ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО МИРА
том трь тчЛ
ЧАСТЬ II
СОЦЭКГИЗ
19 3 7

ОТ РЕДАКЦИИ
Настоящий том «Истории древней Греции» написав следующими лицами:
главы IX и XVIII—Е. Г. Вагаровым,
главы X, XI, XII и XIII—A. If. Тюменевым,
глава XIV—Р. В. Шмидт,
главы XV и XVII—С. И. Ковалевым,
глава XVI—С. А. Жебелевым.
О характере и задачах издания «Истории древнего мира» см. предисловие к первому тому («История древнего Востока», Соцэкгиз, 1936).
Глава IX
ГРЕКО-ПЕРСИДСКИЕ ВОИНЫ И ОБРАЗОВАНИЕ АФИНСКОГО МОРСКОГО СОЮЗА
алоазиатские греческие города рано потеряли свою политическую независимость. Сначала они подчинились Лидии, хотя эта подчиненность отнюдь не отразилась на их успехах в экономическом и культурном отношении, так как лидийские
цари не вмешивались в их внутреннюю жизнь. Больше того, господствующие классы Лидии сами поддались влиянию греческой культуры. Но с падением Лидии положение резко изменилось. Новые завоеватели—персы (с 546 г.)— дали сильно почувствовать свою власть, и малоазиатские греческие города мало-помалу лишились своего прежнего самоуправления; в то же время с развитием торговли Коринфа и в особенности Афин значение этих городов и в торговом отношении сильно падает. Греки, жившие на материке, мало заботились о том, чтобы помешать персам укрепиться на берегах Эгейского моря. С течением времени однако стало очевидным, что столкновение между персами и жителями греческого материка неизбежно. Вот что представляло собой персидское государство конца VI в.
«Великие государства Кира или Александра не могли быть названы нациями, хотя и образовались они исторически, образовались из разных племен и рас. Это были не нации, а случайные и мало связанные конгломераты групп, распадавшиеся и объединявшиеся в зависимости от успехов или поражений того пли иного завоевателя»1.
* Сталин, Марксизм и национально-колониальный вопрос, стр. 4.
Наряду с экономически разлитыми и культурными областями Малой Азии, Вавилонии, Финикии в нее входили примитивные этнические образования Ирана. Эта пестрая масса объединялась военной организацией молодой персидской монархии, во главе которой стояла племенная знать персов. /
Эта знать, выделившаяся в процессе разложения родового строя, была охвачена примитивной экспансией и жаждой грабежа. По эта экспансия поддерживалась и той частью персов, которая в повой монархии превратилась в господствующую социальную группу. Организованная в гвардию и чиновничество, эта группа была непосредственно заинтересована в захватнической политике, в расширении границ «мировой» монархии.
Л отсюда и стремление к распространению персидского господства па богатые греческие полисы.
С другой стороны, торгово-рабовладельческие группы Востока (финикийские, малоазиатские, вавилонские) с образованием единого централизованного персидского государства получили опору для своей агрессии в район Средиземного моря. Неслучайно финикийский рлот играл крупную роль во всех персидских походах па запад и неслучайно некоторые представители торгового капитала материковой Греции, тесно связанные с малоазиатским рынком, готовы были приветствовать завоевание Греции персами и ее включение в богатые восточные рынки.
К этому нужно прибавить, что персы в своей внешней политике энергично поддерживали знать и на нее именно опирались в управлении завоеванными странами. Это объясняет нам, почему в условиях борьбы с демократией греческая аристократия часто служила проводником персидской политики.
Поводом к столкновению послужил поход Дария (около 512 г.) па скифов, живших па северном берегу Черного моря. С большим войском он переправился через Геллеспонт, прошел Фракию и обрушился на скифов, живших на побережье Черного моря, в нынешней УССР.
Геродот (1 V,l) утверждает, что причиной похода Дария было желание отомстить скифам за их вторжение в Мидию. Объяснение совершенно фантастическое, но из этого наивного прагматизма легко извлечь истинную причину. Подлинным мотивом этого похода была не простая жажда завоеваний, соединенная с незнанием географии, как полагает Белох, но желание обеспечить свои границы от набегов скифов. Геродот, который жил двумя поколениями позже, слышал в Ольвии, что Дарий в 60 дней прошел всю Скифию и Сарматию до Волги, но не встретил скифов и вследствие недостатка в провианте должен был вернуться. Гораздо правдоподобнее сообщение Страбона, что персы, перейдя Дунай, имели несколько столкновений со скифами в нынешней Бессарабии, на берегу Черного моря, но
чуть было не погибли все от недостатка воды. По Ктесито, весь итог поход Ларин продолжался не больше двух недель. До пне. дошло известие, что скифы уговаривали греческих «тиранов», посаженных персами в городах Малой Азии, сломать понтонный мост через Дунай, выстроенный персами. Тираны, оппсансь за собственное положение, не решились на такой поступок, и впоследствии один нэ них, Гнетией, приписал себе ш ецело заслугу сохранения этого моста. Как бы то ни было, |ц«'11сдиция в Скифию окончилась неудачей.
Дарий, не вполне доверявший честолюбивому тирану Ги-гтисю, предоставил ему высокий пост при своем дворе, а вместо Гш тиея тираном Милета назначил его зятя и двоюродного брата Аристагора. Последний вмешивается в социальную борьбу на острове Наксосе, поддерживая изгнанных оттуда аристократов против демократии. Потерпев поражение и боясь, с одной стороны, наказания царя Дарпя за начатую без его разрешения борьбу, а с другой, убедившись, что во всех греческих городах демократия сильно недовольна Персией п что неудачный поход Дария в Скифию усилил желание малоазиатских греков освободиться от персидского господства, Аристагор круто меняет политику, заключает союз с демократией на Наксосе и в других городах Малой Азии и становится во главе восстания Ионии против персов.
Напрасно Гекатей Милетский, являвшийся рупором торговых кругов, отговаривал поенный совет Аристагора от этого восстания, убеждая его, что отдельные города не могут воевать со столь большим государством. Города рассчитывали на успех, и потому Аристагору легко удалось поднять восстание. Но продолжительное ведение войны греческими городами было конечно невозможно без энергичной поддержки со стороны европейских греков. Аристагор раньше всего обращается к Спарте, как к сильнейшему в военном отношении государству. Спарта, занятая предстоящей войной с Аргосом, отказала Аристагору в поддержке. Союзный со Спартой Коринф был также против таких опасных предприятий. Остальные государства Греции также не поддержали Аристагора. Даже Афины, где правящая торговая партия во главе с Алкмеонидами была против разрыва с Персией, снарядили всего лишь 20 кораблей для помощи ионянам, да Эретрия послала 5 триер, так что азиатские греки оказались совершенно изолированными в борьбе с персами.
Первый поход ионийцев весною 499 г. был направлен против главного города Малой Азии—Сард, и Аристагору без труда удалось захватить город, но при взятии город весь погиб от пожара, так что об осаде крепости с персидским гарнизоном не могло быть речи. Узнав, что к Сардам приближается подкреп-
лспие, грекп отступили; здесь, на обратном пути в Эфес, их настигло персидское войско, и в битве при Эфесе греческая пехота потерпела первое поражение. После этого поражения ионийские греки должны были ограничиться оборонительной войной и могли лишь защищаться в своих городах. Персы одерживают решительные победы над греками, берут один за другим греческие города в Малой Азии. До прибытия финикийского флота греки могли еще держаться иа море: с одним сухопутным войском персы не могли ничего предпринять против хорошо укрепленных приморских городов. Дело приняло другой оборот, когда появился финикийский флот. Союзный греческий флот, собравшийся близ о. Лады для защиты Милета, вследствие отсутствия дисциплины и разногласий между союзниками потерпел решительное поражение (494 г.). В следующем году происходит покорение Милета персами. Этот цветущий город был разрушен, и ионийские города снова потеряли свою самостоятельность. Повсюду водворяются прежние тираны или новые правители. Теперь персидский царь под предлогом наказания тех двух государств, которые помогли восставшим ионийцам, Эретрии и Афин, начинает войну против европейской Греции..
В 492/491 г. Дарий отправляет свою первую военную экспедицию против греков под предводительством зятя своего Мордовия. Неудача ионийского восстания, вызвав в демократических кругах Греции возбуждение против Персии, повела в Афинах к падению власти Алкмеонидов, до сих пор стоящих во главе государства и известных своими персидскими симпатиями. В 493/492 г., незадолго до первого похода персов против европейской Греции, Фемпстокл, богатый афинянин и представитель радикального крыла торговой партии, был избран архонтом. Он поставил себе целью превращение Афин в сильную морскую державу, без чего, ио его мнению, невозможна была и борьба против Персии. Вследствие этого вся его деятельность была направлена к созданию укрепленного порта в Пирее, близ Афин, к постройке верфей и сильного флота. Для достижения своей цели Фемистокл применял все средства, если только они содействовали его планам. Так, например, во время его архонтства была поставлена пьеса Фриниха «Взятие Милета», которая произвела потрясающее впечатление на зрителей. Несомненно, что она была написана под влиянием архонта. Но деятельность Фемистокла, начавшаяся в год его архонтства и, как сказано, отражавшая интересы радикальных торговых кругов, вскоре должна была прерваться.
В 492 г., после ионийского восстания, боясь мести со стороны персов за свое участие в этом восстании, в Афины возвращается Мильтиад, бывший правителем в Херсонесе фракийском, находившемся в зависимости от Афин. Мильтиад, по своему проис
хождению принадлежавший к консервативным аристократическим кругам, выступает противником морских планов Феми-стокла. По мнению Мпльтиада, для борьбы с Персией было вполне достаточно иметь хорошо вооруженную пехоту. Соображения Мильтиада, поддержанные консервативной землевладельческой партией, имели успех: при создании военного флота явилось бы необходимым призвать на военную службу во флоте широкие массы неимущих и тем поднять их значение в жизни государства. В результате все усиливающееся влияние Мильтиада и противодействие крупной землевладельческой знати воспрепятствовали на этот раз осуществлению планов Феми-стокла.
В этот период Спарта распространяет свое господство в Пелопоннесе. Спартанскому царю Клеомену удается нанести давним противникам Спарты—аргосцам—решительное поражение, результатом которого было отпадение от Аргоса периэкских городов Тиринфа, Микен и др. (Геродот говорит даже о восстании рабов.) Хотя Аргос и не был взят и в нем продолжали править цари, но власть их стала только тенью прежней вследствие резкого ограничения территории Аргоса.
Успехи Спарты, с одной стороны, и торжество землевладельческой партии в Афинах—с другой, повели к сближению между обоими государствами.
Следствием этого сближения был протест против измены Элладе со стороны жителей о. Этины, исполнивших требование Персии прислать в знак покорности «воды и земли». Чтобы заручиться верностью эгипцеп, афиняне потребовали от них заложников, но эгипцы отказали им в этим. Тогда в это дело вмешивается Спарта, и спартанский царь Клеомен присоединяет свое требование о выдаче заложников. Эгинцы, зная, что второй спартанский царь Демарат был противником планов Клеомена, не хотели выдавать заложников до тех пор. пока требование Клеомена не будет подтверждено Демаратом. Клеомен добивается низложения Демарата, место которого занимает Леотихид, находившийся в полной зависимости от Клеомена. Эгина была принуждена теперь исполнить требование Афин и обоих спартанских царей. Афины получают заложников, и таким образом береговая полоса оказывается защищенной от опасности служить операционной базой для персов.
Первая персидская военная экспедиция, как было сказано, отправляется в Грецию под предводительством Мардония. Большая армия пехоты двигается в Грецию через Фракию и Македонию; вдоль берега ее сопровождает многочисленный персидский флот. Около Афона во время сильного шторма часть флота погибла, а сухопутное войско Мардония подверглось нападению со стороны фракийских племен и потерпело значительные
потери. Ввиду этого Мардопий, не решившись на вторясенпе в Грецию, возвратился обратно в Персию1.
Несмотря па эту* неудачу, персидский царь все-таки не отказывается от намерения подчинить греческие государства. Для него стало ясно, что военный план Мардония не годится— персидскому войску не надо было делать большого круга через Фракию, подвергая опасности флот,—и царь вырабатывает другой план похода на Грецию.
Так как Греция не обладала значительным флотом, а на море господствовала Персия с помощью Финикии, то Дарий решается переправиться в Афины на кораблях, не совершая затруднительного перехода через Фракию. Через полтора года посла похода Мардония, в 490 г., персидские полководцы Датис и Артафсрп переправляются во главе сильного флота через Эгейское море к Афинам. Опустошив остров Наксос, персидский флот направляется к Эвбее и осаждает город Эретрию, где в это время происходила партийная борьба (аристократия была па стороне Персии и требовала сдачи города). Эретрпя была ванта, город разрушен, а жители увезены в Сузы. Затем, по совету сопровождавшего персидское войско Гиппия, которого персы обещали снова сделать тираном в Афинах, персы высадились па восточном берегу Аттики, в Марафонской долине.
Афины отправили вестников в Спарту с сообщением о высадке персидского войска и с просьбой о помощи, но рассчитывать на скорое прибытие спартанцев было нельзя, так как те по религиозным мотивам обещали выступить в поход только к полнолунию.
Афинское войско под начальством десяти стратегов выступает из города и располагается в одной из боковых долин, примыкающих к Марафонской равнине, заняв очень удобное положение у подножия горы Пентеликон и прикрыв дорогу в Афины. Некоторые из афипских стратегов ввиду сравнительной многочисленности персидского войска советовали отступить к Афинам и там, под защитой стен, ожидать нападения неприятеля. Миль-тиад, находившийся в числе стратегов, был против отступления» и то, что его поддерживал полемарх Каллимах, решило спор в пользу мнения Мильтиада.
Чтобы предупредить прибытие спартанцев, персы решили немедленно начать битву. Точных цифр персидского войска мы
1 Некоторые ученые, как например Вельцгофер, полагали, что эта экспедиция была направлена исключительно против фракийцев-и македонян и что она в качестве рекогносцировки достигла своей цели. Но подобный взгляд неоснователен: мы не имеем причины сомневаться в верности традиции, ио которой целью этой экспедиции было завоевание Греции.
но знаем, а те, которые сообщаются, крайне преувеличены1. Во всяком случае нельзя сомневаться в численном перевесе персидского войска над афинским. Мильтиад выстраивает свие войско так, чтобы центр его был слабее, а вся мощь сосредоточивалась на флангах, которыми он рассчитывал охватить неприятеля. Так и случилось: персы прорвали центр, но греки напали на персов с двух сторон, и те должны были отступить к кораблям, вытащенным на берег; греки преследовали персов до самого моря и захватили семь неприятельских кораблей. Победа была полная. Геродот сообщает, что во время Марафонской битвы было убито 6 400 персов и только 192 афинянина; в их числе пал и полемарх Каллимах. Немедленно после сражения прибыло и спартанское войско, небольшой, но отборный отряд в 2 тыс. гоплитов. Исторические источники оставляют неясными три вопроса, связанные с битвой при Марафоне: 1) Почему афиняне поспешили вступить в бой с персами, тогда как непродолжительная отсрочка принесла бы им помощь спартанцев? 2) Где оставалась во время сражения персидская конница? 3) Почему персы, несмотря на трудности посадки на корабли в момент натиска неприятеля, понесли столь ничтожные потери в судах? По Кромайеру, Мильтиад вынужден был атаковать неприятеля во избежание разложения в собственном лагере; персидская конница обычно располагалась чересполосно, между отрядами пехоты, не составляя тактической единицы; персы укрепились у места стоянки кораблей и сдерживали натиск греков, пока персидской армии не удалось сесть на корабли.
Главнокомандующий персидской армией, собрав остатки своего войска на корабли, хотел еще раз попробовать свои силы и подступил с моря к Афинам, причем персы рассчитывали на содействие некоторых торговых кругов в Афинах. И действительно, Геродот сообщает о сигналах, подаваемых персам с горы Пентеликон щитом, отражавшим солнечные лучи (в чем молва впоследствии обвиняла Алкмеонидов). Однако, узнав, что афинское войско опередило их и ранее достигло Афин, персы не отважились на высадку и отплыли обратно, увозя о собой пленников из Эретрии.
Кампания была выиграна, успех оказался на стороне греков, но для всякого было ясно, что это только предварительное, а не окончательное решение вопроса. Нужно было ожидать нового нападения персов. К счастью для греков, эти военные действия
1 Геродот (VI, 95) определяет персидский флот в 600 триер. По мнению Дункера, персы должны были располагать 60—70 тыс. воинов. С другой стороны, Дельбрюк дает слишком низкую оценку, определяя численность персидского войска в 10—15 тыс. пехотинцев и 1 тыс всад-IIIHNHI.
возобпопились благодаря внутренним неурядицам персов несколько позже. 1 (арь Дарий умер (486 г.), ему наследовал Ксеркс, который в начале своего царствования был всецело занят усмирением Египта, отложившегося от Персии. Только десять лет спустя, в 480 г., персы смогли осуществить новое нападение на Грецию. В продолжение этих 10 лет у греков была полная возможность приготовиться к дальнейшей борьбе, но этим перерывом воспользовались с большой пользой для себя только афиняне.
После победы при Марафоне в Афинах первоначально все ликовали. Мильтиад был героем дня. Афиняне прославлялись как «передовые бойцы за эллинов» (поэт Симонид). В первый же год после Марафонской битвы Мильтиад отправился во главе экспедиции против греческих островов, помогавших персам, с целью присоединить их к Афинам. Поход был направлен главным образом против о. Пароса, с жителей которого Мильтиад требовал контрибуцию. Осада однако окончилась неудачей, п Мильтиад сам был ранен. Ему удалось впрочем присоединить к Афинам лападпую цепь Кикладских островов—от Кеоса до Мелоса. Но возвращении из экспедиции он однако был по настоянию Алкмеонидов привлечен к суду и приговорен к штрафу в 50 талантов, а до уплаты денег заключен в тюрьму, где вскоре умер, вероятно от ран, полученных при осаде Пароса. Штраф заплатил его сын Кимоп. После неудачи Мильтиада в Афинах снова выдвигается Фемистокл.
Фемистокл выступает со своими планами крупных политических реформ, но, наученный опытом прежних лет, понимает, что провести эти планы в рамках действующей афинской конституции было слишком трудно; как первый архонт он только в течение года мог влиять па политическую жизнь Афин и уже в следующем году должен был уступить место другому. Для того чтобы провести задуманный план государственной реформы, Фемистоклу нужно было прежде всего устранить своих противников путем остракизма. Он добивается изгнания родственника Пйсистратидов Гиппарха (в487 г.), в следующем (486) году Алкмеопида Мегакла и наконец Ксантиппа, который был по жене родственником Алкмеонидов. В то же время проводится, вероятно также по инициативе Фемистокла, чрезвычайно существенная мера, имевшая целью устранить влияние аристократических родов на политическую жизнь Афин. До сих пор во главе государственного управления Афин стояли архонты, избираемые народным голосованием из среды более знатных и богатых родов. В 487/486 г. вводится избрание архонтов по жребию из 500 кандидатов (или 100, как полагают некоторые новейшие исследователи), выставленных филами; теперь при замещении этой должности влиятельный вождь партии или представитель определенного рода, как например Алкмеонидов, 14
но мог рассчитывать попасть па эту должность в определенный им, и вследствие этого значение архонтата падает. В Афинах сущестнопал еще совет 500, участвовавший в решении важнейших государственных вопросов, но члены совета избирались тоже на один год, и главной его задачей было подготовление проектов постановлений для народного собрания, а управление не входило в его компетенцию. Не утратил еще к этому времени riioi'i’O значения как оплот реакции и ареопаг, члены которого избирались из числа бывших архонтов, но, хотя ареопаг и был высшим органом, обязанным заботиться об охране установленной конституции, он не принимал прямого участия н государственном правлении. Аристотель нам сообщает, что со времени персидских войн значение ареопага возрастает. Гем не менее собственно правящим органом он не является. Теоретически в Афинах власть принадлежала народу, но поскольку ни народная масса как целое, ни народное собрание не могли непосредственно управлять государством, руководство им фактически переходит в руки неофициального вождя народа, которого греки называли «демагогом». Чтобы иметь определенную позицию, «демагог» должен был занимать какую-нибудь важную государственную должность, и такой должностью являлась выборная должность стратега. Стратеги избирались также на один год, но стратегом можно было быть несколько лет подряд (Перикл был стратегом 14 лет подряд), так как стратеги пользовались правом переизбрания. С устранением соперников и с ослаблением влияния коллегии архонтов Фемистокл мог теперь беспрепятственно приступить к осуществлению своих планов. Под предлогом неудачной войны с Эгиной он сумел убедить народное собрание обратить доход от Ла-врийских серебряных рудников на постройку флота (483/482 г.). Благодаря этому ко времени нового персидского похода на Грецию, в 480 г., Афины располагали флотом до 200 триер. Таким образом Фемистокл создал большой военный флот, который был в состоянии бороться с персами и мог обеспечить Афинам преобладание на море.
В то время как Фемистокл проводил свои реформы, Спарта была ослаблена тяжелым внутренним кризисом. Спартанский царь Клеомен стремился к восстановлению царской власти в се прежнем объеме, тяготясь все более и более усиливающейся опекой эфоров. Царь пытался восстановить свою власть и возбудить народ против эфората. С этой целью он отправился в Аркадию, где повел агитацию среди союзников и илотов. Вызвав Клеомена обманом в Спарту и арестовав, эфоры объявили его сумасшедшим, а царем назначили его сводного брата Леонида. Между тем движение илотов проникло в Мессению, хотя до открытого восстания дело и не дошло.
В 483 г. персидский царь Ксеркс пачал энергично готовиться к войне, в общем придерживаясь первого плана Дария. Напрасно некоторые ученые считают его приготовления необдуманными. Напротив, Ксеркс действует очень разумно: чтобы избежать опасности крушения близ Афонского мыса (где погиб флот Мардония) и обеспечить флоту свободное плавание, он велит прорыть канал через Афон. Инженеры Ксеркса исполнили возложенное па них поручение. В настоящее время от канала не осталось и следа, и только разные археологические находки, например целый клад дариков, т. е. персидских золотых монет, указы наст па продолжительное пребывание персов в этой местности. Затем оп приказывает строить во Фракии магазины дли проппанта па время войны и возвести понтонные мосты через Геллеспонт. Такими приготовлениями, предпринятыми в широких размерах, Ксеркс хотел обеспечить себе успех в борьбе с Грецией. Знатные роды Фессалии, Фив, а также Аргос были па стороне персов. Ксеркс рассчитывал также на содействие греков, изгнанных из Афин и Спарты и обещавших ему помощь. Возможно также, что, желал разъединить силы греков и предполагай, что могущественный сиракузский тиран Гелой будет помогать «Элладе, оп заключает союз с Карфагеном, который должен был начать военные действия в Сицилии против Гелона; последнему удалось в 480 г. разбить вторгшихся в Сицилию карфагенян.
Военные приготовления в персидском царстве решили окончательно вопрос о сооружении флота в Афинах, т. е. о- превращении Афин согласно плану Фемистокла в морскую державу. Большинство населения стало на его сторону; его политический противник Аристид был удален из Афин путем остракизма (482 г.), и Фемистокл получил возможность вполне осуществить свой план. Как уже сказано, было постановлено, чтобы доходы, которые государство получало от разработки Лаврийских серебряных рудников, не распределялись между отдельными гражданами, но были употреблены па постройку кораблей. Так как государство пе имело ни достаточного числа доков и верфей, ни возможности соорудить сразу значительное число военных судов (кроме имевшихся уже 50 кораблей еще 100 или 130 триер), то оно поручило это дело отдельным состоятельным гражданам, из которых каждый должен был взять на себя оборудование одного корабля, причем государство брало на себя только расходы по устройству корпуса судна. Таким образом был создан флот из 150 или 180 триер. Усиление военного флота удвоило силы афппяп; число афинских войск было пополнено экипажем флота в 27 тыс. человек, которые были набраны из сословия фетов для защиты отечества в качестве гребцов и легковооруженных войск на кораблях. Кроме этих 27 тыс. человек был
еще составлен па фетоп особый отряд стрелков в 800 человек; таким образом те, которые раньше не принимали никакого участия в деле военной защиты, реформой Фемистокла были также привлечены к несению военной службы. Фемистокл, по словам Платона, основал демократию, уравняв в правах с аристократией массу населения.
Слабую сторону подготовки к войне с персами составляло то обстоятельство, что у греков не было политического единства. Правда, их связывали религия, общий язык и культура, сознание племенного единства, по эта связь не могла объединить политически разрозненные части Греции. Греция со своими колониями занимала обширную область от берегов Черного моря до побережья Африки'и Сицилии, причем каждая отдельная община (полис) жила своими местными интересами, и конечно нельзя было рассчитывать на единодушие всех их в борьбе с Персией. Некоторые общины стремились соблюдать нейтралитет, не желая принимать участия в борьбе. Такую позицию занимал например Аргос, а знать Фессалии и Беотии ждала с нетерпением прихода персов и при их приближении открыто стала на сторону врага. К тому же часть греков уже была подчинена власти персов и тем самым вынуждена была воевать против своих же единоплеменников. Ко всему этому дельфийский оракул, являвшийся рупором греческой аристократии, к которому греки обратились за советом, дал неутешительный ответ. Указывая па печальный исход борьбы лидийского царя Креза с Персией, он не советовал грекам воевать, т. е. склонял их к подчинению персам. Несмотря па пессимистические предсказания дельфийского жречества, представители Афин, Спарты, Эгины, Эвбеи и ряда других государств собрались осенью 481 г. на Истме для решения вопросов о совместной обороне. Прежде всего был провозглашен всеобщий мир в Греции и проведена политическая амнистия. Предводительство над флотом, как и над сухопутным войском, было предоставлено Спарте. Кто стоял тогда во главе Спарты, мы не знаем, но видно, что лица эти были прекрасно знакомы с положением дел, отличались пониманием ситуации и поэтому согласились с планом Фемистокла.
В 480 г. персидские войска двинулись в поход: по двум понтонным мостам они перешли Геллеспонт и вступили во Фракию. Что касается численности этой армии, то греки имели о ней неправильное представление. Геродот говорит, что у персов были 1 млн. 700 тыс. пешего войска, 80 тыс. всадников и 3 млн. обоза. Цифра до крайности преувеличенная. Такой армии немыслимо было бы двигаться по Греции. По вычислениям немецкого ученого Дельбрюка, у персов было не более 45—55 тыс. сухопутного войска, но все-таки они были многочисленнее гре-
8 Древняя Греция, ч. II	17
ков. Может быть, в его вычислениях есть ошибка в обратную сторону, и цифра в 100 тыс., принимаемая Э. Мейером и Беловой, скорее соответствует действительности.
Первая естественная оборонительная линия, проходившая на севере Фессалии в виде горных гряд, представлялась удобной для латиты, но Темпейское ущелье можно было легко обойти со стороны северного склона горы Олимп, а для зашиты всех перевалов, ведущих из Македонии в долину реки Пенен, отряда гоплитов в 10 тыс. человек, отправленного весной480г., было недостаточно. Кроме того аристократия фессалийцев была ненадежной. Поэтому греки отошли на юг Фессалии и укрепились в местности напротив северной части Эвбеи. Они разделили свои силы так: незначительное сухопутное войско запило Фермопил некие теснины иод командой спартанского цари Леонида; флот расположился у Лртемизия, па северном берегу Эвбеи, под командой спартанского начальника флота Эв-рибиада.Так как афинский контингент во флоте (127 судов) был самый сильный, то решающее значение имел конечно начальник афинского флота, Фе-мпстокл. Другая часть флота, 53 судна, стояла дальше на юг, прикрывая линию отступлении со стороны Эврипа.
Борьба началась сражением на море. В первый день грекам удалось захватить лишь несколько персидских судов. Второй день также не дал решительного результата. На .третий день персидский царь окружил сухопутное войско греков с тылу п спереди и потеснил Леонида в Фермопильском ущелье. Леонид, видя невозможность держаться, заблаговременно отослал большую часть войска в тыл, а сам с оставшимися спартиа-тами пал в битве с персами. Ввиду необходимости считаться с интересами Афин, флот которых нужен был и для защиты Коринфского перешейка, т. е. прохода в Пелопоннес, спартанское правительство не могло открыто отказаться от защиты ворот в Среднюю Грецию. Желая соблюсти по крайней мере
Предполагаемая статуи цари Леонида
форму, оно принесло в жертву царя Леонида с его отрядом (Пельм ан).
После того как Фермопильский проход был взят, союзный флот должен был отойти к Саламину. Средняя Греция стала доступной персам, и жители Аттики должны были спасаться бегством; имущество, жен и детей перевезли наскоро на соседние острова Саламин и Эгину, а отчасти на Пелопоннес, в городе остались лишь немногие жители, которые не могли оказать никакого сопротивления. Афпняпе, находившиеся на судах, видели, как город сделался жертвой огпя и как флот неприятеля вошел в гавань. Положение стало опасным. Явилась мысль, не лучше ли отступить из Саламинской бухты и занять позицию около места сосредоточения всех сухопутных союзных войск, т.е. на Истме. В военном совете раздавались голоса (особенно со стороны пелопоннесцев) о том, что следует отступить до Истма, под защиту сухопутных войск, но это отступление значило для Афин, Мегар, Эгины, Эвбеи пожертвовать своей родиной. Фемистокл горячо доказывал, что здесь должна была быть сделана последняя попытка отразить персов и для этой цели надо было их вызвать на сражение. Эврибиад вынужден был подчиниться. Афипская эскадра (110 кораблей) вместе с союзным флотом (200 кораблей) расположилась в Саламинском проливе, который в северной части ограничен косой, идущей по направлению к Аттике; в южной же части выдается мыс и маленький остров Пеитгалпи, тик что проход для кораблей здесь узок и неудобен. Ксеркс, расположив главную часть своего флота возле Пситталпи, ночью, незаметно для греков, послал отряд своего флота вокруг Салампна с юга и таким образом запер греков в узком Саламинском проливе. Теперь грекам оставалось только вступить в битву. Греки сражались против превосходного персидского, т. е. финикийского и малоазиатского, флота с большим успехом, главным образом потому, что узкое место пролива мешало громоздким персидским судам свободно двигаться в нем. Так как греческие суда были меньше и сам флот был малочисленное и подвижнее, им удалось одержать победу.
Разбитый персидский флот первоначально отступил в Фалер-скую гавань (Эд. Мейер), но затем Ксеркс, видя, что флот его сильно пострадал, отдал ему приказ возвратиться к берегам Малой Азии для охраны мостов. Такое отступление персидского флота в Малую Азию было необходимо и потому, что греки могли перенести туда военные действия. Действительно, у Фемп-стокла был вначале план двинуться сейчас же после Саламинской битвы в Малую Азию, начать там освобождение малоазиатских греков и этим заставить персидские войска вернуться на родину. Но план Фемистокла был отвергнут пелопоннесцами, так как казался им слишком смелым.
2*
19
Фемистоклу пришлось ограничиться карательной экспедицией против городов, не принимавших участия в отражении персов, т. е. повторить то же, что после Марафонской битвы предпринял Мильтиад, но только удачнее.
Хотя персидский царь вместе с флотом возвратился в Азию, но его сухопутная, непобежденная еще армия оставалась в Греции. От дальнейшего движения к Пелопоннесу персы отказались. Под предводительством Мардония армия отступила в Беотию, правящая знать которой изъявляла покорность и даже участвовала в военных действиях на сторопе персов, расположилась тут лагерем и начала приводить в исполнение новую программу действий.
Прежде всего Мардоний пытался путем переговоров разъединить коалицию противников. Особенно важным каэалось-ему привлечь на свою сторону афинян. Вследствие этого он послал в Афины представителя, который от имени персов обещал афинянам полную свободу, расширение территории и господство над всей Грецией в том случае, если они признают суверенитет Персии.
Афиняне отвергли это предложение. В настроении греков произошел переворот. В то время как прежде спартанцы и особенно Эврибиад не соглашались с планом Фемистокла, т. е. с перенесением войны в Малую Азию, теперь, напротив, видя, что Мардоний не двинулся далее, что Пелопоннес вне опасности, они не только согласились на перенесение войны в Малую Азию, но даже и настаивали на этом. Афиняне, напротив, не решаются теперь на подобный шаг, и среди афинского населения все более и более распространяется убеждение, что военный план Фемистокла был неверен, так как персы после поражения не только не ушли, но и угрожали аттическим границам.
Влияние Фемистокла падает, и на следующий год (весна 479 г.) в главные стратеги избирают уже не его, а возвращенных из изгнания его противников—Аристида и Ксантиппа.
Мардоний в 479 г. снопа вторгся в Аттику, но, надеясь, что афиняне согласятся принять его предложение, он на этот раз не опустошает страны; все же афиняне принуждены были спасаться на острова. Только теперь, под угрозой отпадения афинян от союза, пелопоннесское союзное войско начало собираться на перешейке, где находились остальные греческие отряды, и выступило к Аттике. Мардоний двинулся из Аттики, опустошив последнюю, в Беотию через Киферон, причем проход он оставил совершенно свободным, так как для персидского войска было очень важно вовлечь греческое войско в равнину, где персы могли бы свободно оперировать своей конницей. Персидское войско расположилось между Фивами и Платеей,
и беотийской равнине, па берегу Асопа. Греческая союзная армии, численностью примерно в 50 тыс. воинов, под командо-ипином спартанского царя Павсания заняла позицию на отрогах Киферопа, против персов.
Греки, как и при Марафоне, выжидают, чтобы персы первые начали битву. Для того чтобы принудить Мордовия к битве, греки посылают свой флот в Малую Азию. Наконец передвижение спартанцев и нападение на них персов повлекло за собою решительное сражение при Платее (479 г.). И здесь, как п при Марафоне, в рукопашной битве в горной местности тяжеловооруженное греческое войско оказывается сильнее легковооруженных персов. Сам Мардоний был убит в этой битве; его-смерть послужила сигналом для бегства персидского войска. По преданию, только некоторой части персидского войска удалось отступить под начальством сатрапа Артабаза. Точных сведений о численности войск, принимавших участие в этой битве, у нас нет, можно только сказать, что персидская армия превосходила числом греческую, но греки были лучше вооружены и занимали более удобные позиции.
Затем греки начинают осаду отдельных греческих городов, ставших на сторону Персии. Раньше всего они отправляются против Фив; демократическая партия в Фивах производит переворот и выдает главарей аристократической партии и их сотоварищей Павсанию, который приказывает казнить их, как предателей родины. Беотийский союз, во главе которого до спх пор стояли Фивы, расторгнут, и города Беотии присоединены к общему Эллинскому союзу.
В то время как войска Павсания сражались с персами при Платее, греческий флот под начальством спартанского царя Леотихида и афинского стратега Ксантиппа отправился к берегам Малой Азии. Недалеко от мыса Микале, где укрепились персы, вытащив свои суда на берег, Леотихид и Ксантипп разбили персов наголову, а флот сожгли. Победа при Микале положила начало освобождению малоазиатских греческих городов. Еще до этого ионийцы перешли на сторону греков и в битве при Микале содействовали поражению персов. После этой битвы острова Фасос, Самос, Лесбос и Хиос отпали от персов и вступили в Эллинский союз.
После победы при Микале греческий флот отплывает дальше к Геллеспонту; убедившись в том, что понтонный мост уже не существует, бдльшая часть греческих судов возвращается к о. Эгине (осенью 479 г.). Афипский же флот под начальством Ксантиппа не считает свою задачу закопченной и переходит к наступательным действиям против крепости Сеста—ключа к Геллеспонту—и после двухмесячной осады принуждает персидский гарнизон сдаться.
Продолжение борьбы с Персией требовало объединения всех греческих городов. В условиях рабовладельческого общества, когда государственную единицу образовывали отдельные небольшие города-государства (полисы), такое объединение возможно было лишь в форме союза полисов под гегемонией (верховным предводительством) наиболее сильного □ могущественного ил них. На роль такого гегемона могли претендовать только два греческих города—Спарта и Афины. Та роль, какую сыграли Афины в отражении персов, успехи в развитии промышленности и в особенности торговли в противоположность хозяйственной замкнутости Спарты, наконец перевес Афин на море, что в дальнейшей борьбе с персами и в деле освобождения малоазиатских греческих городов должно было иметь решающее значение,—все это высоко подняло авторитет Афин и глазах союзников. Этим и предопределялся исход борьбы за гегемонию в их пользу. Бездействие спартанского царя Пав-сапил, после того как он во главе союзного флота занял в 477 г. Византий, навлекло па пего подозрение в сношениях с персами. Он был отозван эфорами в Спарту. С этого времени руководящая роль в союзе окончательно переходит к Афинам. Представители греческих остропив, с Самосом во главе, предложили афинянам взять на себя командование соединенными морскими силами. Афиняне охотно выразили свое согласие и заключили с общинами на островах и на малоазиатском берегу союз, известный под названием Аттико-делосского союза (477г.).
Во главе союза стали Афины; целью его являлось продолжение войны с Персией и освобождение всех греческих государств от власти персов. Хиос, Лесбос, Самос, Фасос и Наксос предоставляли союзу свой флот; тем же мелким общинам, которые не могли этого сделать, разрешено было откупаться от этой обязанности ежегодным денежным взносом. Из имеющихся источников видно, что сумма этих взносов обычно доходила до 4G0 аттических талантов в год; это—предварительно вычисленная сумма, которая пропорционально раскладывалась по отдельным общинам. Союзная казна сначала находилась на о. Делосе, но около 454 г. перенесена была в Афины. Внутреннее устройство Афин и в частности их относительно развитое гражданское право в силу афинской гегемонии стало сильно влиять на внутреннюю жизнь афинских союзников. Афины заключают договоры с отдельными общинами, по которым всякие процессы по гражданскому праву разбираются сначала там, где процесс был начат, апелляцию же можно подавать только в афинский суд. Афины вмешиваются п в уголовное судопроизводство: отдельные общины не могут осуждать своих граждан на смертную казнь—по уголовным делам общины должны обращаться за решением в Афины. Чем больше 22
росло значение и господствующее положение Афин в союзе» тем больше вместе с этим Аттико-делосский союз превращается и сильную морскую державу с центром в Афинах.
Во внутренней жизни Афин замечается сильнее, чем прежде, антагонизм двух главных партий. Кимон, сын Мильтиада и вождь реакционной землевладельческой партии, избираемый теперь ежегодно в стратеги и пользующийся благодаря своим демагогическим приемам большой популярностью среди населения, стоит за продолжение традиций 90-х и 80-х годов: он желает продолжения войны с Персией, расширения господства
Пирей и Длинные стоны (реконструкция)
аттического государства, по вместе с тем союза со Спартой, так как в нем он пидит залог господства привилегированного класса. Вождем демократической партии был Фемистокл, стоявший теперь за прекращение войны с Персией и стремившийся упрочить господство аттического государства внутри самой Эллады. Афины не только отстраиваются после разрушений, произведенных персами, но обводятся вопреки протестам со стороны Спарты и ближайших торговых конкурентов Афин (Мегар, Эгины, Коринфа) городской стеной. По настоянию Фемистокла была отстроена Пирейская гавань, а полуостров Акте, находившийся между Пирейской (торговой) гаванью к западу и военными гаванями Зеей и Фалером к востоку от него, соединен был с городом так называемыми длинными стенами протяжением до 6—7 км.
После победы над персами многие мелкие области стали тяготиться гегемонией Спарты. От Пелопоннесского союза отда-
2'i
дает вся Аркадская область, к тому же стремится и Элида; дело доходит до военных действий со Спартой. В двух битвах спартанская армия разбила союзные войска, и гегемония Спарты в Пелопоннесе была восстановлена. После этой победы спартанцы употребили все свое влияние на то, чтобы свергнуть Фемистокла, который явно высказывался против Спарты и во время отпадения спартанских союзников тайно поддерживал это движение. Под давлением Спарты в 471 г. Фемистокл был изгнан остракизмом из Афин и удалился в Аргос, после чего партия приверженцев Кимона в Афинах берет верх. Теперь для Спарты наступает удобный момент, чтобы покончить с царем Лавс.анием, которого считали замешанным в аркадском вос-
Остракон с именем Фемистокла
станип: па основании перехваченной переписки Павсания с персидским царем его уличили в государственной измене. Павсаний укрылся в храм, где его замуровали и уморили голодом. Найдена была его переписка и с Фемистоклом, что дало повод Спарте возбудить обвинение против последнего, жившего теперь на Аргосе и подбивавшего аргосцев против Спарты. На основании писем Фемистокла, пересланных Спартой в Афины, его обвинили в измене и присудили заочно к смертной казни, так как па суд он не явился (468 г.). Он бежал сначала в Керкиру, оттуда в Халкиду, затем в Северную Грецию и через Эпир к бывшему своему врагу—персидскому царю. Артаксеркс, царствовавший тогда в Персии, ласково принял Фемистокла и дал ему в пожизненное владение город Магнезию в Малой Азии па реке Меандре. Здесь Фемистокл жил и умер в качестве вассала царя.
После изгнания Фемистокла в Афинах временно восторжествовала олигархическая реакция. Поднялось значение ареопага. Первое место в государстве занял Кимон, программа которого была весьма несложной: он настаивал па продолже-
пип в тесном союзе со Спартой войны с Перепей. В 470 г. Кпмок ин ходит в море с флотом для освобождения греческих общин на карийском берегу. Все подвластные здесь персам греческие государства перешли па сторону Кимона. Но персы не решились иступить в борьбу с греческим флотом; опи пошли в устье реки  (примедонта в Памфилии и укрепились здесь. Кимон последовал за ними; в узком проходе персидский флот был уничтожен, после чего сражение произошло на суше (469 г.). Греки одержали двойную победу, имевшую большое значение: благодаря ей все греческие государства, еще пе отложившиеся от Персии, теперь добровольно входят в Лттико-делосский союз, и Афины тем самым становятся первой о Греции державой. Число союзных государств дошло до 200.
Чрезвычайное усиление власти Афин внушало серьезные опасения Спарте и заставляло ее, помимо давней вражды к афинской демократии, особенно подозрительно относиться, к Афинам.
Глава X
АФИНЫ В ПОЛОВИНЕ ПЯТОГО ВЕКА. ПЕРИКЛ
Шоржество реакции, п Афинах выразившееся в уси-ЛМ1П11ОМСЯ значении ареопага и в изгнании Феми-стокла, было непродолжительно. В лице молодого Перикла, сына Ксантиппа (из рода Бусигов) и по матери внучатного племянника Клисфена, вновь полу-, чает влияние партия Алкмеонидов, возглавлявшая торговые и ремесленные круги городского населения. Первоначально он выступает совместно с Эфиальтом, повидимому также близко стоявшим к имущим городским кругам населения1. Столкновение между Кимоном и Эфиальтом произошло прежде всего по вопросу об оказании помощи Спарте, где в это время вспыхнуло восстание илотов. Вопреки возражениям Эфиальта Кимопу удалось настоять на отправке вспомогательного отряда. Однако, после того как спартанцы вскоре отослали афинян обратно, дан понять в оскорбительной форме, что в афинской помощи не нуждаются, и без того непрочное в это время положение Кимопа в Афинах окончательно пошатнулось.
Еще до возвращения Кимона из Пелопоннеса Эфиальт начал нападение на ареопаг, значение которого после персидских войн поднялось и который все это время, в течение почти двух десятилетий, являлся опорой реакции. Он начал с устранения многих ареопагитов путем возбуждения против них процессов по поводу их правления. В 462/461 г. он выступил с предложением
’ «Афипская политип» Аристотеля делает соучастником Перикла кроме* Эфиальта также и Фечистокла. Последнее мало вероятно, так как Фемистокл находился в это время уже в изгнании. Верно лишь то, что Перикл и Эфиальт выступали r качестве продолжателей (хотя в не столь смелых и радикальных) политики Фемистокла.
отпить у ареопага предоставленное ему еще Солоном полномочие Omit. стражем законов, что и дало этому учреждении; воамож-нпгть расширить свои права и влияние. В возгоревшейся борьб» реакционная партия потерпела поражение. Кимон был изгнав ос гцинизмом на десять лет. За ареопагом, лишенным политических прав, остаются лишь функции судилища по уголовным делам о преднамеренных убийствах, тогда как право быть стражем, in копов и другие присвоенные ареопагом права переходят отчасти к совету 500, отчасти к народному собранию, но главным образом к гелиэе, значение которой с этого времени особенно воа росло. При издании новых законов именно гелиэе (точнее, спе-
Афинский акрополь. Реконструкции.
циально избранной из среды ее членов комиссии) принадлежал окончательно решающий голос. Точно так же и в случае опротестования проектируемых законов и постановлений народного собрания1 под предлогом их противозаконности и противоречий с другими законами (Т?а/г( ita.pa.v6 xojv) дело рассматривалось гелиэей, которая являлась теперь таким образом действительным «стражем закона» вместо ареопага. Опа же образовала высшую инстанцию и при докимасии (проверка правильности избрания) вновь избранных архонтов. Первой инстанцией по докимасии был совет 500. Ему же предоставлено было право разбора дел о злоупотреблениях должностных лиц
1 Что связывалось с обвинением лица, внесшего противозаконный проект. и могли навлечь на пеги тяжелое наказание—высокий штраф или дно.*- мгрп.. В случае несостоятельности обвинения обвинитель сам должен он. > платить высокий денежный штраф.
ЦТ
•с присуждением их к денежным штрафам и даже к смерти (последнее право впрочем позднее было отнято у совета).
На изгнание Кимова и реформу ареопага противники ответили убийством Эфиальта. Дело реформы в направлении дальнейшей демократизации продолжал Перикл. В какой мере осуществлена была реформа ареопага еще самим Эфиальтом. неизвестно. Источники говорят, что Перикл также сократил права ареопага1.
С 457 г. впервые был избрав архонт из третьего имущественного класса—зевгитов.
Народные собрания происходили теперь систематически четыре раза в каждую прнтаниюдля рассмотрения в специально установленном порядке текущих очередных дел; в экстренных случаях созывались чрезвычайные народные собрания. Дальнейшую демократизацию общественного строя представляло введение (невидимому в последние годы V в.) эпихейротонпи законов (ежегодного переголосования законов во время первого в году народного собрания и внесения предложения о желательных их изменениях*) и пни\> йротонии должностных лиц н первое собрание каждой притопни <• преданием суду и отрешением от выполняемых должностей непригодных лиц.
Наконец, наиболее существенной демократической мерой <5ыло введение ежедневной небольшой платы за участие в суде и в совете, а также жалованья должностным лицам, в том числе и архантам, что давало возможность и неимущим людям более свободно и беспрепятственно осуществлять свои политические права. Значение этой меры мы легко поймем, если вспомним, что состав населения Афин со времени Клисфепа сильно изменился и что теперь значительное большинство городского населения представляли сравнительно немногочисленные еще при Клисфене неимущие массы. Вместе с. платой за посещение заседаний суда и совета были введены выдачи феорнкопа, «зрелищных денег» для уплаты за посещение театральных представлений во время празднеств3. Усиленная строительная деятельность в то же время давала заработок другой части неимущего населения,
*	Возможно, что именно при Перпкле, уже по смерти Эфиальта, йоданы были законы ApXvi-'трата об ареопаге, о которых рядом с паковом Эфиальта упоминает «Афинская политип» (гл 32, 2).
*	Все H|«-;i.'i<ia<eiiHue во прем» апихейротонии изменения старых и проекты полых законов предварительно обсуждались в совете 50С, высказыпашннх но поводу их свое решение (пробулейму); по принятии их народным собранием они поступали еше на рассмотрение особой комиссии номофетов, избиравшихся из членов гелиэи, и только после утверждения с их сто|нп1ы получали окончательную силу законов.
*	В предупреждение чрезмерного увеличении числа граждан, которые могли бы п ретен лопать на получение жалованья и других выдач от государства, в 450 г. был проведен закон, согласно которому лишь тот признаке
хотя и на общественных постройках также сильно ощущалась конкуренция рабского труда. Более действительным средством борьбы с ростом неимущего населения была посылка клерухий, афинских колоний, устраивавшихся в пограничных с варварами местностях или на землях союзников.
Осуществление всех этих мер—выдача жалованья гелиа-стпм и членам совета, обширная строительная деятельность, вывод колоний—становилось возможным лишь благодаря значительным средствам, собиравшимся афинянами с союзников, и тому господствующему положению, какое Афины заняли в союзе. Симмахия (союз) постепенно превращается в афинскую прхе (державу). Синедрион (общее собрание) союзников влачит призрачное существование, пока не отмирает совершенно. Сборы с союзников, употреблявшиеся первоначально на освободительную войну с персами, переходят в полное распоряжение Афин. В 454 г. сема союзная казна переносится в Афины. Размер взносов отдельных городов определялся в Афинах и мог быть обжалован только в гелиэе. Взносы колебались от нескольких сот драхм до 30 талантов1. В 40-х годах все союзные города распределены были между пятью округами (Иония, Геллеспонт, Фракии, Кприл и острова2). Афиняне нарушают и первоначально прплнпнппшуюси автономию входивших в сота отдельных общин. В болынипстио союзных городов вводится демократии по афинскому образцу2. Во многих союзных r'OpuABi втяиятсн афиш кие гирииаоцы с фрурпрхами по главе  впвциалькые лолмнистны» лини, нгущестнл яишне верховный адиор (впмгипны), цопсюду ниодитсн нфипгкап монетная система и система мер и песок. Немногие общины, пользовавшиеся самоупранлепипм, после неудачных попыток отложиться от союза (11 лнсос а 467/406 г., Фнсое в 465—463 гг., Самос в440/439 г.) также утрачивали ото право, лишались права иметь собственный флот и должны были наравне с остальными уплачивать союзные наносы—форос. Даже в судебных делах, кок уже сказано, жители союзных городов подчинены были в качестве высшей инстанции юрисдикции афинской гелиэи и должны были но своим судебным делам приезжать в Афины. Афинские пилен пилаонраппым гражданином, кто мег доказать гражданское пропс-хождение отца и матери (до этого признавались гражданами и дети от смешанных браков—граждан и иностранцев). В силу этого закона очень многие лишились нрав гражданства.
*	Надписи со списком дани отдельных городов сохранились ва несколько лет.
*	До 446/445 г. об этом делении нет никаких упоминаний в надписях.
*	Сохранился ряд надписей, в которых афиняне предписывают политическое устройство зависимым (vn^woi) городам—Эрифрам, Колофону. Милету, Селимбрин, Халкиде.
клерухии, устраиваемые па землях союзных городов, точи© так нее имели своей целью не только обеспечение части неиму-щего населения .Афин, но в то же время и упрочение афинского господства; клерухип несли обязанности постоянных гарнизонов в пограничных местностях или на территории ненадежных союзников. Новые афипские поселенцы были посланы на острова Лемнос, Пмброс, расположенные перед входом в Геллеспонт и составлявшие вместе с фракийским Херсонесом афипские владения еще со времени Писи страта, когда они были заняты Мильтиадом; затем основана колония Брея на фракийском берегу в 443 г.1 и Амфиполь, к северу от полуострова Халкидики, при устье реки Стримона, в местности, богато.» золотыми и серебряными рудниками, в 437 г. (в районе Амфи-поля афиняне еще ранее пытались основать колонию, но потерпели поражение от местного племени эдоняп — 465 г.). В 435/434 г. занят афипскими клерухами г. Астак на Пропонтиде. Еще ранее, о 446 г., были устроены клерухии в ряде городов на покоренном о. Эвбее—в Гестиэе (Ореос), Xалкиде, Эретрии; тогда же п на островах Андросе и Наксосе. Клерухии были отправлены также на о. Самос после его усмирения и впоследствии, уже в начале Пелопоннесской войны, ва о. Лесбос.
Те, очень значительные для того времени суммы (до 500, а в отдельные годы и более талантов), какие Афины ежегодно получали от союзников, не считая доходов от пошлин и др., давали возможность им вести широкую великодержавную политику. Военные действия после освобождения малоазиатских городов перенесены были в глубь территории самой Персии. Кипр был занят греками еще при Павсанпи в 478 г., в 469 г. Кимон нанес персам поражение в устье реки Эврпмедонта в Пам-филин. В 459 г. афиняне, оказывая поддержку восставшим в Египте против персидского владычества Инару и Амиртею, проникают вплоть до Мемфиса и осаждают его.
Возвышение Афин приводит к столкновению их со Спартой и с Пелопоннесским союзом, к борьбе за гегемонию на суше. Война, которую некоторые современные исследователи называют первой Пелопоннесской войной, вспыхнула в начале 50-х годов. Афиняне поселили удалившихся из Мессении после подавления восстания илотов мессепян в Навпакте в Локриде, расположенном при входе в Коринфский залив на северном его берегу. Вместе с этим они и на западе получили точку опоры, стоянку для судов и плацдарм на случай военных действий2,
1 S.I.G*, № 67.
• Такую именно роль играл Навпакт и впоследствии, в первые .годы Пелопоннесской войны, см. Фукидид, II, 69, 90 и сл.
...и' могло по вызвать противодействия со стороны коринфян, ...юндопашпих на такое же монопольное положение па западе, > •  Афины в области Эгейского моря. В то же время столкно-..... Могар с Коринфом повело к выходу Мегар из Пелопон-И-Ч1 кого союза и к обращению за помощью в Афины. На сто-imiiv Афин был также Аргос. Сверх того Афины имели еще I. цини, оказавшегося впрочем ненадежным, союзника—фесса-
 иПцоИ.
Против Афин образовалась та же коалиция, как и во вре-»|. оп Клисфена — Пелопоннесский союз (без Мегар), Беотия п Инна; позднее к коалиции примкнули отпавшие от Афин ирода Эвбеи.
Начало военных действий было неудачно для афинян. В битой при Танагре в 457 г. они вследствие измены фессалийской конницы потерпели поражение, хотя пелопоннесцы из-за тяжелых потерь и не смогли использовать свой успех. В том же году, < нугтя всего два месяца, победа над беотийцами при Энофитах отдала во власть Афин всю Беотию (за исключением Фив). Повсюду олигархическое правление сменилось демократиче- кпм. Затем афиняне проникают в Фокиду и в Локриду, где потребовали заложников от местных олигархов. В 456 г. принужден был к сдаче о. Эгина, давний торговый соперник Афин. Эгипяне должны были разрушить городские стены, передать ифинянамсвой флот и уплачивать ежегодную дань в 30 талантов. В следующем году предпринята была экспедиция в Фессалию, имевшая целью наказать изменивших Афинам фессалийцев. Экспедиция не дала невидимому никаких результатов. Более успешны были действия афинского флота. Толмид во главе флота огибает берега Пелопоннеса, сжигая по пути спартанскую гавань Гитий, склоняет присоединиться к Афинскому союзу расположенные к западу от Пелопоннеса острова Закинф и Кефаллению и проникает с 50 судами в Коринфский залив. В то же время Перикл, действуя из Мегар, разоряет Сикион и северное побережье Пелопоннеса и разрушает коринфские торговые фактории пи противоположном берегу, в Этолии и Акарнании. 455 год был высшей точкой, апогеем внешних успехов и могущества Афин: их войска и флот действовали во владениях персидского цпря, в самой Греции они распространили свое влияние на Среднюю и частью на Северную Грецию и проникли на запад и Ионическое море и в Коринфский залив, создав там себе ряд опорных пунктов. Все эти успехи стоили однако афинянам крайнего напряжения сил. Не говоря о связанных с военными действиями крупных материальных расходах, еще существенной были те жертвы, которые несли афиняне людьми. В дошедшем до нас специально вырезанном на особой стеле списке ii.uimiix за один 459/458 г. в Египте, на Кипре, в Финикии, Галиях
(в Арголиде), на Эгппе и в Мега риле граждан одной только филы Эрехтеиды значится 177 имен1.
454 год послужил поворотным пунктом. В этот год афинское войско и флот в Египте потерпели полный разгром. Кппр был после этого также потерян. Положение Афин в союзе пошатнулось. Союзные города в Карин и в области Геллеспонта отказались признавать гегемонию Афин. На Геллеспонте положение было восстановлено, по в Карип пришлось помириться с установлением власти местных династов. При посредстве возвращенного перед тем из изгнания Кпмона афиняне вынуждены были заключить пятилетнее перемирие со Спартой. В 449 г. Кимов вновь высадился на Кипре, но здесь во время осады г. Кити-онп умер. Несмотря на одержанную при Саламине на Кипре двойную победу на суше и на море, афипяпе сияли осаду и вернулись без осязательных результатов. После того как этой победой поражение в Египте было заглажено и Кимон, главный сторонник войны с Персией, умер, афиняне поспешили прекратить военные действия с Персией. Был заключен так называемый Каллнев мир(но имени ведшего переговоры Каллпя,принадлежи вшего к одному из богатейших и знатных афинских родов)3. Персидский царь признавал ионийские города свободными и отказывался от получении с них дани, его суда не должны были появляться в области Эгейского моря; в свою очередь и афиняне отказывались от дальнейших нападений на принадлежавшие Персии территории.
Хотя заключение мира с Персией и развязало афипянам руки в Греции, однако и здесь обстоятельства приняли неблагоприятный для них оборот. В 447 г. они потерпели решительное поражение от фиванцев при Королев в Беотии, после чего в Беотии, в отдельных городах которой уже ранее было восстановлено господство олигархов,—в Фокиде в Локриде— афинское влияние окончательно было утрачено. Отпали и другие союзники, прежде всего Мегары и между прочим эвбейские города, которые вскоре однако были вновь приведены к покорности, и, как мы видели, на их территории было устроено несколько поселений афинских клерухов. Зимой 446/445 г. был заключен мир со Спартой па 30 лет. Афины отказывались от всех своих завоеваний, должны были оставить гавани Нисею и Паги
* 8.1.0», № 43.
1 Некоторые современные исследователи (Дуннер, Гольцапфоль и др.) отрицали факт заключения мира, исходя ив противоречивых сообщений о нем античных авторов. Большинство историков однако и в том числе наиболее авторитетные (Грот, Келер, Вкламовиц-Меллекдорф, Э. Мейер, Буаольт, Глон и паже склонный обычно к скептицизму Белох) не находят достаточных оснований для отрицания факта заключении мира. Во всяком случае, если мир фактически и не был паключен, обе стороны с этого времени в общем придерживались указанных условий.
и Мегариде, Трезен, побережье Ахайи, сохранив в своем владении лишь Навпакт и Эгину. Они обязывались не вступать и сепаратные договоры ни с одним из пелопоннесских государств, за исключением не входившего в Пелопоннесский союз Аргоса. Как велико было напряжение, с каким велись военные действия и какими потерями сопровождались они для Афин и для афинского союза, можно видеть из того, что Афины за это время потеряли, по расчету Бузольта, половину всех своих способных нести военную службу граждан. Материальные средства союза также сильно упали. Уже с 450 г. пришлось значительно понизить денежные взносы многих союзных городов. В 454 г. союзные взносы составляли 495,5 таланта, и 450/449 г.—около 445 талантов, в 446/445 г.—только 415 талантов (по расчету Кавеньяка).
Вследствие внешних неудач и бесплодного окончания веденной с крайним напряжением сил войны в Афинах вновь поднимает голову консервативная землевладельческая партия, нашедшая себе выдающегося вождя в лице Фукидида, сына Мелесия, человека знатного происхождения и свойственника Кимона (Аристотель называет его одним из «лучших государственных деятелей Афин, не считая древних»), Фукидид открыто выступил в качестве защитника аристократического принципа. «Он не хотел,—как говорит Плутарх,—чтобы представители аристократии смешивались с низшими классами и, поступаясь правами рождения, терялись в толпе простых граждан» (Плу-тирх, «Перикл», 11). Во внешней политике он, подобно Кимону, держался спартанской ориентации и особенно настойчиво нападал на великодержавную морскую политику Перикла, выражавшуюся в подавлении союзников1, в частности в перенесен и п союзной казны в Афины с употреблением ее на постройки << на украшение города. Нападки враждебной партии перво-iстильно имели успех: в 444 г. был изгнан остракизмом близкий друг и советник Перикла Дамон. Положение становилось критическим. На следующий год при новом голосовании на че-l-iiKax, как справедливо замечает Дункер, могло оказаться  ми самого Перикла. Плутарх, черпая свои сведения очевидно  । враждебного Периклу источника, говорит, что Перикл стре-VH н и предупредить такой исход устройством празднеств, уве- ait, общенародных угощений и другими демагогическими м. р .мс. Во всяком случае Перикл и на этот раз восторжествовал и • i противниками, и весной следующего, 443-го, года присуж-1н иным к изгнанию остракизмом оказался не он, а Фукидид.
‘ 'i'll нападки со стороны представителя консервативной партии > •)'»!!.- станут совершенно понятными, если вспомнить, что вмеша- м||цц во внутренние дела и управление союзных общин ваклю-... .. прежде всего в замене олигархического правления демократией.
1 ...... । щ кич. ч. и	33
С этого времени Перпкл правил уже без соперников. «Демократическое народное правление,—замечает Фукидид,—существовало только по имени. В действительности же вся власть была сосредоточена в руках первого гражданина»1. Безрезультатно окончившаяся война не заставила Перикла отказаться от поставленных нм себе политических целей и планов. Только осуществления этих целей он старается добиться теперь уже не путем военных действий, а средствами мирной политики. Так, этой цели должен был прежде всего служить выдвинутый им проект общеэллинского конгресса—конгресса, который положил бы начало эре эллинского мира под руководством Афин. Па конгрессе предполагалось обсудить вопрос о восстановлении сожженных персами греческих храмов, о совершении обещанных богам жертвоприношений, о свободе морей для всех (цель проникнуть па запад) и об установлении п соблюдении общеэллинского мира. Послы с приглашением на конгресс были разосланы во все малоазиатские города, на острова, в греческие поселения по берегам Геллеспонта п Фракии до Византия, во все государства Пелопоннеса, Средней Грецпп, Фессалии. Проект однако остался неосуществленным, пе найдя сочувствия; со стороны же пелопоннесских
государств, как и следовало ожидать, он встретил упорное сопротивление и противодействие2.
Проповедь общеэллппского мира пепрепятствовала Периклу продолжать прежнюю великодержавную политику в отношении союзников. Так, именно на эти послевоенные годы, как мы уже знаем, падает превращение населения эвбейских городов в афинских подданных и усмирение самосского восстания. Вслед за усмирением Самоса Афины восстановили свое гос-
1 Фукидид, II, 65; ср. Плутарх, Перикл, 15.
 Наши ciir'.vitiui о проекте панэллинского конгресса исчерпываются сообщением Плутарха (Перикл, гл. 17). Однако, как полагает большинство сопремешплх исследователей, сообщение Плутарха основывается невидимому на документальном материале (собрание псефизм Кратера). Хронология его пенена и определяется обычно серединой 40-х годов и относится или к последним годам военных действий (около 447 г.) (Бувольт, Э. Мейер, Пельман), или, что представляется более вероятным, ко времени окончания войны и прекращения военных действий (446 г.) (Глоц).
нпдстпо на Геллеспонте и в Византие. Расширяя и упрочивая и,часть и господство Афин внутри союза, Перикл стремится в то же время расширить границы афинской морской державы. В 437 г. Ламах и Перикл лично с сильным флотом появились и подах Эвксинского Понта. Афинские клерухип были устроены и Синопе на землях сторонников изгнанного тирана (было посалено 600 клерухов) и в Ампсе. На Херсонесе таврическом был создан опорный пункт в Нимфее. Были ли присоединены другие города северного побережья Понта к союзу, представляется сомнительным и спорным.
