РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАМЯТНИКИ
М

ANTONIO
MACHADO
Poesías completas
%1936 -&

АНТОНИО
МАЧАДО
Полное собрание
стихотворений
% 1936^
Издание подготовили
А. Ю. Миролюбова и В. Н. Андреев
Санкт-Петербург
«НАУКА»
2007

УДК 821.134.2
ББК 84 (4Исп)=5
М37
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ СЕРИИ
«ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАМЯТНИКИ»
В. Е. Багно, Н. И. Балашов (председатель),
М. Л. Гаспаров, А. К Горбунов, А. Л. Гришу нин,
Р. Ю. Данилевский, Н. Я. Дьяконова,
Б. Ф. Егоров (заместитель председателя),
Н. В. Корниенко, Г К. Косиков, А. Б. Куделин,
А. В. Лавров, И. В. Лукьянец,
А. Д. Михайлов (заместитель председателя),
Ю. С. Осипов, М. А. Островский,
И. Г. Птушкина (ученый секретарь), Ю. А. Рыжов,
И. М. Стеблин-Каменский, Е. В. Халтрин-Халтурина,
А. К. Шапошников, С. О. Шмидт
Ответственный редактор
Д. Е. БАГНО
© В. Андреев, составление, 2007
© Коллектив переводчиков, 2007
© А. Ю. Миролюбова, составление,
статья, 2007
© Российская академия наук и
издательство «Наука», серия
«Литературные памятники» (разра-
ТП 2006-11-200 ботка, оформление), 1948 (год
ISBN 5-02-027040-7 основания), 2007

Одиночества,
галереи
и другие
стихотворения

ОДИНОЧЕСТВА
I. СТРАННИК
Сидим в семейной полутемной зале,1
и снова среди нас любимый брат,2 —
в ребячьих снах его мы провожали
в далекий край немало лет назад.
Сегодня у него седые пряди
и серебрится на свету висок,
и беспокойный холодок во взгляде
нам говорит, что он душой далек.
Роняет листья на осенний ветер
печальный старый парк, и в тишине
сквозь стекла влажные сочится вечер,
сгущается в зеркальной глубине.
И словно озарилось кротким светом
его лицо. Быть может, вечер смог
7

Атпоиио Мачадо
обиды опыта смягчить приветом?
Иль это отсвет будущих тревог?
О юности ль загубленной взгрустнулось?
Мертва — волчица бедная! — давно...
Боится ль, что непрожитая юность
вернется с песней под его окно?4
Для солнца ль новых стран улыбка эта,
и видит он края знакомых снов,
свой парус — полный ветра, полный света,:
движенье судна в пении валов?
Но он увидел силуэты сосен
и эвкалипта пряные листы,
и кустик розы, что для новых вёсен
выпсстывает белые цветы.
И боль его, тоскуя и не веря,
слезой блеснула на какой-то миг,
и мужества святое лицемерье
ложится бледностью на строгий лик.
И на стене портрет еще светлеет.
Иссяк наш разговор. Часы стучат,
в камине отдаваясь всё сильнее.
Всё громче тиканье. И все молчат.
8

Одиночества, галереи и другие стихотворения
II
Я прошел немало тропинок
и немало дорог измерил.
По каким морям я не плавал,
на какой не ступал я берег!
Везде на земле я видел
караваны тоски и смятенья,
высокомерные в скорби,
опьяненные черной тенью.
Видел я осторожных педантов;
они смотрят, молздт и верят,
что отмечены мудростью, ибо —
не пьют в придорожных тавернах.
Эти злые людишки землю,
проходя, заражают скверной.
И везде на земле я видел
людей, проходящих с песней;
если им везет — веселятся,
засевая надел свой тесный.
Они вас не спросят: — Где мы? —
Они бредут наудачу?
9

Антонио Мачадо
они по любым дорогам
трясутся на старых клячах.
По праздникам не суетятся,
не спеша за дела берутся.
Есть вино — они пьют с охотой,
нет вина — водой обойдутся.
Эти люди — добрые люди —
свой путь в трудах и невзгодах
проходят с надеждой, покуда
не лягут на вечный отдых.
III
Площадь. Спелых апельсинов пламя
золотит листву над головой.
Кончились уроки, и на площадь
выбегают школьники гурьбой,
ликованием наполнен воздух,
сквер тенистый полон детворой.
Радость детства в городе, уснувшем
мертвым сном под блеклой синевой...
Наше прошлое в проулках старых
и доныне видим мы с тобой!
¡О

Одиночества, галереи и другие стихотворения
IV. ПОХОРОНЫ ДРУГА
Земле, под пылающим солнцем,
мы тело его предавали.
Рядом с открытой могилой
стояли в глубокой печали.
Букеты роз и герани
поникли. И зноен был ветер.
И купол небесный
был светел.
Сверкало июльское солнце,
но тьма царила в могиле,
в нее на веревках пеньковых
могильщики гроб опустили.
В молчании напряженном
удар — короткий и сильный.
Гроб тяжело и навечно
на дно лег ямы могильной.
Комья земли упали
на крышку черного гроба.
Откликнулась долгим вздохом
могилы утроба.
11

Антонио Мачадо
— Покойся же с миром, друг.
Под знойным пологом летним
уснул ты истинным сном,
последним.1
V. ДЕТСКОЕ ВОСПОМИНАНИЕ
Зимний вечер — тоскливый,
свинцовый. Зябкая дрожь.
В стекла окон лениво
стучит монотонный дождь.
Висит на стене картина:
Каин, убитый брат;1
кровавые пятна кармина
на тусклом фоне блестят.
Звенит колокольчик медный;
вот он умолк — и тотчас,
старый, одетый бедно,
входит учитель в класс.
И мы повторяем дремотно —
каплям дождя в унисон:
десять на десять — сотня,
тыща на тыщу — мильон.

Одиночества, галереи и другие стихотворения
Зимний вечер — тоскливый,
свинцовый. Зябкая дрожь.
В стекла окон лениво
стучит монотонный дождь.
VI
Был летний вечер — ясный, тихий, сонный.
Был сад печален. По ограде белой,
чернея, плющ змеился запыленный.
Вода фонтана пела.
Ключ подался в замке со скрипом ржавым;
меня впуская, дверь заскрежетала,
затем, скользнув с натугою по травам,
захлопнулась, и снова тихо стало.
И лишь вода звенящего фонтана
в саду безлюдном пела неустанно.
Над мраморною чашей монотонно
звучала песня под зеленой кроной.
— Ты помнишь, брат, — вода меня спросила, —
ты грезил здесь? Печальный сад был светел.
В такой же летний вечер это было.
И я воде ответил:
— Всё, что мнилось
когда-то мне, давно, сестра, забылось.
13

Антонио Мачадо
— Над мраморною чашей монотонно
я пела песню под зеленой кроной.
Тот вечер, брат, забыть ты мог едва ли.
Тебя, как ныне, мирты окружали;
сверкали апельсины, созревая.
Всё тот же сад, и тропка — не другая...
Ты помнишь, брат? — вода опять спросила. —
В такой же летний вечер это было.
— Должно быть, ты смеешься надо мною,
сестра, и над моей былой мечтою.
Я помню твой напев в тиши садовой
и апельсинов зреющих сверканье,
но всё — в былом, и не вернутся снова
печаль и горечь давнего мечтанья.
Я знаю: отражало твое пенье,
сестра, мое любовное томленье.
Но лучше звонкой песней расскажи ты
о радостях, что ныне позабыты.
— Здесь песни счастья прежде не звучали.
Я знаю только о твоей печали.
В такой же летний вечер это было...
Тебя печаль сердечная томила,
и, одинокий, низко над водою
в вечерний час склонялся ты с тоскою.
14

Одиночества, галереи и другие стихотворения
Ты мне шептал о жажде своей жгучей.
Доныне этой жаждой ты измучен.
— Прощай навеки! Твой напев доныне
грустней, чем мое давнее унынье.
Прощай навеки! Ты, вода фонтана,
в саду заснувшем плачешь беспрестанно. —
Ключ подался в замке со скрипом ржавым;
дверь, выпустив меня, заскрежетала,
затем, скользнув с натугою по травам,
захлопнулась, и снова тихо стало.
VII
Лимонное дерево ныне
пыльную ветвь наклоняет
над белой чашей фонтана,
а там, в глубине, возникает
виденье: плоды золотистые...
Вечер,
почти что весенний,
таящий в холоде марта
апрельского дня приближенье.
Один я в патио нашем.1
Безмолвие. Запустенье.
15

Антонио Мачадо
На белой стене ограды
ищу я прошлого тени,
а в каменной чаше фонтана
отблеск былых сновидений.
В вечернем воздухе — запах
жизни, бывшей здесь прежде;
душе: — Никогда, — говорит он,
а сердцу: — Живи в надежде. —
Запах призраков давних.
Их ожидает забвенье...
Нет, вечер, тебя я помню:
почти что весенний,
светлый и радостный, с ношей
целебного аромата, —
так пахли взращенные мамой2
альбаака3 и мята.
И в воду фонтана руки
я погрузил в нетерпенье —
достать мне со дна хотелось
плоды своих сновидений...
Да, я узнал тебя, вечер,
почти что весенний.
<1898>
16

Одиночества, галереи и другие стихотворения
VIII
Приходят песни
из тьмы столетий;
их напевая,
играют дети,
и льются песни
их неустанно,
как льется в чашу
вода фонтана;
не умолкая,
вода смеется,
и вдруг — слезами
смех обернется,
и льются слезы,
но без печали
легенде вторит
воды журчанье.
И неизменно
в ребячьей песне
рассказ исчезнет,
а боль воскреснет;
не умолкает
струя фонтана,
и в песне плачет
боль неустанно.
17

Антонио Мачадо
Здесь, у фонтана,
играют дети.
Приходят песни
из тьмы столетий.
Вода прозрачна,
и воздух светел...
Но неизменно
в ребячьей песне
всё — и знакомо,
и неизвестно:
рассказ исчезнет,
а боль воскреснет.
Вода фонтана
подхватит песню:
рассказ исчезнет,
а боль воскреснет.
<1898>
IX. БЕРЕГА ДУЭРО1
На колокольне аист застыл как изваянье.
А ласточки мелькают, кружат — их щебетанье
по всей округе слышно. Умчались, отшумели
ветра зимы суровой и снежные метели.
18

Одиночества, галереи и другие стихотворения
Туман в горах редеет.
И солнце землю Сории,2 хотя и скупо, греет.
Средь зелени сосновой,
вдоль тропок и полей,
весна готовит новый
наряд для тополей.
Нетороплив Дуэро, тиха его волна.
Земля — дитя, настолько она еще юна!
Луга в зеленой дымке, и видит взгляд порой
цветок — то белоснежный, то нежно-голубой.
Краса весны несмелой!
Над синею водою и над дорогой белой
весны благоухание;
ручьи с вершины горной,
и солнце в выси горней!
Как хороша Испания!
<1907>
X
На вымершую площадь
ведут проулки по кривым кварталам.
Наискосок — церковка
чернеет облупившимся порталом;
19

Антонио Мачадо
с другого края — пальмы
и кипарисы над стеной беленой;
и, замыкая площадь, —
твой дом, а за решеткою оконной —
твое лицо, так счастливо и мирно
сквозящее, за сумерками тая...
Не постучу. Я тороплюсь сегодня,
но не к тебе. Приходит молодая
весна, белея платьем
над площадью, что гаснет, цепенея, —
идет зажечь пурпуровые розы
в твоем саду... Я тороплюсь за нею...
<1898>
XI
Мечтая, бреду по дороге,
по белой вечерней дороге.
На небе месяц двурогий,
и сосны скорбны и строги,
а тропка бежит, извиваясь,
меж сосен и пыльных дубов,
тени сползают с холмов...
Я тихо бреду, напевая: #
20

Одиночества, галереи и другие стихотворения
«Ужалила сердце мое
любовь и занозой засела;
однажды я вырвал ее,
и сердце мое занемело».
И сразу задумался вечер,
безмолвно застыли поля.
Так тихо!.. И только лишь ветер
звенит над рекой в тополях.
И смутно белеет пустая,
ведущая к ночи дорога,
а там, у ночного порога,
она расплывается, тает.
А сумрак всё глуше, темней...
И мечется в песенке боль:
«Вонзись снова в сердце мне
золотая заноза — любовь».
XII
Словно твое одеянье,
облако в небе плывет.
Я больше тебя не увижу,
но сердце все-таки ждет.
21

Антонио Мачадо
Твоим дыханием тихим
дышит ночной небосвод,
в каждом горном ущелье
отзвук шагов живет.
Я больше тебя не увижу,
но сердце все-таки ждет.
Звон колокольный печально
на землю нисходит с высот.
Я больше тебя не увижу,
но сердце все-таки ждет.
По крышке черного гроба1
бьет молоток и бьет,
о смерти твердит и разлуке
открытой могилы рот.
Я больше тебя не увижу,
но сердце все-таки ждет.
XIII
К сияющему закату
солнце уже уходило;
подобно трубному гласу, заоблачному набату,
гремело над тополями, русла речные следило.
И в кроне вяза стригла воздух цикада
ножницами из дерева и металла,
22

Одиночества, галереи и другие стихотворения
кроила небо заката,
длинную нитку лета тянула, мотала.
Нория1 в пыльном поле:
ходят бадьи по кругу, почти уснули.
Ветви печально виснут. Плачет вода в неволе.
Душный вечер июля.
Завернувшись в гул крестьянской работы вечной,
шагал я и думал: «Чудесный вечер —
высокая, чистая нота
огромной небесной лиры,2 —
тревогу клочка пространства, мыслящего
одиноко,
врачует мирно».
Пеной вскипая, вода под мост уходила
старинный.
Город уснул устало,
золотым колпаком накрыт, волшебною
паутиной.
Вода в завитках бурунных под мост бежала.
Алые облака короновали горы,
по склонам дубы чернели, серебрились оливы.
Сжимала мне сердце печаль — старше любого
горя.
Шагал я неторопливо.
23

Антонио Мачадо
Вода под мостом,
исчезая во мраке густом,
бежала печально и тихо пела о том,
что едва отвяжет путник от берега лодку —
подхватит ее река,
но река окончится вскоре.
Путник — ничто, и лодка его жалка,
и в конце реки его ожидает море.3
Ныряла под мост вода, во тьму спеша.
(Я смотрел на нее и думал: «Моя душа».)
И замедлив шаг, я мыслей своих игру
следил на просторе...
Что за капля отчаянная на ветру
морю посмела крикнуть: «Я тоже море!»?
Воздух мелко дрожал от прозрачных крыльев
певцов невидимых, поле звенело ими —
колокольчиками золотыми,
золотой засеяно пылью.
Солнце таяло понемногу
в синеве и алмазном свете.
Яростно мёл дорогу
горячий ветер.
Я возвращался в город, где все уснули.
Нория в пыльном поле.
24

Одиночества, галереи и другие стихотворения
Душный вечер июля.
Ветви печально виснут. Плачет вода в неволе.
XIV. КАНТЕ ХОНДО1
Притихший, я разматывал устало
клубок раздумий, тягот и унынья,
когда в окно, распахнутое настежь,
из летней ночи, жаркой, как пустыня,
донесся стон дремотного напева —
и, ворожа плакучей кантилене,
разбили струны в сумрачные трели
мелодию родных моих селений.
...Была Любовь, багряная, как пламя...
И нервная рука в ответ руладам
взлетела дрожью вздоха золотого,
который обернулся звездопадом.
.. .И Смерть была с косою за плечами...
Я в детстве представлял ее такою —
скелет, который рыскал по дорогам...
И, гулко вторя смертному покою,
рука на растревоженные струны
упала, словно крышка гробовая.
И сирый плач дохнул подобно ветру,
сметая прах и пепел раздувая.
25

Антонио Мачадо
XV
Вечер. На балконах дотлевает пламя
гаснущего солнца, скрытого домами.
Чье лицо мелькнуло за стеклом оконным
розовым овалом, смутным и знакомым?
Проступает облик из неверной дымки
то бледней, то ярче, как на старом снимке.
Одиноким эхом будишь запустенье;
всё туманней блики, всё чернее тени.
О, как тяжко сердцу!.. Это ты?.. Затишье...
никого... дорога... и звезда над крышей.
XVI
Беглянка всегда, и всегда
со мною рядом, вся в черном,
едва скрывая презренье
на бледном лице непокорном.
Не знаю, куда ты уходишь,
где ночью краса твоя с дрожью
постель себе брачную ищет,
какие сны растревожат

Одиночества, галереи и другие стихотворения
тебя и кто же разделит
негостеприимное ложе.
Краса нелюдимая, стой
на этом ночном берегу!
Хочу целовать я горький
цветок твоих горьких губ.
XVII. ГОРИЗОНТ
Вечером, вольным и терпким, подобным тоске,
в час, когда копья метало палящее лето,
сон мой недобрый дробился и плыл вдалеке
сотнями призрачных теней, бегущих от света.
Пурпурным зеркалом был несравненный закат,
в алом стекле отражал он пожар величавый,
страшные сны унося в бесконечную высь.
Я услыхал, как шаги мои гулко звучат
и отдаются в пустыне за далью кровавой —
там, где веселые песни зари занялись.
<1899>
27

Антонио Мачадо
XVIII. поэт
Для книги «Дом весны»
Грегорио Мартинеса Сьерры1
Он проклинает злую долю,
как бог несчастный, Главк, свою неволю,
сквозь слезы он глядит уныло
на море, что украло деву Скиллу.2
Он знает: божество, сильней любого,
с бессмертной сутью в смерть играет снова,
как юный варвар. И, с волнами споря,
утонет ветвь зеленая. Не так ли
и всякой морем выброшенной капле
судьба в огромное вернуться море?3
Он слышал глас божественный во сне,
кристальный видел мир, где ни любви,
ни мщенья,
узнал: забвенья ветер холодней
над выжженной пустыней отвращенья.
Он видел, как среди песков безбрежных
под пальмой пробуждается родник.
К воде среди газелей нежных
и хищников свирепых он приник.
Познал и боль, и голод он, и жажду,
и сострадал охотнику и дичи,

Одиночества, галереи и другие стихотворения
разбойнику и жертве. Не однажды
пронзительный он слышал голос птичий
и видел в небе ястреба с добычей.
Он с горечью сказал: — Всё суета сует,4 —
и одиночество ответило ему:
— Есть только истина, ее лучистый свет,
что был дарован сердцу твоему. —
Белые звезды пылали,
сияли в его крови.
Он пережил с небом едва ли
не лучшую ночь любви.
Целую ночь!
Но вот5
ночь разлуки настала,
погасила в сердце пожар,
и зевнуло оно устало,
словно роль сыгравший фигляр.6
Из покинутой галереи
опустевшей его души,7
выцветая, белея, немея,
даже тень убежать спешит.
Нам сад прошедшего являет демон снов.
С каким изяществом, с каким искусством
умеет прошлое прикинуться весной,
29

Антонио Мачадо
увядшее — едва расцветшим чувством!
Но осенью на ветке плод забыт,
он жалок и несчастен, и гниет,
ход в мякоти его прорыт —
там червь живет и точит этот плод.
Душа, тебе стареть и меркнуть было жаль,
сорви простой цветок по имени печаль.
<1906>
XIX
У ограды сада,
под зеленой кроной,
вечером безлюдным
льются монотонно
старого фонтана
песни в неге сонной.
А сентябрьский ветер
с лаской и тоскою
вянущих акаций
шелестит листвою,
и листок опавший
кружит над землею —
вместе с белой пылью,
с мелкой мошкарою.
30

Одиночества, галереи и другие стихотворения
Ты склонилась, дева,
над водой, мечтая,
свой кувшин прозрачной
влагой наполняя.
И, меня увидев,
дева, пред собою,
поправлять не станешь
смуглою рукою
локон, что спадает
черною волною.
На меня не глянешь;
ты стоишь, мечтая,
свой кувшин прозрачной
влагой наполняя.

В ДОРОГЕ
XX. ПРЕЛЮДИЯ
Сегодня, когда я в сердце любовь ощущаю
Божью,
лежит на моем пюпитре листок со старинным
псалмом.
И на органные звуки сад отзовется дрожью
апрельских цветущих деревьев, что осеняют
дом.
И воздух наполнит осенних яблок благоуханье,
мирры и фимиама сладкий запах вплывет,
и над землей заструится утренних роз дыханье —
из весеннего сада к свету горних высот.1
В солнечном единенье музыки и аромата,
рожденная любящим сердцем, молитва моя
взлетит
32

Одиночества, галереи и другие стихотворения
к апрельскому небосводу, словно голубка,
крылата,
и новорожденное слово над алтарем прозвучит.
<1899>
XXI
Било двенадцать... двенадцать раз
заступ вдали простучал.
Я вскрикнул: — Пробил мой час!
— Не бойся, — шепнуло молчанье, —
ты не заметишь, как дрогнет
в клепсидре1 последняя капля.
Ты всё еще будешь спать
на своем берегу печальном,
а наутро к иному берегу
челн твой будет причален.
XXII
Мне снятся дорог лабиринты1
на горестной этой земле,
переплетенье тропинок,
в парках сплетенье аллей;
33

Антонио Мачадо
склепы, ступени на небо;
вертепника памяти сцена.
И — старости грустной игрушки —
проходят знакомые тени;
милые сердцу картины
там... позади... навсегда...
и светлые призраки встали
на тропке... и смутная даль...
XXIII
Над голой твердью дороги,
над долиною, там, где излука речная,
время — колючий кустарник1 —
прорастает, вновь зацветая.
Псалма старинного звуки
сердца коснулись снова,
а дрогнувших губ коснулось
любовью рожденное слово.
Моря мои старые в сон погрузились,
волны пеной шипучей
на берегу умирают. Недавняя буря
уходит с последней тучей.
34

Одиночества, галереи и другие стихотворения
Небо, как прежде, лазурно,
свежестью воздух благоухает,
и — в одиночестве благословенном —
тень твоя возникает.
XXIV
Солнце — огонь неистовый,
а луна — нежна и смугла.
На кипарисе старом
голубка гнездо свила.1
Мирт над белой дорогой
бархатом пыли покрыт.
Вечер и сад. Как тихо!
Лишь чуть слышно вода журчит.
XXV
Вечереет. Туманная дымка
на бесплодную землю легла.
Роняют звонкие слезы
старые колокола.
Дымится стынущим жаром
западный край земли.
35

Антонио Мачадо
Белые призраки — лары1
поднялись и звезды зажгли.
Час мечты наступает.
Откройте балкон! В тишине
вечер уснул, и в тумане
колокол плачет во сне.
XXVI
Нищие с паперти, — вдалеке
и день ото дня смиренней.
В грязных лохмотьях, у входа во храм,
на мраморных плитах ступеней,
в молчанье, с поникшею головой,
со скорбной печатью страданья,
Божий люди в жалком тряпье,
просящие подаянья.
Холодным солнечным утром, когда
ничто не туманит взор нам,
она, в вуали, прошла мимо вас
видением иллюзорным?
Белою розой ее рука
на одеянии черном...
36

Одиночества, галереи и другие стихотворения
XXVII
Быть может, дымкой золотых курений
твою молитву встретит этот день,
и в новом полдне сбывшихся прозрений
твоя, о путник, сократится тень.
Нет, праздник твой — не синь дремотной дали,
а здешний скит на берегу реки;
ты не истопчешь за морем сандалий,
не побредешь пустынею тоски...
Она близка, паломник,1
зеленая страна твоих видений —
цветущая, святая; так близка,
что можно пренебречь тропой и тенью,
в подворье встречном не испить глотка.
XXVIII
Своей любовью мы праздник
любви сотворить мечтали,
и воскурить фимиамы
в горах, нам доступных едва ли,
и сохранить мы хотели
таинственность нашего взгляда,
37

Антонио Мачадо
поскольку на оргиях жизни
нам чашу пенить не надо,
пока золотистым смехом
искрится сок винограда.
Насмешливой птицы в пустынном
саду за руладой рулада
звучит...
Мы в сумраке с чашею грезим...
И влаге весеннего сада
та персть, что плотью зовется,1
как благу Господнему рада.
XXIX
В твоих глазах я вечно вижу тайну,
подруга, спутница моя.
Неугасимые лучи из черного колчана1 —
любовь иль ненависть таят?
Со мной иди — пока с моих сандалий
сухая не осыплется земля.
Ты на моем пути — вода иль жажда? —
неведомая спутница моя.

Одиночества, галереи и другие стихотворения
XXX
Бывают уголки воспоминаний,
где зелень, одиночество и дрема, —
обрывки снов, навеянных полями
вблизи родного дома.
Другие будят ярмарочный отзвук
далеких лет, полузабытой рани —
лукавые фигурки
у кукольника в пестром балагане.1
Навеки под балконом
оцепенело горькое свиданье.
Глядится вечер в огненные стекла...
Струится зелень с выступа стенного...
На перекрестке призрак одинокий
целует розу, грустный до смешного.
XXXI
По старым камням всё выше
взбирается мох упрямо.
На старой паперти нищий,
чье сердце древнее храма.
39

Антонио Мачадо
Предутренний воздух зябкий,
и он, всему посторонний,
в углу... Сквозь ветхие тряпки
дрожанье сухой ладони.
Слепец глядит не мигая:1
белеют тени в приделе,
скользя, за одной другая,
часами Святой недели.
XXXII
За кипарисовой рощей вдали
тлеют жаркие угли заката...
А рядом, над мраморной чашей фонтана
средь зарослей старого сада,
над спящей водой склонился,
грезя, Амур крылатый.
XXXIII
Моя любовь, ты помнишь
тростник, поникший грустно,
засохший, пожелтевший
на дне сухого русла?
А пламя маков красных?
Они цвели, но вскоре

Одиночества, галереи и другие стихотворения
завяли и погасли,
одели крепом поле.
Ты помнишь луч несмелый,
трепещущий и ломкий
в ключе обледенелом,
на ледяной каемке?
XXXIV
Мне весенняя зорька сказала:
— Я цвела в твоем сердце тревожном.
Был ты молод, а нынче ты бродишь,
не срывая цветов придорожных.
Всё ли жив аромат моих лилий
в твоем сердце, как память весны?
Мои розы хранит ли фея,1
что алмазами вышила сны? —
Я весенней заре ответил:
— Мои сны — стекло, не алмазы.
Я не знаю, цветет ли сердце,
феи снов я не видел ни разу.
Но настанет весеннее утро,
разобьет мой стеклянный сосуд.
Твои лилии и твои розы
тебе сердце и фея вернут.
41

Антонио Мачадо
XXXV
Однажды мы присядем на краю дороги.
И станет жизнью нашей — время ожиданья.
Ждать, с места не сходя, в смятении,
в тревоге...
С Ней1 никому из нас не избежать свиданья.
XXXVI
В наш старый дом опять
придет однажды юность.
И спросим мы ее: — Зачем
под кровлю прежнюю вернулась? —
Она окно в молчанье распахнет —
свет утра впустит и полей дыханье.
Над белою дорогою вдали
мы различим чернеющих деревьев очертанья;
и словно сновиденье — крона их
недвижным облаком зеленым.
В туманной дымке берегом морским
предстанет берег над речным затоном.
И мы увидим: новая мечта
идет по горным склонам.
42

Одиночества, галереи и другие стихотворения
XXXVII
О ночь, моя старинная подруга,
ты раскрываешь сцену сновиденья,
пустую сцену, на которой
себя я вижу одинокой тенью
над голой степью,1 под палящим солнцем,
или порою
таинственные голоса рождаешь,
звучащие неясною тоскою, —
скажи мне, ночь: — Мои ли это слезы,
что пролиты во тьме пустынной мною?
Сказала ночь: — Твоей души секретов
я никогда не знала.
И не твоей была, возможно,
та тень, что в сновиденьях возникала.
Твой голос ли звучал, иль это голос,
каким вещал хозяин представленья?
— Ты лжешь мне, ночь! — воскликнул я. —
Ты знаешь
глубокую пещеру сновиденья.
И знаешь ты: моими были слезы,
что пролиты во тьме пустынной мною.
И знаешь ты о боли, что владеет
уже немало лет моей душою.
43

Антонио Мачадо
— Твоей души секретов я не знаю, —
мне снова ночь сказала. —
Не знаю, хоть и видела нередко
ту тень, что в сновиденьях возникала.
Да, проникаю в души я людские
и слушаю молитвы и стенанья.
И уловить могу любой я голос,
исполненный страданья.
Но мне не знать: живой ли голос слышу
иль просто эха дальнего звучанье?
Чтобы услышать голос твой печальный,
тебя в твоем ищу я сновиденье
и вижу: ты в зеркальном лабиринте2
неясною блуждаешь тенью.

ПЕСНИ
XXXVIII
Зацвели в апреле
и луга, и кущи.
На балконе белом
среди роз цветущих
двух сестер увидеть
суждено мне было.
Та, что старше, пряла,
та, что младше, шила.
Над шитьем с иголкой
младшая склонялась,
среди роз цветущих
розою казалась.
И меня лукавым
одарила взглядом.
А сестра печально
пряла с нею рядом,
45

Антонио Мачадо
и на веретенце
нить ложилась гуще.
Зацвели в апреле
и луга, и кущи.
Среди роз цветущих
на балконе белом
из сестер одна лишь
старшая сидела, —
всё лицо залито
горькими слезами.
Я спросил в тревоге:
— Что, скажите, с вами? —
Молча показала
мне она с тоскою
платье — то, что было
начато сестрою,
траурное платье
с воткнутой иглою.
А вечерний ветер,
сумраком рожденный,
разносил над домом
колокола стоны.
Слезы у несчастной
покатились пуще...
Зацвели в апреле
и луга, и кущи.

Одиночества, галереи и другие стихотворения
Вновь земля, как прежде,
зацвела в апреле,
звонко зазвучали
птиц веселых трели,
на заре весенней
распустились снова
розы на балконе
дома нежилого:
и ни той, что пряла,
и ни той, что шила,
здесь уже увидеть
невозможно было.
Только веретенце
с пряжею льняною
кто-то, мне незримый,
всё крутил рукою.
И всё то, что прошлой
мне весною снилось,
в зеркале забытом
зримо отразилось
на балконе белом
среди роз цветущих...
Зацвели в апреле
и луга, и кущи.
47

Антонио Мачадо
XXXIX. ЭЛЕГИЧЕСКИЕ СТРОФЫ
О, горе тому, кто страждет
у родника день-деньской
и шепчет бессильно: «Жажду
не утолить мне водой».
И горе тому, чей скуден
постылой жизни исток,
кто на кон тьму своих буден
ставит, как ловкий игрок.
О, горе тому, кто голову
пред высшей властью склонил,
тому, кто взять Пифагорову
лиру исполнился сил,1
тому, кто своей дорогой
шагал со склона на склон
и вдруг заметил с тревогой,
что путь его завершен.
Горе тому, кто вверится
предчувствиям скорых бед,
и горе тому, чье сердце
соткано из оперетт,
48

Одиночества, галереи и другие стихотворения
тому соловью, что прячется
в розах над быстрой рекой,
если легко ему плачется,
если поется легко.
Горе оливам, затерянным
в раю, в миражах садов,
и горе благим намереньям
в аду сокровенных снов.
Горе тому, кто мечтает
найти надежный причал,
и кто в облаках витает,
и кто на землю упал.
Горе тому, кто не жаждет
с ветки попробовать плод,
как и тому, кто однажды
горечь его познает.
И первой любви пленительной,
которой верен юнец;
горе и соблазнителю
богини наших сердец.
<1906>
49

Антонио Мачадо
XL. ГАЛАНТНЫЕ СТРОКИ
Словно летние ночи,
очи твои черны,
безлунные ночи над морем,
с тихим плеском волны,
и только белые звезды
в небесной выси видны.
Словно летние ночи,
очи твои черны.
Смуглое твое тело —
поле, что жарким днем,
под легким ветром, пылает
спелости желтым огнем.
Сестра твоя, полная неги, —
словно тростник над водой,
словно печальная ива,
словно лен голубой.
Сестра твоя в выси небесной
далекой сверкает звездой...
Она — заря золотая,
встающая над землей,
среди тополей, дрожащих
над быстрой, холодной рекой.
Сестра твоя в выси небесной
далекой сверкает звездой.

Одиночества, галереи и другие стихотворения
Вином твоих снов цыганских,
очей твоих черных вином
я свой бокал наполню
в безлунном мраке ночном.
Скрытые темнотою,
к незримому морю пойдем,
петь песню с тобой я буду
на берегу морском
жаждущим поцелуев,
жарким от страсти ртом...
Я свой бокал наполню
очей твоих черных вином.
А для сестры твоей, в марте,
когда зеленеют поля
и вдоль дорог примеряют
свой новый наряд тополя,
я срежу тонкие ветки
цветущего миндаля.
Я их окроплю на рассвете
ручьев прозрачных водой,
перевяжу тростником их,
склонившимся над рекой.
Сестре твоей, милой и нежной, —
букет бело-розовый мой.
51

Антонио Мачадо
XLI
Весна мне сказала,
лучами сверка^:
— Раз ищешь дороги
цветущего края,
душе внимать должен,
слова умертвляя.
В день скорби и в праздник
твое одеянье
да будет белее,
чем солнца сиянье.
Идти тебе, счастье
и горе встречая,
раз ищешь дороги
цветущего края. —
Весне я ответил,
свой путь продолжая:
— Ты в душу проникла,
где тайну скрываю;
чтоб с горем не знаться,
я счастья не знаю.
Но знай, что, вступая
в цветущий простор твой,
я старую душу
отдам тебе мертвой.
52

Одиночества, галереи и другие стихотворения
XLII
Сегодня у жизни ритм
волн, что набегают
на берег, пенятся, плещут
и исчезают.
Сегодня у жизни изменчивый ритм
рек, что смеются, сбегая
с гор; тростниковые стебли
колеблет вода речная.
Кроткий ветер приносит цветущую грезу,
ветки наполнены новым соком,
птичьих крыльев и листьев дрожь...
Острым взглядом стремительный сокол
не отыщет добычи... Трепет весенних всходов.
Словно арфа звучащая — солнце в небе
высоком.
Хищноглазая дева,1
ты, что проходишь чащей
в полдень, — вонзай в меня
златые стрелы свои всё чаще!
Цветет на твоих губах
радость полей весенних,
запах сандалий, одежды твоей
крылатой — запах цветенья.
53

Антонио Мачадо
Иду по твоим следам,
а ты стремишься по следу лани,
загорелые икры твои мелькают
среди кустов и деревьев и на цветущей поляне.
Хищноглазая дева,
ты, что проходишь чащей,
когда в тростниковых зарослях смех
слышен воды журчащей, —
в открытую грудь мою
златые стрелы вонзай всё чаще!
XLIII
Восход начинался улыбкой апреля.
У горизонта, уже умирая,
луна еще блекло и бледно горела
и зыбкою тенью облачко тлело
и кралось по небу, у самого края.
А утро рассыпалось розовым блеском,
окно распахнул я навстречу восходу,
и в грустный мой дом еле слышимым плеском
ручья, птичьим щебетом, запахом леса
вошла пробужденная солнцем природа.
54

Одиночества, галереи и другие стихотворения
А после настал вечер светлой печали.
Апрель улыбался. Птицы кричали.
И ветер в раскрытые окна принес
звон колокольный и запахи роз.
О звон колокольный — щемящий, бездонный...
Прекрасный и нежный цветов аромат...
О чем шепчут ветру далекие звоны?
И где этот розовый розовый сад?
Я спрашивал гаснущий вечер: — Когда же
радость заглянет в мой сумрачный дом? —
Но вечер печально ответил: — Однажды
она приходила... — И молвил потом:
— Но в двери твои не войдет она дважды.
<1901>
XLIV
Позеленевший, полусгнивший остов
фелюги старой
на песке лежит...
Изодранный, в лохмотьях, парус;
наверно, грезит он о солнце и о море.
Море шумит и рокочет,
море, как сон, зазвучавший
под солнцем апреля.
55

Антонио Мачадо
Море шумит и смеется
волною синей, серебристой и молочной пеной
вскипает и поет волна
под небом голубым.
Море искрится
блеском молочным,
лазурной улыбкой, серебряной лирой смеется,
шумит и рокочет волна!
Воздух застыл в зачарованном сне,
в дымке блестящей белесое солнце.
Чайка трепещет в воздухе сонном,
летит, удаляясь, теряется в солнечной мгле.
XLV
Дремотная греза слепящего солнца,
в алеющей дреме гряда облаков;
день солнечно-пыльный,
гора пламенеет,
сверкает река среди сонных лугов.
На склоне холма еле дышащий ветер
свернулся улиткой, уснув на лету;
а солнце огнем полыхнуло над пальмой
и над апельсиновой рощей в цвету.
56

Одиночества, галереи и другие стихотворения
У мельницы крылья повисли бессильно,
и аист — крючком на ее голове.
Замученный зноем,
бык — бурою грудой на жухлой траве.
Узорная тень от кустов и деревьев
почти неподвижна на белой стене,
в саду чуть прохладно, а небо ослепло,
лазурь его плавится в жарком огне.
Луч солнечный отблеском красным сверкает
на башне далекой, в уснувшем окне.
<1898>

^f^H^J^S^L
НАСТРОЕНИЯ, ФАНТАЗИИ,
ЗАРИСОВКИ
XLVI. НОРИЯ1
Вечер спускался,
печальный и пыльный.
Вода распевала
гортанную песню,
толкаясь по желобу
нории тесной.
Дремал старый мул
и тянул свою муку
в такт медленной песне,
журчащей по кругу.
Вечер спускался,
печальный и пыльный.
58

Одиночества, галереи и другие стихотворения
Не знаю, не знаю,
какой добрый гений
связал эту горечь
покорных кружений
с той трепетной песней,
журчащей несложно,
и мулу глаза
повязал осторожно.
Но знаю: он верил
в добро состраданья
всем сердцем, исполненным
горечью знанья.
XLVII. ПЛАХА
Вдали сверкнула
заря багряно.
Ножом рассвета
покров тумана
исполосован,1
раскрыт, как рана.
Виденьем жутким,
ночным кошмаром,
состарив площадь
59

Антонио Мачадо
в селенье старом,
помост для казни
встает нежданно...
Вдали сверкнула
заря багряно.
XLVIII. МУХИ
Вы, обжор всеядных тучи,
мухи, племя удалое,
вас увижу я — и тут же
предо мной встает былое.
Ненасытные, как пчелы,
и настырные, как осы,
вьетесь над младенцем голым,
беззащитным, безволосым.
Мухи первой скуки — длинной,
словно вечера пустые
в той родительской гостиной,
где я грезить стал впервые.
В школе мрачной, нелюбимой
мухи, быстрые пилоты,
за свободные полеты
вы гонимы,

Одиночества, галереи и другие стихотворения
за пронзительное действо —
звон оконных песнопений
в день ненастный, день осенний,
бесконечный... Мухи детства,
мухи отрочества, мухи
юности моей прекрасной
и неведенья второго,
отрицающего властно
всё земное... Мухи буден,
вы привычны — и не будет
вас достойных славословий!..
Отдыхали вы в полетах
у ребячьих изголовий
и на книжных переплетах,
на любовных нежных письмах,
на застывших веках гордых
мертвых.
Это племя удалое,
что ни бабочкам, ни пчелам
не равно, что надо мною,
своевольное и злое,
пролетает роем черным, —
мне напомнило былое...
61

Антонио Мачадо
XLIX. ЭЛЕГИЙ, РОЖДЕННАЯ ОДНИМ
МАДРИГАЛОМ
Я ощутил однажды — было мне одиноко —
вечером скучным и долгим, под выцветшей
синевой:
душа моя ныне подобна ленивой реке широкой
с берегом, не поросшим даже чахлой травой.
О скудный мой мир, который очарованья
не знает,
магического кристалла ему неподвластен свет!
Душа без любви в унынье Вселенную отражает
и со вселенской зевотой ей посылает ответ.
И вспомнил поэт с тоскою
свой мадригал, рожденный счастливой любовью
когда-то,
тот мадригал, в котором он волосы с вольной
волною
сравнил и сравненьем своим их лишил аромата.
Однажды, когда на рассвете — о воздух, весной
напоенный! —
свой аромат источая, роза раскрыла бутоны,
увидел поэт сиянье кудрей, любимых когда-то,
62

Одиночества, галереи и другие стихотворения
и вспомнил свой стих, в котором он волосы
с вольной волною
сравнил. И он понял: их запах нежнее роз
аромата.
И, одинокий, из сада ушел он, объятый тоскою.
1907
L. ПОЖАЛУЙ...
Я жил в мечтах, как в лабиринте сна,
они сосали душу, взор неволя.
Очнулся словно от толчка — весна
смеялась мне в лицо всей ширью поля.
Веселые упругие листки
проталкивались из размякших почек,
и смелые цветочные мазки
пестрели по траве ложбин и кочек.
В лазури солнце щедрое лилось
дождем огнистых стрел, по листьям целясь,
и с побережья в полнозвучный плес
осанистые тополя смотрелись.
Я в первый раз, как помню жизнь свою,
весну в ее цветенье узнаю.
— Ты, — прошептал я, — слишком запоздала. —
63

Антонио Мачадо
Затем, в раздумье продолжая путь,
как бы на крыльях новой, небывалой
мечты, добавил тихо: — Так, пожалуй,
и юность нагоню когда-нибудь.
LI. САД
Вдали, за садом твоим и за лесом,
уже потемневшим, сверкает закат
золотыми, пурпурными языками.
Клумбы с далиями...х Твой сад
кажется мне сегодня —
черт побери! — неудачным творением брадобрея.
Подстриженных миртов ряд,
карлица-пальма. На дереве апельсинном,
словно игрушечные, плоды висят...
И над белой ракушкой фонтана
насмешливо и немолчно струйки воды звенят...
LII. ФАНТАЗИЯ АПРЕЛЬСКОЙ НОЧИ
Севилья?.. Гранада?.. Свет лунный и тени.
Кривых мавританских проулков плетенье.1
Беленые стены, вдоль сада ограда,
закрытые двери, ночная прохлада.
И небо вуалью окутал апрель.
64

Одиночества, галереи и другие стихотворения
Вино золотистое мне, слава Богу,
поможет найти в полумраке дорогу.
Оно веселит и ведет за мечтою.
И ночь, и апрель, и вино молодое
в согласии славном поют о любви.
На белой стене полусонного дома
виднеется тень от фигуры знакомой:
младой сердцеед,2 что исполнен отваги, —
в узорчатой шляпе, плаще и при шпаге...
Весенняя греза лучистой луны.
Проулков и улиц ночное плетенье.
По их лабиринту я призрачной тенью
бреду, зачарованный давней мечтою.
А улицы тянутся длинной змеею.
Луна, словно слезы, сияние льет.
Окно. Молодая сеньора — виденье
в цветении нарда,3 в жасминном цветенье.
Цветы — ослепительней лунного взора.
— Возможно, вы ждете кого-то, сеньора?
Но время... (Дуэнья уносит свечу.)
Сеньора, возможно, под ясной луною
вы только мечта, сотворенная мною.
Я брел в одиночестве призрачной тенью,
и вы лишь виденье, что ночью весенней
белее сиянья царицы-луны.
65

Антонио Мачадо
Да, вы, без сомненья, белей и чудесней
звезды, что сверкает в лазури небесной
с весенней зарею. Но вы молчаливы.
И слушать признанья мои не должны вы?
Ответьте. Ваш голос звучит, как хрусталь? —
Ей грезятся, верно, иные виденья.
Следит за ней зорко старуха-дуэнья.
— Вы, может, боитесь кого-то, сеньора?
С моей познакомится шпагой он скоро! —
И шпага сверкнула при свете луны.
— Меня за безумного вы не сочтите.
Но вы почему-то всё время молчите.
В плаще и со шпагою, ночью весенней,
для вас я, должно быть, всего лишь виденье...
Вы, может, у мавра Газуля в плену?4
Ответьте, и гузла5 моя вам ответит
прекрасною, страстною песней. На свете
чудеснее песни еще не звучало,
хотя о любви было спето немало
апрельскою ночью под ясной луной.
Звучала бы песня моя вдохновенней,
чем песня фонтана под кроной весенней.
Она принесла бы вам благоуханье
цветов на балконах и окон сиянье —
по ним лунный свет серебристый скользит.
66

Одиночества, галереи и другие стихотворения
Смогла б умолчать моя песня едва ли
о взглядах украдкою из-под вуали,
о косах, дрожащих при каждом движенье,
о запахе роз, о любовном томленье
и о гарема тлетворных цветах.
В моем инструменте старинном, сеньора,
есть песня о тайне, — о той, о которой
лишь звезды Аравии знают. И песня
намного отрадней, нежней и чудесней,
чем благоуханье цветущих садов. —
Молчанье... И только свет лунный сверкает
в окне мавританском да ветер вздыхает.
Молчанье... И только ночная прохлада,
и плющ на ограде весеннего сада.
И слезы луна опечаленно льет.
— Но если, сеньора, вы только виденье
среди белопенных жасминов, творенье
певцов и поэтов столетья иного,
я — тень, воскресившая песни былые,
искусство любви создающая снова.
Арабские песни свиданья ночного,
чарующей страсти слова колдовские,
священные гимны, куплеты мирские
в уста мне вложите,
я — страсти любовной звучащая тень.6 —
67

Антоныо Мачадо
Луна умерла, я побрел, одинокий,
кривым мавританским проулком устало.
А солнце вдали на востоке
старинный свой смех рассыпало.
LI1I. АПЕЛЬСИННОМУ И ЛИМОННОМУ
ДЕРЕВЬЯМ, УВИДЕННЫМ В ЦВЕТОЧНОМ
МАГАЗИНЕ
Апельсинное дерево, жалок твой вид!
Ты стоишь, низкорослое, чахлое, в кадке,
кое-где на ветвях плод засохший висит,
и дрожишь ты всей кроною, как в лихорадке.1
И лимонное дерево с пыльной листвой,
тоже в кадке взрастили тебя в деревянной.
Плод единственный твой, словно шар восковой, —
где его аромат, освежающе пряный?
Сыновья андалусских лесов и садов,
кто принес вас сюда, на кастильскую землю,
где ветрам, прилетающим с горных хребтов,
сосняки и дубравы суровые внемлют?
О лимонное дерево, край свой родной
озаряешь ты светом плодов золотистых,
и под небом безоблачным вместе с тобой
шелестят кипарисы в молениях истых!
68

Одиночества, галереи и другие стихотворения
Апельсинное дерево, в детстве своем
в час рассвета я видел тебя и заката:
ты стояло, прохладу даря, за окном
с вольной ношею листьев, плодов, аромата!
LIV. МРАЧНЫЕ ГРЕЗЫ
Улицу мгла укрывает;
день умирает.
Колокол полон стонов.
В стеклах балконов —
отблеск закатных лучей,
в их сиянье всё чаще
виден отсвет мертвящий
черепов и костей.
Светом тяжкого сна
улица озарена.
Солнечный диск багров.
Эхо моих шагов.
— Ты? Мое сердце тебя ожидало...
— Нет, не тебя мое сердце искало.1
69

Антонио Мачадо
LV. ХАНДРА
Смежаю глаза в полудреме,
заснуть бы давно пора...
Безлюдно в родительском доме,
и бродит по дому хандра.
На темной стене столь ясно
виден часов циферблат;
тик-так — часы неотвязно,
словно в мозгу, стучат.
*
Вода в саду напевает
всё ту же песню с утра:
время себя повторяет,
сегодня — что и вчера.1
Вечер. И ветер сонно
печальной листвой шелестит.
Как долго осенняя крона
стонет и плачет навзрыд!
LVI
Раздался удар короткий:
час. И опять тишина.
Рисунком, черным и четким, —
тени в саду; и луна
70

Одиночества, галереи и другие стихотворения
гладкая, словно череп,
катилась по небу вниз;
и — в холоде ночи потерян —
к ней руки тянул кипарис.
Сквозь полуоткрытые окна
в лунном блеске стекла
откуда-то издалёка
музыка в дом вошла.1
Мазурки забытые звуки
поплыли в ночной тишине.
Чьи неумелые руки
о детстве напомнили мне?2
Бывает —хандра находит,
и мыслей теряется нить,
и душу зевотой сводит,
и кажется... лучше не жить.
LVII. СОВЕТЫ
I
Любви, что хочет родиться,
быть может, недолго ждать.
Но может ли возвратиться
всё то, что ушло, — и куда?
71

Антонио Мачадо
Вчера нам даже не снится.
Вчера — это Никогда.
II
Монета в руке испарится,
если ее не хранить.
Монета души испарится,
если ее не дарить.
LVIII. ГЛОССА1
Наши жизни суть реки,
они устремляются в море,
а море есть смерть.2
Манрике,
ты в своей песне навеки
предстал поэтом великим!
Сладостна радость жить;
горестно сознавать,
что смерти не избежать.
Жизни прервется нить
и соткется опять.
К дали морской
снова путь начинать
так нелегко!
72

Одиночества, галереи и другие стихотворения
LIX
Ночью вчера мне снилось —
о, блаженство забыться сном —
живая вода струилась
в сердце моем.
Не иссякая, немолчно
в сердце струился родник —
новой жизни источник,
я к нему еще не приник.
Ночью вчера мне снилось —
о, блаженство забыться сном —
сотни пчел поселились
в сердце моем.
И золотые пчелы
из горьких моих забот,
из давних дум невеселых
делали сладкий мед.
Ночью вчера мне снилось —
о, блаженство забыться сном —
яркое солнце светилось
в сердце моем.
Солцце в сердце горело,
и кровь горела во мне,
и светом наполнилось тело,
и я заплакал во сщ.
73

Антонио Мачадо
Ночью вчера мне снилось —
о, блаженство забыться сном —
сердце Божие билось
в сердце моем.
LX
Сердце мое заснуло?
Уже не делают мед
пчелы моих мечтаний?
И остановлен ход
нории дум моих? Новой
жизни родник не бьет?
Нет, сердце не спит, не дремлет.
Оно очнулось от сна,
смотрит — глаза его настежь
распахнуты, даль ясна, —
и слушает брег, о который
безмолвия бьет волна.

ГАЛЕРЕИ
LXI. ВСТУПЛЕНИЕ
Солнечным утром, читая
строки любимых стихов,
я увидал, что в зеркале
моих потаенных снов
цветок божественной истины
трепещет, страхом объят,
и этот цветок стремится
раздать ветрам аромат.
От века душа поэта
летит сокровенному вслед,
увидеть то, что незримо,
умеет только поэт, —
в своей душе, сквозь неясный,
заколдованный солнца свет.
75

Антонио Мачадо
И там, в галереях памяти,1
в лабиринте ее ходов,
где бедные люди развесили
трофеи давних годов —
побитые молью наряды,
лоскутья бывших обнов, —
там один поэт терпеливо
следит сквозь туманный покров,
как снуют в труде бесконечном
золотистые пчелы снов.
Поэты, мы чутко слышим,
когда нас небо зовет,
в саду, от тревог укрытом,
и в поле, где бой идет,
из старых своих печалей
мы делаем новый мед,2
одежды белее снега
кропотливо кроим и шьем
и чистим под ярким солнцем
доспехи, меч и шелом.3
Душа, где снов не бывает, —
враждебное стекло,
оно исказит наши лица
причудливо и зло.
76

Одиночества, галереи и другие стихотворения
А мы, чуть заслышим в сердце
прихлынувшей крови гуд, —
мы улыбнемся. И снова
беремся за старый труд.
LXII
Сквозь тучу — солнце; и радуга
повисла над лугом, над лесом;
на землю с небес ниспадает
светлых капель завеса.
Проснулся... Кем замутнен
прозрачный свет сновиденья?
Сердце мое —
в тревоге, в смятенье.
.. .Лимонная роща в цвету,
кипарисы, ряды тополей,
луг, радуга, солнце, дождь...
Капли дождя на пряди твоей!
Но видение исчезает
мыльного пузыря быстрей.
77

Антонио Мачадо
LXIII
А демон снов моих был ангел дивный,
прекраснейший. Клинками
победоносные глаза блистали;
он факел нес, и озарило пламя
глубокий склеп души
кровавыми огнями.
— Пойдешь со мной?
покойники, гробницы
Железною рукой
он сжал мою десницу.
— Пойдешь со мной! — И я пошел во сне,1
неугасимым светом ослепленный,
и в склепе я услышал звон цепей,
рычанье пленных хищников и стоны.
LXIV
Знакомый голос в тишине ночной
меня окликнул на пороге сновиденья.
— Пойдешь со мною галереями души?1 —
И сердце замерло от наслажденья.
— С тобой всегда. — И я пошел во сне
за нею следом, опасаясь пробужденья,
78
— Нет, нет! Меня пугают

Одиночества, галереи и другие стихотворения
и видел белизну ее одежд,
и ощущал ее руки прикосновенье.
LXV. ДЕТСКИЙ СОН
Той лучистой ночью,
праздничной и лунной,
ночью снов ребячьих,
ночью ликованья —
о душа! — была ты
светом, а не мглою,
и не омрачалось
локонов сиянье!
На руках у феи,1
юной и прекрасной,
я смотрел на площадь
в праздничном сверканье.
И любовь, колдуя
в блеске фейерверка,
выплетала танца
тонкое вязанье.
Этой светлой ночью,
праздничной и лунной, —
ночью снов ребячьих,
ночью ликованья —
79

Антонио Мачадо
крепко меня фея
в лоб поцеловала,
помахав рукою
нежно на прощанье...
Расточали розы
сладость аромата,
и любовь раскрылась
в дремлющем сознанье.
LXVI
В тени садов прохладных
дети разыгрались
в костюмах маскарадных.
Детский смех звенит,
и луна, что тыква,
над площадью висит.
Мавры да пираты,
бороды из ваты,
из картона латы.
80

Одиночества, галереи и другие стихотворения
Гам и треволненья.
Давних дней виденья...
В лимонном саду, под журчанье
воды и шмелиный гуд,
девочки со стараньем
песни хором поют.
Слышен сквозь детское пенье
старческий кашель порой,
и контрабаса гуденье
по саду плывет над листвой.
Но струн умолкло стенанье —
закрыли балконную дверь;
лишь в доме, плененный стенами,
гудит контрабас теперь.
Под крышей он затихает, —
уснул? — объятый тоской,
а греза-дитя порхает
над луговою травой.
81

Антонио Мачадо
LXVII
Когда бы я старинным был поэтом,
я взгляд бы ваш прославил в песне, схожей
с прозрачнейшей водой, потоком светлым
струящейся на мрамор белокожий.
Я всё сказал бы лишь одним куплетом,
в который плеск всей песни был бы вложен:
— Я знаю сам, что мне не даст ответа,
да и спросить не хочет и не может
ваш взгляд, что полон благостного света,
расцвета мира летнего — того же,
что видел я в младенческие лета
в объятьях материнских в день погожий...
LXVIII
Ветерок постучался негромко
в мое сердце при свете зари.
— Я принес ароматы жасмина,
ты мне запахи роз подари.
— Мой сад зарастает бурьяном,
и все мои розы мертвы.
82

Одиночества, галереи и другие стихотворения
— Я возьму причитанья фонтанов,
горечь трав и опавшей листвы... —
Ветерок улетел... Мое сердце в крови...
Душа! Что ты сделала с садом своим?. J
LXIX
Сегодня ты будешь напрасно
искать утешенья страданью.
Умчались, пропали бесследно
феи твоих мечтаний.1
Вода застывает, бесшумна,
и сад умирает, безмолвен.
Сегодня остались лишь слезы,
лишь слезы... Но лучше — молчанье.. .2
LXX
Бокал твоей жизни наполнен
вином золотым или соком
горьким, лимонным, — неважно.
Ты верен тайным дорогам,
своей души галереям, —
83

Антонио Мачадо
они приведут, без сомнений,
туда, где тебя ожидают
феи твоих сновидений,
что в сад унесут однажды,
вечно весенний.
LXXI
Ушедших времен приметы,
кружева и шелк обветшалый,
в углу забытые четки,
паутина под сводами залы;
нечеткие дагерротипы
и выцветшие картинки,
недочитанные книжонки,
меж страниц — сухие былинки;
причуды романтики старой,
отжившей моды созданья,
все они — и душа, и песня,
и бабушкины преданья.
LXXII
Любимый дом, в котором
она жила когда-то,
84

Одиночества, галереи и другие стихотворения
стоит над кучей сора, весь разрушен,
повержен без возврата, —
из дерева скелет
источенный, и черный, и разъятый.
Луна свой свет прозрачный
льет в сны и красит окна серебром
вокруг. Одетый бедно1 и печальный,
по старой улице бреду пешком.
LXXIII
На тусклой холстине сумерек —
точеной церкви игла
и пролеты сквозной колокольни,
где колеблются колокола,
возносятся ввысь...
Звезда, слеза небесная,
прозрачна и светла;
клочком овечьей шерсти
под нею проплыла
причудливая тучка — серебряная мгла.
LXXIV
Словно душа, сегодня
вечер не знает тревог, —
85

Антонио Мачадо
он хочет стать юным, хочет
таким быть, каким его Бог
задумал, он радостей жаждет...
далеких, чтоб помнить их мог.
LXXV
Я, подобно Анакреону,1
петь хотел бы и веселиться,
и забыть о мудрых советах,
и не видеть серьезные лица,
и хотел бы напиться, конечно...
Счастье жалкое! Шутка дурная!
Исполнять танец смерти, всё время
смерти скорый приход ожидая...
LXXVI
Какой сияющий вечер!
Воздух застыл, зачарован;
белый аист в полете1
дремотой скован;
и ласточки вьются, и клиньями крыльев
врезаются в золото ветра, и снова
уносятся в радостный вечер
в кружении снов.

Одиночества, галереи и другие стихотворения
И только одна черной стрелкой в зените
кружится,
и клиньями крыльев врезается в сумрак
простора —
не может найти она черную щель в черепице.
Белый аист,
большой и спокойный,
торчит закорюкой — такой неуклюжий! —
над колокольней.
LXXVII
Землистый вечер, чахлый и осенний, —
под стать душе и вечным ее смутам1 —
и снова гнет обычных угрызений
и старая тоска моя под спудом.
Ее причин по-прежнему не знаю
и никогда их, верно, не открою,
но помню и твержу, припоминая:
— Я был ребенком, ты — моей сестрою.
Но это бредни; боль, ты мне понятна,
ты тяга к жизни подлинной и светлой,
сиротство сердца, брошенного в море,
где ни звезды, ни гибельного ветра.
87

Антонио Мачадо
Как верный пес, хозяином забытый,
утративший и след и обонянье,
плетется наугад, и как ребенок,
который заблудился на гулянье
и в толчее ночного карнавала
среди свечей, личин, фантасмагорий
бредет, как зачарованный, а сердце
сжимается от музыки и горя, —
так я блуждаю, гитарист-лунатик,
хмельной поэт, тоскующий глубоко,
и бедный человек, который в тучах
отыскивает Бога.
LXXVIII
Неужели умрет с тобою
мир магический, где нетленны
жизни первые впечатленья,
тени светлые снов сокровенных,
голос, — тот, что проник тебе в сердце,
все любови,
что в душе твоей, небе глубоком,
возродиться хотели в слове?
88

Одиночества, галереи и другие стихотворения
Весь твой мир, — он умрет с тобою,
когда нить перережет пряха?1
И души твоей горны пылают
только ради хладного праха?
LXXIX
Оголена земля. Уныло воет
душа на уходящий свет
голодною волчицей. На закате
что ищешь ты, поэт?
Несладко странствовать, когда дорога —
на сердце камнем. Ветер оголтелый,
и подступающая ночь, и горечь
далекой цели! У дороги белой
стволы закоченелые чернеют.
А дальше — горный силуэт
в крови и в золоте. Смерть солнца... На закате
что ищешь ты, поэт?
LXXX. ПЕЙЗАЖ
Умирая, тускнеет вечер,
словно слабый огонь в камине.
89

Антонио Мачадо
Над горами несколько углей
догорают в темнеющей сини.
И сухое дерево мерзнет
здесь, над белой дорогой, в долине;
две беспалые черные ветви
на его искалеченном теле.
Но взгляни: тень любви притаилась
там, где пали закатные тени.
LXXXI. СТАРОМУ БЛАГОРОДНОМУ
СЕНЬОРУ
Я видел тебя, благородная тень,
в парке старинном,
в котором любят поэты грустить;
ты шел в рединготе1 длинном.
Галантной учтивости образец,
ты лицезрел немало
гостей на празднике жизни, — теперь
воспоминаний время настало.
Я видел, как ты по аллеям брел,
вдыхая запах душистый,
90

Одиночества, галереи и другие стихотворения
что эвкалиптов струила листва, —
сейчас над землею влажной и мглистой
осенние листья ветер несет...
Я видел: рукою бесстрастной
рассеянно ты поправлял
свой галстук с булавкой алмазной.
LXXXII. СНЫ
Прекраснейшая фея — фея детства1 —
звезде посередине небосклона
тихонько улыбнулась; по соседству
ее сестер жужжали веретена.
И лишь одна, чему-то рада,
склонялась над куделью перелеска,
а позолота утреннего сада
еще спала за рыхлой занавеской.
Густая тень. Младенец в колыбели,
и пряхам прилежания не жалко,
и пряжу сна выводит из кудели
затейливо-серебряная прялка.
91

Антонио Мачадо
LXXXIII
Сегодня — хотой,1 завтра — петенерой2
звучишь в корчме, гитара:
кто ни придет, играет
на пыльных струнах старых...
Гитара придорожного трактира,
поэтом никогда ты не бываешь.
Но, как душа, напев свой одинокий
ты душам проходящих поверяешь...
И путник, слушая тебя, мечтает
услышать музыку родного края.
LXXXIV
И снится — красный шар всплывает на востоке.
Прозрение во сне. Не страшно ли идти,
о путник? Минешь луг, взойдешь на холм
высокий,
а там, глядишь, — конец нелегкому пути.
И не увидишь ты, как никнет колос спелый
и в крепких яблоках сияет желтизна,
из грозди золотой, слегка заиндевелой,
тебе не выжимать веселого вина...
92

Одиночества, галереи и другие стихотворения
Когда сильней всего от страсти розы млеют,
когда жасмины льют свой ранний аромат, —
что, если на заре, когда сады алеют,
растает облачком привидевшийся сад?
Давно ли на полях пестрел цветов избыток, -
но кто теперь во сне, свежо, как наяву,
увидит россыпи наивных маргариток
и мелких венчиков сплошную синеву?
LXXXV
Апрель целовал незримо
землю и лес. А вокруг
зеленым кружевом дыма
трава покрывала луг.
Чернели тучи над чащей,
за горизонт уходя.
Блестели в листве дрожащей
новые капли дождя.
Там, где миндаль с косогора
роняет цветы свои,
я проклял юность, в которой
я так и не знал любви.
93

Антонио Мачадо
Пройдя полпути земного,1
печально смотрю вперед...
О юность, кто тебя снова
хотя бы во сне вернет?
LXXXVI
Давно ли шелковый кокон
моя печаль доплетала?
Была как червь шелковичный —
и черной бабочкой стала!
А сколько светлого воска
собрал я с горьких соцветий!
О времена, когда горечь
была пчелой на рассвете!
Она сегодня как овод,
и как осот на покосе,
и спорынья в обмолоте,
и древоточина в тесе.
О время щедрых печалей,
когда водою полива
текла слеза за слезою
и виноградник поила!

Одиночества, галереи и другие стихотворения
Сегодня залило землю
потоком мутного ила.
Вчера слетались печали
наполнить улей нектаром,
а нынче бродят по сердцу,
как по развалинам старым,
чтобы сровнять их с землею,
не тратя времени даром.
<1912>
LXXXVII. ВОЗРОЖДЕНИЕ
Вновь галереями души... Душа — ребенок!
И от нее идущий свет,
и радость новой жизни
без ноши лет.
Родиться вновь, и вновь торить дорогу,
пройти затерянной тропой...1
И снова ощутить тепло живое
от маминой руки своей рукой.
И снова в путь отправиться и грезить —
рука любви ведет нас за собой.
95

Антонио Мачадо
*
Но в наших душах всё подвластно
таинственной руке опять.
Вовеки собственную душу,
безмолвную, нам не дано познать.
И слово мудрости глубокой
способно выразить всегда
не более того, что скажет ветер
летящий и текущая вода.2
LXXXVIII
Может быть, сеятель звезд
в ночи, обители снов,
вспомнит забытый мотив, возьмет
аккорд на лире веков,1
и к нашим устам прихлынет волна
немногих истинных слов.
LXXXIX
Сейчас, когда с открытыми глазами
идешь, ты можешь снова
узнать себя, припоминая тени
сна былого.
96

Одиночества, галереи и другие стихотворения
Сон давний воскресить воспоминаньем —
нам этот дар дороже дорогого.
ХС
Еще берегут деревья
летний наряд зеленый,
но листья уже пожухли,
и потемнели кроны.
Зеленью тронут камень,
беззвучно течет источник,
грубое тело камня
вода ледяная точит.
Первые желтые листья
ветер влачит за собою, —
ветер, предвестник ночи,
над сумрачною землею.
XCI
Под лавром вымыта чисто
скамья осенним дождем;
сверкают капли на листьях
плюща над белым окном.
97

Антонио Мачадо
Осень газоны мстит
краской своей всё сильнее;
деревья и ветер!
Вечерний ветер в аллее...
Смотрю, как в луче закатном
виноградная гроздь золотится.
Балкон приоткрыт — ароматно
трубка соседа дымится.
Вспомнил я строки стихотворений —
создания юных дней...
Вы уходите, милые тени,
в золотом огне тополей?!

РАЗНОЕ
XCII
Tournez, tournez, chcvaux de bois.
Verlaine *•J
Пегасы, мои пегасы,
деревянные дивные кони...
В детстве я знал это счастье —
кружить в бесконечной погоне.
И ремешок уздечки,
вспотев, сжимают ладони.
Праздник. Толпы народа,
и ярко сверкают свечи,
и небо от звезд сверкает
в этот волшебный вечер.
' Кружитесь, кружитесь, деревянные кони. Верлен (фр.)
99

Антонио Мачадо
Мгновенья ребячьего счастья!
Как сердце сжимается сладко,
когда, заплатив монетку,
идешь к деревянным лошадкам!
хеш
Игра детских рук — не гармония,
а чтение по складам,
противная какофония
неверных, но вечных гамм.
А в детстве под гаммы бродила
мечта, и ее влекло
к тому, что не приходило,
к тому, что уже ушло.
XCIV
Площадь перед закатом. Струйка воды студеной
пляшет на грубом камне, звучно плеща по
плитам,
и кипарис высокий не шелохнется кроной,
встав над садовым валом, темным плющом
повитым.
100

Одиночества, галереи и другие стихотворения
Солнце зашло за крыши. Еле теплится пламя
отсветами на стеклах, дремой завороженных.
Мгла полегла на площадь. Смутными черепами
призрачные разводы кажутся на балконах.
В оцепененье площадь, черная и пустая,
и бесприютной тенью меряешь мостовую.
Пляшет вода на камне, плещет, не умолкая,
только ее и слышно в этой ночи — живую.
XCV. МИРСКИЕ СТРОФЫ
Философствую в избытке,
беден, разучился петь.
Жизни золотые слитки,
разменял я вас на медь.1
Молодость моя мелькнула
привидения быстрей.
Сто посулов крылось в ней.
Но ни одного посула
не сбылось в судьбе моей.
Словно вихрь, она мелькнула
горячо любима мной,
в плеске винного разгула,2
в ласке речи стиховой.
101

Антонио Мачадо
Я гляжу на галереи
цепкой памяти и там
молодости всё грустнее
предаюсь, как сладким снам.
Где вы, слезы песнопений,
слезы тех далеких дней,
что сверкали, как весенний,
полный водами ручей?
Слезы, вам любовь, бывало,
за нее страдать веля,
вас дождями проливала
на апрельские поля.
А теперь — не оттого ли,
что умолкнул соловей? —
я б оплакал и без боли
каверзы любви своей.
Философствую в избытке,
беден, разучился петь.
Жизни золотые слитки,
разменял я вас на медь.
<1906>

Одиночества, галереи и другие стихотворения
XCVI. ЗИМНЕЕ СОЛНЦЕ
Полдень. Зимнее солнце
смотрит в застывший сад.
На ветках и на тропинках
крупицы снега лежат.
Видно сквозь стекла теплицы:
в кадке пальма растет,
на дереве апельсинном —
желтый сморщенный плод.
Бредет старик по аллее,
глядит на искрящийся снег:
«Солнце! Как много солнца!»
Как радостен детский смех!
В оцепенении сонном
неспешно струится ручей,
струится почти бесшумно
среди замшелых камней.1

Поля
Кастилии

XCVII. ПОРТРЕТ
Мое детство... мне снится дом отчий в Севилье,1
сад цветущий, весеннего солнца сиянье;
двадцать лет моей юности — земли Кастилии;
как я жил? — вспоминать у меня нет желанья.
Не был я ни Маньярой,2 ни Брадомином.3
Сердцеедом прослыть — много ль в этом резона?
Не похвастаю списком побед своих длинным,
но не раз был пронзен я стрелой Купидона.
Якобинскую кровь я в себе ощущаю,4
но источник поэзии — тих и спокоен.
Я, надеюсь, советами не докучаю;
добр, и доброе имя носить я достоин.5
Созерцать красоту — для меня наслажденье;
я срезал в росной свежести розы Ронсара.6
107

Антонио Мачадо
К модной ныне косметике — лишь отвращенье.
Кто щебечет бездумно, — тому я не пара.
Презираю романсы с печалью глубокой,7
грусть их в скуку давно уже перемололась.
Уловить я люблю голоса издалёка,
среди многих — один только слушаю голос.
Кто я — классик, романтик? Отвечу едва ли.
Стих мой — шпага. Мне лестно такое сравненье,
ибо славится шпага не выделкой стали,
но отвагою воина в жарком сраженье.
Монолог у меня был всегда диалогом.
«Что есть истина?»8 — сам я постигнуть
стремился.
Жил в смиренной надежде беседовать с Богом,
и любви к человеку у себя я учился.
Наслаждение праздностью мне неизвестно;
тем, что есть у меня, никому не обязан,
ем свой хлеб, заработанный трудно и честно;
с миром вещным, надеюсь, я мало чем связан.
И когда на корабль, что уйдет безвозвратно,
я взойду налегке, в час, давно предрешенный,
вы увидите в отблеске солнца закатном:
я прощаюсь, — сын моря,9 почти обнаженный.
<1906>
108

Поля Кастилии
XCVIII. НА БЕРЕГАХ ДУЭРО
Был день лучезарен, июля была середина,
когда по уступам нагорья взбирался один я,
и медлил, и в тень отдыхать я садился на камни —
опомниться, вытереть пот, застилавший глаза мне,
дыхание выровнять и отдышаться в покое;
а то, ускоряя шаги, опираясь рукою
на палку, подобную посоху, шел в нетерпенье
к высотам, где хищников ширококрылых
владенья,
где пахло шалфеем, лавандою и розмарином...
А солнце свой жар отдавало кремнистым
долинам.
Стервятник, раскинув крыла, преисполнен
гордыни,
один пролетал по нетронутой, девственной сини,
утес вдалеке различал я, высокий и острый,
и холм, словно щит под парчою
причудливо-пестрой,
и цепи бугров на земле оголенной и бурой —
останки доспехов старинных, разметанных
бурей, —
открытые плато, где вьется Дуэро, и это
подобно изгибу причудливому арбалета
вкруг Сории1 — глаза кастильского бастиона,
который глядит, не мигая, в лицо Арагона.2
109

Антонио Мачадо
Я видел черту горизонта, далекие дали
с дубами, которые темя пригорков венчали,
пустынные скалы, луга с благодатной травою,
где овцы пасутся, где бык, изнывая от зноя,
жует свою жвачку, и берег реки с тополями —
под яростным солнцем они — как зеленое пламя;
безмолвных, далеких людей и предметов фигуры:
чуть видные сверху поденщики, всадники, фуры
вон там, на мосту, где под арки, под мощные
своды,
темнея, светлея, текут серебристые воды
Дуэро.
Дуэро течет сквозь кастильские земли
вначале,
потом сквозь Иберии сердце.3
О, сколько печали
и чести в безводных просторах, не знавших
посева,
в равнинах и пустошах, в скалах, где голо и серо,
и в тех городах, что утратили славу, в дорогах,
где нет постоялых дворов, в мужиках, на порогах
оставивших песни, покинувших дом свой навеки
и к морю стремящихся, словно кастильские реки!
Кастилия, деспот вчерашний,4 одета в отрепья,
и ныне считает, что всё, что чужое, — отребье.
Чем бредит она? Может, кровью — эпохой отваги,
ПО

Поля Кастилии
когда сотрясало ее лихорадкою шпаги?
Всё движется, облик меняет, уйдя от истока:
и море, и горы, и сверху глядящее око;
но здесь еще призракам старым открыта дорога —
народу, который в войне полагался на Бога.
Вчерашняя мать капитанов5 в баталиях жарких,
сегодня лишь мачеха нищих, убогих и жалких,
Кастилия ныне не та, что гремела когда-то,
когда Сид Родриго6 с удачей, с добычей
богатой
сюда возвращался, и гордо несли его кони
прохладу садов валенсийских в подарок короне.
Тогда, после битв и побед, утверждающих силу,
она у двора покоренья индейцев просила —
мать воинов дерзких, неистовых и непреклонных,
казну доставлявших в Испанию на галионах7
коронного флота; они неизменно бывали
для жертв — вороньем, для врагов —
разъяренными львами.
Теперь же, вкусив монастырского супа и хлеба,
они, любомудры, бесстрастно взирают на небо,
и давние грезы окутали их, словно вата;
пробьются к ним вопли крикливых торговцев
Леванта8 —
они и не спросят, в чем дело, не вскочат
в тревоге,
меж тем как война уже властно стоит на пороге.
ill

Антонио Мачадо
Кастилия, деспот вчерашний, одета в отрепья,
и ныне считает, что всё, что чужое, — отребье.
Вот солнце уходит неспешно за край небосклона,
и снизу доносятся звуки церковного звона —
сейчас на молитву старухи плетутся, сутулясь...
Две гибкие ласки мелькнули, исчезли, вернулись
взглянуть, любопытствуя, вновь убежали за скалы.
В низинах смеркается медленно. Двор постоялый,
безлюдный, на белой дороге, откинул затворы,
и двери открыты на поле, на темные горы.
XCIX. ПО ЗЕМЛЯМ ИСПАНИИ
Чтоб изловить, убить добычу было проще,
крестьянин здешний жег окрестные деревья,
он вырубил вокруг леса, кусты и рощи,
как хищник, свел на нет дубняк нагорий древний.
Теперь, бросая кров, его уходят дети,
уносят бури ил по рекам в ширь морскую,
а он всё спину гнет которое столетье,
тут, в проклятой степи, блуждая и тоскуя.
Он искони из тех, кто полчища овечьи
в Эстремадуру1 гнал к обильному подножью,
кому в скитаниях ложилась пыль на плечи
и солнца жар обжег и вызолотил кожу.
112

Поля Кастилии
Костлявый, маленький, измученный, суровый,
с глазами хитреца, очерченными властно,
как выгиб арбалета, густобровый,
проворный, недоверчивый, скуластый.
Деревни и поля открыты для несметных
пороков и злодейств — так много злобных ныне;
как монстры, души их уродливы, и смертных
семи грехов они — послушные рабыни.
Успех и неуспех равно щемит им сердце,
не в радость деньги им, не в горе им несчастье,
всегда уязвлены удачею соседской,
живут — и вечный страх и зависть взоры застят.
Дух дикий здешних мест исполнен злобы хмурой:
едва угаснет день, ты видишь — вся равнина
заслонена от глаз гигантскою фигурой
зловещего стрелка, кецтавра-исполина.2
Здесь воины дрались, смиряли плоть аскеты,
не здесь был райский сад с его травою росной,
здесь почва для орлов, здесь тот кусок планеты,
где Каина в ночи блуждает призрак грозный.3
С. БОГАДЕЛЬНЯ
Особняк богадельни в захолустном покое.
Оседающий корпус под глухой черепицей,
из

Антонио Мачадо
где на лето касатки гнезда вьют за стрехою,
а зимою воронам до рассвета не спится.
Штукатурка фронтона над истертым фасадом,
выходящим на север между башен старинных,
дождевые потеки по простенкам щербатым
и всегдашняя темень... Богадельня в руинах!..
Тронет светом заката пустыри ледяные,
догорающим светом в поволоке тумана,
и приникнут к оконцам восковые, больные,
изумленные лица и глядят неустанно
то на дальние взгорья, поведенные синью,
то на снег, что кружится, как над свежей могилой,
пеленой оседая на застылой равнине,
оседая безмолвьем на равнине застылой...
CI. ИБЕРИЙСКИЙ БОГ
Как лучник старой песни,1 наторелый
в двойной игре крапленою колодой
ибер готовил впрок саэты-стрелы2
для бога, если градом выбьет всходы,
и «Славься!», если божия десница
послужит во спасенье
и, дав хлебам налиться,
вернет сторицей в страдный день осенний.
114

Поля Кастилии
«Господь разора! В страхе и надежде,
с которыми и в смерти не расстаться,
я чту тебя, и до земли — как прежде —
мольба склоняет сердце святотатца.
Владыка ржи, моим трудом взращенной,
ты — всемогущий, я — порабощенный!
Господь, в чьей вышней воле
июньский дождь, осеннее безгрозье,
и вешний холод, леденящий поле,
и зной, дотла сжигающий колосья!
Владыка радуги над луговиной
с овцой в траве зеленой!
Владыка яблок с черной сердцевиной!
Господь лачуги, вихрем разметенной!
Ты наливаешь золотом долины,
ты в очаге хранишь огонь багряный
и косточку в зеленые маслины
ты вкладываешь в ночь на Сан-Хуана!3
Господь, в чьей воле крах и вознесенье,
удача и недоля,
что дал богатым праздность и везенье,
труд и терпенье — перекатной голи!
Господь, господь! В заигранной колоде
тасуешь ты погоду и ненастье
115

Антонио Мачадо
и крутишь семя в их круговороте,
как медный грош, поставленный на счастье!
Господь и милосердный, и свирепый,
двуликий бог сочувствия и крови, —
прими монетой, брошенною слепо,
мольбу мою, хулу и славословье!»
Но, не смиряясь перед алтарями
и головой не поникая в горе,
провидел он дороги над морями
и молвил: — Бог — дорога через море. —
Не он ли богом жил превыше боя,
подъяв его над твердью,
над нищею судьбою,
над морем и над смертью?
Не с дуба ли его родного края
была в костре господнем хворостина,
горя и не сгорая
в огне пречистом с богом воедино?
А ныне?.. Что в нем для веков грядущих!
Уже готовы для пенатов новых
поляны в темных пущах
и свежий хворост в зарослях дубовых.
Дремотен и просторен,
заждался край наш лемеха кривого,
116

Поля Кастилии
и новина уже для божьих зерен
под терном и репейником готова.
Что ныне?.. Новый день в рассветной рани,
за ним — еще неведомые дали.
Былое — с нами, будущность — в тумане,
ничто еще не внесено в скрижали.
Кому открыт испанский бог безвестный?
Но верю я, что скоро
ибер обточит темный кряж древесный,
и встанет под рукой тяжеловесной
суровый бог свинцового простора.
СИ. БЕРЕГА ДУЭРО
Сорийская весна, ты сон святого,
смиренный сон на пустоши убогой,
который снится страннику без крова,
измученному вечною дорогой!
Сухие пятна луга
в зеленовато-желтой пестрядине,
шершавый выгон, пыльный, как дерюга,
с понурою овцой посередине.
Распаханного дерна
унылая полоска на пригорке,
117

Антонио Мачадо
где проросли застуженные зерна
залогом черствой корки.
И камни, терн, утесы в пятнах моха,
то снова камни серыми валами,
то лысый кряж, спадающий полого...
Земля чертополоха
под небом с королевскими орлами!
Кастилия развалин!
Земля моя, недобрая, родная!
Как сир и как печален
твой хмурый дол от края и до края!
Кастилия, надменная с судьбою,
Кастилия, крутая в милосердье,
рожденная для траура и боя,
бессмертная земля, твердыня смерти!
Бежала в тень и пряталась равнина,
густела мгла, тяжел и фиолетов
над тишиной терновника и тмина
был шар луны, любимицы поэтов.
И в сизых далях не было просветов.
Но задрожал, на сизом розовея,
огонь звезды, неведомой и ранней,
и темный ветер, терпкий от шалфея,
ко мне донес речное рокотанье.
118

Поля Кастилии
В береговых теснинах, как в оковах,
среди изборожденных дубняками
отрогов и плешин известняковых,
в бою с мостом, с его семью быками,
седой поток во тьму кидался грудью
и рассекал кастильские безлюдья.
Текла твоя вода, отец Дуэро,
и будет течь, доколе
шуметь весне над ледяною сьеррой
и талый снег ручьями гнать на поле,
доколе белоглавым великанам
снега и грозы сеять по отрогам
и солнцу загораться за туманом,
Роландовым отсвечивая рогом!..1
И не был ли старинный романсеро2
сном нищего певца на гребне склона?
И, может, вся Кастилия, Дуэро,
уходит, как и ты, в морское лоно?
ст. ДУБРАВЫ
Сеньорам Масриера1
На кастильских горных склонах,
на холмах светло-зеленых,
у равнинных тихих вод
119

Антонио Мачадо
в сонных зарослях осоки, —
неказистый, невысокий,
всюду летний дуб растет.
Почему тебя, дубрава,
неизменно с давних пор
восхвалять имеет право
лишь топор?
Скальный дуб — война и мощь,
с кроной — гривой львиной,
исполин испанских рощ
над равниной,
и над горною грядой
он, всевластный и надменный,2
возвышается главой.
Скальный дуб — атлет могучий,
он к любой привычен круче,
с силами природы в споре
вечный победитель — он.
А сосна — гора и море,
и земля, и небосклон.
Пальма — солнце и песок,
даль пустыни,
жажда; грезой светло-синей —
ключевой воды поток.
120

Поля Кастилии
Бук — старинное сказанье
о сраженьях
и кровавом злодеянье
под его широкой сенью.3
И навряд ли кто-то может
на него взглянуть без дрожи.
Тополь — лира вешних дней
в нежной музыке ветвей,
тополь — берег над рекой,
над водой
прозрачной, чистой
иль над заводью тенистой.
Вдаль бежит вода речная
вдоль полей,
отражая
кроны стройных тополей.
Вязы парка городского
детство нам напомнят снова.
Как любили мы играть
в их тени в былые дни!
А теперь нам в их тени —
посидеть да повздыхать.
Эвкалипт весною ранней
дарит листьев аромат,
и цветов благоуханье
121

Антонио Мачадо
апельсинный дарит сад;
ветки яблонь одаряют
сочными плодами летом;
элегантным силуэтом
кипарисы взор пленяют.
Ты же скуп
на подарки, летний дуб.
Не порадуешь веселой
песней над землею голой.
Желудями не богат,
не высок, не щедр, не строен.
Не бунтарь ты и не воин.
Ствол коряв и узловат.
И свет солнца утром ранним
не приветствуешь сверканьем
ни темно-зеленой кроны,
ни цветов желто-зеленых.
Взор людской не привлекаешь
стройностью и красотой,
но тенистою листвой
ты прохожих одаряешь.
Скудной почвой ты рожден,
и корнями непреложно
знаешь лишь один закон:
жить, покуда жить возможно.

Поля Кастилии
Ты поистине творенье,
стойкий дуб, земли самой;
тех полей, где в озлобленье
кружится метель зимой,
где в июле душный зной,
где неполноводны реки.
Ты — навеки
над испанскою землей.
Вопреки всему ты снова
вырастаешь непреклонно
на камнях холма крутого
и над степью Арагона,4
над хребтами Пиренеев,
над отрогами Памплоны,5
среди снежных гор темнеет
твой резной покров зеленый,
возле крепости старинной,
вдоль полей Эстремадуры,6
неприветливых и хмурых,
над кастильскою равниной,
над толедскою волною7
и над берегом Дуэро,
где рождался романсеро,8
ты шумишь густой листвою,
и над кордовской землей
мавританской9 — голос твой;
астурийскими горами10
123

Антонио Мачадо
на морское побережье
ты выходишь, кроной свежей
наклоняясь над песками,
и в горах Гуадаррамы11
вырастаешь ты, упрямый;
столь прекрасный и тенистый
над равниной пропыленной,
ярым солнцем изнуренной,
каменистой...
Да, дубравы, вас
не раз
на холстах изображали:
королевская охота,
лошадей, борзых — без счета;
и поэты
славу тем себе стяжали,
что в стихах пересказали
те же самые сюжеты...
Но для наших деревень
вы — тепло жилищ и тень.
Для крестьянских очагов
в сумерках зимы суровой
ваши ветви станут снова
славною охапкой дров.

Поля Кастилии
CIV
Это ты, Гуадаррама, друг мой давний?
Сьерра серых скал и снеговых вершин.
В сумерках вечернего Мадрида
я душой с тобой бывал един.
Я сегодня — на твоих отрогах, —
и в лазоревом сиянье дня
вижу: тысячами солнц искрятся
камни гор, дождавшихся меня.
Дорога на Балсаин,х 1911
CV. АПРЕЛЬ ПРИДЕТ, ВОДОЙ ЗАЛЬЕТ
Апрель придет, водой зальет.
И ветер мокрый, и клоками
лазури между облаками
проглядывает небосвод.
Дождь с солнцем. Вдруг у окоема
громаду тучи сизой
зигзагом молнии прожгло
и докатился отзвук грома.
И струйки тянутся с карниза,
дробятся капли о стекло.
125

Антонио Мачадо
Дождь сеет мелко; как в тумане
всплывает на переднем плане
зеленый луговой ковер,
размыто рощи очертанье,
исчез далекий контур гор.
А дождевые нити косо
срезают лиственный пушок
и гонят волны поперек
широкого речного плеса.
Еще из тучи хлещет справа
на сад и бурые посевы,
но солнце вынырнуло слева,
сверкая в лужах, над дубравой.
Дождь с солнцем. То слепящий свет
зальет поля, то тень затянет.
Куда-то холм зеленый канет,
скалы возникнет силуэт.
То высвечены, то из тени
едва видны ряды строений:
домишки, хлев, амбар дощатый.
А к сьеррам, серым и туманным,
как хлопья пепла или ваты,
проходят тучи караваном.
126

Поля Кастилии
CVI. БЕЗУМЕЦ
Осенний вечер, чахлый и холодный,1
закат на тучах полосою мутной,
и над землей бесплодной
кентавра тень блуждает бесприютно.2
Безумец каменистою тропою,
меж тополей, идет — в сопровожденье
безумья своего и своей тени,
и громко говорит с самим собою.
Видны вдали над голой степью склоны
холмов, поросших дроком, ежевикой,
а выше — темных рощ дубовых кроны,
венчающие горы сьерры дикой.
Безумец вопиет, в плену виденья,
сопровождаемый своею тенью.3
В лохмотьях, грязный,
со спутанными волосами, изможденный,
и на лице, гримасой искаженном,
глаза горят с неистовостью страстной.
Прочь, прочь от города... Бежать скорее
от грубой брани
торговцев, что цепной собаки злее,
от гогота юнцов, от истязаний!
127

Антонио Мачадо
Идет безумец Божией землею.
А вдалеке, над скудным полем хмурым
с пожухлою травой, с бурьяном бурым, —
сон ириса, сверкающий зарею.
Прочь, прочь от города... Нет ярости предела.
Убогая душа, худое тело.
Он по дорогам горестей ступает,
гнетет его больную душу что-то.
Безумец, грех чужой он искупает.
О разум, темный разум идиота!
<1913>
CVII. ИКОНОГРАФИЧЕСКАЯ ФАНТАЗИЯ
Хотя его не назовете старым,
он лыс, и светится, желтея, темя.
Изрезан лоб морщинами недаром —
привык в раздумьях проводить он время.
Скуласт, и подбородок острым клином,
цвет губ едва ли не чрезмерно красный.
Он флорентийским мастерам старинным1
моделью мог бы послужить прекрасной.
Хоть кажется подчас: еще немного —
и с губ слетит улыбка озорная, —
128

Поля Кастилии
он смотрит испытующе и строго,
вас острым взглядом зорких глаз пронзая.
Задумчиво проводит он рукою
по древней книги выцветшим страницам.
Свет в зеркале закатной полосою
дремотно золотится.
Отроги гор со склонами крутыми,
холмы... Земля, возлюбленная нами,
людьми: поэтами или святыми,
и воронами, и орлами.
Сверкает ярко за окном балконным
небесный склон оранжевым закатом,
вечерний луч скользит по запыленным,
в углу стоящим латам.
CVIII. ПРЕСТУПНИК
Подсудимый, бледный, с кожей гладкой
и со взглядом злым, как пламя, дерзким,
несовместным с кроткою повадкой
и с обличьем детским.
Он привык, пока он был семинаристом,
вниз глядеть, как бы потупив очи долу
иль молитвенник читая с рвеньем истым.
129

Антонио Мачадо
Повторявший: — Пресвятой Марии слава!
Ей, заступнице за грешников, осанна! —
получивший степень бакалавра,
совершил он, в ожиданье сана,
злодеянье гнусное. Устал он
заниматься текстами святыми,
и ему внезапно жалко стало
лет минувших, отданных латыни.
Он влюбился в девушку — и грозно
страсть хмельная в парне забродила,
словно сок янтарный спелых гроздьев,
и жестокость в сердце пробудила.
Мать с отцом приснились: увидал он
в отсвете очажных красных углей
стариков с землей и капиталом,
работяг с крестьянской кожей смуглой.
О наследство! Белый цвет на вишнях
и орешник — сад семейный, старый,
золотой поток с полей пшеничных,
до краев заполнивший амбары!
И топор он вспомнил — острый, тяжкий,
на стене висевший, — тот, что грубо
тело дерева рубил с оттяжкой
и дровами делал ветви дуба.
130

Поля Кастилии
Пред убийцей — траура суровей
одеянья судей важных,
и одной чертой чернеют брови
хмурых простолюдинов-присяжных.
Адвокат ораторствует страстно,
в такт стуча по кафедре рукою,
писарь гонит строчку за строкою,
прокурор же, протокол листая,
слушает защиту безучастно,
выспренние речи презирая,
стекла золотых очков устало
кончиками пальцев протирая.
Юный ворон бредит снисхожденьем.
— Парня вздернут, — так считает пристав.
А народ, сырье для казней, с вожделеньем
ждет, чтоб злу досталось от юристов.
CIX. ОСЕННИЙ РАССВЕТ
Хулио Ромеро де Торресу1
Эта долгая дорога,
серый камень сьерры дикой,
в стороне, неподалеку —
черные быки. И снова: дрок, бурьян и ежевика.
131

Антонио Мачадо
От росы всё тяжелее
стебли трав. И над рекою —
тополиная аллея
узкой лентой золотою.
Луч рассветный — в выси горней,
в синей дымке дальний склон,
на пустой дороге горной —
лишь охотник; и борзые — в нетерпенье: скоро гон.
<1909>
СХ. В ПОЕЗДЕ
Снова поезд, снова дорога.
(Третий класс, как всегда,
жестковато — ну что ж, не беда.)
Багажа у меня немного.
По ночам не тянет ко сну,
порой лишь слегка вздремну.
А днем я считаю мосты,
пробегающие кусты,
сна — ни в одном глазу.
Еду и радость с собой везу.
Уезжать... это счастье ни с чем не сравнимо,
Лондон, Мадрид, Понферрада1 — все города
хороши,
если ты проезжаешь мимо,
а приедешь — и ничего для души.
132

Поля Кастилии
Мечты и дорога... Сизый дымок...
Не от дыма ли в горле комок?
Раньше всё было иначе —
путешествовали на кляче.
А осел? Понятливей нет скотинки —
знает все камушки, все тропинки.
Платформы, пути, города...
Куда мы все едем? И приедем — куда?..
Монахиня против меня — до чего же красива!
На диво!
.. .Ты, страдая, к надежде пришла
и обрела
эту тихую ясность чела.
На тебя снизошла благодать,
ты вручила душу и тело
Господу, ибо не захотела
матерью грешников стать.
Но ты неизменно
по-матерински нежна;
так будь же благословенна,
девственная жена!
Я любуюсь дивным лицом
под полотняным чепцом.
Щеки — желтые лилии —
когда-то алыми были,
но цветенью вослед
пламя тебя обожгло,
133

Антонио Мачадо
и теперь, пылая светло,
ты — свет, негасимый свет...
А невеста моя — о жалость! —
рассталась со мной
и с сыном цирюльника обвенчалась.2
Дорога, дорога... Равномерно и четко
колеса стучат и скрипят тормоза.
У паровоза кашель — открылась чахотка.
В небе зарницы — видно, будет гроза.
<1909>
CXI. ЛЕТНЯЯ НОЧЬ
Ночь летняя прозрачна и тиха,
и, широко раскрыв во сне балконы,
на площади старинной спят дома,
усталая деревня спит спокойно.
Тенями каменных скамеек и стволов
акаций, кленов, словно сетью черной,
прямоугольник площади пустой
по белому песку расчерчен четко.
И светел циферблат часов на башне,
и лунный диск сияет сквозь деревья.
Я здесь совсем один. Один, как призрак,
бреду по спящим улицам деревни.1
<1912>
134

Поля Кастилии
СХИ. ПАСХАЛЬНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ
Видите: над зеленеющим полем
радуга жизни повисла, сверкая?
Юные девы, любовь вы найдете
там, где в горах бьет вода ключевая,
там, где она и смеется, и грезит,
и о любви поет, не смолкая.
Тьма до рождения нас окружает,
смерть ослепляет могильною мглою;
но с ваших рук пусть увидят младенцы
солнечный свет над весенней землею.
Пусть молоко ваше пьют те, кто станет
в поте лица в мире грешном трудиться.
Празднуйте светлое воскресенье,
матери тех, кто должен родиться!
Белые аисты в гнезда на крышах
ваших домов прилетят ранним утром.
Серые скалы, прогретые солнцем,
мох покрывает ковром изумрудным;
над молодою травой черной тенью
бык на опушке дубравы мелькает;
в горы всё выше, сняв бурую куртку,
стадо овечье пастух погоняет.
<1909>
135

Антонио Мачадо
СХШ. ПОЛЯ СОРИИ
I
Суровая сорийская земля.
Словно в раздумье, по пригоркам серым,
лугам уже зеленым и холмам,
по голым сьеррам
весна проходит, маргаритки
в траву роняя.
Земля не оживает, спят поля.
Апрель, а всё еще спина Монкайо1
покрыта снегом.
Прохожий шарфом прикрывает рот,
и, в длинный плащ завернутый, с собакой,
пастух за стадом медленно бредет.
и
Вот пашни лоскутками бурой шерсти,
сад, пчельник; между пепельных утесов,
на клочьях темной зелени белея,
пасется стадо мериносов.2
Всё это на Аркадию похоже3
из снов, какие в детстве снятся.
Вдали, на придорожных тополях,
негибкие еще, как бы курятся
зеленым паром ветки — это листья.
А по краям и склонам балок
136

Поля Кастилии
оделась белым цветом ежевика
и голубеют крапинки фиалок.
ш
Холмисто поле, и дороги
неторопливых путников скрывают;
лишь вдалеке на серых мулах
фигурки их плебейские всплывают
под тучами и пятнами ложатся
на золотистый холст заката.
Но если поглядеть вокруг с горы,
со скал, где в гнездах прячутся орлята, —
там, под обвалом стали и кармина,
на серебре долин свинец холмов,
и всё обрамлено лиловой сьеррой
под шапкой розовеющих снегов.
IV
На сумеречном небе силуэты...
Начало осени. В одной упряжке
два медленных вола бредут по склону
холма; их головы, черны и тяжки,
пригнулись под ярмом. Между их шей
сплетенная из тростника и дрока
корзина — колыбель младенца.
За упряжью, склонившись одиноко,
идет крестьянин, а за ним жена
137

Антонио Мачадо
в распахнутые борозды неспешно
бросает семена.
Под тучей глыбящейся, пламенея
в зеленом сумраке заката, тени
становятся всё уже и длиннее.
v
Снег. Дверь трактира приоткрыта в поле.
За нею видно пламя очага
и котелок, где закипает олья.4
А над полями всё метет пурга.
Январский ветер, злобный и унылый,
пытается скрутить в бараний рог
снег, падающий, словно на могилу,
на белизну равнины и дорог.
Седой старик, покашливая глухо
и сгорбившись, сидит перед огнем.
Порой вздыхая, сучит шерсть старуха,
с ней рядом внучка занята шитьем.
Был сын у стариков, пастух; пустился
он в дальний путь однажды, да в пургу
ночной порой с тропы, наверно, сбился,
и сьерра погребла его в снегу.
У очага пустует табуретка.
Лоб старика в морщинах — как кора
древесная, — а меж бровей отметка,
похожая на след от топора.5
138

Поля Кастилии
Старуха смотрит в поле, словно сына
заслышав приближающийся шаг.
Но и дорога, и поля пустынны.
Метель не унимается никак.
А девочка, обкусывая нитки,
перед собой вдруг видит вешний луг:
гудят шмели, белеют маргаритки
и слышен щебет птиц и смех подруг.
VI
Сория, где зимы хмуры,
голова Эстремадуры.6
Над Дуэро спят старинной
серой крепости руины.
Город с ветхими стенами,
с почерневшими домами!
Мертвый город феодалов,
егерей, солдат, порталов
со щитами
ста фамилий благородных;
город тощих и голодных
псов с поджатыми хвостами,
что снуют по закоулкам
сонным,
а ночами вторят гулким
завыванием воронам.
139

Антонио Мачадо
Вот часы на консистории7
бьют. И снова ночь безгласна.
Дочь земли кастильской, Сория,
под луной ты так прекрасна!
VII
Посеребренные холмы,
лиловый скальник, пепельные глыбы,
через которые Дуэро чертит
свои лукообразные изгибы,
плешины сьерры, белые дороги,
дубы нагие, тополя в низине,
вдоль побережья, сумерки земли
воинственной и сокровенной, ныне
вы грусть моя, которая и есть
любовь, вы у меня в груди, поля
сорийские, где скал не перечесть,
где словно спят в преддверии зимы
утесов пепельные глыбы,
посеребренные холмы.
VIII
Вновь в золоте я вижу тополя
дорогой, что идет над берегами
Дуэро, от Сан-Поло к Сан-Сатурьо,8
за древними сорийскими стенами,
оплотом
земли кастильской против Арагона.
140

Поля Кастилии
Речные тополя — подует ветер,
и зазвучат сухие кроны,
аккомпанируя волне.
Я вижу на стволах клейменых
инициалы — это имена,
и цифры — даты встреч влюбленных.
Вчера лишь, тополя любви, вы пели,
наполненные соловьями,
а завтра, словно лира, изогнетесь
под пряными весенними ветрами.
Вас, тополя, глядящие в Дуэро,
который волны медленные катит,
я в сердце уношу, и вы со мной
пребудете, покуда жизни хватит.
IX
Со мною, Сория, твои поля,
тишь вечеров и синий контур сьерры,
речные тополя — зеленый сон
твоей земли, земли скупой и серой,
и острая, щемящая тоска
старинных башен, улочек пустынных.
Навек всё это в душу мне запало.
Иль поднялось из недр ее глубинных?
Народ Нумансии,9 хранящий бога,
как христиане первые хранили,
пусть солнца свет твою омоет душу
и радость даст тебе и изобилье.
141

Антонио Мачадо
CXIV. ЗЕМЛЯ АЛЬВАРГОНСАЛЕСА
Поэту Хуану Рамону Хименесу1
I
Альваргонсалес, хозяин
усадьбы средних размеров
(по общим понятьям — достаток,
по здешним — богатство сверх меры),
совсем молодым в Берланге2
на ярмарке в праздник влюбился
и в первый же год знакомства
на избранной им женился.
Была их свадьба роскошной;
кто видел ее, не забудет,
а после в своей деревне
устроил он праздник людям:
волынки, бубны и флейта,
гитары разных фасонов,
фейерверк на манер валенсийский
и танцы, как в Арагоне.
и
Был счастлив Альваргонсалес,
любя свою землю душевно.
От брака три сына родились,
а это — богатство в деревне.
Когда подросли, приставил
142

Поля Кастилии
он старшего к огороду,
второго к своим мериносам,
а младшего церкви отдал.
ш
У Каина много крови
наследует пахарей племя,
и зависть в крестьянском доме
раздоров посеяла семя.
Женились два старших сына:
от снох вражду и обиды
увидел Альваргонсалес,
внучат еще не увидев.
Для алчности деревенской
наследство и смерть неразлучны:
тому, что имеют, не рады,
а жаждут того, что получат.
Любви церковная мудрость
не вызвала в младшем сыне, —
красивых девушек страстно
предпочитал он латыни,
и рясу он сбросил, уехал
в заморский край за удачей.
Мать слезы лила; в завещанье
отец ему долю назначил.
143

Антонио Мачадо
IV
Изрезали лоб загорелый,
нахмуренный лоб, морщины,
и синие тени густеют
под злым серебром щетины.
В осеннее утро вышел
из дома Альваргонсалес,
борзых он не взял с собою,
собаки дома остались.
Задумчиво и печально
аллеей он шел золотистой,
шел долго, пока не увидел
источник с водою чистой.
Покрыв одеялом камни,
на берег он опустился
и, песней воды убаюкан,
в глубокий сон погрузился.
СОН
I
Увидел Альваргонсалес,
как Иаков, лестницу выше
горы и тучи — до неба,
и был ему голос свыше.3
144

Поля Кастилии
А феи-прядилыцицы тут же
меж ярко-белой кудели
и золоторунной пряжи
моток весь черный продели.4
п
Вот трое детей играют
у дома перед забором;
со старшими прыгает рядом
большой чернокрылый ворон.
Жена поглядит, улыбнется
и снова шьет, напевая.
— Что делаете вы, дети? —
Не смотрят и не отвечают.
— Ступайте на гору, дети,
пока еще ночь за горами;
ковыль наберите охапкой,
зажжете мне доброе пламя.
ш
Дрова в очаге домашнем
лежат аккуратно рядами,
и старший хочет разжечь их,
но не разгорается пламя.
— Отец, огонь не зажегся,
ковыль отсырел под дождями. —
145

Антонио Мачадо
Второй помочь ему хочет,
собрал он ветки и щепки
и сунул в дубовые чурки,
но искра погасла в пепле.
Подходит младший и в кухне
большой огонь разжигает
под черным куполом печки,
и пламя весь дом освещает.
IV
Альваргонсалес доволен,
прижал он младшего к сердцу,
сажает его на колени.
— В руках твоих пламя не меркнет;
хоть ты последним родился,
но в сердце моем ты первый. —
Тут оба старших отходят
за край сновиденья и тают.
Но между двумя беглецами
железный топор сверкает.
В ТОТ ВЕЧЕР
I
Над ширью полей обнаженных
луна полнощекая встала,

Поля Кастилии
запятнана облаком круглым,
огромным, багряно-алым.
Шагали два старших сына
Альваргонсалеса молча,
отца они увидали,
он спал у воды неумолчной.
II
Лицо отца исказилось,
всё резче он брови сдвигает;
черта меж бровей, как зарубка,
какую топор оставляет.
Во сне сыновья его колют
кинжалами без сожаленья;
и вот он проснулся и видит,
что правда — его сновиденье.
ш
С водой ключевою рядом
скончался Альваргонсалес.
Четыре кинжальных раны
в боку у него остались,
а в шею топор вонзился,
и кровь оттуда хлестала.
Про черное дело в поле
вода говорит, струится,
а двое убийц убегают,
147

Антонио Мачадо
чтоб в буковой роще скрыться.
До Черных Вод, где Дуэро
свои питает истоки,5
несут мертвеца, оставляя
кровавый след по дороге,
и в эту бездонную воду,
чтоб тайну она сокрыла,
к ногам привязавши камень,
бросают отца, как в могилу.
IV
Нашлось с источником рядом
забытое одеяло,
а дальше до буковой рощи
кровавая струйка бежала.
В деревне никто не решался
приблизиться к Черным Водам;
искать там было б напрасно:
багры до дна не доходят.
Бродил коробейник в округе,
его во всем обвинили,
в Даурии6 арестовали
и смертью позорной казнили.
v
За месяцем месяц проходит —
и мать от горя скончалась.
148

Поля Кастилии
В гробу, говорят очевидцы,
она за лицо держалась
руками, сведенными смертью:
лицо она спрятать старалась.
VI
И вот сыновьям достались
и хлевы, и огороды,
поля под пшеницей и рожью,
трава на лугах плодородных,
и улей на очень старом
расщепленном молнией вязе,
злой пес, две упряжки мулов,
и овцы — тысяча разом.
ЧТО БЫЛО ПОТОМ
I
Уже зацвела ежевика
и сливы в садах побелели,
уже золотистые пчелы
от ульев к цветам полетели,
и аисты в гнездах, венчая
церковные башни упрямо,
уже стоят неподвижно
изогнутыми крюками.
Уже придорожные вязы
149

Антонио Мачадо
и тополя над ручьями,
что ищут отца — Дуэро,
покрылись зеленью снова;
а небо прозрачно и сине,
и горы без снега лиловы.
Альваргонсалеса землю
заполнит богатство собою,
а тот, кто вспахал ее, умер,
но спит он не под землею.
и
На дивной земле испанской,
в сухой, воинственной, нежной
Кастилье, где длинные реки,
есть горы, и цепи их смежны.
Из Бургоса в Сорию едешь, —
они как редуты и в шлемы
как будто одеты, и гребнем
стоит Урбион надо всеми.7
ш
Крутой тропинкой два сына
Альваргонсалеса едут
к дороге, из Сальдуэро
проложенной в Коваледу,
на бурых мулах верхами
в сосновом лесу Винуэсы8
вдогонку за стадом, чтоб стадо

Поля Кастилии
домой пригнать из-за леса.
Скача по сосновым рощам,
свой длинный день начинают;
к верховьям Дуэро едут,
и каменный мост оставляют
они за собой и службы
роскошной виллы в именье
«индейцев» праздных.9 В долине
река звенит неизменно.
Стучат по камням копыта
под рокот воды веселой.
На том берегу Дуэро
поет страдальческий голос:
«Альваргонсалеса землю
заполнит богатство собою,
а тот, кто вспахал эту землю,
не спит, не спит под землею».
IV
Вот место, где лес сгустился,
сосна с сосною сомкнулась,
и старший — он ехал первым —
пришпорил бурого мула,
сказал: — Поедем скорее,
две с лишним лиги осталось10
по лесу, проехать их надо,
пока нас ночь не застала. —
151

Антонио Мачадо
Два сына крестьянских, рожденных
для жизни грубой, суровой,
дрожат на горе под вечер,
припомнив день из былого.
Из чащи глухого леса
доносится песенка снова:
«Альваргонсалеса землю
заполнит богатство собою,
а тот, кто вспахал эту землю,
не спит, не спит под землею».
v
Дорога из Сальдуэро
по берегу пролегает,
по обе стороны реку
сосновый лес окаймляет,
и тем обрывистей скалы,
чем уже долина речная.
В лесу огромные сосны
гигантские кроны вздымают,
ползут обнаженные корни,
в большие камни впиваясь.
У сосен, что помоложе,
стволы серебристы, и зелень
синеет; у старых сосен,
как язвами, ствол изъеден,
а мхи и седой лишайник

Поля Кастилии
ползут по стволам утолщенным.
Заполнив долину, сосны
уходят за гребни, на склоны.
Хуан — тот, что старше — промолвил:
— Взгляни, брат, вблизи Урбиона
пасет коров Блас Антоньо?
Ох, ехать еще далеко нам.
— Когда к Урбиону подъедем,
дорогу мы можем срезать:
нам надо свернуть на тропинку
на Черные Воды лесом
и спустимся по перевалу
Святой Инее к Винуэсе.
— Ну, место! И хуже дорога.
Клянусь, не хотел бы еще раз
их видеть. Давай в Коваледе,
где пишем свои договоры,
мы ночь проведем и долиной
вернемся домой на рассвете.
Кто хочет здесь срезать дорогу,
собьется с нее, не заметив. —
И скачут, и скачут братья
по самому берегу, глядя,
как лес вековой перед ними,
чем дальше, всё непроглядней.
153

Антонио Мачадо
Большие скалистые гряды
от них горизонт закрывают,
вода здесь бежит вприпрыжку,
поет, не то вспоминает:
«Альваргонсалеса землю
заполнит богатство собою,
а тот, кто вспахал эту землю,
не спит, не спит под землею».
КАРА
I
У алчности есть всё на свете:
загон, где овец запирают,
амбар, где пшеница сохранна,
для денег — мошна большая
и лапы с когтями, но нету
тех рук, что пахать умеют.
Что год обильный приносит,
то скудный сразу развеет.
и
Взошли кровавые маки,
и всходам пришлось потесниться;
потом спорынья сгноила
колосья овса и пшеницы;
154

Поля Кастилии
в цвету запоздалым морозом
побило плодовые разом;
болезнь на овец напала
от чар и дурного глаза.
Альваргонсалесов старших
в земле Господь проклинает:
за скудным — долгие годы
большой нищеты наступают.
ш
Однажды зимнею ночью
метель разыгралась не в шутку.
Огонь стерегут полумертвый
Альваргонсалесы чутко.
Всё то же воспоминанье
сковало их мысли властно,
и глаз с очага не сводят,
где угли вот-вот погаснут.
Ни дров, ни сна, ни занятья.
Мороз леденит бессонных,
а ночь долга, и светильник
дымит на стене закопченной.
Колеблется пламя от ветра,
бросая свет красноватый
на лица убийц обоих,
задумчивостью объятых.
И старший Альваргонсалес
155

Антонио Мачадо
молчанье нарушил с усильем,
воскликнул он с хриплым вздохом:
— Какое зло мы свершили! —
В ворота ударил ветер,
калиткой тряхнул он с силой,
а после в трубе над печкой
протяжно и гулко завыл он.
Опять наступило молчанье,
лишь время от времени в стылом
холодном воздухе искры
летят с фитиля, как мошки.
Второй отвечает брату:
— Давай забудем о прошлом!
ПУТНИК
I
Такою же ночью ветер
кору тополей стегает.
От снега земля побелела,
он падает, не унимаясь.
Верхом на лошади едет
в метель по дороге мужчина;
до самых глаз он закутан
накидкой черной и длинной.
В деревню въехав, он прямо
к Альваргонсалесам мчится,

Поля Кастилии
к воротам дома подъехав,
с коня не сходя, стучится.
II
Услышали братья, как кто-то
в их дверь молотком ударяет
и конь по камням в нетерпенье
копытами переступает,
и оба от изумленья
и страха глаза поднимают.
— Кто там? Отвечай! — закричали.
— Мигель! — вот ответ нежданный.
И это был путника голос,
уплывшего в дальние страны.
ш
Открылись ворота, всадник
на лошади въехал высокой
и спрыгнул на землю. Снегом
его занесло дорогой.
В молчанье поплакал путник
в объятьях братьев немного.
Коня одному он отдал,
накидку и шляпу — другому.
Спеша у огня согреться,
пошел он к крестьянскому дому.
157

Антонио Мачадо
IV
Искателем приключений
был в детстве младший из братьев.
Уехав в заморские страны,
вернулся «индейцем» богатым.
Ворсисто-бархатный черный
наряд дорогого покроя,
на талии крепко прилажен
широкий кожаный пояс,
а толстая цепь золотая
огнем на груди блестела.
Мужчина высокий и сильный,
с лицом дочерна загорелым,
глядел он глазами большими
и черными, полными грусти;
на выпуклый лоб, как шапка,
спадали волосы густо.
Он — сын-удачник, он — барин
крестьянского происхожденья,
которому счастье приносит
и власть, и любовь, и деньги.
Из братьев троих, конечно,
Мигель был самый красивый;
уродуют старшего брови, —
они срослись без разрыва
на низком лбу; а второго
глаза удивительно портят:

Поля Кастилии
свирепы, мрачны, беспокойны
и только в сторону смотрят.
V
Три брата родных в молчанье
на жалкий очаг взирают;
уж смерклось, а темной ночью
мороз и ветер крепчают.
— Что, дров у вас, братья, не стало? —
спросил Мигель.
Отвечает:
— Не стало, — старший.
Тут чудом
извне человек открывает
тяжелую дверь на запоре
с двойной железной скобою.
Точь-в-точь как отец покойный,
с лица вошедший собою.
Венец золотого света
вокруг седины его брезжит.
Вязанка дров за плечами,
в руках — топор из железа.
«ИНДЕЕЦ»
I
Кусок той земли проклятой
у братьев своих несчастливых
159

Антонио Мачадо
купил Мигель: состоянье
Мигель из Америки вывез;
а золото ярче и в поле
дурном, чем если зарыто,
в руке бедняка оно чище,
чем если в копилке скрыто.
«Индеец» взялся за работу
на поле с упорством и страстью,
а старшие бились, как прежде,
на малых своих участках.
И вот на поля Мигеля
с зерном золотого цвета,
с колосьями налитыми
пришло плодородное лето;
и вот обходит деревни
молва, что чудо свершилось,
и снова, как прежде, проклятье
поля убийц поразило.
И вот про черное дело
сложилась песня, как память:
«Лежал он с источником рядом,
исколот ножами.
Злой смертью он умер, злыми
убит сыновьями.
В бездонные Черные Воды

Поля Кастилии
они его бросили сами.
Не спит, не спит под землею,
кто землю вспахал руками».
и
Спокойным вечером светлым,
ведя борзых быстроногих,
с ружьем на ремне за спиною
Мигель, идя по дороге
в тени тополей зеленых
к далеким горам синекрылым,
услышал голос поющий:
«В земле не нашел он могилы.
Под соснами в темной долине
у Ревинуэсы
до Черных Вод дотащили
отца покойного лесом».
ДОМ
I
Альваргонсалесы жили
в запущенном доме и древнем.
Четыре окна как щелки,
лишь сто шагов до деревни.
Стоят по бокам два вяза —
гигантские часовые,
161

Антонио Мачадо
и тень дают они летом,
а осенью листья сухие.
То пахарей дом, земледельцев,
плебеев, хотя и с деньгами,
и если распахнуты двери,
а ты проходишь полями,
очаг дымящийся видишь
с торчащими криво камнями.
Пылают угли под пеплом,
и в глиняных двух горшочках
двум семьям на пропитанье
похлебка кипит и клокочет.
Направо — хлев и конюшня,
налево — плодовый садик
и пасека небольшая,
а шаткая лесенка сзади
ведет на две половины
жилых помещений усадьбы.
Альваргонсалесы оба
там с женами обитают,
и в доме отцовском двум парам
с избытком места хватает,
хоть в каждой семье по сыну
уже давно подрастает.

