бы оио ии касалось, оно было точно н опредѣленно. Нѣмецъ, много путешествовавшій по Абис- синіи, былъ совершенно пораженъ, услышавъ, какъ однажды Шо- пѳнгауеръ сообщалъ о разныхъ видахъ крокодиловъ н ихъ свой- ствахъ настолько точныя подробности, что ему показалось, будто предъ нимъ старый товарищъ по путешествію**. „Это былъ современникъ Вольтера и Дидро, Гельвеція и Шаи- ') Рагегва шиі Рагаіірошепа, Іот. II, § 178, р. 400—404.
14 фора; его всегда живыя мысли о женщинахъ, о передачѣ мате- рями интеллектуальныхъ свойствъ дѣтямъ, всегда оригинальныя и глубокія теоріи объ отношеніяхъ воли и интеллекта, объ искус- ствѣ и природѣ, о смерти и жизни рода, сужденія о неопредѣ- ленномъ, чопорномъ и скучномъ стилѣ тѣхъ, кто пишетъ, чтобы ничего не сказать, надѣваетъ маску и думаетъ чужими идеями, ѣдкія замѣчанія насчетъ анонимовъ и псевдонимовъ и объ учре- жденіи грамматической н литературной цензуры длн журналовъ, употребляющихъ неологизмы, солецизмы и барбаризмы, остроум- ныя гипотезы для объясненія магнетическихъ явленій, сновидѣній и еомпамбулизма, ненависть ко всякимъ крайностямъ, любовь къ порядку и отвращеніе къ обскурантизму, „который, если п не со- ставляетъ грѣха противъ Духа Святаго, то является грѣхомъ про- тивъ духа (е.яргіЬ) человѣческаго",—всо это сообщаетъ ому фи- зіономію человѣка пе нашего вѣка" *)• Нѣкоторое отраженіе этого разговора находимъ въ Мошога- Ьіііен, изъ которыхъ видимъ также, что Шопенгауеръ очень сво- бодно высказывался о людяхъ и вещахъ, о текущихъ вопросахъ о теологіи, политикѣ, о животномъ происхожденіи людей. Такъ, онъ задается вопросомъ: „чѣмъ быль бы человѣкъ, если бы при- рода, дѣлая послѣдній къ пому шагъ, взяла за точку отправленія собаку нлп слона? И отвѣчаетъ:—онъ был ь бы мыслящею соба- кой или мыслящимъ слономъ, вмѣсто того, чтобы быть мыслящею обезьяной" ‘) Въ этихъ бесѣдахъ очень часто встрѣчается теоло- гія, о которой опъ отзывается недостаточно уважительно. „Теоло- гія и философія—это какъ бы двѣ чаіпкп лѣсовъ. Насколько одна поднимается, настолько другая опускается". Шлѳйѳрмахеръ ідѣ-то утверждаетъ, что нельзя быть философомъ, не будучи челолѣкомь религіознымъ. Шопенгауеръ возражаетъ па эго: — „Ни одинъ ре- лигіозный человѣкъ не сдѣлается философомъ: онъ не имѣетъ въ этомъ нужды. И ни одипъ истинный философъ но религіозенъ; оиъ ходить безъ помочей,—пѳ безъ опасности, но свободно". „Вся- кая положительная религія есть, собственно, похитительница пре- стола, который принадлежитъ философіи". „Съ 1800 года теологія надѣла на разумъ намордникъ" ’)• Хотя католицизмъ, съ его предписаніями въ пользу аскетизма и безбрачія, ему нравится, по онъ находитъ, что „католическая религія учить выпрашивать у *) Педоі еі ЗсЬорепЬаисг. ркг 1с сотпіо Ь'оисНег До Согеіі, р. 175—176. ’) ГгаиеивЬсіН Зскорепкаиег-Еепкоп, по рукописи, слово „АЛ'с“ ») ЛіетогаЫІ'еп, стр. 239, 349. 161.
ііоба то, что было бы очень неудобно заслужить, и что цатѳры „и пікітся посредниками прп этомъ вымаливаніи" *). І-'.го буддійская мораль приводитъ къ абсолютному отрицанію п< іім.й политической жизни. ІІІопеигаусръ не имѣлъ собственныхъ гп.оретнччскихъ мнѣній о конституціонномъ государствѣ, о дво- । нѣ, рабствѣ, свободѣ печати, свободѣ личности, судѣ и проч. <і,іі. относится къ нимъ, какъ безпристрастный наблюдатель, ЮІІ.ІО) какъ созерцатель; мы ие хотимъ этимъ сказать, что онъ >і«- .піаотъ фактовъ, или ие обращаетъ на нихъ вниманія. Отъ нра- іоік лі.етвъ онъ требуетъ прежде всего порядка и мира—первыхъ >"і:п і. (.ія мыслителя. „Современныхъ демагоговъ" онъ упрекаетъ и» столько за ихъ агитаціи, сколько за оптимизмъ. „Изъ иѳпа- пш іи къ христіанству они пришли къ предположенію, что цѣль міра іи. помъ самомъ, что онъ—мѣсто, созданное для блажѳп- >вн. чго громадныя вопіющія бѣдствія, которыя здѣсь случаются, <•>>! ины свонмъ происхожденіемъ правительствамъ, и, не будь п-іс.гі;;нихъ, на землѣ было бы небо". Въ другомъ мѣстѣ: „Во- >іро<-ь о верховной власти народа сводится въ сущности къ тому, іімѣ<нъ-лн кто-нибудь право управлять народомъ противъ его і-. і.іи: я не вижу основаній допустить это. Такимъ образомъ, абсо- іинпо пародъ самодержавенъ; по это вѣчно пѳсовершѳинолѣтній •• імодержецъ, который долженъ постоянно оставаться въ опокѣ и никогда не можетъ воспользоваться свопми нравами, не подвер- і.иісь наибольшей опасности: потому что, какъ всѣ носоворшенпо- лѣтніе. опъ легко дѣлается игрушкою хитрыхъ пройдохъ, которые поэтому называются демагогами" 4). Нельзя думать, чтобы отсюда можно было вывести опредѣленную политику; но что можно изъ ігого заключить, такъ то, что здѣсь „мало энтузіазма" и „цинич- ный и брюзжащій тонъ" (сулізсіісг роііѳгпііѳг Топ), въ чемъ Гуц- ковъ и другіо упрекали Шопонгауера. Таковъ онъ, какъ человѣкъ, въ грубомъ очертаніи. Только • іо сочиненія и чтеніе его біографовъ могутъ дать о немъ над- ті’лсатцое понятіе. Въ немъ совмѣщаются свойства, которыя, по- видимому. исключаютъ другъ друга, н которыя, дѣйствительно, до- вольно плохо примиряются. Кромѣ его собственнаго характера, я вижу въ немъ индуса, англичанина и француза. Его пессимисти- ческая концепція міра, созерцательныя привычки, отвращеніе къ ‘) Зіе.тогаЫІіеп. Віе КаіЬоІінсІіе Неіікіоп іаС еіпе Апѵсіаипк Доп Нітшѳі ли егЬеііеІп. и-еісііси іи ѵс.гіііспеп ги ицЪсчивга ѵАгс Віе РГаіГеи віпі <1іе Ѵег- шіиіег іііеясг Всиеіеі. ’) Рнгегка иа<1 Рагаііротепа, Іот. Н, § 126
— 16 — дѣйствію, суть свойства ученика Будды. По вмѣстѣ съ тѣмъ онъ имѣлъ склонность къ точному факту, къ строгому изслѣдованію; во многихъ отношеніяхъ онъ эмпирикъ, какъ Локкъ и Гартли; мы знаемъ, что онъ очень восхищался Англіей и, какъ природный англичанинъ, регулярно, каждое утро, читалъ „Тітез". Оиъ вос- питался на французскихъ моралистахъ: Ларошфуко, Лабрюйорѣ, Вовѳиаргѣ и, особѳпио, на Шамфорѣ, которыхъ постоянно цитируетъ. Подобно имъ, онъ обладаетъ правильною фразой и искуснымъ оборотомъ. Его манера писать живо и ясно—гораздо менѣе нѣмецкая, чѣмъ французская. Вообще, по своему характеру и по своимъ парадоксамъ онъ представляетъ одну изъ самыхъ оригинальныхъ фигуръ, встрѣчающихся въ исторіи философіи.
ГЛАВА II Общіе принципы философіи Шопенгауера. Изложенію своего философскаго ученія Шопенгауеръ сооб- щить въ высшей степени строгій порядокъ, которому мы будемъ «очно слѣдовать:—теорія познанія, теорія природы, эстетика, мо- раль Но его воззрѣнія ва цѣль, природу и границы философіи, ня критерій и его отношеніе къ опыту нужно изложить отдѣльно и прежде всего. Его теоріи богаты оригинальными подробностями; ихъ мы уви- димъ далѣе. Что же касается общихъ теорій, то открытое Шо- непгауеромъ или, по крайней мѣрѣ, представленное имъ въ поЬ- номъ освѣщеніи, сводится, кажется, къ слѣдующему: Метафизика возможна только въ области опыта, при условіи, побы послѣдній обнималъ все. По природѣ, она совершенно сво- бодна отъ всякой связи съ теологіей, одинаково индифферентна какь кь теизму, такъ и къ атеизму. Оиа можетъ и должна оста- ваться въ нашемъ мірѣ и быть, поэтому, космологіей. Разсматриваемый такимъ образомъ міръ, съ его столь разно- образными и сложными феноменами, въ послѣднемъ анализѣ, мо- жетъ быть сведенъ къ одному элементу, который Шопенгауеръ называетъ волею, и который обыкновенно назыааютъ силой. Итакъ, поля служитъ послѣднимъ объясненіемъ „вещи въ себѣ"; но мы не можемъ знать, имѣѳтъ-ли она причину или без- причинна, откуда и куда оиа пдѳть, почему и для чего опа су- ществуетъ; мы знаемъ только, что она есть и что все къ ней сво- дится
18 Таковы общіе принципы его философіи; какъ онъ ихъ обосно- валъ и что изъ нихъ вывелъ—это мы разсмотримъ въ настоящей и слѣдующихъ главахъ. Г. Прежде всего, каково происхожденіе его философіи? Шопен- гауеръ—ученикъ Канта, что онъ всегда открыто признавалъ; но тогда какъ Фихте, Шоллингъ и Гегель, въ его глазахъ, являются побочными потомками этого философа, онъ происходитъ отъ него по прямой линіи; и эта претензія, намъ кажотся, иѳ лишена ос- нованія. „Дѣйствіе, производимое изученіемъ Каита, — говоритъ онъ,—подобно дѣйствію снятія катаракты у слѣпого. Оно произ- водитъ въ насъ интеллектуальное возрожденіе; съ иего начался новый способъ философствовать". Этотъ энтузіазмъ былъ плодомъ продолжительнаго изученія. Шопенгауеръ всесторонне изучилъ и разобралъ критику. Онъ на себѣ испыталъ ту метаморфозу, ко- торую неизбѣжно производитъ Кантъ, когда сживаются, ассими- лируются съ нимъ, а по говорятъ о номъ на основаніи поверх- ностнаго знакомства или анализа изь вторыхъ рукъ. Его удивленіе не было, однако, безусловно, и, не ограничи- ваясь критикою подробностей, онъ обращается къ Канту еь серьезнымъ упрекомъ, а именно: ’) Въ 1781 году Каптъ выпустилъ первое изданіе „Критики чистаго разума", а въ 1787 году—второе. Послѣднее, кромѣ другихъ существенныхъ измѣненій, содержитъ опроверженіе идеа- лизма Беркли, который, по Шопевгауеру. сдѣлался жертвою пред- разсудка н здраваго смысла „Но пусть никто не воображаетъ, что онъ хорошо знаетъ Кантя и имѣетъ о номъ точное пбиятіо, пока оиъ будетъ держаться этого второго изданія"; при этомь Шопенгауеръ обращаетъ вниманіе на то обстоятельство, что вслѣд- ствіе его замѣчаній профессоръ Рояенкранцъ рѣшился въ 1838 году возстановить истинный текстъ. Вотъ положеніе Шопенгауера:- Кантъ былъ чистымъ идеали- стомъ въ первомъ изданіи, реалистомъ во второмъ. Сначала онъ призналъ въ абсолютной и неограниченной формѣ принципъ: нѣтъ объекта безъ субъекта. Затѣмъ, какъ бы испугавшись своей смѣ- лости, онъ допустилъ, что независимо отъ мыслящаго духа су- ществуетъ нѣкоторая внѣшняя реальность, которая, несомнѣнно. *) Шопенгауеръ издалъ спеціальное сочиненіе подъ заглавіемъ. „Критика Кантовской философіи, (Кгііік дег КапіівсЪеп РІііІоворЪіе), въ качествѣ при- ложенія къ первому тому своего главнаго сочиненія См также Рагегда ип<1 Рагаііропіопа, томъ 1, § 13
19 можетъ быть познаваема только подъ условіемъ мысли, но не ей обязана своимъ существованіемъ „Матеріалъ созерцанія,—гово- ритъ Кантъ,—данъ извнѣ". Но какъ и почему? Кантъ не гово- ритъ этого, и когда онъ пытается доказать существованіе этого объекта, то достигаетъ цѣли только путемъ логической ошибки, которую Шопенгауеръ опредѣляетъ слѣдующимъ образомъ:—За- копъ причинности,—какъ это доказано Кантомъ,—имѣетъ только субъективное значеніе; онъ имѣетъ значеніе лишь для субъекта и въ порядкѣ феноменовъ, какъ регулирующій принципъ. Ка- кимъ же образомъ Канть основывается на законѣ причинности чтобы доказать существованіе объекта? „Онъ основываетъ свою гипотезу вещи въ себѣ на томъ, что ощущеніе, производимое въ нашихъ органахъ, должно имѣть внѣшнюю причину. Ио законъ причинности, какъ онъ прекрасно показалъ,—апріоренъ; это функ- ція нашего интеллекта, а потому онъ совершенно субъективенъ'1; оиъ не можѳть имѣть объективнаго значенія и не приложимъ къ купонамъ. Эту совершенно неосновательную гипотезу о чемъ-то существующемъ внѣ насъ,—опирающуюся на неправильномъ при- мѣненіи закона причинности,—Шопенгауеръ называетъ „ахил- лесовой пятой" философіи Канта; этотъ слабый пунктъ былъ указанъ уже кантіанцемъ Шульце, въ его „Энемдемп,". Другими словами, Шопенгауеръ ставить Канту такую дилемму: или наши ощущенія чисто субъективны—какъ же въ такомъ случаѣ допу- < тить вещь въ себѣ?—или вы признаете вещь въ себѣ, что вы можете сдѣлать, опираясь на принципъ причинности (вещь въ «•ебѣ—это предполагаемая причина нашихъ ощущеній); почему же ль такомъ случаѣ не признавать за закономъ причинности объек- іивпаго значенія? Вашъ полу-идеализмъ не выдерживаетъ кри- іикн. Протинорѣчитъ ли себѣ Кантъ? Перешелъ ли онъ отъ чистаго идеализма къ проблематическому реализму? Мишле (въ Берлинѣ), Куно-Фншеръ, Розенкранцъ одного мнѣнія съ Шопѳнгауеромъ; Ибервегь же держится противоположнаго взгляда. *) Кажется, что вся бѣда въ неопредѣленномъ смыслѣ, приданномъ Кантомъ слону „объектъ", которое какъ будто обозначаетъ то чистую пу- стоту, чистое, совершенно недоступное для мысли, ничто, то ре- альное бытіе, аналогичное тому, что современная философія на- зываетъ непознаваемымъ Впрочемъ, здѣсь не мѣсто останавли- ваться на этомъ разногласіи. Достаточно отмѣтить положеніе *) Жапе, въ своихъ ученыхъ лекціяхъ о Кантѣ—не появившихся въ пе- чати,—примыкаетъ къ мнѣнію Ибсрпега.
20 Шопенгауера въ отношеніе къ его учителю н рѣшительный шагъ сдѣланный инъ къ абсолютному идеализму. Было бы безполезно излагать здѣсь его критику кантовской философіи, наполненную техническими замѣчаніями н подроб- ностями. Отмѣтимъ лишь нѣсколько пунктовъ. „Величайшую заслугу Канта составляетъ указанное имъ раз- личіе между феноменомъ и вещью въ себѣ, между тѣмъ, что ка- жется, и тѣмъ, что есть: онъ показалъ, что между вещью и нами постоянно находится интеллектъ, а потому она никогда не мо- жетъ быть познана нами въ томъ видѣ, какъ существуетъ**. „Оль пришелъ къ вещи въ себѣ не прнмымъ путемъ, но благодаря не- послѣдовательности. Опъ ие призвалъ прямо, что вещь въ себѣ— это воля, но сдѣлалъ опредѣленный шагъ къ этому, показавъ, что моральное поведеніе человѣка не зависитъ отъ законовъ, управляющихъ феноменами**. '). Шопенгауеръ признаетъ превосходною теорію Канта объ идеальности времени и пространства, которыя тотъ помѣстилъ въ насъ, въ нашемъ мозгу, вмѣсто того, чтобы приписать ихъ— какъ то обыкновенно дѣлаютъ—самимъ вещамъ. Но, — говоритъ оиъ,—лишь только Кантъ переходитъ отъ интуицій (перцепцій) къ мысли, т. ѳ. къ сужденію.—какое злоупотребленіе симметріей, какимъ логическимъ пыткамъ подвергается человѣческое позна- ніе, сколько повтореній, сколько различныхъ терминовъ для обо- значенія одной н той жо вещи! „Его философія нисколько ие напоминаетъ греческой архитектуры, которая проста, величе- ственна и охватывается однимъ взглядомъ; она скорѣе похожа на готическое искусство: это разнообразіе въ симметріи, раз- дѣленія и подраздѣленія, повторяющіяся, какъ въ средневѣко- вомъ храмѣ**. Извѣство, что Кантъ сводить идеи разума къ тремъ трансцен- дентальнымъ безусловнымъ: къ душѣ, міру н Богу. Шопепгауоръ справедливо замѣчаетъ, что это также злоупотребленіе симметріей, и что „два изъ этихъ безусловныхъ обусловлены третьимъ, а именно: душа и міръ—Богомъ, ихъ первоначальной причиной. По, вставляй въ сторонѣ это нозражѳніе, мы находимъ, что три озна- ченныя безусловныя, составляющія но Канту, существенное въ нашемъ разумѣ, въ дѣйствительности—результатъ вліянія хри- стіанства иа философію отъ схоластики до Вольфа. Философамъ кажется такъ просто и естественно приписать этн идеи разуму, а между тѣмъ никѣмъ не доказано, чтобы оиѣ явились какь 1) Кпіік <ісг кавіівсііеп РІоІоворЬіс, р. 4'34—500
21 слѣдствіе его развитія, какъ нѣчто ему свойственное. Чтобы до- казать это, нужно было бы прибѣгнуть къ историческимъ изы- сканіямъ и изслѣдовать, пришли ли къ этимъ идеямъ древніе на- роды Востока, въ частности индусы и древнѣйшіе изъ грече- скихъ философовъ,—не приписываемъ ли мы имъ этихъ идей • лишкомъ простодушно, подобно грекамъ, всюду видѣвшимъ сво- ихъ боговъ, или подобво тому, какъ неправильно переводимъ иы словомъ „Богъ" „Браму индусовъ и „Тіенъ" китайцевъ,—не встрѣчается-- ли теизмъ въ собственномъ смыслѣ, только вь іудействѣ и въ двухъ происшедшихъ изъ него религіяхъ, послѣдователи которыхъ называютъ язычниками приверженцевъ всѣхъ другихъ религій міра“. ") ІПопенгауеръ ненавидитъ теизмъ и потому главнымъ резуль- татомъ „войны на смерть", которую объявилъ естественной тео- логіи Каптъ и которою онъ восхищается, считаетъ „открытіе >ой поразительной истины, что философія должна быть совер- шенно отлична отъ іудейской мпоологіи". ») Вообще, онъ принимаетъ всѣ конечные выводы „Критики* Канта: необходимость анализа человѣческаго разума для опре- дѣленія его предѣловъ, невозможность переступить за границы опыта, необходимость апріорныхъ формъ для урегулированія по- слѣдняго. Но принимая лсе сдѣланное его учителемъ, Шопѳн- гауеръ разсчитываетъ идти дальше его. Кантъ опредѣлилъ, при какихъ условіяхъ и въ какихъ предѣлахъ возможна метафизика; Шопепгауеръ предпринялъ ея построеніе. ІГ. Прежде всего онъ превосходно выяснилъ, что метафизика не простая забава нѣсколькихъ праздныхъ людей, какъ это часто ут- верждаютъ, а дѣйствительная потребность человѣка; можно со- жалѣть объ этомъ фактѣ, но его обязательно признавать. Всякая религія, въ своей сущности, является метафизикой; а такъ какъ религіи всегда имѣли опредѣляющее значеніе для человѣческаго поведенія, то нужно признать, что метафизическія ученія—спра- ведливо или нѣтъ—представляютъ первостепенный интересъ. „Человѣкъ—единственное существо, которое удивляется своему собственному существовати)’); животное проводить жизнь спо- койно, ничему не удивляясь Природа, пройдя два бѳзсозиатель- ’) Кгііік дег Капі. РіііІоворЫе, р. 676—677. ’) Рагетяа ип<3 Рягаіірогиспа, иш 1, р. 120. •) Юіе ѴГсІі аів ѴѴіІІе иид Ѵомісііипв. томъ И, гі 17.
22 ныя царства—минераловъ и растеній, и длинный рядъ живот- ныхъ, достигаетъ, наконецъ, въ человѣкѣ разума и сознанія; и вотъ она удивляется своему произведенію и спрашиваетъ, что это такое. Это удивленіе, имѣющее мѣсто особенно предъ лицомъ смерти, при видѣ разрушенія и исчезновенія всѣхъ существъ, служитъ источникомъ нашихъ метафизическихъ потребностей; благодаря ему, человѣкъ — животное метафизическое. Если бы паша жизнь была безконечна и протекала безъ страданій, то, быть можетъ, никто но задавался бы вопросомъ: зачѣмъ существуетъ міръ и какова его природа? Все это казалось бы само собою по- нятнымъ. Но мы видимъ, что всѣ религіозныя н философскія си- стемы имѣютъ цѣлью отвѣтить на вопросъ: что будетъ послѣ смерти? Хотя главнымъ предметомъ религій, повидимому, является существованіе ихъ боговъ, по этотъ догматъ имѣетъ значеніе для человѣка лишь настолько, насколько онъ находится въ связи съ догматомъ о безсмертіи и кажется неотдѣлимъ отъ него. Этимъ объясняется также и то, почему строго матеріалистическія или абсолютно скептическія системы никогда не могли пріобрѣсти ши- рокаго и продолжительнаго вліянія. „Храмы и церкви, пагоды и мечети во всѣхъ сіранахъ и в<> всѣ времена свидѣтельствуютъ о метафизической потребности че- ловѣка. Иногда онъ можетъ удовлетворяться грубыми баснями, нелѣпыми сказками; если оні, запечатлѣиы въ вѳмъ достаточно рано, то могутъ дать смыслъ его существованію и служить опорой для его нравственности. Возьмемъ, напримѣръ, коранъ Этой плохой книги было достаточно для основанія одной изъ главныхъ религій міра, для удовлетворенія въ теченіе Г2ОО лѣтъ метадш- зической потребности безчисленныхъ милліоновъ людей,— для того, чтобы сдѣлаться основою ихъ морали, чтобы научить нхъ презрѣнію къ смерти, внушить имь энтузіазмъ къ кровопролит- нымъ войнамъ и къ обширнѣйшимъ завоеваніямъ. Мы находимъ здѣсь самую низменную и самую убогую форму теизма. Въ пере- водахъ, быть можетъ, много теряется, но я не нашелъ въ ней пн одной цѣнной мысли. Это показываетъ только, что метафизи- ческая способность не всегда идетъ объ руку съ метафизическою потребностью. Но въ началѣ болѣе близкій къ природѣ человѣкъ лучше понималъ ея смыслъ. Вотъ почему праотцы браминовъ — Риши дошли до сверхчеловѣческихъ концепцій, которыя позднѣе были записаны въ Уванишадахъ. „Никогда не было недостатка въ людяхъ, которые живутъ на счеть этой метафизической потребности человѣка. У первобыі- выхъ народовъ жрецы присвоили себѣ монополіи» средствъ къ ея
23 ѵ і<>плотворенію. И теперь еще они имѣютъ громадное пренму- і.і.пно—возможность вдалбливать человѣку метафизическія дОгма- іи сч. самаго ранняго дѣтства, пока еще не пробудилось въ іи мч. сужденіе, и разъ внушенные, эти догматы, какъ бы нелѣпы ни ни были, остаются навсегда. Если бы они должны были ждать «..мента, пока разовьется сужденіе, ихъ привилегіи не могли бы и и I и. мѣста. „Второй классъ людей, живущихъ на счетъ метафизической іі.пребностн человѣка, — ато люди, получающіе средства къ жизни і. философіи. У грековъ они назывались софистами; въ наше '• чя это профессора философіи. Но рѣдко случается, чтобы ін>оі, живущіе отъ философіи, жили для философіи. Нѣкоторые І’И. иихъ, какъ Кантъ, представляютъ, однако, исключеніе. Какимъ образомъ удовлетворяется эта метафизическая по- 11 Гпіость? пИодъ метафизикой я разумѣю такой видъ знанія, который । н гі. дальше возможнаго опыта, природы, данныхъ явленій,— побы объяснить то, чѣмъ все, въ томъ или другомъ смыслѣ, "условлено, пли—въ болѣе ясныхъ словахъ, — чтобы объяснить, । ', что существуетъ позади природы и что дѣлаетъ ее возможною**. ѵ цивилизованныхъ народовъ она является въ двухъ видахъ, •>>• зависимости отъ того, гдѣ она ищетъ своихъ доказательствъ — . еебгъ самой или внп> себя. Философскій системы принадлежать і. первой категоріи: ихъ доказательства имѣютъ своимъ источни- ' *м і. размышленіе, изощренное на досугѣ сужденіе; поэтому онѣ ин іупны весьма незначительному числу людей н притомъ лишь >і.і высокой ступени цивилизаціи.—Системы второго рода назы- » илъя религіями; ихъ доказательство, какъ мы сказали, — внѣш- ни о характера: это — откровеніе, подтверждаемое знаменіями и > \ іееами. Онѣ удовлетворяютъ безчисленное множество людей, ••>лѣе расположенныхъ склоняться предъ авторитетомъ и вѣрить, іі.мі. размышлять.—Между этими двумя видами доктринъ, пред- і.паемыхъ для удовлетворенія метафизическихъ потребностей і- ловѣчсства, существуетъ вѣчный — то скрытый, то явный — итигонизмъ. Но между чѣмъ какъ доктрины перваго рода только ’орпимы, доктрины второй категоріи господствуютъ. Въ самомъ іѣлѣ, что за нужда для теологіи въ одобреніи со стороны фило- офіи? На ея сторонѣ все: откровеніе, древность, чудеса, проро- чества. покровительство государства, высокое общественное по- ожепіѳ, подобающее истинѣ, всеобщее почтеніе и уваженіе, мно- жество храмовъ, гдѣ она преподается и осуществляется, легіоны Присяжныхъ служителей и, что всего важнѣе,—безцѣнная приви-
24 лѳгія, дающая возможность ввушагь свое ученю съ самаго нѣж- наго возраста дѣтямъ, для которыхъ оно дѣлается врожденною идеей. — Въ борьбѣ противъ столь могущественнаго противника философія имѣетъ однако и союзниковъ; это положительныя науки, которыя, во всей ихъ совокупности, не объявляя открытой войны системамъ перваго рода, тѣмъ не менѣе, бросаютъ въ ихъ сторону неожиданныя тѣни. Въ концѣ концовъ, системы перваго рода —это народная мета- физика, причемъ слово „народъ'- нужно ноивмать нь интеллек- туальномъ смыслѣ, ваѣ отношенія къ соціальному положенію или къ состоянію, обозначая пмь всѣхъ неспособныхъ къ самостоя- тельному изслѣдованію и мышленію „Онѣ—единственное средство открыть и сдѣлать понятнымъ высокое значеніе жизни норазви- тому смыслу, неповоротливому уму погруженной въ низменныя заня- тія и грубый трудъ толпы, такъ какъ первоначально человѣкъ во- обще имѣетъ только одно желаніе—удовлетвореніе своихъ нуждъ и потребности въ физическихъ наслажденіяхъ. Основатели тѣхъ и другихъ системъ приходягь въ міръ, чтобы извлечь его изъ этого оцѣпѣнепія н указать ему высшій смысла, существованія: одни— для немногихъ наиболѣе развитыхъ людей, другіе — для массы грубаго человѣчества, такъ какь, по прекрасному выраженію Пла- тона, „толпа не можетъ быть философомъи. Теологическія систе- мы— это народная метафпшка. Существуетъ народная поэзія, народная мудрость, выраженная въ пословицахъ; нужно, чтобы была также п народная метафизика, такъ какъ люди безусловно нуждаются въ объясненіи жизни-, она должва отвѣчать силѣ ихъ ума. Отсюда аллегорическое одѣяніе, которымъ прикрывается истина. Различныя теологическія системы не что яаое, какъ различныя аллегоріи, подъ которыми народъ представляетъ себѣ и старается постигнуть истину, не будучи въ состояніи обнять ее".1). „Доказательствомъ аллегорической природы этихъ системъ служить то, что въ каждой изъ нихъ нмѣюіся мистеріи, т. е- догмы, которыя пе могутъ быть ясно выражены. Отсюда про- исходитъ то, что онѣ по нуждаются—подобно системамъ второго рода—въ доказательствахъ. Но въ то же время онѣ никогда не признаютъ своей аллегорической природы и утверждаютъ, что ихъ нужно принимать за истину въ буквальномъ смыслѣ. Въ сущности же въ нихъ пѣть другого откроненія, кромѣ мыслей мудрецовъ, приведенныхъ въ гармонію съ потребностями чело- вѣчества". Рагеіха ип<1 Рагаіірогоспа § 176.
25 „Эти системы необходимы народу н являются для него не- оцѣненнымъ благодѣяніемъ Даже когда онѣ противодѣйствуютъ прогрессу человѣчества въ познаніи истины, то н въ такомъ слу- чаѣ ихъ нужно о стаи ит г, лишь въ сторонѣ со всевозможнымъ почтеніемъ. Но требовать, чтобы великій умъ—Гете, Шекспиръ— принималъ Ьопа Сбѳ еі. яѳпвп ргоргіо положенія подобной системы, и,ачятъ— желать, чтобы гигантъ надѣлъ башмаки карлика". Шоповгауеръ оригинально классифицируетъ религіи. По ному, основное различіе между ними состоитъ не въ томъ, что онѣ— чоиотсистнчосісія, политеистическія или пантеистическія, но въ і.інъ, оптимистическія онѣ или пессимистическія, — говорятъ-ли онѣ, что жизнь хороша, или,—что она дурна. Остроумна и менѣе оі-норвма мысль, что всяаую религію прн извѣстномъ умѣньѣ можно выразить въ формѣ соотвѣтствующей философіи, и для и якой философіи найдется соотвѣтствующая религія. Такимъ •'ф.ізоиъ, говоритъ опъ,—если бы кто-нибудь вздумалъ придать моей философіи религіозную форму, то наиболѣе полное выраже- ніе ея онъ нашелъ бы яъ буддизмѣ. ГІІ. Метафизическая потребность человѣка, въ ея высшей формЬ, сакъ мы видѣли, удовлетворяется философіей. Посмотримъ же, по понимаетъ подъ философіей ученикъ Канта, Шопенгауэръ, какъ опредѣляетъ онъ оя предметъ и границы. „Истинная философія,—говориіъ онъ,—та. которая научаетъ іысь понимать сущность міра, и такимъ образомъ возвышаетъ и ісъ надъ явленіями, на задаваясь вопросами о томъ, откуда іроиаошелъ міръ, или куда онъ идетъ, или зачѣмъ онъ сущѳ- твуетъ, оиа спрашиваетъ только: „что онъ такое?" *) „Заслуга і честь философіи по въ томъ, чтобы, подобно мистикамъ, по- шгать даіа пъ исключительныхъ обстоятельствахъ, а въ томъ, напротивъ, чтобы понимать все, что дается воспріятіемъ внѣш- няго міра. Поэтому она должна оставаться космологіей, никогда ие дѣлаясь теологіей. Опа должна ограничиваться этимъ міромъ: "і.іразиті. вполнѣ, что онъ тацое, въ его сокровеннѣйшей сущ- ности,—вотъ все, что она нъ правѣ сказать. Вотъ почему мое - ченіо, достигнувъ своего высшаго пункта, принимаетъ отрица- *) Гле асіпе рЫІоворЬівсЬе ВеігасЬіипртеізс <іег АѴсІі, <і. Ь біе^ш^е. чіІеЬѵ ппв іЬг іппегея 'УѴевеп егксппеп ІеЬгі ипіі во йЬег біе ЕгвсЪсіпип^ іипаив йіііп. іні вегабе біе, -ѵеіеііе пісМ оасЬ бет ЛѴоЬег пиб УТоЪт ипб 'іагит, еопбегп іттег ітб пЬегаІІ пиг пасЬ бет ЛѴав біе ^Ѵсіі Ггаці (Эіе и еіі аів \Ѵі11е ииб УогвіеПио^. І> Й 63).
тельный характеръ и кончается отрицаніемъ" *). „Моя филосо- фія,—говорилъ онъ еще Фрауепштедту *), — дѣйствительно раз- рѣшаетъ загадку міра въ границахъ человѣческаго познанія. Въ этомъ смыслѣ ее можно назвать откровеніемъ. Она внушена та- кимъ духомъ истины, что нѣкоторые параграфы въ отдѣлѣ мо- рали можно разсматривать, какъ внушенные Духомъ Святымъ". Онъ не терпѣлъ неопредѣленныхъ и безсодержательныхъ тер- миновъ, каковы: абсолютный, безконечный, сверхчувственный и т. п., и прилагалъ къ нимъ изреченіе императора Юліана: „это не что иное, какъ отрицательныя опредѣленія, сопровождаемыя неяснымъ пониманіемъ". Его гланное открытіе, его „стовратныя Ѳивы"—о чемъ мы ниже скажемъ подробно (т. IV), — состоитъ въ положеніи, что все сводится къ волѣ. Онъ называлъ себя Лавуазье философіи и полагалъ, что это различеніе въ душѣ двухъ элементовъ (интеллекта и воли) имѣетъ такое же значеніе для философіи, какое имѣло для химіи различеніе двухъ элемен- товъ въ водѣ. Но сведя такимъ образомъ послѣднее объясненіе міра къ волѣ, онъ спѣшитъ прибавить, что ему неизвѣстно, чѣмъ можетъ быть воля въ себѣ самой,—и что философія не вь со- стояніи открыть ни дѣйствующей (саиьа еГГісіепз), ни конечной (с. Нпаііз) причины міра". Она--„полное воспроизведеніе міра, который отражается въ ея абстрактныхъ понятіяхъ, какъ въ зер- калѣ". И Бэконъ вполнѣ вѣрно опредѣлилъ ее въ слѣдующихъ словахъ, съ которыми Шопенгауеръ безусловно соглашается: „Еа дешит ѵега екі рііііоьорійа, циае іпиіпіі ірзіин ъосев Гісіеііь- вітс геёсЪі, еі, ѵеіиі (Іісіавіе типсіо сопасгіріа езі, еі. тпіііі а1іи<1 е$і циаш ѳ]иэ<іет яітиіасгшп еі геПесііо, пе<]пе п«1<1іѣ циккіиат ііе ргоргіо, зеіі іапіиіп ііегаі еі гезопаі". (Т. ѳ. истинная философія только та, которая вполнѣ вѣрно передае/гь голоса самого міра, которая какъ бы написана подъ диктовку міра,—есть не что ииое, какъ его подобіе и отраженіе, и ничего не прибавляетъ отъ себя, а только повторяетъ и отзывается •) Искусство, подобно философіи, также служитъ отвѣтомъ на вопросъ: что такое жизнь? Всякое истинное художественное произведеніе по-своему правильно отвѣчаетъ на этотъ вопросъ. Но всѣ искусства говорятъ наивнымъ и дѣтскимъ языкомъ интуи- ціи, а не абстрактнымъ и серьезнымъ языкомъ рефлексіи; и по- ’) Оіе ХѴеІІ аіа ЪѴІІІе, томъ II. стр. 700. ’) МегвогаЬіІіеп, стр. 165. ’) Оіе ІѴеК аіе ДѴіІІе, т. I, § 15. Оиъ повторяетъ, что. йіе РЫІоворйіе висЬ* кеіпевѵгеве «юЛег одег іоохи ѴІ'еН Йа ве>, нопйегп Ыовв діе \ѴеН івѴ
27 кімѵ ихъ отвѣть—это бѣглый образъ, а не прочное и общее і'.иію. Ихъ отвѣть,—если только онъ можетъ быть,—даетъ лишь променное, а не полпое и окончательное удовлетвореніе. Они ПОСТОЯННО даютъ лишь примѣръ вмѣсто правила, отрывокъ вмѣсто цѣлаго, которое можетъ сообщить только общая идея. Какъ философъ, Шопенгауеръ—по замѣчанію одного изъ его , и пиковъ,—занимаетъ среднее мѣсто между своимъ учителемъ I..пі юмъ и споими врагами—Шеллингомъ и Гегелемъ. Кантъ го- ('ріітъ: ничего не знать; Шеллингъ и Гегель; зиать все; ПТо- .•ігаусръ: знать кое-что. Что же именно? То, что дается всею і.окунностью опыта. Его философію можно, вмѣстѣ съ нимъ, и.і іпагь имманентнымъ догматизмомъ, т. е. она остается въ обла- иі опыта, который предполагается объяснить, свести къ ого ши .іѣднимъ элементамъ,—въ противоположность трансцендентному юі м.ітизму, который, игнорируя опытъ, поднимается надъ міромъ । нядѣеіея все объяснитъ посредствомъ произвольныхъ гипотезъ и пі теологическихъ рѣшеній. Если философія представляетъ собою только космологію, тео- І"іч міра, объясненіе данныхъ опыта, то тѣмъ самымъ опредѣ- лится ея критерій—это опытъ, „Матеріаломъ для какой бы то и и было философіи можетъ служить только эмпирическое знаніе, і. 'іорое дѣлится на знаніе своего я и знаніе другихъ предметовъ (піѣшнео воспріятіе); вотъ единственно непосредственное, реально іа.іное знаніе. Нельзя создать философію изъ однѣхъ чистыхъ •' о и. каковы, сущность, субстанція, бытіе, совершенство, необхо- ччость, безконечный, абсолютный и т. п. „Это—слова, которыя । .икутся упавшими съ неба, ио которыя, подобно всѣмъ, должны і'ронсходить изъ созерцаній, изъ первоначальныхъ воспріятій. Кромѣ того, не иелѣпо-лп для того, чтобы понять и объяснить і'ііытъ, начинать съ его игнорированія и дѣйствовать а ргіогі, іри помощи пустыхъ формъ? Не представляется ли естествен- нымъ, чтобы наука объ опытѣ вообще (философія) изъ опыта же получала свое содержаніе? Ея проблема—эмпирическая; почему і.» опытъ не можетъ служить при ея рѣшеніи? Предметъ мета- физики не наблюденіе эмпирическихъ частностей, а точное объяс- неніе опыта вообще. Но абсолютно необходимо, чтобы- ея осно- і чііе было эмпирическое. Болѣе того: апріорный характеръ части -і-ловѣческаго знанія понимается нами какъ данный фактъ; отсюда «ы заключаемъ о его субъективномъ происхожденіи. Источникомъ <> якаго знанія служитъ для метафизики только опытъ, но опытъ • нутренній такъ же. какъ и внѣшній1*. Совершенная невозможность для какой бы то ни было мета-
28 физики отрѣшиться отъ опыта была доказана Кантомъ, и къ этому нечего прибанить. Но, кромѣ апріорныхъ умозрѣній, су- ществуетъ другой путь, который можетъ привести къ метафи- зикѣ. Совокупность опыта похожа на гіероглпфъ, который должна разобрать философія. Если различныя переводимыя слова соеди- няются между собою и открываютъ одинъ смыслъ, то переводъ считается вѣрнымъ; то же самое имѣетъ мѣсто и при объясненіи міра. Когда находятъ письмена, алфавитъ которыхъ неизвѣстенъ, то пытаются объяснять ихъ до тѣхъ поръ, пока не нападутъ на истинное значеніе буквъ, такъ что получаются имѣющія смыслъ слова и связныя фразы. Тогда уже не остается сомнѣнія въ томъ, что нацисанное дешифрировано правильно, такъ какъ невозможно, чтобы установленная объясненіемъ связь словъ была чисто слу- чайною, или чтобы получились взаимно связанныя слова и фразы, когда буквамъ придано совершенно другое значеніе. Та- кимъ же образомъ можно доказать, что загадка міра дѣйстви- тельно рѣшена. Нужно, чтобы равномѣрный свѣтъ падалъ на всѣ явленія, чтобы самыя разнородныя изъ нихъ были приведены въ гармонію,— чтобы сгладилось различіе между наиболѣе противо- положными. Нашъ переводъ будетъ невѣренъ, если, объясняя нѣкоторыя явленія, онъ будетъ тѣмъ больше противорѣчить дру- гимъ. Такъ, оптимизмъ Лейбница противорѣчитъ горестямъ жизни- А потому одно изъ главныхъ достоинствъ моей системы,—гово- ритъ Шопеягауѳръ (это мы увидимъ далѣе),—состоитъ въ томъ, что, благодаря ей, находитъ единство и гармонію большое число независимыхъ другъ оть друга истинъ. Итакъ, метафизика имѣетъ дѣло только съ явленіями міра въ ихъ взаимныхъ отношеніяхъ. Она возвышается надъ природою въ томъ только смыслѣ, что проникаетъ до того, что скрыто въ ней нли подъ нею; но никогда ие разсматриваетъ оиа никакой вещи въ себѣ, независимо отъ феноменовъ, въ которыхъ она про- является; она остается имманентной, никогда не дѣлаясь транс- цендентной. Но если оиа ограничивается лишь объясненіемъ явленій, если она не имѣетъ иного критерія, кромѣ опыта, то почему же фи- зика (понимаемая въ широкомъ смыслѣ древнихъ) не исполнила бы этой обязанности? При существованіи физики, на что нужна намъ метафизика? — Это потому, что физика сама по собѣ не могла бы держаться на своихъ ногахъ: оиа нуждается въ мета- физикѣ, которая бы ее поддерживала; танъ какъ что дѣлаетъ физика? Она объясняетъ явленія тѣмъ, что еще болѣо неизвѣстно, чѣмъ они сами, т. е. законами или силами природы. Если бы на-
2Я шіи физическое объясненіе какъ для толчка шара, такъ и для ф.и.і-і мысли въ мозгу, то и тогда кажущееся понятнымъ было < и ь сущности болѣе темно, чѣмъ когда-либо, потому что тяжесть, пиленіе, эластичность, непроницаемость, послѣ всѣхъ физиче- і.им. объясненій, остаются такою же тайной, какъ и мысль1). і. I. доктрины натуралистовъ, съ Демокрита и Эпикура до Голь- і' < и Кабаниса, но имѣли другой цѣли, какъ построить физику ... метафизики, или такое ученіе, которое дѣлаетъ изъ фѳно- и и і вещь въ себѣ Такимъ образомъ, все различіе между физи- -!< и метафизикою, въ концѣ концовъ, сводится къ различію ч-жду тѣмъ, что кажется, и тѣмъ, что существуетъ, — какъ это । іп» установилъ Кантъ. Смѣшивать физику и метафизику—въ 11 іи гпительиостн значило бы разрушить всякую мораль. Утвѳр- । і' іію, чю мораль не отдѣлима отъ теистической доктрины, — і' Жі.о, по это справедливо относительно метафизики вообще, т. е. и >.ш<іпія, что порядокь природы не есть единственный и абео- інііный порядокъ вещей. Вотъ почему можно сказать, что но- "ходимоо для всѣхъ справедливыхъ и добрыхъ СгеЛо таково: І:г.р> ю въ метафизику" 2). Мы настаиваемъ, рискуя утомить читателя, на томъ важномъ ікпктѣ, что метафизика для ІПопѳнгауора не что ипоо, какъ > >< мологія. Мы поступаемъ такъ потому, что это важное и ори- і.нілльпое положеніе, какъ намъ кажется, недостаточно извѣстно и.. Франціи, ідѣ о Шопепгауерѣ судятъ главнымъ образомъ по .।ршіностямъ его морали. Съ этой точки зрѣнія, онъ такъ же осуждаетъ естественную и о.югію, какъ и спиритуализмъ, и матеріализмъ. Существуютъ,—говорить опъ, въ высшей степени не-философ- . іа системы философіи, какова, напримѣръ, система, предметомъ .іирой служитъ опредѣленіе отношенія міра къ абсолютному, 'і эту ошибку впадаютъ, одпако, многіе изъ новѣйшихъ фило- • фонъ Ихъ философія имѣетъ ту же цѣль, что и теологія; но ріі довольствуются установленіемъ отношеній между абсолют- нпмъ и міромъ, не разсуждая о трехъ ипостасяхъ и ихъ вза- имныхъ отношеніяхъ, пакъ будто для философіи пѣтъ лучшаго ।нятія, какъ нести шлейфъ теологіи. Въ противоположность этой іі. законной, печистой, теологической философіи, я утверждаю, НО всякая истинная философія—существенно атеологическая Философія. Откуда бы мы ни отправлялись:—подобно ли древнимъ, ') Подробнѣе объ этомъ см. ниже, гл. IV: Воля, § 1 •) Г> і е ТѴоІІаІв ІѴіІІе и а <1 Ѵогіісііищ, томъ II, гл 17.