Уже в описываемое время взоры афинян все более направляются в сторону запада. «Многих,—говорит Плутарх1,— охватила несчастная и роковая страсть к завоеванию Сицилии, которую позже разожгли поддерживавшие Алкивиада ораторы. Многие мечтали даже о приобретении Этрурии и Карфагена и не без надежды на успех, имея в виду размеры уже находившейся в их руках гегемонии и совершенных уже дел». Если, учитывая опыт прошлой войны, осторожный Перикл и противился насильственному осуществлению подобных планов, зто по мешало ему стремиться к их проведению мирными средст-ствами. Мы видим, что уже в результате войны по условиям тридцатилетнего мира афиняне удержали за собой созданную ими опорную базу в Коринфском заливе—Навпакт. Ту же цель создать себе опорный пункт в великой Греции (Южной Италии) преследовало и основание в 443 г. колонии Фурий вблизи разрушенного полтораста лет тому назад кротопцами г. Сибариса. Поскольку однако в числе колонистов афиняне составляли меньшинство (из 10 фил колонии они составляли только одну, 3 филы образовали колонисты из области афинского союза, 3 состояли из пелопоннесцев и 3—из областей Средней Греции), цель не была достигнута; Фурии, в короткое время выросшие в значительный центр, отказывались при-инппать Афины своей метрополией и во время Пелопоннесской войны занимали скорее враждебную, чем дружественную, позицию в отношении их.
Более удачной была дипломатическая деятельность Перикла. Ужо в 50-х годах, еще во время военных действий, афинянам удилось, как мы видели, установить дружественные связи с островами Закинфом и Кефалленией, которые сохранились до времени Пелопоннесской войны2. Около 450 г. такие же дружественные отношения завязались с городами Сегестой
1 Плутарх, Перикл, 29.
• Фукидид, II, 7, 3. Во время Пелопоннесской войны Закинф служил «ткнишHl судов и опорным пунктом в военных действиях афинян на эападе
IV, 8, 2; 13, 2; VII, 31, 2].
>*•	3&
и Галикиями в Сицилии’. Греческие города Южной Италии и Сицилии, тяготившиеся монопольным положением Коринфа, охотно шли на сближение с Афинами. В 433/432 г. при посредстве видного представителя торговой партии Каллия (с именем которого связывался и договор с Персией) были заключены союзные договоры с Леонтинами в Сицилии и с Регием в Южной Италии2. Возможно, что эти договорные отношения распространялись и на соседние союзные с Леонтинами города Сицилии— Катану, Наксос, Камарину3. К союзу с Афинами примкнул наконец и г. Неаполь на западном берегу Италии в Кампании, куда невидимому были даже отправлены афинские колонисты. Завершением всей этой системы союзов явился союз с одним из самых значительных торговых центров Запада, о. Керкирой, искавшим при своем столкновении с Коринфом сближения и поддержки Афин (433 г.).
Своей политикой союзов Перикл, как видим, успел добиться не мепее действительных результатов, чем дала бы успешная война. Завязав союзные и дружественные отношения с Закинфом, Кефалленней, Керкирой, Фуриями, Регием, Леонтинами, вплоть до Согесты на северо-западном берегу Сицилии, он уже в сущности держал торговый путь на запад в своих руках, но это были однако успехи, на которые коринфяне не могли уже смотреть спокойно, и именно союз Афин с Керкирой и их вмешательство в керкирские дела и послужили одной из важнейших причин возникновения Пелопоннесской войны.
• l.Q. (cd. minor), I, № 19—20; Плутарх, Перикл, 20: Диодор,
• S.I.G* *, № 70—71. Повидимому эти союзные договоры были подобно-влеиием ранее, эа 10—15 лет дп того, установленных союзных отношений.
• Фукидид, ill, 86, 3.

Глава XI
РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКИ!! ГОРОД-ГОСУДАРСТВО
сновное противоречие доклассового общества заключалось в сохранении общественной собственности и распределения при общей тенденции развития производительных сил в направлении индивидуализации производства и собственности. Это
противоречие в условиях речных культур древнего Востока (где в основе всей производительной деятельности лежал коллективный общественный труд по сооружению и поддержанию в порядке ирригационной системы), не получившее своего разрешения, именно в античности было разрешено до конца, до полного исчезновения общины и общинного землевладения. Общинная собственность рабовладельческого полиса по своему значению, как увидим, ничего общего с общинной земельной собственностью, представляющей, по известному выражению Маркса, последний этап архаической формации, не имела. Под влиянием неблагоприятных почвенных и климатических условий, в связи с преобладанием посадных культур пн.! посевными, в результате разлагающего действия быстро развивающейся торговли община рано исчезает в Греции, со-«рппинсь лишь в немногих земледельческих областях.
У Маркса и у Энгельса можно найти целый ряд замечаний о раннем, еще до полного развития рабовладения, исчезновении нем (едельческой общины как в древней Греции, так и в Риме, причем раннее исчезновение общины в античности противопо-• rrtii.iiicTc.H, с одной стороны, устойчивости ее в странах Востока1,
'	Капитал, т. I, 1934, стр. 380, прам. 24; Энгельс, Анти-
Ц|чр1нн. ион., т. XIV, стр. 163, 182 и др.
с другой—сохранению ее в западноевропейских, образованных германцами государствах1.
Раннее исчезновение общины сопровождалось в то же время исключительно широким распространением и развитием рабства. G возникновением и ростом промышленности и торговли патриархальное рабство гомеровского времени уступает место эксплоа-тации рабского труда с целью производства на рынок. Первоначально часть производства домашних рабов (в особенностп «рукодельных» рабынь) выносится на рынок. Впоследствии рабский труд начинает широко применяться и в ремесленной промышленности. Вместе с этим земледельческая община уступает место общипе рабовладельческой—полису.
Па той низкой стадии развития производительных сил, па какой находилась Греция в эпоху разложения родовой общины, только рабский труд и рабское производство, представлявшие первую форму эксплоатации и первую форму разделения общества па классы, могли образовать базу для производства на рынок и дли получения с этой целью в более значительных и притом во все возраставших количествах прибавочного продукта. Только из раба можно было выжать этот прибавочный продукт не только за счет прибавочного, но частью и необходимого рабочего времени. Мелкое свободное ремесло еще в VII и VI.вв. развито крайне слабо и уже в силу одного этого не могло конкурировать с легко приобретаемым и притом нередко более квалифицированным рабским трудом. Положение мелких производителей во много раз ухудшалось еще тем обстоятельством, что с разложением общины они были лишены всякой организации (городские ремесленники также не имели еще никаких организаций, хотя бы в отдаленной степени напоминавших средневековые ремесленные цехи). В результате слабо развитое и лишенное каких-либо организационных связей и опоры мелкое ремесло не выдерживало конкуренции и вытеснялось из производства, уступая место рабскому труду или иногородним ре-меслепиикам-метэкам, в большинстве также располагавшим рабами и даже крупными рабскими мастерскими. Вытесненные из производства мелкие производители становились люмпен-пролетариями, так как «с развитием торговли и промышленности стало происходить накопление и концентрация богатств в немногих руках, обнищание массы свободных граждан, которым оставалось лишь или, занявшись ремеслом, вступить в конкуренцию с рабским трудом, что признавалось постыдным, позорным занятием да и сулило мало успеха, или же опуститься на дпо. Они,—при этих условиях с необходимостью,—шли по последнему пути и так как они составляли
1 Энгельс, Происхождение семьи, частной собственности и государства, 1933, стр. 185.
3S
массу, то они привели этим к гибели все афипское государство. Не демократия погубила Афины, как это утверждают европейские школьные учителя, виляющие хвостами перед монархами, а рабство, вытеснившее труд свободного гражданина»1. Люмпен-пролетарии могли существовать только за счет общества (государства), оставаясь в составе рабовладельческого класса и образуя его низший слой. В итоге мы видим таким образом рабовладельческую общину, которая от верхов и до «низов» базировалась почти исключительно на труде рабов, стоявших не только вне общины, по и вне общества (в них видели пе более, как говорящие орудия).
Но, вытесняя свободный труд, рабство п то нее самое время не заключало в себе возможностей дальнейшего технического прогресса и развития производительных сил. Вместе с этим не только оставалось неразрешенным, но в условиях античного рабства и не могло быть разрешено и основное, присущее рабовладельческому способу производства противоречие—противоречие между рабовладельческой формой собственности, при которой раб был вещью, орудием и весь его труд являлся неоплаченным трудом, при которой оставалась в значительной мере неизжитой еще форма простой кооперации, и тенденцией развития в сторону индивидуализации производства, требовавшей предоставления производителю известной, хотя бы и ограниченной высшим правом собственности владельца па средства труда, самостоятельности.
Значение античного и прежде всего древнегреческого рабства, как указывает Энгельс, заключалось в том, что «только рабство создало возможность более широкого разделения труда между земледелием и промышленностью и, благодаря ему, расцвета древнегреческого мира»2. Вместе с этим в свою очередь впервые более определенно выступает также отмечаемое Марксом и Энгельсом противоречие между городом и деревней. Развитие городской жизни в древней Греции было непосредственно связано с развитием рабской промышленности, и революция VII в. была одновременно и революцией, расчистившей почву для дальнейшего развития рабства и рабской промышленности, и выражением противоречия между промышленным и торговым населением города, с одной стороны, и землевладельческой знатью—с другой. Точно так же прежде всего на основе рабской промышленности совершался дальнейший рост торгового вывоза и материального расцвета Афин и Коринфа, равно как и других крупнейших экономических и культурных центров древней Греции.
1 Энгельс, Происхождение семьи, частной собственности и государ-гиш. Нартиадат, 1933, стр. 144.
' Маркс и Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 183.
ЗЭ
Следует однако заметить, что если разделение труда между земледелием и промышленностью, между городом и деревней и наметилось в более определенных формах на основе рабского труда, все же в условиях античного рабского хозяйства оно не могло быть полным и не могло быть доведено до конца. Этот процесс обособления города от деревни и городской ремесленной промышленности от земледелия достиг своего полного заверите* пня лишь в средневековой Европе, уже в условиях феодальной формации. Поскольку одной то же лицо имело возможность приобретать рабов различных профессий в различного назначения, оно могло одновременно выступать и в качестве городского промышленника (даже крупного промышленника) и в качестве сельского хозяина. Случаи совмещения обладания промышленными рабами и даже рабскими мастерскими и более или менее обширными земельными участками, на которых велось хозяйство, были нередки, па что имеются многочисленные указания в судебных речах ораторов V—IV вп. Некто Тимарх являлся, например, одновременно и крупным землевладельцем и владельцем сапожной мастерской и городе. Известный «банкир» и владелец оружейной мастерской, в которой было занято свыше 100 рабов, Пасиоп вложил часть капитала в покупку земли и в сельское хозяйство. Вместе с этим, как ни отчетливо проявлялось противоречие между городом и деревней, все же резкой грани между ними, равно как между городским и сельским хозяйством, еще не существовало. Рабовладельцы, проживавшие в городе и время от времени отправлявшиеся за город для надзора за полевыми работами на принадлежавших им земельных участках, представляли в Афинах обычное явление. Вот почему и Маркс и Энгельс, несмотря па относительно развитую городскую жизнь, несмотря па не раз отмечавшиеся ими противоречия города и деревни и античности, нее жо основой хозяйственной жизни в древней Греции и Риме считали земледелие и сельское хозяйство.
Но при таких условиях, при неполном разделении труда между промышленностью и земледелием, при неполном отрыве города от деревни, не могло быть вполне изжито и натуральное хозяйство. Уже самый способ производства, основанный на насильственном присвоении личности производителя и на внеэкономическом принуждении, предполагает, как показал Маркс, натуральное хозяйство. Несмотря на относительно высокое развитие денежного капитала п денежно-хозяйственных отношений, как частное рабовладельческое хозяйство, так в равной мере и государственное хозяйство в древней Греции оставалось в основе хозяйством потребляющим (обстоятельство, также специально отмеченное Марксом).
В этом отношении пе составляли исключения и хозяйства, обладавшие промышленными рабами и даже рабскими мастер-
«ними. Обладание рабами и рабскими мастерскими рассматривалось не как собственно промышленное предприятие, целью которого является постоянно прогрессирующее извлечение прибавочной ценности, но как одна, в большинстве случаев даже не главная, ив статей дохода, дававшая возможность более полного и широкого удовлетворения хозяйственных потребностей. В этом отношении между более богатыми, среднесостоятельными и даже мелкими хозяйствами существовало лишь количественное различие в степени более или менее полного и разностороннего удовлетворения потребностей. Даже такое по внешности денежное хозяйство, каким было хозяйство Перикла, в своей основе все же оставалось хозяйством чисто потребляющего типа. «У Перикла,—читаем мы в биографии Плутарха,—было наследственное и законно ему принадлежащее имение; он не хотел ни уменьшить доходность по беспечности, ни терять при своей занятости труд и время на хозяйственные заботы и потому придумал такой способ управления хозяйством, который казался ему самым удобным и целесообразным. Все ежегодные плоды он собирал и продавал, а потом покупал все необходимое каждый день на рынке, точно определяя свой образ жизни и свои расходы»1.
Мы видим здесь, что, несмотря на свою связь с рынком и де-нежно-хозяйственную форму, хозяйство Перикла принципиально ничем не отличалось от большинства других частных хозяйств его времени; единственной целью его было так рассчитывать свое потребление и свои расходы, чтобы существовать на доходы, получаемые с наследственного имении, не уменьшая его.
Экономической базой—господством рабского способа производства—определялся и весь общественный и политический строй древней Греции. Рабство было распространено решительно во всех слоях общества; рабов имели не только крупные земельные собственники, промышленники и зажиточные люди в городах, но и каждый сколько-нибудь состоятельный крестьянин имел одного или двух помощников-рабов. Точно так же и в городе, даже в мелких ремесленных мастерских, широко применялся рабский труд. Ремесленник в древней Греции мечтал не о том, чтобы, выдержав испытание на искусную работу, на знание своего дела, получить звание мастера, как это было в средневековой Европе, но о том, чтобы приобрести одного или нескольких рабов и на них переложить всю тяжесть труда.
Наконец, как мы видели, и люди совершенно неимущие, лишенные всего, существовали в той или иной форме (в форме ли участия в суде, в форме ли платы за участие в народном собрании, в форме ли прямых раздач, наконец, при несении военной
1 Плутарх, Перикл, 16.
службы и выполнении различных оплачиваемых должностей) за счет государства, т. е. в конечном итоге за счет того же рабского труда. По расчету «Афинской политии» Аристотеля, в V в. свыше 20 тыс. граждан из 30—35 тыс. всего взрослого свободного мужского населения получили таким образом пропитание помимо участия в производительной деятельности, причем в этот расчет пе вошла еще введенная впоследствии (в конце V или в начале IV в.) плата за посещение народных собраний, равно как ифеорикон—зрелищные деньги. В комедии Аристофана «Женщины в народном собрании» общественный идеал массы афинского населения изображается в виде непрерывного пиршества и празднества; работают только рабы, на долю же свободных граждан выпадает только одна работа—работа челюстями. Если комедия Аристофана, писателя консервативного образа мыслей и враждебно настроенного по отношению к существовавшей в Афинах демократии, и представляла в известной степени карикатуру, все же нельзя не видеть, что изображенный к ней общественный строй представляет не что иное, как последовательный вывод из афипской действительности.
В том же направлении вполне серьезно работала и мысль афинских политиков. Приписываемый Ксенофонту и относящийся к 50-м годам IV в. (когда после неудачной так называемой «Союзнической войны» афиняне должны были окончательно отказаться от всякой надежды на восстановление морского союза и на получение государственных доходов извне) трактат о доходах содержал проект улучшения государственных финансов и поднятия благосостояния населения средствами самих Афин. И характерно, что в трактате вовсе не ставился вопрос о поднятии производительности труда самого населения,—о последнем вообще совершенно нет речи. Автор трактата строит свои расчеты на привлечении метэков, на доходах от торговли, но главное средство, па которое он возлагает особые надежды и на котором особенно настаивает,—это приобретение государство^ рабов и использование их труда путем отдачи их в наем на работы в серебряных рудниках. Для поднятия государственных доходов и благосостояния массы населения необходимо, «чтобы подобно тому, как частные лица, имеющие рабов, тем самым обеспечивают себе постоянный доход, так и государство приобретало общественных рабов, до тех пор пока их не приходилось бы по три на каждого афинянина». Итак, по три раба (только государственных, не считая частных) на одного свободного. Естественно, что па доход от труда трех рабов, приходившихся па каждого свободного гражданина, могла бы свободно просуществовать вся масса неимущего населения Афин.
Существование за счет государственных средств (безразлично, получались ли эти средства путем взносов союзников, т. е. 42
в конечном результате за счет рабской продукции союзных городов, или путем экспроприации местных рабовладельцев, часто практиковавшейся в Афинах IV в., или, наконец, путем непосредственной эксплоатации государственных ра^ов, как это предлагается в названном проекте) считалось безусловным правом каждого афинского гражданина, и граждане ревниво оберегали это свое право на существование за счет государства. Одной из главных целей учета граждан и строгого контроля над их происхождением было именно желание сократить число лиц, находившихся, так сказать, на государственном иждивении. Не случайно это ограничение и по времени совпадает с моментом завершения и полного развития системы раздач и введения оплаты должностей и занятий в суде при Перикле. Именно впервые в 451/450 г. был введен закон, устанавливающий, что сын гражданина, родившийся от брака с чужеземкой, ве признается более полноправным гражданином, хотя до тех пор сыновья чужестранок не только пользовались всеми гражданскими правами, но, как показывают примеры Клисфена (внука по матери одноименного сикионского тирана), Фемистокла, Кимона, они занимали даже первые места в государстве. При наличии большого числа метанов и при той притягательной силе, какой обладал такой крупный промышленный и торговый центр, как Афины, такие смешанные браки, естественно, должны были представлять обычное явление. И любопытно, что впервые закон этот получил свое последовательное применение лишь пять лет спустя, в 445 г., когда явилась необходимость распределения присланного из Египта хлеба. Сообщающий об этом аттидограф Филохор1 ставит пересмотр гражданских списков в непосредственную связь с распределением хлеба. При произведенной проверке гражданских прав было исключено и, по Плутарху2, черпающему повидимому из того же источника, продано в рабство 4 760 человек. Плутарх при этом добавляет, что закон до времени присылки и распределения египетского хлеба бездействовал и на «незаконнорожденных» (потов) до поры до времени не обращали внимания. Цель ограничения числа граждан выступает здесь, как видим, вполне прозрачно, с не оставляющей никакого сомнения ясностью.
Линия основного классового деления проходила между рабовладельцами и рабами. В то время как гражданин, даже опустившийся до положения люмпен-пролетария, обладал не только всеми связанными с гражданством юридическими и политическими правами, но, как мы только что видели, и определенными материальными правами и преимуществами, раб
1 Фрагмент 90.
• Плутарх, Перикл, 37.
пе только ве пользовался защитой закона, но и вообще не признавался человеком. Он есть «тело» (soma), вещь, говорящее орудие, с которым владелец может поступать, как угодно. Правда, убийство раба осуждалось и воспрещалось, но это осуждение носило скорее нравственный, чем действительный характер, а фактически убийство раба его господином оставалось безнаказанным и сопровождалось лишь обрядом религиозного очищения. При атом пе только граждане, а и стоявшие вне гражданской общины и не пользовавшиеся политическими правами метики о отношении рабов выступают также в качестве рабовладельцев, образуя вместе с полноправными гражданами единый рабовладельческий класс. Именно метгкам принадлежали в большинстве известных нам случаев наиболее крупные рабские мастерские.
Ивображение керамической мастерской и сечение раса на чернофигурном беотийском скифосе
Совершенно бесправный класс рабов противостоял таким образом единому рабовладельческому обществу независимо от того, являлись ли отдельные представители этого класса богатыми рабовладельцами или неимущими пролетариями, рассчитывавшими только по помощь государства, полноправными гражданами или же не пользовавшимися правами гражданство чужеземцам и-метаками. Основное общественное противоречие интимного, в частности древнегреческого, общества заключалось именно в антагонизме между общиной рабовладельцев и противостоящей ей массой рабов. Соответственно с этим и проявления этого основного противоречия должно искать пе в борьбе, происходившей внутри рабовладельческой общины между имущими и неимущими, между полноправными и неполноправными ее членами, между различными имущими группами, которые занимают такое видное и по внешности центральное место п истории античных обществ, а в том часто скрытом, но тем более упорном и постоянном антагонизме между рабами и рабовладельческой общиной, который прорывался лишь
в отдельных вспышках и восстаниях, принимавших все более значительные размеры, по мере того как развитие рабовладельческого общества приходило к своему естественному концу и завершению. Мы наглядно можем проследить рост этого внутреннего противоречия, начиная с его зародышевых форм и кончая полным развитием, завершающимся ожесточеннейшей классовой борьбой. Противоречие это зарождалось, как мы видели, еще внутри патриархальной семьи, в условиях патриархального рабства, когда рабы являлись не столько слугами, сколько помощниками своих владельцев, выражаясь в случаях неповиновения отдельных рабов и рабынь или в крутой расправе с непокорными рабами, как это было например в семье Одиссея. Мы видим, как в дальнейшем, с развитием рабской промышленности и торговли, это противоречие из своей зачаточной формы вырастает в противоречие между эксплоататорским классом промышленников и торговцев-рабовладельцев и эксплоатируемым классом рабов; наконец, в афинской демократии оно захватывает все общество и становится противоречием между обществом свободных граждан, живущих за счет эксплоатации рабского труда, и рабской массой.
Вместе с этим протесты и борьба рабов принимают все более массовый характер. Рабы пользуются всяким возможным случаем, моментом ослабления государственной власти, военными действиями, чтобы сбросить с себя невыносимое иго рабства. Известные нам случаи открытого выступления рабов начинаются еще с первой половины V в. и даже ранее, например восстания рабов на Самосе и в Абидосе, относительно которых имеются впрочем лишь очень смутные сообщения. В Сицилии, в Селинунте во время войны с карфагенянами в 484 г., затем в 414 г. в Сиракузах—во время осады города афинянами—имели место восстания и движения рабов; на о. Хиосе, при появлении там афинян во время Пелопоннесской войны, к афинянам, по сообщению Фукидида, перебежало много рабов (412/411 г.). Но особенно массовые размеры приняло бегство рабов из самих Афин в 413 году, после того как враждебное пелопоннесское ополчение утвердилось в местечке Декелее, куда перебежало до 20 тыс. промышленных и рудничных рабов, что самым чувствительным образом отразилось на всей аттической промышленности. Еще в половине следующего столетия автор трактата о доходах вспоминает о тяжелых последствиях этого массового бегства рабов. Позднее, в эллинистическую и римскую эпохи, когда рабская система переживала в Греции эпоху своего разложения и кризиса, движение рабов принимает и более активные формы непосредственных вооруженных восстаний. Таковы были восстания Дримака на о. Хиосе (конец 111 в.), на о. Делосе, м Аттике (конец II в.)
Как ни интенсивна была классовая борьба рабов и какие острые формы в отдельные моменты она ни принимала, все же в этот период она была бессильна поднять античное рабовладельческое общество на высшую степень развития. И опа не могла этого сделать прежде всего потому, что кризис, которым завершалось развитие общественной жизни античного мира, в частности древней Греции, представлял именно следствие задержки и остановки в развитии производительных сил, непосредственно связанных в свою очередь со специфической формой античного рабовладельческого общества и с моментом более или менее полного вытеснения свободных производителей из производства. При отсутствии прогрессивных явлений и моментов в самой рабовладельческой системе, естественно, пе могло и в обществе возникать каких-либо идеалов и тенденций в сторону общественного переустройства и поднятия всей хозяйственной и общественной жизни на высшую ступень. Стараясь сбросить тяготевшее на них иго, рабы в то же время не выдвигали и не могли выдвинуть никакой положительной программы. Индивидуально освобожденные рабы включались и ту или иную профессию и занимали то или иное положение внутри рабовладельческого общества и нередко сами становились рабовладельцами. В случае успешного массового восстания (что имело место впрочем не в Грецпи, а в Риме) рабы, как показывает пример восстания Спартака, стремились организованным порядком возвратиться на родину. В других случаях, где для этого возможности не представлялось (как в сицилийских восстаниях рабов), отмена рабства в общем приводила к восстановлению мелкой собственности и мелкого хозяйства в том виде, в каком она существовала в то время, когда, говоря словами Маркса, «первоначальное обндипиое владение уже разложилось, а рабство еще пе успело овладеть производством п сколько-нибудь значительной степени».
Революционное движение рабов имело то значение, что оно расшатывало и дезорганизовывало рабовладельческую систему, подготовляя и ускоряя момент ее ликвидации. «Революция рабов,—говорил тов. Сталин,—ликвидировала рабовладельцев и отменила рабовладельческую форму эксплоатации трудящихся»’.
«Там, где рабство является господствующей формой производства,—говорит Энгельс,—там труд становится рабской деятельностью, т. е. чем-то бесчестящим свободных людей. Благодаря этому, закрывается выход из подобного способа производства, в то время как, с другой стороны, требуется устранение его, ибо для развития производства рабство является помехой. Всякое покоящееся на рабстве производство и всякое основыва-
1 Материалы первого всесоюзного съезда колхозпиков-ударников передовых колхозов 15—19 февраля 1933 г., Партивдат, 1933.
гощееся на нем общество гибнут от этого противоречия. Разрешение его дается в большинстве случаев насильственным покорением гибнущего общества другими, более сильными (Греция была покорена Македонией, а позже Римом). До тех пор, пока эти последние, в свою очередь, покоятся на рабском труде, происходит лишь перемещение центра, и весь процесс повторяется на высшей ступени, пока, наконец, (Рим) не был покорен народом, введшим вместо рабства новый способ производства»1.
Тот особый путь, каким совершалось развитие общественной жизни древней Греции, определялся спецификой ее экономики и теми особыми формами, в какие выливалась система античного рабства; соответственно и политическая история Греции выработала своеобразную форму замкнутого города-государства (полиса). Как правило, греческие полисы обладали самой незначительной территорией. Даже территория такого крупнейшего промышленного и торгового центра, как Афины, уже рано объединившие путем спнойкизма, как мы видели, всю Аттику, не превышала 2 500 км2. Территории остальных полисов были много меньше. Соперничавший с Афинами Коринф обладал территорией втрое мепыпей—всего 880 км2, Сикион—360 км2, о. Эгина—всего 85 км2. Территории островов Хиоса и Самоса составляли 826 и 468 км2. Родос, площадь которого равнялась 1600 км2, был разделен на три самостоятельные городские общины. Несколько самостоятельных полисов существовало и на о. Лесбосе. Более обширные греческие области, как Беотия, Фокпда, были так же поделены ни несколько самостоятельных общин. 'Гак, и Беотии на территории в 2 580 км2 существо пало 10 общий, самая крупная из которых—Фивы—обладала 500 км2, остальные 9 общий— каждая в среднем от 175 до 200 км2. В Фокиде на 1 600 км2 насчитывалось 22 полиса (в среднем по 70—75 км2 на полис).
Общеплемепные объединения — амфиктионии — принадлежали прошлому и уже в раннюю эпоху существовали лишь в пережиточных формах, уступив впоследствии свое место иным формам объединения, самым ярким примером которых может служить Афинский морской союз. Единственными формами политического объединения в позднейшей исторической Греции была симмахия, военный союз, заключавшийся двумя или несколькими полисами, или насильственное подчинение одним полисом других (типа Афинского союза, возникшего первоначально также в форме союза с определенными военными целями и сохранившего и впоследствии союзную форму)2. Союз-
1 Маркс я Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 450.
• Сипойкизм в узком смысле—объединение типа Спарты и многьх общин Аркадии и Элиды—представлял собою не более, как слияние ШЧ1СОЛ1.КИХ сельских общин в одну, сопровождавшееся часто переселением o.iiiT.'ieii и одно место. Снмполитип, предполагавшая менее тесное объедн-
пые отношения в первом случае отличались непрочностью и никоим образом не исключали сохранения более или менее полной самостоятельности отдельных входивших в союз полисов не только в вопросах внутренней, но и внешней политики. Так, существование Беотийского союза, в который входили все десять общин Беотии, не препятствовало тому, чтобы, например, Феспии вели самостоятельную и притом нередко враждебную в отношении Фив, являвшихся главным центром союза, политику. Но время нашествия Ксеркса в 480/479 г. Фивы, как известно, передались персам и сражались на их стороне; Феспии, напротив, участвовали в битве при Платеях в общегреческом ополчении, и их город перед атим был разорен персами. Позднее, в Пелопоннесскую войну, Феспии склонялись на сторону Афин, с которыми Фивы находились во враждебных отношениях. Другой беотийский город, Платеи, как известно, также поддерживал постоянные дружественные связи с Афинами и, напротив, находился большею частью во враждебных отношениях с Фивами, городом-гегемоном Беотийского союза. Хотя Танагра в общем не нарушала союза с Фивами, однако нередко и этот город проводил самостоятельную и независимую от Фив политику. Не могли быть прочными и основанные исключительно ва насилии принудительные объединения типа афинской архе (державы). Отдельные более сильные полисы, входившие в состав союза, пытались, как мы видели, сбросить с себя власть Афин, и неудачный для Афин оборот Пелопоннесской войны имел одним из первых своих последствий быстрое падение авторитета Афин и распад союза, который после того в прежних своих формах уже пе мог более возродиться.
Объяснение такой политической раздробленности древней Греции и замкнутости отдельных полисов географическими условиями и прежде всего гористым характером, изолировавшим отдельные общины одну от другой, как это склонны делать буржуазные историки (начиная еще с Курциуса и кончая историческими работами последнего времени—Бузольта, Глоца, Виппера), представляется и крайне односторонним и по существу неправильным.
Горный характер Македонии и Эпира не помешал однако объединению этих областей в обширные и цельные монархии.
Малодоступный и образующий множество отрогов горным хребет Тайгета (отделяющий Мессению от Лаконии) точно так же не задержал спартанцев при завоевании Мессении и в дальнейшем пе препятствовал им в течение нескольких столетий удерживать власть над этой плодородной областью.
некие с сохранением известной внутренней самостоятельности объединяющихся общин, представляет объединение немногих, большею частью двух соседних общин.
В то же время не приходится преувеличивать и изолированность отдельных городов-полисов древней Греции. Отдельные греческие полисы находились в постоянных взаимоотношениях между собою, но только эти отношения имели тенденцию пе к их объединению, а, напротив, к разделению и обособлению, носили характер не дружественный, а враждебный. Состояние войны между полисами составляло настолько постоянное явление, что и мир заключался обычно на определенное число лет, причем и эти устанавливаемые договорами сроки точно так же, как правило, не соблюдались. Приходится объяснять таким образом не столько изолированность отдельных городских общин, фактически, как видим, не существовавшую, сколько их внутреннюю замкнутость и враждебные отношения между ними, которые никакими географическими причинами объяснить нельзя.
Для уяснения замкнутого характера древнегреческих полисов помимо географических причин, имевших в данном случае лишь второстепенное значение, необходимо прежде всего учитывать низкую степень развития производительных сил. Нельзя забывать, что античный полис-государство возник непосредственно из разложения доклассового родо-племенного общества и имел своей материальной базой рабское производство, характеризовавшееся прежде всего низкой техникой, слабым, едва намечавшимся разделением труда и отсутствием данных для дальнейшего развития производительных сил. На такой узкой экономической базе нс было и но могло быть почвы для более обширных, органически снизанных между собою прочными и постоянными связями объединений (национальное государство нового времени возникло лишь в эпоху перехода от ремесла к мануфактурной промышленности, представлявшей в свою очередь преддверие капиталистической системы).
Древнегреческий полис образовал замкнутое в себе государство, потому что в основе его лежали тенденции к хозяйственной' замкнутости и обособлению. Цели, какие ставили себе как частное, так и государственное хозяйство, сводились прежде всего, как показано выше, к удовлетворению потребностей и к созданию или получению потребительных ценностей. «В прямую противоположность... подчеркиванию количественной стороны дела и меновой стоимости (в мануфактурный период.—А.Т.),— говорит Маркс,—писатели классической древности обращают внимание исключительно на качественную сторону и потребительную стоимость... Если классические авторы и упоминают иногда о росте массы производимых продуктов, то их интересует при этом лишь обилие потребительных стоимостей))1.
1 Л1аркс, Капитал, т. I, 1934, стр. 414.
4	11111111 Грсцип, ч. II
Маркс специально обращает при атом внимание на тот факт, что даже для афипяп, чувствовавших свое превосходство в качестве товаропроизводителей над спартанцами, идеалом и в области материального производства была автаркия—самодовлеющее производство1.
В трактате «О доходах» Ксенофонта вопрос о расширении и развитии производства, об увеличении продукции совершенно не рассматривается и даже не ставится. Повышения доходов автор предполагает достигнуть исключительно путем развития торговли и увеличения числа государственных рабов, сдаваемых п паем. Производство и сбыт товаров не являлись главной целью, как при капиталистическом способе производства. Торговля, занимающая такое видное место в экономике дровней Греции, имела целью не столько сбыт товаров, сколько более широкое удовлетворение потребностей. Борьба за рынки в античности вместо с этим получала совершенно иное значение, чем в капиталистическую эпоху. Это была борьба но за рынки сбыта, по прежде всего ла рынки получения необходимых потребительных ценностей. Рынки Понта Эвксип-ского ценились прежде всего как источники нолучепия хлеба, в котором Греции и особенно Аттика, как мы знаем, ощущали особую нужду, рыбы, рабов, скота и разного рода сырья. Когда широкие массы афипского населения мечтали об овладении Сицилией, Италией, Карфагеном, они менее всего думали конечно при этом о сбыте товаров: их увлекала мысль о том, что в их руки попадут богатства Запада. И таковы же были взгляды не только неимущих масс, но и имущих верхов, занимавших руководящие позиции в хозяйственной жизни. Афинские писатели, исчисляя преимущества своего города, в первую голову отмечают и подчеркивают то обстоятельство, что в Афины съезжаются торговцы со всех концов Средиземноморья, что здесь d одном место можно получить все продукты и изделия, какие только производит Средиземноморье.
«Благодаря обширности нашего города,—читаем мы у Фукидида d речи, вложенной в уста Перикла,—к нам со всей земли стекается все, так что мы наслаждаемся благами всех других пародов с таким же удобством, как если бы это были плоды пашей собственной земли». Но если так расценивал преимущества афипской морской державы глава ее, то его взгляды в данном случае разделял и такой непримиримый враг афинской демократии, каким был его младший современник, автор трактата об афипском государстве. «Таким образом всякие вкусные вещи, какие только есть в Сицилии, в Италии, на Кипре, в Египте, в Лидии, в области Понта, в Пелопоннесе или где-нибудь
1 Маркс, Капитал, т. I, 1934, стр. 414. 50
в другом месте,—все это собралось в одном месте благодаря владычеству над морем». Семьдесят лет спустя то же повторяет автор уже известного пам трактата «О доходах». «У нас,—говорит он,—в отличие от других городов можно получить в обмен решительно все, в чем только ощущается нужда».
Взгляд на значение и роль торговли прежде всего как на средство не сбыта, но получения необходимых потребительных ценностей, распространенный в IV в., когда Афины уже клонились к упадку, ничем фактически не отличался от мотивов, которыми руководился Солон еще в эпоху становления рабовладельческого общества, поощряя развитие местной ремесленной промышленности прежде всего потому, что он знал, как говорит его биограф, что морские торговцы имеют обыкновение ничего не привозить туда, где они ничего не могут получить в обмен1.
Вот эта-то тенденция к автаркии, эта-то исключительная забота об удовлетворении чисто потребительских нужд своей общины, чему должна была прежде всего служить и внешняя торговля, это выдвижение на первый план интересов данной общины и лежали в основе такой же обособленности и в общественной и в политической жизни. Но этого мало—тенденция к хозяйственной замкнутости и обособленности и к обслуживанию исключительно местных интересов одинаково проявляет и любая сельская община. Греческий жо полис отличался .от простой сельской общины тем, что оп был в то же время и суверенным государством, обладавшим всеми характерными для классового государства чертами и отличиями. Это политическое значение и характер классового государства обусловливался прежде всего тем обстоятельством, что материальную базу полиса составлял рабский труд. Античный полис был рабовладельческой общиной, рабовладельческим государством, и этим определялись все его основные характерные черты и особенности. Уже в 40-х годах прошлого столетия в одном из ранних своих произведений, в «Немецкой идеологии», Маркс и Энгельс дали исчерпывающую характеристику античного полиса. Последовательно характеризуя формы собственности племенной, античной и феодальной, они дают следующее определение собственности античной: «Вторая форма собственности, это—античная общинная и государственная собственность, которая возникает благодаря объединению, путем договора или завоевания, нескольких племен в один город и при которой сохраняется рабство. Наряду с общинной собственностью развивается. уже и движимая, а впоследствии и недвижимая, частная собственность, но как отклоняющаяся от нормы и подчиненная общинной
‘ Плутарх, Солон, 22.
собственности форма. Граждане государства лишь сообща владеют своими работающими рабами и уже в силу этого связаны формой общинной собственности. Это—совместная частная собственность активных граждан государства, вынужденных перед лицом рабов сохранить ату естественно возникшую форму ассоциации»1.
Итак, все внутреннее устройство античной гражданской общины-полиса было подчинено одной основной цели: обеспечению поддержания власти над рабами. Для полного понимания природы античного, в частности древнегреческого, полиса в этой характеристике, выясняющей лишь внутриполитическое строение полиса, остается незатронутым не менее характерный внешнеполитический момент, определявший взаимоотношения между полисами. Мы видели, что специфика античности заключалась и широком развитии рабства, в возникновении рабской промышленности, производящей на рынок, наконец почти в полном вытеснении на производства мелких производителей. Мы видели, как одновременно с развитием рабской промышленности росли и люмпенпролетарскне массы, претендовавшие на существование за счет государства. С разлитием торговли и вместе с тем с ростом потребностей в среде высших классов, с образованием люмпен-пролетариата, также предъявлявшего свои требования, узкая база местного рабского производства оказывалась совершенно недостаточной. При своей крайне невысокой производительности рабский труд мог давать более значительный эффект лишь при условии концентрации рабской продукции в немногих центрах. Факт незначительности и в то же время концентрации продукции рабского труда в античности отмечает и Маркс: «Богатство, которое они (древние.—А. Т.) создавали для частного потребления, было... относительно невелико, и оно кажется большим только оттого, что оно было сосредоточено в руках немногих лиц, которые, впрочем, не знали, что с ним делать. Если поэтому у древних не было перепроизводств», то там было чрезмерное потребление богатых, которое в последние периоды истории Рима и Греции вырождается в безумное расточительство. Немногие торговые народы среди них жили отчасти за счет всех этих в сущности бедных наций»2.
Такими центрами сосредоточения продукции рабской промышленности и были для Греции Афины и впоследствии для всей Средиземноморской области Рим. Полисы, являющиеся крупнейшими промышленными и торговыми центрами, как Афины и Коринф, претендуют на торговую монополию. Концентрация рабской продукции однако достигалась не только и не столько
* Маркс и Энгельс, Соч., т. IV, стр. 12
• Маркс, Теории прибавочной стоимости, т. II, ч. 2, Иартиэдат, 1932, стр. 204.
путем торговой монополии и контролирования всей внешней торговли греческих полисов, сколько путем непосредственного подчинения более сильными полисами слабых с целью присвоения в той или иной форме (установления дани, пошлин и пр.) части их продукции и доходов от торговли. Самая торговая монополия при стремлении каждого, даже наименее значительного полиса к обособлению и самостоятельности' могла быть установлена только насильственными средствами. Не свое экономическое превосходство, не местное производство подчеркивают (как мы видим) афинские писатели, по прежде всего факт господства Афин на море. Право сильного было тем единственным основанием, на котором в свою очередь базировались афпняне в своих претензиях на такое господство. В этом отношении характерен один эпизод, имевший место во время Пелопоннесской войны. Афиняне предприняли специальный поход с флотом и войском против о. Мелоса, не входившего в их союз и сохранившего нейтралитет во время предшествовавших военных действий. Приблизясь к острову, они потребовали его подчинения и присоединения к союзу. И характерно, что во время происходивших по этому поводу переговоров единственный аргумент, на который ссылались афиняне,—это интерес их собственного города и слабость противника, подчеркивая с полной откровенностью, что право сильного есть единственное право, на которое они опираются и с которым они готовы считаться. «Повсюду, где люди имеют силу,—заявили они мелосцам,—они властвуют но непререкаемому велению природы. Не мы установили :>тот закон, не мы первые применили его; мы получили его готовым и сохраним па будущее время, так как он будет существовать вечно. Согласно с пим мы и поступаем в той уверенности, что и вы и другие, достигнув силы, одинаковой с нашей, будете действовать точно так же»*. После того как мелосцы отклонили предложение афинян, они были осаждены и по взятии города мужское население перебито, женщины и дети проданы в рабство, а на остров посланы афинские клерухи.
Если объединения типа афинской архе и представляли в противоположность симмахиям, союзным объединениям федеративного типа, централизованный тип государства, то это обстоятельство нисколько не изменяло ни существа их, ни характера. Афины, господствуя в союзе и используя союзные взносы и средства союзных, т. е. фактически зависевших от них, общин в своих непосредственных интересах, не теряли от этого характера города-государства. Их архе не возникала органически из экономических связей, не была объединением, непосредствен-
1 Фукидид, V, 105.
но выросшим из экономического развития, по основывалась па насильственном подчинении одному полису других таких же, но лишь более и экономически и политически слабых полисов1.
Эти тенденции к монополии и властвованию со стороны крупнейших центров, с одной стороны, соперничество этих центров, Афин и Коринфа, между собою—с другой, обусловливали те постоянно враждебные отношения между полисами, которые и являлись для них характерными и которые никакими географическими условиями ие объяснить. Если таким образом внутреннее государственное устройство полиса определялось необходимостью держать рабов в повиновении, то и внешние взаи-моотпошенпл с другими полисами требовали постоянного напряжения п военной готовности для упрочения и сохранения своего господствующего положения или для отстаивания своей шпппвой независимости от покушений со стороны более сильных и могущественных полисов.
Описанными двумя предпосылками—необходимостью держать в повиновении рабов, с одной стороны, и необходимостью постоянно поддерживать свои военные силы на определенной высоте, с другой,—и определялся характер античного полиса, как 1)оенио-рабовладе.льческо1ю города-государства.
Хотя античный полис и представлял собою общину, по ряду признаков (тенденции к хозяйственному самодовленшо— автаркии, наличию значительных государственных общинных земель, сохранению за государством высшего, хотя и редко применяемого права собственности и распоряжения участками, находившимися в частном пользовании) внешним образом напоминавшую общину сельскую, однако на деле античный рабовладельческий полис с этой последней ничего общего не имел. Если сельская территориальная община развивалась непосредственно пз общины родовой, то рабовладельческий полис представлял, как мы уже знаем, отрицание родовой общины и возник в результате революционной ее отмены; если сельская община образовала, по известному выражению Марксу «последний этап архаической (т. е. доклассовой) формации», то античный полис имел уже вполне определенно и резко выраженный классовый характер. Те цели, которые ставила себе сельская общипа, и функции, которые она выполняла,—под* держание равенства наделов внутри общины, распределение
1 Coucpinciiito такой же характер носило впоследствии государство, образованное Римом, несмотря па то, что оно обнимало несравненно более обширную область, чем область Афинского морского союва, и па то, что оно отличалось в то жо оремя несравненно большею прочностью и устойчивостью. «...Рим,—говорит Маркс,—так и не вышел из стадии города, и его связь с провинциями была почти исключительно политической и, конечно, могла быть также и нарушена политическими событиями» («Немецкая идеология», Соч., т. IV, стр. 13).
и перераспределение паделов, определение способов пользования общинными угодьями (пастбищами, лесом, покосами)— были в значительной мере чужды античному полису. Общинные земли, где они существовали, обычно рассматривались не как угодья, назначенные для удовлетворения потребностей членов общины, но как доходная статья и обычно сдавались в аренду желающим. Если, как о том свидетельствуют многочисленные эпиграфические и литературные данные, и принимались меры к тому, чтобы граждане не лишались своих наделов, то все эти меры преследовали исключительно одну только цель: чтобы сохранилось число наделов и вместе с этим не сокращалось число граждан-гоплитов, несущих со своих участков военную службу. Эпиграфические документы, касающиеся основания клерухий, определенно свидетельствуют, что при устройстве клерухий точно так же военные интересы полиса доминировали над непосредственными интересами самих кле-рухов. Клерухам запрещалось продавать или закладывать полученные ими наделы. Характерно^ что это разрешалось только людям престарелым и инвалидам, неспособным к военной службе* 1.
Самое развитие демократии в Афинах, как мы это отчасти уже видели, теснейшим образом было связано с тою же целью обеспечения государства достаточной вооруженной силой граждан. Уже деление па классы при Солоне являлось в известной мере и их военным делением: класс всадников поставлял конные отряды, класс срсдиесосто>1тел1.ных граждаи-зевгитов— гоплитское ополчение (тяжеловооруженных воинов), наконец, класс неимущих фотов образовывал отряды легковооруженных’*.
Аристотель3 определял государственное устройство, пришедшее на смену древней монархии, именно как «военную политик»), «политик» воинов» (TCoAtTEia ex rwv TcoXepLouvwv), и непосредственно связывал демократизацию общественного строя с ростом значения гоплитского ополчения за счет всадников. Выше уже отмечалось, что меры возрождения и поддержания крестьянства
1 Если правильно восстановление текста, предложенное С. Я. Лурье.
1 Этот военный характер внутреннего устройства античных полисов не раз отмечался и буржуазными историками, не умевшими однако его правильно понять и пояснить. Так, Хавебрек («Государство и торговля и древней Греции», 1928; его оке, «Хозяйственная и общественная история Греции», 1931) связывает этот древнегреческий «империализм» с заботой о продовольствии населения; Берне видит в военном устройстве полиса («Греческая история», т. I, 1931, стр. 137) результат проявления и действия «рационально конструирующих сил». Ученик и последователь Хаэебрека Ганс Шефер, усвоивший его теорию о военном характере полиса, в спе-цнлльной монографии объясняет этот характер просто-напросто наклонностью древних греков к войне и военному соревнованию, сводя его к аго? ннстико.
• Аристотель, Политика, IV, 10, 10.
при Солоне и Писистрате ставили своей целью создание основы для гоплитского ополчения.
Все граждане от 18 до 60 лет обязаны были нести военную службу: граждане первых трех классов в регулярном ополчении, феты в качестве легковооруженных (пельтастов), стрелков, матросов, гребцов на судах и пр. Юноши от 18 до 20 лет (эфебы) несли военную службу внутри страны, преимущественно в пограничных крепостях. Регулярное ополчение, непосредственно участвовавшее о военных действиях и в походах за пределами страны, образовывали люди зрелого возраста, от 20 до 50 лет; люди старшого возраста, от 50 до 60 лет, подобно эфебам, должны были нести военную службу внутри страны и лишь в исключительных случаях участвовали в более дальних походах. В дплi.iieiliiiom точно так же поднятию .значения широких масс неимущего ннселепия немало содействовало, между прочим, растущее значение флота. «Справедливо в Афинах,—признает и автор враждебного демократии трактата об афинской политип,—бедным и простому народу пользоваться преимуществом перед благородными и богатыми по той причине, что парод-то как раз и приводит в движение корабли и дает силу государству—именно кормчие, начальники гребцов, пятидесятники, командиры носа, корабельные мастера—вот эти-то люди и сообщают государству силу в гораздо большей степени, чем гоплиты и знатные и благородные»1. И конечно неслучайно было совпадение времени разложения полиса в IV в. с упадком военного ополчения граждан и с вытеснением его наемниками®.
Если таким образом демократизация общественного строя была тесно связана с привлечением все более широких кругов населения к участию в военном деле, то другой стороной ее была, как мы также уже знаем, растущая заинтересованность все более широких масс во внешней агрессивной политике городских имущих кругов и вовлечение их в общие интересы рабовладельческого полиса. Земельный ценз, как мы видели, заменен был денежным и затем вовсе сошел на-нет, так что даже высшие должности теоретически сделались доступными для всех граждан, независимо от имущественного ценза. Рядом с расширением круга граждан, из которых избирались должностные лица и члены различных коллегий, демократизация общественного строя выражалась в вытеснении системы избрания голосованием избранием по жребию, представляющим одну из характернейших черт афинской демократии. По жребию
’ [Kcwio'poin], Афинская политая, I, 2 (цитировано по переводу С. И. Радцига;см. Аристотель, Афинская политип, 1936, Приложения,стр. 182).
* Такое же совпадение имело место позднее и в Риме, где уже с конца II в. система гражданского ополчения была вытеснена системой набора добровольцев.
<56
избирались должностные лица, включая архонтов, члены совета, телиэи, члены многочленных коллегий1. Благодаря выборам по жребию занятие всех оплачиваемых должностей, не говоря уже о членах совета и гелпэи, становилось доступным для всех граждан, выставлявших свою кандидатуру. Некоторым коррективом в отношении результатов жеребьевки служила докимасия избранных—проверка их гражданского происхождения и пригодности к выполнению данной должности, производившаяся в совете и гелиэе.
Путем голосования, а не путем жребия, замещались лишь немногие, наиболее ответственные, прежде всего военные, должности (стратегов, получивших, как мы знаем, и общегосударственное значение, таксиархов, Гиппархов), а также должности государственных казначеев, в IV в. заведывавших военной казной и зрелищной кассой, из которой выдавались народу зрелищные деньги (феорикон)2. «Таких должностей,—замечает по этому поводу автор трактата об афинской политии,—которые приносят спасение, если заняты благородными людьми, и подвергают опасности весь вообще народ, если заняты неблагородными,—этих должностей народ вовсе не добивается; он не находит нужным получать по жребию должности ни стратегов, ни гиппархов. И правда, народ понимает, что получает больше пользы, если эти должности не исправляет сам, а предоставляет их испрнплять наиболее могущественным людям. Зато он ст рем итсн янпимпть то должности, которые приносят в дом жалованье и доход»*.
Характерной чертой древнегреческой и прежде всего афинской демократии является наконец разрешение всех важнейших государственных вопросов в народном собрании путем непосредственного голосования граждан, что возможно лишь в условиях политической обособленности, когда каждый отдельный город образовал особое государство. Каждый мог участвовать при этом не только в голосовании, но и в обсуждении вопроса, выступая на общественной трибуне. «При теперешнем положении,—говорит тот же, не раз цитированный выше автор трактата об афинской политии,—когда может
1 Финансовых коллегий (казначеев Афины, 10 полетов, заведывавших государственными подрядами и откупами, 10 аподектов, сборщиков различного рода взносов), коллегий, выполнявших различные административные н полицейские функции (10 логистов, принимавших в каждую пританию отчет у должностных лиц, ситофилаков, агораномов, коллегии 11-ти, которой поручался надзор за узниками и выполнение смертных приговоров), коллегий для подготовки различных празднеств, ремонта храмов и пр.
• Аристотель, Афинская полития, гл. 43 и 61.
• [Ксенофонт], Афинская полития, цитированное издание, стр.
говорить всякий желающий, стоит ему подняться со своего места, будь это простой человек,—ои изыскивает благо для самого себя п для себе подобных»1.
Последовательно проведенный внутри рабовладельческой общины демократизм, при котором решающий голос принадлежит всем свободным, находил себе ограничение в ряде предосторожностей, которыми как мы видели, было обставлено издание новых законов (прохождение такого проекта дважды через народное собрание, обсуждение его после предварительного решения народного собрания в совете 500 и в заключение—и 1гли;и*. наконец, право опротестования, предоставленное всем гражданам, и пр.).
Чем шире проводился демократизм внутри рабовладельческой общины, чем больше становились заинтересованность мисс и связанных с правом гражданства материальных благах, тем ровнииго оберегали они эти права и тем более замкнутый характер приобретала сама гражданская община. В VI и в первой половине V в. дети, происходившие от смешанных браков граждан и чужеземок, считались равноправными с остальными гражданами. В то же время и доступ в число афинских граждан для чужеземцев представлялся почти свободным.Согласно закону Солона*, для этого необходимы были только или факт изгнания чужеземца с его прежней родины (очевидно во избежание одновременного гражданства в двух различных полисах) или переселение в Афины с семьей и имуществом для занятия ремеслом. Мы видели, что Клисфен принял в число граждан большое число метэков и даже вольноотпущенников3. Значение всей его политической реформы сводилось прежде всего к тому, чтобы именно за этими «новыми гражданами» (пеополитами) обеспечить решающий голос во всех вопросах политической жизни страны. Выше уже отмечалось, что почти все крупнейшие деятели Афин конца VI и первой половины V в.—Клисфен, Фемистокл, Кимон,— происходи по отцу из виднейших аттических родов, были в то жо время сыновьями чужеземок. С демократизацией общественного строп и с введением системы жалованья и раздач отношение к чужеземцам-негражданам резко изменяется. В 451/450 г., как мы видели, был проведен закон, признававший всех родившихся от матерей-чужеземок негражданами, а спустя шесть лет после того, в связи с раздачей присланного из Египта хлеба, произведен был пересмотр гражданских списков, в результате которого исключено было и в значительной части даже обращено в рабство за незаконное присвоение прав гражданства свыше 5 тыс.
*	| Ксенофонт]. Афинская полития, цитированное издание, стр. 183.
•	Плутарг, Солон, 24.
•	Аристотель. Политика, III, 1, 9, стр. 1275 D. 6«»ex xxi SejAw; liSCT-’хтк—«ипиаомцеи и рабии-метэков».
человек. Со времени закона 451/450 г. дети, родившиеся хотя Сы в от чистокровного афинянина, но от матери-чужеземки, признавались незаконнорожденными (нотами), не признавались членами родов и фратрий, не входили в круг ближайших родственников (анхистейя) родителей и не пользовались правом наследования, равно как и прочими гражданскими правами. Сам Перикл должен был специально испрашивать разрешение народного решения на усыновление и внесение в гражданские списки своего одноименного сына, родившегося от брака с ми-лет никой Аспасией, в отмену самим нее им ранее изданного (кстати, еще до брака его с Аспасией) закона1.
Дарование прав гражданства, прежде широко практиковавшееся в отношении всех проживавших в Афинах чужеземцев-метэков, теперь дается лишь за особые услуги, оказанные городу, и в каждом отдельном случае требуется специальное постановление народного собрания. Тяжелые материальный нужды и потери людьми, равно как и военные неудачи во вторую половину Пелопоннесской войны, в результате которых принадлежность к гражданству возлагала больше обязанностей, чем давала прав, сделали вновь афинян более щедрыми на раздачу гражданских пряв. В годы войны неоднократно вновь имели место случаи коллективного массового дарования гражданских прав как иногородним гражданам, так и проживавшим в Афинах чужеземцам. Ужо в 427 г., после разгрома союзного с Афинами г. Платой, бежавшие в Афины плптейцы получили права гражданства. К концу войны о растущими затруднениями и с общим ухудшением положения Афин случаи коллективного принятия в афинское гражданство чужеземцев становятся особенно частыми. Так, в 405 г. было принято постановление о симполмтии и об общности прав с жителями о. Самоса2. В 406 г. были приняты в гражданство и занесены в гражданские списки многочисленные метэки и чужеземцы, поступившие добровольцами па службу в афинский флот; в 401—400 гг. метэкам, примкнувшим к Фрасибулу в Филе для борьбы против правления 30, были также даны права гражданства. В IV в., когда с распадом союза и потерей внешних владений приток средств извне прекратился и когда вместе с этим изыскание средств на выплату жалованья и феорпкопа сделалось особенно затруднительным, возобновляются все меры, закрывавшие доступ к афинскому гражданству, и в первую голову закон о причислении к незаконнорожденным всех, родившихся хотя и в законном браке, но от отца или матери чужеземцев. Не ограничиваясь старыми, были введены новые стеснения для дарования
1 Плутарх, Перикл, 37; ср. Эвполид (там же, 24).
• SIU«, № 116.
гражданских прав: если раньше для этого было достаточно простого постановления народного собрания, то теперь устанавливается предварительное голосование п народном собрании, затем рассмотрение пританами в совете 500 и наконец вторичное тайное голосование в народном собрании при участии не менее 6 тыс. граждан. И после этого еще оставалась возможность обжалования постановлений о принятии новых граждан (урауг Etv(is). Время ит времени производился общий пересмотр  проверка гражданских списков. Такие общие пересмотры известны нам за 396/395 и 364/363 гг., когда очень многие были исключены из списков.
Составление и ведение гражданских списков (по отдельным демам) составлпло одну из главных функций (рядом с отправлением местных культов и празднеств и с наведыванием общинными землями, сводившимся в сущности к сдаче этих земель в аренду) местных политических единиц—домов. Новорожден* пыо представлялись общему собранию фратрий, которое после проверки происхождения и прав родителей принимало их в число своих членов. По достижении посемнадцатилетнего возраста, прежде чем сделаться эфебами, юноши должны были пройти вторичную проверку законности их происхождения, и после этого только они заносились в гражданские списки.
Замкнутая рабовладельческая община, какую представлял собой античный полис, противостоявшая как единое целое массам рабов, в то же время включала в себя самые разнородные л различные по своим интересам общественные слои и группы. Это расхождение интересов приводило к ожесточеннейшей борьбе за прибавочный продукт рабов среди отдельных групп и слоев внутри рабовладельческой общины, причем в то же время л во-пне отдельные полисы находились в почти постоянной вражде между собою. Как внутренняя, так и внешняя политическая жизнь греческих городов-полисов была исполнена таким образом противоречий, сыгравших в их судьбе также далеко не последнюю роль.
Уже ранее, с развитием городской промышленности и торговли, намечается разделение и противоречие между городом и деревней, между городским и сельским населением, между городскими и сельскими имущими верхами. Противоречие это с полном отчетливостью выступает еще в эпоху Солона и К ляс-фена, являясь одной из основных причин произведенной ими революции. 'Го же противоречие продолжает сказываться и в дальнейшей политической борьбе, в том сопротивлении, какое встретил предложенный Фемистоклом план поднятия и укрепления морского могущества Афин со стороны консервативных землевладельческих элементов, в борьбе Кимона и Фукидида, 60
симпатии которых всецело принадлежали землевладельческой Спарте, против вождей городской демократии Эфиальта и Перикла. И наконец, как увидим, во время Пелопоннесской войны интересы землевладельческих и земледельческих элементов, не получавших никаких выгод от войны и в то же время наиболее пострадавших от военных опустошений и потому все время выступавших в пользу мира, находились в резком противоречии с агрессивными настроениями городского населения, как его имущих верхов, так и люмпеппролетарских масс. Но проявляясь таким образом во внутренней жизни и истории Афин, равно как и других греческих полисов, противоречие между городом и деревней перерастает пределы отдельных городских общин и принимает общеэллинские размеры, выливаясь в противоречие между демократическими (торговыми и промышленными) центрами и земледельческими областями. Так, земледельческая Спарта всюду поддерживала против городской демократии консервативные землевладельческие элементы, и мы видели это уже на примере Афин, где вожди консервативной аристократической партии — Исагор, Кимон, Фукидид—известны были именно своим сочувственным отношением к Спарте и спартанским порядкам.
Столкновение и борьба интересов внутри рабовладельческой общппы развивались не только по линии противоречия между городом и деревней. Не менее остро выступало противоречие между имущими и неимущими элементами рабовладельческой общппы - противоречие, ныли11апи1ессн обычно в форму требования отмены долгов и передела земель.
В Афинах, впору наивысшего расцвета их внешнего могущества, когда приток значительных сумм в государственную казну извне обеспечивал возможность существования неимущей массы в той или иной форме за счет государства, противоречие между имущими и неимущими несколько смягчалось. И даже, напротив, между агрессивно настроенной частью имущих слоев населения и неимущими массами, для которых успешная внешняя политика и расширение пределов Афинского союза означали увеличение государственных доходов, а вместе с тем и получаемой ими доли этих доходов, создавалась известная солидарность интересов, что и давало возможность в течение целого полустолетия сначала Периклу, представителю торговой аристократии, а затем рабовладельческим верхам играть руководящую роль в государстве.
Но если противоречие это и существовало в скрытой форме, оно от этого не становилось слабее. Если союзные взносы и из-Гшнлили состоятельных граждан от необходимости содержать неимущие массы, если благодаря тем же союзным взносам прнмыс сборы с граждан (эйсфора) взимались лишь в крайне
редких, исключительных случаях, зато уже в это время на богатых граждан возложен был ряд повинностей, связанных со значительными издержками: хо регии (устройство хоров и театральных зрелищ во время празднеств), триерархии (снаряжение военных судов—триер). Правда, выполнение всех этих повинностей в это время связано было с пзвестным почетом и нередко вознаграждалось почетными декретами и постановлениями, все же антидемократические элементы уже и этп повинности переносили с раздражением. Лишившиеся всякого влияния и обессиленные после изгнания Фукидида враждебные демократии круги выжидали лишь подходящего момента, как это показали события второй половины Пелопоннесской войны, для того чтобы выступить открыто против демократической формы нранлсшия. Пе раз цитированный ужо выше трактат об афинском государство, относящийся еще к первым годам Пелопоннесской войны, когда Афины находились еще в апогее своего могущества, показывает, как сильна была уже в то время непапнеть к демократическому строю его тайных врагов. Здесь эта противоположность имущих и неимущих, богатых и бедных, «бла 1*0родных» и «худых» специально подчеркивается и выступает совершенно неприкрыто. С полной откровенностью автор трактата выступает против демократии, а ее законодательство называет дурным на том основании, что при ней «простому народу живется лучше, чем благородным». Он беспристрастно признает далее, что с точки зрения народных масс существование в Афинах демократических порядков вполне целесообразно и что эти порядки последовательно и наилучше обеспечивают интересы широких демократических масс. Вполне естественно, что «простой человек изыскивает благо для самого себя и себе подобных». «Что касается хорегий, гимиасиархий (устройство гимнастических состязаний.—Л. Т.) и триерархий, он (народ.— Л. 7’.), понимает, что хорегами являются богатые, а народ лишь нанимается па службу в хорегиях, что гимнасиархами и трие-рархами являются богатые, народ же получает выгоды от триерархий и гимиасиархий. Народ во всяком случае хочет получать деньги и за пение, и за бег, и за танцы, и за плаванье на кораблях, чтобы и самому иметь прибыль и чтобы богатые становились беднее. Да и в судах он не столько заботится о справедливости, сколько о своей собственной выгоде...»1. «Конечно не такие порядки нужны для того, чтобы государство могло сделаться наилучшим (т. е. наиболее выгодным для «благородных».—А. Т.), но зато демократия скорее всего может сохраниться при таких условиях»2. Автор трактата
1 [Ксенофонт], Афипская полития, I, 13, цитированное издание,, стр. 185.
’ Там же, 1, 13, стр. 183.
отлично сознает, что при «лучших» законах п при господстве благородных народ, напротив, не только потеряет все эти преимущества, по и окажется в рабстве. «Народ ведь желает,— пишет он,—вовсе не прекрасных законов в государстве, когда при этом ему самому придется быть в рабстве, но хочет быть свободным и управлять, а до плохих законов ему мало дела. Ведь от порядка, который ты считаешь нехорошим законодательством, народ сам получает силу и бывает свободен. Если же ты ищешь царства хороших законов, то прежде всего увидишь, что в таком случае для граждан издают законы опытнейшие люди; затем, благородные же будут держать в повиновении простых, благородные же будут заседать в совете, обсуждая дела государства, и не будут позволять, чтобы безумцы были членами совета, говорили или даже участвовали в народном собрании. Вот от этих-то благ скорее всегр народ может попасть в рабство»1.