Поля Кастилии
В отдельной горенке, — смотрит
она на садик плодовый, —
есть стол с дубовой доскою,
обтянутой кожей коровьей,
два кресла, черные счеты
(костяшки с тарелку) на стенке
и ржавые шпоры на сбитом
из теса ларе деревенском.
В забытой горенке этой
теперь Мигель проживает.
Отсюда отцы и деды
смотрели, как сад расцветает,
и аист так четок на небе,
на небе синего мая:
когда раскрываются розы
и вся ежевика в белом,
своих малышей он учит
летать на крыльях несмелых.
А в ночи жаркого лета,
когда от зноя не спали,
в окне соловьиным трелям,
и сладким и нежным, внимали.
Здесь старый Альваргонсалес,
гордясь огородом и полем,
а также любовью близких,
мечтал о высокой доле.
163

Антонио Мачадо
Когда на руках материнских
он первенца видел с веселым
смеющимся личиком нежным, —
как солнечный луч, каждый волос, —
и крохотными руками
так жадно тянулся малышка
и к темно-лиловым сливам,
и к ярко алеющим вишням,
то в этот сияющий, кроткий,
хороший осенний вечер
он думал, что может быть счастлив
вполне человек на свете.
А нынче в народе поется,
и песня по селам мчится:
«О дом, где отца не стало!
Беда в тебе приключится.
То дом убийц, — пусть отныне
никто в твою дверь не стучится!»
И
Осенний вечер, и в роще,
совсем золотой и прохладной,
уже соловьев не осталось,
уже замолкла цикада.
Последние ласточки в поле,
боясь перелетов дальних,
164

Поля Кастилии
погибнут, а аисты ночью
из гнезд, сплетенных из дрока
на башнях и колокольнях,
уже улетели.
Над домом
Альваргонсалесов с вязов
срывает ветер нескромный
охапками листья. Однако
у трех акаций тенистых
на паперти за решеткой
еще зеленые листья,
и время от времени с веток
в своей скорлупе иглистой
каштаны падают наземь,
и снова у роз — цветенье,
и травы весело встали
на ярких лугах осенних.
На склонах и косогорах,
на кочках, среди расщелин
с травой, сгоревшею летом,
соседствует свежая зелень;
на лысых холмах высоких,
на скалах голых, суровых
клубятся, свиваясь вместе,
napbiÜ облаков свинцовых;
поблекла, гниет ежевика
в гигантском лесу сосновом,
165

Антонио Мачадо
и папоротник желтеет;
вода бежит, прибывает
по балкам и по оврагам,
отца Дуэро вздувая.
Земля серебром отливает
и тусклым свинцом суровым;
всё в пятнах ржавчины красной,
всё залито светом лиловым.
Альваргонсалеса земли
там, в сердце Испании нашей,
и нищи и так печальны,
что есть душа у них даже!] 1
Степь голая, волки воют
на ясный месяц и бродят
от рощи к роще; утесы
и скалы в местах бесплодных;
скелет на скалах белеет,
стервятниками обглодан;
поля бедны, одиноки,
дорог и харчевен не сыщешь, —
поля нищеты проклятой,
поля моей родины нищей!
166

Поля Кастилии
ЗЕМЛЯ
I
В одно осеннее утро,
когда пары поднимают,
Хуан и «индеец» мулов
в упряжки свои запрягают.
Мартин в огороде остался,
он там сорняки вырывает.
и
В одно осеннее утро,
когда на полях все пашут,
по холмику, — виден он ясно
на утреннем небе, — упряжка
Хуановых бурых мулов
вперед продвигается тяжко.
Репейник с чертополохом,
лопух и какие-то прутья
вросли в проклятую землю, —
ни заступ, ни нож не берут их.
Напрасно врезается лемех
кривого дубового плуга
глубоко в землю; похоже,
что движется он по кругу:
он вскроет землю, и тотчас
она смыкается туго.
167

Антонио Мачадо
«Когда убийца за плугом, —
не пахота, а кручина:
еще борозды не проложит,
как лоб прорежет морщина».
ш
Мартин, — в огороде он рылся, —
устав от своей работы,
на миг оперся на мотыгу;
покрылось холодным потом
его лицо.
На востоке
луна полнощекая встала,
запятнана облаком красным;
свой свет она изливала
на изгородь.
В жилах Мартина
от ужаса кровь застыла.
Он в землю вонзил мотыгу,
и кровью мотыга покрылась.
IV
Купил «индеец» ту землю,
где он когда-то родился,
на девушке очень богатой
и очень красивой женился.

Поля Кастилии
Он стал владельцем усадьбы
Альваргонсалеса; братья
ему всё продали: поле,
и дом, и улей, и садик.
УБИЙЦЫ
I
Хуан и Мартин, два старших
Альваргонсалеса, в трудный
поход к верховьям Дуэро
отправились ранним утром.
Звезда на утреннем небе,
высоком и синем, горела.
Туман, уже розовея,
клубился, густой и белый,
в долинах, в оврагах, и тучи
свинцовые, словно чалмою,
большой Урбион, где родится
Дуэро, накрыли собою.
Они к источнику вышли.
Вода бежала, звучала,
как будто рассказ о были
уж в тысячный раз начинала
и тысячу раз повторяться
ей в будущем предстояло.
169

Антонио Мачадо
Бежала вода, повторяя:
— Свершилось при мне преступленье,
и рядом со мной для кого-то
не стала ли жизнь преступленьем? —
Проходят мимо два брата,
вода упорно лепечет:
— Уснул с источником рядом
Альваргонсалес под вечер.
и
Хуан говорит Мартину:
— Когда я вчера возвращался
домой, то при лунном свете
мне чудом сад показался.
Вдали, среди роз, разглядел я:
к земле человек наклонился,
в руке человека ярко
серебряный серп засветился.
Потом распрямил он спину,
лицо отвернул, и по саду
он раз, и другой, и третий
шагнул, на меня не глядя.
Он был седой, даже белый.
Он снова в земле копался.
Луна большая сияла,
и чудом мне сад показался.
170

Поля Кастилии
III
Спустились они с перевала
Святой Инее; так подходит
печальный, пасмурный вечер,
ноябрьский вечер холодный.
Идут они молча дальше
тропинкой на Черные Воды.
IV
На землю спустился вечер;
меж буков древних и хилых
и сосен столетних солнце
багряное просочилось.
В лесу громоздятся скалы,
набросанные в беспорядке;
здесь — яма ощеренной пасти
и лапы чудовищ гадких;
там — горб бесформенно-грозный,
а там — раздутое брюхо,
зловещие злые рыла
и челюсть с клыком и ухом;
и ветки, и пни, и скалы,
и скалы, и пни, и хвоя.
А ночь и страх по оврагам
таятся вместе с водою.
171

Антонио Мачадо
V
Тут волк показался, как угли,
глаза его ярко горели.
А ночь была темной, сырою,
и тучи в небе летели.
Два брата хотели вернуться,
и чаща ответила воем.
Сто глаз свирепых пылало
в лесу у них за спиною.
VI
Пришли к верховьям убийцы,
пришли они к Черным Водам,
к воде, немой и прозрачной,
вкруг скал огромных, холодных;
вверху ястреба гнездятся,
и эхо спит, выжидая;
чтоб выпить воды кристальной,
орлы сюда прилетают;
здесь жажду свою косуля,
олень и кабан утоляют;
вода чиста, молчалива,
и вечность она отражает;
вода бесстрастна и звезды
на лоне своем охраняет.
— Отец! — они закричали
172

Поля Кастилии
и бросились в Черные Воды.
— Отец! — повторило эхо
по скалам и до небосвода.
<1911—1912>
CXV. ЗАСОХШЕМУ ВЯЗУ
Его разбила молния шальная,
наполовину сгнивший, старый вяз.
Но с ливнями апреля, с солнцем мая
кой-где листва на ветках занялась.
Столетний вяз, с песчаного обрыва
глядящий в медленный дуэрский плес,
давно для короеда стал поживой,
и ствол белесый желтым мхом зарос.
Ему не стать, как кронам тополиным,
звенящим у реки и вдоль дорог,
певучим славным домом соловьиным.
Лишь муравьиный движется поток
вдоль по стволу, и серой паутиной
затянута пустая сердцевина.
Пока не рухнул ты под топором,
мой вяз, воловьим сделавшись ярмом,
оглоблею, распятьем при дороге,
173

Антонио Мачадо
пока не превратился ты в поленья,
чтоб запылал очаг убогий
в домишке ветхом на краю селенья,
не взмыл над крышей дымом невесомым;
пока не вырван с корнем буреломом,
не свален вихрем сьерры ледяной
и в океан, кружась в водовороте,
не унесен дуэрскою волной, —
запечатлею я в своем блокноте
твоих листков зеленых благодать
и, обернувшись к жизни, к свету, буду
от дней весенних ожидать
для сердца своего второго чуда.
Сория, <4мая>1912
CXVI. ВОСПОМИНАНИЯ
Из окон вагонных земли родной вижу просторы.
Прохладных садов апельсиновых светлые кроны,
на фоне лазурного неба далекие горы
и Гвадалквивира неспешного берег зеленый.
Олива в цвету и в росе молодая пшеница,
там — ирис лиловый, и куст белопенный
жасминный,
а там — рой пчелиный над пестрой поляной
кружится.
И яркого солнца лучи над апрельской долиной!
174

Поля Кастилии
И я вспоминаю, о Сория, край мой суровый,
твой ветер студеный и сумрачный свет
небосклона,
огонь в очаге, и дубраву, и запах сосновый,
и снег на Монкайо, и мглистую высь Урбиона.
Я знаю, что скоро хозяйкой придет молодою
весна и на земли, где создан был наш
романсеро,1 —
чтоб вновь тополя шелестели над быстрой
рекою,
чтоб вязу засохшему зазеленеть над Дуэро.
Вновь аисты будут венчать колокольни и
крыши,
а сьерру украсят цветы ежевики и дрока,
и скоро, среди серых скал, поднимаясь всё выше,
овечьи стада забелеют на горных дорогах.2
Летите же, ласточки, вестницы вешнего солнца,
к верховьям Дуэро, к земле нумансийской
кремнистой,3
где стадо овечье в тенистой лощине пасется,
а реки сверкают водою, студеной и чистой,
где горные склоны в белесом промозглом
тумане
и где на скале восседает орел величаво,
где в буковых рощах мелькают пугливые лани
и, каркая, ворон слетает к поживе кровавой.
Там пасеку редко увидишь, сады небогаты,
175

Антонио Манадо
убоги деревни, домашней скотины там мало,
поля среди гор — что на ветхой рубахе заплаты,
и вол к водопою бредет на закате устало.
Прощайте, сорийские земли, прощайте, вершины
Кастилии дальней, холмы и хребты, и отроги,
верховья Дуэро, обрывистый берег пустынный,
дубравы тенистые, сосны вдоль узкой дороги!
С душою моей неразлучная Сория, ныне
тебя вспоминаю, и сердце сжимает тоскою.
Кастильские земли, вы здесь, на цветущей
равнине
земли андалусской, пребудете вместе со мною!
Написано в поезде,
в апреле 1912 года
CXVII. НАСТАВНИКУ АСОРИНУ1
ЗА КНИГУ «КАСТИЛИЯ»
Заезжий двор у тракта, ведущего из Сорьи
на Бургос,2 где старуха, владычица подворья,
зовется Леонардой Руйперес и кастрюли
на таганках клокочут, когда б ни заглянули.
А сам старик Руйперес, приземистый пролаза, —
под серыми бровями два плутоватых глаза, —
ни звука не проронит, уставившись на пламя.
176

Поля Кастилии
Кастрюли распевают над жаркими углями.
Проезжий, наклонясь к столешнице сосновой,
строчит. Перо в чернила обмакивает снова.
Обтянутые скулы, печальный взгляд туманен.
Он в траурной одежде, хоть молод горожанин.
Раины3 у дороги на сквозняке застыли.
Крутнулся вихрь и сгинул волчком белесой пыли.
Смеркается. Писавший, лоб подперев рукою,
задумался о чем-то с безмолвною тоскою.4
Когда прибудет почта (а он пришел за нею),
в сорийских бурых долах уже почти стемнеет
последний луч. Пожухнут далекие утесы,
культи дубовых сучьев, щербатые наносы,
синеющие кряжи, распадки и лощины,
обрывы и провалы, хребты и котловины,
излучина Дуэро, пустующие дали,
придав закатным бликам холодный отсвет стали.
Подворье в полумраке. Дымит очаг карминный.
Искрит свеча в шандале, подернутом патиной.
На камелек проезжий глядит оцепенело,
глядит, потом внезапно прикладывает белый
платок к глазам. Кто знает, что в сердце
всколыхнули
тусклеющие угли, бурлящие кастрюли?
Упала ночь. И слышно: загрохотало где-то,
зацокали копыта... Почтовая карета.
<1912>
177

Антонио Мачадо
CXVIII. ДОРОГИ
Мой город мавританский1
за старою стеною,
стою над тишиной твоей вечерней —
и только боль и тень моя со мною.
В серебряных оливах,
по кромке тополиной,
бежит вода речная
баэсской беспечальною долиной.
Лоза под золотистым виноградом
багряна, словно пламя.
Как на куски расколотая сабля,
Гвадалквивир тускнеет за стволами.
Подремывают горы,
закутались их дали
в родимые осенние туманы,
и скалы каменеть уже устали
и тают в этих сумерках ноябрьских,
сиреневых и теплых от печали.
На придорожных вязах
играет ветер вялою листвою
и клубы пыли розовые гонит
дорогой грунтовою.
И яшмовая, дымная, большая
встает луна, всё выше и светлее.
178

Поля Кастилии
Расходятся тропинки
и сходятся, белея,
сбегаются в низинах и на взгорьях
к затерянным оградам.
Тропинки полевые...
О, больше не брести мне с нею рядом!
<Ноябрь 1912>
CXIX
Ты отнял, Господь, у меня ту, кого я любил всех
сильней.
Слушай, как сердце мое снова бушует в горе.
Исполнилась воля Твоя, Господь, против воли
моей,
в мире одни остались сердце мое и море.1
<Октябрь—ноябрь 1912>
схх
— Жди, — говорит мне надежда, —
и ты увидишься с милой.
— Нет, — говорит безнадежность, —
я вас навек разлучила. —
Бедное сердце, надейся:
не всё унесла могила.
<Ноябрь—декабрь 1912>
179

Антонио Мачадо
CXXI
Туда, к земле верховьев
с холмами под дубовой чахлой тенью,
где луком изгибается Дуэро
и к Сории течет по запустенью, —
туда, к высоким землям,
уводят мою душу сновиденья...
Не видишь, Леонор,1 как цепенеет
наш тополь над излукой?
Взгляни на голубые льды Монкайо2
и протяни мне руки.
Моей землей, где пыльные оливы
и голые нагорья,
бреду один я, старый и усталый
от мыслей, одиночества и горя.
<Ноябрь—декабрь 1912>
сххп
Мне снилось: по белой тропинке,
по росным лугам зеленым,
к голубизне предгорий
и гор голубеющим склонам
меня ты вела. Край неба
был уже раскаленным.
180

Поля Кастилии
Я чувствовал крови биенье,
я пальцев твоих касался,
колоколом надежды
твой нежный голос казался,
колоколом весенней
зари он во мне остался.
И руки твои, и голос
во сне — так подлинны были!..
Воскресни, надежда! Разве
всё исчезает в могиле...1
<Январь—февраль 1913>
сххш
Летней ночью1 тревожно-бессонной —
как мучительно время текло! —
смерть украдкой вошла с балкона,
только вскрикнуло слабо стекло.
Не взглянув на меня, склонилась
над ее постелью, и зло
и хищно щелкнули пальцы:
что-то тонкое порвалось.
Не взглянув на меня, уходила.
Билось сердце мое тяжело.
Что ты сделала, смерть? Но молчанье
тенью под ноги мне легло.
181

Антонио Мачадо
Так отчетливо неслиянна
белизна постели со мглой.
То, что смерть оборвала, было
нитью между тобой и мной.
<Январъ—февраль 1913>
CXXIV
Снег растаял — и словно
отодвинулись горы,
и под солнцем апрельским
зеленеют земные просторы.
Вновь зеленым огнем
засверкали долины и горные склоны,
и душа пробудилась —
просветленной и окрыленной.
В этом мире, где в белом цветенье
вновь кусты ежевики колючей,
где зеленая дымка ветвей
окаймляет прибрежные кручи,
где дыханье весны
даже смерти сильнее, —
в одиночестве горьком живу,
всё надеясь на встречу с Нею...1
<Апрелъ 1913>
182

Поля Кастилии
CXXV
Среди полей моей земли родной, —
моей земли полям чужой я ныне;
я родину теперь обрел в краю,
где с горного хребта к равнине
бежит Дуэро мимо серых скал,
под сумрачною кроною дубовой,
в Кастилии, что далека сейчас,
в Кастилии, прекрасной и суровой, —
среди полей Андалусии мне
ее певцом хотелось бы стать снова.
Я вспоминаю детство. Давних дней
картины возникают предо мною:
и аиста на крыше силуэт,
и солнце в листьях пальмы над рекою,
и стены мавританских городов,1
и в час полуденный на площадях пустынных
оранжевые круглые плоды,
сверкающие в купах апельсинных,
и желтые лимоны на ветвях,
склонившихся к земле, в саду тенистом,
и отраженье их
в ручье прозрачно-серебристом;
я запах нарда ощущаю вновь2
и терпкий аромат цветущей мяты;
и вижу под слепящим солнцем цвет
оливковых деревьев сероватый,
183

Антонио Мачадо
и долгие — над цепью дальних гор —
в сиянье многокрасочном закаты.
Но мне никак сегодня не собрать
в один клубок свои воспоминанья.
Моя душа к их голосу глуха.
Пестры их одеянья.
Обломки прошлого, ушедшие на дно,
тяжелый, бесполезный груз былого...
Но, может быть, настанет день, когда
они в моей душе воскреснут снова.
Лора-делъ-Рио,3 4 апреля 1913 года
CXXVI. К ХОСЕ МАРИА ПАЛАСИО1
Паласио, пришла ли
весна, мой друг старинный,
листвою по излукам и дорогам
одела ли дуэрские раины?2
В верховьях к нам запаздывают вёсны,
но нет их сказочнее и нежнее!..
Что высохшие вязы —
воскресли, зеленея?3
Акации чернеющие сучья,
а в вышине — заснеженные склоны...
О белая и розовая глыба
Монкайо в синем небе Арагона!

Поля Кастилии
Цветет ли ежевика
на крутизне ущелий?
Луга от маргариток
еще не побелели?
Вот-вот вернется аист,
чеканя вензель на церковной башне.
Проклюнется пшеница,
и мулы побредут по свежей пашне,
шагнут крестьяне с горстью поздних зерен,
меча их под апрельский дождь счастливый.
Запутаются пчелы в розмарине.
Фиалки есть еще? Цветут ли сливы?
И браконьеры с подсадною дичью,
укрыв ее в накидках долгополых,
потянутся под утро. Друг старинный,
звенят ли соловьи в приречных долах?
Лиловым повечерьем
сложи букет из первых роз и лилий
и подымись на высоту Эспино,4
Эспино нашего, к ее могиле...
Баэса, 29 апреля 1913 года
CXXVII. ИНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ
В окрестностях Хаэна1
светает постепенно.
По рельсам светло-серым
185

Антонио Мачадо
долиной поезд мчится,
мелькают горы сьерры,
чертополох, пшеница,
оливы,
ячмень и чечевица,
дома, луга и нивы.
За окнами вагона
плывет земля в цветенье,
в истоме полусонной.
И свет зари весенней
струится с небосклона.
Край облака багряно
сверкает в нежной сини;
в низине
висит лоскут тумана.
О греза наяву!
Пав на траву,
росы прохладной капли засверкали.
И за собой,
дымя трубой,
вагоны паровоз влечет всё дале.
Укрывшись пледом плотно,
сеньор со мною рядом спит;
напротив — служка и охотник:
борзая возле ног лежит.
На багаж взираю свой,
дни былые вспоминая;

Поля Кастилии
грезится земля иная,
путь иной.
Как недавно было это:
милый край сорийский, сьерра,
сосны в сумраке рассвета,
воды быстрого Дуэро;
Альмасана и Кинтаны
в час предутренний туманы.2
Путешествие вдвоем...
Сон о счастии былом.
Единенье,
что разрушить смерть посмела.:
И в груди заледенелой
сердца слабое биенье.
Паровоз гудит, дымит,
мчит
по рельсам неустанно;
под ногами пол дрожит,
дрожь сердец и чемоданов.
Видит Бог,
я настолько одинок
и настолько худо мне,
что не знаю: я ли еду
и веду сейчас беседу —
сам с собой наедине.
<1915>
187

Атпонио Мачадо
CXXVIII. ПОЭМА ОДНОГО дня
Сельские размышления
Занесло меня в эти края,
школьный учитель я (не секрет,
что раньше я был поэт,
ходил в подмастерьях у соловья),1
живу в городке небогатом,
нелепом, холодном и сыроватом,
не то ламанчском, не то андалусском.2
Зима. Камелек. Шорохи, хрусты.
Спорый дождик, мелкий, но рьяный,
то стелется вдруг туманом,
то сыплется мокрым снегом.
Хлебороб в глубине души,
— Господи, — я твержу, — хороши
нынче дожди!.. — Льется и льется с неба,
не иссякая, вода дождевая
на посевы фасоли и нивы, —
немая вода живая! —
на виноградники и оливы.
Вместе со мною будет молиться
тот, кто сеет пшеницу;
тот, кто ждет урожая
сочных маслин;
кто на милость полей и долин
уповает;
188

Поля Кастилии
кто из года в год
в извечном страхе живет,
рискуя последней монетой
в предательской круговерти этой, —
а вдруг всё прахом пойдет...
А дождь идет! То плывет туманом,
то сыплется мокрым снегом,
то вновь моросит — споро и рьяно!
Льется и льется водица с неба!
В комнате ни темно, ни светло —
освещенье сумерек зимних —
сквозь дождь и стекло
просеянный свет серо-синий.
Думы, мечты.
Циферблата
белеет пятно.
Тик-так, затверженное давно,
тик-так — стозвонно и нудновато.
Сонно — бессонно! —
тик-так да тик-так — хоть уши заткни! —
самозабвенно и монотонно.
Тик-так — бьется неугомонно
сердце стальное ночи и дни.
Разве услышишь в таком городишке,
как время летит над тобой?..
В таком городишке без передышки
189

Антонио Мачадо
ведешь с ленивыми стрелками бой,
с монотонностью этой серой,
которая стала времени мерой.
Впрочем, время мое — химера...
И часы для меня — химера...
(Тик-так...) Прошлая эра
(тик-так) — время мое;
всё дорогое — любовь и вера —
кануло в небытие.
Течет с колокольни дальней
звон похоронный.
Дождь всё печальней
плещет в стеклах оконных.
Но — хлебороб в глубине души —
я повторяю: дожди хороши!
Слава Господу и хвала! —
от дождей земля ожила.
Дождь Господний для всех един:
хозяин сельских равнин,
при дворе короля господин.
Всё обновляя, лейся, не убывая,
вода дождевая!
Капли с каплями соединяя,
струи сплетя в ручьи и потоки, —
подобно секундам жестоким,
преград на пути не зная, —
ты стремишься к морям, в пределы весны,

Поля Кастилии
где всё с нетерпеньем
ждет новизны,
жаждет цветенья,
предчувствуя в сладкой дремоте,
что завтра, на утренней грани,
ты станешь колосом ранним,
лугом зеленым, трепетом плоти,
и озареньем, и наважденьем,
и горестным наслажденьем
любить
и любимым не быть, не быть, не быть!
Вот и темнее стало.
Лампочки нить алеет,
горит вполнакала,
я бы сказал, не горит, а тлеет,
от этого толку мало,
свечка — и та светлее.
Чудеса, очков никак не найду...
Куда я их сунул? В книгу, в газету?
Нету очков и нету!
Да вот же они — лежат на виду.
Долгожданный миг —
Унамуно средь новых книг.
О неизменный
кумир бессменный
Испании — той, что стремится
возродиться и переродиться!
191

Антонио Мачадо
И я, скромный учитель,
живущий в сельской глуши,
восхищаюсь тобой от души,
о Саламанки руководитель!
Твоя философия — канитель,
шутовство, дилетантство, вранье,
как ты называешь ее, —
она и моя, дон Мигель!3
Слово живое это
родниковой водой
молодой
омывает сердце поэта.
Поэзия... Разве она сестра
строгой архитектуре?
Фундамента нет у бури...
Ветра игра,
волны и паруса спор,
ладья, уплывающая на простор...
Анри Бергсон. Труд любопытный и странный
о «Непосредственных данных
сознания».4 Удивляет меня
эта заумная болтовня!
Но мошенник Бергсон отнюдь не дурак,
друг Унамуно, разве не так?
Всем известный Иммануил
великим эквилибристом был;5
а этот француз-пройдоха
выступил в новой роли:
192

Поля Кастилии
я и — свобода воли.
Придумал неплохо!
Чего же вам боле:
что ни мудрец — проблема,
что ни безумец — новая тема.6
Мы, конечно, живем не вечно, —
жизнь многотрудна и быстротечна, —
но жаждет всегда человек
не рабом, а свободным прожить свой век;
лишь тогда всё нам будет едино,
когда волны сумрачных рек
нас унесут в морскую пучину.
.. .Вот так живешь в городишке таком...
Себя ублажаешь духовной пищей,
чтобы потом единым зевком
итог подвести скучище.
В чем отыскать этой скуке контраст?..
Или всё — пустота и тщета,
сует суета,7
как глаголет Екклезиаст?..
Дождик слабеет. Где мои боты,
зонтик, пальто?.. Прогуляться охота.
Пойду... Не промокну, Бог даст!
Вечер. Аптека освещена —
здесь вроде клуба она.
Идет разговор.
193

Антонио Мачадо
— ...Дон Хосе, ей-богу, позор:
распоясались либералы,
эти свиньи, эти нахалы!..
— Э-э, дорогой, либералы — вздор!
Откарнавалятся карнавалы,
консерваторы снова захватят власть,8
с ними тоже — не сласть,
но хоть ясно, что и к чему,
и опять же — порядок в дому.
Всему свой черед,
всё пройдет, быльем порастет,
как говорится,
даже горе сто лет не длится.
— Да, за годами года промелькнут...
И снова заварится каша.
Я думаю, дети наши
тоже с наше хлебнут.
От судьбы, дон Хуан, не уйдешь!
— Ох, не уйдешь! Не уйдешь от судьбы!
— В поле-то — видели? — всходит рожь.
— Дождик больно хорош...
— А бобы?
Так и лезут из-под земли!
— До времени как бы не зацвели,
вдруг — мороз, холода...
— Эх, была бы весна дождливой!
Ведь оливам нужна вода,

Поля Кастилии
ливни нужны оливам.
— Да, без дождя беда...
Огород и поле,
пот и мозоли —
вот она, наша доля!
А дожди...
— Говоря короче,
будет дождь, коль Господь захочет!
— Что ж, сеньоры, спокойной ночи!..
Тик-так — повторяют часы бессонно,
день прошел, как другие дни,9 —
монотонно
твердят они.
Листаю книгу об этих странных
«Непосредственных данных
сознания»...
Молодец, ей-богу, Бергсон!
Это «я», что придумал он, —
основа всего мироздания, —
бушует в загончике плоти бренной,
а станет тесным загон —
прочь с дороги! — сломает стены
и мгновенно вырвется вон.
Баэса, 1913
195

Антонио Мачадо
CXXIX. НОЯБРЬ 1913 ГОДА
Вот и год уже минул...] Крестьянин
бросает зерно в борозды жирной земли.
Две понурые пары волов
нехотя пашут; печальные тени легли
от пепельно-серых туч
на рощи олив
и на бурое поле. Мутный ручей в долине
нетороплив.
На вершине Касорлы — снег,
на склонах Макины — буря, Аснайтин свой берет
надвинул поглубже.2 Протянулись к Гранаде
горы, пронзенные солнцем, горы: камень и
солнечный свет.
СХХХ. САЭТА1
Вот бы лестницу мне достать
и подняться к крыльям креста,
для того чтобы смог я вынуть
гвозди из тела Христа...
Народная саэта
О саэта, песня цыган,
обагренная кровью Христовой,
вечно — с жалостью, вечно — готова
вынуть гвозди из Божиих ран.
О саэта, из года в год,
196

Поля Кастилии
словно лестницу к месту казни,
андалусский народ на праздник
Пасхи тебя несет.
О саэта, старая песня
моего андалусского края,
умиравшему в муке крестной
ты бросаешь цветы, сострадая.
Песнь о том, кто распят на кресте, —
мне не по сердцу твои строфы.
Петь хочу не Христа Голгофы, —
а идущего по воде.2
CXXXI. О ПРИЗРАЧНОМ ПРОШЛОМ
Человек из казино второго сорта,
где Каранчу как-то раз встречали,1
седовлас, лицо усталое потерто,
а в глазах полно и скуки, и печали;
под усами цвета пыли — губы вялы
и грустны, но грусти нет — на самом деле,
нечто большее и меньшее: провалы
в пустоту, в безмыслие паденье.
Он еще нарядным выглядит в пижонской
куртке бархатной, изысканной и модной,
и в кордовской шляпе, глянцевой и жесткой,
благородной.
Дважды вдовый, три наследства промотал он —
197

Антонио Мачадо
три богатства унесли с собою карты,
воскресает он, не выглядит усталым
только в приступе картежного азарта
или славного тореро вспоминая,
или слушая рассказы о бандитах,
иль о том, как карта выпала шальная,
о кровавых потасовках и убитых.
Он зевает, слыша гневные хоралы,
что, мол, власти наши косны, злы и грубы.
Он-то знает, что вернутся либералы,2
возвратятся, словно аисты на трубы.
Как боится он небес, землевладелец!
Он и чтит их; иногда нетерпеливо
вверх поглядывает он, на дождь надеясь,
беспокоясь о своих оливах.
Ни о чем другом, унылый, нелюдимый,
раб сегодняшней Аркадии3 — покоя,
он не думает, и лишь табачным дымом
омрачается лицо его порою.
Он не завтрашний, но он и не вчерашний,
плод испанский, не зеленый, не гнилой,
он — созданье «никогда», ненужный, зряшный
плод пустой,
плод Испании — несбывшейся, былой,
нынешней — с седою головой.
198

Поля Кастилии
схххп. оливы
Мануэлю Айусо1
I
Над землей Андалусии,
под лазурью небосклона,
вы — оливы вековые,
жаждущие, с пыльной кроной.
Солнце летними лучами
вам расчесывает гривы;
при дорогах, над холмами —
вы повсюду здесь, оливы!
Над равниной,
и на склонах
невысокой сьерры длинной,
и среди лугов зеленых!
Тропы. Ослики с тюками;
батраки бредут полями,
что растрескались от зноя.
А в тавернах всякий сброд
пьет вино и ночи ждет —
темной ночи для разбоя.
Вы, оливы, словно нити
вышивки на летнем платье,
от холма к холму бежите.
В день погожий на закате
красной светитесь листвою;
199

Антонио Мачадо
а под ясною луною
белым отсветом блестите.
В день дождливый,
если вспыхнет вдруг зарница,
тысячами брызг, оливы,
ваша крона заискрится.
Пусть бежит речной поток
и зимой,
и в летний зной
в ваших рощах. Дай-то Бог
вашим веткам и цветам
вешних ветров дуновенье
и дожди порой осенней
смуглым матовым плодам.
Урожай ваш изобилен,
и со всей округи он
сотней троп на сто давилен
привезен.
Лишь оливка засмуглится —
уйма дел крестьянам снова;
на обветренные лица
полосой темно-лиловой
вашей кроны тень ложится.
Вы, оливы, — труд и пот,
андалусский край, народ,
что живет
в единении с землею,
что ладонь в кулак сожмет,

Поля Кастилии
споря с собственной судьбою.
Работяги-земледельцы,
и сутяги, и сеньоры,
и ханжи-землевладельцы,
и разбойники, и воры.
Города и хуторки —
среди гор и у реки...
Да пройдет Господь — из края
в край — землей Андалусии,
кров крестьянский освящая
и оливы вековые!
и
От Убеды в двух лигах2 — Торре-
де-Перо-Хиль, унылый городок
Испании. Под жарким солнцем,
среди олив в пыли, наш путь пролег.
Вдали — средневековый замок.
На площади — толпа калек, судьбою
обделенных,
и ребятня. В лохмотьях.
Мы проезжаем мимо стен беленых
монастыря.
Чернеют кипарисы. Ощущенье:
железом по сердцу ведут.
Стеною замкнутое Господу служенье.
Обитель милосердья
201

Антонио Мачадо
над сором жизни городской стоит.
Сей Божий дом, — скажите, братья во Христе, —
сей Божий дом, что он в себе таит?
Какой-то парень,
застыв с открытым ртом, на нас глядит.
Он — местный дурачок.
Как звать его: Лука,
Блас иль Хинес? Он дурачок.
Вот что нам знать дано наверняка...
Наш путь — в Пеаль.3 И вновь — оливковые
рощи.
Цветущие оливы.
Наш дилижанс две клячи
всё далее влекут, неторопливы.
Поля — каких и не отыщешь плодородней!
Земля щедра; и солнце-труженик сверкает.
Да, человек рожден затем, чтоб на земле
трудиться;
земную твердь с небесным раем потом он
соединяет.
А мы источник жизни загрязняем
своими жадными руками,
своими горькими мольбами,
своими грустными глазами,
своими рассужденьями о том,
что человек рожден в грехе, и плоть
его должна страдать.
О, как далек от нас Господь!
202

Поля Кастилии
Обитель милосердья
над сором жизни городской стоит.
Сей Божий дом, — скажите,
святые пушки Клука,4 — что он в себе таит?
<1914>
СХХХШ. ПЛАЧ ПО ДОБРОДЕТЕЛЯМ
И СТРОФЫ НА СМЕРТЬ ДОНА ГИДО
Наконец-то дона Гидо
пневмония унесла!
Не смолкает панихида,
и звонят колокола.
В юности наш гранд кутил,
не давал проходу даме,
был задирой, но с годами
жизнь молитве посвятил.
Говорят, гаремом целым
наш сеньор владел в Севилье,
несомненно
был наездником умелым,
несравненно
разбирался в мансанилье.1
Но растаяло богатство,
и решил, он, как маньяк,
203

Антонио Мачадо
думать, думать так и сяк,
на какой волне подняться.
Ну и выплыл на волне
на испанский лад вполне:
он к своим прибавил данным
девушку с большим приданым,
обновил гербы свои
и, традиции семьи
прославляя,
шашнями не хвастал в свете,
изменяя, —
изменял теперь в секрете.
Жил развратом,
но в святое братство братом
он вступил и дал обеты,
и в четверг Страстной
со свечой по мостовой
он шагал, одетый,
как святой из Назарета.2
Нынче ж колокол твердит,
что в последний путь спешит
добрый Гидо, чинный, строгий,
по кладбищенской дороге.
Добрый Гидо, без обиды
ты покинешь мир земной.

Поля Кастилии
Спросят: что ты нам оставил?
Но спрошу я против правил:
что возьмешь ты в мир иной?
Что? Любовь к перстням с камнями,
к шелку, золоту и лени,
к бычьей крови на арене,
к ладану над алтарями?
Ничего ты не забудь!
Добрый путь!..
От цилиндра и до шпор
был ты истинный сеньор
и дворянства соль;
но на лысый лоб высокий
вечность ставит знак жестокий:
круглый ноль.
Щеки впали и осели,
пожелтели,
восковыми стали веки,
руки сведены навеки,
и очерчен череп тонко.
О, конец испанской знати!
Вот дон Гидо на кровати
с жидкой бороденкой,
грубый саван — тоже спесь;
205

Антонио Мачадо
кукла куклой, чином чин,
вот он весь —
андалусский дворянин.
CXXXIV. ЖЕНЩИНЫ ЛА-МАНЧИ
Ла-Манчи женщины... Эскивиас, Инфантес...
Здесь та жила, кого любил Сервантес,1
и Дон Кихота нежная подруга,
и Санчо Пансы верная супруга,2
и дочь трактирщика веселая, живая;
хотя укрыла всех земля сырая,
вы и теперь толпой снуете пестрой,
невесты милые, и матери, и сестры,
по тропкам, виноградникам и селам,
по землям солнечным, румяным и веселым.
Ла-Манчи женщина изящна и стройна,
невеста скромная и верная жена.
И летний зной полей, где нет прохлады,
в ее лице. И свежесть винограда
в ее душе. И молится она
за счастье всех, серьезна и скромна.
Ее искусство — дом, не строже, чем в Севилье,
уединеннее, свободней, чем в Кастилье.3
И, непреклонная, она над ним царит,
посуду чистит, шьет и полотно белит,
206

Поля Кастилии
всё замечает, счет всему ведет;
расскажет сказку, песню пропоет.
Но свет любви искрится в тех полях,
во взглядах вдохновенных и сердцах.
Здесь Дульсинеи родина прекрасной,
ты здесь жила, предел надежды страстной,
источник мук, сомнений и страданий,
магнит для сердца, идеал желаний.
В Ла-Манче по лугам, полям, долинам,
под синим небом по дорогам длинным,
где сморщенные лозы винограда,
где почва высохла и ждет прохлады,
где пастбища печальны и пустынны,
где зноем выжжены долины,
и где в полях, сгорающих от зноя,
царит и светит солнце молодое;
где птичья стая над селеньем белым
в безмолвном синем небе пролетела,
сквозь версты, версты выжженных полей,
туда, где лес зеленых тополей, —
под солнечными яркими лучами,
по долам, за морями, за горами,
прошел идальго нищий и влюбленный,
с душою ясной, разумом смятенный.
А ты, Альдонса, честная, простая,
ты, ловкая, веселая, живая,
207

Антонио Мачадо
жила своею жизнью настоящей,
преображенная его мечтой блестящей,4
жила хозяйкою в своих владеньях.
Но для тебя святое вдохновенье
и та любовь, что правила судьбою,
она — к тебе и зажжена тобою.
Ла-Манчи женщины, хвалить вас не умею,
пусть Дон Кихот прославит Дульсинею.
CXXXV. ПРИЗРАЧНОЕ ЗАВТРА
Посвящается Роберто Кастровидо1
Край чуланов, ризниц и альковов,
барабанов и военной истерии,
край, молящийся и Фраскуэло,2 и Марии,
душ бестрепетных и духа шутовского —
в нем своя должна быть ясная основа:
Вера в Завтра, Монументы и Витии.
От Вчера пустое Завтра зря родится —
дай нам, Боже, чтоб оно недолгим было! —
нечто вроде душегуба, проходимца,
исполнителя болеро3 и дебила,
в общем что-то по французскому фасону,
смесь смекалки и языческого пыла,
только с мелкими пороками, — особо
их Испания избрала, возлюбила.
Подлый край, с его зевотой и мольбою,
208

Поля Кастилии
дряхлый, шулерский, печальный и болтливый,
подлый край, покорный Богу, — и бодливый,
если вздумает работать головою;
в нем надолго обожателям сгодится
освящавшийся веками храм традиций,
им отход от их канонов ненавистен —
будут бороды апостольские, будут
светло-желтые светиться нимбы лысин
католически и благостно повсюду.
От Вчера пустого Завтра зря родится —
дай нам, Боже, чтоб оно коротким было! —
что-то вроде палача и проходимца,
исполнителя болеро и дебила —
омерзительным никчемное продлится.
Как опившийся вином, в припадке рвоты
солнце красное замазало кирпичным,
бурым колером гранитные высоты,
и восхода тошнотворные красоты
все в закате есть, слащавом и практичном...
Но на счастье есть Испания другая —
край резца и молотка, земля свершенья,
с вечной юностью, которую слагают
этой расы простодушной поколенья;
есть Испания совсем иная — эта
всё искупит, не предаст и не склонится,
край идеи, одержимости, рассвета,
с топором в карающей деснице.
1913
209

Антонио Мачадо
CXXXVI. ПРИТЧИ И ПЕСНИ
1
Не помышлял никогда я о славе,
не полагал, что рассчитывать вправе
даже на краткую память стихами,
так как они невесомо воздушны,
лишь вдохновенья капризу послушны, —
с мыльными я их сравню пузырями.
И наблюдать мне за ними не скучно:
вот они в ясное небо взлетают,
солнечный свет и лазурь отражают
и исчезают, лопнув беззвучно.
2
Зачем называть дорогой
случайный след в темноте?
Каждый свой путь проходит,
как Иисус по воде.1
3
Кто суетой деянья наши называет,
того любой из нас своим врагом считает.
В злом умысле глупец подозревает всех,
коль зубом мудрости разгрыз пустой орех.
210

Поля Кастилии
4
Наши часы — минуты,
когда учимся мир постигать,
и вечность, когда мы знаем
всё, что можно было узнать.
5
Не стоит плод ничего,
если он до времени сорван.
Пусть глупец расхвалит его,
эта истина безусловна.
6
Из того, что считают честностью,
справедливостью, добротой,
одна половина — зависть, и вряд ли
«милосердие» можно сказать о другой.
7
Я когти зверя видел и на руке холеной.
И всякий боров может похрюкивать влюбленно.
Любой подлец докажет: он — с честною душой,
любой глупец расскажет, что он мудрец большой.
8
Не спрашивай о том, что сам ты знаешь:
напрасно время потеряешь.
211

Антонио Мачадо
А если на вопрос ответа нет,
то кто же даст тебе ответ?
9
Человек, что на хитрость пускается, чтобы —
от врожденной порочности, голода, злобы —
учинить на земле настоящий грабеж,
он еще и о правде твердит. Ну, хорош!
ю
Позавидовав добродетели,
Каин брата убил своего.
Слава Каину! Ныне завидуют
пороку больше всего.
и
Сострадальца рука нас всегда унижает,
но рука, что нам подал храбрец, возвышает.
Добродетель — что крепость, быть добрым —
быть смелым;
меч и щит, и копье проверяются делом;
цель достойная требует вооруженья —
для защиты, но также и для нападенья.
Пусть же колет копье и пронзает стрела,
горн кузнечный, пылая, металл расплавляет,
пусть же режет резец, пусть же пилит пила,
молот плющит железо и меч разрубает.
212

Поля Кастилии
12
Глаза, вы открылись однажды
к свету, чтобы затем,
устав смотреть и не видеть,
слепыми глядеть в темноте.
13
Ты верить хотел бы в химеры,
но верен совет старинный:
важней всего чувство меры, —
держись золотой середины.
14
Мы добродетельны, когда душа оттает,
когда морщины лоб Катона покидают.2
Добряк — заезжий двор; там всё припасено:
вода — для жаждущих, для пьяницы — вино.
15
Повторяйте вместе со мной: мы не знаем, зачем
живем,
из тайного моря пришли, в тайное море уйдем...
И между этими тайнами — загадка земного пути;
все три ларца закрыты на ключ, а ключа не найти.
Тьму, окружившую нас, не рассеет свет никогда.
Что говорит слово? То, что бегущая с гор вода?3
213

Антонио Мачадо
16
Парадоксальнее, чем человек, животного не
найдется.
Живущий абсурдом, он логики ждет не дождется.
Из ничего создав себе мир, он себя уверяет: «Зато
я никем не разгадан». И признаёт: «Всё — ничто».4
17
Как человек, никто не может лицемерить
и, тьму личин сменив, личинам свято верить.
Он тщательно запрет свой дом двойным ключом
и, как отмычкой, им орудует в чужом.
18
Ребенком героев Гомера
столь часто я видел во сне!
Аякс сильней Диомеда,
Гектор Аякса сильней,
Ахилл всех сильнее, ведь был он
сильней всех... — так думалось мне.
Ребенком героев Гомера
столь часто я видел во сне!
19
Грызущий-пустой-орех
Колумб — куда как хорош!
214

Поля Кастилии
Обманет себя и всех
и сделает правдой ложь.5
20
Святая Тереса — пламень!
Огнь — Хуан де ла Крус!6
Но столь холоден здешний камень,
что сердца не возжег Иисус.
21
Мне снилось, что Бога я вижу,
что с Богом я говорил,
и снилось: он меня слышит.
И снилось: сон это был.
22
О любовные похождения,
приключения дней былых!
Даже если они и были —
я уже позабыл о них.
23
Чему ты дивишься, друг мой,
на эти морщины глядя:
я с миром — в добром согласье,
а с волей своей — в разладе.
215

Антонио Мачадо
24
Из десяти голов девять воюют
и только одна размышляет.
Что же странного в том, что, сражаясь,
зверь рогатый рога теряет?!
25
Из любви соловей песнь создает,
пчела из пыльцы делает мед, —
так было всегда.
Данте и я — простите меня, господа, —
мы творим — прости меня, дорогая, —
любовь в теологию превращая.7
26
Представьте себе: поэт, мудрец
и угольщик — на поляне.
Поэт восхищается и молчит,
мудрец продолжает мира познанье.
А угольщик — тот, конечно,
грибы и ягоды собирает.
Теперь представьте: они — в театре.
И только угольщик не зевает.
Тот, кто поет, размышляет и грезит,
нарисованному предпочитает живое.
Угольщик в мир фантазий
уходит весь, с головою.8
216

Поля Кастилии
27
Что толку от наших дел, —
кто даст нам толковый ответ?
Ты истину знать хотел?
«Всё — суета сует».9
28
На свете из нас любой
с двумя стихиями в споре:
во сне — ведя с Богом бой,
а въяве — с пучиной моря.
29
Помни, путник, твоя дорога —
только след за твоей спиной.
Путник, нет впереди дороги,
ты торишь ее целиной.
Целиной ты торишь дорогу,
тропку тянешь ты за собой.
Оглянись! Никогда еще раз
не пройти тебе той тропой.
Путник, в море дороги нету, —
только пенный след за кормой.
зо
Отчаяние ждет того, кто ждет.
Пословица не ободрит, конечно,
но следует признать: она не лжет.
217

Антонио Мачадо
То истиною человек зовет,
что истиной является извечно, —
хотя б и думалось наоборот.
31
Сердце, звонкое в прежние дни,
твоя золотая монетка
сегодня уже не звенит?
Копилка, что свято хранима тобой,
прежде чем время ее разобьет,
станет совсем пустой?
Мы уже допускаем:
возможно, не будет истиной
ничто из того, что мы знаем.10
32
Вера вкусивших познанья!
Вера понявших, что мысль — не подспорье!
Только лишь сердцем входя в мирозданье,
мы, переполнясь, вливаемся в море.
33
Мне снился Господь, подобный
пылающей кузнице небосвода,
подобный кующему меч кузнецу,
и на клинке восхода
он начертал слова:
«Царство мое — Свобода».1 ]

Поля Кастилии
34
Я чту Христа, что сказал нам:
— На землю звезды спадут,
прейдут и земля, и небо, —
слова мои не прейдут. —
Какие слова вместили
единственный твой наказ?
Любовь? Сострадание? Милость?
Слова: — Не смыкайте глаз.12
35
Есть два способа для постиженья
истины: свет и терпенье.
Заключается первый в том,
чтоб увидеть хоть что-то во мраке морском,
а второй, без сомненья,
смиренья требует и терпенья —
с удочкой ждать на морском берегу.
Какой из них лучше? — сказать не могу.
Смотреть в морские глубины
и видеть спины
рыб живых,
даже не мысля выловить их?
Или дождаться, в конце концов,
когда же начнется лов,
и бросать, коль удачно подсек,
мертвых рыб на прибрежный песок?
219

Антонио Мачадо
36
Вера эмпирична.13 Нас нет, нас не будет.
Пришли мы ни с чем, ни с чем и уйдем.
Жизнь человечья подобна ссуде.
37
Не для нас созиданье, сказал ты?
Всё равно, набери-ка ты глины,
и кувшин из нее ты сделай,
и твой брат будет пить из кувшина.
38
Не для нас созиданье, сказал ты?
Эй, гончар, а твои кувшины?
Знай лепи их, и что тебе в том,
что не можешь ты сделать глины!
39
Говорят, что божия птица
сумела в курицу превратиться —
благодаря стараниям мудреца,
не выпускавшего ножниц из рук,
(Кант, от начала и до конца,
был знатоком куриных наук;
все его рассуждения —
курино-спортивные упражнения),
220

Поля Кастилии
говорят: она была склонна
через изгородь перемахнуть
и — добрый ей путь! —
долететь до Платона.14
Ура! До чего же
счастлив тот, кто узреть сие сможет!
40
Да, конечно, мы все в этом мире равны,
и одна предназначена всем нам дорога земная.
Дилижанс тащат клячи, минуты покоя не зная,
в нем полно пассажиров, обычные речи слышны;
правда, есть пассажир молчаливый, угрюмый,
средь людей — одинок, погружен в невеселые
думы.
И когда наконец остановятся кони худые,
выйдет он лишь один или выйдут и все остальные?
41
Прекрасно: зачем нам вода, —
на это ответит каждый.
Но скверно: не знает никто,
а для чего нам жажда?
42
Говоришь, что всё остается.
Но попробуй бокал разбить,
221

Антонио Мачадо
и тебе никогда, вовеки
из него не придется пить.
43
Говоришь, что всё остается,
и, быть может, ты прав сейчас.
Однако мы всё теряем,
и всё потеряет нас.
44
Всё проходит и всё остается.15
Этой старой истине вторя,
мы проходим, следы оставляя,
следы на поверхности моря.
45
Умереть... Перелиться каплей
морскою в огромное море?..16
Или быть — без мечты, без тени —
тем, кем я никогда и не был:
путником, одиноко идущим
без дороги и без отраженья...
46
Мне снилось прошлой ночью: Бог
кричит мне: — Бодрствуй и крепись! —

Поля Кастилии
А дальше снилось: Бог-то спит,
и я кричу ему: — Проснись!
47
Пустившись в море, знает всякий,
что в бурю будут всё равно
излишни вёсла, руль и якорь,
а также страх пойти на дно.
48
Новый Гамлет мой череп
поднимет, вытряхнув грязь,
и скажет: — Прекрасная маска
для карнавала нашлась.17
49
С недавних пор мне ясно стало,
что на изнанку необъятного зерцала,
куда я с гордостью взирал,
я сам же амальгаму клал.
Теперь с зеркал, что в глубине таятся,
длань чья-то мне назло
стирает амальгаму — и струятся
лучи сквозь чистое стекло.
50
— Испанец, всё время зевая,
жизнь проводит свою. Он больной?
223

Антонио Мачадо
Голодный? С пустою сумой?
— Башка у него пустая!
51
Свет души! Божественный свет!
Факел, солнце, столп огневой!
Мы на ощупь бредем во тьме,
а фонарь несем за спиной.
52
Уставившись друг на друга,
спорят двое парней:
на сельский праздник дорогой
иль полем придешь скорей?
— Полем! — Дорогой! — Спор»ят
час или два, может быть.
И вот уже палки схватили
и стали друг друга бить.
Сильный отделал слабого,
да убедить не сумел.
Шел по дороге крестьянин
и песню такую пел:
«Чтобы дойти до Рима,
надо просто идти:
в Рим попадешь отовсюду,
в Рим ведут все пути».
224

Поля Кастилии
53
Уже есть в Испании кто-то,
кто хочет жить и жить начинает
меж двух Испании. Одна из них умирает,
а у другой — душу сводит зевотой.18
Дитя испанское, да хранит
тебя Господь на дороге земной.
Из двух Испании одна пронзит
сердце твое иглой ледяной.
CXXXVII. ИНОСКАЗАНИЯ
I
Игрушечная лошадка —
мальчику снился сон.
Но пропала лошадка,
лишь только проснулся он.
Чтобы увидеть лошадку,
снова уснул малыш.
Ее он схватил за гриву —
теперь ты не убежишь!
Ее он схватил за гриву —
и тотчас открыл глаза.
Лишь кулачок сжатый,
и понять ничего нельзя.
Мальчик лежал, постигая
225

Антонио Мачадо
нелегкую мысль одну:
она мне всего лишь снилась!..
И больше он не уснул.
.. .Годы прошли, и однажды
влюбился в девушку он.
И он говорил любимой:
— Ты настоящая или ты сон? —
Став стариком, он думал:
всё это лишь снилось мне —
и настоящие кони,
и лошадка во сне.
Когда к нему смерть явилась:
— Ответь мне: ты тоже сон? —
он спрашивал свое сердце.
Сумел ли проснуться он?
п
Дону Висенте Сиуране
На золотистом песке, омытом тартесской
волной,1
где позади — Испания, а впереди — равнина
морская,
два человека лежат: один из них спит, а второй
смотрит в бескрайнюю даль, мечтая и
размышляя.
Первый из них, опустив подбородок в ладони,
смотрел поначалу на воду, но вскоре
226

Поля Кастилии
смежил глаза, утомленный, под плеск
монотонный,
и веки стерли в его зрачках озаренное солнцем
море.
И заснул, и снятся ему стада пастуха Протея,2
тюленьи стада, что обязан был старец стеречь,
и слышит: зовут его дочери бога Нерея,3
и коней Посейдоновых4 слышит он внятную
речь.
Второй смотрит в море. И его размышленье —
моря дитя — плывет либо парит над водой.
Мысль его — словно чайка, ожидающая
мгновенья,
когда, заигравшись, рыба блеснет серебристою
чешуей.
Он думает: «Что же такое жизнь? Может быть,
это
морская иллюзия рыбака, где рыбачить ему не
дано?»
А спящий подумал, увидев, как море
наполнилось светом:
«Смерть — иллюзия моря, где камнем идешь на
дно».5
ш
Он, садовником став, не забыл,
что был моряком, и сад
227

Антонио Мачадо
на морском берегу разбил.
Весной, когда сад зацвел,
в Господне море без берегов
садовник-моряк ушел.
IV. СОВЕТЫ
Тот, кто ждать научился, готовый к отплытию,
ждет,
когда к лодке его наконец-то прилив подойдет.
Тот, кто ждет, заслужил на победу рассчитывать
право,
так как жизнь столь длинна, а искусство всего
лишь забава.6
Но коль жизнь коротка
и тебе не дождаться прилива,
всё равно ты у моря сиди терпеливо,
веря в то, что искусство, хотя и пустяк, — на века.
V. ИСПОВЕДАНИЕ ВЕРЫ?
Нет, Бог — не море, Бог в нем — пребывает;
дорожкой блещет лунной
иль парусом белеющим мелькает;
он в море спит — в ночной тиши лагуны.
Бог создал море, а морское лоно
его рождает, как свое созданье;
творец, своим твореньем сотворенный;
душа — его дыханье.
228

Поля Кастилии
И я, кто сотворен, мой Бог, тобою,
тебя творить стремлюсь. Тебя душою,
что мне дана тобой, я одаряю.
Пусть милость всеблагую ощущаю
я сердцем. Иссуши — тьмой окруженный
источник веры, не в любви рожденной.
VI
Бог, какого мы созидаем,
Бог, какого в себе несем,
Бог, какого найти уповаем
и никогда не найдем, —
вот три лика, что истинный Бог нам являет
на нашем пути земном.
VII
Разум сказал: — Не пора ли
истину нам отыскать? —
Сердце вскричало: — Опять?
Мы ведь ее отыскали. —
Разум ответил: — Невежда!
Истину ты не способно познать. —
Сердце вскричало: — Опять!
Истина — это надежда. —
Разум воскликнул: — Ты лжешь! —
Сердце откликнулось сразу:
— Сам ты лгунишка бессовестный, разум!
Чувствами ты не живешь. —
229

Антонио Мачадо
Разум сказал: — Мы друг друга с тобой
наверняка не поймем никогда. —
Сердце промолвило: —Да?!8
VIII
В раздумья уйдя с головою,
ты слышишь: пчела жужжит,
кружа над весенней травою?
Ты полог черный раскинул
над миром и склонен верить,
что тьмы наступившей границы
циркулем сможешь измерить.
Пока, на солнце сверкая,
златая
пчела облетает поле,
я истины в тигле сжигаю,
о коих и сам я знаю:
они суета, не боле.
От моря иду к ощущенью,
от ощущенья к сужденью
и от сужденья к идее —
я логикой славно владею.
Вновь море к себе призвало.
И всё начинаю сначала.
<1912—1915>
230

Поля Кастилии
CXXXVIII. МОЙ ШУТ
Демон снов моих хохочет,
красные смеются губы,
острые смеются зубы,
и глаза — подобье ночи.
И, бросаясь в танец бурный,
шутовской, карикатурный,
пляшет, пляшет он, нескладный,
и громадный
горб дрожит. Он низок ростом,
с бородою, с брюхом толстым.
Почему смеется гаер
над бедой моей — не знаю,
но он жив лишь этой пляской,
беспричинной, залихватской...

ПОСЛАНИЯ
CXXXIX. ДОНУ ФРАНСИСКО
ХИНЕРУ ДЕ ЛОС РИОСУ1
Когда отошел Учитель,
мне сказало сиянье рассвета:
— Третий день от трудов отдыхает
Франсиско, мой брат прилежный!2 —
.. .Умер? Мы только знаем,
что ушел он дорогой светлой,
завещая нам: — Помяните
меня трудом и надеждой!
Прежде всего — будьте добрыми,
как я был: душою без зла.
Живите: жизнь продолжается.
Мертвые не вернутся, тень была и прошла.
Оставшийся примет бремя, ибо живому —
живое.
Так пусть звенят наковальни и смолкнут
колокола! —
232

Поля Кастилии
И к другому, чистейшему свету
ушел он, рассвета брат
и солнца рабочих будней —
жизнью праведной светел и свят.
.. .Ах, друзья мои, унесите
его тело в родные горы,
где раскинула Гвадаррама
голубые свои отроги!3
Там, среди глубоких ущелий,
ветер в соснах поет высоких,
там, в тени векового дуба,
его сердце да будет спокойно
в земле, поросшей тимьяном,
где играют бабочки ранние —
где когда-то мечтал Учитель
о грядущем счастье Испании.
Баэса, 21 февраля 1915 года
CXL. МОЛОДОМУ ФИЛОСОФУ
ХОСЕ ОРТЕГЕ-И-ГАССЕТУ1
Любимец и певец богини
Софии,2 ты венцом
лавровым коронован. И тебе во всем
послушны ныне
резец и молоток. Гуадаррамы горы
233

Антонио Мачадо
многоголосием хорала,
летящего в лазурные просторы,
приветствуют тебя, философ нового Эскориала.3
Восстав из гроба, созерцает
Филипп4 великолепное строенье
иного времени и посылает
потомку Лютера5 благословенье.
CXLI. ШАВЬЕРУ ВАЛЬКАРСЕ1
И в интермедии весны...2
Друг мой Валькарсе, если бы я
пел, как и прежде, легко, вдохновенно,
веря, что я ученик соловья,3
то я воспел бы сейчас несомненно
сад интермедий весенних твоих,
где меж цветами струятся
звонкие воды ручьев молодых,
пчелы над ульем кружатся,
где на траве луговой
юность болезненно грезит о Фавне,4
где замечаю я свой
след от сандалий недавний.
Но петь я сейчас не способен, поверь.
Может быть, ныне
я в глубине галереи открыл потаенную дверь
к темного моря пустыне?
234

Поля Кастилии
Может быть, петь потому не могу,
что я один остался5
и на земном, на цветущем лугу
лишним теперь оказался?
Может, Валыеарсе, для песен уста
длань мне замкнула Господня?
Если душа моя и не пуста,
в ней лишь молитвы сегодня.
Друг мой Валькарсе, ты должен понять:
только совет и могу тебе дать.
Если сейчас от любовных страстей
тело твое отдыхает, —
так в тихой заводи быстрый ручей
нужный покой обретает, —
то не храни ты в шкафах платяных
праздничного наряда,
бархата, шелка, платков кружевных, —
право, тебе их не надо;
если на праздник воскресный пойдешь,
только слезами одежду зальешь.
Ты опоясаться должен мечом, —
и да не дрогнет десница;
латы, шелом —
вот что тебе пригодится.6
235

Антонио Мачадо
Может быть, день наш воскресный, — седьмой
день творенья, —
был не для отдыха создан, друг мой,
создан он был для сраженья?!
<1912>
CXLII. БАБОЧКА СЬЕРРЫ
Хуану Рамону Хименесу
за его книгу «Платеро и я»1
Разве, бабочка сьерры,
ты не душа этих гор одиноких,
этих вершин каменистых,
этих ущелий глубоких?
Для того чтобы ты родилась
и над горной грядой взлетела,
фея, палочкою взмахнув,
замолчать горам повелела,
и покорно камни застыли,
и затихло эхо в ущелье.
Бабочка — желтая, черная,
лиловая и золотая —
ты повсюду летаешь,
то над розами повисая,
то в сверкании солнца рождаясь,
то в его лучах исчезая.
236

Поля Кастилии
Бабочка, горная и луговая,
природа тебя одарила своим многоцветьем,
твои узоры и крылья —
из воздуха, тени и света;
ты летаешь, свободная,
ни в чем не зная запрета!..
Пусть во славу твою звучит
францисканская лира поэта.2
Сьерра Касорла,3 28 мая 1915 года
CXLIII. ИЗ МОЕГО УГЛА
ПОХВАЛА
Учителю Асорину —
с мотивами его книги «Кастилия»
Вместе с книгой печальной твоей
в городок мой1 пришла вся Кастилия, —
край и горных цепей, и полей,
край и радости, и насилия.
Никогда не видавшая моря земля,
по которой к морям реки путь начинают свой
длинный,
где шумят над прозрачной водой тополя;
мрачный край и пустынный.
Пастухов, земледельцев страна:
пастухов смуглолицых, с обветренной кожей,
237

Антонио Мачадо
земледельцев, что гордой осанкой во все
времена
на сеньоров здесь были похожи.
И Кастилия снежных вершин
и предгорий скалистых,
и Кастилия пыльных равнин
и пшеничных полей золотистых.
И Кастилия серых холмов,
виноградников, мельниц и пашен,
край, что отблесками облаков
на заре в цвет пурпурный окрашен.
Здесь идальго бледны, худощавы,
а владельцы трактиров пузаты,
здесь купцы плутоваты
и погонщики мулов лукавы.
Попрошайки, лентяи,
торгаши, краснобаи,
скорняки, разгильдяи,
кузнецы, драчуны, выпивохи,
богомольцы, ткачи,
шулера-ловкачи,
и слепцы, и глупцы, и пройдохи.
И корчма среди гор. Мансаналь
и Фонфриа, Онкала, Робледо.2
И дорога, манящая вдаль,
остановка в пути, что ведет на Эскивиас,
на Альмасан, на Ольмедо.3
238

Поля Кастилии
Здесь соборы, монастыри,
перезвон колокольный в долине,
и сиянье весенней зари,
и Хуана Руиса любовь к несравненной Эндрине,4
и две сводни: Герарда-кума при куме
Селестине,5
и Фернандо у ног Доротеи.6
О затихшие залы, сады и дома!
Полутьма, —
в ней сверкают кошачьи глаза Мелибеи.1
Кипарисовый сад,
где Калисто, с печалью во взоре,
размышляет о том, что назад возвратят
тучи воду, какой одарило их море.8
Здесь Сегодня глядит во Вчера,
и рождается Завтра бессильным и старым,
и пустая надежда на то, что разрушить пора
слишком старого зеркала чары.
И вода здесь горька, и неведом родник;
здесь Испании грусть вековая.
О душа Асорина!.. Мне в душу проник
свет прошедших времен, и маня, и терзая.
Кто средь волн погибает, — пред ним
все события жизни мелькнут в миг единый,
так Испании прежней картины
пронеслись перед мысленным взором моим.
Я поверить готов, Асорин,
239

Антонио Мачадо
в мир, что создан тобою,
и в того, кто с глубокой тоскою
вспоминает о прошлом,9 — на ветхом балконе,
один,
подперев подбородок рукою.
И не в цепи, которыми перс приказал
высечь лоно морское,10
и не в стрелы, что лучник в небесную высь
посылал,11 —
верю в доброе слово живое.
В городке, где постятся, бранятся и пьют,12
предаются любовным утехам, в тресильо13
играют
и про смерть, что стоит за спиной, забывают, —
верю я: человек быть свободным рожден,
средь безбожия верю, что вера рождается,
когда ищем мы Бога, и верю, что Он
вместе с миром своим сотворяется.
ПОСЫЛКА14
Асорин, ты от моря, по волнам которого плыл
Одиссей,15
на ламанчскую землю пришел, где Кихано
жизнью жил Амадиса и Эспландиана,16 —
жил реальней, чем жизнью своей.
Ибериец душой,17 ты Кастилии сын;
и, наверное, мало кто знает:
240

Поля Кастилии
под крахмальной манишкой твоей, Асорин,
сердце огненное пылает.
Вольнодумец, чуть-чуть анархист, либерал;
но всегда с отвращеньем брезгливым
ты на грязные гривы
молодых якобинцев взирал.
Опоясан мечом,
без боязни, во гневе священном,
самому себе не изменяя ни в чем,
отправляешься в путь дерзновенно.18
Но послушай меня, Асорин:
есть Испания — та, что готова воскреснуть.
Что же нам с той Испанией, где лишь унынье
и сплин,
утонуть и исчезнуть?
Чтобы новое богоявленье спасти,
с топором и огнем поспешим мы
в новый день. Он — в пути.
Слышен крик петушиный.
Баэса, 1913
CXLIV. МОЛОДАЯ ИСПАНИЯ
...Было время безумья, было время обмана,
вся Испания в блестках, в чаду Карнавала1
не могла залечить свои тяжкие раны
и, больна и пьяна, в нищете умирала.
241

Антонио Мачадо
И, беременна мрачным предчувствием, билась
в этом страшном вчера, в нашей лжи и позоре,
а у нас голова от химер закружилась,
и молчало от бури уставшее море.
Мы оставили в гавани челн наш убогий,
мы в открытое море стремительно плыли,
наш корабль — золотой; далеки нам дороги;
руль, и якорь, и парус мы в волнах утопили.
И тогда, поднимаясь сквозь сны и виденья —
сны минувшего века, что без славы увяли,2 —
засветилась заря, и сквозь наше смятенье
свет божественной истины мы увидали.
Только каждый спешил по дороге измены
и протягивал руки за праздной мечтою,
и, сверкая доспехами, думал надменно:
«Пусть сегодня прошло... будет завтра за мною».
Вот вчерашнее завтра — сегодня живое.. .3
Вся Испания в блестках, в тряпье Карнавала
и, как прежде, пьяна, среди крика и воя
кровь из раны своей до конца выпивала.4
Так не медли же, юность, не жди и не сетуй;
если мужество служит тебе без отказа,
ты пойдешь, пробужденная к новому свету,
что ясней, чем алмаз, и прозрачней алмаза.
1914
242

Поля Кастилии
CXLV. ИСПАНИИ, ХРАНЯЩЕЙ МИР
Мой мавританский угол...] Благодатный
для нив, струится дождь, стуча в стекло окна.
Меж тем на севере, в Европе необъятной,
в плаще осенних бурь безумствует война.
Там в битве встретились тевтоны, бритты,
галлы;
там в древней Фландрии2 вуаль вечерних слез,
холодных, поздних слез роняет дождь усталый
на пушки, на коней, пехоту и обоз.
Туман с ламаншских вод железный блеск
смягчает
враждебных лагерей и крови цвет густой, —
там серой дымкою он дюны одевает
и топь кровавую в свой саван гробовой.
По воле кесаря Германия напала
на жадных парижан,3 на грустных москвичей,
на ту, кого она так долго подстрекала, —
на львицу рыжую, владычицу морей.4
Война — позор и зло. С ней человек звереет.
О Боже праведный! Ей мать проклятье шлет.
Пока идет война, кто вновь поля засеет,
кто ниву желтую в июне уберет?
243

Антонио Мачадо
В погоне Альбион за вражьими судами;
жилище, храм и цех разрушил злой тевтон;
война и в очаге в лед превращает пламя,
шлет голод на пути и слезы в сердце жен.
Да! Варварство война, позор и тупоумье.
Что ж над Европою бушует ураган,
кося сердца людей, ввергая ум в безумье,
зачем, о человек, ты вновь от крови пьян?
Война нам гниль и тлен колоний возвратила,
средневековый смрад. С ней дикую орду
в Европу наших дней опять привел Аттила5
и древний Карфаген вновь разбудил вражду;6
на волю вырвались из тьмы тысячелетий
циклоп, кентавр, Геракл,7 — всех мертвецов
отряд,
и явью стали вновь веков пещерных дети
и мамонт, страшный зверь, огромен и космат.
Ну что ж, пускай везде пожар войны
гигантской,
но здесь, в Испании, здесь мир царит окрест.
Привет тебе, привет, о мир земли испанской;
Кихано добрый мой,8 я узнаю твой жест!
Не трусость этот мир: в нем гордость и
презренье!
244

Поля Кастилии
И если правишь ты заржавленный свой меч,
чтоб, пятна удаля, ты чистым в день сраженья
с забытого щита сумел его совлечь,
и если воронишь свои доспехи снова,
чтоб в блеске их предстать и с гордой головой
сказать своим врагам: «Испания готова
сразиться за себя, пойти на подвиг свой», —
то скажут все тогда: «Слова твои — не эхо.
Ламанчец добрый наш, твоя разумна речь!
Не жалкой мумией идальго, не для смеха
ты, разум обретя, свой опоясал меч».
О мир Испании!
Мою любовь прими ты.
Но если ты лишь стыд за черные дела
корыстных торгашей, кем тысячи убиты
на той земле, что их нагими родила;
и если понял ты, как тяжко задыхалась
в бездушной черствости и в пошлости людской
Европа наших дней и как в жару металась
недуга, ставшего преступною войной;
и если ты постиг, что могут без изъятья
народы все, тевтон, британец и француз,
чтоб в храме бедности опять сойтись, как
братья,
в огонь и в пену волн богатства бросить груз,
то и тогда прими благословенье,
о мир Испании! Пусть на щите своем
245

Антонио Мачадо
Испания моя начертит в знак презренья
два ока бдительных с нахмуренным челом!
Баэса, 10 ноября 1914 года
CXLVI
«Цвет святости» — тысячелетняя повесть
дона Рамона дель Валье-Инклана1
Легенду эту ветер, летящий над полями,
перед заходом солнца слагает неустанно;
легенда, что в романсах живет уже веками,
записана сегодня пером Валье-Инклана.
Галисия2 преданий! Путь долог пилигрима.
На посох опираясь, в истертой пелерине,
шел одинокий путник из Иерусалима;
по узкой горной тропке спускался он к долине.
В глазах Адеги3 пламя лазурное сияло;
среди овец, на склоне, она в молчанье пряла;
темнел внизу, меж сосен, сарай — ее обитель.
Закат горел неяркий, и странник брел устало;
и в чудо сердцем веря, пастушка увидала
над головой калики сиянье: се — Спаситель.
<1904>
246

Поля Кастилии
CXLVII. УЧИТЕЛЮ РУБЕНУ ДАРИО1
Он, кто слышит смолкающий ропот закатных
пожаров
и осенние скрипки Верлена,2
кто срезает прекрасные розы Ронсара,3
он, поэт вдохновенный
из Заморской Империи Солнца,
одаряет нас златом божественных песен.
Свет лазури над старой Испанией льется,4
и слова восхищенья летят в поднебесье.
Не страшат каравеллу его океанские волны, —
кораблей не отыщешь надежней, чем судно поэта;
белый парус наполнен
свежим ветром и солнечным светом.
Каравелла летит, побеждая пространства;
в сердце — жажда открытий, восторг и отвага.
Я в Испании старой приветствую:
— Здравствуй! —
из Испании новой каравеллу его с огнедышащим
стягом.
1904
247

Антонио Мачадо
CXLVIII. НА СМЕРТЬ РУБЕНА ДАРИО
В твоем стихе, несомненно, вся гармония мира,
но где, Дарио, ты смог обрести свои песни?
Садовник Гесперии древней,1 соловей океана,
сердцем слышавший музыку сфер небесных, —
чтобы в венце победителя ты возвращался
к людям,
тебя обрекал Дионис на мучения ада?2
К источнику юности вечной ты путь отыскать
пытался?
И ранен ты был, когда искал Эльдорадо?3
Наш материнский язык сохранит твое слово
сыновье.
Крови сильнее, скорбь объединила нас вместе.
На землях, открытых Колумбом, умер Рубен
Дарио4 —
в Испанию из-за океана ныне пришло известье.
На мраморное надгробье возложим свирель и
лиру,
и пусть никогда отныне слова с него не сотрутся:
один только Пан и смеет играть на этой свирели,
лишь Аполлон и достоин струн этой лиры
коснуться.
1916
248

Поля Кастилии
CXLIX. НАРСИСО АЛОНСО КОРТЕСУ,1
ПОЭТУ КАСТИЛИИ
Jam senior, sed cruda deo viridisque senectu.
Virgilio («Eneida»)*'2
В наш край, где над бурой равниной — знойных
ветров дыханье
и где лавандой пропитан воздух на склонах
сьерры,
твой стих, как ларец драгоценный, приносит
благоуханье
ирисов Иудеи и нежных нарциссов Киферы.3
На древе твоем старинном4 поет соловей те песни,
что пел он в юные годы тебе в цветущей долине.
Изрезали лоб морщины, и путь пред тобою —
крестный,
но муза твоя благородна: она зовется Доныне.5
Трепещет листва деревьев под сетью тумана
речного, —
так в путах времени сердце людское извечно
бьется.
Не вспоминай: всё проходит, ничто не вернется
снова.
* Стар он годами, но бодрость и свежесть свою не
утратил. Вергилий («Энеида») (лат.; перевод А. Андреева)
249

Антонио Мачадо
И сердце объято печалью... Ничто ведь не
остается.
Ни мрамор, ни сталь и ни камень время щадить
не станет.
Оно — и карлик с булавкой, оно — и циклоп
с булавою.
Сверлом, долотом, клещами работает неустанно
и всё, что создано нами, считает забавой пустою.
Время грызет и кусает, шлифует, грязнит и чистит;
дырявит гранитные скалы, рушит высокие стены;
белила кладет на щеки, красными делает листья,
морщины на лбу проводит, забыть не дает: мы —
бренны.
Словно Давид с Голиафом, вступает поэт
в сраженье
со временем;6 выжидает, чтобы верней пронзило
врага оружие слова; всем сердцем жаждет
свершенья
подвига, что и Тесею свершить недостало бы силы.7
Победы над временем жаждет! Но есть ли место
для боя
подобного? Кто перед зверем свирепым
предстать решится
один, почти безоружный? Кто знает заклятье
такое,
250

Поля Кастилии
какого наш враг надменный, что дьявол креста,
устрашится?
Душа. Душа побеждает. В наш век, жестокий
и злобный,
золушкою голодной бродит, не зная покоя,
по белу свету, но только она одержать способна
победу над ангелом смерти и над забвенья
рекою.
Душа — словно мост. На опоры моста натыкаясь,
ярится
река, но, не в силах разрушить преграду,
стихает смиренно.
Так время проносит под сводом души свои воды
и мчится
к пустыне морской вместе с илом и тиной
и с грязною пеной.
Лишь только душа, Нарсисо, — и верный якорь
спасенья,
и меч беспощадно разящий, и щит безупречно
надежный,
она и весенняя роза холодной порой осенней,
и солнце над головою, и тень от листвы
придорожной.
Изрезали лоб морщины, и путь пред тобою —
крестный,
251

Антонио Мачадо
но стих твой, поэт, да будет всегда столь же юн,
как ныне.
На древе твоем старинном поет соловей те песни,
что вечно поет он влюбленным ночами
в цветущей долине.
Вента Карденас, 24 октября <1913>
CL. МОИ ПОЭТЫ
Монаха из Берсео назвать я первым вправе,
калику и поэта по имени Гонсало.1
Он шел на богомолье — забылся в разнотравье,
молва его согбенным над свитками писала.
Он пел Пречистой Деве хвалу и Доминику,
он Орию прославил, Лаврентия, Мильяна2
и бросил: не хуглар3 я, и то, что ляжет в книгу, —
одна святая правда без всякого обмана.
Стихи его простые и ласковы, и строги,
как вереницы зимних безлистых осокорей;
сохой по бурой пашне ведут сказанье строки,
а вдалеке синеют кастильские нагорья.
Он нам поведал байку о спящем пилигриме,
он с детства знал на память часовники и святцы
и передал былые предания своими
словами, что поныне сердечностью лучатся.
252

Поля Кастилии
СП. ДОНУ МИГЕЛЮ ДЕ УНАМУНО
На его книгу «Житие Дон Кихота
и Санчо»1
Он, донкихотствующий и нескладный,
он, дон Мигель, наш мощный баск,
примерил вычурные латы
и шлем — нелепый таз —
Ламанчца Доброго. И на своей химере
плетется дон Мигель, и шпорой золотой
безумье подгоняет — крепкий в вере,
неуязвимый клеветой.
Народу пастухов,
погонщиков, пройдох, ростовщиков
преподает он Рыцарства уроки,
и земляков бездушная душа,
чей сон он будит, палицей круша,
проснется, может быть, наступят сроки...
Он хочет, чтобы всадник выбрал путь
и думал, прежде чем в седло усесться;
так новый Гамлет чувствует у сердца
клинок кинжала, холодящий грудь.
Живет в нем дух породы крепкой, здравой,
чьи мысли рвались прочь от очагов
253

Антонио Мачадо
к сокровищам заморских берегов.
Он после смерти встретится со славой.
Он основатель, он душою всею
воззвал: — Есть Бог! Испанский дух, вперед!
Он добротой Лойолу превзойдет.2
В нем жив Христос, поправший фарисея.3
<1905>
CLII. ХУАНУ РАМОНУ ХИМЕНЕСУ
На его книгу «Грустные мелодии»1
Был месяц май, и ночь была
спокойная и голубая,
и полная луна плыла,
над кипарисами сияя.
Она зажгла фонтан огнями,
вода струею тонкой била,
и всхлипывала временами,
и только воду слышно было.
Но донеслись до слуха трели
невидимого соловья,
и ветер дунул еле-еле,
сломалась тонкая струя.
254

Поля Кастилии
Потом возник напев щемящий,
и сад его в себя вобрал:
за миртами, в зеленой чаще,
скрипач таинственный играл.
Любовь и молодость сплетали
в один напев тоску свою
и жаловались ветру, дали,
луне, воде и соловью.
«Фонтан — для сада, для фонтана —
одни несбыточные сны»,1 —
пел скорбный голос из тумана,
и то была душа весны.
Но голос смолк, и смолк упрек.
Рука смычок остановила.
Печаль теперь одна бродила
по саду вдоль и поперек.
И только воду слышно было.
<1903>

«Полное собрание стихотворений» (1936)
Антонио Мачадо.
Обложка.

Антонио Мачадо с женой Леонор.
Фотография. Сория. 30 июля 1909 г.

Берег реки Дуэро в окрестностях Сории.
Фотография.

Дом в Сеговии, в котором Антонио Мачадо жил
в 1920—1931 гг.
(ныне — Музей Антонио Мачадо).
Фотография.

Бюст Антонио Мачадо работы Эмилиано Барраля.
1922 г.
Фотография.

Антонио Мачадо в кафе.
Фотография. Мадрид. 1931 г.

Антонио Мачадо.
Фотография. 27 января 1939 г.

Посвященная памяти Антонио Мачадо
страница журнала «Интернациональная литература»
(1939. № 2).

Новые песни
^ff^

СЫН. ПРИДОРОЖНАЯ ОЛИВА
Памяти дона Кристобаля Торреса
I
Подобная дубам кастильским, ты
стоишь среди бескрайнего простора,
средь кордовских равнин и трав густых,
коня взрастивших для Кампеадора,2
и от своих сородичей вдали,
растущих по холмам на скудных склонах,
питомиц этой выжженной земли,
обилием плодов отягощенных, —
стоишь одна; хозяйская забота
тебе неведома, крестьянская рука
тебя не тронет, ты людьми забыта;
но здесь, над тропкою, у родника,
под синим небом, о, как ты красива,
могучая тенистая олива!
259

Антонио Мачадо
II
Как прежде дубравы на сумрачных склонах
в верховьях Дуэро я видел, счастливый,3
так нынче в полях андалусских зеленых
рад видеть прохладную тень от оливы.
Над светлой рекою,
над белой дорогой
ты даришь, олива, минуты покоя
паломнику, шедшему мимо,
поэту, старухе убогой;
на склоне холма, над ручьем, над равниной,
олива, да будешь ты вечно хранима
своей сероглазой богиней Афиной.4
ш
В полуденный час, когда солнце пылало,
небесную печь раскалив добела,
Деметре усталой5
ты тень и прохладу, олива, дала.
Да вспомнится ныне
тот день, когда — простолюдинка обличьем —
богиня с Олимпа спустилась к долине,
что станет впоследствии полем пшеничным,
когда возле стен Элевсина она
сидела в тени под оливой зеленой —
в убогой одежде, печали полна,
260

Новые песни
в разлуке с любимой своей Персефоной...
Сверкает лучами небесная сфера.
Да светит сегодня мне солнце Гомера.
IV
Пришла богиня к царскому дворцу,
божественную стать свою скрывая
под грубою одеждой, по лицу
катился пот, и только неземная
в глазах светилась красота; в смиренье
Деметра, словно женщина простая,
к Келею поступила в услуженье.
Жена царя, что правил Элевсином,
уже немолодая,
как раз в ту пору разрешилась сыном,
а так как было молока у Метаниры мало,
кормилицею Демофона
Деметра стала.
Заботой и любовью окруженный,
ребенок рос и набирался сил, —
так незаконный отпрыск Афродиты,
в пещере Иды матерью сокрытый,
на попеченье нимфам отдан был.6
v
Однажды вечером над жарким очагом
Деметра мальчика держала,
261

Антонио Мачадо
и тело смертного змеиным языком
огонь лизал, но он вреда нимало
не причинял ребенку. В этот миг
мать в спальню сына своего вбежала.
Пронзителен был Метаниры крик.
Она металась раненой волчицей,
и обливалась кровью, не слезой,
и матерью была, а не царицей.
На крик кричала: «О сыночек мой!»
VI
— Что, смертная, вопишь неугомонно?
Огонь ребенку не содеял зла.
То был огонь богов. — И Демофона
богиня снова на руки взяла. —
Деметра я, богиня урожая,
тебя вскормила молоком своим.
Как яблоко осеннее, сверкая,
ты креп. Ты рос, богинею храним.
Тебя воспитывала я доныне,
теперь же к матери земной ступай.
Но о своей кормилице-богине,
малыш, не забывай.
Здоровье я вложила в твое тело
и силу. Благодарен будь судьбе.
Еще скажу: огнем своим хотела
дать, Демофон, бессмертие тебе.
262

Новые песни
VII
Дала для созревания зерну
Деметра, мать прекрасной Прозерпины,
потоки вод апрельских и весну,
и солнце лета в небе ярко-синем.
А осенью пшеничными полями
прошла богиня с золотым серпом
и завалила все тока снопами;
потом повозки, полные зерном,
к амбарам рыжие волы везли,
сгибаясь под тяжелыми ярмами, —
и огненный закат в глазах несли.
Страда уже кончалась, проходила,
уже поля топорщились стерней,
но у земли не иссякала сила:
деревья за садовою стеной
полны плодов, и слаще, и нежнее
инжир становится, и копится вино
в мускатных гроздьях, и еще синеют
последние плоды в листве на сливах,
и с каждым днем темнее и темнее
оливки на раскидистых оливах.
Олива придорожная, плоды
твои впитали солнечные соки,
не выжмет маслобойня их; дрозды
263

Антонио Мачадо
к тебе слетятся и в ветвях высоких,
когда пустеют рощи и сады,
отыщут изобилье ягод сочных.
И пусть в твоей зеленой кроне ночью
при полнолунье, дерево богов,
и ярко, и бессонно светят очи
Афине посвященных мудрых сов.
Пусть скорбная богиня урожая
к тебе приходит в солнечные дни,
и пусть в твоей целительной тени
ее тоска по дочери стихает.
Пусть из твоих ветвей костер святой
она зажжет на поле над рекой,
которая в прибрежье превращает
долину нашу и мой дом качает,
словно корабль у пристани морской.
<1919—1920>
CLIV. ЗАРИСОВКИ
I
В ясном свете луны
горные хребты Баэсы1
из окна мне видны.
264

Новые песни
Несколько вершин:
Касорла, Макина, Аснайтин.2
Скалы серые —
псы сторожевые
спящей сьерры.
II
В блеске матовом листва;
над оливковою рощей
пролетает сова.
Там и тут, тут и там,
средь олив дома беленые
открываются глазам.
И над узкой дорогой,
что ведет из Убеды3 в Баэсу,
дуб чернеет далёко.
ш
Сова влетела
в окно собора —
пить захотела.
Из лампадки маслянистой
пьет пред Девою Пречистой.
Взгляд Святого Христофора
265

Антонио Мачадо
полон гневного укора:
богохульничает птица!
Но глаза Пречистой
светятся лучисто:
пусть жажда утолится!
IV
В блеске матовом листва;
над оливковою рощей
пролетает сова.
Легок ее лёт.
Пресвятой Марии
веточку несет!4
И в дальней стороне,
о земля баэсская,
пригрезишься ты мне.
v
Где Хосе Майрена,
там и песнь гитары,5 —
это непременно.
Он коня седлает,
за спиной — гитара,
это всякий знает.
266

Новые песни
Знают все: недаром
в путь пустились снова
всадник и гитара.
VI
Средь олив заметны
ослики, бредущие
с ворохами веток.
VII
Кордовские горы6 —
деревья земляничные,7
козьих троп узоры.
VIII
Кордовские равнины
воспеты в романсах старинных...
Гвадалквивир — средь полей и лугов.
Ржанье коней, мычанье быков.
IX
Белая дорога,
ряд олив над ней.
Высосало солнце
свежий цвет полей.
Даже образ твой
267

Антонио Мачадо
сушит суховей —
пыльная душа
этих скверных дней.
CLV. К ПРИМОРСКИМ ЗЕМЛЯМ
I
В патио — розы,1 в окне — решетка.
И ты за решеткой, красива, смугла.
Глаза тебе ночь синевой подвела.
Как птица в клетке, невесела,
кого ты ждешь у окна, красотка?
Между решеткой и розами ты
грезишь любовью устало?
Галантный разбойник, весь в черном и алом,
страсть, озаренная блеском кинжала,
твои занимают мечты.
Не встанет с гитарою подле окна
тот, кого ждешь ты. Ибо во тьме
исчезла Испания Мериме.2
Мимо окон твоих — тут ты выбрать вольна —
на партию виста к викарию
шагает нотариус,
спешит ростовщик к своему розарию.
268

Новые песни
Я, печальный, бреду, в седине голова,
но в сердце своем я скрываю льва.
и
Я иду по улице, красотка,
но и у меня есть свои розы,
свои розы и своя решетка.
ш
Трактир на пути моем,
в трактире идет пирушка.
И ты разносишь пьянчужкам
стаканы с красным вином.
Предлагают тебе пьянчуги
свои мужские услуги,
но от их приставаний жалких
ты уходишь шагом весталки.
А другие в грусти и в обиде
по алмазам глаз твоих вздыхают,
что глядят на них и их не видят.
По рукам твоим, что обнимают,
к сердцу жмут подносик оловянный,
на котором сгрудились стаканы.
Эй, хозяйка, глазом не коси!
Лучше мне стаканчик поднеси.
269

Антонио Мачадо
IV
К порту несется поезд,
вдыхает воздух морской,
глотает морскую горечь,
а море еще за горой.
В порт мы с тобой приедем,
и ты увидишь сама, —
как перламутровый веер,
над морем блестит луна.
Ах, Сакан3 японке
говорил одной:
там ты обмахнешься
белою луной,
белою луной,
синею волной.
v
Санлукар4 и берег моря,
и летняя ночь темна,
и слышится чья-то песня:
«Пока не взошла луна...»
Пока не взошла луна
из горьких морских глубин,

Новые песни
два слова хочу сказать
тебе один на один.
О, санлукарский берег!..
Апельсиновые сады...
И одинокая песня
у кромки горькой воды.
И голосу вторит волна.
«Нас никто не увидит,
пока не взойдет луна».
CLVI. ГАЛЕРЕИ ДУШИ1
I
На фоне лазурного неба —
иссиня-черные птицы,
и вот на озябший тополь
крикливая стайка садится.
Притихшие птицы на ветках —
средь снега равнины холодной —
словно черные ноты
в февральской тетради нотной.
и
Гора на фоне синевы, река,
высоких тополей прямые стрелы;
271

Антонио Мачадо
миндаль в цвету, и на одном цветке
узором — бабочка, а на ветвях — снег белый.
И ветер горько-сладкий аромат
разносит над землею охладелой.
ш
Серо-свинцовые тучи.
Змеи молний. Гроза.
Хмурится мама, а мальчик
смотрит во все глаза.
Ветер. Балконы закрыты.
В комнате полутемно.
Белые зерна града
стучат и стучат в окно...
IV
Балкон и радуга.
Семь разноцветных струн
дрожат на лире солнечной, сверкая.
И семь фонтанных многоцветных струй —
вода и свет!
Щеглов беспечных стая.
На башне аисты.
На площади дождем
омыты миртов и акаций кроны.
Кто сотворил и стайку юных дев
на площади, и воздух, напоенный
272

Новые песни
и свежестью и смехом, и — хвала! —
златое древо в сини небосклона?
v
Средь красно-бурых скал бегущий поезд
заглатывает полотно стальное.
Сверкают и дрожат вагонов окна,
и отражение таят двойное
за стеклами... неясный контур...
Кто сердце времени пронзил иглою?
VI
Кто сотворил для сладостной мечты
средь серых скал, нависших над долиной,
и золотистый дрок,
и цвет лазурный розмарина?
Сиреневые горы и шафран
заката — кто всё это
нарисовал? И пасеку, и скит,
и над рекой обрыв, и пятна света,
что среди скал играют на волнах,
и зелень легкую полей и пастбищ дальних,
всё-всё, и землю в бело-розовом цвету
вокруг дерев миндальных?!
VII
А лира Пифагорова еще
дрожит в безмолвии,2 та радуга небес,
273

Ашпонио Мачадо
тот свет лазурный, что — на удивленье —
в моем стереоскопе не исчез.
Зола от Гераклитова огня3
запорошила мне глаза, они сейчас незрячи.
И мир вокруг меня и надо мной
безмолвен, слеп, пустынен и прозрачен.
CLVII. ЛУНА, ТЕНЬ И ШУТ
I
За окном — луна искрится,
купола и черепица;
в спальне — белая стена,
на которую ложится
тень моя, и мне всё мнится,
будто старится она.
Пусть прервется серенада.
Омрачать ее не надо
беспокойною тоской
грузных лет на ржавом фоне
лунной жести. На балконе
ты, Лусила,1 дверь закрой.
Тень на стенке: горб и брюхо.
Чу! Доносится до слуха:
274

Новые песни
— Я шафранной бородой
разукрасил очень мило
эту маску. —
Да, Лусила,
на балконе дверь закрой.
CLVIII. ПЕСНИ ГОРНОЙ ЗЕМЛИ
I
По горным кручам...
И резкий ветер,
и снег, и тучи.
И мимо сосен...
Крупою снежной
тропу заносит.
И ветер лютый...
В горах сорийских —
снег да безлюдье.
н
Монкайо и Урбион.1
К заходящему солнцу
взор аистов устремлен.
275

Антонио Мачадо
III
Сердце дверь распахнуло,
давно закрытую мной,
души моей галерею
вновь свет заливает дневной.
И вновь расцветает акация
на площади, средь камней,
и вновь романс о влюбленных
фонтан напевает мне.
IV
Темнеет дубрава,
скалы теснятся.
Солнце к закату —
реке просыпаться.
Далекие горы
от края до края!
Слышна в полумгле
вода лишь речная.
Луна-великанша
над полем вдали
восходит. И больше
луны, чем земли!
276

Новые песни
V
Сория гор голубых,2
пустынных ЛИЛОВЫХ склонов,
сколь часто ты грезилась мне
в этой долине зеленой,
где средь садов апельсиних
Гвадалквивир течет
к морю, к безбрежной сини!
VI
О земля высокогорья,
сколько раз ты, Боже правый,
апельсиновые рощи
закрывала мне дубравой!
На лазурном фоне —
Урбион в Кастилии,
Монкайо в Арагоне.
VII
От Кордовы, от Севильи,
где взор различает мой
белый далекий парус
над речною волной,
от равнины зеленой,
от берегов морских,
277

Лнтонио Мачадо
пеной покрытых соленой, —
к верховьям Дуэро снова
сердце спешит возвратиться.
Высокогорная Сория!
Небес и земли граница!
Земля, где не встретишь людей.
Земля, где Дуэро рождается, —
навеки стала твоей!3
VIII
Издалека,
в тиши вечерней,
бежит река.
...Под звездным небом
с горы Эспино
воды бегущей
грусть неизбывна!
И лишь одна
в долине тихой
река слышна.
IX
Старый скит забытый —
у подножья горного.
И окно открыто.
278

Новые песни
Крыша черепичная
травами увита.
Реки, что стекают
с гор Гуадаррамы,4
белизной сверкают.
Тополя без кроны —
мартовские лиры,
в небо устремленные!
X. НОЧНАЯ РАДУГА
Рамону дель Валье-Инклану-
По Гуадарраме к Мадриду
поезд идет ночной.
Сквозь тучи луна сверкает
апрельскою белизной.
Радуга, сотворенная
недавним дождем и луной!
У матери на коленях
ребенок уснул. И во сне
видеть он продолжает,
что видел в вагонном окне:
бабочек золотистых,
деревья в закатном огне.
279

Антонио Мачадо
А мать его, в полудреме,
еще с напряженным лицом,
видит очаг остывший
и паутину на нем.
Сидящий напротив попутчик
печальною думой объят,
он смотрит на всех и не видит —
глубок и незряч его взгляд.
.. .Мне видятся горы иные,
и поле под снегом, и сад...
Господь, в наши души глядящий,
глаза нам открывший, ответь:
всем ли позволено будет
лик Твой узреть?6
<1916>
CLIX. ПЕСНИ
I
Под зацветающей сьеррой
море о камни дробится.
Пчелы летают — ив сотах
искрятся соли крупицы.
280

Новые песни
II
Черные волны, пенные клочья.
Запах жасмина и моря.
Малага1 ночью.
ш
Ну вот и весна к нам явилась.
Кто знает: как это случилось?
IV
Новой весны появленье
и ежевики цветущей
белое благословенье.
v
Тихой и ясной мартовской ночью
месяц взошел,
кругл и тяжел.
Он точно соты, полные света,
в рое сверкающих пчел.
VI
Кастильская луна.
И в песне между строк
утайка есть одна.
Лишь в доме все уснут —
я буду у окна.
281

Антонио Мачадо
VII
Песню ветра поют счастливый
тополек, распушивший листья, —
и глядящая в речку ива.
Бурый дуб, напоенный силой,
песню жизни поет под ветром, —
и цветок, никому не милый.
Все в росе поют на рассвете:
яблонь — белые, абрикосов —
бледно-розовые соцветья.
И бобов в цветочных накрапах
уносимый рассветным ветром
зыбкий запах.
VIII
Фонтан под ветвями
акаций в цвету
на площади. Вечер
унял духоту.
И щелк соловьиный
в прохладной тиши.
Вот час сокровенный,
любимец души.

Новые песни
IX
Таверны белизна
и странника жилье,
где тень моя видна.
х
Римские акведуки —
поется в нашем краю —
прочностью не превосходят
любовь мою и твою.
XI
Поймешь любовных слов значенье,
когда от них отнимешь
немного преувеличенья.
хи
В церкви Сан-Доминго
бьют в колокола.2
Хоть меня безбожником
паства нарекла,
помолюсь... с тобою.
Набожность нашла!
хш
Праздник, флейта с барабаном.
На зеленый луг
283

Антонио Мачадо
с посошком зеленым входит
в хоровод пастух.
Чтобы с ней потанцевать,
я спустился с гор высоких;
в горы я вернусь опять.
На деревьях сада
дни и ночи напролет
соловей то солнцу,
то луне поет.
Он охрип, а всё поет:
в этот сад за розой алой
девушка придет.
Каменный фонтан в дубраве
под листвой стоит густой,
и вода в кувшин струится,
а кувшин всегда пустой.
Лишь взойдет луна,
в ту дубраву тихо
проскользнет она.