30 — изъ аксіомы: „изъ ничего ничего не бываетъ",—или по современ- ному, отъ мыслящаго субъекта, въ мозгу котораго воспроизводится міръ, чтобы отличить явленіе отъ вещи въ себѣ, — представляю- щаго отъ представляемой дѣйствительности, — въ обоихъ слу- чаяхъ философія, чтобы оставаться самой собою, не должна за- ботиться о традиціонныхъ догматахъ какой бы то ни было тео- логіи,—ни выходить изъ міра, чтобы возвыситься къ абсолютному, которое отличается оть него іоіо соеіо; она должна оставаться въ мірѣ, гдѣ находить антитезу между тѣмъ, что вѣчно, неизмѣн- но, и тѣмъ, что временно, преходяще,—между вещью въ себѣ и явленіемъ,—и это въ самомъ мірѣ. Она не знаетъ личнаго Бога, находящагося внѣ міра, и еъ этомъ смыслѣ—она атеистическая. Шопенгауеръ принималъ за свой счетъ всю кантовскую кри- тику раціональной теологіи, не прибавляя къ ней ничего суще- ственнаго. Онъ утверждалъ, что идея Бога не врождена, что теизмъ—результатъ воспитанія, и еслибы ребенку ничего но го- ворили о Богѣ, то онъ никогда бы ничего о немъ не узналъ,— что Коперникъ своими астрономическими открытіями весьма сильно поколебалъ теизмъ, и т. д. *). Идея Бога, будь она врождена, была бы для насъ совершенно безполезна. Локкъ первый неопровержимо доказалъ, что она не врождена. Допустимъ однако ея врожденный характеръ. Что такое врожденная истина?Это—истина субъективная. Идея Божества была бы въ такомъ случаѣ совершенно субъективною, апріорною формой, подобно времени, пространству, причинности; но опа нисколько не доказывала бы реальнаго существованія Божества-). Что постоянно ослабляетъ всякую раціональную теологію, такъ это скрытый иервъ всѣхъ ея доказательствъ — закопъ причин- ности, или достаточнаго основанія,—который, имѣя значеніе въ мірѣ явленій, внѣ его лишенъ всякаго смысла. „Философія, по своей сущности, есть познаніе міра; ея проблески — міръ; имъ ') Ег Ісиртеіе бавэ Фе ІЭе-с Соііса апдсЪогсп веі Всг ТЬеівтив іві апег- хокеп. Маи вадо сіпеш Кіп<іс піс сіѵав ѵоп (Зоіі ѵог, во ѵіічі ег ѵоп кешеш Сои чгіввеп.—8еіЬ Корсгпісив коштсп Фе Теоіовеп тіі Зет ІіеЬеп (іоН іи Ѵегіекепкеіі; Эеіт се іві кеш Ніттеі текг ійг іЬп (Іа, ѵо віе іііп, ѵіе /гйЬег. ріасігеп коппіеп. Еетсг Ьаі Зет ТЬоівтив во ѵіеі девіаііеі аів Корѳтісив — МетогаЬіІіеп, стр. 179 и 19.—Не больше расположенъ онъ и въ панте- изму:—„Безличный Богъ,—утверждаетъ онъ,—это изобрѣтеніе профессоровъ философіи, безсмысленное слово, придуманное для того, чтобы .удовлетворить глупцовъ и заставить замолчать извозчиковъ», *) ЦЬег <ііе ѵіег/асКе ІѴиггеІ дл» Яаггев ѵ. г Сп.ііЛе § 32—33.
31 нимъ она и занимается, оставляя въ покоѣ боговъ; она иа- кн, что они также поступить по отношенію къ ней1)**. 1 ібыкиовенно признаваемую противоположность между духомъ м.керіей ПІоіюнгауеръ отвергаетъ, какъ совершенную иллюзію. разсматриваемый философски, дѣлится не на мысль и про- ч< иіѳ, какъ бы желали того Декартъ и его школа, но на міръ <л/,ный (т. е независимый отъ познанія) н на міръ идеальный >'і>. тсгавляемый, мыслимый, познаваемый), что на языкѣ Канта і.іиается противоположностью вещи ѵь собѣ и феномена. Міръ пі.пый —какъ мы увидимь—это воля: міръ идеальный—пред- > і.ілеіпе, познаніе 2). Матеріалисты, равно какъ п спиритуалисты, выводятъ міръ । । чистаго состоянія представленія познающаго субъекта; тѣ и і 'іо являются такимь образомъ—быть можетъ, и не подозрѣвая і>> -чуждыми критики реалистами, такъ какъ принимаютъ за • пі кость чистое представленіе. Въ дѣйствительности нѣтъ ни \.і, ни матеріи. Тотъ и другая суть скрытыя качества (цпаіі- ... осспНао), которыя ничеіо не объясняютъ. „Даже въ мѳха- 110.1. если мы попытаемся пропти дальше чисто математическаго, о-бы придти къ непроницаемости, къ тяжести, къ жидкости, мы । і.ъіпаомеч въ присутствіи такихъ же таинственныхъ проявленій, копы въ человѣкѣ мысль и воля. Что же представляетъ собою । і матерія, которую иы такъ хорошо знаете и понимаете, что и. объясняете все,—все къ ней сводите?—Математическое всегда । нипно и постижимо: оно имѣетъ свой корень въ субъектѣ, въ пнемъ представляющей ь оріанѣ;ио когда мы пореходимъ къ чѳму- іікіѵдь объективному, что не можетъ быть опредѣлено а ргіогі, . остается въ концѣ концовъ необъяснимымъ. Доступное чув- иіамъ и интеллекту—это совершенно поверхностное явленіе, • сирое оставляетъ неприкосновенною истинную и внутреннюю । ппость вещей. Если въ человѣческую голову помѣщаютъ . ьхъ“, какъ І)еиз ех іпасійпа, то нужно помѣстить „духъ“ и । і.аждый камень Если, напросивъ, допускаютъ, что мертвая і. ртная .матерія можетъ дѣйствовать, какъ тяжесть, какъ элѳкт- ічі-ство, то должно допустить также и то, что, будучи массою і 'ііа, она можетъ мыслись. Словомъ, всяко.му предполагаемому чу можно приписать матерію, всякой матеріи — духъ. Отсюда іѣдѵстъ, что полагаемая между ними противоположность — •>н.ко кажущаяся“. ') ІНе И-’еІе лк ІНІк, т. II. гі. 17, ай Гіает. ’) Уагегдп ипй ГагоМротлпа, I. I—1:); II, 89
— 32 Антитеза, признаваемая между дувюю и тѣломъ, между духомъ и матеріей, въ дѣствителъиости представляетъ противоположность субъективнаго.и объективнаго. Шопенгауеръ со злобой преслѣ- дуетъ термины: „душа" и „духъ"—эти пустыя и искусственныя ипостаси, которыя нужно бы изгнать изъ философскаго языка. Слово „духъ" не имѣетъ никакого опредѣленнаго смысла потому, что оно не сводимо къ интуиціямъ, — къ даннымъ въ опытѣ фактамъ. Единственно правильное понятіе о духѣ,—это понятіе объ умѣ, разсматриваемомъ какъ функція мозга, „такъ какъ мы- слить безъ мозга такъ же невозможно, какъ невозможно пѳрѳва ривать пищу безъ желудка". Съ удивленіемъ спрашиваютъ: что- такое мозгъ, функція котораго состоитъ въ томъ, чтобы про- изводить этотъ феноменъ изъ феноменовъ? Что такое матерія, которая можетъ сдѣлаться столь тонкой и столь могучей, что возбужденіе нѣсколькихъ ея моллѳкулъ является поддержкою для объективнаго міра? Пугаясь этого вопроса, вѣрятъ въ ипостась простой сущности, нематеріальной души. Это ничего но объ- ясняетъ. Мы увидимъ, что рѣшеніе этой загадки — воля. — Что касается „я",—того, что Кантъ называетъ синтетическимъ един- ствомъ апперцепціи, то этотъ фокусъ мозговой дѣятельности ость недѣлимый, слѣдовательно, простой пунктъ; но онъ не субстан- ція (душа), а лишь состояніе. Это познающее и сознательное „я" такъ же относится къ волѣ, какъ изображеніе въ фокусѣ вогнутаго зеркала относится къ самому зеркалу, и, подобно этому изображенію, имѣетъ только условную, кажущуюся реаль- ность. „Я“ далеко не такъ пернично, первоначально, какъ думалъ Фихте; въ дѣйствительности, оно третично, потому что ово пред- полагаетъ организмъ, который предполагаетъ волю*). IV. Тогда какъ философія имѣетъ своимъ предметомъ всю сово- купность опыта, предметъ всякой частной науки составляетъ опре- дѣленная категорія опытовъ. Каждая частная паука—химія, бо- таника, зоологія,—имѣетъ свою философію, которую составляютъ самые послѣдніе выводы этой науки Философія обрабатываетъ эти послѣдніе результаты такъ же, какъ всякая наука обрабаты- ваетъ дліа своей области, это переходъ отъ знанія объединеннаго отчасти къ знанію вполнѣ объединенному. Эмпирическія пауки могутъ быть разрабатываемы сами по себѣ, безъ всякой философ- *) Подробное изложеніе системы сдѣлаетъ яснымъ все, что можетъ быть испонитвимъ въ этвхь обобщеніяхъ
33 . '.іі тенденціи Эго прекрасное занятіе для хорошихъ умовъ, н»>:іщііхъ подробности и мелочныя изысканія; но оно не можетъ । і Флегворять умовъ философскихъ. Первыхъ можно сравнить съ ....... рабочими, изъ которыхъ одинъ дѣлаетъ только часо- і.і колеса, другой—пружины, третій—цѣпочки; философъ же— . ч часовыхъ дѣлъ мастеръ, который приготовляетъ изъ этихъ । и іеіі цѣлое, которое движется и имѣетъ смыслъ *). Піонеиі'ауеръ не допускаетъ раздѣленія философіи на часть рітпчеекую и на часть практическую. Для него эта наука— ।. і. іючптельно теоретическая: ея единственная задача—объяснять । . чго есть. Вотъ какъ понимаетъ опь дѣленіе философіи: Прежде нсѳго, въ видѣ предисловія, теорія познанія, состоя- 111 іи, критикѣ познавательной способности, понимаемой согласно • , Кантомъ. А такъ какъ наши познанія суть двухъ видовъ: .ни конкретныя, интуитивныя, экспериментальныя, данныя намъ иічіі. (Ѵегвіаші); другія -абстрактныя, дискурсивныя, раціональ- ыіі. данныя разумомь (ѴепынП.), то имѣетъ мѣсто изученіе по- ііііііі конкретныхъ или первичныхъ, которое Шопенгауеръ на- іі. н ть діанойологіе.й, н изученіе познаніи абстрактныхъ или . । ірпчпыхъ, которое онь называетъ .юшкой. Затѣмъ начинается дѣ.ю, свойственное метафизикѣ. А такъ •.іі.і. совокупность опыта, т. «данныхъ намъ фактовъ, обнимаетъ и и :ия природы, художественны я произведенія и моральныя дѣй- іііі. ю мы имѣемъ. Метафизику природы, Метафизику красоты, Метафизику врановъ Гаковъ порядокъ, когорому слѣдуетъ Шопенгауеръ т. своемъ • і ічк.мъ произведеніи я который будетъ служить рамкою для на- •>.- іи изложенія. По скажемъ нѣсколько словъ о наукахъ, кото- . можетъ показаться, пропущены въ этой классификаціи. Чго касается психомпіи, справедливо говоритъ Шопенгауеръ, 1 • < ли дѣло идетъ о психологіи раціональной, то Каитъ пока- । что трансцендентная гипотеза души яо можетъ быть дока- іі і. а потому антшезу духа и природы нужно предоставить ге- ....сицамъ и филистерамъ. Того, что постоянно находится въ і'іні-.кѣ, нельзя обі.жлягь отдѣльно и независимо отъ другихъ 1 ’мстовъ природы, потому что онъ—часть природы. Вещь въ "•і- должно найти и опредѣлить въ общей, а не въ человѣческой ') Гіи- ЛѴеВ аів ѴѴіПс игиі Ѵогві, з. П, стр 128.
34 формѣ. Если же рѣчь идетъ объ антропологіи, т. е. объ экспери- ментальномъ назначеніи человѣка, то такое изученіе частью отно- сится къ анатоміи, частью къ физіологіи, частью къ эмпирической психологіи, т. е. „къ той наукѣ наблюденія, которая занимается моральными и интеллектуальными явленіями, свойствами человѣ- ческаго рода и индивидуальными особенностями". Что наиболѣе важно въ этихъ фактахъ, то необходимо предварительно извле- кается и разсматривается въ трехъ частяхъ метафизики. Психоло- ія имѣла бы право образовать четвертую часть только въ томъ случаѣ, сели бы душа была особымъ существомъ. На исторію ПІопенгауеръ имѣлъ оригинальный взглядъ. Всѣ иаукп образуютъ рядъ, которому философія придаетъ единство. Всѣ онѣ въ совокупности имѣютъ такую функцію: сводить къ за- конамъ и понятіямъ множественность явленій. Только исторія но можетъ занять мѣста въ этомъ ряду, потому что ей не достаетъ основного характера науки—субординаціи фактовъ и предметовъ. Она можетъ представлять ихъ лишь въ формѣ координаціи. По- этому исторія не можетъ быть излагаема, подобно наукнмъ, въ систематической формѣ. Послѣднія представляютъ собою систему понятій, онѣ говорятъ только о видахъ; исторія же говоритъ только объ индивидуумахъ. Опа могла бы быть только наукою объ индиви- дуумахъ, что было бы, противорѣчіемъ въ опредѣленіи. Утверждать, что громадные періоды времени, революціи, великія историческія со- бытія—общее, значить--злоупотреблять словами, такъ какъ все эго лишь частности. Въгеометріи изъ опредѣленія треугольника я могу вывести сго свойства. Въ зоологіи я могу узнать отличительныя черты, свойственныя всѣмъ позвоночнымъ или всѣмъ млекопитаю- щимъ. Въ исторіи выводы этого рода,—когда они возможны, - даютъ только поверхностныя знанія.—Въ дѣйствительности, все существенное въ жизни человѣка, какъ и въ жизни природы, всегда дано въ настоящемъ; чтобы найти его. нужно только из- учать и углубляться. Исторія надѣется замЬішть глубину длиною и широтою Настоящее для нея лишь отрывокъ, который нужно дополнить безкоиечпо продолжительнымъ прошедшимъ н къ кото- рому присоединяется безконечное будущее. Отсюда различіе между умами философскими и умами историческими: норные желаютъ углубиться, а вторые—считать безъ копца. Исторія постоянно по- казываетъ одно и то же, только въ разныхъ видахъ. Главы исторіи народовъ различаются только именами и хронологіей; существен- ное же всегда одно и тоже. Гегельянцы, которые на философію исторіи смотрятъ, какъ на высшую цѣль споей философіи, не поняли <гой основной истины,
— 35 — • > I.» древней, чѣмъ ученіе Платона: существенно то, что но мѣ- । і. іги, а не то, что постоянно дѣлается. Руководствуясь своимъ и іи іымъ оптимизмомъ и разсматривая міръ, какъ реальный, они і.ііпь свою цѣль въ жалкомъ земномъ счастьѣ, которое, даже .і і.і ему благопріятствуютъ люди и судьба,—вещь настолько . . і.оі, столь обманчивая, столь хрупкая, столь печальная, что ми < іи іктуціи, ни законы, ни паровыя машины, ни телеграфы ни- । । ы не сдѣлаютъ изъ него ничего существенно лучшаго. Эти иімікты, вопреки своимъ претензіямъ, плохіе христіане, потому и - истинный духъ христіанства также какъ браминизиа и буд- ііі ім і, состоитъ въ познаніи ничтожности земного счастья и въ и,» зрѣніи къ нему. Повторяю, такова цѣль и сущность христіан- ...... а пе монотеизма, какъ думаютъ. Поэтому атеистическій буд- нимъ въ дѣйстиительностіі гораздо ближе къ христіанству, чѣмъ иіимистнческое іудейство и его разновидность—исламъ. іістиппая философія состоитъ иъ томъ, чтобы въ исторіи, какъ і. здѣ, отыскивать- неизмѣнное. Оиа состоитъ въ познаніи, что въ чихъ сложныхъ и безконечныхъ измѣненіяхъ нѣкоторая сущность ' іается неизмѣнной и дѣйствуетъ сегодня, какъ вчера, какъ I» і-і да, что въ древнее и въ новое время, на Востокѣ, какъ и на • шадѣ,--несмотря на различіе обстоятельствъ, костюмовъ, нра- ікии., — имѣетъ мѣсто нѣчто тождественное, и что вездѣ оказывается .•Ніи и то же человѣчество. Эта тождественная сущность, нензмѣн- н іи среди всѣхъ измѣненій,—въ с.нойствахъ человѣческаго сердца і головы, такоиа: много злыхъ, мало добрыхъ. Девизомъ исторіи пілжно бы быть: Еасіеш, зесі аіііог (тоже, но иначе). Если читать Геродота съ истинно философскимъ умомъ, то этого достаточно пн изученія исторіи, такъ какъ здѣсь находится все, что дѣлаетъ послѣдующую жизнь человѣчества: порывы, дѣйствія, страданія хді.бы человѣческаго рода, какъ слѣдствіе его физическихъ и мо- р.ілыіыхъ качествъ. То, о чемъ разсказываетъ исторія, въ сущ- п-м-ги не что иное, какъ продолжительное, тяжелое и смутное новидѣпіе человѣчества. Таковы общія идеи, когорыя могутъ служиіь введеніемъ въ и'ктрииу, къ изученію которой мы теперь переходимъ.
ГЛАВА ІП. Интеллектъ. Теорія познанія. „Міръ—это мое представленіе",—вотъ истина, которая имѣетъ значеніе для всякаго живого и познающаго существа, хотя только человѣкъ можетъ имѣть о ной рефлективное и абстрактное со- знаніе Съ тѣхъ поръ какъ опъ началъ философствовать, опъ ясно и несомнѣнно видитъ, что онъ не знаетъ ни солнца, ни земли, по всегда имѣетъ глазъ, который видитъ солнце, руку, которая осязаетъ землю,—словомъ, что окружающій ого міръ существуетъ только какъ представленіе, т. е. только но отноше- нію къ другому,—къ воспринимающему субъокту—къ нему са- мому. Нѣтъ другой истины столь же достовѣрной, столь же по- нуждающейся въ доказательствахъ, какъ эта: все существующее для познанія, т е. весь міръ, только объектъ по отноіионію кь субъекту,—воспріятіе по отношенію къ воспринимающему, —сло- вомъ, представленіе Это истинно для настоящаго, какъ для прошедшаго и для будущаго, — для близкаго, какъ н для отда- леннаго, потому что зто истинно относительно времени и про- странства, въ которомъ все эго развивается. „Міръ—это мое представленіе",—истина, конечно, ве новая. Она находится въ сочиненіяхъ скептиковъ, и лучше, чѣмъ кто- либо другой, формулировалъ ее Декартъ Выставивъ свое соуНо егцо $ит (я мыслю, слѣдовательно, я сущееівую), какъ вѣчто единственно достовѣрное, н предварительно разсматривая суще-
37 иоіі.ііііо міра, какъ проблематическое, оиъ нашелъ настоящую > іір.іпильную точку отправленія и вмѣстѣ съ тѣмъ истинную • п.\ опоры для всякой философіи: она вполнѣ, субъективна и ім>і.іітся въ сознаніи, такъ какъ только послѣднее остается не- |„ дственнымъ, п все другое, что бы то пи было, посрѳд- 11.11110 и условно и потому зависимо. Поэтому Декартъ спра- • і'інио считается отцомъ повой философіи. .. Г.ерклв, идя тѣмъ же путемъ, пошелъ дальше, къ идеализму • < обегвенномъ смыслѣ, т. о. къ признанію, чго протяженное . пространствѣ, слѣдовательно, объективный, матеріальный міръ, и і. таковой, существуетъ только вь нашемъ представленіи, что іір пшльно и даже нелѣпо прибавлять къ представленію бытіе, .і.ірое будто-бы существуетъ внѣ его и независимо отъ познаю- іп субъекта,—предполагать матерію существующую сама по I Такова услуга, оказанная философіи со стороны Беркли,— ।. і а неизмѣримая, каковы бы ни были его недостатки аъ дру- •і'і ь отношеніяхъ. „Гораздо раньше Беркли и Декарта это основное положеніе і.і <• извѣстно индійской школѣ, философіи Веданты, которая иііисыпастся Віасѣ, такъ какъ ея ученіе состоитъ не въ отри- •пи существованія матеріи, т. е. плотности, непроницаемости іротяжеііія (что было бы положительнымъ безуміемъ), ио въ но- іі.іикѣ въ .тгомь отношеніи обычнаго понятія и въ утвержденіи, что и іъ бытія, независимаго отъ умственнаго воспріятія,—что суиіе- шьоватъ и бытъ представляемымъ—равпозпачущіе термины ')“• Ко истина: „міръ—это мое представленіе*—истина неполная, •и.і нуждается въ дополненіи—и это будетъ сдѣлано позднѣе— •тиною, которая извѣстна пе столь непосредственно, какъ та, о горой идетъ теперь рѣчь, но къ которой насъ можетъ привости "-.ѣс глубокое изслѣдованіе, отвлеченіе различнаго н обобщеніе ждествеппаго; эта истица: „міръ—это моя воля". Ограничимся здѣсь изученіемъ перваго положенія, предполо- живъ па время, что міръ—простой объектъ познанія, независимый гь всякой волевой или другой дѣятельности. Прежде всего мы должны замѣтить,—такт. какъ Шопенгауеръ особенно настаиваетъ 'а этомъ,—что исходнымъ пунктомъ служитъ для иего конкретный [•актъ—представленіе. Онъ не выходитъ ни изъ субъекта, ни изъ ібьекта, но пзъ представленія, которое содержитъ и предполагаетъ го и другое, потому что распаденіе на субъектъ и на объектъ— его первоначальная, общая и существенная форма. „Это отличаетъ ') ІЭіе ИеЙ аів М'Ше іоігі Гогвіеііипд. томъ I, кн. I, § 1 и т. II, гі. I.
- 38 мой методъ отъ всѣхъ другихъ философскихъ опытовъ, которые исходили или изъ субъекта, иля изъ объекта и искали объясненія одного въ другомъ, опираясь при этомъ на законъ достаточнаго основанія; я жо исключаю изъ подъ его власти отношеніе субъекта къ объекту и оставляю ему только объектъ" *). Системы, исхо- дившія изъ объекта, имѣли проблемой совокупность созерцаемаго міра и ого устройство; они старались объяснить его разными способами: то матеріей, какъ чистые матеріалисты, то абстрактными понятіями, какъ Спиноза и Элеаты; то волею, которую направ- ляетъ интеллектъ, какъ схоластики (созданіе ех піЪііо) Изь всѣхъ этихъ системъ самая послѣдовательная и самая широкая—чистый матеріализмъ. Онъ опирается на основную нелѣпость, которая состоитъ въ желаніи объяснить субъектъ объектомъ, въ попыткѣ объяснить непосрѳдствепно намъ данное даннымъ посредственно. Нѣтъ объекта безъ субъекта—вотъ принципъ, который навсегда уничтожаетъ всякій матеріализмъ. „О солицѣ и о планетахъ безъ глаза, который ихъ видитъ, безъ интеллекта, который ихъ поз- наетъ, можно говорить только на словахъ; но для представленія эти слова были бы пустымъ звукомъ."—Не больше успѣха имѣли и тѣ системы, которыя отправлялись огъ субъекта. Превосходный примѣръ этого представляетъ доктрина Фихте, для котораго, въ силу закона достаточнаго основанія, признаннаго „вѣчной истиной," „я" служить основаніемъ для „не-я“,—для міра,—для объекта» который является его послѣдствіемъ, ого произведеніемъ. Но этотъ законъ, эта „вѣчная истина," которая царствовала надъ древними богами, не болѣе, какъ относительный, условный законъ, приложенный только къ міру явленій; абсолютное значеніе при- даетъ ему лишь полная иллюзія ума. Если единственно правильный исходный пунктъ—представле- ніе, и если міръ—мое представленіе, то, значитъ, истинная теорія познанія—это чистый идеализмъ. „То, что все познаетъ, и ничѣмъ непознаваемо, есть субъектъ; какъ таковой,—онъ носитель міра (<1ѳг Тга&ег сіег ЛѴеІІ)." На первый взглядъ, безъ сомнѣнія, можетъ показаться достовѣрныиъ. что объективный міръ существовалъ бы реально, если бы даже не существовало ни одного познающаго существа. Но если бы мы попытались реализовать эту мысль и постарались бы представить себѣ объективный міръ безъ познню- *) ТН» ТГвК а і. д., томъ I, § 7. Этажъ Шопенгауеръ хочетъ сказать, что— согласно его вовэрѣвіамъ — объективный міръ управляется закопомъ причин- ности; но онъ не допускаетъ, чтобы между познающемъ субъектомъ в Позна- ни ымь объектомъ существовало отношеніе причинности.
— 39 .. и- убъекта, то получили бы прямо противоположное тому, .. имѣли гіъ виду: этотъ воображаемый міръ, существующій въ ... мі, субъектѣ познанія,—въ томъ субъектѣ, который желали . ь почить Міръ, какъ мы ого знаемъ, есть, очевидно, мозговой I. ч..»існі, (еіп (.4еЬігпр)іаспотпеп); поэтому въ гипотезѣ, что онъ, . .. । іаковой, можетъ существовать независимо отъ всѣхъ моз- ......... скрытое противорѣчіе. и і зависимость объекта отъ субъекта составляетъ идеаль- 11 міра, какъ представленія. Самое наше тѣло, насколько мы познаемъ какъ объектъ, т е. какъ протяженное и дѣйствующее, и не что иное, какъ мозговой феноменъ, который существуетъ о ко іи, созерцаніи нашего мозга. Существованіе нашей лично- і.і ,і іи нашего тѣла, какъ чего-іо протяженнаго и дѣйствующаго, .... । полагаетъ познающій субъектъ, потому что его реальное суще- і ніиіе дано въ воспріятіи, въ представленіи, и реально только । । । познающаго субъекта. Впрочемъ, чтобы вполнѣ понять чисто феноменальное суще- ........ внѣшняго міра, представимъ себѣ міръ безъ существа । . шлющаго. Слѣдовательно, это—міръ безъ воспріятія. Вообразимъ, и । изъ земли произрастаетъ громадное количество растеній, ।: < кяіцмхея другь къ другу. На иихь дѣйствуютъ свѣтъ, воздухъ, । і.ікіюсть. .электричество и проч. Будемъ теперь мысленно все • 11 І о и болѣо усиливать воспріимчивость растеній къ вліянію ..ііхі, факторовъ, и постепенно придемъ къ ощущенію, а, нако- цг,, и къ воспріятію ргакъ какъ внутреннее наблюденіе, а равно анатомическія данныя приводятъ насъ кі> заключенію, что іі-сгі ллсктъ есть ис что иное, какъ способность все въ больвіей и о и.шей степени воспринимать внѣшнія впечатлѣнія]. Тотчасъ шея міръ, представляемый во времени, пространствѣ и нри- і іііііости. По нвлянсь такимъ образомъ, онъ продолжаетъ быть и лысо н исключительно результатомь дѣйствія внѣшнихъ вліяній >.і. воспріимчивость растеній *). Но мы плохо поняли бы эго ученіе, если бы думали, что оно ірццаѳтъ реальность міра въ обычномъ смыслѣ слова. „Истин- .ый идеализмъ—не эмпирическій, а трансцендентальный. Эмпи- ..ческую реальность міра онъ оставляетъ неприкосновенной, но т передаетъ, что всякій объектъ, даже объектъ реальный, эмпи- рическій, обусловливается объектомъ двоякимь образомъ: во-пѳр- изхь, матеріально или какь объектъ вообще, потому что объек- ’) Рагсгца ип<1 Рагаіірошепа. т->мі. П, 3?
40 тивное бытіе мысленно только по противоположности съ субъек- томъ, представленіемъ котораго онъ является; во вторыхъ, фор- мально, такъ какъ способъ существованія объекта, т. е его пред- ставленіе (время, пространство, причинность) исходитъ изъ субъ- екта, предполагается въ субъектѣ." Этотъ идеализмъ получилъ начало не у Беркли, а въ анализѣ Канта. Шопенгауеръ воспользовался своимъ литературнымъ талантомъ, чтобы такъ и иначе, въ двадцати видахъ, представить тезисъ идеализма, и нѣсколько разъ онъ излагаетъ ого съ большою ори- гинальностью. Цитируемъ, въ качествѣ примѣра, отрывокъ, сохра- ненный для насъ Линднеромъ и Фрауенштсдтомъ:—„Предо мною было два предмета, два тѣла, тяжелыхъ, правильной формы, кра- сивыхъ па видъ *). Одинъ изъ иихъ—яшмовая ваза съ золотыми краями и ручками; другой—организованное тѣло, человѣкъ. Послѣ продолжительнаго восхищенія ихъ внѣшностью, я попросилъ со- провождавшаго меня гелія позволить мнѣ проникнуть внутрь этихъ предметовъ. Онъ позволилъ мнѣ это, и въ вазѣ я не на- шелъ ничего, если не считать давленія тяжести и непонятнаго для меня взаимнаго влеченія между ея частями, обозначаемаго словами: сцѣплоиіе и сродство; но каково было мое удивленіе, когда я проникъ внутрь другого предмета! и какъ разсказать о томъ, что я увидѣлъ? Сказки фей и басни иѳ представляютъ ничего болѣе невѣроятнаго. Внутри этого предмета иди, скорѣе, въ верхней его части, называемой головою и, но внѣшности, по- хожей па всякій другой предметъ, окруженной пространствомъ, имѣющей вѣсъ и проч.,—что я тамъ нашелъ? Тамъ былъ міръ» съ неизмѣримымъ пространствомъ, въ которомь Все заключено, съ неизмѣримымъ временемъ, въ которомъ Все существуетъ, и съ удивительнымъ разнообразіемъ вещей, наполняющихъ время и пространство, п—что почти безсмыслица—я замѣтилъ тамъ входящаго и выходящаго себя самого .. „Да, вотъ что нашелъ я въ .ломъ предметѣ, величиною иѳ больше крупнаго плода, который (предметъ) палачъ можетъ отру- бить однимъ ударомъ и тѣмъ самымъ погрузить въ мракъ заклю- ченный въ міръ. И этотъ міръ уже не существовалъ-бы, если бы предметы этого рода не размножались безпрестанно, подобно шампиньонамъ, чтобы воспринять міръ, готовый потонуть въ не- бытіи, чтобы передавать другъ другу, какъ мячъ, этотъ великій, Ч МѳтпогаЬіІіеп, стр. 286. Рибо цвтируетъпо переводу Шаллие.іь-Аакура.
41 .. к -і,хъ тождественный образъ, тождественность котораго они г икаютъ словомъ „объектъ". : іключсніе, къ которому приводитъ этотъ идеализмъ и которое пі .г чігауеръ не перестаетъ повторять, таково: „матерія—это ... нівая ложь"—і>'»і а»,»'*»'* Матерія—ие что иное, какъ по вообще дѣйствуетъ,—отвлеченіе отъ всякаго образа дѣй- • . । Какъ такая, они—предметъ но созерцанія, а мысли и по- • ю чистая абстракція; и нужно отдать честь Плотину и Джіор- іі" Ііруно, чго они подцерживалн парадоксальное положеніе, і.ггерія безтѣлесна. Удивленіе, возбуждаемое въ насъ разпо- । іи мъ проявленій матеріи, похоже въ сущности на изумленіе ....... который впервые видитъ себя въ зеркалѣ и не узнаетъ, • >го опъ. То же самое дѣлаемъ и мы, когда смотримъ на вііѣш- і. । міръ, какъ на что то намъ чуждое. Въ дѣйствительности же ічипкъ этого міра въ интеллектѣ (способность представленія); । рождается, существуетъ и умираетъ вмѣстѣ съ послѣднимъ, і "іыііая ошибка всѣхъ системъ состоитъ въ пренебреженіи той । іііны, что матерія и интеллектъ—коррелятивно, т. е. чго первая мп ствуеть для второго,— что оба онн возвышаются и падаютъ • ііниірсменно,—что въ сущности они одно и то же, только раз- 11 грпнаемое съ двухъ противоположныхъ сторонъ,"—и это одно— и.і, мы увидимъ далѣе,—есть воля. II. Каждому весьма легко собственнымъ опытомъ убѣдиться въ і"мь, что міръ, чтобы быть объектомъ, нуждается въ субъектѣ, ...... бы его мыслилъ. Глубокій сонъ, безъ сновидѣній, не ісаііываетъ-ли каагдому, что міръ существуетъ только для мысля- II н головы? Если бы все вь природѣ спало вѣчнымъ глубокимъ • "мъ и, подобно растеніямъ, никогда бы не пробуждалось къ "нанію, то совершенно не возникалъ-бы вопросъ о внѣшнемъ Но,—возразить,—міръ, какъ объектъ, не могъ-лн бы суще- । ііопать даже и въ томъ случаѣ, если бы я не имѣлъ сознанія, .пі бы моя и другія юловы не воспринимали его? Не могъ-лп ы онъ существовать пнѣ всякихъ головъ и независимо отъ нихъ, і. времени и пространствѣ, образуя непрерывную цѣпь причинъ и і іѣдствій? Видимое въ зеркалѣ изображеніе возможно только и да, когда существуетъ зеркало, и если бы уничтожить • всѣ • ркала, то не было бы болѣе изображеній; не слѣдустъ-ли отсюда, >н> въ такомъ случаѣ исчезли бы такжо и отражаемые ими прѳд- *.• ты?
Отвѣтъ на это возраженіе даетъ, по Шопенгауеру, ученіе объ идеальности времени и пространства. Извѣстенъ трактатъ Канта о категоріяхъ, въ его „Критикѣ чистаго разума". Онъ признаетъ двѣ субъективныя формы чувственности [8іпп1ісЬке,іѣ, зепзіЬіІйб]— время и пространство, и двѣнадцать регулирующихъ понятій ума. Эти двѣнадцать категорій выводятся имъ изъ двѣнадцати формъ сужденія довольно искусственнымъ путемъ, что исключительно объясняется излишнимъ пристрастіемъ его къ симметріи и къ ло- гической правильности. Въ этомъ перечисленіи категорій млого повтореній. Поэтому Шопенгауеръ, вполнѣ слѣдуя Канту, прини- маетъ только три основныхъ формы познанія: время, пространство, причинность. Относительно этого пункта, мнѣ кажется, согласны почти всѣ современныя философскія школы—идеалистическія и матеріалистическія, спиритуалистическія и позитивныя. Это— господствующія идеи, значеніе которыхъ нужно опредѣлить прежде всего, такъ какъ время и пространство представляютъ собою вмѣ- стилище всѣхъ явленій, сцену—лишенную, впрочемъ, реаль- ности,—гдѣ развертывается причинность; если нхъ идеальность установлена, то вмѣстѣ съ тѣмъ установлена н идеальность міра. Шопенгауеръ находитъ, что идеальность времени доказывается механическимъ закономъ—законоли. инерціи; „такъ какъ, въ сущ- ности, что говорить этотъ законъ?—онъ говоритъ что одно время не можетъ произвести никакого физическаго дѣйствія,—что само по себѣ оно ничего не измѣняетъ ни въ покоѣ, ни вь движеніи тѣла. Если бы оио было присуще предметамъ, какъ ихъ суще- ственное или случайное свойство, то его количество (т. е. про- должительность или краткость) могло бы, въ нѣкоторой степени, измѣнять предметы. Ничего подобнаго но происходить; время проходитъ по предметамъ, но оставляя на нихъ пи малѣйшаго слѣда, такъ какъ дѣйствуютъ только развивающіяся во времени причины, но не самое время. Поэтому, когда тѣло защищено огь химическихъ вліяній,—напримѣръ, мамонтъ во льдахъ Лены, мошки въ амбрѣ, металлъ въ совершенно сухомъ воздухѣ, еги- петскія древности н даже волосы мумій въ закрытыхъ некро- поляхъ,—то тысячи лѣтъ не производятъ въ номъ никакого из- мѣненія. Это абсолютное бездѣйствіе времени представляетъ собою также и то, что составляетъ въ механикѣ законъ инерціи. Разъ тѣло пришло въ движеніе, то уже никакоо время не можетъ ни ускорить его, ни замедлить Бозь противодѣйствія физическихъ факторовъ движеніе было бы абсолютно безконечнымъ; равнымъ образомъ, находящееся въ покоѣ тѣло вѣчно оставалось бы въ такомъ положеніи, если бы его не привели въ движеніе фмзиче-
43 — . кія причины. Отсюда слѣдуетъ, что время пе есть нѣчто свой- . июниое тѣлу,—что омн различной природы,—что присущую тѣлу |.. ільность нельзя приписывать времени, которое абсолютно идѳ- ііі.но, т. е. свойственно чистому представленію и его органу; іі.пі же, напротивъ, крайнимъ разнообразіемъ своихъ свойствъ и іі.иствій ясно показываютъ, что они не имѣютъ чисто идеаль- >«> существованія, но обнаруживаютъ объективную реальность, І.< ни. въ себѣ, отличающуюся, насколько возможно, отъ ея про- ча іоній.— Относительно идеальности пространства Шопенгауеръ гово- |..ггі,: „Наиболѣе яснымъ и самымъ простымъ доказательствомъ ! о-ільности пространства служитъ то, что мы не можемъ про- .1 панство, какъ все другое, отдѣлить отъ пашей мысли. Мы можемъ постигать пространство безъ всего, что его наполняетъ, ч. жемъ предположить, что нзъ него исчезло нее, все, рѣшительно . можемъ представить себѣ совершенно пустое пространство м'.кду неподвижными звѣздами и проч. Но мы никакъ не можемъ >» иободнться отъ самаіо пространства', что бы мы ни дѣлали, । 11. бы пи находились, оно оказывается тамъ-же, нигдѣ не имѣя । пина, потому что оно—основаніе и первое условіе нашихъ пред- і.и’.леній Этимъ безспорно доказывается, что оно принадлежитъ н.чнему интеллекту, что оно—составная часть послѣдняго, что .іи -основа той ткани, на которой изображается разнообразіе внѣш- •пін> міра. Разъ я представляю какой-нибудь предметъ, вмѣстѣ । тЬмъ представляю и время: оно сопровождаетъ всѣ движенія, і-г, повороты и обороты моего интеллекта такъ же неизмѣнно, і. ч:ъ очки на моемъ посу сопровождаютъ всѣ движенія, всѣ но- >і>оты и обороты моего лица, или какъ тѣнь сопровождаетъ тѣло. 1 • тп что-иибудь, по моему наблюденію, сопровождаетъ меня вездѣ н но всѣхъ обстоятельствахъ, то я заключаю, что оно принад- ! .китъ мнѣ, какъ если бы вездѣ, куда бы я пи пришелъ, ока- ыся специфическій запахъ, отъ котораго я не въ состояніи из- і-шться. Тоже и относительно пространства: что бы я ни думалъ, і. ікимъ бы ии представлялъ себѣ міръ, простраіство является прежде всего и ничему не уступаетъ мѣста. Слѣдовательно, оио і-'лжно быть функціей, основной функціей моего интеллекта; по- чему его идеальность простирается на все протяженное, т. е. на представляемое. Стало быть, мы познаемъ вощи не такими, .іковы онѣ сами по себѣ, а такими, какъ онѣ явлиются *)“. •) Рагсгца ип<і Рагаіір томъ 11, § 29 в 30
44 Въ вышеизложенномъ нужно признать ученика и продолжа- теля Канта. Но интересно отмѣтить, что доктрина его учителя подвергается у ПІопенгауера физіологической трансформаціи: онъ охотно отождествляетъ формы интеллекта и строеніе мозга. „Фи- лософія Локка,—справедливо говоритъ онъ,--это критика функцій чувства; философія Канта—критика функцій мозга“. И въ другомъ мѣстѣ: ,,Чувства даютъ лишь ощущенія, но по созерцанія (по- знаніе). То, что даютъ одви чувства, такъ же относится къ тому, что даютъ функціи мозга [время, пространство, причинность], какъ масса чувствительныхъ нервовъ относится къ массѣ мозга". Впро- чемъ, эта трансформація была совершенно естественна, и, вѣро- ятно, Кантъ—живи овъ на нолвѣка позднѣе, въ эпоху полнаго развитія біологическихъ наукъ—сдѣлалъ-бы іо же самое. Тѣмъ не менѣе время и пространство только формы фено- менальнаго существованія, пустыя рамки; что иибудь должно на- полнять ихъ, это—причинность. Причинность, матерія, дѣйствіе— для ПІопенгауера синонимы. „Матерія отъ начала до конца есть не что иное, какъ причинность. Ея бытіе—это дѣйствіе. Пи въ какомъ другомъ видѣ она не мыслима, н только дѣйствуя, она наполняетъ пространство и время. *). Одна нсъ существенныхъ функцій причинпости/это—соединять пространство и время. Каждое изъ нихъ имѣетъ свойства, ис- ключающія свойства другого, но причинность ихъ примиряетъ. Она устанавливаетъ возможное согласіе между непостояннымъ теченіемъ времени и неподвижнымъ постоянствомъ пространства. Въ чистомъ времени нѣтъ существованія; въ чистомъ простран- ствѣ пѣтъ ни прежде, ни теперь, ни послы. Но что существенно въ реальной дѣйствительности? Сосущество паи іе (<іач 7и^ІеісЬзеіп) многихъ состояній. Лишь благодаря этому сосуществованію воз- можно пребываніе, такъ какъ послѣднее познается только потому, что существуетъ нѣчто измѣнчивое и постоянно пребывающее. То, что мы называемъ измѣненіемъ, состоитъ въ пребываніи чего- то среди перемѣнъ,—въ перемѣнѣ качества и формы, въ то время, какъ субстанція, т. о. матерія, остается постоянной Въ чистомъ пространствѣ мірѣ былъ бы постояннымъ и неподвижнымъ, не было бы никакой послѣдовательности, никакого измѣненія, ника- кого дѣйствія: по разъ нѣтъ дѣйствія, исчезаетъ и представленіе матеріи —Вь чистомъ времени все было бы проходящимъ; пе *) Ьепп сііі'нс іні сіигсіі иікі (ІіігсЬ пісМь аіз Саизпіпаі, ЛЬг 8сіп пйіпіісй іві іііг ХѴігксп, и ». * 1>іе ѴѴсІІ аік ѴѴіІІе. томъ I, »п. 1, § 4.
45 <і і. ''ы ни постоянства, ни сосуществованія, пи одновременности, и іоватслыіо—пребываніи, а стало быть—и матеріи.—Изъ соеди- .. і'і.і пространства и врѳмен і возникаетъ матерія, т. ѳ. возмож- .і • • і. г осуществованія, пребыванія, а вмѣстѣ съ тѣмъ и возмож- 11. постоянства субстанціи при перемѣнахъ состоянія". < убъективпый коррелятъ матеріи или причинности, что одно .... же,—это умъ (Ѵегьіаімі); и, кромѣ этого, онъ ничто. Познавать . >ічинность—вотъ его единственная функція. И наоборотъ, всякая іічінчіость, всякая матерія, всякая реальность существуетъ о к > для ума, посредствомъ ума, въ умѣ". Это приводить васъ • । метафизики къ психологіи. 111. ІЬ ихолотія Шоненгауера — чисто эмпирическая. Она обнаружи- । гі. въ немъ усор інаго читателя Локка, Юма, Пристлея и фран- ....інхъ сенсуалистовъ конца ХѴШ вѣка. Онъ обнаруживаетъ 1 • і. большую склонность къ конкреіному. Частное, индиви- . і імюе, фактъ,—вотъ что для неіо положительно; это—твердая ч "іва, опору когорон нужно постоянно ощущать, или какъ можно ір иѣе удаляться огь ноя. Всегда сводите абстрактное къ кон- .рі і“ому, понятія къ созерцаніямъ: первыя ямѣютъ значеніе • і:>ко благодаря послѣднимъ. Объ отношеніи со іериателънаго по- никія къ полнамио абстрактному опъ написалъ главу, которую «и рекомендуемъ читателю. „'Гакъ какъ понятія заимствуютъ ік, содержаніе пзь созерцательнаго познанія п такъ какъ всо "іпіе міра мысли покоится на мірѣ созерцаній, го мы должны чі.;і> постоянную возможность опять вернуться, черезъ проме- । \ ючныя ступени, отъ понятія къ созерцаніямъ, изъ которыхъ по получено; безъ этого мы имѣемъ »ъ головѣ одни лишь слова". I . какъ созерцательное познаніе первично и единственно реаль- । • го прежде всего нужно видѣть и ощущать самому. Во мио- и' хь книгахъ авторы говоритъ і> томъ, что они думали, но чего ощущали и не воспринимали-, они иншутъ посредствомъ рефлек- пі, а не посредствомъ интуиціи; эго дѣлаетъ ихъ произведенія >» родственными и скучными. К.то говоритъ только о томъ, что и ь читалъ, готъ по заставитъ ссби читать *). Это справедливо іакже огноептольно ученыхъ, которые часто " іадаютъ только мертвымъ знаніемъ, — знаніемъ, которое оии ічі.ють, по котораго пе понимаюгъ, которое не сдѣлалось частью, ») Гог еиег гса<1іи<1, пеиег 1<> 1>с гса<1 (Поиъ), т. е. „иистолнво читаютъ, н-ібы никто не читалъ изъ самихъ".