И такое противоречие (и притом не в смягченной, а в еще более острой форме) должно было существовать и в других греческих полисах, прежде всего в общинах, входивших в Афинский союз. «Что же касается союзников,—замечает тот же анонимный автор трактата об афинском государстве,—то у них толпа очевидно тоже преследует злостными клеветами и ненавистью благородных; а так как афиняне понимают необходимость того, чтобы подчиненный ненавидел своего повелителя, и, с другой стороны, aiiiinrr. что если в госуднрствих силу будут иметь богатые и благородные, то в Афинах власть очень недолго будет оставаться н руках народа,- впаду этого они благородных лишают там гражданской чести, отнимают имущество, изгоняют из своих владений и убивают, а простых поддерживают. Благородные из афппян защищают благородных в союзных государствах, понимая, что им самим выгодно защищать всегда в государствах людей лучших»2.
У Фукидида наконец находим яркую картину тех же проти воречий, но уже в общегреческом масштабе: «Лица той плт другой партии, становившиеся во главе государства, выставляли на вид благопристойные соображения: одни отдавали предпочтение политическому равноправию народной массы, другие умеренному правлению аристократии; в льстивых речах они выставляли общее благо как свою награду, на деле же боролись между собой за преобладание... Все злодеяния... имели место.., а именно—все могло быть совершено в отмщение правителям, действовавшим с наглостью, без всякой умеренности, и вызывавшим мстительность со стороны управляемых; все, что могло
1 Там же, I, 8—9, стр. 183—184.
 Там же, I, 14, стр. 185.
быть сделано для избавления себя от обычной бедности, особенно вследствие противозаконной решимости и страстного желания захватить чужое добро»1.
Вражда консервативной части имущих верхов, сдерживаемая в Афинах, нередко прорывалась в других городах в открытой форме. Так, восстание Самоса в 440/439 г. было связано с ожесточенной внутренней борьбой, котораяи впоследствии не раз вспыхивала на острове. Автор трактата об афинском государстве сообщает, что в Милете благородные сломили народ и затем отпали от Афин. Переворот в Мегарах, их отпадение от Пелопоннесского союза и переход на сторону Афин послужил, как мы знаем, поводом к первой войне Афпп с Пелопоннесским союзом. В конце V в. имел место демократический переворот, а патом установление олигархии в далекой Гераклее Понтийской.
Если п относительно мирное премп, предшествовавшее Пелопоннесской войне, все оти противоречил, существовавшие внутри рабовладельческих общин, выявлялись наружу лишь в сравнительно редких случаях, то война, ослабившая положение господствующих партий, привела к ожесточенным социальным конфликтам, постепенно захватившим все греческие полисы. В самых Афинах, где противоречие верхов и низов, имущих и неимущих смягчалось, как мы видели, притоком средств извне, с потерей внешних владений это противоречие выступило открыто. Требовательность масс не уменьшалась, а, напротив, росла, между тем как удовлетворить ее возможно было исключительно за счет имущих слоев своего города—обстоятельство, восстанавливавшее против демократии более широкие круги имущего населения; и в IV в., как увидим, большая часть городских имущих верхов выступает единым фронтом против демократических масс; образуя ядро македонской партии в Афинах.
Если благодаря притоку средств извне противоречие внутри рабовладельческой общины смягчалось, тем острее выступали внешние противоречия, борьба за монополию и господство в области Средиземноморья между главнейшими конкурирующими центрами, Афинами и Коринфом, с одной стороны, между господствующей и зависимыми общинами в Афинском морском союзе—с другой. Малейшего повода достаточно было, чтобы торговое соперничество между отдельными полисами переходило в вооруженное столкновение, захватывавшее все более значительные центры и принимавшее общегреческие размеры и характер. Примером такой общегреческой войны может служить уже Лелантская война, вспыхнувшая еще в полонияе VII в.
1 Фукидид, Ill, 82, 84.
С развитием торговли в городах метрополии и с лидейским, а затем и персидским завоеванием в качестве растущего торгового центра в VI в. впервые начинают выдвигаться Афины. С этого времени начинают расти и внешние противоречия между полисами метрополии. Свое господствующее положение в торговле восточного Средиземноморья Афины могли утвердить лишь после ожесточенной борьбы с другими конкурировавшими торговыми городами. Мы видели, какую упорную борьбу им пришлось выдержать с Мегарами из-за о. Саламина, запиравшего выход из пирейской гавани. Не менее длительную борьбу вели они с митиленцами из-за местечка Сигея, который был расположен у входа в Геллеспонт и обладание которым обеспечивало господство над путями, ведущими в область Эвксинского Понта. Постоянным и упорным соперником Афин в это время был о. Эги-на, игравший видную роль в торговле VII—VI вв.,о чем свидетельствует хотя бы факт широкого распространения эгинской денежной системы. С Коринфом, внимание которого было обращено всецело на запад и интересы которого не скрещивались таким образом с интересами Афин, до половины V в. отношения не носили столь обостренного характера. И мы видели, что еще в конце VI в., когда спартанский царь Клеомен во главе всего Пелопоннесского союза собирался вмешаться во внутренние дела Афин, оказав поддержку землевладельческой партии против восторжествовавших в Афинах торговых городских элементов, именно Коринф воспротивился этому походу и избавил Афины от угрожавшего им hhiiicctiiiui. В V в., с ростом внешнего могущества Афин, с. возникновением еще при Фемисток-ле планов афинской агрессии в сторону запада, нарастает и противоречие между Афинами и Коринфом. Во время войны в 50-х годах V в. против Афин, на сторону которых перешли Мегары, рядом с давним их конкурентом о. Эгиной выступает и Коринф. После сдачи и подчинения Эгины у Афин остается один только соперник—Коринф. Обладание Навпактом на северном берегу Коринфского залива, успешная политика союзов, обеспечивавшая мирное проникновение Афин на запад, наконец их союз с Керкирой—все эти факты довели противоречие между пими и Коринфом до крайнего обострения. Спор между обоими конкурирующими торговыми центрами мог быть разрешен только военным столкновением, которое, ввиду того что спор шел уже за обладание всей областью Средиземноморья, приняло невиданные еще размеры и, как увидим, оказало решающее влияние на всю последующую судьбу древней Греции.
Мы видели наконец, как постепенно вырастали противоречия и внутри Афинского морского союза. Из добровольного объединения общин в целях борьбы за освобождение от власти персов он п< е более превращался в принудительное—в афинскую мор-
Д1....ни Греции, ч. и
65
скую державу, архе. Денежные суммы, собиравшиеся с союзников, обращались уже не на военные цели, а на нужды Афин и их населения. Этп изменении организации и целей союза не могли не вызывать оппозиции и противодействия со стороны зависимых союзных общин. Наиболее значительные общины пытались, как мы видели, выйти из союза, однако это приводило лишь к их насильственному возвращению в союз, к потере ими последней видимости самостоятельности и к еще большей зависимости от Афин. Война 50-х годов повлекла за собой попытку отложения острова Эвбеи. Восстание на Самосе в 440/439 г. послужило сигналом к массовому отпадению союзных городов. Если Афинам и удалось при этом восстановить спою власть в отпившем Византие и на Геллеспонте, то в большинстве городов Кирни их влияние уже в это время было утрачено. Глухое, затаенное недовольство и враждебное отношение к Афинам должны были нарастать в среде остальных союзных общин. Насильственно сдерживаемое, оно ожидало лишь благоприятного момента, для того чтобы с полной силой выявиться наружу.
Очень наглядно и ярко, с присущей ему прямотой и откровенностью вскрывает и это противоречие между господствующим полисом и подчиненными союзными общинами автор трактата об афипском государстве. «Демократам,—замечает он,— представляется большей выгодой, чтобы деньги союзников были в руках каждого отдельного из афинян, а союзники,— чтобы имели лишь столько, сколько нужно для пропитания, и чтобы занятые работой не были в состоянии замышлять чего-нибудь против них»1. Автор трактата отмечает далее и судебную зависимость союзников, превращающую последних в рабов народа афинского, дающую возможность поддерживать в союзных общинах своих сторонников и уничтожать врагов и в то же время повышающую доходы судебными и въездными пошлинами. Союзные взносы, равно как и все прочие доходы, собиравшиеся с союзников, употреблялись не на общесоюзные нужды, по расходовались прежде всего в интересах города-гегемона, причем значительная часть их перепадала неимущему населению Афин. В 425 г. союзные взносы были увеличены вдвое, одновременно и плата за участие в суде была повышена с 2 до 3 оболов. Одно на действующих лиц в комедии Аристофана «Осы»2, Бдели-клеоп (ненавистник Клеона), жалуется, что из собираемых с союзников сумм, определяемых им в 2 тыс. талантов, слишком незначительная часть приходится на долю судей-гелиастов—
1 [Kce»or/>o«m], Афипская полития, 1, 15. цит. ивд., стр. 185.
8 Аристофан, Осы, стих 656 и сл. Отношения Афин к союзникам касался Аристофан и в одной из первых своих комедий—«Вавилоняне», равно как и другой комический поэт Эвполид в пьесе «Города».
всего 150 талантов. Палее, то же лицо выражает следующее пожелание:
Городов, островов, приносящих нам дань. Будет с тысячу, будет и больше.
Если бы было приказано каждому
Взять на хлеба два десятка афинян...
Двадцать тысяч из граждан могли оы
Прожить в изобилии в жареных зайцах...
От столов не вставать и венков не снимать И коврижкою с медом питаться.
Естественно, обслуживать Афины и тем более содержать афинян и кормить их жареными зайцами было совершенно не в интересах союзников, и в таких условиях союз мог держаться только силой. Союзники, как констатируется в трактате об афинской политик, бессильны бороться против Афин: островные жители не могут объединиться между собою вследствие того, что «их властители являются господами над морем». «А из тех подчиненных афинянам городов, которые лежат на материке, большие подчиняются из страха, а маленькие—главным образом из нужды».

Глава XU
0Г.1ЦИП КРИЗИС РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ. ПЕЛОПОННЕССКАЯ ПО И ПА
ремя правления Перикла (так называемый «Век Перикла»), являвшееся временем апогея могущества Афин, было вместе с тем и временем нарастания всех описанных выше внутренних и внешних противоречий, неизбежным последствием чего должен был явиться общий кризис. Именно в это вре
мя рабская промышленность достигает наивысшего развития, что приводит, с одной стороны, к появлению на политической арене промышленников-рабовладельцев, оттесняющих торговые круги, руководимые торговой аристократией, с другой—к росту и обострению основного общественного противоречия между рабами и рабовладельческой общиной.
Одновременно растут противоречия и внутри самой рабовладельческой общины. Введение системы оплаты государственных должностей и раздач и в связи с этим рост активности и требовательности масс, растущее влияние промышленных элементов—все эти моменты, естественно, должны были обострять и доводить до крайности враждебное отношение олигархических кругов к демократии, что и нашло себе отражение в содержании относящегося к первым годам Пелопоннесской войны известного уже нам трактата об афинском государстве. Но чем более росла требовательность масс, тем агрессивнее становилась внешняя политика Афин, тем тяжелее давил гнет их на союзные общины, что в свою очередь до крайности обострило, как уже показано, отношения Афин как с их главным конкурентом Коринфом и Пелопоннесским союзом, так и с зависи-
те
мыми общинами внутри союза. Нарастание всех этих противоречий рабовладельческой системы неизбежно должно было вести к кризису всей системы. Этим кризисом и была Пелопоннесская война.
Самое возникновение войны было обусловлено одинаково ростом как внутренних, так и внешних противоречий. После изгнания остракизмом Фукидида Перикл в течение 10 лет оставался почти единовластным распорядителем судеб Афин. «По вмени это была демократия, — замечает Фукидид, — на деле власть принадлежала первому гражданину»1. Такое единовластие в Афинах V в. однако не могло длиться долго. Если в условиях полуземледельческих Афин VI в. единовластие было вполне естественным, то в городской демократии времени Перикла, где народные массы при посредстве ряда демократических учреждений (совета, народного собрания, гелиэи) не только имели, но и широко и непосредственно пользовались принадлежавшим им решающим голосом®, такое единовластие не могло быть ни безусловным, ни продолжительным. Перикл мог управлять Афинами, лишь все время воздействуя на народные массы, как согласно говорят наши источники, путем увещания, страха, угроз и частью даже насильственных действий. И чем далее, тем все менее это ему удавалось. С радикализацией и с ростом требовательности масс опи переставали играть роль послушного орудия и нашли себе новых вождей и руководителей в лице более близких им и вышедших из их среды промышленников-рабовладельцев.
С половины 30-х годов эта новая оппозиция начинает открыто выступать против Перикла; вместе с тем оживает и оппозиция справа, со стороны консервативных землевладельческих элементов (Фукидид, сын Мелесия, к этому времени возвратился в Афины). Кампания против Перикла, исходившая невидимому одновременно и справа и слева, началась с обвинения близких к нему лиц. Скульптор Фидий, которому было поручено изготовление из золота и слоновой кости статуи Афины в Парфеноне, по доносу одного из своих помощников был обвинен в утайке золота и затем, когда это обвинение не подтвердилось, в святотатственном изображении себя и Перикла на щите богини и присужден к заключению в темнице, где и умер, причем противники воспользовались случаем, чтобы и самого Перикла
1 Фукидид, II, 65, 9; ср. Плутарх, Перикл, 15.
• Вспомним то предпочтение, какое именно в виду инертности крестьянских масс отдавали представители консервативного направления старой крестьянской демократии перед позднейшей городской демократией, ополие последовательно, как с горечью констатировал автор трактата об афинском государстве, проводившей принцип непосредственного народоправства.
обвинять в святотатстве. Одновременно комик Герммпп привлек к суду жену Перикла Аспасию по аналогичному обвинению в оскорблении религии. Против Перикла же, окружившего себя философами, по существу направлен был и закон Диопей-фа, требовавший привлечения к суду людей, пе верующих в богов и объясняющих небесные явления иным путем. Аспасию Периклу удалось отстоять лишь с большим трудом, проливая, по словам Эсхина, на которого ссылается Плутарх,.слезы и умоляя судей о снисхождении. Философ же Анаксагор, с которым Пирнкл был особенно близок и философия которого по существу являлась апологией правления Перикла, должен был во избе-жанпе осуждения удалиться из Афин.
Перикл со стороны матери происходил, как мы знаем, из древнего рода Алкмеопидов, но и но отцу также принадлежал к не менее древнему известному роду Вусигов. Аристократические роды, об рати Bin неся к торговле и возглавлявшие революцию городского промышленного и торгового населения в эпоху Солона, и ппослодстпип пр одолжали стоять во главе демократического движении. (л1.1|оп, 11 нс.истрат, Клисфеп, Фемистокл, Перикл —псе происходили пе только из богатых, по и из аристократических родов. Теперь, когда положение Перикла пошатнулось и во главе народных масс становятся вожди и руководители (демагоги) из более близкой им среды,—это был удар, нанесенный не только лично Периклу, но и всей той части аристократии, которая до сих пор возглавляла афинскую демократию.
Такая демократизация общественного строя, наряду с растущей требовательностью масс толкавшая не только аристократические элементы, но и значительную часть имущих классов в сторону сближения с реакционными землевладельческими элементами и в оппозицию к демократии, означала дальнейший рост и обострение противоречия, существовавшего внутри рабовладельческой общины Афин. Если вначале это противоречие выявляется прежде всего в партийной борьбе по вопросам внешней политики, то в дальнейшем, когда в результате военных неудач и потери внешних источников доходов вся тяжесть государственных расходов ложится, как сказано, на имущие классы, оппозиция этих последних демократии не только расширяется, нои принимает все более активные формы.
Современники, принадлежавшие к враждебному Периклу лагерю, обвиняли его в возникновении войны, утверждая, что именно оп в надежде восстановить свое положение и прекратить нападки врагов своими вызывающими действиями толкнул дело? поннесцев па войну.
«Начал Фидий злополучный, первый он нанес удар— читаем в комедии Аристофана «Мир»,—
А еатем Перикл, бол лея он невзгоды для себя. Ваших прихотей страшился, ваши зубы злые зная, Чтобы самому не сгибнуть, в город он метнул пожар. Бросил маленькую искру, о мегарлнах закон, И раздул войну такую, что у эллинов глаза Выжег дым до слез горючих»1.
Мы уше знаем, что причины возникновения войны коренились вовсе не в том затруднительном положении, в каком очутился Перикл, но в глубоких внешних противоречиях, разделявших греческие полисы. Но если Перикл действительно под влиянием указанных мотивов избрал именно данный момент для разрешения всех внешних противоречий путем открытого военного столкновения, из этого можно заключить, что уже в самом факте возникновения войпы развитие и рост внутренних противоречий сыграли свою роль. Во всяком случае, как уже отмечалось, именно демократизация Афин и рост агрессивных настроений в среде афинских правящих кругов способствовали обострению внешних противоречий, обусловивших в свою очередь возникновение Пелопоннесской войны.
Более непосредственной причиной войны послужило давно нараставшее, как мы уже знаем, противоречие между крупнейшими торговыми центрами—Афинами и Коринфом. Вмешательство Афин в столкновение между Коринфом и его колонией Керкирой на западе, с одной стороны, и вмешательство Коринфа и пелопоннесцев в столкновение между Афинами и Потндм'й (на полуострове Халкиднке, хотя и колонией Коринфа, но входившей в Афипский союз)—г. другой, привели к разрыву Афин с Коринфом, в затем и со всем Пелопоннесским союзом. Характерно, что и в истории столкновения Коринфа и Керкиры и затем вмешательства Афин внутренние и внешние противоречия, внутренняя партийная борьба и внешние конфликты сплетаются между собою. В Эпидамне, колонии Керкиры на Иллирийском берегу, народ изгнал олигархов, причем изгнанные олигархи своими грабительскими нападениями вместе с туземными племенами постоянно беспокоили город. Когда же жители Эпидамна обратились за содействием к своей метрополии Керкире и получили от правившей там олигархии отказ, они отправили посольство с той же просьбой в Коринф. Последний выслал сухим путем в Эпидамн колонистов и гарнизон. Раздраженные керки-ряне открыто приняли тогда сторону изгнанных олигархов и осадили Эпидамн(435 г.). Прибывший на помощь Эпидамну пелопоннесский флот был разбит керкирянами; однако встревоженные новыми приготовлениями Коринфа, хотевшего воспользоваться итим поводом для того, чтобы вернуть под свою власть и влия-
1 Аристофан, Мир, стих G05—611, пер. Д. Пиотровского.
ние отпавшую колонию, керкиряпе стали искать союза с афинянами; в Афины явились также и коринфские послы. Афиняне после долгого обсуждения решили вступить с Керкирой в оборонительный союз, с тем чтобы оказывать ей поддержку лишь в случае нападения. В битве при Сиботских островах керкир-ский флот потерпел поражение, однако вмешательство десяти афинских судов, первоначально не участвовавших в бою, и приближение другого афинского флота из 20 судов помешали полному разгрому керкирян и заставили коринфский и пелопоннесский флот повернуть обратно (433 г.).
Одновременно интересы господствующих полисов сталкиваются п на востоке. Коринфская колония Потидея на полуострове Хнлкидпке, вошедшая однако в Афинский союз, в ответ на требования афинян срыть степы, выдать заложников и отослать анндемиургов, должностных лиц, ежегодно присылавшихся в Потидею на Коринфа, отложилась от Афин. Коринфяне со своей стороны послали в помощь Потндее сухопутный отряд из 1 тыс. человек и 4(Ю легковооруженных воинов. Объединенные силы Потидеи и пелопоннесцев потерпели поражение, и город был осажден афинянами (433 г.).
Около итого же времени была издана и та мегарская псефпз-ма (постановление), которую политические противники ставили в вину Периклу и в которой видели непосредственную причину возникновения войны. Возможно, что Перикл именно этот момент по внутренне-политическим соображениям избрал для нанесения удара давнему врагу, сопернику Афин. Согласно ме-гарской псефизме, рынки и гавани на всем протяжении афинской державы были закрыты для мегарян, причем мегарцу, вступившему па почву Аттики, грозила смерть. Это постановление бесплодной Мегариде, существовавшей сбытом своих изделий и привойным хлебом, наносило страшный удар: мегарянам оставалось пли сдаться на волю афинян, или обратиться за поддержкой к Пелопоннесскому союзу. Сдача Мегар Афинам представляла бы в то же время новую угрозу для Коринфа, так как вместе с этим афиняне твердой ногой становились на Истмийском перешейке, в ближайшем соседстве с самим Коринфом. Неудивительно, что в Пелопоннесском союзе именно коринфяне особенно энергично вступились за мегаряп и явились главными застрельщиками войны. Их представители вместе с мегарянами (мегарян втайне, не рискуя отправить открытое посольство, поддерживали также и эгинеты) явились в Спарту, настаивая на вмешательстве всего союза.
Осенью 432 г. в Спарте состоялось собрание представителей многих областей и городов, входивших в Пелопоннесский союз; коринфяне выступили с ожесточенными нападками на афинян и в то же время с упреками в бездеятельности и медлительности 72
по адресу Спарты. Им отвечали случайно находившиеся в то время в Спарте афипские послы. Хотя спартанцы голосованием и признали факт нарушения тридцатилетнего мира со стороны Афин, однако, не заинтересованные непосредственно в исходе возникших столкновений, они и теперь не торопились с объявлением войны.
В Спарте было собрало еще одно совещание союзников для выслушапия их мнения, причем в промежутке между обоими собраниями коринфяне, агитируя за войну, «просили каждое государство в отдельности подавать голос за войну» (Фукидид). Большинство союзников высказалось утвердительно. Война была решена, но и после этого до начала поенных действий в военных приготовлениях прошло еще около полугода. В течение года тянулись переговоры. Спарта требовала удаления Перикла под предлогом принадлежности его к роду Алкмеонидов, оскверненному убийством сторонников Килона, требовала также снятия осады с Потидеи, предоставления автономии Эгине и отмены мегарской псефизмы, особенно настаивая на этом последнем требовании и обещая, что войны не будет, если псефизма будет отменена. Но Перикл (быть может, как сказано, отчасти под влиянием внутриполитических мотивов) выказал крайнюю неуступчивость и убедил народное собрание отказать спартанцам во всех их требованиях. Тогда с весны 431 г. начались открытые поенные дейстпия.
Не Спарта, а именно Коринф выступал, как ппдим, и качестве наиболее ожесточенного сторонника я пропагандиста войны, и это обстоятельство может служить лишним доказательством того, что основной причиной войны было прежде всего противоречие и столкновение интересов обоих крупнейших торговых центров.
Особый интерес представляет та мотивировка, с которой во время переговоров выступали афинские и коринфские послы, поскольку в этой мотивировке отчетливо выступают не только противоречия между конкурирующими центрами, по и противоречия между ними и зависимыми общинами, на господство над которыми они претендовали. «Мы получили,— заявляли афинские послы,—ту власть, которой пользуемся, не насилием: когда вы не захотели довести дело с персами настойчиво до конца, к нам обратились союзники и сами просили принять гегемонию над ними. Мы вынуждены были довести нашу власть до теперешнего состояния прежде всего самым течением обстоятельств, больше всего из страха перед персами, потом из чувства чести, наконец, ради наших интересов. Впоследствии для нас казалось уже небезопасным ослабить пашу власть и тем самым подвергаться риску: боль-шпш тпо союзников относилось к нам с ненавистью, иные уже
отложились и должны были быть покорены силой... Отложившиеся от нас перешли бы на вашу сторону»1. Свои отношения с союзниками афиняне, как нам уже приходилось указывать, строили исключительно на праве сильного, признавая насилие лучшим методом обеспечения своей власти. Эту точку зрения развивали теперь и послы. «В отношениях с нами,—говорили они,—союзники привыкли обращаться как равные с равными; поэтому если сверх ожидания они потерпят какой бы то ни было ущерб, в силу ли судебного приговора или насильственной меры в интересах нашей власти, или по чему-нибудь другому, они не благодарят нас за то, что мы не отнимаем у них более важного, но переносят свое неполное с пами равноправно с большим огорчением, чем если бы мы с самого начала откинули в сторону всякий законный порядок и открыто преследовали паши выгоды; тогда п они но стали бы отрицать, что белее слабый обязан уступать сильному»1.
Особенно любопытно, что и коринфяне в своих отношениях с Керкирой претендуют па такое жо положение, в каком находились Афины в отношении своих союзников. «Мы основывали колонию,—утверждали их послы в Афинах, оспаривая право керкиряи на заключение союза с афинянами,—не для того, чтобы терпеть оскорбления от наших колонистов, но для того, чтобы иметь главенство над ними... Во время восстания против вас, самосцев... мы не подали своего голоса против вас, а открыто признали право за каждым наказывать своих союзников. Между тем если вы примете в свой союз виновных в чем-либо перед нами и станете помогать им, то очевидно случится, что и ваши союзники не в меньшей степени будут обращаться к нам, и таким образом вы установите обычай более опасный для вас самих, нежели для нас»3.
Требуя таким образом полного подчинения своих «союзников», каждая сторона стремилась в то же время использовать в своих интересах противоречия, существовавшие между враждебной общиной и ее союзниками. И например Пелопоннесская война провозглашалась Спартой «войной за освобождение эллинов».
Все противоречия—и противоречие внутри афинской рабовладельческой общнны, и противоречие между конкурирующими центрами, и противоречие между господствующими и подчиненными полисами—отчетливо выступают таким образом уже перед войной, обусловливая самое ее возникновение. Ход и исход
1 Фукидид, I, 75, 2—
‘ Там же, 1, 77, з.
• Фукидид, I, 38, 2; 40, 5—6.
войны явился не чем иным, как дальнейшим раскрытием и развитием этих противоречий.
В начавшейся войне на стороне Спарты и Пелопоннесского союза выступали также Беотия, Локрида, Фокида. На материке афиняне таким образом были изолированы, и их сухопутные силы должны были оказаться слабее их противников, но зато они располагали значительными финансовыми средствами и денежными запасами, каких не было у пелопоннесцев. Ко времени начала войны в афипской казне было в наличности до 6 тыс. талантов. В то же время они как но количеству морских судов (к которым должен еще быть добавлен сильный керкирскпй флот), так и по опытности в морском деле далеко превосходили пелопоннесцев и во всю первую половину войны почти безраздельно господствовали на море. На этом превосходстве и были построены все расчеты и план военных действий Перикла. Отказываясь от борьбы на суше и даже от защиты собственной территории, афиняне, согласно этому плану, должны были запереться в акрополе и со своей стороны держать в постоянной блокаде Пелопоннес, подвергая его берега опустошительным набегам с моря и рассчитывая,что при преимуществе в материальных средствах Афин в этой войне ресурсы пелопоннесцев будут исчерпаны ранее.
Военные действия начались весной 431 г. неожиданным нападением фиванцев па пограничный и союзный с афинянами город Платеи. Нападение но удалось, и фопапцы, проникшие ппутрь города в числе нескольких сот, были заперты там и частью перебиты, частью панты в плен и затем казнены. .Петом того же года соединенное пелопоннесское и беотийское ополчение, числеп-вость которого доходила до огромной для того времени цифры в 60 тыс. человек, не встречая сопротивления, вторглось в пределы Аттики и опустошило ее, вырубив оливковые деревья и виноградники. Вторжение продолжалось свыше месяца (июнь и половину июля). Между тем афинский флот, крейсировавший вокруг Пелопоннеса и вдоль западного побережья Греции, изгнал эгинетов с острова, опустошил поля Лаконии (близ Метоны) и Элиды, присоединил к союзу о. Кефаллению. В Акарнании афиняне овладели городами Соллием и Астаком1, продолжая таким образом военными средствами свою политику западной экспансии. Осенью, по удалении пелопоннесского ополчения из Аттики, афинский флот совместно с сухопутными войсками опустошил Мегариду. Эгина была заселена афинскими клерухами, благодаря чему часть населения Аттики была
1 Этот Астак не следует смешивать с одноименной мегарской колонией в Пифннии на восточном берегу Пропонтиды.
вознаграждена за опустошение ее полей и вырубку наспж-дений.
Уже с первого года войны план ведения ее должен был вызывать большое недовольство в населении. С одной стороны, земледельческое население, поля и насаждения которого были разорены, тогда как война не давала ему ничего и ничего не обещала в будущем, выступало определенно против войны и ее виновника. Война, как видим, обостряла таким образом и противоречие между городом и деревней. С другой стороны, городская демократия была, напротив, недовольна слишком малоэнергич-ным ведением войны. «Много врагов,—говорит Плутарх,—грозили и нападали па Перикла, много сочинялось песен и сатир, в которых осмеивалась его стратегия, и он выставлялся как трус, предавший отечество врагам». Впервые против Перикла в это время выступает приобревшнй в короткое время широкую популярность кожевник (владелец кожевенной рабской мастерской) Клеон. «Царь сатиров,- говорит комический поэт Гермиш, обращаясь к Периклу,- отчего ты не хочешь поднять копье, но говоришь лишь страшные слова о войне? У тебя душа Те-лста (труса. Л. Т.) (/гонт начать точить па крепком оселке мочи, как ты уже визжишь, укушенный пылким Клеоном».
В следующем году повторилось вторжение пелопоннесцев, которые на этот раз распространили свои опустошительные набеги на всю Паралию, вплоть до Лаврийских рудников; между тем действия афинского флота были менее успешны, чем в прошлом году. Нападение на Эпидавр (в Арголиде), предпринятое под предводительством самого Перикла, не удалось, и афинянам пришлось ограничиться разорением прилежащего берега Арголиды и берегов Лаконии. Но если военные действия пе принесли с собой значительных перемен, зато страшный удар нанесла афнпяплм чумная зараза, занесенная из Египта, причем отряд, посланный афинянами и подкрепление войскам, осаждавшим Потидсю, занес с собою заразу и туда. В течение сорока дней из 4 тыс. бывших под Нотидеей гоплитов умерло 1 500. Эпидемия свирепствонала в продолжение 2 лет (430—429 гг.) и затем вновь повторилась через 2 года, с зимы 427/426 г. Какое страшное опустошение внесла эта болезнь в ряды афинян, показывают цифры умерших, сообщаемые Фукидидом (III, 87). Одних гоплитов погибло за обе вспышки болезни не менее 4 400 человек и 300 всадников, что составляло почти треть общего числа гоплитов, не считая умерших из среды остального населения. Об опустошительном действии болезни в широких массах городского населения свидетельствует тот факт, что, когда летом 428 г. понадобилось отправить флот против отложившейся Митилены, не оказалось достаточного числа гребцов, и отправленные на Лесбос 1 тыс. гоплитов должны были сами грести на триерах.
Если уже в первый год войны малоэнергичное и малоуспешное ведение войны вызывало общее недовольство, то теперь, когда к военным действиям присоединилась чумная зараза, в Афинах царило подавленное настроение. Используя это пн-строение, партия мира вопреки Периклу успела настоять па отправке послов в Спарту с мирными предложениями. Спарта ответила отказом, и тогда всеобщее раздражение обрушилось на Перикла. Против него выступают, как и и прошлом году, представители как олигархии, так и радикальной демократии. Драконтид потребовал отчета в расходовании государственных средств и суда над Периклом, причем суд должен был происходить в акрополе перед статуей богини, что угрожало смертью. В числе обвинителей упоминается также и имя Клеона. Хотя форма суда и была заменена обычным судом присяжных, все же Перикл был осужден и приговорен к крупному денежному штрафу (источники называют цифру от 15 до 50 талантов). Несколько месяцев спустя после осуждения Перикла, в 429 г. он вновь был избран стратегом, однако вскоре после своего избрания осенью того же года он умер.
Между тем война продолжалась, не принося решительных успехов ни той, ни другой стороне. Зимой 430/429 г. сдалась наконец афинянам Потидея, но зато их действия в Халкидике не имели успеха. Пелопоннесцы ввиду свирепствовавшей в Аттике чумы не решились повторить обычное летнее вторжение в ее пределы и ограничились осадой г. Платой. Попытка их вытеснить афинян из А кнрп вин и окончплш'ь неудачей; они были разбиты па суше при Стратосе, и на море афипским флотом, крейсировавшим близ Навпакта под начальством Формиона.
Со смертью Перикла руководящая роль в Афинах однако не сразу перешла к представителям радикальной демократии. Еще в течение нескольких лет стратегами избирались люди, принадлежавшие к тем же аристократическим кругам, как и Перикл. Так, в следующем 428 г. в числе стратегов мы видим Лисикла, близкое к Периклу лицо (заботам которого Перикл умирая поручил свою жену Аспасию). Лисикл в том же году погиб во время набега на Карию. В это время в Афинах начинает играть роль афинянин аристократического рода Пиний, сын Никерата. Богатый рабовладелец, обладавший 1 тыс. рабов, сдача в наем которых (на работы в рудниках) приносила ему ежегодно крупный доход, он в то же время, по свидетельству Плутарха, питал расположение к народу и старался со своей стороны добиться популярности, что сближало его позицию с позицией Перикла. Нерешительность и трусость, в которых его обычно упрекали и которые служили постоянным предметом насмешек со стороны политических противников, были, вероятно, не только проявлением его личного характера, но и следствием
того двойственного и колеблющегося положения, в каком очутилась группа аристократии, возглавлявшая до тех пор городское демократическое движение в Афинах и почувствовавшая теперь, что почва уходит из-под ее ног. Вспомним, что и Перикла в последние годы его жизни противники упрекали в трусости и нерешительности. Такую же колеблющуюся позицию занимает пе один Никий, по и значительная часть имущих городских верхов. Военные действия по смерти Перикла продолжались с еще меньшей энергией, чем при нем. Уже в конце 429 г. благодаря оплошности афинян пелопоннесцам едва не удалось овладеть о. Саламином, расположенным против самого Пирон.
Война, возникшая из сложного сплетения противоречий, н спою очередь обостряла эти противоречия. Развитие военных действий, ускорившее падение Перикла, и рост противоречий по внутренней политической жизни Афин ставили Афины в неустойчивое положение среди союзников. В 428 г. Мптилена, па о. Лесбосе, которая до тех пор сохраняла внутреннюю автономию н которая поэтому удержала олигархический образ правления, отняла от союз а. Вместо расширения своих владений афинянам приходилось теперь употреблять все усилия на восстановление своего поколебленного положения в союзе. Мы видели, с каким напряжением снаряжен был флот, направленный для усмирения Митилены.
Целый год, с лета 428 по лето 427 г., военные действия афинян ограничивались исключительно блокадой и осадой Мити-лены. В июле 427 г. митиленские олигархи вынуждены были сдаться под угрозой восстания масс. Массы, которые они вооружили для вылазки, обратили оружие против них самих. Когда известие о сдаче Митилены пришло в Афины и свыше 1 тыс. наиболее виновных в организации восстания митилепяп было доставлено и Афины, Клеон, исходя из обычных для афинской демократии аргументов о том, что господство афинян в союзе держится только страхом, провел в народном собрании решение о поголовном истреблении всего мужского населения Митилены и о продаже женщин и детей в рабство. Было уже послано судно с соответствующим распоряжением. На другой день однако умеренная партия, представленная Диодотом, успела настоять, вопреки возражениям Клеона, на смягчении первоначального решения. Вслед за первым судном было послано второе, предотвратившее выполнение первоначального приговора. Осуждены и приговорены к казни были лишь присланные в Афины мити-леняне. Городские степы Митилен должны были быть срыты, флот передан афинянам, земли разделены па 3 тыс. участков, участки эти распределены между афинянами, в пользу которых прежние владельцы их должны были ежегодно уплачивать по 78
две мины (около 80 руб.)1, это обеспечивало новым владельцам получение немного менее 3*/2 оболов в день, что равнялось обычной заработной плате того времени. Программа содержания неимущих афинских граждан за счет союзников, намеченная Бде-ликлеоном в «Осах», как видим, таким образом частично начала осуществляться па практике.
Возвращение Мити лены сопровождалось потерей Платей, которые вскоре после сдачи Мити лены вынуждены были сдаться пелопоннесцам, причем все их защитники в числе свыше двухсот были перебпты, а женщины и дети проданы в рабство.
Вскоре по сдаче Митилены, еще до того, как судьба ее населения была решена в Афинах, произведена была попытка олигархического переворота и разрыва с Афинами в другом крупнейшем центре—на о. Керкире, находившемся, как мы знаем, в оборонительном союзе с Афинами. Восстание начали керкир-скпе олигархи, взятые коринфянами в плен еще во время столкновения, поведшего к Пелопоннесской войне, и теперь отпущенные с поручением вернуть Керкиру к союзу с Коринфом. Олигархи выступили против главы демократической партии Пифия с обвинением в том, что он стремится подчинить Керкиру афинской власти. Когда же их обвинения не имели успеха, они ворвались в здание совета и перебили членов совета, в том числе Пифия, а также н находившихся там частных лиц (всего до 60 человек). Затем им удалось овладеть городом. В Афины отправлены были послы с извещением о случи ишемсп, причем послы—характерная деталь—были задержаны в Афинах, по выражению Фукидида, как «бунтовщики» (таким образом афиняне и керкиряп, как видим, не склонны были рассматривать как равноправных союзников). Демократы заперлись в акрополе. В руках олигархов осталась вся торговая часть— гавань, городская рыночная площадь, «по соседству с которой,— замечает Фукидид,—они (олигархи) жили сами». В дальнейшем мы видим характерный факт выступления рабов, сыгравших повидимому решающую роль (впервые за время войны более определенно выступает таким образом основное противоречие греческого полиса). Обе стороны, рассказывает Фукидид, посылали на окрестные поля вестников, призывая на свою сторону рабов обещанием свободы. Рабы, принадлежавшие в большинстве представителям олигархии, естественно, приняли сторону демократической партии, и возможно, именно их участие дало новый оборот упорной борьбе. По крайней мере борьба, возобновившаяся через день, завершилась победой демократии. На помощь демократам прибыло 12 афинских кораблей из
1 Фукидид, III, 50, 2—3. Сохранились обломки надписи, содержащей постановление о лесбосских клерухах (S. I. О9, № 76).
Навпакта, на помощь олигархам—пелопоннесский флот из 55 судов. Поддержка, оказанная керкирянам афинскими судами, и слухи о приближении флота, специально высланного из Афин, заставили пелопоннесский флот отступить. Демократия и афинская партия остались победителями, а олигархи в большинстве были перебиты.
Ожесточенная социальная борьба на Керкире открывает собой, но замечанию Фукидида, целую полосу раздоров олигархической и демократической партий, охватившую впоследствии всю Грецию. Давая при этом общую характеристику борьбы олигархической и демократической партий, выдержки из которой приводились выше, Фукидид специально отмечает то DJiimiiiie, какое имела Пелопоннесская война па развитие н обос-тренпг ииутренпих противоречий. «Пси Эллада,—говорит он, «ю,1.чо сказать, была потрясена потому, что повсюду происходили раздоры между партиями демократической и олигархической, причем продетшштелп первой призывали афинян, ироде га тигли агорой— лакедемонян. В мирное время эти партии но имели бы ни поводов, пн подходящих данных призывать тех пли других; напротив, во время войны привлечение союзников облегчалось дли обеих враждующих сторон, коль скоро та или пиан из них желала произвести переворот с целью тем самым причинить вред противникам и извлечь выгоду для себя». Кроме того «война, лишив людей житейских удобств в повседневной жизни, оказывается насильственной наставницей и настраивает страсти большинства людей сообразно с обстоятельствами»1.
Вялое, нерешительное и безуспешное ведение войны, едва не приведшее к потере крупнейших союзников, окончательно подорвало авторитет господствовавших до того торгово-аристократических крутон и и то же время подняло значение и влияние промышленно-рабовладельческих элементов, выдвинув на первое место в государстве вождя последних Клеона. Ни внешняя, пи внутренняя политика Клеона не заключала в себе принципиально ничего нового. Она сводилась лишь к более последовательному и настойчивому проведению основных тенденций и принципов афинской политики. Внутри это была политика более широкого обеспечения неимущего населения, вовне—политика более энергичного ведения войны и усиления эксплоата-ции союзных обшин. При этом Клеон в гораздо большей степени, чем перед тем Перикл, опирался на народное собрание, авторитет которого в это время возрос более, чем когда-либо: не только вопросы о войне и мире, но и вопросы о тех или иных предполагаемых военных действиях выносились в народное собрание;
1 Фукидид, Ill, 32, 1—2.
в народном же собрании, как мы видели, решалась участь отложившихся митиленян. Мы видели, какими предосторожностями по реформе Эфиальта и Перикла были обставлены решения народного собрания. Теперь, как показывает пример двух последовательных постановлений относительно митиленян, эти условия совершенно не соблюдались. Возросшая роль народного собрания отражена в комедии Аристофана «Всадники» (424 г.), где политические деятели, представленные в комических фигурах рабов, наперебой ухаживают за демосом, стараясь склонить его на свою сторону н приобрести его расположение.
Клеон приобрел широкое влинние в народном собрании повидимому уже во время подавления восстания Митилены (427—426 гг.). Фукидид (III, 36, 5), называя Клеона «наглейшим из граждан», признавал, что он уже в то время пользовался величайшим доверием народа. Ему удалось, как мы видели, провести постановление о поголовном истреблении мужского населения Митилены. И на другой день, когда вопрос был подвергнут пересмотру, он вновь отстаивал свое предложение, причем противоположная точка зрения восторжествовала лишь самым незначительным большинством голосов. Зато Клеону удалось настоять как на казни свыше тысячи арестованных и доставленных л Афины митилепских олигархов, так и на разделении территории Митилены па участки, с которых 3 тыс. афинян должны были получать ежегодный доход. Еще ранее, но прими осады, ноппдимому также но инициативе Клеона, проведено было ппсриые постаиоиленио о взимании чрезвычайного налога (эйсфоры) с имущества более состоятельных граждан, давшего около 200 талантов. В пользу того, что эта мера была проведена именно Клеоном, говорят намеки в комедии Аристофана «Осы» (стих 31 и сл.), а также тот факт, что Клеон именно в это время начал ряд процессов по взысканию разного рода недоимок. С еще большею настойчивостью производилось в это время взыскание союзных взносов. Снаряжена была специальная экспедиция из 12 кораблей для сбора недоимок по этим взносам, и эта мера была проведена под влиянием Клеона. «Дань союзников, как рыбу, сторожишь ты со скалы», говорит о нем Аристофан в поставленной 2 года спустя комедии «Всадники».
Вслед за сбором недоимок, очевидно по настоянию Клеона же, в 425 г. произведена была ревизия всех союзнических взносов в соответствии с изменившейся производительностью и расширением торговых оборотов отдельных городов. Повышение было не для всех городов равномерным; в то время как взносы одних иг । злись неизменными, взносы других повысились в несколько p;r.i. В результате собираемая с союзников сумма должна была
Г’ Д|>. НИ ill Г|1СЦИЯ,Ч. II.
достигать 1200 талаптои и таким образом вдвое превзошла самые высокие сборы,произнодившиесяпри Перикле. Нетрудно видеть, о канон степени все .»тц меры должны были озлоблять имущие классы в Афинах и d союзе, тем более что одновременно с этим была повышена плата за участие в суде с 2 до 3 оболов. Последствием такой политики могло быть только дальнейшее обострение как внутренних, гак и внешних противоречий афинской рабовладельческой общины, что находило себе выражение в тех до крайности озлобленных нападках, каким подвергались Клеон и его преемники (из той же промышленно-рабовладельческой группы) по руководству радикально демократической партией.
Вмешательством Клеона точно так яге следует объяснять  neptuioM, наметившийся около того же времени в способе ведении войны, принимающей и более активный и более агрессивный характер. От пассивной оборины афиняне вновь переходят к наступлению и иоавращаются к политике на этот раз ужо но мирного, а вооруженного подчинении Сицилии. Олигархическое восстание па Керкире было, как мы видели, подавлено благодари энергичному вмешательству Афин. Тогда же было отправлено 20 афинских кораблей в Сицилию под предлогом помощи «родственному» (ионийскому) поселению Леоптипам в борьбе против Сиракуз, а на самом деле я намерении, как замечает Фукидид (III, 86, 4), «воспрепятствовать доставке хлеба из Сицилии в Пелопоннес, а также предварительно попробовать, нельзя ли будет подчинить себе Сицилию». В следующем (426) году возобновлено прерванное со времени осяды Митилены крейсирование афинского флота вдоль берегли Пелопоннеса и Западной Греции. Никий опустошил о. Мелос, оставшийся нейтральным и отказывавшийся присоединиться к Афинскому союзу, и затем, возвратившись и войди в Эврип (пролив, отделявший о. Эвбею от материка), производил набеги н разорил берега Беотии и Локриды. Другая, большая часть флэта под начальством стратегов Демосфена и Прокла,обогнув Пелопоннес, вошла в Коринфский залив, откуда Демосфен предпринял неудачное, правда, нападение на Этолию. Попытка пелопоннесского ополчения (под начальством Эврилоха) совместно с локрийцами (озольскими) и этолянами вытеснить афинян из Акарнании и овладеть Нав-пактом, господствовавшим над Коринфским заливом, в свою очередь была отражена Демосфеном с большим уроном для нападающей стороны. Зимой 426/425 г. было отправлено еще несколько кораблей на помощь посланным ранее в Сицилию и снаряжено 40 кораблей для отправки туда ate.
По пути в Сицилию однако Демосфеп, отправившийся с флотом, убедил стратегов Эврммедонта п Софокла занять га-
вань Пплос в Мессении и укрепиться здесь, получив тпким образом опорный пункт во владениях самих спартанцев. Такой опорный пункт афинян именно в Мессении представлял для Спарты тем большую опасность, что мог служить убежищем, а затем и центром восстания мессенских илотов. После этого в Пилосе было оставлено 5 кораблей с Демосфеном, остальные же суда продолжали свой путь к Керкире и в Сицилию. Укрепление Пилоса афинянами настолько встревожило спартанцев, что царь Агис по< iieiiiii.ii прервать свое очередное вторжение в Аттику (пелопоннесские вторжении и Аттику повторялись в 428 и 427 гг. и в данном 425 г.). Готовясь к атаке на Пилос, лакедемоняне заняли противолежащий о. Сфактерию 420 гоплитами, из которых около половины было спартиатов, принадлежавших к лучшим фамилиям. Остров Офактурив заграждал вход в пилосскую гавань, и, заняв ее, спартанцы рассчитывали отрезать гавань с моря и вместе с тем лишить афинян в Пилосе возможности получить подкрепление. Остальной берег Мессении вследствие крутости и обрывистости был недоступен со стороны моря. Одновременный приступ с моря и с суши был отбит афинянами. Между тем вернувшийся афинский флот разбил флот пелопоннесцев, в результате чего спартанцы на о. Сфактерии и в том числе, как сказано, много представителей аристократических фамилий оказались в положении осажденных.
Это был решительный успех, сразу придавший всем поенным действиям иной оборот. Спартанцы поспешили заключить перемирие, обязавшись нс иш1идаты1а Нилис и выдась афинянам в залог на врсмп переговории о мире суда, еражпвшипся у Пилоса и бывшие в Лаконике*, и количестве до шестидесяти; афиняне же разрешили в спою очередь доставить осажденным на о. Сфактерию определенное количество провианта. В Афины были отправлены спартанские послы с предложением мира на условиях уступки афинянам Эгины, да и не только мира, но и союза с Афинами на основе господства над всеми эллинами. Если бы подобные предложения были сделаны несколько лет ранее, они может быть и были бы приняты, но теперь, когда влияние Клеона находилось в апогее, он вставил такие требования, которых Спарта не могла принять. Военные действия возобновились, причем под благовидным предлогом афинянами суда возвращены не были. Отвергнув спартанские предложения и настаивая на энергичном ведении осады Сфактерии, Клеон предложил отправить на помощь Демосфену Никия, бывшего в то время стратегом. Никий, сторонник партии мира, отказался и сделал насмешливое предложение поручить командование самому Клеону. Это предложение имело неожиданный успех, и Клеон лично отправился в Пилос. Здесь благодаря его настойчивости и военному искусству Демо-
6*
83
сфена афиняне произвели высадку на остров и после 72-дневной осады принудили осажденных к сдаче. Среди взятых в плен 298 гоплитов насчитывалось 120 спартиатов. Новые мирные предложения спартанцев были вновь отвергнуты. Пелопоннесцы должны были прекратить дальнейшие вторжения на территорию Аттики, так как в противном случае афиняне грозили перебить пленных спартиатов. Между тем со стороны афинян активные военные действия продолжались. Пилос был укреплен и населен моссенцами из Навпакта, которые нападали на окрестности и грабили их. К ним бежали многие мессенские илоты, что для Спарты представляло постоянную угрозу общего восстания. Афипский флот по сдаче Сфактерии отправился к Керкире, где вместе с керкирскими демократами принудил к сдаче олигархов, укрепившихся на горе Истоне. Пленные олигархи были выданы демократам и перебиты, поело чего афинские корабли направились в Сицилию. В то же время из Навпакта афипнно овладели коринфской колонией Анакторием у Амбра-кийского .шлива, обеспечив за собой таким образом еще одну гаваньно путина запад. Высадившись па Коринфском перешейке, афинине под начальством Пикни угрожали самому Коринфу и, опустошив его окрестности, после успешной битвы с коринфянами удалились.
В следующем (424) году энергичные наступательные действия афинян продолжались. Никой овладел принадлежавшим Лаконике о. Киферой. В то же время стратеги Демосфен и Гиппократ с помощью местных демократов овладели морской гаванью Мегар, Нисеей. Самые Мегары были спасены лишь благодаря поддержке подоспевшего к ним на помощь спартанского военачальника Брасида с пелопоннесским ополчением. После этого частичного успеха (занятие Нисен) задуман был план одновременного нападения па Беотию: со стороны Навпакта Демосфен, вступив в соглашение с демократами в ряде беотийских городов, должен был с их помощью запять эти города, в то время как Гиппократ, захватив Делион, должен был напасть на Беотию со стороны Аттики. План потерпел полную неудачу. В то же нремн при Делионе афиняне понесли решительное поражение от соединенных беотийских сил. Нападение Демосфена на Сикиоп также было отбито с уроном. Неудачи постигли афинян и па других фронтах. Прежде всего еще до поражения при Делионе сицилийская экспедиция завершилась ничем, так как сицилийские греки, опасаясь замыслов афинян, поспешили примириться между собой и отослать афинских союзников обратно. Для господствовавшею в то время в Афинах настроения характерно, что двое стратегов, Пифодор и Софокл, согласившиеся после этого покинуть Сицилию, были обвинены в том, что, «имея возможность покорить Сицилию, они ушли 84
оттуда вследствие подкупа» (Фукидид), и приговорены к изгнанию, а третий (Эврпмедонт)—к денежному штрафу.
Еще более чувствительный удар нанесен был Афинам в Лал-кидике. В Спарте в это время также выдвинулся способный и энергичный вождь—Врасмд, бывший таким же крайним сторонником продолжения войны, как Клеон в Афинах. Отразив нападение афинян па Мегары, он задумал нанести Афинам удар в Халкидике, проникнув туда сухим путем. По встретив сочувствия своему плану в Спарте, он на собственный риск и страх вооружил, получив на то разрешение, несколько сот илотов (которые потом все были освобождены)и с этими плотами и с наемниками из пелопоннесцев направился в Халкидику. Здесь,, используя недовольство и затаенную вражду местных общин против Афин, он успел завладеть главным центром Амфиполем и рядом других пунктов1. Посланному в Халкидику весной следующего (423) года Никию удалось вернуть обратно лишь один пункт (Менду) и осадить Скиону. Летом 422 г. в стратеги был избран Клеон. Во главе вспомогательного отряда он направился к Амфиполю, но здесь в октябре того же года при неожиданном нападении Брасида из засады был разбит и убит. В этой же битве однако погиб и Брасид.
С гибелью Клеона и Брасида военные партии как в Афинах, так и в Спарте лишились своих главных вождей и руководителей. В Афинах уже поражение при Дслионе и другие последовавшие за ним неудачи пошатнули невидимому положение радикальной демократии; в течении следующего за поражением при Делиопе и возвращением флота из Сицилии года афиняне уже не предпринимали никаких решительных действий. Теперь радикальная демократия лишилась своего вождя, и на некоторое время усилилось влияние умеренно-аристократической партии, виднейшим представителем которой был Никий. Под именем «Никиева мира» и известен мир между Афинами и Пелопоннесским союзом, заключенный в 421 г. Мир был заключен на условиях возвращения обеими сторонами сделанных завоеваний: Афины должны возвратить Киферу, Пилос и другие менее значительные местечки (Нисея оставалась за ними). Они получают обратно Амфиполь. Города Халкидики платят форос, но сохраняют полную автономию и лишь по добровольному соглашению могут вступить в более тесный союз с Афинами. Пленные (в том числе взятые на Сфактерии спартиаты) должны
1 Афинским стратегом, крейсировавшим в то время у берегов Фракии и не успевшим предотвратить взятие Амфиполя Брасидом, был историк Фукидид, сын Олора. Изгнание, на которое он был осужден, и дало ему возможность, проживая большей частью во Фракии, собирать Сведении о ходе войны и таким образом подготовить свой известный труд по истории Пелопоннесской войны.
А\>
быть освобождены обеими сторонами. Мир заключался на 50 лет.
Как выше уже отмечалось, во взаимоотношениях греческих полисов обычно было не состояние мира, а состояние войны. Мир заключался на определенные сроки, и характерно, что действительная продолжительность мирных перерывов была обрати» пропорциональна тем срокам, на какие мирные договоры заключались. Мир, заключенный в 445 г. на 30 лет, был нарушен через 12 лет (если не считать восстания Самоса и вызванных им попыток отпадения со стороны других союзных городок). Заключенный в 421 г. па пятидесятилетний срок Никиев мир фактически пе просуществовал и 3 лет. Недаром весь период с 'i.’ll н<> i()l г. рассматривается как единая Пелопоннесская война, а Фукидид, ведущий свое изложение по летним и зимним кампаниям и по годам войны, не прерывает этого Способа изложения и па преми действия Никпона мира.
Непрочное и. Циклопа мира легко понять, если вспомнить, что война были вызнана рядом внутренних и внешних противоречий рабовладельческой системы древней Греции, а между тем iipoAiiiecTiioiiiuiiiine годы войны, как мы видели, только обострили все эти л роти поречии, пе разрешив пи одного из них. В заключении мира (и то и результате военных неудач, но отнюдь не примирения противоречий) заинтересованы были собственно только Спарта и Афины: первые, чтобы получить обратно Пилос и своих пленников, вторые, чтобы восстановить свое поколебленное положение на полуострове Халкидике.
Противоречие между обоими борющимися за господство на море полисами—Афинами и Коринфом—не было разрешено. Ни та, пи другая сторона не могла себя считать окончательно восторжествовавшей. По коринфяПе, потерявшие Керкиру, демократический переворот на которой еще теснее сблизил ее с Афинами, Потидею, Анакторий, который акарнанцы не возвращали, нмоли все осиопания быть недовольными условиями Ниниева мира. Коринфяне с самого начала, когда они особенно внергнчно настаивали на открытии военных действий, и до окончательного разгрома Афин являлись вообще их самыми непримиримыми противниками. Мегаряне теряли по условиям мира Писею. Наконец беотяне, хотя и получавшие Платеи, но имевшие такой решительный успех в битве при Делиопе, также не склонны были к миру. В результате беотяне, коринфяне, элеяие л мегаряне высказались при голосовании против заключения мира. Недовольство их Спартой, заключившей мир, было настолько велико, что все они (за исключением Беотии) вышли из Пелопоннесского союза и пошли даже на образование против Спарты коалиции с демократическим Аргосом, срок мирного договора которого со Спартой к этому времени истекал. 65
Увидев себя изолированной, Спарта в свою очередь должна была вступить в пе менее противоестественный союз с Афинами. Эти случайные коалиции впрочем не могли быть устойчивыми и вскоре распались, уступив место прежней группировке сил.
Не получило разрешения и противоречие между Афинами и союзными общинами. Цель войны—освобождение греческих □Олисов, возвещенная Спартой и пелопоннесцами, ни в какой мере не была достигнута. Напротив, усмирение Лесбоса, лишение его всякой автономии и передачи его территории афинским гражданам, естественно, по смягчали, а обостряли это противоречие. Города Халкидики, отпавшие от Афин, предоставлены были самим себе.
Противоречие, существовавшее внутри самой афинской общины за время и в связи с военными действиями, обострилось, как мы видели, еще более. Господствующая роль и влияние в Афинах перешли в руки промышленно-рабовладельческой группы, что толкнуло и ту часть принадлежавших к аристократическим родам имущих классов, которая до сих пор держалась демократии, на сторону ее противников. Обострилось противоречие между городом и деревней, между городским населением и сельским, поля и насаждения которого опустошались, но которое от войны не видело никакой непосредственной пользы для себя. Мир со Спартой ни в какой морс всех этих противоречий пе устранил. Исли уд<н1.|1<п,вороно было сельское население, зато том м(чич> возвращение к допоенному Hiatus quo отвечало желаниям городского неимущего демоса. Мечты о завоевании Сицилии, манившие воображение с самого начала войны, остались неосуществленными. То перерождение городского демоса, представленного в образе недалекого, жадного, падкого на лесть старика, и превращение его в сельский демос доброго старого времепи, каким заканчивается комедия Аристофана «Всадники», представляло собой не более, как мечту комического поэта. На самом деле бедствия войны, возможно, скорее увеличили, чем уменьшили численность обнищавшего городского населения. Военная радикальная партия, растерявшаяся и подавленная после неудачи при Делионе и смерти вождя, вскоре вновь оправилась и выступила с новыми военными планами и программами. Мало того, рядом с вождем радикальной демократии, владельцем мастерской ламп Гипер-болом, занявшим место Клеона, в пользу разрыва со Спартой и возобновления военных действий выступает и один из виднейших и блестящих представителей аристократической молодежи Алкивиад (из древнего, ведшего свое происхождение от Зевса и Зака, рода Эврисакидов). Его предок Клиний находился в близких отношениях с Солоном, одноименный с ним дед был одним
hi ближайших друзей и сторонников Клисфепа. Со стороны матери он принадлежал к роду Алкмеонидов и был близким родственником Перикла, сделавшегося по смерти его отпа еп» опекуном. Наконец сам Алкивиад породнился с другой крупнейшей торгово-аристократической фамилией—Каллиев, женившись па дочери известного политического деятеля Каллия, с именем которого связывалось заключение мира с персами. Если Гипербол заступил место Клеона, то соперничавший с ним Алкивиад очевидно рассчитывал приобрести влияние и играть такую же роль в Афинах, какую играл Перикл.
Также и и других полисах война способствовала обострению внутренней социальной и партийной борьбы. Па Керкире, где только что совершился демократический переворот, еще теснее сблизивший Афины с керкпряпами, изгнанные олигархи но думали сда-nnTi.cn, рассчитывая на поддержку со стороны коринфской олигархии. В Сицилии, после удаления афинского флота в Леонтинах происходило сильное демократическое движение, носившее в этой прежде всего земледельческой области аграрный характер. Движение было подавлено сиракузянами. Во всех греческих полисах партии, не находившиеся у власти, возлагали надежды на вмешательство извне. Так мы видели, что план овладения Мегарами и рядом беотийских городов афиняне
Алкивиад	основывали па поддержке местных де-
мократов. В демократическом Аргосе олигархи надеялись на помощь Спарты. В большей части зависимых, входи пшик в Афипский союз общин состоявшие из имущих элементов олигархические партии рассчитывали также на поддержку Спарты. Недаром Спарта объявила целью освобождение греческих городов от афинского ярма и в свое время оказывала деятельную, хотя и не достигшую цели поддержку посетившему Лесбосу.
Наконец начинают раскачиваться самые глубины рабовладельческого общества. Выступает основное противоречие. Во время борьбы демократической и олигархической партий на Керкире па сцене появляются рабы, вмешательство которых, как мы видели, способствовало победе демократии.
Мир при таких условиях, как сказано, пе мог быть сколько-нибудь прочным и длительным и фактически был нарушен уже спустя 3 года ио заключении. Собственно и условия мирного
договора не были выполнены ни той, ни другой стороной. Возвращение Халкидики афинянам было лишь номинальным, ибо расположенные там и отпавшие города сохраняли свою независимость и отказывались подчиняться Афинам. В спою очередь афиняне, ссылаясь на то, что большинство союзников Спарты отказалось присоединиться к договору и не выполняли его условий (беотийцы отказывались передать афинянам Панакт и освободить пленных афинян), со своей стороны удерживали в своих руках Пилос и Киферу, что представляло постоянную угрозу Спарте.
Такое обоюдное невыполнение условий мира повело к быстрому усилению военных партий как в Афинах, так и в Спарте. В Афинах уже в 420 г. (следующем за Ниниевым миром) при выборах стратегов сторонники партии мира, и в том числе Ни-кий, потерпели поражение, и в стратеги прошел Алкивиад и другие сторонники военной партии. Одновременно и в Спарте в числе новых эфоров были избраны определенные противники договора с Афинами, добивавшиеся его разрыва и не замедлившие войти в сношения с враждебными Афинам беотийцами и коринфянами с целью образования новой противоафинской коалиции, с привлечением и Аргоса. Афинская военная партия действовала однако успешнее. Алкивиад, воспользовавшись возобновлением враждебных отношений между Спартой и Аргосом, уже в 420 г. угнел образенить коалицию па Аргоса, Афин, Маптииеи и Плоды. В 418 г. доля дошло до вооруженного столкновения между Спартой п союзниками. При Маптонее (и Аркадии) произошла битка, kiikoiihiiiiiihiiicii решительной победой Спарты. В Аргосе после этого установилась олигархия. Результаты коалиции получились обратные. Победа снова подняла престиж Спарты в Пелопоннесе и военной партии в самой Спарте, хотя фактически она и не имела больших последствий. Демократия была восстановлена в Аргосе в следующем же году. Военные действия возобновились, причем аргосцам продолжали оказывать поддержку афиняне. В то же время возобновились военные действия и на море. Афинский флот приблизился к о. Мелосу, державшемуся до того времени нейтральной позиции,—это был один из немногих островов, не входивший в Афинский союз и не признававший власти Афин,—и потребовал присоединения к Афинам. При этом и произошли те приводимые Фукидидом переговоры, во время которых афиняне развивали свою теорию права сильного и на которые мы ссылались выше. Получив в конце концов отказ, афиняне осадили город п после многомесячной осады принудили его к сдаче, после чего мужское население острова было перебито, а женщины п дети проданы в рабство. Остров же заселен афинскими клеру-хамн (зима 416/415 г.).
В это время вновь обострилась борьба партий в Афинах. Партии военная и сторонников мира возглавлялись, как мы видели, аристократическими вождями—Алкивиадом и Никием. Используя их вражду, Гипербол пытался восстановить массы против обоих. Но когда он поставил вопрос об остракизме, оба аристократических вождя объединились против него, и в результате голосами умеренных имущих элементов, державшихся Никин, и части народных масс, среди которых Алкивиад в то время пользовался известной популярностью, изгнанным оказала! сам Гипербол. Он удалился повидимому на демократический Самос. По крайней мере мы застаем его там в 410 г., когда он и погиб от руки убийцы из среды олигархов.
11 конце 416 г. афинянам вновь представился случай попытаться осуществить давпюю мечту о завладении Сицилией. В Афины на Сицилии явилось посольство сегестяи с просьбой о помощи против Селппунта и его союаникоп сиракуэян. В то же время Сиракузы после удаления первой афинской экспедиции из Сицилии, пмеи!ппп1ис1>, как мы ппдели, во внутреннюю партийную борьбу и союзных с Афинами Леоитипах, уничтожили самый город, изгнав демократов и переселив имущие классы и Сиракузы.