Новые песни
XIV
С тобой мы — в Валансадеро,
где праздник святого Хуана,3
а завтра я в пампу отправлюсь
через простор океана.
Да сохранит меня Бог,
чтобы вернуться я смог.
Завтра я стану памперо,4
но сердце останется здесь,
у побережий Дуэро.
XV
Пойте, девушки, хором,
ведя хоровод:
«Зелен луг, и апрель
поплясать к нам идет.
В молодом дубняке,
в лозняке возле вод
в башмачках серебристых
его видел народ.
Зелен луг, и апрель
поплясать к нам идет».
<1916>
285

Ашпонио Мачадо
CLX. ПЕСНИ ВЕРХОВЬЕВ ДУЭРО
Девичьи песни
I
Мой любимый — мельник;
на берегу речном,
среди зеленых сосен —
мельница и дом.
Под вечер опять
на берег Дуэро
я выйду погулять.
и
По земле сорийской
мой пастух идет.
Стать бы мне дубравой
возле быстрых вод.
Полуденной порой
его бы укрывала
я своей листвой.
ш
Мой любимый — пасечник;
когда луга цветут,
над пасекою пчелы
жужжат, кружат, снуют.
286

Новые песни
Мой суженый, весною
на пасеке я стану
хозяйкой молодою.
IV
На лазурном фоне —
в горах сорийских снег,
там деревья рубит
любимый дровосек.
Мне б орлицей стать —
его из поднебесья
смогла бы увидать.
v
Любимый мой — садовник,
и его сады —
на земле сорийской,
у речной воды.
Хорош на мне наряд!
Садовницей-красавицей
войду в цветущий сад.
VI
На берегу Дуэро,
красавицы-девицы,
словно маки красные,
будем мы кружиться.
287

Антонио Мачадо
Э-эй, всё быстрей!
Тамбурин и флейта,
звучите веселей!
<1916>
CLXI. ПРИТЧИ И ПЕСНИ
Хосе Ортеге-и-Гассету
1
Глазом зовется глаз
не потому, что мы его видим,
а потому, что он видит нас.2
2
Для диалога нужно:
сначала спрашивать,
затем... слушать.
з
Твой нарциссизм, дружок,
порок из наихудших,
и — древнейший порок.
288

Новые песни
4
Глядя в свое отраженье,
ты другого найти бы смог?
5
Между жизнью и сном
есть еще нечто третье.
О чем идет речь, о чем?
6
Равнодушно мимо зеркал
стал проходить Нарцисс —
он сам уже зеркалом стал.
7
Новый век? И доныне
в той же кузнице огнь пылает?
И доныне река протекает
по тому же руслу в долине?
8
Сегодня — всегда доныне.3
9
Апрельское солнце! Мое окно
настежь сегодня растворено.
289

Антонио Мачадо
Воды журчанье издалека.
Разбужена ветром вечерним река.
ю
Из старинного особняка,
когда час молитвы настал,
чей-то голос чуть слышен;
неподвижен аист на крыше;
всё звучней песнь воды среди скал.
11
Я слышу: вода мне поет о том,
что снова она пленена;
да, это так, но поет она
в сердце моем живом.
12
Кто по звучанью воды поймет:
течет ли она по саду,
в долине иль с горных высот?
13
Ощутил я в саду зеленом:
листья мелиссы4
пахнут созревшим лимоном.
290

Новые песни
14
Не вычерчивай профиль свой,
и анфас не рисуй себя —
сделать это должен другой.
15
Рядом с собой найдешь
всегда кого-то иного,
кто на тебя не похож.
16
Если сад весенний цветет —
летите к цветам,
не сосите мед.
17
Отрешенный от жизни других,
я понял многие истины,
но истины не было в них.
18
Прекрасны вода и жажда,
прекрасны пламень и лед,
и мед расцветающей розы,
и поля отцветшего мед.
291

Ашпонио Мачадо
19
Недалеко от дороги
родник прозрачный струится.
И рядом кувшин — ничей
и всех, кто хочет напиться.
20
Попробуй-ка отгадай:
что означают
родник, кувшин и вода?
21
Но видеть случалось мне не однажды,
как люди пьют из болота и лужи.
...Свои капризы у жажды.
22
Правило помни простое:
Quod elixum est ne asato.5 —
Что сварено, жарить не стоит.
23
Поет, поет и поет
в клетке несчастный сверчок,
славя свой огород.
292

Новые песни
24
Сделать дело умело —
важнее,
чем сделать дело.
25
Но всё же...
— Ну конечно, всё же, —
говорила улитка борзой, —
быстрые ноги всего дороже.
26
«Им неведом в их рвении страх!» —
думала вечером лужа
о комарах.
27
— О череп пустой из могилы сырой!
Целый мир ты в себя вмещал,
а теперь ты лишь череп пустой! —
так новый Пандольфо сказал.6
28
Певцы, вам совет благой:
пусть овации слышит
кто-то другой.
293

Антонио Мачадо
29
Певцы, вы проснуться должны:
кончилось время отзвуков,
уже голоса живые слышны.
30
Дисгармонии в мире не отыскать;
под любую дудку
можно плясать.
31
Знать чемпиону всего важней:
вчера — на вершине славы,
завтра — на самом дне.
32
Боксер-забияка, с порывистым ветром
ты состязаться мог бы вполне!
33
Но всё же...
Ах, это «всё же»!
Всегда отыщется идол,
не раз получавший по роже.
294

Новые песни
34
О rinnovarsi о per ire...— *«7
скверно звучит для слуха для моего.
Navigare é necessario...**<8
Жить, чтобы видеть, — лучше всего!
35
Еще один ноль — вот спасибо! —
созрел, чтоб доктрину создать:
бессмысленно делать что-либо,
но также и рассуждать.9
36
Поэт ищет снова и снова
не «я», что в основе всего,
но «ты», что всего основа.10
37
Мудрец поучал: — Забвенье
старо как мир, без сомненья;
еще до Рамзеса11 оно
в могиле забытой погребено.
* Или обновиться, или погибнуть... (ми.)
* Необходимо плыть... (ит.)
295

Антонио Мачадо
38
Мудрец не ведал в гордыне:
сегодня — всегда доныне.
39
Пусть ближний зеркалом станет твоим,
но не затем, чтоб поправить прическу
или примерить наряд перед ним.
40
Ближнего возлюби
и помни, глядя в глаза его:
глазами зовутся они оттого,
что видят глаза твои.
41
— Начинаете песню всё ту же?
— Ну что ж, навострите уши!12
42
Христос говорил: ближнего своего
возлюби, как себя самого,13
но не забудь: он — другой.
296

Новые песни
43
Другую истину скажу:
ищи такое «ты», что не было твоим
и никогда не будет им.
44
Поэт, будь к себе строг;
безмолвствует мир и шумит,
а говорит только Бог.14
45
Всё оставлять другим?
Мальчик, наполни кувшин,
он тут же станет пустым.
46
Если вымысла мало,
преданье придумано плохо
и правда правдой не стала.
47
Работая над развязкой,
не забывай, драматург:
в истоке театра — маска.
297

Антонио Мачадо
48
Для мошенника худшее наказание:
если он забывает
свое дьявольское призвание.
49
Половину ты правды сказал?
Скажи половину другую,
и скажут: ты дважды солгал.
50
О тебе эта песнь моя?
Друг мой, в песне моей —
«ты» это «я».
51
Вспомни, воду в стакан наливая:
лишь тогда перельется она через край,
когда будет он полон до края.
52
Сердца моего мгновения:
мгновение надежды,
мгновение смятения.
298

Новые песни
53
Сон отделяет от бдения
то, что важнее всего —
пробуждение.
54
Голос фальшивит твой?
Виновата не песня —
сердце тому виной.
55
Уже создавалось учение:
cogito ergo non sum!*-,5
К преувеличеньям влечение!
56
— Какой дорогой пойдем? —
цыган цыгана спросил.
— Конечно, кривым путем.16
57
Одному, коль отчаялся, помогает,
если кто-то его отругает,
* я мыслю, следовательно, не существую! {лат.)
299

Антонио Мачадо
а другому надо сказать:
— Вера нынче в моде опять.
58
Огонь в очаге погас.
Я стал ворошить золу
и руку обжег тотчас.
59
Кому-нибудь да утеха:
мужчина такой солидный,
а лопнул от смеха!
60
Используй любые руки:
пусть злой заостряет стрелы,
а добрый сгибает луки.
61
Сен Тоб17 дал хороший совет:
должно выкрасить волосы,
если ты уже сед.
62
Дать работу ветру решил —
и к дереву ниткой суровой
он сухие листья пришил.
300

Новые песни
63
На перекрестке его раздумий
ветра четырех сторон света,
не затихая, дули.
64
Кто сновидений нити
держит в своих руках?
Их двое: это надежда
и злокозненный страх.
Кто же быстрее смотает
клубок сновидческий свой:
он — клубок черных нитей,
она — клубок золотой?
И нить они нам вручают,
незримые, в час ночной.
65
— Мальву сажай, —
сказал Пифагор, —
но плодов ее не съедай.
— Благоухай, как сандал
под ударами топора, —
Будда (а позже Христос) сказал.
301

Аптонио Мачадо
Неплохо подчас вспоминать
древние изреченья
да вновь и вновь повторять.
66
Мы не должны забывать:
одинокое сердце
сердцем нельзя назвать.
67
Пчелам, а также певцам,
должно лететь не к меду — к цветам.1
68
Не равняй, как глупец иной,
ценность вещи с ее ценой.19
69
Сам себя он во сне увидал...
Настоящий охотник
и во сне — в засаде всегда.
70
Он охотится сам за собой —
за тем, кто даже в лазурные дни
не желает расстаться с тоской.

Новые песни
71
Порою для понимания строк
и вдоль их читайте,
и поперек.20
72
Беда небольшая,
что в стольких руках побывала монета:
она — золотая.21
73
В руководстве, как правильно есть,
первая фраза:
Не следует ложку и вилку брать
разом.
74
Сеньор святой Иероним,
прошу вас, сжальтесь надо мной
и поскорее встаньте с камня:22
я сплющен тяжестью двойной.
75
Говорил цыгану цыган:
— Коль средней дорогой идти,
303

Антонио Мачадо
то туда, куда шел, не придешь,
а только собьешься с пути.23
76
Слушай язык родной;
он, поэт,
поведет тебя за собой.
77
Щеку подперев рукой,
Тартарен из Кенигсберга
стал философдв главой!24
78
На золотой монете
гравируйте лиру и лук, —
не на браслете.
79
Не отыскивай в старых романсах
то, поэт, что тебе неизвестно.
Если ищешь суть языка —
то прислушайся к детским песням.
В них мелодия слов важнее,
путь их в наше сегодня длинен,
304

Новые песни
в их напевах расслышать можно
то вчера, что всегда доныне.
80
О концепциях трудно что-либо сказать;
могут похлебкой вскипать на огне,
могут пустыми орехами стать.25
81
Жить неплохо,
неплохо и сном забыться,
но, мама, лучше всего:
пробудиться.26
82
Пусть прервет твой утренний сон
не солнечный свет —
колокольный звон.27
83
Как все-таки славно!
В глухом захолустье,
где любят поведать
о днях былых с грустью,
на западе крайнем
Европы — есть кто-то,
305

Антонио Мачадо
кто слышит о мире
о новом с охотой:
на свалку швырнули,
отнюдь не рыдая,
корону Вильгельма,
башку Николая.28
Баэса, 1919
84
Рядом с воском я мягок
и тверд средь камней.
Горе мне!
85
Правда — твоя? Есть Правда одна,
и пойдем искать ее вместе с тобой.
А твоя? При тебе пусть пребудет она.
86
Когда я один — то насколько
един со своими друзьями!
Но встретиться нам случится —
пропасть лежит меж нами.29

Новые песни
87
Ты свой долгий путь начинаешь
там, в Касорле, Гвадалквивир,
здесь, в Санлукаре, умираешь.30
Твой источник с прозрачной водой!
Как захлебывался ты смехом
средь камней, под зеленой сосной!
Твой исток вспоминаю всегда я.
Ну а ты о нем грезишь ли ныне —
мутный, в мутное море впадая?
88
Барочный ум представляет
пламя в виде спирали —
и сам себя прославляет.31
89
Но всё же...
Ах, это «всё же».
В театральный костер всегда
и подлинный уголь положен.
307

Антонио Мачадо
90
Базилик, лаванда, шалфей, —
неужели они стыдятся
аромата листвы своей?
91
Обновление? Час настал.
— Только сверху! Да, только сверху!32 —
дереву столб сказал.
92
Древо молвило: — Берегись топора.
Столб в ответ: — Тебя подстригают, и только,
а с меня ободрана даже кора.
93
Что есть истина?33 Может, река?
Она непрерывно течет
и лодку вместе с гребцом
мимо нас, как волну, пронесет.
Или это сон моряка,
где всегда и якорь, и порт?
94
Мой стариковский вам совет таков:
не слушайте советы стариков.

Новые песни
95
Но если совет
можно исповедью назвать,
им негоже пренебрегать.
96
Сок весенний стволы наполняет.
Пусть никто
о том не узнает.
97
Пусть никто ствол живой
превратить не надумает
в столб сухой.
98
Поэт, ты предрекал нам:
— Завтра заговорят немые:
сердце и камень.34
99
Что такое искусство?
Игра,
что подобна жизни самой,
что подобна огню костра.
Воспылает пламень живой.
309

Антонио Мачадо
CLXII. ВИНЬЕТКА
Великому иберийцу Мигелю де Унамуно,
благодаря которому современная Испания
возвышена в мире1
ГЛАЗА
I
Над гробом своей любимой2
решил он — в память о ней, —
закрывшись в дому, нелюдимо
жить до скончания дней.3
И зеркало, ей дорогое,
что злато скупец, он хранил,
стремясь воскресить в нем былое,
когда столь счастливым он был.
Ток времени в доме застыл.
и
Но год миновал, и однажды
спросил он себя: какими
глаза ее были? Зелеными?
Серыми? Голубыми?
ш
На улицу вышел, печальней
любого вдовца на свете,
310

Новые песни
и вдруг — за стеклом балкона,
в неярком вечернем свете,
чьи-то глаза сверкнули.
Свой взор он потупил... Как эти!
<1923>
CLXIII. ПУТЕШЕСТВИЕ
— Милая, уходим в океан.
— Если не возьмешь меня с собою,
я тебя забуду, капитан.1 —
Капитан на мостике уснул,
на руки поник он головою,
и во сне послышалось ему:
— Если не возьмешь меня с собою!.. —
Возвратился из далеких стран,
не один — с зеленым попугаем.
— .. .Я тебя забуду, капитан!.. —
И опять уплыл за океан
со своим зеленым попугаем.
— Я тебя забыла, капитан!
311

Антонио Мачадо
CLXIV. ВАРИАЦИИ НА ТЕМЫ РОНСАРА
И ДРУГИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
При посылке портрета прекрасной даме,
приславшей поэту свой портрет1
I
Примите мой портрет... Запавший рот,
уже не жаждущий, почти не зрячи
глаза (а это, несомненно, значит:
носить очки давно настал черед),
в морщинах лоб и борода седа.
Услышьте слово старого поэта:
за драгоценность стершейся монетой
платить не соглашусь я никогда.
Что ждете от меня? На склоне дней
скажу вам: в юности любовь не знает
пощады и Амур стрелой пронзает
сердца любого лучника верней.
Не лучше ли зарю весны восславить,
к ней, крылья распахнув, полет направить?
и
Вам шлю портрет в смущении немалом...
Цветок, давно увядший средь ветвей,
312

Новые песни
плод сморщенный, созревший много дней
назад на древе жизни изветшалом.
То древо приросло к суровым скалам
корнями и цвело среди камней,
и плод, рожденный осенью моей,
устам усладу не подарит алым.
Вас разочаровал портрет, сеньора?
Но к моему прислушайтесь совету:
не хмурьте лба, не потупляйте взора,
а улыбнитесь солнечному свету.
Возьмите лук со стрелами. Весна!
Рассвет: пора очнуться ото сна.
ш
Но вы любить желаете поэта?
Он не в портрете, а в стихах — живой.
Правдиво был воссоздан образ мой.
Вы жаждете иного силуэта?
Меня ищите — в проблесках рассвета,
в глубинах рек с таинственной водой,
в набатном хрипе сумрачной порой,
в безмолвии, в скиту анахорета.
Я вами должен быть презрен — такой,
какой я есть сейчас. Меня должны вы
представить прежним — грезящим, счастливым.
313

Антонио Мачадо
Создайте мой портрет своей рукой.
И в мудром вашем зеркале — забвенье
и свет — как ваше появлюсь творенье.2
ТАК СНИЛОСЬ МНЕ...
Сей путник — всех дорог земных начало.3
На берегу морском он отдыхал,
дыханье гор в низину долетало,
и свежим сеном луг благоухал,
и путник прикрывал глаза устало,
смиряя сердце, терпеливо ждал,
чтобы душа в потемках прозревала
и вырастал поэзии кристалл.
Так снилось мне... О время, что всевластно
влечет нас к смерти иль течет напрасно;
о сновидение — посланник рая!
Я видел: человек раскрыл ладонь
и уголь жизни вспыхнул в ней, сверкая, —
тот Гераклитов, первых дней, огонь.4
ЛЮБОВЬ И СЬЕРРА
Он ехал каменистым перевалом.
Серели глыбы, ночь была глухая,
и слышал он, как буря, громыхая,
свинцовым шаром катится по скалам.
314

Новые песни
Вдруг на краю обрыва, под сосною,
полосонуло молнией потемки —
и на дыбы встал конь. У самой кромки
он осадил его над крутизною.
И увидал на молнию похожий
зубчатый гребень сьерры нелюдимой
и в недрах туч, разодранных и алых,
гряду вершин. И лик увидел Божий?
Он увидал лицо своей любимой.
И крикнул: — Умереть на этих скалах!
ПИО БАРОХА5
В Мадриде, Лондоне, Женеве, Риме
он, странник, видит всё одно и то же:
личины, что неразличимо схожи,
и taedium vitae* прячется под ними.
Мир для него — путь бесконечно длинный;
идет он, наклоняясь над землею,
соединяя руки за спиною;
вокруг — одни пустыни да руины.
Прошедший век Бароху озаряет
огнем надежд и страсти молодой,
огнем войны век новый опаляет
* отвращение к жизни (лат.)
315

Антонио Мачадо
и осыпает голову золой.
Он видит: лист последний увядает
на розе романтизма золотой.
АСОРИН6
Багрянец нивы огненного жита,
в бобовом поле дух цветочной пыли,
Ла-Манчу, где шафраном даль покрыта,
он чтил равно с красой французских лилий.
Как он вместил подобное несходство —
так ясность и уныние несхожи.
Как сдержанность и холод благородства
не выдали смятения и дрожи?
Ему чужды и сумрачные норы
пещер, и дебри чащи нелюдимой,
но там, где светом озарило горы,
где кряж, как будто пенный вал гонимый,
где тишь селений и равнин просторы,
он — словно башня в синеве родимой!
РАМОН ПЕРЕС ДЕ АЙЯЛА7
Что помнится... Рискну своим пером
создать его портрет. Лицо худое,
в широкой шляпе, и большим узлом
завязан галстук... И скажу другое:
316

Новые песни
в движеньях быстр; наследник, старший сын;
он Оксфорда студент иль Саламанки;8
по молодости дерзок; дворянин,
из родовитых, — видно по осанке.
Поэт, паломник, он прошел тропой,
что в астурийское ведет селенье;9
дал ритм его стихам морской прибой,
он ученик Гомера, без сомненья.
В путь добрый! Пусть творит, сил не жалея, —
испанская его ждет «Одиссея».
ЧЕСТВОВАНИЕ ГРАНМОНТАНЯ10
Стихотворение, прочитанное
в мадридском Доме Сеговии
I
Об этом все говорят:
в поисках лучшей Испании
несколько лет назад
сказал Гранмонтань «до свидания»
отчизне своей.
Но как угадать верней,
где его начинались скитания?
На Пиренейских склонах?
В верховьях Дуэро горных?
317

Антонио Мачадо
На Бургосской сьерры отрогах?
Не знаю. Но вижу: черных
быков на лугах зеленых,
среди золотистого дрока —
овец, рядом — бор сосновый,
а выше, на сьерре суровой, —
юношу. Он мечтал,
и вместо серых скал
он видел снова и снова
бескрайнего океана
небесно-синие воды
и среди них пароходы,
плывущие к дальним странам.
II
Гранмонтань попрощался
со своими и вскоре
на борт судна поднялся,
уходящего в море.
И всё новые дали
открывались пред ним,
ночью звезды сверкали
над простором морским.
Над лаплатской водою1 ]
ждал его Вавилон.12
Взял словарь он с собою,

Новые песни
и всегда верил он,
что лингвистом рожден.
Среди стен городских
и в просторах степных13
начал собственную конкисту.14
Гранмонтаню-хронисту
хлеб, что он добывал,
доставался с великим трудом,
но ночами, под звездным огнем,
свой прекрасный испанский он шлифовал.
И равнина морская,
и земные равнины,
без конца и без края,
под его воскресали пером,
в его прозе — и ветер,
и печаль Аргентины,
и широкий — каких нет нигде в Старом Свете —
окоем.
Ныне от Кордильерских гор,
от земли испано-американской,
через простор
океанский
он донес до отчего крова
первозданную веру в слово,
что утратил язык испанский.
319

Антонио Мачадо
III
Разноязыкая наша страна
на сорок девять провинций разделена,
а Мадрид — волнолом Испании.15
Мы, собравшись в прекрасном старинном
здании,
среди тех, кто цену и слову и хлебу воистину
знает,
кто не носит ливреи, кто пашет, поет и страдает,
в честь Гранмонтаня поднимем бокалы сегодня.
Вы — на индейской земле наш посол
благородный,
«ayant pour tout laquais votre ombre seulement»*'16 —
добрый вам путь. Да осеняет рука вас Господня,
море да явит вам милость свою, капитан.17
<1921>
ДОНУ РЛМОНУ
ДЕЛЬ ВАЛЬЕ-ИНКЛАНУ18
Мне снилось, дон Рамон: тропой кремнистой
на брег я вышел мрачный Ахерона;19
бурлили воды, воздух стлался мглистый,
а ты предстал мне в образе Харона.20
* «кому своя же тень в лакеи отдана» (фр.; перевод
В. Петрова)
320

Новые песни
Седая борода — потоком млечным.
(И кто сказал, что ты — с одной рукою?)2
Языческого мифа старцем вечным
в челне ты возвышался над рекою.
Велел мне: говори. Пропеть осанну
мне твоему хотелось Дон Жуану,22
но я произнести не мог ни слова.
Позволь сейчас, на берегу рассвета,
я расплачусь, речь обретая снова,
за перевоз монетою сонета.
СКУЛЬПТОРУ ЭМИЛИАНО БАРРАЛЮ23
Ты оживлял, творец,
в прожилках красных камень.
Словно холодный пламень
твой высекал резец.
То, что «испанским» звать
уже вошло в обычай:
печальную печать
небрежного величья —
ты вырезал резцом
в холодном твердом камне.
Твоей покорный власти,
он стал моим лицом.
И ты, художник, дал мне
глаза... Я был бы счастлив
321

Антонио Мачадо
смотреть, пока я жив,
незрячими глазами,
какими смотрит камень,
их навсегда открыв.
<1922>
ПОЭТУ ХУЛИО КАСТРО
На западе нашей Европы,
в Испании, лире из камня и солнца
подобной,24 средь горных отрогов,
где к дальнему морю река полноводная льется/
над ширью равнинной,
к стихам возвращаюсь твоим постоянно
и вновь вспоминаю, как в детстве мечтал я
стать волн пастухом или звезд капитаном.
Ты стал моряком, я лишь грезил. Но море
к себе в равной мере влечет нас с тобою.
Я в ритме стиха твоего слышу ясно
удары морского прибоя,
он будит во мне мои грезы былые,
он дарит сокровища мне всего света.
Твой стих — словно парус,
что ветром наполнен и солнечным светом;
звучит в нем тритона ракушка витая,
бурлит в нем вода, где резвятся дельфины.
Сирены зазывно поют. Освещают
огни маяков горный берег пустынный.
322

Новые песни
И — в порт возвращенье. Причалы и молы.
Твой стих говорит то, что море скрывает,
о чем рассказать лишь река и могла бы,
когда берег в устье она затопляет.
Нет, ты не на суше моряк,26 милый Кастро.
Опять на корабль — ив открытое море.
И стих твой — компас, его стрелка — на север,
где шторм предвещают багровые зори.
Господь да хранит твое судно и строки!
Твое вдохновенье — ветров дуновенье.
И пусть твое судно одержит победу
над морем, а строки твои — над забвеньем.
<1932>
В ПОЕЗДЕ
Цветок наперстянки27
Молодым поэтам,
что навестили меня в Сеговии28
и тем самым оказали мне честь
Памятный мне санаторий в горах
Гуадаррамы,29 где с камня на камень
прыгают козы, — неведом им страх,
где возвышаются над облаками
скалы, сверкая в закатных лучах.
Ныне широкий балкон твой открыт
ветру весны ослепительной, ранней,
323

Антонио Мачадо
и, чистый воздух вдыхая, лежит
туберкулезник на жестком топчане?
О санаторий в горах!..
По стальным
рельсам торопко, неугомонно
поезд бежит пассажирский; над ним
то зелень сосен, то синь небосклона;
вот огибает утесы седые,
вот над расщелиной мчится глубокой.
Горы твои вековые,
сьерра, знакомы мне каждою складкой.
Я узнаю ветки желтого дрока,
запах лаванды и терпкий, и сладкий,
куст розмарина в цветенье, колючий
цепкий кустарник, ущелья, провалы,
склоны зеленые, темные кручи,
солнцем слепящие голые скалы.
Но, доктора, извините, — в окно
глядя на горы, я думаю ныне
о чудодейственной той медицине,
знанье которой народу дано.
Ведь из цветков наперстянки отваром
поят в деревне больного недаром.
Может лечить и вода ключевая...
Над санаторием горным, сверкая
радужно, встала заря молодая;
324

Новые песни
белый туман
вниз по оврагу клоками сползает,
брызнув росой на ладони полян,
или в лазури небес исчезает;
вот старый врач начинает обход,
смотрит на графики температуры,
видит кровавые пятна и, хмурый,
слышит, как смерть по больнице идет;
но пусть услышат, сжимая платок
со сгустком крови, с мокротой, больные
из-за горы паровоза свисток,
звуки весеннего дня зазывные.
Там, вдалеке, уже виден Мадрид.
И по равнине зеленой
мчит паровоз всё быстрей и гудит;
воздух, разорванный в клочья, летит
мимо вагона.
И промелькнет возле окон порой
бабочка пестрою тенью,
или возникнет дубок молодой
в желто-зеленом цветенье.
Длинной цепочкой бегут тополя,
речка в полях серебрится.
И далеко позади та земля,
где в горной выси больница...
325

Антонио Мачадо
СВАДЬБА ФРАНСИСКО РОМЕРО30
К тому, что сказал святой Павел,31
для молодоженов счастливых
добавлю: цветут уже всюду
и розмарины, и сливы,
а певчие птицы бесспорно —
ученики соловья в полной мере.
Споемте «Gaudeamus!»*32
на свадьбе Франсиско Ромеро.
И — fortunati ambo!**»33
Отныне вы стали семьею.
Вдвоем утоляйте жажду
чистой водой ключевою;
из платяного шкафа
одежду вдвоем доставайте
и — перед вечности ликом —
мгновения счастья познайте.
Да будет любовь вам опорой34
(стих андалусский этот, прошу вас, не забывайте).
Да будут хлеб на столе
и солнце в безоблачной сини!
Цветущей долиной да станет
земля вам отныне!
* «Будем радоваться!» (лат.)
** будьте счастливы оба! (лат.)
326

Новые песни
АНДАЛУССКИЕ ПЕСНИ
МЕКСИКАНСКОМУ ПОЭТУ
I
В стихах Икасы35 —
задумчивая печаль
сынов его расы.
п
Он помнит совет ценнейший:
побольше смысла,
а слов поменьше.
ш
Он — как олива наших садов:
немного листьев,
много плодов.
IV
Стих его певучий
к суждениям привычен,
крику не обучен.
v
Почти незаметна рифма —
так и вода течет,
не замечая рифа.
327

Антонио Мачадо
VI
Стихи, строка за строкою, —
словно речные заводи
с неподвижной водою.
Но только на первый взгляд.
Строки его — это реки,
что в море впадать не спешат.
VII
Горечь и сожаленье
отцветшей любви
ложатся на стих его тенью.
Но древо страсти цветет
и под индейским солнцем
дает превосходный плод.
VIII
Поэт земли мексиканской, —
ее мы Новой Испанией
звали,36 считая испанской, —
ты вице-король, и твой
профиль, а рядом лира
украсят дублон золотой.37
328

Новые песни
ЭУХЕНИО Д'ОРСУ38
Мы проводили времени немало
с ним в дружеских беседах, в Барселоне;
но время расставания настало.
И дар иной принять он ныне склонен:
дар дружбы, для которой не преграда —
любое расстояние. Он знает:
как далеко бывает тот, кто рядом,
кто далеко, — как близок он бывает!
Сегодня, Гениус, с вершины горной
моей Кастилии, взмахнув крылами,
орел взлетел и, ветры покоряя,
в твой сад, для солнца и друзей просторный,
лаванды стебель с нежными цветками
несет из дышащего хладом края.
Авила,39 1921
СНЫ В ДИАЛОГАХ40
I
Как ясно видится твой силуэт
на склонах гор! Я воскрешаю словом
зеленый луг над пепельно-лиловым
утесом, ежевики скромный цвет.
329

Антонио Мачадо
И, памяти послушный, в вышине
чернеет дуб, здесь — тополь над рекою,
пастух проходит горною тропою;
ты видишь — там стекло горит в окне,
моем и нашем. Там, у Арагона,
порозовел Монкайо белый склон.41
Взгляни — край тучи словно подожжен,
взгляни на ту звезду в лазури сонной,
жена моя! Уже синеет сьерра
в молчании вечернем за Дуэро...
н
Скажите, почему от берегов
стремится сердце в горы, прочь от взморья,
и на земле крестьян и моряков
всё снится мне кастильское нагорье?
Любовь не выбирают. Привела
меня сама судьба к земле суровой,
где, словно призрак, бор стоит сосновый
и оседает изморозью мгла.
С бесплодных скал Кастилии старинной,
Гвадалквивир цветущий, я, твой гость,
принес сухую ветку розмарина.
330

Новые песни
Осталось сердце там, где родилось, —
нет, не для жизни — для любви одной.
Там — кипарис над белою стеной...
ш
Закат, родная, притушил костер,
и туча фиолетового цвета
на пепельные скалы дальних гор
отбросила неясный блеск рассвета.
Рассвета блеск на стынущих камнях
вселяет в сердце путника тревогу,
и ни медведь, оставивший берлогу,
ни лев не вызовут подобный страх.
В огне любви, в обманном сне сгорая,
от страха и надежды обмирая,
я в море и в забвение бегу —
не так, как горы в ночь бегут от света,
когда свершает оборот планета, —
молчите! Я — вернуться не могу...
IV
Ты, одиночество, со мною снова —
пронзительная муза, не корю
331

Антонио Мачадо
тебя за дар непрошеный, за слово;
скажи мне только — с кем я говорю?
Не привлеченный шумным карнавалом,
делю печаль отшельника с тобой,
наперсница под темным покрывалом,
всегда опущенным передо мной.
Я думаю, каким я прежде был,
таким останусь. В зеркале незримом
я скрытый облик твой восстановил.
Но есть загадка в голосе любимом...
Открой лицо, чтоб я узнал в ночи
твоих очей алмазные лучи.
ЛИСТКИ ИЗ ПАПКИ42
I
Во времени жить не дано
ни музыке, ни картине, —
в нем живо лишь слово одно.
п
Поэзия — песнь и рассказ.
Старый романс оживает
в мелодии всякий раз.
???

Новые песни
III
Душа создает свои берега:
серо-свинцовые горы,
весенний лес и луга.
IV
Украшенья стиха любые,
если не выплеснуты рекой, —
побрякушки бижутерии.
v
Хоть точную рифму, хоть ассонанс,
поэт, постарайся найти.
Если будут стихи ни о чем —
их способна рифма спасти.
VI
Верлибр, или свободный стих...
Если стихами порабощен, —
освободи сам себя от них.
VII
Глагольная бедная рифма
на самом деле богата.
Доныне любая часть речи —
только глаголу придаток,

Антонио Мачадо
тихая заводь речная,
грамматики отдохновенье
в поэзии, где сказалось
времени вдохновенье.
1924
CLXV. СОНЕТЫ
I
Скрестилось в моем сердце сто дорог,
прохожих в нем без счета побывало —
бродяг, собравшихся на огонек,
бездомных толп под сводами вокзала.
Предав свой день на произвол ветрам,
себя по тропам сердце разметало —
и горы, и равнины облетало,
на ста судах пустилось по морям.
Как в улей рой слетается пчелиный,
когда, ища скалистую гряду,
орет воронья стая над долиной —
так ныне сердце к своему труду
спешит, неся нектар полей несметных
и тусклый траур сумерек бесцветных.
334

Новые песни
II
И ты увидишь чудеса дороги,
и это чудо — с Компостелой встреча,1
лиловые и рыжие отроги
и тополя в долинах, словно свечи!
Двуречье,2 щедрой осенью одето,
смыкается кольцом на исполине,
и замок, детище скалы и света,
легко парит в неомраченной сини.
И ты увидишь на равнине свору
стремительных борзых, и следом — конный
охотник, поднимающийся в гору:
оживший призрак расы непреклонной...
Ты воротишься под вечер, в ту пору,
когда засветится окно балкона.
ш
Твой образ в сердце годы не затмили?3
Да! жизнь течет рекой в земном просторе
и, вынося корабль в безмерность моря,
ток замедляет в тине, в мутном иле.
И если вихрь по берегам промчится,
она в себе несет обломки бури,
335

Антонио Мачадо
и пепельное облако в лазури
зигзагом желтым на волне лучится.
И пусть река в безвестном море сгинет,
но жизнь и в чистых родниках играет,
то из расщелины каскадом хлынет,
то ручейки по капле собирает,
журчит по гальке, под лазурью стынет
и твое имя вечно повторяет.
IV
О, этот свет Севильи... И дворец,
где я рожден под плеск фонтана кроткий.4
Вот кабинет. Над книгами — отец.5
Высоколобый. И усы с бородкой.
Он молодой. Он пишет и листает
задумчиво какой-то том. Встает,
проходит мимо, в сад, и рассуждает
негромко сам с собой. Потом поет.
И, перебрав знакомые предметы,
его глаза блуждают с ожиданьем,
ища, быть может, новых дней приметы.
И недоумевая, негодуя,
они глядят сквозь время с состраданьем
на голову мою — уже седую.
336

Новые песни
V
Прочь от любви, простой и скучной разом,
не знающей порыва, риска, муки,
что требует залога и поруки,
хотя в любви безумье — высший разум.
Кто прячет грудь от мальчика слепого,6
тот пламя жизни оскорбляет яро,
надеясь от придуманного жара
найти в золе следы огня живого.
Но нет огня, пред ним одна зола,
и он поймет: нелепая мечта —
плод с ветки, что вовеки не цвела.
Ключом он черным отомкнет врата
в свое былое. Тусклы зеркала,
остыло ложе, в сердце — пустота.
CLXVI. СТАРЫЕ ПЕСНИ
I
В час росы из тумана
выплывают зеленые травы,
выплывает белая сьерра.
Солнце встает над дубравой!
Жаворонки с рассветом
в небе безоблачном скрылись.
337

Антонио Мачадо
Кто дал полям оперенье,
Земле сумасшедшей — крылья?
И высоко над горами
плывет золотая орлица,
машет большими крылами.
Над далекой вершиной
и над рекою синей,
над озером бирюзовым
и над зеленью пиний,
над десятком селений
и над сотней тропинок...
Прозрачной воздушной тропкой
куда, сеньора орлица,
куда вы так рано торопитесь?
п
Разлилось по небу
сияние лунное,
заливает заросли дрока
близ Аликуна.1
Кругла над холмами луна,
а Гвадиана Меньшая2
ее раздробила в волнах.
Здесь на отлогом склоне
встречаются две сестрицы:
338

Новые песни
Баэса — беднячка, сеньора,3
Убеда — цыганка, царица.4
А я иду по дубраве
под полной лучистой луной —
повсюду она со мной.
ш
За Убедой между холмами
пустынно и ночь темна,
бежит над оливковой рощей
за мною следом луна.
Никуда от нее не деться,
неразлучна со мной она.
Удальцы с проезжей дороги,
я скакал и хлестал коня,
и мне всё время казалось:
нагоняет кто-то меня.
И хоть мне под луною страшно,
но мы с ней знакомы давно,
уж она-то знает: отвагой
не сравняетесь вы со мной.
IV
В старой Кесадской сьерре5
сидит орел исполинский,
черны, золотисты и серы
339

Антонио Мачадо
его распростертые крылья,
его гигантские перья.
А за Пуэрто-Лоренте
выше туч и туманов
каменный конь несется
вечно и неустанно.
В темный провал ущелья
каменный всадник рухнул,
вечно из пропасти к небу
он тянет гранитные руки.
На недоступной вершине
прекрасная девушка держит
реку голубую в ладонях.
Это — Горная Дева.

Апокрифический
песенник
Абеля Мартина
+sn&

Абель Мартин1 — поэт и философ. Родился
в Севилье в 1840 году. Умер в Мадриде в 1898 го-
ДУ-
Абель Мартин оставил имеющие большую
ценность философские произведения («Пять
форм объективности», «От единого к иному»,
«Универсальное как сумма качеств», «О
сущностной гетерогенности бытия»2) и поэтический
сборник, опубликованный в 1884 году под
названием «Дополнения».

Ltfesfe
CLXVII. АБЕЛЬ МАРТИН
* * *
Незрячие глаза глядят
из зеркала в мои глаза —
невидящий свой вижу взгляд.
п
Из-за глаз твоих я себя потерял,
о, спасибо тебе, Петенера,3 —
я этого и желал.
ш
И сердце всё время поет об одном:
в твоих глазах я себя отыскал —
во взгляде ответном твоем.
343

Антонио Мачадо
IV
Женщина, вне сомнения, —
сторона лицевая творения.
v
Если мысль не в любви рождена,
то подобна дурнушке она,
иль фигурке богини, чье тело
скульптор вырезал неумело.
VI
Без женщин ни мир не познать,
ни дитя не зачать.
VII
.. .Хотя известно Онану
то, что неведомо Дон Жуану.
ВЕСЕННЕЕ
Всё опрокинулось — холмы, поля,
и солнце с облаком, и зелень луга;
весна взметнула в небо тополя,
колеблемые стройно и упруго.
Тропинки с гор бегут к реке, шаля;
там ждет любовь, надежда мне порука —

Апокрифический песенник Абеля Мартина
не для тебя ль наряжена земля
в цветной убор, незримая подруга?
И этот дух бобового ростка?
И первой маргаритки венчик белый?
Так это ты? И чувствует рука —
что в ней двоится пульс; а сердце пело
и, мысли оглушив, кричало мне,
что это ты, воскресшая в весне!4
РОЗА ПЫЛАЮЩАЯ5
Познавшие любовь, весну творите
и землю с ветром, светом и водою;
в своих глазах долину ощутите
и грудь сравните с горною грядою.
И подчинитесь обоюдной власти,
и пейте молоко, что предлагает
вам из сосцов своих пантера страсти,6
пред тем как подстеречь вас пожелает.
Когда планета повернулась к лету,
когда миндаль в цвету, в цветах поляна, —
пусть вам в пути неведом будет страх.
К закатному в любви идите свету,
испытывая жажду постоянно,
с пылающею розою в руках.
345

Антонио Мачадо
ВРАЖДЕБНАЯ ЛЮБОВЬ
Мне время бороду посеребрило,
лоб обнажило, залегло в глазах
и память ясную о давних днях
чем дальше вглубь, тем ярче просветлило.
Влюбленность отрока и детский страх —
как вас осенним светом озарило!
И сколько раз закатом золотило
ухабы жизни на моих путях!
Как неожиданно вода в фонтане
открыла надпись, скрытую от глаз:
«На счетах времени отсчитан час!»
И никогда не бывшее свиданье
под золотом ноябрьских тополей
воскресло в глубине судьбы моей!
Nel mezzo del cammin*'7 меня пронзила
стрела любви нежданной, запоздалой,
попала в цель и сердце оживила,
которое, я думал, умирало.
* На середине пути (ит.)

Апокрифический песенник Абеля Мартина
Магниту, что к себе притянет с силой,
и с силой оттолкнет, и вновь притянет, —
любовь подобна. (Вижу взор твой милый,
украдкой брошенный, и манит он, и ранит.)
Чем страсть сильней, тем больше муки гложут.
Да не возьмет над нею разум власти!
Иначе чувство ни на что негоже,
и зеркало твоей любви, на части
растрескавшись, правдивым быть не сможет,
и сердце разорвет пантера страсти.
СОВЕТЫ, СТРОФЫ, НАБРОСКИ
1
Вот гербарий. В нем засушен
вечер дымчато-топазовый,
золотистый и лиловый.
Одиночества фантазии.
2
В этом же альбоме далее
ты найдешь глаза Амалии.8
Никто не знает их цвета.
з
А это — два силуэта...
347

Ашпонио Мачадо
4
Калейдоскоп и жасмин.
Дамочка за фортепьяно.
До, ре, ми.
Перед зеркалом другая
проверяет губ кармин.
5
Как в розах балкон красив!
Под ним глухой переулок —
о Господи, пронеси.9
6
Амуры, игра страстей.
— Любовь моя, где ты, где ты?
— Я здесь. Ну, иди скорей!
7
Сердцу женщины стихии
на заре несут крушенья
чаще, чем в часы ночные.
8
Коль на завтра переносим
мы с тобой свиданье наше,
то его не будет вовсе.
348

Апокрифический песенник Абеля Мартина
9
Была на площади башня,
и был на башне балкон,
была на балконе сеньора,
сеньора с белым цветком.
Но вот прошел кабальеро,
кто знает, зачем прошел?
Он площадь унес и башню,
башню унес и балкон,
унес балкон и сеньору,
сеньору с белым цветком.
ю
Сквозь все решетки окон ловит взир,
как в переулках ревности моей
всегда ведешь ты с кем-то разговор.
и
Дурные сны замучили.
Проснуться уж не лучше ли?
12
Изыди, кошмарный сон!
Колоколами рассвета
я благостно пробужден.10
349

Антонио Мачадо
13
Заря охапку роз
мне бросила, чтоб я тебе отнес.
И я, справляя праздник в сердце гулком,
по улицам бегу и переулкам,
с пути опять сбиваюсь и опять
апрельским утром дом твой не сыскать.
Откликнись, где ж ты?
Явись в окне и брось мне луч надежды.
* * *
Над той, чья грудь белее, чем опал,
склонился он, прося ему довериться.
— Любимая, проснись! — ей прошептал.
Но сам проснулся: собственное сердце
во сне он за подушку принимал.
ВЕЛИКИЙ НОЛЬ
Когда Единосущее свершило
свой труд: Ничто,11 — и день настал ночной,
то вместе с человеком отдых свой
оно во мраке провести решило.
Fiat umbra!*'п Мысль рождалась в человеке.
И на ладонь его положен был
* Да будет тень! (лат.)

Апокрифический песенник Абеля Мартина
вселенский полый шар, в котором плыл
холодный морок пустоты навеки.
Возьми сей ноль, он и велик и мал;
и, если твоему доступен зренью,
вглядись в него. Твой час, поэт, настал,
будь к неизбежному готов сраженью, —
песнь создавая, вызов ты бросал
безмолвию, и смерти, и забвенью.
ВЕЛИКАЯ ЦЕЛОСТНОСТЬ,
ИЛИ ИНТЕГРАЛЬНОЕ ПОЗНАНИЕ
Над тихой заводью речною
застывший статуей великий Ноль —
холодный камень,
рука под пухлою щекою,13
в очах познанья пламень,
философов король, —
собою горд, он вечно рассуждает.
В логическом мышленье
воображенье
большую роль играет.
Нет мира отраженья,
всё есть родник,
ты взглядом в глубь его проник,
насколько смог.
351

Антонио Мачадо
Есть море, рыба и крючок, —
всё море в капле в каждой,
в икринке в каждой рыба, —
жди терпеливо, ибо
ты рыболов. Улова жаждай.
Всё изменяется и неизменным остается.
На свете
подобно всё монете,
что — сколько б ни было владельцев — не
сотрется.
Сей мир любовию все наполняют;
крапива, мак,
и роза, и сорняк
из одного зерна произрастают.
С лазоревых высот
свою нам песнь гармония несет.
Изображение нуля стирая
наверняка,
струится вновь из родника
Единосущего вода живая.

«Sr>
r^^^rr^^^
Апокрифический
песенник
Хуана де Майрены
¡¿\ f?

Хуан де Майрена — поэт, философ,
преподаватель риторики, изобретатель Машины песен.
Родился в Севилье в 1865 году. Умер в Касари-
его-де-Тапиа в 1909 году.
Автор «Жизни Абеля Мартина»,
«Поэтического искусства», стихотворной книги
«Механические строфы» и трактата по метафизике «Семь
оборотных сторон».

¿&»¡fu&J&%c&í
CLXVIII. МАИРЕНА
АБЕЛЮ МАРТИНУ, МЕРТВОМУ
С Ней или с Ним1
покоишься ты, учитель?
(Твой мир нам незрим.
Где ныне твоя обитель?)
Если ты с Ней, той, что едва
ли не мера всего живого, —
тому подтвержденьем твоя голова,
неподвижная, на подушке парчовой.
Если ты с Ним, — ты повсюду сейчас,
недвижимый и живой,
око всевидящее, глаз
горящий, глядящий из тьмы ночной.
355

Антонио Мачадо
Для зари, что еще не зажглась,
мудрый кукольник оставляет
блеск и славу новых идей;2
из одежки рваной своей
кукла, что всех смешней,
к солнцу голову поднимает.
Стены садов увиты
виноградной лозой и плющом.
На улице Сможешь-Так-Выйди
сверкают балконы огнем.
Доныне в вечерней сини
звон колокольный плывет;
гвоздика, Абель, в долине
тебя и доныне ждет.
Доныне
среди лабиринта улиц,
среди кипарисов в саду
шаги твои не уснули —
сплелись в полупьяном бреду;3
а в кузне инстинкта молот
по наковальне бьет,
и здравый рассудок расколот.

Апокрифический песенник Хуана де Майрены
Ветру, пучине вод
якорь свой отдает
иное твое познание;
твоей поэзии здание
на крепкий фундамент встает.
И обращенный в камень
(Амуру не надо глаз)
страсти любовной пламень
сверкает, словно алмаз...
CLXIX. ПОСЛЕДНИЕ ЖАЛОБЫ
АБЕЛЯ МАРТИНА
Во сне, в дали весенней,
за мной фигурка детская устало
гналась подобно тени.
Мое вчера. А как оно взлетало
по лестнице прыжками в три ступени!
— Скорей, пострел!
(В аквариуме створок
на зеркала плеснул зеленым ядом
колючий зной кладбищенских задворок.)
— Малыш, и ты здесь?
— Да, старик, я рядом.
357

Антопио Мачадо
Вновь увидал я скамьи
в саду лимонном, лестницу с карнизом,
и теплых голубей на стылом камне,
и красный бубен в небе темно-сизом —
и ангела, там замершего строго
над детской, над волшебною тоскою.
Разлука и дорога
вернули утро властью колдовскою.
И завтра увидал я под ногами —
еще не разорвавшимся упало,
чтобы глаза смотрели не мигая
на огонек, бегущий по запалу
взрывателя.
О Время, о Доныне,1
беременное роком!
В надеждах, как в осенней паутине,
идешь за мной по стынущим дорогам.
Скликает время к воинским знаменам.
(Мне тоже, капитан?2 Но мы не вместе!)
К далеким башням, солнцем озаренным,
поход неотвратимый, как возмездье!
Как некогда, к сиреневому морю
сбегает сон, акации раздвинув,
358

Апокрифический песенник Хуана де Майрены
и детство оставляет за кормою
серебряных и бронзовых дельфинов.
И в дряхлом сердце, вновь неустрашимом,
соленый привкус риска и удачи.
И кружит по заоблачным вершинам —
от эха к эху — голос мой бродячий.
Голубизной полудня окрылиться,
застыть, как застывает, отдыхая,
на гребне ветра горная орлица,
уверенная в крыльях и дыханье!
Тебе, Природа, верю, как и прежде,
и дай мне мир на краткие мгновенья
и передышку страхам и надежде,
крупинку счастья, океан забвенья.. .3
CLXX. СИЕСТА1
Памяти Абеля Мартина
Сейчас, когда, огнь извергая, рыба плывет
небосклоном
и на воздушном камне младенец Амур в полет
стремится, а возле дома, в оцепенении сонном,
под кроной старого вяза цикада песню поет
и кипарисы застыли над задремавшей рекою, —
восславим Творца сейчас,
359

Антонио Мачадо
Он начертал в мирозданье доброй своей рукою
безмолвия миг среди шума, что окружает нас.
Восславим Бога, что ныне невидим нам в выси
горней;
Он — якорь в открытом море, призванный нас
спасти...
И в дольнем мире, который, быть может, всего
иллюзорней,
Он — вездесущий и щедрый — нам открывает
пути.
Бокал до краев наполнен непроницаемой тьмою,
и сердцу нашему должно этот бокал испить.
Восславим Творца, Он создал Ничто милосердной
рукою,2
и разум, наш бедный разум, в вере сумел
укрепить.
CLXXI. ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ
ЭМОЦИОНАЛЬНОЙ ГЕОГРАФИИ
ИСПАНИИ
I
О Гвадалквивир!
Башнями твоими
покорен весь мир!
360

Апокрифический песенник Хуана де Майрены
II
Над Макиной туча —
чернее ночи.
Над Аснайтином — гроза
наваху точит.1
ш
Гарсиес2 неизменно
жаждет: хоть каплю воды!
И сплошная вода — Химена.3
IV
О Сьерра-Морена,4 ты создана,
чтобы горам твоим были даны
славные имена!
v
В Аликуне я слышал:5
«От луны больше прока,
коль встает средь олив,
а не в зарослях дрока».
VI
А в Кесаде я слышал:6
«Смертный грех мне жить с нею:
разлюбить ее должен,
а люблю всё сильнее».
361

Антонио Мачадо
VII
Стан ее — танец вихря,
рот ее — жарче солнца.
Никто ее не поцелует.
Никто ее не коснется.
Когда бич ветра над полем
свистит и чернеет мак
(как поцелуй безответный
или погасший очаг) —
имя ее забывают —
его поглощает мрак.
Там, — за оливковой рощей,
и дальше — за горной грядою,
и дальше — где олеандры
и тамариск над рекою, —
она, амазонка поля,
под утреннею луною!
<1919>
362

Апокрифический песенник Хуана де Майрены
CLXXII. ВОСПОМИНАНИЯ ДРЕМЫ,
СНА И ЛИХОРАДКИ
I
Проклятая лихорадка!
Не вырваться — и не пытайся.
Бубнит, не смолкая: ясно!
— Ты спишь? Скорей просыпайся.
Масон, масон!1 —
Закружились
башни — одна за другою.
Чирикают воробьишки,
умывшись водой дождевою.
О, ясно, ясно, так ясно!
Сны видеть — работа простая.
Бык ночи стоит у двери,
дыханием оглушая.
— Принес я тебе сегодня
новой розы бутоны,
звезду кровавого цвета
и жар гортани сожженной. —
О, ясно, ясно, так ясно!
Свеча в Лусене2 сгорела.
Какая из трех? Всё едино:
Лусия, Инее, Кармела...3
Сплясать лимонная роща
с дубовым ростком захотела.
363

Антонио Мачадо
О, ясно, ясно, так ясно!
— Ты спишь? Просыпайся скорее. —
Шлеп-шлеп — это на берег волны,
шорх-шорх — это ветер в аллее.
Тимпаны зари начинают
свой перестук веселый.
О, ясно, ясно, так ясно!
и
И над землею голой...
ш
Над обнаженной землею —
холодный ветер в лицо,
ветер со снежной крупою.
Промерзшей рощей дубовой,
одной из теней дубравы,
бреду наугад я снова.
В разрывах туч засверкало
солнце трубой серебристой.
Метель кружить перестала.
На башне забвенья опять
мелькнула она на мгновенье.
Хотел — и не смог закричать.

Апокрифический песенник Хуана де Майрены
IV
О, ясно, ясно, так ясно!
Конвой уже наготове.
Не вырваться... Лихорадка!
Но я — дворянин по крови,
и вешать меня? Не позволю.
— Палач, веди к гильотине.
— Ты спишь, масон? Просыпайся.
Спать иначе будешь ныне. —
... Виденья детских кошмаров
в сегодняшней паутине...
Тук-тук! Ну прямо беда!
— Не в этом ли доме, скажите,
повесят невинного?
-Да.
Конечно же, здесь. Входите.
Потише! Как долго вбивают
крюк — аж растрескалась балка!
В висках — молотки лихорадки.
В дверях — толкотня и свалка.
Играть для публики станем?4
Согласен. Прекрасно! Прелестно!
365

Антонио Мачадо
Входите же, не стесняйтесь.
Всем ли хватило места?
Дверь в комнату настежь открыта.
— Эй, санбенито5 сюда.
— Палач, скажи: санбенито
мне предназначено?
-Да.
О, ясно, ясно, так ясно!
Так значит, мне вспомнить надо,
где же веревка... МузыОка
волчком повертеться рада.
Если бы — гильотина
и утренняя прохлада...
Ну что ж, потолочная балка,
и о веревке заботы.
Гитары? Они неуместны.
Корнеты или фаготы!
И громкий крик петушиный,
едва заря заалеет.
Священник в ярости. Ясно.
Проснись же, проснись скорее!
366

Апокрифический песенник Хуана де Майрены
V
И в бубен луна уже бьет
моей лихорадке во славу.
Семейство заячье — браво! —
затеяло хоровод.
Рассвет летит над дубравой
и жаворонки взлетают.
Безлюдной долины простор
полон собачьего лая,
и эхо — в отрогах гор.
Усни. Благодать-то какая!
VI
Деревце ветки склонило,
глядится в прохладный ручей,
тропинке тень подарило —
да редко кто ходит по ней.
Нежной легкой листвою
апрель его одевает, —
а над ноябрьской землею
ветер листву разметает.
Но кто здесь пройдет, — цвет оборвет
или плод сорвет?!
Деревце это растет
затем, чтоб в один из дней,
пускай всего на мгновенье,
птицы счастливое пенье
услышать в кроне своей.
367

Антонио Мачадо
VII
Какое легкое дело — летать!
Только и нужно: планете
к ногам приблизиться не позволять.
В полет! В полет — на рассвете!
VIII
Одно лишь небо — на всем белом свете!
И крылья здесь не нужны никакие!
А в голову лезут мысли шальные:
если бы пальцами ног
остановить шар земной ты мог
и в другую сторону раскрутить его —
лишь для того,
чтоб увидеть круженье планеты в немом
мирозданье!
Ясно, ясно! Самонадеян поэт,
ни отваги не хватит ему, ни дыханья...
Только Божьему слову предела нет.6
IX
И с высоты, вниз головой,
ночью безлунною,
в землю, поросшую сорной травой,
рядом с черной лагуною.. .7

Апокрифический песенник Хуана де Майрены
— Ведь ты — Харон?8 По бороде твоей
признать сумел...
— А сам ты что за птица? —
.. .И мглистый воздух над водой клубится,
и черный твой челнок среди зыбей
скользит, тобой почти не управляем...
— За что?
— Не знаю. Вешал брадобрей.9 —
(В подземном царстве память мы теряем.)
— Содеял зло?
— Не помню.
— Лишь туда?
— А разве можно и обратно?
-Да.
— Тогда мне и обратно. Ясно?
— Ладно.
Яснее ясного... не вышло бы накладно...
х
Как Данте, адовыми я пройду кругами!
И провожатый у меня — поэт,
чье имя — свет!10
Лиловый блеск алмаза над вратами.
Оставь надежду...п — Первым вы. — О нет.
Вы первый. Я последую за вами.
369

Антонио Мачадо
Дворцы, колонны, кипарисов ряд,
аллеи тополей, сад апельсинный.
Путь бесконечно длинный:
вперед, назад...
— Проулок Памяти. — Мы здесь уже бывали.
По Площади Невинности ступали.
— Врата Луны. — Входили в них не раз.
— Забвенья Улица... — Куда идти нам дале?
Какой-то бес по кругу водит нас.
— Тупик Любви... — Так можно и устать.
Желанья, воздыханья, упованья!
Бежать, спешить, чтобы прийти опять
на Площадь Разочарованья?!
XI
— Она... Одна, в томленье...
— Персона восковая, —
вот верное сравненье.
— Она... Одна, в тиши...
— А дышит ли? Приблизься
и прикажи: дыши!
— Когда б сказать я мог...
— Не мямли!
— Если любишь...
370

Апокрифический песенник Хуана де Майрены
— Ну!
— ... Подари цветок.
Кто власть забрал над нею?
Молчит. Хотя бы слово!
Застыла — холоднее
рассвета ледяного.
XII
О, ясно, ясно, так ясно!
Любовь остыть и должна.
На этой улице Длинной,
на всех балконах видна,
с сотнями кавалеров
кокетничает она.12
О, ясно, ясно, так ясно!
Ревность рвенья полна.
Она опять на балконе,
и серенада слышна.
Песню любви сокровенной
храню я в груди, вот тут.
— Что ж дальше?
— Храни и дальше.
Лишь звезды сегодня поют.
— Пора уходить?
— Без сомненья.
Нырнем-ка под эти арки.
371

Антонио Мачадо
— Всё тех же улиц круженье?
Площадь Старухи-Парки.
Мрачны и невзрачны дома.
— Куда нам: назад ли, вперед?
— А здесь?
— Здесь священник живет.
От мальчиков был без ума.
И здесь он покоя не знает,
но кара заране известна:
гром поражает небесный
и молния испепеляет.
— А там?
— Переулок Печали.
Пыль, запустенье.
— А дале?
— Вот здесь — Храбрецов Квартал.
— Свернем. Третий дом...
— К Маноле?
Смолк ее смех веселый,
уста вечный сон сковал.
О, ясно, ясно, так ясно!
Взирает луна бесстрастно.
— Помолимся?
— Нет. Видит Бог,
твоей лихорадки клубок
не размотать в этом мире.
Какой пойдем из дорог? —
.. .И дважды два — всё четыре.

Апокрифический песенник Хуана де Майрены
CLXXIII. ПЕСНИ ДЛЯ ГИОМАР1
I
Что, Гиомар, на ладони твоей? —
я разглядеть не мог.
Желтый лимон?
Или клубок
с нитями солнечных дней,
что подарил небосклон?
Я спросил: — У тебя на ладони
время, вызревшее в лимоне?
Ты в саду выбирала своем
этот лимон для меня?
Или время — прекрасного дня
напрасно возникший фантом?
Сотворенный разлукою образ дразнящий?
Отражение в спящей воде?
Восходящего солнца на горной гряде
свет слепящий?
Отсвет мутных зеркал,
где по трещинам давних сомнений
иногда пробегал
луч манящих видений?
373

Антонио Мачадо
II
В саду над речною водою,
Гиомар, ты мой светлый сон;
высокой крепкой стеною
сад времени обнесен.
Поет небывалая птица
на дереве — там, где всегда
родник прозрачный струится:
весь — жажда и весь — вода.
Гиомар, этот сад с тобою
придумали мы вдвоем,
и жизнью живут одною
два наших сердца в нем.
В нем виноград сновиденья —
единого для двоих —
нам дарит гроздей своих
искрящийся сок забвенья.
(Притча есть: к водопою
общей ходят тропою
лев и лань молодая.
Притча есть и другая:
хоть сильна любовь, но
двум сердцам не дано
превратиться в одно.)
374

Апокрифический песенник Хуана де Майрены
Для тебя — моря синь и прибрежный песок
в белой пене,
и небесный, сверкающий радугой, свод,
и красавца фазана в час утренний пенье,
и премудрой совы над уснувшею рощей полет.
Для тебя, Гиомар!..
ш
Мысль поэта
твоего — о тебе. Дальних гор
склоны — желто-лилового цвета,
но полей еще зелен убор.
Поезд мчится предгорьем холмистым.
Гиомар, ты в вагоне, со мной.
По дубравам, по темным их листьям
утомленно скользит свет дневной.
Поезд ход не сбавляет, упрямо
пожирая и рельсы, и день.
Тает в сумерках Гуадаррама,2
дрок накрыла вечерняя тень.
От заснеженной сьерры к равнине
убегают любовник с богиней,
и крадется за ними луна.
Поезд юркнул в тоннель, словно сгинул,
только песня колес и слышна.
Снова небо сквозь листья синеет.
375

Антонио Мачадо
За хребтами базальтовых гор
всё сильнее
ощущается моря простор.
Мы свободны. Мы снова вместе.
Даже если, как злобный князь,
Бог, своей устрашая местью,
разъярясь,
ветер горних высот оседлает
и помчится за нами вослед, —
всё напрасно. Любовь побеждает,
даже если спасения нет.
Пишу тебе в гостинице случайной.
Свидание, придуманное мною.
Уже затих дождя напев печальный,
и радуга повисла над землею.
Над колокольней солнца свет струится.
Не panta rhei*'3 — ничто не исчезает.
Вечерняя заря — девица —
улыбкою, столь милой мне, сияет.
И день-подросток — ясноглазый, славный...
Там, где вода клокочет ключевая,
тебя зацеловать, со страстью давней
в объятиях сжимая!
* все течет (греч.)

Апокрифический песенник Хуана де Майрены
Сегодня всё — апрельское сиянье,
всё — в нынешнем вчера, в том, что Доныне,4
и время созревает, создавая
песнь и сказанье,
в одну мелодию соединяя
рассвет и вечер в беспредельной сини.
.. .О Гиомар, тебе моя печаль земная.
CLXXIV. НОВЫЕ ПЕСНИ ДЛЯ ГИОМАР
I
Только ты, только образ твой,
словно молнии вспышка,
со мною во тьме ночной.
И на морском берегу —
небес неожиданный дар,
что я навсегда сберегу, —
смуглое тело твое, Гиомар!
И на серой стене,
в гостинице и в таверне,
и в грядущем, дарящем мне
твой голос, и в жарком ветре,
и в холоде перламутра
серьги твоей на моих губах,
377

Антонио Мачадо
и в сумасшествии утра,
и в расставанье впотьмах,
и на башне, стоящей
над морем грезы моей,
и в бессоннице долгих ночей,
ты — всё чаще и чаще,
всюду — ты!
Ты видишь сама —
лишь одно мне в вину и можно вменить:
я придумал тебя, Гиомар, —
и не в силах забыть.
и
Любая любовь — это плод
фантазии, тем и живет
она — день, и месяц, и год.
Придуман любимый, вослед —
любимая. Но, без сомненья,
не знает любовь умаленья,
коль даже любимой и нет.
ш
На твоем веере начертаю:
я люблю тебя, чтобы забыть,
чтобы любить, забываю.

Апокрифический песенник Хуана де Майрены
IV
Пусть веер тебе шепнет:
осознанье забвенья
любви остроту придает.
v
Одинокий, я вижу тебя: ты одна,
безмятежная, где-нибудь у окна, —
словно на старом снимке
или в зеркальной дымке,
где-то на белом свете,
забывшая о поэте.
VI
«Воспевают то, что теряют», —
эту грустную фразу сейчас,
повторяя в который раз,
я учу говорить попугая.
VII
Знает автор, — хотя он собой и гордится, —
распевающий песню о пламенной страсти,
что едва ли огонь от любви загорится
и едва ли пожар для кого-нибудь счастье;
он поет, у недолгого чувства во власти.
А родник, что под кроной зеленою бьет,
безыскусную вечную песню поет.
379

Антонио Мачадо
Но под небом забвенья царит тишина,
не слышны в ней и наши с тобой имена.
Темнота, словно ржавчина, звуки съедает.
В каждой песне поэтом
страсть должна быть сокрыта поистине свято, —
так алмаз ограненный скрывает
жар земли, что его сотворила когда-то,
и — холодный — сверкает немеркнущим светом.
VIII
На огромном погосте бутоны забвенья раскрыла
ярко-красная роза, а из могилы глубокой
ярко-желтая бабочка взмыла
в поднебесье и скрылась в мгновение ока.
Аспид камни надгробий
обвил, словно жертву живую,
стрекоза с пучеглазою жабой в утробе,
истомленная жаждой, пьет с жадностью воду
гнилую;
груды праха и пыли
землю кладбища плотно покрыли,
а над нею колдуют весеннее солнце и ветер,
и раскрылся чудесный, сновидческий веер,
(значит, все-таки есть добрый ангел
у стихотворенья)
этот веер — в руке, сотворившей забвенье...
380

Апокрифический песенник Хуана де Майрены
CLXXV. СМЕРТЬ АБЕЛЯ МАРТИНА
Он решил, не видя света,
что Господь отводит взгляд,
и подумал: «Песня спета.
Что дано, взято назад».
Хуан де Майрена. «Эпиграммы»*
I
Последние стрижи над колокольней
на небе, по-вечернему глубоком.
Ребячий гомон у ограды школьной.
В углу своем Абель, забытый Богом.
Потемки, пыль, и темная терраса,
и крики, полосующие плетью,
в канун его двенадцатого часа
на рубеже пятидесятилетья!2
О, полнота души и скудость духа
над гаснущим камином,
где слабый жар потрескивает сухо
и отсветом костра сторожевого
стекает по морщинам!
Сказал он: — Безысходен путь живого.
О дали, дали! Скрасит бездорожье
одна звезда в зените.
381

Антонио Мачадо
Кто до нее дотянется? И всё же —
кто без нее решится на отплытье?
Далекий флагман! Даль даруя взгляду
и сердцу — полноту исчезновенья,
ты придаешь целительному яду
вкус нежности, священное забвенье.
Великое Ничто,3 твоей загадки
лишь человек касается как равный.
Снотворный ключ, губительный, но сладкий,
божественная тень руки державной!
Предвечный свет — немеркнущий и зрячий —
увижу, нет ли, выйдя к перепутью,
но заглуши галдеж этот ребячий
небытием, Господь, — своей сутью!
и
Встал ангел перед ним. Мартин неспешно
дал несколько монет — нашлись на счастье.
По долгу милосердия? Конечно.
Пугаясь вымогательства? Отчасти.
А сердце одиночеством терзалось,
какого не изведал он доныне.
Господь не видит — так ему казалось,
и брел он по немой своей пустыне.
382

Апокрифический песенник Хуана де Майрены
III
И увидал тень музы нелюдимой,
своей судьбы, не тронутой любовью, —
вошла навеки чуждой и любимой
и, траурная, встала к изголовью.
Сказал Абель: — Отшельница ночная,
чтоб увидать тебя без покрывала,
дожил я до зари. Теперь я знаю,
что ты не та, какой мне представала.
Но прежде чем уйти и не вернуться,
благодарю за всё, что отшумело,
и за надменный холод... —
Улыбнуться
хотела ему смерть — и не сумела.
IV
«Я жил, я спал, я видел сны4 и даже
творил», — подумал он, теряя зренье.
В тумане снов стоящему на страже
сновиденье дороже сновиденья.
Но к одному итогу
приходят и сновидец, и дозорный,
и кто торит дорогу,
и кто спешит по торной,
и если всё подобно сновиденью,
383

Антонио Мачадо
то лишь Ничто — Господнее творенье,
отброшенное тенью
на вечный свет божественного зренья.
v
И за тоской нахлынула усталость.
Иссохшею гортанью
он ощутил, как ядом пропиталось
отравленное время ожиданья.
Цевница смерти!
Слабою рукою
он тела онемелого коснулся.
Кровь забытья, безволие покоя!
А тот, кому всё видно, — отвернулся?
Воззри, Господь!
Дни жизни с ее снами,
воскресшие во мраке,
на мягком воске стыли письменами.
И новый день растопит эти знаки?
Зажегся на балконе
рассветный луч безоблачного лета.
Абель поднял молящие ладони.
Слепой, просил он света
и наугад тянулся к нему телом.
Потом — уже безмолвный —
поднес бокал к губам похолоделым,
глубокой тьмой — такой глубокой! — полный.
384

Апокрифический песенник Хуана де Майрены
CLXXVI. С ДРУГОГО БЕРЕГА
«Залы времени, галереи души,1
вы давно уже в запустенье!»
Перед мысленным взором поэта в тиши
возникали прошлого тени.
Смолкли песни, что были надежды полны,
и молитвы, и звуки хорала;
с белой свитою меркнущих звезд и луны
за зарею заря проплывала.
Умер мир? Умирает?
Только-только родился? По брюху морскому
судно новое пролагает
путь, подобный лучу золотому?
Или старое судно кверху килем всплывает?
Это — мир, что в грехе был рожден,
мир, что плоти послушен лишь зову?
Новый мир? И он будет спасен
снова? Снова! По Божьему слову.
Сжаты губы поэта. Уже не звучат
скрипки дивные горних высот.
Он безмолвием мира объят.
Из ушей кровь течет.
С высоты он увидел равнину и тени
от гигантов в броне, со щитами,
океан, зеленеющей глуби кипенье,
судно с полуживыми рабами.
385

Антонио Мачадо
И горящее Nihil* на черной скале,
и леса, обращенные в прах,
и — во мгле —
луч дороги в горах.2
* Ничто {лат.)

ДОПОЛНЕНИЯ
I. СТИХИ из книги
«ХУАН ДЕ МАЙРЕНА. ИЗРЕЧЕНИЯ,
ШУТКИ, ЗАМЕЧАНИЯ
И ВОСПОМИНАНИЯ
АПОКРИФИЧЕСКОГО ПРОФЕССОРА»
ДЕТСКОЕ ВОСПОМИНАНИЕ
Пока шаги не послышатся,
не звякнут ключи в дверях, —
дрянному мальчишке не дышится,
шевельнуться мешает страх.
Мальчик Хуан, заточенный,
слышит шуршание мыши,
и моль в коробке картонной,
и в шкафу древоточца слышит.
Мальчик Хуан, человечек,
слышит время в своей темнице —
комариный звон вековечный
сквозь пчелиный гуд ему снится.
387

Дополнения. I
Этот мальчик — один в темноте
закрытого мамой жилья —
поэт до мозга костей,
он поет: «О время! и я!»
* * *
Разве мужчина мужчиною был,
пока на губах любимой
не ощутил
свое имя?
* * *
Знаю: когда я умру, ты заплачешь,
чтобы забыть меня, но потом,
вспомнить желая, сухими глазами
отыскивать станешь меня в былом.
И я предвижу: в воспоминанье
твоем — печален, и худ, и стар,
я буду идти по тропе, на которой
начертано только: «Прощай, Гиомар».
САЭТА1 АБЕЛЯ МАРТИНА
Абель один. По бумагам
гусеница ползет.
Глазищ — виноградин зеленых —
черный не сводит кот
с нее. Абель над тетрадью
388

Стихи из книги «Хуан де Майрена»
склонился. Балкон открыт,
и стекла очков сверкают.
«То, что Господь простит».
.. .Окончив писать, вопрошает
себя: кто моей рукой
водил сейчас, без помарок
рождая строку за строкой?
Только испанец эти
стихи воспримет душой...
Есть богохульство — в молчанье,
и то, что в молитве сквозит;
а есть: небеса сотрясает, —
то, что Господь простит.2
* * *
— Да будет Ничто,1 — Господь произнес
и, не колеблясь нимало,
к глазам своим правую руку поднес.
И тотчас Ничто настало.

II. СТИХИ ВОЕННЫХ ЛЕТ
ПРЕСТУПЛЕНИЕ БЫЛО В ГРАНАДЕ
I. ПРЕСТУПЛЕНИЕ
Он уходил, шагая среди ружей
по длинному кварталу,
туда, где над холодными полями
плыла звезда и медленно светало.
Его убили
с первыми лучами.
Никто из палачей глаза не поднял.
Была молитва краткой:
«Да не спасешься милостью Господней!»
И мертвым пал на землю Федерико:
в глазах — рассвет, в груди — свинец заряда...
В Гранаде преступленье было — знайте, —
в его Гранаде!..
Бедная Гранада...
390

Стихи военных лет
II. ПОЭТ И СМЕРТЬ
Он уходил, шагая с Нею рядом,1
не трепеща перед холодной сталью.
— Уже бегут лучи от башни к башне
и наковальня будит наковальню... —
он говорил. И спутница внимала
словам любви в молчанье погребальном. —
За то, что в ритмы строф моих, подруга,
удар сухих ладоней ты вплетала
и серп твой наполнял мои напевы
сверканием и холодом металла,
твое я славлю призрачное тело,
твоих очей незримые овалы,
и волосы, разметанные ветром,
и жгучий рот, от поцелуев алый.
Цыганка смерть! Как встарь, моя хитана,2
под этой лаской утренней прохлады
мне хорошо наедине с тобою
в родных полях — полях моей Гранады!
III
И он ушел...
Из камня и надежды
могильный холм ему сложите, братья,
в Альгамбре,3 чтобы плакали фонтаны,
над ним роняя горестные пряди,
391

Дополнения. II
и говорили вечно: «Преступленье
в Гранаде свершено — в его Гранаде!»
МАДРИД
Мадрид! Мадрид! Твое бессмертно имя,
Испании защитный волнолом!1
Земля вздымается, и небо мечет пламя,
ты — улыбаешься, израненный свинцом.
Мадрид, 7 ноября 1936 года1
СЕГОДНЯШНИЕ РАЗДУМЬЯ
Сейчас, когда солнце заходит
и пальмы листву золотит,
и роща лимонная крепко
под небом безоблачным спит,
и водами Гвадалавьяра
Валенсия напоена1 —
Валенсия башен старинных,
в которых царит тишина,
земля, что садами богата
и лирою Марка славна!2 —
сейчас о войне мои мысли.
Мне слышен ее ураган,
летящий с верховьев Дуэро,3
с полей, где разросся бурьян,
392

Стихи военных лет
со склонов гряды астурийской,4
где в узких ущельях туман, —
сюда, где сады зацветают,
где плеск безмятежен волны.
Все земли Испании ныне,
и горы, и реки, и море,
всё ныне — добыча войны.
Валенсия, февраль 1937года
ВЕСНА
Война верх над тобою не возьмет —
и в миг, когда над беззащитным кровом
снижается и кружит самолет,
земле с небес грозя дождем свинцовым,
да, и тогда — дол радостно цветет,
лес щеголяет одеяньем новым,
искрясь, на горных склонах тает лед,
бегут ручьи, твоим послушны зовам.
Пусть перестали быть защитой стены,
и ненадежна вырытая щель,
и воют, ужас наводя, сирены,
и летчик вновь отыскивает цель, —
сквозь шум войны слышна по всей вселенной
твоя, пастушка, звонкая свирель.
393

Дополнения. II
ПОЭТ ВСПОМИНАЕТ ЗЕМЛИ СОРИИ
И над ручьем, струящимся вдоль пашни,
и над протокой, тихой и широкой,
и над гнездом из тонких веток дрока,
вон там, и там, и там — на каждой башне! —
повсюду аист милый, голенастый!
Окружена лиловыми горами,
ты, Сория, как встарь, перед глазами.1
Я вижу: зов весны услышав властный,
встают ростки из праха ледяного...
Бомбардировщик, к берегам Дуэро
летящий, дай ответ: мой край суровый
ждет, что создам я новый романсеро?2
Иль по планете Каин ходит снова
и ты, слепень, закрыл всё тенью серой?
РАССВЕТ В ВАЛЕНСИИ
С верхней площадки башни
Порывы ветра - с шумом к побережью
летящего; на склонах - снег туманов;
голубки легкокрылой белоснежье;
сад - в пламени раскрывшихся тюльпанов;
394

Стихи военных лет
и вот — сквозь сумерки рассвета — солнце,
шар огненный, сверкающий, слепящий!
Свет радужный, смешав все краски, льется;
лучи над морем — парусом скользящим!
Валенсия, тебя я вижу прежней,
какой недавно ты была, — счастливой;
твои сады — в зеленой дымке нежной;
Нептуна усмирила ты в заливах,
в каналах — воды рек своих мятежных,
влюбленного кентавра — в светлых нивах.1
СМЕРТЬ РАНЕНОГО РЕБЕНКА
И снова ночь садится к изголовью
его постели, но огнем бессонным —
кровь под бинтами, смоченными кровью.
— Ты видишь: бабочка с крылом сожженным?
Ей больно, мама. Жарко! — И рукою
горячей пальцы матери сжимает.
— Усни, сынок, сердечко дорогое,
пусть светлый сон глаза твои смежает.
Как жар ослабить твой?! — Ас небосклона
глядит луна на затемненный город
и звук мотора рвется напряженно.
395

Дополнения. II
И вот опять покой ночной расколот.
— Ты спишь, родной? — Дрожит стекло
балкона.
— О, холод, холод, холод, холод, холод.
* * *
От моря и до моря между нами —
война, что моря яростней. Безмолвно
смотрю я в даль, где море с небесами
сливается. Ты, Гиомар, на волны
Камоэнсова моря1 смотришь взглядом
тревожным. Боль разлуки нас пронзает;
и, может, тень мою ты видишь рядом,
и память о тебе меня терзает.
Где от войны сейчас любви защита?
И горько — знать, что смерть во всем сокрыта:
во мраке черном, окружившем пламя,
в любви последней — поздней, безоглядной,
в ветвях, еще усыпанных цветами,
но их уже топор коснулся жадный.
* * *
Я снова в прошлом. Детство. Сквозь окно —
и свет, и музыка. Я вижу снова
сиянье апельсина золотого
в саду; фонтана мраморного дно
396

Стихи военных лет
моим глазам вновь разглядеть дано.
Севильи свет — столь яркий свет былого!
Мой брат,1 из детства ты не слышишь зова?!
Что в жизни испытать нам суждено?
Тевтонам, маврам продан отчий дом,2
флаг итальянский взвеян над волнами.3
Страх, ненависть царят в краю родном.
Но над землею — твердой, словно камень, —
склоняемся; мы пашем, сеем, жнем,
поем и плачем горькими слезами.
* * *
Испания моя! Рукой нещадной
ты, лира вольная меж двух морей,1
размечена на зоны лагерей
по взгорьям, по холмам, по ниве страдной.
Дух древней злобы рушит безоглядно
дубы твоих дубрав; твоих полей
жнет хлеб и давит в виннице твоей
искристый сок из грозди виноградной.
Испания, страдалица моя,
опять терзает враг твои моря,
на произвол предательству всё отдано;
397

Дополнения. II
что ты хранишь в святилищах старинных,
что нарождается в твоих глубинах —
всё ради власти предано и продано!
* * *
Новому графу дону Хулиану1
Но ты, Пречистая, крепка душою —
ты дома в том краю, где пахнет смертью,
ты там находишь дерево сухое
и к Господу взываешь: — Милосердья!
Куда пойдет кривым путем предатель?
В какую щель презренному забиться?
Ты пожалей преступника, Создатель:
он сын мой, пусть в любви он возродится!
Он и твое дитя, Господь щедрот!
Пусть он печаль отверженности пьет,
пусть вместе с казнью примет исцеленье.
Пусть он к моей сухой сосне придет
и здесь удавится — во искупленье
чернейшего на свете преступленья!
Рокафорт,2 март 1938 года
398

Стихи военных лет
СТРОФЫ
I
Зеленый попугайчик,
в вечерней тиши
солнцу заходящему,
что знаешь, — скажи.
Забвенье, Гиомар, мое —
колючки кактусовой
острие.1
Гром над землей (проклятье
как небесам не послать!),
гром над землей, и на море
завеса дыма опять.
И на холме — далёко —
озябший чернеет тополь
да белеет дорога.
А этот камень...
(земля Луны!)
Всё в Лету канет?

Дополнения. II
Ветрами со всех сторон
лимонная роща исхлестана.
Не сплю. И спасет ли сон?
II
Три ведьмы среди бурьяна,
при вспышках молний, под гром,
скачут, пророчат Макбету:
— Быть тебе королем!2
(— Thou shalt be king, all heil!)
А под цокот копыт:
— Могут лишить удачи, —
голос идальго звучит, —
могут лишить удачи,
отваги никто не лишит!3 —
Под солнцем, с годами горящим
всё более ярким светом
(разве в его лучах
видна корона Макбета?),
волшебники, в коих верил
старый идальго свято,
старательно отчищают
от ржавчины шлем и латы.

Стихи военных лет
РАЗДУМЬЕ
Над апельсиновым садом
восходит луна, кругла.
Венера с луною рядом —
птенец из стекла.
Небо янтарно-чисто
над горной дальней грядой
и лиловей аметиста
над тихой морской водой.
Сады темнотой объяты —
фонтан, не журчи! —
жасмин, соловей ароматов,
благоухает в ночи.
Война утратила ярость,
кажется, спит война.
И воду Гвадалавьяра
Валенсии пьет весна.1
Валенсия башен легких
и нежной ночной теплыни!
Будешь ли ты со мной,
когда я уйду далёко,
в тот край, где лазурное море блекнет
и набегает песок волной?..
Рокафорт, май 1937 года
401

Дополнения. II
ФЕДЕРИКО ДЕ ОНИСУ1
Тебе этот красный цветок, —
был белой лилией он,
и он аромат сберег
садов, что взрастил Леон.2
Барселона,3 июнь 1938 года

III. ПРОЗА
ЗЕМЛЯ АЛЬВАРГОНСАЛЕСА
Легенда
Однажды в начале октября, решив побывать
в верховьях Дуэро, я выехал из Сории утренним
дилижансом, идущим на Бургос, — на нем я мог
добраться до Сидонеса.*Я сел неподалеку от
кондуктора, на передней скамье, между двумя
пассажирами: «индианцем» — он возвращался из
Мексики под сень родных сосен2 — и старым
крестьянином — тот возвращался из Барселоны,
проводив двух сыновей, уплывших в Ла-Плату.3
По кастильскому плоскогорью не проедешь без
того, чтобы кто-либо из попутчиков не начал бы
разговора о заморских странах.
Мы ехали по широкому бургосскому шоссе;
по левую руку — среди тополей, уже позолочен-
403

Дополнения. Ill
ных осенью, — осталась дорога на Осму.4 А
среди серых холмов и голых скал можно было
видеть Сорию. В былые времена Сория,
мистическая и воинственная, охраняла от мавров, словно
стражница, ворота Кастилии; через нее проехал
в изгнание Сид.5 Дуэро возле Сории изгибается
дугой, напоминающей изгиб арбалета. Мы ехали
в направлении полета его стрелы.
«Индианец» принялся рассказывать мне о
Веракрусе,6 но я больше слушал старого
крестьянина — тот заговорил с кондуктором об одном
недавнем злодеянии. В сосновом бору Дуруэло
зарезали и — уже мертвой — изнасиловали молодую
пастушку. Старый крестьянин полагал, что
гнусное преступление это совершил богатый
скототорговец из Вальдеавельяно, арестованный по
подозрению и сидящий сейчас в сорийской тюрьме,
но не верил, что суд будет справедливым, ведь
пастушка — из бедной семьи. Жители маленьких
городков питают слабость к картам и политике,
нувориши из больших городов — к искусству и
порнографии, но крестьян интересуют только
дела землепашеские и злодеяния человеческие.
— Далеко ли вы едете? — спросил я старого
крестьянина.
— В Коваледу, сеньор, — ответил тот. —
А вы?
404

Проза
— Тоже в Коваледу; хочу долиной Дуэро
добраться до Урбиона. А потом через перевал
Санта-Инес спущусь к Винуэсе.7
— Погода нынче не для прогулок по Урбио-
ну. Упаси вас Господь от грозы в наших горах.
В Сидонесе я и старый крестьянин
попрощались с «индианцем» — он ехал до Санто-Леонар-
до, — вышли из дилижанса и уже верхом, по
горным тропам, направились к Винуэсе.
Общаясь с крестьянами, я всякий раз ловлю
себя на мысли: как много знают они из того,
о чем мы и понятия не имеем, и как мало значат
для них наши знания!
Крестьянин ехал впереди меня, не проронив
ни слова. Здешние жители — неулыбчивы и
немногословны, говорят только когда их
спрашивают, отвечают коротко. А если можно не
отвечать— промолчат. И только тогда они
словоохотливы — пожалуй, даже излишне, — когда
разговор заходит о том, что знают они как свои
пять пальцев, или когда примутся рассказывать
местные предания.
Я оглянулся на селение, оставшееся за нашей
спиной. Над глинобитными лачугами
возвышалась церковь с колокольней, увенчанной
аистиным гнездом. Возле дороги, резко выделяясь
среди убогих жилищ, виднелся дом местного «инди-
405

Дополнения. HI
анца». Роскошный, только что построенный
особняк; сад, обнесенный решетчатой оградой...
По другую сторону дороги тянулась гряда голых
серых скал, иссеченных красными трещинами.
Спустя два часа мы добрались до Муэдры —
деревни, лежащей на полпути от Сидонеса до Ви-
нуэсы, — и по деревянному мосту перешли на
другой берег Дуэро.
— Вот эта тропа, — указывая направо, сказал
крестьянин, — ведет к землям Альваргонсалеса;
теперь-то эти места прокляты Богом, но в
прежние времена лучших земель во всей округе было
не сыскать.
— Альваргонсалес — так звали их
хозяина? — спросил я.
— Да, Альваргонсалес, — ответил
крестьянин, — богатым он был; род его давно уже
прервался... Но деревня, где он жил, и по сей день
называется Альваргонсалес, и нынешняя
пустошь вокруг нее тоже так зовется. Отсюда до
деревни Альваргонсалеса — рукой подать, много
ближе, чем до Винуэсы. Волки зимой, когда их
голод из лесу гонит, забегают в деревню, воют
на скотных дворах; теперь всё там пусто, всё
порушено...
В детстве я слышал историю
Альваргонсалеса от одного пастуха, знаю, что она записана
406

Проза
фольклористами и что слепцы в Берланге часто
поют ее.8
Но всё же я попросил крестьянина поведать
мне давнее предание, и тот начал рассказ.
Альваргонсалес, будучи еще совсем
молодым, получил от родителей богатое наследство.
Дом, сад и пасека, два луга: трава — чистый
шелк, обширные поля, несколько волов, сотни
овец, сторожевой пес и псарня с борзыми.
Полюбилась Альваргонсалесу одна
красавица из Бурго, что неподалеку от Берланги; не
прошло и года — стала она ему женой. Звали ее
Полония, была она старшая и самая красивая из трех
дочерей крестьянина по фамилии Перибаньес —
когда-то Перибаньесы были весьма
зажиточными, но в ту пору уже изрядно обнищали.
Богатую свадьбу справили молодые —
сначала в деревне невесты, затем у Альваргонсале-
са. Что за свадьба была! — и гитары, и скрипки,
и флейты, и тамбурины, и танцы арагонские,
и фейерверк валенсийский. И доныне по всей
округе — от Урбиона, где рождается Дуэро, до
бургосских земель, по которым он течет, —
вспоминают о свадьбе Альваргонсалеса, ибо
люди никогда не забывают о ярких, шумных
праздниках.
407

Дополнения. Ill
И зажил Альваргонсалес счастливо — жена
любила его, земля и скот щедро одаряли за
труды. Родила Полония Альваргонсалесу трех
сыновей; когда они выросли, отец поручил заботы
о саде и пасеке старшему, о скоте — среднему,
а младшего отправил в семинарию, в Осму, —
хотел, чтобы тот служил Богу.
Немало Каиновой крови течет в жилах
крестьян. Зависть нарушила мир и покой в доме Аль-
варгонсалеса. Старшие его сыновья женились, но
невестки, прежде чем подарить свекру внуков,
принесли в его дом раздор и свару. Злыми
оказались бабенки и жадными, прямо спали и видели:
вот помрет старик — и приберут они к своим
рукам все его богатства, мало им было того, что уже
было у них.
Младший сын, отданный отцом в семинарию,
молитвам и латыни предпочел любовные утехи и
в один прекрасный день снял сутану, заявив, что
ни разу в жизни больше не наденет ее. Сказал,
что надумал уплыть в Америку. Захотелось ему
мир повидать — моря и дальние страны.
Мать все глаза себе выплакала, а отец продал
сосновый бор и отдал младшему сыну деньги за
его долю наследства.
— Это твои деньги, сынок, и да поможет тебе
Господь во всем! Пусть сбудутся твои мечты; и
408

Проза
знай: пока я жив, всегда в отчем доме найдешь ты
хлеб и кров; но помни: помру я — всё достанется
твоим братьям.
Лоб Альваргонсалеса уже изрезали
морщины, кожа на лице отливала синевой, а борода —
серебром. Виски поседели, но еще прямою была
спина, и голову не склонял он ни перед кем.
...Однажды осенним утром вышел Альвар-
гонсалес из дому; не взял он с собой на этот раз
ни борзых, ни ружья. Не об охоте были думы его.
Долго шел Альваргонсалес берегом реки мимо
желтеющих тополей, прошел сосновый бор и
наконец, усталый, остановился у родника в тени
огромного вяза.
И вот, оставшись наедине с Богом, сказал
ему Альваргонсалес: «Господи, Ты даруешь
щедрый урожай земле, которую возделывают
руки мои, Тебя благодарю и за хлеб на моем
столе и за жену на моем ложе, по милости Твоей
здоровы дети мои, по милости Твоей
прирастают стада моих мериносов, под тяжестью плодов
сгибаются деревья сада моего, медом полны
ульи пасеки моей; знай, Господи: ведомо мне,
сколь много даешь Ты мне, прежде чем
отнимешь у меня всё».
Так, в полудреме, говорил Альваргонсалес
с Богом; ветви вяза, дарившие тень, и вода, плес-
409

Дополнения. Ill
кавшая о камень, словно бы шептали ему: «Спи
спокойно».
Уснул Альваргонсалес, но не было его душе
покоя, и беспокойным был его сон.
И приснилось Альваргонсалесу: обращается
к нему некто незримый; и, словно Иаков, увидел он
лестницу, нисходящую с небес на землю.9 Должно
быть, это солнечные лучи пронизали крону вяза.
Истолковать сон, в котором соединились
наши думы, воспоминания и тревожные
предчувствия, — весьма непросто. Многие верят, что по
сновидениям можно предсказывать будущее. Но
сны редко когда сбываются. А объяснить
беспокойный сон, что тяжким камнем ложится на
сердце спящего, — можно. Такие сны —
воспоминания о действительно происшедшем, их ткет и
сплетает в клубок дрожащая, неловкая рука
незримого участника — страха.
Снилось Альваргонсалесу детство. Веселое
пламя очага под широким, закопченным
колпаком, вокруг очага — его родители и братья.
Старик-отец греет над золотистым огнем руки.
Мать перебирает черные зерна четок. На
закопченной стене кухни сверкает топор, которым
старик рубил в дубовом бору дрова.
Длится сон — и вот снится Альваргонсалесу
один из лучших дней его юности. Летний вечер и
410

Проза
зеленый луг за садовой оградой. Заходящее
солнце оранжевым цветом красит листву каштанов, а
Альваргонсалес, сидящий в тени на траве,
поднимает над головой кожаный бурдюк, и красное
вино, освежая, льется ему в пересохший рот. Рядом
с ним — семья Перибаньесов: родители и три
дочери-красавицы. Воздух над ветвями сада, над
травами луга наполнен золотистыми и
хрустальными голосами — словно бы звезды, прежде чем
засверкать в безмолвном небе, поют на земле.
Настает ночь, и над темным сосновым бором, над
отдыхающим полем повисает — золотым
тяжелым шаром — полная луна, прекрасная луна
любви.
Но померк этот сон — как если бы феи, что
прядут и ткут нить сновидения, положили в свою
пряжу клок черной шерсти;10 распахнулась перед
Альваргонсалесом сверкавшая золотом дверь, и
обмерло сердце спящего.
За дверью — темная комната, в глубине ее,
в пустоте — мерцающий очаг без дров. На
большом гвозде, вбитом в стену, висит сверкающий
острый топор.
И вот уже снится Альваргонсалесу залитый
солнцем день. Три его сына играют у порога.
Полония, поглядывая на них, шьет и время от
времени улыбается. Между старшими братьями прыга-
411

Дополнения. HI
ет по земле, сверкая пронзительными глазками,
черный ворон.
— Чем вы заняты, мои милые? — спрашивает
Полония.
Сыновья молча смотрят на мать.
— Пока не стемнело, сходите-ка, ребятишки,
за дровами.
Все трое уходят. Младший, идущий
последним, оборачивается, и мать зовет его к себе.
Мальчик бежит назад, а старшие братья уходят всё
дальше, к сосновому бору.
И снова очаг, пустой, погасший очаг, а на
стене — сверкающий топор.
Под вечер старшие сыновья Альваргонсалеса
возвращаются с вязанками хвороста. Мать
зажигает свечу, а старший сын, положив щепки и
хворост под дубовое полено, пытается разжечь огонь;
хворост потрескивает, но огонь, едва занявшись,
гаснет. Не желает разгораться огонь в очаге Аль-
варгонсалесов. В свете свечи сверкает топор на
стене, и теперь чудится: капает с него кровь.
— Отец, дрова, должно быть, сырые — огонь
всё никак не займется.
Вот средний сын подходит к очагу и тоже
пытается разжечь огонь. Но дрова не желают гореть.
Тогда младший сын бросает в очаг хворост, и
высокое пламя тотчас же освещает кухню. Мать
412

Проза
улыбается, а отец, подняв сына, сажает его к себе
на колени, справа от очага.
— Хоть ты и родился последним, но ты
первый в моем сердце и лучший во всем роду, ибо
руки твои возжигают огонь.
Бледные как смерть братья исчезают в
темных закоулках сновидения. В правой руке
старшего сверкает топор.
Спит Альваргонсалес подле родника, а на
небесах засверкала уже первая звезда, и огромная
багровая луна повисла над темным полем.
Чудится: вода, плещущая о камень, рассказывает
печальную старую легенду—легенду о злодеянии.
...В молчании подходили к роднику сыновья
Альваргонсалеса и вдруг увидели спящего на
земле отца. Вечерние тени становились всё
длиннее и длиннее, они дотянулись до спящего
раньше, чем убийцы. Темная узкая полоса, словно
след от топора на теле дуба, легла на лоб
Альваргонсалеса меж бровей. Снилось отцу, что
сыновья хотят убить его, — открыл он глаза и увидел:
явь это, а не сон.
Злую смерть принял от злых своих сыновей
крестьянин, спавший подле родника. Топор,
вонзившийся в шею, и нож, четыре раза
вошедший в грудь, оборвали сон Альваргонсалеса.
Старый дедовский топор, которым Альваргон-
413

Дополнения. HI
салес всегда рубил дрова, рассек его
мускулистую, еще не согнутую годами шею; нож,
которым добрый крестьянин нарезал хлеб для своих
домочадцев, пронзил самое благородное во всей
округе сердце. Ведь был Альваргонсалес
добрым не только для своей семьи, добрым он был и
для местных бедняков. Те, кто хоть раз стучался
в двери его дома или открывал ему двери своего,
оплачут старого крестьянина, словно отца
родного.
Но не ведают сыновья Альваргонсалеса, что
творят.11 Несут они убитого отца к глубокому
оврагу, по дну которого течет впадающая в Ду-
эро река. Сумрачно в овраге, густо порос он
папоротником, буком и сосной.
Приносят они отца к бездонному Черному
омуту и, привязав к ногам камень, бросают
в воду. Окружен омут высокой стеной серых
замшелых скал — вьют на них гнезда только орлы да
стервятники. В те времена крестьяне, даже в
ясный день, боялись подходить к омуту. Ну а
теперь, правда, когда чужаки, вроде вас, сеньор,
излазали здесь всё вдоль и поперек, страх перед
Черным омутом исчез...
Возвращались сыновья Альваргонсалеса тем
же оврагом. Но не слышалось с его дна журчания
воды. Два волка вышли было им навстречу.
414

Проза
И в страхе кинулись прочь от братьев. Решили
отцеубийцы перейти реку, но та потекла по
другому руслу, и прошли они по сухому дну. Шагали
они по ночному лесу к деревне — и на всем пути
сосны, скалы, заросли папоротника расступались
перед ними, будто отшатываясь от злодеев. Вот
снова подошли братья к роднику, и при их
приближении родник, что неустанно рассказывал
свою старую легенду, умолк и заговорил снова
только тогда, когда братья ушли.
Так досталась злым сыновьям вся земля
доброго старого крестьянина, что однажды осенним
утром вышел из дому и не вернулся, ушел
навсегда. На другой день нашли подле родника его
плащ, увидали кровавый след, ведущий к
оврагу. Никто в деревне не осмелился обвинить
братьев в отцеубийстве — крестьяне боятся
сильных мира сего, — и никто не осмелился
искать труп в Черном омуте — впрочем, всё равно
это было бы бесполезно: омут никогда не отдает
своей добычи. Сыновья Альваргонсалеса,
подкупив свидетелей, указали на какого-то
коробейника, что бродил по окрестным селениям,
бедолагу схватили и два месяца спустя повесили
в Сории.
Зло человеческое, словно Черный омут, —
бездонно.
415

Дополнения. HI
Через несколько месяцев умерла и жена Аль-
варгонсалеса. Те, кто видел ее сразу по смерти,
говорят: лежала Полония, плотно закрывая лицо
руками.
...Наступил май, весеннее солнце засияло над
зелеными полями, аисты в лазоревом небе стали
учить своих птенцов летать. В еще невысокой
пшенице кричали перепела, зеленели тополя над
рекой и дорогами, а сливовые деревья в саду Аль-
варгонсалеса обволок белый цвет. Земля
улыбалась новым хозяевам и обещала одарить их так
же щедро, как прежде одаривала старого
землепашца.
Тот год стал для сыновей Альваргонсалеса
годом изобилия. Бремя преступления перестало
их тяготить, ведь злодеи осознают вину за
содеянное только тогда, когда страшатся кары —
Божьей либо человеческой; но если судьба
благоволит им, то и страх исчезает, и едят они свой
хлеб без каких-либо угрызений совести.
У алчности лапы с когтями — они умеют
хватать, но не умеют работать. На следующее лето
земля Альваргонсалесов оскудела, она, казалось,
разгневалась на своих хозяев. Маков и сорняков на
пшеничном поле можно было насчитать больше,
чем золотистых колосьев. Плодовые деревья, из-за
ночных заморозков, оказались пустоцветами. Ов-
416

Проза
цы гибли дюжинами — местная старуха, слывшая
ведьмой, навела на них порчу. Но если тот год
выдался для братьев плохим, то следующий оказался
еще хуже. Прокляты были эти земли; и чем
меньше давала земля, тем больше бранились и
ссорились жены братьев. Каждая из них родила двоих
сыновей, но все они умерли во младенчестве —
злоба отравила материнское молоко.
Однажды зимним вечером братья с женами
сидели подле очага, в котором едва мерцал
угасающий огонь. Дров в доме не было, и пойти за
ними в столь позднее время братья не решались.
Холодный ветер задувал в щели ставен, выл в
печной трубе. На заснеженной улице хозяйничала
метель. Молча смотрели Альваргонсалесы на
гаснущий огонь — и вдруг в дверь кто-то постучал.
— Кого это несет в такой час? — проворчал
старший сын Альваргонсалеса. — Поди, брат,
открой.
Но никто не двинулся с места, никто не
решился отворить дверь.
Стук повторился, послышался голос:
— Откройте, братья!
— Это Мигель! Входи, входи скорее!
Дверь открыли, и — весь в снегу, в длинном
плаще — вошел младший из Альваргонсалесов
— Мигель, вернувшийся из Америки.
417

Дополнения. Ill
Он обнял братьев и сел рядом с ними у очага.
Вся семья молчала. В глазах Мигеля стояли
слезы, и никто не осмеливался взглянуть ему в глаза.
Из дома Мигель ушел почти ребенком, а теперь
вернулся под родной кров взрослым и богатым.
Он уже знал о бедах, постигших семью, но не
подозревал братьев в отцеубийстве. По манерам
своим он был истинный дворянин. Лицо смуглое,
худое, морщинистое: странствия по заморским
странам оставили свой след, — но огромные
глаза сверкали молодо. На высокий крутой лоб
спадали пряди каштановых волос. Из всех братьев
он был самым красивым: лицо старшего портили
густые нависшие брови, среднего — маленькие
глазки, беспокойные трусливые глазки хитрого и
жестокого человека.
Погруженный в свои думы Мигель молчал, а
братья глаз не сводили с тяжелой золотой
цепочки, что сверкала на его груди.
Наконец старший брат нарушил молчание:
— Ты будешь жить у нас?
— Если не прогоните, — ответил Мигель. —
Завтра привезут мои вещи.
— Одним — всё, а другим — ничего, —
проворчал средний брат. — Ты вон золотом весь
обвешан, а у нас, сам видишь, даже дров, чтобы
обогреться, и тех нет.
418

Проза
Ветер рвал дверь и ставни, выл в трубе. Холод
пронизывал до костей.
Мигель собирался что-то сказать, но в дверь
вновь постучали. Он взглянул на братьев, молча
спрашивая: кто это может быть? Братьев от
страха била дрожь.
И опять — стук. Мигель открыл дверь.
Ветер швырнул ему в лицо из ночной мглы
пригоршню снега. За дверью не было никого, но
в снежном вихре Мигель успел заметить
удаляющуюся от дома фигуру. Стал он закрывать дверь и
вдруг увидел на пороге вязанку дров... В эту ночь
жарко пылал огонь в очаге Альваргонсалесов.
Мигель приехал из Америки отнюдь не с
пустыми руками, хотя и не столь богатым, как
полагали его жадные братья. Он решил остаться
в родной деревне, а так как все отцовские поля
принадлежали уже старшим братьям, Мигель
откупил у них часть земли — дал за нее столько
золота, сколько она и не стоила никогда. Оформили
купчую, и младший брат принялся возделывать
проклятую Богом землю.
Получив золото, отцеубийцы вновь воспряли
духом. Они тратили его без толку, жили праздно
и быстро спустили все деньги, — так что на
следующий год им пришлось снова трудиться на
брошенных было полях.
419

Дополнения. HI
Мигель работал от зари до зари. Он вспахал
всю свою землю, очистил ее от сорной травы,
засеял пшеницей и рожью; тяжелым золотом
налились колосья на его полях, а иссохшие земли
старших братьев не давали урожая. Со злобой и
завистью смотрели братья на Мигеля. Он вновь
предложил им золото за их проклятые земли.
Отныне уже вся земля Альваргонсалеса стала
принадлежать Мигелю, и снова стала она такой
же щедрой, как и при отце. А старшие братья
тратили деньги на кутежи. Карты и вино вновь
довели их до бедности.
Однажды они весь день прогуляли и
пропьянствовали в соседней деревне на ярмарке и
возвращались домой ночью, не протрезвев. Старший
брат шел, насупив брови; злодейские мысли не
давали ему покоя.
— Почему так везет Мигелю, а? — спросил
он брата. — Земля щедро одаряет его, а нам даже
куска хлеба не перепадает.
— Это всё козни дьявола, — ответил средний
брат.
В ту минуту отцеубийцы шли вдоль садовой
ограды. Деревья в саду были сплошь усыпаны
плодами. Под одним деревом, среди кустов роз,
увидели сыновья Альваргонсалеса
склонившегося к земле человека.
420

Проза
— Вот полюбуйся, — сказал старший. — Он
даже и ночью работает.
— Э-эй, Мигель! — крикнули оба брата
разом.
Но человек не поднял головы. Он продолжал,
не разгибая спины, трудиться: подрезал нижние
ветки, вырывал сорную траву. Голову садовника
окружал яркий нимб, но удивленные братья
решили, что это им с пьяных глаз просто
померещилось. Тут человек распрямился и шагнул
к братьям, не видя их; казалось, он смотрит, что
еще нужно сделать в саду. Лицо у человека... это
было лицо их отца! Из бездонного Черного омута
вышел старый Альваргонсалес помочь Мигелю.
На следующий день братья вспомнили, что,
перепив на ярмарке, видели ночью нечто
диковинное. Но как ни в чем не бывало они продолжали
тратить деньги и тратили их, пока вновь не
спустили всё до последнего гроша. А Мигель
трудился, не покладая рук, и Бог щедро одарял его.
Снова ощутили братья в своих жилах
Каинову кровь, и воспоминание о первом преступлении
толкнуло их на новое злодеяние.
Задумали они убить брата своего — и
свершили задуманное.
Они утопили Мигеля в мельничной запруде,
но наутро тело его всплыло на поверхность.
421

Дополнения. HI
Прилюдно оплакали убийцы смерть брата —
дабы в деревне, где к ним любви не питали, никто
не заподозрил бы их в преступлении. Все в
деревне считали братьев убийцами, но никто не
осмелился заявить на них властям.
И вновь вся земля Альваргонсалеса стала
принадлежать старшим сыновьям.
И вновь первый год был для них годом
изобилия — ведь пожинали они плоды трудов
брата своего; но уже на второе лето оскудела
земля.
Однажды, налегая всем телом на плуг,
старший брат вспахивал неподатливую землю.
Обернулся он и видит: земля за ним смыкается,
исчезает борозда.
Средний брат копал в это время землю в
саду— там вырастали теперь одни сорняки, —
и видит: кровью сочится земля. Опершись на
заступ, оглядел он весь сад, и холодный пот
прошиб его.
На следующий день старшие сыновья, ни
слова не говоря друг другу, пошли к Черному
омуту.
Когда добрались они до оврага, поросшего
буком и сосной, уже стемнело.
Два волка вышли им навстречу и в страхе
кинулись прочь от убийц.
422

Проза
— Отец! — закричали сыновья; горное эхо
еще повторяло: «Отец! Отец! Отец!», — а
бездонный Черный омут уже поглотил их.
<1911>
ПИСЬМО МИГЕЛЮ ДЕ УНАМУНО
ОТ 16 ЯНВАРЯ 1918 г.
Баэса.
16. 1. 1918.
Дорогой дон Мигель!
Я снова в Баэсе 1 — и пишу Вам письмо, с тем
чтобы вновь выразить чувство — с каждым разом
всё более глубокое — восхищения и
преклонения, которое испытываю к Вам и Вашему
творчеству. Я начинаю понимать важность писем: в них
мы выражаем наши чувства вне социальной
сферы, находясь в которой человек не слышит ни
себя самого, ни своего ближнего.
Я получил Вашего «Абеля Санчеса»,2 Вашего
язвительного и страшного Каина, написанного,
на мой взгляд, более сильно, чем Каин
Байрона,3 — хотя бы потому, что он извлечен из самого
нутра нашей расы и говорит на одном с нами
языке. Вы поступаете верно, обнажая глубокие
корни человеческой целины, — они свидетельству-
423

Дополнения. HI
ют о жизненной силе земли; кроме того,
необходимо, чтобы они сгнили под лучами солнца на
поверхности и можно было бы совершить иное
деяние — провести борозду для посева.
Каин, сын Адамова греха, возделал
каменистую пустыню, благодаря ему вспаханная земля
стала раем. Во второй раз ее вспахал Иисус, ее
сеятель. Как бы там ни было, воздадим должное
Каину, поскольку, не будь его, Иисус не смог бы
засеять землю. Я нахожу в высшей степени
оправданным то, что Вы, истинный христианин,
постоянно обращаетесь к Ветхому Завету и что,
будучи филологом-классиком, Вы находите
вдохновение в книге о бытии человеческом. Ваш
«Абель Санчес» — дохристианская книга,
которую Вы — человек, несущий в своем сердце
Христа, — написали для того, чтобы попытаться
изгнать из наших душ человека дохристианского,
гориллу, живущую в нас с первых дней творения.
Ваш Каин — это, без сомнения, зависть:
ненависть к ближнему, вызванная в нас любовью
к нам самим. Это глава из книги о роде
человеческом или из книги о любви человека к самому
себе и своему потомству, о любви, переходящей из
поколения в поколение, по мужской линии — от
отцов к сыновьям, почти всегда без обратной
связи — от сыновей к отцам, без братской любви;
424

Проза
это книга зависти: Каин и Авель,4 Иаков и Исав,5
Иосиф и его братья6 и т. д.
В этой книге книг я вижу неизменную борьбу
человека во имя утверждения чувства братской
любви, что находит завершение в Иисусе. Каин
убивает Авеля, который был добр добротой
пастуха; Иаков занимает место своего брата, который
был человеком невежественным; Иосиф не был
принесен в жертву, так как был наделен всеми
человеческими добродетелями и был предназначен
для высших целей. Простив и возлюбив своих
братьев, что жаждали погубить его, Иосиф
убеждает нас: любовь когда-либо да пересечется с
дорогой человеческой. История Иосифа — самая
поэтичная и чистая история в Ветхом Завете,
в дохристианской части Библии. Иосиф,
целомудренный Иосиф, бежал, оставив одежду свою в
руках сладострастницы. Иаков, вероятно, не
преминул бы воспользоваться случаем — речь идет
даже не о наслаждении, а о слепом инстинкте,
свойственном мужчинам. Но Иосиф — более
совестливый, более совершенный, он не жеребец-
производитель, он человек. Его целомудрие не
следствие импотенции либо гермафродизма, ведь
позже мы видим его женатым, окруженным
детьми; в его чистоте ощущается начало истории
человеческой, что ведет нас не от поколения к поколе-
425

Дополнения. HI
нию, а от добродетели к добродетели. Именно
в Иосифе проявляется изначальная добродетель,
противостоящая изначальной страсти:
целомудрие, противостоящее зависти, которая с самого
зарождения своего соединяется с чувством
ревности к женщине. Чувство братства — это
целомудренная любовь, и она возникает только тогда,
когда человек оказывается способен победить
слепое побуждение плоти. Ваш Каин — тоже
жеребец-производитель, способный дать начало
новому роду; потерпев поражение в любви к
Елене, он начинает ненавидеть Абеля Санчеса.
Теперь Вам следует написать христианский,
Ваш христианский, роман, чтобы излечить нас от
той жёлчности, от которой Вы исцелились,
написав книгу, столь же действенную и вечную, как и
сама ее тема. А Каин жив и поныне, несмотря на
приход Христа; Каиновой печатью отмечены
семьи, касты, классы, а сегодня уже и целые
нации — я говорю о столь серьезном и столь низком
чувстве, которое мы называем патриотизмом.
Только русские — благословенный народ! — как
мне кажется, способны на более благородное и
общечеловеческое чувство. Европу спасет
толстовство, — если ее можно еще спасти.
Но вернемся к Христу. Если зависть есть
ненависть к ближнему, порожденная в нас любовью
426