46 ихъ самихъ, потому что опытъ и созерцаніе не сдѣлали его живымъ для индивидуума. Содержаніе самой философіи дается эмпирическимъ познаніемъ (познаніемъ насъ самихъ или внѣш- няго міра). Оно одно дано непосредственно и реально. Всякая философія, отправляющаяся не изъ него, а изъ абстрактныхъ по- нятій, каковы: абсолютное, субстанція, божество, безконечное бытіе, сущность, тождество и т. и., блуждаетъ въ пустомъ про- странствѣ и проводитъ время въ вознѣ съ безсодержательными абстракціями, какъ то дѣлали александрійцы, разсуждая объ еди- номъ, о множественномъ, о благѣ, о лучшемъ, о совершенномъ, или какъ школа Шеллинга съ ея тождествомъ, различіемъ, безраз- личіемъ и проч. „Мудрость и геній, эти двѣ вершины Парнаса человѣческаго познанія, коренятся не въ абстрактныхъ и дискур- сивныхъ способностяхъ, а въ способностяхъ созерцательныхъ (интуитивныхъ). Истинная мудрость—нѣчто интуитивное, а но абстрактное. Она состоитъ не въ принципахъ и максимахъ, которые являются въ головѣ, какъ результатъ собственныхъ или чужихъ изслѣдованій; но есть самый снособъ представленія міра. И эготъ способъ такъ отличается оть всякаго другого, что мудрый живетъ въ иномъ мірѣ, чѣмъ глупый, и геній видитъ другой міръ, чѣмъ вульгарные умы“. Между созерцаніемъ міра, свойственнымъ мозгу Шекспира, и созерцаніемъ перваго встрѣчнаго столь же значительная разница, какъ между „превосходною исполненною масляными красками картиной и китайскою живописью безъ тѣней и перспективы".—Въ практической жизни созерцательное позна- ніе также имѣетъ преимущество во всѣхъ случаяхъ, когда нѣтъ времени для размышленія; отсюда превосходство женщинъ въ обыденной жизни. Абстрактное познаніе пе можетъ дать ничего, кромѣ общихъ правилъ, которыхъ недостаточно въ каждомъ от- дѣльномъ случаѣ; поэтому,—какъ говорить Вовенаргъ,—„Пикто не дѣлаетъ такъ много ошибокъ, какъ люди, дѣйствующіе иа основаніи рефлексіи" +). Такимъ образомъ, Шопенгауеръ дѣлитъ наши представленія на два главныхъ класса: на созерцательныя (интуитивныя) и от- влеченныя (абстрактныя). Этотъ послѣдній классъ составляютъ по- нятія, которыя свойственны только человѣку способность къ ихъ образованію называется разумомъ (Ѵегпнпй). Разумъ для Шопен- гауера не какое-нибудь мистическое свойство безконечнаго, аб- солютнаго, необходимаго: это просто способность образовать абстрактныя понятія или,—какъ онъ еще выражается,—рефлексія. *) 1)іе ЛѴск .»Іч ХѴіІІе и ѴогысПипч. томъ И, т ѴП
47 . іі.сь оиъ сходится съ Локкомъ Разумъ можетъ только поро- । шатывать созерцанія, сводить ихъ къ болѣе простому виду, но не » імѣняя ихъ природы Языкъ тѣсно связанъ съ разумомъ.— Г.ікимъ образомъ на низшей ступени—чувственность (ЯіппІісЬ- і.г) и умъ (Ѵегяіаікі), т. е. познаніе причинности.—На высшей— । иумь (ѴегпипП). справедливо называемый рефлексіей, потому і.і онь представляетъ собою отраженіе (рефлексъ) соверцатель- ко познанія. Единственная функція ума—это непосредственное ...навіе отношенія причины къ слѣдствію. Функція же разума— и газованіе понятій. Умъ одинъ и тотъ-жо у всѣхъ животныхъ и » иѣхъ людой, такъ какъ у ного одна функція. Только степень • і.ема его сферы крайне разнообразна: съ самой высокой она • іі\। кается до самой низкой.—Разумъ же имѣетъ „жепскую при- гну: оиъ можетъ дать только послѣ того, какъ самъ полу о.гі. Самъ по себѣ онъ не имѣетъ ничего, кромѣ пустыхъ формъ і.м’іі дѣятельности1*. Изъ разума рождается знаніе (ХѴіаэеп) и его высшая ступень— и ка. Званіе (т. е. абстрактное знаніе) относится къ наукѣ, какъ ••ни. къ цѣлому. Шопенгауеръ,—но пашему мнѣнію, вполнѣ і оовательио—видитъ пауку только тамъ, гдѣ имѣетъ мѣсто < ч"))іданація низшихъ истинъ, какъ въ математикѣ, физикѣ, химіи. !і отгону исторія—знаніе, а не наука", Сходство англійской психологіи съ психологіей ПІопенгауера іиііолняется его теоріей ассоціаціи идей Весьма сомнительно, । і.ісе невѣроятно, чтобы онъ былъ знакомъ съ новыми сочине- і.іігми. вышедшими но этому вопросу въ Англіи; по крайней мѣрѣ, . осталось слѣдовъ такого знакомства. Не слѣдуетъ думать, что иі придаетъ закону ассоціаціи столь важное значеніе, какое . і'ііиисалн ому въ послѣдніе годы. Тѣмъ не мепѣе справедливо, к> онъ вполнѣ сознавалъ важность этого закона и отождествлялъ .о съ закономъ причинности, т. е. сводилъ къ чистому и про- • іону .механизму „Присутствіе представленій и мыслей въ нпіпемъ сознаніи ікъ же строго подчиноно закону достаточнаго основанія, въ ого различныхъ формахъ, какъ движеніе тѣлъ подчинено закону ври- •іііности. Мысль такъ же но можетъ пойти въ сознаніе безъ ноіюда, какъ тѣло но можеть прійти въ движете безъ причины. >іпть поводъ бываетъ или внѣшнимъ, какъ чувственное впе- чатлѣніе. или внутреннимъ, какъ мысль, которая приводитъ дру- । \ н> мысль въ силу ассоціаціи по сходству, по одновременности и но отношенію причины къ слѣдствію. Закопъ ассоціаціи не что
48 иное, какъ законъ достаточнаго основанія въ приложеніи къ субъ- ективному ходу мысли" Но субъективный законъ ассоціаціи, какъ и объективный закопъ причинности, подчинены высшему управленію воли, „ко- торая заставляетъ своего раба—интеллектъ, соединять мысль съ мыслью, чтобы, имѣть возможность какъ можно лучше оріенти- роваться во всѣхъ случаяхъ*4 *). Въ слѣдующей ілавѣ мы увндпмъ, на какія основанія опирается Шопенгауеръ, чтобы доказать это превосходство воли. Здѣсь же ограничимся тѣмъ, что скажемъ, какой искъ предъявляетъ онъ интеллекту и въ какихъ иедосгаі- кахъ упрекаетъ его **). Къ интеллекту онъ вездѣ относится враждебно, какъ бы на- казывая его за то, что тотъ занялъ норное мѣсто. Одинъ изъ его главныхъ недостатковъ,- это послѣдовательность. Формою нашего созпанія является не пространство, а одно время. Поэтому иаша мысль имѣетъ не три измѣренія, подобно нашему созерцанію, а только одно, какъ линія безъ широты и глубины. Мы ничего по можемъ познавать ивачо, какъ послѣдовательно, потому что сразу можемъ имѣть сознаніе только о чемъ-нибудь одномъ. Нашъ интеллектъ представляетъ собою какъ бы телескопъ съ весьма узкимъ полемъ зрѣнія. Сознаніе—это безпрерывное теченіе, ли- шеиноо всякой устойчивости. Отсюда второй недостатокъ интеллекта—его отрывочный ха- рактеръ и разбросанность нашей мысли: то привходятъ сюда внѣшнія ощущенія, то внутреннія ассоціаціи. Наше мышленіе похоже па волшебный фонарь, въ фокусѣ котораго можетъ обра- зоваться только одна картипа; по какъ бы прекрасна опа ни была, опа должна уступить мѣсто самымъ посредственнымъ, самымъ разнороднымъ изображеніямъ. Напрасно мы стали бы утверждать, вмѣстѣ съ Каптомъ, что существуетъ „синтетическое единство апперцепціи4',—„я44, которое во все это вноситъ едипство Этотъ объединяющій принципъ самъ—неизвѣстное, это—великая тайпа; что же опъ такое по своей сущности?—Воля. Необходимость для мысли имѣть только одно измѣреніе являет- ся причиною забывчивости. Въ самой ученой головѣ все знаніе находится въ скрытомъ видѣ; оно можетъ перейти изъ возможности къ дѣйствительности только подъ условіемъ времени, послѣдова- тельности. Наиболѣе полное и надежное познаніе—это созерцаніе. Но оно ограничено индивидуумомъ, и созерцанія могутъ сливаться *) Ліе \Ѵс1* а)з ѴѴНе. томъ II, гл. 14. *•) ІІміет, томъ II, »д 15
— 4‘» - . । понятія только нутімь удаленія отличительныхъ признаковъ, । . путемъ забывчивости. Прибавьте къ атому, что интеллектъ старится вмѣстѣ съ моз- "•ч;.. что, какь нсѣ физіологическія функціи, онъ съ годами >• і»и сь свою энергію. Затѣмъ, къ этимъ существеннымъ недостаткамъ интеллекта при- оедкняются еще другіе, не столь существенные, но все же >іі,і;:іыѳ. Трудно ожидать, чтобы интеллектъ въ одно и то жо время іі и, и очень живымъ, и очечіь основательнымъ, чтобы онъ имѣлъ игі унцію генія и методъ логика. Существуютъ свойства, обык- Ч..І1І нно исключающія другъ друга. Нельзя быть сразу Платономъ и Христотслемъ, Шекспиромъ и Ньютономъ, Гете и Кантомъ. Наконецъ, какъ мы увидимъ далѣе, интеллектъ имѣетъ только чіу цѣль—сохраненіе индивидуума. Прочее—роскошь. „Гелій, । и. ь же полезенъ вч. практической жн.тии, какъ телескопъ въ тсат- рі" Поэтому природа распредѣляетъ его аристократически. Раз- іи пн интеллекта, конечно, болѣе значительны, чѣмъ различія >,,ждснія, положенія, богатства, касты; но и адѣсь, какъ во всѣхъ ристократіяхъ, она рождаетъ тысячи плебеевъ на одного дво- ! шина, милліонъ—па одного князя; больше всего она произво- ііііі. „черни" (Іа сапаіПе) И такъ какъ интеллектъ есть принципъ різдѣленія, различія, то геній чувствуетъ себя одинокимъ. Со- । і.іено изреченію, которое Баііропъ приписываетъ Данте, для него • нп. — значить: То Гееі ше іи іііе воіііийс оГ Кіева, Ѵ/нЪоиі гЪе рохѵог Оіаі такса еЬот Ьеаг а сгоѵги— (і г. подобно королямъ чувствовать себя одинокимъ, не имѣя іпистіі, которая дастъ имъ евлу носить корону) *). 'Гаковы главнѣйшія воззрѣнія Шопенгауера на теорію интел- 1,1113 Прочее находится вездѣ и нсюду. Самый его идеализмъ не ітц иное, какъ измѣненное кантіанство Настоящей его оригиналь- ности мы еще не знаемъ, но скоро ее увидимъ. *) Ргорй оі Ііапіс, с. .
ГЛАВА IV. Воля. Теорія природы. I. До сихъ поръ мы познавали только видимость. Но было бы противорѣчіемъ, если бы въ мірѣ не было ничего, кромѣ явленій; въ немъ должно имѣть мѣсто также и бытіе. Такимъ образомъ нужно перейти теперь отъ явлѳпія къ реальпости, отъ интел- лекта къ волѣ, отъ внѣшняго къ внутреннему. Какъ же этого достигнуть? Не имѣло бы смысла разсуждать о методѣ, если въ то же время по прилагать его. „Это значило бы играть вальсъ, чтобы потомъ танцовать“. Истинный методъ немыслимъ отдѣльно отъ предмета изслѣдованія; они нераздѣльны, какъ матерія н форма. Гдѣ же мы найдемъ этотъ живой методъ и притомъ въ дѣйствіи? Математика не дастъ его намъ, потому что ея предметъ состав- ляютъ только отвлеченныя понятія, изображаемыя абстрактными знаками, лишенныя всякаго непосредственнаго созерцанія; мета- физика, напротивъ, не занимается только формами созерцанія, но ихъ реальнымъ и эмпирическимъ содержаніемъ. Методъ есте- ственныхъ наукъ, который Шопенгауеръ называетъ морфологіей или описаніемъ формъ, былъ бы такжо безплоденъ. Въ самомъ дѣлѣ, онъ имѣетъ реальный объектъ, познаетъ аналогіи или сходства, но все видитъ только извнѣ. Какъ же при его помощи проникнуть въ сокровенную природу бытія? Методъ физическихъ наукъ, этіологія или изслѣдованіе причинъ,— можегъ-ли онъ слу- жить разрѣшенію загадки природы? Ни въ какомъ случаѣ. Этотъ методъ даетъ силы и закопы. Но опъ ничего не сообщаетъ памъ о такъ-называемыхъ силахъ природы. Что касается законовъ, то онъ опредѣляетъ ихъ въ пространствѣ и времени, ие зная пи-
.... оолЬѳ. Также поступаютъ физика, химія, физіологія. Даже . иіни совершенная этіологія является для насъ серіей гіѳорогли- | .і и, такъ какъ оиа не въ состояніи объяснить намъ ни того, і... ыкоо причина, пи того, что такое сила, ни того, что такое ,п.<>ііі.. „Употребляя шуточное, но сильное сравненіе, полная . ... іогія природы поставила бы философа въ затруднительное ....... человѣка, вошедшаго, самъ не зная какъ, въ общѳ- • и'. члены котораго поочередно представляли бы ому одинъ ірмиго, какъ друга или двоюроднаго брата, а у него, при каж- >чі. попомъ представленіи, вертѣлся бы на языкѣ вопросъ: «и,!., чортъ возьми, попалъ я въ это общество?" 1) ' 'кчіые полагаютъ, что разъ все сведено къ движенію, то । - -.к но. Неужели, однако, человѣкъ лучше понимаетъ движеніе и іра отъ полученнаго имъ толчка, чѣмъ свое собственное дви- І.НН- въ силу воспринятаго мотива? Такъ думать могутъ многіе; и.' іі-.йствитольпость представляетъ противное. Подумавши, мы чіндимъ, что существенное въ обоихъ случаяхъ тождественно. піоситсльно этого пункта Шопенгауеръ представилъ аг^итѳпідші "і .ісиіо.ч. Фрауѳиштедтъ разсказываетъ, что однажды вечеромъ •и пилп вмѣстѣ вино въ отелѣ „Англія"; въ то мгновеніе, какъ іи протянулъ руку къ стакану, Шопенгауеръ грубо остановилъ і" » даль ему замѣтить, что этотъ волевой актъ существенно "• отличается отъ любого механическаго толчка—дѣйствія слѣпой .і іі.г, въ томъ и другрмъ случаѣ имѣютъ мѣсто только случайныя "іні'іііпы; между ними лишь та разница, что въ одномъ случаѣ 'і .и іпуеть мотивъ — видъ стакана съ виномъ, а въ другомъ — і'члническая причина, но тамъ и здѣсь одинаковая иѳобходи- ....... а). Всѣ этя методы имѣютъ одинъ общій недостатокъ: они — ‘"чі.ічніе. „А мы видимъ, чю извнѣ совершенно невозможно дойти !> сущности вещей; сколько бы мы ни искали, мы не найдемъ ничего, кромѣ образовъ и именъ; это значило бы походить иа '!.іовѣка, который ходитъ вокругъ зѣмка, напрасно ища входа, 11 нь ожиданіи, срисовываетъ его фасадъ. Между тѣмъ таковъ "ѵть, которымъ слѣдовали до меня всѣ философы" ’). Что же "к іа внутренній методъ, который долженъ привести насъ кт, •і іч.ілу вещей, къ Волѣ? Вотъ онъ. ') Ьіе ЛѴеІІ аів ДѴіІІе, и а. ѵ , томъ I, § 17. ’> Кг іиеия«ае<1і, ВгіеГе иЬег <1ю ЗсЬорсиЬаисг’асЬе РЬіІоворЬіс, стр. 153. ’) Оіе \ѴсН аів АѴІПо, ІЫ<1
Если бы человѣкъ былъ существомъ исключительно мысля- щимъ, „окрыленною головой ангела безъ тѣла", чистымъ субъек- томъ познанія, то окружающій его мірч> былъ бы для иѳго только представленіемъ. „Но онъ самъ коренится въ этомъ мірѣ, нахо- дится въ немъ, въ качествѣ индивидуума, т. е. его познавательная способность—этотъ носитель міра, какъ представленіи, зависитъ отъ тѣла, аффекты котораго служатъ пунктомъ отправленія для нашихъ созерцаній міра. Это тѣло для чисто мыслящаго субъекта является представленіемъ между другими представленіями, объек- томъ между другими объектами: движенія и дѣйствія этого тѣла чисто мыслящему субъекту извѣстны ие болѣе измѣненій всѣхъ другихъ чувственныхъ объектовъ и были бы ему столь же чужды и непонятны, если бы ихъ значеніе не разъясня- лось для него какимъ-нибудь другимъ способомъ. Омъ видѣлъ бы, что его дѣйствія слѣдуютъ мотивамъ съ постоянствомъ есте- ственнаго закона, какъ и другіе объекты, которые подчиняются причинамъ различныхъ видовъ. Оиъ не больше понималъ бы зна- ченіе мотивовъ, чѣмъ связь всякаго другого дѣйствія съ его причиной. Онъ могъ бы какъ угодно называть внутреннюю и не- понятную причину своихъ дѣйствій— силою, качествомъ или ха- рактеромъ, но не зналъ бы о ней ничего болѣе. Но то въ дѣй- ствительности; у субъекта познанія имѣется разгадка; эта разгадка—. Воля. „Воля", и только оиа одна, даетъ ему ключъ къ нему самому, какъ къ явленію, раскрываетъ ого смыслъ, указываетъ ему внутреннюю пружину его бытія, его дѣйствій, его движеній. Субъекту познанія, который, вслѣдствіе своего тождества съ тѣ- ломъ, существуетъ какъ индивидуумъ, это тѣло дано двумя раз- личными способами.- какъ представленіе или созерцаніе, какь объектъ между объектами, подчиненный, подобно послѣднимъ, объективнымъ законамъ;—н вмѣстѣ съ тѣмъ какъ то, каясдому непосредственно знакомое, что выражается словомъ „воляи. Каж- дый дѣйствительный актъ, его воли неизбѣжно является также и движеніемъ его тѣла; онъ не можетъ реально пожелать акта, не замѣчая въ то же время, что онъ обнаруживается, какъ движеніе тѣла. Волевой актъ н дѣйствіе тѣла но два объективно-различ- ныхъ и соединенныхъ причинною связью состоянія; между иимя нѣтъ отношенія причины кь слѣдствію; они одно и то же, только данное двумя совершенно различными способами: съ одной сто- роны, непосредственно, а съ другой—въ умственномъ созерцаніи. Дѣйствіе тѣла не что ииое, какъ объективированный, т. ѳ. про- явившійся въ созерцаніи актъ воли... „Дѣйствовать" и „желать"- различныя понятія, только для рефлексіи,—въ дѣйствительности
53 <> одно и тоже *). Итакъ, основа нашего бытія — поля; ея ....!><• іствениое выраженіе—тіьло. і псовъ этотъ внутренній, непосредственный, данный въ дѣй- іыюсти методъ, но Шопепгауеру. Единственное нопосред- ....и»- познаніе, которымъ мы обладаемъ, ость познаніе пашой и :>то такое сіаіит, которое можетъ служить намъ ключемъ » • чу остальному —единственная узкая дверь, чрезъ которую и...немъ придти къ истинѣ. „Слѣдовательно, мы должны ста- ......... природу по себѣ самимъ, а не заключать о себѣ і.|>иродѣ“. Далѣе мы увидимъ, какъ Шопенгауоръ всюду на- 11 тождественную себѣ самой, на всѣхъ стуненяхъ и у всѣхъ • івъ, волю. А здѣсь замѣтимъ только, что непосредственное опію, находимое нами въ себѣ самихъ,—только оно одно дѣ- • । не.мь понятною остальную природу н приводитъ насъ къ пн- - іг бытія, т. е. къ вещи въ себѣ. Это потому, что міръ за- иі. оі ь моего представленія, которое находится въ занисимо- н --гі. моего тѣла; напротивъ, мое тѣло зависитъ отъ воли, ко- г।। чи огь чего не зависитъ. г - и. одинъ въ высшей степени важный пунктъ, на которомъ । и- іжпы предварительно остановиться, такъ какъ безъ этого .ііііі'іь могъ бы принять за безсмыслицу все послѣдующее. । । <і „воля" Шопенгауеръ употребляетъ въ особенномъ, ему и іо свойственномъ, смыслѣ; безъ большой неточности его । но перевести словомъ „сіыа“. Подъ волею обыкновенно разу- ... сознательный актъ мыслящаго существа; для ІПопепгауѳра г ..;х, ііо своей сущности, безсознательна, сознательна же слу- ііііпі Онъ строго различаетъ волю вообще (ѴѴіІІе) и волю опро- । н'чѵю мотивами (ХѴіПкІіО >). „Я избралъ,—говорить онъ,— । >!• „воля* за неимѣніемъ лучшаго, какъ ііепотіпаііо а роііогі, і । ..имя понятію воли большій объемъ, чѣмъ оно имѣло до сихъ оі До настоящаго времени не было признано существенное і. ѵ-< сво воли со всѣми, дѣйствующими въ природѣ, силами, раз- .....гі проявленія которыхъ представляютъ собою виды одного і і • ясе рода—воти. На всѣ зги факты смотрѣли, какъ иа раз- і •• іііыс. Поэтому іи могло существовать и слова для обозпа- ні,і этого понятія, и я называю родъ по самому высшему ! । но виду, о которомъ мы имѣемъ въ себѣ непосредствѳи- • познаніе, ведущее пасъ къ посредственному познанію другихъ**. іИ. этомъ, крайне общемъ смыслѣ, воля приближается къ но- Віе Ѵеіс аів Ѵіііе, I. ки 11, § 18 > І’сЬсг <іеп ЧѴІ1І0П іи <1ег Маіиг, 3 из* , стр 19—24
— 54 — нятію силы, и можетъ возникнуть вопросъ: почему Шопенгауеръ. не остановился на этомъ послѣднемъ? Онъ отвѣчаетъ на это въ слѣдующихъ словахъ:—„До сихъ поръ сводили понятіе воли къ понятію силы', я поступаю наоборотъ, и на всякую силу природы смотрю, какъ па волю; пусть по думаютъ, что это пусто» споръ о словахъ; напротивъ, это пунктъ громадной важности, потому что понятіе силы, какъ и псѣ другія, имѣетъ основу въ созер- цательномъ познаніи объективнаго міра, т. ѳ. въ явленіи, пред- ставленіи, изъ котораго оно происходитъ. Оно отвлечено изъ той области, въ которой царствуютъ дѣйствія и причины. Оно пред- ставляетъ то, что существенно въ причинѣ; это пунктъ, гдѣ этіо- логическое объясненіе останавливается, не будучи въ состояніи объяснить ещо что-нибудь. Напротивъ, понятіе воли—единствен- ное между всѣми, которое не имѣетъ своего источника въ явле- ніи, въ чисто созерцательномъ представленіи, а исходить изнутри, проистекаетъ изъ сознанія каждаго,—въ которомъ каждый узпаѳтъ евой собственный индивидуумъ, непосредственно, безъ всякой формы, даже безъ формы субъекта и объекта, такъ какъ здѣсь познающее и познаваемое совпадаютъ. А потому если мы сво- димъ понятіе силы къ понятію воли, то мы сводимъ неизвѣстное къ гораздо болѣе извѣстному, къ единственному непосредственно извѣстному, что значительно расширяетъ наше познаніе. Если же, напротивъ, мы сводимъ—-какъ это дѣлали до сихъ поръ — поня- тіе воли къ понятію силы, то отказываемся огъ единственнаго непосредственнаго познанія, которое имѣемъ о мірѣ, позволяя ему теряться въ абстрактномъ, отвлеченномъ отъ явленій, поня- тіи, съ которымъ мы никогда пе будемъ имѣть возможности выйтн за предѣлы явленій" *). II. Такъ какъ воля составляетъ сущность насъ самихъ и всякой вещи, то ее нужно поставить на первомч. мѣстѣ. Оно привадле- житъ ей, хотя, со времени Анаксагора, имъ завладѣлъ ннтеллоктъ. Въ дополнительномъ томѣ своего главнаго произведенія Шопен- гауѳръ помѣстилъ интересную главу о „первенствѣ воли 2) и о подчиненности мыслящаго начала, которое разсматривается, какъ простое „мозговое явленіе". Строго говоря, интеллектъ есть не болѣе, какъ третичное явленіе. Первое мѣсто принадлежитъ волѣ, второе — организму, какъ ея непосредственной объективаціи; третье—мысли—„функціи мозга" и, стало быть, организма. „А *) Віо ХѴеІІ, томъ И, гл. 22. «) ІЬмі.. томъ I кн. 17 К 21
ііоіому можно сказать: цнчелліктъ—эіо вторичное явленіе, оріа- іііі імъ же—первичное; воля метафизическая, интеллектъ- -фияи- кч-кіЦ; интеллектъ—инѣшпее явленіе, ноля —вещь въ себѣ, и въ -..чѣе и болѣе метафорическомъ смыслѣ: воля—субстанція чело- ііі.сл, интеллектъ - акциденція; воля — матерія, интеллектъ--форма; •ч. ія—теплота, интеллектъ—свѣтъ". Это доказывается слѣдующими •І'.іьтами: I) Всякое незнаніе пре щолагаетъ субъектъ и объектъ; но •••ьектъ—эю элементъ первичный и существенный,—прототипъ, ппмкомъ съ котораго является субъектъ Изслѣдуемъ самопозна- и увидимъ, что самое извѣстное пъ пасъ—это воля съ ея ФФекгамн: усиліемъ, желаніемъ, опасеніемъ, надеждою, страхомъ, и >бопью, ненавистью, словомъ, с.о псѣмъ, что имѣетъ отношеніе । і. нашему благополучію н.ін неблаіополучію,—со всѣмъ, что яиіиется модификаціей желанія пли нежеланія. Даже въ созпаніи •.••ія ость элементъ первичный и существенный. 2) Основа сознанія у всѣхъ животныхъ—это желаніе. Этотъ •• повном фактъ проявляется въ стремленіи къ сохраненію своей жизни, своего благополучія, и къ размноженію. Это стремленіе,— < могря по гому. встрѣчаетъ ли оно пронятсівіе или удовлетворе- на.—является источникомъ радости, гнѣва, страха, ненависти, іюбви, эгоизма и т. і. Эта основа обща полипу и человѣку. Различія между животными происходятъ вслѣдствіе разницы въ питаніи. Веля фактъ первоначальный и существенный, интел- і-кп, же—фактъ вторичный и случайный Ч) Если мы бросим ъ взглядъ ня рядъ животныхъ, то увидимъ, •по по мѣрѣ того, какъ онъ понижается, интеллектъ дѣлается • -лѣе и болѣе слабымъ и несовершеннымъ, тогда какъ подобная і. градація не имѣетъ мѣста въ волѣ. Въ самомъ маленькомъ и.ісѣкомомъ поля дана сполна, цѣликомъ; если оно хочетъ чѳго- •чбудь, то хочетъ также полно, какъ и человѣкъ. Воля вездѣ і>>.к-;оственна себѣ самой; ея функція въ высшей степени проста; ѵітѣть пли не хотѣть. 4) Интеллектъ утомляется; воля же неутомима. Интеллектъ, ѵдучи вторичнымъ и физическимъ, какъ таковой, подчиненъ 'ілп, инерціи; этимъ объясняется, почему умственный трудъ іробуѳтъ моментовъ покоя и почему возрастъ влечетъ за собою шірчѵ мозга, а потомъ и безуміе или старческое слабоуміе. Видя, •іи» такіе люди, какъ Свифтъ, Кашъ, Вальтеръ-Скоттъ, Соути, Вордсвортъ и многіе друііо впали въ дѣтство или въ состояніе \ истпеппаго безсилія, какъ отрицать, что интеллектъ—простой •,'іаііъ, функція тѣла, м^жду тѣмъ какъ тѣло—функція воли?
56 .">) Интеллектъ играетъ настолько вторичную роль, что оиъ можетъ хорошо .функціонировать только тогда, когда молчитъ и не вмѣшивается воля. Давно уже замѣчено, что страсть—явный врагъ благоразуміи. „Взоръ человѣческаго ума,—справедливо го- ворить Бэкоиъ,—не ясенъ; онъ затуманенъ страстями и волею: человѣкъ всегда вѣритъ въ то, что онъ предпочитаетъ". 6) Напротивъ, функціи интеллекта усиливаются, благодаря возбуліденію воли, когда тотъ и другая дѣйствуютъ соі'ласпо. Это— трюизмъ. „Необходимость—мать искусствъ", „Гасіг іпбі^паНо ѵогчіип" (т. ѳ. „негодованіе дѣлаетъ стихи") и т. и. Даже у жи- вотныхъ—какъ показываютъ факты, приводимые всѣми, кто ихъ изучалъ—когда воля приказываетъ, ннтелллоктъ повинуется. Ні> не наоборотъ. Интеллектъ затмѣвасіся нолею, какъ луна солнцемъ 7) Если бы воля исходила--какъ вообще полагаютъ—изъ ин- теллекта, то тамъ, гдѣ много познанія и разума, должно бы быть много н воли. Но, какъ показываетъ опытъ всѣхъ временъ, это но всегда такъ бываетъ. Интеллектъ это орудіе воли, подобно тому какъ молотъ—орудіе кузнеца 8) Разсмотримъ, съ одной стороны, достоинства и недостатки интеллекта, а съ другой—достоинства и недостатки воли; исторіи и опытъ учатъ насъ, что они совершенно иеааинсичы одни оть другихъ. Изъ множества примѣровъ напомнимъ только одинъ- Франциска Бэкона Веруламскаго. На умственныя дарованія всегдв смотрѣли какъ на даръ природы пли боговъ. Моральныя же качества разсматриваются какъ врожденныя, дѣйствительно внут- реннія и личныя. Поэтому всѣ религіи обѣщаютъ вѣчные награды ие за добродѣтели ума, какъ иѣчто внѣшнее и случайное, а зв добродѣтели характера, которыя—самъ человѣкъ. И прочныя дружескія отношенія скорѣе тѣ, что основываются на согласіи воль, а не на сходствѣ умовъ. Отсюда сила духа партіи, секты, фракціи и проч. 9) Напомнимъ еще общепризнанное различіе между сердцемъ и головой. Сердце это ргііпиіп іпоЬіІе животной жизни, справедливо считаютъ синонимомъ воли Языкъ употребляетъ „сердце* вездѣ, гдѣ рѣчь идетъ о волѣ,—„голова* вездѣ, гдѣ говорится о позна- ніи *). Бальзамируютъ пе мозгъ, а сердце героевъ и сохраняютъ черепа поэтовъ и философовъ. 10) На чемъ основывается тождество личности? Не на матеріи ’) Таковы выраженія' „хорошее сердце, сердцу,'* „сердечно относиться къ дѣлу,"—, потерять голову** и т. и. и .дурное сердце/* принимать къ .здоровая голова,,к .,одохая годовн**.
• , которая мѣняется въ нѣсколько лѣтъ; не на его формѣ, і 'іпющсйся и въ цѣломъ, п по всѣхь частяхъ; не на сознаніи, । какъ оно имѣетъ основу въ памяти и разрушается вслѣд- і- возраста, физическихъ и психическихъ болѣзней Оно можетъ ....іпаться только на тождествѣ воли и на безсмертіи характера. иінѣкъ скрывается въ сердцѣ, а не въ головѣ'*. ііі Воля къ жизни, съ ея результатомъ—страхомъ смерти, , фактъ, предшествующій всякому пвтеллектѵ и независимый чего । О Что ясно показываетъ вторичную п зависимую природу • т.ъ-кга, такъ это ого перемежающійся, періодическій харак- Во время глубокаго спа прекравціется всякое познаніе. Не опиливается только сердце нашего бытія, метафизическій іпципъ, ргіпнші шейяіе; въ противномъ слу чаѣ прекратилась бы •и Въ то время какъ мозгъ,—а съ нимъ вмѣстѣ н интеллекта,,— ы\.ить, органическія функціи постоянно продолжаютъ свое і.- Мозгъ, обязанноегі> котораго составляетъ познаніе,—это чіоіі, поставленный волею вь головѣ, чтобы черезъ окна чувствъ іі 'іать внѣшній міръ; поэтому опъ постоянно на-сторожѣ и "‘прерывномъ напряженіи: отсюда необходимость для него ы >ъ поста \І и сказали, что Ніоііеигауерь сравнивая!, себя съ Лавуазье и чго различеніе имъ вт, душѣ двухъ элементовъ (ннтел- .’.і и воли) то же составляетъ для метафизики, что разложеніе ни элемента воды для химіи). *) 1 'ііъ очень настаиваетъ на оригинальности своего открытія и рждаетъ, что напрасно стали бы искать ого въ предшествую- Фплософіи Оиь нашелъ лишь нѣсколько замѣчаній у Спинозы •иіка,‘* ПІ, ргор. 9,57) я такоіі любопытный текстъ въ „Стро- (\ь“ св. Климента Ѵлекпіндрійскаго:- „Разсудочныя способ- 1.1, ио своей природѣ, подчинены волѣ1* (аі уао Лот'.хзі Ьичаих:? той н о-.хггл-у г*:ійхм ) „Но только зависть побуждаетъ насъ нахо- । у древпнхъ всѣ новѣйшія открытія. Достаточно лишенной іа или. по крайней мѣрѣ, темной фразы прежде этихъ откры- чгобы заставить кричать о плагіатѣ"і 2). Тѣмъ но менѣе ..іівая противоположность мез.ду волею и интеллектомъ была спражена, въ физіологической формѣ, человѣкомъ, которому •іі' пгауеръ оказывалъ глубокое уваженіе, а именно, Бніпа. Оиъ "> шоллзъ своимъ ученикамъ говорить ни о физіологіи, ни о і еЬсг иеп ЧѴіНеі» іи <іег .ХаІіТГ, стр. 20 । "эгег^а шій Раіаііроп.сііа 1. $ 14.
58 — психологіи, прежде чѣмъ усвоятъ Биша, равно какъ и Кабаниса, и на свою философію онъ смотрѣлъ какъ на метафизическій пе- реводъ физіологіи Биша, а на эту послѣднюю—как'ь иа физіоло- гическое выраженіе своей философіи. Извѣстно, что „физіологическія изслѣдованія о жизпи и смерти“ основаны па различеніи двоякой жизни: органической и животиой. Органическая, общая растеніямъ и животнымъ, жизнь обни- маетъ два ряда функцій: сочетаніе и расчлененіе. Эчо жизнь не- прерывная: опа можетъ ослабѣвать, но никогда не прекращаться. „Она представляетъ собою границу, гдѣ оканчиваются страсти, и центръ, откуда онѣ выходятъ." Животная жизнь также состоитъ изъ функцій двухъ порядковъ: ощущеній и движеній, находящихся въ прямомъ оіношеніи другъ къ другу. Она имѣетъ перемежнвающійся характеръ „Все, что относится къ интеллекту, принадлежитъ къ животной жизни, равно какъ все, что относится къ страстямъ, принадлежитъ къ жизни органической." „Безъ сомнѣнія, удивительно,—говоритъ Биша,—что страсти пѳ имѣютъ ни конца, ли начала въ различныхъ органахъ живот- ной жизни,— что, напротивъ, части, служащія для внутреннихъ функцій, постоянно подвергаются ихъ вліянію Тѣмъ не менѣе строгое наблюденіе показываетъ намъ, чго это такъ. Слѣдствіе какой бы то ни было страсти, всегда чуждое животной жизни, состоитъ въ произведеніи какой нибудь перемѣны, какого-либо измѣненія въ жизни органической... Вотъ почему физическій темпераментъ и моральный характеръ не доступны измѣненію посредствомъ воспитанія, котороо такъ сильно измѣняетъ дѣй- ствія животной жизнв. Это потому, что, какъ мы видѣли, тотъ и другой (физическій темііераменть и моральный ха- рактеръ) относятся къ жизни органической. Характеръ — это физіономія внутренннпхъ функцій; поэтому тотъ н другой постоян- но одни и тѣ-жѳ, съ направленіемъ, котороо никогда не измѣ- няется ни привычкою, ни упражненіемъ. Это показываетъ, что темпераментъ и характеръ должны быть также свободны отъ дѣйствія воспитанія. Послѣднее можетъ умѣрять вліяніе второго, совершенствовать сужденіе и размышленіе, чтобы сообщить имъ высшую власть надъ собою, укрѣпить животную жизнь, чтобы она была въ состояніи противостоять импульсамъ организма. По желать, путемъ воспитанія, измѣнить природу характера,—это предпріятіе прхоже иа попытку врача, которып вздумалъ бы усилить или ослабить на нѣсколько градусовъ, и притомъ на всю жизнь, силу обычныхъ сокращеній сердца въ здоровомъ состояніи. Мы бы за-
59 — ііі'іпи этому врачу, что кровообращеніе, дыхапіе не находятся ' • .ч.іасіп воли (свободной воли). . Такое же замѣчаніе дѣлаемъ «и и тѣмъ, которыо думаютъ, что можно измѣнить характеръ, а > ч і, < амымъ и страсти, та Къ какь послѣдній—продукты дпятелъ- •< ти чсѣз-і, внутреннихъ органовъ, или, по крайней мѣрѣ, въ нихъ и- чіалыіо имѣютъ свое сѣдалище." • на, заимствованная нами у Иіопевгауера, цитата изъ Бита і.»точно показываетъ, па какомъ пунктѣ сходятся физіологъ । Философъ. Первый называетъ органическою жизнью то, что >н называетъ интеллектомъ; дпя перваго животная жизнь- — і • нанка кь жизни органической, а для второго интеллектъ— "I іінкчка кь волѣ. Безполезно останавливаться на деталяхъ этвхъ и. іогій: читатель легко пойметъ ихъ. Поэтому Шопенгауеръ ....... на Флурапса, когда тотъ хотѣлъ найти свою психо- і і по у Декарта и превозносилъ этого философа, который, въ । "иивоположноетъ Бита, утверждалъ, чго ^желанія —это мысли". Показавъ, что разумѣетъ Шопенгауеръ йодъ волей, и на ка- факты опъ опирается, ставя ее на первое мѣсто, мы должны— •.< і’ы лучше попятъ ея природу—разсмотрѣть три оя суще- пенныя свойства: тождественность, неразрушимость, свободу. III. Платовъ любилъ ііовторяіь, что философскій трудъ состоитъ, іавпымъ образомъ, чъ томъ, чтобы видѣть единство во миоже- иЛ и множество въ единствѣ. Но оиъ понималъ это въ интѳл- і- ктуальномъ смыслѣ: приводить чувственные факты въ идеѣ и і.чдпть идею къ чувственнымъ фактамъ. Шопенгауеръ льстить • • ч.ч надеждой, что онъ первый выполнилъ эту работу, только < отношенію къ волѣ-. привелъ всѣ силы природы къ одному ихъ тппу — къ полѣ и волею объяснилъ всѣ силы природы. Для іі.іаіона всякое явленіе существуетъ лишь постольку, поскольку причастію идеѣ; для Шопенгауэра же все существующее <• ,• шествовать- значить дѣйствовать), движеніе звѣздъ, механн- । кія, физическія и химическія явленія, жизнь, инстинктъ, «мель—вс“ это происходить изъ ноли. Чтобы мы пн думали объ • чі анализѣ, но нельзя отрицать, что опъ показалъ здѣсь гиб- ...... ума и рѣдкую силу обобщенія. Хотя ПІонеигауеръ разсматриваетъ волю, какъ внутреннюю и іниствсипую сущность неорганическаго міра, растеній и живот- ныхъ, но для каждой изъ этихъ категорій бытія онъ обозначаетъ • пеніальную причинность; отсюда три вида послѣдней, которые
60 онъ называетъ: нрнчина (ЕгнасНе), раздраженіе (Пеіз) н мотивъ (Моііѵ). Причина, въ узкомъ смыслѣ слова, господствуетъ въ неорга- ническомъ мірѣ; она—предметъ механики, физики и химіи. Она подчинена закопу Ньютона: дѣйствіе равно противодѣйствію. Раздраженіе господствуетъ іп> мірѣ растеній и въ раститель- ной части животной жизни. Этоіъ видъ причинности отличается отъ предыдущаго тѣмъ, что здѣсь дѣйствіе не равно противо- дѣйствію; интенсивность дѣйствія ие всегда находится въ пря- момъ отношеніи къ интенсивности причины. Мѣсто мотива—въ собственно животной жизни, т. е. въ той, которая сопровождается сознаніемъ. Его отличительное свой- ство—это нознапіе, представленіе. Отъ раздраженія мотивъ отли- чается т Ѣмъ, что ему не нужно продолжаться долгое время* чтобы оказать дѣйствіе: достаточно, чтобы опъ былъ понятъ. Онъ не требуетъ также близости своего объекта, тогда какъ раздра жепіе нуждается въ прикосновеніи. Посмотримъ теперь, какъ эти три вида причинности приво- дятся къ молѣ. Если мы внимательно изслѣдуемъ, съ какою неудержимою силою воды стремятся въ глубины, постоянство, съ которымь магнитъ обращается къ сѣверу, страстное желаніе желѣза при- тягиваться къ пому, силу, съ какою противоположные полюсы электричества ищутъ взаимнаго соединенія; если мы обратимъ вниманіе на то, съ какою быстротою, съ какою правильностью формъ, съ какимъ опредѣленнымъ стремленіемъ въ разныхъ на- правленіяхъ образуется кристаллъ; если мы разсмотримъ, съ ка кпмъ выборомъ тѣла въ жидкомъ состояніи ищутъ и избѣгаютъ другъ друга, соединяются и разлучаются', если мы чувствуемъ, наконецъ, въ себѣ самихъ, какъ тяжесть,—стремленіе которой къ зе.мной массѣ увлекаетъ наше, тѣло—постоянное стремленіе, со провождающее каждое его усиліе 1), то не потребуется бо п,- шого напряженія воображенія, чтобы увидѣть, что то, что въ н.ісь преслѣдуетъ опредѣленную цѣль при свѣтѣ интеллекта, и то, чт<» здѣсь является лишь слѣпымъ, глухимъ, ограниченнымъ и не- измѣннымъ стремленіемъ, есть одно и тоже (подобно тому, какъ заря и настоящій дневной свѣтъ обязаны своимъ происхожде- ніемъ лучамъ солнца), и эіо одно—воли, сущность того, чіп есть, и того, что является. Механика, физика и химія указы *) Замѣтамъ, что всѣ подчеркпутык нами слова амѣптъ еще психологиче- ское вначеніе; ІПонепгаусръ кодъвекивалъ ихъ намѣренно
• іь законы, по которымъ дѣйствуютъ эти различныя силы: не- ••р пицаемость, тяжесть, сцѣпленіе, эластичность, теплота, снѣгъ, • )" цтво, электричество, магнетизмъ н нроч.; но опѣ ничего не і'.рятъ и ничего не могутъ сказать мамъ о силахъ, которыя • < інітся скрытыми качествами, пока ихъ не выведутъ изъ воли. Постепенно дѣлаясь болѣе замѣтною, объективація воли про- „•иш-тся въ растительномъ царствѣ, гдѣ явленія связаны между •к> ие чистою и простою причиной, а раздраженіями, хотя и 11 ь воля остается не менѣе безсознательною и слѣпою силой. *і-юіа нользя, однако, выводить, что Шопенгауоръ допускаетъ ....... переходъ отъ неорганическаго къ органическому, м- ііху ними—„абсолютная демаркаціонная линія. Живое и орга- ііи-•скоѳ — эквивалентныя понятія". Онъ постоянно возстаетъ ц)"іпвъ „безсмысленнаго отрицанія жизненной силы". Важное і г.ічіе, существующее, по ному, между жизненною силою и сн- I > м.1 фнзико-химическимн, состоитъ въ томъ, что послѣднія мо- 'іі. пойти въ тѣло, выйти ийь него и опять войти (магнетизмъ, • ктріічество), тогда какъ для жизненной сплы ничто подобное -..'.можно. Жизненная сила тождественна съ волей, которая и ко и дѣлаетъ ее попятной. Что касается тѣхъ, которые і. існяютъ посредствомъ неорганическаго органическое и жизнь, І.:тѣмъ интеллектъ и самую волю, то они похожи на человѣка, >іі.рыіі вздумалъ бы свѣтить тѣнью *)- Піоненгауеръ приводитъ къ волѣ воѣ, обнаруживающіяся въ і и пітельномъ царствѣ, стремленія. Всякое растеніе имѣетъ свой иі-< дѣленный характеръ, т. е. оно хочетъ извѣстнымъ образомъ; ни* хочетъ сырого мѣста, другое—-сухого, третье—высокаго; . :<> стремится кь сиѣту, другое—къ водѣ. Вьющееся растеніе .'н.-гъ опоры; дерево распираетъ скалы, проламываетъ стѣны, іт.деівіе постояннаго усилія, которое оно дѣлаетъ, чтобы раз- і'.лься, и нроч. и проч Все это слѣдствія той низшей формы оі, которую НІопонгауеръ называетъ раздраженіемъ. .Кивотное царство явллі-іен высшею ступенью объективаціи ік. Когда, въ сиоой эволюціи, воля достигаетъ того пункта; । готеремъ представляющій идею (иидъ) индивидуумъ не мо- । іъ болѣе усваивать нищи подъ вліяніемъ простого раздражо- ііі і. но, дѣлаясь все болѣе и болѣе сложнымъ въ своемъ образѣ и ши, онъ принужденъ отыскивать и выбирать себѣ пищу, охра- своихъ дѣтенышей; тогда движенія не могутъ совершаться ) ГеЬег <1сп ТѴіПгп іп <1ег Ь'апіг. І’НапгеирЬувюІ. иші РЪувівсЬе Авіго- іе Ригсгдо иші Рагаіір.. II, § 96.
— 62 иначе, какъ вслѣдствіе мотива-, интеллектъ становится необхо- димъ. Онъ проявляется у животнаго то въ высшей гангліи, то въ мозгу, который дѣлаетъ возможными инстинктивныя или ра- зумныя дѣйствія. „Интеллектъ первоначально выходитъ изъ са- мой воли; онъ относится къ самой высшей ступени ея объекти- ваціи, какъ чистый механизмъ, какъ средство къ сохраненію инди- видуума и вида. Это потому, что воля хочетъ жить, а очень сложная жизнь нуждается въ свѣтѣ для освѣщенія, который и представляетъ собою интеллектъ „Но съ этимъ механизмомъ вдругъ возникаетъ міръ, какъ представленіе, со всѣми его фор- мами, съ субъектомъ и объектомъ, временемъ пространствомъ, причинностью, множествомъ. Міръ имѣетъ теперь двѣ стороны. До сихъ поръ онъ—чистая воля, а теперь, вмѣстѣ съ тѣмъ, и представленіе, объектъ познающаго субъекта. Воля пришла отъ тьмы къ свѣту". И безъ особыхъ разъясненій понятно, что Шопенгауеръ при- водитъ къ волѣ всѣ стремленія животной жизни. Тѣло живот- наго—объективація воли, а его части представляютъ собою су- щественныя желанія, въ которыхъ обнаруживается воля: зубы, глотка, кишечный каналъ—это объективированный голодъ, дѣто- родные органы—объективированное половое влеченіе, мозгъ— объективированное стремленіе къ познанію, нога—желаніе хо- дить, рука—объективированное желаніе схватывать, желудокъ— желаніе переваривать и нроч. и проч. Такимъ образомъ, воля объясняетъ все—общій планъ н подробности. Единство плана на- туралистовъ есть анатомическое выраженіе единства воли. Же- ланія и стремленія животнаго выражаютъ его организацію, кото- рая въ свою очередь есть результатъ воли. Это усматривалъ Ла- маркъ, но онъ не могъ возвыситься до истинно метафизическаго принципа, до первоначальной сущности животнаго и его функцій Мы видѣли, что принципъ жизни тождественъ съ волей; у иего три главныхъ функціи, которыя также объективируются въ трехъ спеціальныхъ тканяхъ: Сила воспроизведенія, объективированная въ клѣточной ткани, составляетъ свойство растенія. Когда она слишкомъ преобладаетъ, то дѣлается флегмой, лѣностью (беотійцы). Раздражимость, объективированная въ мышечныхъ волокнахъ, есть свойство животныхъ. Доведенная до крайности, она стано- вится силою, твердостью (спартанцы). ') ГеЪет <1еп М'іПеп іп ііег Л'аімі. І'НувіоІ. ипгі РаіЬоІозіе.