Выше ужо указывалось, какое возбуждение и какие широкие надежды этот предлог к вмешательству и завоеванию Сицилии вызвал в самых широких кругах населения, мечтавших об овладении не только Сицилией, но и Карфагеном и Италией1. При господстве таких настроений, естественно, речи Никия, возражавшего против вмешательства в сицилийские дела и указывавшего на трудности и опасности, сопряженные с дальним походом, не имели успеха. В качестве горячих сторонников и пропагандистов сицилийского похода выступили вожди военной партии Алкивиад и повидимому близкий к нему демагог Домострат, принадлежавший к одному из знатнейших родов— Бусмгон, т. е. к тому самому роду, из которого по отцу происходил и Перикл. Война была решена. В качестве стратегов-военачальников в походе избраны Никий, Алкивиад и Ламах, причем, избирал одновременно обоих противников, афиняне, как замечает Плутарх, хотели смелость одного совместить с осторожностью второго.
Никий и теперь продолжал возражать против похода. Стремясь остановить афпнян, он указывал на обширность предприятия и па необходимость отправки в Сицилию не менее 100 триер и не менее 5 тыс. гоплитов. Результатом этих возражений было
1 «Огромная масса,—замечает по этому поводу Фукидид,—в том числе и воням, рассчитывали получать жалованье во время похода и настолько расширить афипское владычество, чтобы пользоваться жалованьем непрерывно и впредь» (Фукидид, VI, 24, 3).
S0
только то, что афиняне пошли на все эти требования—экспедиция была снаряжена в невиданных до того, по свидетельству Фукидида (VI, 31, 1), размерах. Флот состоял из 100 афипских и 30 союзных триер, из 130 транспортных судов, нагруженных провиантом и разного рода военными материалами. Общее число экипажа и транс портируемых войск достигало 40 тыс. человек. Не говоря о тех огромных средствах, которых стоило снаряжение экспедиции, и последующих расходах, которые были чрез
вычайно велики, ио приолпзпте Буэольтом), содержание одних только афинских триер обходилось до 100 талантов ежемесячно. И эта цифра скорее преуменьшена, чем преувеличена: каждый матрос (а экипаж состоял из 25 тыс. человек) получал по драхме в день.
Еще до отплытия флота (летом 415 г.) случилось небольшое событие, сыгравшее крупную роль в развитии партийной борьбы в Афинах. Ночыо были изуродованы гермы (так назывались четырехугольные столбы, эаканчнвав111н<'С'|| бюстом и изображавшие* Гермеса и других богов1). В этом упндс-ли
ьному подсчету (сделанному
святотатство и дурное предзна-
менование для похода. Молва	Герм
винила в происшедшем компа-
нию из аристократической молодежи; подозревали даже заговор против демократии. Дело было передано совету 500. Началось следствие, партийная вражда придала этому незначительному самому по себе происшествию широкие размеры. Следствие было распространено на все вообще преступления против религии, после чего легко оказалось привлечь к делу и Алки-виада, известного своим вольнодумством. Его обвинили в устройстве пародий на мистерии. В качестве обвинителей, в руках которых находилось следствие, выступили Писандр (в то время сторонник радикальной демократии, перешедший впоследствии на сторону крайней олигархии), демагог Андрокл и Клеоним, бывший ревностный сторонник Клеона. И неудивительно, что они использовали представившийся случай, для того чтобы отомстить Алкивиаду, возвышение которого гро-
Ппоследствии также и портретные изображения.
зило возвращением ко временам Перикла, и лишить его влияния и роли в государственной жизни. Алкивиад потребовал немедленного суда над собой. Однако обвинители, опасаясь присутствия войска, о котором насчитывалось немало его сторонников, предпочли оттянуть начало дела до отплытия флота и вместе с ним Алкивиада. После отплытия флота процесс гермокопидов пошел быстрым темпом. Аресты следовали за арестами, но виновных не могли найти, пока один из арестованных—Апдокид—не указал наконец, что изуродование герм было делом одной из олигархических гетерий (товариществ молодежи, и это время начинавших играть в качестве олигар-хичеекпх объединений немалую политическую роль). Указан-
Омопенне герма
ные им (неизвестно, насколько искренно и соответственно действительности) лица были схвачены и казпены. Дело против Алкивиада однако продолжалось. Против пего (как раньше протии Перикла) объединились по видимому обе крайние партии; но крайней мерс, рядом с демагогами Писандром и Андрок-лом, в качестве его обвинителей выступил также сын Кимона Фессал. Алкивиад был отрешен от должности стратега и привлечен к суду. За ним отправили специальное судно «Салами-нию» с повелением немедленно возвратиться в Афины. Алкивиад отказался подчиниться этому постановлению и вместо Афин отправился в Спарту, решив отомстить своим врагам, не. щадя и родного города. В ответ на свое заочное присуждение к смерти он заметил, что покажет афпнянам, насколько это от него зависит, что он еще жив. Для позиции аристократических кругов,к которым принадлежал Алкивиад, времени Пелопоннесской войны и растущего влияния демагогов чрезвычайно любопытна та обращенная к спартанцам речь, которую Фукидид вкладывает в его уста. «Пока мы стояли во главе государства,—
говорит он между прочим здесь,—мы считали своим долгом содействовать сохранению той установившейся формы правления, при которой государство пользовалось и большим могуществом и самой полной свободой. Но все же мы, кое-что понимая, осуждали господство демоса, и я не хуже всякого другого мог бы порицать его. Впрочем ничего нового нельзя сказать об этом общепризнанном безумии; изменять же способ правления нам казалось небезопасным, пока вы теснили нас как врагп» *.
По прибытии флота в Сицилию (415 г.) (еще до бегства Алки-виада) между стратегами не было соглпсин относительно плана военных действий. Никий и теперь, вопреки определенной цели экспедиции афинян—стать прочной ногой в Сицилии,— хотел ограничиться только выполнением формального предписания: оказанием помощи Леонтинам и Сегесте. Ламах настаивал на немедленном движении против Сиракуз. Алкивиад предполагал сначала утвердиться в дружественных городах и затем, изолировав Сиракузы и Селинунт, начать непосредственные военные действия против них. Мнение Алкивиада восторжествовало, но вскоре после этого он был отрешен и бежал. Теперь руководящая роль перешла к вялому и нерешительному Никию, к тому же бывшему, как мы видели, противником самой экспедиции. Совершив сухим нутом вдоль северного берега Сицилии бесплодный поход до Сегосты и обратно к Катане (на восточном берегу, к северу от ('нракуа), Никой сделал удачное нападение на сиракунян, однако, одержав победу, он вновь вернулся в Катану, где пропел всю зиму 415/414 г. в бездействии. Между тем за это время сиракузине успели подготовиться к осаде и укрепить город, а их послы снеслись со Спартой и Коринфом, причем спартанцы, следуя совету Алкивиада, решили послать в Сиракузы Гилиппа с небольшим отрядом.
Только в апреле 414 г. афиняне, потеряв почти целый год, подступили наконец к Сиракузам и начали сооружение осадной стены. При этом в одной из первых же стычек погиб Ламах, и единственным военачальником афинян остался Никий. Несмотря на медлительность и бездеятельность Никия, осада была близка к цели. Стесненные сиракузяне готовы были' вступить в переговоры. Вероятно на этот трудный момент осады приходится восстание рабов в Сиракузах, «собравшихся в большом числе» (Полиэн). Восстание было прекращено обманом. Обещаниями заманили и арестовали вождей, после чего большая часть восставших дала себя убедить и возвратилась к своим владельцам. Это уже, как видим, второй известный нам слу-
1 Фукидид, VI, 89, 6.
чай крупного выступления рабов во время Пелопоннесской войны. Так, рядом с протипоречиями внутри рабовладельческой общины, обострившимися с ходом войны, выступает основное общественное противоречие, и начинает приходить в движение самая общественная база всего рабовладельческого общества.
В этот критический момент в Сиракузы явился с небольшим отрядом присланный из Спарты Гилипп. Хотя отряд Гилиппа был не очень значителен и притом в большинстве набран из среды населения Гимеры и других сицилийских городов и частью из сикулов, но в лице Гилиппа сиракузяне получили искусного вождя. Энергичными действиями он прорвал блокаду, овладел холмом Эпиполами и сооруженной афинянами стеной, после чего афннекое войско само оказалось в положении осажденного, к сир а кузинам лее прибывали вспомогательные отряды из других спцилийскпх городов. Никий послал в Афины извещение о<> и.1м<ч1ив1псмсп положении и требовал либо отзыва экспедиции обратно, либо присылки новых подкреплений. Афиняне оегановв.ии 1. на последнем решении. При крайнем напряжении в начале 413 г. была снаряжена повал экспедиция во главе с Демос<|нчюм из (>0 афинских и 5 хиосских триер (общим числом до 20 тыс. участников), на которую истрачены были последние государственные средства. Ввиду этого, а также и ввиду того, что приток союзных взносов оказывался теперь недостаточным, афиняне «в надежде увеличить свои доходы», как говорит Фукидид, заменили уплату взносов союзников пятипроцентной пошлиной со всего ввоза и вывоза союзных городов.
Помощь Демосфена оказалась запоздалой и только увеличила размеры катастрофы. При попытке овладеть Эпиполами он был разбит, афипский флот также потерпел несколько поражений, благодаря чему связь с морем, а вместе с тем и возможность отплыть обратно па судах, была потеряна. Во время отступления сухим путем афиняне и их сицилийские союзники были настигнуты п должны были сдаться. Лишь части удалось спастись бегством. До 7 тыс. человек (в том числе Никий и Демосфен) были взяты в плен. Никий и Демосфен были казнены, афиняне брошены в каменоломни, где многие погибли от тяжелых условий жизни, многие были проданы в рабство, так что вся Сицилия, как говорит Фукидид, наполнилась ими (сентябрь 413 г.).
Последствия сицилийской катастрофы были огромны. Достаточно вспомнить, каких средств и какого напряжения стоило афинянам снаряжение двух экспедиций, чтобы представить себе, как велик был удар, понесенный Афинами. Из всей экспедиции вернулись только отдельные случайные беглецы. 94
Погибло два богато снаряженных и обильно снабженных флота (в общей сложности до 200 триер), несколько тысяч гоплитов и всадников из трех первых классов, еще большее число (10— 15 тыс.) фетов (служивших во флоте и в легковооруженных отрядах), что означало уже непосредственную убыль собственно демократических элементов.
Не меньшее, если не большее значение имело то моральное впечатление, какое произвело крушение сицилийской экспедиции на нею Грецию. Афинскому престижу был нанесен непоправимый удар. Мы видели, какое огромное значение имели военная и политическая сила и лес античных полисов в сдерживании внутренних и внешних противоречий. Мы видели, что сами афиняне постоянно и всюду пропагандировали теорию права сильного, основывая исключительно на силе авторитет и преуспеяние своего государства. И вот теперь, когда это право повернулось против Афин, когда их внешнему могуществу и авторитету был нанесен сокрушительный удар, когда в связи с этим сдерживающее начало перестало действовать, все внешние и внутренние противоречия вскрылись и выступили открыто, результатом чего было наступление кризиса афинской державы, а вместе с этим, так как именно в Афинах сконцентрированы были все силы рабовладельческого общества Греции, и кризиса всей рабовладельческой системы. Если уже ранее в более слабых звеньях рабовладельческой системы—Керкире, Сиракузах— имели место крупные выступлении рабиц, то теперь то же оспенное общественное протнноречие между акгплоатируемой рабской массой и рабовладельческой общиной открыто ироннлиется и в самом центре, в центральном звоне всей рабовладельческой системы древней Греции, каким были Афины.
Еще до сицилийской катастрофы, во время осады Сиракуз, в начале 413 г. спартанцы, по совету Алкивиада, заняли Де-келею, пограничное местечко Аттики (в 120 стадиях—около 22 км—от Афин). Поместив здесь гарнизон (из сменяющихся отрядов отдельных городов, входивших в Пелопоннесский союз), они постоянно держали под угрозой всю территорию Аттики. Это были уже не опустошительные, но кратковременные набеги первых лет войны. Афины оказались как бы в положении постоянной осады. «Прежние вторжения,—говорит Фукидид (VI 1,97),—вследствие их кратковременности не метали афинянам в остальное время года пользоваться своими полями; теперь же пелопоннесцы сидели на их земле непрерывно, причем нападения то делались большим числом воинов, то, когда это было необходимо, соответствующий гарнизон совершал набеги на страну и грабил ее... И в самом деле, всей территории лишились афиняне... Погиб весь мелкий и вьючный скот. Вся сельскохозяйственная жизнь страны прекратилась».
Но еще более сильный удар Афинам, представлявшим собою Hg сельскохозяйственный, но прежде всего промышленный центр, нанесло бегство 20 тыс. рабов (большей частью ремесленников—cheirotechnai, как сообщает Фукидид). Это был первый, известный нам случай массового выступления рабов в Афинах, выявивший основное противоречие рабовладельческой системы. Какой удар экономической жизни страны нанесло это массовое бегство рабов, видно из того, что благосостояние Афин не могло уже после этого подняться на прежнюю высоту. Шестьдесят лет спустя автор трактата «О доходах», выступая со своим проектом поднятия государственных финансов и вычислял доходы, какие можно было бы получить путем сдачи в аренду государственных рабов, вспоминает о времени до Доколои, когда доход этот был много выше, чем когда-либо лиоследстнин: «А что государство смогло бы получить во много раз больше этой суммы (100 талантов с 10 тыс. рабов.— А. 7’.), это могли бы лпсвпдоп'Л1.ствоват|., если только они еще в живых, та, которые помнят, какая сумма дохода получалась с рабов перед событиями в Декелее». События в Декелее, как видим, рассматриваются здесь как своего рода грань, отделяющая время расцвета рабовладельческой системы от ее упадка.
Рядом с этим основным противоречием рабовладельческой системы вскрываются и внешние и внутренние противоречия, назревавшие в самой рабовладельческой общине. Последствием сицилийской катастрофы был распад союзной и афинской архе, с одной стороны, открытое выступление олигархических элементов в самих Афинах—с другой (до того, как мы знаем и как нам показал олигархический трактат об афинском государстве, олигархи, признавая внешнюю силу и целесообразность внутреннего устройства афинской демократии, не рисковали действовать открыто). Под впечатлением поражения Афин союзные города одни за другим выходили из союза, причем при поддержке Спарты повсюду устанавливалось олигархическое правление. Афипская держава распадалась, и афиняне были совершенно бессильны остановить этот распад. Между тем Спарта впервые для борьбы с Афинами заводит свой собственный флот па море. Чтобы получить средства на это, Спарта при посредстве все того же Алкивиада входит в сношения и вступает в договор с персидским сатрапом в Лидии Тиссаферном, признавая права Персии на владения, которые принадлежали его отцу н его предкам, т. е. при широком толковании и на греческие, освобождаемые от Афин города Малой Азии. Характерно, что олигархи, водворившиеся в этих городах, предпочитали власть персов зависимости от демократических Афин. Из союзных городов в течение 412 г. отпали Хиос, Милет и Книд, вначале 411 г. Родос, за которым последовал ряд дру-
тих, менее значительных городов и островов. Отложение Самоса было предупреждено демократическим восстанием (при поддержке находившихся и гавани трех афинских судов) и разгромом олигархов. 200 человек из знати было перебито, 400 изгнано, причем земли их конфискованы и поделены между демократами. Теперь, с утверждением демократии, афиняне дали острову автономию, после чего он до самого конца войны оставался единственным верным союзником Афин. Попытка отложения Лесбоса также не удилась. Восстание, возбужденное здесь пелопоннесцами, было быстро подавлено подоспевшим афинским флотом.
Хотя Хиос афинянам и по удалось пернуть, они все же успели утвердиться и укрепиться здесь, и характерно, что это немедленно, как и в Аттике, вызвало реакцию со стороны многочисленных рабов, массами перебегавших к афинянам, как перед тем из самых Афин в.Декелею. «Дело в том,—замечает по этому поводу Фукидид (VIII, 40),—что у хиосцев было множество рабов, больше, нежели в каком бы то ни было другом государстве кроме Лакедемона, которые вследствие их многочисленности подвергались за всякую вину слишком жестоким наказаниям».
Между тем олигархи, как сказано, подняли голову и в самих Афинах. Под впечатлением сицилийской неудачи и отпадения ряда союзников среди демократических кругов Афин царило подавленное настроение. Самые ряды демократии сильно поредели. Мы видели, какое большое число фотов, служивших в экипаже флота, погибло в Сицилии. И в данное время значительная и быть может даже больший чисть активного демократического населения находилась но флоте, крейсировавшем близ Самоса. В то же время авторитет и влияние радикальных демагогов сицилийской катастрофой были подорваны. «Узнав истину,—говорит Фукидид (VIII, 1),—афиняне ожесточились против тех, которые своими речами поощряли их к походу». Сами демагоги—Писандр, выступавший перед тем обвинителем в деле гермокопидов и против Алкивиада, и Харикл—по свидетельству современника Андокида, бывшие зажиточными людьми, хотя и выказывавшие ранее расположение к демосу, перешли на сторону олигархов. Демагог Андрокл, один из немногих оставшихся верными демократии, был убит. Народные массы в этот критический для демократии момент оставались таким образом без вождей.
Только теперь, с обессилением демократии, поднимают голову олигархические элементы в самих Афинах. В это время все чаще начинают раздаваться призывы о возвращении к «политии отцов», под которой различные олигархические группы, смотря по своей принадлежности к более умеренной или крайней части олигархии, разумели то политик» времени Клисфепа, то Солона, то, наконец, даже Дракона. В это время
5 Дрсишш 1 pciuui, ч. П	07
в среде крайней олигархии и возник тот проект государственной конституции, который с именем Дракона, как мы видели, внесен был в соответствующую главу «Афинской политии» Аристотеля.
Почва для выступления олигархов таким образом была подготовлена, когда Алкивиад, порвавший к этому времени со спартанцами, явился к афипским стратегам, находившимся у Самоса, с предложением ввести в Афинах олигархический строй и обещанием в таком случае исходатайствовать перед персидскйм сатрапом Тиссаферном (склонявшимся в то время к тому, чтобы поддерживать равновесие обеих борющихся- сторон в Греции) субсидию для Афин.
Надежда на царскую субсидию заставила даже массы, ни ходи num оси в войске и во флоте у Самоса, т. е. наиболее демократическую часть афинского населения, примириться с предполагаемой реформой, представленной притом же олигархическими ааговорщиками в возможно смягченном виде и в качестве иремепной моры. После этого с темп же предложениями был отправлен в Афины Писандр, бывший радикальный демократ, и теперь нрый сторонник и поборник олигархии. Если уже войско и экипаж флота примирились с реформой государственного строп, то п Афинах народное собрание дало себя убедить еще легче.
Пнсаидр с 10 пробулами (недавно установленная должность) был отправлен к Тиссаферну. Однако Тиссаферн обнаружил гораздо меньшую готовность оказывать поддержку афинянам, в которых персы видели своих исконных врагов, чем обещал Алкивиад. Переговоры окончились ничем, но заговорщики решили воспользоваться моментом для выполнения своих замыслов. Почва для этого, как сказано, была подготовлена. Первый шаг в сторону изменения государственного строя был сделан еще в 413 г. под непосредственным впечатлением известия о сицилийском разгроме. Уже в то время была избрана коллегия 10 пробулон, избранных из старейших граждан, для предварительного обсуждения всех важнейших вопросов и мероприятий. Как ограниченное число членов коллегии, так и высокий возрастной ценз показывают, что это был орган, по существу направленный против демократии и долженствовавший заменить в качестве предварительной инстанции, через которую проходили все новые мероприятия и законопроекты, демократический совет 500. В коллегию с самого начала были избраны люди умеренного направления, между которыми нам известны имена 85-летнего трагика Софокла и Гагнона, отца известного олигархического деятеля Ферамена. Измена многих прежних сторонников демократии породила в демократических кругах неуверенность и взаимную подозрительность. В то же время олигархические заговорщики убийствами и террором со своей
стороны увеличивали подавленное пастроенпе масс. «Народное собрание и совет, избиравшийся по жребию,—говорит Фукидид,—продолжали созываться, но в них обсуждалось только то, что решено было заговорщиками. Лпца, выступавшие с предложениями, были из их среды, и предложения, которые должны были быть внесены, подвергались предварительному рассмотрению ими же. Из остальных никто не возражал из страха перед многочисленностью заговорщиков. Если же кто и осмеливался возражать, то тем или другим подходящим способом его немедленно умерщвляли и над виновными пли подозреваемыми в убийстве не производилось следствии и не возбуждалось судебного преследования. Народ безмолвствовал и, лишенный свободы речи, был в такой панике, что считал для себя благополучием и то уже, если не подвергался какому-либо насилию»1.
При такой растерянности, царившей в среде демократии, и при отсутствии наиболее активных ее элементов, находившихся во флоте, олигархический переворот совершился гладко и без сопротивления (июнь 411 г.).Сообщения о перевороте Фукидида2 и Аристотеля3 значительно расходятся между собой. По рассказу Фукидида, после безрезультатного возвращения Пи-сандра и пробулов олигархи провели постановление об избрании специальной законодательной комиссии из 10 членов. По предложению этой комиссии в свою очередь народное собрание, созванное специально за городом, «в замкнутом со всех сторон Кололо», отменило cTocHiniiiuitt олигврхов анкон о грифе параномон и, пппротив, приняло постнноплоние, угрожавшее смертью всякому, выступившему с обвинением в противозаконности предложенных мер и законов. Затем уже на основе этого закона был внесен и принят ряд предложений в отмену демократического строя. Были упразднены «все существующие должности», отменена выдача жалованья, наконец организован совет 400 на совершенно новых основаниях; избраны 5 проэд-ров, которые должны были избрать 100 человек; из этих последних каждый в свою очередь кооптирует по 3 члена. Образованный таким образом совет управляет самодержавно, по своему усмотрению созывая собрание 5 тыс. граждан, которыми должно было с этого времени ограничиваться число полноправных граждан. Все феты таким образом были исключены из числа граждан.
Иначе рассказывает о событиях этого времени Аристотель. Называя вместо Писандра в качестве инициаторов законопроектов других лиц, он сообщает, что законодательная
1 Фукидид, VIII, 66, 2.
’ Там же, VIII, 67.
8 Аристотель, Афинская политик, 29 и сл.
комиссия была образована из 10 пробулов и вновь дополнительно избранных 20 лиц в возрасте старше 40 лет; причем эта расширенная таким образом комиссия издала не только постановление об отмене графы параномон, но и ряд других антидемократических мер, между прочим и отмену жалованья. Эта же комиссия ограничила число полноправных граждан 5 тыс. Составление списка этих 5 тысяч граждан было поручено специальному органу из 400 членов старше 40 лет, избранных по 40 от каждой филы. По составлении списков 5 тыс. уже из своей среды избрали комиссию в числе 100 членов (katalogeis) для составления проекта государственного устройства. Ими были представлены два проекта: один проект для будущего времени, согласно которому в правлении участвовали все 5 тыс. граждан, разделенные па четыре части, а каждая четвертая часть граждан поочередно по жребию образовывала в точение года расширенный таким образом совет (свыше 1 тыс. человек); согласно другому (временному) проекту псп власть неродаетсн совету 400 из лиц старше 30 лот, избранных но 40 от каждой филы. В одновременном сос-тапленил двух проектов можно видеть компромисс между крайними, к которым принадлежали Фриних, Антифонт, Писандр и др., и умеренными олигархами, принадлежавшими » большинстве к той части знати, которая ранее возглавляла демократию и теперь отвернулась от нее (Ферамен, сын Гагнона, и др.).
В оценке обоих расходящихся между собою источников современные исследователи расходятся. Большинство отдает предпочтение рассказу Аристотеля, как основанному на подлинных документах, и следующему по видимому аттидографу Андротиону, сыну Андрона, активного участника событий 411 г. Фукидид, напротив, сообщал свои сведения, живя в изгнании, причем как раз относительно описываемых событий рассказ его отличается краткостью*. Как бы то пи было, во всяком случае несущественно, выявилось ли открыто разногласие между умеренной и крайней фракциями олигархов, уже с самого начала вылившись в форму двух одновременных проектов, как сообщает Аристотель, или же впоследствии, уже по завершении олигархического переворота, согласно рассказу Фукидида.
Были ли приняты один или два проекта, был или не был составлен список 5 тыс. граждан, во всяком случае совет 400, избранным вероятно по способу, указанному Фукидидом,— путем
1 В пользу ncpcnit Аристотеля высказываются Виламовиц, Бузольт, Бузескул, Лепшау, Купле. Критикуя текст «Афинской политии», версию Фукидида отстаивает Э. Мейер, а также и Май в специальной диссертации. Белох относит Персию Аристотеля ко времени свержении 400 и установления правления 5 тысяч.
кооптации, правил «самодернгавно», как аначится и в приводимом Аристотелем временном проекте («самовластно», как сообщает Фукидид), совершенно не созывая даже п собрания 5 тысяч. Много противников олигархии было казнено, брошено в тюрьмы, изгнано. Произведя переворот в Афинах, олигархи послали своих сторонников в оставшиеся еще верными Афинам союзные общины для низвержения демократии. Результаты однако получились самые плаченные. Остров Тасос с установлением там олигархии пошел в сношения со спартанцами и перешел на сторону Спарты и пелопоннесцев. 'Го же случилось, замечает по этому поводу Фукидид', и в других подчиненных общинах, предпочитавших действительную свободу обманчивой и ненадежной свободе, обещанной афипскими олигархами. Еще ранее, до утверждения олигархии в Афинах, спартанец Дер-килид (при поддержке персидского сатрапа Фарнабаза, с которым Спарта вошла в сношения после разрыва с Тиссафер-ном) проник в Геллеспонт, где овладел Абидосом и Лампса-ком. Теперь, после отпадения Фасоса, ряд городов на Геллеспонте с приближением Деркилида перешел на сторону Спарты, между прочим Калхедон и Византий. Потеря Геллеспонта и в особенности Византия была чрезвычайно чувствительна для Афин, так как вместо с этим они теряли ключ к Понту и к областям, откуда получали необходимый хлеб. Попытка завести переговоры со Спартой повела лини, к движению пелопоннесцев к Афинам, 1шде||п1ннхсн захвшить город по время внутренней борьбы врасплох. Посольство, отправленное в Спарту после отражения этого панидония, также но имело успеха, так как спартанцы не были уверены в прочности установившегося в Афинах режима.
Попытка олигархического переворота на о. Самосе, благодаря присутствию демократически настроенного афинского флота, не удалась. Единственным результатом этой попытки было убийство проживавшего здесь после изгнания афинского демагога Гипербола.
Известие о перевороте в Афинах вызвало большое возбуждение во флоте. Во флоте однако находились не только неимущие феты, составлявшие экипаж флота и настроенные наиболее радикально, но и ополчение гоплитов, и стратеги, и командный состав, принадлежавший к имущим классам. Благодаря этому порыв радикальных элементов немедленно расправиться с олигархами был сдержан. В самом флоте были произведены перевыборы стратегов, и тайные сторонники олигархии были заменены более демократически настроенными, причем в числе вновь избранных стратегов наиболее крупные фигуры предста-
* Фунидид, VIII, 64, 5.
влили триграрх Фрпснбул п бивший до того времени гоплитом Фрасилл. Вновь избранные стратеги пригласили Алкпвиада, который был признан главнокомандующим афинских военных сил и-выступил уже теперь в роли защитника демократии. Воспротивившись немедленному походу ня Пирей, чего требовали массы войска, он однако заявил представителям олигархов, явившимся на Самос, что «не мешает управлять 5 тысячам, по требует, чтобы они удалили 400 и восстановили совет 500 па прежних основаниях')1.
Между тем и в самих Афинах внешние неудачи и поражения подорвали положение 400, правление которых основывалось исключительно на терроре и подавленном настроении масс. Сопротивление флота, с одной стороны, борьба умеренной и крайней фракций в среде самих олигархов—с другой, подняли настроение масс. Укреплении Эетпоиеи (при входе в гавань Пирея) лишь усилило всеобщее возбуждение против 400. Ферамен и его сторонники распространили слух, что укрепление стронтсн по прогни самосского демократического войска, по дли того, чтобы легче едпть Пирей и Афины пелопоннесцам. Когда же деП|-т1111'1Ч*Л|.но nejionoinieccKuit флот, направлявшийся к о. Эвбее, приблизинси к Эгинс, это вызвало настоящее восстание находившихся в городе гоплитов. Фриних, один из виднейших олигархов, был убит. Гоплиты прогнали олигарха Алексикла, руководившего постройкой Эетионеи, разрушили и срыли все укрепления и вооруженные устроили народное собрание. Пелопоннесский флот, обогнув мыс Суиий, направился к Эвбее, которая также после этого отпала от Афин, чему не мог воспрепятствовать посланный туда слабый афинский флот. Это был критический момент, когда пелопоннесцы, по утверждению Фукидида, легко могли овладеть самими Афинами. При известии о потере Эвбеи 400 были окончательно низложены: виднейшие из олигархов, Писандр, Алексию!, бежали к нол о поп песцам в Декелем, Аптифонт осужден и казнен (сентябрь 411 г.).
Господство крайней олигархии продолжалось не более четырех месяцев. По свержении 400 в Афинах па некоторое время водворилось правление 5 тысяч, в число которых теперь были включены все, владевшие оружием, т. е. гоплиты. Об этой новой конституции сочувственно отзываются и Фукидид и Аристотель как о наиболее соответствовавшей их собственным умеренным политическим взглядам и идеалам1. «Афиняне первое время после этого,—замечает Фукидид, —имели наилуч-
1 Фукидид, VIII, 86, 6.
’ Фукидид 11<1С.'1<,л<шател1,||г», с сочувствием относит я сначала к деятельности Перикла, затем Пикал, наконец Феримена соответственно той
шпй государственный строй, па моей по крайней мере памяти. Действительно, это было умеренное смешение немногих и многих»1. Аристотель развивает и уточняет эту мысль Фукидида, когда говорит2, что при таком строе «нравственно благородные и знатные останутся довольны таким порядком, потому что они не будут находиться в подчинении у тех лиц, которые хуже их, свои же магистратуры они станут отправлять правомерно, так как контроль над их деятельностью будет принадлежать другим».
Нежизненность этого идеала умеренной аристократии, которую впрочем отмечает и сам Аристотель, обнаружилась сразу же, так как правление 5 тысяч просуществовало невидимому немногим долее правления 400 и иритом отмерло само собою, совершенно незаметно и без всякой борьбы, во всяком случае его сторонники, в том числе и сам глава умеренных олигархов, не только не пострадали, но продолжали участвовать в политической жизни и после восстановления полной демократии.
В конце 411 и весной 410 г. афинский флот имел ряд успехов в Геллеспонте в битвах при Киноссеме и Абидосе; наконец, блестящая победа была одержана под начальством самого Алкивиада при Кизике, в результате которой неприятельский флот был уничтожен и сам спартанский наварх Миндар погиб. Вскоре после того Алкивиад установил в Хрисополе на Боспоре афинский пост, собиравший пошлину в 10% со всех судов, шедших в Поит н обратно. Очевидно под впечатлением пгпх этих успехов афинского флота демократы вновь подпили голову в Афинах, и результате чего правление Г» тысяч отпало само собою, и была восстановлена полная демократии. Последняя во всяком случае уже существовала летом 410 г., когда было принято направленное против врагов демократии предложение Демофснта. Специальной комиссии синграфеев был поручен пересмотр законов. Возобновлен был совет 500 на прежних основаниях, избираемый жребием из всех граждан. Восстановлена уплата жалованья членам совета, гелиэи, должностным лицам. Мало того, тогда же, в 410 г., по предложению демагога Клеофонта, фабриканта лир (с демократией возродился и институт демагогии), введена была специальная выплата нуждающимся гражданам пособий по 2 обола (около 15 коп.), так называемая диобелия. Уже в 410—409 гг., как свидетельствует сохранившаяся запись казначеев храма Афины8,
эволюции, какую переживали за это время умеренно-аристократические круги, сначала возглавлявшие демократию, а затем утерявшие влияние па широкие демократические массы.
1 Фукидид, VIII, 97, 3.
а Аристотель, Политика, VI, 2, 3.
* S. I. G’, № 109. Введенную Клеофонтом диобелию следует отличать от дремидиых денег (см. выше), называвшихся также диобелией.
было истрачено на диобелию до 17 талантов. Из того факта, что за одну только пританию израсходовано на диобелию 8 талантов, можно заключить, что число получавших пособие в это время достигало 4 тыс. человек. Выдачи продолжались и в последующие годы. Так, выдача на диобелию часто встречается и в другом, дошедшем до нас отчете казначеев храма Афины за 407/406 г. Одновременно, как при Перикле, возобновлена была и строительная деятельность, дававшая заработок неимущему населению. Начата была постройка храма Эрех-тейона (Эрехтей—мифический герой Аттики) на акрополе. Впрочем, как показывают сохранившиеся счета по постройке, бблынии чисть заработной платы доставалась не свободным неимущим гражданам, но метэкам и рабам, поставлявшимся НОДрЯДЧиКИМИ.
После разгрома пелопоннесского флота при Кнопке Спарта предложила мир па условиях сохранении владений, какими обладали к тому времени обе стороны. Возродившаяся демократии Афин, лишенных большей части своих союзников и даже жизненно необходимого им Византия, естественно, не могла согласиться на такие условия. Афиняне, по настоянию Клео-фонта, потребовали поанрпщепил Хиоса, Милета, Родоса, Эвбеп и Византия, после чего переговоры были прерваны. Между тем Алкивиад, развивал свой успех, восстановил власть Афин на Геллеспонте и в заключение вновь овладел Калхедоном и Византием, благодаря чему возобновился беспрепятственный ввоз понтийского хлеба в Афины.
После четырехлетнего командования флотом, в июне 407 г., впервые после своего изгнания Алкивиад торжественно, победителем и радостно встречаемый населением, возвратился в Афины. Ему было поручено верховное командование на cynie и на море и даны неограниченные полномочия но всех делах. Однако, когда после четырех моей цеп пребывания п Афинах, осенью того же 407 г., Алкивиад во главе флота направился к берегам Ионии, он нашел здесь положение дел сильно изменившимся. Вместо Тиссаферна был прислан сатрапом младший сын царя Дария 1] Кир с большими суммами денег и со специальным поручением поддерживать Спарту против Афин. Во главе возродившегося спартанского флота стоял способный и энергичный Лмсапдр, организовавший олигархическое правление в малоазиатских городах и объединивший их посредством системы олигархических союзов—гетерий. Алкивиаду не удавалось одержать новых успехов, так как Лисандр уклонялся от боя. Небольшое поражение, понесенное весной 406 г. афинским флотом (при Нотионе) в отсутствие Алкивиада, отправившегося с частью флота для сбора денег к берегам Карин, благодаря неповиновению оставленного во главе части флота Антиоха, вызвав
шего спартанцев на битву вопреки запрещению и потерявшего при этом 15 триер, сразу резко изменило отношение афинян к Алкивиаду. Оп был отрешен и удалился в свои владения па Херсонесе фракийском, откуда впоследствии по взятии Афин переселился в Вифиппю, а затем во Фригию, где погиб от руки убийц, подосланных Фарпабазом по проискам Лисапдра.
Летом того же 406 г. афипский флот из 70 триер, находившийся под пача.'Н.г.тяом Коиона, был разбит, потеряв 30 кораблей, и заперт к гавани Мптплены спартанским павар-хом Калликратндом, флот которого благодаря средствам Кира и помощи малоазиатских городов возрос до 170 триер. Каллик-ратид осадил Митилену с суши и с моря. Афинам угрожала потеря последней значительной союзной общины и флота. Они снова стояли на краю гибели. С крайним напряжением афиняне снарядили новый флот из 110 триер, причем к службе во флоте и войске призваны были рядом с фетами и гоплитами и всадники; привлечены были также метэки и рабы: метэкам было обещано гражданство, рабам—свобода. Во главе флота поставлены были 8 стратегов (двое—Конон и Леонт—находились уже в Мптилене), в том числе Фрасилл и Перикл, сынПерикла. С присоединением союзного флота па Самосе общее число судов было доведено до 150 (не считая осажденных в Мптилене). В битве при Аргинусских островах (в проливе, отделяющем о. Лесбос, от материка Малой Лиин) 1н>.1ннкп1ш*с<-кпй флот п<и'<<рп«*л ре-шительпоо поражение, погиб сам нпппрх Кплликратнд. Но и афинский флот понес тяжелые потери, при атом вследствие свирепствовавшей бури не могли быть оказаны пи надлежащие почести погибшим, ни помощь гибнувшим триерам и их экипажу (август 406 г.).
Чтобы снять с себя ответственность, Ферамен, бывший трие-рархом и получивший поручение оказать помощь утопавшим, сам выступил обвинителем против стратегов. Шесть из них (двое бежали) были судимы в народном собрании и осуждены на смерть, в их числе Перикл и Фрасилл (октябрь 406 г.).
Новые мирные предложения спартанцев, по настоянию Клео-фонта, были отвергнуты. Между тем по главе спартанского флота вновь стал Лисандр. Избегая открытого сражения, он держался выжидательной тактики. Направившись в Геллеспонт и овладев Лампсаком, Лисандр устроил здесь стоянку для своего флота. Последовавший за ним (под начальством Конона и других стратегов) афипский флот расположился на противоположном пустынном берегу Фракии при Эгос Потамах (Козьих реках). Чтобы содержать себя, афиняне должны были производить набеги в глубь страны, и вот однажды (в конце августа или в сентябре 405 г.), воспользовавшись отсутствием большей части афинского экипажа, Лисандр неожиданно напал
на афинский флот и почти без сопротивления овладел 160 кораблями из 180. Пленные афиняне в числе 3 тыс. были казнены. Коион успел спастись только с восемью судами и, отправив с печальным известием корабль «Парал» в Афины, сам удалился с остальными на о. Кипр. Афины, истощившие все средства, оказывались теперь перед лицом врага совершенно безоружными, без войска и без флота.
Лисандр однако не спешил. Он овладел Византием и Кал-хедопом и тем прервал снабжение Афин хлебом. Затем занял Лесбос, где, как и в других городах по пути к Афинам, ввел олигархический образ правления, афинских же клерухов направлял и Афины, с тем чтобы увеличить затруднительное положение последних во время предстоящей осады. Афины были осаждены с суши и с моря. Ц,пр>« И писаний с пелопоннесским ополчением подступил к Афинам с северо-запада, флот Лисапдра (160 триер) « ноябри напор вход в гавань Пирея. Часть пелопоннесского флота (50 триер) была оставлена близ о. Самоса, оставшегося верным Афинам. Самос был покорен спартанцами только после взятия Афин. Когда в декабре афиняне обратились с просьбой о мире, им в качестве предварительного условии было предложено сломать длинные стены на расстоянии 10 стадий (более I1/» км). Эти условия были по требованию Клеофонта, который все еще пользовался влиянием в Афинах, отвергнуты. Ферамен вызвался вести переговоры. В Спарте он пробыл три месяца; за это время голод в Афинах достиг крайней степени. Олигархи в Афинах вновь подняли голову (спартанцы согласны были вести переговоры только с олигархическими Афинами). Большинство в совете склонилось на сторону олигархов. Когда Клеофонт выступил против них с обвинением, он сам был схвачен и казнен. К тому времени, как Ферпмеп в апреле 404 г. возвратился в Афины, почва для заключения мира на любых условиях и для установления олигархии была подготовлена. Вопреки настояниям коринфян и беотийцев, требовавших разрушения Афин и продажи их населения в рабство, Спарта, рассчитывавшая в олигархических Афинах найти послушное орудие и противовес другим греческим областям, прежде всего тем же беотийцам, отказалась итти так далеко. Афиняне должны были срыть длинные стены и укрепления Пирея, отказаться от всех внешних владений за исключением островов Имброса, Скироса и Лемноса, выдать весь флот (кроме 12 кораблей), вернуть изгнанников и в дальнейшем подчиняться гегемонии Спарты. Вынужденные голодом афиняне припили эти условия. Пелопоннесская война кончилась таким образом полной катастрофой и разгромом Афин.
Сдача Афин сопровождалась падением демократии, подготовленным, как уже сказано, всеми условиями, сложившимися 106
к концу осады. Аристотель1 сообщает, будто установление «отцовской политип», катрю? TtoXtreta, включено было в условия мира. Другие источники этого не подтверждают. Как бы то ни было, но именно только при содействии спартанцев олигархам удалось добиться своей цели. Демократические стратеги, противившиеся сдаче, были осуждены и казнены. Фрасибул и Анит Спаслись бегством. Олигархические гетерии образовали комитет из 5 эфоров, в числе которых был олигарх Критий, принадлежавший ранее, в годы правлении 400, к сторонникам Фера-мепа, по затем после своего иэгнпиия примкнувший к крайним олигархам. Когда дело дошло до проведении олигархической реформы, специально был приглашен в Афины Лисандр, и в его присутствии в народном собрании, созванном пе в городе, а, как и при установлении правления 400, за городом, в Колоне, голосовалось предложение Драконтида об избрании комиссии 30 oofi'pajpefc с неограниченными полномочиями для пересмотра конституции и для управления всеми делами, включая назначение должностных лиц. Когда Лисандр пригрозил, что всякое промедление с решением будет рассматриваться как нарушение мира, значительная часть граждан удалилась с собрания, и предложение было принято; 10 членов комиссии предложил Фера-мен, 10—эфоры и только 10 наметило само собрание. В числе избранных наибольшим влииписм пользовались Критий, глава крайних олигархов, и Форамеи. Все демократические учреждения и должности были отменены (нюнь 404 г.).
Как ранее 400, так теперь 30 (проэвапные впоследствии Тридцатью тиранами) присвоили себе нпограничеппое распоряжение судьбами города и его населения. Был составлен список тысячи граждан, из которых Тридцать подобрали совет 500 из своих сторонников и назначили должностных лиц. Тридцать окружили себя охраной из 300 служителей «биченосцев», демократический Пирей подчинен был надзору 10 архонтов из среды олигархов. При этом Тридцать произвели характерную антидемократическую демонстрацию: корабельные верфи Пирея— как главный, так сказать, рассадник демократии — были сданы на слом... за 3 таланта (в свое время постройка их обошлась в 1 тыс. талантов). Вообще все, что хоть сколько-нибудь напоминало демократию, устранялось. Олигархи не остановились даже перед отменой некоторых, имевших более или менее демократический характер, законов Солона2. Стремясь вытравить демократию, Тридцать развили систему террора, причем для более беспрепятственного проведения его приглашен был в Афины спартанский гарнизон. Террор
Аристотель, Афинская политая, гл. 34.
По сиидетельству Аристотеля, Афинская полития, гл. 35.
направлялся не только против сторонников крайней демократии и против подозреваемого в сочувствии демократии неполноправного населения (метакои), но и против людей самых умеренных вглядов; так, жертвой террора в это время пали брат Никия Эвкрат и его сын Никерат. Если при этом играли роль корыстные расчеты обогатиться за счет богатых метэков и родственников богача Пикия, то одновременно все же преследовалась и определенная политическая цель—устранить всех общественных деятелей, подозреваемых в ыесочувствии крайней олигархии.
Жертвой террора в конце концов сделался и сам Ферамен, в 411 и в 604 ггг являвшийся одним из главных деятелей при установлении олигархии. Как и во время правления 400, Фера-Moii выступил против крайних олигархов. Протестуя против дальнейшого применении системы террора, он потребовал расширении списка числа граждан. Тридцать сначала уступили и расширили список граждан с 1 тыс., до 3 тыс. Ферамен не удовлетворился этим и требовал, чтобы права гражданства были распространены па всех «лучших», т. е. на всех, обладающих цензом гоплитов, и грозил сближением с эмигрантами Фрасибу-лом, Линтом, Ллкивиадом. Крайние олигархи с Критием во главе, опасаясь открытого выступления против них, как ранее против 400, обезоружили все население кроме внесенных в списки 3 тыс. Затем Критий провел в совете два постановления: по одному постановлению Тридцати предоставлялось право жизнп и смерти над всеми, не вошедшими в список 3 тыс.; по другому из этого списка исключались все те, кто противодействовал 400. Постановления эти были явно направлены против Фера-мена. Объявленный вне закона, он был здесь же в совете схвачен и затем казней без суда. После казпн Ферамепа террор еще более усилился. Общее число жертв, по свидетельству Ксенофонта, доходило до 1 500 человек. Террор распространился и за пределы Лттики. Именно и это время Алкивиад, находившийся во Фригии, иогиб от руки подосланных убийц.
Самый факт широко практикуемого террора свидетельствовал однако о непрочности положения олигархов. В тех экономических и общественых условиях, какие сложились в Афинах, для олигархии не было места. Олигархия Тридцати держалась исключительно внешней силой. Даже среди избранных ими самими 3 тыс. граждан они, как сейчас увидим, не пользовались безусловной поддержкой. Бежавшие из Афин в Беотию демократы образовали небольшой отряд и с Фрасибулом во главе заняли пограничную крепость Филу. Попытка олигархов выбить их оттуда пе удалась, после чего отряд Фраспбула начал быстро расти и затем, разбив высланный против пего спартанский отряд, занял Пирей и овладел Муиихием, возвышенностью, 108
господствовавшей над гаванью. Характерно, что при этом ему сильную поддержку оказывали метэки. Богатый меток, впоследствии известный оратор Лисий, пострадавший от Тридцати и едва спасшийся бегством из Афин, оказал Фрасибулу ле только денежную помощь, по и предоставил ему отряд в 300 наемников. Олигархи пытались атаковать Мунихий, но попытка эта была отбита, и во время стычки погиб сам Критий. После этого 3 тысячи низложили Тридцать, которые удалились (в числе уже только 25) в Эленснн, где еще ранее путем террора подготовили себе почву для отступления. Вместо Тридцати 3 тысячи избрали комиссию из 10 членов, которые однако также скомпрометировали себя сношениями со спартанцами, после чего были избраны другие 10, пользовавшиеся, по словам Аристотеля, наилучшей славой и вероятно более расположенные к соглашению с «пирейцами» (весна 403 г.). Теперь противостояли друг другу «городская» партия умеренных средних элементов, «пи-рейцы»-демократы и олигархи в Элевсине.
В Спарте Лисандр настаивал на новом вмешательстве и на новой осаде Пирея и Афин. Возобладало однако противоположное течение, представленное царем Павсанием. Павсаний с войском явился в Аттику и здесь после незначительного столкновения с «пирейцами» выступил в качестве посредника и примирителя. Афины и Элекснн, иуд» удалились олигархи, были признаны отдельными нсипннснмымн общинами, платящими одинаково союзные взносы в IIb.’ioiiohibtckhO союз. Всем желающим выселиться из Афон в Элгнснм |||)<'доетан.1нлсн десятидневный срок для аапвки, два/щатидпеппый дли переселения. Объявлена была всеобщая амнистия, иод которую не подходили только Тридцать, 10 архонтов Пирея, первые 10 и наконец 11 стражей тюрьмы и исполнителей приговоров при Тридцати, но и этим последним предоставлялась возможность оправдаться, сдав отчеты о своей деятельности, и нам например известны имена отдельных лиц, даже из числа Тридцати, восстановленных во всех своих правах в Афинах.
Правление временно перешло в руки специальной комиссии из 20 лиц, вероятно составленной по 10 человек от Пирея и от «города». Произведены были выборы совета 500 и должностных лиц обычным путем, по жребию, и восстановлены народный суд и народное собрание. Затем в архонтство Эвклида (403-102 г.), по предложению Тисамепа, восстановлены были законы Солона и Дракона, произведен пересмотр всех законов и запись конституции, причем постановлено, что впредь должно следовать исключительно писаным законам. Предложение Фор-мнсня, представителя умеренного направления, ограничить число граждан лишь лицами, владевшими хотя бы незначительными земельными участками, было отвергнуто народным
собранием, и активные политические права предоставлены были всем гражданам без каких-либо цензовых ограничений. Предложение Фрасибула даровать права гражданства всем, вернувшимся в Афины из Пирея, в том числе метэкам, лицам не чисто афинского происхождения и даже повидимому рабам, не только встретило возражение со стороны представителей умеренного направления, но было отвергнуто и народным собранием: теперь, с возрождением демократии и вместе с этим получения жалованья и раздач, массы, как и прежде, при Перикле, и даже, в связи с сужением материальной базы, более энергично отстаивали свои права и выступали против расширении круга гражданства1. Прошло совершенно обратное предложение Аристофонта, возобновлявшее закон 450 г. об ограничении доступа в число граждан. И именно с этого времени в течение неон» IV в. этот закон, как ужо было отмечено, проводило! и соблюдался с особой строгостью.
По посети но плени и демократии в Афинах самостоятельная элопсинг.кан община просуществовала недолги. Когда 2 года спустя элевсинскпо олигархи начали набирать наемников для нападения на Афины и устройства нового переворота, выступившее против них ополчение граждан принудило их не только отказаться от этого намерения, но и воссоединиться с центральной общиной (401/400 гг.). И единство и демократия в своей прежней радикальной форме были таким образом восстановлены. Мало того, введенная, несмотря на печальное состояние государственных финансов, вскоре после того (повидимому в первые годы IV в.) плата за посещение народного собрания представляла даже дальнейшее расширение принадлежавших массам прав и новый шаг по пути радикализации демократии.
1 Оратор Лисий, оказавший, как мы видели, несомненные услуги делу восстановлении демократии н получивший права гражданства, в результате отрицательного решения народного собрания вновь лишился этих прав.
Глава XIII
АФИНЫ В IV в.
емократия была восстановлена в Афинах в своей прежней радикальной форме. Иначе не могло и быть. Но если радикальная демократия и возродилась, она лишена была теперь уже своей прежней материальной базы, поскольку афинская архе, насильственно объединнншпл н эксплоатировавшая
союзные общины, бол<ч» по существовала (а л<шродившейся демократии должность оллппотамнсп, наведывавших союзной казной, пе была более восстановлена, даже и впоследствии при основании нового союза ее уже ие было).
Если в V в. все расчеты демократии в Афинах строились на взносах союзников и на обязательстве последних содержать неимущих афинских граждан, о чем, как мы видели, свидетельствовали и выпады комических поэтов и указания политических трактатов, то в IV в. эти расчеты, судя по аналогичным источникам, переносятся уже исключительно на эксплоатацию рабского труда и на расширение эксплоатации государственных рабов. И это конечно вовсе не случайность, но прямое следствие изменившегося положения Афин. Однако на этом пути выход был еще труднее осуществим, чем на пути эксплоатации союзников.
Война, разрушившая материальную базу и вскрывшая все противоречия рабовладельческого общества, в то же время не привела и не могла привести к разрешению этих противоречий путем перехода на высшую ступень общественного развития. Вот почему последствием ее был лишь тяжелый кризис всей рабовладельческой системы без возможности найти какой-либо выход из создавшегося тупика. Таким выходом не могли быть
пи македонское, нп римское завоевание, поскольку, как говорит Энгельс, народы-завоеватели воспроизводили у себя рабовладельческую систему со всеми ее отрицательными сторонами. Эксплоатация рабского труда, на которой, как только что сказано, основывала свои расчеты афинская демократия в 1V в., не могла ни в коей мере заменить тех источников дохода, какими обеспечивался расцвет Афин в предшествовавшем столетии, не только вследствие низкой производительности рабского труда, но и вследствие того, что и сама рабовладельческая система в результате войны и связанных с нею массовых движений рабов (бегство в Декелею) получила тяжелый удар, от которого вполне не могла уже более оправиться.
Выше ужо отмечалось, что V век, время до Декелей, в по-лопнне следующего столетия посприпнмался как невозвратный золотой век рабовладения. Наивысший расцвет рабовладельческой системы возможен был лини. в той форме монопольного господства и аксплоатацпп более или менее обширной территории, какую представляло господство Афин в области Эгейского мори или впоследствии Рима в отношении всего Средиземноморьн. Удар, нанесенный Афинам, при таких условиях был одпоиременпо ударом и по всей рабовладельческой системе, поскольку Афины, занявшие такое исключительное место благодаря своему выгодному расположению торгового форпоста Греции на скрещении путей с севера на юг и с востока на запад, не имели преемника. IV век—это век кризиса афинского государства и неустойчивого равновесия, за которым в Ш в. следует общий кризис рабовладельческой системы по всей Греции, завершающийся массовым революционным движением и совместными выступлениями рабских и разоренных неимущих масс.
Если V век был веком образования крупных монопольных рабовладельческих центров, веком консолидации эллинских сил, возможной в условиях рабовладельческого общества лишь путем насильственного объединения, путем открытого применения права сильного, наконец вместе с этим веком концентрации всей экономической, общественной и культурной жизни и тех же немногих центрах и прежде всего в Афппах, то время, последовавшее за распадом афинской архе, представляло собой, напротив, время разъединения, растущего обособления отдельных полисов и тщетных попыток афинской демократии возродить союз и его прежней форме. Такие грандиозные предприятия, как греко-персидские войны предшествовавшего столетия или как задуманные афипской демократией планы объединения всей Средиземноморской области, представлялись теперь совершенно невозможными. Неоднократные обращения к грекам, призывы Исократа (афинского ритора-публициста) начать сое-
диненными силами борьбу против персов оставались без отпета. Сила, которая могла бы выступить против Персии и которую Исократ тщетно искал среди греков, нашлась, но нашлась вне Греции, d молодой растущей державе Филиппа Македонского.
Растущее бессилие разъединенной Греции давало возможность даже ослабленной к этому времени Персии вмешиваться в греческие дола в роли суперарбитра и распоряжаться судьбами греческих полисов.
От более энергичной агрессивной политики со стороны Персии спасала греков лишь со coGctiioiiiiiui слабость. Зато новую, более близкую и грозную опасность представляли растущая сила и значение соседней Македонии, и вели Македония исполнила завет Исократа, осуществив его мечту о победоносной войне с Персией, то этому предшествовало полное подчинение влиянию Македонии и частичное разорение и разрушение эллинских полисов.
Со все более выявляющимся обессилением Греции растет (и прежде всего в главных центрах политической жизни) политический индиферептизм, захватывающий как имущие верхи общества, так под конец и более широкие народные массы. Политическая жизнь в отдельных полисах замирает, место гражданского ополчения занимают наемные армии, рекрутируемые среди все растущих теперь (г. распространением денежного хозяйства и рабовладения) ношеместно и Греции разоренных и неимущих масс. Но мы '.таем, какое аначенне в жизни рабовладельческого полиса имело подчинение личных интересов интересам общественным и личности— коллективу, и какую исключительную роль играло в его судьбах гражданское гоп-литское ополчение н неимущее население Афин в развитии их флота и морского могущества. Вот почему как г растущем политическом индиферентизме, так и в падающей роли гражданского ополчения нельзя не видеть несомненных симптомов общего разложения рабовладельческого полиса в древней Греции.
Наиболее ярко и отчетливо этот процесс разложения выступает в жизни центрального греческого полиса—Афин, в истории развития и в жизни которых вообще все основные черты и тенденции рабовладельческого общества древней Греции нашли себе (как в фокусе) наиболее полное выражение. Насильственное объединение и хищническая эксплоатация зависимых общин представляли такое же неотъемлемое условие античной рабовладельческой системы, как и само рабство. Только таким путем получались та концентрация средств и накопление крупных частных имуществ, которые составляли материальную основу культурного развития, сосредоточивав-
f Дреишш-Греция, я. И
шегося в немногих центрах. Только на той ясе материальной базе могла получить развитие и демократия в ее специфической форме, при которой решающий голос принадлежал пролетарп-зованным и не находившим более места в производстве массам, поскольку эти массы приобщались к рабовладельческой общине, получая возможность существовать за счет государственных средств, т. е. средств, хищнически выкачиваемых от зависимых общий. И именно на примере Афин лучше всего можно видеть, насколько беспомощен был и как мало потенций заключал в себе далее самый цветущий рабовладельческий полис, лишившийся притока средств извне и предоставленный собственным силам. Вынужденные переключиться исключительно на эксплоатацию собственной рабской силы, Афины оказывались одинаково бессильными как вовне, тик и внутри. Внешняя политика их в течение первой половины IV в. сводится к пцетным попыткам восстановления морского союза, в в дальнейшем—к борьбе ац последние свои внешние владении и наконец к безуспешной борьбе эа собственную ноиашкимость. Если афиняне и имели при этом временные успехи, этими успехами они были обязаны внешней помощи н прежде всего тем средствам, которые получались от персидского царя. Как Спарта одержала верх над Афинами в последние годы Пелопоннесской войны лишь благодаря персидскому золоту, так же и афинянин Конон в свою очередь нанес Спарте решительный удар в морской битве при Книде с помощью финикийского и персидского флота; укрепления Афин и длинные стены Пирея после этого восстановлены были также на персидские средства. Примирение Спарты с Перепей положило конец и успехам Афин, несмотря даже на то, что они действовали в коалиции с другими областями и полисами. Как так называемый Анталкидов мир 387 г., так и постановления мирного конгресса 371 г. были продиктованы персидским царем.
Не менее тяжелым было и внутреннее положение и состояние Афин. По расчету современного публициста, для содержания всей массы неимущих граждан необходимо было, как мы видели, чтобы на каждого свободного гражданина приходилось по крайней мере по три одних только государственных раба. Но, если бы этот проект и был осуществлен, в Афинах не нашлось бы достаточных сил, чтобы держать всю эту рабскую массу в повиновении, тем более что с исчезновением средних классов, составлявших, как мы знаем, основу гоплитского ополчения и вместе с тем рабовладельческого полиса, они теряли свою главную вооруженную силу. Растущий политический индифе-рентизм и упадок общественной жизни были лишь внешним выражением того экономического и общественного кризиса, в каком оказалось рабовладельческое общество Греции.
Материальная база, обеспечивавшая процветание Афин, была непоправимо нарушена. А между тем неимущее, нуждавшееся в поддержке государства население не только не уменьшилось, но, напротив, возросло. Число неимущих сильно увеличилось за счет возвратившихся в Афины клерухов, с одной стороны, за счет разорившихся за время войны крестьян—с другой. Именно в это время развивается широкая земельная спекуляция путем скупки обесцененных мелких земельных участков; число закладных камней на полях вновь, как во времена Солона, быстро увеличиваете!! (много таках надписей от IV в. дошло до нас). Крестьянство, но шннггоресопапное или мало заинтересованное ранее в участии в суде, теперь также все в большем числе является в город, чтобы заработать в суде 3 обола. Именно от IV в. до нас дошли особенно многочисленные указания на исчезновение средних классов и па растущую бедность масс. И статистические (правда, очень несовершенные) данные свидетельствуют о том, что процент неимущего населения в Афинах, составлявший около 40 во время Пелопоннесской войны, к 20-м годам следующего века поднялся до 60*.
Афинская демократия возродилась в 401/400 г., как сказано, в своей прежней форме радикальной демократии, какою в условиях античного рабства опа только и могла быть. Бедственное положение масс за время войны должно было значительно ухудшиться. Требовательность мисс но только по уменьшилась, по, напротив, в результате лишений и разорения, принесенных войной, возросла. Сунщстпоинпио за счет госудврства, представлявшее в условиях античного рабства дли неимущего и вытесненного из производства населения печальную необходимость, воспринималось в конце концов неимущими массами как право—право, как мы видели, ревниво оберегаемое от неграждан. Общественные идеалы демократии, как они рисуются нам не только в карикатурном виде в комедии Аристофана, но и в серьезных публицистических произведениях, как например в не раз упоминавшемся выше трактате о доходах, представляют не планы переустройства общества на новых началах, но лишь крайнее развитие существовавших уже в общественной жизни и практике тенденций. Никому и в голову не приходит привлечь массы к труду. Массы должны существовать за счет государства и, рар нет других источников, непосредственно, как и высшие имущие слои рабовладельческого общества, за счет эксплоатации рабского труда. Обращается ли мысль афинских неимущих масс вперед или назад, выражаясь в мечтах о безвозвратно минувшем золотом веке, и в том и в другом слу-
' Л. Тюменев, Очерки экономической и социальной истории древней Греции, т. 1. 2-е изд., стр. 167.
8’	115
чае общественный идеал их составляет не царство труда, а идеализацию бездеятельного существования на всем готовом. В условиях античного рабства, задерживавшего, как мы видели, развитие античной экономики и представлявшего в классическую эпоху препятствие для поднятия общественной жизни на высшую, осповапную ни иной форме труда ступень развития, общественные идеалы определенной части населения и не могли быть иными.
Еще в конце Пелбпоннесской войны, несмотря на бедственное положение государства и плачевное состояние финансов, введена была раздача неимущим 2 оболов—диобелия. В первые годы ио восстановлении демократии была установлена плата также за посещение народного собрания, и характерно, что проведение ;>той меры было вызвано политическим индифе-ронтнэмом широких масс и фактом непосещения народных собраний, причем введенную плату приходилось постепенно повышать. Первоначально установленную, по предложению демагога Лгпррнн, плату в 1 обол вскоре же пришлось повысить до 2 оболов и наконец сто ранее 392 г., по предложению того жо Лгцррии,—до 3 оболов. Плата за участие в совете, в суде, равно как н выдачи зрелищных денег (феорикона) были также возобновлены, причем выдачи феорикона расширились путем распространения их па празднества, во время которых ранее эти выдачи не производились.
И в IV в., в эпоху прогрессировавшего упадка, существование масс за счет государства таким образом продолжало составлять такую же основную и характерную черту, как и в цветущие годы афинской демократии. Лучшим свидетельством этого могут служить озлобленные отзывы ее противников. Платон называл афипскую демократию театрократпей, Аристотель—дырявой бочкой, которая никогда пе может быть наполнена, известный противник Демосфена Эсхин сравнивал раздачи и выплаты мл государственной казны пароду с разделом барышей между пайщиками, наконец другой противник Демосфена, Демад со свойственным ему цинизмом называл эти раздачи клеем демократии.
Аристофан1 считает, что на одну плату 6 тыс. присяжных судей (300 дней по 3 обола) выходило 150 талантов. Эта цифра считается преувеличенной (Бек, Бузольт), так как не все число судей было занято повседневно. Но если мы эту цифру согласно с Бузольтом уменьшим даже наполовину, то и в таком случае, по расчету самого Бузольта2, плата судьям вместе с платой за посещение народного собрания и оплатой должностных лиц
* Apucm&fmi, .Ингушки, с. 661.
2 busolt, Griechi <Hic Staatskunde, S. 1217. fl.
л членов совета в общем итоге несколько превышает эту сумму, не считая феорикона, который, по приблизительному подсчету Бека1, требовал не менее 25—30 талантов. Если расчет Бека и признается (Френкелем, Бузольтом) преувеличенным, то пе надо забывать, какое огромное значение к половине IV в. получила специально учрежденная касса феорикона. Общая сумма государственных расходов, уходивших на различные выплаты и раздачи неимущему населению, достигала таким образом 150—200 талантов, тогда как государственные доходы в течение JV в. в лучшем случае составляли 400 талантов, понижаясь в отдельные неблагоприятные годы до 130 талантов. Расходы по раздачам и выплатам должны были поглощать таким образом от 50 до 100% всех государственных средств, притом за счет самых необходимых расходов. Демосфен, неоднократно внося свое предложение относительно обращения кассы феорикона на военные нужды, рассчитывал таким образом получить средства, достаточные для такой трудной и требовавшей громадного напряжения войны, какой была война с Филиппом.
Если настроения демократических масс таким образом не изменились, то и руководящая роль в политической жизни принадлежала прежде всего тем же, возглавлявшим эти массы промышленно-рабовладельческим кругам, к которым эта роль перешла уже с начали Пелопоннесской войны. Представителя аристократических родов, сохрппяншие первенствующее положение в политической жизни Афин п|м*дше1:твопапшего столетия, теперь, после того как они были «теснены демагогами и:» рабовладельческого класса, а затем скомпрометировали себя участием в олигархических зиговорах, окончательно сходят со сцены. Политические деятели, как Ликург, принадлежавший к древнему роду Бутадов, представляли исключение, причем в своей политической деятельности и он выступал солидарно с Демосфеном, Гиперидом и другими видными представителями демократии. Большинство остальных руководителей афинской политики со времени восстановления демократия принадлежало к группе крупных промышленников, или лично владея мастерскими, как Анит, Кефал, или будучи сыновьями владельцев'рабских мастерских, как стратег и военный деятель Ификрат, Демосфен, Пифей, Демад, известный политический писатель Исократ. К ним примыкали представители денежного капитала—откупщик государственных доходов Агиррий, представитель радикальной демократии и сторонник военной партии, настаивавший на более энергичных и насильственных мер. х восстановления афинской гегемонии, и его родственник Ка i-листрат, придерживавшийся первоначально тех же взглядов, но
* Л. Bockh, Die Staatshaushaltung der Athener, изд. 3-е, т. I, стр. 284.