Проза
к нам самим, то что такое братская любовь? Если
мы скажем, что это любовь к ближнему,
порожденная в нас любовью к нам самим, то мы, по
моему убеждению, не поймем сути христианства;
выходит: братская любовь просто неявная форма
любви каждого к самому себе. Мне
представляется, что правильнее определить так: братская
любовь — это любовь к ближнему, порожденная
нашей любовью ко всеобщему отцу. Мой брат —
не мое творение и не часть меня самого; чтобы
возлюбить его, я должен ощутить свою любовь
в нем, а не в себе; он равен мне, но он иной, чем я;
своим сходством мы обязаны не самим себе, а
отцу, который нас породил. И я не имею права на
то, чтобы ближнего своего сделать зеркалом,
в которое буду смотреться и любоваться собой;
чувство нарциссизма — антихристианское
чувство; мой брат — это зеркало, это реальность,
столь же цельная, как и моя, но которая не
является мной и возлюбить которую я обязан с
полным забвением самого себя. Любовь не
чувственное наслаждение, а самопожертвование.
Христос не взялся бы за проповедь любви как за
дело, не имеющее завершения, если бы полагал,
что человек будет смотреть в душу ближнего
своего для того, чтобы привести в порядок
бороду и усы. Той же неизмеримой любовью, како-
427

Дополнения. HI
вую ощущаешь к себе самому, — надеюсь, я
верно понимаю слова Иисуса, — возлюби брата
своего, он равен тебе, но он не есть ты; признай в нем
брата своего; а то, что есть общего в вас, — это
кровь Господа, отца вашего.
Такова, как мне представляется, суть
Евангелия и великих откровений Христа, истинного
преобразователя человеческих ценностей.
Смирение — христианское чувство, ибо любовь,
которую проповедовал Христос, есть любовь, не
знающая гордыни, не дающая нам ни душевного
наслаждения, ни наслаждения нашими
деяниями; мы не можем породить объект нашей любви,
нашего брата, сотворенного Богом. Братская
любовь выталкивает нас из нашего одиночества
и ведет к Богу. Когда я признаю, что есть другое
«я», которое не является мной и не является
моим творением, я ясно понимаю, что Бог
существует и я обязан верить в него, как в своего отца.
Мне всегда казалось, что современная
философия, которая зиждется на догме о
необходимости превосходства разума над верой,
совершенно забывает о глубочайшем смысле
христианства. Философия размышляет о знании, о самом
мышлении; она в конечном счете ответ на
древнюю веру, на провидческую догадку элейцев,
что отождествляли «существовать» и «мыс-
428

Проза
лить».7 Но для чего тогда пришел в мир
Христос? Он открыл нам всеобщие ценности, не
порожденные логикой, новые пути от сердца к
сердцу, по которым он шел столь же уверенно, как от
одного рассуждения к другому, открыл
истинную реальность идей, их сокровенный смысл, их
жизнеспособность.
Война природе — так повелел Христос,
природе в сугубо физическом смысле, сумме
элементов и слепых сил, из которых состоит наш мир,
природе, где царит логика, которая начисто
исключает реальность последних истин:
бессмертия, свободы, Бога, глубины наших душ.
Мы уже допускаем:
возможно, не будет истиной
ничто из того, что мы знаем.8
Так, кажется, писал я в одном стихотворении;
я имел в виду знание, которое основано на
размышлениях, лишенных сути, рожденных
холодным умом, на размышлениях, мечущихся среди
соотношений, границ, отрицаний, на
размышлениях, состоящих из пустопорожних понятий;
такое знание ни на гран не поможет понять, чем
живет наше сердце. Сердце и голова не могут
договориться друг с другом, но мы можем принять ту
или иную сторону. Я — жилец первого этажа.
429

Дополнения. Ill
Война Каину и да здравствует Христос!
Восхищается Вами, любит Вас и всегда ждет
Ваших произведений
Антонио Мачадо.
Я горячо аплодировал Вам во время Вашей
лекции в Доме Народа.
ФРАГМЕНТЫ ИЗ КНИГИ
«ХУАН ДЕ МАЙРЕНА.
ИЗРЕЧЕНИЯ, ШУТКИ, ЗАМЕЧАНИЯ
И ВОСПОМИНАНИЯ
АПОКРИФИЧЕСКОГО ПРОФЕССОРА»
<НА ДОНЖУАНОВСКУЮ ТЕМУ>
* * *
Скульптор, которого Соррилья сделал
персонажем своей драмы «Дон Хуан Тенорио», — ее
Дон Хуан охаян, особенно теми, кто не знает
других Дон Жуанов,1 — человек поистине
удивительный. С каким удовольствием он собирается
изваять статую Дон Хуана, «матадора», как с
безграничной наивностью он его называет, и водрузить
ее, среди жертв нашего героя, на пьедестал
превыше всех остальных! Но у него нет портрета Дон
Хуана... Кроме того, душеприказчики дона Диего
430

Проза
Тенорио... Но скульптор, конечно же, согласен
изваять статую даже бесплатно.
К этике через эстетику, говорил Хуан де Май-
рена, предвосхищая одного из своих знаменитых
соотечественников.2
дон ЖУАН
Дон Жуан — мужчина, созданный
женщинами, мужчина, которого любят и оспаривают друг
у друга женщины и на которого все остальные
мужчины будут всегда смотреть с завистливым
презрением либо с презрительной завистью.
Логично предположить, что Дон Жуан наделен той
телесной красотой, которую так ценят в
мужчинах женщины. То есть образ Дон Жуана,
отраженный в зеркале женщины, — это всегда образ
ее мужчины. Дон Жуан может быть красивым
или безобразным, сильным или слабым, кривым
или стройным, но в любом случае он знает: для
женщины — он прекрасен. Без такого
самосознания Дон Жуана невозможно само донжуанство.
Есть ли в Дон Жуане что-либо порочное?
В этом мужчине, созданном женщинами, его
хулители стремятся увидеть нечто женское.
Мужчинам, завидующим Дон Жуану, стало бы легче,
если бы они сумели доказать — доказать
женщину

Дополнения. Ill
нам, — что счастливый женский избранник —
гомосексуалист... Подобная попытка в данном
случае заведомо обречена на провал. Даже
малейшее сексуальное отклонение разрушает суть
Дон Жуана — его неизменное влечение к
женщине. Среди хулительниц Дон Жуана немало тех,
кто обвиняет его в нарциссизме. Женщина, на
которую Дон Жуан не обратил внимания, полагает,
что он предпочел ей самого себя, что он влюблен
в самого себя, как Нарцисс в свое отражение. Но
это лишь фантом женской ревности: Дон Жуану
приписывается культ Дон Жуана, созданный
самой женщиной. Но нет. У Дон Жуана, коего
торопливо одевает слуга, нет времени смотреться
в зеркало. Погибнуть в нем, подобно сыну Ли-
риопеи,3 — что за глупость!
Дон Жуан появляется на заре Возрождения
в обществе, где еще полностью властвует церковь;
его отличительные черты — сатанизм и
богохульство. В нем нет ничего ни от язычника, ни от
Моисея Ветхого Завета. Дон Жуан — герой
христианства. Его обычный подвиг — соблазнить
монахиню без какого-либо намерения обрюхатить ее.
Любовное влечение заложено в человеке от
сотворения мира; Дон Жуан не отказывает себе в
плотских удовольствиях, но, подобно монаху, не
заботится о продолжении рода. Когда Дон Жуан рас-
432

Проза
каивается, он, как правило, становится монахом,
но чрезвычайно редко — отцом семейства.
Но в таком случае, спрашивал себя мой
учитель,4 нужен ли человечеству Дон Жуан,
сверхсамец, не заботящийся о продолжении Адамова
рода? Не является ли такой Дон Жуан, образец для
мальтузианцев,5 онанистом и гомосексуалистом?
К подобному мнению склоняются многие,
особенно отцы семейств, обремененные
многочисленным потомством, кое рождено верной
супругой. Или, может быть, Дон Жуан являет собой
возбуждающий образ, создаваемый эротическими
фантазиями женщины, позволяющий победить ее
фригидность? Кто знает! Подобные вопросы
касаются не сущности Дон Жуана, а его общественной
полезности. Нас они не интересуют.
* * *
Из всех испанских романтиков, говорил Май-
рена своим ученикам, я отдаю предпочтение Эсп-
ронседе. Не потому, что Эспронседа — романтик
до мозга костей, но потому, что сей дворянин из
Альмендралехо сумел, как я полагаю, глубже
других проникнуть в испанское нутро, нащупать
романтическими пальцами — более или менее
бесстрастными — нашу артерию, артерию
циников, а не стоиков, сотрясти демонические глуби-
433

Дополнения. Ill
ны нашего великого народа, который — мы,
фольклористы, это хорошо знаем — столь охотно
и столь славно богохульничает.
Эспронседа — как показывают его поэзия и
события его жизни, известные нам, — циник во
всех значениях этого слова, непоследовательный
последователь Сократа, в котором почитание
человеческой добродетели и истины сочетается
с неодолимым желанием вываляться в грязи,
если говорить грубо, но верно. Циник в
христианском обществе всегда приходит к богохульству,
от чего изначально, в силу своих нравственных
законов, воздерживается его сотоварищ стоик.
Эспронседа — самый значительный и
вдохновенный поэт среди испанцев-циников, поэт,
благодаря которому испанская поэзия жива еще
и поныне. Прочтите, я вам советую, «Саламанк-
ского студента» — главное произведение Эсп-
ронседы. Я прочитал эту поэму еще ребенком —
в том возрасте, когда надлежит читать всё
подряд, — и мне не нужно перечитывать ее заново,
чтобы вспомнить ту или иную великолепную
строку; ну например:
И я свою душу отбросил назад — и т. д.
Эспронседа — великий, гениальный поэт,
а его дон Феликс де Монтемар — синтез, или,
434

Проза
лучше сказать, сама испанская суть всех Дон
Жуанов.6 Уже после поэмы Хосе де Эспронседы
появилось прекрасное донжуановское
стихотворение Бодлера, которое Эспронседа, без
малейшего сомнения, — так точно оно отвечает сути
его дона Феликса — взял бы в качестве эпилога
или экслибриса к «Саламанкскому студенту»:
Quand Don Juan descendit vers Г onde
souterraine...*'7
Как уверял мой учитель, говорил Майрена
своим ученикам, истинно прекрасные
поэтические произведения почти никогда не создаются
одним автором. Можно сказать иначе: такие
произведения создаются сами собой, при
посреднической помощи столетий и поэтов, иногда даже
вопреки желаниям поэтов, хотя всегда,
разумеется, их пером. Запомните эти слова, которые, как
признавался мой учитель, он слышал от своего
деда, а тот якобы прочитал их в какой-то книге.
Поразмышляйте над ними.
ЛОГИКА ДОН ХУАНА
— Я вас убью, Дон Хуан!
— Так значит, вы дон Луис.
* Когда спустился Дон Жуан к подземным водам... (фр.)
435

Дополнения. Ill
Это диалог из четвертого действия пьесы
Соррильи «Дон Хуан Тенорио». Первая фраза
принадлежит дону Луису Мехиа,8 он
произносит ее, закрывшись плащом, уверенный, что
хотя бы поначалу его не узнают. Если мы
вспомним, что диалог происходит после совращения
Дон Хуаном доньи Анны де Пантохи, то
согласимся: дон Луис говорит то, что должен был
сказать и что лучше сказать не мог. И трудно
найти иные слова — и циничные, и простые, и
характерные, — чем те, что произносит в ответ
славный король шалопаев и сердцеедов — Дон
Хуан Тенорио: «— Так значит...». Здесь и
логика, и изящное остроумие. Обратите
внимание: в этом случае, как и в других, точно
найденные реплики обеспечивали классическим
театральным произведениям успех публики
задолго до того, как им воздавали должное
многомудрые критики.
О КАЛЬДЕРОНОВСКОМ
В «СЕВИЛЬСКОМ ОБОЛЬСТИТЕЛЕ»
ТИРСО ДЕ молины9
Вспомните: Тирсо в своем знаменитом «Се-
вильском обольстителе» описывает смерть
Командора совершенно по-кальдероновски. Когда
436

Проза
Дон Хуан, обесчестив донью Анну де Ульоа,
спрашивает:
Кто стоит здесь? —
дон Гонсало, сознавая себя тоже жертвою Дон
Хуана, отвечает:
Башню чести
Наземь ринул низкий вор.
Та бойница хочет мести,
Жизнь держала здесь дозор.
И, пронзенный шпагой Дон Хуана, еще
продолжает вести с ним диалог. Даже умирая,
оставшись один, когда Дон Хуан и Каталиной
убегают, отец доньи Анны произносит:
Кровопролитье
Разжигает лютый гнев.
Я убит, но буду мстить я,
Ты посеял свой посев.10
Нет сомнения, говорил Майрена, эти строки,
великолепные, по-барочному риторические,
настолько кальдероновские, что мы, не колеблясь
ни секунды, признаем авторство самого Кальде-
рона де ла Барки.11 Пусть нам возразят, что их
написал все-таки Тирсо, — на это мы невозмутимо
437

Дополнения. HI
ответим: врачей в вольтеровском «Задиге» тоже
написал Кальдерой.12
* * *
Если вымысла мало, —
преданье придумано плохо
и правда правдой не стала.
Песню сию поет один поэт из Севильи, что
бродит ныне по степным просторам Сории,13 и об
этих словах надо бы всегда помнить тем нашим
актерам, кои не могут добиться правды образов
классического репертуара, — такие персонажи,
как Гамлет, Сехизмундо,14 Дон Жуан, не могут
быть скопированы, они должны быть выдуманы.
<НА ДОНКИХОТОВСКУЮ ТЕМУ>
* * *
Во время своих лекций Хуан де Майрена
иногда изрекал афоризмы, которые ему же первому
представлялись сомнительными, но которые, как
он полагал, все-таки заключали в себе долю
истины. Вспомним, к примеру, его сентенцию, до
чрезвычайности похожую на афоризм великого
Гениуса,15 столь же преувеличенный, но по
содержанию более универсальный. «В нашей лите-
438

Проза
ратуре, — сказал Майрена, — почти всё, кроме
фольклора, — педантство».
Этим высказыванием Майрена отнюдь не
желал принизить нашу достославную литературу,
так же как Гениус, утверждая: «Всё, что не
традиция, — плагиат», не намеревался низвести
традицию до того уровня, на каком она доступна
традиционалистам. Во-первых, слово «фольклор»
значило для Майрены то, что оно буквально и
означает: «народная мудрость», — то, что народ
знает, и так, как он это знает; то, что народ
постигает разумом и чувством, и так, как он это
постигает; так, как всё это он выражает и воплощает
в языке, который он создает более, чем кто-либо
другой. Во-вторых, слово «фольклор» означало
для Майрены всю сознательную, обдуманную
работу над этим народным богатством, мудрое и
созидательное использование его.
Вполне возможно, говорил Майрена, что, не
будь рыцарских романов и старинных романсов,
которые он хотел спародировать, Сервантес
никогда бы не написал «Дон Кихота», но тем не
менее он мог бы одарить нас другим бесценным
произведением. Но, не овладев языком,
настоянным на народном знании и сознании, он бы не
смог создать ничего претендующего на
бессмертие. Для меня это совершенно очевидно.
439

Дополнения. HI
Но меня чрезвычайно беспокоит, что наши
профессора литературы — не в обиду будь им
сказано — говорят вам о фольклоре весьма бегло,
поверхностно и пытаются внушить вам мысль,
что наша литература — плод деятельности
только писателей-эрудитов. А хуже всего, если в
наших университетах будут созданы кафедры
фольклора, которые возглавят специалисты,
овладевшие искусством вылавливать и
выуживать фольклорный материал, что послужит им
потом материалом для нового курса лекций. Ибо
такой метод — в иных науках, вероятно,
полезный — в данном случае способен только сбить
с верного пути. Например, «Словарь пословиц и
поговорок, встречающихся в „Дон Кихоте"»,
даже тщательно собранный и добросовестно
откомментированный, мало что может сказать нам
о роли пословиц и поговорок в бессмертном
творении Сервантеса. Я уже неоднократно говорил
вам: рыбак ничего не знает о рыбах, а
рыботорговец — и того меньше.16 Да, это верно. И я
полагаю, что сервантисты, когда они заведут разговор
о фольклорных элементах в «Дон Кихоте»,
должны будут объяснить нам примерно следующее.
До какой степени Сервантес делает народные
пословицы и поговорки своим собственным
достоянием; как он вживается в их жизнь; как спо-
440

Проза
собен осмыслить и прочувствовать их; как он
пользуется ими; как, в свою очередь, создает их
сам и в каких случаях они формируют его мысль.
Почему пословицы и поговорки — это сложное
единство опыта и здравого смысла, краткости и
изящества — берут у Сервантеса верх над
рассуждениями, изукрашенными риторикой либо
выраженными бесхитростно. Как он распределяет
пословицы и поговорки между Дон Кихотом и
Санчо — этими двумя дополняющими друг
друга типами сознания. Когда слышен в них голос
земли, когда — нации, когда — человека и когда
говорит ими сам язык. Какова их поучительная,
критическая и диалектическая ценность.
Обо всем этом и еще о многом ином серван-
тисты и должны бы поведать нам.
СЕРВАНТЕС
Наш Сервантес, говорил Майрена ученикам,
не убивал рыцарские романы, так как они были
уже мертвы, а воскресил их, заполнив ими,
словно миражами пустынь Ла-Манчи, клетки мозга
безумца. Из этих рыцарских романов, из этого
уже выродившегося эпоса, Сервантес и создал
современный роман. Из самого скромного
намерения написать пародию возникло — какая иро-
441

Дополнения. Ill
ния судьбы! — самое необычное произведение
всех литератур мира. И никто не может отнять
у нас, у испанцев, этого величия, оно наше,
истинно наше, не имеющее себе равных.
Необычен и чудесен мир, придуманный
Сервантесом, мир с двоящимся временем и с
двоящимся пространством, с двоящимся рядом
персонажей — реальных и иллюзорных, с двумя
человеческими сознаниями, самодостаточными и
тем не менее дополняющими друг друга, с
двумя героями, что странствуют и ведут беседы.
Против «solus ipse»* — утверждения
неизменной софистики человеческого разума,
поднимают бунт не только Платон и Христос, но и сама
сервантесовская книга, полная насмешек, вся ее
духовная атмосфера, что и до сей поры является
нашей. И становится понятным, почему не
написан еще другой великий роман, появления
которого все мы, однако, ждем.
* * *
— Что ты на это скажешь, Санчо? — спросил
Дон Кихот. — Какое чародейство устоит против
истинной отваги? Чародеи вольны обрекать меня
на неудачи, но сломить мое упорство и мужество
они не вольны.17
* «только я один» {лат.)
442

Проза
Так — по завершении достославного
приключения со львами — говорит рыцарь
Печального Образа в самой необычной главе «Дон
Кихота». Нет сомнения: Дон Кихот, наш Дон
Кихот, — полная противоположность прагматику,
человеку, который из счастливо закончившегося
приключения делает мерку для добродетели и
истины. Конечно, народ, в котором есть нечто от
Дон Кихота, не всегда является народом, как
говорится, благоденствующим. Но я никогда не
соглашусь с тем мнением, что он является низшим
народом. Также не следует полагать, что он
народ бесполезный, народ, существование
которого мало что дает человеческой культуре в целом,
что он не сможет исполнить той миссии, которая
предназначена ему, что в оркестре всемирной
истории он лишен своего, столь важного для него,
инструмента. Ибо настанет день, когда нужно
будет бросить вызов львам — без какого-либо
оружия, пригодного для сражения с ними. И тогда
будет нужен безумец, что не побоится войти в
клетку со львами. Безумец, служащий нам примером.
* * *
Диалог как жанр начинается бессмертными
диалогами Платона,18 в которых запечатлены
здравый смысл, рассуждения, доводы, каковые
443

Дополнения. HI
мы воспринимаем благодаря логическому
мышлению, свойственному всем нам. В диалогах
Христа — с учениками, с толпами народа, с
женщинами — нет доводов рассудка, поскольку они
уже найдены, но есть формулы, запечатлевшие
духовное единство. Средние века не были
благоприятными для развития диалога, но в эпоху
Ренессанса, в Новое время, появляются два
исполина, умевшие вести диалог: Шекспир в Англии и
Сервантес в Испании.
Диалог у Шекспира, по сути своей
драматический, обусловлен обычно сценическим
действием; в нем, как и в диалогах Христа, нет доводов
рассудка: безрассудства там предостаточно. С
помощью логических рассуждений мы можем
объяснить поступки героев, но сколь малую роль
играет логика в нашей духовной жизни!
Рассудочность иссушает, лишает действие блеска. Так
думал Шекспир, ибо именно так думает Гамлет,
именно так думает и Макбет, антипод Гамлета.
Диалог как средство постижения истины (или,
если вам будет угодно, как средство обретения
объективного видения) либо как форма
духовного общения у Шекспира отсутствует. Диалог у
Шекспира — это диалог одиночек, диалог людей
в конечном счете самодостаточных; они никоим
образом не отыскивают общечеловеческого, ра-
444

Проза
зум их затерян на опасных тропах
индивидуального сознания. Суть каждого лучше всего
выражается не в диалоге, а в монологе. Герои
великого Уильяма, по сути, ведут диалог сами с собой,
поскольку они одиночки и сражаются сами с
собой.
Если мы обратимся к Сервантесу, то есть
к «Дон Кихоту», то увидим: диалог здесь
совершенно иной. Почти несомненно: для Дон Кихота
и Санчо, — по крайней мере, так они
воспринимают это сами, — нет дела более важного, чем
вести беседы друг с другом. Для Дон Кихота нет
ничего более достоверного, чем наивная,
любопытствующая и ненасытная душа его
оруженосца. И нет ничего более достоверного для Санчо,
чем душа его господина. Но здесь не
продираются сквозь чащобу человеческой психики в
поисках разумных объяснений, не интересуются
единой природой человеческого мышления.
Надлежит правильно понять: разум их не бездействует,
он словно холст, на котором — каждый своими
нитками — вышивают рыцарь и его слуга. Не
станем забывать: из двух собеседников один
безумец, что вместе с тем ни в коей мере не мешает
ему быть правым, не мешает убеждаться и —
отдадим должное гению Сервантеса — убеждать
в своем целостном понимании мира и жизни, а
445

Дополнения. HI
второй — жертва как своего здравомыслия, так и
неверия в доводы разума. У Сервантеса нам
явлен диалог двух монад,19 самодостаточных и тем
не менее ищущих дополнения, в определенном
смысле созидательных, столь же убежденных
в своей незыблемости, сколь и склонных к
изменениям. Диалог между Дон Кихотом и Санчо —
этими возлюбившими друг друга, без какого-
либо намека на гомосексуализм, мужчинами —
достигает столь больших глубин человеческой
души, что их можно представить себе только
в свете метафизики моего учителя Абеля
Мартина, — но это мы сделаем или постараемся сделать
в следующий раз.
ФРАГМЕНТЫ ИЗ ПИСЬМА
ДАВИДУ ВЫГОДСКОМУ1
ОТ АПРЕЛЯ 1937 г.
Лучшее в Испании — это народ. Именно
поэтому героическая и самоотверженная оборона
Мадрида, поражающая весь мир, меня
восхищает, но не удивляет. В тяжелые времена
сеньоры — испанские баре2 — взывают к родине и
продают ее; а народ, даже не называя ее имени,
выкупает ее своей кровью и спасает. В Испании
446

Проза
нельзя быть человеком истинно благородным и
не любить народ. Любовь к народу у нас —
элементарнейшее выражение благодарности.
С огромным удовлетворением смотрю я на
мощный поток симпатии к России, который
возник в Испании. И поток этот, полагаю, глубже,
чем думают многие. Ибо его появление не
объяснишь только обстоятельствами нынешней
героической действительности, как не объяснишь его
и учением Карла Маркса и деятельностью
коммунистов, что в наши дни является великим
всемирным делом. Нет, и помимо марксизма,
Испания любит Россию, ощущает себя причастной
к ее душе. Более пятнадцати лет тому назад на
литературном вечере в Сеговии, средства от
которого пошли в пользу русских детей,3 я сказал:
«Россия и Испания, когда они сбросят ярмо
церкви, их разделяющей, встретятся как два подлинно
христианских народа».
Несколько месяцев назад я читал
«Подростка» Достоевского — вашего великого
Достоевского — и нашел несколько страниц, по моему
убеждению пророческих, которые укрепляют
меня во мнении, какое и всегда было у меня
о русской душе. Герой этого романа Верси-
лов — я цитирую и резюмирую по памяти,
поскольку книги мои остались в Мадриде, — в бе-
447

Дополнения. HI
седе со своим сыном говорит, что когда-нибудь
люди останутся совсем одни, без Бога. И когда
великий источник сил, до тех пор питавший и
гревший их, отойдет, они почувствуют великое
сиротство. Но, добавляет он, — и это, по моему
мнению, и есть специфически русская идея, —
он никогда не мог вообразить себе людей
неблагодарными и поглупевшими. Люди тотчас же
стали бы прижиматься друг к другу теснее и
любовнее, как никогда, они схватились бы за руки,
понимая, что теперь лишь они одни составляют
всё друг для друга. Исчезла бы идея бессмертия,
и ее заменила бы любовь к людям. Из этих слов
хорошо видно, насколько душа Достоевского
пронизана христианством: даже в дни
наибольшего сиротства и самого черного неверия в Бога,
какое он только может себе представить, он всё
равно не может принять исчезновение чисто
христианского чувства. И столь понятно то,
о чем — под конец своей речи — говорит Верси-
лов этими или подобными им словами:
«Посреди осиротевших людей я не могу не вообразить
Христа, простирающего к ним руки и
говорящего: как могли вы забыть Меня?».4
Русская душа, истинно христианская,
сумевшая почувствовать в христианстве самое
главное — чувство братской любви, освобожденной
448

Проза
от уз крови, — эта душа найдет глубокий отзвук
в душе испанской, не в калъдероновской,
барочной и религиозной, а в сервантесовской, в душе
нашего благородного идальго Дон Кихота,
который, по моему убеждению, истинно народен;
в ней, в этой душе, нет ничего католического,
в сектантском смысле этого слова, но она
человечески и всемирно христианская.
Одно из наибольших благ, которое я ожидаю
от победы народа, это большая близость к
России, более глубокое знакомство с ее языком, с ее
великой литературой, которая, хотя она еще
плохо и мало известна у нас, уже оставила свой
глубокий след в Испании. <.. .>
О трагедии Унамуно — трагедии
Испании — я опубликовал статью в первом номере
«Casa de la Cultura». Здесь я цитирую ее, чуть
изменив текст, чтобы исправить вкравшуюся
в него серьезную ошибку. Я писал: «В связи со
смертью дона Мигеля де Унамуно Хуан де
Майрена мог бы сказать: „Из всех великих
мыслителей, сделавших смерть основной темой
своих размышлений, именно Унамуно меньше
всего говорит о смирении перед ней. Об этом
свидетельствует антисенекистская,
индивидуальная, но в высшей степени испанская черта
этого неутомимого певца испанской скорби.
449

Дополнения. Ill
Оттого что Унамуно был кем угодно, но
только не стоиком, — то есть менее всего был
учителем смирения перед неизбежностью смерти, —
многие отказывали ему в философском даре; он
же обладал им в полной мере. Вместе с тем в
критических работах должно подчеркнуть, что в
Европе, в последние годы жизни Унамуно,
появилась глубоко человечная философия
экзистенциализма, и в лице Унамуно она имеет не только
одного из своих приверженцев, но и — признаем
это — одного из своих предвозвестников. Об
этом мы поговорим подробно в другой раз. А
сейчас подчеркнем только, что Унамуно умер
внезапно, как умирают на войне. На войне — с кем?
Возможно, с самим собой; вероятно, хотя не все
верят в это, с людьми, продавшими Испанию и
предавшими ее народ. На войне — с самим
народом? Я никогда в это не верил и никогда не
поверю"».5
Смерть Гарсиа Лорки меня поразила.
Федерико был одним из двух великих молодых
поэтов Андалусии. Вторым является Рафаэль Аль-
берти. Оба, по моему мнению, дополняли друг
друга, они выражали две ипостаси своей анда-
лусской родины: восточной и атлантической.6
Лорка, влюбленный в фольклор и родную
природу, был исключительно и истинно гранадцем.
450

Проза
Альберти, сын finis terrae,* кадисской равнины,
где пейзаж размыт, а силуэт человека на фоне
моря либо градирен 7 подчеркнуто четок, —
поэт более универсальный, но вместе с тем не
менее андалусский. Не укладывающееся в
сознании преступление заставило Федерико
замолчать навсегда...
Недавно перечитывал — что мне обычно не
свойственно — свои стихи, посвященные Гар-
сиа Лорке;8 мне кажется, в них есть хотя
эстетически и плохо выраженная, но несомненно
верная мысль, и еще в них ощущается то, что идет
от бессознательного, от sine qua non** поэзии, —
горестный упрек, включающий в себя
обвинение Гранаде. Гранада, я полагаю, — один из
красивейших городов мира, родина многих
знаменитых испанцев, но вместе с тем жители
города — и это необходимо признать откровенно —
одни из самых невежественных людей в
Испании, отупевших из-за своей обособленности,
из-за влияния деградирующей, праздной
аристократии и неизлечимо провинциальной
буржуазии. Могла ли Гранада защитить своего
поэта? Думаю, что да. Легко было бы доказать
фашистским палачам, что политически Лорка
* побережья {лат.)
** неизменного условия {лат.)
451

Дополнения. Ill
безвреден и что народ, который Федерико
любил и песни которого он любил собирать, поет
не только Интернационал.
УНАМУНО
В пятнадцатом номере журнала «Hora de
Espan)a» опубликовано несколько неизвестных
ранее произведений дона Мигеля де Унамуно —
нашего дорогого учителя, великого Мигеля де
Унамуно, — с уважительным и содержательным
комментарием его зятя — Хосе Мариа Кироги
Пла.1
Любителям ставить точки над «и» смерть
дона Мигеля де Унамуно до сих пор кажется
загадочной. Но для нас, тех, кто знал его и любил,
выяснить подлинные обстоятельства его
смерти2 — сейчас не самое главное; мы знаем то, что
должно знать: он умер, вне всякого сомнения,
столь же достойно, как и жил. Жизнь дона
Мигеля де Унамуно была — целиком и полностью —
размышлением о смерти, не имеющей себе
равных светоносной агонией.3 Мог ли он умереть, не
ведя сражения с самим собой, со своей
человеческой сутью, со своим Богом?
Наша святая Рита,
за людей заступись опять;
452

Проза
жизнь — это Божий подарок,
а подарки — грех отнимать!
Именно с такими, основанными на детском
восприятии стихами, в которых, как и во всех
истинно религиозных, простодушных
произведениях, есть и молитва, и богохульство, — именно
с такими стихами на устах мог умереть дон
Мигель де Унамуно — там, в своей достославной
Саламанке,4 любоваться которой ему уже не
позволяли агенты Молы.5
Из четырех Мигелей, из четырех гигантов,
что восприяли и выразили саму суть Испании
(Мигель Сервет,6 Мигель де Сервантес, Мигель
де Молинос7 и Мигель де Унамуно), Унамуно —
младший, но ни в коей мере не меньший.
Тем, кто не осознал, что смерть Унамуно
равна национальной трагедии, можно только
сказать: «Отче! прости им, ибо не знают, что они
потеряли».8
Да, жизнь дона Мигеля де Унамуно была, вся
целиком, размышлением о смерти, но она, ни
в коей мере, не была размышлением стоика,
смирившегося с неизбежностью ее прихода.
Унамуно — полная противоположность Сенеки. Вне
сомнения, Унамуно — один из самых
значительных мыслителей-экзистенциалистов, он
предвосхитил новейшую философию (Фрейбургскую
453

Дополнения. HI
школу), нашедшую высшее выражение в трудах
Хайдеггера;9 но Унамуно пришел к выводам,
диаметрально противоположным хайдеггеров-
ским. «Жизнь, от начала и до конца, это борьба
с фатальным явлением смерти, смертельная
борьба, агония. Человеческие достоинства тем
выше, чем глубже они коренятся в высочайшей
безнадежности трагического сознания и агонии
человека. Героем-агонистом был Дон Кихот,
антипрагматик в чистом виде, этически
непобежденный и непобедимый, тот, кто знает или верит,
что знает: незаслуженная победа есть моральное
поражение, и заслужить победу в конечном счете
намного важнее, чем одержать ее». Эта мысль,
сугубо донкихотовская, родственна самой
прочувствованной мысли Унамуно: «Живите так,
чтобы смерть стала для вас высшей
несправедливостью».10

IV. ВАРИАНТЫ ПЕРЕВОДОВ
II
Я прошел по многим дорогам,
много тропок и троп проложил,
сто морей по волнам исходил я
и по ста берегам бродил.
И повсюду, повсюду я видел
злое шествие злой печали
и людей надменных и жалких,
опьяненных мраком и далью.
А за сценой тупые брезгливцы
глядят и молчат, свято веря,
что всё знают, ибо не знают,
что за вкус у вина в таверне.
455

Дополнения. IV
Эти скверные люди землю
заражают своею скверной.
И повсюду, повсюду я видел,
как другие поют или пляшут,
когда можно, а в прочее время
клочок земли своей пашут.
Надо ехать, — на старого мула
они спокойно влезают.
Куда ни приедут, не спросят,
куда и зачем, — сами знают.
Но не знают спешки они
даже в дни, когда праздник приходит.
Если есть вино, пьют вино,
нет вина, пьют холодную воду.
Эти добрые люди живут,
проходят, пашут, мечтают,
а потом, как столько других,
под землей свой покой обретают.
(О. Савин)
III
Площадь. Темную листву раздвинув,
тяжелеют ядра апельсинов.
456

Варианты переводов
Взапуски из школы выбегает
малышей ватага озорная,
буйным кличем голосов зеленых
полусонный воздух наполняя.
Радость детства в тихих закоулках
запустелых древних захолустий,
где порою встретим ненароком
тень былого — и проводим с грустью...
(Л/. Самаев)
XI
Иду, размышляя, по росным
лугам, по тропе луговой.
Дубы пропыленные, сосны
зеленые над головой.
Куда убегает тропинка?
Не знаю. Она далека.
Ложится вечерняя дымка,
и падает песня в луга.
Ах, в сердце заноза застряла.
Однажды я вырвал ее —
и чувствую — сердца не стало.
Кто скажет, где сердце мое?
457

Дополнения. IV
И дума моя безответна,
и в тишь отдаются шаги,
и слышно в тиши, как от ветра
звенят тополя у реки.
И песня моя безутешна,
а вечер темней и темней,
и за темнотою кромешной
не видно тропинки моей.
Заноза моя золотая,
как счастлив я был бы опять,
горючие слезы глотая,
забытую боль ощущать!
(О. Чухонцев)
XI
Бреду ввечеру, мечтая.
Зеленый сосняк вдали,
вершин кайма золотая,
дубы в дорожной пыли...
Куда ты ведешь меня,
тропа моя кочевая?
Бреду я и напеваю:
один на исходе дня.

Варианты переводов
«Впивалась мне в грудь игла,
но вырвал я это жало,
и боль моя отлегла,
как будто сердца не стало».
И, не проронив ни звука,
минуту стоят поля
в раздумье. Лишь над излукой
гудят, клонясь, тополя.
Вечерняя мгла всё гуще,
и, чуть маяча из тьмы,
теряется путь, бегущий
извивами за холмы.
И стон летит по приволью:
«О, если бы та игла
своей золотою болью
мне в сердце опять вошла!»
(Б. Дубин)
XV
Переулок в сумрак погрузился сонный;
в мертвенных, закатных отблесках балконы.
Легкий милый контур ты в закатном свете
за окном балконным разве не заметил?
459

Дополнения. IV
Образ столь знакомый, в золотистой дымке;
он уже тускнеет, как на старом снимке.
Ты идешь, молчаньем сонным окруженный;
медленно тускнеют краски небосклона.
Сердцу нет покоя... То она?.. Кто знает?
Переулок... Сумрак... И звезда сверкает.
(В. Андреев)
XVII. ГОРИЗОНТ
Вечером ясным и тихим, как скука, безмерным,
в тот час, когда лета жгучие стрелы дрожали,
текли по равнине моих сновидений химеры,
и тени вечерние их, повторив, умножали.
Закат воздвигался багровой зеркальной стеною,
стеклянным огнем, полыхавшим за гранью
земною,
чьи вспышки в пустыню тяжелые сны понесли.
И я услыхал отдаленного эха раскат:
то звонкий мой шаг отразил истекающий
кровью закат.
И светлая песня зари занималась вдали.
(Л. Цывъян)
460

Варианты переводов
XIX
Зеленый палисадник,
улочка прямая,
и фонтан замшелый,
где вода немая
видит сновиденья,
камни омывая.
Почернела зелень
вянущих акаций,
их сентябрь целует,
и несет куда-то
налетевший ветер
желтый лист измятый,
на земле играя
с пылью беловатой.
Смуглая красотка,
свой кувшин наполнив
влагою прозрачной,
ты меня заметишь,
но рукою легкой,
словно бы случайно,
не поправишь локон,
завиток атласный,
и в зеркальный глянец
на себя не глянешь.
461

Дополнения. IV
Ты стоишь под ветром
вечером душистым,
и водою светлой
полнятся кувшины.
(Я. Горская)
XXI
Двенадцать! — били часы... и двенадцать
ударов лопаты земля восприяла.
— Мой час! — я воскликнул. — Не бойся, —
безмолвие мне отвечало. —
Последняя капля в клепсидре
твоей еще не упала.
На этом бреге ты, спящий,
часов проведешь немало,
а пробудившись, увидишь:
к новому берегу лодка твоя пристала.
(В. Андреев)
XLI
Весенняя ночь
сказала мне: — Если
цветущих дорог
462

Варианты переводов
ты ищешь на свете,
то верь не словам,
а старому сердцу,
будь вечно в одной
и той же одежде
в день праздничных гульбищ
и траурных шествий;
люби свои скорби
и радости, если
цветущих дорог
ты ищешь на свете. —
И так отвечал
я ночи весенней:
— О ночь, ты права!
Уже с колыбели
мной радость и скорбь
навек овладели.
Но чтобы я шел
дорогой твоею,
да сгинет мое
усталое сердце!
(В. Васильев)
XLIII
Апрель улыбался, рассветом сверкая.
Все боле бледнела луна, исчезая,
463

Дополнения. IV
и таяло следом за ней покрывало
тумана, что тьма расстилала ночная,
и только звезда еще в небе сияла.
Улыбке рассвета над вешней землею
окно я раскрыл, просветленный душою;
и пенье фонтана, и птичья рулада,
и ветер, пронизанный зеленью сада,
вошли в мою комнату вместе с зарею.
Апрель улыбался, и был уже вечер.
И снова открыл я окно своей спальни.
И розы дыханье принес теперь ветер
и звон колокольный — далекий, печальный.
Таинственный звон колокольный, печальный,
цветущей невидимой розы дыханье...
Что ветру рассказывал колокол дальний?
Откуда пришло ко мне розы посланье?
Я спрашивал вечер апрельский с тоскою:
— Что счастье обходит меня стороною?
— Оно приходило, — с улыбкой ответил
мне вечер апрельский, — да ты не заметил, —
и с грустью: — Ждать дважды — занятье пустое.
(В. Андреев)
464

Варианты переводов
XLIII
Апрельское небо улыбкой встречало
погожего дня золотое начало.
Луна заходила, сквозя и бледнея,
белесое облачко мчалось над нею
и призрачной тенью звезду омрачало.
Когда, улыбаясь, поля розовели,
окно отворил я рассвету апреля,
туману в лощине и зелени сада;
вода засмеялась, дохнула прохлада,
и в комнате жаворонки зазвенели.
Апрель улыбался, и вечером светлым
окно распахнул я в закатное пламя...
Повеяло ветром и розовым цветом,
и дали откликнулись колоколами...
Их ласковый звон замирал на излете,
и полнился вечер дыханьем соцветий.
.. .Розы весенние, где вы цветете?
Что слышится ветру в рыдающей меди?
Я ждал от вечернего неба ответа:
— Вернется ли счастье? — Улыбка заката
сверкнула прощально: — Дорогою этой
465

Дополнения. IV
прошло твое счастье. — И замерло где-то:
— Прошло твое счастье. Прошло без возврата.
{Б. Дубин)
L. БЫТЬ МОЖЕТ...
Я жил во мраке тягостного сна
и ко всему вокруг ослеп на годы;
и вдруг ко мне нагрянула весна
во всей могучей щедрости природы.
Из почек зрелых
побеги брызнули стремительным напором,
и россыпи цветов — лиловых, красных, белых —
покрыли землю радостным узором.
И солнце золотым потоком стрел
лилось на прорастающие нивы,
и тополя колонны стройных тел
купали в гулком зеркале разлива.
Я столько странствовал, но лишь сейчас
приход весны увидел в первый раз
и крикнул ей с восторженной тревогой:
— Ты опоздала, счастья не верну! —
но думал, следуя своей дорогой
466

Варианты переводов
и к новому прислушиваясь сну:
— Еще я догоню мою весну!
(М. Квятковская)
LIV. ЧЕРНЫЕ СНЫ
На площадь наплывает тень.
Скончался день
под плач вечерних перезвонов.
Стекла окон и балконов
блещут мертвенно в домах,
словно это на погосте
в темноте белеют кости;
вечер кладбищем пропах.
И даль озарена недаром
могильным отсветом кошмара.
Солнце скрылось. Гуще мрак.
Эхо повторяет шаг.
— Это ты? За мною? Ну же!
— Погоди... Не ты мне нужен.
(С. Гончаренко)
467

Дополнения. IV
LIX
Однажды уснул я ночью
блаженным, блаженным сном.
Мне снилось — чистый источник
пробился в сердце моем.
Какими путями чуда
ты приходишь, живая вода,
новой жизни родник, откуда
я не пил еще никогда?
Однажды уснул я ночью
блаженным, блаженным сном.
Мне снилось — пчелы хлопочут,
словно в улье, в сердце моем.
И те золотые пчелы
превращали в сумраке сот
горечь дней моих невеселых
в белый воск и душистый мед.
Однажды уснул я ночью
блаженным, блаженным сном.
Я видел жаркие очи
солнца в сердце моем.
Было жарким, ибо пылало,
словно красная-красная печь, —
было солнцем, ибо сияло
так, что слезы начали течь.

Варианты переводов
Однажды уснул я ночью
блаженным, блаженным сном.
Я видел Бога воочью,
живого в сердце моем!
(Л/. Квятковская)
LX
Разве сердце мое уснуло?
Разве пчелы моих видений
не слетаются в ульи? Разве
сух колодец воображенья
и бадьи полны только мраком
после долгого погруженья?
Нет, не спит мое сердце —
оно бессонно и зорко!
Не спит и не дремлет — смотрит,
глаза распахнув широко,
на смутные знаки и чутко
постигает предел безмолвья.
(М. Квятковская)
LXXV
Мне бы, словно Анакреону,
петь, смеяться, бросать на ветер
469

Дополнения. IV
мудрости горький опыт
и жестокие откровенья,
и пить вино... не смешно ли? —
но поймите, так рано поверить
в обреченность — и веселиться
на глазах торопливой смерти.
(Л/. Квятковская)
LXXVII
В глазах свинцово-серым светом мглится
ноябрьского вечера усталость,
и снова недокучливой жилицей
тоска в душе моей обосновалась.
Тоска! Узнать, наверно, не дано мне
первопричину этого недуга.
Она еще в далеком детстве, помню,
была моей угрюмою подругой.
*
Нет, боль, ты мне понятна, ты томленье
по жизни, как весенние сады,
ты одинокая угрюмость сердца,
кораблика без бурь и без звезды.

Варианты переводов
Как бесприютный пес, чутья лишенный,
бредущий от жилья людского прочь
по бездорожью, в непогодь, как мальчик,
что потерялся в праздничную ночь
среди толпы: глядит, как фейерверки
взлетают к звездам, рассыпаясь в прах,
и слышит смех, а в изумленном сердце,
в тревожном сердце музыка и страх, —
так я, в снах наяву, в хмельном угаре
печали беспробудной, по земле
бреду с гитарой плачущей и Бога
ищу в туманной непроглядной мгле.
(М Самаев)
LXXVII
Усталый вечер опускает плечи.
Он обессилел, как моя душа.
Своей печалью мне он душу лечит,
ее неспешно пеплом пороша.
Всю жизнь не зная, знать и не желая,
зачем меня печаль к себе манит,
но чтя ее, ей говорю всегда я:
— Да, я твой сын, а ты мой верный гид.
471

Дополнения. IV
А впрочем, я познал тебя, печаль.
Ты ностальгия по мечте манящей
и одиночество больного сердца,
суденышка в беззвездном океане.
Как пес полуслепой, лишенный нюха,
скуля, напрасно жаждет
найти дорогу к дому; как ребенок
один блуждает, затерявшись в праздник
в толпе ночных гуляк,
где всё вокруг, пыль и свечей сверканье,
раскатистою музыкой и горем
младенческую душу наполняет, —
так я в меланхоличном опьяненье,
поэт-мечтатель, гитарист-лунатик,
брожу по бездорожью
и Бога день-деньской ищу в тумане.
(В. Васильев)
LXXX. ПОЛЕ
Вечер тихо угас над нами.
Так в костре умирает пламя.
472

Варианты переводов
Лишь в горах, над землей пустынной
долго пепел горячий стынет.
Этот тополь над белой дорогой...
Снова сердце тревожно дрогнет!
Ствол обуглен... И листик ветхий
неподвижен на черной ветке.
Что ж ты плачешь? В той дальней дали
тень любви стережет не тебя ли?
(С. Гончарен ко)
LXXXIII
Гитара придорожного трактира,
порадуешь любого ты с охотой,
кто бы ни тронул твои струны:
сегодня — петенерой, завтра — хотой.
И что с того, что ты не знаешь
поэзии высокого полета?!
Твоя душа любой душе открыта,
звучишь ты славно, гостя услаждая.
И путник, слушая тебя, гитара,
всегда услышит песнь родного края.
(В. Андреев)
473

Дополнения. IV
LXXXV
Весна целовала ветки,
дышала, склоняясь к ним.
Прорезался, взвился кверху
по прутьям зеленый дым.
А тучи, приникнув к ниве,
плывут — за четой чета.
Я вижу, как юный ливень
ударил в ладонь листа.
Я вижу: тяжелым цветом
весенний миндаль увит.
Здесь проклял далеким летом
я молодость без любви.
Полжизни прошел я... Поздно
открылась истина мне:
о, если б те горькие вёсны
я мог возвратить во сне!
(С. Гончаренко)
LXXXV
Я видел, как дерево это
весна целовала. Оно
474

Варианты переводов
в прозрачную дымку одето,
в зелени растворено.
Тучи прошли... В золотистых
искрах апрельский сад;
капли дождя на листьях —
я вижу — еще дрожат.
Смотрю на всё жадным взором.
И вспомнил, как проклинал
юность свою, в которой
я счастья любви не знал.
И вот — до средины пройден
судьбой отмерянный путь.
О, если бы мог я сегодня,
юность, тебя вернуть!
(В. Андреев)
LXXXV
Нежно весна целовала
на рассвете прозрачный лес,
и новая зелень вставала
тонкой дымкою до небес.
Вверху — облака проплывали,
внизу — поля молодели,
475

Дополнения. IV
я видел: на листьях дрожали
свежие ливни апреля.
Склонял миндаль на пригорке
соцветия до земли, —
помню, как проклял я горько
молодость без любви.
Мне теперь остается
размышлять на закате дня...
К кому хоть во сне вернется
непрожитая юность моя?
{А. Миролюбова)
LXXXV
Над рощами воздух вешний,
его поцелуй незрим,
и снова свежестью прежней
клубится зеленый дым.
И тучи в небесных высях
над влагой юных земель...
Дрожа на трепетных листьях,
дробится ливнем апрель.
Цветет миндаль, как бывало,
тяжелую клонит ветвь.

Варианты переводов
Раз юность любви не знала,
не стоит о ней жалеть.
Не выбрать пути иного,
и жизнь пошла под уклон...
И всё же — если бы снова
небывшей юности сон!
(//. Ванханен)
LXXXV
Видел: зеленый листок
нежно весна целовала, —
трепетный лоскуток
яркого покрывала.
Видел, как тучи летели
над новорожденным лугом,
звонко звенели в апреле
ливни по листьям упругим.
Там, где леса примеряли
в дымке зеленой одежды,
проклял в минуту печали
жизнь без любви и надежды.
Пройден до половины
путь, — не успел и заметить.
477

Дополнения. IV
Всё бы отдал, лишь бы ныне
юность далекую встретить.
{В. Литус)
LXXXV
Нежно весна-невидимка
сады и леса целовала,
новой зелени дымка
всё вокруг укрывала.
Тучи прошли над лесом,
над юной травою полей.
Я вижу: капель завеса
спадает с апрельских ветвей.
Под ветвью цветущей, миндальной
на взгорье цветущем стою;
и вспомнил, как проклял недавно
безлюбую юность свою.
В раздумье стою — на средине
жизни своей земной.
Юность, если бы ныне
встретиться снова с тобой!
{А. Сыщиков)
478

Варианты переводов
LXXXIX
Сегодня, путь продолжая свой,
ты можешь в печали томления
увидеть картины вчерашнего сна,
не напрягая зрения.
Единственно ценное в памяти нашей -
дар воскрешать сновидения.
(А. Сыщиков)
ХС
Понурые деревья
еще не обнажились,
но их наряд зеленый
стал блеклым и унылым.
Источник одинокий
замшелый камень лижет,
беззвучными струями
скользя по глади рыжей.
С ветвей срывает ветер
желтеющие листья,
холодный ветер ночи
над тишиною мглистой.
(В. Васильев)
479

Дополнения. IV
XCI
Под лавром скамья сырая —
камень ее и мох.
На белой стене сарая
от ливня плющ не просох.
Проходит ветер по тропам,
в траве и между ветвей.
Его окликает тополь.
Вечерний шум тополей!
Стихами юности бредя,
пока в лучах виноград
и трубки добрых соседей
в раскрытых окнах дымят,
шепчу лишь то, что пропето,
и новых не слышу слов...
Неужто канет и это
во мглу золотых стволов?
(//. Ванханен)
CIV
Ты ль это, друг мой Гвадаррама, ты ли?
Твои ль уступы серые кругом?
В мадридских сумерках передо мною плыли
твои снега в мечтанье голубом.
480

Варианты переводов
Меж строгих скал иду с моей мечтою,
гляжу вокруг: не отвести очей,
отражены сияющей землею
дневного солнца тысячи лучей.
(//. Тынянова)
CVI. СУМАСШЕДШИЙ
Безурожайная, скудная осень,
насупленный, серый, печальный вечер,
земля убогая не плодоносит,
и призрак кентавра зловещ и вечен.
Там, по дороге, где степь сухая,
вдоль тополей, что давно облетели,
идет сумасшедший, крича, вздыхая,
в сопровожденье безумья и тени.
Вокруг и вдали, на просторах голых, —
холмы, на которых бурьян и кустарник,
и только на мрачных уступах горных
кряжи дубов, узловатых, старых.
Вопит сумасшедший, шагая следом
за тенью своей, за своим бредом,
такой же нелепый и безобразный,
481

Дополнения. IV
как эти неистовые крики, —
косматый, оборванный, тощий, грязный,
с огнями глаз на костлявом лике.
Бегство из города... Ужас прохожих,
жалость, брезгливость, брошенный камень,
и торгашей подлые рожи,
и шутки, швыряемые озорниками.
Безумец бежит по просторам Божьим;
вдали, за иссохшей, горестной степью,
за ржавым, за выжженным бездорожьем —
ирис, нирвана, сон, благолепье.
Бегство от мерзости... Сумрак вселенский...
Плоть изможденная... Дух деревенский...
Душа, исковерканная и слепая,
в которой не горем сломлено что-то,
мается, мучится, грех искупая,
черный, чудовищный ум идиота.
(Ю. Даниэль)
482

Варианты переводов
CVII. сон о житии
Всё выше лоб лысеющий, всё строже
и явственней, хотя еще не время,
сквозь бледный глянец желтоватой кожи
отчетливо очерченное темя.
По ограненным скулам изощренно
резец прошелся острием алмазным,
а на губах кармин такого тона,
что флорентийцу видится соблазном.
Улыбки ускользающей подобье
и строгий взгляд посаженных глубоко
спокойных глаз, глядящих исподлобья:
глядит и видит пристальное око.
На фолиант, раскрытый как попало,
легла рука, помедлив отчего-то,
а в глубине зеркального овала
дрожит и мреет полдня позолота.
И скал серее этих не найдете,
и гор таких, темнеющих лилово, —
земля орлов и ястребов в полете,
святыня для поэта и святого.
483

Дополнения. IV
Бела стена, открыта дверь балкона,
закатный луч протянут без помехи,
и в темный угол сумрачного фона
отнесены забытые доспехи.
(Н. Ванханен)
CXI. ЛЕТНЯЯ НОЧЬ
Красиво и светло сегодня ночью.
Погашенные рано,
стоят дома на площади старинной
открытыми балконами к фонтану.
В раздвинутом квадрате
темнеет тис, и каменные скамьи
кладут на белый гравий
густые тени ровными мазками.
На черной башне светятся куранты,
за ней луна отбрасывает тени.
И я пересекаю старый город
один, как привиденье.
(А. Гелескул)
484

Варианты переводов
CXV. К ЗАСОХШЕМУ ВЯЗУ
Дожди прошли, и в теплом солнце мая
столетний вяз, грозою расщепленный,
обломанные сучья подымая,
из почки выгнал первый лист зеленый.
Старинный вяз дуэрского откоса!
Лесину короеды источили,
и прорастает бок его белесый
разводами лишайника и пыли.
Не быть ему приютом соловьиным,
как голосистым тополям окрестным,
что стражами стоят по луговинам.
Лишь муравьи по бороздам древесным
сползают деловитой вереницей
или паук в дупле зашевелится.
Забытый вяз, пока не повалили
сухого кряжа, тронутого гнилью,
и, обрубив побеги,
не вытесали дышла для телеги
или дугу для чьей-нибудь двуколки;
пока еще в хибарке на проселке
тобой не затопили на рассвете
очаг убогий;
пока тебя не выкорчевал ветер,
485

Дополнения. IV
сорвавшийся с заснеженных нагорий,
не сбросил на пороги
и тесной котловиной
обломок твой не вынесло на взморье,
сухой дуэрский вяз, — я зелень эту
вношу в тетрадь как доброе предвестье.
И сердце к жизни тянется и к свету,
и чуда ждет, и вновь с тобою вместе
так хочет верить вешнему обету.
(Б. Дубин)
СХХИ
Снится, что майским утром
ты повела куда-то
в голубизну нагорья,
на голубые скаты,
вдоль по тропинке белой
в поле зеленой мяты.
Рук я во сне коснулся,
бережных рук подруги, —
звал наяву твой голос,
были живыми руки!
Голос такой же юный,
искренний в каждом звуке!
486

Варианты переводов
Был он как звон рассветный,
благовест ранним маем...
Не угасай, надежда, —
что мы о смерти знаем!
(А. Гелескул)
сххп
Мне снилось зеленое поле
и гор голубые вершины.
Покрытой росой тропою,
за руки взявшись, шли мы,
пронзенные тишиною,
к сверкающим гор вершинам.
Держал я в своей ладони
нежную руку подруги.
Твой юный голос напомнил
прозрачные, чистые звуки
весенней зари колоколен,
колоколен весеннего утра.
Лицо твое, руки, голос
были во сне всё те же...
Навсегда ли уходят люди?
Кто знает... Живи, надежда!
(Вс. Багно)
487

Дополнения. IV
CXXII
Через зеленое поле
мягко по белой тропинке
шел я во сне за тобою
утром безоблачно-тихим:
звали нас в даль голубую
гор голубеющих пики.
С трепетом ждущую руку
мне подала ты, и ожил
голос твой юный, подобный
дню, что весной растревожен.
Чистый, как звон колокольный,
голос твой слушал я с дрожью;
голос, рука и тропинка
были на сон не похожи.
Бодрствуй, надежда! О смерти
знать ничего мы не можем.
(В. Васильев)
CXXXIV. ЖЕНЩИНЫ ЛА-МАНЧИ
Равнинная Ла-Манча... Вальдепеньяс1 и
Инфантес,
Аргамасилья2 и Эскивьяс. Здесь обрел Сервантес
488

Варианты переводов
жену. Здесь Дон Кихота ключница жила
(и огород, и погреб, и домашние дела,
и скотный двор, и колыбель, и лавка для
ночлега),
из этих мест супруга дона Дьего,3
и Санчо Пансы женушка благая,
и те, кого взяла уже земля родная,
и кто живет на ней сейчас, и кто родится.
Жена, хозяйка, мать, служанка, мастерица.
Ла-Манчи женщина прекрасно сложена;
до свадьбы неприступна, безупречна как жена.
От солнечных лучей ее лицо горит,
но свежесть чувств она в душе хранит.
И, набожная, молится — в надежде,
что в руцех Божиих всё ныне, как и прежде.
А дом хоть менее изыскан, чем в Севилье,
но не похож на крепости Кастилии.
Она домашнего уюта муза,
и для нее свое хозяйство не обуза;
расходам счет ведет, прядет, стирает,
похлебку варит, четки не спеша перебирает.
И что еще? В ее глазах зажжен
огонь любви — мужчин сжигает он.
И разве же не здесь родилась Дульсинея?
Ей даже показаться на глаза не смея,
489

Дополнения. IV
как женский идеал, ее восславил Дон Кихот;
такой она в мужских сердцах живет.
Земля Ла-Манчи — мельницы, пшеница,
пыль над дорогой длинною клубится,
здесь как истертый бархат выгон каждый,
и виноградники томятся жаждой,
равнинам знойным — ни конца ни края,
пылает полдень, сам в себе сгорая
(вот в синем небе над деревней белой
птиц небольшая стая пролетела,
вдали, как морок, зелень тополей,
и всюду, всюду — желтизна полей),
Ла-Манча — здесь ни гор, ни моря нет;
но здесь, навеки оставляя след,
прошел идальго, беден и влюблен, —
слеп от любви, всё видел сердцем он.
А ты, богиня, в коей нет изъяна,
столь близкая, столь дальняя звезда Кихано,4
ты здесь жила, крестьянка молодая
Альдонса, о его любви не зная;
пшеницу сеяла, стирала, хлеб пекла,
ты жизнью непридуманной жила.
Но тот огонь любви тобой зажжен,
и он с тобою до конца времен.
Вас, женщины Ла-Манчи, да спасет,
восславив Дульсинею, Дон Кихот.
(В. Андреев)
490

Варианты переводов
CXXXVIIL МОЙ ШУТ
Бесенок снов моих средь ночи
живыми черными глазенками,
губами красными и тонкими,
зубами мелкими хохочет.
И вот, пустившись в дикий пляс,
меня он толстым брюхом дразнит,
выпячивает напоказ
два безобразных
горба, и длинной бородой
трясет преследователь злой.
Зачем, о бестия шальная,
над шутовской судьбой моей
смеешься ты? Но всё быстрей
ты пляшешь, мне не отвечая.
(В. Васильев)
CXXXIX. ДОНУ ФРАНСИСКО
ХИНЕРУ ДЕ ЛОС РИОСУ
Учитель нас покинул,
и мне рассвет — с печалью:
«Уже три дня, как брата
Франсиско за работой не встречаю».
И это — смерть? Не знаем.
Но уходил он светлою тропою,
491

Дополнения. IV
сказав: — Меня пронзите
упорства и надежды острой болью.
Добро в себе растите, чтобы каждый
раскрыться в мир душою мог бы.
Живите ради жизни.
Умерших нет, а призраки безмолвны.
Живущие работайте на совесть.
Стучи же, молот; колокол, замолкни! —
К сиянью неземному
от утренних рассветов быстротечных,
учеников оставив,
ушел веселый праведник навечно.
.. .Мы прах его схороним
меж синими горами,
в краю, где протянулись
отроги Гвадаррамы.
По сумрачным ущельям
средь наклоненных сосен ветер свищет...
В тени дубовых листьев
пусть сердце чистое покой отыщет:
там бабочки порхают
и травы разрослись по горным склонам,
там видел он, мечтая,
Испании величье возрожденным.
(В. Петров)
492

Варианты переводов
CXLIV. МОЛОДАЯ ИСПАНИЯ
.. .Было время бесчестия, лжи и позора.
Вся Испания, в пьяном чаду Карнавала,
изнуренная, полная дури и вздора,
свою рану костлявой рукой закрывала.
Это было вчера; мы, едва ли не дети
в то зловещее время, в мечтах пребывали, —
они были всего нам дороже на свете, —
а моря, мертвецами объевшись, дремали.
Мы галеру оставили в гавани тесной,
и в открытое море свой бег устремил
наш корабль золотой; мы поплыли над бездной
без надежды на порт, без руля и ветрил.
И тогда в наших душах, во тьме сновиденья,
что оставил нам век, побежденный без славы,
засверкала заря; с облаками смятенья
битву новую начал свет небесной державы.
Но, безумством ведомые, шли мы всё дале,
и казались самим мы себе смельчаками;
словно зеркало, наши доспехи сверкали.
«Да, сегодня презренно... но завтра — за нами».
То вчерашнее завтра — сегодня... И что же?
Вся Испания — в том же тряпье Карнавала;
493

Дополнения. IV
но пьянит не вино ее ныне — о Боже! —
кровь, что многие годы из раны хлестала.
Юность новая, коль ты стремишься к вершине,
к ней иди, не боясь оступиться подчас, —
да пробудит тебя свет, струящийся ныне,
чистый, словно алмаз, ясный, словно алмаз.
(В. Андреев)
CL. МОИ ПОЭТЫ
Гонсало де Берсео — так самый первый звался,
Гонсало де Берсео был паломник и поэт,
на богомолье вышел он, но на лугу остался,
за чтением пергамента застал его портрет.
Святой Лаврентий им воспет, воспета Богородица,
святой Мильян, и Доминик, и мученица Ория.
Он говорил: мои стихи с преданьями
расходятся,
они написаны пером, теперь они — история.
Тяжел и мягок стих его, неяркий и протяжный,
как тополиный строй зимой, стоят его слова,
а строки — словно борозды на бурой пашне
влажной,
и вдалеке — кастильских гор снега и синева.
494

Варианты переводов
Он рассказал об отдыхе паломника уснувшего,
по святцам и по требникам стихами говорил,
переложил по-своему истории минувшего
и светом сердца чистого он книги озарил.
(К. Корконосенко)
CLXVI. СТАРЫЕ ПЕСНИ
I
Выплывают из тумана
контур сьерры белоглавой,
молодая зелень луга,
солнце на листве дубравы.
Пропадая в синеве,
жаворонки взмыли.
Кто над полем эти перья вскинул,
из шального праха сделал крылья?
А над кручей гор
золотой орел
крылья распростер.
А под ним вершина,
где реки исток,
озера лоскут,
бор, овраги, лог,
495

Дополнения. IV
двадцать деревень,
сто дорог.
В синеве туманной
ты куда, сеньор орел,
полетел так рано?
II
В синем небе розовеет диск
лунный.
О, луна в цветущем дроке близ
Аликуна!
Надо мной она чеканна,
но дробится
в ряби Малой Гвадианы.
Убеда с Баэсой — две сестры,
холм их делит, высясь между ними.
Убеда — царица и цыганка,
у Баэсы бедной только имя.
Я иду дубравой вековой.
Круглая смиренница-луна
следует за мной.
III
Вслед за мной, не отставая,
над оливами, сквозь тьму,
496

Варианты переводов
гонится луна, чьи горы
не увидеть никому.
Хоть запыхалась, всё время
мчит по следу моему.
Скакуна гоня, я думал:
молодцы страны родной,
бандолеро,1 что-то, видно,
приключится здесь со мной.
Хоть луна мне страх внушает,
по пятам за мной гонясь,
одолев его, однажды
стану я достоин вас.
IV
В туманных горах Кесады
гигантский орел золотистый
и черный, над скальной громадой
крылья из камня раскинул.
Им отдыхать не надо.
Минуя Пуэрто-Лоренте,
около тучи белесой^
горный скакун несется,
высеченный из утеса.
497

Дополнения. IV
На дне глухого ущелья
всадник лежит убитый.
В небо закинул он руки,
а руки его из гранита.
А там, куда не взобраться,
есть дева с улыбкой нежной
и синей рекой в ладонях.
То дева вершины снежной.
(М. Самаев)
CLXXII. ОБРЫВКИ БРЕДА,
СНА И ЗАБЫТЬЯ
I
Проклятье лихорадке!
Морочит неотвязно —
запутала всё в мире,
а мне бормочет: — Ясно!
Масон! Масон! —
И башни
поплыли вкруговую.
Пьют воробьи, трезвоня,
прохладу дождевую.
Проснись. О, ясно, ясно!
От сонных мало проку.
Бык ночи шумно дышит

Варианты переводов
и тянется к порогу.
Пришел я с новой розой
на старое свиданье,
и с розовой звездою,
и с горечью в гортани.
Как ясно! Инесилья,
Лусия, Кармелита —
не всё равно? Три маски
единственного лика,
и с деревом лимонным
в саду танцует липа.
Всё ясно, ясно, ясно!
Кричит дозорный: — Слушай! —
Тирли-тирли — в деревьях,
гуль-гуль, гуль-гуль — над лужей.
Рассветные цимбалы
вызванивают соло!
Как ясно, ясно, ясно, ясно!
II
.. .Над землею голой...
III
Снежной крупой пыля,
срывался навстречу ветер,
и голой была земля.
И долго я брел по ней
499

Дополнения. IV
в потемках дубовой рощи —
одна из ее теней.
Серебряной стаей стрел
сквозь тучи прорвалось солнце.
Я в белую даль смотрел.
И там, на краю дорог,
она из забвенья встала.
Я крикнуть хотел. Не смог.
IV
Всё ясно, всё так ясно!
Построен для порядка
конвой. И лихорадка
всё спутала для страху.
Но петлю — дворянину?
— Палач, веди на плаху!
— Масон, масон, ты дремлешь?
Сейчас тебя не станет!.. —
Сжимаются ручонки,
и куклы балаганят.
Тук-тук!.. Кого не взбесит?
— Не здесь ли, ваша честь,
невинного повесят?
— Да, всё в порядке. Здесь.

Варианты переводов
О Боже, ну и голос!
Как будто гвозди в стену!..
Как лихорадит!.. Тихо!
И публику — на сцену!
Прекрасное решенье
труднейшего финала.
Входите все, кто хочет!
Кому там места мало?
— Войдите!.. —
Кто-то черный...
И пятится к стене...
— Готовься, отлученный!
— Сеньор палач! Вы мне?
О,ясно,ясно, ясно!
На дыбу, ваша милость, —
ребяческие игры,
шарманка закрутилась.
Но бритва гильотины
по утренней прохладе...
Скорей пеньковый галстук
родимых перекладин!
Гитары? Неуместны.
Пойдут фаготы свитой.
501

Дополнения. IV
А где петух рассветный,
печально знаменитый?1
Попами перепродан?
Проснись! Ты в санбенито!!!
V
Благословение сну!
Залихорадило звонко
бубен луны, и зайчонку
впору плясать под луну.
Свистнет зарянка — и вскоре
тронет заря вышину.
И заиграет нагорье
в голубизне небосвода,
вторя охотничьей своре.
Спи. О, свобода, свобода!
VI
Как-то днем погожим
у воды, где тропка,
бросит тень ненужное прохожим
деревце, там выросшее робко.
Белый ствол и три листочка рядом,
только три — зеленые в апреле,
золотые перед листопадом.
Как оно цветет? Не подсмотрели.
502

Варианты переводов
А плоды? Им рады только дети.
И растет оно на белом свете
ради птицы — перышек и пенья —
той голубокрылой, что когда-то
навестила, как душа мгновенья
и залог свиданья, в час заката.
VII
О, как легко лететь, как небывало
легко лететь! Всё сводится к тому,
чтобы земля до ног не доставала.
Лети! Лети! Распахивай тюрьму!
VIII
Где всюду небо, крылья ни к чему!..
О, мысль удачна: придержав ногами,
остановить земной круговорот
и раскрутить юлу наоборот —
посмотрим, как пойдет она кругами,
покуда не замрет,
цветная и холодная, как лед,
и — нет без ветра музыки — глухая.
Ах, музыка, беда у нас одна!
Поэт и рог — короткое дыханье...
Не молкнут только Бог и тишина.
503

Дополнения. IV
IX
Но сорваться с высот
этой ночью безлунной
головою в осот
перед черной лагуной...
— По бороде, осклизлой, как весло, —
ты сам Харон?
— Свело с неглупым малым!
— Одним из тех, кому не повезло.
К реке твоей прибрел, к ее причалам,
куда возврата нет.
— Что привело?
— Повесили. Цирюльник правил балом.
— За что?
— Забыл.
(Здесь память коротка.)
— Тебе в один конец?
— Наверняка.
А можно в оба?
— Да. Но не бесплатно.
— Так в оба, ладно?
— Ладно, да накладно...
За это плата слишком велика.
504

Варианты переводов
X
Пройти, как Данте, огненные рвы
с поводырем, как со звездой в зените!
Рука в руке без путеводной нити!
И луч в алмазе жгуч до синевы!
Оставь надежду навсегда... — Входите.
— Нет! Нет! Благодарю, сначала вы.
На мраморных арках цветные прожилки,
сады в кипарисах, гербы на портале,
проулки, развилки,
зигзаги, спирали.
— Ворота Былого. — Уже заходили.
— Вновь Лунная Арка. — Входили в нее.
— Сад Белых Сестер. — Но довольно идиллий.
— Ворота Забвенья. — Да как угодили
мы в эту дыру, где такое старье?
— Угол Любви»... — Поворотим?
— Быстро устал ты, певец!
— Боже, и снова напротив
Дворик Разбитых Сердец!
XI
— Брови печальны и хмуры...
Это она.
505

Дополнения. IV
— Безучастна,
как восковые фигуры.
— Словно слепая в ночи...
— К сердцу ее приникая,
крикни ему: «Застучи!»
— Этот балкон так высок!
— Заговори с ней!
— На счастье...
— Громче!
— .. .хотя бы цветок...
Не отзовешься ты, свет мой?
О, никогда, никогда!
Луч не согреет рассветный
вечно холодного льда.
XII
Давно всё ясно!.. Ладно.
Любовь извечно стынет.
И взгляда с ненаглядной,
одной на ста балконах,
не сводит сто влюбленных
на Улице Парадной.
Любовь — как перекресток
фасадами к бульвару,
где шторы, шпоры, ссоры
506

Варианты переводов
и пенье под гитару...
Со мною неразлучно
тетрадка с верхним ля.
— Звучит?
— Глуха земля.
И только небо звучно.
— И снова вензеля?
Куда мы? Створки, арки.
Столетний реквизит...
— На Площадь Старой Парки.
— На площади сквозит...
— А там на перекрестке,
где вечно кутерьма,
попа свели с ума
смазливые подростки.
Теперь в аду как дома,
раскаянья вкусил,
но всё боится грома —
того, что разразил...
— Лампадное Подворье.
— Темно. И вор на воре.
— Перила и Стена
Отчаянного. Браво!
— Стучимся? Третий справа.
— Манола?
— Спит одна.
Но встать уже не властна.
507

Дополнения. IV
— Всё ясно! —
И так ясно
глядит на труп луна.
— Помолимся?
— В дорогу!
С ума сведут, ей-богу,
бессонница и мрак —
и без того всё в мире
запутано. —
... Всё так.
И дважды два — четыре.
{А. Гелескул)

Приложения
^SH^

А. Ю. Миролюбива
АНТОНИО МАЧАДО —
ЧЕЛОВЕК, ФИЛОСОФ, ПОЭТ
Антонио Мачадо — самый значительный
испанский поэт XX столетия. Это не тезис, который
нужно доказывать, это факт, с которым трудно
спорить. Не Хуан Рамон Хименес, современник и друг,
великолепный мастер формы, Нобелевский
лауреат, и не Гарсиа Лорка, столь прославленный во
всем мире, с его яркими контрастами и поистине
мифологической глубиной, а именно Антонио
Мачадо, человек и поэт, оказывается тем магнитом,
который неизменно притягивает к себе все новых и
новых испанских поэтов, волна за волной,
поколение за поколением. Феномен Мачадо тем более
поразителен, что этот поэт, по существу, является
автором одной книги: полное собрание его
стихотворений составляет один, средних размеров, том —
«Poesías completas» («Полное собрание
стихотворений»); книга эта прирастала с годами и
завершилась, обрела полноту, когда завершился и земной
511

А. Ю. Миролюбива
путь поэта; она состоит из разнородных частей, как
состоит из разных возрастов единая и цельная,
достойно прожитая жизнь.
* * *
Существует устоявшийся, «иконический»
образ Антонио Мачадо, созданию которого
способствовал он сам еще в молодые годы:
«...одетый бедно и печальный, // по старой улице бреду
пешком» («Любимый дом, в котором...» (LXXII);
перевод О. Савича).
Таким увидел его в 1924 г. Рафаэль
Альберта. Книга молодого поэта «Моряк на суше» как
раз тогда получила Национальную премию по
литературе, и Мачадо, входивший в конкурсную
комиссию, дал о ней крайне благоприятный
отзыв. Альберти писал:
«Однажды утром я шел по улице Сиене и
увидел: навстречу мне, по противоположному
тротуару, медленно идет человек — человеческая
тень... Он шел медленно, словно во сне,
полностью погруженный в себя, отсутствующий...
„Это — он. Если я не решусь сейчас — я не
решусь никогда", — сказал я себе. И пока я,
взволнованный, пересекал улицу — повторял
про себя первые строки стихотворения Рубена
Дарио, описавшего его так мастерски:
512

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
Он идет, молчалив, загадочен,
в самого себя погружен.
Это был он, это была она: загадочная,
безмолвная тень поэта, которого я осмелился
остановить.
— Дон Антонио Мачадо?
Никогда не забуду мгновений молчания,
наступившего вслед за вопросом, прежде чем он
дважды, с паузой, ответил мне: „Да... да...", —
словно пытался вспомнить свое имя.
—Я—Рафаэль Альберти... Я хотел бы
выразить вам свою благодарность...
— А! — сказал он, еще не очнувшись,
коснувшись моей руки. — Вам не за что меня
благодарить...
И он вновь погрузился в себя — тень,
затерянная в своих собственных лабиринтах.. .».1
Примерно такой же портрет нарисовал и
Илья Эренбург в своих воспоминаниях времен
гражданской войны в Испании:
«Вскоре после приезда в Барселону, —
кажется, это было под Новый год, — я пошел к
поэту Антонио Мачадо — привез ему из Франции
кофе, сигареты. Он жил на окраине города в ма-
1 Alberti R. Imagen sucesiva de Antonio Machado //
Machado A. Poesías completas. Habana, 1964. P. 376 (перевод В.
Андреева).
513

А. Ю. Миролюбива
леньком холодном доме со старой матерью; я там
довольно часто бывал летом. Мачадо плохо
выглядел, горбился, он редко брился, и это еще
больше его старило; ему было шестьдесят три
года, а он с трудом ходил; только глаза были
яркими, живыми <...>.
Когда мы расставались, Мачадо сказал:
„Может быть, мы так и не научились воевать. Да и
техники у нас мало... Но не нужно судить
слишком строго испанцев. Вот и конец — не
сегодня-завтра они захватят Барселону. Для стратегов,
политиков, историков все будет ясно: войну мы
проиграли. А по-человечески — не знаю...
Может быть, выиграли..."
Он проводил меня до калитки; я оглянулся и
увидел его, печального, сутулого, старого, как
Испания, мудрого человека, нежного поэта, и
глаза его увидел — очень глубокие, не
отвечающие, но спрашивающие, бог весть кого, —
увидел в последний раз.. .».2
Эренбургу вторит и замечательный
советский прозаик и переводчик О.Г.Савич, живший
в Испании в те же годы:
«Антонио Мачадо вглядывался в гостя, и
взгляд его был странный: одновременно
подслеповатый и проницательный, как будто не внеш-
2 Эренбург И. Г. Люди, годы, жизнь. Кн. 4 // Собр. соч.
М, 1967. Т. 9. С. 216—221.
514

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
ность человека вызывала в его памяти
представление о нем, а создавшееся однажды
представление должно было напомнить о внешности.
Глуховатым, далеким голосом Мачадо говорил
со старинной вежливостью: „Я живу в чужом
доме, но все, что принадлежит мне, и я сам — в
вашем распоряжении.. ."».3
Благородный, рыцарственный — дон
Антонио Добрый, как называли и называют его по
аналогии с Алонсо Кихано Добрым, который
сотворил из себя Дон Кихота; кажется, в таком облике
он и существовал всегда, как и ламанчский
идальго, которому было «лет под пятьдесят», —
трудно представить себе молодого Мачадо, тем
более что в своих стихах, даже ранних (особенно
ранних), он горевал о непрожитой юности, будто,
как китайский философ Лао Цзы, вышел из чрева
матери зрелым мужем.
Но это, конечно, не так; Мачадо — не
изваяние, неподвластное времени: его произведения
подвержены эволюции; обычной фигуре речи
«творческий путь» в данном случае
возвращается ее исконное значение: вне пути, движения —
во времени историческом и во времени души —
этот испанский поэт не мыслил себя и своей
поэзии.
3 Савич О. Г. Два года в Испании. М., 1966. С. 224—226.
575

А. Ю. Миролюбова
* * *
Антонио Мачадо-и-Руис родился в Севилье
26 июля 1875 г., в пристройке к дворцу,
принадлежавшему герцогам Альба. Отец поэта,
Антонио Мачадо Альварес (1846—1893), был
видным исследователем фольклора: под его
редакцией выходила одиннадцатитомная
«Библиотека народных преданий» (1883—1886); он
написал немало самостоятельных работ: «Анда-
лусский фольклор», «Песни фламенко»,
«Испанские народные песни», «Галисийский
народный календарь». Пристальное внимание к
народному творчеству— своего рода семейная
традиция: жена дедушки с материнской
стороны, Сиприана Альварес Дуран, была
племянницей знаменитого Агустина Дурана (1793—
1862), чье собрание народных романсов вошло
в историю испанской литературы. Многие годы
спустя Мачадо признавался, что учился читать
по «Всеобщему романсеро», составленному
двоюродным дедом.
Другая традиция семьи, столь же глубоко
укорененная и в полной мере воспринятая
будущим поэтом, — приверженность
либерально-демократическим, республиканским идеалам. Его
дед, Антонио Мачадо Нуньес (1812—1895),
биолог по образованию, врач, активно занимался по-
516

Антонио Манадо — человек, философ, поэт
литической деятельностью; либерал и
прогрессист по убеждениям, он создал «Журнал
философии, литературы и естественных наук». Другом
семьи был замечательный педагог Франсиско
Хинер де лос Риос (1839—1915), основавший
в 1876 г. в Мадриде Институт свободного
образования — первое в Испании чисто светское
учебное заведение. Антонио Мачадо Нуньес активно
участвовал в создании Института; с этим, а также
с тем, что деда назначили профессором
Центрального университета, связан переезд семьи в
столицу в 1883 г.
В семье к тому времени уже четверо сыновей:
Мануэль, первенец, родившийся в 1874 г.;
Антонио; затем Хосе и Хоакин, которые родились
соответственно в 1879 и 1881 гг.; уже в Мадриде,
в 1884 г., родится самый младший брат,
Франсиско. С родным городом Антонио связывают в
основном только детские воспоминания, впрочем
самые глубокие и чистые; их человек обычно
проносит через всю жизнь, они определяют
многое в его личности, в его отношении к миру.
«Чистый, ослепительный свет этой земли, —
утверждал впоследствии брат поэта Хосе, —
никогда не угасал в его памяти.. .».4
4 Machado J. Últimas soledades del poeta Antonio
Machado. Madrid, 1977. P. 18.
517

А. Ю. Миролюбива
В пять лет, еще в Севилье, Антонио пошел
в школу, которой руководил учитель Антонио
Санчес. Память о ней сохранилась в глубоких
«галереях души»:
Взапуски из школы выбегает
малышей ватага озорная,
буйным кличем голосов зеленых
полусонный воздух наполняя.
(«Площадь. Темную листву раздвинув...» (III);
перевод М. Самаева)
А в Мадриде восьмилетнего Антонио вместе
с братом Мануэлем, конечно же, определяют
в Институт свободного образования; учеба в
подобном заведении наложила глубокий отпечаток
на всю жизнь поэта.
Институт свободного образования включал
в себя начальную и среднюю школу; там училось
более 250 детей и подростков. Школа такого
типа —нечто неслыханное в патриархальной,
католической Испании: «питомником борцов за
светскую культуру, антииспанскую и
антикатолическую»,5 называли ее поборники старого образа
мыслей еще в 60-е гг. XX в. — вот какой
глубокий след оставила она в умах, вот какого страху
нагнала на ретроградов. Многое в системе обра-
5 Rodríguez у García L. El esfuerzo medular del krausismo
frente a la obra gigante de Menéndez Pelayo. Oviedo, 1961.
518

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
зования, применявшейся там, было связано с
передовыми идеями эпохи, основывалось на
иностранных, большей частью английских,
образцах: это и диалог как основа обучения, и тесная
дружеская связь учителей и учеников, и
внимание к физическому воспитанию, и
многочисленные походы по окрестностям города, в поля и
горы, и посещение музеев, фабрик, мастерских,
научных лабораторий. Широкие, практические,
ненавязчиво — именно «свободно» —
преподанные знания — вот в чем состояла цель обучения
в школе нового типа.
Но не это было главным: система
образования, которую применял Хинер де лос Риос, имела
глубокие философские и мировоззренческие
корни, а также призвана была выполнить конкретную
задачу; то и другое связано было с фигурой его
учителя, Хулиана Санса дель Рио (1814—1869).
Последний еще в 1940-е гг. познакомился с
доктриной немецкого философа-кантианца Карла
Христиана Фридриха Краузе (1781—1832) и
положил ее в основу не только философского, но и
эстетического и политического учения,
призванного дать бой католической идеологии, от которой
никак не могли отрешиться ни испанская наука,
ни испанское общество в целом. Доктрина
Краузе, по европейским меркам половинчатая, носила
деистический, полурелигиозный характер: она
519

А. Ю. Миролюбова
подходила для Испании, имела хоть какие-то
шансы на успех. В самом деле, Сане дель Рио
быстро нашел сторонников среди интеллигенции:
их было мало, но их переполнял энтузиазм.
Философская система краузистов называлась
«гармонический рационализм»; ничего
радикально нового по сравнению с христианской
доктриной эта система не утверждала. Человеку
даны тело и интеллект: тело — часть природы,
интеллект — часть духа. В силу мировой гармонии
обе сферы сливаются в Боге; интеллект человека
способен мировую гармонию постичь;
собственно, на это и должны быть направлены все усилия
его разума. Типично просветительская доктрина,
запоздалая для Европы, но пришедшаяся для
Испании в самый раз: зло есть плод невежества,
слепоты, ограниченности; получив адекватное
представление о мире и своем месте в нем, человек
изживет в себе зло. Следовательно, окончательная
цель — победа рационального начала; частная
стратегическая задача — распространение
истинно научных методов познания, а задача
тактическая — подготовка кадров: краузисты были
уверены, что, взяв в свои руки образование,
воспитав одно-два поколения мыслящих людей,
которые займут потом важные посты, они сумеют
без особых конфликтов изменить испанское
общество.
520

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
На первый взгляд кажется, будто краузисты
в этом не преуспели: молодых прогрессистов с
легкостью заглатывала испанская «глубинка», как это
показал Перес Гальдос в самом, может быть,
известном испанском романе XIX в. «Донья
Перфекта» (1876). Другой испанский классик, Пио Бароха,
посетивший Институт свободного образования
уже на рубеже веков, язвительно замечает:«.. .я
думаю, что такой стране, как Испания, нужнее
недовольные бунтари, чем прилежные мальчики,
которые в чистеньких блузах работают в лабораториях,
беседуют об Эль Греко, Сезанне и Девятой
симфонии и не протестуют. За их прилежностью и
правильностью угадывается оптимизм евнухов».6 Но
по большому счету последователи Санса дель Рио
одержали победу, заложив основы мировоззрения
новой испанской интеллигенции, которая с честью
выдержала испытание временем, достойно
проявив себя и во время гражданской войны, и под
властью Франко, и в переходный период от
диктатуры к демократии.
Мачадо с большой теплотой вспоминает
свои школьные годы: «Мы, дети, играли в саду
Института, поджидая любимого учителя. Когда
показывался дон Франсиско, мы с громкими
криками подбегали к нему и с нетерпением
6 Цит. по: Gullón R. Direcciones del modernismo. Madrid,
1963. P. 30.
521

А. Ю. Миролюбива
влекли к дверям класса. <.. .> В начальной
школе, как и на своей кафедре в университете, дон
Франсиско садился среди учеников и ласково,
по-дружески, общался с ними. Дети и взрослые,
которых собирал вокруг себя учитель,
неизменно уважали его. Он преподавал, как некогда
Сократ: путем доступной, убедительной беседы.
Он воздействовал на души своих учеников, будь
то взрослые или дети; заставлял их самих
продумывать, переживать предмет».7 (Так же,
отметим в скобках, преподавал и Хуан де Майрена,
позднее появившийся апокриф Мачадо.) И все те
качества, которые так пленяли современников
поэта: крепкая нравственная основа, умение
трудиться и вера в благотворность прогресса;
щедрость души и терпимость к чужим недостаткам;
скромность и непритязательность, граничащие
с аскетизмом; чувство собственного достоинства
и солидарность; неугомонный дух критического
исследования; светский рационализм и
отвращение к догмам любого рода, — он вынес из этого
необычайного Института.
7 Machado A. Poesía у prosa / Edición crítica de Oreste
Macri con la colaboración de Gaetano Chiappini. Madrid: Espa-
sa-Calpe, [1989]. T. 3: Prosas completas (1893—1936). P. 1575
(здесь и далее цитаты из этого четырехтомного издания
(сокращенно — Edición Oreste Macri) приводятся в переводе
А. Ю. Миролюбовой).
522

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
Мачадо оставил Институт свободного
образования в 1889 г. и поступил в Институт Сан
Исидро, потом в Институт Сиснерос. Но то ли
методика преподавания в этих учебных
заведениях казалась скучной после задушевных бесед
с любимым учителем, то ли мешали семейные
проблемы, — так или иначе степень бакалавра
будущий поэт получил, только достигнув
двадцатипятилетнего возраста, в 1900 г.
Семейные проблемы касались финансового
положения: оно стало настолько критическим,
что отец поэта вынужден был отправиться на
поиски фортуны в Пуэрто-Рико; привез он оттуда
не богатство, а смертельную болезнь и скончался
от туберкулеза в 1893 г. в Севилье. Только жена,
Ана Руис, находилась с ним; сыновья,
проводившие отца в дальний путь, так больше и не
увидели его живым; отсюда особо пронзительное
звучание темы дальних странствий в творчестве
Мачадо.
В 1895 г. умирает дед, и положение
становится совсем критическим. Хоакин, младший брат,
идет по стопам отца и эмигрирует в Венесуэлу:
на него пал семейный выбор, хотя за море, в
Гватемалу, хотел плыть Антонио. Вот она,
«непрожитая юность» — не пора надежд, которыми
переполнен баловень судьбы, а время
мучительного смятения перед лицом жизни.
523

А. Ю. Миролюбива
Может быть, стать актером — ведь они с
братом Мануэлем не пропускают ни одного
представления в Испанском театре? Или
литератором, как тот же Мануэль и их общие школьные
друзья, которые собираются в кафе, читают друг
другу стихи, с одинаковым пылом говорят о
литературе и о корриде? Антонио тоже входит
в их компанию, но одновременно они с
Мануэлем долгие часы — «целые годы», признается
Антонио, — проводят в Национальной
библиотеке, «читая Лопе, комедию за комедией. Чистое
наслаждение».8 Антонио играет незначительные
роли в театре, но больше занимается
литературой: они с братом печатаются в маленьком
столичном еженедельнике «La Caricatura»: Мануэль
под псевдонимом «Моль», Антонио под
псевдонимом «Шевелюра»; совместные статьи
братья подписывают псевдонимом «Табланте де Ри-
камонте» — именем рыцаря, фигурирующего
в «Дон-Кихоте». В статьях Антонио уже
сказываются и наблюдательность, и склонность к
сатире.
В 1895 г. начинается война на Кубе,
появляется программное произведение Мигеля де Унаму-
но «Об исконности», а братья Мачадо знакомятся
с Рамоном дель Валье-Инкланом, одним из са-
8 Цит. по: Sesé В. Claves de Antonio Machado. Madrid,
1990. P. 32.
524

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
мых ярких писателей-модернистов. Вот две
приметы времени, две тенденции, которые
определили и облик испанской литературы тех лет,
и особенности творчества Мачадо.
В 1898 г. испано-американская война
завершилась полным разгромом Испании: «Мы
потеряли все», — телеграфирует в столицу
командующий испанским флотом адмирал Сервера. По
мирному договору, подписанному в Париже
10 декабря 1898 г., Испания утратила свои
последние колонии — Кубу, Пуэрто-Рико,
Филиппины, остров Гуам. Не то чтобы такой исход был
неожиданным: еще до сокрушительного
поражения испанскую действительность называл
«маразмом» молодой Мигель де Унамуно;
«фарсом» — Анхель Ганивет, покончивший с собой
в самый год катастрофы. Но молодые писатели,
и до этой переломной даты ощущавшие глубокий
кризис, который переживала страна, только
теперь обрели имя, став «поколением 1898
года»,— поколением национальной катастрофы.
Определение «поколение 1898 года», как все на
свете определения, грешит расплывчатостью,
слишком большим разбросом: вряд ли можно
счесть ровесниками Анхеля Ганивета (1862—
1898), Мигеля де Унамуно (1864—1936), Пио Ба-
роху (1872—1956), Хосе Мартинеса Руиса,
известного под псевдонимом «Асорин» (1873—1967),
525

А. Ю. Миролюбива
Рамиро де Маэсту (1876—1936), Хосе Орте-
гу-и-Гассета (1883— 1955). Они творили в
разных жанрах: Ганивет — философ и эссеист; Уна-
муно — философ, прозаик, драматург и поэт;
Пио Бароха — по преимуществу романист; Асо-
рин — в основном публицист; Маэсту и Орте-
га-и-Гассет — философы. Разным оказался их
вклад в испанскую и мировую культуру:
например, роман Унамуно «Туман» (1914) был сразу
же переведен на основные европейские языки,
а его философская концепция «агонизма»,
героической, обреченной на поражение борьбы
человека с ожидающим его небытием, явилась
первой ласточкой европейского
экзистенциализма. Пио Бароха оказал влияние на Эрнеста
Хемингуэя. Идеи Ортеги-и-Гассета
органически вписались в развитие европейской
философии, многое определили в ней; но Ганивет,
Асорин и Маэсту, деятели яркие, интересные и
значимые, все-таки остались чисто испанскими
писателями, их слава не перелетела через
Пиренеи. Представители «поколения 1898 года»
проводили совсем немного совместных акций,
а во время гражданской войны оказались по
разные стороны баррикад. Но всех их
тревожила, более того — мучила, одна проблема:
упадок Испании. В чем корни современного
убожества страны, где, на каком этапе славной
526

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
истории была совершена ошибка, приведшая
к теперешнему жалкому положению? Они
изучили страну, исходили ее вдоль и поперек и
пришли к выводу, что история — не даты
правления королей и министров, не выигранные
или проигранные сражения, не завоевания или
потери новых земель, а тихая и незаметная на
первый взгляд жизнь народа, который, как
говорил Унамуно, «молчит, молится и платит».9
«Интраистория» страны, ее глубинная, корневая
жизнь — вот что важно для писателей этого
поколения, которые резко критически относились
к инертности духа, косности и нищете, столь
характерным для тогдашней Испании: некоторые
исследователи10 считают, что именно
представители «поколения 1898 года», изображая беды
родины, невольно создали легенду о «черной
Испании». Однако надо иметь в виду, что проблемы
Испании для писателей «поколения 1898
года» — не просто забота, а неотступная боль,
физическое страдание; широко известна крылатая
9 Унамуно М. де. О современном маразме Испании /
Пер. Г. Когана // Избранное: В 2 т. Л., 1981. Т. 2. С. 215.
10 См., например: Tuñon de Lara М. La superación del 98,
por Antonio Machado // Antonio Machado, poeta del pueblo.
Barcelona, [S. a.]. P. 315—358; Blanco Aguinaga C. De poesía e
historia: el realismo progresista de Antonio Machado // Estudios
sobre Antonio Machado / Ed. de José Ángeles. Barcelona, 1977.
527

А. Ю. Миролюбова
фраза Унамуно: «У меня болит Испания».
Отсюда и задача — поставить диагноз и лечить;
деятели «поколения 1898 года» верили в
целительную силу своих слов, своего примера; они
будили, «будоражили» современников
(Унамуно называли «будоражителем» душ).
Вторую ипостась эпохи олицетворял Валье-
Инклан, блистательный модернист, поэт и
прозаик, автор «Сонат», герой которых, маркиз де Бра-
домин, был самым удивительным Дон-Жуаном:
«католиком, некрасивым и сентиментальным»;11
создатель «эсперпенто», своеобразного
драматического жанра, построенного на особом типе
гротеска. Вот как вспоминает о нем Мачадо: «Я знал
дона Рамона дель Валье <.. .> еще в ту пору,
когда он был в расцвете молодости, а я только что
расстался с отрочеством. Возвратившись из
Америки, дон Рамон появился в Мадриде в
мексиканском сомбреро, с черной блестящей шевелюрой,
с густыми, длинными, тщательнейшим образом
расчесанными усами и бородой, в еще модном
тогда отложном воротничке. Мадрид, как все
большие города, любопытный и охочий до
нового, заинтересовался необычной внешностью
дона Рамона. То ли простодушие мадридцев, то ли
их щедрость на не лишенные лукавства выдумки
11 Валье-Инклан Р. М. де. Сонаты / Пер. А. Шадрина.
М.; Л., 1966. С. 18.
528

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
породили слух: „Это сын Жюля Верна"».12 Да,
перед нами — другая сторона той же самой
эпохи: не гражданский дух, порой несколько
тяжелый и мрачноватый в своем чуть монотонном
постоянстве, а поиски красоты, артистичности,
«стиля» во всем, от образа жизни и внешнего
облика до самых головокружительных высот
«веселой науки» — поэзии. Модернизм — термин еще
более приблизительный, чем «поколение 1898
года»: впоследствии он стал прилагаться к очень
широкому кругу явлений мировой литературы,
от Марселя Пруста и Франца Кафки до Джеймса
Джойса и Вирджинии Вулф, и это приводит к
путанице. Однако термин порожден эпохой, он
происходит от испанского слова «moderno»
(«современный»); слово «модернист» было
ругательным, как в свое время «импрессионист»: им
обыватели, глухие к художественной новизне,
определяли ниспровергавших авторитеты
представителей богемы. Сущность модернизма очень
хорошо определил самый яркий поэт
направления, Хуан Рамон Хименес: «Это была новая
встреча с Красотой <.. .> свободный и
восторженный поход навстречу Красоте».13 Испанский
модернизм — течение, существовавшее с 1890-х гг.
12 Мачадо А. Избранное / Пер. В. Столбова. М., 1975.
С. 300. В дальнейшем: Избранное — с указанием страницы.
13 Jiménez J. R. El modernismo. México, 1962. P. 17.
529

А. Ю. Миролюбова
до первой мировой войны, подобен течениям
конца века в других европейских странах:
французскому артнуво, русскому «Миру искусства»,
австрийскому сецессиону. Своеобразие
испанского варианта этого, в сущности,
интернационального возврата к эстетизму состояло в том,
что, будучи несколько запоздалым, он более
эклектичен. В произведениях испанских
модернистов мы находим реминисценции из Виктора
Гюго и парнасцев, символистов и
импрессионистов, неоромантиков и неоклассицистов: красоту
ищут везде, где только могут найти. Самый
впечатляющий итог испанского модернизма —
подлинный переворот в поэзии, настоящая реформа
стихосложения, цель которой — избавить
поэтическую речь от позднеромантических штампов.
Модернисты, в своей погоне за красотой, словно
почистили слова, соскребли с них налипшую
пыль. Провозвестником такого отношения к
слову стал никарагуанец Рубен Дарио (1867—1916),
автор сборников «Лазурь» и «Языческие
псалмы»; светочем и маяком, который указывал путь
всем испанским поэтам, — необычный романтик
Густаво Адольфо Беккер (1836—1870),
оставивший после себя всего одну поэтическую книгу
«Rimas» («Строфы»).
Между двумя сторонами эпохи не было
четкой границы; Дамасо Алонсо, испанский поэт и
530

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
теоретик стиха, считал, что модернизм и
«поколение 1898 года» — явления разного толка,
которым, однако, в сущности, было не о чем спорить:
модернизм—это прежде всего техника, а для
«поколения 1898 года» главное — мировоззренческая
позиция.14 Одно вполне могло сочетаться с
другим: порой литературоведы ломают головы, не
зная, куда определить того или иного писателя;
Валье-Инклан, например, поднимал в своих «эс-
перпенто» или в поздних романах острые,
насущные проблемы, а Унамуно, что бы там ни
говорили о его резко враждебном отношении к
«мадридским модернистам», свои стихи писал
все-таки в новой манере. Именно Мачадо, как
никто, сумел соединить в своем творчестве эти две
стороны литературы своего времени —
стремление к красоте как основную цель и
тенденциозность в самом лучшем смысле этого слова:
глубокий гуманизм, внимание к человеку и глубину
проникновения в историю, которая
представляется как слитое в едином моменте прошлое,
настоящее и будущее.
Кризисный 1898 год братья Мачадо, Антонио
и Мануэль, встречают в Севилье. Проникнутый
воспоминаниями детства, Антонио сочиняет
стихотворение, которое первоначально называлось
14 См.: Alonso D. Poetas españoles contemporáneos.
Madrid, 1966. P. 32.
531

А. Ю. Миролюбива
«Поэт приходит во дворик дома, где он
родился» (VII). Его поэтическое призвание начинает
проявляться. Ему двадцать три года.
Но Антонио все еще колеблется и,
вернувшись в Мадрид, даже собирается поступить на
службу в банк. Однако ни финансы, ни сцена его
не влекут (актер из него посредственный).
Может быть, живопись? Антонио проводит долгие
часы в музее Прадо, стоит перед картинами
Босха, Эль Греко, Веласкеса, Гойи.
Впрочем, определяться надо — семья совсем
обеднела, становится просто не на что жить.
В 1899 г. Мануэль и Антонио отправляются в
Париж — не в увеселительную поездку и не в
познавательное путешествие, а на заработки: Мануэлю
предоставили место переводчика в издательстве
«Гарнье». «Из Мадрида в Париж в двадцать
четыре года (1899). Париж тогда был еще городом
дела Дрейфуса в политике, символизма в поэзии,
импрессионизма в живописи, воинствующего
скептицизма в критике. Я лично познакомился
с Оскаром Уайльдом и Жаном Мореасом»,15 —
в лаконичной биографической справке,
составленной поэтом в 1932 г., обозначены
приоритеты — политика и литература, интерес к которым
наметился и уже не угасал с годами. Занимаясь
15 Edición Oreste Macri. Т. 3. P. 1801—1802.
532

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
переводами, Мачадо знакомится с писателями,
в частности с Пио Барохой; вместе они участвуют
в демонстрации в защиту Дрейфуса, и Бароха
рассказывает об этом в своих мемуарах. Мачадо в
совершенстве овладевает французским языком, что
очень скоро скажется на его дальнейшей судьбе.
Знакомство с парижской литературной
жизнью становится источником поэтического
вдохновения: оба брата работают над своими
первыми сборниками — Мануэль над сборником
«Душа», а Антонио — над «Одиночествами».
В 1900 г. Антонио поступает на отделение
социологии Мадридского университета. Он
сотрудничает в ведущих модернистских изданиях —
«Electra», «Revista ibérica», «Helios». В 1902 г. на
летние месяцы возвращается в Париж. «В том
году в Париже я познакомился с Рубеном Дарио».16
За скупой записью скрывается многое: с самой
первой встречи поэтов связали крепкая дружба и
взаимное восхищение.
По возвращении в Мадрид Мануэль и
Антонио становятся завсегдатаями литературных
собраний, происходивших в санатории Росарио,
где Хуан Рамон Хименес в то время лечился от
депрессии. В самом начале 1903 г. выходит
первый сборник Антонио — «Одиночества». В фев-
16 Ibid.
533

А. Ю. Миролюбова
рале Хуан Рамон Хименес публикует в газете «El
País» весьма лестную рецензию: «Давно уже
никто не сочинял такой нежной и прекрасной
поэзии, как та, что заключена в этих коротких
стихотворениях, таинственным образом вышедших
из самой глубины души».17 А когда в 1903 г. Хуан
Рамон Хименес издаст сборник «Грустные
мелодии», Мачадо в свою очередь опубликует
рецензию в той же «El País»: «.. .поэзия мечтателя
Хуана Рамона Хименеса питается настроениями
смутной грусти и, быть может, скрывает в своих
глубинах нечто радостное, как бы неясное
ожидание чего-то, что поэту еще придется
пережить. <...> Это книга о жизни, которой поэт не
прожил и которую воплотил в любимые им
формы и ритмы. Пожалуй, вот так он хотел бы
жить... Думаю, что поэзия, которая хочет
взволновать всех, должна быть очень личной. Самое
глубинное у нас и есть самое общее».18
В 1905 г. в журнале «República de las Letras»
появляется статья Мачадо «Размышления.
(Вокруг последней книги Унамуно)»; имеется в виду
только что вышедшее «Житие Дон Кихота и Сан-
чо» — новая версия сервантесовского романа
или своеобразный комментарий к нему: «В
атмосфере жалкого мира, окружающей нас, только
17 Цит. по: Sesé В. Claves de Antonio Machado. P. 37.
18 Избранное. С. 293.
534

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
Унамуно да еще немногие бьются
насмерть <...>. Дряблости чувств и умственному
убожеству, которые нас угнетают, противостоит
Мигель де Унамуно со своей душой, прекрасной,
словно кузня, где пылает пламя, где звенят
наковальни <...>. К нему прибегаем мы за духовной
поддержкой, и он, благосклонный учитель,
привечает нас. Велика щедрость его духа. Но
Унамуно не знает, что дух альтруистичен по природе
своей, он теряет что-то лишь тогда, когда себя
хранит. <...> Коротко говоря, это учитель, это
душа, распахнутая всем ветрам; на все четыре
стороны разбрасывающая семена <...>. Было бы
несправедливо умалять труд, совершаемый
молодежью: все мы, хоть и разными путями,
стремимся на поиски лучшей жизни».19
В этих двух статьях, посвященных двум
замечательным людям — одному из крупнейших
поэтов-модернистов Хуану Рамону Хименесу и
интеллектуальному вождю «поколения 1898
года» Мигелю де Унамуно, — определяется раз
навсегда жизненная и творческая позиция Мачадо,
который ни от чего в своем веке не отрекается и
ко всему подходит со своей меркой. Глубоко
уважая своих современников, поддерживая с ними
самые теплые дружеские отношения, он никогда,
19 Edición Oreste Macri. Т. 3. P. 1479—1480.
535

A. IO. Миролюбова
ни на йоту не поступается своей духовной
независимостью, своей выпестованной в «одиночест-
вах» мыслью: глубинное есть общее,
накопленным в тиши духовным богатством надо
поделиться, иначе его не сохранишь; поэт может,
«...заглянув в свою душу, уловить <...>
общезначимые проявления чувств».20 Юность, пора
смятения, кончилась — поэт избрал дорогу, по
которой будет идти всю жизнь.
Разрешились и житейские неурядицы: по
совету Хинера де лос Риоса Мачадо предлагает
свою кандидатуру на должность преподавателя
французского языка и в апреле 1907 г. получает
назначение в Сорию, в Институт общих и
технических знаний. В том же году выходит сборник
«Одиночества, галереи и другие стихотворения».
Мачадо обрел себя: с этих пор и до самого конца
он — скромный провинциальный учитель и
великий поэт.
Сория — маленький городок,
расположенный на севере Испании. Уже первое знакомство
с ним, в мае 1907 г., произвело на поэта глубокое
впечатление — тому свидетельство
стихотворение «Берега Дуэро» (СИ), которое он успел
включить в сборник «Одиночества, галереи и другие
стихотворения».
Избранное. С. 157.
536

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
Баск Унамуно, переехав в центр страны,
в Саламанку, где он получил кафедру в
университете, и соприкоснувшись с сердцем Испании,
с кастильской землей, тоже испытал в свое время
настоящий шок: «Этот пейзаж не пробуждает
бурной радости жизни, не вселяет иллюзии
легкой и сладостной безмятежности. Это не та
природа, созерцание которой успокаивает и
обновляет дух. Мы не переживем тут причащения
к природе, не растворимся в ее роскошном
буйстве; если так можно сказать, эта земля не пан-
теистична, а монотеистична, — бесконечное
поле, в котором человек не пропадает, а как-то
уменьшается, где посреди иссушенных полей
чувствуешь, как иссыхает душа».21 Правда,
пейзаж Унамуно — идеологизированный; «будора-
житель душ» идет от идеи к природе, а не
наоборот, как Мачадо. Но культ Кастилии — общий
для всего поколения: именно Кастилия стояла у
истоков объединения страны; кастильский язык
стал общим для всего полуострова; кастильский
склад ума и характера наложил свой отпечаток
на испанскую, а может быть, и на мировую
историю. Мачадо, родившийся на юге, в Анда-
21 Unamuno М. de. Obras completas. Madrid, 1958. Vol. 3.
P. 211—212. Цит. по: Тертерян И. А. Испытание историей:
Очерки испанской литературы XX века. М., 1973. С. 112—
113.
537

А. Ю. Миролюбова
сии, и большую часть жизни проведший в
крупных городах, был пленен суровой красотой
кастильских степей и нагорий. Город Сория
расположен на высоте более тысячи метров над
уровнем моря — с такой высоты легко
проследить течение реки Дуэро — «изгиб арбалета»,
и Мачадо не устает повторять эту
полюбившуюся ему, в самом деле точную, метафору. Вокруг
города — рощи низкорослых кастильских дубов,
крепко вцепившихся корнями в скудную почву;
не просто дерево — символ кастильской земли.
Мачадо смолоду привык к долгим пешим
прогулкам; здесь они превращаются в подлинную
страсть.
Мачадо провел в Сории пять лет; никогда и
нигде он не жил и не чувствовал столь
интенсивно. «Я чрезвычайно чувствителен к месту, в
котором живу, — рассказывал Мачадо в 1938 г.,
давая интервью журналистам. —
Географические особенности, традиции, обычаи селений,
по которым я прохожу, глубоко впечатляют
меня, оставляют след в душе. В 1907 году мне
предоставили место преподавателя в Сории. Сория
богата поэтическими традициями. Там —
истоки Дуэро, реки, такую важную роль сыгравшей
в нашей истории. Там, между Сан-Эстебан де
Гормас и Мединасели, был создан наш
литературный памятник — Поэма о Сиде <.. .>. Эту ат-
538