63 Ч\ н> і іір.іпіость, объсктнііировапиая въ нервной ткани,—свойство । кі ка и того, что существенно человѣческое. Ея избытокъ . іь.рпь къ геніальности (аоиняне) *). '..июльно любопытно отмѣтить, что метафизическая теорія іи і- игауера согласна съ доктриною прогрессивной эволюціи . , і чогя онъ признаетъ абсолютное постоянство родовъ и ви- . । Прежде всего онъ едва понимаетъ, какъ можно сомііѣ- >..<> въ космогонической гипотезѣ, впервые предложенной । и.ічмі. (1755 г.) и, полвѣка спустя, дополненной Лапласомъ и и оі.ииія эту теорію, оиъ находитъ, что послѣдніе результаты кіи» прекрасно согласуются съ его метафизикой. Въ древ- । .ппіе періоды земного шара ")> ранѣе эпохи гранита, объекти- < іі кь жизни ограничивалась самыми низшими формами: силы .. .р:эпической природы приходили въ столкновеніе, театромъ ..(по была не поверхность пашей планеты, а всл ея масса,— .. іі.иояеніе, столь колоссальное, что воображеніе не въ состоя- ііі іо представить. Послѣ того, какъ эта гигантская борьба, эта । чичоская битва химическихъ силъ пришла къ концу и когда • і пни ь, подобно надгробному камню, покрылъ сражавшихся,— • і.і къ жизни, изъ полнаго контраста, объективировалась въ’мир- .і. чі. царствѣ растеніи и безконечныхъ лѣсовъ. Этотъ растнтель- .1,і.і міръ очистилъ воздухъ отъ углерода и сдѣлалъ его пригод- ..имі. для животной жизни. Объективація волн реализовала по- ч. форму—царство животныхъ: рыбъ и китовидныхъ въ морѣ, іи .іін кнхъ пресмыкающихся на землѣ. Затѣмъ, постепенно. I- и. безчисленныя и нее болѣе и болѣе совершенныя формы, ьі къ жизни пришла къ обезьянѣ. Но это былъ только прѳд- іі .। . г.диіп шаіъ,—послѣдняго она достигла въ человѣкѣ. Высшее, •. і.<- интеллигентное существо было бы невозможно, потому что бы жизнь елніакомт. жалкою, что бы выносить ее, хотя ,ц ііовеніе. Іакимь образомь, міръ, въ его цѣломъ, представляется вамі. •и ірессиввой объективаціей воли. Начиная съ низшей ступени. • •• інями коіорой занимаются механика и астрономія, и пере- і) затѣмъ чрезъ физику, химію, анатомію и физіологію, мы ічгаемъ наконецъ поэзіи, „которая показываетъ иамъ волю і.. 11. вліяніемъ мотивовъ и рефлексіи. Драма, эпосъ и романъ •і гражаютъ индивидуальныя характеръ, и тѣмъ выше поэтъ, ѵі, онъ превосходнѣе въ этомъ изображеніи; таковъ ІПекс- ІІЦЬЬ“. ' Рагсг^а шні Гагаііротеші. Т. П, § 87.
— 64 — IV. Неразрушимость (ПпгегяіоегЬагкеіі)—второе свойство воли. Какъ вещь в'Ь себѣ, она—вн'Ь времени, а потому ей чуждо измѣ- неніе, явленіе, разрушеніе. Способъ ея спцесснованія—ото вѣчно настоящее, пчпс зіапз,— то, что называется вѣчностью,— „поня- тіе, которое, не имѣя въ основаніи никакого созерцанія, имѣетъ лишь отрицательное значеніе**. Всякая смерть не болѣе, какъ ви- димость, всякое разрушеніе—одна иллюзія. Мы увидимъ, что Шо- пенгауеръ нѣсколько разъ останавливается на принципѣ сохра- ненія и постоянства силы. Тѣмъ но менѣе, онъ, кажется, но навлекъ отсюда всей возможной пользы; вѣроятно, онъ болѣе бы настаивалъ на этомъ законѣ, если бы писалъ двадцать лѣтъ спу- стя. Что его особенно занимаетъ, такъ это вопросъ о смерти — капитальная проблема, „так'ь какъ смерть—это вдохновляющій геній, музагетъ философіи. Безъ иея трудно было бы философ- ствовать". Животное боится с мерти, но оно ие имѣетъ о ней на- стоящаго познанія, а потому каждый индивидуумъ (въ мірѣ жи- вотныхъ) въ себѣ самомъ наслаждается безсмертіемъ вида, созна- вая себя безконечнымъ. Пе то у человѣка. Поэтому-то всѣ ре- лигіи и философіи стараются откликнуться на его страхъ, чтобы смягчить его. Отвѣты колеблются между двухъ крайностей: между взглядомъ иа смерть, какъ иа абсолютное уничтоженіе, н при- знаніемъ безсмертія съ плотью и кровью. Оба рѣшенія одинаково ложны ’). Дѣйствительно, страхъ сверти независимъ отъ какого бы то ни было познанія. Онъ свойственъ животному, хотя то не имѣетъ никакой идеи. Все, что только рождается, приносить его съ со- бою въ міръ. Его источникъ, въ волѣ, которая стремится жить. Въ своемъ существованіи мы руководимся двумя иллюзіями: лю- бовью къ удовольствію и страхомъ смерти; слѣпая, но могуще- ственная воля ведетъ насъ къ снои.мъ цѣлямъ. Если бы человѣкъ былъ чистымъ интеллектомъ, то смерть была бы для него безраз- лична, часто даже желательна. Но индивидуальное существованіе имѣетъ въ основѣ волю, какъ вещь вт> себѣ, стремленіе которой къ бытію и къ проявленію (рЬёпоіпспе) образуетъ .міръ; и это слѣпое стремленіе къ жизни такъ же неотдѣлимо отъ воли, какъ тѣнь отъ тѣла. Замѣтимъ еще, что если бы наша боязнь не- бытія была осиовательпа, то мы должны бы такъ же скорбѣть и о томъ небытіи, которое предшествовало нашему существованію, ’) Все по атому вопросу- Віс ХѴек аія Не, т. I. гі. 41 и т I, пи IV.
65 । іі. і. о томъ, котороо должно за нимъ послѣдовать. Этого, однако, и- бываетъ. Я ужасаюсь безконечности а рагіе роні, которая бу- і. । >. безъ моля; но л не вижу ничего страшнаго въ бозконеч- іі'.і ік а рагіе апіе, которая была безъ меня. Даже съ простой эмпирической точки зрѣнія мы знаемъ, что іііі ііо но уничтожается. Маятникъ, найдя послѣ многихъ колѳ- 1 кііі) свой центръ тяжести, остается въ покоѣ. Думаемъ-лн мы, и. Н.дствіе этого, что его тяжесть исчезла? Нѣтъ: но говоримъ, ни ен дѣйствіе не замѣтно болѣе для нашихъ глазъ. За тя- пгіыо, электричествомъ, за всѣми низшими силами природы, мы при таемъ нѣчпость, неразрушимость, которой не могутъ скрыть • . і. насъ скоротечность и исчезновеніе ихъ проявленій. Какъ же « і.ке.мъ мы допустить исчезновеніе начала жизни, полное уиичто- іч -не человѣка смертью? Матерія, взятая въ безконечномъ сплѳ- ипі причинности, можетъ увѣрить въ неразрушимости его въ • •томъ отношеніи даже того, кто не въ состояніи понять высшую п. р.гіііушимость. „Какъ,—скажутъ намъ,—устойчивость простого иріха, грубой матеріи—это устойчивость нашего существа?—Пу, . ыаете-ли вы этотъ прахъ? Зваете-ли вы, что овъ такое и что •чі можетъ? Узнайте его прежде, чѣмъ презирать. Эта матерія, чорая теперь только прахъ я пепелъ, растворившись въ водѣ, • іі. іается кристалломъ, заблеститъ какъ металлъ, засверкаетъ • г ктрическимн искрами, проявитъ свою магнетическую силу, прі вратитси въ растенія и въ животныхъ, и изъ ея такиствон- І.ИП лона разовьется та жизнь, потеря которой такъ огорчаетъ । п:гь ограниченный умъ. Продолжать существованіе въ формѣ тіі матеріи—неужели это ничего ие значитъ?" Когда иесовѳр- і.і иное, низшее, неорганическое неразрушимо, то какъ допустить, • совершеннѣйшія, живыя существа, сь ихъ крайне сложной . , тонизаціей, совершенно разрушались, чтобы дать мѣсто дру- нілъ? Это такъ очевидно нелѣпо, что невозможно, чтобы таковъ іъ истинный порядокъ вещей. Въ этомъ заключается какая-то । іііі'а, проникнуть въ которую препятствуетъ намъ природа на- ги іо ума. Идеалпзмз. разрѣшаетъ эту загадку. Въ мірѣ явленій, подчи- ін иныхъ формамъ времени, пространства и причинности, все । ім детавляеіея рождающимся и умирающимъ. Но все зто только । < інмость. Это—иллюзія, имѣющая свой корень въ интеллектѣ, - шествующая только благодаря ему и исчезающая вмѣстѣ съ нчмъ. Наше истинное бытіе и истинное бытіе всякой вещи—внѣ вромени: а тамъ понятія рожденія и смерти не имѣютъ никакого числа. Спиноза былъ правъ, говоря, что „аепіітиз ѳхрегіппігдиѳ
66 — пов аоіегпоз еззе" (т. о. мы чувствуемъ и испытываемъ, что мы вѣчны); и природа, въ трансцендентномъ смыслѣ подобно замку, о которомъ говоритъ Дидро въ .Тадисз 1ѳ (аіаііэіе, на фронтисписѣ котораго читали:—„Я не принадлежу никому н принадлежу всѣмъ; вы были адѣсь, прежде чѣмъ пришли, и будете здѣсь тогда, когда уйдете". Индивидуумъ умираетъ, родъ же неразрушимъ. Индивидуумъ— это выраженіе во времени рода, который внѣ времени. „Смерть для рода то же, что сонъ для индивидуума" Родъ, который ПІо- пѳнгауеръ называетъ также идеей, въ платоновскомъ смыслѣ, представляетъ собою одну сторону воли, какъ вещи пъ себѣ. Въ этомъ смыслѣ онъ представляетъ то, что неразрушимо вь живомъ индивидуумѣ, подобно тому какъ физико-химическія силы пред- ставляютъ то, что неразрушимо въ неорганической природѣ. Онь содержитъ все, что есть, что было и что будетъ. „Если мы бро- симъ взглядъ впередъ и подумаемъ о будущихъ поколѣніяхъ, съ милліонами человѣческихъ индивидуумовъ, отличающихся отъ насъ по своимъ нравамъ и костюмамъ, то, при представленіи о нихъ, возникаетъ вопросъ:—Откуда они всѣ придутъ? Гдѣ они тенерь? Гдѣ, стало быть, тѣ богатыя нѣдра чреватаго міромъ ничто (сіи пёапі), которыя скрываютъ будущія поколѣнія?—Гдѣ же, если не тамъ, гдѣ было и будетъ все реальное,—въ настоя- щемъ и въ томъ, что оно содержитъ; въ тѳбѣ самомъ, безумный вопроситель, не знающій своей собственной сущности и потому похожій на листъ дерена, который, завянувъ осенью и думая, что скоро упадетъ, жалуется на свою смерть и не хочетъ утѣ- шиться представленіемъ о свѣжой зелени, которая весной одѣнетъ дерево. Жалуясь, онъ говоритъ: Меня уже не будетъ! Безумный листъ! Куда ты пойдешь? Откуда могутъ прійти всѣ другіе листья? Гдѣ то ничто, бездны котораго гы боишься? Познай же свое соб- ственное существо въ той внутренней, скрытой силѣ, которая постоянно дѣйствуетъ въ деревѣ и которая во всѣхъ генераціяхъ листьевъ ие зиаетъ пн рожденія, ни смерти! И развѣ но похожъ человѣкъ на листъ?" Оіт] тер •роХ'/шѵ теѵеѵі, тощое хчі аѵбршѵ. „Посмотрите на вашу собаку,—говоритъ еще Шопеигаусръ) думая, безъ сомнѣнія, о своей вѣрной Атмѣ,—какъ спокойно и радостно она стоитъ передъ вамн! Множестио собакъ должны были умереть, прежде чѣмъ опа могла начать жить. Но смерть множества собакъ совсѣмъ не коснулась идеи породы. Вотъ по- чему собака такъ рѣзва, такъ полна силы, какъ будто сегодня ея первый день и послѣдній никогда не наступитъ: кажется, что
— «7 । «. і-я глазахъ свѣтится присущій ей неразрушимый принципъ ' и вравшее—не собака; это—ея тѣнь,—ея изображеніе, получаю- ся вслѣдствіе свойственнаго памь способа познапія, подчи- и наго условіямъ времени" Несомнѣнно, что со смертью наша ни щвидуальвость, какъ н индивидуальность животнаго, исчезаетъ. Хрупкое явленіе, соединенное съ сознаніемъ— слѣдовательно, съ иіспомъ—оно не можетъ пережить организмъ. Но что за важ- штть! „Мое личиоо явленіе—столь жо малая часть моего реаль- іі и о существа, какъ это послѣднее—малая часть—міра... И что «нѣ горевать о потерѣ этой индивидуальности, когда я иошу въ •->+. возможность безчисленнаго множества индивидуальностей?.. । >і раничепная индивидуальность,—будучи осуждена на безконеч- ное существованіе, вела бы столь монотонную жизнь, что пред- почла бы ой небытіе. Желать безсмертіи личности—собственно и ічнтъ желать безконечнаго продолженія иллюзіи". Что остается и разрушимымъ и въ насъ самихъ, и въ прочемъ,—такъ это •іщнетвенно воля. V. Намъ остается разсмотрѣть третье свойство воли—свободу. • іо изслѣдованіе болѣе умѣстно вь „морали" По Шопенгауеру, іі і.іл въ одно и тоже время абсолютно свободна, какъ вещь въ • обѣ, и абсолютно необходима, какъ явленіе. Такимъ образомъ, ш ідѣ мы находимъ одинаковую противоположность: въ мірѣ бы- г:я—тождество, неразрушимость, свободу; въ мірѣ явленія—безко- нечное разнообразіе, рожденіе и смерть, фатализмъ и необходи- мость Для полноты настоящаго этюда о волѣ, который въ то же время является и метафизикою природы, намъ остается изложить крайне темный пунктъ общей доктрины Шопенгауэра—его телео- ичію Прогрессъ физико-химическихъ и біологическихъ паукъ, какъ извѣстно, возбудилъ очень горячіе споры по вонросу о конеч- ныхъ причинахъ. Главнымъ театромъ этихъ споровъ была Герма- нія: Либихъ, Молешотъ, Фохтъ, Ьюхнѳръ—вотъ главные бойцы. Согласно физико-химическому матеріализму, живой организмъ является не выраженіемъ жизненной силы или типа, а просто результатомъ слѣпыхъ силъ природы. Жиапь—это продуктъ въ ’) См. яняе, гл. VI, § 1. ’) ѴеЬег <1еп ХѴІПеп іп <іог Каіиг: Ѵеіуіеісііепйе Апаіотіс. Віе ХѴеІІ аія ѴѴіИе и в. Ѵ’І, т. П гл 26.
— 68 — высшей степени сложныхъ химическихъ соединеній, подчинен- ныхъ дѣйствію внѣшнихъ физическихъ агентовъ, на которые они реагируютъ; и слово „жизнь"—не болѣе, какъ коллективный тер- минъ для обозначенія суммы функцій организованной матеріи. По ученію же о конечныхъ причинахъ, напротивъ, жизнь— не простой результатъ силъ матеріи, дѣйствующей по механиче- скимъ и химическимъ законамъ, а проявленіе идеи, типа, кото- рый управляетъ слѣпыми силами матеріи н направляетъ ихъ со- гласно съ своими намѣреніями. Жизнь—принципъ, а не резуль- татъ,—реальпое, а не фиктивное, единство. Фрауѳнштедтъ полагаетъ, что его учитель примирилъ обѣ со- перничающія школы и рѣшилъ проблему о соглашеніи дѣйству- ющихъ причинъ и причинъ конечныхъ, путемъ точнаго опредѣ- ленія органической жизни, т. е. поставивъ нхь въ связь съ волей, какъ первой причиной... Здѣсь, какъ вездѣ, ошибка состо- ить въ томъ, что интеллектъ ставятъ на первомъ мѣстѣ, волю же па второмъ, тогда какъ истинно—противоположное. „Очевидная цѣлесообразность, замѣчаемая во всѣхъ частяхъ животнаго орга- низма, ясно показываетъ, что здѣсь имѣетъ мѣсто ие слѣпая сила, а воля. Но принято думать, что дѣятельность воли обязательно сопровождается интеллектомъ. Полагаютъ, что воля и интеллектъ совершенно нераздѣльны, и на первую смотрятъ, какъ на про- стую функцію второго. Поэтому говорятъ, что гдѣ дѣйствуетъ воля, тамъ долженъ руководить ею интеллектъ. Что же происходитъ? То, что ищутъ цѣлесообразность тамъ, гдѣ ея нѣтъ. Ошибочно полагаютъ се внѣ животнаго, которое становится такимъ обра- зомъ произведеніемъ чужой воли, подчиненной интеллекту, кото- рый сознаетъ н реализуетъ цѣлесообразность. Слѣдовательно, животное должно существовать въ интеллектѣ, прежде чѣмъ на- чнется его реальное существованіе. Таково основаніе физико-тоо- логичсскаго доказательства". По Шопеигауеру же, цѣлесообраз- ность существенно вытекаетъ изъ воли; а такъ какъ воля состав- ляетъ основу всякаго живого существа, и всякое организованное тѣло представляетъ собою лишь сдѣлавшуюся видимою волю, то отсюда слѣдуетъ, что эта цѣлесообразность свойственна самому существу,—что она внутренняя, имманентная. „Наше удивленіе при видѣ безконечнаго совершенства и цѣле- сообразности произведеній природы,—говоритъ онъ въ книгѣ „О волѣ въ природѣ" (стр. 59),—происходитъ оттого, что мы смот- римъ на нихъ такъ же, какъ на свои собственныя произведенія Въ послѣднихъ воля и произведеніе—разнаго рода; затѣмъ, между тою и другимъ находятся: чуждый волѣ въ себѣ интеллектъ,
— 69 — к >горый, однако, представляетъ собою среду, которую она дол- •ша пройти, прежде чѣмъ реализоваться,—во-вторыхъ, чуждая матерія, которая должна получить отъ нея форму н силу, по- мімѵ что эта воля борется противъ другой води, составляющей імую природу этой матеріи.—Совсѣмъ не таковы произведенія природы: это—прямое, непосредственное проявленіе ноли. Воля іГ.йствуѳтъ здѣсь въ своей первоначальной природѣ, безъ позна- ніи. воля и произведеніе не раздѣляются никакимъ иосрсдству- । •щимъ представленіемъ, они—одно. И самая матерія существуетъ и-- иначе, какъ вмѣстѣ съ ними, потому что матерія— это просто “•ія въ видимомъ состояніи (<1іе Ыокзе ВісйіЬаікоіІ <1ез \ѴіПспя), Поэтому мы паходимьздѣсь матерію, вполнѣ проникнутую формой.. •ді.сь матерія—если мы отдѣлимъ ео отъ формы, какъ въ произ- •деніи искусства—есть чистая абстракція, мыслимое, не воспри- нимаемое путемъ опыта, бытіе. Въ произведеніи же искусства •'ітсрія, напротивъ,—эмпирическая. Тождество матеріи и формы— іипь свойство естественнаго произведенія; нхъ различіе—свой- гпо произведенія художественнаго". Шопенгауеръ думаетъ, что установивъ—какъ дѣлаетъ это его философія—тождество матеріи и силы, тѣмъ самымъ онъ доказалъ о тождество причинъ дѣйствующихъ н причинъ конечныхъ,—н поръ между сторонниками механизма и защитниками цѣлесо- образности имѣетъ своимъ источникомъ то, что каждая изъ •тихъ школъ держится исключительно одного изъ двухъ вы ражеиій одной и той же вещи. Матеріалистъ говоритъ: мы ви- димъ, потому, что имѣемъ глаза, мыслимъ потому, что имѣемъ чоэгъ.—Сторонникъ же конечныхъ причинъ утверждаетъ: мы ічѣемъ глаза для итого, чтобы видѣть,—имѣемъ мозгъ для тою, чтобы мыслить. Оба они отчасти правы „Потому что"—справедливо, по при гипотезѣ „для того чтобы"; и „для тою чтобы" справед- ливо, когда оно дополнено черезъ „потому что". Жизнь есть результатъ дѣйствія матеріальныхъ еиль; но эти силы не что иное, какъ проявленіе конечной причины жизни, т. е. воли къ жизни. Словомъ, воля къ жизни производить организмъ, а орга- низмъ—въ своемъ общеніи съ внѣшнимъ міромъ—дѣлаетъ воз- можною жизнь. Ноля къ познавію образуетъ мозгъ, а мозгъ, вос- принимая впечатлѣнія внѣшняго міра, дѣлаетъ возможнымъ по- знаніе. Итакъ, въ то время какъ вообще выше всего ставятъ Иител- іектъ, который понимаетъ цѣль и сродства, и для котораго воля пнляется исполнительною властью, придающею форму матеріи,— Шопенгауеръ считаетъ волю одновременно и причиною, н матеріей:
— 70 понятія сродства и цѣли свойственны только природѣ нашего разума, когда онъ размышляетъ объ организмѣ. ’). Здѣсь Шопен- гауеръ согласенъ съ Кантомъ, который смотрѣлъ на цѳлесообраз- иость, какъ на созданіе рефлексіи ума; такимъ образомъ, умъ удивляется чуду; которое онъ самъ тноритъ. Цѣлесообразность поясняется инстинктомъ. Можно подумать, что создательница-природа желала дать въ руки изслѣдователя комментарій къ своему образу дѣйствія по конечнымъ причинамъ, такъ какъ инстинктъ животныхъ показываетъ, что живое суще- ство можетъ совершенно опредѣленно работать въ виду цѣли, которой оно не знаетъ, о которой не имѣетъ даже никакого пред- ставленія. Конечная причина—вотъ мотивъ, который дѣйствуетъ, не будучи сознаваемъ. Можно сказать, что воля животныхъ управляется и направ- ляется къ дѣйствію двумя различными способами; или мотивомъ, или инстинктомъ,—дѣйствуетъ по внѣшнему поводу или вслѣд- ствіе внутренняго импульса. Но эта противоположность между мотивомъ и инстинктомъ, при ближайшемъ разсмотрѣніи, оказы- вается менѣе глубокой и представляетъ только различіе въ сте- пени, такъ какъ и мотивъ можетъ дѣйствовать только при пред- положеніи внутренняго импульса, т. е. особаго состоянія воли, которое называется характеромъ. Въ этомъ смыслѣ отличіе ин- стинкта отъ характера сводится къ тому, что инстинктъ есть характеръ, дѣйствующій только подъ вліяніемъ мотива, опредѣ- леннаго совершенно спеціальнымъ образомъ, а потому его можно назвать „характеромъ, который опредѣленъ, съ чрезвычайною силой въ одномъ направленіи". Мотивъ, напротивъ, предполагаетъ болѣе широкую сферу познанія и, слѣдовательно, болѣе развитой умъ.—Что касается тѣхъ инстинктовъ, которые предполагаютъ у животнаго предчувствіе будущаго (песгорЬогия ѵѳзріііо и ироч ), то „нхъ источникъ,—говоритъ Шопенгауеръ,—не вт> познаніи, а въ волѣ, какъ вощи въ себѣ, которая, какъ таковая, внѣ формъ познанія; въ этомъ отношеніи время но имѣетъ для иѳя ника- кого значенія: будущее такъ жо близко къ пей, какъ и на- стоящее". Это изслѣдованіе о волѣ привело насъ къ самой сущности философіи Шопѳнгауѳра, такъ какъ воля есть не сводимое ни къ чему иному послѣднее объясненіе, „вещь въ себѣ." Слѣдустъ- *) Іві (ііс Зѵескшмввіккеіі <іеа Огдопівтив Ыовв <3а 61 г егкеппепсіе Ѵ<т- йпЙ, <1егсп иеЬегІевппк ап <ііе Ве^гШс ѵоп 2»еск ип<1 Мі((е1 ^сЪишІеп ів(
"іі, однако, думать, что мы касаемся здѣсь того, что метафизики называютъ абсолютнымъ? Это нуждается въ объясненіи. ,,Что такое познаиіо?—говоритъ Шопенгауеръ.1) — Прежде і’г-ого и существенно—это представленіе.—Что такое представле- ніе?—Очень сложное мозговое явлепіе, приводящее къ возникно- венію образа. Нельзя-ли смотрѣть на эти созерцаніи—основаніе н матеріалъ для всякаго другого знанія, какъ ка познаніе вещи іи. себѣ? Нельзя-ли сказать: созерцаніе производится чѣмъ-то внѣ пасъ находящимся, что дѣйствуетъ и, слѣдовательно, существуетъ? Мы видѣли, что созерцаніе, какъ подчиненное формамъ времени, пространства и причинности, не можетъ дать вещи въ себѣ,—что >іу послѣднюю нужно искать не въ познаніи, а въ дѣйствіи,— ч іо имѣется внутренній путь, какъ бы подземный тайный проходъ, который сразу, такъ сказать, измѣннически, вводитъ пасъ въ крѣпость. Вещь въ себѣ можетъ быть дана не иначе, какъ въ ііо-ніаніи; поэтому она должна сама себя познать. Желать же понять ое объективно—значить желать осуществить противорѣчіе. Но разсмотримъ, что изъ этого слѣдуеть. Внутреннее воспріятіе, которое мы имѣемъ о своей собствен- ной волѣ, никакимъ образомъ не можетъ дать намъ полнаго, .ідэкватнато знанія вещи въ себѣ. Это могло бы быть лишь въ >ом'ь случаѣ, если бы поля была намъ непосредственно извѣстна. Но она нуждается въ посредникѣ, въ интеллектѣ, который также предполагаетъ посредника—тѣло, мозгъ. Такимъ образомъ, воля < вязана для пасъ съ формами позпапія; она дана въ сознаніи юдъ формою воспріятія и, какъ таковая, дѣлится на субъектъ и объектъ Созпаніе происходитъ подъ неизмѣнною формою времени, послѣдовательности: каждый познаетъ свою волю только въ по- • гі.довательныхъ актахъ, и никогда въ ея цѣлости. Каждый во- іевой актъ, идущій изъ темной глубины нашего внутренняго \ щества къ свѣту сознанія, представляетъ переходъ отъ вещи .. ь себѣ къ явленію. Вотъ пунктъ, гдѣ вещь въ себѣ дается, какъ явленіе, наиболѣе непосредственно,—наиболѣе приближается къ познающему субъекту. И такъ какъ воля есть все наиболѣе ин- інмное, наиболѣе непосредственное, наиболѣе независимое отъ познанія, то она можетъ быть названа вещью въ себѣ. „Но если мы поставимъ такой, послѣдній вопросъ:—„Что іакое абсолютно и въ собѣ самой эта, проявляющаяся въ мірѣ н посредствомъ міра, воля?“—то на него отвѣтъ невозможенъ, потому по познанпоо бытіе находится въ противорѣчіи съ бытіемъ въ > 1>іе Ч'еіі а1а \Ѵі11е и. з. ѵ. т. II. гі. XVIII.
72 — себѣ, и все познанное уже по тому самому—явленіе." Другими словами: воля, постигаемая подъ формою познанія, поточу самому постигается, какъ обусловленная, и перестаетъ быть вещью въ себѣ. „Итакъ, универсальную и основную сущность всѣхъ явленій мы назвали волею, по тому ея проявленію, въ которомъ она по- знается въ наименѣе скрытой формѣ; яо яоЛ этимъ словомъ мы разумѣемъ не что иное, какъ неизвѣстной 7, только мы смотримъ на нее (на волю), какъ на нѣчто безконечно болѣе извѣстное— по крайней мѣрѣ, съ одной стороны—и болѣе вѣрное, чѣмъ все прочее “ *) ’) Оіе \ѴеН аіь ЛѴіІІе ч ъ. т. II, іл. XXV
ГЛАВА V. Искусство. Какой будетъ переходъ отъ міра воли къ міру искусства? Какъ ітлософъ природы превратится въ эстетика? Здѣсь является Пла- іічіъ Область представленія, какъ она опредѣлена Кантомъ, и бластъ ноли, какъ описалъ ее Шопенгауеръ, міръ явленій н міръ реальный, соединяются другъ съ другомъ посредствомъ пла- оповекихъ идей, которыя представляютъ собою рядъ смѣшан- ныхъ принциповъ, имѣющихъ, повидимому, свойства воли и ин- ісллекта. Природа даетъ возможность отчасти видѣть ихъ:—„Въ различныхъ ступеняхъ воли мы уже признали платоновскія идеи, поскольку эти ступени представляютъ собою опредѣленные виды, первоначальныя свойства, постоянныя формы, которыя, оставаясь і’оизмѣнными, обнаруживаются во всѣхъ неорганическихъ и ор- । анпческнхъ тѣлахъ. Эти идеи проявляются въ безчисленныхъ индивидуумахъ, для которыхъ онѣ служатъ прототипомъ. Но мпо- і.оство индивидуумовъ представляемо только во времени и въ пространствѣ; ихъ возникновеніе и уничтоженіе происходятъ по іакону причинности; они подчинены закону достаточнаго осно- ванія—послѣднему принципу всякой индивидуаціи и общей формѣ представленія. Идея, напротивъ, свободна отъ этого закона: ей несвойственны нн множество, ни измѣняемость. Тогда какъ ип- іивидуумы, въ которыхъ она проявляется, многочисленны, под- ш-ржены рожденію и смерти, она остается неизмѣнной, единой и идентичной, и законъ достаточнаго основанія не имѣетъ для пѳя никакого значенія. Если же достаточное основаніе является фор- мою, которой подчинено.всякое познаніе субъекта, поскольку тотъ есть индивидуумъ, то отсюда слѣдуетъ, что идеи должны оста-
74 ваться внѣ сферы оіо познанія. И если оиѣ должны сдѣлаться объектомъ познанія, то это можетъ случиться не ипаче, какъ подъ условіемъ уничтоженія индивидуальности въ познающемъ субъектѣ** Такимъ образомъ, идеи являются въ природѣ какъ символы видовъ,—типы, съ которыми сообразуется вся дѣйствительность. Тогда какъ новый методъ естествознанія исключаетъ понятія рода и вида, уничтожаетъ рамки логическихъ классификацій и вводитъ въ живой міръ безграничное измѣненіе, Шонѳнгауѳрь, чтобы за- держать непрерывное теченіе вещей, которое воображалъ нѣкогда Гераклитъ, подчинилъ явленія неизмѣннымъ идеямъ, опредѣлен- нымъ типамъ. Это вмѣшательство идей въ самую природу представ- ляетъ собою, если можно такъ выразиться, какъ бы первую эсте- тику, которая вносить порядокъ и гармонію въ хаосъ существъ. Но какимъ образомъ приписывается идеямъ совершенно пла- тоновское значеніе въ доктринѣ, которая прежде всего предпо- лагаетъ доказать относительный и субъективный характеръ ин- теллекта? Здѣсь нужно произвести анализъ и выяснить, что эти идеи,—далекія отъ того, чтобы быть интеллектуальными, далекія слѣдовательно, и отъ того, чтобы подчиняться закону достаточ- наго основанія,—скорѣе приближаются къ волѣ, къ той реально- сти, которую Кантъ называетъ вещью въ себѣ. У Платона идеи не воспринимаются дискурсивнымъ умомъ, а постигаются интуи- тивнымъ разумомъ. Отсюда между Плагономь и Кантомъ полу- чается неожиданное сходство, вѣрно отмѣченное Шопенгауѳромъ. „То, что Кантъ называетъ вещью въ себѣ, нуменомъ,—и то, что Пла- тонъ называетъ идеей,— это два понятія, безъ сомнѣнія, не тожде- ственныя. по близкія и имѣющія лвшь разный оттѣнокъ. Оче- видно, что внутренній смыслъ обоихъ ученій одинъ и тотъ іко: оба они въ видимомъ мірѣ усматриваютъ лишь призракъ, майю, какъ говорятъ индусы,—нрпзракъ, который самъ по собѣ—ничто, а получаетъ значеніе и реальность только отъ того, чю въ немъ выражается, а именно, отъ вещи въ себѣ Каніа или отъ идеи Пла- тона,—словомъ, отъ нумена, которому совершенно чужды универ- сальныя и существенныя формы явленія—время, пространство, причинность. Кантъ прямо отрицаетъ эти формы въ вещи въ себѣ. Платонъ отрицаетъ ихъ посредствомъ идей, такъ какъ исклю- чаетъ изъ нихъ то, что возможно только при этихъ формахъ, т. е. множественность, рожденіе и смерть** 2). Идея, такимъ обра- ') Віе ТѴ'еІі аіе ДѴіЦс Т. I., кп. III, § 30 ’) Віе АѴсІі, т. I. ни III. і; 31 Рибо цитируетъ по Лаиеі. Веѵие сіеа соигн Ііібгаігсе, 19 (іёсешЪге 1868.
— 75 томъ, близка къ вещи въ себѣ, которую Шопенгауеръ называетъ нолей- отсюда понятно, почему она свободна отъ относительнаго и субъективнаго характера интеллекта. Можно ли, однако, утвер- ждать, что идея свободна отъ всякаго представленія и ассимили- руется съ волей? Шопенгауеръ не думаетъ этого. „Идея и веіцг. въ себѣ, — говоритъ онъ,—но вполнѣ тождественны: идея — это скорѣе непосредственная и потому адекватная объективація вопій въ себѣ, которая есть воля, но воля еще не объективированная, но сдѣлавшаяся еще представленіемъ. Это потому, что вещь въ < ебѣ, по Канту, должна быть свободна отъ свойственныхъ позна- нію формъ, н ошибка Канта состоитъ въ томъ, что въ числѣ тихъ формъ онъ не считалъ субъекта, какъ объекта, что соста- вляетъ первую н самую общую форму представленія; поэтому онъ долженъ былъ бы лишить свою вещь въ себѣ объективности, что предохранило бы его отъ столь большой, рано замѣченной, не- послѣдовательности. Напротивъ, платоновская идея — необходимо объектъ, познаніе, представленіе, и въ этомъ отношеніи, но только оь этомъ, опа отличается оть пещи въ себѣ. Она свободна отъ формъ представленія, которыя мы разумѣемъ подъ закономъ до- іа точнаго основанія, или, вѣрнѣе, еще не подчинилась имъ; но <>на управляется первою формою представленія, а именно—объ- ективностью субъекта для него самого. Такимъ образомъ, закон е>статочнаго основанія есть та форма, которой подчиняется идея, когда опа входитъ въ познаніе субъекта, какъ индивидуума. По- этому каждая отдѣльная вещь, представляемая по закопу доста- іочнаго основанія, есть только посредственная объективація вещи въ себѣ или воли: между нею и вещью пъ себѣ находится идея— •динствонпая непосредственная объективація воли, не знающая іругой формы представленія, кромѣ общей формы объективности субъекта. А потому она есть самая адекватная объективація (какая только возможна) вощи въ себѣ или воли, даже вся вещь въ себѣ, по подчиненная формѣ представленія. На этомъ осно- пывается глубокое согласіе между Кавтомъ н Платономъ, хотя, по сужденію большинства, то, о чемъ они оба говорятъ, не одно и то же“ ’). Итакъ, идея служитъ посредникомъ между міромъ фепомоиальпаго представленія и міромъ воли; слѣпая и злая по природѣ воля мало-по малу улучшается и исправляется, посрѳд- । гвомъ забвенія себя и своихъ нуждъ,—это несовершенство, стре- мящееся къ своему собственному уничтоженію. Идея—это одна и іь ступеней на пути къ небытію: опа одновременно освобо- ) Оіе \ѴеР, т I, ки. ПІ, § .12
— 76 — вдается и отъ границъ представленія, и отъ эгоизма воли; оиа-- истинный символъ искусства, которое, буіучи одинаково далеко какъ отъ знанія, тикъ и отъ интереса, черезъ это двойное отри- цаніе, достигаетъ красоты и приготовляетъ души кь высшому, моральному отреченію. ГІ Первое слѣдствіе познанія идей—это устраненіе* индивидуума: въ самомъ дѣлѣ, разъ ипдипиіуальный субъектъ подчиненъ фор- мамъ достаточнаго основанія, а идеи свободны отъ этого закона, то единственное средство познать послѣднія состоитъ въ томь, чтобы пожертвовать своей индивидуальностью. Въ природѣ, въ жизни, въ наукахъ интеллектъ находится въ услуженіи у воли, онъ не болѣе какъ орудіе для приведенія въ исполненіе велѣній этой господствующей способности. По когда индивидуальность устранена,— какъ это бываетъ въ познаніи идей,--тогда интел- лектъ перестаетъ быть невольникомъ, онъ дѣлается свободнымъ, онъ—чистый субъектъ вознапія, опъ- -цѣль тля себя самого. Идея, предметъ чистаго созерцанія, является, такнмъ обра- зомъ, какъ бы посредницей между двумя мірами, и, въ этой роли, оиа напоминаетъ гегельянскую идею, столь, однако, презираемую Шовепгауеромъ, нли еще -- эстетическую интуицію Шеллинги, которая имѣла даръ примирять въ мистическомъ союзѣ, довольно близкомъ къ экстазу, конечное ст. безконечнымъ, — и даже эсте- тическое и телеологическое, сужденіе Канта, которое, въ цѣломъ его системы, имѣло, кажется, задачу--всзстаповить связь между теоретическимъ разумомъ, областью природы, и разумомъ прак- тическимъ—областью свободы Во всякомъ случаѣ, это прекрас- ный образъ искусства, которое играетъ па поверхности интел- лекта и міра и воспроизводитъ разныя стороны вселенной, сво- бодное, независимое, счастливое своими привилегіями, дѣлая, по своей прихоти, выборъ изъ всей дѣйствительности, само ие под- чиняясь общимъ законамъ существованія. Дѣйствительно, идея н искусство, для котораго она служитъ объектомъ, свободны: имъ чужды эгоизмъ воли и ограниченность интеллекта. „Въ эстетиче- скомъ созерцаніи отдѣльная вещь сразу дѣлается идеей своего вида и созерцающій индивидуумъ чистымъ субъектомъ познаніи1).* Умъ имѣетъ тогда свойства безусловнаго н вѣчнаго (топя асіегпп еві диагопия гея яиЪ аеіогнііаіія яресіе сопсіріі). Мало-по-малу опъ занимаетъ мѣсто воли, недостатки когорон оиъ исправляетъ посредствомъ своихъ интеллектуальныхъ добродѣтелей; н его влі- 1) Эіе АѴсІІ аів ЛѴіІІо, т. I, кн III, § 31.
— 77 иіііе такъ могущественно, что. въ безкорыстномъ созерцаніи, онъ < >р<'мнтся поглотить вселенную. „Созерцатель привлекаетъ при- І»> іу въ себя, такъ что наконецъ чувствуетъ ее, какъ придатокъ > ноего собственнаго существа. Въ этомъ смыслѣ Байронъ ска- і.іъ: Аго по( ()іе шоипіаіпз, ѵаѵез апй зкісь я рагі О( тпе аіні о( іпу ьоиі, аъ і оі іЬсіп? 'і е. горы, волны, небо - по часть ли меня, моей души, какъ я ихъ часть). Испытывая это чувство, можпо-ли, въ присутствіи неразруши- мой природы, считать себя абсолютно преходящимъ? Но слѣдуетъ- і.і лучше усвоить сійдукицую мысль Ведъ: Нас оіппѳз сгеаіигае іи іоіінті е#о яппт, еі ріасгог те аііші опя пои еьі ’)“• Но таково іъ сомнѣнія, чувство, обыкновенно испытываемое поэтами этого г.Ѣка: Шелли, Гёте. Ламартиномъ, которые далеки отъ того, чтобы .эктючить природу въ себѣ самихъ н предпочитаютъ потеряться и разсѣяться въ божесівениой вселенной: далекіе и отъ того, чтобы найти эту изображенную философомъ гармонію между собою и ірпродою, они въ безнадежности и меланхоліи жалуются, наііро- ....... на то, что они такъ слабы, такъ непостоянны, такъ нре- 'одящи, въ присутствіи неизмѣннаго и безстрастнаго творенія. Но :>гн жалобы указываютъ на эгоистическое стремленіе, тогда какъ, по мысли Шопепгауера, искусство и поэзія должны быть ы-зличны и объективны; познаніе идеи должно внушить посвя- щеннымъ тотъ характеръ олимпійскаго спокойствія, за который Германія упрекала впослѣдствіи своего величайшаго художника; и освобожденіе отъ воли явилось бы излишнимъ воспоминаніемъ <• рабствѣ, если первыми днями свободы пользоваться для опла- киванія бѣдствій прошлаго Созерцаніе идеи должно быть, папро- іипъ, спокойно; это—какъ-бы предвкушеніе вѣчнаго покоя, пред- писываемое индійскою мудростью: индивидуумъ уже устраняется, .інчиость исчезаетъ, остается только говій, этотъ первый мессія- и.ібавитель .міра, этотъ первый апостолъ отречевія. Геній есть настоящій учитель изящныхъ искусствъ (1е тайте х-агія); онъ состоитъ ія> преобладаніи интуиціи и созерцаніи ладъ полей; отъ разума п отъ науки онъ отличается тѣмъ, что । вободонъ отъ отношеній и категорій. Его задача — познавать и іеп независимо отъ закопа достаточнаго основанія, а его при- рода такова, чтобы оставаться чистымъ субъектомъ познанія, не ’) Всь эти созданм въ совокупности—я. и кромѣ меня, нѣтъ другого < ущестпа ІЬід.
— 78 — принимая никакого участія въ слабостяхъ и недостаткахъ инди- видуальности. Поэтому опъ одинокъ въ особой, высшей сферѣ гдѣ жизнь является только для того, чтобы быть созерцаемой и украшаемой; онъ подобенъ тѣмъ спокойный ь богамъ Лукреція, блаженство которыхъ главнымъ образомъ состоитъ въ отсутствіи зла, и которые живутъ въ между міровомъ просгранствѣ (шіег- шишіішп), глухіе къ шуму низшей вселенной, равнодушные къ эволюціямъ космоса. Въ то время какъ наука глубоко погружена въ область представленія и занята приноравливаніемъ къ формамъ ума многосложныхъ проявленій единой воли,—въ то время какъ она держитъ интеллектъ у себя вь услуженіи и заставляетъ его подчиняться игу феноменальныхъ законовъ, — искусство, напро- тивъ, стоитъ выше закона достаточнаго основанія и дастъ интел- лекту право дѣйствовать свободно, быть цѣлью для себя самого. Сверхъ того, далекое отъ подражанія наукѣ, которая постоянно подчиняется корыстной цѣли и въ своихъ разсужденіяхъ сообра- зуется съ требованіями плана, искусство гордится тѣмъ, что оно безполезно, какъ сама философія: геній презираетъ практику, онъ боится погрузиться въ разсудительные разсчеты воли, которая всею силою своихъ инстинктовъ предается интересу и честолю- бію; въ своей наивности, онъ игнорируетъ весь чуждый красотѣ міръ; поэтому, не смотря иа свое могущество и превосходство, онъ предпочитаетъ роль короля безъ короны, обрекая себя на высокое уединеніе; даже тогда, когда опъ чувствуетъ себя игруш- кой Антоніевъ, онъ не хочетъ отказаться отъ рыцарскаго безумія Тассо *). Отсюда попятно, что геній долженъ быть врагомь аб- страктныхъ наукъ, въ которыхъ вмѣстѣ дѣйствуютъ представленіе и воля; все, что можетъ послужить искусству, онъ получаетъ отъ воображенія; по онъ отвергаетъ другое воображеніе, которое Кантъ называлъ сепріорнммъ воображеніемъ и которое служитъ единственно къ изображенію формъ чувственности, каковы про- странство и время. Изъ этого слѣдуетъ, что геній долженъ имѣть глубокую антипатію къ математикѣ, этой наукѣ пространства и абстрактнаго воображенія: Шопенгауеръ далеко не согласенъ съ Навалисомъ въ томъ, что геометръ есть поэтъ; опъ спѣшить ука- зать списокъ геніевъ, враждебныхъ точнымъ наукамъ, и чистое созерцаніе ему представляется настолько чуждымъ закону доста- точнаго основанія, что онъ считаетъ его несовмѣстимымъ съ на- укою отношеній и категорій. Напротивъ, онъ паходнтъ очевидное *) Намекъ на трагедію Гете „Торквато Тассо“. Оіе ХѴеіі. I, кн ІИ, §§ 36 и 37.
— 79 — • ходство между геніемъ и безуміемъ: по нему, помѣшанные и вѳ- іикіѳ геніи похожи другъ на друга въ томъ отношеніи что оии знаютъ главнымъ образомъ настоящее; какъ чистый субъектъ по- знанія все видитъ въ непосредственномъ созерцаніи, внѣ предѣ- ,іовъ времени, такъ сумасшедшій сосредоточиваетъ весь остаю- щійся у него разумъ на предметахъ, находящихся непосред- ственно предъ его глазами; дѣйствительность рисуется въ его ин- теллектѣ съ поразительною отчетливостью; опъ начинаетъ обма- нываться и бредить позднѣе, когда старается соединить, во врѳ чеки, свои дѣйствительныя созерцанія съ воспоминаніями. Безуміе и геній не имѣютъ памяти: они живутъ только настоящимъ, со- зерцаніе—единственная ихъ способность, и образы постоянно представляются имъ въ самыхъ конкретныхъ очертаніяхъ и въ самомъ яркомъ цвѣтѣ. Ихъ способность ощущенія представляется совершенно новою; при развитіи нервной системы *), они ка- жутся еще близкими къ дѣтству, съ тѣмъ однако различіемъ, что у дѣтей не было усилія для сохраненія указаннаго преобладанія < озерцанія, а геній и часто безуміе—результатъ продолжительной оорьбы между абстрактными понятіями и непосредственными вос- пріятіями. Впрочемъ, ята борьба сказывается въ физіологическомъ состояніи мозга: мозгъ геніальныхъ людей должно отнести къ числу топеіга рег ехсеззит *), и причина, опредѣляющая эту сча- стливую аномалію,—именно тріумфъ созерцательнаго интеллекта надъ волей. Въ нормальномъ состояніи мозгъ содержитъ въ собѣ 2 э воли и */а интеллекта; у геніальныхъ же людей — обратная пропорція—интеллектъ завладѣлъ 2/з, уступивъ ’/э волѣ; нервная система возрастаетъ въ той же пропорціи, н физіологи своими наблюденіями могли бы подтвердить это наблюденіе психологовъ. 'Гаковъ геній, этотъ умъ идей, это зеркало міра, совершенно не омрачаемое дуновеніемъ личности; такова эта высшая способ- ность, которая, въ силу преимуществъ своей природы, посвя- щаетъ возвышенныя души въ таинства эстетическаго созерцанія Ш. Но въ эстотикѣ слѣдуетъ различать два элемента: одинъ субъ- ективный—чистый субъектъ познанія, другой объективный—са- мое познаніе идей. Сначала нужно остановиться на первомъ изъ я ихъ, тѣмъ болѣе что Шопенгауеръ не можетъ сдерживать своего •) Оіе ЛѴеІІ т П, § 31. ’) Т е. къ аеаормалвпостямъ вслѣдствіе вабытка. Пл<1.