обратившийся впоследствии к противоположной, мирной политике.
Первой целью и заботой возродившейся афинской демократии было восстановление морского союза по возможности в тех размерах и формах, в каких он существовал во времена Перикла. Жизненная необходимость этой задачи одинаково сознавалась представителями обеих боровшихся в Афинах после возрождения демократии партий. Расхождение сводилось главным образом к вопросу о методах и средствах ее осуществления. В то вроми кик представители радикальной демократии (Агиррий, Кефпл, Зпикра г) настаивали на более энергичных насильственных действиях и стремились к возрождению афинской гегемонии и ее прежних формах, представители более умеренного и осторожного направлении, число которых и среде имущих классов иос'пчк'нно в связи с внешними неудачами возрастало, предполагали достигнуть той же цели мирными средствами. Во главе этой мирной партии стоял выдающийся политик и финансист Кнллисгрнт.
Если норной прими по восстановлении демократии влиянием п Афинах пользовались люди уморенного направления, как Архип, то ужо вскоре руководящая роль переходит к представителям радикального направления (Кефал, Агиррий). По предложению Агиррия, как уже указывалось, была введена плата за посещение народного собрания, в короткое время поднявшаяся с 1 до 3 оболов. И во внешней политике обстоятельства, казалось, благоприятствовали планам радикальной партии.
Принудпв Афины к сдаче и овладев затем последним оплотом демократии, Самосом, Спарта на некоторое время сделалась полной распорядительницей судеб Греции. Демократы всюду истреблялись массами, на место демократии водворялось олигархическое правление, большею частью в форме правления 10 (так называемых «декархий»), поддерживаемое размещенными повсеместно гарнизонами со спартанскими предводителями (гармо-стами) во главе. Гармосты нередко при этом управляли совершенно самовластно, особенно яркий пример чего представляет хозяйничанье в Византии Клеарха, набравшего собственное наемное войско п присвоившего себе почти тираническую власть, так что сами спартанцы должны были прибегнуть к силе, чтобы изгнать его нз Византии откуда он бежал к Киру, возглавив затем греческий наемный отряд, участвовавший в походе последнего в глубь Персии.
Совершенно так же, как ранее афиняне, спартанцы установи ти определенные союзные взносы со всех зависимых городов (между прочим, как мы видели, и с Афин и с Элевсина). Одни эти сборы составляли ежегодно свыше 1 тыс. талантов, т. е. приблизительно столько же, сколько собирали афиняне в первую 113
половину Пелопоннесской войны, п более, чем <обиралось при Перикле. В отношении собственно греческих областей Спарта начинает проводить ту ?ке тактику разъединения, как и в отношении Афипского союза. Она стремится порвать всякие союзные отношения между отдельными общинами, с тем чтобы подчинить их непосредственно своей власти и своему авторитету. Так, в 402 г. спартанцы предъявили элейцам требование, чтобы они признавали автономными зависимые от них общины, и, получив отказ, в течение 2 лет производили опустошительные вторжения в Элиду. В 401/400 г. спартанцы изгнали из Навнакта и Кефал-лении мессенян, удалившихся после того в Кирену и частью в Сицилию.
Такая насильственная политика и поборы Спарты, естественно, должны были возбуждать против ное широкое и повсеместное неудовольствие. А политика спартанцев в отношении Элиды восстановила против них и их давних и постоянных союзников фиванцев, тем более что здесь вскоре после афинской катастрофы произошел переворот, поставивший у власти вместо дружественной Спарте олигархической партии «всадников» (Ле-онтиад и др.) более умеренную и антиспартански настроенную часть населения, возглавляемую Немением. Фивы поэтому уже рано начинают выказывать враждебное отношение к Спарте, и именно этим обстоятельством объясняется тот прием, какой они оказали афинским беглецам еще во время правления Тридцати в Афинах. Таким перемени, происшедшая в отношениях Фив к Спарте, не замедлили отразиться и ни позиции соседних с Беотией и находившихся под фиванским влиянием Локрнды л городов о. Эвбеи. Наконец, и Коринф, как уже отмечалось выше, имел ясе основания быть недовольным как условиями мира, так и дальнейшей политикой Спарты, и уже во время спартанских набегов на Элиду под благовидным предлогом уклонился от участия в этих набегах, в которых в качестве зависимых союзников Спарты должны были участвовать даже афиняне.
Господство Спарты, как ранее господство Афин, могло держаться только силой. А между тем именно в это время процесс имущественного и общественного расслоения, протекавший ранее в скрытой форме и теперь в результате огромного прилива денежных средств сразу обострившийся, равно как и порождаемая этим процессом внутренняя социальная борьба подтачивали ее былую военную организацию и ослабляли ее изнутри. В то же время испортились и ее отношения с персидским царем.
Мы знаем уже, что Спарта смогла победить лишь благодаря той постоянной и систематической материальной поддержке, какую получала она от персидских сатрапов. Лишь на персидские средства оказалась она в состоянии создать собственные морские силы и затем после неоднократного разгрома восстанав
ливать пх каждый раз в увеличенном размере. Поход греческого наемного отряда под начальством спартанца Клеарха вместе с бывшим союзником Спарты Киром против наследовавшего Дарию 11 его старшего брата Артаксеркса, поход, на который Спарта хотя и не дала прямой санкции, но которому она оказала косвенную поддержку, разрешив Киру производить набор греческих наемников прежде всего в Пелопоннесе, привел ее к разрыву с Персией1. Когда возвратившийся после смерти Кира в Сорды в качестве сатрапа Тиссаферн потребовал дани от малоазиатских городов, Спарта вступилась за них, после чего начал иг I. открытые военные действия (399 г.). Первые годы войны велись пило и безрезультатно. Только в 396/395 г. когда в Малую Ланю были отправлены более значительные военные силы (ciMTuiiiHiiiie главным образом из иоодамодов и союзных ополчений) с царем Лгесилаем ио главе, последнему в битве при Сардах удалось одержать более решительную победу.
Но и ;>тп победа должна была остаться безрезультатной, так как и то премн и самой Греции положение резко изменилось. Афинянин Коноп, укрышпийся после поражения при Эгос По-тамнх у царя кипрского Саламииа Эвагора, встал во главе многочисленного, сооруженного на персидские средства (около nW талантов) финикийского и кипрского флота и явился к берегам Кории, причем ему удалось склонить к отпадению от Спарты о. Родос. Персидский царь в борьбе против Спарты применил то же средство, какое оказалось столь действительным средством для ослабления Афин. Персидское золото обратилось теперь против самой Спарты. С о. Родоса прибыли в Грецию Дорией и Тимократ с персидскими деньгами и обещаниями субсидий. Дорпея спартанцам удалось схватить и казнить, но Тммократ успел распространить персидские деньги (указывалась цифра в 50 талантов), распределив их в Афинах, Фивах, Аргосе, Коринфе (в 396/395 г.). Персидское золото попало, как мы ужо ппдоли, на подготовленную почву, и вскоре дело дошло до открытого военного столкновения, известного под названием Коринфской войны.
Вмешательство Спарты в столкновенпе локрпдцев, которых поддерживали Фивы, с фокидцами на стороне последних повело к п'шзженпю их при Галиарте, причем погиб и стоявший
* С помощью греков Киру удалось проникнуть в глубь Персии; г битве при Куп.пк ах, недалеко от Вавилона, он был однако раобит и пал в битве (401 г). Поело этого началось знаменитое отступление 10 тыс. греков, которые, сначала отбиваясь от персов, а затем прокладывая себе дорогу на север uepc.i горы и в окружении враждебных племен, достигли берегов Понта и морским путем возвратились в Грецию. Этот поход описан Ксенофонтом, который сам стоял во главе греков во время отступления, в специальном сочинении под названием «Анабасис».
do главе спартанского отряда Лисандр (395 г.). Поражение Спарты послужило сигналом к образованию против нее общей коалиции, в которую вошли почти все крупнейшие города и области Греции. Кроме Booth и и Афин, уже ранее сблизившихся с Фивами, в коалицию вступили Коринф, Элида, Мегары, Аргос, Лок-рпда, Акарпалия, Левкада, Амбракия, города Эвбеи и Халки* дики и наконец Фессалия’. Для общего и совместного руководства борьбой протии Спарты был образовав союзный совет в Коринфе.
Факт образовании антиспартаиской коалиции вскоре же после установления гегемония Спарты чрезвычайно характерен для взаимоотношений между древнегреческими полисами, стремившимися, как мы знаем, к полной самостоятельности и обособленности. Более значительное объединение возможно было лишь на основе силы и принуждения. В этом отношении афинские политики, выдвигавшие в качестве обычного аргумента право сильного, были вполне правы. Всякое ослабление или затруднение, какое испытывал город-гегемон, тотчас же приводило в действие центробежные силы. Центробежные силы, направлявшиеся ранее против Афин (вспомним, что идеологическим оправданием войны со стороны Пелопоннесского союза было провозглашение борьбы за независимость греческих городов), теперь, с разрушением Афипского союза и могущества Афин, немедленно обращаются против ('.карты, выступившей с теми же притязаниями па роль гегемона всей Греции.
Вследствие резко намокши и егося но.чожеиия в самой Греции Спарта вынуждена была прершгп. успешно начатые военные действия против Персии и отозвать обратно А Госплан. Известно его замечание при атом, что его гонят из Азии «10 тыс. персидских стрелков» (стрелки изображались на персидских монетах). Не имея на этот раз «персидских стрелков» на своей стороне, Спарта не располагала достаточными морскими силами, чтобы переправить свои войска, действовавшие в Азии, и Аге-силаю пришлось совершить кружный путь через Геллеспонт вдоль берегов Фракии. Победы спартанцев близ Немей (при попытке союзного ополчения вторгнуться в Пелопоннес, июль 394 г.) и при Коронее (одержанная Агесилаем в августе 394 г.) остались безрезультатными. Войска союзников укрепили и прочно заняли Истмийский перешеек, не пропуская спартанцев цз
1 По предположению Гольма («Греческая история», т. III, стр. 54), основанному исключительно на нумизматических данных, в союз уже с этого времени кроме Родоса вошли также Самос, Книд, Эфес. Другими современными историками эта гипотеза Гольма однако не разделяется. У пас эту гипотезу принял Виппер («История Греции», стр. 439). Э. Мейер («История древности», т. V, стр. 232—233) сомневался в факте присоединения к коалиции Мегар.
Беотии. Агесилай не смог использовать своей победы и должен был на судах переправить свои войска через Коринфской залив в Пелопоннес.
Решительные события произошли в том же году на море. Афинянпп Конон во главе греко-персидского флота совершенно уничтожил спартанский флот при Книде. Последствием этой победы было отпадение от Спарты островов Карпатоса, Коса, Теоса и других Кикладских островов, городов Эфеса, Эрифр, о. Хиоса, г. Митилены на Лесбосе. Повсюду спартанские гармо-сты были изгнаны, и восстановленные демократии принимали сторону Афин. Был занят также о. Кифера, близ берегов Пелопоннеса. Тогда же (в 394/393 г.) заключен договор о союзе с Эротрпой, текст которого сохранился, и может быть и с другими эвбейскими городами. Этим ударом спартанскому преобладанию па море был положен конец. Лишенная персидских субсидий н помощи союзных флотов после отпадения ряда крупнейших морских городов, Спарта собственными силами и средствами но могли создать нового, сколько-нибудь значительного флота.
Радостно приветствуемый населением, как ранее Алкивиад, Коион в сопровождении персидского начальника флота Фар-пабипа лиилсн в Афины, везя с собой 50 талантов па восстановление афипских и пирейских стен (393/392 г). С этими успехами вновь оживает радикальная демократия, и именно к описываемому времени относится повышение платы за посещение народного собрания до 3 оболов.
Вероятно под впечатлением этих успехов и в Коринфе произошел при внешней поддержке демократический переворот. Коринфские демократы чувствовали однако себя слишком слабыми, чтобы продержаться собственными силами, и потому поспешили заключить договор о симполитии с демократическим Аргосом (392 г.). Успех, одержанный спартанцами в следующем году, когда нм при содействии коринфских эмигрантов удалось прорвать линию союзных укреплений па перешейке и овладеть коринфской (западной) гаванью Лехеем, также не имел больших последствий и был в значительной мере парализован победой афинского стратега Ификрата, окружившего близ Коринфа и истребившего спартанский отряд в 250 человек (390 г.). Между тем афиняне по восстановлении стен соорудили собственный флот и продолжали развивать свой успех на море. Фраси-бул во главе флота из 40 триер направился к Геллеспонту и, присоединив острова Фасос, Самофракию и Тенедос, Херсонес фракийский, Калхедон и Византий, вновь овладел путями к Понту. Ему удалось также упрочить связи с Хиосом и Митиленой на Лесбосе. Во время похода к Родосу при сборе денег в Пам-фплии он погиб, что избавило его от суда, па который его вызвали в Афины по обвинению в стремлении к тиранической власти
п в утайке денег. Сотоварищи Фраспбула по командованию флотом Эргокл и Тнмократ были обвинены и казнены (389 г.).
Все эти успехи афинян были однако эфемерны и недолговечны, поскольку Афины не имели уже в это время ни прежнего престижа, ни тех средств и сил, которые дали бы им возможность упрочить их положение. Судьбы раздробленной и обессиленной Греции решились теперь уже, как сказано, пе самими греками, но в Персии. Лишик’нись всех своих внешних владений, не имея ни флота, ни средств дли его воссоздания, пе одержав решительных успехов в затянувшейся войне, спартанцы решили примириться с! ерсией н склонить ее опять на свою сторону. К персидскому сатрапу Тирибаау в Сарды отправился спартанец Анталкид с предложением оставить малоазиатские города во власти царя, в отношении же остальных греческих общин, вплоть до самых мелких и незначительных, провести последовательно принцип полной автономии. Такое предложение, представлявшее крайнее распыление эллинских сил, шло, естественно, навстречу желаниям персов и потому встретило одобрение со стороны Тирибаза. Союзники в противовес Анталкиду снарядили свое посольство с Кононом во главе. Тирибаз однако не стал их слушать, Копопа же, как не оправдавшего доверие царя, приказал бросить в темницу1. Дальнейшие переговоры продолжались уже при персидском дворе и привели к заключению так называемого Анталкидова, носящего также характерное название «царского», мира (зима 387 г.). Для того чтобы принудить к этому миру афинян, лишив их таким образом всех плодов одержанной Коконом победы, достаточно было 20 кораблей, присланных Дионисием Сиракузским, которые в соединении со слабым (пасчитывавпшм едва три десятка судов) спартанским флотом заперли афинский флот в Геллеспонте. Так ничтожны были теперь силы Афин. Любопытен наконец п самый текст мирного договора, недаром получившего название царского и имевшего скорее характер царского указа, чем собственно мирного договора: «Царь Артаксеркс признает справедливым, чтобы города в Азии, а из островов Клазомены1 2 и Кипр принадлежали ему. Другим же греческим городам, малым и большим, быть автономными кроме Лемноса, Имброса и Ски-роса; эти, как и с древних времен, должны принадлежать афинянам. Кто не принимает этих мирных условий, против тех вместе с принявшими их буду воевать на суше и на море, кораблями и деньгами». Характерна была и обстановка, при которой
1 Дальнейшая судьба Конова неясна. Во всяком случае он вскоре после этого умер или в персидском заключении или, что вероятнее, при дворе своего друга Эвагора, куда ему удалось спастись бегством.
2 Малоазиатский город Клавомеаы был расположен частью на материке, частью на острове.
произошло принятие греческими полисами условий этого договора. Тирибаз вызвал к себе представителей городов, согласных принять этот мир; выслушав текст царского договора, они оповестили о нем свои города, после чего была принесена присяга в соблюдении условий мира’.
Анталкидов мир был успехом Спарты. Опираясь на установленные миром условия, она могла теперь беспрепятственно проводить ту политику разъединения греческих общин, какую поставила себе целью уже в первые годы после разгрома Афин. Мантипея в Аркадии, образовавшаяся путем синойкизма из нескольких деревень, вследствие своей давней вражды со Спартой сделалась одной из первых жертв этой спартанской политики. Спартанцы принудили жителей ее вновь расселиться по четырем деревням (384 г.). Симполитпя Аргоса п Коринфа была также разорвана. Затем Спарта выступила против основанного па Хал ни ди ке союза местных городов с центром иг. Олинфе. Ногле нескольких походок п осады Олнпфа последний должен был наконец сдаться (379 г.), что послужило па пользу не столько Спарте, сколько соседней, быстро усилппапшейся в то нремп македонской держаке. Захватом фиванской крепости Кидман по кремн одного из походов против Олнпфа (382 г.) и казнью вождя фиванской демократии и врага Спарты Исмепия нанесен был удар Беотийскому союзу. Восстановлены были разрушенные во время Пелопоннесской войны и враждебные Фивам Платеи, но уже в качестве форпоста Спарты в Средней Греции; в других городах Беотии помещены спартанские гармосты и гарнизоны.
Но особенно тяжелый удар нанесен был Анталкидовым миром Афинам. Возродившийся было союз снова распался. Малоазиатские города отошли под власть персидского царя, островные государства объявлены автономными и должны были оставаться такими; ио условиям мирп возможность возрождения союза исключалась таким образом и на будущее время. Во владении Афин оставлены были только те же острова Имброс, Скирос п Лемнос, какие оставались за ними и по окончании Пелопоннесской войны. И если Афины, одержав ряд значительных по внешности успехов и не потерпев ни одного сколько-нибудь решительного поражения, должны были пойти на такие исключительно невыгодные для них условия единственно в силу соглашения, состоявшегося между персидским царем и Спартой, то это могло быть только результатом их полного бессилия и невозможности выдерживать борьбу собственными силами.
Под впечатлением неудачного окончания этой первой попытки возрождения Афинского союза и сознания собственного
: Ксенофонт, Греческая история, V, I, 30—32.
бессилия в Афинах взяли верх мирные настроения. Лгиррий как виновник войны на долгие годы был заключен в тюрьму, и его политическая карьера закончилась. Племянник его Кал-листрат, бывший до того также сторонником энергичной военной политики, теперь коренным образом изменяет свою позицию и с этого- времени становится главой мирной партии. Не отказываясь от возрождения союза, он, как уже указывалось, стремится добиться осуществления этой цели мирными средствами. В том же духе высказывается и политический писатель Исократ в своей изданной в это время речи «Панегирик», в которой он развивает мысль о восстанов^к-ннп мирского могущества Афин, но не и борьбе, а в союзе со Спартой в целях успешной борьбы против общего врага — Персии.
В сознании своего бессилия афиняне должны были безучастно смотреть на расправу Спарты с их бывшими союзниками. Еше в 379 г. Афины не решались порывать со Спартой, и из двух стратегов, оказавших содействие фиванским демократам при изгнании спартанского гарнизона из Кадмеи, один был казнен, другой спасся бегством.
Из этого бездействия их вывела сама Спарта, когда в 378 г. спартанский гармост в беотийском городе Фесппях Сфодрий сделал попытку внезапным нападением овладеть Пиреем (как ранее Фебид—фиванской Кадмеой), а жалоба афинян оставлена была в Спарте без последствий. В результате в Афинах вновь усиливается влияние вождей крайней демократии и военной партии в лице горшечника Кефали и Фраснбулп на Коллита (которого не следует смеши нить с. Фрвсибулом на дома Стирим). Непосредственно после набега Сфодрин афиняне вступают в союз с освободившимися незадолго ди того от спартанской зависимости Фивами, причем при заключении этого союза видную роль играл один из глав радикально-демократической партии—Фра-сибул из Коллита. Предпринятая затем Афинами попытка возрождения морского союза встретила сочувственный отклик. Союз в глазах примыкавших к нему общин должен был составить противовес спартанской агрессин.
Первый договор, послуживший образцом для последующих, был заключен еще в 384/383 г. с Хиосом в подтверждение и укрепление договора, заключенного с царем и другими эллинами, как специально было оговорено в документе. Тогда же был заключен аналогичный договор и с городами Халкидикп; однако, когда вскоре после того Спарта начала войну против этих последних, афиняне не .решились еще оказать им помощь Теперь, в 378/377 г., когда не Афины, а сама Спарта нарушила мир, были заключены союзные договоры с Митиленой, Мефимной на Лесбосе, Халкидой на Эвбее, Византием, затем также очевидно с Фивами, Родосом, Эретрией и другими эвбейскими го
родами, причем эти договоры заключались уже пе только от имени Афин, но от имени «Афин и прочих союзников».
В начале 377 г. в архоптстве Навспнпка было принято и общее постановление относительно вновь образованного союза. Этот документ чрезвычайно характерен и показателен как для общего положения Греции в это время, так и в особенности для изменившегося положения Афин. Прежде всего участники вновь образуемого союза спешат, как и в договоре с Хиосом, отгородиться от всяких обвинений в нарушении царского мира и в нарушении интересов царя; в союз принимаются только города, пе входившие в состав царских владений; указывается определенная цель союза—оградить от покушений со стороны лакедемонян свободу и автономию отдельных полисов. Но если целью договора было оградить его участников от угрозы со стороны Спарты, то, естественно, еще менее могли они желать возрождения союза в той форме, какую получил оп в годы афинской врхо. II договор внесен был рпд пунктов, специально огра-инчпвппшпх право Афин и предупреждавших возможность злоупотреблений с их стороны. Специально подтверждалась свобода и полная автономии входивших в союз общин с сохранением государственного устройства, какое каждая община «желает иметь у себя»; в города не будут посылаться никакие гарнизоны и правители (архонты), форос (союзная дань) не будет уплачиваться. Мало того, все как государственные, так и частные владения афинян на территории союзников должны быть возвращены афинянами и впредь «не будет разрешено никому из афинян пи частным образом, ни от государства приобретать в области союзников ни дома, ни участки земли ни путем покупки, пи путем залога, ни каким-либо иным способом». О случаях нарушения этого пункта должно быть доведено до сведения союзного совета, и приобретенные афинянами владения подлежат конфискации. Всеми этими условиями союзного договора значение к роль Афин сводились почти па-нет: исключалась возможность вмешательства во внутренние дела и устройство союзных общин, исключался также сбор союзной дани, равно как и возможность посылки клерухий на союзные земли, против чего был направлен последний пункт. Исключались, словом, все те условия, которые обеспечивали господство Афин в союзе и на которых прежде всего основывались материальная сила и преимущества афинской демократии времени ее расцвета.
В организации союза была устранена также всякая централизация, представлявшая основную и характернейшую черту первого союза. В Афипах собирался общий совет (синедрион) из представителей всех союзных общип, в котором каждая община располагала одним голосом. Компетенцию союзного
совета (куда афинские представители не вхсдили) составляло предварительное рассмотрение всех вопросов, касавшихся союза,—вопросов объявления войны или заключения мира, принятие новых союзников; наконец ему же принадлежало и окончательное рассмотрение размера взносов, производимых отдельными союзными общинами в каждом данном случае1, причем прежнее обозначение взносов названием «дани» (форос), ставшим ненавистным союзникам2, заменено новым «складчина» (синтаксис). Решения, принятые союзным советом, поступали затем на утверждение афипских органов, проходя обычные инстанции и—совет 500 и затем народное собрание. Последнему предоставлялось таким образом лишь право окончательного утверждения или неутверждеиил принятых синедрионом решений.
В новом союзе права и прерогативы Афин были сведены к минимуму. Условия союзного договора во всяком случае исключали все те преимущества и выгоды, какие прежде всего имели в виду руководители афинской демократии, добиваясь восстановления союза. Если они и вынуждены были тем не менее при образовании союза пойти на все указанные ограничительные условия, то это являлось лучшим показателем слабости и резко изменившегося положения Афин.
Лишенные возможности бесконтрольного обложения союзных общин и распоряжения союзными средствами, афиняне теперь подобно остальным союзникам должны были прибегнут!, к самообложению. Вйсфора, пи нм а ши а йен до тех пор и исключительных случаях и при чрезвычайных обстоятол1.ст1шх, превращается теперь в постоянный, регулярно собираемый налог. С этой целью в тот же год архонтства IIидейника (378/377 г.) произведена была оценка имущества граждан (как недвижимого, так и движимого). Облагалось повидимому не все имущество, но лишь его часть. Для класса богатейших граждан эта облагаемая часть составляла, как надо думать, одну пятую часть всей оценочной суммы, для других имущественных классов—меньше, но точные пропорции нам неизвестны. С этой облагаемой части и взимался определенный процент (обычно от 1 до 2%)3. В целях более регулярного сбора эйсфоры все граждане были по
1 Порядок установления этих взносов нам неизвестен. Характерно лишь, что он производился без непосредственного участия Афин.
* Согласно мотивировке, сохранившейся в одном позднейшем памятнике—словаре Гарпократиона.
’ Примером может служить обложение имущества, оставленного Демосфену его отцом. Все имущество было оценено в 15 талантов, облагаемая его часть (отец Демосфена принадлежал к высшему облагаемому классу) составляла одну пятую, т. е. 3 таланта; с этой суммы опекуны Демосфена в течение 10 лет (376—366 гг.) уплатили в общей сложности 18 мин, т. е. 10%.
делены на двадцать групп симморий—с приблизительно одинаковой суммой общего облагаемого имущества в каждой. На них же падала и обязанность снаряжения судов (повинность триерархии) и содержания их в течение года (отправление триерархии в течение года требовало 4—6 тыс. драхм), причем именно теперь, когда Афины были предоставлены собственным средствам, а число судов быстро возрастало (в 378/377 г. число триер достигало 100, в 357/356 г.—283, в 353/352 г.—349), эта невинность должна была ощущаться особенно тяжело.
Вниду возрастающей тяжести триерархии пришлось увеличить число лиц, привлекаемых к этой повинности. Уже после Сицилийской войны разрешено было для отправления повинности объединяться двум гражданам. В • 357/356 г. к несению повинности привлечено I 200 богатейших граждан, по 60 в каждой симморнн, причем шишнности распределялись между группами (сиптолинми) но 2, 3, ' и более членов, смотря но средствам отдельных лиц.
Военные расходы тем тяжелее дол ины были ложиться на государственную казну и в конечном итоге на имущие классы, что с исчезнов<ч1ием средних классов и с ростом и результате niieiiiiiHX политических неудач индиферентизма в массах гражданское ополчение все более сходит со сцены и заменяется оплачиваемой наемной армией, играющей большую роль уже во время Коринфской войны, т. е. с начала IV в. С пролетаризацией населения, распространившейся теперь на всю Грецию, при невозможности вследствие конкуренции рабского труда найти заработок в производительной деятельности наемничество становится теперь повсеместно распространенным явлением в Греции, поставляющей военных наемников пе только греческим полисам, но и соседним странам—Персии, Египту.
Союз, заключенный сначала относительно немногими участниками, быстро в результате успешных военных действий Афин разросся, охватив всю область Эгейского моря (между прочим острова Фасос, Наксос и большинство мелких Кикладских и Спорадскпх островов), распространившись и на западную Грецию, где к союзу примкнули (375 г.) Керкира, Кефалления, Закинф, Акарнания. Общее число всех участвовавших в союзе общин быстро возросло (свыше 50); вповь вступившие члены вписывались в названный уже выше документ. Афиняне вновь располагали флотом из 100 триер, число которых притом быстро возрастало.
Теперь Афины во главе морского союза и совместно с Фивами открыто выступили против Спарты под тем же благовидным предлогом освобождения эллинов, под которым некогда, в начале Пелопоннесской войны, Спарта выступала против них самих.
Когда летом следующего после основания союза (376) гида спартанский флот из 65 триер овладел островами Делосом, Наксосом и др. и пытался блокировать Аттику, афиняне cmoi.hi выставить против пего флот в 83 триеры (под начальством Хаб-рия), который заставил спартанский флот отступить и затем нанес ему при о. Наксосе решительное поражение (сеи-тябрь376 г.). Афиняне сделались после итого господами па море и в следующем (375) году могли позволить себе одновременные операции и в области Эгейского моря и па западе, в Ионическом море. Хабрий, следуя вдоль фракийского побережья, присоединил к союзу острова Фпсос, (жмофракню, г. Лбдера во Фракии и остальные города (помимо вошедших уже ранее в союз Митилены и Мефимны) на о. Лесбосе. Н то же время Тимофей, сын Конона, во главе другого флота направился на запад, где к союзу примкнули теперь Кефалления, акарпанскпе города и, наконец, о. Керкира, сохранивший впрочем согласно установленному союзным договором принципу олигархическую форму правления. Особую важность должно было иметь присоединение Керкиры благодаря значительности ее флота. Действиями афинского флота война была перенесена на море, и в военных действиях между Спартой и Фивами за ито время не произошло никаких крупных событий.
Несмотря однако па все зги успехи, одержанные на море, в Афинах не проявлялось ужо топ» воинственного, ai pi х инного настроения, какое отличило их политику в зпоху lh pin. ia и Пелопоннесской войны. Войпп велась теперь <’ lopii.iju ni.ii,-шим напряжением, чем в то прими, причем пси тплач п. ложилась прежде всего ла имущие классы Афин. Эго обстоятельство, естествеппо, настраивало имущие классы (теперь ужо в большинстве, а не только землевладельческие круги) протии войны. «Бедный и неимущий полагают,—говорит Праксагора в комедии Аристофана «Женщины в народном собрании»,— что следует приступить к постройке и снаряжению кораблей, богатый же оказывается противоположного мнения и противится постройке флота». Эти слова, написанные еще в 392 г., когда война велась па персидские средства, в еще большей г-то-пени могут быть отнесены к описываемому времени, когда имущие верхи всячески сопротивлялись против снабжения и содержаний флота, тяжелым бременем ложившихся и на них.
Но если большинство имущих верхов было таким образом против продолжения военных действий, то и демократическим массам вето время, после ряда испытанных неудач, становились все более чуждыми прежние агрессивные настроения. Поскольку новый союз, в котором афиняне пе являлись полными хозяевами, как в первом морском союзе, пе давал и не обещал им никаких непосредственных выгод, массы относились к его дпль-
9 Дрепп.ш Греции, ч. IT.
пейшему расширению более безучастно. В то же время расходы на войну отнимали у государственной казны те средства, которые иначе были бы израсходованы на феорикон и другие выплаты. Вот почему афинская демократия в целом (а не только имущие верхи Афин) обнаруживает теперь гораздо большую тягу и готовность к миру. Вот почему уже в 374 г., после 2 лет успешных действий на море, в Афинах снова берет верх представляемое Каллистратом мирное течение, и вместе с тем Кал-листрат па долгое время (свыше 10 лет) становится руководителем политической жизни Афин.
В 371 г. был заключен мир со Спартой, которым санкционировался возникший в 378/377 г. союз, что однако уже представляло несомненный крупный внешнеполитический успех Афин. Мир однако в том же году был пиру шеи Тимофеем, который ва обратном пути нэ Ионийского моря содействовал воз-npaiiioiniio на о. Закнпф местных демократов, результатом чего было присоединение острова к союзу. В ответ пелопоннесцы осадили Керкиру, сдача которой грозила лотерей всех союзных свилей, приобретенных и Западной Греции. Тимофей за самовольное нарушение мира привлечен был к суду и хотя и был оправдан, но лишен' командования и удалился на службу к персидскому царю. Положение па западе вскоре было восстановлено. Одно известие о появлении афинского флота под начальством Ификрата заставило пелопоннесцев снять осаду Керкиры (372 г.).
Уже в следующем (371) году вновь начались мирные переговоры, и в Спарте собрался общегреческий мирный конгресс. Характерно, что и на этот раз мирные переговоры начались в результате обращения Спарты через того же Апталкида к персидскому царю. Царь отправил своих послов с предложением примирения греков и повидимому также с общими указаниями относительно условий мира, сводившихся прежде всего к восстановлению автономии отдельных общий. При этом делегаты и все выступавшие на конгрессе с речами базировались пли так или иначе исходили из предложенных царем условий. Мирное соглашение между Спартой и Афинами и союзниками обеих сторон, поскольку военные действия со времени нарушении мира в 374 г. не внесли значительных изменений в положение сторон, достигнуто было легко. Одни фпвапЦы, которые за время борьбы Сварты и Афин на море успели значительно усилить свои позиции в Беотийском союзе, отказывались признать автономию остальных беотийских общип. Вмешательство Спарты привело к поражению п смерти царя Клеомброта в битве при Левктрах; поражение это, хотя и не имевшее решающего значения, нанесло непоправимый удар военному престижу Спарты и образовало переломный момент в ее борьбе с Фивами.
Одновременно было ослаблено положение Спарты и в Пелопоннесе. Увод спартанских гарнизонов имел своим последствием оживление демократического движения в Пелопоннесе. Центром этого движения был Аргос, где восстание масс привело к расправе над правящими имущими верхами (так называемый «скиталиам»—избиение палками) и к конфискации пмущестп. Далее этой вспышки движение невидимому не пошло. По крайней мере мы ничего о его дальнейшей судьбе не знаем. К этому же времени относятся попытки демократических переворотов при поддержке Аргоса в Коринфе, вМегарах, Сикионе, Флиуите, окончившиеся впрочем неудачно.
Гораздо существеннее было движение, качавшееся в Аркадии. Когда обращение аркадян в Афины с предложением союза против Спарты не имело успеха, они обратились с тем же предложением в Фивы. Фиванцы приняли пх предложение, и в результате нескольких повторных вторжений в Пелопоннес Пелопоннесский союз был разорван, образован Аркадский союз и освобождена Мессения, что представляло особенно тяжелый удар для Спарты. Спартанцам пришлось защищать собственные свои границы (369 г.). В то же время с ослаблением Спарты и в других городах Пелопоннеса прокатилась новая волпа демократического движения. В Сикионе в результате неоднократных попыток аахватил тиранию Эвфроп (368 г.), а поело его убийства в Фннах—его сын Адене. Аналогичпан попытка захвата тирании в Коринфе 'Гпмофапом окончилась неудачей.
В Афинах поело мирного конгресса 371 г. руководящее влияние перешло к партии мира. Глава этой партии Каллистрат во время конгресса выступил с программой объединения Спарты и Афин, что должно было повести к объединению всей Греции, поскольку остальные греческие города и области примыкали к той или другой области,—программой, уже ранее развитой, как мы видели, в «Панегирике» Исократа. Вот почему уже к известию о победе фиванцев при Левктрах в Афинах отнеслись холодно, затем, как мы видели, здесь не было принято предложение союза со стороны аркадян. Наконец явный перевес Фив и ослабление Спарты побудили руководящие круги Афин оказать прямую (хотя и мало действительную) поддержку Спарте против бывших союзников Афин—фиванцев.
В 367 г. последовало новое вмешательство персидского царя. По его предложению представители греческих городов собрались на конгресс в Дельфах. И на этот раз ебглашение не состоялось вследствие отказа фиванцев возвратить Мессению Спарте. Спартанцы по сложившемуся у них уже обыкновению отправили посольство непосредственно к царю в Сузы. Туда же явился Пелопид от Фив, а также представители Афин, Аркадии, Элиды. Здесь началось настоящее соревнование представпте-
9*
131
лей греческих государств в соискании милости и расположения царя. Победителем из этого соревнования вышел представитель Фив Пелопид, указывавший па старую, восходящую еще ко времени греко-персидских войн дружбу Фив с Персией. Решение царя было в пользу Фив и их союзников; фиванцы и элейцы сохраняли гегемонию в Беотии и Элиде, Мессения объявлена свободной; в то же время афиняне, напротив, должны были отказать я от притязаний на Амфиполь и распустить флот.
Поддержка, оказанная персидским царем, способствовала далышпшему росту агрессивных настроений в Фивах. Походы в Спирту продолжались. Эпаминопд замыслил создать флот и добиты л гегемонии и на море. Выполнению этих планов способствовало отпадение от Афин пограничного местечка Оропа, служи HiiH'id гаванью для лере нравы ва о. Эвбенц и переход его на 1торчн\ Фин и Беотнйскоп» союза (.465 г). Союзники откпаа.1п<1> поддерживать Афины, и ноглгдние должны были HpiiMiipim.vii < финтом потерн Орона. Успехи Тимофея—овладение Самосом, Иотндноп (.161 г.) и поселение там, равно как и на .\eproiivir фракийском, афинских клерухов—пред-ГТ1111ЛП.1И в полним <•mi.ic.to слова пиррову победу, так как именно факт отправки клерухий, нарушавший одно нз главных условий союзного договора, способствовал охлаждению между Афинами и союзными общинами и в дальнейшем окончательному распаду союза. Возможно, что именно в связи с охлаждением между Афинами н союзниками афиняне терпят ряд неудач, свидетельствующих о наступлении их окончательного упадка. Еще в 364 г. Эпаминопд во главе флота достиг Византия, хотя и без каких-либо положительных результатов. В 361 г. союзник фиванцев Александр Ферский нанес поражение афинскому флоту, после чего произвел удачный набег на Пирей. Пе более удачны были действии Афин в борьбе с фракийским царем Ко-тисом in Херсонес фракийский. Попытки овладеть Амфиполем остались безуспешными. Единственным успехом было возвращение Эвбеи, отпавшей после битвы при Левктрах и перешедшей ва сторону <1’110 (357 г.). Византий и Калхедон задерживали грузы х.чеба, шедшие нз Понта в Афины (362/361 г.).
Послед* тннем нсех этих внешних неудач было падение Кал-листратн п Афинах. Его мирная политика сближения со Спартой с ослаблением и обессилением Спарты так же потерпела крах, как и энергичная и агрессивная политика Кефала и Фрасибула. X же в 365 г., после потери Оропа, против Кал-листрата был возбужден процесс. Если тогда ему удалось оправдаться, то теперь, после ряда новых неудач, он предпочел, пе ожидая окончания процесса, удалиться из Афин л Македонию (361 г.), где па службе македонскому царю этот опытный финансист привел финансы страны ь порядок, пе подозревая, что он
таким образом способствует росту самого страшного Прага своего города. Когда спустя 2 года он попытался в качество просителя—у алтаря—возвратиться в Афины, это не спасло его от осуждении, п он был предал смертной казни.
Слабость Афин и нх сближение со Спартой уронили пх престиж в глазах со юз ни ко в. Возрождение же методов времени первого союза случаи посылки клерухнй, попытки овладения Амфнполем окончательно посети но пили их против Афин. В 357 г. произошел общий кризис. Попытка силой восстановить положение Афин, снарядивших сильный флот (в связи с чем невидимому и была произведена раскладка расходов по снаряжению флота между 1200 богатейшими гражданами), не имела успеха. Афинские стратеги действовали несогласно. После того как двое из них, Ификрат и Тимофей, привлечены были к суду* и командование флотом сосредоточено в руках сторонника военно-радикальной партии Хареса, последний союзом с мятежным сатрапом Артабазом возбудил неудовольствие нового персидского царя Артаксеркса Оха. В результате разрыва с царем афиняне вынуждены были отказаться и от продолжения военных действий против союзников (так называемой Союзнической войны) и примириться с фактом распада союза. Крупнейшие союзные общины (Родос., Кос, .Хиос, Лссбос, Керкира) вышли из союза, который после этого потерял для Афин н то условное значение, какое он, несмотря на нее ограничении, имел до того в их внешней политике. ч
Как раз в этот момент краха последней попытки возрождения афинской архе и растущего ослабления Афин па севере в лице молодой македонской державы вырастает новая грозная сила. Афинам предстояло бороться уже не за положение государства-гегемона, но за самое свое существование. Борьба эта требовала крайнего напряжения материальных средств и жертв со стороны населения. А между тем по мере прогрессирующего разложения рабовладельческой системы и рабовладельческого полиса в Афинах росли упадочные настроения, и политическая апатия и индиферентизм, как уже говорилось выше, в начале этой главы, охватили не только имущие верхи, но и широкие массы населения.
Материальные средства Афин были теперь ничтожны. Союзные взносы, не говоря уже о том, что они не находились более в бесконтрольном распоряжении Афин, не давали достаточных средств даже для ведения военных действий, в которых участвовали все союзники, и во всяком случае сиитаксы IV в. были много менее фороса времен Пелопоннесской войны. После
1 Пфпкрат мыл оправдан, Тимофей присужден к денежному штрафу, HOe-ie Чего оии ыоымиули Афины.
отпадения крупнейших и важнейших союзных общин d результате Союзнической войны общая сумма взносов оставшихся союзников составляла, по свидетельству Демосфена1, всего 45 талантов (ок. 354 г.), к 346 г.—60 талантов2. Даже в абсолютных цифрах по сравнению с 1 тыс. и более талантов, которые приносил форос во время Пелопоннесской войны, это было ничто, но еще надо учитывать при этом вдвое понизившуюся с того времени ценность денег. Кроме того мы знаем, что и в Пелопоннесскую войну форос оказывался недостаточным, и афиняне уже тогда должны были заменять его системой таможенных сборов.
Мы видели, что в 378/377 г., при образовании нового союза, афиняне должны были ввести болею систематическое и регулярное обложение имущего населения самих Лфпп. По н эти сборы не могли дпть много. Вен оценка недвижимого п движимого имущества граждан, подлежавших обложению, составляла 5 750 талантов11. При этом обложешпо подлежала, как мы уже знаем, лишь часть (л-ого имущества (дли наиболее состоятельных—одна пятая часть, дли остальных меньше пятой) и сотой облагаемой части бралось не более 1%. Уже отсюда нетрудно видеть, насколько незначительная сумма получалась даже по имущественному обложению всего гражданского населения. Но пам известны и прямые цифровые данные о сборе эйсфоры. За 22 года (378/377—356/355 гг.) всего эйсфоры было получено 300
1 Демлсфен, XVIII (О венке), 234.
’ Эсхин, II, 71. •
• Полибий, II, 62, 7. Относительно толкования этой цифры между современными исследователями существует большое разногласие. Бек предполагал, что приводимая Полибием цифра означает пе все действительно оцененное имущество, но лишь облагаемую его часть, и что общая ценность всего имущества должна была составлять 30—40 талантов. Против такого понимании возражал Болох (п специальных статьях в журнале «Гермес», т. XX и XXII, 1805 и 1887 гг.), утверждая, <гго цифра тимемы охватывала все оцененное имущество граждан. Па точке зрения Бека стоят Германн-Тумзср, Гиро, Франкотг, Кавепьлк; к Белоху примыкают Гильберт, Локривеп, Э. Мейер, Шеман-Липсиус, Буэольт, Карштедт. Последняя точка зрения повидимому ближе к истине. Автор не разделяет теперь того положения, которое он защищал в специальном экскурсе в работе о капитализме и древней Греции. За полный охват тимемой всего имущества говорит как прямое значение и контекст сообщения Полибия, «всей ценности имущества» сопоставляющего ее также с ценностью всего имущества мегалополитля, так и те цифровые данные, какие мы имеем о сборе эйсфоры. Выше уже приводилось сообщение Демосфена о выплате его опекунами в течение 10 лот с облагаемого имущества в 3 таланта (при общей ценности имущества его отца в 15 талантов) 18 мин, что составляло 10%. С другой стороны, нам известно от того же Демосфена (XX, 44), что за 22 года (с 378/377 по 356/355 г.) было собрано эйсфоры всего около 300 талантов, в среднем в год около 14 талантов, что составляет почти такой же процент по отношению к облагаемой части 1 200—1 500 талантов всей имущественной оценки, равной, как сказано, 5 750 талантам.
талантов, что составляет в среднем на год пе более 14 талантов. Вместе со всеми другими источниками общая сумма государственных доходов колебалась от 100 до 400 талантов при упавшей ценности денег. А между тем только за первые годы Пелопоннесской войны помимо регулярных союзных взносов и других сборов были истрачены нее сбережения и G тыс. талантов, лежавшие в казне храма Афины. Па одну осаду Потидеи в течение 2 лот потребовалась 1 тыс. талантов. Из простого сопоставления этих Цифр видим, как iieuoc.iiльна была в это время для афинян всякая, сколько-нибудь затяжная война.
Ввиду такого печального состояния государственных ресурсов помимо эйсфоры значительно увеличилась, как мы уже видели, тяжесть литургии по снаряжению судов (триерархии), что и повело к расширению круга подлежавших этой повинности лиц. Если в V в. государство полностью оплачивало экипаж флота, то уже с конца Пелопоннесской войны и затем в течение всего последующего времени оно уплачивает жалованье лишь гребцам, остальной экипаж должен оплачиваться триерархами.
Но если таким образом материальных средств нехватало на поддержание внешней мощи государства и для покрытия текущих государственных расходов, то откуда же брались средства для содержания неимущих масс, черпавшиеся рапсе из союзной казны и на иэносоп coioaiuiKoni' Проекты использовании с этой целью труда государственных район и приносимых ими доходов остались проектами. Вырвбитыанетсп болов простой и непосредственный способ huiijb-mi-hihi средств- это судебные процессы, влекущие за собой осуждение, сопровождавшееся часто наложением крупных штрафов и нередко конфискацией всего имущества. Подобные процессы, относительно редкие в предшествовавшем веке, теперь становятся обычным явлением. Уже в V в. выплата жалованья судьям обеспечивалась прежде всего судебными доходами. Однако гелиаста, знавшего, что получение платы ему обеспечено, мало интересовала эта сторона дела. Одержимый судебной страстью Филоклеон в комедии Аристофана «Осы» кичится прежде всего тем, что богатые и сильные люди трепещут и заискивают перед ним. Теперь, напротив, все более выдвигаются па первое место материальная сторона и непосредственная заинтересованность судей в исходе процессов. Особое значение приобретают процессы по обвинению в государственных преступлениях (так называемые «эйсан-гелии»), слушавшиеся в народном собрании.
Именно по этим процессам обвиняемому прежде всего грозило присуждение к штрафам и конфискации. О суммах, которые рассчитывали получить в результате обвинительного приговора (расчеты эти, правда, далеко не всегда оправдывались), могут дать представление следующие несколько примеров. При
осуждении стратега Эргокла в 389 г. рассчитывали получить 30 талантов. В следующем году шли разговоры о предании суду стратега Диотима, от которого предполагалось получить 40 талантов; против Диотима впрочем не нашлось обвинителей. Известный афинский военный и политический деятель сын Конона Тимофей был присужден к штрафу в 100 талантов (штраф был впоследствии снижен его сыну до 10 талантов). При осуждении богатого владельца рудников Дифнла (в 30-х годах IV п.) было конфисковано 160 талантов. Мы видим таким образом, что судебные процессы представляли существенный источник доходов, и нередко случалось и государству в затруднительных обстоятельствах обращаться именно к этому источнику. «Когда у сонета есть деньги для управления,—пишет в одной из составленных им обвинительных речей1 Лисий, сам являвшийся сторонником демократии и содействовавший ее восстановлению при свержении 30,—он но прибегнет ни к каким предосудительным мерам; а когда попадает в боа выходное положение, то бывает вынужден принимать aikciiiire.iiin, конфисковать имущество у граждан н склоинтьсн ла самые скверные предложения ораторов»1 * 3. Л что такое замечание не случайно сорвалось .V Лисия, но отражало действительную практику, об этом свидетельствует ряд аналогичных намеков и замечаний в других его речах3.
Но если в исходе судебных процессов заинтересовано было таким образок! государство, то еще более непосредственно были заинтересованы сами судьи, обеспечивавшие таким образом получение себе платы. «Когда они1,—говорит тот же Лисий,— добивались чьего-либо осуждения незаконным образом, они заявляли, как вы много раз слышали, что если вы не осудите тех, кого они велят, то нехватит денег на жалованье вам»4 * 6. Подобные указания неоднократно встречаются и у других авторов. При осуждении Дпфила конфискованное имущество его, равнявшееся 160 талантам, было непосредственно поделено между гражданами, причем на долю каждого пришлось по 50 драхм, что при средней заработной плате той эйохи в 1,5 драхмы составляло более месячного заработка*. Число участников раздела, как видим, превышало 19 тыс. человек. При такой заинтересованности государства и самих судей судебные про-
1 Jliicnil ван метек лично не мог выступать с обвинительными речами,
по писал их дли других.
1 Лисий, XXX, 22.
’ Лисий, XVIII, 20, XIX, 11, 38, 51.
* Демагога. Непосредственно имеются в виду обвиняемый Эпннрат и «бывшие с вам послы». Речь произнесена незадолго до Лнталкидова мира.
6 Лисий, XXVII, 1.
‘ Ликург, Жизнь десяти ораторов, 843 d.
пессы не только, как уже сказано, становятся в IV в. обычным явлением, но круг дол по эйсангелии по мере возможности распространился и на дела, не имевшие никакого непосредственного отношения к государственным интересам. Под эйсапгелнн) подводились, например, даже такие дела, как соблазнение замужней женщины, приписка не к своему дему, паем флейтисток выше узаконенного тарифа и др'. В связи с такой широкой практикой судебных процессия развивается специальная профессия доносчиков—спко<|чн1тов, наживавшихся на своем ремесле.
Помимо введения регулярного взимания эйсфоры, помимо возросших тяжестей литургии имущие верхи находились таким образом под постоянной угрозой ийсанголин и осуждения. В диалоге Ксенофонта «Пир» выведен обедневший Хармид, который иронически перечисляет преимущества своего нового положения: теперь он не должен, как прежде, постоянно бояться сикофантов, не должен каждый день заботиться о внесении в государственную казну все новых и новых налогов, он может свободно покидать город, что недоступно для человека богатого, несущего ответственность за выполнение целого ряда повинностей. Он может наконец, вместо того чтобы самому находиться «под вечной угрозой и страхом,сам угрожать другим». Такую же картину изменившегося положения имущих верхов рисует и Исократ. «Во времена моего детства, — говорит он,—считатьс я богачом не представляло сшиености, я люди гордились споим богатством. Теперь же богачи стираются утаить сноп состояние, так как пользоваться славой богача ошкчкч* *, чем совершить преступление».
Неудивительно, что при таких условиях индиферентизм имущих классов к судьбам государства и враждебное отношение к демократии должны были охватывать не только землевладельческую знать, как это было в предшествовавшем веке, но и все более широкие круги имущих классов. Хотя бы все ораторы, жалуется Демосфен, взывали о близкой опасности, о приближении персидского царя, богатые люди не только не будут вносить эйсфоры, но постараются припрятать свое имущество и отрицать самое его существование8. И это не было преувеличением. Если отдельные представители имущих классов и теперь, случалось, по собственной иницативе брали на себя не только триерархию, но и полное снаряжение всего корабля без помощи государства, то в большинстве настроение имущих классов вполне отвечало этому отрицательному отзыву Демосфена. И ярче всего это враждебное отношение к демократии и безразличие к судьбе и интересам своего города проявились
1 Гиперид, Речи ва Эвксенпппа, за Ликофрона, X, 5 и сл.
* Демосфен, О симмориях, 25; ср. его же. Вторая олинфская речь, 30.
именно во время решительной борьбы с Македонией, когда значительная часть имущего населения образовала (пе только в Афинах, но прежде всего именно в Афинах) македонскую партию, державшую сторону Филиппа и содействовавшую его успехам. И, с другой стороны, лучшим показателем общего политического упадка и падения авторитета демократии являлось то обстоятельство, что представители македонской партии выступали и действовали совершенно открыто. Правда, и теперь во главе военной партии стояли отдельные представители имущих верхов, как Демосфен, Гиперид, Ликург, но эти люди составляли все более редкое исключение. Для настроения имущего большинства более характерен пример богатого афинянина Леокрпта, который после поражения при Херовее, когда можно было ожидать приближения Филиппа, вопреки прямому запрету покидать Афины, тайком с гетерой и со всем движимым имуществом удплнлсн из Афин и затем бежал па Родос.
Если имущие верхи утаивали свое состопнне, если они обнаруживали пен более враждебное отношение к демократии и готовы были итти на открытую измену интересам своего города, то и в широких народных массах политический индиферентизм точно так же принимал угрожающие размеры.
Афины в V в. представляли центр бурной политической жизни. Политические интересы доминировали над всеми остальными. Политические вопросы дебатировались не только на Пниксе во время народных собраний, но и при всяком случайном сборище, при всяком подходящем случае. Вспомним, как волновал афинян вопрос о сицилийской экспедиции. Афины располагали в то время обширными средствами, сильным непобедимым флотом; их ополчение гоплитов всегда готово было выступить в поле. Массы неимущего населения представляли постоянный резерв для пололнепия экипажа флота. Неимущие граждане охотно шли па службу во флот, когда морские экспедиции, помимо непосредственного заработка, сулили им новые завоевания и расширение владений афипского государства. После кризиса, вызванного Пелопоннесской войной, и ряда неудачных попыток возрождения морского союза и афинского морского могущества картина резко меняется. Интерес к политике и политическим вопросам в массах сразу падает. Политические дебаты сменяются судебными процессами. Народные собрания замирают; уже с первых лет IV в. ввиду абсентеизма пришлось, как мы видели, ввести плату за посещение народных собраний. Эта плата, возросшая уже через несколько лет с 1 до 3 оболов, впоследствии, во второй половине века, была повышена до драхмы. С падением интереса к политическим вопросам военная партии далеко не имела такого успеха, как в предшествовавшую эпоху. Большим влиянием, напротив, теперь
пользуются деятели, принадлежавшие к партии мири. Кал-лнстрату с небольшими перерывами удалось сохранить свое влиятельное полотенце в течение двух десятилетий. Таким же продолжительным влиянием после него пользовался другой продета ин гель мирного направления — Эвбул. Бонна не сулила никаких новых выгод и в то ясе время тяясело ложилась на государственные финансы, что в конечном счете должпЛ было отозваться и нп интересах народных масс. Выше мы видели, какие крупные суммы тратились на содержание неимущих масс и какой значительный процент составляли они в системе государственных расходов. Неудивительно, что при ограниченности тех средств, какими располагала государственная казна в это время, интересы масс пе раз должны были приходить в столкновение с расходами, требовавшимися на войну. Эвбул провел постановление, что все излишки за покрытием самых необходимых (т. е. прежде всего военных) расходов должны поступать в кассу феорикона, средства которой употреблялись на выдачи народу. И вот именно эта касса феорикона, поглощавшая все свободные государственные средства, являлась одним из моментов, затруднявших ведение войны с Филиппом. Демосфену стоило больших усилий убедить народное собрание обратить средства этой кассы на военные нужды, и то этого удалось добиться лишь и то время, когда опасность угрожала самому существованию Афин. II ср нос же предложение и этом напрапло-нии, сделанное Аноллодором* в 348 г., навлекло ин него штраф в 1 талант, причем по предложению Эвбула был даже пронедеп специальный закон, грозивший смертной казнью цепкому, кто в дальнейшем вносил бы аналогичные предложении.
Одновременно с внутренним разложением, с упадком политической жизни, с ростом политической апатии и индиферентиэ-ма падала и военная сила полиса. Повсеместно в Греции, как мы уже знаем, гражданское ополчение полиса уступает место наемным войскам. Но ранее и интенсивнее других греческих городов и областей этот процесс протекает именно в Афинах. Для исчезновения гоплитского ополчения в Афинах были конечно и определенные объективные причины: таково прежде всего сильное сокращение общего числа граждан—также несомненный симптом начавшегося упадка. Число граждан, составлявшее в эпоху .Перикла и начала Пелопоннесской войны 40 тыс., к последней четверти IV в.—за сто лет—сократилось наполовину, снизившись до 21 тыс. в 321 г. В том яге направлении действовал и пе раз отмечавшийся выше процесс исчезновения средних слоев населения, составлявших главные кадры гоплитского ополчения. Процент неимущего населения Афин с 40 в V в. поднялся
Сын известного банкира Пасиопа.
почти до 60 во второй половине IV в. (12 тыс. с низшим цензом! из общей цифры и 21 тыс.). Наряду с этими объективными причинами; обусловливавшими падение военной силы Афин, не менее существенное значение имели однако н моменты чисто субъективного характера—именно нежелание граждан нести военную службу.
Если имущие верхи отказывались выполнять повинности и открыто держали сторону враждебной Афинам Македонии, то и массы обнаруживали пе более охоты нести какпе-либо материальные жертвы или отправлять поенную службу. Э¥о обстоятельство одинаково отмечают сторонники различных политических направлений в Афинах. «Предки наши,—писал например и речи «О мире», относящейся ко времени Союзнической войны, Исократ, тайный противник демократии и будущий сторонник македонской партии,—сражались с варварами за общее дело эллинок; ...ради спасения других по остановились перед тем, чтобы покинуть родной город, и в борьбе победили варваров; мы же не хотим подвергать!)! опасиостпм даже ради нашего собственного благополучии, стремимся илистповать над всеми, сами же шчгп поенной службы не жглвем. II, начиная войну чуть ли но нротии всех, сими в пей но участвуем, но поручаем ее людям без отечестни, перебежчикам, готовым па худшее вредите. 1ьстпо, лишь бы им платили большую наемную плату»1. Такие же горькие истины но адресу вырождавшейся афинской демократии не раз приходилось высказывать и ее вождю Демосфену: «Мы не хотим ни вносить налогов, ни сами лично нести военную службу, не можем отказаться при этом и от общественных выдач; ...не хотим ничего делать в наших же интересах; на словах восхваляем тех, кто говорит языком, достойным нашего города, на деле же оказываемся в рядах их противников»1 2.
Даже феты, в годы расцвета демократии охотно участвовавшие в дальних экспедициях, теперь предпочитали службе во флоте или п войско получение жалованья в суде и в народном собрании.
Нисколько ничтожны в ото время были военные силы и военные ресурсы Афин, можно видеть из того, что, выступая с проектом образовании-войска для войны с Филиппом, Демосфен не рассчитывал на создание большей силы, чем в 2 тыс. пехотинцев и 200 всадников, в том числе граждане составляли бы только четвертую часть (500 гоплитов и 50 всадников), т. е. едва 2,5% всего взрослого гражданского населения и несколько более 5% граждан первых трех классов, несших гоплитскую службу. На бблыпую готовность со стороны афинян не мог рассчитывать в это время даже такой горячий сторонник военной партии, каким был Демосфен.
1 Исократ, О мире, 42—
2 Демосфен, О херсопессьпх делах, 21—22.
При таких условиях исход борьбы между обес< и.п-ппымп и находившимися и состоянии прогрессирующего упадка Афинами1 и молодой, едва вышедшей из состоянии родоплемеиного быта и полной еще свежих, неиспользованных сил областью, какую представляла в это время Македония, не мог быть сомнительным. Порьбв против Македонии фактически была агонией центрального греческого полиса, окончательно вместо с том сходящего г. исторической сцены.
Мир с союзниками и признание факта распадения союза равносильны были и сущности отказу от пенкой активной внешней политики. Вынужденная война < Филиппо,м Македонским носила уже всецело оборонительный характер и то, как увидим, велась вяло и без необходимой энергии. Мирные настроения, господствовавшие теперь в Афинах, нашли себе отражение в речи Исократа о мпре (времени Союзнической войны), где предполагается отказ от военной великодержавной политики, разоряющей государство и раздражающей остальных эллинов, и развивается целая программа мира, избавляющего граждан от тяжелых налогов и повинностей и способствующего торговому процветанию и материальному благополучию города1 2. В том же направлении составлен и относящийся к этому же времени и уже знакомый нам трактат о доходах, также развивающий программу мирного преуспеяния города нутом пошцроиия торговли и обеспечения граждан не за счет внешних источников дохода, но, как мы т1делн, путем утшшчегкш’с» н.таиз скупки и эксплоптацин пюударстценцых район.
Свое осуществления эта мирики программ;! iinnc.ia ic политике Эвбула, занимавшего в ЗМ г. должность заведующего кассой феорикоиа3 * * * * * 9. Поскольку однвко в эту кассу стекались все из
1 Симптомы упадка полиса все определеннее выступают не только
непосредственно в политической области, по и во всех других областях.
Все философские системы IV в. проникнуты стремлением уйтп от политики
и замкнуться в частной жизни. Идеальные образы и создания искусства V в.
сменяются стремлением к изысканности, к ласкающему взгляд внешнему
изяществу, с одной стороны, к реализму—с другой. Политическая комедия совершенно сходит со сцепы, уступая место комедии интриги и частного
быта. Остальные виды литературы вырождаются в плохие подражания
классическим образцам.
9 Дополнение к речи о мире, излагающей внешнеполитическую программу партии мира, представляет написанная вскоре после того Исократом речь «Ареопагитик», посвященная прославлению ареопага и носящая в общем определенный консервативный характер.
9 Публичные раздачи и выплаты в IV в. достигли таких размеров, что средства, употреблявшиеся на них, и заведование этими средствами были выделены в особую кассу. Время учреждения этой кассы нам неизвестно. Высказывалось предположение, что она учреждена была впервые при Эпбуле. Во всяком случае именно при нем касса феорикопа получила исключительное значение.
лишки от текущих государственных расходов, ото обстоятельство делало Эпбула фактическим распорядителем всех государственных расходов. Экономией, главным образом за счет военных расходов, ему удавалось накапливать в феорикона достаточные средства и значительно расширять и развивать систему раздач1. Политика Эвбула одинаково удовлетворяли и интересам имущих классов, поскольку ему удавалось удовлетворить массы за счет государственных средств, а не за счет повышенного обложения или судебных преследовании имущих верхов, и интересам широких демократических масс, поскольку они но только обеспечивала им получение зрелищных денег и другие выдачи, но и расширяла и увеличивала их. Если в V в. имущим верхам удавалось вовлекать массы па путь внешней агрессин, то в IV в. они, как видим, пытаются заинтересовать их и мирной политике, что н результате внешних неудач и н связи с господством упадочных настроений н политическим ипдиферентнамом в широких массах им в значительной мере и удипилось.
1>орьбп с Филиппом, начнло которой по промоин совпадает с Союзнической койкой, представляла собой со стороны Афин, как ужо CKII3HIIO, чисто оборонительную войну, первый этап которой сводился к борьбе за последние внешние владения, на какие еще могли претендовать Афины,—за города Халкп-дпки и за Херсонес фракийский.
В 357 г. Филипп овладел Амфиполем, который тщетно перед тем пытались возвратить под свою власть афиняне, и Пидной. В следующем году к Македонии перешла богатая металлами, между прочим золотыми приисками, и примыкавшая непосредственно к Амфиполю область Пангей, где Филиппом был основан г. Филиппы, затем в последующие годы ряд расположенных на фракийском берегу греческих городов—Абдера, Маронея, Метона. В 352 г. Филипп вступил в союзные отношения с Перин-фом—на европейском берегу Пропонтиды—и с Византием. Так называемой Священная война, вызванная захватом дельфийских сокровищ фокидянами, дала возможность Филиппу непосредственно вмешаться в греческие дела. Решительная победа над фокидянами при Крокусовом поле подчинила влиянию Филиппа Фессалию. Все побережье от Фермопил в Южной Фессалии до Впзаптпя находилось теперь либо в его власти, либо под его влиянием. Вне его влияния оставались только полуостров Халккднка и Херсонес фракийский—области, на которые все еще претендовали афиняне. Афины, в которых, как мы видели, преобладали в это время мирные настроения и лроводи-
1 Что не исключало конечно отдельных затрат, панримор ни постройку верфей к триер.