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
мосферу я напряженно чувствовал и
переживал...».22
Там к поэту пришло глубокое и сильное
чувство — 30 июля 1909 г. Мачадо обвенчался с
Леонор Искьердо Куэвас, дочерью хозяев пансиона,
где он жил. «Маленького роста, светловолосая,
с высоким лбом и темными глазами»,23 — так
описывает ее один из друзей семьи. Ей было
15 лет, поэту исполнилось 34. Новобрачным не
удалось поехать в свадебное путешествие в
Барселону, где их ждал Мануэль: помешала
всеобщая забастовка, получившая название
Трагической недели (26 июля—1 августа 1909 г.).
Отложенное путешествие состоялось позже, в январе
1911 г., но счастья не принесло.
Тот год начинался удачно: Мачадо получил
стипендию от Союза повышения знаний,
организации, тоже созданной Хинером де лос Риосом,
и вместе с женой отправился в Париж. Супруги
радовались поездке: гуляли по прославленным
паркам, посещали музеи, ходили в гости к Рубену
Дарио, на лекции в Коллеж де Франс. Летом
собирались поехать в Бретань.
Но идиллия обернулась трагедией: 13 июля
у Леонор пошла горлом кровь. Накануне нацио-
22 Edición Oreste Macri. Т. 4: Prosas completas (1936—
1939). P. 2278.
23 Цит. по: Sesé В. Claves de Antonio Machado. P. 45.
539

А. Ю. Миролюбова
нального праздника Франции, дня взятия
Бастилии, врача было не найти. Только на следующий
день удалось устроить Леонор в больницу, где
она провела полтора месяца. Расходов было
много, и стипендии не хватило. Мачадо пишет
Рубену Дарио: «Дорогой друг и учитель <.. .> Леонор
стало немного лучше, и врачи велят увезти ее
в Испанию, ибо климат Парижа, как они
утверждают, для нее губителен. Так что я отказался от
стипендии, и мне разрешили вернуться на
кафедру; но все расходы на дорогу оплатят только
в следующем месяце, уже в Испании. Вот в чем
проблема. Не могли бы Вы одолжить мне 250 или
300 франков, которые я верну Вам тотчас же по
приезде в Сорию?. .».24
Рубен Дарио денег дал, и супруги вернулись
в Испанию в середине сентября. В Сории
продолжается борьба за жизнь Леонор; Мачадо
преданно ухаживает за женой, но болезнь не отступает.
Не помогает ни свежий воздух, ни пребывание
в санатории. «Два года назад я женился;
длительная болезнь жены, которую я обожаю, сильно
печалит меня»,25 — пишет Мачадо Хуану Рамону
Хименесу. Отчаяние иногда сменяется
надеждой; в стихотворении «Засохшему вязу» (CXV)
есть такие строки:
24 Edición Oreste Macri. Т. 3. P. 1491.
25 Ibid. P. 1501.
540

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
И, обернувшись к жизни, к свету, буду
от дней весенних ожидать
для сердца своего второго чуда.
(Перевод М.Самаева)
В начале лета 1912 г. выходит из печати
сборник «Поля Кастилии». Реакция читателей
единодушна: чеканными строками восхищаются
Ортега-и-Гассет, Асорин, Унамуно. Последний
пишет: «Почти мистическое впечатление
овладело вначале моей душой, но потом я понял
весь трагизм, заключенный в этих стихах.
Мачадо — истинный поэт, и Сория проникла в
самую глубину его души, пробудив чувства,
которые так и дремали бы там, не попади он в эти
края».26
Восемнадцатилетняя Леонор умерла 1
августа 1912 г. «Когда у меня умерла жена, я хотел
покончить с собой»,27 — пишет Мачадо Хуану
Рамону Хименесу. Не только с собственной
жизнью, — с Богом сводит счеты впавший в
отчаяние поэт:
Ты отнял, Господь, у меня ту, кого я любил всех
сильней.
Слушай, как сердце мое снова бушует в горе.
Цит. по: Sesé В. Claves de Antonio Machado. P. 49.
Edición Oreste Macri. T. 3. P. 1519.
541

А. Ю. Миролюбова
Исполнилась воля твоя, Господь, против воли моей,
в мире одни остались сердце мое и море.
(«Ты отнял, Господь, у меня ту,
кого я любил всех сильней...»
(CXIX); перевод В. Столбова)
Оставаться в Сории невыносимо, и уже 8
августа, сразу после похорон, Мачадо уезжает
в Мадрид с матерью, доньей Аной Руис. В
течение лета добивается перевода в другой институт:
его определяют в андалусский городок Баэсу.
В этом городишке, «небогатом, нелепом,
холодном и сыроватом, // не то ламанчском, не то
андалусском», как он писал в «Поэме одного
дня» (CXXVIII; перевод Н. Горской), Мачадо
провел семь лет, в полной мере ощутив скуку и
пустоту провинциальной жизни: здесь
окружение, косная материя бытия тяготят его душу; ее
не возвышают ни любовь, ни величественные,
приводящие на память славное прошлое страны
пейзажи. Правда, это и есть Испания, «в
большей степени Испания, чем мадридский „Ате-
ней"», — пишет Мачадо Унамуно после 11 мая
1913 г. Это часто цитируемое письмо можно
счесть комментарием к стихотворению «Поэма
одного дня», где описываются, наверное, все
дни этого внешне тусклого, но полного
напряженной борьбы за духовное выживание
семилетия, — комментарием тонким и проницатель-
542

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
ным, гневным и страстным (стихотворение
гораздо более сдержанно): «Здесь ничего нельзя
сделать. У здешних людей — я говорю об этом
с горечью, потому что ведь я и сам происхожу от
них, — душа непроницаема <.. .>. В этой самой
Баэсе, которую называют андалусской Саламан-
кой, имеются институт, семинария,
художественная школа — а читать умеет, дай Бог,
процентов 30 населения. В единственном книжном
магазине продаются открытки, молитвенники,
церковные и порнографические журналы. Это
самая богатая волость Хаэна, а город населен
нищими и барчуками, разорившимися на
рулетке <...>. Люди совершенно испорчены
церковью и какие-то полые внутри <...>. На первый
взгляд кажется, что в этом городе больше
культуры, чем в Сории: зажиточные люди здесь
бесконечно благоразумны, любят порядок и
административную мораль; хватает людей
начитанных; иные даже собирают старинные монеты.
А в глубине нет ничего. Когда живешь в такой
духовной пустыне, не пишется ничего
утонченного. Только негодование может спасти тебя
самого от духовной смерти...». Ко всему
прибавляется тоска по Леонор: «Смерть жены
истерзала мой дух <...>. Я ее обожал, но теперь жалость
взяла верх над любовью. Тысячу раз я
предпочел бы умереть сам, чем видеть ее умирающей;
543

А. Ю. Миролюбива
я бы отдал тысячу жизней за одну ее жизнь.
Думаю, нет ничего необычного в этом моем
чувстве. Есть в нас некая бессмертная часть, которая
хочет умереть с тем, что умирает. Может, ради
этого и приходил Бог в наш мир. Размышляя над
этим, я немного утешаюсь. Иногда начинаю
надеяться. Вера отрицающая ох как нелегка. Так
или иначе удар был ужасен, и я от него, похоже,
до сих пор не оправился. Пока я боролся рядом
с ней за ее жизнь, меня поддерживало сознание,
что я страдаю гораздо больше, чем она, ибо она
до самого конца не знала, что умирает, и болезнь
ее не была мучительной. Короче говоря, сейчас
она живет во мне более, чем когда-либо, а порой
я твердо верю, что вновь обрету ее. Нужно
терпеть и смиряться».28
Чтобы выйти из духовного кризиса, Мачадо,
как некогда великий флорентиец Данте,
«утешается философией». «Я читаю Платона, Лейбница,
Канта — великих поэтов мысли»,29 — пишет он
Ортеге-и-Гассету в мае 1913 г. В 1915 г.
поступает вольнослушателем в Мадридский университет
и через три года становится лиценциатом
философии. Даже изучает древнегреческий Язык,
чтобы читать в подлиннике античных философов.
Принимается за Декарта.
28 Ibid. Р. 1532—1537.
29 Ibid. Р. 1531.
544

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
Все последующее творчество Мачадо, как
поэзия, так и проза, несет на себе отпечаток этих
занятий философией. Мачадо всегда был
поэтом-мыслителем, его лирика медитативна,
в ней скрыты глубина, неожиданные повороты
«галерей души»; но те на первый взгляд простые,
совершенно непритязательные стихи, которые
он пишет сейчас (недальновидные критики даже
кричат об угасании поэтического таланта),
нуждаются в самом серьезном философском
комментировании.
Есть и стихи другого рода, полные
топонимов: это память о прогулках и экскурсиях.
Создается впечатление, будто поэт цепляется за
название места, как за клочок ускользающей
реальности; так же и с именами далеких друзей: в те годы
Мачадо пишет много посланий, которые легко
принять за стихотворения «на случай». На самом
деле, и друзья, и пейзаж нужны ему единственно
затем, чтобы закрепиться, быть. А друзья между
тем уходят: одни уезжают за океан, как эссеист и
филолог Гранмонтань, другие покидают этот
мир навсегда. В 1915 г. умирает Франсиско Хи-
нер де лос Риос; на это известие Мачадо
откликается проникновенными строками:
Когда отошел Учитель,
мне сказало сиянье рассвета:
545

А. Ю. Миролюбива
— Третий день от трудов отдыхает
Франсиско, мой брат прилежный!
(«Дону Франсиско Хинеру де лос Риосу» (CXXXIX);
перевод М. Квятковской)
В феврале 1916 г. в Никарагуа умирает Рубен
Дарио, и Мачадо посвящает его памяти
стихотворение в стилистике своего друга и учителя:
На мраморное надгробье возложим свирель и лиру,
И пусть никогда отныне слова с него не сотрутся...
(«На смерть Рубена Дарио» (CXLVHI);
перевод В. Андреева)
Учителя уходят, зато появляются ученики:
8 июня 1916 г. в Баэсу приезжает группа
студентов из Гранады, и среди них — юный Федерико
Гарсиа Лорка. На вечере, устроенном в Казино,
Мачадо читает свой романс «Земля Альваргонса-
леса». Мачадо, конечно, никогда не воспринимал
Лорку как своего ученика, он, как мы увидим
ниже, даже бранил молодых поэтов за
излишнюю метафоричность, но без «Земли Альваргон-
салеса» не было бы «Цыганского романсеро».
Много лет спустя Лорка поставит на сцене своего
передвижного театра «Ла Баррака»
великолепный романс, который он слышал в исполнении
автора.
В июле 1917 г. мадридское издательство
«Студенческая резиденция» опубликовало «Пол-
546

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
ное собрание стихотворений» Мачадо. Автору
42 года, его поэтический талант признан всеми.
Но творческий путь далеко не завершен:
«Полное собрание» 1917 г. может дать лишь
частичное представление о новаторстве поэта и
смелости мыслителя.
Когда-то в уже цитированном письме к Уна-
муно Мачадо разделял негодование пламенного
дона Мигеля по поводу «столичных
модернистов». «Я бы отправил этих молодчиков в Альпу-
харру, — пишет Мачадо, — да и оставил бы там
на пару лет. Думаю, это было бы полезней, чем
платить им стипендии для обучения в Сорбонне.
Многие наверняка исчезли бы с литературного
горизонта, но кто-нибудь, возможно, и нашел бы
более глубокие, истинные интонации <.. .>. Я, —
добавляет поэт, — четыре года прожил в Париже
и чему-то, хотя и немногому, там научился.
После я шесть лет колесил по захолустью и научился
неизмеримо большему. Не знаю, для всех ли это
так, но каждый — сын своего опыта».30
Теперь, похоже, этот опыт исчерпал себя; даже
от всего спасавшая природа как будто поблекла:
Белая дорога,
ряд олив над ней.
Высосало солнце
30 Ibid. Р. 1534.
547

А. Ю. Миролюбива
свежий цвет полей.
Даже образ твой
сушит суховей —
пыльная душа
этих скверных дней.
(«Зарисовки» (CLIV);
перевод А. Ю. Миролюбовой)
Мачадо стремится прочь из Баэсы и 30
октября 1919 г. добивается перевода в Сеговию.
Сеговия расположена неподалеку от
Мадрида — в этом ее единственное отличие от Сории и
Баэсы. В Сеговии Мачадо в основном ведет ту же
самую жизнь, что и в других городках, куда его
засылала судьба: совершает долгие прогулки,
встречается с друзьями в кафе или в гончарной
мастерской Фернандо Арранки. Там он
познакомился со скульптором Эмилиано Барралем,
который изваял бюст поэта и взамен удостоился
стихотворения:
Ты оживлял, творец,
в прожилках красных камень.
Словно холодный пламень
твой высекал резец.
(«Скульптору Эмилиано Барралю»
(из цикла «Вариации на темы Ронсара
и другие стихотворения», CLXIV);
перевод В. Андреева)
548

Лнтонио Мачадо — человек, философ, поэт
А в конце недели он ездит в Мадрид, к
родным и друзьям. Активно участвует в столичной
литературной жизни, уже как признанный поэт.
Пишет «немного, да и то неохотно»,31 как сам
признается в письме к Унамуно. Преобладает
философская или политическая тематика: после
русской революции 1917 г. и окончания первой
мировой войны в Испании назревает кризис,
растет социальное напряжение, очевидной
становится шаткость существующего порядка вещей.
В 1923 г. после провала очередной колониальной
авантюры власть в стране берет в свои руки
военный диктатор Примо де Ривера. Унамуно резко
выступает против диктатуры, потом
отправляется в ссылку, затем в добровольное изгнание.
Мачадо записывает в своей тетради: «Испания
упала на четвереньки. Поднимется ли она? Или
сочтет позу удобной и захочет в ней пробыть
подольше?».32 Отвечая на письмо изгнанника
Унамуно, замечает: «Здесь, во всяком случае, по
видимости, не происходит ничего. Самое
грустное — то, что никто не волнуется, не восстает
против нынешнего положения вещей.. .».33
Тем временем в 1924 г. выходят из печати
«Новые песни», третий большой сборник Мача-
31 Ibid. Р. 1622.
32 Цит. по: Sesé В. Claves de Antonio Machado. P. 72.
33 Ibid. P. 1761.
549

А. Ю. Миролюбова
до. Критика указывает на некоторую несвязность
стихотворной речи, затрудненное поэтическое
дыхание — поэт явно ищет новых стимулов для
вдохновения. В этот период Антонио особенно
тесно сотрудничает со своим братом Мануэлем,
к тому времени уже очень известным поэтом
чисто модернистского толка: вдвоем, в соавторстве,
они пишут драмы, в конце недели встречаются
в Мадриде и обсуждают написанное; всего
получилось семь пьес, которые ставились в
мадридских театрах в 1926—1941 гг.
24 марта 1927 г. Мачадо избран в Испанскую
академию языка и литературы; правда, места
своего он так и не занял и не произнес
вступительной речи, от которой сохранился только
черновик, датированный 1931 г. «Вы поздравляете
меня с избранием в Академию, за что я вас
благодарю, — пишет он Унамуно в 1927 г., по свежим
следам. — Это честь, к которой я никогда не
стремился; осмелюсь даже сказать, что
стремился никогда не удостоиться ее. Но Господь дает
платок безносому».34
В июне 1928 г. Мачадо встретил женщину,
которая стала его последней любовью и которой
он посвятил самые страстные свои стихи —
«Песни для Гиомар». Вокруг Гиомар в испан-
34 Ibid. Р. 1667—1668.
550

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
ском литературоведении разгорелась целая
полемика: в то, что она существовала в
действительности, поначалу не хотели верить—трудно было
расстаться с привычным образом поэта, навсегда
сохранившего верность умершей жене. Можно
ли представить себе, чтобы образ Беатриче
потускнел в сознании Данте, а Дон Кихот забыл Дуль-
синею? Любовь поэта была тайной, встречи
с Гиомар редкими, в стихах любимая
представала далекой, недосягаемой; подчеркивалась, даже
воспевалась, разлука — легко было счесть
Гиомар вымышленной героиней, очередным
апокрифом, корректировкой бытия. Но в 1950 г.
поэтесса и филолог Конча Эспина опубликовала
письма Мачадо к Гиомар, полученные ею от ад-
ресатки поэта.35 Тогда настоящее имя Гиомар
еще хранилось в тайне, а письма публиковались
с купюрами: речь шла о замужней женщине,
которая избегала огласки. Позже стало известно ее
имя: Пилар де Вальдеррама, поэтесса; на сборник
ее стихов «Сущности» Мачадо опубликовал
в 1930 г. хвалебную, чуть ли не восторженную,
рецензию: «...книга Пилар де Вальдеррамы —
женская книга; этим я хочу подчеркнуть ее
превосходные достоинства <...> в ней нашел
лирическое выражение, воплотился в звонких словах
35 См.: Espina С. De Antonio Machado у su grande y
secreto amor // Gráficas Reunidas. Madrid, 1950. P. 184.
557

А. Ю. Миролюбива
благородный и цельный опыт женщины».36 Уже
после смерти Пилар, в 1981 г., была
опубликована автобиография «Да, я — Гиомар», в которой
описана страстная любовь, длившаяся до самой
смерти «ее поэта».37
В феврале 1931 г. Мачадо вступает в
Объединение содействия Республике; 14 февраля
председательствует на политическом митинге в театре
«Хуан Брево» в Сеговии. А 14 апреля, глубоко
взволнованный, вместе с другими видными
людьми города, провозглашает республику: «О те
благословенные часы, — Господи Боже! —
сотканные из самого чистого льна надежды, когда мы,
горсточка старых республиканцев, подняли на
аюнтамьенто в Сеговии трехцветное знамя!. .».38
Через несколько месяцев, к началу учебного
года, Мачадо переезжает в Мадрид, получив
назначение в Институт Кальдерона де ла Барки.
Кажется, будто вернулись дни далекой —
«непрожитой» — юности: поэт поселяется с
матерью, братом Хосе и его семьей; каждый день
встречается с Мануэлем, ходит в кафе, участвует
в литературной жизни. Даже, может быть, как это
порой случается в зрелые годы, существование
становится более полным: счастливая, страстная,
36 Edición Oreste Macri. Т. 3. P. 1772.
37 Valdenama P. de. Sí, soy Guiomar. Barcelona, 1981.
38 Избранное. С. 276.
552

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
хотя и непростая, любовь, всеобщее признание,
победа республики. Но снова близится
катастрофа: в Европе поднимает голову фашизм, в
Испании вырождается республиканский дух.
Республика испарилась —
Кто знает, как это случилось,39 —
пишет Мачадо в своей рабочей тетради.
В 1934 г. в «Diario de Madrid» появляются
первые отрывки из очень важной для понимания
всего творчества Мачадо книги «Хуан де Майре-
на. Изречения, шутки, замечания и
воспоминания апокрифического профессора» — может,
и апокриф понадобился для того, чтобы
взглянуть на действительность под новым углом; по
словам поэта, «всякий век, как Дон Кихот, имеет
свой печальный образ, достаточно взглянуть на
него с определенного расстояния и при
определенном свете».40 С 1934 г. Мачадо преподает
в только что созданном в Мадриде Институте
Сервантеса. В 1936 г. выходят четвертое издание
«Полного собрания стихотворений» и книга
«Хуан де Майрена...». А 16 февраля 1936 г. на
выборах побеждает Народный фронт.
Фашистский мятеж вспыхнул 18 июля 1936 г.
Антонио жил тогда в Мадриде, Мануэль с женой
39 Edición Oreste Macri. Т. 4. P. 2148.
40 Ibid. Т. 3. P. 1773.
553

А. Ю. Миролюбива
находились в Бургосе: братьям больше не
суждено было встретиться. В августе разносится весть
о расстреле Федерико Гарсиа Лорки, а 17 октября
еженедельник «Ayuda» публикует знаменитую
элегию Мачадо «Преступление было в Гранаде».
Верный своим республиканским убеждениям,
Мачадо с самого начала встал на сторону
законного правительства.
Столицу Испании атакуют войска
националистов. Поэт немолод, он не может защищать дело,
которое ему кажется правым, с оружием в руках,
но он сражается своим пером. «Мадрид! Мадрид!
Твое бессмертно имя...» («Мадрид»; перевод
В. Столбова) — пишет он и прославляет в своих
статьях улыбку мадридцев «наперекор всему».
В ноябре 1936 г. республиканское
правительство перебирается в Валенсию; легендарный
Пятый полк берет на себя заботу об эвакуации
деятелей культуры. По совету Рафаэля Альберти и
Леона Фелипе Мачадо вместе с домашними тоже
перебирается на восточное побережье, в Рока-
форт, деревню поблизости от Валенсии. Там
Мачадо провел полтора военных года. Он очень
сдал физически, он удручен духовно —■ события
подкосили его; но поэт продолжает делать все,
что может, ради Республики, оставаясь верным
себе, своим убеждениям. Глубокую скорбь
вызвала смерть Унамуно: тот умер, как жил, в борь-
554

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
бе, в «агонии» — споря со своим бывшим
коллегой, фалангистом Бартоломе Арагоном. «Унаму-
но умер внезапно, как умирают на войне»,41 —
так Мачадо, не знавший всех подробностей,
прокомментировал в письме к Давиду Выгодскому
от апреля 1937 г. смерть друга.
«Для меня ужасное несчастье — разлука
с Мануэлем, — признается Мачадо. — Он
большой поэт. И мой брат, мы вместе трудились над
пьесами для театра. <...> Жизнь порой жестока
и чересчур тяжела. Но эта наша боль, какой бы
глубокой она ни была, — ничто в сравнении
с катастрофой, которая обрушилась на весь
народ. И все же, когда я думаю о возможном
изгнании, об иной земле, не похожей на эту
истерзанную испанскую землю, сердце мое
омрачает печаль. Уверен, что я не смогу жить на
чужбине...».42
Жизнь в Рокафорте, одно из последних «оди-
ночеств», рождает множество окрашенных
горечью воспоминаний о людях и местах,
потерянных, как кажется, навсегда, и эта горечь, эти
воспоминания отражаются в стихах — вся жизнь,
все «утраченное время» и искореженное войной
пространство проходят перёд поэтом: Севилья,
41 См.: наст, изд., с. 450.
42 Ibid. Р. 2211.
555

А. Ю. Миролюбова
Сория, Леонор, Гиомар. В 1937 г. выходит
последняя книга поэта «Война».
В Валенсии становится опасно, и в апреле
1938 г. Мачадо спешно выезжает в Барселону.
В газете «La Vanguardia» регулярно появляются
его статьи под рубрикой «Смотровая
площадка войны». Пишет он и для мадридской
республиканской прессы, и для Испанской службы
информации, и для еженедельника «Нога de
España».
Конец 1938 г. печален: суровая зима,
лишения. Но начало следующего, 1939 г. еще
трагичнее. Начинается великий исход республиканцев
из Барселоны. 22 января, темной ночью, Мачадо
с матерью, братом Хосе и его женой тоже
вынуждены покинуть город. Среди толпы беженцев —
знакомые лица: ученый-филолог Томас Наварро
Томас, поэт и журналист Корпус Барга,
каталонский поэт Карлес Риба. Идти трудно, льет дождь,
дорога скользкая. Кто-то вроде бы видел, как
Мачадо выбросил на обочину портфель с бумагами
(до сих пор время от времени появляются
сенсационные сообщения, будто этот портфель
найден 43). В ночь с 27 на 28 января Мачадо и его
близкие пересекают французскую границу. На-
43 На конгрессе, посвященном творчеству Мачадо,
который проходил в феврале 1990 г. в Турине, было сделано
подобное заявление.
556

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
ступает тот момент, которого поэт страшился.
В Париж он ехать не желает, да это и
невозможно: престарелая мать уже не может
самостоятельно передвигаться, ее несут на руках; сам Антонио
болен и совершенно разбит. Семья
останавливается в приморском городке Кольюре, где море и
небо похожи на испанские.
Брат Хосе вспоминает: «Он не мог пережить
потерю Испании, вынести боль изгнания... И все
же за несколько дней до смерти, побуждаемый
своей безграничной любовью к природе, он мне
сказал: „Пойдем к морю". Он вышел из
гостиницы в первый и в последний раз. Мы отправились
на берег. Там сели на одну из лодок,
вытащенных на песок. Полуденное солнце нас почти
согрело. Был тот единственный в течение дня
момент, когда тень укорачивается, прячется под
ноги. Дул сильный ветер, но он снял шляпу,
положил на колено и придерживал одной рукой, а
другой таким своим характерным жестом
опирался на трость. Так он и сидел,
сосредоточенный, молчаливый, перед неустанным
движением волн...
После долгого созерцания он сказал мне,
указывая на одну из жалких рыбачьих хижин: „Вот
бы жить здесь, за этим окошком, отрешившись от
всех забот.,." Потом с усилием встал, и мы, с
трудом ступая по рыхлому песку, куда по щиколотку
557

А. Ю. Миролюбова
проваливались ноги, в глубоком молчании
пустились в обратный путь».44
Поэт был, по словам того же Хосе, свидетеля
его последних минут, «насмерть ранен роковым
исходом».45 Воспаление легких свалило его с ног.
В комнате рядом его мать лежала уже без
сознания.
Мачадо скончался 22 февраля 1939 г. Донья
Ана Руис пережила сына на три дня.
Похороны состоялись 25 февраля. Гроб,
покрытый знаменем Республики, несли на плечах
изгнанники-республиканцы. Поэт был
похоронен в Кольюре, в последнем городе, давшем ему
приют.
Хосе Мачадо нашел в кармане пальто
своего брата Антонио строку уже не
продолженного стихотворения, записанную на клочке бумаги:
Эти лазурные дни, это солнце далекого детства...
* * *
Кольюр стал местом паломничества
испанцев, их национальной святыней. А скромное
по объему наследие Мачадо — объектом при-
44 Цит. по: Cano J. L. Antonio Machado: Biografía
ilustrada. Barcelona, 1985. P. 206—207.
45 Ibid.
558

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
стального изучения: между 1989 (50 лет со
дня смерти поэта) и 2000 гг. (125 лет со дня
рождения) вышло несколько обильно
комментированных собраний сочинений. Издается
специальный журнал, посвященный Мачадо; множатся
сайты в Интернете. Юбилеи — лишь повод;
бесспорен неподдельный, широкий интерес к
творчеству Мачадо. Видимо, следует признать,
что Мачадо — ключевая фигура для испанской
поэзии XX в. Знаменательны слова Франсис-
ко Бринеса, одного из самых влиятельных
испанских поэтов послевоенного периода: «Мы
ощущаем его как классика. Над его чеканными
строками не властно время. От его поэзии
возникает впечатление, будто она существовала
всегда...».46
Русскому читателю феномен Мачадо
нелегко объяснить — ведь перед ним предстает не
живое слово поэта во всем богатстве его
родного языка, а ряд переводов, пусть кропотливо и
с душою выполненных. Правда, Мачадо в конце
жизни пришел к осознанию универсальности
как основного качества настоящей поэзии, той
46 Цит. по: Jiménez J. О., Morales С. J. Antonio Machado
en la poesia española: La evolución interna de la poesía española
1939—2000. Madrid, 2002. P. 218 (выступление Ф. Бринеса
в одной из передач испанского телевидения, посвященных
100-летию со дня рождения Мачадо).
559

А. Ю. Миролюбива
поэзии, которая пишется для народа. Вспомним
очень известные его слова: «„Писать для
народа, — говорил мой учитель,—чего же большего
могу я еще желать!" Охваченный стремлением
писать для народа, я научился от него рсему,
чему мог, и, конечно, усвоил только малую толику
того, что знает он. Писать для народа — значит
прежде всего писать для человека нашего
племени, нашей земли, нашего языка, этих трех
источников, неисчерпаемые глубины которых мы
никогда не познаем до конца. И более того,
чтобы писать для народа, мы должны перешагнуть
через границы нашей родины и писать также и
для людей иных племен, иных земель, иных
языков. Писать для народа — значит зваться в
Испании Сервантесом, в Англии — Шекспиром,
в России — Толстым».47 К послереволюционной
России у Мачадо было особое отношение. Он
признавал диктатуру пролетариата: «...почему
нас так пугают эти слова? Если кораблю нужна
новая команда и новые капитаны, почему бы не
поискать их в мире труда, раз уж мир капитала —
по всеми признанному определению —
порождает лишь старых крыс, грызущих корабль
изнутри?».48 Но Маркса не любил и не понимал, хотя и
писал, что «марксизм, несмотря на все его ошиб-
47 Избранное. С. 310.
48 Edición Oreste Macri. Т. 4. P. 2397.
560

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
ки, тщится указать истину среди потопа лжи,
а поэтому обладает неоспоримой этической
ценностью».49 И наконец, в уста Хуана де Майрены
Мачадо вложил следующие выразительные
слове*: «И если однажды вам дридется принять
участие в классовой борьбе, не колеблясь вставайте
на сторону народа, ибо это и есть сторона Испании,
пусть даже на народных знаменах красуются
самые отвлеченные призывы. Если народ поет
„Марсельезу", он поет ее по-испански; если однажды
он закричит: „Вива Русиа!" — задумайтесь над
тем, что эта Россия, которую славит народ,
охваченный гражданской войной, может быть
гораздо более испанской, чем Испания его врагов».50
Эта великая любовь не осталась без ответа:
первое упоминание о Мачадо появилось в России
еще при его жизни, в 1929 г., в книге
ленинградского испаниста Давида Выгодского
«Литература Испании и испанской Америки»; Выгодский
же и написал статью о Мачадо для
«Литературной энциклопедии» 1934 г. Переводить Мачадо,
демократа и республиканца, пусть не марксиста,
но «друга Советской страны», начали рано: уже
в 1938 г., во втором номере журнала
«Интернациональная литература», было опубликовано
стихотворение «Голос Испании» с посвящением
49 Ibid. Р. 2343.
50 Избранное. С. 275.
561

А. Ю. Миролюбива
«Интеллигенции Советской России» в переводе
Ф. Кельина. И потом стихи Мачадо, как правило
созданные в годы гражданской войны, часто
публиковались в журналах и антологиях. Первый
сборник переводов, куда вошли работы М. Вакс-
махера, Д. Горбова, Ф. Кельина, О. Румера,
М. Самаева, О. Савича, Н. Тихонова, И.
Тыняновой, Т. Щепкиной-Куперник, вышел в
издательстве «Художественная литература» в 1958 г.;
некоторые переводы из этого сборника до сих пор
остались непревзойденными, например «Земля
Альваргонсалеса» О. Савича. К столетию со дня
рождения поэта, в 1975 г., в издательстве
«Художественная литература» был подготовлен том
«Избранного», куда наряду со стихами вошли и
отрывки из «Хуана де Майрены...», и отдельные
статьи. Последняя большая подборка переводов
из Мачадо появилась в 1977 г. в томе
«Библиотеки всемирной литературы», посвященном
испанским поэтам XX в. А после этого — молчание,
и это именно в те годы, когда испанцы
осмысляют творчество своего поэта, кропотливо
исследуют каждую строку, находят неожиданные точки
соприкосновения его с современностью,
обнаруживают в его стихах невероятные прозрения
и глубины, ломают привычный, слишком простой
(и укоренившийся в нашем сознании) образ
«народного поэта», поэта-политика, писавшего в об-
562

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
щем-то на злобу дня, и создают новый,
неканонический образ глубокого и острого,
совершенно оригинального мыслителя. Настоящая книга,
в которой впервые на русском языке публикуется
«Полное собрание стихотворений» Мачадо, —
попытка пробить брешь в стене, нарушить молчание.
* * *
В чем все-таки состоит неизъяснимое — и, как
видно, неувядаемое—очарование поэзии Мачадо?
Каких только определений не давали Мачадо:
поэт-символист; поэт, преодолевший символизм; поэт
времени; поэт не времени, а пространств; поэт,
воспевающий братство; поэт, пришедший к реализму;
народный поэт; существует подход к нему как к
поэту религиозному — хватает оснований и для
этого; с полемическим задором его поэзию
называют целостной, «интегральной» — или
интегрирующей, преодолевающей болезненный разлад
между интроспекцией, «интимизмом», и объективным
взглядом на мир. Подобное изобилие оценок
кажется странным, ибо поэзия Мачадо чрезвычайно,
до крайней непритязательности проста; ее как
будто видно насквозь — и при этом нельзя отделаться
от впечатления невероятной глубины и тайны.
Хорошо сказал Октавио Пас: «Нет никого
естественнее Мачадо, и нет ничего более загадочного, чем
563

А. Ю. Миролюбова
его естественность. Его поэзия прозрачна, как вода,
и, как вода, непостижима».51 За счет чего
возникает такой редчайший эффект, когда кажется,
будто произведения искусства не создаются, но
«существовали всегда»?
Мачадо как поэт сформировался под
влиянием испанского модернизма и французского
символизма, однако стихотворения, слишком
окрашенные тем либо другим, он всегда старательно
переделывал. В 1924 г. в рецензии на сборник
молодого поэта Хосе Морено Вильи, озаглавленной
«Размышления о поэзии», Мачадо дал
характеристику символизма, отталкиваясь от лозунга: «De
la musique avant toute chose», выдвинутого Верле-
ном: против этого утверждения, «понимаемого
в том смысле, который мог вложить в него Вер-
лен, — неважно, что он сам по этому поводу
думал, — сегодня станут возражать даже
музыканты. Тем не менее этр утверждение было
значимым, оно появилось как справедливая реакция на
линию парнасцев, которая тоже считала себя
певучей. Но линия не умеет петь. Не в том ее
призвание. Ни линия не поет, ци ковдепт. Они не
принадлежат миру звуков, даже миру ощущений.
Они не имеют ничего общего с психически
непосредственным. Их высшее очарование — в холод-
51 Paz О. Las peras del olmo. Barcelona, 1971. P. 168.
564

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
ности, чистоте, удаленности».52 Под «линией»
поэтов парнасской школы подразумевается
живописность, даже порой статуарность образов в их
стихах:
Во славу Музы время победив,
Художник режет камень вдохновенно,
И под его резцом живет залив,
Вскипает пена.53
(Шарль Леконт де Лиль, «Античные медали»;
перевод Вс. Рождественского)
Испанский модернизм, очень много взявший
от парнасской школы, еще «линеарней», еще
красочней:
А там маскарад. Разгорается бурно
Веселье, растет и растет как лавина...
Маркиза без слов на подол свой ажурный
Роняет, смеясь, лепестки георгина...
Перед нами — картина, остановленное
мгновение; застывшая — именно далекая и
холодноватая — красота:
Не знаю, как сад этот чудный зовется,
И годом каким этот миг был отмечен,
52 Edición Oreste Macri. Т. 3. P. 1661.
53 Семь веков французской поэзии в русских переводах.
СПб., 1999. С. 337.
565

А. Ю. Миролюбова
Но знаю — доныне маркиза смеется,
И смех золотой беспощаден и вечен.54
(Рубен Дарио, «Размеренно-нежно»;
перевод А. Старостина)
Слова в таком стихотворении «живописуют»:
яркие, красочные, точные, они исключают
двусмысленность; словно густой эмалью
заволакивают и реальный мир, и мир мечты (не случайно
сборник сонетов парнасца Жозе Мариа Эредиа
называется «Эмали и камеи»). Модернизм —
это стилизация, культурный фон которой
вполне узнаваем, она опирается на всем известные
артефакты культуры: античные вазы и камеи;
мелкая пластика эпохи Возрождения, живопись
Антуана Ватто — список практически
неисчерпаем, поскольку чувственная красота, основной
объект подобной поэзии, присутствует всюду.
Другое дело символизм с его «музыкой»: символ
по определению является знаком, поскольку
замещает что-то непроявленное. Слова-символы
сигнализируют о том, что существует нечто,
лежащее за пределами «картины», — горний
мир, прозреваемый в дольнем, идеальное в
реальном, состояние души поэта, анализируемое через
явления природы, интроспективное в
объективном.
Поэзия Латинской Америки. М., 1975. С. 33.
566

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
Возьмем для примера более привычный нам
русский вариант символизма, в котором
наблюдается явный прорыв в иной мир, а символы
мыслятся как знаки этого мира:
Милый друг, иль ты не видишь,
Что всё видимое нами —
Только отблеск, только тени
От незримого очами?
(В. Соловьев)
Это, конечно, декларация; мировидение,
провозглашенное здесь, близко и к
средневековому «прозреванию смыслов», и к
неоплатонизму, и к романтическому «двоемирию». Но вот
известное стихотворение Александра Блока:
Ветер принес издалёка
Песни весенней намек,
Где-то светло и глубоко
Неба открылся клочок.
В этой бездонной лазури,
В сумерках близкой весны
Плакали зимние бури,
Реяли звездные сны.
Робко, темно и глубоко
Плакали струны мои.
Ветер принес издалёка
Звучные песни твои.
567

А. Ю. Миролюбива
Логика стиха, его поэтический мотив
подводят нас к восприятию природы как
определенной совокупности знаков, как некоего
сообщения о надмирной мистерии, явленной только
поэту, да и то не целиком, а через «светлый и
глубокий» клочок неба. Реальный план,
просвет в облаках, уничтожается, буквально тонет
в «бездонной лазури». О мистерии, не до конца
явленной, а только прозреваемой, нельзя
поведать, поэтому и «струны» поэта звучат—даже не
звучат, а «плачут» (Мачадо, кстати, называл
вселенную символистов «залитый слезами
уголок»55) — «робко, темно и глубоко» (курсив
мой. —А. М).
Французский символизм скорее суггестивен,
чем мистичен, он в большей степени построен на
психологическом параллелизме, чем на
прорывах в иной мир. «Пейзаж души», создаваемый
Полем Верленом, соотносится со сложным
духовным миром поэта, и это придает
стихотворению полноту и объемность, потому что все
элементы пейзажа оказываются не равными самим
себе. Они явно означают что-то другое, не
каждый по отдельности, а все вместе, — суггестия
нагнетается, реальный план приобретает
фантасмагорические очертания:
Edición Oreste Macri. Т. 3. P. 1659.
568

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
Даль и тоска:
В скуке равнинной
Смутной пустыней
Меркнут снега.
(Перевод А. Ю. Миролюбовой)
При всем своем несходстве и Блок, и Верлен
пытаются поведать нам нечто невыразимое,
плохо поддающееся интерпретации с помощью
несовершенных слов недостаточного
человеческого языка; поэтому смысл, как правило,
«сдвинут», и мы не можем, не должны, если
играем по правилам, предложенным поэтом,
воспринимать их в прямом значении. Вот именно:
поэт предлагает нам свои правила, он нас ведет,
он подсказывает и направляет. Символизм,
конечно, далек от классической риторики — ее
«хребет» свернут Верленом56 — но сама по себе
суггестия есть средство убеждения, быть может
даже более сильное.
Все невыразимое, несказанное, темное
Мачадо попросту ненавидел. Обычно скромный и
тактичный, он впадал, когда говорил об этом, в
несвойственный ему тон: «Только тривиальный
дух, только ограниченный ум могут развлекать-
56 См. программное стихотворение Верлена «Искусство
поэзии» : Семь веков французской поэзии в русских
переводах. С. 403—404 (перевод Б. Пастернака).
569

А. Ю. Миролюбова
ся, затемняя смысл <...>. Не называть вещи их
прямыми именами, когда эти вещи имеют
прямые имена, — что за глупость!»57 «Музыка Вер-
лена, — пишет Мачадо, — не музыка Моцарта,
в которой были еще ясность, грация и веселье
мира, построенного по Лейбницу, но музыка
Вагнера, перелитое в звук стихотворение о
тотальной непроницаемости бытия, буквой которого
явилась метафизика Шопенгауэра».58 Испанский
поэт суров к своим литературным
предшественникам: «слепые музыканты», «поэты
позавчерашнего дня».59 Может показаться, что эти
высказывания — итог творческой эволюции, ибо
в самых ранних из включенных в каноническое
собрание сборниках — «Одиночества», «Галереи»,
«Другие стихотворения» — есть композиции,
построенные именно с подобной целью —
вербализации невыразимого; вот, например, совершенно
верленовская заставка:
Оголена земля. Уныло воет
душа на уходящий свет
голодною волчицей. На закате
что ищешь ты, поэт?
(«Оголена земля, Уныло воет...» (LXXIX);
перевод М. Квятковской)
57 Edición Oreste Macri. Т. 3. P. 1209.
58 Ibid. P. 1655.
59 Ibid.
570

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
Но и в самых «символистских» стихах неска-
занность как принцип выражения — или
сокрытия, если угодно, — уступает место
неуловимости как категории бытия: сказать можно —
и нужно — обо всем, вот только уловить,
задержать, остановить момент бытия — трудно и едва
ли возможно, ибо всякий момент пограничен
(«на пороге сна» или в «уходящем свете»). И тут
ощущается влияние не столько символистов,
сколько замечательного испанского поэта,
сыгравшего в девятнадцатом столетии ту же роль,
что Мачадо в двадцатом; оказавшегося на точке
пересечения старой и новой поэзии. Речь идет
о Густаво Адольфо Беккере. Мало кем из поэтов
так восхищался Мачадо. «Очарование поэзии
Беккера, — писал он, — предельно ясной и
прозрачной, где любое слово кажется написанным
лишь для того, чтобы его поняли, находится тем
не менее вне сферы логики. Поэзия Беккера —
слово во времени, в необратимом времени души,
в котором нет ни причин, ни следствий. В его
стихах царствует закон противоречия в прямом
смысле этого слова: да, но нет; вернутся, но не
вернутся. <.. .> Беккер <.. .> севильянец на манер
Веласкеса, ловца времени, заклинателя
времени. <...> помянем Густаво Адольфо Беккера,
с его бедными рифмами, неточными
ассонансами и четырьмя глаголами на каждое прилагатель-
571

А. Ю. Миролюбова
ное. Кто-то очень верно сказал: „Беккер — это
аккордеон, на котором играет ангел".
Согласен — ангел подлинной поэзии».60 Беккер —
странный романтик, его стихи лишены какого бы
то ни было налета риторики или велеречия; их
простота вызывала недоумение, порой даже
снисходительное презрение современников. Но
несмотря на свою странность, Беккер все же
романтик — образная система его стихов
соотносится с романтической: аккорд, взятый на забытой
арфе; летящая без цели стрела; волна, бьющаяся
о берег; ласточки, возвращающиеся в родные
края. И эти образы, как и у всех романтиков,
подчинены лирическому «я», стягиваются к нему как
к центру поэтической вселенной. И выпущенная
из лука стрела, и сухой листок, оторвавшийся от
ветки, и волна, гонимая ветром, и свеча
намекают, указывают на судьбу поэта, который
бесцельно блуждает по миру. Но элементы зримого
мира, сродство с которыми ощущает поэт, не
выступают в качестве чисто риторических, условных
конструкций: они живут своей самостоятельной
жизнью, подчинены стихиям вселенной и
обладают своей собственной динамикой. Все образы
у Беккера поданы в движении, в пороговом,
неуловимом состоянии — полета, плеска, мерца-
60 Избранное. С. 253.
572

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
ния — одним словом, в становлении. В заметке,
написанной для антологии, которую составил
Херардо Диего в 1931 г., Мачадо определил
поэзию как «непосредственное интуитивное
прозрение существа становящегося»61 — и,
добавим, прозрение относительно вечно
«неготовой», «становящейся» вселенной.
Если Беккер странный романтик, то Мачадо
столь же странный символист. Символ у Мачадо
особого рода; испанский поэт и теоретик стиха
Карлос Бусоньо определил его как «símbolo
bisémico» («символ с двойным семантическим
полем»).62 Слово-символ у Мачадо намекает на
широкий спектр значений и в то же время
остается самим собой, замкнуто в себе и на себе.
Мачадо очень не любит метафор и вообще тропов
(«символ не троп», утверждает русский
философ А. Ф. Лосев63); метафора — перенос
значения, не прояснение, а затемнение понятия; она
имеет свойство «застывать», отрываться от
предмета, придавать его зримому облику
дополнительную плотность. Символ, особенно
«естественный» символ, какой использует Мачадо,
указывает на что-то еще, дает дополнительные
61 Edición Oreste Macri. Т. 3. P. 1803.
62 Bousoño С. Teoría de la expresión poética. Madrid, 1966.
63 Лосев А. Ф. Проблема символа и реалистическое
искусство. М., 1976. С. 156.
573

A. IO. Миролюбива
смыслы, не лишая при этом слово его реального
значения. Новое, символическое значение не
отменяет первого. Таким образом, и все
стихотворение имеет двойной поэтический мотив,
внутренний и внешний.
Например, стихотворение «За кипарисовой
рощей вдали...» (XXXII), на первый взгляд, дает
лишь простую пейзажную зарисовку: природа
в одном из ее «ускользающих» состояний (вечер,
закат). Так оно, в сущности, и есть, этот
реальный план — кипарисы, фонтан, мраморная
статуя Амура, чаша, вода в ней — ни в коем случае
не снимается, не замещается иными смыслами,
намекающими на «невыразимое» или
проецирующими вовне некие душевные движения.
Пейзаж остается пейзажем, «картиной» (вот в чем
проявляется влияние модернистов); он узнаваем,
укоренен во времени (суток, года) и в довольно
конкретном пространстве страны; он
выдержан в тончайшей живописной гамме. Но в то же
время есть слова, которые, не выпадая из
общей картины, намекают на нечто иное. Это и есть
мачадовские символы с двойным семантическим
полем; смысл некоторых из них связан с
поэтической традицией, доставшейся символистам от
романтиков, и угадывается сразу: например,
сумрак, угли. Другие — сложнее, таинственнее:
влага, мрамор. Их сочетание в стихотворении,
574

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
как и сочетание реальных элементов в пейзаже,
создает неуловимую, но стойкую эмоцию:
печали, отрешенности, конца — дня, года, может
быть, жизни. Важно то, что Мачадо ничего нам
не навязывает: перед нами вроде бы начальный,
непосредственно данный уровень реальности;
мы сами, в процессе нашего непосредственного
восприятия, ощущаем под реальностью первого
плана иную, более глубокую реальность.
Таким образом, мачадовское определение
поэзии как «непосредственного, интуитивного
прозрения существа становящегося» работает,
можно сказать, в обе стороны: каждый человек
как «существо становящееся» равен поэту и сам
вместе с ним творит поэтическую ткань — и
стихотворения, и мира. Поэт одновременно
показывает нам и реальный мир, и его скрытые,
имманентные метаморфозы, процессы, которые
происходят под оболочкой мироздания, т. е. два
мира, две реальности. Первая дана во всем
пластическом богатстве форм, во второй интуитивно
прозреваются скрытые смыслы.
О первой поэт говорит, а во вторую
приглашает нас. Повторимся: Мачадо ничего нам не
навязывает, он предпринимает некий поиск и
приглашает нас следовать за собой; такая интенция,
по сути своей альтруистическая, проходит через
все стихотворение, выводя его за пределы эмпи-
575

А. Ю. Миролюбива
рики. Современный поэт и филолог Анхель Гон-
салес64 считает мачадовские «ключевые слова»
вообще не символами, а «коннотациями»: конно-
тативные значения, прибавленные к словам,
сохраняющим все свои денотативные смыслы,
передают в неопределенной форме то излучение,
которое символу в обычном
литературоведческом его понимании присуще в более сильной
степени, — там оно более очевидно, нам его
подсказывают, не дают приписать себе поэтическую
эмоцию, вложенную автором; поэтому и
стихотворение, сколь угодно прекрасное, изумляет и
пленяет в меньшей степени. Особую роль у Ма-
чадо играет контекст, — по терминологии Бу-
соньо, «суггестивные знаки»,65 подкрепляющие
латентное, «мерцающее» символическое
значение; это символическая оболочка, аура, от
которой зависят оттенки символических смыслов.
Так, в приведенном выше примере все, что
является воплощением стихий, — вода, мрамор,
угли, — это символы, а более конкретные детали
пейзажа — кипарисы, Амур, беседка, чаша —
«суггестивные знаки».
64 González АЛ) Identidad de contrarios en la poesía de
Antonio Machado // Cuadernos Hispanoamericanos (1975—
1976). P. 555; 2) Antonio Machado. Madrid, 1999.
65 Bousoño C. Teoría de la expresión poética. P. 309—322
passim.
576

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
Мачадовские символы — обычные слова
с самым широким спектром значений; поэт
использует имманентное символическое значение,
которым обладают практически все (кроме
узкоспециальной, терминологической лексики) слова
каждого языка, только в разной степени и, если
речь идет о разных культурах, с разным знаком;
даже в одной культуре каждое из них может
обладать множеством значений. Задача поэта —
установить связь между словами, обладающими
скрытым, латентным символическим смыслом;
такая поэзия и будет «неприкрашенной»,
«нагой» только потому, что сложный механизм ее
создания скрыт под ее «двуликостью»: с одной
стороны, двойное семантическое поле символа
позволяет воспринимать его в прямом значении,
способствует сокрытию приема; с другой —
наличие суггестивных знаков тоже не бросается
в глаза, ибо их скопление происходит естественно.
Такого типа образы могут выстраиваться в два и
больше рядов; может возникать
множественность семантического поля, ибо и сам речевой,
«естественный» символ обладает
множественной семантикой; свою роль может сыграть и
«открытая текстура», множественность контекстов.
У Мачадо такая текстура «открыта» из
стихотворения в стихотворение, из цикла в цикл: вот,
может быть, основная причина того, что отдельные
577

А. Ю. Миролюбива
сборники составляют «полное собрание».
Символ Мачадо — развивающийся символ со
множеством связей: он «извлекает группы значений из
узкого контекста и последовательно их
развивает, включая в более широкую совокупность».66
Собственно, это и подразумевает под символом
не практика литературного процесса, а наука
философия: символ «заключает в себе обобщенный
принцип дальнейшего развертывания свернутого
в нем смыслового содержания»,67 в нем
отображается природа всего бытия, он универсален
потому, что запечатлевает универсум,
бесконечный и внутренне противоречивый. Символ у
Мачадо — не простой знак, указывающий на более
или менее конкретное, в той или иной мере
определенное значение: его смысл не обозначен раз и
навсегда, это плавающий смысл, который едва
приоткрыт, не явлен; он движется по спирали,
захватывая все новые и новые пространства,
обретая все новые и новые перспективы, — при этом,
повторяем, слова-символы нимало не теряют
в своей пластической конкретности. Ничто не
сказано раз и навсегда; все говорится опять и
опять в открытом дискурсе.
66 См.: Gutiérrez-Girardot R. Poesía у prosa de Antonio
Machado. Madrid, 1969. P. 42.
67 Лосев А. Ф. Символ // Философская энциклопедия.
M., 1970. Т. 5. С. 10.
578

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
Таким образом, символ у Мачадо
выполняет не столько изобразительную, сколько
гносеологическую задачу: само лирическое
выражение для поэта — один из способов, даже, может
быть, основной, самый надежный, способ
постижения бытия. Мачадо — один из величайших
поэтов-метафизиков в мировой литературе.
Философия и поэзия для Мачадо — две стороны одной
и той же медали, т. е. два взгляда на мир с
разных сторон: «Философия с точки зрения
неискушенного разума <.. .> выворачивает мир
наизнанку, по выражению Гегеля. Напротив, поэзия <.. .>
есть изнанка философии, мир, увиденный, в
конечном счете, с лицевой стороны».68 Значит,
поэзия и философия по сути своей нераздельны:
«великие поэты — это неудавшиеся
философы», а «великие философы — это поэты,
верящие в реальность своих поэм».69 Философы
учат поэтов не только мыслить, «распознавать
тупики среди переулков мышления и, по
крышам, выбираться из них», но и «создавать
великие метафоры».70 Эти метафоры — шар,
или сфера, Парменида, лира Пифагора, река
Гераклита, голубь Канта, желавший летать в пус-
68 Мачадо А. Хуан де Майрена // Иностр. лит. 2002. № 6.
С. 255.
69 Избранное. С. 216.
70 Там же.
579

А. Ю. Миролюбова
тоте, — практически единственные
метафоры, какие Мачадо позволяет себе использовать
в своей поэзии.
* * *
Основательность его философской подготовки
впечатляет. Для Мачадо значимы и философы
элейской школы, «эти ловкие, великолепные
греки»;71 его интересуют Платон и Аристотель,
Г.-В.-Ф. Гегель и И. Кант; монада Г.-В. Лейбница
становится одним из узлов его оригинальной
философской системы; он свободно рассуждает о
Артуре Шопенгауэре и Фридрихе Ницше, Анри
Бергсоне и Мартине Хайдеггере. Но главное — все эти
столь различные философские системы являются
для испанского поэта ни в коем случае не
застывшими формами, а живыми «видениями», образами
вечно ускользающего от познания мира: «..
.следует принимать всерьез не заключения философов,
которые обычно ложны и, соответственно, ничего
не заключают, а их посылки и их видения,
особенно последние, ибо вряд ли существует философ,
у которого бы их не было».72 Вот реестр
«видений», более всего волновавших воображение
Мачадо: «Вся философия <...> заключается в не-
71 Edición Oreste Macri. Т. 4. P. 2366.
72 Ibid. P. 2367.
580

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
скольких сущностных видениях и в некоторых
поэмах мысли, которые на их основе были
воздвигнуты раз и навсегда. А кроме видений они
оставили нам вечные смотровые площадки. <...>
Отсюда видел Парменид плотный шар
неизменяемого бытия; Зенон— стрелу, неподвижную и
стремительную в своем полете. <.. .> река
Гераклита все еще течет — кто бросит в ней якорь?
Отсюда Демокрит видел атомы и пустоту; отсюда
можно восхититься небом платоновских идей;
чуть поодаль виднеется мраморный дворец
кантианского разума».73
В философии, как и в поэзии, приоритет
отдается интуитивному познанию перед
логическим: поэт — не обязательно тот, кто слагает
стихи; поэтом может быть любой человек,
способный к интуитивному прозрению; тот, кто
вынимает «живых рыб» из Гераклитовой реки
или из моря бытия; а тот, кто пытается ко всему
многообразию мира подходить с логическими
категориями, приравнивается к рыбакам или,
того хуже, к торговцам рыбой, которые о живых
рыбах ничего не знают, ибо имеют дело с
трупами рыб.74
Отсюда особое внимание Мачадо к
интуитивизму Бергсона, философской теории, тоже от-
73 Ibid.
74 Ibid. Р. 1946.
581

А. Ю. Миролюбова
части ориентированной на художественную
модель познания. Мачадо был хорошо знаком с
концепцией Бергсона, слушал в Париже его лекции и
записал свои впечатления: «Аудитория, в
которой он читал, была самой большой в Коллеж де
Франс и всегда ломилась от слушателей.
Бергсон — человек холодный, с очень живыми
глазами. Говорит он превосходно, однако ничего не
добавляет к написанному им».75 Гносеология
французского философа особенно привлекала
Мачадо, что доказывают следующие его слова:
«Самая последняя философия, которая сейчас
распространяется в мире, называется
интуитивизмом. Это значит, что человеческая мысль
вновь стремится интуитивно постичь реальность,
бросить якорь в абсолютном. Но современный
интуитивизм не начинает собой новой
философии, а кажется завершением, великим синтезом
антиинтеллектуализма прошлого столетия.
Интеллект способен мыслить, полагает Бергсон,
лишь инертную материю, так сказать, осадок
бытия, а реальное, то есть жизнь <...> может быть
увидено лишь глазами, которые принадлежат не
интеллекту, а „сознанию жизни", выводимому
философом из инстинкта. На дороге, ведущей
вниз от вершин разума, Бергсон, наверное, до-
75 Ibid. Т. 3. Р. 1159.
582

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
стиг предела. <...> И все же следует заметить:
современный человек не отказывается видеть.
Он ищет свои глаза, уверенный, что где-то они
должны быть. Главное: он утратил веру в свою
слепоту».76
Существенным для Мачадо оказалось и берг-
соновское понимание времени, du vécu de l'abso-
lu, «проживание абсолютного»: «жизнь есть
существование во времени, и только живущее
существует»; время как durée, «живая вечность»,
предполагает постоянное творчество новых форм,
становление, взаимопроникновение прошлого и
настоящего, непредсказуемость будущих
состояний, свободу. Бергсонова «жизнь, которая идет
вперед и длится», — это та самая дорога, которая
«торится ходьбой», ставшая высшим
выражением и философии, и поэзии Мачадо.
А стихотворение «Однажды мы присядем на
краю дороги...»(XXXV) из «Одиночеств»,
написанное в 1907 г., считается лучшим поэтическим
выражением понятия «бытие-к-смерти»,
введенного добрых двадцать лет спустя Хайдеггером,
который, как и Бергсон, очень ценил
познавательную роль поэзии и искусства — «хранителей
бытия, собеседников философии».77 Мачадо ин-
76 Ibid. Р. 1656.
77 Хайдеггер М. Курсы лекций (1936—1944) //
Современная западная философия. М., 1991. С. 366.
583

А. Ю. Миролюбива
тересовался философией Хайдеггера, много
рассуждал о ней: «...Хайдеггер, с его метафизикой,
обращается к обычному человеку <.. .> к
человеку обыденному, и в существовании этого бы-
тия-в-мире надеется обнаружить некую общую
ноту, человеческую вибрацию,
предшествующую любому знанию, то есть экзистенциальное
беспокойство, некое эмоциональное a priori, в
котором каждый человек выказывает свою
причастность бытию <.. .> человек есть бытие,
существующее по преимуществу, бытие, в котором
сущность и существование сливаются, бытие, чья
сущность состоит в существовании; итак, это
беспокойство либо обнаруживается как трепет
или испуг, которые анонимное „я" (das Man)
заглушает, тривиализируя, сводя к привычной
скуке, либо преобразуется в неизлечимую тоску
перед бесконечной бесприютностью человека. От
пресыщения к тоске через жуткий образ
смерти — вот путь к совершенству, который
открывает перед нами Хайдеггер».78 И опять Мачадо
привлекает некое интимное слияние философии
и поэзии, взаимное проникновение этих двух
ипостасей отражения мира: «...чтобы
проникнуть в бытие, нет другой дверцы, кроме
существования человека, бытийствующего в мире и во
78 Edición Oreste Macri. Т. 4. P. 2361—2362.
584

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
времени <.. .> вот глубоко лирическая нота,
которая привлечет поэтов к философии Хайдеггера,
как бабочек привлекает свет».79 Особенно близки
поэту мысли о пограничности
экзистенциального чувства: «Тоска Хайдеггера появляется на
крайней границе обычного существования, на
великом волнорезе, близ моря <...> вместе с
видением нашего существования в его совокупности
и размышлениями о его пределе и конце: смерти.
На самом деле тоска — чувство, связанное с
совокупностью нашего существования и с его
сущностной беззащитностью перед лицом
бесконечности, непроницаемой и тусклой».80
Все сказанное отнюдь не означает, будто
Мачадо был эпигоном европейского
экзистенциализма: в концепциях Бергсона и в
особенности Хайдеггера испанский поэт постоянно ищет
точки соприкосновения с реалиями родной
страны, с определенными чертами испанского
национального характера. «Доктрина Хайдеггера, —
пишет Мачадо, — кажется <.. .> несколько
грустной; это ни в коем случае не означает, будто она
необоснованная или ложная. Среди нас,
испанцев, и особенно андалусцев, она может найти,
невзирая на поверхностное неприятие, глубинное
одобрение, согласие, вызванное верованием или
79 Ibid. Р. 2364.
80 Ibid.
585

А. Ю. Миролюбива
неким подспудным фоном, независимо от того,
насколько убедительны рассуждения нового
философа. Может быть, мы все — приверженцы
Хайдеггера, сами того не зная?».81
Все испанцы — «приверженцы Хайдеггера»
из-за специфического отношения к смерти,
которое сложилось в этой стране на протяжении
веков: смерть всегда рядом, смерть сплетена с
жизнью в вершинных ее проявлениях —
мудрости, любви; к смерти испытывают неистребимое
любопытство, чуть ли не любовную страсть;
смерти бросают вызов, как это делал Дон Жуан, в
такой же степени национальный миф, как и ла-
манчский рыцарь Печального Образа. Поэтому
Мачадо продолжает Хайдеггера: «.. .именно
представление о человеческом существовании,
ограниченном, конечном, униженном, но целостном,
возникает в нашем сознании вместе с тоской,
которую вызывает смерть. Смерть—не случайность,
приключившаяся в нашем земном
существовании, как полагает Хайдеггер, а само
существование, достигающее собственного конца. <...>
существует некое утешение в том, что мы умрем
вместе с самой смертью, скажем так, вместе с ее
логической сущностью, оставив за бортом
всякие обещания вечного покоя или лучшей жизни.
81 Ibid. Р. 2363.
586

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
Это и есть экзистенциальное толкование
смерти — смерть как предел, сама в себе ничто — из
него мы и должны почерпнуть храбрость, чтобы
противостоять ей: отрешенную решимость
умереть и не менее парадоксальную свободу для
смерти»?1
Храбрость, мужество — точные слова:
именно такую—мужественную — концепцию
личностного, экзистенциального противостояния смерти
выдвинул Унамуно. Его «агония» — особое
трагическое чувство жизни между отчаянием и
упованием, верой и безверием, жаждой
самоутверждения и уверенностью в безвозвратном конце.
Этот самостоятельно зародившийся испанский
вариант экзистенциализма, или персонализм, как
его иногда называют, предшествовал хайдегге-
ровскому «бытию-к-смерти» и оказал на Мачадо
неизмеримо большее влияние. «Твоя
философия <.. .> она и моя, дон Мигель», — пишет
Мачадо в действительно философской «Поэме одного
дня». С гордостью противопоставлял он
Унамуно Хайдеггеру:«.. .дон Мигель де Унамуно,
который, кстати говоря, на несколько лет опережает
экзистенциалистскую философию Хайдеггера
и который, как и Хайдеггер, имеет Киркегора
в числе своих предшественников, извлекает из
82 Ibid. Р. 2364.
587

А. Ю. Миролюбова
тоски, вызываемой смертью, утешение в мяте-
лее, чья этическая ценность неоспорима. Там,
где Хайдеггер говорит безоговорочное
смиренное „да", наш дон Мигель отвечает почти бого-
хульственным „нет" идее смерти, которую,
однако, признает неизбежной. Тертуллианово credo
quia absurdum est, заключающее в себе вызов
веры разуму и до некоторой степени надежду на
откровение, полученное окольными, обходящими
рационализм, путями, преодолевается
решимостью взбунтоваться и свободой против
неодолимого, какие исповедует наш мыслитель и поэт,
который не только думает о смерти, но и верит
в нее, и тем не менее против нее восстает и нам
советует поднять восстание».83 Но между тем
и сам спорил со своим учителем и кумиром — их
философские разногласия касаются одного, но
принципиально важного для Мачадо вопроса.
Это — вопрос о «сущностном „ты"» (tú esencial),
который так мучил поэта: если для Унамуно
религия — средство избавления от страха смерти,
и только, то для Мачадо «Бог — это „ты" в
душе каждого».84
Основной оригинальной предпосылкой
философии Мачадо является сущностная инород-
83 Ibid. Р. 2365.
84 Тертерян И.А. Испытание историей: Очерки
испанской литературы XX века. С. 333.
588

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
ность, «разноприродность», буквально —
гетерогенность (heterogeneidad) и бытия, и человека.
Такая концепция мироздания имеет как
онтологические, так и гносеологические основания.
Мир неоднороден изначально, различные
сущности, составляющие его, несводимы к каким-то
единым категориям. Вот что пишет Мачадо по
этому поводу: «Есть сущность розы, в которой
участвуют все розы, и сущность огурца, и
куницы, и так далее, и тому подобное. Иными
словами: все розы —роза, все огурцы — огурец, и так
далее и тому подобное. Но где вы найдете —
в сущности ли, в существовании —
противоположность розе, огурцу, кунице? Бытие не имеет
своей противоположности, что бы там ни
говорили. Ибо Ничто, отрицание бытия, чтобы быть его
противоположностью, должно для начала хоть
чем-то быть. А в подобном случае оно будет
таким же, как роза, огурец, куница».85 Мир к тому
же и непознаваем, ибо сознание тоже гетероген-
но, его природа неясна. Мачадо, философ и поэт,
«прощупывает» самые распространенные
образы сознания, его метафоры, сложившиеся в
философской традиции. Может быть, сознание —
это отражение, зеркало? Но «...неразрешенной
остается проблема восприятия внешнего мира,
если представлять сознание зеркалом, которое
85 Edición Oreste Macri. P. 1976.
589

А. Ю. Миролюбова
копирует, воспроизводит или представляет
образы, пока не будет доказано, что зеркала видят
образы, которые в них формируются, или что образ
в сознании есть сознание образа».86 Тогда, может
быть, акт сознания — это процесс
перекодировки, «перевода» некоего «текста мира» (кстати
говоря, мысль, близкая современным
постмодернистам)? Нет, возражает Мачадо: «Еще более
банальной, чтобы не сказать нелепой, мне кажется
мысль о том, что наше сознание переводит на свой
собственный язык некий текст мира,
написанный на другом языке; ведь если этот другой язык
неизвестен сознанию, перевод получится
скверный, а если известен, то для чего переводить?
Или, лучше сказать, для кого? Ведь и впрямь
никто не переводит для себя самого, а всегда для
тех, кто не знает языка, на котором написан
оригинал, и при условии, что переводчик знает и
свой, и чужой языки».87 Поэту ближе всего
оказывается метафора сознания как света:
«...придется <.. .> снова мыслить сознание как свет,
который движется в потемках, освещая другое,
всегда другое <...>. Но эта столь светоносная
концепция сознания, самая поэтичная, самая
древняя и самая подкрепленная из всех, остается
86 Ibid. Р. 1999.
87 Ibid.
590

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
также и самой темной, пока мы не докажем, что
существует свет, способный видеть то, что он
сам освещает».88
По сути дела, Мачадо — агностик:
«неуверенность, ненадежность, недоверие» — вот что
считает он «единственными истинами». «Мы не
знаем, — говорит Мачадо, — взойдет ли завтра
солнце, как оно взошло сегодня, а если и
взойдет, то взойдет ли оно на том же месте, что и
сегодня, ибо, по правде говоря, место его восхода
мы не можем определить с астрономической
точностью, но предполагаем, что существует такое
место, откуда солнце иной раз восходит».89
Другой мачадовский постулат: «человек есть
бытие во времени», определенно связанный с
современной поэту экзистенциалистской
философией, еще более усложняет картину, ибо время
есть «окончательная реальность, непокорная
заклинаниям логики, неисправимая, неизбежная,
фатальная».90 Его неудержимый бег делает
познание окончательно невозможным: «...мыслить
логически значит отменить время,
предположить, что оно не существует, создать
движение, не связанное с изменением, размышлять,
пользуясь неизменяемыми доводами. Закон тож-
88 Ibid.
89 Избранное. С. 254.
90 Там же. С. 194.
591

А. Ю. Миролюбова
дества — нет ничего, что бы не было
тождественно самому себе, — позволяет нам бросить якорь
в реке Гераклита, но не заключить в плен ее
бегущую волну».91 В незыблемой, как ранее
предполагалось, крепости бытия время пробивает
бреши, пока не восторжествует пустота,
«великий интегральный ноль», Ничто. Ф. И. Тютчев
говорил:
О, бурь заснувших не буди —
Под ними хаос шевелится!..
(«О чем ты воешь, ветр ночной...»)
А Мачадо заявляет: «Бог увидел Хаос, нашел,
что это хорошо, и сказал: „Назовем тебя
Миром"».92
Именно Хаос, Ничто как изнанка бытия,
просвечивая сквозь кажущуюся пестроту мира,
подверженного времени, и определяет поэтическую
эмоцию. Человек — поэт в особенности —
погружен во время, как в Гераклитову реку. Время
у Мачадо — сложная категория; поскольку
сознание и бытие имеют разную природу, то и
«время души» (в символике Мачадо-поэта —
«сон/мечта»), и «время природы» («явь»)
протекают параллельно, лишь изредка соприкасаясь
91 Там же. С. 179—180.
92 Там же. С. 261.
592

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
в пограничном состоянии «пробуждения».
Кроме того, Мачадо мыслит временной континуум
нечленимым: прошлое, настоящее, будущее
перетекают одно в другое, взаимоуничтожаются:
«вчера — всегда никогда», «сегодня — всегда
доныне» (тоже своего рода пороговое
состояние). Сознание человека может странствовать
по временному континууму: память проникает
в прошлое, мечта — в будущее; однако и то и
другое одинаково непознаваемо, ибо «время
сна/ мечты» и «время яви» неслиянны, «гетеро-
генны».
Как значительны эти слова: «...видение
прошлого, которое мы называем воспоминанием,
столь же необъяснимо, как и видение будущего,
которое мы называем предсказанием, гаданием
или пророчеством. Ибо вовсе не доказано, что
наш мозг хранит следы полученных
впечатлений, которые обладают удивительной
способностью воссоздавать или переносить в
настоящий момент образы прошлого. <.. .> Так что если
нас не удивляет воспоминание, нас не должно
особо удивлять и видение будущего, которым
иные, по их словам, обладают. В обоих случаях
речь идет о необъясненном, а возможно, и
необъяснимом. Однако же мой вам совет: удивляйтесь
всем трем вещам: воспоминанию, восприятию и
пророчеству, не отдавая ни одной из них пред-
593

А. Ю. Миролюбова
почтения».93 Очевидно, что для Мачадо прошлое
и будущее одинаково пластичны: «...поскольку
наши цели и наши ориентиры непрерывно
изменяются — и количественно и качественно, —
никакое событие нашего прошлого дважды не
будет выглядеть для нас совершенно одинаковым.
Таким образом, ни будущее нигде не записано,
ни прошлое».94 Поскольку сознание властвует
над временным континуумом, то прошлое
можно и подменить: «.. .оно представляется нам в
виде материи, до бесконечности пластичной,
способной принимать самые разнообразные
формы <...> советую вторгнуться в ваше живое
прошлое, оно изменяется само по себе, и вы
обязаны вполне сознательно его исправлять,
наращивать, очищать, заново пересматривать, пока
не превратите в подлинное создание своих
рук».95 Можно даже замкнуть континуум в
кольцо, поменять местами прошлое и будущее:
«...искусство пророчить прошлое издевательски
именуется философией истории. В
действительности, когда мы размышляем над прошлым,
пытаясь понять, что заключает оно в себе, часто
случается обнаружить в нем скопление надежд, не
исполнившихся, но и не обманутых, — то есть,
93 Edición Oreste Macri. Т. 4. P. 2087.
94 Избранное. С. 283.
95 Там же. С. 227.
594

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
в общем и целом, будущее, законный объект
пророчеств. В любом случае искусство пророчить
прошлое является дополнительным к не менее
парадоксальному искусству обращать вспять
будущее, что происходит всякий раз, когда мы,
расставаясь с надеждой, считаем <...> что ничего
нового уже не будет».96
Таким образом, и гетерогенный мир, и
временной континуум подчиняются только сознанию —
но и сознание ущербно, как и сам человек:
«...против наших доводов о высшем назначении
человека <.. .> есть только одно весомое возражение:
эфемерность человеческой жизни».97 Тогда, как
и во всех прочих вариантах экзистенциальной
философии, индивидуальное существование
предстает как единственная реальность: «...за границей
моего „я" начинается царство небытия».98 Ничто,
небытие окружает крошечный островок
отпущенного человеку времени:
Повторяйте вместе со мной: мы не знаем,
зачем живем,
из тайного моря пришли, в тайное море уйдем...
И между этими тайнами — загадка земного пути;
три ларца закрыты на ключ, а ключа не найти.
Edición Oreste Macri. Т. 4. P. 2005.
Избранное. С. 260.
Edición Oreste Macri. Т. 4. P. 2070.
595

А. Ю. Миролюбива
Тьму, окружившую нас, не рассеет свет никогда.
Что говорит слово? То, что бегущая с гор вода?
(«Притчи и песни» (CXXXVI), миниатюра 15;
перевод В. Андреева)
Познать то, что лежит за пределами личного
времени, невозможно — «безмолвие» и «море»
безмерны и мысль, и слово бессильны их
постичь. Однако Мачадо, в отличие от Бергсона и
Хайдеггера, а впоследствии и Сартра, вовсе не
пасует перед трагизмом человеческого
существования: его философия имеет этическую
установку. Само пороговое состояние
«пробуждения», жизни «начеку», «на страже» того самого
пограничного мгновения между прошлым и
будущим, которое зовется «доныне», понимание
времени как неизбежности (inminencia) далеко и
от смирения хайдеггеровского человека как «бы-
тия-к-смерти», и даже от унамуновской яростной
борьбы за личное бессмертие: «Надо держать
глаза открытыми, чтобы видеть вещи такими,
каковы они есть; открыть глаза еще шире, чтобы
увидеть их другими, не такими, каковы они есть;
еще и еще шире, чтобы увидеть их лучшими.
Пусть ваше зрение будет начеку...».99 Этос —
стихия мысли Мачадо: несмотря на
непознаваемость мира и трагизм экзистенции, ему совсем не
99 Ibid. Р. 1962.
596

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
безразлично, в добре проживает человек или во
зле этот краткий миг своего существования;
проходит ли он свой тяжкий путь свободным или
рабом: «.. .ни разу, даже в мечтах (снах) своих, я не
выбирался из лабиринта добра и зла, из понятий
„хорошо" и „плохо"».100 То же самое утверждает
он в «Поэме одного дня» (CXXVIII):
Мы, конечно, живем не вечно, —
жизнь многотрудна и быстротечна, —
но жаждет всегда человек
не рабом, а свободным прожить свой век...
(Перевод Н. Горской)
Собственно, этика Мачадо связана с
понятием совести — как в обыденном
словоупотреблении, так и в сближении с философской
категорией сознания (со-весть, всеобщее знание).
Показательны два эпизода из жизни поэта, о которых он
вспоминает сам и которым придает большое
значение. Вот первый из них:
«Не помню, в какое время года принято в
Севилье покупать детишкам палочки сахарного
тростника, сладкие палочки, как говорят мои
земляки. Но хорошо помню, как я, ребенком лет
шести-семи, одним солнечным утром сижу
вместе с бабушкой на скамейке на площади
Магдалена и держу в руке сладкую палочку. Мимо про-
100 Избранное. С. 228.
597

А. Ю. Миролюбова
ходит другой мальчик со своей мамой и тоже
держит сладкую палочку. Я тогда подумал: моя
гораздо больше. Хорошо помню, как я был в этом
уверен. И все же спросил у бабушки: „Правда,
моя палочка больше, чем у того мальчика?" Я не
сомневался, что получу утвердительный ответ.
Но бабушка тут же отозвалась с такой
искренностью и лаской, что я этого никогда не забуду:
„Вовсе нет, маленький мой, у того мальчика
палочка гораздо больше, чем твоя".
Кажется невероятным, что такое тривиальное
происшествие настолько повлияло на мою
жизнь. Все, что есть во мне хорошего и плохого,
все мои размышления и поражения происходят
от воспоминания о той сладкой палочке».101
Второй описывается в статье «Что я помню
о Пабло Иглесиасе» (1938); Пабло Иглесиас —
видный политический деятель из рабочих, речь
которого однажды услышал еще совсем молодой
Мачадо:
«Из всей его речи <.. .> я извлек одно по-детски
непосредственное заключение: „Мир, в котором я
живу, много хуже, чем я думал. Мое собственное
существование, жизнь неимущего барчука,
основано в конечном счете на несправедливости. Сколько
живет на земле людей беднее меня, людей, кото-
Edición Oreste Macri. Т. 3. P. 1168.
598

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
рые не могут даже надеяться, как я надеюсь, что
когда-нибудь они своими руками приоткроют
двери культуры, славы, даже богатства! Конечно, все
мое достояние заключается лишь в том даре
фантазии, которым я наделен, это верно, но тем не менее
он не перестает быть привилегией; ведь я обязан
своим даром скорее счастливой случайности, чем
собственным заслугам».102
Для поэта не существует, не может
существовать красоты без правды, без справедливости;
счастья — или хотя бы покоя,
удовлетворенности — без оглядки, этической оглядки на
«другого». С этой глубинной подоплекой мачадовского
этоса смыкается и одна из основных категорий
его философии: понятие «другого», «иного»
(otro) как дополнения к «я» и «инаковости»
(«otredad») как основного принципа
человеческого существования, сопоставимого с
гетерогенностью, основным принципом бытия.
Человек, взыскуя полноты проживания отпущенного
ему времени, должен искать «другого»,
отказавшись от неполноты нарциссизма. Диалогизм
является основой и философии, и поэтики
Мачадо: «Только философская мысль обладает
определенным благородством. Ибо она зарождается
либо в исполненном любви диалоге, который
Избранное. С. 307.
599

А. Ю. Миролюбива
предполагает достоинство мышления в нашем
ближнем, либо в схватке человека с самим собой.
В последнем случае мысль может показаться
агрессивной, но на самом деле она никого не
оскорбляет и просвещает всех».103 А в
программной статье «Проблемы лирической поэзии»
(1923) поэт прямо заявляет, что «чувство не
является созданием отдельного индивидуума,
духовным продуктом человеческого „я",
порождаемым соприкосновением с внешним миром. В нем
всегда заключено сотрудничество с „ты", то
есть с другими индивидуумами. <.. .> Мое
чувство является не исключительно моим, а, скорее,
нашим <.. .>. В моем чувстве вибрируют чувства
других людей, и мое сердце поет всегда в хоре
других голосов, хотя для меня его голос звучит
отчетливее остальных. Добиться, чтобы и другие
люди также выделили его в общем хоре, — вот
в чем заключается задача лирического
выражения. Вторая задача: я выражаю свое чувство с
помощью языка. Но язык принадлежит мне еще
меньше, чем мои чувства... Язык принадлежал „ши",
тому миру, который ни субъективен, ни
объективен, третьему миру, психология которого все еще
недостаточно изучена, миру других „я"».104
Таким образом, этические императивы заставляют
103 Edición Oreste Macri. Т. 4. P. 1980.
104 Избранное. С. 165.
600

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
поэта взять на себя роль «озвучивателя»
молчащего мира и безгласных людей, чтобы
преодолеть «афонию сердца», которой они,
задавленные механической работой, страдают.
* * *
Из такой ярко выраженной этической
установки, равно как и из понятия о сущностной
гетерогенности бытия и пластичности прошлого,
происходит сама форма представления мача-
довской философии — апокрифическая.
Апокриф по сути своей — дополнение, нечто, не
включенное в канон; если и мир, и человек, и
прошлое, и будущее неопределимы,
непознаваемы в силу своей «разноприродности», то
апокрифом может выступать все что угодно.
«Мы живем в мире по существу
апокрифическом, внутри космоса или поэмы нашего
мышления, упорядоченного или построенного на
основе недоказуемых предпосылок, выдвинутых
нашим разумом; предпосылок, которые
называют основами логики; будучи сведенными
к началу тождества <...> все они представляют
собой одну-единственную великолепную
предпосылку: <...> все вещи, будучи помыслен-
ными, тем самым пребывают неизменными,
вставшими на якорь, если так можно выразиться,
601

А. Ю. Миролюбива
в реке Гераклита. Апокрифичность нашего мира
доказывает само существование логики...»105 —
пишет Мачадо. Раз все «помыслено», то
почему бы его не «перемыслить» так, чтобы вместо
плохого было хорошее, а вместо хорошего
«что-нибудь еще лучшее»?106 Апокрифическое
прошлое отличается от «другого, неисправ-
ляемого прошлого, изучаемого историей и, что
вполне возможно, истинного; от того прошлого,
что прошло, прошлого в собственном смысле
слова».107
И Мачадо создает людей-апокрифов,
которым приписывает некие философские теории,
политические и житейские воззрения, взгляды на
поэтику, стихи. Это не литературные герои, от
лица которых высказываются те или иные
мысли; не псевдонимы, за которыми укрывается
автор; даже не гетеронимы, подставные лица.
Апокрифические авторы прозы и стихов
Мачадо — люди, которых не было, но которые
должны были бы быть; Мачадо реально пытается
перекроить прошлое, переписать историю и
философской мысли, и самой поэзии.
Абель Мартин и Хуан де Майрена —
персонажи из энциклопедии, или, если угодно, анто-
105 Edición Oreste Macri. Т. 4. P. 1998.
106 ibid. P. 1997.
107 Ibid. P. 2019.
602

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
логии; они наделены не столько биографией
(мы мало что знаем об их жизни), сколько
определенным складом мысли, который
проявляется во всех их высказываниях или
произведениях. Тот ли это склад мысли, которым
обладал сам Мачадо, сказать трудно: испанскому
поэту присуще более сложное понимание
личности, не сводимое к чисто индивидуальному,
та самая «инаковость», о которой говорилось
выше. Всякое сознание гетерогенно, особенно
сознание того, кто творит: «...прежде чем
писать стихотворение, нужно выдумать поэта,
способного его написать».108 Мачадовский
апокриф — не тот же самый человек под
другим именем, а «иной», тот, кто дополняет, идет
рядом; это хорошо понимал многоликий Артюр
Рембо. «Car je est un autre» («Я и есть
другой»),109— говорил он, ломая французскую
грамматику.
Апокрифы Мачадо, следовательно, в корне
отличаются и от псевдонимов, которыми богата
эпоха, и от гетеронимов португальского поэта
Фернандо Пессоа, обладавших внутренней
автономией, — Пессоа и его создания — Алберто Ка-
эйро, Рикардо Рейш, Алваро де Кампуш, исполь-
108 Ibid. Р. 1993.
109 См.: Villar A. del. Crítica de la razón estética / Ed. Los
libros del Fausto. [Madrid], 1988. P. 80—81.
603

А. Ю. Миролюбова
зовали разные поэтические языки.х ,0 «Мачадо, —
пишет Октавио Пас, — не одержим своими
вымыслами; его создания не завладевают им до
такой степени, что начинают опровергать его и
отрицать».111 Нет, Мачадо предпринимает попытку
заместить реальность, улучшить ее, «поправить»
временной континуум, в котором прошлое
чревато будущим, «ибо вчерашняя пыль породила
сегодняшнюю грязь».112 Реальность пересотворяет-
ся называнием мира, придумыванием имен:
между 1912 и 1928 гг. в рабочих тетрадях Мачадо
происходит настоящий ономастический взрыв.
Предполагалось создание антологии поэзии
XIX в. без единого аутентичного стихотворения,
и был уже подготовлен список из 14 поэтов с
биографиями, причудливо сочетающими реальность
и вымысел; к списку поэтов прилагался список
под названием «Шесть философов, которые
могли бы существовать, с шестью различными
метафизиками».113 Так, Хосе Мариа Торрес — друг
Мануэля Савы; Сава — только не Мануэль,
а Алехандро — был известным представителем
110 См.: Фернандо Пессоа. Другие «я»: Генезис и
оправдание гетеронимов// Преломления. СПб., 2004. Вып. 3.
С. 201—212.
111 Paz О. Las peras del olmo. P. 167.
42 Избранное. С. 235.
* 13 Edición Oreste Macri. Т. 3. P. 1268.
604

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
мадридской богемы конца XIX в., которого Валье-
Инклан, в свою очередь, вывел под именем
Макса Эстрельи в своем «эсперпенто» «Светочи
богемы». А Тибурсио Родриальварес — друг
Густаво Адольфо Беккера, о котором этот едва
намеченный апокрифический персонаж, как и
сам Мачадо, всегда хранил живую и
благодарную память. Мало того, между прочими
апокрифическими поэтами возникает и сам Антонио
Мачадо. Вот краткая биографическая справка:
«Родился в Севилье в 1875 году. Преподавал
в Сории, Баэсе, Сеговии и Теруэле. Умер в Уэске,
дата смерти до сих пор не выяснена. Некоторые
путают его со знаменитым поэтом, носившим то
же имя, автором сборников „Одиночества",
„Поля Кастилии" и так далее».114 Здесь реальность и
вымысел почти сливаются: Мачадо
действительно преподавал в Сории, Баэсе и Сеговии;
апокрифический мир настолько минимально отличается
от достоверного, что кажется детской игрой, где
надо угадать «шесть отличий в картинке».
Особую роль призван был сыграть Педро де Суньига,
от которого осталась только дата рождения —
1900. Этот поэт был бы современником «поэтов
1927 года», возросших под знаком юбилея
барочного поэта Луиса де Гонгоры: Гарсиа Лорки,
44 ibid. Р. 1270—1271.
605

А. Ю. Миролюбива
Хорхе Гильена, Рафаэля Альберти, которых Ма-
чадо часто критиковал, считая, что они идут
неверным путем. Придуманный поэт сломал бы
сложившуюся ситуацию, устремился бы к
«новой, коллективной чувствительности», к «новой
объективности, к которой теперь направляется
искусство».115 Таким образом, апокрифические
игры Мачадо — не только попытка внести
поправки в никому уже не мешающее прошлое, но
и яростное желание модифицировать настоящее.
Происходит проверка реальности на
прочность — Мачадо ставит под вопрос почтение
к тому, что миновало и тем самым сделалось
объективным и достоверным; он выпускает на
свободу возможности вымышленные, но
получившие жизнь с помощью воображения.
Экзистенциальный вопрос существования и смерти если
не разрешается, то во всяком случае
затушевывается: люди-апокрифы бессмертны, потому что
никогда не существовали во плоти; крайняя
точка — дон Хосе Мариа Никто, после визита
которого в дом добропорядочного гражданина
зеркало поворачивается к стене, не желая отражать
своего владельца.116 С помощью апокрифов,
отражений сознания, и сам Мачадо приобщается к это-
45 ibid. Р. 1759.
116 См.: Мачадо А.Хуан де Майрена. С. 256.
606

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
му антисуществованию, чреватому бессмертием;
он словно надевает маску: «...суть карнавала не
в том, чтобы надеть на себя личину, а в том, чтобы
избавиться от своего лица. И не найдется
человека, до такой степени довольного своей
физиономией, чтобы он не испытывал желания, иной раз,
сменить ее на какую-нибудь другую».117
Маска — развоплощение лица;
апокрифический персонаж—развоплощение всем известной
«личности», признание прав скрытого «я» — или
«другого», воображаемого ли, желаемого ли:
«.. .в том-то вся трудность, чтобы человек
заключал в себе не более чем одного поэта».118 Широко
известно парадоксальное предположение
Мачадо о том, как «Шекспир, создатель стольких
глубоко человечных персонажей, надумал бы
поразвлечься сочинением стихов, которые мог бы
написать каждый его герой на досуге или, так
сказать, в антрактах своей трагедии <...>
стихотворение Гамлета не будет похоже на стихи
Макбета...».119 Апокрифическая мысль ставит под
вопрос любой канон; главное — не дать
остановиться человеку, обладающему воображением,
всегда готовому на новые поэтические опыты, на
вечный поиск того, кто тебя дополнит, поможет
117 Избранное. С. 211.
и» Там же. С. 215.
119 Там же.
607

А. Ю. Миролюбова
постичь иное, стать иным. Это образец
открытого мышления, диалогизма, некий современный
вариант сократовского «daimonion». «Я, —
пишет Мачадо, — ношу в себе дьявола — не
сократовского демона, а чертенка, который
вымарывает все, что я написал, и сверху надписывает свое,
обратное тому, что было написано мною».120 Еще
сложнее: «...в нашей душе заключен
материал, которого хватило бы на несколько
личностей»121 — но какая из них «главная»: быть или
не быть Абелем Мартином; быть или не быть Ан-
тонио Мачадо? (Некоторые исследователи
считают, что у поэта и апокрифического профессора
не случайно одинаковые инициалы.) На листке
бумаги, который Хосе Мачадо нашел в кармане
умершего брата, наряду с последней, уже
цитированной, строкой о «лазурных днях» далекого
детства, были записаны первые слова монолога
Гамлета: «Быть или не быть?».
Абель Мартин, поэт и философ, жил с 1840
по 1898 год. Перечень его работ — «Пять форм
объективности», «От единого к иному»,
«Универсальное как сумма качеств», «О сущностной
гетерогенности бытия» — отражает основную
интересующую его тему коммуникации между
сознало Там же. С. 191.
121 Там же. С. 168.
608

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
ниями, или, иными словами, метафизической
жажды сущностно иного. Его философия
основывается на учении Лейбница о монадах, только для
Мартина монада — человеческая личность,
духовная единица, которая, однако, включает в себя
всю вселённую «в качестве сознающей себя
действующей силы».122 И это «целостное
самосознание всей вселенной» одержимо стремлением
к «иному», «инаковости». «Инаковость» Абеля
Мартина — трагическое понятие, ставящее
всякую человеческую «монаду» перед
«непроницаемой плотностью иного». Последняя,
неразрешимая для Абеля Мартийа, философа и поэта,
проблема — это «захватывающая проблема люб^
ви». Любовь предстает как игра воображения, как
«стремление к недостижимому иному», Любовь —
одно из центральных понятий в философии
Абеля Мартина; нигде больше Мачадо не
рассуждает столько об этом чувстве: «Любовь сама по себе
есть чувство отсутствия. Любимая не всегда ря^
дом; это то, чего нет, чего напрасно ждешь. <.. .>
Это чувство одиночества, точнее утраты;
неожиданного отсутствия на свидании, в которое
верил <.. .>. Эротический объект <.. .> противостоит
любящему <.. .> он всегда другой, он не сливается
122 Edición Oreste Macri. Т. 2: Poesías completas. P. 671.
11 сложение философии Абеля Мартина см.: Ibid. Р. 670—694.
609

А. Ю. Миролюбова
с любящим, он непроницаем <.. .>. Тогда для
некоторых — романтиков— начинается
эротический крестный путь; для других — эротическая
война, со всеми ее прелестями и опасностями,
а для Абеля Мартина, поэта и цельного
человека, — все вместе взятое, и, кроме того,
зарождается подозрение относительно сущностной
гетерогенности субстанции». И дальше: «Сознание, —
говорит Абель Мартин, — как рефлексия, или
предполагаемое познание познания, без любви
или стремления к другому было бы рыболовным
крючком, который бы постоянно надеялся
выудить самого себя».123 Абель Мартин выстраивает
довольно жестокую теологию: Бог есть
абсолютное бытие, а значит, все сущее не может быть его
творением. Божественным творением является
Ничто, произведенное бытием для осмысления
самого себя, — иначе, будучи гетерогенным, раз-
ноприродным, бытие не может себя осознать;
только Ничто гомогенно, имеет единую природу
и поддается логическим операциям. Это-то
Ничто, или великий интегральный ноль, входящий
во все отрицания всего сущего, Бог и дарит
человеку. Только так человеческий ум может
воспринять идею всеобщности, суммы небытия,
изнанки гетерогенного бытия. «Fiat umbra!» («Да будет
123 ibid. Р. 678, 685.
610

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
тень!») — воскликнул Бог Абеля Мартина, и
родилась человеческая мысль. Она, эта мысль,
одномерна, тяготеет к упрощению, обобщению,
сведению объекта размышлений к какому-то общему
знаменателю, а следовательно, даже случайно не
может совпасть с многомерным, разноприродным
бытием. Мысль нуждается в Ничто, чтобы мыслить
о сущем, ибо на самом деле мыслит о нем так,
будто его и нет: «...стремление к недостижимому
иному производит однообразящую (гомогенезирую-
щую) работу, создает тень бытия. <...> Бытие
остается позади; оно по-прежнему — взирающее
око, а за ним — пустые время и пространство,
черная доска, чистое Ничто. Кто мыслит чистое бытие,
бытие, каким оно не является, мыслит на самом
деле чистое Ничто.. .».124 Бог—по ту сторону бытия:
он — в безмолвии, в безбрежном море, как в
стихотворении «Исповедание веры» (CXXXVII) уже
не Абеля Мартина, а Антонио Мачадо.
Хуан де Майрена, самый важный
апокрифический герой Мачадо, родился в Севилье в 1865 г.
и умер в Касариего-де-Тапиа в 1909 г.; несмотря
на раннюю смерть, он сопровождал Мачадо до
конца его жизни; стал его alter ego, рупором идей.
Испанский литературовед Антонио Фернандес
Феррер так охарактеризовал его: «Андалусский
124 ibid. Р. 690.
611

А. Ю. Миролюбива
Сократ, гордый своим провинциализмом, с
явным отпечатком краузистской веры в
образование».125 Майрена — школьный учитель; он
числится преподавателем гимнастики, а на самом
деле йенавидит «кинетику» («...пока человек не
остановится <.. .> нам не узнать о нем ничего
интересного», — говорит он, рассуждая о
кинематографе, «этом изобретении Сатаны»126). Он
ведет с учениками мудрые, подкупающие
чистосердечием беседы на самые разные темы —
в точности, как это делал незабвенный Хинер де
л ос Риос. Но душа его затронута
пессимистической философией гетерогенности «бытия-во-вре-
мени»; он — ученик Абеля Мартина, автор
философских трудов «Семь оборотных сторон» и
«О сущностной гетерогенности бытия»
(«...прочтите эту книгу <.. .> 1800 страниц плотной
печати ожидает вас»,127 — иронизирует Майрена по
поводу последнего из них). Пожалуй, Майрена
еще больший «экзистенциалист», чем Мартин;
мысли о смерти, о конечности человеческого
существования неотступно преследуют его. Иногда
125 Machado A. Juan de Mairena / Ed. de Antonio
Fernández Ferrer. [Madrid]: Ediciones Cátedra, 1986. P. 79 (Letras
Hispánicas 240. Vol. 1).
126 Мачадо А. Хуан де Майрена. С. 263.
127 Edición Oreste Macri. Т. 4. P. 2043. См.: наст, изд.,
с. 786.
612

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
он определяет смерть в духе своего учителя:
«.. .смерть — тема для человеческой монады,
самодовлеющего и неотчуждаемого внутреннего
мира человека».128 А иногда его образы
вырастают в гротеск, достойный барочного писателя
Франсиско де Кеведо: «.. .смерть неотступно
следует за нами <.. .> она часть нашего тела <.. .>
неплохо было бы представить ее себе как нашу
анатомию или наш скелет...».129 Развивает он и тему
времени как источника экзистенциальной тоски:
«...не будь времени, этого изобретения Сатаны,
которое мой учитель назвал „порождением
падшего Люцифера", мир потерял бы тоску
ожидания и утешение надежды».130 Понятия смерти и
времени (особенно измеренного) сливаются:
«...человек, будучи убежден в краткости своих
дней, думает, что может их удлинить
бесконечным делением и что бесконечная делимость
пространства, примененная ко времени, проделает
брешь, сквозь которую откроется кусочек
вечности».131 Протагоров «человек, мера всех вещей»,
превращается у Майрены в «меру, которая
измеряет сама себя или которая, измеряя сама себя,
претендует на измерение всех вещей; это измеритель
128 Избранное. С. 218.
129 Там же. С. 219.
130 Там же. С. 220.
131 Edición Oreste Macri. Т. 4. P. 2090.
613

А. Ю. Миролюбива
среди несоизмеримых величин. Ибо специфически
человеческое заключается не столько в самой мере,
сколько в стремлении измерять. Человек—это тот,
кто все измеряет, бедный слепой сын всевидящего,
благородная тень всезнающего».132
Однако именно во «всевидящем» и
«всезнающем» находит андалусский мудрец выход из
солипсизма. «Атеизм, — вещает Майрена, —
позиция по существу индивидуалистическая: позиция
человека, который считает очевидностью только
свое собственное существование и тем самым
устанавливает царство небытия, Ничто за границами
своего „я". Такой человек либо не верит в Бога,
либо верит в себя как в Бога, что одно и то же.
Такой человек не верит и в ближнего, в абсолютную
реальность своего соседа».133 А нужно, чтобы
«человек поверил в ближнего, „я" в „ты", глаз,
который видит, в глаз, который на него взирает».134
Однако помимо сопричастности взгляда, разума,
необходима «сопричастность сердец, которые
сходятся в одном и том же объекте любви».135
В этом заключается подвиг Христа,
утвердившего «трансцендентальный эротический объект,
идею сердечной общности, которая навсегда со-
132 Избранное. С. 265.
'зз Edición Oreste Macri. Т. 4. P. 2042.
»34 Ibid. P. 2043.
135 ibid. P. 1968.
614

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
четает людей в единое братство.
Один-единственный, бесконечный радиус любви к нашему
общему отцу, отпечаток которой, более или
менее смазанный, мы все несем в душе <...> иной
вид всеобщности: всеобщность любви».136
Таким образом, Бог выступает как гарант
существования «иного» и сердечной связи. Эта
мысль развивается дальше: если каждый носит
в душе «иного», сопричастен ему, постигает его
существование через существование Бога,
объекта любви, то почему это не может относиться ко
«всем»; почему сущностное «ты» не может
превратиться в «мы»? Все чаще появляются
рассуждения о большой общности людей — коллективе,
народе; только понятие «массы» претит Майрене
(и тут Мачадо все больше сливается с
придуманным им самим апокрифическим профессором).
Во-первых, это покушение на каждого человека
в его экзистенциальной неповторимости. А во-
вторых, в мире нет ничего, что поддавалось бы
измерению, и менее всего поддается ему
человек: «...человеческие массы нельзя ни спасать,
ни воспитывать. Зато в них всегда можно
стрелять».137 Толпу нельзя измерить, но люди,
каждый по отдельности, соизмеримы; в чувстве,
в каждом чувстве заключено «сотрудничество
136 ibid. Р. 1969.
»37 Избранное. С. 274.
615

А. Ю. Миролюбива
с „ты"», оно, чувство, «является не
исключительно моим, но, скорее, „нашим"».
Хранилищем «всеобщих чувств» является
фольклор: «университетская наука не может
состязаться с фольклором, с народной мудростью.
Народ знает и больше, и в особенности лучше
нашего».138 На всеобщих, «коллективных»
чувствах можно «построить» поэзию; крайнее
выражение такого постулата—машина, которую
придумал Хорхе Менесес; именно эта машина
сочинила «Механические куплеты», приписываемые
Майрене. «Иными словами, Майрена выдумал
поэта, а этот выдуманный поэт выдумал в свою
очередь машину...»139 — вот как глубоко
запрятался Мачадо, высказывая странную,
парадоксальную, внутренне амбивалентную мысль о
возможности «безличностного» творчества. Есть
соблазн сопоставить гномические стихи поэта —
и признанные им как собственные, и
приписанные Мартину и Майрене — с продуктами этой
машины; но вопрос, думается, поставлен гораздо
шире. «Подлинную поэзию, — утверждает
Майрена (Мачадо?), — творит народ. Скажем точнее:
ее творит кто-то, кого мы не знаем или в конеч-
138 Там же. С 199.
139 Антонио Мачадо о литературе и искусстве / Пер.
И. Тыняновой // Вопросы лит. 1971. № 9. С. 151.
616

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
ном счете можем не знать без малейшего ущерба
для поэзии».140
Мачадо — уже не столько как философ,
сколько как этическая личность — буквально
боготворил народ, преклонялся перед ним, не
закрывая, впрочем, глаза на его грехи и пороки.
«Народ всегда — носитель будущего, натянутый
лук, нацеленный в завтра»,141 — пишет поэт и
намеревается разделить с ним самое ценное, что
имеет, что выстрадал в себе: «сокровище
бодрствующего сознания».142 Отсюда и вера в
коммунизм как в духовную общность людей, в
справедливое общество, где «необходимая работа»,
которая «унижает» человека и даже может
«привести к вырождению», была бы распределена
в равных долях между всеми людьми.143 Мачадо,
далекий от понимания коммунизма как
реального общественного строя, образовывал этот
социально-политический термин от слова
«comunión», т. е. «причастие», — новое, коллективное
чувство «сопричастности».
Давно замечено, что с 1932 г., с установления
республики, когда испанское общество пришло
в движение, «опасное движение», Мачадо
оставив Избранное. С. 268.
«41 Там же. С. 291.
142 Edición Oreste Macri. Т. 4. P. 2317.
i*> Избранное. С. 272.
617

А. Ю. Миролюбива
ляет в стороне метафизические вопросы и
больше внимания уделяет конкретным проблемам
дня.144 В конце жизни Мачадо думает лишь о
реальном, земном времени, лишь его, это
историческое время, принимает в расчет: в
экзистенциальном теперь присутствует и просветительская,
«якобинская» закваска. Однако возникает
правомерный вопрос: почему Мачадо даже в годы
гражданской войны продолжал опираться на
созданного им апокрифического профессора Майрену?
Ведь ему приходилось вводить сослагательное
наклонение — «что бы сказал» Майрена,
умерший еще в 1909 г., по тому или иному поводу. Не
потому ли, что не мог, не хотел прервать свой
внутренний диалог, даже сделав выбор, который
так его страшил, — не оттого, что он колебался,
а оттого, что «сделать выбор <...> значит <...>
отказаться от диалога, а в конечном счете — и от
человеческого разума <...> вам, обремененным
разумом, придется отступить в варварство <...>
в этом <...> трагичность и заурядность судьбы
нашего племени»?145 Не потому ли, что мир
«...лишен какого бы то ни было религиозного,
метафизического, этического и прочего
содержания <...> война же <...> будет иметь на своей
144 См., в частности: Тертерян И. А. Испытание
историей: Очерки испанской литературы XX века. С. 357.
145 Избранное. С. 192.
618

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
стороне всех, кто исполнен отваги, а миру
останется в качестве сопровождения один только
страх»?146 Не потому ли, что ответственность
за такую войну должны возложить на себя
все, «...ибо войну сотворили мы все; ни один
человек с нормальной совестью не может
полностью снять с себя ответственность за
войну»?147 Не потому ли, что воюющие стороны,
взятые с точки зрения риторики, слишком близки
друг другу, — «для военной риторики
характерно то, что она одинакова для обеих воюющих
сторон, будто бы обе исходят из одинаковых
посылок и договорились признать одни и те же
истины»?148 (Заметим в скобках, что сам Мачадо
в своих военных выступлениях риторики
тщательно избегает.)
* * *
Основная черта как философии Мачадо, так и
его публицистических выступлений —
отсутствие категорических утверждений. Здесь, как
и в поэзии, «дорога торится ходьбой» —
никакого догматизма, никаких истин в последней
инстанции: «...если выбирать между истиной и ра-
146 Edición Oreste Macri. Т. 4. P. 2343—2344.
147 Избранное. С. 290.
148 Edición Oreste Macri. Т. 4. P. 2312.
619

А. Ю. Миролюбова
достью ее поисков, мы выберем второе».149 Удел
человека — непрестанный поиск; одно из
немногих его прав — право на ошибку: разум человека,
оперирующий логическими категориями,
несовершенен, он не в состоянии охватить все
разнообразие и богатство мира, разобраться во всех
его противоречиях. Ему может помочь только
поэтическая интуиция, дающая хотя бы
ориентир, — ведь «...поэзия, даже самая горестная и
отрицающая, всегда была актом видения,
утверждения абсолютной реальности, потому что поэт
всегда верит в то, что видит».150
Майрена, любимый мачадовский
герой-апокриф, — «поэт времени». «Поэзия, — говорил
он,— это диалог человека, всякого человека со
своим временем. Это то, что поэт намерен
увековечить, вынув из потока времени».151 И в другом
месте (раздел «Поэтическое искусство Хуана де Май-
рены»): «.. .поэзия — сущностное слово во
времени» (это, кстати, цитата из «Краткого курса
эстетики» Краузе в переводе Хинера де лос Риоса).
Поэтика Майрены строится на
противопоставлении «временного» поэта Хорхе Манрике, автора
знаменитых «Строф на смерть отца», и
«концептуального» поэта и драматурга Педро Кальдерона:
149 ibid. Р. 2101.
150 ibid. Р. 2030.
151 Ibid. Р. 1946.
620

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
«Концепты и концептуальные образы —
измышленные, не прочувствованные интуитивно, —
находятся вне психического времени поэта, вне
потока его сознания <.. .> претендуют на то, чтобы быть
сегодня такими же, какими были вчера, и завтра
такими же, каковы они сегодня. <.. .> Между такими
раз навсегда определенными смыслами
устанавливаются логические связи, не подвластные
времени. <.. .> Все очарование сонета Кальдерона <.. .>
в строгости силлогизма», — критикует он великого
поэта и драматурга барокко. Такая критика не
случайна: ведь поэзия — род познания, а поэтическое
познание обратно логическому, его цель — «..
.воплотить развоплощенное; иначе говоря: помыслив
бытие таким, каким оно не является, помыслить его
таким, каково оно есть; вернуть ему его богатую,
неисчерпаемую разноприродность».152 Миссия
поэта—не только дать голос тем, кто
немотствует, но и придумать, изобрести мир: «...ибо мир
есть нечто по определению новое, то, что поэт
изобретает, открывает каждый миг».153
Для этого Мачадо ищет наиболее наполненное
смыслами слово, которое он называет
«интегральным»; слово, в котором не ощущался бы разрыв
между поэтическим воображением и философ-
152 Ibid. Т. 2. Р. 697—698.
153 ibid. Т. 4. Р. 1963.
621

А. Ю. Миролюбива
ской мыслью; намерение поэта — «сделаться
голосом», который поименует вещи, а потом
позовет «другого», «других», «всех» и объединит их
в мире, где должны обитать все сообща. Поэт
вслушивается в ритмы мира, у него космическое
видение. Вот почему искусство ради искусства —
не просто бесплодное занятие; такое понимание
роли поэта чуть ли не преступно, оно не может
вызывать ничего, кроме презрения. Искусство
творится ради вселенской жизни; это неустанная
работа сознания над «вочеловечением» мира. Тайна
реальности сокрыта именно во множественности
связей: «я» и мир, «я» и «ты», в конечном итоге
«я» и «мы»; этот разнящийся, гетерогенный мир
невозможно контролировать, его невозможно
подчинить себе, овладеть им, поскольку в нем
ничего нельзя подсчитать, ни в чем нельзя быть
уверенным — ни в прошлом, ни в настоящем, ни в
будущем, ибо и память, и ощущение, и предвидение
иллюзорны. Общая судьба людей — тайна;
блуждание по дорогам мира и обреченность на смерть.
«Я призываю вас, — говорит Мачадо (Майре-
на?), — к сомнению поэтическому, которое
представляет собой сомнение человека, —> человека
одинокого и утратившего путь среди дорог. Среди
дорог, которые никуда не ведут».154
154 Ibid. Р. 2321.
622

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
Поэтика Мачадо, как и его философия,
построена на диалоге с вселенной и временем;
это разговор с символическими силами, в них
заключенными. Язык тоже «сформировался в
диалоге, в споре человека с внешним миром»;
следовательно, слово — не эхо, не отголосок того,
что уже сказано; не расхожая монета обычного
чекана, а «ювелирное украшение»;155 не простое
отражение «неподлинного» мира, а уникальный
опыт проникновения в глубины собственного
«я». Как путь к постижению тайны реальности
поэзия вступает в прямой контакт с
символически обозначенными элементами мироздания и
тем самым сближается с мистикой. Слово в своей
прозрачности тщится стать чудом первотворе-
ния:«.. .если ощущениями мы проникаем в вещи;
если, как существа, наделенные сознанием, не
придумываем и не искажаем нашу вселенную;
если спящий пробуждается уже не среди
призраков, но крепко причалившим к какому-то
куску реального, именно почтение, испытываемое
к силам космоса, к закону, нас поместившему
в это место и в это время, станет источником
нового чувства, сдержанного и сурового, которое найдет
когда-нибудь зрелое поэтическое выражение».156
»55 Ibid. Т. 2. Р. 698.
156 Edición Oreste Macri. Т. 3. P. 1660.
623