— 80 волненія, когда говорятъ объ освобожденія субъекта, о его тапи- ті&іго ’): можно подумать, что слушаешь квіетиста, іп-пю Гійонъ, когда онъ разсуждаетъ, послѣ скорбей рабства, о мирѣ, о покоѣ избавленія. „Это—безболѣзненное состояніе, которое восхвалялъ Эпикуръ, какъ высшее благо и состояніе самихъ боговъ: потому что, въ это мгновеніе, мы свободны отъ ненавистнаго* ига воли, колесо Иксіона остановилось, это день субботній послѣ подне- вольныхъ трудовъ желанія 2)“. Эти радостныя слова имѣютъ цѣлью—поразить философовъ и психологовъ, опредѣляющихъ искусство, какъ дѣло воли, и геній, какъ „большое терпѣніе"; они какъ будто опровергаютъ признанія и жалобы поэтовъ па недоступность прекраснаго и на тяжелый трудъ вдохновенія. ІПо- пенгауеръ не доп;скаегъ въ гепш даже того вида изступленія, который изображенъ Платономъ въ „Іонѣ"; напротивъ, искусство представляется ему, какъ состояніе покоя и безмятежнаго бла- женства. „Это—счастіе, —говоритъ онъ, — которое мы видимъ у голландскихъ мастеровъ, обращавшихъ чисто объективное созер- цаніе на самые незначительные предметы и оставившихъ въ 8іі11- ІеЬеп прочный памятникъ своей объективности и интеллектуаль- наго спокойствія. „Природа,- -прибавляетъ онъ,—возбуждаеть въ людяхъ тѣ же чувства:—„волненіе заботъ и страстей укрощается однимъ простымъ взглядомъ, обращеннымъ на мірь; потокъ стра- стей, буря желаній и опасеній, мучепіе воли - всо тотчасъ успо- каивается чуднымъ образомъ". ЗдЬсь Шопсагауеръ сходик л съ большинствомъ поэтовъ н романистовъ: начиная съ пі-епг де-Нѳ- мура, который—въ романѣ іп-піе дс-Лафайе.гъ -утѣшается въ своей скорби, любуясь окружающимъ его зрѣлищемъ склонившихся отъ вѣтра деревьевъ, до героевъ современныхъ романовъ, всѣ разбитыя, измученныя страстями сердца нрибЬгазоть къ прево- сходному средству, указанному вь этой фразѣ философа. По только избранныя, возвеличенныя страданіемъ души могутъ понимать значеніе этого средства; что же касается людей, служащихъ волѣ и ие возвысившихся до объективности, то „они но могутъ оста- ваться съ глазу па глазъ съ природой, имъ нужно общество или, по крайней мѣрѣ, книга". Мало избранниковъ, способныхъ господ- ствовать надъ своими чувствами и интересами: для большинства людей жизнь—это битва, борьба эгоизмовъ, нѣчто аналогичное изображенной Гоббсомъ войнѣ; рѣдки безкорыстные умы, кото- рые, бросая ретроспективный взглядъ па пройденный путь, на- ') І)іе \Ѵе1і. т П, $ 31. ’) ІЬ14 , т. 1. кіі. Ш. § 38.
81 . ц.ілгъ въ своихъ воспоминаніяхъ лишь чистое созерцаніе и объ- і;іявность.—такое, наконецъ, состояніе, „когда міръ, какъ поля, іч чезаетъ, остается только міръ, какъ представленіе". Въ этомъ і ношеніи искусство является, по выраженію Аристотеля, очище- но мъ, его символъ—свѣтъ, это одѣяніе блаженныхъ; если дѣй- • ішітельно свѣтъ васъ радуетъ, то потому, чго опъ — коррелятъ я условіе совершеннаго созерцательнаго познанія,—единственнаго піанія, которое не имѣетъ вь видъ непосредственно волю. Эго м>роіпо поняли религіи, сдѣлавши свѣтъ мѣстомъ вѣчнаго бла- ы-яства: „Ормуздъ пребываетъ въ чистоль свѣтѣ, Аримапъ же— > >. безконечной ночи. Даже въ лаптопомъ раю души блестятъ пѣтлыми, сгруппированными въ правильныя фигуры, точками, — но такъ напоминаетъ лондонскій вокзалъ *)“ Красота — эго । и;ь бы первый лучъ такого небеснаго свѣта, —это посвящепіе і. тотъ высшій міръ объективности и созерцательной ^кизнн, ко- ц'рыіі Аристотель считалъ идеаломъ человѣческой морали. Тѣмъ пе менѣе, прекрасно не единственное чувство, возбуждае- мое созерцаніемъ природы и великихъ произведеній изящныхъ іи кусствъ; эстетическій языкъ знаетъ ещо высокое и красивое. ІНоненгауоръ не забываетъ этого, п, оставляя здѣсь Платона, нобы возвратиться къ мысли Канта, старается съ точностью от- । I.яковъ различать то, что сужденіе толпы не стѣсняется смѣши- п нъ. „Въ прекрасномъ,—говоритъ онъ,—чистое познаніе господ- іпустъ и возносится безъ борьбы, въ высокомъ, напротивъ, со- юяніо чистаго познанія пріобрѣтается пе ипаче, какь путемъ < о.иіательпаго и насильственнаго разрыва съ волей. Сознаніе со- провождаетъ пріобрѣтеніе и воспріятіе высокаго, въ которомъ >і таются воспоминанія о нолѣ 2)“. Въ этихъ словахъ можно видѣть ныраженіѳ кантовскаго ученія, усвоеннаго Жуффроа: высокое представляется, какъ видъ несовершенной, слишкомъ близкой къ ѵ гилію и къ нолѣ, слишкомъ измѣняемой страданіемъ н борьбой и. если иожьо такъ выразиться, слишкомъ человѣческой красоты. Іакь какъ воля—вѣчное основаніе міра, такъ какъ она одина- ково хорошо проявляется въ природѣ, въ пространствѣ и въ •к-ловѣкѣ, то высокое—этотъ насильственный разрывъ интеллекта < і. волей, можно раздѣлить на высокое динамическое, математи- п’скоѳ и моральное, смотря ио тому, служитъ-ли ему театромъ природа, область геометріи или человѣческая душа. Свирѣпость 1 ури, высота монумента, твердость характера могутъ внушить *) 1)іс ХѴей, т. I, кп. Ш, § 33. ’) 1)іе ХѴоІЬ, т. 1, кп. 111, § 39.
82 чуистно высокаго душамъ менѣе утонченнымъ, такъ что теорія съ очевидностью ноітверждается этими примѣрами; но требуется тонкій и проницательный анализъ, чтобы вѣрно понять незамѣт- ныя особенности, которыми въ извѣстныхъ случаяхъ высокое отличается отъ собственно прекраснаго. Эготъ переходъ между двумя чувствами Шопепгауеръ сумѣлъ прослѣдить до мельчай- шихъ движеній; онъ внесъ въ ото дѣло тщательность англій- скаго психолога и—молено даже сказать—гравера или миніа- тюриста: столько тонкихъ штриховъ! Эти замѣчательно остроумныя проявленія тонкаго наблюденія непосредственно приводятъ пасъ къ чувству красиваго, которое Шопенгауеръ опредѣляетъ слѣдующимъ образомъ:—„Подъ краси- вымъ я разумѣю то, чго возбуждінтъ волю, предлагая ой непо- средственное удовлетвореніе" Эта формула, какъ кажется, ука- зываетъ на недостаточное уваженіе къ красивому и граціозному со стороны автора, разсматривающаго искусство, какъ устраненіе волп: н дѣйствительно, красивое- -пе болѣе какъ искаженіе кра- соты, лицемѣрное возвращеніе кь топ волѣ, которую оно должно бы разрушать, я его можно назвать измѣнникомъ. который, поль- зуясь эстетическимъ костюмомъ, вводитъ непріятеля въ крѣпость Какъ бы то ни было, Шопенгауеръ различаешь въ красивомъ- • красивое положительное п красивое отрицательное: къ первому принадлежатъ тѣ 8(і)ІсІ>-п голландской школы и тѣ нагія фигуры живописи и скульптуры, которыя компрометируютъ, мо,кетъ быть красоту, придавая еіі слишкомъ льстящую чувствамъ и эгоизму человѣка форму; что же касается второго, то — эго изгнанникъ изъ области искусства; отрицаніе красиваго дѣйствительно мо- жетъ быть только гротескомъ или отвратительнымъ. Таковы субъективные элементы эстетическаго познанія; извѣст- ныя доктрины пе допускаютъ другихъ элемеиіовъ и науку о пре- красномъ ограничиваютъ анализомъ внушаемыхъ имъ чувствъ; самъ Кантъ, кажется, не понималъ, что красота существуетъ внѣ человѣческой дути: для пего, въ этомъ отношеніи! созерцаніе міра—исключительно дѣло сэ/.-жЛ-нгл. По вь игомъ важномъ пунктѣ Шопенгауеръ расходится со своимъ учителемъ: онъ полагаетъ, что прекрасное не заключено въ человѣческой душѣ, такъ какъ идеи, на которыхъ основывается красота, находятся во всей при- родѣ; и будучи далекъ отъ того, чтобы ограничить эстетику со- знаніемъ, онъ указываетъ на освобожденіе отъ личнаго эгоизма п на объективность, какъ на ея первый признакъ Субъективному элементу, чистому субъекту познанія, въ дѣй- ствительности вполнѣ соотвѣтствуетъ объективный элементъ—по-
83 — •і шю идеи. Этихъ двухъ терминовъ не слѣдуетъ раздѣлять, и і । ііічіе названій но должно скрывать глубокаго сходства реаль- »>< п-й: идеи и иозиающіи ихъ субъектъ имѣютъ одну и ту же природу и одинаково достигаютъ того гостопнія объективности . которомъ уже не является воля. Здѣсь самыя названія субъ- • і.і.і н объекта теряютъ свою опредѣленность, и, кажется, Шо- о- і'гауеръ, подобію Шеллингу, приводитъ ихъ кь тождеству, иоль- \ нсь для этого таинствомъ эстетическаго созерцанія: въ обѣихъ . іи гемахъ искусство — посредникъ, благодаря которому пропсхо- шь примиреніе. Нѣтъ ли, кромѣ того, между идеями и субъ- і.юмъ чудесной аналогіи, которая объясняла бы познаніе; ие і пзсѣяны ли идеи, какъ н самый субъектъ, въ природѣ, и ие .г. і.чстся ли субъектъ фокусомъ, въ которомъ онѣ сосредоточи- । оотся? Но глубокому объясненію Шоиепгауера, „художникъ— >і< самая сущность природы, объективирующаяся воля. Подоб- ное, - какъ говоритъ Эмпедоклъ, — можетъ познаваться только । .цобнымъ; только природа можетъ понимать самое себя, духъ и •инмастся только духомъ, или, — употребляя выраженіе Гель- Н--Ц1Я,—духъ овіущасгся только духомъ*' *). Такимъ образомъ, въ • । ношеніяхъ субъекта къ идеямъ присутствуетъ видъ иителлек- іх.ілыіой равномѣрности: одна и та же красота проявляется какъ і.і. идеяхъ, такъ и въ субъектѣ, потому что оба эти термина одной лрпроды, субъективный и объективный элементы взаимно одвнъ ірхгпмъ проникаются Поэтому имъ не трудно узнать другъ друга, и художникъ, созерцая чудеса космоса, восхищается образомъ, прототипъ котораго оиь носитъ въ своемъ интеллектѣ. Кромѣ к-іо, художникъ дополняетъ природу, присоединяясь къ ней (агя 'і Іюіпо аіііііінз ііаіигас,—Бэконъ); „опъ понимаетъ со съ полу- '.іова; оиь ясно выражаетъ іо, что она лишь лепечетъ, и взы- ваетъ къ иеіі: „вотъ что ты хотѣла бы сказать** 2). Въ этомъ чыслѣ .можно сказать: міръ—это незнающая себя эггетика, и истый субъектъ приводитъ ее къ самосознанію: міръ—это мѣсто, । іѣ происходитъ движеніе, которое мало-по-малу, пользуясь пре- имуществами искусства, сближаетъ и соединяетъ природу и духъ, сока настанетъ время совершенной и безусловной тождественности. \ потому чистый субъектъ познанія п платоновскія идеи разли- чаются лишь посредствомъ искусственнаго логическаго пли нсихо- югическаго усилія; рса.іьпо же они представляютъ полное един- ство. *) ІНе ХѴеІі, т. і, кн. III, 4У П ІЪій
84 — Впрочемъ, позпапіе идеи ІИоиѳпгауерл. нродставляеіъ но какь медленный и дискурсивный процессъ, а какъ прямо» и иеиосрод- ственпов созерцаиіе; по этому поводу онъ останавливается иа различіи идеи отъ абстрактнаго знанія. „Я іювее не желаю утвер- ждать, что это различіе замѣтилъ уже Платомъ; многіе изъ его примѣровъ и объясненій по поводу идей въ дѣйствіи елыюстн болѣе приложимы къ понятіямъ. Впрочемъ мы идемъ своей до- рогой, счастливые тѣмъ, что такъ юлго шли по слѣдамъ великаго и благороднаго ума, не приноровляясь, однако, къ его шагамъ" ’) Различіе — замѣчалъ или нѣть его Платонъ — въ самомъ (ѣлѣ существенно: понятіе и способность, результатомъ которой оно является, т. ѳ. абстрактный разумъ, имѣютъ послѣдовательный хара- ктеръ. Наиротниъ, созерцаніи и идея—непосредсгвеішы, чужты гра- ницъ времеии и пространства. Понятіе вс<* бо.і Ѣ-* п болѣе удаляется отъ дѣйствительности, которую оно .іамінж. гь символами и знаками, и, если можно употребить сравненіе Канта, абстракція подобна бан- киру, который имѣлъ бы много билетовъ, н<> обладающихъ с.оо'івѣт- ствеиною цѣнностью: созерцаніе, н.чнроі ивъ,—сама реальность, а идеп-паличпыя деньги. Здѣсь Шопенгауеръ даетъ цѣлый ряді. срав- неній, чтобы лучше показать ихъ контрастъ и противоположность: абстракція,—говоритъ онъ, - напоминаетъ мелычіцу. колесо кото- рой, какь слышно, вращается, но ііъ ко юрой но видно му кп; абст- ракція—это китайскій фарфоръ, а гоіерцаніе—картина Рафаэля.-- еще замѣчаетъ оиъ, желая такимъ образомъ выразить жалкій и без- плодный характеръ абстрактныхъ понятій и значительную силу созерцанія. Эту параллель можно прослѣдиіь, наконецъ, въ мета- физическихъ терминахъ'—„Идея—это с-тписі во, расиавіпееся. по категоріямъ пространства, и времеии, па множество: пюіятіе-же, наоборотъ, представляйіъ собою единство, происшедшее, вслѣд- ствіе усилія абстрактнаго разума, язь множества; первая—это пііаз апіе гспі, второе—ііпііая роЧ іепі -). Познающимъ идеи и красоту созерцаиіомь создается также геній художниковъ; поэтому истинное искусство, хотя бы он» было близко кь жизни и къ природѣ, безъ сомнѣнія, но привязывается къ воспроизведенію индивидуальныхъ особенностей, а направляется па реальныя силы, иа самую сущность вещей, па ч І> дѣйствующіе п всемогущіе типы по отношенію къ коіорым'ь міръ явленій по бо.іѣе, какъ Нінь и отраженіе. Въ самомъ дѣлѣ, идеи—чистѣйшая реальность, свобод- ная отъ недостатковъ интеллекта н ноли, и постигающій ихъ *) ІЭіе -ѴѴек, т. I, ни. 111, 1, |<). 2) Ріо ѴѴеІѵ, т. I, пп 111, й и».
85 и. хъ проникаетъ въ гайку міра, равно какъ и въ таинства кра- оты: опъ ппаегъ, что существованіе есть страданіе въ которомъ, і.і. ожиданіи дня совершеннаго исцѣленія, утѣшаются па нѣсколько мгновеній служеніемъ искусству IV. Теперь понятно, въ какихъ словахъ резюмируется эстетика ІПопопгауера: красота—ото сама идея. Красота имѣетъ степени; • ообразно съ этимъ, идея представляетъ высшую степень объ- > кппіаціи воли, и человѣкъ, слѣдовательно, прекраснѣйшее изъ мцесгнь; что же касается познанія красоты и идеи, то оно дано интеллекту въ чистомъ созерцаніи. Отсюда слѣдуетъ, что иа искусство можно смотрѣть, какъ на истолкованіе жизни: въ самомъ дѣлѣ, оио достаточно безкорыстно, чтобы судить міръ съ высоты, ч.і которую оно возносится, п въ то же время преимущество •гтстическаго созерцанія даетъ ему возможность разрѣшить за- гадку. Тогда какъ паука одновременно подчиняется и категоріямъ представленія, н нотребпостямъ воли, искусство почти свободно <>.-ь всякихъ ограниченій и избавлено отъ ига воли. Шопенгауеръ,—припомнимъ это,—различаетъ два источника •< істичѳскаго наслажденія, смотря по тому, разматриваѳтъ ли опъ чоспрпнвмаемую идею или счастіе, покой, который слѣдуетъ от- <юда для субъекта, и прибавляетъ, что оба эти удовольствія раз- личнаго оттѣнка не возбуждаются беіразлично однимъ и тѣмъ л.е родомъ красоты, но слѣдуютъ одно за другимъ по опредѣлен- ному закону, а именно, соотвѣтствуютъ ступенямъ объективаціи поли. „Вь красотѣ неорганической природы и растеній, а также въ произведеніяхъ архитектуры должно преобладать наслажденіе чи- гаго субъекта, такъ какъ идеи здѣсь принадлежатъ къ низшимъ < тупснямъ объективности. Если, напротивъ, предметомъ эстѳтиче- • каго разсмотрѣнія или изображенія служатъ животныя и люди, іо наслажденіе должно состоять главнымъ образомъ въ объектив- номъ созерцаніи идей, пъ которыхъ воля проявляется съ наи- большею силой *)“. Такимъ образомь, посредствомъ искусства, интеллектъ распространяется въ мірѣ по всѣмъ ступенямъ. От- < юда слѣдуетъ, что если изящныя искусства, — употребляя тер- минологію Канта,—различаются одни отъ другихъ по содержанію, го, по крайпей мѣрѣ, о'ни походятъ другъ па друга и почти смѣ- шиваются по формѣ-, въ дѣйствительности существуетъ юлько Ріо ХѴеІІ т I, кц III, § 42.
86 одпо искусство, — нскуссіво чистаго созерцати, только одинъ родъ художниковъ—созерцатели; существуетъ только однін. ме- тодъ для перевода природы въ эсіеіиЧ'ткое представлено'. Но сама ирирода проявляетъ объективацію воли па весьма ричніч- ныхъ ступеняхъ, п :по неравенство етупецсн принимается во вни- маніе при классификаціи изящныхъ исласствъ, котору і<> скорѣе слѣдовало бы назвать класспсрпкаціею идеіі Первыя идеи, помогающія волѣ прояппіьея ш> мірѣ,—люндеіі неорганической матеріи. Здѣсь, однако, представляется поіра.кеиіе; „Матерія, какь таковая, не можетъ быть выраженіемъ идеи, по- тому что опа существуетъ только благодаря причинноегп, а при- чинность — ото форма закопа дс.стаіочлаго основанія, которому ндоя не подчиняется11. Шопонгауеръ безъ іруда удалпсіъ это возраженіе, говоря, что, естп сада матеріи не можетъ быть выра- женіемъ идеи, за-то „кнжтос иль ея свойегзъ постоянно служитъ проявленіемъ идея и, какъ таковое. мѵ.і,<-гь разсматріівагься ле- тѳтнческн. Это справедливо діже оіиоентелыіо самыхъ чбщпхь свойствъ, безъ которыхъ маіерія не шила бы су іцесгвоиаи. и пд<чі которыхъ служатъ самой слабоч объективаціей воли, именно, тя- жесть, сцѣпленіе, неподвижность, жидкость, реакціи па <нІ.ть“ На этихъ именно свойствахъ сгпсяіышитея архніекіура: слѣдо- вательно, это искусство обнаруживаетъ только слабыя ступени объективаціи воли, поэтому возбуждаемое пмъ наслажденіе имѣетъ отношеніе особенно къ чистому субъекту но.щапія; но но тому самому оно можетъ возвыепіъ чувства художника п.тч знаіока до высокаго, гакъ какъ оио—результаіъ і рудной побѣды, одержан- ной интеллектомъ надъ полей. Архитектура — ото г,орт.ба между тяжестью и косностью, коюрыя борюсся и примиряются посред- ствомъ колоииъ, сголбовь, капиіолен; кромѣ >ою, эго искусство „дѣйствуетъ не только вь математическомъ порядкѣ, но также и въ порядкѣ динамическомъ, и го, что оно топорщь намъ своимъ голосомъ, но однѣ чистая форма и симметріи, а скорѣе основныя силы природы, норныя идеи, самыя низшія ступени объективаціи воли *)“. Наконецъ, сюда входить еще свѣтъ, чтобы лучше отіѣ- нить пропорція цѣлаго и тонкость подробностей; при этомъ онъ является еще какъ символъ радости, юсіав.іяемоіі чистымъ созер- цаніемъ, и греки эиалн, какую пѣну придаютъ совершенству па- мятниковъ его игра и капризы. Впрочемъ, архитекторъ не свобо- денъ въ своемъ искусствѣ, опъ долженъ соединять въ своихъ про- изведеніяхъ полезность съ красотой, н лстстпга могла бы ностра- *) Сіе ХѴеІѣт. I, кі). Ш, § >2.
87 іііі» оі ь этого соединенія. если бы вмѣстѣ съ тѣмъ опъ не пахо- >н.и, іі шниеітія въ стѣсняющей его необходимости. Не предста- іяетъ-ли, однако, своеобразной оригинальности соединеніе въ чюмъ предметѣ прошвоположныхъ свойствъ прекраснаго н по- шаго? Первую свободную ступень представляетъ міръ растеніи, а мѣстѣ съ нимъ садоводство и пейзажъ, который находитъ свое !.< т<> еще въ животномъ мірѣ; здѣсь обнаруживается новый діюй- >и прогрессъ ступени объекта націи дѣлаются болѣе высокими, явившійся объективный элементъ лсіетичеекяго наслажденія ю-по-малу получаетъ перевѣсъ надъ элементомъ субъектив- ычь. Здѣсь начинается уже проявленіе идеи вида и характерн- • пі,а родовъ; остается ещо послѣднія шаіъ въ реализаціи, п онъ • чісрптяется въ человѣкѣ. „Человѣческая красоіа—это объекнів- • выраженіе, указывающее па соверіпеньѣйіпуіо объективацію >,ін на высшей ступени познанія, вполнѣ выраженную въ созер- іюлыюй формѣ". Въ іо же время идея представляетъ но только іі> и піідь. но и самый индивиду у чь: — „Нужно замѣтить, что ще на переходной ступени объективности харакпіфіптичіскі>е іюлнѣ сливается съ прекраснымъ: самые харакісристнческіе нь, волкъ, лошадь вмѣстѣ съ тѣмь и самы11 прекрасные. Прп- іпа этою въ томъ, что животныя имѣютъ лишь характеръ по- ды, а не индивидуальный характеръ. Вь человѣкѣ, напротивъ, и юной характеръ отдѣляется отъ индивидуальнаго: первый на- ваегся красотой, а второй характеромъ и выраженіемъ". Отсюда идно, какъ далеко держится Шопенгауеръ отъ общей, абстракт- "й эстетики, но которой представленія имѣютъ значеніе лишь ічволовъ. Изъ опасенія ошибиться въ его намѣреніяхъ, нужно азать, что щея спеціализируется въ какой-нибудь видъ въ ѵждомъ человѣкѣ, н идеалъ остается индивидуальнымъ Если въ пзшпхъ царствахъ идея смѣшивается съ опредѣленнымъ хара- іеромъ, то-ость, вопреки началамъ Лейбница, животныя пе пред- іавляюгь истинныхъ индивидуумовъ, по крайней мѣрѣ, въ смыслѣ тетичес.комъ, и пе нарушаюсь общаго типа, — то въ человѣ- чкомъ мірѣ, напротивъ, существуютъ только индивидуумы; лпч- ч.гь—есть тинъ для себя самой, опа имѣетъ значеніе идеи и, ікъ говорить Винкельманъ, „даже портретъ долженъ быть пдеа- мъ индивидуума". „Въ скульптурѣ главное дѣло еще красота, о. объективація воли въ иространствѣ, п грація пли обьекги- щія воли во иременп; впрочемъ, это искусство имѣетъ предѣлы, ткъ то доказано разсужденіемъ Лессинга о Лаокоонѣ, п болѣе юйсгвеиио юномуг пароду, какимъ были греки, близкіе къ при-
— 88 родѣ, чуждые утончепностеіі, въ которыхъ чувствуютъ иотреб- вость народы, испорченные цивилизаціей. Въ живописи, напро- тивъ, главное — характеръ и выраженіе. Шопенгауеръ сходится въ этомъ пунктѣ съ большинствомъ современныхъ ему филосо- фовъ и критиковъ, и вь чаеіностп. изъ нѣмцевъ, съ Шеллингомъ, Гегелемъ, Жанъ-Полъ-Рихтеромъ, которые считаютъ скульптуру искусствомъ классическимъ, а живопись искусствомъ романтиче- скимъ Тѣмъ не менѣе красота и выраженіе или характеръ но должны вредить другъ другу, „потому что подавленіе видового характера характеромъ индивидуальнымъ привело бы къ карри- катурѣ, а подавленіе индивидуальнаго характера видовымъ имѣло бы слѣдствіемъ безсодержательность•*. Живопись—это соединеніе красоты и характера' она должна представить идеальное п ха- рактеристическое, одинаково избѣгая индивидуальныхъ частностей, историческаго эмпиризма и общихъ аллегорическихъ символовъ, что, однако, особенно цѣнится Винкельманомъ. Живопись пред- ставляетъ собою переводъ человѣче»кой идеи, гдѣ въ одинаковой пропорціи смѣшивается идеальное и индивидуальное; поэтому оиа достигаетъ совершенства, когда старается объяснить жизнь, какь то пытаются сдѣлать извѣстныя религіозныя произведеніи итальянской школы. Шопенгауеръ сожалѣетъ, конечао, что ху- дожники эпохи Воі]>ожденія всѣ свои сюжеты заимствовали изъ узкаго круга Ветхаго и Новаго завѣта, по оиъ дѣлаетъ исключе- ніе для нѣкоторыхъ картинъ Рафаэля и Корреджіо, въ которыхъ „мы видимъ выраженіе совершеннаго познанія, — познанія, ко- торое совсѣмъ не обращено на отдѣльные предметы, а обнимаетъ идеи, подлинную природу міра ц жизни; и это познаніе имѣетъ слѣдствіемъ резипьяцію, составляющую истинный духъ христіан- ской мудрости". Достигнувъ выраженія этихъ дѣйствій и чувствъ, живопись истощаетъ свои силы: затѣмъ остаются только поэзія и музыка. Въ поэзіи также должна выражаться объективная идея; но здѣсь языкъ абстрактный, и, для приближенія поэзіи къ созерца- нію, нужны образы и метафоры, нужно прибѣгать къ помощи ритма, а иногда—и риомы Ея важный п притомъ главный пред- метъ—человѣкъ; оиа даетъ его вполнѣ вѣрную идеальную психо- логію, чего не могли бы сдѣлать пн біографія, ни исторія:— „Поэзія объективируетъ идею человѣка, которой свойственно вы- ражаться въ характерахъ, нндивидуальпыхт, въ высшей степени". Что касается различныхъ родовъ ея, то оші распредѣляются сообразно съ тѣмъ, насколько объективность занимаетъ въ нихъ мѣсто субъективности, а именно такъ: иѣепя, романсъ, идиллія,
89 романъ, эпическая поэма, драма. „Противоположная крайность ірхитѳктуры въ ряду изящныхъ искусствъ—это дрзма, которая приводитъ къ познанію самыхъ важныхъ идей, и въ эстетическомъ и илажденіи которою преобладаетъ, слѣдовательно, объективная • г<>рона“. Въ драматической поэзіи каждый индивидуумъ пред- । івляетъ собою вдою по характеру и выраженію, и эта идея проявляется въ выборѣ положеній; по вершина поэзіи—это тра- іі іія. вѣрное истолкованіе человѣческаго страданія. „Въ самомъ । і.л Ь, знаменательно, что цѣлью этой высокой поэзіи служитъ ім произведеніе страшной стороны жизни. —что иамь показывается 11 Г.сь невыразимое страданіе, горо человѣчества, тріумфъ злобы, издѣвающееся господство случая, гибель невинныхъ: но миого- шачительный-ли это намокъ на природу міра и существованія? >ю борьба ноли самой съ собою, страшно выступающая здѣсь, на пыешой ступени ея объективаціи Она проявляется въ страданіяхъ •і. ловѣчества,—въ страданіяхъ, причина которыхъ частію случай и заблужденіе, частію само человѣчество, враждующія воли инди- иі'.іуумовъ, злоба и испорченность большинства. Постоянно дѣй- < і нуѳтъ единая и тождественная воля; но различныя проявленія і враждуютъ одни съ другими. Въ этомъ индивидуумѣ она ильпѣе, въ другомъ слабѣе, болѣе или менѣе смягченная свѣ- н«мъ незнанія, пока, наконецъ, въ отдѣльномъ человѣкѣ это, ішівышенное самымъ страданіемъ дознаніе пе достигнетъ пункта, гдѣ покровъ Майи болѣе его пе обманываетъ; форма явленія, принципъ индивидуальности, проникается имъ; основанный на і олѣ эгоизмъ умираетъ съ пей вмѣстѣ; столь сильные до тѣхъ поръ мотивы теряютъ свое могущество; остается только квіетизмъ ноли, резиньяція, отрѣченія не только отъ жизни, но и отъ всякаго инстинкта бытія. Поэтому мы видимъ, что въ концѣ трагедій юрой, послѣ долгой борьбы и продолжительнаго страданія, нав- • 11да отказываются отъ цѣли, которую прежде преслѣдовали съ і.ікимъ жаромъ, а также и отъ всѣхъ наслажденій жизни; таковы: Постоянный принцъ Кальдерона и Маргарита въ „Фаустѣ"; таковъ .і Гамлетъ, эа которымъ очень желалъ бы послѣдовать его Гора- і'іо, ио датскій принцъ проситъ его пожить еще въ этомъ суро- н >мъ мірѣ, чтобы разъяснить его судьбу и очистить его память; । іковы же Орлеанская дѣва и Мсссипская невѣста. Всѣ они уми- р.ііоть просвѣтленные страданіями, и желаніе жизни въ нихъ • ппчтожѳно. Эта истина выражена вь „Магометѣ" Вольтера, въ послѣднихъ словахъ, произнесенныхъ умирающею Пальмирой:— .Царствуй! міръ возданъ для тирановъ." Напротивъ, пресловутое \чспіе о поэтической морали основывается па полномъ незнаніи
90 трагедіи и міра; со всею своею н.іоскостью оно высказано въ критикахъ доктора Самуила Джонсона на пьесы Шекспира: оиъ жалуется на индифферентное іь поэта: что сдѣлали,—с прошиваетъ оиъ,—Офеліи, Корделіи, Дездемоны? Но только плоская, оптими- стическая, протестантская, раціоналистическая пли еврейская фило- софія можетъ удовлетворяться итцмъ у чеиіемь <> по пическоіі морали. Истинный смыслъ трагедіи заключается ві. томъ глубокомъ воз- зрѣніи, что искупаемыя героемъ преступленіи —не <то собствен- ныя, а нііслѣдственпыя, т. е. вина самаго существованія, какъ говорить Кальдеронъ: І’чеч <! «Іеіііо іялѵч- I >«*] ЬотпЪгр о- )і ііхт пасіііл (г. е. нелпчаіиная пина чоловѣк.і состоять вь томъ, что онъ ро- дился). Такимъ образомъ, поэзія- эго настоящее объясненіе жизни,— какъ бы эсгепіческая мораль, предшественница яаі іоящей морали, выраженіе уже того пессимизма, которыя внупіается знаніемъ міра и человѣчества; можно бы сказать, чіо оиа разрѣшаетъ загадку, если бы не неясно было сохранять іго преимущество .тля музыки ..Дѣйствительно, музыка сильно отличается отъ другихъ искусствъ: тогда. какъ эти послѣднія объективируютъ волю посред- ствомъ идей, музыка выше самыхъ идей, оиа независима отъ міра явленій, который она игнорируетъ. Опа—непосредственная объ- ективація, образъ абсолютной воли, такъ -ко какъ и самып міръ и идеп, умноженное проявленіе которых ъ составляетъ міръ явле- ній. Поэтому музыка ни въ какомъ случаѣ пе является, подобно другимъ искусствамъ, образомъ идеи, опа- -образъ самой ноли, объективаціей которой служатъ п идеи. Вслѣдствіе этого дѣйствіе музыки гораздо сильнѣе, гораздо ірога хольнѣе дѣйствіи другихъ искусствъ: тѣ говорятъ только о тѣняхъ, оиа же, иапротивь, говоритъ о существѣ". Но „такъ какъ вь идеяхъ и въ .музыкѣ объективируется одна н таже воля, только различнымъ образомъ, то, при отсутствіи полнаго сходства, долженъ существовать, по крайней мѣрѣ, параллелизмъ, аналогія между музыкою п идеями, проявлеяіе которыхъ образуетъ видимый міръ". Это заключеніи неизбѣжно: а потому прогрессъ музыки строго соотвѣтствуетъ прогрессу объективаціи и идеп аг. приро іѣ „Основныя баі ь въ гармоніи то же, что іи. мірѣ неорганическая природа, -масса, на которой всс основано и изъ которой все возникаетъ и разви- вается". Эту аналогію Моцарчь выразилъ вь послѣднемъ актѣ „Донъ-Жуана", басомъ передавая чувства Каменной статуи. Даже
91 шск-рваллы звуковъ мо.кно сравнить еь видами, а переходъ отъ . армоиіи къ мелодіи -с.і. посту нательнымъ движеніемъ міра отъ п< органической природы къ человѣку. Вирочомь, если музыка представляетъ неносред* т вепныіі образъ ноли, то она ужо фпло- • <>фія, и опредѣленію Лейбница: „ЕхегсіГінш аі’ііЬшегісае осеиіігпп пі-хсіеііііъ 50 иншегаю аіінпі’1—должно иредііоппать слѣдующее: „Мимса ем ехегсіііипі гпНарІіуъіееь оссііИппі пеясіепііь зе рііііо- орііаіі апііпі*1 <). Здѣсь Шопепгау еръ, усиліемъ своеіі оригиналь- ной мысли, возобновляетъ. повидимому, нзвѣітиыя теоріи древнихъ чнодгорсііцсиъ: зт.і научная реставрація теряетъ, однако, свой ірханчесі.ій характеръ, если принять во вниманіе, что дая»е пъ к.нііе время музыка, называемая пѣкоюрымп критиками отличи- і>-іыіы.мъ искусствомъ XIX вѣка, внушила но одну систему, вь і.'>іороіі метафизика напоминаетъ Себастіана Ваха и Бетховена. Вь самомъ дѣлѣ нужно иризнагь, что музыка, по универсальности і:ырн;каемг.іхъ ею чувствъ, въ нѣкоторомъ родѣ приближается къ лбсолюіпому:— „Тогда какъ абстрактныя понятія суть иніссгзаііа гет, а реальности—ипыегзаііа /н ге, музыка выражаетъ нчігегечііа н>і(е гет; поэтому но слѣдуетъ искажать ея природу, и исрвын ея законъ, который соблюдалъ Россини, состоитъ въ іомь. что опа іи должна прилажпшиьеп къ слонамъ онеры. Опа • небодна и такою оетаегсн: ,и<> самое везавимое. самое сво- бодное искусство лучше всего выражаетъ эстетическій квіетизмъ объектиппос-иі и созерцаніи. „Я пе желаю,—говорнт ь въ заключеніе Шопснгауеръ,— иро- юлжать птахъ разсужденіи, но цѣль моего сочиненія ді.лаегь ихъ ы‘обходнмымп, ц меня будутъ меньше порицать, если примутъ ко вниманіе слишкомъ мало признанную важность и высокое до- стоинство искусства, я также и то, что если, по нашему мнѣнію, весь видимый міръ—только объективаціи, зеркало волп, и пред- назначенъ дать еіі самосознаніе и, какъ мы увидимъ далѣе, со- общать надежду на ея освобожденіе, — ослп въ гоже время мірь, какъ представленіе, внѣ зависимости оі ь воли, есть самая радост- ная и единственно невинная сторона жизни, то мы моліемъ імотрЬть па искусство, какъ на высшую ступень, па совершон- и г.іііисс развитіе, потому что въ сущности оно то же самое, что ч видимый міръ, но только сосредоточенное, законченное, и по- іому его можно назвать, въ полномъ смыслѣ слова, цвѣіко.мъ жизни. Пъ самомъ дѣлѣ, еслп міръ, какъ представленіе, является ') Т о музыка—это скрытое метафизическое упражненіе пе умѣющаго философстпопать духа.
92 только объективаціею воли, то искусство служить объясненіемъ этой объективаціи, камеръ—обскурою, которая показываетъ пред- меты гораздо чище, позволяетъ ихъ лучше разсматривать: это представленіе въ представленіи, сцена на с.ііепѣ „Гамлета". Но наслажденіе всѣмъ прекраснымъ, доставляемое искусствомъ утѣ- шеніе, энтузіазмъ, заставляющій художника забывать тягости жизни, все это основано па толь, чго воля и существованіе суть страданіе,—насколько жалкое, настолько же и ужасное,—а міръ, расматриваемый какъ представленіе и сконцентрированный искус- ствомъ, доставляетъ интересное зрѣлище. Эта сторона чистаго позпанія и художественной концентраціи—стихія художника, это его цѣль, здѣсь оиъ останавливается. Это, однако, еще не квіе- тизмъ воли, который мы увидимъ въ слѣующсіі книгѣ: дѣйстви- тельно. художникъ освобождается отъ жизни липіь на нѣсколько мгновеній, и искусство не путь для выхода изъ жизни, а утѣше- ніе, чтобы въ ией оставаться, пока, наконецъ, утомясь игрою, но перейдутъ къ серьезному. Какъ бы символъ такого перехода отъ искусства къ морали представляетъ святая Цецилія Рафаэля *)“. ) І)іе ѴГоІІ аів ДѴіІІе и. я. «. т. I, ни. Ш, § 52.
ГЛАВА VI. Мораль. На мораль обыкновенно смотрятъ, какъ на практическую •<.ість философіи; но для Шопенгауера вся философія -- теорети- ческая, и мораль ие составляетъ исключенія. „Добродѣтели, какъ и сепію, не научаюіся: абстрактныя понятія такъ же безплодны і ія нея, какъ и дли искусства. Поэтому было бы столь же без- мысленно думать, что наши моральныя системы и этики про- изведутъ добродѣтельныхъ п свитыхъ людей, какъ и полагать, ю наши эстетики вызовусь поэіовъ, музыкантовъ или живо. иисцсвь“. Въ морали, какъ во всемъ, философъ можетъ дѣлать шшь одно, а именно.' брать факты такими, какъ они даны іи . оисгсіо, т. о какъ каждый ихъ чувствуетъ (аіь ОеГііЫ), и истол- ковать, объяснить ихъ изъ абстрактнаго познанія разума. „Судя по предыдущему, нельзя, конечно, надѣяться найти въ юмъ этическомъ трактатѣ ни предписаній, пи теоріи долга, пи нищаго принципа морали, который представлялъ бы собою глав- ный складъ, откуда исходятъ всѣ добродѣтели. Мн ничего пе удемъ говорить пп о „безусловномъ долгѣ", ни о „законѣ сво- і‘иды“, такъ какъ тотъ и другой заключаютъ въ собѣ противо- рѣчіе. Мы рѣшительно не будемъ говорить о должномъ: это хо- рошо для дѣтей и для народовъ въ періодь ихъ дѣтства, но но і.ля тѣхъ, кто усвоилъ себѣ культуру совершеннолѣтней эпохи Посмотримъ прежде всего, въ какой связи стоитъ мораль Иіоиеигауера съ принципомъ его философіи, и какъ опа выво- І.ІІТСЯ изъ пого. Воля, будучи сама въ себѣ слѣпымъ п безсознательнымъ стрем- іеніемъ кь жизни, послѣ того какъ развилась въ неорганической ‘) Віе сіі, еіс , т I, § 53
94 природѣ, въ царствахъ рас'иміііі и живопіыхь, достигло г» въ мозгу человѣка яснаго самосознанія. Тоіда происходитъ чудесное пиле- ніе. Человѣкъ понимаетъ, что дѣйстпнтелі посп» ость иллюзія, жизнь--страданіе,—что для іюли лучше всего самоотрицаніе, потому что въ такомъ случаѣ сразу прекращается какъ усиліе, такъ и неотдѣлимое огь пою страданіе. Вь самомъ'дѣлѣ является альтернатива: или нужно, чтобы воля, признанъ за правду окружающій ее міръ, пожелала бы ісіюрь, съ яснымъ и полнымъ познаніемъ того, чего хотѣла до сихъ поръ безсознательно, по слѣпому влеченію,—и нее болѣе и болѣе при- вязывалась бы кь жизни:—.по утвержденіе ио.чі къ жизни (<1іе Веіаііип# сіеч ѴѴіИспч гніп Ъеін-п); или нужно, чтобы воля, про- свѣщенная познаніемъ міра, перестали желаіь, н чтобы ао шѣхъ, побуждающихъ се къ дѣйствію, явленіяхъ она нашла не мотивы къ дѣятельное іи, а препятствія и успокоеніе, чтобы придти гакомъ образомъ путемъ покоя къ сопершевіюіі свободѣ:- это отрицаніе воли къ жизни (іііе Ѵегпеіпіііі# ііѵч \\ і’Іопк 7ііш і.('Ъеп). Теперь мы вполнѣ на Востокѣ. Всѣ фнлософскш школы Индіи, какъ ортодоксальныя такъ и еретическія, начиная съ системы Веданты до теистической Саиьыі Капилы, имѣютъ одну н туже цѣль—освобожденіе Послѣднее достигается двумя нераз- дѣльными средствами -знаніемъ и недѣлаііі> чъ‘ лн.пь, что все есть ничто п потому бездѣйствовать „Вслѣдствіе обманчивыхъ формъ Майи (иллюзіи) разумное начало кажется облеченнымъ ль столько формъ..., но созерцаніе служитъ какъ бы мечемъ, кото- рымъ мудрые люди персрубаюгь цѣпь дѣптельиостп, сковывающей сознаніе" (ВЬа^аѵаіа-І’онгапа). Эта антитеза между утвержденіемъ и отрицаніемъ воли кь жіізпп представляетъ еамык высшій пунктъ морали Шопснгауера, съ котораго онъ обсуждаетъ и классифицируетъ человѣческіе поступки. Па самой низшей ступени находится ,>гоизм і. - - это страстное утвержденіе воли къ жиіпп, источникъ всякой злости и всякаго порока. Ошибочно считая свою личность прочною реальностью, а феноменальный міръ — устойчивымъ существованіемъ, эгоистъ все приносить вь жертву своему „п“ 2). А потому жизнь въ этой формѣ индивидуализма совершенно пе имѣетъ нравственнаго характера.
Напротивъ, чтобы конги въ область морали, нужно признать, •:ю .,я" - ничто,— что принципъ индивидуальности пе болѣе какь . і.тюіія,— что разнообрази* сущестнь, какъ и нее прочее, имѣетъ •вой кор< пь вь одномъ и томъ же бы ііи—проявленіи воли. „Тотъ. і> го позналъ ото тождеі гпо всѣхъ существъ, пе видитъ уже раз- іпці.і между самимъ собою и другими; опъ радуемся ихъ радо- < глмп, какъ с,пойми радостями; онъ страдаетъ ихъ страданіями, і. іь і> споіімн страданіями: совершенно напротивъ, эгоистъ, полагая . ромядпое различіе между собою и другими и, принимая свою нідпніідуалыюѵгь за единственно реальную, практически отри- цаетъ реальноеіь друіихъ". Основа морали есть симпатія или. •;аі;ъ еще выражается Шопенгауеръ, состраданіе (МіНеііі), любовь .. ь ближнему (МспнскеиІіеЬе). „Состраданіе —поразительный і.иіисіменныіі фактъ; благодаря ему, мы видимъ, чго граница, • )веріііонио отдѣляющая, вь глазахъ разума, одно существо оть крутого, уничтожается, и „но—я“ дѣлается нѣкоторымъ обра- юмъ „я'1. .Только жалость - реальная основа всякой свободной • праведливосіи и всякой іктиной любви къ ближнему" 1). Если • прапедліівость считается первою изъ главныхъ добродѣтелей, то ..поточу, чіо она—первый шагъ кь резиньяціи, такъ какъ въ . воемъ настоящемъ видѣ опа сіоль тяжелый долгъ, что отдав- нііііси ей отъ всего сердца долженъ пожертвовать собой: — это > редстно самоотрицанія и отрицанія своей воли къ жизни’). Жалоі гі>, слѣдовательно, является общимъ источникомъ спра- ведливости и любви къ ближнимъ, петінем Іаічіе и отмея }ига (никому не вреди, всѣмъ помогай); но она еще не кульминаціон- ный пунктъ морали. Послѣдній достигается только полнымъ отри- заінемь ноли кь жизни,-аскепізмомъ, въ томъ видѣ, какъ оиъ практикуется свитыми, анахоретами, кающимися послѣдователями іпідіііекнх ь религій п христіанства. И высшая степень аскетизма— •то добровольное и полное цѣломудріе. Если въ удовлетвореніи полового влеченія утверждается индивидуальная воля къ жизни, со аскетизмъ, препятствуя удовлетворенію этоіі потребности отри- цаетъ нолю къ жизни п тѣмъ самымъ показываетъ, что вмѣстѣ съ жизнью тѣла прекращается также и воля, проявленіемъ кото- рой онь служить. Эта .мораль, при всей своеіі страниосіи, предполагаетъ, какъ іпідпо. свободу. По въ какомъ віі іѣ и въ какомъ смыслѣ? Если бы воля пе была свободна, то отрицаніе воли къ жизни ’) ІЛо Ьекіои ОгиисіргчЪІеіпс йег Есіпіс. 212 2) ІЬі.1, 214.