лась политика экономии государственных средств за спет поенных расходов, безучастно отнеслись ко всем этим успехам македонского царя, хотя и заняли по отношению к нему враждебную позицию. Только появление Филиппа у Фермопил побудило афинян занять последние сильным военным отрядом совместно с отрядами спартанцев, ахейцев и фессалийцев. Занятие Фер-
мопильского проходи предупредило па этот раз вторжение его в Беотию, по с том большей энергией обратился он против Лалки-дикп.
Только теперь, когда грозила уже непосредственная опасность, Афины выходят из состояния бездействия. Демосфен (сын владельца оружейной и мебельной мастерской, разоренный в детстве опекунами, прославившийся прежде всего своими речами в судебных делах) впервые выступает теперь в качестве решительного .противника Филиппа. В своей первой речи против Филиппа (первой «Филиппике») и в трех так называемых «Олипфских речах» он резко нападает на афинян на их бездеятельность, предлагает образовать для борьбы с Филиппом специальный корпус из 2 тыс. гоплитов и 200 всадников, самая ничтожность которого впрочем'свидетельствовала, как уже сказано, о военной слабости Афин; в это время Афины заключили союз с Олинфом, главным городом Хал-кидики. Было послано три экспедиции па помощь Олинфу. Характерно, что первые две экспедиции состояли из наемников (пельтастов—легковооруженных), и только в третий раз, когда олинфяне отправили в Афины специальное посольство с просьбой прислать не наемников, а гражданское ополчение (помощь наемников оказывалась следовательно милодействительной), была снаряжена третья экспедиция, в которой участвовали наконец граждане (2 тыс. гоплитов и 300 всадников). Эта третья экспедиция однако прибыла на место действия слишком поздно, когда в результате подкупов и измены Олинф уже сдался Филиппу и был
Демосфен
им разрушен, а жители проданы в рабство (.'J48 г.). Неудачи в Лалкидике сопровождались отпадением и потерей Эвбеи (еще до взятия Филиппом Олнпфа). Посланный на остров афинский стратег Фокион ничей) пе мог добиться и должен был удалиться без каких-либо результатов. В союзе с Афинами оставался лишь г. Кармет, расположенный на самой южной
Первая же попытка открытой борьбы с Филиппом принесла афинянам лишь потерю последних, более значительных союзников. Эти потери однако не только пе подняли их энергию, а, напротив, усилили течение в пользу мири. Именно и это время предложение Л полно,тора обратить фе-орикои на Boeiiiii.li* нужды было in- только отвергнуто, ио и выз-iiii.io наложение на 11(4'0 штрафа. \<|>tiiiHiie не хотели даже в моменты крайней опасности поступаться своими материальными выгодами. Даже Демосфен должен был при таких обстоятельствах признать необходимость мирных переговоров. К Филиппу было отправлено, по предложению Филок-рата, мирное посольство, в котором рядом с Филократом участвовали Демосфен и Эсхин (оратор враждебной Демосфену мирной партии). С этого времени в Афинах определенно вырисовываются и резко выступают одна против другой две партии—партия мира во
оконечности острова.
что бы то ни стало с Македонией, главными представителями которой были Исократ, Эвбул, Эсхин, Демад и Фокион, и партия войны, представленная Демосфеном, Аполлодором, Гипе-рпдом. . 1нкургом. Теперь, когда мирные настроения одинаково господствовали как в широких кругах имущих слоев населения, тик и в демократических низах, не существовало уже той резкой социальной грани, какая определяла собою военную п мирную партии предшествовавшего века. Эсхин и Демад, люди низкого происхождения, находились в одной партии с таким всесильным богачом, как Мидий, и с сыном промышленника-рабовладельца Исократом. Не случайность однако, что
во главе военной партии, настаивавшей па более энергичной защите внешних владений Афин, стояли представители промышленно-рабовладельческих слоев и денежного богатства, как Демосфен, Лполлодор, сын известного банкира и владельца крупной оружейной мастерской Пасиоиа, богатый афинянин Гпперид. IV ним примыкал также .Ликург, представитель одного из древнейших родов Этеобуталов*. Решительно отказавшись возвратить афинннпм Амфииоль, Филипп по остальным вопросам ограничился неопределенными обещаниями. Когда затем прибыли в Афины послы Филиппа Антипатр и Пармепион, возникло резкое разногласие. Афишпго требовали, чтобы формула, согласно которой аа каждой стороной остаются те владения, какие она в настоящее время имеет, была заменена другой, по которой каждая сторона получает «свое», т. е. то, что является ее исконным владением. Вызывали несогласие и некоторые другие пункты договора, например афиняне не соглашались оставить фокидян на произвол Филиппа. Оппозиция однако сразу прекратилась, когда Эвбул поставил перед народным собранием альтернативу—или заключить мир на данных условиях, или отказаться от зрелищных денег, платить налоги, нести службу во флоте. Условия мира были приняты афинянами (так называемый Филократов мир, 346 г.). Афинское посольство в том же составе должно было отправиться к Филиппу в Пеллу для окончательного утверждении договори. Посольство, медли вянь-отправиться и Пеллу, явирпвплось туда не кратчайшим и более быстрым морским путем, но сухопутной дорогой. Наконец в Пелле долгое время ожидали Филиппа, находившегося во Фракии. Окончательное утверждение договора благодаря атому задержалось почти на 2 месяца, срок вполне достаточный для того, чтобы Филипп успел расправиться за это время с бывшим афинским союзником царем Керсоблептом фракийским и оЬла-деть последними укрепленными пунктами на фракийском побережье, не находившимися еще в его власти,—обстоятельство, навлекшее подозрение на Эсхина и его товарищей в намеренном промедлении и подкупе со стороны Филиппа и послужившее позднее поводом к прямому обвинению Эсхина Демосфеном (в 343 г., когда противники обменялись своими знаменитыми речами о посольстве).
Исключение фокидян из договора лишило афинян возможности вмешаться в окончательную расправу Филиппа с ними, тем более что Филипп в данном случае выступал и действовал
1 Невидимому уже н предки Ликурга имели известное отношение к демократии. Его отец Лпкофрои был казнен 30 тиранами, а одноименный с ним дед по решению дема удостоился общественного погребения; см. «Жизнь десяти ораторов», стр. 841b, 843а, 852а.
40 Дрсиилп Греции, ч. II.	Ш
уже от имени всей дельфийской амфиктионпи. На этот раз даже Демосфен в речи «О мире» предлагал афинянам не противиться Филиппу, чтобы, напрасно раздражив его, не накликать повой войны. Македонская партии в лице Исократа уже в это время обращается к Филиппу (в одноименном произведении «Филипп») как к признанному вождю и гегемону греков с призывом возглавить поход греков против персов, с тем самым призывом, с каким Исократ ранее (в «Панегирике») обращался к Афинам и затем (в «Лрхидаме») к Спарте. Филипп награждается здесь рядом льстивых эпитетов и возводится в потомки греческого герои Геракла. Любопытно, что помимо показной цели общенациональной борьбы Исократ высказывает здесь и подлинные цели македонской партии в Греции—стремление найти выход беспокойным, бездомным и бродячим элементам, в большом числе И11КОНИН1НПМС.Я к этому времени в Греции.
Псе поведение Филиппа оправдывало надежды македонской антидемократической партии в Греции. Повсюду он принимает сторону имущих верхов против демократических масс, ие оста-iiaHjiiiBaiH'i, дли усилении споен» шпшиня и перед прямыми подкупами нлинтел1.1н.1х политических деятелей. 'Гак подготовлял он почву дли окончательной борьбы, которая должна была повергнуть всю Грецию к его ногам. Но и враждебная Филиппу партия в Афинах с Демосфеном во главе не теряла времени. Программе Исократа, призывавшего Филиппа встать во главе борьбы греков с персами, Демосфен противопоставлял программу объединения греческих общин в борьбе против Филиппа. Он сносился и завязывал связи с другими общинами. Он и его сторонники выступили с рядом обвинений против отдельных сторонников македонской партии. Филократ, обвиненный Гипе-рндом, чтобы избежать осуждения, удалился в добровольное изгнание; Эсхин, о процессе которого уже упоминалось выше, был оправдан лишь незначительным большинством; Демосфену удалось наконец добиться осуждения и казни некоего Аитифоита, которого он уличал в сношениях с Филиппом п в намерении поджечь корабельные верфи в Афинах. Демосфен возобновил наконец и прямые нападки на Филиппа. Во второй «Филиппике» он снова упрекал афинян в бездеятельности и безразличном отношении к осуществлению своих замыслов Филиппом, который уже простирает руку к Херсонесу фракийскому.
Вмешательство Филиппа в дела Эпира, где он поставил царем своего зятя Александра, побудило Коринф и его колонии Амбракию и Керкиру, равно как и старых союзников Афин акарнанов, к более тесному сближению и союзу с Афинами. К союзу примкнули почти все города области Пелопоннеса, за исключением Спарты.
140
Вскоре дело вновь дошло до открытого столкновении. Мир фактически был нарушен уже четыре года спустя по его заключении, и нарушен афинянами. Стратег Днопейф, посолил афинских клерухов в Херсонесе, напал па союзный Филиппу г. Кардию, а затем, собирая путем грабежа необходимые для содержания наемников средства, производил набеги и на принадлежавшие Филиппу земли по Фракии (342 г.). Филипп послал в Афины резкий протест по атому поводу, однако Демосфен в речах о «Хсрсонос.ских делах» и затем в третьей «Филиппике» вновь настаивал на реп1ито.П1.пой борьбе с Филиппом. Протест Филиппа был отклонен, и Дшшейф оставлен стратегом (341 г.). Между тем союз нротпн Филиппа продолжал расширяться. К нему присоединился Византий. Родос и Хиос отказались войти в союз с Афинами, но обещали оказать помощь Византию. От Филиппа отпали города Эвбеи и вступили вновь в союз с Афинами.
Осада Перинфа и Византия Филиппом (340 г.) повела к началу открытых военных действий. Появление союзного флота в Пропонтиде и успешные его действия против слабых еще морских сил Филиппа заставили последнего осенью того же (340) года снять осаду обоих городов.
Только теперь (339 г.) Демосфену удалось наконец настоять на обращении феорнкопа па военные нужды. Вместе с этим в силу другого закона был расширен круг лиц, подлежавших повинности триерархнн, с, 1 200 до 2 тыс., причем вместо 20 снм-морий они были разделены на 1(H) отделений с. капиталом до 60 талантов в каждом. 1>олес состоятельные должны были снаряжать одну или даже две триеры. Менее состоятельные складывались между собой.
Борьба, возобновившаяся в Пропонтиде, благодаря слабости Македонии на море началась таким образом успешно для Афин.
Исход ее однако решился не здесь. Благоприятный случай дал возможность Филиппу перенести военные действия на почву самой Греции. Повод для этого, вольно или невольно, подал сторонник македонской партии Эсхин. Возражая в качестве афинского представителя в совете дельфийской амфик-тнонии против выдвинутых амфисцами (Амфисса—город в озолЬ-ской Локриде, недалеко от Дельф) обвинений по адресу афинян, он сам обвинил их в святотатственном заселении г. Крисы (г. Криса после первой Священной войны, еще в начале VI в., был разрушен, и с тех пор это место не должно было заселяться) . Это обвинение дало повод к новой Священной войне против самой Амфиссы, ведение которой было поручено Филиппу (осенью 339 г.). Филипп не заставил себя ждать и уже зимой с сильным войском занял местечко Элатею в Фокиде, близ
10*	U7
границы Беотии. Появление Филиппа ни границе Беотии заставило и Фивы примкнуть, несмотря на их давнюю вражду с Афинами, к аптимакедо некому союзу. Войска союзников и македонян встретились близ Херопеи. Силы обеих сторон были приблизительно одинаковы (около 30 тыс. с каждой стороны), но новая тактика македонян одержала верх. Филипп одержал решительную победу в августе 338 г. Фивы должны были смириться перед победителем. Афины готовились к осаде Филипп нс решился однако доводить дело на этот раз до конца и предложил афинянам относительно мягкие условия, на которые они поспешили согласиться. Согласно условиям этого так называемого Демадова мира афиняне теряли Херсонес, но сохраняли острова Саламин, Делос, Скирос, Лемнос и Имброс и получали Ороп, из-за которого у них велась постоянная борьба с Фонами. Сверх того они должны были войти в образуемый. Филиппом общеэллинскнй союз (338 г.).
Когда дна годи спустя пришло иэшчтпе о насильственной смортн Филиппа, и в Фпнах и п Афинах поенные партии вновь оживают. Понпление Александра и затем в следующем году (ЗЗГ>) разгром Фин iiokhuh.iii безнадежность открытой борьбы с Македонией, и Афины и на этот раз сохранили с ною независимость нить благодаря тому, что Александр, как ранее Филипп, отнесен к ним снисходительно и не настаивал даже па выдаче вождей антимакедонской партии. Демосфен продолжал оставаться в это время самым влиятельным лицом в Афинах. После Херонейской битвы ему было поручено произнести надгробное слово над павшими в битве. Затем, по его предложению, постановлено исправить городские стены Афин, что и было выполнено при его участии и частью на его средства. Внесено было предложение Ктесифонтом об увенчании Демосфена золотым венком. Когда 5 лет спустя, в 330 г., Эсхин выступил с обвинением против предложения Ктесифоптн как незаконного, оп не собрал и пятой части голосов и по закону должен был уплатить штраф, после чего навсегда удалился из Афин на о. Родос, а затем на о. Самос, где и умер в 314 г.
Управление финансами с отстранением Эвбула в 339 г. (Эвбул должен был уйти, когда зрелищные деньги обращены были на военные нужды) перешло в руки убежденного сторонника антимакедонской партии Ликурга, который оставался во главе его в течение 12 лет. Благодаря мирному времени последнему удалось поднять афинские доходы до 1 000—1 500 талантов (необходимо иметь в виду сильно упавшую ценность денег). Хотя и Ликургу приходилось удовлетворять требованиям масс и, например, именно при нем конфискованное имущество осужденного богача Дифила было распределено между гражданами, причем на долю каждого пришлось, как уже ска
зано, до 50 драхм, однако большую часть средств он расходовал на строительное дело и главным образом па военные нужды —флот доведен был почти до 400 триер. Ликургу удалось также заготовить большие склады оружия. Ввиду уклонении граждан от исполнении поенной службы, невидимому около этого времени введено было обязательное двухлетнее воеппое обучение э<|и-Г)оп н установлены связанные с прохождением ифе-бами военного обучении должности (софрописта и косметов). С этого времени и наднпспх мы имеем списки :м|>ебов. Во всяком случае есть известие, что по время Ликурга был проведен какой-то анкон об эфебах.
Военная партия в Афинах таким образом готовилась к новой войне. Во время персидского похода Александра Афины занимали по отношению к нему положение вынужденного нейтралитета. Есть известие, что Афины находились в сношениях с сатрапом Лидии, и Демосфен даже принял от персов субсидию в 300 талантов. Бывший афинский военачальник Харидем, изгнанный из Афин по требованию Александра, отправился к персидскому двору и предлагал персам свои услуги и план войны с Александром. Афинский флот не оказал Александру,, тыл которого со стороны моря совершенно не был обеспечен, никакой поддержки. Когда в 325 г. бежавший с деньгами казначей Александра Гарпал явился в Афины с предложением денег и услуг набранного им отряди пасмников, он был арестован, по затем, после того как Александр потребовал ого выдачи, внезапно бежал. Зто дало повод даже близкому сорптввку Демосфена Гипериду Заподозрит!, (поводимому несправедливо) Демосфена в подкупе и выступи и. против пего с обвинением. Демосфен был приговорен к уплате 50 талантов и посажен в темницу, откуда ему впрочем вскоре удалось бежать, после чего он временно должен был удалиться из Аттики.
При жизни Александра открыто выступить против него афиняне однако не решались. Даже когда Александр прислал указ о признании его богом, они не решились отказать в этом и построили ему святилище. Затем, по его требованию, были возвращены все изгнанники. Смерть Александра в 323 г. вновь воскресила не только в Афинах, но и по всей Греции надежды па освобождение от македонской зависимости. Демосфен с торжеством возвратился в Афины, которые снова встали во главе общегреческого движения против Македонии. Война началась успешно. Союзные греческие войска, предводительствуемые афинянином Леосфеном, разбили македонского правителя Антипатра и заперли его в Ламии (в Южной Фессалии).
Но этим и окончились их успехи. Большинство союзных отрядов разбрелось по домам. Афинские войска, несмотря на все указанные меры к оживлению военного дела, попрежнему
состояли из наемников1. Денежные средства, накопленные Ликургом (умер в 325 г.), быстро истощились, афипский флот потерпел поражение., К Антппатру подошли подкрепления из Азии. Афиняне и оставшиеся союзники (главным образом зто-лийпы) должны были спять осаду Ламии и после нерешительной: битвы при Кранноне поспешили прекратить дальнейшую борьбу и приняли условия Антипатра; демократия была отменена. Демосфен и Гиперид бежали; Демосфен на Калабрии (у берегов Арголиды, протии г. Трезена), чтобы не отдаться в руки преследовавших его македонян, покончил жизнь самоубийством. Ги-мсрид был схвачен, возвращен в Афины и казнен. G этого нромони Афины становятся игрушкой в руках македонских претендентов и хотя в III и II вв.—до времени римского завое-iiiiHHH и сохраняют тень независимости, однако как самостоя-телышн политическая сила окончательно сходят со сцены.
1 Характерно, что у»ке к концу IV в. эфебип сделалась одногодичной, а затем и вообще необязательной, после чего, судя но сохранившимся спискам, число афобов быстро падает, сходя почти на-нет.
Глава XIV
СПАРТА, БЕОТИЯ И ФЕССАЛИЯ В IV в.
1.	Спарта
осле окончания Пелопоннесской войны и поражения Афин Спарта получила политическое преобладание, и па смену гегемонии Афин наступила гегемония Спарты, опиравшейся па свою военную мощь. И хотя Спарта вела 11олош>пшч-.<-.кую войну иод лозунгом освобождения аллилов от афипского
господства, теперь она сама захватила в свои руки ото господство. Повсюду она старалась уничтожить демократию и установить олигархический строй. Так, в самых Афинах при содействии Спарты была установлена тирания Тридцати. Большое негодование вызвало нападение Спарты, без серьезных оснований, на Элиду, которая считалась священной, так как в ней помещалось святилище Зевса Олимпийского и происходили знаменитые олимпийские игры. Спартанский царь Агис несколько раз опустошал ее, и в конце концов в 400 г. она была принуждена вступить в Пелопоннесский союз и признать свободу многих своих периэкских городов. В большинстве союзных городов Спарта организовала олигархические правительства, так называемые декархии—правления 10 под наблюдением спартанских гармостов и под защитой поставленных Спартой гарнизонов, которые союзники должны были содержать на свой счет. Кроме того все союзные города, в том числе и Афины, должны были платить взносы, как это было в Афинском союзе. Доход от взносов доходил до 1 тыс. талантов. Гармосты же часто обращались очень грубо с союзниками, почти как со своими илотами или периэками, обогащаясь за их счет. Установление
декархий и гармостов часто проходило не без сопротивления и кровопролития, например на Фасосе, в Милете, на Хиосе и в других местах.
Перед Спартой, поскольку опа хотела сохранить гегемонию, возникла необходимость встать на путь широкой общеэллинской пли, Kai: ее называли, панэллинской политики, но такая внешняя политика противоречила внутреннему социалыю-яцономическому строи» Спарты, замкнутости самодовлеющего и себе аристократического государства, основанного на натуральном землевладельческом хозяйстве мелких производителен.
Правда, к концу V в. в Спарте стали уже развиваться новые тенденции, и ее специфический строй был нарушен: так же как и оста.и.пых областях Греции, в Спарте распространяются денежны.....ношения, и корне меняющие суровый патриархаль-
ный обрил .111-11111 СИ11рТ1Н1Ц<*11.
Х»ке но преми Пелопоннесской войны и Спирте возникла острой необходимость н денежных средствах дли ведения войны и особенно ciiiipioi.eiiiiH флота. И в этом отношении помощь Спирте оказали Персии, которая охотно и в большом количестве спабжпла ее золотом, так как надеялась, что таким образом могущество враждебных ей Афин будет сломлено.
По еше большее количество денег, золота, серебра п всякого рода богатств начало притекать в Спарту в виде военной добычи после победы над Афинами. Лисандр привез в Спарту, по словам Ксенофонта, 470 талантов, а, по словам Диодора, 1 тыс. талантов из оставшихся персидских денег4 переданных ему Киром ва ведение войны, и из военной добычи. По сообщению Плутарха, посланный с деньгами в Спарту один из видных спартанцев Гилипп, бывший полководцем в Сицилии, не устоял перед соблазном и присвоил 300 талантов, по был уличен и в наказание нагнан нз Спирты, а, по другим источникам, убит. Распространению денежных богатств в Спарте способствовало взимание дани с союзников, к чему раньше Спарта не прибегала. Таким образом Спирта в начале IV в. из государства, в котором почти отсутствовали денежные отношения, стала одним из самых богатых государств. Платок («Алкивиад»), говоря, что лакедемоняне богаты землями и у себя и в Мессении как в количественном. так и в качественном отношении, илотами и рабами, громадным количеством лошадей и всякого другого скота, добавляет: «Но и помимо всего этого одного золота и серебра во всей Элладе пе найти столько, сколько его в одном Лакедемоне. В самом деле, много уже времени идет оно туда от всех греков, нередко и от варваров».
Проникновение денежных богатств и развитие денежных отношений вели к развитию неравенства. Этот процесс роста
тмущественного неравенства не был впрочем связан только внешним событием—притоком денежных богатств извне в Зпарту; параллельно этому явлению, и даже раньше, уже стали развиваться имущественные противоречил в среде господствую-цего класса и в области земельных отношений. Мы видели, что з VI в. в Спарте прекратились завоевания хозяйственных территорий п приобретению новых земель был положен конец. Отсюда ввиду прекращения притока новых земельных наделов все более и более ограничивалась возможность наделения граждан новыми земельными наделами, и то время как раньше каждый вновь родившийся, а позднее только старший сын, получали клэр. Таким образом постепенно развивался недостаток в земле, а между тем владение земельными наделами было связано с взносом всисситии,ачерез это и с сохранением прав гражданства. «Кто не в состоянии,—говорит Аристотель («Политика»),—делать взносы в сисситии, не пользуется правом гражданства».
Восстания илотов и жестокое обращение с ними также вели к разорению земледельческого хозяйства, которое фактически находилось в руках илотов, но вместе с этим разорялись и сами спартиаты. К концу V в. и в начале IV в. стала развиваться задолженность и в среде спартиатов. Хотя земли и нельзя было продавать и дарить, а можно было только передавать по наследству в определенном порядке, все же находившийся в затруднительном положении сниртпнт мог уступить кредитору часть дохода или даже весь доход с. клэра, н таким образом земля лишь поминально оставалась в руках владельца клэра, но доходы с него поступали уже не ему, а кредитору.
Ввиду того что клэры все более и более теряли связь с общинной государственной собственностью и становились фактически частной собственностью, росла необходимость изменить прежние установления, согласно которым клэры считались неделимыми и неотчужденными. Надо было как-то узаконить те явления, которые уже во многих случаях имели место, хотя и были запрещены. И действительно, в JV в. эфором Эпитадеем был внесен закон, хотя и сохранивший запрещение продажи наделов, но зато разрешавший дарение и завещание, а под видом того и другого можно было гораздо свободнее распоряжаться землей и даже устраивать замаскированную продажу земли. Таким образом устанавливалось господство частной собственности и ослаблялось значение общинно-государственной собственности. Этот закон еще в большей степени содействовал концентрации земли в руках небольшого количества спартиатов, обострению противоречий между богатыми и бедными в среде господствующего класса, росту количества обедневших и началу пролетаризации части населения.
Терявшие твои земельные участки п в той или иной мере лишавшиеся гражданских прав получали специальное название «опустившихся» (utcoixeIovs?); они образовали в Спарте особую общественную группу недовольных. К ним примыкали еще другие группы поселения, не имевшие полных гражданских прав. Это были пеодамоды—освобожденные илоты, незаконнорожденные отилоток и спартиатов, к ним присоединились также лишенные гражданских прав, но лично свободные периэки и наконец абсолютно бесправные и жестоко эксплоатируемые илоты.
II 399 г. один из «опустившихся», по имени Кинадоп, задумал собрать и объединить вокруг себя всех недовольных: неодамодов, iiopir.iKoii н даже илотов, которые в количественном отношении но много раз превышали количество спартиатов. Сам Киыадон, по словам Ксенофонта, подсчитывал количество тех п других па агоре, причем своих гторонннкон он насчитывал до 4 тыс. челопгк, а и роти ни икон только до 40 человек. Ненависть же среди подо вольных к гпартннтам доходила до того, что они «с рндоегмо пожрали бы |спартиатов) даже живыми», как говорит Ксенофонт.
Оружием дли иагопорщикоп должно было служить как то, которое из1'ото11лялось в железном ряду на агоре в Спарте, так и орудия производства тех людей, которые обрабатывали землю, дерево и камень для спартиатов.
Отсюда мы видим, что восстание должно было опираться на широкие массы производителей, как земледельцев илотов, так и ремесленников. Но заговор благодаря доносу одного из заговорщиков был раскрыт, а Кинадон вместе с заговорщиками арестован, закован в цеди и избит до смерти.
Неудавшийся заговор еще в большей степени подчеркнул и обострил возникающее противоречие между богатыми и'бедны-ми, н таким образом наряду с основным классовым делением па господствующих спартиатов и эксплоатируемых илотов -стали псе более и более интенсивно развиваться противоречивые общественные группировки внутри господствующего класса.
Собственность па землю сосредоточивается в руках немногих, и количество полноправных спартиатов вместе с этим уменьшается. В IV в. спартиатов было уже примерно около 1 500 {ио Ксенофонту) и 1 тыс. (по Аристотелю), в то время как в VI в. эта цифра доходила до 9—10 тыс. Богатство теперь уже заключалось не только в земле, как это было раньше, но и в деньгах, так как земля уже не играла той единственной, исключительной роли, какую она играла раньше. Бывали даже случаи, еще во второй половине V в., когда земли отдавались государством на •сторону. Так например, земля в Фереатиде, на границе Арго-лиды, была передана эгинским изгнанникам в 431 г.
В Спарте псе и большей степени развивалась погоня :н« богатством и роскошью, по государство первоначально всячески старалось препятствовать накоплению денежных богатств в руках частных лид. Выло даже вынесено постановление, как рассказывает Плутарх, согласно которому деньги должны были принадлежать государству, а частные лица пе могли их держать у себя под страхом смертной казни. Между прочим ближайший друг Лнсандра <1>орак<- был обнинец в том, что он держал у себя деньги, и за это был каииен. По в этом случае поводимому играл» роль и политическая борьба против Лнсандра его противников. Все эти меры ио могли остановить стремлешш к обогащению, охватывавшего все больше и больше спартанцев. Формируется новая денежная олигархия, которая однако должна была оставаться и землевладельческой, чтобы не лишиться прав гражданства. Представители нарождавшейся денежной аристократии прибегали ко всякого рода хитростям, чтобы увеличить свои капиталы и обойти государственные постановления. Они помещали например свои капиталы у аркадских купцов и таким образом пускали их в оборот, так как самим спартиатам все-еще было запрещено заниматься торговыми делами. Пользовались спартиаты и услугами тегсйских жрецов для денежных операций.
Большие богатства сосредоточивались н у спартанских женщин (наследниц), которые iiiuiimoiiii.iiiici, гораздо бо.чьпк'п свободой, чем женщины в других греческих гогударетнах; и их же руках концентрировались п зем<>л1.пы<* владении.
Развитие денежных отношений п корне меняло прежний суровый образ жизни военной аристократии, приучая ее к роскоши и изнеженности.
Повидимому в связи с этим развивалось и рабство в типичной форме использования купленных рабов в качестве домашних слуг. У Платона например упоминаются рядом с илотами рабы (av3pano8a). Развитие денежных отношений в Спарте однако носило внешний, наносный характер, оно не было органически связано с внутренним процессом развития промышленности, товарного производства и торговли. И то и другое в основном оставалось в руках периэков. ВIV в., правда, намечается несколько более интенсивное развитие промышленности, например шерстяного производства, так как за счет земледелия стало расширяться скотоводство, и железоделательного производства; однако все же промышленность в основном оставалась в рамках мелкого ремесленного производства, и мы ие имеем никаких данных, подтверждающих наличие таких крупных рабовладельческих мастерских, как это имело место в Афинах. Также и о торговых крупных предприятиях в Лаконии нет никаких сведений.
Следовательно не было и постоянного источника крупных денежных доходов: деньги получались преимущественно извне, и приток их зависел от случайных обстоятельств.
Но псе ;ье и случайное проникновение денежных богатств привело к изменению в IV и. политических отношений в Спарте.
Политическая власть все в большей степени сосредоточивалась в руках небольвюго количества полноправных богатых гра:ь;|.н1. и < круги которых выбирался и высший орган политической власти—эфорат. Причем во время выборов часто прибегали к различного рода злоупотреблениям и подкупам. Таким образом военно-аристократический строй превращался в уико олигархическое правление небольшой кучки богатых люден.
Непосредственно после окончании 11елоноппосской войны, п самом конце V в., политическая власть н плиппио находились и руках Jhiciiiiapa, который и качестве панарха (командующего флотом) одержи.। блестит,ую победу над афипским флотом при Эгоспотпмах, oni.iii.T Афины и как победитель заключил мир < Афинами и iO'i г.
Сам Лисандр не только пе происходил из знатного рода, но даже, по предположению некоторых, был сыном спартиата и илотки. Он не был богат, и, несмотря на то, что через его руки проникли в Спарту огромные денежные богатства, которые, как говорит Плутарх, заразпли всех любостяжанием, сам он не стремился к деньгам и прожил жизнь в относительной бедности. Но стремясь к власти и желая вместе с тем поднять могущество Спарты и сохранить за ней господствующее положение в Греции, он признавал, что для этого в Спарте должны развиться денежные отношения и что многие дренние, так называемые ликурго-ны, установления задерживают рост Спарты и мешают ее новой пношпей политике. Он замышлял даже произвести решительный переворот в порядке замещении царской должности. Он хотел вамспить наследственную в двух родах Эврипонтидов и Агиадов царскую власть выборной пожизненной, отчасти преследуя личные цели в своем стремлении к власти.
□тот замысел провести в жизнь ему пе удалось. Он смог только выставить вместо законного наследника царской власти своего ставленника Лгесилая. Против Лисандра и его партии образовалась другая партия, возглавляемая царем Павсанием. которая стоила за сохранение прежнего спартанского строя и всех Устинов.к-ппй, приписываемых Ликургу, и за крайнюю олигархию. Павсапий написал даже олигархический памфлет, в котором он всячески восхвалял Ликурга и его дела, выставляя его как вполне реальную историческую личность.
Еще в начале IV в. Павсапий добился у эфоров передачи ему от Лисандра руководства военными делами, причем, высту-156
пая против Лисаидра, проводил более мягкую политику в отношении Афин. .11 шандру же пришлось покинуть Спирту.
2.	Беотии
По окончании Пелопоннесской войны, когда стало ясно, что Спарта стремятся ап хватить в спои руки гегемонию, для фиванцев союз со Спартой потерял свое прежнее значение. С одной стороны, главный враг - Афины был побежден, с другой стороны, рост спартанского могущества мог привести только к нежелательным для Фнв нос.к'дстнилм, т. «•. к подчиненному положению. В течение всей Пелопоннесской войны Спарту поддерживала «всадническая» партия богатых фиванских землевладельцев, в оппозиции же к ней стала формироваться другая антиспартанская партия, умеренно олигархическая, которая после 404 г. и захватила власть в свои руки. К своим противникам победившая партия отнеслась снисходительно— у них даже не была произведена конфискация имущества, они были только отстранены от власти. В отношении внутренней политики эта партпя в основном продолжала политику своих предшественников: она сохранила олигархический строй, оставив прежний ценз для получения пран гражданства и также не допуская к идмипш-тратпипым должностям ни ремесленников, ни торговцев.
В хозяйственном отношении в Беотии к началу IV и. произошли некоторые изменения. Сельское хозяйство хотя и продолжало играть первенствующую роль, по оно приняло иной характер, так как наряду с хлебопашеством интенсивнее стали развиваться бодее доходные культуры плодовых деревьев, виноградарство и огородничество. Также и торгово-денежные отношения стали проникать глубже и захватывать постепенно все слои общества.
К этому времени повсюду в Греции и особенно в экономически и политически отсталых областях стали развиваться демократические тенденции. Не осталась в стороне от этого движения и Беотпя. Но в ней оно приняло своеобразный характер, так как демократические тенденции развивались здесь не только средн городских элементов—ремесленников, торговцев, которых в Беотии, как преимущественно земледельческой стране, было сравнительно немного, по и среди крестьянства.
Антиспартанская партия, захватив в свои руки власть, прежде всего стала в дружественные отношения к Афинам и дала приют изгпацпым афинским демократам, в то время как крайняя олигархическая партия вела усиленную борьбу с Афинами и даже настаивала па уничтожении .Афин В то же время
демократическая партия стала искать повода, чтобы завязать войну со Спартой и ослабить ее могущество. Обходным путем фиванцам удалось поднять войну между фокейцами, союзниками Спарты, и локрийцами, беотийскими союзниками. Спарта встала па сторону фокейцев, и спартанцы под предводительством Лнсандра вторглись в Беотию. Это было начало так называемой Коринфской войны. От фиванцев сразу отпал Орхомен, где апсели представители «всаднической» партии. В 'битве при Гмлиарте спартанцы были разбиты, и пал их знаменитый полководец Лпеандр, но в дальнейшем успех войны снова перешел пн сторону спартанцев.
Существенную поддержку получили спартанцы от персов, в ото имело большое значение, так как персы оказывали денежную помощь. Заключенный при посредстве* персидского царя и 387 г. Антилвидов мир имел споим результатом еще большее усиленно Спирты п распад Беотийского союза, так как одним па сланных пунктов мори было iioceTiuionaeiiiie автономии греческих цолнсоп. Протии итого пункта особенно протестовали фиванцы, по п оно вынуждены были признать независимость беотийских городов. После паключспня Литалкндова мира, и Гюотпн снова подпили голову «всадническая», чисто землевладельческая партии, а Спарта стала свободно хозяйничать в Беотии и поставила во многих городах свои гарнизоны. К этому времени особенно острый характер приняла партийная борьба в Фивах. Оксиринский историк (начало IV в.) говорит, что «в Фивах происходила борьба между знатнейшими и известнейшими гражданами». К «всаднической» лаконофильской партии, партии крайней олигархии, принадлежал полемарх (полководец) Леоптиад, а к антилаконской партии, партии умеренно олигархической,—полемарх Исмений, Мелоп, Пелопид и др.  Эта последняя партия хотя и возглавлялась богатой аристократией, но опа в большой степени была связана с торгово-промышленными кругами и опиралась на среднее крестьянство; к этому времени невидимому в Беотии уже начался процесс обеднении крупных землевладельцев, который особенно остро развился в Ш в. Партия Исмения опиралась также на аристократию провинциальных городов, которая была недовольна централизующей политикой Фив и искала поддержки п Афинах.
В 382 г., когда спартанские войска под начальством Фебида были недалеко от Фив, Леонтиад впустил спартанское войско в фиванскую крепость и арестовал Исмения; сообщники Исмения, в числе которых был и Пелопид, впоследствии знаменитый фиванский полководец, в количестве более 300 человек бежали в Афины. Исмений же был обвинен в преступных сношениях с персидским царем и, как виновник смут, был казиен. После
этого в Фивах стала править партия Леонтпада, а крепость занял спартанский гарнизон, несмотря на то, что Спарта после победы над Афинами поклялась дать городам полную автономию.
Между тем эмигранты составили заговор. Части из них удалось тайно проникнуть в Фивы—вместе с толпой крестьян, возвращавшихся с полевых работ (379 г.). Ксенофонт («Элле-nnKa»,V,4, 2) рассказывает, что заговорщики, переодетые в женские платья, под видом гетер прошли в помещение, где пировали фиванские полемархи, и перебили их. Леоптпад же был убит в споем доме. Из тюрем были освобождены заключенные, которые сразу же снабжались оружием из складов.
Аристократы и спартанский гарнизон были выпущены под условием удаления из страны. Однако при выходе многие из аристократов были схвачены и перебиты. Спартанцы казнили гармоста, который покинул крепость, не дождавшись подкрепления; несколько походов, предпринятых ими в Беотию, остались безрезультатными. В 376 г. при Тегпре и Платеях они были разбиты Пелопидом при участии афинян.
В Фивах же после 379 г., когда лаконофильская «всадническая» партия была окончательно свергнута, был установлен демократический строй при ближайшем участии Пелопида и Эпаминонда. Во главе всего Беотийского союза стало народное собранно всех беотийских граждан, причем имущественный ценз для занятии административных должностей был упразднен. Народное собранно сделалось высшим законодательным учрежденном; с этого времени Фивы становятся центром демократического движения для всей Беотии. По в этом демократическом движении участие низов было, невидимому, минимально, так как об этом никаких сведений мы не имеем. Из вождей движения Эпаминонд хотя и был аристократического происхождения, но отличался бедностью. Пелопид же был весьма богат. Во всех беотийских городах Фивы изгоняли олигархическую лаконофильскуго партию и устанавливали демократический строй. В отношении некоторых городов, оказывавших сопротивление, былп приняты решительные меры: так Платеи и Орхомен были разрушены, а представители крайней олигархии казнены. Коренной перемене подвергся и Беотийский союз, превратившийся из союза в централизованное государство, причем былое самоуправление отдельных городов почти сводилось па-нет. Создать и укрепить централизованное государство можно было однако только в том случае, если бы противодействие всех других греческих государств, для которых укрепление Фив далеко не было выгодным, было парализовано. К этому и были на первых порах направлены все силы фиванцев. Таким образом в Беотии стали развиваться тенденции
к захвату гегемонии сначала над Средней и II нишей Грециейг а затем и над всеми эллинами.
Большое внимание уделяли Пелопид и Эпаминопд укреплению военной мощи Фив; повидимому значительно были увеличены кадры тяжеловооруженных гоплитов; есть предположение, что менее состоятельных граждан стали вооружать на государственный счет. Много внимания было уделено и военному обучению.
В 372 г. Фивам было предложено заключить мир, который должны были подписать Афины, Спарта и Фивы. Одним из условий мира было предоставление независимости самостоятельным беотийским городам. Фивы в лице Эпаминонда, сознавая свою силу н оппраясьпасоюзс Фессалией, не согласились па поставленные условия и отвергли мирные предложения Спарты. Тогда под предводительством спартанского царя Клеомброта спартанцы иступили в Беотию. При .Иевктрах в 371 г. произошло сражение между спартанцами н беотийцами, которыми командовали Эпаминопд н Пелопид, оба полководца с. исключительными поенными дароианними. Эпаминопд ввел новый военный строй «косой фаланги»: выдвинув и усилив левое крыло и несколько отодвинув болев слабое правое, он всю силу удара сосредоточил па первом. При помощи этого косого боевого строя, а также благодаря участию беотийской конницы спартанцы были разбиты на-голову, и большое количество спартиатов, около 400 человек, вместе с Клеомбротом пали в битве, а всего вместе со спартанскими союзниками, по словам Ксенофонта, пало около 1 тыс. человек.
Существенным моментом в победе фнванцев сыграло то, что их военной опорой являлось сильное войско, образованное из национального гоплитского ополчения, в огромной своей массе состоящее из многочисленного крепкого крестьянства, в то время как у противников главную массу войска составляли наемники. Следствием победы при Левктрах было также п то, что побежденные спартанцы уже не в силах были снова подняться и занять сколько-нибудь значительное место, тем более, что и внутренний кризис, охвативший Спарту, расшатывал ее былую силу.
Дли фиванцев же победа имела огромное значение. Она облегчал:! процесс объединения Средней и Южной Греции под их главенством. Фиванцы обратили внимание и па север—они стремились укрепить свое влияние как в Фессалии, так и п Македонии. Уже «-разу после битвы при Левктрах фиванцы призвали ферейского тирана Ясона притти к ним на помощь, чтобы окончательно сломить (’парту, но Ясон, хотя и прибыл в Беотию, активного участии а войне не принял. После убийства Ясона, когда во главе Фессалии стал тиран Александр Ферский,
J60
фиванцы вмешались в фессалийские дела, п туда отправился Пелопид, который принял участие и в македонских распрях.
Но вполне подчинить Фессалию Беотии не удалось, так же как и вмешательство в македонские дела особенно большого значения но имело. Пелопид же после троекратного появления в Фессалии был убит в сражении с Александром (364 г.).
Поело битвы при Левктрах многие спартанские союзники от чих отпали, например аргинине, элей цы, пркадяне; последние к .этому промене объединились и основали новый город Мегалополь (370 г.). Пеапвнеимыми стали и маптинеицы, ; укрепившие свой город стенами.
Эпаминонд, не ограничившись победой над спартанцами при Левктрах, двинулся со своим войском в Пелопоннес; он решил еще больше ослабить Спарту, отняв от нее Мессению. Он стал звать отовсюду потомков древних мессенцев, бежавших из Мессении после Мессенской войны. Бежавшие сначала поселились в Н авпакте, а затем в 403 г. были оттуда изгнаны и переселились в Италию и Сицилию. Любопытно, что эти мессенцы не утратили древних обычаев и даже сохранили в чистом виде дорическое наречие1. Когда Эпаминонд отнял Мессению у спартанцев, возле горы Итомы, которая была твердыней мессенских и плотских восстаний, был наложен новый город Мессепа. Отпадение Мессении оказалось дли Спирты особенно чувствительным, так как отпала болыпап плодородная область, больше половины всей спартанской территории, где были клэры спар-тиатов, что, естественно, отразилось па их экономическом состоянии и повлекло за собой обеднев не многих из них. Этот факт также способствовал внутреннему кризису, охватившему Спарту в IV в. Вторжение фиванцев в Пелопоннес и Лаконику происходило неоднократно, и хотя фиванцы с союзниками подходили к самой Спарте и под их угрозой спартанцы прибегали к крайним мерам и вынуждены были даже обещать свободу тем илотам, которые возьмутся за оружие и отразят врага, причем таких плотов насчитывалось до 6 тыс. человек, все же фиванцы не решались взять Спарту и всякий раз уходили от города и разрушали другие лаконские города.
Спарта наконец обратилась за помощью к Афинам, предлагая совместно выступить против Фив, так как, в случае если Фивы станут во главе эллинов, это будет особенно опасно афинянам как их ближайшим соседям. Афиняне наконец согласились на союз со Спартой и под предводительством Ификрата послали войско в Пелопоннес. В это время союзники фиванцев стали уходить от них с награбленной добычей, возникли продоволь-
* Пгисаний, IV, 27.
11 Дрспиип Греции, ч. П,	161
ственные затруднения в фиванском войско, и в 369 г. они были принуждены уйти из Пелопоннеса.
В 367 г. фиванцы обратились за помощью к персидскому царю, и благодаря дипломатии Пелопида им удалось получить от царя согласие на независимость Мессении, но многие греческие города отказались принять этот договор.
Попытка Фив захватить гегемонию в свои руки не удалась. Против фиванской гегемонии образовалась сначала коалиция из Спарты и Афин, а затем к ней присоединились Аркадия, Ахайн и Элида. Пробовали свои силы фивапцы и на море. Эпаминопд с беотийским военным флотом появился даже на Эгейском море и доходил до Византия. В 363 г. Эпаминонд предпринял новый поход в Пелопоннес, желая еще более обоссил нть Спарту, по пе встретил поддержки союзников. В битне под Мпптииеей Эпаминонд пал. Хоти сражение и было выиграно, но фиванцы, потерян своего пожди, пе сумели вос-1ЮЛ1.;|О11ПТ1.<-.н победой.
Вместо с гибелью Эппмииопда и Пелопида, с которыми было тесно синаино iioaiiMiiieiiHe Фин, так как они пилились энергичными вождями нс.ей фиванской политики,направленной к захвату панэллинсной гегемонии, фиванское могущество стало падать. Для захвата Фивами папэллинской гегемонии не было достаточных оснований, так как социально-экономический строй Беотии базировался на земледелии и мелком рабовладении, основную массу населения составляло крестьянство и страна не имела никаких данных для значительного развития промышленности и торговли.
В 362 г. начал распадаться Беотийский союз. Когда же Филипп Македонский вторгся в Грецию, то в результате Хероней-ской битвы (338 г.) Беотия была лишена самостоятельности, в Фивах была восстановлена олигархия и в Кадмее (фиванской крепости) поставлен македонский гарнизон.
3.	Фессалия
В конце V в. в Фессалии обострились классовые противоречия, с одной стороны, между господствующим классом и экс-нлоатируемыми пенестами, с другой стороны, между правящей замкнутой землевладельческой родовой знатью и массой населения, людей среднего достатка, хотя и свободных, по бесправных. Нарастают противоречия между немногими (ot dXrfoi) и большинством (тб irtipx). Возникает демократическое движение при участии и под влиянием афинской демократии. Так, афинские граждане Критий1 и Прометей, по свидетельству
1 Впоследствии выступавший в Афинах в качество главы крайних олигархов.
Ксенофонта («Элленика», II, 3, 36), вовремя своего пребывания в Фессалии вооружали пепестов против господ и устанавливали демократию. К этому времени в Фессалию проникает и греческая образованность, паука и литература, и афинские философы, приезжая и Фессалию, проповедуют свои учения. Одни из видных софистов, Горгий, надолго обосновался в Ларисе и собрал вокруг себя многочисленных учеников.
Отдельные полисы начинают п экономически и политически обособляться от оищофессалийского племенного союза, который к этому времени почти распался. Особенно острый характер приняли внутриклассовые противоречия в городе Ферах, в котором благодаря близости к морю и к торговой гавани Пагасы в большей степени развивались торговые элементы, относившиеся враждебно к родовой знати; сюда легче проникали и демократические идеи из Греции.
Из неродовитой среды в Ферах выдвинулся Ликофрон, который организовал вокруг себя партию недовольных, использовав также движение пенестов. Ликофрону удалось свергнуть знать и в качестве тирана захватить власть в свои руки (правил примерно в 401—390 гг). Против Ликофрона выступала знать и особенно Алевады из города Ларисы. Ликофрон в кровопролитном сражении победил Алевада Медия в 404 г., после чего волнения охватили Ларису, где из среды самой же знати против Медия выступил некий Аристипп. Медпй обратился за поддержкой к Македонии, во главе которой н это время стоял сильный царь Архелай, yicpeiimiuiiiH свою цлисть и рнспро-странивишй со за пцодолы Македонии.
Ликофрон ставил себе целью распространить свое владычество над всей Фессалией, но ему помешало вмешательство соседей. Македонские войска вторглись в Фессалию и поставили в зависимость от Македонии несколько городов, в том числе и Ларису, при содействии Медия. В Ларисе противники Медия обратились за помощью к Спарте, которая уже давно, с середины V в., замышляла подчинить себе Фессалию и теперь сразу же откликнулась и вмешалась в фессалийские дела.
К Спарте примкнули Ликофрон, город Фарсал и некоторые другие города. Македония же ввиду смерти Архелая отозвала войска из Фессалии.
Против Ликофрона спова выступил Медий во главе союзного фессалийского войска; Ликофрон заключил союз и с Беотией, но был оттеснен противниками в город Феры. Итак, широкие замыслы Ликофрону не удались, но зато они удались его преемнику ферскому тирану Ясону (он правил приблизительно с 390 до 370 г.). Ясон прежде всего повел политику объединения разрозненной Фессалии, но уже не на основе племенного союза, как нто было раньше, а на основе союза полисов и подчинения их его И*	163
главенству. Огромные доставшиеся ему от предшественника средства Ясон использовал прежде всего для набора еллыюго наемного войска, количество которого достигло 6 тыс. человек. Он сам лично обучал военному искусству как в гимнасиях, так и на войне; всех слабых он удалял, а особенно храбрых награждал двойным и тройным жалованьем.
Ему сравнительно легко удалось объединить и подчинить себе всю Фессалию. Только один город Фарсал не сразу подчинился ему. Там в это время, около 375 г., правил Полидам, которому граждане во время смут поручили управление и финансовые дела. Фарсал был в союзе со Спартой, но так как Спарта, занятая войнами с соседями, отказала Фарсалу в поддержке, последнему ничего не оставалось, как вступить в союз с Ясоном. Ясон же, объединив всю Фессалию, добился того, что он был объявлен тагосом (так назывались древние племенные пожди, под главенством которых происходило объединение Фессалии для военных целой). Теперь же тагос в лице Ясона стал единовластным правителем.
Набор войска он распределил по городам, назначив определенное количество воинов, которое они должны были выставить в случае войны. В общей сложности Фессалия вместе с союзниками могла выставить в это время около 8 тыс. всадников, не менее 20 тыс. гоплитов и большое количество легковооруженных, которые вербовались из пенестов.
Затем Ясон восстановил взносы дани периэков в том виде, как они были установлены при Скопасе (в VI в.). За отдельными городами он сохранил автономию и право чеканки монеты.
Стремления Ясона не ограничивались объединением Фессалии. Он строил планы захватить Македонию, покорить персидского царя и овладеть панэллинской гегемонией, хотел приобрести господство и над морем, причем из македонского леса построить суда, а экипаж формировать из пенестов. Ясону удалось подчинить и некоторые соседние эпирские племена.
Богатство Фессалии, обилие хлеба, который в это время являлся даже предметом экспорта, огромное войско, которое собрал Ясон, а также кризис, охвативший такие крупные государства, как Афины и Спарта,—все это делало замыслы Ясона не вполне беспочвенными, хотя все же для осуществления панэллинского господства у Фессалии не было достаточных данных, которых, как увидим ниже, оказалось гораздо больше у Македонии.
Ясон проводил энергичную антпспартанскую политику, так как могущество и усиление Спарты абсолютно пе соответствовали его папэллипским стремлениям. Более выгодным для Фессалии являлся союз с Фивами. В свою очередь и для 164
Фив союз с Фессалией, укрепляя их, позволил открыто выступить против Спарты. После битвы при Левктрах (371 г.), когда фиванцы па-голову разбили спартанцев, Фивы, как мы видели выше, призвали иа помощь Ясона, чтобы сломить окончательно Спарту. Ясон действительно выступил со своим войском и явился в Беотию, по от участия в военных действиях против спартанцев уклонился, так как чрезмерное нош или юн яс Фив также не входило в его планы. На обратном пути в Фессалию он опустошил Фокиду и занял спартанскую крепость у Эты, лечкашную и узком проходе из Северной Греции в Среднюю; он разрушил укрепления и отдал город подвластным ему атониям; таким образом проход в Среднюю Грецию оказался для пего свободным.
По возвращении в Фессалию «могущество Ясона стало еще больше», говорит Ксенофонт («Элленика», VJ, 4, 28); он присоединил многих союзников, и никто из его современников не мог померяться с ним.
Даже на пифийских играх в Дельфах он хотел руководить всем торжеством и выставил от Фессалии для жертвоприношения около 1 тыс. быков и более 10 тыс. прочих животных (Ксенофонт, «Элленика», VI, 4, 29). По когда он уже достиг столь многого, неожиданно во время смотра войска в Ферах к нему, как говорит Ксенофонт, подошли семь молодых людей и изрубили его (370 г.). Убийцы невидимому были представителями родовой niHiTH, недовольной политикой Пеона.
После смерти Ясона я Фессалии начались непрерывные междоусобные войны, свидетельствуиицио о внутреннем кризисе. С 369 г. тираном стал Александр Ферский, отличавшийся крайней жестокостью и необузданностью права. Он стал вести воину с многими фессалийскими городами «и тайно строил козни всем», как говорит Плутарх (в биографии Пелопида). Против Александра крепла оппозиция, особенно в городе Ларисе, со стороны Алевадов, обратившихся за поддержкой к македонскому царю Александру II; тот явился в Фессалию и вместо помощи захватил Ларису и Краннон. Тогда фессалийцы стали искать поддержки у Фив. Из Фив в Фессалию отправился Пелопид; оп взял Ларису и, обезопасив фессалийцев от тирана, двинулся в Македонию, где возникла война между Птолемеем и македонским царем Александром II. В Македонии Пелопид также упорядочил дела и вернулся в Беотию. Но мир в Фессалии был восстановлен не надолго. Александр Фсрский снова стал притеснять фессалийские города; тогда Пелопид вторично явился в Фессалию, имея в виду восстановить преобладающее влияние Фив, но был иахвачеп Александром и посажен в тюрьму. На помощь Пелопиду и Фессалию явились фиванцы под начальством Эпами-
попда, после чего Александр был вынужден освободить Пелопида и уступить Фивам Фарсал (367 г.).
После удаления фиванского войска Александр продолжал свою оахватническую политику в отношении других фессалийских городов. В третий раз явился Пелопид в Фессалию, по во время сражения с Александром был убит, сражение же выиграли фиванцы. Александру пришлось уступить захваченные им города; за ним остались только Феры и Магнесин, Фессалии же признала над собой верховенство Фив. В 367 г. был восстановлен Фессалийский союз, организованный по образцу Беотийского. В 359 г. Александр Ферский был убит. Вскоре после смерти его Фессалия приняла участие в так называемой «Священной войне», которая велась против фокидян, захвативших дельфийское святилище, Фивами и другими государствами Сродней Греции, причем в Фессалии сторонники фер-ских тиранов поддерживали фокпднп, сторонники же родовой знати присоединились к Македонии. Филипп Македонский одержал большую победу около Нагие, поело чего Фессалия стала и ааппеимость от Македонии и должна была поставлять для Македонии войска.
Глава XV ВОЗВЫШЕНИЕ МАКЕДОНИИ И ЗАВОЕВАНИЕ АЗПП 1. Возвышение Македонии
акодопия расположена и северо-западном углу Эгейского бассейна. Ядром ее служила Нижпип Македонии, равнина по нижнему точению рок Галпакмоиа и Аксин. Верхняя Македония была горной страной, состоявшей из нескольких областей: Орестиды, Линкестиды, Элимиотиды и др.
Эти области до IV в. являлись почти самостоятельными княжествами, находившимися лишь в слабой зависимости от царей Нижней Македонии. Македоняне принадлежали к одному из греческих племен. Это подтверждается родством греческих и македонских собственных имен, топонимикой (названием местностей) и прямыми свидетельствами греческих историков Гел-ланика и Геродота. Македония почти со всех сторон была окружена пегреческими племенами: иллирийцами, эппротами, фракийцами. В непосредственном соседстве с Македонией находились греческие колонии северо-западного угла Эгейского моря: Пидна, Потидея, Олинф, Амфиполь и др.
До IV в. Македония имела весьма примитивный общественный строй: главную роль там играли земледелие и скотоводство, торговля почти отсутствовала, городская жизнь была развита очень мало. Преобладающую часть населения составляло свободное крестьянство, большую роль играла родовая аристократия. Формой политической власти являлась патриархальная монархия. Все это роднит древнейшую Македонию с гомеровской Грицпой.
До греко-персидских войн Македония оставалась раздробленной. С этого момента начинается образование македонского государства путем собирания отдельных областей. Современник греко-персидских войн, царь Нижней Македонии Александр I Фплэллии (498—454 гг.) борется за захват приморской части Македонии и по всей вероятности, в гервые подчиняет Верхнюю Македонию.Его прозвище «Филэллин»—друг греков— говорит о его стремлении к установлению связей с греческим миром, с греческой культурой. Неслучайно, конечно, то обстоятельство, что первые попытки объединения идут из Нижней Македонии. Близость греческих колоний содействовала развитию денежного хозяйства раньше всего в Нижней Македонии, чем н воспользовались ее князья для укрепления и расширения своей власти.
Преемники Александра продолжают политику собирания страны и ее эллинизации. Здесь на первом месте надо поставить царя Архола» (419 -399 гг.). Фукидид (II, 100, 2) говорит про него: «Он сделал больше, чем нее восемь предшествовавших ему царей, имеете влитых». Он строил крепости, прокладывал дороги и провел военную реформу. Архсл.-iti продолжал и политику эллинизации. При его дворе появляются греческие поэты, например Эврипид, играющий там значительную роль. Некоторые данные позволяют думать, что при Архелае денежное хозяйство в Македонии делает значительный шаг вперед.
После смерти Архелая вспыхнула «национально «-македонская реакция, направленная против централизма и греческих влияний. Ее носительницей была старая родовая знать. Царю Пердикке в 60-х годах удалось восстановить централизм и упорядочить финансы. Аттический диалект стал при нем официальным македонским языком.
В 359 г. Пердикка пал в битве с иллирийцами. Ему наследовал его малолетний сын Аминта, опекуном которого был брат Нердикки Филипп. Вскоре затем этого последнего армия провозгласила царем. Филипп II принадлежал к крупнейшим деятелям своей эпохи. Великолепный организатор, прекрасный солдат и оратор, он провел свою молодость в Греции и прекрасно изучил греческую культуру, военное дело и политическое со-стояпио страны. Он-то и явился завершителем той «революции сверху», которую начал еще Архелай.
Огромную роль здесь играло создание регулярной армии, которая выросла из неорганизованных родовых и племенных ополчений V в. Основу ее составляла тяжеловооруженная пехота, набиравшаяся из свободного крестьянства. Филипп довершил ее тактическую организацию, усовершенствовав знаменитую македонскую фалангу. Она строилась сомкнутым
строем, имея до 16 рядов в глубину. Воины были вооружены мечами, щитами п копьями длиной в 5 м (сарисса), что давало возможность выставлять их вперед сразу шести шеренгам. Закрытая щитами, ощетинившаяся копьями, македонская фаланга представляла грозную, несокрушимую массу, которая все давила на своем пути. Ее фланги защищались легкой пехотой и конницей. Македонская тяжелая конница также отличалась высокими боевыми качествами. Она состояла из закованных в броню всадников, сидевших на прекрасных македонских и фессалийских лошадях (Северная Греция ископи славилась коневодством). Конница вербовалась иа македонской знати, члены которой назывались «втерами» (товарищами) царя. Таким образом ядро армии состояло из македонских элементов. Вспомогательные отряды легкой пехоты и кавалерии набирались из греческих наемников и «варваров»—фракийцев, иллирийцев и др., подчиненных Македонии. Относительная слабость социальной диферепциацпи обусловливала высокие боевые качества македонской армии: ее сплоченность, дисциплинированность, храбрость и выносливость. Филипп также широко использовал в армии разного рода механические средства, которые еще с половины V в. начинают входить в употребление в Греции: метательные машины, тараны, осадные башни, «черепахи». Филипп довершил политическую централизацию страны, лишив всякой самостоятельности старые пламенные княжеские роды Верхней Македонии. Он включил их и состав своих отеро п, привлек в армию и ко двору в Пелле. II молодости эта знать служила «пажами» при дворе, потом становилась телохранителями царя, пополняла высший командный состав и входила в царский совет. Крупнейшие генералы Филиппа и Александра—Пердикка, Парменион, Филота, Полпперхон, Леонпат, Кратер—принадлежали к этой старой знати.
Но далеко не вся масса этеров была столь родовита. Греческий историк Феопомп говорит, что среди них встречались люди из разных частей греческого мира: «Этеры его были люди, собравшиеся из многих местностей: одни из самой Македонии, другие из Фессалии, третьи из остальной Эллады, и выбраны они были не по знатности». Экономической базой македонской знати служило крупное землевладение. Тот же Феопомп бросает любопытное замечание: «Я думаю, что этеров было в то время не более 800, а земли, с которой они пользовались доходами, было у них не меньше, чем у 10 тыс. греков, владеющих самой лучшей и самой обширной землей».
К сожалению мы почти ничего не можем сказать о положении непосредственных производителей в Македонии середины IV в. Несомненно, что страна имела чисто аграрный характер. Коренных македонских городов было немного (Эги, Пелла). Осталь-
ные города (Пидна, Лмфиполь и др.) в большинство были греческие центры, завоеванные Филиппом. Поэтому основная масса непосредственных производителей принадлежала к мелким землевладельцам. О рабах в наших источниках не имеется никаких упоминаний, но несомненно, близость греческих городов с их рабовладением должна была оказать известное влияние на Македонию. Во всяком случае рабство в IV в. не являлось господствующей системой в Македонии. Крестьянство в своей массе невидимому было свободным. По крайней мере источники неоднократно называют македонян «свободными» (Лукиан, Каллисфен). Единственное упоминание о личных повинностях македонского крестьянина (у Арриана) имеет в виду вероятно государственные повинности. Да и политический строй Македонии IHHIX11 Филиппа и Александра предполагает еще довольно примитивные социальные отношения. Это в сущности все та ясе «патр|111рхп.11ыпш монархии», только более централизованная, чем раньше.
Так например, и гог.ударственном строе Македонии большую роль iii-pat*!' народное собрание в форме военной сходки, па решение которой выносится ряд важных вопросов (например дела о государственной измене). Несмотря па абсолютную власть македонского царя, при нем существует совет этеров, совет его приближенных, рассмотрению которого подлежат важнейшие вопросы внутренней и внешней политики.
Из внутренних мероприятий Филиппа необходимо еще упомянуть его денежную реформу. Он захватил Пангейские золотые и серебряные рудники на реке Стрпмоне. Производство там было расширено, и рудники, по словам Диодора, стали приносить Филиппу более 1 тыс. талантов золота в год. Это дало в руки македонскому царю огромную силу, п успехи его внешней политики в коррупировапной греческой среде в значительной степени должны быть приписаны папгейскому золоту.
Увеличение количества золота дало возможность Филиппу перейти пн систему биметаллизма. Впрочем первые шаги в этом направлении были сделаны еще в эпоху Пелопоннесской войны, когда в некоторых государствах (Афины, Сиракузы) частично совершился переход к биметаллизму. Но только Филипп смог начать чеканить золотую монету в большом количестве. Основной денежной единицей он сделал золотой статер (около 10 золотых рублей). Серебряная монета чеканилась по родосской валюте. Один золотой статер равнялся 30 серебряным драхмам.
Завершение организации македонского государства дало возможность Филиппу развить интенсивную завоевательную политику и в короткий срок создать мощную северобалкан-170
скую «империю». Греческие города па Халкидике были подчинены. Олинф, главный центр существовавшего там союза, несмотря на помощь Афин, был взят и разрушен. Ряд походов усмирил варварские племена запада и севера—иллирийцев и фракийцев. Влияние Македонии простиралось теперь до самого Дунай. В завоеванных областях были основаны колонии. Одновременно с :>тпм в промежуток времени между 357 и 348 гг. Филипп захватил в сноп руки псе побережье от Пидпы до Геллеспонта; с городами Пропонтиды был заключен союз. Эти военные успехи объясняются рядом причин: и военным превосходством Македонии, и дипломатическим искусством Филиппа, широко прибегавшего к подкупу (говорит, что ему принадлежит поговорка: «Едва ли существует такая высокая городская стена, через которую не мог бы перешагнуть осел, нагруженный золотом»). Немалую роль играла здесь и внутренняя слабость Афин.
Параллельно с успехами во Фракии идет вмешательство Филиппа в дела Фессалии и Греции. Прекрасным поводом к такому вмешательству послужила для него так называемая «Священная война». После битвы при Мантинее авторитет Фив средних союзников сильно упал. Фокида готова была свергнуть фиванскую гегемонию. Тогда Фивы добились через совет дельфийской амфнктпонпи, гдо они пользовались большим влиянием, наложения крупного штрафа па многих видных деятелей Фокнды, обвиненных якобы в сшгготатство. Фокидппе не подчинились поста но плен ню, и исполнение приговора над ними было поручено фиванцам и фессалийцам. Тогда фокидяпе захватили Дельфы и разграбили богатейшую храмовую сокровищницу (355 г.). На эти деньги они создали большую наемную армию, нанесли ряд поражений своим противникам и вторглись в Фессалию.