A. IQ. Миролюбива
Притяжение реальности углубляет смысл
рлова, и вместе с тем оно истончается до такой
степени, что становится подобием вещи и
сливается с трепетом душц. Это и есть интегральное?
слово, общее для мыслителей и поэтов. Не
добиваясь такого слитного выражения, поэт идет или
от чувственногр восприятия и просто описывает
мир, не вкладывая в свое произведение никакой
метафизики, или от чистого интеллекту и тогда
нанизывает концепты: таковы поэты испанского
барокко, такими считает Мачадо и современных
ему поэтов. Последних он разделяет на «две
противоборствующие секты: одни стремятся
создавать лирику за пределами каких бы то ни было
человеческих эмоццй, за счет механической игры
образов, что по существу является искусством
комбинировать концепты, лишенные всякого
содержания; а для других лирика, лишившись
какой бы то ни было логической структуры,
становится продуктом полубессознательных сновид-
ческих состояний; это два извращенных способа
мыслить и чувствовать, которые появляются в те
времена, когда искусство — любое искусство —
распадается или, как говорит Ортега-и-Гассет,
дегуманизируется».157 То и другое находит Мачадо
у своих молодых современников; такое заблуж-
157 ibid. Р. 1653.
624

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
дение мрлодежи кажется ему прискорбным.
«Стоит поэту усомниться в том, что центр
вселенной — в его собственном сердце, а его дух —
бьющий ключом источник, фокус, собирающий
творческую энергию, которая в состояния
формировать и даже деформировать окружающий
мир, и душа поэта снова растерянно бродит
вокруг предметов. Поэт уже сомневается в
значительности своих чувств, и, раз чувства, как
содержание поэзии, обесцениваются в его глазах, он
начинает фетишизировать вещи. <...> Образы
становятся транссубъективными, приобретают
свойства вещей. <...> Образы материализуются,
разобщаются, освобождаются от сердечных уз,
которые раньше их сдерживали, и поэту кажртся,
что они обрушиваются на него, припирают je
стене, выходят из повиновения, смеются ему в лицо.
Среди этого рыночного изобилия образов поэт
ощущает свой внутренний крах, потешается сам
над собой и, в конце концов, также начинает
видеть в своих творениях лишь механические
игрушки, годные разве только на забаву
детям»,158 — пишет он в статье «Образы в
лирической поэзии». Мачадо были настолько чужды
молодые поэты, что он, как мы помним, даже
собирался создать собственную антологию, выпустить
158 Избранное. С. 163.
625

А. Ю. Миролюбова
на волю новых апокрифических персонажей,
которые «исправили» бы реальную историю
литературы.
Эмоциональное состояние Мачадо и его
личное мировидение связаны, как мы уже
убедились, с агностицизмом; основная тема творчества
лежит в русле экзистенциальной философии:
бренность, подвластность мира и человека
времени; отсюда невозможность раз навсегда
описать, определить вселенную, которая, вероятно,
не имеет никакого трансцендентального плана и
онтологически изменчива, неуловима; отсюда
и драматизм человеческого существования. Ход
времени — вот единственная реальность. Но
поэт — личность, человек — в своей борьбе
с временем становится сопричастен сердцем и
воображением некоей общей, метафизической,
внятной всем подоплеке мира; он бодрствует, он
вечно начеку, он не устает ее искать, уловлять и
претворять в словах. Глубокое чувство
«реальности во времени», погружение в воды жизни — не
создание «кальки», слепка с непосредственной
данности вещей, а битва за возможность
выражения с загадочной, неисчерпаемой, струящейся во
времени реальностью. Задача поэта—не дать
себя победить магии невыразимого, а любой ценой
добиваться проникновения в суть «вещей во
времени». Поэт — всего лишь человек, он обделен
626

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
даром Логоса, творящего слова, но он может по
крайней мере исследовать тайну мира через
слово сущностное, которое проникает в знаки и
читает послания; это слово и будет голосом, зовом
бытия, возникающим в самих истоках жизни.
Этот голос слышится лишь в тишине, только
на границе с неведомым: «...только в тишине,
которую мой учитель называл звучащей ипостасью
Ничто, может поэт во всей полноте насладиться
великим даром, полученным от божества; даром
песнопевца и открывателя мира гармоний.
Поэтому и бежит поэт от всякого гама и ненавидит
говорящие машины, с помощью которых нас
пытаются лишить того малого количества тишины,
которое нам еще доступно».159 Лучшие слова
приходят с поверхности бытия, как шум прибоя;
но слышно их только на грани молчания. Весь
мир состоит из знаков: это и удар гроба о дно
могилы, и преступление сыновей Альваргонсалеса,
и нищета Кастилии, и мертвая вода в пруду, и
бокал, полный глубокой тьмы, и дороги, по
которым странствует человек. Мачадо не создает
символы, он открывает символические смыслы
в самой действительности, ибо непосредственно
данный в ощущениях мир природы то и дело
отсылает ко второму плану, более глубокому (след
159 Edición Oreste Macri. Т. 4. P. 2314.
627

А. Ю. Миролюбива
на воде, дождевые капли, тиканье часов,
жужжание мух и многое другое). То же самое относится
и к миру людей: трансцендентальный смысл
приобретают муки деревенского дурака, ветхая
богадельня, Каинрва зависть испанцев, лихорадка
раненого ребенка, союз любви, расторгнутый
войной. Поэт выполняет задачу герменевта, он
исследует слова как тайные знаки, «архитектуру
смысла». Но метафора, быть может, неточна:
архитектура — застывшая данность, а слово живет
во времени, и за каждым произнесенным словом
снова смыкаются волны молчания, безмолвия.
Как и грань сна и яви — пробуждение, или грань
прошлого и будущего — «доныне», слово
погранично, в нем борются смысл и неосмысленность,
оно балансирует над пустотой. Поиски
первозданного, сочетающего смыслы,
«интегрального» слова происходят в открытой конфронтации
с плотной массой неназванного или не имеющего
имени: вот почему Мачадо так раздражают
тропы, которые не обнажают, а, наоборот,
окутывают изображаемый предмет более или менее
густой пеленой.
К онтологической тайне бытия можно
приблизиться лишь по временной оси: через
воспоминания — только не «поиски», а воскрешение
или даже пересоздание «утраченного
времени» — и состояние сна/мечты. Память и мечта
628

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
(прошлое и будущее) дополняют друг друга и
высвечивают высшие реальности человеческого
сознания: неизбежность смерти, прозрение
вечной жизни, ловушка, которую готовит Ничто, и
необходимость Бога; нищета одиночества и
неизбежная «инаковость», которая начинается уже
в «Одиночествах», где поэт ведет диалог со всей
вселенной и с собственной душой. В «Полях
Кастилии» наступает приобщение к коллективной
реальности, но скольжение по временной оси не
прекращается. «Что же делать? Прясть нить, что
нам дана, видеть сны, грезить, жить; только так
мы сможем сотворить чудо жизни»,160 — пишет
поэт во вступлении к сборнику. Только
мечты/сновидения поднимаются до уровня
пророчеств; Унамуно, прочтя сборник, не зря назвал
друга «поэтом-пророком».161 Впрочем,
Мачадо — пророк в этимологическом значении этого
слова: не тот, кто предсказывает будущее, а тот,
кто «речет», провозглашает то, что другие
замалчивают или не желают видеть; тот, кто извлекает
на свет все скрытое в глубинах настоящего.
Диалектика творчества Мачадо — сознание
перед тайной бытия, слово перед безмолвием
вселенной, и только во временном континууме
160 См.: наст, изд., с. 700.
161 См.: Albornoz A de. La presencia de Miguel de Una-
muno en Antonio Machado. Madrid, 1968. P. 253.
629

А. Ю. Миролюбова
эти противоречия отчасти снимаются. Вселенная
непроницаема, она есть тайна именно потому,
что не может предстать перед человеком во всей
полноте своего бытия: она дробится на отрезки
времени, назначенные каждому из людей,
ограниченные беспамятством, предшествующим
началу, и непроницаемой будущностью смерти.
«Разве поэт мог бы петь, если бы не
существовало тоски, порождаемой ощущением потока
времени, если бы не было фатальной
закономерности, по которой события предстают перед нами
не все разом, как перед Богом, а появляются одно
за другим, тсак патроны, выскакивающие из
обоймы...».162 Вселенная то появляется, то исчезает
в сознании отдельных индивидуумов, но никогда
не предстает во всей совокупности своих
значений. Все сущее — единый миг, вечное «пока
еще», «доныне». Это «доныне», т. е. граница
времени, и есть само стихотворение; в нем, как и
у всех символистов, явлена правда, которая
больше самого поэта: «...подлинно прекрасные
поэтические творения только в редких случаях
имеют одного автора <.. .> такие произведения сами
творят себя — через века и поэтов, иногда даже
вопреки самим поэтам».163 В таком стихотворе-
162 Избранное. С. 194.
163 Там же. С. 224.
630

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
нии отражена гармония мира, оно «аккорд на
лире веков». Слово, прозвучавшее посреди
безмолвия, есть время, дыхание времени, задержанное
в сознании, — но ему суждено заглохнуть, как
дороге в лесу; пропасть, как пенному следу на
море, в густом и плотном тумане того, что не
имеет имени. Цель творчества — остановить то,
что движется; успеть дать ему имя: «...о днях,
которые прошли, уже ничего не напишешь — как
писать на ходу?».164 И поэзия, и философия в
одинаковой мере «слово во времени», поскольку
сама жизнь есть время, которому должно
разрешиться в слове. «Слово во времени» — удачное
определение: именно во времени живет и творит
поэт; не за его пределами, не наблюдая, как оно
проходит или прошло; не «над схваткой», а «на
высоте обстоятельств».165 Отношение Мачадо
к времени близко «агонической» концепции Уна-
муно — это креативное отношение, попытка
восстановить целостность человеческого времени,
эмпирически воспринимаемого как неполное и
раздробленное. И возвращение к пережитому,
и предвосхищение, прозрение, пророчество —
это все работа души, попытка сохранить и
удержать в слове реальность, которая развоплощается
164 Edición Oreste Macri. Т. 4. P. 2036.
165 Избранное. С. 287.
631

А. Ю. Миролюбива
во времени и хранит свою тайну. Мачадовская
лирика души — не интроспекция: намерение
поэта слить воедино распадающийся мир
проходит через его душу; через душу проходит опыт
жизни во времени, и через ее посредство
воссоздается внутренний смысл каждого мига, каждого
«доныне»; душа — посредница между небытием,
Ничто, и той полнотой, которой может
достигнуть человек лишь в счастливые моменты
творческого порыва.
Мачадо не философствует и не созерцает: он
переживает время, добиваясь полноты жизни
в творчестве и в отдаче. Отдача — это и
творческий, и бытийный императив, необходимость
делиться с «другим», взаимный обмен
отпущенным каждому человеку временем,
сконцентрированным в работе души; нарциссическое
созерцание собственного «я» отвергает этот порыв и тем
самым лишается полноты бытия: вот почему
«одинокое сердце — не сердце», а Нарцисс уже
не видит себя в зеркалах, поскольку сам стал
зеркалом. Осознание бытия во времени, диалектика
сомнения и надежды спасают Мачадо от
солипсизма и нигилизма, которые так или иначе
искушали представителей «поколения 1898 года».
Сомнение, скепсис нужны ему, чтобы избавиться
от логических догм утверждения-отрицания, от
того самого рационального мышления, которое
632

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
сводит разнообразие мира к единому
знаменателю, обращая мир в Ничто; надежда — чтобы не
утратить мужества в бою. Парадоксальное
единство этих двух ипостасей поэта и философа создает
впечатление двойственности, даже
двусмысленности, которой проникнуто творчество Мачадо.
Но несмотря на эту двойственность, на
многочисленные расслоения сознания, на убеждение
в изначальном несовершенстве и неполноте
человеческого разума, Мачадо остается цельной
личностью, черпая силы именно в этих своих
убеждениях. «Скептицизм, — говорит Майрена, —
которому я хочу вас научить, скорее источник радости,
чем йёчали...».166 Несмотря на постоянные
сомнения, его влечет неустанный духовный поиск
чего-то незыблемого, находящегося за пределами
непосредственного опыта. Мачадо серьезен,
даже иногда суров и безжалостен к себе и другим:
«...мы должны быть и больными, и хирургами
в нашей собственной клиййке, и даже, с вашего
позволения, трупами, которые сами себя
анатомируют в своем собственном анатомическом
театре».167 Но его серьезность происходит не от
разочарования или скепсиса; это сосредоточенность
путника, который должен пройти путь до конца.
166 Там же. С. 278.
167 Там же. С. 242.
633

А. Ю. Миролюбова
Итак, у каждого стихотворения Мачадо —
«своя метафизика»; и при этом каждое
стихотворение живет во времени, скользит во временном
континууме, являясь подвижной его границей. Все
происходит в каком-то месте, в какой-то час, все
освещено каким-то неповторимым светом, но все
уводит в иную сферу реальности,
экзистенциально-личностную или родовую, универсальную.
Сущностное, «интегральное» слово, «слово во
времени», обозначает всеобщее в конкретном;
метафизика сливается с унамуновской «метантропи-
кой». И «естественные» символы, «интегральные»
слова Мачадо с некоторой долей условности
можно разделить на «метафизические» и «временные».
Доля условности, конечно, очень велика, ибо
то, что в привычной нам поэзии символистов
означало незыблемые, «метафизические»
координаты: низ и верх — земля и небо, у Мачадо
зачастую меняется местами — появляется
«глубокое небо», или земля под поцелуем весны
поднимается к небу зеленой дымкой. Внимание поэта
привлекают самые эфемерные, мимолетные
состояния — радуга, зарницы в небе; молодая
весенняя поросль на земле. Земля у Мачадо — либо
сад или поле, либо дорога. Пейзаж у Мачадо
никогда не бывает статичным именно потому, что
или подается глазами путника, или напоен
неустанно текущей влагой: мерцает и переливает-
634

Антон ио Мачадо — человек, философ, поэт
ся, стремится к морю вместе с рекой или осенен
вздымающимися к небу и падающими в
каменную чашу струями фонтана. Бытия не бывает без
времени, и не бывает земли без воды, неба без
неуловимой игры лучей, человека без дороги.
Струящаяся вода, река в особенности, — это
текущее время. Мы уже видели, как близки
Мачадо философский образ реки Гераклита и
восходящий к «Строфам на смерть отца» Хорхе Манрике
поэтический образ «наших жизней», которые, как
реки, устремляются в море, «а море есть смерть»
(см. стихотворение «Глосса» (LVIII)). Вообще
говоря, река жизни и море как смерть — примеры
столь любимых поэтом «коллективных» образов,
живущих в душе каждого. Только у Мачадо с его
экзистенциалистскими представлениями река
вечно течет к морю и никогда в него не впадает;
конечное время человека никогда не закончится,
ибо когда оно подойдет к концу, не станет
субъекта, который бы его проживал. Поэтому тема воды
амбивалентна: река неудержимо стремится к
морю, но чувствует неразрывную связь с истоком;
все капли в ней нераздельно слиты, но каждая
ощущает свою сопричастность морю («Я тоже
море!» — стихотворение «К сияющему закату...»
(XIII)).
Фонтан — вода не столько текущая, сколько
звучащая; это голос времени, его монотонный,
635

А. Ю. Миролюбива
непрерывный ход. Это также и внутреннее
время, ощущение изменения чувств; фонтан
говорит, когда чувства живы, молчит, когда душа
нема. Песня воды имеет связь с детством; если река
течет на просторе, то фонтан обычно заключен
между домами площади или окружен оградой
сада. Сад, где журчит фонтан, — становится
началом пути: время еще ощущается не как
неумолимый бег мгновений, а как тихая песня, фон для
сна/мечты, надежды. Недаром сад может
восприниматься не только как начало, но и как конец
пути, «земля обетованная», а увядший сад — то же,
что ушедшая (или неприходившая, непрожитая)
юность: мечта уходит, сны развеиваются,
надежды больше нет.
Внешний ландшафт становится внутренним, и
это не параллелизм, а глубокое слияние души
поэта с универсумом. Душа течет вместе с рекрй,
увядает вместе с садом, элементы универсума живут
в душе; человек превращается в микрокосм.
Например, солнце (огонь, золото) — это самое
живое, чистое, греющее; то, что исходит из глубин
вещества и преображается в любовь. Солнце в
зените — вершина счастья, любви, восторг славы
или веры. Но, как и все знаки Мачадо, этот тоже
амбивалентен: высшее воплощение света
одновременно является единственным элементом,
в котором с непреложной ясностью заключены
636

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
два противоположных этических полюса—добро
и зло, адский огонь и ангельский свет. Солнце и
огонь — знаки зарождения, творения, но
стихийного, амбивалентного; зато наковальня или
горнило, хотя и имеют исконную связь с огнем, но с
огнем покоренным, подчиненным созиданию и
поэтому являются символами духовной работы.
Подспудную работу души обозначают и
пчелы; это символ еще более емкий и характерный
для Мачадо: как пчела собирает нектар с цветов,
так и творческая мысль поэта,
противопоставленная «развоплощающему» логическому
мышлению, преображает реальность в нечто иное,
высшее, но столь же естественное, природное;
сублимирует ее («Иносказания», VIII (CXXXVI)).
Из всех образов, связанных с внутренней
жизнью, наиболее сложным является образ
зеркала — философской метафоры сознания.
Поэзия Мачадо полнится отражениями —
калейдоскопы, радужные пузыри, оконные стекла, в
которых виднеются то нежные девичьи лица, то
зловещие, призрачные образы живых мертвецов.
Но эти случайные отражения, в отличие от
подлинных, зеркальных, — смутные, неверные:
обман чувств, искажение сознания. Настоящее
зеркало, покрытое амальгамой, — глубокий символ
сознания в его субъективности: оно отражает
внешний мир только потому, что не пропускает
637

А. Ю. Миролюбова
его через себя, как простое стекло. Таким
образом, отражения в зеркале — не образы мира, а
образы, всплывшие со дна души; зеркало отражает
душевное состояние, в нем может отразиться не
то, что есть, а то, что снится, о чем мечтается.
Чем богаче душа, тем ярче и объемнее
отражение, и, наоборот, в плоской душе отражение
искажено:
Душа, где снов не бывает, —
враждебное стекло,
она исказит наши лица
причудливо и зло.
(«Вступление» (LXI);
перевод М. Квятковской)
Однако по мере того как поэта все больше
волнуют мысли об «ином», «инаковости», образ
зеркала обретает новую глубину, смыкаясь с
оригинальной философской мыслью Мачадо. К
«иному» можно выйти, только объективировав свое
сознание, превратив его из зеркала в прозрачное
стекло:
С недавних пор мне ясно стало,
что на изнанку необъятного зерцала,
куда я с гордостью взирал,
я сам же амальгаму клал.
Теперь с зеркал, что в глубине таятся,
длань чья-то мне назло
638

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
стирает амальгаму — и струятся
лучи сквозь чистое стекло.
(«Притчи и песни» (CXXXVI), миниатюра 49;
перевод А. Ю. Миролюбовой)
Ключевыми символами как философии, так
и поэзии Мачадо являются море и дороги.
Море — не только смерть, но и тайна, загадочный и
неисчерпаемый характер реальности, бытие,
независимое от человека, в которое он включен;
собственно, в такое философско-символическое
понимание моря входит и смерть как
объективная данность, как часть бытия (куда впадает
река времени). Море — тоже амбивалентный
символ: это и бесконечность неназванного,
безымянного, и безмерная полнота бытия. Море —
начало и предел всего («...из тайного моря
пришли, в тайное море уйдем...»): из него
происходят и в него возвращаются воды фонтанов и рек,
ручьи и дождевые капли — все, что выражает
в поэзии Мачадо течение времени, в которое
погружены и мир, и человек. Наедине с морем —
с безбрежной несправедливостью бытия —
остается сердце поэта после смерти любимой;
с морем нужно бороться — «наяву», в самом
ценном для человека состоянии
«бодрствующего сознания»; по морю, по безбрежному бытию,
человек пролагает дороги, которые тотчас же
639

А. Ю. Миролюбова
исчезают, как пенный след за кормой.
Интересно в этой связи противопоставление «сада»
и «моря»; сад, начало пути, может стать
попыткой уклониться от бытия, застыть на обочине
дороги.
Дорога — узловое понятие как в
метафизике, так и в «метантропике» Мачадо; дорога идет
и дорога ведет; это движущаяся ось мироздания.
Она же является и основой внешнего
поэтического мотива: пейзаж подается через
восприятие поэта-путника, Антонио Мачадо, любителя
пеших прогулок, на большинстве фотографий
предстающего с тяжелым посохом в руке.
Картина реального мира вводится через дорогу —
мы видим все то же самое, что видит путник.
Вместе с тем дорога —= то самое
«интегральное», полное смыслов слово, символическая
аура которого доступна любому: жизненный
путь, путь человека во времени, по бытию. Она
не остается, исчезает с каждым прожитым днем;
но в этом и состоит интерес жизни — в вечной
новизне, неисчерпаемости творческого вклада
каждого человека. Дорога — абсолютно
индивидуальное событие; нет дороги, кроме личного
существования каждого. Позиция Мачадо
исполнена мужественного стоицизма: человек
гордо принимает свой удел — уйти, проложив
дорогу в море, даже если море сомкнётся и на-
640

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
всегда сотрет его след. Мачадовский путник
выключен из обыденности, он не спешит, он
погружен в себя; сознает себя на оси времени.
Самоуглубление может увести из реального времени
в сон/мечту — с дороги в галерею. Галереи
души многообразны, по ним можно блуждать, как
по лабиринту; можно попасть вниз — в грот,
в склеп; а можно выйти в зачарованный сад,
к истокам, где начиналась жизнь. Однако
внутренние лабиринты снов, мечтаний, мыслей
всегда выводят на поверхность: Мачадо никогда не
влекли темные бездны души. «Мой учитель
говорил: мыслить — значит блуждать по улицам,
по переулкам, по закоулкам самым глухим, пока
наконец не забредешь в тупик. Оказавшись в
тупике, мы думаем, что истинной благодатью
было бы из него выбраться. И тогда ищем ворота,
ведущие в чисто поле»,168 — утверждает поэт
устами Хуана де Майрены. Там, в чистом поле,
на дорогах мира, путник открывает для себя
«иное» и «иных»: попутчиков, спутников.
Дороги Мачадо даже в первых, самых
интроспективных сборниках полны пилигримов, странников,
бродяг — да и просто «добрых людей». Самая
счастливая дорога — та, которую проходишь
рука в руке с кем-то — с матерью, с любимой;
!68 Edición Oreste Macri. Т. 4. P. 1978.
641

А. Ю. Миролюбива
характерно, что после смерти Леонор поэт чаще
всего вспоминает ее руки:
Не видишь, Леонор, как цепенеет
наш тополь над излукой?
Взгляни на голубые льды Монкайо
и протяни мне руки.
(«Туда, к земле верховьев...» (CXXI);
перевод А. Гелескула)
* * *
Несмотря на цельность мировоззрения, на
постоянство философской мысли и поэтических
исканий, Мачадо проделал заметную творческую
эволюцию. Название первого поэтического
сборника, «Одиночества», отсылает не столько к
поэме Гонгоры, которого, как уже говорилось,
Мачадо не любил, сколько к общей для эпохи
модернизма тенденции ухода в частную жизнь, что
отличало новых поэтов от поздних романтиков,
велеречивых и помпезных, таких как Рамон де
Кампоамор и Гаспар Нуньес де Apee, которые
занимали видные государственные посты.
Несомненно, и замечательный жанр андалусской
народной поэзии, «солеа», куплет, в котором
с невиданной силой и лаконизмом изображается
власть над человеком любви и смерти в их
неразрывной близости, сильно повлиял на выбор
заглавия. Это начало пути, здесь много стихов, по-
642

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
явившихся под прямым влиянием символизма
или модернизма, однако Мачадо уже вполне
сложившийся поэт, создавший собственную
поэтическую технику. В «Галереях» поэт углубляется
в лабиринты души, зато «Поля Кастилии» —
выход в то самое «чисто поле», о котором говорил
Мачадо-философ, рассуждая о прихотливых
дорогах мысли.
Давно замечено, что главная тема «Полей
Кастилии» — история страны. Это верно, однако же
история дана через пейзаж, через ту же самую
дорогу, по которой шагает путник. Правда, пейзаж
этот конкретный и четкий, географически
узнаваемый, но при этом и универсально
«закодированный». Стихотворение — та же точка на
временной оси (прошлое — настоящее — будущее),
но речь теперь идет не о жизни субъекта, а о
реальности страны, раскрытой в «сущностном слове».
Известны емкие поэтические формулировки,
найденные Мачадо в этом сборнике; самые
убедительные из них связаны с пейзажем, неразрывно
сплетены с землей, почвой, «куском планеты»:
Здесь воины дрались, смиряли плоть аскеты,
не здесь был райский сад с его травою росной,
здесь почва для орлов, здесь тот кусок планеты,
где Каина в ночи блуждает призрак грозный.
(«По землям Испании» (XCIX);
перевод Ю. Даниэля)
643

А. Ю. Миролюбива
Говорят о «сгущенной реальности» мачадов-
ского пейзажа в «Полях Кастилии»,169 о его
живой, обыденной непосредственности, даже
«смиренности»:
Сорийская весна, ты сон святого,
смиренный сон на пустоши убогой...
(«Берега Дуэро» (СИ);
перевод А. Гелескула)
Этот пейзаж не просто «оживляется»
путниками, странниками: он населен людьми, которые
трудятся на скудных полях (символичен смысл
названия — не просто земля, страна, а
возделанная человеком почва). От пейзажа как состояния
души Мачадо переходит к пейзажу как средству
проникновения в историю и социальную
действительность; те же самые элементы мироздания,
только поданные конкретно, — не просто река,
а Дуэро; не просто земля, а земля Альваргонсале-
са, — отражают историю народа и его легенды;
169 См., в частности: Cerezo Galán Р. Palabra en el tiempo:
Poesía y filosofía en Antonio Machado. Madrid, 1973;
Rosales L. Antonio Machado, poeta catedrático // Antonio Machado
Ruiz: Expediente académico y profecional. Madrid, 1976;
Blanco Aguinaga C. De poesía e historia: el realismo progresista
de Antonio Machado // Estudios sobre Antonio Machado.
Barcelona, 1977; Guillen C. Proceso y orden inminente en «Campos
de Castilla» // Ibid.
644

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
помогают постичь душу Кастилии и через нее —
Испании. Особенно характерен в этом смысле
романс «Земля Альваргонсалеса». «Мои
романсы смотрят в суть человеческую, на поля
Кастилии, в первую книгу Моисея — „Бытие"»,170 —
пишет поэт во вступлении к сборнику. В самом
деле, Мачадо достигает здесь поистине
мифологического уровня обобщения, не отступая при этом
от местной легенды, не отрываясь от конкретной
почвы. Мифическим представляется и
привязанность крестьянина к земле, и Каинов разрыв
связей, и то, как стихии восстают на убийц. Поиски
«сущностного „ты"» приводят поэта к открытию
Испании, Кастилии, с ее суровыми пейзажами,
острой тоской, обветшавшими городами и,
главное, — инертностью людей, обусловленной
историческим вакуумом, который медленно
истощал душу страны, души ее обитателей. Унамуно
привержен «интраистории», незыблемому,
вечному, а Мачадо может осознавать эту горькую,
наболевшую реальность только как
существующую в определенном моменте времени, в
неумолимой связи настоящего с прошлым и будущим.
Мачадо на все смотрит под конкретным
временным углом зрения: «О призрачном прошлом»
(CXXXI), «Призрачное завтра» (CXXXV) назы-
170 См.: наст, изд., с. 701.
645

А. Ю. Миролюбова
ваются стихотворения,171 включенные в сборник.
Одно время считали, будто Мачадо —
запоздалый приверженец движения 1898 года. На самом
деле он не примыкает к движению, а
преодолевает, превосходит его: не укореняется грустно и
отрешенно в длящемся моменте, с неким
метафизическим восторгом созерцая, «эстетизируя» так
называемое вечное зло* а видит всю временную
ось. Безобразное сегодня, глубокая бездна
нищеты и убожества вскорости будут искуплены;
настанет завтра, преисполненное полноты и
смысла:
Вот вчерашнее завтра, — сегодня живое...
Вся Испания в блестках, в тряпье Карнавала
и, как прежде, пьяна, среди крика и воя
кровь из раны своей до конца выпивала.
Так не медли же, юность, не жди и не сетуй;
если мужество служит тебе без отказа,
ты пойдешь, пробужденная к новому свету,
что ясней, чем алмаз, и прозрачней алмаза.
(«Молодая Испания» (CXLIV);
перевод И. Тыняновой)
171 См. об этом: Tuñon de Lara М. Antonio Machado,
poeta del pueblo. Madrid, 1976; Várela J. L. Machado ante
España // Hispanic Revue. [V.] 45. № 2. P. 117—147.
646

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
Между двумя полюсами, скептицизмом и
надеждой, которые всегда одушевляли творчество
Мачадо, здесь преобладает надежда, но не как
божественный дар, а как результат упорных
усилий людей. Между прочим, поэт предрек
гражданскую войну — и раз навсегда обозначил свою
в ней позицию:
Но на счастье есть Испания другая —
край резца и молотка, земля свершенья...
< >
есть Испания совсем иная — эта
всё искупит, не предаст и не склонится,
край идеи, одержимости, рассвета,
с топором в карающей деснице.
(«Призрачное завтра» (CXXXV);
перевод Ю. Даниэля)
В гномической поэзии Мачадо достигает
крайнего уровня обобщения; эти его стихи,
несмотря на узнаваемую форму народных «копл» —
куплетов, подобных тем, которые сочиняла
машина Хорхе Менесеса; несмотря на их кажущуюся
безыскусность, являются емкими
формулировками собственных философских концепций поэта.
Каждую мысль, высказанную в прозе, Мачадо
проверяет на прочность в стихах (не будем
забывать, что философия — изнанка поэзии);
гносеологические посылки его поэтики здесь проявля-
647

А. Ю. Миролюбова
ются ярче всего. Его скептицизм — способ
сбросить чары «одиночеств» и «галерей», выйти
вообще из пейзажа, будь он хоть реальный, хоть
символический, и размышлять, на первый взгляд,
бесстрастно. Однако основные, «интегральные»
слова Мачадо — дорога, море, сад — именно
здесь получают свое окончательное, классическое
выражение. Правда, впоследствии происходит
обратное движение — от общего к частному, от
философской символики к конкретике видения и
к уничтожению ее в топониме: название ни о чем
не говорит тому, кто не видел местности, но для
тех, кто там был, приобретает эмотивный смысл,
как в романах Пруста.
В военных стихах Мачадо достигает
поистине космических масштабов. Война ужасает поэта
именно своим бесчеловечным и безбожным,
демоническим обликом; вот как описывает поэт
свои впечатления: «Тот, кому довелось
услышать первые выстрелы по Мадриду
установленных в Касса-дель-Кампо фашистских батарей,
навсегда сохранит в своей памяти одно из самых
тягостных, самых тревожных, поистине
демонических чувств, какие только может испытать
в своей жизни человек. Там была война, война
неумолимая, зверская, война, начисто лишенная
какого-либо духовного начала, война,
порожденная злобой и ненавистью, война со своими сле-
648

Антонио Мачадо — человек, философ, поэт
пыми машинами разрушения, хладнокровно и
планомерно изрыгающими смерть на почти
безоружный город...».172
В стихах возникает образ всей земли, будто
увиденной с невероятной — космической —
высоты, и сама война изображается как некая
космическая сила.
* * *
«Если бы, — фантазировал испанский
литературовед Мануэль Дуран, — нам довелось
встретиться с людьми „поколения 1898 года", мы
бы вглядывались благоговейно во вдохновенное
лицо Хуана Рамона, долго слушали бы Унамуно;
но для диалога, для глубокой, истинной,
сердечной беседы мы все выбрали бы Антонио
Мачадо».173
Все, кто готовил предлагаемое издание,
надеются, что и у русского читателя состоится такая
беседа с великим испанским поэтом.
172 Избранное. С. 317.
173 Duran М. Antonio Machado, el desconfiado
prodigioso // ínsula. Madrid, 1964. № 212—213.

ПРИМЕЧАНИЯ
В основе настоящего издания — книга: Machado А.
Poesías completas. Madrid: Espasa-Calpe, 1936 (в нее
вошли сборники «Одиночества, галереи и другие
стихотворения» (1907), «Поля Кастилии» (1912), «Новые песни»
(1924) и циклы «Апокрифический песенник Абеля
Мартина» и «Апокрифический песенник Хуана де Майре-
ны», при жизни автора отдельными изданиями не
публиковавшиеся).
В течение своей жизни Антонио Мачадо выпускал
«Полные собрания стихотворений» четыре раза: в 1917,
1928,1933 и 1936 гг. И всякий раз, подготавливая
подобное издание, Мачадо заново редактировал свои стихи,
исключал из книги одни, дополнял ее другими, менял
порядок произведений; наиболее значительной
переработке подвергался каждый раз сборник «Одиночества,
галереи и другие стихотворения». Книга 1936 г. оказалась из
упомянутых последней, вышедшей при жизни поэта, и,
таким образом, в ней запечатлена последняя авторская
воля. В книгу включено 176 стихотворений,
расположенных не по хронологическому принципу и
пронумерованных автором (некоторые стихотворения представляют
650

Примечания
собой обширные циклы). И в самой Испании, и в испано-
язычных странах данное издание стало каноническим и
непременно учитывается при подготовке собраний
поэтических произведений Мачадо.
При работе над настоящей книгой составителями
были учтены следующие издания: Machado A. Poesía у
prosa / Edición crítica de Oreste Macri con la colaboración de
Gaetano Chiappini. Madrid: Espasa-Calpe, [1989]. T. 1—4,
где устранены явные опечатки, обнаруженные в книге
1936 г. (из этого собрания сочинений Мачадо, на
сегодняшний день являющегося одним из наиболее полных и
авторитетных на родине поэта, взяты сведения о
датировках и первых публикациях его стихотворений);
Machado A. Soledades. Galerías. Otros poemas / Edición de
Geoffrey Ribbans. Madrid: Cátedra, 1995; Machado A.
Campos de Castilla / Edición de Geoffrey Ribbans. Madrid:
Cátedra, 1997; Machado A. Poesías completas / Edición de
Manuel Alvar. Madrid: Espasa-Calpe, 1998 (последние три
издания также послужили источником сведений о
датировках стихотворений).
В России переводы стихов Мачадо стали
публиковаться начиная с 1938 г. Наиболее полное представление
о переводах произведений испанского поэта на русский
язык можно получить, обратившись к изд.: Мачадо А.
Биобиблиогр. указ. / Сост. В. Гинько. М., 1979.
В настоящем издании многие переводы
публикуются впервые. В тех случаях, когда перевод при
переизданиях редактировался самим переводчиком заново — так,
в частности, постоянно работал Марк Самаев (1930—
1986), — печатается последняя из известных редакций
с указанием в примечаниях года первой публикации.
Переводы, выполненные Юлием Даниэлем (1925—1988) и
651

Приложения
появившиеся в 1970-х гг. под псевдонимом «Ю. Петров»
(по причинам, не зависевшим от воли писателя), ныне
подписаны настоящей фамилией их автора. Для
переводов, опубликованных после смерти переводчика
(некоторые переводы Овадия Савича (1896—1967), Виктора
Михайлова (1941—1990)), в примечаниях указываются
две даты — год создания и год первой публикации.
Точную датировку стихотворений Мачадо в
большинстве случаев установить невозможно (в биографии
испанского поэта до сих пор еще есть «белые пятна»);
архив поэта сохранился не полностью. Даже в тех
случаях, когда в газетно-журнальных публикациях либо
в сборнике, изданном при жизни Мачадо, под тем или
иным стихотворением указана дата написания, нельзя
с полной уверенностью утверждать, что она точна. Дело
в том, что в разных изданиях под одним и тем же
стихотворением стоят подчас разные даты. Иногда это были
просто описки, иногда так проявлялось пристрастие
поэта к литературным мистификациям.
В разделе «Дополнения» печатаются (выборочно)
стихи Мачадо, опубликованные в его прозаической
книге «Хуан де Майрена. Изречения, шутки, замечания и
воспоминания апокрифического профессора» (1936), и
стихи, написанные в 1936—1938 гг., во время
гражданской войны в Испании. Некоторые стихотворения
Мачадо, либо опубликованные при жизни поэта, но не
включенные им в итоговую поэтическую книгу 1936 г., либо
сохранившиеся в его архиве, приводятся в примечаниях
к настоящему изданию. В раздел «Дополнения» вошли
также некоторые прозаические тексты Мачадо,
тематически имеющие прямое отношение к его поэтическому
творчеству, и варианты переводов на русский язык раз-
652

Примечания
личных стихотворений Мачадо, подчас весьма
многочисленные.
В тексте переводов топонимические названия и имена
собственные (в том числе литературных героев)
приведены к единой, принятой в настоящее время, норме, кроме
тех случаев, когда подобная унификация разрушает
ритмику либо систему рифмовки перевода (Кастилия и Кас-
тилья, Сория и Сорья, Гуадаррама и Гвадаррама и т. п.).
Реальный комментарий к вариантам переводов не
дублирует комментарий к переводам, составляющим
основную часть книги.
Составитель примечаний приносит благодарность за
помощь Александру Черносвитову (Фонд «Пушкин»,
Мадрид).
* * *
ОДИНОЧЕСТВА, ГАЛЕРЕИ
И ДРУГИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
1-е изд.: Machado A. Soledades. Madrid: Revista
ibérica, 1903; 2-е изд., доп.: Machado A. Soledades. Galerías.
Otros poemas. Madrid: Pueyo, 1907 (из 42 стихотворений
издания 1903 г. в сборник вошли 29, как правило, в новой
редакции; были изъяты разделы «Горести и
монотонности», «Апрельские псалмопения» и введены разделы
«Песни», «Галереи», «Разное»); 3-е изд., испр. и доп.:
Machado A. Soledades, galerías у otros poemas. Madrid:
653

Приложения
Calpe, 1919. Сборник включен в кн.: Machado A. Páginas
escogidas. Madrid: Calleja, 1917 — со следующим
авторским предисловием:
«Произведения моей первой книги —
„Одиночества", — увидевшей свет в январе 1903 года, были
написаны в 1899—1902 годах. Жестокой, подчас
оскорбительной, критике подвергался в ту пору Рубен Дарио —
кумир избранного меньшинства. Я восхищался автором
„Языческих псалмов", непревзойденным мастером
формы, тонким лириком, позднее, в „Песнях жизни и
надежды", раскрывшим нам всю глубину своей души. Но я
хотел — заметьте: я говорю не о результате, а только о
намерении — идти иной дорогой. Я полагал, что в основе
поэзии — не звучание слова, не цвет, не ритм, не чувства,
а глубинный трепет души, то, что душа являет миру, если
она что-либо являет, то, что она говорит, если что-либо
говорит, одушевленный голос, вступающий в общение
со вселенной. Также я полагал, что человек, отличая
живые голоса от мертвых отзвуков, способен уловить слова
внутреннего монолога; что он способен, заглянув в себя,
постичь сердечные думы, общечеловеческие чувства.
Моя книга не была последовательным воплощением
моих намерений, но такова в ту пору была моя эстетика.
В 1907 году я переработал книгу, дополнил ее
новыми произведениями, не добавившими ничего
существенного к уже опубликованным, и назвал „Одиночества,
галереи и другие стихотворения". Вне всякого сомнения,
два этих сборника представляют собой одну книгу.
1917».
(Перевод В. Андреева)
654

Примечания
ОДИНОЧЕСТВА
I. Странник
Впервые: Ateneo. 1907. N 4.
Стихотворением открывался сборник 1907 г.
Носит, в известной степени, автобиографический
характер (см.: наст, изд., с. 523). Тема заморского
путешествия, присутствующая в комментируемом
произведении, в дальнейшем играет существенную роль в поэме
«Земля Альваргонсалеса» (CXIV) и в «Чествовании
Гранмонтаня» из цикла «Вариации на темы Ронсара и
другие стихотворения» (CLXIV). В стихотворении
«Странник» звучит также один из важнейших и
постоянных мотивов поэзии Мачадо — соединение разных
временных планов (в дальнейшем связь времен поэт стал
определять словом «доныне» («todavía») — см. примеч. 5
к стихотворению «Нарсисо Алонсо Кортесу, поэту
Кастилии» (CXLIX)).
1 Сидим в семейной полутемной зале... — До
переезда в Мадрид в 1883 г. семья Мачадо жила в Севилье в
одном из зданий дворцового комплекса, принадлежавшего
герцогам Альба.
2 ...любимый брат... —Имеется в виду Хоакин
Мачадо (1881—1955).
3 Роняет листья на осенний ветер //печальный
старый парк, и в тишине// сквозь стекла влажные сочится
вечер... — Ср. с последним четверостишием
стихотворения «Хандра» (LV).
4 Боится ль, что непрожитая юность // вернется
с песней под его окно? — Мотив непрожитой юности зву-
655

Приложения
чит в стихотворениях «Пожалуй...» (L), «Апрель целовал
незримо...» (LXXXV), «Мирские строфы» (XCV).
5 ...свой парус — полный ветра, полный света... —
Ср. со строками: «белый парус наполнен // свежим
ветром и солнечным светом» из стихотворения «Учителю
Рубену Дарио» (CXLVII).
Переводы: М. Квятковская (1975), В. Андреев (2004).
П. «Я прошел немало тропинок...»
Впервые: Renacimiento. 1907. N 1 (под назв.
«Романс»).
В оригинале представляет собой классический
(восьмисложный) испанский романс с единым гласным
ассонансом в четных строках. Об отношении Мачадо к
народным романсам см. его предисловие к сборнику «Поля
Кастилии» (наст, изд., с. 700—701) и примеч. 2 к
стихотворению «Берега Дуэро» (СИ) из этого сборника.
В содержании стихотворения отразилась
концепция «интраистории» (глубинной жизни народа), которую
в конце XIX—начале XX в. разрабатывал Мигель де Уна-
муно (об Унамуно см. примеч. 3 к стихотворению
«Поэма одного дня» (CXXVIII)).
Переводы: О. Савич (1958), М. Самаев (1969),
М. Квятковская (1975).
III. «Площадь. Спелых апельсинов пламя...»
Впервые: Renacimiento. 1907. N 1 (под назв.
«Зарисовка»).
656

Примечания
Посвящено воспоминаниям Мачадо о школе Антонио
Санчеса в Севилье, в которой он учился в 1880—1883 гг.
См. также стихотворение «Детское воспоминание» (V).
Переводы: Т. Щепкина-Куперник (1958), М. Самаев
(1969), В. Андреев (2004).
IV. Похороны друга
Впервые: Renacimiento. 1907. N 1.
В стихотворении, развивающем важнейшую для
творчества Мачадо тему смерти, заметно влияние испанского
поэта-романтика Густаво Адольфо Беккера (Becquer;
1836—1870), андалусца (севильца) по рождению. О
творчестве Беккера и об отношении Мачадо к его поэзии см.:
Плавскин 3. И. Испанская литература XIX—XX веков.
М., 1982. С. 13—17, а также: наст, изд., с. 571—573.
1 ...последним. — В переводе, как и в оригинале,
строка состоит из одного слова.
Перевод: В. Андреев (публикуется впервые).
V. Детское воспоминание
Впервые: Ateneo. 1906. N 1.
1 ...Каин, убитый брат... — В дальнейшем тема
«Каин и Авель» стала в поэзии Мачадо одной из главных
(см. стихи в сборнике «Поля Кастилии», стихи военных
лет). Она является одной из основных и в творчестве
многих испанских писателей первой половины XX в.
(в частности, у Мигеля де Унамуно).
657

Приложения
Переводы: Т. Щепкина-Куперник (1958), Ю.
Даниэль (1975), В. Андреев (2002).
VI. «Был летний вечер — ясный,
тихий, сонный...»
Впервые: Machado A. Soledades. Madrid, 1903 (под
назв. «Вечер»).
Стихотворением открывался сборник 1903 г.
Представляет собой диалог поэта (души поэта) с
природой. Этой же теме посвящены стихи «Лимонное дерево
ныне...» (VII), «Мне весенняя зорька сказала...» (XXXIV),
«В наш старый дом опять...» (XXXVI), «О ночь, моя
старинная подруга...» (XXXVII), «Весна мне сказала...» (XLI),
«Восход начинался улыбкой апреля...» (XLIII), «Ветерок
постучался негромко...» (LXVIII).
В стихотворении ощутимо влияние Поля Верлена
(Verlaine; 1844—1896), оказавшего большое воздействие
на поэтику испаноязычных модернистов. Ср.
комментируемое стихотворение с катренами верленовского сонета
«Через три года» из сборника «Сатурнические стихи»
(1866):
Толкнув калитку, меж деревьев, озаренных
рассветом, я прошел в простой и тихий сад:
он солнцем утренним был бережно объят,
и блестки влажные мерцали на бутонах.
Всё как тогда... Я вспоминал: уют сплетенных
ветвей над головой, плетеных стульев ряд,
и бормотал фонтан, как много дней назад,
и вечный стон звучал всё в тех же старых кронах.
(Перевод М. Яснова)
658

Примечания
Стихотворение построено как разговор «брата» и
«сестры». Фонтан называет поэта братом, а поэт
называет сестрой фонтан (испанское слово «fuente» —
женского рода). В переводе фонтан (мужской род)
заменен водой (женский род). Немолчно звучащий фонтан
в поэзии Мачадо — один из символов времени (как
объективного, исторического, так и субъективного,
внутреннего). Поэтому разговор с фонтаном —
разговор поэта и со временем. Еще один пример разработки
этой темы — стихотворение «Зенит», опубликованное
в книге «Одиночества» (1903) и впоследствии изъятое
из нее:
Мне сказала вода в ясный полдень весенний,
ниспадая со смехом на мрамор фонтана:
если нынешних дней тебя мучает тайна,
ты язык понять должен моих песнопений.
(Перевод В. Андреева)
См.: Тертерян И. А. Испытание историей: Очерки
испанской литературы XX века. М., 1973. С. 316, 317,
330.
Переводы: О. Савич (1958), Б. Дубин (1977), В.
Андреев (публикуется впервые).
VII. «Лимонное дерево ныне...»
Впервые: Helios. 1903. N 7 (под назв. «Поэт приходит
во дворик дома, где он родился»; вместе со
стихотворением «Поэт находит это стихотворение в своем письме»
(«На вымершую площадь...», X)).
659

Приложения
Написано во время поездки братьев Антонио и
Мануэля Мачадо в Севилью в начале 1898 г. либо вскоре
после этой поездки.
Темой (воскрешение прошлого, соединение разных
временных планов) и образами стихотворение связано
с предыдущим.
1 Один я в патио нашем. — Патио — внутренний
дворик в испанских домах.
2 ...взращенные мамой...— Мама — Ана Руис
Мачадо (1854—1939).
3 Альбаака (базилик) — растение семейства
губоцветных, распространенное в тропиках и субтропиках.
Переводы: Н. Горская (1975), В. Андреев
(публикуется впервые).
VIII. «Приходят песни...»
Впервые: Machado A. Soledades. Madrid, 1903 (под
назв. «Песни детей» и с поев. Рубену Дарио — о нем см.
примеч. 1 к стихотворению «Учителю Рубену Дарио»
(CXLVII); в дальнейшем Мачадо снял посвящение, —
возможно, потому, что в пору создания данного
произведения он еще не был знаком с никарагуанским поэтом).
В начале 1920-х гг., вспоминая свой сборник
«Одиночества» 1903 г., Мачадо сказал, что это первая
испанская книга, из которой полностью изгнано событийное,
и в качестве примера привел стихотворение «Песни
детей».
Переводы: О. Савич (1958), В. Андреев (2004).
660

Примечания
IX. Берега Дуэро
Впервые: Machado A. Soledades. Galerías. Otros
poemas. Madrid, 1907.
Написано после того, как в начале мая 1907 г. Мача-
до впервые побывал в верховьях Дуэро и в городе Сория.
1 Дуэро — одна из крупнейших рек Пиренейского
полуострова. Берет начало в Кастилии, в горах сьерры Ур-
бион. Впадает в Атлантический океан в Португалии.
2 ...землю Сории... — Сория — провинция (и
главный город этой провинции) в северо-восточной части
Кастилии. Мачадо жил в Сории в сентябре 1907—начале
августа 1912 г.
Переводы: М. Самаев (1958), В. Андреев (2004).
X. «На вымершую площадь...»
Впервые: Helios. 1903. N 7 (под назв. «Поэт находит
это стихотворение в своем письме»; вместе со
стихотворением «Поэт приходит во дворик дома, где он родился»
(«Лимонное дерево ныне...», VII)).
Переводы: М. Самаев (1958), Б. Дубин (1977), В.
Андреев (2004).
XI. «Мечтая, бреду по дороге...»
Впервые: Ateneo. 1906. N 1 (под назв. «Грезы»).
В стихотворении присутствуют мотивы поэзии
испанских романтиков Беккера и Росалии де Кастро
(Castro; 1837—1885). Ср. комментируемое стихотворе-
661

Приложения
ние с такими строками Росалии де Кастро из сборника
«Новые листы» (1880):
Мне в сердце заноза вонзилась
однажды весенней порою;
не знаю: была та заноза
железною иль золотою,
но помню: она терзала
меня, словно шип терновый...
(Перевод А. Сыщикова)
Переводы: И. Тынянова (1958), О. Чухонцев (1969),
Б. Дубин (1984), В. Андреев (2004), Л. Цывьян
(публикуется впервые).
XII. «Словно твое одеянье...»
Впервые: Machado A. Soledades. Galerías. Otros
poemas. Madrid, 1907.
1 По крышке черного гроба... — С небольшими
изменениями повторена строка стихотворения «Похороны
друга» (IV): «На крышку черного гроба».
Переводы: Т. Щепкина-Куперник (1958), О. Савич
(1967), В. Андреев (1977).
XIII. «К сияющему закату...»
Впервые: Los Lunes de El Imparcial. 1906. 22 de
septiembre.
1 Нория — водонаборное колесо с черпаками,
которое устанавливается в колодцах.
662

Примечания
2 ...высокая, чистая нота // огромной небесной
лиры... — Имеется в виду лира Пифагора (см. примеч. 1
к стихотворению «Элегические строфы» (XXXIX)).
3 ...норека окончится вскоре. //Путник — ничто, и
лодка его жалка, //ив конце реки его ожидает море. —
Об образах-символах «жизнь — река», «смерть — море»
см. стихотворение «Глосса» (LVIII) и примеч. 2 к нему.
Перевод: В. Капустина (публикуется впервые).
XIV. Канте хондо
Впервые: Los Lunes de El Impartial. 1907.28 de enero.
1 Канте хондо (букв.: глубинное пение) — андалус-
ский музыкально-песенный фольклор. Вобрал в себя
элементы арабского, испанского и цыганского
народного творчества. Как правило, это сольное пение под
аккомпанемент гитары, требующее от певца высочайшего
эмоционального накала. В эссе «Канте хондо» (1922)
Федерико Гарсиа Лорка писал: «Наш канте хондо
поистине глубок, глубже всех колодцев и всех морей,
омывающих земные материки, глубже нашего сердца и
глубже голоса, который его поет, ибо глубина канте хондо
почти беспредельна. Он пришел к нам от древних
народов, пробившись через забвение веков и сквозь гущу
увядших ветров. Он пришел к нам от первого плача и от
первого поцелуя. <...> В Испании нет ничего,
абсолютно ничего, равного этим песням по стилю, по
настроению, по верности чувства» {Гарсиа Лорка Ф. Избр.
произв.: В 2 т. М., 1975. Т. 1. С. 413—414; перевод
А. Грибанова).
663

Приложения
К андалусскому песенному фольклору постоянно
обращался в своем творчестве и старший брат Анто-
нио — Мануэль Мачадо. Ср. начальные строфы его
стихотворения «Напевы» (1902):
Поцелуй, гитара и вино хмельное
заплелись в напевы, что всегда со мною.
Напевы...
В них Андалусия, смуглая от зноя.
Виноградный полдень, тень беседки старой,
парень темнокудрый со своей гитарой.
Напевы...
Жди в душе рассвета, жди в душе пожара.
Струнные рыданья днями и ночами:
уплывает время, годы за плечами...
Напевы...
Отзвук мавританской вековой печали.
Не жалей о жизни — всё равно пропала;
жизнь, подумай только, — как же это мало!
Напевы...
Если спеть о боли — боль теряет жало.
(Перевод В. Петрова)
См. также стихотворение Антонио Мачадо «Саэта»
(СХХХ) и примеч. 1 к нему.
Переводы: А. Гелескул (1975), В. Андреев (2004).
XV. «Вечер. На балконах дотлевает пламя...»
Впервые: Renacimiento. 1907. N 1 (под назв. «Греза»).
664

Примечания
Переводы: О. Румер (1959), П. Грушко (1969), Б.
Дубин (1975), В. Андреев (2004).
XVI. «Беглянка всегда, и всегда...»
Впервые: Machado A. Soledades. Madrid, 1903 (под
назв. «Ночь»).
Темой и образами связано со стихотворениями
«В твоих глазах я вечно вижу тайну...» (XXIX) и
«Сегодня у жизни ритм...» (XLI1).
Перевод: О. Савич (1958; опубл. 1975).
XVII. Горизонт
Впервые: Machado A. Soledades. Madrid, 1903.
Переводы: И. Тынянова (1958), М. Квятковская (1975),
В. Андреев (2004), Л. Цывьян (публикуется впервые).
XVIII. Поэт
Впервые: Machado A. Soledades. Galerías. Otros
poemas. Madrid, 1907.
Написано для книги Грегорио Мартинеса Сьерры
«Дом весны» (но не опубликовано в ней); представляет
собой автопортрет Мачадо модернистского периода.
1 Грегорио Мартинес Сьерра (Martínez Sierra;
1881—1947) — испанский поэт, прозаик, драматург,
театральный режиссер (ставил, в частности, пьесы
Л. Н. Андреева). В первый период творчества —
модернист. Стихотворный сборник Мартинеса Сьерры «Дом
665

Приложения
весны» был издан в 1907 г. В 1903 г. опубликовал
рецензию на книгу Мачадо «Одиночества», которую
закончил так: «Его искусство не знает смерти, поскольку
воскресает каждый час и возникает каждое мгновение —
словно родник, бьющий в горах, заставляющий
вспоминать о вечной поэзии» (цит. по: Machado A. Poesías
completas. Madrid: Espasa-Calpe, 1998. P. 480; перевод В.
Андреева).
2 ...как бог несчастный, Главк ~ деву Скиллу. —
Главк (Понтий) — в греческой мифологии беотийское
морское божество. Был влюблен в нимфу Скиллу
(Сциллу), но та отвергла его любовь, за что была
превращена волшебницей Киркой в морское чудовище
(обитала в пещере у пролива между Италией и
Сицилией; на другом берегу пролива также жило
чудовище, носившее имя Харибда).
3 Не так ли // и всякой морем выброшенной капле //
судьба в огромное вернуться море? — См.
стихотворение «Глосса» (LVIII) и примеч. 2 к нему. Ср. также с
миниатюрой 45 цикла «Притчи и песни» (CXXXVI) из
сборника «Поля Кастилии».
4 — Всё суета сует... — Ср.: «Суета сует — всё
суета» (Еккл. 1:2).
5 Целую ночь! //Но вот... — В переводе, как и в
оригинале, строка поделена на два полустишия и не
зарифмована («холостая» строка).
6 ...словнороль сыгравший фигляр. — См.
стихотворения «Бывают уголки воспоминаний...» (XXX), «Май-
рена Абелю Мартину, мертвому» (CLXVI1I), а также
стихотворение «Воспоминания дремы, сна и лихорадки» и
примеч. 4 к нему (CLXXII).
666

Примечания
7 Из покинутой галереи //опустевшей его души... —
См. примеч. 1 к стихотворению «Вступление» (LXI).
Перевод: В. Капустина (публикуется впервые).
XIX. «У ограды сада...»
Впервые: Machado A. Soledades. Galerías. Otros
poemas. Madrid, 1907.
Переводы: Т. Щепкина-Куперник (1958), Н. Горская
(1975), В. Андреев (публикуется впервые).
В ДОРОГЕ
XX. Прелюдия
Впервые: Machado A. Soledades. Madrid, 1903.
В книге 1903 г. было еще одно стихотворение с
таким же названием (оно открывало раздел «Апрельские
псалмопения», впоследствии изъятый автором):
Апрельская флейта звучала
неторопливо и нежно.
А звон колокольный устало
плыл над землею над грешной.
Апрельская флейта мне пела:
— Грезы твои в цветенье. —
А колокол то и дело
стенанья вплетал в ее пенье:
— Во тьме все твои виденья.
(Перевод В. Андреева)
667

Приложения
1 И воздух наполнит осенних яблок благоуханье ~ из
весеннего сада к свету горних высот. — Весной в
селениях Испании (в частности, в Андалусии) к запаху
цветения садов примешивается запах яблок, сохраненных
рачительными хозяевами от урожая прошлого года.
Упоминание в одной фразе об осени и весне для Мачадо
важно потому, что это позволяет ему соединить разные
временные планы (см. примеч. 5 к стихотворению «Нарсисо
Алонсо Кортесу, поэту Кастилии» (CXLIX)).
Перевод: В. Андреев (публикуется впервые).
XXI. «Било двенадцать... двенадцать раз...»
Впервые: La revista ibérica. 1902. 20 de agosto.
1 Клепсидра — водяные часы.
Переводы: И. Тынянова (1958), Ю. Ефремов (1975),
М. Квятковская (1977), В. Андреев (2004).
XXII. «Мне снятся дорог лабиринты...»
Впервые: Machado A. Soledades. Madrid, 1903.
1 ...дороглабиринты... — Лабиринт—одно из
знаковых слов в поэзии латиноамериканских и испанских
модернистов (в реалистическом смысле — лабиринт
тропинок, лабиринт улиц, в символическом — лабиринт
зеркал, лабиринт сновидения).
Переводы: В. Андреев (1977), Л. Цывьян
(публикуется впервые).
668

Примечания
XXIII. «Над голой твердью дороги...»
Впервые: Machado A. Soledades. Madrid, 1903.
1 ...время — колючий кустарник... — Ср. со
строками: «Забвенье, Гиомар, мое — // колючки кактусовой //
острие» — из стихотворения «Строфы» (раздел «Стихи
военных лет»).
Переводы: Л. Боровикова (1975), В. Андреев (2004).
XXIV. «Солнце — огонь неистовый...»
Впервые: Machado A. Soledades. Galerías. Otros
poemas. Madrid, 1907.
1 На кипарисе старом // голубка гнездо свила. —
Прочитанные в символическом плане, строки выражают
связь жизни (гнездо голубки) и смерти (кипарис —
кладбищенское дерево).
Переводы: Т. Щепкина-Куперник (1958), Р. Моран
(1975), В. Андреев (1977).
XXV. «Вечереет. Туманная дымка...»
Впервые: La revista ibérica. 1902. 20 de agosto.
1 Лары — в римской мифологии боги огня,
домашнего очага.
Переводы: В. Столбов (1975), В. Андреев (1989).
669

Приложения
XXVI. «Нищие с паперти, — вдалеке...»
Впервые: La revista ibérica. 1902. 20 de agosto.
Перевод: В. Андреев (публикуется впервые).
XXVII. «Быть может, дымкой золотых курений...»
Впервые: La revista ibérica. 1902. 20 de agosto (с
эпиграфом: «Мы все — пилигримы, бредущие по дороге. Берсео»;
о Берсео см. примеч. 1 к стихотворению «Мои поэты» (CL)).
1 Она близка, паломник... — В переводе, как и в
оригинале, «холостая» (незарифмованная) строка.
Переводы: М. Квятковская (1977), В. Андреев (2004).
XXVIII. «Своей любовью мы праздник...»
Впервые: Machado A. Soledades. Madrid, 1903.
1 ...та персть, что плотью зовется... —Библейская
аллюзия: «И создал Господь Бог человека из праха
земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек
душою живою» (Быт. 2:7).
Перевод: В. Андреев (публикуется впервые).
XXIX. «В твоих глазах я вечно вижу тайну...»
Впервые: Machado A. Soledades. Madrid, 1903.
1 ...из черного колчана... — Колчан — атрибут
богини-охотницы Дианы (см. стихотворение «Сегодня у
жизни ритм...» (XLII) и примеч. 1 к нему).
670

Примечания
Переводы: О. Савич (1958), П. Грушко (1969), В.
Андреев (1977), В. Васильев (2006).
XXX. «Бывают уголки воспоминаний...»
Впервые: La revista ibérica. 1902. 20 de agosto.
1 ...у кукольника в пестром балагане. — См.
стихотворения «Поэт» (XVIII), «Майрена Абелю Мартину,
мертвому» (CLXVIII), а также «Воспоминания дремы,
сна и лихорадки» (CLXXII) и примеч. 4 к нему.
Перевод: А. Гелескул (1975).
XXXI. «По старым камням всё выше...»
Впервые: Machado A. Soledades. Madrid, 1903.
1 Слепец глядит не мигая... — Первое в поэзии Мача-
до упоминание о «видящих незрячих глазах». В
дальнейшем тема «внутреннего зрения», часто встречающаяся
в мифологиях и религиозных текстах различных
народов, заняла важное место в творчестве Мачадо. (Сам Ан-
тонио Мачадо в середине 1920-х гг. стал слепнуть.)
Кроме того, слепцы для Мачадо — это прежде всего
исполнители романсов.
Переводы: Н. Горская (1977), Н. Ванханен (1990).
XXXII. «За кипарисовой рощей вдали...»
Впервые: Machado A. Soledades. Madrid, 1903.
Анализ стихотворения см.: наст, изд., с. 574—576.
671

Приложения
Переводы: В. Столбов (1975), В. Васильев (2002),
В. Михайлов (сер. 1980-х гг.; публикуется впервые).
XXXIII. «Моя любовь, ты помнишь...»
Впервые: Machado A. Soledades. Madrid, 1903.
Переводы: И. Тынянова (1958), Н. Ванханен (1975),
В. Андреев (2004).
XXXIV. «Мне весенняя зорька сказала...»
Впервые: Machado A. Soledades. Madrid, 1903.
1 Фея (исп. hada) — одно из знаковых слов в
творчестве испанских и латиноамериканских модернистов
(в частности, Рубена Дарио). Оно постоянно встречается
в их «взрослых» произведениях. У Мачадо слово «фея»
чаще всего связано с воспоминаниями детства. Вместе
с тем образ феи в поэзии Мачадо трансформирован в
образ феи-пряхи, феи-прядильщицы, т. е. феи-мойры
(мойры в греческой мифологии — богини судьбы,
определяющие срок жизни человека).
Переводы: И. Тынянова (1958), В. Столбов (1975).
XXXV. «Однажды мы присядем
на краю дороги...»
Впервые: Machado A. Soledades. Galerías. Otros
poemas. Madrid, 1907.
Это четверостишие испанский философ Хосе Луис
Арангурен (Aranguren; 1909—1996) назвал лучшим поэ-
672

Примечания
тическим выражением понятия «бытие-к-смерти»,
сформулированного Мартином Хайдеггером (Heidegger;
1889—1976). Стихотворение, однако, было написано
испанским поэтом задолго до появления работ немецкого
философа. См. также: наст, изд., с. 583—588.
1 С Ней... — Т. е. со смертью. В тех случаях, когда
Мачадо имел в виду смерть, он писал слово «Она»
(«Ella») с заглавной буквы.
Переводы: Ю. Даниэль (1975), В. Андреев (2004).
XXXVI. «В наш старый дом опять...»
Впервые: Machado A. Soledades. Galerías. Otros
poemas. Madrid, 1907.
Переводы: О. Савич (1958), Л. Боровикова (1977),
В. Андреев (публикуется впервые).
XXXVII. «О ночь, моя старинная подруга...»
Впервые: Machado A. Soledades. Madrid, 1903.
1 ...над голой степью... — В произведениях Мачадо
русское слово «степь» (в исп. языке estepa) встречается
неоднократно. Возможно, это дань уважения А. П.
Чехову —автору повести «Степь» (1888). В своих
воспоминаниях «Люди, годы, жизнь» Илья Эренбург приводит
слова Мачадо: «Я люблю „Степь" Чехова. Мне почему-то
кажется, что русские могут понять испанский пейзаж»
{Эренбург И. Г. Люди, годы, жизнь. Кн. 4 // Собр. соч.:
В 9 т. М., 1967. Т. 9. С. 219—220).
673

Приложения
2 ...в зеркальном лабиринте... — См. примеч. 1 к
стихотворению «Мне снятся дорог лабиринты...» (XXII).
Переводы: Н. Ванханен (1990), В. Андреев
(публикуется впервые).
ПЕСНИ
XXXVIII. «Зацвели в апреле...»
Впервые: Machado A. Soledades. Madrid, 1903 (под
назв. «Песня»).
Переводы: Т. Щепкина-Куперник (1958), В. Андреев
(публикуется впервые).
XXXIX. Элегические строфы
Впервые: Los Lunes de El Imparcial. 1907. 28 de enero
(с подзагол. «О жизни»).
1 ...тому, кто взять Пифагорову //лиру исполнился
сил... — В поэзии испаноязычных модернистов лира
Пифагора — символ мировой гармонии. Древнегреческий
мыслитель Пифагор (570—500 до н. э.) и пифагорейцы
представляли космос в виде десяти небесных сфер,
каждой из которых было присуще свое характерное
звучание.
Перевод: В. Васильев (1975).
674

Примечания
XL. Галантные строки
Впервые: Blanco у Negro. 1904. 24 de septiembre
(с подзагол. «Песня»).
Является стилизацией (возможно, иронической)
лирики трубадуров. В XII—XIII вв. на территории
нынешней Испании поэзия трубадуров была распространена
в Галисии и Каталонии.
Переводы: Т. Щепкина-Куперник(1958), В. Андреев
(публикуется впервые).
XLI. «Весна мне сказала...»
Впервые: Machado A. Soledades. Madrid, 1903 (под
назв. «Закат»).
Переводы: Н. Горская (1975), В. Андреев и В.
Васильев (публикуются впервые).
XLII. «Сегодня у жизни ритм...»
Впервые: La revista ibérica. 1902. 15 de septiembre.
1 Хшцноглазая дева... — Имеется в виду богиня-
девственница Диана, покровительница охоты в римской
мифологии (в греческой — Артемида). Изображается
обычно с колчаном за спиной; рядом с ней посвященное
ей животное — лань.
Перевод: В. Андреев (публикуется впервые).
675

Приложения
XLIII. «Восход начинался улыбкой апреля...»
Впервые: Machado A. Soledades. Madrid, 1903 (под
назв. «Mai piú» («Больше никогда» — ит.) и с поев.
Франсиско Вильяэспесе (Villaespesa; 1877—1936),
испанскому поэту-модернисту).
Переводы: М. Ваксмахер (1958), Б. Дубин (1975),
В. Андреев (2004), Л. Цывьян (публикуется впервые).
XLIV. «Позеленевший, полусгнивший остов...»
Впервые: Machado A. Soledades. Madrid, 1903 (под
назв. «Веселое море»).
Название связано с тем, что в сборнике 1903 г.
стихотворению было предпослано другое, называвшееся
«Печальное море» (впоследствии изъято из книги; оба
стихотворения написаны верлибром):
Стальными пальцами серых волн
море вонзается в истонченные стены
старого порта. Над морем свистит
северный ветер. И серые волны
невеселым виденьем взлетают.
Северный ветер над морем свистит, и море
грызет стены порта.
Тяжелые тучи закрыли
весь горизонт. Над серым вечерним морем, —
морем рожденный, — бриг ярко-красный...
Северный ветер печально играет
на лире его канатов.
Бриг ярко-красный — фантом,
который колышут ветер и волны,
серые волны темного моря.
(Перевод В. Андреева)
676

Примечания
Переводы: М. Самаев (1958), Ю. Шашков
(публикуется впервые).
XLV. «Дремотная греза слепящего солнца...»
Впервые: Electra. 1901.21 de abril (под назв. «Низина»).
Перевод: В. Андреев (2004).
НАСТРОЕНИЯ, ФАНТАЗИИ, ЗАРИСОВКИ
XLVI. Нория
Впервые: Machado A. Soledades. Madrid, 1903.
1 Нория. — О нории см. примеч. 1 к стихотворению
«К сияющему закату...» (XIII). В данном случае слово
«нория» имеет и реалистический, и символический смысл
(погружение вглубь себя, уход в «галереи» своей души).
Нория в последнем смысле упоминается также в
стихотворении «Сердце мое заснуло?..» (LX).
Переводы: И. Тынянова (1958), О. Чухонцев (1969).
XLVII. Плаха
Впервые: Machado A. Soledades. Madrid, 1903.
1 ...исполосован. — В переводе, как и в оригинале,
строка состоит из одного слова.
Переводы: Н. Горская (1977), В. Андреев (2004).
677

Приложения
XLVIII. Мухи
Впервые: Machado A. Soledades. Galerías. Otros
poemas. Madrid, 1907.
Жужжащие насекомые как символ времени,
присутствуют и в стихотворном цикле «Иносказания»
(CXXXVI1), и в стихотворении «Детское воспоминание»
из книги «Хуан де Майрена».
Перевод: Ю. Даниэль (1975).
XLIX. Элегия, рожденная одним мадригалом
Впервые: Machado A. Soledades. Galeíras. Otros
poemas. Madrid, 1907.
Создано, вероятно, под впечатлением от мадригалов
из первых сборников Хуана Рамона Хименеса (о нем см.
примеч. 1 к поэме «Земля Альваргонсалеса» (CXIV)).
Перевод: В. Андреев (публикуется впервые).
L. Пожалуй...
Впервые: Revista latina. 1907. 30 de octubre.
Темой (непрожитая юность) и образами связано со
стихотворением «Апрель целовал незримо...» (LXXXV).
Переводы: М. Самаев (1958), М. Квятковская (1977).
LI. Сад
Впервые: Machado A. Soledades. Galerías. Otros
poemas. Madrid, 1907.
678

Примечания
1 Клумбы с далиями... — Далии (устар.) — георгины
(названы в честь шведского ботаника второй половины
XVIII в. Андреаса Даля).
Переводы: Н. Горская (1977), В. Андреев
(публикуется впервые).
LII. Фантазия апрельской ночи
Впервые: Machado A. Soledades. Madrid, 1903 (с поев.
Эдуардо Беноту (Benot; 1822—1907), испанскому
писателю, лингвисту, политическому деятелю).
Единственное в творчестве Мачадо стихотворение,
целиком посвященное арабско-андалусской теме.
Является уникальным и по форме (пятистишия с последней
незарифмованной строкой).
1 Кривых мавританских проулков плетенье. —
Андалусия находилась под мавританским (арабским)
владычеством с начала VIII до конца XV в. (см. также примеч. 6
к стихотворению «На берегах Дуэро» (XCVIII)), что,
естественно, сказалось на архитектуре и планировке анда-
лусских городов.
2 ...виднеется тень от фигуры знакомой: //младой
сердцеед... — Явная отсылка к образу Дон Жуана.
3 ...в цветении нарда... — Нард — пахучее
травянистое растение семейства валерьяновых с красноватыми
цветками.
4 Вы, может, у мавра Газуля в плену? — Мавр Га-
зуль — герой некоторых испанских романсов. Как
известно, имя Газуль использовано в названии сборника пьес
Проспера Мериме (о нем см. примеч. 2 к стихотворению
679

Приложения
«К приморским землям» (CLV)) «Театр Клары Газуль»
(1825), приписанных выдуманной французским автором
испанской комедиантке. (Интерес Мачадо к мистификациям
несомненен; как известно, им были созданы образы
«апокрифических поэтов» Абеля Мартина и Хуана де Майрены.)
5 Гузла — музыкальный однострунный инструмент,
более всего распространенный у славянских народов
Балканского полуострова. Выбор испанским поэтом
именно этого инструмента, возможно, вновь связан
с творчеством Мериме: его второй мистификацией была
книга «Гузла» (1827).
6 ...в уста мне вложите, //я — страсти любовной
звучащая тень. — В переводе, как и в оригинале, не
зарифмованы обе строки.
Перевод: В. Андреев (публикуется впервые).
LIII. Апельсинному и лимонному деревьям,
увиденным в цветочном магазине
Впервые: Machado A. Soledades. Galerías. Otros
poemas. Madrid, 1907.
1 Апельсинное дерево ~ как в лихорадке. — Ср. со
вторым четверостишием стихотворения «Зимнее солнце»
(XCVI).
Переводы: Т. Щепкина-Куперник (1958), В. Андреев
(публикуется впервые).
LIV. Мрачные грезы
Впервые: Machado A. Soledades. Galerías. Otros
poemas. Madrid, 1907.
680

Примечания
1 — Ты? Мое сердце тебя ожидало... //—Нет, не
тебя мое сердце искало. — Реминисценция стихотворной
строки Густаво Адольфо Беккера из сборника «Рифмы»
(опубл. 1871, после смерти автора): «— Меня ты ищешь?
— Нет, не тебя» (перевод О. Савича).
Переводы: С. Гончаренко (1977), В. Андреев
(публикуется впервые).
LV. Хандра
Впервые: Machado A. Soledades. Galerías. Otros
poemas. Madrid, 1907, где произведение состояло из трех
частей; третья часть впоследствии стала самостоятельным
стихотворением («Раздался удар короткий...» (LVI)).
В стихотворении ощутима перекличка с мотивом
«беспричинной осенней хандры» в поэзии Поля Верлена,
а также с сонетом Мануэля Мачадо «Воскресенье»
(1905). Ср. комментируемое стихотворение со вторым
катреном этого сонета:
О, воскресной тоски наступленье — несносной,
потому что всегдашней... Знакомая мука.
Ты, Господь, отдыхаешь; так сделай, чтоб скука
не царила в толпе приземленной и косной.
(Перевод В. Петрова)
1 ...сегодня — что и вчера. — Реминисценция строк
Беккера из сборника «Рифмы»: «Сегодня, завтра,
вчера—// одно и то же всегда» (перевод В. Литуса), которые
являются библейской аллюзией: «Что было, то и будет; и
что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового
под солнцем» (Еккл. 1:9).
681

Приложения
Переводы: И. Тынянова (1958), П. Грушко (1969),
В. Андреев (2004).
LVI. «Раздался удар короткий...»
См. примеч. к предыдущему стихотворению.
1 ...откуда-то издалёка //музыка в дом войта. —
Реминисценция строк Хуана Рамона Хименеса «Приходит
далекая музыка, // не знаю откуда, в дом» (перевод В.
Андреева) из сборника «Грустные мелодии».
Стихотворение Хименеса (как и у Мачадо, время действия в нем —
час ночи, место действия — дом и сад) —
музыкально-живописная зарисовка без какого-либо намека на
нежелание жить. См. также стихотворение «Хуану Рамону
Хименесу» (CLII) и примеч. 1 к нему.
2 Чьи неумелые руки //о детстве напомнили мне? —
Ср. со стихотворением «Игра детских рук — не
гармония...» (ХСШ).
Переводы: Н. Горская (1975), В. Андреев (1977).
LVII. Советы
Впервые: Machado A. Soledades. Galerías. Otros
poemas. Madrid, 1907.
Написано, возможно, под влиянием сборника
«Дидактические притчи» Сен Тоба. О Сен Тобе см.
примеч. 17 к циклу миниатюр «Притчи и песни» (CLXI) из
сборника «Новые песни».
682

Примечания
Переводы: О. Савич (1958; опубл. 1975), В. Андреев
(2004).
LVIII. Глосса
Впервые: Machado A. Soledades. Madrid, 1903.
Этим стихотворением завершался сборник 1903 г.
1 Глосса — перевод либо толкование, объяснение
непонятного слова или выражения.
2 Наши жизни суть реки, //'они устремляются в
море, // а море есть смерть. — Цитата из поэмы Хорхе
Манрике (Manrique; 1440—1479) «Строфы на смерть
отца» (1476), которую Мачадо считал одним из вершинных
произведений испанской поэзии (что, впрочем, не
помешало ему создать своеобразную пародию на поэму — см.
стихотворение «Плач по добродетелям и строфы на
смерть дона Гидо» (СХХХШ)). Образы-символы «жизнь —
река», «смерть — море» играют в поэзии самого Мачадо
чрезвычайно важную роль. Одно из последних
упоминаний Мачадо о «Строфах...» Манрике содержится в
газетной заметке «Со смотровой площадки войны» (La
Vanguardia. 1938. 16 de agosto); оно связано с чтением Ильей
Эренбургом фрагмента его перевода «Строф...» (1918):
«За год до военного мятежа наш собрат Илья Эрен-
бург читал мне в Мадриде строфы дона Хорхе Манрике,
которые он перевел на русский язык, а я знал наизусть на
испанском. Великолепно звучали на языке Толстого и
в устах Эренбурга строки:
Наши жизни — лишь реки,
а смерть берет, точно море,
столько рек...
683

Приложения
И далее:
туда уходят навеки
наша радость и горе —
чем жил человек.
Туда уходит богатый,
и нищий уходит тоже.
Страстный голос Эренбурга воскресил мои
воспоминания...» {Machado A. Poesía у prosa. Madrid, [1989], Т. 4:
Prosas completas (1936—1939). P. 2479-2480; перевод
В. Андреева).
Речь о Манрике, по свидетельству Эренбурга, шла и
тогда, когда он виделся с Мачадо в декабре 1938 г.:
«В последний раз я был у Мачадо незадолго до падения
Барселоны. Мы говорили о поэзии. Мачадо повторял
любимые строки испанского поэта пятнадцатого века
Хорхе Манрике...» (Эренбург И. Г. Умер поэт Антонио
Мачадо//Собр. соч.: В 8 т. М., 1991. Т. 4. С. 537).
Перевод: В. Андреев (2004).
LIX. «Ночью вчера мне снилось...»
Впервые: Machado A. Poesías completas. Madrid,
1917.
Упоминаемые в этом, как и в следующем,
стихотворении родник, пчелы, солнце символически обозначают
веру, надежду и любовь.
Переводы: М. Квятковская (1975), В. Андреев
(1977).
684

Примечания
LX. «Сердце мое заснуло?..»
Впервые: Machado A. Poesías completas. Madrid,
1917.
См. примеч. к предыдущему стихотворению.
Переводы: П. Грушко (1969), М. Квятковская (1975),
В. Андреев (2004).
ГАЛЕРЕИ
LXI. Вступление
Впервые: Machado A. Soledades. Galerías. Otros
poemas. Madrid, 1907.
1 И там, в галереях памяти... — Слово «галерея»
(в значении: «путь вглубь души, вглубь себя, поиски
себя») имеет в творчестве Мачадо особое значение. Еще
в 1904 г. в газете «Alma española» (20 de marzo), он
опубликовал стихотворение «Галереи» (оно не вошло ни в
одну из книг поэта):
Я видел во сне свою душу
кометой с огненной гривой,
безумным, дерзким светилом
среди миров горделивых.
Я видел во сне свою душу
серебряною рекою,
чьи воды и в полудреме
текут, не зная покоя.
685

Приложения
Я видел во сне свою душу
среди лабиринтов темных,
лучом, что едва сочится
из мрачных глубин бездонных.
Душа моя, словно поле,
засеяна ветром свежим,
и рвутся ростки на волю
из недр, напоенных светом.
Я видел во сне свою душу,
пустыней видел сухою,
деревом, что засохнет
у дороги, белой от зноя.
(Перевод В. Капустиной)
2 ...из старых своих печалей // мы делаем новый
мед... — Ср. со второй строфой стихотворения «Ночью
вчера мне снилось...» (LIX).
3... и чистим под ярким солнцем //доспехи, меч и
шелом. — Отсылка к «Дон Кихоту» Сервантеса. Ср. также
с последними строками стихотворения «Строфы»
(раздел «Стихи военных лет»).
Перевод: М. Квятковская (1977).
LXII. «Сквозь тучу — солнце; и радуга...»
Впервые: Helios. 1904. N 14.
Переводы: Т. Щепкина-Куперник(1958), В. Столбов
(1975), В. Андреев (2004).
686

Примечания
LXIII. «А демон снов моих был ангел дивный...»
Впервые: Helios. 1903. N11.
1 — Пойдешь со мной! — И я пошел во сне... — Эти
слова, почти без изменения, повторены в стихотворении
«Знакомый голос в тишине ночной...» (LXIV).
Перевод О. Савича (1958; опубл. 1978).
LXIV. «Знакомый голос в тишине ночной...»
Впервые: Helios. 1903. N 11.
1 —Пойдешь со мною галереями души? — Ср. с
предыдущим стихотворением. См. также стихотворения
«Возрождение» (LXXXVII), «Галереи души» (CLVI),
«С другого берега» (CLXXVI).
Переводы: Л. Боровикова (1975), И. Копостинская
(1977), В. Андреев (2004).
LXV. Детский сон
Впервые: Helios. 1903. N 11.
Подобных примеров системы рифмовки (точная
монорифма через четыре строки) в творчестве Мачадо
больше нет.
1 На руках у феи... — См. примеч. 1 к стихотворению
«Мне весенняя зорька сказала...» (XXXIV).
Перевод: М. Квятковская (1977).
687

Приложения
LXVI. «В тени садов прохладных...»
Впервые: Machado A. Poesías completas. Madrid,
1936.
Является последним по времени добавлением в
сборник «Одиночества, галереи и другие стихотворения».
Один из вариантов этого стихотворения приведен Мача-
до также в прозаической книге «Хуан де Майрена».
Переводы: Н. Ванханен (1990), В. Андреев (2004).
LXVII. «Когда бы я старинным был поэтом...»
Впервые: Helios. 1904. N 14 (под назв. «Мадригал» и
с эпиграфом «Ясные, спокойные глаза... Сетина»,
имеющим в виду Гутерре де Сетину (Cetina; 1520—1557),
испанского поэта, автора многочисленных мадригалов).
Переводы: Т. Щепкина-Куперник (1958), Ю.
Даниэль (1975).
LXVIII. «Ветерок постучался негромко...»
Впервые: Helios. 1903. N11.
См. примеч. к стихотворению «Был летний вечер —
ясный, тихий, сонный...» (VI).
1 Душа! Что ты сделала с садом своим!.. —
Реминисценция строк Верлена из сборника «Мудрость»
(1881): «Что сделал с молодостью ты // своей
мелькнувшей?» (перевод Ю. Корнеева).
Существенное влияние Поль Верлен оказал и на
поэтическое творчество старшего брата Антонио Мачадо.
688

Примечания
В стихотворении «Мудрость» (1909; название —
сознательное напоминание о верленовской книге) Мануэль
Мачадо писал:
Верлен, о страданье мое,
скажи этой жизни, к тебе незаслуженно строгой,
что мудрость должна хоть немного
коснуться ее.
Скажи этой жизни,
что вслед тебе выла, подобно шакалу,
пустеть твоему не давала бокалу,
скажи ей: «В твой разум я верю,
опомнись и зла не держи...»
(Перевод В. Петрова)
Переводы: Т. Щепкина-Куперник (1958), В. Столбов
(1975).
LXIX. «Сегодня ты будешь напрасно...»
Впервые: Helios. 1903. N 11.
1 Умчались, пропали бесследно // феи твоих
мечтаний. — См. стихотворение «Мне весенняя зорька
сказала...» (XXXIV) и примеч. 1 к нему.
2 Но лучше — молчанье... — Возможно,
реминисценция последних слов Гамлета:
«Дальше—тишина»—либо верленовских строк из сборника «Мудрость»:
«Зияние, провал... // Молчание, молчание» (перевод Э.
Линейкой).
Переводы: Т. Щепкина-Куперник (1958), С. Машин-
ская (1975), В. Андреев (1977).
689

Приложения
LXX. «Бокал твоей жизни наполнен...»
Впервые: Helios. 1903. N 11.
Переводы: Т. Щепкина-Куперник (1958), Ю.
Даниэль (1975), В. Андреев (2004).
LXXI. «Ушедших времен приметы...»
Впервые: Machado A. Soledades. Galerías. Otros
poemas. Madrid, 1907.
Переводы: Т. Щепкина-Куперник (1958), П. Грушко
(1969), М. Квятковская (1975).
LXXII. «Любимый дом, в котором...»
Впервые: Machado A. Soledades. Galerías. Otros
poemas. Madrid, 1907.
1 Одетый бедно... — Повторено словосочетание из
стихотворения «Детское воспоминание» (V), где оно
относится к школьному учителю.
Переводы: Т. Щепкина-Куперник (1958), О. Савич
(1958; опубл. 1975), В. Андреев (2004).
LXXIII. «На тусклой холстине сумерек...»
Впервые: Machado A. Soledades. Galerías. Otros
poemas. Madrid, 1907.
Переводы: Д. Горбов (1958), М. Квятковская (1977),
В. Андреев (2004).
690

Примечания
LXXIV. «Словно душа, сегодня...»
Впервые: Machado A. Soledades. Galerías. Otros
poemas. Madrid, 1907.
Перевод: В. Андреев (публикуется впервые).
LXXV. «Я, подобно Анакреону...»
Впервые: Machado A. Soledades. Galerías. Otros
poemas. Madrid, 1907.
1 Анакреон (570—478 до н. э.) — древнегреческий
поэт, певец любви, вина, праздной жизни, веселья.
В творчестве испанских и латиноамериканских
модернистов, ведших богемный образ жизни, Анакреон
упоминается либо цитируется неоднократно. Уподобление себя
Анакреону несколько неожиданно для скупого на слова
и внешнее выражение чувств, а также отнюдь не
злоупотреблявшего спиртным даже в молодости Мачадо.
Переводы: М. Квятковская (1977), В. Андреев
(2004).
LXXVI. «Какой сияющий вечер!..»
Впервые: Machado A. Soledades. Galerías. Otros
poemas. Madrid, 1907.
1 ...белый аист в полете... — В дальнейшем в поэзии
Мачадо аист стал одним из символов кастильского
пейзажа.
Перевод: М. Квятковская (1977).
691

Приложения
LXXVII. «Землистый вечер,
чахлый и осенний...»
Впервые: Machado A. Soledades. Galerías. Otros
poemas. Madrid, 1907, где представляло собой два отдельных
стихотворения (8 и 16 строк), отличающихся по системе
рифмовки: первое стихотворение построено на точных
рифмах, второе — на едином гласном ассонансе через
строку; как единое произведение публиковалось
автором начиная с изд.: Machado A. Poesías completas. Madrid:
Espasa-Calpe, 1933.
В стихотворении предвосхищена трактовка
Мартином Хайдеггером чувства тоски, печали, тревоги как
сущностной черты человеческого бытия.
1 Землистый вечер, чахлый и осенний, —//под стать
душе и вечным ее смутам... — См. примеч. 1 к
стихотворению «Безумец» (CVI).
Переводы: М. Самаев (1958), А. Гелескул (1975),
В. Васильев (публикуется впервые).
LXXVIII. «Неужели умрет с тобою...»
Впервые: Machado A. Soledades. Galerías. Otros
poemas. Madrid, 1907.
1 ...когда нить перережет пряха? — Пряха — здесь:
мойра Антропос, которая, перерезая нить, обрывала
жизнь человека (о мойрах см. примеч. 1 к стихотворению
«Мне весенняя зорька сказала...» (XXXIV)).
Переводы: И. Тынянова (1958), П. Грушко (1969),
В. Андреев (публикуется впервые).
692

Примечания
LXXIX. «Оголена земля. Уныло воет...»
Впервые: Machado A. Soledades. Galerías. Otros
poemas. Madrid, 1907.
Переводы: И. Тынянова (1958), С. Гончаренко
(1975), М. Квятковская (1977), В. Столбов (1983).
LXXX. Пейзаж
Впервые: Helios. 1904. N 11 (вместе со
стихотворением «Старому благородному сеньору» под общим назв.
«Осенние впечатления»).
Переводы: И. Тынянова (1958), С. Гончаренко
(1978), В. Андреев (2004).
LXXXI. Старому благородному сеньору
См. примеч. к предыдущему стихотворению.
1 ...в рединготе... — Редингот — длинный сюртук
широкого покроя.
Перевод: В. Андреев (публикуется впервые).
LXXXII. Сны
Впервые: Helios. 1904. N 11 (вместе со
стихотворением «Поэтическое искусство» (более при жизни
автора не публиковавшимся), под общим назв.
«Галереи»).
693

Приложения
Текст стихотворения «Поэтическое искусство»:
В душе твоей — праздник только один,
ты это знаешь. Любовь отгорела,
затем... философия, злоба,
лохмотья, прикрывшие тело.
Идиллии зеркало — вдребезги;
то, что могло стать молитвой твоею,
к жизни спиной повернулось.
Чудный день, — чтоб веревку накинуть на шею!
(Перевод В. Андреева)
1 Прекраснейшая фея — фея детства... — См.
примеч. 1 к стихотворению «Мне весенняя зорька сказала...»
(XXXIV).
Переводы: Т. Щепкина-Куперник (1958), Н. Ванха-
нен(1990).
LXXXIII. «Сегодня — хотой,
завтра — петенерой...»
Впервые: La República de las Letras. 1905.20 de mayo.
1 Хота — народная песня-танец, родившаяся в
Арагоне и получившая распространение в ряде других
регионов Испании.
2 Петенера — андалусская народная песня,
названная так по имени легендарной певицы-цыганки (см.
также примеч. 1 к стихотворению «Канте хондо» (XIV)).
Переводы: О. Савич (1958), П. Грушко (1969), В.
Андреев (2004).
694

Примечания
LXXXIV. «И снится — красный шар
всплывает на востоке...»
Впервые: Blanco у Negro. 1905. 18 de noviembre (под
назв. «Предчувствия»).
Перевод: М. Квятковская (1975).
LXXXV. «Апрель целовал незримо...»
Впервые: Machado A. Soledades. Galerías. Otros
poemas. Madrid, 1907 (под назв. «Nevermore»).
Заглавие для произведения было взято Мачадо из
стихотворения американского писателя Эдгара По (Рое;
1909—1949) «Ворон» (1845). С творчеством Эдгара По
испанский поэт первоначально познакомился в
переводах Шарля Бодлера (Baudelaire; 1821—1867). Не
исключено, что при выборе названия сказалось также влияние
Поля Верлена и Стефана Малларме (Mallarmé; 1842—
1898) либо французских символистов в целом:
английское слово «nevermore» («никогда») встречается в их
поэзии неоднократно.
Ср. со стихотворениями «Восход начинался
улыбкой апреля...» (XLIII) и «Советы» (LVII).
1 Пройдя полпути земного... — Реминисценция
первой строки «Божественной комедии» Данте (в
переводе М. Лозинского: «Земную жизнь пройдя до
половины»).
Переводы: И. Тынянова (1958), М. Самаев (1969),
В. Васильев (1975), Л. Богданова (1975), С. Гончаренко
(1978), Н. Ванханен (1990), В. Андреев (2004), А. Миро-
695

Приложения
любова, В. Литус и А. Сыщиков (публикуются
впервые).
LXXXVI. «Давно ли шелковый кокон...»
Впервые: Machado A. Campos de Castilla. Madrid, 1912.
В сборник «Одиночества, галереи и другие
стихотворения» включалось начиная с изд.: Machado A.
Poesías completas. Madrid: Residencia de Estudiantes, 1917.
Написано, возможно, в связи с болезнью жены Анто-
нио Мачадо — Леонор.
Переводы: П. Грушко (1969), А. Гелескул (1975).
LXXXVII. Возрождение
Впервые: Renacimiento latino. 1905. N 1 (первая
часть — 10 строк); Revista latina. 1907. 30 de octubre
(вторая часть); Machado A. Poesías completas. Madrid: Espasa-
Calpe, 1928 (как единое произведение).
1 Родиться вновь, и вновь торить дорогу, //пройти
затерянной тропой... — Ср. с миниатюрой 29 цикла «Притчи
и песни» (CXXXVI) из сборника «Поля Кастилии» и с
первой строкой: «Сей Путник — всех дорог земных
начало...» — сонета «Так снилось мне...» из цикла «Вариации
на темы Ронсара и другие стихотворения» (CLXIV).
2 ...не более того, что скажет ветер //летящий и
текущая вода. — Ср. с последней строкой
миниатюры 15 цикла «Притчи и песни» (CXXXVI): «Что говорит
слово? То, что текущая с гор вода?»
Переводы: Н. Горская (1977), В. Андреев (2004).
696

Примечания
LXXXVIII. «Может быть, сеятель звезд...»
Впервые: Revista latina. 1907. 30 de octubre.
1 ...аккорд на лире веков... — Имеется в виду лира
Пифагора (см. примеч. 1 к стихотворению «Элегические
строфы» (XXXIX)).
Перевод: В. Столбов (1975).
LXXXIX. «Сейчас, когда с открытыми глазами...»
Впервые: Revista latina. 1907. 30 de octubre.
Переводы: И. Тынянова (1958), А. Сыщиков и В.
Андреев (публикуются впервые).
ХС. «Еще берегут деревья...»
Впервые: Revista latina. 1907. 30 de octubre.
Переводы: И. Тынянова (1958), В. Столбов (1975),
В. Андреев (1985), В. Васильев (публикуется впервые).
XCI. «Под лавром вымыта чисто...»
Впервые: Revista latina. 1907. 30 de octubre.
Переводы: M. Самаев (1958), Г. Шмаков (1975),
В. Андреев (1977), Н. Ванханен (1990).
697

Приложения
РАЗНОЕ
ХСИ. «Пегасы, мои пегасы...»
Впервые: Machado A. Soledades. Galerías. Otros
poemas. Madrid, 1907 (под назв. «Лошадки»).
1 Tournez, tournez, chevaux de bois — не совсем точная
цитата из стихотворения Поля Верлена «Брюссель.
Деревянные кони» (сборник «Романсы без слов» (1874));
у Верлена: «Tournez, tournez, bons chevaux de bois»;
строка эта повторена автором в сборнике «Мудрость»
(1881).
Переводы: П. Грушко (1969), В. Столбов (1969),
О. Савич (1958; опубл. 1970), В. Андреев (1989).
ХСШ. «Игра детских рук — не гармония...»
Впервые: Renacimiento. 1907. N 1 (под назв.
«Шумы»).
Ср. с предпоследней строфой стихотворения
«Раздался удар короткий...» (LVI).
Переводы: О. Савич (1958; опубл. 1969), П. Грушко
(1969).
XCIV. «Площадь перед закатом.
Струйка воды студеной...»
Впервые: Renacimiento. 1907. N 1 (под назв.
«Мрачное видение»).
698

Примечания
Темой и образами связано со стихотворениями
«Вечер. На балконах дотлевает пламя...» (XV) и «Мрачные
грезы» (LIV).
Перевод: Б. Дубин (1975).
XCV. Мирские строфы
Впервые: Renacimiento. 1907. N 1 (с подзагол.
«О жизни»; такой же подзаголовок был дан
стихотворению «Элегические строфы» (XXXIX)).
1 Жизни золотые слитки, // разменял я вас на
медь. — Мотив, характерный для творчества Поля
Вердена и французских «проОклятых поэтов».
2 ...в плеске винного разгула... — Можно сказать,
самооговор Мачадо (см. примеч. 1 к стихотворению «Я,
подобно Анакреону...» (LXXV)).
Переводы: И. Тынянова (1958), В. Васильев
(публикуется впервые).
XCVI. Зимнее солнце
Впервые: Renacimiento. 1907. N 1.
1 В оцепенении сонном ~ среди замшелых камней. —
Ср. со вторым четверостишием стихотворения «Еще
берегут деревья...» (ХС).
Переводы: Т. Щепкина-Куперник (1958), Ю.
Даниэль (1975), В. Андреев (2004).
699

Приложения
ПОЛЯ КАСТИЛИИ
1-е изд.: Machado A. Campos de Castilla. Madrid:
Renacimiento, 1912. В расширенном виде (с разделом
«Послания»): Machado A. Poesías completas. Madrid:
Residencia de Estudiantes, 1917. Сборник включен в кн.:
Machado A. Páginas escogidas. Madrid: Calleja, 1917 — со
следующим авторским предисловием:
«Моя вторая книга — „Поля Кастилии" (1912). Пять
лет на земле Сории, для меня отныне священной, — там
я женился, там я потерял любимую жену, — обратили
мое зрение и мое сердце к исконной сути Кастилии.
Решительные изменения претерпел и сам образ мыслей.
Я полагал:, мы — жертвы двойного миража. Когда мы
смотрим на окружающий нас мир и пытаемся его
постичь, он утрачивает четкие очертания и в конце
концов, когда мы начинаем верить, что он существует не
сам по себе, а по нашей воле, исчезает для нас. Но когда,
убежденные в реальности своего „я", мы обращаем взор
внутрь себя, то нам начинает казаться: наш внутренний
мир — порождение мира внешнего, и тогда исчезаем
уже мы сами. Что же делать? Прясть нить, что нам дана,
видеть сны, грезить, жить; только так мы сможем
сотворить чудо жизни. Человек, внимающий лишь самому
себе, в конце концов задушит тот единственный голос,
который он способен был слышать, — свой собственный;
но и внешний шум его заглушает тоже. Неужели мы
только созерцатели мира? Но наше зрение обременено
разумом, а разум анализирует и разрушает. Скоро мы
увидим театр в руинах, а на сцене — лишь собственную
тень. И я решил, что предназначение поэта — творить
стихи о вечно человеческом, создавать песни, в которых
700

Примечания
выражена душа и которые, хотя у них и есть автор,
смогут жить, хотелось бы верить, сами по себе. Романс
показался мне высшим выражением нашей поэзии, и я
задумал написать новый „Романсеро". Такому намерению
отвечает „Земля Альваргонсалеса". Я не пытался
возродить жанр в его традиционном значении. Создавать
новые старые романсы — рыцарские либо
мавританские — это меня никогда не привлекало, всякая
подделка под старину кажется мне смешной. Я учился читать
по „Всеобщему романсеро", что выпустил мой
прославленный дед — дон Агустин Дуран; но своим
появлением на свет мои романсы обязаны не эпическим песням
о подвигах, а народу, который их сотворил, и земле, на
которой их поют; мои романсы смотрят в суть
человеческую, на поля Кастилии, в первую книгу Моисея —
„Бытие".
Многие стихотворения моей книги далеки от
первоначального замысла. Одни рождены озабоченностью
судьбой страны, другие — любовью к Природе, которая
для меня неизмеримо выше любви к Искусству.
Некоторые стихи — плод многих часов, потраченных — кое-кто
скажет: утраченных — на размышления о тайнах
человека и мироздания.
1917»
(Перевод В. Андреева)
XCVII. Портрет
Впервые: El liberal. 1908. 1 de febrero (в рубрике
«Сегодняшние поэты»).
701

Приложения
1 ...мне снится дом отчий в Севилье... — См.
примеч. 1 к стихотворению «Странник» (I).
2 Не был я ни Маньярой... — Мигель де Маньяра
(Manara; 1626—1679) — андалусский дворянин (из
Севильи). Вел распутную жизнь, но после страшного
видения (попал на собственные похороны) покаялся,
сделался набожным и построил в Севилье Дом милосердия
(больницу для бедных). Маньяра считается одним из
прототипов Дон Жуана в испанской литературе.
В 1907 г. Мануэль Мачадо посвятил Мигелю де
Маньяре одно из своих стихотворений:
Себе во славу розу с лавром посадил Маньяра
под окнами святого своего Севилье дара.
Расскажет роза дивная о том, как он любил.
Прошепчет о ночах недобрых, колдовских, греховных —
о том, что написал немало он стихов любовных,
напомнит — алая, — что он соперника убил.
Увековечит лавр его уход в загробный мир
и госпиталя учреждение для тех, кто сир
и немощен. Всегда напомнит нам Дом милосердья
об угрызеньях совести, безвыходной тоске,
раздумьях возвышающих, о гробовой доске,
раскаянье, последнем поединке и бессмертье.
(Перевод Вс. Багно)
В 1927 г. братьями Мачадо была написана пьеса
в стихах «Хуан де Маньяра».
3 ...ни Брадомином... — Брадомин — главный герой
книги Рамона дель Валье-Инклана (о нем см. примеч. 1
к стихотворению «Легенду эту ветер, летящий над
полями...» (CXLVI)) «Сонаты. Записки маркиза де Брадоми-
на» (1905), являющейся одной из самых оригинальных
702

Примечания
в мировой литературе интерпретаций донжуановской
темы. В начале XX в. «Сонаты» Валье-Инклана
пользовались у испанских читателей огромной популярностью.
Русский перевод, принадлежащий А. Шадрину, см.:
Валъе-Инклан Р. дель. Сонаты. М., 1966.
4 Якобинскую кровь я в себе ощущаю... — Прадед Ан-
тонио Мачадо был участником антинаполеоновского
восстания в Мадриде в 1808 г.; дед — участник
испанской революции 1868 г.
5 ...добр, и доброе имя носить я достоин. — Друзья и
знакомые называли поэта «дон Антонио Добрый», имея
в виду добрый нрав, душевное благородство,
добросердечие Мачадо. К тому же это несомненная отсылка
к «Дон Кихоту» Сервантеса: в родном селении
рыцаря Печального Образа, т. е. Алонсо Кихано, прозвали
Добрым.
6 ...я срезал в росной свежести розы Ронсара. —
Пьер де Ронсар (Ronsard; 1524—1585) — французский
поэт, глава «Плеяды». Реформатор литературы, в
совершенстве владевший практически всеми поэтическими
жанрами, Ронсар оказал существенное воздействие на
испаноязычных поэтов-модернистов, в том числе на
Мачадо и Дарио (см. стихотворение «Учителю Рубену Да-
рио» (CXLVII) и примеч. 3 к нему). Вместе с тем
стихотворение «Портрет» Мачадо писал в ту пору, когда он
стал уже освобождаться от влияния эстетики
модернизма, поэтому глагол «cortar» («срезать) стоит здесь (как
в переводе, так и в оригинале) в прошедшем времени.
7 ...романсы с печалью глубокой... — Здесь речь идет
о романсах (в оригинале — «las romanzas de los tenores»,
т. е. «романсы теноров») как о вокально-поэтических
произведениях.
703

Приложения
8 «Что есть истина?» — Вопрос Понтия Пилата,
обращенный к Христу (см.: Ин. 18:38).
9 ...сын моря... — Об образе-символе «смерть —
море» см. примеч. 2 к стихотворению «Глосса» (LVIII).
Переводы: Ф. Кельин (1958), В. Андреев (1977).
XCVIII. На берегах Дуэро
Впервые: La Lectura. 1910. N 10 (под назв. «Поля
Кастилии»).
Как в оригинале, так и в переводе, аллитерация в
стихотворении строится на звуке «п> — «р» (orillas, río,
Duero, Iberia, corazón etc. — берега, река, Дуэро, Иберия,
сердце и т. д.).
1 ...где вьется Дуэро ~ вкруг Сории... — О Дуэро и
Сории см. примеч. 1 и 2 к стихотворению «Берега
Дуэро» (IX) из сборника «Одиночества, галереи и другие
стихотворения».
2 ...глядит, не мигая, в лицо Арагона. — Арагон —
историческая область на северо-востоке Испании. До
объединения с Кастилией в 1479 г. (в результате брака
Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской)
Арагон был самостоятельным королевством.
3 ...сквозь Иберии сердце. — Иберия — древнее
название Испании и всего Пиренейского полуострова до
завоевания его римлянами (племена иберов населяли
полуостров еще во втором тысячелетии до н. э.).
4 Кастилия, деспот вчерашний... — Имеется в виду,
что к концу XV в., после завершения Реконкисты,
Кастилия подчинила себе все (кроме Португалии) государства
704

Примечания
Пиренейского полуострова. К началу XIX в. вопрос
о господстве Кастилии утратил свою остроту.
5 Вчерашняя мать капитанов... — Речь идет об
эпохе Великих географических открытий и времени
колониального господства Испании в Латинской Америке.
В этот период слово «капитан» в испанском языке кроме
«командира корабля» означало «военачальника»
вообще. В поэзии Мачадо восходит, вероятно, также к
американскому поэту Уолту Уитмену (Whitman; 1819—1891),
у которого оно встречается очень часто. В первой трети
XX в. главным переводчиком Уитмена на испанский
язык и пропагандистом его творчества в Испании был
поэт Леон Фелипе (Felipe; 1884—1968), с которым
Мачадо находился в дружеских отношениях.
6 Сид Родриго — Родриго Диас де Бивар (Diaz de
Vivar; 1043—1099), кастильский дворянин, участник
Реконкисты (отвоевания испанцами своей территории у мавров;
Реконкиста длилась с начала VIII до конца XV в. и
завершилась в 1492 г. с падением Гранадского халифата).
Отвоевал у мавров Валенсию. Главный герой испанского
национального эпоса «Песнь о моем Сиде» (XII в.) и
многочисленных романсов. Прозван Сидом (господин —
арабск.) и Кампеадором (ратоборец, воитель — исп.).
7 ...на галионах... — Галион — большое трехмачтовое
судно, снабженное тяжелой артиллерией. Такие суда в XV-
XVIII вв. служили для перевозки в Испанию из ее
американских колоний золота, серебра, различных товаров.
8 ...вопли крикливых торговцев Леванта... —
Левант — здесь: восточная часть Средиземноморского
побережья Испании (Валенсия и Мурсия).
Переводы: Ф. Кельин (1958), Ю. Даниэль (1977).
705

Приложения
XCIX. По землям Испании
Впервые: La Lectura. 1910. N 10.
1 ...в Эстремадуру... — Эстремадура —
историческая область в западной части Испании, граничит с
Португалией.
2 ...гигантскою фигурой // зловещего стрелка,
кентавра-исполина. — Образ кентавра возникает и в
стихотворении «Безумец» (CVI). По всей видимости, этот
образ в творчестве Мачадо появился под влиянием либо
Жозе-Мариа де Эредиа (Heredia; 1842—1905),
написавшего цикл сонетов «Геракл и кентавры» (сборник
«Трофеи» (1893)), либо Рубена Дарио (поэма «Разговор
кентавров» из сборника «Языческие псалмы» (1896)).
3 ...где Каина в ночи блуждает призрак грозный. —
Эту строку Мигель де Унамуно взял в качестве эпиграфа
к сонету «Красна от крови, Каином пролитой...» (1925).
Переводы: Ф. Кельин (1958), Ю. Даниэль (1975).
С. Богадельня
Впервые: Machado A. Campos de Castilla. Madrid,
1912.
Стихотворение, возможно, связано с болезнью жены
Мачадо — Леонор.
Переводы: М. Самаев (1958), Б. Дубин (1977).
CI. Иберийский бог
Впервые: El porvenir castellano. 1913. 5 de mayo.
706

Примечания
1 Как лучник старой песни... — Отсылка к песне-
притче 104 из книги «Песнопения» (1270) Альфонсо X
Мудрого (Alfonso X el Sabio; 1221—1284), поэта, короля
Кастилии и Леона.
2 ...ибер готовил впрок саэты-стрелы... — См.
примеч. 3 к стихотворению «На берегах Дуэро» (XCVIII),
а также стихотворение «Саэта» (СХХХ) и примеч. 1
к нему.
3 ...в ночь на Сан Хуана! — Сан Хуан (исп. San
Juan) — святой Иоанн. Посвященный ему праздник —
24 июня, день летнего солнцестояния (на Руси —
праздник Ивана Купалы).
Переводы: Ф. Кельин (1958), Б. Дубин (1977).
СП. Берега Дуэро
Впервые: Machado A. Poesías completas. Madrid,
1917.
Такое же название носит стихотворение IX из
сборника «Одиночества, галереи и другие стихотворения».
1 ...Роландовым отсвечивая рогом!.. — Роланд
(Roland; ?—778) — бретонский маркграф, главный герой
французского национального эпоса «Песнь о Роланде»
(XII в.). Погиб в бою с басками в Ронсевальском ущелье,
прикрывая отступление войск Карла Великого через
Пиренеи. Перед смертью затрубил в рог, призывая на помощь.
2 ...старинный романсеро... — С середины XVI в.
в Испании сборники романсов стали называть
романсеро. Испанские народные романсы (лироэпические песни
с неизменной формой: восьмисложные стихи с единым
707