96 не было бы возможно, и міръ никогда бы но избавился отъ грѣхи и страданія. Между тѣмъ примѣры святыхъ всѣхъ временъ по- казываютъ, что на самомъ дѣлѣ такое освобожденіе возможно. Значитъ, свобода не мечта Если что мечта, такъ это обычный способъ искать ее въ мірѣ явленій: „Свобода вь бытіи, а не нь дѣйствіи14 (Іш (-.чье пісііі іпі ореіагі Іісці <1іс Кгьіііеіі) Замѣінмъ этотъ основной принципъ, постоянно повторяемыя ПІоиенгауером і. Волю пужно разсматривать съ двухъ сторонъ: какъ вещь въ собѣ и какъ явленіе. Какъ вещь вь собѣ, она свободна. „Міръ со всѣми своими явленіями представляетъ объективацію поли, кокі. рая, пе будучи ни пиленіемъ, ни идеей, ни объектомъ, а вещі.кі въ себѣ, не подчиняется закону достаточнаго основанія, формѣ всякаго объекта,--не подчиняется отношенію слѣдствія къ осно- ванію; какъ такая, она но знаетъ никакой необходимости, т. о ояа свободна. Такимъ образомъ понятіе.' свободы, собсівеиію говоря, чисто отрицательное, потому что око содержіпь въ себѣ только отрицаніе необходимости, т е отношенія причины къ слѣдствію по закону достаточнаго осіюііапіи“ — По какъ явленіе, какь объектъ, воля необходимо и неизмѣнно заключена въ цѣпь осно- ваній и слѣдствій, дѣйствій и причинъ, которыя не допускаютъ никакого перерыва. Законъ природы—абсолютный детерминизмъ Человѣкъ, какь и всякая другая часы, природы, представляетъ собою объективацію ноли; а потому и окь подчиненъ этому за- кону. „Какь всякая вещь въ природѣ имѣть свои свойства и качества, опредѣленнымъ образомъ реагирующія на извѣстныя дѣйствія и образующія ея характеръ, такъ и человѣкъ имѣетъ своіі аарактрръ, мотины котораго <ъ необходимостью вызываютъ его дѣйствія44. Теперь можно понять формулу ПІопенгауера. Человѣкъ — но только группа явленій, соединенныхъ причинностью въ простран- ствѣ и времени; онъ въ го же время проявленіе вещи пъ себѣ, бытія, и, какъ таковой въ не,й имѣетъ спою реальность. Поскольку дѣйствуетъ (орегагі),—онъ только явленіе, какъ и другія, и, подобно имъ, необходимость; поскольку же онъ существуетъ (с89ѳ), опъ внѣ времени, пространства, причинности, всѣхъ формъ необходимости, стало быть, оиъ свободенъ: гт еззе пн:М Іт орегагі Ііеді (Ііс Т'геіксіі. Такъ примиряются свобода и необходимость. Человѣкъ абсолютно свободенъ, какъ вещь въ себѣ, въ своемъ умопостигаемомъ характерѣ, и абсолютно необходимъ, какъ янло- иіѳ, въ характерѣ эмпирическомъ. „Моральную свободу пужпо искать ие въ природѣ, а внѣ ея. Эю метафизическая, невозмож- ная въ физическомъ мірѣ, свобода. Слѣдовательно, наши дѣйствіи
97 и свободны; на характеръ жо каждаго слѣдуетъ смотрѣть, какъ и і его свободный актъ. Онъ таковъ потому, что розъ навсегда ч чехъ быть такимъ: такъ какъ воля въ себѣ—насколько она проявляется въ индивидуумъ и составляетъ его первоначальное и основное желаніе—независима отъ какого бы то нибыло позна- на;, потому что предшествуетъ ему. Отъ познанія она получаетъ ю)і.ко мотивы, по которымъ послѣдовательно развиваетъ свою і іціюстг., н дѣлается познаваемой или ощущаемой; въ собѣ же •і'іон, какъ стоящая внѣ времени, она неизмѣнна1)". Но если і к твія зависятъ отъ характера, который установленъ разъ на і. . гда, то къ чему въ такомъ случаѣ могутъ служить воспитаніе и і.істанленія? Шопенгауеръ задается вопросомъ, который по- і.пііенъ Платономъ: можно-ли научиться добродѣтели?—и отвѣ- н іъ на него отрицательно; ему нравится повторять вмѣстѣ съ । .чіі'кою, что нельзя научиться желать: Ѵеііе поп сііасііиг. Разсужденіе его о характерѣ даетъ намъ возможность еще луч- і.н проникнуть въ его учепіе. Будучи метафизикомъ, Шопен- пкръ указалъ, однако, какъ намъ кажется, путь эксперимеиталь- "іі психологіи, которая много сдѣлала въ атомъ отношеніи. .І.оіаникъ,—говоритъ онъ, по одному мѣсту узнаетъ все расте- .4 : Кювье но одной кости возстановлялъ цѣлое животное, точно п.жо но одному характеристическому поступку можно составить • і.|. вѣрное понятіе о характерѣ человѣка". Во всякомъ человѣкѣ онъ различаетъ характеръ умопости- । " мый, характеръ эмпирическій и характеръ пріобрѣтенный- I іиліічіо между двумя первыми характерами, какъ извѣстно, і...і;іаио Кантомъ. Умопостигаемый характеръ—зто идивидуумъ въ его екче, какъ и. щь въ собѣ, внѣ формъ созерцанія. Любопытно, что Шопои- ।.'"ръ безъ объясненій допускаетъ, что индивидуальность выше .и « ііін и можетъ существовать безъ нихъ:—„Индивидуальность і.овивается пе только на принципѣ индипидуаціи (ргіпсірішп ц.Іі\кіііаііопі.ч); а потому она но всецѣло и чисто явленіе, а ко- і ічігея вь вещи въ себѣ, пъ волѣ индивидуума, такъ какъ самый • • характеръ индивидуаленъ. Какъ глубоко идетъ его корень?— и., принадлежитъ къ числу вопросовъ, на которые я не берусь । и I.чать 2)“. Эмпирическій характеръ есть проявленіе умопостигаемаго - ірткіера. Это, въ обычномь смыслѣ слова, отпечатокъ, свойствѳн- |) Рагегдо шкі Рсгаііротспа, II, § 117. ) Рагегви нші Раг»]. II, § 117
98 ный каждому индивидууму. Будучи выше интеллекта, онъ тѣмъ не менѣе входитъ въ сознаніе только посредствомъ послѣдняго. „Вліяніе, которое оказываетъ познаніе, какъ тссііит. мотивовъ, не па самую волю, а на проявленіе ея въ поступкахъ, служитъ также и главнымъ основаніемъ различія между дѣйствіями жи- вотнаго и человѣка. Способъ познанія въ томъ и другомъ случаѣ не одинаковъ: животное имѣетъ только созерцанія, человѣкъ же, благодаря разуму, обладаетъ еще абстрактными понятіями. Хотя человѣкъ и животное опредѣляются мотивами съ одинаковою не- обходимостью, но первый превосходитъ второе способностью выбора, что въ индивидуальныхъ поступкахъ часто принимали за свободу воли, хотя это не что ипос, какъ столкновеніе между многими мотивами, изъ которыхъ самый сильныя вызываетъ не- обходимое рѣшеніе *)**. Характеръ пріобрѣтенный- это „характеръ, который пріобрѣ- тается въ течете жизни, въ сношеніяхъ съ людьми, п о кото- ромъ говорятъ, когда хвалятъ человѣка за то, что опъ имѣетъ характеръ, или осуждаютъ за безхарактерность. Правда, можно подумать, что, такъ какъ характеръ, будучи проявленіемъ характера умопостигаемаго, подобно всякому явленію природы, послѣдова- теленъ по отношенію къ собѣ самому, то н человѣкъ долженъ являться послѣдовательнымъ, и потому онъ не имѣетъ нужды въ пріобрѣтеніи путемъ опыта и размышленія искусственнаго ха- рактера. По .»то совершенно не такъ: „хотя каждый человѣкъ цоетояипо остается самимъ собою, по опъ пе всегда себя знаетъ, часто даже по узнаетъ себя, пока онъ пе пріобрѣтаетъ въ извѣстной степени самопознанія** Въ копнѣ же концовъ, чело- вѣческія дѣйствія опредѣляются двумя факторами: характеромъ и мотивами, и поведеніе человѣка безъ большой поточности можно сравнить съ движеніемъ планеты, которое совершается но равнодѣйствующей двухъ данныхъ силъ—центробѣжной и центро- стремительной: первая сила представляетъ характеръ, а вторая вліяніе мотивовъ Таково, въ общихъ чертахъ, ученіе ПІопенгауера о свободѣ. Врожденность характера и „всѣхъ истинно моральныхъ свойствъ, дурныхъ н хорошихъ** — »то положеніе „гораздо болѣе согласно съ метемпсихозомъ браминовъ и буддистовъ, чѣмъ сь іудействомъ, которое признаетъ, что человѣкъ, являясь въ міръ, представляетъ изъ себя моральный нуль, и здѣсь, въ силу непонятной свободы, дѣлается, посредствомъ размышленія, аніеломъ, дьяволомъ или *) Иіе ХѴеІС аіэ ХѴіІІо и. ь »• і I, Ч 5й: Гагсгяа иікі Ріг т. И, 5; 1 Г»
— 99 — чѣмъ нибудь среднимъ1* ѴеЦс ноп сіізсііиг—никогда не будемъ этого забывать. Но почему одно желаніе является скорѣе, чѣмъ другое? Свобода есть таинство, сказалъ Мальбраншъ. Шопсп- гауеръ съ нимъ согласенъ. Ра(смотримъ теперь наиболѣе оригинальныя подробности его морали II. ІЗ'і. МетогаЪИіеп читаемъ, что свою „Метафизику половой люЛвн“ Шопенгауеръ считалъ „перломъ**, и но одинъ читатель будетъ іакого же млѣнія. Онъ рѣшился приступить здѣсь къ грудной проблемѣ любви,—этой вѣчной темѣ всякой поэзіи, но которой какъ будто боятся философы н которой касались лишь нѣкоторые мистики, начиная съ Платона. Онъ намѣренъ говорить объ этомъ предметѣ разсудочно, въ понятныхъ словахъ, безъ изліяніи п метафоръ, и научно возвести его къ основному прин- ципу, который, въ свою очередь, можно было бы привести къ по- слѣднему принципу его метафизики. Онъ думаетъ, что прослѣдивъ безчисленныя проявленія любви во всемъ живущемъ, чувствующемъ или мыслящемъ, въ царствѣ животныхъ, въ исторіи и въ обыден- ной жизни, начиная съ самаго грубаго ея проявленія и оканчи- вая гѣми невыразимыми эмоціямп, которыхъ не въ состояніи вполнѣ передать поэзія и даже музыка, не было бы невозможно найти ихъ общій источникъ и, съ доказательствами нъ рукахъ, сказать: вотъ откуда все это идетъ. Прежде чѣмъ приступить къ анализу этой главы, написанной съ остроуміемъ и проницательностью превосходнаго моралиста, должно ясно указать философскій принципъ, который служитъ ому основой п который образуетъ логическую связь между этими фактами, цитатами, мѣткими остротами, юмористическими замѣ- чаніями, разбросанными какъ бы случайно. Воля, какь мы уже не разъ видѣли, — имѣетъ слѣпое стрем- леніе жить, производить, продолжать жизнь. Постояннымъ выра- женіемъ этого слѣпого стремленія служитъ родъ, потому что индивидуумъ имѣетъ только эфемерную реальность. Каждый родъ по-своему выражаетъ отчасти это вѣчное усиліе слѣпого па чала, которое почетъ дюиіпь. Но почему возможенъ родъ? благодаря рожденію. А почему возможно это послѣднее? Благодаря любви. Такимъ образомъ любовь, рожденіе, стремленіе къ жизни — все это одно. Любовь — это страсть специфическая^ индивидуумъ по болѣе какъ орудіе; природа обольщаетъ его обманчивою иллюзіей, чтобы достигнуть своей цѣля — продолженія жизни. „Половой
- - 100 — инстинктъ есть самое сердце воли къ жизни и, слѣдовательно, средоточіе желанія вообще; поэтому половые органы я называю фокусомъ воли**. И эта метафизическая истина имѣетъ свой физіологическій коррелятъ. Подобно тому какъ половой нлсіинкть есть желаніе изъ всѣхъ желаній, сѣменная жидкость „есть выдѣ- леніе изъ всѣхъ выдѣленій, кшінтъ-эсссііція жидкосіей, послѣдній результатъ органическихъ функцій ')“. Таково основное положеніе ПІопенгауера; слѣдующія подроб- ности сдѣлаютъ его болѣе нонятнымъ въ его цѣломъ. Всякая любовь, сколь бы эфирна она ин была, имѣетъ свой корень въ половомъ инстинктѣ. Реальная цѣль всякаго любов- наго романа — хотя бы заинтересованные вь немъ не сознавали этого — рожденіе извѣстнаго, опредѣленнаго ребенка. Остальное не болѣе, какъ украшеніе и аксессуары. Будущее поколѣніе — вотъ что стремится достигнуть существованія чрезъ столь могу- щественное влечоніо любвн и соединенныя съ нимъ страданія. „Возрастающая страсть двухъ влюбленныхъ другъ къ другу есть, собственно гоноря, воля къ жизни новаго индивидуума, котораго они хотятъ и могутъ произвести... То, что въ индивидуальномъ сознаніи проявляется какъ половой инстинктъ вообще, не имѣя объектомъ опредѣленнаго индивидуума другого пола,—есть ноля къ жизни сама въ себѣ, въ абсолютномъ видѣ. А то, что обна- руживается нъ сознаніи какъ половое влеченіе къ опредѣленному индивидууму, есть воля въ себѣ, стремящаяся къ жизни въ видѣ совершенно опредѣленнаго индивидуума**. Все, что любовь дѣлаез ь еь настоящимъ поколѣніемъ, дѣлается ради будущаго поколѣнія; это — піесіігаііо согпрощііопіз #снега- Ііопіз Гиінгае, е циа ііегиіп реіиіені іппиіпегае ^епегаііоііез (г. о размышленіе объ образованіи будущаго поколѣнія, отъ котораго въ свою очередь завасятъ безчисленныя поколѣнія). Здѣсь дѣло идетъ ие о счастіи или несчастій индивидуума, но о самомъ существованіи рода; и эта, столь высокая, цѣль придаетъ любви ея патетическій и возвышенный характеръ и тѣлаотъ ее такою интересною темой для всякой поэзіи, для всѣхъ временъ, для всѣхъ народовъ: это родъ говоритъ роду.
— 101 — Эгоизмъ такі. ілубоко пусінлъ корни въ сердце каждагѵ инди- видуума, что онь естественно стремится только къ эгоистиче- скимъ цѣлямъ. По родъ имѣетъ на индивидуумъ высшее право, чѣмъ сама хрупкая индивидуальность; поэтому природа, для до- стиженія свопхт, цѣлей, создаегъ въ индивидуумѣ иллюзію, вслѣд- ствіе которой оиъ считаетъ своимъ собственнымъ благомъ то, что на самомъ дѣлѣ является благомъ рода. Эта иллюзія — ин- стинктъ Любовь, чтобы ее хорошо понять, нужно привести къ инстинкту: такт> какъ очевидно, что старапіо, съ которымъ насѣ- комое безъ отдыха и безъ остановки разыскиваетъ цвѣтокъ, плодъ, навозъ, кусокъ мяса или, какъ ихневмонъ, личинку другого на- сѣкомаго, чтобы снести туда--и только туда — свои яйца, — это стараніе похоже па трудъ, который даетъ себѣ мужчина, чтобы достигнуть обладанія извѣстною женщиной, избранной имъ для полового удовлетворены!,—цѣль, которую онъ преслѣдуетъ часто вопреки всякому разсудку, цѣною своей пласта, своей чести, своей жизни, путемъ преступленія, прелюбодѣянія, насилія, — и все это изъ повиновенія верховной волѣ природы, чтобы служить цѣли рода, хотя бы это дорого стоило индивидууму. Существованіе и блпго рода—вотъ принципъ, которымъ объ- ясняются самые различные факты въ любви. Такъ, у человѣка любовь предполагаетъ выборъ; но этотъ выборъ направляется соображеніями, которыя всегда имѣютъ безсознательную цѣль — благо рода. Способный къ рожденію возрастъ, здоровье, крѣпкое слояіеніо скелета и мускуловъ, наконецъ, красоту лица—вотъ что мы ищемъ съ физіологической стороны. И каждое изъ этпхъ условій имѣетъ одну цѣль—реализовать типъ рода, т. е. его кра- соту. — Существуютъ также безсознательныя, а потому не под- дающіяся точному выраженію, соображенія, которыя управляютъ выборомъ женщины и псѣ вытекаютъ изъ того же принципа. Женщина отдаетъ преимущество мужчинамъ отъ 30 до 35 лѣтъ, хотя мужская красота лучше расцвѣтаетъ у молодыхъ людей. Почему? Потому, что ею руковоцитъ инстинктъ, что у людей этого возраста производительная сила достигаетъ апогея. Она прощаетъ мужчинѣ безобразіе, дурноту. Почему? Потому, что чувствуетъ, что она можетъ ихъ нейтрализовать и возстановить въ ребенкѣ тииъ рода. Есть нѣчто такое, чего жемпщпа по мо- жетъ допусіить; это — мужчина изнѣженный, мужчина-женщина, такъ какъ это недостатокъ, который оиа не въ состояніи вос- полнить Ч Сужденіе ІІІопеигауера о женщинахъ Рагепіа ип<3 Рагаі., (т. II, ід. 27).
— 102 — Выборъ іи. любііп опредѣляется ие только физіологическими соображеніями; оиъ имѣетъ свои психологическія основанія. Что особенно правится женщинѣ в'Ь мужчинѣ, такъ это достоинства сердца и характера, какоиы: энергія ноли, твердость, мужество Интеллектуальныя качества не оказываютъ на нео вліянія. Глу- пость не вредить у женщинъ. Скорѣе имъ можетъ ие нравиться геиій, какъ ненормальность. Нерѣдко случается видѣть, какъ глупый и грубый мужчина имѣетъ у нихъ преимущество предъ человѣкомъ очень умнымъ я по всемѵ достоішыяъ любви. Это потому, что въ выборѣ женщины преобладаетъ пе разумъ, а ин- стинктъ, іі въ бракѣ имѣется въ виду не интеллектуальное обра- зованіе, а произведеніе дѣтей. То обсюятельстпо, что часто умная и образованная женщина цѣпиіь въ мужчинѣ умъ, а раз- судительный мужчина интересуется характеромъ своей невѣсты,— не имѣетъ отношенія къ занимающему иась вопросу, такъ какъ въ такихъ случаяхъ имѣетъ мѣсто разумный выборъ, а не страст- ная любовь, о которой мы говоримъ. Таковы абсолютныя н общія соображенія, управляющія вся- кимъ выборомъ въ любви. Кромѣ того, бываютъ еще относитель- ныя и частныя соображенія, цѣль которыхъ — возстановить и исправить естественныя отклоненія и тѣмъ привести къ чистому выраженію типа. „Два лица должны взаимно нейтрализоваться, какъ кислота и щелочь иейгрализу ютея въ соли" Физіологи знаютъ, что у мужчины бываютъ всевозможныя степени половой опредѣленности; тоже и у женщины. Требуется, чтобы іізпѣсгной сурово до несправедливости Оло почти резюмируется въ слѣдующей цитатѣ изъ ІПаифора, которую мы у иего заимствуемъ:— «зКеищнпы—это взрослыя дѣти . опѣ созданы для того, чтобы имѣть дѣло еъ вашими слабостями съ нашею глупостью, ио пе съ вашимъ разумомъ Между нвм» и мужчинами существуютъ симпатіи эпидермы, по очопь мало симпатій ума, души и ха- рактера» Замѣчательно, что Шопенгауеръ. прекрасно овившій Шамфора, нигдѣ ме цитируетъ слѣдующей страницы, которая содержитъ въ зародышѣ всю его метафизику любви. «Природа заботится только о сохраненіи рода, и. чтобы его продолжать, пользуется нашею глупостью Вь пьяномъ индѣ л обращаюсь къ служанкѣ кабачка или кь проституткѣ, и цѣль природы дости- гается съ такимъ же успѣхомъ, какъ если бы я обладалъ Клариссой послѣ двухъ лѣтъ ухажаваньл, вмѣею того, чтобы мой разумъ спасъ меня отъ слу- жанки. отъ проститутка и, можетъ быть, оть самой Клариссы. Совѣтуясь только сь разумомъ, какой мужчина пожелалъ би сдѣлаться отцомъ и при- готовятъ себѣ столько заботъ па продолжительное будущее? Какая жепщвла за нѣсколько минутъ эиплспсіи подвергли, бы ссбя болѣзни иа цѣлый гожъ? Лишая насъ разума, природа лучше утпержіаетъ свою власть, вотъ почему она поставила въ этоиъ отношеніи на одинъ уровень Звпоьію п ел стужапку, Марка Аврелія и его конюіа».
— 103 -- стопемп половой опредѣленности у мужчины соотвѣтствовала аналогичная степень ея у женщины. Поэюму мужчина, предста- вляющій высшую степень половой опредѣленности, будетъ искать самую женственную женщину, н ѵісе ѵегка. Старо, какъ міръ, замѣчаніе, что противоположности сходятся, что брюнеты любятъ блондинокъ и мужчины небольшого росла — высокихъ -женщинъ. Половой мнссинкі'ь сіремнтсн іакпмъ образомъ къ возстановленію первоначальнаго типа путемъ нейтрализаціи противоположностей.— Когда влюбленные, когда женихъ и новѣста находятся вмѣстѣ, вы видите, съ какого тщательностью, съ какого мелочностью, съ какою скрупулезною критикой каждый изъ нпхъ разсматриваетъ другого въ мельчайшихъ частяхъ его тѣла. Здѣсь происходить глубокій и таинственный процессъ: „это размышленіе генія рода", постоянно занятаго будущими поколѣніемъ, думающаго объ ин- дивиду умѣ, который можетъ родиться отъ этихъ влюбленныхъ. И часто случается, что постоянно возраставшая до тѣхъ поръ любовь вдругъ исчезаетъ вслѣдствіе какого-либо неожиданнаго открытія Слѣдовательно, постоянно дѣятельный и неутомимый, постоянно размышляющій о будущемъ поколѣніи геній рода уходить ко лсѣмъ тѣм-ь, кто способенъ произвести послѣднее. Непреодолимое могущество любви не доказываеть-ли такжо, что индпввдуумь здѣсь ничего пе значилъ? Горячее желаніе любви, о когоромъ на тысячу ладонь говорятъ поэты всѣхъ временъ,— >го страстное желаніе, соединяющее съ обладаніемъ извѣстною женщиною цредстаплсіпо о безконечномъ блаженствѣ, и невыра- зимую скорбь съ мыслью, что не придется обладать ею, — это страстное желаніе и эта скорбь по могутъ рождаться изъ потреб- ностей эфемернаго индивидуума, но представляютъ собою вздохи генія рода, который находить или теряетъ здѣсь одно п един- ственное средство для достиженія своихъ цѣлей. Только родъ имѣетъ безконечную жизнь и, слѣдовательно, безконечное желаніе, безконечное удовлетвореніе и безконечную скорбь. И все это за- ключено въ тѣсномъ сердцѣ смертнаго. Что удивительнаго по- этому, если кажется, что оно готово разорваться, что оно пе можетъ нагітм выраженія для передачи предчувствія безконечнаго упоенія? Здѣсь дается содержаніе для самой возвышенной эроти- ческой поэзіи, теряющейся въ трансцендентныхъ мегафорахъ, парящей выше всего земного. Вотъ чѣмъ объясняются страданія Петрарки, Сенъ-Про, Вертера, Джакопо Ортиса. И ставши на эту высшую точку зрѣнія—интереса рода и его непреодолимаго же- ланія, можно сказать вмѣстѣ съ ІПамфоромъ: — .,Когда мужчина н женщина чувствуютъ другъ къ другу сильную страсть, мнѣ
— 104 — всегда кажется, что—каковы бы пн были разлучающія ихъ пре- пятствія: мужъ, родственники и пр — влюбленные принадлежать другъ другу по природѣ, до божественному нраву, вопреки чело- вѣческимъ закопайь и условіямъ**. Ощущеніе высокой важности ихъ назначеніи возвышаетъ влю- бленныхъ надъ всѣмъ земнымъ и придаетъ ихъ крайне физиче- скимъ желаніямъ гипсрфизнчсскую оболочку и дѣласгь любовь поэтическимъ эпизодомъ въ жизни даже самаго прозаическаго человѣка. Маска, которою прнкрыпаегся геній рода, чтобы обма- нуть индивидуумъ, -это ожиданіе безконечнаго блаженства въ удовлетвореніи его любви — химера столь блестящая, что тотъ, кто не можетъ ея достигнуть, получаетъ глубочайшее отвращеніе къ жизни н ищетъ только смерти, истому что индивидуумъ вь этомъ случаѣ слишкомъ хрупкій сосудъ, чтобы выдержать без- конечное желаніе родовой воли, сосредоточенное па опредѣлен- номъ объектѣ. Единственный выходъ представляетъ тогда само- убійство. Вортеры и Джакопо Ортисы существу ютъ ие только въ романахъ: въ Европѣ ежегодно умираетъ ихъ съ полъ-дюа.пиы; веб і^поНа реііѳгипі іпогіііиіэ іііі (т. о. но онп погибли неиз- вѣстною смертью), и ихъ страданія не имѣютъ другон хроники, кромѣ полицейскаго слѣдствія нлп нѣсколькихъ строкъ въ газетѣ, въ отдѣлѣ „происшествій**. Этотъ, столь глубокій, антагонизмъ въ любви между впдивн дуумомъ и родомъ, если онъ даже и не доходитъ до погибели личности, все же влечетъ для нея продолжительное страданіе. Браки по любви заключаются въ интересахъ рода, а по индиви- дуума. Влюбленные думаютъ, что поступаютъ въ направленіи своего собственнаго блага; дѣйствительная же, сблизившая ихъ, цѣль — это рожденіе индивидуума, которыя безъ нпхь былъ бы невозможенъ. Поэтому браки по любви, какъ общее правило, несчастны: Ошеп =с сааа рог атогеь На <1с ѵіѵіг соп (Іоіогез (т. ѳ. кто женится по любви, тотъ будетъ жить въ печали), — говоритъ испанская пословица; настоящее поколѣніе жертвуетъ собой въ пользу будущаго поколѣнія. Совсѣмъ не то браки по расчету, по волѣ родителей. Здѣсь заботятся о счастьѣ настоя- щаго поколѣнія иа счетъ поколѣнія будущаго. Мужчина, который, вступая въ бракъ, болѣе думаетъ о деньгахъ, чѣмъ обь удовле- твореніи любви, болѣе живетъ въ собственномъ индивидуумѣ, чѣмъ въ своемъ родѣ; тогда какъ дѣвушка, которая, вопреки совѣту своихъ родителей, противно всякому расчету, слѣдуетт.
105 - < воей ліістиііктнвноИ склонности, — приноситъ тіъ жертву генію рода свое индивндуа.іыюѳ счастье. Она поступаетъ нъ интересахъ природы, т е. рода, а ея родители—въ интересахъ эгоизма, т. е. индивидуума. Читая предыдущее, приходится удивляться строгой логикѣ «гой теоріи любви. Видно также, что Шопенгауеръ изъ одного і.ринцина объясняетъ большое количество фактовъ и проблемъ. Но торжество научнаго метода составляетъ подведеніе нодъ сказанный закопъ такихъ фактовъ, которые, повидимому, стоятъ пь прямомъ противорѣчіи съ нимъ, что и попытался сдѣлать Шопенгауеръ, полагая, что «то явилось бы блестящимъ подтверж- деніемъ ею теоріи. Дѣйствительно, противъ его доктрины можно сдѣлать серьез- ное возраженіе. Можно ему сказалъ: — „Вы предполагаете, что любовь есть специфическій инстинктъ, причина и цѣль котораго — продолженіе рода. Какъ же объясните вы въ такомъ случаѣ явленія, извѣстныя подъ названіемъ противоестественной любвп? Если бы это нарушеніе вашего закона представляло исключитель- ный фактъ, то мы не сдѣлали бы отсюда никакихъ заключеній. Но оно встрѣчается такъ часто, что вы не въ правѣ отказаться принять его во вниманіе н изслѣдовать его.“ Шопенгауеръ охоіно признаетъ, что это возраженіе заслужи- ваетъ разсмотрѣнія Опъ признаетъ, что этотъ фактъ имѣетъ мѣсто всегда и вездѣ, что его знаютъ Индія ц Китай, Греція и Римъ, пароды мусульманскіе, равно какъ и народы христіанскіе; этотъ видъ любвп прославленъ поэіами, какъ Анакреономъ, такъ п Саади. Но, по его мнѣнію, самое извращеніе любви подтверж- даетъ его положеніе. Инстинкту свойственны свои ошибки. Мясная муха (піпзса іоіпііогіа) вмѣсто того, чтобы класть свои яйца, сообразно съ своимъ инстинктомъ, вь гніющее .мясо, кладетъ ихъ на цвѣты гиш (Ігасііпсіііпч, будучи обманута трупнымъ запахомъ этого растенія. Противоестественная любовь представляетъ собою по- добную же ошибку полового инстинкта. Причина и цѣль ея тоже благо рода, хотя се считаютъ противоположной этому благу. Чтобы понять это, нужно постояипо помнить, что „знающая лишь физическое, а не моральное, природа" заботится только о сохра- неніи рода и его истиннаго типа. Поэтому опа старается устра- нить отъ акта рожденія всѣхъ тѣхъ, кго негоденъ для этого или вслѣдствіе, молодости, или вслѣдствіе старости, или вслѣдствіе тіоловой слабости. Она ихъ обманываетъ. Дѣйствительно, замѣчено, что противоестественная любовь встрѣчается у существъ этой
— 106 — именно категоріи. Находясь вь большомъ затрудненіи, унпчто- жить-ли неразрушимый инстинктъ, или допустить искаженіе по- роды, природа прибѣгаетъ къ хитрости: „она строитъ себѣ мос- тикъ", чтобы избѣжать большаго изъ двухъ золъ, „такъ какъ имѣетъ предъ собою серьезную цѣль —подо пустить рожденія не- удачныхъ потомковъ, которые мало по мату могли бы исказить весь родъ, а, въ выборѣ средствъ, какъ мы видѣли, она не раз- борчива. Здѣсь она поступаетъ въ томъ же самомъ духѣ, какъ и тогда, когда заставляетъ осу убивать спопхъ дѣтенышей. Въ обоихъ случаяхъ она избираетъ дурное, чтобы избѣжать худшаго: она вводить въ заблужденіе половой инстинктъ, чтобы уничто- жить его вредныя послѣдствія" Да будетъ намъ простительно, что мы изложили съ нѣкото- рыми подробностями эту, единственную въ исторіи философіи, теорію любвп. Въ виду важной рола эіоѣ страсти въ человѣче- скихъ дѣлахъ, нужпо призиагь, что философы, такз, мало зани- маясь ею, пренебрегаютъ своею задачей, такъ какъ если мы пред- положимъ даа;е — что сомнительно—, что эта важная роль — ре- зультатъ неизлѣчимой иллюзіи человѣчества, го и въ такомъ слу- чаѣ не моньше слѣдовало бы найти нричнну этого заблужденія и сказать, почему оно постоянно владѣетъ человѣчествомъ. ІІІопен- гауеръ указалъ значительное число элементовъ для рѣшетя про- блемы. На нашъ взглядъ, великая 'го заслуга, которую не должно забывать изъ за его метафизическихъ гипотезъ, состоитз, въ томъ, что онъ поставилъ вопросъ на научную почву. Оиъ попытался привести всѣ проявленія любви къ одному физіологическому факту, къ одной изъ основныхъ жизненныхъ функцій. Слишкомъ эаня- тый своимъ принципомъ, онъ, можетъ быть, недостаточно нидѣлъ то, что привходитъ сюда въ самыхъ возвышенныхъ видахъ любви. Было бы желательно, чтобы начатый нмь трудъ былъ про- долженъ. Пока этотъ пробѣлъ не будетъ пополненъ, не можетъ быть иоетроеиа психологія страстей. Нѣкоторую пользу для этого изученія можно, кажется, извлечь изъ мина Платона, который сначала можетъ показаться лишь игрою ума. Изпѣстно, что Ари- стофанъ въ „Пирѣ" высказываетъ предположеніе, что нашъ родъ первоначально иринадлежллъ къ гермафродитамъ, а затѣмъ онъ раздвоился, и потому каждая изъ иоловипъ ищетъ другую. При помощи физіологической трансформаціи, можно придать этому миоу серьезный смыслъ. Это значило бы, что необходимо пред- варительное изученіе различія половъ, ихъ условій н ихъ свойствъ, чтобы понять что-либо въ любвп, потому что. вь то времи какъ другія жизненныя функціи (питаніе, развитіе н проч.) свойственны
— 107 — каждому индивиду уму,—рождепі»', психологическимъ коррелятомъ котораго служитъ любовь, имѣетъ совершенно особенный харак- теръ, представляя собою раздѣленную между двумя индивидуумами функцію Нельзя-лп обълі инт і> отсюда секротъ того таинственнаго единенія, которое лежитъ въ основѣ всякой любви? Съ другой стороны, сравнительная анатомія учитъ насъ, что раздѣленіе по- ловъ но что иное, какъ результатъ раздѣленія груда,—что у низ- шихъ видовъ рожденіе не предполагаетъ пола или его раздѣленія. Болѣе того, даже тамъ, ідѣ .по раздѣленіе имѣетъ мѣсто, разли- чіе пе такъ радикально, какъ думаютъ. Губеръ показалъ, что ли- чинка пчелы-работницы, питаясь чаточвымъ молочкомъ, дѣлается настоящею самкоп и можетъ нести яйца. Гунтеръ и Дарвинъ при- водятъ аналогичны!' факты даже для высшихъ животныхъ. Все это могло бы служить достаточнымъ подтвержденіемъ положенія Шоиепгауера, что любовь есть родъ, а индивидуумъ — только орудіе. Можно пожалѣть, что онъ ничего не говоритъ о восходяще.й эволюціи любви, — что онъ не показалъ различныхъ отношеній въ которыхъ находятся двѣ стороны любви—одна органическая, другая психологическая: тогда какъ на низшей ступени мѣтъ ничего, кромѣ грубаго инстинкта, болѣе высокая ступень пред- ставляетъ полную гармонію между физическимъ и духовнымъ; »-ще выше прогрессивное, хотя никогда но полное, устраненіе физическаго (Петрарка, Данте, платоническая любовь), до того, что почти справедливо было бы сказать вмѣстѣ съ Прудономъ:— „У избранныхъ душъ любовь по имѣетъ органовъ" Шопенгауеръ всегда иоступаетъ какъ бкънм»; поэтому боль- шинство критиковъ находятъ его теорію любви слишкомъ физи- ческою. Было бы правильнѣе признать, что онъ далъ то, что обѣщалъ вь заглавіи: метафизику половой любви. Мы ужо видѣли въ другомъ мѣстѣ, что подъ именемъ чистой любви, жалости, любви к'і, ближнимъ, онъ признаетъ болѣе высокій видъ любви, благодаря коіорому совершается освобожденіе человѣка 111. „Видите-ли пы этихъ влюбленныхъ, взоры которыхъ встрѣ- чаются такъ страстно» Почему оии такъ скрытны, такъ робки, такъ похожи па воронь?—Потому, что влюбленные—это измѣн- ники, которые тайно стремятся къ тому, чтыбы продолжить стра- данія п муки, которыя безъ нихъ пришли бы къ концу Оии хо- тятъ воспрепятствоваі ь прекращенію этихъ страданій и мукъ
— 108 - какъ то ужо сдѣлали имъ ікцобные" Любовь есть великое пре- ступленіе, потому что, продолжая жизнь, она продолжаетъ стра- даніе. Шопеигауерт, одпиь изь самихъ оригинальныхъ, изъ самыхъ убѣжденныхъ пессимистовъ, какіе только встрѣчаютъц въ исторіи философіи. Пессимизмъ—его основное свойство, а но бутада, какъ у Вольтера и другихъ, кого онъ любитъ цитировать. Преднамѣ- ренный парадоксъ не могь бы достигнуть этой яркости изобра- женія, этого неисчерпаемаго юмористическаго вдохновенія Онъ поразительно богать иа эту гему о наіпихъ страданіяхъ Его умъ полонъ наблюденій и убѣдительныхъ фактовъ, собранныхъ ото- всюду, цитатами изъ поэтовъ всѣхъ временъ, съ Гезіода и Теог- ииса до „Ги.та скорби* Ламартина и проклятій Байрона. Оиъ какъ будто находить жестокое наслажденіе въ изображеніи чело- вѣческихъ бѣдствій: можно сказать, что онъ доволенъ, находя міръ столь дурнымъ. Что исключаетъ даже внѣшность бутады въ мизантропическихъ описаніяхъ Шопенгауера, такъ это принципъ, изъ котораго строго выводится его пессимизмъ Это не литературное описаніе, какъ у поэтовъ и проповѣдниковъ, а философское заключеніе Вотъ зтоть принципъ: всякое удовольствіе отрицательно, положительно только страданіе. Слѣдустъ-ли признать истиннымъ йотъ принципъ или прин- ципъ противоположный: удовольствіе положительно, а страданіе отрицательно? Объ эгомъ много разсуждали, начинай съ Платона и Аристотеля до Гамильтона в Шопенгауера Ч, и здѣсь не мѣсто заниматься этимъ вопросомъ. Что несомнѣнно, такъ это то, что нашъ философъ, вь этомь пунктѣ, ученикъ Канта, который въ своей Антропологіи утверждаетъ, что страданіе должно пред- шествовать всякому наслажденію Вь самомъ дѣлѣ, какое слѣд- ствіе имѣла бы легкая и быстрая игра жизни,—которая не мо- жетъ, однако, поройти извѣстную ступень,— какь не скору ю смерть наслажденія?" По тогда какъ Кангъ касается этого предмета лишь мимоходомъ, Шопенгауеръ старается доказать свое поло- женіе, выводя его изъ общаго ирпнцниа своей философіи- нее — воля. „Стремленіе, составляющее зерно и сущность каждой вещи, тождественно, какъ мы видѣли, съ тѣмъ, что проявляется вь пасъ при полномъ свѣтѣ сознаніи; оно называется волей. Все, что се *) Полное изложеніе втихъ »поровъ см. К. ВоігІИсг, ріаіяіг еі Не Іа йоиіеиг, и Ь Эитопі. ІСеіие •Сіепіуідие, 8 поѵепіЬге 1873.
— 109 — задержнваеіъ, мы называемъ страданіемъ; все же, позволяющее ей достигать ея цѣли, мы называемъ удовлетвореніемъ, благополу- чіемъ, наслажденіемъ Эти явленія удовольствія и страданія, за- висятъ отъ воли, тѣмь болѣе полны, что это—сама воля. И такъ какъ всякое стремленіе рождается изъ потребности, то, если она не удовлетворена, происходятъ страданіе; если же она удовлѳ творена, то это удовлетвореніе не можетъ быть иродолжитѳльно, и пзъ него возникаетъ новая потребность и новое страданіе. Же- лать—въ сущности значитъ—страдать, а такъ какъ жизнь есть желаніе, то „всякая жизнь по своей сущности—страданіе". Чѣмъ выше существо, чѣмъ больше оно страдаетъ. У растенія нѣть чувственности, нѣтъ, слѣдовательно, и страданія. Въ нѣкоторой степени страданіе ощущается низшими животными—инфузоріями ті лучистыми, еще болѣе насѣкомыми. По мѣрѣ развитія нервной системы, но мѣрѣ возрастанія интеллекта, животное дѣлается вос- пріимчивѣе къ страданію. Наконецъ, опо достигаетъ своей высшей ступени въ человѣкѣ, а такъ какъ тотальный человѣкъ живетъ больше всѣхъ, то оиь больше всѣхъ и страдаетъ. „Желаніе и стрем- леніе, составляющія всю сущность человѣка, иожно сравнить съ не- утомимою жаждой. Основа всего его бытія—потребность, недостатокъ, страданіе. Будучи наиболѣе полною объективаціей воли, онъ, вслѣд- ствіе этого, есть самое нуждающееся изъ всѣхъ существъ. Оиъ всецѣло—желаніе и конкретная потребность, аггрегатъ тысячи потребности!!. Его жизнь не что иное, какъ борьба за существо- ваніе, съ увѣренностью остаться побѣжденнымъ". Жизнь—это стремленіе, а стремленіе—страданіе; такъ обосно- вываетъ Шопепгаусръ свое положеніе: только страданіе положи- тельно. Кто хочетъ другихъ доказательствъ того, что удовольствіе, по своей природѣ, отрицательно, тотъ найдетъ ихъ въ искусствѣ, и въ частности, въ поэзіи нъ этомъ вѣрномъ зеркалѣ міра и жизни. Драматическая ноэзія и эпосъ только н говорятъ, что о тоскѣ, усиліяхъ, борьбѣ за счастье, опи никогда но изображаютъ полнаго и продолжительнаго счастья. Опо не можетъ быть пред- метомъ искусства, такъ какъ его не бываетъ, такт> какъ оно не- возможно. Правда, идиллія имѣетъ цѣлью—изображеніе счастья, но ясно, что въ этомъ видѣ идиллія недолговѣчна.—То же ви- димъ н въ музыкѣ. Мелодія, какъ намъ извѣстно, выражаетъ, со- кровенную исторію сознішшей себя воли, тайную жизпь человѣ- ческаго сердца, съ ея приливами и отливами, съ ея радостями и страданіями. Мелодія удаляется отъ основного тона, чтобы вер- нуться кь нему послѣ тысячи поворотовъ; но одинъ основной тонъ, изображающій удовлетвореніе и успокоеніе воли, былъ бы
только нотой безъ выраженія, которая наводила бы продіг.китель- ную скуку. Логика и факты приводятъ насъ къ тому, чюбы сказать съ Вольтеромъ:—„Счастье только мечта, страданіе же реально Л испытываю вто въ точеніе восьмидесяти лѣтъ. Я ничего но внаю, кромѣ резиньяціи и говорю себѣ, что мухи родятся для того, чтобы ихъ съѣли пауки, а люди для того, чтобы ихъ потопили печали “ *)• Если признать это, то дѣлается ясно, что міръ дуренъ на- столько, насколько возможно, и оптимизмъ есть крайне пошлая глупость, изобрѣтенная въ утѣшеніе .іюднмь Эго подтверждаютъ, опытъ и исторія. Глава, которую можно было бы написать объ этомъ предметѣ, была бы безконечна, особенно если стать на общую точку зрѣнія, каковая п свойственна философіи Ьолѣе того, подобное изображеніе можно было бы принять за декламацію Попросимъ, однако, наиболѣе убѣжденнаго оптимиста открыть только глаза и посмотрѣть, сколькнмь бѣдстпіямъ оиъ подвер- женъ. Поведемъ его въ госпитали, вь лазареты, въ операціонно- хирургическіе кабинеты, въ тюрьмы, па мкега пытокъ и казной, ва поля сраженія, испросимъ: дѣйс івптелько-ли это лучшій изъ міровъ? И если онъ заговорить намъ о прогрессѣ, то напомнимъ ему о рынкахъ невольниковъ, о торговлѣ неграми, единственное назначеніе которыхъ состоитъ пъ производствѣ сахара и кофе. Да и нѣть иужды такъ далеко ходить. Стоитъ придти только на лю- бую фабрику, чтобы увидѣть тамъ людей, съ пятилѣтняго возраста запятыхъ механическими трудами 10, затѣмъ 12 и наконецъ 14 часовъ въ сутки: вотъ что называется—дорого платить за удо- вольствіе дышать. Милліоны людей имѣютъ токую судьбу, милліоны другихъ подобную. Откуда же, впрочемъ, заимствовалъ Данте матеріалъ для своего ада, какъ не изт> нашего міра? И, однако, онъ создалъ настоя- щій адъ, адъ во всѣхъ отношеніяхъ. По когда оиъ долженъ былъ изображать небо и ого блаженства, то встрѣтилъ непреодолимыя затрудненія, такъ какъ нашъ міръ не могъ ему дать матеріаловъ для этого. А потому вмѣсто того, чтобы говорить о блаженствахъ рая, онъ передаетъ поученія праотцовъ, Беатрисы и разныхъ святыхъ. Вообще „жизнь—это безконечная охота, въ которой то пре- слѣдующія, то преслѣдуемыя существа соперничаютъ изъ-за лох- мотьевъ уждспой добычи, — война всѣхъ противъ всѣхъ, пядъ ) Іііс Ѵг'оіі аів ѴѴіНс и. а. м. т. I, кп. І\, 4> 5і>- 59
.•стествепііой исторіи страданія, которая резюмируется такъ:— желать безъ мотива, постоянно страдать, постоянно бороться, а затѣмъ умереть, и такъ далѣе, изъ вѣка въ вѣкъ, до тѣхъ иоръ, пока кора нашей планеты но разлетится на мелкіе куски" Нашъ міръ, дѣйствительно, худшій изъ міровъ: оптимизмъ—это вопію- щая нелѣпость, измышленная „профессорами философіи" для того, ігобы быть въ согласіи съ еврейскою миоологіей, которая пола- і.тетъ, что „міръ прекрасенъ",—аіалкая философская выдумка, но гііітпт ѵіѵсго, сіоіпйе, рііііочоріин'і IV. Если міръ такъ дуренъ, то самоо лучше--не существовать: Соііпі о’ег іііе кув іЬіпе Іюигв Ііаѵе звеп, Сониі о’ег іііу бауз Ггоіп ап^иівЬ Ггес; АшІ кпо«-, иЬяіеѵег гіюи Ъаьі Ьееп, ’Тів ноіпеіЪпі? Ъеиег—поі іо Ьс. [Т. е. сосчитай свои веселые часы, сосчитай свои свободные гъ непріятностей дпя и, чѣмъ бы ты пи былъ, знай, что есть нѣчто лучшее—пе быль. Л'«йрояь|. По какое употребить средство для достиженія уничтоженія? ’амоубійстио?—Пи въ какомъ случаѣ, такъ какъ этотъ актъ, со- всѣмъ не представляя отрицанія стремленія къ жизни, является однимъ изъ самыхъ энергичпых ь утвержденій воли. Единствен- ное, имѣющее моральный хараккръ, отрицаніе состоитъ въ уни- •.гоженіи наслажденій, равно какъ и страданіи, жизни; между . Ь.мъ человѣкъ, прибѣгающій къ самоубійству, на самомъ дѣлѣ 'очетъ жить; если чего онъ 410 желаетъ, такь только страданія. Оиь уничтожаетъ жизнь, а не волю къ жизни. Самоубійство такъ ...о относится къ отрицанію воли къ жизни, какъ вещь къ идеѣ. 1 амоубінство уничтожаетъ индивидуумъ, но не родъ. Всѣ рели- гіозныя и философскія этики осуждаютъ въ самоубійствѣ эту теистическую основу, эго упорное уклоненіе отъ страданія; но • нѣ ие имѣютъ объ этомъ яснаго понятія и опираются на софи- • іпчеекія основанія. Это еще не все. Припомнимъ, что ІПопѳпгауеръ весьма на- таиваетъ на томъ, что воля пе разрушима, что ничто суще- ствующее не можетъ пересіать быть, что человѣкъ, при своемъ ! ождсніи, не „моральный нуль", что всѣ хорошія и дурныя свой- тяа врождепы; а что предполагаетъ, что настоящан жизнь слу- житъ продолженіемь жизни предшествовавшей, что рожденіе есть озрожденіо. Это называли его ученіемъ о метемпсихозѣ, хотя
— 112 онъ отвергаетъ этотъ терминъ и замѣняетъ его словомъ г>іа.шн- генезисъ*. Если допустить переселеніе души, т е. познающаго субъекта, то получится масса нелѣпостей; совсѣмъ не то, если дѣло идетъ только о волѣ, т. е о характерѣ. Если допустить, что воля переходить отъ отца, а интеллектъ отъ матери, то можно пред- положить, что въ смертп первая отдѣляется отъ второго, что воля, захваченная необходимымъ міровымъ теченіемъ, объективи- руясь, посредствомъ рожденія, въ другомъ тѣлѣ, встрѣчается съ другимъ интеллектомъ, который, какъ смертный, не можетъ имѣть никакого воспоминанія о предыдущей жизни. „Это ученіе, кото- рое справедливѣе было бы назвать палингенезисомъ, чѣмъ мете- томпсихозомъ, совпадаетъ съ эзотерическою доктриной буддизма, какъ ее представляютъ вамъ новыя изслѣдованія Это не метем- психозъ, а именно палингенезисъ, опирающійся на моральную основу. Это ученіе, какъ слишкомъ тонкоо для массы буддистовъ, замѣняется болѣе понятнымъ суррогатомъ—метемпсихозомъ" „Это древнее вѣрованіе обошло міръ и было такъ распространено въ глубокой древности, что одинъ англійскій ученый говоритъ, что оио не имѣетъ ни отца, ни матери, ни генеалогіи". Брама- низмъ, буддизмъ, скандинавская Эдда. друиды и даже религіи Америки, африканскихъ негровъ и Австраліи раздѣляютъ его или, по крайней мѣрѣ, сохраняютъ его о*лѣды. Сверхъ того, въ его пользу можно привести и положительные факты; таково увели- ченіе числа рожденій, всегда и вездѣ слѣдующее за сильными эпидеміями, войнами, -чрезмѣрною смертностью. Разъ призналъ палингенезисъ, то понятно, что самоубійство не представляетъ искомаго средства. Единственное средство до- стигнуть уничтоженія—это познаніе. Мы видѣли, что, придя вь человѣческомъ мозгу къ полному самосознанію, воля увидѣла предъ собою такую альтернативу: утверждать жизнь и продол- жать страданіе или отрицать жизнь 'п достигнуть покоя. Выборъ долженъ имѣть мѣсто, но вслѣдствіе созерцательнаго позпанія, а ие въ силу познанія абстрактнаго п разсудочнаго, вслѣдствіе высшаго желанія, которому нельзя научиться (ѵеііе, пои сіізсііиг), а не изъ предполагаемой свободы воли, направляемой наставле- ніями. Когда воля избираетъ самоотрицаніе, тогда мы вступаемъ „въ царство благодати", какъ говорятъ мистики, иъ истинно мо- ральный міръ, гдѣ добродѣтель начинается сожалѣніемъ и лю- бовью къ ближнимъ, оканчивается аскетизмомъ и приводитъ къ ') Сіе ЛѴеІІ аі» \Ѵі11е, т. 11, гд. 11. Овъ ссылается па Коерргп, Ніаипяе <іи ЛоиМЛізіііе и па 8репсе Напіу, Мапиаі о/ НтЫкікт.