В Фессалии давно уже шла борьба тиранов города Фер против фессалийской знати. Фокидянам посредством подкупа удалось привлечь ферскпх тиранов на свою сторону и заставить их объявить борьбу Фессалийскому союзу. Фессалийской знати не.оставалось ничего другого, как призвать па помощь Филиппа. После упорной борьбы ему удалось разбить фокидян, что фактически привело к его гегемонии над Фессалией (352 г.). Затем Филипп двинулся к Фермопилам. В Греции наконец поняли опасность: Фермопилы были заняты большим сводным отрядом спартанпев, ахейцев и афинян, и Филиппу на этот раз пришлось отказаться от мысли занять Среднюю Грецию.
В 346 г. между Афинами, утомленными войной, и Филиппом был заключен мир (Филократов мир, по имени афинского уполномоченного Филократа). Афины признали все завоевания
Филиппа па северном побережье Эгейского морп. Борьба с Филиппом сопровождалась ожесточенной борьбой партий н Афинах. Уже выше мы видели (см. стр. 146), что греческая политическая мысль в лице Исократа выдвинула идею объединения Греции с целью войны против Персии. Успехи Филиппа обратили па пего внимание Исократа, и в 40-х годах он начинает смотреть па македонского царя, как на то лицо, которое сможет наконец выполнить его программу. В своих произведениях и в письмах к Филиппу Исократ развивает эту мысль и призывает цари к вмешательству в дела Греции. Исократ и стал идейным главой македонской партии в Афинах, объединившей преимущественно богатые и аристократические слои афипского гражданства. К этой партии принадлежали также блестящий оратор Эсхин, стратег Фокион (потомок одного из аристократических родов) и Эвбул, энергии которого Афины были обязаны упорядоченном своих финансов. Деятельность македонской партии была конечно шчч.ма выгодна Филиппу, и не бол основании быть может противная сторона обвиняла некоторых на «>о руководителей (в частности Эсхина) в том, что они подкуплены Филиппом.
Общепризнанным вождем аптимакедонской партии был знаменитый оратор Демосфен. Отец его принадлежал к крупным афинским промышленникам, но опекуны Демосфена растратили доставшееся ему от отца наследство, и он вынужден был сделаться адвокатом. По своим политическим убеждениям Демосфен принадлежал к демократической партии и в эпоху борьбы с Филиппом выступил горячим противником македонской гегемонии в Греции. Несмотря на выдающиеся качества Демосфена как оратора и политического деятеля, нельзя не признать ограниченности его политического кругозора. Демосфен пе видел, что рабовладельческий демократический полис изживал самого себя и что если что-нибудь и могло спасти рабовладельческую Грецию, так это только программа Исократа. В действительности, конечно, и план Исократа не мог помочь делу, каки показала история последующих столетий. Нов данный момент необходимо было сделать последнюю и единственную попытку вывести Грецию из кризиса, а такая попытка могла лежать лишь в направлении, указанном еще в 380 г. в «Панегирике». Ограниченность Демосфена объясняется не его личными свойствами, но его политической программой, отражавшей интересы выродившейся античной демократии. Глазами Демосфена смотрел демократический полис, в эту эпоху ставший уже близоруким и во что бы то ни стало желавший отстоять свою самостоятельность и свой сепаратизм.
Антимакедонскую программу Демосфена поддерживали также некоторые круги афинских торговцев и промышленников, т
связанных с понтийской торговлей, которой непосредственно грозили завоевания Филиппа.
Сейчас же после заключения Филократова мира Филипп «по поручению» фиванцев и фессалийцев окончил Сппщеипую войну. Фокиднпе должны были вернуть захваченную ими храмовую киану ежегодными взносами по 60 талантов. Страна была обезоружена, укреплении срыты, а жителям запрещено жить в городах. К'ромо итого у фокидпп были отняты оба голоса, которыми они располагали в совете амфиктионов, и переданы Филипку и его потомству с правом руководить пифийскими празднествами. Таким образом окончательное внедрение Филиппа во внутренние дола Средней Греции свершилось не только фактически, ио и было признано формально. С 344 г. начинается вмешательство Македонии в политическую жизнь Пелопоннеса. Мессена, Мегалополь, Аргос и Элида обратились к Филиппу за помощью против Спарты. Агитационная поездка Демосфена в Пелопоннес с целью отговорить греческие государства от этого шага не удалась. Изгнанные незадолго до этого из Элиды олигархи были возвращены обратно при помощи Македонии. В это же самое время влияние Филиппа распространяется на Эвбею, Эпир и Этолию. Фессалия фактически была обращена и македонскую провинцию: Филипп в качестве пожизненного архонта Фессалийского союза поставил своих сторонников но глава четырех провинций страны (тетрархи); он iiMeiinniiuicii но внутренние дела отдельных городов и ставил там македонские гарнизоны; доходы и военная сила Фессалийского союза находились в его полном распоряжении.
Это наконец серьезно напугало Грецию. Афиняне проявляют большую энергию в борьбе на Херсонесе фракийском и Пропонтиде. Коринф, Керкира, Акаряания, Ахайя, Мантинея, Аргос и пр. заключили союз с Афинами. Влияние Демосфена усилилось в огромной степени. Вожди македонской партии г отеряли всякое влияние в афинском народном собрании. Демосфен был поставлен во главе всех морских сил. В это время (340—339 гг.) он фактически являлся диктатором Афин. Он провел повышение повинностей, падавших па состоятельные слои населения, и добился отмены раздачи праздничных денег: касса феорикона была обращена на нужды флота. Это торжество антпмакедон-ской политики совершилось, надо думать, не без некоторой помощи Персии. По крайней мере в Греции ходили упорные слухи о том, что видные деятели антимакедонской партии, в том числе и сам Демосфен, получили крупные суммы от персидского царя.
Решительное столкновение Македонии с ее противниками в Греции стало неизбежным. Поводом к нему послужила новая
Священная война. Жители г. Амфиссы в Локрпде захватили и вспахали округ г. Крисы в Фокиде, который должен был оставаться невозделанным согласно старинному постановлению амфиктионов. Ио предложению Эсхина, который был тогда представителем Афин в совете амфиктионов, решили наказать г. Амфиссу. Когда локры не подчинились этому постановлению, Амфиссе была объявлена Священная война. Но войско амфиктионов не могло справиться с «святотатцами», и поэтому осенью 339 г. ведение войны было поручено Филиппу. Зимой 339/ЗЗМ г. македонский царь вторгся в Среднюю Грецию и занял сильную позицию у Элатеи в Северной Фокиде. Тогда и Фивы присоединились к антимакедонскому союзу.
В августе 338 г. при Херопее в Беотии произошла знаменитая битки, решившая судьбу Греции. Силы обеих сторон были приблизительно равны: 30 тыс. 'huioiipk было у Филиппа и столько же у союзников. .Новым крылом македонской армии командовал 18-летннй сын «Ьилинна, наследник престола Александр. Македонский фаланга решила исход сражения, и союзники были разбиты па-голову/
Филипп решил примерным образом наказать Фивы: Беотийский союз был разрушен, Кадмея занята македонским гарнизоном и фиванская демократия уничтожена. В Афинах приготовились было к отчаянному сопротивлению, но Филипп обнаружил свою политическую дальновидность тем, что предложил Афинам мир и союз. Филипп прекрасно понимал, что вычеркнуть Афины из числа самостоятельных государств было не так-то просто: слишком высоко стоял их авторитет в Греции, и слишком сильна еще была, несмотря на все, афинская демократия. Филиппу казалось гораздо выгоднее сохранить призрак афинской свободы, фактически подчинив город своему влиянию.
В Афинах с готовностью приняли мирные предложения Филиппа. Демосфен бежал. Условия мира были довольно благоприятны. Афины сохраняли свою политическую независимость и часть своих морских владений: Саламин, Делос, Самос, Лемнос, Имброс; по остатки второго афинского морского союза были уничтожены, и Афины должны были уступить Херсонес фракийский, потеряв тем самым господство над проливами. Большинство греческих государств также поспешило заключить мир с победителем при Херонее. Филипп всюду поставил преданные ему правительства и все важные стратегические пункты в Греции занял своими гарнизонами. Одна только Спарта пе желала подчиниться. За это Филипп опустошил Спарту и отдал все спартанские владения, лежавшие за пределами собственно Лаконики, ее соседям.
В конце 338 г. собрался панэллинский конгресс в Коринфе, на котором были представлены все греческие государства кроме 174
Спарты. Здесь была решена организация общегреческого союза. Союз прежде всего ставил себе целью поддержание п Элладе гражданского мира. Союзный совет должен был следить за тем, «чтобы в союзных государствах не происходило изгнаний или казней вопреки существующим законам, конфискаций, прощения долгов, раздела имуществ и освобождения рабов с целью переворота». Классовый характер зтого постановления совершенно ясен. Далее конгресс запретил частные войны и провозгласил свободу моронлавапин: «Участвующие в мирном договоре могут свободно плавать но морю, н никто не должен им препятствовать в атом, ни захватывать какое-либо их судно» (Демосфен). Конгресс наконец декларировал полную политическую самостоятельность союзных государств и их свободу от каких-нибудь обложений. Но, с другой стороны, было подчеркнуто, что государственный строй, существовавший в союзных государствах в момент заключения договора, не может быть изменен.
Для контроля над выполнением всех этих постановлений был создан совет из представителей всех вошедших в союз государств, а с царем Македонии заключен «вечный» оборонительный и наступательный союз. Ему же предоставлено верховное командование всеми вооруженными силами Эллады для войны с Персией. Эта война не только была принципиально решена в Коринфе, по были даже установлены необходимые контингенты войск. Конгресс запретил всем грекам, где бы они ни были, наниматься па службу для борьбы против Филиппа. Это запрещение явно имело в виду греческих наемников па персидской службе. Мотивировка Священной войны против Персии была дана чисто исократовская: «Чтобы отомстить персам за все содеянные ими над греческими храмами святотатства». Таким образом программа Исократа, впервые выдвинутая им еще в 380 г., сорок лет спустя получила реальное воплощение в постановлениях Коринфского общегреческого съезда.
2. Смерть Филиппа и воцарсппе Александра
В 336 г. авангард македонской армии под начальством Аттала и Пармениона перешел Геллеспонт. Война с Персией началась. Но в этот самый момент Филипп был убит. Здесь нужно вернуться назад и познакомиться с семейными делами Филиппа. Второй женой его была Олимпиада—дочь эпирского царя, властная и суровая женщина. От этого брака в 356 г. родился Александр. Позднейшая традиция окутала его рождение массой легенд. Филипп желал дать сыну чисто греческое воспитание, н и период 345—344 гг. его учителем был Аристотель. Действительно, Александр вырос поклонником эллинской культуры.
Его идеалом всегда оставался Ахилл, главпый герой греческого эпоса. Уже в молодости в характере Александра были заметны те черты, которые впоследствии дали ему иозможность выполнить его историческую задачу: необычайная страстность натуры в соединении с железной твердостью при проведении раз намеченных целей. С шестнадцати лет Александр участвовал в походах отца, а восемнадцати лет командовал прп Херовее ответственным участком боевого фронта.
При дворе Филиппа,как и раньше при дворах македонских царей, шла борьба двух партий: «национально»-македонской, пред-станлс1июй по преимуществу старой родовой знатью, и греческой. К этой последней принадлежало много этеров Филиппа из числа неродовитых. Греческая партия группировалась вокруг Олимпиады и Александра. Увлечение Филиппа Клеопатрой, дену hi кой из знатного македонского рода, племянницей Аттала, чрезвычайно усилило македонскую партию, в особенности после того как Филипп решил официально жениться на Клеопатре. В 3.37 г., после свадьбы, на которой произошла жестокая ссора между отцом и сыном, Александр и Олимпиада уехали (пли быть может были высланы) из Македонии. Вместе с ними были изгнаны Филиппом представители греческой партии, друзья Александра: Птолемей, сын Лага, Неарх, Гарпал и др. Александр и Олимпиада пашли приют у брата Олимпиады, эпирского царя Александра. Олимпиада осталась в Эпире, а Александр скоро помирился с отцом и вернулся в Македонию. Но затем у Филиппа произошла новая ссора с сыном, на этот раз, правда, менее серьезная. Тем временем македонская партия приобрела огромное влияние при дворе. Однако к 336 г. как будто наступило улучшение отношений между Филиппом и Олимпиадой.
Осенью 336 г. в Эгах, старой резиденции македонских царей, когда происходили свадебные торжества по случаю женитьбы эпирского царя па дочери Филиппа и Олимпиады, на Филиппа, который шел в театр, бросился один из его телохранителей, юноша Павсаний, и смертельно ранил кинжалом.
Убийство македонского царя явилось результатом заговора. В число заговорщиков входили представители старых княжеских родов Верхней Македонии, окончательно лишенных политической власти Филиппом. Кроме этого заговор был несомненно инспирирован Персией. Впоследствии Александр в письме к персидскому царю прямо упрекал его в том, что персы подкупили убийцу Филиппа и всем открыто заявляли об этом. Во всяком случав устранение Филиппа как раз в момент начала военных действий было чрезвычайно на-руку Персии. Нет ничего удивительного, что общественное мнение Греции обвиняло Олимпиаду и Александра в убийстве Филиппа. Это было 176
вполне естественно, если принять во внимание обстоятельства семейной жизни македонского царя. Такая точка зрения отразилась и в некоторых наших источниках (Помпей Грог, Плутарх). Но впимапчп.ный анализ всех обстоятельств дела нс дает возможности установить участие в з..говоре греческой партии и в частности Олимпиады и Александра.
После убийства Филиппа создалось чрезвычайно острое положение. Все враги Македонии подняли головы. Демосфен в праздничном плпгье, украшенный венком, принес богам благодарственную жертву, ааивлнн, что Афинам нечего опасаться «дурачка» Александра. Большую опасность дли нового царя
Голова статуи Александра
представлял дядя Клеопатры Аттал, находившийся вместе с Парменионом во главе малоазиатской армии. Хотя он конечно не принадлежал к заговорщикам, но его родство с Клеопатрой делало его враждебным Олимпиаде и Александру. Действительно, узнав об убийстве в Эгах, Аттал вступил в сношения с Демосфеном и повидимому с персами. Зашевелились и враждебные варварские племена па границах Македонии.
Но Александру, опиравшемуся частью на греческую партию, частью на те слои македонской знати, которые поддерживали политику Филиппа, удалось без особого усилия выйти из затруднений. Прежде всего была раздавлена старомакедонская оппозиция. Были казнены не только участники заговора, но и псе те, которые могли быть опасны новому царю: устраненный Филиппом от престола Ампнта, сводный брат Александра
Каран. Позднее Олимпиада приказала убить па руках у Клеопатры ее ребенка от Филиппа, после чего та повесилась; в 334 г. перед самым персидским походом, был убит и брат Клеопатры. Чтобы устранить Аттала, Александр послал в Малую Азию одного из преданных ему офицеров, который в согласии с Пармен ионом убил Аттала.
С такой же быстротой было подавлено движение в Греции. Александр с армией явился в Фессалию и заставил Фессалийский союз признать за ним ту же самую власть, которая принадлежала его отцу. Затем он занял Фермопилы, созвал совет дельфийской амфиктионии и был признан защитником святилища. Появление Александра в Беотии предупредило готовивши Йен и Фивах взрыв антимакедонского движения; а напуганные Афины прислали посольство приветствовать Александра. В Корп|п|н1 собрался союзный «.пнет, на котором был возобновлен договор, заключенный с Филиппом. После этого Александр вернулен и Македонию.
Положение ни дунайской границе требовало его личного присутствии. В 335 г. Александр выступил на север и усмирил фракийские племена, дойди до самого Дуная. После этого он двинулся на айпад и проник далеко в глубь Иллирии. Но известия из Греции заставили его быстро вернуться. Во время отсутствия Александра персидская дипломатия развила в Греции энергичную деятельность. В греческие государства были разосланы письма персидского царя, в которых он призывал греков к восстанию. Демосфену была передана огромная сумма в 300 талантов «в его личное распоряжение». Распространившийся слух о гибели Александра в Иллирии послужил сигналом к восстанию. Немедленно поднялись Фивы, п македонский гарнизон был осажден в Кадмее; восстали также некоторые государства Пелопоннеса; в Афинах готовились к войне.
Когда Александр узнал о событиях в Греции, он форсированным маршем двинулся па юг и через 14 дней появился под стенами Фив. Город был взят штурмом и разрушен до основания; 30 тыс. пленных были отведены в Македонию или проданы в рабство. В Греции мгновенно наступило спокойствие, и Афины послали депутацию, чтобы поздравить царя с победой над Фивами. Александр по отношению к Афинам решил придерживаться политики отца, и хотя было совершенно очевидно, что нити антимакедонского движения идут к афинской демократии, тем пе менее оп пощадил город и отказался даже от требования выдачи главарей аптимакедонской партии, которое сначала выставил.
Осенью 335 г. македонская армия вернулась домой, и зиму 335/334 г. Александр потратил на подготовку к восточному походу. Во время событий 336—335 гг. македонский авангард.
в Малой Азии испытал ряд неудач и в конце концов был вынужден отступить к Геллеспонту.
3. Восточный поход Александра
Веспой 334 г. Александр выступил из Македонии, оставив там наместником Аятипатра, одного из своих преданнейших сторонников. Силы, с которыми Александр двинулся против Персии, были сравнительно нопслики: около 30 тыс. пехоты и 5 тыс. всадников. Ядро армии составляли македонские войска, к которым были присоединены греческие союзные контингенты и несколько тысяч наемников, а также вспомогательные отряды из фракийцев и других зависимых племен. Кроме итого Александр имел флот из 160 боевых единиц, который должен был сопровождать армию вдоль берегов Азии. Общие силы, которые могла выставить Персия, значительно превосходили греко-македонскую армию. Одних только греческих наемников па персидской службе было не меньше 20 тыс. человек.
Во много раз больше была часть персидской армии, состоящая из персов вместе с различными контингентами, выставляемыми сатрапиями. Персидский (собственно греко-финикийский) флот включал около 400 единиц.
И тем пе менее предприятие Александра отнюдь по являлось военной авантюрой. Ужо истории «похода 10 тысяч» показала, что может сделать кучка хорошо дисциплинированных греческих воинов среди рыхлой массы персидского государства; а с 400 г. много воды утекло. За это время развал в Персии достиг своей высшей точки. Рост налогов, произвол персидской бюрократии, самодержавие сатрапов—все это вызывало глубокое недовольство местного населения, покоренного персами, и приводило к частым восстаниям. Эти восстания усилились в половине IV в.—во время царствования Артаксеркса Оха. Особенно упорным было национальное движение в Египте во главе с последним фараоном Нектанебом. К египетскому восстанию примкнули Кипр и Сидон. Только с величайшим трудом с греческой помощью удалось Артаксерксу ликвидировать мятеж. В 337 г. Ох умер, после чего произошли обычные в Персии дворцовые смуты. В конце концов трон получил Дарий III Кодоман из побочной линии Ахеменпдов, которому и пришлось принять македонский удар.
Развал Персии отражался и па армии. Главным недостатком этой последней было отсутствие единства командования и плохая спаянность отдельных частей. Греческие наемники на персид-<-K<>ii службе обладали прекрасными боевыми качествами, но .•то качества далеко пе всегда могли быть использованы благодари нижеуказанным причинам. Состояние персидского госу-
дарстпа п персидской армии было хорошо известно в Греции, и штаб Александра, составляй план похода, великолепно учитывал ту обстановку, с которой он встретится иа Востоке.
Персы пе сумели помешать переправе македонской армии через Геллеспонт, хоти, принимал во внимание превосходство персидского флота, ото легко было сделать. Но персидский флот пе смог приготовиться во-время, и Александр беспрепятственно перешел в Малую Азию. Персы стянули к Геллеспонту большие силы. Грек Мемнои, командовавший наемниками, предлагал персидскому командованию единственно рациональный план войны: пока не принимать боя с Александром и отступать в глубь Малой Азии, все разоряя па своем пути; затем, когда будет готов флот, отрезать Александру сообщение с Македонией и поднять восстание в Греции. По малоазиатские сатрапы пе желали подвергать опустошению свою страну и поэтому решили дать бой немедленно. Войска встретились на берегу Граника, речки, tma дающей п Пропонтиду. Александру пришлось форсировать переправу через реку, противоположный берег которой был нвнпт персами. Несмотря па неблагоприятные условия местности и численное превосходство противника, греко-македонская армия одержала блестящую победу. Персидское командование не сумело ввести в бой в решительный момент греческих наемников, и хотя они храбро сопротивлялись, но после разгрома главных персидских сил вынуждены были сдаться.
После битвы при Гранике Александр не встретпл сколько-нибудь сильного сопротивления в Малой Азии. Большинство городов сдалось добровольно: Сарды, Эфес и др. Широкие слои греческого населения (кроме аристократии, ориентировавшейся па персов) встречали Александра как освободителя от персидского господства. Македонский царь взял правильную политическую линию, всюду восстанавливая демократию. Только Милет отказался сдаться. В нем находился сильный отряд греческих наемников и к тому же недалеко был персидский флот. Но Александр опередил персов, и его флоту удалось занять сильную позицию перед Милетом, отрезав таким образом город от моря. Несмотря на все старания, персы не смогли вызвать греческий флот на сражение в открытом море. Тем временем сухопутные силы Александра осадили и взяли Милет.
После того кик Милет перешел в руки греко-македонской армии, персы решили сделать центром сопротивления Галикарнас. 'Гам, под защитой сильных укреплений, собрались все оставшиеся в Малой Азии персидские силы, туда же отошел и флот. Главнокомандующим всеми морскими и сухопутными силами персидский царь назначил Мемкона. Так как флот Александра был слишком слаб, чтобы бороться с персами
п открытом море, то оп отпустил большую его часть домой, а сам с сухопутной армией осадил Галикарнас. С помощью осадных приспособлении удалось сделать проломы в стонах, и, после того как вылазка осажденных пе удалась, Мсмноп на судах эвакуировал город.
В течение зимы 334/333 г. Александр почти без сопротивления занял юго-западную часть Малой Азии—Карию, Линию и Памфплию. Затем он подпилен па север, в Великую Фригию (весна 333 г.), а оттуда через Каппадокию спустился к 'Гавру. При приближении греко-македонской армии персидский отряд,
Изображение битвы Александра с Дприом. Мозаика из Помпей
охрапявпшй проход через Тавр, отступил, г. Таре был очищен, и Александр занял Киликию.
Тем временем персидский флот под начальством Мемнона занял господствующее положение на Эгейском море. Олигархические партии на островах подняли голову, а Хиос был даже прямо передал персам. Снова усилились антимакедонские настроения в Греции, Афины отправили посольство к Дарию. В этот момент умер Мемнон, что явилось тяжелой потерей для Персии, так как ои был единственным талантливым человеком среди персидского высшего командования. Однако положение в тылу Александра продолжало оставаться чрезвычайно опасным. В случае неудачи на главном театре военных действий греко-македонская армия была бы отрезана, и тогда ее гибель епшовилась неизбежной.
II это время Дарий собирал войска в Вавилонии. Летом оп выступил оттуда с большой армией и к осени достиг Северной Сирии. Александр двинулся ему навстречу в Финикию,
предполагая, что Дарий станет его ждать именно там. Но персидская армия обошла противника с севера и вышла ему в тыл на прибрежную равнину у Исса (ноябрь 333 г.). Здесь персы заняли укрепленную позицию, имевшую однако один большой недостаток: фронт был слишком узок (не более 4 км)-, персы, хотя и защищенные с одной стороны горами, с другой— морем, в то же время пе могли развернуть всех своих сил и воспользоваться их численным превосходством над противником. Тем не менее стратегически положение греко-македонской ар-
Л лекса и др (деталь йозанки из Помпей)
мии было крайне опасным: персы находились в тылу, и в случае неудачного исхода сражения отступать было некуда. Но, как всегда, персидское командование не сумело использовать выгоды своего положения: оно дало возможность Александру вернуться назад, пройти через узкое горное дефиле и почти беспрепятственно построиться на равнине. Тем самым трудная задача была почти решена.
13 бою, происшедшем теперь уже в равных условиях, в полной мере сказались высокие боевые качества греко-македонской пехоты и конницы, а также превосходство ее командования. Персы были разбиты на-голову. Сам Дарий чуть пе попал в плен—по крайней мере его колесница, лук и мантия достались Александру—и с ничтожными остатками своей армии бежал за Евфрат. Весь огромный персидский обоз был захвачен противником, а вместе с ним мать, жена и дети Дария.
Моральное впечатление от победы при Иссе было огромно, и антимакедопскап партия в Греции снова присмирела. По самым важным для Александра было то, что персидский флот фактически распался, так как финикийцы, боясь нападения Александра па их города, ушли по домам; киприоты сделали то же. Греко-македонский флот снова сделался господином положения на Эгейском море и быстро восстановил демократию па островах.
Теперь Александр беспрепятственно занял северную Финикию. Арад, Библ, Сидон и кипрские города сдались, но Тир заявил, что он останется «нейтральным» и отказался открыть свои ворота. Перед грекомакедонской армией стояла трудная задача—ваять сильно укрепленный город,считавшийся неприступным. Больше шести месяцев потратил Александр на осаду Тпра. Через пролив, отделявший город от материка, была на
сыпана дамба, а с по- ДаРий (Деталь мозаики из Помпей) мощью флота других финикийских городов и Кипра удалось отрезать Тир от моря. . На дамбе были поставлены осадные машины, с помощью которых пробили брешь в степах. Город был взят после отчаянной резни на улицах. 8 тыс. горожан пало, 30 тыс. пбзднее (летом 332 г.) было продано в рабство. Моральное впечатление от взятия Тира было, пожалуй, не меньше, чем от победы при Иссе. Пал гордый Тир, который никогда и пи перед кем не склонил своей головы.
Пока Александр находился в северной Финикпи, Дарий 111 11<ц||.1тался завязать с ним переговоры о мире. В обмен на семью он предлагал македонскому завоевателю всю Азию к западу
от Евфрата, 10 тыс. талантов контрибуции, руку одной из свои? дочерей, а также «любовь и союз». Александр отказался, настаивая на безусловной покорности. После Исса положение греко-македонской армии стало настолько крепким, что у Александра не оставалось никаких сомнений в успехе всей кампании, и при таких условиях итти на мирное соглашение было нецелесообразно. «Услышав это,—-говорит Арриан,—-Дарий отчаялся в возможности договориться с Александром и снова
Так называемый саркофаг Александра с рельефным изображением битвы греков с персами, IV в.
взялся за приготовления к войне». Теперь он решил заманить греко-македонскую армию глубже в Азию и там, на открытых равнинах Месопотамии, раздавить ее численным превосходством персов. Для этого он начал стягивать в Вавилон войска мз самых отдаленных частей огромной монархии.
Заняв Южную Сирию, Александр в декабре 332 г. был уже в Египте. Страна только недавно, при Артаксерксе Охе, была вновь покорена персами, с чрезвычайной жестокостью подавившими освободительное движение Египта. Поэтому нет ничего удивительного, что верхушка египетского общества и отчасти средние классы встретили Александра, как «освободителя» (египетским визам было конечно безразлично, под чьим господством находиться: под персидским или македонским). Персы почти без сопротивления очистили все укрепленные пункты.
В Мемфисе Александр принес жертвы Апису п другим египетским божествам. Во время пребывания в Египте он также посетил знаменитый оракул Аммона, пользовавшийся больший известностью и яп пределами Египта, в частности в Греции. Храм Аммона находился в оазисе Сива, далеко в западной пустыне. Оракул признал Александра «сыном Аммона», что дало ему «законную» основу но только для наследования власти фараонов: впоследствии Александр обосновал свои притязания на мировое госиодс-тно и на божеские почести этим же самым признанием оракула.
В дельто Нила, около его аанадпого устья. па месте деревушки Ракотис Александр основал город, названный им Александрией. Место для нового города было выбрано чрезвычайно удачно: он лежал на узкой полосе земли между морем и озером Мареотидой. Местоположение Александрии скоро сделало из нее важнейший узел торговых и культурных связей между западом и востоком. Александрия стала крупнейшим мировым центром древнего мира.
Из Египта греко-македопская армия весной 331 г. двинулась в Месопотамию. Летом она переправилась через Евфрат, а в сентябре перешла Тигр, нигде пе встречая сколько-нибудь серьезного сопротивления. Через несколько дней Александр встретил полчища Дария, стояшнио около ассирийской деревушки Гангамелы, близ раааалии Ниневии. Хоти армия Александра наечитыпала теперь благодаря нополненинм около 40 тыс. пехотинцен п 7 тыс., iichjuiiikoii, положение ее было крайне опасным. Значительный численный перевес персов1 создавал опасность окружения. Чтобы парализовать ее, Александр поместил у себя в тылу сильные резервы. Утром 30 сентября 331 г. произошла знаменитая битва. Страшный удар тяжелой македонской пехоты и конницы во главе с самим Александром решил дело. Персидская армия обратилась в беспорядочное бегство. Несмотря на энергичное преследование македонской конницы, Дарию с небольшим отрядом удалось ускользнуть.
Значение битвы при Гавгамеле было огромпо. Живая сила Персии была уничтожена: после 331 г. Александр уже почти пе встречал серьезного сопротивления. Битва имела значение и для дальнейшего «успокоения» Греции. Там как раз в это
1 Хотя традиционная цифра п 1 млн. человек несомненно сильно преувеличена, тем не менее пе следует и чрезмерно преуменьшать персидские силы. Не нужно забывать, что это было последнее и решительное столкновение. Дарий прекрасно понимал, что, если он будет разбит, ii.iiii-irri.r-fi больше ему пе на что. Поэтому он долго готовился к сражению и iipnii:iii<*.'i мобилизацию всех своих ресурсов. Вопрос о снабжении армии iii-.'ii-i чален тем, что персы были у себя дома.
время снова создалось тревожное настроение благодаря выступлению Спарты против Македонии. К Спарте примкнула часть Пелопоннеса, началось брожение даже в Фессалии. Правда, Афины, боясь македонского флота, остались нейтральны. Наместник Александра Антипатр с большими силами осенью 331 г. вторгся в Пелопоннес и близ г. .Мегалополя разбил спартанцев. После этого до самой смерти Александра спокойствие в Греции больше не нарушалось.
Перед Александром дорога на восток лежала теперь открытой. После Гавгамелы он без всякого сопротивления занял Вавилон, где широкие круги населения радушно встретили македо-
Битва греков с персами (деталь па т. наа. саркофаге Александра. IV в. до н. а.)
няп и греков. Затем были заняты Сузы, одна пз трех столиц персидского царства. Там в руки победителей попала часть казны Дария в сумме около 50 тыс. талантов (около 120 млн. золотых рублей). Из Суз Александр двинулся в Перейду, коренную область Персии. В проходах между Эламом и Персидой засели горцы уксии и отдельные персидские отряды. Очистив дорогу, Александр поздней осенью 331 г. без сопротивления занял Персеполь, главную столицу персидских царей. Здесь была захвачена центральная персидская казна (согласно традиции около 120 тыс. талантов). Персеполь был отдан на разграбление солдатам, царский дворец сожжен. Таким образом Александр выполнил «идеологическую» цель похода: «святотатства», учиненные персами в 480 г., были «отомщены».
Зиму 331/330 г. войско провело на отдыхе в Персиде. С наступлением весны 330 г. Александр двинулся па север, в Мидию, и занял Экбатапы, летнюю резиденцию персидских царей. Александру оставалось теперь захватить Дария, бежавшего 186
на восток, и утвердить спою власть в восточных частях государства. Решение этой задачи, не представляя больших трудностей в военном отношении, требовало много времени. Это заставило Александра из Экбатан отпустить по домам всех желающих из числа его греческих и фессалийских союзников. Демобилизованным было роздано около 2 тыс. талантов.
Останин н Экбатапах начальника своего штаба Пармепиопа с частью армии охранить западную половину монархии, Але-
ксандр с другой частью поспешно двинул ги в погоню за Да рием, уходившим на восток, и почти нагнал его у так называемых «Каспийских ворот», к югу от Каспийского моря. Но в это время Дарий уже не был персидским царем, а только пленником своих придворных. Окружавшая его знать по главе с бактрийским сатрапом Воссом решила низложить Дария, не сумевшего отстоять свое государство от Александра. Тем более что он по-видимому хотел доб-
Р	д	Типы греческих и персидских воинов на
кедонскому завоева-	т наэ. саркофаге Александра
телю и передать ему
свою корону. В тот момент, когда передовые отряды Александра настигали арьергард персидских войск, Бесс приказал убить Дария, а сам бежал в Бактрпю (июль 330 г.).
Таким образом Александру достался лишь труп Дария, который он приказал отправить в Перейду и похоронить с подобающими почестями в фамильной усыпальнице Ахеменидов. Лучшего исхода Александр конечно не мог и желать. Последний персидский царь, последний представитель законной династии, сошел в могилу, персидский трон остался вакантным, и кому же было его занять^ как не Александру, победителю при Гранике, Неге н Гавгамеле, разрушителю Персеполя, «сыну» Аммона? К го му же Александр не был виновником пролития крови Дария
и впоследствии мог с «чистой совестью» наказать его убийц; Александр должен был благодарить судьбу.
В ближайшие затем месяцы Александр занял среднеазиатские провинции Персии: Парфию, Арию, Дрангиану и Лрахо-зию*. Некоторые из персидских сатрапов подчинились добровольно и были оставлены на своих местах, другие попытались оказать сопротивление, по были покорены. В Арии Александр основал Александрию Арийскую (теперешнийГерат), в Арахо-зии—Александрию Лрахозицскую (теперешний Кандагар). Поздней осенью 330 г. македонская армия остановилась на зиму у южного подножья Парапаниса (Гиндукуша), которое греки принимали за Кавказ.
В ото .1.(1 приблизительно время произошло первое крупное выступление против Александра новомпкедоиской оппозиции. Следы :>топ оппозиции можно заметить еще с первых лет похода. Носителем се были та часть македонской знати, которая «верой и правдой» служила Филиппу и первое иремн целиком поддерживала его сына. IIпоболее яркими фигурами среди нее были Пармопиоп и его сын Филота, начальник конницы. Эта группа знати была настроена и «национал ыю»-македопском духе. Характерно, что еще при обсуждении мирных предложений Дария Парменион советовал Александру принять эти предложения, очевидно потому, что он был противником расширения македонской державы за Евфрат. Такая позиция была вполне понятна с греко-македонской точки зрения: приняв условия Дария, Александр ограничил бы рамки своей новой державы уже элли-пизовапными частями Передней Азии; расширение же ее за Евфрат означало перенесение центра тяжести на чисто восточные области, прочно удержать которые было бы возможно только путем полного изменения внутренней политики в духе отказа от македонских традиций. Точно так же в Египте Филота занял резко отрицательную позицию по отношению к той комедии, которая была разыграна в связи с оракулом Аммона.
Но вполне четко македонская оппозиция проявилась только осенью 330 г. Поводом для этого послужила политика Александра, связанная с гибелью Дария. Александр и та часть его зтороп, которая безоговорочно и до конца его поддерживала, прекрасно понимали, что для сколько-нибудь прочного овладения персидской монархией необходима ставка не на греко-македонские, а па восточные элементы населения. Летом или осенью 330 г. Александр назначает знатного перса Оксидата сатрапом Мидии, некоторые из прежних сатрапов Дария остаются на своих местах, брат только что погибшего Дария принимается в число этеров наряду с другими знатными персами.
1 Три последние пршшиции—в современном Афганистане.
18S
Одновременно с этим происходит постепенное введение персидского придворного церемониала. К этому же прем пн быть может относится сообщение Плутарха, что Александр приказал набрать 30 тыс. персидских мальчиков и обучать их греческому языку и военному делу македонян, явно подготовляя из них будущую «с,мену».
Все это чрезвычайно раздражало македонскую знать и в конце концов привело к катастрофе. Она разразилась, когда армия находилась в Дрангиане. Был открыт заговор на жизнь Александра, во главе которого стоял некто Димп, один из этеров. Имели ли прямое отношение к заговору Пармеиноп и Филота, установить на основании наших источников невозможно. Но во всяком случае против Филоты возникло сильное подозрение. Оп был предан суду солдатской сходки, осужд н на смерть и казнен. Оставалось устранить Пармениона. Против него не было никаких улик, но при данной ситуации он представлял огромную опасность. Для того чтобы опередить слух о казни Филоты, Александр отправил в Экбатаны преданного ему человека на быстроходном дромадере с письмом к непосредственно подчиненным Пармениопу офицерам. В письме содержалось приказание убить Пармениона как изменника. Приказ был выполнен, а когда акбатанекая армия, узнав о случившемся, подняла было шум, ой показали письмо Александра, и быстро наступило спокойствие.
Веспой 32!) г. македонский армии совершила трудный переход через Гиндукуш и вступила в 'Гурийскую низменность (персидские сатрапии Еактрии и Согдиаиа). Здесь Александр оставался до 327 г. Необходимо было упрочить новую власть в этой отдаленной части бывшей персидской монархии, подвергавшейся постоянным набегам кочевников. Кроме этого Бесс с некоторыми из бывших персидских сатрапов пытался здесь организовать последнее сопротивление Александру, опираясь на туземное население и пограничные кочевые племена. Правда, Бесс скоро попался в руки македопян, но это еще не прекратило борьбы. Она не представляла опасности для Александра, но потребовалось два года, чтобы ликвидировать последние остатки сопротивления. Для более прочного удержания завоеванной области был основан ряд городов-колоний, среди пих Александрия Дальняя (теперешний Ходжент) на реке Сыр-Дарье (Яксарте)—самая крайняя точка проникновения греко-македонской армии на северо-восток.
Зимой 328/327 г., когда штабквартира Александра была и Мараканде (Самарканде), между царем и его другом Клитом произошла пьяная ссора. Она вспыхнула на той же самой почве оппозиции македонской знати, что и заговор Димна. Клят п перебранке упрекал царя в том, что он оказывает персам пред
почтение перед македонянами, и всячески расх налипал Филиппа. Тогда раздраженный Александр ударом копья убил Клпта.
Если инцидент с Клптом носил и известной степени личную форму, то несколько месяцев спустя произошли более-серьезные события. Весной 327 г., незадолго до вторжения в Индию, в придворный церемониал македонского двора по персидскому обычаю был введен так называемый «проскипе-сис», т. е. земной поклон. Это послужило поводом к новому взрыву оппозиционного движения среди македонской знати. На этот раз центром его стала знатная македонская молодежь— «пажи» Александра, несшие придворную службу непосредственно при особе царя. Среди части пажей образовался аш'опор на жизнь Александра, возглавленный некпим Гермо-лаем. Известную роль в этом движении играл также грек Каллисфен, племянник Аристотеля, известный историк. До сих пор он был горячим сторонником Александра и прославлял его в своей истории. Но поворот политики бросил и его в ряды оппозиции. В iinrmiopo пажей, не принимая в нем повидимому непосредственного у чистин, Каллисфен играл роль идейного вдохновители. По и этот заговор к счастью дли Алекс,аидра был раскрыт. Участников его казнили, а Каллисфен был арестован и по всей вероятности умер под арестом уже в Индии.
После закрепления своей власти в крайних северо-восточг ных провинциях Персии Александр решил предпринять поход, в Индию, западная часть которой принадлежала персидской монархии, правда чисто номинально, и слава о богатствах которой давно уже доходила до Греции.
Летом 327 г. греко-македонская армия, пополненная восточными контингентами, покинула Бактрию, снова перешла Гиндукуш и через Кабульский проход вторглась в Пенджаб. Весной! следующих» года Александр перешел Ипд.
Задача покорения Пенджаба облегчалась тем, что многочисленные индийские княжества враждовали друг с другом, и Александр мог использовать союз с одними для подчинения других. Таким путем Александру удалось разбить самого сильного нз индийских князей Пора, несмотря на присутствие в армии противника большого количества боевых слонов, О которыми македонская армия столкнулась впервые (май—нюнь 326 г.). Но Александр не хотел ограничиться завоеванием только Пенджаба. Его привлекала Восточная Индия, таинственная долина Ганга, о которой ходили самые фантастические слухи. Заложив па реке Гидпспе по случаю победы над Пором два города, Никею и Букефалу (последняя была названа в честь коня Александра Букефала, убитого в сражении), Александр отдал приказ двинуться дальше на восток. Но когда армия подо-
игла к берегу четвертой реки Пенджаба, Гифазиса, среди пес начались волнения.
Македонское ядро армии было страшно утомлено восьми-летним походом. Опа проделала огромный путь среди битв и тяжелых лишений. Особенно утомили армию последние годы. В Индии македоняне попали в условии субтропической природы с ее грозами и страшными ливнями. А впереди предстоял еще долгий путь в неведомую страну Ганга. Среди солдат ходили преувеличенные рассказы о храбрости со обитателей. Возможно также, что известные элементы недовольства восточной политикой Александра проникли и в рядовую массу пехоты. Как бы там ни было, но солдаты отказались итти дальше, и Александр вынужден был уступить. От Гифазиса армия вернулась назад к Гидаспу. Там был построен большой флот, па который посадили часть войска. Другая часть должна была итти по обоим берегам реки.
Так начался обратный поход Александра (осень 326 г.). Армия двинулась на юг, сначала по притокам Инда, Гидаспу и Акезину, а затем по Инду. По берегам рек жило воинственное и свободолюбивое население, борьба с которым была очень трудна. В одной из битв был тяжело ранен сам Александр. В конце июля 325 г. армия достигла дельты Инда (г. Патталы), а месяц спустя повернула па запад. Флот по главе с Нсархом должен был плыть вдоль берега окошш а Персидский залив, а сухопутная армии под командой Александра двинулась через пустыни Южного Полуджиетаиа (Гедрозии).
Этот последний путь был страшно труден. Войско едва не погибло от голода и жажды. Только в декабре 325 г. удалось достичь плодородной Карманип, где совершенно истощенная армия могла отдохнуть. Туда ate пристал и флот после трехмесячного тяжелого плавания. Весной 324 г. Александр прибыл в Сузы, а флот еще раньше вошел в устье Евфрата.
Восточный поход был окончен. Он длился почти 10 лет. За это время греко-македонская армия сделала около 18 тыс. км. Результатом похода было .уничтожение персидской державы и создание на ее месте еще более грандиозной монархии Александра, простиравшейся от Дуная до Инда и от Сыр-Дарьи до Индийского океана. Исторические последствия похода были огромны. Это—первое в крупном масштабе проникновение европейцев в страны Востока, первые шаги европейской колониальной политики. Правда, здесь не следует увлекаться историческими аналогиями и отождествлять колониальную политику рабовладельческого общества с колониальной политикой квивтплизма. Не нужно забывать о несравнимости уровней производительных спл капитализма и рабства, не нужно забывать также и о том, что Греция второй половины IV в. уже
вступила в полосу кризиса, а Македония Филиппа П по своему экономическому уровню едва ли многим превосходила Персию эпохи Дария 1. Но do всяком случае завоевание Востока Александром означало уничтожение персидской государственной машины, которая, как мы видели выше, в конце IV в. была уже не чем иным, как тормозом развития производительных сил. Правда, на место персидской правящей верхушки на шею трудящихся Востока села греко-македонская верхушка, которая в дальнейшем с такой же беспощадностью выжимала жизненные соки из восточных стран.
Греки принесли на Восток свои деловые навыки, свою коммерческую сметку, о чем нам свидетельствуют крупные дельцы и коммерсанты хотя бы птолемеевского Египта III в. Несмотря на то, что торговый капитал Греции второй половины IV в. был ужо ни ущербе п не мог но:»тому разнить сколько-нибудь сильной экспансии (торгового капитала Македонии вообще не существовало), он обладал еще достаточной силой, чтобы оживить экономическую жизнь Востока. Большую роль играли здесь городи, всюду «х-поваппыо .Александром на его пути. Если даже цифра, гообщаомпн Плутархом,—более 70 городов— и полнотел преувеличенной (часть из них была основана преемниками Александра), ио всяком случае можно ручаться за 3—4 десятка. Хотя эти города по идее были военными колониями, но в них несомненно оседало большое количество и невоенных элементов, в частности торговцев, сопровождавших армию и переселившихся туда впоследствии из Греции. Усиленное градостроительство, развитое например Селевкидами в Передней Азин, говорит о том, что из Греции в конце IV и в III в. шло па Восток большое количество людей, привлеченных слухами о его сказочных богатствах. Эти города и становились опорными центрами греческого влияния и греко-восточной торговли. Правда, многие из этих новых городов были потеряны греками уже вскоре после их основания благодаря «национальному» движению, но торговые и культурные связи, установленные во время похода, не оборвались окончательно, и расцвет греко-восточной торговли в III и. и позднее был таким образом в конечном счете связан с походом. Само формирование мировой держаьы, объединившей Европу и Азию, не могло не отразиться на развитии торговых сношений между ее отдельными частями. И хотя монархия Александра распалась почти сейчас же после смерти ее основателя, но она дала жизнь целому ряду крупных государственных образований, многие из которых экономически были спаяны гораздо теснее, чем прежние персидские сатрапии.
Большое значение имел поход Александра и для дальнейшего развития положительных знаний. Во время похода был 192
собран огромный естественнонаучный материал (еще по время похода Александр посылал Аристотелю различные естественнонаучные коллекции). Географический кругозор греков необъятно расширился. Множество неправильных географических представлений (характерно например первоначальное отожде* ствление Гиндукуша с Кавказом) рассеялось.
4. Смерть Александр»
По возвращении Александр стал еще энергичнее проводить свою восточную политику. Ilpti6i.ui в Сулы, он устроил торжественный брак 10 тыс. македонских солдат с персиянками. Сам он, еще во время похода женившись ни внятной бактриянке Роксане, теперь вступил в брак с двумя дочерьми Дария. 80 человек его приближенных должны были жениться на знатных персиянках. Таким примитивным способом Александр осуществлял свой план сближения двух народов и двух культур, «чтобы,—как говорил он сам,—путем браков и родственных уз установить между величайшими материками согласие и дружбу, какая существует между родственниками». После смерти Александра большинство этих браков было расторгнуто.
В то же самое время Александр продолжал вводить персов как в число своих прпдпорных, так и в армию. Среди этой последней шло глухое брожение, которое разразилось открытым бунтом, когда Александр решил отпустить но домам часть македонских ветеранов. Армия в это время (лото 324 г.) стоила в г. Онисе, на Тигре. Солдаты требовали общей демобилизации и кричали, что «если Александр хочет предпринять еще какие-нибудь походы, то пусть воюет один вместе со своим отцом Аммоном». Царь с отрядом гвардии явился на солдатскую сходку, приказал арестовать и казнить 13 человек, которые ему казались главными зачинщиками, и произнес речь, в которой обрушился на мятежников градом страстных упреков. Затем он заперся в своей палатке, не показывался солдатам и отдал приказание заменить все македонские части персидскими.
После этого волнение пошло на убыль. В конце концов между царем и армией было достигнуто соглашение. 10 тыс. ветеранов отправились на родипу, получив каждый по 1 таланту. Оставшиеся македонские войска сохранили свою старую организацию; новые персидские кадры должны были составить отдельные от них части. Кроме этого Александр обещал, что македоняне будут пользоваться преимуществом перед персами.
В том же 324 году Александр потребовал от греческих государств божеских почестей. Почти всюду это требование было выполнено без всякого сопротивления. Только в афинском народном собрании произошла по этому поводу длинная
дискуссия, закончившаяся однако тем, что Александр был введен в число государственных богов под именем Диониса.
Александр, строго говоря, не внес существенных изменений в строй персидского государства. Основное деление на сатрапии осталось. Кое-где сохранилась власть местных династов. Характерно, что большинство сатрапов при Александре были персами. Но военная власть в сатрапиях принадлежала командующему войсками, который обычно был македонянином. Точно так же финансы сатрапии находились в руках казначея-македонянина.
Необходимо упомянуть о финансовой реформе Александра. Он положил конец тому монетному хаосу, который господствовал в персидской монархии, где сатрапам и отдельным городским общинам принадлежало право чеканки серебряной монеты (чеканка золотой монеты была привилегией центрального правительства). Александр отнял это право у сатрапов, сосредоточив в своих руках выпуск и золотой и серебряной монеты. Исключение составляли только члены Эллинского союза и греческие города Малой Ланн, которым была оставлена их монетная автономии.
В начале своего правлении Александр придерживался системы биметаллизма, введенной еще Филиппом. Но впоследствии выпуск в обращение огромного количества золота из захваченной казны персидского царя привел к падению его стоимости. Курс же серебра не менялся в сколько-нибудь значительной степени. Это заставило Александра отказаться от биметаллизма и перейти к старой серебряной валюте, причем за основу была взята афинская тетрадрахма.
В те полтора года, которые протекли между возвращением из Индии и смертью Александра,он уделял много внимания морским и речным путям своей колоссальной монархии. Была отправлена специальная экспедиция для исследования Каспийского моря, имевшая задачей решить вопрос, соединяется ли оно с Черным морем. Несколько экспедиций исследовали ближайшие берега Аравии. Было очищено русло Тигра, и река стала судоходной от устья до г. Описа. На Евфрате восстановили канализацию, пришедшую в упадок при персах, а в Вавилоне Александр проектировал создание большой гавани.
Значительная часть этих мероприятий служила подготовкой к большому походу на Запад. Нам не вполне ясны цели этого похода. Возможно, что Александр хотел лично исследовать морской путь вдоль берегов Аравии, чтобы установить прямое сообщение между Вавилонией и Египтом. Не исключена возможность, что это должно было служить первым шагом к завоеванию западной половины Средиземного моря— Карфагена и Италии. Во всяком случае в начале июня 323 г. большая армия и флот были сконцентрированы в Вавилоне.
Был уясе назначен день отъезда, как вдруг Александр заболел злокачественной лихорадкой. Его организм, надорванный непрерывным пья потном и половыми излишествами, не мог справиться с болезнью, и 13 июня 323 г., после двенадцати-дпевной болезни, Александр умер в Вапилоне на 33-м году жизни.
Он пе оставил себе наследника. Правда, в Пергаме у него был восьмилетий сын Геракл, но он считался незаконным, поэтому и не мог наследовать своему отцу. Одна из законных жен Александра, Роксана, была беременна и скоро должна была разрешиться. Кроме итого у покойного цари был сводный брат Арридей, побочный сын Филиппа от фессалийский танцовщицы Фил инны. Но он был слабоумным и мало подходил к роли монарха.
Таким образом перед высшим военным советом, собравшимся после смерти Александра для решения вопроса о престолонаследии, стояла трудная задача. Мнения разделились. Одни во главе с Пердиккой* считали, что необходимо подождать родов Роксаны и в том случае, если она родит сына, провозгласить его царем, пока же установить регентство. Птолемей, сын Лага, выдвинул другой проект: совсем не избирать царя, но организовать управление государством через высший государственный совет, в который входили бы правители отдельных областей (сатрапий). Если Цернин точка прении предполи-гала сохранение единства монархии Александра, то вторая явно стремилась к ее расчленению. Победило мнение Пердпккн, поддержанное массой аристократической конницы.
Но здесь выступила вторая сила—македонская пехота. Как мы видели, в последние годы царствования Александра, после разгрома «национально»-македонской аристократической оппозиции, именно она, демократическая пехота, пыталась отстаивать «национальноо-македонскую точку зрения. Пехота во главе со стратегом Мелеагром заявила, что она не желает подчиняться будущему сыну персиянки, и провозгласила царем сына Филиппа—Арридея. Он в глазах пехоты имел то преимущество, что в нем не было ни капли восточной крови.
Создалось очень серьезное положение. Взбунтовавшаяся пехота захватила Внвилон, а конница, которой трудно было сражаться на городских улицах, выи1ла из города в поле. Готова была разразиться гражданская война, что несомненно таило в себе большие опасности с точки зрения греко-македонского господства на только что завоеванном Востоке. Поэтому удалось добиться примирения между враждующими партиями
1 < >н исполнял обязанности великого визиря (нетто вроде нремьер-miiiiiii ip<i) и монархии Александра.
на основе следующего компромисса: царем провозглашался Арридей под именем Филиппа; если у Роксаны родится сын, то и он станет царем вместе с Арридеем (действительно, вскоре Роксана разрешилась от бремени сыном, который был провозглашен вторым царем под именем Александра); регентство вручалось Пердикке.
Одновременно с этим генералы Александра разобрали по рукам западные сатрапии и области государства: Греция и Македония были оставлены за Антппатром; Египет получил Птолемей; Каппадокию и Пафлагонию (восточная часть Малой Азии)— Энмон, начальник канцелярии Александра; геллеспонтскую Фригию—Леоннат; великую Фригию (центральная часть Малой Азии)—Антигон; Фракию—Лизимах.
'Гак произошло первое фактическое разделение монархии Александра.
Глава XVI
ЗАПАДНОЕ ЭЛЛИНСТВО
тот день, когда произошла битва при Саламине, спасшая восточное эллинство от грозившего ему персидского ига, битва при Гимере обезопасила западное эллинство от Карфагена, достигшего большой силы и течение VI в. и аорко присматривавшегося к тому процветанию, какого достигли
греческие колонии в западном Средиземноморье. Карфагеняне заключили союз с этрусками, представлявшими тогда самую значительную сухопутную и морскую силу в Италии, и поставили своей задачей сокрушить опасного торгового конкурента, каким являлись для них греческие колонии в западном Средиземноморье. Происшедшая в 540 г. морская битва при Алалии была неудачна для греков, но не нанесла им сокрушительного удара. Зато карфагеняне после достигнутого ими успеха прочно укрепились на африканском побережье, в Западной Сицилии, в Сардинии, в Южной Испании. Греки чуяли грозившую им опасность, но, вместо того чтобы напрячь все силы для ее устранения, продолжали дробить их в междоусобной борьбе, ведшейся между отдельными колониями, очевидно на почве того же торгового соперничества. Присущий грекам партикуляризм и Сицилии был преодолен в начале V в. благодаря тому, что и некоторых колониях стали возникать мощные тирании, поведшие к образованию больших государств. Гелон, тиран сиракузский, и его тесть Ферон, тиран Акраганта, сосредоточили свою нлпсть над большей частью Сицилии, занятой греческими коло-IIIIHMII. Когда Ферон изгнал из Гимеры правившего в ней тирана Горилла, последний обратился за помощью в Карфаген. Кар-фппнишим ото было на-руку, и они отправили в Сицилию боль-
шое войско под начальством Гамилькара, сына Магона. Гамиль-кар собирался осадить Гимеру, когда подоспевший на помощь Ферону Гелон разбил на-голову карфагенскую армию. Хотя карфагеняне и удержали за собою свои владения в Сицилии, но они должны были возместить грекам большие военные издержки. Хронологическое совпадение обеих битв, Саламинекой и Гимерской. дало повод некоторым древним историкам— Эфору и Диодору—усматривать в нем явление не случайного порядка. Высказывалось мнение, что карфагеняне действовали тут как подданные или союзники персов. Но в таком случае необъяснимым является то, что Геродот (VII, 165), проживавший н середине V в. в Южной Италии, ничего не знает об этом предполагаемом союзе между Персией и Карфагеном. Может быть формального союза между ними и не было, но что оба государства неслучайно выбрали одно и то же время для своих действий против греков, Персии ни востоке. Карфаген на западе,- это вполне понятно, так как цель, которую преследовали персы и карфагеняне, была одна и та же- сломить растущую силу 11ЛЛ11НСТ1П1, ставшую на дороге их завоевательной политике большого масштаба.
Несколько лот спустя после битвы при Гимере брат Гелона Гиерон, наследовавший ему в Сиракузах, пришел со своим флотом на помощь жителям Кимы и нанес решительное поражение этрускам, ей угрожавшим. Тем самым навсегда уничтожено было их господство на море. Да и Карфаген перед тем понес настолько значительный урон, что должен был прекратить свои враждебные замыслы против греков, и возобновил их лишь в конце V в., после того как произошла сицилийская катастрофа афинян.
По смерти Гперона (466) тирания в Сиракузах была после продолжительных внутренних волнений ниспровергнута, и там водворился демократический режим. То же было в Акраганте, Гимере и других городах. Вообще влияние Сиракуз начинает распространяться постепенно на все греческие города Сицилии. Ее мирному процветанию и развитию, продолжавшемуся до сицилийской экспедиции афинян (памятником этого процветания являются сохранившиеся и до сих пор остатки большой строительной деятельности в Сиракузах, Акраганте и Селинунте, а также обилие сицилийских монет этого времени высокохудожественной чеканки), мешало лишь происходившее, и не без успеха, в 460—440 гг. туземное движение сикулон против греков под предводительством вождя Дукетия, в конце концов подавленное. Менее удачно справлялись с таким же туземным движением греки Южной Италии. Регийцы и тарентинцы были разбиты в кровопролитной битве с япигами. Это поражение привело между прочим к тому, что в Тареите аристократическое иравле-198
ние было ниспровергнуто, и там воцарился демократический режим. Кампания во второй половине V в. страдала от сабеллов и луканов, которые завладели Кимой.
Стремление Сиракуз и примыкавших к ним дорийских колоний занять первенствующее место в Сицилии должно было неизбежно вызвать оппозицию против них ионийских городов. Вся Сицилия разделилась как бы на два враждебных лагеря: дорийский и ионийский. К .Леоптипам, ставшим во главе движения против Сиракуз, присоединились также халкидские колонии и Регий в Южной Италии, тогда как италийские Локры встали па сторону Сиракуз. В upoin'шедшей между Сиракузами и Леоптинамп войне последние обращаются за помощью к Афинам, с которыми они, а также Регий состоили в союзе с 433 г. (афинские документы SIG3, 70—71). Афиняне отправляют в 426 г. на помощь Леонтинам свой флот под предлогом оказать помощь союзникам, а на деле для того, чтобы, по словам Фукидида (III, 36), «воспрепятствовать доставке хлеба из Сицилии в Пелопоннес, а также, чтобы предварительно посмотреть, пельзя ли будет подчинить себе Сицилию». Это была как бы прелюдия к той сицилийской экспедиции Афин (415—413 гг.), которая кончилась для них катастрофой, но которая вместе с тем нанесли большой удар и Сиракузам. От этого удара Сиракузы скоро oupti пились, так что их флот под предводительством in «дающегося политического деятели Гермо-крата принял участие и Ионийской иойие, по и тут Сиракузам не повезло: в 410 г. флот был уничтожен.
Этот повый удар, понесенный Сиракузами, а также возгоревшиеся снова неурядицы между другими сицилийскими городами дали повод карфагенянам, не тревожившим сицилийских греков со времени победы Гелона, сделать новый нажим на греческие колонии. В течение последнего десятилетия V в. во власть Карфагена перешли Селинунт, Гимера, Акрагант, Гела, Кама-рина. Над Сицилией опустилась такая грозовая туча, какой раньше она не видела. Карфагеняне имели явный перевес сил. Их предводитель Гимилькон был выдающийся стратег. Победоносно дошел он до Сиракуз, но тогда счастье обратилось против пего: в карфагенском войске началась чума. Это заставило Гимилькопа пойти на мир, по условиям которого грекп могли посстановить свои разрушенные города, но не имели права укреплять их, а сверх того должны были заплатить карфагенянам контрибуцию.
Условия этого мира подписал со стороны сиракуэян молодой предводитель их войска Дионисий, которому одержанные им успехи открыли дорогу к тирании (405—367 гг.). Установлению тирании Дионисия предшествовала длительная борьба олигархической и демократической партий, причем, в отличие от главных
центров греческой метрополии, в соответствии с земледельческим характером страны и демократическое движение носило здесь определенно выраженный аграрный характер. Еще в конце 20-х годов V в., с удалением первой афинской экспедиции ив Сицилии, в Леонтинах вспыхнуло сильное крестьянское движение с требованием передела земли. Движение было подавлено с помощью Сиракуз, где в то время пользовались влиянием олигархические элементы. Леонтины, старый враг Сиракуз, были разрушены, демократы изгнаны, имущее население переселилось в Сиракузы. Во время осады Сиракуз афинянами демократическая и олигархическая партии объединились против афинян. После поражения Афин борьба возобновилась. Первое время брани верх демократы, а представители олигархической партии, и том числе их глава Гермократ, были изгнаны. Вместе с этим перепиты были внешние формы афинской демократии (введены нэбршто по жребию, коллегии помофетов и пр.). Вскоре однако олигархам удалось вернуться. Поело неудачной попытки захвата тирании Гермокрптпм молодой Дионисий, принадлежавший первоначально также к олигархической партии, порвал с олигархией и, опираясь па наемников и па народные массы, установил тиранию, причем земли зажиточных граждан были конфискованы и поделены на военные наделы. Тираном, даже «злым тираном», окрестила Дионисия враждебная ему традиция. Официальный титул его был «полномочный стратег». Это значит, что ему принадлежало верховное командование над сухопутными и морскими силами, право назначать и увольнять командный состав, быть представителем государства в его внешних сношениях, председательствовать в народном собрании, которое продолжало функционировать наряду с советом и другими должностными лицами по демократическому образцу и к санкции которого Дионисий прибегал, когда приходилось принимать ответственные решения. Дионисий I был человеком выдающихся стратегических и организаторских талантов. В течение своего 40-летнего правления Дионисий благодаря своей энергичной политике сумел охранить западное эллинство от всяких поползновений Карфагена поработить его. Военные предприятия Дионисия против Карфагена шли с переменным успехом. Ему удилось проникнуть даже на крайний запад Сицилии и захватить путем удачно проведенной осады главную опору карфагенян—Мотию (у римлян Лилибей, теперешняя Марсала). Но спустя некоторое время сами Сиракузы были блокированы Карфагеном. По условиям мира, за карфагенянами оставалось господство над западной частью Сицилии, в том числе над греческими городами Сслинунтом и Гимерой, но зато Дионисий признан был господином ее восточной части. Уладив дело в Сицилии, Дионисий переправился в Южную Италию и завоевал там
Регий и Кротон. Опираясь на большой флот, он господствовал па Адриатическом море, основал на восточном берегу Италии военные колонии Гадрию и Анкону, а на иллирийском побережье—Лисс и таким образом явился обладателем большого царства. Перед Дионисием заискивают Афины, называющие его «архонтом» (правителем) Сицилии уже в 394 г. (афипский документ SIG3, 128). В 369 г. мы видим в Афинах посольство от Дионисия (афинский документ S1G3, 159), а в следующем году между ним и Афинами заключается официальный союз, условием которого является оказание взаимной помощи в том случае, если Афинам или Дионисию будет i-розить опасность со стороны внешнего врага.
Во внутренней политике Дионисия замечательно его дружелюбное отношение к давно уже эллинизированным сикулам, которым он позволил основать два новых города, чтобы тем самым создать противовес враждебно настроенным против его господства самостоятельным греческим городам. В Сиракузах Дионисий стремился к централизации своей власти. Он укрепил город мощными степами, построил для себя на о. Ортигии сильный замок, арсенал, казармы для своих наемников, дома для своих друзей. С противниками своей власти Дионисий обращался круто: оно или были лишены жизни, пли должны были удалиться в 1131'iiiinне, с конфискацией и том и другом случае их имущества. Имущественные отношении, в особенности касающиеся земельной собственности, были пересмотрены заново. Большую и панлучшую часть земли получили приближенные Дионисия; остальная земли была поделена приблизительно поровну между гражданским населением, в состав которого были приняты лица и из низших слоев. Так Mie точно поступал Дионисий и с постройками. То, что сделано было в Сиракузах, проводилось и в других городах Сицилии, подвластных Дионисию, где имущество богачей нередко распределялось между наемниками, причем дочери прежних собственников должны были по принуждению выходить замуж за отпущенных на волю рабов. Мероприятия Дионисия по укреплению Сиракуз, жалованье, которое он должен был платить наемной армии, содержание большого флота—все это ложилось тяжелым бременем на подданных Дионисия, обложенных большими налогами. Он не останавливался перед ограблением храмовых сокровищ, перед всякого рода незаконными поборами. Все эти жертвы оправдывались тем, что они были приносимы для того, чтобы сицилийские греки имели возможность сохранить свою само-епштелыгость от покушавшихся на нее иноземцев, главным образом карфагенян.