Приложения
гласным ассонансом в четных строках) появились,
вероятно, в начале XIII в. Мачадо разделял мнение ряда
испанских фольклористов о том, что первые романсы были
созданы в верховьях реки Дуэро.
Перевод: А. Гелескул (1975).
СШ. Дубравы
Впервые: El porvenir castellano. 1914. 23 de julio.
В стихотворении говорится о двух разных видах дуба:
летнем (черешчатом, обыкновенном, пробковом),
сравнительно невысоком, с искривленным стволом и густой
широкой кроной (encina), и зимнем, скальном (roble).
1 Сеньорам Масриера. — По-видимому, речь идет
о семье Луиса Масриеры (Masriera; 1872—1958),
испанского художника, писателя, театрального деятеля.
2 ...он, всевластный и надменный... — В переводе,
как и в оригинале, «холостая» (незарифмованная) строка.
3 Бук—старинное сказанье //о- кровавом злодеянье //
под его широкой сенью. — Мачадо, вероятно, имеет в
виду убийство отца сыновьями в легенде «Земля Альвар-
гонсалеса» (ср. одноименную поэму (CXIV)).
4 ...и над степью Арагона... — Об Арагоне см.
примеч. 2 к стихотворению «На берегах Дуэро» (XCVIII).
5 ...над отрогами Памплоны... — Памплона —
главный город провинции Наварра (на северо-востоке
Испании, в Пиренеях).
6 ...вдоль полей Эстремадуры... — Об Эстремаду-
ре см. примеч. 1 к стихотворению «По землям Испании»
(XCIX).
708

Примечания
7 ...над толедскою волною... — Город Толедо
расположен в излучине реки Тахо.
8 ...где рождался романсеро... — См. примеч. 2
к стихотворению «Берега Дуэро» (СП).
9 ...и над кордовской землей //мавританской... —
Кордова — провинция и одноименный город в
Андалусии (о мавританском влиянии, сказавшемся на
архитектуре и планировке андалусских городов, см. примеч. 1
к стихотворению «Фантазия апрельской ночи» (LII)).
10 ...астурийскимигорами... — Астурия —
историческая область на севере Испании, у побережья
Бискайского залива.
11 ...ив горах Гуадаррамы... — Гуадаррама (Гвадар-
рама) — горная гряда (сьерра) к северу от Мадрида.
Перевод: В. Андреев (публикуется впервые).
CIV. «Это ты, Гуадаррама, друг мой давний?..»
Впервые: Nuevo mundo. 1914. N1 (под назв. «Дороги»).
1 Балсаин — селение в горах Гуадаррамы.
Переводы: И. Тынянова (1958), В. Андреев
(публикуется впервые).
CV. Апрель придет, водой зальет
Впервые: Machado A. Poesías completas. Madrid, 1917.
Название стихотворения (в оригинале — «En abril las
aguas mil») — испанская поговорка.
Перевод: М. Самаев (1958).
709

Приложения
CVI. Безумец
Впервые: El porvenir castellano. 1913. 27 de enero.
1 Осенний вечер, чахлый и холодный... — С
небольшими изменениями повторена первая строка
стихотворения «Землистый вечер, чахлый и осенний...» (LXXVII).
Автором это сделано сознательно: в обоих
стихотворениях внешний пейзаж созвучен душевному состоянию
героев.
2 ...кентавра тень блуждает бесприютно. — См.
примеч. 2 к стихотворению «По землям Испании»
(XCIX).
3 ...сопровождаемый своею тенью. (См. также
выше: ...в сопровождена // безумья своего и своей
тени...). — Реминисценция из стихотворения Поля Верлена
«Сентиментальная прогулка» (сб. «Сатурнические
стихи», 1866): «Я шел, печаль свою сопровождая» (перевод
А. Эфрос). Ниже Верлен повторяет строку в измененном
виде: «Так между ив я шел, свою печаль // сопровождая».
К такому же приему прибегает и Мачадо.
Переводы: Ю. Даниэль (1977), В. Андреев
(публикуется впервые).
СVII. Иконографическая фантазия
Впервые: La Lectura. 1908. N 8 (под назв. «Портрет»).
1 ...флорентийским мастерам старинным... — Речь
идет о художниках флорентийской школы эпохи
Возрождения (Мазаччо (1401—1428), Фра Филиппо Липпи
(1406—1469) и др.).
710

Примечания
Переводы: Н. Ванханен (1990), В. Андреев
(публикуется впервые).
CVIII. Преступник
Впервые: Machado A. Campos de Castilla. Madrid,
1912.
Может рассматриваться как набросок к поэме
«Земля Альваргонсалеса» (CXIV).
Перевод: Ю. Даниэль (1977).
CIX. Осенний рассвет
Впервые: La Lectura. 1909. N 2.
1 Хулио Ромеро де Торрес (Romero de Torres; 1880—
1930) — испанский художник (родом из Андалусии).
Переводы: М. Самаев (1958), В. Андреев (1977).
СХ. В поезде
Впервые: La Lectura. 1909. N 9 (под назв.
«Одиночество» и с эпиграфом: «Офелия, ступай в монастырь.
Шекспир»).
1 Понферрада — старинный город на северо-западе
Испании, в провинции Леон.
2 ...и с сыном цирюльника обвенчалась.—В стихах Ма-
чадо цирюльник (брадобрей), упомянутый с
презрительным оттенком, появляется во второй раз (в первый раз — в
стихотворении «Сад» (LI)). Парикмахерское ремесло,
стремящееся следовать моде, с парфюмерным запахом, пудрой,
711

Приложения
румянами, было для Мачадо примером опошления
естественной, природной красоты. Манерность,
«парикмахерский» стиль в искусстве вызывали у него неприятие (см.
самохарактеристику поэта в стихотворении «Портрет»
(XCVII)). В «Воспоминаниях дремы, сна и лихорадки»
(CLXXI1) образ брадобрея приобретает иной, зловещий
характер (см. примеч. 9 к этому стихотворению).
Перевод: Н. Горская (1975).
CXI. Летняя ночь
Впервые: La Tribuna. 1912. 2 de marzo.
1 И светел циферблат часов на башне ~ бреду по
спящим улицам деревни. — Ср. с последним четверостишием
стихотворения «Любимый дом, в котором...» (LXXII).
Переводы: М. Самаев (1958), А. Гелескул (1975),
Л. Цывьян (публикуется впервые).
СХП. Пасхальное воскресенье
Впервые: La Lectura. 1909. N 2.
Перевод: В. Андреев (публикуется впервые).
СХШ. Поля Сории
Впервые: La Tribuna. 1912. 2 de marzo (частично);
Machado A. Campos de Castilla. Madrid, 1912 (полностью).
1 Монкайо — горная гряда (и главная вершина этой
гряды) на границе провинций Сория (Кастилия) и
Сарагоса (Арагон).
712

Примечания
2 .. .стадо мериносов. — Мериносы — овцы с тонкой
белой шерстью.
3 Всё это на Аркадию похоже... — Аркадия —
горная местность в Греции; в античной литературе и в
пасторалях XVI—XVIII вв. — страна безоблачного счастья и
патриархальной простоты нравов.
4 Олья — испанское национальное блюдо: похлебка
из мяса и овощей.
5 ...а меж бровей отметка, // похожая на след от
топора. — Ср. со строками из поэмы «Земля Альваргон-
салеса» (CXIV): «Черта меж бровей, как зарубка, // какую
топор оставляет».
6 ...голова Эстремадуры (исп. Cabeza de
Extremadura) — часть надписи на гербе Сории.
7 ...часы на консистории... — Консистория — здесь:
здание мэрии.
8 ...от Сан-Поло к Сан-Сатурьо... — Сан-Поло,
Сан-Сатурьо — селения в провинции Сория, на берегу
Дуэро.
9 Народ Нумансии... — Нумансия — древнеиберий-
ский город, находившийся в семи километрах к северу от
нынешней Сории, на реке Дуэро. Во время Нумансий-
ской войны (143—133 до н. э.) жители города выдержали
девятимесячную римскую осаду и предпочли погибнуть,
но не сдаться. Подвигу нумансийцев посвящено немало
произведений испанской литературы; самое знаменитое
из них — драма Сервантеса «Нумансия» (1613).
Переводы: М. Самаев (1958), И. Тынянова (1972;
фрагменты), В. Андреев (1999; фрагменты).
713

Приложения
CXIV. Земля Альваргонсалеса
Впервые: La Lectura. 1912. N 12 (в сокращенной
редакции); Machado A. Campos de Castilla. Madrid, 1912
(полностью). Отд. изд.: Machado A. La tierra de Alvar-
gonzález. Madrid: Teatro universitario «La Barraca»,
1933.
Поэме предшествовала прозаическая запись легенды
(см.: наст, изд., с. 403—423). Многие эпизоды в поэме
«Земля Альваргонсалеса» и в прозаической легенде
совпадают почти дословно. Важнейшим отличием поэмы от
прозаического варианта является то, что в ней
отсутствует тема убийства старшими братьями младшего (тем
самым отцеубийство перестает быть одним из
преступлений и превращается в Преступление).
В оригинале поэма «Земля Альваргонсалеса»
написана восьмисложным романсовым стихом. В испанской
литературе XX в. поэма Мачадо была первым удачным
опытом возвращения к истокам народных лироэпиче-
ских песен. См. также авторское предисловие к сборнику
«Поля Кастилии» (наст, изд., с. 700—701).
Анализ поэмы см.: Григорьев В. П. Антонио Мачадо
(1875—1939). М., 1971. С. 56—60.
1 Хуан Рамон Хименес (Jiménez; 1881—1958) —
испанский поэт (родом из Андалусии). В первый период
творчества — модернист (стихи этого периода называл
«музыкой губ»). Впоследствии сторонник «чистой»
поэзии («музыка души»). Опубликовал более 30
стихотворных сборников. Лауреат Нобелевской премии (1956).
С 1936 г. жил в эмиграции (на Кубе, в США, в
Пуэрто-Рико). Мачадо и Хименеса связывала многолетняя дружба,
714

Примечания
благотворно сказавшаяся на творчестве каждого из них.
(Подробнее см.: Тертерян И. А. Испытание историей:
Очерки испанской литературы XX века. М., 1973.
С. 64—73,329—330,362—364; Плавскин 3. И. Испанская
литература XIX—XX веков. М., 1983. С. 109—123.) См.
также стихотворения «Бабочка сьерры» (CXLII) и
«Хуану Рамону Хименесу» (CLII).
В 1903 г. Хименес опубликовал хвалебную
рецензию на книгу Мачадо «Одиночества», а в 1910 г.
посвятил ему стихотворение (сборник «Лабиринт» (1911)):
Как в зеркало, в дружбу
глядят наши души...
А на закате стало небо
еще спокойней и бездонней.
Сегодня вечером повсюду
тебя я чувствую, Антонио.
А этот Аполлонов вечер,
он пахнет музыкой и раем,
и наши лиры мотыльками
в закатном пламени сгорают.
Ах, наши лиры на закате,
где струны — огненные струи!
Не к нам ли завтра эти розы
прильнут бессмертным поцелуем?
А ты — в дали, где солнце тонет, —
ты помнишь обо мне, Антонио?
(Перевод С. Гончаренко)
2 ...в Берланге... — Берланга — селение (городок)
в провинции Сория.
715

Приложения
3 Увидел Альваргонсалес, // как Иаков, лестницу
выше ¡/ горы и тучи — до неба, // и был ему голос
свыше. — См.: Быт. 28:12.
4 А феи-прядильщицы тут же ~ моток весь черный
продели. — О феях-прядильщицах см. примеч. 1 к
стихотворению «Мне весенняя зорька сказала...» (XXXIV). Ср.
также с миниатюрой 64 цикла «Притчи и песни» (CLXI)
из сборника «Новые песни».
5 До Черных Вод, где Дуэро // свои питает
истоки... — Черные Воды (Черная Лагуна) — озеро в
верховьях реки Дуэро.
6 ...в Даурии... — Даурия — городок в провинции
Сория.
7 Из Бургоса в Сорию едешь ~ стоит Урбион надо
всеми. — Бургос — провинция (и главный город этой
провинции) на севере Кастилии. Урбион — горная гряда
(и главная вершина этой гряды) на границе провинций
Сория и Бургос, где берет начало река Дуэро.
8 ...к дороге, из Сальдуэро //проложенной в Ковале-
ду ~ в сосновом лесу Винуэсы... — Сальдуэро, Ковал еда,
Винуэса — селения в провинции Сория.
9 ...в именье // «индейцев» праздных. —
«Индейцами» («индианцами», исп. indios) называют в Испании
людей, живших в Америке и разбогатевших там.
10 ...две с лишним лиги осталось... — Лига — мера
длины, в Испании равная 5.572 км.
11 Алъваргонсалеса земли //там, в сердце Испании
нашей, //и нищи и так печальны, // что есть душа у них
даже! — Эти строки Унамуно процитировал в своей работе
«О трагическом чувстве жизни у людей и народов» (1913).
Перевод: О. Савич (1958).
716

Примечания
CXV. Засохшему вязу
Впервые: El porvenir castellano. 1913. 20 de febrero.
Связано с болезнью жены Мачадо — Леонор.
Не исключено, что при создании стихотворения
сказалось влияние «Боярышника» (1554) Пьера де Рон-
сара, где изображено старое, истерзанное ветрами
дерево, по стволу которого ползают полчища муравьев, и
знаменитого описания старого дуба в «Войне и мире»
(1863—1869) Л. Н. Толстого, творчество которого
Мачадо хорошо знал и высоко ценил (так, русский язык
Мачадо называл «языком Толстого» — см., например,
примеч. 2 к стихотворению «Глосса» (LVIII)). Первые
четыре строфы стихотворения представляют собой
сонет.
Переводы: П. Грушко (1969), М. Самаев (1975),
Б. Дубин (1984).
CXVI. Воспоминания
Впервые: Machado A. Poesías completas. Madrid, 1917.
Написано во время краткой поездки Мачадо из Со-
рии в Андалусию весной 1912 г., когда он предполагал,
что в начале осени вместе с заболевшей туберкулезом
женой переедет жить в Баэсу — небольшой город
неподалеку от реки Гвадалквивир, в андалусской провинции
Хаэн. В Баэсе, уже похоронив жену, Мачадо жил с
октября 1912 по лето 1919 г.
1 ...и на земли, где создан был нашромансеро... — См.
примеч. 2 к стихотворению «Берега Дуэро» (СП) в
данном сборнике.
717

Приложения
2 ...и скоро, среди серых скал, поднимаясь всё выше, //
овечьи стада забелеют на горных дорогах. — Ср. с
заключительными строками стихотворения «Пасхальное
воскресенье» (СХИ).
3 ...к земле нумансийской кремнистой... — О Нуман-
сии см. примеч. 9 к стихотворению «Поля Сории»
(СХШ).
Переводы: М. Самаев (1958), В. Андреев
(публикуется впервые).
CXVII. Наставнику Асорину за книгу «Кастилия»
Впервые: Machado A. Poesías completas. Madrid, 1917.
1 Асорин (наст, имя — Хосе Мартинес Руис, Azorín,
Martínez Ruiz; 1873—1967) — испанский прозаик,
эссеист; представитель «поколения 1898 года». Большую
известность приобрела его «сервантесовская» книга «Путь
Дон Кихота» (1905). Признан одним из лучших
стилистов в испанской прозе первой половины XX в. Первым
изданием его книга лирических зарисовок «Кастилия»
вышла в 1912 г. Мачадо в своем стихотворении не только
использует мотивы этой книги, но и дает портрет Асори-
на, путешествующего по Кастилии («Проезжий,
наклонясь к столешнице сосновой, // строчит. Перо в чернила
обмакивает снова» и т. д.). См. также стихотворение «Из
моего угла» (CXLIII). Русский перевод книги
«Кастилия», принадлежащий Н. Малиновской, см.: Асорин.
Избр. произв. М., 1989.
2 ...у тракта, ведущего из Сорьи на Бургос... — См.
примеч. 7 к поэме «Земля Альваргонсалеса» (CXIV).
718

Примечания
3 Раины — пирамидальные тополя.
4 ...с безмолвною тоскою. — О «тоскующем
созерцателе» см. примеч. 9 к стихотворению «Из моего угла»
(CXLIII).
Перевод: Б. Дубин (1990).
CXVIII. Дороги
Впервые: La Lectura. 1913. N 13 (как единый цикл
вместе со стихотворениями «Туда, к земле верховьев...»
(СХХ1) и «Мне снилось: по белой тропинке...» (СХХН)).
Стихотворением открывается цикл из девяти
произведений (CXVIII—CXXVI), посвященных памяти
умершей от скоротечной чахотки жены поэта Леонор и
написанных в октябре 1912—апреле 1913 г.
Несколько стихотворений Мачадо на эту же тему
при жизни поэта напечатаны не были. Одно из них,
созданное в августе 1912 г., впервые опубликовано в изд.:
España peregrina. México, 1940. N 2.
Сорийские земли, прощайте!
Уже не увижу я снова
ни серые скалы, ни горы,
что тянутся цепью лиловой.
Прощайте! Цветок самый нежный
в горах ваших ныне хранится;
уже мое сердце не может
воспеть вас, — но будет молиться...
(Перевод В. Андреева)
1 Мой город мавританский... — Подразумевается Ба-
эса (см. примеч. к стихотворению «Воспоминания»
719

Приложения
(CXVI), а также примеч. 1 к стихотворению «Фантазия
апрельской ночи» (LII)).
Переводы: И. Тынянова (1958), П. Грушко (1969),
А. Гелескул (1977).
CXIX. «Ты отнял, Господь, у меня ту,
кого я любил всех сильней...»
Впервые: Machado A. Poesías completas. Madrid,
1917.
К Богу обращены еще три миниатюры Мачадо,
посланные им Мигелю де Унамуно в письме от июня
1913 г. (впервые опубликованы в изд.: Cartas de
Antonio Machado a Miguel de Unamuno. México: Monegros,
1957):
Господь, я устал от жизни,
кричу — и охрипло горло,
меня заглушает море,
и голос мой море стерло.
Господь, я устал от жизни,
тону во вселенной, как в море.
Зачем Ты меня оставил
одного в безбрежном просторе?!
Или мы играем в прятки,
Господи, с Тобой,
или голос мой призывный -
голос Твой.
Ищу я Тебя повсюду,
нигде не могу найти.
720

Примечания
Везде Тебя нахожу я —
за то, что ищу в пути.
(Перевод К. Корконосенко)
1 ...в мире одни остались сердце мое и море. — Об
образах-символах «жизнь — река», «смерть — море» см.
стихотворение «Глосса» (LVIII) и примеч. 2 к нему.
Перевод: В. Столбов (1975).
СХХ. «— Жди, — говорит мне надежда...»
Впервые: Machado A. Poesías completas. Madrid, 1917.
См. примеч. 1 к стихотворению «Мне снилось: по
белой тропинке...» (СХХП).
Переводы: М. Ваксмахер(1958), В. Васильев (1969).
CXXI. «Туда, к земле верховьев...»
Впервые: La Lectura. 1913. N 13.
1 Леонор — Леонор Искьердо (1893—1912), дочь
хозяев пансиона в Сории, в котором жил Мачадо; с 1909 г.
его жена. В стихах Мачадо Леонор названа по имени
один-единственный раз.
2 Взгляни на голубые льды Монкайо... — О Мон-
кайо см. примеч. 1 к стихотворению «Поля Сории»
(СХШ).
Переводы: И. Тынянова (1958), А. Гелескул (1975).
721

Приложения
СХХП. «Мне снилось: по белой тропинке...»
Впервые: La Lectura. 1913. N 13.
1 Воскресни, надежда! Разве //всё исчезает в
могиле... — В несколько измененном виде повторена
концовка стихотворения «— Жди, — говорит мне надежда...»
(СХХ).
Переводы: И. Тынянова (1958), А. Гелескул (1975),
В. Андреев, Вс. Багно, В. Васильев (публикуются
впервые).
СХХШ. «Летней ночью тревожно-бессонной...»
Впервые: Machado A. Poesías completas. Madrid, 1917.
1 Летней ночью... —Леонор умерла 1 августа 1912 г.
Переводы: И. Тынянова (1958), В. Андреев (1977).
CXXIV. «Снег растаял — и словно...»
Впервые: Machado A. Poesías completas. Madrid, 1917.
1 ...всё надеясь на встречу с Нею... — Слово «Она»
(Ella) с заглавной буквы у Мачадо обычно подразумевает
смерть. Если и в данном случае это так (т. е. «Она» не
относится к Леонор), то стихотворение приобретает
особенно трагическое звучание (мысль о возможности
самоубийства, которая некоторое время после кончины жены
владела поэтом; см.: наст, изд., с. 541—542).
Перевод: В. Андреев (публикуется впервые).
722

Примечания
CXXV. «Среди полей моей земли родной...»
Впервые: Machado A. Poesías completas. Madrid,
1917.
1 ...и стены мавританских городов... — См.
примеч. 1 к стихотворению «Фантазия апрельской ночи»
(LII).
2 ..я запах нарда ощущаю вновь... — О нарде см.
примеч. 3 к стихотворению «Фантазия апрельской
ночи».
3 Лора-дель-Рио — городок в провинции Севилья, на
реке Гвадалквивир.
Переводы: И. Тынянова (1958), В. Андреев
(публикуется впервые).
CXXVI. К Хосе Мариа Паласио
Впервые: El porvenir castellano. 1916. 8 de mayo.
1 Хосе Мариа Паласио (Palacio) — сорийский
журналист, друг Мачадо и его родственник по линии жены.
2 ...одела ли дуэрские раины? — О раинах см.
примеч. 3 к стихотворению «Наставнику Асорину за книгу
„Кастилия"» (CXVII).
3 Что высохшие вязы —//воскресли, зеленея? — Ср.
стихотворение «Засохшему вязу» (CXV).
4 Эспино — гора в верховьях Дуэро, у склона
которой похоронена Леонор.
Перевод: Б. Дубин (1990).
723

Приложения
CXXVII. Иное путешествие
Впервые: La Lectura. 1916. N 16 (с поев. Хулио Сеха-
дору (Cejador; 1 864—1927), испанскому литературоведу,
критику, лингвисту).
1 В окрестностях Хаэна... — Хаэн — город и
одноименная провинция (в состав которой входит город Баэ-
са). См. примеч. к стихотворению «Воспоминания»
(CXVI).
2 Алъмасана и Кинтаны //в час предутренний
туманы. — Альмасан, Кинтана — селения, расположенные
южнее Сории, на берегу Дуэро.
3 Единенье, // что разрушить смерть посмела. —
Речь идет о смерти Леонор.
Перевод: В. Андреев (публикуется впервые).
CXXVIII. Поэма одного дня
Впервые: La Lectura. 1914. N 14.
1 ...(не секрет, // что раньше я был поэт, //ходил
в подмастерьях у соловья)... — Эта самохарактеристика,
слегка измененная, повторена автором в стихотворении
«Шавьеру Валькарсе» (CXLI).
2 ...в городке небогатом ~ не то ламанчском, не то
андалусском. — Речь идет о городе Баэса (см. примеч.
к стихотворению «Воспоминания» (CXVI)).
3 Унамуно средь новых книг ~ о Саламанки
руководитель! // Твоя философия ~ она и моя, дон Мигель! —
Мигель де Унамуно (Unamuno; 1864—1936) — прозаик, поэт,
драматург, эссеист, философ; глава «поколения 1898 го-
724

Примечания
да». В 1902 г., не будучи знакомы лично, Унамуно и Ма-
чадо начали переписываться. Мигелю де Унамуно письма
Мачадо к нему показались общественно значимыми,
и с разрешения автора он опубликовал отрывки из них
(Helios. 1903. N 8). Мачадо посвятил Унамуно
стихотворение «Свет» (Alma espan)ola. 1904. 21 de febrero), более им
не публиковавшееся. Переписку Унамуно и Мачадо,
имеющую большое значение для истории испанской
литературы и философии, см. в изд.: García Blanco М. En torno а
Unamuno. Madrid, 1965. Унамуно высоко ценил поэзию
Мачадо и говорил (после прочтения сборника «Поля
Кастилии»), что она обладает поистине библейским
величием. Мачадо неизменно называл Унамуно своим
учителем. Интерес Мачадо к философии Унамуно сказался и
в комментируемом стихотворении. Его внимание явно
привлекла, как и в стихотворении «Я прошел немало
тропинок...» (II), теория Унамуно об истории и интраисто-
рии. Вместе с тем слова Мачадо о сходстве философских
взглядов его и Унамуно отнюдь не исключали
неоднократной полемики со старшим другом. Написав
«Унамуно средь новых книг», Мачадо имел в виду его работу
«О трагическом чувстве жизни у людей и народов»
(1913). Многолетние дружеские отношения Мачадо и
Унамуно благотворно сказались на творчестве и
духовной эволюции каждого из них. (Подробнее см.: Терте-
рян И. А. Испытание историей: Очерки испанской
литературы XX века. М., 1973. С. 39—42, 52—56, 92—93, 129,
332—334.) См. также стихотворение «Дону Мигелю де
Унамуно» (CLI), примеч. 1 к стихотворению «Виньетка»
(CLXII), письмо к Унамуно от 16 января 1918 г. и эссе
«Унамуно» (наст, изд., с. 423—430, 452—453). В Сала-
манке, городе в западной части Испании, находится один
725

Приложения
из старейших университетов Европы (основан в 1220 г.).
Унамуно был ректором Саламанкского университета
с 1901 по октябрь 1936 г. (смещен специальным указом
Франко). См. также примеч. 4 к эссе Мачадо «Унамуно»
(наст, изд., с. 817).
4 Анри Бергсон. Труд любопытный и странный //
о «Непосредственных данных //сознания». — Анри
Бергсон (Bergson; 1859—1941) — французский философ,
лауреат Нобелевской премии по литературе (1927).
«Непосредственные данные сознания» — докторская
диссертация Бергсона (опубл. 1889). В ней были сформулированы
основные идеи, интересовавшие философа и в
дальнейшем: «я» и свобода воли, «я» как основа всего, интуиция
и независимость внутреннего времени художника от
объективной реальности. Мачадо, будучи в Париже
в 1911 г., посещал лекции Бергсона в Коллеж де Франс.
О критическом отношении Мачадо к идеям Бергсона см.
примеч. 10 к циклу «Притчи и песни» (CLX1) из сборника
«Новые песни». Ср. также: наст, изд., с. 581—583.
5 Всем известный Иммануил // великим
эквилибристом был... — Иммануил — немецкий философ
Иммануил Кант (Kant; 1724—1804). Слова «великий
эквилибрист» (в оригинале: «volantín inmortal» — «бессмертный
прыгун») — ироническое резюме слов Унамуно из его
эссе «О трагическом чувстве жизни у людей и народов»:
«Возьмем, к примеру, Канта, человека Иммануила
Канта <...>. Есть в философии этого человека Канта человек
с сердцем и головой, человек, совершивший
удивительный прыжок, как сказал бы Киркегор <...> из „Критики
чистого разума" в „Критику практического разума". Что
бы там ни говорили те, кто не видит в Канте человека, во
второй критике он восстановил то, что уничтожил в пер-
726

Примечания
вой; после того как он подверг исследованию и
разрушительному анализу традиционные доказательства бытия
Бога <...> абстрактного <...> Кант вновь восстановил Бога,
но только уже Бога как начало нашей совести, Автора
нравственного закона внутри нас <...>. Кант восстановил
сердцем то, что разрушил головой. <...> Человек Кант не мог
смириться с тем, что умрет полностью и окончательно.
Именно по этой причине он и совершил свой бессмертный
прыжок из одной критики в другую». Бог был Канту
«необходим для обоснования бессмертия души». «Все прочее —
не более чем фокус профессионального философа» (Уна-
муно М. де. О трагическом чувстве жизни у людей и
народов; Агония христианства. Киев, 1996. С. 27— 28; перевод
Е. Гараджа). См. также миниатюру 39 цикла «Притчи и
песни» (CXXXVI) из данного сборника и миниатюру 77 цикла
«Притчи и песни» (CLXI) из сборника «Новые песни».
6 ...что ни мудрец — проблема, // что ни безумец —
новая тема. — Философские системы Нового времени
не удовлетворяли Мачадо. По его мнению, они в отличие
от всеобъемлющего поэтического воззрения на мир не
создавали целостной его картины и не решали
сущностных проблем бытия. В этом общем смысле для поэта не
составляли исключения Унамуно и экзистенциалисты,
хотя он придавал особое значение тому, что они
рассматривали важнейшие этические вопросы. О взглядах
Мачадо на философию дает представление стихотворение из
цикла миниатюр «Наброски, иносказания, притчи и
песни» (La Lectura. 1916. N 8), в котором вновь насмешливо
упомянуты Кант и Бергсон:
Рад заключить Пифагора Картезий в объятья.
В мире духовном друг друга находят собратья.
727

Приложения
< >
Выполз на берег песчаный гурман-крокодил,
в забронзовевшего Канта он зубы вонзил.
«Эти твои рассуждения, честное слово, —
сети, которые море вернуло тебе без улова».
И улыбнулся Кратил, и нахмурился мудрый Зенон,
зная, что явится миру философ Бергсон.
Пепел огня Гераклитова можно собрать,
но невозможно волну в кулаке удержать.
Вы, мудрецы, отделяете воду от мути,
в ступе толчете осадок, не мысля о сути.
< >
Жизнь — попрыгунчик-кузнечик, летун-светлячок,
рыба, которую не подцепить на крючок.
Море желаешь познать — обернись к нему снова.
Рыбы полно, да едва ли найдешь рыболова.
Море о пристань, людьми возведенную, бьется
и никогда не смолкающим смехом смеется.
(Перевод В. Андреера)
7 ...сует суета... — См. примеч. 4 к стихотворении)
«Поэт» (XVIII).
8 ...распоясались либералы ~ консерваторы снова
захватят власть... — Либеральная партия Испании была
создана в 1880 г. В 1905—1906 гг. во главе испанского
правительства был либерал Сехисмундо Морет, в 1906—1909 гг.
— консерватор Антонио Маура, в 1909— 1910 гг. — вновь
Морет, в 1910—1912 гг. — либерал Хосе Каналехас. После
убийства Каналехаса премьер-министром в 1913 г. стал
консерватор Эдуардо Дато.
9 ...день прошел, как другие дни... — См.
стихотворение «Хандра» (LV) и примеч. 1 к нему.
Переводы: И. Тынянова (1958), Н. Горская (1977).
728

Примечания
CXXIX. Ноябрь 1913 года
Впервые: Nuevo mundo. 1914. N 1.
1 Вот и год уже минул... — Т. е. год после смерти
Леонор (умерла 1 августа 1912 г.).
2 На вершине Касорлы — снег, // на склонах Маки-
ны — буря, Аснайтин свой берет // надвинул
поглубже. — Касорла — горная гряда (и главная вершина этой
гряды), расположенная южнее Баэсы. Макина,
Аснайтин — горы сьерры Касорла.
Перевод: В. Андреев (публикуется впервые).
СХХХ. Саэта
Впервые: Nuevo mundo. 1914. N 1 (вместе со
стихотворением Мануэля Мачадо «Севильяна» под общим
назв. «Страстная неделя в Севилье»).
В стихотворении Мануэля Мачадо описывалась ан-
далусекая народная песня-танец «севильяна»:
Это взгляда проклятая власть,
гиблая пропасть, где пенится
жизни и смерти пучина.
Это сердцем поющая пленница
черной судьбы и кручины,
в вопль исходящая страсть.
И в то же время это
дождь андалусского света,
крылья, полет и весна...
(Перевод М. Самаева)
1 Саэта (букв.: стрела) — андалусская народная
песня (без музыкального сопровождения), разновид-
729

Приложения
ность канте хондо (см. стихотворение «Канте хондо»
(XIV) и примеч. 1 к нему). Такой песней встречают
фигуру Христа в процессиях на Страстной неделе и на
Пасху.
2 ...идущего по воде. — О Христе, идущем по морю,
см.: Мф. 14:25; Мк. 6:48; Ин. 6:19. Этот сюжет
интерпретируется испанским поэтом как победа человека над
смертью. Ср. также с миниатюрой 2 цикла «Притчи и
песни» (CXXXVI) из сборника «Поля Кастилии».
Перевод: В. Андреев (1977).
CXXXI. О призрачном прошлом
Впервые: El porvenir castellano. 1913. 6 de marzo (под
назв. «Люди Испании»).
1 ...где Каранчу как-то раз встречали... — Каран-
ча — прозвище испанского тореро Хосе Санчеса дель
Кампо (Carancha, Sanchez del Campo; 1848—1925).
2 ...вернутсялибералы... — См. примеч. 8 к
стихотворению «Поэма одного дня» (CXXVIII).
3 ...раб сегодняшней Аркадии... — Об Аркадии см.
примеч. 3 к стихотворению «Поля Сории» (СХШ).
Переводы: Ф. Кельин (1958), Ю. Даниэль (1975).
СХХХП. Оливы
Впервые: El porvenir castellano. 1914. 2 de febrero
(частично); Machado A. Poesías completas. Madrid, 1917
(полностью).
730

Примечания
1 Мануэль Айусо (Ayuso) — писатель и
общественный деятель; жил в Сории в те же годы, что и Мачадо.
К его книге «Эллинистическое» (1914) Мачадо написал
небольшое прозаическое предисловие.
2 От У беды в двух лигах... — У беда — город к
северо-востоку от Баэсы. О лиге см. примеч. 10 к поэме
«Земля Альваргонсалеса» (CXIV).
3 Пеалъ — селение в провинции Хаэн.
4 ...святые пушки Клука... — Александр фон Клук
(Kluck; 1846—1934) — немецкий военный деятель. Во
время первой мировой войны командовал армией,
стоявшей на Марне и подвергавшей артиллерийскому
обстрелу Париж. Какой смысл несет выражение «святые пушки
Клука» («santos cañones de von Kluck»), неясно.
Переводы: Ф. Кельин (1958), В. Андреев
(публикуется впервые).
СХХХШ. Плач по добродетелям
и строфы на смерть дона Гидо
Впервые: Machado A. Poesías completas. Madrid, 1917.
Название стихотворения и ряд строф в нем
пародируют поэму Хорхе Манрике «Строфы на смерть отца»
(см. стихотворение «Глосса» (LVIII) и примеч. 2 к нему).
В стихотворении нашла отражение также и одна из
версий легенды о Дон Жуане (см. примеч. 2 к
стихотворению «Портрет» (XCVII)).
1 ...несравненно разбирался в мансанилъе. — Манса-
нилья — белое вино, родиной которого является
западная часть Андалусии.
731

Приложения
2 ...как святой из Назарета. — В оригинале
«nazareno» («назарянин»), т. е. Иисус Христос.
Перевод: О. Савич (1958).
CXXXIV. Женщины Ла-Манчи
Впервые: Espan)a. 1915. 23 de septiembre (под назв.
«Женщины Испании» и с поев. Дульсинее).
1 Эскивиас, Инфантес... //Здесь та жила, кого
любил Сервантес... — Эскивиас (Эскивьяс) — селение
неподалеку от Мадрида, в котором родилась жена
Сервантеса — Каталина де Саласар-и-Паласьос. Инфантес
(Вильянуэва-де-лос-Инфантес) — город в южной части
Ла-Манчи (провинция Сьюдад-Реаль).
2... и Санчо Пансы верная супруга... — Сервантес дал
жене Санчо Пансы имя Хуана Гутьеррес.
3... уединеннее, свободней, чем в Кастилье. —
В оригинале — игра слов: «menos castillo que en Castilla»
(«менее крепость, чем в Кастилии»). Название испанской
исторической области Castilla происходит от слова
«castillo» («крепость», «замок»).
4 А ты, Альдонса ~ преображенная его мечтой
блестящей... — Выбрав своей дамой «миловидную
деревенскую девушку» Альдонсу Лоренсо родом из Тобосо, Дон
Кихот «положил <...> назвать ее Дульсинеей Тобос-
скою» — именем, «которое не слишком резко
отличалось бы от ее собственного и в то же время приближалось
бы к имени какой-нибудь принцессы или знатной
сеньоры» {Сервантес Сааведра М. де. Собр. соч. : В 5 т.
М., 1961. Т. 1. С. 63; перевод Н. Любимова).
732

Примечания
Переводы: И. Тынянова (1958), В. Андреев
(публикуется впервые).
CXXXV. Призрачное завтра
Впервые: La Lectura. 1913. N 12.
По тематике во многом совпадает со
стихотворением «О призрачном прошлом» (CXXXI) и является,
условно говоря, его продолжением.
1 Роберто Кастровидо (Castrovido; 1864—1940) —
испанский журналист, издатель республиканской газеты
«El País», в которой время от времени печатался Мачадо.
. 2 Фраскуэло — прозвище испанского тореро
Сальвадора Санчеса (Frascuelo, Sanchez; 1844—1898).
3 Болеро — испанский народный танец, получивший
всемирную известность благодаря французскому
композитору Морису Равелю (1875—1937). Переводчик
данного стихотворения «возвращает» слову его испанское
ударение на втором слоге.
Переводы: Ф. Кельин (1958), Ю. Даниэль (1975).
CXXXVI. Притчи и песни
Впервые: La Lectura. 1909. N 1 (частично);
Machado А. Poesías completas. Madrid, 1917 (полностью).
В первых двух изданиях (1917, 1928) «Полного
собрания стихотворений» Мачадо предпоследним в цикле
стояло следующее четверостишие:
В этой Испании брюк
решающий голос — мужской.
733

Приложения
Но дела исход решают
юбки вместе с метлой.
(Перевод В. Андреева)
1 ...какИисус по воде. — См. примеч. 2 к
стихотворению «Саэта» (СХХХ).
2 ...когда морщины лоб Катона покидают. — Марк
Порций Катон (Катон Старший; Cato; 234—149 до н. э.) —
римский писатель, историк, оратор, политический
деятель. Отличался строгостью нравов.
3 Повторяйте вместе со мной: мы не знаем, зачем
живем ~ То, что бегущая с гор вода? — Эта и
следующая миниатюры предвосхищают постулаты
экзистенциалистской философии. См., кроме того,
миниатюры 27—29, 36 настоящего цикла.
4 «Всё—ничто». — См. примеч. 11 к стихотворному
циклу «Абель Мартин» (CLXVII).
5 Грызу щий-пустой-орех // Колумб — куда как
хорош! // Обманет себя и всех // и сделает правдой
ложь. — По-видимому, словосочетание «грызущий-пу-
стой-орех» (в оригинале: «casca-nueces-vacías») —
ироническая переделка испанского слова «cascanueces»,
одно из значений которого — «щелкунчик». Колумб
здесь — весьма условное имя. Но автором упомянут
именно он в связи с тем, что Христофору Колумбу,
убеждавшему сильных мира сего в необходимости
снарядить флотилию для плавания через Атлантику,
приходилось хитрить и лгать.
6 Святая Тереса — пламень! И Огнь — Хуан де ла
Крус! — Святая Тереса (Тереса де Хесус, Тереса Авиль-
ская, в миру Тереса де Сепеда-и-Аумада; Santa Teresa,
Teresa de Jesus, Teresa de Avila, Teresa de Cepeda y Ahu-
734

Примечания
mada; 1515—1582) — испанская писательница-мистик,
реформатор ордена кармелитов. Хуан де л а Крус (в миру
Хуан де Йепес-и-Альварес; Juan de la Cruz; Juan de Yepes
y Alvarez; 1542—1591) — испанский поэт-мистик;
вместе с Тересой Авильской реформировал орден
кармелитов.
1 Данте ия~мы творим~любовь в теологию
превращая. — В своей любовной лирике Мачадо нередко
идеализировал возлюбленную, обожествляя, подобно
Данте, реальную женщину.
8 Угольщик в мир фантазий //уходит весь, с голо-
вою. — В испанском языке есть выражение «вера
угольщика» («fe del carbonero»), обозначающее детски
наивную, не подверженную сомнениям веру. (Это выражение
нередко встречается, в статьях Мигеля де Унамуно.)
9 «Всё— суета сует». — См. примеч. 4 к
стихотворению «Поэт» (XVIII).
10 Мы уже допускаем: // возможно, не будет
истиной // ничто из того, что мы знаем. — Комментарием
к этим строкам, процитированным Мачадо в письме
к Унамуно от 16 января 1918 г., могут служить его слова:
«...я имел в виду знание, которое основано на
размышлениях, лишенных сути, рожденных холодным умом, на
размышлениях, мечущихся среди соотношений, границ,
отрицаний, на размышлениях, состоящих из
пустопорожних понятий; такое знание ни на гран не поможет
понять, чем живет наше сердце. Сердце и голова не могут
договориться друг с другом, но мы можем принять ту или
иную сторону. Я — жилец первого этажа» (см.: наст,
изд., с. 429).
1 ] «Царство мое — Свобода». — Слова,
варьирующие мотивы Евангелия: «Он <Иисус> сказал им: вы от
735

Приложения
нижних, Я от вышних; вы от мира сего, Я не от сего
мира. <...> если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои
ученики. И познаете истину, а истина сделает вас
свободными. <...> если Сын освободит вас, то истинно
свободны будете» (Ин. 8:23, 31, 36); «...царство Мое не от мира
сего...»(Ин. 18:36).
12 — На землю звезды спадут, // прейдут и земля, и
небо, —/7 слова мои не прейдут ~ Слова: —Не смыкайте
глаз. — Миниатюра соотносится с проповедью Христа
о «пришествии Сына человеческого»: «И вдруг <...>
солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды
спадут с неба <...>. Тогда явится знамение Сына
человеческого на небе <...>. Истинно говорю вам: не прейдет
род сей, как все сие будет. Небо и земля прейдут; но
слова мои не прейдут. <...> Итак, бодрствуйте, потому что не
знаете, в который час Господь ваш приидет»
(Мф. 24:29—30, 34—35, 42). См. также: Мк. 13:24—26,
30—31,33; Лк. 22:25, 32—33, 36.
13 Вера эмпирична. — Эмпиризм — направление
в теории познания, признающее источником знаний
только чувственный опыт.
14 Говорят, что божия птица // сумела в курицу
превратиться ~ (Кант, от начала и до конца, //был
знатоком куриных наук; // все его рассуждения — // кури-
но-спортивные упражнения) ~ долететь до
Платона. — Создавая данную миниатюру, Мачадо
несомненно основывался на знаменитом эпизоде, связанном
с платоновским определением человека: «Когда Платон
дал определение, имевшее большой успех: „Человек
есть животное о двух ногах, лишенное перьев", Диоген
ощипал петуха и принес к нему в школу, объявив: „Вот
платоновский человек!"» (Диоген Лаэртский. О жизни,
736

Примечания
учениях и изречениях знаменитых философов / Пер.
М. Гаспарова. М., 1986. С. 226). Подобно Диогену, Кант
(по мнению Мачадо-поэта) «материализовал» идеи
Платона и тем самым огрубил, опошлил их.
Критическая настроенность Мачадо находится в русле общего
негативного отношения к философии Канта со стороны
интеллектуалов Европы конца Х1Х-начала XX в.
Вместе с тем в книге «Хуан де Майрена» в своих
рассуждениях, касающихся Канта, Мачадо-прозаик дает высокую
оценку его философии (без тени какой-либо иронии).
15 Всё проходит и всё остается... — Ср. со строкой:
«Не panta rhei — ничто не исчезает...» — из цикла «Песни
для Гиомар» (CLXXIII).
16Перелиться каплей //морскою в огромное
море?.. — Ср. со строками: «Что за капля отчаянная на
ветру // морю посмела крикнуть: „Я тоже море!"?» — в
стихотворении «К сияющему закату...» (XIII) и со строками:
«Не так ли // и всякой морем выброшенной капле //
судьба в огромное вернуться море?» — в стихотворении
«Поэт» (XVIII). См. также стихотворение «Глосса»
(LVIII) и примеч. 2 к нему.
17 Новый Гамлет мой череп //поднимет ~ для
карнавала нашлась. — Ироническая интерпретация
знаменитой сцены с черепом Йорика в «Гамлете» Шекспира (д. 5,
карт. 1).
18 ...кто-то, //кто хочет жить и жить начинает //
меж двух Испании. Одна из них умирает, //а у другой —
душу сводит зевотой. — О двух Испаниях — старой,
дворянской, фанатически религиозной, и современной,
бездуховной, бездеятельной, — писали и другие
представители «поколения 1898 года». Но в творчестве
Мачадо есть и третья Испания — новая, молодая, в созида-
737

Приложения
тельные силы и духовное здоровье которой он верит. См.
стихотворения «Иберийский бог» (CI), «Призрачное
завтра» (CXXXV), «Из моего угла» (CXLIII), «Молодая
Испания» (CXLIV).
Переводы отдельных стихотворений цикла: О. Са-
вич (1958), И. Эренбург (1962), В. Васильев (1970),
В. Столбов (1975), В. Андреев (1977), Б. Дубин (1977).
Полностью цикл на русском языке публикуется
впервые.
CXXXVII. Иносказания
Впервые: Machado A. Campos de Castilla. Madrid,
1912 (частично); Machado A. Poesías completas. Madrid,
1917 (полностью).
1 На золотистом песке, омытом тартесской
волной... — Тартес — город-государство эпохи бронзы,
находившийся в юго-западной части Андалусии, на
Атлантическом побережье (вероятно, неподалеку от
нынешнего Кадиса).
2 ...стада пастуха Протея... — Протей — в
греческой мифологии подчиненное Посейдону морское
божество, обладавшее способностью принимать любой
облик. Царствовал на острове Фарос, близ Египта, где пас
тюленьи стада Посейдона.
3 ...зовут его дочери бога Иерея... — Нерей — в
греческой мифологии доброе и мудрое морское божество,
олицетворение спокойного моря, отец Нереид (нимф моря).
4 ...коней Посейдоновых... — Конь — одно из
священных животных Посейдона.
738

Примечания
5 «Смерть — иллюзия моря, где камнем идешь на
дно». — Трансформация образа-символа Хорхе Манрике
«смерть — море» (см. стихотворение «Глосса» (LVIII) и
примеч. 2 к нему). Здесь у Мачадо море — символ бытия.
Таким же символом является море и в стихотворении
«Исповедание веры» данного цикла.
6 ...жизнь столь длинна, а искусство всего лишь
забава. — Мачадо обыгрывает афоризм Гиппократа (460—377
до н. э.) «Искусство — долговечно, жизнь — коротка».
7 Исповедание веры. — Стихотворение представляет
собой «неправильный» сонет. Хотя в творчестве Мачадо
сонеты занимают весьма значительное место, с сонетной
формой он экспериментировал редко. Многочисленные
сонеты, в которых была сознательно нарушена форма,
оставил его старший брат. См., например, сонет Мануэля
Мачадо «Лето»: «Денница // густою // росою //
искрится. // Струится // рекою // златою // пшеница. //
Лучисты, // душисты // долины. // Круглятся, // смуглятся //
маслины» (перевод В. Андреева). В небольшой заметке
о сонетах, датированной 1912 г., Антонио Мачадо писал:
«Сонет идет от средневековой схоластики к барокко. От
Данте к Гонгоре, через Ронсара. Несмотря на опыты Эре-
диа, сонет нельзя признать современной поэтической
формой. Он утратил свою эмоциональность. От него
остался только костяк, слишком прочный и тяжелый для
современной лирической поэзии. Хорошие сонеты еще
можно найти у португальских поэтов. В Испании
превосходные образцы создал Мануэль Мачадо...» (цит. по:
Мачадо А. Избранное. М., 1975. С. 160; перевод В. Столбова).
8 Разум сказал: — Не пора ли // истину нам
отыскать? ~ Сердце промолвило: —Да?! — См. примеч. 10
к циклу «Притчи и песни» (CXXXVI) из данного сборника.
739

Приложения
Переводы отдельных стихотворений данного цикла:
Н. Тихонов (1951), П. Грушко (1969), В. Столбов (1975),
Б. Дубин (1977), Ю. Даниэль (1977), В. Андреев (1998).
Полностью цикл на русском языке публикуется впервые.
CXXXVIII. Мой шут
Впервые: Machado A. Campos de Castilla. Madrid,
1912.
Ср. со стихотворением «Луна, тень и шут» (CLVII).
Переводы: Ю. Даниэль (1977), В. Васильев
(публикуется впервые).
ПОСЛАНИЯ
CXXXIX. Дону Франсиско Хинеру де лос Риосу
Впервые: España. 1915. 26 de febrero.
1 Франсиско Хинер де лос Риос (Giner de los Ríos;
1839—1915) — испанский просветитель, педагог,
публицист. Ученик философа Хулиана Санса дель Рио
(1814—1869). В 1876 г. основал в Мадриде Институт
свободного образования, в начальных классах которого
в 1883—1889 гг. учился Антонио Мачадо (в этом
Институте учился также и его старший брат — Мануэль).
Педагогические и философские взгляды Хинера де лос
Риоса легли в основу прозаической книги Мачадо
«Хуан де Майрена» (1936) и нашли в ней дальнейшее
развитие. По-видимому, одновременно со стихотворением
Мачадо написал некролог «Дон Франсиско Хинер де
740

Примечания
лос Риос» (опубликован в «Бюллетене Института
свободного образования» в июле 1915 г.), в котором есть,
в частности, такие слова (ср. с текстом стихотворения):
«Уже несколько дней, как он ушел от нас, мы не знаем
куда. Я надеюсь: он ушел к свету. Никогда не поверю
в его смерть... Друзья и ученики бессмертного учителя
поступили бы правильно, если бы отнесли его тело к
горам Гуадаррамы. Тело этого благородного и чистого
человека достойно псалмов ветра в соснах, запаха лесных
трав, крылатой благодати золотистых бабочек,
играющих с солнцем среди кустов тимьяна...» {Machado А.
Campos de Castilla. Madrid: Cátedra, 1997. P. 296—297;
перевод В. Андреева).
2 — Третий день от трудов отдыхает // Франсиско,
мой брат прилежный! — Хинер де лос Риос умер 18
февраля 1915 г. Стихотворение, по-видимому, написано
в тот день, когда Мачадо узнал об этом.
3 ...гдераскинула Гвадаррама //голубые свои
отроги! — О Гвадарраме см. примеч. 11 к стихотворению
«Дубравы» (СШ).
Переводы: М. Квятковская (1977), В. Петров
(публикуется впервые).
CXL. Молодому философу Хосе Ортеге-и-Гассету
Впервые: Machado A. Poesías completas. Madrid, 1917.
1 Хосе Ортега-и-Гассет (Ortega у Gasset; 1883—
1955) — испанский философ, эссеист; ученик Мигеля де
Унамуно. Основатель и редактор прославленного в
Испании журнала «Revista de Occidente», в котором Мачадо
741

Приложения
печатался неоднократно. Мачадо посвятил Ортеге-и-Гас-
сету также цикл «Притчи и песни» (CLXI) в сборнике
«Новые песни». В 1912 г. Ортега опубликовал рецензию
на сборник Мачадо «Поля Кастилии», в которой писал:
«Душа стихотворения — это душа человека, который
делает стихи. И эта душа не может заключаться только
в дифференциации слов, метафор, ритмов. Необходимо
место, где ей передаст свое дыхание вселенная,
мембрана сущностной жизни, spiraculum vitae (дыхание
жизни —лат.), как говорили немецкие мистики. <...> В
книге Мачадо я вижу начало новейшей поэзии, самым
сильным выразителем которой мог бы стать Унамуно, если
бы он не относился с таким презрением к чувствам.
Зрение, слух, осязание — владения духа; именно поэт
должен прежде всего обладать безграничной культурой
чувств...» (Machado A. Poesías completas. Madrid, 1998.
P. 482; перевод В. Андреева).
2 Любимец и певец богини // Софии... — София
(греч.) — мудрость.
3 ...философ нового Эскориала. — Эскориал —
дворец-монастырь, расположенный к северу от Мадрида,
у подножия Гуадаррамы. Усыпальница испанских
королей. Построен по велению Филиппа II в 1563—1584 гг.
архитекторами Хуаном Баутистой де Толедо (? —1567) и
Хуаном де Эррерой (1530—1597). Упоминание о «новом
Эскориале» подразумевает эссе Ортеги-и-Гассета
«Размышление об Эскориале» (1915).
4 Филипп — Филипп II (Felipe II; 1527—1598) —
король Испании с 1556 г. Был фанатичным католиком.
5 ...потомку Лютера... — Мартин Лютер (Luther;
1483—1546) — глава Реформации в Германии,
основатель протестантизма. Мачадо называет Ортегу-и-Гассета
742

Примечания
«потомком Лютера», так как он был, в известной
степени, реформатором в испанской философии.
Перевод: В. Андреев (публикуется впервые).
CXLI. Шавьеру Валькарсе
Впервые: Valear се X. Poemas de la prosa. [S.I.], 1913
(в качестве предисловия).
1 Шавьер Валькарсе (Valcarce; ?—1918) —
испанский (галисийский) поэт, прозаик, журналист.
2Ив интермедии весны... — Цитата из
стихотворения в прозе Валькарсе «Живая душа», вошедшего в
указанный выше сборник.
3 ...веря, что я ученик соловья... — Ср. со строкой 4
«Поэмы одного дня» (CXXVIII).
4 ...грезит о Фавне... — Фавн — римский бог лесов и
полей. Обычно изображается танцующим и держащим
в руке чашу с вином. Отождествляется с Паном.
5..я один остался... — Речь идет о смерти Леонор.
6 Ты опоясаться должен мечом ~ латы, шелом — //
вот что тебе пригодится. — Отсылка к «Дон Кихоту»
Сервантеса.
Перевод: В. Андреев (публикуется впервые).
CXLII. Бабочка сьерры
Впервые: La Lectura. 1916. N 15.
1 «Платеро и я» — книга лирических миниатюр
Хуана Рамона Хименеса (о нем см. примеч. 1 к поэме «Земля
743

Приложения
Альваргонсалеса» (CXIV) и примеч. 1 к стихотворению
«Хуану Рамону Хименесу» (CLI1)), первым изданием
вышедшая в 1914 г. С тех пор множество раз
переиздавалась. В книге рассказывается о путешествиях автора на
ослике по кличке Платеро в окрестностях городка Могер
(юго-западная часть Андалусии), в котором Хименес
родился и провел детство. Бабочка в книге Хименеса
символизирует душу. Русский перевод книги «Платеро и я»,
принадлежащий А. Гелескулу, см.: ХименесX. Р.
Избранное. М., 1981.
Мачадо посвятил своему младшему
современнику еще несколько стихотворений. Самое раннее из них,
созданное под впечатлением от первого сборника
Хименеса «Лилии» (1901) в год его выхода в свет,
впервые опубликовано в изд.: Papeles de Armadans. 1962.
N70.
Книга любовных снов
для прекрасных цветов,
полных благоуханья;
ирисов в звездном сиянье;
книга цветущих роз,
волшебных озер
в печальных садах,
жасминовых слез
и далеких гор
в лазоревых небесах...
Книга божественного забвенья, — в нем
благоуханье души, благоуханье,
что может смягчить печаль расстоянья,
душа цветка при дороге, в молчанье ночном.
Книга белых видений
поры весенней,
744

Примечания
бутонов, готовых раскрыться,
чтоб на лугу в цветенье
забыться.
(Перевод В. Андреева)
2 ...францисканская лира поэта. — Франциск
Ассизский (Francesco d'Assisi; 1181—1226) известен и как поэт,
воспевавший одухотворенную природу («Кантика брата
Солнца», 1224, и др.).
3 Сьерра Касорла... — См. примеч. 2 к
стихотворению «Ноябрь 1913 года» ( CXXIX).
Перевод: В. Андреев (публикуется впервые).
CXLIII. Из моего угла
Впервые: El porvenir castellano. 1913.27 de septiembre.
Написано в связи с чествованием испанской
интеллигенцией Асорина (о нем и о его книге «Кастилия» см.
примеч. 1 к стихотворению «Наставнику Асорину за его
книгу „Кастилия"» (CXVII)), состоявшимся 23 ноября
1913 г. в городе Аранхуэс (близ Мадрида). Мачадо не
смог присутствовать на чествовании, и его
стихотворение (в более обширном, чем окончательный, варианте)
прочитал Хуан Рамон Хименес.
1 ...в городок мой... — Имеется в виду Баэса.
2 Мансаналь // и Фонфриа, Онкала, Робледо. —
Перечисляются селения в провинции Мадрид.
3 ...остановка в пути, что ведет на Эскивиас, на Аль-
масан, на Ольмедо. — Об Эскивиасе см. примеч.1 к
стихотворению «Женщины Ла-Манчи» (CXXXIV), об Аль-
масане см. примеч. 2 к стихотворению «Иное путешест-
745

Приложения
вие» (CXXVII). Ольмедо — городок в провинции
Вальядолид.
4 ...и Хуана Руиса любовь к несравненной Эндри-
не... — Хуан Руис (Протопросвитер Итский; Ruíz,
Arcipreste de Hita; 1283—1343) — испанский поэт, автор
поэмы «Книга благой любви» (1343). Эндрина — одна из
героинь этой книги. (И Эндрина, и другие литературные
герои, перечисленные в стихотворении ниже,
упоминаются в книге «Кастилия»; при этом с сюжетами
знаменитых произведений испанской литературы Асорин
обращается весьма вольно и делает это сознательно.)
5 ...Герарда-кума при куме Селестине... — Герар-
да — героиня романа Лопе де Веги «Доротея» (1632). Се-
лестина — одна из главных героинь романа-драмы «Се-
лестина. Трагикомедия о Калисто и Мелибее» (1499)
испанского писателя Фернадо де Рохаса (Rojas; 1465—
1541). Ее имя стало в Испании синонимом сводни.
6 ...Фернандо у ног Доротеи. —Речь идет о главных
героях романа Лопе де Веги «Доротея».
7 ...сверкают кошачьи глаза Мелибеи. — Цитата из
книги Асорина «Кастилия».
8 Калисто ~ какой одарило их море. — Калисто —
один из трех главных героев романа-драмы «Селестина.
Трагикомедия о Калисто и Мелибее» Рохаса,
представленный в книге Асорина как вполне благополучный,
заурядный персонаж.
9 ... и в того, кто с глубокой тоскою //вспоминает
о прошлом... — В книге Асорина постоянно появляется
образ «тоскующего созерцателя».
10 Инее цепи, которыми перс приказал //высечь
лоно морское... — Ксеркс (?—465 до н. э.), персидский царь
в 486—465 гг., потерпев поражение в греко-персид-
746

Примечания
ской войне 479 г., в ярости повелел высечь цепями
(в ином варианте — веслами) пролив Геллеспонт
(Дарданеллы).
11 ...инее стрелы, что лучник в небесную высь
посылал... — См. примеч. 1 к стихотворению «Иберийский
бог» (CI).
12 В городке, где постятся, бранятся и пьют... —
В переводе, как и в оригинале, «холостая» (незарифмо-
ванная) строка.
13 Тресильо — карточная игра, популярная в Испании.
14 Посылка. — В классических балладах посылкой
называется заключительная строфа.
15 ...от моря, по волнам которого плыл Одиссей... —
Т. е. от Средиземного моря. Асорин родился в городке
Миновар, расположенном на Средиземноморском
побережье Испании.
16 ...гдеКихано//жизньюжил Амадиса и Эспландиа-
на... — В главе I части первой романа Сервантеса «Дон
Кихот» автор называет такие имена главного героя: Ки-
хада, Кесада, Кехана. В главе LXXIV части второй дан
еще один вариант — Алонсо Кихано. Амадис — главный
герой анонимного рыцарского романа «Амадис Галь-
ский» (опубл. 1508). Эспландиан — главный герой (сын
Амадиса Гальского) рыцарского романа «Деяния Эсп-
ландиана» испанского писателя Гарей Ордоньеса де
Монтальво (Ordoñez de Montalvo; первая пол. XVI в.).
17 Ибериец душой... — Об иберах см. примеч. 3 к
стихотворению «На берегах Дуэро» (XCVIII). В Асорине
(левантийце по происхождению) Мачадо видел
восприемника культуры всего Пиренейского полуострова.
18 Опоясан мечом ~ отправляешься в путь
дерзновенно. — Отсылка к «Дон Кихоту» Сервантеса.
747

Приложения
Переводы: Ф. Кельин (1958), Ю. Даниэль (1977;
фрагмент), В. Андреев (публикуется впервые).
CXLIV. Молодая Испания
Впервые: Espan)a. 1915. 29 de enero.
1 ...вся Испания в блестках, в чаду Карнавала... —
Для Мачадо, родившегося в 1875 г., время Карнавала
(с заглавной буквы, как обозначение эпохи) — конец
XIX—начало XX в.
2 ...сны минувшего века, что без славы увяли... —
Имеется в виду XIX в., в течение которого Испания,
утратив былое величие, превратилась в отсталое
государство. Это подтвердила испано-американская война
1898 г.: она закончилась для Испании сокрушительным
поражением. Поражение было воспринято Мигелем де
Унамуно и его соратниками как национальная
катастрофа («поколение 1898 года» в Испании нередко называют
поколением катастрофы).
3 Вот вчерашнее завтра — сегодня живое... —
Автокомментарием к этой строке могут служить следующие
слова из книги Мачадо «Хуан де Майрена»: «Вчерашний
день надо искать в сегодняшнем, ибо вчерашняя пыль
породила сегодняшнюю грязь» {Мачадо А. Избранное.
М., 1975. С. 235; перевод В. Столбова).
4 ...кровь из раны своей до конца выпивала. — В
начале XX в. испанское военное командование, желая
оправдаться за поражение 1898 г., предприняло колониальный
захват Марокко. Эта война, хотя она и закончилась
подчинением марокканских арабов (мавров) Испании, не
748

Примечания
вызвала у большинства испанцев патриотического
восторга. Для писателей «поколения 1898 года» она была
военной авантюрой и позором.
Переводы: И. Тынянова (1958), В. Андреев
(публикуется впервые).
CXLV. Испании, хранящей мир
Впервые: España. 1915. 26 de marzo.
В годы первой мировой войны Испания сохраняла
нейтралитет.
1 Мой мавританский угол... — Т. е. Баэса.
2 ...в древней Фландрии... — С конца XV по первую
половину XVII в. Фландрия (часть современных
Франции, Бельгии и Нидерландов) принадлежала Испании.
В тот период, когда Мачадо писал свое стихотворение
(осень 1914 г.), на этой территории шли тяжелые
кровопролитные бои между немецкими и французскими
войсками.
3 ...Германия напала // на жадных парижан... —
В оригинале, при первой публикации, было: «francés
heroico» («героический француз»). В «Poesías completas»
(1933) произведена замена: «francés avaro» — «жадный
француз»; причины, по которым была внесена правка,
неясны.
4 ...на львицу рыжую, владычицу морей. — Имеется
в виду Англия.
5 Аттила (Attila; ?—453) — вождь гуннов, совершил
многочисленные опустошительные набеги на Римскую
империю.
749

Приложения
6 ...и древний Карфаген вновь разбудил вражду... —
В III—II вв. до н.э. Карфаген и Рим вели длительные
Пунические войны за господство в Средиземноморье.
7 ...на волю вырвались из тьмы тысячелетий
//циклоп, кентавр, Геракл... — Циклоп и кентавр —
мифические существа, воплощение необузданной силы и дикого
нрава. Геракл в этом ряду упомянут потому, что,
совершая свои подвиги, нередко бывал неоправданно жесток.
8 Кихано добрый мой... — Т. е. Дон Кихот (см.
примеч. 16 к стихотворению «Из моего угла» (CXLIII) и
примеч. 5 к стихотворению «Портрет» (XCVII)).
Перевод: Ф. Кельин (1958).
CXLVI. «Легенду эту ветер,
летящий над полями...»
Впервые: Machado A. Soledades. Galerías. Otros
poemas. Madrid, 1907 (под назв. «Послание»; этим
стихотворением завершался сборник).
В состав книги «Поля Кастилии» включалось
начиная с изд.: Machado A. Poesías completas. Madrid, 1917.
Первый по времени (во всяком случае, из
сохранившихся) сонет Мачадо.
Представляет собой поэтическое переложение
первых страниц «галисийской» повести Валье-Инклана
«Цвет святости» (1904; русский перевод,
принадлежащий С. Николаевой, см.: Валье-Инклан Р. делъ. Избр.
произв.: В 2 т. Л., 1986. Т. 2).
1 Рамон дель Валье-Инклан (Valle-Inclán; 1869—
1936) — испанский прозаик, драматург, поэт, эссеист;
750

Примечания
представитель «поколения 1898 года»; в Испании его
считают блудным сыном поколения, так как он
разрабатывал свой, особый художественный метод осмысления
действительности. Мачадо был с Валье-Инкланом в
дружеских отношениях, высоко ценил его литературное
мастерство. В августе 1938 г. в предисловии к роману
Валье-Инклана «Двор чудес» Мачадо отмечал: «Он
больше, чем кто-либо другой, видел в языке бесценный
материал и точнейший инструмент литературного
искусства. Многие годы своей жизни он посвятил изучению
языка, работе с ним, обогащению его и шлифовке» (цит.
по: Мачадо А. Избранное. М., 1975. С. 304; перевод
В. Столбова). См. также сонет «Дону Рамону дель Валье-
Инклану» в цикле «Вариации на темы Ронсара и другие
стихотворения» (CLXIV).
2 Галисия — историческая область на северо-западе
Испании. Валье-Инклан был родом из Галисии.
3 В глазах Адеги... — Адега — главная героиня
(пастушка) повести «Цвет святости».
Перевод: В. Андреев (публикуется впервые).
CXLVII. Учителю Рубену Дарио
Впервые: Renacimiento. 1907. N 10.
Журнальная публикация включала в себя еще четыре
строки (после: «и слова восхищенья летят в поднебесье»):
И с балкона своей одинокой печали
я, поэт неприметный,
с чистым сердцем встречаю
чистый свет красоты, благодатно рассветной.
(Перевод В. Андреева)
751

Приложения
1 Рубен Дарио (наст, имя — Феликс Рубен Гарсиа
Сармьенто; Darío, García Sarmiento; 1867—1916) —
никарагуанский поэт, прозаик, эссеист; глава
испано-американского модернизма. Многие годы жил в Испании
и Франции, что помогло ему стать европейской
знаменитостью. Познакомился с братьями Мачадо в Париже
в 1902 г. (к тому времени Мануэль был уже известным
поэтом-модернистом). Оставался с ними в дружеских
отношениях до конца своей жизни; постоянно
поддерживал их и морально, и материально. К Антонио Мачадо и
его творчеству относился с глубочайшим уважением;
видел в нем не только своего ученика, но и самобытного
поэта. В статье «Новые поэты Испании» (1906) Дарио
писал: «Антонио Мачадо, возможно, самый
значительный из всех. Музыка его стиха — в его раздумьях. Он
пишет мало, размышляет много. Его жизнь — жизнь
философа-стоика. Он умеет рассказывать о своих
мечтаниях и сновидениях верными словами. Проникает в суть
вещей, в жизнь природы. Его стихи о земле могли бы
восхитить Лукреция. <...> Некоторые критики видят в нем
продолжателя давних традиций национальной лирики.
Мне же, наоборот, представляется он
поэтом-космополитом, одним из самых всеобъемлющих поэтов, как я
полагаю, одним из самых человечных» (Antonio Machado /
Ed. de R. Gullon y A. W. Phillips. Madrid, 1973. P. 171. (El
escritor y la crítica); перевод В. Андреева). Дарио
посвятил Мачадо сонет «Раковина» (сборник «Песни жизни и
надежды» (1905)) и стихотворение «Антонио Мачадо»,
которое вошло в сборник «Бродячая песня» (1907):
Он идет, молчалив, загадочен,
в самого себя погружен.
752

Примечания
И глубок его взор настолько,
что незрячим кажется он.
Говорит он — и величаво,
и застенчиво голос звучит.
Так и видится: свет раздумий
над его головой разлит.
Он живет с душой просветленной —
истый христианин и мудрец.
Веря в силу добра неизменно,
он пасет и львов, и овец.
Усмиряет душевные бури,
добывает сладчайший мед.
Чудо жизни, любовь и счастье
он в стихах вдохновенных поет,
и великая тайна поэзии
в самом сердце его живет.
На Пегасе, дивно-прекрасном,
он стремится в небесную синь.
Я молюсь за дона Антонио.
Да хранят его боги. Аминь.
(Перевод В. Андреева)
Это стихотворение Мачадо, начиная со сборника
«Poesías completas» (1917), неизменно включал в свои
поэтические книги в качестве предисловия.
2 ...смолкающийропот закатных пожаров //и
осенние скрипки Верлена... — См. стихотворения Верлена
«Закат» и «Осенняя песня» (сборник «Сатурнические
стихи» (1866)).
3 ...срезает прекрасные розы Ронсара... — Ср. со
строкой 14 стихотворения «Портрет» (XCVII): «Я срезал
в росной свежести розы Ронсара»; см. также примеч. 6
к нему.
753

Приложения
4 Свет лазури над старой Испанией льется... —
Лазурь — одно из ключевых слов в поэзии
испано-американских модернистов. «Лазурь» (1888) — так
назывался сборник Рубена Дарио, знаменовавший собой новое
направление в литературе Латинской Америки. На
протяжении всего комментируемого стихотворения Мачадо
сознательно использует образы и лексику модернистов.
В последний раз «лазурь» у Мачадо появляется в
стихотворной строке, записанной на клочке бумаги, который
был найден после смерти поэта: «Эти лазурные дни, это
солнце далекого детства».
Перевод: В. Андреев (1994).
CXLVIII. На смерть Рубена Дарио
Впервые: Espan)a. 1916. 17 de febrero.
О Рубене Дарио см. примеч. 1 к предыдущему
стихотворению.
На смерть своего литературного учителя
откликнулся и Мануэль Мачадо:
Ты скитаться ушел, как и в прежние годы;
одиночество наше твой свет сберегло,
ждет оно. Ты придешь? Скоро станет тепло,
луг наряды получит, источник — свободу.
Всюду слышатся песни твои — вечерами,
на жемчужной заре и в полуденный час...
Ты живешь, поселившийся в сердце у нас, —
нестихающий шум, негасимое пламя.
Ждут тебя в Аргентине, Париже и Риме:
где волшебные струны с людьми говорили,
ясный звук не замолкнет теперь на века.
754

Примечания
И в Манагуа только, в квартале старинном,
одолевшая смерть начертала рука:
«Проходи, здесь не встретишь Рубена Дарио».
(Перевод В. Петрова)
1 Садовник Гесперии древней... — Гесперия —
древнегреческое название Пиренейского полуострова.
2 ...тебя обрекал Дионис на мучения ада? —
Дионис — в древнегреческой мифологии бог
растительности, покровитель виноградства и виноделия. Дарио
вдохновение «подкреплял» неумеренным пьянством.
3 Эльдорадо — буквально: «Золотая страна»,
которую испанские конкистадоры надеялись найти в
Америке; считалось, что там текут реки из жидкого золота,
дарующие вечную молодость; в переносном смысле:
страна мечтаний, счастья, чудес, богатств.
4 На зелиях, открытых Колумбом, умер Рубен
Дарио.... — Дарио умер в городе Леон (Никарагуа) 6
февраля 1916 г.
Переводы: В. Столбов (1977), В. Андреев
(публикуется впервые).
CXLIX. Нарсисо Алонсо Кортесу,
поэту Кастилии
Впервые: Alonso Cortés N. Árbol añoso. La Habana,
1914 (в качестве предисловия).
1 Нарсисо Алонсо Кортес (Alonso Cortés; 1875-
1972) — испанский поэт, литературовед, фольклорист.
2 Jam senior, sed cruda deo viridisque senectu —
строка 304 песни 6 эпической поэмы Публия Вергилия
(Virgilio; 70—19 до н. э.) «Энеида».
755

Приложения
3 ...нежных нарциссов Киферы. — В испанском
языке название цветка «нарцисс» и имя «Нарсисо» — одно
и то же слово («narciso»). Кифера — остров в Эгейском
море, один из центров культа Афродиты.
4 На древе твоем старинном... — Название
сборника Алонсо Кортеса «Árbol añoso» переводится как
«Старое дерево».
5 ...но муза твоя благородна: она зовется Доныне. —
Слово «Доныне» (исп. Todavía) — как правило, с
заглавной буквы — встречается во многих стихах Мачадо.
Это слово (можно сказать, одно из определений
времени, его протяженности и непрерывности) связано с
высказываниями Мачадо о том, что поэзия живет во
времени, что она — диалог человека со временем и т. п.
В слове «Todavía» для Мачадо соединяются разные
временные пласты: прошлое, нынешнее и грядущее
(вчера, сегодня, завтра). Все русские переводчики
Мачадо, выполнявшие работу для разных издательств и в
разное время, при переводе слова «todavía» сделали выбор
в пользу именно слова «доныне». Ср. также
миниатюры 8 и 38 цикла «Притчи и песни» (CLXI) из сборника
«Новые песни» и стихотворение «Последние жалобы
Абеля Мартина» (CLXIX).
6 Словно Давид с Голиафом, поэт вступает в
сраженье со временем...— См.: 1 Царств. 17.
7 ...что и Тесею недостало бы силы свершить. —Те-
сей (Тезей) — могущественный герой греческой
мифологии, сын афинского царя Эгея.
Переводы: Ф. Кельин (1963), В. Андреев
(публикуется впервые).
756

Примечания
CL. Мои поэты
Впервые: Machado A. Poesías completas. Madrid, 1917.
Судя по названию, стихотворение должно было
получить продолжение: остались ненаписанными строфы
о Хорхе Манрике и Сен Тобе.
1 Монаха из Берсео назвать я первым вправе,
//калику и поэта по имени Гонсало. — Гонсало де Берсео (Вег-
сео; 1195—1265) — испанский поэт. Первый известный
в истории автор стихов на кастильском (испанском)
языке. К XX в. почти полностью забытый, Гонсало де Берсео
был заново открыт писателями «поколения 1898 года».
2 Он пел Пречистой Деве хвалу и Доминику, // он
Орию прославил, Лаврентия, Мильяна... — Имеются
в виду: Доминик Силосский (Domingo de Silos; 1000—
1073), испанский монах-бенедиктинец; Ория (Oria,
Auria; 1042—1070), испанская монахиня-чудотворица
(из монастыря Сан-Мильян); Лаврентий (Lorenzo; ?—
258) — испанский религиозный деятель, христианский
великомученик; Мильян (Millan; 474—574) —
испанский отшельник, прорицатель.
3 Хуглар (исп. juglar) — средневековый бродячий
поэт-певец.
Переводы: Б. Дубин (1990), К. Корконосенко
(публикуется впервые).
CLI. Дону Мигелю де Унамуно
Впервые: Machado A. Soledades. Galerías. Otros
poemas. Madrid, 1907.
757

Приложения
1 «Житие Дон Кихота и Санчо» — представляющая
собой философско-лирический комментарий к роману
Сервантеса «Дон Кихот» и получившая всемирную
известность книга Мигеля де Унамуно (о нем см. примеч. 3 к
стихотворению «Поэма одного дня» (CXXVIII)); первым
изданием вышла в 1905 г. Русский перевод, принадлежащий
А. Косе и С. Николаевой, см.: Унамуно М. де. Житие Дон
Кихота и Санчо. СПб., 2002. (Сер. «Литературные
памятники»). Мачадо посвятил «Житию...» статью «Рассуждения
в связи с последней книгой Унамуно» (La República de las
Letras. 1905. 9 de agosto), по концепции совпадающую со
стихотворным посланием. Об образе Дон Кихота в
интерпретации Унамуно и Мачадо см.: Тертерян И. А. Человек
мифотворящий: О литературе Испании, Португалии и
Латинской Америки. М, 1988. С. 128—137, 143—145.
2 Он добротой Лойолу превзойдет. — Игнасио Лой-
ола (Loyola; 1491—1556) — испанский религиозный
деятель, основатель (1534) ордена иезуитов. Как и Унамуно,
по национальности баск. В книге «Житие Дон Кихота
и Санчо» Унамуно постоянно сопоставляет рыцаря
Печального Образа и Лойолу.
3 В нем жив Христос, поправший фарисея. — Тема
«Христос и фарисеи» чрезвычайно важна для всех
Евангелий. Во всех столкновениях с фарисеями Христос
неизменно побеждал. Унамуно особенно занимал
евангельский эпизод, в котором фарисеи, приступившие
к Христу и «хотевшие погубить Его, решили задать Ему
вопрос, позволительно ли давать подать Кесарю,
завоевателю, врагу их иудейской родины» (Унамуно М. де.
О трагическом чувстве жизни у людей и народов; Агония
христианства. Киев, 1996. С. 342—343; перевод Е. Гарад-
жа). Выслушав ответ Христа: «...отдавайте Кесарево Ке-
758

Примечания
сарю, а Божие Богу», посрамленные фарисеи, «оставив
Его, ушли» (Мф. 22 : 21—22).
Перевод: М. Квятковская (1977).
CLII. Хуану Рамону Хименесу
Впервые: Machado A. Campos de Castilla. Madrid,
1912.
1 «Грустные мелодии» — книга Хименеса (о нем см.
примеч. 1 к поэме «Земля Альваргонсалеса» (CXIV)),
впервые вышедшая в 1903 г. Книга прославила имя автора
в Испании, была восторженно принята и читателями, и
критиками. В рецензии на книгу, опубликованной в
мадридской газете «El País» (1904. 14 de febrero), Мачадо
писал: «Поэзия, которая хочет взволновать всех, должна
быть очень личной. Самое глубинное у нас есть самое
общее. Но до тех пор, пока наша душа не пробудится для
вознесения, мы тщетно будем углубляться в самих
себя. <...> „Грустные мелодии" отмечены прежде всего
искренностью, очарованием истины, не знающей самой себя,
и высшей поэзией, поэзией выздоровления, уже
обращающей взоры к свету, молодости, радости, к чему-то такому,
что вознесет ее к небесам. Прекрасная книга молодости,
погруженной в грезы!» (цит. по: Мачадо А. Избранное.
М, 1975. С. 294—295; перевод В. Столбова). Русский
перевод стихов из книги «Грустные мелодии» см.: Химе-
несХ Р. 1) Избранное. М., 1981; 2) Вечные мгновения. СПб.,
1994. Мотивы книги Хименеса, звучащие в
комментируемом произведении, были близки Мачадо (см., например,
стихотворения «Был летний вечер — ясный, тихий, сон-
759

Приложения
ный...» (VI), «Лимонное дерево ныне...» (VII), «У ограды
сада...» (XIX), «Раздался удар короткий...» (LVI)).
2 «Фонтан — для сада, для фонтана—//одни
несбыточные сны». — Цитата из книги «Грустные мелодии».
Перевод: О. Савич (1958).
НОВЫЕ ПЕСНИ
1-е изд.: Machado A. Nuevas canciones. Madrid: Mundo
latino, 1924. В дополненном виде сборник включен в кн.:
Machado A. Poesías completas. Madrid: Espasa-Calpe, 1928.
СЫН. Придорожная олива
Впервые: índice. 1922. N 4.
1 Кристобаль Торрес (Torres; ?—1920) — андалус-
ский дворянин, живший в Баэсе в те же годы, что и Мача-
до.
2 ...коня взрастивших для Кампеадора... — О Кампе-
адоре см. примеч. 6 к стихотворению «На берегах Дуэро»
(XCVIII).
3 ...в верховьях Дуэро я видел, счастливый... — О
Дуэро см. примеч. 1 к стихотворению «Берега Дуэро» (IX)
из сборника «Одиночества, галереи и другие
стихотворения». Мачадо вспоминает о своих поездках из Сории
к верховьям Дуэро вместе с Леонор в 1909—1911 гг.
4 ...олива, да будешь ты вечно хранима //своей
сероглазой богиней Афиной. — В древнейших греческих
мифах Афина — богиня плодородия и мирного труда;
впоследствии богиня мудрости; обычно изображается с со-
760

Примечания
вой (символом мудрости). Олива (маслина) — священное
дерево Афины.
5 ..Деметре усталой... — Деметра — в греческой
мифологии богиня плодородия и земледелия, божество
урожая. Дочь Кроноса и Реи, сестра Зевса, мать Персефо-
ны (Прозерпины), похищенной Аидом. По одному из
мифов Деметра, приняв образ земной женщины, спустилась
с Олимпа и пришла в город Элевсин (впоследствии
культовый центр Деметры и Персефоны). Жена элевсинского
царя Келея, Метанира, взяла Деметру в няньки к своему
сыну Демофону (Демофонту). Решив сделать Демофона
бессмертным, Деметра натирала его амброзией и
держала по ночам над огнем. Однажды Метанира, войдя в
комнату Деметры, увидела сына объятым пламенем и
закричала, испугавшись, что он сгорит заживо. Испуг Метани-
ры помешал Деметре сделать ребенка бессмертным.
Перед уходом из Элевсина богиня плодородия подарила
старшему брату Демофона Триптолему колос пшеницы,
научила его возделывать землю и повелела ему научить
земледелию людей. Согласно некоторым мифам людей
земледелию научила сама Деметра. У Гомера она не
входит в семью олимпийских богов, и упоминания в его
поэмах о Деметре встречаются довольно редко.
6 ...так незаконный отпрыск Афродиты ~ на попече-
нъе нимфам отдан был. — Речь идет об Энее, герое
греческой мифологии и поэмы Вергилия «Энеида». Он был
сыном Афродиты от властителя Дарданов Анхиса. Эней
родился на горе Ида (близ Трои) и воспитывался
нимфами этой горы.
Перевод: Л. Цывьян (фрагменты I, VII) и В. Андреев
(фрагменты II—VI) (публикуется впервые).
761

Приложения
CLIV. Зарисовки
Впервые: Los Lunes de El Imparcial. 1920. 27 de junio
(с поев. Энрике Диес-Канедо (Díez-Canedo; 1879—1944),
испанскому поэту, эссеисту).
1 ...горные хребты Баэсы... — О Баэсе см. примеч.
к стихотворению «Воспоминания» (CXVI).
2 Несколько вершин: // Касорла, Макина, Аснай-
тин. — См. об этих вершинах примеч. 2 к
стихотворению «Ноябрь 1913 года» (CXXIX).
3 ...над узкой дорогой, что ведет из У беды... — Об
Убеде см. примеч. 2 к стихотворению «Оливы»
(СХХХИ).
4 Пресвятой Марии //веточку несет! — Оливковая
ветвь — символ мира, мудрости и славы, а также
напоминание о Христе в Гефсиманском саду на Масличной
горе.
5 Где Хосе Майрена, //там и песнь гитары... —
Фамилия Майрена, которая в последнее десятилетие жизни
Мачадо стала во многом заменять его фамилию,
возникает здесь впервые. Майрена — название одного из
селений неподалеку от Севильи. В испанской литературе это
селение уже было прославлено: в 1841 г. появился очерк
«Ярмарка в Майрене» Серафина Эстебанеса Кальдерона
(Estébanez Calderón; 1799—1867), андалусца по
рождению.
6 Кордовские горы... — Речь идет об одном из
отрогов Сьерры-Морены (Андалусия).
7 ...деревья земляничные... — Земляничное дерево —
вечнозеленое невысокое дерево семейства вересковых
с плодами, похожими на землянику.
762

Примечания
Перевод: В. Андреев (фрагменты I—VIII) и А. Миро-
любова (фрагмент IX) (публикуется впервые).
CLV. К приморским землям
Впервые: Los Lunes de El Imparcial. 1920.27 de junio.
1 Bnamuo—розы... — О патио см. примеч. 1 к
стихотворению «Лимонное дерево ныне...» (VII).
2 ...исчезла Испания Мериме. — Проспер Мериме
(Merimée; 1803—1870) — французский писатель; в его
творчестве весьма значительное место занимает
испанская тема (решенная в романтическом духе).
3 Сакан (XV в.) — японский поэт. Почему в
стихотворении Мачадо упоминается именно он — установить
не удалось.
4 Санлукар—портовый город в устье Гвадалквивира.
Переводы: М. Самаев (1958), В. Столбов (1975).
CLVI. Галереи души
Впервые: Los Lunes de El Imparcial. 1920.3 de octubre.
1 Галереи души. — См. цикл «Галереи» из сборника
«Одиночества, галереи и другие стихотворения» и, в
особенности, стихотворения «Вступление» (LXI), «А демон
снов моих был ангел дивный...» (LXII1), «Знакомый
голос в тишине ночной...» (LXIV), «Возрождение»
(LXXXVII). См. также стихотворение «С другого
берега» (CLXXVI) из «Апокрифического песенника Хуана де
Майрены».
763

Приложения
2 А лира Пифагорова еще //дрожит в безмолвии... —
См. примеч. 1 к стихотворению «Элегические строфы»
(XXXIX).
3 ...от Гераклитова огня... — Древнегреческий
философ Гераклит (548—480 до н. э.) считал огонь
первоначалом всего сущего.
Переводы: Б. Дубин (1990), В. Васильев (2002;
фрагмент), В. Андреев (публикуется впервые).
CLVII. Луна, тень и шут
Los Lunes de El Imparcial. 1920. 3 de octubre.
Ср. со стихотворением «Мой шут» (CXXXVIII).
1 Лусила — здесь, как и в ряде других стихотворений
Мачадо, условное женское имя.
Переводы: Н> Горская (1977), В. Васильев
(публикуется впервые).
GLVIII. Песни горной земли
Впервые: Machado A. Nuevas canciones. Madrid, 1924.
1 Монкайо и Урбион. — О Монкайо см. примеч. 1
к стихотворению «Поля Сории» (СХШ). Об Урбионе см.
примеч. 7 к поэме «Земля Альваргонсалеса» (CXIV).
2 Сория гор голубых... — См. примеч. 2 к
стихотворению «Берега Дуэро» (IX) из сборника «Одиночества,
галереи и другие стихотворения».
3 Земля, где Дуэро рождается, — // навеки стала
твоей! — Комментируемые строки имеют в виду Лео-
764

Примечания
нор, похороненную в верховьях Дуэро, у склона горы Эс-
пино (см. стихотворение «К Хосе Мариа Паласио»
(CXXVI) и примеч. 4 к нему).
4 Реки, что стекают // с гор Гуадаррамы... — О Гуа-
дарраме см. примеч.11 к стихотворению «Дубравы» (СШ).
5 Рамону дель Валье-Инклану. — См. примеч. 1 к
стихотворению «Легенду эту ветер, летящий над полями...»
(CXLVI).
6 ...всем ли позволено будет //лик Твой узреть? —
Ср.: Мф. 7:21.
Переводы: И. Тынянова (1972), Б. Дубин (1990;
фрагмент), В. Андреев (публикуется впервые).
CLIX. Песни
Впервые: Los Lunes de El Imparcial. 1920. 3 de octubre
(частично); Machado A. Nuevas canciones. Madrid, 1924
(полностью).
1 Малага — город в Андалусии, на берегу
Средиземного моря.
2 В церкви Сан-Доминго // бьют в колокола. — Сан-
Доминго — церковь в Сории, неподалеку от которой жил
Мачадо.
3 С тобой мы — в Валансадеро, // где праздник
святого Хуана... — Валансадеро — селение в провинции
Сория. О празднике святого Хуана см. примеч. 3 к
стихотворению «Иберийский бог» (CI).
4 Памперо — житель пампы (южноамериканской
равнины).
Перевод: М. Самаев (1958).
765

Приложения
CLX. Песни верховьев Дуэро
Впервые: España. 1922. N 1.
Написано в форме сегидильи (разновидность
испанского поэтического фольклора: семистишие, в котором
рифмуются вторая, четвертая, пятая и седьмая строки).
По всей видимости, Мачадо намеревался расширить
цикл (в его архиве сохранилось еще несколько «песен
верховьев Дуэро»).
Переводы: И. Тынянова (1958), В. Андреев
(публикуется впервые).
CLXI. Притчи и песни
Впервые: Revista de Occidente. 1923. N 3 (в более
обширном, чем окончательный, варианте).
В эту публикацию вошли следующие миниатюры:
Уж давно Христос с Сократом
сняли мерку, счет исправен:
получается, что разум
по размерам сердцу равен.
*
Переломаны все кости,
забинтован, как калека,
но слышны нам крики злости
девятнадцатого века.
Может крышка от колодца
завтра сделаться амвоном,
послезавтра — станет троном.
766

Примечания
*
Запад, как мне убедиться:
весь твой страх перед Востоком —
страх заснуть иль пробудиться?
(Перевод К. Корконосенко)
Большинство миниатюр цикла написано в форме
«солеарес» (разновидность андалусского поэтического
фольклора: трехстишия, в которых первая и последняя
строки связаны гласным ассонансом).
1 Хосе Ортеге-и-Гассету. — См. примеч. 1 к
стихотворению «Молодому философу Хосе Ортеге-и-Гассе-
ту» (CXL). В своих работах, которые Мачадо оценивал
высоко, Ортега неоднократно писал о проблеме
коммуникации между людьми. Но для него, сторонника
экзистенциализма, одиночество индивидуума было
неистребимым, радикальным. По мысли Ортеги,
коммуникация никогда не осуществляется полностью, и человек,
страдая из-за ее неполноты, оказывается в еще большем
одиночестве. Проблемой коммуникативности
занимался и Мигель де Унамуно, учитель Ортеги. Чтобы
уничтожить «зло разделения», считал Унамуно, люди
должны «со страстью» стремиться «завоевывать друг друга»,
«навязывать себя друг другу», «запечатлевать» друг
друга в своих душах, чтобы каждое «я» могло жить
в «ты» и быть им: «...любить ближнего это значит
желать, чтобы он был таким же, как я, чтобы он был еще
одним я...» (Унамуно М. де. О трагическом чувстве
жизни у людей и народов; Агония христианства. Киев,
1996. С. 258—259, 262—264; перевод Е. Гараджа).
Мачадо, в отличие от Ортеги и Унамуно и вслед за
Людвигом Фейербахом, был убежден, что преодолеть границу,
767

Приложения
разделяющую «я» и «ты», можно, не отрицая реального
различия между ними (см. миниатюры 4, 15, 42, 43).
Именно осознание и принятие инаковости «другого»
означали для Мачадо выход из эгоцентрической
замкнутости, достижение взаимопонимания, единения (см.
миниатюры 50, 66). Ср. письмо Мачадо к Унамуно от
16 января 1918 г. (наст, изд., с. 423—430). Вместе с тем
мысли об одиночестве человека у Мачадо также
нередки (см. миниатюру 86).
2 Глазом зовется глаз ~ а потому, что он видит
нас. — Ср. с миниатюрой 40 этого же цикла.
3 Сегодня — всегда доныне. — См. примеч. 5 к
стихотворению «Нарсисо Алонсо Кортесу, поэту Кастилии»
(CXLIX). Поэт Дионисио Ридруэхо (Ridruejo; 1912—
1975), живший в Сеговии в 1920-х гг. и учившийся у
Мачадо, поставил строку «Сегодня — всегда доныне»
эпиграфом к стихотворению «Всё еще» (книга «Элегии»,
1945); это стихотворение посвящено проблеме
непрерывности времени, обогащению настоящего прошлым.
См. также миниатюру 38 данного цикла.
4 ...листьямелиссы... —Мелисса — травянистое
медоносное растение семейства губоцветных с желтыми
цветками и лимонным запахом.
5 Quod elixum est пе asato. — Изречение,
приписываемое Пифагору.
6 — О череп пустой из могилы сырой! ~ так новый
Пандольфо сказал. — Шекспировская реминисценция
(«Гамлет», д. 5, карт. 1 — слова Гамлета), а также
переделка испанской анонимной эпиграммы XVIII в.:
Увидев ослиный череп,
лежащий в пыли густой,
768

Примечания
воскликнул мудрый Пандольфо:
«Как он похож на мой!»
(Перевод В. Андреева)
7 О rinnovarsi operire — один из демагогических
лозунгов Бенито Муссолини (Mussolini; 1883—1945),
пришедшего к власти в Италии в 1922 г.
8 Navigare é necessario — почти дословно
переведенное на итальянский язык крылатое латинское выражение.
9 Еще один ноль ~ но также и рассуждать. —
Конкретный повод для написания миниатюры неизвестен.
В ней отразилась атмосфера начального периода
правления генерала Мигеля Примо де Риверы (Primo de Rivera;
1870—1930), который в 1923 г., совершив
государственный переворот, возглавил правительство Испании и
фактически стал диктатором. Испанское общество того
времени впало в духовную спячку. Двумя годами позже,
в 1925 г., Унамуно так писал об этом в сонете «Красна от
крови, Каином пролитой...», обращаясь к Испании:
Для добрых дел душа твоя закрыта,
твой ум ленив. «Ты думать не должна», —
сквозь сон тебе сентенция слышна.
(Перевод В. Андреева)
10 Поэт ищет снова и снова: //не «я», что в основе
всего, // но «ты», что всего основа. — Полемика с
философской формулой Анри Бергсона из работы
«Непосредственные данные сознания»: «ce moi fondamental» (см.
стихотворение «Поэма одного дня» (CXXVIII) и примеч. 4 к нему).
11 ...еще до Рамзеса... — Речь идет о Рамзесе II (кон.
XIV—сер. XIII в. до н. э.), египетском фараоне XIX
династии.
769

Приложения
12 — Начинаете песню всё ту лее? //— Ну что ж,
навострите уши! — Миниатюра написана в связи с тем,
что предшествующее ей четверостишие повторяет
мысль, изложенную в миниатюре 1.
13 ...ближнего своего // возлюби, как себя
самого... — «Люби ближнего твоего, как самого себя»
(Мф. 19:19). Ср. также с миниатюрой 40 данного цикла.
14 Поэт, будь к себе строг ~ а говорит только
Бог. — Ср. с фрагментом VIII стихотворения
«Воспоминания дремы, сна и лихорадки» (CLXXII).
15 ...cogito ergo поп sum! — Иронический парафраз
афоризма французского философа Рене Декарта
(Descartes; 1596—1650) «Cogito ergo sum» («Я мыслю,
следовательно, существую»).
16— Какой дорогой пойдем? Конечно, кривым
путем. — Ср. с миниатюрой 75 данного цикла.
17 Сен Тоб (Tob; 1315—1369) — испанский
(еврейский) поэт, автор книги «Дидактические притчи» (1351).
18 Пчелам, а также певцам, // должно лететь не
к меду — к цветам. — Ср. с миниатюрой 16 данного
цикла.
19 Не равняй, как глупец иной, // ценность вещи с ее
ценой. — В книге «Хуан де Майрена» Мачадо вновь
привел это двустишие, предпослав ему следующие строки:
— Если б я был алмаз! —
восклицал огурец не раз.
(Перевод В. Андреева)
20 Порою для понимания строк // и вдоль их
читайте, //и поперек. — Вероятно, реминисценция фразы
Хуана Рамона Хименеса, получившей в начале 1920-х гг.
770

Примечания
широкую известность в испанских литературных кругах:
«Если тебе дали лист бумаги в линейку — пиши
поперек».
21 Беда небольшая, //что в стольких руках побывала
монета: // она — золотая. — Ср. со строками из
стихотворения «Великая целостность, или Интегральное
познание» (цикл «Абель Мартин» (CLXVII)): «На свете //
подобно всё монете, // что — сколько б ни было
владельцев — не сотрется».
22 Сеньор святой Иероним ~ и поскорее встаньте
с камня... — Иероним (342—420) — христианский
богослов, один из отцов церкви, переводчик Библии на
латинский язык. Работал над переводом более 20 лет. Обычно
изображается сидящим на грубом камне, склонившимся
над рукописью с пером в руке.
23 Говорил цыгану цыган ~ а только собьешься с
пути. — Ср. с миниатюрой 56 данного цикла.
24 ...Тартарен из Кенигсберга //стал философов
главой! — Имеется в виду Иммануил Кант. Он родился,
прожил всю жизнь и умер в Кенигсберге (ныне
Калининград). Тартарен — главный герой романной трилогии
«Тартарен из Тараскона» (1872—1890) французского
писателя Альфонса Доде (Daudet; 1840—1897), хвастун
и фанфарон. См. миниатюру 39 цикла «Притчи и песни»
(CXXXVI) из сборника «Поля Кастилии» и примеч. 14
к этому циклу, а также примеч. 5 и 6 к стихотворению
«Поэма одного дня» (CXXVIII).
25 О концепциях трудно что-либо сказать; //могут
похлебкой вскипать на огне, //могут пустыми орехами
стать. — В миниатюре отразилось негативное
отношение Мачадо к литературе эпохи барокко, одним из
направлений которой являлся концептизм (от исп. сопсер-
771

Приложения
to — концепция, понятие, идея, мнение). Концептисты
использовали неожиданные сравнения, сложные
ассоциации, игру слов, контрастные столкновения различных
понятий и т. п. (именно то, что Мачадо, всегда
стремившийся к простоте, в своей прозе постоянно подвергал
острой критике). Самым ярким представителем концеп-
тизма был Франсиско де Кеведо (Quevedo; 1580—1645),
автор сатирических, лирических и философских
произведений. Мачадо, однако, признавал словесное
мастерство Кеведо и высоко ценил его вклад в испанскую
литературу.
26 ...лучше всего: //пробудиться. — Ср. с
миниатюрой 53 данного цикла. Ср. также слова Мачадо из письма
к Унамуно от марта 1915 г.: «Вы говорите, мы спим?
Хорошо. Мы видим сны? Согласен. Но ведь надо
проснуться» (цит. по: García Blanco М. En torno a Unamuno.
Madrid, 1965. P. 250—251; перевод И. Тертерян).
27 Пусть прервет твой утренний сон //не солнечный
свет —//колокольный звон. — Ср. с миниатюрой 12
цикла «Советы, строфы, наброски» в «Апокрифическом
песеннике Абеля Мартина».
28 ...на свалку швырнули, //отнюдь не рыдая,
//корону Вильгельма, // башку Николая. — Имеются в виду
Вильгельм II (Wilhelm; 1859—1941), германский
император и прусский король (1888—1918), свергнутый
с престола 9 ноября 1918 г., и Николай II (1868—1918),
российский император (1894—1917), отрекшийся от
престола 2(15) марта 1917 г. и расстрелянный в ночь с 16 на
17 июля 1918 г. в Екатеринбурге.
29 Когда я один ~ пропасть лежит меж: нами. — Ср.
со вторым катреном сонета «Эухенио д'Орсу» из цикла
«Вариации на темы Ронсара и другие стихотворе-
772

Примечания
ния» (CLXIV). Миниатюра сугубо экзистенциалистская
(в отличие от миниатюр, посвященных поиску единения
«я» и «ты»).
30 Ты свой долгий путь начинаешь //там, в Касорле,
Гвадалквивир, // здесь, в Санлукаре, умираешь. — См.
примеч. 2 к стихотворению «Ноябрь 1913 года» (CXXIX)
и примеч. 4 к стихотворению «К приморским
землям» (CLV).
31 Барочный ум представляет //пламя в виде
спирали —//и сам себя прославляет. — Об отношении Мачадо
к искусству эпохи барокко см. примеч. 25 к данному
циклу миниатюр. Тема «Мачадо и барокко»
аргументированно проанализирована в кн.: Тертерян И, А.
Испытание историей: Очерки испанской литературы XX века.
М., 1973. С. 341—342, 346—348.
32 Обновление? Час настал. // — Только сверху! Да,
только сверху!.. — Иронический намек на лозунг
«Революция сверху!», который выдвинул Антонио Маура
(Maura; 1853—1925), политический и государственный
деятель Испании. Ср. со словами из книги «Хуан де Майре-
на»: «Революция сверху! Это все равно что сказать:
обновление дерева с кроны. Однако дерево обновляется
со всех своих частей, и главным образом с корней»
{Мачадо А. Избранное. М., 1975. С. 272; перевод В. Столбо-
ва). С политической ситуацией в стране в начале
1920-х гг. связана и миниатюра 92.
33 Что есть истина? — См. примеч. 8 к
стихотворению «Портрет» (XCVII).
34 — Завтра заговорят немые: //сердце и камень. —
Евангельская аллюзия: «Если они умолкнут, то камни во-
зопиют» (Лк. 19:40).
773

Приложения
Переводы отдельных стихотворений цикла: В.
Васильев (1969), И. Тынянова (1972), В. Столбов (1975), С. Ма-
шинская (1975), Ю. Даниэль (1975), В. Андреев (1977).
Полностью цикл на русском языке публикуется впервые.
CLXII. Виньетка
Впервые: Semanario Segovia. 1923. 1 de julio.
1 Великому иберийцу Мигелю де Унамуно, благодаря
которому современная Испания возвышена в мире. — Об
Иберии см. примеч. 3 к стихотворению «На берегах Дуэ-
ро» (XCVIII); об Унамуно см. стихотворение «Поэма
одного дня» (CXXVIII) и примеч. 3 к нему, а также
стихотворение «Дону Мигелю де Унамуно» (CLI). Мачадо
называет Мигеля де Унамуно, по национальности баска,
иберийцем потому, что баски являются потомками
древнего иберийского племени васконов. Посвящение,
которое не связано с темой стихотворения и в котором
Мачадо подчеркнуто восхваляет своего учителя и друга,
написано потому, что диктатор Примо де Ривера крайне
отрицательно относился к Унамуно (полемика философа
с ним закончилась тем, что Унамуно в начале 1924 г. был
выслан из страны).
2 Над гробом своей любимой... — Речь идет о смерти
Леонор.
3 ...закрывшись в дому, нелюдимо //жить до
скончания дней. — Хуан Рамон Хименес в воспоминаниях «Ан-
тонио Мачадо» (вошли в книгу «Испанцы трех миров»
(1942)) писал: «Когда в горной Сории умерла его
единственная возлюбленная, он, уже полный хозяин своих
размышлений и обстоятельств, вдовец для внешнего ми-
774

Примечания
pa, превратил свой дом в могилу...» {Machado A. Poesías
completas. Madrid, 1998. P. 478; перевод В. Андреева).
Переводы: М. Самаев (1969), Ю. Даниэль (1975),
В. Андреев (публикуется впервые).
CLXIII. Путешествие
Впервые: Alfar. 1925. N 1.
Переводы: М. Самаев (1958), В. Столбов (1969).
CLXIV. Вариации на темы Ронсара
и другие стихотворения
Впервые: Machado A. Poesías completas. Madrid, 1936
(как единый цикл). До этого отдельные стихи цикла
печатались в 1920—1930-х гг. в различных изданиях.
1 При посылке портрета прекрасной даме,
приславшей поэту свой портрет. — Первые три сонета цикла
(«Примите мой портрет... Запавший рот...», «Вам шлю
портрет в смущении немалом...», «Но вы любить желаете
поэта?..») действительно «вариации на темы Ронсара»,
писавшего сонетные послания дамам (о Ронсаре см.
примеч. 6 к стихотворению «Портрет» (XCVII)). Данные
сонеты Мачадо предвосхищают также песни, посвященные
Гиомар в «Апокрифическом песеннике Хуана де Майре-
ны» (CLXXIII и CLXXIV).
2 И в мудром вашем зеркале — забвенье II и свет —
как ваше появлюсь творенье. — В любовной лирике
Мачадо слово «забвенье» («olvido») возникает посто-
775

Приложения
янно (см., например, песни, посвященные Гиомар). По
мысли поэта, истинная любовь рождается тогда, когда
забвение стирает воспоминания о случайном, хотя и
реальном, происшедшем и, принося не тьму, а свет,
создает в памяти идеальный образ возлюбленной
(возлюбленного).
3 Сей путник — всех дорог земных начало. —
Суждение, противоположное строке: «Путник — ничто, и
лодка его жалка...» — из стихотворения «К сияющему
закату...» (XIII) и строке: «Путник, в море дороги нету...» —
из миниатюры 29 цикла «Притчи и песни» (CXXXVI) из
сборника «Поля Кастилии».
4 ...тот Гераклитов, первых дней, огонь. —См.
примеч. 3 к циклу стихотворений «Галереи души» (CLVI).
5 Пио Бароха (Baroja; 1872—1956) — испанский
романист, представитель «поколения 1898 года». В 1922 г.
в эссе «Заметки о Пио Барохе» Мачадо писал: «Он
первый испанский писатель, сделавший героем своего
романа европейца девятнадцатого века. <...> Герой романов
Барохи мыслит вместе со своим веком. Может быть,
Бароха — романтик? Да, если под романтизмом понимать
течение, которое ставит во главу угла чувство...» (цит.
по: Мачадо А. Избранное. М, 1975. С. 296; перевод
В. Столбова).
6 Асорин. — О нем см. примеч. 1 к стихотворению
«Наставнику Асорину за книгу „Кастилия"» (CXVII).
В сонете Мачадо использованы мотивы (лирические
пейзажные зарисовки) книги Асорина «Городок» (1916),
посвященной автором «любимому великому поэту Анто-
нио Мачадо».
7 Рамон Перес де Айяла (Perez de Ay ala; 1880—
1862) — испанский поэт, прозаик, эссеист. В первый пе-
776

Примечания
риод творчества — модернист. В сонете Мачадо
варьируются темы стихотворного сборника Переса де Айялы
«Божья тропа» (1903). В заметке 1920 г. «Природа и
искусство» Мачадо писал: «...я прочитал стихи Переса де
Айялы, где есть строки поистине гомеровские» (цит. по:
Мачадо А. Избранное. С. 158; перевод В. Столбова).
Поэтическому языку Переса де Айялы была свойственна
архаичность, в его описаниях моря ощущается влияние
Гомера, но «испанскую „Одиссею"» он так и не создал.
С середины 1920-х гг. Перес де Айяла стал писать только
прозаические произведения.
8 ...он Оксфорда студент иль Саламанки... —
Оксфорд — один из крупнейших и старейших (основан во
второй половине XII в.) университетов Великобритании.
О Саламанке см. примеч. 3 к стихотворению «Поэма
одного дня» (CXXVIII).
9 Поэт, паломник, он прошел тропой, // что в асту-
рийское ведет селенье... — Реминисценция строк из
стихотворения «Божья тропа», входившего в одноименный
сборник Переса де Айялы: «Паломник, я в пути всю
жизнь провел // и на тропу в лесной глуши набрел»
(перевод В. Андреева). Об Астурии см. примеч. 10 к
стихотворению «Дубравы» (СШ).
10 Чествование, Гранмонтаня. — Франсиско Гран-
монтань (Grandmontagne; 1866—1936) — испанский
(родом из Каталонии) прозаик, журналист, лингвист. Многие
годы прожил в Аргентине. Занимался проблемами
эмиграции и исследованием особенностей аргентинского
варианта испанского языка. Стихотворение, посвященное
Гранмонтаню, написано осенью 1921 г., когда он — на
короткое время — приезжал в Испанию. В первых строках
Мачадо несколько раз упоминает о горах, — скорее всего,
777