полному 0(порожденію, къ нирванѣ" „Кь ч< локі.ь Г. ноля дости- гаетъ сознанія и, слѣдовательно, того пункта, на шпоромъ она можетъ спобоцю выбирать между утвержденіемъ и оіриианіомі; но естестпенно-лп также предположить, что опа ноіід< тъ дальше. Человѣкь- -освободитель всей осталі.поіі природы, которая ждетъ отъ него своего искупленія: онъ священникъ и жертва вь одно и ю же время". Все эго ученіе, какъ видно, представляетъ строго лоіическую свяіь: если допустить, что всо есть воля, что всякая воля—есть стремленіе, что всякое стремленіе удовлетворяется только его прекращеніемъ, чго ясякос неудовлетворенное стремленіе пред- ставляетъ страданіе, что жизнь, т. е. страданіе, оканчивается только смертью, то слѣдуетъ признать, что существуетъ только одно средство для уничтоженія страданія,—это прекращеніе жизни, уничтоженіе ноли. Такъ какъ тѣло есть сдѣлавшаяся видимою воля, то уничтожать его посредствомъ аскетизма, значить— уничтожать велю. И такъ какъ рожденіе продолжаетъ жизнь и страданіе, го прекращеніе его, посредствомъ цѣломудрія, является и прекращеніемъ рода. Вообще идеалъ, который предлагаетъ че- ловѣчеству Шопенгауеръ,—это массовое самоубійство, при по- мощи метафизическихъ средствъ. Логически все это прекрасно; но не то въ дѣйствительности. И когда ІИопенгауеръ хочетъ оправдать свое положеніе, онъ по- ступаетъ но примѣру теологовъ, приводя, вмѣсто всякихъ дока- зательствъ, тексты и цитаты. Замѣчательно, что опъ берегъ нхъ отовсюду, находя братьовь въ аскетахъ всѣхъ вѣковъ и искате- лей нирваны въ мистикахъ всѣхъ странъ. Извѣстно, что на буддизмъ онъ смотрѣлъ, какъ на религіозное переложеніе своей метафизики. Не нризпалъ-ли Будда тождества всѣхъ существъ (ТаІ 1\ѵаіп аьі—это ты, ты- -всо), уничтожая та- кая ь образомъ эгоизмъ н замѣняя его универсальною симпатіей, любовью ко всому живущему? По онъ-лп сказалъ:—„Желанія по- добны каплѣ росы,—опи остаются лишь одно мгновеніе. Какъ нустота, заключенная въ рукѣ ребенка, они не имѣютъ сущности; подобно глинянымъ сосудамъ, опи разбиваются отъ удара; какъ осеннія облака, опи являются па мгновеніе, н нѣтъ ихъ болѣе?" Не проповѣдывалъ-ли онь „великой кротости, велпкаго состра- данія, великаго хладнокровія?" *) Достаточно, впрочемъ, повѳрх- ") ЬаІіГа ѵізІЛга. (Лсгеодараал жизпь Будды), гл. 2 и 15. Си. также К Внгпоиі Ьоі>ш <1ѳ Іа Воппс Ьоі. Іпігоііисііоп .1 РНізіоіге ди ВоидіІЬівте ітііеп. ВагІЬ. 8і-Ні1аіге. Ъе Воиддііа. Косрреи. Оіе Нсіщіоп сіев ВисѣІЬа. Ме-
— 114 -- ностнаго знакомства съ литературою, философіей и религіями Индіи, чтобы замѣтить, чго можно перейти очь нихъ кь ИІопеи- гауеру, но почхветвовавъ этого перехода. Кромѣ всецѣло оптимистическихъ эллинизма и ислама, всѣ религіи заключаютъ въ себѣ, по крайней мѣрѣ, зародишь пессимизма (догматъ о грѣхопаденіи у евреевъ); и Шопспгауері. утверждаетъ, что большинство религіозныхъ ученіи выражаютъ именно его мораль въ иносказательной формѣ. Такъ, говорнтт онъ, христіанское сказаніе о древѣ нозпавія добра и зла пред- ставляетъ угверждс.піе воли къ жизни; Адамъ - это воплощенное утвержденіе, чрезъ которое начались грѣхъ и сірадапіе Но по- знаніе, войдя въ міръ, дѣлаетъ возможнымъ освобожденіе, отри- цаніе воли къ жизни. Іисусъ—это воплощенное отрицаніе-; оиъ приносится въ жертву, чтобы совершить искупленіе. Адамъ пред- ставляетъ животныя и конечныя стремленія человѣка; Іисусъ же— свободный и вѣчный человѣкъ; всякій человѣческій индивидуумъ— Адамъ, равно какъ и Іисуеь, въ іыіснцш. Переходя отъ религій къ независимымъ мистикамъ, онъ опре- дѣляетъ мистику въ самомъ широкомъ смыслѣ, какъ „руководство къ непосредственному воспріятію того, что недоступно ни созер- цанію (интуиціи), ни идеѣ, ин какому бы то ни было познанію вообще“. „Между мистикомъ и философомъ,—говорить онъ,— существуетъ то различіе, чго одинъ начинаетъ изнутри, а другой извнѣ. Мистикъ исходить изъ своего внутренняго, позитивнаго, индивидуальнаго опыта, въ которомъ онь познаетъ себя какъ вѣчную, универсальную сущность; но псему, что оиъ говоритъ объ этомъ, должно вѣрить иа слово, потому что онъ ничего не можетъ доказать. Философъ, напротивъ, исходитъ изъ общаго всѣмъ, изъ объективнаго феномена, изъ факта созиаиія, какъ оиъ въ каждомъ находится. Его методъ—размышленіе объ имѣющихся у него данныхъ; поэтому онъ можетъ убѣждать. Преимущество философіи въ томъ, что она опирается только на данныя внѣш- няго міра, созерцанія, какт> послѣднее дано вь нашемъ сознаніи. Поэтому она должна оставаться космологіею, никогда ие дѣлаясь тафивика буддизма резюмируется такъ: — упнвсрсальпая пустота. «Всякое явленіе—пустота, всякая субстанція—пустота, впі идъ пустота». Цѣпь дѣй- ствій и причинъ. Переводъ отъ матеріи въ человѣку. — Мораль буддизма еавлючаеся «въ четырехъ высокихъ истинахъ:» 1) существованіе есть а стр- хаяіе; 2) причина’ страданія—желаніе; 3) страданіе можетъ прекратиться по- средствомъ нирваны; 4) нирвана достигается посредствомъ созерцанія и, на- конецъ, посредствомъ экстаза.
теологіей". Свое ученіе объ отреченіи Шопенгауеръ находитъ въ персидскомъ суфизмѣ, у александрійцевъ, въ средніе вѣка у Скотча Эрпгены п у великихъ мистиковъ XIV ві.ка, у Мейстера Экгардта, у Таулера; позднѣе у Якова Бем;>, Аигелуса Силезскаго, у неизвѣстнаго автора „Нѣмецкой теологіи" п, наконецъ, у Мо- тпноса, въ квіетизмѣ и у иі-ше Гійонъ, которая въ своихъ „Еоггеііів" восклицаетъ:—„Полдень славы; девь, когда нѣтъ уже болѣе ночи; жизнь, которин не боится болѣе смерти, даже въ самой смсріи, потому что смерть побѣждена смертью, н кто пере- неси иерную смерть, тотъ уже пе вкуситъ второй смерти!" Всѣ религіи болѣо пли менѣе учатъ самоотрѣченію. Лучшія изь ннхъ дѣлаютъ ото открыто. Христіанство имѣетъ въ этомъ отношеніи соперника только вь буддизмѣ, и изъ христіанскихъ пснонѣдавііі католицизмъ, несмотря на суевѣрныя тенденціи, имѣетъ то достоинство, что твердо сохраняетъ целибатъ и аске- тизмъ. Отмѣнившій ихъ протестантизмъ уничтожилъ самую сущ- ность христіанства и пришелъ „къ плоскому раціонализму" -- „прекрасная религія для любящихъ комфортъ пасторовъ", кото- рая, однако, не заключаетъ въ себѣ ничего христіанскаго. Перво- начальное христіанство имѣло ясную интуицію отрицанія воли къ жшіпп, проповѣдуя безбрачіе, хотя и не указывало къ тому до- статочныхъ осноніінііі. ІПопсшгауеръ собралъ у гностиковъ и первыхъ отцовъ церьви любопытные въ этомъ отношеніи токсты. Пъ Евангеліи египтянъ говорится:—„Спаситель сказалъ: Я при- шелъ разрушить дѣла женщины,—женщины, т. е. страсти, ея дѣла т. е. рожденіе н смерть". Тертулліанъ ставитъ рядомъ бракъ и распутство. „Маігітоптіп еі кіиргит езі соіптіхііе сагпіз; ясіііспі сіуиз сонсирізсепііат Иотіинь кіирго аііаециаѵіі. Ег^о )ат оі ргітав, ісі е.ч шіак пнрііаз гіезігніз? >Тсс ітпіегііо, циопіат еі іряае ех ео сопніапг, оиоЛ еьі $іиргиш“. (Т. о. бракъ и распутство состоятъ въ совокупленіи плоти; несомнѣнно, что желаніе ого Господь приравнялъ къ распутству. Слѣдовательно, ты отрицаешь первый, т о. едпнетвеииый, бракъ? И по всей справедливости, •гакъ какъ онъ состоитъ изъ того, что есть распутство). Блаженный Августинъ говоритъ, что если бы уничтожить бракъ, то скорѣе бы исполнилось царство Божіе:—„Хоѵі циожіат циі типпигопі: 0иі(1 зі, іпциіпні, опііюв ѵеИпі аЬ отпі сопсиЬііи аЬьііпегѳ, ишіѳ ШіЬзіяіеі {гепиь Нитапит? Ѵіінаіп отнез іюс ѵеііепі! (іишіахаі іп сагііаіе, <1е согсіе риго, еі сопзсіепгіа Ьопа, еі йбе поп йсіа: тиііо < іі.іпя Г>еі сіѵіілй сотріегеіиг, еі ассеіогаіиг іегтіппя тивсіі". (Т. ѳ. я знаю, что ппыо будутъ ворчать: если бы, скажутъ они, всѣ захотѣли воздержаться оть брака, то пе прекратплся-ли бы чело-
— 116 — вѣческій родъ? О, если бы всъ іюя;елалп этою! только въ любви, отъ чистаго сердца, съ чистою совѣстью и съ нелицемѣрною вѣрой: гораздо скорѣе исполнилось бы царстг.о Божіе и ускорился бы конецъ міра)*)- Это „царство Божіе-* есть то, чго Иіош-пгауеръ, за неимѣніемъ болѣе подходящаго термина, называетъ нирваной Извѣстно, что значеніе слова „нирвана** не установлено. Одни, какъ напримѣръ, Эжень Біорнуфъ, пидяіъ въ нирванѣ абсолютное уничтоженіе. Другіе, какъ Максъ Мюллеръ, полагаютъ, что это слово нужно понимать „въ чисто моральномъ смыслѣ покоя и освобождовія отъ страстей". Буддійскія каноническія книги опредѣляютъ пирвану, какъ „отрицаніе познаваемаго объекта и познающаго субъекта, абсолютное отсутствіе не только всякаго познанія, по и всякой идеи". „Буддисты,—говоритъ Ліопепгауеръ, съ большимъ основаніемъ употребляютъ чисто отрицательный терминъ „инрванаи; опъ обозначаетъ отрицаніе этого міра (саш ара). Если нирвапу опредѣляютъ., какъ нпчю, то чтимъ хотятъ лишь сказать, что въ саисарѣ нѣтъ ии одною элемента, который могъ бы служить къ опредѣленію или къ конструкціи нирваны**. Когда путемъ универсальной симпатіи, любви, человѣкъ пришелъ къ пониманію основного тождества всѣхъ существъ, кь \страненію всякаго призрачнаго принципа иидивидуацін, къ признанію себя во всѣхъ существахъ и всѣхъ с> шесты. въ себѣ, — когда оиъ отрицаетъ свое тѣло посредствомъ аскетизма и отметаетъ отъ себн всякое желаніе, тогда происходитъ „ читана ня ноли**—то состояніе полнаго безразличія, когда субьектт, и объектъ исче- заютъ, когда нѣтъ болѣе ни іюли, ни представленіи, ни міра. „Вотъ что индусы выражаютъ лишенными смысла словами, каковы: „погруженіе въ Брамъ*-, „нирвана**. Мы охотно признаемъ, что результатомъ полнаго уничтоженія воли является абсолютное ничто для тѣхъ, которые еще исполнены воли. По для тѣхъ, у кого воля отреклась отъ себя, что такое нашъ міръ, эгогь реаль- ный міръ, съ его солнцами и сь млечнымъ путемъ?—Ничто**. ^э- *) Тертулліанъ. Не і'іхксті. сачііі . с д. — Диі-устпиъ 1)е Ъопп с. 10, у ПІоиенгауора, Оіе ѴГск и 8. м II. гл 44 < ы всю эту главу
Заключеніе. Міръ объясняется исизні.сіпымъ напаломъ X, ьотораго нельзя црре іать никакимъ іермпиомъ, но наименѣе неточнымъ выраже- ніемъ котораго служить слово ,.«оля“, вь самомъ общемъ смыслѣ силы. Вь себѣ самой воля еіина н тождественна; множество фе- номеновъ не чіо иное, какъ вп (пяоеть, слѣдствіе строенія интел- лекта, способноеги вторичной и производной; но, благодаря этой способноеін, бо.иозна>ельная воля дѣлается сознательною н пе- рехоіитъ пл. суиіоствонаніч въ себѣ іи. существованіе для себя самой. Узнавъ же. что опа, нь своей сущности, не что иное, какъ желаніе, слѣдовательно—потребность и, значить, страданіе, она не пахоіитъ іруг.го идеала жизни, какъ самоотрицаніе и достиженіе- своею освобожденія посредствомъ знанія. Такопа, въ двухъ словахъ, еіюдениая къ споей сущности док- трина, которую мы выше изложили. Мы но будемъ -здѣсь разби- рать ее, потому чіо всякая метафизическая система въ дѣйсівн- те.пліостп почти недосгупні критикѣ; спорь между двумя систе- мами очень часто походить па тѣ турниры рыцарскихъ эионен, въ которыхъ два заколдованные иалладина могли разбить другъ друга яа голову и выйти иль біггны цѣлыми н невредимыми. Со- гласна-лп доктрина сама сі. собою? Соглаеііа-ли ояа съ фактами? Вотъ все, что, съ пашей іочки аронія, критика можетъ у нея спрашивать, разъ она не претендуетъ на обладаніе абсолютною истиной. Попытаемся же с іѣлагь эго. а прежде всего постараемся лучше понять самую доктрину. Г. Для всякаго, прочитавшаго настоящій очеркъ, несомнѣнно, что Шопенгауера нужно назвать философомъ поли. Такимъ образомъ, онъ является однимъ изъ главныхъ представителей общаго иа-
— 118 — правленія, которое, какъ намъ нажегся, характеризуетъ метафи- зику XIX вѣка — въ томъ, что ояа имѣетъ оригинальнаго — и которое состоитъ въ стремленіи найти послѣднее объясненіе но въ интеллектѣ, а въ волѣ. Достаточно бѣглаго обзора исторіи философіи, чтобы безъ возраженія согласиться, что интеллекту всегда принадлежала здѣсь первая роль. Индія не представляетъ исключенія. Въ Греціи это направленіе достигаетъ своей высшей степени у Платона, который все приводитъ къ идеѣ, единствен- ному принципу познанія н существованія. И хотя дѣйствіе Ари- стотеля, превратившееся позднѣе въ силу стоиковъ, представляетъ очевидную тенденцію къ динамизму, но здѣсь нѣтъ ничего похо- жаго на подчиненіе интеллекта волѣ. Совершгнно напротивъ Ари- стотель благопріятствуетъ стремленію видѣть въ духѣ только интеллектъ и въ интеллектѣ самую сущность духа. 'Го же и у новыхъ философовъ. Пъ частности, Лейбницъ, возобновившій тра- дицію Аристотеля, Декартъ и всѣ, кто отъ него происходитъ, идеалис.ты-ли, какъ Мальбраншъ и Спиноза, или эміінрнкіі, какъ Локкъ и ого школа, прежде всего заняты интеллектуальными фактами. Новый способъ философствованія начинается сь Канта. Показавъ въ своей критикѣ, что способность познанія имѣетъ извѣстныя границы, что она имѣетъ значеніе только въ области опыта, что ея принципы —чисто регулпру’оіціе, имѣющіе лишь субъективное значеніе, оиъ пришелъ къ тому необходимому вы- воду, что интеллектъ, не будучи въ состояніи возвыситься до абсолютнаго, долженъ или навсегда отказаться отъ зіого, пли отыскивать его другимъ путемъ. Утверждая въ го же время, что истинно моральное дѣйствіе должно быть свободно отъ всякаго чувственнаго элемента и, слѣдовательно, независимо оть всякаго чувственнаго условія, Кантъ открылъ „узкую дверь*", „подземный ходъ**, который только п даетъ нѣкоторый доступъ къ высшему міру, Фихте, Иіопепгауеръ. Шеллиніь (въ своей второп филосо- фіи) идутъ вслѣдъ за пнмъ. Мэнъ-до-Биранъ, отъ котораго ведетъ начало новѣйшій французскій спиритуализмъ, въ то же время открылъ философію во.тп. Наконецъ, въ Аніліи философы, отпра- вляясь впрочемъ изъ совершенно отличной точки зрѣнія положи- тельныхъ наукъ, пришли къ признанію важнаго значенія за по- нятіемъ силы. Было бы, однако, большой нелѣпостью смѣшивать философію воли ПІопенгауера съ философіею (вободы, которая особенно дала о себѣ знать въ послѣднее время. Эта послѣдняя предполагаетъ, что универсальный принципъ ость принципъ свободы, что чистая свобода—сущность верховной причины, что „любовь есть совер-
іпенпое проявленіе свободы". Ставя вверху вещей, и какъ первое шаиіс, мораль и смотря па „моральное сознаніе, какъ па высшій критерій истины", ома видитъ въ .пой, совершенно чуждой меха- низма, свободѣ мѣчго аналогичное сому, что называется вь хри- стіанскомъ ученіи благодатью. Но своему двойственному, мораль- ному и мистическому характеру, эта доктрина противоположна— насколько это возможно—философіи Шопенгауера. Воля для ного столь мало моральный принципъ, что вся мораль состоитъ, на- противъ, вь ея отрицаніи. „Природа, эта объективированная воля, .піаотъ только физическое, а не моральное. Вмѣсто того, чтобы отождествлять ео съ Ьоіомъ. какъ то дѣлаетъ пантеизмъ, скорѣе бы ее слѣдовало отождествить, подобно автору „Ліъмеикоіі теологіи*, съ діаволомъ". „Въ природѣ царствуетъ сила, а неправо, въ мірѣ человѣческомъ такъ же, какъ н вь мірѣ животномъ ') Эта слѣпая (Ыіпіі), безсознательная (инЬеѵѵ’іізяНоз) воли—антиподъ моральнаго принципа; опа можетъ быть только силой Двоякій смыслъ термина „поля" сообщаетъ всему изложенію двусмысленность, которая существуетъ не только для невнима- тельнаго читателя п которая гораздо менѣе заключается въ сло- вахъ, чѣмъ иь дѣлѣ. ІИопенгауеръ утверждаетъ, что, но прави- ламъ метода, должно переходить отъ извѣстнаго къ неизвѣстному, отъ своею собственнаго, непосредственно познаваемаго, дѣйствія ьъ другимъ, посре.тогненно выводимымъ, дѣйствіямъ. Пусть бу- детъ такъ. Но тотъ фактъ воли, который служитъ ему точкою отправленія и ключей і>, посредствомъ котораго онъ дешифрируетъ загадку міра, совершенію измѣняется въ его рукахъ. Хотѣніе, какъ его псѣ знаютъ и какъ о немъ свидѣтельствуютъ, есть фактъ сложный, которому предшествуютъ мотивы, за которымъ слѣдуютъ дѣйствія и который сопровождается незнаніемъ. Таково-лп хотѣ- ніе, всюду предполагаемое ІІІоиепгаусромъ? Совсѣмъ нѣтъ. Онъ прежде нееію объян.иіетъ, что нее содержимое интеллекта слу- чайно; поэтому изъ волевого акта нужно удалить сознаніе и метины; что же въ немъ останется, когда оно такъ обобрано и лишено своего вида? Ничего, кромѣ темнаго желанія,—менѣе того—стремленіи, г. е. того, въ сущности, что паука называетъ силой. Такимъ образомъ, въ копцѣ концовъ, оказывается, что это стремленіе объясняетъ нашу волю, а не маша воли даотъ ему йодное объясненіе, что сохранять это слово—значитъ нродолжать иллюзію точки отправленія; эго значить—заключаться вь субъек- тивномъ познаніи вмѣсто того, чтобы стремиться къ объектив- ') Рагег^а иіиі Рагаііропіепа, II; этика, 109.
ному, свойственному наукѣ, методу. Въ самомъ дѣлѣ, совершенно иное дѣло сказать, чѣо воля есть сднпстіи-нпый актъ, въ силу котораго мы понимаемъ всѣ акты природы, познавая ихъ, какъ аналогичные,—положеніе, допускаемое многими философами и ученымп,—и утверждать, подобно Піопенгауеру, что всѣ силы природы происходятъ изъ воли или, скорѣе, суть ис что иное, какъ одно съ нею. Вь первомъ случаѣ мы говоримъ, что это можетъ быть п, какъ бы то ни было, это такъ для насъ: мы допускаемъ субъективную аналтъю. Во второмъ случаѣ мы гово- римъ, что это такъ абсолютно" мы утверждаемъ объективное то- ждество. Мы встрѣчаемся здѣсь съ обычнымъ недостаткомъ всякой ме,тафизики, который состоитъ въ утвержденіи: это можетъ быть, значитъ, есть. Шопенгауеръ часто повторялъ, что онъ понимаетъ метафизику особеннымъ образомъ,—что опъ остается въ мірѣ, чго оиъ дер- жится явленій, что онъ исключаетъ все, что касается вопросовъ: ісоііег (откуда), ісо/йп (куда), иагит (зачѣмъ) и держится мая (что есть), ни мало не злоупотребляя гипотезою. Превосходный анализъ, благодаря которому, онъ но всѣхъ явленіяхъ природы находить единую н себѣсамойтождественную волю, представляетъ оригинальный трудъ, пе имѣющій прецопдсптовъ. Хотя можно было бы произнести ого болѣе систематично, но оігь обнимаетъ полный кругъ естественныхъ фактовъ--историческихъ, физіоло- гическихъ, жизненныхъ, физико-химичсскихь, и приводитъ къ заключенію, что все есть воли и что, несмотря на ежеминутныя превращенія въ мірѣ, количество воли неизмѣнно. Но какое до кязательство того, что изъ всѣхъ возможныхъ рѣшеній правильно именно это? Шопенгауеръ но даетъ никакого. Его доктрина ие имѣетъ другой основы, кромѣ доведеннаго до крайности заклю- ченія по аналогіи. Его, какъ и вейкой другой, метафизикѣ недо- стаетъ повѣрки. А потому она пе имѣетъ научнаго значенія: опредѣленный признакъ, отличающій метафизику огь науки, со- стоитъ въ томъ, что тогда какъ паука проходить три существен- ныхъ момента—констатированія факюігь, приведеніе ихъ къ законамъ и повѣрку найденныхъ законовъ, метафизика проходитъ первые два момента, но никогда но достигаетъ третьяго. Нужно признать, что Шопенгауеръ сдѣлалэ, серьезное усиліе, чтобы найти это (іевідегаііпн всякой мотафигіп.іі —повѣрку. Оиъ, какъ мы видѣли, утверждалъ, что на міръ нужно смотрѣть какъ на страницу гіѳрчглефові,, ключъ къ котэроіі можно найти только ощупью. Онъ говорни,, что нашелъ этотъ ключъ; но слишкомъ ясно, что ого рѣшеніе болѣе остроумію, чѣмъ убѣдительно.
— 121 — Допустимъ, однако, тіо всо можно свести къ волѣ и объяснить изъ нея: остается узнать, какъ и зачѣмъ единая н тождественная ноля дѣлается этимъ феноменальнымъ множествомъ, которое, по мнѣнію ПІопенгауера. представляетъ песъ міръ Относительно перваго пункта Шопонгауорі> выражается ясно: чувственный міръ ость только мозговой феноменъ. Только един- < іао существуетъ, множество же кажется существующимъ. Мозгъ, нервная система всякаго чувствующаго существа представляетъ > сбою какь бы множительный аппаратъ, посредствомъ котораго соля раздробляется на безчисленныя явленія Кажущаяся противо- положность между единствомъ и множествомъ разрѣшается, какъ мы потомъ увидимъ, идеализмомъ Но этимъ затрудненіе только отодвигается, такъ какъ является .стествепнымь вопросъ: зачѣмъ воля переходитъ такимь образомъ отъ единства кь множеству, почему опа объективируется въ не- органическихъ, жизненныхъ и психологическихъ явленіяхъ,—по- чему ея эволюція принимаетъ настоящую, а не другую форму? Па это Иіоиенгаусръ отвѣчаетъ: я ничего по знаю, я показываю іишь то. что есть; моя философія не обѣщала вамъ ничего другою. Въ такомъ случаѣ Шопепгауеръ позитивистъ? Совсѣмъ нѣть. Онъ сдѣлалъ попытку запять средину между Контомъ съ его послѣдователями, которые утверждаютъ, что философія можетъ быть только вполнѣ объединенной и организованной наукой (т е. совокупностью наукъ), и чистокровными метафизиками, каковы Шеллингъ п Гоголь, которые безъ колебанія объясняютъ все. Эта идея ограниченной, обмежеванной, уменьшенной метафизики не нона въ исторіи философіи. Примѣръ ея представляетъ такъ называемая „метафизика здраваго смысла". Но вмѣсто неопредѣ- леннаго понятія- потому что кто знаетъ, гдѣ начало и копецъ здраваго смысла?—Шопепгауеръ предлагаетъ точное понятіе мв- тафнзпкп въ области опыта, не заботясь нп о причинѣ, пи о цѣли. По ие значптъ-ли это философствовать безъ философіи и очень рисковать обращаться только къ немногимъ? Въ самомъ дѣлѣ, почти всѣ запятые философіею умы—какъ намъ кажется— распадаются на двѣ группы: одни ясные, точные, строгіе въ до- казательствахъ, словомъ, научные: другіе находящіе дѣйствитель- ность столь ничтожною вь сравненіи съ идеаломъ, чго метафи- зическія рѣшенія, какъ бы слабы они ни были, все же имѣютъ для нихъ большее значеніе, чѣмъ не могущія отрѣшиться отъ фактовъ, доказательства Первымъ ІПопенгауеръ покажется без-
раісудио смѣлымъ, а вторымъ—робкимъ; онъ предлагаетъ слиш- комъ мало для вторыхъ. Чтобы убѣдиться въ этомъ, разсмотримъ одинъ изъ наиболѣе темныхъ нункювь его доктрины — его теорію цѣлесообразности. Отклоняя вопросъ: зачѣмъ существуетъ міръ? - почему онъ такой, а не ппой? — оиъ но оставляетъ, однако, безъ объясненія, почему имѣетъ мѣсто приспособленіе средствъ къ цѣлямъ въ организо- ванныхъ существахъ, такъ какъ эта цѣлесообразность — какъ бы со пи понимали—опытный фактъ, и Шопенгауеръ долженъ объ- яснить его, разъ онь обѣщалъ намъ обнять опытъ во неси его совокупности — Проблема представляется ему въ слѣдующемъ видѣ: если признано, что существуетъ только безсознательная по сущности н сознательная случайно сила, то какимъ образомъ могла произойти изъ ноя организація съ ея внутреннею цѣлесо- образностью? Изложенное нами выше (іл IV, 5) рѣшеніе этой проблемы вызвало уирекь въ явномъ противорѣчіи: говорить, что онъ превратилъ здѣсь свою слѣпую велю въ интеллектъ. Эта критика намъ кажется н.злишно строіото. Положеніе Шонопгяуера логично. Онъ постоянно повторяетъ, что воля въ своеіі ы щносги, есть слѣпое стремленіе къ жизни ^ЫішІ І)гап^ /ппі ЬеЪеіі): опа стремится къ жпзип, какъ рѣка къ морю. Живыя существа пн что иное, какъ это объективированное стремленіе, и это безко- нечное стремленіе выражается безконечнымъ разнообразіемъ ви- довъ и индивидуумовъ. Но живое существо можетъ имѣть мѣсто только при извѣстныхъ ус.ювіяп; гдѣ ихъ пѣгъ, оио отсутствуетъ. Слѣиое стремленіе къ жизни можетъ не производить ничего или производить уродовъ, но оно можетъ также производить и органи- зованныя существа. Для этого нужно и достаточно, чтобы иъ существѣ не было никакого внутренняго противорѣчія, которое дѣлало бы его неспособнымъ къ жизни; и нотъ образуется хоро- шій или дурвоп, низшій пли высшіи организмъ. Слѣдовательно, цѣлесообразность не ость чю-лпбо внѣшнее, прибавленное къ существу; она имманентна. Жизнь и ея условія дѣлаютъ одно и го же, и такъ какъ жизнь есть воля, то и цѣлесообразность выте- каетъ изъ волп. Я не хочу сказать, что зга доктрина хороша, или что Шонен- гауеръ изложилъ ее достаточно ясно, по мнѣ кажется, что она согласна со всѣ.мь его ученіемъ. Во всякомъ случаѣ по этому одному пункту можно понять трудность положеніи его полу- метафнзики. Признавая имманентную цѣлесообразность, Шопеп- гауеръ какъ будто приближается къ позитивистамъ; по послѣдніе найдутъ, что было бы лучше меньше пользоваться метафизикою
— 123 — п спросить, подобно имъ, эмбріологію, гистологію и сравнитель- ную анатомію, какимъ образомъ всякое организованное существо проходи г і. рядъ состояніи, пзъ которыхъ каждое является необ- ходимымъ условіемъ послѣдующаго. Съ другой стороны, настоя- щіе телеологи скажутъ, что все объяснять слѣпымъ случаемъ, •водитъ цѣлесообразность къ одной возможной комбинаціи изъ массы другихъ, — значитъ въ дѣйствительности устранять со и выводить жизнь в.іъ случайности. СлЬдоват- лыю, но будетъ слишкомъ смѣлою мысль, что по- добная философія скорѣе останеіея какъ любопытный фактъ, чѣмъ какъ живая доктрина, которой суждено создать долговременную школу. Метафизика. есть система гипотезъ, служащихъ къ нѣко- торому удовлетворенію и къ значительному возбужденію ума. Теорія Шопенгауера лишена всѣхъ этихъ преимуществъ; въ то же время ей свойственны почти всѣ недостатки метафизики: субъ- ективный характеръ, злоупотребленіе гипотезой, невозможность повѣрки Ея важное п единственное достоинство — это трудъ уясненія понятія силы подъ именемъ воли. Всякая метафизика подвергается вліянію предубѣжденій и на- учныхъ открытій эпохи Можно сказать, что проблема индуктив- ныхъ наукъ есть составленіе уравненій, а ихъ результатъ — от- крытіе самыхъ простыхъ членовъ этихъ уравненія. Остается объ- ясненіе этихъ простѣйшихъ терминовъ: вотъ предметъ метафизики. А мы видимъ, чіо всѣ науки болѣе и болѣе стремятся свести все къ движенію, которое является выраженіемъ и мѣрою силы. Вь концѣ же концовъ это понятіе попадаетъ въ руки метафизиковъ, которые пытаются ого объяснять. Поэтому иъ наше время самыя различныя школы сходятся иа силѣ, какъ на послѣднемъ объ- ясненіи. Спиритуалисты стараются доказать, что въ матеріи все сводится къ протяженію, которое само сводится къ силѣ *). Про- тивоположная школа даетъ понять, что для и ея всѣ явленія при- роды, безъ исключенія, суть концентраціи силы. „Всякая про- грессивная трансформація силы есть, такъ сказать, ея концен- трація иа самомъ незначительномъ пространствѣ. Эквивалентъ химической силы соотвѣтствуетъ многимъ эквивалентамъ низшей силы, а эквивалентъ жн ніеииой силы—мноіпмъ эквивалентамъ хими- ческой силы и т д.‘“ ('ловомъ, для первыхъ всо сводится къ силѣ, а сила—къ духу. Для вторыхъ исе сводится къ силѣ,даже и духъ. Въ этомъ отношеніи Шопенгауеръ гораздо ближе къ по- слѣднимъ, чѣмъ къ первыя ь. Но мы видѣли, что оиъ остается *) См. объ этомъ ѵ М. Мару, въ его кишѣ 1>е Іа Ваепсе еі гіе Іа Лаіѵге
— 124 — индифферентенъ къ спору между спиритуалистами и матеріали- стами. Смотря на слова: матерія, душа, субстанція и нроч , какъ на термины, удовлетворительные для обыдеиной рѣчи и здраваго смысла, н полные двусмысленностей, когда дѣло ка- сается научнаго употребленія, онъ старался освободить филосо- фію отъ пустыхъ фантомовъ. Результатъ совершенно отрицатель- ный; по можетъ-лп метафизика обѣщать чго-.іпбо другое, какъ все лучше и лучше ставить вопросы и тѣмъ содѣйствовать пред- видѣнію истины? II. Теорія интеллекта длп ПІопенгауера ие что иное, какъ теоріи видимости: ея цѣль—объяснить, какимъ образомъ единая и то- ждественная воля—эта единственная реальность—дана намъ, какъ сложная н измѣнчивая въ безконечнойь множествѣ явленій при- роды. Опъ полагаетъ, что нашъ міръ, съ его равнинами и го- рами, съ его рѣками, деревьями, съ его чувствующими и мысля- щими животными,—что все это и все, что можетъ оыть анало- гичнаго въ другихъ мірахъ, вь концѣ концовъ разрѣшается въ волю, т. с. въ силы,---что крайне малая частица этоп матеріи, которую мы называемъ мозгомъ или гаигліеіі, смотря но степени ея организаціи или сложности—обладаетъ чудесною способностью отпечатлѣвать въ себѣ все, что па нее дѣйствуетъ; ато какъ бы зеркало, въ которомъ отражается н познаетъ себя, на всѣхъ ея ступеняхъ, воля; такъ что міръ ость не что иное, „какъ мозговой феноменъ", и воля ие дѣлается дууіою оттого, что подпадаетъ подъ интеллектуальныя (или мозговыя) формы времепи, простран- ства и причинности, вслѣдствіе которыхъ она является послѣдо- вательною, протяженною и измѣнчивою. Прежде всего можно задаться вопросомъ, пѣтъ-лп здѣсь про- тиворѣчія, состоящаго въ признаніи зависимости матеріи отъ интеллекта и интеллекта отъ матеріи. Міръ, съ его физическими, химическими и физіологическими явленіями, согласно этой ги- потезѣ, существуетъ только въ мозгу: по самъ мозгъ пред- полагаетъ предварительное существованіе извѣстныхъ физиче- скихъ, химическихч, и физіологическихъ фактовъ —Это серьез- ное возраженіе. Наименѣе неблагопріятное для ПІопенгауера тол- кованіе состояло бы въ утвержденіи, что .матерія, мозгъ, интел- лектъ— все одно и то же,—что зто корреляты, которые возвы- шаются и падаютъ въ одно время, -что только вслѣдствіе иллю- зіи ума мы полагаемъ прежде и послѣ тамъ, гдѣ имѣетъ мѣсто одновременность. Это ученіе, какъ бы трудно ип было допустить
— 125 — его сь опытной точки зрѣнія, имѣло бы, по крайней .мѣрѣ, го достоинство, что ле заключало бы пъ себѣ никакого противорѣ- чія; но какъ согласить ого съ тѣмъ положеніемъ Шопенгауера, что интеллектъ ость тр-чпичние явленіе, зависящее отъ тѣла, ко- торое записиіъ отъ воли’ Сверхъ того, если тѣло есть „непо- средственная объективація волп“ п но можетъ существовать безъ его условій существованія (времени, пространства, перемѣны), то выходило бы, что множество предшествуетъ самому интеллекту, который, по гипотезѣ, является, однако, началомъ множества и различія. А ноіому здѣсь нужно признать или противорѣчіе, пли— какъ я склоненъ думать—свойственную идеализму и почти непо- нятную пнѣ его точку зрѣнія Идеализмъ Шопенгауера — наименѣе оригинальная часть его доктрины. Онъ воспроизводитъ Канта и Беркли. Послѣдній, какъ извѣстно, утверждалъ, что такъ какъ мы познаемъ лишь состоя- нія нашего сознанія, то мы пе вправѣ предполагать, что впѣ- ихъ что-либо существуетъ, и, что, слѣдовательно, вещи гаковы, какъ мы ихъ познаемъ (гііеіг езяс іь регсірі). Кантъ поставилъ вопрост болѣе ясно п болѣе глубоко, пачавъ съ предваритель- ной крніикн условій познанія и отличая, такимъ образомъ, види- мся ть отъ реальности, то, что нимъ дано, отъ того, что есть или можетъ быіь. Мы уже видѣли, чіо Шопенгауеръ принимаетъ за основаніе Критику Канта, но не отрекается и оті. Беркли ’). (Еганепзіаеиь, ВгіеГе ч в. тѵ. 14 письмо).
— 126 — Прежде всего нужно поставить вь заслугѵ Шоненгауеру то, что сложный списокъ кантовскихъ формъ :: категорій онъ свелъ къ тремъ существеннымъ—времени, пространству и причинности Онъ обосновалъ ихъ идеальность посредствомъ своихъ собствен- ныхъ доказательствъ, по пъ ••лицѣ концовъ пришелъ къ выводу Канта. Если этотъ вывозъ принятъ, то идеализмъ вытекаетъ изъ него съ необходимостью. Но неоспорнмо-ли оно?—Изслѣдовать положеніе Канта—это трудъ, котораго боятся самые сильные умы, и здѣсь не можетъ быть вопроса о попыткѣ такою наслѣ- дованія. Мы желали бы только выяснить, нѣтъ-лн фактовъ, кото- рыо дѣлаютъ его, по крайней мѣрѣ, сомнительнымъ. Каптъ выяснилъ необходимость того, чтобы время и простран- ство были въ насъ или внѣ пасъ пли же сразу и въ пасъ, н внѣ насъ. Опъ слегка коснулся третьей изъ этихъ гипотезъ, а ее, быть можетъ, стоило бы труда изслѣдовать. Не отказывая времени и пространству въ характерѣ принциповъ, регулирующихъ опытъ, можно сомнѣваться, чтобы онп были совершенно независимы отъ опыта, даже въ отношеніи ихъ генезиса. Я оспевываюсь здѣсь па авторитетѣ Гельмгольца, который, при всемъ своемъ уваженіи къ Канту, утверждаетъ, „что взглядъ на геометрическія аксіомы, какъ на предложенія, первоначально данныя въ понятіяхъ про- странства,—есть спорпоо мнѣніе... Аксіомы, на которыхъ осно- вана наша геометрическая система, не суть необходимыя истины, зависящія только отъ существующихъ законовъ нашего интел- лекта. Онѣ суть научное выраженіе фанта всеобщаго опыта". Идея пространства съ тремя измѣреніями, па которой основана паша геометрія, въ концѣ копцовъ ость опасный фактъ. Гільмгольцъ замѣчаетъ также, что Гауссъ, Рдманъ, Лобачевскій и другіе ма- тематики вывели воображаемую геометрію изъ понятія простран- ства, взятаго независимо отъ опыта. „Если мы предположимъ,— говоритъ опъ,—мыслящихъ существъ, живущихъ и двигающихся по твердой поверхности (предполагаемой плоской, сферической или эллипсоидальной) и неспособныхъ понимать ничего, кромѣ того, что па пой находится, то увидимъ, что для нихъ аксіомы геометріи будутъ очень отличны отъ нашихъ, въ отношеніи па- раллельныхъ лигіій, суммы трехъ угловъ треугольника и самоп краткой линіи между двумя точками". Держась наиболѣе простыхъ, всѣмъ близкихъ фактовъ, замѣ- тимъ, что понятіе о данномъ пространствѣ и о данномъ времени измѣняется сообразно сь данными опыта. Трудно допустить, чтобы существо, имѣющее только осязательныя ощущенія, такъ же по- нимало пространство, какъ и существо, одновременио обладающее
зрѣніемъ и осязаніемъ. Животное, уничтожающее пространство быстрымъ скачкомъ, можетъ-лп имѣть такое же о номъ иопятіе, какое имѣетъ животное, которое проходитъ его медленно? Тоже и относительно времени: можетъ-лн неподвижное животное, съ медленлымь жизненнымъ ритмомъ, такъ же представлять время, какъ животное, которое скоро животъ и быстро движется? По знаегь-лн каждый но собственному опыту, что казавшееся вь дѣтствѣ очень высокимъ пли очень далекимъ съ годами умень- шается пли приближается, — н что одинъ и тотъ же періодъ вре- мени кажется все болѣе короткимъ но мѣрѣ іо го, какъ мы ста- римся? Факты этого рода слишкомъ извѣстны и слишкомъ много- численны, чтобы па пнхъ останавливаться Достаточно навести читателя па размышленія о инхъ. Можно, безъ сомнѣнія, возразить, чго эпі факты доказываютъ только то, что понятіе о данномъ пространствѣ и о данномъ вре- мени измѣняются сообразно съ нашимъ опытомъ, по ничто не доказываетъ, чтобы тоже самое относилось и къ нашему понятію пространства п времени вообще. Но не въ правѣ-лн мы общій понятія пространства п времени разсматривать какъ абстрактные результаты этихъ конкретныхъ данныхъ, какь-то утверждалъ Лейбницъ? ОспоіЛіое положеніе ПІопенгауера во всякомъ случаѣ очень спорно.—Можно еще сказать, что вслѣдствіе всего выше- п.іл*женнаго устанавливается, что понятія времени и пространства относительны, и что идеализмъ ііпріісііе признаетъ это—такъ же, какъ и мы,—считая ихъ чисто субъективными. Тѣмъ но менѣе имѣетъ мѣсто слѣдующая разница: опытъ оправдываетъ первое утвержденіе, но остается нѣмъ относительно второго. Сказать, что время и пространство относительны, — значить выразить фактъ, доказанный внѣшнимъ и внутреннимъ опытомъ; сказать же, что они находятся только въ насъ, — значитъ строить гипотезу. Если бы поддерживаемая въ послѣднее время въ Германіи, н особенно въ Англіи, доктрина нашла научное обоснованіе, то Кантъ и Лейбппцт, были бы примирены. Оиа состоитъ въ утвер- жденіи—подобно Шопенгауеру,—что время, пространство и вообще формы мышленія можно разсматривать, какъ присущіе строенію мозга; но этн „формы" были бы результатомъ безчисленныхъ опытовъ, зарегистрированныхъ, фиксированныхъ н организован- ныхъ въ рядѣ поколѣній, путемъ наслѣдственности. Такимъ обра- зомъ, время н пространство сразу были бы и въ умѣ, и въ пред- метахъ,—въ насъ, потому, что внѣ насъ. Не продолжая этого спора и, если угодно, просто соглашаясь.