Государство, созданное Дионисием, может быть с полным Прином охарактеризовано как военная монархия. Опорой его
власти служила главным образом наемная армия. Опа рекрутировалась первоначально преимущественно из аркалян, т. е. греков же, но затем в нее были привлечены наемники из числя негреков: кампанцев, кельтов, иберов. Во время больших войн производился набор и среди сиракузского гражданства, а также вспомогательные войска были из подвластных или союзных Дионисию городов. Однако Дионисий тщательно наблюдал за тем, чтобы по окончании военных операций привлеченные на военную службу граждане были разоружены. Предводителями и командирами наемных ополчений были большей частью греки.
Успехи, достигнутые Дионисием созданием крепкого сицилийского государства, которое, по его мысли, должно было объединить западное эллинстно в одно целое, подняли престиж Дионисии по всем эллинском мире. Эти успехи пленили даже философа Платона, как раз и то время работавшего над созданием нрооктн идеального государства, правителей которого Платон продета вл пл себе и виде людей, обладающих большой силой и олицетворяющих собой высший интеллект. Платон как теоретик, увлеченный к тому же своим проектом, не доглядел, на чем зиждилась большая сила Дионисия; не разгадал он и сущности его «интеллекта». Дионисий, бывший всецело человеком реальной практики, свои идеальные стремления проявлял только в том, что дал своим дочерям такие ласкающие слух имена, как Справедливость, Здравомыслие и Добродетель, что в своих трагедиях (он хотел быть и поэтом) называл тиранию «матерью несправедливости». Когда Платон был в первый раз в Сицилии, в 388 г., он застал Дионисия в полном блеске его славы. Дион, зять Дионисия, бывший большим другом и почитателем Платона, свел его с Дионисием, но идеи, которые развивал перед ним Платон, вряд ли—и это вполне понятно— нашли отклик в сознании Дионисия1. Во второй раз Платон попал в Сицилию по приглашению Диона после смерти Дионисия, когда в Сиракузах правил сын и преемник последнего— Дионисий II. Теперь Платон возложил все свои надежды по осуществлению своих политических идеалов па этого человека, который далеко не имел тех стратегических и административных способностей, как его отец, зато обладал значительным лукавством и уменьем пускать пыль в глаза. Дионисий Младший сначала прикинулся ярым поклонником взглядов Платона и Диона, но вскоре же, по наветам историка Филиста, стоявшего во главе консервативной партии, рассо
1 Существовавшее и древности предание, будто Платой, выданный Дионисием находившемуся тогда у него спартанскому послу, был продан последним на Эгипе в рабство,—легенда.
рился с Дионом, отстранил его от двора, стал строить копии против Платона, и тот счел за лучшее уехать из Сиракуз. Но затем Дионисий снопа стал приглашать к себе Платона, п оп приехал в Сиракузы и 361 г., желал помирить Дионисия с Дионом. Это сделать ему не удалось. Более того, Дионисий вновь поверил тем клеветническим наветам, которые ему нашептывали на Платона лила, зпнидоппшпие его авторитету в глазах Дионисия. На жизнь Платона был составлен заговор, от которого ему случайно удалось cihicthci. (о пребывании Платона в Сицилии мы имеем авторитетное свидетельство его самого в его седьмом письме).
Между тем Дион, находившийся п изгнании, предпринял попытку через свою партию в Сиракузах низвергнуть Дионисия; попытка удалась—произошло народное восстание, и Дионисий должен был бежать (357 г.). Дион вернулся в Сиракузы, попытался учредить там «истинную аристократию» в духе Платона, т. е. правление «наилучших людей», но скоро сам пал жертвой политического заговора. В Сиракузах быстро сменяется ряд кратковременных правителей. На короткое время удалось снова попасть в число их и Дионисию, но те внутренние смуты, которые раздирали Сиракузы, имели последствием то, что ими воспользовались карфагеняне, которые вновь стали грозить Сиракузам. И только посланный па помощь им ня их метрополии Коринфа Тимолеонт эаставпл Дионисия окончательно покинуть Сицилию—он уехал в Коринф—н затем одержал над нирфпгепнпами блестящую победу. Трмолеопту удилось навести порядок и Сицилии. Разрушенные города (Гела, Акрагант) были восстановлены и заселены прибывшими ня различных мест Греции поселенцами; в городах Сицилии установился умеренно демократический строй, и они объединились в союз под предводительством Сиракуз. Но все эти успехи были кратковременны. После отъезда Тимолеонта (в 336 г.) снова возникли междоусобия между отдельными городами, причем снова они стали звать себе на помощь карфагенян. А в городах демократия стала заменяться либо олигархией, либо единовластием (тиранией).
В конце IV в. в Сиракузах захватила невидимому власть плутократия, удерживавшая ее насильственными мерами, что привело в конце концов к победе демократии. В это время выдвигается Агафокл, человек незнатного происхождения, но отличный полководец, служивший предводителем наемных войск и Сиракузах и изгнанный оттуда, так как он проявлял ярко выряженные автократические тенденции. Агафокл собрал вокруг ом>и партию приверженцев, образовал свою армию и, опираясь ни нее, напал на Сиракузы. При помощи тех же карфагенян, Buiiipux призвали на подмогу тамошние олигархи и которые те-
перь передались пя сторону Агафокла, последнему удалось вер* нуться в Сиракузы, где он прибег к обычному демагогическому приему, обещая передел земли и отмену долгов. Парод избрал Агафокла полномочным стратегом, т. е. вручил ему неограниченную власть над Сиракузами, такую же власть, какую имел Дионисий Старший, которого он во многих отношениях напоминает. Военные и административные таланты Агафокл? дали возможность удержаться ему сравнительно долго в Сиракузах. Ему снова подчинились почти все греческие города Сицилии. Города (Мессана, Гела. Акрагант), состоявшие в союзе с многочисленными сиракузскими эмигрантами, былг: □окорены Агафоклом и должны были признать в 313 г. го гомонию Сиракуз. В руках карфагенян остались только Се-линунт п Гимера. Опираясь на сиракузских эмигрантов, карфагенппе повели пасту плен но на Агафокла, которое было столь удачно, что Сиракузам грозила опасность осады, тем более, что города, находив1ни<>сп о подчинении у Сиракуз или в союза о ними, теперь отпали от них. Но Агафокл сумел предотвратить опасность, грозившую его власти, рискнув не. очень смелый таг. Оста пи и Сиракузы на произвол судьбы, он с большой частью своего войска отплыл в Африку, чтобы там грозить самому Карфагену. Карфагеняне последовала за ним, но флот Агафокла предупредил появление карфагенского флота. Так как однако армия Агафокла не в состоянии была по своей малочисленности служить прикрытием его флота, то он сжег последний, чтобы не дать ему попасть в руки врага. Несмотря на слабость и разношерстный состав своей армии, Агафокл проник почти до самого Карфагена и завладел некоторыми принадлежавшими ему городами. Эти успехи Агафокла не замедлили сказаться на положении Сиракуз: осаду их карфагенянам пришлось снять, а значительную часть армии переправить в Африку, где Агафокл продолжал свое наступление па Карфаген
Между тем в Сицилии во время отсутствия Агафокль. против него возникло движение, поднятое Акрагантом, причем к движению примкнули и сиракузские эмигранты. Агафокл оказался вынужденным с частью своей армии вернуться в Сиракузы. В его отсутствие война против Карфагена велась вяло. Восстановив положение в Сицилии, Агафокл вернулся в Африку, но там его постигла теперь неудача, и надежды на успех предприятия было мало. Так как переправить свое войско в Сицилию Агафокл пе мог—на море крейсировал карфагенский флот,—-то он, передав командование войском своему сыну, решил тайно бежать, по попытка его потерпели неудачу, и Агафокл был арестован своей собственной армией. Однако его военный престиж все еще стоил так высоко, что солдаты сами скоро 204
потребовали его освобождения, и тогда ему тайком удалось бежать в Сиракузы, а его войско после того сдалось карфагенянам. В Сицилии возвращение Агафокла ознаменовалось убийствами, конфискациями, вымогательствами. Все же ему удалось добиться того, что после ряда битв с карфагенянами, эмигрантами н греческими войсками он опять в 305 г. стал господином всей Сицилии; только в некоторых частях ее удержали свое господство карфагеняне. Агафокл принял даже титул царя Сицилии и занизил сношении с некоторыми эллинистическими монархами. По успокоиться на этом Агафокл не мог, да и армия и флот, я иля ши неся опорой его власти, не желали оставаться в бездействии. Вскоре после 300 г. Агафокл начинает войну с италийскими племенами, от которой сильно пострадали греческие города Южной Италии. В союзе с япнгами он начинает войну против Тарента, а позже, па другом конце полуострова, стремится покорить бруттиев. Мысль о войне с Карфагеном не оставляла Агафокла до его смерти (289 г.). Смерть Агафокла вызвала в Сицилии новые волнения, которые привели, с одной стороны, к занятию Мессаны кампанскими наемниками Агафокла (мамертинцами), с другой—к интервенции Карфагена в восточной части острова. В Сиракузах и других городах снова выступают тираны, которые борются между собой с переменным успехом. Чтобы обезопасить себя от Карфагена, сицилийские греки зовут па помощь Пирра, цари эпирского, воевавшего в то время и качество союзника Тарепта с Римом. Пирру удалось очистить от карфагенян всю Сицилию, за исключением Лнлибен, после чего он вернулся в Италию. Снова возвысились Сиракузы под властью энергичного Гиерона II. Ему пришлось вести борьбу с мамертинцами. Он был близок уже к тому, чтобы завладеть главным их оплотом Мессаной, когда там утвердились карфагеняне. Это обстоятельство послужило, как известно, поводом к первой Пунической войне, в результате которой Сицилия в качестве провинции вошла в состав римского государства.
Южная Италия не имела такого опасного и упорного врага, каким был Карфаген для Сицилии. Но городам приходилось вести постоянную борьбу с туземными племенами, которые ассимилировались с греками в значительно мепьшей степени, чем это можно сказать о спкулах, сравнительно рано уже эллинизировавшихся. Южная Италия до утверждения в ней римлян представляла ряд отдельных городов-государств, из которых главным был Тарент. Эти города-государства вели такую же партикуляристическую политику, как и сицилийские города, н это вовлекало их зачастую во взаимные вооруженные столкновения. И внутри самих городов, так же как и в Сицилии, происходили междоусобия, ведшие к победе то одпой партии, то
другой и открывавшие очень часто дорогу к тирании, правда, обыкновенно кратковременной и закапчивавшейся укреплением демократического строя. Тирании избежали только Локры. Наиболее же крупные внутренние волнения происходили в Кротоне. Когда там в 20-х годах VI в. под влиянием философа Пифагора образовался союз, члены его начали энергично стремиться к политическому преобладанию в городе. Это вызвало в конце концов народное восстание, в результате которого пифагорейцы были разбиты и изгнаны, а в городе утвердилась умеренней демократия, продержавшаяся до завоевания Кротона Дионисием Старшим и невидимому восстановленная после его смерти. Кротон за приют, данный им эмигрантам Сибариса, вызнал враждебные против себя действия со стороны тирана, правившего тогда в Сибарисе. В результате этой войны Сиба-рис подвергся полному разрушению. Когда в 452 г. потомки оставшихся и живых прежних жителей Сибариса снова обосновались ни MCI-.1J старого городи, кротопцы вновь изгнали их, на месте же Снбарнса основана была в 444 г., по инициативе афинян, нонан колония Фурии, где помимо жителей прежнего Сибариса обосновались переселенцы из различных мест Греции. Прежние жители стали претендовать на предоставление им особых преимуществ, однако они все были или перебиты, или изгнаны новыми поселенцами. Новый город ввел у себя демократический строй. Главным городом Южной Италии, после того как Кима в 421 г. была завоевана кампанцами, как сказано, был Тарент, получивший в 70-х годах V в. демократическое устройство и сохранивший его до 272 г., когда он был завоеван римлянами.
Древние насчитывали общее число жителей Сицилии в 4 и даже в 6 млн. человек. Конечно эти цифры преувеличены. Но даже если согласиться с новыми учеными, из которых одни считают население в 3 J4 млн., другие—в 2 млн. с лишним, то и эти цифры будут равняться или только немного уступать теперешнему населению Сицилии, определяемому в 3*/2 млн. При этом нужно однако иметь в виду, что свободное греческое население составляло всего 10% общей цифры, все же остальное население было население несвободное и состояло из туземцев. Значительная часть этого несвободного населения находилась в эксплоа-тацин у греков и применялась ими главным образом для земледельческих работ. Рабская сила приобреталась отчасти во время войн, отчасти покупкой и путем насильственного увода. И в Сицилии и в Южной Италии обстоятельства складывались так, что все вело к образованию крупной земельной собственности, к накоплению богатства в руках немногих, среди которых сиракузские тираны занимали конечно не последнее место. К этому вело и то, что при внутренних переворотах постоннно происходили
смена владельцев, все новые и новые переделы земли, которая попадала таким образом в руки богачей. Число безземельных и неимущих росло, особенно в больших городах, и это неизбежно должно было вести к классовым противоречиям и классовой борьбе.
Благосостояние Сицилии и Южной Италии основывалось на земледелии. Главное место занимали посевы зернового хлеба, в особенности пшеницы. Большой славой пользовалась пшеница Селинунта. В отом отношении и с Сицилией и с Южной Италией можно поставить на одну доску лишь Египет и припон-тийские страны. Ни сицилийским, ни южноиталийским городам не приходилось и думать о ввозе к пим хлеба—явление обычное в собственной Греции, на островах Архипелага и в Малой Азии. Напротив, и в Сицилии и в Южной Италии хлеба было настолько много, что значительная часть его могла итти на вывоз. Эти хлебные богатства, в особенности Сицилии, и являлись главной притягательной силой для Карфагена, Афин (сицилийская экспедиция), позднее Рима. Исключительным плодородием Сицилии и Южной Италии объясняется широкое распространение в ней культа земледельческой богини Деметры и ее дочери Коры. Наряду с земледелием широко была распространена культура виноградной лозы, олив, фруктовых деревьев1. Важное место нанимали также скотоводство (в особенности разведение овец и спиной), коневодство, пчеловодство, рыболовство. Калабрия и область Брутгин славились помимо тоги своим строевым лесом и добыванием смолы.
Наряду с добывающей промышленностью, в особенности в больших городах, развилось и промышленное производство, предметы которого также шли на вывоз. Мы знаем например, что в Тарепте в IV в. получило большое развитие керамическое производство, и сосуды тарснтской фабрикации нашли себе распространение по всему греческому миру. В Таренте же изготовлялись шерстяные ткани, которые окрашивались в разные цвета, делались льняные покрывала. Сицилия, в частности Сиракузы, славилась в особенности изготовлением пестрых тканей и особого сорта мебели, а также экипажей. Обрисовать более подробно экономическую жизнь сицилийских и южноиталийских городов, установить, с кем они вели торговые сношения, препятствует недостаток конкретных данных. Можно считать однакоже несомненным, что главной материальной базой, на которой покоилось благосостояние Сицилии и Южной Италии, были торговля хлебом, что в результате этой торговли в госу
1 Ав1<л13'.ины и лимоны, которыми теперь славится Сицилия, в древ-шипи |11« лп в пей в диком состоянии; культура их началась только о утвер-шцгпппм па острове арабов.
дарствах Сицилии и Южной Италии накапливались большие денежные богатства, которые позволяли городам расти и украшаться, а зажиточным классам вести привольную жизнь. В Сицилии обращалось много драгоценного металла, попавшего туда в результате внешней торговли. По сицилийским монетам можно проследить историю Сицилии с начала V в. до обращения ее в римскую провинцию. Монета чеканилась из меди, бронзы, серебра, влектра и золота (золотые монеты происходят из Сиракуз, Акраганта, Гелы и Камарины).

Глава XVII
ФИЛОСОФИЯ И ИСКУССТВО ГРЕЦИИ ЭПОХИ РАСЦВЕТА1
пока V в. была периодом высшего расцвета греческого рабовладельческого общества, расцвета экономической, политической и духовной жизни греческих городе в-государств.
На первый взгляд кажтт.н пенопнтиым, каким образом примитивна» экономическая база (раб
ство) и примитивные социальные отношении могли породить такой необыкновенный расцвет духовной жизни, как могли быть созданы такие культурные ценности, которые в течение тысячелетий оказывали влияние на развитие человечества.
Этот удивительный факт заставляет некоторых буржуазных ученых толковать о «греческом чуде», как о чем-то иррациональном, необъяснимом, выпадающем из естественного хода вещей.
Ознакомимся кратко с основными идеологическими явлениями в греческом обществе, а затем постараемся объяснить это «чудо».
Начнем с греческой философии, потому что она является наиболее высоким продуктом идеологического творчества греков. Греки были первым в истории человечества народом, создавшим философию. На древнем Востоке философское творчество как таковое отсутствовало. Отдельные произведения, ставившие общие вопросы о смысле жизни, как например известный «Диалог господина и раба», не шли дальше этических проблем. Фило-
' Jhti глава одновременно использована автором в его университет-гним ну|и:о «История античного общества. Греция», Соцэкгиз, 1936 г.
*'• Д1н IIIHIII Г|Ч'Ци>1, >1. II
209
София как общее учение о мировоззрении, обнимающее совокупность самых общих проблем бытия и мышления, в древневосточном обществе еще не диферепцировалась в достаточной степени от смежных идеологических форм—религии, науки, искусства.
Только греческие рабовладельческие полисы впервые дали такую диференциацию идеологии, которая позволяет нам изучать философию как таковую.
На всем протяжении своего развития греческая философия была тесно связана с наукой не только в том смысле, что философы были вместе с тем и учеными, а ученые философами, но и в том смысле, что самый материал и круг проблем науки и философии были мало отделены друг от друга. В этом и заключалось одни из величайших достоинств греческой философии.
Энгельс и «Диалектике природы» дает следующую замечательную х принтер истину греческой философии.
«Так как греки, пишет он.—еще не дошли до расчленения, до анализа природы, то она у них рассматривается еще в общем как одно целое. Всеобщий снизь явлений в мире не доказывается и подробностих: для греков она является результатом непосредственного созерцания. В этом недостаток греческой философии, благодаря которому она должна была впоследствии уступить место другим видам мировоззрения. Но в этом же заключается ее превосходство над всеми ее позднейшими метафизическими соперниками. Если метафизика права по отношению к грекам в подробностях, то греки правы по отношению к метафизике в целом. Это одна из причин, в силу которых мы вынуждены будем в философии, как и во многих других областях, возвращаться постоянно к подвигам того маленького народа, универсальная одаренность и деятельность которого обеспечила ему такое место н истории развития человечества, на которое не может претендовать ни один другой народ... В многообразных формах греческой философии имеются в зародыше, в возникновении, почти все позднейшие типы мировоззрения»1.
Первым этапом в развитии греческой философии и науки является так называемая ионийская натурфилософия. Ионией греки называли греческие города Малой Азии. Благодаря близости к Востоку, к восточным рынкам, к восточной культуре, в греческих городах Малой Азии—в Эфесе, в Милете, в Смирне— наиболее интенсивно бился пульс экономической и социальной, а значит и духовной жизни греков. До того как греческие малоазиатские города были завоеваны персами, Иония являлась передовой частью Греции, и немудрено, что именно там на грани между VII и VI вв. была создана первая фило
1 Маркс и Э/иемс, Соч., т. XJV, стр. 340.
софская школа и вместе с тем были положены и первые основы пауки.
Самый термин «натурфилософия», т. е. философия приролы, говорит о том, что первые греческие философы нанимались общими проблемами природы, решением вопроса о том, из чего состоит мир, что является его основой н сущностью.
Наиболее ранним представителем ионийской натурфилософии был Фалес из города Милета, живший в конце VII и начале VI в.
Для понимания предпосылок возникновения греческой философии и науки любопытно отмстить, что Филее, согласно традиции принадлежавший к 7 греческим мудрецам, был, если верить аристотелю, не чужд торговли и спекуляции. Аристотель передает, что Фалес путем астрономических вычислений и наблюдений предугадал богатый урожай оливок. Поэтому еще задолго до сбора урожая он арендовал множество маслобоен по дешевой дене. Когда урожай оливок действительно превзошел все ожидания, то благодаря огромному спросу на маслобойни Фалес нажил большие деньги пересдачей маслобоен в аренду по высокой дене. Правда, Аристотель говорит, что Фалес сделал это только для того, чтобы доказать, что «и философам при желании разбогатеть нетрудно, только не это дело составляет предмет их интересов». Несмотря на cBOKi анекдотичность, рассказ этот очень характерен. Он указывает на связь ранней греческой науки и философии с развитием торгового капитала и денежного хозяйства вообще, особенно быстро укреплявшегося в Малой Азии.
Фалес Милетский, но преданию, предсказал солнечное затмение 28 мая 585 г. Возможность такого предсказания говорит ) высоком уровне математических и астрономических знаний в тогдашней Ионии. Само собой разумеется, что высокий уровень астрономических знаний именно в Ионии явился результатом близкого знакомства малоазиатской греческой науки с вавилонской астрономией. Большой эмпирический материал, собранный вавилонскими жрецами-астрономами, был обработан Фалесом, .черным ученым, предсказавшим солнечное затмение.
Фалесу Милетскому кроме этого принадлежит ряд геометрических теорем. И этот первый известный нам греческий астроном и математик был вместе с тем и первым философом.
Фалес интересовался вопросом о сущности вещей, о неизменной основе всего существующего (субстанции). По учению Фалеса, мировой субстанцией является вода или, точнее говоря, че столько вода в ее конкретной эмпирической форме, сколько влажное вообще. Влажность, по Фалесу,—основа всякой жизни, 111-нкого существования.
• К школе ионийских натурфилософов кроме Фалеса принад-.11ЧШ1Т его последователи (а может быть и ученики) Анаксимен
и Анаксимандр. Оба они также занимались вопросом о субстанции и вместе с тем были и учеными-естествоиспытателями.
Анаксимен считал основой всех вещей воздух. У него субстанция имеет конкретный вид, конкретную форму.
Анаксимандр, третий философ этой школы (хотя хронологическую последовательность их жизни и деятельности установить трудно), делает в этом вопросе шаг вперед. Он объявляет субстанцией вещество, которое он называл греческим словом «апейрон», что значит—беспредельное. Повидимому в термин «апейрон» Анаксимандр вкладывал понятие материи как всеобщей сущности, как материальной субстанции вообще.
Конкретные формы, которые субстанция принимала у его предшественников, у Анаксимандра очищаются от своих эмпирических признаков, и материя выступает в форме абстрактной материи. Это с философской точки арония был несомненный шаг вперед.
Анаксимандр был одним на первых географов, и ему принадлежит порван попытка составлении географической карты мира. Землю он продетаилил себе в виде низкого плоского цилиндра, находящегося в центре мира и окруженного небесной сферой.
Анаксимандра интересовала также проблема возникновения живых существ, и он высказывал мысли, позволяющие считать его отдаленным предшественником Дарвина. Анаксимандр первый высказал положение о том, что изменение живых существ зависит от приспособления их к окружающей среде. В дальнейшем эта мысль Анаксимандра будет развита Эмпедоклом, греческим философом-естествоиспытателем V в.
К ионийским натурфилософам в особенности применимы слова Энгельса, что природа у них рассматривается еще как одно целое. Вот почему первые философы Греции были и первыми (правда, еще примитивными) диалектиками.
С другой стороны, они были и первыми материалистами. Их философия, считавшая основой мира, основой всех вещей, материальную субстанцию, была материалистична. Но это материализм примитивный, бессознательный, стихийный, потому что в нем не было еще расчленения понятия духа и материи. Подход к миру ионийских натурфилософов был непосредственным, простым, целостным. В этом был большой плюс, по здесь же был и недостаток с точки зрения развития философии, потому что, только пройдя через стадию расчленения понятий духа и материи, философия впоследствии могла дойти до подлинного диалектико-материалистического синтеза.
Ионийских натурфилософов называют еще гилозоистами. Гилозоизм—философское учение, считающее основой мира живую материю. Такое название к ним можно применить, если только не придавать ему идеалистического оттенка, что обычно
делают буржуазные философы. Субстанции Фалеса, Анаксимена и Анаксимандра—это живая или одушевленная материя. В ней скрыты и материя и дух в их первичном, примитивном единстве.
Ионийская натурфилософия дает нам первичный философский синтез и в том смысле, что здесь еще не ставятся проблемы теории познании. Философская мысль еще не ставит перед собой проблемы истины, пе задается вопросом о том, какие у нее есть гарантии думать, что мир действительно таков, каким он воспринимается и мыслится человеком. Первые философы подходили к миру с ae.it и чост пен пой и папиной простотой. Им казалось, что если они видят зеленоватую поверхность моря—эта поверхность существует объективно, вне их сознания. Им казалось, что если они путем рассуждения, опирающегося на восприятие, приходят к известным выводам о сущности мира, то этот вывод абсолютно достоверен. Таким образом в ионийской философии еще отсутствовало расчленение понятий бытия и мышления, а следовательно отсутствовало и деление философии на учение о бытии (онтологию) и учение об истине или познании (гносеологию). Только много позднее проблема познания встанет перед греческой мыслью.
Но в ионийской философии было еще одпо первичное единство: единство понятий бытия и становления. Этому единству суждено было распасться раньше других: тезис породил первую антитезу.
Приблизительно между 540 и 470 гг. в г. Эфесе в Малой Азии жил философ Гераклит. Этому философу его соотечественники дали прозвище «Темный», очевидно обозначая им трудность понимания его философии. Гераклит вышел из ионийской натурфилософской школы, и в его творчестве мы видим дальнейшее развитие заложенного в учении ионийских натурфилософов противоречия между бытием и становлением. Предпосылкой раскрытия этого противоречия явилось обострение социальной борьбы, характерной для VI в.
От Гераклита, как и от всех греческих философов ранней эпохи, до нас дошли только ничтожные отрывки; возможно, что и эти отрывки искажены в передаче греческих писателей, не всегда понимавших ярким, по вместе с тем чрезвычайно трудный язык Гераклита. Несмотря па это, можно смело утверждать, что Гераклит па заре истории классового общества с потрясающей силой, хотя и в наивной форме, сформулировал некоторые основные положения диалектики.
«Все течет,—говорил он.—В одну и ту же реку нельзя войти дважды». По словам Аристотеля, Гераклит учил, что «не только еи.<- i пенно повое солнце, но солнце постоянно, непрерывно оонивянеген».
Таким образом, по Гераклиту, в мире нет ничего неподвижного. Есть только становление. Эта всеобщая изменчивость и текучесть бытия порождают его противоречивость, ибо если все течет, если каждая вещь непрерывно изменяется, то он? в одно и то же время существует и не существует.
«В одни и те же воды,—говорил Гераклит,—мы погружаемся и ие погружаемся, мы существуем и не существуем... Бессмерт ные—смертны, смертные—бессмертны. Жизнь одних есть смерть других, и смерть одних есть жизнь других».
Отсюда вытекает относительность наших представлений о вещах, относительность нашего знания:
«Морская вода—чистейшая и грязнейшая: для рыб она питательна и спасительна, людям же негодна для питья и пагубна... Самая прекрасная обезьяня безобразна по сравнению с родом людей».
Чем же порождается процесс ночных изменений? Гераклит отвечает гениальной форм ул н ровной:
«Должно знпть, что борьба всеобща, что правда есть раздор и что псе иоаникаот через борьбу и по необходимости... Борьба есть отец всего, царь всего. Она сделала одних богами, других людьми, одних рвбами, других свободными».
Таким образом в основе всех вещей лежит борьба, раздор, борьба противоположных сил.
Мысль Гераклита на этом не останавливается, и он приходит к догадке о диалектическом законе единства противоположностей. Правда, эта мысль благодаря ее новизне и трудности наиболее тяжело дается Гераклиту.
«Расходящееся сходится, —говорит оп,—и из различных тонов образуется прекраснейшая гармония, и все возникает через борьбу... Неразрывные сочетания образуют целое и не целое, сходящееся и расходящееся, созвучие и разногласие; из всего одно и из одного все образуется... Они не понимают,, как расходящееся согласуется с собой: оно есть возвращающаяся к себе гармония, подобно тому как у лука и лиры».
В основе мира, по Гераклиту, лежит закон, разумное начало, логос. Однако втот универсальный разум понимается философом отнюдь не как божество. Мировой разум есть не что иное, как необходимость. «Все возникает через борьбу и по необходимости»,—говорит он. В другом отрывке Гераклит еще отчетли вее формулирует свою мысль: «Этот мировой порядок, который все заключает в себе, не создал никто пн из богов, ни из людей».
Философия Гераклита служит примером необычайной вы соты греческой мысли. Эта философия выросла в обстановке революции VI в. и отражала собой острую социальную борьбу и непрерывную текучесть всех форм политической жизни. Вне этой обстановки она не могла бы появиться.
Любопытно отметить, что Гераклит по своим политическим убеждениям был реакционером. Он принадлежал к »;|юсекой аристократии и невидимому пострадал за это во время ожесточенной классовой борьбы в Эфесе. Гераклит неоднократно выражал спои крайние антидемократические взгляды. «Повиновение поло одного,- -говорит он, -есть закон... Один для меня -• десять тысяч, если он наилучший». Массу, парод, он презирает: «Большинство людей но понимают того, что им встречается, да и по обучению не разумеют, по самим им кажется, будто они что-то знают».
Таким образом в Гераклите мы находим сочетание политической реакционности с революционным содержанием его философии.
Гераклит своей диалектикой разбил первичное единство, которое было в школе ионийских натурфилософов.
Эти последние, признавая изменчивость вещей, не ставили вопроса о том, как примирить изменчивость природы с неизменной субстанцией. Это первичное единство противоположностей Гераклит взорвал, выставив положение о том, что все течет, что нет ничего неизменного. Таким образом ионийскому тезису был противопоставлен первый антитезис. Но в это же самое время был создан и второй антитезис.
Почти одновременно с учением об изменчивости истерии было создано диаметрально противоположное учение о неизменности бытии. Около 51 5 г. и миленькой греческой колонии Элое в Южной Италии родился будущий философ Парменид. Он стал основателем элейской философской школы. Подобно тому как бурная жизнь ионийских городов с их ожесточенной классовой борьбой подсказала Гераклиту его главное положение «нее течет», так обстановка отсталой земледельческой Элеи привела Парменида к противоположному тезису: «Ничто не течет, ничто не изменяется, бытие неизменно».
Парменид построил свою философию на последовательном применении основного положения рационализма, гласящего, что бытие и мышление тождественны: все, что существует, может быть мыслимо, а все, что мыслится, тем самым уже существует. Для философского рационализма, в частности для греческого рационализма, тезис о тождестве бытия и мышления является краеугольным.
Парменид выводит свою систему из следующего тезиса: «Бытие есть, а небытия нет, и его ни помыслить, ни высказать нельзя».
На первый взгляд это кажется философским трюизмом: того, чего нет, конечно нет!
Но посмотрите, что выводит из этого положения рационалист Парменид. Во-первых, вселенная вечна, так как небытие
не существует и следовательно пе могло быть ни одного мгновения, когда бы бытие не существовало. По-вторых, материя сплошь наполняет всю вселенную, потому что если бы материя имела промежутки, то эти промежутки были бы пустотой, а так как пустота (т. е. небытие, по мнению Парменида) не существует, то не существует и промежутков между материей. В-третьих, вселенная неподвижна и неизменна, так как если нет промежутков между вещами, то не может быть и движения; движение возможно только там, где есть пустота, куда можно было бы двигаться. Значит, мир неизменен и неподвижен. Всякое видимое движение только кажущееся.
Ученики Парменида, Зенон из Элиды и Мелис из Самоса, развивали отдельные положения учителя. Особенно известен Зенон с его доказательствами невозможности движения.
Антитезис Парменида вырос на той же ионийской натурфилософии, что и антитезис Гераклита. Гераклит подчеркнул одну сторону—текучесть вещей, а Парменид другую—неизменность вещей.
Таким образом из первичного единства ионийской натурфилософии вышли две диаметрально противоположные школы— Гераклита и Парменида.
Идеология имеет некоторые собственные законы диалектического развития. Вот почему, когда из школы ионийских натурфилософов, из первичного философского тезиса, получились две антитезы, это было противоречием, которое философская мысль должна была разрешить.
Противоречие этих школ пытались разрешить два философа V в.—Эмпедокл и Анаксагор.
Эмпедокл был родом из Сицилии, жил приблизительно между 490 и 430 гг. Он дал следующее остроумное решение противоречия.
По мнению Эмпедокла, существует четыре первичных вещества, которые он называет «корнями всего»: воздух, вода, земля и огонь. Эмпедокл считал эти элементы неизменными и утверждал, что из сочетания их образуются все вещи.
Таким образом в понятии «корня» выступает неизменное бытие, в соединении этих корней—становление.
Затем Эмпедокл поставил вопрос о движепип элементов. Какая силв их соединяет и разделяет? В ответе на этот вопрос у Эмпедокла есть попытка впервые поставить вопрос о материи и духе.
Все предыдущие философы—и ионийцы, и Парменид, и Гераклит—были примитивными материалистами. Правда, у Гераклита есть понятие логоса, но этот разум, правящий миром, не имеет у него идеалистического характера, это—универсальный закон.
Материя существует в различных комбинациях, п различных сочетаниях. А что движет эту материю? На этот вопрос ответа дано пока пе было.
Эмпедокл объяснял движение материи действием любви и ненависти. Любовь и ненависть—две силы, движущие всем миром. Это—философский антропоморфизм, т. е. перенесение на природу чисто человеческих сил—эмоций.
Как же действуют любовь и ненависть? Ненависть разделяет элементы, любовь их соединяет. На этом основании Эмпедокл строит учение о мировых циклах.
Есть такой момент, когда в мире целиком господствует любовь. Тогда псе элементы слиты теснейшим образом друг с другом, отдельных вещей не существует. Затем начинает усиливаться ненависть, разделяющая элементы. Путем разделения соединенных элементов образуются вещи.
Наконец в процессе развития мир доходит до точки высшего господства ненависти. Тогда все четыре элемента абсолютно разделены, вещей снова нет.
Затем опять начинает усиливаться любовь, элементы опять начинают соединяться, опять создается вселенная из вещей и т. д.
Такова своеобразная циклическая теория Эмпедокла. В ней же имеется попытка раадолонип духа и материи.
Правда, эта попытка еще очень наивна, так как дух выступает в грубо антропоморфной форме любив и пепнвпсти. Но первый шаг был сделан.
Эмпедокл кроме того развил мысль Анаксимандра и приспособлении к среде как о факторе развития животных и растительных видов. Конечно и это было сделано в очень наивной форме.
Эмпедокл учил, что в периоды соединения и разделения элементов получаются самые случайные комбинации, так например появляются туловища с несколькими руками, головы с несколькими глазами и т. п. Все такие существа погибают, так как они пе приспособлены к жизни. Выживают лишь те, у которых органы соединены наиболее целесообразно.
Дальнейшее развитие проблемы бытия и становления, духа и материи, мы находим у современника Эмпедокла, Анаксагора. Об Анаксагоре мы уже упоминали, как о близком друге Перикла.
Он происходил из малоазиатского города Клазомен и жил между 500 и 428 гг. В его учении мы находим все основные моменты философии Эмпедокла, по в развитой и утонченной форме. Эмпедокл насчитывал только четыре «корня», и у него это были весьма сложные вещества. Анаксагор сделал большой шаг вперед в сторону учения о химических элементах. Мель-
чайтие частицы однородных, по его мнению, тел— золота, крови, воды и т. п.—он называет «семенами». Они неизменны, и все вещи образуются их соединением и разделением.
С другой стороны, уточняется понятие движущего начала, выступающего у Эмпедокла в наивной форме любви и ненависти.
Анаксагор вводит понятие разума (по-гречески «нус»). По его мнению, мировой разум представляет силу, управляющую движением элементов. Первоначально все элементы составляли одну слитную массу. Разум дал ей в одном месте толчок, благодаря чему возникло впкреобразное движение, разделившее элементы и создавшее таким путем вселенную.
В философии Анаксагора мы видим первую дуалистическую систему, где оба понятии—дух и материя—достигли уже большого развития, но между ними еще сохраняется известное равновесие, прайда, с уклоном в сторону духовного начала. Как всякий дуализм, философия Анаксагора была переходной, подготоилякмцей более высокую ступень философского синтеза.
Анаксагор был перодоиым для своей ппохи астрономом; он высказал мысль о том, что солнце и планеты—раскаленные тела.
Только в лице Демокрита мы встречаем подлинный синтез учения Парменида и Гераклита, который дается при полном и отчетливом сознании противоположности между духом и материей.
Синтез, данный Демокритом, есть синтез материалистический, и Демокрита мы считаем первым представителем философского материализма.
В философии Демокрита отразилось мировоззрение наиболее прогрессивных торгово-промышленных кругов рабовладельческого общества эпохи его расцвета.
Демокрит жил приблизительно между 460 и 370 гг. Он происходил на г. Абдеры во Фракии. Подробности его жизни малоизвестны. Мы знаем только, что он много путешествовал. Произведения Демокрита до нас не дошли. Это тем более удивительно, что сочинения идеалиста Платона, который был немного моложе Демокрита, сохранились полностью. Объяснение этого факта надо искать в том, что после Демокрита преобладающее значение получило идеалистическое течение, представители которого глубоко ненавидели Демокрита. Особенно усилилась эта ненависть с появлением христианства, поэтому произведения Демокрита не только не переписывались, но невидимому прямо уничтожались. Мы знаем его учение только по изложениям и цитатам других античных писателей. Но и эти незначительные отрывки дают нам возможность составить более или менее полное представление о мировоззрении Демокрита.
Основное положение Демокрита сводится к тому, что нет ничего кроме атомов и пустоты.
В учении об атоме у Демокрита содержится окончательное философское уточнение того понятия материи, которое встречается у Эмпедокла и Анаксагора. Демокрит создал вполне четкое понятие бескачественной материи: атомы—частицы материи, не имеющие конкретных качеств. Все атомы однородны по своему строению. Вместе с тем атомы неделимы. Самое слово «атом» происходит от греческого слова «атомос», что значит— неделимый. Атомы абсолютно твердые частицы качествепно однородной или, точное говори, бескпчпстшмпюй материи. Но атомы имеют различную форму и величину. Они движутся в пустоте (признание реальности пустоты составляет одно из важнейших положений Демокрита). При движении атомы сталкиваются и отталкиваются, вступают друг с другом в соединение, и эти комбинации атомов дают вещи. Движение атомов происходит в силу законов необходимости: никакой разум, никакой дух, никакое божество не руководят им. Движение атомов есть закон механической необходимости.
Но каким образом эти бескачественные, не имеющие ни цвета, ни вкуса, ни запаха, а только занимающие определенное пространство абсолютно твердые частицы могут порождать звук, цвет, запах и другие качества?
Для объяснения этого явлен пн Демокрит выдвигает свое учение о восприятии. Оно в пи а читал ни ой мерс приближается к современным физиологическим представлениям о воздействии внешнего мира на органы чувств.
По Демокриту, от предметов отделяются мельчайшие частицы (материальные «образы»—«эйдолн»), которые попадают в органы чувств человека, производят там соответствующее раздражение, и в результате этого раздражения в душе человека возникают образы внешних предметов.
Значит Демокрит допускал существование души, отличной от материи? Нет, Демокрит был последователен до конца: никакой душевной жизни нет, душа так же материальна, как тело; вен разница между душой и телом состоит только в том, что атомы души болоо тонкие, болео подвижные, более легкие, чем атомы тела. Демокрит сравнивал их с атомами огня.
Поражает прямолинейность и выдержанность мировоззрения, последовательно отрицающего всякий элемент духовности, сводящего все в миро только к дни нению материальных атомов.
Как ни ничтожны дошедшие до нас свидетельства о Демокрите, но мы знаем, что он был и величайшим ученым своей Пиехи. Он занимался зоологией, ботаникой и математикой. II нн>й последней области он, насколько можно предполагать, сделал рлд чрезвычайно важных открытий. Весьма возможно,
что он первый высказал основные идеи диференциального исчисления. Из его школы вышло также понятие иррационального числа.
Демокрит жил в период высшего расцвета греческого общества и синтезировал все предшествующее развитие философии. Первичное, еще неразличимое единство всех элементов бытия и мышления, которое заключалось в философии ионийцев, путем развития противоречий нашло в Демокрите синтез. 'Синтез его был материалистическим синтезом, в соответствии с тем, что Демокрит отражал взгляды наиболее передового в ту эпоху и прогрессивного класса рабовладельцев.
По точка высшего расцвета была и началом упадка греческого общества. Во время жизни Демокрита начинался уже общий кризис рабовладельческого общества.
В обстановке надвигающегос.п кризиса создается ряд новых философских систем, которые также ставили еще нерешенные проблемы и решали но-нопому старые.
Какая же проблема оставались нерешенной? Не была еще penieiia проблема гносеологическая, т. е. проблема познания. Дажо Демокрит эту проблему по-настоящему пе ставил. Правда, он объяснил, каким образом происходит восприятие внешних предметов. Он учил о раздражении органов чувств. Он дал описание того, как, по его мнению, немой мир атомов трансформируется в человеческом сознании в живую, полную красок, звуков и движений картину мира. Демокрит дал гениальное для своей эпохи истолкование, но в основном он стоял еще на позиции рационализма, которая не была критически проработана с точки зрения теории познания.
Проблему истины впервые поставила школа софистов. Софистическая школа представляет несомненно одну из самых трудных проблем в истории философии. Трудность состоит главным образом в установлении социально-политических корней этого течения, чрезвычайно пестрого и разнородного.
Самое слово «софист» имеет длинную историю. Первоначально им обозначали мудреца. Всякий ученый, философ, изобретатель был софистом (по-гречески слово «софос» значит мудрый).
Но свое специфическое значение слово «софист» получило во второй половине V в. В связи с расширением политической жизни все сильнее ощущалась потребность в общеполитическом образовании. Нужно было уметь выступить в собрании, защитить известные положения или опровергнуть противника. Нужно было иметь некоторый запас юридических знаний. Целый комплекс проблем, связанных с социально-политической жизнью, естественно, должен был встать перед всяким греком, который хогел играть политическую роль.
Этим потребностям удовлетворяли особые учителя мудрости—софисты, которые читали лекции, вели платное обученно. Чтение лекций было новостью по сравнению с предшествующим периодом развития философии. Софисты знакомят своих учеников с кругом некоторых теоретических проблем, а также обучают их практическим приемам ведения споров и доказательств. Вот какой новый оттенок приобретает слово «софист»: ••то—платный учитель, профессор, читающий лекции для слушателей и преимущественно занимающийся кругом социально-политических вопросов.
Наконец третье значение слово «софист» получило из той критики, которой подверглось софистическое учение со «тороны Сократа, Платона и Аристотеля. Сократовская школа, боровшаяся с софистами, стала употреблять это слово в смысле обозначения человека, посредством всяких умственных, логических фокусов доказывающего любое положение, если только ому за ото платят деньги.
Это обвинение пе было лишено оснований, потому что младшее поколение софистов, действовавшее в конце V и начале IV и., действительно давило повод для обвинения их в словесном шарл ага истин и продажности. Вырождение греческой демократии принодпло к вырождению политического красноречия. Мы помним, ни что прекратилось афинское народное собрание и IV и. В .iro(| гриди политической демагогии, подкупа, коррупции, uorirH'iiiiK и глоиесныа фокусон софисты стили играть доминируминую ро.п.. По но отношению к старшим софистам oiiiiHiii'HHii < .пирата и Платона были клепетпическимн.
<ин|щггы ато целил фплпгофгкан школа, которая впервые и истории философии поста пила гносеологическую проблему, Понятно, почему именно софисты се поставили. Они начали -iiiiiiiMari.i-H со milt л ано- политическим и проблемами с определенной целью научит!, человека при помощи доказательств и рассуждений опропергнуть своего политического противника. Со-liepilieillin ОЧГПНДНО, что в связи с этим они должны были за-iioTi.cii общими вопросами о том, что такое истинное и ложное, откуда получает человек спои знания и т. п.
Софисты и истории философии обычно делятся на старших и младших. Старшие софисты действовали во второй половине V в. Деятельность младших софистов падает на конец V и начало IV в. Ио аги грань довольно условна.
Из старших софистов нужно отметить Протагора и Гор-I пи
Протагор из Абдеры жил между 480 и 411 гг. Он был очень  и hi v .и ирным «учителем мудрости» и собирал большое количество елунни-елей. В основе его учения лежал тезис, высказанный нм и 1ИКОЙ формулировке:
«Человек есть мера всех вещей, существующих, как они существуют, и не существующих, как они не существуют».
В этом положении Протагор выдвинул гносеологическую проблему, не игравшую ранее самодовлеющей роли. Он решил эту проблему в духе релятивистического субъективизма: человек есть мера всех вещей.
Это значит, что истина такова, какой она в каждый данный момент кажется человеку. Это—учение об относительности истины, учение о том, что каждый индивидуальный человек есть мера истины. Правда, философы много спорят о том, как Протагор понимал здесь человека: понимал ли он его как индивидуум, т. е. нужно ли решать вопрос так, что сколько людей, столько и истин, или же, как пытаются доказать некоторые ученые, Протагор является в некотором смысле предшественником Канта, утверждая, что мерой пещей является не индивидуальный человек, а человеческое сознание как родовое.
Нам кажется, что релятивизм Протагора нужно понимать как индивиду влигтическпй релятивизм: каждый индивидуальный человек ость критерий истины.
Релятивизм Протагора неизбежно должен был привести к скептицизму, к сознанию невозможности познать истину, ибо если истин столько же, сколько людей, то значит истина относительна, объективной истины не существует.
Развивая эту мысль дальше, современник Протагора Горгий (родился в Сицилии около 490 г.) дошел в теории познания до полного нигилизма: не только до отрицания объективной истины, но до отрицания возможности познания и даже самого бытия. Горгий написал сочинение под очень характерным заглавпем: «О природе, или о несуществующем». Сочинение это до пас не дошло, но нам известны его основные положения: 1) ничего нет; 2) если бы что и существовало, то было бы непознаваемо; 3; если бы какое-нибудь знание и существовало, то его нельзя было бы сообщить другим.
Если старшее поколение софистов еще занималось теоретико-познавательными проблемами, то деятельность младших софистов приобретает все более практический характер, и их интересы склоняются к проблемам социально-политическим по преимуществу. Выше указывалось, что софистика появилась в результате постановки выдвинутых эпохой социально-политических проблем. Сами теоретико-познавательные проблемы явились в результате практической потребности, стоявшей перед софистами,—потребности обучить других приемам спора, доказательства и т. д.
И вот младшие софисты переносят теоретические выводы Протагора и Горгия в политическую практику и выдвигают ряд
интересных и новых как для практики, так и для теории положении.
Из младших софистов наиболее известны Лнтифопт, Алки-памапт и Критий, глава 30 тиранов. У младших софистов мы встречаем идею естественного права. В эпоху буржуазных революций XVII—XV11J вв. идея естественного права противопоставила писаное право, право, созданное человеком, обществом, государством, естественному праву, присущему людям по их природе. Противопоставление естественного и искусственного права, противопоставление «природы» и «закона», сыграло большую роль в буржуазных революциях, так как оно давало в руки революционной буржуазии мощное орудие для борьбы с феодальным правом и с феодальными институтами. Это противопоставление впервые было формулировано младшими софистами.
Какие же выводы делали софисты из теории естественного нрава? Одни из них учили о равенстве всех людей—и эллинов и варваров. Так, Антифонт в своем трактате «О справедливости» писал: «Веления законов надуманы, тогда как велениям природы присуща внутренняя необходимость... Веления законов ле есть нечто прирожденное, по результат соглашения, тогда как полонил природы есть прирожденное, а не результат соглашения... Большин часть того, что справедливо с точки зрении иакоиа, прашдобно чглшм'ч оспой природе... От природы мы нсо и по псом устроены одноакопо' п ппрпары и аллилы. Стоит только обратить пипмпнио на то, чтб от природы шшэ-бкасно при< у|цо псом людим... 11и один парнар, ни один эллип от пне ничем ни отл11'|П1Лт,н: псп мы дышим воздухом через рот И 11111'4,
Другие дошли даже до отрицании рабства. Софист Алкида-мант, ученик Горгии, говорил: «Боги всех нас создали свободными; природа никого не сделала рабом». Логически это было совершенно правильно. Поскольку все люди равны «по природе», рабство есть нечто искусственное, надуманное. Но классовые интересы имеют свою логику. В условиях рабовладельческого общества конца V и начала IV в. мысль о том, что рабы и свободные «по природе» равны, звучит очень одиноко. Классовая -югика пе всегда совпадает с формальной. Что было логически правильным в теоретических построениях, па практике далеко нс всегда могло находить место в обстановке греческой жизни V—IV вв. Рабство тогда еще не изжило себя. Вот почему и голоса, отрицающие рабство, не находят отклика. Но самое зарождение таких мыслей характерно. Оно свидетельствует о ||»'|цине в самом фундаменте рабовладельческого общества.
Г.’ теории естественного права тесно примыкает учение об ||||Щ|<с |'поииом договоре, что видно из вышеприведепного отрывка
Антифонта. По этому учению человеческое общество и государство возникают в результате договора, заключенного людьми друг с другом. Учение о договорном происхождении государства—чисто рационалистического характера, так как оно не считается с историей возникновения общества. Высказанное впервые младшими софистами, это учение в XVII—XV11I вв. было развито идеологами буржуазии (Гоббс, Руссо).
Для младшего поколения софистов типичен их атеизм. Уже Протагор был атеистом. Правда, его атеистические высказывания очень осторожны. «Относительно богов,—говорил он — я не знаю, существуют они или нет, потому что есть много вещей, препятствующих познанию этого: и неясность предмета и краткость человеческой жизни». Но исходя из скептических предпосылок его философии, можно было дойти до полного отрицании богов, что и сделали младшие софисты.
Один па наиболее ярких безбожников этой эпохи, Критий, даже написал антирелигиозную трагедию «Сизиф». Отрывки ее до пас дошли. В этой трагедии Критий даст очень любопытное объяснение ироне хождения религии. Оно очепь похоже на выскааынанпн па эту же тему материалистов-просветителей XVIII н. По миопию К’ритин, богов выдумал мудрый законодатель, чтобы удержать людей от дурных поступков. Законодателю надо было дать кнут людям, и этим кнутом была религия. Объяснение происхождения религии, как результата сознательной выдумки,—наивно-рационалистично, так как оно не учитывает всей сложности такого явления, как религия. Ни интересно, что и здесь софистами была брошена мысль, которая впоследствии будет высказана мыслителями революционной буржуазии и притом в такой же наивно-рационалистической форме (Вольтер).
Из своего теоретико-познавательного скептицизма софисты делали крайне индивидуалистические выводы в области морали.
Если пет объективной истины, то нет и объективной морали: каждый человек волен поступать так, как он хочет.
Поэтому раз человек чувствует себя достаточно сильным, то он в праве делать все, что ему угодно. В диалоге Платона «Горгий» софист Калликл говорит: «По природе прекрасно и справедливо то... чтобы человек, намеревающийся вести правильную жизнь, допускал развитие своих страстей до высших пределов, не ставил им преград... и исполнял все то, к чему его влечет страсть... Я думаю, сама природа указывает, как па нечто справедливое, на то, чтобы лучший имел больше худшего и более сильный—больше слабого».
Идея о праве сильного человека преступать через обычные нормы морали служила теоретическим оправданием для той группы софистов, к которой принадлежали Критий и Антифонт.
Политическая роль Крития нам достаточно известна, а Лптп-фонт принимал большое участие в олигархическом перевороте 'ill г. и был за это казнен.
Учение о «праве сильного» и Антифоптом и Критием было использовано для оправдания олигархии, для теоретического обоснования господства маленькой кучки «сильных людей». С точки зрения такой философии для «сильных» писаный закон не имеет никакого значения. Выше пего стоит естественный вакоп. Если же личность чувствует себя сильной, то ее естественное право—попирать писаный закон.
Более двух тысяч лет спусти после младших софистов их ’сория насилия в совершенно других условиях была использована философом империализма Ф. Ппцшо для его учения сверхчеловеке, сверхчеловеческой гениальной личности, на-.только сильной, что она имеет право преступить все нормы •; .законы.
Теория и практика младших софистов отразила значительные общественные сдвиги. Эти сдвиги были показателями глубочайшего разложения античного общества, крушения старого полиса, старой коллективной морали и одновременно с этим развития крайнего индивидуализма как продукта разложения нгтичпой общи ни*»-го<:уд:чи'|||<‘И11<>й собственности.
Вот почему софистику могли uciiimii.iiobiiti. самые различные рунпы греческого общества. Ее могли И1'пол1.иовпт|> наиболее прогрессивные ;>лемеиг|.| дли отрицании рабства и признании равештна всех людей. ‘Гании а.'В'м<чг|'ы впрочем и ату эпоху были еще очеш. немногочислен и Ы.
С другой стороны, софистическую философию можно было сделать орудием самого крайнего угнетения широких масс. Опа была чрезвычайно сложным продуктом распада античного общества и в ней отражались самые противоположные тенденции.
Именно в эпоху младших софистов слово «софист» приобретает бранный характер. Оно стало одиозным благодаря представителям идеалистической школы—Сократу, Платону и Аристотелю. Это они начали употреблять слово «софист» в значении «фокусник слова», с такой репутацией оно дошло и до нас. Теперь же приходится доказывать, что не только к словесному Фокусничеству сводилась философия софистов.
Однако сами софисты дали основание для таких обвинений. Не надо забывать, что в том пестром клубке взглядов, который мы называем софистикой, были самые различные течения, л часто мы наблюдаем вырождение софистики, превращение ее п словесное шарлатанство. Нельзя забывать, что античная демократия разлагалась и что народное собрание Афин IV в. превратилось в своеобразное орудие вымогательства. Оно пополнялось люмпеппролетариями, не имеющими никаких устой-
46 Дреишш Греция, я. П.
225
чивых политических взглядов, и поэтому в народном собрании широко расцвела демагогия всякого рода, так как только демагогическими приемами политические дельцы могли привлечь на свою сторону неустойчивые люмпенпролетарские массы-Политическая же демагогия нуждалась не только в соответствующем идеологическом обосновании, но и в уменье убеждать, доказывать, причем было совершенно неважно, что доказывать: сегодня можно было доказывать одно, завтра другое.
Вот почему ряд младших софистов начинает действительно заниматься словесным фокусничеством. Они учат своих слушателей уменью доказать что угодно при помощи всякого рода логических натяжек или ловко скрытых логических ошибок.
Платин п одном из своих диалогов дает нам образчик софистической беседы:
«Ты говоришь,—спрашивает Эвтмдем у Ктссиппа,—что у тебя есть собака?
— Да, и иритом гадкап.
— Ну >нч) есть щенки?
— Да, очень похожие па нее.
— И собака их мать?
— Да, конечно.
— Л опа твоя?
— Да, моя.
— Итак, опа мать и она твоя; значит, она твоя мать и щенки—твои братья».
Против софистики, против учения об относительности истины и всех выводов из этого учения, выступило идеалистическое течение, связанное с именами Сократа и Платона.
Предпосылки идеалистической философии появились повидимому в VI в. в учении Пифагора и пифагорейцев. Пифагор родился около 580 г. Происходил он с острова Самоса, а потом поселился в Италии, где основал конспиративное религиозно-философское общество с резко выраженным аристократическим характером. Оно сыграло большую роль в городах Южной Италии (Кротон, Сибарис) и просуществовало до V в., когда было уничтожено демократией.
О Пифагоре мы почти ничего не знаем. Многое из того, что приписывается Пифагору, было открыто позднее, в обществе пифагорейцев, и потому очень трудно установить, что принадлежит Пифагору, а что его ученикам.
Среди пифагорейцев преобладал интерес к математическим проблемам, и ими был открыт ряд геометрических теорем. Одновременно с математикой пифагорейцы много занимались теорией музыки. Ими было найдено математическое соответствие менаду высотой музыкального тона и длиной струны.
Кроме того пифагорейцы интересовались астрономией, и в частности им принадлежит идея об огне, который находится и центре вселенной. Правда, этот огопь отличен от солнца, по зародыши гелиоцентрической системы в астрономии по всей вероятности принадлежат пифагорейцам.
Под влиянием своих математических занятий они пришли к выводу, что сущность миря может быть рассматриваема как число. Когда они наблюдали, что укорачивание струны вдвое дает ту же самую поту в более высокой октаве, или когда оказывалось, что площадь квадрата, построенная па гипотенузе, равна сумме площадей квадратен, построенных на катетах (так называемая пифагорова теорема), то эти наблюдения над возможностью числового выражения явлений должны были натолкнуть пифагорейцев на мысль о том, что число играет большую роль во вселенной. Сам Пифагор, невидимому, был одним из наивных материалистов. Считая, что все материальное определяется своей количественной стороной, он поэтому и рассматривал число как сущность мира. Но впоследствии отсюда развилась целая метафизика чисел.
Например число 5 стало обозначать брак, 8—дружбу, 9— справедливость, 10—гармонию и т. д. Такое учение о числах оказало сильное влияние па подлинного основателя философского идеализма—Платона.
Пифагорейцы учили, что каждая вещь и природе состоит из двух начал: ограниченного и неограниченного, или предела и беспредельного. Например куб ограничен определенным числом поверхностей. Эти поверхности и есть тот предел, который ограничивает беспредельную материю куба.
Материя сама по себе есть нечто хаотическое, беспредельное. Только число ограничивает беспредельную материю и дает ей определенный вид.
В этом учении мы видим в зародыше то, что потом у Платона и особенно у Аристотеля выступит как противопоставление материи форме: форма ограничивает материю, аморфную по своей природе, и вносит порядок в хаотический мир материи.
Непосредственным предтечей идеалистической школь} был Сократ. Мы уже говорили о том, что Сократ не был поклонником античной демократии. В «Воспоминаниях» Ксенофонта Сократ убеждает Хармида, боящегося выступить в народном собрании, что в этом нет ничего страшного. «Я и решился,—говорит он,— показать тебе, что ты, пе чувствуя застенчивости в обществе самых умных людей и робости перед самыми сильными, в то же время стыдишься говорить перед самыми глупыми и ничтожными людьми. Кого ты боишься? Уж не валяльщиков ли шерсти, st.in сапожников, или кузнецов, или крестьян, или коммерсантов, или тех, которые торгуют на базаре и думают только о том, 15»	227
чтобы дешевле купить и дороже продать? Л ведь в обшей сложности из этих-то людей и составляется народное собрание». Немудрено поэтому, что консервативный душок в философии Сократа привлекал к нему реакционную аристократическую молодежь типа Ксенофонта, Платона, Крития, Алкиви-
ада и др.
Совершенно неслучайно, когда в 400 г. была опять восстановлена в Афинах демократия, одним из первых был привлечен к суду Сократ как идейный вдохновитель реакции. Ведь все знали, что и Алкивиад и Критий были его учениками. Хотя обвинение, выдвинутое против Сократа, было формально вздорным, но по существу восстановленная демократия правильно увидела в Сократе своего врага.
Сократ как философ интересен постановкой проблемы теории познания; он решил ее иначе, чем софисты, которые ее решали в духе релятивизма. Сократ же утверждал, что объективная истина существует. По мнению Сократа, объективная истина прежде всего необхо-
Сократ	дима в области этики. Но
там объективная истина означает объективные нормы поведения. Всю свою жизнь Сократ
посвятил доказательству этого положения.
Сам Сократ ничего не написал. Он родился в 470 г. и был сыном мелкого афинского скульптора. Сначала он собирался посвятить себя этой же профессии, но затем увлекся философией, повидимому под влиянием софистов. Сократ бросил свою профессию и превратился в нищенствующего философа-бедпяка. Окруженный толпой своих учеников, он ходил по улицам Афин, присаживался па площадях, останавливался в портиках, вступал в разговоры со встречными и в живой беседе путем наводящих вопросов (особый «сократовский» метод) старался доказать правильность своих положений. Каждый человек, говорил Сократ, может иознать добро и истину, нужно только помочь ему это сделать. Сократ называл себя акушеркой, которая помогает человеку родить содержащуюся в нем истину.
Сократ учил о повиновении богам и об исполнении законов государства. Ученики Сократа развили в целую философскую систему его учение об объективности моральных норм. Понятно, что отсюда росла идеалистическая философия.
Наиболее выдающимся из учеников Сократа был Платон (427—347 гг.).
Платон по своему происхождению принадлежал к высшей афинской аристократии. Он готовил себя к поэтической деятельности, в молодости написал насколько произведений, но затем увлекся модной в ту пору философией, стал учеником Сократа и создал философскую школу, которая называлась академической (по имени сада в Афинах, посвященного герою Академу).
Философию Платона мы знаем очень хорошо, так как до нас дошли все его произведения.
Платой исходит из сократовских положений о существовании объективной ikthiim п объективного добра. I >аконо же их содержанта’
В философии Платона надо различать дно стороны: 1) его метафизику, учение о бытии и 2) его социально-политические взгляды.
Мировоззрение Платона называется объективным идеализмом. Это слово происходит от введенного Платоном философского понятия идеи. По Платону, сущностью мира являются идеи.
Что такое идея? Это есть не что иное, как объективно существующее общее понятие. Возьмем например общее понятие «человек». Это есть совокупность определенных основных признаков, существующих в тех или других конкретных людях. Платон отрывает эти признаки от их конкретных носителей и наделяет их реальным существованием в качестве идеи человека. Идей столько же, сколько общих понятий. Платон помещает их в особом «умопостигаемом» мире, который познается только интуицией, созерцанием.
Этот мир находится где-то за гранью неподвижных звезд. 'Гам обитают идеи—вечные, прекрасные, нематериальные прототипы всех вещей.
Они находятся в известном соподчинении по отношению друг к другу» стоят на ступенях иерархической лестницы таким
образом, что идеи более простые, идеи более грубых вещей подчинены идеям более высоким. Над всеми идеями господствует верховная идея—идея «истины, добра и красоты».
Какое отношение имеет земной, материальный мир к миру идей?
Платон глубоко презирал материю. Он называл материю «несуществующей». Это было развитием пифагорейских взглядов: материя есть нечто косное, грубое, аморфное, нечто, не имеющее определенного образа. Только идеи могут формировать материю. Поэтому если реальный мир вещей существует, то только потому, что в нем отражены идеи. Необходимо подчеркнуть, что Платой учил об отдельном, абсолютно обособленном существовании идей: идеи живут не в пещах, но отдельно от них, в сверхчувственном, попрострпистпонпом мире. В вещах находятся только слабые отпечатки, несовершенные отблески идей. Мирошшарение Платона проникнуто глубоким презрением к материал иному миру.
По каким образом люди, :>ти несовершенные существа, приходит к знанию идей, как вообще происходит человеческое познание? Длн ответа на этот вопрос Платон строит свою теорию знания как воспоминания.
Душа человека одной своей частью (разумом) подобна идеям. Поэтому до своего вселения в тело она находится на грани между миром чувственным и умопостигаемым. Души живут на звездах, и оттуда они созерцают идеи. Это созерцание наполняет их восторгом и блаженством, потому что мир, который они созерцают,—мир прекрасный.
Затем наступает для каждой души час вселения в тело. Душа вселяется в темницу. Платон понимал тело как темницу ду