Приложения
это связано с тем, что фамилия «Гранмонтань» с
французского переводится как «большая (великая) гора».
1 * Над лаплатской водою... — Ла-Плата — залив на
северо-востоке южноамериканского материка,
образованный реками Парана и Уругвай.
12 ...ждал его Вавилон. — Подразумевается
Буэнос-Айрес, огромный портовый город, в котором
проживают люди едва ли не всех национальностей мира.
13 ...ив просторах степных... — См. примеч. 1 к
стихотворению «О ночь, моя старинная подруга...» (XXXVII).
Здесь степью названа аргентинская пампа.
14 ...начал собственную конкисту.
—Конкиста—завоевание испанцами Южной Америки в XVI—XVII вв.
15 ...а Мадрид — волнолом Испании. — Ср. со второй
строкой стихотворения «Мадрид» (раздел «Стихи
военных лет»).
16 ...«ayant pour tout laquais voire ombre seule-
ment»... — Измененная цитата из элегии Пьера де Ронса-
ра «На смерть Марии» (1565).
17 ...капитан. — См. примеч. 5 к стихотворению «На
берегах Дуэро» (XCVIII).
18 Дону Рамону дель Валье-Инклану. — О Валье-Инк-
лане см. примеч. 1 к стихотворению «Легенду эту ветер,
летящий над полями...» (CXLVI).
19 ...на брег я вышел мрачный Ахерона... — Ахерон
(Ахеронт) — в греческой мифологии река в подземном
царстве.
20 ...а ты предстал мне в образеХарона. — Харон —
в греческой мифологии перевозчик, переправлявший
через реки подземного царства души умерших и
взимавший за перевоз плату (поэтому в своем стихотворении
Мачадо пишет: «Я расплачусь <...> монетою сонета»).
778

Примечания
21 (И кто сказал, что ты — с одной рукою?) — В
молодости Валье-Инклан потерял левую руку (повторяя
слова Сервантеса, который в сражении при Лепанто
в 1571 г. был ранен в левую руку, оставшуюся
парализованной, он любил говорить: «К вящей славе правой
руки»).
22 Пропеть осанну //мне твоему хотелось Дон
Жуану... — См. примеч. 3 к стихотворению «Портрет»
(XCV1I).
23 Эмилиано Барраль (Barral; 1896-1936) —
испанский скульптор (из Сеговии). Создал несколько
скульптурных портретов Мачадо (первый из них—в 1920 г.).
В сборнике «Война» (1937) поэт вновь привел текст
стихотворения «Скульптору Эмилиано Барралю»,
снабдив его послесловием, в котором процитировал
последнее трехстишие поэмы Манрике «Строфы на смерть
отца»:
«Эмилиано Барраль, капитан сеговийского
ополчения, погиб у ворот Мадрида, защищая отчизну от
предателей, торгашей и иноземных захватчиков. Он был
великим скульптором и даже саму смерть свою сделал
бессмертным изваянием.
Пусть он умер, но память
о себе он оставил
в утешение нам.
Хорхе Манрике
Мадрид, 1936».
(Перевод В. Андреева)
24 В Испании, лире из камня и солнца //подобной... —
Ср. с первым двустишием сонета «Испания моя! Рукой
нещадной...» в разделе «Стихи военных лет».
779

Приложения
25 ...где к дальнему морю река полноводная
льется... — Имеется в виду река Дуэро.
26 Нет, ты не на суше моряк... — Несомненный
намек на заглавие стихотворного сборника «Моряк
на суше» испанского поэта Рафаэля Альберти (о нем
см. примеч. 6 к «Фрагментам из письма Давиду
Выгодскому от апреля 1937 г.»). В 1924 г. Альберти за этот
сборник (еще в рукописи) был удостоен Национальной
премии. Мачадо являлся членом жюри,
рассматривавшего представленные на конкурс рукописи и книги.
Сохранился письменный отзыв Мачадо о рукописи молодого
поэта: «Из стихов это, на мой взгляд, лучшее, что
представлено на конкурс» (цит. по: Альберти Р. Затерянная
роща: Воспоминания / Пер. П. Глазовой. М., 1968.
С. 200).
27 Цветок наперстянки. — Наперстянка — растение
семейства норичниковых. Широко используется в
народной медицине, особенно при сердечно-сосудистых
заболеваниях.
28 ...навестили меня в Сеговии... — Сеговия — город
к северу от Мадрида (по другую сторону Гуадаррамы).
Мачадо жил в Сеговии в 1919—1931 гг. Ныне в доме,
в котором он жил, — Музей Антонио Мачадо.
29 Памятный мне санаторий в горах //
Гуадаррамы... — Возможно, в этом санатории лечилась
заболевшая туберкулезом Леонор.
30 Франсиско Ромеро (Romero; 1885—1936) —
испанский педагог; жил в Сеговии в те же годы, что и
Мачадо.
31 ...сказал святой Павел... — Слова апостола Павла
о браке, жене и муже (Послание к ефесянам, гл. 5)
читаются при венчании в католической церкви.
780

Примечания
32 «Gaudeamus!» — студенческий гимн, получивший
широкое распространение еще в Средневековье.
33 ...fortunati ambo! — Цитата из эпической поэмы
Вергилия «Энеида» (IX, 446).
34Да будет любовь вам опорой... — Измененная
строка из андалусской народной коплы (четверостишия).
Эту же строку — уже не в неизмененном виде — Мачадо
цитирует и в книге «Хуан де Майрена»:
Если ты любишь меня
так, как любима ты мной,
то нас с тобой назовут
опорой любви двойной.
(Перевод В. Андреева)
35 Андалусские песни ~ В стихах Икасы... — Франси-
ско де Икаса (Icaza; 1863—1925) — мексиканский поэт,
литературовед (занимался творчеством Сервантеса),
переводчик (переводил, в частности, Ницше, к философии
которого Мачадо проявлял интерес). Многие годы жил
в Испании. Стихотворение написано в форме «солеарес»
(см. примеч. к циклу «Притчи и песни» (CLXI) из
данного сборника).
36 Поэт земли мексиканской, //— ее мы Новой
Испанией //звали... — В колониальное время (начало XVI—
начало XIX в.) Мексика называлась вице-королевством
Новая Испания.
37 ...украсят дублон золотой. — Ср. с
миниатюрой 78 цикла «Притчи и песни» (CLXI) из данного
сборника. Дублон (исп. doblón) имел хождение в Испании до
1868 г.
781

Приложения
^Эухенио дЮрс (Ors; 1882—1954) — испанский
(каталанский) прозаик, эссеист, критик, искусствовед.
Был пропагандистом модернизма и авангардизма в
каталанской литературе. Свои произведения обычно
подписывал псевдонимом «Гениус».
39 Авила — старинный город к северо-западу от
Мадрида (по другую сторону Гуадаррамы).
40 Сны в диалогах. —Данный цикл сонетов посвящен
памяти Леонор.
41 Там, у Арагона, // порозовел Монкайо белый
склон. — Об Арагоне см. примеч. 2 к стихотворению «На
берегах Дуэро» (XCVIII). О Монкайо см. примеч. 1 к
стихотворению «Поля Сории» (CXIII).
42 Листки из папки. — Этот цикл стихотворных
миниатюр написан в связи с возникшей на страницах
испанских литературных журналов (в начале 1920-х гг.)
полемикой о новых тенденциях в поэзии: культ метафоры,
барочная пышность, усложненная ассоциативность
образов, верлибр, сюрреалистическое видение мира и т. п.
В 1927 г. во вступительной речи, написанной по случаю
избрания в Испанскую академию языка и литературы
(эту речь он, правда, так и не произнес), Мачадо заметил:
«Что же сейчас происходит в поэзии? Она уже не похожа
на ftigit irreparabile tempus <необратимо бегущее
время — лат> романтического века Карно и Ламартина.
Похоже, что поэзия освободилась от времени. Стихи
сейчас перегружены концепциями, образы уже не
сливаются, как прежде, в поток сознания. Лирическая поэзия
никогда не отличалась таким богатством образов, как
сегодня, но сейчас ее образы только обволакивают идеи, не
передают пережитого человеком и не несут никакого
чувства. Им недостает сердечного тепла и эмоциональ-
782

Примечания
ной глубины. Это новое барокко, непонятое критиками
в той же мере, что и старое, представляет собой
запутанный и сложный узор, сотканный из идей. <...>
Попробуйте, перечитывая современные стихи, — допустим, Поля
Валери во Франции или Хорхе Гильена у нас, —
отыскать мелодию, рожденную живым чувством. Вы ее не
найдете. Эта холодность тревожит и даже отталкивает»
(цит. по: МачадоА. Избранное. М., 1975. С. 177; перевод
Н. Малиновской).
Переводы отдельных стихотворений цикла: Ф. Кель-
ин (1941), П. Грушко (1969), А. Гелескул (1975), М. Квят-
ковская (1975), Ю. Даниэль (1977), В. Андреев (1977),
Н. Горская (1977), Н. Ванханен (1989). Полностью цикл
на русском языке публикуется впервые.
CLXV. Сонеты
Впервые: Alfar. 1925. N 1.
1 ...и это чудо — с Компостелой встреча... — Ком-
постела (Сантьяго де Компостела) — столица Галисии
(северо-запад Испании), один из красивейших городов
Пиренейского полуострова. Место паломничества
католиков с эпохи Средневековья; по преданию, в
кафедральном соборе Компостелы хранятся мощи святого Иакова
(Сантьяго, Santiago), покровителя Испании (в период
Реконкисты апостол Иаков вдохновлял испанцев-христиан
на борьбу с маврами).
2 Двуречье... — Город Сантьяго-де-Компостела
расположен между реками Тамбре и Улья.
3 Твой образ в сердце годы не затмили? — Сонет
посвящен памяти Леонор.
783

Приложения
4 О, этот свет Севильи... И дворец, // где я рожден
под плеск фонтана кроткий. — См. примеч. 1 к
стихотворению «Странник» (I). Ср. с первыми шестью
строками сонета «Я снова в прошлом. Детство. Сквозь окно...»
(раздел «Стихи военных лет»).
5 Над книгами — отец. — Речь идет об Антонио Ма-
чадо Альваресе (1846—1893). В настоящем сонете
частично использованы строки из стихотворения «Мой
отец», написанного Мачадо в 1916 г. и при жизни поэта
не публиковавшегося.
6 ...от мальчика слепого... — Т. е. от Амура.
Переводы отдельных сонетов цикла: П. Грушко
(1969), М. Квятковская (1975), Ю. Даниэль (1975).
Полностью в переводе М. Квятковской цикл публикуется
впервые.
CLXVI. Старые песни
Впервые: Alfar. 1925. N 1 (частично); Machado А.
Poesías completas. Madrid, 1928 (полностью).
1 ...близ Аликуна. — Аликун — селение в провинции
Хаэн.
2 Гвадиана Меньшая — приток Гвадалквивира
(иначе: Малая Гвадиана, Guadiana menor).
3 Баэса — беднячка, сеньора... — Баэса — один из
старинных городов Испании («сеньора» означает
буквально «старшая»). Была стратегически важной
крепостью арабов (мавров) во время их владычества в
Андалусии. О сражениях за Баэсу в XIII в. создано несколько
народных романсов (о чем Мачадо хорошо знал). В
начале XX в. Баэса превратилась в глухой провинциальный
784

Примечания
городок. См. также примеч. к стихотворению
«Воспоминания» (CXVI).
4 Убеда — цыганка, царица. — Убеда — более
молодой, крупный и богатый, чем Баэса, город. В Убеде,
как почти повсюду в Андалусии, немало цыган (у Ма-
чадо не было пренебрежительного отношения к
цыганам). См. также примеч. 2 к стихотворению «Оливы»
(СХХХП).
5 В старой Кесадской сьерре... — Кесада — горная
гряда в провинции Хаэн.
Переводы: М. Самаев (1958), Л. Цывьян
(публикуется впервые).
АПОКРИФИЧЕСКИЙ ПЕСЕННИК
АБЕЛЯ МАРТИНА
CLXVII. Абель Мартин
Впервые: Revista de Occidente. 1926. N 12
(частично); Machado A. Poesías completas. Madrid, 1928
(полностью).
1 Абель Мартин. — Инициалы «апокрифического
поэта», скорее всего не случайно, совпадают с
инициалами автора—Антонио Мачадо. Абель (с ударением на
последнем слоге) — испанский вариант библейского имени
Авель. В качестве фамилии, возможно, использовано
имя немецкого философа-экзистенциалиста Мартина
Хайдеггера, работы которого Мачадо хорошо знал
и ценил.
785

Приложения
2 В прозаической книге «Хуан де Майрена» труд
«О сущностной гетерогенности бытия» Мачадо
приписал Майрене (см.: наст, изд., с. 612).
3 ...о спасибо тебе, Петенера... — См. примеч. 2
к стихотворению «Сегодня — хотой, завтра — петене-
рой...» (LXXXIII).
4 Весеннее ~ что это ты, воскресшая в
весне!—Сонет посвящен памяти Леонор.
5 Роза пылающая — словосочетание, неоднократно
встречающееся в произведениях Рубена Дарио (исп. rosa
de fuego).
6 ...пантера страсти... — Символ, восходящий
к «Божественной комедии» Данте (в переводе М.
Лозинского пантера заменена на рысь).
7 Nel mezzo del cammin... — Начальные слова
«Божественной комедии» Данте (см. также примеч. 1 к
стихотворению «Апрель целовал незримо...» (LXXXV)).
8 ...ты найдешь глаза Амалии. — Амалия —
условное женское имя.
9 ...Господи, пронеси. — Улица с таким названием
(исп. Válgame Dios; букв. Помоги мне Бог) есть в Севилье
(родном городе Мачадо).
10 Колоколами рассвета // я благостно
пробужден. — Ср. с миниатюрой 82 цикла «Притчи и
песни» (CLXI) из сборника «Новые песни».
1 * Когда Единосущее свершило // свой труд:
Ничто... — Мачадо, как и Мигель де Унамуно, считал, что
слово «ничто» («nada») отражает мировосприятие,
свойственное именно испанцам. См. также стихотворение
Мануэля Мачадо «Ничто» (1894):
Ничто мне желанно. Оно новизною
прекрасною манит. Ничто призываю.
786

Примечания
Когда хочу жить — вспоминаю о смерти.
Когда хочу видеть — глаза закрываю.
(Перевод В. Андреева)
Ср. со стихотворениями «Сиеста» (CLXX), «Смерть
Абеля Мартина» (CLXXV) и с четверостишием: «— Да
будет Ничто, — Господь произнес...» — из книги «Хуан
де Майрена».
12 Fiat umbra! — Парафраз библейского «Да будет
свет» (Быт. 1:3). Слово «umbra» переводится и как
«тень», и как «тьма». В латинском тексте Библии
«тьма» обозначена словом «tenebrae».
13 ...рука под пухлою щекою... — Возможно, намек на
Канта (ср. с миниатюрой 77 цикла «Притчи и
песни» (CLXI) из сборника «Новые песни»).
Переводы отдельных стихотворений цикла: Н.
Тихонов (1958), В. Васильев (1969), Н. Горская (1977), В.
Андреев (1977), М. Квятковская (1977). Полностью цикл на
русском языке публикуется впервые.
АПОКРИФИЧЕСКИЙ ПЕСЕННИК
ХУАНА ДЕ МАЙРЕНЫ
CLXVIII. Майрена Абелю Мартину, мертвому
Впервые: Machado A. Poesías completas. Madrid, 1928.
1 С Ней или с Him... —Т. е. со смертью или с Богом.
2 Для зари, что еще не зажглась, //мудрый кукольник
оставляет //блеск и славу новых идей... — См. стихотво-
787

Приложения
рения «Поэт» (XVIII), «Бывают уголки
воспоминаний...» (XXX), а также стихотворение «Воспоминания
дремы, сна и лихорадки» (CLXXII) и примеч. 4 к нему.
3 ...шаги твои не уснули — // сплелись в полупьяном
бреду... — Мачадо наделил Абеля Мартина (как,
впрочем, и Хуана де Майрену) пристрастием к вину.
Перевод: В. Андреев (публикуется впервые).
CLXIX. Последние жалобы Абеля Мартина
Впервые: Mediodía. 1933. N 6.
1 О Время,, о Доныне... — См. примеч. 5 к
стихотворению «Нарсисо Алонсо Кортесу, поэту Кастилии» (CXLIX).
2 Мне тоже, капитан? — См. примеч. 5 к
стихотворению «На берегах Дуэро» (XCVIII).
3 ...океан забвенья... — В оригинале — «море
забвенья» («mar de olvido»). См. стихотворение
«Глосса» (LVII1) и примеч. 2 к нему.
Перевод: А. Гелескул (1977).
CLXX. Сиеста
Впервые: Machado A. Poesías completas. Madrid,
1928.
1 Сиеста. — Обычные значения слова «сиеста» —
самое жаркое время дня, послеобеденный отдых,
послеобеденный сон. Но у этого слова есть и еще одно
значение: музыка послеобеденного богослужения (что, по
788

Примечания
всей видимости, в данном случае тоже учитывается
автором).
2 ...Он создал Ничто милосердной рукою... — Ср.
с первым катреном сонета «Великий ноль» из
«Апокрифического песенника Абеля Мартина», со
стихотворением «Смерть Абеля Мартина» (CLXXV) из
«Апокрифического песенника Хуана де Майрены» и с
четверостишием: «— Да будет Ничто, — Господь произнес...» — из
книги «Хуан де Майрена». См. также примеч. 11 к
стихотворному циклу «Абель Мартин» (CLXVII).
Перевод: В. Андреев (публикуется впервые).
CLXXI. Заметки на полях эмоциональной
географии Испании
Впервые: Machado A. Poesías completas. Madrid,
1928.
1 Над Макиной туча — // чернее ночи. //Над Аснай-
тином — гроза //наваху точит. — О Макине и Аснайти-
не см. примеч. 2 к стихотворению «Ноябрь 1913
года» (CXXIX). Наваха — испанский складной нож с
широким лезвием.
2 Гарсиес — селение в горах Сьерры-Морены.
3 Химена — город на Атлантическом побережье
Испании, близ Кадиса.
4 Съерра-Морена — горная гряда в Андалусии, над
правым (северным) берегом Гвадалквивира (букв.:
Смуглая сьерра).
5 В Аликунея слышал... — Об Аликуне см. примеч. 1
к стихотворному циклу «Старые песни» (CLXVI).
789

Приложения
6 А в Кесадея слышал... — Кесада — здесь: городок
(селение) в провинции Хаэн.
Переводы: М. Квятковская (1977; фрагмент), В.
Андреев (публикуется впервые).
CLXXII. Воспоминания дремы, сна и лихорадки
Впервые: Revista de Occidente. 1931. N 1.
При создании стихотворения сказались впечатления
от сатирической книги «Сновидения» (1627) испанского
писателя Франсиско де Кеведо (о нем см. примеч. 25
к циклу «Притчи и песни» (CLX1) из сборника «Новые
песни») и от серии офортов «Капричос» (1797—1798)
Франсиско де Гойи (Goya; 1746—1828), находящихся
в мадридском музее Прадо.
Не исключено влияние поэмы Александра Блока
«Двенадцать» (1918; переведена на испанский язык
в 1924 г.) на композицию «Воспоминаний дремы, сна и
лихорадки».
Известна запись ночного кошмара (разговор с
палачом), которая, возможно, являлась первоначальной
разработкой темы будущего стихотворения (см.:
Machado A. Poesía у prosa. Madrid, [1989]. Т. 2: Poesías
completas. P. 774—778; Тертерян И. А. Испытание
историей: Очерки испанской литературы XX века. М., 1973.
С. 349).
1 Масон, масон!.. — Мачадо интересовался
масонством; он посещал мадридскую масонскую ложу и,
возможно, был принят в ее члены.
2 ...в Лусене... — Лусена — город в Андалусии
(провинция Кордова). В стихотворении упомянута именно
790

Примечания
Лусена, возможно, потому, что название этого города
происходит от слова «luz» («свет»). Слово «свет»,
знаковое в поэзии Мачадо, вновь появляется во фрагменте X
комментируемого стихотворения.
3 Лусия, Инее, Кармела—условные женские имена.
4 Играть для публики станем? — Завершение
«артистической темы», которая была начата в стихотворении
«Поэт» (XVIII). Ср. также слова Мачадо, сказанные им
незадолго до смерти (в изложении Ильи Эренбурга):
«Если актер вошел в роль, то ему легко и уйти со сцены...»
(Эренбург И Г. Люди, годы, жизнь. Кн. 4 // Собр. соч.:
В 9 т. М., 1967. Т. 9. С. 217).
5 Санбенито — колпак, который надевали на
приговоренных инквизиционным судом к казни (аутодафе).
6 Самонадеян поэт ~ Только Божьему слову
предела нет. — Ср. с миниатюрой 44 цикла «Притчи и
песни» (CLXI) из сборника «Новые песни».
7 ..рядом с черной лагуною... — Вероятно, отсылка
к «Земле Альваргонсалеса» — и поэме, и прозаической
легенде, где упомянута Черная Лагуна (в переводе
поэмы, выполненном О. Савичем, Черная Лагуна заменена
Черными Водами).
8 — Ведь ты —Харон? — О Хароне см. примеч. 20
к циклу «Вариации на темы Ронсара и другие
стихотворения» (CLXIV).
9 Вешал брадобрей. — Для Мачадо ремесло
брадобрея явно родственно палаческому.
10 Как Данте, адовыми я пройду кругами! //И
провожатый у меня — поэт, // чье имя — свет! —
Провожатым Данте по кругам ада в «Божественной комедии» был
Вергилий — «честь и светоч всех певцов земли» («Ад»,
песнь первая, ст. 81; перевод М. Лозинского).
791

Приложения
1 ] Оставь надежду... — Т. е. «Оставь надежду всяк сюда
входящий» (в переводе М. Лозинского: «Входящие, оставьте
упованья») — строка из надписи над входом в Ад в
«Божественной комедии» Данте («Ад», песнь третья, ст. 9). .
12 ...на всех балконах видна, //с сотнями кавалеров //
кокетничает она. — Ср. с миниатюрой 10 цикла
«Советы, строфы, наброски» из «Апокрифического песенника
Абеля Мартина».
Переводы: А. Гелескул (1977), В. Андреев (2005).
CLXXIII. Песни для Гиомар
Впервые: Revista de Occidente. 1929. N 25.
1 Гиомар (Guiomar) — имя, встречающееся в ряде
испанских народных романсов. Известно, что так звали
жену поэта Хорхе Манрике. Этим именем Мачадо стал
называть женщину, которую любил в последние годы
своей жизни и настоящее имя которой хранил в тайне
(она была замужем). Долгое время высказывались
различные предположения по поводу возлюбленной
Мачадо. Ныне не подвергается сомнению: потаенная любовь
Мачадо — испанская поэтесса Пилар Вальдеррама (Val-
derrama; 1899—1979). В 1981 г. были опубликованы ее
воспоминания «Да, я — Гиомар».
Настоящее имя своей возлюбленной Мачадо
косвенно назвал только один раз (отождествляя ее с
покровительницей Испании Девой Марией дель Пилар) — в
сонете, написанном незадолго до смерти:
Прости меня, Мария дель Пилар,
что я, подобно флорентийцу, ныне
792

Примечания
принес тебе, моя богиня, дар,
дар этот — роза, что взросла в пустыне.
Она в шипах. Но мог ли твой поэт
иной цветок найти в песках печали?
Здесь, где планеты высохший скелет
ветра и солнце отполировали, —
какое утешенье:
в каморке сердца, где уже темно,
где холод ощутим реки осенней,
твое услышать имя мне дано!
Прощай. Я навсегда закрыл окно.
Ты слышишь сердца моего биенье?
(Перевод В. Андреева)
2 Тает в сумерках Гуадаррама... — О Гуадарраме см.
примеч. 11 к стихотворению «Дубравы» (СШ).
3 Panta rhei — изречение Гераклита. Ср. с
миниатюрой 44 цикла «Притчи и песни» (CXXXVI) из сборника
«Поля Кастилии».
4 ...всё—в нынешнем вчера, в том, что Доныне... —
См. примеч. 5 к стихотворению «Нарсисо Алонсу
Кортесу, поэту Кастилии» (CXLIX).
Переводы: Ю. Даниэль (1977), В. Андреев
(публикуется впервые).
CLXXIV. Новые песни для Гиомар
Впервые: Machado A. Poesías completas. Madrid, 1936.
См. примеч. 1 к предыдущему стихотворному циклу.
793

Приложения
За стихотворением VI настоящего цикла должно
было следовать стихотворение «Знаю: когда я умру, ты
заплачешь...» (см.: наст, изд., с. 388, 797), опубликованное
автором в книге «Хуан де Майрена».
При создании последнего в цикле стихотворения
сказались впечатления от картин нидерландского
художника Иеронима Босха (Bosch; 1450—1516)
«Искушение святого Антония» (1495—1505), «Сад земных
наслаждений» (1500—1510) и др., которые находятся
в музее Прадо.
Переводы: Ю. Даниэль (1977; фрагменты), В.
Андреев (публикуется впервые).
CLXXV. Смерть Абеля Мартина
Впервые: Machado A. Poesías completas. Madrid, 1933.
1 Хуан де Майрена. «Эпиграммы». — Такого раздела
нет ни в «Апокрифическом песеннике Хуана де Майре-
ны», ни в книге «Хуан де Майрена».
2 ...нарубеже пятидесятилетъя!—Мачадо даровал
Абелю Мартину 58 лет жизни (1840—1898; правда, в
сохранившихся рукописях иногда указан иной год
«смерти»—1888).
3 Великое Ничто... — Ср. с первым катреном сонета
«Великий ноль» из «Апокрифического песенника Абеля
Мартина», со стихотворением «Сиеста» (CLXX) и с
четверостишием: «— Да будет Ничто, — Господь
произнес...» — из книги «Хуан де Майрена». См. также
примеч. 11 к стихотворному циклу «Абель Мартин»
(CLXVII).
794

Примечания
4 Я жил, я спал, я видел сны... — Парафраз фрагмента
из знаменитого монолога Гамлета «Быть иль не быть»:
«Скончаться. Сном забыться. //Уснуть... и видеть сны?»
(д. 3, карт. 1; перевод Б. Пастернака), а также названия
пьесы Кальдерона «Жизнь есть сон» (см.: наст, изд.,
с. 811—812, примеч. 11 и 14). Ср. также со словами из
предисловия Мачадо к сборнику «Поля Кастилии»: «Что
же делать? Прясть нить, что нам дана, видеть сны,
грезить, жить...» (наст, изд., с. 700).
Перевод: А. Гелескул (1975).
CLXXVI. С другого берега
Впервые: Machado A. Poesías completas. Madrid, 1933.
1 ...галереи души... — См. раздел «Галереи»
сборника «Одиночества, галереи и другие стихотворения»,
и в особенности стихотворения «Вступление» (LXI),
«А демон снов моих был ангел дивный...» (LXIII),
«Знакомый голос в тишине ночной...» (LXIV),
«Возрождение» (LXXXVII). См. также одноименное
стихотворение (CLVI) из сборника «Новые песни».
2 И горящее Nihil на черной скале ~и — во мгле — //
луч дороги в горах. — В этом стихотворении,
заключающем книгу 1936 г., в отличие от стихотворений
«Сиеста» (CLXX) и «Смерть Абеля Мартина» (CLXXV), где
Ничто — глубокая, непроницаемая тьма, присутствует
«луч дороги» («el rayo de un camino»).
Переводы: А. Гелескул (1975), В. Андреев
(публикуется впервые).
795

Приложения
ДОПОЛНЕНИЯ
I. СТИХИ ИЗ КНИГИ «ХУАН ДЕ МАЙРЕНА.
ИЗРЕЧЕНИЯ, ШУТКИ, ЗАМЕЧАНИЯ
И ВОСПОМИНАНИЯ
АПОКРИФИЧЕСКОГО ПРОФЕССОРА»
Впервые: Machado A. Juan de Mairena. Sentencias,
donaires, apuntes y recuerdos de un profesor apócrifo. Madrid:
Espasa-Calpe, 1936.
Детское воспоминание
Такое же название носит стихотворение V (сборник
«Одиночества, галереи и другие стихотворения»).
В данном произведении ощутимо влияние
стихотворений Хуана Рамона Хименеса (о нем см. примеч. 1 к
поэме «Земля Альваргонсалеса» (CXIV)), объединенных
темой детства.
Перевод: М. Квятковская (1977).
«Разве мужчина мужчиною был...»
Четверостишие, вероятно, связано с циклами песен,
посвященных Гиомар.
Перевод: В. Андреев (публикуется впервые).
796

Примечания
«Знаю: когда я умру, ты заплачешь...»
См. примеч. к циклу «Новые песни для Гио-
мар» (CLXXIV), с которым связано это стихотворение.
Перевод: В. Андреев (публикуется впервые).
Саэта Абеля Мартина
1 Саэта. — См. примеч. 1 к стихотворению «Саэта»
(СХХХ).
2 Есть богохульство ~ то, что Господь простит. —
Ср.: наст, изд., с. 432—434, а также следующие слова Ма-
чадо: «Богохульство входит в народную религию. <...>
Бог скорее простит — и не сомневайтесь в этом —
богохульство, высказанное вслух, чем богохульство,
лицемерно запрятанное в глубине души или еще более
лицемерно выдаваемое за молитву» (цит. по: Мачадо А.
Избранное. М., 1975. С. 182; перевод В. Столбова).
Перевод: В. Андреев (публикуется впервые).
«— Да будет Ничто, — Господь произнес...»
В книге «Хуан де Майрена» этому четверостишию
предпослано другое — с «апокрифической» ссылкой на
книгу Абеля Мартина «Дополнения»:
Ты сущее стер, оставив Ничто посему.
Яви мне, Творец всемогущий и вечный,
руку, которой ты создал тьму, —
доску, где пишется мысль человечья.
(Перевод В. Андреева)
797

Приложения
1 —Да будет Ничто... — Парафраз библейского
«Да будет свет» (Быт. 1:3). Ср. с первым катреном сонета
«Великий ноль» из «Апокрифического песенника Абеля
Мартина», а также со стихотворениями «Сиеста»
(CLXX) и «Смерть Абеля Мартина» (CLXXV). См. также
примеч. 11 к стихотворному циклу «Абель Мартин»
(CLXV1I).
Перевод: В. Андреев (публикуется впервые).
П. СТИХИ ВОЕННЫХ ЛЕТ
Впервые: Machado A. Poesías de guerra / Ed. por A. de
Albornoz. San Juan: Asomante, 1961.
Преступление было в Гранаде
Впервые: Ayuda. 1936. 17 de octubre.
Комментируемое стихотворение — первый в
мировой литературе поэтический отклик на гибель Федерико
Гарсиа Лорки (García Lorca; 1898-1936), расстрелянного
франкистами на рассвете 19 августа 1936 г. в предместье
Гранады, его родного города (в восточной части
Андалусии). Стихотворение насыщено образами лирики Гарсиа
Лорки. Лорка посвятил Мачадо стихотворение «Это —
пролог» (1918). Мачадо и Гарсиа Лорка познакомились
в Баэсе в 1916 г.
1 ...шагая с Нею рядом... — См. примеч. 1 к
стихотворению «Однажды мы присядем на краю дороги...»
(XXXV).
798

Примечания
2 Хитана (исп. gitana) — цыганка.
3 ...в Альгамбре... — Альгамбра — дворец арабских
(мавританских) халифов на восточной окраине Гранады.
Памятник архитектуры XIII—XIV вв.
Переводы: Ф. Кельин (1938), А. Гелескул (1962),
В. Иванов (1963), Н. Горская (1975), В. Андреев (1999).
Мадрид
Впервые: Servicio Español de Información. 1936. 7 de
noviembre.
1 Мадрид! ~ Испании защитный волнолом! — Ср.
примеч. 15 к стихотворению «Чествование Гранмонта-
ня» из цикла «Вариации на темы Ронсара и другие
стихотворения» (CLXIV).
2 7 ноября 1936 года. — В этот день франкисты
планировали захватить Мадрид, где Мачадо находился до
конца ноября.
Переводы: Н. Жарова (1955), В. Столбов (1975),
В. Андреев (1987).
Сегодняшние раздумья
Впервые: Machado A. La guerra. Madrid, 1937.
1 ...и водами Гвадалавьяра //Валенсия напоена... —
Гвадалавьяр (Турия) — река, впадающая в Средиземное
море. В устье Гвадалавьяра—город Валенсия, в котором
Мачадо жил с ноября 1936 по апрель 1938 г. В ту пору
799

Приложения
в Валенсии находилось правительство Испанской
Республики.
2 ...земля, что садами богата //и лирою Марка слав-
на! — Аусиас Марк (March; 1397-1459) — испанский (ва-
ленсианский) поэт.
3 ...с верховьев Дуэро... — См. примеч. 1 к
стихотворению «Берега Дуэро» (IX) из сборника «Одиночества,
галереи и другие стихотворения».
4 ...со склонов гряды астурийской... — Об Астурии
см. примеч. 10 к стихотворению «Дубравы» (CIII).
Переводы: Н. Жарова (1955), Ю. Даниэль (1975),
В. Андреев (публикуется впервые).
Весна
Впервые: Machado A. La guerra. Madrid, 1937.
Переводы: Ф. Кельин (1939), К. Гусев (1941), М. Са-
маев (1958), В. Михайлов (1986), В. Андреев (2004).
Поэт вспоминает земли Сории
Впервые: Machado A. La guerra. Madrid, 1937.
1 ...ты, Сория, как встарь, перед глазами. — См.
примеч. 2 к стихотворению «Берега Дуэро» (IX) из
сборника «Одиночества, галереи и другие
стихотворения».
2 ..мой край суровый //ждет, что создам я новыйро-
мансеро? — О романсеро см. примеч. 2 к стихотворению
«Берега Дуэро» ( СИ ) из сборника «Поля Кастилии».
800

Примечания
Переводы: К. Гусев (1946), О. Румер (1958),
П. Грушко (1969), В. Андреев (1987).
Рассвет в Валенсии
Впервые: Machado A. La guerra. Madrid, 1937.
1 ...влюбленного кентавра — в светлых нивах. —
О кентавре см. примеч. 2 к стихотворению «По землям
Испании» (XCIX).
Переводы: Ф. Кельин (1939), К. Гусев (1941),
П. Грушко (1969), Н. Горская (1975), В. Андреев (1987).
Смерть раненого ребенка
Впервые: Hora de España. 1939. N 6.
Переводы: Ф. Кельин (1939), К. Гусев (1946), М. Са-
маев (1958), Н. Горская (1975), В. Андреев (1987).
«От моря и до моря между нами...»
Впервые: Hora de España. 1939. N 6.
1 ... на волны //Камоэнсова моря... — Луис де Камо-
энс (Camóes; 1524—1580) — португальский поэт, автор
эпической поэмы «Лузиады» (1572), в которой воспел
замечательные географические открытия португальских
мореплавателей — в основном Васки да Гамы. (Когда
началась война, Гиомар находилась в Португалии.)
801

Приложения
Переводы: О. Румер (1958), П. Грушко (1969), В.
Андреев (1987).
«Я снова в прошлом. Детство. Сквозь окно...»
Впервые: Нога de España. 1939. N 6.
1 Мой брат... — Имеется в виду Мануэль Мачадо
(1874—1947). Война застала его в городе Бургос,
захваченном франкистами в первые дни мятежа. Был лоялен
к франкистскому режиму.
2 Тевтонам, маврам продан отчий дом... —
Тевтоны — здесь: немецкие фашисты. Маврами в годы
гражданской войны испанцы называли марокканцев,
воевавших на стороне Франко (по аналогии с маврами,
захватившими Испанию в начале VIII в.).
3 ...флаг итальянский взвеян над волнами. — По
соглашению, подписанному в октябре 1936 г. германским и
итальянским правительствами («ось Берлин—Рим»),
Средиземное море определялось как сфера интересов
Италии.
Переводы: К. Гусев (1946), О. Румер (1958),
П. Грушко (1969), В. Андреев (1987).
«Испания моя! Рукой нещадной...»
Впервые: Hora de España. 1939. N 6.
1 ...ты, лира вольная меж двух морей... — Ср. со
словами: «В Испании, лире из камня и солнца //
подобной...» — из стихотворения «Поэту Хулио Кастро» (цикл
802

Примечания
«Вариации на темы Ронсара и другие
стихотворения» (CLXIV)).
Переводы: О. Румер (1958), П. Грушко (1969), И.
Тынянова (1972), М. Квятковская (1986), В. Андреев (1987).
«Но ты, Пречистая, крепка душою...»
Впервые: Hora de España. 1939. N 6.
1 Новому графу дону Хулиану. — Хулиан (первая
половина VIII в.) — правитель Сеуты (испанского
города-крепости на африканском берегу, близ Гибралтара).
По преданию, желая отомстить королю вестготов Родри-
го за поруганную честь своей дочери Ла-Кавы, Хулиан
в 711 г. призвал в Испанию арабов (мавров). Новый
Хулиан — каудильо Франсиско Франко (Franco; 1892—
1975). Возглавив в июле 1936 г. мятеж против законно
избранного республиканского правительства, он ввел на
территорию Испании марокканские войска. В Испании
имя Хулиан стало синонимом предателя. В
стихотворении Франко сопоставляется также с Иудой.
2 Рокафорт — селение близ Валенсии.
Переводы: К. Гусев (1946), Ю. Даниэль (1977),
М. Квятковская (1986).
Строфы
Впервые: Poesía española. 1938. N 1.
Вторая часть стихотворения написана, возможно,
в 1936 г. до начала гражданской войны, — в связи
803

Приложения
с 320-летием со дня смерти (23 апреля 1616 г.) Шекспира
и Сервантеса.
1 Забвенье, Гиомар, мое — // колючки кактусовой //
острие. — Ср. со строкой: «Время — колючий
кустарник...» — из стихотворения «Над голой твердью дороги...»
(XXIII).
2— Быть тебе королем! — цитата из «Макбета»
Уильяма Шекспира (д. 1, сц. 3).
3 — Могут лишить удачи ~ отваги никто не
лишит! — Мачадо близко к тексту воспроизводит слова
Дон Кихота из главы XVII части второй
сервантесовского романа (в ней рыцарь Печального Образа не побоялся
войти безоружным в клетку со львами). Эти же слова
Мачадо цитирует и в книге «Хуан де Майрена» (см.:
наст, изд., с. 442).
Переводы: М. Квятковская (1977; фрагмент), В.
Андреев (1987; фрагменты); полностью на русском языке
публикуется впервые.
Раздумье
Впервые: Cuadernos. 1938. N 1.
1 И воду Гвадалавьяра //Валенсии пьет весна. — Ср.
стихотворение «Сегодняшние раздумья» в данном
разделе и примеч. 1 к нему.
Переводы: Ф. Кельин (1938), И. Чежегова (1962),
Н. Горская (1975), Ю. Даниэль (1977).
804

Примечания
Федерико де Онису
Впервые: Нога de España. 1939. N 6.
1 Федерико де Онис (Onís; 1885—1966) — испанский
критик, литературовед (ряд его работ посвящен
творчеству Луиса де Леона и Сервантеса). После поражения
Республики — в эмиграции.
2 ...был белой лилией он ~ садов, что взрастил
Леон. — Белая лилия в испанской литературе — символ
Благовещения. Луис де Леон (Фрай Луис; León, Fray
Luís; 1527—1591) — испанский поэт-мистик, прозаик,
богослов.
3 Барселона. — Мачадо жил в Барселоне (столице
Каталонии) с апреля 1938 до 22 января 1939 г. (спустя
четыре дня франкисты захватили Барселону).
Перевод: В. Андреев (публикуется впервые).
III. ПРОЗА
Земля Альваргонсалеса
Впервые: Mundial Magazine. Paris, 1912. N 9.
1 ...добраться до Сидонеса. — Сидонес — селение
к северо-западу от Сории.
2 ...«индианцем» — он возвращался из Мексики под
сень родных сосен... — Об «индианце» («индейце») см.
примеч. 9 к поэме «Земля Альваргонсалеса».
3 ...и старым крестьянином — тот возвращался из
Барселоны, проводив двух сыновей, уплывших в Ла-Пла-
805

Приложения
ту. — Ла-Плата здесь — территория Латинской Америки,
включающая в себя Уругвай и северо-восточную часть
Аргентины.
4 ...дорога на Осму. — Осма (Бурго де Осма, Бур-
го) — город к юго-западу от Сории; муниципальный
округ и епархия.
5 ...проехал в изгнание Сид. — О Сиде см. примеч. 6
к стихотворению «На берегах Дуэро» (XCVIII). Мачадо
упоминает эпизод из «Песни о моем Сиде», в котором
рассказывается об изгнании Сида разгневавшимся на
него королем Леона и Кастилии Альфонсо VI. Этот же
эпизод лег в основу получившего в Испании широкую
известность романса Мануэля Мачадо «Кастилия» (1902;
неоднократно издавался на русском языке в переводах
Ф. Кельина, А. Садикова, М. Самаева, В. Столбова).
6 ...принялсярассказывать мне о Веракрусе... —
Веракрус — город в восточной части Мексики, на берегу
Мексиканского залива.
1 ...в Коваледу; хочу долиной Дуэро добраться до
Урбиона. А потом через перевал Санта-Инес спущусь
кВинуэсе. — См. примеч. 1 к стихотворению «Берега
Дуэро» (IX) из сборника «Одиночества, галереи и другие
стихотворения» и примеч. 7 и 8 к поэме «Земля Альвар-
гонсалеса».
8 ...слепцы в Берланге часто поют ее. — О Берланге
см. примеч. 2 к поэме «Земля Альваргонсалеса».
9 ...и, словно Иаков, увидел он лестницу,
нисходящую с небес на землю. — См. примеч. 3 к поэме «Земля
Альваргонсалеса».
10 ...как если бы феи, что прядут и ткут нить
сновидения, положили в свою пряжу клок черной шерсти ...—
См. примеч. 4 к поэме «Земля Альваргонсалеса».
806

Примечания
11 Ноне ведают сыновья Алъваргонсалеса, что
творят. — Парафраз евангельского «Отче! Прости им, ибо
не знают, что делают» (Лк. 23:34).
Переводы: Н. Бутырина (1975), В. Андреев
(публикуется впервые).
Письмо Мигелю де Унамуно от 16 января 1918 г.
Впервые: Espiral. 1956. N 9.
1 Я снова в Баэсе... — В январе 1918 г. Мачадо
ненадолго приезжал в Мадрид (о Баэсе см. примеч. к
стихотворению «Воспоминания» (CXVI)).
2 «Абель Санчес» — роман Мигеля де Унамуно,
впервые изданный в 1917 г. (полное назв.: «Абель
Санчес. История одной страсти»). На русском языке
неоднократно публиковался в переводе Н. Томашевского. Об
имени Абель см. примеч. 1 к «Апокрифическому
песеннику Абеля Мартина» (CLXVII).
3 ...Каин Байрона... — Т. е. заглавный герой
драматической поэмы Джорджа Байрона (Byron; 1788—1824),
созданной в 1821 г. О драматической поэме Байрона
«Каин» говорится в главе XII унамуновского романа «Абель
Санчес».
4 ...Каин и Авель... — См.: Быт. 4:1—15.
5 ...Иаков и Исав... — См.: Быт. 25.
6 ...Иосиф и его братья... — См.: Быт. 37—45.
1 ...на провидческую догадку элейцев, что
отождествляли «существовать» и «мыслить». — Речь идет
о философах элейской греческой школы (VI—V вв. до
н. э.). Элейцы первыми противопоставили мышление
807

Приложения
чувственному восприятию и отвели мышлению
главную роль в познании, предвосхитив рационализм
Декарта с его афоризмом «Я мыслю, следовательно,
существую».
8 Мы уже допускаем ~ ничто из того, что мы
знаем. — См. миниатюру 31 цикла «Притчи и
песни» (CXXXVI) из сборника «Поля Кастилии».
Перевод: В. Андреев (публикуется впервые).
Фрагменты из книги «Хуан де Майрена.
Изречения, шутки, замечания
и воспоминания
апокрифического профессора»
Впервые: Machado A. Juan de Mairena. Sentencias,
donaires, apuntes y recuerdos de un profesor apócrifo. Madrid:
Espasa-Calpe, 1936.
<Ha донжуановскую тему>
1 Скульптор, которого Соррилъя сделал
персонажем своей драмы «Дон Хуан Тенорио», — ее Дон Хуан
охаян, особенно теми, кто не знает других Дон
Жуанов... — Хосе Соррилья (Zorrilla; 1817—1893) —
испанский драматург, поэт. Один из наиболее значительных
представителей испанского романтизма. Его главное
произведение — стихотворная драма «Дон Хуан
Тенорио» (1849). Переводчик текста Мачадо использует как
испанскую форму имени «севильского обольстителя» —
Дон Хуан, так и французскую, ставшую в России при-
808

Примечания
вычной, — Дон Жуан (в тех случаях, когда в тексте Ма-
чадо речь не идет о конкретных произведениях
испанской литературы).
2 К этике через эстетику, говорил Хуан де Майрена,
предвосхищая одного из своих знаменитых
соотечественников. — «Знаменитый соотечественник» — поэт
Хуан Рамон Хименес. Ему принадлежит каламбурное
сочетание «ética estética», в котором оба слова могут быть
и существительными, и прилагательными («этическая
эстетика», «эстетическая этика»).
3 ...подобно сыну Лириопеи... — Лириопея — в
греческой мифологии нимфа реки Кефис, мать Нарцисса.
4 ..мойучитель... — Т. е. Абель Мартин.
5 ...образец для мальтузианцев... —
Мальтузианцы — сторонники и последователи английского
экономиста Томаса Роберта Мальтуса (Malthus; 1766—1834),
занимавшегося вопросами прироста населения
(Мальтус, в частности, писал об «абсолютном избытке
людей»).
6 ..я отдаю предпочтение Эспронседе ~ а его дон
Феликс де Монтемар ~ сама испанская суть всех Дон
Жуанов. — Хосе де Эспронседа (Espronceda; 1808—
1842) — испанский писатель; романтик байронического
склада. Родом из Альмандралехо — города в провинции
Бадахос (юго-запад Испании). В жизни демонстративно
нарушал общепринятые правила поведения. Мачадо
характеризует Эспронседу словом «циник». Слово это (его
привычное для нас значение — «бесстыдный человек»)
восходит к греческому «киник» (киники —
последователи древнегреческой философской школы, отвергавшей
нравственные общественные нормы и призывавшей
к простоте и возврату к природе); в испанском языке сло-
809

Приложения
во «cínico» включает в себя оба этих значения. Мачадо
отождествляет Эспронседу с героем его поэмы «Сала-
манкский студент» (1839; русский перевод,
принадлежащий Л. Мальцеву, см.: Эспронседа X. де. Избранное.
М., 1958) циником и сердцеедом Феликсом де Монтема-
ром. Поэма «Саламанкский студент» основана на
легендах о Дон Жуане, побывавшем на собственных
похоронах (см. примеч. 2 к стихотворению «Портрет» (XCVII)),
но если народные предания о безбожнике и распутнике
завершаются покаянием героя и спасением его души, то
Феликс де Монтемар у Эспронседы бросает вызов и
Богу, и дьяволу и не изменяет себе даже в минуту смерти.
Строка: «И я свою душу отбросил назад...» — взята из
строф, описывающих видение героем загробного мира
(четвертая часть поэмы). О различных интерпретациях
образа Дон Жуана в испанской литературе см.: Баг-
но В. Е. Расплата за своеволие, или Воля к жизни // Миф
о Дон Жуане. СПб., 2000. С. 5—22.
7 Quand Don Juan descendit vers l 'onde souterrai-
ne... — Первая строка стихотворения Шарля Бодлера
«Дон Жуан в аду» (входит в раздел «Сплин и идеал» его
главной книги «Цветы зла» (1857)).
8 Это диалог из четвертого действия пьесы Сор-
рильи «Дон Хуан Тенорио». Первая фраза принадлежит
дону Луису Мехиа... — Т. е. жениху доньи Анны.
9 Тирсо де Молина (наст, имя — Габриэль Тельес;
Tirso de Molina, Tellez; 1579—1648) — испанский
драматург. Его пьеса «Севильский обольститель, или
Каменный гость» (1630) — первое произведение на донжуанов-
скую тему, получившее всемирную известность. На
русском языке пьеса впервые опубликована в 1935 г.
в переводе В. Пяста.
810

Примечания
10 Башню чести ~ Жизнь держала здесь дозор. ~
Кровопролитье ~ Ты посеял свой посев. — Цитаты из
«Севильского обольстителя...» Тирсо де Молины даны
в переводе К. Бальмонта, выполненном в конце
XIX—начале XX в. и впервые опубликованном в изд.: Миф о Дон
Жуане. С. 27—178. Каталиной — слуга Дон Хуана в
пьесе Тирсо де Молины.
11 ...признаем авторство самого Калъдерона де ла
Барки. — Педро Кальдерон де ла Барка (Calderón de
la Barca; 1600—1681) — испанский драматург, один
из самых значительных представителей испанского
барокко.
12 ...врачей в вольтеровском «Задиге» тоже
написал Кальдерон. — В философской повести Вольтера
(наст, имя — Мари Франсуа Аруэ; Voltaire, Arouet;
1694—1778) «Задиг» (полное назв.: «Задиг, или
Судьба»; опубл. 1748) рассказывается о бедах, выпавших на
долю главного героя — Задига. В ней упомянут лишь
один врач — лекарь-шарлатан Гермес (гл. I).
Ироническая парадоксальность слов Мачадо усилена тем, что
среди персонажей пьес Кальдерона врачей нет;
возможен лишь намек на название пьесы «Врач своей
чести» (1635), в которой речь идет о супружеской
неверности.
13 ...один поэт из Севильи, что бродит ныне по
степным просторам Сории...— Мачадо говорит о самом себе
(см. миниатюру 46 цикла «Притчи и песни» (CLXI) из
сборника «Новые песни»). О слове «степь» в
произведениях Мачадо см. примеч. 1 к стихотворению «О ночь,
моя старинная подруга...» (XXXVII).
14 Сехизмундо — главный герой (польский принц,
которому внушают, что все происходившее с ним было
811

Приложения
сновидением) философской пьесы Кальдерона «Жизнь
есть сон» (1636). Название пьесы стало в испанском
языке крылатым выражением.
<На донкихотовскую тему>
15 ...на афоризм великого Гениуса... — Гениус —
псевдоним Эухенио д'Орса (см. примеч. 38 к циклу «Вариации
на темы Ронсара и другие стихотворения» (CLXIV)).
16 Я уже неоднократно говорил вам: рыбак ничего не
знает о рыбах, а рыботорговец — и того меньше. — Ср.
с миниатюрой 35 цикла «Притчи и песни» (CXXXVI) из
сборника «Поля Кастилии». Мотив встречается и в книге
«Хуан де Майрена» в рассуждениях о литературе и
философии.
17 — Что ты на это скажешь, Санчо?~ они не
вольны. — Слова Дон Кихота из главы XVII части второй
сервантесовского романа (перевод Н. Любимова). См. также
примеч. 3 к стихотворению «Строфы» в разделе «Стихи
военных лет».
18 Диалог как жанр начинается бессмертными
диалогами Платона... — Все свои философские сочинения
(кроме «Апологии Сократа») Платон писал в форме
диалога, создав тем самым новый жанр литературы.
19 У Сервантеса нам явлен диалог двух монад... —
Согласно учению немецкого философа Готфрида
Вильгельма Лейбница (Leibniz; 1646—1716) монады (о них
писали еще пифагорейцы и Платон) — неделимые
первоэлементы бытия, которые находятся между собой в
отношении предустановленной гармонии. Учение о монаде
(монадологию) Мачадо называл гениальной гипотезой
Лейбница. Для испанского поэта монада не абстрактная
812

Примечания
идея, а человеческая личность, душа, отдельный,
самостоятельный мир, в котором неизменно проявляется
потребность в общении с другими мирами (людьми).
Переводы: И. Тынянова (1971; фрагменты), В. Столбов
(1975; фрагменты), В. Андреев (публикуется впервые).
Фрагменты из письма Давиду Выгодскому
от апреля 1937 г.
Впервые: Machado A. La guerra. Madrid, 1937.
1 Давид Исаакович Выгодский (1893—1943) —
русский переводчик (переводил стихи и прозу с 30 языков),
литературовед, поэт. В 1930-е гг. председатель
Испано-американского общества в Ленинграде.
Репрессирован в 1938 г. Первым в нашей стране обратил внимание
читателей на творчество Мачадо в книге «Литература
Испании и Испанской Америки. 1898—1929» (Л., 1929).
Автор статьи «Антонио Мачадо» в Литературной
энциклопедии (1934. Т. 7). В январе 1937 г. Выгодский
написал письмо Мачадо (оно, по-видимому, не
сохранилось; во всяком случае опубликовано не было).
Письмо испанского поэта, написанное в Валенсии, где
он жил с конца ноября 1936 г., и включенное в книгу
«Война», — ответ на это письмо ленинградского
испаниста.
2 ...испанские баре... — В оригинале: «nuestros
harinas» («barina» — такую форму приобрело в испанском
языке русское слово «барин»).
3 ...на литературном вечере в Сеговии ~ в пользу
русских детей...— В 1922 г. в городе Сеговия, где жил в ту
813

Приложения
пору Мачадо, был издан сборник, средства от продажи
которого пошли в пользу голодающих детей Советской
России. Для этого сборника Мачадо написал статью
«О русской литературе», которую прочел на
литературном вечере 6 апреля 1922 г.
4 .. я цитирую и резюмирую по памяти ~ «Посреди
осиротевших людей ~ как могли вы забыть Меня?». —
Мачадо весьма точно (с некоторыми купюрами)
цитирует слова Версилова, обращенные к сыну («Подросток»,
ч. 3, гл. 7; см.: Достоевский Ф. М. Поли. собр. соч.
Л., 1975. Т. 13. С. 378—379).
5 О трагедии Унамуно — трагедии Испании — я
опубликовал статью в первом номере «Casa de la
Cultura». Здесь я цитирую ее, чуть изменив текст, чтобы
исправить вкравшуюся в него серьезную ошибку. Я
писал: «В связи со смертью дона Мигеля де Унамуно ~
Я никогда в это не верил и никогда не поверю "».— Речь
идет о небольшой заметке (без названия),
опубликованной в 1937 г. в первом номере еженедельника
«Madrid» — издании «Дома испанской культуры» («Casa de la
Cultura Española»). При публикации были пропущены
слова: «то есть менее всего был учителем смирения
перед неизбежностью смерти». Кроме этого, в
опубликованной заметке была нарушена авторская пунктуация,
благодаря которой Мачадо подчеркивал ту или иную
мысль. Антисенекистская (исп. antisenequista) —
неологизм Мачадо, образованный от фамилии римского
философа-стоика Луция Аннея Сенеки (Séneca; 4 до н. э.—
65 н. э.).
6 Смерть Гарсиа Лорки меня поразила. Федерико
был одним из двух великих молодых поэтов Андалусии.
Вторым является Рафаэль Алъберти ~ они выражали
814

Примечания
две ипостаси своей андалусской родины: восточной и
атлантической. — О Федерико Гарсиа Лорке см.
примеч. к стихотворению «Преступление было в Гранаде»
из раздела «Стихи военных лет». Рафаэль Альберти (А1-
berti; 1902—1999) — испанский поэт, драматург,
эссеист. Родился на Атлантическом побережье Андалусии,
в городке Пуэрто-де-Санта-Мария, неподалеку от Кади-
са. Автор книги воспоминаний «Затерянная роща»
(1959), многие страницы которой посвящены Мачадо и
Федерико Гарсиа Лорке. В ноябре 1936 г., когда бои шли
уже в предместьях испанской столицы, именно
Альберти, в ту пору один из руководителей Союза
антифашистской интеллигенции Испании, настоял на том, чтобы
Мачадо был эвакуирован из Мадрида. После поражения
Испанской Республики Альберти до 1977 г. жил в
эмиграции (во Франции, Аргентине, Италии). Лауреат
литературной премии «Мигель де Сервантес» (1983), самой
престижной в Испании. См. также примеч. 26 к циклу
«Вариации на темы Ронсара и другие стихотворения»
(CLXIV).
7 . ..на фоне моря либо градирен...— Градирня —
сооружение для получения соли из соляных растворов.
8 ...свои стихи, посвященные Гарсиа Лорке... —Речь
идет о стихотворении «Преступление было в Гранаде»
(раздел «Стихи военных лет»).
Переводы: без указания фамилии переводчика;
возможно, им был сам Д. Выгодский: Звезда. 1937. № 6
(фрагмент), В. Андреев (2001).
815

Приложения
Унамуно
Впервые: Revista de Espan)a. 1938. N 5.
1 Хосе Мариа Кирога Пла (Quiroga Pía; 1902—
1955) — испанский поэт, переводчик, литературовед.
Представитель «поколения 1927 года» (к этому
поколению принадлежали Федерико Гарсиа Лорка, Рафаэль
Альберти, лауреат Нобелевской премии Висенте Алей-
сандре (Aleixandre; 1898—1984), Хорхе Гильен (Guillen;
1893—1984) и др.). После поражения Испанской
Республики Кирога Пла эмигрировал из страны; умер в Париже.
Указанная публикация произведений Унамуно
относится к 1937 г.
2 ...подлинные обстоятельства его смерти... —
Мигель де Унамуно умер вечером 31 декабря 1936 г., у себя
дома, во время спора с одним из университетских коллег,
ставшим фалангистом.
3 Жизнь дона. Мигеля де Унамуно была — целиком и
полностью —размышлением о смерти, не имеющей себе
равных светоносной агонией. — О понятии «агония»
Унамуно писал: «„Агония" означает „борьба".
Агонизирует тот, кто живет в борении, кто вступает в борьбу с
самою жизнью. И со смертью тоже. <...> Итак, агония это
борьба. И Христос пришел принести нам агонию, войну,
а не мир. <...> „А как же мир?" — спросите вы. Ведь
в Евангелии можно найти немало высказываний,
недвусмысленно говорящих о мире. Однако мир этот дается
в войне, а война — в мире. Это и есть агония»
(Унамуно М. де. О трагическом чувстве жизни у людей и
народов; Агония христианства. Киев, 1996. С. 307, 309;
перевод Е. Гараджа).
816

Примечания
4 ...в своей достославной Саламанке... — См.
примеч. 3 к стихотворению «Поэма одного дня» (CXXVIIÍ).
В самом начале гражданской войны Саламанка была
захвачена франкистами. Выступая на торжественном акте
в университете в связи с Днем испанской расы (12
октября) и обращаясь к сидящим в зале франкистам,
72-летний ректор Унамуно сказал: «Вы можете
победить, но вы не можете убедить, не может убедить
ненависть». Несколько дней спустя специальным указом ка-
удильо Франко он был смещен с поста ректора.
Последние месяцы жизни Унамуно провел фактически под
домашним арестом.
5 ...агенты Молы. — Эмилио Мола (Mola; 1887—
1937) — испанский военный деятель, один из
сподвижников Франко. В 1930—1931 гг. глава службы
безопасности Испании. В начале гражданской войны
командовал франкистскими войсками на севере страны.
6 Мигель Сереет (Servet; 1509—1553) — испанский
философ, врач (открыл легочное кровообращение).
1 Мигель де Молинос (Molinos; 1628—1696) —
испанский философ, богослов, своими трудами оказавший
важное воздействие на философско-религиозные
воззрения европейцев XVII в.
8 ...«Отче! прости им, ибо не знают, что они
потеряли». — Парафраз евангельского «Отче! Прости им, ибо
не знают, что делают» (Лк. 23:34). См. также примеч. 11
к прозаической легенде «Земля Альваргонсалеса».
9 ...он предвосхитил новейшую философию (Фрей-
бургскую школу), нашедшую высшее выражение в
трудах Хайдеггера. .. — Фрейбург—город в Германии
(земля Баден-Вюртемберг). Фрейбургский университет —
один из старейших в Германии (основан в 1457 г.). В уни-
817

Приложения
верситете учился, а затем преподавал Мартин Хайдеггер,
ставший главой философов-экзистенциалистов
(Оренбургская школа).
10 «Жизнь, от начала и до конца ~ намного важнее,
чем одержать ее» ~ «Живите так, чтобы смерть стала
для вас высшей несправедливостью». — Оказавшийся
в Валенсии без книг (они остались в Мадриде), Мачадо
не цитирует слова Унамуно из «Жития Дон Кихота и
Санчо» и из эссе «О трагическом чувстве жизни у людей
и народов» и «Агония христианства», а приводит их
в своем пересказе. При этом — в связи с войной в
Испании — он подчеркивает этическую значимость унаму-
новских рассуждений.
Переводы: В. Столбов (1975), В. Андреев
(публикуется впервые).
IV. ВАРИАНТЫ ПЕРЕВОДОВ
CXXXIV. Женщины Ла-Манчи
1 Вальдепеньяс — город в южной части Ла-Манчи
(провинция Сьюдад-Реаль).
2 Аргамасилья (Аргамасилья-де-Альба) — городок
в провинции Сьюдад-Реаль, в тюрьме которого
Сервантес писал роман «Дон Кихот».
3 Дьего — дон Диего Лайнес, отец Сида (о Силе
см. примеч. 6 к стихотворению «На берегах Дуэро»
(XCVIII)).
4 Кихано—Дон Кихот. См. примеч. 16 к
стихотворению «Из моего угла» (CXLIII).
818

Краткая хронология жизни и творчества Антонио Мачадо
CLXVI. Старые песни
1 Бандолеро — разбойник, грабитель.
CLXXII. Обрывки бреда, сна и забытья
1А где петух рассветный, // печально
знаменитый? — Ср.: «Иисус сказал ему (Петру): истинно
говорю тебе, что в эту ночь, прежде нежели пропоет петух,
трижды отречешься от Меня»; «Тогда он начал клясться
и божиться, что не знает сего человека. И вдруг запел
петух. И вспомнил Петр слово, сказанное ему Иисусом...»
(Мф. 26:34, 74—75).

КРАТКАЯ ХРОНОЛОГИЯ
ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА
АНТОНИО МАЧАДО
1875 26 июля. Рождение в Севилье в семье
фольклориста Антонио Мачадо Альвареса сына Антонио.
1880 Поступление в начальный класс школы Антонио
Санчеса в Севилье.
1883 Переезд в Мадрид. Поступление в
начальный класс Института свободного образования,
который возглавлял Франсиско Хинер де лос
Риос.
1889 Начало обучения в государственной школе.
1893 Смерть отца.
Первые публикации (прозаические миниатюры)
Антонио Мачадо и его старшего брата Мануэля
в мадридском сатирическом еженедельнике «La
Caricatura».
1895 Смерть деда — Антонио Мачадо Нуньеса.
Знакомство с писателем Рамоном дель Валье-Инк-
ланом.
1897 Работа актером труппы Фернандо Диаса де Мен-
досы.
Участие в составлении словаря, издаваемого
Эдуардом Бенотом.
820

Краткая хронология жизни и творчества Антонио Мачадо
1898 Испано-американская война, в которой Испания
потерпела сокрушительное поражение.
1899 Первая поездка, вместе с Мануэлем, в Париж.
Работа над переводами для издательства «Гарнье».
Знакомство с Оскаром Уайльдом, Жаном Море-
асом, Пио Барохой и др. Знакомство по
возвращении в Мадрид с Асорином.
1900 Поступление на отделение социологии
Мадридского университета.
1901 30 марта. Первая публикация стихов Антонио
Мачадо в мадридском литературном еженедельнике
«Electra».
1902 Вторая поездка, тоже вместе с Мануэлем, в
Париж. Служба в парижском консульстве
Гватемалы. Знакомство с никарагуанским поэтом
Рубеном Дарио.
Знакомство по возвращении в Мадрид с Хуаном
Рамоном Хименесом.
1903 Январь. Выход в свет первого поэтического
сборника «Одиночества» в Мадриде.
Переписка, а затем личное знакомство и дружба
с Мигелем де Унамуно.
1907 Сентябрь. Переезд в небольшой кастильский
город Сория, где Антонио Мачадо получил место
преподавателя французского языка.
Декабрь. Первое издание сборника «Одиночества,
галереи и другие стихотворения».
1909 Февраль. Публикация стихов из цикла «Притчи и
песни» в мадридском журнале «La Lectura».
30 июля. Женитьба на Леонор Искьердо.
1911 Жизнь вместе с женой в Париже. Посещение курса
лекций Анри Бергсона в Коллеж де Франс.
821

Приложения
1912 Апрель. Публикация поэмы «Земля Альваргонса-
леса» в журнале «La Lectura».
Начало июня. Издание сборника «Поля Кастилии».
1 августа. Смерть Леонор от скоротечной чахотки.
Октябрь. Переезд в андалусский город Баэса.
1915 18 февраля. Смерть Хинера де лос Риоса.
1916 6 февраля. Смерть Рубена Дарио.
1917 Издание книги «Избранные страницы» и первого
«Полного собрания стихотворений».
1918 Получение ученой степени лиценциата
философии.
1919 Переезд в кастильский город Сеговия. Участие
в создании местного Народного университета,
преподавание в нем.
Переиздание сборника «Одиночества, галереи и
другие стихотворения».
1922 Публикация статей о поэзии Мачадо во Франции
(Жан Кассу) и США (Джон Дос Пассос).
1924 Первая половина года. Издание сборника «Новые
песни».
1926 Издание и постановка в Мадриде первой из семи
стихотворных пьес, написанных Антонио Мачадо
совместно с Мануэлем, — исторической драмы
«Превратности судьбы, или Хулианильо Валькар-
сель».
Публикация стихов из цикла «Апокрифический
песенник Абеля Мартина» в мадридском журнале
«Revista de Occidente».
1927 Избрание Антонио Мачадо в Испанскую
академию языка и литературы.
1928 Второе издание «Полного собрания
стихотворений».
822

Краткая хронология жизни и творчества Антонио Мачадо
Июнь. Знакомство в Сеговии с поэтессой Пилар
Вальдеррама (Гиомар).
1931 14 апреля. Установление в Испании
республиканского правления.
Осень. Переезд Антонио Мачадо в Мадрид.
1932 Двухтомное издание пьес, написанных братьями
Мачадо.
Преподавание в Институте Кальдерона де л а Барки.
1933 Третье издание «Полного собрания стихотворений».
Издание отдельной книгой поэмы «Земля Альвар-
гонсалеса».
1934 Преподавание в Институте Сервантеса (Мадрид).
Сентябрь. Публикация фрагментов из
прозаической книги «Хуан де Майрена. Изречения, шутки,
замечания и воспоминания апокрифического
профессора» в газете «Diario de Madrid».
1936 5 января. Смерть Рамона дель Валье-Инклана.
Первая половина года. Четвертое издание
«Полного собрания стихотворений» и первое издание
книги «Хуан де Майрена...».
18 июля. Начало гражданской войны в Испании.
19 августа. Гибель Гарсиа Лорки.
Конец ноября. Переезд Антонио Мачадо вместе
с матерью из Мадрида в Валенсию.
31 декабря. Смерть Мигеля де Унамуно.
1937 4 июля. Речь «О защите и распространении
культуры» на II Международном конгрессе
писателей в защиту культуры, который проходил в
Валенсии.
Выход в Мадриде книги «Война», включавшей
как стихи, так и прозу и проиллюстрированной
Хосе, младшим братом Антонио Мачадо.
823

Приложения
1938 Апрель. Переезд в Барселону.
Издание в Барселоне книги «Земля Аловаргонса-
леса. Песни верховьев Дуэро».
1939 22 января. Работа над последней в своей жизни
статьей для республиканской печати. В тот же
день — эвакуация из Барселоны.
27 января. Переход пешком вместе с матерью
испано-французской границы.
22 февраля. Смерть Антонио Мачадо во
французском городке Кольюр.

СОДЕРЖАНИЕ
ОДИНОЧЕСТВА, ГАЛЕРЕИ И ДРУГИЕ
СТИХОТВОРЕНИЯ
ОДИНОЧЕСТВА
I. Странник (перевод М. Квятковской) 7
II. «Я прошел немало тропинок...» (перевод
М. Квятковской) 9
III. «Площадь. Спелых апельсинов пламя...»
(перевод В. Андреева) 10
IV. Похороны друга (перевод В. Андреева) 11
V. Детское воспоминание (перевод В. Андреева) . 12
VI. «Был летний вечер — ясный, тихий, сонный...»
(перевод В. Андреева) 13
VII. «Лимонное дерево ныне...» (Перевод В. Андреева) 15
VIII. «Приходят песни...» (перевод В. Андреева). . 17
IX. Берега Дуэро (перевод В. Андреева) 18
X. «На вымершую площадь...» (перевод Б. Дубина) 19
XI. «Мечтая, бреду по дороге...» (переводЛ. Цывъя-
на) 20
XII. «Словно твое одеянье...» (перевод В. Андреева) 11
825

Содержание
XIII. «К сияющему закату...» {перевод В.
Капустиной) 2±
XIV. Канте хондо {перевод А. Гелескула) 25
XV. «Вечер. На балконах дотлевает пламя...»
{перевод Б. Дубина) 26
XVI. «Беглянка всегда, и всегда...» {перевод О.
Савина) 26
XVII. Горизонт {перевод М. Квятковской) .... 27
XVIII. Поэт {перевод В. Капустиной) 28
XIX. «У ограды сада...» (перевод Я. Андреева) . . 30
В ДОРОГЕ
XX. Прелюдия {перевод В. Андреева) 32
XXI. «Било двенадцать... двенадцать раз...»
{перевод М. Квятковской) 33
XXII. «Мне снятся дорог лабиринты...» {перевод
Л.Цывъяна) 33
XXIII. «Над голой твердью дороги...» {перевод
В.Андреева) 34
XXIV. «Солнце — огонь неистовый...» {перевод
В.Андреева) 35
XXV. «Вечереет. Туманная дымка...» {перевод
В. Столбова) 35
XXVI. «Нищие с паперти, — вдалеке...» {перевод
В.Андреева) 36
XXVII. «Быть может, дымкой золотых курений...»
{перевод М. Квятковской) 37
XXVIII. «Своей любовью мы праздник...» {перевод
В. Андреева) 37
XXIX. «В твоих глазах я вечно вижу тайну...»
{перевод В. Андреева) 38
826

Содержание
XXX. «Бывают уголки воспоминаний...» {перевод
А.Гелескула) 39
XXXI. «По старым камням всё выше...» (перевод
Н.Ванханен) 39
XXXII. «За кипарисовой рощей вдали...» (перевод
В.Михайлова) 40
XXXIII. «Моя любовь, ты помнишь...» (перевод
Н.Ванханен) 40
XXXIV. «Мне весенняя зорька сказала...» (перевод
В. Столбова) 41
XXXV. «Однажды мы присядем на краю дороги...»
(перевод В. Андреева) 42
XXXVI. «В наш старый дом опять...» (перевод
В.Андреева) 42
XXXVII. «О ночь, моя старинная подруга...»
(перевод В. Андреева) 43
ПЕСНИ
XXXVIII. «Зацвели в апреле...» (перевод В.
Андреева) 45
XXXIX. Элегические строфы (перевод В. Васильева) 48
XL. Галантные строки (перевод В. Андреева) ... 50
XLI. «Весна мне сказала...» (перевод В. Андреева) 52
XLII. «Сегодня у жизни ритм...» (перевод В.
Андреева) 53
XLIII. «Восход начинался улыбкой апреля...»
(перевод Л. Цывьяна) 54
XLIV. «Позеленевший, полусгнивший остов...»
(переводЮ. Шишкова) 55
XLV. «Дремотная греза слепящего солнца...»
(перевод В. Андреева) 56
827

Содержание
НАСТРОЕНИЯ ФАНТАЗИИ, ЗАРИСОВКИ
XLVI. Нория [перевод О. Чухонцева) 58
XLVII. Плаха {перевод В. Андреева) 59
XLVIII.MyxH (перевод Ю. Даниэля) 60
XLIX. Элегия, рожденная одним мадригалом
(перевод В. Андреева) 62
L. Пожалуй... (переводы. Самаева) 63
Ll.Cajx (перевод В. Андреева) 64
LII. Фантазия апрельской ночи (перевод В. Андреева) 64
LIII. Апельсинному и лимонному деревьям,
увиденным в цветочном магазине (перевод В.
Андреева) 68
LIV. Мрачные грезы (перевод В. Андреева) .... 69
LW. Хандра (перевод В. Андреева) 70
LVI. «Раздался удар короткий...» (перевод В.
Андреева) 70
LVII. Советы (перевод О. Савина) 71
LVIII. Глосса (перевод В. Андреева) 72
LIX. «Ночью вчера мне снилось...» (перевод В.
Андреева) 73
LX. «Сердце мое заснуло?,.» (перевод В. Андреева) 74
ГАЛЕРЕИ
LXI. Вступление (перевод М. Квятковской) . ... 75
LXII. «Сквозь тучу — солнце; и радуга...» (перевод
В.Андреева) 77
LXIII. «А демон снов моих был ангел дивный...»
(перевод О. Савина) 78
LXIV. «Знакомый голос в тишине ночной...»
(перевод В. Андреева) 78
LXV. Детский сон (перевод М. Квятковской) ... 79
828

Содержание
LXVI. «В тени садов прохладных...» {перевод В.
Андреева) 80
LXVII. «Когда бы я старинным был поэтом...»
(перевод Ю. Даниэля) 82
LXVIII. «Ветерок постучался негромко...» (перевод
В. Столбова) 82
LXIX. «Сегодня ты будешь напрасно...» (перевод
В.Андреева) 83
LXX. «Бокал твоей жизни наполнен...» (перевод
В.Андреева) 83
LXXI. «Ушедших времен приметы...» (перевод
М. Квятковской) 84
LXXI1. «Любимый дом, в котором...» (перевод
О. Савина) 84
LXXIII. «На тусклой холстине сумерек...» (перевод
М. Квятковской) 85
LXXIV. «Словно душа, сегодня...» (перевод В.
Андреева) 85
LXXV. «Я, подобно Анакреону...» (перевод В.
Андреева) 86
LXXVI. «Какой сияющий вечер!..» (перевод
М. Квятковской) 86
LXXVII. «Землистый вечер, чахлый и осенний...»
(перевод А. Гелескула) 87
LXXVIII. «Неужели умрет с тобою...» (перевод
В.Андреева) 88
LXXIX. «Оголена земля. Уныло воет...» (перевод
М. Квятковской) 89
LXXX. Пейзаж (перевод В. Андреева) 89
LXXXI. Старому благородному сеньору (перевод
В.Андреева) 90
LXXXII. Сны (перевод Н. Ванханен) 91
829

Содержание
LXXXIII. «Сегодня — хотой, завтра — петене-
рой...» (перевод О. Савина) 92
LXXXIV. «И снится — красный шар всплывает на
востоке...» (перевод М. Квятковской) 92
LXXXV. «Апрель целовал незримо...» (перевод
В. Васильева) 93
LXXXVI. «Давно ли шелковый кокон...» (перевод
А.Гелескула) 94
LXXXVII. Возрождение (перевод В. Андреева) . . 95
LXXXVIII. «Может быть, сеятель звезд...» (перевод
В. Столбова) 96
LXXXIX. «Сейчас, когда с открытыми глазами...»
(перевод В. Андреева) 96
ХС. «Еще берегут деревья...» (перевод В.
Столбова) 97
XCI. «Под лавром вымыта чисто...» (перевод В. Анд-
реева) 97
РАЗНОЕ
ХСИ. «Пегасы, мои пегасы...» (перевод В. Андреева) 99
ХСШ. «Игра детских рук — не гармония...» (пере-
вод О. Савина) 100
XCIV. «Площадь перед закатом. Струйка воды
студеной...» (перевод Б. Дубина) 100
XCV. Мирские строфы (перевод В. Васильева) . . 101
XCVI. Зимнее солнце (перевод В. Андреева) ... 103
ПОЛЯ КАСТИЛИИ
XCVII. Портрет (перевод В. Андреева) 107
XCVIII. На берегах Дуэро (перевод Ю. Даниэля) 109
830

Содержание
XCIX. По землям Испании (перевод Ю. Даниэля) 112
С. Богадельня (перевод Б. Дубина) 113
CI. Иберийский бог (перевод Б. Дубина) 114
СП. Берега Дуэро (перевод А. Гелескула) 117
СШ. Дубравы (перевод В. Андреева) 119
CIV. «Это ты, Гуадаррама, друг мой давний?..»
(перевод В. Андреева) 125
CV. Апрель придет, водой зальет (перевод М. Са-
маева) 125
CVI. Безумец (перевод В. Андреева) 127
СVII. Иконографическая фантазия (перевод В.
Андреева) 128
CVIII. Преступник (перевод Ю. Даниэля) 129
CIX. Осенний рассвет (перевод В. Андреева) ... 131
СХ. В поезде (перевод Н.Горской) 132
CXI. Летняя ночь (перевод Л. Цывьяна) 134
СХИ. Пасхальное воскресенье (перевод В.
Андреева) 135
СХШ. Поля Сории (перевод М. Самаева) 136
CXIV. Земля Альваргонсалеса (перевод О.
Савина) 142
CXV. Засохшему вязу (перевод М. Самаева) ... 173
CXVI. Воспоминания (перевод В. Андреева) ... 174
CXVII. Наставнику Асорину за книгу «Кастилия»
(перевод Б. Дубина) 176
CXVIII. Дороги (перевод А. Гелескула) 178
CXIX. «Ты отнял, Господь, у меня ту, кого я любил
всех сильней...» (перевод В. Столбова) .... 179
СХХ.«— Жди, — говорит мне надежда...» {перевод
В.Васильева) 179
CXXI. «Туда, к земле верховьев...» {перевод А.
Гелескула) 180
831

Содержание
CXXII. «Мне снилось: по белой тропинке...»
{перевод В. Андреева) 180
СХХШ. «Летней ночью, тревожно-бессонной...»
(перевод В. Андреева) 181
CXXIV. «Снег растаял — и словно...» {перевод
В.Андреева) 182
CXXV. «Среди полей моей земли родной...»
(перевод В. Андреева) 183
CXXV1. К Хосе Мариа Паласио (перевод Б.
Дубина) 184
CXXVII. Иное путешествие (перевод В. Андреева) 185
CXXVIII. Поэма одного дня (перевод Н. Горской) 188
CXXIX. Ноябрь 1913 года (перевод В. Андреева) 196
СХХХ. Саэта (перевод В. Андреева) 196
CXXXI. О призрачном прошлом (перевод Ю.
Даниэля) 197
СХХХИ. Оливы (перевод В. Андреева) 199
CXXX1II. Плач по добродетелям и строфы на
смерть дона Гидо (перевод О. Савича) 203
CXXXIV. Женщины Ла-Манчи (перевод И.
Тыняновой) 206
CXXXV. Призрачное завтра (перевод Ю. Даниэля) 208
CXXXVI. Притчи и песни 210
1. «Не помышлял никогда я о славе...» (перевод
В.Андреева) 210
2. «Зачем называть дорогой...» (перевод В.
Андреева) 210
3. «Кто суетой деянья наши называет...»
(перевод В. Андреева) 210
4. «Наши часы — минуты...» (перевод В.
Андреева) 211
832

Содержание
5. «Не стоит плод ничего...» (перевод В.
Андреева) 211
6. «Из того, что считают честностью...»
{перевод В. Андреева) 211
7. «Я когти зверя видел и на руке холеной...»
(перевод В. Андреева) 211
8. «Не спрашивай о том, что сам ты знаешь...»
(перевод О. Савина) 211
9. «Человек, что на хитрость пускается,
чтобы...» (перевод В. Андреева) 212
10. «Позавидовав добродетели...» (перевод
О.Савина) 212
11. «Сострадальца рука нас всегда унижает...»
(перевод В. Андреева) 212
12. «Глаза, вы открылись однажды...» (перевод
В.Андреева) 213
13. «Ты верить хотел бы в химеры...» (перевод
В.Андреева) 213
14. «Мы добродетельны, когда душа оттает...»
(перевод О. Савина) 213
15. «Повторяйте вместе со мной: мы не знаем,
зачем живем...» (перевод В. Андреева) ... 213
16. «Парадоксальнее, чем человек, животного
не найдется...» (переводВ. Андреева) .... 214
17. «Как человек, никто не может
лицемерить...» (перевод О. Савина) 214
18. «Ребенком героев Гомера...» (перевод
В.Андреева) 214
19. «Грызущий-пустой-орех...» (перевод В.
Андреева) 214
20. «Святая Тереса — пламень!..» (перевод
В.Андреева) 215
833

Содержание
21. «Мне снилось, что Бога я вижу...» {перевод
В.Андреева) 215
22. «О любовные похождения...» {перевод
В.Андреева) 215
23. «Чему ты дивишься, друг мой...» {перевод
Б.Дубина) 215
24. «Из десяти голов девять воюют...» {перевод
В.Андреева) 216
25. «Из любви соловей песнь создает...»
{перевод В. Андреева) 216
26. «Представьте себе: поэт, мудрец...»
{перевод В. Андреева) 216
27. «Что толку от наших дел...» {перевод В.
Андреева) 217
28. «На свете из нас любой...» {перевод Б.
Дубина) 217
29. «Помни, путник, твоя дорога...» {перевод
В.Столбова) 217
30. «Отчаяние ждет того, кто ждет...» {перевод
В.Андреева) 217
31. «Сердце, звонкое в прежние дни...»
{перевод В. Андреева) 218
32. «Вера вкусивших познанья!..» {перевод
Б.Дубина) 218
33. «Мне снился Господь, подобный...»
{перевод В. Андреева) 218
34. «Я чту Христа, что сказал нам...» {перевод
Б.Дубина) 219
35. «Есть два способа для постиженья...»
{перевод В. Андреева) 219
36. «Вера эмпирична. Нас нет, нас не будет...»
{перевод В. Андреева) 220
834

Содержание
37. «Не для нас созиданье, сказал ты?..»
(перевод О. Савина) 220
38. «Не для нас созиданье, сказал ты?..»
(перевод О. Савина) 220
39. «Говорят, что божия птица...» (перевод
В.Андреева) 220
40. «Да, конечно, мы все в этом мире равны...»
(перевод В. Андреева) 221
41. «Прекрасно: зачем нам вода...» (перевод
В.Андреева) 221
42. «Говоришь, что всё остается...» (перевод
В. Столбова) 221
43. «Говоришь, что всё остается...» (перевод
В. Столбова) 222
44. «Всё проходит и всё остается...» (перевод
В.Андреева) 222
45. «Умереть... Перелиться каплей...» (перевод
В.Андреева) 222
46. «Мне снилось прошлой ночью: Бог...»
(перевод О. Савина) 222
47. «Пустившись в море, знает всякий...»
(перевод В. Васильева) 223
48. «Новый Гамлет мой череп...» (перевод
В.Андреева) 223
49. «С недавних пор мне ясно стало...»
(перевод А. Миролюбовой) 223
50. «— Испанец, всё время зевая...» (перевод
В.Андреева) 223
51. «Свет души! Божественный свет!..»
(перевод В. Столбова) 224
52. «Уставившись друг на друга...» (перевод
В.Андреева) 224
835

Содержание
53. «Уже есть в Испании кто-то...» {перевод
В.Андреева) 225
СХХХVII. Иносказания {перевод В. Андреева) . . 225
CXXXVIII.MoiíiuyT{переводЮ.Даниэля) .... 231
ПОСЛАНИЯ
CXXXIX. Дону Франсиско Хинеру де лос Риосу
{перевод М. Квятковской) 232
CXL. Молодому философу Хосе Ортеге-и-Гассету
{перевод В. Андреева) 233
CXLI. Шавьеру Валькарсе {перевод В. Андреева) . 234
CXLII. Бабочка сь&рры {перевод В. Андреева) . . . 236
CXLIII. Из моего угла (иеревос) В. Андреева) . . . 237
CXLIV. Молодая Испания {перевод И.
Тыняновой) 241
CXLV. Испании, хранящей мир {перевод Ф. Келъи-
на) 243
CXLVI. «Легенду эту ветер, летящий над
полями...» {перевод В. Андреева) 246
CXLVII. Учителю Рубену Дарио {перевод В. Андрее-
ва) 247
CXLVIII. На смерть Рубена Дарио {перевод В.
Андреева) 248
CXLIX. Нарсисо Алонсо Кортесу, поэту Кастилии
{перевод В. Андреева) 249
CL. Мои поэты {перевод Б. Дубина) 252
CLI. Дону Мигелю де Унамуно {перевод М.
Квятковской) 253
CLII. Хуану Рамону Хименесу {перевод О. Савина) 254
836

Содержание
НОВЫЕ ПЕСНИ
СЫН. Придорожная олива (перевод Л. Цывъяна и
В.Андреева) 259
CLIV. Зарисовки (перевод В. Андреева и А. Миро-
любовой) 264
CLV. К приморским землям (перевод В. Столбова) 268
CLVI. Галереи души (перевод В. А ндреева) .... 271
CLVII. Луна, тень и шут (перевод В. Васильева). . 21А
CLVIII. Песни горной земли (перевод В. Андреева) 275
CLIX. Песни (перевод М. Самаева) 280
CLX. Песни верховьев Дуэро (перевод В. Андреева) 286
CLXI. Притчи и песни 288
1. «Глазом зовется глаз...» (перевод В.
Столбова) 288
2. «Для диалога нужно...» (перевод В.
Андреева) 288
3. «Твой нарциссизм, дружок...» (перевод
В.Андреева) 288
4. «Глядя в свое отраженье...» (перевод В.
Андреева) 289
5. «Между жизнью и сном...» (перевод В.
Андреева) 289
6. «Равнодушно мимо зеркал...» (перевод
В.Андреева) 289
7. «Новый век? И доныне...» (перевод В.
Андреева) 289
8. «Сегодня — всегда доныне» (перевод
В.Андреева) 289
9. «Апрельское солнце! Мое окно...» (перевод
В.Андреева) 289
837

Содержание
10. «Из старинного особняка...» (перевод
В.Андреева) 290
11. «Я слышу: вода мне поет о том...» (перевод
В.Андреева) 290
12. «Кто по звучанью воды поймет...» (перевод
В.Андреева) 290
13. «Ощутил я в саду зеленом...» (перевод
В.Андреева) 290
14. «Не вычерчивай профиль свой...» (перевод
В.Андреева) 291
15. «Рядом с собой найдешь...» (перевод
В.Андреева) 291
16. «Если .сад весенний цветет...» (перевод
В.Андреева) 291
17. «Отрешенный от жизни других...» (перевод
В.Андреева) 291
18. «Прекрасны вода и жажда...» (перевод
В.Андреева) 291
19. «Недалеко от дороги...» (перевод В.
Андреева) 292
20. «Попробуй-ка отгадай...» (перевод В.
Андреева) 292
21. «Но видеть случалось мне не однажды...»
(перевод В. Андреева) 292
22. «Правило помни простое...» (перевод
В.Андреева) 292
23. «Поет, поет и поет...» (перевод В.
Андреева) 292
24. «Сделать дело умело...» (перевод В.
Андреева) 293
25. «Но всё же...» (перевод В. Андреева) . . . 293
838

Содержание
26. «Им неведом в их рвении страх!..» {перевод
В.Андреева) 293
27. «— О череп пустой из могилы сырой!..»
{перевод В. Андреева) 293
28. «Певцы, вам совет благой...» {перевод
В.Андреева) 293
29. «Певцы, вы проснуться должны...»
{перевод В. Андреева) 294
30. «Дисгармонии в мире не отыскать...»
{перевод В. Андреева) 294
31. «Знать чемпиону всего важней...» {перевод
В.Андреева) 294
32. «Боксер-забияка, с порывистым ветром...»
{перевод В. Андреева) 294
33. «Но всёже...» {перевод В. Андреева) . . . 294
34. «О rinnovarsi operire...» {перевод В.
Андреева) 295
35. «Еще один ноль — вот спасибо!..» {перевод
В.Андреева) 295
36. «Поэт ищет снова и снова...» {перевод
В.Андреева) 295
37. «Мудрец поучал: — Забвенье...» {перевод
В.Андреева) 295
38. «Мудрец не ведал в гордыне...» {перевод
В.Андреева) 296
39. «Пусть ближний зеркалом станет твоим...»
{перевод В. Андреева) 296
40. «Ближнего возлюби...» {перевод В.
Андреева) 296
41. «— Начинаете песню всё ту же?..» {перевод
В.Андреева) 296
839

Содержание
42. «Христос говорил: ближнего своего...»
(перевод В. Андреева) 296
43. «Другую истину скажу...» (перевод
В.Столбова) 297
44. «Поэт, будь к себе строг...» (перевод В.
Андреева) 297
45. «Всё оставлять другим?..» (перевод
В. Столбова) 297
46. «Если вымысла мало...» (перевод В.
Андреева) 297
47. «Работая над развязкой,..» (перевод В.
Андреева) 297
48. «Для мошенника худшее наказание...»
(перевод В. Андреева) 298
49. «Половину ты правды сказал?..» (перевод
В.Столбова) 298
50. «О тебе эта песнь моя?..» (перевод В.
Андреева) 298
51. «Вспомни, воду в стакан наливая...»
(перевод В. Андреева) 298
52. «Сердца моего мгновения...» (перевод
В.Андреева) 298
53. «Сон отделяет от бдения...» (перевод
В.Столбова) 299
54. «Голос фальшивит твой?..» (перевод В.
Андреева) 299
55. «Уже создавалось учение...» (перевод
В.Андреева) 299
56. «— Какой дорогой пойдем?..» (перевод
В.Андреева) 299
57. «Одному, коль отчаялся, помогает...»
(перевод В. Андреева) 299
840

Содержание
58. «Огонь в очаге погас...» (перевод В.
Андреева) 300
59. «Кому-нибудь да утеха...» (перевод В.
Андреева) 300
60. «Используй любые руки...» (перевод В.
Васильева) 300
61. «Сен Тоб дал хороший совет...» (перевод
В.Андреева) 300
62. «Дать работу ветру решил...» (перевод
В.Андреева) 300
63. «На перекрестке его раздумий...» (перевод
В.Андреева) 301
64. «Кто сновидений нити...» (перевод В.
Андреева) 301
65. «— Мальву сажай...» (перевод В. Андреева) 301
66. «Мы не должны забывать...» (перевод
В.Андреева) 302
67. «Пчелам, а также певцам...» (перевод
В.Андреева) 302
68. «Не равняй, как глупец иной...» (перевод
В.Васильева) 302
69. «Сам себя он во сне увидал...» (перевод
В.Андреева) 302
70. «Он охотится сам за собой...» (перевод
В.Андреева) 302
71. «Порою для понимания строк...» (перевод
В.Андреева) 303
72. «Беда небольшая...» (переводВ. Андреева) 303
73. «В руководстве, как правильно есть...»
(перевод В. Андреева) 303
74. «Сеньор святой Иероним...» (перевод
В.Андреева) 303
841

Содержание
75. «Говорил цыгану цыган...» (перевод В.
Андреева) 303
76. «Слушай язык родной...» (перевод В.
Андреева) 304
77. «Щеку подперев рукой...» (перевод В.
Андреева) 304
78. «На золотой монете...» (перевод В.
Андреева) 304
79. «Не отыскивай в старых романсах...»
(перевод В. Андреева) 304
80. «О концепциях трудно что-либо сказать...»
(перевод В. Андреева) 305
81. «Жить неплохо...» (перевод В. Андреева) . 305
82. «Пусть прервет твой утренний сон...»
(перевод В. Андреева) 305
83. «Как все-таки славно!..» (перевод В.
Андреева) 305
84. «Рядом с воском я мягок...» (перевод В.
Андреева) 306
85. «Правда — твоя? Есть Правда одна...»
(перевод В. Андреева) 306
86. «Когда я один — то насколько...» (перевод
В.Андреева) 306
87. «Ты свой долгий путь начинаешь...»
(переводе. Андреева) 307
88. «Барочный ум представляет...» (перевод
В.Андреева) 307
89. «Но всё же...» (перевод В. Андреева) . . . 307
90. «Базилик, лаванда, шалфей...» (перевод
В.Андреева) 308
91. «Обновление? Час настал...» (перевод
В.Андреева) 308
842

Содержание
92. «Древо молвило: — Берегись топора...»
(перевод В. Андреева) 308
93. «Что есть истина? Может, река?..» (перевод
В.Столбова) 308
94. «Мой стариковский вам совет таков...»
(перевод В. Васильева) 308
95. «Но если совет...» (перевод В. Андреева) . 309
96. «Сок весенний стволы наполняет...»
(перевод В. Андреева) 309
97. «Пусть никто ствол живой...» (перевод
В.Андреева) 309
98. «Поэт, ты предрекал нам...» (перевод В.
Андреева) 309
99. «Что такое искусство?..» (перевод В.
Андреева) 309
CLXII. Виньетка (перевод В. Андреева) 310
CLXIII. Путешествие (перевод В. Сшолбова) ... 311
CLXIV. Вариации на темы Ронсара и другие
стихотворения 312
«Примите мой портрет... Запавший рот...»
(перевод В. Андреева) 312
Так снилось мне... (переводВ. Андреева) ... 314
Лк>Ь'оъъ\1Съъфръ(переводА.Гелескула) ... 314
Пио Бароха (перевод В. Андреева) 315
Асорин (перевод Н. Ванханен) 316
Рамон Перес пе Аияла (перевод В. Андреева) . 316
Чествование Гранмонтаня (перевод В.
Андреева) 317
Дону Рамону дель Валье-Инклану (перевод
В.Андреева) 320
Скульптору Эмилиано Барралю (перевод
В. Андреева) 321
843

Содержание
Поэту Хулио Кастро (перевод В. Михайлова) . 322
В поезде (перевод В. Андреева) 323
Свадьба Франсиско Ромеро (перевод В.
Андреева) 326
Андалусские песни мексиканскому поэту
(перевод В. Андреева) 327
Эухениод'Орсу (перевод В. Андреева) .... 329
Сны в диалогах (перевод М. Квятковской) . . 329
Листки из папки (перевод В. Андреева) .... 332
СLXV. Сонеты (перевод М. Квятковской) .... 334
CLXVI. Старые песни (переводЛ. Цывъяна) ... 337
АПОКРИФИЧЕСКИЙ ПЕСЕННИК
АБЕЛЯ МАРТИНА
CLXVII. Абель Мартин 343
«Незрячие глаза глядят...» (перевод В.
Андреева) 343
Весеннее (перевод М. Квятковской) 344
Роза пылающая (перевод В. Андреева) .... 345
Враждебная любовь (перевод М. Квятковской) 346
«Nel mezzo del cammin меня пронзила...»
(перевод В. Андреева) 346
Советы, строфы, наброски (перевод В.
Васильева) 347
«Над той, чья грудь белее, чем опал...»
(перевод В. Васильева) 350
Великий ноль (перевод В. Андреева) 350
Великая целостность, или Интегральное
познание (перевод В. Андреева) 351
844

Содержание
АПОКРИФИЧЕСКИЙ ПЕСЕННИК
ХУАНА ДЕ МАЙРЕНЫ
CLXVIII. Майрена Абелю Мартину, мертвому
{перевод В. Андреева) 355
CLXIX. Последние жалобы Абеля Мартина
{перевод А. Гелескула) 357
CLXX. Сиеста {перевод В. Андреева) 359
CLXXI. Заметки на полях эмоциональной
географии Испании {перевод В. Андреева) 360
CLXXII. Воспоминания дремы, сна и лихорадки
{перевод В. Андреева) 363
CLXXIII. Песни для Гиомар {перевод В. Андреева) 373
CLXXIV. Новые песни для Гиомар {перевод В.
Андреева) 377
CLXXV. Смерть Абеля Мартина {перевод А.
Гелескула) 381
CLXXVI. С другого берега {перевод В. Андреева). 385
ДОПОЛНЕНИЯ
I. СТИХИ ИЗ КНИГИ «ХУАН ДЕ МАЙРЕНА.
ИЗРЕЧЕНИЯ, ШУТКИ, ЗАМЕЧАНИЯ
И ВОСПОМИНАНИЯ АПОКРИФИЧЕСКОГО
ПРОФЕССОРА»
Детское воспоминание {перевод М. Квятков-
ской) 387
«Разве мужчина мужчиною был...» {перевод
В.Андреева) 388
«Знаю: когда я умру, ты заплачешь...» {перевод
В.Андреева) 388
Саэта Абеля Мартина {перевод В. Андреева) . 388
845

Содержание
«— Да будет Ничто, — Господь произнес...»
{перевод В. Андреева) 389
II. СТИХИ ВОЕННЫХ ЛЕТ
Преступление было в Гранаде {перевод А. Геле-
скула) 390
Мадрид {перевод В. Столбова) 392
Сегодняшние раздумья {перевод В. Андреева) 392
Весна {перевод В. Андреева) 393
Поэт вспоминает земли Сории {перевод В.
Андреева) 394
Рассвет в Валенсии {перевод В. Андреева) . . 394
Смерть раненого ребенка {перевод В.
Андреева) . 395
«От моря и до моря между нами...» {перевод
В. Андреева) 396
«Я снова в прошлом. Детство. Сквозь окно...»
{перевод В. Андреева) 396
«Испания моя! Рукой нещадной...» {перевод
М. Квятковской) 397
«Но ты, Пречистая, крепка душою...» {перевод
М. Квятковской) 398
Строфы {перевод В. Андреева) 399
Раздумье {перевод Н. Горской) 401
Федерико црОппоу {перевод В. Андреева) . . 402
III. ПРОЗА
Земля Альваргонсалеса. Легенда {перевод
В. Андреева) 403
Письмо Мигелю де Унамуно от 16 января
1918 г. {перевод В. Андреева) 423
846

Содержание
Фрагменты из книги «Хуан де Майрена.
Изречения, шутки, замечания и воспоминания
апокрифического профессора» 430
<На донжуановскую тему> {перевод В.
Андреева) 430
<На донкихотовскую тему> (перевод В.
Андреева) 438
Фрагменты из письма Давиду Выгодскому от
апреля 1937 г. (перевод В. Андреева) .... 446
Унамуно (перевод В. Андреева) 452
IV. ВАРИАНТЫ ПЕРЕВОДОВ
II. «Я прошел по многим дорогам...» (перевод
О. Савина) 455
III. «Площадь. Темную листву раздвинув...»
(переводы. Самаева) 456
XI. «Иду, размышляя, по росным...» (перевод
О. Чухонцева) 457
XI. «Бреду ввечеру, мечтая...» (перевод Б.
Дубина) 458
XV. «Переулок в сумрак погрузился сонный...»
(перевод В. Андреева) 459
XVII. Горизонт (перевод Л. Цывъяна) 460
XIX. «Зеленый палисадник...» (перевод Н.
Горской) 461
XXI. «Двенадцать! — били часы... и двенадцать...»
(перевод В. Андреева) 462
XLI. «Весенняя ночь...» (перевод В. Васильева) . . 462
XLIII. «Апрель улыбался, рассветом сверкая...»
(перевод В. Андреева) 463
847

Содержание
XLIII. «Апрельское небо улыбкой встречало...»
(перевод Б. Дубина) 465
L. Быть может... (переводМ. Квятковской) .... 466
LIV. Черные сны (перевод С. Гончаренко) 467
L1X. «Однажды уснул я ночью...» (перевод
М. Квятковской) 468
LX. «Разве сердце мое уснуло?..» (перевод
М. Квятковской) 469
LXXV. «Мне бы, словно Анакреону...» (перевод
М. Квятковской) 469
LXXVII. «В глазах свинцово-серым светом мглит-
ся...» (перевод М.Самаева) 470
LXXVII. «Усталый вечер опускает плечи...»
(перевод В. Васильева) 471
LXXX. Поле (перевод С. Гончаренко) 472
LXXXIII. «Гитара придорожного трактира...»
(перевод В. Андреева) 473
LXXXV. «Весна целовала ветки...» (перевод
С. Гончаренко) 474
LXXXV. «Я видел, как дерево это...» (перевод
В.Андреева) 474
LXXXV. «Нежно весна целовала...» (перевод
А. Миролюбовой) 475
LXXXV. «Над рощами воздух вешний...» (перевод
Н. Ванханен) 476
LXXXV. «Видел: зеленый листок...» (перевод
В.Литуса) 477
LXXXV. «Нежно весна-невидимка...» (перевод
А. Сыщикова) 478
LXXXIX. «Сегодня, путь продолжая свой...»
(перевод А. Сыщикова) 479
ХС. «Понурые деревья...» (переводВ. Васильева) . 479
848

Содержание
XCI. «Под лавром скамья сырая...» (перевод Н. Ван-
ханен) 480
CIV. «Ты ль это, друг мой Гвадаррама, ты ли?..»
(переводИ. Тыняновой) 480
CVI. Сумасшедший (перевод Ю. Даниэля) 481
CV11. Сон о житии (перевод Н.Ванханен) 483
CXI. Летняя ночь (перевод А. Гелескула) 484
CXV. К засохшему вязу (перевод Б. Дубина). . . . 485
СХХИ. «Снится, что майским утром...» (перевод
А. Гелескула) 486
СХХП. «Мне снилось зеленое поле...» (перевод
Вс. Багно) 487
CXXII. «Через зеленое поле...» (перевод В.
Васильева) 488
CXXXIV. Женщины Ла-Манчи (перевод В. Андрее-
во) 488
СХХХУШ.Мой шут (перевод В. Васильева) ... 491
СХХХ1Х. Дону Франсиско Хинеру де лос Риосу
(перевод В. Петрова) 491
CXLIV. Молодая Испания (перевод В. Андреева) . 493
CL. Мои поэты (перевод К. Корконосенко) .... 494
CLXVI. Старые песни (перевод М. Самаева) . . . 495
CLXXII. Обрывки бреда, сна и забытья (перевод
А. Гелескула) ; 498
ПРИЛОЖЕНИЯ
А. Ю. Миролюбова. Антонио Мачадо — человек,
философ, поэт 511
Примечания (сост. В. Н. Андреев) 650
Краткая хронология жизни и творчества Антонио
Мачадо 820

Научное издание
АНТОНИО МАЧАДО
ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СТИХОТВОРЕНИЙ
1936
Утверждено к печати
Редколлегией серии «Литературные памятники»
Редактор издательства Т. А. Лапицкая
Художник Е. В. Кудина
Технический редактор Е. Г. Коленова
Корректоры К И. Журавлева, Ф. Я. Петрова,
М. Н. Сенина и Е. В. Шестакова
Компьютерная верстка И. Л. Актановой
Лицензия ИД № 02980 от 06 октября 2000 г.
Сдано в набор 13.07.06. Подписано к печати 29.03.07
Формат 70 х 90732. Бумага офсетная.
Гарнитура Тайме. Печать офсетная. Усл. печ. л. 31.7.
Уч.-изд. л. 29.6. Тираж 2000 экз. Тип. зак. № 3825. С 1
Санкт-Петербургская издательская фирма «Наука» РАН
199034, Санкт-Петербург, Менделеевская линия, 1
E-mail: main@nauka.nw.ru
Internet: www.naukaspb.spb.ru
Первая Академическая типография «Наука»
199034, Санкт-Петербург, 9 линия, 12
ISfiN 5-02-027040-7

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ
ИЗДАТЕЛЬСКАЯ ФИРМА «НАУКА» РАН
ГОТОВИТ К ВЫПУСКУ
Гончаров И. А.
ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ
В 20 т.
Т. 8
В томе публикуются редакции и варианты
романа «Обрыв».
Для широкого круга читателей.

Муравьев А. Н.
ТАВРИДА
В книгу вошло практически все поэтическое
наследие А. Н. Муравьева (1806—1874): сборник
«Таврида», изданный в 1927 г. и представляющий
библиографическую редкость; ранее не
публиковавшийся, сохранившийся в рукописи сборник
«Опыты в стихах». Обширный раздел
комментариев включает текстологический,
историко-литературный, интертекстуальный анализ, анализ
поэтики и реальный комментарий. В раздел
«Приложения» вошли все сохранившиеся
материалы, относящиеся к воссозданию замысла, истории
создания, восприятию «Тавриды» критикой и
современниками. Издание сопровождается статьей
о жизни и творчестве А. Н. Муравьева.
Для широкого круга читателей.

АССИРО-ВАВИЛОНСКИЙ ЭПОС
Перевод В, К. Шилейко
Издание книги В. К. Шилейко (1891—1930),
содержащей корпус переводов с аккадского и
шумерского языков эпических текстов, гимнов,
заговоров, молитв, царских надписей, плачей,
предсказательных текстов (книга была подготовлена
им для издательства «Всемирная литература»
в 1920 г.) основывается на машинописных
автографах, хранящихся в Отделе рукописей
Российской национальной библиотеки. Издание
включает также переписку 1940-х гг. по поводу
несостоявшегося выпуска книги, статью о жизни и
творчестве В. К. Шилейко, снабжено указателями
и иллюстрациями.
Для всех интересующихся культурой древнего
Ближнего Востока и русской культурой
Серебряного века.

Мережковский Д. С.
ВЕЧНЫЕ СПУТНИКИ:
ПОРТРЕТЫ
ИЗ ВСЕМИРНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Книга Д. С. Мережковского (1865— 1941)
впервые издана в 1896 г., содержит статьи о российских
и зарубежных писателях и мыслителях, древних и
новых: Марке Аврелии, Плинии Младшем, Каль-
дероне, Сервантесе, Флобере, Пушкине,
Достоевском, Гончарове и др. В издание вошли также
рукописные материалы к статьям, очерки, не
включенные Мережковским в книгу, рецензии на нее,
исследовательская статья о писателе,
комментарии, именной указатель.
Для филологов, широкого круга читателей,
всех интересующихся историей русской и
мировой литературы.

ЧДРЕСА КНИГОТОРГОВЫХ
ПРЕДПРИЯТИЙ
ТОРГОВОЙ ФИРМЫ «АКАДЕМКНИГА»
Магазины «Книга — почтой»
121009 Москва, Шубинский пер., 6; 241-02-52
197137 Санкт-Петербург, Петрозаводская ул.,
7Б; (код 812) 235-40-64
Магазины «Академкнига» с указанием отделов
«Книга — почтой»
690088 Владивосток-88, Океанский пр-т, 140
(«Книга — почтой»); (код 4232) 5-27-91
620151 Екатеринбург, ул. Мамина-Сибиряка,
137 («Книга — почтой»); (код 3432)
55-10-03
664033 Иркутск, ул. Лермонтова, 298
(«Книга — почтой»); (код 3952) 46-56-20
660049 Красноярск, ул. Сурикова, 45; (код
3912) 27-03-90
220012 Минск, пр-т Независимости, 72;
(код 10-375-17) 292-00-52,
292-46-52, 292-50-43

117312 Москва, ул. Вавилова, 55/7; 124-55-00
117192 Москва, Мичуринский пр-т, 12;
932-74-79
103054 Москва, Цветной бульвар, 21, строение
2; 921-55-96
103624 Москва, Б. Черкасский пер., 4;
298-33-73
630091 Новосибирск, Красный пр-т, 51; (код
3832) 21-15-60
630090 Новосибирск, Морской пр-т, 22
(«Книга - почтой»); (код 3832) 30-09-22
142292 Пущино Московской обл., МКР «В», 1
(«Книга — почтой»); (13) 3-38-60
443022 Самара, пр-т Ленина, 2 («Книга —
почтой»); (код 8462) 37-10-60
191104 Санкт-Петербург, Литейный пр-т, 57;
(код 812) 272-36-65, бук. 273-13-98
197110 Санкт-Петербург, Петрозаводская ул.,
7Б; (код 812) 235-40-64
199034 Санкт-Петербург, Васильевский остров,
9 линия, 16; (код 812) 323-34-62
634050 Томск, Набережная р. Ушайки, 18; (код
3822) 22-60-36
450059 Уфа-59, ул. Р. Зорге, 10 («Книга —
почтой»); (код 3472) 24-47-74
450025 Уфа, ул. Коммунистическая, 49; (код
3472) 22-91-85