— 128 — что существованіе времени и пространства только въ насъ ни- чѣмъ но доказано, можно шагъ за шагомъ прослѣдитъ прогрес- сивное движеніе мысли Шопенгауера къ этой гипотезѣ. — Сначала онъ утверждаетъ, что время и пространство—понятія вполнѣ относительныя, что безспорно. — Затѣмъ онъ доказываетъ, что онн совершенно субъективны, что не подтверждается въ должной степени пи разсужденіемъ, ни опытомъ: отсюда онъ выводитъ свой идеализмъ.—Потомъ, идя далѣе Канта и приближаясь къ Беркли, онъ предполагаетъ, что явленія, наполняющія эіи пустыя рамки, время и пространство, пе суть символъ какой-нибудь внѣшней по отношенію къ намъ реальности. Опъ отрицаетъ существованіе какого бы то нибыло даннаго извнѣ маіеріала. Кантъ утверждалъ, „что содержаніе созерцанія дано намъ извнѣ"; Шопенгауеръ, какъ мы видѣли, упрекаетъ его за это въ недостаткѣ логики, потому что законъ причинности, какъ совер- шенно субъективный, имѣетъ значеніе только для субъекта н только въ порядкѣ явленій; вь болѣе ясныхъ словахъ: мы по имѣемъ права заключать ото, чувственныхъ явленій, какъ отъ слѣдствія, къ матеріи, какъ къ причинѣ Слѣдуетъ-лн отсюда заключать, что Шопенгауеръ—сторонникъ абсолютнаго идеализма? Иногда, вслѣдствіе нѣкоторой смѣлости выралЗ'іпя, можно это подумать. На самомт, же дѣлѣ, оиъ, какъ самь говорить, тран- сцендентальный идеалистъ и эмпнрнческііі реалистъ, т. е. будучи кантіанцемъ и ультра-кантіанцемъ но псомъ, что касается условій существованія внѣшняго міра, онь не признаетъ, подобно Беркли, что этотъ міръ лишь простая фантасмагорія, родъ спектакля съ подвижными декораціями, который дастъ себѣ умъ. Матерія,— говорить онъ,— есть правдивая ложь. Должно-ли зіо понимать такъ, что оиа—ничто, абсолютно ничто, чистая иллюзія? Это значило бы забыть, что основа всего ость воля. Воля ощущаетъ, воля и ощущается. Матерія, поскольку она есть воля, истинна-, поскольку же она является уму, какъ протяженная, измѣняю- щаяся, окрашенная и ироч., оиа - ложь. Если освободить эту доктрину отъ прикрывающихъ ее мета- физическихъ формъ, то, быть можетъ, она окажется мепѣе дале- кой, чѣмъ представляется, отъ того, что дѣйствительно утвер- ждаютъ настоящіе ученые. Такъ, Гельмгольцъ, устранивъ, на- сколько возможно, всякую гипотезу и держась научно установ- ленныхъ фактовъ, призналъ, что па данныя чувствъ можно смо- трѣть только какъ на символы, которые .кы объясняемъ,—что нельзя найти никакого сходства между перцепціей и предметомъ, кото- рый опа представляетъ, — что первая есть просто духовный
— 129 — .іна/л второго,—знакъ, который однако по произволенъ, потому что опъ дается памк природою нашилъ органовъ чувствъ и на- шего ума Дѣйствительно. ішкое сходство можно усмотрѣть между мозговымъ процессомъ, сопровождающимъ перцепцію стола, и самымъ столомъ? Можно сказать въ двухъ слонахъ, что чувствен- ная видимость почти столько л:е походитъ па дЬііствіислі,постъ, которую опа выражаетъ, сколько фразы исторіи плп романа но- хоиіті. на событія, о коіорыхь онѣ разсказываютъ. Такимъ образомъ то. чю Шоііспг іу.*рь называетъ видимостью, Ге.іьліолыіі. обозначаетъ словомъ символъ"; символы выражаютъ непознаваемую реалыюсп.; ичднмосгь предполагаетъ X, волю. Здѣсь н оканчивается і-ходеіво. учелып, держась того, что знаетъ, остается реалистомъ; метафизикъ, иди дальше Того, что можно ’иіать, утверждаетъ, чго міръ существуетъ только въ нашемъ мозгу. 111 Объ зетотмкѣ Шопенгауера достаточно сказать нѣсколько словъ; откуда опа беретъ начало и какое имѣетъ значеніе? Шопенгауеръ обладалъ слишкомъ іонкимъ вкусомъ, чтобы отказать себѣ въ удовольствіи разсуз.дать о красотѣ; его харак- теръ слишкомъ отталкивалъ его <>тт. схоластики, чтобы оіі-ь не воспользовался :>тимь предлогомъ для нарушенія монотонности ибстракіиыхъ дедукцій нѣсколькими б(,.і),о художественными гла- вами, гдѣ писатель могъ бы себя показать. Не было-лп это также превосходнымъ случаемъ раздѣлить участь Платона пъ доктринѣ, гдѣ оригинальность автора состоитъ іп. комбинированіи философіи и ренігіи, разнообразіе которыхъ соотвѣтствуетъ его „волную- щемуся и разностороннему" характеру? Отецъ и мать Шоііон- гауерэ, путемъ нѣкоторіго есіьственнаго подбора, предрасполо- жили своего сына къ просвѣщенной любнп къ искусствамъ; отъ любителя книгъ и картинъ и отъ свѣтской женщины, которая была замѣтна вь Веймарѣ и которая съумѣла засгавнгь Гете ирочссть одииъ изъ ея романовъ, долженъ быль родиться художникъ. Его многочисленныя путешествія и продолжительное пребывшій* іи, Италіи могли іо.іько утвердить философа іи, его инсі пиктахъ Венеція, Флоренція п Гіімъ, Скала, палаццо Пнттп, Ватиканъ, итальянская жизнь „съ ея полнымъ безеімастномъ**, какъ назна.іъ ео Стендаль, „нѣмая поза предъ великими произведеніями искус- ства, какъ и предъ великими людьми",—этот ь эстетическій образъ Ліи.,нн долженъ былъ оставить въ человѣкѣ сѣвера сожалѣніе о югѣ и желаніе дать вь споемъ сочиненіи мѣсто виечатлѣіиямъ,
— 130 — которыя ого долгое время плѣняли Внрочімъ. въ эпоху. когда появилось сочиненіе „Міръ, какъ воля и представленіе**. искус- ство властно царствовало, оно стало религіей, и Шопепгауеръ, ттрп всей своей непріязни къ философіи своего времени, не мотъ остаться чуясдымъ нѣкоторыхъ господствуіощпхъ идеи, кь кото- рымъ была достаточно расположена ого природа. Несмотря на свое, презрѣніе „къ тѣмъ, которые носить тирсъ, пе будучи вдох- новляемы Бахусомъ», ученикъ Платона, почитатель „Федра** н „Пира", безъ сомнѣнія, былъ доволенъ, слупіан Новалиса, Тика и Шлегелей, провозгласившихъ божественность искусства.—Затѣмъ, при такой высотѣ, цскуссіно, какъ мы видѣли, было введеніемъ къ морали, кратковременнымъ освобожденіемъ, безплоднымъ уси- ліемъ, къ тому, чтобы достигнуть полнаго спокойствія и безраз- личія. Такимъ образомъ характеръ ІНоненгаура, его воспитаніе и особенно ого среда даютъ намъ генезисъ ого эстетики. Это един- ственная часть его доктрины, гдѣ я впжу нѣмца. 'Гакъ какъ въ Шопепгауерѣ встрѣтились два противоположныхъ направленія — одно эмпирическое, а другое мистическое, то, мнѣ кажется, что для него было дна возможныхъ способа пониманія эстетлкп. Онъ могъ бы продолжать традицію Дидро и копна XVIII вѣка и придти кь топ натуралистической критикѣ, однимъ изъ лучшихъ представителей когороп является во Франціи Тань; или, подобно своому врагу Шеллингу, вступить въ сверхчувственный міръ. Вь нервомъ случаѣ, его эстетика объяснялась бы основаніями еіо доктрины (теорія природы), а во второмъ—ея цѣлью (мораль). Въ дѣйствительности второе вліяніе взяло перевѣсъ. Поэтому будетъ справедливо сказать съ Леономъ Дюмономъ, *) что, «подобно всѣмъ нѣмецкимъ эеютикамъ, эстетика Шоионгауера теряется въ облакахъ аііріорнон дедукціи. Опа такъ проникнута желаніемъ возвысить искусство, сдѣлать изъ него нѣчто сверхъ- естественное. сверхчеловѣческое, что оканчиваетъ созданіемъ чего-то совершенно другого, чѣмъ искусство .. Искусство—это предметъ роскоши, нѣмцы же сдѣлали изъ него религію, и ихъ художники солидарны съ теоретиками. Большинство изъ нихъ, я:ивописцы-ли то пли музыканты, считаютъ себя облеченными священствомъ и принимаю! ь на себя роль провозвѣстниковъ истины и добра. Платоновск.ш идея, съ натяжкой отожествленная съ «веіцыо пъ себѣ», вгорпіет. а еі-оль неожиданно. что слишкомъ походить на уловку. <11де>і, иніоріпъ Шоиенгауерь,—есть пеноередствеіі- ’) Ноѵис <1си । чін-к ,«-і< пиИцие, ЗЬ іюля, 1о73 і
— 131 — имя объективація ноли па опредѣлеііпоіі сіу пони-' (аиі сіпег Іи*.ч(.ііп Ь‘П эіиГе). 'Этимъ онъ хочетъ. кажется, сказать, что опа дер- жите»! средины ме;ьду .міромъ реальнымъ и міромъ видимымъ. По логко-ли понять и особенно доказать это промежуточное сущест- вованіе? Шопенгауеръ ограиіічцн.іеіея утвержденіемъ этого, пре- достаиляя намъ вѣрить <-му па слово Нга эстетика очень похожа на метафизическій романъ, а потому, пе останавливаясь на оя критикѣ, постараемся лучше попять ее самое но себѣ и разсмотрѣть, какъ она і’пдгоіовлшчт. Мораль. Замѣтимъ прежде всего, что опг требуетъ, какъ предваритель- наго ѵедопія, возможности потерять въ пѣкоторол степени свою личность Мораль же но»ребоііиті. абсолютнон погори ея по все- общей симпатіи. «Сознаніе, говорить Шопенгауеръ.—имѣетъ двѣ стороны: самосознаніе и сознаніе другихъ предметовъ. Обѣ эти стороны находятся въ обратномъ отношеніи одна къ другой.х Онъ отправляется отъ этой несомнѣнной истины, чтобы установить „мое чистое созерцаніе субъекта познаніи". Кажется, что это созерцаніе пнѣ формъ времени, пространства п причинности, не болѣе какъ мистическій способъ выраженія того, что іісѣмъ из вѣстно, а именно, что іворчество н даже эстетическое наслажде- ніе въ высокой степени безличны Если это созерцаніе яиЬ нрееіі деіегпііяііъ только метафора, іо оно поиятно. Но если его должно понимать въ буквальномъ смыслѣ, то оно мало логично. Дѣйстви- тельно, эстетическое созерцаніе есть актъ интеллекта; какъ я:е въ такомъ случаѣ оио можетъ быть внѣ времени, пространства и причинности? Интеллектъ безъ своихъ формъ по ость уже болѣе интеллектъ, — это воля. Интеллектъ не болѣе какъ производная способность; если опь исчезаетъ, то что остается? Вещь въ себѣ, воля. Наконецъ, что еще увеличиваетъ затрудненіе, такъ го, что— какъ Шопенгауеръ безпрестанно повторяетъ--искусство является избавленіемъ, кратковременнымъ освобожденіемъ отъ ига поли — Такимъ образомъ мы встрѣчаемъ массу противорѣчіи, или—что вѣрнѣе-- истинная мысль Шопенгауера но понята нами Я скло- няюсь къ тому мнѣнію, что для пониманія ея нужно обратиться къ морали. Припомнимъ, что для Шопенгауера, какъ п для плдііі- '•кой философіи, освобожденіе - >та высшая цѣль — можетъ быть достигнуто только посредствомъ знанія. Интеллектъ, будучи вто- ричнымъ, представляетъ таыімъ образомъ одипствсиное средство спасенія Дія этого опъ долженъ, возвысившись надъ видимостью и разнообразіемъ, достигнуть „пещи въ себѣ, чуждой всякоіі множественности и одинаковой іи. единствѣ". По искусство не тостигаі гь этоіі высшей цѣли, оно видитъ лишь тѣнь ея: іню
— 132 — знаетъ только нден „непосредственную объективацію воли", а не самую нолю. Оно можетъ дать лишь подобіе освобожденія. Объ- ясняемое такимъ образомъ, ученіе ПІопенгауера, при всемъ своемъ мистицизмѣ, пе кажется, по краііііеп мѣрѣ, противорѣчивымъ; по его объясняетъ только мораль. Нужно признать также, что оиъ талантливо показалъ, что идеалъ но можетъ быть, какъ весьма часто думаютъ, абстракт- нымъ типомъ, каковой быть бы самымъ пустымъ, самымъ без- содержательнымъ понятіемъ, — что тогда какъ паука ищетъ псе болѣе и болѣе общихъ и, слѣдовательно, все болѣе н болѣе аб- страктныхъ истинъ, искусство пшетъ псе болѣе и болѣе характери- стическихъ, а потому, все болѣе и болѣе конкретныхъ типовъ. Это, по нашему мнѣнію, самое основательное въ его теоріи идей. Замѣтимъ сто мимоходомъ, что эта теорія идетъ дальше эстетики и ставитъ Шононгауора нъ число сторонниковъ постоянства ви- довъ. „Искусство,—говори!ь онь,—носредсттюмь чистаю созер- цанія вѣчныхъ идеи, повторяетъ то, что есть сущесттіеннаго и достояннаго въ явленіяхъ" Не то-жо ли дѣлаетъ и природа'"’ Искусство п природа — это вѣдь два различныхъ выраженія идей. Вообще, намъ кажется, что эстетика ПІопенгауера соединяется съ остальною его доктриною лишь очень топкою связью, которую нужно искать въ морали, и его огненное положеніе можно выра- зить такъ: освобожденіе совершается посредствомъ интеллекта; оно имѣетъ двѣ ступени: искусство останавливается па первой; аскетизмъ переходить на вторую. IV Что дѣйствительно оригинально у ПІопенгауера, такъ это его мораль. До него ие было пичеіо подобнаго Его докірииа отли- чается отъ всѣхъ другихъ: по своему пріінцііпу, потому что опа одинаково индифферентна какъ къ долгу, такъ и къ пользѣ; — по своимъ выводамъ, такъ какь вмѣсто того, чіобы сказать нямъ, что дѣлать, она ищетъ средствъ не дѣлать. Съ своимъ намѣре- ніемъ быть чисто созерцательною, съ своимъ пессимизмомъ, па- лингенезисомъ, нирваною, опа стоитъ предъ читателемъ какъ безпокойная загадка. Думаютъ объяснить се, говоря, „что оиа даетъ намъ иечалыюо зрѣлище морали безъ Бога". Но это зна- читъ нѣсколько скоро забывать, что стоицизмъ, извѣстныя ути.чи- тариыя школы и независимая мораль, свободные отъ всякой связи съ теологіей, но приходятъ пн къ чему подобному. Шопонгауеръ старается вывести ее нзъ метафизической теоріи
— 133 — удовольствія и страданія Все — ноля; в<> всякомъ чувствующемъ существѣ іюля является непреодолимы *мъ желаніемъ, рѣдко удо влетворяемою потребностью; слѣдовательно, всякое бытіе есть пъ сущности страданіе, удовольствіе же і'олько отрицательно!' со- стояніе. Нѣтъ ничего болѣе спорнаго, какъ это положеніе. Служнтъ- ли положительнымъ состояніемъ для чувствующаго существа удо- вольствіе. пли страданіе, или состояніе безразличія, Киііринкі между тѣмь п другимъ? — нельзя сказать, и извѣстно только одно, что теорія удовольегиія іі страданія—тѣло будущаго. Какъ смотрѣть на мораль, построенную иа столь шаткомъ основаніи, и не является-ли ещо новымъ признакомъ метафизическаго темпера- мента Шопенгауера столь легкое отношеніе кь доказательствамъ? Онъ ію можетъ долго сомнѣваться. Пе восходя до Аристотеля, который ужо основательно возражалъ противъ положенія, что всякое удовольствіе отрицательно, я ограничусь замѣчаніемъ, что знаменитѣйшій іыъ учениковъ Шопенгауера. Гартманъ, написалъ цѣлую главу въ опроверженіе „теоріи отрицательности удоволь- ствія'*, ссылаясь иа удовольствія, доставляемыя искусствомъ, наукой, тонкимъ вкусомъ, которыя не являются отрицаніемъ ни- какого сіраданія 11 хотя Гартманъ пришелъ къ тѣмъ же выио- іачъ, что п его учитель, но опь испробовалъ, по крайней мѣрѣ Другой методъ, когорый можно было бы назвать мотодомъ исчис- ленія и коюрый состошь вь слѣдующемъ; лзииъ сумму находя- щихся въ мірѣ благъ и золь, опредѣлить, на которой сторонѣ окажется перевѣсъ. Вѣрно, что генезисъ морали ПІопеіпауера слѣдуетъ искать въ его характерѣ больше, чѣмъ въ чемъ-либо другомъ. Мы ви- димъ здѣсь превосходный примѣрь тоіі вполнѣ субъективной, вполнѣ личной мегафіынкп, коюрая, какъ сказалъ Гете, пред- ставляеті, собою „живое отраженіе нашего настроенія**. Съ самоіі юности Шоиепіауерь изображается въ письмахъ своей матери подозрительнымъ, упрямыяь. угрюмымъ, страннымъ. Такимъ опъ оставался вь точеніе шеѣ своей ,і;изпи, причемъ во внѣшнихъ обстоятельствахъ ие было ничего, что бы могло объяснить ого мизантропію, такъ какъ онъ обладалъ независимостью, здоровьемъ, богатствомъ; опъ долго ожидалъ сл.иіы, по другіе ожидали ея всю лсизпі. и дѣлались знаменитыми только по смерти, испытавъ всѣ страданія генія безъ его славы И если опъ ожидалъ ея, то по голу, что, какъ челонѣкь с.іііпікомі. юрдыіі или какъ еолерца- тель, онъ отказался сдѣлать къ иеіі первый тагъ. Если же ка- жется, что его мораль выводится изъ теорія страданія, то этпмь
— 134 — опъ даетъ себѣ только философское удовле’і порете; ио, подобно большинству другихъ метафизиковъ, онь дѣлаетъ ніідъ, что оты- скиваетъ то, что нашелъ раньше, и доказываетъ лишь то, во что хочетъ вѣрить. Справедливость требуетъ, однако, замѣтить, что эта пессими- стическая концепція міра не единичный фактъ въ современной Германіи. Жалобы Шопенгауера на бѣдствія человѣческаго жре- бія не остались безъ отклика. Явилось „популярное наложеніе*" его философіи, и Гартманъ, не признавая, подобно своему учи- телю, что міръ такъ дуренъ, какъ только можетъ быт ь, взвѣсивъ благо и зло, находитъ, что зло преобладает ь. И сдѣлалъ онъ это съ несомнѣннымъ талантомъ, не возбуждая противъ себя неудо- вольствіи въ обществѣ ’). Его положеніе представлено въ мето- дической формѣ, которая исключаетъ даже подобіе бутады. Но нему, только вслѣдствіе глубокой иллюзіи, можно считать благо цѣлью, къ которой можотъ стремиться міръ. Въ этомъ обманчи- вомъ исканіи человѣчество прошло т рн періода, „чрп стадіи иллю- зіи", не замѣчая, что оно преслѣдуетъ миражъ. Первый періодъ— періодъ еврейской, греческой и римской древности—полагалъ, что благо можетъ реализоваться въ мірѣ, какъ онъ тогда существо- валъ, и притомъ для индивидуума, вь его земной жизни. Второй періодъ—періодъ христіанства и средпихъ вѣковъ — искалъ его для индивидуума, но иъ трансцендентной жизни, которою можно наслаждаться только по смерти Третій—ііашь т ріодъ полаіаетъ благо въ будущемъ, но только па землѣ: оно будетъ реализовано въ будущемъ развитіи міра. Гартманъ старался разрушить эти три иллюзіи, замѣчая, „что философія шпетъ только одного -- истины, не задаваясь вопросомъ о томъ, согласпа-ли опа съ на- шими химерами" Это пессимистическое направленіе вь зародышѣ находится у Шеллинга, какъ то замѣтилъ Гартманъ 2). Таклмь образомъ, это пе единичный фактъ, пе рѣдкій случай, и хотя Шопенгауер-ь истолковалъ ого наиболѣе искренію и оригинально (такъ какъ это ученіе является только выраженіемъ ею характера), но нужно ) Въ своей ^Философіи. быса/мпімыіа'о* (РІГіІозорЪіс <Ісм ГпЬотѵивіИсіі > первое изданіе которой выпущено въ 1869 г 2) Рѣііоворіпе <1ез I пЪстѵимІеп. стр 233. Вотъ пЬсьо.іько иіъ привед.-н- Ьеп.-— АПег 8сѣ»>сг/ копіиіі ниг ѵоп <1сш 8і» І)іе ГіігпЬс ііеь іінаЫаеямдеіі ХѴоІІоиб ипд Ве^сіігспв, ѵои <1еп» ]о(1ев (іоасЬосрІ і'еІ.гіеЪоі м-іг<1. івс ап яі< Іі веіітй <11с ВивеІік^еК»
— 135 — при іпать, что оно іиіраі .іиаеть любопытную психологнчеовую проблему, идущую дальше личности ПІопенгауера. Чѣмъ ото объяснить? Прежде всего можно смѣло сказать, что ііоозіи разочарованія и скорби качала нашего вѣка пе осталась безъ вліянія на <>ту философію. Шопепгауеръ воспитался на чтеніи лорда Бапроиа и Ламартина и постоянно пхь цитируетъ. \ такъ какъ поэтамъ свойственно вес нредчуствоьать и все пред- восхищать, то можно сказать, что какъ опн создали мораль прежде моралистовъ, психологію прежде психологовъ, тикъ со- здали они и пессимизмъ прежде пессимистовъ—теоретиковъ. По существуютъ и болѣе глубокія основаніи, которыя нужно искать пь самой философіи, у Канга, откуда беретъ начало вся- кое нѣмецкое умозрѣніе-. „Критика чистам разума" пришла къ тому выводу, что должно или ограничиться опытомъ или выйти изъ него посредствомъ абсолютнаго идеализма. И когда эта по- пытка ііоіернѣла крушеніе съ Фихте, Шеллингомъ и Гаіелемъ, пришлось совершенно отказаться отъ абсолютнаго, примириться <;т. воззрѣніемъ на „вещь въ себѣ", какъ па пѣчто непознаваемое и недоступное Умы, стремившіеся въ далекое путешествіе, должны были остаться скованными вь темныхъ долинахъ, безъ выхода, безъ горизонта Мог.то-лп такое лишеніе свободы но возбудить вь иервыи моментъ чувеіва отчаянія, удушья? Можно было почувствовать себя осужденнымъ сохранить свои желанія, потерявши надежды. Научныя изслѣдованія веикаіо рода также содѣйствовали воз- растанію этого метафизическаго разочарованія, порожденнаго „Критикою" Канта, г’іюіитно всякой ік-тинмоіі науки состоитъ въ ’іомч, чтобы ставить человѣка на его мѣсто и препятствовать ему считать себя цешромь міра, къ чему онъ имѣетъ склоп- пос.іь Замѣчено, что открыіія Коперника н новѣйшей астрономіи имѣли громадное ііліішіо на религіоніыи вѣрованія, помѣстивъ нашу землю въ хорь пл.он и. и показавъ, какъ она мала. Нсльая-лв н съ метафизической точки зрѣнія вынести отсюда слѣдствія которыми довольно мало шпим.чютея ’ По по останавливаясь на >томі> важномъ вопросѣ, зачѣінмъ, что пессимисты вооружаются противъ идеи прогресса, противъ стремленія къ лучшему. 1ІІі>- ненгауорі, отрицаетъ прогрессъ’ дія него вся нсюрія человѣч. - ства заключается въ івухъ слонахъ: Еасіет зесі яііііег (т<> же, но иначе). -Па идея прогресса, бывшая релпгіей ХѴШ вѣка, но....... наконецъ, во всѣ умы, сдѣлалась ходячею монетой, таю. то. обыкновенно но замѣчаютъ того, чю смутно и проблема гі...о пь понятіи безконечнаго прогресса. і >дііаіа>. >*•- опытѣ мы іи- п.іх<>
— 136 — днмъ ничего, чтобы его оправдывало. Ни индивидуумы пп семьи, ни пароды но имѣютъ безконечнаго прогресса Какое же имѣемъ мы основаніе думать, что это преимущество имѣетъ человѣче* ство и даже міръ? Опирающаяся па факты аналогія приводить къ противоположному заключенію. Такъ мы видимъ, что самые рѣшительные сторонники закона эволюціи, въ томъ числѣ и Гор- берть Спенсеръ (въ послѣдней главѣ своихъ „Основныхъ началъ**), основываясь на физическихъ законахъ, предвидятъ моментъ, когда развитіе нашего міра должно имѣть предѣлъ „и подверг- нуться неизбѣжной трансформаціи, которая должна принести массы къ туманной формѣ** Съ другой стороны, соціальныя пауки не представляютъ намъ ничего похожаго на безконечное' усовершенствованіе рода въ моральномъ отношеніи. Кажется, на- противъ, чго ростъ цивилизаціи влечетъ за собою положительно болѣзненное состояніе, когда человѣчество, не зная уже, что со- вершенствовать. надрывается, истощается п, наконецъ, погибаетъ отъ избытка своихъ собственныхъ богатствъ. Слѣдовательно, пе все парадоксально въ этихъ сѣтованіяхъ ІІІопенгауера и его учениковъ *)- Онп представляютъ реакцію противъ ходячаго мнѣнія, излишекъ оптимизма котораго свидѣ- тельствуетъ только о недостаткѣ рефлексіи. Какъ всякая реак- ція, она заходитъ слишкомъ далеко. Понимаемая буквально, опа представляла бы опасность введенія у пасъ будціііскоіі ннрнаиы, полной атараксіи Востока. Но съ этой стороны пѣтъ пикакон опасности, п наше обіцестпо, повидимому, пе очень заботится о созерцательной жизни. Жизнь представляется ему такою, какова опа па самомъ дѣлѣ, ни хорошей, ян дурили,—скорѣе хорошей: человѣчество, въ массѣ, держится мнѣнія Лейбнпца. Что касается теоретическихъ основаній этого унынія, то хотя человѣческому уму и трудно отказаться отъ абсолютнаго, по впослѣдствіи онъ, можетъ быть, утѣшится, узпапъ, какъ обширна п неизслѣдована область опыта, и какъ безполезно искать непознаваемое въ дру- гомъ мѣстѣ, когда оно проникаетъ ее всецѣло. Этотъ неистощимый запасъ ра ідражепія, это стремленіе на всемъ отпечатлѣвать । ною личность, слишкомъ часто сообщающіе теоріямъ ИІоііевгаѵер.і субъективную, аптп-ііаучпую форму, воз- награждаются боагіюрнымъ достоинствомъ его стиля. Эіо нрп- зиаютъ даже его открытые враги. Многіе іто страницы слѣдуетъ ) Целлеръ въ сш-Гі •Исторіи иѣчеикоіі философіи* (бенсЬісЫе <1сг сіеаі- всѣеп РІпІокорЬн. ИниЛім, 1672) продолжаетъ, одпано, видѣть здѣсь только остроумиыіі ііарилоксъ.
-- 137 — читать, какъ великихъ писателей, для идей, которыя оіп........> шаетъ, а не для положительныхъ метниь, которыя онъ «икры вистъ. Часто, люди, мало интересующіеся философіей, находясь пь этомъ чтеніи удовольствіе, потому что оно даетъ имъ мате- ріалъ для размышленія. Производимое имъ впечатлѣніе похоже на то. какое оставляютъ Вовеиаргъ или Шамфоръ, часто даже— Геііие и Байронъ. Онъ не нѣмецъ ни по уму, ни по стилю. Его стиль трудно охарактеризовать, потому что онъ сложенъ. Это ие та благородная, краснорѣчивая и торжественная мапера, образецъ котороп представляетъ нашъ Кузенъ, и не умное благодушіе Локка и шотландцевъ, вставляющихъ свои мелкіе факты въ про- стой изящный стиль; но это, но примѣру моралистовъ, обиліе мыслей, пикантныхъ, остроумныхъ, часто поэтическихъ чертъ, разбросанныхъ по метафизической основѣ, которая служитъ имъ связью. Нѣтъ ничего болѣе поучительнаго въ этомъ отношеніи, какъ сравненіе Шопенгауера съ Фрауенштедтомъ. Философская точность ученика совершенна, но у него пропало всо, что есть у учителя тонкаго и оригинальнаго. Это точно такое же разли- чіе, какое мы видимъ между Шаррономъ и Моитанемъ; но въ то время какъ [Парровъ методиченъ, Фрауенштедтъ въ дѣйствитель- ности методиченъ менѣе своего учителя. Шопенгауеръ-философъ и мыслитель, систематикъ и моралистъ. Особенное значеніе оиъ имѣетъ какъ моралистъ. Когда мы читаемъ великихъ метафизиковъ, Шеллинга или Гегеля, то, даже не вйря въ ихъ гипотезы, испытываемъ сильное впечатлѣніе, какъ бы отъ великой поэзіи Мы чувствуемъ себя на высокой горѣ, въ очень разрѣзанномъ, тяжеломъ для дыханія воздухѣ, по въ виду неиз- мѣрима! о горизонта. Съ Шопонгауеромт. ничего подобнаго: его оригинальность въ подробностяхъ, а ие въ цѣломъ. Онъ не сооб- щаетъ философскому уму сильнаго волненія. Впрочемъ, онъ имѣлъ намѣреніе не быть систематикомъ, а представить философію, ко- торая было бы создана изо дня въ день, ио случайнымъ даннымъ опыта. Его истинная оригинальность состоитъ въ томъ, что онъ соединяетъ въ і-воемь характерѣ самыя противоположныя черты. Въ сущности—это человѣкъ ХѴШ вѣка, англичанинъ или фран- цузъ, современникъ Юма и Вольтера, Вовенарга и Дидро. Какъ вмѣстѣ съ тѣмъ онъ моп. быть нелюдимымъ мизантропомъ и буддистоыь-созерцателемъ? Человѣкъ, нападавшій на Гегели за слишкомъ образный стиль, пишетъ страницы, которыя какъ будто заимствованы изъ ]>аіш»адъ-Гиіпы. Натуралистъ-скептикъ, какъ послѣдній вѣкъ, въ своей четвертой книгѣ онъ напоминаетъ чи- стаго созерцателя, прекрасный портретъ котораго нарисовалъ
— 138 — Эмерсонъ:— „Всякій фактъ одной стороноц принадлежитъ ощуще- нію, а другой—морали; и каждый человѣкъ рождается съ пред- расположеніемъ къ той или къ другой изъ этихъ сторонъ при- роды. Одни обладаютъ перцеиціеи различія и дружно живутъ съ фактами и поверхностями, съ городами и индивидуумами; это люди дѣйствія. Другіе имѣютъ перцепцію тождества; это людй вѣры, философы, люди геніальные. Въ извѣстные моменты они признали, что блаженная душа скрытно носатъ въ себѣ всѣ веіцп и всѣ искусства, и говорятъ себѣ: зачѣмъ намъ безпокоиться о безполезномъ осуществленіи?" Къ ученикамъ, которыхъ Шопенгауеръ считалъ въ свои по- слѣдніе дни, послѣ его смерти присоединились другіе. Самый ори- гинальный и самый независимый изъ нихъ, Гартманъ, сдѣлалъ попытку посмертнаго примиренія между Шеллингомъ и Шопеи- гауеромъ. Другіе, какъ-то: Асгѳръ, Кій и физіологъ Рокитанскій, развили идеи учителя въ примѣненіи къ морали, къ эстетикѣ и къ естественнымъ наукамъ. Будущее покажетъ, нравъ-ли былъ Шопенгауеръ, говоря:—„Мое соборовапіе будетъ моимъ креще- ніемъ; ожидаютъ моей смерти, чтобы меня канопизироввть". Вѣрно, по крайней мѣрѣ, то, что онъ будетъ жить, какъ писа- тель и какъ моралистъ, и что философія всегда будетъ видѣть въ немъ одного изъ главныхъ теоретиковъ понятія силы, которую, подъ названіемъ „воли", онъ поставилъ во главѣ вещей Конецъ
ОГЛАВЛЕНІЕ- СТР. Глава I. — Шопвнгауеръ, какъ человѣкъ и писатель. Біографы Шоиекіауера.—Его произведенія.—Его характеръ—Его антипатія - Его мнѣнія.............................................. 1 Глава II — Общіе принципы его филооофіи. Шопепгауеръ—ученикъ Канта—Метафизическія потребности чело- вѣка; онѣ выражаются въ двухъ формахъ: въ религіи п вь философіи. — Философія сводится къ космомпіи. — Анти-теоло- гігіескос. антп-спиритуалистичеекое и апти-матсріалистичс- ское направленіе. — Классификація наукъ. — Сужденіе объ исторіи............................................................ 17 Глава III. — Интеллектъ. Идеалистическая теорія.—Идеальность времени, пространства к причинности.—Недостатки интеллекта.—Почему его слѣдуетъ поставить па второмъ мѣстѣ......................................... 36 Глава IV. —Воля. Необходимость внутренняго метода для постиженія реальности.— Эта реальность дана въ нась посредствомъ воли.—Превос- ходство воли надъ интеллектомъ; подтверждающіе его факты. Шопвнгауеръ и Биша —Свойства воли: тожество, не- разрушимость. свобода —О цѣлесообразности въ природѣ.— Воля не что иное, какъ X, непознаваемое......................... 50 Глава V. — Искусство. Посредничество Платова. — Промежуточная идеи между волею и интеллектомъ.—Безличный характеръ наслажденія и эстети- ческаго творчества — Геній — Классификація изящныхъ искусствъ....................................................... 72 Глава VI —Мораль. Теорія свободы.—Три ступени вь морали: эгоизмъ. состраданіе, аскетизмъ.—метафизика любви —Абсолютный пессимизмъ.— Средства къ достиженію трваяч— Освобожденіе посред- ствомъ знанія................................................... 93 Глава VII- — Заалючеиів. Критическое ислѣдованія нѣкоторыхъ пунктовъ философія Шопѳн- гауера.—Теорія воля, идеализмъ, эстетика, пессимизмъ 117
Представляем Вам наши лучшис книги: □А88 Миішрон / / Философия клк ікканпе Досолю а. Ору Ажеч 3. М Сиособ мыш.іения ліохи. Фи.іософня ііроіп юю. \ім'н-рт V Трактато критической раіуче. Шишкой // 3 В поиска', повой рапиопа.іыіости. философия критическою раіуча Оспша.ікА 13. Нагур-фплософия. Лекцин. читанные в Лейпциіскоч знивсрситеіе Хчі/піуи С л Фсночен че.ювска на фойе универсальной знолюции. Хчитуи ( А ( оциуч против человска: Законы социалыіой эволюцни. \ріыччі А II Сопіаііне: ііііформациоиио-леигелыюсттіый ио.іхол. Ъшиліш,кий И 13 Структуры коллективною бессозпаіѵіыюіо. Мі’іічч' 13. и Логика Добра. Нравственный ююс В іатимпра Соловьева. Фг.нч А Ницше н пмморализм. Бугера II Г ( оина.іыіая сущность и ро іь философпи Ницше Корчак А ( Фіьлософия Другою Я: история и современность. ІІІ.ритов ВЦ Во >я к мысли: Ураіумсшіе іциігга. Ъінскои А..'/ Реальная .тейслвиге.льиосіъ. Что такое вещь’* Рчшн /3 М Личность и ее івучсние. Рчмн II I/. Ііріиіиыіовічіие в мышленію: Исгория одного исследовапии М Ва шмона. Віл’Н Ф.. ФеА/ч Ф философия французская и философия печенка я; Воображаемое. Власть. ІІо ірсі Бибихики В В Бс.кш А А Новые горінонты раівития философской науки. Абачичі С А ( нареченное нве іепие в философию. Абччш-л ( К Эво іюішошіая теоріи, ііознаніія Опыт система іическоі о поетроеиия. 11с іория фістосе.фніі Ѣ иі. /3 Ф Проблема иіпуиции в философпи іі матемаіике СІ< VI. /3 Ф Немсикая зегетика \ѴНІ пека. І. ѵі. /3 Ф Платой. А</ ішпнн ГІ В Уравненію русской идеи. Зу/тп В И Русские нроікіпе.тники: Очерки но нсторни русской нроііоне.іи. ЗуГчм В И. Аристотель. Че.іовек. Наука. Судьба иас.іе.лия. (пкньчі Н И Оі фіьюсофпіі Античности к философпи Нового Времени (ико.ічі. В В Средневековая философпи. \1.>ги.іе'чкии А \І. Платой к сшіилииские піраііы Мѵірец и власть. ІІІииікчч II 3 ( нареченная западная философия. Очерки нсторни. Юиікчіич И С (толпы философской ортозоксии. Бирюкт І>. В I рудные времена философпи. Боирс А. Очерки не горни философской мысли. В \І Очерк исіорип эгнческих учеиий. Курс юкіміи. \тмм В. М Іеория историческою процесса. Іакипки Г I Проб іема соотиошеппя морали н ре.іигии в ііегории философпи. ( аиріи В Я Атсксанлрийская школа в нсіѵрпи филоеофско-боіос ювекой мысли.
иняя.ги _ иняя.ги ияяя.ги ияяя.ги ІІЙ88.ГЦ ЦНЯЯ.ги НЯЯЯ.ги ЦНЯЯ.ги ЦНЯЯ.ги НЯЯЯ.ги IІре.ісиів.іяем В<ім наши .тучшие книги: • I I Очерки коми, и кі.(Ніи іоімки нк.> / I іоіик.і Нараіоксы Воіможпые миры. И I .Іоіи'ісские меп> ш аиа.іиіа иаучиого Ліанин Н II і|К і.і Іоінко-фіі ккофскне іру.іы В \. ( мирной.I УР55 і.ілі'ііі в .юімке Кои іронерта Фреге ІІІрё іер. ,,// /> Іоіическая мыг и. по Фраиции XVII пач.і і.і \|\ і іо и Ніи . I. И . Іогика г (ОЧКИ іреиия иііформаіикп. ( ..|, \! 'ніішмаге.іыіые іа.тачи. < К Iр.ііиііііоіиі.ія іоіика и современной оіііеіісииіи ?«’>< < \ /< Н И Іеорпя и практика .іріумеііі.іініи. шіи /' НОНЫ II 5 М КОРО ІЯ О комііькпер.іч. чыін іеііии и іакоп.ік фишки ///. Оиыі ікч іе іонаіиін піачепин кипки. Л ( Іоіика, рапиоікі.іыіоеіъ, пюрчееіъо. ' ,ш ( очиііеіііін. " < очииеиин. 11 іГір.іниое !<< >і ( очпнеіиія ѴпытИ Каріе іііаііскан пни ниспік.і 11< р । ни і /Оіи ч'іо'.’/і И / Ро іікиі и іык и формщиіеаиие іуха "II. <) І >| п,ік как мііроини і.іііие. /• < । Ф Ние іение и ибіиуіо іеорню ніыкіиіых моделей. ІОііЧіні: Н ( Фи іософия яіыка и фівкісофия яіыкоіиаііия. | Тел /фанс Наши книги можно "РиобРести в магазинах: і /лочі ічч о к <<Б|,влио'Гл°11»1” <и Лубянка, ул Мясницкая. 6 Тел (495) 925 2457) I (495) 135-42-46, , „мосиоагкии дои книги» (и Арбатская, ул Ноаый Арбат, 8 Тел (495) 203-8242) I (495) 135-42-16, । „молодая геардия» (и Полянка, ул Б Полянка, 28 Тел (495) 238-5001. 780 3370) і Е-таіІ- ' "Д°и ^тчно-техничесиои иннги» (Ленинский пр-т, 40 Тел (495) 137-6019) , I «дои деловои нниги» (и Пролетарсиая, ул Марксистская, 9 тел (495) 270 54?і)! | 0Я$5@иЯ55 ПІ «Гнотис» (и Университет. 1 гуи иорпус МГУ, иоин 141 Тел (495) 939-4713) I Іін / ІІЯСС ГУ Нент8вРа” <рг*ю (и-Новослооодсиая, ул.Чаянова. 15 Тел (495) 973 азоіі I ппр //икь5.ги |((СП0 дон иниги„ (Некияй лр . 28 Тел. (812) 311-3954) иняя.ги иняя.ги ияяя.ги ияяя.ги ин88.ги ияяя.ги ІІЯ88.ГИ ІІПЯЯ.ги икяя.ги ипяя.пі
ЯНЯЯ.ги ЯНЯЯ.ги ЯНЯЯ.ги ІІНЯЯ.ги ЯНЯЯ.ги ЯНЯЯ.ги ЯНЯЯ.ги ЯНЯЯ.ги ЯН88.ГІІ ПП88.ги Уважаемые читатели! Уважаемые авторы! 0Р55 лиіературы. и том чпс.іс монографіи). журналон ірудон ѵісііыу I завсдсніііі Мы прсдлагасм нитора.м спои услуги на ііыіпдііыу іылания от набора. редактированіи! н верстки то т и распространеніи) Среди ііыіііс іпіих н гоіоичіііихся к нтдаіііію книг міа прсдіагасм Н ім > к гмоііпк Серня «И і наследия мировой философской мысли > Ікіикт филоіофы» Ьутрі Э Паскаль. ІМ.іь Ф Л. Фейербау Кіо жнінь и учеініе. Юшкеяич П С Мировоіірение и мировопрення. •• Нстории фи ии офии > •Іиіие Ф 4 Пстория патернализма и критика его ліачеііпя в настоящее время. I I 2 Іопатин '7 I/ аіекции но Псгорпи Повой Фн.юсофни. Фгтіке А Пстория философію. ^ФіпоС'ч/ноі интичноі пи/'’ Чірнышев І> ( ( офнсты. ВунАщ М. Греческое мирово прсние. Гиихии чич О. Эпикур и тііикурензм. Грот И Я Очерки философію Платона. Іііиіикии И П Фн-іософни Плотина. Ст-исір / Научные основанію нравственности. Кн I 2 Лт/к/к)ияг /'. Этика или наука о нравственности. ІііІ>фііиііг Г Фістософия религни. • 9тиі-»ііМ' Рёекин .7 Радость навеки и се рыночная цена или политическая акоиомин искусства Рёскші Д Закон Фнезоло Іарі) Г Сущность искусства. ( 0/іиаіышяфи.тофин • п'Эіата.и, /:. Алексис іоквісіь н либеральная лемократмя. /м/ь '/ ( веручеловек и современной .тіпературе. Фгллье -I Современная паука об общество. Фогт А Соціальные утоиии. I По всем вонросам Вы молчсіс обратиться к нам: I | ~| ।т^'-/Факс(495) і«5 42-ій. 135-42 46 , । Наѵчная и ѵчебная I I или электронной почтой І К'58“І Й55.ги ‘ I ‘ | Полный каталог и іллніій ирелставлен । I ЛИГераіурЭ ( і в Интернет-магазине: Ы1р://1 Н85>.гн | I иЯЯЯ.ги ЯНЯЯ.ги ЯНЯЯ.ги ЯНЯЯ.ги ЦЯЯЯ.ги иПЯЯ.ги ЯНЯЯ.ги ЯНЯЯ.ги ЯНЯЯ.ги ІІНЯЯ.ги
Теодюль Арман РИБО (1839-1916) Выдзюшийся французский психолог, родоначальник опытною направленна во французской психологни. ГІрофсссор Сорбонны (1885) и Коллеж де Франс (1888), где был директором (1889) первой французской психологической лзборатории. Основатель и редактор первого во Франции психологическою журнала «Фило- софское обозрение». Председатель 1-го Международною психологическою кон- гресса (Париж, 1889). На основе критическою анализа основных направлений современной ему пси- хологни Т. Рибо попытался сформулировать программу новой, экспериментальной психологни, которая изучала бы высшие психические процессы и личность в цслом. По его мнению, «...болезнь является самым тонким экспериментом, осуществ- ленный самой природой в точно определенных обстоятельствах и такими спо- собами, которыми ие располагает человеческое искусство». Это во миогом опре- делило характер всей идущей от Т. Рибо традиции во французской психологни (П. Жане, Ш. Блондель, А. Валлой и др.). Широкую известность получили его труды по проблемам памяти, произвольною виимання и воображения, психологни чувств и др. Работа «Философия Шопенгауэра» (1874; рус. пер. 1898), второе издание которой предлагается читателю, в свое время во многом способствовала распространеиию в Европе идей великого философа. Наше издательство предлагает следующие книги: ИИ< У<.. СИРІИ -15 :ы>/ II > 1 / .! НАУЧНАЯ И УЧЕБНАЯ ЛИТЕРА’ - ЯІІ!іі!іі ййііій Любые отзывы о настоящей издании, а также обнаруж 81250640 по адресу иК55@иК$$.ги. Ваши занечания и предложения оудут учіены и отражены на ѵѵеЬ-странице этой книги в нашем интернет-магаэине Шр://ІЛ155.ги